Египетская мифология
Любой народ, любая эпоха по-своему пытаются объяснить окружающий мир, смысл жизни, выработать некую иерархию ценностей, - и создают свою мифологию. В египетской мифологии поэтичность доминирует над реальностью. Системный свод древнеегипетских мифов и легенд в литературно-художественном пересказе И. В. Рака продолжает традицию отечественных популярных изданий, посвященных наиболее значительным мифологиям Древнего мира, - Двуречья, Греции и Рима, Китая, Индии, Ирана.
Издание второе, переработанное и дополненное
СПб.: «Журнал “Нева”», «Летний сад», 2000.
Тираж 3000 экз.
[8] — начало страницы.
Сквозная нумерация сносок заменена поглавной.
Список египетских номов
Верхнеегипетские номы
22. Афродитопольский
21. Карт-пехтет
20. Иераконпольский Великий
19. Оксиринхский
18. Анкиронпольский
17. Кинопольский
16. Белой Антилопы
15. Гермопольский (Заячий)
14. Кусайский
13. Ликопольский
12. Иераконпольский
11. Ипселеский
10. Антаеопольский
9. Панопольский
8. Тисский
7. Диоспольский Малый
6. Тентирский
5. Коптосский
4. Фиванский
3. Иераконпольский
2. Аполлинопольский Великий
1. Элефантинский
{В книге список дан в прямом порядке; в электронной версии, для соответствия с картой, в обратном.}
Нижнеегипетские номы
1. Мемфисский
2. Летопольский
3. Ливийский
4. Саисский Верхний
5. Саисский Нижний
6. Ксоисский
7. Метелисский
8. Ироонпольский
9. Бусирский
10. Атрибский
11. Леонтопольский
12. Себенитский
13. Гелиопольский
14. Танисский
15. Гермопольский Малый
16. Мендесский
17. Бехдетский
18. Бубастидский
19. Царского сына
20. Собда
Предисловие
Древнеегипетская мифология не пользуется такой широкой популярностью, как мифология Древней Греции, в первую очередь потому, что миросозерцание античных греков нам несравненно ближе. Эллинские представления о красоте, справедливости, идеальном государственном укладе, иерархия нравственно-этических ценностей и, главное, художественное осмысление и выражение всех этих категорий во многом совпадают с теми либо иными аналогами из нашей современности или из относительно близких нам во времени эпох. Поэтому идейно-смысловой подтекст греческого мифа легко понимает (в первом приближении) и неподготовленный читатель. Поэтика же древнеегипетской мифологии чужда миросозерцанию человека, воспитанного на европейской культуре. Это очень затрудняет восприятие мифов, а следовательно, и их популяризацию. В египетском мифе события могут показаться не имеющими причинно-следственной связи, поступки богов — психологически никак не мотивированными или вопиюще непоследовательными, зачастую бывает непонятен сам сюжет. Но даже в том случае, когда читатель оказывается способным не только воспринять текст, но и увидеть все его ассоциативные связи и смысловые параллели, понимание всё равно будет лишь рассудочным, безэмоциональным, ибо чуждая система образов не может вызвать адекватной чувственной реакции.
Труднее всего усваивать древнеегипетскую мифологию из-за ее алогичности. [8]
Бог Нехебкау[1] бессменно сторожит вход в потусторонний мир, но одновременно с этим он ещё присутствует на Загробном Суде и сопровождает бога Солнца в ночном плавании с запада на восток. Согласно одному из вариантов космогонической легенды города Гермополя (которая, в свою очередь, существовала наряду с другими легендами о сотворении мира), солнечное божество рождается из лотоса, и лотос становится «Оком» бога; однако бог ночует в этом цветке, а днём покидает его и облетает землю. Воплощением мирового зла — «небытия и мрака» — традиционно считаются крокодилы, змеи и гиппопотамы: злые силы изображаются в виде этих животных, — но в виде бегемота изображается и добрая богиня Таурт, в виде змеи — богиня-покровительница Нижнего (северного) Египта, в виде крокодила или человека с головой крокодила — Себек, владыка наводнений, бог, от которого зависит урожай, покровитель охотников и рыболовов. В другом сказании о том же Себеке говорится как о враге Солнца. Богиня Серкет в разных вариантах одного и того же мифа фигурирует то как доброе, то как злое божество. Ещё показательней в этом отношении трансформации Сета: бог засух и пустыни, убийца наиболее любимого и чтимого египтянами Осириса; бог, день рождения которого считался самым несчастливым днём в году, одновременно почитается как покровитель фараонов, в его честь воздвигают святилища и дают имена детям, — и эти две взаимоисключающие тенденции сосуществуют на протяжении веков. Для большинства богов нет строгих правил иконографии, предписывающих, как этих богов надлежит изображать: одного и того же бога изображали то в виде человека, то в виде животного, то в виде человека с головой животного. Наконец, некоторые боги не имеют [9] даже постоянных имён: они меняются в зависимости от времени суток, от действия, которое бог совершает в данный момент, и т. п. Человеку двадцатого столетия, привыкшему мыслить логично и системно, подобная противоречивость мешает именно систематизировать и логически осмысливать материал, — то есть уложить его в некую целостную картину, в пределах которой можно было бы выделить какие-то общие закономерности и с их помощью если не объяснить, то хотя бы классифицировать разрозненные факты.
Остаётся добавить, что древнеегипетские тексты большей частью дошли до нас во фрагментах; многие содержащиеся в них намёки и ссылки нам непонятны; наконец, часть мифов сохранилась лишь в пересказах античных авторов, давших свою интерпретацию и, следовательно, исказивших первоначальный смысл.
Алогичность древнеегипетской мифологии является закономерным следствием того, что в политеистической религии Египта на протяжении очень долгого времени не существовало понятия «религиозное инакомыслие»: не было ни догматов, вера в которые предписывалась бы как обязательная, ни догматов, отрицавшихся богословами как «ересь». Фактически в каждом номе (административном округе) страны вырабатывались свои собственные версии одних и тех же сказаний и легенд, по-разному трактующие одни и те же религиозные постулаты и мифологические события. Несоответствие между вариантами сказаний усугублялось тем, что и сами сказания влияли друг на друга: происходило заимствование сюжетов и образов, различные концепции смешивались, разные представления синкретизировались и т. д.; в результате боги древнеегипетского пантеона на протяжении веков меняли иконографию, роли, отождествлялись между собой по тем или иным причинам — из-за сходства в облике, идентичности функций, созвучия имён; либо, наоборот, — образ какого-нибудь божества распадался на множество разновидностей (ипостасей). Всё это приводило к тому, что даже мифы, которые складывались и сосуществовали в пределах одного теологического центра и в один [10] историческии период, совершенно по-разному трактовали одни и те же положения.
Как с течением времени изменялись представления о божествах, лучше проследить на конкретном примере.
Верховного бога своего пантеона, бога Солнца Ра, египтяне изображали в виде человека с головой сокола, увенчанной золотым солнечным диском (илл. 1). Культ этого божества окончательно сложился в период правления фараонов IV—V династий,[2] за две тысячи лет до «века Перикла» в Древней Греции. Наряду с культом Ра существовал также культ богини Солнца Мафдет — самки гепарда. Но ещё раньше, в Додинастическую эпоху, жители нильского побережья чтили других солнечных богов — Хора и Вера. Хор — это сокол, с распростёртыми крыльями летящий сквозь мировое пространство; его глаза — Солнце и Луна; в зависимости от направления полёта божества меняются время суток и времена года. В отличие от Хора, Вер был не богом Солнца, а богом неба и света, — но поскольку и его, как Хора, изображали таким же солнечноглазым соколом, образы этих двух богов в мифологии часто сливались воедино. С ростом популярности Ра увеличивалась и его религиозная значимость. С V династии бог Солнца сделался верховным, первостепенным богом. Мыслить солнечный диск как всего-навсего глаз какого-то другого, более могущественного божества, стало уже нельзя. Образ Хора — в основном благодаря творчеству теологов — распался на несколько ипостасей: Хармахис (греч.; египетск. Хор-эм-ахт — «Хор на небосклоне»), Хорахти («Хор небосклонный») и некоторые другие. Однако первоначальный образ Хора-сокола по традиции все ещё продолжал существовать — так же, как всё ещё бытовал в народных представлениях образ Вера-сокола. Одна из ипостасей Хора постепенно отождествилась с Вером, в результате чего возникло новое божество — Харвер («Хор Великий»).
Примерно в это же время с Ра стал отождествляться древний солярный бог Хепри (илл. 2): отныне Хепри фигурирует как ипостась Ра — «молодой Ра», бог восходящего Солнца. С солнечным культом связывались теперь целых четыре бога: помимо Ра и Хепри, сюда также добавились две ипостаси Хора — Хорахти и Хармахис (ибо сами их имена подразумевают «обитателя небосклона», то есть Солнце). Поэтому Хармахис и Хорахти стали ипостасями Ра. Культ богини Мафдет был вытеснен на третьестепенный план, однако её образ, по-видимому, оказал влияние на иконографию солнечного бога: Ра стали иногда изображать в виде кота. Приведённое описание очень упрощено: в действительности ипостасей Хора (а также богов, исторический генезис или иконография которых восходят к представлениям о солнечном соколе) насчитывается больше 20-ти.
Самой частой причиной отождествления богов друг с другом было стремление провинциального жречества придать культу своего местного, локального божества больший «удельный вес», большую значимость в общегосударственной религии. Отождествляясь с каким-нибудь общеизвестным, почитаемым во всех номах Египта богом, провинциальный бог становился его ипостасью. Так, [12] Анджети, культовый центр которого находился в Бусирисе, где этого бога чтили как покровителя нома, был в определённый момент отождествлён с Осирисом, и образовалась ипостась Осирис-Анджети. В конце XI — начале XII династии, после выдвижения города Фив как новой столицы и, следовательно, ведущего религиозного центра государства, фиванский бог Амон должен был занять главное место в пантеоне. Однако в стране к этому времени слишком устоялось верховенство бога Солнца, культ его как главного бога имел слишком давнюю традицию и глубокие корни. Поэтому длительное время сосуществовали две тенденции, но потом произошло их слияние, в результате которого появился новый бог Амон-Ра; при этом и Ра, и Амон продолжали почитаться и как «самостоятельные» боги.
Примечательно, что переплетение культов двух богов далеко не всегда влекло за собой логичное, казалось бы, их отождествление. В период правления фараонов XI династии местный бог Фив Монту был чрезвычайно популярен, фигурировал в теологии даже как одна из ипостасей самого Ра и считался «душой» (египетск. Ба) солярного бога. Но с выдвижением фиванского Амона Монту не отождествился с ним, как следовало бы ожидать, а, несмотря на свою популярность, был вытеснен Амоном и оставался второстепенным, локальным божеством вплоть до нового расцвета своего культа (XVIII—XX династии).
В процессе изменения народных представлений о божествах важнейшую роль играли созвучия имён. Имени (и вообще любым произнесённым вслух или записанным на папирусе словам) египтяне придавали сакральное значение. В коллекции Эрмитажа есть статуэтка, изображающая (предположительно) фараона XII династии Сенусерта III, на которой выбито имя Рамсеса II (XIX династия). В правление Рамсеса II, обожествлённого при жизни, было узурпировано множество статуй, увековечивавших прежних владык. Внешнему сходству в таких случаях значения не придавали: всё определяло имя.
Не следует, однако, думать, будто религиозные концепции изменялись исключительно сознательной волей жрецов, якобы [13] представлявших собою касту идеологов, эксплуатирующих «неразвитое сознание народа». Процесс изменения мифолого-религиозных представлений в своей основе был объективным историческим процессом. В стране Нила, как нигде, культивировались «древность» и «обычай»; поэтому, если реформа какого-либо мировоззренческого аспекта насаждалась чересчур искусственно, она в большинстве случаев не удавалась. Что же касается «искусственного боготворчества» египетских жрецов, — подавляющее большинство богословских выкладок, несмотря на их умозрительность, зиждилось на вере в богов, а не на идеологической заинтересованности, предполагающей сознательный обман. Парадокса в этом нет — история знает множество аналогов. Отцы христианской церкви тоже умозрительно канонизировали евангельские тексты и устанавливали правила иконописи; и основатели целых религиозных течений (как, например, Лютер), и Августин — все они были людьми верующими, однако это не мешало им осмысливать и видоизменять религиозные постулаты.
Египтянам казалось совершенно естественным отождествлять богов — и не только богов, но даже и людей с богами. Мистерии (обрядовые театрализованные действа на мифологические сюжеты) воспринимались ими не как изображения мифологических событий, а как сами события, где «действующими лицами» являются сами боги. Когда бальзамировщик во время мумификации трупа надевал маску шакалоголового бога Анубиса (илл. 94 на с. 123 и илл. 201 на с. 301), он считался самим Анубисом до тех пор, покуда маска была на нём. Умерший египтянин становился богом Загробного Царства Осирисом, — к его имени автоматически добавлялось имя «Осирис». Во время похорон плакальщицы считались богинями Исидой и Нефтидой — сестрами Осириса, а сын покойного — сыном Осириса богом Хором. Существует миф, согласно которому Ра однажды был ужален ядовитой змеей и вылечился с помощью магических заклинаний. Поэтому, если кого-нибудь кусала змея, лекарь читал заклинания и тем самым отождествлял пострадавшего с богом Ра. Злой демон, по наущению которого действовала змея, имел дело уже не с [13] простым смертным, а с божеством, и как некогда исцелился сам верховный бог, так же должен был исцелиться пострадавший.
Если возникновение взаимоисключающих представлений об одном божестве и их синхронное существование в разных регионах исторически объясняется сравнительно легко, то гораздо сложней понять, как эти взаимоисключающие представления могли уживаться в сознании одного и того же человека. Иными словами: как древнему египтянину удавалось верить сразу в несколько отрицающих друг друга положений?
Что такое, например, Солнце? Это золотой телёнок. Его рождает по утрам, принимая облик коровы, богиня неба Нут. За день телёнок взрослеет, становится быком; бык этот — воплощение Ра. Вечером бык совокупляется с коровой Нут; после этого Нут проглатывает солнечного быка, а утром рождает опять. «Ра воскресает в своём сыне».
В то же время Солнце — это не телёнок, а золотой диск. Хепри в облике жука-скарабея катит его по небу до зенита и передаёт Ра. Бог Солнца перевозит диск в Ладье Вечности (дословно: «Ладья Миллионов Лет») на запад и там отдаёт его богу Атуму, который, в свою очередь, опускает диск за горизонт (илл. 3). Ночью Солнце по водам подземного Нила, протекающего через Загробное Царство, перевозят обратно на восток.
А что такое небо? Это и река, по которой плывёт Ладья Вечности, и крылья коршуна, и тело богини Нут (когда Нут мыслится [15] женщиной), и её живот (когда богиня принимает облик коровы (илл. 4)). Эти разноречивые мифологические образы возникли в разные периоды истории Древнего Египта, но в сознании египтян они потом сосуществовали все одновременно.
Чтобы понять это, надо прежде всего вспомнить, что миф и сказка — не одно и то же. Сказка — всегда заведомый вымысел, а миф — всегда правда. Миф представляет собой вполне определённую картину окружающего мира и определённую систему взглядов на жизнь. Любой народ, любая эпоха по-своему пытаются объяснить окружающий мир, смысл жизни, выработать некую иерархию ценностей, — и создают свою мифологию (хотя термин этот в данном случае, может быть, и не совсем удачен). Мифология же иногда бывает более рационалистична, иногда — менее, но во всех случаях она содержит помимо рационального также и поэтический элемент. В египетской же мифологии поэтичность доминирует. И вполне естественно, что в поэзии небо может быть одновременно и рекой, и крыльями птицы, и женщиной, и коровой. Это — символы, «поэтические определения» неба.
«Ни от одного египтянина не ждали, что он будет верить какому-то одному представлению о небе, поскольку все представления [16] принимались как правомерные одними и теми же теологами, — отмечает Р. Антес. — Более того, поскольку у египтян было столько же здравого смысла, сколько и у нас, мы можем с уверенностью сделать заключение, что никто, кроме, возможно, самых наивных, не воспринимал комбинированное изображение Небесной Коровы в буквальном смысле. Это заключение подтверждается тем фактом, что в тех же царских гробницах, построенных около 1300 г. до н. э., существуют (и) другие изображения неба. <...> Всякий, кто стал бы искать в этих изображениях передачу действительной формы неба, мог бы лишь совершенно запутаться. Следовательно, они должны были служить только символами неба. Разбираемая нами картина — художественное сочетание символов, каждый из которых отражает небо и небеса. <...> Нет сомнений, что в самом начале их истории, около 3000 г. до н. э., египтяне понимали, что идею неба нельзя постичь непосредственно разумом и чувственным опытом. Они сознательно пользовались символами для того, чтобы объяснить её в категориях, понятных людям их времени. Но поскольку никакой символ не может охватить всю суть того, что он выражает, увеличение числа символов скорее способствует лучшему пониманию, чем вводит в заблуждение».[3]
Эту мысль Р. Антеса очень хорошо поясняет И. М. Дьяконов на историческом аналоге, близком и понятном современному человеку: «Возьмём аналогию древнему мифотворческому семантическому ряду в виде классического примера поэтических метафор из литературы нового времени: у Пушкина "...пчела из кельи восковой / летит за данью полевой..." Раскрывая эти метафоры, мы можем выразиться так: пчела подобна монахине тем, что она живёт в тёмных и замкнутых восковых сотах улья, как монахиня в келье; пчела подобна сборщику налогов или дружиннику тем, что она собирает нектар — достояние цветов, как дружинник собирает дань с подданных царя или царицы". То обстоятельство, что монахиня нисколько не похожа на сборщика налогов, не обедняет своей противоречивостью образ пчелы, а обогащает его, делая его более разносторонним. Точно так [17] же небо — корова, небо — возлюбленная земли и небо — река не противоречат друг другу, а в плане мифологическом только обогащают осмысление образа неба. И делу, оказывается, не мешает даже то, что и Нут, и корова должны мыслиться вполне телесно и получать реальные жертвоприношения».[4] Можно добавить, что с точки зрения формальной логики нелогичны, к примеру, и некрасовские строки «Ты и убогая, / Ты и обильная, / Ты и могучая, / Ты и бессильная, / Матушка-Русь!», и державинское «Я царь — я раб — я червь — я Бог!», однако в обоих случаях мысль при помощи образных средств выражена не только не менее точно и ясно, чем она выразилась бы на языке логики и аргументированных доводов, но она, кроме того, получила эмоциональную окраску.
Ещё, наверное, наглядней сравнение древнеегипетского гимна Осирису:
с начальными строфами стихотворения Б. Л. Пастернака «Определение поэзии»:
Понять другую историческую эпоху, чужой образ мышления легче, если удаётся понять, какими чувствами были вызваны поступки людей той эпохи. Многие их поступки сейчас кажутся вопиюще нелепыми, — но аналоги таким поступкам почти всегда есть в нашем поведении — психологические аналоги: сравнивать нужно не внешние действия, а чувственные побуждения, которыми поступок вызван. В XVII веке в Испании сельчане всей деревней высекли плетьми колокол (плохо звонил); то же самое сделали в Угличе после гибели царевича Димитрия. Мы снисходительно усмехаемся над этим, объясняем это невежеством и наивностью, — однако сами, споткнувшись о корягу, с досады пинаем её ногой; бьем посуду во время семейных ссор; кропотливо мастерим что-нибудь, но никак не получается, терпения больше нет — и швыряем изделие об стену; и эти поступки, с точки зрения здравого смысла совершенно нелепые, всем кажутся естественными. Египтяне приносили пищу в гробницы — мы приносим на могилы цветы. Египтяне воспринимали мистерии не как изображения мифологических событий, а как сами события, происходящие в действительности, и, хоть зная наперёд «сценарий», тем не менее с волнением ждали, победит ли бог Солнца (фараон) своего врага — гигантского змея Апопа (раскрашенный канат из пальмового волокна), изрубит ли он его мечом, — но это просто «эффект присутствия» в искусстве: мы с неослабевающей эмоциональной отдачей по многу раз перечитываем любимый роман и волнуемся за героя, хоть и знаем фабулу; смотрим фильм, забывая, что, к примеру, Петра I играет актёр: для нас он — сам Пётр I, как для египтянина жрец в маске шакала становился на время погребальной мистерии самим богом Анубисом. Египтяне знали несколько взаимоисключающих сказаний о происхождении мира и верили одновременно во все; противоречия между сказаниями не заставляли их усомниться в том, что мир сотворили боги, — но ведь сейчас учёные тоже выдвигают множество взаимоисключающих гипотез о происхождении вселенной, и никто на этом основании не отрицает астрономию как науку. Произнесённым вслух словам мы, наверно, не придаём сакрального значения, но всё-таки слова значат для нас гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. В «Анне Карениной» есть эпизод, который как раз на этом построен. Сергей Иванович Кознышев влюблён в Вареньку и собирается сделать ей предложение во время прогулки в лес. Причём Варенька знает, что Сергей Иванович в неё влюблён; знают об этом и окружающие; и сам Сергей Иванович тоже знает, что Вареньке известно о его чувствах к ней. Но во время лесной прогулки Сергей Иванович так [19] и не набрался смелости для признания в любви — и никакой свадьбы не состоялось. Потому что не были вслух произнесены слова:
«Он повторял себе и слова, которыми он хотел выразить своё предложение; но вместо этих слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг спросил:
— Какая же разница между белым и берёзовым (грибом)?
Губы Вареньки дрожали от волнения, когда она ответила:
— В шляпке почти нет разницы, но в корне.
И как только эти слова были сказаны, и он и она поняли, что дело кончено, что то, что должно быть сказано, не будет сказано, и волнение их, дошедшее перед этим до высшей степени, стало утихать».
В мифологии Древнего Египта преобладает поэтичность, и вполне естественно, что в поэзии гораздо больше символики, чем в рациональной системе взглядов на жизнь. Поэтому египетские боги, в отличие от олимпийских, зачастую не имели строго определённых функций. Были Ра — бог Солнца, Хатхор — богиня любви и материнства, — аналоги таким божествам в эллинской мифологии есть; но наряду с этим в религии египтян существовало множество чистых абстракций, для греческой религии не характерных. Например: Ху, Сиа, Сехем и Хех — «воля», «разум», «энергия» и «вечность», боги — олицетворения сил, которые поддерживают в мире порядок и гармонию. Хор Хекенский — олицетворение одной из фаз суточного пути Солнца. Богиня Сохмет — воплощение сил, заключённых в Солнечном Оке. Были боги — воплощения созидательной воли других богов или боги — воплощения какого-либо закона.
По мнению автора, изображения «не абстрактных» богов — таких, например, как упомянутые Хатхор и Ра, — тоже воспринимались символично. Хоть египтяне, по крайней мере до XIV в. до н. э., не знали такой абстракции, как «дух», всё же, думается, в виде человека с головой сокола они бога Солнца только изображали, однако никто не воспринимал это изображение буквально, как, для сравнения, никто из нас не представляет себе Родину в виде женщины, и в то же время Родина, поднявшаяся на борьбу с оккупантами, изображалась на военных плакатах в виде женщины с текстом присяги в руке, памятники изображают её в виде женщины с мечом и т. п. Это предположение отчасти подтверждает Геродот: «Пишут же художники и высекают скульпторы изображения Пана (Паном Геродот называет египетского бога Банебджедета. —
О символичности древнеегипетской мифологии можно судить не только по религиозным текстам, — символики полны и настенные росписи, и рельефы, и рисунки в папирусах. В этом отношении канон египетского изобразительного искусства и его традиции существенно отличаются от таковых в искусстве Древней Греции.
На илл. 5 представлен фрагмент росписи греческой вазы. Восход Солнца. В колеснице, запряжённой четвёркой крылатых коней, Гелиос взмывает на небеса. Лучи его короны золотят океан, волны разбрызгивают искристую пену, и упоённые солнцем юноши резвятся, радуясь началу нового дня.[7] Всё изображено буквально: в точности так, как оно описывается в соответствующих сказаниях.
Совершенно иными категориями мыслит египетский художник. На иллюстрации к тексту папируса, принадлежавшего храмовой [21] певице (илл. 6), тоже запечатлена сцена восхода Солнца. Из-за склона горы появляется Ладья Вечности. Она плывёт по водам небесной реки, символическое изображение которой поддерживает рогами богиня Мехет Урт (ипостась Нут) в облике коровы. Богиня родила золотого телёнка — солнечный диск. Гора, из-за которой выплывает Ладья, окрашена в розовый цвет — это и цвет зари, и кровь Нут при родах, и цвет существующей в действительности горы Эль-Курна (арабск. «Рог»; название, очевидно, восходит к древнеегипетскому топониму, основанному на метафорическом сравнении горы с рогом Небесной Коровы[8]). Над Ладьёй парит новорожденное Солнце — бордовый стилизованный диск; его катит по небу жук-скарабей Хепри (самого Хепри нет, но он подразумевается). Внутри диска — голова овна: это, во-первых, один из обликов, в котором изображали Ра (Амона-Ра), а в данном случае, кроме того, стилизованное изображение овна как бы ассоциативно заключает в себе и образ золотого телёнка.
Навстречу восходящему светилу раскрыл лепестки лотос, и павиан издаёт ликующий крик, приветствуя новый день. Павиан в сочетании с лотосом символизирует растительный и животный мир. Сам же лотос, священное растение бога флоры Нефертума, олицетворяет красоту, рождение и воскресение после смерти. Павиан связывался с солнечным культом и культом бога мудрости Тота, — значит, в контексте рисунка он символизирует сразу двух богов, Тота и Ра, как бы их «слияние воедино». Это может быть, к примеру, аллегорией единства света, который Ра дарует земле, жизни (лотос) и мудрости существующего миропорядка. (Можно, конечно, интерпретировать этот символ и по-другому.) А что означает стоящая на носу Ладьи богиня мирового порядка Маат (с пером на голове)? Установленный богами закон: Солнце умирает вечером и неизменно воскресает утром? Правосудие? Справедливость, за соблюдением которой зорко следит Ра? Ассоциаций и толкований можно найти сколько угодно, и все они будут в той или иной степени правомерными.
И павиан, и лотос, и Ра, и Маат — все изображения, представленные на рисунке, по своим функциям напоминают иероглифы идеографической письменности: каждое изображение и само по себе что-то означает, а если объединять эти изображения друг с другом в разных комбинациях, то любое новое сочетание даст и новый смысл, новую аллегорию. Павиан и лотос — растительный и животный мир. Павиан и Маат — мудрость установленного богами закона. Лотос и Маат — его красота. Маат и Ра — справедливость бога-владыки. Лотос, павиан и Ра — жизнь, источником которой является солнечное тепло.[9] Если в сцену полёта Гелиоса добавить, например, ещё одного юношу или заменить юношей нереидами, на смысл рисунка в целом это никак не повлияет. Но если проделать то же самое с египетским рисунком — например, изобразить там стебель папируса, — сразу возникнут новые аллегории. Папирус — эмблема Нижнего Египта, лотос или водяная лилия — Верхнего, и вместе они будут символизировать объединение Двух Земель: вся страна приветствует воскресшего бога Ра. [23]
Отметим ещё раз, что в изобразительном искусстве Египта мифолого-религиозные представления часто отражаются не буквально, а условно-образно: изображение выступает не в качестве иллюстрации к конкретному эпизоду мифа или фрагменту текста, а как бы в роли метафоры. На илл. 214 (с. 311) изображены сцены Загробного Суда над умершим. Действие разворачивается во времени, этап за этапом. Первая сцена (слева) — шакалоголовый бог Анубис привёл покойного египтянина в Великий Чертог Двух Истин — зал, где вершится Суд. Следующая сцена: Анубис взвешивает сердце покойного на Весах Истины, которые изображены в виде богини мирового порядка и справедливости Маат (метафора!); на правой чаше Весов — перо богини, символическая «правда». Бог Тот (с головой ибиса) записывает результат взвешивания и приговор. Рядом с Весами застыла в нетерпеливом ожидании богиня-чудовище Амт (Аммат) — она ждёт оглашения приговора, и если он не будет оправдательным, Амт сожрёт сердце покойного. Но — умерший оправдан, и в сопровождении сокологолового бога Хора, сына Исиды и Осириса, он предстал перед ликом владыки мёртвых — самого Осириса. Позади Осириса — богини Исида и Нефтида, у изножия трона — сыновья Хора в цветке лотоса, слева наверху — крылатое Солнечное Око с пером Маат. О Солнечном Оке существует множество мифов, однако нет мифов, где оно выступало бы в облике крылатого существа, держащего в когтях перо. И хотя во всех подобных случаях иконография восходит к мифологическим представлениям, существовавшим на полтора тысячелетия раньше (в нашем случае это отголоски того же древнего образа сокола Хора и его правого Ока-Солнца), — но всё равно не будет ошибкою сказать, что традиционное представление уступило место символике, и перед нами зримая метафора: распростёртые крылья — аллегория защиты, перо — эмблема правосудия и справедливости... — Око солнечного бога парит над миром, защищает справедливость и миропорядок, зорко следит за их соблюдением.
«Египет» — слово грецизированное. Сами египтяне называли свою страну «Та-Кемет» — «Чёрная земля», то есть [24] плодородная, живая земля, — в противоположность «Красной земле», пустыне.
Древние египтяне селились на восточном берегу Нила; западный же берег был отдан «вечности» — потустороннему бытию: там строили пирамиды, мастабы и гробницы. Этот обычай тоже имел в основе символику: как Солнце рождается на восточном берегу небесной реки и умирает на западном, так и люди, «скот Ра», проводят свою земную жизнь на востоке, а после смерти переселяются на запад, в Поля Камыша — загробный «рай», место успокоения, блаженства и вечной жизни. Смерть для древнего египтянина была уходом в другой мир, где он продолжал жить точно так же, как на земле: есть, пить, обрабатывать поля, пасти стада и т. д. Потустороннее бытие представлялось во всём аналогичным земному, только оно было лучше, счастливее: умершие ни в чем не испытывали нужды и жили вечно.
Этой идеей «вечности» пронизано все изобразительное искусство Древнего Египта. Гражданская архитектура и скульптура до наших дней не сохранились: «временные» земные жилища строились из кирпича-сырца, а для построек, связанных с «вечной жизнью», использовался вечный, неподвластный времени материал — камень. Пирамиды тоже олицетворяют идею вечности: их незыблемые громады словно напоминают людям, что все перемены, происходящие вокруг, незначительны и мимолётны, а земная жизнь по сравнению с вечностью пирамид и скал длится всего одно мгновение. Греки называли пирамиды «первым чудом света» — и в данном случае «вечность» оправдалась: это единственное из «чудес света», сохранившееся до наших дней... Строгая симметричность и монументальность древнеегипетской скульптуры создаёт ощущение равновесия, покоя, устойчивости, символизирует вечность.
Так же «монументальна» и вся древнеегипетская мифология.
Олимпийские боги помогают Персею убить Горгону Медузу, Одиссею — благополучно преодолеть опасности путешествия, весь Олимп принимает живое участие в Троянской войне, — а боги страны Нила, в отличие от олимпийцев, гораздо меньше заняты какой бы то ни было деятельностью и почти никогда по собственной [25] воле не вмешиваются в людские распри. Чуть ли не подавляющее большинство богов даже не фигурирует в мифах в качестве «действующих лиц». Мы знаем, какова была иконография этих богов, нам известны тексты хвалебных гимнов, посвящённых им, до нас дошли их святилища, но не дошло легенд, в которых они выступали бы активными участниками событий.[10]
Сами по себе сюжеты египетских мифов, как правило, не насыщены увлекательными приключениями: в них преобладают философские рассуждения богов, величественные монологи. Главное содержание составляют не события, а философский подтекст, который за этими событиями стоит. Мифы, как стихотворения, символически, в образно-художественной форме передают представления египтян о законах природы, о красоте, о смысле жизни, о том, каким должен быть, по их понятиям, справедливый государственный уклад. Таким же содержанием наполнены и мифы Эллады, но в них оно передаётся иными способами. Полный острыми событиями эллинский миф воспевает возможности человека, его способность преобразовать своей деятельностью мир, улучшить его. Монументальный, статичный миф Древнего Египта зовёт человека слиться с природой, принять раз навсегда заведённый мудрый порядок, подчиниться ему и не пытаться что-либо изменить, ибо любые перемены будут только к худшему. Традиционная для всех популярных мифологических сводов систематизация материала в двух разделах — «рассказы о богах» и «рассказы о героях» — не подходит для этой книги: в древнеегипетской мифологии героев, совершающих подвиги, подобно Гераклу, нет ни среди людей, ни среди богов;[11] египетский миф не прославляет воинскую доблесть. Он славит творца, созидателя, хранителя и защитника стабильности в мире.
«Управление пусть даже не очень большой по площади, но зато вытянутой на тысячу километров страной потребовало создания всеобъемлющего бюрократического аппарата со строго иерархической структурой, начиная с [26] самых мелких начальников, мало чем отличавшихся от своих подчиненных, и кончая визирем, возглавлявшим государственную машину. <...> В условиях жёсткой чиновной иерархии складывается хорошо отработанная система социальных ролей, в рамках которой только добросовестная служба позволяет подняться на более высокую ступеньку, а занимаемая должность служит критерием оценки индивида. Это ни в коем случае не означает ненужности инициативы — для карьеры она была необходима, но лежала в строгих границах должностных обязанностей. <...> Обществу, организованному на этих принципах, герой просто опасен — любая его деятельность будет неизбежно направлена на разрушение достигнутого с таким трудом порядка и тем самым поведёт к расшатыванию основ всего мироздания. В результате героика полностью вытесняется из жизни Египта. <...> Увидеть ту же самую проблему в несколько ином аспекте позволяет один довольно своеобразный памятник. Иногда египтяне писали своим умершим родственникам письма с просьбами о помощи и заступничестве. И вот вдова Ирти жалуется своему мёртвому мужу на неких Бехезти и Ананхи, отнявших у неё дом с обстановкой и прислугой. Ирти просит мужа отомстить мерзавцам и для этого поднять всех его мёртвых предков. Казалось бы, эти разгневанные мертвецы должны наказать или хотя бы основательно напугать негодяев, но египтянка просто не может представить себе такого самоуправства — заступники должны судиться с обидчиками, доказать их вину и тем самым «повергнуть» их. Этот небольшой текст хорошо иллюстрирует атмосферу египетского бюрократического порядка, где даже область сверхъестественного настолько регламентирована, что и в ней невозможен поступок, выходящий за пределы норм государственного регулирования. <...> Сюжет записанного как раз во времена Нового царства текста, посвящённого борьбе Хора и Сета за наследство Осириса, как нельзя лучше, казалось бы, подходит для героического мифа. Однако на героику в нём нет и намёка. Хотя персонажи и сражаются между собой, они полагаются не на силу, а на разного рода магические уловки; вопрос же о судьбе сана Осириса определяется не победой одной из сторон, а решением наблюдающей за борьбой Девятки богов. Такая поразительная бюрократизация мифа служит прекрасной иллюстрацией египетской системы ценностей этого периода».[12]
Пересказ легенд и мифов содержится в разделах 1-5, краткие справки по истории культов — в Именном и предметном справочнике-указателе. [27] Курсивом в разделах 1-5 выделены фрагменты подлинных древнеегипетских текстов, вставленные в повествование (кроме стихотворных переводов). Все неоговорённые переводы принадлежат М. Э. Матье; переводы, отмеченные символом «*» — О. И. Павловой; символом «+» — автором.
В книге используются древнеегипетские, древнегреческие и современные арабские названия древнеегипетских реалий — в зависимости от того, какое из них традиционно употребляется в научной и научно-популярной литературе. В случае, когда используется древнегреческое или современное название, древнеегипетское приводится: а) при первом упоминании реалии в тексте, б) при необходимости по ходу дальнейшего изложения и в) в Справочнике-указателе.
При цитировании в некоторых случаях греческие имена и названия реалий, употребляемые авторами цитат или переводов, заменены древнеегипетскими (и наоборот) без дополнительных оговорок. Не оговариваются также разночтения с цитируемыми источниками, возникшие вследствие необходимости унифицировать в пределах данной книги терминологию, используемую разными авторами и переводчиками (орфографию в русских огласовках транслитераций, употребление прописных букв, знаки препинания и т. п.), и заключённые в круглые скобки авторские вставки в цитаты, если эти вставки не содержат каких-либо дополнений или комментариев к цитируемому тексту, а являются лишь ссылками на номер иллюстрации, приложения, страницы книги.
При цитировании переводов в квадратные скобки заключены слова, отсутствующие в подлиннике и добавленные переводчиком для лучшего понимания текста; в круглые скобки заключены слова, добавленные автором. Символом <...> обозначены фрагменты, не сохранившиеся в подлиннике либо опущенные при цитировании.
Следует помнить, что мифы, которые в этой книге объединены неким логически и хронологически последовательным общим сюжетом, складывались в разное время в разных регионах Древнего Египта; иными словами, мифы изложены в порядке их «смысловой хронологии», никак не отражающей датировку источников. [28]
Источники указаны в подстрочных примечаниях или непосредственно в тексте. Краткие сведения об основных источниках содержатся в словарной статье:
Необходимо также иметь в виду условность некоторых определений и терминов, традиционно употребляемых в литературе применительно к религии Древнего Египта. Прежде всего это касается христианских понятий «душа», «воскресение», «правда» (= «истина») и «грех», заключающих в себе, в зависимости от контекста, несколько или даже совершенно иной смысл, нежели передаваемые этими понятиями древнеегипетские слова. Кроме того, весьма приблизительными являются определения «жизненная сила» и «Двойник» для египетских понятий «Ка» и «Ба» (см. статью:
Ввиду того, что автор не располагает информацией о возможных изменениях местонахождения публикуемых памятников, принадлежащих Германии (перемещениях экспонатов, переименованиях музеев и т. д.), после объединения страны, в подписях к соответствующим иллюстрациям названия музеев не указываются.
Раздел 1. Сказания о сотворении мира
Говорит владыка вселенной после того, как он воссуществовал: «Я тот, кто воссуществовал как Хепри. Я воссуществовал и воссуществовали существования. Воссуществовали все существования после того, как я воссуществовал, и многие существа вышли из моих уст».
Разные теологические центры Древнего Египта, крупнейшими среди которых были города Гелиополь, Мемфис, Гермополь и Фивы, выдвигали каждый свою космогоническую версию, объявляя своего главного бога творцом мира, а всех наиболее популярных в стране богов — созданными им или ведущими от него происхождение. Общей для всех концепций являлась только идея об изначальном Хаосе.
Локальные божества — покровители городов или номов — считались творцами мира только в пределах своих культовых центров: каждый из таких богов обычно отождествлялся с каким-либо богом, почитаемым во всей стране.
Гелиопольская космогония
Политическим центром государства Гелиополь (библейск. Он) никогда не был, однако с эпохи Старого царства и вплоть до конца Позднего периода город не утрачивал значения важнейшего теологического центра и главного культового центра солярных богов. Космогоническая версия Гелиополя, сложившаяся в V династию, была наиболее распространённой, а главные боги гелиопольского пантеона — особенно популярными во всей стране. Египетское название города — Иуну («Город Столбов») связано с культом обелисков.
В начале был Хаос, который назывался Нун, — бескрайняя холодная водная пустыня, объятая тьмой. Проходили тысячелетия, но ничто не нарушало покоя: Первозданный Океан оставался неподвижным.
Но однажды из Океана появился бог Атум (илл. 3 на с. 14) — первый бог во вселенной.
