Комедии

fb2
Шкваркин Васильевич Василий

КОМЕДИОГРАФ ВАСИЛИЙ ШКВАРКИН

Комедия — театральная пьеса, преувеличивающая человеческие недостатки с целью исправления нравов. Таково было в древности классическое определение комедии. Таким оно остается и сегодня. Комедии положений, приключений, похождений, так называемые «трюковые», или «альковные», ставящие своей целью смешить во что бы то ни стало, смешить любыми средствами, не в счет. Для русской национальной драматургии комедия всегда была основным жанром литературы, от Фонвизина, Грибоедова, Гоголя, Островского, Сухово-Кобылина, Чехова и до первых советских комедий Маяковского, Ромашова, Эрдмана, высмеивавших уходящее, утверждавших новое. «Человечество весело расстается со своим прошлым», — писал Маркс.

В плеяде советских писателей первого поколения, посвятивших свое перо музе комедии, почетное место занимает Василий Шкваркин, автор пьес, которые идут на сценах советского и зарубежного театра в течение четырех десятилетий.

Первые его пьесы — исторические драмы «Предательство Дегаева» и «Год-горн» — были написаны и ставились в 20-е годы. Шли они с временным успехом и значительного следа ни в истории театра, ни в творчестве автора не оставили. Это были первые попытки молодого театрального писателя найти свой собственный путь. И путь этот привел Василия Шкваркина к комедии. Путь был нелегок. Случались срывы, неудачи и полуудачи, были пьесы, не дожившие до наших дней и вызывающие сейчас при прочтении их чувство неудовлетворенности, но и удивляющие одновременно блестками наблюдений.

Мало кто из театралов помнит «Путешествие вокруг света на самом себе» в забавном исполнении В. О. Топоркова и артистов театра бывш. Корша. Или поставленную там же пьесу «Доктор Егор Кузнецов». В истории Студии Малого театра, руководимой Федором Кавериным, и в Московском театре сатиры занимают весьма значительное место «Вредный элемент», «Шулер», «Лира напрокат» — комедии-водевили, написанные в конце 20-х и начале 30-х годов.

«Вредный элемент» — это поначалу просто клопы в старой московской, ныне коммунальной квартире в годы нэпа. Их рассматривает на стене в театральный бинокль безработный актер Щукин. А потом клопы увеличиваются до чудовищных размеров и превращаются в нэпманов, шулеров, налетчиков, в спекулянтов и своден. Они чуть было не погубили жизнь старого артиста, его дочери — юной дебютантки Лизы, ее жениха Травлина…

Дело в том, что, желая вновь устроиться на сцену, обеспечить жизнь любимой дочери, узнав о бешеных кушах, срываемых в казино некоторыми счастливцами, старик Щукин попадает в подпольный игорный дом. Однако попытка сорвать куш кончается облавой милиции и арестом содержателей и посетителей казино. Все они — нэпманы, крупье, администраторы, растратчики и актер Щукин — оказываются в общей камере Бутырской тюрьмы. Большинство из арестантов здесь уже не в первый раз. Они пишут письмо прокурору: «Припадая к вашим красным стопам… мы, красные жертвы советской законности… по недоразумению лишенные невинности… просим восстановить указанную невинность путем вашего вхождения в наше безвыходное положение».

Тут же, сообразив, кому из них какое грозит наказание, они меняются фамилиями, продают Соловки, покупают Нарым, Щукина выдают за крупного авантюриста Наважина, а Наважина — за актера.

Но, как и полагается в водевиле, недоразумение довольно быстро выясняется, Лиза поступает в театр, Травлин на ней женится, порок наказан, и все во главе со Щукиным поют финальные куплеты:

«Нам больше нечего скрываться, Зачем бояться нам своих. Любви не следует стесняться, Вот я — невеста, я — жених…»

Построенный по классической схеме старинного водевиля, но наполненный современными образами, проникнутый идеей борьбы с мещанством и нэпманской накипью, веселый «Вредный элемент» несколько лет успешно шел во многих театрах.

Здесь уже явно наметились пути будущего Шкваркина, автора беспощадного ко всяким проявлениям пошлости, хищничества, любящего людей бедных и простых, прощающего маленькие житейские недостатки, но непримиримого воина с тем, «что в нас ушедшим рабьим вбито».

Герой комедии «Шулер» Всеволод Безвеков совсем не был шулером. Он просто легкомысленный, безвольный, но в общем-то честный человек. Был честным человеком, пока, подобно актеру Щукину, не попал в казино. Оттуда он был изгнан и по ошибке и наговору ославлен шулером. Его выслали из Москвы, и он приезжает в захолустный городок Твердовск к отцу. Здесь окопалась компания «бывших людей»: коннозаводчик в прошлом, а ныне заведующий городским ипподромом Ржевский, богатый человек из купцов Телкин, романтическая девица Елена, недоучка и папенькин сынок Вася Телкин, вор Костя-интеллигент, различные темные дельцы и их дамы.

Окруженный ореолом столичного пройдохи-шулера, Всеволод Безвеков становится центром внимания. Ему подносят цветы, дамы добиваются его любви, дельцы и просто воры предлагают ему принять участие и их махинациях. Он едва не гибнет, вовлеченный в шантаж, поджог дома, грабеж… Но неожиданно приходит телеграмма: произошла ошибка, Безвеков ни в чем не виноват, ему разрешено возвращение в Москву. С негодованием отворачиваются от «разоблаченного» шулера все дельцы города Твердовска. С позором изгоняют они Безвекова.

Гоголевский Хлестаков и синговский «Удалой молодец, гордость Запада» — вот прообразы «героя» этой комедии Шкваркина.

К сожалению, сатира на Твердовск не поднялась до высоких обобщений, и «Шулер» не вышел за рамки театрального анекдота. Но дело свое «Шулер» делал. Смешил, разоблачал и многому научил автора.

Такова же была судьба и «Лиры напрокат» — водевиля-капустника о талантливом слесаре, который потянулся за ложной славой и стал бездарным драматургом, но, убедившись, что это не его стезя, вернулся на завод, где снова оказался действительно нужным и уважаемым.

И в «Шулере» и в «Лире напрокат» было намечено иногда явно, иногда чуть-чуть то, что впоследствии получит такое блестящее развитие в «Чужом ребенке» и в других комедиях, собранных в этой книге.

Настал день, когда Шкваркин, устав от водевиля, стал тяготиться славой автора-водевилиста на один-два сезона. Ему явно надоели и его любимые персонажи: обыватели, жулики, крупье, букмекеры и шулера, полупроститутки и роковые дамы без определенных занятий. Их все меньше и меньше становилось в жизни, и совсем не они определяли эту жизнь. Почетное место в действительности 30-х годов и на сценах театров заняли студенты, строители, учителя, врачи, представители новой, советской интеллигенции. К ним — к людям, умеющим строить, любить и ненавидеть, — тянуло автора.

«Кто идет?» — пьеса о студентах, о их буднях и праздниках, о их любви и дружбе, об их врагах не была водевилем. Хотя много там было веселого и остроумного.

Увлеченный многоплановостью, калейдоскопичностью быта, бешеным ритмом, влюбленный в молодых первооткрывателей, автор захотел вложить в пьесу все, что знал, о чей читая на страницах «Комсомольской правды», о чем ему рассказывали вузовцы, что хотели сыграть молодые актеры Нового театра (бывш. Студия Малого театра).

В примечании к пьесе автор советовал постановщику:

«Умышленно не углубляя психологических моментов пьесы, я старался сделать ее легкой и бодрой. Примите это во внимание».

Почему «умышленно не углубляя психологических моментов», автор не написал. Но когда вспоминаешь спектакль к перечитываешь пьесу, это становится ясным.

Три часа сценического действия. Восемьдесят страниц на машинке. Можно не успеть рассказать все, о чем рассказать хочется, о чем нельзя рассказать в жанре водевиля. А для драмы здесь нет единого конфликта. Много всяких конфликтов, больших и маленьких, множество всяких историй, веселых и грустных. Много персонажей…

О многом, очень многом рассказано в «Кто идет?». Но рассказано быстро-быстро, чуть не скороговоркой, без детализации, иногда не объясняя как следует, «не углубляя психологических моментов», беря жизнь такой, какой она кажется в данный момент. Главное — ритм, бег жизни, блики и зарисовки на ходу.

Искусство не терпит бесформенности. Искусство драматургии — особенно. Ведь это же не просто книга, это книга, которую нужно играть на сцене. Это не просто слова, ик произносят перед публикой живые люди…

Неопределенность жанра: не комедия, но и не драма, не фарс, не водевиль, не сатирическое обозрение, а все вместе — такое соединение всегда мстит за себя.

Драматург не был удовлетворен своим детищем. Пьеса «Кто идет?» быстро сошла с репертуара. Но, обогащенный знакомством со своими новыми героями, полюбив их, Шкваркин уже не хотел с ними расставаться. Мы увидим их еще в других, поздних произведениях драматурга. Но действовать они будут уже не в калейдоскопической смеси «Кто идет?» и не в привычных водевильных ситуациях «Вредного элемента», «Шулера» и «Лиры напрокат». Нет, они будут жить в новых комедиях, где сценическая ситуация вытекает не из ранее заданной трафаретной схемы, а из характеров и столкновений этих характеров в условиях новой современной жизни.

Так писатель создал новый тип комедии. И мы можем говорить ныне о комедиографии Шкваркина.

Здесь не все бесспорно, законченно, безупречно. Попадаются сцены слабые, иногда примитивные. Наверное, будь автор в силах, он бы обязательно кое-что пересмотрел и переделал. Ведь столько лет прошло с тех пор!

Но есть то, что является наиболее ценным в комедиях В. Шкваркина, то, что открывало пьесам «Чужой ребенок», «Страшный суд», «Простая девушка», «Весенний смотр» дорогу на сцены сотен театров и заставляло миллионы зрителей смотреть эти пьесы.

Это — влюбленность в нашу жизнь. Влюбленность в своих юных и в старых героев. Ненависть к черствости, к бездумию, к стяжательству, к равнодушию. Мастерство драматурга. Умение рассказать о происшествиях, положенных в основу каждой комедии, ясно и ярко. Занимательная, никогда не повторяющаяся интрига, которая вызывает неослабевающий интерес. Интерес, с которым публика на протяжении всего спектакля следит за пьесой. Острые, порой даже ставшие пословицами реплики.

В сборнике собраны пять комедий В. Шкваркина. Первые четыре широко, очень широко известны и у нас и во многих странах мира. Пятая еще не была поставлена, и о ней речь пойдет особо.

Законченная в 1933 году и тогда же поставленная, комедия «Чужой ребенок» была восторженно встречена публикой. Пресса единодушно, что с комедиями бывает не всегда, приняла новое произведение. Идет эта пьеса вот уже тридцать три года и сходить с репертуара не собирается. Идет в драматических театрах и в музыкальной комедии. Переведена на большинство языков Советского Союза.

Многие родившиеся в последующие годы комедии одни в большей, другие в меньшей степени обязаны своим рождением «Чужому ребенку».

История юной Мани, рассказанная ею соседям для того, чтобы вжиться в роль матери незаконнорожденного ребенка — ведь Маня готовилась стать актрисой, — явилась как бы испытанием благородства всех действующих лиц.

На маленьком, как бы совсем незначительном факте автор сумел построить комедию характеров, показать то хорошее, что принесли новые взаимоотношения людей. Зазвучала высокая гуманистическая тема отношения к детям в нашей стране. Большинство действующих лиц выдерживает трудный экзамен, устроенный им Маней. И все счастливы в финале, кроме пошляка и обывателя Прибылева.

Вполне оправданно звучат в конце пьесы слова старого музыканта Караулова, отца юной актрисы:

«Дети, друзья! Жизнь многообразна, огромна… И мы, артисты, художники, впервые должны находить в ней и показывать другим прекрасное. Отдадим же внукам нашу заботу, любовь, наши лучшие грустные и радостные песни!»

Умение находить в жизни прекрасное, даже когда трудно, когда на какое-то мгновение кажется, что Блажевичи и Изнанкины, Прибылевы и подпольные акушерки, шулера и расхитители народного добра могут восторжествовать, вера в справедливость и торжество правды возвышают Маню и Любу, Сенечку Перчаткина, Страхова и Василия Максимовича, одухотворяют их, толкают на борьбу со злом.

Во время Великой Отечественной войны и после нее В. Шкваркин написал пьесы «Последнее кафе» и «Мирные люди». Тема этих пьес — война и сила сопротивления народа, поднявшегося на борьбу с захватчиками. И снова любимые автором «маленькие люди» в борьбе со злом показывают глубину, патриотизм и благородство характеров.

Поставлены эти пьесы были театром имени Вахтангова в Москве и Театром комедии в Ленинграде.

В разные годы В. Шкваркин перевел и был автором сценической редакции нескольких пьес национальных авторов. Среди них были «Женихи» осетинского драматурга Токаева. «Женихи» в переводе и в обработке В. Шкваркина шли на сценах многих театров.

Перед войной В. Шкваркин начал писать, а после войны закончил исторический памфлет-комедию «Принц Наполеон».

С присущим драматургу комедийным блеском, но в совсем новом для него жанре рассказана история неожиданного возвышения, падения и, наконец, достижения власти авантюристом Луи Наполеоном.

При чтении этой пьесы вспоминаются слова Карла Маркса о том, как Луи Наполеон обманывает обманщиков, обжуливает жуликов… Цена ему известна. Парламент видел в нем не больше чем клопа.

«Но Бонапарт ответил партии порядка, как Агесилай царю Агису: «Я кажусь тебе муравьем, но придет время, когда я буду львом»[1].

Уверен, что советский зритель с удовольствием посмотрит в театре талантливую комедию, весело посмеется над ее «героями», проведет аналогию с сегодняшним днем политических авантюристов Запада.

Повторение восемнадцатого брюмера Бонапарта его ничтожным племянником было фарсом. Однако и фарс может многому научить.

Комедия-фарс В. Шкваркина «Принц Наполеон» весела и поучительна, а в творчестве писателя является новой страницей. Это историческая пьеса.

Но как со времен «Предательства Дегаева» и «Года-горна» обогатилось и усовершенствовалось искусство драматурга! Как виртуозно и зрело написан «Принц Наполеон»!

Писатель-патриот, автор, прекрасно изучивший сцену и влюбленный в жизнь, изобретатель, никогда не успокаивающийся тем, что уже изобретено, путник, идущий путями непроторенными, злой, когда зло стоит на дороге, и добрый, когда видит добрых людей и о них рассказывает, — таков комедиограф Василий Васильевич Шкваркин, один из зачинателей советской драматургии.

И. Шток

ЧУЖОЙ РЕБЕНОК

Комедия в трех действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

К а р а у л о в  С е р г е й  П е т р о в и ч — старый музыкант; играет в оркестре на виолончели.

О л ь г а  П а в л о в н а — его жена; тридцать пять лет тому назад кончила гимназию, но после занималась исключительно домашним хозяйством.

М а н я — их дочь, двадцати лет, начинающая драматическая актриса.

П р и б ы л е в  Ф е д о р  Ф е д о р о в и ч — инженер, лет сорока.

К о с т я — студент-практикант.

Я к о в (Юсуф) — студент-практикант, аджарец.

З и н а — дачная подруга Мани.

С е н е ч к а  П е р ч а т к и н — молодой зубной техник.

Р а я — студентка.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч — отец Раи.

П о ч т а л ь о н.

Действие происходит на даче под Москвой летом 1933 года.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Лесистая местность. Две старые плакучие березы. Кругом молодая поросль. Фасад небольшой дачи с террасой и балконом на вышке. Площадка, столик, скамьи, клумба.

К о с т я  выходит на балкон. Мечтательно осматривается кругом. За ним — Я к о в.

Я к о в. Костя, ты куда приехал? На дачу или на практику? Я спрашиваю: зачем приехал? Дорогу проводить?

К о с т я. Ну, дорогу.

Я к о в. В белых брюках можно время проводить, а не дорогу. (Подает Косте книгу.) Читай.

К о с т я. У меня что-то с голосом… Хрипы какие-то…

Я к о в. У тебя хрипы? Хорошо. Садись. (Берет книгу, ищет.) Шоссейные дороги… Так… А слушать здоровье позволяет?

К о с т я. Ну, позволяет.

Я к о в. Поперечный профиль…

Костя оглядывается. На площадку входит  М а н я  с тетрадью в руках.

(Читает.) «Под поперечным профилем проектируемой дороги подразумевается поперечный разрез ее».

К о с т я (глядя на Маню). Правильно.

Я к о в (продолжает). «Этот разрез показывает положение дороги относительно земной поверхности».

К о с т я. Правильно.

Я к о в (поднимает голову и продолжает тем же тоном). Я надрываюсь, читаю ему вслух, а он, ишак, не слушает.

К о с т я. Правильно.

Яков молчит.

Ну? Профиль дороги…

Я к о в (поднимается, видит Маню). Врешь, профиль на дороге. Теперь и хрипы и штаны — все ясно.

К о с т я. Тише, пожалуйста.

Я к о в. Ты должен был меня предупредить.

К о с т я. О чем?

Я к о в. О своем бедственном состоянии. Тифозные, гриппозные должны предупреждать.

К о с т я. Я же не тифозный!

Я к о в. Все равно: влюбленный — значит больной.

К о с т я. Яков, она здесь… Ругайся вполголоса.

Я к о в. Попал жить в одну комнату с влюбленным!

К о с т я. Это же не заразно.

Я к о в. Зато неприятно. Каждый день бриться будешь, сегодня брюки, завтра воротничок, потом и до галстука докатишься. Скажи честно: галстук привез?

К о с т я. Ну, привез.

Я к о в. Как же с тобой жить после этого?

К о с т я (видя, что Маня ушла, громко). А нельзя ли не орать, гувернантка противная?

Я к о в. От нормального я бы «гувернантки» не снес.

К о с т я. Ты не свирепей, пойми, ведь я, ведь со мной, ведь у меня… Яша, друг! (Обнимает Якова.)

Я к о в. На людей начал бросаться. Прямо лунатик!

М а н я  вновь выходит на площадку.

Я к о в. Я ей пожалуюсь. Ма…

Костя увлекает Якова в дверь вышки.

М а н я (с ролью в руках). Я одна на сцене… Здесь рампа, там публика… Жутко… Ой, как жутко! Вот они — зрители. Какие все страшные!.. Лучше не смотреть. Ведь они не знают, что это моя первая роль. Главное, не волноваться. Так. Тишина. Хорошо — тишина, а если в зрительном зале кашляют, как в туберкулезном санатории? И вдруг провал? Нет, я буду играть замечательно. Но как же играть, когда я роли не понимаю? Дело происходит до революции. Девушка сошлась с любимым человеком. Ничего особенного. Он ее бросил. Пожалуйста, вот бы не заплакала! У нее должен родиться ребенок. Тоже ничего сверхъестественного. Об этом узнают родители и выгоняют дочь из дому. Подумаешь, трагедия — взяла и переехала! Все знакомые от нее отвернулись. Да я бы сама не взглянула на таких знакомых. Наконец, героиня встречает студента. Она вся потянулась к нему, он весь потянулся к ней; но, узнав о ребенке, больше не приходил. Туда и дорога! А она страдает. Четыре акта, восемь картин страдает. Из-за чего? Из-за чего? Как нелепо жили люди! Ах, если бы теперь встретить хоть одну такую девицу! Посмотреть, расспросить… Не понимаю… Хотела обратиться к автору — оказывается, он умер естественной смертью: от недостатка гонорара. Ему хорошо, а у меня через месяц премьера. Так — рампа, так — публика… Я вхожу… и ничего не понимаю!

Из дома на террасу выходит  О л ь г а  П а в л о в н а.

Мама, мама!

О л ь г а  П а в л о в н а. Что тебе?

М а н я. У тебя были любовники?

О л ь г а  П а в л о в н а (роняет чашку из рук). И как язык не дрогнет такую мерзость у матери спрашивать! От каждого твоего вопроса у меня посуда бьется.

М а н я. А знакомые от тебя не отворачивались?

О л ь г а  П а в л о в н а. Глупеешь ты летом.

Из дачи слышна виолончель.

М а н я. Нет, отвечай серьезно: неужели твоя молодость прошла без всяких приключений?

О л ь г а  П а в л о в н а. Я не Шерлок Холмс.

М а н я. Зачем же вы существовали?

О л ь г а  П а в л о в н а. Спасибо, договорились.

М а н я. На что же ты истратила свою жизнь?

О л ь г а  П а в л о в н а. На тебя, на тебя я жизнь истратила.

М а н я. И совершенно напрасно.

О л ь г а  П а в л о в н а. Теперь сама вижу, что напрасно.

М а н я. Хотите, я вас перевоспитаю?

О л ь г а  П а в л о в н а (роняет чашку). Не говори ничего, когда у меня посуда в руках. (Зовет.) Сережа, Сергей Петрович!

Входит  К а р а у л о в  со смычком в руках.

К а р а у л о в. Ольга Павловна, ведь ты Чайковского перебила.

О л ь г а  П а в л о в н а. Что Чайковского — я посуду перебила! Ты к дочери прислушайся!

М а н я. Отец, скажи, пожалуйста, из-за тебя погибла хоть одна женщина?

О л ь г а  П а в л о в н а. Вот!

К а р а у л о в. Из-за меня? Из-за меня две чуть не погибли.

М а н я. Что же они, застрелились, утопились?

К а р а у л о в. Отравились. Еле спасли.

М а н я. Ты не стесняйся, рассказывай, где это было?

К а р а у л о в. У нас, дома.

М а н я. Как же они отравились?

К а р а у л о в. Рыбой. Я угощал.

М а н я. Я не об этом спрашиваю. От любви, от любви к тебе никто не страдал? Ты артист, музыкант, возможно — был интересным.

О л ь г а  П а в л о в н а. Никогда не был.

К а р а у л о в. Был, был.

М а н я. Не спорьте. Ну? Губил ты поклонниц?

К а р а у л о в. Я не понимаю — какого ты от меня душегубства требуешь? Я почти всю жизнь в оркестре играл, а женщины только от солистов погибали, и то не до смерти.

М а н я. Почему вы такие неяркие?

О л ь г а  П а в л о в н а. Мы неяркие? Обидно слушать.

М а н я. Ах, если бы вы могли выгнать меня из дому!.. Ночь… Мороз… Я ухожу без шубы, кутаясь в классический театральный платок… Слезы замерзают на глазах, и вьюга гонит меня по пустынным улицам… (Уходит в «образе».)

О л ь г а  П а в л о в н а. Господи, чего это с ней?

К а р а у л о в. Или от любви, или от плохого питания.

О л ь г а  П а в л о в н а. «Классическая ночь без шубы» — от любви.

К а р а у л о в. Кого же она любит?

О л ь г а  П а в л о в н а. Я догадываюсь… Какого-нибудь мужчину.

К а р а у л о в. Ты лучше не догадывайся, а скажи: кто у нас в доме бывает?

О л ь г а  П а в л о в н а. Теперешние молодые люди в домах не бывают, они свое место знают: дальше террасы не идут.

К а р а у л о в. Трудная женщина!.. Ну, на террасе кто за Маней ухаживает?

О л ь г а  П а в л о в н а. Ни на террасе, ни в других местах никто теперь ни за кем не ухаживает.

К а р а у л о в. Как же они… ну, встречаются, объясняются?

О л ь г а  П а в л о в н а. Как они это делают, не знаю, а догадываться боюсь. Я кавалеров от дачи отгонять стараюсь. Вон один с утра бродит. (Подталкивает мужа к двери.) Делай вид, что нас дома нет.

Уходят.

Входит  С е н е ч к а  с гитарой. Смотрит на окна. Садится против дачи на противоположном конце площадки. Поет.

С е н е ч к а.

Пусть не слушает наша эпоха, Сообщаю секретно тебе, Что мое самочувствие плохо И здоровье мое — так себе.

(Глядит на окна.)

Одно окно закрывается.

(Поет тише.)

Знаю: шансы на «да» очень малы И, поскольку завянут мечты, Разобью я гитару о скалы… Нету скал — так заброшу в кусты.

Захлопывается другое окно.

(Поет трагическим шепотом.)

Перспективы достаточно мрачны. Я решу наболевший вопрос… И погибну под поездом дачным, Улыбаясь из-под колес…

Окно с треском распахивается. Голова  К а р а у л о в а.

К а р а у л о в. Если вы для Мани стараетесь, то напрасно, ее нет дома. Туда, в ту сторону пойте. (Закрывает окно.)

С е н е ч к а. Опять как-то неловко вышло. (Подходит и тихонько стучит в окно.)

Оба окна распахиваются: в одном — голова  К а р а у л о в а, в другом — О л ь г и  П а в л о в н ы.

О л ь г а  П а в л о в н а. Что вам еще?

С е н е ч к а. Простите за беспокойство.

К а р а у л о в. Больше ничего?

С е н е ч к а (Ольге Павловне). С моей стороны как-то некультурно вышло.

Ольга Павловна захлопывает окно.

(Караулову.) То есть я хотел извиниться за неорганизованное пение в рамках дачной местности.

К а р а у л о в. Все?

С е н е ч к а. Все.

К а р а у л о в (закрывает окно). Карузо.

С е н е ч к а (отходя). Карузо… За что? Если не родился нахалом — у нас не жить. (Вежливо, робко кланяется даче и уходит.)

На террасе появляются  О л ь г а  П а в л о в н а  и  К а р а у л о в.

К а р а у л о в. Я его по ложному следу направил. Смотри, а это кто?

О л ь г а  П а в л о в н а. Где?

К а р а у л о в. Вот, на дорожке, к Мане подходит.

О л ь г а  П а в л о в н а. Это же Прибылев, Федор Федорович. Этот пускай подходит. Он здесь шоссе будет прокладывать. Гляди: руку целует.

К а р а у л о в. Отвернись. Делай рассеянное лицо, дыши воздухом. Погоди, ведь теперь руку в обществе не целуют?

О л ь г а  П а в л о в н а. Этому простительно: дача своя, инженер, корректный. Давай бог, давай бог!..

К а р а у л о в. Кому давай? Чего давай?

О л ь г а  П а в л о в н а. Мане давай, счастья давай. Они сюда идут… (Толкает Караулова в комнату.)

К а р а у л о в. Куда ты меня толкаешь?

О л ь г а  П а в л о в н а. Уходи с террасы, не бросайся им в глаза.

Уходят. Входят  М а н я  и  П р и б ы л е в.

П р и б ы л е в. Маня, Маруся, Марго… Вы — актриса. Не зная страсти, вы не имеете права выйти на сцену. (Протягивает к ней руку.)

Маня делает шаг в сторону.

Думаете, что сейчас вы отошли от меня? Нет, вы отошли от искусства… Знайте, что все великие артистки любили.

М а н я. Ведь они не вас любили?

П р и б ы л е в. Маня, Маруся, Марго, вы не хотите понять. Я объясню… (Берет ее за руку.) Войдемте в вашу комнату.

М а н я. Нет, я этого и в комнате не пойму. (Отнимает руку.)

П р и б ы л е в. Как же после этого соприкасаться с молодежью? Что ж, отталкивайте, гоните… Я замкнусь, уйду в себя… Знакомы ли вы с трагедией индивидуализма? Хотите покататься на автомобиле?

М а н я. Нет.

П р и б ы л е в. Как горько одиночество! А в моторной лодке?

М а н я. Тоже нет.

П р и б ы л е в. Чем же вы отличаетесь от прежних барышень, сметенных революцией?

М а н я. А тем, что я вам не верю.

П р и б ы л е в. Прекрасно, я докажу. Я докажу. Но загляните в мое сердце хотя бы из артистического любопытства.

М а н я. Хорошо. Как-нибудь загляну, а сейчас мне надо работать.

Входит  С е н е ч к а.

П р и б ы л е в (отходит, пятясь). Маня, Маруся, Марго… (Наталкивается на Сенечку.) Дерево? Простите, я ошибся. (Уходит.)

С е н е ч к а. Я понимаю: это дерзкий намек. Надо ему отпарировать, срезать… И вот, нет во мне быстрого нахальства. (Кричит вслед Прибылеву.) От дерева слышу! Мария Сергеевна, чего это ваш папаша имеет против меня?

М а н я (смотрит в тетрадь). Откуда вы взяли?

С е н е ч к а. Имеет, имеет. Я про вас спрашивал, а он меня в другую сторону, в овраг послал. Нет, я родился под неважной планетой. Присесть можно?

М а н я. Садитесь, только ненадолго. (Читает роль.)

С е н е ч к а. Конечно, с моим счастьем только долго в тюрьме сидеть. Мария Сергеевна, мучает меня один чисто теоретический вопрос. Очень у меня гнусная профессия?

М а н я. Почему? Вы человек нужный, техник…

С е н е ч к а. Но какой техник? Зубной. А я хочу, чтобы в жизни перспективы были, а в полости рта какие горизонты?

М а н я. Ну что же, учитесь, работайте над собой.

С е н е ч к а. А я не работаю? Между нами говоря, Большую энциклопедию читаю.

М а н я. И много прочли?

С е н е ч к а. В первом томе до «абсурда» дошел. Я живу по плану. (Вынимает записную книжку.) Вот самозадание: на июнь — справить костюм по случаю, а на июль — психологию перестроить. Мария Сергеевна… (Хочет обнять Маню, но не смеет, его рука остается в воздухе.) Мария Сергеевна, я решил собраться с нахальством. (Вскакивает.) Моя биография в ваших руках!

М а н я. Что с вами? (Опускает роль.)

С е н е ч к а. А то, что я сейчас как будто из аэроплана с парашютом должен прыгать. Кругом — вихрь, до земли восемь верст, в спину подталкивают, а прыгнуть нахальства не хватает. А вдруг парашют не раскроется? Что тогда? Бесформенность и гражданская панихида.

М а н я. Сенечка, да что с вами?

С е н е ч к а (закрывает глаза рукой). Смотрите. Прыгаю! Я вас люблю! Лечу и жду ответа! И раз, и два, и три, и четыре…

Из дачи выходят  О л ь г а  П а в л о в н а  и  К а р а у л о в. Устремляются к Сенечке.

С е н е ч к а. Люблю!.. И пять, и шесть… и семь…

О л ь г а  П а в л о в н а. Вы что же? Закрывши глаза, нашу дочь компрометируете?

С е н е ч к а (открывая глаза). Расшибся.

О л ь г а  П а в л о в н а. Сергей Петрович, тесните этого гражданина, тесните!

К а р а у л о в (отводя Сенечку под руку). Гуляйте, молодой человек, там гуляйте…

С е н е ч к а. Сперва ознакомьтесь со мной; может быть, я хороший.

М а н я. Сенечка, заходите, вы мне очень нравитесь!

С е н е ч к а. Нравлюсь? Вам? Я? (Целует Караулова.) Папаша!.. (Уходит, пошатываясь от счастья.)

М а н я. За что вы его прогнали?

О л ь г а  П а в л о в н а. За количество. Много их очень, Маня. Держись Федора Федоровича. Федоры Федоровичи два раза в жизни не попадаются.

М а н я. О чем вы?

О л ь г а  П а в л о в н а. Мы видели, как он около тебя загорался.

К а р а у л о в. Что он тебе говорил?

М а н я. Пошлости.

К а р а у л о в. Какие пошлости?

М а н я. Обыкновенные.

О л ь г а  П а в л о в н а. Объяснялся?

М а н я. Почему вы, старики, так эротически настроены? «Кто говорил?» «Что говорил?» Нельзя же быть такими навязчивыми! Как бы мне хотелось проучить вас раз и навсегда! Ну что вы, остолбенели? Садитесь.

Караулов и Ольга Павловна садятся рядом на лавочку и провожают глазами Маню, которая прохаживается по дорожке.

Я на себя удивляюсь: как я могла родиться в такой семье? Матери простительно: ее муж эксплуатировал как домашнюю хозяйку. Но ты — артист! Где у тебя чувство изящного? Ну, где оно? Чего вы хотите?

О л ь г а  П а в л о в н а. Счастья тебе хотим.

М а н я. Хороши специалисты, инструкторы по счастью! В чем, по-вашему, счастье?

О л ь г а  П а в л о в н а. В Федоре Федоровиче.

М а н я. Федор Федорович… Да если я захочу, у меня их будет десяток!

К а р а у л о в. Этого-то мы и боимся.

О л ь г а  П а в л о в н а. Устройся, пожалуйста, дай нам умереть спокойно.

М а н я. Не дам умереть спокойно. Запомните раз и навсегда: я буду встречаться с кем угодно…

О л ь г а  П а в л о в н а. Ох!

М а н я. …где угодно…

К а р а у л о в. Программа широкая!

М а н я. Да, а вас прошу в мою личную жизнь не вмешиваться. Это бестактно. Постарайтесь исправиться и с пустяками, вроде замужества, не приставать. Я сейчас переживаю драму. (Хлопает по тетради.) Трагедию! (Уходит.)

К а р а у л о в. Ты с нами поделись. Куда же ты в кусты переживать побежала?..

О л ь г а  П а в л о в н а. А мы опять в терроре сидим…

Входят  З и н а  и  Р а я.

К а р а у л о в. Зина, Зиночка…

Зина останавливается. Р а я  идет дальше и скрывается.

О л ь г а  П а в л о в н а. Зиночка, не отталкивайте нашу просьбу.

К а р а у л о в. Мы к вам, как к старшему товарищу.

З и н а. А что? А что?

К а р а у л о в. Маня вам ничего такого трагического не рассказывала?

З и н а. А что?

О л ь г а  П а в л о в н а. Не знаем, только с ней что-то стряслось или вот-вот стрясется… Вот она…

К а р а у л о в. Видите, какая жуткая походка?.. (Ольге Павловне.) Прячься, а то опять попадет.

Уходят в комнаты. Входит  М а н я. Зина тихо приближается к ней сзади. Входит  С е н е ч к а  и невольно подслушивает из-за угла дачи.

М а н я (из роли). «Что мне делать?» Нет, не так! «Что мне делать?.. Сказать матери… Она не переживет этого. Уйти? Но куда?.. А что будет с ребенком? Какая жизнь его ожидает?.. Моего ребенка… Моего ребенка! Умереть?»

З и н а. Только не отчаивайся! Маня, милая, я все слышала. Разве можно из-за этого умирать?

Маня в первую секунду не понимает, потом хохочет.

Конечно, ты актриса и смеешься очень естественно, только я все понимаю.

М а н я. Я просто вслух говорила, сама с собой, роль готовила.

З и н а. Врешь, ты говорила со слезами на глазах. Родителей, конечно, надо обманывать, а подругу — это свинство. Я такого отношения не заслужила.

М а н я (приняв решение). Хорошо. Помоги мне. Что делать? Что делать?

З и н а. Первое — не отчаивайся, второе — дай слово ни в каком случае не умирать. Я ничего не буду расспрашивать, только скажи — это Костя?

М а н я. Потом, потом.

З и н а. Я понимаю. Слушай: ко мне приехала подруга. Она в таком же положении.

М а н я. Познакомь, познакомь меня с ней!

З и н а. Сейчас. Я ее приведу. Маня, я ничего не буду расспрашивать, только — это Костя?

М а н я. Потом узнаешь. Зина, помни, никому ни слова.

З и н а. Маня! (Указывает себе на грудь.) Забытая, немая могила.

На балконе появляется  К о с т я.

Он? Да? Не буду мешать! Сейчас приведу. (Уходит.)

М а н я. Сегодня для моего дневника материал есть.

Костя с балкона протягивает Мане руку.

К о с т я. Маня, мне нужно очень много тебе сказать.

М а н я. Мне тоже.

К о с т я. Ну, говори!

М а н я. Нет, сначала ты говори. (Пауза.)

К о с т я. Тебе хорошо?

М а н я. Хорошо. (Пауза.) А тебе?

К о с т я. Очень хорошо.

В дверях появляется  Я к о в, хватает  К о с т ю  и тащит его в комнату.

Гувернантка противная!

Входят  З и н а  и  Р а я.

З и н а. Вот, познакомьтесь. Вы не стесняйтесь: беда у вас одинаковая. Только Рая поумней: решила от беды избавиться.

М а н я. Это правда?

Р а я. Да. А вы?

М а н я. Я — нет. Я не понимаю женщин, которые отказываются от детей. Что их толкает? Крайняя нужда? Легкомыслие? Трусость?

З и н а. Что ты, что ты! Нельзя же сейчас иметь ребенка!

М а н я. А когда можно? Когда я обзаведусь квартирой, обстановкой, няньками? Да? В сорок лет? Тогда в придачу к мебели и дети разрешаются? Спокойно, буржуазно и пакостно. Бояться иметь ребенка — значит не верить в будущее, не верить в нашу жизнь… Погубить самое дорогое, милое, радостное…

Рая обнимает Маню.

Р а я. Верно, верно!.. Все правда…

З и н а. Новое дело!

Р а я. Я сама часто так думала… И вдруг вы… так верно, так хорошо это сказали… Я тоже хочу ребенка.

М а н я (смущенно). Погодите… Я вовсе не думала, что мои слова так сильно повлияют. Может быть, у нас разные условия, обстоятельства…

Р а я. Вы замужем?

М а н я. Н-нет!

Р а я. Я тоже нет.

М а н я. Дорогая, все-таки мое положение гораздо легче.

Р а я. Чем же?

М а н я. Легче, поверьте на слово. Вы напрасно меня слушали.

Р а я. Нет-нет! Вы замечательно говорили. Я решила.

З и н а. А твои родители? Как же так?

Р а я (Мане). Можно с вами подружиться?

М а н я. Я очень рада. Приезжайте ко мне непременно.

Рукопожатие. Р а я  уходит. Зина идет за ней.

З и н а. Ничего не понимаю! (Уходит.)

С е н е ч к а (за углом). Моя биография началась кляксой! (Шатаясь, уходит.)

Входит  К о с т я  с чертежом. Кладет его на стол. Маня и Костя рассматривают план. Их руки и головы постепенно сближаются.

К о с т я. Маня, видишь, отсюда и поведем дорогу… От станции, так, мимо вашей дачи, вот так, лесом… Здесь будет мост, потом так, сюда, через деревню, и прямо в совхоз.

М а н я. Мне это Федор Федорович рассказывал.

К о с т я. Опять?

М а н я. Что — опять?

К о с т я. Нет-нет, пожалуйста. Абсолютная свобода, полное доверие, никакого мещанства. Мы должны изживать предрассудки. Но как ты ему позволяешь руку целовать? Ведь это…

М а н я. Что — это?

К о с т я. Это негигиенично! Пошло и феодально. Маня, я не знаю, чего мы ждем. (Садится рядом и обнимает ее.)

Входит  Я к о в.

Я к о в. Позвольте пройти.

М а н я. Юсуф, Яша, идите сюда.

Я к о в. Не пойду. Вы обнимаетесь, а мне что? Я с вами стесняюсь: все равно, как трезвый в компании.

М а н я. Яша, советуйте: выходить мне за него?

Я к о в. Пожалуйста, выходите. От своего имени прошу. Он мне прямо надоел. Выходите за него — сделайте мое счастье.

К о с т я. Я предлагаю сегодня же информировать твоих родителей и завтра расписаться.

Я к о в. Не так. Лучше сегодня расписаться, а завтра информировать. Намного вернее. А свадьбу делать — к нам, на Кавказ. Всего три тысячи километров. Там фаэтон возьмем. У лошадей в гривах гортензии. На хомутах — гортензии… Жениху волосы завьем. Баран будешь, совсем баран. Тебе можно и не завивать. Кефалику поджарим. Кефалику кушали? Нет? Значит, вы всю жизнь ничего не кушали. Вина возьмем немного — ведро красного, немного — ведро белого. А потом молодых провожать. Ночью. С факелами пойдем. С музыкой. Большой оркестр сделаем. Зурна, барабан, флейта… Оглянешься кругом: море синее, горы зеленые, природы много!.. Только ее не видно, потому что ночь. Ничего не видно. Одни собаки лают, и на душе хорошо. Поехали на Кавказ. Иди бери билеты.

М а н я. Яков, вы хороший человек.

Я к о в. А то нет? Очень хороший.

М а н я. Костя, зови отца. Будет ругаться — не обращай внимания.

К о с т я (подходит к окну). Сергей Петрович… Понимаешь, волнуюсь.

Я к о в. Ты волнуешься — понимаю, но чего я волнуюсь — не понимаю.

Из дачи выходит  С е р г е й  П е т р о в и ч. С другой стороны появляется  С е н е ч к а. Он крайне возбужден и, может быть, не совсем трезв. В руке бутылка вина.

К а р а у л о в. Кто меня звал?

С е н е ч к а. Я звал! (Смаху ставит бутылку на стол.) Всех зову! Веселитесь на гражданской панихиде по Семене Перчаткине. Он прыгнул с аэроплана… Прыгнул на свою голову, но парашют (указывает на Маню) красивый, но лживый, парашют оказался гнилой!.. Гнилой!.. И разбился Сенечка в мелкую крошку. Перед вами, стоит доблестный покойник.

Я к о в. Это от жары. Прикройте голову, товарищ.

С е н е ч к а. Молчи, кавказский пленник.

К а р а у л о в. Собственно, вы зачем опять здесь?

С е н е ч к а. Не того го́ните. Поздно го́ните. Не укараулили, гражданин Караулов.

М а н я. Сенечка, что с вами? Где вы были?

С е н е ч к а. Я за углом был. Мария Сергеевна, я вас любил без нахальства, вежливо, как Данте свою Петрарку. И слышал этими ушами: «Сенечка, вы мне нравитесь»… Зачем? Прощайте… И если у вас родится девочка, не учите ее лгать!

Общее смятение. Яков и Костя хватают Сенечку за плечи.

К а р а у л о в. Какая девочка?

М а н я. Глупости. И вы поверили!

Входит  З и н а.

С е н е ч к а (Зине). Гражданка, приблизьтесь. Отвечайте, как на бывшем страшном суде. Будет маленький или нет? Я все знаю. Каждое слово могу повторить.

З и н а. Маня, милая, что же это? Честное слово, я никому не рассказывала!

Костя и Яков отходят от Сенечки.

С е н е ч к а. Будет маленький или нет?

Зина плачет.

Что? Соврал? Папаша, вы меня оскорбляли, а выходит, не я Карузо, другой оказался Карузой. (Уходит.)

З и н а. Маня, откуда он узнал? Я не виновата. Ой!..

Маня ее отталкивает. З и н а  убегает. Караулов стоит в оцепенении.

М а н я (подбегает к отцу). Папа, я тебе все расскажу. Но это только смешно…

К а р а у л о в. Смешно?! Тебе смешно? Прочь! Прочь! (Шатаясь, уходит в дом.)

Я к о в. Пять минут тому назад все было хорошо, и вдруг все испортилось. Костя, я тебе друг, понимаешь? Но я сам ничего не понимаю. (Уходит.)

Маня стоит, прислонившись к террасе. Костя медленно подходит и смотрит на Маню, как бы не узнавая.

М а н я. Я не думала, что на отца это так сильно подействует.

К о с т я. Неужели? Не верю!.. Ведь он сказал про тебя гнусность!

М а н я. Почему гнусность?

К о с т я. Значит, правда?

М а н я (настороженно, вызывающе). А если да? Разве от этого что-нибудь меняется? Мы оба новые люди…

К о с т я. Оба? Нет, я никаких пакостей не делал. А ты… Ты же говорила, что меня… для меня… за меня… А-а-а!

М а н я. Да, я тебя люблю.

К о с т я. И после этого… Нет, не после, а еще до этого с каким-то негодяем, бандитом! А-а-а!

М а н я. Чем же он негодяй?

К о с т я. А тем, что мерзавец… Кто он?

М а н я. Ты хочешь знать его происхождение или профессию?

К о с т я. Я убить его хочу!

М а н я. Неужели я в тебе ошиблась?

К о с т я. Ты — во мне? Она еще смеет во мне ошибаться! Н-н-наглая женщина! (Бежит, зажав голову кулаками.)

Сбоку появляется  Я к о в, перехватывает его и уводит.

Я к о в. Немного волнуется. Ничего, он уже взял себя в руки.

М а н я (зовет). Костя! Костя! (Топает ногой.) Ах, так? Очень хорошо. (Кричит вслед.) Новый человек! Студент третьей гильдии. (Убегает в дом.)

Оттуда сейчас же появляется  К а р а у л о в, с головой, обмотанной полотенцем.

К а р а у л о в (оборачивается, Мане). Видеть тебя не хочу, паршивая девчонка! Ведь меня только случайно паралич не разбил. Зато твою мамашу разобьет, честное слово, разобьет! Ну, как я ей скажу? (Оборачивается и видит возвращающуюся с сумкой в руках Ольгу Павловну.) Ой!..

О л ь г а  П а в л о в н а. Зачем ты голову замотал? Разве сегодня жарко?

К а р а у л о в. Да, было жарко.

О л ь г а  П а в л о в н а. А я как-то не заметила.

К а р а у л о в. Погоди, заметишь. Ты присядь.

Ольга Павловна не садясь выкладывает на стоп мелкие покупки.

(В сторону.) Надо начать издали. Оля! Помнишь, была такая страна — Спарта?

О л ь г а  П а в л о в н а. Простокваши хочешь?

К а р а у л о в. Я очень важное тебе говорю. Была такая страна Спарта.

О л ь г а  П а в л о в н а. Ну и бог с ней.

К а р а у л о в. Ты слушай. Дальше будет интересно. И в этой Спарте находилась высокая скала. И с нее молодежь сбрасывали.

О л ь г а  П а в л о в н а. Хулиганов, что ли?

К а р а у л о в. Да нет. Поголовно всех подростков.

О л ь г а  П а в л о в н а. Тоже строгости были.

К а р а у л о в. И делали это для того, чтобы они умели переносить всякие неприятности. Скинут парнишку раза два-три — он из-под скалы человеком и выйдет. Понимаешь; приучали к потрясениям. Зато они потом все сносили. Скажи такому спартанцу: «У вашей дочери Мани будет… одна неприятность», — он и не поморщится: «Хоть две».

О л ь г а  П а в л о в н а. Ну?

К а р а у л о в. И ты должна этим спартанцам подражать.

О л ь г а  П а в л о в н а. Что же мне, с горы прыгать? Глупеешь ты летом. Ближе к делу, говори.

К а р а у л о в. Ох! Перехожу ближе: возьмем Францию. Казалось бы, цветущая страна. А у них неувязка… детей мало.

О л ь г а  П а в л о в н а. И хорошо: озорства меньше.

К а р а у л о в. Да ведь нация погибает! Ведь несчастные француженки этому… верховному существу молебны служат, чтобы он им детей послал. А мы не ценим.

О л ь г а  П а в л о в н а. Чего не ценим?

К а р а у л о в. Детей, детей. Я хотя и не француз, но хочу, чтобы у нас был ребеночек.

О л ь г а  П а в л о в н а. У нас? Глупеешь ты летом.

К а р а у л о в. Да нет, вот если бы Маня внучонка подарила.

О л ь г а  П а в л о в н а. Когда она еще замуж выйдет. Этого долго ждать.

К а р а у л о в. Недолго, ей-богу, недолго. Ты сядь.

О л ь г а  П а в л о в н а. Сватаются? Кто?

К а р а у л о в. Не то что бы сватались, а вроде. Ты сядь. Приготовься к большой… радости. (Снимает с головы полотенце.) Она сама сказала. Одним словом… у Мани будет ребенок.

У Ольги Павловны подкашиваются ноги, она садится на лавочку.

Я говорил: сядь. (Прикладывает ей к голове полотенце.)

О л ь г а  П а в л о в н а. У Мани? Какой ребенок?

К а р а у л о в. Ну, маленький.

О л ь г а  П а в л о в н а. От кого ребенок?

К а р а у л о в. Подробности не знаю.

Ольга Павловна поникает.

Ничего-ничего, дыши воздухом. Вспоминай спартанцев.

О л ь г а  П а в л о в н а. Маня! Где она? Ноги не идут. Маня!

Из дома выходит  М а н я. Обе женщины бегут друг к другу и обнимаются. Ольга Павловна плачет.

Манюша, родная моя!

М а н я. Мама… Ты слыхала? Это же вздор, курьез… Ну, разве можно так волноваться из-за пустяков?

О л ь г а  П а в л о в н а (отстраняясь). Из-за пустяков? Это пустяки?! У матери ноги отнялись, а она… она разговаривает, улыбается. Порядочная девушка горем была бы убита, топиться побежала бы, чтоб только родителей не огорчить. Ведь беда, беда у тебя!

М а н я. Никакой беды нет и не было.

О л ь г а  П а в л о в н а. Молчи! Не смей говорить циничностей!

М а н я. Ах, так? Ничего от меня не услышите. (Идет к даче.)

О л ь г а  П а в л о в н а (Караулову). И ты терпишь?

К а р а у л о в (идет за дочерью, кричит). Машка, не дерзи!

М а н я (оборачиваясь). Что-о-о?

К а р а у л о в (отходя к Ольге Павловне). Боюсь я ее…

М а н я  ушла. Караулов и Ольга Павловна садятся рядом.

О л ь г а  П а в л о в н а. Что творится! Бога нет, стыда нет. У Мани ребенок… И все большевики сделали.

К а р а у л о в. Ну, может быть, и беспартийный.

О л ь г а  П а в л о в н а. Но кто? Кто? Хорошо, если этот негодяй порядочный человек, а то — беда! Маня… Дочь… Разве мы ее этому учили? И вдруг! Непонятное явление.

К а р а у л о в. Со временем наука все объяснит.

О л ь г а  П а в л о в н а. Со временем! А сейчас что делать?

Оба всхлипывают. Входит  П р и б ы л е в. Старики стараются принять спокойный вид.

П р и б ы л е в. Здравствуйте! Вы чем-то расстроены?

О л ь г а  П а в л о в н а. Нет, что вы!.. Наоборот. (Всхлипывает.)

К а р а у л о в. У нас ровно ничего не случилось.

П р и б ы л е в. В настоящее время родителей принято игнорировать…

К а р а у л о в. Да, в других семьях это бывает.

П р и б ы л е в. Я же в таких вопросах держусь старых взглядов и решил обратиться именно к родителям. Я хочу говорить о вашей дочери.

Старики переглядываются.

Мы с ней знакомы. Даже близко знакомы.

К а р а у л о в (с просыпающейся надеждой). Так-так-так.

П р и б ы л е в. Я люблю ее. Но у нас создались какие-то странные отношения.

К а р а у л о в. Ох, мы уже не сердимся.

П р и б ы л е в. На что же сердиться? Я готов жениться хоть завтра.

О л ь г а  П а в л о в н а. Все-таки бог есть! Вы благородный человек. Сережа!..

К а р а у л о в. Оленька!..

Старики обнимаются.

О л ь г а  П а в л о в н а. Федор Федорович, до чего вы нас успокоили!

К а р а у л о в. Какой он Федор Федорович? Федя, Федюша. (Обнимает Прибылева.)

П р и б ы л е в. Но у Марии Сергеевны…

К а р а у л о в. У Мани, у Мани!

П р и б ы л е в. У Мани, по-видимому, оригинальный взгляд на брак. Она почему-то капризничает.

О л ь г а  П а в л о в н а. В ее положении это понятно.

П р и б ы л е в. Следовательно, вы мне поможете?

К а р а у л о в. Ему еще помогать! А? Кокет, кокет мужчина. Ему помогать! Ах, Федя, Федя! Вина бы надо. Вот кстати! (Наливает всем из бутылки, оставленной Сенечкой.) За Манино, твое и… его здоровье. (Выпивает.)

П р и б ы л е в. Простите, кого — его?

О л ь г а  П а в л о в н а. Опоздали хитрить, опоздали!

К а р а у л о в. Да, нехорошо, Федя. Ты мог бы раньше сказать, ведь мы сегодня от чужих людей узнали. Трах! У Мани будет ребенок!

П р и б ы л е в. Какой ребенок?

К а р а у л о в. Вот именно. У жены чуть ноги не отнялись.

Прибылев садится.

Да, так и села.

Прибылев встает. Караулов доливает вино в стакан, который Прибылев держит в руке.

П р и б ы л е в. Чей ребенок?

К а р а у л о в. Твой… Ваш…

Прибылев и Караулов отступают друг от друга. Караулов льет вино на землю.

П р и б ы л е в. Вы с ума сошли!

К а р а у л о в. Сейчас сойду!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Та же обстановка. Перед дачей Карауловых. Входит  Я к о в. Делает круг по площадке. За ним, придерживая товарища за рукав, — К о с т я.

К о с т я. Яков, выслушай до конца…

Я к о в. Я уже два раза выслушивал до конца, но после конца ты опять начинаешь сначала. Задушил меня психологией.

К о с т я. Яков, у меня все нервы перекрутились. Может быть, я одной ногой в сумасшедшем доме… И не с кем поделиться!

Я к о в (садится). Ладно. Делись. Давай мою долю.

К о с т я. Слушай. Ведь Маня встречалась с этим… ну, с каким-то там… гражданином, когда я с ней не был даже знаком. Так? Хорошо.

Я к о в. Пока хорошего мало.

К о с т я. Погоди, ты проанализируй. Потом-то она меня, меня полюбила… Ты же знаешь, сам видел. Что же изменилось? Ничего, ровно ничего. Ревновать, да еще к прошедшему — это же пошло, феодально. Яков, ты пойми: ведь та ее любовь… да не любовь, а так, увлечение… да не увлечение, а минутный туман, это же кончилось… Правда? Это прошлое. Согласен?

Я к о в. Не согласен. Во-первых, это прошлое, так сказать, чревато последствиями…

К о с т я. Чревато?.. А-а-а… чревато!

Я к о в. Во-вторых, я о Мане лучшего мнения. Не такая девушка, чтобы из-за минутного увлечения… Нет, здесь было настоящее чувство. Она его…

К о с т я. Его! Кого — его? Я его узнаю… «его»! Я его найду, этого «его»… Я этому «ему»… отомщу, да, отомщу!

Я к о в. Ты? Отомстишь? Как? Говори, как будешь мстить?

К о с т я. Я бы хотел при ней сбить его с ног… и чтобы я с ним… прямо не знаю, что сделал!

Я к о в. Верно, не знаешь. Разве так мстят? Как надо? Бери кинжал, бери, говорю. Вырви у нее признание, узнай горькое имя. Найди врага. Окликни один раз. И когда обернется, застрели его шесть раз… Дачу поджигай! А ей… ей камень на шею и — в Чорох, в Чорох. По-вашему — в Москву-реку. Поезжай на Кавказ — старики научат. Иди бери билеты.

К о с т я. С тобой хуже моего: ты двумя ногами в сумасшедшем доме. Дурак! Мане камень на шею… Мане! Я же люблю ее. Я виноват перед ней… «Студент третьей гильдии»! И действительно, я хозяйчик, феодал, мелкий рыцарь. Яков, мы же новые люди!

Я к о в. Должны быть. А в тебе нового — только кепка. А когда родится этот… не совсем твой, скажем, мальчик? Он будет красивый, умный — то есть никакого сходства с тобой…

К о с т я. А-а-а! Это непереносно!

Я к о в. Потом, представь себе, ты идешь по улице с Маней. И ей кланяется мужчина. А вдруг это он? Он!

К о с т я. Я не позволю ей с мужчинами кланяться! Нет, пускай кланяется.

Я к о в. Вот ты сидишь на скамейке, а, может быть, на этой самой скамье Маня сидела с ним. Они здесь целовались…

Костя вскакивает, поднимает камень и замахивается на Якова.

Новый человек из каменного века!

К о с т я. Не смей меня пугать! Я все равно женюсь и выбью из себя эту гадость!

Я к о в. Врешь! Сначала выбей, а потом женись. (Идет к даче.)

К о с т я. Стой! А если ты влюбишься, а она уйдет к другому?

Я к о в. К другому? От меня? Не может быть.

К о с т я. Ну, предположим: ты полюбил и вдруг узнаешь, что она уже кого-нибудь любит. Что тогда?

Я к о в. Тогда я тихонько завернул бы свою любовь в чистый платок, как дорогую вещь, и никому не показал бы ее.

К о с т я. А с тобой это было?

Я к о в. Нет.

Входит  П р и б ы л е в  со свернутым чертежом в руках, останавливается. Наблюдает студентов, которые его не видят.

П р и б ы л е в. Да, оба молоды, оба живут в одном доме с ней… Но кто из них? Кто? Посмотрим. (Подходит.) Товарищи, через пять дней надо подать проект дороги на утверждение, а я, кажется, сделал ошибку. (Развертывает план.) Почему наше шоссе вот здесь дважды пересекает ручей?

К о с т я. Ручей извивается, делает петлю.

П р и б ы л е в. Зачем же нам лезть в эту петлю? Почему не отступить хотя бы вот сюда? И без мостов и ближе к станции. (Пытливо смотрит на студентов.)

Я к о в. Это можно. Правильно.

К о с т я. Да, так лучше.

П р и б ы л е в. Да? Вы оба это находите?

Я к о в. Конечно.

К о с т я. Конечно.

П р и б ы л е в. Прекрасно. Но в таком случае дорога пойдет по месту, на котором мы сейчас стоим. И дачу Карауловых необходимо снести. (Взгляд на Костю, взгляд на Якова.)

Я к о в. Позвольте, а если немного севернее?

К о с т я. Позвольте, а если немного южнее?

П р и б ы л е в. Севернее — овраг, южнее — ручей. А тут дача все равно попадет в полосу отчуждения.

Я к о в  и  К о с т я (одновременно). Это скверно.

П р и б ы л е в. Неужели вы оба заинтересованы? И мне жаль карауловскую дачу, но одному из вас еще обиднее: придется сносить усадьбу будущего тестя.

Я к о в. Какого тестя? Тесть — это что? Тесто я знаю.

П р и б ы л е в. Тестем называется отец жены.

К о с т я. У нас нет тестей, мы холостые.

Я к о в. Погоди… Можно лучше сделать.

П р и б ы л е в. Как?

Я к о в. Начать вести дорогу с другой стороны от станции. Вот. И ближе, и местность ровнее.

П р и б ы л е в. Вы полагаете? Так… так… Но, но тут… Нет, это не годится.

Я к о в. Очень годится, а к станции еще ближе.

П р и б ы л е в. Нет-нет. Поищем что-нибудь другое. Пойдемте. (Уходит вместе с Яковом.)

К о с т я (рассматривая план). Неужели сносить?

Входит  С е н е ч к а. Осторожно оглядывается. Видит Костю. Они несколько секунд смотрят друг на друга.

С е н е ч к а. Победителю-чемпиону — физкульт-ура! (Приветствует Костю поднятым кулаком, вызывающе прохаживается, бросает.) Карузо! Если бы меня действительно личность опередила — пожалуйста. А то… И чего Мария Сергеевна в вас нашла? Не отвечаете? Задаетесь? В отцы вышли? А хочешь, я из тебя мартышку сделаю?

К о с т я. Какие отцы? Какую мартышку?

С е н е ч к а. Испугался? Ладно, не трону, только объясни: чего она в тебе нашла?

К о с т я. Так вы думаете, это я?..

С е н е ч к а. А то нет? Нет?

Костя грустно качает головой.

Ей-богу? Ух, черт!.. А у меня целую ночь на вас подозрение падало. Студент, думаю, с нахальством, с наружностью. Он, думаю, обязательно обязан иметь успех. Оказывается, вы тоже дуром сидите? Очень приятно! (Жмет Костину руку.)

Входит  П р и б ы л е в. Сенечка толкает Костю.

На этого типа тоже подозрение имею.

К о с т я. Попал! Он карауловскую дачу сносить хочет.

С е н е ч к а. Для отвода глаз: одну снесет, другую выстроит. Дипломатия!

К о с т я. Вы думаете?

Мужчины прохаживаются по площадке и подозрительно косятся друг на друга.

С е н е ч к а (равняясь с Костей, бросает, кивая на Прибылева). Ясный чемпион. Разутюженный в доску… Мировой боевик. Он… он… Ему бы темную сделать.

Прибылев подходит к Сенечке и берет его под руку. Отводит в сторону.

П р и б ы л е в. Кажется, это вы узнали о Марии Сергеевне?

С е н е ч к а. Ну, я. Дальше что?

П р и б ы л е в. Скажите, никого из мужчин вы с ней не встречали? (Кивая на Костю.) Моего практиканта с ней не было?

С е н е ч к а (радостно). Э-э, нет, практикант отпадает! (Кричит.) Костя, здесь судебная ошибка! Он тоже товарищ по недоразумению.

Костя подходит. Оба жмут руку Прибылеву.

А я на вас думал. Человек, думаю, с законченным высшим образованием, он на все способен. Значит, нет? Очень приятно. Присядьте. Если уж такой чемпион в дураках, то и самому не так глупо. Позвольте! Все выдающиеся мужчины здесь, и все — «нет»? Тогда кто же — «да»? Значит, на сегодняшний день мы опять имеем загадку. Тсс… Яшку просмотрели. Может быть, он-то и есть. Карузо?

К о с т я. Не Яков… нет, не Яков!

П р и б ы л е в. Но кто же? Кто же тогда?

Я к о в (входит). Там дорога очень хорошо пройдет.

Трое мужчин идут по кругу один за другим и всматриваются в Якова.

С е н е ч к а. Он, больше некому.

Я к о в. Вы что?

Мужчины продолжают ход по кругу.

Игра у вас, что ли, такая? Пойду посмотрю с другой стороны. (Уходит.)

К о с т я. Не он, не он!

П р и б ы л е в (хлопая себя по лбу). Ба! Она же актриса. Мы театр забыли. Актеров!

К о с т я. Актеров? Да-да, актеры, а-а!

П р и б ы л е в. Репетиция, кулисы, занавес — все это очень располагает…

К о с т я (стонет). Кулисы… Занавес…

С е н е ч к а. Суфлерская будка!

К о с т я. Неужели актер? Наглый, бритый, в широкоплечем пиджаке!..

Входит  М а н я  и, направляясь к даче, останавливается позади группы.

С е н е ч к а. Мы его найдем! Я в театре всю эту… рампу обшарю. Граждане, в театр!

Все оборачиваются и застывают перед Маней. К о с т я  бросается бежать. П р и б ы л е в  приподнимает канотье, учтиво кланяется и уходит. Сенечка снимает шляпу, оглядывается, но уйти не смеет.

М а н я. Зачем вы здесь?

С е н е ч к а. Я? Я гулял… заблудился.

М а н я. Вчера вы подслушали и выдали мою тайну. Сенечка, зачем? Разве я виновата перед вами? Или я вам что-нибудь обещала? Чего вы добились? От меня все отвернулись. Пустыня… Ни одного человека! Эх вы!.. А еще психологию перестраивали. О горизонтах мечтали. В этом было что-то хорошее, свежее… И мне казалось, что вы, вы, Сенечка… (Поворачивается и идет к даче.)

С е н е ч к а. Я… я… Мария Сергеевна! Я ее осрамил, а она… «Сенечка». (Садится на лавочку и поет.)

Надену я черную шляпу, Поеду я в город Анапу И целую жизнь просижу На соленом, как слезы, пляжу…

Перед лицом советской общественности, на лавочке подсудимых — мещанин Семен Перчаткин. Допрос начался:

«Семен Перчаткин, признаете ли себя сволочью?» — «Признаю». — «Сознаете ли, что вчера натрепали, как малокультурная молочница?» — «Сознаю». — «Что можете наврать в свое оправдание?» — «Гражданин прокурор, я свою отсталость заглажу, святая икона, заглажу!»

(Как ремарку.) Слезы душат подсудимого. «Ввиду чистосердечного признания дать Семену Перчаткину условно по морде». (Дает себе звонкую пощечину.) Зал очищается! (Уходит.)

Из дачи появляются  О л ь г а  П а в л о в н а  и  К а р а у л о в  с пузырьком и рюмкой в руках.

О л ь г а  П а в л о в н а. Душа болит.

К а р а у л о в. Оля, прими капель.

О л ь г а  П а в л о в н а. Что ты мне в душу валерьянкой капаешь?

К а р а у л о в. Надо с Маней поговорить спокойно. Она актриса, впечатлительная. А ты ее вчера чуть не топиться посылала.

О л ь г а  П а в л о в н а. «Артистка», «артистка»… «Имеет успех»… Не дай бог такого успеха! Дождались венков-букетов. Прославились. Артистка… Лучше бы на машинке без славы печатала!

К а р а у л о в. Пойми, что теперь в жизни новые начала.

О л ь г а  П а в л о в н а. Какие начала, не знаю, а концы все те же.

К а р а у л о в. Не спорю. Но должны мы помочь дочери?

О л ь г а  П а в л о в н а. Че-ем?

К а р а у л о в. Ведь мы решили?

О л ь г а  П а в л о в н а. Решили.

К а р а у л о в. Ну и прекрасно. Ты же редкая женщина по красоте… душевной. Я сейчас Маню позову. Только не бросайся на нее. Тихо, ласково… (Зовет.) Маня, Марусенька! (Ольге Павловне.) Ну, будь спокойна, господь с тобой!

О л ь г а  П а в л о в н а. И ты не волнуйся, Христос с тобой.

Крестят друг друга. Входит  М а н я. Караулов, приготовляет на столике рюмку и капли.

К а р а у л о в. Ну вот… Маня, сейчас мы не родители, а как бы твои подруги… Подруги. Поговори с нами, пожалуйста… С тобой случилась беда… То есть, нет, может быть, даже радость. И мы хотим тебе в ней помочь.

М а н я. Большое спасибо.

К а р а у л о в (Ольге Павловне). Вот видишь: все безболезненно и хорошо. Маня, хотелось бы знать: кто, так сказать, виновник?

М а н я. Никто. Во всем виновата я одна.

О л ь г а  П а в л о в н а. Одна? Этого не может быть!

К а р а у л о в. Все-таки поставь нас в известность: кто он, где он, этот твой…

М а н я. Любовник?

О л ь г а  П а в л о в н а. Ох!

К а р а у л о в. Ничего, крепись! (Мане.) Да-да, он. Где он?

М а н я. Он уехал.

К а р а у л о в. Куда уехал?

М а н я. Н-н-н… на строительство.

О л ь г а  П а в л о в н а. Куда именно? Теперь везде строительство.

М а н я. Предположим, в Казахстан.

К а р а у л о в. Ты ему туда пишешь?

М а н я. Нет, он теперь переехал на другое строительство.

О л ь г а  П а в л о в н а. Значит, летун?

К а р а у л о в. Выпей капель! (Мане.) Ничего, она старая. Человека перевели, командировали, он и переехал. Ну и прекрасно. Маня, а вернется он скоро?

М а н я. Он никогда не вернется.

О л ь г а  П а в л о в н а. Помер?

М а н я. Нет, мы разошлись.

О л ь г а  П а в л о в н а. То есть он тебя бросил?

М а н я. Я его бросила.

О л ь г а  П а в л о в н а. Ты? Ой!..

Караулов спешно льет капли в рюмку.

Ой, от одного изумления умереть можно!

К а р а у л о в. Ничего удивительного. Я бы его не только бросил, я бы этого сукиного… гм… (Сам выпивает капли.) Ну, вот теперь, когда, слава богу, все выяснилось, ты не беспокойся. Работай, играй… А ребенка мы с бабушкой выкормим, вынянчим, воспитаем… Маня… дурочка моя!

М а н я (бросается к отцу, потом обнимает мать). Вы замечательные старики! Вас премировать надо. Самый трудный зачет сдали на весьма!.. Зато сейчас ваши испытания кончатся. Спасибо. (Отцу.) А из тебя даже комсомолец-активист выработается.

К а р а у л о в. И выработается.

О л ь г а  П а в л о в н а. Хоть отца не развращай. А в крестные надо звать Ивана Михалыча.

К а р а у л о в. Ему нельзя: он партийный.

О л ь г а  П а в л о в н а. У хороших знакомых, я думаю, можно.

М а н я. А зачем его крестить?

О л ь г а  П а в л о в н а. Бога-то он знать должен? Вот у Елизаветы Николаевны детям вместо имен клички дали: мальчик — Эрик, а девочка — Эротика. Они бога даже в лицо не узнают. Идут мимо церкви, а на стене образ: Николай-угодник прохожих благословляет. (Жест.) Эрик увидел и спрашивает: «За что этот гражданин голосует?» Николай-то угодник голосует! Как у него язычок не отнялся! Хоть в газетах про меня печатайте, а некрещеного ребенка я на руки не возьму.

М а н я. А я крестить не позволю.

К а р а у л о в. Предоставим ребенку свободу совести. Когда он станет совершеннолетним, пускай сам пойдет и окрестится во что ему угодно.

О л ь г а  П а в л о в н а. Глупеешь ты летом.

М а н я. О чем вы спорите? Вообще домашнее воспитание вредно.

О л ь г а  П а в л о в н а. Что же, он в беспризорные пойдет?

М а н я. Зачем? Есть детские дома, ясли.

О л ь г а  П а в л о в н а. Ясли для телят хороши.

М а н я. Сказки обывателей!

О л ь г а  П а в л о в н а. Значит, я обыватель?

