Перевод с украинского Н. Ушакова
Арсенал,
закалённый как металл,
всю неделю отбивает
штурм атак, —
не сломить его никак.
Но вонзилось в мозг гвоздём, —
как,
как, вступив в последний
бой,
устоять па месте в нём,
не свалиться под стеной;
как остановить им тут
дикий натиск вражьих рот.
Их тревожит много суток
голод.
Сколько дней они не закрывают
глаз, —
враг теснит их без конца
и краю, —
не до сна сейчас.
А подмоги
ниоткуда нету.
И кольцом окружены они
сечевых стрельцов. И нет
просвета —
стены лишь
одни.
За стеною
снег и буря воют,
серебром дорогу
дымный прах покрыл;
вот уж гнутся ноги,
вот уж вздулись жилы —
ещё бы немного
сил…
И промолвил Сенька,
что из Арсенала:
— Я один на свете,
всех родных не стало,
я пойду — и там
весть о вас подам.
И прижал он к сердцу
рапорт арсенальцев, —
пусть хоть он от пули
сохранит в пути.
А пурга навстречу, —
замело дороги,
будто бы и ветер
тоже ждёт подмоги.
И теперь их двое —
ветер и мальчишка,
что носил обоймы
и винтовки чистил.
…Чья-то тень. Овраг под ней.
Сенька призраком ползёт.
Если б сотня саженей —
и всё.
Донесенье он прижал
к сердцу своему сильней:
он, когда б конец настал
скорей.
Тише.
Еле дышит.
Арсенальцы ждут.
Он хозяин ихней доли.
Ветер!
Ветер!
Только он да Сенька
тут — в этом поле.
…Но из-за берёз
стреляют вдруг.
И стоят берёзы одиноко.
Эхо скорбный повторило
звук
далёко.
Сенька-арсеналец на снега упал,
красный листик к сердцу
прижимая,
и никто не ведал и не знал,
как под ним засохла
кровь глухая.
…Не увидеть Сеньке
Арсенала,
и подмоги
ниоткуда нету.
Арсенал один как перст.
Застлало
снегом все дороги,
нет просвета…