Мир по-прежнему был скован холодом и погружён в беспроглядную тьму. Атум стал искать в Первозданном Океане твёрдое место — какой-нибудь островок, но вокруг не было ничего, кроме неподвижной воды Хаоса Нуна. И тогда бог создал Холм Бен-Бен — Изначальный Холм.
Согласно другому варианту этого мифа, Атум сам был Холмом. Луч бога Ра достиг Хаоса, и Холм ожил, став Атумом. [32]
Обретя под ногами землю, Атум стал размышлять, что же ему делать дальше. Прежде всего надо было создать других богов. Но кого? Может быть, бога воздуха и ветра? — ведь только ветер сможет привести в движение этот мёртвый Океан... Но если мир придёт в движение, то всё, что бы Атум после этого ни сотворил, будет немедленно разрушено силами тьмы и вновь превратится в Хаос. Бессмысленно было творить что-либо, будь то горы, растения, птицы, животные или люди, до тех пор, покуда в мире нет стабильности и никто не стоит на страже законов мироздания. Поэтому Атум решил, что одновременно с ветром надо создать могущественную богиню, которая будет охранять и поддерживать миропорядок. Тогда мир станет стабильным и будет защищён отныне и навсегда.
Приняв после долгих раздумий это мудрое решение, Атум, приступил к сотворению мира. Он изверг семя себе в рот, оплодотворив сам себя, и вскоре выплюнул изо рта Шу, бога ветра и воздуха, и изрыгнул Тефнут,[1] богиню мирового порядка[2] (илл. 7, 8).
Нун, увидав Шу и Тефнут, воскликнул:
Но свет ещё не был создан. Повсюду, как и прежде, была тьма и тьма, — и дети Атума потерялись в Первозданном Океане. На [33] поиски Шу и Тефнут Атум послал своё Око. Пока оно бродило по водной пустыне, бог создал новое Око и назвал его «Великолепным».
По одному из толкований этого эпизода (предполагающему прочтение: «Атум наделил новое Око великолепием старого»), Атум отправил на поиски детей правое Око — Солнце, и пока оно отсутствовало, создал левое — Луну.
Старое Око тем временем разыскало Шу и Тефнут и привело их обратно. От радости Атум заплакал. Его слезы упали на Холм Бен-Бен и превратились в людей.
Старое Око разгневалось, увидев, что Атум создал новое на его месте. Чтобы успокоить Око, Атум поместил его к себе на лоб и поручил ему великую миссию — быть хранителем самого Атума и установленного им и богиней Тефнут-Маат миропорядка (прилож. 1).
С тех пор Солнечное Око в виде змеи-кобры стали носить на коронах боги, а потом фараоны, унаследовавшие от богов земную власть. Солнечное Око в виде кобры называется урей (египетск. [34] иарт). Взирая на мир с божественной короны, урей испускает ослепительные лучи, которые испепеляют всех встретившихся на пути врагов. Тем самым урей защищает и оберегает законы мироздания, установленные богиней Маат.
В некоторых вариантах гелиопольского космогонического мифа упоминается изначальная божественная птица Бену (илл. 9), никем не сотворённая, как и Атум. В начале мироздания Бену летал над водами Нуна и свил гнездо в ветвях вербы на Холме Бен-Бен (поэтому верба считалась священным растением).
На Холме Бен-Бен люди впоследствии построили главный храм города Гелиополя — храм Ра-Атума. Символами сотворённого Атумом Первозданного Холма стали обелиски. Пирамидальные вершины обелисков, покрытые медью или золотом, сделались обителями Солнца и солнечного бога Ра в земных святилищах (илл. 10).
Шу женился на своей сестре[4] Тефнут. Они родили вторую пару богов: бога земли Геба и богиню неба Нут.
Нут родила Осириса (египетск. Усир(е)), Хора,[5] Сета (египетск. Сетх), Исиду (египетск. Исет) и Нефтиду (египетск. Небетхет).
Атум, Шу, Тефнут, Геб, Нут, Осирис, Исида, Нефтида и Сет составляют Великую Гелиопольскую Эннеаду, или Великую Девятку богов.[6] [35]
Мемфисская космогония
По преданию, передаваемому Геродотом (
Первоначальное название города — Хет-Ка-Пта — «Дом ("души") Ка (бога) Птаха», по-видимому, закрепилось впоследствии за всей страной в греческом «Айгюптос». С VI династии город получил название Меннефер («Прекрасная обитель»), которое звучало по-коптски «Менфе» и трансформировалось греками в Мемфис.
В начале, когда повсюду простирался безжизненный Океан Нун, Птах, который сам был землёй, решил воплотиться в божество. Усилием воли он создал из земли свою плоть — тело и стал богом (илл. 11). [36]
Воссуществовав, Птах решил сотворить мир и богов. Сперва он создал их Ка и знак жизни 
«анх»,[7] затем — творческую силу будущих небожителей, дабы они, родившись, сразу же обрели могущество и помогли Птаху в его творчестве. Птах решил, что он создаст всё сущее из своей собственной плоти — из земли.
Творение свершилось так: в сердце великого бога возникла Мысль об Атуме, а на языке — Слово «Атум»; бог произнёс это имя — и в тот же миг Атум родился из Первозданного Хаоса.[8] Он стал помогать отцу в деле творения, — но действовал не самостоятельно, а лишь исполнял волю Птаха, воплощая её. По воле Птаха Атум создал Великую Девятку; Птах же дал всем богам могущество и наделил их божественной мудростью. На том месте, где он творил мир, впоследствии возник священный город Мемфис.
После того, как мир был сотворён, Птах создал волшебные слова-заклинания и установил справедливость на земле.
Птах построил города, основал номы, воздвиг святилища богов и установил там их каменные изваяния, учредил священные празднества и назначил обряды жертвоприношений. Боги вселились в свои статуи в храмах. Оглядев своё творение, Птах остался доволен.
Плоть и творческая сила этого величайшего бога пребывают во всём живом и неживом, что есть на земле. Египятне почитают его как покровителя искусств, ремёсел, кораблестроения и зодчества. Птах, его жена — грозная богиня-львица Сохмет и их сын — бог растительности Нефертум составляют Мемфисскую Триаду (илл. 12). [38]
Гермопольская космогония
Гермополь, столица XV верхнеегипетского (Заячьего) нома, важным политическим центром не был. В эпоху Старого царства назывался Унут — по имени богини-покровительницы нома, изображавшейся в облике зайчихи. В Первый Переходный период, когда Мемфис утрачивает статус столицы централизованного государства и власть концентрируется в руках номархов Гераклеополя (греч.; египетск. Хенсу, Ненинисут), объявивших себя фараонами, соответственно возрастает политическое значение Заячьего нома, властители которого были союзниками гераклеопольских фараонов, растут популярность и значимость космогонической доктрины Гермополя. Город Унут получает название Хемену (коптск. Шмуну) — «Восемь», «Восьмёрка» — в честь почитавшихся там восьми изначальных богов-творцов. Космогоническая версия Гермополя распространилась повсеместно, однако пользовалась меньшей популярностью, нежели гелиопольская и мемфисская космогонии. Гораздо более важной была роль Гермополя как культового центра бога Луны и мудрости Тота и священных ибисов. Греки отождествляли Тота с Гермесом — отсюда греческое название города.
В начале был Хаос. В Хаосе царили силы разрушения:
В некоторых источниках к «отрицательным» изначальным силам Хаоса причисляются три пары божеств: Тенему и его женская параллель Тенемуит (Мрак, Исчезновение), Ниау и Ниаут (Пустота, Ничто), Герех и Герехт (Отсутствие, Ночь).
Разрушительным силам Первозданного Хаоса противостояли созидательные силы — четыре пары божеств, олицетворяющих стихии, — Великая Восьмёрка, Огдоада. Мужские божества Восьмёрки — Хух (Бесконечность), Нун (Вода), Кук (Темнота) и Амон («Невидимый» — то есть Воздух(?)) имели облик людей с головами лягушек. Им соответствовали женские пары: Хаухет, Наунет, Каукет и Амаунет — богини со змеиными головами (илл. 13).
Боги Великой Восьмёрки плавали в Первозданном Океане Нуне. Из земли и воды они создали Яйцо и возложили его на Изначальный Холм — «Огненный остров». И там, на острове, из Яйца вылупился бог утреннего Солнца Хепри (илл. 2 и 3 на с. 11 и 14).
По другой версии, солнечное божество,
В «Книге Мёртвых» сохранились фрагменты ещё одной мифологической версии, связанной с космогонической доктриной Гермополя (но восходящей, очевидно, к древнейшим, архаическим представлениям): Яйцо, из которого родился бог Солнца, снёс на Изначальном Холме Великий Гоготун — белая птица, которая первой влетела во тьму и нарушила вековечное безмолвие Хаоса Нуна (сравн. на с. 34 о Бену). Великий Гоготун изображался в виде белого гуся — священной птицы бога земли Геба (см. илл. 31 на с. 53).
Ра создал Шу и Тефнут — первую пару богов. От Шу и Тефнут произошли все остальные боги. [40]
Фиванская космогония
Фивы (египетск. Уасет) были столицей Древнего Египта в эпохи Среднего и Нового царств (хотя некоторые фараоны и переносили столицу в другие города, а к концу Нового царства их резиденции находились в Низовье). До выдвижения Фив как политического центра там почитались: небесный бог Мин, бог Амон (? — см. далее) («Невидимый» — то есть, очевидно, «Сокровенный», «Непостижимый разумом») и бог войны Монту (илл. 15); женой Монту в Фивах считалась богиня Рат-тауи (илл. 16), в Гермонте (египетск. Иуни), втором культовом центре Монту, — богиня Тененет и отождествлявшаяся с нею богиня Иунит.
В Первый Переходный период (VII—X династии) культ Мина приобретает иное качество: Мин становится божеством плодородия, влаги, размножения скота и сексуальной потенции человека (илл. 17).
Первое выдвижение Фив как политического центра происходит в XI династию в связи с объединением Севера и Юга в единое государство под эгидой этого города. К этому периоду относится наибольший расцвет культа Монту. Фараоны XI династии берут имена в честь Монту: Ментухотеп («Монту доволен»); Монту становится главным богом пантеона, его почитание делается всеобщим и тесно переплетается с солнечным культом: Монту выступает как одна из ипостасей Ра — Монту-Ра (илл. 18), его имя сопровождается эпитетами Ра, в том числе «Бык гор Восхода и Запада»; иногда он олицетворяет могущество Солнца. С этого времени появляются изображения Монту, иконография которых сходна с иконографией Ра — в виде человека с головой сокола. Появление с этого же времени изображений Мина, держащего в одной руке свой фаллос (символ акта самосовокупления бога-творца; сравн. с самооплодотворением Атума в гелиопольской космогонии), а в другой руке тройную плеть (символ владычества над миром), свидетельствует [41] о слиянии к началу Среднего царства образов Мина и Атума и почитании Мина как бога-творца.
В эпоху Среднего царства резко возрастает значимость культа фиванского Амона; фараоны XII династии берут имена уже в его честь: Аменемхет («Амон впереди»). Очевидно, новые властители были вынуждены считаться с космогонической доктриной Гермополя, которой с Первого Переходного периода продолжала принадлежать одна из главенствующих ролей в общегосударственной религии (см. с. 38), — фиванское жречество заменяет культ Монту культом Амона — то есть бога с таким же именем, как и у одного из богов гермопольской Восьмёрки.[9] В этот же период происходит отождествление Амона и Мина. Культ Амона быстро сравнивается по значимости с древним традиционным культом бога Солнца Ра, и вплоть до Нового царства культы Ра и Амона сосуществуют параллельно; в Новом царстве происходит их слияние (см. далее).
В XVII в. до н. э. Египет завоёвывают гиксосы (египетск. «хека-хаст»). Это словосочетание иногда переводят «цари-пастухи» — захватчиками были кочевые скотоводческие племена, — однако точным переводом является «чужие властители», «властители-иноземцы». (Греки истолковали слово «гиксосы» буквально, как название народа.) Гиксосы основали XV династию, короновав одного из своих военачальников, и царствовали в течение Второго Переходного периода на Севере — одновременно с фиванской династией, царствовавшей на Юге. Столицей гиксосов был город Аварис (греч.; египетск. Ха-уара, позднее Пер-Рамсес(?), Джане).
Второе возвышение Фив и возвращение им статуса столицы происходит в начале XVIII династии в связи с тем, что борьбу против гиксосов, закончившуюся их изгнанием, возглавили фиванские правители — Секененра, Камес и Яхмес (Амасис) I, царствовавшие последовательно примерно с 1580 по 1557 г. до н. э.
В Новом царстве быстро происходит слияние культов Амона и Ра, возникает божество Амон-Ра; в то же время продолжают существовать культы Ра и Амона как «самостоятельных» ипостасей. Амон(-Ра) объявляется творцом мира, он —
Женой Амона(-Ра) считалась богиня Мут, их сыном — Хонсу, лунное божество и бог времени. Амон(-Ра), Мут и Хонсу составляли Фиванскую Триаду (илл. 19).
Изображался Амон в виде человека в короне из двух высоких перьев («Шути») и в виде барана (илл. 20); Амон-Ра — в виде человека в короне из двух перьев («Шути») с солнечным диском (илл. 21). «Вместилищем "души" (Ба)» Амона-Ра в Новом царстве считались бараноголовые сфинксы (илл. 116 на с. 169), облик которых заключает в себе символику: баран — символ плодородия и священное животное Амона, львиное тело — тело египетских сфинксов, которые, помимо прочего, связывались с Ра и [43] солнечным культом. Культ Амона широко распространился за пределами Египта.
Текст Птолемеевского периода сообщает поздний компилятивный космогонический миф. Согласно ему, «в начале мира существовал змей по имени Кем-атеф (ипостась Амона), который, умирая, завещал своему сыну Ир-та создать Великую Восьмёрку. Возникнув, Восьмёрка отправилась в путь к низовьям Нила, в Гермополь, чтобы там породить бога Солнца, а затем в Мемфис и Гелиополь, где она породила Птаха и Атума. Завершив эту великую миссию, восемь богов вернулись в Фивы и там умерли. Богов похоронили в Мединет-Абу (арабск., египетск. Джеме), в храме их создателя Кем-атефа, и учредили там культ умерших.
Таким образом решили жрецы Амона вопросы творения, подчинив все существовавшие ранее концепции возникновения мира и богов Амону, который в гелиопольской космогонии отсутствовал вообще, а в гермопольской играл лишь третьестепенную роль».[10] [44]
Древнейшие верования
Сведения о космогонических мифах Додинастического и Раннединастического периодов восстанавливаются по содержащимся в более поздних источниках обрывочным и хаотическим фрагментам, которые сохранили следы древнейших представлений, и по иконографии богов на более поздних изображениях.
Один из самых древних богов, почитавшихся в долине Нила, — Хор (Гор): сокол, летящий сквозь мировое пространство; левый глаз Хора — Луна, правый — Солнце; вероятно, с полётом сокола связывались смены времён года и времени суток. Вместе с Хором почитался аналогичный ему бог неба и света Вер (Ур). Образ солнцеокой птицы очень сильно повлиял на мифы, религиозные представления и верования, которые складывались позже: боги с именем Хор или производными от него (Хор — сын Исиды и Осириса, Хор Бехдетский, Харсомт (грецизир.; египетск. Хор-сема-тауи) и др.) часто изображались в виде сокола (илл. 22, 23), бог Ра — в виде сокологолового человека (илл. 1, 3 и др.), в текстах всех эпох Солнце и Луна называются глазами Ра или Амона(-Ра):
«Во многих сказаниях в роли божества, рождающего Солнце и творящего мир, выступает животное или птица. Так, сохранились следы предания, по которому считалось, что Солнце было рождено в виде золотого телёнка небом, которое представлялось огромной коровой с рассыпанными по всему её телу звёздами (илл. 4 на с. 15). Ещё "Тексты Пирамид" говорят о "Ра, золотом телёнке, рождённом небом", а позднейшие изображения показывают эту Небесную Корову с плывущими по её телу светилами.
Отклики этого сказания, бывшего, по-видимому, некогда одним из основных египетских мифов о происхождении мира, мы находим и в других текстах, и на ряде изобразительных памятников, причём иногда миф о Небесной Корове сохраняется в переработанном виде, а иногда он даже сплетается с другими сказаниями. Так, Небесная Корова встречается в сценах рождения солнечного младенца из лотоса: на многих ритуальных сосудах видны две Небесные Коровы, стоящие по сторонам лотоса, на котором сидит новорожденное Солнце. Упоминание о Небесной Корове сохранилось и в тексте, повествующем о том, как непосредственно после своего появления на свет солнечный младенец
По иным преданиям, возникновение мира было связано с другими животными; например, существовал миф, по которому небо представлялось свиньей, а звёзды — рождёнными ею поросятами (прилож. 2). Различные животные или пресмыкающиеся вообще часто встречаются [47] в космогонических сказаниях в разных ролях. Так, на изображении рождения Ра из лотоса позади Небесной Коровы можно увидеть обезьян, приветствующих солнечного младенца поднятием рук (сравн. илл. 61 на с. 94). <...> Существовали <...> рассказы о том, что Солнце — это огромный шар, который катит по небу солнечный жук, подобно тому, как навозные жуки катят свои шарики по земле (илл. 27).
В других сказаниях создателями мира являются не животные и птицы, а боги и богини. В одной из таких легенд небо мыслится в виде богини-женщины Нут, тело которой изогнуто над землёй, а пальцы рук и ног опираются на землю (илл. 28). Нут рождает солнечного младенца, творящего затем богов и людей. <...> "Тексты Пирамид", несмотря на то, что в них господствующим представлением является уже единоличное сотворение мира богом-творцом, всё же хранят строки, следующим образом прославляющие богиню Нут, [48] некогда почитавшуюся величайшей матерью и самого Солнца и всей вселенной:
По элефантинской версии сотворения мира, людей и их Ка вылепил из глины бараноголовый бог Хнум (илл. 29), главный демиург в элефантинской космогонии. Изображения Хнума, лепящего людей из глины, также встречаются вплоть до позднейших периодов истории Египта.
Раздел 2. Боги
Что касается этих слов [договора] правителя хеттов с Рамсесом-Мериамоном, великим властителем [Египта], начертанных на этой дощечке из серебра. Что касается этих слов — тысяча богов из богов и богинь страны хеттов вместе с тысячью богов из богов и богинь Египта — они <...> свидетели (этих слов).
Все главы этого раздела являются компиляциями сведений о божествах из разных источников. Такой принцип характеристики древнеегипетских богов представляется оправданным для научно-популярного издания, поскольку различные (и часто взаимоисключающие) представления о божествах хоть и складывались в разные эпохи, но в сознании древнего египтянина они сосуществовали.
Шу и Тефнут — первая божественная пара на земле. В начале творения они были рождены Ра-Атумом. От них произошли все величайшие боги Египта.
Шу — бог ветра и воздуха. Обычно он принимает облик человека и носит на голове страусиное перо — иероглиф своего имени, которое означает «Пустота» — то есть «воздух»; но иногда этот бог принимает обличье грозного льва. Богиня влаги Тефнут является перед очами бессмертных небожителей чаще всего в облике львицы.
После того, как мир был создан, наступил век богов[1] — время, когда боги пребывали на земле вместе с людьми. Боги царствовали по очереди, сменяя друг друга на земном престоле. Первой и самой долгой была эпоха царствования Ра — бога Солнца, творца мира и Владыки всего сущего. Тефнут стала Оком Ра — Солнечным Оком, хранительницей справедливости и законов.
Но однажды Тефнут поссорилась с Ра. Приняв облик львицы, она удалилась на юг — в Нубию (египетск. Куш), в Нубийскую пустыню. [52]
Тефнут была богиней влаги, — поэтому, когда она покинула Египет, на страну обрушилась смертоносная засуха. Прекратились дожди в Дельте Нила;[2] раскаленные лучи Солнца иссушили почву по берегам — она потрескалась и стала твёрдой, как камень; обмелел Нил и начались песчаные бури. Люди умирали от жажды и голода.
Тогда его величество Ра призвал к себе бога Шу и повелел ему:
— Ступай, разыщи Тефнут в Нубии и приведи эту богиню обратно!
Шу превратился в льва и отправился на поиски сестры. Вскоре ему удалось её разыскать. Шу долго рассказывал богине, какие ужасающие бедствия терпят египтяне, и, наконец, разжалобил её, убедил вернуться на родину. Когда они вместе возвратились в Египет, Великая Река разлилась и щедро напитала водой пашни, а на земли Дельты хлынул с неба живительный «небесный Нил» — дождь. Засуха кончилась, и голод прекратился.
Сказания о бегстве Солнечного Ока в Нубию составляют отдельный большой цикл солярных мифов. Иногда за Солнечным Оком отправляется бог Луны и мудрости Тот, иногда — Шу и Тот вместе. Все древние версии мифа сохранились обрывочно, полный сюжет восстановлен по фрагментам. Далее (в разделе 3 — с. 76) пересказана поздняя (II—III вв. н. э.) версия. [53]
После того, как Шу привёл свою сестру из Нубийской пустыни, он женился на ней (илл. 30). От этого брака родилась вторая божественная пара: Геб, бог земли, и Нут, богиня неба (илл. 28 на с. 47). Геб и Нут очень любили друг друга ещё во чреве матери и появились на свет крепко обнявшимися. Поэтому в начале творения небо и земля были слиты воедино.
Нут по вечерам рождала звёзды, а на утренней заре проглатывала их. Так продолжалось изо дня в день, из года в год. И однажды Геб разгневался на Нут за то, что она поедает звёзды, и назвал её
Владыка всего сущего Ра был очень недоволен этой ссорой богов. Он призвал к себе Шу и велел ему немедленно разорвать объятия Геба и Нут — разделить небо и землю. Если они не могут жить в согласии, пусть живут врозь.
Шу исполнил приказ бога Солнца: отделил небо от земли и привёл в движение сотворённый мир (илл. 31; прилож. 2).
Когда это свершилось, богиня Нут в облике Небесной Коровы вознеслась над землёй. От высоты у неё закружилась голова. Бог Солнца приказал Шу поддержать Нут. С тех пор Шу всегда [54] держит свою дочь днём, а ночью опускает её обратно на землю, возвращая в объятия мужа. Поэтому один из символов Шу — четыре пера: символические колонны, которые поддерживают небо.
Тефнут иногда помогает супругу держать Нут над землёй, но очень быстро устаёт и от усталости начинает плакать. Её слезы — дождь — превращаются в растения.
По утрам Нут покидает Геба, принимает облик Небесной Коровы Мехет Урт[3] и рождает солнечный диск (илл. 24 на с. 45). Хепри, бог восходящего Светила, катит Солнце перед собой, как жук-скарабей (греч.; египетск. хеперер) катит свой шар (илл. 27 на с. 47), и, достигнув зенита, передаёт диск великому Ра. Владыка всего сущего берёт Солнце и в своей священной Ладье Вечности везёт его через небесную реку — по животу Нут. [55]
Иногда на Ладью нападает извечный враг Солнца — гигантский змей Апоп (илл. 51 на с. 72). В такие дни небо затягивает тучами или налетает из пустыни песчаная буря. Богиня Нут прячется в горах, покуда Ра не победит Апопа. Если змею удаётся проглотить Ладью, наступает солнечное затмение, — но даже и тогда Ра в конце концов всё равно одерживает победу над Апопом и плывёт дальше по небесной реке. Вечером, выполнив свою великую миссию, бог Солнца отдаёт диск Атуму, и Атум опускает его за горизонт (илл. 32).
Имя бога Онуриса (египетск. Анхуре) означает «Доставивший удалившуюся»: Онурис отождествляется с Шу, возвращающим из Нубийской пустыни Око Ра — богиню Тефнут в облике львицы. Шу почитается египтянами в паре с Тефнут — и Онуриса они чтут в паре с богиней-львицей Мехит. Онурис, как и Шу, поддерживает небо над Гебом-землёй, и потому его имя сопровождается торжественным эпитетом «Держащий небеса», а на голове он носит убор из высоких перьев (илл. 33), которые символизируют колонны, поддерживающие небо — богиню Нут.
Великий Онурис — бог города Тиса (грецизир.; египетск. Чени), бесстрашный боец, покровитель воинов и охотников. Он защищает людей от сил тьмы и зла, от диких зверей, помогает Ра в его борьбе с извечным врагом Солнца — змеем Апопом. Его жена, львица-воительница Мехит, тоже покровительствует городу Тису и египетским воинам. Эпитет её — «Май хеса», что значит «Лютый лев», а имя «Мехит» означает «Северный ветер» — благодатный ветер, приносящий в знойные дни прохладу.
Египет делится на Верховье — от первых порогов Великой Реки до города Ит-тауи, и Низовье — Дельту и Мемфисский ном.[4] Так было положено великим Ра с начала времён и навеки.
В Додинастическую эпоху Египет делился на две враждующие области — Верхнюю и Нижнюю (по течению Нила). После их объединения фараоном Мином в централизованное государство страна продолжала административно делиться на Юг и Север и официально именовалась «Обе Земли».
Верховье пребывает под покровительством Нехбет — богини в облике самки коршуна; Низовью покровительствует богиня-кобра Уаджит (илл. 34). Обе они — дочери Ра и его защитницы: обе стали его Оком.
Обе египетские земли имеют свои священные эмблемы. На Юге это — водяная лилия и лотос; может быть, поэтому имя «Нехбет» так созвучно слову «нехебет» — «розовый лотос». Эмблема же Севера — стебель папируса, и богиня Уаджит получила своё имя по цвету папируса, ибо «Уаджит» означает «Зелёная».
Две другие эмблемы Юга и Севера — сут («осока») и бит («пчела»). Вот почему фараон именуется в своей титулатуре 
«Ни-сут-бит» —
У обеих земель — свои древние столицы. В Низовье это город Пе (греч. Буто), в Верховье — город Нехен (греч. Иераконполь). В этих городах обитают их священные «духи» Ба[6] — люди с головами соколов (илл. 35) и волков (илл. 36), покровители и защитники всех торжественных шествий богов и всех мистерий в их храмах.
У обеих земель — свои короны. Белую корону Верховья носит Нехбет, красную корону Низовья — Уаджит (илл. 37).
В египетском языке использовались различные названия этих корон. Корона Верховья именовалась «Хеджет» («Белая»), «Шема-с» (Южная) и «Урерт» («Великая»); корона Низовья — «Дешерт» («Красная»), «Мех-с» («Северная») и «Нет» (в «Текстах Пирамид», значение неизвестно). Неясны также значения упоминаемых далее названий корон «Пшент» и «Атеф»; название короны «Шути» означает «Два пера».
Боги, под надзором и охраной которых пребывает государственная власть в Египте, носят «Объединённую корону Обеих Земель» — корону «Пшент», состоящую из корон Юга и Севера, соединённых вместе. Когда кончился век богов и земной престол перешёл к их наследникам — «владыкам Двух Земель» фараонам, корона «Пшент» украсила головы этих божественных сынов Ра.
И подобно тому как Атум поместил себе на чело Солнечное Око, на короны помещён защитник-урей.
Верховные божества носят и корону «Шути» — головной убор [58] из двух высоких перьев, как правило, голубого (небесного) цвета — символ божества и величия. В короне «Шути» всегда изображается Амон (илл. 19 на с. 42).
Белая корона Верховья, обрамлённая двумя перьями короны «Шути» — это корона «Атеф», корона великого бога Осириса (см., напр., илл. 9 на с. 34). Два пера «Шути» с солнечным диском — это корона Амона-Ра, царя богов (илл. 21 на с. 43).
Это, наверно, два самых сложных образа древнеегипетской мифологии, поддающихся лишь приблизительной дифференциации. Трудно даже сказать, двуединый ли это образ (то есть две ипостаси одного) или два разных. Функций у них больше разных, чем сходных, но на уровне символики они кое в чём соотносятся, в некоторых обрядах и мифах они отождествляются, и подчас нельзя сказать, о каком Оке идёт в тексте речь — Уджат, Солнечном или об обеих сразу. (Всё же мы будем стараться их различать насколько возможно.)
Исторически оба образа восходят к представлениям о Хоре-соколе с правым глазом — Солнцем и левым — Луной.
Око Ра, или Солнечное Око — правый глаз Хора-сокола (илл. 38), олицетворяет могущество и власть. Чаще всего оно изображается в виде кобры-урея и поэтому отождествляется с богиней-коброй Уаджит, покровительницей Низовья. Око-урей охраняет справедливость и закон и убивает своими лучами всех врагов миропорядка, установленного Ра и Маат. На илл. 20 (с. 43) крылатый урей в виде богини Уаджит защищает Амона от злых сил; корона Амона тоже увенчана двумя уреями. Солнечное Око отождествлялось также с Маат, Нехбет, Хатхор и со всеми богинями, изображавшимися [59] в виде львицы: Тефнут, Мехит, Сохмет и другими, а также с правым глазом Хора-сокола — Солнцем, которое, умерев вечером на западе, утром неизменно воскресает на востоке.
Левое Око — Око Хора символизирует воскресение после смерти: когда Сет убил Осириса, Хор, сын Осириса и Исиды, воскресил отца, дав ему проглотить своё Око, которое Сет перед тем изрубил на части, а Тот, бог врачевания, собрал по частям, срастил их, — и Око воскресло (подробно см. с. 132). К Оку Хора и относится эпитет «Уджат», означающий «Здоровое, невредимое», а по созвучию с «Уаджит» — «Зелёное» (как и имя богини-кобры, покровительницы Низовья), но цвет в данном случае — метафора: «зелёное» (как и «невредимое») значит «воскресшее» — подобно тому, как воскресает природа после разлива Нила и как «по частям» воскресает на небе каждый месяц Луна — левый глаз Хора-сокола. Амулеты в виде Ока Хора клали в погребальные пелены мумии — и умерший, отождествляемый с Осирисом, богом воскресающей природы, воскресал в Загробном Царстве.[7] Однако воскресению способствовало и правое Око (илл. 38).
Тот (коптск.; египетск. Джехути) — один из древнейших египетских богов. В Додинастическую эпоху он, как божество Луны, идентифицировался с левым глазом Хора-сокола. Позднее Тот стал изображаться в облике человека с головой ибиса (илл. 39), своей священной птицы; реже — в облике павиана (кинокефала) (илл. 40) и совсем редко — в облике человека (илл. 41).
Тот — бог Луны и мудрости, исчислитель времени. Он часто изображается с символом счёта времени — пальмовой ветвью [60] (иероглифом «год») — в руке. Тот изобрёл геометрию, письменность, астрономию, арифметику и игру в сенет (илл. 42).
Последнее сообщается, в частности, в диалоге Платона «Федр» (274): «...близ египетского города Навкратиса родился один из древнейших тамошних богов, которому посвящена птица, называемая ибисом. А самому божеству имя было Тевт (Тот). Он первым изобрёл число, счёт, геометрию, астрономию, вдобавок игру в шашки (сенет) и в кости, а также и письмена. Царём над всем Египтом был тогда Тамус, правивший в великом городе верхней области, который греки называют египетскими Фивами, а его бога — Аммоном (Амоном). Придя к царю, Тевт (Тот) показал свои искусства и сказал, что их надо передать остальным египтянам. Царь спросил, какую пользу приносит каждое из них. Тевт стал объяснять, а царь, смотря по тому, говорил ли Тевт, по его мнению, хорошо или нет, кое-что порицал, а кое-что хвалил. По поводу каждого искусства Тамус, как передают, много высказал Тевту хорошего и дурного, но это было бы слишком долго рассказывать. Когда же дошёл черёд до письмен, Тевт сказал: "Эта наука, царь, сделает египтян более мудрыми и памятливыми, так как найдено средство для памяти и мудрости". Царь же сказал: "Искуснейший Тевт, один способен порождать предметы искусства, а другой — судить, какая в них доля вреда или выгоды для тех, кто будет ими пользоваться. Вот и сейчас ты, отец письмен, из любви к ним придал им прямо противоположное значение. В души научившихся им они вселят забывчивость, так как будет лишена упражнения память: припоминать станут извне, доверяясь [61] письму, по посторонним знакам, а не изнутри, сами собою. Стало быть, ты нашёл средство не для памяти, а для припоминания. Ты даёшь ученикам мнимую, а не истинную мудрость. Они у тебя будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых"».[8] Принимая во внимание «культ» письма в Египте, невозможно предположить, что легенда — египетского происхождения.
Мудрый Тот — писец Ра, посыльный богов, покровитель знаний, магии и медицины; ему известны все волшебные слова и чудодейственные заклинания, которые существуют в мире земном и потустороннем. Тот составил свод законов Верхнего и Нижнего Египта; он — непременный участник любого суда. В Загробном Царстве на Суде Осириса Тот записывает приговоры Суда.
Серебряная лодка Тота — Луна — перевозит умерших через ночное небо в потусторонний мир — за горизонт.[9] [62]
Жена Тота — великая и мудрая богиня Сешет.
Сешет иногда считалась сестрой (см. примеч. 16 на с. 34), реже — дочерью Тота. Женой Тота считалась также и богиня Маат, с которой Сешет часто отождествлялась.
Сешет — покровительница письменности и писцов-землемеров. В ведении этой богини находится священное Небесное Дерево — Дерево Ишед. Когда на престол восходит новый фараон, Сешет записывает на листьях Дерева его имя и тем самым дарует ему бессмертие. На листьях Дерева записываются также все важные события, которые произошли в прошлом и которым суждено произойти в будущем (илл. 43).
Изображается Сешет в виде женщины, увенчанной семиконечной звездой и перьями,[10] либо в короне из папирусных листьев; иногда — в наброшенной через плечо шкуре леопарда. В руках богиня, как правило, держит пальмовую ветвь или письменные приспособления — дощечку с красками и тростинки. [63]
Дочь Ра и жена Птаха, львиноголовая богиня Сохмет (илл. 44) — воплощение Солнечного Ока: она олицетворяет силы, заключённые в змее-урее. Грозная, не знающая жалости и сострадания богиня защищает своего великого отца, Владыку всего сущего Ра от порождений тьмы и карает людей за грехи. Страшен гнев Сохмет: он приносит засуху, эпидемии, мор, войны.
Другая дочь Ра — его любимая дочь богиня Хатхор (илл. 45) — совсем не похожа на свою лютую сестру-львицу. Хатхор — богиня любви, добра, веселья, пляски и музыки, покровительница материнства и воплощение женственности. Она опекает молодых девушек и их женихов, заботится о том, чтобы свадьбы были весёлыми, а браки счастливыми, помогает создать семейный очаг. Хатхор — покровительница находящихся в «священном состоянии» — беременных женщин и неизменная помощница повитух.
Но любимая дочь бога Солнца может быть и грозной богиней. Она часто воплощается в его Око и стоит на носу Ладьи Вечности, убивая всех врагов, которые встретятся на пути.
Иногда Хатхор выступает в роли [64] богини Запада — Хатхор-Аментет. Стоя у западных гор, она опускает за горизонт умирающее вечернее Солнце и встречает усопших у врат потустороннего мира.
Изображается Хатхор в виде женщины, увенчанной коровьими рогами и солнечным диском с уреем. Хатхор подвластны музыка и танцы, поэтому одна из эмблем доброй богини — музыкальный инструмент систр (греч.; египетск. сешешт) (илл. 46).
Систр — музыкальный инструмент-трещотка, состоящий из рамки с металлическими подвижными стержнями. Навершия систров обычно украшали изображением кошки с человеческим лицом, а на рукоятке изображали лицо Хатхор и богини-кошки Бастет. Огромный золотой систр стоял в главном святилище Хатхор — её храме в Дендера (арабск.; египетск. Иун-та-нечерт).
Плутарх приписывает систру магическую роль: «Также систр является символом того, что всё сущее по необходимости сотрясается и никогда не прекращает круговращения; напротив, всё заснувшее и потухшее как бы расталкивается и пробуждается. Рассказывают, что с помощью систров отпугивают и отражают Тифона (Сета), и этим дают понять, что в то время как уничтожение связывает и подавляет природу, рождение вновь освобождает её через движение. К тому же верхняя часть систра кругообразна, и дуга охватывает четыре сотрясаемых предмета; ведь и часть мира, подверженная рождению и смерти, объемлется лунной сферой и всё в ней [65] движется и изменяется через четыре стихии: огонь, небо, землю и воздух. На дуге систра, сверху, высекают кота с человеческим лицом, а внизу, под тем, что сотрясается, в одном месте — лицо Исиды, в другом — лицо Нефтиды, обозначая ликами рождение и смерть, ведь именно они суть перемещение и движение элементов. А под котом подразумевается Луна из-за пестроты, ночных блужданий и плодовитости зверя. Говорят, что он рождает одного детёныша, потом двух, трёх, четырёх и пятерых; и так он прибавляет по одному до семи, причём всегда рождает двадцать восемь, а таково число лунных суток. Впрочем, это, пожалуй, слишком фантастично. И кажется, что зрачки в глазах кота наполняются и расширяются в полнолуние, а при убыли светила — утончаются и слепнут. Человеческие же черты кота символизируют осмысленное и разумное начало в чередованиях Луны»
Хапи — Бог Нила, супруг богини Нехбет, покровительницы Верховья. Это пожилой ожиревший мужчина с пухлым отвислым брюшком и женскими грудями (илл. 47). Он одет в набедренную повязку рыбака, а на голове носит водяные растения, чаще всего папирус. Статуэтки Хапи окрашены или в голубой цвет — цвет небес и символ божества, или в зелёный — цвет воскресающей после разлива Нила природы.
Хапи — добрый и щедрый бог, повелитель наводнений, приносящих на поля плодородный ил. Он заботится о том, чтобы берега не засыхали, чтобы пашни давали обильные урожаи, а на [66] лугах была сочная трава для скота. Поэтому Хапи — один из самых любимых богов, и благодарные египтяне воздают ему великие почести (илл. 48, прилож. 3).
Иногда различают две ипостаси Хапи — богов северного и южного Нила. В том случае, когда Хапи считается богом Верхнего Нила, он изображается в головном уборе из лилий и лотосов (илл. 49). Хапи отождествляется с Нуном как воплощение водной стихии и с Осирисом как бог плодородия.
Река Нил тоже называется Хапи — по имени бога. Египтяне называют её и просто «Рекой» или «Великой Рекой». Великая Река берёт начало в Загробном Царстве — Дуáте; её исток охраняет змей (илл. 50). Бог Хапи живёт в ущелье Гебель-Силсилэ (арабск.; египетск. Хену) у первых порогов Реки.
Раздел 3. Век богов
Царствование Ра
Солнечный и лунный год. Рождение детей Нут
После того, как мир был сотворён и Шу разделил небо и землю, на земном престоле, знаменовав начало века богов, воссиял владыка богов Ра. Он жил на священном Холме Бен-Бен в Гелиополе, ночью спал в цветке лотоса, а по утрам взмывал в небеса и в облике сокола летал над своим царством. Иногда он опускался слишком низко, и тогда начиналась засуха. Так было изо дня в день, из года в год.
В те времена в солнечном году было столько же дней, сколько и в лунном — 360. Бог Тот, властелин времени, разделил год на три части и каждой из них дал название: сезон Половодья, сезон Всходов и сезон Урожая. Так возникли времена года.
