Кто продал Украину

fb2

Новая книга автора серии «Политэкономия истории» посвящена событиям, происходящим на Украине. Они подробно освещаются и анализируются в средствах массовой информации, однако для поиска путей разрешения этого конфликта решающее значение имеет понимание его фундаментальных основ, вытекающих из действия объективных сил и законов, двигающих развитием человеческого общества. И именно решению этой задачи посвящена настоящая работа.

Она задумывалась, как одна из глав очередного тома серии «Политэкономия истории», посвященного политэкономическому анализу перспектив XXI века. Однако острота и значение происходящих событий, а также объем накопленного материала обусловили необходимость издания этой главы отдельной книгой. В ней существующие закономерности приведены в сжатом виде, касающемся только конфликта на Украине.

Другая Франция

Л. Кравчук являлся типичным выходцем из позднесоветской высшей партийной номенклатуры: с 1988 г. он зав. отделом агитации и пропаганды ЦК КПУ, затем — зав. идеологическим отделом, секретарь ЦК КПУ, с 1990 г. член ЦК КПСС, председатель Верховного Совета УССР. 24 августа 1991 г. Верховный Совет принял Акт независимости Украины, а Кравчук стал председателем ее Верховной рады.

В ноябре 1991 г. Кравчук заявил, что проект нового Союзного договора не имеет перспектив[1], и поэтому он не будет его подписывать[2]. «Через десять рокiв, — обещал Кравчук своим избирателям, на президентских выборах 1991 г., — Украïна стане самою багатою державою Європи…, другою Францiєю».

1 декабря 1991 г. Кравчук стал президентом Украины, 8 декабря он подписал Беловежское соглашение о прекращении существования СССР, а 19 июня 1992 г. — закон о полном исключении упоминания об СССР из Конституции Украины. Именно «Украина, — заявлял Кравчук, — покончила с трехсотлетним господством России»[3]. Именно украинский народ, повторял он в 2016 г. «явился могильщиком СССР»[4].

Экономический детерминизм

К 1991 г. Украина была развитой индустриальной республикой, имевшей самый передовой научно-промышленный потенциал в области ракето-, авиа-, судо-, станко- и приборостроения. По площади Украина занимала 1-е место в Европе, украинские черноземы славятся на весь мир. По своей экономической мощи она превосходила все постсоветские страны (Гр. 1). По численности населения в 1991 г. в ~52 млн. чел., Украина превосходила Польшу ~38 млн. и все Прибалтийские страны вместе взятые ~7 млн., или в 1,6 раза — население ГДР (~17 млн. чел.) и Чехословакии (~16 млн. чел.) вместе взятые.

Гр. 1. ВВП в 1991 г. (млрд долл., ППС)[5]

Для того чтобы стать «другою Францiєю» Украине, убеждал в 1991 г. украинцев Кравчук, нужно только освободиться от ига Москвы: «Украина — європейська держава — за можливостями, московська колонiя — за становищем». «Независимость Украины означает, — пояснял Кравчук, — что наша промышленность будет работать на потребности людей, а не обслуживать сверхдержаву. Учитывая, что республика производит 5 % мировой продукции, а ее население составляет 0,8 % жителей земли, независимость означает повышение благосостояния каждого гражданина»[6].

Украина получила в наследство от СССР лучшие в климатическом и географическом отношении земли, — указывал следующий президент Л. Кучма, — что обещает ей богатые перспективы, в отличие от русских, положение которых он описывал словами Гоголя: их «местоположение… однообразно-гладкое и ровное, везде почти болотистое, истыканное печальными елями и соснами, показывало жизнь не живую, исполненную движения, но какое-то прозябание, поражающее душу мыслящего»[7]. Свой труд Кучма завершал фразой: «по главным показателям на душу населения и по благосостоянию Украина не будет позади России»[8].

Кучма тут же приводил наглядный пример: Россия несет невероятные затраты на преодоление ее огромных расстояний. Украина же в этом отношении наоборот очень компактна. А кроме этого, в связи с тем, что она расположена между Европой и Россией, «Украина имеет наибольший в Европе коэффициент транзитности… Наша страна расположена так, что через ее территорию естественным образом прошли важнейшие наземные и воздушные пути». «Польша по этому показателю занимает второе место, и каждый год получает от транзита более 4 млрд. долларов»[9].

Наследник Кучмы — В. Ющенко в 2004 г. обещал украинцам догнать уже не Францию, а только «Польшу — за 10 лет»… «Украина, — пояснял Ющенко, — крупнейшее по территории европейское государство, которое имеет возможности в торговле, энергетике и сельском хозяйстве. Как можно недооценить ее важность для Европы?»[10]. При этом, повторял Ющенко, «Украина хотела бы закрепить за собой интересы самого крупного транзитного государства в Европе»[11]. Подчеркивая свое особое положение, Украина ратифицировала Соглашение о создании СНГ, но не подписала его Устав; не став, таким образом, членом СНГ, но оставшись его участником.

Все это время Киев, опираясь на свой промышленный потенциал и выгодное географическое положение, доставшиеся ему в наследство от СССР, еще надеялся на возможность проведения своей собственной незалежной политики. «Мы пытались убедить себя, — пояснял Кучма, — что речь идет о нашей интеграции в качестве равноправного партнера. Однако из-за малой конкурентоспособности национальной экономики такое равенство фактически исключено… Пространство возможностей высокотехнологического развития, которыми располагает Украина, сужается, время работает против нас…»[12].

К началу 2000-х гг. Украина не смогла даже выйти из постперестроечного кризиса, восстановив свою экономику всего наполовину, от уровня 1990 г., в то время как страны Восточного ЕС уже давно превзошли его[13]. Основная причина продолжавшегося кризиса, заключались в резком сжатии — схлопывание того рынка, которое произошло с распадом СССР (Гр. 2). Принципиальное значение рынка объясняется тем, что именно его емкость, при прочих равных условиях, определяет уровень производительности труда, темпы накопления Капитала, а следовательно перспективы экономического и цивилизационного развития.

Гр. 2. ВВП и Экспорт Украины в постоянных ценах, 1900=100[14]

Пример, подобного схлопывания рынка, давало разрушение европейских континентальных империй, по итогам Первой мировой войны. Последствия в 1919 г. описывал известный британский экономист Дж. Кейнс: «Экономические фронты были терпимы, так долго, как огромные территории были включены в несколько больших империй, но они будут нетерпимы, когда империи Германии, Австро-Венгрии, России и Турции разделены между двадцатью независимыми государствами»[15]. «Европа, разделенная на тридцать государств, ежедневно видит, — подтверждал в 1922 г. премьер-министр Италии Ф. Нитти, — как ее покупательная способность снижается»[16].

«Как только экономическое единство Континентальной Европы нарушается, — подводил итог Нитти, — возникающая в результате депрессия становится неизбежной»[17]. Действительно, в конечном итоге, во всех без исключения странах Европы, которые не имели заморских колоний и не получали репараций с Германии, к 1930-м гг. установились профашистские или националистические диктатуры, а мировая экономика обрушилась в ад Великой Депрессии.

От повторения подобного итога, после распада СССР, восточноевропейские страны спасло только и исключительно их вступление в ЕС, который обеспечил своих новых членов, не только бесплатными и дешевыми финансовыми ресурсами, но и, что еще более существенно, — открыл для них свой рынок товаров и рабочей силы.

Гр. 3. ВВП ($ППС), в постоянных ценах, 1990=100 %[18]

Именно стремление в Европу, для повторения примера стран Восточного ЕС (Гр. 3), двигало украинской оппозицией в 2004 и 2014 гг. Однако победа Евромайдана привела к прямо противоположному результату: «Наш уровень благосостояния настолько отстает от европейских стран, — отмечал в 2015 г. глава комитета Верховной Рады по вопросам промышленной политики и предпринимательства В. Галасюк, — что преодолеть кризис эволюционным путем просто невозможно»[19]. К 2016 г., по уровню доходов на душу населения, Украина скатилась, вместе с Молдавией, на последнее место в Европе, нарастив отставание по этому показателю от Польши до 6 раз![20]

Одной из причин этого стал окончательный разрыв Украины с Россией, в результате доля СНГ в украинском экспорте сократилась с 50 % в 1996 г., до 12 % в 2019 г. (Гр. 4). Проблема падения экспорта отягощается для Украины сжатием ее собственного — внутреннего рынка: в 1993 г. его доля в ВВП составляла 74 %, а в 2016–2021 гг. в среднем 55–60 % ВВП[21].

Основная ценность для Украины российского рынка, заключалась в возможности экспорта на него высокотехнологичной продукции, с высокой добавленной стоимостью. «На Западе продукцией украинского машиностроения не интересуются, — пояснял в 2017 г. руководитель Европейского аналитического центра на Украине В. Голян, — Фактически восстановление традиционных экономических отношений с Россией является основой для выживания целых сегментов этой отрасли. На рынках США и ЕС, которые сами являются производителями высокотехнологической продукции, нам делать нечего»[22].

Гр. 4. Экспорт из Украины: общий млрд долл., и в страны СНГ, в % от общего[23]

Направление развития постмайданной Украины наглядно отражает количество украинских патентных заявок на изобретения: после Майдана 2004 г., к 2009 г., количество патентных заявок сократилось в 1,7 раза; после Евромайдана 2014, к 2021 г., упало еще почти в два раза (Гр. 5). И такая динамика очевидно не случайна: посол США на Украине Д. Пайетт еще в 2015 г. пояснял, что Вашингтон видит в Киеве лишь «аграрную сверхдержаву»[24].

Гр. 5. Количество патентных заявок на изобретения на Украине, тыс.[25]

Современные аграрные страны можно разделить на два типа: первый — по доле сельского хозяйства в ВВП[26], второй — по размеру доходов от сельхозпроизводства[27]. Топ этих стран, во втором случае, за исключением монстров, таких как США, Китай и Индия, представлен в Таб. 1.

Таб. 1. Аграрные страны

«Украине начертано вашингтонским обкомом, — подводил итог в 2018–2019 гг. один из ведущих оппозиционных политиков Е. Мураев, — быть аграрной страной»[28], «но тогда мы окажемся в XIX веке, нас должно быть не более 15 млн., и отсюда уедут самые способные молодые, перспективные, здесь останутся одни старики»[29].

Газовые войны

В основе экономического и индустриального развития Украины, в советский период, лежал не только достаточно емкий внутренний рынок СССР, но и различные безвозмездные инвестиции, бюджетные и ценовые дотации, которые в те времена никто специально не выделял и не учитывал, поскольку Советский Союз представлялся единой страной. Одна из наиболее наглядных и значимых, из подобных дотаций, крылась в цене на газ.

Именно благодаря практически бесплатному газу на Украине сформировалась одна из самых энергозатратных экономик в Восточной Европе (Гр. 6)[30], которая характеризовалась большой долей газа в энергобалансе (Гр. 7). Собственное производство газа на Украине плавно снижалось с 57 млрд м3, в 1980-м г., до 24 млрд в 1991 г. В результате зависимость Украины от российского газа в 1991–2007 гг. составляла ~ 80 %, в то же время 95 % всех советских газопроводов, для экспорта газа в Европу, проходило через Украину.

Гр. 6. Энергозатратность в 1990 г., koe/$15p[31]

Провозглашая независимость в 1991 г., мы, признавал спустя 30 лет Кучма, сознательно обманывали простых людей, «когда говорили, что Украина кормит всю Россию», на самом деле «в 1989 году наш Институт экономики сделал расчет платежного баланса Украины и России — так он выявился очень серьезно отрицательным. Действительно потому, что мы ж раньше нефть и газ получали по ценам, которые меньше чая, меньше простой воды. Поэтому расплата наступила сразу, когда Россия перешла на торговлю по мировым ценам»[32].

Гр. 7. Структура первичного потребления энергии 2001 г., в %[33]

* ВИЭ — гидро и прочие возобновляемые источники энергии

На мировые цены поставок газа Россия и Украина перешли в 1992 г.[34] По контракту 1992 г. цена на газ была определена в эквиваленте $50 за тыс. м3, за установленный в контракте объем газа, и при условии цены за транзит $1,09 за тыс. м3. на 100 км. На сверхконтрактные объемы газа была установлена цена в $80, в то же время предусматривалась возможность заключения на эти объемы доп. соглашения, с новой согласованной ценой. До 2000 г., когда Кабинет Министров возглавил Ющенко, Украина ни разу не заключала подобного доп. соглашения, но при этом все эти годы выбирала дополнительно примерно половину всего получаемого газа. Таким образом, подводит итог зам. главы Секретариата Президента Ющенко А. Чалый, «Весь газ мы брали в одностороннем порядке на основе контракта по цене $80»[35], в то время, как в Европе он стоил, например, в 1997 г. $67,5[36].

На деле фактическая цена газа на Украине в 1990-е годы, с учетом контрактных объемов, составила ~ $70, а среднемесячная цена газа в Европе в 1992–1999 г. ~ $84, а в Германии $90[37]. Кроме этого, по данным «Газпрома», на Украине газ «подворовывалось» примерно по 100 млн. м3 ежесуточно, что для России означало потерю 2,6 млрд долл. в год. Для тех лет, это было эквивалентно ~10 % годового бюджета России. Причем часть «перехваченного» газа реэкспортировалась Украиной[38].