К а р а у л о в (жене). Капель дам. Маня, ты не беспокойся, мы его полюбим. Если мальчик будет, ну, конечно, когда надо, и посеку.

М а н я. Моего сына? Сечь?

К а р а у л о в. Это если он очень шалить будет.

М а н я. Никогда не позволю! Не дам ребенка уродовать. Он его будет сечь! Маленького… Я не могу доверить вам его воспитание.

К а р а у л о в. Ладно! Хорошо. Не буду пороть. Пускай растет хулиганом!

О л ь г а  П а в л о в н а. Тогда сама от него наплачешься.

М а н я. И наплачусь, а бить не дам.

К а р а у л о в. Зачем бить? Я его и музыке учить буду. Хотя виолончель устарела, нам соло на литаврах нужно. Ну, книги у меня есть для юношества…

М а н я. Какой-нибудь старинный хлам?

К а р а у л о в. Значит, культура ему не нужна?

М а н я. Да, буржуазную культуру мы должны принимать с оглядкой. Многое, чем вы восторгались, теперь непонятно и вредно.

К а р а у л о в. Ах, непонятно? Вам непонятно? Вам вредно? Прекрасно. Значит, ты мне не доверяешь? Кончено! (Бежит в дом.)

О л ь г а  П а в л о в н а. Вместо благодарности отца затравила.

К а р а у л о в (выбегает из дачи с пачкой книг). Я эти «вредные книги» для внуков берег. Оказывается, зря старался. Им непонятно!.. Конечно! (Хватает одну из книг.) «Герой нашего времени». Больше нету героев, и наше время кончилось. Правильно. Кто для вас Печорин? Белогвардеец с Кавказского фронта! Вр-редно! (Бросает книгу на площадку.)

О л ь г а  П а в л о в н а (с рюмкой). Отец, выпей капель.

К а р а у л о в (бросает рюмку, берет другую книгу). Н-н-непонятно! (Швыряет.)

Ольга Павловна и Маня бегут поднимать книги.

(Берет следующую.) Тургенев. «Завтрак у предводителя». Понятно? Нет, вам шамовка у вожатого нужна! (Бросает книгу.) Погибай, старая культура! (Опять хватает книгу, размахивается и останавливается.) Пушкин… Александр Сергеевич, простите, не могу вас выбросить! (Прижимает томик к груди и уходит в дом.)

М а н я (подняв брошенные книги, идет за Карауловым). От этих книг мы никогда не откажемся!

О л ь г а  П а в л о в н а (с книгой). Тургеневу, Ивану Сергеевичу, весь корешок ободрал.

Входит  П р и б ы л е в. Кланяется Ольге Павловне.

П р и б ы л е в. Кто у вас тут кричал? И книги на ступенях…

О л ь г а  П а в л о в н а (уходя в дом и всхлипывая). Это мы… вслух читали.

Прибылев пожимает плечами, шевелит тростью книги, сваленные Карауловым на ступеньках террасы, поднимает тетрадь, читает.

П р и б ы л е в. «Дневник Марии Карауловой». Дневник? (Раскрывает, оглядывается. Прячет во внутренний карман пиджака.) Занятно. (Уходит.)

С другой стороны входят  Р а я  с маленьким чемоданом и  З и н а.

З и н а. Вот карауловская дача. Только у них кошмарная история.

Р а я. Что случилось?

З и н а. Все всё узнали… У родителей удары были. Поклонники разбежались… И теперь против Мани целая кампания. (Зовет.) Маня! Ничего, уж очень она была горда — не по обстоятельствам. Конечно, я ей зла не желаю, но пускай помучается. (Зовет.) Маня, к тебе приехали!

Входит  М а н я.

Р а я. Маня!

М а н я. Рая!

З и н а (Мане). Как ты осунулась!

М а н я. Вовсе я не осунулась.

З и н а. Конечно, прежнее не вернется, но ты не отчаивайся.

М а н я. С чего ты взяла? У меня все осталось по-старому.

З и н а. Не знаю… Раньше тут от мальчишек тесно было, а теперь у них сплошной выходной день.

М а н я. Врешь. Они все здесь, и если захочу, то завтра же выйду замуж.

З и н а. Неужели? Побегу к свадьбе платье готовить. (Уходит.)

Р а я. Какая она злая!..

М а н я. Она мне всегда завидовала. И будет, будет завидовать! Рая, милая, я не хотела говорить при Зинке, но у меня действительно много неприятного. Все это сложней и тяжелей, чем я думала.

Р а я. Конечно, трудно, но зато как хорошо все это побороть… Знаешь, я как-то успокоилась. И потом… я буду очень его любить. А ты своего?

М а н я. Да, конечно… Рая, я хочу спросить: у тебя есть… ну… самостоятельный заработок?

Р а я. Н-нет… я еще учусь.

М а н я. Прости, а он… он на тебе не женится?

Р а я. Нет. Я уже два месяца его не видала… И никогда не захочу его видеть.

М а н я. Ай-ай! А твои родители?

Р а я. У меня только отец. Он старый. А в еврейских семьях особенно строго. Он еще ничего не знает, но как-то странно смотрит на меня.

М а н я. Что же я наделала! Рая, я ужасно виновата. Зачем ты тогда мне поверила?

Р а я. Я и теперь верю.

М а н я. Нет-нет, я ошиблась. Не надо, нельзя иметь ребенка. Особенно тебе. Рая, прости меня.

Р а я. Что с тобой?

М а н я. Я не о себе, я о тебе говорю.

Р а я. Что же у меня? Осенью чертежная работа будет… Мне только год продержаться… Вот отец…

М а н я. Я себе этого никогда не прощу.

Входит  Я к о в.

Р а я. Яша?

Яков вздрагивает и останавливается.

М а н я. Ты его знаешь?

Р а я. Мы же в одном институте. Как вы сюда попали?

Я к о в. Я на практике.

В окне появляется голова  О л ь г и  П а в л о в н ы.

О л ь г а  П а в л о в н а. Маня, отец ноты рвет!

Маня бежит в дом.

Р а я. Кто ее отец?

Я к о в. Прекрасный человек.

Р а я. Почему вы ко мне полгода не заходили?

Я к о в. Я заходил. Сначала вас дома не было…

Р а я. А потом?

Я к о в. Времени не было.

Из окна вылетают нотные листы.

Немного нервничает.

Вылетает переплетенная тетрадь.

Отойдите, здесь небезопасно.

Р а я (уходя с Яковом). Яша, у меня в жизни много перемен.

Им навстречу — К о с т я. Он хватает Якова за рукав.

К о с т я. Рая! Как ты? Нет, мне удивляться некогда. Яшка, необходимо… срочно… два слова… зависит жизнь!

Р а я  ушла.

Я к о в. Если буйволу в арбу нагрузят двадцать пудов — он везет. Тридцать — он тоже везет. Но если шестьдесят — он оборачивается и посылает к черту. (Пытается уйти.)

Костя хватается за него.

К о с т я. Стой! Это не я тебя держу, а совершенно новый незнакомый человек. Яков, до сих пор у меня чувство и воля раздваивались… Ну вроде как у Лермонтова…

Я к о в. Мне не до Лермонтова… Может быть, у меня своя психология начинается. (Порывается уйти.)

К о с т я (кричит). Хоть раз в жизни дослушай до конца! Яков, дорогой, поздравь: я больше не Лермонтов.

Я к о в. Верю.

К о с т я. Слушай! Еще двадцать минут назад я до того опустился, что вместе с Прибылевым и Сенькой отгадывал, искал того… бывшего Маниного… знакомого. Теперь это давно прошло, я окончательно изжил в себе и феодала, и мелкого рыцаря, и Отелло…

Я к о в. За двадцать минут всех? Молодец!

К о с т я. И Прибылев и Перчаткин — мещане: они отказались, а я люблю Маню по-прежнему… Я искренне хочу жениться, я должен, я обязан… Яков, жениться необходимо…

Я к о в. Тебе необходимо, что ж ты меня уговариваешь?

К о с т я. Решено. Если она простит, приходи через десять минут поздравить.

Я к о в. Хорошо. Только бы через пять минут в тебе Лев Толстой не проснулся. (Уходит.)

К о с т я. Постучу и скажу прямо и просто: «Маня, что написано в прошлом, я зачеркиваю, а в настоящем пойдем распишемся». (Делает энергичный жест и шагает к даче.)

Ему пересекает дорогу  П р и б ы л е в. Костя останавливается. Прибылев стучит. Выходит  М а н я. Из окна выглядывают  О л ь г а  П а в л о в н а  и  К а р а у л о в. Во время речи Прибылева Костя медленно подходит, все более пораженный.

П р и б ы л е в. Мария Сергеевна! Моя любовь сильнее всякого прошлого. Я прошу вас быть моей женой.

Костя остолбенел.

О л ь г а  П а в л о в н а. Все-таки бог есть!

П р и б ы л е в. Мари, я жду.

О л ь г а  П а в л о в н а. Мария, отвечай.

М а н я. Федор Федорович, я не люблю, но не могу не уважать вас. (Смотрит на Костю.) В то время как другие оскорбляли меня, убегали при одном моем появлении, вы выступили, как настоящий большой человек. Оставайтесь, я постараюсь полюбить вас. (Протягивает ему руку.)

О л ь г а  П а в л о в н а  и  К а р а у л о в  выходят на террасу.

О л ь г а  П а в л о в н а. И стараться нечего. Да разве можно вас не полюбить, Федор Федорович!

К а р а у л о в. Федя, ты — светлая личность! Не оправдывайся — светлая. Ты, ты… (Наталкивается на Костю.) Не путайтесь под ногами, молодой человек!

О л ь г а  П а в л о в н а. Федор Федорович, в комнаты: побеседуем. Люблю вас слушать.

Лаская и поддерживая  П р и б ы л е в а, уводят его в дом. Маня через плечо уничтожающе смотрит на Костю. Пауза. Гордо поворачивается и скрывается в комнатах.

К о с т я. Ведь я шел… Я же шел… Я же уже шел! (Уходит в отчаянии.)

Входят  Я к о в  и  Р а я.

Р а я. Кажется, я напрасно разоткровенничалась. Вы здорово изменились… Я вас считала настоящим другом…

Я к о в. Я — для всех друг. Высококвалифицированный спец по дружбе! Ходячая сберкасса чужих тайн и переживаний. Вклады поступают непрерывно. Меня все принимают за счетовода, бухгалтера сердечных дел. А может быть, в прошлом я сам миллионер? Возможно, я тоже вложил все свое состояние в одно прекрасное предприятие? И прогорел. Теперь я только кассир: храню чужие ценности! Несите!

Р а я. О чем вы? Не понимаю.

Я к о в. Извините, Рая. Я сам не понимаю. Но все-таки я вам друг, кардаш. И все очень прекрасно. Я не спрашиваю: кто он. Зачем? Он от вас ушел — значит, худой человек. А если худой человек ушел — попутного ветра в спину. Все будет хорошо. (Размахивается, чтобы хлопнуть ее по плечу, но спохватывается и еле касается.) Теперь с вами надо, как со стеклянной посудой!

Из дачи выходит  М а н я.

Ой, новые вкладчики идут! Кассир сбежал! (Уходит.)

Маня подбегает к Рае.

М а н я. Рая, позабудь все, что я сегодня говорила! Ничего не бойся! Роди и живи смело! На свете есть новые, широкие люди, и один из них меня любит. Правда, я люблю… нет, любила другого… Ах! Сегодня я сорок страниц в дневнике напишу! Рая, во-первых, ты останешься у меня. Молчи, пожалуйста. Во-вторых, у тебя будет заработок по специальности. Он — инженер-путеец. Он для меня все сделает. Хотя он и без меня все устроит: это благороднейший человек!

Р а я. Спасибо. Очень неловко, но работа действительно нужна.

М а н я (убегая). Сейчас я его пришлю. Я ему уже говорила.

П р и б ы л е в  выходит из дачи. Встречаясь с  М а н е й, которая проходит в комнаты, целует ей руку, кивает и направляется к Рае. Она при его приближении встает.

П р и б ы л е в. Ты? Вы? (Оглядывается.) Зачем вы здесь? Если я вам нужен, могли найти меня в Москве; наконец, на моей даче.

Р а я. Я вас не искала.

П р и б ы л е в. Чего вы хотите? Денег? Но вы от них отказались. Может быть, скандала? Услыхали, что я хочу жениться…

Р а я. На Мане? Так это вы — благороднейший человек? Как вы ее обманули? Положим, вы умеете…

П р и б ы л е в. Никого я не обманул и готов расписаться с Маней когда угодно.

Р а я. На месяц? На два? (Копируя его.) «Ведь современный брак ни к чему не обязывает». Нет, я за Маню заступлюсь…

П р и б ы л е в. Черт возьми! Раиса, не делайте скандала, это по́шло. Я прошу… Уходите отсюда… Мы встретимся около моей дачи.

Р а я. Нам встречаться незачем.

П р и б ы л е в. Ну, поезжайте домой, куда хотите, только не стойте здесь.

Р а я. Я буду гостить у Карауловых.

П р и б ы л е в. Здесь? Рая, Раиса, Райо! Вы умная девушка. Если угодно, отплатите мне, но только потом. Я признаю, что был до некоторой степени негодяем, отчасти даже подлецом, но только уходите! Ну, пожалуйста! Ваш бывший Теодорик просит… А, ч-ч-черт! Что вы торчите ангелом-мстителем? Рая, Раиса, Райо… (Видит подходящую к ним Маню.) Молчите, по крайней мере. Итак, товарищ, я все устрою, а сейчас пройдемте ко мне, я дам вам записку к прорабу. Пойдемте, товарищ. Товарищ, идемте же! Ну, пожалуйста…

Р а я. Какой я вам товарищ? Перестаньте притворяться!

М а н я. Что?

Р а я. Маня, если ты его любишь, — это несчастье.

М а н я. Как? Почему?

Р а я. Я его тоже считала и широким и благородным…

М а н я. Так это вы? Вы оставили ее в таком положении? И смели говорить мне? Вы — негодяй!

П р и б ы л е в. Почему негодяй? Чем же мое прошлое хуже вашего? Я беру вас с чужим ребенком. (Пауза.) Или вы предполагали найти во мне девственника? К вам я таких требований не предъявлял. Я не роюсь в вашем прошлом, но если вы хотите обыскать меня, — пожалуйста, я сам отопру все ящики.

Маня делает жест, хочет перебить.

Минуту… Да, мы были близки. И расстались. И вот уже после разрыва я узнаю о ребенке. Я сейчас же посылаю деньги и советую обратиться к врачу.

Маня делает жест.

Минуту. Раиса Александровна отвечает, что согласна, что ребенка не будет и что… она меня больше не любит. Это письмо я получил два месяца тому назад. Правда?

Р а я. Да, правда.

П р и б ы л е в. За что же вы меня оскорбили?

М а н я. Федор Федорович, я не подумала…

П р и б ы л е в. Маня, Маруся, Марго… где ваши принципы, где же свобода?

М а н я. Простите меня.

П р и б ы л е в. Ничего. Я вас перевоспитаю. А Раиса Александровна не может иметь ко мне претензий. Вот ее письмо. (Вынимая из кармана письмо, роняет Манин дневник.)

М а н я. Мой дневник! (Поднимает.) Мой дневник? У вас? И вы прочли? Вот почему! Ах, гадина! Какая же вы гадкая гадина!

Из дачи выходят  О л ь г а  П а в л о в н а  и  К а р а у л о в. С вышки спускается Я к о в.

О л ь г а  П а в л о в н а. Федор Федорович, чай кушать. С вареньем.

М а н я (Прибылеву). Если вы еще подойдете к нашей даче, я вас палкой выгоню!

О л ь г а  П а в л о в н а. Это Федора-то Федоровича? Яша! (Слабеет.)

Яков ее поддерживает.

М а н я. Вы — вор. Вон отсюда!

К а р а у л о в (трет глаза). Разбудите меня! (Хватается за Якова с другой стороны.)

Прибылев идет. Ему навстречу — К о с т я.

К о с т я. Федор Федорович, я должен… я обязан признать ваше превосходство. Вы любите Маню больше всех и благороднее всех. Позвольте пожать вашу руку!

П р и б ы л е в. Идите вы!.. (Скрывается.)

М а н я (подбегая). Не смей подавать ему руку! На! Читай! (Бросает Косте дневник и убегает.)

К о с т я (подходит к Якову). Яков, что случилось? Яков!..

Я к о в (поддерживая одной рукой Ольгу Павловну, другой Караулова, ведет их к даче). Мест больше нет. Вагон отправляется!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Перед открытием занавеса — гул спорящих голосов. Та же обстановка — около дачи Карауловых. Вокруг стола, на котором разложен план, К о с т я, Я к о в, П р и б ы л е в, К а р а у л о в, О л ь г а  П а в л о в н а.

О л ь г а  П а в л о в н а. Тридцать пять лет при царе жили, восемь месяцев на Керенского любовались, шестнадцать лет с большевиками, но такого никогда не видели!

П р и б ы л е в. Вы нам мешаете.

К а р а у л о в (поднимает то одну, то другую руку). Прошу слова… Дайте мне высказаться…

Я к о в. Сергей Петрович, вы человек музыкальный: возьмите паузу и держите ее полчаса.

Ольга Павловна и Караулов становятся рядом, как ожидающие приговора.

П р и б ы л е в. Дорога пройдет здесь. Как это ни печально, но дача Карауловых должна быть снесена.

К а р а у л о в. Федор Федорович, по первому плану это шоссе шло стороной, шло тихо, деликатно, и никого не трогало. Но как только Маня, извините, вас прогнала, шоссе покривилось. До чего злопамятные! Никогда не поверю, что оно беспристрастно покривилось. Так порядочные… дороги не поступают.

П р и б ы л е в. По-вашему, я мщу? Допустим. Ну, а практикантам вы доверяете? (Косте и Якову.) Скажите, какой план лучше: первый или второй?

К о с т я (со вздохом). Второй.

Я к о в. Второй лучше. Хороший план.

П р и б ы л е в. Вы слышали?

Я к о в. Но третий план еще лучше. По третьему проекту, товарищ Прибылев, тоже придется только одну дачу снести. Вашу дачу.

П р и б ы л е в. Два дня слышу одну и ту же глупость. Она мне надоела. Ваш проект технически неосуществим. Потрудитесь вычертить мой проект. Завтра я везу его на утверждение.

Я к о в. Будет готов. (Отходит с Костей в сторону.)

Ольга Павловна и Караулов идут за Прибылевым.

О л ь г а  П а в л о в н а. Федор Федорович!

К а р а у л о в. Федор Федорович!

П р и б ы л е в. Если я поступил неправильно, жалуйтесь, жалуйтесь на меня.

О л ь г а  П а в л о в н а. Зачем жаловаться? Лучше как-нибудь по-семейному.

П р и б ы л е в. «По-семейному»? К сожалению, я не получил возможности относиться к вам «по-семейному».

К а р а у л о в. Мы всей душой хотели… Маня нам даже не объяснила, из-за чего такой разрыв случился.

П р и б ы л е в. Вот к дочери и обращайтесь. Если она свое упрямство сломает, то, может быть, я свою дачу сломаю. Да, свою! (Круто поворачивается и уходит.)

К а р а у л о в (смотрит в небо). Господи! Или природа! Или еще там кто-нибудь! Даже помолиться некому… Ох!..

О л ь г а  П а в л о в н а. Одна беда пришла с ребенком, другая — с домом, а третья — неизвестно с чем. Но и третья придет, жди, Сережа!

К а р а у л о в. Жду, Оля, жду…

О л ь г а  П а в л о в н а. Студенты, милые! (Садится на лавочку.)

К о с т я. Прибылев прав. Вы, Сергей Петрович, должны понять, вы человек интеллигентный.

К а р а у л о в. Да, я человек интеллигентный. И я сам — инструмент музыкальный… (Указывая на дом.) Так не вытряхивайте меня из футляра. Я отсырею под дождиком. Я поневоле фальшивить начну! (Уходит в дом.)

О л ь г а  П а в л о в н а. Вот и третья беда: старик рехнулся, инструментом представляется. Практиканты, милые, отзывчивая молодежь, нельзя ли отвести эту дорогу треклятую?

Я к о в. Хорошо, отведем.

О л ь г а  П а в л о в н а. Неужели?

Я к о в. Мамаша, отведем. Идите в комнаты, распейте со стариком бутылочку капель! Дорогу отведем.

О л ь г а  П а в л о в н а. Ах, Яша, хороший вы юноша, несмотря на все ваше неправославие! (Уходит в дом.)

К о с т я. Зачем ты ее обнадеживаешь? Зачем?

Я к о в. Я правду говорю.

К о с т я. Врешь. Как отведешь дорогу?

Я к о в. Уже отвел.

К о с т я. Опять врешь. Как отвел?

Я к о в. Мой секрет — мое дело. (Бросает на стол лист бумаги.) На, вычерчивай третий проект.

К о с т я (смотрит). Угорел? Вести шоссе прямо через прибылевскую дачу?

Я к о в. Он сам так велит.

К о с т я. Как велит? Когда велит?

Я к о в. Сегодня к вечеру велит.

К о с т я. Ты можешь сказать по-человечески?

Я к о в. Зачем говорить, когда я написал?

К о с т я. Что написал? Когда написал? Где написал?

Я к о в. Статью написал. Вчера написал. В газету «Красный дорожник» написал.

К о с т я. Да ведь проект отличный, Прибылев честный, опытный инженер, а ты, балда, его в печати травишь. Смотри, возьмутся за тебя!..

Я к о в. Не пугай! На родине я над пропастями висел. На Казбек лазил! Я видел, какие глаза у орла!

К о с т я. Что же ты все-таки написал?

Я к о в. Мой секрет — мое дело. Черти план, говорю.

К о с т я. Не буду, не хочу в идиотизме участвовать.

К даче идет  Р а я.

Я к о в. Раечка, помогите, пожалуйста. Надо чертеж выправить. (Показывает.) Вот это место. Только первые два километра от станции. Дальше по-прежнему.

Р а я. Сейчас сделаю. (Уносит чертеж в дом. На пороге оглядывается.)

Встречаются глазами. Быстро отворачиваются. Яков берет одну из коротких палок и начинает заострять топором конец.

Я к о в. Распределение труда: я поработаю, а ты погрустишь. (Смеется.) Молодец, Маня, ловко разыграла. Актриса! «Будет ребенок». И все поверили. И я поверил… «Чей ребенок?» Туда подозрение, сюда подозрение. Хорошо, что из Уголовного розыска собаку не привели: собаке бежать некуда. Дневник… Ой! А старики, Рая, Сенька и сейчас ничего не знают. Прямо комитрагедия! Костя, когда свадьба?

К о с т я. Никакой свадьбы не будет.

Я к о в. Ну? Опять в тебе кто-нибудь проснулся?

К о с т я. Я Маню люблю… Но жениться… (Кричит.) Я не подлец! Когда она была в таком положении, я ее оскорбил, я убежал, я себя мелким гадом выявил!.. А теперь — теперь каждый женится. Уж лучше бы был этот паршивый ребенок! Нет, я больше жениться не могу.

Я к о в. Костя, я в тебе ошибался: ты не Лермонтов и не Толстой, ты — Достоевский! Садись пиши «Идиота», у тебя выйдет. Ты же свататься шел?

К о с т я. Да, шел… только не дошел. (Кричит.) Она-то не знает, что я шел! Ну, шел, а куда шел — я доказать не могу.

Я к о в. Я свидетель. Пойдешь к Мане?

К о с т я. Не пойду.

Яков приставляет кол к Костиной голове и заносит топор.

Ты что?

Я к о в. Я хочу у тебя на голове кол тесать: говорят, помогает.

Костя отбивается.

Иди безо всякой мистики. (Поправляет на Косте рубашку и кепку.) Чем не Дуглас Фербенкс? Ступай!

К о с т я. Сейчас? Вот дурак… Так и идти? Ты все-таки подтверди, что я второй раз сватаюсь. (Кричит.) И не торчи здесь, пожалуйста! Дело интимное.

Я к о в. Пожалуйста. (Берет колья и уходит.)

К о с т я. Теперь Прибылев не перебьет. Только бы простила. (Делает два шага к даче.)

Его путь пересекает  С е н е ч к а  П е р ч а т к и н. Костя бросается к Сенечке.

С е н е ч к а. Прочь, мартышку сделаю. (Поворачивается к двери дома.) Гражданка Караулова, с большой буквы!

К о с т я. Остановитесь, я первый пришел, моя очередь!

С е н е ч к а (через плечо). Если еще кто встрянет — святую мартышку сделаю.

Из дачи выходит  М а н я.

(Становится на средней ступеньке на колено. Одной рукой указывает на Маню, другой — на Костю.) Вот небо, а вот, мягко выражаясь… земля! Гражданка, на прошлой неделе вы были заурядной барышней. И я говорил вам про любовь. Разве это были слова? Это семечки. (Как бы выплевывает шелуху.) Тогда я все врал. Зато теперь, когда у вас обнаружен таинственный младенец, когда вы гордо засветились, как маяк… При вашем освещении разглядел я ихние тусклые лица. И понял, что такое любовь! Вы из меня нового гражданина выявили. Приглашаю вас в качестве строго законной жены. И если кто над вами улыбнется, я из него райскую птичку сделаю!

Из дачи выходят  О л ь г а  П а в л о в н а  и  К а р а у л о в.

М а н я. Сенечка, милый! Вы меня просто тронули. Вы за три дня выросли… Спасибо. Только зачем жениться? Это к вам не идет.

С е н е ч к а. Пойдет, ей-богу, пойдет!

М а н я. Но вы мой лучший друг. Входите, я вам что-то покажу. (Входит в дом.)

Сенечка идет было за ней, но останавливается.

С е н е ч к а. Ну, родители, трудновато вы мне достались. Не сомневайтесь — беру вас на иждивение. (Гордо смотрит на Костю.) Обыватели! (Уходит в дом.)

Костя бросается в отчаянии на лавочку.

О л ь г а  П а в л о в н а. Вчера один, сегодня другой… Будто в кинематографе на последнем сеансе: крутят, гонят, — сидишь и ничего не понимаешь… Что ж, пойдем: икону, хлеб-соль приготовить надо. Благословим.

К а р а у л о в (со вздохом). Благословим.

Идут в комнаты. Появляется  Я к о в. Обходит Костю вокруг.

Я к о в. Ты что? Еще не ходил?

К о с т я (плача). Ходил… Только не дошел… Опять перебили. Сенька… Все — новые люди… один я — третьей гильдии. (Стремительно уходит.) Всему конец и финал!

Я к о в (кричит вслед). Беру комиссию на себя! Купи газету «Красный дорожник».

Из дачи выходит  Р а я  с черновым чертежом Якова.

Р а я. Яша, я здесь не разберу: это ручей? (Садится к столу.)

Я к о в. Ручей. Вот, Раечка, на Кавказе ручьи… Смотришь, вдруг его нет: под землю ушел. Вдруг опять ключом наружу выбился… и падает, свисает со скалы, как серебристая лента. И кругом на камне ящерки… на солнце греются… Реки у нас белые, голубые, желтые… А дороги! Осетинская… Военно-грузинская…

Р а я. Я никогда не была на Кавказе.

Я к о в. Ох, счастливая!

Р а я. Чем?

Я к о в. Вы же поедете, увидите Кавказ… в первый раз! Самый прекрасный край на здешнем шарике! Э-э… Аджаристан… Батуми… (Как бы невольно напевает несколько тактов аджарской песни.) Когда стоишь высоко над морем… и видишь, как текут… водяные дороги… Когда воздух, огромный и золотой от солнечного тумана, нигде не кончается… тогда растут глаза… И душа, если была такая (показывает), становится — вот! (Жест.) Выходите за меня замуж, пожалуйста.

Р а я (вставая). Что?

Я к о в. За меня. На Кавказ поедем.

Р а я  протягивает Якову руку, сейчас же опускает ее и убегает.

За билетами побежала. (Уходит в противоположную сторону.)

Из дачи, отступая, выходит  М а н я, за нею — С е н е ч к а  с застывшей растерянной улыбкой. В руках у него Манин дневник.

С е н е ч к а. Виноват… Как же так? Значит, реального дитяти нету? Следовательно, вы меня охмуряли, как в театре? Значит, вы не героическая гражданка, а просто барышня? Оказывается, я вместо подвига Петрушку валял? Ведь я по ночам, на себя глядя, умилялся, всхлипывал… Уважать себя начал. Сам себе на «вы» говорил! Вдруг — раз! Нету младенца! Нету моего подвига. Обманули, обесчестили! Отдайте моего чужого ребенка!

На площадку входит  З и н а. Из дома чинно выходят рядом  К а р а у л о в  и  О л ь г а  П а в л о в н а. Он несет икону. У нее в руках тарелка, на которой лежит полбатона и стоит солонка.

К а р а у л о в (торжественно). Подойдите, дети.

С е н е ч к а. Прячьте икону. Убирайте паек! Отказываюсь.

Ольга Павловна опускается на крылечко.

К а р а у л о в. Вызываю тебя на дуэль, как хулигана!

С е н е ч к а. Обманули меня в интеллигентном доме! Разбили мою биографию! (уходит.)

З и н а. А что? А что? Неужели и второй увильнул?

Входит  Я к о в. Уводит  К а р а у л о в ы х.

(Мане.) Почему это такое? Ты вот и актриса и хорошенькая, а счастья нет.

М а н я (наступая на Зину и вытесняя ее со сцены). Неправда, у меня есть счастье, и было, и будет. Больше, чем у тебя. (Оставшись одна.) Счастье придет в театре. Теперь я знаю жизнь. Любимый ушел… Костя. Подруги злорадствуют… Даже отец, кажется… готов продать меня за этот домишко… Но я поняла роль… «Что ждет моего ребенка?» Теперь я сыграю! Вот он, мой ребенок… Маленький, теплый, живой… Здесь, у меня на груди. Я одна на сцене. В зале тишина. Теперь не посмеют кашлять.

Из дачи выходит  Я к о в. Выжимает полотенце, ставит пузырек.

Я к о в. Старичков совсем укачало. Объявите им, что ваше положение фальшивое. Довольно комитрагедии!

М а н я. Да, играть надо на сцене. Я им сознаюсь… Но как Рае сказать? У меня язык не повернется, Яша, милый, поговорите вы с ней: докажите, что она погибнет с ребенком… Заработка у Раи нет. Отец — фанатик, он убьет ее!

Я к о в. Хорошо. Я все передам. Давайте Раю.

М а н я  убегает. Яков поет. Входит  Р а я.

Р а я. Маня хочет, чтобы вы поговорили со мной…

Я к о в. Не-ет, это я сам хочу. Позвольте, пожалуйста, чтобы ваш мальчик, не знаю чей, но был похож на меня.

Р а я. Почему мальчик?

Я к о в. Говорю — мальчик, значит, мальчик. Обещаю тебе, что я его от своих даже на глаз не отличу. А детей у нас будет порядочно: мне одних сыновей троих нужно. Один будет инженер, второй — летчик, а третий — писатель.

Р а я. Почему писатель?

Я к о в. В семье не без урода.

Р а я. Зачем я тебя тогда не разглядела, не поняла? Сейчас мне так хорошо… За полгода в первый раз петь хочется!

Я к о в. Пой, пожалуйста.

Р а я. Я всей жизнью буду благодарить тебя.

Я к о в. Не за что, сосчитаемся.

Рая обнимает, целует Якова. Оба быстро расходятся в разные стороны. Яков останавливается за углом дачи и тихонько трогает щеку, как бы проверяя, здесь ли поцелуй. Рая сталкивается с входящим на площадку  П р и б ы л е в ы м.

П р и б ы л е в. Какая вы сегодня красивая, оживленная и… счастливая?

Р а я. Да.

Яков слушает.

П р и б ы л е в. Я смотрю и не понимаю, как я мог уйти от вас? Рая, Раиса, Райо, я негодяй…

Р а я. Не спорю.

П р и б ы л е в. Верните мне себя… Я же целовал эти губы… Они мои…

Р а я. Нет. Дайте пройти.

П р и б ы л е в (берет ее за руку). Нас связывает ребенок.

Яков замер.

Я женюсь… Нет, не думайте, женюсь по-настоящему, надолго… Рая, я старею, я не изменю вам больше. Вспомните…

Р а я. Пустите руку! Я никогда вас не забуду, как плохой сон. Я люблю замечательного человека. Он смелый, сильный, красивый… Уходите, не портите моей радости!

П р и б ы л е в (опять хватает ее за руку). Не пущу…

Яков решительно выходит из-за угла.

Я к о в. Если бы я встретил такого человека над пропастью, на горной тропе, где двоим тесно, я бы сделал так… (Делает шаг назад и резко отводит руку.) Проходите, пожалуйста.

П р и б ы л е в, закрывшийся было локтем, согнувшись, уходит.

Пожалуйста. (Пауза.) Я все слышал. Так это Прибылев? Его ребенок?

Р а я (оправдываясь). Тогда я была как слепая…

Я к о в (приседая и хлопая себя по коленям, хохочет). Прибылев! Ой, спасибо! Ой, хорошо… Одного боялся: что тот, первый, молодой, красивый, ты его вспоминать будешь! Теперь успокоился. Прибылев… Я лучше. (Приплясывает.)

Рая убежала в комнаты. На другой стороне площадки показывается  А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Он одет в поношенный, но опрятный пиджачный костюм. Снимает кепку, вытирает голову платком.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Будьте добры сказать, не гостит ли в этой даче молодая красивая девушка Раечка? И знайте, что я это спрашиваю уже двадцать шестой раз.

Я к о в (в сторону). Вкладчик солидный. (Александру Мироновичу.) Присядьте, гражданин. Молодая, красивая? Раечка? Ну как же, гостит. Только сейчас она гулять ушла.

Рассматривают друг друга.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. И вы хорошо знаете Раечку?

Я к о в. Мы же в одном институте…

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Так-так… Товарищи, коллеги… Так я вам скажу, кто я. Я — Раин дядя. Со стороны матери.

Я к о в (облегченно). Я думал — отец.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Отец? И зачем сюда потащится отец по такой жаре? Он сейчас сидит в Москве под окошком и починяет часы. Пришел я — дядя. Так вы Раечкин друг?

Я к о в. Друг. Карда́ш.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Кардаш? Это хороший друг?

Я к о в. Самый первый.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Так я вам откроюсь. Раин отец волнуется. Он кое-что пронюхал. Я — дядя, и все знаю… всю историю. Но и отец слегка догадывается.

Я к о в. Это скверно. Говорят, отец у нее — зверь.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Зверь? Раин отец — зверь? Покажите мне, какой паршивец это сказал?

Я к о в. Не совсем зверь, немного зверь.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Мерси за такое немного.

Я к о в. Этот папаша зря волнуется. Растолкуйте ему, что Раин ребенок будет в хороших руках.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Раин ребенок? Ох! (Хватается за сердце.)

Я к о в. Что с вами?

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Со мной ничего, но с отцом — это будет. Когда он услышит, с ним будет еще хуже: я его знаю. Ребенок? И откуда? Вы, может быть, шутите, а я чуть не умер… То есть… отец, отец может скончаться от такого легкого юмора! Позвольте немного привыкнуть.

Я к о в. Пожалуйста. А вы слыхали, что Рая замуж выходит?

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Хорошенькие порядки! Кажется, и так все перевернули… Неужели трудно — сначала выйти замуж и уже потом…

Я к о в. В этом он, жених, виноват: его… в командировку послали.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Разве перед командировкой это обязательно? Где же сейчас этот «жених»? Кто этот шалопай? Пожалуйста, добивайте, очень интересно.

Я к о в. Человек — ничего.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Все-таки чем-нибудь он занимается? Или просто работник кино, с одной бородой?

Я к о в. Не оскорбляйте, пожалуйста. Он большое дело делает: дороги проводит.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Значит, жених с большой дороги? А нельзя ли на него взглянуть? Хотя бы в профиль.

Я к о в. Вы, дядя, погуляйте, я его позову. (Идет к дому.)

Александр Миронович — в другую сторону.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. На голову и ребенок и жених — и все явочным порядком!

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч  скрывается в кустах.

Я к о в. Рая, Раечка!

Р а я  выходит на крыльцо.

Раечка, твой дядя пришел!

Р а я. Какой дядя? У меня нет дяди.

Я к о в. Нет? Ты припомни хорошенько, может быть, найдется?

Р а я. Я же знаю. Какой дядя? Откуда он пришел?

Я к о в. Старенький дядя. Со стороны матери пришел. Вон, за кустами мелькает.

Р а я. Это мой отец! (Бежит догонять Александра Мироновича.)

Входит  К о с т я.

К о с т я. Когда будут расписываться?

Я к о в. Кто с кем?

К о с т я. Маня с Семеном Перчаткиным.

Я к о в. Пока расписался один Сенька. Расписался в своей глупости и ушел.

К о с т я. Как? Что? Куда ушел?

Я к о в. После. А сейчас снимай брюки. Снимай, пожалуйста.

К о с т я. То есть как?

Я к о в. Просто снимай. Одолжи белых брюк. Иду представляться этому… тесту.

К о с т я. Какому те…

Я к о в. Можешь ты без психологии штаны снять? (Уводит Костю.)

С другой стороны входит  А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч, за ним — Р а я.

Р а я. Папа, отец!

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Я вам не отец. Ваш отец в зоологическом саду. Сидит в клетке: он зверь.

Р а я. Только не волнуйся.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Я не волнуюсь, я уже вздымаюсь! Я — зверь! Такого надо в Бутырки. У меня был процесс в легких, пускай теперь будет в Верховном суде.

Р а я. Папа, милый!

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Раечка, девочка, я же постилал твою постельку, расчесывал твои кудри… У тебя были правдивые глаза! И вот я не знаю своей девочки… Первый встречный… кардаш здесь, на скамейке, подносит мне внука. Вот какое время! А мы живем…

К ним подходит  Я к о в  в белых брюках, в галстуке. Замечает торчащую из кармана Александра Мироновича газету, выхватывает ее и разворачивает, закрывая ею лицо.

Я к о в. «Красный дорожник». (Читает.) Есть.

Александр Миронович удивлен, постукивает пальцем в листок, как в дверь.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Гражданин, товарищ… Вы обещали привести жениха.

Я к о в (убирая газету). Зачем водить, он сам придет. (Обходя куст.) Стоит сказать… Вот и пришел. (Пауза.) Разве плохой?

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Как? Вы же были всего этот… кардаш!

Я к о в. И вы были всего дядя. Я же не обижаюсь.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. До чего хитрое пошло поколение!

Я к о в. Извините, вы тоже прикинулись, как старый шакал.

Александр Миронович обходит Якова кругом, рассматривая со всех сторон. Рая впивается глазами то в отца, то в Якова.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Позвольте спросить хотя бы: какого вы вероисповедания?

Я к о в. Я атеист.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Ну да, понимаю: в анкетах мы все атеисты, а про себя?

Я к о в. И про себя атеист.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Этого не собьешь. Ну, а ваш папаша какой был религии?

Я к о в. Магометан.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Меньшего я и не ждал. Магометан. Рая, но по закону он может иметь сорок жен!

Я к о в. Верно. Только Магомет приказал каждой жене дать отдельную комнату.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Тогда не страшно. А что вы скажете за Советскую власть?

Я к о в. Все. Все скажу «за» Советскую власть.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Этого не собьешь! Ох, и я должен их проклинать! И почему-то не хочется. И что я могу сказать? (Со вздохом протягивает Якову руку.) Очень приятно.

Я к о в. Пожалуйста.

Рая бросается к отцу на шею.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Нет, отец-зверь, он может укусить.

Идут втроем, причем дважды меняют места. Наконец Рая становится посредине. Александр Миронович и Яков, обнимая ее, кладут руки друг другу на плечи.

Но почему нельзя было после командировки?

Из дома выходят  К а р а у л о в  и  О л ь г а  П а в л о в н а. У нее в руках наполовину связанный детский чепчик.

О л ь г а  П а в л о в н а. Думай, Сережа, думай. Ведь дом сносят, жизнь дотла разоряют. Умереть будет негде.

К а р а у л о в. Помещение дать должны. Вон новые коттеджи строят, там и умр… и жить будешь.

О л ь г а  П а в л о в н а. Я? В коттедже? Глупеешь ты летом. За что же меня в коттедж сажать? Мне в старом доме всякое бревно родное, каждую половицу я по скрипу, по голосу узнаю. Сергей Петрович, уговори Маню за Прибылева выйти. Встанем перед дочерью на колени… Нам и жизни-то каких-нибудь четверть часа осталось. Спасем дачу. Куры, куры здесь у меня! Они в коттедже не выживут.

К а р а у л о в. Тогда других заведем.

О л ь г а  П а в л о в н а. Да разве я к новым, чужим курам привыкну?

Появляется  М а н я.

Упроси ты ее…

М а н я. Дорогие родители, наконец я хочу открыть вам глаза.

О л ь г а  П а в л о в н а. Ты лучше закрой нам глаза, дай умереть под крышей.

М а н я. Умирать не надо… Что это вы делаете?

О л ь г а  П а в л о в н а. Чепчик вяжу. Только впору ли? Не знаю, какие головки у современных новорожденных бывают.

М а н я. Так это для… моего? (Обнимает мать и отходит к отцу.) Прости, простите меня… Я не знала, какие вы… Только теперь поняла, что я натворила… И вот я должна сказать: папа, возможно, что у меня совсем не будет ребенка.

К а р а у л о в. Как не будет? Почему? То есть ты хочешь… И думать этого не смей! Я тебя прошу и приказываю: чтобы ребенок был! Конечно, театр — главное, но маленький тебя не свяжет: мы, мы позаботимся… И думать не смей! Я к нему привязался…

К ним подходит Ольга Павловна.

О л ь г а  П а в л о в н а. Манюша, пожалей нас: выходи за Фе…

К а р а у л о в. Я говорю: Маша, мы только назад хорошо видим. Нам вместе сто десять лет исполнилось… Время позднее, вечер у нас. А твоя дорога, утренняя, иди, на нас не оглядывайся. Ступай, не бойся, ступай… (Ласково подталкивает дочь к крыльцу.)

М а н я  уходит.

О л ь г а  П а в л о в н а. Ты чего это ей сказал?

К а р а у л о в. Оля, не будем мешать ей… И если надо отсюда уйти, бросить дом, разве не вместе пойдем? Разве ты меня не проводишь?

Ольга Павловна плачет.

Э-э, старая, совсем отсырела. «Дача, дом, огород»… Не нуждаюсь в домишке! Я к Чайковскому могу зайти запросто. Я к Моцарту вхож! Я во дворце у самого Бетховена бываю! «Огород, палисадник»… Много ль мне надо земли? Точку одну, только точку, чтобы поставить штык виолончели на землю! Искусство квартиры не требует. А рука, тело мое — это все продолжение смычка! Плевал я на Прибылева больше вчерашнего! Не видать ему нашей Маши! Дачу сломаешь? Да я ее сам с корнем выверну! (Отрывает ветхий ставень с окна и бросает на землю.) Довольно! К черту! В Москву! Мать, собирай узелок! (Убегает в дом.)

О л ь г а  П а в л о в н а (идет за ним). Четвертая беда!

М а н я  выходит на крыльцо.

За сценой голос Караулова: «Маня, собирайся! В Москву уезжаем!»

М а н я. Сейчас, сейчас… Как я запуталась! Что теперь делать?

Входит  Р а я. Маня бежит к ней.

Рая, прости… Яков тебе говорил?

Р а я. Да, да! Я счастлива…

М а н я. Счастлива? Что же он тебе сказал?

Р а я. Он будет со мной всегда… Он полюбит моего ребенка… Я хочу, чтобы наши дети были как родные… Маня, ты все для меня сделала. Я буду рассказывать моему сыну о тебе… Он будет сидеть у меня на коленях, слушать и смотреть большими темными, как у Якова, — да, как у Яши, — глазами… А ты кого хочешь? Сына? Дочь?..

Из-за куста на минуту показывается  А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч.

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Рая!

Р а я  убегает к отцу.

М а н я. Неужели я ей завидую? Да, завидую. У нее будет сын… Настоящий… А у меня — холодная кукла, которую перед выходом на сцену сунет мне в руки помреж… Бутафорский ребенок! Я хочу настоящего! Я хочу слышать, как он дышит… Чтобы он засыпал доверчивый, маленький, мой! Сегодня, сегодня я видела его чепчик… (Плачет.)

Входит  Я к о в.

Я к о в. Гражданка, вносите ваши накопления: сберкасса закрывается.

М а н я. Что делает Костя?

Я к о в. То же, что и вы, только в кустах. Заверяю честью, что Костя первый шел к вам. Женитесь на Косте, пожалуйста.

М а н я. А он за меня пойдет?

Я к о в. Побежит, Я подтолкну.

М а н я (уходя в дом). Подтолкните, пожалуйста.

Входят  П р и б ы л е в  и  К о с т я, неся несколько колышков.

П р и б ы л е в (у крыльца). Сергей Петрович! Ольга Павловна!

Костя и Яков стоят в стороне. Входит  К а р а у л о в.

Каково решение Марии Сергеевны?

К а р а у л о в (официально). Посоветовавшись с дочерью, мы решили за вас не выходить.

П р и б ы л е в. Благодарю вас.

К а р а у л о в. На здоровье. (Идет к террасе.)

П р и б ы л е в (Косте). Дорога пройдет здесь. Вбивайте колышки.

Костя, вздыхая, вбивает колышек.

К а р а у л о в (с террасы). Думаете, закопали меня? Осиновый кол в могилу вгоняете? Нет-с, я еще сам на ваших похоронах бодро фюнебр сыграю. (Уходит в дом.)

П р и б ы л е в. Товарищ Яков, мой чертеж готов?

Я к о в. Готов, пожалуйста. (Кладет на стол.) Можете подписать.

Прибылев вынимает авторучку. Из дачи выходят  К а р а у л о в  и  О л ь г а  П а в л о в н а, одетые по-дорожному. Он несет виолончель в чехле, она — корзину. Сзади — М а н я. Она запирает дверь. Ольга Павловна затворяет ставни.

Я к о в. На Кавказ собрались?

О л ь г а  П а в л о в н а. Грех над бедой смеяться. Бог и нехристей наказывает. (Кланяется даче.) Сергей Петрович, Манюша… присядем… в последний раз.

Старики садятся на ступеньки крыльца.

П р и б ы л е в. Ч-черт… неприятно… (Наклоняется над чертежом, чтобы подписать его.) Позвольте! Что это?

Я к о в. Чертеж. Проект дороги.

П р и б ы л е в. Но здесь выходит, что надо сносить мою дачу!

Я к о в. Обязательно!

П р и б ы л е в. Я в серьезном деле шуток не терплю!

Я к о в. Я тоже.

П р и б ы л е в. Я вас сниму с работы.

Я к о в. Попробуйте.

П р и б ы л е в. Это подлог! Подсунуть чертеж, рассчитывая, что я подпишу, не глядя, не читая!

Я к о в. Наоборот: только прочитавши, вы и подпишете. (Подает Прибылеву газету.)

П р и б ы л е в. Что это? Газета?

Я к о в. На третьей странице, внизу. Вот: «Инженер фы фы Прибылев…»

Старики, Маня, Костя подходят ближе. Потом появляется  Р а я  и становится рядом с Яковом.

П р и б ы л е в (читает). «Эф эф Прибылев проявил себя как истинный гражданин нашей эпохи. Проектируя шоссейный путь, инженер Прибылев убедился, что при целесообразнейшем направлении дороги собственная дача Прибылева попадает в полосу отчуждения. Не колеблясь ни минуты, товарищ Прибылев отбросил личные интересы… Отдавая распоряжение о сломе собственной дачи, Федор Федорович лишний раз свидетельствует о росте подлинной социалистической сознательности. Прибылев — наша гордость!» Кто это написал?

Я к о в. Я написал.

П р и б ы л е в. Вы будете привлечены к ответственности, я сегодня же пошлю опровержение!

Я к о в. Посылайте, пишите: «Я, инженер Прибылев, н е  гражданин нашей эпохи. Мое сознание  н е  растет, и я — н е  наша гордость». Пишите опровержение.

Пауза.

П р и б ы л е в. Идиотично, но безвыходно.

Я к о в. Правильно.

П р и б ы л е в. Я не повезу этот проект на утверждение. Черт! Я не желаю смеяться над собой всю дорогу!

Я к о в. Я за вас и свезу и посмеюсь. Только подпишите.

П р и б ы л е в (не решаясь, над чертежом). Ч-черт… Дурацкое положение! Вот дьявольщина! Потерять дачу или репутацию?

Я к о в. Дачу, дачу!

П р и б ы л е в. Нет, ни за что!

Входит  п о ч т а л ь о н.

П о ч т а л ь о н. Прибылеву телеграмма. (Передает, уходит.)

Я к о в. Может быть, неприятность?

П р и б ы л е в (читает). «Прочтя «Красный дорожник», группа друзей-сослуживцев шлет вам свою благодарность и горячий привет».

Я к о в. Я ему карьеру сделал!

П р и б ы л е в (подписывает чертеж). Вы поступили мерзко, отвратительно, но остроумно, ч-черт… (Быстро уходит.)

О л ь г а  П а в л о в н а (обнимая Якова). Не поверю, чтобы такой юноша за каким-то Кавказом родился!

К а р а у л о в. Конечно, спасибо… но для нас, людей искусства, собственность — пустяки. (Небрежно открывает ставни, отпирает дверь и входит в дом.)

О л ь г а  П а в л о в н а (уходя за дачу). Цып-цып-цып… Курочки, остаемся!

Костя вытаскивает колья. Он и Маня смотрят друг на друга. Отворачиваются. Она идет к даче. Он — в лес.

Р а я. Маня! (Убегает за ней.)

Я к о в. Костя! (Ловит его на краю площадки.) Иди, Маня делает тебе предложение. Обещала жениться на тебе в первую очередь. Торопись, пока не перебили. (Уходит.)

К о с т я. Теперь перебить некому. (Делает шаг к террасе.)

Дорогу ему пересекает  А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Костя сзади бросается на него.

Черта с два! Ноги переломаю!

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Караул! Убивают!

Из леса выбегает  Я к о в, из дачи — М а н я. Костя поднимает ее на руки.

К о с т я. Прочь! Из всех… обезьян понаделаю!

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч (которого поднимает Яков). Меня интересует одно: бандит или сумасшедший?

Я к о в (уводя его). Просто псих с зачатками бандитизма.

К о с т я. Маня, я понесу тебя расписываться.

М а н я. Неси, только предупредим родителей.

Костя опускает ее на землю.

(Зовет.) Отец, мама!

С т а р и к и  выходят на крыльцо.

Мы давно любим друг друга.

К а р а у л о в (небрежно). Пожалуйста.

О л ь г а  П а в л о в н а (равнодушно). Мелкий жених пошел… Хорошо, благословляю. (Уходит в дом.)

К о с т я. Мы бы хотели расписаться…

К а р а у л о в. Значит, в любви, в этом прекрасном, благоуханном чувстве, вы пойдете расписываться? Что вы остолбенели? Садитесь.

Костя и Маня садятся рядом и робко смотрят на Караулова, который ходит перед лавочкой.

Я вас мало знаю, молодой человек, но ты… Ты — актриса… Где у тебя чувство изящного? Расписываться? В каких же принципах ты будешь воспитывать моего внука? (Уходя с террасы.) Любовь должна быть свободна!

К о с т я. Придется в загс идти потихоньку.

М а н я. И еще: нельзя ли нам ребенка? Только как-нибудь поскорее?

К о с т я. Согласен.

Из дачи выходит  О л ь г а  П а в л о в н а.

О л ь г а  П а в л о в н а (как о пустяках). Благословляться идите.

Из леса появляются  Я к о в  и  А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Из дачи — К а р а у л о в  и  Р а я.

М а н я. Товарищи, познакомьтесь!

Александр Миронович здоровается за руку с Ольгой Павловной и Карауловым, Косте кланяется издали.

Я к о в. Свадьбу на Кавказе сделаю. Там все есть: римский мост четвертого века, а рядом электростанция четвертого года пятилетки!

Р а я. Научиться бы строить прочно, как римляне, и быстро, как большевики…

А л е к с а н д р  М и р о н о в и ч. Вы слышали? Девочка будет строить мост! Теперь все возможно, но первым по этому мосту я не поеду!

М а н я (со стаканом в руке). Дорогие родители! Я сделала вам много неприятного. Но все окупится: обещаю играть свою роль правдиво, блестяще…

К а р а у л о в (со стаканом в руке). Дети, друзья! Жизнь многообразна, огромна… И мы, артисты, художники, первые должны находить в ней и показывать другим прекрасное. Отдадим же внукам нашу заботу, любовь, наши лучшие грустные и радостные песни!

Занавес

ВЕСЕННИЙ СМОТР

Комедия в трех действиях, пяти картинах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С т р а х о в  А н т о н  И в а н о в и ч — учитель, тридцати пяти лет.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а — его жена, двадцати семи лет.

З в е р е в  В а с и л и й  М а к с и м о в и ч — бывший канцелярский служащий.

М а р и я  М и х а й л о в н а — его жена.

Л ю б а — дочь Зверевых, ученица десятого класса.

И л ь и н  С т е п а н — ученик десятого класса.

В е р х о в с к и й  П а в е л  Н и к о л а е в и ч — учитель, лет сорока.

Н и н а — его сестра, ученица консерватории.

Р о з а н о в  К а п и т о н  С е м е н о в и ч — начальник канцелярии, лет двадцати пяти.

В е р а — подруга Любы.

Ж е н я  Н о в и к о в — ученик консерватории.

А л е ш а — товарищ Ильина.

М и л и ц и о н е р.

П р о х о ж и й.

П е р в ы й  л о м о в о й  и з в о з ч и к.

В т о р о й  л о м о в о й  и з в о з ч и к.

М о л о д ы е  л ю д и  и  д е в у ш к и, только что окончившие десятилетку.

Действие происходит в Москве в 1938 году.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Летний день. Комната в квартире Страхова, одна дверь в спальню, другая в коридор. С т р а х о в  стоит с закрытой книгой в руке, читает стихи. И л ь и н  сидит. Он слушает внимательно, напряженно. Н а т а л ь я  П е т р о в н а собирается уходить. Она выдвигает туалетные ящики, оглядывается, несколько раз пересекает комнату.

С т р а х о в (декламирует).

Печальный Демон, дух изгнанья, Летал над грешною землей. И лучших дней воспоминанья Пред ним теснилися толпой: Тех дней, когда в жилище света…

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Да! За свет мы заплатили?

С т р а х о в. Я заплатил.

…Блистал он, чистый херувим, Когда бегущая комета Улыбкой ласковой привета Любила поменяться с ним…

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Прости, что я тебя со светом перебила. (Ходит на цыпочках.)

С т р а х о в. Пожалуйста.

Когда сквозь вечные туманы, Познанья жадный, он следил Кочующие караваны В пространстве брошенных светил…

Н а т а л ь я  П е т р о в н а (шепчет, сложив ладони рупором). Дай мне денег.

С т р а х о в (не прерывая чтения, протягивает ей бумажник).

…Когда он верил и любил. Счастливый первенец творенья! Не знал ни злобы, ни сомненья, И не грозил уму его Веков бесплодных ряд унылый… И много, много… и всего Припомнить не имел он силы!

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Да, вспомнила! Если придет Павел Николаевич Верховский, скажи, что я скоро вернусь. До свидания. (Уходит.)

С т р а х о в. «Веков бесплодных ряд унылый…».

И л ь и н. Антон Иванович, вы не думайте, я понимаю. И такого человека убили! Э-эх… Он бы сам должен всех перекрошить! (Другим тоном.) Конечно, я глупо сказал. Привык при вас все говорить.

С т р а х о в. Все? Скажешь, у тебя секретов нет?

И л ь и н (настороженно). Вы о чем? Вам что-нибудь говорили?

С т р а х о в. Ну, вот и выдал себя.

И л ь и н. Нет, что вы про меня слышали?

С т р а х о в. «Слышали»! Я сам давно знаю.

И л ь и н. Про что знаете?

С т р а х о в. Вот пристал… Про любовь, про любовь. Уж очень громкие у вас секреты!

И л ь и н (облегченно). Больше ни про что? Честное слово?

С т р а х о в. Значит, другая, настоящая тайна есть?

И л ь и н. Да нет… Придет время, Антон Иванович, я вам первому скажу.

С т р а х о в. Заинтриговал.

За окном голос Нины: «Антон Иванович, к вам можно?»

И л ь и н. Вечно эти девчонки под руку кричат.

С т р а х о в. Ну-у-у?

Входит  Н и н а.

Н и н а. Здравствуете, Антон Иванович.

Нина, заметив Ильина, отворачивается от него.

С т р а х о в. Вас познакомить?

Н и н а. Я с хулиганами не знакомлюсь!

И л ь и н. Она только с пижонами знакомится.

Н и н а. Велите ему замолчать.

И л ь и н. Тебе бы самой кое с кем поменьше разговаривать.

Н и н а. Потрудитесь называть меня на «вы».

И л ь и н. Тебя на «вы»? И не подумаю!

С т р а х о в. А нельзя ли узнать причины распри?

Н и н а. Идем мы вчера вот с ним…

И л ь и н. Она неверно расскажет. Позвольте — я. Я все под честным словом расскажу.

Н и н а. Пожалуйста. Я не слушаю.

И л ь и н. Идем мы по улице. Вдруг навстречу Женька Новиков, пижон.

Н и н а. Очень воспитанный мальчик. А голос у него чарующий.

И л ь и н. Ну, это для кого как. До десятого класса все вместе учились. Вдруг у нее — редкий талант на рояли, а у Женьки, у которого ни при каких обстоятельствах самостоятельного голоса не было, вдруг мировой тенор открылся. «Ч-чарующий»! «Женечка»… Даже имя, как у девчонки. Консерватория, аудитория, сиреневое пальто, голубые брюки… Ходит бережно, как больной, и рукой за связки держится. Первый тенор — атаман вокальной шайки. «Чарующий»…

С т р а х о в. Ты что же, к голосу ревнуешь?

И л ь и н. Буду я ревновать! Я не ревную, я разоблачаю чуждый элемент. Тенор, да еще лирический — это голос не наш, не советский. У нас эпоха сильная, ее надо басом воспевать!

Н и н а. А Ленский? Ну, скажем, перед дуэлью тебе не нравится?

И л ь и н. Нет, мне после дуэли нравится, когда басом: «У-би-ит». Узнаю гений Чайковского.

С т р а х о в. Все?

И л ь и н. Я Женьку пижоном назвал, а она потом всю дорогу ругалась.

Н и н а. И не всю. Только назвала хулиганом… два раза.

И л ь и н. Три — хулиганом и два — дураком.

С т р а х о в. Все ясно. Возможности к примирению нет. (Как бы обдумывая.) Я бы, Степа, на твоем месте… в другой город уехал.

Н и н а. Все равно он мне противен.

И л ь и н. А ты — мне.

С т р а х о в. Ну что через силу ругаетесь? Я все равно вас помирю. Завтра прошу Нину и Женю Новикова на репетицию. После экзаменов у нас вечер. Там будут и рояль и тенор. А теперь — одна личная просьба: прежде чем разругаться на всю жизнь, сосчитайте в уме до десяти. До десяти проходили?

Н и н а. Антон Иванович, я совсем не мириться, я к вам по другому делу пришла. Хочу о Любе Зверевой посоветоваться. Последнее время с Любой что-то происходит. От всех сторонится. И одеваться стала как-то плохо, неряшливо. А мальчишки — такие дураки: никто с ней не дружит.

И л ь и н. Вчера мы идем по двору, а Люба стоит и плачет.

Н и н а. Я ее спрашиваю — молчит.

С т р а х о в. Я тоже заметил. Спасибо, что сказали. Подумаю. Сегодня же поговорю. Ведь она моя соседка.

Стук в дверь. Входит П а в е л  Н и к о л а е в и ч  В е р х о в с к и й.

В е р х о в с к и й. Здравствуйте, Антон Иванович. А-а, сестра… И Ильин здесь? В наше время это называлось — друзья детства. А теперь как?

Н и н а. Ты преподаватель, даже директором был, ты должен знать, как говорят ученики.

В е р х о в с к и й (Страхову). А Наталья Петровна?

С т р а х о в. Она сейчас придет. Садитесь. Здесь шла речь о Любе Зверевой.

В е р х о в с к и й. Что же можно сделать с физическим недостатком? Еще моральные дефекты школа пытается исправить. И это нам иногда удается. (Встает.) Дорогие друзья! Теперь мы можем похвастать. Года четыре тому назад к нам поступил юноша лет пятнадцати. В прошлом — беспризорный, вор-рецидивист. Он работал в шайке, не раз был арестован, и что же? У нас он буквально переродился. Отличник. На днях десятилетку кончает… (Широким жестом указывая на Ильина.) Вот. Прошу.

И л ь и н. Павел Николаевич! Павел Николаевич! Вы обещали, вы слово дали не говорить!.. Честное слово!..

В е р х о в с к и й. Я и молчал, а теперь — дело прошлое. Завтра кончаются выпускные экзамены. И мы и вы можем только гордиться. Вашу руку, гражданин Ильин!

И л ь и н. Вы… (Убегает.)

Н и н а (Верховскому). Что ты сказал?

В е р х о в с к и й. Правду. Вор-рецидивист.

Н и н а. Этого не может быть!.. (Быстро уходит вслед за Ильиным.)

С т р а х о в. Павел Николаевич, зачем вы это сделали?

В е р х о в с к и й. Что ж тут дурного? О таких случаях в газетах печатают.

С т р а х о в. Мы же его не из тюрьмы, а из школы выпускаем. Не знаю, что было раньше, но кто-то им занимался, в школу Ильин пришел хорошо подготовленным, и исправлять его не приходилось. Не следовало его выдавать, да еще при мне, при Нине.

В е р х о в с к и й. Я и в классе скажу. Почему нет? Ах, у мальчика больное самолюбие? Да, может быть, этот мальчик людей резал, возможно, и будет резать.

С т р а х о в. А вы для него ножик точите?

В е р х о в с к и й. Благодарю за урок. Надеюсь, я могу выйти из класса, не прося разрешения. (Уходит.)

С т р а х о в (шагает по комнате). Дал слово не говорить… Честное слово… (Ищет в алфавитной книжке.) Где он живет? Ильин… (Нашел адрес, берет кепку.)

Входит  М а р и я  М и х а й л о в н а  З в е р е в а, снимает фартук и кладет его на стул.

М а р и я  М и х а й л о в н а (сдержанно, но очень напыщенно). Антон Иванович! Вот. Снимаю с себя всякую ответственность. Я вам больше не ответственный съемщик. Не стану третьего дворника искать. Дрова носите сами, улицу метите сами, несмотря на все мое к вам уважение.

С т р а х о в. В чем дело, Мария Михайловна?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Достукались! Уходит Никишка. Второго дворника загубили. Сначала Ленька к нам поступил. Ненахальный такой, общежительный. Вы, вы его до техникума довели, до инструкторского-конструкторского. Теперь Никишка. На что вы его толкаете? Грамоте научили, а книжек хороших не дали. Вчера заглянула, а он порнографию читает. «Египетские ночи». И зачем Советская власть такую мерзость печатает?

С т р а х о в. Это Пушкин написал.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Александр Сергеевич? Никогда не поверю! Одним словом, дрова носите сами, мостовую метите сами, несмотря на все мое к вам уважение. Двоих дворников истребили!

С т р а х о в. Парни были способные.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Значит, нам теперь дурачка искать?

Страхов намеревается уйти.

Куда же вы? У меня еще два дела не высказаны. Повлияйте на моего супруга поавторитетнее.

С т р а х о в. А что? Пьет?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Если бы только пил… Пишет!

С т р а х о в. Что же в этом плохого?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Ему же пятьдесят пять лет! А… пишет! От соседей стыдно. За это письмо его со второго места сгоняют: выдумал деловые канцелярские бумаги художественным слогом писать.

С т р а х о в. Серьезно?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Истинный бог, сама приказ читала: «Уволить без выходного пособия за неоднократную беллетристику».

За сценой шум.

Вот. Восходит красно солнышко.

Стук в дверь. Входит  В а с и л и й  М а к с и м о в и ч  З в е р е в. Настроение его приподнято, может быть, подкреплено стаканом вина.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Событие. Иду по Бронной и вижу на синем почтовом ящике написано мелом: «Разлука». Все. «Разлука». И весь почерк, каждая буква тоскует.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Ну?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Что «ну»?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Событие-то на Бронной какое?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (отмахнувшись). Антон Иванович, понимаете? Ведь здесь в одном слове целый роман написан! Она уехала. Он одно письмо посылает, другое… Нет ответа. И вот жалуется человек безответному почтовому ящику: разлука!

С т р а х о в. Очень хорошо.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Ну, а событие-то на Бронной какое?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Забудь про меня на минуту. Антон Иванович, вы представляете? Вечер у почтового ящика. Человек. Опустил свое бедное письмо… Улица… одиночество… и начертил мелом прямо из души: «Разлука».

С т р а х о в. Это вы, Василий Максимович, запишите…

М а р и я  М и х а й л о в н а. Старик и так балуется, а вы — про ящик писать! Тяжело нам эти ящики на себе перетаскивать.

С т р а х о в. А если у Василия Максимовича талант?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Тридцать лет живем — не замечала.

С т р а х о в. А вдруг его напечатают?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (гордо). Да!

С т р а х о в. Имя будет, деньги…

М а р и я  М и х а й л о в н а. Имя-то у него и так есть, а вот денег на его имя что-то не поступает.

С т р а х о в. Поступит, поступит.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Большой вы доброты человек, Антон Иванович.

С т р а х о в. Ну, я пойду. (Хочет уйти.)

М а р и я  М и х а й л о в н а. Куда же вы? Я про дочь, про Любу еще хотела.

С т р а х о в. Да, отчего она у вас так грустит?

М а р и я  М и х а й л о в н а. От возраста. Девушка от каждой звезды тоскует.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Про звезду запишу. В старухе искра божия.

М а р и я  М и х а й л о в н а. «Запишу»! Ты бы лучше с Розановым поговорил — женится он на Любе или только так?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. И не женится и не так! Розанов…

М а р и я  М и х а й л о в н а (скороговоркой). Хороший человек, прочный человек, элегантный человек, трезвый человек.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Вовсе не человек!

М а р и я  М и х а й л о в н а. А если его Люба любит?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Нет, Люба его не любит.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Нет, Люба любит!

С т р а х о в. Василий Максимович! Мария Михайловна!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Я вам про Любу все расскажу, только отгоните ее, пожалуйста. (Выводит Марию Михайловну и прикрывает за ней дверь.) Антон Иванович, никакого Розанова Люба не любит.

В дверях показывается голова  М а р и и  М и х а й л о в н ы.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Не верьте — любят.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Затвори дверь. Пойди на кухню. Пусти из крана воду, закрой и опять пусти. Пока не услышу — слова не скажу.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Тайный советник! (Закрывает дверь.)

С т р а х о в. Что у вас с Любой?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Что с Любой? Ей восемнадцать лет, и она хромая. Все. Все! (Пауза.) Мы к Любиной хромоте привыкли, а она вот начала замечать и все больше замечать. Ведь буквально на каждом шагу свое несчастье чувствует! Лыжи, танцы, коньки — эх, быстрые, веселые слова! А для нее — ножи. Вот грустные вальсы бывают… Какую же тоску она в них слышит! (Пауза.) Десятилетку кончает… Там мальчики, девочки записки пишут, ревнуют, ссорятся: «Верните мои письма». Да-да, замечательные письма! Много лет пройдет, сколько великих книг позабудешь, а детская записка, теплая, сложенная в восемь раз, — на памяти, как приклеенная. Никогда Люба таких записок не получит. Не напишут. Всю жизнь одна прохромает. Вот она я грустит. Чем бы ее хоть на время, хоть обманом с этого настроения столкнуть?

С т р а х о в (задумчиво). Обманом? Разве… поможет?

Входит  М а р и я  М и х а й л о в н а.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Не буду больше водяной кран вертеть: в кухне думают, что я сумасшедшая. Там Люба с Розановым пришли.

С т р а х о в. Позовите их, пожалуйста.

М а р и я  М и х а й л о в н а  выходит.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Прошу присмотреться.

Входят  М а р и я  М и х а й л о в н а, Л ю б а  и  Р о з а н о в. Он кланяется не без достоинства.

С т р а х о в. Здравствуйте. Гуляли с Любой?

Р о з а н о в. Вернее, общались. Гулять или разговаривать с девушкой, не имея на нее твердой установки, непорядочно. Я из хорошей семьи.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Сядьте, Капитон Семенович, сядьте.

Р о з а н о в. Данк’ю. Но сейчас вы сами поймете, что с моей стороны сидеть нельзя. Не буду заинтриговывать вас дальше. Я на пятьдесят процентов сирота. То есть живу с одной мамой. Иждивенка шестидесяти лет, беспартийная.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Вы и про маму расскажете?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Ну что пристал к человеку? Слушаем вас. В шестьдесят лет — и беспартийная, очень интересно.