Затем Тот поделил каждый сезон на четыре части, по 30 дней в каждой, и появились месяцы. Первым месяцем в году стал первый месяц Половодья — месяц Тота; он начинался в день первого восхода слезы Исиды — звезды Сопдет (греч. Сотис — Сириус), когда Великая Река начинает выходить из берегов. За ним следовали остальные месяцы: Паофи, Ат
Эти так наз. «народные» названия месяцев, данные по празднествам (см.:
Бог Солнца был очень ревнив. Узнав, что хотя Шу по его приказу и отделил небо от земли, Нут по ночам всё равно сожительствует с Гебом, Ра пришёл в неистовство и наложил проклятие на все 360 дней солнечного года: отныне Нут ни в один из дней не могла родить детей.
Небесная богиня в отчаянии воззвала к Тоту, моля о помощи. Выслушав мольбу Нут, Тот обещал ей помочь.
Но как было исполнить обещанное? Уж кто-кто, а Тот лучше всех знал, что никому из богов не дано отменить проклятие, наложенное богом Солнца. Любые заклинания и чародейства бессильны перед Словом Ра. Да и кто дерзнул бы сделать что-либо наперекор великому властелину? Гнев его страшен.
Но Тот недаром слыл мудрейшим из богов. После долгих раздумий он всё-таки нашёл выход. Если проклятия снять нельзя, значит, остаётся одно: создать новые дни, на которые проклятие Ра уже не распространялось бы.
Тот полетел в гости к Луне и предложил ей сыграть в сенет[1] для развлечения. А ради азарта, чтобы интереснее было играть, Тот и Луна поставили на кон 1/72 часть «света» каждого из 360 дней лунного года. Бог мудрости без труда одержал победу, и Луне волей-неволей пришлось расплачиваться.
Выигрыш Тота составил ровно 5 суток. Он забрал их у Луны — с тех пор лунный год длится всего 355 дней, — и присоединил к солнечному году, который отныне стал равен 365 дням. Выигранные у Луны 5 дней Тот назвал «те, что над годом»: пять предновогодних дней не причислялись ни к одному из месяцев.
Разница между продолжительностью календарного года (30 * 12 = 365 суток) и астрономического солнечного (365 1/4 суток) не учитывалась в древнеегипетском календаре. Поэтому каждые 4 года начало календарного года и, соответственно, календарные даты всех праздников сдвигались на 1 день, «отставая» от солнечного года. Таким образом, первый день первого [71] месяца Половодья совпадал с астрономическим началом года — гелиакическим (первым утренним) восходом Сириуса на широте Мемфиса (в древности 19 июля), совпадавшим, в свою очередь, с началом подъёма воды в Ниле, один раз в 1460 лет (юлианских, = 1461 григорианский или египетский год). Это событие считалось величайшим праздником (за всю историю Древнего Египта оно случалось трижды: в 2782 и 1322 гг. до н. э. и в 138 г. н. э.). Соответственно в течение 1460-летнего цикла каждый календарный день один раз совпадал с каждым из дней солнечного года; весенние праздники приходились на осень, летние — на зиму и т. д. (Впрочем, для народа эти расхождения были практически незаметны — на протяжении жизни одного человека — 80 лет — календари сдвигались друг относительно друга всего на 20 суток.) В 238 г. до н. э. греческий царь Египта Птолемей III предпринял попытку привести в соответствие календарное и астрономическое летоисчисление, издав указ о введении високосного года, но эта реформа встретила решительный отпор со стороны жречества и не удалась.
Такой календарь с «блуждающим» годом был официальным, административным. Месяцы в нём названий не имели и обозначались числительными, а исторические события датировались по годам царствования правящего фараона, например: «
С Позднего периода в официальное употребление входят так наз. «народные» названия месяцев (см. предыдущий внутритекстовый комментарий).
В повседневной жизни, а также для культовых целей использовался также «народный» лунный календарь с месяцами различной длины — по 29 и 30 дней. Этот календарь засвидетельствован с XX в. до н. э. С течением времени правила соотнесения его с административным календарём и датами празднеств менялись.
Пять новых дней — «тех, что над годом» — Тот сразу же посвятил Ра. Не станет же бог Солнца проклинать, как он прежде проклял все 360 дней, и дни, посвящённые ему самому! И, конечно, он умилостивит свой гнев после столь щедрого верноподданного подарка!
Тот не обманулся в своих расчётах. Владыка богов его простил, и богиня неба отныне могла рождать по одному ребёнку в каждый из пяти предновогодних дней. В первый день она родила Осириса, во второй — Хора,[2] в третий — Сета, в четвёртый — Исиду и в пятый — Нефтиду. [72]
Так появились на свет четыре младших бога Великой Девятки — дети Неба. А во все последующие годы, когда наступали созданные Тотом дни, Нут рождала звёзды.
Ра и Апоп. Борьба Ра с силами мрака и тьмы
Когда Ра воцарился на земном престоле, извечный враг Солнца Апоп (илл. 51) — чудовищный змей в 450 локтей[3] длиною, напал на солнечного бога, дабы свергнуть и уничтожить его. Ра вступил в бой со змеем. Битва продолжалась целый день, от восхода до заката, и, наконец, Владыка всего сущего поверг своего врага. Но Апоп не был убит: тяжело раненный, он нырнул в Реку и уплыл в Дуат. С тех пор Апоп живёт под землёй и каждую ночь нападает на Ладью Вечности во время её плавания через по подземному Нилу с запада на восток.
Враги бога Солнца очень часто принимают обличье гиппопотамов и крокодилов. Властелину всего сущего то и дело приходится отражать натиск их полчищ, чтобы защитить миропорядок и закон. В этом ему помогают другие боги: Шу, Онурис, бог-воин Монту, Хор Бехдетский, солнечная богиня-гепард Мафдет. Вместе с Ра они убили гигантского крокодила Магу, пронзив его копьями (илл. 52). [73]
Но чаще всего злые силы и исчадия, стремясь уничтожить Солнце, нападают на Ладью Вечности в облике змей. Однако Ра и его воинство неизменно повергают исчадий небытия и мрака. Одного из злодеев — гигантского разноцветного змея — Ра убил под священной сикоморой Гелиополя, приняв обличье Великого Кота (илл. 53, прилож. 4).
Но не все змеи — недруги бога Солнца. Кобра-урей сама убивает врагов Ра своими испепеляющими лучами. Змей Мехен-та защищает Ладью Вечности во время ночного плавания Ра через Дуат. Богиня-змея Мерит-Сегер охраняет гробницы Фиванского некрополя, в которых покоятся усопшие фараоны и вельможи.
Сказание о Хоре Бехдетском, крылатом солнце
На 363-м году земного царствования Ра-Хорахти солнечный бог
А в Египте тем временем начался мятеж. Его подняли исчадия тьмы, недовольные правлением Ра. Об этом узнал Хор, сын Ра, покровитель города Бехдета.
—
Бог Солнца велел Хору немедленно вступить в битву с заговорщиками. Хор принял облик крылатого солнечного диска, взмыл в небеса и сверху отыскал вражий стан. Он изготовился к бою, издал воинственный клич и так стремительно обрушился на исчадий мрака, так
Торжествующий Хор вернулся в Ладью отца и пригласил Ра-Хорахти и его дочь Астарту (грецизир.; египетск. Аштартет), богиню-воительницу и покровительницу боевых колесниц (илл. 54), на место побоища, чтобы полюбоваться на поверженных врагов.
Владыка мира и его свита долго созерцали долину, усеянную трупами. Насладившись этим зрелищем,
—
Но не всех врагов Ра истребил Хор в египетской земле. Много ещё осталось злоумышлявших против властелина. Все они превратились в крокодилов и гиппопотамов, укрылись в водах Хапи, и оттуда, из засады, снова напали на священную Ладью.
После этой блистательной победы, уже второй по счёту, Хор снова принял облик крылатого солнечного диска и расположился на носу Ладьи Вечности, взяв с
Тогда на Хора набросился сам повелитель исчадий — Сет. Целый час бились они. И Хор Бехдетский победил снова: пленил Сета, заковал его в колодки,
После окончательной победы над силами зла Ра-Хорахти велел Тоту поместить крылатый солнечный диск (илл. 56) во всех храмах Египта — как память о подвигах Хора.
Бегство Хатхор в Нубию (миф о Солнечном оке). Сказки Тота
Великий бог Ра-Хорахти очень любил свою дочь Хатхор и в знак благоволения сделал её своим Оком. Но однажды Хатхор обиделась на отца, рассорилась с ним и, приняв облик львицы, удалилась в Нубию.
С уходом богини влаги и дождя Хатхор-Тефнут в Египте началась засуха. Опечалился Ра-Хорахти, затосковал; гнев его прошёл. Владыка богов призвал к себе бога Тота и велел ему отправиться в Нубию, разыскать там Хатхор-Тефнут и уговорить её вернуться в Египет.
Выслушав приказ Ра, Тот принял облик маленького павиана и отправился в Нубийскую пустыню. Вскоре ему удалось разыскать беглянку: Хатхор-Тефнут в облике дикой кошки охотилась на антилоп (илл. 57). Тот поздоровался с богиней, почтительно склонился перед ней и сказал:
— Нубийская Кошка! Твой отец Ра-Хорахти пребывает в великой печали. Внемли моему совету: не таи в сердце гнев, забудь свою обиду и вернись в Египет.
— Маленький ничтожный павиан! Убирайся! — надменно ответила богиня. — Я не желаю тебя слушать. Уходи, ибо если ты [77] не оставишь меня в покое, я растерзаю тебя! Ведь я — самая могущественная из богинь; когти мои остры, и зубы не знают жалости.
Поняв, что против гнева Тефнут любые разумные доводы будут бесполезны, Тот решил прибегнуть к лести.
— Не трогай меня, Нубийская Кошка! — вкрадчиво и как бы виновато произнёс он. — Я знаю, что ты — самая прекрасная и самая могущественная из богинь. Ты можешь меня растерзать. Но любое злодеяние неминуемо карается возмездием, исходящим от великого Ра. Хочешь, я расскажу тебе, как Владыка всего сущего наказал коршуна за то, что он нарушил клятву и совершил убийство?
Тефнут очень захотелось услышать эту историю, и она ответила павиану:
— Рассказывай.
— Так вот, — начал мудрый бог, — жил на вершине дерева коршун...
Коршун и кошка
Жил на вершине дерева коршун. В пышной лиственной кроне он свил гнездо и вывел птенцов. А неподалёку от дерева, у подножия горы, жила в своём логове кошка с котятами.
Коршун боялся улетать из гнезда за кормом для своих детей: ведь кошка могла вскарабкаться по стволу и передушить коршунят. Но и кошка не отваживалась покидать логово: её котят мог унести коршун. Коршунята жили впроголодь, и котята тоже голодали.
И однажды коршун сказал кошке:
— Давай будем добрыми соседями! Поклянёмся перед великим Ра, что если один из нас отправится за кормом для своих детей, другой не причинит им зла.
Кошка с радостью согласилась, и, призвав в свидетели бога Солнца, они принесли священную клятву.
Но как-то раз коршун отобрал у котёнка кусок мяса и отдал его одному из своих птенцов. Узнав об этом, кошка разгневалась и решила отомстить. Она выждала момент, когда коршун улетел из гнезда, вскарабкалась на дерево и схватила коршунёнка своими острыми когтями.
— Откуда у тебя это мясо? — прошипела она. — Это я его добыла, и добыла не для тебя, а для своих детей!
— Я ни в чём не виноват! — воскликнул несчастный коршунёнок — Я не летал к твоим котятам! Если ты причинишь мне зло, великий Ра увидит, что твоя клятва была ложной, и сурово покарает тебя: дети твои погибнут!
Вспомнив про клятву, кошка устыдилась и разжала когти. Но коршунёнок, почувствовав, что его больше никто не держит, в страхе выпрыгнул из гнезда, взмахнул крыльями — и камнем упал на землю: он был ещё слишком мал, чтобы летать, крылышки его ещё даже не обросли перьями. И птенец остался лежать у дерева, на земле.
Вернувшись и увидев своего сына у подножия дерева, коршун рассвирепел.
— Я отомщу! — воскликнул он. — Её котята станут для меня пищей!
Он долго следил за кошкой и всё лелеял мечты о мести. Шли дни. И вот однажды, когда кошка покинула логово и ушла на охоту, коршун, издав клич, слетел с дерева и похитил котят. Злодей принёс бедных малышей в своё гнездо, убил их всех и скормил коршунятам. [79]
Вне себя от горя кошка воззвала к солнечному богу:
— О Ра! Мы поклялись твоим священным именем, и ты видел, как коршун эту клятву нарушил. Рассуди же нас!
И Владыка всего сущего услышал мольбу несчастной кошки. Он призвал к себе Возмездие и повелел жестоко покарать клятвопреступника.
На другой день коршун увидел человека, жарившего дичь на углях. Голодный коршун подлетел к костру, схватил кусок мяса и унёс в своё гнездо, не заметив, что к мясу прилипли угольки.
И вот гнездо коршуна запылало. Тщетно молили птенцы о помощи — гнездо, а следом за ним и дерево сгорели дотла. Увидела это кошка, подошла к пепелищу и сказала:
— Клянусь именем великого Ра, ты долго подстерегал моих детей и коварно убил их. А я не трону твоих птенцов, хотя они так аппетитно поджарились!..
Тот умолк и смиренно поклонился богине.
— Клянусь именем Ра, я не обижу тебя, маленький павиан! — воскликнула растроганная Тефнут.
Довольный первым успехом, Тот скрыл улыбку и, придав своему лицу выражение безысходной печали, сказал:
— Великая и прекрасная богиня! Твой супруг Шу очень тоскует без тебя. Не причиняй мне вреда, Нубийская Кошка!
И Тефнут снова поклялась не причинять зла Тоту.
— Благодарю тебя, великодушная богиня! — пылко произнёс Тот. — А теперь я хочу попотчевать тебя благоуханным кушаньем, отведав которое, ты уже больше не захочешь смотреть ни на какую другую пищу. Секрет его приготовления знают только в Египте... в стране, которую ты покинула, богиня.
С этими словами павиан Тот поставил перед Хатхор-Тефнут блюдо и воздал ей хвалу:
—
«Я обуздаю тебя, своенравная богиня!» — скрыл торжествующую усмешку Тот и произнёс вслух:
— Ты
Видя, что Хатхор его внимательно слушает, Тот воодушевился ещё больше.
—
Сердце Тефнут сжалось от сострадания, лик её потемнел, на глаза навернулись слезы. Это не осталось незамеченным для Тота. Но маленький павиан ничем не выдал своей радости; наоборот, придав своему лицу ещё более скорбное выражение, он воскликнул:
—
Умащённая лестью маленького павиана, Хатхор вконец разжалобилась и решила немедленно вернуться в Египет. Она уже открыла было рот, чтобы объявить о своём намерении Тоту, но вдруг замерла. Великий гнев охватил богиню. Как! Ведь она зареклась возвращаться на родину, она принесла клятву! — а тут какой-то ничтожный павиан мало того что чуть не заставил её эту клятву нарушить, но вдобавок разжалобил её своими речами и вынудил расплакаться! Её, Тефнут, грозную, непобедимую львицу!
От этой мысли богиня пришла в ярость. Ей захотелось растерзать Тота-павиана в кровавые клочья! Она уже выпустила когти и изготовилась к прыжку. Лишь в последний момент, вспомнив о данном Тоту обещании, Тефнут смирила гнев.
«Я не трону его, — подумала она, — но пусть этот маленький павиан не воображает, что одержал надо мной верх. Не он приведёт меня в Египет — нет! Я сама вернусь туда! А чтоб он знал, с кем имеет дело, и не забывался, я явлю ему своё величие и могущество!»
И Тефнут издала рычание, от которого содрогнулась пустыня. Она
«Как мудро я поступил, что взял с неё клятву не причинять мне вреда», — успел подумать он.
Богиню рассмешило поведение Тота. Гнев её окончательно утих. Мало-помалу оправившись от испуга, Тот рассказал Хатхор другую сказку — о борьбе добра и зла. Сильный одолеет слабого, но ни одна несправедливость не укроется от всевидящего Ра. Того, кто совершит беззаконие, ожидает неминуемое возмездие, исходящее от солнечного бога.
Засмеялась
— Я обещаю тебе свою дружбу, дочь Ра! — воскликнул Тот. — Я никогда не оставлю тебя в беде. Если с тобой случится несчастье или тебе будет грозить опасность, я приду к тебе на помощь и спасу тебя.
— Как! — изумлённо взревела львица. — Ты?! Ты, маленький, слабый павиан, говоришь, что можешь защитить меня, могучую, непобедимую богиню?!
— Ты сильна, — возразил Тот, — но даже самый сильный может быть повержен слабым, если слабый находчив и умён. Вот послушай. Жил некогда в горах лев...
Лев и мышка
Жил некогда в горах лев. Он был властелином зверей и держал всю округу в страхе.
Однажды этот лев повстречал пантеру. Вся шкура у пантеры была изодрана, мех висел клочьями.
— Что с тобой случилось? — удивился лев. — Кто порвал твою шкуру и ободрал твой великолепный мех?
— Это сделал человек, — ответила пантера. — Нет никого хитрей человека. Никогда не попадайся ему в руки!
— Так знай: я найду его и отомщу ему! — зарычал лев, оскалив клыки и грозно сверкнув глазами.
И он отправился искать человека.
Через некоторое время ему повстречались лошадь и осёл. Морды животных опутывала узда, а в зубах были удила.
— Кто вас связал и лишил свободы? — не веря своим глазам, спросил лев.
— Это наш господин, человек, — ответили в один голос осёл и лошадь.
— Неужели человек сильнее вас?
— Он наш хозяин, — сказал осёл. — Нет никого умней человека. Никогда не попадайся ему в руки!
Ещё больше обозлился лев на человека, зарычал, вздыбил гриву и отправился в путь. Вскоре он встретил быка и корову. Рога их были обпилены, ноздри проколоты, а на шее у каждого было [83] ярмо. Спросив их, кто это с ними сделал, лев услышал в ответ, что это дело рук всё того же ненавистного человека, которого он ищет. Вконец разъярился владыка лесов и гор. Дни и ночи он бродил по горам и долинам, разыскивая человека, и всё не мог найти. Зато ему повстречался медведь. Когти у медведя были обрезаны, а зубы вырваны.
— Неужто человек сильнее даже тебя? — опешил лев.
— Да, сильнее, потому что он хитрей, — ответил медведь. — Когда-то он был моим слугой и приносил мне пищу. Но однажды этот человек сказал: «Твои когти слишком длинны — они мешают тебе брать еду. А зубы твои слишком слабы, и из-за них ты не можешь в полной мере наслаждаться трапезой. Позволь мне вырвать их, и я принесу тебе вдвое больше лакомств, чем обычно!» Я ему поверил, а он вырвал мои зубы и когти, швырнул мне в глаза песок и убежал. И мне уже нечем было его удержать.
— Я отомщу ему! — вне себя от бешенства взревел лев. — Я растерзаю его и съем! Вот тогда мы увидим, кто сильнее — он или я.
И лев отправился дальше — искать человека.
Вскоре он увидел другого льва. Лапу этого льва защемил расколотый ствол дерева, и бедняга сидел и ревел от боли и бессильной злобы.
— Как ты попал в такую беду? — спросил его лев.
— Это сделал человек, — простонал другой лев. — Остерегайся его и не верь ему: человек хитёр! Однажды он встретился мне, и я его спросил: «Каким ремеслом ты занимаешься?» «Моё ремесло — предупреждать старость, — ответил он мне. — Я могу сделать тебе такой чудодейственный талисман, что ты никогда не умрёшь. Я спилю дерево, произнесу над ним заклинания, и как только ты прикоснёшься после этого к стволу, сразу сделаешься бессмертным!» Я поверил и пошёл за ним. А человек привёл меня к этому горному дереву, спилил его, расщепил ствол клином и сказал: «Клади сюда свою лапу!» Я и сунул лапу в щель. В тот же миг он выбил клин, швырнул мне в глаза песок и убежал. [84]
Рассмеялся лев и воскликнул:
— О человек! Если ты когда-нибудь попадёшься мне, я отомщу тебе за всё зло, которые ты причинил зверям!
И лев отправился дальше.
И вот однажды он случайно наступил на маленькую мышку. Лев хотел уже было её раздавить и съесть, но мышка взмолилась:
— Не убивай меня, господин! Если ты меня съешь, ты всё равно не утолишь голод, а если отпустишь меня, голод твой не станет сильнее. Но если ты меня пощадишь, когда-нибудь я отблагодарю тебя за это и выручу из беды.
— Что-о? — рассмеялся лев. — Ты собираешься спасать меня, самого могучего из зверей? Ха-ха-ха! Так знай же: я самый сильный, и никто не может причинить мне зло!
— И всё-таки, — возразила мышка, — настанет и для тебя чёрный день.
Лев не поверил мышке, но глупые мышкины речи его развеселили, и он пожалел её и отпустил. И отправился дальше на поиски человека.
Но не успел он отойти далеко, как провалился в ловчую яму, вырытую охотником на звериной тропе.
Лев ревел от обиды так долго, что охрип; кидался на стенки, пытаясь выкарабкаться наверх, но земля осыпалась, и он беспомощно падал обратно на дно ямы. Вконец измаявшись, он притих и уснул.
Наутро пришёл охотник, опутал льва сетью и крепко-накрепко связал ремнями.
Связанный лев лежал на земле, не в силах ничего сделать для своего спасения. Он был уверен, что настал его последний час. Однако Судьба решила иначе. Судьбе захотелось высмеять надменного властелина зверей, который всю жизнь хвастался своей силой, а оказался таким беспомощным.
— Здравствуй! — пропищал вдруг кто-то за ухом у льва. Владыка гор и полей хотел было поднять голову, но не смог.
— Кто здесь? — промычал он связанной пастью.
— Кто? Та самая мышка, которую ты пожалел! Я пришла [85] отплатить добром за добро. Человек тебя перехитрил. Не помогла тебе твоя сила!
В одно мгновение мышка перегрызла все сыромятные ремни и освободила льва от пут. Потом она спряталась в гриве льва, и вместе они отправились в горы.
— Подумай о маленькой мышке! — воскликнул Тот, закончив свой рассказ. — Подумай, богиня, о самой слабой из всех жителей гор, и о льве, самом сильном из всех зверей, живущих в горах!
Вернувшись на родину, Хатхор-Тефнут совершила триумфальное шествие по египетским городам. Египтяне ликовали:
Наконец Хатхор-Тефнут встретилась со своим отцом — великим богом Ра.
В благодарность за услугу, оказанную ему Тотом, Ра пригласил его на пир.
Сказание об истреблении людей
Не одни только крокодилы и гиппопотамы отваживались выступать против великого солнечного бога. Когда Ра, благополучно процарствовав, наконец, состарился, сделался дряхлым, и могущество его ослабло;
— Пусть явится сюда моё Око — богиня Хатхор. Позовите также Шу, Тефнут, Геба и Нут вместе с
Боги незамедлительно явились по зову властелина. Вскоре Нун, Шу, Тефнут, Геб и Нут предстали перед Ра во дворце солнечного бога. Нун спросил:
— Скажи, о владыка, что случилось?
— Бог
Боги погрузились в раздумье, и Ра добавил:
—
— Сын мой Ра, — ответил мудрый Нун. — Сын
— Воистину! — согласились остальные боги. —
— Ваш совет хорош, — подумав, промолвил Ра и посмотрел на людей своим Оком-Солнцем, направляя в их стан огненные лучи. Но люди были готовы к этому и успели укрыться за высокой горой, в пустыне, — поэтому лучи не причинили им никакого вреда. Тогда бог Солнца велел своему Оку в образе Хатхор отправиться в пустыню и наказать дерзких людей.
Хатхор-Око приняла обличье львицы и получила имя Сохмет.[9] Сохмет отправилась в пустыню, разыскала людей и, увидев их, кровожадно взревела. Шерсть на её загривке встала дыбом, в глазах засверкал лютый блеск. Полная ярости, Хатхор-Сохмет набросилась на людей и принялась безжалостно их терзать, убивая одного за другим, орошая пустыню кровью и разбрасывая вокруг себя куски мяса.
Решив, что люди уже достаточно наказаны и что отныне они уже больше никогда не осмелятся роптать на богов и поднимать мятеж, Ра сказал дочери:
— Ты уже совершила то, ради чего я тебя послал. Довольно их убивать! Уходи с миром.
Но богиня не послушалась отца. Оскаля клыки, она свирепо прорычала в ответ владыке мира:
—
—
Но упрямая Хатхор-Сохмет не пожелала внять отцовским словам. Ей очень понравилось убивать людей и пить кровь. Жажда мести и азарт заглушили в ней голос разума. Свирепая львица вновь набросилась на египтян. Мятежники в ужасе бежали на юг, вверх по Великой Реке, а богиня преследовала их и беспощадно убивала.
Ужаснулся и Ра, видя, какую бойню учинила Хатхор-Сохмет. Гнев его на людей окончательно прошёл. Бог Солнца приказал своей свите:
—
Тотчас гонцы были приведены перед лицо Ра. Бог Солнца сказал:
— Отправляйтесь на остров Абу (греч. Элефантина) и принесите как можно больше красного минерала диди.[11]
Когда гонцы доставили диди, Ра в сопровождении свиты отправился в Гелиополь. Там он разыскал мельника и приказал ему растолочь красный камень в порошок, а его служанкам — намолоть ячменя и сварить пиво.
Когда пиво было готово, слуги бога Солнца наполнили им семь тысяч сосудов и намешали в пиво красного порошка. Получился напиток, по цвету очень похожий на кровь.
— О, как
Повеление Ра было незамедлительно исполнено.
Наступило утро. Пришла Хатхор в образе Сохмет, оглядела место вчерашнего побоища и, увидав великое множество красных луж и решив, что это лужи крови, обрадовалась. Охваченная жаждой убийства богиня бросилась пить окрашенное пиво. Пиво [89] пришлось ей по вкусу; она лакала и лакала до тех пор, пока не захмелела настолько, что взгляд её сделался мутным и она уже не могла различать людей. Тогда Ра подошёл к дочери и сказал:
—
С тех пор люди приносят в храмы кувшины с пивом и вином и ставят их к изваяниям богини Хатхор.
Вознесение Ра на небеса
После того, как бог Солнца спас египтян от расправы беспощадной львицы Сохмет, богиня справедливости Маат вновь установила мир на земле. Но Ра, который сделался уже совсем дряхлым и устал править Египтом, решил вовсе отказаться от власти. Созвав богов на совет, он пожаловался им:
—
—
—
— Что ж, будь по-твоему, владыка, — печально согласился Нун и, помолчав, обернулся к сыну. —
—
— Превратись в Небесную Корову, и Шу поднимет тебя так же, как поднимал, когда разрывал объятия брата твоего Геба, отделяя небеса от земли.
Нут превратилась в корову, и бог Солнца поместился на её спине, собираясь взлететь ввысь (илл. 58). Увидели это люди, перепугались, что плохо им будет на земле без Ра, и заголосили, взывая к нему: [90]
— Вернись к нам, владыка, лучезарный бог! Ты стар, но мы не дадим тебя в обиду. Мы поразим всех твоих врагов, изрекавших на тебя хулу и угрожавших тебе, мы всех их уничтожим, и ты сможешь спокойно царствовать на земле!
Услыхав эти слова, бог Солнца пожалел людей и решил отложить своё вознесение на небеса до утра.
Утром люди вышли из своих домов, вооружились луками и копьями и двинули войско против недругов Ра — гиппопотамов, крокодилов и змей. Исчадия тьмы были уничтожены. За это Ра окончательно простил людей:
—
—
Нут в образе коровы вознесла Ра на небеса. Другие боги уцепились за живот Коровы и превратились в звёзды.
Ра продолжает творить мир
Взлетев на небо, Ра продолжал творить мир, поскольку создано было ещё не всё. Он сказал:
—
—
—
Когда бог Солнца взлетел на недосягаемую высоту, Нут задрожала от страха. Ра сказал Шу:
— Сын
Шу исполнил повеление Владыки всего сущего. После этого Ра призвал к себе бога Геба и объявил, что передаёт земной трон ему.
—
Так закончилась эра земного царствования Ра-Хорахти. Наступила эра правления Геба.
Существует другой миф, где говорится, что Ра отрёкся от трона в пользу Тота, но Тот не согласился царствовать один, и тогда боги поделили власть: Ра и Тот сменяют друг друга на троне, поэтому меняется время суток.
На небесах Ра сказал богам:
—
—
Так на небе появилась Луна.
Владыка всего сущего наделил Тота властью посылать богов с разными поручениями и объявил, что красотою своею и сиянием [92] своих лучей Луна охватит оба небосклона — восточный и западный. Так были сотворены священная птица ибис и бог Луны Ях (Аах).[16]
Великое путешествие солнечной ладьи
Ладья вечности, свита Ра и дневное плавание
Когда Ра покинул людей и вознёсся на небо, богиня Маат установила новый миропорядок. Отныне и навсегда земной мир со всех сторон окружила цепь высоких гор, поддерживающих небесную реку — Нут, и по небесной реке боги во главе с Ра стали перевозить Солнце с востока на запад (илл. 32 на с. 54); а ночью Ладья по подземному Нилу, протекающему через Дуат, возвращалась [93] с запада на восток, к месту восхода и воссияния Светила.
В распоряжении солнечного бога две Ладьи: дневная — Манджет, и ночная — Месктет.
В некоторых текстах говорится, что обе Ладьи принадлежат Руги — двум богам-львам, отождествлявшимся с Шу и Тефнут.
Ра восседает на золотом троне посреди священной Ладьи (илл. 59). Его корона украшена Оком-змеей — это богиня Уаджит в облике урея. Она зорко смотрит вперёд, и горе порождениям тьмы, если они встретятся на пути Ладьи! Урей превратит их в пепел своими раскалёнными лучами.
На носу Ладьи стоят две богини — Маат и Хатхор. Обе они — воплощения Ока Ра. Маат охраняет миропорядок, а Хатхор защищает справедливость и закон. Сопровождают Ра и мудрый бог Тот — писец и посыльный владыки, и непобедимый Хор Бехдетский, и Хор — сын Исиды и Осириса, и Шу, и Онурис.
Вёсла Ладьи вверены четверым богам в обликах мужчин с бородками. Их имена — Ху, Сиа, Сехем и Хех (илл. 60). Они — воплощения божественных сил, которые поддерживают в мире гармонию и порядок. Ху и Сиа олицетворяют божественную Волю и божественный Разум. Иногда их называют «Носители Ока Хора» или «Язык и Сердце Птаха» — ибо, как учат мемфисские жрецы. Птах сотворил мир Мыслью и Словом. Сехем олицетворяет божественную созидательную Энергию, Хех — Вечность. Хех носит на голове корону из вьющегося тростника — символ долгой жизни, а в руках держит пальмовые ветви — иероглифы «год».
Дневное путешествие Ра полно опасностей. Враг Солнца змей Апоп (илл. 51 на с. 72) подстерегает Ладью, затаясь в небесной реке, и бросается на неё, едва завидев. С помощью Уаджит-урея, [94] Хора Бехдетского, Онуриса и Хатхор бог Солнца одерживает победу в смертельной схватке и низвергает Апопа в бездну, в пучину вод. Но иногда злой змей всё-таки оказывается сильнее солнечного воинства. В такие дни бушует ненастье, тучи затягивают небо, и из пустыни налетает горячий ветер. Если же Апоп проглотит Ладью, наступает солнечное затмение.[17]
Завершив дневное путешествие по небесной реке — по животу Нут, Ладья Манджет подплывает к западным горам, где находятся врата, ведущие в Загробный Мир. Когда бог Солнца приближается к вратам, священные горные павианы запевают приветственный гимн (илл. 61, 62):
Бог богов обращается к пустыне, говоря:
—
Под торжественное пение Ра покидает дневную Ладью Манджет и переходит на ночную — Месктет (илл. 63). Начинается плавание по той части Великой Реки, которая протекает через Дуат. [96]
Ночное плавание
Путешествие через Дуат ещё опаснее, чем дневное путешествие.
Начинается оно с торжественного восхождения Ра и его свиты на западную гору. Затем бог богов усаживается на золотой трон — солнечное святилище, которое расположено посреди Ладьи Месктет. Трон обвивает кольцами своего тела гигантский змей Мехен-та, защитник ночной Ладьи. Ху, Сиа, Сехем и Хех занимают места гребцов, дружно взмахивают вёслами, — и начинается плавание, полное опасностей и приключений (илл. 64).
Подземное побережье Нила разделено двенадцатью вратами на двенадцать долин, соответствующих двенадцати ночным часам. Каждую долину Ладья проплывает строго в определённый час. Все врата охраняются чудовищами и огнедышащими змеями. Самостоятельно Ра не смог бы преодолеть ни одной преграды: для того, чтобы изрыгающие пламя стражи открыли врата и пропустили Ладью, надо знать их имена и волшебные заклинания. Имена и заклинания известны только богу, который командует богами, тянущими солнечную Ладью канатом. Ему помогает Хека, бог волшебства и магии. Он придаёт заклинаниям магическую силу. [97]
Вход в Дуат охраняют змей по имени Страж Пустыни и боги Упуаут и Нехебкау.
Нехебкау (илл. 65) — змееглавый бог, властелин времени и покровитель урожая. Он присоединяется к свите Ра и сопровождает Владыку всего сущего через все двенадцать долин Дуата.
Волк Упуаут (илл. 66) — воинственный, до зубов вооруженный бог, тоже восходит на Ладью Вечности и занимает место во главе всей свиты Ра, на носу Ладьи. Имя Упуаут означает «Открывающий пути», и ему предстоит открыть все двенадцать врат, разделяющих долины Дуата.
Все врата имеют имена. Первые, «Вход в Тайный Зал», охраняет Страж Пустыни.
—
Ладья солнечного бога минует Вход в Тайный Зал. Врата с лязгом закрываются,
Во второй долине Дуата навстречу Ладье выходят бог урожая Непри и его жена Непит. Тело Непри обвито пшеничными колосьями. Он кормит в Дуате умерших, а его загробная ипостась носит эпитет «Тот, кто живёт после смерти».
На земле же Непри вместе с другими богами плодородия заботится о живых египтянах, которые очень любят за это доброго бога и в знак благодарности справляют в его честь праздники урожая.
Ночная Ладья плывёт мимо захоронений, и Ра посылает мумиям животворящий свет своих лучей (илл. 67). Умершие выходят из гробниц, приветствуя Солнце и наслаждаясь его сиянием. Они поют:
— Вы
Солнечная Ладья плывёт дальше, и по мере её продвижения вперёд умершие всё выходят и выходят из своих гробниц и приветствуют бога Солнца.
В четвёртой долине Дуата Ра
У пятых врат находится Великий Чертог Двух Истин — зал, где Осирис вершит Суд над умершими.
Пятые врата носят имя «Владыки Времени». Их охраняют стражи: Правдивый Сердцем, Склоняющийся перед Ра и Сокровенный Сердцем, а также два урея.
—
После этого приветствия бог Сиа обращается к змею-хранителю врат, имя которого «Тот, чьё Око опаляет»:
—
Врата открываются, и Ладья Месктет плывёт дальше.
И вот наступает последний предрассветный час — час страшной битвы Ра с его извечным врагом, змеем Апопом. Апоп еженощно подстерегает Ладью. Завидев её, он с утробным рыком разевает свою гигантскую пасть и выпивает всю воду подземного Нила. Ладья ложится днищем на речной песок, и боги вступают с Апопом в битву.
Могучего змея не одолеть даже великому Ра, если бог Солнца не прибегнет к помощи волшебства. Поэтому перед битвой бог магии Хека произносит заклинание:
«Заклинание
<...>
После этого все защитники Ра бросаются в битву. Воинственный Упуаут, Онурис и Хор Бехдетский поднимают свои остроконечные копья, Уаджит-урей испускает огненные лучи, змей Мехен вонзает в тело Апопа зубы.
Солнечному богу и его свите помогает сражаться с Апопом великая богиня Нейт (илл. 68). Эпитет Нейт — «Устрашающая». Она — покровительница войск, неизменно возглавляет армию фараона и дарует ей победу.
Но хотя Нейт и безжалостна к врагам Ра, и беспощадна во время войны, в мирные дни она — добрая богиня, покровительница охоты и ткачества, подательница урожая и защитница умерших. В Дуате, на Суде Осириса, Нейт вместе с Исидой, Нефтидой и богиней-скорпионом Серкет (илл. 69) защищает умерших (илл. 70).
Под предводительством Ра боги его свиты одерживают победу над Апопом — пронзают гигантское туловище копьями и заставляют змея изрыгнуть всю проглоченную воду. Апоп скрывается [102] в пучине подземного Нила и до следующей ночи залечивает раны.
В некоторых текстах говорится, что залечивать раны Апопу помогает богиня-скорпион Серкет, хотя обычно Серкет считается благим божеством.
Одержав победу над Апопом, боги ликуют:
Русло подземного Нила вновь наполняется водой, и Ладья Месктет плывёт через последнюю, двенадцатую долину Дуата. Перед восходом светила Ладья заплывает в тело исполинского змея и, пройдя сквозь утробу чудовища, оказывается у подножия восточных гор. Затем через пещеру она выплывает на небо. Распахиваются Двери Горизонта (илл. 71), Ра омывает своё тело в водах священного озера и под ликование богов переходит в дневную Ладью Манджет. [103]
Воскресение Солнца в Дуате
Наиболее подробные сведения о Загробном Мире и подземном путешествии Ра в Ладье Вечности содержатся — наряду с «Книгой Дня и Ночи» и «Книгой Врат» (тексты которых положены в основу пересказа в предыдущей главе), также в книге «Амдуат» — «(Книге) о том, что в Дуате». Эта «Книга» — не описательный рассказ о Загробном Мире, а набор из 12 (по числу ночных часов) символических композиций, изображающих различные этапы умирания в Дуате старого Солнца и рождения нового.
Первый ночной час начинается с того, что Ладья Ра спускается за гору по имени «Рог заката» (метафорическое сравнение горы с рогом Небесной Коровы; сравн. название «восходной» горы — с. 21). Стражи первых врат, разделяющих мир живых и мир мёртвых, — павианы, воздав приветствия Солнцу, пропускают его Ладью в первую подземную долину, носящую имя «Долина Ра». Длина её — 120 итеру (см. прилож. 13). Бог Солнца говорит павианам:
—
Подземный Нил на рисунке (илл. 72) изображают «постаменты» под Ладьями в средних двух поясах (рядах), покрытые (плохо различимым на прорисовках) зигзагообразным орнаментом, символизирующим рябящуюся водную поверхность. В верхнем и нижнем поясе — песчаные нильские берега. Разумеется, на всех 12-ти композициях пространство не единое, а чисто условное.
На берегах Нила — стражи-павианы, различные [104] божества, умершие и двенадцать уреев, которые своим пламенем рассеивают мрак подземелья, освещая путь солнечной Ладье. В верхней Ладье — умирающее старое Солнце, в нижней — возрождающееся новое в виде скарабея Хепри.
Процессию, сопровождающую старое Солнце, возглавляет бог-исчислитель ночных часов с пальмовой ветвью в руке (символ счёта времени). На носу Ладьи — Упуаут и Сиа (их фигуры сливаются), за ними — «Владычица Ладьи» — богиня, под покровительством которой осуществляется плавание через первую подземную долину; за солнечным святилищем — Хор, у вёсел — гребцы. Две Истины — «Обе Маат», бог по имени «Тот, который ранит», вооружённый ножом, и другие боги защищают Солнце от врагов. Четыре стелы с человеческими головами символизируют «изречения Ра», силою которых умершие в Дуате воскресают и обретают блаженство.