Однако основная проблема заключалась даже не в ценах, а в неплатежах, которые были бичом всех экономик постсоветского пространства. Украина не была исключением: в 1993 г. «Газпром» даже отключал Украину от газа за неуплату, в ответ Киев пригрозил перекрыть трубу, по которой газ поставляется в Европу. В условиях неплатежей и растущей задолженности популярность получили бартерные сделки, на которых предприимчивыми дельцами были сделаны огромные состояния[39]. «Все нынешние богатые и влиятельные люди на Украине, — отмечал этот факт в 1998 г. один из наиболее активных участников тех событий, председатель правления «Нефтегаза Украины» И. Бакай, — заработали свои капиталы на российском газе…»[40].

Несмотря на все разногласия, в 1998 г. стороны подтвердили основные условия соглашения 1992 г., ключевым изменением стало включение в схему поставок посредников, сначала компании «Итера», а затем «ETG» и «РосУкрЭнерго». В 2002 г. «Газпром» и «Нафтогаз» заключили договор на 2003–2013 гг., который повторял основные ценовые положения предшествующих договоров[41].

В преддверии выборов на Украине летом 2004 г., в расчете на победу пророссийского вектора развития Януковича, было подписано новое соглашение, которое устанавливало фиксированную цену на российский газ в $50 сроком на 5 лет, до 2009 г. Однако в результате «оранжевой революции» 2004 г. к власти пришел Ющенко, который провозгласил прозападный путь развития. В марте 2005 г. он инициировал переход от бартерных схем оплаты газа к рыночным. В ответ «Газпром» предложил «Нефтегазу» перейти на поставки газа, по принципу net back, т. е. среднеевропейская цена минус расходы на транспортировку. «Украина готова рассчитываться за газ исключительно на рыночных началах, — ответил Ющенко, — однако с постепенным переходным периодом»[42].

Условия, предложенные Киевом, не устроили Москву, к этому времени рыночные цены в 3 раза превышали контрактные, и 1 января 2006 г. «Газпром» остановил подачу газа на Украину. В ответ, украинская сторона начала несанкционированный отбор транзитного газа. Конфликт был разрешен, главным образом, за счет поставок дешевого туркменского газа.

С начала 2008 г. вновь обострилась проблема долгов Украины за поставленный газ, в ответ «Газпром» ограничивал подачу газа на Украину. Киев, в ответ, вводил его несанкционированный отбор, и угрожал сократить транзит газа в Европу[43]. С 1 января 2009 г., из‐за отсутствия контракта, «Газпром» прекратил поставки газа на Украину, в ответ Киев перекрыл транзитные газопроводы, прекратив тем самым поставки газа в Европу. Новый контракт сроком на 10 лет был подписан 19 января, по нему 80 % оговоренного объема поставок должно осуществлялись на условиях «бери или плати».

По предложению украинской стороны цена на газ была линейно привязана к цене нефтепродуктов на итальянском рынке: в случае падения нефтяных цен, пропорционально снижались и газовые. В начале 2009 г., когда подписывался контракт, мировые цены на нефть составляли около $45 за баррель¸ но к концу года они поднялись до $75, соответственно повысилась и контрактная цена газа. К этому времени Туркмения так же стала поставлять газ по мировым ценам, а затем вообще прекратила поставки. В итоге стоимость газа для Украины стала выше, чем для Германии, без учета стоимости транзита.

И в 2010 г. Янукович и Медведев согласовали «харьковскую скидку» на газ, в размере 30 % (но не более $100), в добавление к ежегодной плате в 97 млн. долл., за пребывание Черноморского флота России на территории Украины. Реакцию националистической оппозиции на «харьковские соглашения», передавало заявление Ющенко: «Взамен на дешевый газ, который экономически дискредитирует страну, который отбрасывает нас от конкурентных возможностей, который оставляет неконкурентную экономику в том забвении, в котором она находится, — на вторую чашу весов ставят самое святое для каждой нации — суверенитет и независимость. Мне такой обмен не понятен… Соломой нужно топить, но быть независимыми. Понимать, что это святое»[44].

За подписание контракта 2009 года с «Газпромом» Тимошенко в 2011 г., по инициативе Януковича, была осуждена на 7 лет. Европейский парламент назвал преследование Тимошенко «политически мотивированным избирательным правосудием». Европейский суд по правам человека в 2013 г. решил, что ее содержание под стражей «было произволом». Парламентская ассамблея Совета Европы признала Тимошенко «политзаключенной»[45].

В ответ на рост цен на газ (Гр. 8), украинские власти сократили его потребление с 52 млрд по контракту до 26 млрд в 2013 г. Россия, в свою очередь, в конце 2012 — начале 2013 гг. активно предлагала Украине присоединиться к Таможенному союзу ЕврАзЭС, что в частности давало возможность получать энергоносители по более низким ценам. Однако Киев в мае 2013 г. согласился только на сотрудничество с Таможенным союзом. А 18 сентября кабмин Украины единогласно проголосовал за соглашения об интеграции с Евросоюзом.

С началом Евромайдана, в декабре 2013 г. Москва объявила о снижении цены газа для Украины с 400 до 286 долл.[46], и предоставлении ей кредита в размере 15 млрд долл., из них было перечислено 3 млрд, за счет фонда национального благосостояния. Кроме этого «Газпром» пошел на ряд уступок по долгам Украины за газ, и даже проплатил вперед за весь 2014 г. транзит газа, через Украину[47].

Гр. 8. Цены «Газпрома» на газ для Украины и Европы, дол./тыс. куб.м.[48]

Средняя цена газа для Украины в 2013 г. составила 414 долл., что было средней ценой для европейского рынка (Таб. 2). К концу января 2014 г. задолженность «Газпрому» выросла до 2,7 млрд долл., но к этому времени Украина оказалась не в состоянии осуществлять оплату даже по сниженным ценам, и просила дать «отсрочку по платежам этого года, за газ, полученный по сниженным ценам»[49].

Таб. 2. Ценовая карта Газпрома, на 02.2013[50]

«Оранжевая революция» февраля 2014 г. окончательно разорвала все партнерские отношения России и Украины. В ответ, в начале марта «Газпром» отказался предоставлять скидки на газ для Украины, поскольку она не выполняет свои обязательства по погашению накопившейся задолженности, в результате цена газа поднялась до $485. В апреле российская сторона предупредила, что, в случае непогашения долга Россия перейдёт на авансовую систему расчётов за поставку газа.

Все попытки согласовать цены и урегулировать проблему долгов в 2014–2021 гг. приводили лишь к временным решениям, сопровождавшимися: периодическим прекращением поставок газа; переходом Украины на «реверс» российского газа из Европы и судебными разбирательствами в Стокгольмском арбитраже. Уже в 2016 г. Украина напрямую от «Газпрома» брала только около 20 % своего газового импорта, остальное давал «реверс» российского газа из Европы.

Гр. 9. Объемы поставок «Газпромом» газа на Украинуи транзит газа через Украину, млрд. куб.м.[51]

В 2019 г. партия Порошенко «Европейская солидарность» вообще призвала не допустить возобновления прямых закупок газа из России: «Восстановление прямых закупок газа из России является серьёзной угрозой национальной безопасности нашего государства и имеет элементы государственной измены, когда Украину снова сажают на русскую „газовую иглу“, сознательно делают зависимой от страны-агрессора»[52].

К этому времени Киев все в большей мере волновал вопрос не поставок газа на Украину, а сохранение газового транзита, через ее территорию, что давало возможность его «реверса» и приносило в бюджет 2015–2020 гг. 3–1,5 млрд. долл. ежегодно. Мало того, для Украины критическим является сохранение объемов транзита на уровне не ниже 30–40 млрд м3. Падение транзита ниже этого уровня, пояснял 06.2021 Е. Мураев, приведет к тому, что газотранспортная система Украины начнет работать в убыток, давая до 10 % потерь государственного бюджета, поскольку Украина не может не заполнять свою газотранспортную систему, так как к ней привязаны все местные потребители[53].

В то же время Россия, в стремлении диверсифицировать и стабилизировать поставки газа в Европу, активно строила газопроводы вокруг Украины и других Восточноевропейских стран, создававших постоянные проблемы с экспортом трубопроводного газа. Уже в 1996 г. глава «Газпрома» Р. Вяхирев замечал: «Один раз надо было заплатить на 30 % дороже и протянуть нитку через Балтийское море, сказав всем странам: ‘До свидания’»[54]. Проработка проекта «Северного потока-1» началась в 1997 г.[55]

Первый транзитный газопровод через Польшу «Ямал — Западная Европа», был введён в строй в 1999 г.; «Голубой поток» в Турцию заработал в 2003 г.; «Северный поток-1» начал свою работу в 2011 г.; прокладка «Южного потока» в 2007 г. была заблокирована Брюсселем; взамен него в 2020 г. был запущен «Турецкий поток».

В 2018–2022 гг. основная борьба развернулась за «Северный поток-2», против строительства которого, под руководством США, развернулась настоящая санкционная война. В результате строительство затянулось более чем на год, тем не менее, к 29 декабря 2021 г. «Северный поток-2», со всей своей европейской инфраструктурой был готов к эксплуатации и даже заполнен техническим газом[56]. Однако в январе 2022 г. сертификация газопровода была приостановлена, формально из-за его несоответствия европейскому праву.

Олигархический переворот

В 2017 г. Украина стала мировым лидером среди стран с наименьшим разрывом в доходах между богатыми и бедными[57]. И в то же самое время, по уровню неравенства по капиталу, Украина входит в тройку стран с самым высоким уровнем социального неравенства в мире. В Европе, по уровню социального неравенства (по капиталу) Украина уступает только России, однако более 30 % капитала российских миллиардеров дают нефтяные и газовые активы. Их исключение выводит Украину по уровню неравенства, с огромным отрывом, на второе место, после Чили, в мире.

Различие в неравенстве по доходам и капиталу, означает в данном случае только то, что большая часть доходов богатейших людей Украины выведена в офшоры, неслучайно ведущими инвесторами в украинскую экономику являются именно офшоры Кипр и Нидерланды. Их доля в прямых иностранных инвестициях на Украину составляет более 40 %. По сути, этот капитал использует Украину, как свою колонию.

Расчеты индекса социального неравенства по капиталу, были проведены В. Галиным в 2012 г. для книги Политэкономия XXI в. В основе расчетов лежат данные о стоимости суммарных капиталов миллиардеров списка Forbes по основным странам, отнесенные к их суммарному ВВП за 20 лет. (20-ти летний период был взят для того чтобы оценить влияние на накопление капитала переходной эпохи 1990-х гг.) Расчеты сделаны как по текущему курсу доллара, так и по ППС[58].

«Крестным отцом» украинской олигархии стал Л. Кучма, который вполне обосновано утверждал, что «основой независимой национальной экономики, ее несущей конструкцией может и должен стать крупный национальный капитал…»[59]. При этом, продолжал Кучма, «государство и частный капитал должны действовать сообща», «такая структура рискует быть объявлена олигархической…, но не всегда, здесь большой простор для домыслов и социальной демагогии, которая усиливает напряженность в обществе»[60].

Действительно современный уровень производства и конкуренции на мировом рынке требует высокого уровня концентрации капитала и его сотрудничества с государством. Это особенно актуально для развивающихся стран, которым необходимо резко повысить эффективность своей экономики, для реализации проектов догоняющего и опережающего развития.

Вместе с тем, предупреждал Кучма: «При отсутствии противовесов олигархическому капиталу начинается его расширение, самовоспроизводство, он становится всесильным и неуязвимым. Немало стран мира, не ощутив вовремя угрозу олигархического перерождения, надолго оказались на обочине современной цивилизации. Такое развитие событий стало бы роковым для Украины, и мы его ни в коем случае не допустим»[61].

Однако именно это перерождение и произошло на Украине: масштабная приватизация, проведенная во времена первого срока президентства Кучмы, создала могущественную и неуязвимую олигархию, которая стала сильнее государства. Победу Кучмы, так же как и Ельцина, на вторых президентских выборах обеспечили именно сплотившиеся вокруг него олигархи. Однако в России, с приходом В. Путина, олигархическая «семибанкирщина», приведшая Ельцина к власти, была различными мерами отдалена от нее. На Украине политика Кучмы привела к прямо противоположному результату, он сам стал тестем самого богатого, по версии журнала «Forbes», человека Украины 2008 г.

Олигархи на Украине стали всесильными, подмяв под себя государственную власть: «партийная система Украины, — приходил к выводу в 2002 г. политолог А. Кынев, — это в большей степени система “лоббистских партий” финансово-промышленных групп и региональных кланов (или, как считают некоторые украинские политологи, “система олигархических партий”), чем система “идеологических” партий»[62]. «Давайте проясним это раз и навсегда: украинская политика — это что угодно, только не хаос, — подтверждал в 2016 г. журнал Foreign Policy, — Здесь нет ни партийных линий, ни реальных политических дебатов, ни идеологических столкновений: только хладнокровные корыстные интересы и краткосрочные союзы между различными олигархическими группами», при этом, «как обычно, интересы самого украинского народа едва ли фигурировали в повестке дня какой-либо политической силы»[63]. Евромайдан 2014 г., по мнению Foreign Policy, был просто олигархическим переворотом[64].

Но может быть олигархия — передовой отряд украинского бизнеса, создает условия для развития страны? — Для ответа на этот вопрос стоит сравнить Украину с ее ближайшими соседями, находившихся в сопоставимых политических и экономических стартовых условиях, после разрушения Советского Союза, а именно с Польшей и Чехией:

Экономический рост

Как видно из Гр. 10, экономический рост и уровень концентрации капитала, в данных странах, носят прямо противоположный характер. Т. е. чем выше уровень социального неравенства по капиталу, тем ниже экономический рост.