Р о з а н о в. Лично я работаю в качестве начальника канцелярии. Конечно, можно придумать должность более большую, но это явление кажущее. Канцелярия — место безгрешное. Например, чем я могу провиниться? Даже при наличии злой воли самый максимум, на что я способен, — это пишущую машинку сломать.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (Страхову). Запишу.

Р о з а н о в. Мария Михайловна, Василий Максимович, и вы, Антон Иванович, в качестве педагога. Разрешите мне и Любочке обоюдно стать супругами. Я со своей стороны согласен. Мотивы?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Мы и без мотивов готовы.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Отвергаю шесть раз!

Р о з а н о в. Я не кончил. Мотивы? Я поклонник умственных выкладок и тишины. Поэтому желательно хотя бы в супруге найти тихую сторонницу моего «я».

М а р и я  М и х а й л о в н а. Как мать, согласна вполне.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. За что ж именно вы нашу дочь выбрали?

Р о з а н о в. За спокойствие. Танцевать она не будет, изменять мне — тоже.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (угрожающе). Поче-му?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Ну что цепляешься к человеку?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Нет, как он смеет думать, что моя дочь не будет ему изменять?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Господи, да все женихи сначала так думают.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Нет, почему другие будут ему изменять, а Люба нет?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Просто ему по молодости так кажется.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (делая шаг к Розанову). Нет, здесь кроется оскорбление.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Какое оскорбление? Он же сам сказал: пишущей машинки не обидит.

Л ю б а. Перестаньте! Напрасно вы беспокоились, что я замуж не выйду. Вот — берут! Капитон Семенович, почему вы убеждены в моей верности? Потому что на меня никто не взглянет, да? Не бойтесь, я не пойду за вас. Мне не надо вашего хромого счастья. Даже смотреть на вас жалко. Вам на слепой, на слепой надо жениться! (Отходит в сторону.)

Р о з а н о в. Я был корректен, а меня посылают к слепой.

С т р а х о в. Послушайте, Ро́занов… (Делает ударение на «о».) Вам сейчас лучше уйти.

Р о з а н о в. Хорошо. Только я не понял: отказали мне или нет?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Намекнули, что свадьбы не будет, намекнули.

Р о з а н о в. А мотивы?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Экзамены у нее, экзамены.

Р о з а н о в. Может быть, мне зайти впоследствии?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Всегда, всегда рады.

Р о з а н о в (кланяется, подходит к Страхову). Только моя фамилия не Ро́занов, а Роза́нов. Я говорю, чтоб потом не обижаться. (Уходит.)

Старики показывают Страхову на Любу. Он успокаивающе кивает и мягко вытесняет их из комнаты.

С т р а х о в. Все это, конечно, очень неприятно…

Л ю б а. Мне очень тяжело. Я не знаю…

С т р а х о в. Не знаете? Но, Люба, подумайте, кто этот Розанов? Чего можно было ждать от такого типа? Ведь он же вам не нравился?

Л ю б а. Вы правы…

С т р а х о в. Ну вот… Забудьте о нем. Лучше помогите мне предотвратить драму.

Л ю б а. Драму? Я?

С т р а х о в. Да-да. У вас доброе сердце, сильный характер. Помогите. Понимаете, надо его вернуть…

Л ю б а (возмущенно). Вернуть? Розанова?

С т р а х о в. Да нет! Ильина!

Л ю б а. Степу? Что случилось?

С т р а х о в. Хотите мне помочь? Пойдемте, по дороге я все вам расскажу.

Л ю б а. Идемте. Он мой друг. Но что, что с ним случилось?

Входят  М а р и я  М и х а й л о в н а  и  В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Л ю б а  пробегает мимо них.

Я ухожу с Антоном Ивановичем!

М а р и я  М и х а й л о в н а. Мы думали, Любочка в слезах, а она вот побежала. Волшебный вы человек. Ох, большая в вас доброта! Не случись революции, вас бы в святые зачислили.

С т р а х о в (иронически). Я и сам иногда так думаю.

М а р и я  М и х а й л о в н а. А за супругу за вашу быть вам в раю. Быть, быть! Все видите и молчите.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Там вода убежала.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Другой бы ее…

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Марья, вода бежит! (Тянет ее за руку.)

М а р и я  М и х а й л о в н а. Дай мне поблагодарить человека. Весь дом удивляется: как это Наталья Петровна вас на Верховского променяла.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (кричит). Кухня горит!

М а р и я  М и х а й л о в н а (убегая). Ой!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Антон Иванович, не верьте… Мария Михайловна от домашнего хозяйства совсем одичала. Она все по глупости наврала. Честное слово. Она и меня подозревает: верите ли, к одной совершенно невинной старушке приревновала, ей-богу. Антон Иванович, забудьте.

Входит  Л ю б а.

Л ю б а. Я готова.

С т р а х о в  медленно выходит за  Л ю б о й  из комнаты.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (один). Новое дело! Я бы на месте правительства всех пожилых старух к черту запретил.

Входит  М а р и я  М и х а й л о в н а.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Разве можно пожаром шутить?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Ты здесь хуже пожар зажгла!

М а р и я  М и х а й л о в н а. А что?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Зачем ты с его женой выскочила? Ведь он ничего не знал. Понимаешь?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Никогда не поверю. Человек про все страны знает, а про жену не знал. Тогда бы ему и детей учить не доверили.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Не знал, пойми ты — не знал.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Все про своих жен знают, а он один не знает? Сказал! Даже обидно за Антона Ивановича!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Слушай, косная женщина! Бери свои слова обратно. Делай, что хочешь, только разуверь Антона Ивановича.

Входят  Н а т а л ь я  П е т р о в н а  и  В е р х о в с к и й. Он, еще у порога, не видя Зверевых, обнимает Наталью Петровну. Она, глядя на Зверевых, отстраняет его.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Вот, разуверь!

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Не квартира, а бульвар… Вечно посторонние.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Не волнуйтесь, мы ничего не видели. Сейчас посторонние уйдут, и на бульваре одни свои останутся. Пойдем, Вася!

Уходит вместе с  В а с и л и е м  М а к с и м о в и ч е м.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Она дерзость сказала. Неужели не поняли? Свои — это вы, а бульвар — это я.

В е р х о в с к и й. Надо делать вид, что мы не поняли. Идите сюда. Посидите со мной!

Поцелуй.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. А вдруг увидят? (Открывает дверь в коридор, возвращается.) Испугалась. Я сумасшедшая? Со мной этого никогда не случалось… И вдруг — влюбилась, В кого влюбилась? Давайте, давайте рассмотрим… (Берет обеими руками голову Верховского.) Лоб большой, умный… Глаза пропускаю: никогда не нравились. Зато нос хороший, нос мой. Губы злые, скупые… у-у… Все равно — красивый. (Встает.) А вдруг этот Ильин вас убьет? Я читала; преступники сначала исправляются, и так до трех или четырех раз. Точно не помню… Какая-то научная статья…

В е р х о в с к и й. Такой статьи нет.

Быстро распахнув дверь, входит  С т р а х о в. Останавливается, всматривается.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Антон, ты не помнишь, — я говорила, — до скольких раз в статье убивают?

С т р а х о в. Убивают всегда один раз.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а (задумчиво). Нет, там выходило как-то больше. (Верховскому.) Да, я должна вам отдать книги.

Отходят с Верховским к столу.

В е р х о в с к и й (тихо). Если он уйдет, я вернусь.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а (передавая книги). Синяя мне понравилась, а желтая — нет.

В е р х о в с к и й. Я буду носить только синие. До свидания. (Уходит.)

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Антон, я прошу, я требую оградить меня от оскорблений. Мария Михайловна сказала мне что-то гадкое, я не поняла. И пускай Верховский к нам больше не приходит.

С т р а х о в. Чем же она тебя оскорбила?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Не знаю, не знаю. Пускай Верховский больше не приходит.

С т р а х о в. Но если Мария Михайловна сказала вздор, зачем же гнать человека?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Все равно, а книги я могу брать и у тебя. Конечно! Дай мне сейчас. Только хорошую.

С т р а х о в. Я вчера перечитывал «Чайку». Хочешь?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. «Чайку»? Это там птицу убили? Нет, я не люблю, когда животных мучают. Нет ли книги, чтобы было классическое и можно читать?

С т р а х о в. И классическое и можно читать. Сейчас подыщем. Вот посмотри. (Передает ей книгу.)

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. А ты опять куда-то собираешься?

С т р а х о в. Ильина я не застал. Поймаю его, потом надо с Любой поговорить.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Почему они со всеми делами бегут к тебе?

С т р а х о в. Потому что я их дела считаю своими делами. И ученики это знают. Видишь ли, теперь нельзя, да и неинтересно преподавать свой предмет «от сих до сих», А занятия по литературе ограничить школьными занятиями просто невозможно. Я с учениками о многом говорю — вот отсюда и дружба. И, ты знаешь, помогая школьникам, я сам становлюсь сильнее, увереннее. Да-да, мы друг другу нужны. Куда же Ильин убежал? (Уходит.)

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Антон! Антон! Ушел… Ах, я опять для него галстук купить позабыла… (Ложится на кушетку, берет книгу, оставленную Страховым, читает.) «Флобер. Госпожа Бовари». Ну ладно, надо же иногда почитать. (Читает.) «Мы сидели в классе»… Опять про школу!.. «Когда вошел директор в сопровождении новичка, одетого в городское платье, и классного сторожа, несшего большой пюпитр, кто спал, проснулся». А вот мне спать захотелось!

Осторожно входит  В е р х о в с к и й.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Вы его не встретили?

В е р х о в с к и й. Видел, как он выходил. (Садится на диван рядом с Натальей Петровной и обнимает ее.)

Дверь открывается, появляется  В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Незамеченный, он доходит до середины комнаты, берет нож и стучит по графину.

Любовники отпрянули друг от друга.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Внимание! Я понимаю: в чужую нравственность входить нельзя…

В е р х о в с к и й. А в чужую комнату можно?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. В чужую — пустяки, а вот если бы Антон Иванович в свою вошел? Я не о вас забочусь, мне его жаль. Ну, она прирожденная женщина, но вы — учитель. Это непедагогично.

В е р х о в с к и й. Довольно! (Наталье Петровне.) Я позвоню. (Уходит.)

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Что вам еще надо?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Я требую, чтобы вы хотя бы дверь запирали.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Вы требуете? Это шантаж? Хорошо. Говорите Антону.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Наоборот, я скрыть хочу.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Доносите мужу, я не боюсь…

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Ох, не способен… Я, я боюсь… За Антона Ивановича боюсь…

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Не хочу говорить с шантажистом.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. А вот я должен говорить с… с вами.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а (убегая). Не буду!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (уходя за Натальей Петровной в комнату). Нет, будете!

В течение секунд десяти из соседней комнаты слышны голоса Натальи Петровны и Василия Максимовича. Спор наконец стихает. В другую дверь, пятясь, входит  М а р и я  М и х а й л о в н а, за ней — С т р а х о в.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Если вы что забыли, Антон Иванович, я подам. С дороги возвращаться — плохая примета.

С т р а х о в. Где Наталья Петровна? (Указывает на дверь спальни.) Она там? У нее кто-нибудь есть?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Явственно не заметила. Кажется, Верховский Павел Николаевич зашли.

С т р а х о в. Туда? (Идет к двери.)

М а р и я  М и х а й л о в н а (загораживает дорогу). Ну что же? Сначала здесь разговаривали, а по какому-нибудь делу в спальню пошли.

Страхов бросается к двери.

Антон Иванович, остановитесь! Чего же не видали там? Я лучше сама, в скважинку… Истинную правду скажу, не укрою. (Бежит к двери.) И куда Василия Максимович провалился? (Нагибается к скважине.) Вижу я плохо… (Кашляет, желая предупредить.)

С т р а х о в. Кто там?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Мужчина.

С т р а х о в. Какого роста? В сером пиджаке?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Роста подходящего, только без пиджака.

С т р а х о в. Без пиджака?

М а р и я  М и х а й л о в н а (подходя к Страхову). Антон Иванович, крепитесь. Теперь не только женатым, а и холостым изменяют. Ваше положение еще хорошее.

Дверь спальни отворяется. По-видимому, примиренные, выходят  Н а т а л ь я  П е т р о в н а  и В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Несколько секунд Страхов стоит неподвижно, как бы не веря счастью. Затем бросается к Василию Максимовичу на шею.

С т р а х о в. Василий Максимович! Радость моя!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Обстановка первого действия. Вечер. С т р а х о в  у стола, читает объемистую рукопись.

С т р а х о в. Хорошо. (Пауза.) «…Ночью по небу шли медленные тучи, как скорбные сестры с поникшими головами…» Очень хорошо, Василий Максимович.

Вбегает  Л ю б а  с письмом в руках.

Л ю б а. Антон Иванович, я письмо получила! Такое! (Зажмуривает глаза.) Вот. Прочтите.

С т р а х о в (растерянно). Что вы, Люба, оно же адресовано вам…

Л ю б а. Все равно, мама уже прочла. Раньше меня. А мне посоветоваться надо. Подруг я стесняюсь, а от вас секретов нет. Вот и пришла. Прочтите, пожалуйста. И помогите. Что же мне делать?

Страхов читает про себя.

Он пишет, что я ему очень нравлюсь… Странно. Он часто издали провожает меня, когда я иду из школы… Вы обратили внимание: когда «я иду». (Пауза.) До моего лица дочитали? Чудак… Какая же я интересная? (Пауза.) Мое имя узнал, а сам не подписался. Почему? Неужели я могу кому-нибудь понравиться?

С т р а х о в (складывая письмо и возвращая его Любе). Чему вы удивляетесь?

Л ю б а. Я же хромая!

С т р а х о в. Это совершенно не важно, да и почти не заметно. А лицо у вас, Люба, милое, интересное, красивое лицо.

Л ю б а. Вы… вы из жалости говорите.

С т р а х о в. Да за что вас жалеть? Простите, Любочка, но иногда мне кажется, что вы своей хромотой кокетничаете, честное слово. Ну, а куда вы после экзамена убежали? Я вас и поздравить не успел.

Л ю б а. Я гуляла долго… Сегодня мне все красивым кажется. Я раньше, например, не замечала, какой прекрасный дом на углу. Лицо у этого дома такое открытое, гордое и немного надменное, как у старого военного. А дерево зеленое-зеленое, светлое-светлое! И птица на ветке. Розовая с белым. Я знаю, что здесь таких не бывает, но я сегодня видела, видела, честное слово! А вы никогда не видали?

Ст р а х о в. Нет, не замечал.

Л ю б а. Я сегодня все стихи вспомнила. Каждое слово, каждый звук так услыхала, так увидела… И мне показалось, что все поэты свои стихи писали про меня, для меня. Антон Иванович, простите!

Входят  М а р и я  М и х а й л о в н а  и  В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Оба очень довольны.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Любочка вам свою радость открыла? Письмо-то показывала? Как я ее письмо распечатала — хотела во двор бежать, всему дому прочесть, да она выхватила — и к вам! (Берет у Любы письмо.) Кто же это написал?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Судя по экспрессии языка — литератор.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Отнеси господь! Не может быть литератор. Ты же сам говорил: искренне, бескорыстно написано. Антон Иванович, а по вашим точным наукам нельзя дознаться: кто это сочинил?

Л ю б а. Мама, я его не знаю и отвечать не собираюсь.

М а р и я  М и х а й л о в н а. На все, на все согласны.

Л ю б а. Мама! Как вы… А может быть, я полюблю другого? (Убегает.)

М а р и я  М и х а й л о в н а. Другого? Нравственность-то как покачнулась! Антон Иванович, кто же это написал? А нельзя ли через милицию доискаться?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Я говорю — литератор.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Ну, довольно нам и одного литератора. Вдвоем вы и вовсе сопьетесь. (Указывая на мужа.) Антон Иванович, ему место на двести восемь рублей предлагают, а он лицо отворачивает. «Мне, говорит, служить некогда, я два месяца буду свою рукопись шлифовать». Ювелир бессовестный! Ну какой из тебя сочинитель? Настоящий писатель должен в глаза бросаться. У него выправка быть должна. Ну куда тебе!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Антон Иванович, судите меня. Отвечать ли мне на все голоса в мире или только на входящие бумаги в канцелярии? Приделайте к моей душе либо крылья, либо хвост!

С т р а х о в (берет со стола рукопись и убирает ее в ящик). Я только начал вашу рукопись, но многое меня тронуло по-настоящему. Пишите…

Василий Максимович бросается к Страхову и пожимает ему руку.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Антон Иванович! (Отходя.) А мои пятьдесят пять лет — ничего?

С т р а х о в. Вы любите эту работу?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Люблю.

С т р а х о в. Ночи, когда приходят и окружают вас образы, такие живые, плотные, что в комнате можно их тронуть руками, — эти ночи вы знаете?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (вдохновенно, шепотом). Знаю…

С т р а х о в. Пишите.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (хватая Страхова за руку). Идемте, идемте ко мне, я вам прочту последнее. (Увлекает Страхова из комнаты.)

М а р и я  М и х а й л о в н а. Вот какое время: человек человека в литературу толкает.

Вбегает  Н и н а, удерживаемая  В е р х о в с к и м.

Н и н а. Пусти! Я все равно скажу. Антон Иванович дома? Позовите его.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Они сейчас с Василием Максимовичем для обоюдного чтения, как жулики, заперлись. Пойду у дверей караулить. (Уходит.)

В е р х о в с к и й. Не допущу, чтобы ты жаловалась на меня этому «святому».

Н и н а. Зачем ты сказал? Опять при всем классе сказал, что Ильин был вором? Это нарочно. Ты сам хотел, чтобы он на тебя бросился и обругал. Так и вышло. (Плачет.) Зачем? Зачем?

В е р х о в с к и й. Да, я это сделал нарочно. Чтобы показать тебе этого Ильина. Он не только был вором, но и остался бандитом. Кто еще мог налететь на преподавателя с кулаками?

Н и н а. А если ему не дадут аттестата?

В е р х о в с к и й. И наверное не дадут. Ниночка, дорогая, я должен разрушить вашу любовь, дружбу — не знаю. Что ты хочешь? В восемнадцать лет выйти замуж за мальчишку и негодяя?

Н и н а. Н-нет…

В е р х о в с к и й. Ты — милая девочка, знающая жизнь по десятку хороших книг, и этот Ильин Степан, прошедший… и «медные трубы». Где, кем был Ильин до четырнадцати лет? Притоны, карты, сивуха, маруха. Ты знаешь, что значит «маруха»?

Н и н а. Нет.

В е р х о в с к и й. Любовница. Да-да. У них с десяти лет любовницы. Тебя он еще не зовет марухой?

Н и н а. Но теперь он…

В е р х о в с к и й. Исправился? А сегодня? Тебе говорили? Мы не можем дать аттестат дикарю. Много — через год он опять будет в тюрьме.

Входит  М а р и я  М и х а й л о в н а.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Василий Максимович в голос читает, навзрыд читает, значит, до ночи. Там Люба с Ильиным тоже дожидаются.

Нина быстро идет к двери. Верховский ее догоняет.

В е р х о в с к и й. Ниночка, верь мне…

Н и н а  медленно уходит.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Товарищ директор!

В е р х о в с к и й. С прошлого года я больше не директор.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Снаружи, может, и понизили, а внутренность у вас все равно директорская. Павел Николаевич, окажите поддержку.

В е р х о в с к и й (рассеянно). Вы о дочери? Экзамены она сдает, учится хорошо, только по физике немного хромает.

М а р и я  М и х а й л о в н а (не расслышав). Прихрамывает, это верно. Вы уж простите, она не нарочно. Я не о дочке, о супруге просить хочу. Он хотя и не учится, но поведения совершенно отъявленного.

В е р х о в с к и й. Какое же я имею отношение?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Вам всех людей насквозь видать, как в мышеловке. Товарищ директор… Даже называть этак совестно. Директор — и вдруг «товарищ»! Озорство какое! Ведь по-прежнему, по-настоящему-то вы — ваше превосходительство.

Верховский поднимает руки, как бы обороняясь.

Я и за глаза и всегда, как только вас увижу, так мысленно и думаю: вот идут его превосходительство… Павел Николаевич, окажите внимание. На супруге моем два пятна: пьет и пишет. И не могу я понять: не то пьет оттого, что пишет, не то пишет оттого, что пьет. Против вина я к нему даже доктора звала. Пришел. Усыпил Василия Максимовича за десять рублей. Вижу — помогло. А к вечеру он проснулся и опять в пивную пошел. Какой же, думаю, толк? Он и без доктора во сне-то не пил.

В е р х о в с к и й. Что же вы хотите, чтобы я вашего мужа от запоя лечил?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Не от запоя, а от письма. Пишет он.

В е р х о в с к и й. Да, я что-то слыхал… Вообще ваш муж много на себя берет…

М а р и я  М и х а й л о в н а. Все, все на себя берет, ничего дома не остается.

В е р х о в с к и й. Так. Что же он пишет? Стихи? Пьесы?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Нет-нет… Хоть мы с мужем и ссоримся, а такого про него не скажу. Он, видите, что-то вроде отрывков из головы сочиняет. Да я вам покажу. (Оглядывается, открывает стол, берет рукопись.) Вот. Какую тяжесть написал — настоящему писателю впору. Взгляните, не побрезгайте. (Подает ему рукопись.)

В е р х о в с к и й. Что ж тут можно сделать?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Павел Николаевич, я-то боюсь, а не могли бы вы эту рукопись спалить в качестве бреда?

В е р х о в с к и й. К сожалению, у нас это не практикуется. (Подумав.) Позвольте… Сейчас, сейчас… Мы его вылечим. Как я понял, ваш муж готовит это для печати? Вот мы его рукопись в печать и отдадим.

М а р и я  М и х а й л о в н а. А это для него не опасно?

В е р х о в с к и й. Не беспокойтесь. Просто редактор полистает, увидит, что белиберда, и даст ругательный отзыв. А редактор — настоящая собака.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Дай ей бог здоровья. Может быть, для ругательного отзыва мужнины метрики нужны?

В е р х о в с к и й. Это не обязательно.

М а р и я  М и х а й л о в н а. И благодарить вас не смею. Прячьте скорее собрание сочинений. (Кланяясь, уходит.)

Верховский, убирая рукопись в портфель, роняет из нее лист бумаги другого формата. Поднимает.

В е р х о в с к и й (читает). «Дорогая Люба, часто, когда вы идете из школы, я издали провожаю вас. Я люблю ваше лицо, печальные глаза, тонкие, легкие волосы. Я подолгу смотрю на вас и, кажется, вас люблю…» Позвольте!.. Это же Антон Иванович, его почерк! Что за черт! «Дорогая Люба»… Люба… Ну да! Ай да юродивый! И не подписался. Это черновик — понимаю…

В дверях показывается голова  М а р и и  М и х а й л о в н ы.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Степка Ильин идет и за пазухой камень держит. (Скрывается.)

В е р х о в с к и й. О черт! (Озирается кругом и уходит в комнату.)

Входят  Л ю б а, Н и н а  и  И л ь и н. Он действительно что-то поддерживает под пиджаком. Все трое останавливаются молча.

И л ь и н. Ну?

Н и н а. Почему ты скрывал свое прошлое, значит, ты его стыдишься?

И л ь и н. А ты хочешь, чтобы я им гордился? (Пауза.) Когда меня привели в школу, я не хотел числиться «из беспризорных». Им особенное внимание, снисхождение оказывают. А я так не хотел. Пускай трудно.

Л ю б а. Я это очень понимаю, очень-очень!

Н и н а. Ну, был беспризорным — это не твоя вина. Но ты ведь не воровал?

И л ь и н. Нет, воровал.

Н и н а. Неужели без этого было нельзя?

И л ь и н. Тебе было можно, когда тебя нянька с ложки манной кашей кормила, а ты головой вертела.

Н и н а. Скажи…

И л ь и н. Опоздала с допросом…

Нин а. Одно слово… Говори правду, у тебя была… любовница?

И л ь и н. Была.

Пауза.

Л ю б а. Степа, как же ты ушел оттуда? Это редко бывает. Какой ты…

И л ь и н (Нине). Допрашивать кончила? Воры… бандиты… Они людей пришивали из корысти, а твой брат из какой выгоды меня зарезал? Вот гад!

Н и н а. Не смей так о моем брате! Он правду сказал, что такие, как ты, не исправляются.

И л ь и н. А ты поверяла?

Н и н а. Тогда не поверила, а теперь…

И л ь и н. Что теперь? (Нечаянно резко отбрасывает полу пиджака. Из внутреннего кармана видно горлышко бутылки.)

Н и н а. Что это? Что у тебя в кармане? Бутылка?

И л ь и н (насмешливо). С одеколоном. Надушиться хочу.

Н и н а. Я тебя защищала… я говорила, а ты… (Быстро уходит.)

Л ю б а. Степа, отдай… Ну подари мне.

И л ь и н. Угостить тебя? Ну, выпьем.

Л ю б а. Дождись Антона Ивановича. Дай слово поговорить с ним.

И л ь и н. Ладно. Уйди!

Л ю б а  уходит. Ильин стоит неподвижно. Входит  Н а т а л ь я  П е т р о в н а.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Вы к Антону Ивановичу? (Снимает шляпу, пальто.)

Внутренняя дверь открывается. Входит  В е р х о в с к и й. Наталья Петровна от неожиданности вскрикивает.

И л ь и н. Да… То есть нет… Извините. (Быстро уходит.)

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Испугалась. Я сумасшедшая?

Верховский хочет обнять ее. Она отстраняется.

Нет…

В е р х о в с к и й. Да, Антон Иванович дома.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. И вообще я не хочу.

В е р х о в с к и й. В чем дело?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Теперь я вас люблю меньше.

В е р х о в с к и й. Пора менять?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Какая гадость! У меня никогда никого не было. А у вас и были и будут. Покажите зубы. Говорят, у кого зубы редкие — тот женщин любит. Вы их любите. Ах, какая я дура! Опять забыла Антону галстук купить! Антон весь какой то чистый.

В е р х о в с к и й. А я?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Вы только чистоплотный. С Антоном я совершенно спокойна, я у него одна.

В е р х о в с к и й. Вы уверены? Не угодно ли? (Подает ей черновик письма к Любе.)

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Что это?

В е р х о в с к и й. Прочтите.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а (читая, садится на диван и прижимает руку к груди). Господи, господи… (Молча дочитывает письмо.)

Верховский берет его и кладет в карман.

Антон? Как же после этого жить? (Встает.) Я ухожу.

Наталья Петровна быстро открывает один ящик комода за другим, берет какие-то вещи, но сейчас же бросает обратно.

В е р х о в с к и й. Я не знал, что это так вас взволнует.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а (обнимая Верховского). Едем сейчас же, сию минуту к вам!

В е р х о в с к и й. Не решайте так сразу… Может быть, все выяснится.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а (кричит). Что — все? Что выяснится? Возьмите чемодан. Помогите собрать вещи. Ну!

В е р х о в с к и й (нехотя выдвигает чемодан). Пожалуйста.

Наталья Петровна бросает платья и мелкие вещи в чемодан.

В е р х о в с к и й. Но в моей квартире ничего не приготовлено.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Я перевезу все свое.

В е р х о в с к и й. Не лучше ли подождать с переездом?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. А-а, понимаю! Не беспокойтесь, я перееду к подруге, хоть на улицу. Зачем вы это кладете? Это его. (Вырывает из рук Верховского вазочку и разбивает ее об пол.)

В е р х о в с к и й. Тише, пожалуйста, тише!

В дверях показывается  М а р и я  М и х а й л о в н а.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Разбилось что?

В е р х о в с к и й. Так, пустяки.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Мария Михайловна, наймите подводу. Знаете, в соседнем дворе — артель…

М а р и я  М и х а й л о в н а. «Упаковка-перевозка»? Знаю. А чего везти?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Ну, шкаф, кушетку…

М а р и я  М и х а й л о в н а. А далеко везти?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Зачем вы спрашиваете?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Не я спрашиваю — ломовики спросят. На Петровку одна цена, в Сокольники — другая.

Наталья Петровна глядят вопрошающе на Верховского.

В е р х о в с к и й. На Остоженку.

М а р и я  М и х а й л о в н а. А вещи откуда брать?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Вот же, вот! Не хотите, я сама пойду.

М а р и я  М и х а й л о в н а (делая шаг вперед и разглядывая беспорядок в комнате). Одну подводу? Бегу, мигом бегу. (Убегает.)

В е р х о в с к и й. Сплетни, пересуды…

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Все равно, я здесь не останусь.

В е р х о в с к и й. Я и не отговариваю, но…

Н а т а л ь я  П е т р о в н а (кричит). Что — но?

В е р х о в с к и й (сердито). Едем, я рад, я счастлив, едем!

Входит  С т р а х о в.

С т р а х о в. Наташа, я задержался у Василия Максимовича.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Ну, лгите, еще лгите… Ни слову не верю.

С т р а х о в (Верховскому). Что случилось?

Наталья Петровна решительно подходит к Верховскому и обнимает его. Он же пытается показать Страхову, что он, Верховский, не виноват.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Я люблю Павла Николаевича и сейчас уезжаю с ним. Не смейте оправдываться. (Отходит в угол и плачет.)

В е р х о в с к и й (подходя к Страхову, тихо). Антон Иванович, здесь девяносто процентов недоразумения. Повлияйте на Наталью Петровну.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Не смейте сговариваться!

С т р а х о в. Наташа, что случилось? Куда ты собираешься? Зачем?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Затем, что и люблю… (Всхлипывает.) Говорю честно: я люблю другого. (Зло указывая на Верховского.) И еду к нему.

В е р х о в с к и й. Не придавайте этому большого значения.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Чему не придавать значения? Вашей любви? Говорите при нем: вы меня любите или нет?

В е р х о в с к и й. Я не отрицаю, что…

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Громче! Вы меня любите?

В е р х о в с к и й. Да. Люблю.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Тогда едем. Я была ему верной, почти верной женой, а он…

В е р х о в с к и й. Возможно, я ошибся…

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Оставайтесь, поправляйте ошибки. Педагогический совет…

С т р а х о в (загораживая ей дорогу). Наташа, я не пущу тебя. За что ты меня так?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а  выходит из комнаты.

В чем я виноват?

Наталья Петровна из-за двери: «Я ушла».

В е р х о в с к и й (сердито). Сейчас! (Хватает чемодан.) Я этого не хотел. Извините. (Уходит.)

Страхов неподвижен, потом бежит вслед, возвращается, наступает на черепок разбитой вазочки, поднимает черепок, смотрит, медленно садится. Так проходит несколько секунд. Стук в дверь. Входит  И л ь и н. Но, видя Страхова, он замедляет шаги.

И л ь и н. Антон Иванович, я проститься зашел. Пять лет проучился, а теперь — ступай, откуда пришел. Здесь недалеко… К ночи поспею. (Вынимает из кармана и ставит на стол бутылку вина.) Вы непьющий, а мне теперь разрешается. В дальнюю дорогу. (Наливает в стакан.)

С т р а х о в (выплескивает вино). Ко мне куражиться пришел? Ну, давай вместе геройствовать. Посуду бить будем? (Указывая на осколки на полу.) И-эх, «жисть широкая»! Валяй графин! Крой, говорю, графином!

И л ь и н (удерживая Страхова). Антон Иванович, дорогой, что с вами?

С т р а х о в. Не нравится? Почему? Ведь ты куражиться пришел? «Из беспризорной шпаны примерным мальчиком стал, а вы мне слово поперек сказали!» Ах, так? Обида? Ладно! Плевать на учебу, на жизнь, на товарищей! С горя! «Пожалей ты меня, дорогая!» Ну, пей! Пей, говорю! (Садится, тихо.) Как же ты посмел ко мне с бутылкой прийти? Мальчишка, дурак… С горя… Где ты это видел?.. В каком кинематографе?

Ильин во время слов Страхова тихонько убирает бутылку под стол и застегивает ворот рубашки.

Аттестата не дадут?

И л ь и н. Не дадут!

С т р а х о в. Ну, рассказывай!

И л ь и н. Вы все сами сказали. Только мне действительно погано. Как он в классе про мое прошлое объявил, я будто голый остался. Товарищи со мной говорят хорошо, а мне кажется, что голоса у них чужие, деланные. Я теперь всех стесняться стал. Я забыл, забыл, а он меня обратно в грудь толкнул. Я ему отплачу!

С т р а х о в. Правильно. Отомсти ему. Хочешь, помогу?

И л ь и н. Я один так ему врежу!..

С т р а х о в. Этого мало. Мало, говорю. Садись, садись к столу.

Ильин нерешительно садится.

Вот конверт. Пиши: «Павлу Николаевичу Верховскому». Готово? Бери бумагу. Пиши: «Инженер-орденоносец Степан Ильин просит вас посетить праздник, организованный в его честь». Заклеивай. Через пять лет пошлешь.

И л ь и н. Антон Иванович…

С т р а х о в. Через пять лет пошлешь. (Кладет письмо Ильину в карман.) Так. А если не дадут аттестата, осенью держи экстерном. Даешь слово? Подумай! Сосчитай до пяти. Ну!

И л ь и н (после паузы). Даю слово.

С т р а х о в. Наша страна, наша жизнь, как большая плотная волна, тебя наверх подняла, держит, а ты потонуть силишься… Садись. А с Ниной как?

И л ь и н. Я ей больше не нужен. Брезгает.

С т р а х о в. Значит, несчастная любовь. В молодости и это не страшно. Еще помиритесь.

И л ь и н. Утешать хорошо. Только вы сами этого, наверное, не испытали. Вот ваша жена вас любит.

С т р а х о в. Ушла моя жена, ушла сегодня…

И л ь и н. Как? Куда ушла?

С т р а х о в. К Верховскому.

И л ь и н. К Верх…

С т р а х о в. Мне горько, Ильин…

И л ь и н. Антон Иванович… Как же это возможно? Я не знал, честное слово… Как же теперь?

С т р а х о в. Не бойся. Я с горя не запью и посуды бить не стану.

И л ь и н. Антон Иванович, может быть, что-нибудь сделать?

С т р а х о в. Нет, спасибо. Ступай.

Ильин пятится к двери. Входит  Л ю б а.

Л ю б а. Степа, ты говорил с Антоном Ива…

И л ь и н  предостерегающе поднимает руку и вместе с  Л ю б о й  тихо выходит из комнаты. Страхов продолжает сидеть в той же позе. В дверь громко стучат и сейчас же входят  д в а  л о м о в ы х  и з в о з ч и к а. Они кажутся огромными.

Страхов встает.

П е р в ы й  и з в о з ч и к. Вещи отсюдова брать?

С т р а х о в. Нет, вы ошиблись. Какие вещи?

П е р в ы й  и з в о з ч и к. Кушетку и шкаф, говорила. У Страхова, что ли.

С т р а х о в. Да-да… я забыл. Вот, выносите.

П е р в ы й  и з в о з ч и к. Бери давай!

Поднимают и несут кушетку. Страхов стоит спиной к письменному столу, слегка на него опираясь. В дверях, как всегда, извозчики замялись.

П е р в ы й  и з в о з ч и к. На себя, на себя…

Кушетку вынесли. Двери открыты. Входит  М а р и я  М и х а й л о в н а.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Антон Иванович, господи! В один час жизнь рассыпалась… чисто песок… Убиваться нечего. Не вы один. Пройдите сквозь весь наш дом — взгляните. И комнаты меняют и мужей меняют, только и думают, чего бы еще переменить. Антон Иванович, все-таки поговорите со мной, ну, обругайте меня. Антон Иванович, может, вам капель накапать? У меня капли есть. Не знаю, от чего они, а есть… Вы бы сели. Сидеть в таком положении как-то полезнее. Ой, не молчите, а то музыку пущу. Серьезно, пущу… (Нерешительно глядит на Страхова, включает радио.)

В комнату врывается оркестр. Как бы венчающий героя полонез Шопена. Входят  л о м о в ы е  и з в о з ч и к и, трудно поднимают шкаф и, ступая не в ногу, выносят его. Мария Михайловна подметает пол.

П е р в ы й  и з в о з ч и к (поставив шкаф в коридоре, сморкается на пороге). Все?

С т р а х о в. Как хотите…

И з в о з ч и к и  уходят.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Можно и подмести: все равно — сор из избы вынесли.

С т р а х о в  несколько секунд стоит неподвижно, потом идет в спальню.

Женщины стали уж очень мужественные. (Выключает радио.)

Осторожно входят  Л ю б а, И л ь и н, Н и н а.

Н и н а. Прямо не верю: брат никогда ничего такого не говорил.

И л ь и н. Он только «этакое» говорит. Вор у товарища пиджака не «уведет», а этот жену увел.

Н и н а. Может быть, мне как сестре неудобно?

Л ю б а. Нет-нет, оставайся.

М а р и я  М и х а й л о в н а (выметая осколки за дверь). Чего встали, общественники?

Н и н а. Что же ему сказать?

Л ю б а (стучит в дверь). Антон Иванович…

Входит  С т р а х о в. Он почти спокоен.

С т р а х о в. А-а… Это вы? Очень рад.

Л ю б а. Антон Иванович, мы… не только вот трое, но и все… и уверена, хотим…

С т р а х о в. Ну, что? Ну, что? Большое спасибо. С вами мне лучше, легче. Но не будем говорить, не надо про его. Лучше поговорим о ваших делах. Ну, вот и последний экзамен прошел хорошо. Все выдержали. Завтра будем вас поздравлять.

Н и н а. Антон Иванович, репетиции концерта сегодня, конечно, не будет?

С т р а х о в. И репетиция будет, и свои планы на лето мне расскажете, а пока зовите товарищей, вот Марию Михайловну приглашайте, попросите ее чай организовать. Собирайтесь в школе. Я скоро приду.

И л ь и н. Антон Иванович…

С т р а х о в. И танцевать будем… Тащите веселую музыку. Ударим по одиночеству, ударим один раз по одиночеству. Ну? Бегите!

М о л о д ы е  л ю д и  переглядываются, уходят. М а р и я  М и х а й л о в н а — за ними.

(Осматривается.) Что-то я хотел сделать… Забыл… Люба? Люба… получила одно письмо… А дальше? «Я видела птицу». Хорошо. Пусть еще раз увидит необыкновенную птицу. (Садится к столу, пишет.) «Дорогая Люба! Неожиданно я получил длительную командировку. Не удивляйтесь, если долго не будет писем. Я чувствую себя одиноким. Наташа, вернись! Я вижу, как стынут стены, зябнут вещи, оставленные тобой! Наташа, скажи, что ты вернешься». (Опомнившись, глядит на бумагу и медленно разрывает письмо.)

Входит  М а р и я  М и х а й л о в н а. Она несет небольшую трехногую этажерку, пустую птичью клетку и фотографию кабинетного размера в рамке. Ставит шаткую этажерку, а на нее клетку.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Я вам кое-какую обстановку принесла. (Указывает на этажерку.) У стенки — как новая. А для клетки птицу купить можно. (Ставит карточку на стол.) Вот и не один будете. Все-таки живые люди на столе. Это знакомые: муж и жена. Он на бумажной фабрике служил, а у нее постоянно зубы болели. (Осматривает комнату.)

С т р а х о в. Большое спасибо.

М а р и я  М и х а й л о в н а. И таких кротких мужчин бросают! Будь она честная…

С т р а х о в. Она поступила совершенно честно.

М а р и я  М и х а й л о в н а. И это вы про нее? (Потрясающая догадка мелькнула в ее голове. Не сводя глаз со Страхова, она медленно обходит его.) Антон Иванович… господи! А вдруг вы и впрямь святой? А я с вами запросто? Господи… (Крестится.) Антоний Иоаннович! Возможно, вы только квартируете здесь в образе педагога, а на самом дело вы какой ни на есть угодник божий! Антоний Иоаннович! (Низко кланяется.)

КАРТИНА ВТОРАЯ

Вечер. Большая, ярко освещенная классная комната в школе. Несколько парт сдвинуто к столе. Несколько стульев. В застекленном шкафу колбы, стаканы, пробирки на штативах, воронки. На учительском столике, тоже сдвинутом в сторону, большой глобус. За широкими окнами вечерние огни. Первые секунды в классе никого нет. За стеной крики, обрывки громких фраз, бравурные аккорды рояля, смех. Шум приближается. Дверь распахивается. Вбегают  Н и н а, Ж е н я  Н о в и к о в, А л е ш а, В е р а  и их  т о в а р и щ и. Входит  М а р и я  М и х а й л о в н а  с чайным подносом в руках.

М а р и я  М и х а й л о в н а. До чего сумасшедшие… Головы поломаете!

Н и н а (кричит). Мальчики, идите рояль переставлять, иначе я играть не буду!

А л е ш а. Успеем, репетиция начнется через полчаса.

В е р а (Нине, указывая на шкаф). Ниночка, помнишь, как ты на химии сказала вместо «отфильтровала» — «отфлиртовала»?..

Д е в у ш к и  хохочут, выбегают из класса.

Ж е н я (оглядывая класс, напевает). «Мне все здесь на память приводит былое»… Не звучит.

А л е ш а. Нина учила, можно говорить. Товарищи, если мы вчера кончили школу, это не значит, что сегодня она для нас не существует.

П е р в ы й  м о л о д о й  ч е л о в е к. Спо-кой-но!

А л е ш а. Надо завтра собраться и пойти.

П е р в ы й  м о л о д о й  ч е л о в е к. Лучше написать.

А л е ш а. Ну, написать в районный отдел народного образования.

П е р в ы й  м о л о д о й  ч е л о в е к. Долой Верховского!

В т о р о й  м о л о д о й  ч е л о в е к. Спо-кой-но.

А л е ш а. А как с Антоном Ивановичем? Надо как-то, я не знаю, выразить ему…

В т о р о й  м о л о д о й  ч е л о в е к. Тихо!

Входит  С т р а х о в, за ним — Н и н а  и  В е р а. Молодежь шумно окружает их.

Антон Иванович, как, по-вашему, у нас концерт будет хороший?

С т р а х о в. Очень хороший. Я и не знал, что в школе столько артистов. Так. А теперь можно и о лете помечтать. Ну и пошкольничать последний раз… в школе.

Молодежь шумит.

Где же ваша веселая музыка?

Н и н а. Антон Иванович, у нас пластинок мало. Вместе с пластинками пришлось Розанова позвать. (Кричит.) Розанов, Капитон Семенович!

Ж е н я. Он боится.

А л е ш а. Ввести обывателя Розанова.

Входит  Р о з а н о в. В руках патефон. Ставит его на стол.

Р о з а н о в. Вечер добрый, Антон Иванович! (Подходит к молодым людям, представляется.) Роза́нов. Роза́нов. Роза́нов. (Протягивает руку Марии Михайловне.) Роза́нов…

М а р и я  М и х а й л о в н а. Знаю, Капитон Семенович, помню…

Р о з а н о в. Вот пластинки. Я отобрал танцы и фокстроты наиболее содержательные. Пускаю: «Скользнул экспресс в дремучий лес».

Патефон играет. Входит  Л ю б а  в новом платье. Она причесана к лицу. В волосах лента. Вокруг шеи бусы. Хромота заметна меньше.

Н и н а. Что с тобой?

В е р а (подбегая к Любе). Какая ты сегодня красивая.

Люба смеется. К ней подбегает  Р о з а н о в.

Р о з а н о в (представляясь). Роза́нов. Извините, я вас не узнал.

Л ю б а (подходит к Алеше). Алеша, идем танцевать.

Алеша раскрыл рот от удивления, но сейчас же встал. Они танцуют. Хромота не заметна.

М а р и я  М и х а й л о в н а (Страхову). Тайком научилась, что ли? Письмо-то что делает!

С т р а х о в. У меня к вашей дочери настоящая нежность.

Входит  И л ь и н. Нина роняет платок. Проходя мимо, Ильин его не поднимает. Нина поднимает платок сама, решительно пересекает комнату и подходит к Жене.

Н и н а. Женечка, милый, потанцуй со мной!

Начинается танец. Нина, улыбаясь, кокетничает с кавалером. Ильин останавливается у стены. Он мрачен, Розанов подходит к Вере и приглашает ее. Поправляет руку дамы на своем плече. Танцуя, он все время смотрит на Любу.

А л е ш а (танцуя с Любой). А говорила — танцевать не умеешь.

Л ю б а. Я этого не говорила.

А л е ш а. Ну, мы так думали…

Л ю б а (смеется. Замечает, что Страхов грустит, перестает танцевать и подходит к нему). Антон Иванович, вам не до нас, я знаю… Но если бы я могла что-нибудь сделать! Что угодно…

С т р а х о в. Спасибо, Люба…

Л ю б а. Я не должна этого говорить, но мне сегодня почему-то хорошо.

С т р а х о в. Я очень рад.

Р о з а н о в (берет новую пластинку, читая надпись). Английская румба: «Мери вчера укусила пчела».

Патефон играет.

(Бежит к Любе.) Любовь Васильевна, позвольте в мое вчерашнее предложение брака внести поправку: будучи моей супругой, танцуйте. Я согласен.

Л ю б а. Большое спасибо. (Уходит, танцуя с Алешей.)

Нина роняет платок. Ильин бросается, но Женя уже поднял и начинает с Ниной танец. Розанов направляется к Вере, Ильин отстраняет его. Розанов отходит.

И л ь и н. Тоже! Канцелярист по званию, а тенор по призванию.

Р о з а н о в. Пожимаю плечами.

И л ь и н (мрачно, Вере). Идем со мной. Необходимо. (Неумело танцует, все время поглядывая на Нину. Когда встречает ее взгляд, с деланной улыбкой, по-донжуански смотрит на свою даму.)

Входит  В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Останавливается на пороге.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Пляшут? Ну, я очень рад. Антон Иванович, а мне сказали, что у вас… что Наталья Петровна… Значит, слава богу, наврали…

С т р а х о в. Нет, это правда.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Аа-ай-ай! (Пожимая Страхову руну.) Молчу и не спрашиваю.

К нему подходит  М а р и я  М и х а й л о в н а.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Взгляни-ка на дочку. Письмо-то, а?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. А где она? (Сразу не узнает Любу среди танцующих.) Ну-у! Это она в себя поверила. (Осматривается кругом.) Какую школу выстроили… А я еще в городском учился… (Подходит к глобусу.) Ну, что, школьный земной шар, крутишься? Ничего-ничего, как-нибудь выкручивайся. Эй, ребятишки!

Молодежь подходит к Василию Максимовичу.

Что вы на этом пыльном шарике делать собираетесь?

В е р а. Дома строить, школы, театры, дворцы.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Хорошая барышня.

А л е ш а. Я буду работать вот здесь. (Показывает на пол-аршина выше глобуса.)

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Это где же? В пространстве?

А л е ш а. Конечно, я буду иногда приземляться, но основная работа — в воздухе.

Ж е н я. Я буду только петь. (Указывает разные точки на глобусе.) Здесь, здесь, здесь…

П е р в ы й  м о л о д о й  ч е л о в е к. Вот нахал: он весь мир показывает.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. А ты, дочка?

Л ю б а. Вера выстроит прекрасную школу, а я буду в ней преподавать. Я хочу, чтобы дети были умными, красивыми и щедрыми во всем. Я буду много, хорошо работать. Я научусь быть счастливой и постараюсь объяснить детям, что значит это слово.

С т р а х о в. Спасибо, Люба…

Подруги обнимают Любу.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (над глобусом). Мальчики, девочки! Вы вступаете в мир. А мир сделан из разных кусков. Так вот, если на вашем пути попадется пыль, мусор, грязь, не ругайте за это землю. В глубине ее — золото, самоцветы, руда! И если осенью вам придется идти по скучным стоячим лужам, вспомните, знайте, что в мире есть, существуют, в мире текут и бушуют реки, озера, моря!

А л е ш а. Вы говорите, как поэт!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Почему — как? Что значит — как поэт? Может быть, я на самом деле поэт?

С т р а х о в. Ну-с, теперь расскажите, как собираетесь провести лето. Вот, Люба, вы, например?

Л ю б а. Я думаю поехать на Кавказ или на Урал. Там попрошусь в горный поход. Товарищи, мне хочется идти вверх по трудной дороге, по тропинке, где с одной стороны отвесная скала, а с другой — обрыв. Чтобы камни из-под ног срывались в гулкую пропасть. Вы не думайте — я выносливая. Мы будем подыматься выше, выше и дальше, шире увидим зеленую туманную землю. На привалах — родниковая вода — самая прозрачная, самая холодная в мире. И мы дойдем до вершины. Вершина — скала, древняя, темная, морщинистая. Мы будем смотреть на нее с уважением. Я непременно дойду до вершины!

С т р а х о в. Очень хорошо. Теперь Алеша.

А л е ш а. Я насчет лета еще не решил… Я, пожалуй, тоже с Любой.

П е р в ы й  м о л о д о й  ч е л о в е к. Люба, если наскребу денег, и я с вами.

В е р а (Любе). Ты так всех мальчиков за собой уведешь.

С т р а х о в (беря Василия Максимовича под руку). Пойдемте, Василий Максимович, я вам новый зал покажу.

Уходят вдвоем. Нина проходит с Женей мимо Ильина.

И л ь и н. Нина, послушай…

Нина, отвернувшись, проходят мимо, Ильин уходит в угол. М о л о д е ж ь, взявшись за руки и увлекая за собой  М а р и ю  М и х а й л о в н у, цепью выбегает из класса.

Р о з а н о в (кроме него в комнате только Ильин, угрюмо сидящий в стороне). Очень тактично танцевать без меня под мою музыку. Вот обижусь и унесу патефон к черту! До чего Любочка изменилась! Смотрю и верю в чужое счастье. А мое где? Кого ввести в дом? Современные женщины в доме не умещаются. Все они с официальными приставками. Женщина — плюс какая-нибудь неприятность. Например, женщина-врач… Вся в белом, накрахмаленная, в руках — хирургические инструменты. От таком издали холодно. В больнице она за день человек двадцать перемучает, — что же на долю мужа останется? Или женщина-бухгалтер. Ну как поцелуешь бухгалтера? А бывает — и главный бухгалтер. Нет, это для меня слишком ответственно. А вдруг женишься на народном судье! То есть на женщине-судье. Входит она в дом — суд идет! Домой вернешься, отдохнуть сядешь — и как будто бы сел на скамью подсудимых. Жена — судья, ужасно! И, если она глупостей наделает, я могу ее обругать только в верховной инстанции! Какая волокита! Встретить бы простую девушку как таковую. Чтоб сохранилась в ней краска стыда, чтобы она застенчиво варила варенье… Ах, если и осталась такая, то мне нипочем не узнать ее адреса!

М о л о д е ж ь  шумно возвращается. Розанов плетется к столу, ставит новую пластинку.

Танцуйте, мне не жалко. «Предсмертное танго».

Танцы возобновляются. Нина танцует с Женей. Она молчалива и озабоченна. Ильин подходит к Вере.

В е р а. Ты, Степа, будто по найму танцуешь.

И л ь и н. Я не танца, а товарищеской услуги прошу.

Вера и Ильин танцуют.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Алеша, вы знаете, какое письмо Любочка получила?

Л ю б а (подбегает к Марии Михайловне). Мама, милая, отдайте! (Прячет письмо, отходит.)

Нина бросает своего кавалера, подбегает к танцующему Ильину.

Н и н а. Гражданин Ильин, подите сюда…

Отходит, Ильин — за ней.

Танцуйте, пожалуйста, но я вас презираю, и не смейте попадаться мне на глаза. Прощайте!

Бежит к двери, но останавливается, так как на пороге появляется  В е р х о в с к и й. Пары одна за другой превращают танец. Патефон продолжает только что начавшееся танго. Несколько секунд молчание. Ильин отходит в дальний угол.

В е р х о в с к и й. Здравствуйте!

М о л о д е ж ь (негромко). Здравствуйте, Павел Николаевич.

М о л о д ы е  л ю д и, кроме Ильина, Нины и Любы, выходят из комнаты.

В е р х о в с к и й. Здесь веселятся? Я бы хотел видеть…

Входят  С т р а х о в  и В а с и л и й  М а к с и м о в и ч.

Я бы хотел поговорить с вами, Антон Иванович.

С т р а х о в. Я вас слушаю.

В е р х о в с к и й. Антон Иванович, я не похититель чужих жен и пришел разъяснить это тяжелое недоразумение. Вот правда: Мария Михайловна вручила мне рукопись своего мужа для пересылки в редакцию, что я и сделал.

Василий Максимович рванулся вперед, но Верховский жестом его останавливает.

В е р х о в с к и й. В этой рукописи Наталья Петровна обнаружила черновик вашего письма к Любе Зверевой. (Оглядывается и не замечает Любы.) Это письмо действительно написано вами как любовное.

Люба, прижимая письмо к груди и глядя на Страхова, медленно делает к нему несколько шагов.

И это было причиной отъезда Натальи Петровны. Но теперь мне совершенно ясно, что анонимное письмо к этой несчастной хромой…

Люба замерла.

…вы написали, чтобы ну… хоть временно поддержать ее. Да-да, вы написали из жалости… и я пришел, чтобы…

Все смотрят на Любу. Василий Максимович подходит к Верховскому.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Уходите отсюда, ну!

В е р х о в с к и й, пожав плечами, уходит.

Василий Максимович, подняв кулаки, идет к Мария Михайловне.

Моя рукопись! Так предать!.. Так предать может только старая верная жена. (Останавливается.) Люба, нас с тобой обокрали, ограбили нас. (Уходит.)

М а р и я  М и х а й л о в н а  и  Н и н а  бегут за ним. Страхов подходит к Любе.

Л ю б а. Не надо, не надо… Уйдите! Уйдите все!

Страхов уходит. Люба одна. Она выходит на середину комнаты, медленно распускает ленту в волосах и разжимает пальцы опущенной руки. Скомканное письмо медленно падает. Люба стоит неподвижно.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Ночь. Мост через Москву-реку. За мостом, на берегу, очертания зданий. Огни. На мост входят  Н а т а л ь я  П е т р о в н а  и  В е р х о в с к и й.

В е р х о в с к и й. Из гостей ночью пешком…

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Нет, здесь хорошо. Давай постоим. Я не виновата, что не понравилась твоим родственникам. Ну не сердись на меня.

В е р х о в с к и й. Мои родственники смеялись над тобой, и они правы. Нельзя же путать мадам Бовари с мадам Дюбарри. Если не знаешь — лучше молчать.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Твоя сестра с мужем мне тоже не понравились. А у их сына никакого сходства с отцом, и нос у него — вылитый нос какого-то постороннего мужчины.

В е р х о в с к и й (оскорбленно). Моя сестра…

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Святая, святая, не спорю. Это какая звезда?

В е р х о в с к и й. Юпитер.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Вчера у тебя Юпитер был там, а сегодня здесь.

В е р х о в с к и й. Невероятно, но это так. Вчера ты меня спрашивала в десять вечера, а сейчас два ночи.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Правда? Это какой Юпитер?

В е р х о в с к и й. Планета Юпитер. Созвездие Змееносца. Минимальное расстояние от земли пятьсот девяносто один миллион километров. Что тебя еще интересует?

Н а т а л ь я  П е т р о в н а (глядя на небо). Антон о звездах лучше говорил.

В е р х о в с к и й. Идем домой, мне холодно.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Ты придешь, согреешься, а я в твоем доме за одни сутки озябла.

В е р х о в с к и й. Я не особенно настаивал на твоем переезде.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Не говори так, Павел, милый… (Хочет обнять его.)

В е р х о в с к и й (останавливает ее). Нельзя же целоваться на улице!

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Не надо со мной так… Хорошо. Я буду молчать в гостях. Я выучу — кто Бовари, а кто Дюбарри. Я запомню, сколько до Юпитера… Ведь когда ты к нам приходил, астрономия была не нужна, все было по-другому.

В е р х о в с к и й. Идем домой, здесь сквозняк.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Это не сквозняк. (Кричит.) А ветер, ветер!

В е р х о в с к и й. Не спорю. Идем!

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Хорошо, идем.

Она берет его под руку. О н — прямой, официальной походкой, о н а, склонив голову, удаляются. Появляется  В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Старое пальто. Шляпа. Он заметно выпивши, но не пьян. Останавливается посреди моста.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Жизнь… Лебен… Ви… Сволочь! Как ни назови. (Смотрит на реку.) Течешь? Течешь и впадаешь… А я уже впал. Куда, в какую дьяволову редакцию отослали мою рукопись? Там такого нагорожено! Похитили душу. Вместо меня ходит шляпа, пальто: гуляет одна человеческая поверхность. В воду ее, в воду! (Снимает пальто.) Ну, что, чехол от бывшей скрипки? Если тебе не противно — оставайся, живи…

По мосту идет человек без пальто.

Эй, гражданин, надевайте пальто!

П р о х о ж и й (убегая). Помогите, раздевают!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (опуская пальто). Вот и попрощаться не с кем… (Берет рукав пальто.) Прощай, пальто. Дай твою честную черную руку. (Обнимает пальто.)

На мост входит  С т р а х о в. Он в пиджаке, с непокрытой головой.

С т р а х о в. Василий Максимович? Что вы тут делаете?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Извините, топлюсь.

С т р а х о в. А-а… Извините, что помешал.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Нет, пожалуйста, пожалуйста. Я, видите ли, топлюсь художественно, так сказать, литературно. Когда помечтаешь о смерти, легче становится жить. Чем дольше смотришь в воду, тем крепче держишься за перила. Понимаете? Неужели вам никогда не хотелось покончить с собой… хотя бы на время? Неужели в вашей жизни не было темных ночей?

С т р а х о в. В жизни каждого человека бывает темная ночь, которую надо перенести. В такую ночь я раскрываю книгу. И вновь и вновь «тяжело-звонкое скаканье по потрясенной мостовой» потрясает мою душу. Громадой прекрасного оно раздавит тоску. А утром, в школе, из сотен глаз на меня глянет такая жажда жизни, что даже слово «смерть» не припомнится. Смотрите. Вот подросток, бледнеющий при имени «Пушкин». Быть может, он великий поэт и через двадцать лет рукою, слепок с которой будет храниться в музее, напишет: «Первым моим учителем был Антон Страхов». И моя бедная фамилия прозвучит в веках, как слабое эхо его гремящего имени! (Пауза.) Да, мне сейчас горько, от меня ушла жена… Ну, что же… Лермонтова, Лермонтова не любили женщины!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Черт… то есть демон с ним, с Лермонтовым! Я для вас все сделаю. Жена ушла? Хорошо. Берите мою! Не робейте!

С т р а х о в. Василий Максимович…

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Не мешайте мне жить! Сегодня ночью виднее, чем днем. Я творю! Видите белое зарево? Под ним груда бревен, камни, земля. В яростном свете, как черти, работают люди. Под землей, сквозь вековые болота, сквозь древние клады и кладбища, они проведут новый путь. Но я — малограмотный писатель. И грохот работы глушит мое слабое слово. Родится другой, сильный талант. Вглядываясь в темноту и огни этой ночи, он сквозь многие годы увидит и нашу тень — здесь на мосту, на ветру. И, возможно, позавидует нам. Как молодой полководец, он пожелает вернуть все прежние битвы, чтобы участвовать в них. Поможем ему. Отдадим наши грубые, тяжелые слова. Может быть, эти неотесанные камни будущий мастер положит в основу высокой поэмы! (Пауза.) На сегодня топиться довольно. (Доставая папиросу, говорит с пафосом.) Я иду прикурить у костра…

С т р а х о в (один). Он большие слова сказал… А если два человека говорят даже о смерти — это уже жизнь. Надо уметь видеть, как растут деревья, как растут эти дома, как растет моя двадцатилетняя родина!

Входит  Л ю б а. Она на секунду останавливается у перил, проходит мост и сбегает к реке.

С т р а х о в. Люба! (Убегает за нею.)

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч  возвращается.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Антон Иванович, где вы? Куда же он пошел? А вдруг утопился? Вот и верь после этого интеллигенции… Нет, отсюда не прыгнешь — по себе знаю… Антон Иванович!

Входит  М а р и я  М и х а й л о в н а.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Только по голосу и нашла. Убежал из дому и как в воду канул.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. И кану. Доведешь — и кану.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Господи, все семейство разбежалось: Люба тоже не знаю, где…

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. От тебя все разбегутся: с тобой оставаться опасно. Кажется, и так всю жизнь отняла — нет, мало, еще рукописи похитила…

М а р и я  М и х а й л о в н а. В рукописи виновата, прости, христа ради. А домой все-таки надо. (Ласково.) Вася, голубчик, пойдем.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Очень заманчиво… Интересная барышня. Все равно не прощу. Вот назло: брошу пить и каждый день писать стану. Еще вспомнишь пивную. Сама посылать будешь — не пойду.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Вася, пойдем домой!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Я взрослый. Ты не можешь мне запретить на мосту стоять, провались он совсем! Больше скажу, захочу — пойду на этот берег, захочу — на тот…

М а р и я  М и х а й л о в н а. Нет, на тот не пущу.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Ах, так? Вот возьму за все твои гадости и прыгну, живи без меня… (Заносит ногу за перила.)

М а р и я  М и х а й л о в н а. Разорви, разорви брюки, больше чинить не буду.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Значит, ты меня не держишь, не спасаешь? Ладно, хорошо. (Снимает ногу с перил, стягивает с себя пальто.) Я на твоих глазах по частям топиться буду. Живи без пальто. (Перекидывает пальто через перила.)

М а р и я  М и х а й л о в н а (вырывает пальто из его рук). Разве такими вещами можно шутить? Пойдем! Чего здесь дожидаешься?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Антона Ивановича дожидаюсь.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Врешь, врешь! Будет он с тобой по ночам шататься…

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Да он сейчас здесь был. Спроси у него. Спроси. Вот Антон Иванович идет, ну, спроси!

Входит  С т р а х о в, держа на руках  Л ю б у. Василий Максимович всматривается.

Кто это? Люба? (Трогает ее.) Вода? Она…

М а р и я  М и х а й л о в н а. Доченька! (Теряет сознание, опускается на землю и так остается, прислонившись к перилам.)

Страхов ставит Любу на ноги.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Жива!

С т р а х о в. Она слишком близко шла к воде, оступилась. (Любе.) Вы можете идти? Не очень ушиблись? (Закутывает ее в пальто Василия Максимовича.)

Л ю б а. Нет. Оставьте. Я сама.

С т р а х о в. Идем. Вам надо согреться. (Уводит Любу, обняв ее за плечи.)

Василий Максимович бежит было за ним, но возвращается к жене.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Еще старуха завяла. Ей бы воды надо… Вот она, гримаса города: на мосту стакана воды не достанешь.

Входит  м и л и ц и о н е р.

М и л и ц и о н е р. Это вы гражданку на руках пронесли? Из воды вынули? (Нагибается над Марией Михайловной.) Дышит исправно. Надо ее в отделение доставить. (Отходя на середину моста.) Машину бы остановить.

М а р и я  М и х а й л о в н а (тихо). Любочка, дочка!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Жива Люба, здорова. С Антоном Ивановичем гуляла, оступилась.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Где она?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Домой, домой пошла… А то стал бы я с тобой канителиться.

М и л и ц и о н е р  возвращается. Нагибается, отдавая честь, другой рукой трогает Марию Михайловну.

М и л и ц и о н е р. Гражданка, вы из воды будете?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Я из воды? Сам ты из омута.

М и л и ц и о н е р. Надо акт составить. Попрошу в отделение.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Так ее, так!

М а р и я  М и х а й л о в н а (встает). В отделение? За кого же вы меня принимаете? Да я тридцать лет замужем. Близорукий вы, что ли?

М и л и ц и о н е р (козыряя, трогает Марию Михайловну). Из воды, а как будто сухая.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Это она умеет.

М а р и я  М и х а й л о в н а. И нечего меня, старуху, трогать. Правой рукой честь отдает, а левой… Другой бы стыдился… Почему сухая? Да все граждане сухие. Спроси: почему? Дождика не было. Что ж, сухой и по мосту ходить нельзя?

М и л и ц и о н е р. Да как вы, гражданка, на мост попали?

М а р и я  М и х а й л о в н а (делает шаг вперед). Да пришла — и все. Своими трудовыми ногами пришла. Ваше дело — на фонаре стоять, а не в мою походку вмешиваться. (Наступает на милиционера.)

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Товарищ милиционер, уходите, а то она вас заберет. (Берет Марию Михайловну под руку, чтобы увести.)

КАРТИНА ВТОРАЯ

Комната Страхова. За ширмой железная кровать. В креслах друг против друга спят и слегка похрапывают  М а р и я  М и х а й л о в н а  и  В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. На этажерке горит электрическая лампа под самодельным бумажным абажуром. За оконными занавесками солнечное утро.

М а р и я  М и х а й л о в н а (во сне). А? Что?.. (Открывает глаза.) Василий Максимович!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (просыпаясь). Да-да, я не сплю…

М а р и я  М и х а й л о в н а. Надо бы по очереди дежурить, а то оба всю ночь глаз не смыкали. (Открывает занавески.)

Василий Максимович гасит лампу. Люба отодвигает ширму и, сидя на постели, застегивает платье.

Нет, Любочка, нет. Тебе ни вставать, ни сидеть, ни ходить, ни говорить — ничего нельзя.

Л ю б а. Почему?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Доктор все запретил.

Л ю б а. Но я здорова.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Ты опять бредила…

Л ю б а. Что я говорила?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Алешу вспоминала… Складно так, умно бредила… А затем чего-то сбилась и начала вдруг Антона Ивановича ругать. Дура, он твою жизнь из воды вытащил!

Л ю б а. И он слышал? Эх, мама, мама, вы не понимаете! Зачем, зачем он так? Неужели и при нем бредила?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч  и  М а р и я  М и х а й л о в н а (в один голос). Нет, нет! Ляг, ляг!

Люба ложится. Стук в дверь. Голос: «Возьмите письма».

М а р и я  М и х а й л о в н а (берет из протянутой руки письма). Это Любе, а это тебе. (Подает Любе и Василию Максимовичу по письму.)

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч (читает, вскрикивает, садится). Люба, не пугайся! (Кричит.) Читайте, читайте!

М а р и я  М и х а й л о в н а. Что ты орешь? У нее температура поднимется.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Смотрите! От издательства… Редактор пишет… Просят… Меня просят зайти! Рукопись мою печатают… Что же мне делать?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Умойся, умойся поди.

Л ю б а. Папа, я всегда знала, что ты талантливый.

М а р и я  М и х а й л о в н а (мужу). Погоди бегать. Я в письмах что-то разуверилась. (Читает.) «Уважаемый товарищ». Вряд ли это тебе.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Вот имя, фамилия. Иду! Великая русская литература! Прими мои первые шаги!

Выходит. М а р и я  М и х а й л о в н а — за ним. Люба вскрывает свое письмо, читает.

Л ю б а. «Я все вспоминаю тот вечер в школе, когда ты танцевала и много говорила со мной. Надеюсь, ты не забыла, что мы условились ехать на Кавказ вместе. Твой Алеша». Алеша!

Из спальни появляется  С т р а х о в.

С т р а х о в. Как вы себя чувствуете, Люба?

Л ю б а. Вы меня очень презираете?

С т р а х о в. Вы просто шли близко к воде и оступились. Больше ничего не было. Ничего.

Л ю б а. Антон Иванович…

С т р а х о в. Вам нельзя волноваться…

Л ю б а. Но, Антон Иванович, дорогой… не надо меня оправдывать. Вы прекрасно знаете, что я не оступилась, а прыгнула в воду. Зачем вы так? И вот… я много… много думала… о вас. Почему вы такой? Вы очень, очень хороший… Но зачем вы стараетесь скрыть все плохое, спрятать трудности? Так никогда не научишься бороться. Я не хочу от жизни легкого успеха, скорой удачи. Нет, пускай мне будет трудно, но я стану бороться и никогда не буду обижаться на жизнь. Теперь я ее люблю еще больше. В холодной воде куда полезнее, чем в теплой ванне. Я из воды, кажется, сильнее, крепче вылезла.

С т р а х о в. Очень хорошо сказали. И запомните: вы не беднее, а, может быть, богаче других. Вы умная, вы красивая, да-да, красивая. Поверьте в свои силы, поверьте в себя и…

Л ю б а. А вы теперь правду говорите? Простите, но я не могу забыть ваше письмо…

С т р а х о в. Забудьте его.

Л ю б а. Нет, я его забыть не могу. Ведь я из-за него в воду бросилась.

С т р а х о в. Из-за него?

Л ю б а. Да. Это так стыдно, когда тебя жалеют… когда из жалости… Сначала Розанов… потом вы…

С т р а х о в. Я?

Л ю б а. Да-да… Вы не сердитесь, Антон Иванович, но так нельзя, не надо… никогда не надо. Лучше все прямо — правду в глаза. А вы хотели закрыть мне глаза на правду… И сами тоже… закрываете глаза… на все… что окружало вас… И теперь — несчастны?