Ладью возрождающегося Солнца тянут три змея. Когда процессия достигает столба с коровьими рогами, разделяющего первую и вторую долины, привратник открывает врата и пропускает Ладью дальше.
Во втором часу плавания (илл. 73) Солнце сопровождают четыре ладьи. В головной [105] ладье покоятся лунные символы — лунный диск между коровьих рогов и месяц; в следующей — огромное навершие систра — символ богини Хатхор, и скарабей; в третьей — крокодил, защитник Ра; и в четвёртой — две ипостаси Непри с двумя снопами колосьев. Длина второй долины Дуата — 309 итеру, ширина — 120 итеру.
В композиции слились две символики — связанная с подземным путешествием Солнца, во-первых, и с представлениями о Суде Осириса над умершими из «Книги Мертвых», во-вторых. На «верхнем» берегу подземного Нила — боги, принимающие участие в Суде, и бог «Двуликий» с головами Хора, сына Осириса, и Сета, его брата и убийцы (илл. 74); впрочем, поскольку боги изображены стоящими на воде, а не на песке, вся эта группа, возможно, представляет собой символическое изображение различных божественных сущностей Ладьи Солнца в этот ночной час. В правой части нижнего пояса — вооружённые вершители загробного возмездия. (Мотивы Загробного Суда Осириса будут проявляться и в последующих композициях.) Божества со звёздами в руках выступают в роли светоносцев.
В третьем часу ночи (илл. 75) Ладья Солнца пересекает «Долину заупокойных жертвоприношений», тоже 309 итеру длиною и 120 шириной. Здесь караются грешники; боги, вершащие возмездие, изображены в нижнем поясе. Грешники лишены возможности видеть свет, излучаемый Ра, — света удостаиваются только праведные (подробнее о загробном воздаянии за грехи см. на с. 320). Ладья Ра за время плавания через эту долину четырежды меняет свою форму. [106]
С наступлением четвёртого ночного часа (илл. 76) Солнечную Ладью приходится тянуть волоком за канат. Это делают умершие. Влекомая на восток, Ладья вместе с тем спускается всё глубже и глубже в подземный мир — это погружение в глубины тьмы символизирует тропа, наискось сверху вниз пересекающая рисунок, и наконец заплывает в «Пещеру Запада» — таково сокровенное имя четвёртой долины.
Здесь начинаются владения Сокара (илл. 77) — бога-покровителя Ро-Сетау — Мемфисского некрополя. Пещеру охраняют боги и змеи-стражи, а сама солнечная Ладья обретает облик змея Мехен-та. В недрах этой пещеры, коей имя — «Сокрытое протягивание», совершаются таинства, воскрешающие умерших и воскрешающие Солнце, которые символизирует действо в центре среднего ряда, где мумия Осириса созерцает Тота, передающего исцелённое Око Уджат Хору (илл. 78).[22]
В облике змея Мехен-та Ладья достигает пятой подземной долины-пещеры (илл. 79), где царствует Сокар. Имя этой пещеры — «Сокрытая страна». Сокар, отождествляемый с Хором, появляется навстречу Ра из таинственных глубин, стоя на крылатом змее. Овал, окружающий его наподобие картуша,[23] символизирует одновременно Дуат и Сокарову обитель — «хену»[24] Дуата. [107]
«Хену» охраняет двуглавый сфинкс Акер — божество земли (облик которого, возможно, символизирует «объединение» дуалистических понятий — восхода и заката, мира живых и мира мёртвых и т. д.), и два змея. Прямо над «хену» в верхнем поясе — холм по имени «Ночь». Это могила Осириса. На склонах холма — Исида и Нефтида в обликах птиц, самки коршуна («птицы Хат») и соколицы («птицы Тхерт»), оплакивающие Осириса. Из холма появляется Хепри — возрождающееся Солнце. Он подхватывает лапками буксирный канат Ладьи. В надписи от имени богов, обращающихся к Ра, говорится:
Девять флагов на шестах в верхнем поясе слева — это девять иероглифов «нечер» — «бог». Они символизируют гелиопольскую Великую Девятку. Справа от холма — «Зарезывающие» — боги, которые уничтожают тела грешников, обрекая их небытию. Во главе солнечной процессии, в среднем ряду справа, — боги, кормящие праведников в Дуате. [108]
В шестой долине (илл. 80) продолжается возрождение Солнца. В среднем поясе мёртвое тело Хепри обвито змеем по имени «Многоликий». Змей держит свой хвост во рту — это символизирует цикличность законов мироздания, их вечную повторяемость. Над Хепри и «Многоликим» змеем — три гробницы, в которых погребены части тела Осириса, отождествляемого с Ра. Как только солнечная Ладья достигнет «гробницы» Хепри, Ра соединится со своим телом, и Хепри воскреснет для новой жизни. И точно так же воскреснут умершие. Они изображены в нижнем поясе: те, кто воскресли, уже стоят, другие изображены в полусидячем положении — они только начали пробуждаться ото сна. Девять коронованных жезлов в верхнем поясе — иероглифы «хека» — «властитель» — символизируют Великую Девятку; девять жезлов с головами змеев внизу — различные верховные боги египетского пантеона, охраняющие, подобно уреям, врата в следующую подземную долину.
В седьмом часу (илл. 81) плавания происходит сражение Ра с Апопом. Свернувшийся кольцами Апоп лежит на песчаной отмели длиною 450 локтей. Чары Исиды и бога магии Хека лишают змея силы, и тогда остальные боги рубят его тело на куски; эта сцена — в центре среднего пояса. Правее — четыре ларца, символизирующие Атума, Хепри, Ра и Осириса, с образами которых отождествляется здесь воскресшее Солнце. В верхнем поясе — сцена уничтожения других врагов Ра; в нижнем — астральные божества перед троном солнечного бога.
Следующие три часа плавание Ра протекает спокойно. Во всех долинах Дуата его охраняют божества подземного мира, и солнечный бог продолжает [109] дарить свет и тепло умершим. На десятом часу плавания он спасает утопленников — дарует им погребение, которого они были лишены, и тем самым обеспечивает им вечную жизнь после смерти.
Одиннадцатый ночной час (илл. 82) — час наказания грешников. Различные наказания, а также божества-вершители возмездия упоминались в «Книге» и раньше, но главное действо разворачивается за час перед восходом Солнца, ибо к рассветному часу должно быть уничтожено всё зло. [110]
В нижнем поясе изображены пять ям, пылающих огнём, которому не даёт погаснуть змей по имени «Тот, кто сжигает миллионы (грешников)». В эти ямы боги Дуата бросают тела, сердца, головы, «души» Ба и Ка и Шуит («тени», считавшиеся одной из «душ») злодеев. В крайней справа яме — «души» Ка, перевёрнутые вниз головами. В сопроводительной надписи говорится, что никому из попавших в этот адский пламень не удастся спастись.
В верхнем поясе слева — Атум подле крылатого змея, меж Солнечным Оком и Оком Уджат. Атум изображён так же, как Сокар в пятой долине Дуата (илл. 79). Перед ним — десять звёзд, символизирующих десять минувших ночных часов (ночные часы отсчитывались по кульминациям особых звёзд — деканов), и — верхом на змее — бог, ведущий отсчёт времени по звёздам. Змей, которого в среднем поясе несут на руках двенадцать богов, символизирует двенадцать ночных часов и небесный путь Солнца.
И наконец, на двенадцатом часу (илл. 83), возрождённое Солнце устремляется к выходу из подземелья. Надпись к композиции гласит:
В центре среднего пояса — гигантский змей. Солнечная Ладья заплывает в его тело и, пройдя его насквозь, выходит из пасти, чтобы в облике скарабея Хепри появиться на небосводе. Справа в нижнем поясе — мумия [111] Осириса. Перед Хепри — Шу с распростёртыми руками, поддерживающий небо. Боги в верхнем и нижнем поясах приветствуют возрождение светила следующими словами:
Царствование Шу и Геба
Согласно большинству мифов, Ра перед вознесением на небеса завещал земной трон Гебу. Некоторые источники, однако, сообщают, что трон Ра унаследовал Шу, а уже затем его сменил Геб. Приводимое ниже сказание изложено по тексту так называемого «Наоса из Сафт-эль Генна» (XXX династия).
За время своего царствования Шу построил много святилищ и храмов по всему Египту. Однажды эти храмы попытался разрушить змей Апоп. Шу вступил в битву с Апопом и одержал победу, но от ран, полученных во время сражения, бог заболел и ослеп.
Когда это случилось, в Египте нарушился миропорядок, установленный богиней Маат. Воцарилось беззаконие, и Геб влюбился [112] в свою мать — богиню Тефнут. Дождавшись, когда Шу покинет свой дворец, Геб ворвался туда, силой овладел своей матерью и захватил престол отца. Совершив эти преступления, он во всеуслышание поклялся безжалостно расправиться с Шу, если бог ветра осмелится вернуться. Перепутанный Шу внял угрозам сына и не вернулся.
Девять дней выл и бушевал ураган — это бог ветра плакал и в отчаянии рвал на себе волосы. Непроглядная тьма окутала берега Великой Реки.
На десятый день мрак рассеялся, ветер стих, буря улеглась, и богам ничего не оставались делать, как признать Геба законным властителем Обеих Земель.
Через двадцать семь дней своего царствования Геб решил обойти владения и отправился на восток. Там он встретил людей, которые рассказали ему о доблести Шу, о том, как Шу сражался с Апопом и как утвердил на своей царской короне Солнечное Око.
— Это Око, — сказали люди, — обладает великой силой. Его сияние уничтожает всех врагов.
И Геба обуяла неодолимая зависть. Он решил во что бы то ни стало заполучить Солнечное Око и отправился на поиски. Через несколько дней он увидел Око у подножия горы. Издав радостный клич, Геб бросился к нему и хотел уже было его схватить, но Око вдруг превратилось в кобру-урей и выпустило яд. Бога земли охватило пламя, и он свалился в лихорадке.
Узнав о случившемся, Гелиопольская Девятка собралась на совет. Было решено лечить Геба. Но никакие лекарства, никакие чудодейственные зелья и волшебные заклинания не помогали больному богу.
Тогда Девятка сказала:
— Пусть он созерцает сияние бога Ра — солнечный Ах.[26] Это исцелит его. [113]
Ра осветил своим Ах большой камень, и этот камень возложили на голову Геба. Лихорадка сразу прошла.
Через несколько лет камень омыли воды Великого Озера — того самого озера, которое возникло ещё в Нуне и из которого в начале творения вырос Лотос, — и камень превратился в крокодила Себека.
Исцелившись, Геб решил, что отныне он будет жить в полном согласии с миропорядком, установленным богиней Маат, и больше не творить беззаконий. Он воззвал к богам Великой Девятки, прося научить его строить храмы, орошать земли и сеять зерно.
Боги с радостью исполнили просьбу Геба, и Геб, обучившись ремёслам, вскоре ликвидировал все разрушения, которые он учинил в Египте.
Процарствовав 1773 года, Геб отрёкся от престола.
Изображается Геб чаще всего в паре с богиней Нут в тот момент, когда Шу отделяет небо от земли (илл. 28 и 31 на с. 47 и 53). Символ и священное животное Геба — белый гусь, птица, олицетворяющая Великого Гоготуна и один из иероглифов, которым писалось его имя. «Душой» Ба Геба иногда считался двуглавый сфинкс Акер.
Исида и Осирис
Земное царствование Осириса и заговор Сета
После того, как мудрый Тот выиграл у Луны пять дней и присоединил их к солнечному году, богиня неба обрела возможность рождать по одному ребёнку в каждый из пяти предновогодних дней.
В первый день она родила Осириса (египетск. Ус
— Люди и боги! В мир пришёл Властелин Всего! [114]
Во второй день родился Хор.[27] Осирис и Хор были сыновьями Ра.
В третий день родился Сет (египетск. Сетх; илл. 84), сын Геба, бог в виде человека со звериной мордой, с красными, как раскалённый песок пустыни, глазами и такой же красной гривой, повелитель стихийных бедствий и войн. Он появился из бока матери Нут раньше положенного срока.
В четвёртый день родилась Исида (египетск. Исет; илл. 85), дочь Тота, богиня супружеской верности, материнства и любви, защитница умерших на Загробном Суде. Своего брата и мужа Осириса Исида любила ещё до рождения, когда пребывала во чреве богини Нут, и во мраке же небесного чрева они соединились.
В пятый день родилась дочь Геба, сестра и жена Сета Нефтида (египетск. Небетхет), которой суждено было стать покровительницей умерших.
Когда Осирис вырос и возмужал, он унаследовал престол Геба и стал владыкой Обеих Земель (илл. 86, 87).
Египтяне в те времена были ещё диким варварским народом. Поэтому Осирис занялся их обучением.
Представление об Осирисе как о царе-цивилизаторе — греческого происхождения, возникшее под влиянием мифов о Дионисе, с которым Осирис отождествлялся; в египетских текстах ничего подобного нет.
Осирис разъяснил людям, что можно есть и что нельзя, научил их прокладывать оросительные каналы, сеять зерно, выращивать урожай, выпекать хлеб, варить пиво и поклоняться богам. Вместе с Тотом Осирис установил в Египте законы, должные карать злодеев.
Мудрый Тот много помогал Осирису в его благородных делах: он придумал иероглифы и обучил египтян письму, придумал имена для людей и названия для вещей; обучил народ ремёслам и строительству.
Осирис и Тот правили и Египте без всякого насилия в отношении людей и ни разу не допустили кровопролития. Это были лучшие времена века богов!
Когда и в Верховье и в Низовье все египтяне превратились из сборища диких племён в культурный народ и по всей стране установился угодный богам порядок, Осирис решил обойти соседние страны: ведь остальные народы всё ещё были [116] дикими. Оставив трон на попечение своей жены и сестры Исиды, он в сопровождении певцов, музыкантов и свиты богов отправился в дальний путь.
Они ходили по земле, распевая гимны, и после долгих странствий изменили весь мир так же, как некогда изменили Египет. Ни разу не применив силу, покоряя сердца людей только красноречием и благородными делами, Осирис подчинил себе все соседние народы.
Пока бог путешествовал, Исида оставалась в Египте и правила страной. Поэтому Исида считается воплощением трона Осириса, и иероглиф, которым пишется её имя, изображает трон: 
.
Исида и Тот обучили людей магии, искусству врачевания, священным заклинаниям, научили собирать целебные травы. Богиня одарила женщин умением вести домашнее хозяйство и заботиться о семье.
И всё то время, пока бог путешествовал, Сет лелеял мечты о захвате египетского престола. Но Исида бдительно следила за порядком в Обеих Землях, и мечты злодея оставались честолюбивыми мечтами, не более. Когда же Осирис вернулся, Сет стал готовить заговор. В число заговорщиков вошли царица Эфиопии Асо и с нею ещё 72 сообщника, недовольных правлением Осириса.
В египетских текстах число заговорщиков не указывается.
Сет тайком измерил рост брата и по этой мерке изготовил роскошный деревянный саркофаг (греч.; египетск. неб-анх), украшенный золотом и каменьями. Когда саркофаг был готов, Сет и остальные заговорщики устроили званый пир, на который пригласили и Осириса.
В разгар празднества Сет велел принести саркофаг и поставить на обозрение пирующим, дабы гости могли полюбоваться. Все стали наперебой выражать восхищение великолепным изделием. Тогда Сет, как бы в шутку, сказал:
— Ложитесь по очереди в этот саркофаг! Кому он придется впору, тот и получит его в подарок. [117]
Заговорщики стали по очереди ложиться в саркофаг, но для одних он оказывался слишком велик, для других — чересчур мал, для третьих — слишком широк или слишком узок. Наконец подошла очередь Осириса. Ни о чём не подозревая, бог лёг на дно саркофага. В тот же миг заговорщики захлопнули крышку, обвязали саркофаг ремнями, отнесли его к Реке и бросили в воды Танисского устья. С тех пор это устье считается у египтян ненавистным и проклятым.
А произошло это на двадцать восьмом году царствования[28] Осириса, в семнадцатый день месяца Атир.
Странствия Исиды
Узнав о том, что произошло, Исида обрезала прядь волос,[29] облачилась в траурные одежды и отправилась искать саркофаг с телом заживо погребённого супруга. Вне себя от горя, богиня причитала:
Так, плача, Исида ходила из края в край и спрашивала каждого встречного, не видел ли он плывущего по Реке саркофага. Но никто не мог сказать богине ничего утешительного. Много дорог исходила Исида, много обошла селений и городов, многих расспросила людей, прежде чем встретила тех, кто помог ей — шумную ватагу ребятишек. [118]
Едва богиня к ним обратилась, они обступили её и, размахивая руками, загалдели наперебой:
— Мы видели, как саркофаг плыл по Тинисскому устью к морю!
С тех пор египтяне узнали, что дети наделены пророческим даром: когда они играют, по их крикам и даже по пустой болтовне можно угадать будущее.
Поблагодарив ребятишек, Исида произнесла волшебное заклинание, которому её научил отец, мудрый бог Тот, и сразу догадалась, что саркофаг надо искать на побережье Уадж-Ур,[30] в финикийском городе Библе (греч.; египетск. Кепни, финикийск. Гебал), куда его прибило течением.
Это было действительно так. Морские волны вынесли саркофаг с мёртвым телом Осириса к берегам Библа, прибой выбросил его на сушу, и саркофаг остался лежать на молодом ростке тамариска.[31] Покуда Исида странствовала, тамариск успел разрастись, стал высоким и могучим, и саркофаг оказался внутри ствола. А через некоторое время царь Библа Малькандр, прогуливаясь, увидел прекрасное дерево и повелел его срубить и сделать из него колонну.
Когда Исида, придя в Библ, узнала об этом, она в изнеможении села у родника и заплакала от отчаяния:
— Горе мне, горе! Никогда я больше не увижу своего возлюбленного Осириса!
В это время у источника появились служанки царицы Библа Астарты. Они услышали плач богини, подошли к ней и спросили, что случилось. Девушки оказались добрыми и отзывчивыми, они понравились богине, и она, желая сделать для них что-нибудь приятное, заплела им волосы и пропитала их божественным ароматом.
Когда служанки вернулись во дворец и рассказали обо всём Астарте, царица захотела увидеть чужестранку, чьи волосы и кожа источают благовония. Послали за Исидой, и богиня в сопровождении [119] царских слуг вскоре явилась во дворец. Она очень понравилась Астарте, и царица Библа назначила её главной нянькой и кормилицей своего новорожденного сына.
Исида полюбила маленького царевича и решила даровать младенцу бессмертие. Она кормила его не грудью, а давала сосать палец своей божественной руки; по ночам же она опускала маленького царевича в волшебное пламя, которое разводила в очаге, и огонь сжигал смертные части его тела. Пока младенец лежал в огне, Исида, превратившись в ласточку, с плачем летала вокруг тамарисковой колонны.
Так продолжалось много ночей подряд. Но однажды царице захотелось посмотреть, как чужестранка ухаживает за её ребёнком. Подойдя неслышно к покоям, Астарта приоткрыла дверь, осторожно заглянула внутрь и, увидав, что её любимое дитя лежит объятое пламенем, издала душераздирающий крик. Этот крик разрушил волшебные чары Исиды, и возможность даровать ребёнку бессмертие была утрачена навсегда.
Сравн. с греческим мифом о Деметре, которая хотела даровать бессмертие Демофонту, сыну элевсинского царя Келея (
Разгневанная царица потребовала от Исиды немедленных объяснений, и богине ничего не оставалось делать, как открыться Астарте.
— Несчастная! — воскликнула Исида. — Зачем ты помешала мне? Знай: я — Исида, великая богиня магии, чар и колдовства. Я хотела сделать твоего сына бессмертным; горе тебе! Из-за тебя мои чары потеряли силу, и твой сын, как все люди, состарится и умрёт. А теперь отдай мне колонну, что украшает твой дворец, и я покину Библ.
Перепуганная царица пала перед богиней ниц. Исида без труда вырвала тамарисковый столб из земли, разрубила древесину и извлекла саркофаг. Она припала к нему и так пронзительно закричала, что маленький царевич не вынес её крика и тут же умер.
Так Астарта была наказана за то, что помешала богине. [120]
Разрубленный тамарисковый ствол Исида полила благовонным маслом, покрыла льном и отдала Малькандру и Астарте. С тех пор деревянный столб Джед (илл. 88, 89) стал фетишем и символом Осириса, а тамариск — его священным растением (илл. 90).
Царь Малькандр снарядил для Исиды корабль и послал своего старшего сына сопровождать богиню в плавании. Когда Библ скрылся вдали за кормою, Исида в первом же пустынном месте причалила к берегу, открыла саркофаг и, увидев мёртвого Осириса, разрыдалась. Сын Малькандра из любопытства приблизился к богине: очень уж ему хотелось узнать, что лежит в саркофаге. Исида повернулась к царевичу и устремила на него такой гневный взгляд, что юноша тут же рухнул замертво.
По возвращении в Египет Исида спрятала саркофаг с мёртвым телом Осириса в Дельте Нила, в густых зарослях камыша, и забросала его сверху травой, чтоб никто не увидел. [121]
Рождение Анубиса
Ещё до того, как красногривый Сет предательски убил своего брата и захватил престол Обеих Земель, жена Сета, богиня Нефтида, полюбила Осириса. Однажды в тёмную безлунную ночь она приняли облик Исиды и пришла на ложе Осириса. От их любви родился великий бог Дуата Анубис (грецизир.; египетск. Инпу; илл. 91, 92).
Боясь, что Сет отомстит ей за измену, Нефтида бросила младенца Анубиса. Узнав об этом, Исида с помощью собак нашла Анубиса в камышах и вырастила его. Анубис стал её верным другом и помощником.
Когда Сет убил Осириса, Нефтида бежала от него и присоединилась к Исиде.
Сет находит тело Осириса. Первая мумия
Однажды Сет отправился на ночную охоту в Дельту Реки и там, бродя по камышам, случайно наткнулся на саркофаг, спрятанный Исидой. Он развязал ремни, откинул крышку и, увидев мёртвого Осириса, пришёл в ярость. Изрыгая проклятия, злодей выхватил меч, разрубил тело брата на четырнадцать частей и разбросал их по всему Египту. [122]
Узнав о новой беде, Исида отправилась на поиски останков любимого супруга. Она смастерила папирусную ладью и плавала в ней по рекам и болотам. Исиде во всём помогала Нефтида, бежавшая от Сета (илл. 93).
Поиски частей разрубленного тела Осириса продолжались двенадцать дней.[32]
На каждом месте, где Исида находила какую-либо из частей, она воздвигала надгробную стелу, чтобы Сет не смог найти настоящей гробницы и чтобы Осириса почитали во всех номах Египта и во всех городах. Единственной частью, которую Исида так и не смогла найти, был фаллос: его съели рыбы — оксиринх (греч.; египетск. Хат; илл. 171 на с. 241), лепидот (илл. 172 на с. 242) и фарг. С тех пор египтяне презирают этих рыб и брезгуют ими.
В египетских текстах такое отношение к этим рыбам не засвидетельствовано; напротив, оксиринх и лепидот считались священными (см. далее, с. 241), а в некоторых областях почитался и фарг. По одному из мифов, эти рыбы возникли из крови Осириса. [123]
Исида вылепила фаллос из глины, освятила его и прирастила к собранному телу Осириса. Поэтому египтяне справляют праздник в честь фаллоса (прилож. II-Г).
Затем богиня смазала труп Осириса божественными маслами, тем самым предохранив его от тления. В создании этой первой на земле мумии Исиде помогали её сестра Нефтида и сын Нефтиды, знаток целебных трав и секретов бальзамирования Анубис (илл. 94).
Через 70 дней мумия была готова. Исида и Нефтида стали оплакивать любимого брата (илл. 95, 96):
Вместе с двумя сестрами горевали духи города Пе. Услышав причитания Исиды и Нефтиды, они пришли к телу Осириса и стали
«Тексты Пирамид» сообщают другую версию этого мифа, согласно которой Исида и Нефтида, собрав тело Осириса (отождествляемого с умершим фараоном), оживили его с помощью Нут и Ра.
Исида очень горевала из-за того, что при жизни Осириса не успела родить сына. Но, зная тайны магии и колдовства, она могла зачать ребёнка и от мумии супруга. Превратившись в самку коршуна — птицу Хат, Исида распластала крылья по мумии Осириса, произнесла волшебные слова и забеременела.
Согласно Плутарху (12), Хор (отождествляемый Плутархом с Харвером) был зачат ещё до рождения Исиды и Осириса, когда они пребывали в чреве Нут, однако в другом фрагменте (19) говорится, что «Осирис сочетался с Исидой после смерти, и она произвела на свет Гарпократа (грецизир.; египетск. Хор-па-херед)» — Хора-ребёнка.
Детство Хора
Рождение Хора
Узнав, что Исида предала останки Осириса погребению, Сет пришёл в неистовство и приказал заточить её в темницу. Даже сама мысль, что Осирису оказали погребальные почести, была невыносима для злодея, — но он и не подозревал, что тело Осириса собрано по частям и восстановлено.
С помощью Тота Исиде удалось бежать. Она спряталась в болотах Дельты Великой Реки и там вынашивала Хора, законного наследника престола Осириса.
Наступил день родов. Налетел такой ураган, что даже всемогущие боги содрогнулись от ужаса. Исида проснулась и воскликнула:
— О,
—
—
—
Великий Атум внял её словам и громогласно произнёс, обращаясь к Хору:
—
После этих слов, во всеуслышанье сказанных Атумом, Исида родила Хора. Втайне ото всех она стала выкармливать младенца и с нетерпением дожидалась того дня, когда Хор займёт место отца на земном троне и отомстит за его смерть. Ведь никто другой не решался оспаривать право на престол Обеих Земель у могущественного Сета.
Исида и Хор в болотах Дельты
Исида одна растила сына. По утрам она, убаюкав младенца, прятала его в папирусный шалаш (илл. 97) и отправлялась в какое-нибудь селение, чтоб раздобыть еды, а к вечеру возвращалась обратно.
Как-то раз богиня отсутствовала очень долго, и когда вернулась, глазам её предстало страшное зрелище: младенец Хор задыхался, хрипел и бился в судорогах. [127]
Исида в отчаянии стала звать на помощь. На её зов сбежались местные рыбаки, но среди них не оказалось ни одного, кто знал бы лекарственные травы и мог вылечить Хора. Видя, что они ничем не могут помочь Исиде и её сыну, рыбаки заплакали. Исида воскликнула:
—
Вдруг из болот вышла богиня-покровительница Дельты с иероглифом «анх» — символом жизни в руке и сказала безутешной Исиде:
—
Согласно другому варианту этого мифа, Сет из-за чар Атума не мог проникнуть в болота Дельты в своём настоящем облике, однако он принял облик змеи, приполз в папирусный шалаш и ужалил Хора.
Вняв мудрому совету богини Дельты, Исида осмотрела малыша и обнаружила, что он действительно ужален. Она зарыдала, схватила ребёнка на руки и заметалась с ним, причитая:
На плач Исиды в Дельту пришли Нефтида и богиня-скорпион Серкет. Нефтида, узнав о беде, постигшей её сестру, расплакалась, а Серкет обратилась к Исиде со словами:
—
—
—
Тогда бог мудрости произнёс волшебное заклинание, и яд скорпиона потерял силу. Младенец Хор был спасён. Когда же он выздоровел, Тот по просьбе Исиды повелел египтянам чтить и беречь Хора и всячески помогать Исиде. В противном случае, пригрозил Тот, на земле воцарятся мрак, запустение и голод. Сказав это, Тот вернулся в Ладью Ра-Хорахти.
Речь Тота — своего рода иносказательное назидание: люди должны заботиться о фараоне — «земном воплощении Хора», и о престолонаследнике. Если же они не будут этого делать, боги обрушат на Египет тысячи смертоносных бедствий.
Мифы «Исида и Хор в болотах Дельты» и «Сокровенное имя бога Ра» (см. следующую главу) представляют собой заговоры против укусов скорпиона [129] или змеи. Пострадавший египтянин отождествлялся с Хором или Ра, исцелёнными от ядовитых укусов благодаря магии. Считалось, что исчадие зла, по чьей воле действовала ядовитая тварь, решит, что оно опять имеет дело с могущественным богом, а не с простым смертным, вспомнит своё былое поражение и незамедлительно обратится в бегство. Заклинание завершалось словами, отождествлявшими пострадавшего египтянина с Хором или Ра: «Как исцелился Хор (Ра), так исцелится и имярек; он будет жить, а яд погибнет».
Сокровенное имя бога Ра
Когда Хор вырос, Исида захотела сделать своего сына могучим и непобедимым в любой схватке. Для этого нужно было, чтоб Ра отдал Хору своё Око — как символ власти и как урей, уничтожающий врагов.
Ра к тому времени уже одряхлел: руки его тряслись, губы дрожали, изо рта на землю капала слюна. Исида собрала эту слюну, смешала её с пылью и песком и из этой смеси создала могучего
По свидетельству Д. Вилсона, ещё в XIX в. племя баниоро в Судане использовало змей для охоты на буйволов: «Они ловят африканских гадюк и живьём прибивают змей за кончик хвоста к земле посреди буйволиной тропы, так, чтобы пресмыкающееся могло укусить проходящее животное. Когда буйвол как обычно появляется на тропе, гадюка кусает его, впрыскивает яд, и животное вскоре умирает. В течение одного дня одна африканская гадюка может убить до десяти буйволов. Тело первого буйвола не едят, так как мясо считается отравленным, а все остальные употребляются в пищу».[34]
И вот змея ужалила великого бога! Ра закричал от невыносимой боли. Голос его достиг небес и привлёк внимание Великой Девятки. [130]
— Что случилось? — воскликнули боги, но у Ра не было даже сил, чтоб ответить им.
— О боги,
И Ра велел привести к нему всех богов: может быть, кто-нибудь из них знает магическое заклинание, которое его исцелит?
Боги пришли. Среди них была и Исида. Она спросила Ра:
—
— Меня действительно укусил змей, — простонал Ра. — Он ужалил меня, когда я обозревал свои владения.
— Я излечу тебя, — сказала Исида, — но для этого ты должен сообщить мне своё тайное имя, ибо
Как уже говорилось, египтяне придавали имени чрезвычайно важное, сакральное значение: имя (Рен) считалось одной из «сущностей» его обладателя — человека или бога. Знающий имя демона приобретал над ним власть. Змеи — стражи врат Дуата — пропускают солнечную Ладью только потому, что Ра и боги знают их имена.
К слову сказать: а ведь у нас — может быть, бессознательно, но всё-таки существует вера (или даже не вера, а смутное ощущение), что человек жив, пока помнят его имя. Не эта ли вера заставляет писателя мечтать, чтоб книги с его именем на обложке читали и спустя столетия? «Толстой бессмертен», «Гомер бессмертен» — только ли метафоры это для нас, или нечто большее?.. Почему нам хочется, чтоб надгробия с нашими именами простояли подольше и были посещаемы?.. [131]
— Знай же: я —
Но это не помогло ему. Яд не выходил, и Ра не чувствовал облегчения. Ведь он хотел обмануть Исиду: он не сообщил ей своего тайного, сокровенного имени, в котором заключалось всё его могущество. Исида поняла это и сказала солнечному богу:
—
—
Ра был исцелён. А Исида, узнав его сокровенное имя, обрела великую силу и могла теперь наделить этой силой Хора.
Ипостаси младенца Хора
Ребёнок Хор почитался в двух ипостасях: Харсиес и Харпократ.
Харсиес (грецизир.; египетск. Хор-са-Исет — «Хор — сын Исиды»; илл. 98) — Хор-младенец; сложная ипостась Хора, связанная с культом Осириса. Обычно он отождествляется с престолонаследником или с правящим фараоном (поскольку фараон — «земное воплощение» Хора), поэтому Харсиеса, сосущего грудь Исиды, часто изображали в виде фараона и с его атрибутами — с уреем, в короне «Пшент» и др.
Харпократ (грецизир.; египетск. Хор-па-херед — «Хор-ребёнок»; илл. 99) изображался в виде нагого ребёнка с «локоном юности» на виске, сосущего указательный палец или держащего его у губ (греки истолковали [132] этот жест как символ молчания, поэтому греческий Гарпократ считался богом молчания[36]). Как и Харсиес, он отождествлялся с престолонаследником и правящим фараоном, и, кроме того, с новорожденными солярными божествами в космогонических мифах (сравн. илл. 14 на с. 39).
Воскресение Осириса
Когда Хор вырос и возмужал, он вступил в битву с Сетом. Во время сражения Сету удалось вырвать глаз Хора. Сет разрубил глаз на 64 части и разбросал их по всему Египту.
На помощь Хору пришёл Тот. Он отыскал 63 части изрубленного глаза, срастил их и возвратил юноше его исцелённое Око — Око Уджат (илл. 78 на с. 107).
Изображения частей разрубленного Ока Хора использовались при письме для обозначения математических дробей: зрачок — 1/4, бровь — 1/8 и т. д. (илл. 100).[37] Поскольку сумма всех частей (1/2 + 1/4 + 1/8 + 1/16 + 1/32 + 1/64 = 63/64) составляет целое Око, в результате получается вполне «логичное» равенство: 63/64 = 1. Таким образом, Тот собрал все части Ока, разрубленного Сетом.
Существует очень много противоречивых версий этого мифа. Иногда Сет возвращает вырванное Око добровольно, иногда Око отбирает обратно сам Хор, иногда предметом борьбы является не Око Хора, а Око Ра — Солнечное Око.
Некоторые мифы связывают убывание и рост Луны с постоянно повторяющейся борьбой Сета и Хора в годовом цикле мифологический мистерий: Луна убывает — Сет рубит вырванное Око Хора на 64 части, растёт — Тот сращивает куски и восстанавливает Око.
Заполучив Око обратно, Хор отправился к мумии Осириса и дал мёртвому Осирису проглотить Око. И Осирис воскрес (прилож. 6).
Свершилось великое событие! Но Осирис не мог оставаться на земле. Он должен был уйти в Дуат, стать царём потустороннего мира и властвовать там, как он властвовал в Египте, когда унаследовал трон Геба.
Перед тем, как навсегда удалиться в Дуат, Осирис подверг сына испытанию, дабы увериться, что Хор готов вступить в борьбу с могущественным Сетом.
— Какой из поступков, по-твоему, является самым благородным? — спросил Осирис Хора.
— Помочь невинно пострадавшему, — без раздумий ответил Хор.
— Какое из животных, участвующих в сражении, ты считаешь самым полезным? — задал Осирис свой второй вопрос.
— Самое полезное животное в битве — это конь, — сказал Хор.
— Почему же конь? — удивился Осирис. — Почему [134] ты назвал не льва, а коня? Ведь самый могучий из зверей — лев.[38]
— Лев нужен тому, кто защищается, — ответил Хор. — А конь преследует убегающего.
Довольный ответом сына, Осирис воскликнул:
— Воистину, ты готов к битве! Иди же и повергни Сета.
Это были последние слова великого бога, сказанные им на земле. Произнеся их, он навечно удалился в Дуат.
Он умер и воскрес — и с тех пор, подобно ему, в Загробном Царстве воскресает каждый умерший египтянин, если его тело мумифицируют и сохранят от тления, как некогда Исида сохранила тело своего брата и мужа.
И каждый год после разлива Великой Реки воскресает, подобно Осирису, природа.
Поединки Хора и Сета
Хор отправился мстить за отца. Много раз он вступал и битву с Сетом и неизменно повергал его (илл. 101, 102). Один раз он даже изрубил на куски тело Сета, принявшего облик гиппопотама. Но убить [135] своего врага сын Исиды так и не смог. Всякий раз Сету удавалось спастись и излечиться от ран.
К циклу мифов о битвах Хора и Сета восходит коптская легенда о святом Георгии, поразившем дракона.
Хор считал, что престол Обеих Земель и сан владыки Египта по праву принадлежат ему, сыну и наследнику Осириса. Но Сет не желал добровольно уступить власть. После многочисленных битв Сет и Хор наконец решили обратиться к суду богов: пусть Ра и Великая Девятка разрешат их спор, длившийся к этому времени уже восемьдесят лет.
Тяжба Хора и Сета[39]
Начало суда
— Владыка, — промолвил Тот, обращаясь к Ра, — в твоей воле решить, кому из тяжущихся вручить это Око и тем самым сделать его властителем Обеих Земель.
—
—
—
Видя, что все боги приняли сторону её сына, Исида воскликнула:
—
Боги возликовали, думая, что дело решено окончательно и многолетняя распря Сета и Хора отныне прекратится. Но Ра-Хорахти гневно воскликнул:
—
—
Ра-Хорахти замолчал, яростно сверкнув глазами. Молчание тянулось долго, тягостное и зловещее. Потом заговорил Сет:
—
— Нет, этот способ не годится! — возразил справедливый Тот. — Правосудие должно быть превыше силы!.. Боги! Неужели же сан Осириса будет отдан Сету, в то время как здесь, перед нами, родной сын Осириса — Хор!?
И опять воцарилось молчание. На этот раз его нарушил воинственный Онурис.
— Что же нам делать, боги?! — воскликнул он. — Так мы никогда не сможем прийти к согласию.
—
А обитель бога плодородия Банебджедета (илл. 103) была на острове Сехель (арабск.; египетск. Сетит). Послали за ним, привели его перед лицо Девятки и сказали ему:
—
Банебджедет надолго задумался и наконец сказал:
— Трудную вы мне дали задачу...
— Что ж, — согласилась Девятка, — пусть Тот составит послание к великой Нейт
——
Послание было отправлено, и вскоре быстроногие гонцы принесли ответ Нейт:
Когда Тот зачитал это послание, Девятка воскликнула в один голос:
— Эта
— Нет! — сказал Ра-Хорахти и повернулся к Хору. — Этот сан слишком высок для тебя, юнец! Ты слишком мал и слаб, чтоб царствовать!
Слова солнечного бога возмутили Девятку и других богов, присутствовавших на тяжбе. Демон Бабаи (Баби) не вытерпел, встал и гневно бросил в лицо Ра:
—
Ра-Хорахти был смертельно оскорблён словами Бабаи. Отвернувшись от богов, он лёг на землю и заявил, что отныне он отказывается даже разговаривать с кем-либо из Девятки.
Девятка с негодованием сказала Бабаи:
— Удались прочь отсюда!
Напутанный собственной дерзостью, Бабаи безропотно подчинился. Боги, видя, что о продолжении суда не может быть и речи, разошлись.
Продолжение суда
Много дней суд не собирался. Ра лежал
На помощь Девятке пришла дочь солнечного бога, богиня Хатхор. Представ перед своим отцом, они
Великая Девятка вновь собралась на суд. Боги приказали Сету и Хору:
—
— Я могуч и непобедим. Я стою впереди Ладьи Вечности и ежедневно поражаю врагов Ра. Я уничтожаю Апопа (илл. 105).[43] Ни один из богов не может со мной сравниться! Поэтому сан Осириса должен достаться мне.
И Сет пригрозил, что если сан всё-таки достанется Хору, он, Сет, перестанет сражаться с Апопом и сам ополчится против Ладьи Вечности. [139]
— Он прав! — напуганные угрозой, воскликнули боги. Онурис и Тот возмутились:
—
—
Ра присоединился к Банебджедету и бросил в лицо Девятке тяжёлое оскорбление.[44] Боги не поверили своим ушам и
—
—
— Воистину это так! — подхватила Исида. —
—
Услыхав это, Сет рассвирепел и пригрозил богам Великой Девятки:
—
И он поклялся перед лицом великого Ра-Хорахти, что пока Исида находится в суде, он, Сет, отказывается принимать в нём участие.