Гр. 10. Индекс социального неравенства по капиталу[65], (для наглядности дан по отрицательной шкале.) и рост ВВП за 2015/1990 гг., в разах[66]

И это полностью закономерное явление, открытое еще К. Марксом в работе «Заработная плата, цена и прибыль» в 1865 г. Конечно «в наш просвещенный век» Маркс уже не авторитет, поэтому сошлемся на президента США Ф. Рузвельта, который в 1930-х гг., объясняя причины Великой Депрессии, почти дословно цитируя эту работу Маркса[67]. «Основная причина общего кризиса, — пояснял суть этой закономерности в 1898 г. премьер-министр России С. Витте, — лежит в условиях распределения народного дохода между отдельными классами населения и в несоответствии этого дохода с потребностями каждого отдельного хозяйства. Поэтому, чем значительней излишки доходов у одних и недостатки у других, тем сильнее будут хозяйственные кризисы, и тем чаще они будут повторяться»[68].

Совершенно неслучайно доля внутреннего рынка Украины во времена президентства Л. Кучмы сжалась с 74 % до 50 %, это прямое следствие концентрации капитала в руках немногочисленной олигархии.

Уровень коррупции

Сопоставление уровня социального неравенства и индекса коррупции (Гр. 11) наглядно демонстрируют, что при прочих равных условиях, уровень коррупции тем выше, чем выше уровень социального неравенства. И эта зависимость так же подчиняется действию объективного закона.

Гр. 11. Индекс социального неравенства по капиталу[69] и индекс коррупции Transparency International 2011 г.[70](чем ниже индекс коррупции, тем она выше)

Коррупция становится неизбежным следствием социального неравенства и правления олигархии, поскольку последняя сдвигает саму систему координат, в которых существует общество. Она дезориентирует те силы, о которых писал еще П. Чаадаев: «Не зная истинного двигателя, бессознательным орудием которого он служит, человек создает свой собственный закон, и это закон… он называет нравственный закон…»[71]. «Нравственный закон пребывает вне нас и независимо от нашего знания его… каким бы отсталым ни было разумное существо, как бы ни были ограничены его способности, оно всегда имеет некоторое понятие о начале, побуждающем его действовать. Что бы размышлять, что бы судить о вещах, необходимо иметь понятие о добре и зле. Отнимите у человека это понятие, и он не будет ни размышлять, ни судить, он не будет существом разумным»[72].

Огромная социальная пропасть уничтожает этот нравственный закон: «зачем вести себя в соответствии с нормами морали, — поясняет популярный современный французский экономист Т. Пикетти, — ведь если общественное неравенство в принципе безнравственно и неоправданно, почему нельзя дойти до верха безнравственности и завладеть капиталами любыми способами?»[73] На Украине оба этих явления достигли таких масштабов, что «коррупцию и корыстолюбие, — отмечала в 2018 г. «Нью-Йорк Таймс», — многие считают самым опасным врагом Украины», более грозной, чем любые внешние угрозы[74]. По данным представителя МВФ на Украине Й. Люнгмана (01.2018), коррупция ежегодно «съедает» 2 % роста ВВП страны[75].

«У нас, — подтверждал Кучма, — сложилась разбалансированная экономика, деформированная структура производства, искаженная по своей сути система отношений собственности — искаженная потому, что значительная часть наших отношений базируется на теневых, коррупционных началах, причем существует опасность закрепления такого положения вещей на долгий срок»[76].

Огромная разница в доходах поляризует общество, делает его классовым. Для тех, кто участвует в процессе создания или обслуживания интересов «привилегированного класса», коррупция становится средством приобщения к классу господ. В этих условиях коррупция выходит за пределы чисто криминальной сферы и становится вопросом социально-политическим, определяя основы власти, социальный статус и перспективы на будущее и т. д., т. е. становится выражением инстинкта самосохранения в условиях радикализованной борьбы за выживание. Говоря другими словами, коррупция становится нормальным поведением нормального человека в ненормальных условиях. Коррупция приобретает неизбежный и объективный характер, который задает существующий уровень экономического неравенства и социальных отношений.

Остроту борьбы за выживание наглядно демонстрирует график, показывающий соотношение уровня концентрации капитала и естественного прироста населения: чем выше уровень социального неравенства, тем острее эта борьба.

Гр. 12. Индекс социального неравенства по капиталу[77] и естественный прирост населения за 1992–2013 гг.[78], в %

Социальные отношения

Однако в наибольшей мере высокий уровень социального неравенства отражается в росте социальной напряженности. Кучма отмечал этот факт уже в 2003 г.: на Украине «контрасты в материальном положении различных слоев населения продолжают превышать порог социальной стабильности»[79]. «Разрыв в доходах в Украине приблизился к тому, какой наблюдался в странах Западной Европы в последнюю треть XIX, то есть в период формирования предпосылок к социалистической революции»[80], — констатировал Кучма, но при этом добавлял, что «сегодня вся марксистско-ленинская социальная утопия выглядит смешной»[81].

Но как тогда сохранять социальную стабильность, что в практической плоскости для правящих элит равнозначно вопросу — как удержать власть? Это ключевой вопрос для всех правящих украинских элит, за которыми стоят враждующие олигархические кланы. Кучма и все без исключения его последователи, для удержания власти избрали самый популярный в такой ситуации путь — путь пропаганды оголтелого — радикализованного национализма. Действенность национализма заключается в том, пояснял в 1930-х гг. немецкий философ В. Шубарта, что он переносит «разъединительные силы из горизонтальной плоскости в вертикальную. Он превратил борьбу классов в борьбу наций»[82].

Социальное недовольство на Украине было канализировано властью Кравчука, Кучмы, Ющенко, Порошенко в ненависть к России и русским, и сделано это было совершенно сознательно, как единственный способ удержать власть любой ценой — ценой экономического и социального уничтожения собственной страны. Война на Донбассе является частью этой стратегии удержания власти любой ценой. Эта война является единственной надеждой ультраправых националистических сил и стоящих за ними олигархических элит, удержаться у власти.

И здесь действуют те же фундаментальные законы, что и в 1920-х годах, которые разъясняла резолюция Х съезда РКП(б) «О будущей империалистической войне», принятая в марте 1921 г.: «буржуазия вновь готовится к грандиозной попытке обмануть рабочих, разжечь в них национальную ненависть и втянуть в величайшее побоище народы Америки, Азии и Европы…»[83].

Национальный вопрос

Тако свободився народ руський з-під іга лядського єгипетського… Отже й пройшли, і зійшли злії незгодини: Немає нікого, щоб нас подоліли! Н. Костомаров Переяславська ніч, 1841 р.

«По-видимому нет в мире двух других государств, исторические судьбы которых переплелись теснее, чем судьбы Украины и России, — отмечал академик НАН Украины И. Курас, — Общие этнические и цивилизационные корни, которые прорастают в Киевскую Русь, долгосрочное пребывание в едином государстве, общее преодоление мировых катаклизмов, родственные экономические системы — это далеко не полный перечень наших глобальных связей…»[84].

Малороссия

История современной Украины началась с восстания Б. Хмельницкого против Польши, «за казацкие вольности». Причиной восстания, по словам одного из идеологов украинского национализма историка М. Грушевского, стало «запрещение (запорожским казакам) грабежей…, что было отобранием их главного источника дохода». Запрещение набегов было связано с тем, что Польша в то время становилась «житницей» разоренной тридцатилетней войной Европы, и ей был нужен мир с Турцией и Крымским ханством. Основным источником хлеба служили украинские черноземы, что вело к продвижению польской колонизации на украинские земли и усилению эксплуатации поляками украинского крестьянства[85].

В ответ «восстания следовали за восстаниями. Паны жаловались на буйство и своевольство украинского народа… Толпы удальцов, — как писал Н. Костомаров, — освободившись бегством от тяжелого панского и иудейского гнета, убегали на Запорожье… и пускались в море грабить турецкие прибрежные города»[86]. «Анархический дух» царящий на Украине стал одной из причин (last but not least) того, что ее польская колонизация, по словам Валишевского, развивалась путем «эксплуатации очень большего числа поместий посредниками, по большей части евреями». «Ужас этого режима» Валишевский характеризовал поговоркой того времени: «царство поляков — небо для знати, рай — для евреев и ад для крестьян»[87]. Подобные свидетельства приводил и Н. Костомаров: «на всем земном шаре не найдется государства, где бы так обходились с земледельцами, как в Польше», причной тому, по его мнению была «страсть панов к непомерной роскоши»[88].

Ответом стало холопское движение, которое историк М. Покровский назвал «украинской пугачевщиной», начавшееся еще раньше, чем запорожцы пришли на Украину. И именно на него опиралось казацкое восстание Хмельницкого[89]. В этот период, клянясь всеми святыми в верноподданнических чувствах польскому королю, Хмельницкий пытался договориться с Польшей. Последняя потребовала от казаков «отступиться от черни, чтобы холопы пахали, а казаки воевали», и Хмельницкий пошел на «усмирение всяческих бунтов», потеряв тем самым поддержку черни[90].

Казацкие бунты меж тем не прекратились и, после очередного в 1638 г., казацкое самоуправление было отменено, а казаки подчинены полковникам, назначаемым Речью Посполитой. С этого момента шляхта стала теснить не только крестьян, но и казацких старшин: «Польское начальство обращается с нами, людьми рыцарскими, — писал тогда Хмельницкий, — хуже, чем с невольниками»[91].

Для борьбы «за казацкие вольности» Хмельницкий, обращался за помощью к крымскому хану: «Тугай бей, брат мой… Вечная наша казацкая дружба, которой всему свету не разорвать!»[92]; к турецкому султану; к шведскому королю, провозглашая с ними вечную дружбу[93]. В конечном итоге то, что Украина оказалась под Москвой, по словам Покровского, стало результатом «естественного отбора»[94].

О том, как это происходило, напоминает в своей книге Кучма:

В начале июня 1648 г. Б. Хмельницкий шлет в Москву царю Алексею Михайловичу первую грамоту с просьбой принять Украину под власть «единого русского государя», чтобы сбылось «из давних лет глаголемое пророчество». «Желали бы мы себе самодержца такого в своей земле, как ваша царская велеможность православный христианский царь»[95]. Эта просьба обосновывалась религиозными и национальными мотивами: «За православие против католицизма и унии» (этот лозунг был впервые поднят во время восстания Наливайко еще в 1595 г.) Для Хмельницкого уния — «неволя, горше турецкой, которую терпит наш народ русский»[96].

И одновременно в январе 1649 г. Б. Хмельницкий присягает новому польскому королю Яну Казимиру, и тут же вновь отправляет своего посланника в Москву с просьбой принять Украину под власть России и оказать военную помощь[97]. И тут же 8 августа Хмельницкий подписывает с Польшей Зборовский мир, декларация к которому, по словам Кучмы, стала, по сути, первой конституцией Украины: «Она значит для Украины не меньше, чем Великая хартия вольностей для Англии»[98]. Комментируя одновременные обращения Богдана и к Варшаве, и к Москве, Кучма одобрительно замечает: «Чтобы сохранить обретенный суверенитет Хмельницкий был готов хитрить и лавировать сколько угодно»[99].

Однако хитрость не прошла, и в 1650-м г. Хмельницкий снова воюет с поляками. Крымский хан в очередной раз предает его и в 1651 г. Хмельницкий заключает тяжелый Белоцерковский мир с Польшей, вместо трех воеводств у него остается одно, казацкий реестр сокращался вдвое. «Не желавшие попасть под панское ярмо украинцы, особенно «разжалованные» из казаков, начали тысячами переселяться в приграничные российские земли, за «Пуливльский рубеж»… и особенно «на степную украину московскую»[100].

О том, что в то время творилось на Украине, говорил сам Хмельницкий в своей речи на Переяславкой раде: «Уже шесть лет живем без государя в нашей земле в беспрестанных бранях и кровопролитиях…, что уже вельми нам всем докучило, и видим, что нельзя нам жити боле без царя»[101]. В 1648–1653 гг. Б. Хмельницкий слал многочисленные письма и посольства к русскому царю с просьбой о военной помощи и с тем, что бы тот взял «все Войско Запорожское под свою государскую руку…».

Уже с 1651–1654 гг. началось массовое переселение, бегущих от поляков, более 60 тысяч украинских казаков «на вечное житье», под начало русских воевод сначала под Воронеж, а затем в русскую крепость Ахтырку (1640 г.), в созданный указом Александра Михайловича в 1654 г. Харьков, в Сумы (1655 г.). Так начиналась вторая Украина Слободская — зона «московских слободских полков», как называл их украинский летописец С. Величко[102].

Отношение Москвы к восстанию на Украине определялось тем, что Россия сама только начала восстанавливаться после столетней Смуты. О ее положении наглядно свидетельствовало принятие в 1649 г. Соборного уложения, юридически закреплявшего крепостное право. «Прикрепление крестьян, — пояснял суть этого акта классик русской исторической мысли С. Соловьев, — это вопль отчаяния, испущенный государством, находящимся в безвыходном экономическом положении»[103]. Непосредственно с этим актом была связана и начавшаяся одновременно Никоновская церковная реформа, поставившая страну на грань религиозного раскола.