С т р а х о в. Несчастен, Любочка. Я так ее жду! Но надо забыть. Забудьте и вы мое гадкое… я понял… оскорбительное для вас письмо…

Л ю б а. Никогда не забуду. Ведь из-за вашего анонимного письма я получила настоящее, с очень хорошей подписью. Вот! (На секунду показывает письмо.)

Страхов обрадовал. В дверь входят  Н и н а, за ней — И л ь и н  и  М а р и я  М и х а й л о в н а.

Н и н а. Люба, здравствуй! Здравствуйте, Антон Иванович! Встала? День-то какой! (Открывает окно.)

М а р и я  М и х а й л о в н а. Ой, она простудится! Разве можно?

С т р а х о в (с порога спальни). Идите, идите сюда.

Нина идет под руку с  Л ю б о й, М а р и я  М и х а й л о в н а — за ними.

И л ь и н. Нина… Ниночка…

Нина останавливается. Они остались вдвоем.

Нина, не бегай от меня. Я тебя все пять классов любил, все каникулы… Ну ладно, я виноват. Давай мириться.

Н и н а. Прежде всего я хочу, чтобы ты с братом помирился. Погоди, не отвечай, сосчитай до пяти.

И л ь и н. Я помирюсь, когда его из школы выгонят.

Н и н а. Его выгонят?

И л ь и н. Мне аттестат дали, наше дело целая комиссия разбирает. Твой брат на шкалу свысока смотрит. Таких от живой жизни надо подальше. Ниночка… (Несмело обнимает и целует ее.) А все-таки мы умнее женщин.

Н и н а. Неужели ты думал, что я могу поцеловать мужчину, который глупее меня?

И л ь и н. Правильно!

Н и н а. И еще: дай мне самую сильную клятву, что, кроме меня, у тебя никогда не будет ни одной… (вспоминает) «мерлухи».

Н и н а  убегает в спальню. И л ь и н — за ней. На пороге они чуть не сбивают с ног входящую  М а р и ю  М и х а й л о в н у.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Ох, сумасшедшие!

Стук в дверь. Входит  В е р х о в с к и й.

В е р х о в с к и й. Мне надо видеть Антона Ивановича.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Сейчас скажу, а пока — окажите внимание. (Подает письмо редактора.)

В е р х о в с к и й. Опять сочинение вашего супруга?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Нет, это сочинение государственное. Это государство моему супругу пишет. Издательство государственное.

В е р х о в с к и й (читает). Докатились…

М а р и я  М и х а й л о в н а. Слава богу, и докатились. А вы, ваше пре… преподавательство, господина редактора собакой обозвали. Верно говорят: другая собака уме ее человека. (Берет письмо из рук Верховского, открывает дверь спальни.)

Входит С т р а х о в. М а р и я  М и х а й л о в н а, под взглядом Верховского, выходит в коридор.

В е р х о в с к и й. Антон Иванович, вероятно, вам тяжело меня видеть, но нам необходимо переговорить.

С т р а х о в. Хорошо. Слушаю.

В е р х о в с к и й. Я думаю, что Наталья Петровна, уезжая от вас, сделала ошибку. Несмотря на мое прекрасное к ней отношение, она чувствует себя неважно. Для ее блага я готов поступиться своим… своей любовью и…

С т р а х о в. Не лгите мне…

В е р х о в с к и й. Я лгу? (Подходит к телефону, загораживает его собой от Страхова. Набирает номер, говорит, придерживая рычаг пальцем.) Наташа, это вы? Я говорю в присутствии Антона Ивановича. Он не хочет вашего возвращения. Вы слушаете? Да, не хочет. Я прошу вас быть моей женой. Я любил и люблю вас.

При последних словах на пороге появляется  Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Верховский кладет трубку, оборачивается.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Кому ты объяснялся в любви?

В е р х о в с к и й. Вам… тебе…

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Но я здесь… Какой женщине ты звонил?

В е р х о в с к и й. Я звонил вам и не виноват, что к телефону подошла горничная. Вашу и ее манеру говорить я не различаю.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а (подходя к Страхову). Антон, милый, скажи, что он не смеет, не смеет так говорить со мной!

С т р а х о в (Верховскому). Вы очень несчастны. Раз за всю жизнь говорить о любви и то в немую, глухую трубку, придерживая рычаг пальцем! Кто же услышит эту любовь? Кто поверит в такую любовь? (Подходит.) Ах, как мне хочется дать вам по…

В дверях на несколько секунд появляется голова  И л ь и н а.

И л ь и н. Антон Иванович, сосчитайте хоть до трех!

С т р а х о в. Дать вам понять всю вашу низость!

В е р х о в с к и й  медленно выходит из комнаты.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Он тебя испугался, да? Антон, можно мне остаться? Или ты не хочешь, чтобы я была с тобой?

С т р а х о в. Как — не хочу… Разве ты моих писем не получала? Я же писал тебе… Я и сегодня, сейчас писал тебе… Вот… (Вынимает из кармана начатое письмо.) Читай. В нем я прошу тебя вернуться.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Вот. (Вынимает из сумочки галстук и хочет надеть его на Антона Ивановича.) За последние дни я так устала, даже постарела. И, может быть, первый раз в жизни стала думать.

С т р а х о в. Очень хорошо.

Н а т а л ь я  П е т р о в н а. Антон, ведь у тебя бывают глупые, плохие ученики… Ты же им помогаешь? Ты понимаешь меня?

С т р а х о в. Конечно, понимаю. Я очень рад… Нет, я счастлив, что ты вернулась. (В дверь спальни.) Эй, студенты, идите сюда!

М о л о д ы е  л ю д и  входят, здороваются с Натальей Петровной. Страхов провожает Наталью Петровну до двери спальни.

(Пожимает руку Ильину.) Спасибо, что окликнули.

И л ь и н. Пожалуйста! У меня на это опыт большой.

Вбегает  В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Волосы растрепаны, глаза безумные. За ним — М а р и я  М и х а й л о в н а.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Вот и кончилась моя цирковая, дурацкая жизнь.

С т р а х о в. Что случилось?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Случилось хуже смерти.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Опять в доме театры. Говори толком.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Из моей рукописи выбрали четыре самые трагические главы и печатают как смешные рассказы. Я — юморист.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Я думала, вправду что случилось. Печатают? Радоваться надо!

С т р а х о в. Успокойтесь, Василий Максимович. Вы напрасно тут видите оскорбление. То, что раньше казалось трагичным, теперь стало смешным.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Нет, я там писал подлинно трагическое. Пример? Слушайте: в восемнадцатом году арестованный царский дипломат вместо ложки моноклем кашу ел!

Н и н а. Кашу моноклем? Это смешно!

Л ю б а. Важно признание твоего таланта, отец.

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Не пойду в юмористы. Пускай другой берет три тысячи.

М а р и я  М и х а й л о в н а. За что три тысячи?

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. За издание.

М а р и я  М и х а й л о в н а (накидывает на себя пальто). Три тысячи? За твое баловство? И ты сидишь? Петрушку представляешь? Бежим, а то к завтрему они там опомнятся. За такого старика — три тысячи!

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Так тебе сразу и заплатили! Видно, что литературно неграмотная. Как же из трагического у меня смешное вышло?

М а р и я  М и х а й л о в н а. Ну, вышло, и слава богу. А в следующий раз напиши в шутку, а у них сойдет за серьезное. Пиши, Вася, дальше, чтобы одно сочинение на другое заходило. И за вино бранить не стану: при такой работе без этого нельзя.

Входит  Р о з а н о в. Одет он потрясающе шикарно — в ткани светлых тонов. В руках пальто, шляпа, трость. На носу очки.

М а р и я  М и х а й л о в н а. А! Капитон Семенович! Вы ли это?

Р о з а н о в (утомленно). Теперь ваша очередь меня не узнавать.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Неужели по займу выиграли?

Р о з а н о в. Я мелочью не интересуюсь. Просто в моей судьбе произошла заслуженная перемена. Теперь я живу в квартире из шести комнат с двумя прислугами.

М а р и я  М и х а й л о в н а. С двумя — это нехорошо.

Р о з а н о в. Старая бронза, фарфор, подлинный Маковский, натюрморты.

М а р и я  М и х а й л о в н а. Что же с вами стряслось такое?

Р о з а н о в. Я женился на вдове известного врача-гинеколога. В квартире всего она одна и три тетки.

И л ь и н. С чего ж она за вас пошла?

Р о з а н о в. Как — с чего, она не слепая, не глухая…

М а р и я  М и х а й л о в н а. А позвольте спросить: сколько ей лет?

Р о з а н о в. На бестактности не отвечаю. (Подходит к открытому окну.) Шофер, погодите закуривать, я сейчас еду. В антиквариат. (Общий поклон. Уходит.)

В а с и л и й  М а к с и м о в и ч. Самое место.

Молодежь и Мария Михайловна — у окна.

Н и н а. Смотрите, вышел.

И л ь и н (кричит из окна). Нехорошо, Розанов, сам на машине, а жена на старости лет пешком бегает!

Девушки смеются. За окном продолжительный гудок. Вбегают  Ж е н я  и  В е р а. Общие приветствия.

В е р а. Товарищи! Вот подаю заявление в архитектурный институт, а по ночам уже экзамены снятся. Антон Иванович, помогите, так боюсь!

С т р а х о в (окруженный молодежью). Друзья мои, прошел всего лишь первый весенний смотр. Вы выдержали только первые экзамены. В жизни их много. Впереди — большие бои. И мы ждем, мы верим, что из этих боев вы выйдете победителями!

Занавес

СТРАШНЫЙ СУД

Комедия в трех действиях, четырех картинах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Б л а ж е в и ч  А н д р е й  П е т р о в и ч — секретарь учреждения.

А н н а  П а в л о в н а — его жена, двадцати одного года.

С о ф ь я  С е р г е е в н а — мать Андрея Петровича Блажевича.

П р у ж и н и н  Ю р и й  М и х а й л о в и ч — директор учреждения, начальник Блажевича.

З и н а и д а  Л ь в о в н а — жена Пружинина.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а — племянница Пружинина, молода, хорошо одета.

С е м е р к и н  С е м е н  Е ф и м о в и ч — молодой человек, начинающий журналист.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч — его отец, зонтичный мастер.

И з н а н к и н  С т е п а н  З а х а р о в и ч — сослуживец Блажевича.

В а р в а р а  И в а н о в н а — его жена.

К л а в а — парикмахерша.

Р о д и о н о в — сослуживец Блажевича.

Д а р ь я  Б л и н о в а — домработница Блажевича.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й  н а  с у д е.

1 - я  ж е н щ и н а - з а с е д а т е л ь.

2 - я  ж е н щ и н а - з а с е д а т е л ь.

С е к р е т а р ь  с у д а — молодая девушка.

Б р о д я ч и е  м у з ы к а н т ы.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Небольшой зал заседаний московского народного суда. Слева, на маленьком возвышении, стол, за которым  п р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й  и две женщины — н а р о д н ы е  з а с е д а т е л и. Сбоку, за столом, молодая девушка, с е к р е т а р ь  с у д а. Направо несколько рядов стульев, на которых сидят: А н д р е й  П е т р о в и ч  Б л а ж е в и ч, А н я  Б л а ж е в и ч, С о ф ь я  С е р г е е в н а  Б л а ж е в и ч, Ю р и й  М и х а й л о в и ч  П р у ж и н и н, З и н а и д а  Л ь в о в н а  П р у ж и н и н а, Р о д и о н о в, С т е п а н  З а х а р о в и ч  И з н а н к и н, С е н я  С е м е р к и н  и  Б л и н о в а. Сеня во время судебного разбирательства несколько раз порывается встать, но удерживается. Иногда заносит что-то в записную книжку.

В зале две двери: одна ведет в комнату судейских совещаний, другая — в коридор.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Слушается дело по обвинению Блажевича Андрея Петровича…

С о ф ь я  С е р г е е в н а (машет носовым платком и вскрикивает). А-а-а!..

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Гражданка, соблюдайте тишину.

Б л а ж е в и ч. Я же просил вас не приходить.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Слушается дело по обвинению Блажевича Андрея Петровича…

С о ф ь я  С е р г е е в н а. А-а-а-а!..

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Гражданка, не мешайте суду! Слушается дело по обвинению Блажевича Андрея Петровича по статье сто семнадцатой и Изнанкина Степана Захаровича по статье сто восемнадцатой Уголовного кодекса.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Уголовного! А-а-а-а!..

Б л а ж е в и ч. Мама!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. «Слушается»… «.кодекса» — я этих слов не перенесу!..

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Гражданка! Я вас удалю… Первый, то есть Блажевич, обвиняется в получении взятки, второй, Изнанкин, — в даче взятки. Обвиняемые явились?

Б л а ж е в и ч (привстав). Да.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Изнанкин здесь?

И з н а н к и н (нагибаясь между стульев). Сейчас…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Изнанкин, где вы?

И з н а н к и н. Я шапку уронил. (Встает.) Я — Изнанкин. Я здесь.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Свидетели — Родионов, Пружинин и гражданка Блажевич — явились?

Р о д и о н о в. Явились.

А н я. Да.

П р у ж и н и н. Да, я приехал.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Какие будут ходатайства у обвиняемых? (Пауза.) Ходатайств нет… Подсудимый Блажевич! Вы признаете себя виновным?

С о ф ь я  С е р г е е в н а (встает). Не понимаю! Как можно задавать такие вопросы!

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Предупреждаю в последний раз: я вас удалю. Подсудимый Блажевич, вы признаете себя виновным?

Б л а ж е в и ч (встает). Не только не признаю, но и удивляюсь.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Позвольте… Портсигара от гражданина Изнанкина вы не получали?

Б л а ж е в и ч. Я уже показал на следствии, что никаких подарков не получал, и совершенно не понимаю: в чем меня обвиняют?

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Так…

А н я (встает). Я должна сказать…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Гражданка Блажевич, не перебивайте, мы вам предоставим слово… Обвиняемый Блажевич, а письма от гражданина Изнанкина вы тоже не получали?

Б л а ж е в и ч. Нет, не получал.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Кому же это написано? (Берет со стола лист бумаги, читает.) «Дорогой друг, если б вы надо мной не сжалились, ехал бы я сейчас к черту на кулички. Не знаю, как и благодарить вас за вчерашнюю радость. Пусть эта маленькая вещица всегда напоминает вам преданного Степана Изнанкина. Обнимаю вас». (Читает надпись на конверте.) «А. П. Блажевич». Этого письма вы тоже не получали?

Б л а ж е в и ч. Уверяю вас, я этого письма не получал.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Как же оно очутилось у вас в столе вместе с портсигаром?

Б л а ж е в и ч. Граждане судьи! Может быть, я сошел с ума, но, клянусь, у меня в столе никогда не было ни этого письма, ни портсигара.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Раз он говорит, не было — значит, не было!

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Так… (Обращается шепотом к заседателям, потом громко.) Свидетель Родионов! Расскажите суду все, что вы знаете по этому делу…

Р о д и о н о в (встает). Первого, ну да, первого июня я зашел к Блажевичам. Отперла мне дверь домработница. (Указывает на Блинову.) Вот эта самая. Старушка, встаньте, покажитесь суду. Отперла дверь и говорит: «Хозяева уехали на дачу». Мы летом все, на дачах на тридцатой версте живем. Вы, гражданин судья, эту местность знаете, вы тоже там с супругой комнату снимаете…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Это к делу не относится… Продолжайте…

Р о д и о н о в. Слушаю. Не заставши Блажевича дома, я хотел оставить записку… по личному делу…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Кому именно?

Р о д и о н о в (после заминки). Анне Павловне Блажевич.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Продолжайте.

Р о д и о н о в. А писать… (Жест.) Ну, вот писать — не на нем! И на столе бумага отсутствует. Тогда работница… Старушка, покажитесь суду. Вот она выдвинула ящик стола, вынула оттуда вот этот листок, который сейчас перед вами, и говорит: «Почитайте, если бумага ненужная, можно на обороте написать». Я прочитал это письмо и несколько раз содрогнулся — вот старушка видела.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. А конверт?

Р о д и о н о в. Конверт был здесь же… Я и его захватил.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Так… А портсигар вы видели?

Р о д и о н о в. Видел. Он в ящике лежал, под письмом.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Свидетельница Блинова Дарья Васильевна! Вы у Блажевичей служите?

Д а р ь я (встает). Служу… Шестой год служу.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. С письмом все так было?

Д а р ь я. Истинно так…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Вы тоже в ящике золотой портсигар видели?

Д а р ь я. Портсигарчик маленький видела, золотой он, нет ли… присягнуть не могу… И бумагу действительно товарищу Родионову подала, а он прочитал, да бумагу с конвертом в карман, да как схватится бежать вон из квартиры!.. Так что, если кража какая, — это он, Родионов, виноват.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Постойте…

Д а р ь я. Убежал он и даже про Анну Павловну не спросил.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. А почему он про Анну Павловну должен спрашивать?

Д а р ь я. А из-за кого же он к нам ходит? Бывало сидит и смотрит на нее, как старуха на церкву.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Погодите, свидетельница. Гражданин Родионов, продолжайте.

Р о д и о н о в. Я действительно очень уважаю Анну Павловну как личность…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Расскажите о письме. Вы его передал и прокурору?

Р о д и о н о в. Видите ли, сперва я пришел домой и, как подсказывает гигиена, лег отдохнуть. Только чувствую, лежу я не один, а лежат во мне два человека: лежат и высказываются. Первый говорит: «Брось, верни письмо». А другой голос возражает. Тут я встал и пошел к прокурору.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Садитесь. Свидетель Пружинин! Вы начальник учреждения, где работают Изнанкин и Блажевич?

П р у ж и н и н (встает). Да, я.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Скажите, должен был Изнанкин ехать в командировку или нет?

П р у ж и н и н. Я мог командировать его, но мог командировать и другого. Однако Изнанкин для командировки подходит.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Почему?

П р у ж и н и н (указывая, на портфель). В моем труде «Поведение человека на службе и около нее» сказано: «В долгосрочные командировки следует направлять исключительно женатых, так как они не торопятся возвращаться домой».

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Любопытно… Скажите, Блажевич не просил вое освободить Изнанкина от командировки?

П р у ж и н и н. Не помню. Надо справиться у секретаря.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. А кто секретарь?

П р у ж и н и н. Блажевич.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Так… Постарайтесь вспомнить, не влиял ли Блажевич на вас в этом деле?

П р у ж и н и н. Виноват… Я директор, а Блажевич секретарь, следовательно, я мог влиять на Блажевича, а как же он может влиять на меня? Судите сами: ну как он может влиять на меня? На меня никто влиять не может.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Садитесь. Обвиняемый Изнанкин! Вы признаете себя виновным?

И з н а н к и н. Не знаю…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. То есть как не знаете?

И з н а н к и н. Кругом обстоятельства очень сложные.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Позвольте… (Берет письмо.) Это вы писали?

И з н а н к и н. Я.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Портсигар тоже вы дарили?

И з н а н к и н. Я.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Значит, вы признаете себя виновным?

И з н а н к и н. Да нет же… не виноват я в этом. Никаких я взяток не давал… Граждане судьи, господи боже мой! Я виноват, только не по этой статье виноват… И письмо я написал и золотую вещицу подарил, только не Андрею Петровичу Блажевичу, а Анно Павловне Блажевич.

Б л а ж е в и ч. Моей жене?

И з н а н к и н. Видите, с ним уже начинается… Позвольте, я под вашу защиту встану. (Переходит к судейскому столу.) Здесь дело не уголовное, а сердечное. Спросите: почему я у следователя запирался? Ив этого… из джентльменства — вот! Здесь женская тайна; я Анну Павловну до последней минуты вмешивать не хотел, а, с другой стороны, если я и сейчас правду не скажу, невинные люди пострадают. Вы, Андрей Петрович, первый погибнете.

Б л а ж е в и ч. Как! Моя жена принимала от вас подарки?!

В зале движение. Шум.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Она во всем виновата! Она даже меня не уважала!

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Тише, успокоитесь, Блажевич… Граждане, соблюдайте тишину…

1 - я  ж е н щ и н а - з а с е д а т е л ь. Гражданка Блажевич, это письмо вам написано?

А н я. Да.

1 - я  ж е н щ и н а - з а с е д а т е л ь. Позвольте, но письмо адресовано мужчине — Блажевичу… Изнанкин там благодарит его за освобождение от командировки.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (берет конверт, читает). «А. П. Блажевич». (Обращаясь к Блажевичу.) Вас как зовут?

Б л а ж е в и ч (голосом раненого). Андрей Петрович.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. А вас, гражданка?

А н я. Анна Павловна.

И з н а н к и н. И там — А. П. и здесь — А. П.

1 - я  ж е н щ и н а - з а с е д а т е л ь. Если адресовано ему, то значит «Блажевичу».

2 - я  ж е н щ и н а - з а с е д а т е л ь. Нет, можно и «Блажевич».

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (читает). «А. П. Блажевич». Здесь конец фамилии не выписан, разобрать нельзя.

И з н а н к и н. «Ч-ч-ч»… я писал «ч», никакого «у» не было.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Изнанкин, потрудитесь объяснить. (Читает.) «Дорогой друг…»

И з н а н к и н. Дорогой друг, Анна Павловна…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. «Если бы вы надо мной не сжалились…»

Б л а ж е в и ч. Что это значит?

И з н а н к и н. Чего-нибудь серьезного не было. Нет, я при нем не могу, я стесняюсь… «Сжалились» — это значит она меня, ну, там… поцеловала…

Б л а ж е в и ч. Негодяй! Молчать!

И з н а н к и н. Андрей Петрович, ведь если я замолчу, вас под стражу возьмут… Завладейте собой… я же показываю — ничего окончательного не было…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Призываю к порядку. (Читает.) «Если б вы надо мной не сжалились, ехал бы я сейчас к черту на кулички».

И з н а н к и н. «К черту» — это значит на службу, а «кулички» — Средняя Азия. Ну, ясно. Если бы Анна Павловна на мои чувства не ответила, я бы сам в командировку напросился, бежал бы от своего одиночного страдания, во мне такие страсти бушевали, нельзя сказать…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (читает). «Не знаю, как и благодарить вас за вчерашнюю радость». Это какая у вас была вчерашняя радость?

И з н а н к и н. Анна Павловна мне свидание назначила и вместо Степана Тустепиком назвала. Здесь каждый обрадуется. А вы бы не обрадовались?

Блажевич делает движение.

Только скажите, чтобы он на меня не бросался.

Блажевич подходит к столу, наливает воду, пьет. Разбитой походкой возвращается на свое место.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (читает). «Пусть эта маленькая вещица всегда напоминает вам Степана Изнанкина. Обнимаю вас».

И з н а н к и н. Я действительно дамский портсигарчик в подарок приложил. А «обнимаю вас»… Это каждому понятно, ну, вот… (Делает жест.) Обнимаю, будто сами не знаете…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Гражданка Блажевич, это все правда?

А н я. Да, правда… (Подходит к столу и кладет маленький портсигар.) Вот. Я давно хотела все сказать, но вы меня остановили.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Вы курите?

А н я. Что?

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Я спрашиваю — вы курите?

А н я. Да, курю…

С о ф ь я  С е р г е е в н а. От нее всего можно ждать.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Как и когда вы получили этот подарок?

А н я. Двадцать девятого мая я нашла у себя в городской квартире, на столе, это письмо и эту вещь. Она была завернута…

1 - я  ж е н щ и н а - з а с е д а т е л ь. И вы решили этот подарок взять?

А н я. Нет, я бы его вернула, непременно вернула.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. А пока убрали в стол? Это что ж, ваш стол или вашего мужа?

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Прошу занести в протокол, что она пыль со стола никогда не стирала.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Это ваш стол?

А н я. Общий… Но муж ничего не знал, он обычно прямо с работы уезжает на дачу.

Р о д и о н о в (подбегает к столу). Анна Павловна, как же вы — и вдруг могли!.. (Расплескивая, наливает воду в стакан и пьет.)

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Когда муж волнуется, я понимаю… А вы чего казенную воду пьете?

Родионов почти падает на свое место.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (пошептавшись с заседателем). Суд удаляется на совещание.

И з н а н к и н. Граждане судьи, как же я тут останусь? Они меня искалечат от ревности.

С у д ь и  уходят; за судейским столом остается только секретарь. Блажевич, глядя на Изнанкина, встает со своего места. Изнанкин прячется за Пружинина.

Не подходите ко мне… Юрий Михайлович, вы — наше начальство, велите ему сидеть на месте.

П р у ж и н и н. Андрей Петрович, я вас понимаю. Мне самому хочется Изнанкину дать по морде, но… вы человек культурный, отложите…

Б л а ж е в и ч. Выйдем в коридор, иначе меня будут судить за убийство…

Поддерживаемый  П р у ж и н и н ы м, Б л а ж е в и ч  выходит.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Зинаида Львовна!

Пружинина подходит к ней.

Скажите, почему я не умерла? Почему я все слышала и не умерла?

З и н а и д а  Л ь в о в н а. По-видимому, у вас организм хороший.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. И это жена моего сына! Она может поджечь, убить… я просто домой боюсь возвращаться!

Входят  п р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й  и  о б а  з а с е д а т е л я. Из коридора входят  Б л а ж е в и ч  и  П р у ж и н и н.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (читает). «Нарсуд Старопресненского района, рассмотрев дело по обвинению Блажевича, тридцати одного года, и Изнанкина, сорока двух лет, установил: что письмо гражданина Изнанкина адресовано гражданке Блажевич, портсигар является подарком Изнанкина Анне Павловне Блажевич, причем об этом подарке гражданину Блажевичу известно не было. Письмо и подарок носят личный характер. Нарсуд нашел, что предъявленные Блажевичу и Изнанкину обвинения не доказаны, а потому определил: Блажевича Андрея Петровича и Изнанкина Степана Захаровича — оправдать!» Гражданка Блажевич, получите вашу вещь. (Передает Ане портсигар.)

Б л а ж е в и ч (горько). «Оправдать!» И это называется — оправдан!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Товарищи судьи! Почему же вы ее, ее-то ни к чему не приговорили?

С у д ь я  и  з а с е д а т е л и  удаляются. Изнанкин торопливо подходит к девушке-секретарю, которая собирает свои бумаги.

С е к р е т а р ь. Вам что?

И з н а н к и н. Я около вас подожду, пока они выйдут. Я тоже горячий и за себя не отвечаю.

С е к р е т а р ь  выходит. Б л а ж е в и ч, поддерживаемый  П р у ж и н и н ы м  и  С о ф ь е й  С е р г е е в н о й, покидает зал. За ними — Б л и н о в а  и  И з н а н к и н. Родионов подходит к неподвижно сидящей Ане.

Р о д и о н о в. Их оправдали… А я жестокий приговор от вас выслушал. Значит, Изнанкин лучше меня… Изнанкину радость досталась. (Круто поворачивается и уходит.)

Теперь в зале, кроме Ани и Сени, никого. Сеня подходит к Ане.

С е н я. Аня, простите… вам надо идти домой… Аня…

А н я. Да, я сейчас… (Встает, но от пережитого волнения у нее кружится голова, она берется за спинку стула.)

С е н я. Позвольте, я вас провожу… Вы очень взволнованы. (Вынимает коробку.) Не хотите ли папиросу?

А н я. Спасибо, я не курю…

С е н я. Так я и думал!

Оба смотрят друг на друга.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Лесистая местность. Терраса дачи Блажевича. Площадка перед ней. На противоположной стороне — маленькая терраса дачи Семеркиных. С видом человека, у которого только что свалилась гора с плеч, входит  А н д р е й  П е т р о в и ч  Б л а ж е в и ч. Через несколько секунд, озираясь, появляется  И з н а н к и н. Он останавливается против Блажевича, оба смеются и пожимают друг другу руки.

И з н а н к и н (кричит). Оправдали нас! Оправдали!

Б л а ж е в и ч. Давайте радоваться тише, а то на соседних дачах услышат. Да, оправдали. Я счастлив! А вы понимаете, кто теперь мы друг для друга?

И з н а н к и н. А кто?

Б л а ж е в и ч (смеясь). Мы — враги! Я обманутый муж, а вы — соблазнитель, понятно? Если сейчас сюда войдет кто-нибудь, я выгоню вас палкой. Кстати, что вы плели на суде? Думаете, были похожи на любовника?

И з н а н к и н. Андрей Петрович, я в жизни никогда любовником не был. И способностей у меня таких нет, я мужчина честный, это вы из меня соблазнителя сделали. Господи боже! Да если бы моя супруга узнала, что я на суде в таком флирте сознался, она бы меня своими руками здоровья лишила…

Б л а ж е в и ч. И правильно! Чтобы впредь благодарственных писем не писали. Навален! Мой счастливый соперник! Поверили!

И з н а н к и н. И поверили… А секретарь суда на меня так посмотрела!.. Да, Андрей Петрович, ваше положение незавидное…

Б л а ж е в и ч. Это почему?

И з н а н к и н. Главным-то донжуаном я оказался. Не знаю, как вы теперь с супругой, скажем, в гости пойдете. Мне вас даже жалко…

Б л а ж е в и ч. Но-но, не забывайтесь!

И з н а н к и н. Я-то молчу, а другие, пожалуй, молчать не станут. (Смотрит в сторону.) Анна Павловна возвращается и с ней сосед, кажется…

Б л а ж е в и ч. Отойдем скорее.

Скрываются за углом дачи. На площадку входят  А н я  и  С е н я.

А н я. Почему вы пришли в суд?

С е н я. Я журналист, я должен бывать всюду. А вот вы, вы-то зачем явились на этот суд? Я прихожу в поисках материала, и вдруг — ваше дело! Вы кто, святая?

А н я. Почему святая?

С е н я. А кто же еще согласится выгораживать негодяев?

А н я. Вы так говорите о моем мужа?

С е н я. Извините, я хотел сказать: выгораживать вашего мужа и другого негодяя.

А н я. Вы не поверили моим показаниям?

С е н я. Ни одному слову. Но я осудил бы вас за скверное отношение к себе. Неужели сейчас вам хочется вернуться домой?

А н я (протягивает Сене руку). Он меня все-таки любит.

С е н я. «Все-таки»! Нет, вы скверно к себе относитесь. Я к вам отношусь лучше. Не забывайте этого. Хорошо?

А н я. Хорошо.

С е н я  входят в маленькую дачу. Навстречу Ане появляются  Б л а ж е в и ч  и И з н а н к и н.

Б л а ж е в и ч. Спасибо, Анечка, ты очень мило показала.

И з н а н к и н. Вы и мою жизнь спасли… Разрешите, я вам за это что-нибудь по-настоящему подарю…

А н я. Нет уж! Довольно подарков! (Бросает портсигар.)

Блажевич его поднимает.

Ах, какие вы негодяи! На суде мне хотелось встать и крикнуть: не верьте ни! И мне не верьте!

Б л а ж е в и ч. Аня, ты же сама согласилась…

А н я. Да, чтобы выгородить вас. А теперь жалею, жалею… Принять на себя подарки! (Изнанкину.) Налгать, что я вас целовала!.. Они не могли, не должны этому верить! Как вы смели сказать, будто я называла вас Тустепиком!

И з н а н к и н. Это я для большей вероятности.

А н я. Да разве это вероятно? Я готова вернуться и рассказать правду. (Садится на крыльцо и опускает голову.)

Б л а ж е в и ч. Аня, я не понимаю твоего настроения. Если тебя шокирует подарок, я отдаю его — смотри.

Изнанкин протягивает руку, Блажевич кладет портсигар в свой карман.

Больше меня упрекнуть не в чем.

Аня идет в дом.

Б л а ж е в и ч (Изнанкину). Ну, что вы стоите? Ступайте домой… И больше ко мне не являйтесь.

И з н а н к и н. Андрей Петрович, я без вас скучать буду…

Б л а ж е в и ч (смотрит в сторону). Дождались!

И з н а н к и н. Чего дождались?

Б л а ж е в и ч. Пружинин идет. (Повышая голос.) После всего, что произошло, вы осмеливаетесь приходить объясняться! (Хватает палку и ударяет Изнанкина. Оглядывается.) Он еще из-за угла не вышел. Стойте. Как появится, я вас еще ударю…

И з н а н к и н. Вы больше словами, словами…

В глубине сцены появляются  П р у ж и н и н  с  З и н а и д о й  Л ь в о в н о й.

Б л а ж е в и ч (кричит на Изнанкина). Вы осмеливаетесь подходить к моей даче!

Замахивается на Изнанкина, но Пружинин отводит удар.

И з н а н к и н. Спасибо, Юрий Михайлович!.. (Отбегает в сторону, кричит.) Отдайте Анну Павловну!

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Юрий, успокой же Андрея Петровича, а я тебе на помощь Тину пришлю. (Пересекает площадку и скрывается.)

П р у ж и н и н. Андрей Петрович, успокойтесь!

И з н а н к и н. Отдайте Анну Павловну!

Б л а ж е в и ч. Не мешайте мне стать убийцей!

П р у ж и н и н. Это всегда успеется.

Пружинин уводит Блажевича на террасу.

И з н а н к и н (поправляет пиджак, поднимает свалившуюся кепку). Палка у него, должно быть, можжевеловая. (Уходит.)

П р у ж и н и н. Андрей Петрович, сядьте, выпейте воды, один глоток.

Б л а ж е в и ч. Я себя чувствую хорошо.

П р у ж и н и н. Не надо сдерживаться: говорите мне все, жалуйтесь, даже поплачьте — вам станет легче.

Б л а ж е в и ч. Мне плакать не о чем.

П р у ж и н и н. Не надо геройствовать: вы оскорблены, унижены, вас гложет ревность, стыд, не замыкайтесь в себе, выпейте воды!

Б л а ж е в и ч. Я не хочу воды!

П р у ж и н и н. Перлы разбиты, я понимаю… Хотите, я продлю ваш отпуск?

Б л а ж е в и ч. Зачем?

П р у ж и н и н. Не можете же вы через пять дней прийти на службу и сесть рядом с Изнанкиным? Товарищи начнут хихикать, шептаться. Я переведу вас в другое помещение, ближе к себе.

Б л а ж е в и ч. Но там только управляющий делами, не могу же я занять его место?

П р у ж и н и н. Это верно… Но, строго говоря, почему? Да, почему вы не можете занять его место? Старик не справляется, я давно замечаю. Вместо чая он пьет теплую воду, завтракает тертыми яблоками, он явно не справляется. И я, как хороший директор…

Б л а ж е в и ч. Эх, Юрий Михайлович! Я давно хочу сказать правду. Вы — плохой директор. Да-да, плохой! У вас излишне светлая голова. Помните, вы писали в Третьяковскую галерею? Просили прислать картину размером шестьдесят на сто для простенка в вашем кабинете? Вы хотели украсить свой труд. Но вас осмеяли. И правы — не бегите на сто лет впереди ваших дней.

П р у ж и н и н (сладко конфузясь). Андрей Петрович, ну, дорогой…

Б л а ж е в и ч. Я знаю, начальство не любит правды. Но уж я все… скажу… А ваши выступления на самодеятельных вечерах? Человек, который с таким чувством поет: «О дайте, дайте мне свободу!» — не может отказать служащему в отпуске. Какой же вы директор!

Пружинин отворачивается, закрывает лицо платком и всхлипывает.

Если я вас расстроил — извините…

П р у ж и н и н (подбегает к Блажевичу и жмет ему руку). Нет, я люблю слушать правду, и если вы еще что-нибудь знаете про меня, то говорите, говорите… Критика мне нужна как воздух… А про теперешнего управляющего делами я еще вспомнил: он льстец. Я требую, чтобы вы заняли его место. Кстати, я передам вам свой проект. Критикуйте, бичуйте меня, вот как сегодня. (Обнимает Блажевича.)

Из дома на террасу выходят  С о ф ь я  С е р г е е в н а, за ней — Д а р ь я  с чайником в руках. Софья Сергеевна садятся за накрытый стол. Дарья устраивается завтракать в стороне, у перил.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Юрий Михайлович, позавтракайте с нами, садитесь. Андрюша, сделай усилие над собой, проглоти что-нибудь.

П р у ж и н и н. После душевных потрясений врачи советуют простоквашу.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Юрий Михайлович, вы представляете, что он выстрадал на этом ужасном суде? И вы знаете, у меня было предчувствие. Даша, ты помнишь, у меня было предчувствие?

Д а р ь я. Это когда часы остановились?

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Помолчи, Даша. А как ему жать дальше?

Б л а ж е в и ч. Мама, вы ничего не знаете!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Ах, я все понимаю! Мне твое сердце видно, как на ладони. Вот и сейчас: ты смотришь на это дерево и думаешь: не под ним ли жена целовалась с Изнанкиным? А сколько может быть таких деревьев!

П р у ж и н и н. Д-да… Тогда лучше гулять по полю…

С о ф ь я  С е р г е е в н а. А вы уверены, что в поле они ничего не делали?

Б л а ж е в и ч (кричит). Мама, я прошу, я требую!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Воды, воды!

Каждый протягивает Блажевичу стакан с водой.

Андрюша, не вспоминай, забудь о своем положения. Давайте говорить о чем-нибудь другом. Ведь есть же счастливые браки, когда мужья ничего не подозревают.

Д а р ь я. У моего племянника один товарищ жену соблазнил: полотна подарить обещал. Племянник про это узнал, да как любовника подстерег, да как восемь метров с него стребовал! Они с женой ничего, хорошо живут.

Б л а ж е в и ч. Ну какое нам дело до твоего племянника!

Д а р ь я. Я вам для утешения рассказываю.

Б л а ж е в и ч. Это черт знает что такое!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Воды, воды!..

Все протягивают Блажевичу стаканы.

Б л а ж е в и ч. Уберите вашу воду!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Вы видите, как он страдает! Будем говорить о чем-нибудь совершенно другом.

Пауза.

П р у ж и н и н. У меня был бухгалтер, которому жена никогда не изменяла…

Блажевич вскакивает с места.

С о ф ь я  С е р г е е в н а (укоризненно). Юрий Михайлович…

П р у ж и н и н. Я же говорю «не» изменяла, «не»!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Андрюша, успокойся, такого бухгалтера не было и быть не могло. Неужели нельзя говорить о чем-нибудь другом?

Р о д и о н о в (входит, останавливается в покаянной позе около террасы и кланяется). Андрей Петрович, я зашел раскаяться. Да разве я мог предполагать, что Анна Павловна такого поведения…

П р у ж и н и н. Какая бестактность!

Р о д и о н о в. Нет, это хуже, нем бестактность, здесь для мужа оскорбление. Я вам, Андрей Петрович, сочувствую, и все, кому и расскажу, тоже посочувствуют, вот увидите…

Б л а ж е в и ч. Вы собираетесь об этом рассказывать?

Р о д и о н о в. А как же? Я вас первый обвинил, я и оправдаю. Общественный долг — прежде всего. Жена изменила — ну что ж! Мы вам по этому поводу какую-нибудь нагрузку дадим. Счастливо оставаться. (Уходит.)

С о ф ь я  С е р г е е в н а. И все это Андрей должен переносить! Андрюша, не обращай внимания, постарайся забыть свое положение.

Входит  А н я. Софья Сергеевна указывает на нее вилкой.

Но разве можно забыть в такой обстановке! Что вам угодно?

А н я. Я хочу завтракать. (Садится к столу.)

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Как! После всего, что вы с нами сделали, вы еще хотите с нами завтракать?

Б л а ж е в и ч (встает). Мама, вы преувеличиваете. Ведь Изнанкин показывал: «Ничего окончательного не было».

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Значит, тебе этого мало? «Не было»! Нет, было, было, было!

П р у ж и н и н. Оставим эту тему. Разрешите, я включу радио. (Включает.)

Из рупора слышен трагический баритон Алеко: «И что ж… Земфира не верна, Земфира не верна! Моя Земфира охладе-е-ла-а-а!» Пружинин машет руками, бежит и выключает радио.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Вот! По радио неправды не скажут!

А н я (отводит Блажевича в сторону). Объясни своей матери, что и ни в чем не виновата.

Б л а ж е в и ч. Невозможно: она сегодня же все разболтает.

Оба возвращаются к столу. Пауза.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Вот, пьют чай… Со стороны можно подумать — счастливая семья.

А н я. Андрей, пойдем после завтрака на теннис.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. На теннис? В культурном государстве за это вас побили бы камнями! Андрей, неужели ты забыл, в каком ты положении?

Аня убегает в дом.

И она, она еще обиделась!

Б л а ж е в и ч. Довольно! Это невыносимо!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Воды, воды!

П р у ж и н и н. Не волнуйтесь!

Б л а ж е в и ч. Так жить нельзя…

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Да, пока эта особа в доме — порядочная жизнь невозможна. Изменить молодому, красивому — и с кем? С Изнанкиным! Хоть бы фамилия была другая…

На площадку, а потом на террасу входит  В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Здравствуйте, Софья Сергеевна. И дядя Юра у вас?

Софья Сергеевна целует Валентину Николаевну.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Валентина Николаевна, вы слыхали о нашем несчастье?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Да, сегодня только об этом и говорят.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Андрей, ты слышишь?

Б л а ж е в и ч. Да-да, слышу, слышу!..

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Вы видите, в каком он состоянии?

П р у ж и н и н (Софье Сергеевне). То, что испортила одна, может исправить только другая женщина.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Дай-то бог! (Истово крестится.)

П р у ж и н и н. Оставим их.

С о ф ь я  С е р г е е в н а, П р у ж и н и н  и  Д а р ь я  уходят в дом.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Андрей Петрович, я вас понимаю: я тоже недавно в Ленинграде разошлась с мужем.

Б л а ж е в и ч. Но ведь я с женой не расхожусь.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Как? Вы хотите остаться с ней? Чтобы вас жалели мужчины и презирали женщины? Нет, измена смывается только изменой! Конечно, вам сейчас тяжело. Когда мне пришлось уходить из дому, я сама себе казалась маленькой девочкой, у которой подгибаются ножки, которая вот-вот упадет и замерзнет в сугробе. Правда, это было летом, и я уехала на машине, но мне так казалось. Вот и вы сейчас маленький брошенный мальчик.

Б л а ж е в и ч. Позвольте, какой же я брошенный?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Не спорьте, я чуткая и все вижу.

Оба садятся на ступени крыльца.

Дайте мне вашу руку. Как странно, мы знакомы только две недели, а кажется, что все это уже когда-то было: мы вот так же сидели, а жена вот так же вам изменяла, и было так хорошо… Нет, довольно, довольно лирики! Поговорим о другом… Вы знаете, это я подала дяде Юре мысль назначить вас управляющим.

Б л а ж е в и ч (встает). В таком случае я отказываюсь от этого места. Я не хочу, чтобы мне протежировала женщина. Лучше вернемся к лирике. Как мы сидели? (Садится, обнимает Валентину Николаевну; теперь ее плечи у него на коленях.) Мы так сидели?..

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Нет, кажется, не так…

Б л а ж е в и ч. Так-так… я же помню. Теперь вы маленькая девочка… Замерзаете в сугробе… Ну, замерзайте. Закройте глаза. Вот я нашел вас… поднял. (Берет ее на руки.) И пытаюсь отогреть своим дыханием… (Целует Валентину Николаевну.)

Из дачи выходит  А н я, Блажевич ставит Валентину Николаевну на ноги и толкает ее.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Зачем вы меня трясете? (Открывает глаза, видит Аню.) Как! Вы еще здесь? Странно! (Медленно уходит.)

А н я. Ты целовал ее?

Б л а ж е в и ч. Это она меня целовала. Вот до чего ты меня довела… Ты во всем виновата!

А н я. Я виновата? В чем?

Б л а ж е в и ч. А твои показания на суде? Дурацкие подарки! Эти встречи с мерзавцем Изнанкиным!

А н я. Ты же сам меня умолял так говорить на суде, а когда я отказывалась, хотел застрелиться.

Б л а ж е в и ч. Теперь я еще больше хочу застрелиться! Теперь все знают, что ты мне изменяла. Кругом кричат об этом! Я ревную, я ревную! Ты меня сделала несчастным!

А н я. Я же не изменяла тебе на самом деле!

Б л а ж е в и ч. Изменяй на самом деле. Пожалуйста! Но чтобы этого никто не видел. А чего стоит верность, о которой знаю я один? Что важнее — факт или общественное мнение? А знаешь, чего ждет общественное мнение? Нашего развода. Да!

А н я. Ты хочешь со мной разойтись?

Б л а ж е в и ч. Здесь психологическое раздвоение: с тобой — нет, но с той негодяйкой, которая осрамила меня на суде, — да, хочу разойтись!

Из дачи выбегают  С о ф ь я  С е р г е е в н а, Д а р ь я  и  П р у ж и н и н.

(Кричит.) Я не хочу, чтобы меня жалели, я не могу, чтоб на меня показывали пальцами!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Воды, воды!

Пружинин и Дарья наливают волу. На площадку входят  б р о д я ч и е  м у з ы к а н т ы — мужчина с мандолиной и девушка с гитарой. Они останавливаются перед террасой и громко поют.

М у з ы к а н т ы (поют).

Изменила? Ну так что ж! Стал, знать, милый нехорош. Ну, быстрей летите, кони, Разгоните грусть-тоску, Мы найдем себе другую Раскрасавицу жену!

Б л а ж е в и ч (кричит). Молчать! Я не позволю над собой издеваться!

Изумленные музыканты замерли на месте.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Выпей воды!..

Б л а ж е в и ч. Не хочу воды. Развода, развода я требую!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Декорация второй картины. А н д р е й  П е т р о в и ч  сидит на террасе с полотенцем на плечах перед небольшим зеркалом. К л а в а  кончает причесывать Блажевича.

К л а в а. В парикмахерской за день так намучаешься, кажется — ноги не держат, а на вашей голове даже как-то отдыхаешь… К нам в мастерскую иногда очень капризные клиенты приходят. Стрижешь такого, а он придирается — неровно, говорит, а как сделаешь ровно, когда у него голова косая? А какие мужчины кокетливые! Другой важную физиономию перед зеркалом закрепит, да так и уйдет с ней на улицу. Конечно, некоторые мужчины героические лица из жизни выносят, а в большинстве — из парикмахерской. Вам височки косые сделать?

Б л а ж е в и ч. Угу…

К л а в а (намыливает Блажевичу щеки, начинает брить). Но на Анну Павловну я удивляюсь, вот удивляюсь! Мне в парикмахерской о вашем несчастье сказали, так я одному клиенту чуть ухо не отрезала.

Б л а ж е в и ч (обнимает Клаву). Сегодня жена уезжает. Я с ней разошелся.

К л а в а. Разошлись? Что же теперь будет?

Б л а ж е в и ч. Я на другой собираюсь жениться.

К л а в а. Ой! Вы серьезно говорите?

Б л а ж е в и ч. Угу…

К л а в а. Какая же она из себя?

Б л а ж е в и ч (обнимает Клаву). Молодая, интересная. Щиплет…

К л а в а. Как — щиплет?

Б л а ж е в и ч. Мыло щиплет — в глаза попало.

К л а в а. Извините…

Б л а ж е в и ч. Да, интересная, светлая шатенка.

К л а в а. Ой, вы преувеличиваете! Какая она ни на есть — зато любит по-настоящему.

Б л а ж е в и ч. Вы уверены?

К л а в а. Конечно, уверена. (Целует Блажевича.)

Б л а ж е в и ч. Клава, а после женитьбы вы меня брить не перестанете?

К л а в а. Как же можно? Даже наоборот! Тогда, кроме меня, к вам никто не прикоснется. Если у вас родственники есть, я и их обслужу.

Б л а ж е в и ч. Вот умная девушка! (Обнимает Клаву.)

К л а в а. Андрей Петрович! Сидите смирно, а то я вас на радостях нарезать могу…

На площадке появляется  В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а и направляется к террасе.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Андрей Петрович!

Б л а ж е в и ч. Простите, я еще не готов…

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а (входя на террасу). Ничего, я на минутку. (Рассматривает Клаву.) Очень мила! Если она будет приходить к нам, пусть и меня причесывает. Андрей Петрович, когда вы думаете проделать свадебные формальности?

Б л а ж е в и ч. Завтра утром, вас устроит?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Пожалуй… С каждым раз, когда я выхожу замуж, мне почему-то грустно. (Протягивает обе руки Блажевичу.) Не забудьте завтра же свои документы для загса. (Уходит.)

Б л а ж е в и ч (садится на прежнее место). Ну-с, Клава…

Клава машинально берет кисточку и намыливает щеку Блажевичу.

Чему вы удивляетесь?

К л а в а. А тому, что вы меня целовали, а на ней женитесь.

Б л а ж е в и ч. Вы расстроены? Пожалуй, я сам добреюсь.

К л а в а. Нет уж, я что начала, от того не отказываюсь. (Точит бритву.) И наружность описал: «Интересная шатенка»! Крашеная она, крашеная! Буду я ее причесывать — дожидайтесь! Другая бы вас за это зарезала. Взяла бы вот так, да ка-ак!..

Б л а ж е в и ч (сползая со стула). Не надо… Осторожнее…

К л а в а. А вы со мной осторожно поступаете?

Б л а ж е в и ч. Клавочка, милая…

К л а в а. Теперь — милая… Ладно, не бойтесь. (Вытирает и кладет бритву.) Кто же она такая, ваша невеста?

Б л а ж е в и ч. Это вас не касается.

К л а в а (снова берет бритву). Я здесь не гладко сделала…

Б л а ж е в и ч. Нет, хорошо, хорошо…

К л а в а. Тихо сидеть! (Подбривает Блажевичу висок.) Кто она такая?

Б л а ж е в и ч. Племянница нашего директора.

К л а в а. Теперь в порядке… (Кладет бритву, смачивает в тарелке салфетку, прикладывает ее к лицу Блажевича и говорит, хлопая ладонями по салфетке.) Не беспокойтесь, плакать не стану… Если вам жена изменила, должно быть, вы какой-нибудь неполноценный.

Б л а ж е в и ч (пытаясь освободиться из-под салфетки). Я — неполноценный?

К л а в а. Да уж полноценного на Изнанкина не сменяют…

Б л а ж е в и ч (морщась от ударов). Легче! Довольно!

К л а в а. Ничего, привыкайте. (Хлопает в последний раз и снимает салфетку.) Вот и все.

Б л а ж е в и ч (вставая). Благодарю вас.

К л а в а. Не за что… Пожалуйста! (Бросает бритву и мыльницу в чемоданчик, берет его и быстро уходит.)

Б л а ж е в и ч. Лучше всю жизнь с бородой ходить…

П р у ж и н и н (входит на площадку). Андрей Петрович, вы с моим проектом ознакомились?

Б л а ж е в и ч (беря папку). Нет, я с ним сроднился.

П р у ж и н и н. И что скажете?

Б л а ж е в и ч. Нехорошо, Юрий Михайлович, не пожалели вы школьников, прибавили им работы.

П р у ж и н и н. Я не понимаю, при чем тут школьники?

Б л а ж е в и ч. Это же классика! Это будут изучать: «Поведение людей на службе и около нее». Подумать только! Все теперешние служащие умрут, а их поведение останется в веках. Беру наудачу. (Читает.) «В каждом учреждении следует завести ящик смелости. В указанный ящик служащий может опускать критические записки. Если директор найдет критику правильной, то служащему за это ничего не будет». Не слишком ли это либерально?

П р у ж и н и н. Нет, ящик для смелости я приветствую.

Б л а ж е в и ч. Юрий Михайлович, но я прошу, настоятельно прошу, до моего назначения управляющим не посылайте проекта на утверждение.

П р у ж и н и н. Почему?

Б л а ж е в и ч. Я… Я должен прочесть ваш труд товарищам. Дайте мне видеть, как весенним ветром пахнет из директорского кабинета.

П р у ж и н и н. Спасибо… не надо… Проводите меня домой, я слабею…

Б л а ж е в и ч. Легендарный директор… Идемте… (Уходит под руку с Пружининым.)

Из дачи Блажевича на террасу выходит  А н я. За ней — с чемоданом в руках  Д а р ь я  и С о ф ь я  С е р г е е в н а.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Прощайте, я вам зла не желаю…

А н я. Прощайте, Даша. (Берет чемодан и сходит с крыльца.)

Д а р ь я. Пошла одна-одинешенька… на высоких каблучках по белому свету.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Помолчи, Дарья.

Из маленькой дачи выходят  С е н я  и догоняет Аню.

(Негодующе.) Новый поклонник! Хоть бы от дачи отошла! (Уходит в дом. Дарья — за нею.)

С е н я. Аня, куда вы?

А н я (не останавливаясь). Куда-нибудь, хоть в реку!

С е н я. Постойте, но река — в другой стороне. Что с вами случилось?

А н я. Я ушла от мужа, совсем ушла. И не утешайте меня, пожалуйста.

С е н я. Конечно, утешений каждый боится… Бывают такие «утешители», которые на тяжесть личного горя кладут общественную нагрузку и думают, что от этого легче. Я вас утешать не стану.

А н я. Я хочу умереть.

С е н я. Умереть? А как же без вас будет пересматриваться ваше дело?

А н я. Вы думаете, я опять пойду в суд?

С е н я. Нет, на суде вам уже не поверят. Правду надо говорить вовремя. А сегодня каждому ясно: вы с мужем разошлись и хотите его обвинить из мести.

А н я. Да-да, я сама во всем виновата. Такую гадость на себя наговорила. Теперь ничего не выйдет. (Садится на чемодан.)

С е н я (вынимая из кармана бумагу). Не выйдет? А это вы видите?

А н я. Что это?

С е н я. Получил в суде копию вашего дела. Оно будет пересмотрено.

А н я. Где пересмотрено?

С е н я. В одной высшей инстанции. Но зачем же сидеть на чемодане? Позвольте, я его возьму — и пойдем.

А н я. Мне идти некуда.

С е н я. У нас с отцом есть свободная комната, и, если…

А н я. Нет, это неудобно…

С е н я. Вы собирались в реку, а у нас все же удобнее, чем в реке, и воздуху больше.

А н я. Вы хороший человек. Я от этого отвыкла.

С е н я. Ничего. Как-нибудь привыкнете. Пойдемте, пожалуйста.

Идут к маленькой даче. Им навстречу на крыльцо выходит  Е ф и м  Д а в ы д о в и ч  с зонтом в руках.

С е н я. Это мой отец. Вы, кажется, знакомы. Входите, пожалуйста.

Входят в дом.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Интересно, что они принесли в чемодане?

С е н я  торопливо выходит из дома.

А где же твоя гостья?

С е н я. Отец, пойми меня… Эта дама, эта девушка…

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Сначала дама, потом — девушка… Этого никто не поймет.

С е н я. Эта гражданка временно будет жить у нас. Так надо.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. То есть кому надо? Например, я могу жить и без нее.

С е н я. Потом я тебе все объясню.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. А я хочу объяснить тебе сейчас. Сын моей сестры, Даня, играет на скрипке. И про него печатают в газетах. Сын моего брата, Михаил, работает на заводе, и про него тоже печатают в газетах. И вот мой собственный сын, Семен, журналист, но его не печатают в газетах.

С е н я. Теперь я нашел тему. Это — Анна Павловна! Знаешь, какой здесь интересный материал!

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Конечно, материал интересный, но я тебе не советую его трогать. Сначала встань на ноги.

На крыльцо выходит  А н я.

С е н я. Тише, пожалуйста… (Подходит к ней.) Аня, перед нами следующая задача: по жизненному пути идут две компании. Первая компания, то есть они (жест в сторону дачи Блажевича), выезжает на жульничестве. Вторая компания, то есть мы, пользуемся честным транспортом. Спрашивается, кто первый достигает своей цели?

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Мне сдается, первыми приедут жулики.

С е н я. Это ответ из старого задачника. В следующей инстанции мы выиграем дело.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Где же эта инстанция?

С е н я. Вот я сейчас сбегаю и посмотрю. А вы пока отдыхайте.

А н я  входит в дачу. Сеня отводят отца в сторону.

Отец, прошу тебя побыть с Анной Павловной.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Я должен ее караулить?

С е н я. Только не отпускай ее одну, особенно к реке. Она все может сделать.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Она все может сделать? А ты за меня не боишься?

С е н я  убегает.

И о чем я с ней буду разговаривать? (Входит в дачу.)

На площадке появляются  П р у ж и н и н  и  Р о д и о н о в.

П р у ж и н и н. С одним чемоданом из дому ушла…

Р о д и о н о в. Куда же она пошла?

П р у ж и н и н. У старика Семеркина комнату сняла. Я думаю, ее Изнанкин устроил.

Р о д и о н о в. Да, Изнанкин вырос в фигуру, эротически незаурядную.

Площадку пересекает  И з н а н к и н.

У Анны Павловны были? Это от жарких объятий галстук развязался?

И з н а н к и н. Все возможно, только вас не касается.

Р о д и о н о в. Нет, касается: вы своим дареным портсигаром мне сердце прищемили.

П р у ж и н и н. Но Анна Павловна, кажется, и не курит.

И з н а н к и н. С вами не курит, а со мной курит. Извините, я на станцию тороплюсь, супругу встречаю.

Р о д и о н о в. Постойте… Я за Анной Павловной тоже ухаживал.

П р у ж и н и н. И я к ней был неравнодушен.

Р о д и о н о в. А я и подарки дарил, но какие? Полевой букет или, например, рыбку выудил и принес. Правда, она ее кошке отдала. Светляка еще, помню, подарил. Анна Павловна его на голову себе в волосы посадила. И он теплился вроде моего счастья. А вы моего светляка погасили, раздавили его своими подарками.

И з н а н к и н. На что же вы рассчитывали? Он, видите ли, рыбку кошке подарил, а от женщины «спасиба» дожидается. Светляка принес! Вы бы еще ей лягушек наловили. Может быть, вы не от поэзии цветочки дарили, а от жадности. Сквалыжничают, а потом плачут. Элегантность, щедрость, размах — вот что требуется. Женщин надо понимать, молодой человек! (Поднимает кепку и гордо уходит.)

П р у ж и н и н. Светляки теперь действительно устарели.

Р о д и о н о в. Не могу же я циничные драгоценности дарить.

П р у ж и н и н. И я содрогаюсь при мысли, что женщина может поцеловать меня из выгоды.

Пожимают друг другу руки и расходятся в разные стороны. На террасу маленькой дачи выходят  Е ф и м  Д а в ы д о в и ч  и  А н я. Она несет два зонта.

А н я. Эти зонты вы починили?

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Я сорок лет прожил с зонтами.

А н я. Сорок лет!

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. А сколько я людей через эти зонты узнал! Вы думаете, они про своих хозяев не рассказывают? Возьмем вот этот детский розовый зонтик. Для нас это только зонтик, а для ребенка здесь и пещера, и карусель, и парус. И еще я вижу: в него насыпали песок. Может быть, строили метро, а может быть, хоронили бабочку. Этот зонтик прожил горячую жизнь. Вы не беспокойтесь, если Семен побежал — это хороший признак… Значит, все будет хорошо. Скажите, Семен вам нравится?

А н я. Очень нравится.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. И что в нем хорошего? Хотя он даже мне иногда нравится. (Берет второй зонт.) Это — серьезным зонт. Его держала профессорская рука в замшевой перчатке. Я этого старика знаю. Он опускает зонтик и сквозь дождик, сквозь тучи смотрит на небо. Он говорит: «Там есть звезда, которую еще никто не видел, но я знаю, что она голубая». Этот зонтик большого ума. (Почтительно кладет зонтик.) Конечно, я вас развеселить не моту, может быть, вы хотите со мной прогуляться?

А н я. Спасибо, я сейчас купаться пойду…

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Купаться? Вы собираетесь идти к реке? Извините, к реке я вас не пущу…

А н я. Почему, Ефим Давыдович?

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Вернется Семен, тогда можете подходить к воде, а сейчас, сейчас холодно, зуб на зуб не попадает… (Оттесняет ее к двери дома.) Я вас очень прошу пойти в комнату.

Уходят.

На площадку, озираясь, выходит Р о д и о н о в. Он приодет. В руках чемоданчик-патефон. С другой стороны на площадку осторожно заглядывает  П р у ж и н и н. Он держит вазу порядочных размеров, до половины обернутую в бумагу. Оба прячут вещи за спину и расходятся в разные стороны, как бы не замечая друг друга. П р у ж и н и н  возвращается и, оглянувшись, терпеливо поднимается на крыльцо. В этот момент снова появляется  Р о д и о н о в, держа патефон за спиной.

Р о д и о н о в. Товарищ Пружинин! Вы куда?

П р у ж и н и н (ставит вазу и заслоняет ее собой). Да вот… хочу на крыльце отдохнуть: за последнее время я переутомился…

Р о д и о н о в. А ваза для чего?

П р у ж и н и н. Ваза? Эта ваза для цветов… Видите: на ней птички, бабочки…

Р о д и о н о в. Я не про птички-бабочки спрашиваю. Зачем вы ее сюда притащили?

П р у ж и н и н. А вы зачем за спиной музыку держите?

Р о д и о н о в. И вовсе не для нее. Я совсем в другое место иду.

П р у ж и н и н. В другое? Ну и ступайте в другое место, я вас не задерживаю. Идите. (Садится на террасе.)

Р о д и о н о в (как бы решив трудную задачу). Ну, нет! Кого-кого, а меня обмануть трудно! Вы в мое отсутствие хотите Анне Павловне вазу подарить!

П р у ж и н и н. Я с вами больше работать не могу. Довольно! (Берет вазу и идет с террасы, но, спохватившись, возвращается.) Нет, я вас одного с граммофоном не оставлю. И считаю товарищеским долгом сигнализировать: вы — негодяй.

Садятся друг против друга.

До каких же пор вы будете на чужой террасе сидеть?

Р о д и о н о в. Вы уйдете, и я уйду.

П р у ж и н и н. Хорошо, пойдемте одновременно.

Р о д и о н о в. Только честно идите.

Оглядываясь друг из друга, расходятся и скрываются за противоположными углами дачи, но через несколько секунд оба крадутся к террасе и сталкиваются у крыльца.

Это честно, по-вашему?

П р у ж и н и н. Вы — ищейка!

Р о д и о н о в. Ищейка? Граждане свидетели, граждане свидетели!

Из дома выходит  А н я.

Обратите внимание, он с вазой пришел. Понимаете, для чего?

П р у ж и н и н. Вы тоже не с пустыми руками.

А н я. Зачем вы принесли эта вещи?

Р о д и о н о в. Не вам, ей-богу, не вам. Я патефон… этому мастеру в починку принес…

А н я (Пружинину). А вы?

П р у ж и н и н. У меня тоже ваза испортилась. Ее поправить надо.

А н я. Хорошо. Я сейчас позову Ефима Давыдовича. (Уходит.)

Р о д и о н о в. «Ваза испортилась»! Где, чем она испортилась? Вот сейчас мастер придет и увидит, как вы наврали.

Пружинин растерялся. Потом хватает вазу, сбегает с крыльца и ударом об изгородь отбивает у вазы горлышко.

П р у ж и н и н. Пожалуйста! Я говорил — чинить надо.

Р о д и о н о в. Вывернулся! Опять вывернулся!

Из дачи выходят  Е ф и м  Д а в ы д о в и ч  и А н я.

А н я. Эти граждане вас спрашивают.

Р о д и о н о в. Я, товарищ мастер, патефон принес. Вы его посмотрите.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. А зачем я буду трогать чужую вещь? Еще испортишь.

Р о д и о н о в (открывая крышку). Вы внутри посмотрите. У него шипение испортилось, шипение неприятное.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Сведите в Москву, там приятное шипение сделают.

Р о д и о н о в. Я прошу вас вообще починить патефон.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Починить? Я его даже как следует сломать не сумею.

Р о д и о н о в (тихо). Вы его все-таки оставьте. Может быть, Анна Павловна заведет от скуки.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч (Пружинину). А вы что желаете?

П р у ж и н и н. У меня ваза с комода упала. Нельзя да ее склеить?

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Я зонтичный мастер, зонтичный! Ничего не понимаю!

А н я. Я объясню. Но прежде я должна вас поблагодарить. (Пожимает руки Пружинину и Родионову.) Большое, большое спасибо! (Ефиму Давыдовичу.) Они выдумали починку, чтобы прийти сюда. Товарищи понимают, что прямое сочувствие может меня обидеть, и вот они маскируют свое участие. Спасибо. (Родионову.) Какой вы нарядный! И духами пахнет.

Р о д и о н о в. Это одеколон «Невзгода».

А н я. Видите, какие люди меня навещают!

П р у ж и н и н (Ане). А нам можно взглянуть, как вы устроились?

А н я. Ну что ж, пожалуйста…

Все входят в дом. На площадке появляются  С о ф ь я  С е р г е е в н а  и  З и н а и д а  Л ь в о в н а.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Зинаида Львовна, вы знаете, где она поселилась? (Указывает на дачу Семеркиных.) Здесь, напротив.

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Я бы этого не перенесла…

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Мало того. К ней мужчины собираются — я следила. Сначала к ней пришел один мужчина. Доктора мне запретили волноваться, но я машу на здоровье рукой. (Машет рукой.) И сижу за кустами. Пульс у меня ужасный, по шее какой-то жук ползет, но я продолжаю смотреть. И вот пошли мужчины. Один за другим, один за другим, и все с вещами.

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Кто же? С какими вещами?

С о ф ь я  С е р г е е в н а. От сердцебиения я не разглядела.

В доме играет патефон.

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Слышите? Оргия! Все пошли по стопам Изнанкина.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Да-да, шли вереницей. И в походке было что-то фривольное. К порядочным женщинам такой походкой не ходят.

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Софья Сергеевна, окружайте дом.

Идут к дому. Из дачи навстречу выходит  Р о д и о н о в.

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Вы зачем к этой особе ходили?

Р о д и о н о в. К какой особе? Я старику Семеркину носил патефон чинить.

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Разве он патефоны чинит?

Р о д и о н о в. А как же? Он мне шипение переделывает.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. А ее вы там видели?

Р о д и о н о в. Кого — ее? (Как бы вспоминая.) Позвольте… Видел или не видел? Нет, не видел…

З и н а и д а  Л ь в о в н а. А оргия там была?

Р о д и о н о в. Оргия? Возможно, и была, но я не заметил.

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Надо обращаться в дирекцию. Я сама мужу скажу.

Из дачи выходит  П р у ж и н и н. В дверях он останавливается и, нагибаясь через порог, целует руку  А н н ы  П а в л о в н ы.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Вот она, ваша дирекция!

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Ты зачем туда ходил?

П р у ж и н и н. Видишь ли, Зиночка, наша ваза — знаешь, с комода? — вдруг разбилась. И я отнес ее мастеру.

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Этот мастер патефоны исправляет.

П р у ж и н и н. Да, но он и вазы чинит.

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Так это ты мастеру за починку руки целовал?

П р у ж и н и н. Нет, не совсем мастеру. Я там случайно Анну Павловну встретил.

Р о д и о н о в  пятится и тихо уходит.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Все ясно! Они ей подарки носили!

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Да! Где моя ваза?

П р у ж и н и н (указывая на дачу, робко). Там.

З и н а и д а  Л ь в о в н а (Пружинину). Что у тебя в портфеле, показывай! (Выхватывает портфель и роется в нем, выбрасывая бумаги.)

П р у ж и н и н. Это же мое «Поведение человека».

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Вижу я твое поведение! (Бросает портфель.) Выбирай — или я, или она!

П р у ж и н и н (уныло). Ты, конечно, ты!

З и н а и д а  Л ь в о в н а  уходит в сопровождении  С о ф ь и  С е р г е е в н ы. Пружинин собирает разлетевшиеся листы.

Входит С е н я. Видит разбросанные бумаги.

С е н я. Что здесь случилось?

П р у ж и н и н. Ветер, знаете…

Сеня поднял несколько листов и читает.

Это мой проект: «Поведение человека на службе и около нее».

С е н я. Я слышал. Говорят, очень сильное произведение.

П р у ж и н и н. Вам какое место попалось?

С е н я. Отдел строгости, или «Чьей ноги не должно быть на службе».

П р у ж и н и н. Да, это мне удалось.

С е н я. Когда же книга выйдет из печати?

П р у ж и н и н. Я должен представить ее в наркомат, а сотрудники советуют подождать.

С е н я. Зависть, черная зависть. А может быть, и хуже: вас обокрадут. Да-да. Вы рукопись друзьям читали?

П р у ж и н и н. Читал.

С е н я. Значит, скоро увидите ее и печати, но уже под чужим именем.

П р у ж и н и н. Плагиат? Я этого не переживу! Завтра же еду в Москву. Спасибо, я еду, спасибо. (Убегает.)

Из дачи, боязливо оглядываясь, выходит  А н я.

С е н я. Вы даже из дому боитесь выйти. Ну, смелее! Сейчас будет пересматриваться ваше дело.

А н я. Где будет пересматриваться?

С е н я. Может быть, в лесу, а может быть, на лужайке.

А н я. Я ничего не понимаю.

С е н я. Слушайте: для суда в первой инстанций вам навязали роль корыстной кокетки. Так вот при встрече с Изнанкиным играйте эту роль и дальше.