Первая хитрость Исиды
Владыка согласился с требованием Сета и приказал Девятке богов переплыть Нил и продолжить разбирательство на острове. Исида же должна была остаться на берегу.
Когда лодка причалила к острову, боги сказали перевозчику Анти (Немти):
— Не перевози на остров никакой женщины, похожей на Исиду, иначе мы тебя сурово накажем.
После этого боги удалились в пальмовую рощу и предались пиршеству.
А Исида тем временем приняла облик дряхлой старухи, надела на палец золотое кольцо и, хромая, сгорбившись, подошла к переправе, где в ожидании путников дремал в своей лодчонке Анти.
— Перевези меня на остров, — обратилась к нему Исида. — Я несу еду юноше,
— Мне приказано не перевозить никаких женщин, — хмуро ответил Анти.
— Но ведь этот приказ касается только Исиды, а я — старуха. Ты только посмотри на меня!
Анти подумал и спросил:
— А что ты мне дашь, если я тебя перевезу?
— Я дам тебе вот этот хлеб. [141]
— К чему мне твой хлеб! — презрительно поморщился лодочник. — Стану я нарушать приказ Великой Девятки ради какого-то жалкого хлеба!
— Ну, хорошо, а если я дам тебе золотое колечко, которое у меня на пальце? — спросила Исида и показала лодочнику кольцо.
Глаза Анти вспыхнули жадным блеском.
— Давай кольцо! — сразу согласился он.
Переправившись на остров, Исида укрылась в зарослях акации и стала наблюдать за пирующей Девяткой. Среди богов она увидела и ненавистного Сета. Она произнесла колдовское заклятие, обернулась молодой девушкой, такой прекрасной, каких нет ни среди людей, ни даже среди богинь, — и покинула своё укрытие.
Сет, едва увидал её, сразу воспылал к ней страстью. Оставив богов, он подошёл к Исиде и сказал:
—
—
Желая заслужить благосклонность девушки, Сет сделал возмущённое лицо и воскликнул голосом, полным негодования:
—
В тот же миг Исида приняла облик птицы Хат и с радостным возгласом взлетела с земли. Усевшись на верхушку акации, она крикнула Сету:
—
Сет разрыдался и пошёл к Ра-Хорахти — жаловаться на Исиду.
— Эта коварная женщина обманула меня, — сказал он и поведал солнечному богу о случившемся. Ра-Хорахти озабоченно промолвил:
— Что же теперь тебе делать? Ведь ты осудил сам себя.
— Пусть приведут Анти и жестоко его накажут, — сказал Сет.
Девятка согласилась. Привели Анти и больно его избили палкой по подошвам ног.
С тех пор Анти проклял золото, и с тех пор в селениях, где чтут Анти, на золото наложен запрет.
Битва Сета и Хора в образах гиппопотамов
Девятка переправилась на западный берег Реки и ушла в горы, чтобы продолжить разбирательство там.
Ра-Хорахти вынужден был признать полное поражение Сета. Он сказал богам:
— До каких же пор вы будете спорить без толку? Так вы заставите этих юношей кончить дни свои в суде.
— Не бывать этому! — вскричал Сет и опять обрушился на богов с угрозами. Но те спокойно ответили ему:
—
И под негодующие вопли Сета они увенчали Хора Белой короной Верховья.
— Остановитесь! — возопил Сет. —
И Ра-Хорахти снял корону с головы сына Исиды. Тогда Сет сказал:
— Решим наш спор путём состязания: обернёмся гиппопотамами и нырнём в Нил. Кто вынырнет раньше, чем пройдут три месяца, тот будет считаться проигравшим, и его противник получит сан владыки.
Хор согласился. Оба врага тут же обернулись гиппопотамами и нырнули в пучину.
Исида испугалась за сына: ведь облик гиппопотама — это облик зла, родной облик Сета. Он может попросту убить Хора под водой! Не мешкая, богиня изготовила гарпун, привязала его к длинной верёвке и со всей силы бросила гарпун в воду — в то место, где нырнули Хор и Сет.
И гарпун вонзился в Хора.
— О
У Исиды похолодело сердце, когда она поняла, что по ошибке ранила сына. Богиня приказала гарпуну:
—
Гарпун отцепился. Исида вытащила его из глубины, размахнулась и снова бросила в воду.
На этот раз удар оказался точным: медь глубоко впилась в тело Сета.
—
Дрогнуло сердце доброй Исиды, пожалела она Сета. А Сет всё взывал к сестре:
—
Не выдержала Исида и сказала гарпуну:
— Отцепись от него. Тот, в кого ты попал, мой единоутробный брат. [144]
Страшно разгневался Хор на свою мать. Он вынырнул из воды;
Тогда Исида приняла облик каменной статуи без головы. Хор же, испугавшись своего преступления, совершённого в гневе, схватил голову матери, убежал в западные горы и спрятался в одном из ущелий.
Тем временем Ра-Хорахти, увидев каменную статую, спросил своего писца Тота:
—
— Это Исида, — сказал Тот. — Хор, её сын, отрубил ей голову.
Солнечный бог ужаснулся содеянному злодеянию и воскликнул громовым голосом:
—
И Великая Девятка отправилась на поиски Хора.
Сет первым нашёл своего врага, схватил его, повалил на землю, вырвал ему оба глаза из глазниц и закопал их на горе.
Вернувшись к богам, Сет солгал Ра-Хорахти:
— Я не нашёл Хора.
— Тогда я найду его, — сказала Хатхор и отправилась в пустыню. Вскоре ей удалось найти сына Исиды. Он
В сопровождении Хатхор он вернулся к богам и предстал перед Девяткой.
—
Хор в гостях у Сета. Вторая хитрость Исиды
Ра-Хорахти устало обратился к Сету и Хору, говоря:
—
— Да, — согласился Сет и дружелюбно сказал Хору: — Пойдём ко мне домой. Мы проведём прекрасный день и хорошо отдохнём.
—
Весь день Сет и Хор пировали и веселились. Когда же пришла пора идти спать, слуга Сета постелил широкое ложе, и боги улеглись вместе.
Хор наивно полагал, что дружелюбие, которое выказывает Сет, искреннее. Он не подозревал, что Сет заманил его к себе в дом с коварным расчётом: изнасиловать его и тем самым навсегда опозорить перед богами. Едва Хор уснул, Сет набросился на него, пытаясь им овладеть.
Но Хор перехитрил своего врага. Он не стал сопротивляться. Пользуясь темнотой, он незаметно взял член Сета в свою руку, собрал семя на ладонь и только после этого уснул. Коварный Сет был уверен, что ему удалось осуществить свой замысел.[52] Хор же рано утром отправился к Исиде и сказал ей:
—
С этими словами он раскрыл ладонь и показал матери семя Сета.
Исида схватила медный нож, отрубила Хору осквернённую руку и выбросила её в воду.
Вместо отрубленной руки она сделала новую; затем, собрав семя [146] Хора в глиняный кувшин, богиня отправилась к дому Сета и спросила у его садовника:
— Какие овощи ест твой хозяин?
— Он ест только латук, — ответил садовник.
Тогда Исида полила латук семенем Хора, и Сет, поев за обедом овощей, забеременел.[53]
На следующий день боги опять собрались на суд. Сет, смеясь, объявил Девятке:
— Отдайте сан правителя мне. Сын Исиды Хор недостоин этого: я овладел им и опозорил его!
—
Смех прекратился. Тот, писец Ра, возложил руку на плечо Хора и приказал:
—
[Но]
—
— Каким путём ты приказываешь мне выйти? — раздалось из чрева Сета.
— Выйди через ухо, — сказал Тот, но семя возразило:
—
— Тогда выйди через лоб Сета, — сказал мудрый Тот, и семя Хора в то же мгновение появилось на лбу Сета в виде золотого диска. Боги расхохотались; Сет же, вне себя от ярости, протянул руку, чтобы сорвать золотой диск. Но Тот не дал ему сделать этого: он сам
— Прав Хор, и не прав Сет, — смеясь, сказала Девятка. Сет рассвирепел пуще прежнего:
— Клянусь именем бога, не будет Хору сана, пока мы не померяемся силами ещё раз.
Состязание на каменных ладьях
Хор опять пошёл на хитрость. Он построил себе ладью из кедра[54] и покрыл её сверху гипсом. Ночью он спустил её на воду. Никто из богов и никто из людей этого не видел.
А Сет отправился на западный берег, дубиной отколол вершину скалы и вытесал ладью из цельной каменной глыбы.
Наступило утро. Соперники уселись каждый в свою ладью и по команде взмахнули вёслами. Ладья Хора легко заскользила по воде, ладья же Сета с бульканьем утонула — только пузыри пошли.
Хор издал радостный крик, решив, что выиграл состязание. Но Сет принял облик гиппопотама, догнал ладью Хора и потопил её.
Сын Исиды в гневе схватил гарпун и замахнулся. Но Девятка богов крикнула ему с берега:
—
И терпению Хора пришёл конец. Ни слова не говоря, он вытащил гарпун из воды, положил его в свою ладью[55] и поплыл на север — в город Саис (греч.; египетск. Сау), к великой богине Нейт.
Приговор Осириса и конец тяжбы
Приплыв в Саис, Хор пожаловался Нейт:
—
Узнав о жалобе, с которой Хор обратился к Нейт, Тот сказал Владыке всего сущего Ра-Хорахти:
— Обратимся за помощью к Осирису. Пусть он вынесет приговор.
—
Ра-Хорахти согласился.
— Напиши послание Осирису, — приказал он Тоту, и Тот составил такое послание:
Когда Осирису прочли послание Тота, бог
Послание Осириса было зачитано Девятке и Ра-Хорахти. Солнечный бог сказал Тоту:
—
Вскоре быстробегущие гонцы доставили ответ Осириса. Ответ был таков:
«Ты — великий бог, — обращался Осирис к Ра-Хорахти. — Ты создал Девятку. Но я пребываю в Дуате, и боги, меня окружающие, не боятся никакого земного бога, ибо они подвластны только мне одному! Если я прикажу, они доставят мне сердце любого, кто содеял зло, и он предстанет перед моим Судом. Так кто же из богов могущественнее меня?»
Выслушав это, Девятка признала правоту Осириса. Сет проиграл тяжбу.
Но даже на этот раз злодей воспротивился решению суда. Он потребовал, чтобы его и Хора перевезли на остров, дабы они там померились силами.
Требование Сета было выполнено: соперники переправились на остров. Хор выиграл последнее состязание, и суд признал его победу и правоту. Атум сказал:
— Пусть Исида закуёт Сета в колодки, свяжет и приведёт к нам, чтобы мы решили, как с ним поступить.
Исида не заставила просить себя дважды. И вот закованный, как узник, Сет предстал перед Великой Девяткой.
— Почему ты воспрепятствовал воле суда? — грозно спросил его Атум. — Мы признали Хора правым перед тобой, но ты отказался подчиниться и потребовал, чтобы тебе дали состязаться с Хором на острове. Почему ты хотел присвоить сан Хора? [150]
—
Привели Хора и под общее ликование увенчали его короной «Пшент».
—
— Но как нам поступить с Сетом? — спросил Птах-Татенен.
— Пусть отдадут его мне, — ответил Ра-Хорахти. —
Вступив в права земного владыки, Хор объединил Север и Юг — Нижний и Верхний Египет и получил титул Харсомт (грецизир.; египетск. Хор-сема-тауи — «Хор — объединитель Двух Земель»). Он восстановил миропорядок Маат, правосудие, заново отстроил все храмы и святилища, разрушенные злодеем Сетом.
Когда же кончился век богов и земной престол перешёл к «воплощениям Хора» — фараонам, Хор, оставив трон Обеих Земель на их попечение, присоединился к свите великого Ра в Ладье Вечности.
В так наз. «Туринском царском каноне» (Новое царство) сообщается, что Хор царствовал на земле 300 лет, и далее упоминаются эпохи царствований: Тота (7726 лет), Маат (3140 лет) и Птаха. Соответствующие мифы неизвестны.
Хор провожает умерших на Суд Осириса, иногда взвешивает сердца покойных на Весах Истины вместе с Анубисом и Тотом. [151] Он — супруг Хатхор, хотя есть у него и другие жёны. Хатхор родила Хору Айхи (Ихи), бога музыки.[59]
Мирный исход борьбы Сета и Хора
В конце своего земного царствования бог земли Геб отрёкся от престола и завещал Нижний Египет Хору, а Верхний — Сету, сказав:
—
Но когда Хор и Сет вступили в свои права, Гебу показалось, что он поступил несправедливо, уравняв Хора и Сета: ведь Хор был сыном его первородного сына — Осириса. И Геб сказал Девятке богов:
—
Так Хор стал владыкой всего Египта. Он объединил Север и Юг,
Анубис против Сета
При жизни Осириса его свиту возглавлял добрый бог Имахуэманх — человек с головой сокола, вооружённый двумя огромными, остро отточенными ножами. Ему подчинялся бог Джесертеп, защитник Осириса. Упуаут и Анубис были верными друзьями Имахуэманха и Джесертепа.
После гибели Осириса вся четвёрка вступила в непримиримую борьбу с Сетом.
Однажды Джесертеп следил за главой сообщников Сета — Демибом, который рыскал по болотам Дельты в поисках мумии [152] Осириса: он хотел уничтожить её. Но, почуяв слежку, Демиб бежал. Тогда четвёрка во главе с Имахуэманхом пустилась в погоню. Демиб был схвачен, и Имахуэманх отрубил ему голову своим острым ножом — так, что Демиб
Сет решил вызволить останки своего друга и предать их погребению. Чтобы его не могли узнать, он принял облик Анубиса и в таком виде проник в болота Дельты. Стражу он миновал беспрепятственно; собрал в мешок разрубленное тело Демиба и хотел уже было так же незаметно скрыться, но его увидели Анубис и Хор.[60] Они бросились в погоню и настигли Сета. Началось сражение, — и неизвестно, чем бы оно закончилось, если б на помощь Анубису и Хору не подоспел Тот. Бог мудрости и колдовства произнёс магическое заклинание и поверг Сета на землю. Анубис
— <...>
В другой раз чёрный пёс Исдес
После битвы боги присели отдохнуть, но тут Исдес
Но пока боги совершали похоронный ритуал, Сет воскрес, превратился в пантеру и бежал. Анубис бросился в погоню, разыскал Сета и с помощью Тота поверг его на землю.
Связанного Сета было решено предать мучительной казни. Боги развели костёр
После казни Анубис
Узнав о том, что их предводитель убит, исчадия мрака и тьмы собрали огромную армию, вооружились и выступили в поход — выручать своего владыку. Анубис решил отразить натиск в одиночку. Одним взмахом ножа он отрубил головы всем воинам из стана Сета. Кровь злодеев впиталась в землю и превратилась в красный минерал шесаит.
Как-то раз Сет принёс две шкатулки, в которых были два Ока Уджат, спрятал их на скале и, превратившись в гигантского крокодила, улегся рядом со шкатулками — охранять их.
Проведав об этом, Анубис принял облик крылатого змея с ножами вместо перьев и когтей. Из его тела
Исида попросила Анубиса построить для неё дворец рядом с захороненными глазами. Анубис выполнил просьбу матери,[62] и Исида поселилась во дворце.
А через некоторое время солнечный бог Ра отдал оба Ока Уджат Анубису, сделав его владыкой Обеих Земель.
Раздел 4. Век фараонов
Преемники Хора
После Хора на земле стали царствовать его преемники — фараоны. Хор покровительствует их власти и защищает их своими распростёртыми крылами.
К изображениям фараона, сидящего под защитой распростёртых крыл сокола (илл. 107), восходит головной убор фараонов немес — полосатый платок с уреем и двумя фалдами, ниспадающими на плечи (илл. 37 на с. 58): фалды с рубчиками-полосками не что иное, как символическое изображение оперенных соколиных крыльев.[1]
Хор объединил Верховье и Низовье, — поэтому фараоны венчаются на царство Объединённой короной — «Пшент».
Другой короной фараонов была синяя корона «Хепреш» (илл. 37 на с. 58); несколько отличную по форме синюю корону носили и «великие жёны» владык — царицы.
Бог Тот наказал египтянам заботиться о фараоне и всячески его оберегать.[2] Должно безжалостно [158] караться любое произнесение хулы на владыку. Имя его всегда должно быть окружено картушем для защиты от злых сил.
Картуш (египетск. первоначально Шен, с XIX династии Менеш) — верёвочная петля в виде удлинённого овала, изображением которой при письме обводили имя фараона (илл. 108). Имена первых фараонов помещались в серех — прямоугольник, символизирующий фасад царского дворца[3] (илл. 109). Картуши появляются в V династию, одновременно с появлением пятичленной царской титулатуры (см.: 
и картуша 
, «то, что обходит Солнце» — то есть весь мир (по созвучию «Шен» — картуш и «шени» — суточное движение Солнца), «жизнь, даруемая Солнцем» (в символических изображениях знаки «жизнь» и [159] часто взаимозаменяемы — см., напр., илл. 34 на с. 56), и др. С удлинением написаний имён фараонов картуши приобрели свою окончательную овальную форму.
Правящий фараон поддерживает миропорядок, установленный богиней Маат. С тех пор, как он воссиял на египетском престоле, Солнце всходит, когда положено, и не сворачивает со своего пути, вовремя сменяются времена года, даёт всходы зерно, брошенное в землю, и в положенное время благодатно разливается Нил — ибо перед началом подъёма воды фараон бросает в Нил папирус с указом, повелевающим Реке разлиться.
«Анх-уджа-сенеб!» — да живёт он, да здравствует и да благоденствует! Ибо в здоровье и благоденствии фараона — залог процветания Обеих Земель. Если же фараон состарится и силы его истощатся, — то тело его вновь нальётся силой быка, и снова он будет силён, как лев, и могуч, как бык, после праздества тридцатилетия своего царствования — праздника Хеб-сед.
Хеб-сед — «Праздник тридцатилетия (царствования правящего фараона)».[4] Обряды, совершавшиеся во время этого праздника — ритуальный бег фараона (символический: в действительности обычно бегал не сам фараон; сравн.: ритуальный бег Аписа — с. 234), похороны его статуэтки в гробнице, поднятие столба Джед и др. — имели целью возрождение жизненной силы фараона, воскресение его после (символической) смерти подобно Осирису и природе. Праздник Хеб-сед был пережитком древнейшего обычая ритуального убийства вождя, со здоровьем, жизнеспособностью и половой потенцией которого связывалось благополучие племени — плодородие земли, размножение скота, деторождение и пр.: убитый вождь заменялся здоровым молодым преемником. Высказывались предположения, что именно этот обычай является реальной основой мифа об убийстве и воскресении Осириса. Праздники «тридцатилетия царствования» отмечались не буквально через 30 лет после воцарения фараона на престоле, а чаще: в Старом царстве — по прошествии достаточно долгого срока, в Новом — иногда ежегодно. Во время праздника разыгрывались мистерии на сюжет мифа об Осирисе. [160]
Когда фараон после хебседного праздника подобно Осирису воскреснет, богиня Сешет запишет на листьях Небесного Дерева это великое событие (илл. 110). А на земле во всех храмах богиня музыки Мерт, покровительница торжественных гимнов богам, ликуя, пустится в пляс, и храмовые певицы вместе с ней восславят возрождённого владыку Севера и Юга.
В Старом царстве фараон — божество; в надписях иногда даже говорится, что он «превыше всех богов». Главная его религиозная функция — поддержание миропорядка, он — «проводник» воли богов в земной мир, и только он может общаться с богами; жрецы обращаются к богам от имени фараона, а простые смертные — через посредство жрецов. «На всём протяжении истории Египта между богами и фараонами как бы существовал
Естественно, он делал это не единолично — происходил взаимный обмен услугами "между миром богов и Египтом в целом", однако осуществлять миссию посредника между богами и людьми был призван фараон — "богочеловек" <...>».[5]
Интересна ещё одна деталь, характеризующая божественность фараона. Египтяне строили себе усыпальницу при жизни, в том числе и царские сыновья. Но когда один из сыновей наследовал престол, его недостроенная [161] усыпальница уничтожалась и начиналось строительство новой: отныне он — божество, и для него не годится погребение, возводившееся для человека.[6] (Вообще царский загробный культ и загробный культ «простого смертного» — вещи совершенно разные, и рассматривать их в одном ряду позволительно лишь в популярной литературе.)
Однако постепенно образ фараона теряет свою «божественность». Уже к концу Старого царства он в глазах знати уже больше властелин и правитель, нежели бог, его начинают описывать и как человека. В Среднем царстве фараоны уже общаются с номархами и представителями знати, участвуют в военных походах и т. д., тогда как в Старом царстве лицезреть «земное божество» могли только избранные из избранных. В Новом царстве фараоны уже являют себя перед очами толпы — например, во время религиозных праздников.
Примерно с середины Нового царства фараон уже воспринимается главным образом как правитель и военный вождь; личность фараона героизируется (илл. 111). Тутмес III сам возглавляет военные походы и в надписях изображает себя богатырём; его преемник Аменхотеп II в первом же военном походе не только самолично захватывает пленных и добычу, но и вступает в схватки и бьётся секирою, и т. п. Однако официально образ фараона усиленно обожествляется. «В целях закрепления и усиленного распространения учения о божественном происхождении власти фараона, — пишет [162] М. Э. Матъе, — бог-творец мира объявляется отцом фараона по плоти, и в религиозной литературе Египта образ бога-творца всё теснее и теснее переплетается с чертами фараона. В коронационных и победных гимнах фараонов и в гимнах богам-демиургам мы найдём одни и те же постоянные эпитеты, одни и те же основные сравнения — со львом, быком и соколом, прославление единого и общего образа фараона-бога и бога-фараона как всемогущего владыки и милостивого господина и защитника. Те же три основных момента подчёркиваются при воспевании и бога-творца и фараона: и тот и другой изображаются, во-первых, наводящими на врагов смертный ужас всесильными завоевателями, во-вторых, властителями мира и, в-третьих, заботливыми правителями, под управлением которых процветают люди».[7] Но такое обожествление фараона — скорее литературная гипербола: реально живущими людьми он уже воспринимается не как бог, а самое большее как «богочеловек». А в Поздний период вся «божественность» фараона, по-видимому, уже чисто номинальна.
Судьбой фараона ведает сама богиня Маат (илл. 112), законодательница и владычица правды и миропорядка. В день восшествия фараона на престол Маат вместе с Тотом и Сешет записывает на листьях Дерева Ишед имя фараона (илл. 43 на с. 62), даруя ему этим бессмертие. После этого боги решают, чему надлежит произойти в стране за годы царствования нового владыки, и Маат записывает их решение на листьях судьбоносного Древа. Горе тому, кто попытается нарушить предписание богов, пусть даже по своему неведению! Фараону надлежит иметь искусных гадателей и толкователей снов, дабы те его предостерегали от всякого деяния, неугодного богам, и он не нарушал бы предначертаний Маат, а если бы вдруг по незнанию и начал поступать вопреки воле богини, то успел бы вовремя остановиться, — как это было с фараоном Хуфу (греч. Хеопс). [163]
Фараон Хуфу и чародей Джеди
Однажды фараон Хуфу, прослышав о чудесах, которые творит старый мудрец по имени Джеди, велел послать за ним и привести его во дворец, чтобы чародей показал своё искусство.
Когда Джеди прибыл и предстал перед его величеством, фараон спросил:
— Как это случилось, Джеди, что я никогда тебя не видел раньше?
— Приходит лишь тот, кого призывают, о повелитель мой, да живешь ты, да здравствуешь и да благоденствуешь! — поклонился Джеди. — Ты позвал меня — и вот я пришёл.
— Правду ли говорят о тебе, что ты столь искусен в чародействе, что можешь прирастить к телу отрезанную голову?
— Это так, владыка, да живешь ты, да здравствуешь и да благоденствуешь! — опять поклонился старик. Фараон хлопнул в ладоши, призывая слуг:
— Пусть приведут из темницы узника, приговорённого к смерти!
— Нет, не могу я этого сделать с человеком, о повелитель, да будешь ты жив, здоров и могуч! — возразил Джеди. — Ибо запрещено проделывать подобное со священными стадами великого Ра.
Тогда фараон приказал принести гуся. Один из слуг ножом отрезал птице голову. Джеди произнёс магическое заклинание — и обезглавленное тело гуся поднялось, вразвалку прошлёпало через всю залу — туда, куда слуга бросил отрезанную голову, вытянуло шею, — и голова приросла обратно. Гусь встрепенулся и загоготал.
Затем по приказу фараона привели быка и обезглавили его. Джеди снова произнёс заклинание, и по его слову голова приросла к туше. Бык ожил.
— Хорошо, — сказал фараон, — я вижу, что люди говорили правду: ты действительно великий кудесник. А скажи: знаешь ли ты число тайных покоев святилища Тота? Я хочу всё знать об этих покоях, чтобы воздвигнуть такие же покои в моей гробнице. [164]
— Нет, — сказал Джеди, — мне неведомо их число. Но я знаю, где хранятся планы этих покоев.
— Значит, ты можешь принести их мне? — обрадовался фараон.
— Не могу, — ответил Джеди. — Судьбе угодно, чтобы их принёс твоему величеству — да будешь ты жив, здоров и могуч! — старший из троих детей, находящихся сейчас во чреве Раджедет. Эта Раджедет — жена жреца великого Ра в Гелиополе. Маат предсказала ей, что её дети будут властвовать над Обеими Землями. Они — сыновья Ра.
Лицо фараона потемнело, и Джеди поспешно добавил:
— Не печалься, о владыка! Сначала будешь царствовать ты, потом — твой сын, потом — сын твоего сына, и лишь после этого престол достанется одному из сыновей Раджедет.
— Когда она родит? — спросил фараон Хуфу.
— В пятнадцатый день первого месяца Всходов.
— В это время пересыхают каналы, — задумчиво произнёс фараон. — Значит, я не смогу приплыть к Раджедет на корабле.
— Не тревожься, владыка, — сказал Джеди. — Если ты прикажешь, я сделаю так, что каналы наполнятся водой.
На этом Хуфу и Джеди расстались.
Далее в папирусе рассказывается о родах Раджедет. Разрешиться от бремени ей по приказу Ра помогают Исида, Нефтида, Хнум и богини Месхент и Хекет. Они произносят заклинания, созвучные с именами детей — будущих фараонов V династии Усеррефа, Сахре и Кеку. Примечательно, во-первых, что автор сказки намеренно передал имена фараонов в несколько изменённой форме, и во-вторых, что в предсказании Джеди в числе последних фараонов IV династии упомянуты только сын и внук Хуфу. Вся история является иносказательным «оправданием» прихода к власти гелиопольской династии и возвышения культа Ра и утверждением концепции о том, что фараоны являются сыновьями Солнца.
Конец сказки не сохранился. Дальнейшее изложение основано на восполнениях, сделанных разными исследователями на основе других источников.
...В пятнадцатый день первого месяца Всходов, когда сыновья Раждедет появились на свет, фараон Хуфу вновь призвал к себе старого чародея Джеди. [165]
— Я собираюсь плыть в Гелиополь, — сказал Хуфу, — и повелеваю тебе сопровождать меня. Ведь ты обещал наполнить водой пересохшие каналы.
Джеди поклонился, взошёл вместе с фараоном на корабль, и корабль отчалил от берегов Мемфиса и поплыл на север. Когда взору его величества Хуфу открылся пересохший канал, фараон сказал волшебнику, повелевая:
— Исполни же обещанное!
Джеди пробормотал заклинание, и в тот же миг канал доверху наполнился водой. Гребцы дружно заработали веслами, — но едва судно миновало устье канала, вся вода вдруг ушла под землю и корабль беспомощно лёг днищем на речной песок
— Что это значит!? — в гневе вскричал Хуфу. — Джеди, ты ведь поклялся наполнить канал водой!
— О владыка, да будешь ты жив, здоров и могуч! — ответил старый маг. — Я открыл тебе тайну грядущего, а ты захотел изменить его. Но никто не в силах изменить то, что предначертано великой Маат. Она говорит тебе: «Вернись, и да не причинит твоя рука зла сыновьям Раджедет!»
— Так пусть же свершится воля богов! — воскликнул фараон, и едва эти слова слетели с его уст, в то же мгновение канал наполнился водой, и корабль Хуфу поплыл обратно в Мемфис.
Наказание фараона Менкауры
Эту легенду сообщает Геродот (II. 129, 133); ни в одном египетском источнике ни ссылок на неё, ни даже намёков на отрицательное отношение к фараонам Хуфу и Хафра (греч. Хефрен) не засвидетельствовано.
Геродот (ошибочно?) называет Менкауру (греч. Микер
Во времена царствования Хуфу и Хафра Египет претерпевал великие бедствия. Храмы были закрыты, а египтяне — и свободные, и рабы — денно и нощно трудились, возводя пирамиды для владык. Менкаура же
И вот
— Отец и дед великого Менкауры заперли храмы, не чтили богов, угнетали народ и жили благополучно до глубокой старости. Почему же благочестивый и добрый фараон должен умереть через шесть лет? Разве это справедливо?
И Маат ответила гонцам:
— Менкаура добр и справедлив — именно поэтому я и сократила срок его жизни. Он
Когда гонцы принесли фараону ответ оракула, Менкаура приказал изготовить множество светильников.
Имхотеп. Египетские храмы
Фараоны воздвигали во свою славу дворцы — для земной жизни, и вечные пристанища — пирамиды, мастабы и гробницы — для потусторонней. Зодчим, камнетёсам и ваятелям, трудившимся ради своего великого владыки, помогали великий Птах и его сын Имхотеп (илл. 113) — покровитель ремёсел, искусств, знаний и наук.
Исторически Имхотеп — визирь фараона Джосера (III династия), занимавший, кроме этого, ряд высших жреческих и государственных должностей; зодчий, строитель ступенчатой пирамиды Джосера (илл. 114). Имхотепу приписывалось авторство так называемой «Книги планов храма» — свода архитектурных канонов и наставлений для зодчих и скульпторов. Согласно поздней легенде, эта «Книга» упала к стопам Имхотепа с небес, и по её предписаниям он построил храм Хора в Эдфу. («Книга планов храма» не сохранилась; неизвестно, существовала ли она в действительности.) Имхотеп почитался во все эпохи, в XXVI династию был официально обожествлён и объявлен сыном Птаха и Сохмет; с этого времени начинается изготовление его статуэток. В честь Имхотепа были построены часовни в храмах, в том числе в Карнакском (египетск. Эпет-эсовет). Греки отождествляли Имхотепа с Асклепием; часовня Имхотепа в Саккара считалась «больницей» Асклепия.
Все ваятели, зодчие и писцы перед началом работы совершают возлияния в честь Имхотепа, а во время работы отождествляются с ним. Только благодаря Имхотепу и великому Птаху-Татенену они смогли воздвигнуть храмы, поражающие своим великолепием.
С V династии, в период правления которой началось возвышения культа гелиопольского Ра, все фараоны стали выказывать свою приверженность Солнцу, именовать себя его «сынами» и воздвигать солнечные храмы.
«Лучше всего сохранились остатки храма царя Ниусерра <...> (илл. 10 на с. 35). Каменное преддверие и каменный крытый ход вели на обширный, залитый солнцем двор, частично обведённый крытым же ходом. Стены хода покрывали резные изображения, в частности сцены из жизни природы в разные времена года, должно быть, для прославления животворной силы Солнца. В глубине двора на усечённой пирамиде высился огромный, сложенный из камня, приземистый, островерхий столп (типа обелиска) — солнечный идол. Во дворе, под открытым небом, на большом жертвеннике Солнцу приносили бесчисленные жертвы, в том числе целые стада скота. Кровь закланных и рассечённых животных ручьями текла отсюда по отводным желобам. В новый год Солнцу жертвовали до 100 тыс. "трапез" из хлеба и "пива", в другой праздник — 30 тыс. Поглотить такое количество приношений никакое жречество было бы не в силах. Очевидно, храмовые празднества сопровождались обильным угощением окрестного населения. В те [169] времена местопребывание царя постоянно менялось, перемещаясь по стыку нагорья с речной долиной от одной пирамиды к другой. С каждым новым царствованием возле строящейся пирамиды возникал новый город <...> — "пирамидный город". <...> Солнечные храмы возникали по соседству с пирамидными городами, так что в праздники в храм светозарного царского "отца" для угощения могло стекаться множество народу. Но такой солнечный храм имел прямое отношение к царю не из-за одного его родства с Солнцем. По изображениям в храме Ниусерра видно, что этот храм был воздвигнут не только во славу Солнца, но и во славу царя — в ознаменование "тридцатилетия" царствования и издавна сопутствующих этому празднику торжеств».[9]
Египетский храм Нового царства (илл.115) начинался с аллеи сфинксов (греч.; египетск. шепсес-анх) (илл. 116); [170] величественные каменные изваяния, стоящие в ряд по обе стороны аллеи, оказывали психологическое воздействие на идущего в храм, помогая ему отрешиться от суетных мирских мыслей и настроиться на общение с божеством. В конце аллеи возвышались пилоны (греч.; египетск. бехен) — плоские башни с наклонными стенами. Проход между пилонами был достаточно узким, чтобы во время наплыва народа в дни религиозных празднеств толпа, минуя проход, редела и, таким образом, порядок устанавливался сам по себе. Пилоны покрывались рельефами, перед каждым пилоном высился обелиск (илл. 117), мачты с флагами и стояли статуи фараонов и богов. За пилонами находился колонный двор (илл. 118). Здесь можно было творить молитвы у изваяний богов бесплатно. В конце колонного двора, напротив пилонов, был вход в гипостильный колонный зал (илл. 119); чтобы войти туда, надо было уплатить пеню жрецам. Зал освещался через окна в потолке; окна прорубались наискось, чтобы в помещение попадали только косые нежаркие лучи. Капители колонн имели вид связок папируса или бутонов лотоса. «Залы как бы воспроизводили нильские заросли, где расцветшие стволы папирусов возвышаются над рядами ещё не успевших распуститься стеблей. Такая трактовка зала хорошо сочеталась с общей древней символикой храма как дома божества <...> которое <...> рождается из цветка лотоса. <...> Крылатый солнечный диск, обычно рельефно изображавшийся над дверью, как бы вылетал из нильских зарослей».[10]
В конце храма находилась комната с божницей-наосом, где хранилось изваяние бога, которому посвящён храм — «хену»,[11] «святая святых». Входить туда имели право только жрецы и фараон. (Таким образом, планировка древнеегипетского храма основана на идее стремления к божеству и невозможности его достичь и познать.) Во время празднеств статую бога облачали в парадные одеяния и на священной барке (тоже хранившейся в храме) выносили к торжественному шествию, иногда — открытую для всеобщего обозрения, иногда — завешенную покрывалом, чтобы её не оскверняли взгляды черни.
«На ежедневных богослужениях в храмах народ не присутствовал. Служба происходила внутри храма, и её участниками были лишь жрецы. Изображение божества, служившее предметом культа, то самое, в которое, по убеждению египтян, вселялся невидимый бог, хранилось в наосе, небольшом каменном сооружении с деревянными дверцами, которое опечатывалось. Жрец приближался к наосу, снимал печать и обнаруживал при мерцающем свете свечей (тогда как снаружи сиял яркий солнечный свет) само божество. Приближение к наосу и его открытие уже составляли часть культа и совершались по правилам, строго определённым риуалом. Затем следовал утренний туалет божества — ему меняли одеяние (одеяние было из лучших, тонких тканей), его умащали, простирались перед ним, символически кормили принесёнными жертвенными дарами, давали ему пить и, наконец, подносили статуэтку богини Маат, олицетворявшей установленный богами на земле и во вселенной миропорядок. Подношение Маат символизировало, что жрецы, совершавшие богослужение от имени и по поручению самого фараона, поддерживают существующие в мире божественные [172] установления. Затем наос снова опечатывался. Пищу бога уносили, и она потреблялась жрецами. Такова была суть ежедневного богослужения. Кроме утренней службы существовала ещё полуденная и вечерняя. Каждый храм имел свой религиозный календарь, то есть расписание празднеств в честь своего божества. Таких празднеств было много. В них принимало участие большое количество людей — множество жрецов и значительные массы населения. Праздники были двух видов: процессии и мистерии. Дальние путешествия божества совершались по воде на специально предназначенных для этого судах. По земле божество перемещалось в небольшой священной барке или судне, которое тащили на руках и плечах».[12]
Поминальные храмы (илл. 120) первоначально пристраивались к пирамидам и мастабам с восточной стороны, иногда — на значительном отдалении от последних, и соединялись с гробницей крытым ходом-коридором (таким же, как в солнечном храме Ниусерра). В эпоху Нового царства, когда от строительства пирамид и мастаб отказались, поминальные храмы строили обычно на берегу Нила, в том месте, куда во время разлива доходила вода (символ границы жизни и смерти), а гробницу прорубали в скале; при этом гробница и храм никак друг с другом не сообщались (прежде всего потому, что место захоронения старались утаить во избежание разграбления). Назначение поминальных храмов — место принесения жертв «душе» Ка усопшего.
Амон(-Ра) - отец фараонов
После того, как фиванские властители Секененра, Камее и Яхмес I возглавили борьбу против гиксосов и изгнали их, людям открылось, что величайший из богов — это Амон (илл. 19, 20, 21 на с. ?? и ??[13]). Это он освободил Египет от ига чужеземцев. Амон — это и есть Ра,
Амон(-Ра)— отец всех фараонов. «Великая жена» правящего фараона рождает престолонаследника от Амона(-Ра), который является к ней в облике её супруга (илл. 121).
Это религиозное положение впервые вводит женщина-фараон Хатшепсут (XVIII династия), однако оно суть не её собственное теологическое «изобретение», а лишь трансформация сложившей ещё в Старом царстве концепции, согласно которой фараоны являются сыновьями Солнца.
Хатшепсут — дочь Тутмеса I и жена Тутмеса II (сына Тутмеса I от побочной жены). После смерти (очень ранней) Тутмеса II, ввиду малолетства законного престолонаследника — будущего Тутмеса III, Хатшепсут становится правительницей-регентшей, однако вскоре — не позже чем через 2 года — объявляет себя фараоном. (Примечательно, что при этом она носит все мужские атрибуты фараоновского облачения, в том числе накладную бородку, и из своих имён в титулатуре убирает окончания женского рода «-
Амон(-Ра) покровительствует фараону в завоевательных походах и утверждает его могущество:
Хармахис и Тутмес IV
Хармахис (египетск. Хор-эм-ахт — «Хор на небосклоне») — ипостась «молодого Ра» — Хепри. Самое знаменитое изваяние Хармахиса — Большой Сфинкс в Гизе (илл. 125; Сфинкс изображает фараона Хафра, но в Новом царстве его уже считали изображением Хармахиса). Иногда Хармахиса изображали в виде льва с головой сокола (илл. 126).
Однажды Тутмес IV, будучи ещё юношей, охотился в западной пустыне на антилоп. Утомившись, он укрылся от палящих солнечных лучей в тени Сфинкса Хармахиса и задремал. Во сне ему явился Сфинкс Хармахис.
— Встань, юноша, проснись! — сказал бог сыну фараона. — Это я, Харма-хис-Атум-Хепри, говорю с тобой! Пески пустыни [177] засыпали меня, мне тяжело. Освободи меня, разгреби песок, и я сделаю тебя самым могущественным из фараонов, когда-либо царствовавших в Египте!