Признание же Хмельницкого неизбежно вело к войне с Польшей. Поэтому Москва, в этих условиях, пыталась мирным путем урегулировать украинскую проблему: по поручению царя русский посол в Польше посулил забыть все московские претензии к Варшаве, если она помирится с Хмельницким на основе Зборовского договора. Поляки отказали, в ответ русский посол заявил, «что Москва больше не будет посылать в Польшу послов, а велит написать о неправдах польских во все окрестные государства и будет стоять за православную веру и за свою честь, как Бог поможет. «Это было, — комментирует Кучма, — предупреждение о войне»[104].

Но Москва все еще колебалась и в 1651 г. был созван Земский собор для обсуждения вопроса об Украине. Переломным моментом стал откровенный шантаж Хмельницкого, который в 1652 г. писал русскому царю: «Если ваше царское величество не сжалишься над православными христианами и не примешь нас под свою высокую руку, то иноверцы (турецкий султан и крымский хан) подобьют нас, и мы будет чинить их волю»[105]; «Мы пойдем на Вас с крымцами. Будет у нас с вами, москали, большая война за то, что от вас на поляков помощи не было»[106].

И Москва была вынуждена ответить на призыв Хмельницкого: 1 октября 1653 г. «Земский собор всех чинов» согласился принять Хмельницкого со всем войском под царскую руку. В 1654 г. Хмельницкий собрал Переславскую Раду: «великий царь христианский, сжалившись над нестерпимым озлоблением православной церкви в Малой Руси, не презрел наших шестилетних молений, склонил к нам милостивое свое царское сердце… Возлюбим его с усердием… Рада закричала: «Волим под царя московского!»[107]. «Навеки и неотступно» России присягнуло «все Войско Запорожское, и весь мир христианский российский духовных и мирских людей», каждый малороссийский житель налагал на себя личную ответственность перед Богом за нарушение присяги[108].

Как и ожидалось, воссоединение сразу же привело к войне с Польшей, которая продлилась 13 лет, в ней, против России, выступили Турция и Швеция. Война привела к тяжелейшему финансовому кризису, курс рубля обвалился в 17 раз. Волнения в Москве, вызванные повышением налогов, были подавлены, со средневековой жестокостью было казнено более 7 тыс. чел.[109]

Полностью истощив друг друга, Польша и Россия, по Андрусовскому перемирию 1666 г., поделили Украину Днепром, что соответствовало расколу среди казацких старшин: Левобережная сторона тяготела к России, Правобережная — к Польше. К России отошли Черниговская и Полтавская губ., а так же Запорожская сечь[110].

Входя в Россию, Малороссия, как назвал ее Б. Хмельницкий, получила самую широкую автономию, сохранив за собой все свои земли и в почти неизменном виде государственное устройство, в том числе свободное избрание гетмана, собственные вооруженные силы и практически все собираемые налоги. Однако, как отмечал А. Каппелер, украинская элита понимала подданство иначе, чем украинский народ, а именно, как протекторат с возможностью выхода. Россия в свою очередь понимала подданство в прямом смысле с возможностью самой широкой автономии и невозможностью выхода.

Это различие в обостренном виде проявится сразу после смерти Б. Хмельницкого, когда в Малороссии начнется кровопролитная гражданская война, которая войдет в историю, как «Руина». Ставший гетманом И. Выговский, еще недавно призывавший русского царя, теперь, призвав себе на помощь крымских татар, поляков и немецких наемников, выступил против Переяславской Рады. За помощь крымских татар Выговский платил десятками тысяч украинцев проданных в рабство[111]. В 1658 г. Выговский заключил договор о вхождении Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств в Польшу в качестве автономного Русского княжества.

Казалось бы, недовольное «московским гнетом» население должно было с восторгом приветствовать победителя, однако всего через два месяца казацкая рада заставила Выговского сложить булаву, а выбранный гетманом Ю. Хмельницкий уже в октябре 1659-го вновь присягнул России, причем на условиях, сужавших автономию[112]. При этом, отмечал М. Покровский, «чем резче проявляли свою антипатию к московскому режиму верхи, тем преданнее были низы Москве»[113]. Отголоском «Руины» станет мятеж гетмана И. Мазепы, призывавшего избавить «Отечество от ига Москвы»[114].

По представлению украинских националистов и «либеральной» общественности, Россия должна была в ожесточенной и кровопролитной войне отвоевать у Польши Украину, подавить в ней холопский бунт и гражданскую войну, установить самостийную государственную власть. После этого функции России считались выполненными, и она должна была предоставить Украине независимость.

Может быть, Россия и пошла бы на такой шаг, если бы украинская шляхта смогла сохранить собственную государственность и верность своему слову. Однако она оказалось неспособна на это: воссоединение, по словам корифея украинской политологии В. Липинского спасло «идеологически и юридически украинскую аристократию после банкротства ее собственного государства»[115]. «Нелогично было ставить гетмана независимым правителем автономной Украины, — пояснял выбор Кремля М. Покровский, — и в то же время признаться, что без московской поддержки ему не усидеть»[116]. Позже Москва встала перед выбором между отстранением от власти «обанкротившейся украинской аристократии» или «банкротством украинского государства». Москва выбрала первое, встав на очередных выборах за представителя казацких низов — Брюховицкого[117].

Хмельницкий сам просил войск царских с Украины не уводить. Мало того он запросил от русского царя Алексея Михайловича еще и установления жалования казакам, которое в сумме выливалось в 1,8–1,9 млн. золотых — более половины годового бюджета Польши того времени — или около 400 тыс. российских рублей[118]. В то же время максимальные доходы России с Украины в «страшные времена» петровской Малороссийской коллегии не превышали 130 тыс. рублей…» Т. е. свобода Украины и ее лояльность по отношению к Москве обошлась бы последней еще и в ежегодные затраты, только в виде дотаций, в размере 8—10 % государственных доходов[119].

Кризис на Украине, с которым столкнулась Москва, и в котором уже «потонуло польское владычество», «имел своей причиной брожение казаков, во всех областях и при каждом режиме этот элемент положительно не подчинялся никакой дисциплине… Применение к этой стране общих правил, — приходил к выводу К. Валишевский, — является бессмысленным. По своему географическому положению и по своей исторической формации она стояла вне всякого шаблона… Конфликт был неизбежен между этим хаотическим миром и всяким правительством, которое стремилось бы подчинить его закону, каков бы он ни был»[120]. Особенности украинского казачества, как отмечает И. Васильев, были порождены примером самой польской шляхты, для которой культ свободы был самоценной: «Он не желал терпеть навязанных извне ограничений»[121].

Скинув, с помощью Москвы, польское владычество и став незалежной, «эта страна, с переворота, произведенного в ней Богданом Хмельницким, находилась, — по словам С. Соловьева, — в долгом межеумочном, переходном состоянии, условливавшем, как обычно это бывает, сильные смуты. Не могши быть самостоятельной, она хотела поддерживать свою полусамостоятельность; но эти полусостояния, ни то ни се, приводят всегда к печальным явлениям. Малороссия представляла хаос, борьбу элементов (discordia semina rerum): гетман, ставши из войсковых, казацких начальников правителем целой страны, стремился к усилению своей власти; старшина и полковники хотели быть так же полновластными господами, жаловать и казнить, кого хотят; стремились стать богатыми землевладельцами и земли свои населить крепостными крестьянами, в которых обращали вольных казаков; последние волновались, особенно подущаемые из Запорожья; города жаловались на притеснения полковников. Все были недовольны, все слали жалобы, доносили друг на друга в Москву; а когда государь, вняв этим жалобам, предпринимал какие-нибудь меры, то поднимались опять вопли, зачем Москва вмешивается. Особенно вопли усиливались, когда Москва поднимала вопрос о финансах малороссийских, ибо все сильные люди в Малороссии хотели доходы страны брать себе, не давая ничего государству, которое таким образом получало только обязанность тратиться людьми и деньгами на защиту Малороссии. Все были недовольны и действительно имели причины на то, но не умели сознать, что эти причины были внутри, во внутреннем хаосе, в кулачном праве; искали улучшения во внешних условиях; поддавшись русскому государю, бросались то к полякам, то к туркам; это колебание, шатость, межеумчность вредно действовали на характер народонаселения, особенно высших слоев. После Богдана Хмельницкого не было гетмана, который бы не изменил или не был обвинен в измене своими же — интригам, доносам не было конца»[122].

После Богдана, подтверждает Кучма, «государственный руль оказывался в руках то слабых, то корыстных… Борьба между амбициозными представителями казацкой старшины за гетманскую булаву и втягивание в эту борьбу иноземных войск, сепаратизм и неспособность политической верхушки прийти к согласию по главным общегосударственным вопросам привели к опустошению Украины. Преследуя личные выгоды, авантюристы рвали Украину в разные стороны, навлекая на ее народ тяжелейшие испытания»[123].

* * *

Какие же выгоды получала Россия от присоединения Малороссии?

Россия потратила огромные человеческие, материальные и финансовые ресурсы в войне с Польшей, Турцией и Швецией за Малороссию, потом тратила огромные ресурсы на подавления в ней анархии и создание основ государственной власти. При этом Россия в конечном итоге не поручила из земельного фонда, переданного в распоряжение украинских старшин и казачества, ничего, да еще и заплатила по Андрусовскому перемирию за «зачистку» украинских земель от польской шляхты миллион золотых[124].

К концу XVII века все сборы с Украины (в том числе налог с торговли и промышленности), а также прежние «коронные земли» перешли в распоряжение гетмана и войсковой казны. Украина имела широкую автономию и несла весьма умеренное налоговое бремя (исключая периоды русско-турецких и русско-польских войн), использование налогов шло в первую очередь на нужды самой Украины. Деньги для развития и существования Российской империи собирались с русских крепостных, на Украине крепостное право было введено лишь при Екатерине II — т. е. на 125 лет позже, и было значительно мягче, чем в России, в частности украинских крепостных не продавали в розницу. За введение крепостного права выступали еще послы Хмельницкого. Выпрашивая себе имения, они желали, чтобы «были вольны в своих подданных, как хотя ими удерживати и обладати»[125].

Новороссия и разделы Польши

Второй этап «формирования Украины», начался с борьбы России против набегов Крымских татар и за выход к Черному морю: Земли Южнее и Восточнее Малороссии, благодаря нескольким столетиям набегов крымских татар, представляли собой практически опустошенную область «Дикого поля». Только в XVI в. на запорожских порогах появились поселения казаков, которые переняли ту же систему набегов и грабежей, что признавал в своем фундаментальном труде и первый президент Украины академик М. Грушевский[126]. Неоднократные, стоившие огромных жертв, попытки продвижения России на Юг, к Черному морю, предпринимавшиеся еще с Петра I, заканчивались неудачно.

Последний набег татар с уводом полона из Малороссии был в 1737 г. Набеги удалось прекратить только в результате 4-той, за полстолетия, войны России с Турцией 1735–1739 гг. Потери русской армии в той войне составили почти 150 тыс. чел[127]. Цивилизационное освоение земель «Дикого поля» и Запорожья началось только с продвижением русских армий на Юг, в войнах с Турцией и Крымским ханством. В 1764–1775 гг. в северном Причерноморье будет образована Новороссийская губерния. И с этого же времени там начнется строительство городов Александровск на реке Московка в 1770 г. (с 1921 г. Запорожье), Екатеринославль 1775 г. (Днепропетровск), Елисаветград 1776 г. (Кировоград), Мариуполь и Херсон — в 1778 г. Николаев (1789), Одесса (1794)… Большая часть Херсонской губ., а также Юг Бессарабии (вдоль Черного моря) были присоединены в результате русско-турецких войн 1768–1774 гг., 1787–1791 гг., 1806–1812 гг. Россия передаст для расселения украинцев не только, отвоеванные у Крымского ханства и Турции, земли Новороссии, но и Кубани, и Ставрополья.

Следующая волна переселения началась во времена Екатерины II, так например, в 1792 г. она подарила запорожцам во владение Таманский остров с «окрестностями», а эти «окрестности» на деле в 30 раз превышали сам остров. Кучма восторгается хитростью главы запорожской делегации А. Головатого, сумевшего обвести и царицу, и царских чиновников, благодаря чему украинцам достались эти Черноземы — 9 млн. десятин, которые «были еще тучнее, чем в приднепровских степях»[128]. Но и это было не все, «поскольку жалованная грамота (Головатого) начертала только общие контуры войскового управления, войско воспользовалось этим и уложило в них свои старые запорожские порядки»[129].

Третий этап «формирования Украины» — присоединение земель Правобережной Украины (Киевской, Подольской и Волынской губ.) произошел в результате разделов Речи Посполитой в конце XVIII в. Они начались (I-й раздел) с восстания гайдамаков в 1768 г., в которое вновь оказалась втянута Россия, против которой выступили Турция и Крымское ханство, что привело к очередной войне. Последующие разделы Польши, стали неизбежным следствием I-го.

* * *

Россия никогда не рассматривала Украину, как объект колонизации, об этом говорит хотя бы национальный состав Украины, (в границах 1923 г.) сложившийся к концу XIX в. (Таб. 3) Доля великороссов колебалась по разным губерниям от 2,5 до 26 %. В последнем случае это была Донецкая губ., куда вместо украинцев, не хотевших работать в шахтах, завозили великорусских староверов из центральных губерний России. Относительно высокая доля великороссов в городах формировалась прежде всего из чиновников, т. е. и без того крайне ограниченного слоя образованных людей в самой России, которые направлялись из ее центральных областей в национальные окраины для формирования там основ государственности.