А н я. Зачем?

С е н я. Чтобы выиграть дело. Итак, вы будете изображать любовницу Изнанкина.

А н я. Во-первых, я не сумею.

С е н я. Однако на суде вы сыграли любовницу в пользу жуликов, а теперь в свою пользу не сумеете?

На площадке появляется  В а р в а р а  И в а н о в н а  И з н а н к и н а. По-видимому, она в хорошем расположении духа. Варвара Ивановна садится на лавочку.

С е н я. Аня, я сейчас подам ваше дело для пересмотра.

А н я. Кому?

С е н я. А вот ей. (Указывает на Варвару Ивановну.)

А н я. Кто это?

С е н я. Высшая инстанция — супруга Изнанкина.

Аня отходит. Сеня подходит к Изнанкиной.

Здравствуйте, Варвара Ивановна.

В а р в а р а  И в а н о в н а. Здравствуйте, молодой человек.

С е н я. Не думал, что вы так бодро переносите…

В а р в а р а  И в а н о в н а. Я жару легко переношу.

С е н я. Я не о погоде, я о Степане Захаровиче говорю.

В а р в а р а  И в а н о в н а. Оправдали, оправдали Степана Захаровича. Разве вы не слышали?

С е н я. Суд оправдал — это не удивительно, но вы — жена? Вы — современная женщина! Ни обиды, ни ревности к сопернице!

В а р в а р а  И в а н о в н а. Какая ревность? Какая соперница? Может, вы сами плохо жару переносите?

С е н я. Виноват… Простите… Я не мог предположить, что вам ничего не известно. Будьте здоровы…

В а р в а р а  И в а н о в н а. Куда же вы? Смутил, напугал — и говорит: «Будьте здоровы». Какое же после этого здоровье?

С е н я. Вы, конечно, сами узнаете, а меня увольте… (Хочет уйти.)

В а р в а р а  И в а н о в н а (останавливает его). Что ж, мы с вами на лугу в ловички будем: играть? (Взяла Сеню на рукав.) Говорите, какая соперница? За что вы меня современной женщиной назвали?

С е н я. Если вы требуете, пускай говорят документы. Вот протокол судебного заседания, а здесь — показания вашего лужа.

В а р в а р а  И в а н о в н а (садится на лавочку, читает). «Подарил… не Андрею Петровичу Блажевичу, а Анне Павловне Блажевич… Она меня поцеловала»… Как! Она — моего Степана?

С е н я. Дальше не читайте. Там будет еще тяжелее.

В а р в а р а  И в а н о в н а. Не сметь перебивать! (Читает.) «Свидание назначила… Обнимаю вас». Ой! Моего Степана! Может быть, здесь в шутку написано?

С е н я. Вот подпись и печать.

В а р в а р а  И в а н о в н а. Как же он после этого в глаза мне глядел?.. Окрошку после этого кушал?..

За сценой голос Изнанкина: «Варя… Варя… ау!»

(Зловеще.) Ау-у-у! Господи, пошли мне силы…

Входит  И з н а н к и н, подносит Варваре Ивановне кустик земляники.

И з н а н к и н. Варенька… Я тебе землянички насбирал…

В а р в а р а  И в а н о в н а. Земляничку принес? И она в твоих руках не завяла? Ягодки — мне, а ей — золотые вещи! (Потрясая протоколом.) Да как совести хватает после «вчерашней радости» ко мне подходить!

И з н а н к и н. Варя, я тебе все объясню…

В а р в а р а  И в а н о в н а. Спасибо. Здесь я так ясно сказано: «…свидание назначила и вместо Степана Тустепиком назвала». (Дает Изнанкину пощечину.)

И з н а н к и н (Сене). Отойдите, молодой человек, дайте нам с женой спокойно поговорить.

С е н я. Варвара Ивановна, позвольте протокол, он вам больше не нужен.

В а р в а р а  И в а н о в н а. Нет, нужен… Этот негодяй мне его еще дома вслух прочтет!

Сеня уходит.

И з н а н к и н. Варя, Варвара Ивановна! В протоколе ложные, ложные показания записаны! Я Блажевичу, ему взятку дал… А любовь, подарки — это выдумка! Чтобы наказания избежать!

В а р в а р а  И в а н о в н а. Если ты судей обманул, то меня и подавно обманываешь!

И з н а н к и н. Варя, послушай, я взятку дал, чтобы в командировку не ехать, чтобы с тобой не разлучаться, друг дорогой…

В а р в а р а  И в а н о в н а. Теперь я друг? Нет, здесь написано «дорогой друг, Анна Павловна»… Изолгался, кругом изолгался! Двадцать лет женаты, сыну семнадцать, дочери шестнадцать…

И з н а н к и н. Ну, хорошо… Не верь мне, не надо… Пойдем к Блажевичам, пускай и он и она тебе скажут… (Ведет Варвару Ивановну к террасе Блажевичей.) Сейчас сама убедишься… (Зовет.) Андрей Петрович! Вот стой и слушай!

На террасу выходит  Б л а ж е в и ч.

Андрей Петрович, подтвердите ей, что мы с вами…

Б л а ж е в и ч. Я с вами ни в какие объяснения не вхожу…

И з н а н к и н (Варваре Ивановне). Это мы с ним для виду враждовать условились. (Блажевичу.) Андрей Петрович, вы только ей скажите, не официально, по-человечески. Если вам самим неудобно, попросите Анну Павловну.

Б л а ж е в и ч. Я с Анной Павловной разошелся.

И з н а н к и н. Как! Из-за чего?

Б л а ж е в и ч. Меня удивляет наглость ваших вопросов! (Уходит.)

В а р в а р а  И в а н о в н а. Спасибо… Убедилась, наслушалась. Ты меня для издевательства по чужим дачам водишь? Это из-за чего? Из-за кого ж они разошлись?

И з н а н к и н. Варя, не знаю… Первый раз слышу… я с Блажевичем последние дни не виделся, может быть, он с ума сошел.

В а р в а р а  И в а н о в н а. Не переводи разговор! Мужа с женой развел. Говори, где ты ее поселил? Где вы свили свое грязное гнездышко?

И з н а н к и н. Нету никакого гнездышка.

В а р в а р а  И в а н о в н а. О-ох, изолгался! Я ваш приют найду! Я вам уют сделаю!

И з н а н к и н. Варенька! Да разве можно тебя на кого-нибудь променять?

Варвара Ивановна дает Изнанкину пощечину. На площадку входят  А н я  и  С е н я. Оба они останавливаются за деревом.

С е н я. Смотрите… Ваш любовник и его супруга… Я останусь здесь.

И з н а н к и н (видя Аню). Вот мое спасение! Варя, сейчас все разъяснится… (Бежит к Ане.)

А н я. Тустепик, где вы пропадаете? (Поднимает руки, чтобы его обнять.)

В а р в а р а  И в а н о в н а. Тустепик!

И з н а н к и н. Анна Павловна, что с нами? Опомнитесь!

А н я (делает вид, что только сейчас заметила Варвару Ивановну. Говорит громким шепотом). Милый, это твоя жена?

Изнанкин отшатнулся.

В а р в а р а  И в а н о в н а (подходит). Да, жена…

Аня, как бы в испуге, прячется за Изнанкина.

Почему она от меня прячется? (Отстраняет Изнанкина.) Гражданка, вам я ничего не сделаю — он, он мне за все ответит!

И з н а н к и н. Скажите ей, что между нами ничего не было…

В а р в а р а  И в а н о в н а. Не смей подсказывать!

А н я. Между нами ровно ничего не было, честное слово!

И з н а н к и н. Вот слушай, слушай…

В а р в а р а  И в а н о в н а. За что же он вам ценные вещи дарил?

А н я. Вы о часиках спрашиваете?

В а р в а р а  И в а н о в н а. Значит, еще и часики были?

А н я. Ах, я перепутала! Часы мне подруга подарила! А с Тустепиком… то есть со Степаном Захаровичем… мы просто, ну, кутили немножко…

И з н а н к и н. Варя… Она тоже тронулась. Сначала помешался Блажевич, потом на нее перешло… Бывает, что целые учреждения с ума сходят, и это даже не заметно. Анна Павловна, зачем же, вы на меня клевещете?..

А н я. Простите, я опять напутала… С вашим мужем мы едва знакомы. Он даже не знает, где я теперь живу… Скажи, Тустепик, ведь правда?

В а р в а р а  И в а н о в н а. Спасибо. Вы меня успокоили.

А н я. До свидания… (Очень выразительно смотрит на Изнанкина и уходит.)

Изнанкин неподвижен. Варвара Ивановна выдергивает из изгороди хворостину.

В а р в а р а  И в а н о в н а. А теперь — пойдем домой… (Указывает хворостиной направление и уходит за Изнанкиным.)

На площадку входят  А н я  и  С е н я.

А н я. Я вела себя правильно?

С е н я. Очень хорошо. Даже слишком хорошо. Можно было и не называть Изнанкина на «ты». Потом вы хотели его обнять — это совершенно лишнее.

А н я. Вы же сами просили.

С е н я. Ну да, это необходимо. Но смотреть тяжело и неприятно.

Идут к дому.

Темнеет, пойдемте домой.

Входят в дом.

На площадке появляется  К л а в а, смотрит на дачу Блажевича.

К л а в а. Свет зажег… Может, с невестой время проводит… И пожалуйста! И очень рада! Ведь знаю, что негодяй, а все-таки тянет к этому месту… (Садится на лавочку.)

Р о д и о н о в (входит и смотрит на дачу Сени). Свет зажгла… Новоселье справляет. Интересно, с кем? Хотя мне безразлично… Я сюда пришел, чтобы плюнуть и уйти! Плюну, посижу и уйду… (Идет к лавочке.) Лавочку заняли… Тоже какая-нибудь негодяйка… (Садится, отворачивается от Клавы и смотрит в другую сторону.)

К л а в а. Неужели в лесу места мало? Непременно надо рядом сесть.

Р о д и о н о в. Думаете, из-за вас сел? Другая корректная девушка встала бы и ушла.

К л а в а. Я первая села.

Р о д и о н о в. Вы необдуманно сели, а я сижу со значением… У меня с этим местом скверные воспоминания связаны.

К л а в а. И у меня тоже… Вот с этой дачей направо…

Р о д и о н о в. А у меня сначала направо, а потом налево. Значит, у меня вдвое больше…

К л а в а (всматриваясь). Где-то я ваше лицо видела, особенно мне ухо знакомо.

Р о д и о н о в (тоже всматриваясь). Еще бы незнакомо, когда вы его в парикмахерской бритвой чуть не отхватили!..

К л а в а. Ах, вспомнила! Только у вас голос был другой.

Р о д и о н о в. Естественно, когда режут, голос меняется…

К л а в а. Извините, я тогда волновалась, о любви думала — и напрасно.

Р о д и о н о в. А я из-за любви и бриться ходил… Тоже ни к чему оказалось… Вы постоянно здесь работаете?

К л а в а. Нет, только летом, а так я в Москве живу.

Р о д и о н о в. Много зимой развлекаетесь?

К л а в а. Не особенно. В зоопарк ходила.

Р о д и о н о в. Понравилось?

К л а в а. Я большего ожидала. Посмотрела — ничего особенного: звери как звери. Правда, там еще Коперника показывали.

Р о д и о н о в. Коперника? Не видел, должно быть, его недавно поймали.

К л а в а. Ой, перепутала! Коперник — это рядом, в Планетарии. Там тоже — Львы, Медведи, Близнецы разные…

Р о д и о н о в. Да, большое культурное строительство. Вы и в театры ходите?

К л а в а. В этом году всего раз была. Нам в парикмахерской по специальности билеты давали на «Севильского цирюльника». Только о нашей работе там мало поют, больше про увлечения.

Р о д и о н о в. А вы лично замужем?

К л а в а. Нет, я выйду замуж только оригинально.

Р о д и о н о в. То есть как это?

К л а в а. Я хочу, чтобы он меня никогда не звал Клавкой и всегда был трезвым.

Р о д и о н о в. Вот сколько вы с одного мужчины требуете. Клавочка, не пойти ли нам к реке: она пускай течет, а мы на нее пускай смотрим…

К л а в а. Я согласна.

Идет. За ней — Р о д и о н о в.

Почему это: когда мужчина ухаживает, непременно сзади идет, а женится — сейчас же вперед забегает, и от всего счастья женщине только пыль остается?

Р о д и о н о в (глубокомысленно). Да, всё вопросы, вопросы…

Уходят.

На террасу маленькой дача выходят  А н я, одетая в халат, и  С е н я. Аня приготовляет постель на лавке, у самых перил террасы.

А н я. Сегодня очень тепло, я здесь, на террасе лягу.

С е н я. Хорошо, ложитесь, я не смотрю…

А н я (юркнула под одеяло). Сеня, большое вам спасибо. Без вас мне было бы очень плохо… Спокойной ночи.

С е н я. А мне без вас еще хуже…

А н я. Почему?

С е н я. Когда-нибудь я вам скажу… Спокойной ночи.

А н я. Спокойной ночи.

С е н я. Если зашуршит в траве, не бойтесь — это мыши. Спокойной ночи.

А н я. Спасибо, я не боюсь… Спокойной ночи.

С е н я. Спокойной ночи… Я еще забыл сказать: если услышите, что кто-нибудь прыгнул из окна, тоже не пугайтесь, — это кошка.

А н я. Большая, рыжая?

С е н я. Да нет, маленькая, серенькая.

А н я. Тогда ничего… Спокойной ночи.

С е н я. Спокойной ночи.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч (показывается в окне). Семен, если всю ночь повторять: «Спокойной ночи», — то ночь будет неспокойная.

С е н я. Отец, спи, пожалуйста…

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. И почему ты не боишься, что на меня кошка прыгнет? (Скрывается.)

С е н я (шепотом). Спокойной ночи.

А н я. Спокойной ночи.

С е н я  уходит в дом. На площадку с противоположной стороны входит  И з н а н к и н, влача за собой пальто.

И з н а н к и н. Не могу доказать… Не могу доказать свою невинность. Затравили!.. Ночью из дому, как дикий заяц, в лес убежал… А вдруг не они, а я сошел с ума! И в беспамятстве действительно и кутил и с женщинами целовался. Нет!.. Гнать, гнать эти мысли! А то на самом деле рехнешься! (Смотрит на небо.) Надо думать о чем-нибудь далеком, возвышенном, — вот целые миры над головой. Говорят, некоторые планеты до того шибко вертятся, что там по десять раз в году лето бывает. Значит, тамошние бухгалтеры за год десять балансов подвести должны. Вероятно, у них и зарплата другая… И как там живут? На всех планетах берут взятки или только на некоторых? Вот они, мировые загадки! Мои человеческий гений перед ними теряется! Жутко остаться один на один со вселенной! (Пауза.) Еще за вора примут. Если за любовника приняли, то за жулика непременно примут. Хотел около чужого забора лечь — собаки набросились. Кажется, здесь безопасно. (Подходит к лавке, которая расположена вдоль террасы Сенечкиной дачи. Ложится и накрывается с головой пальто.)

Сейчас спящую Аню и Изнанкина разделяют только перила террасы.

Через несколько секунд на площадку выходит  В а р в а р а  И в а н о в н а; озирается, наконец видит Изнанкина, подходят к нему.

В а р в а р а  И в а н о в н а. Степа, пойдем домой… Я тебя больше не трону.

Разбуженная ее голосом, Аня садится на постели. В ту же секунду Изнанкин тоже приподнимается на лавке, видит с одной стороны жену, с другой, рядом с собой, — Аню.

И з н а н к и н. Какой ужасный сон! (Ложится и закрывается с головой.)

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Та же лесная площадка между дачами. Входит  В а р в а р а  И в а н о в н а. Сегодня она спокойна, как человек, принявший горькое, но твердое решение. Сзади — покорный и удрученный  И з н а н к и н.

В а р в а р а  И в а н о в н а (Изнанкину). И не ходи за мной по пятам, все равно не прощу… В девятнадцатом году в этой самой роще мы женихом и невестой гуляли. Толстовка на тебе была суровенькая из кресельного чехла. Ох, время золотое!..

И з н а н к и н (всхлипывая). А ты тогда меня ржаной лепешкой угощала.

В а р в а р а  И в а н о в н а. Врешь! Пшенная, пшенная лепешка была, все забыл! Ведь ты предложение мне в этой роще сделал! Я спрашиваю: «Чем жить будем?» А ты мне: «Ничего, проживем!» Вот какие ты прекрасные слова знал!

Изнанкин плачет.

(Развертывает протокол.) А теперь — на суде, в открытом заседании свою неверность доказал. Если бы тебя в жульничестве каком обвинили, я бы смело людям в глаза глядела, а то — чужая женщина… Прощай, пойду вещи укладывать…

И з н а н к и н. Варвара, остановись! А тебе другой протокол — тоже с печатью представлю!.. Я решился — сегодня же вместе пойдем. Требую пересмотра дела… «Граждане судьи, осудите меня перед лицом республики, только оправдайте перед женой. Укройте под сенью закона… Я там свет увижу… Дал, дал взятку, чтобы в командировку не ехать, с семьей не расставаться. Верните же меня семье: возьмите под стражу. Граждане судьи, к вам приходят преступники с повинной, потому что их совесть загрызла, а что их совесть в сравнении с моей женой!»

В а р в а р а  И в а н о в н а. Правильно, Степа, правильно!

И з н а н к и н. Идем. Варя, собирай меня в честную дорогу!

В а р в а р а  И в а н о в н а (крестится). Неужели опять жизнь налаживается?

О б а  уходят.

На террасу большой дачи томно выходят  В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а  и  Б л а ж е в и ч. Она в пижаме. Садятся за накрытый стол.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Я налью тебе кофе… Новая жена тебе нравится?

Б л а ж е в и ч. Очень нравится!

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Ведь я лучше Анны Павловны? Она тебе изменяла, а я нет.

Б л а ж е в и ч. Немудрено! Мы всего пятнадцать часов женаты…

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Нет, я тебе долго-долго не изменю.

Б л а ж е в и ч. Что значит — долго-долго? Можешь и совсем не изменять.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Ты прав. Мне это не приходило в голову. (Целует Блажевича.) Бедный… тебя компрометировала неверная жена, зато теперь можешь быть спокоен. Я нашу жизнь сумею устроить. Хочешь, расскажу, как? Гостей мы будем звать редко, но настоящих. И непременно заведем игры.

Б л а ж е в и ч. Какие игры?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Карты, биллиард, музыку.

Б л а ж е в и ч. Зачем?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Надо чем-нибудь развлекаться. Ведь при гостях ничего говорить нельзя.

Б л а ж е в и ч. Прекрасная хозяйка! И когда ты всему научилась?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Слава богу, не первый раз замужем!

Б л а ж е в и ч. Да! Скажи, пожалуйста, из-за чего ты разошлась с мужем? Кто из вас был виноват?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Конечно, он!

Б л а ж е в и ч. Обманывать такую женщину!

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Он не меня, а государственный контроль обманул. За это и уехал!

Б л а ж е в и ч. За что «за это»?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Ну, за… экономическую контрреволюцию.

Б л а ж е в и ч. Контр… (Подавился кофе.)

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Милый, не бойся, я же говорю — за экономическую.

Б л а ж е в и ч. О таких вещах надо предупреждать раньше…

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Ты же не спрашивал. И, возможно, меня больше не потревожат.

Б л а ж е в и ч (в страхе встает). Значит, могут и потревожить? Спасибо за свадебный подарок! Она была близка к контр…

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Да, но к экономической…

Б л а ж е в и ч. Экономическая! Нашла утешение! Экономическая, политическая! Какая разница?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Очень большая! За политическую мой первый муж гораздо дальше уехал…

Б л а ж е в и ч (садится). Сколько же раз ты была замужем и по каким статьям? Вспомни как следует.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Сейчас! (Считает в уме.) Если не считать тебя — только два!

Б л а ж е в и ч. Да уж меня в такой компании не считайте.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Но это все в прошлом! Мои мужья тебя не касаются.

Б л а ж е в и ч. Но ты касалась их, я касаюсь тебя, а от тебя до несчастья — один шаг! Она в моем доме салон заведет! Политико-экономический! Гостей пригласит! С ними раз за столом посидишь — потом всю жизнь не отсидишься! Женился! Жди теперь свадебного путешествия!

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Передай мне масло.

Б л а ж е в и ч (передвигая масло). Не понимаю, как вы можете жевать в такие минуты… Ладно! Завтракайте и собирайтесь.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Вы хотите вести меня гулять?

Б л а ж е в и ч. В город я вас хочу везти, разводиться!

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Не поеду. И жарко и не хочется…

Б л а ж е в и ч. Прохлаждайтесь, я один съезжу. Заявления одного супруга достаточно!

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а (кричит). Нет, недостаточно! Я вам не Анна Павловна! Если я вышла замуж — значит, вышла! В одну пятидневку двух жен бросать! А знаете, что за бытовое разложение бывает? Передайте молоко и садитесь!

Б л а ж е в и ч (садится). Двух мужей проводила — кажется, довольно! Так нет, — она за третьего вышла! Если бы я знал такие обстоятельства…

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Без обстоятельств я бы крупного начальника или богатого соавтора нашла. А здесь — мелочь, советский служащий. И он еще моим прошлым недоволен! Да вы знаете, как я жила? Второй муж целый универмаг на меня растратил. А когда забирали моего первого мужа, то за ним, за одним, на двух машинах приехали! Вот как я жила!

Б л а ж е в и ч. Неужели на двух машинах и для вас места не хватило?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Но-но-но, не забывайтесь! Я не только ваша жена, но и племянница вашего директора. Кто вас сделал управляющим? Со мной ссориться невыгодно.

Б л а ж е в и ч. Да, у тебя настоящий мужской ум!

Д а р ь я (выходит из дома). С добрым утром. (Наливает себе кофе и садится в конце стола.)

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Что вы здесь делаете?

Д а р ь я. Кофе пью.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Вам удобнее это делать на кухне.

Д а р ь я. Я за удобствами не гонюсь, и здесь выпью.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Вы разговаривать мешаете.

Д а р ь я. Какая ж я помеха? Говорите, чего хотите, я не переносчица.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а (Блажевичу). Скажи, что она вообще может уходить. Как вас? Дарья, вы можете искать другое место.

Д а р ь я. С чего же это? Бывало, ни Софья Сергеевна, ни Анна Павловна…

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Вот к Анне Павловне и ступайте.

Д а р ь я (Блажевичу). Шустрая вам хозяйка попалась. Сразу чистоту завела. (Уходит.)

Б л а ж е в и ч. Дарья у нас шесть лет жила.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. И довольно!

С о ф ь я  С е р г е е в н а (выходит на террасу). Доброе утро, Тиночка. (Целует Валентину Николаевну. Садится за стол.) Поздравляю вас еще раз. Обратите внимание, Андрей сразу как-то посвежел. Андрюша, ты счастлив?

Б л а ж е в и ч (угрюмо). Счастлив, счастлив…

С о ф ь я  С е р г е е в н а (ищет на столе). А где мол сухари? Даша, Даша!

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Я ее уволила.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. То есть как уволили?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Она мне не подходит.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Но это моя прислуга.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Прекрасно, пускай у вас служит. Но только в городе, когда мы будем жить отдельно.

Б л а ж е в и ч. Мы с мамой вместе живем.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Ты хочешь сказать — жили. Но я не могу стеснять Софью Сергеевну. Мы ей что-нибудь подыщем.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Я привыкла жить не в чем-нибудь, а в своей квартире. Но если родной сын слушает и молчит, я знаю, что мне делать. (Кричит.) Даша, собирай мои вещи! Меня тоже «уволили»! (Уходит в дом.)

Б л а ж е в и ч. Нет, это возмутительно! (Кричит.) Мама, мама!

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Милый! Ну зачем тебе мама? Ты же взрослый.

Б л а ж е в и ч. И вы не ребенок. Понимаете, что вы здесь натворили?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Не беспокойся, я каждый шаг рассчитала. Подумай сам: для чего нам эта отсталая старушка?

Б л а ж е в и ч. Что ж, мне для вашего удовольствия современную маму заводить?

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. У женатого человека и вдруг — мама! Это провинциально. Это же атавизм.

На площадке появляется  П р у ж и н и н, за ним — З и н а и д а  Л ь в о в н а. Он с чемоданом, она с корзинкой и вазой в руках.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Сделай любезное лицо: нас идут поздравлять и, кажется, с подарками. Дядя Юра, тетя Зина!

Пружинин и Зинаида Львовна молча садятся.

Что случилось?

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Юрий был в Москве. Два дня пропадал. Сегодня возвращается — лица на человеке нет. Я его только по портфелю узнала. Расспрашиваю, а он даже говорить не может, заикается. Сами послушайте. (Всхлипывает.)

П р у ж и н и н. Меня у-уволили… Со-со службы…

Б л а ж е в и ч. Уволили? За что?

П р у ж и н и н. Сказали: за-за… (указывает на голову) за глупость…

Б л а ж е в и ч. Значит, вы свой проект подали?

П р у ж и н и н. Подал.

Б л а ж е в и ч. Я же просил: не подавайте, подождите. Зачем вы помчались?

П р у ж и н и н. П-п… плагиата боялся…

Б л а ж е в и ч. Да кому нужен ваш стариковский бред! «Поведение человека на службе и около нее». Вот не умели вести себя на службе и остались около…

П р у ж и н и н. Вы сами мой проект х-х-хвалили…

Б л а ж е в и ч. «Х-х-хвалили»! Да если бы я не хвалил, разве вы меня управляющим назначили бы?

П р у ж и н и н. З-зря старались: приказ о вашем назначении я подписать не успел.

Б л а ж е в и ч. Как! Я даже не управляющий?! (Круто поворачивается и спотыкается о вазу, которую поставила на пол Зинаида Львовна.) Какой черт здесь посуду наставил?

П р у ж и н и н. Это наши м-м-м-м… мелкие вещи, а об… об… обстановку к вечеру с-сюда перевезут.

Б л а ж е в и ч. Какую обстановку? (Зинаиде Львовне.) Говорите вы!

З и н а и д а  Л ь в о в н а. У нас и квартира и дача были казенные, а теперь, когда Юрий больше не служит…

П р у ж и н и н. Т-т-требуют очистить от меня п-помещение.

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Тиночка, где я могу разложить свои вещи?

Б л а ж е в и ч. Мамашу вытеснили, чтобы чужие тетки здесь раскладывались? Родная мать — атавизм, а этот на чемодане сидит, заикается, — не атавизм? Не позволю на моей жизни раскладываться! Место под ногами провалилось, а на голову рухнули тетки, дядьки, дядья и жена — светлая шатенка с темным прошлым. Мне не под силу такое приданое! Забирайте обратно!

И з н а н к и н (подходит к террасе. Он выглядит торжественно). Андрей Петрович, я к вам по делу пришел.

Б л а ж е в и ч. Ах, это вы! (Вспомнил прежнюю игру.) Я же сказал: не сметь подходить к моей даче!

И з н а н к и н. Это вы бросьте. Побаловались, и хватит! Я говорю — по делу пришел.

Б л а ж е в и ч. Что там еще?

И з н а н к и н. Как только народный суд кончился, для меня страшный суд начался. Не могу я жить в качестве любовника. В Москву еду правды искать. К прокурору. Чтобы он с меня прелюбодеяние снял. Требую справедливости: я взятку дал, пускай и мне за нее дадут, что полагается.

Б л а ж е в и ч. Отправляйтесь куда угодно, меня это не касается.

И з н а н к и н. Как же не касается? Рассеянный вы, что ли? Глядите, я дал взятку, так? А кому дал? Царице небесной, что ли? Прокуратура — она не маленькая, понимает: раз один дал, значит, другой взял. Если вам моя компания неприятна, оставайтесь, завтра за вами отдельно придут.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Андрей Петрович, это правда? За кого же я вышла? Я совсем на другую жизнь рассчитывала.

Б л а ж е в и ч. У нас с вами не жизнь, а сделка на толкучем рынке. Второпях, впопыхах, в тесноте. Схватил кусок, выдрался из толпы и доволен. Купил, оторвал, приобрел! А пришел домой, развернул, глянул при свете: боже ты мой! Барахло!

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Это вы про меня говорите?

Б л а ж е в и ч. Да, про вас.

П р у ж и н и н (заступаясь). Андрей Петрович!

Б л а ж е в и ч. И вы не мешайте. Вы что тут людьми прикидываетесь?

Пружинин пятятся к двери.

З и н а и д а  Л ь в о в н а (указывая на мужа). Это он человеком прикидывался, а я никогда. (Вместе с мужем скрывается в доме.)

Б л а ж е в и ч. Завтра придут?

И з н а н к и н. Как часы придут. Лучше самим пойти навстречу законности.

Б л а ж е в и ч. А скидка за это большая? (Валентине Николаевне.) Принесите Уголовный кодекс: он на полке, рядом с вашим портретом стоит.

И з н а н к и н (подавая маленькую книжку). Вот мой экземпляр, статья сто восемнадцатая, примечание «б».

Б л а ж е в и ч. Да, выгодней. И на чем я попался! Мелкой дробью меня застрелить хотят.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. В третий раз за жулика вышла! (Пискнула и порхнула в дачу.)

Б л а ж е в и ч. Райская птица!

И з н а н к и н. Андрей Петрович, собирайтесь. Пойдем-то, там вам будет спокойнее.

Уходят с Блажевичем в дом.

На террасу дачи Семеркина выходит  А н я, за ней — С е н я. Аня ставит на лавку чемодан и укладывает в него свои вещи.

С е н я. Аня, куда вы собираетесь?

А н я. В Москву, на службу. Завтра мой отпуск кончается.

С е н я. Уезжать, когда ваше дело уже пересматривается?

А н я. Спасибо, Сеня, но теперь я вижу: никакого пересмотра не будет.

С е н я. Значит, я вас обманул? Хорошо, возьмите факты: сегодня на дачу вашего бывшего супруга началось наступление. Я сам видел, как прошла колонна Пружининых, а за ними в пешем строю Изнанкин. Такого натиска Блажевич не выдержит.

А н я. Сначала и я в ваши планы поверила. Почему? Да уж очень хотелось во что-то поверить.

С е н я. А теперь уезжаете? Где же вы будете жить?

А н я. Подруга мне предлагает поселиться у нее.

С е н я. А обо м-м… о моем отце вы подумали? Как он без вас здесь останется? Он же к вам привык, он полюбил вас! Надо быть слепой, чтобы не видеть!

А н я. Как вы горячо об отце говорите…

С е н я. Это не только к отцу, но и ко мне, ну да, и ко мне относится. Аня, правда, я всего начинающий журналист… У меня ничего нет… Но зато я…

Д а р ь я (подходит к террасе с корзиной). Анечка, позвольте до поезда у вас на крыльце посидеть.

А н я. Куда вы собрались, Даша?

Д а р ь я. Я расчет взяла.

С е н я. Видите, крысы уже бегут с корабля!

Д а р ь я. Новая хозяйка все вверх дном поставила, а сама с утра в полосатом ходит. Из цирка она, что ли?

С е н я. Я ошибся: это не крыса, это первая ласточка. Войдите в комнаты, гражданка. (Провожает Дарью в дачу и останавливает Аню.) Аня, первая ласточка меня перебила. Правда, я всего-навсего начинающий журналист, у меня ничего нет, но зато я вас…

К террасе подходит  С о ф ь я  С е р г е е в н а  с баулом в руках.

Вот и вторая ласточка!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Аня, извините, я только сегодня догадалась, что вы — ангел. Об этой новой особе скажу одно: она меня, меня из дому вытеснила.

С е н я. Характеристика яркая…

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Я так торопилась уйти, что все растеряла: и носовой платок и Дарью.

А н я. Даша здесь. Войдите.

С о ф ь я  С е р г е е в н а (входя на крыльцо). Не знаю, доеду ли до Москвы.

А н я. Вам нехорошо?

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Со здоровьем делается что-то страшное. Вы знаете, у меня всегда безумное сердцебиение, а тут — прекратилось. Ни болей, ни перебоев — ничего не чувствую. Пробовала капли — не помогает.

С е н я. Когда вы успокоитесь, перебои восстановятся. (Провожает Софью Сергеевну в дачу.) Две ласточки уже делают весну. Перелет начался. Кажется, там похолодало. Но я вам не договорил самого главного. Аня, я всего-навсего начинающий журналист, у меня ничего нет… но зато…

На площадку выходят  К л а в а  и  Р о д и о н о в.

И чего они здесь шатаются?

Р о д и о н о в. Я удивляюсь, как можно влюбляться в артистов или скрипачей, когда налицо общественные работники…

Клава и Родионов отходят в глубь площадки.

А н я (указывая на них). Видите эту пару? Мне хочется растащить их в разные стороны. Она глупая, но хорошая девушка.

С е н я. Если хотите, я их растащу.

А н я. Каким образом? Ой, Сеня, вы, кажется, хвастаете.

С е н я. Я же наблюдатель. Я о них все знаю.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч (выходит из дачи). Семен, кто эти две, что сидят в моей комнате?

С е н я. Это ласточки.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Ласточки? Но одна из них говорит совсем, как сорока.

С е н я. Это бывает. Отец, хочешь сделать хорошее дело?

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. И давно ты стал комиссионером?

С е н я. То есть доброе, доброе дело. Ну, пожалуйста. (Берет отца под руку и что-то говорит ему на ухо, указывая на Родионова.)

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. А зачем? А если он придет?

С е н я. Да не придет. Я тебя очень прошу…

Ефим Давыдович подходит к Родионову и Клаве. Аня и Сеня наблюдают с террасы.

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Здравствуйте, товарищ Родионов. Заходите, новую настойку пробовать.

Р о д и о н о в. Какую настойку?

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Приходите — там увидите… (Отходит и, сделав круг, возвращается на дачу.)

К л а в а. Вы же говорили, что не пьете.

Р о д и о н о в. А я и не пью.

К л а в а. Непьющего человека приглашать не станут.

Р о д и о н о в. Я сам не понимаю, с чего ему вздумалось…

С е н я. Аня, несите родионовский патефон.

А н я  убегает в дом и через несколько секунд возвращается с патефоном.

Р о д и о н о в. Ей-богу, не пью. Редко-редко рюмку-другую.

К л а в а. Раньше говорили, что вовсе не пьете.

Р о д и о н о в. Ну да, старик меня с кем-то смешал, Клавочка…

С е н я (подходит к ним с патефоном. Развязно). Здорово, Родионов. Ну, как?

Р о д и о н о в. Что — как?

С е н я. Как себя чувствуешь после вчерашнего?

Р о д и о н о в. А… а… что вчера было?

С е н я. Неужели ничего не помнишь? (Клаве.) Жалко, вы его вчера не видели. Такой весельчак: даже зарезать меня хотел.

Р о д и о н о в. Виноват… Ненормальный вы, что ли? Да я вчера нигде не был.

С е н я. Неужели все забыл? (Показывает на патефон.) Музыка твоя?

Р о д и о н о в. Моя.

С е н я. Разве можно такую вещь в чужом доме бросать? На, получай. Счастливо. Захаживай. (Идет на террасу.)

Родионов ошеломлен.

К л а в а. До чего же вы сволочь! (Решительно уходит.)

Р о д и о н о в. Клава, вас охмурили! Я трезвая единица! Клавуша… (Садится на лавочку, охватывает голову руками.)

С е н я. Пожалуйста, заказ исполнен!

А н я. Спасибо, Сеня.

С е н я. Теперь самое главное. Аня, у меня ничего нет, я всего-навсего…

На площадку выходит  В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а.

Смотрите, корабль тонет, пассажиры бросаются вплавь…

Валентина Николаевна с клеенчатой круглой коробкой в руках; она озирается, по-видимому, не зная, куда идти. Видит Родионова, рассматривает его, пожимает плечами и садится рядом. Родионов порывисто хватает ее за руки.

Р о д и о н о в. Вернулись? Вот спасибо! Ой, я думал, вы — Клава. Извините…

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Пожалуйста, пожалуйста… У вас, кажется, драма? Вы в девушке ошиблись?

Р о д и о н о в. Не я в ней, а она во мне ошиблась. Не пью я, честное слово, не пью. Я на ней жениться мог, а она убежала.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Позвольте, может быть, она чем-нибудь другим недовольна? Как у вас с квартирой?

Р о д и о н о в. Здесь — одна, а в Москве — две комнаты.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Ванна, телефон есть?

Р о д и о н о в. И радио и уборная…

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Но… она убежала… Бедный, брошенный мальчик… Какой у вас этаж?

Р о д и о н о в. Пятый.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Да-да, нам всем не хватает лирики. А лифт?

Р о д и о н о в. Лифта нету.

В а л е н т и н а  Н и к о л а е в н а. Не в лифте счастье. Проводите меня. Как странно: мы знакомы всего две минуты, а мне кажется, что все это уже было когда-то… А кто она, которая вас бросила?

Р о д и о н о в. Так, парикмахерша… Клавка. (Уходит под руку с Валентиной Николаевной.)

С е н я. Утопающие причалили к острову Новой Надежды. Аня, а теперь самое главное… (Обнимает и целует Аню.)

Она отстраняется.

Вы обиделись?

А н я. Нет, но это так неожиданно… Вы ни слова не говорили — и вдруг!

С е н я. Разве я не говорил, что у меня ничего нет, что я всего-навсего начинающий журналист? Да я вам четыре раза в любви объяснялся.

Из дачи выходит  Е ф и м  Д а в ы д о в и ч.

Отец, я хочу сказать тебе новость…

Е ф и м  Д а в ы д о в и ч. Это для вас новость, а я эту новость предвидел неделю назад. Анечка, не знаю, с чем вас поздравлять. (Указывает на Сеню.) Что в нем хорошего? Только наследственность!

С е н я. Зато какая!

А н я. Смотрите, они идут.

На площадку выходит процессия: И з н а н к и н, Б л а ж е в и ч, В а р в а р а  И в а н о в н а, П р у ж и н и н  и  З и н а и д а  Л ь в о в н а.

С е н я. Софья Сергеевна, пожалуйста, сюда.

С о ф ь я  С е р г е е в н а  и  Д а ш а  выходят на террасу.

Можете возвращаться к себе — ваша дача освобождается.

Процессия останавливается.

Б л а ж е в и ч. Аня, прости! За тебя сама жизнь отомстила. (Изнанкину.) Вы уверены, что могут дать условно?

П р у ж и н и н. Андрей Петрович, как же вы меня оставляете?

Б л а ж е в и ч. Не могу же я вас с собой в тюрьму захватить.

В а р в а р а  И в а н о в н а. Степа, вот пирожки на дорогу. (Плачет.)

И з н а н к и н (бодро). Не плачь, Варя! Иду страдать за правду. Спасибо тебе за пирожки и за все остальное. Анна Павловна, простите!.. Если вам было плохо, мне еще хуже. На вас одна молва обрушилась, а на меня — и судьба и сама Варвара Ивановна. Этого человеку не перенести. Граждане, каюсь: напутал так, что и сам разобраться не мог. А вот жизнь опять все по местам расставила. Андрей Петрович, пора и нам на прямую дорогу. Пойдемте! (Кланяется.) Счастливо вам всем оставаться!

Занавес

ПРОСТАЯ ДЕВУШКА

Комедия в трех действиях, пяти картинах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

П а в е л  И в а н о в и ч  М а к а р о в — комендант служебного здания.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а — жена Макарова.

Н и к о л а й — студент, сын Макаровых.

О л я — домашняя работница Макаровых.

С е р г е й  С е р г е е в и ч  Г р и ф е л е в — инженер, лет пятидесяти пяти, начальник Павла Ивановича Макарова. Занят кабинетной работой.

В а л е н т и н  Г р и ф е л е в — студент.

С е м е н  С е м е н о в и ч  К а ш к и н — техник, лет шестидесяти.

П о л я — молодая девушка, фабричная работница.

А н н а  М и х а й л о в н а  С а м о з в а н ц е в а.

И р а — ее дочь.

М и ш а  З а с т р е л и х и н — шофер, молодой человек.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч — пожилой рабочий.

К о н с т а н т и н  Н и к о л а е в и ч  Б е л о у с о в — дядя Оли, лет сорока семи.

Е г о р  Г а в р и л о в и ч — сорокалетний кладовщик. Богат.

М а р ь я — старуха.

Е в д о к и я  П е т р о в н а — владелица мощного радиоприемника.

И г о р ь — десятилетний сын Евдокии Петровны.

Н я н ь к а  из Дома ребенка.

Ж е н щ и н а  из соседнего дома.

М а л я р.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Двор, ограниченный с двух сторон стенами старого каменного дома. На третьей стороне двора дровяной сарайчик, скамья и большое с желтеющей листвой дерево.

Три крыльца. Если считать от зрителя, то одно крыльцо ведет в квартиры: Макаровых и Евдокии Петровны — верхний этаж и Андрея Степановича — нижний этаж. Под окном Андрея Степановича грядка с осенними цветами: астры и георгины. Второе крыльцо к Поле — верхний этаж, к Кашкину, Марье, Мише и Грифелевым — нижний этаж. Два окна — Кашкина и Миши — отделены от двух окон Грифелевых крыльцом. Третье крыльцо к Самозванцевым — нижний этаж. Правее — ворота, ведущие на улицу.

Воскресное утро. Несколько окон открыто. На крыльцо выходит  О л я, ставит на ступень ведро с водой. Она только что кончила мыть лестницу. Рукава засучены, волосы растрепались. В окне второго этажа появляется  П р а с к о в ь я  И в а н о в н а  М а к а р о в а.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Оля!.. Ольга!..

О л я. Я здесь.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Лестницу вымыла?

О л я. Вымыла, Прасковья Ивановна.

В дверях, не выходя на крыльцо, останавливается  Н и к о л а й  М а к а р о в.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Тогда дров принеси.

О л я. Хорошо.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Потом в магазин сходишь. Там недолго: больше часу не простоишь.

О л я (тише). Хорошо.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Потом…

Н и к о л а й (выходя на крыльцо). Разве можно давать столько работы? Молодая, хрупкая девушка…

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Почему ж ты за меня не заступался? И я была хрупкая, а теперь работа вот что из меня сделала! (Выпрямляет свой действительно не хрупкий стан.)

О л я. Вы напрасно, Коля. Мне вовсе не трудно.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. И не Коля он тебе, а Николай Павлович. (Скрывается.)

Н и к о л а й. Оля, вы не обижайтесь. Она не злая, просто привыкла так разговаривать. Скажите, а на прежнем месте вам было лучше?

О л я (со вздохом). Лучше.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (из окна). Коля!

Н и к о л а й  вбегает в дом. На другое крыльцо выходит  П о л я  с тетрадкой и карандашом в руке. Садится на ступеньку.

П о л я. Вы с периферии?

О л я. Да.

П о л я. К Макаровым домработницей поступили?

О л я. Да.

П о л я. Стоило за этим в Москву ехать.

О л я. Я учиться хочу.

П о л я. Это хорошо. (Протягивает руку.) Поля.

О л я (пожимает руку). Оля.

П о л я. Я работаю на фабрике. Я одна. У меня никого нет. Но решила: умру, а в техникум подготовлюсь! Знаешь, сколько я должна сдать различных предметов? Сказала бы, не хочу запугивать. (Поднимает тетрадь.) Здесь одна геометрия, и то не вся. Знаешь, чему равен объем пирамиды? Объем пирамиды равен… Забыла… (Смотрит в тетрадь.) Где же я записала?.. (Убегает в дом.)

В соседнем окне появляется голова  С е м е н а  С е м е н о в и ч а. О л я  берет тетрадь, быстро в ней пишет, кладет тетрадь на ступеньку и уходит в свой подъезд. Из дома на Полино крыльцо выходит  В а л е н т и н  Г р и ф е л е в. Сейчас же за ним выходит и  П о л я. В руке у нее колун. Берет тетрадь, смотрит.

П о л я. Спасибо, Валя.

В а л я. За что?

П о л я. За то, что объем пирамиды вписали.

В а л я. Я ничего не писал.

П о л я. Ладно-ладно. Спасибо. (Идет к дровяному сарайчику.)

В а л я. Позвольте, я вам помогу.

П о л я. Вы опять себе по ноге колуном попадете или за очки заденете.

В а л я. Нет, я буду внимателен. Сейчас самые здоровые отберу.

Входит с  П о л е й  в сарай. С первого крыльца сбегает  О л я  с колуном в руке, за нею — Н и к о л а й  М а к а р о в.

Н и к о л а й. Оля, давайте я!

О л я. Нет, пожалуйста, не надо.

Н и к о л а й. Мне еще вчера хотелось дров поколоть. Дайте колун. (Отнимает колун.)

Из сарая выходит  В а л я  Г р и ф е л е в  с охапкой дров. Николай подозрительно, ревниво смотрит на него.

Ты для кого дрова несешь? (Видит в дверях сарая Полю.) А-а-а… Ну, неси, неси.

В а л я. А ты? (Кивает на Олю.) Тоже за дровами? Ну, бери, бери. (Сбрасывает дрова на землю и уходит в в сарай.)

Н и к о л а й. Оля, вы любите начало осени?

Оба смотрят вверх.

О л я. Вот как сейчас?

Н и к о л а й. Да, как сейчас.

О л я. Люблю.

Н и к о л а й. «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора». Знаете?

О л я. Это стихи? Нет, не знаю.

Н и к о л а й. «Весь день стоит, как бы хрустальным…»

В окне — П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Видит сына и Олю, зовет вполголоса.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Павел Иванович, Паша, поди сюда… Где ты? (Исчезает.)

Н и к о л а й. «…как бы хрустальный…».

О л я. А дрова колоть будем?

Н и к о л а й. Да, дрова!

О б а  быстро уходят в сарай. На их место из сарая выходят  П о л я  и  В а л е н т и н  с охапкой дров.

В а л я. Колоть дрова — не женственно. (Берет колун, неумело ставит полено.)

П о л я. Вы хоть очки снимите.

В а л я. Прекрасно. Пожалуй. (Снимает очки, кладет их на другое полено, оглядывается и не сразу видит поставленное для колки.) А где же?.. Ах, вот оно… Прекрасно. (Замахивается, но не попадает по полену. Снова поднимает колун.)

П о л я. Куда, куда вы целите? Уж лучше очки наденьте!

В а л я. Прекрасно. Пожалуй. А… где они?

П о л я (подает ему очки). Вот, вот ваши очки.

Валя надевает очки и вновь заносит колун.

П о л я. Стойте! Даже под ложечкой холодеет, прямо как под куполом цирка. (Отворачивается и закрывает глаза рукой.)

Валя ударяет.

Живы?

В а л я. Теперь, кажется, удачнее. (Ставит другое полено.)

В окне появляются  П р а с к о в ь я  И в а н о в н а  и  П а в е л  И в а н о в и ч. Он в жилете, щеки намылены, в руке помазок.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Вот полюбуйся на сына. Опять с домработницей.

П а в е л  И в а н о в и ч. Да где ты его видишь? Это Валя, сын инженера Грифелева. Дай ты мне побриться, пожалуйста.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Действительно. Но я же своими глазами…

О б а  отходят от окна. Валентин снова неудачно бьет по полену.

П о л я. Зачем же вы самых сучковатых набрали? Сейчас переменю. (Бежит в сарай.)

Из сарая — Н и к о л а й  с охапкой дров. Ловко ставит полено, умело колет.

Н и к о л а й. Так. Королевский удар. (Ставит второе, колет.) Так.

В а л я (пытается подражать Николаю). Умственный труд не должен совершенно исключать физической работы. (Тюкает по полену.)

Н и к о л а й. Правильно. (Ловко раскалывает.)

В а л я. Последнее время я даже увлечен различными формами физического труда.

Н и к о л а й. А скажи, пожалуйста, тебе крахмалить не приходилось?

В а л я. Зачем, что крахмалить?

Н и к о л а й. Мать иногда велит, ну, там… скатерти накрахмалить…

В а л я. Тебе велит?

Н и к о л а й. Не мне, а… вообще велит… (Горячо.) А спроси: зачем, ну зачем их крахмалить?

В а л я. Культурно, приятно…

Н и к о л а й. Тогда сама и крахмаль, а не заставляй… Давай работать.

Оба колют дрова.

У тебя удар вроде мягкого туше на рояле. Смотри. Удар имени Степана Разина. (С большого размаха колет полено.) Видал?

Из сарая выходит  О л я.

В а л я. А где Поля? (Входит в сарай.)

В окне — П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Напряженно всматривается.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Конечно, наш Николай… Павел Иванович! (Скрывается.)

О л я. Большое спасибо. (Хочет собрать дрова.)

Н и к о л а й. Еще парочку.

О б а  уходят в сарай. На их место приходят  П о л я  и  В а л е н т и н. Он ставит полено.

В а л я. Смотрите. Удар Степана Разина.

П о л я. Вы больше на персидскую княжну похожи. Сидите и не мешайте. (Сама колет дрова.)

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а  подводит к окну  П а в л а  И в а н о в и ч а.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Нечего спорить. Сам смотри: Николай с Ольгой.

П а в е л  И в а н о в и ч. Ну и опять Грифелев! (Кричит.) Валя, здравствуйте!

В а л я. Добрый день, Павел Иванович!

П а в е л  И в а н о в и ч. Слышала? Удостоверилась? И не таскай ты меня в мыльной чешуе по окнам. «Николай», «Николай»… Первое апреля сегодня, что ли?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (испуганно). Ей-богу, своими глазами…

П а в е л  И в а н о в и ч. Это от повышенного давления. Ты доктора спроси: может быть, тебе в окно вредно смотреть. И дай мне добриться, Христа ради!

О б а  отходят от окна. Поля хочет собрать дрова.

В а л я. Нет уж, донесу я! Я, я. (Собирает дрова и, сопровождаемый Полей, уносит их в дом.)

Из сарая выходят  О л я  и  Н и к о л а й, продолжая разговор.

Н и к о л а й. Но вы все-таки учились, читали?

О л я. Теперь все учатся. Ну, и я немного.

Собирают дрова. В окне — П р а с к о в ь я  И в а н о в н а.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (в крайнем волнении). Павел Иванович! Богом прошу, подойди скорее!

П а в е л  И в а н о в и ч  подходит.

Если это опять Грифелев, зови ко мне доктора!

П а в е л  И в а н о в и ч. Действительно, Николай!

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Ну, слава богу!

П а в е л  И в а н о в и ч (кричит). Николашка! Ты что сейчас делал?

Н и к о л а й. Дрова колол.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. А прислугу мы для чего наняли?

Н и к о л а й. Это физкультура, мне врач посоветовал.

П а в е л  И в а н о в и ч. Пускай этот врач своему сыну такие шутки советует.

Н и к о л а й. Чем вы недовольны?

П а в е л  И в а н о в и ч. Чем… Не могу я тебе через двор кричать.

Из дома выходит  А н д р е й  С т е п а н о в и ч  и наклоняется над грядкой с цветами.

О л я. Я вам говорила: не надо помогать.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Шептаться нечего.

П а в е л  И в а н о в и ч (выходя во двор). Бывало, лучины нащепать не допросишься, а тут…

Н и к о л а й (Оле). Не обращайте на их слова внимания.

П а в е л  И в а н о в и ч. На чьи же слова ей обращать внимание? На твои, что ли?

О л я  и  Н и к о л а й  вносят дрова в дом.

И какие ты слова нашел с домработницей?

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Напрасно, Павел Иванович, молодых людей сконфузили.

П а в е л  И в а н о в и ч. За отзывом о моем поведении я к вам завтра зайду.

Из дома выходит  С е р г е й  С е р г е е в и ч  Г р и ф е л е в. Павел Иванович устремляется к нему.

Сергей Сергеевич, куда вы?

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Мне, видите ли, надо сделать некоторые покупки.

П а в е л  И в а н о в и ч. С вашим сердцем? По магазинам? Не-ет. Я, я пойду за покупками.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. С какой же стати вы для меня…

П а в е л  И в а н о в и ч (строго). Нет, не для вас. Ваше здоровье необходимо государству.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Ну-ну-ну… Но если вы так любезны (дает деньги), то ветчины и крабов.

П а в е л  И в а н о в и ч. Крабов? Вам же вредно, запрещено. Увольняйте меня со службы, но крабов я вам не принесу!

С е р г е й  С е р г е е в и ч. В таком случае — швейцарского сыру.

П а в е л  И в а н о в и ч. Сырку можно, сырку, пожалуйста…

Сергей Сергеевич отходит к скамейке.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Павел Иванович, может, и мне заодно сто граммов масла возьмете?

П а в е л  И в а н о в и ч (подходит, говорит негромко). Цветами вы, что ли, обнюхались? (Уходит в ворота.)

На крыльцо выходит Оля с металлическим подносом и начинает его чистить. Окно второго этажа открывается. Е в д о к и я  П е т р о в н а  выбрасывает пустую консервную банку. Она падает на цветочную грядку.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Гражданка, зачем же в цветы бросать?

Е в д о к и я  П е т р о в н а (спокойно). А что они, мичуринские, что ли?

А н д р е й  С т е п а н о в и ч (Оле). Напрасно вы, девушка, в этот дом поступили. Дом ничего, но люди в нем так себе.

О л я. Привыкну.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Привыкать — не советую. (Уходит.)

Из дома выходит  С е м е н  С е м е н о в и ч  К а ш к и н. За Семеном Семеновичем — М а р ь я  с запеленутым грудным ребенком на руках.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Чтоб я больше этого крика не слыхал! Неси его в Дом ребенка, в Дом дитенка, куда хочешь, неси.

М а р ь я. Не понесу.

В окне — М и ш а  З а с т р е л и х и н.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Не понесешь — я его к соседям через забор перекину.

М и ш а. Не замахивайтесь ребенком! Он же маленький! (Исчезает в окне и через несколько секунд появляется во дворе.)

К Семену Семеновичу подходит  О л я.

О л я. Какой хорошенький… Это ваш?

С е м е н  С е м е н о в и ч. «Ваш»!.. Молода еще надо мной потешаться.

С е р г е й  С е р г е е в и ч (подходит). Что у вас случилось?

М а р ь я. Все из-за подкидыша. Опять в Дом ребенка посылает.

С е м е н  С е м е н о в и ч (Марье). Сегодня же позвони, чтобы за ним приходили. Сергей Сергеевич, вы слышали? Неделю тому назад какие-то хулиганы подкинули к моей двери эту милую крошку. Мне бы надо перешагнуть через нее и идти по своим делам. Так нет! Проснулась во мне нездоровая жалость, втащил это создание в свою комнату. А тут еще старуха нянчить навязалась. (Марье.) Ты рада: ты от меня за присмотр получаешь. Если узнают мою доброту, их десятками подбрасывать начнут.

М а р ь я. Нагрешат, а потом…

С е м е н  С е м е н о в и ч. Кто нагрешил, безумная старуха?

М а р ь я. Невинному мужчине не подкинут.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Отойди от меня! Отойди из чувства самосохранения!

М и ш а. До чего азартный старик!

С е р г е й  С е р г е е в и ч. А мальчик славный.

С е м е н  С е м е н о в и ч. И совсем не мальчик, а девочка. Кричит, неизвестно чего требует: типичная женщина.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Прелестная девочка.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Если она вам нравится, берите, пожалуйста. (Берет ребенка у Марьи и протягивает Сергею Сергеевичу.)

С е р г е й  С е р г е е в и ч (неохотно и неумело принимает ребенка). Нет-нет, не могу. Я особенно дорожу тишиной.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Да, работать трудновато. Мы вчера с инженером Ивановым над проектом станка под ее писк помучились. (Сообразил, что сказал лишнее, и смутился.)

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Над проектом вашего станка вы работали и с Ивановым?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Сергей Сергеевич!..

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Нет, позвольте. Сначала вы обращаетесь ко мне, умоляете меня, да, меня, заняться вашим станком, а теперь без моего ведома приглашаете инженера Иванова!..

М и ш а. Только ребенка в ссору не вмешивайте!

С е м е н  С е м е н о в и ч. Я виноват, виноват, но выслушайте.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Нет! Я бросаю все свои дела, сижу над его станком, а он за моей спиной…

С е м е н  С е м е н о в и ч. Сергей Сергеевич, я хотел лишний раз проверить…

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Проверять меня, Грифелева? С Ивановым? Держите вашего ребенка, старый развратник! (Передает ребенка Семену Семеновичу и бежит в дом.)

С е м е н  С е м е н о в и ч. Я развратник? Да я и женщин-то вспоминаю только восьмого марта! Я развратник!.. А вы аристократ-неврастеник! Вам электричеством и холодной водой лечиться надо!

Марья берет ребенка. Семен Семенович сгоряча бежит по грядке с цветами.

О л я. Гражданин, цветы, цветы!..

С е м е н  С е м е н о в и ч. Это он меня на цветы загнал! (Убегает в дом.)

О л я (Мише). Кто они такие?

М и ш а. Один инженер, Грифелев, а по цветам бегал техник. Кашкин фамилия.

О л я. Правда, что они изобретатели?

М и ш а. Говорят, что-то изобрели.

О л я. Я изобретателей совсем иначе представляла. (Уходит в дом.)

Миша садится на лавочку и смотрит на ребенка. С улицы возвращается Павел Иванович с покупками.

П а в е л  И в а н о в и ч (зовет). Сергей Сергеич!

В окне показывается  С е р г е й  С е р г е е в и ч  с компрессом на голове.

Извольте покупочки. Что с вами?

С е р г е й  С е р г е е в и ч. В возможной моей смерти прошу никого не винить, кроме Семена Семеновича. (Берет покупки, закрывает окно.)

Во двор выходит  С е м е н  С е м е н о в и ч. Павел Иванович — к нему.

П а в е л  И в а н о в и ч. Что случилось?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Пойдем в «Якорь». Там расскажу.

П а в е л  И в а н о в и ч. В «Якорь»? (Осторожно оглядывается.) Идем.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (в окне). Павел, ты куда?

Павел Иванович замялся.

Говори честно.

П а в е л  И в а н о в и ч. Если честно, куплю винца, принесу домой и за обедом, при тебе, немного выпью.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Заходить никуда не будешь?

П а в е л  И в а н о в и ч. Я?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Поклянись.

П а в е л  И в а н о в и ч. Не могу: это мистика.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а  скрывается.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Каждый раз?

П а в е л  И в а н о в и ч (со вздохом). Каждый раз.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Пошли?

П а в е л  И в а н о в и ч. Пошли.

Берутся под руки и быстро уходят.

М и ш а (Марье). Ты за маленькими детьми ходить-то умеешь?

М а р ь я. Свои были. Троих младенцев господь прибрал.

М и ш а. Рекомендация так себе. (Тихонько трогает ребенка.) Как она, здоровенькая?

М а р ь я. Ничего.

М и ш а. А с пеленками как? (Дает деньги.) Вот на.

М а р ь я. Куда так много?

М и ш а. Ты купи эти… бандероли.

М а р ь я. По почте ее, что ли, посылать?

М и ш а. Не бандероли… Как их?.. Пакеты… То есть конверты. Вот. Ты ей конверты купи.

М а р ь я. В конверты только богатых младенцев заворачивают.

М и ш а. А кто тебе сказал, что она бедная? Ничего она не бедная. Что нужно, ты все говори. Игрушки какие… Кошку резиновую или трубу…

М а р ь я. Ну где ей на трубе играть! На ней не всякий большой сыграет.

М и ш а. Еще: вы ей имени шаля-валя не давайте. А то назовут черт те как, а потом и ходит девушка какой-нибудь Клеопатрой. За что?

В окне появляется  Е в д о к и я  П е т р о в н а. Она включает громоподобное радио. М а р ь я  и  М и ш а  спешат в дом. Из своей двери выходит А н д р е й  С т е п а н о в и ч.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч (кричит). Гражданка, убавьте звук!

Евдокия Петровна выключает радио.

Жить нельзя. Ведь на весь двор, на всю улицу.

Е в д о к и я  П е т р о в н а. Ваши цветы тоже на весь двор пахнут, однако я не протестую!

Андрей Степанович безнадежно машет рукой и идет к своей двери.

Если б я сама от него не глохла, ни за что бы не выключила!

Из дома выходит  м а л ь ч и к  с доской на колесиках, встает на самокат и едет к воротам. Это сын Евдокии Петровны. Она напутствует его из окна.

Смотри, Игорь, если под машину попадешь, — ужинать не проси!

И г о р ь. Ладно! (Скрывается в воротах.)

Е в д о к и я  П е т р о в н а. Мадам Самозванцева!

В дальнем нижнем окне появляется  А н н а  М и х а й л о в н а  С а м о з в а н ц е в а. Постепенно появляются  ж и л ь ц ы  и в других окнах. О л я  выходит и вешает на веревку полотенце.

Анна Михайловна, сегодня мне звонили: предлагают купить маркетри. Маркетри — это что?

С а м о з в а н ц е в а. Маркетри… Я знала, всегда знала, но сейчас из головы выскочило. Во всяком случае, не берите.

Е в д о к и я  П е т р о в н а. Сегодня я откажусь, а вдруг завтра мне этого маркетри захочется? Что оно такое?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (из окна). Маркетри — это вроде маркизета.

М и ш а (из окна). Ничего подобного! Маркетри — острова на одном из океанов.

Е в д о к и я  П е т р о в н а. Я не безумная — острова на океанах покупать. Мар-ке-три…

О л я. Маркетри — это мозаика. Из дерева, из перламутра… На шкафах, на столах… (Спохватилась. Оборвала.)

Общее молчание. Все взоры устремлены на Олю.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Ты откуда же такие слова знаешь?

О л я (после паузы. Нашлась, радостно). Я до вас у художника служила. Там шкаф был, его всегда «маркетри» называли. (Развязно напевает.) «Мой миленок драгоценный, он уехал от меня». (Уходит в дом.)

Ж и л ь ц ы  отходят от окон. Во двор выходит  А н н а  М и х а й л о в н а  С а м о з в а н ц е в а.

С а м о з в а н ц е в а. Доченька, Ирочка, кушай какао без меня. Бисквиты в буфете. (Видит в окне Прасковью Ивановну.) Прасковья Ивановна, я сегодня из окна вашим Колей и домработницей любовалась. Прелестная пара!

Прасковья Ивановна закрывает окно, Самозванцева обращается к окну, в котором показался  С е р г е й  С е р г е е в и ч.

Как ваше здоровье, Сергей Сергеевич?

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Сердце.

С а м о з в а н ц е в а. Мы все не вечны. Но от сердца это мгновенно, без всяких страданий.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Благодарю вас. (Закрывает окно.)

Из дома выходит  М а р ь я  с ребенком. За ней — М и ш а. Анна Михайловна наклоняется над ребенком.

С а м о з в а н ц е в а. Ай-ду-ду! Когда ты вырастешь, я тебе непременно что-нибудь подарю. Он золотушный?

М а р ь я. Сами вы… (Уносит ребенка, на улицу.)

С а м о з в а н ц е в а. А-а, товарищ Застрелихин!

М и ш а. С добрым утром, Анна Михайловна. А Ирочка еще не вставала?

С а м о з в а н ц е в а. Ах, она вчера танцевала, хохотала до трех утра. Кругом режиссеры, хозяйственники!.. Ее привезли на шикарной машине… Цветы, воздушные шары!.. Вы сморщились?

М и ш а. Какая-то гадость в глаз залетела.

С а м о з в а н ц е в а (в окно второго этажа). Евдокия Петровна! Можно к вам на минутку? Я по делу, по делу! (Торопливо пересекает двор и входит в подъезд.)

Е в д о к и я  П е т р о в н а (в комнату). Убирайте сахар со стола.

М и ш а (подходит к окну Самозванцевых). Ираида Петровна!

Голос Иры: «Кто там?»

Это я, Застрелихин.

И р а (садится на подоконник). Не смотрите, я в пижаме.

М и ш а. Вчера опять танцевали среди режиссеров и цветов? И я не спал: всю ночь на копке вертелся. Конечно, я шофер, красочно выразить не могу, но переживаю еще хуже, чем в театре.

И р а. Ну, рассказывайте, что вы ко мне чувствуете?

М и ш а (после паузы). Религию.

И р а. Что-что?..

М и ш а. Я читал про древних греков. Они поклонялись своим красивым богам. А боги только и знали, что озорничали над ними. Грек ему жертву, а бог ему гадость, грек — жертву, а бог — пакость.

И р а. Вы смешно говорите.

М и ш а. Возможно, но мысли у меня невеселые. Машину сегодня подавать?

И р а. Я надеюсь, у меня скоро своя машина будет.

М и ш а. Она-то меня и доедет.

Возвращаясь от Евдокии Петровны, появляется  С а м о з в а н ц е в а. Она что-то пережевывает. Во двор, через ворота, не спеша входит  Е г о р  Г а в р и л о в и ч, грузноватый серьезный человек, дорого и скверно одетый. Трость. Перчаток нет. В руках сверток. Самозванцева торопливо обращается к Мише.

С а м о з в а н ц е в а. До свидания, Мишель, до свидания!

Миша видит Егора Гавриловича, понуро отходит. Ира скрывается за окном. Самозванцева устремляется к вновь пришедшему.

Здравствуйте, Егор Гаврилович! Вы прекрасно выглядите!

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Мне плохо глядеть не от чего.

С а м о з в а н ц е в а. Вы юморист.

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Нет, я не юморист. И другим не советую. Ира дома?

С а м о з в а н ц е в а. Входите, входите. (Идет к своему крыльцу.)

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Не беспокойтесь, я дорогу знаю. Вы, кажется, в город собрались?

С а м о з в а н ц е в а. Да, хотела пройтись, но прямо не знаю… у меня совершенно нет туфель для осени.

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Будут.

С а м о з в а н ц е в а. Знаете, мне бы хотелось на каучуке, а по ранту…

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Это вы сапожнику расскажете. Покупательную способность я вам предоставлю, а фасон вы мастеру объясните.

С а м о з в а н ц е в а. Ируля, к тебе Егор Гаврилович. (Идет к воротам.)

И р а (в окне). А, Жорж, заходите.

Е г о р  Г а в р и л о в и ч  входит в дом. Миша подходит к окну.

М и ш а. Как заходите? Вы же в пижаме. Сами говорили, что на вас смотреть нельзя!..

Е г о р  Г а в р и л о в и ч (появляясь рядом с Ирой в окне). Гражданин водитель, вы лучше за своей машиной смотрите, а не за чужими окнами. (Закрывает окно.)

М и ш а. Мишка, уходи отсюда, беги, пока никого не убил! (Идет к своему крыльцу.)

В ворота входит  К о н с т а н т и н  Н и к о л а е в и ч  Б е л о у с о в.

Б е л о у с о в (Мише). Товарищ, это дом восемь?

М и ш а. Ну, восемь. (Подозрительно и враждебно разглядывает Белоусова.)

Б е л о у с о в. Я тут девушку разыскиваю.

М и ш а. Опоздали. Там уже один вроде вас сидит.

Б е л о у с о в. Позвольте. Я ищу…

М и ш а. Ну и ищите. А ко мне с такими вопросами не обращайтесь. (Быстро уходит в дом.)

Б е л о у с о в (изумленно смотрит ему вслед, вынимает из кармана бумажку, читает). Дом восемь, квартира семь… нет, четыре. Или семь? Вот пишут!.. (Оглядывая дом, входит в одну из дверей.)

На другое крыльцо выходят  О л я  и  Н и к о л а й. Оба держат за дужку ведро.

О л я. Не можете же вы за меня все делать! Коля, вы хотели за папиросами идти. (Пытается отстранить его свободной рукой.)

Он берет ее руку. Несколько секунд стоят молча.

Н и к о л а й. Оля…

О л я. Вам идти пора.

Н и к о л а й. Сейчас… Оля, я понимаю… Мы здесь на затоптанном крыльце, и это ведро… Но посмотрите: какое небо, дерево под солнцем!.. Разве вы не видите, что я вас люблю!

Молчание.

Конечно, если я вам безразличен…

О л я. Нет, вы мне не безразличны.

Н и к о л а й. Правда?

О л я. Да-да-да. Идите.

Н и к о л а й. Теперь я никуда не пойду. Это самое счастливое крыльцо в моей жизни!

О л я. Прасковья Ивановна опять рассердится. Идите, Коля. И скорей возвра-щай-тесь.

Н и к о л а й. Бегу! (Слетает с крыльца.)

Ему пересекает дорогу  Б е л о у с о в. Оля наблюдает из-за двери.

Б е л о у с о в. Товарищ, послушайте!..

Н и к о л а й (с готовностью). Я вас слушаю, гражданин.

Б е л о у с о в. Я ищу одну девушку, студентку. В квартире седьмой нет. Где здесь квартира четвертая?

Н и к о л а й (радостно). Я сам из четвертой квартиры.

Б е л о у с о в. Ее фамилия…

Н и к о л а й. В четвертой квартире студентки нет. И во всем доме, к сожалению, нет ни одной студентки. Ручаюсь.

Б е л о у с о в. Справку в адресном столе дали — дом восемь.

Н и к о л а й (сияя сочувствием). Возможно, восемнадцать? Это большой новый дом. Наверное, там. Вы пройдите, это рядом. Всего хорошего! (Убегает в ворота.)