Пробудившись ото сна, Тутмес поклялся исполнить волю бога — и исполнил её в точности, когда унаследовал престол. А во славу Хармахиса он повелел высечь стелу с надписью, рассказывающей о ниспосланном ему пророческом сне, в котором ему было предсказано владычество над Обеими Землями, и установить её навечно меж каменными лапами Сфинкса (илл. 127).
Он стал великим фараоном. Но поскольку до сих пор все фараоны восходили на престол по воле Амона, а Тутмес был первым, кто стал царствовать благодаря покровительству Солнца и Ра, с воцарением его началось противоборство меж фараонами и фиванскими жрецами Амона.
Аменхотеп III – Небмаатра
Преемник Тутмеса IV, Аменхотеп III (илл. 128), короновавшийся под тронным именем Небмаатра и правивший примерно с 1402 по 1364 (по другой хронологии — с 1411 по 1375) г. до н. э., в отличие от своих воинственных предшественников «египетского Наполеона» Тутмеса III и Аменхотепа II, завоевательных походов не предпринимал (если не считать единственного в самом начале царствования). Он был покровителем искусств и усиленно занимался строительством. При нём (и затем в XIX династию) наиболее грандиозных за всю историю Египта масштабов достигло строительство в Карнакском храмовом комплексе — северном святилище [178] Амона(-Ра), Мут и Хонсу в Фивах, их главном культовом центре. В царствование Аменхотепа III также был заложен и в значительной степени отстроен Луксорский храм (египетск. Ане; арабск. Ипетресит) — южное фиванское святилище Мут и Фиванской Триады, второй по значению центр их культа. Этот комплекс очень декоративен. Значение его «для дальнейшего развития архитектуры Нового царства очень велико, так как именно в нём нашёл своё завершение и приобрёл свою форму новый тип храма Нового царства <...>».[15]
Аменхотеп III при жизни издал указ о собственном культе, был причислен к пантеону и почитался как мудрец и полубожество вплоть до Римского периода.
При Аменхотепе III начинается противоборство между фараоном и фиванским жречеством Амона, представлявшим собой уже, по сути, вторую власть в государстве. В этом противоборстве Аменхотеп III ищет поддержки у гелиопольских жрецов солнечного культа; в период его правления Атон — диск Солнца — впервые начинает упоминаться как бог.
Противостояние фараона и фиванского жречества достигло апогея в годы правления следующего фараона, Аменхотепа IV — Эхнатона.
Аменхотеп IV – Эхнатон
Аменхотеп IV, сын Аменхотепа III, внук Тутмеса IV, взошедшего на престол по воле Хармахиса, а не Амона, бросил дерзкий вызов всевластию Амона, царя богов, и вступил с ним в открытое единоборство. Подобно змею Апопу, он попытался нарушить миропорядок, установленный Маат, — и боги покарали его смертью.
Аменхотеп IV (илл. 129) взошёл на престол в 1364 (по другой хронологии в 1375) г. до н. э. под тронным именем Неферхепрура («Прекрасные существования Ра»), к которому на втором году правления добавил имя Уэнра [179] («Единственный, принадлежащий Ра»), тем самым декларативно подчёркивая свою приверженность гелиопольскому солнечному богу Ра, а не фиванскому Амону. Не позднее 4-го года царствования Аменхотеп IV женился на знатной египтянке Нефертити (илл. 130), презрев многовековую традицию царских браков: престол в Египте формально передавался по женской линии — фараоном становился супруг старшей дочери предыдущего фараона; Нефертити же не была дочерью Аменхотепа III. (Подобное пренебрежение к традиции выказал в своё время и Аменхотеп III, сделав своей «великой женой» дочь провинциального жреца Тию, будущую мать Аменхотепа IV.)
На шестом году правления Аменхотеп IV перенёс столицу из Фив во вновь построенный город Ахетатон («Небосклон Атона»), сменил имя с Аменхотеп («Амон доволен») на Эхнатон («Полезный Атону») и, упразднив культы сперва Амона, а затем и всех остальных богов, установил в Египте солнцепоклонничество (атонизм). Солнечный диск — Атон — фараон объявил единственным богом, себя же самого — сыном Атона и «единственным, познавшим истинного бога».
Историю солнцепоклонничества можно подразделить на несколько этапов (периодизация Ю. Я. Перепёлкина):
1) Пора «первоначальных солнечных обозначений» — с момента воцарения Аменхотепа IV до 3-го года царствования. Фараон добавляет к своему тронному имени имя Уэнра («Единственный, принадлежащий Ра»), подчёркивая свою приверженность Солнцу в противовес главному государственному богу Амону. Атон начинает косвенно упоминаться как божество.
2) Пора «Строчного солнечного имени» — 3—4 гг. царствования. Атон, как бог, почитается под именем «Да живёт[16] Ра-Хорахти, ликующий на небосклоне в имени своём Шу, который есть Атон». Амон в этот период по-прежнему остаётся верховным богом пантеона, служение ему повсеместно продолжается, хотя строительство во славу Амона уже не ведётся, в то время как в Карнакском храмовом комплексе строится храм Атона.
3) Пора «ранних солнечных картушей» (у Ю. Я. Перепёлкина — «колец») до переименования фараона в Эхнатона — 4—6 гг. царствования. «Строчное солнечное имя» заключается в картуши наподобие имён фараона и его жены. Столица переносится в Ахетатон. Однако до переноса столицы Амон по-прежнему не лишался служения, хотя уже во всём «уступал» Атону; но до открытого низложения Амона было ещё далеко.
4) Пора «ранних солнечных картушей» после переименования фараона — примерно до 12-го года царствования. Амон низложен, культ его повсеместно запрещён, статуи уничтожаются, имена стираются с памятников. «Преследованию» подвергаются также супруга Амона Мут и их сын Хонсу — боги Фиванской Триады. Культы всех прочих богов продолжают отправляться, гонений на них нет.
5) Пора «поздних солнечных картушей» — с двенадцатого года царствования вплоть до смерти Эхнатона. Солнце почитается под именем «Да живёт[17] Ра, властитель небосклонный, ликующий на небосклоне в имени своём Pa-отец, пришедший как Атон» — то есть из раннего солнечного имени изгоняются упоминания старых богов: Хора (в имени «Хорахти») и Шу (причём «Хорахти» ранних солнечных картушей, ставшее общепривычным, заменяется иным по смыслу, но близким по звучанию «властителем небосклонным» — «хека-ахти»). Запрещены культы всех старых богов, солнцепоклонничество становится неистовым.
Политической причиной этого переворота была, как уже говорилось, борьба фараона с фиванским жречеством, начавшаяся при Аменхотепе III. Однако это была не единственная и, вероятно, даже не главная причина. Согласно новейшим исследованиям А. О. Большакова,[18] Эхнатон предпринял попытку возродить «божественность» фараона в том виде, в каком она существовала в Старом царстве, а в Новом была уже полуноминальной (сравн. исключительное право фараона на общение с богами в Старом царстве и декларацию Эхнатона, [181] что он «единственный, познавший бога»): «Создавая свою религию, Эхнатон основывался на очень древних идеях, которые были интерпретированы им своеобразно, но в высшей степени разумно. Ещё в Старом царстве, в эпоху Великих пирамид была сформулирована концепция царя как сына Солнца. <...> В начале Среднего царства возникло представление об Атоне, Солнечном диске, в котором сливается плоть умерших царей.[19] Эхнатон соединил эти две концепции, тем самым создав цикличную картину, столь характерную для египетских моделей мира: царь порождается Солнечным Диском и уходит в него же. Эта замкнутость позволила Эхнатону свести движущие силы мироздания к взаимоотношениям отца-Солнца и сына-царя, и ликвидировать за ненадобностью культы всех прочих богов <...> Тем самым был сделан важнейший шаг к выполнению стоявшей перед ним политической и идеологической задачи — подрыву усилившегося на начальном этапе Нового царства влияния жречества и подтверждению пошатнувшейся концепции божественности царя».[20]
Поклонялись Атону (илл. 131) и приносили ему жертвы во дворах открытых храмов, молитвы обращали непосредственно к самому «диску». Солнцепоклоннические храмы имели вид обнесённых каменной оградой открытых дворов с длинными рядами жертвенников по обе стороны от входа (илл. 132). Вход, как правило, был ориентирован на восток (за исключением храма «Проводы Атона на покой», вход которого был обращён на запад). Наиболее значительные храмы Ахетатона:
1) Большой Храм Атона («Дом Атона в Ахетатоне»), имевший несколько [182] составных частей: «Дом ликования Атона», «Сень Ра жены фараоновой великой Нефертити — жива она!», «Восходит Атон» и др.;
2) «Двор Атона» — личный храм семьи фараона, расположенный во дворце неподалёку от личных покоев Аменхотепа IV;
3) «Сень Ра» — храмы, посвящённые матери Эхнатона Тии и его дочерям. Назначение этих храмов неясно;
4) «Проводы Атона на покой» — храм вечерних богослужений, где главной жрицей была сама Нефертити.
Для древнеегипетского солнцепоклонничества характерны два основных признака или, точнее, два религиозных устоя.
Первый из этих устоев — любовь к «земной» жизни. Культ земной жизни хотя и не был прямо противопоставлен загробному культу, но явно над ним возобладал. В ахетатонском[21] искусстве впервые в истории Египта появляется пейзаж, прославляется красота природы. Многие залы дворца были расписаны в «пейзажном» стиле: по полу вьётся тропинка, боковые стены — заросли камыша, выше — небо, по которому летают птицы. На ахетатонских стелах, на стенных росписях Ахетатонского дворца — всюду изображается любовь Эхнатона и Нефертити, их родительская нежность к дочерям, — до Эхнатона личная жизнь царской семьи никогда не изображалась на памятниках. Однако все такие изображения (илл. 133) являются не бытовыми, а культовыми. «Заменив многочисленные культы богов культом одного Атона, Эхнатон не просто вывел жречество из игры, а превратил культ Солнечного Диска, являвшегося его отцом, во внутрисемейное дело. <...> [183] Перед нами нагляднейшее изобразительное изложение амарнской доктрины: семью Эхнатона составляют не только сам царь, царица и их дети, но и Солнечный Диск. Конечно, важнее всего для устройства мирового порядка связь царя и Солнца и, так сказать, "официальный культ", однако непосредственное вхождение бога в семью ведёт к превращению всего происходящего в ней в акт миротворчества, к которому прикосновенны и Нефертити с дочерьми <...> Эхнатону удалось достигнуть того, на что не мог претендовать ни один правитель мировой истории — сделать единственного бога членом своей семьи и превратить творение и сохранение миропорядка в её внутреннее дело».[22]
Вера в загробную жизнь в период солнцепоклонничества не была связана с культом Осириса. Солнцепоклонники считали, что «душа» (Ба) умершего проводит день среди живых людей, а ночью уходит на покой.
Второй устой — любовь к «истине». Требование «следовать во всём только истине» ярче всего отразилось на искусстве: в противовес многовековым традициям монументализма и идеализации изображаемого, ахетатонские рельефы, скульптуры, росписи подчёркнуто натуралистичны и наполнены динамикой (илл. 133, 134). Первоначально натурализм выступал даже в утрированной форме, но в период «поздних солнечных картушей» утрировка исчезает (илл. 129, 130). М. Э. Матье отмечает: «Такой путь развития искусства <...> был закономерен. Новый стиль с его особенностями возник как декларативное провозглашение разрыва с традициями и наглядное средство борьбы с прошлым. Но овладение новыми художественными формами было нелегкой задачей для мастеров. От привычных, поколения передававшихся композиций, обликов, линий приходилось переходить к другим, часто противоречащим прочно привитым эстетическим нормам. Не удивительно поэтому, что на первом этапе развития, помимо полемической утрировки, произведения отличаются также несоразмерностью частей фигур, резкостью линий, угловатостью контуров. Чувствуется, что мастера не уверены в правильности творческого пути. Однако общая реалистическая [184] направленность искусства Ахетатона, находившая поддержку в идеологии придворной среды, помогла художникам преодолеть и первоначальную заострённость и некоторую растерянность перед новшествами».[23]
Эта первая в мировой истории попытка ввести монотеизм (единобожие) не удалась. Храмовое и государственное хозяйство при Аменхотепе IV — Эхнатоне постепенно пришло в упадок; неудачно для страны складывалась и внешняя политика: Египет лишился многих подвластных ему территорий. В этих условиях жрецам-«староверам», по-видимому, даже не нужно было внушать народу мысль, что Амон гневается на фараона-еретика и насылает кару на Египет: такая мысль напрашивалась сама. Солнцепоклонничество, по сути, просуществовало лишь до окончания царствования Аменхотепа IV (1347, по другим хронологиям 1350, 1358 г. до н. э., когда фараон-реформатор умер в возрасте около 33 лет), да и то во многих номах Египта культ солнечного диска был воспринят чисто формально. Уже преемник Эхнатона, Сменхкара, переносит столицу обратно в Фивы и начинает восстанавливать Карнакский храм Амона, немало пострадавший в годы солнцепоклонничества (в частности, из этого храма брали камень для нужд солнцепоклоннического строительства. При фараоне Тутанхамоне, преемнике Сменхкара, фараона-еретика предают «анафеме»; изображения царственной четы — Эхнатона и Нефертити — повсеместно уничтожаются. Однако в искусстве традиции ахетатонского периода укрепились прочно: на более поздних рельефах, статуях и т.д. отчётливо прослеживается влияние ахетатонского искусства.
Что касается самого Эхнатона, — это был болезненный, страдающий эпилепсией (считалось, что во время припадков «отец фараона» — Атон — сообщает своему «сыну» «истину»), некрасивый человек с большим вздутым животом, короткими ногами, тяжёлым подбородком. Дочери Нефертити и Эхнатона так же, как и сам фараон, изображались с вытянутыми яйцеобразными головами. Возможно, эти физические недостатки являлись прямым следствием нескольких поколений кровосмесительных браков в династии.
Сохранились гимны Атону времён солнцепоклоннической реформы (прилож. 10).
Раздел 5. Земная и загробная жизнь египтянина
Рождение и предсказание судьбы
Месхент, Бэс, Таурт, Шаи и семь Хатхор
Илл. 137. Богиня Таурт. Правая рука богини лежит на перевязанном папирусном свитке, сложенном в форме иероглифа, символизирующего покровительство. Статуя из святилища Таурт в Карнакском храмовом комплексе; XXVI династия; Египетский музей, Каир.
Обречённый сын фараона
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
«Души» египтянина
Рен
Ка, Ах и Шуит
, но это изображение — лишь звуковой (передающий сочетание двух согласных «ах») иероглиф, никак не связанный с представлениями об Ах. До недавнего времени о назначении Ах и о связанных с ним представлениях и верованиях египтологическая наука ничего определённого сказать не могла. В свете же теории А. Большакова Ах есть «душа», которая, в отличие от Ка, не рождается вместе с человеком, но которую он обретает лишь после смерти путём ритуала «отверзания очей». Зрение, при помощи которого «оживает» Ка, является необходимым условием потусторонней жизни, ибо «слепая» статуя не может кормиться жертвенными дарами. Невидимое просто не существует (сравн. угрозу бога-змея в «Сказке о потерпевшем кораблекрушение» — с. 222). Отсюда связь солярных божеств с жизнью и воскресением, а сил «тьмы» — со смертью и небытием; отсюда и важность обряда «отверзания очей» — возвращение [200] способности видеть суть возвращение жизни. Эти представления «позволяют объяснить один из ключевых эпизодов египетской мифологии, когда убитый Осирис "воскресает" благодаря тому, что его сын Хор даёт ему свой глаз. Поскольку у убитого Осириса оба глаза оставались на месте, передача ему глаза Хора не была компенсацией физического недостатка, ведущего к слепоте. Осирис был слеп, как всякий мёртвый, с глазом же Хора он обретал новое, "искусственное" зрение. Осирис, получивший глаз, "оживает", так как становится зрячим. Впрочем, "искусственный" характер этого нового зрения всё-таки даёт себя знать: обретая активность, Осирис становится царём мира мёртвых, но в мир живых не возвращается».[8] Ах, таким образом, означает «Зрячий».
Ба и Сах
Илл. 142. Карлик Сенеб с семьёй. V династия; Египетский музей, Каир.
Таковы истоки скульптурного портрета, впервые появившегося в изобразительном искусстве [202] Древнего Египта. При III и IV династиях скульпторы стремятся передать в камне черты умершего как можно точнее, но уже с V династии изображения становятся достаточно условными, сочетающими правдоподобие с канонической идеализацией. Владелец гробницы всегда изображается молодым, здоровым и полным сил, — независимо от того, умер ли он глубоким стариком и имел ли какой-нибудь физический недостаток или увечье. Есть, однако, исключение из этого правила: в Старом царстве вельможи-карлики изображали себя непременно карликами (илл. 142; обратим внимание, как искусно ваятель решил композицию: уродства Сенеба почти не заметно). Возможно, быть карликом считалось тогда особой заслугой и давало какие-то привилегии; во всяком случае, карликов среди вельмож Старого царства было немало.
Земная жизнь
Магия и врачевание
Обычай помещать в домах охранные стелы распространился в XXVI династию.
—
—
—
— Уйди, яд Тефена, сойди на землю, не продвигайся далее. <...> Я Исида божественная. Владычица Чар, творящая чары, превосходная речами. Послушна мне всякая ядовитая тварь. <...> Отступи, уйди, поверни вспять, яд! <...> [207]
Илл. 145. Неферхотеп. Бронзовая статуэтка; VII в. до н. э.; Эрмитаж.
—
Учёба. Работа. Женитьба
Охота и война
Илл. 155. Лучники.
Путешествия на чужбину
Боги плодородия
Илл. 157. Богиня Сатит. Бронзовая статуэтка; VII в. до н. э.; Эрмитаж.
—
Илл. 160. Богиня Рененутет кормит грудью Хора-фараона.
Священные животные
Общие сведения
Быки и коровы
Птицы
Крокодилы
Бараны
Козлы
Илл. 165. Мумифицированные кошки. Британский музей, Лондон.
Кошки
Кошка (илл. 164), священное животное богини Бастет, почиталась повсеместно, но особенно в Бубастисе. О культе кошек упоминает Геродот (II. 66, 67— прилож. 11-Е). Почитание их связывалось с тем, что они истребляют грызунов — врагов урожая. В эпоху Старого царства кошки ассоциировались с богами-змееборцами; известен (плохо сохранившийся) миф о кошке — дочери Солнца и его Оке (поэтому на груди у статуэток священных кошек часто изображали Око Ра). Умерших кошек бальзамировали (илл. 165) и хоронили в особом святилище при храме богини Бастет в Бубастисе (Геродот. II. 67 — прилож. 11-Е).
Павианы
Павиан-кинокефал считался священным животным Тота (илл. 40 на с. 60). Культ его также связывался с солнечным культом (поскольку при восходе Солнца горные павианы издают радостные крики), с почитанием Луны и с заупокойным культом (павиан упоминается как один из стражей входа в Дуат, с. 94, 103). Священные павианы жили при храмах в вольерах с финиковыми пальмами; дрессированные павианы участвовали в религиозных мистериях. (В Египте павианы не водились, их, как и мартышек, привозили из других стран — сравн на с. 227.) [259]
Шакалы, собаки, волки
Шакалы ассоциировались с Западом, пустыней и богом Анубисом; культовым центром собак и шакалов был Кинопольский ном. Почитание волков связывалось с культом Упуаута; культовый центр — Сиут (греч. Ликополь).
Гиппопотамы
Почитание гиппопотама связано с культом Таурт, изображавшейся в виде беременной самки этого животного; однако, несмотря на популярность Таурт, культ гиппопотама особого распространения не получил: гиппопотамы почитались только в Папремитском округе и ещё в некоторых местах >(Геродот. II. 71 — прилож. 11-Е). Иногда гиппопотамы считались священными животными Осириса. В то же время, наряду с крокодилами, они ассоциировались с силами зла и Сетом, олицетворяли врагов Ра.
Львы
Львы символизировали могущество богинь-львиц, чаще всего Сохмет, и мощь фараона. Их культ носил локальный характер. Культовый центр — Леонтополь (греч.; египетск. Тасни, Инует).
Свиньи
Свинья считалась нечистым животным. Согласно Плутарху, у египтян «имеется представление, что чаще всего она спаривается при убывающей Луне и что у пьющего её молоко тело покрывается проказой и накожными струпьями. Историю же, которую они рассказывают тогда, когда раз в год, в полнолуние, приносят в жертву и едят свинью, и которая гласит, будто Тифон, преследуя при полной Луне кабана, нашёл деревянный гроб, где лежали останки Осириса, и разломал его, эту историю признают не все...» (Плутарх. 8; сравн. Геродот. II. 47 — прилож. 11-В). Свинья ассоциировалась с Сетом (прилож. 7) и считалась его священным животным, но в то же время с древнейших времён ассоциировалась с небом, и в виде свиньи с поросятами-звёздами на животе иногда изображалась Нут (илл. 166; сравн. прилож. 2). Изображения стад свиней появляются в гробницах с XVII династии.
Ихневмоны
Ихневмон (мангуста)[51] (илл. 167), зверёк, обладающий иммунитетом против змеиного яда, истребитель гадов и грызунов, почитался прежде всего как змееборец (в одном из мифов Ра побеждает Апопа в образе ихневмона). Ихневмоны легко приручаются, их часто держали в домах для защиты от змей и крыс. Священным животным ихневмон стал считаться с XXII династии, однако упоминания его в религиозных текстах встречаются и раньше. Ихневмоны посвящались Солнцу, Ра и Уаджит.
Ёж
Еж почитался как змееборец и ассоциировался с Ра. Культ ежа был распространён повсеместно. В виде этого животного часто изготовляли сосуды (илл. 168).
XXII династия; Британский музей, Лондон.
На жертвеннике выгравированы изображения даров — сосуды, хлеба и птица. XXVI династия; ГМИИ.
Лягушка
Лягушка (илл. 169) почиталась из-за своей плодовитости (что символизировало плодородие); ей приписывалась власть над разливами Нила, от которых зависел урожай. Лягушка считалась священным животным Хекет — покровительницы рожениц, и ей приписывались соответствующие функции богини. Кроме того, в Египте существовало поверье, будто лягушка обладает способностью самозарождения, поэтому она связывалась с загробным культом и воскресением после смерти. Иногда лягушку рисовали под Ладьёй Ра. Культовые центры лягушки — Харвер и Абидос (греч.; египетск. Абджу). [241]
Насекомые
Священным считался навозный жук — скарабей (греч.; египетск. хеперер); культ его связывался с солнечным культом, в частности — с культом Хепри. Существовало поверье (как и относительно лягушки), будто скарабеи обладают способностью самозарождения. Изображения скарабея служили амулетами, защищающими от сил зла, от ядовитых укусов и помогающими воскреснуть после смерти. Иногда мёртвых священных жуков высушивали и предавали погребению (илл. 170).
Из насекомых почиталась также ядовитая многоножка Сепа, священное насекомое Атума.
Рыбы
Культ рыб возник ещё в Додинастическую эпоху. Священными в Египте были оксиринх, лепидот и фарг. Согласно мифу об Исиде и Осирисе, передаваемому Плутархом, эти рыбы (фарг священным не считался) съели фаллос бога и были прокляты; поэтому, чтобы примирить почитание оксиринха и лепидота с культом Осириса, была создана легенда, что эти рыбы родились из крови Осириса, убитого и разрубленного на куски Сетом.
Оксиринх (греч.; египетск. Хат) (Mormyrus kannume, рыба семейства осетровых) почитался в Пермеджете (греч. Оксиринх), городе XIX верхнеегипетского нома (согласно одному из мифов, под Пермеджетом (Мерет) состоялась битва Хора с Сетом, и кровь раненного Сета впиталась в землю — см. с. 75), и в Летополе, где он был посвящён Хатхор (летопольские статуэтки оксиринха, в отличие от остальных, имеют головной убор Хатхор — коровьи рога и солнечный диск с уреем; илл. 171). [242]
Лепидот (илл. 172) (ныне вымершая рыба Cuprinus lepidotos) считался священным животным Мехит; был также посвящён богу Хапи (Геродот. II. 74). Культовый центр лепидота — Тис (грецизир.; египетск. Чени, греч. Лепидотополь) в VIII верхнеегипетском номе.
О культе фарга сообщает Плутарх (7): «сиэниты (у совр. Асуана) избегают (ловить и употреблять в пищу) фарга, потому что считается, что он приходит одновременно с подъёмом Нила и, являясь взорам как добровольный глашатай, возвещают радостным людям о разливе».
Змеи
О погребениях священных змей пишет Геродот (II. 74); согласно его свидетельству, змеи посвящались Амону(-Ра) (которого Геродот отождествляет с Зевсом) и хоронились в Карнакском храме. О культе змей см. также: Священные животные 8.
Тяжбы в суде
История красноречивого поселянина
Эта повесть, созданная блистательно талантливым писцом, была очень популярна в Египте: текст её много раз копировался (до нас дошло пять списков — четыре на папирусах и один на остраконе). Возможно, в основу сюжета лёг подлинный случай из древнеегипетского судопроизводства конца III тысячелетия до н. э.
Перевод выполнен нерифмованными стихами; в оригинале он написан прозой — незамысловатой и даже довольно бесцветной вначале, где происходит завязка сюжета, и — вычурной, полной сочных эпитетов и метафор, местами ритмизованной — в тех фрагментах, где ограбленный поселянин витийствует перед вельможей фараона, моля о справедливости. Собственно, не сюжет с ограблением, а речи поселянина (их девять) составляют содержание повести.
Многие фразы в этих речах построены на игре созвучий. Египтяне не только считали, что нагромождения созвучий — это красиво, — но, при их вере в магию и творческую силу слова, произнесённого вслух, речь, насыщенная [243] созвучиями, казалась им более мудрой, глубже аргументированной, а, стало быть, более убедительной и действенной.
Жирным шрифтом выделены фразы, которые в папирусе написаны красной краской (в разных экземплярах текста некоторые выделения не совпадают). Поселянин, главный персонаж повести, — в буквальном переводе «полевой»; обычно этим словом называли крестьян-земледельцев, но «полевым» мог именоваться и просто не городской житель. Соляное Поле — оазис в западной части Дельты, современный Вади Натрун. Ненинисут (греч. Гераклеополь), куда направляется поселянин, — столица XX верхнеегипетского нома, в Первый Переходный период — столица Египта. Богом-покровителем города считался Херишеф.
Суд над грабителями гробниц
Амонпанефер и его сообщники были
Амонпанефера допросили
Предание мумии огню — естественно, отнюдь не акт циничного надругательства: с уничтожением тела прекращалась жизнь покойного в потустороннем мире, и он уже не мог оттуда настичь своих обидчиков и свершить возмездие. По той же причине необходимо было сжечь и изготовленный в виде мумии гроб. (Разорители скифских захоронений на Алтае всё же были гуманнее: они только переламывали мумии ноги, чтоб не догнала, но «вечной жизни» покойного не лишали.)
Здесь в папирусе пробел. Надо думать, высокий суд заинтересовался продажным чиновником, освободившим преступника за взятку. Место оставили для записи допроса; но о подкупе писца Амонпанефер расскажет лишь спустя девять дней.
А покуда в суд привели рыболова Панахтемипета.
Затем Амонпанефер был допрошен во второй раз, и снова, выдержав побои, он не сказал главного — про ограбление пирамиды. Он сознался лишь в ограблении нескольких усыпальниц знатных людей — втроём с каменотёсом Хапиуром и камнерезом Хапио. Мумию опахалоносца фараона они на этот раз сожгли прямо в гробнице.
Наконец, перед судом предстал для допроса медник Паихихет. Амонпанефер не упоминает его в числе своих сообщников; судя по всему, это были разные шайки. Паихихет назвал троих медников, плотника и работника некрополя, бывших с ним в гробнице вельможи. Награбленное имущество они продали где-то на пристани. А на Запад их перевозил всё тот же рыболов Панахтемипет.
Второй папирус датируется 18-м днём 3-го месяца Половодья — то есть четырьмя днями позже. Начальник стражи некрополя Пауро заявил, что осквернены не только гробницы вельмож, о которых шла речь в суде, но и священное погребение бога — фараона Аменхотепа I, да живёт он, да благоденствует и да здравствует вовеки. По этой жалобе градоначальник Хаэмуас и дворецкие властелина отправили инспекцию для осмотра некрополя.
Целы были и усыпальницы других фараонов — все, кроме одной: фараона Себекемсафа (XVII династия).
Из десяти царских усыпальниц разграбленной оказалась только эта, но что касается погребений вельмож, —
Пауро доложил об этом вельможам и
На следующий (19-й) день на допрос был приведён медник Пахар. Не выдержав побоев, бедняга оговорил себя — что якобы он проник в гробницу Рамсеса III,
Тогда вельможи осмотрели гробницу Рамсеса III и нашли, что она цела. По этому случаю в некрополе устроили праздник:
Однако вечером того же дня Несиамон и Пасар встретили каких-то чиновников некрополя, и Пасар им сказал:
Основательность обвинений правителя Фив суд рассмотрел спустя день. Но в папирусе здесь неясное место. Привели каких-то трёх медников — совсем не тех, чьи имена назывались при первом допросе;
И вот последний папирус — 23-й день 3-го месяца Половодья. Амонпанефер рассказывает всю историю своей шайки. Поначалу они грабили вдвоём с каменотёсом Хапиуром, а четыре года назад объединились с другими работниками некрополя, знавшими о богатых погребениях, и вскоре ограбили пирамиду Себекемсафа.
Папирус заканчивается перечнем преступников. Их намного больше, чем было у Амонпанефера сообщников. Один из них, как оказалось, бежал из города, остальные были схвачены и
Приготовления к смерти
Постройка гробницы
Своё вечное пристанище, обитель своего Ка, египтянин должен возвести и обустроить заранее.
В Старом царстве гробницу «жаловал» фараон: построить её можно было только с его разрешения и только за счёт царской казны проводились соответствующие работы. Таким образом, от фараона зависело, будет ли вельможа удостоен жизни после смерти или навсегда сгинет в небытие. Быть удостоенным гробницы считалось особой милостью и высшей наградой. К концу Старого царства, по-видимому, такие ограничения касались только столичных вельмож и их погребений подле царской пирамиды, в провинции же можно было возвести гробницу за свой счёт и без высочайшего дозволения.
Традиционной формой гробницы знати Раннего — начала Среднего царств является мастаба (илл. 173) — прямоугольная кирпичная постройка, состоящая из двух частей: подземной погребальной камеры и надземного сооружения, включавшего кладовые и помещения для отправления ритуалов (мастабы самых знатных сановников насчитывали десятки комнат; это были настоящие дворцы, по грандиозности превосходившие даже погребения фараонов). Обычно мастабы обносились кирпичной стеной. Первоначально во дворах мастабы совершались заупокойные службы, затем местом служб стала комната сперва у западной, а позднее, с возвышением солярного культа, у восточной стены надземной постройки.
Родственники и домочадцы покойного будут приносить в гробницу жертвенные дары для Ка (илл. 174), а специально назначенные жрецы — «рабы Ка» — совершать заупокойные службы.
В настоящее время бесспорно установлено, что «загробный культ Ка» в действительности был никакой не загробный: он нередко начинался ещё при жизни владельца гробницы, который сам отправлял регулярные службы собственному Ка, назначал «рабов Ка», которые должны были поддерживать культ после его смерти, и отписывал для их содержания часть земель и имущества.
В гробнице должна быть установлена статуя (илл. 175) — изображение покойного, вместилище его Ба. Искусные мастера-каменотёсы высекут её из глыбы в каменоломне, и жители города под всеобщее ликование привезут её на деревянных салазках и навсегда утвердят на постаменте.
Как египтяне перевозили тяжести? Как строили свои великие пирамиды, прежде всего пирамиду Хуфу? Для пирамидомании это уже закрытый вопрос: либо им помогали космические пришельцы, либо они знали секрет левитации (опять-таки сообщённый пришельцами) и, словно пушинки, поднимали на высоту глыбы, непосильные ни одному современному подъёмному крану. Родом пришельцы, скорее всего, с Сириуса, поскольку это самая яркая звезда нашего неба, хотя нельзя полностью исключать возможность, что они с Ригеля или какой-нибудь другой звезды Ориона. Конечно, предстоит еще выяснить много деталей, но ясно главное: земными средствами пирамиду построить невозможно — и не только за 25 веков до нашей эры, а и теперь.
Что же до египтологии — здесь дела куда плачевнее. Египтолог сошлётся на скучные документальные записи, какой камень положила бригада
перевозка колоссальной статуи номарха. [269]
«умелых», какой — «сильноруких» и сколько съели строители хлеба и чеснока; перечислит существующие гипотезы о рычаговых подъёмниках, об искусственных каналах для кораблей и т. д. и т. п. — и в конце концов разведёт руками: ничего лучше наклонной насыпи, о которой пишет Геродот, не придумали покуда, увы.
В 1970-х (кажется) годах японцы попытались, в точности следуя Геродоту, построить пирамиду-карлик — всего 11 метров высотой. К великой радости пирамидоманов, из эксперимента ничего не вышло. 11 метров и 140 — насколько же египтяне опережали нас в техническом прогрессе!.. Против эксперимента не попрёшь, и египтологи, скрепя сердце, должны признать: да, опережали, — примерно настолько, насколько нас опережает, ну скажем, африканский абориген с луком и копьём. Ведь если нас с вами, почтенные читатели, выбросить в джунгли без еды и одежды, мы через час погибнем, а абориген запросто выживет... Кто ж будет спорить: цивилизация притупила в нас всё природное, а что-то и выхолостила навсегда. Не вооружившись техникой, голыми руками — мы уже ничего не можем.
Ещё один излюбленный аргумент пирамидоманов: пирамиду Хеопса, при общем её объёме ок. 2,5 млн кубометров, должны были возводить лет 600 а не 20, как у Геродота. Но тут уместно вспомнить другой «эксперимент» поставленный в России: Беломорканал. 21 млн кубометров земляных работ в вечной мерзлоте, сплошь скальный грунт, дневная норма — «2 кубометра гранитной скалы разбить и вывезти тачкой»; и никакой техники, даже лопат на всех не хватает, а колёса для тачек зэки сами отливают на костре. И ничего — голодные измождённые рабы справились меньше чем за 2 года. А египтян кормили прилично, и отдыхать давали, и карельских морозов на Ниле нет...
Но довольно о пирамидоманах. Египтологи редко спорят с ними в печати, полагая это скучным и бессмысленным занятием. Но всё же снисходят иногда, и бьются, доказывая, что египтяне перетаскивали каменные глыбы волоком. Однако почему-то ссылаются при этом то на обнаруженные археологами остатки насыпи, то на объёмы выработки известняка в соседней каменоломне, — словно и в расчёт не беря, что известняк египтяне добывали не только для пирамид: он был нужен во всех 42 номах Египта, — и в 250 км от усыпальницы Хуфу (Хеопса), в столице Заячьего нома (совр Эль Бёрш), в гробнице номарха Джехутихотепа сохранилась не только надпись с рассказом о перевозке исполинской статуи, но и подробный «инженерный чертёж» (илл. 176).
Гробница Джехутихотепа датируется XII династией — то есть она моложе великих пирамид примерно на 600 лет. Но в данном случае это не существенно: «технический прогресс» египтян был на прежнем уровне, они [270] ещё не знали ни лошади, ни даже колеса. Зато весила статуя номарха, по самым скромным подсчётам, вдвое-втрое больше, чем самая гигантская из глыб великой пирамиды: высота её была 13 локтей — ок. 6,5 метров. Доставляли её из алебастровых каменоломен Заячьего нома, называвшихся «Усадьба Золота». Руководил работами некто Сепи, сын Нахтанхи, — он изображён (илл. 177) позади статуи во 2-м сверху поясе (ряду). Другой приближённый Джехутихотепа, домоправитель Нехри, стоит во главе свиты номарха в 4-м поясе. Сам Джехутихотеп изображён на высоту всех поясов. Его сопровождают жрецы (Тота?), военачальники, опахалоносцы, копейщики и ближайшие родственники, в том числе сын
Сначала для перевозки колосса была построена дорога. Затем его водрузили на деревянные салазки, намертво закрепили канатами, и четыре отряда потащили салазки волоком из каменоломни к гробнице номарха; а вдоль дороги статую приветствовали восторженные толпы горожан. Вот как об этом рассказывает гробничная надпись:
Дорожную пыль перед салазками для лучшего скольжения обильно поливали водой; один из поливальщиков с сосудом в руках стоит у изножия колосса. Носильщики воды изображены слева внизу, и рядом с ними — носильщики брёвен. Видимо, на самых трудных участках дороги брёвна подкладывали под салазки, а кроме того, использовали их в качестве рычагов.
Два крайних каната тянут отряды жителей с запада и с востока Заячьего нома; два центральных — отряды воинов (наверху) и жрецов (внизу). В надписи упоминается также отряд
Над всеми отрядами помещено по короткой надписи приблизительно одинакового содержания; например в поясе с изображением жрецов написано следующее:
«Милость» фараона в том и заключается, что номарху Джехутихотепу фараон пожаловал гробницу и «образ», — то есть разрешил начать строительные работы, тем самым даровав ему вечную жизнь в потустороннем мире. Спустя приблизительно 300 лет любой состоятельный египтянин сможет не только заказывать гробницу по собственной воле, но даже самостоятельно молиться богам, — а пока этим правом обладает только божественный властелин государства. Боги общаются только с ним, только он может просить у них о блаженной жизни для своих усопших вельмож; а все жрецы — так сказать, «представители фараона перед богами на местах» — обращаются к ним только от имени владыки. Простому же люду заказано общение с бессмертными; они могут лишь просить жрецов, чтоб те от имени фараона передали их просьбу «наверх».
Но если так, кому же служит и совершает воскурение ладана простой смертный по имени Аменианху, изображённый перед статуей? Самой статуе, самому «образу» Джехутихотепа и его Ка. (Выше уже говорилось, что так называемый «загробный культ Ка» начинался ещё при жизни владельца гробницы.) [272]
Почему же всё-таки египтяне при перевозке таких исполинских громадин не использовали быков? Ничего вразумительного на этот счёт сказать пока невозможно. То, что быки были священными, нельзя признать аргументом: ведь на них, тем не менее, пахали. Правда, полевые работы почитались своего рода священнодействием и были напрямую соотнесены с мифологией (срезание колосьев — убийство и расчленение Осириса, разлив Нила — его оплакивание, сев — погребение мумии, и с первыми всходами Осирис воскресает). Но уж никак не меньшим священнодействием была постройка «вечного обиталища» вельможи, а усыпальницы фараона тем более. Или, быть может, люди быков использовали, но в надписях умолчали об этом, приписав на веки вечные всю заслугу исключительно себе?..
Но статуя, как бы величественна она ни была, это всего лишь неодушевлённая глыба камня, не способная вкушать дары и обеспечить умершему вечную жизнь в Дуате — до тех пор, пока над нею не будет совершён обряд «отверзания уст и очей».
Этот обряд символизирует визит Хора к Осирису и воскресение великого бога после того, как Хор дал отцу проглотить свой глаз, вырванный Сетом и отвоёванный у него обратно, — Око Уджат.