Таб. 3. Национальный состав Украины по языку, по переписи 1897 г., в %[130]

Основная причина практически полного отсутствия продвижения великороссов даже на пустопорожние земли «Дикого поля», очевидно, крылась в крепостном праве и в отсутствии какого-либо национального деления. Подобную картину можно было встретить и на Кавказе, где «за 100 лет государство на завоеванных им пустопорожних землях поселило 1 200 000 инородцев и всего лишь около 240 000 человек русских, в том числе сельских переселенцев всего 140 000 душ». В частности для бегущих из Турции армян было отведено 200 000 десятин казенных земель и куплено более чем на 2 000 000 рублей земли у мусульман. При этом русским было воспрещено селиться вне городов, с целью не допустить перехода сельской земельной собственности в русские руки. И это «в том самом краю, — восклицал в 1911 г. видный публицист М. Меньшиков, — где пролито целое море русской крови и все ущелья были завалены русскими трупами»[131].

Национальное движение начнет формироваться на Украине с середины XIX в., знаковой фигурой для него стал Т. Шевченко, оказавший огромное влияние на формирование украинского национального течения, утверждавший что «земля наших предков теперь не наша»[132]. Но переломным моментом стало начало либеральных реформ, знаменовавшихся отменой крепостного права: уже в 1861 г. Н. Костомаров пишет статью «Две русские народности», которую М. Драгоманов назвал «азбукой украинского национализма». В ней Костомаров ментально разделял украинцев и великороссов.

Эти идеи быстро набирали популярность и уже в 1863 г. министр внутренних дел П. Валуев был вынужден запретить издание популярных книг на украинском языке. «Разрешить создавать специальную литературу на украинском диалекте для простых людей, — пояснял Валуев в 1876 г. Александру II, — значит способствовать отделению Украины от России… Допустить отделение тринадцати миллионов малороссов будет крайней политической безответственностью, особенно на фоне объединительных процессов, происходящих в соседней Германии»[133].

К подобным выводам придет известный британский историк А. Тойнби 40 лет спустя (в 1915 г.): «единство Российской империи соответствует интересам почти всех национальностей, составляющих ее… Малороссийский элемент образует почти треть всей расы, и, если он будет оторван от основной массы и создаст собственную орбиту притяжения, это в критической степени ослабит всю систему…, братоубийственная борьба ослабит силу обоих фрагментов и повредит концентрации их энергии». Результатом будет, в худшем случае, крушение Российской империи, в лучшем — продолжительный политический паралич. Чтобы избежать этой катастрофы, малороссы должны отставить свой партикуляризм и абсорбироваться в неделимой общности «Святой России»»[134]. Независимая Украина, подтверждал в 1917 г. будущий президент Чехословакии Т. Масарик, может превратиться в очаг конфликта[135].

Принудительная украинизация

«Дорогие русские братья и сестры, живущие на Украине… Ни в коем случае не будет допускаться насильственная украинизация русских, — обещал в 1991 г. в своих предвыборных листовках Л. Кравчук, — Любые попытки дискриминации по национальному признаку будут решительно пресекаться»[136]. Однако принудительная украинизация началась уже с первых дней обретения самостийности.

Так, например, в Киеве с 600 тыс. русским населением, где 90 % говорило на русском языке, из 155 русских школ существовавших в 1991 г., к 1999 г. осталось всего 19. В Киевской области осталась всего одна русская школа. Преподавание во всех вузах страны с 1997 г. было переведено на украинский язык. Протесты против принудительной украинизации, и необходимость получения поддержки Юго-Восточных регионов Украины на выборах, вынудили Кучму выдвинуть на своей президентской компании лозунг придания русскому языку статуса официального. Однако победив на выборах, Кучма изменил свою позицию на прямо противоположную — усилив политику принудительной украинизации.

Политика принудительной украинизации была вызвана необходимостью национального «склеивания» Украины, поскольку, пояснял в своей основополагающей книге «Украина — не Россия» Кучма, «любая новая автономия для любого из компактно проживающих национальных меньшинств обернулась бы политическими рисками для всей страны»[137]. И «мы, — отмечал он в 2003 г., — достигли больших успехов в «склеивании» западной и восточной частей Украины»[138]. А поэтому, — подводил итог Кучма, Украина — это не федерация, поскольку оно «этнически однородное», и поэтому «унитарное государство»[139].

Необходимость «склеивания», получившей незалежность Украины, возникла потому, что единство, искусственно созданной Россией современной Украины (Кр. 1), ранее поддерживаемое силовым полем империи, а затем Союза, с распадом последнего было разрушено. Именно поэтому возникла потребность в искусственных мерах по «склеиванию» Украины, которое больше напоминало оккупацию и насильственную ассимиляцию западной частью Украины восточной.

Кр. 1. Становление Украины, на карте Российской империи 1914 г.

Моральному обоснованию этой оккупации и ассимиляции Кучма посвятил одну из глав своей книги под названием «Является ли Украина историческим должником». «Собирание украинских земель нельзя рассматривать, как «территориальное» расширение Украины. Таким расширением лишь можно признать лишь выход Украины к морям». Эту «плату, — утверждает Кучма, — можно рассматривать, как плату Украине за ту огромную роль, которую она сыграла в утверждении империи…»[140]. «Россия — наша должница. Не в каком-то юридическом смысле, но в моральном»»[141]. «Руками мучителей Украины Бог вернул ей, казалось бы навек утраченные части…», мало того, Украина «выйдет к Черному и Азовскому морям, обеспечив себе этим будущую экономическую базу»[142].

В чем же заключается эта роль Украины и откуда взялся долг России? — Кучма отвечает на этот вопрос следующим образом: «Вплоть до 1991 г. Украина подпитывала весь СССР в своем знаменитом качестве «кадрового резерва»[143].

Великобритания избавлялась от своего «кадрового резерва» посылая его завоевывать колонии по всему миру, Франция уничтожала свой избыточный «кадровый резерв» в наполеоновских войнах, Германия в поисках жизненного пространства для своего «кадрового резерва» развязала две мировые войны. И только Украине не надо было ни с кем воевать, поскольку еще со времен Б. Хмельницкого Россия принимала ее, бегущий от поляков и из перенаселенных областей Малороссии «кадровый резерв», отдавая ему для переселения лучшие, самые плодородные свои земли. Мало того, она обучала этот украинский «кадровый резерв», создавала для него высококвалифицированные рабочие места, не делая никакой разницы между русскими и украинцами.

Украинские националисты считают, что это еще не все: «За нашими восточными границами остались и другие территории, осваивавшиеся и заселявшиеся украинцами на протяжении почти 300-лет- начиная с конца 1630 г. и вплоть до Первой мировой войны», — отмечает Кучма[144]. Претензии националистов распространяются на Стародубский район Брянской области, юго-запад Воронежской и Курской областей и почти весь Краснодарский край[145].

Вся книга Кучмы наполнена двусмысленными намеками и претензиями, дополненными лирическими отступлениями, разжигающими и радикализующими национальное чувство. И в этом качестве, учитывая статус ее автора, она, по сути, стала программным документом для всех крайних националистических течений, превратившись в своеобразный вариант «Майн Кампф» для украинцев.

Примером в данном случае может служить совет из «Молодой Галичины», который приводил Кучма, в качестве возвышенного образа Украины: «Пусть художник изобразит оборванного, изможденного, но большого и сильного европейца, который выходит из распахнутой железной клетки, рядом с которой лежит огромный поверженный варвар с монгольскими чертами лица»[146]. Кучма порицает такие взгляды, но тут же комментируя слова украинского писателя, заключает: «У каждого есть свой счет к России. Но все равно… украинский счет был самым суровым… русская длань тяжела для всех, это не выдумка…»[147]. И заканчивает тем, что принудительная «украинизация это восстановление справедливости»[148].

В чем же заключалась эта тяжелая длань и несправедливость? — отвечая на этот вопрос Кучма, приводит пример столицы той самой Галиции: «До Второй мировой войны украинцы (с русинами) составляли десятую часть жителей города, и почти половина из них была занята в качестве домашней прислуги; к моменту же распада Советского Союза они были большинством и заняты были, в основном высококвалифицированным умственным и физическим трудом. Русифицировать Львов советская власть не могла, но сделать его украинским ей удалось…»[149].

Действительно не удалось, поскольку у советской власти не было не только цели, но даже и мысли обращения всех народов СССР в «истинно русских». Объединительной идеей СССР был не русский национализм, а интернационализм. Выходцы с Украины — Хрущев и Брежнев (днепропетровский клан: Председатель Совмина СССР, министр МВД СССР и т. д.) почти 30 лет возглавляли Советский Союз, из всех 70 лет его существования.

Национальность в СССР не разделяла людей, наоборот воспринимали, как данность, для полноценной реализации которой, создавались федеративные национальные республики с широкими полномочиями. Неслучайно подавляющее большинство всех лидирующих позиций, в республиках СССР, занимали национальные кадры. Американцы в 1979 г., 1991 г. и 1995 г. проводили на этот счет скрупулезные исследования. Украина здесь не была исключением, скорее наоборот, национальные кадры у нее преобладали на всех ключевых постах (Таб. 4)

Таб. 4. Доля украинцев на лидирующих позициях в УССР в 1952–1972 гг., в %[150]

Однако проблема была не во власти, отвечает на это Кучма, а в культуре: «В условиях СССР безопасность украинской культуры не была обеспечена. Более того, украинская культура оказалась в трудном положении, в смертельной опасности»[151]. Эта опасность, по словам Кучмы, заключалась в том, что «материальное производство как-то перекликалось в их глазах с непонятным, но священным для коммуниста «материализмом», в котором не было место такому понятию, как душа»[152]. Материализм занимал доминирующее место, поскольку, отмечает Кучма, «все партийные руководители советского времени, и не только украинские, вышли из бедной среды и хотели избавить свой народ от бедности. Все остальное им казалось менее важным»[153].

Каким же образом «материализм» создавал угрозу украинской культуре? Отвечая на этот вопрос Кучма, указывает, что «в советское время наука была невольным проводником русификации»: «В Украине достаточно последовательно развивались машиностроительные комплексы, сложная оборонка, аэрокосмическая промышленность, электроника и микроэлектроника, приборостроение. Необходимые навыки и знания люди, естественно, получали в рамках русских научно-образовательных школ. Наверно и это можно назвать русификацией…»[154].

Таким образом, конфликт между русским и украинским языком превращался в цивилизационный конфликт между советским материализмом, стремящимся избавить народ от бедности и развивающим науку, и украинской душой, образцом которой, по Кучме, могла служить галицийская домашняя прислуга[155]. Падение Советского Союза, привело к деградации советского «материализма» и открыло дорогу «духовным исканиям», как на Украине, так и в России, однако в результате этот культурно — цивилизационный конфликт не исчез, а наоборот лишь только обострился. Его наглядное географическое представление дают результаты Киевского института социологии 2003 г. (Кр. 2)

«Для каждого народа его культура — то же самое, что для каждого человека его «я», его душа»[156], — писал Кучма, и тут же добавлял: «Идея самоотождествления исключает раздвоение этнического сознания», и своей целью второй президент Украины поставил «создание украинца»[157], ведь «украинство есть дар Божий»[158]. Логика Кучмы приводила к тому, что в украинском «этнически однородном» государстве[159], душа украинского народа может восторжествовать только тогда, когда исчезнут души других народов, для чего необходима их принудительная украинизация.

Кр. 2. Распределение регионов Украины по используемому языку, 2003 г.[160]

Современная самостийная Украина по своей сути напоминает одну из тех миниимперий, которые образовались на обломках прежних империй по итогам Первой мировой войны. Эта «освободительная» война, по выражению видного правоведа и философа Н. Устрялова, наводнила Европу «карликовыми империализмами»[161]. «Антанта, — подтверждал в 1922 г. премьер-министр Италии Ф. Нитти, — построила Европу на зыбком песчаном фундаменте, полную маленьких государств, отравленных империализмом и находящихся в разрушительных экономических и финансовых условиях»[162]. «Верьте мне, — восклицал премьер-министр Англии Д. Ллойд Джордж, — эти малые народы большие империалисты, чем Англия или Франция»[163]. Эти миниимперий отличались тем, что, прежде всего, изо всех сил стремились превратиться в мононациональные государства, для чего в Польше, принудительно ассимилировали украинцев и белорусов, Чехословакии — словаков и т. д.

В современной Украине одним из основных инструментов принудительной украинизации стало вытеснение русского языка, за счет повсеместного введения украинского. Именно по инициативе Кучмы были приняты «Рекомендации» о необходимости «утверждения полноценного функционирования государственного языка и целенаправленного уничтожения «негосударственного», ибо он «своими негативными последствиями представляет не меньшую угрозу национальной безопасности Украины, чем пропаганда насилия, проституции, а так же различные формы антиукраинской пропаганды»[164].

Язык, пояснял Кучма, играет первостепенную роль, и здесь наибольший вклад в создание украинской нации, по его словам, внесли все те же русские большевики: «надо признать, если бы не проведенная в то время (1920-е гг.), украинизация школы, нашей сегодняшней независимости, возможно, не было бы. Массовая украинская школа, пропустившая через себя десятки миллионов человек, оказалась, как выявило время самым важным и самым неразрушимым элементом украинского начала в Украине»[165].