Б е л о у с о в. В одном дворе, и какие разные молодые люди.

Медленно идет к воротам.

Оля с ведром в руке бежит за Белоусовым, останавливается, наконец окликает.

О л я. Дядя Костя!

Б е л о у с о в. Вот ты где, наконец!

О л я. Дядя Костя! (Бросает ведро, обнимает Белоусова.)

Б е л о у с о в. Куда же ты пропала?

О л я. Я здесь, в этом доме поселилась.

Б е л о у с о в. Но если тебе не понравилось у нас, могла сказать прямо.

О л я. Дядя, милый, большое, большое спасибо! У вас чудесно. Я прожила целую неделю, но дольше — боялась стеснить.

Б е л о у с о в. Кого стеснить? Мы с женой вдвоем. Ну, если ты нашла лучше, скажи, позвони, напиши…

О л я. Перед уходом я записку оставила.

Б е л о у с о в (вынимает из кармана записку). Вот эту? «Милый дядя, я отлично устроилась у подруги. Благодарю за все». И как в воду канула, дрянь ты этакая! Я — в твой институт. Говорят, такая к нам не поступала, я — к Склифосовскому, туда ты, слава богу, тоже «не поступала». Я — в милицию. Там спрашивают: «Что она у вас похитила?» Дрянь. Я же беспокоился. Матери по крайней мере ты написала?

О л я. Да-да, конечно.

Б е л о у с о в. Но почему же в институте ничего не знают?

О л я. Там в канцелярии страшная путаница!

Б е л о у с о в. Ну ладно. Показывай, как ты устроилась! (Делает два, шага к дому.)

О л я. Нет-нет! Мы сегодня уборку затеяли. Видишь, какая я растрепанная, а в комнате такой беспорядок!.. И подруга не совсем здорова… Ты прости, дядя Костя, но сегодня я тебя не приглашаю.

Б е л о у с о в. Тогда вот что: приходи завтра вечером к нам, будем праздновать твое поступление в институт. И подругу приводи.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (из окна). Оля, Ольга!

О л я. Да-да, сейчас!..

Б е л о у с о в. Это… подруга?

Пауза.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Иди живей, я тебя за дрожжами пошлю!

О л я. Сейчас, Прасковья Ивановна. (Выбрасывает из ведра мусор, несколько секунд стоит перед Белоусовым и, все ускоряя шаг, вбегает в дом.)

Белоусов смотрит ей вслед, оглядывается на окна. В окне  Е в д о к и я  П е т р о в н а  за спиной Белоусова включает свое чудовищное радио. Белоусов качнулся. Е в д о к и я  П е т р о в н а выключает приемник, отходит от окна.

Медленно выходит  О л я  и молча останавливается перед Белоусовым.

Б е л о у с о в. Ну, сразу и без вранья!

О л я (обнимает Белоусова и всхлипывает). Дядя Костя, я провалилась!

В воротах появляется  Н и к о л а й. Видит обнимающихся, остолбенел, потом притаился за деревом.

В институте на экзаменах провалилась!.. И не могу, не могу ехать домой! Мама была во мне так уверена, так гордилась… И я сама… А теперь мои подруги все в вузах, одна я!..

Б е л о у с о в. А ты сбежала и разыгрываешь «Живой труп»?

О л я. Нет, я здесь…

Б е л о у с о в. Кем?

Пауза.

Ну?

О л я. Домработницей.

Б е л о у с о в (смотрит на Олю, потом хохочет). Вот дура! Ты прости! Но какая дура!.. Домработницей… Не обижайся, пожалуйста, я тебя не ругаю, но до чего же ты дура! (Хохочет.) Прости, не буду. А за дрожжами тебя это хозяйка посылала?

О л я. Хозяйка.

Б е л о у с о в. Я испугался: думал — подруга!

О л я. Дядя Костя… (Пытается оттеснить Белоусова за сарай.)

Б е л о у с о в. Такая хозяйка тебя загоняет. Куда ты меня на мусор толкаешь?

О л я. Дай честное слово никому не рассказывать.

Б е л о у с о в. Не могу. Не могу я прийти домой и хохотать в одиночку: жена подумает, что я тронулся. (После паузы.) Отец твой тоже чудил иногда. Но он был художник, талант. У него это выходило интереснее… А теперь — пошли.

О л я. Куда?

Б е л о у с о в. К нам. Будешь жить, учиться и через год держать экзамен.

О л я. Да, я буду жить, учиться, но здесь.

Б е л о у с о в. Между стиркой и глаженьем?

О л я. А по-твоему, — провалиться, осрамиться и, в награду, переехать к богатому дяде? «Прекрасная квартира, прислуга, автомобиль, театры»… Прямо формула благополучия! А если бы у меня не было знатного дядьки? Куда бы я пошла? Да, домработница, да, выношу ведра, да, мою лестницу!.. И не вижу ничего ни смешного, ни стыдного. И экзамен я выдержу, выдержу, выдержу!..

Б е л о у с о в. Пожалуй, ты не совсем дура.

О л я. Дядя Костя, извини, но мне некогда.

Б е л о у с о в. Ах да, за дрожжами! Погоди. Возьми у меня денег, пожалуйста.

О л я. Спасибо, нет.

Б е л о у с о в. Так. По крайней мере дай слово, что в первый же выходной ты у нас. Когда у тебя выходной?

О л я. Мы не условились.

Б е л о у с о в. Ага, не условились!.. Идем к хозяйке! (Порывается к дому.)

О л я (тянет Белоусова в другую сторону). Пожалуйста, не скандаль в чужом доме!

Б е л о у с о в. Ну, беги за дрожжами. И к нам приходи без… подруги! (Уходит.)

Н и к о л а й  выступает из-за дерева. Несколько секунд Николай и Оля неподвижно смотрят друг на друга. Он берет ее за руки, медленно входят под арку ворот. Николай резким движением прижимает Олю к груди. Так они стоят неподвижно.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Двор. Вечер того же дня. П о л я  и  В а л е н т и н  сидят на скамье. Он нервничает. Встает, садится, опять встает.

П о л я. Что вы все вскакиваете?

В а л я. Разве? Да, возможно. Извините. (Садится и сейчас же встает.) Поля, я знаю ваш характер и прошу не смеяться, что бы я ни сказал. Даете слово?

Поля смеется.

Я же еще ничего не сказал.

П о л я. Вспомнила, как вы сегодня дрова кололи. Слушаю.

В а л я. Поля, я вас прошу быть моей женой.

П о л я. Тут действительно ничего смешного нет. За вас замуж? Вот чего не могу, того не могу. Не обижайтесь. Я не скрываю: вы мне очень нравитесь, и вы хороший…

В а л я. В чем же дело?

П о л я. Ну как я в вашу семью пойду? Я ничего не умею. И что вилкой, что ножом едят, не знаю…

В а л я. Ножом ничего не едят.

П о л я. Видите, а я не знала.

В а л я. Это совершенно не важно.

П о л я. Вам — может быть, зато ваши родные, знакомые… А я очень самолюбивая. И ни смеяться над собой, ни улыбаться никому не позволю.

В а л я. Поля, вы забываете, у нас общество…

П о л я. Знаю. И барышень с манерами не считаю выше себя. А вот скажите честно: если вы меня в дом приведете, ваш отец обрадуется? Ну?

В а л я. В первый момент — не ручаюсь. Но когда узнает вас лучше, он так обрадуется, так обрадуется!

П о л я. Давайте лучше его не волновать.

В а л я. Правда, волноваться ему запрещено. Но… Поля, дорогая!..

В воротах голос Семена Семеновича: «Вот мельница, она уже развалилась».

Вечное хождение…

В а л е н т и н  и  П о л я  уходят в дом.

Голос Семена Семеновича: «Павлик, левее»… Шум. Голос Павла Ивановича: «Спасибо, я уже упал».

Входят выпившие  С е м е н  С е м е н о в и ч  и  П а в е л  И в а н о в и ч.

П а в е л  И в а н о в и ч. Сеня, погоди, я конфету съем: тогда она не заметит. (Слегка пошатываясь, ест конфету.)

Окно Макаровых открывается, в нем — П р а с к о в ь я  И в а н о в н а.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (язвительно). В магазине были?

П а в е л  И в а н о в и ч. Параня! Водки сегодня в магазине не продавали! (Садится. Семену Семеновичу.) Как по-твоему, она не заметила?

С е м е н  С е м е н о в и ч. А что в нас можно заметить? Трезвые как трезвые.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Но где это вы целый день прогуляли?

П а в е л  И в а н о в и ч. А ты не завидуй, завидовать нехорошо. Лучше закрой окно, я не могу на сквозняке стоять.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Чтоб через две минуты ты был дома! (Закрывает окно.)

П а в е л  И в а н о в и ч. Сразу настроение упало! Не люблю домой возвращаться.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Конечно, в такой дом возвращаться противно.

П а в е л  И в а н о в и ч. Господи! Родись я в другом доме, я бы, знаешь, теперь кем был? Знаешь, где бы служил? В дипломатическом корпусе! Корпус! Не бригада какая-нибудь, не дивизия — корпус! Работа тонкая, корректная. Сегодня вношу предложение — «выношу впечатление»… А слова какие!.. Прерогатива!.. Преамбула! Преамбула!.. Ты понимаешь, что это значит?!

С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет, не понимаю.

П а в е л  И в а н о в и ч (восторженно). И я не понимаю!

О л я (выходит из дома). Прасковья Ивановна просит вас домой.

П а в е л  И в а н о в и ч. Видишь, прислала ноту. Отклонить не решаюсь. Прощай, Сеня.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Прощай, Павлик. (Уходит в дом.)

П а в е л  И в а н о в и ч. Девушка, не осуждайте… Доживете до моих лет, тогда и вам домой не захочется! (Уходит в дом.)

Оля идет следом. В ворота входит  И р а, видит Олю.

И р а. Послушайте.

Оля обернулась.

Да-да, вы.

Оля подходит.

Вы очень загружены работой?

О л я. Почему вы спрашиваете?

И р а. Вы бы не могли приходить к нам, когда у нас гости?

О л я. А что я должна делать?

И р а. Делать — ничего. Только входить и отвечать на мои вопросы.

О л я. Простите, я не понимаю.

И р а. Очень просто. (Садится на скамейку.) Вот я сижу на канапе. Кругом гости. (Изображает «светскую» болтовню.) Ха-ха-ха! Ля-ля-ля! Тыр-тыр-тыр! И-тэ-дэ, и-тэ-пэ… А вы на кухне! И вдруг я вас зову… Как? Ну, как?

О л я. Оля.

И р а. Оля!.. Вы корректно входите. Я спрашиваю: «В мое отсутствие никто не звонил?» Вы отвечаете: «Звонили: народный артист такой-то и академик такой-то». Я роняю: «Надоели». И вы уходите. Все. Понятно? Работы никакой. Я хочу, чтобы вы были, ну, как это?.. Ну…

О л я. Декоративной горничной?

И р а. Вот-вот, да-да! Стойте, откуда вы знаете: «декоративной»? Вы раньше служили в культурном доме?

О л я. Да.

И р а. Мне именно не хватает культурной домработницы! (Треплет Олю по щеке.) Соглашайтесь, соглашайтесь!..

О л я (оглянувшись на окна). Культурной домработницы мало. Нужна и культурная хозяйка. (Треплет Иру по щеке и неторопливо уходит в дом.)

Ира остолбенела.

К ней робко приближается  М и ш а, останавливается за ее спиной.

М и ш а. Ираида Петровна…

И р а. А! Вы меня напугали. (Срывая обиду.) Никогда не смейте ко мне подкрадываться! Сегодня утром Егор Гаврилович поставил вас на место. Вам мало? И никогда не подходите ко мне при гостях. Это меня снижает. (Убегает в дом.)

М и ш а. Вот и поговорили… «Любовь — это сон упоительный». Неужели такие слова сочиняли безнаказанно? (Уходит в ворота.)

С улицы на самокате въезжает  И г о р ь, пересекает двор и входит в дом. Из дома выходят  О л я  и  Н и к о л а й. На плечах у Оли большой плотный платок.

О л я. Теперь вы обо мне все знаете, но дайте слово никому не говорить.

Н и к о л а й. Даю. Ой, как я глуп!.. Ой!.. Я вам втолковывал, что Лев Толстой великий писатель! Вам! Обещал прочесть и объяснить «Евгения Онегина». Неужели не могли меня остановить? Черт!.. Ну забудьте, простите!

О л я. Не за что. Наоборот, вы «очень хорошо обращались с прислугой».

Н и к о л а й. Ну, Оля, ну не надо… ей-богу!..

О л я. А если бы к вам поступила старая малограмотная работница? Вы бы так же хорошо к ней относились?

Н и к о л а й. Конечно, хорошо. Но не так же! И странно от меня этого требовать. (Вспомнил.) Он!.. Мама отдавала вам гладить мой пиджак.

О л я. И брюки.

Н и к о л а й. Какое свинство!

О л я. Почему? Во-первых, теперь это моя обязанность. А во-вторых, вы уверены, что мне никогда не придется для вас гладить?

Н и к о л а й. Я только об этом и прошу и мечтаю! Да нет! Не о глаженье, конечно!.. Оля, родная, выйдем, ну пройдемся десять минут… Здесь, под окнами…

О л я. Прасковья Ивановна может позвать. Нет, я должна говорить: «может меня хватиться». (Садится на скамью.) Садитесь. (Пауза.) У нас в Ульяновске в это время выйдешь в сад — темно, тихо, и только слышно, как изредка яблоки на землю падают: хлоп… хлоп… тяжело, гулко… А иногда яблоко сорвется, и слышно, как оно меж веток пробирается, по листьям шуршит и наконец о землю — уже негромко — хлоп. И опять тихо. (Опускает голову.)

В доме кто-то закрыл окно.

Н и к о л а й. Оля, милая, что с вами?

О л я. Ничего. Я дом вспомнила.

Николай обнимает Олю.

Там окна, не надо. Ваши родители и так недовольны, что мы вместе бываем.

Н и к о л а й. Я никому не позволю вмешиваться в мои чувства. Я готов…

О л я. Тише… (Прислушивается.) Может быть, Прасковья Ивановна. Отойдите скорей!

Н и к о л а й  скрывается в подъезде. Из дома сейчас же выходит  П р а с к о в ь я  И в а н о в н а, садится рядом с Олей.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Я, Оля, с тобой поговорить хочу. Ты девушка не плохая, но про нашего сына Николая забудь. Нам очень хочется для него невесту поинтеллигентнее. Не понимаешь? Ну, на виду, с протекцией.

О л я. Я замуж пока не собираюсь.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. За других выходи, за других я не запрещаю. Зачем я сюда вышла? Да! Павел Иванович все спички извел. Сбегать надо. (Передает деньги.)

О л я  снимает с себя платок, кладет его на скамью и убегает. Прасковья Ивановна накидывает платок на себя так же, как Оля, прикрыв голову. Входит  Н и к о л а й, останавливается позади матери, принимая ее за Олю.

Н и к о л а й. Мать ушла? Что она говорила? Вы ее не слушайте.

Прасковья Ивановна вздрагивает.

Оля, вам холодно?

Прасковья Ивановна под платком отрицательно качает головой.

Мать вас ничем не обидела? Она ничего, но, между нами говоря, недалекая.

Резкое движение под платком.

К сожалению, я говорю правду. Когда она узнает, что мы друг друга любим, крику будет порядочно. Не сердитесь, она продукт старого.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (вскакивает и сбрасывает платок). Ну нет! Я не продукт! И вы из меня продукта не сделаете!

КАРТИНА ВТОРАЯ

Комната в квартире Макаровых. Три двери. П р а с к о в ь я  И в а н о в н а  и  П а в е л  И в а н о в и ч. Он в глубокой задумчивости.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Ты о чем думаешь?

П а в е л  И в а н о в и ч. О конфликте думаю. Сергей Сергеевич мое начальство, а Семен Семенович — друг. Сложная преамбула.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Лучше о сыне подумай. Он из-за этой Ольги уже невменяемый стал. Спрашиваю: «Коленька, против кого завтра «Спартак» играет?» — «Не знаю, мама». Меня-то он еще узнает!

П а в е л  И в а н о в и ч. Кто ж теперь виноват?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Сами виноваты. В работницы надо было старушку брать, которая еще бога застала. Вот женится Николай на Ольге…

П а в е л  И в а н о в и ч. Погоди, я ему скажу, он и думать о ней забудет.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Чудотворец ты, что ли?

П а в е л  И в а н о в и ч. А если прогнать эту Ольгу?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. А если и Николай за ней уйдет?

Входит  С а м о з в а н ц е в а. Прасковья Ивановна привычным шестом убирает со стола вазу с яблоками в буфет.

Пауза.

С а м о з в а н ц е в а. Я знаю, о чем вы молчите. Они еще не расписались?

П а в е л  И в а н о в и ч. Вечно вы вперед беды забегаете.

С а м о з в а н ц е в а. Я сама переживаю! Ваш Коля — студент, такой ненахальный и… домработница! Наконец, вы ее совсем не знаете! Недавно один интеллигентный приват-доцент также познакомился, влюбился, женился, а на третий день она оказалась переодетым бандитом!

П а в е л  И в а н о в и ч. Тьфу! (Отходит.)

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. А я верю: за три дня человека не узнаешь. (Со вздохом, вынимает и ставит на стол вазу с яблоками.) Помогайте, советуйте.

Самозванцева жадно ест яблоко и не может говорить.

Не торопитесь, я не уберу.

С а м о з в а н ц е в а (жестикулируя и пережевывая). Ему на нее глаза открывали?

П а в е л  И в а н о в и ч. Открывали, не видит. (Уходит во внешнюю дверь.)

С а м о з в а н ц е в а. Надо тоньше. Поставьте рядом с Ольгой другую девушку — изящную, с хорошими манерами. Ну, мою Ирочку. (Подходит к окну, зовет.) Ируля! В ней и порода видна: ее отец, еще тогда, служил в акцизе! (Произносит, как — «был камергером».)

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Ах, если бы Ирочка при Коле Ольгу на место поставила! Взглянул бы он на них рядом.

Входит  И р а.

С а м о з в а н ц е в а. Во-первых, Прасковья Ивановна угощает тебя фруктами. Ира, ты их домработницу себе представляешь?

И р а. Да, мама. Нахалка страшная. Коля с ней опустится.

С а м о з в а н ц е в а (гордо). Вот! Моя интуиция! Ира, спаси его!

И р а. Хорошо, мама.

С а м о з в а н ц е в а. Немного шарма, немного секса…

И р а. Мама, отстаньте, я знаю.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Ольгу я сейчас позову, а значит, и Николай явится. (В дверь.) Оля, пора на стол накрывать. А мы выйдем на время.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а и  С а м о з в а н ц е в а  уходят.

И р а (мелодично). Коля!.. Коля!..

Оля вносит чашки, за нею с чайником — Н и к о л а й.

Здравствуйте, Коля. Все увлекаетесь домашним хозяйством? Ваша мама просила меня подождать. Вы мне дадите чаю?

Н и к о л а й. Пожалуйста.

Оля наливает чай.

И р а. У вас руки чистые?

О л я (просто). Да, чистые.

М и ш а (робко открывает дверь). Можно?

Н и к о л а й. Входи, Миша.

И р а (Мише). Я вас еще не простила. (Оле.) А вы, по-видимому, из очень глухой провинции?

О л я. Нет, не особенно.

И р а. С Москвой познакомились? Куда-нибудь ходили?

О л я. Очень мало: в музее была…

И р а. Скучища.

М и ш а. Да, в музеях одну отсталость прежних веков показывают.

О л я. Я музыку очень хочу послушать.

И р а. Музыка — прелесть! В кафе теперь джаз под управлением Штукатурмана.

О л я. Нет, я хочу слушать музыку без еды.

М и ш а. Правильно. Я один раз был на концерте и попробовал сухарь погрызть. Хрустит и сильно заглушает.

И р а. Вы всегда были дикий.

М и ш а. Нет, я тогда голодный был. А так под музыку мне всегда какая-нибудь мысль приходит.

Н и к о л а й. А если издали на трубе заиграют…

О л я. Непременно печальное вспоминается.

М и ш а. Вот-вот! Скажем, играет даже веселая музыка. Хорошо! А если отъехать от веселой музыки на километр, она обязательно грустной кажется. Отчего это?

И р а. От первобытности натуры. А вы, Коля? Где бываете, как развлекаетесь? Хотите завтра пойти со мной к одним знакомым? Там замечательную игру придумали! (Оле.) Дайте бутылку, иголку и нитку.

О л я  выходит.

Коля, бедный, не смейте опускаться. Я вам запрещаю.

Оля приносит и подает Ире бутылку, нитку и иглу.

Надо сказать «пожалуйста».

О л я. Пожалуйста.

И р а (Оле). Отойдите. (Всем.) Слушайте! Бутылку кладут на пол. Вы должны на нее сесть, потом, не касаясь пола, вытянуть ноги и вдеть нитку в иголку. Только в тот вечер, после ужина, у меня ничего не вышло. Но хохотали все ужасно! Бутылка катается, я падаю… Давайте попробуем. (Кладет бутылку на пол.)

М и ш а. Ираида Петровна, может быть, не стоит?

И р а. Если вам неинтересно, уходите. Коля, помогите мне. Хотя помогать нельзя. (Жеманясь, садится на бутылку, но, как только, вытянув ноги, пытается оторвать их от пола, соскальзывает и, сидя на полу, хохочет.) Вот теперь помогите!

Коля помогает Ире встать. Она готовится повторить опыт.

Только я боюсь: иголка воткнется и будет ходить по всему телу… Номер повторяется!

Та же игра. Соскальзывает, хохочет, потом оглядывается на окружающих. Все стоят, напряженно потупившись. Ира поднимается.

Кто следующий?

Пауза.

М и ш а. Ираида Петровна, а там, в гостях, другие барышни в эту игру тоже играли? Или вы одни на бутылку садились?

И р а. Все, положительно все, так хохотали!

М и ш а. Нет, я спрашиваю: на бутылку, на бутылку все или вы одни садились?

И р а. Ну, я. Я легче, пластичнее…

М и ш а. Значит, вы — на полу, а все остальные на креслах, на диванах глядят и смеются?

И р а. Ну что вы хотите сказать?

М и ш а. Многое хочу сказать, но сдерживаюсь.

И р а. Вы что? Окончательно обнаглели? (Коле.) Я, кажется, и вам испортила настроение? Вы были в своей компании: шофер, прислуга… И вдруг инородное тело… Прощайте! (Убегает.)

М и ш а. Спасибо. Спасибо, что хоть вы над ней не смеялись. (Резким толчком открывает дверь и выходит.)

О л я. Коля, вы давно с ней знакомы?

Н и к о л а й. Лет восемь.

О л я. И Валя Грифелев знаком?

Н и к о л а й. И Валя.

О л я. Неужели вы не видите, что она несчастная?

Н и к о л а й. Я сейчас не могу о ней думать. Оля, милая, мы так редко бываем одни… (Целует Олю.)

Входят  П р а с к о в ь я  И в а н о в н а  и  П а в е л  И в а н о в и ч.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Разве было условие с нашим сыном целоваться?

Н и к о л а й. Это я виноват.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Она, она виновата. Павел Иванович, что же ты дурачком стоишь? Увольняй ее согласно правилам!

О л я  убегает.

Н и к о л а й. Довольно! Вы думаете, она бессловесная работница и над ней можно издеваться безнаказанно? Вы должны быть счастливы, что я полюбил такую девушку. Она выше меня во всех отношениях. И гораздо образованнее вас! Знаете, по каким обстоятельствам она к нам поступила? Сегодня она здесь, а завтра… Да она о вас в газетах может написать! (Уходит, хлопнув дверью.)

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Павел Иванович, что же это? Кто же эта девчонка такая? Действительно, ходит чисто, и чересчур грамотная.

П а в е л  И в а н о в и ч. Тебя надо спросить, кого ты на свою голову в дом впустила. «Поступила, говорит, по обстоятельствам»… «Образованнее вас»… Ну, этому трудно поверить… «В газетах напишет»… (Пауза.) А вдруг она писательница какая? Ты живешь, а она каждое твое дыхание в блокнот заносит? Вот что: покричи Андрея Степановича и Мишу Застрелихина, что ли. Волноваться, так всем.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (в окно). Андрей Степанович! Миша!.. Андрей Степанович!.. (Отходит от окна.) Паша, значит, теперь и прогнать ее нельзя?

П а в е л  И в а н о в и ч. Моли бога, чтобы она нас из дому не выгнала.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. За что же? Ведь мы люди хорошие.

П а в е л  И в а н о в и ч. Конечно, если не вдумываться, то хорошие. А вдруг она вдумается?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Как же теперь с ней обращаться? А вдруг она меня про политику спросит? Как отвечать? Ведь я марксизм только по портретам знаю!

П а в е л  И в а н о в и ч. У тебя повышенное давление, тебе извинительно.

Входят  А н д р е й  С т е п а н о в и ч  и  М и ш а.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Андрей Степанович, у нас жуткая викторина случилась.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Что-что?

П а в е л  И в а н о в и ч. Викторина… Ну, загадка такая неприятная. Андрей Степанович, наша Ольга кто, по-вашему?

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Обыкновенная домработница.

П а в е л  И в а н о в и ч (Мише). А по-твоему?

М и ш а. Конечно, домработница, но, что обыкновенная, я бы не сказал.

П а в е л  И в а н о в и ч. Вот! (Андрею Степановичу.) А не похожа она на эту, на писательницу, на очеркистку? Они теперь всюду шныряют.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Опять в «Якоре» были?

П а в е л  И в а н о в и ч. «Якорь»! Здесь Николай про эту Ольгу такой жути наговорил… Может, мы рано затревожились?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. А все-таки надо бы к ней в корзину заглянуть.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Это зачем?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. По вещам даже неизвестных утопленников узнают. По вещам мы сразу — кто она — догадаемся. Пойдем, Паша.

П а в е л  И в а н о в и ч. Пойдем. Только бы нам цели грабежа не приписали. Товарищ Застрелихин, будь свидетелем.

М а к а р о в ы  уходят во внутреннюю дверь, М и ш а — за ними.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Глупые люди… А ведь могут, могут жить по-человечески. И не мешало бы заскочить сюда какому-нибудь очеркисту. Да нет, мелко, скажет — обыденщина… Оля — писательница! Придумают!.. А почему нет? Пускай будет писательница! Да, ваши портреты пишет, прихорашивайтесь!

Входят  П а в е л  И в а н о в и, М и ш а, П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Она держит в вытянутой руке две тетрадки.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Вот! Тетрадки. Сверху лежали, а дальше насквозь книжки!

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Корзина с книжками? У домработницы? (Павлу Ивановичу.) А ну, погляди.

П а в е л  И в а н о в и ч (читает на обложке тетради). «Алгебра».

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Может быть, это еще не про нас.

П а в е л  И в а н о в и ч (читает на обложке второй тетради). «Анализ бесконечно малых величин».

А н д р е й  С т е п а н о в и ч (строго). Что?

П а в е л  И в а н о в и ч (робко). «Анализ бесконечно малых величин».

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Ага! Дождались! (Берет из рук Павла Ивановича тетрадку.)

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Объясните вы мне своими словами.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч (грозно). Анализ. Вы понимаете, что это значит?

П а в е л  И в а н о в и ч. Это значит — все наружу. Полное расследование.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Так. Кого расследование? Кому расследование?

П а в е л  И в а н о в и ч. Малым величинам.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. А вы какая величина?

П а в е л  И в а н о в и ч. Малая.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч (Мише). А ты?

М и ш а. Сами знаете.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч (Прасковье Ивановне). А вы?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Я никакая не величина. Да вы в тетрадку загляните, может, про меня пропущено.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч (открывает тетрадь и, как бы разбирая почерк, импровизирует). «Моя задача — вскрыть язвы нашего быта…».

П а в е л  И в а н о в и ч. Нет, про тебя не пропущено!

А н д р е й  С т е п а н о в и ч (продолжая импровизацию). «По поручению издательства я поступила в один дом под видом домработницы…». (Оглядывается.) Но мы этого читать не имеем права. Еще войдет кто… Кладите на место.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а  берет тетрадки и, держа их, как нечто опасное, уносит.

П а в е л  И в а н о в и ч. Зачем же над нами анализ производить? Все мы служащие, все работаем…

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Думаете, отслужил семь часов и ладно? Ошибаетесь. Теперь этого маловато. Потрудитесь стать порядочным человеком. Научитесь и дома жить прилично.

П а в е л  И в а н о в и ч. А когда же тогда отдыхать?

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Вот за такие слова в литературу и попадают.

Входит  П р а с к о в ь я  И в а н о в н а.

П а в е л  И в а н о в и ч. Я понимаю, что жить надо прилично, я бы и сам давно начал. А соседи? Разве они поддержат? Зачем же мне одному надрываться?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. А я думаю, что в печати большого страха нет.

М и ш а. Страха, конечно, нет, а срам выйти может. Попасть в печать — иногда хуже, чем в милицию. (Уходит.)

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. А не может случиться, что в газете или где там нас похвалят?

П а в е л  И в а н о в и ч. Возможно, и похвалят, только я не могу догадаться — за что. Вы, товарищи, обегите жильцов и скажите, чтобы они хоть временно себя не проявляли. Пресса на дому… И шут ее знает, еще под каким углом она на тебя взглянет? А вдруг под острым? А тут, как нарочно, управдом ногу себе поломал, а я, сирота, заменить его согласился!

Входит  С е р г е й  С е р г е е в и ч  Г р и ф е л е в.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Я к вам, Павел Иванович.

П а в е л  И в а н о в и ч. Сергей Сергеевич, вы про нашу домработницу слышали?

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Ничего не слыхал. И, простите, не стремлюсь услышать. Инцидент с Семеном Семеновичем меня доконает. Я окончательно болен! У меня и так радикулит, миокардит, не сегодня-завтра начнется астма — это вам любой врач подтвердит, — и вот пожалуйста!

На пороге — С е м е н  С е м е н о в и ч.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Что ж замолчали? Понимаю: на меня жаловались? (Иронически.) Ах, вас обидели!.. Вы — цветок, мимоза! Нежнее мимозы: вас еще не тронули, а вы уже осыпаетесь. А сами…

С е р г е й  С е р г е е в и ч (сдержанно, гордо). Или я уйду, или (жест) попросите этого гражданина.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Вот! До сих пор не забыли старого лексикона! Недаром вы на все иронически подмигиваете!

Сергей Сергеевич, Это тик, тик у меня! И притом — наследственный. И мой отец и мой дед — все подмигивали.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Если ваш дед при Николае Первом подмигивал — это даже похвально, а вам в наше время — стыдно!

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Довольно. Я сейчас же еду! Еду персонально!.. Вы попадете в печать!

П а в е л  И в а н о в и ч. Опоздали. Эта самая печать здесь проживает.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Какая печать? Где проживает?

П а в е л  И в а н о в и ч. На кухне. Наша Ольга — никакая не домработница, а писательница, журналистка!

С е м е н  С е м е н о в и ч. Павел Иванович, вам бы прилечь. У вас как с давлением?

П а в е л  И в а н о в и ч. Это у жены давление, а я здоров, здоров на свою голову! Да, журналистка. Спросите Андрея Степановича, Застрелихина. Прасковью Ивановну, всех спросите! Мы потихоньку и статью глядели: «Анализ мелких людей». Очень правдиво написано.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Нет, это невозможно! Хотя…

С е м е н  С е м е н о в и ч (Сергею Сергеевичу). Позвольте, эта девчонка во дворе что-то записывала…

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Не знаю. Я на девчонок не смотрю.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Значит, я смотрю? Вы на что опять намекаете?

П а в е л  И в а н о в и ч. Уважаемые, вам не ссориться, а мириться надо.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Я печати не боюсь.

С е м е н  С е м е н о в и ч. А я боюсь? Вот я! Набирайте любым шрифтом.

П а в е л  И в а н о в и ч. Уважаемые! Вас можно печатать на первое странице, среди достижений. Зачем же вы в отдел мелких происшествий проситесь? Такие люди и вдруг изобретение закончить не можете! (Семену Семеновичу.) А вы о советском младенце жестоко говорили. Помиритесь, хотя бы для виду помиритесь!

Входит  П р а с к о в ь я  И в а н о в н а.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Всех обежала!.. (В изнеможении садится.)

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Нет, не верю. Это дикое недоразумение. Она не может быть журналисткой!

Вбегает  М и ш а.

М и ш а. Вспомнил! (Указывает на Семена Семеновича и Сергея Сергеевича.) Она про вас и про вас спрашивала! Фамилию, профессию, все!

С е м е н  С е м е н о в и ч. Где? Когда?

М и ш а. Во дворе, после вашей стычки.

П а в е л  И в а н о в и ч. Вот!

Сергей Сергеевич и Семен Семенович садятся. Вбегает  Е в д о к и я  П е т р о в н а.

Е в д о к и я  П е т р о в н а. Маркетри! Помните? Маркетри — весь дом не знал, она одна знала!

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (слабо). Говорит, у художника служила.

Е в д о к и я  П е т р о в н а. Вздор! Я замужем была за художником и то маркетри не слыхала! «Плакат», «интрига», «аванс». Все!

Вбегает  С а м о з в а н ц е в а.

С а м о з в а н ц е в а. Снимки она делала?

П а в е л  И в а н о в и ч. Какие еще снимки?

С а м о з в а н ц е в а. Фоторепортерские!

П а в е л  И в а н о в и ч. Много чести. Новая домна вы, что ли? Женщинам только бы сниматься: в кино ли, в гробу ли — им все равно. Вам не сниматься, а репутацию поправлять надо.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (прислушиваясь). Ш-ш-ш.

П а в е л  И в а н о в и ч. Она!

Все устремляются к выходной двери.

Не давите друг друга. Выходите погуманнее! (Уходит последним.)

Из внутренней двери входят  О л я  и Н и к о л а й.

Н и к о л а й. Оля, куда вы собираетесь?

О л я. Надо уходить. Ваши родители меня прогнали. И по-своему правы. Им нужна домработница, а вы мне помогать стали, потом мы читали вместе, потом…

Н и к о л а й. До «потом» им нет никакого дела. Ах, простая девушка их «не устраивает»!.. А сами они кто? Отец — комендант здания, кажется, даже одного этажа. Мама была белошвейкой. И откуда у них этот «аристократизм» паршивый? Не-ет, я без вас тут не останусь!

О л я. Не смейте делать глупости.

Н и к о л а й. Оля, дорогая, куда же вы пойдете?

О л я. Придется вернуться к дяде. А я ему столько «гордых» слов наговорила!.. Так была самоуверенна!.. И вдруг — являюсь… с корзинкой… Вы дядю Костю не знаете… «Как! Тебя выгнали? Рассчитали? За что?» — «Хотела соблазнить хозяйского сына». Ужасно! Нет-нет! Я в другой дом работницей поступлю.

Н и к о л а й. Ничего итого не будет. Сейчас же, немедленно выходите за меня замуж… Простите, что так делово, грубо говорю, но… Отсюда мы уходим вместе. У меня есть друзья, устроимся. А родители пускай сидят одни и мечтают. О генеральской дочке, о княжне Таракановой! И пока они оба не придут просить у вас прощения, мы к ним не вернемся!

Степенно входят  П р а с к о в ь я  И в а н о в н а  и  П а в е л  И в а н о в и ч. Прасковья Ивановна держит в руке бумажку.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Оленька! Я женщина старой продукции.

П а в е л  И в а н о в и ч. Формации.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Вот именно. Оленька! Простите, если что грубо сказала. Не пишите каждое лыко в строку. У меня плохой характер от преувеличенного давления. (Протягивает бумажку.) Вот справка от районного доктора. Я и хочу, хочу быть ласковой, но (встряхивает бумажку) против заключения врача идти не могу.

Оля и Николай изумлены.

П а в е л  И в а н о в и ч. Ольга Васильевна! Не делайте скороспелых выводов: «что написано пером»… (Хитро подмигнул.) Ну что ж, Николашка, я тебя понимаю: сам был молод, сам много раз влюблялся…

Прасковья Ивановна бросает взгляд на мужа.

…вот — в Прасковью Ивановну. Что ж, если вы друг другу понравились в плане… здорового реализма, я не возражаю. «Сейте разумное, доброе, вечное!»

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Ранний светлый вечер. Двор. А н д р е й  С т е п а н о в и ч  и  Н и к о л а й.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Ну, счастлив?

Н и к о л а й. Конечно, счастлив.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. А родители твои?

Н и к о л а й. Как будто их подменили. Со вчерашнего дня так за Олей ухаживают!.. Ничего не понимаю!

Из дома выходят  П о л я  и  В а л е н т и н.

В а л я. Николай, в чем дело? Зачем ты от нас-то скрывал?

Н и к о л а й. Что скрывал?

П о л я. Про Олю, про Олю!

Н и к о л а й. Кто же вам сказал?

В а л я. Все говорят.

Н и к о л а й. Черт!.. От кого ж они узнали? Ну да, верно. Она окончила десятилетку, приехала поступать в институт, провалилась, а домой возвращаться неловко, не хочется. Но откуда…

П о л я. Мы вовсе не об этом. Но если к нам такое отношение… Пойдемте, Валя.

В а л я (с обидой). Не хочешь говорить, не надо, но имей в виду: весь дом прекрасно знает, что она журналистка.

Н и к о л а й. Кто журналистка?

П о л я. Пойдемте, Валя.

Н и к о л а й. Стойте. Вы с ума сошли? Или разыгрываете?

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Коля, прости. Это я Олю журналисткой сделал.

Н и к о л а й. Как так? Зачем?

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Давно хотелось людей с мертвой точки сдвинуть. И вдруг — случай. Нечаянный. Верно, теперь она для всех журналистка, а сама об этом не догадывается. И пускай.

В а л я. Кажется, начинаю понимать.

П о л я. А я — ни-че-го!

Н и к о л а й. Но позвольте, Андрей Степанович!

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Пошли отсюда. Вам я все расскажу, но чтоб больше — ни одна душа.

Уходят в ворота. Из дома выходит  М и ш а. Он одет тщательнее обыкновенного. В окне показывается  О л я.

М и ш а. Ольга Васильевна, можно вас попросить на минутку?

О л я. Сейчас иду.

М и ш а. Дожидаюсь, как доктора по душевным болезням.

О л я  сбегает во двор. Миша отводит ее подальше от окон.

Ольга Васильевна!

О л я. Зовите меня Олей.

М и ш а. Ну что вы… Ольга Васильевна, плохо со мной. Позвольте, я вам расскажу. Конечно, если у вас время есть.

О л я. Я слушаю. Пожалуйста.

М и ш а. Я не про тихую любовь говорю, когда вдвоем к реке идут или, там, молча стоят обнявшись… Я про другую. От которой люди чумеют. Вот когда мчишься на самой большой скорости… А там: витрина — витрина, старуха — старуха… Бенкц!.. Толпа, свистки и… не надо скорой помощи! С вами так не бывало?

О л я. Нет, со мной не бывало, и я… и я… не все поняла.

М и ш а. Конечно, если чумовой излагает — здоровому не сразу ясно. Сейчас. Кто я — вы знаете. А вокруг Ираиды Петровны солисты, работники прилавка со средствами… Меня за ними, как за горами, не видно. Нервная система у меня до того побилась — всю менять надо. Вчера еду по улице Горького, посмотрел направо: закат светится, Пушкин черный стоит… Заплакал. Ей-богу. Нет, нет и нет мне выхода! Брака быть не может: брак чересчур неравный.

О л я. Конечно, неравный.

М и ш а (уныло). Я понимаю.

О л я. Конечно, она вас не стоит.

Миша отшатнулся.

Совершенно не стоит. Вы и она… Правда, вы очень непосредственный, но не глупый, интересный…

М и ш а. Чего?

О л я. Я сказала: вы интересный. И душа есть и чувство, а она — кукленок.

М и ш а. Кто?

О л я. Кукленок. Ну, куклы такие, дешевые, линючие, какой-то трухой набитые.

М и ш а. Другому кому я бы и до половины досказать не дал. (Он ошеломлен.)

О л я. Погодите. Вы когда-нибудь внимательно, спокойно на нее смотрели?

М и ш а. Спокойно — нет.

О л я. Посмотрите.

М и ш а. Виноват, а как же вокруг все народные, архитекторы?..

О л я. А вы их видели?

М и ш а. Она сама сколько раз говорила.

О л я. Вы, мужчины, какие-то наивные. Как дети, честное слово! Вас даже обманывать жалко. (Уверенно.) Нет артистов, нет инженеров, нет архитекторов. Ходит здесь какой-то кладовщик с уголовной наружностью, и все.

М и ш а. Виноват, позвольте. Ее в культурные, дома приглашают. Я сам возил.

О л я. Зачем приглашают? Салонную игру вчера видели? Говорите: вчера вам за нее не было стыдно? (Пауза.) Ну?

М и ш а. Было.

О л я. И потом, вы не обижайтесь, она некрасивая.

М и ш а. Она?

О л я. Она собой не занимается.

М и ш а. Ну, уж нет! Только это и делает. У нее даже как его… (копирует движения массажа) ж-ж-ж-ж… дарсанваль есть!

О л я. А я говорю, она собой не занимается: не учится, не читает, никакого спорта, капризная, тщеславная… Скажите, она при знакомых не называла вас «мой шофер»?

М и ш а (в суеверном страхе). Вас же там не было! Откуда вы знаете?

О л я. Называла?

М и ш а. Называла.

О л я. Видите, я знаю.

М и ш а. Ольга Васильевна, вы и на факира учились?

Оля смеется.

Тщеславная, капризная, кукленок… Это все про Ираиду Петровну?

О л я. Все про Ираиду Петровну.

М и ш а. Сон, прямо сон…

О л я. И вы напрасно отчаиваетесь: она за вас пойдет, пойдет. Никто другой на ней не женится.

М и ш а. Во мне сейчас будто дом какой рушится: гул, щебень, балки торчат… (Берется за голову.)

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (в окне). Оленька, я чай накрыла. Иди, милая!

О л я. Спасибо, Прасковья Ивановна.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а  отходит от окна.

Когда встретите свою Ираиду Петровну, сделайте так (закрывает себе глаза обеими руками.) И все увидите. (Убегает в дом.)

Миша медленно идет к своему крыльцу, видит на своем пути, на земле, поломанное ведро, хватает его и, коротко, сильно размахнувшись, забрасывает за сарай. Быстро входит в дом.

Возвращаются  А н д р е й  С т е п а н о в и ч, Н и к о л а й, В а л я  и  П о л я.

П о л я. Андрей Степанович, смотрите, когда узнают, вас всем домом бить будут.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Обязательно. Думаешь, им легко? Может быть, целую неделю придется жить по-человечески. Коля, ты женись, пока они не опомнились.

Расходятся по своим квартирам.

Из дома выходит  С е м е н  С е м е н о в и ч, смотрит по окнам; в одном из них появляется  О л я. Семен Семенович говорит в окно своей комнаты.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Марья, она в окно смотрит. Давай сюда этого бесенка. Петрушку представлять приходится. (Берет через окно запеленатого ребенка, оглядывается на Олю, говорит сладким голосом.) Иди, милая, иди к дедушке. (Указывает на Олю.) Вот тетя. Скажи: «Здравствуйте, с детским приветом». (Спотыкается. Тихо.) Из-за тебя еще ногу сломаешь! Вон тетя любуется, как мы хорошо гуляем…

Оля скрывается.

(Семен Семенович садится на ступеньку.) Ушла. Вот мы с тобой тетку и обманули. На меня глядишь… Дедушка, да… Не понимаешь? Ничего не понимаешь? Завидую… Ты не спи, когда я с тобой разговариваю. (Всматривается.) И ресницы… и брови, как у человека. Я как-то в тебя не всматривался… До чего же все в тебе маленькое… Погоди, не развертывайся… Вот мизинец за прошивку зацепился… (Поправляет. Поет.) «В няньки я тебе взяла…». (Испуганно оглядывается по сторонам: не слыхал ли кто? Кашляет.)

М а р ь я (в окно). Давайте, ей спать пора.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Я девочку сам отнесу. (Уходит в дом.)

На другом крыльце появляется  П а в е л  И в а н о в и ч, говорит в окно с  С е р г е е м  С е р г е е в и ч е м.

П а в е л  И в а н о в и ч. Сергей Сергеевич! Как только она к окну подойдет, выходите мириться. И еще: она малограмотной прикидывается. Надо бы о вашей стороны отзывчивость показать, ну, помочь, позаниматься.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Хорошо. Но я ее в лицо не помню.

П а в е л  И в а н о в и ч (в окно Семена Семеновича). Семен Семенович!

С е м е н  С е м е н о в и ч. Знаю. Слыхал.

П а в е л  И в а н о в и ч  уходит в дом.

В окне верхнего этажа — О л я. Она поставила на подоконник металлический чайник и чистит его. С е м е н  С е м е н о в и ч, потом  С е р г е й  С е р г е е в и ч  выходят на дома.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Не думайте, что я вышел демонстрировать перед этой журналисткой наше примирение. Это низко. Я это сейчас же почувствовал.

С е м е н  С е м е н о в и ч. «Низко»… Намекаете на мою прогулку с ребенком? Да, низко… И я это почувствовал, но только когда уж вернулся домой. Черт!.. А сейчас вышел, чтобы вас, вас пристыдить!

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Виноват, я здесь не для примирения, но и не для ссоры. Работу я вчера кончил. Чертежи и расчет вашего станка можете получить — и на этом наше знакомство прекращается.

О л я  скрывается. В окне — П а в е л  И в а н о в и ч.

П а в е л  И в а н о в и ч. Обождите, она на кухню пошла. Передохните. (Исчезает.)

С е р г е й  С е р г е е в и ч (идет к дому, останавливается). Вы рассчитывали получить сколько процентов экономии?

В окне появляется  О л я.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Ну, двенадцать, пятнадцать…

С е р г е й  С е р г е е в и ч. А тридцать угодно?

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Вы, простите, ради бога, для нее говорите?

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Нет. Совершенно серьезно. Тридцать угодно?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Как — тридцать? Что вы, Сергей Сергеевич, что вы, дорогой!

П а в е л  И в а н о в и ч (в окне). Она опять отошла.

Семен Семенович машет на него рукой.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Не угодно ли взглянуть расчет?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Дорогой! Бежимте.

Идут к дому.

П а в е л  И в а н о в и ч. Тссс…

Сергей Сергеевич и Семен Семенович останавливаются. Павел Иванович свесился из окна.

Мало, мало мирились. Формально, недостаточно!

Сергей Сергеевич и Семен Семенович входят на крыльцо. Семен Семенович посылает Павлу Ивановичу воздушный поцелуй.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Осторожно. Плохая ступенька. Прошу.

Входят в дом.

В ворота входит  Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Стучит в окно Самозванцевых. На крыльцо сейчас же выбегают  С а м о з в а н ц е в а  и  И р а.

С а м о з в а н ц е в а (с оглядкой). Егор Гаврилович, считаю долгом предупредить: здесь поселилась одна особа…

Е г о р  Г а в р и л о в и ч (опасливо). Из розыска?

С а м о з в а н ц е в а. Нет, но все-таки журналистка.

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Звоните. (Спешно уходит.)

С а м о з в а н ц е в а. Какая амортизация нервов! Ируля, как только эта особа появится, подойди к произведи на нее выгодное впечатление.

И р а. Мама, я ей вчера нахамила.

С а м о з в а н ц е в а. Тем более, надо загладить. И не медлите с Егором Гавриловичем: пора, пора…

И р а. Мама, он сначала сморкается, а потом вынимает платок.

С а м о з в а н ц е в а. Это еще не худшее: он мог бы вовсе не вынимать платка.

И р а. Мама, он же кладовщик. Это не звучит.

С а м о з в а н ц е в а. Девочка, кладовщик звучит прочнее и дольше тенора.

И р а. Мама…

С а м о з в а н ц е в а. Детка, не утомляй спою маму.

Из дома выходит  О л я  с ковриком и вешает его на веревку.

Вот она. (Оле.) Не откажите поговорить с моей дочерью, она очень одаренная, но никуда еще не выдвинутая. (Уходит в дом.)

И р а (направляется к Оле). Вы за вчерашнее не сердитесь?

О л я. Нет, не сержусь.

С а м о з в а н ц е в а (в окне). Ируся, побеседуешь и приходи пить какао! (Скрывается.)

И р а. Можно с вами откровенно?

О л я. Конечно.

И р а. Вы моей маме не верьте: у нас не только какао, у нас и чаю никогда не бывает. Смотрите, что я хорошо одета? Иллюзия. Этих клипсиков, обручиков, бус у меня действительно много, а платьица всего два. Клянусь! У мамы даже неврастения на почве бедности. Она зато всегда стремится производить впечатление. Она даже с лорнетом ходила, пока его в очереди не сломали. Мама и мне велит производить впечатление, чтобы за мной ухаживали, чтобы я имела успех… А я не могу долго быть интересной, я скоро устаю. Поэтому мужчины меня мало уважают. Правда-правда! Когда я с кем-нибудь танцую, предположим, танго, мне так и слышится под музыку (напевает): «Ах, он меня совсем, совсем не уважает, да, он меня ничуть не уважает». А ведь я ничего плохого не делаю. Просто они хамы.

О л я. А вообще вы что делаете?

И р а. Я бы хотела что-нибудь делать в искусстве. Там все что-нибудь делают. Конечно, и я могу.

О л я. А вы где-нибудь учились?

И р а. Я английским занимаюсь. С подругой. Я давно занимаюсь.

О л я. Значит, владеете языком?

И р а. С подругой — владею, а вот когда англичане говорят, я не понимаю: у них у всех произношение неправильное. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете? Ну, там, о жизни…

О л я. Я очень хочу вам посоветовать, но я в вашей жизни ничего не поняла. Мне кажется, надо все по-другому.

И р а. Конечно, по-другому. Мама просит выходить за Егора Гавриловича, а мне хочется за работника искусства. Ну пускай не оперный, даже не из кино, просто драматический. Ведь они тоже иногда зарабатывают! Как вы думаете?

С а м о з в а н ц е в а (показывается в окне). Ируля, какао простынет!

И р а. Слышите, опять производит впечатление! (Кричит.) Иду! Вы пока взвесьте, а потом мы обменяемся. (Убегает в дом.)

Входят  П о л я  и  В а л е н т и н.

О л я. Что это значит? Почему они со мной советуются?

В а л я. Видите ли, здесь все друг другу надоели, а вы человек новый…

О л я. Я всего домработница.

П о л я. От этого им с вами и поговорить легче. Вы им советуйте, построже советуйте.

О л я. Нет, что-то не так…

Где-то в доме — радио. В окне — Е в д о к и я  П е т р о в н а. Она сейчас же включает свой мощный радиоприемник, стоящий на подоконнике, и отходит. Борьба разных мелодий.

П о л я (стараясь перекричать радио, Оле). Велите ей не безобразничать!

О л я. Разве она послушает?

П о л я (становится за спиной Оли, кричит). Что за хулиганство со звуками? (Указывает появившейся Евдокии Петровне на Олю.)

Евдокия Петровна выключает радио. Радио в другой квартире тоже смолкает.

Е в д о к и я  П е т р о в н а. А если я люблю музыку?

О л я. Неправда, вы музыкой, как дубиной, пользуетесь!

Е в д о к и я  П е т р о в н а. Я тихо-тихо пустила, а он заорал. Я не виновата: так его на заводе сделали.

Во двор из дома сбегает  П а в е л  И в а н о в и ч. Постепенно из своих квартир выходят  М а р ь я, М и ш а, А н д р е й  С т е п а н о в и ч, С а м о з в а н ц е в а, Н и к о л а й. В окне — П р а с к о в ь я  И в а н о в н а.

П а в е л  И в а н о в и ч. Ольга Васильевна, я только временно управдома заменяю, но и я сколько раз останавливал. Ведь они все радиоаппараты, как бешеных зверей, наперегонки с цепи спускают. Во всем квартале умственную жизнь останавливают. Другой в это время силится книжку читать. Он и так мало что понимает, а тут над ним будто консерваторию для ненормальных открыли. Вчера, верите ли, «Выхожу один я на дорогу» так хором жахнули, что даже взрослые мальчики с волейбола — мальчики! — и те ушли!

Е в д о к и я  П е т р о в н а (сбегает во двор и хватает Олю за руку). Вы его лучше о ремонте спросите.

П о л я. Верно. У нас под праздник только двери мажут.

С а м о з в а н ц е в а (хватает Олю за руку и тащит в другой угол двора). А это разве эстетично? Ведра, банки — целая археология!

М а р ь я (хватает Олю за другую руку и бегом увлекает ее к своему крыльцу). Касатка, взойди в помещение: у меня чистота, а у соседей только змеи не водятся!

П о л я. Вы ей руки выдернете!

П а в е л  И в а н о в и ч. Виноват, если вас змеи беспокоят, обращайтесь к индусским заклинателям. Я змей заговаривать не умею. И не обязан.

П о л я. А ремонт?

Е в д о к и я  П е т р о в н а. А крыша?

П а в е л  И в а н о в и ч (отходит, принимает позу оратора и говорит, обращаясь ко всем, но преимущественно к Оле). Да. Надо прямо и безоговорочно признать: здесь мы отстаем. Спасибо за здоровую критику. Но, Ольга Васильевна, учтите нашу натуру. Нам крупного медведя убить проще, чем сотню небольших москитов. Мне к работе загореться надо. От чего я здесь загорюсь? От мусора? Я великих подвигов не касаюсь, но тут и мелкая героика не находит себе места. Абсолютно не масштабно. А ведь и нам интересно что-нибудь совершить. Хотя бы в районном масштабе. Иллюстрирую свою мысль. Предположим, не дай бог, пожар. Раз! Тревога! И летят дружинники на огонь, как на первое свидание! Колокол гвоздит, сирена воет, у прохожих все головы за красной машиной следят! Еще тормозов не давали, а они — на ходу с машины посыпались! Тебе в толпе ноги отдавить не успели, а топорник — вон он — на восьмом этаже, на крыше — раз! раз! — железо рубит! Как архангел Михаил под облаками в огне шурует! Высота! Риск! Событие! А пойди к этому топорнику на дом в непожарное время. Возможно, у него крыша течет. Бросится он ее латать? Не думаю. Ну, выйдет, посмотрит вверх, на двухэтажный домишко. Скажет: «На крышу лезть? Оттуда еще убьешься». Нет, Ольга Васильевна, судите нас не в сумраке быта, а в блеске событий!

Пауза.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Зря. Зря ты в себе оратора прятал. А скажи, пожалуйста: эти героические пожарные без воды огонь тушили?

П а в е л  И в а н о в и ч (озадачен). Ну, с водой, разумеется. (Снова загораясь.) Струя прямо в небо, как молитва девы, взлетела!

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Обожди с молитвой. А водопроводные трубы, по-твоему, прокладывать надо или нет? Эта работа невидная, без сирены, без музыки. Водопровод, спрашиваю, для этой «молитвы девы» понадобился или нет? И еще: ты в море купался?

П а в е л  И в а н о в и ч. Ну, купался.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Масштаб?

П а в е л  И в а н о в и ч. Масштаб.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. А умываться ты с тех пор бросил?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (из окна). Нет, он иногда умывается.

П а в е л  И в а н о в и ч. Не верьте: личные счеты. Товарищи, я от мирного труда не отмежевываюсь. Только и вы помогайте. (Приободрился, указывает на углы двора.) Это что? Это что? Хоть ты, Марья, собери все банки-жестянки, да и неси в утиль. Только смотри, чтобы тебя самое там не оставили. (Оле.) Извините — дружеский шарж.

С а м о з в а н ц е в а  и  Е в д о к и я  П е т р о в н а  уходят в свои квартиры. В ворота входит женщина средних лет, опрятно, но скромно одетая. Что-то спрашивает у Поли, та указывает на Олю, которая с Павлом Ивановичей сейчас в стороне от других.

Ж е н щ и н а. Ольга Васильевна, правда, я из соседнего дома, но окажите и мне внимание.

О л я (удивленно). Пожалуйста.

Ж е н щ и н а (конфиденциально). Муж у меня пьет.

П а в е л  И в а н о в и ч. Нехорошо, нехорошо…

О л я. Что я-то могу сделать?

Ж е н щ и н а. Посоветуйте.

О л я. Право, не знаю. Говорят, внушение помогает.

Ж е н щ и н а. Я ему внушала, сколько раз внушала, не слушает.

О л я. Нет, надо обратиться к врачу, к специалисту.

Ж е н щ и н а. Куда же именно?

Оля пожимает плечами.

П а в е л  И в а н о в и ч. Гражданка, мы здесь алкоголиков не лечим.

Ж е н щ и н а. Где же справиться?

П а в е л  И в а н о в и ч. Обратитесь в театры, в Союзе писателей спросите, там сигать должны.

Ж е н щ и н а. Благодарю вас. (Кланяется, уходит.)

П а в е л  И в а н о в и ч (бодро идет по двору, напевает). «Я мальчик-колокольчик из города Динь-динь…». (Андрею Степановичу, который склонился над грядками.) И ты хорош! Сидишь на своих цветах, как плантатор-собственник. Нет того, чтобы бутоньерку связать, Ольге Васильевне поднести. (Громко.) Всем, всем на себя оглянуться следует!

Из дома выходят  С е р г е й  С е р г е е в и ч  и  С е м е н  С е м е н о в и ч. Оба взволнованы.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Я вас поздравляю.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет, Сергей Сергеевич, теперь это изобретение и ваше. Ваше, ваше!

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Но если бы не ваша идея…

С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет, я без вас… Куда мне!..

С е р г е й  С е р г е е в и ч. В таком случае разрешите подписать проект двумя именами: Кашкин и Грифелев.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет! Грифелев и Кашкин! Только так!

Обнимают друг друга.

П а в е л  И в а н о в и ч. Здорово представляют!

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Это надо отпраздновать.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Спрыснуть, спрыснуть!..

С е р г е й  С е р г е е в и ч (достает деньги). Павел Иванович, голубчик, может, сбегаете в гастроном?

Павел Иванович услужливо подходит, но, оглянувшись на Олю, колеблется. Наконец гордо выпрямляется.

П а в е л  И в а н о в и ч. Нет, не сбегаю. На службе, конечно, я ваш подчиненный, но в жизни я советский гражданин и на побегушки не согласен! (Гордо отходит в сторону.)

С е р г е й  С е р г е е в и ч (растерянно). Да-да, вы правы, я очень неудачно выразил свою просьбу.

П о л я. Позвольте, я в магазин схожу.

С е р г е й  С е р г е е в и ч (принимая Полю за журналистку, всматривается). Что вы, помилуйте!.. Ведь это вы, так сказать, работница?

П о л я. Да, я.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Очень приятно. Вас Олей зовут?

П о л я. Полей.

Семен Семенович делает знаки, указывает на Олю, но Сергей Сергеевич не видит.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Да-да. Полей, я недослышал. Нет, вы и вдруг за покупками!.. (Оглядывается на Олю.) Я лучше вот эту девушку попрошу. Возьмите, пожалуйста, здесь на углу сыру, ветчины и шампанского.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Сергей Сергеевич! Что вы делаете?

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Да, и шампанского! Я угощаю. (Оле.) Вы запомнили?

О л я. Запомнила. (Уходит.)

С е р г е й  С е р г е е в и ч (Поле). Уважаемая гражданка! По адресу Павла Ивановича я позволил себе бестактность.

Павел Иванович подходит.

Но он сам столько раз предлагал мне свои услуги, так часто льстил мне…

П а в е л  И в а н о в и ч. Виноват. Спрос вызывает предложение. Диалектика. Если бы начальству лесть не нравилась, теперь бы мумию последнего подхалима в музее показывали. (Галантно.) Простите, что встрял в разговор.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Вы правы. Извините меня.

Рукопожатие. Валентин подходит к Поле.

А, Валентин… Я очень рад, что вы Познакомились. (Поле.) Я слыхал, вы учитесь, занимаетесь?

П о л я. Да.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Если угодно, я могу вам помочь. (Смотрит в записную книжку.) Так… да… В пять у меня консультация. В шесть тридцать обычно сердечный припадок, а в этот час я свободен. (Указывает на свое крыльцо.) Прошу вас.

П о л я. Большое спасибо, только мне очень неловко…

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Это пустое. Я очень рад.

Валентин трясет руку отцу.

Ты что, Валентин?

Валентин и Поля отходят к крыльцу.

В ворота входит  О л я  с покупками и передает их Сергею Сергеевичу.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Благодарю вас.

С е м е н  С е м е н о в и ч (хватается за голову). Сергей Сергеевич! Пойдите сюда!

С е р г е й  С е р г е е в и ч. А? Что? (Подходит.)

С е м е н  С е м е н о в и ч. Вы же их перепутали! Вы простую работницу учиться повели, а писательницу за ветчиной послали!

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Позвольте, мне сказали, что она Поля!

С е м е н  С е м е н о в и ч. Не Поля, а Оля! Оля. Вы их перепутали.

Сергей Сергеевич растерянно смотрит то на одну, то на другую, делает два шага в сторону Оли, потом решительно входит на крыльцо, где его ждет Поля.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Возможно. Ошибся. Но в данном случае я своей ошибки исправлять не желаю! Поля, да, Поля! Идемте! (Учтиво уступает и указывает Поле дорогу.)

КАРТИНА ВТОРАЯ

Прошло две недели. Двор прибран. У стены — козлы. Часть этой стены свежепокрашена. Под окном Семена Семеновича тоже появилась грядка с цветами. Над воротами лампочка. У сарайчика, под деревом, еще одна — новая скамейка. Из окна Евдокии Петровны — тихая радиомузыка. Ясный осенний день. М и ш а  решительно подходит к окну Самозванцевых.

Стучит. Голос Иры: «Да-да!» Она появляется в окне. Полирует ногти.

М и ш а. Ираида Петровна, прошу вас выйти на крыльцо.

И р а. Зачем? Мне некогда.

М и ш а. Тем не менее прошу вас выйти на крыльцо.

И р а (выходит, садится на ступеньку, продолжая полировку). Ну, говорите. Мне четыре пальца осталось. В четыре пальца уложитесь?

М и ш а. Хорошо. Постараюсь. (Стоя перед Ирой, закрывает ладонью глаза, как научила Оля.)

И р а. Вы плачете?

М и ш а (сразу отнимает руку и, смотрит на Иру). Нет, больше не плачу. У меня к вам просьба и совет. Если в будущее вас кто полюбит, издевайтесь над ним аккуратнее. Если жалости не имеете, то хоть помните свою выгоду.

И р а. Ничего не понимаю!

М и ш а. Поймете. Не такая уж вы глупая, как все говорят. Позвольте в последний раз оглянуться. Грубо вы со мной обращались, Ираида Петровна. (Указывает себе на грудь.) Обиды сюда набросали, как в большую копилку. Ладно, храню. И в чем дело? С другими мужчинами, которые на вас и не глядели, вы были и внимательны и обаятельны… А со мной — «Бей его! Он меня любит!» Очень глупая логика. Ладно. Забыл. Но вашего поцелуя вовеки веков не прощу! Единственный ваш поцелуй — и он был продажный!

Ир а. Вы пьяны? Выбирайте выражения!

М и ш а. Если бы не выбирал, я бы много… иначе выразился. Помните? Вечером семнадцатого мая, в этом самом крылечке?.. Я и не ждал, не надеялся… И вдруг — вы сами, сами меня поцеловали! Сердце ахнуть не успело — вы дверью хлоп! Убежали! Тихо, потемки — и я. Утром лестницу мести стали, только тогда ушел. За что? Зачем вы меня поцеловали? Чтоб я вас на машине возил! И возил… Вас возил. И вашу мамашу возил, и подруг, и знакомых… За чужой бензин целовали! Да я бы тогда за вас всю свою кровь отдал! Неужели, кроме бензина, ничего не нашли спросить с человека? Дура, простите, вы дура! (Закрывает глаза, руками, резко разводит их.) Прощайте.

И р а (удивленно смотрит ему вслед, потом вскакивает и капризно кричит в окно). Мама! Мама! Застрелихин мне нахамил! (Убегает в дом.)

С другого крыльца сбегают  О л я  и  Н и к о л а й.

Н и к о л а й (напевает). «Благословляю вас, дрова…».

Оба собирают уже наколотые у сарая дрова.

Следом выходит  П р а с к о в ь я  И в а н о в н а  с книгой и  П а в е л  И в а н о в и ч.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (садится на скамью). Вот спасибо Оле: Пиквикский клуб дочитываю. Говорят, очень смешная книга. Вероятно, в самом конце.

Оля набрала охапку дров.

П а в е л  И в а н о в и ч. Позвольте, позвольте, я донесу.

О л я. Ни в каком случае! (Уносит дрова в дом.)

П а в е л  И в а н о в и ч. Что ж ты невесте позволяешь дрова таскать? Нету в вас светского лоску.

Николай на корточках отбирает дрова.

И вообще, как ты с ней обращаешься? (Копирует.) «Оля», «ты», «пошли», «пришли»… Прими во внимание (указывает наверх): она! (вниз) и ты, студент средней грамотности. У нас это называлось «мезальянс».

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Коля, объясни нам подробнее: ну, писательница, а какая? Писатели разные бывают. Одни считаются знаменитыми, другие просто хорошо пишут.

Н и к о л а й. Десятый раз говорю: она обыкновенная, простая девушка.

П а в е л  И в а н о в и ч. Вся улица про нее знает. Из чужих домов к ней стекаются, а ты опять свое. Ты только скажи, литературная должность у нее какая? Отчеркистка?

Н и к о л а й. Нет, не «очеркистка».

П а в е л  И в а н о в и ч. Значит, корреспондент. Так. А какой? Специальный или собственный?

Н и к о л а й. И не специальный и не собственный. (Несет дрова в дом.)

П а в е л  И в а н о в и ч. Ну ладно, паршивец! Я ей самой на тебя пожалуюсь. Узнаешь, как с отцом через плечо разговаривать. Боюсь, рассмотрит она нашего Николая поближе и, не дан бог, откажется.

Из дома выходит  С а м о з в а н ц е в а.

С а м о з в а н ц е в а. Выяснили, в каком именно жанре она пишет?

П а в е л  И в а н о в и ч. Пока нет.

С а м о з в а н ц е в а. В таком случае погодите радоваться. А вдруг она пытается для театра пьесы писать!

П а в е л  И в а н о в и ч. Вечно вы каркаете!

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Не говорят они нам.

С а м о з в а н ц е в а. Надо узнать, что они меж собой говорят. (Указывает на дрова перед сараем.) Здесь они, здесь, в сарае…

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Подслушивать я отвыкать стала.

Самозванцева что-то шепчет Прасковье Ивановне.

П а в е л  И в а н о в и ч. Что вы там шуршите?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (со вздохом). Паша, пойди сюда.

Обе входят в сарай. П а в е л  И в а н о в и ч — за ними. Через две секунды он делает попытку выскочить, но Самозванцева удерживает его. Из дома выбегают  О л я  и  Н и к о л а й, останавливаются возле сарая.

Н и к о л а й. Наконец-то старики отстали. Оля, дольше ждать нельзя. Поженимся, прошу тебя.

О л я. Почему нельзя ждать?

Н и к о л а й. Видишь ли, сегодня родители тебя обожают, а завтра — черт их знает…

О л я. Зачем так грубо? Твои родители меня так полюбили, так обо мне заботятся… А на тебя я сердита. Столько времени живешь в этом доме и ничего не сделал. (Набирает дрова.)

Н и к о л а й. Например?

О л я. Например? Почему ты соседям не помог помириться?

Н и к о л а й. Так они меня и послушали!

О л я. Однако меня слушают.

Н и к о л а й. А ты знаешь, почему они тебя слушают?

О л я. Потому что я не сторонюсь от них. Присмотрелась и вижу: есть среди них хорошие, задушевные люди, а ты их ругал. Значат, сам человек так себе.

Теперь Оля и Николай стоят с охапками дров.

Н и к о л а й. Я — так себе, а они все задушевные? К тебе прекрасно относятся? Готовься. Скажу. Они считают тебя писательницей. Да-да. Думают, что ты под видом работницы бытовой материал собираешь.

Поленья одно за другим скользят из рук Оли и падают.

Тебя Андрей Степанович сочинил. Попробуй скажи им, что ты простая девушка!

Из сарая  П а в е л  И в а н о в и ч  и  С а м о з в а н ц е в а  выводят под руки  П р а с к о в ь ю  И в а н о в н у  и сажают со на скамейку.

О л я. Прасковья Ивановна, что с вами?

Н и к о л а й. Вот она сейчас о тебе позаботятся. Подслушивали… «родители»…

С а м о з в а н ц е в а. Из-за простой девчонки весь дом две недели, как на выставке жил! Побегу других успокоить. (В глаза Оле.) Дрянь!