Сперва сын умершего или жрец, изображающий бога Хора, коснётся губ статуи окровавленной ногой закланного быка и произнесёт заклинание:
—
После этого он возьмёт в руки тесло, четырежды коснётся им уст и глаз статуи и скажет второе заклятие:
—
Затем весь обряд будет повторён от начала до конца, но уже с другим теслом, а затем с резцом скульптора. И когда прозвучит [273] последнее заклинание: «
После того, как обряд «отверзания уст и очей» символически возвращал статуе способность есть, говорить и видеть, статуя считалась «ожившей». Окровавленная бычья нога (см. с. 297) играет в ритуале чисто магическую роль, а манипуляции жреца с теслом и резцом имитируют работу скульптора (называвшегося по-египетски «санх» — буквально: «дающий жизнь», «оживитель»). По всей вероятности, изначально глаза и рот действительно высекались в ходе обряда «отверзания». Впоследствии глаза статуй, а также антропоморфных саркофагов и гробов зачастую изготавливались отдельно и во время обряда вставлялись в углубления. Статуя «оживала» в тот момент, когда глаза были инкрустированы или нарисованы. (Таким образом, скульптура Нефертити из Ахетатона (илл. 130 на с. 179) — «неоживлёная».)
Строго говоря, выше описан обряд, производившийся в гробнице над заупокойной статуей после смерти того, кого она изображает. Какими заклинаниями «оживлялась» статуя того, кто на момент обряда сам продолжал жить и здравствовать (фараона, например, или того же номарха Джехутихотепа, при жизни начавшего отправлять культ собственного Ка), мы не знаем, но внешне действо, надо думать, было таким же и производилось теми же инструментами скульптора.
Оформление гробницы
Существовал целый ряд канонических предписаний относительно постройки гробницы и её оформления. Например, вход в гробницу должен быть ориентирован на восток, к восходу Солнца и «миру живых», а напротив него, на западной стене, должен располагаться вход в мир потусторонний — так наз. «ложная дверь», через которую Ка выходит из Дуата в гробницу и вкушает дары с жертвенного стола. Там же, на западе, рядом с ложной дверью, должна находиться и ниша (либо часовня) с заупокойной статуей. Однако, как мы увидим ниже, эти предписания, строго соответствующие религиозной символике, зачастую вынужденно нарушались.
Изображения различных сцен — охоты, хозяйственных работ, процессий с дарами для умершего и т. д. — располагаются по стенам гробницы горизонтальными рядами (поясами). Сцены одного пояса иногда составляют единую смысловую композицию, рассчитанную на последовательное восприятие — «кадр за кадром», как на киноленте (например: сцена сбора винограда, затем — сцена его давления, затем — процеживания виноградного сока и, наконец, сцена изготовления вина; подобные композиции ничем по смыслу не отличаются от композиций «статуэток слуг» (ткачей, пивоваров, [274] носильщиков и т. д.; см. далее — с. 315-317), когда статуэтки объединялись в группы и укреплялись на доске, и каждая группа поэтапно изображала весь процесс приготовления того или иного продукта). Однако чаще такая «последовательность кинокадров» в поясах — только кажущаяся, в действительности же её нет, и сцены должны восприниматься совершенно независимо (например, если в поясе чередой расположены сперва музыканты, за ними плясуны и следом дароносицы с косметическими притираниями, это не значит, что владелец гробницы сперва будет наслаждаться музыкой, затем созерцать танцы, а после этого умащать притираниями тело, — нет, из всего этого «набора ассорти» он «возьмёт» лишь то, что ему нужно в данный момент. Подобные композиции по смыслу «напоминают» сборы на охоту или рыбалку: в рюкзак укладываются продукты, топор, нож, котелок, плащ — и каждый предмет будет оттуда извлечён лишь когда в нём возникнет необходимость. Точно так же «запасается» всеми необходимыми сценами и египтянин, собираясь в Дуат; и нужная сцена «оживает» для него в нужный момент).
Фигуры людей на рельефах и росписях изображаются по так наз. «принципу аспективы»: фигура обозревается как бы сразу с нескольких сторон, для каждой части тела выбирается точка осмотра, с которой эта часть выглядит наиболее выразительно, и затем эти части механически соединяются: лицо в профиль, глаз и туловище анфас, живот в 3/4, ноги в профиль, обе ладони (в Старом царстве — почти всегда, в Новом — если они пустые) и обе ступни — правые или левые, в зависимости от направления движения фигуры. Это правило обычно не соблюдается при изображении статуй (см. илл. 176).
Размеры фигур пропорциональны значимости персонажей, но для низших должностей здесь различий иногда не делается; например, фигуры слуг и работников могут быть таких же размеров, как и фигуры их распорядителей. Фигура владельца гробницы неизменно самая большая: он изображается на высоту нескольких, а подчас и всех поясов. Исключение составляют случаи, когда изображён фараон, награждающий владельца гробницы, — естественно, фигура фараона будет самой большой. Однако присутствие фараона в гробнице вельможи — случай исключительно редкий (засвидетельствовано только для периода солнцепоклоннического переворота Эхнатона); а присутствие вельможи более высокого ранга, нежели сам владелец гробницы, и вовсе невозможно: здесь, внутри гробницы, — его мир, принадлежащий ему одному, здесь он самый главный.
Выше уже не раз говорилось, что до Нового царства только фараон мог непосредственно общаться с богами, а его «представители на местах» — жрецы обращались к небожителям лишь как посредники — от имени фараона. [275] Вот почему в вельможеских гробницах Старого — Среднего царств никогда не изображаются ни боги, ни какие бы то ни было сцены потусторонней жизни, — вообще ничего фантастического, — только хозяйство владельца, его любимые занятия и значительные события его жизни (как то: плавание на корабле с ответственной миссией, участие в победоносном походе и т. п.). Это — «улучшенный вариант» его земного бытия: изобилие, благополучие, сплошные удовольствия, — никаким печальным событиям места нет. Никогда мы не встретим в гробнице изображений, связанных со смертью родственников владельца (исключение — опять же только в солнцепоклонническом Ахетатоне, где в царской гробнице изображена смерть младшей царевны, умершей в раннем детстве, а Эхнатон и Нефертити рыдают над её трупом). Однако сцены погребения самого владельца в росписях присутствуют — чтобы показать, что ритуалы были соблюдены со всей тщательностью.
С Нового же царства молиться богам и общаться с ними мог уже любой человек; и в гробницах этого времени, наоборот, преобладают изображения богов и сцены фантастического характера (илл. 178). Эти сцены и [276] связанные с ними верования разбираются в следующей главе; здесь же мы подробно рассмотрим довольно типичную скальную гробницу Среднего царства — гробницу Аменемхета, начальника нома Белой Антилопы (16-го верхнеегипетского) во времена правления Сенусерта I.
Некрополь столицы нома, города Мен
Гробница Амени (илл. 180) начинается с дворика перед входом протяжённостью около десяти метров, — полутуннеля в горном склоне. Перед входом в гробницу над двориком нависает козырёк с дугообразным потолком — естественная толща известняков, опирающаяся на две пятиметровые колонны.
Вход в гробницу, поскольку некрополь находится на восточном берегу, естественно, ориентирован на запад, — первое вынужденное нарушение канона. Известняк вокруг проёма хорошо отшлифован, так что вход напоминает врата с архитравом (верхней перекрывающей балкой); вся поверхность выкрашена в однотонный розовый цвет и покрыта брызгами тёмно-красной, зелёной и чёрной краски — для придания сходства с фактурой гранита. На архитраве и по бокам нанесены надписи (илл. 181); иероглифы вырезаны и закрашены зелёным. Вверху архитрава в длинном картуше — полная титулатура фараона Сенусерта I, при котором Амени властвовал в номе; ниже — титулы самого Амени, среди которых перечисляются как реально исполяемые должности, так и просто почётные звания. Каждая строка начинается словами «
«хетеп ди нисут» («жертва, даваемая фараоном»). Структура этих формул, сложившихся в древности, когда только фараон мог общаться с богами и только от его имени можно было что-то просить для себя, во все эпохи [278] стандартна: «Жертва, данная фараоном такому-то богу, чтобы даровал он такие-то жертвенные подношения для Ка блаженного имярек», — она нисколько не изменилась и в поздние времена, когда для общения с богами посредства фараона не требовалось.
В крайнем столбце северной (левой) вертикальной надписи, кроме того, содержится формула 
«перет херу» («буквально: «выхождение голоса», то есть «сказывание слов»). Структура формул «перет херу» также во все эпохи стандартна: «Сказывание слов: 1000 [жертвенных подношений] в хлебе и пиве, 1000 быками и птицами, 1000...» — перечисляются различные жертвы продуктами. Считалось, что посетитель гробницы, прочитав (то есть произнеся вслух) эту формулу, магическим образом «оживит» все перечисляемые дары, «материализует» их в Дуате для Ка усопшего.
Обе стены прохода в гробницу, как и вход, покрашены розовым с брызгами разноцветной краски — опять же для придания сходства с фактурой [279] гранита. Надпись на стенах (илл. 182, север слева) — это автобиографическая надпись номарха. Трудно сказать, почему она помещена именно здесь: обычно такие надписи находятся внутри погребения. Приведём полный её перевод (нерифмованными стихами переведены и для наглядности напечатаны в столбик фрагменты, которые в подлиннике построены на игре созвучий):
Внутренняя планировка гробницы включает два помещения: главное, где находится само погребение — две шахты с (несохранившимися) саркофагами номарха и его жены, и часовни со статуей номарха (илл. 183).
Главное помещение разделено колоннами на три нефа (отсека) с дугообразными потолками; высота каждого нефа — ок. 6,7 м. Колонны упираются в архитравы, на каждый из которых нанесены надписи с титулами и именем «блаженного» номарха. Все стены покрыты росписями.
В южной части стены (левее от входа, если стоять спиной к часовне; илл. 184) нарисована так наз. «ложная дверь» — символическая дверь в Дуат, через которую Ка покойного выходит в гробницу к жертвенному столу. (По канону она должна быть, естественно, на западе, но — строго напротив входа в гробницу и рядом с изображением номарха за столом с дарами. Впрочем, понятие «Запад» как синоним понятия «Дуат» уже в Старом царстве перестало быть географическим, поэтому подобные нарушения как нарушения не воспринимались.) Неподалёку от двери, у южной стены, находятся две шахты с (несохранившимися) саркофагами Амени и его жены — имя её было Хетепт, «Ублаготворённая». Вероятно, здесь и стоял некогда каменный жертвенный стол, к которому выходил из Дуата Ка. В большом, внешнем прямоугольнике «ложной двери» — две формулы «хетеп ди нисут», расходящиеся в разные стороны от центра: в одной дары адресуются Амени от Осириса, в другой, соответственно, — его усопшей супруге от Анубиса. Во внутреннем прямоугольнике — аналогичная композиция формул «перет херу». Два глаза, помимо прочего, символизируют зрение, возвращённое умершему в Дуате.
Сцены двух верхних поясов — единственные в этой гробнице сцены, построенные по «принципу киноленты»: сбор винограда; давление винограда в чане; процеживание сока сквозь закручиваемую шестами ткань; перебирание винограда; ниже — изготовление вина (слева — писец-учётчик). Козы (или, м. б., ручные антилопы) поедают листву с дерева, предназначенного к порубке. (Прямоугольная выемка, перекрывающая верхний пояс, — архитрав.)
Следующие два пояса — рыбалка и ловля птиц в западню. Западни эти были огромными: чтоб захлопнуть их рывком каната, нужен был целый отряд, [284] который прятался вдали в камышах, — однако другой номарх нома Белой Антилопы, Хнумхотеп II (тоже XII династия, но чуть позже) — страстный любитель охоты, испещривший всю гробницу охотничьими сюжетами, изобразил себя захлопывающим западню самолично. (Кстати, в надписях бенихасанского некрополя очень много упоминаний элефантинских богов, особенно Хнума: номархи Менат Хуфу были выходцами с далёкой Элефантины.)
Главное помещение. Южная часть западной стены. [285]
Главное помещение. Северная часть западной стены.
Следующий пояс — различные кладовые: хранилище овощей и фруктов; мяса; зерна; сосудов с пивом. Под хранилищем сосудов, справа от «ложной двери», — хлебопекарня; ниже — приготовление сладостей; и в самом низу — бредовый перегон быков по земле, залитой половодьем. Слева от «двери» соответственно — служанки Хетепт, жены Амени, с туалетными принадлежностями; и музыкантши с арфами, трещоткой, систром и отбивающие ладонями такт.
На северной стороне стены, справа от входа, — тоже хозяйственные сцены (илл. 185). В верхнем поясе под формулой «перет херу» — изготовление кремнёвых ножей и изготовление сандалий; во втором — изготовление луков; мастерская бондаря; изготовление стрел и плотники, делающие ложе [286] и сундуки. Далее вниз по поясам: ювелиры (работы по золоту и стеклодувы); горшечное производство; обработка льна; уборка урожая; вспашка земли и сев.
В третьем поясе — дароносицы и танцоры. Они возглавляют процессию, перевозящую статую Амени в гробницу (илл. 188). Интересно, что статуя здесь изображена не в профиль, как в гробнице Джехутихотепа (илл. 176 на с. 268), а по «принципу аспективы». За статуей следует свита номарха: распорядители хозяйства, носитель сандалий, телохранители-оруженосцы.
В следующих трёх поясах — процессии, направляющиеся к номарху с дарами. Каждую процессию возглавляют распорядители той или иной хозяйственной службы (илл. 187, 188). В нижних двух поясах слева (илл. 186) — зернохранилище и погонщики ослов; справа (илл. 187) — писцы различных хозяйственных ведомств.
В восточной части композиции (илл. 188) — сам номарх. В горизонтальной надписи над ним — его титулы:
Номарх совершает особое священнодействие — «смотрение». В чём его смысл? Выше (с. 199) уже говорилось о том, откуда у египтян возникло само понятие Ка: как реально существующий «двойник» человека ими был истолкован образ этого человека, «живущий» в сознании других людей, знавших его. Произнесение имени (Рен) или взгляд на изображение оживляет образ в памяти: как мы, взглянув на фотографию знакомого нам человека или услышав его имя, сразу его вспоминаем — и внешность, и характер; как при виде мёда или слове «мёд» вспоминаем его вкус и даже, может быть, ощущаем сладость во рту, — точно так же для покойного «материализуются» [287] дары, которые изображены на стенах, перечислены в жертвенных формулах и упомянуты вслух жрецом во время заупокойной службы. Услышанное или увиденное — это «толчок» сознанию, необходимый, чтобы оживить в памяти образ. И номарх, совершающий «смотрение», «оживляет» всё, что изображено и написано в гробнице. (Само собой, наше закавыченное «оживление» египтяне понимали буквально — без кавычек.)
Низший люд — слуги из номархова хозяйства приобщались загробному бытию, будучи изображёнными в погребении хозяина: совершая «смотрение», тот «оживлял» их своим взглядом, и посетители гробницы тоже «оживляли» их. Право изобразить в своём «заупокойном хозяйстве» человека среднего сословия — например, жреца, правящего службу, — часто покупалось; правда, цена была невелика: в Новом царстве, например, этому жрецу надлежало уплатить стоимость одной-двух набедренных повязок. [289]
Интересно, что по каким-то (пока неустановленным) причинам в период V династии вплоть до времени правления фараона Униса существовал запрет на изображения и надписи в погребальной камере (подземелье, где находился саркофаг) мастабы или пирамиды. При Унисе появляются первые изображения, но — только неодушевлённых предметов, и первые надписи, причём иероглифы, изображающие птиц, часто рисуются без лапок и крыльев, змей — без головы и т. д.; с VI династии появляются изображения [290] владельца гробницы перед жертвенным столом, изображения слуг; и к концу VI династии все запреты и ограничения снимаются полностью. Однако в период их действия при оформлении погребальной камеры нередко использовался так наз. «метод намёка»:[93] прекрасно зная, что означает каждая каноническая гробничная сцена и какие изображения она должна содержать, египтяне различными способами «намекали» на присутствие в композиции и запретных изображений (илл. 189).
один носит должность «распорядителя состязаний», так что вряд ли в этой борьбе оспаривается право на какую-то привилегию; но вообще-то с выводами в подобных случаях надо быть осторожным. Сто с лишним лет сцену дерущихся лодочников (илл. 193) — тоже каноническую, зафиксированную в целом ряде гробниц Старого царства, — египтологи считали развлекательной, хотя, с точки зрения египтян, подобная драка наносила ущерб гробничному хозяйству: [293]
В следующих двух поясах северной (илл. 190) и южной (илл. 192) частей стены — сцены осады крепости и битвы двух воинских отрядов: победоносные сражения, в которых принимал участие номарх Аменемхет, личные его заслуги перед фараоном. В XII династию властелинам Египта приходилось подавлять смуты — не только на подвластных чужеземных территориях (мы помним из биографической надписи, что Амени плавал за данью в Куш, — в таких походах нередко дань приходилось брать с боя), но и внутри страны. Поэтому в гробницах провинциальной знати этого времени много батальных сцен, и нередко изображаются сражения египтян с египтянами.
В нижнем поясе — сцены плаваний на юг: в северной части (илл. 190) — «
В нижнем поясе — сцены заклания жертвенных быков. Это жестокая процедура. Иногда животное убивали и затем расчленяли тушу, но, например, для ритуала «отверзания уст статуи», где требовалась окровавленная бычья нога (см. выше, с. 272), ногу у быка отрезали заживо (илл. 196).
Бросается в глаза тщательность, с какой выполнено оформление южной стены: росписи остальных стен по сравнению с ней выглядят довольно небрежными. Так же тщательно выписаны все сцены в часовне. Возможно, Амени не успел закончить гробницу при жизни, и три стены главного помещения расписывали наспех, за 70 дней, пока бальзамировалось тело (столько дней Исида с Нефтидой собирали части тела Осириса и изготавливали мумию). [298]
Так кому же принадлежал этот мир — Ка, Ба или мумии? Кто именно вкушал дары?..
Это трудно сказать. Но не потому трудно, что уровень наших знаний о Египте не тот или слишком уж несхожи наши сознания — самим египтянам ответить на такой вопрос было б не легче. Мы пользовались осторожным термином «умерший» — в разных случаях это Ка, Ба или мумия по-отдельности или же все они вместе одновременно. Более того: когда в Новом царстве окончательно сложатся (разбираемые в следующих главах) представления о том, что «умерший» покидает гробницу и, проделав нелёгкое путешествие через Дуат, предстаёт перед богами на Загробном Суде Осириса, в гробницах всё равно будут изображать, наряду с фантастическими, и [299] сцены реальной жизни, — то есть Ка и Ба в одно и то же время и жили в своей гробнице, и удалялись в загробную блаженную обитель к бессмертным богам.
Эти два взаимоисключающих представления впервые встречаются уже в «Текстах Пирамид» по отношению к усопшему фараону, но оба они существуют на протяжении всей истории Египта — сперва параллельно, а с Нового царства полностью сливаются.
«В этом, конечно, нет никакой логики, но представления египтян о потусторонней жизни <...> не та область, в которой плодотворны поиски последовательности», — справедливо замечает М. А. Коростовцев.[96] Но, думается, что ещё справедливей будет отнести это замечание ко всем религиям вообще, а не только к египетской: ясности и логичности в представлениях о загробном мире и о потусторонней жизни ни у одного народа не было и нет. [300]
Погребение, путь через Дуат и суд Осириса
Погребение
Египтянин прожил долгую, счастливую жизнь, но вот Ба покинул его и он умер.
Оплакав умершего (илл. 199), родственники отнесут его тело к бальзамировщикам.
Мастера-бальзамировщики за 70 дней изготовят мумию — ведь Исида тоже в течение 70-ти дней собирала тело Осириса и мумифицировала его. Сперва парасхит вскроет тело Сах, омытое священной нильской водой; затем бальзамировщики извлекут внутренности и опустят их в погребальные сосуды — канопы, заполненные отварами из трав и другими снадобьями.
Канопы изготовлены в виде богов — сыновей Хора: Имсета, Хапи, Дуамутефа и Кебехсенуфа (илл. 200). Эти боги родились из цветка лотоса; они — хранители сосудов с мумифицированными внутренностями: Имсет — хранитель сосуда с печенью, Дуамутеф — с желудком, Кебехсенуф — с кишками и Хапи — с лёгкими.
Затем бальзамировщики приступают к самой мумификации (прилож. II-Ж). Бальзамировщики — это Анубис-Имиут (илл. 201 и илл. 94 на с. 123) и сыновья Хора, плакальщицы — Исида и Нефтида.
Помимо родственниц покойного, изображавших богинь, в похоронах принимали участие профессиональные плакальщины некрополя (илл. 202).
Все материалы, используемые бальзамировщиками, возникли из слез богов по убитому Осирису, с которым отождествился теперь умерший.
Бог ткачества Хедихати и богиня Таитет изготовят белое полотно, чтобы запеленать мумию. Бог виноделия Шесему даст Анубису-Имиуту и сыновьям Хора масла и притирания для бальзамирования. После того, как умерший упокоится в своём вечном пристанище, Шесему станет охранять его мумию от грабителей гробниц и заботиться о нём самом в Дуате.
Родные и близкие усопшего должны внимательно следить, чтобы все обряды были надлежащим образом соблюдены. Ка покойного не простит обиды за пренебрежение к себе и будет преследовать свой род, насылая беды на головы потомков.
Очень часто египтяне писали письма к умершим родственникам и оставляли их вместе с жертвенными дарами в гробнице. Чаще всего в таких письмах содержатся просьбы о даровании потомства: «
Если умерший был небогат, его мумию положат в простой деревянный гроб. На стенках гроба с внутренней стороны должны быть написаны имена богов, которые проводят покойного в Дуат, а на крышке — обращение к Осирису: «О Уннефер, дай этому человеку в твоём Царстве тысячу хлебов, тысячу быков, тысячу сосудов пива».
Иногда изготавливали маленький гробик, в который вкладывали деревянное подобие мумии, и закапывали поблизости от богатого погребения, чтоб Ка бедняка имел возможность питаться жертвенными дарами богача.
Гроб богача роскошно отделают и в гробнице опустят ещё в каменный саркофаг.
Погребальная процессия, оглашая окрестности плачем и стонами, переплывёт Нил и высадится на западном берегу. Здесь их встретят жрецы, облачённые в одежды и маски богов Дуата. В сопровождении Муу, исполняющих ритуальную пляску, процессия двинется к некрополю. [304]
«Первоначально танец Муу был связан с заупокойным ритуалом царей древнего Нижнеегипетского царства со столицей в городе Буто в Дельте. Муу изображали в этом ритуале царей — предков умершего царя, которого они встречали в момент его прибытия в Царство Мёртвых. Одним из характерных признаков этих персонажей на древнеегипетских изображениях были высокие суживающиеся кверху головные уборы из стеблей тростника».[97]
Жрецы и Муу приведут процессию к гробнице, вырубленной в скале. У входа в это последнее, вечное пристанище гроб поставят на землю.
Сначала боги Дуата совершат обряд поисков Ока Уджат. Все 70 дней, покуда тело-Сах мумифицировали бальзамировщики, Ба покойного пребывал в Солнечном Оке. В этом обряде Око Ра становится одновременно и Оком Хора, которое изрубил на куски Сет, и жрецы ищут его, чтобы исцелить, как это сделал некогда мудрый Тот, и оживить этим Оком усопшего Осириса.
Когда Око Уджат будет найдено, над мумией совершат обряд «отверзания уст», символизирующий визит Хора к Осирису, — такой же, какой был прежде совершён над заупокойной статуей и саркофагом (см. с. 272-273). Жрец в маске сокола — Хор — коснётся волшебным жезлом (илл. 203) губ изображённого на деревянном гробе лица — и тем самым символически даст покойному, отождествляемому с Осирисом, проглотить Око Уджат. Это действо создаст Ах умершего и возвратит ему жизненную силу Ба, которую в обряде изображает наконечник жезла — голова барана.[98] Умерший вновь станет зрячим и обретёт способность есть, пить и, главное, говорить: ведь по пути в Великий Чертог Двух Истин ему придётся заклинать стражей Дуата и называть их имена (илл. 204).
Совершив обряд «отверзания уст», жрецы отнесут гроб с мумией в усыпальницу и установят его в каменный саркофаг. У юж-[305]
ной стены погребальной камеры поставят канопу, изображающую Имсета, у северной — Хапи, у восточной — Дуамутефа и у западной — Кебехсенуфа (илл. 205).
Эти боги ассоциировались с Исидой, Нефтидой, Нейт и Серкет — защитницами и хранительницами умершего (илл. 206), изображавшимися на саркофагах в виде богинь с распростёртыми крыльями.
Вход в гробницу тщательно завалят глыбами и щебёнкой и замаскируют, предварительно опечатав его печатью некрополя.
Воскресение и путь через Дуат
Помогают воскрешению и амулеты в виде Ока Ра (илл. 38 на с. 59): ведь покойный воскреснет подобно солнечному диску на востоке, рождённому богиней Нут (илл. 207).
Чтобы умерший не задохнулся в Дуате, в гроб следует положить деревянную статуэтку Шу. [307]
В воскрешении умершего (илл. 208) принимут участие все боги, связанные с деторождением: Исида, Хатхор, Рененутет, Бэс, Таурт, Месхент и Хекет.
Воскреснув, египтянин окажется перед первыми вратами «Дома Осириса-Хентиаментиу», которые охраняет страж по имени «Тот, кто следит за огнём». Тут же стоят и грозный привратник — «
При жизни покойный должен был изучить «Книгу Мёртвых» и узнать из неё имена всех стражей, охраняющих врата, и все волшебные заклинания. Если он знает имена привратников, он теперь может без страха приблизиться к вратам и сказать:
—
Миновав первые врата, умерший встретит две извилистые тропы (илл. 209), разделенные огненным озером (илл. 210). На берегах этого озера обитают чудовища (илл. 211), и пройти по тропе может только тот, кто знает их имена и священные заклинания «Книги Мёртвых».
Чтоб облегчить умершему странствие, боги создали в Дуате ар
Пройдя все врата и оставив позади четырнадцать холмов, умерший, наконец, достигнет Великого Чертога Двух Истин. [309]
Суд Осириса и вечная жизнь в полях Иару
Прежде чем переступить порог Чертога, умерший должен обратиться к Ра:
—
Умершему будет внимать Великая Эннеада — боги, вершащие Суд, и Малая Эннеада — боги городов и номов. В Великую Эннеаду входят Ра, Шу, Тефнут, Геб, Нут, Нефтида, Исида, Хор, Хатхор, Ху и Сиа. Головы судей украшены пером Маат.
Перед лицом Великой Эннеады умерший должен произнести «Исповедь отрицания» — перечислить сорок два преступления и клятвенно заверить богов, что ни в одном из них он не виновен:
Назвав все преступления, умерший должен поклясться:
—
После «Исповеди отрицания» умерший должен предстать перед Малой Эннеадой и точно так же, называя по имени каждого из сорока двух богов, заверить их в своей непричастности к преступлениям (см. прилож. 9-Б).
Примечательно, что в Новом царстве оправдываться перед Загробным Судом и иметь ушебти (см. далее) должен был и фараон.
Затем боги приступят к взвешиванию сердца на Весах Истины. На одну чашу Весов положат сердце, на другую — перо богини Маат. Если стрелка весов отклонится, значит, покойный грешен, и Великая Эннеада вынесет ему обвинительный приговор. Тогда грешное сердце отдадут на съедение страшной богине Амт (Аммат) (илл. 213) — «Пожирательнице», чудовищу с телом гиппопотама, львиными лапами и гривой, и пастью крокодила. Если же чаши Весов останутся в равновесии, покойного признают «правогласным» (илл. 214, 215).
Отчего греховное сердце должно было быть легче (или тяжелей) пера Маат, неизвестно. Ряд египтологов придерживается мнения (разделяемого и автором), что Весы служили для загробных судей своеобразным «детектором лжи»: взвешивание сердца производилось не после «Исповеди отрицания» и второй оправдательной речи, а одновременно с ними — на протяжении всего допроса сердце покоилось на чаше Весов, и если умерший оказывался виновным в каком-либо из преступлений, то, едва он начинал клятвенно утверждать обратное, стрелка немедленно отклонялась.
Автору представляется, что древнеегипетское мифическое действо взвешивания сердца символически выражает духовный смысл исповеди как таковой, — смысл, одинаковый, по-видимому, во всех религиях, независимо от различий внешней атрибутики исповедального обряда.
Известно, что человек, совершив противоречащий морали поступок, невольно (этот процесс бессознателен) ищет, а значит и находит, оправдание, суть которого обычно сводится к тому, что поступок был вынужден обстоятельствами, а не совершён свободной волей. Рассказывая о таком поступке или вспоминая о нём, человек испытывает потребность привести оправдывающие его доводы; если же у него отсутствует такая возможность, им сразу овладевает некое внутреннее беспокойство, неудобство. [312]
В художественной литературе множество раз описано, как в такой ситуации хочется «отвести глаза», «сменить тему разговора» и т. п. Обряд же исповеди как раз и не допускает всякого рода оправданий — только «да будет слово ваше: "да, да", "нет, нет"; а что сверх этого, то от лукавого» (Матф., 5, 37). Таким образом, убедивший себя в собственной безгрешности (или, применительно к христианству, в искренности своего раскаяния в грехе) человек, заявив о своей безгрешности (раскаянии) вслух и будучи лишён возможности что бы то ни было добавить, сразу почувствует это самое внутреннее неудобство — «сердце изобличит ложь», и стрелка Весов отклонится. [313]
После взвешивания сердца боги приступят к допросу умершего:
—
—
—
—
Когда допрос закончится, перед Ра-Хорахти и обеими Эннеадами предстанут Месхент, Шаи, богиня доброй судьбы Рененутет и Ба покойного. Они будут свидетельствовать о характере умершего и расскажут богам, какие он совершал в жизни добрые и дурные поступки.
Исида, Нефтида, Серкет и Нейт будут защищать покойного перед судьями.
Когда Великая Эннеада огласит оправдательный приговор, бог Тот запишет его. После этого умершему скажут:
—
Умерший должен поцеловать порог, назвать его (порог) по имени и назвать по именам всех стражей — только после этого он сможет, наконец, войти под сень Великого Чертога Двух истин, где на троне восседает сам владыка мёртвых Осирис в окружении Исиды, Маат, Нефтиды и сыновей Хора в цветке лотоса.
О прибытии умершего объявит божественный писец Тот:
—
—
—
—
—
—
—
—
—
Первоначально существовало другое представление — что Загробный Суд возглавляет Ра (илл. 216). Это представление просуществовало до Птолемеевского периода, но пользовалось значительно меньшей популярностью.
Суд на этом закончится, и египтянин отправится к месту вечного блаженства — в Поля Камыша, Поля Иару. Его проводит туда бог-хранитель Шаи. Путь в блаженную обитель преграждают врата, последнее препятствие на пути умершего. Их тоже придётся заклинать:
—
В Полях Иару «правогласного» покойного ждёт такая же жизнь, какую он вёл и на земле, только счастливее и богаче. Ни в чём он не будет знать недостатка, ни в чём не испытает нужды. Слуги, изображённые на стенах гробницы, будут обрабатывать его поля (илл. 217), пасти скот, трудиться в мастерских. Семь Хатхор, Непри, Непит, Серкет и другие божества сделают его загробные пашни плодородными (илл. 218), а его скот — тучным и плодовитым. [315]
Покойному не придётся работать самому — он будет только наслаждаться отдыхом! Ему не нужно будет обрабатывать поля и пасти скот, ибо в гробницу положат статуэтки слуг и рабов и фигурки ушебти.
Ушебти — «ответчик». Шестая глава «Книги Мёртвых» рассказывает о том, «как заставить ушебти работать»: когда в Полях Иару боги позовут покойного на работу, окликнув его по имени, ушебти должен выйти вперёд и откликнуться: «Здесь я!», после чего он беспрекословно пойдёт туда, куда повелят, и будет делать, что прикажут.
Фигурки и статуэтки, назначением которых было обслуживать в Дуате умершего — владельца гробницы, можно подразделить на две группы.[100]
К первой группе, условно называемой «статуэтки слуг», относятся фигурки, изображающие людей за различными работами: пахарей, носильщиков, пивоваров (илл. 219), писцов (илл. 220), [316]
ткачей, корабельщиков (илл. 221), надсмотрщиков и т. д. Наличие таких фигурок в гробницах, возможно, восходит к древнейшему обычаю при похоронах вождя убивать его рабов, слуг и жён и хоронить их подле погребения господина.
В Старом царстве «статуэтки слуг» изготавливались из дерева и из камня, начиная со Среднего — почти исключительно из дерева. Все типы фигурок имеют достаточно строгий канон изображения: например, пивовары всегда изображаются замешивающими в ступке тесто для ячменных хлебцев (из которых готовили пиво), ткачихи — сидящими у станков на корточках, и т. д. В богатых погребениях с большим количеством «статуэток слуг» фигурки обычно объединялись в группы и укреплялись на доске; каждая группа поэтапно изображала весь процесс приготовления того или иного продукта — подобно композициям в гробничных росписях, изображающим ту или иную мастерскую вельможеского хозяйства (см., напр., илл. 184 на с. 284). [318]
Вторую группу составляют ушебти — фигурки из фаянса, дерева или глины в виде запелёнутых мумий с мотыгами в руках (илл. 222, слева) или в обычной одежде (так наз. «ушебти в одежде живых») (илл. 222, справа). Ушебти иногда изображали самого владельца гробницы (илл. 223), но чаще это были чисто условные изображения, без индивидуальных портретных черт (изготавливавшиеся в мастерских «поточным методом»). На ушебти-мумии делалась надпись — так наз. «формула ушебти» (цитата из 6-й главы «Книги Мёртвых»), полная либо сокращённая. Иногда ушебти-мумии клали в гробик (илл. 224).
Назначение ушебти, в отличие от «статуэтки слуги», — не работать в Дуате на владельца гробницы, а заменять его, когда самого владельца призовут, как гласит «формула», «перевозить песок с Востока на Запад». Что подразумевается под «перевозкой песка», неясно; возможно, это просто метафора, обозначающая или просто тяжёлую работу, или «загробный аналог» государственной трудовой повинности для свободных граждан Египта (каковой в разные времена были, например, работы на строительстве пирамид, в вельможеском или храмовом хозяйстве, перевозка статуй в гробницы и др.). [319]
Ушебти появляются в Новом царстве, и с этого же времени из гробниц исчезают «статуэтки слуг».
«Ушебти в одежде живых» изготавливались только в период XIX династии. Объяснение такой иконографии затруднительно; некоторые исследователи связывают её с отголосками верований периода солнцепоклоннического переворота, когда считалось, что «душа» умершего проводит день среди живых (см. с. 183).
В гробнице ушебти складывались в специальные ящики (илл. 225).
Вельможи брали с собой в Дуат обычно 360 ушебти — по одному на каждый день года; беднякам же ушебти заменял папирусный свиток со списком 360 таких работников. В Полях Иару при помощи магических заклинаний человечки, поименованные в списке, воплощались в ушебти и работали на своего хозяина (илл. 226).
Загробное воздаяние за грехи
То, что в сохранившихся текстах и гробничных надписях говорится исключительно об оправдательных приговорах Загробного Суда, вполне естественно: гробницу египтянин строил и отделывал при жизни и, само собой, изображал себя оправданным и блаженствующим в Полях Иару. Во всех текстах главное внимание уделяется внешнему действу Суда — перечислению имён демонов и стражей, магических заклинаний и т. д. Как теперь представляется, для оправдания умершему достаточно было знать все эти имена и заклинания и правильно соблюсти предписанные обряды. Идея загробного воздаяния за грехи в религии Египта возникла поздно и особой популярностью не пользовалась. «Описание различных наказаний в результате Загробного Суда содержится в трёх текстах времени Нового царства: <...> книге "Амдуат", в композиции о Загробном Мире, не имеющей египетского названия, известной в науке как "Книга Врат", и, наконец, в "Книге Пещер" <...> Следует отметить, что если в 125-й главе "Книги Мёртвых" содержится "каталог" грехов, то в этих трёх композициях говорится о наказании грешников вне всякой связи с тем или иным конкретным грехом. В центре внимания грешник, как таковой.
Наказания за грехи предусматриваются различные. Прежде всего это лишение умершего погребения. Уже в книге "Амдуат" (XVI в. до н. э.) повествуется о том, что утопленники, нашедшие могилу в водах Нила, вытаскиваются божествами на берег подземного Нила, где и предаются погребению, обретая таким образом всё необходимое для вечной жизни (10-й час ночи, см. с. 59), но это не грешники. Подобные взгляды прослеживаются и в более поздних композициях. В той же книге "Амдуат" <...> говорится о грешниках, с которых восемь богов срывают погребальные пелены и обнажают "врагов, приговорённых к наказанию в Дуате" <...>
Осуждённые грешники лишены всего, что необходимо для вечной жизни, лишены тепла и света, которые излучает каждую ночь бог Ра, появляясь в Преисподней — свет и тепло предназначены для праведных. Грешников же ожидает лишь тёмный хаос. Они лишены всякой возможности общения с богами.
Весьма распространённое наказание грешников в Загробном Мире — связывание и заключение. Так, в "Книге Врат" <...> говорится, что "враги Осириса" связаны по четверо и по трое и бог Хор объявляет им: "Вы связаны сзади, злодеи, чтобы быть обезглавленными и перестать существовать". В "Книге Пещер" <...> Преисподняя описана как тюрьма, из которой грешники не могут выйти. Самым грозным наказанием грешника в потустороннем мире считалось окончательное уничтожение всего его существа — не только тела, но и души, и тени (Шуит). Души грешников, в представлении [321] египтян, существовали независимо от тела в перевёрнутом положении — вниз головой; они не могли воссоединиться с телом, чтобы жить полноценной загробной жизнью праведного покойника, а потому им предстояло полное и окончательное уничтожение. Одним из способов такого уничтожения было обезглавливание умершего, а также сожжение. Описаны разные варианты казни огнём: в книге "Амдуат" <...> грешников сжигают в котлованах (11-й час ночи — см. с. 110 и илл. 82). В "Книге Пещер" <...> казнь огнём совершается в специальных котлах, в которые бросают головы, сердца, тела, души и тени (Шуит) грешников».[101]
Наиболее полное выражение идея загробного воздаяния нашла в сказании о сошествии Сатни-Хемуаса в Дуат (входящем в большой цикл о Сатни-Хемуасе; I в. н. э). Для других египетских легенд характерно, что грешник карается за злодеяния ещё в земной жизни.
У фараона Рамсеса II был сын по имени Сатни-Хемуас, слывший искусным писцом и мудрецом. А у Сатни-Хемуаса был сын Са-Осирис.
Когда Са-Осирис вырос, его отдали учиться в храмовую школу, но очень скоро мальчик превзошёл всех своих наставников в мудрости и знаниях. Тогда его отдали в школу жрецов при храме Птаха, где он вместе с писцами изучал заклинания. Но и там Са-Осирису очень скоро не стало равных.
Наконец, Сатни-Хемуас привёл сына на празднество к фараону. Мальчик состязался в искусстве магии с самыми великими чародеями — и одержал победу. Первым мудрецом Мемфиса[102] и Обеих Земель признал его великий владыка Рамсес!
Однажды Сатни-Хемуас, стоя на террасе своего дома, молился богам и вдруг услыхал вдалеке горестные стенания. Это хоронили богача. Роскошный гроб несли на погребальных носилках, и плакальщицы оглашали долину причитаниями. [322]
Через некоторое время Сатни-Хемуас снова посмотрел вдаль и увидел похороны бедняка. Тело, завёрнутое в старую тростниковую циновку, несли в пустыню вдова и сын умершего. Больше никто не провожал его.