Россия не сразу среагировала на начавшийся процесс украинизации, в 1990-е годы она сама была на грани выживания, и ей было не до Украины. Кучма в этой связи расстраивался из-за того, что в России если и обращают внимание на его страну, то только, как на ««набор «информационных поводов», признаваемых достаточными для стран едва знающих о нашем существовании», такое отношении «России, — писал Кучма, — выше моего понимания. Из российских газет постоянно и много пишет об Украине, пожалуй, одна «Независимая»…»[166].

На принудительную украинизацию МИД России стал реагировать только с 2000-го г. предупредив, что некоторые силы на Украине «намерены создать невиданный доселе в Европе феномен — сделать родной, для подавляющего числа населения язык, по сути, изгоем довести его до маргинального уровня, а возможно вообще выдавить». «Подобные действия в такой чувствительной области как язык обычно имеют тяжелые последствия»[167].

Необходимость соблюдения политеса перед «демократическим» Западом вынудило Верховную Раду 24 декабря 1999 г. ратифицировать Европейскую Хартию региональных языков (языков меньшинств). Однако Закон о ратификации Хартии вступил в силу только с 1 января 2006 г. За это время он дважды переписывался, каждый раз сокращая, утвержденный Конституцией, объем языковых прав и свобод. В результате, принятый Закон противоречил даже некоторым статьям самой Хартии, поскольку не содержал никакой дифференциации языков по степени их распространенности, в результате чего русский язык на Украине был приравнен к другим языкам и степень его поддержки государством была такая же, как и гагаузского (0,1 % населения страны), немецкого (0,1 %), румынского (0,29 %), венгерского (0,31 %) и т. д.[168]

Однако Запад, столь чувствительный к правам разных меньшинств, в данном случае, когда прямо попирались права почти трети населения Украины, оставался не только безмолвным, но и фактически поощрял официальный Киев.

В то же время, Европа дает разнообразные и наглядные примеры того, как решаются цивилизованным, демократическом путем языковые проблемы: от Финляндии, где во всех школах преподают шведский язык, являющийся государственным, хотя доля его носителей составляет всего 5,4 % населения страны; Швейцарии, где все четыре основных, исторически сложившихся языка имеют статус государственного; до Чехословакии, которая добровольно разделилась на две страны Чехию и Словакию.

На протесты Луганской, Донецкой, Харьковской, Запорожской и Херсонской областей официальный Киев, в лице представителя секретариата президента Украины заявил, что решения местных советов по русскому языку «угрожают национальной безопасности Украины», а президент Ющенко, комментируя ситуацию, заметил, что «статуса регионального языка не существует»[169].

Кр. 3. Карта результатов президентских выборов 2006 г.: количество голосов отданных за В. Януковича и В. Ющенко, %[170]

В конце сентября 2006 г. МИД РФ предупредил, что Москва не намерена более игнорировать случаи дискриминации русского языка на Украине, «как малозначащее общественное явление. Гонителям русского языка на Украине необходимо, наконец, осознать, что двуязычие на Украине — это исторически сложившееся явление, и поэтому заниматься искоренением русского языка подобными методами просто контрпродуктивно»[171].

На следующий день МИД Украины публиковал ответное заявление, в котором обвинил российскую сторону в искусственном заострении языкового вопроса на Украине. Среди прочего МИД Украины «в очередной раз обращает внимание на то, что объектом Хартии является защита языков, которые находятся под угрозой исчезновения, а не языковых прав национальных меньшинств (в том числе русского)»[172]. МИД Украины потребовал от российского руководства «прекратить разыгрывать языковую карту» как метод влияния на внутриполитическую ситуацию на Украине и «с уважением относиться к законам Украины, как это предусмотрено международной практикой»[173].

Смягчить остроту языкового противостояния попытался Янукович, подписав в августе 2012 г. закон об основах государственной языковой политики, предоставлявший региональный статус русскому языку. Этот шаг вызвал яростную реакцию со стороны националистической оппозиции: «В случае если Янукович подпишет этот акт, он станет соучастником конституционного преступления, — заявлял Яценюк, — и должен будет нести уголовную ответственность вместе с теми народными депутатами, которые поддержали этот документ»[174].

Евромайдан 2014 г., в национальном отношении, стал следствием непосредственного столкновения этих двух прямо противоположных тенденций:

Настроения одной из сторон в феврале 2014 г. передавал академик НАН Украины, директор Института археологии П. Толочко: «Нынешний майдан (и, возможно, именно в этом будет его историческая заслуга) доказал, что федерализация страны — это единственный выход из вечного состояния взаимных региональных претензий и псевдореволюционных потрясений. При такой административно-территориальной структуре регионы будут в большей мере ориентированы на внутреннюю жизнь, на развитие экономики и достижение самообеспечения, что, несомненно, положительно скажется и на экономике всей страны»[175]. «Не решив вопрос децентрализации власти, — подтверждал в те же дни член Партии регионов В. Колесниченко, — мы «законсервируем» конфликт, пружина все равно треснет, если не сегодня, то через два года»[176]. За день до переворота — 20 февраля 2014 г. в Верховной Раде Украины прошли слушания на тему: «Децентрализация в Украине: причины, механизмы и следствия»[177].

Настроения другой стороны стали очевидны на следующий день после Евромайдана — 23 февраля 2014 г., когда Верховная Рада приняла закон № 739, отменявший закон Януковича об основах государственной языковой политики 2012 г… Однако принятие нового закона породило волну сопротивления в Новороссии, принявшую крайние формы в Крыму, на Донбассе. И победители Евромайдана, перед угрозой раскола страны, были вынуждены отступить.

В своей предвыборной агитации Порошенко обещал не сужать область применения русского языка. И в первые годы его правления, вместо прямой атаки, был предпринят ряд мер ползучей украинизации, в частности в 2016 г. были приняты поправки к закону «О телевидении и радиовещании»; закон «О внесении изменений в некоторые законы Украины относительно языка аудиовизуальных (электронных) средств массовой информации» и т. д.

Переход к активным действиям произошел в сентябре 2017 г., когда Порошенко подписал новую редакцию закона «Об образовании», которая предусматривала поэтапное запрещение использования русского и языков других нацменьшинств в образовательной системе. Этот закон возмутил даже западных соседей Украины: министр иностранных дел Венгрии П. Сийярто, назвал его «позорным и возмутительным», и добавил: «до сих пор Петр Порошенко говорил о европейской Украине, но теперь можете забыть об этом»[178]. «Это фашизм, по моему мнению, простите, этот закон об образовании, — заявил польский журналист Т. Мацейчук, — Я считаю, что таким людям в Европе не место, им надо запрещать въезд»[179].

Но это было только началом: законопроект № 5670 «О государственном языке», был внесен в Раду в январе 2017 г., он признавал государственным только украинский язык, который становится обязательным для использования не только во всех государственных и общественных сферах, но и в культуре, науке и т. д. Попытку «внедрить официальное многоязычие» законопроект приравнивал к действиям, направленным на насильственное изменение либо свержение конституционного строя или на захват государственной власти, а «публичное неуважение» к украинскому языку, за что грозят тюремные сроки. Законопроект «Об обеспечении функционирования украинского языка как государственного» был принят Верховной радой во втором окончательном чтении в 2019 г.

Авторами данного законопроекта, по словам А. Цуканова, являлись большей частью представители Галичины, Волыни (14) и Киева (14), по одному депутату от Харькова, Сум, Винницы, Запорожья и Закарпатья. Среди авторов партийное первенство — у львовской партии «Самопомощь», при поддержке «Народного фронта», «Блока Петра Порошенко», «Батькивщины», группы «Воля народа». В числе авторов — заместитель главы парламента и руководитель парламентского комитета по иностранным делам[180].

В. Зеленский, в своей предвыборной агитации, подавал себя, как альтернативу Порошенко, но после победы он — продолжил дело своего предшественника. Для начала: в июле 2019 г. Конституционный суд признал языковую статью закона соответствующей Конституции; в октябре министр образования и науки А. Новосад заявила, что со следующего учебного года обучение в школах будет происходить исключительно на украинском языке. «Вы знаете, что вопросы языка, образования очень расшатывают общество, — откликнулся на это заявление Зеленский, — Я бы так не делал, как она делает»[181]. За инициативу Новосад, в октябре 2019 г. высказалось 49 % опрошенных Киевским международным институтом социологии, против 47 %[182].

И в 2020 г. Зеленский подписал закон «О полном общем среднем образовании», который предусматривал постепенное сокращение преподавания на языках национальных меньшинств, в том числе на русском. Этот закон, лидер партии «Оппозиционная платформа» В. Медведчук назвал «дискриминационным и антиконституционным актом», «власть в своем неприкрытом цинизме дошла до того, — пояснял он, — что делит украинских детей на сорта: украиноязычные, дети национальных меньшинств, говорящие на официальных языках ЕС, и дети, говорящие на других языках, в первую очередь, конечно, речь идет о русскоязычных детях»[183].

Принудительной украинизации, в целях создания мононационального украинского государства, посредством образования, проводилась последовательно и неотступно с первых дней обретения Украиной независимости. «Все изменят выпускники украинских школ…, — пояснял суть этой политики Кучма, — это верный и надежный путь. Только слишком уж долгий, и не принимать дополнительные меры государство просто не вправе»[184].

Мифотворчество национализма

Дополнительные меры, о которых говорил Кучма, были основаны на тех особенностях человеческой психики, которые были известны еще с древнейших времен. Прежде всего, необходимо было стереть всю существующую историческую память народа, и написать ему новую историю. «Народ без истории, как ребенок без родителей, — пояснял еще В. Ключевский, — и с тем и с другим можно сделать все что угодно», «без знания истории мы должны признать себя случайностями, не знающими, как и зачем мы пришли в мир, как и к чему должны стремиться»[185].

Переписывание истории началось еще при Кравчуке. При этом основное внимание было уделено созданию и продвижению исторических мифов: «мифы необходимы молодым нациям, — пояснял Кучма, — как детям необходимы сказки»[186]. Целью этого мифотворчества является не столько «украинизация» русскоязычного населения, сколько переформатирование сознания самих украинцев, разжигание в них радикальных националистических настроений.

Наиболее раскрученным из этих мифов стал миф о «голодоморе», который в 2006 г. Верховная Рада объявила геноцидом украинского народа. Миф о «голодоморе» целенаправленно продвигается, как ритуальная жертва. Суть этой политики в 1882 г. пояснял французский философ Э. Ренан: «Нация являет собой великое солидарное сообщество, созданное ощущением жертвы, которую она принесла и готова приносить в дальнейшем. Нация задана своим прошлым и придает себе окончательный вид в настоящем…»[187]. Виновной в «голодоморе» была объявлена Россия.

Ложь этого мифа в апреле 2010 г. на сессии ПАСЕ, разоблачил президент Украины Янукович: «Признавать голод как факт геноцида к какому-то народу неправильно и несправедливо. Это была общая трагедия народов, государств, входящих в СССР. Сегодня мы знаем о том, что голодомор был и на Украине, и в России, и в Ставропольском и Краснодарском крае, в Поволжье, в Белоруссии, в Казахстане» 28 апреля 2010 г. ПАСЕ отказалась признать «Голодомор» геноцидом украинского народа[188].

Но мифотворчество на этом не остановилось: новой стране нужны новые герои, и в этих целях еще в начале 2010 г. Ющенко посмертно удостоил С. Бандеру высшей степени отличия Украины — звания Героя Украины, с формулировкой «за несокрушимость духа в отстаивании национальной идеи, проявленные героизм и самопожертвование в борьбе за независимое Украинское государство»[189]. На этот раз не выдержал даже один из наиболее радикальных русофобов — лидер Польши Л. Качиньский, который в ответ заявил, что «последние действия президента Украины направлены против процесса исторического диалога и примирения»[190]. Спустя месяц, после присвоения звания Героя Украины Бандере, депутаты Европарламента официально выразили свое сожаление по этому поводу и призвали новоизбранного президента Януковича пересмотреть действия Ющенко[191].

Смысл мифа о Бандере, наиболее точно отразил сам Ющенко, который в 2011 г. раскритиковал решения украинских судов, отменивших его указ о присвоении Бандере звания героя Украины, заявив, что власть это сделала «в угоду Кремлю и Москве», а также охарактеризовав данное событие как «вызов всем украинцам» и «угрозу украинской государственности»[192].

Снос памятников советской эпохи; заявление Яценюка, что украинцы и немцы, во время Второй мировой вместе противостояли Советской агрессии[193]; переименование городов; возвеличивание собственной исторической роли и т. п. подобные акции, преследуют ту же самую цель: не столько борьбу с советским прошлым, сколько разрушение исторической памяти украинского народа, и разжигание в нем крайнего национализма, на основании культивирования ненависти ко всему русскому.

Евромайдан

С Россией нужно разорвать все связи, а именно: прекратить перемещение капиталов, миграцию людей, товаров и любых услуг.

В. Ющенко[194]

Правовой основой отношений между Украиной и Европейским союзом являлось Соглашение о партнёрстве и сотрудничестве 1994 года, вступившее в силу в 1998 году. При этом в Германии, сообщал в 1997 г. Национальный институт стратегических исследований Украины, «надеются, что Украина, не упуская из внимания сотрудничество с США в области безопасности, больше внимания уделит европейской общности»[195]. Одновременно подчеркивалось, что «Украина для Запада, возможно, не настолько важна, как Россия, но более важна, чем Белоруссия, Молдова, даже чем Болгария, Румыния»[196].