О л я. Павел Иванович…

П а в е л  И в а н о в и ч. Ольга Васильевна, я в вас верил. (Кричит.) Олька! Ты что с нами сделала?! (Топает оземь и уходит в дом.)

О л я. Прасковья Ивановна, я не виновата, что вы меня за кого-то другого принимали.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Мы же сына на тебе женить собрались! Она не виновата!.. Уходи, согласию правилам.

Н и к о л а й. Собирайся. О л я. Идем!

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. А ты куда?

Н и к о л а й, не отвечая, идет в дом. Оля — за ним.

Стой, стой!..

Оля останавливается.

Деваться тебе есть куда?

О л я. Я дяде своему позвоню. Он за мной за… зайдет.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Он кто — твой дядя?

О л я. Чертежник. На заводе.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Вот я не задерживай дядю. Укладывайся.

О л я  уходит.

Через пять минут весь дом узнает. (Берет книгу со скамьи.) Теперь не до Пик… (всхлипывает) …вика. Пускай другие смеются. Господи! Как мне себя жалко!

О л я  выходит из дома с пустой открытой корзиной и вытряхивает из нее пыль.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Может быть, у тебя корзина худая? Я тебе свою дал.

О л я. Нет, спасибо.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Ты не обижайся. Поставь себя на мое место. Мне другая невестка нужна.

О л я. Я не обижаюсь. Вы не злая, но, простите, глупая. (Медленно идет в дом.)

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Вот-вот, ты меня понимаешь. (Идет за ней.) Не мучай меня, собирай вещички, пожалуйста. (Ушла.)

Во время последнего диалога  С а м о з в а н ц е в а  как вихрь дважды пересекла сцену, влетая то в одно, то в другое крыльцо. В доме — оживление, в окнах — лица.

В окне Самозванцевых — И р а  с телефонной трубкой.

И р а. Егор Гаврилович? Жоржик, приходите. Можно. Нет-нет, успокойтесь. Она оказалась совершенно никем. Приходите. (Отходит от окна.)

П а в е л  И в а н о в и ч (входит). Мне не жить. Семену Семеновичу насоветовал с чужим ребенком нянчиться, Сергею Сергеевичу надерзил при всех…

В ворота входит  м а л я р  с  к и с т ь ю, лезет на свой помост.

Обожди с ремонтом!

М а л я р  закуривает и уходит. В окне — Е в д о к и я  П е т р о в н а.

Е в д о к и я  П е т р о в н а. Посмеялись над нами! Довольно! (Включает громоподобное радио.)

Павел Иванович умоляюще жестикулирует, как бы завинчивая винт. Евдокия Петровна выключает радио.

Захочу — еще громче пущу. (Скрывается.)

С улицы входит  С е р г е й  С е р г е е в и ч.

П а в е л  И в а н о в и ч. Сергей Сергеевич, простите великодушно: эта самая журналистка оказалась обыкновенной девушкой.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Что вы говорите?

П а в е л  И в а н о в и ч. Горькую правду. Никакая она, к черту, не писательница.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Нет, пожалуй, она писательница. Она вписала в наши отношения очень хорошую страницу. И мне лично было бы жаль ее зачеркивать. (Уходя в дом, повторяет.) Очень жаль, очень жаль…

Из дома выходит  С е м е н  С е м е н о в и ч  с ребенком на руках.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Зажмурилась… Солнце, да?..

П а в е л  И в а н о в и ч. Семен Семенович, простите, ради бога, наша Ольга…

С е м е н  С е м е н о в и ч. Знаю. Слыхал.

П а в е л  И в а н о в и ч. Как же теперь?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Как?.. Распоясайтесь и живите «на свободе». «Как»…

П а в е л  И в а н о в и ч уходит в дом. С улицы входит  М и ш а.

М и ш а. Семен Семенович, одолжите ребенка поносить.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Ты еще уронишь.

М и ш а. Я умею. Я и детскую песню знаю.

С е м е н  С е м е н о в и ч (передает Мише ребенка). Осторожнее…

М и ш а (напевает). «Мама, мама, что мы будет делать, когда настанут зимни холода?»

С е м е н  С е м е н о в и ч. Что ты маленькой девочке гадости поешь? Давай обратно!

Миша сконфужен; не желая до конца сдавать своих позиций, щелкает пальцами над ребенком.

С е м е н  С е м е н о в и ч. И не щелкай над ребенком грязными пальцами.

В окне показывается  И р а, за ней — С а м о з в а н ц е в а. Она оттаскивает дочь от окна и захлопывает его.

Из дома выводят  П о л я  и  В а л е н т и н.

П о л я (всхлипывает). Оля уходят, жалко…

В а л я. И Николай тоже. Если бы мой отец так поступил, и я ушел бы. Я с ним буду говорить сегодня же, говорить о нас!

П о л я. Сергей Сергеевич так боится всяких волнений…

В а л я. Это радостное волнение. Ну, примет капли, и все будет прекрасно.

С е м е н  С е м е н о в и ч (напевает). «В няньки я тебя взяла…».

Во двор входит  п о ж и л а я  ж е н щ и н а.

Ж е н щ и н а. Кашкин где здесь квартирует?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Вам зачем? (Напевает.) «В няньки я…».

Ж е н щ и н а. Я нянька из Дома ребенка. Прислали, чтобы маленького забрать.

Из дома выходит  М а р ь я.

От Кашкина звонили.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Так это две недели тому назад было.

М и ш а. Тогда и приходить следовало. Волокитчики!

С е м е н  С е м е н о в и ч. Я оставляю ребенка за собой. Ступайте, ступайте, утешайте своих!

М и ш а. Мамаша, извините за беспокойство. (Провожает женщину к воротам.)

С е м е н  С е м е н о в и ч. Может быть, я ее удочерить, увнучить хочу.

М и ш а. Виноват, при живых родителях не полагается.

С е м е н  С е м е н о в и ч. А где они? Ты знаешь? Где родители?

М и ш а. Знаю. Мама в отъезде, а папа — я.

Общее движение.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Так мы тебе и поверили! Подкинули ребенка мне, а папа — он. «Папа» выискался!..

М и ш а. Младенца под дверь положили, а дверь у нас общая, в одной квартире живем.

М а р ь я. Чего ж ты раньше молчал?

М и ш а. Боялся. Боялся, что ребенок уронит меня… в глазах одной барышни. Некрасиво молчал.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Врешь, врешь!

М и ш а. А хотите документ покажу? (Вынимает письмо.) Вот: «Миша, я должна уехать к родителям. Ребенка взять никак невозможно. Если бросил меня из-за этой… то позаботься хотя о своей дочке. Не оставайся совсем подлецом. Уважающая тебя Таня». Это кому? Вам написано?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Нет, эхо действительно тебе написано!

М и ш а (протягивает руки). Иди к папе.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Товарищи, позвольте… Что же мне остается?.. Ведь я ей пел, я ей свою жизнь рассказывал, и она все понимала…

П о л я. Чего не поделили? Ты — папа, вы — дедушка, квартира у вас все равно общая.

М и ш а (радостно). А чтобы ее мама вернулась, я попрошу Ольгу Васильевну письмо написать.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Опоздал. (Печально.) Разоблачили твою Ольгу Васильевну. Простая она домработница.

М и ш а (изумленно глядит на всех). Ольга Васильевна не писательница?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Сама сказала.

М и ш а. А вы поверили! (Хохочет.) Ну, люди!.. Она же вас обратно для своих литературных целей разыгрывает! Знаете, какая это писательница? Выдаю-щая-ся! Она вот так сделает (закрывает руками глаза) — и все видит! Жалко мне вас.

В окне  Е в д о к и я  П е т р о в н а  включает радио. Все, гонимые музыкой, разбегаются по квартирам. Евдокия Петровна выключает радио.

Е в д о к и я  П е т р о в н а. В своей квартире, что хочу, то и делаю! (Отходит от окна.)

В ворота входит  Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Стучит в окно. И р а  выбегает.

И р а. Жоржик, входите, входите!

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. В комнатах — духота. Доктора мне велят находиться на воздухе. (Кладет сверток на подоконник и садится с Ирой на лавочку под деревом.)

И р а. Нам предстоит очень важный разговор, и здесь во дворе как-то неудобно…

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. У меня на сегодня билеты в театр. Там, во время действия, и поговорим.

И р а. Нет, в театре шумят, мешают… Жорж, слушайте. Я не возражаю стать вашей женой!

Егор Гаврилович курит, щурится и смотрит вверх.

Я выхожу, выхожу за вас, я согласна!

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Согласие дают на предложение, а я, помнится, такового не делал.

И р а. Вы от меня отказываетесь?

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Я от вас не отказываюсь. Но браком, — нет, не интересуюсь. Женатым я был. И не раз и не два. Я этой бражки попробовал.

И р а. На что же вы рассчитывали? Зачем сюда приходили?

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Я что-либо поэтическое подыскивал. Знаете, зашел после работы… Девичья комнатка, мягкая лампа горит… На столе триста граммов, колбаска порезана… Романтики хочется! А — «где был?», «почему опоздал?», «сколько денег принес?..» это безвкусица, это меня не интересует.

И р а (встает). Вы — грубая натура, нахал и кладовщик!

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Виноват, я на вас еще не женился. Для супруга поберегите.

И р а. Господи, сколько хамов! (Убегает в дом.)

Егор Гаврилович берет с подоконника сверток. Окно сейчас же захлопывается.

С другого крыльца сходит  П о л я  с ведром. Она сердита, расстроена. Пересекает двор, выплескивает да ведра за сарай и возвращается.

Егор Гаврилович, провожая ее глазами, вынимает из кармана билеты и барабанит пальцами по свертку.

Е г о р  Г а в р и л о в и ч. Девушка!

Поля резко останавливается.

У меня билеты в театр, на двоих имеются. Может быть, познакомимся?

П о л я. Что ж, давайте! (Выплескивает подонки из ведра на Егора Гавриловича и не спеша идет к своему крыльцу.)

Е г о р  Г а в р и л о в и ч (тоже не спеша отряхивается). Это ж помои.

П о л я (с крыльца). Ничего, на вас не заметно! (Уходит в дом.)

Он направляется к воротам, из которых через несколько секунд выходит  м а л я р, садится возле козел, закуривает. Из дома выходят  О л я, Н и к о л а й  с корзинкой. За ними — П р а с к о в ь я  И в а н о в н а  и  П а в е л  И в а н о в и ч. Из других дверей постепенно появляются  С е м е н  С е м е н о в и ч, М а р ь я, М и ш а, В а л е н т и н  и  П о л я.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Коля, ведь мы ее одну отпускаем. Ты-то куда собрался?

Н и к о л а й. Я без Оли не останусь.

В а л я (Макаровым). Это непорядочно! Стыдно!

Из дома выбегает, надевая на ходу пиджак, А н д р е й  С т е п а н о в и ч.

А н д р е й  С т е п а н о в и ч. Куда, куда? Мы все Олю благодарить должны. Это из-за нее здесь жить лучше стали. Сначала усилие над собой делали, а потом и самим понравилось. (Горячо.) Неужели теперь обратно? Вы же все люди неплохие, подумайте! Нельзя вам обратно, да и не хочется!

В ворота входит  С е р г е й  С е р г е е в и ч.

О л я. До свидания, Поля. Прощайте, Сергей Сергеевич!

С е р г е й  С е р г е е в и ч (Макаровым). Как? Вы расстаетесь с этой милой девушкой? (Берет Олю за руку и удерживает.)

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Николай жениться выдумал, а она — ничего не поделаешь — простая.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Это не повод. И что значит «простая»? Сегодня она «простая», а через три года — инженер, педагог, юрист… Я, например, начал заниматься с простой девушкой, и она так способна, умна, тактична… И если мой сын когда-нибудь выберет подобную невесту, я буду только доволен!

Валентин обнимает отца.

Ты что?

В а л я. Спасибо! Я уже выбрал, и не подобную, а именно ее!

Сергей Сергеевич садится на крыльцо.

Что с тобой?

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Сердечный припадок. (Смотрит на часы.) Почему-то на сорок минут раньше.

П о л я. Сергей Сергеевич, вот ваши капли. Я захватила.

С е р г е й  С е р г е е в и ч. Благодарю. Вы очень предусмотрительны… милая Поля. Я очень рад. (Целует Полю.)

В а л я (отводит Полю на два шага в сторону). Видишь, как он обрадовался? А ты спорила.

П а в е л  И в а н о в и ч (жене). Сам Сергей Сергеевич так поступает. Может, дальний расчет? Как понять? Гнать или подождать?

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а. Думаешь, мне гнать их легко?

Н и к о л а й (всем). Спасибо, прощайте. (Оле.) Пошли!

Идут к воротам.

П р а с к о в ь я  И в а н о в н а (мужу). Ты что дурачком стоишь? Держи их, держи! Уводит она его, нашего Колю, уводит, похищает среди бела дня.

Н и к о л а й. Отец! Это я ее похищаю из вашего дома.

В а л я. Николай, оставайся!

М и ш а (Оле). Вас я нипочем не выпущу!

Маляр, видя оживление, начинает красить стену.

В ворота входит  Б е л о у с о в. Оля бросается к нему.

О л я. Дядя Костя!..

Б е л о у с о в. Спасибо, что на этот раз позвонила. Давай корзину. Поехали. За что прогнали?

О л я. Дядя…

Б е л о у с о в. Сразу и без вранья! Сахар воровала? Кавалеров принимала на кухне?

О л я. Тише, ради бога!.. (Тащит Белоусова в угол двора.)

Б е л о у с о в. Опять меня в парадном углу принижаешь?

О л я. Дядя Костя, слушай… (Тихо говорит с Белоусовым.)

Остальная группа сперва фиксирует появление Белоусова, затем образует круг, поздравляя Полю и Валентина. Н и к о л а й  уносит Олину корзину в дом и вскоре возвращается. Миша заглянул в ворота, увидел что-то для себя интересное и вышел на улицу. Сейчас он возвращается. Очень серьезен. Молча берет Павла Ивановича за рукав, подводит к воротам, указывает на улицу.

М и ш а. Машину видали? (Поворачивает Павла Ивановича и указывает на Белоусова.) А это кто, знаете? Директор седьмого завода Белоусов.

П а в е л  И в а н о в и ч. Врешь!

М и ш а. Мне сам шофер сказал.

П а в е л  И в а н о в и ч (встряхивает головой, как спросонья. Указывает пальцем. Несвязно). Он… ей… кто?.. Простая, не простая, опять простая, опять не простая!.. (Взглянул на Белоусова, на свой костюм.) Молчи! (Быстро на цыпочках, за спинами остальных, вбегает в дом.)

Б е л о у с о в (смеется). Ну, если так… покажи мне его по крайней мере.

О л я (зовет). Коля!

Коля подходит.

Вот он — Коля. Знакомьтесь.

Б е л о у с о в. Мы же с вами знакомы!

Н и к о л а й. И я вас узнал.

Рукопожатие.

Б е л о у с о в. Ну как же!.. (Оле.) Коля на этом самом месте, как говорится, «проявил ко мне отзывчивость и чуткость».

П а в е л  И в а н о в и ч выходит из дома. Он в шляпе, в новых желтых ботинках, из кармана цветной платок, на груди медаль; тихо, в подобострастной позе останавливается между общей группой и Белоусовым.

Б е л о у с о в (продолжает). Но, Коля, предупреждаю, когда она от вас сбежит, ее отыскивать трудно. (Оле.) Ну, знакомь дальше.

О л я. Я не скажу им, что ты директор. На некоторых это слово действует болезненно.

Б е л о у с о в. Но все-таки отрекомендуй меня не меньше, чем полотером.

Павел Иванович, принявший было подобострастную позу, услышал разговор Оли и Белоусова. Постепенно его лицо и фигура меняют выражение. Он выпрямляется, тихонько прячет платок, сбрасывает шляпу на землю и осторожно опускает медаль в верхний карман пиджака. Когда Оля, Николай и Белоусов поворачиваются к нему, Павел Иванович совершенно корректен и независим. Диалога он «не слыхал и не прислушивался».

О л я. Знакомьтесь, пожалуйста.

Б е л о у с о в. Белоусов.

П а в е л  И в а н о в и ч. Макаров. Для Коли мы готовы на все. Конечно, я комендант, на ответственной должности. А Ольга Васильевна еще пока одна возможность. Но мы, несмотря на разницу в положении… Вот мы какие люди! Главное — любовь! Берите нас в родственники. Мы согласны!

Рукопожатие. Оля ведет Белоусова к общей группе.

О л я. Дорогие товарищи! Позвольте представить. Мой дядя Константин Николаевич. Служит на заводе. А это — мои новые друзья. Если захотят, — они добрые люди!

Занавес

ПРИНЦ НАПОЛЕОН

Комедия в трех действиях, девяти картинах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

П р и н ц  Л у и  Н а п о л е о н  Б о н а п а р т.

Ш а р л ь  Т е л е н — доверенный слуга Луи Бонапарта.

Г е н е р а л  г р а ф  М о н т о л о н.

Г р а ф и н я  М о н т о л о н — его жена.

Э л е о н о р а  Г о р д о н — певица.

Ж ю л и — дочь тюремного надзирателя, впоследствии актриса.

Д е  П е р с и н ь и }

Д е  М о р н и }

Д е  М о п а }

Г е н е р а л  М а н ь я н }

Г е н е р а л  д е  С е н т - А р н о }

П о л к о в н и к  Ф л е р и }

Б а р о н  Г е к к е р е н } — Участники переворота 2 декабря 1851 года.

Р а п а л л о — маклер-итальянец.

Д ж е м с  К р о у — капитан пакетбота, англичанин.

П р и н ц  Ж е р о м  Б о н а п а р т — дядя Луи Бонапарта.

К а п и т а н  П ю и ж е л ь е.

К а п р а л  Ж о ф р у а.

1 - й  о ф и ц е р.

Г о с п о д и н   Л е о н.

М о л о д о й   ч е л о в е к.

Т ю р е м н ы й   н а д з и р а т е л ь.

С о л д а т ы.

О ф и ц е р ы.

Д а м ы.

Л а к е и.

Г о с п о д и н  Б и д у.

Г а д а л к а.

Т е а т р а л ь н ы й  ш в е й ц а р.

Р а б о ч и е.

ПРОЛОГ

Полутемная комната, странно убранная. Окон и дверей не видно. Стены задрапированы темной тканью. В нише, на полке, косо стоят огромные старые книги. В углу чучело филина с зелеными стеклянными глазами. В другом углу белеет распластанный на стене скелет большой ящерицы. Посредине комнаты круглый стол. На нем невысокая плоская чаша. В чаше — синий огонь. У стола два кресла с высокими спинками.

Ткань в одном углу раздвигается, выходит  д е  П е р с и н ь и, и, поддерживая драпировку, пропускает вперед  Л у и  Н а п о л е о н а.

Н а п о л е о н (осматриваясь кругом и снимая цилиндр). Однако здесь темновато. Кто это? Филин? Сова? Какой очаровательный адский огонь! Прекрасно. Послушайте, Персиньи, если уж вы привели меня к гадалке, то дайте слово никому об этом не рассказывать.

П е р с и н ь и. Ваше высочество…

Н а п о л е о н. Не называйте меня.

П е р с и н ь и. Не смейтесь. Я ее никогда не видал, но это знаменитая предсказательница, и, если она велит нам отложить, ждать, я не осмелюсь больше торопить вас.

Н а п о л е о н. Как! Вы хотите посвятить в наше дело гадалку?!

П е р с и н ь и. Ее не надо посвящать, ей открыты все тайны.

Н а п о л е о н. Дорогой Персиньи, я вас не узнаю! Ваш голос звучит, как перед причастием. Однако где же эта предсказательница?

Г а д а л к а. Я здесь.

Наполеон вздрогнул. В противоположном углу появилась  с т а р у х а. Несколько секунд она стоит неподвижно, потом медленно подходит, всматриваясь то в Персиньи, то в Наполеона. Протягивает костлявую руку и указывает на последнего.

Вы хотите знать свою судьбу?

Н а п о л е о н. Да… я.

Старуха медленно опускается в кресло, жестом приказывает Наполеону сесть по другую сторону стола, берет руку принца и смотрит то на его лицо, то на ладонь. Персиньи стоит поодаль.

Г а д а л к а. Какие странные черты!.. Вам тридцать два года… Вы родились не здесь, не в Англии. С первого дня жизни вы были окружены богатством и поклонением. (Качая головой.) Высокое, высокое рождение…

Наполеон покосился на Персиньи.

Но ребенком, лет восьми, вы уже испытали первые невзгоды… Вы покидаете родину. Изгнание… Долгие годы… Вы становитесь гражданином чужой страны… О, сколько печальных дорог!.. И какие могущественные враги!..

Н а п о л е о н. Да, это правда.

Г а д а л к а. Но они не сломили вашей воли. Потому что великая тень покровительствует вам.

Наполеон встает.

Четыре года тому назад вы решили с оружием в руках вернуть потерянное счастье.

Наполеон обернулся к Персиньи.

П е р с и н ь и. Страсбург.

Н а п о л е о н. Поразительно!

Г а д а л к а. Ах, счастье, золотое счастье! Но тогда судьба была против. Она бросила вас далеко-далеко… Моря, океаны, чужая земля…

Н а п о л е о н. Ссылка в Америку. Да-да, говорите…

Г а д а л к а. Но счастье возвращается. Ваши руки уже тянутся к счастью. Но торопитесь, не пропустите назначенного часа. Начало августа благоприятствует вашему делу. Скорее, скорее!.. Но к чему же вы стремитесь? Что ожидает вас? (Низко нагибается над рукой Наполеона, бормочет.) Нет-нет, не может быть!.. Я ошиблась первый раз в жизни.

Н а п о л е о н. Прошу, говорите…

Старуха встает, вытягивает руку над пламенем, может быть, бросает в него несколько зерен.

Г а д а л к а. Над вашей головой я вяжу… я вижу отблеск короны!

Высокое пламя взвивается над чашей. Оно ярко освещает лицо принца. Он закрывает рукой глаза.

Какая судьба, какая судьба! (Как бы в изнеможении поникает.)

Наполеон смотрит на Персиньи. Тот почтительно наклоняет голову.

Н а п о л е о н (высыпая на стол несколько золотых монет). Благодарю. Я не забуду ни ваших слов, ни вас. (Идет к выходу и отбрасывает портьеру.)

Г а д а л к а. Постойте!.. Назовите себя! Откройте ваше имя!

Н а п о л е о н. Принц Карл-Людовик-Наполеон Бонапарт, сын короля и королевы Голландии, племянник и наследник великого императора Наполеона! (Уходит.)

Персиньи заглядывает за портьеру и возвращается к столу.

П е р с и н ь и. Сударыня, нет ли у вас лампы? От этой чертовой лампадки можно ослепнуть.

Г а д а л к а (совершенно бытовым тоном). Сию минуту, сударь. (Раздвигает портьеру, за которой горит лампа под матовым круглым стеклянным абажуром. При ее белом свете чудеса кончились. Гасит синий огонь.) Позвольте получить за мои труды? Вчера вы обещали три фунта. Я целый день разучивала заказанное предсказание.

П е р с и н ь и. Но вам уже заплатили. И заплатили щедро. Сколько вы берете за гадание с других?

Г а д а л к а. Десять-пятнадцать шиллингов.

П е р с и н ь и. Вот видите…

Г а д а л к а. Но, сударь, за десять шиллингов я предсказываю только правду. А сегодня я взяла на свою душу грех, я толкнула несчастного молодого человека на безрассудство, на гибель.

П е р с и н ь и. Успокойтесь. Это давно решено. Вы лишь ускорили срок.

Г а д а л к а. Кроме того, я должна хранить тайну. Это тоже чего-нибудь да стоит?

П е р с и н ь и. Ха!.. Об этой «тайне» недавно писали в газетах.

Г а д а л к а. Сударь…

П е р с и н ь и. Хорошо. Получите ваши деньги.

Г а д а л к а. Благодарю вас!.. Но позвольте дать вам совет.

П е р с и н ь и. Сколько он стоит?

Г а д а л к а. О, я творю от чистого сердца. Не делайте этого безрассудного шага.

Персиньи идет к выходу.

Может, у вас большое войско?

П е р с и н ь и. Войско? Десять офицеров и один солдат.

Г а д а л к а. Может быть, у вас миллионы?

П е р с и н ь и. Тогда бы я не торговался с вами.

Г а д а л к а. Чем же вы собираетесь завоевать Францию?

П е р с и н ь и. Именем. Великим именем Наполеона Бонапарта!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Лондон. Богато убранная комната в отеле Наполеона Карльтон-Гарден. Прямо на стене большой портрет Наполеона I, на другой стене карта Европы.

Ужин кончается. За столом и около него — Л у и  Н а п о л е о н, П е р с и н ь и, Э л е о н о р а  Г о р д о н, г е н е р а л  г р а ф  М о н т о л о н, г р а ф и н я  М о н т о л о н, Р а п а л л о, Д ж е м с  К р о у, д а м ы  и  о ф и ц е р ы. Генерал и другие офицеры в мундирах. На Персиньи сегодня тоже надет алый гусарский доломан. Поодаль стоит доверенный слуга Луи Наполеона  Ш а р л ь  Т е л е н.

Еще до открытия занавеса слышны громкие голоса и смех. Вина было выпито много.

Н а п о л е о н. Друзья! Я принял решение. Скоро мы покидаем берег Англии. В Булони мы вступим на землю нашей родины. Славный наполеоновский орел полетит от города к городу, чтобы опуститься на колокольне собора Богоматери в Париже! Генерал граф Монтолон, вы, Персиньи, и вы, господа, я рад снова видеть на вас мундиры французской армии. Готовы ли вы?

В с е (вставая). Готовы!

Первый офицер пытается встать, но ему не удается.

П е р в ы й  о ф и ц е р. Готовы…

М о н т о л о н. Ваше высочество! Я был с императором на острове святой Елены… (Привычно и громко рыдает.)

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Мой муж не может без слез говорить об императоре и потому плачет не менее четырех раз в день.

М о н т о л о н. Девятнадцать лет тому назад император при мне закрыл глаза. (Рыдает.)

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Тристан, пропусти это место и говори дальше.

М о н т о л о н (очень бодро). Господа! Экспедицию следует отложить.

Н е с к о л ь к о  г о л о с о в. Отложить? Но почему?

М о н т о л о н. Известно, что перенесение праха…

Г о с п о ж а  М о н т о л о н (быстро). Императора…

М о н т о л о н. …с острова святой Елены в Париж ожидается в декабре. И вот вместе с прахом императора должен вступить его наследник. Представьте себе эту прекрасную картину: впереди движется прах, а позади живой император!

Г о р д о н. В декабре стынет кровь от холода. Кто выйдет на улицу в декабре? Нет, нам нужна горячая встреча… Расстегнутые воротники, шляпы, летящие в воздух! Три дня тому назад я покинула Францию. Я пела в Париже, я выступала перед гарнизонами крепостей… О, с каким энтузиазмом встречали мои военные песни!

П е р с и н ь и. Спойте же и нам!

О ф и ц е р ы. Военную песню!

Офицеры ставят госпожу Гордон на стол.

Г о р д о н. Мой барабан!

Ей подают барабан, она перекидывает ремень барабана через плечо. Поет под аккомпанемент барабанной дроби.

В с е. Да здравствует император!

— Долой Луи-Филиппа!

— Долой короля мещан!

Г о р д о н. Принц, армия ждет вас.

Н а п о л е о н. Благодарю! Господа, мое решение неколебимо. В начале августа мы отплываем на пакетботе капитана Джемса Кроу.

К р о у (встает, говорит с акцентом). Мой пакетбот к вашим услугам, сэр.

Н а п о л е о н. Благодарю!

К р о у. Но я желаю получить фрахт вперед.

П е р с и н ь и. Деловые разговоры сейчас! (Распахивает дверь и хлопает в ладони.)

В зале музыка. О ф и ц е р ы  приглашают дом и переходят в зал.

М о н т о л о н. Господа, мы не доиграли. Еще одну талию.

Уходит в другую дверь. За ним — п о ж и л о й  о ф и ц е р, Р а п а л л о  и  Ш а р л ь.

Остаются Наполеон, Персиньи, Гордон и Кроу.

П е р с и н ь и. Мистер Кроу, на французском берегу вы получите все.

К р о у. Сэр, я беру на борт шестьдесят человек, тридцать ящиков вина, две кареты и восемь лошадей.

Н а п о л е о н. Вы везете цезаря и его счастье.

К р о у. Эти предметы я готов перевезти бесплатно, сэр, но за остальное прошу уплатить вперед.

П е р с и н ь и (берет Кроу под руку и ведет в зал). Позвольте мне убедить вас.

Уходят. Наполеон бросается в кресло.

Н а п о л е о н. Проклятый англичанин! Из-за него я могу опоздать. В начале августа!.. В начале августа!.. Дорога от Булони до Парижа тоже обойдется недешево. Мне нужно двести тысяч франков.

Г о р д о н. Так много? Когда ваш великий дядя оставил Эльбу, он дошел до Парижа, не истратив ни одного франка.

Н а п о л е о н. Великий дядя… Попробовал бы он теперь дойти до Парижа с пустым карманом! Но во Франции меня ждут? На чьей стороне генерал Маньян?

Г о р д о н. За участие в нашем деле ему предложили сто тысяч франков, но он не согласился.

Н а п о л е о н. Если генерал Маньян так свято соблюдает присягу, можно было прибавить. Что? Не было денег? Вы могли расстаться, например, с этим украшением. Я вознаградил бы вас.

Г о р д о н. Да, но эти камни поддельные.

Н а п о л е о н. Зачем же вы носите фальшивые бриллианты?

Г о р д о н. Это ваш подарок, принц.

Н а п о л е о н. Н-да… В таком случае колье неприкосновенно.

Г о р д о н. Принц, я верю в победу. Как только солдаты увидят вас, они пойдут за вами. Наполеон Бонапарт! (Глядит на портрет.) Этот божественный лоб! (Целует Луи Наполеона.) Эти властные губы! (Целует.)

Н а п о л е о н. Я не понимаю, кого вы целуете, его или меня? Губы… лоб… Вот если бы у меня были его деньги!..

Дверь распахивается, вбегает  Р а п а л л о  с картами в руках, за ним — г е н е р а л  М о н т о л о н  и  п о ж и л о й  о ф и ц е р  с канделябром.

М о н т о л о н (хватает Рапалло за ворот). Вы, сударь, мошенник!

Н а п о л е о н. Что случилось, господа?

В другую дверь входит  П е р с и н ь и.

П о ж и л о й  о ф и ц е р. Ваше высочество! Мы играли в карты…

М о н т о л о н. И я выиграл. Тогда синьор Рапалло… (встряхивает Рапалло) уплатил мне проигрыш вот этим новым билетом в десять фунтов. Я положил его рядом со своим билетом и машинально стал сличать номера. Номера оказались одинаковыми. Вот… (Показывает билеты.)

П о ж и л о й  о ф и ц е р (замахиваясь канделябром). Позвольте же мне ударить этого господина!

Р а п а л л о. Это не поддельные, это самые подлинные билеты английского казначейства.

Н а п о л е о н. Как же вы объясняете совпадения номеров?..

Р а п а л л о. Здесь… здесь тайна!

М о н т о л о н. С комиссаром полиции вы будете откровеннее.

Р а п а л л о. Я готов открыть все. (Оглядывается.) Но только вам, ваше высочество!

Г о р д о н, М о н т о л о н  и  о ф и ц е р  уходят.

Н а п о л е о н (кивает на Персиньи). При нем вы можете говорить.

Р а п а л л о. Эти билеты, только что отпечатанные, присвоил один из главных чиновников казначейства.

П е р с и н ь и. Почему же он не арестован?

Р а п а л л о. Ему удалось выпустить другую серию билетов с такими же номерами. Это очень крупный чиновник, а мне, мне только поручено обменять эти деньги.

Н а п о л е о н. Скверная роль. Уходите!

П е р с и н ь и. Простите, принц… (Рапалло.) Где же эти деньги, и сколько их?

Р а п а л л о. Они хранятся у меня. Сто тысяч фунтов стерлингов.

Рапалло кланяется и идет к двери. Персиньи и Наполеон переглядываются. Наполеон закуривает сигару.

П е р с и н ь и. Ваше высочество, таких людей не выгоняют.

Н а п о л е о н. Синьор… Рапалло!..

Рапалло возвращается.

Вы можете сесть. Садитесь!..

П е р с и н ь и. Ха!.. Полковник сильно помял ваш воротник. (Меняя тон и хлопая по столу.) Принц не предаст вас в руки полиции, если вы… (Жест в сторону Наполеона, который становится в позу и диктует.)

Н а п о л е о н. …если вы одолжите мне двес…

Персиньи за спиной Рапалло показывает три пальца.

…триста тысяч франков. Из этих денег вы сегодня же заплатите капитану Кроу фрахт пакетбота.

Р а п а л л о. А что получу я?

Н а п о л е о н. Мое заемное письмо.

П е р с и н ь и. Выбирайте же! Милость принца или кара полиции!

Р а п а л л о. Сейчас подсчитаю… Ваша милость мне обойдется дешевле. Я согласен.

П е р с и н ь и  убегает в зал, Наполеон пожимает руку Рапалло.

Н а п о л е о н. Вы даете принцу, полу́чите от императора!

Входят  П е р с и н ь и, К р о у  и  п о ж и л о й  о ф и ц е р.

П е р с и н ь и. Вот наш поверенный. Он вам уплатит.

К р о у. Очень хорошо.

Н а п о л е о н. Полковник, проследите за выполнением.

Пожилой офицер берет Рапалло за воротник.

Можете взять его под руку.

К р о у, Р а п а л л о  и  о ф и ц е р  уходят.

П е р с и н ь и. Руку этого мошенника направляла рука провидения.

Н а п о л е о н. Теперь по дороге в Париж мы будем разбрасывать золото, и люди, нагибаясь, чтобы поднять это золото, поневоле встретят нас поклонами.

Входит  Г о р д о н.

Г о р д о н. Где же этот несчастный?

Н а п о л е о н. Я его простил.

П е р с и н ь и. Вина и музыки!

Из зала входят  д а м ы  и  о ф и ц е р ы, из другой двери — Ш а р л ь.

Н а п о л е о н. Господа, мы отплываем послезавтра.

Г о р д о н. За четвертое августа тысяча восемьсот сорокового года.

Н а п о л е о н. Карту!

Офицеры снимают со стены карту и расстилают ее на полу перед Наполеоном. Первый офицер пошатнулся.

М о н т о л о н. Осторожно, лейтенант. Вы левой ногой уже вступили в Париж.

Н а п о л е о н (указывая на карте). Наш путь: Булонь, Аббевиль, Амьен, Бовэ, Париж.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н (указывая на карту). Принц, наконец-то я вижу Францию у ваших ног!

П е р с и н ь и. Графиня, вы показываете на Португалию.

Н а п о л е о н. В Булони я впервые появлюсь перед войсками.

П е р с и н ь и. И над головой принца будет парить орел.

Г о р д о н. Какой орел?

Н а п о л е о н. Шарль! Принеси моего орла.

Ш а р л ь  уходит.

П е р в ы й  о ф и ц е р (неожиданно и громко запевает). «Орел охотился за перепелкой…».

Его останавливают.

П е р с и н ь и. Вы, конечно, знаете римское поверье: над будущим императором парит орел.

Ш а р л ь  вносит клетку с орлом.

Шарль! Давайте сюда.

М о н т о л о н (как и все, рассматривая орла). Извините, но, может быть, этот орел недостаточно бонапартистски воспитан и, вместо того чтобы парить, полетит черт знает куда?

Ш а р л ь. Не извольте беспокоиться. (Указывая на орла.) Они непременно будут кружиться… (указывает на Наполеона) над их головой. К шляпе его высочества я пришиваю кусочек свинины, а священного орла держу в голоде.

П е р в ы й  о ф и ц е р. Ваше высочество! Орла в Булони выпускать нельзя. Там рядом с казармами расположена бойня. И эта, простите, бойня может привлечь птичку больше, чем голова вашего высочества.

П е р с и н ь и. Среди бонапартистов не должно быть скептиков.

Г о р д о н. Уберите эту шляпу с приманкой — новый Наполеон должен явиться войскам в треуголке, которую носил Наполеон Великий.

Н а п о л е о н. Прекрасная мысль! Граф Монтолон, мой дядя подарил вам свою шляпу, плащ и сюртук. Теперь я хотел бы надеть это платье.

Монтолон растерянно встает.

М о н т о л о н. Эти вещи императора… (Закрывает лицо руками.)

Н а п о л е о н. Я жду…

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Мы были вынуждены их продать.

Н а п о л е о н. Продать? Священные реликвии? И где же? В Лондоне! Кому же? Англичанам!

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Но, принц, сам император попал в плен к англичанам!

П е р с и н ь и. Довольно печальных воспоминаний! Ваше высочество, не угодно ли примерно наметить сцену нашего вступления в Булонь?

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Принц, где же ваше войско?

Н а п о л е о н. Да, позовите одного из моих храбрецов!

Ш а р л ь  уходит.

Я приказал выдать мундиры всем моим слугам. В моей армии, как и в армии великого императора, будут итальянцы, швейцарцы, поляки.

Входит  Ш а р л ь. За ним — л а к е й. Он застегивает на себе солдатский мундир. Белые чулки выдают его профессию.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Он выглядит очень браво.

Н а п о л е о н. Храбрец, что ты будешь кричать, когда увидишь меня перед фронтом?

Л а к е й (с акцептом). Кушать подано!

Шарль выталкивает лакея.

Ш а р л ь. Позвольте мне крикнуть за армию — да здравствует Наполеон!

Г о л о с а. Да здравствует Наполеон Второй!

— Да здравствует Наполеон Третий!

— Второй!

— Третий!

М о н т о л о н. Господа! Позвольте установить: как надо кричать — второй или третий?

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Сын императора, герцог рейхштадтский уже именовался вторым.

Г о р д о н. Да, но он не царствовал и скончался. Да здравствует второй!

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Нет, третий, третий, третий!

П е р в ы й  о ф и ц е р. Сударыня, не спорьте. Второй, третий — дело не в нумерации. Да здравствует, и все!

П е р с и н ь и. Вот мы вступили в Булонь. Франция ждет вашего слова.

Н а п о л е о н (наступая на карту и справляясь по бумажке, вынутой из кармана). Король Луи-Филипп низложен. Тень императора толкает меня вперед. Я обнажил шпагу Аустерлица, чтобы вести Францию по дороге победы и славы! Все, кто пойдет за мной, будут вознаграждены блистательным образом!

В с е. Виват, да здравствует император!

Дамы застывают в реверансе. Из зала слышен марш. Неожиданный выстрел заставляет всех вздрогнуть и замолчать.

Г о р д о н. Успокойтесь, это только пробка от шампанского.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Булонь. Раннее утро 6 августа. Площадка перед забором казармы. У открытых ворот — двое часовых. На лавочке возле забора сидит  к а п р а л  Ж о ф р у а. Перед ним стоит  м о л о д о й  с о л д а т.

Ж о ф р у а. А я говорю, что Булонь — скверная стоянка! Сюда англичане привозят дешевое виски, а француз, если он патриот, должен пить вино, а не виски.

М о л о д о й  с о л д а т. Я вчера говорил, что не следует начинать третью бутылку.

Ж о ф р у а. Ты говоришь с капралом Жофруа и, значит, не можешь указывать, что следует и что не следует. Черт!.. Хотя бы два су на стакан вина!.. Булонь — это скверная стоянка.

В ворота входит  Ш а р л ь  Т е л е н, переодетый в форму сержанта. У него в руке бутылка.

Ш а р л ь. Доброе утро, капрал! Не хотите ли глоток старого вина?

Ж о ф р у а (молодому солдату). Ткни меня кулаком в бок. (Протирает глаза.) Ткни еще… Так же почтительно, но посильнее. Нет, это действительно бутылка и с ней сержант из сорокового полка! (Берет бутылку, пьет.) Вот теперь и я вижу, что у нас доброе утро. Скажите, сержант, может быть, дядя банкир оставил вам наследство?

Ш а р л ь. Во всяком случае, я имею кое-что вам передать. (Всыпает в горсть Жофруа несколько монет.) Это от императора.

Ж о ф р у а. Жан, дай мне по затылку без всякой почтительности. (Шарлю.) От кого, вы сказали?

Ш а р л ь. От императора!

Жофруа и молодой солдат встряхивают головами, как бы прогоняя наваждение.

М о л о д о й  с о л д а т. Разве император не умер?

Ж о ф р у а. Понимаю! Он воскрес! Я знал императора. Император способен и не на такие пустяки!

М о л о д о й  с о л д а т (почти плача). Я вчера говорил: не надо начинать третью бутылку.

Ш а р л ь. Скажи товарищам: через две минуты император будет здесь. (Уходит.)

Ж о ф р у а. Кивер! Портупею! Нет, не может быть!

М о л о д о й  с о л д а т. Смотрите: взвод гренадер со знаменем. Солдаты остановились. Офицеры идут сюда. А впереди…

Ж о ф р у а. А впереди?.. Он! Он!

Становятся во фронт. Часовые тоже насторожились. На площадку входит  П е р с и н ь и, высоко неся знамя с орлом. За ним — Н а п о л е о н. На нем треуголка, синий мундир, белый жилет, лосины, ботфорты, через плечо лента и орден Почетного легиона. Рука за бортом мундира. За Наполеоном — «ш т а б» — в с е  о ф и ц е р ы, бывшие в его доме, в Лондоне, и  Ш а р л ь.

П е р с и н ь и. Гренадеры! Перед вами император! Пропустите же своего императора!

Часовые берут ружья на изготовку, загораживая вход во двор казармы.

Н а п о л е о н (оборачиваясь к штабу). Денег! Скорее денег и вина!

Монтолон и Первый офицер идут к часовым.

М о н т о л о н. Выпейте, храбрецы!

П е р в ы й  о ф и ц е р. Держите ладони!

П е р в ы й  ч а с о в о й. Стой! Не подходить!

Ж о ф р у а. Мундир — его, шляпа — его, а голова — не его!

П е р с и н ь и (целует орла на знамени и выкликает, как торговец, расхваливающий свой товар). Вот орел Орколе, Аустерлица, Иены! (Передает знамя соседу и берется за саблю.) Так вы не хотите пропустить императора?

М о н т о л о н (удерживая Персиньи). С этого начинать нельзя.

Н а п о л е о н (театрально бросается на шею Жофруа). Дай мне обнять тебя, храбрец! (Растерянно останавливается перед воротами.)

М о н т о л о н (за спиной Наполеона). Говорите, говорите!

Наполеон ищет и карманах, наконец находит и развертывает бумагу. Монтолон сзади подталкивает его.

Н а п о л е о н (читает, голос звучит неуверенно). «Солдаты, тень императора толкает меня. Я вижу блестящую будущность!» Посторонитесь и дайте нам пройти в казармы. Произвожу вас в сержанты!..

Молчание.

(К Жофруа.) Удалец! Произвожу тебя в капитаны! (С отчаянием в голосе.) Всем — ордена Почетного легиона!

Ж о ф р у а. Да здравствует император!

Из ворот выходит  к а п и т а н  П ю и ж е л ь е. В его голосе и жестах привычка командовать.

П ю и ж е л ь е. Что здесь происходит? Это кто?

М о н т о л о н. Племянник императора. Новый император Наполеон.

П ю и ж е л ь е. Новый? Племянник? Вы — изменники!

П е р с и н ь и. Потрудитесь замолчать, или я вас заставлю!

Бросается на капитана с саблей. Капитан тоже обнажает саблю и вторым ударом выбивает оружие из рук Персиньи.

Гренадеры! Наполеоновская гвардия!.. Черт!.. Они бегут…

П ю и ж е л ь е (подходит к Наполеону). Вы кто?

Н а п о л е о н. Капитан, я произвожу вас в генералы.

П ю и ж е л ь е. Вы? Производите меня? (Кричит.) Кто вы такой, чтобы меня производить?

Н а п о л е о н. Я… я император!

П ю и ж е л ь е. Кто-о?.. Вы — самозванец! (Оборачивается и кричит в ворота.) Горнист, тревогу!

В этот момент Наполеон вынимает пистолет и, закрыв глаза, стреляет капитану в спину. Но промахивается, пуля выбивает зубы капралу Жофруа, Жофруа, зажимая рану, падает на руки молодому солдату.

Ж о ф р у а (отплевываясь). Нет, это не император!

Во дворе — сигнал горниста. Пюижелье подходит к Наполеону.

П ю и ж е л ь е. Вы осмелились меня производить? Но кто произвел вас? (Срывает с Наполеона эполеты.) Кто пожаловал вам орден? (Срывает ленту и орден.)

П е р с и н ь и  и  М о н т о л о н  хватают  Н а п о л е о н а  под руки и бегут от ворот. «Ш т а б» теснится за ними. Кто-то волочит знамя по земле. Во дворе — команда «смирно».

(В воротах.) Солдаты! Ловить изменников! За мной! Да здравствует король!

Во дворе — крики: «Да здравствует король!»

Ж о ф р у а (плюется и кричит громче всех). Да здравствует король! Да здравствует король!

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Вторая половина мая 1846 года. Солнечный день. Форт Гам. Комфортабельно убранная комната в апартаментах Наполеона. Письменный стол. На нем книги, рукописи. Возле окон, «украшенных» решетками, жардиньерки. На стене портрет Наполеона I. Посредине карточный стол, за которым — Н а п о л е о н, г е н е р а л  М о н т о л о н  и  г о с п о ж а  М о н т о л о н. Монтолон выбрасывает на стол карты и берет подряд несколько взяток.

М о н т о л о н. Так… Так… Так… (Вынимает записную книжку, записывает.) Тысяча восемьсот сорок шестой год… Двадцатое мая… Выиграл у принца пятнадцать франков и десять су. Я записываю все события. (Зевает.) Простите…

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Тристан, тебе следует отдохнуть.

М о н т о л о н. Дорогая, я проспал сегодня четырнадцать часов и видел во сне барабанщика, который играл на трубе. Если бы научиться возвращать прекрасные сны! Попробую! (Уходит.)

Г о с п о ж а  М о н т о л о н (несколько секунд прислушивается, потом порывисто встает и обнимает Наполеона). Вы сегодня особенно печальны, принц.

Н а п о л е о н. Не больше, чем вчера или год тому назад.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. О нет, год тому назад вы меня любили.

Н а п о л е о н. Дорогая, простите, мне необходимо закончить статью.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Прекрасно. Вот ваше кресло. А я сяду здесь и буду смотреть на вас.

Н а п о л е о н. Я не могу писать под чужими взглядами.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Чужими? Но я для вас пожертвовала всем. Я разделяю ваше заточение…

Н а п о л е о н. Вам разрешили разделить заточение вашего супруга, а не мое…

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Вам действительно лучше остаться одному. (Идет к двери, но возвращается.) Нет, я не хочу сердиться. (Целует Наполеона.) До вечера…

Н а п о л е о н. Что?

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. До вечера!.. (Уходит.)

Н а п о л е о н. Шарль! (Набивает и закуривает трубку.)

Входит  Ш а р л ь. На одну его руку надет сапог, в другой — щетка.

Ш а р л ь. Простите, ваше высочество. Я за работой.

Н а п о л е о н. Шарль! Нельзя ли убить эту женщину?

Ш а р л ь (спокойно). Какую, ваше высочество?

Н а п о л е о н. Черт! Здесь одна, одна женщина!

Ш а р л ь. Ваше высочество! Когда их много, еще хуже.

Н а п о л е о н. Быть запертым в этой тюрьме почти шесть лет!

Ш а р л ь. Не угодно ли совершить прогулку?

Н а п о л е о н. Каждый день кружиться верхом во дворе крепости, выслушивать сны генерала, каждый день видеть, ах, если бы только видеть эту женщину! Шарль, как ты думаешь, сколько ей лет?

Ш а р л ь. Ваше высочество могли это определить точнее моего. (Отходит в сторону и чистит сапог.)

Н а п о л е о н (вяло садится и перебрасывает ноги через ручку кресла). Крепость Гам… Я осужден… Но тебя оправдали. Почему же ты не хочешь жить на свободе?

Ш а р л ь. Видите ли, ваше (плюет на сапог) высочество… Во-первых, из преданности… а во-вторых, когда вас поса… то есть когда вы изволили сесть в тюрьму, я искал места. Наружность моя, конечно, нравилась, манеры — тоже, но как только узнавали, у кого я служил раньше, так сейчас же отказывали.

Н а п о л е о н. Когда я буду у власти, они мне за это заплатят.

Ш а р л ь. Почему же вам? Прикажите, чтобы они мне заплатили.

В углу что-то щелкнуло.

Н а п о л е о н. Что это?

Ш а р л ь. Мышеловка.

Приносит из угла мышеловку.

Вот попался. Мышонок, а тоже с усами!

Н а п о л е о н. Почему — тоже?

Ш а р л ь. Разве я сказал — тоже? Помилуйте, какое же может быть сравнение?

Н а п о л е о н (глубокомысленно). Мышеловка здесь — это тюрьма в тюрьме. Шарль, ты запоминаешь мои слова?

Ш а р л ь. Запоминаю, ваше высочество.

Н а п о л е о н (указывая на мышеловку). Вы свободны! Шарль, верни ему свободу! Нет, постой! Ты его выпустишь в комнате графини. Она их боится.

Ш а р л ь  уходит. Наполеон садится к столу, берет перо.

На месте короля я запретил бы печатать мои статьи. Автор — защитник бедных, да еще заключенный, всегда располагает. Принц — демократ — это обаятельно!

В дверь стучат.

(Не оглядываясь, сердито.) Войдите.

Входит  Ж ю л и  с лейкой в руках.

Ж ю л и. Разрешите, я полью цветы…

Н а п о л е о н (не оборачиваясь). Да-да…

Жюли, поливая цветы, все время пытается разглядеть принца. Вода льется на пол.

Вы льете мимо…

Ж ю л и. Простите…

Наполеон оборачивается.

Н а п о л е о н. Обычно цветы поливала старая служанка…

Ж ю л и. Если вам угодно, я ее пришлю.

Н а п о л е о н. Нет-нет, пожалуйста, не надо.

Смотрят друг на друга.

Ж ю л и. Скажите, в этой крепости заключен только один принц?

Н а п о л е о н. А сколько принцев вы ожидали здесь найти?

Ж ю л и. Так это вы, да? Принц Наполеон, который хотел стать императором?

Н а п о л е о н. К вашим услугам.

Ж ю л и. Но вы совершенно не такой, как я представляла…

Н а п о л е о н. Что же, я лучше или хуже?

Ж ю л и. Гораздо, гораздо хуже.

Н а п о л е о н. Благодарю вас.

Ж ю л и. Пожалуйста, не обижайтесь. Но согласитесь сами, что, во-первых, принц должен быть военным, а во-вторых, молодым. Король, тот может быть и стариком, с короля нечего спрашивать, но принц… Простите меня, я говорю ужасные глупости.

Н а п о л е о н. Вы очаровательны.

Ж ю л и. Так вы племянник императора? Шутка сказать! Вас надо называть ваше высочество? Да?

Н а п о л е о н. Лучше скажите, как зовут вас?

Ж ю л и. Жюли. Я дочь старшего надзирателя этой крепости. Только смотрите, не выдавайте, а то отец мне задаст такие цветы… Ваше высочество! Вы здесь скучаете?

Н а п о л е о н. О, сейчас нисколько!

Ж ю л и. Еще бы, со мной никто не скучает! Что вы стоите? Садитесь, ваше высочество. (Садится на край стола.) Вас сюда за что посадили?

Н а п о л е о н. Я хотел сделать Францию счастливой.

Ж ю л и. Ну, за это, может быть, и следует! А меня — только за то, что я убежала из монастыря. Я целый год была в монастыре.

Н а п о л е о н. Куда же вы бежали?

Ж ю л и (таинственно). В Париж… В театр… Но по дороге меня поймали и привезли сюда, к отцу. Все равно я опять убегу и стану актрисой. Вы тоже не отчаивайтесь!

Н а п о л е о н. Жюли, я счастлив, что вы здесь!

Ж ю л и. Это очень гадко! Я же не радуюсь, что вы здесь и что из вас не вышло императора.

Н а п о л е о н. Вы не поняли меня. Я готов выпить за вашу свободу. (Достает вино.)

Ж ю л и. У вас есть вино? Что же вы молчали? (Пьет.) Здесь все-таки лучше, чем в монастыре. Монастырь — это… (Складывает ладони, смиренно напевает молитву.) И так каждый день, каждый день…

Н а п о л е о н. Вы — уже актриса!..

Ж ю л и. Правда? А в Париже актрисы очень красивы?

Н а п о л е о н. Я давно не видал парижских красавиц.

Ж ю л и. Ну вспомните… Они много лучше меня? Только не врите, ваше высочество!

Н а п о л е о н. Вы очаровательны! (Берет Жюли за руку.)

Ж ю л и. Я просила смотреть, а не трогать. Я хочу выступить в водевиле.

Н а п о л е о н. О, водевиль — это незабываемо!

Ж ю л и (тянет его за рукав). Ну покажите, как они поют, танцуют. Вставайте, ваше высочество!

Н а п о л е о н. Но я не помню.

Ж ю л и. Вы сами говорили, что это незабываемо. Ну, вы же не в монастыре, ваше высочество.

Н а п о л е о н. Если вы непременно хотите… (Вспоминает.) Позвольте… Да… (Кокетливо придерживая полы сюртука, поет.)

Я кроткая служанка, Я целый день тружусь. Прибавьте мне работы, И я не рассержусь.

Ж ю л и. Я боюсь, что у меня так смешно не выйдет. Ну еще, еще… А вы танцевать умеете?

Н а п о л е о н. Нет, этого я не могу.

Ж ю л и. Просидеть столько лет — и не захотеть потанцевать! Хотите вместе? Может быть, вам со мной скучно? Хорошо, я уйду. Сидите один, ваше высочество…

Н а п о л е о н. Жюли, останьтесь…

Ж ю л и. Танцуйте…

Н а п о л е о н. А что мне за это будет?

Ж ю л и. Что-нибудь да будет. Ну, ваше высочество!..

Наполеон начинает танцевать. Жюли становится напротив и подражает ему.

Входит  г о с п о ж а  М о н т о л о н, она вскрикивает и почти лишается сознания.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Кто это? Откуда вы взяли эту девчонку? Два бокала! Вы с ней пили вино?

Ж ю л и. Точь-в-точь наша настоятельница в монастыре!

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Принц, что это значит?

Ж ю л и. Вы спрашивали, что вам за это будет? (Указывает на Монтолон.) Вот, пожалуйста. (Идет к двери.)

Н а п о л е о н. Эта девушка поливала цветы. (Берет лейку.) Вот и лейка с водой. (Протягивает лейку Жюли.)

Ж ю л и. Воду оставьте для нее… (Делает перед госпожой Монтолон реверанс и уходит.)

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Что это значит, принц?

Н а п о л е о н. В комнату заключенного впорхнула бабочка. Зачем вы ее прогнали?

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Бабочка? Вы эту тварь называете бабочкой?!

Н а п о л е о н. Это дочь надзирателя, скромная девушка, воспитанная в монастыре. Она из сострадания хотела развлечь меня.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Больше это не повторится! Я буду охранять вас.

Н а п о л е о н. Меня и так охраняют две роты солдат. Довольно! (Кричит.) Генерал! Генерал! (Убегает.)

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Не смейте звать моего мужа! (Падает в кресло и подносит платок к глазам.)

Н а п о л е о н  вводит  г е н е р а л а  М о н т о л о н а.

М о н т о л о н. Что с вами? Что с ней?

Н а п о л е о н. Нервический припадок. Прежде всего — покой. Надо лечь в постель дня на два, на три, даже на четыре дня.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Если бы вы знали, как я ценю ваше участие…

Н а п о л е о н. Покой и присмотр!

М о н т о л о н. Пойдем, мой страусик. (Уходит, уводя жену.)

Н а п о л е о н. Шарль!

Ш а р л ь  входит.

По-видимому, госпожа Гордон сегодня не приедет.

Ш а р л ь. Госпожа Гордон здесь. Она ждет, пока вы останетесь одни.

Н а п о л е о н. Проси же, проси ее скорей.

Ш а р л ь  убегает. Входит  Э л е о н о р а  Г о р д о н.

Элеонора…

Г о р д о н. Принц!

Объятия.

Н а п о л е о н. Говорите же мне о себе, о Франции, о свободе!

Г о р д о н. Я могу говорить только о вашей свободе, принц. Как часто я мечтала первой ворваться в крепость, приставить пистолет к груди коменданта и распахнуть двери вашей тюрьмы. Но… это невозможно! Принц, вы должны бежать!

Н а п о л е о н. Бежать! Нет. Меня караулят две роты солдат. Нет-нет!

Г о р д о н. Неужели заточение сломило вас? Вспомните: вы — наследник императора Наполеона!

Н а п о л е о н. Я помню… Но если меня стерегут? Надзиратели… прислуга…

Г о р д о н (продолжая «заклинать»). Придет день, когда вы вступите в Париж победителем… Красивейшие девушки будут осыпать ваш путь цветами…

Н а п о л е о н (вскакивает). Я согласен! А если меня опять поймают? (Садится.)

Г о р д о н. Вы рождены, чтобы царствовать!

Н а п о л е о н. Да, я сам это чувствую.

В дверь стучат. Входит  н а д з и р а т е л ь.

Н а д з и р а т е л ь. Господин комендант напоминает, что ворота крепости через пять минут будут закрыты. (Уходит.)

Н а п о л е о н. Как же бежать, когда на каждом шагу люди? Кроме того, завтра здесь начинается ремонт.

Г о р д о н. Ремонт? Значит, будут рабочие… Входить, выходить… Принц, это прекрасно! Вы должны переодеться.

Н а п о л е о н. Рабочим?

Г о р д о н. Да, рабочим. Бегите! Да поможет вам бог! Шарль тоже поможет.

Н а п о л е о н. А вдруг поймают? Нет.

Г о р д о н. Свобода!.. Престол Франции!.. Заграничный паспорт я достану!.. Решайтесь.

Н а п о л е о н. Да! Нет! Да!..

Г о р д о н. Шпага Аустерлица!..

Н а п о л е о н. А если…

Г о р д о н. Корона Карла Великого!.. (Целует Наполеона в лоб и уходит.)

На пороге другой двери — г о с п о ж а  М о н т о л о н.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Другая женщина! Вы опять целовали какую-то женщину!

Н а п о л е о н. О черт! Здесь была госпожа Гордон. Дьявол!.. Она привезла важные известия.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Но вы ее целовали!

Н а п о л е о н. Все лице я целовал Францию, свободу, шпагу Аустерлица!

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Я вам не верю!..

Н а п о л е о н. Хорошо!.. Слушайте… Она предлагала мне бежать из крепости.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Бежать? И вы согласились?

Н а п о л е о н. Нет! Да, я согласился…

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Прекрасно! В таком случае я бегу вместе с вами!

Наполеон падает в кресло.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Та же комната. Но теперь в углу — постель Наполеона. На полу брошены старые доски. Н а п о л е о н  прохаживается решительными шагами. Входит  Ш а р л ь.

Н а п о л е о н. Ты принес одежду?

Ш а р л ь. Ваше высочество! Я еще раз хочу просить — не бегите вы отсюда.

Н а п о л е о н. Костюм готов?

Ш а р л ь. Мы здесь хорошо живем.

Н а п о л е о н. Ты достал мне платье или нет?

Ш а р л ь. Достал, достал…(Расстегивает куртку и вынимает синюю блузу, брюки и кепи. Наполеон, прикладывая, примеряет брюки.) Но зачем оно вам? Вот и брюки длинноваты…

Н а п о л е о н. Карета готова?

Ш а р л ь. Будет ждать в переулке.

Н а п о л е о н. Решено — бежим!

Ш а р л ь. И куда нам бежать? В Италии были, в Швейцарии были, в Англии были…

Н а п о л е о н. Где рабочие?

Ш а р л ь. Рабочие в спальне… В Америке были…

Н а п о л е о н. Угости их вином.

Ш а р л ь (уходя). И вино здесь отличное.

В дверь из коридора просовывается голова  Ж ю л и.

Ж ю л и. Ваше высочество, вы одни? (Входит.) Я знаю план побега.

Наполеон поражен.

Карета будет ждать за углом в переулке. Только надо переодеться.

Н а п о л е о н. Как вы узнали? Как вы догадались?

Ж ю л и. О, это нетрудно!

Н а п о л е о н. И вы решили рассказать?..

Ж ю л и. Пока только вам!

Н а п о л е о н. Что же вы от меня хотите?

Ж ю л и. Немного денег.

Н а п о л е о н. Сколько вы желаете получить?

Ж ю л и. Двести франков.

Н а п о л е о н. Только-то? Хорошо. (Подает ей деньги.) Но зато никому ни слова! Слышите?

Ж ю л и. Меня учить не надо, не проболтаюсь. Ах, если бы мой отец не был надзирателем, я бы и вас захватила, ваше высочество!

Н а п о л е о н. Меня? Куда бы вы меня захватили?

Ж ю л и. На свободу. Я же завтра убегу, ну, и вы бы со мной!

Н а п о л е о н. Вы? Значит, вы о своем побеге говорили?

Ж ю л и. Ну, да…

Н а п о л е о н. Ага… Вы решили бежать в Париж… в театр?

Ж ю л и. Вы тоже могли бы стать артистом.

Н а п о л е о н. К сожалению, у меня нет способностей.

Ж ю л и. Есть, есть, я видела…

Н а п о л е о н. Жюли, дорогая… (Пытается обнять.)

Ж ю л и. Я вас сама поцелую. Спасибо. (Целует Наполеона.)

Он пытается удержать ее.

Ж ю л и. Второй раз я вас поцелую в Париже. (Убегает.)

Н а п о л е о н. Жюли! Жюли! (Бегает по комнате.) Шарль! Шарль!

Входит  Ш а р л ь.

Бежать! Бежать! Бежать!

Ш а р л ь. Вы и так бегаете, ваше высочество!

Н а п о л е о н (хватает платье). Я иду переодеваться. Да, где графиня?

Ш а р л ь. Скоро будет здесь.

Н а п о л е о н. Ее необходимо отвлечь. (Вынимает из кармана записку.) Шарль, сумеешь ли ты с этой запиской попасться графине?

Ш а р л ь. Что другое, а попасться… Мы так часто попадались…

Н а п о л е о н. Так вот… Она должна прочесть. (Уходит.)

Ш а р л ь. С каретой не попадайся, с платьем не попадайся. С запиской попадись. Трудная служба.

Входит  г о с п о ж а  М о н т о л о н.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Принц?

Ш а р л ь (с деланным, и очень заметным старанием вздрагивает и прячет записку за спиной). Вы хотите видеть принца?

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Это вас удивляет?

Ш а р л ь. Принц, вероятно, скоро выйдет.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Я буду ждать.

Ш а р л ь. Принца? Здесь? (Всплеснул руками, в одной из которых — записка.)

Госпожа Монтолон отвернулась, Шарль делает несколько шагов и роняет записку. Госпожа Монтолон не обращает внимания. Шарль ногой придвигает записку в поле зрения графини. Та не видит.

Ш а р л ь. Близорукая… Ай, неужели я потерял письмо?

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Вот какая-то записка.

Шарль бросается, поднимает, нарочито прячет.

Ш а р л ь. Слава богу! Я чуть не потерял письмо принца…

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Письмо принца? Кому?

Шарль молчит и дрожит.

Кому адресовано письмо?

Ш а р л ь. Коменданту.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. В таком случае отнесите его скорее.

Ш а р л ь. О господи! Сударыня, я вижу, что вы догадались, но не губите меня. Вы ничего не должны знать о письме.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Дайте его сюда. Письмо! И вы завтра же получите награду.

Ш а р л ь. Завтра?.. Но я сегодня уезжаю… в отпуск.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Вот вам. (Дает деньги, вырывает письмо. Читает.) «Дорогая Жюли, жду вас в аллее у западной башни, умоляю — придите. Луи Наполеон». Когда дам дали письмо?

Ш а р л ь. Пять минут тому назад.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Несите. Несите его по адресу.

Ш а р л ь  убегает.

Я их встречу у западной башни. (Уходит.)

Из коридора входят  д в о е  р а б о ч и х, неся на плечах новые доски.

П о ж и л о й  р а б о ч и й (идущий сзади). …И если ты еще будешь приставать к моей жене, я тебе голову размозжу…

М о л о д о й  р а б о ч и й. Нашел место, где сводить счеты!..

Складывают доски.

П о ж и л о й  р а б о ч и й. Если ты, Берту, еще раз в мое отсутствие притащишься к моей жене…

Голос за дверью: «Огюст!»

П о ж и л о й  р а б о ч и й. А, черт! (Уходит в дверь направо.)

М о л о д о й  р а б о ч и й выходит в коридор. Из той же двери входит  Ш а р л ь.

Ш а р л ь. Ваше высочество!

Из левой двери входит  Н а п о л е о н. Он одет в синюю блузу и штаны, совершенно такие, как на молодом рабочем. В руках трубка.

Н а п о л е о н. Меня можно узнать?

Ш а р л ь. За два лье. Галстук! Снимите галстук! Да подтяните же брюки, ваше высочество!

Н а п о л е о н. Так хорошо?

Ш а р л ь. А усы? По ним вас узнает первый солдат во дворе.

Н а п о л е о н (возмущен). Расстаться с усами? Ни за что!

Ш а р л ь. Ваше высочество! Они же отрастут на воле. (Берет ножницы.) Выбирайте — усы или свобода?

Н а п о л е о н. Сколько жертв! (Садится.) Хорошо. Жребий брошен!

Шарль остригает усы, всматривается.

Ш а р л ь. Вот теперь у вас внешность умеренная.

Н а п о л е о н. Где они? Шарль, Кто, ваше высочество?

Н а п о л е о н. Мои усы?

Шарль ищет на полу.

Ты их бросил?

Ш а р л ь. Я думал, что они вам больше не понадобятся. (Поднимает ногу, осматривает подошвы.) Вот левый нашелся! Тише, идут… Это надзиратель.

Наполеон бросается в постель. Шарль накрывает его пледом. Входит  н а д з и р а т е л ь.

Н а д з и р а т е л ь. Проверка. Где заключенный?

Шарль указывает на постель.

Н а п о л е о н. Я здесь. Я болен.

Н а д з и р а т е л ь. Что с ним?

Ш а р л ь. Замучили. Очень плох. Вряд ли встанет.

Н а д з и р а т е л ь. Я доложу коменданту. (Уходит.)

Ш а р л ь. Вставайте.

Н а п о л е о н. Я, кажется, действительно, плох.

Ш а р л ь. Вставайте, ваше высочество.

Н а п о л е о н. Ушли? Ну хорошо. Бежим! (Встает с постели.) Рубикон!

Ш а р л ь. Виноват! Еще необходимо сделать чучело вашего высочества. (Отодвигает ширму, приносит из соседней комнаты бревно.) Вот бревнышко вашего роста и сложения. (Кладет бревно на постель и прикрывает пледом.) Полное сходство с вашим высочеством! (Закрывает постель ширмой.)

Н а п о л е о н. Шарль, кажется, я останусь!

Ш а р л ь. И прекрасно! Только напрасно себя изуродовали.

Н а п о л е о н. Нет, это минута слабости. Бежим!

Ш а р л ь. Куда вы, ваше высочество? Я должен выйти первым. Возьмите доску на плечо. Ну!.. «Принц никогда не терял присутствия духа и смело бросался в объятия опасности». О, господи!.. (Уходит.)

Наполеон наклоняется над досками, из правой двери входит  п о ж и л о й  р а б о ч и й, принимает Наполеона за молодого рабочего.

П о ж и л о й  р а б о ч и й. А, вот ты где, Берту! Ты прячешься, мерзавец!

Наполеон не оборачивается.

Ага, не смеешь посмотреть мне в глаза! Говори прямо — будешь еще приставать к моей жене? Ну!

Н а п о л е о н (не оборачиваясь). Больше не буду!

П о ж и л о й  р а б о ч и й. То-то! Вытаскивай доски!

Наполеон берет доску на плечо так, что она загораживает его лицо, и направляется и выходу в коридор.

Пошевеливайся! (Ударяет Наполеона сзади ногой. Тот с доской вылетает из комнаты.) Тоже любовник! Нет, я его мало проучил.

Из коридора входит  м о л о д о й  р а б о ч и й.

Вот я расскажу жене, как дал тебе в зад ногой.

М о л о д о й  р а б о ч и й. Ты? Мне?

П о ж и л о й  р а б о ч и й. Да, трус, тебе!

М о л о д о й  р а б о ч и й. Мне?! (Несколькими пинками загоняет удивленного товарища в комнату и уходит вслед за ним.)