— О великий Осирис! Да сделаешь ты так, чтобы мне воздали в твоём Царстве, как воздадут тому богачу, и да минует меня доля этого несчастного бедняка, которого несут в некрополь безо всяких почестей! — воскликнул Сатни-Хемуас.
— Нет, отец, — сказал вдруг Са-Осирис. — Ты получишь в Дуате то же самое, что получит бедняк, и минует тебя судьба, уготованная богачу.
— Как! — опешил Сатни-Хемуас. — Не ослышался ли я? Неужели это слова любящего сына?!
— Да, — сказал Са-Осирис. — И я покажу тебе, что уготовано в Дуате богачу, которого оплакивают все, и что — бедняку, о смерти которого никто не печалится.
С этим словами он взял отца за руку и повёл его в некрополь. Они остановились подле одной из гробниц. Са-Осирис произнёс заклинание, и вдруг земля разверзлась у них под ногами, и они очутились в подземелье.
Под каменным сводом сидели умершие. Одни сучили верёвки, их пальцы были уже стёрты до крови, — но у них за спинами стояли ослы и все эти верёвки съедали. Другие тянулись вверх, пытаясь достать хлеба и кувшины с водою, подвешенные у них над головами. Эти несчастные изнывали от голода и жажды, но все их усилия были тщетны, ибо под ногами у них были вырыты ямы, чтобы они не могли дотянуться до пищи и воды.
Са-Осирис взял отца за руку и провёл его в другой зал.
Здесь взору Сатни-Хемуаса предстали правогласные, восседающие на почётных местах. У двери зала толпились грешники и слёзно молили о прощении. А у порога лежал какой-то человек, и в правом его глазу торчал нижний шип двери. Всякий раз, когда дверь открывалась или закрывалась, шип с хрустом поворачивался в его окровавленной глазнице, и несчастный оглашал пещеру душераздирающими стонами. [323]
Сатни-Хемуас содрогнулся. Весь бледный, он прошёл в следующий зал.
Здесь вершился Загробный Суд. Умершие оправдывались перед Эннеадами.
И вот они вошли в последний зал, и Сатни-Хемуас увидел Осириса на троне. Подле трона, у Весов Истины, стояли Анубис и Тот. Они взвешивали содеянное людьми добро и зло. Анубис оглашал приговоры богов, а Тот записывал их. Если злодеяния умершего перевешивали его добрые дела, они отдавали его сердце страшной Амт; если же перевешивало добро, то умерший отправлялся на небеса и пребывал там среди праведников. Если же количество злодеяний было в точности равно количеству добрых дел, боги отправляли умершего каяться под надзор Сокар-Осириса.
А у трона Осириса Сатни-Хемуас увидал человека, облачённого в одеяния из тончайшего полотна. Он стоял на одном из самых почётных мест подле владыки Дуата.
— Отец мой Сатни! — воскликнул Са-Осирис. — Видишь ли ты благородного человека, который стоит у трона Осириса? Это и есть тот самый бедняк, которого хоронили без почестей и везли в Город Мёртвых в тростниковой циновке. Это он! Его привели на Суд, взвесили его добрые и злые дела, и оказалось, что содеянное им добро перевешивает зло. Но в земной жизни на его долю выпало слишком мало счастливых дней. И боги повелели отдать бедняку погребальное убранство богача, которого ты видел, когда его хоронили с почестями. Ты видишь: бедняка поместили среди чистых душ. Но ты видел и богача, отец мой Сатни! Шип двери торчит в его правом глазу. Вот почему я сказал тебе: «С тобой поступят так же, как с бедняком, и да минует тебя доля богача».
Сравн. Лк. 16. 19-25: «Некоторый человек был богат; одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях; и желал напитаться крошками, падающими со стола богача; и псы, приходя, лизали струпья его. Умер нищий, и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его. И в аде, будучи в муках, он поднял [324] глаза свои, увидел вдали Авраама, и Лазаря на лоне его. И, возопив, сказал: "Отче Аврааме! умилосердись надо мною, и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой; ибо я мучаюсь в пламени сем". Но Авраам сказал: "чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь <...>"».
— Сын мой Са-Осирис! — воскликнул Сатни-Хемуас. — Немало чудес увидел я в Дуате! Но расскажи мне: кто эти люди, что беспрерывно вьют верёвки, которые пожирают ослы? И кто эти люди, терзаемые голодом и жаждой?
— Я открою тебе истину, — ответил Са-Осирис. — Люди, что вьют верёвки, — это подобия тех, над кем на земле тяготеет проклятие богов. На земле они трудятся день и ночь, добывая пропитание, но их жёны крадут его у них за спиной, и у этих людей не хватает даже хлеба. Когда приходят они в Дуат, и выясняется, что их злодеяния многочисленнее добрых дел, боги обрекают их на то же самое наказание. Так же и с теми, которые страдают от голода, но не могут дотянуться до еды. Это подобия тех людей, кому достаточно лишь протянуть руку, чтобы добыть себе пропитание, но боги выкапывают перед ними ямы. Они приходят в Дуат и здесь, в Царстве Мёртвых, испытывают то же самое, что испытывали на земле. Знай же, отец мой Сатни! Тем, кто на земле творил добро, здесь воздаётся добром, но тем, кто совершал зло, воздаётся злом. Так ведётся извечно и не изменится никогда.
С этими словами Са-Осирис взял отца за руку и вывел его через пустыню в Мемфис. [325]
Приложения
А) «Тексты пирамид»
Привет тебе, Атум. Привет тебе, Хепри, породивший сам себя. Ты поднялся ввысь под именем Холм — Тот, который высок. Ты возник под своим именем Хепри — Тот, кто возникает*.
Атум — тот, кто сам себя породил, извергнув семя в Гелиополе. Он взял свой член в руку свою, вызвав извержение семени, и так родились близнецы — Шу и Тефнут*.
О Атум-Хепри, <...> ты воссиял [в образе] Бену на Холме Бен-Бен в храме Бену в Гелиополе, выплюнул Шу и изрыгнул Тефнут.[1] Ты обнял их своими руками Божественного Ка, дабы твоё Божественное Ка пребывало в них*.
Б) «Папирус Бремнер-Ринд»
Я (Ра) тот, кто воссуществовал как Хепри.[2] Воссуществовали все существования после того, как я воссуществовал, и многие существа вышли из моих уст.[3] Не существовало ещё небо, и не существовала земля. Не было ещё ни почвы, ни змей в этом месте. Я сотворил их там из Нуна, из небытия. Не нашёл я себе места, на которое я мог бы там встать. Я размыслил в своём сердце, задумал перед своим лицом. И я создал все образы, будучи единым, ибо я [ещё] не выплюнул Шу, я [ещё] не изрыгнул Тефнут,[4] и не было [328] другого, кто творил бы со мною. <...> Я соединился с моим кулаком, совокупился с моей рукой, упало семя в мой собственный рот. И я выплюнул Шу, я изрыгнул Тефнут. И мой отец Нун сказал: «Да возрастут они!» И моё Око было для них защитой вечно, когда они удалялись от меня. <...> И оно разгневалось на меня, когда пришло и нашло, что я сотворил другое на его месте, заменив его Великолепным. Но я поместил его на моем челе, и после этого оно господствовало над всей землёй.
После того, как я возник как бог единственный, вот со мною три божества — Нун, Шу и Тефнут. Я воссуществовал на этой земле, и Шу и Тефнут возрадовались в Нуне, в котором они пребывали. Привели они вместе с собой моё Око после того, как я собрал воедино свои члены. Я пролил на них свои слезы — и возникли люди, вышедшие из Ока моего. Разгневалось оно на меня, когда вернулось и обнаружило, что я создал другое на его месте, заменив его [Оком] Великолепным. Но я поместил его впереди [как хранителя моего, определив] место его над всей землёй <...> Я возник из корней, я создал всех змей и всё, что воссуществовало вместе с ними*.
Ночью плывут они (звёзды) по ней (Нут) до края неба, они поднимаются, и их видят. Днём они плывут внутри неё, они не поднимаются, и их не видят. Они входят за этим богом (Ра) и выходят за ним. И тогда они плывут за ним по небу и успокаиваются в селениях после того, как успокоится его величество (Ра) в западном горизонте. Они входят в её рот на месте её головы на западе, и тогда она поедает их.
И тогда Геб ссорился с Нут, ибо он гневался на неё из-за поедания детей. И было наречено ей имя «Свинья, поедающая своих поросят», ибо она их поедает.
И вот её отец Шу поднял её и возвысил её выше его головы и сказал: «<...> Геб, да не ссорится он с ней из-за того, что она поедает [их] порождения, ибо она родит их, и они будут жить и [329] выйдут из места под её задом на востоке ежедневно <...> И никто из них не упал там, будучи сброшен на землю».
А) Гимн времени Среднего Царства
Вот, его величество [правящий фараон] искал случаев угодить отцу всех богов и совету богов Юга, главенствующему на волнах. И его сердце, мудрое, как у Тота, размышляло о благах, которые они любят. Нет фараона со времён Ра, который сделал бы то, что он сделал в этой стране! И вот его величество сказал:
«Вот Нил оживляет Обе Земли: пища и еда существуют [только] после того, как он разливается. Все живут благодаря ему, богатеют [только] по его приказанию. <...> Хапи выходит из двух пещер, чтобы напитать жертвенными хлебами богов. Когда священная вода — около Хени, вот в этом его превосходном месте, то ему здесь удваивают жертвы».
(«Далее следует указание, что так как благодаря разливам становятся доступными для земледелия новые земли, то фараон повелевает приносить жертвы "Амону-Ра, царю богов, Хапи, отцу богов, и совету богов Юга, главенствующему на волнах", дважды в год: во время разлива и во время низкой воды, причём праздник продолжается сутки. Перед списком жертв стоит следующее интересное заглавие: "Список жертв, которые будут приноситься всем богам и Нуну в день, когда бросают в воду Книгу Хапи[6]"».[7] [552]
4.
А) «Тексты пирамид»
Прыгнула Мафдет на загривок змея Индиф,
Прыгнула она вновь на загривок змея Джесертеп.
<...>
Поднимается Ра и его урей на его челе
Против этого змея, вышедшего из земли <...>
Отрезает он твою голову этим ножом,
Который был в руке Мафдет.
Б) «Книга Мёртвых»
Назад, идущий, которого заставляют отступать,
Порождение Апопа!
Дрожи! Я — Ра! Дрожи! Назад!
Истребляют твой яд,
Ра тебя опрокидывает,
Боги тебя опрокидывают,
Сердце твоё вырвано Мафдет,
Ты закован скорпионом,
Рана твоя предписана истиной.
27:
Я этот Великий Кот, который сражался при сикоморе в Гелиополе, в ночь битвы, тот, который сторожил виновных в день истребления врагов вседержателя.
«Что это? — Великий Кот, который сражался при сикоморе в Гелиополе, это сам Ра».[8] [333]
А) Прославление Осириса
Б) Прославление Хора
Знаете ли вы, почему [город] Пе был отдан Хору? Я это знаю, если вы не знаете. Это Ра ему отдал его в вознаграждение за рану, которую Хор получил в глазу, вот так: Хор сказал Ра: «Позволь мне увидеть существа, которые сотворило твоё Око, так, как оно их видит».
И Ра сказал Хору: «Посмотри там на эту чёрную свинью!»
Когда же он взглянул, то вот — страшной силы боль [сделалась] его глазу!
И Хор сказал Ра: «Мой глаз такой, как если бы этот удар был нанесён моему глазу Сетом!»
И он раскаялся [в том, что необдуманно захотел смотреть на весь мир, как сам Ра].
Тогда Ра сказал богам: «Положите его на его постель, да выздоровеет он!»
[Действительно,] это Сет принял вид чёрной свиньи и нанёс жгучую рану глазу Хора.
Тогда Ра сказал богам: «[Станет] свинья отвращением для Хора! Да поправится он!»
[Поэтому-то] свинья и есть отвращение для Хора. [338]
А) «Исповедь отрицания»
Чистота моя — чистота великого Бену в Ненинисут, ибо я нос Владыки дыхания, что дарует жизнь всем египтянам в сей день полноты Ока Хора (Луны) <...> во второй месяц Всходов, в день последний — в присутствии Владыки этой земли (Ра). Да, я зрел полноту Ока Хора (Луны) в Гелиополе! Не случится со мной ничего дурного в этой стране, в Великом Чертоге Двух Истин, ибо я знаю имена сорока двух богов, пребывающих в нём, сопутников великого бога (Осириса).
Б) вторая оправдательная речь умершего
1. О Усех-немтут, являющийся в Гелиополе, я не чинил зла!
2. О Хепет-седежет, являющийся в Хер-аха, я не крал!
3. О Денджи, являющийся в Гермополе, я не завидовал!
4. О Акшут, являющийся в Керерт, я не грабил!
5. О Нехехау, являющийся в Ро-Сетау, я не убивал!
6. О Руги, являющийся на небе, я не убавлял от меры веса!
7. О Ирти-ем-дес, являющийся в Летополе, я не лицемерил!
8. О Неби, являющийся задом, я не святотатствовал!
9. О Сед-кесу, являющийся в Ненинисут, я не лгал!
10. О Уди-Несер, являющийся в Мемфисе, я не крал съестного!
11. О Керти, являющийся на Западе, я не ворчал попусту!
12. О Хеджи-ибеху, являющийся в Фаюме, я ничего не нарушил!
13. О Унем-сенф, являющийся у жертвенного алтаря, я не резал коров и быков, принадлежащих богам!
14. О Унем-бесеку, являющийся в подворье тридцати, я не захватывал хлеб в колосьях!
15. О Владыка Истины, являющийся в Маати, я не отбирал печёный хлеб!
16. О Тенми, являющийся в Бубастисе, я не подслушивал!
17. О Аади, являющийся в Гелиополе, я не пустословил!
18. О Джуджу, являющийся в Анеджи, я не ссорился из-за имущества! [341]
19. О Уамти, являющийся в месте суда, я не совершал прелюбодеяния!
20. О Манитеф, являющийся в храме Мина, я не совершал непристойного!
21. О Хериуру, являющийся в Имад, я не угрожал!
22. О Хеми, являющийся в Туи, я ничего не нарушил!
23. О Шед-Херу, являющийся в Урит, я не гневался!
24. О Нехен, являющийся в Хеха-Джи, я не был глух к правой речи!
25. О Сер-Херу, являющийся в Унси, я не был несносен!
26. О Басти, являющийся в Шетит, я не подавал знаков в суде!
27. О Херефхаеф, являющийся в Тепхет-Джат, я не мужеложествовал!
28. О Та-Ред, являющийся на заре! Не скрывает ничего моё сердце!
29. О Кенемтче, являющийся во мраке, я не оскорблял другого!
30. О Ихетенеф, являющийся в Саисе, я не был груб с другим!
31. О Неб-Херу, являющийся в Неджефет, я не был тороплив в сердце моём!
32. О Серехи, являющийся в Удженет, я не нарушил <...>
33. Неб-Аци, являющийся в Сиуте, я не был болтлив!
34. О Нефертум, являющийся в Мемфисе, нет на мне пятна, я не делал худого!
35. О Тем-Сен, являющийся в Бусирисе, я не оскорблял фараона!
36. О Иремибеф, являющийся в Чебу, я не плавал в воде!
37. О Хеи, являющийся в Куне, я не шумел!
38. О Уджи-рехит, являющийся в подворье, я не кощунствовал!
39. О Нехеб-Неферт, являющийся в Нефер, я не надменничал!
40. О Нехебкау, являющийся в городе, я не отличал себя от другого!
41. О Джесертеп, являющийся в пещере <...>
42. О Инаеф, являющийся в Югерт, я не оклеветал бога в городе своём! [342]
Прославляем бога по имени его: «Да живёт[13] бог Ра-Хорахти, ликующий на небосклоне в имени своём Шу, который есть Атон».[14] Да живёт он во веки веков, Атон живой и великий, владыка всего, что оберегает диск Солнца, владыка неба и владыка земли, владыка храма Атона в Ахетатоне и слава царя Верхнего и Нижнего Египта, живущего правдою, слава Владыки Обеих Земель Неферхепрура, единственного у Ра, сына Ра, живущего Правдою, владыки венцов Эхнатона, — да продлятся дни его жизни! — слава великой царицы, любимой царём, владычицы Обеих Земель, Нефернефруатон Нефертити,[15] — да живёт она, да будет здрава и молода во веки веков! <...>
Ты Ра, ты достигаешь пределов.
Ты подчиняешь дальние земли сыну, любимому тобою. Ты далёк, но лучи твои на земле, ты перед людьми <...> твоё движение. Ты заходишь на западном склоне неба — и земля во мраке, наподобие застигнутого смертью. Спят люди в домах, и головы их покрыты, и не видит один глаз другого, и похищено имущество их, скрытое под изголовьем их, — а они не ведают.
Лев выходит из своего логова. Змеи жалят людей во мраке, когда приходит ночь и земля погружается в молчание, ибо создавший всё опустился на небосклоне своём. Озаряется земля, когда ты восходишь на небосклоне: ты сияешь, как солнечный диск, ты разгоняешь мрак, щедро посылая лучи свои, и Обе Земли просыпаются, ликуя, и поднимаются на ноги. Ты разбудил их — и они омывают тела свои, и берут одежду свою. [343]
Руки их протянуты к тебе, они прославляют тебя, когда ты сияешь надо всею землёй, и трудятся они, выполняя свои работы. Скот радуется на лугах своих, деревья и травы зеленеют, птицы вылетают из гнёзд своих, и крылья их славят твою душу. Все животные прыгают на ногах своих, всё крылатое летает на крыльях своих, все оживают, когда озаришь ты их сиянием своим. Суда плывут на север и на юг, все пути открыты, когда ты сияешь. Рыбы в реке резвятся пред ликом твоим, лучи твои [проникают] в глубь моря, ты созидаешь жемчужину в раковине, ты сотворяешь семя в мужчине, ты даёшь жизнь сыну во чреве матери его. <...> О, сколь многочисленно творимое тобою и скрытое от мира людей, бог единственный, нет другого, кроме тебя! Ты был один — и сотворил землю по желанию сердца твоего, землю с людьми, скотом и всеми животными, которые ступают ногами своими внизу и летают на крыльях своих вверху. <...> Ты создал Нил в Преисподней и вывел его на землю по желанию своему, чтобы продлить жизнь людей, — подобно тому как даровал ты им жизнь, сотворив их для себя, о всеобщий Владыка, утомлённый трудами своими, Владыка всех земель, восходящий ради них, диск Солнца дневного, великий, почитаемый! Все чужеземные, далёкие страны созданы тобою и живут милостью твоею, — ведь это ты даровал небесам их Нил,[16] чтобы падал он наземь, — и вот на горах волны, подобные волнам морским, и они напоят поле каждого в местности его. Как прекрасны предначертания твои, владыка вечности! <...> Города и селения, поля и дороги и Река созерцают тебя, каждое око устремлено к тебе, когда ты, диск дневного Солнца <...>
Ты в сердце моём, и нет другого, познавшего тебя, кроме сына твоего Неферхепрура, единственного у Ра, ты даёшь сыну своему постигнуть предначертания твои и мощь твою. Вся земля во власти твоей десницы, ибо ты создал людей; ты восходишь — и они живут, ты заходишь — и они умирают. Ты время их жизни, они живут в тебе. До самого захода твоего все глаза обращены к красоте твоей. Останавливаются все работы, когда заходишь ты на западе <...> Ты пробуждаешь всех ради сына твоего, исшедшего из плоти твоей, для царя Верхнего и Нижнего Египта, живущего Правдою, владыки Обеих Земель, Неферхепрура, единственного у Ра, сына Ра, живущего [344] Правдой, владыки венцов Эхнатона, великого, — да продлятся дни его! — и ради великой царицы, любимой царём, владычицы Обеих Земель Нефернефруатон Нефертити, — да живёт она, да будет молода она во веки веков!
11. Религиозные обычаи древних египтян. [цитаты из Геродота. Не оцифровывались. См. полный текст Геродота]
12. Соответствие эллинских и египетских богов
1 локоть египетский = 0,52 м
1 локоть аттический = 0,44 м
1 схен египетский = 445,2 м
1 итеру (буквально: «поток, река») = 1500 м
1 оргия = 1,776 м
1 стадий аттический = 10 оргий = 177,6 м
1 плефр = 29,6 м
1 арура египетская = 2735 кв. м.
1 мера (египетск. хекат) = 4,785 л
1 кит = 9,1 г
1 дебен = 10 кит = 91 г
ДОДИНАСТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД ок. 3000
РАННЕДИНАСТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД
I династия 2950—2770
II династия 2770—2640
СТАРОЕ ЦАРСТВО
III династия 2640—2575
IV династия 2575—2465
V династия 2465—2325
VI династия 2325—2155
ПЕРВЫЙ ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД
VII и VIII династии 2155—2134
IX и X династии 2134—2040
СРЕДНЕЕ ЦАРСТВО
XI династия 2134—1991
XII династия 1991—1785 [354]
ВТОРОЙ ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД
XIII династия 1785—1650
XIV династия
XV—XVI династии (гиксосские) 1650—1540
XVII династия
НОВОЕ ЦАРСТВО
XVIII династия 1552—1306
XIX династия 1306—1186
XX династия 1186—1070
ТРЕТИЙ ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД
XXI династия 1070—945
XXII династия 945—722
XXIII династия 808—715
XXIV династия 725—712
XXV династия
ПОЗДНИЙ ПЕРИОД
XXVI династия
XXVII династия
XXVIII династия 404—399
XXIX династия 399—380
XXX династия 380—343
МАКЕДОНСКИЙ ПЕРИОД 332—305
ПТОЛЕМЕЕВСКИЙ ПЕРИОД 305—30
РИМСКИЙ ПЕРИОД 30 до н. э. — 395 н. э.
КОПТСКО-ВИЗАНТИЙСКИЙ ПЕРИОД 395—640 н. э.
Именной и предметный справочник-указатель
Статьи Справочника содержат (непосредственно или в виде отсылки) информацию исторического характера о древнеегипетских реалиях и мифологических персонажах, упоминаемых в книге.
Ударения в русских передачах имён и названий реалий проставлены (путём выделения ударной гласной курсивом) в тех случаях, когда они приходятся не на предпоследний слог.
Слова, выделенные курсивом, являются отсылочными к соответствующей словарной статье.
Постраничные индексы-указатели, фиксирующие упоминания реалий в книге, помещены после словарных статей и набраны мелким шрифтом {размер шрифта в электронной версии указателя не учитывался. OCR}; при необходимости курсивом приводятся фиксируемые в индексе варианты именования реалии [например: Око (Солнечное, Уджат как Солнечное, Ра, Атума), Глаз в том же значении:] и производные от именований [например: Элефантин(-а, -ский)]. Цифрами обозначены номера страниц или иллюстраций, на которых упоминается реалия; слово является отсылкой к соответствующей словарной статье. Жирным шрифтом выделены номера страниц и иллюстраций и названия статей, где содержится наиболее существенная информация. Условные обозначения в индексах:
Т — упоминание реалии в разделах 1-5 и в разделе «Приложения»;
И — изображение реалии на иллюстрации или её упоминание в подписи к иллюстрации;
У — упоминание реалии в словарной статье Именного и предметного справочника-указателя.
Не фиксируются упоминания реалий: а) в приложении 12; б) в словарной статье, если информация о реалии никак не дополняет информацию, представленную в статье, посвящённой непосредственно данной реалии (например, в индексе к статье: Анубис не упоминается содержащая информацию об этом боге статья: Осирис, поскольку та же информация содержится в самой статье: Анубис).
Количество упоминаний реалии на странице (в подписи к иллюстрации, в словарной статье) не указывается. [357]
Т: 240; 294; 307.
И: 190.
У: Месхент, Осирис, Хентиаментиу.
Т: 41; 117; 321.
И: 207. У: Анат.
Т: 41; 321.
Т: 151; 215.
И: 123; 124; 128.
У: Атон, Pa, Титулатура фараонов, Храмы. [358]
Т: 178: 179; 180; 181; 182; 183; 184; 274; 275; 342; 343; 344.
И: 129; 131; 133; 134.
У: Атон, Ахетатон, Бэс, Священные животные 3, Титулатура фараонов.
Т: 39; 41.
И: 13.
Т: 12; 21; 40; 41; 42; 43; 44; 58; 60; 139; 172; 173; 174; 177; 178; 179; 180; 184; 207; 216; 231; 236; 237; 242; 261; 264; 331; 333; 346.
И: 6; 17; 19; 20; 21; 31; 59; 62; 63; 108; 116; 117; 119; 121; 124; 151; 163; 208.
У: Ба, Великая Восьмёрка, Календарь, Мин, Монту, Ра, Сфинкс, Фиванская Триада, Хонсу, Храмы.
Т: 140; 141; 142; 244.
И: 91; 92; 94; 201; 204; 208; 214; 216.
У: Бата, Имиут, Heйm, Упуаут.
Т: 178; 179; 180; 181; 182; 183; 184; 342.
И: 131; 133; 134. [361]
У: Атон, Бен-Бен, Нехебкау, Око Уджат 1, Pa, Pymu.
Т: 179; 180; 181; 182; 183; 184; 273; 275; 342.
И: 131; 132; 133.
У: Бэс.
Т: 19; 137; 139; 231; 238; 346.
И: 103.
У: Ба.
Т: 64; 214; 233; 238; 347; 351.
И: 149.
У: Исида, Хор 1.
Т: 31; 33; 34; 39; 69; 327.
И: 10; 63.
У: Обелиск, Священные растения 1.
Т: 276; 284; 294.
И: 179; 180; 181; 182; 183; 184; 185; 186; 187; 188; 190; 191; 192; 194; 195; 197; 198.
У: Пахет.
И: 9; 90.
У: Священные растения 1.
У: Астарта 2, Малькандр.
У: Бастет.
Т: 57; 124; 304; 337; 349.
И: 35; 59; 123.
У: Уаджит.
И: 123; 135; 138; 143.
У: Осирис, Таурт.
У: Анат, Сет.
Т: 38; 39; 41; 43; 110.
И: 13.
У: Унут 2.
Т: 26; 34; 36; 72; 85; 107; 108; 112; 113; 129; 135; 136; 137; 138; 139; 140; 141; 142; 144; 145; 146; 147; 148; 149; 150; 151; 174; 196; 197; 330; 333; 334; 335.
И: 79; 80.
Т: 34; 309; 310; 313; 323.
И: 214; 215.
У: Великий Чертог Двух Истин, Джесертеп 2, «Исповедь отрицания», Нехебкау.
Т: 39; 85; 113; 163; 234; 236.
И: 31. У: Амон 2, Амон-Ра, Геб.
И: 214; 215; 216.
И: 28; 31; 32.
У: Великая Эннеада, Священные животные 8, Coкap.
Т: 66; 330; 331.
И: 50(?).
У: Хапи 1.
Т: 31; 34; 38; 40; 43; 69; 73; 88; 135; 137; 139; 142; 148; 164; 165; 168; 178; 179; 231; 234; 327; 332; 333; 340.
И: 53.
У: Атум, Бен-Бен, Великая Девятка, Геб, Исида, Иунит, Маат, Нут, Око Уджат 1, Ра, Священные животные 3, Священные растения 1, Сепа, Сет, Тефнут, Титулатура фараонов, Шу.
Т: 8; 31; 38; 39; 41; 43; 233; 340; 349.
И: 143.
У: Амон 1, Великая Восьмёрка, Великий Гоготун, Герех и Герехтп, Нефертпум, Священные животные 8, Сешет, Тенему и Тенемуит, Тот, Xayxem, Xyx.
Т: 41; 42; 172.
У: Аварис, Анат, Астарта 1, Ваал, Сет.
Т: 231; 346.
У: Ба, Банебджедег.
Т: 73; 212; 213; 214; 261; 262; 263; 264; 270; 333.
У: Календарь, Маат, Мерит-Сегер, Священные животные 8, Тексты 3.
Т: 8; 13; 14; 17; 40; 59; 61; 64; 66; 72; 73; 91; 92; 94; 95; 96; 97; 98; 99; 100; 101; 102; 103; 104; 105; 106; 107; 108; 110; 121; 130; 133; 134: 135; 149; 189; 197; 198; 202; 224; 231; 238; 239; 247; 261; 262; 263; 266; 271; 272; 273; 274; 277; 278; 283; 294; 298; 300; 302; 303; 304; 306; 308; 314; 315; 318; 319; 320; 321; 322; 323; 324; 329; 340; 343.
И: 32; 72; 73; 75; 76; 79; 80; 81; 82; 83; 209; 210; 211; 212; 214; 215; 216.
У: Акер, Аментет, Ант, Анубис, Арита, Бабаи, Геб, Инпут, Исдес, Mepum-Сегер, Мехен(-та), Heйm, Нехебкау, Онурис, Осирис, Поля Иару, Camum, Священные животные 8, Священные животные 21, Священные растения 1, Себек, Сенет, Сокар, Сопдет, Тексты 1, Тексты 3, Тексты 4, Тексты 5, Тот, Упуаут, Хатхор.
Т: 28; 32; 35; 36; 48; 99; 100; 110; 172; 174; 198; 199; 213; 224; 229; 232; 233; 234; 265; 266; 267; 271; 273; 278; 280; 283; 286; 298; 299; 302; 303; 327.
И: 29; 82; 139.
У: Птах, Священные животные 3, Сыновья Хора.
Паофи: Т: 69; 189.
Тиби: Т: 69; 190.
И: 34; 79; 89; 108; 123; 124.
У: Титулатура фараонов.
Т: 231; 239.
У: Анубис, Бата, Священные животные 21.
Т: 231; 281.
У: Мин, Сет, Титулатура фараонов.
Т: 57; 58; 136; 142; 143.
И: 37; 82; 87; 89; 99.
Т: 57.
И: 37; 38; 67; 82; 89; 97; 152.
Т: 57; 131; 150; 151; 157; 207; 335.
И: 19; 22; 23; 37; 43; 52; 55; 124; 145. [373]
Т: 42; 57; 58; 126; 139.
И: 17; 18; 19; 21; 23; 30; 108; 124; 148; 151; 160.
У: Анджети, Титулатура фараонов.
Т: 57; 58; 334.
И: 9; 38; 65; 86; 101; 104.
У: Сокар.
Т: 157.
И: 37; 107; 125; 126; 127; 139; 223.
У: Нефертум.
Т: 157.
И: 37.
Т: 14; 21; 22; 54; 55; 63; 72; 73; 74; 75; 92; 93; 94; 95; 96; 97; 98; 99; 100; 102; 103; 104; 105; 106; 107; 108; 110; 125; 128; 130; 138; 139; 150; 198; 240.
И: 4; 6; 10; 32; 55; 59; 63; 72; 73; 75; 76; 79; 80; 81; 82; 83; 115; 226.
У: Мехен(-та), Рути, Священные животные 8, Себек, Тексты 3, Тексты 5.
У: Анукет, Ба, Нейт, Хатхор, Хнум.
Т: 22; 23; 32; 33; 34; 58; 62; 72; 89; 92; 93; 104; 111; 113; 150; 159; 160; 162; 164; 165; 166; 171; 178; 183; 205; 214; 229; 251; 253; 309; 310; 311; 313; 339; 340; 342; 343; 344.
И: 6; 20; 32; 57; 64; 72; 112; 214; 215; 216.
У: Великий Чертог Двух Истин, Титулатура фараонов.
Т: 31; 35; 36; 38; 43; 56; 71; 86; 93; 99; 106; 165; 204; 212; 229; 233; 234; 307; 308; 321; 324; 333; 340; 341.
У: Астарта 1, Ваал, Нефертум, Нун 1, Птах, Священные животные 3, Cua, Сокар, Татенен, Тексты 8, Хатхор, Хемсут и Ка, Ху.
Т: 73; 212; 213.
И: 148.
У: Священные животные 8.
И: 215.
У: Хекет.
И: 64; 76.
У: Священные животные 8.
И: 15; 18.
У: Рат-тауи, Священные животные 3, Тененет.
И: 19; 44; 124.
У: Бастет, Календарь, Мехит, Нехбет, Сохмет, Тефнут, Хонсу, Храмы.
Т: 38; 237; 243; 244; 248; 258; 310; 340.
У: Нехебкау. Херишеф.
Т: 97; 98; 105; 231; 314; 329.
И: 73.
И: 12. У: Мемфисская Триада, Хор 1.
изображает усадьбу со строительной корзиной наверху). Одна из богинь Великой Девятки. В сохранившихся религиозных текстах сущность этой богини почти не раскрыта. Согласно «Текстам Пирамид», Нефтида сопровождает Ра в ночном, а Исида в дневном плавании на Ладье Вечности. Наряду с Исидой, Нефтида иногда считалась покровительницей домашнего очага; вместе с Исидой, Нейт и Серкет изображалась на саркофагах как защитница умерших.
У: Анукет, Великая Эннеада, Ладья Вечности, Сешет, Тексты 7, Тхерт.
Т: 56; 57; 58; 65; 75; 148; 229; 236; 279.
И: 34; 38; 57; 67; 89; 143; 178.
У: Око Уджат 1, Сохмет, Титулатура фараонов, Уаджит, Хекет.
Т: 57; 280.
И: 36; 59; 123.
У: Анти, Нехбет, Священные животные 3.
Т: 9; 11; 12; 31; 37; 38; 56; 75; 122; 184; 229; 231; 232; 233; 239; 241; 242; 243; 269; 270; 271; 272; 276; 277; 280; 281; 284; 286; 297; 309; 333.
У: Анджетн, Анти, Абидос, Анубис, Аварис, Ахмим, Бастет, Бата, Бени Хасан, Бубастис 1, Бусирис, Буто, Гелиополь, Гермонт, Гермополь, Дендера, Джедет, Джехутихотеп, Иттауи, Кинополь, Коптос, Леонтополь, Летополь, Мемфис, Ненинисут, Нехен, Оксиринх, Омбос, Саис, Священные животные 1, Сет, Сиут, Тис, Унут 2, Фивы, Хор 1, Шаи, Эдфу.
Т: 38; 161; 218; 219; 228; 269; 270; 271; 273; 276; 277; 279; 280; 281; 283; 284; 286; 287; 288; 294; 296; 297.
У: Анджети, Джехутихотеп.
Т: 51; 52; 53; 55; 73; 74; 76; 77; 79; 81; 85; 99; 174; 211; 280; 281; 294.
У: Анукет, Сатит, Хнум.
Т: 31; 32; 34; 35; 36; 38; 39; 66; 86; 87; 89; 113; 190; 327; 328; 330; 331.
И: 32.
У: Священные животные 8, Священные растения 1, Татенен.
Т: 10; 14; 15; 16; 17; 21; 34; 46; 47; 48; 51; 53; 54; 55; 69; 70; 72; 86; 89; 90; 91; 92; 94; 110; 113; 114; 125; 138; 234; 239; 306; 309; 328; 334; 337.
И: 4; 24; 28; 31; 32; 207.
У: Великая Эннеада, Исида, Календарь, Мут, Священные животные 3, Хатхор.
Т: 14; 15; 16; 17; 21; 45, 46; 47; 53; 54; 89; 90; 103; 233; 234.
И: 4; 6; 25; 26; 58.
У: Исида, Нейт, Ра, Тексты 6, Хатхор.
Т: 8; 19; 23; 33; 42; 44; 51; 52; 55; 56; 57; 58; 59; 63; 76; 86; 87; 93; 110; 112; 129; 132; 135; 136; 203; 207; 214; 231; 238; 304; 306; 309; 328; 337.
И: 38; 62; 80; 82; 143; 214.
У: Бастет. Маат, Мехит, Camum, Сохмет, Таурт, Тефнут, Уаджит, Унут 2, Хатхор.
Т: 33; 34; 58; 64; 73; 75; 93; 99; 104; 108; 112; 129; 131; 157; 241; 332.
И: 20; 56; 60; 72; 89; 108; 130; 144; 151; 167; 215.
У: Маат, Мехит, Нефертум, Сохмет, Тефнут, Уаджит, Унут 2.
Т: 33; 44; 58; 59; 93; 106; 110; 132; 133; 144; 153; 154; 200; 203; 209; 272; 283; 304; 306; 309; 336; 337; 340.
И: 64; 78; 80; 82; 100; 143.
У: Нехбет, Тот.
Т: 8; 12; 13; 17; 23; 26; 34; 44; 58; 59; 66; 71; 93; 99; 105; 106; 107; 108; 111; 113; 114; 115; 116; 117; 118; 120; 121; 122; 123; 124; 125; 126; 131; 132; 133; 134; 135; 136; 137; 138; 139; 142; 147; 148; 149; 150; 151; 152; 153; 154; 159; 160; 183; 200; 203; 206; 215; 229; 233; 234; 236; 239; 241; 247; 248; 266; 272; 283; 294; 297; 300; 302; 303; 304; 307; 308; 309; 313; 314; 322; 323; 333; 334; 335; 336; 337; 340; 346; 347; 350.
И: 9; 23; 59; 67; 77; 80; 81; 83; 86; 87; 88; 90; 93; 94; 95; 96; 106; 146; 178; 214; 215; 222; 227; 228.
У: Анджети, Анубис, Anon, Асо, Acmapma 2, Атум, Банебджедет, Великая Эннеада, Геб, Джед, Джесертеп 2, Дуат, Имахуэманх, Исида, Малькандр, Монту, Недит, Нун 1, Око Уджат 2, «Отверзание уст н очей», Поля Иару, Птах, Священные животные 3, Cena, Серапис, Сет, Сокар, Сохмет, Сыновья Хора, Тамус, Тексты 1, Тексты 5, Тексты 7, Титулатура фараонов, Упуаут, Харсиес, Хекет, Хор 1, Ях.
Т: 8; 23; 34; 61; 91; 99; 101; 105; 114; 149; 150; 190; 251; 256; 298; 300; 309; 310; 314; 320; 323.
И: 214; 215; 216.
У: Амт, Апоп, Великий Чертог Двух Истин, Весы Истины, Поля Иару, Рененутет, Тексты 5, Титулатура фараонов.
Т: 24; 90; 91; 190; 224; 309; 314; 315; 319; 320.
И: 217; 218; 226.
У: Дуат, Тексты 5, Ушебти.
У: Айхи, Акер, Анон-Ра, Анат, Апоп, Астарта 1, Атон, Атум, Ба, Бастет, Бен-Бен, Великая Девятка, Великая Эннеада, Иунит, Календарь, Ладья Вечности, Maam, Мафдет, Мехен(-та), Нефертум, Нефтида, Иехебкау, Нут, Онурис, Осирис, Поля Нару, Птах, Рат-тауи, Pymu, Camum, Священные животные 3, Священные животные 8, Себек, Cena, Cem, Сохмет, Таурт, Тексты 3, Тексты 5, Тексты 7, Тефнут, Титулатура фараонов, Тот, Упуаут, Хатхор, Хепри, Хнум, Хор 1, Хор 2, Хорахти.
Т: 12; 50; 189; 208; 321.
И: 19; 43.
У: Аварис, Сатни-Хемуас, Тексты 6, Храмы.
Т: 8; 11; 12; 13; 36; 62; 87; 99; 100; 103; 106; 126; 128; 129; 130; 131; 158; 162; 178; 179; 180; 197; 198; 199; 214; 227; 243; 244; 247; 251; 259; 266; 283; 286; 309; 313; 314; 328; 334; 339; 342.
И: 123.
У: Картуш. Титулатура фараонов [387]