Переход к более тесному сотрудничеству начался в 2002 г., когда Кучма призвал Европейский союз определить место и роль Украины в будущей Европе, поскольку «страна в условиях неопределённости жить не может»[197]. В 2003 г. Кучма поставил целью подписание соглашения об ассоциации с ЕС[198], у нас, пояснял позже Кучма, была надежда «что Запад нам поможет»[199].

Одновременно Киев пошел на расширение своего сотрудничества с СНГ: в 2003 г. Украина даже возглавила его, и стала членом Соглашения о формировании Единого экономического пространства (ЕЭП) совместно с Белоруссией, Казахстаном и Россией. Именно в Киеве предполагалось разместить органы управления ЕЭП. Ответом прозападных элит стала «оранжевая революция» 2004 г., которая резко развернула корабль украинской экономики и политики в строну Запада.

В 2004 г., с приходом к власти Ющенко, Украина приступила к выполнению, принятого вместе с Еврокомиссией, плана подготовки к «европейской интеграции», рассчитанного до 2015 г.[200] При этом Украина осталась и участником СНГ. «Если бы мы сразу „обрубили“ все экономические связи с Россией, как это требовали популисты — это бы, — пояснял вице-спикер Верховной Рады И. Геращенко, — уничтожило украинскую экономику»[201]. «Наше участие в различных союзах, — добавлял Ющенко, — не должно блокировать главную дорогу к европейской интеграции. Это самое главное».

Триумфатор «оранжевой революции» 2004 года не успел довести свое дело до конца, поскольку получил на президентских выборах 2009 г. всего 5,45 % голосов избирателей. Новый президент В. Янукович выступил против подписания соглашения с ЕС, поскольку оно предусматривало полный разрыв исторически сложившихся экономических связей с Россией: Украина не может быть одновременно членом Таможенного союза (с Россией), указывал в 2013 г. председатель Еврокомиссии Ж. Баррозу, и иметь углубленную зону свободной торговли с ЕС[202].

И для Украины в этом никаких рисков нет, убеждали Киев представители Брюсселя, наоборот: «Мы провели оценочное исследование, перед тем как мы начали проводить переговоры, и мы считаем, — заявлял в октябре 2013 г. еврокомиссар по политике соседства Ш. Фюле, — что ежегодный прирост ВВП (Украины) будет составлять больше чем 6 %, если зона свободной торговли будет полностью внедрена»[203]. «Взять вашего соседа — Польшу, — приводил пример Фюле, — В 1990 году польский и украинский ВВП на душу населения были почти одинаковы.… Уже к 1995 году польский показатель ВВП на душу населения был почти в четыре раза выше, чем у Украины. За тот же период общий объем иностранных инвестиций в Украину упал на 42 %, в то время как в Польше он вырос на 66 %. У Украины есть все перспективы повторить подвиг своего западного соседа», — убеждал украинцев еврокомиссар, — «Единственные затраты, которые может понести Украина, это затраты за бездействие. Украина рискует своим будущим, что приведет к еще большему застою экономики»[204].

Отказ Януковича, от подписания соглашения об ассоциации с ЕС, вызвал массовые акции протеста, во главе которых встали три оппозиционные партии «ОО «Батькивщина»», УДАР и «Свобода», вместе набравшие на парламентских выборах 2012 г. почти 50 % голосов избирателей. Янукович мог рассчитывать на поддержку «Партии регионов», набравшей 30 % голосов и коммунистов -13 %.

В поддержку оппозиции выступили официальные представители Евросоюза и США, у которых позиция Януковича, по словам Верховного представителя ЕС по внешней политике К. Эштон, вызвала «глубокое разочарование». «Мы считаем, что евроинтеграционные реформы на сегодняшний день будут лучшим образом способствовать модернизации Украины, — утверждали в декабре 2013 г. представители миссии Европарламента П. Кокс и А. Квасьневский, — при условии их полной реализации. В этой сложной ситуации считаем, что народ страны должен получить заверения от руководителей ЕС, что дверь к европейским надеждам и стремлениям Украины не будут закрыты»[205]. «Мы, Европейский парламент, — отвечал в декабре 2013 г. председатель комитета по иностранным делам Европарламента, председатель европейского фонда демократии Э. Брок, — поможем вам [заставить власти] выполнить требования. И для этого вам не нужно отправляться в Москву и продавать свою страну. Государства свободы помогут этой стране»[206].

Однако далеко не все наблюдатели Евромайдана были охвачены его эйфорией: «Западные политики, купающиеся на демонстрациях в народном обожании, рискуют внушить проевропейски настроенным украинцам ложные надежды…, — предупреждал 15 декабря 2013 г. в «The American Conservative» М. Седдон, — заставлять людей верить в нашу помощь, которой, скорее всего, не будет, — это просто ненужная жестокость»[207].

Кредитная игла

В государстве, являющемся должником, демократическое правительство — раб.

Э. Эррио, премьер-министр Франции, Лондонская конференция, 1924 г.[208]

Экономическое процветание стран Восточного ЕС было обеспечено, прежде всего, за счет финансовой помощи Евросоюза. Показательным, в данном случае, является пример Польши, которая с момента вступления в ЕС в 2004 г. до 2021 г. получила только чистой (за вычетом польского взноса в ЕС) безвозмездной помощи почти 120 млрд. евро[209]. Если взять в среднем за 2004–2020 гг. это составит примерно ~1,4 % ВВП, немного, но за то же время среднегодовой рост польской экономики составил ~ 2,2 %. Кроме этого, накопленная Польшей сумма прямых иностранных инвестиций (поступивших главным образом из стран ЕС) к концу 2020 г., достигла 209 млрд Евро. Кроме этого Польша получила доступ к дешевым и почти неограниченным финансовым Западной Европы и мира (например, только одобренные Польше кредиты МВФ с 1991 по 2017 гг. составили более 90 млрд SDR[210], а кроме этого еще и коммерческие, и частные иностранные кредиты, например — швейцарские ипотечные ~ на 20 млрд. Евро). Общий среднегодовой приток иностранного капитала в Польшу в 2004–2020 гг. в 2 с лишним раза превышал среднегодовые объемы роста ее экономики.

В период обострения ситуации на Майдане, 3.02.2014 глава дипломатии ЕС К. Эштон заявила, что ЕС и США работают над планом оказания Украине значительной краткосрочной финансовой помощи[211]. И эта помощь действительно была оказана: в 2014 г. ЕС пообещал Украине кредит в 11,75 млрд евро; МВФ — за четыре года 17,01 млрд долл.[212]; Всемирный банк — за два года 3,5 млрд; США — госгарантию на 2 млрд долл.; ЕБРР и ЕИБ — по несколько сот миллионов долларов под проекты и пр.[213] Всего порядка 35 млрд долл. кредитов.

К концу 2017 г. ЕС, по словам главы Представительства ЕС в Украине Х. Мингарелли, мобилизовали 12 млрд евро: «Это крупнейшая финансовая помощь, которую мы когда-либо мобилизовали»[214]. Из нее — 3,4 млрд пошло на покупку SDR и вошло в кредиты МВФ; 3 млрд долл. — на покупку еврооблигаций гарантированных США. Таким образом, чистая помощь европейских стран, включая 1,2 млрд евро непосредственно от самого ЕС, достигла ~ 6 млрд евро. При этом доходность еврооблигации составила 7,375 % годовых, а ставка кредитов МВФ — 4 %[215].

Всего, вместе с кредитами Мирового банка, кредитами от Канады, Японии и т. д., за 4 года Украина получила более 30 млрд долларов. К 2018 г. МВФ почти выполнил свои обещания[216], при этом, из выделенных им средств, 5 млрд долл. пошло на погашение кредитов и выплату процентов самому МВФ, а оставшееся, в основном, на поддержание золотовалютных резервов Украины[217]. К 2018 г. размер совокупного госдолга Украины, по отношению к ВВП, увеличился, по сравнению с 2013 г., почти в два раза, и приблизился к 80 % ВВП (Гр. 13)

И с 2015 г. Украина пребывает в хроническом преддефолтном состоянии. В 2016 г. S&P Global Ratings присвоил Украине рейтинг B-, на шесть уровней ниже инвестиционного уровня[218]. «Фактически Украина попала в стадию глубокого и затяжного кризиса, который, — по словам (09.2016) популярного киевского экономиста А. Охрименко, — во многом и образовался по вине рекомендаций МВФ»[219]. «Пока страна в программе с МВФ, — подтверждал в 2017 г. другой украинский экономист В. Скаршевский, — ни один иностранный инвестор в нее деньги вкладывать не будет. 20-летняя история сотрудничества Украины с МВФ подтверждает данный факт»[220].

Однако без поддержки МВФ, указывал в марте 2017 г. зампред Нацбанка Украины О. Чурий, Киев утратит контроль над курсом гривны, а стремительно растущий внешний долг может привести к дефолту: «Если брать чисто математически, то без дальнейшего получения кредитов от МВФ мы, — пояснял Чурий, — не выполним обязательства. То есть мы перейдем в дефолт, это нужно понимать всем»[221].

Гр. 13. Госдолг Украины, в % от ВВП[222]

Удивительное «спасение» от дефолта в 2015–2017 гг. было тесно связано с министром финансов Украины, гражданки США Н. Яресько, которая договорилась о реструктуризации внешнего долга на сумму $23 млрд: 20 % суммы было списано, а на остальную — Украина получила кредитные каникулы до 2019 г. Взамен кредиторам предложили увеличение купонного дохода с 7,22 % до 7,75 %. Кроме того, Яресько согласилась на выпуск специальных долговых обязательств: в случае если ВВП Украины превысит $125,4 млрд, а экономика будет расти быстрее чем на 3 % в год, кредиторы будут получать специальный доход: 15 % от превышения трехпроцентного порога. Если же рост экономики превысит порог в 4 % — инвесторы получат 40 % от суммы роста. И каждого последующего. Причем платить Украина будет обязана вплоть до 2040 года[223]. «Нас сдали, — подводил итог этой сделке в 2017 г. Е. Мураев, — в экономическое рабство»[224].

К 2018 г. Украина с долгом в 12,1 млрд долл. занимала второе место в мире, после Греции (долг 13,4 млрд), по уровню задолженности перед МВФ, дальше следовали Пакистан и Египет (с долгом по 6,3 млрд долл.) «Украина никогда не была государством в полном смысле этого слова, а сегодняшнее положение украинцев ужасно, — приходил в 2018 г. к выводу Кравчук, — 75 % валового продукта — наши долги. Это ужас. А кто за них платить будет? Если сейчас не даст Международный валютный фонд, что, объявлять дефолт?»[225]

Эти кредиты МВФ, указывал в 2018 г. вице-премьер Украины, член «Оппозиционного блока» А. Викул, «ведут страну к пропасти…, Киев бездумно берет кредиты на унизительных условиях»[226].

Пример требований МВФ давали условия предоставления кредита, которые были опубликован кабмином Украины, на английском языке (75 страниц), 4 октября 2016 г., спустя месяц после подписания меморандума с МВФ, и которые включали в себя:

— Утверждение до конца года единых принципов начисления пенсий, увеличение пенсионного возраста и ужесточение критериев получения минимальной пенсии;

— Предоставление парламентом Национальному антикоррупционному бюро (НАБУ) права на прослушку;

— Удержание цены газа на уровне импортного паритета, что позволит поквартально корректировать тарифы на топливо и не занижать их искусственно для населения;

— Принятие закона «Об обороте земель сельхозназначения», который откроет доступ к свободному рынку купли-продажи земли;

— Реформирование системы налогообложения, в частности, значительное сокращение предпринимателей, работающих по «упрощенке»[227].

Земля сельхозназначения является наиболее ценным природным ресурсом Украины, а вывоз сельхозпродукции — одной из основных статей (в 2017 г. -30 %) всего украинского экспорта. По данным Госслужбы по вопросам геодезии, картографии и кадастра, на начало 2016 г. площадь земель сельхозназначения Украины составляла 42726,4 тыс. га. — 70,8 % общей площади Украины. Ключевую роль, в лоббировании требования МВФ об открытии украинского рынка земли, по мнению некоторых исследователей, сыграли крупнейшие американские агрохолдинги[228].

ЕС предоставлял кредиты на своих условиях. Например, в марте 2017 г. президент Европейской Комиссии Юнкер при встрече с премьером Украины Гройсманом, высказался совершенно четко: «для украинского правительства будет достаточно подать законопроект об отмене моратория на экспорт леса-кругляка для того, чтобы начать процесс предоставления второго транша»[229]. Кругляк в среднем стоит в 3 раза дешевле обработанных лесоматериалов, которых в 2017 г. Украина экспортировала на 460 млн. долл.

Другой пример, начала 2018 г., давал глава представительства ЕС на Украине Х. Мингарелли, который объяснил, что Украине не была предоставлена финансовая помощь в размере €600 млн. из-за невыполнения украинской стороной обязательств (4 из 21) по проведению структурных реформ в экономике и управлении[230].

В 2020 г. именно критическое состояние бюджета Украины вынудило Зеленского продавить закон об обороте земель сельхозназначения, принятие которого МВФ поставило условием для выделения очередного кредита в $8 млрд. «Условия МВФ, — пояснял Зеленский, — это два закона: про банки и про землю. Никто не хочет дефолта в стране… Мы договорились с руководством МВФ, как только мы сделаем эти условия, на протяжении где-то дней 15 мы получим первый быстрый транш, он будет около 1,75—2 млрд»[231].