Из коридора входит  г о с п о ж а  М о н т о л о н.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. У западной башни никого… Где же он? (Оглядывается, отставляет ширму.) Ага, понимаю… Шарль успел предупредить, и вы притворились больным! Знайте, я сумею поставить эту девчонку на место, и вы не будете встречаться с ней ни у западной башни, ни у восточной, ни у южной и ни у северной! Не прикидывайтесь спящим! Я вику, как вы шевелитесь. Слышите, что я говорю? (Подходит к постели.) Могли бы обернуться. С вами говорят женщина. (Ударяет чучело рукой, машет ушибленными пальцами.) Ай-ай! Что с ним? (Сбрасывает плед и, видя бревно, отступает.) Тристан! Тристан! Бежал без меня…

Входит  М о н т о л о н.

М о н т о л о н. Что случилось?

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Тристан! Он бежал! (Становится на колени и обнимает бревно.) Вот все, что осталось от принца!

КАРТИНА ВТОРАЯ

Коридор театра. Несколько дверей, ведущих в ложи: налево входная дверь, направо дверь за кулисы. На стене большая афиша, на которой изображена Жюли. Слышны звонки. Слева входит  Н а п о л е о н  с цветами в руках. За ним — П е р с и н ь и, Ш а р л ь  и  т е а т р а л ь н ы й  ш в е й ц а р.

Н а п о л е о н. Отнесите письмо и цветы за кулисы мадемуазель Жюли.

Ш в е й ц а р. Слушаю. (Уходит.)

Наполеон рассматривает афишу.

П е р с и н ь и. Может быть, завтра вы — президент Французской Республики. Решается ваша судьба, и вы спокойны?

Ш а р л ь. А что прикажете делать? Мы сейчас не можем прибавить себе голосов.

П е р с и н ь и. Отвернитесь же от этой девчонки… Быть в театре, когда… Нет, еду в редакции, к членам комиссии по выборам!.. Я должен узнать первым. (Уходит.)

Н а п о л е о н. Шарль, ты когда-нибудь испытывал серьезное увлечение?

Ш а р л ь. Ваше высочество, мы так часто переезжаем с места на место, что мне не удалось проверить.

С разных сторон сходятся: г о с п о д и н  Л е о н  и  г о с п о д и н  Б и д у. Последний ведет под руку даму.

Л е о н. Господин Биду!

Б и д у. Господни Леон! Мадам… (Кланяется.) Скажите, кто, по-вашему, получит большинство голосов, кто будет президентом?

Л е о н. Конечно, генерал Кавеньяк. Если бы он в июне не разгромил баррикады и не обезоружил рабочих, мы бы погибли.

За сценой музыка.

Кто же может соперничать с Кавеньяком?

Д а м а. Идем, мы опоздаем.

Б и д у (ведя даму к ложе). Большинство может получить принц Луи Бонапарт.

Л е о н. Луи Бонапарт?

Д а м а. Идем, мы опоздаем. (Входят в ложу.)

Л е о н. Луи Бонапарт?! (Дверь ложи закрывается, он обращается к Наполеону.) Простите, сударь, мы с вами не знакомы, но вы слышали? Луи Бонапарт! Неужели мы свергли короля, изгнали его родственников, чтобы сделать принца Наполеона главой Республики! Кто же отдаст ему голоса?

Н а п о л е о н. Милостивый государь, вы забываете хотя бы крестьян. Они вспоминают императора, они кричат: «Да здравствует Наполеон Бонапарт!» Одно это имя вселяет доверие.

Л е о н. Доверие к Луи Наполеону? (Берет Наполеона под руку, прохаживается с ним вдоль коридора.) К этому швейцарскому гражданину? К этому беглому арестанту?

Шарль сзади дергает Леона за полу сюртука.

А? Что? (Продолжает.) По-видимому, сударь вы не знаете его биографии.

Н а п о л е о н. Нет, я кое-что знаю…

Л е о н. В таком случае, вы не можете питать к нему доверия. Говорят, стоят посмотреть на этого принца, чтобы потерять всякое доверие к нему!

Ш а р л ь (Наполеону). Сударь, не угодно ли пройти в ложу?

Н а п о л е о н. Позвольте, а вы сами его видели?

Л е о н. Лично лет, но мне его подробно описывали. Представьте себе, нос, как у попугая…

Н а п о л е о н. Так и говорили?

Л е о н. Вот именно: как у попугая.

Н а п о л е о н. И что еще?

Л е о н. Глаза тусклые, взгляд бегающий…

Н а п о л е о н. Позвольте узнать, кто описал принца таким… э… э… уродом?

Л е о н. Моя подруга. (Указывает на афишу.) Мадемуазель Жюли.

Н а п о л е о н. Жюли?

Л е о н. Да-да. Они встречались в крепости Гам.

Звонок.

Вот. Жюли свободна. Бегу к ней. (Раскланивается, уходит.)

Н а п о л е о н. Шарль, неужели у меня такая внешность?

Ш а р л ь. Позвольте, я взгляну еще раз. Нос? Орлиный. Глаза? Лучезарные. Взгляд? Ну да — царственный.

Н а п о л е о н. Пожалуй, ты прав.

Входит  Ж ю л и. Она в костюме и загримирована.

Ж ю л и. Дорогой принц!..

Н а п о л е о н. Жюли! Как видите, я не забыл вас.

Ж ю л и. Я вас тоже помню. И даже помню свое обещание. (Целует Наполеона.) А, мосье Шарль, здравствуйте. (Протягивает Шарлю руку.)

Шарль галантно целует руку и отходит.

Н а п о л е о н. Сегодня я простоял целый час перед в эта ей афишей.

Ж ю л и. Ужасная афиша! Художник нарисовал мне левую ногу толще правой. Вы заметили? Я скажу господину Леону, пусть найдет другого художника.

Н а п о л е о н. Господин Леон?

Ж ю л и. Он помог мне поступить в театр. Вы понимаете, что я теперь известная актриса? Но вы можете не обращать на это внимания. Мы старые друзья. Помните крепость Гам? Слушайте, может быть, после тюрьмы вам трудно поступить на службу? Пожалуйста, не стесняйтесь. У меня бывают генералы, депутаты, и мне только стоит сказать… Вы что-нибудь умеете делать?

Н а п о л е о н. Видите ли, я готовился управлять государством.

Ж ю л и. Нет, а что-нибудь настоящее вы умеете?

Вбегает  П е р с и н ь и.

П е р с и н ь и (задыхаясь). Принц! Вы получили пять с половиной миллионов голосов! Огромное большинство! (Кланяясь Жюли.) Простите, сударыня… Завтра вы — президент Республики!

Н а п о л е о н. Рубикон.

Наполеон покачнулся. Шарль его поддерживает. Ближние ложи открываются. Г о с п о д а  и  д а м ы, выйдя в коридор, переговариваются и наблюдают следующую сцену.

Ж ю л и. Вы будете президентом? Это с моей легкой руки.

Входит  Л е о н.

Ж ю л и. Господин Леон, идите сюда, я вас представлю принцу Луи Бонапарту. Он получил сколько-то с половиной голосов и будет президентом.

Л е о н  всматривается, хватается за голову, поворачивается и, шатаясь, уходит.

Дурачок, он, должно быть, ревнует. Принц, где я вас увижу?

Н а п о л е о н. У меня в Елисейском дворце!

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Вторая половина октября 1851 года. Кабинет президента Республики в Елисейском дворце. У стола — Н а п о л е о н. Входит адъютант президента, молодой кавалерийский  п о л к о в н и к  Ф л е р и.

Ф л е р и. Госпожа Монтолон просит ее принять.

Н а п о л е о н. Опять? Нет-нет, я не принимаю! Я болен, я уехал.

Ф л е р и. Но сегодня госпожа Монтолон выглядят необычно. И с нею молодой человек.

Н а п о л е о н. Молодой человек? Тогда, пожалуй, просите.

Флери открывает дверь, пропускает в кабинет  г о с п о ж у  М о н т о л о н, одетую в черное, и  м о л о д о г о  ч е л о в е к а  лет двадцати с пробивающимися бакенбардами. Из своего сюртука молодой человек насколько вырос. Ф л е р и  уходит.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н (на пороге, молодому человеку). Постарайся казаться маленьким.

Н а п о л е о н. Дорогая графиня…

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Господин президент! Я решила отказаться от всех светских удовольствий ради воспитания этого ребенка.

Н а п о л е о н. Графиня, вы — святая!

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Но мой муж до сих пор не получил назначения… Наши средства так скудны, а воспитание мальчика требует расходов…

Н а п о л е о н (передавая деньги). О, я вас понимаю! (Молодому человеку.) Молодой человек! Ваша судьба в прекрасных руках! Старайтесь быть послушным и выполнять все желания графини.

М о л о д о й  ч е л о в е к (баритоном). Я уже выполняю.

Г о с п о ж а  М о н т о л о н. Жорж, благодари господина президента и проводи меня, маленький.

Жорж кланяется и уходит за графиней. Входит  Ф л е р и.

Н а п о л е о н (вздох облегчения). Флери, прикажите выдавать ежемесячное пособие этому юному негодяю. Кто там еще?

Ф л е р и. Господин, называющий себя вашим сподвижником по высадке в Булони.

Н а п о л е о н. Гнать!

Ф л е р и. Его выгоняли четыре раза. Он пришел в пятый.

Н а п о л е о н. Впустите его, Флери. И останьтесь сами.

Флери открывает дверь. Входит  Р а п а л л о.

Р а п а л л о. Господин президент не узнает меня? Мое имя Рапалло. Я одолжил вам триста тысяч франков на экспедицию в Булонь.

Н а п о л е о н. Что же вы хотите?

Р а п а л л о. Получить долг.

Н а п о л е о н (пожимая руку Рапалло). Дорогой сеньор Рапалло! Но это было так давно! И экспедиция не удалась… И… и я обещал уплатить, когда стану императором…

Р а п а л л о. Если не желает платить президент, то с императора мне не получить и подавно.

Н а п о л е о н. Постоите! Те деньги вы достали нечестным путем.

Р а п а л л о. В вашем заемном письме об этом не сказано.

Н а п о л е о н. Вы его храните?

Р а п а л л о. Как зеницу ока.

Наполеон и Флери переглядываются.

Ф л е р и. Разрешите? (Берет Рапалло за горло.) Выкладывайте заемное письмо принца!

Р а п а л л о. Письмо не со мной. Я знал, к кому шел.

Ф л е р и. В таком случае, вы арестованы!

Н а п о л е о н (звонит). Где мое письмо?

Р а п а л л о. В редакции одной из республиканских газет. И если я лично его сегодня не возьму, письмо завтра будет опубликовано.

Ф л е р и (отпуская Рапалло). Вы итальянец?

Р а п а л л о. Да.

Ф л е р и. Жаль. Нам бы такого человека!

Входит  Ш а р л ь.

Н а п о л е о н. Но мне нечем платить! О, платить! Каждый день, каждый час! Платить за все! У меня нет денег!

Р а п а л л о. Я согласен взять векселя, но первый взнос сегодня.

Н а п о л е о н. Шарль, сколько у нас денег?

Ш а р л ь (вынимая из бюро шкатулку). Двадцать пять тысяч франков.

Н а п о л е о н. Отдай этому господину.

Ш а р л ь. Это же наше последние деньги! Разрешите по крайней мере я возьму свое жалованье. (Берет несколько кредиток, остальное вручает Рапалло и уходит.)

Р а п а л л о. Здесь мало.

Н а п о л е о н. Вы дьявол! (Отстегивает цепочку от часов.) Вы дьявол! (Бросает цепочку Рапалло.) Вот цепочка с фамильными бриллиантами Бонапарта.

Р а п а л л о (смотрит на свет). Желтая вода!

Ф л е р и. Значит, завтра вы принесете сюда письмо и обменяете его на векселя?

Р а п а л л о. Сюда? О нет. Место обмена я назначу сам. (Кланяется, уходит.)

Н а п о л е о н (мечтательно). Какой мошенник!

Ф л е р и (восторженно). Какой негодяй!

Входит  Ш а р л ь.

Ш а р л ь. Письмо от госпожи Гордон. Посланный ждет ответа.

Н а п о л е о н (берет письмо). Гордон… Гордон… Ах да! (Читает.) Она больна… и просит помощи… Жаль, но ответа не будет.

Ш а р л ь. Ваше высочество! Но это госпожа Гордон…

Н а п о л е о н. У меня нет денег.

Ш а р л ь. Но это Элеонора Гордон… Она пыталась спасти вас в Страсбурге, она помогала нам в Булони, она навещала вас в тюрьме.

Н а п о л е о н. У меня ничего нет…

Ш а р л ь. Она пела для вас, ваше высочество! Господин Флери…

Флери пожимает плечами. Шарль звонит, берет конверт, вкладывает в него пачку своих денег и падает вошедшему лакею.

Передайте посланному госпожи Гордон. От принца. (Уходит.)

Н а п о л е о н (глядя на портрет). Ваше величество! Говорят, вы однажды пожали руку чумному, а я каждый день пожимаю руки прохвостам. Уверяю вас — это опаснее.

Ф л е р и. Ваши высочество! Неужели вам не надоело терпеть палату, нуждаться в деньгах и носить сюртук, адвокатский сюртук. Генералы готовы, офицеры ждут. В Африке на войне солдаты привыкли стрелять в арабов, они будут стрелять и в парижан. Когда же, когда?

Н а п о л е о н. Сегодня вы кое-что услышите. Вы всех пригласили?

Ф л е р и. Генерал Сент-Арно, генерал Маньян, префект полиции де Мопа и барон Геккерен уже во дворце.

Н а п о л е о н. Просите…

Флери пропускает в кабинет  г е н е р а л а  С е н т - А р н о, г е н е р а л а  М а н ь я н а, д е  М о п а, б а р о н а  Г е к к е р е н а  и  П е р с и н ь и. Общие приветствия. Пришедшие занимают места вокруг стола.

Н а п о л е о н. Морни еще не приехал?

П е р с и н ь и. Граф де Морни, вероятно, на театральной репетиции, и потому опаздывает.

Н а п о л е о н. Господа, я буду краток. Полномочия Национального собрания истекают через полгода. После новых выборов к власти придут республиканцы. Я по закону не могу быть избран президентом вторично. Не пора ли сделать вывод? (Жест в сторону Геккерена.) Барон де Геккерен?

Г е к к е р е н. Национальное собрание в народе не популярно. С другой стороны — оба претендента на французский престол: и граф Шамбор и принц Жуанвиль постепенно теряют своих приверженцев. Большинство Партии порядка ждет вас, принц. И я — первый!

Н а п о л е о н. Однако на вашем перстне вырезан профиль графа Шамбор.

Г е к к е р е н. Этот перстень удобен тем, что его можно снять. (Снимает перстень.)

Н а п о л е о н. Генерал Маньян…

М а н ь я н. Я командую войсками парижского округа. В любой час могу ввести армию в город. Но я не двинусь с места, пока не получу письменного приказа военного министра. А до этого — прошу заметить — я ничего не слыхал, ничего не говорил и меня здесь не было.

Входит  д е  М о р н и.

М о р н и. Принц, господа… Прошу простить. Из-за распределения ролей в театре я опоздал на распределение ролей здесь. Роль Марса, конечно, поручена господину Маньяну.

М а н ь я н. Я — генерал французской армии и ничего общего с Марсом не имею.

М о р н и. Охотно верю. (Отходит в сторону и, вынув из портфеля тетрадь, просматривает ее, иногда напевает.)

Н а п о л е о н. Итак, генерал, вы желаете получить…

М а н ь я н. Письменный приказ военного министра.

Н а п о л е о н. Генерал Сент-Арно, вы отдадите такой приказ?

С е н т - А р н о. Армия не забыла оскорблений революционной толпы и ждет реванша. Мои офицеры ненавидят все эти выборы, парламент, демократию. Приказ я дам. Я подпишу этот приказ с наслаждением. Я готов подписать его сегодня!

Ф л е р и (командует). Прямо по лавочникам, рабочим и адвокатам — огонь!

М а н ь я н. До приказа я должен получить один миллион франков.

Н а п о л е о н. Что?

М а н ь я н. Один миллион франков для поднятия духа среди солдат. Больше я ничего не знаю. Меня здесь не было.

Н а п о л е о н. Но у меня нет миллиона.

М а н ь я н. Захват власти должен начинаться с захвата банка. Вам пора это знать, господа.

Ф л е р и. Придется дать.

Н а п о л е о н. Господин Мопа, ваша полиция готова?

М о п а. Полиция выполнит любой ваш приказ когда угодно, но ночью удобнее. Избранные вами лица будут аккуратно изъяты из своих постелей и так же аккуратно перевезены в тюрьму.

Н а п о л е о н. Очень хорошо. Но должны быть обвинения, улики…

М о п а. В провинции мы делали так: в квартиру интересующего нас субъекта подкладывали компрометирующие документы и оружие. А на другой день эти улики находили.

М о р н и. Да, для этого не надо быть фокусником.

Н а п о л е о н. Портфель министра внутренних дел по справедливости следует вручить де Персиньи, который доказал свою преданность и в Страсбурге и в Булони.

М о р н и. Но господин Персиньи оба раза провалился, и дело кончилось тюрьмой. Я боюсь, что у господина Персиньи это стало привычкой. Предупреждаю, у меня совершенно нет времени для отбывания тюремного заключения.

П е р с и н ь и. Я попал в тюрьму за дело Бонапарта. А вам угрожает тюрьма за долги. Этого со мной никогда не было.

М о р н и. И не будет: какой же безумец одолжит вам хотя бы два франка?

П е р с и н ь и. Господин де Морни!

М о р н и. Для продолжения беседы я жду вас в Булонском лесу завтра в восемь часов утра.

Н а п о л е о н. Господа, в такую минуту!..

М а н ь я н. Однако, господин де Морни, судебные газеты сообщают о продаже вашего дома с аукциона. Интересно, сколько за него дадут?

М о р н и. Боюсь, что дешево. Вот если бы вы, генерал, поселились в моем доме, продавался бы он на «один миллион франков» дороже.

М а н ь я н. Позвольте… Ага, понимаю! Милостивый государь…

М о р н и. Завтра в Булонском лесу, в четверть девятого.

Н а п о л е о н. Господа, на нас смотрит Франция! Она ждет.

М о р н и. Франция привыкла ждать.

С е н т - А р н о. Разрешите узнать, какую же роль вы предназначаете для себя?

М о р н и. Извольте — министра внутренних дел.

С е н т - А р н о. Совершить переворот и управлять страной, пользуясь опытом театрала? Водевилиста?

М о р н и. Что делать? Я не располагаю опытом генерала, которого в феврале сорок восьмого года рабочие стащили с лошади, били по спине и обратили в бегство.

С е н т - А р н о. Я вызываю вас.

М о р н и. Там же, половина девятого.

Н а п о л е о н. Геккерен, Флери, прекратите… Помирите их!..

Г е к к е р е н. Я не понимаю, почему, господа, де Морни, недавний друг герцога Орлеанского, желает играть первую роль в деле бонапартистов?

М о р н и. О нет! Первая роль принадлежит вам: вы были поклонником графа Шамбор, пользовались покровительством Вильгельма Прусского, служили русскому царю Николаю, но дрались, убили знаменитого поэта, были высланы и вернулись служить королю Луи-Филиппу, теперь служите принцу Наполеону и вряд ли этим кончите, потому что в запасе еще турецкий султан и шах персидский. Там же, без четверти девять.

М о п а. По-видимому, вы решили драться со всеми?

М о р н и. О нет! Вас, господин Мопа, я не вызываю. Вы слишком хорошо владеете оружием и можете подложить мне пистолет, который не стреляет.

Н а п о л е о н. Флери, Флери, остановите его!

Ф л е р и. Эй, вы! Вы слишком много себе позволяете, Морни!

М о р н и. Простите, меня зовут де Морни! Но вы так рассеянны, что даже вместо своего имени на векселях подписываете чужое. В девять, не перепутайте.

Н а п о л е о н. Я требую примирения! Никакой дуэли. Если она состоится, тогда…

М о р н и. Тогда завтра, к началу десятого останусь в живых я один, и у вас не будет выбора.

Н а п о л е о н. Господа, я не оправдываю де Морни, но согласитесь, что он обладает той решительностью, которая нам необходима.

С е н т - А р н о. Да, решительность налицо!

М а н ь я н. И осведомленность. Знание противника.

М о р н и. То есть все, что нужно для переворота.

Н а п о л е о н. Прошу считать резкие слова не сказанными.

С е н т - А р н о (встает). В таком случае, принц, вам остается назначить срок. Нашего выступления ждут и друзья и враги.

Н а п о л е о н. Мы выступим, когда враги перестанут ждать.

С е н т - А р н о, М а н ь я н, Ф л е р и  и  М о р н и  уходят.

П е р с и н ь и. Эти выскочки расхватали все!

Н а п о л е о н. Дорогой Персиньи, энергичные люди мне необходимы.

П е р с и н ь и. А я?

Н а п о л е о н. Ну, хотите быть министром просвещения?

П е р с и н ь и. Я и просвещение! Тогда назначьте меня церковным настоятелем!

Входит  Ж ю л и. За ней — Ф л е р и.

Ж ю л и. Здравствуйте, Флери, обо мне не надо докладывать.

Ф л е р и  и  П е р с и н ь и  выходят.

Н а п о л е о н. Я счастлив тебя видеть, Жюли, но сегодня у меня деловой прием.

Ж ю л и. Я тоже приехала по делу. (Садится на стол. Освобождая себе место, откладывает в сторону брошюру, читает ее название.) Кон-сти-туция. Вот это сочиняют, а у меня нет репертуара. Неужели вы ничего не можете сделать?

Н а п о л е о н. Дорогая, я не умею писать водевили.

Ж ю л и. Да, но если вы попросите господина де Морни…

Н а п о л е о н. Морни? Нет, это неудобно.

Ж ю л и. Но почему? Ведь де Морни ваш брат?

Н а п о л е о н. К сожалению, мы сыновья одной матери, но я не хочу, чтобы вы встречались. Морни — ужасный человек, он…

Ж ю л и. Погодите-погодите, не уклоняйтесь. Я приехала по делу. Если вы сами попросите де Морни написать для меня роль, зачем же мне с ним встречаться?

Н а п о л е о н. Хорошо.

Ж ю л и. Что — хорошо? Вы же не знаете, какую надо роль… Слушайте… Я бедная девушка… Влюбилась в богатого графа…

В дверь стучат.

Президент занят! Я переодеваюсь в мужской костюм и поступаю к этому графу слугой. Но вот к моему возлюбленному является дама! И я должна им прислуживать за столом!.. Мое сердце разрывается от ревности!.. Из рук все падает, на столе страшный беспорядок! (Сбрасывает бумаги, со стола.) Наконец я не выдерживаю и пою куплет… Да, а вот какой куплет?

В дверях — де Морни с цилиндром в руке.

М о р н и.

Меня зовут не Жан, а Жанна. И я не в силах вам служить.

Ж ю л и. Господин де Морни! Вы волшебник, вы умеете отгадывать желания на расстоянии.

М о р н и. На небольшом. Я задержался в приемной и невольно слышал вашу импровизацию. Простите, принц. Прелестная импровизация. Но можно сделать иначе.

Ж ю л и. Да-да, сделайте, пожалуйста.

М о р н и. Ваш граф и вы, переодетая слугой, путешествуете. И вот в гостинице вам двоим отводят только одну комнату.

Ж ю л и. Какое знание сцены!..

М о р н и. Наступает вечер. Вдруг ваш господин чувствует недомогание и поет куплет:

Мой верный Жан, я простудился, Раздень меня и уложи.

Ж ю л и. Погодите. Принц, запишите.

Н а п о л е о н. Но, Жюли…

Ж ю л и. Записывайте, записывайте!

М о р н и. Можно и по-другому… Вы — слуга, простудились, и тогда граф поет вам:

Мой бедный Жан, ты простудился, Позволь, тебя я уложу.

Ж ю л и. Дорогой де Морни, это еще лучше! (Наполеону.) Вы записываете?

Н а п о л е о н. Записываю.

М о р н и. Но можно сделать и так, что вы оба простудились.

Ж ю л и. Оба, да-да…

М о р н и. Приходит доктор и…

Н а п о л е о н. Морни, Морни…

Ж ю л и. Ах, не мешайте, пожалуйста, принц.

М о р н и. Простите, это я ворвался и помешал. (Раскланивается, собираясь уйти.)

Ж ю л и. Нет-нет, я вас не отпущу, вы меня проводите.

М о р н и (с готовностью). Сударыня…

Ж ю л и (Наполеону). Не потеряйте куплеты.

Н а п о л е о н. Морни, останьтесь, я должен говорить с вами.

М о р н и (пропуская Жюли вперед).

О не тревожьтесь, милый брат мой, Я скоро возвращусь обратно.

(Уходит.)

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Вечер 1 декабря 1851 года. Гостиная в Елисейском дворце. Рядом в зале — музыка.

На сцене — М о п а, С е н т - А р н о, П е р с и н ь и. Из зала выходят  Н а п о л е о н  и М а н ь я н.

Н а п о л е о н. Как видите, сегодня президент принимает гостей. Сегодня во дворце танцуют.

М а н ь я н. Однако гости долго не разъезжаются, пора.

Входят  Ж ю л и  и Ф л е р и.

Н а п о л е о н. Жюли, вы сегодня не сказали со мной и двух слов.

Ж ю л и. Зато завтра я жду вас у себя.

Н а п о л е о н. Простите, Жюли, но завтра я не могу быть у вас.

Ж ю л и. Дела государства?

Н а п о л е о н. Вы угадали.

Ж ю л и. Прекрасно, постараюсь не скучать. (Подходит к Флери.) Флери, вы просили свидания — так завтра вечером.

Ф л е р и. Я счастлив, но завтра… завтра я не могу.

Ж ю л и. И вы не можете?

Ф л е р и. Простите, нет.

Жюли, почти испуганная, отходит в сторону, смотрится в зеркало.

Ж ю л и. Неужели я так подурнела? Вздор. Просто больше нет мужчин в Париже.

Входит  д е  М о р н и.

Господин де Морни, помните? Завтра вы обещали принести мне новые куплеты.

М о р н и. Завтра? Простите, дорогая, но завтра не могу.

Ж ю л и. Как! И вы не можете? Почему завтра никто ничего не может? В таком случае, вы продиктуете мне куплеты сегодня, иначе я не уеду. (Выходит.)

Входит  Ш а р л ь.

Н а п о л е о н. Гости разъехались?

Ш а р л ь. Кроме мадемуазель Жюли.

Флери передает Наполеону портфель.

М о р н и. Все готово?

Н а п о л е о н. Еще две фразы в «обращении к народу». (Вынимает из портфеля бумагу.)

Вокруг Наполеона становятся все присутствующие, кроле Шарля.

М о р н и (просматривая «обращение»). «Палата распущена…». «Президент избирается на десять лет…».

Входит  Ж ю л и.

Н а п о л е о н. Вы не уехали?

Ж ю л и. Меня задерживает де Морни. (К Морни.) Я жду. Куплеты про куклу. (Садится в стороне с альбомом и карандашом в руках.)

Наполеон за столом с пером в руке, окруженный друзьями, исправляет «обращение». Морни подходит то к этой группе, то к Жюли.

М о р н и (Наполеону). Император советовал обращаться к народу коротко и неясно. (К Жюли.) Итак, куплеты…

Я кукла заводная, Умею танцевать, Но почему одна я Должна в коробке спать.

(Делая несколько шагов к группе.) Обещайте завести новые порядки, усыпите их…

Ж ю л и. Пожалуйста, не отвлекайтесь от дела.

М о р н и. Простите.

Ах, ключик потеряли, Которым завожусь, Я плачу от печали, Я жду и не дождусь.

(Наполеону, указывая на. «обращение».) Пишите: «Мы ждем возрождения Франции». Пишите смелее! (К Жюли.)

Мой друг, не будьте робки, Найдите ключик мой И выньте из коробки, Чтоб танцевать со мной.

(Наполеону.) «И да поможет нам бог». Не забудьте бога в конце.

Ж ю л и. Дорогой Морни, я вам так благодарна.

Морни провожает  Ж ю л и. На пороге она быстро обнимает и целует Морни.

М о р н и (возвращаясь). Итак?

С е н т - А р н о. Пора!

Ф л е р и. Пора!

М а н ь я н. Пора!

Все встают.

Н а п о л е о н. Господа! Наступает второе декабря. Годовщина победы императора под Аустерлицем. (Менее уверенно.) И вот сегодня мы, как и он… (Берет портфель и идет к двери.)

М о р н и. Куда вы, принц?

П е р с и н ь и. Ваше высочество! (Берет Наполеона под руку. Возвращается.)

Н а п о л е о н. Мне нездоровится. Не думаете ли вы, что следует отложить?

С е н т - А р н о. Император своих побед не откладывал.

М о р н и. Генералы ждут приказа.

М а н ь я н. Я ничего не жду. Я просто в гостях у президента.

М о р н и (Наполеону). Приказ!

П е р с и н ь и. Ваше высочество, я с вами так никогда не говорил.

М о р н и. Потому-то и не вышло. Приказ!

Наполеон молчит.

Ваше высочество, может быть, вы раздумали стать главой государства? И пригласили нас сюда только танцевать? Господа, гости разъехались, пора и нам.

Н а п о л е о н. Нет-нет!

М о р н и. Тогда — приказ!

Наполеон вынимает из портфеля бумагу и подает Сент-Арно. Последний подписывает приказ и передает его Маньяну.

С е н т - А р н о. Сегодня в три часа ночи ввести войска в город. Занять здание Национального собрания.

М а н ь я н. Вот теперь будет исполнено!

С е н т - А р н о. Я еду с вами! (Уходит.)

Н а п о л е о н (жалобно). Рубикон! Жребий брошен!

М о р н и. Дальше.

Н а п о л е о н (подавая вторую бумагу). Ваше назначение министром внутренних дел.

М о р н и. Благодарю. (Персиньи.) Прошу простить.

П е р с и н ь и. Желал бы знать, что будет поручено мне?

М о р н и. Вынимайте, вынимайте.

Н а п о л е о н. Не смейте меня торопить. (Посмотрел на суровые лица, достает из портфеля бумаги.) Что вы на меня так смотрите? Вот, пожалуйста! «Обращение к солдатам». «Обращение к народу».

М о р н и (подписывает). Де Морни. (Звонит.)

Н а п о л е о н (вошедшему адъютанту). Доставьте в национальную типографию. Утром расклеить по городу.

М о р н и. Флери, распорядитесь как следует.

Ф л е р и. Около каждого наборщика поставить двух жандармов. Не желающих набирать — застрелить!

М о р н и. Исполняйте…

Адъютант уходит. Наполеон со страхом оглядывается на своих компаньонов.

Н а п о л е о н. Персиньи…

П е р с и н ь и. Принц, вы искали энергичных людей. Вот они.

М о р н и. Дальше, дальше…

Наполеон замялся. Морни сам достает бумагу из портфеля.

Подпишите…

Н а п о л е о н. Что это?

М о р н и. Вы прекрасно знаете. Приказ об аресте виднейших генералов и депутатов.

М о п а. Обвиняются в заговоре и хранении оружия.

Н а п о л е о н. Семьдесят восемь человек… Здесь и мои бывшие министры, я ими пользовался, чтобы…

М о р н и. В Африке мы пользовались верблюдами, чтобы доехать до дома, но в дом их не впускали. Ваши министры довезли вас. Прикажите их расседлать.

Н а п о л е о н. Арестовать Тьера? Арестовать генералов — Бедо, Кавеньяка, Ламорисьера, Шангарнье?! А если неудача? Что тогда? Что они со мной сделают? (Кричит.) Вернуть жандармов! Остановить войска!

М о р н и. Флери! Успокойте принца.

Флери направляет на принца пистолет. Персиньи хватается за голову. Шарль бросается к Наполеону. Наполеон хватает Шарля сзади за локти и прячется за него.

Ф л е р и. Вы подпишете?

Ш а р л ь (стоя перед дулом). С большим удовольствием. Но, может быть, моей подписи недостаточно! (Оглядываясь.) Ваше высочество!..

Наполеон оставляет Шарля и прячется за спинку кресла.

Они исчезли…

М о р н и. Где же он?

Ф л е р и. Он здесь!

Ш а р л ь (отстраняя Флери). Виноват. Принц удалился, чтобы обдумать предстоящий шаг. (Наклоняясь к Наполеону.) Ваше высочество, подпишите… От этих господ можно ждать всего.

Поддерживает Наполеона. Наполеон подходит к столу, подписывает приказ. С бумагой в руке пытается принять величавую позу.

Н а п о л е о н. Ру-би-кон!

Мори и. Исторические фразы — после. (Берет из рук Наполеона бумагу и передает ее Мопа.) Действуйте!

КАРТИНА ВТОРАЯ

Та же гостиная в Елисейском дворце. Явный беспорядок. На столе неубранные бутылки. Кресла сдвинуты с места. М о р н и, М о п а, С е н т - А р н о, Ф л е р и, П е р с и н ь и.

Н а п о л е о н  прохаживается перед  Ш а р л е м, который держит генеральский мундир. В руках Морни орденская лента, у Сент-Арно — шпага.

М о р н и. Принц, одевайтесь, садитесь верхом. Вы должны показаться народу.

П е р с и н ь и (он обижен и все критикует). Показываться на улице опасно.

М о п а. Опасности никакой! Все семьдесят восемь особ взяты в своих постелях. Депутаты в мэрии десятого округа тоже арестованы.

Н а п о л е о н. В мэрии собрались правые. Где республиканцы? Они рыщут по городу.

П е р с и н ь и. И они способны на все.

Н а п о л е о н. Вы хотите, чтобы я ехал?

П е р с и н ь и (мрачно). Не советую.

С е н т - А р н о. По всему нашему пути стоят войска.

Наполеон надевает мундир.

П е р с и н ь и. А за войсками — публика, намерения которой неизвестны.

Наполеон снимает мундир.

М о р н и. Господни де Персиньи! Вас сделают министром, герцогом, кем хотите… только перестаньте каркать. Принц, одевайтесь. Или вы ждете, чтобы вам помог Флери?

Наполеон быстро надевает и застегивает мундир.

П е р с и н ь и. И мундир сшит плохо.

Н а п о л е о н (кричит). Потрудитесь молчать, Персиньи!

П е р с и н ь и. Вот все, чего я дождался!

Входит  Г о р д о н.

М о р н и. Дорогая Элеонора! (Целует ей руку.) Надеюсь, вы украсите нашу прогулку?

Г о р д о н. Мое участие уже не может украшать. Но я должна быть здесь. Я слишком долго ждала этого дня. Вот таким вы явились мне во сне. Наследник великого императора! Я, я должна вручить вам шпагу. (Берет шпагу у Сент-Арно и вручает Наполеону.)

Н а п о л е о н (отводит Гордон в сторону). Элеонора! Останьтесь во дворце. Я вызвал этих демонов, но, кажется, не могу с ними справиться.

С е н т - А р н о. Ваше высочество! Мы ждем.

Н а п о л е о н. Идемте.

Все во главе с Наполеоном готовы тронуться. Шарль выбегает, но сейчас же возвращается, пятясь и почтительно кланяясь.

Ф л е р и. Ваш дядя, принц Жером!

Входит  п р и н ц  Ж е р о м.

Н а п о л е о н. Дорогой дядя, я счастлив видеть вас.

Ж е р о м. Вы счастливы, дорогой племянник? Вы бросили в тюрьму всех знаменитых людей Франции, и вы счастливы? Ты болван! Что, что ты опять натворил? (Закрывает лицо платком, всхлипывает.) За такие проделки тебя уже высылали в Америку, сажали в тюрьму, а теперь… теперь расстреляют. Ты этого хочешь, болван?

Н а п о л е о н. Я хочу продолжить дело императора.

Ж е р о м (машет рукой на присутствующих, те отступают. Продолжает, не понижая голоса). Не смейте произносить его имени! В ваших жилах нет ни капли крови Бонапартов! И вы это отлично знаете. Вашим отцом был адмирал Вэгюэлль. И вы унаследовали его голландское упрямство. Вы даже не француз.

Гордон поражена, хватает принца Жерома за руку.

Г о р д о н. Принц, что вы сказали?

Жером, не глядя, отстраняет ее.

Ж е р о м. Да-да. Я спрашиваю, что у вас общего с императором?

Н а п о л е о н. Родственники. Родственники, которые вмешиваются не в свое дело.

Ж е р о м (топает и кричит). Молчать!

Жером пошатнулся, Флери подставляет ему кресло. Жером садится, но сейчас же встает.

Нет, я не сяду в этом притоне! Ехать! Ехать!

М о р н и. Господа, вы слышали? Принц изъявил желание принять участие в нашей прогулке.

Ж е р о м. Ехать с вами? Я лучше поеду кататься с разбойниками.

М о р н и. Принц изволит шутить. Господа, помогите принцу дойти до лошадей. Он поедет с нами.

Флери и Сент-Арно берут Жерома под руки. Он со страхом оглядывается то на одного, то на другого.

Ж е р о м. Куда я попал? Куда я попал?

Н а п о л е о н  выходит первым, за ним ведут  Ж е р о м а, за Жеромом выходят все, кроме Шарля и Гордон.

Г о р д о н. Шарль, вы не только слуга, но и друг… Как смеют называть какого-то адмирала Вэгюэлля отцом принца?

Ш а р л ь. Таков обычай, сударыня. Если бедный человек не в силах отыскать и одного папашу, то принцам навязывают отцов целую дюжину. Но что касается моего господина — он самый подлинный принц. И я это вам, докажу. Принц отверженной династии! Сколько горьких бед падает на его голову! Изгнание, ссылка, тюрьма!.. Под такими ударами любой ростовщик бросит ростовщичество, контрабандист откажется от контрабанды, актриса уйдет со сцены, но подлинный принц не оставит свое ремесло никогда. И чем может заняться принц, если он рожден, рожден царствовать? Его не переделаешь ни лаской, ни уважением, ни почетом. Когда провозгласили Республику, моего господина вернули на родину. Мало того — выбрали депутатом. Мало того — президентом! Другой бы сказал: «Мне дали все», а принц говорит: «Я еще не вернул того, что у меня отняли». «Принц-президент». Да разве эти двое могут ужиться в одном человеке? Никогда! Принц непременно схватит президента за горло. Президентское кресло для принца так же низко, как для меня — уличная тумба. Он может работать и отдыхать только на троне, и во всем свете для него нет другой мебели! Нет, мой принц — принц настоящий!

Входит  Н а п о л е о н. Спина согнута. Он убит. Отходит в угол и понуро садится. Жестом отпускает Шарля. Ш а р л ь  уходит.

Г о р д о н. Вы так скоро вернулись? Как вас встретили?

Н а п о л е о н. Они отворачивались, они не замечали меня. А некоторые негодяи смеялись. Опять смеялись, как после Страсбурга, после Булони. Но тогда за мной шли переодетые лакеи, теперь моего приказа ждут, черт возьми!.. Настоящая армия! В моей свите настоящие генералы! И среди них настоящий принц, эта старая баба — брат императора!

Г о р д о н. Ваш дядя, который отрекся от родства с вами? Почему вы не заставили замолчать принца Жерома? Говорите же… Я отдала все делу Бонапарта. Но если вы не…

Н а п о л е о н. Что — не? (Указывает на портрет.) Ваш великий император, этот циник, утверждал, что отцовство доказать нельзя. Меня зовут Наполеон Бонапарт, и этого довольно!

Г о р д о н. Нет, этого мало!

Входит  М о р н и, за ним — о ф и ц е р.

О ф и ц е р. В городе строят баррикады. Мелкие отряды префекта полиции окружены повстанцами.

Н а п о л е о н. Морни, вы слышите? Я говорил — отложить!

Морни отстраняет Наполеона. Наполеон снимает ленту и отстегивает шпагу.

М о р н и. Прикажите избегать мелких стычек. По крупным баррикадам открыть артиллерийский огонь.

Н а п о л е о н. Да-да, огонь!

О ф и ц е р  уходит.

Дорогой Морни! Но мы победим?

М о р н и. Если вы будете вмешиваться, то нет!

Входит  Ф л е р и.

Ф л е р и. Черт! Из Руана против нас выступили республиканские дружины.

Наполеон сбрасывает с себя генеральский мундир.

Н а п о л е о н. Шарль! Сюртук! Самый старый сюртук!

Входит  Ш а р л ь, подает сюртук. Уходит.

М о р н и. Займите подступы к городу!

Н а п о л е о н (сует в руки Флери портфель). Здесь деньги! Раздайте их солдатам. Попросите солдат…

Ф л е р и, взяв портфель, уходит. Вбегает  о ф и ц е р.

О ф и ц е р. Генерал Неймайер ведет войска на Париж!

М о р н и. Проверить! Выслать разведку!

М о р н и  и за ним  о ф и ц е р  уходят. Слышен орудийный выстрел. Нечастые орудийные выстрелы слышны до конца сцены.

Н а п о л е о н. Шарль! Лошадей!

Г о р д о н. Наконец-то! Вы едете к войскам, принц?

Входит  Ш а р л ь.

Н а п о л е о н. К черту войска! Я уезжаю из Парижа. Карету!

Ш а р л ь. Кажется, придется переходить Рубикон обратно. (Уходит.)

Г о р д о н. Я видела вас несчастным, но видеть вас жалким не хочу. Мой принц!.. И я вас любила!..

Н а п о л е о н. Вздор!.. Никогда вы меня не любили. (Указывает на портрет Наполеона I.) Вы его, да, его любили. Любили по портретам, по легендам, по слухам. Император! Как я ненавижу этого человека! Он дал мне имя и за это имя отнял всю мою жизнь. От меня требуют его слов, его подвигов, его удачи. «Великий!» Да так ли он был велик?

Г о р д о н. Если вы не в силах подняться, не пытайтесь уронить его!

Н а п о л е о н. Ронять его? Он сам упал. Он рухнул вместе с империей. И я, я ее восстанавливаю, я ее поднимаю.

Г о р д о н. Молчите!

Н а п о л е о н. «Великий!» Он был лжив и мелочен, мелочен и труслив!

Гордон дает Наполеону пощечину. В этот момент входит  Ж ю л и. Гордон уходит.

Ж ю л и. Бедный! Вам больно? За что она вас?

Н а п о л е о н. Это сумасшедшая. Как вы сюда лопали?

Ж ю л и. Всюду войска. Мою карету остановили. Солдаты кричат: «Да здравствует император!» Ну что ж, я очень рада. Вам сорок три года, всякую другую профессию начинать поздно. Но за что она вас ударила?

Н а п о л е о н. За то, что я сказал правду… об этом «божественном». А вы знаете, что он был мал, толст и скверно ездил верхом?

Ж ю л и. Ну и неправда!

Н а п о л е о н. Он был жесток, лукав, вероломен.

Ж ю л и. Вы это про императора говорите?

Н а п о л е о н. Да-да… Он падал в обморок от страха.

Ж ю л и. Что-о?

Н а п о л е о н. Он был трусом.

Жюли дает Наполеону пощечину.

Ж ю л и. Так вам и надо!

Входит  М о р н и.

М о р н и. Дорогая Жюли… (Наполеону.) Могу вас поздравить: наступление генерала Неймайера и руанских республиканцев — ложные слухи.

Входят  Ш а р л ь.

Ш а р л ь. Ваше величество, лошади поданы.

Н а п о л е о н. Кажется, мы остаемся. Мундир и шпагу!

Шарль подает Наполеону мундир.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Та же гостиная. В креслах — С е н т - А р н о, П е р с и н ь и, М о п а, Ф л е р и  и  М о р н и. Н а п о л е о н  стоит с бумагой в руке. Ш а р л ь — у дверей.

М о р н и. Итак, сегодня явится делегация. Вас будут поздравлять, и вы должны ответить. Пройдем это место еще раз. «Господа»…

Н а п о л е о н. «Господа, я понимаю всю огромность моей новой миссии. Я не скрываю от себя ее трудностей…».

М о р н и. Хотелось бы больше выразительности и пластики. (Повторяет, играя и жестикулируя.) «Я понимаю всю огромность моей новой миссии». Полшага назад. «Я не скрываю от себя ее трудностей». Дальше.

Н а п о л е о н. «Но с помощью неба, честных людей и нашей храброй армии…».

С е н т - А р н о. Позвольте, небо и честные не могут стоять впереди армии.

М о р н и. Да, пожалуй. Небо и армию надо поменять местами.

Н а п о л е о н. «Но с помощью армии и храброго неба…», то есть храброй армии и честного неба…

М о р н и. Вы опять сбились…

М о п а. При слове «небо» желательно воздеть руки и посмотреть наверх.

М о р н и. Кроме того, «армии» надо произнести металлически. Здесь сабли, штыки, артиллерия. А «небо» — мягко, нежно, там звездочки, ангелы… Попрошу вас сначала…

Наполеон колеблется, затем твердым и медленным движением разрывает бумагу с речью.

Что вы делаете?

Н а п о л е о н. Я буду говорить то, что найду нужным, и так, как мне хочется.

П е р с и н ь и. Ага, дождались!

С е н т - А р н о. Мы вас не понимаем, принц!

Н а п о л е о н. Я разогнал собрания, закрыл газеты, пушками водворил тишину не для того, чтобы слушать вас, а для того, чтобы слышали мой голос. И потрудитесь встать, когда я говорю с вами!

Ш а р л ь (становясь сзади Наполеона). Расселись перед царственной особой!..

Все неуверенно встают.

Ф л е р и. Но позвольте, все, что сделано, сделано нашими руками.

Н а п о л е о н. Нет, все сделано моим именем! Вы мне были необходимы вчера и совершенно не нужны сегодня.

С е н т - А р н о. Не забывайте: мне подчинена армия.

Н а п о л е о н. А вы подчинены мне. Вам известно, где сейчас первые генералы Франции? Они могут потесниться и для вас. Мопа, вам не кажется, что генерал Сент-Арно в чем-то виновен?

М о п а. Совершенно верно. В заговоре и хранении оружия.

Ш а р л ь. Прикажете позвать стражу?

М о р н и. Довольно. Флери, повлияйте на принца! Флери нерешительно достает пистолет.

Н а п о л е о н. Флери, успокойте де Морни.

Флери смотрит то на Наполеона, то на Морни.

М о р н и. Флери!

Н а п о л е о н. Флери!!

Флери направляет пистолет на Морни.

Как видите, я научился у вас декламации. Флери, уберите.

Ш а р л ь. Если каждый министр будет размахивать пистолетом…

П е р с и н ь и (обнимая Наполеона за талию). Дорогой принц!..

Н а п о л е о н. Я не терплю фамильярности. И запомните, господа, я не только вас не боюсь, но уверен, что вы будете конвоировать меня на прогулке, охранять мол двери и оберегать мой сон, потому что без меня вы — ничто. Без меня — вы погибли. Кто, кроме меня, оставит вас у власти? Даже не у власти. Кто оставит вас на свободе? Ступайте и ждите моих распоряжений в приемной.

Все, не поворачивая Наполеону спины, почтительно выходят. Шарль заглядывает за дверь.

Ш а р л ь. Его высочество принц Жером.

Н а п о л е о н. Пусть войдет.

Ш а р л ь  пропускает  Ж е р о м а  и выходит.

Ж е р о м. Добрый день, мой мальчик. Вот видишь, я — старик приехал тебя поздравить. (Берет Наполеона за ухо.) Ах, шалун, ах, шалун…

Н а п о л е о н. Милостивый государь, так говорят с близкими родственниками, а мы с вами не только не родня, но даже принадлежим к разным национальностям. Вы утверждаете, что в моих жилах нет ни капли крови Бонапартов, не правда ли? Зачем же вы сюда пришли, да еще хватаете меня, постороннего человека, за ухо?

Ж е р о м. Мой милый, я не понимаю, чего ты хочешь?

Н а п о л е о н. Я хочу иметь не перемежающихся родственников, а постоянных. Поезжайте домой и выясните: угодно вам окончательно быть моим дядей или нет? Через три дня жду ответа.

Жером наталкивается на кресла, не сразу находит дверь.

Ж е р о м. Вот теперь я слышу. Это говорит Бонапарт. (Уходит.)

Вбегает  Ж ю л и.

Ж ю л и. Принц, надеюсь, вы не сердитесь?

Н а п о л е о н. Почему вы вошли без доклада?

Ж ю л и. Фи, как только мужчинам хоть немного повезет, они сейчас же начинают важничать. Ну, развеселитесь. Морни говорил, что, когда вас объявят императором, на улицах будет иллюминация. Ну, давайте мириться.

Н а п о л е о н (прохаживаясь, бросает слова все увереннее). Мириться? Я согласен. Но ставлю условие. Вы не должны принимать Морни, вы не будете встречаться с Флери и… и ни с кем другим. Водевили для вас будет писать старый почтенный автор, которого укажу я. В противном случае я дам распоряжение директору театра перевести вас на вторые роли.

Жюли ошеломлена. С каждой фразой она отступает все дальше, наконец, лишается чувств и падает на руки вошедшего  Ш а р л я. Он уносит  Ж ю л и.

Да, я умею поражать величием.

Входят  М о р н и, С е н т - А р н о, Ф л е р и, П е р с и н ь и, М о п а  и  Ш а р л ь.

М о р н и. Ваше высочество, поздравительная делегация ждет.

Н а п о л е о н. Прекрасно. Я ее приму. Морни, займите место направо, Сент-Арно — налево, Персиньи — здесь, Флери — там, Мопа… (Указывает место. Сам встает в центре образовавшегося полукруга под портретом императора и принимает наполеоновскую позу.) Просите!

За сценой музыка. Шарль открывает дверь. На пороге — поздравители.

Конец

ПРИМЕЧАНИЯ

«ЧУЖОЙ РЕБЕНОК»

Комедия написана в 1933 году. Пьеса «Чужой ребенок» стала заметным явлением в развитии и истории советской комедии.

28 октября 1933 года комедия впервые была показана на сцене Московского театра сатиры. Режиссеры — Н. Горчаков и Р. Корф. Художник — Г. Кигель. Главные роли исполняли: П. Поль — Караулов, Е. Милютина — Ольга Павловна, Н. Нурм — Маня, Р. Холодов — Костя, Д. Кара-Дмитриев — Яков, И. Зенин — Сенечка Перчаткин, Н. Курихин — Александр Миронович. Спектакль этот сыграл решающую роль в становлении и развитии Театра сатиры, стал одним из важнейших этапов его творческой жизни. От пьесы-плаката, пьесы-обозрения театр перешел к комедии нравов, получил наконец настоящий драматургический материал.

Первое отдельное издание этой пьесы (ГИХЛ, 1934) В. Шкваркин снабдил примечанием: «Прошу ставить «Чужого ребенка» без шаржа. Драматические сцены играть серьезно. Не делать пропусков, искажений и прибавлений в тексте. Не вводить музыки больше, чем указано в ремарках». Это было важно для правдивого изображения существенных сторон современной ему действительности и реального отражения перемен, в ней происходящих. В соответствии с пожеланиями автора творческий коллектив создал спектакль удивительно достоверный, полный теплого юмора, искренний и романтически-взволнованный. Оттого что все безусловно верили в подлинность происходящих событий, всерьез огорчались мнимыми неудачами, все было особенно смешно и трогательно. Ведущие артисты театра раскрылись во всем блеске комедийных дарований. Спектакль вылился в большой праздник театра. Постановка эта сохранялась в его репертуаре свыше десяти лет и выдержала более тысячи представлении, прошедших с неизменным успехом.

Интересная и продолжительная дискуссия на материале двух спектаклей «Чужого ребенка» была организована в ленинградской печати. Горячий спор вызвала и сама пьеса и ее воплощение на сцене Театра комедии и на Малой сцене Академического театра драмы.

Театр комедии выступил с премьерой «Чужого ребенка» в декабре 1933 года. Режиссер — Д. Гутман, художник — П. Снопков. В главных ролях: С. Уральский — Караулов, Р. Райская — Ольга Павловна, Л. Левинская — Маня, Рэнин — Костя, А. Арди — Яков, Г. Иванов — Сенечка Перчаткин, С. Надеждин — Александр Миронович. Для Театра комедии «Чужой ребенок», так же как и для Театра сатиры в Москве, явился произведением, потребовавшим от актеров мобилизации всего арсенала выразительных средств для создания полнокровного, реалистического спектакля. Премьера эта дала основание говорить о росте творческого коллектива Театра комедии.

В январе 1934 года «Чужой ребенок» появился в филиале Академического театра драмы. Постановщики — В. Горин-Горяинов и А. Дудин. Художник — Г. Руди. Главные роли исполняли: В. Горин-Горяинов — Караулов, Е. Корчагина-Александровская — Ольга Павловна, Б. Вольф-Израэль — Маня, А. Козубский — Костя, Я. Вальяно — Яков, Н. Черкасов — Сенечка Перчаткин.

Несмотря на необыкновенно сильный состав исполнителей, спектакль не стал победой театра. Режиссура не нашла точного жанрового решения пьесы. Помешал распространенный в то времена вульгарно-социологический анализ. Действующих лиц поделили на осуждаемых и оправдываемых. Комедия, не выдержав чрезмерной нагрузки режиссерского замысла, лишилась той легкости и блеска, которые составляют одно из главных ее достоинств.

Пьеса была поставлена почти во всех городах Советского Союза и неоднократно возобновлялась вплоть до настоящего времени в новой авторской редакции (1938).

«Чужой ребенок» шел в ряде стран за рубежом. Наиболее интересной постановкой стал спектакль в парижском театре «Дону» под названием «Маленькая дача» в переводе Ж. Сориа (1960).

В 1955 году на сюжет «Чужого ребенка» композитором Б. Аветисовым написана одноименная музыкальная комедия. Либретто М. Когана.

В марте 1955 года первую постановку ее осуществил Воронежский театр музкомедии. Дирижер — Э. Хинкис, режиссер — М. Веризов, художники — В. Бабанов, Н. Зверев и Л. Ларьков.

В декабре 1955 года «Чужой ребенок» пошел в Ленинградском театре музкомедии. Дирижер — М. Воловец, режиссер — В. Окунцов, художник — Т. Бруни.

Музыкальная комедия «Чужой ребенок» была поставлена в большинстве музыкальных театров страны.

Впервые пьеса опубликована в журнале «Театр и драматургия», 1933, № 9.

«ВЕСЕННИЙ СМОТР»

Пьеса написана в 1936 году. Первоначальное название — «Ночной смотр». Пьеса сразу была принята Московским театром сатиры. Однако многочисленные поправки и доработки надолго задержали выпуск спектакля. Первые, спектакли этой пьесы были показаны в конце сезона 1936/37 года в гастрольной поездке по стране. Официальная премьера состоялась 3 апреля 1938 года в постановке В. Топоркова и Н. Горчакова. Художники — А. Меньшутин и И. Гудим-Ловкович. Главные роли исполняли: Р. Холодов — Антон Страхов, В. Токарская — Наталья Петровна, В. Хенкин — Зверев, Е. Милютина — Мария Михайловна, М. Голованова — Люба, И. Любезнов — Степан Ильин, И. Зенин — Верховский. О. Зверева — Нина, А. Козубский — Розанов.

Оформление спектакля хорошо передавало столкновение нового и старого в быту москвичей. Особенно удалась картина ночной Москвы, мост и панорама города.

К своему первому, стеклографическому изданию («Искусство», 1938) автор сделал следующее примечание: «В своей новой пьесе я пытался рассказать о чувстве долга, заслоняющем, перерастающем личные переживания моего героя. О дружеской помощи, оказывая которую человек сам становится сильнее. О значении веры в свои силы. Я пытался рассказать о нашей жизни, которая, как большая плотная волна, держит человека наверху. Некоторые события пьесы драматичны, но форма ее все же — комедия».

Все это, действительно, составляет содержание пьесы, отмеченной редким по мягкости и лиризму комедийным дарованием.

Но Театр сатиры, судя по рецензиям, увлекся большим количеством смешных ситуаций и столкновений, сатирической остротой в обрисовке характеров, и получилось так, что эпизодические роли выступили на первый план, заслонив основную идею пьесы. Это дало повод критике упрекать автора в схематизме пьесы и однокрасочности персонажей.

В мае 1937 года «Весенний смотр» был поставлен в Ленинградском театре комедии. Режиссеры — С. Юткевич и Х. Локшина. Художник — Н. Акимов. Главные роли исполняли: Б. Тенин — Антон Страхов, И. Зарубина — Наталья Петровна, В. Киселев — Зверев, Е. Грановская — Мария Михайловна, И. Гошева — Люба, В. Никитин — Степан Ильин, Г. Иванов — Верховский, М. Барабанова — Нина, И. Ханзель — Розанов. В прессе спектакль оценивался очень положительно, отмечался рост актерского коллектива Театра комедии.

Пьеса эта, как и другие лучшие комедии В. Шкваркина, широко прошла по театрам страны и имела большой успех.

Комедия впервые напечатана в книге: В. Шкваркин, Комедии, М., «Советский писатель», 1954.

«СТРАШНЫЙ СУД»

Пьеса закончена в 1939 году. Комедия посвящена драматургом Московскому театру сатиры, с которым его связывали многие годы работы и дружбы. Для того чтобы театры правильно поняли авторский замысел, В. Шкваркин сделал следующее примечание: «В комедии «Страшный суд» выведены на сцену люди, идущие к своей цели окольными путями. Ловко придуманными ходами они достигают благополучия, но логика жизни делает это благополучие горьким и невыносимый для них. Отрицательный персонажам противопоставлены другие, утверждающие простое, честное отношение к жизни, — это Сеня Семеркин, Аня и Ефим Давыдович. Правда, в пьесе нм отведены не первые места…

«Страшный суд» следует ставить и играть просто, бодро, в хорошем темпе. Ни в коем случае не прибегать к гротеску и не делать из персонажей уродов. Только в таком случае получится веселый сатирический и не лишенный лирики спектакль. Только в таком случае надежды автора будут оправданы».

Первая постановка состоялась в Ленинградском театре комедии 7 января 1940 года. Режиссеры — Н. Акимов и П. Суханов. Художник — П. Акимов. Главные роли исполняли: Н. Бонди — Блажевич, Л. Скопина — Анна Павловна, Н. Барченко — Софья Сергеевна, О. Савостьянов — Пружинин, К. Гурецкая — Валентина Николаевна, П. Суханов — Семен Семеркин, И. Ханзель — Ефим Давыдович, В. Киселев — Иванкин, О. Порудолинская — Варвара Ивановна, С. Филиппов — Родионов. В эпизодах были заняты: О. Боровиков, Е. Волкова, А. Сергеева, И. Смысловский, Н. Шатерникова, Г. Шмойлов.

Образ спектакля давался сразу: перед зрителями на длинной скамье судебного зала сидели рядом герои пьесы, выставленные на суд советских людей. Обыватели, мелкие жулики, жалкие остатки старого быта, перекочевавшие в современность. Но постановщики в своем стремлении заострить спектакль прибегли к той степени гротеска, от которой предостерегал автор. Персонажи теряли очертания живых людей, на сцене возникал искаженный, призрачный мир, и спектакль терял свое боевое сатирическое звучание. Когда в последний раз закрывался занавес и за ним исчезали контурные декорации и карикатурные маски героев, от всего этого театрального блеска и фейерверка оставалось ощущение пустоты… Рецензент газеты «Ленинградская правда» Н. Жданов писал 10 января 1940 года: «Чтобы осмеять страх, подлость, зависть, чванство, эгоизм и т. д., надо уметь видеть те формы, в которых они появляются теперь. Дело, стало быть, в чувстве жизни. В «Страшном суде» оно пробивается крайне глухо и бессильно. Вот почему персонажи пьесы выглядят давно застывшими схемами».

16 февраля 1940 года была показана премьера «Страшного суда» в Московском театре сатиры. Режиссеры — Н. Горчаков и С. Блинников. Художник — В. Рындин. Главные роли исполняли: Р. Холодов — Блажевич, Е. Данилова — Анна Павловна, С. Близниковская — Софья Сергеевна, П. Поль — Пружинин, Е. Неверова — Зинаида Львовна, О. Зверева — Валентина Николаевна, Я. Рудин — Семен Семеркин, Ф. Курихин — Ефим Давыдович, Р. Корф — Изнанкин. Е. Милютина — Варвара Ивановна, Д. Кара-Дмитриев — Родионов; в остальных ролях были заняты: К. Пугачева, А. Цинман, Л. Истомина, М. Яроцкая, А. Лячин, Е. Наумова.

Спектакль получился яркий, веселый, полный актерских удач, но легковесный и чрезмерно добродушный. Острая, серьезная мысль автора не нашла должного воплощения. Образы, выписанные достаточно зло и жестко, оказались смягченными, приобрели забавный, водевильный характер. Все, что при строгом исполнении будило бы сочувствие или ненависть, презрение или гнев и зазвучало бы с подлинной сатирической силой, стерлось, снивелировалось веселым смехом, талантливым озорством актеров.

В рецензиях того времени писали, что «лирическая зелень художника В. Рындина несколько в контрасте со стилем спектакля…».

Этой пьесе повезло в театре менее других. Отмеченная острым, оригинальным сатирическим талантом автора, она до сих пор вызывает сомнение у части критики, считающей, что собрание в одном произведении такого количества ничтожеств, лгунов и доносчиков производит угнетающее впечатление и рисует мир в темном свете. Театры же, стремясь «высветлить» комедию, часто лишают ее грозной сатирической силы, в ней заложенной. Очевидно, неудачи первых постановок и критические нападки газет отразились на биографии этой пьесы. Она ставилась до войны во многих городах Советского Союза, но не получила столь широкого распространения, как, например, «Простая девушка» или «Чужой ребенок».

В послевоенное время не возобновлялась.

Впервые опубликована в печати в книге: В. Шкваркин, Комедии, М., «Советский писатель», 1954.

«ПРОСТАЯ ДЕВУШКА»

Пьеса написана в 1937 году.

Первую ее постановку осуществил Московский театр сатиры 7 ноября 1937 года, в день празднования 20-й годовщины Великой Октябрьской революции.

Режиссер — В. Станицын, художник — Е. Коркина. Главные роли исполняли: П. Поль — Макаров, Е. Милютина — Макарова, В. Хенкин — Кашкин, Р. Корф — Грифелев. О. Зверева — Оля, Д. Кара-Дмитриев — Грей-Герасимов, И. Зенин — Застрелихин.

В легкой, почти водевильной ситуации режиссер спектакля уловил ее сатирическую направленность. Главной в спектакле стала злая насмешка над пережитками старого быта. Персонажи — носители житейских пороков — приобрели острое, почти буффонное звучание. Но за целым каскадом трюков и острот на второй план отступила тема молодежи, ее борьбы за новые отношения между людьми, основанные на взаимном уважении и дружбе, — то есть подлинно главная тема пьесы. На фоне больших юбилейных постановок рядом с героическими, историко-революционными спектаклями появление веселой бытовой комедии показалось неуместным и повлияло на ее оценку. Театр критиковали за то, что он отметил дату рождения Советского государства такой легковесной пьесой.

Но значительная часть рецензентов все-таки оценила ее более объективно и рассматривала как новый вклад драматурга в создание советской комедии.

В феврале 1938 года «Простая девушка» была показана в Ленинграде в Театре комедии. Этот спектакль — режиссерский дебют известного и талантливого артиста Э. Гарина. Художники — П. Снопков и В. Сулимо-Смуйло. Главные роли исполняли: С. Филиппов — Макаров, О. Порудолинская — Макарова, К. Злобин — Кашкин, Л. Скопина — Оля, А. Шлом — Грей-Герасимов. В остальных ролях были заняты: М. Барабанова, А. Волков, К. Гурецкая, Т. Сукова, Г. Шмойлов.

В Театре комедии на этом спектакле смеялись меньше, чем в Москве. Режиссер услышал в ней лирическую интонацию, которая с неожиданной силой прозвучала со сцены, поставив на первое место очень значительную и серьезную тему рождения хороших советских людей.

«Простая девушка» быстро приобрела большую популярность и широко пошла в театрах периферии.

В 1946 году комедия была кардинально переработана автором. Сокращено количество картин. Убрана часть действующих лиц (в том числе и роль Грей-Герасимова), и введены новые персонажи. Пьеса стала реальнее, целеустремленнее и четче по мысли. В таком виде она звучит вполне современно и периодически ставится в театрах страны.

В 1959 году композитор К. Хачатурян создал на либретто С. Ценина по тексту В. Шкваркина одноименную музыкальную комедию. 22 декабря 1959 года Московский театр оперетты первым показал премьеру этого спектакля. Дирижер — Г. Столяров, режиссер — С. Штейн, художник — Г. Кигель, балетмейстер — Н. Гришина.

Пьеса впервые напечатана отдельным изданием в издательстве «Искусство», М.—Л., 1940.

«ПРИНЦ НАПОЛЕОН»

Пьеса вчерне написана в 1941 году, закончена после войны. Первое упоминание о комедии появилось 9 мая 1940 года в газете «Ленинградская правда», где главный режиссер Театра комедии Н. Акимов в небольшой заметке о репертуаре театра писал:

«Своей ближайшей задачей театр ставит показ советской исторической комедии. Как раз над этим работает сейчас В. Шкваркин, пишущий для нас комедию на материале биографии Наполеона III. Исторический период и сам герой дают богатейшую пищу для комедии, а гениальные труды Маркса, уделившего много внимания этой злополучной фигуре, помогают нам оценить ее по заслугам».

Несколько позже сам автор в газете «Советское искусство» (31 августа 1940 г.) сообщал читателям: «Я пишу комедию о молодости Наполеона III. Начало пьесы — вторая попытка принца Луи Наполеона объявить себя императором (высадка в Булони в 1840 г.). Конец пьесы — воцарение Наполеона. Среди персонажей комедии — де Морни, Персиньи, Мопа и другие исторические лица. Наряду с ними в пьесу будут введены персонажи «вольно-сочиненные», которым я постараюсь придать характерные черты их класса и времени. Надеюсь закончить работу в ноябре этого года».

Пьеса никогда не игралась на сцене. Ее постановке в Ленинградском театре комедии помешала война 1941—1945 годов.

Пьеса ранее не печаталась.

Л. Нимвицкая

ИЛЛЮСТРАЦИИ

«Чужой ребенок». Ольга Павловна — Е. Милютина.

Театр сатиры. Москва. 1933.

«Чужой ребенок». Прибылев — Я. Рудин.

Театр сатиры. Москва. 1933.

«Чужой ребенок». Александр Миронович — Н. Курихин.

Театр сатиры. Москва. 1933.

«Чужой ребенок». Маня — Н. Нурм.

Театр сатиры. Москва. 1933.

«Чужой ребенок». Прибылев — Я. Рудин, Яша — Д. Кара-Дмитриев, Маня — Н. Нурм.

Театр сатиры. Москва. 1933.

«Чужой ребенок». Караулов — К. Дмитриев.

Ленинградский театр комедии. 1933.

«Чужой ребенок». Сцена из спектакля.

Ленинградский театр комедии. 1933.

«Чужой ребенок». Сцена из спектакля.

Театр им. Волкова. Ярославль. 1933/34.

«Чужой ребенок». Сцена из спектакля.

Театр Красной Армии. Москва. 1934.

«Чужой ребенок». Сцена из спектакля.

Театр Красной Армии. Москва. 1934.

«Чужой ребенок». Сцена из спектакля.

Театр Красной Армии. Москва. 1934.

«Чужой ребенок». Караулов — Б. Цуладзе.

Театр им. Руставели. Тбилиси. 1934.

«Чужой ребенок». Маня — Р. Беридзе.

Театр им. Руставели. Тбилиси, 1934.

«Чужой ребенок». Сцена из спектакля.

Самарский крайгосдрамтеатр. 1934.

«Чужой ребенок». Сцена из спектакля.

Самарский ТРАМ. 1934.

«Весенний смотр». Мария Михайловна — Е. Милютина. Зверев — В. Хенкин.

Театр сатиры. Москва. 1938.

«Весенний смотр». Ломовой извозчик — Н. Иванов.

Ленинградский театр комедии. 1937/41.

«Страшный суд». Сцена из спектакля.

Театр русской драмы. Харьков. 1940.

«Страшный суд». Сцена из спектакля.

Театр русской драмы. Харьков. 1940.

«Простая девушка». Грей-Герасимов — Д. Кара-Дмитриев.

Театр сатиры. Москва. 1937.

«Простая девушка». Прасковья Ивановна — Е. Милютина, Макаров — П. Поль.

Театр сатиры. Москва. 1937.

«Простая девушка». Оля — О. Зверева, Николай — И. Любезнов.

Театр сатиры. Москва. 1937.

«Простая девушка». Миша Застрелихин — И. Зенин, Марья — М. Яроцкая.

Театр сатиры. Москва. 1937.

«Простая девушка». Кашкин — В. Хенкин, Грифелев — Р. Корф, Макаров — П. Поль.

Театр сатиры. Москва. 1937.

«Простая девушка». Миша Застрелихин — И. Зенин, Егор Гаврилович — А. Козубский, Ира — Н. Слонова.

Театр сатиры. Москва. 1937.

«Простая девушка». Миша Застрелихин — И. Зенин, Ира — Н. Слонова.

Театр сатиры. Москва. 1937.