«У нас сейчас такая стратегия, — пояснила в ответ Ю. Тимошенко, — берем еще долги и продаем все последнее, что у нас осталось»[232]. Тем не менее, за закон «Об обороте земель сельхозназначения» в Раде проголосовала даже партия непримиримого противника Зеленского — Порошенко. «Украина ждала этот закон со времени обретения независимости, — заявлял, подписывая его в апреле 2020 г. Зеленский, — Это была нелегкая борьба. Но мы знали, что делаем это для украинцев»[233].

«Продолжается порочная практика выстраивания финансовой пирамиды, когда у нас бюджет на треть, а иногда и на половину формируется из заемных средств, — отозвался на инициативы Зеленского в сентябре 2020 г. экс-премьер Н. Азаров, — То есть мы тратим не свои, а заемные деньги, которые надо будет отдавать. И с каждым годом придется отдавать все больше и больше! Все это чревато крахом! Теперь самый главный момент. Если бы бюджет строился на факте развития страны: увеличения доходов, роста промышленного производства, роста экспорта, тогда еще можно было бы рассчитывать на то, что можно будет возвращать все накопленные после госпереворота долги из увеличивающихся доходов, но… бюджет строится на факте падения экономики»[234].

Государство стимулирует рост долговой пирамиды, подтверждал эти выводы экс-министр финансов Украины И. Уманский, нынешняя власть живет одним днем и создает проблемы будущим поколениям: «Однажды возможность гасить старые долги с процентами за счет новых иссякнет. И тогда пирамида как мыльный пузырь лопнет. Так было с МММ… Мы уже понимаем, что долговая пирамида правительства может разрушиться и это кончится коллапсом всей страны. Надо прекратить накопление долга, если мы не хотим вернуться к первобытно-общинному строю»[235].

Из бюджета страны 30–40 % идет на покрытие долга и около четверти на оборонные расходы[236]: у нас в стране, предупреждал в октябре 2020 г. Азаров, «каждая вторая гривна в бюджете заемная… через год-полтора отдавать будет нечем»[237]. Пандемия коронавируса 2020–2021 гг., снизив налоговые поступления в госбюджет, сократила этот срок…

Положение Украины напоминало ситуацию в Германии 1920—1930-х гг.: тогда «в системе денежного обращения Германии не оказалось ни единой капли ее собственных денег, в течение всего срока «золотой помощи» (по планам американских банкиров Даурэса и Юнга) она, — по словам американского историка Г. Препарата, — дышала на одолженной крови. Теперь, когда мельница была запущена, Германии предстояло жить за счет «потока», как образно выразился Дауэрс в своей парижской речи»[238].

«Наши экономические специалисты и финансовые эксперты… убеждены, что представленный план, снабжения Германии работающим капиталом, лишен здоровой основы, — предупреждал в мае 1919 г. американский президент В. Вильсон, — Как можно снабжать Германию капиталом, лишая ее собственного капитала полностью?»[239]

Эта практика напоминала ту, которая применялась в эпоху «дипломатии большой дубинки» Т. Рузвельта, когда США выступали в поддержку борьбы латиноамериканских стран за свободу от испанских колонизаторов и т. п. После освобождения новому правительству навязывался кабальный кредит…[240] Схожая практика популярна и в наше время[241].

Для своего выживания официальному Киеву нужны были новые кредиты, но закладывать под них ему больше уже было нечего, оставалось заложить только самих украинцев, а это можно было сделать только в случае войны с Россией.

И с началом вооруженного конфликта в феврале 2022 г., кредиты действительно пошли на Украину, еще крепче подсаживая ее на кредитную иглу: за первые шесть месяцев 2022 г. госдолг Украины вырос с $98 млрд до $105 млрд[242]. Выплаты по старым долгам были пролонгированы: в августе 2022 г., рейтинговые агентства S&P и Fitch повысили кредитные рейтинги Украины, поскольку кредиторы согласились на реструктуризацию ее долга по еврооблигациям на ~ 24 млрд долл., — отсрочив выплату процентов по этой сумме на 24 месяца[243].

Итог этой «кредитной операции», еще в апреле подводил киевский финансовый аналитик А. Кущ, который предупреждал о росте задолженности Украины с 90 до 120 млрд. долл., поскольку братская «военная помощь» передается ЕС и США Украине в кредит или в рассрочку, и они не хотят даже разговаривать о списании долгов. В то же время ВВП страны в результате боевых действий в 2022 г. упадет до 90—100 млрд., т. е. долг составит более 120 % ВВП. «Это значит, — пояснял Кущ, — что Украина навсегда попадет в долговую яму, и никогда больше не сможет снять с себя «кредитную удавку»»![244]

Колониальный контракт

Мы идем в Евросоюз, чтобы обеспечить наилучшее развитие национального товарного производства.

В. Ющенко[245]

Финансовая помощь Украине должна была сыграть ключевую роль в переходный период адаптации ее экономики к европейскому рынку, но еще большее значение имело открытие самого этого рынка. Основной надеждой на возрождение Украины была не столько финансовая помощь от ЕС, и даже не безвизовый въезд, а — открытие богатого европейского рынка. Рынок играет главную и решающую роль. Можно совершенно уверенно ответить на знаменитое выражение Ротшильда, своим: Дайте мне рынок сбыта и мне без разницы, не только то, кто управляет государством, но и то, кто печатает деньги. Если есть рынок сбыта, то не будет проблем ни с инвестициями, ни с кредитами, ни с государственной стабильностью.

Однако Евромайдан привел Украину не к расширению, а наоборот еще большему сжатию рынка: следствием разрушения экономических связей с Россией, стало 3-х кратное (за 2013–2016 гг.) падение вывоза в СНГ[246]. Но майданный Киев совершено сознательно шёл на эти жертвы, все его надежды были связаны с Соглашением о зоне свободной торговле с ЕС, которое вступало в силу с 1 января 2016 г.

Но на деле оказалось, что рост «экспорта в страны ЕС, — отмечал в 2016 г. первый вице-премьер Украины С. Арбузов, — и близко не смог компенсировать» потери, от сокращения экспорта в страны СНГ[247]. «Рынок ЕС не может даже в будущем заменить рынок СНГ, — подтверждал популярный украинский экономист Охрименко, — вся надежда только на Египет, Китай, Индию и Турцию. Вот эти страны действительно наши спасители в это трудное для страны время»[248].

Рост экспорта Украины в 2017 г. произошел только потому, «что временно Украина поругалась с МВФ и ЕС, — пояснял Охрименко, — Благодаря этому, бизнесу дали хоть чуть-чуть работать нормально без «реформ». Рост экспорта в ЕС — это хорошо, но внешняя торговля Украины с ЕС — это минус 4 млрд. долл., а внешняя торговля с Африкой плюс 3 млрд. долл. и с Азией плюс 3 млрд. долл. Внешняя торговля Украины из США тоже минус 1,4 млрд. долл. Получается, что Украина покрывают убыточную торговлю с ЕС и США за счет экспорта в Азию и Африку, о которой в Украине не модно говорить, так как она сделала европейский, а не азиатский выбор, вот только этот выбор приносит только убытки»[249].

Гр. 14. Структура украинского экспорта по регионам, в % к общему[250]

В марте 2018 г. премьер Украины В. Гройсман поручил правительству разорвать программу экономического сотрудничества с Россией, которая, по его словам «была заложена в 2011 году». «Мы работаем над тем, пояснял Гройсман, — чтобы переориентировать нашу экономику от той привязки, которую постоянно нам навязывала Россия. Привязывала нас, фактически, как сырьевое дополнение к своей экономике»[251]. В результате реализации программы «гройсманов», к 2021 г., по отношению к 2011 г., экспорт Украиной продукции машиностроения и приборостроения упал в 2 с лишним раза — с 11,9 до 5,6 млрд долларов.

Причина этого заключалась в том, что практически все крупные промышленные и наукоемкие предприятия Украины были построены при прямом научном, техническом и финансово-материальном содействии РСФСР, и были включены в Союзное разделение труда. Украина была одной из наиболее индустриально развитых республик СССР. Разрыв с Россией привел к тому, что продукция этих предприятий оказались никому не нужна. Уже к 2016 г. произошло ухудшение структуры экспорта Украины, отмечал первый вице-премьер Украины Арбузов: из топ-10 ее экспортных позиций в первой половине 2016 г. 8 представляют сырье либо полуфабрикаты[252].

«Украина может поставлять в ЕС кукурузу, железную руду, подсолнечное масло и чугун с прокатом черных металлов. К слову, в США Украина больше всего поставляет именно чугуна, — подтверждал в 2018 г. Охрименко, — А вот продать наши трансформаторы или наши двигатели в ЕС или США невозможно, и вряд ли когда европейский или американский бизнес пустит нашу продукцию машиностроения в свои страны. Они согласны только продавать свою продукцию машиностроения в Украину и именно это делают»[253].

В результате реализации программы «ющенко-гройсманов», только с 2016 по 2018 гг., по словам замминистра экономразвития, торгпреда Украины Н. Микольской, страна потеряла 20 % своего промышленного производства. У Украины практически полностью изменилась структура экономики. Зона свободной торговли с ЕС даже отдаленно не способна покрыть потери от утраты российского рынка сбыта[254]. «Наша страна поставляет в Европу в основном сырье и продукцию с низким уровнем переработки. Произошла, — пояснял в 2018 г. лидер движения «Украинский выбор — Право народа» В. Медведчук, деиндустриализация экономики», «за последние два года Украина превратилась в сырьевую базу для благополучных европейских стран»[255].

Деиндустриализация Украины изначально была заложена в само Соглашение об ассоциации с ЕС, которое по своей сути, напоминало тот «колониальный контракт», который Великобритания заключала со своими колониями в имперский период своего величия[256]. Это, по словам Азарова, было «кабальное соглашение»[257]. В этом соглашении об ассоциации, — пояснял в 2015 г. профессор норвежского института стратегических исследований Э. Райнерт «отсутствует равенство» партнёров — в частности, оно «содержит положения, согласно которым, если украинская промышленность будет мешать европейской, то будут установлены ограничения на экспорт»[258].

Ограничения не касаются угля, руды и железорудных концентратов, экспорт которых, благодаря вступлению Украины в ВТО, и так был освобожден от ввозных пошлин, поэтому договор об ассоциации здесь никакого заметного влияния не оказал.

Экспорт украинской металлургической продукции в Евросоюз был ограничен, но не квотами, а антидемпинговыми пошлинами. На большинство видов украинского проката их размер в среднем составлял ~ 52 % от стоимости. «При таких условиях рынок ЕС, — отмечал журналист С. Шевчук, — для наших производителей длинномерного проката не является приоритетным, поэтому не удивительно, что в зону ЕС-27 поставляется только 20 % украинских товаров данного вида»[259]. Аналогичная ситуация складывалась и при экспорте украинских труб, которые так же облагались антидемпинговыми пошлинами. Для бесшовных труб они составляли от 12,3 до 25,7 %, для сварных — от 10,7 до 44,1 %[260].

Помимо квот и антидемпинговых пошлин, наиболее действенной преградой, ограничивающей украинский экспорт, являются европейские стандарты. Доведение экспортной продукции до их уровня, требует огромных средств и времени. Кроме этого в соглашение заложено множество других мер, которые будут сдерживать рост украинского экспорта, это: и выравнивание цен на экспортируемые энергоносители, что повысит цены на энергоемкую продукцию; и отмена субсидирования сельского хозяйства, малого и среднего бизнеса, и т. п.

Итог разрыва с Россией подводил в 2017 г. один из лидеров «Партии регионов» М. Дробкин: «90 % промышленности Украины построено при Сталине, а эта власть все уничтожила»[261]Итогом Евромайдана — стала агроризация украинской экономики — на первое место в ее вывозе вышел вывоз сельхозпродукции (Гр. 15): к 2021 году доля сельхозпродукции в экспорте Украины выросла до 45 %.

Гр. 15. Общий экспорт Украины, в постоянных ценах, в млрд долл. и доля в нем экспорта сельхозпродукции, в 2001–2020 гг., в %[262]

Экспорт сельхозпродукции мог бы достичь еще больших значений, но он оказался ограничен системой квот, установленных в Соглашении о торговле с ЕС. Для Украины квоты были установлены для 36 видов сельхозтоваров, а для Европы — для 3-х (сахар, мясо птицы и свинина), всю остальную сельхозпродукцию европейцы могут завозить на Украину неограниченно, без уплаты каких бы то ни было пошлин или налогов. И в этом не было ничего неожиданного: «Сильные требуют от слабых все большей открытости, — замечал еще в 2003 г. Кучма, — а сами отгораживаются от них всевозможными барьерами»[263].

Соглашение о беспошлинной торговле с ЕС, приходил к выводу в 2016 г. агропромышленник миллиардер Ю. Косюк, «это обман Украины» и на самом деле «никакого открытия рынков не произошло… Европа говорит о Зоне Свободной Торговли с Украиной, и одновременно подписана куча исключений и ограничений для экспорта украинских товаров»; «для экспорта продовольственных товаров из Украины установлены катастрофически большие ограничения или квотирования»[264].

«МВФ нет дела до благосостояния украинцев, — приходил к выводу в январе 2018 г. экс вице-премьер, член «Оппозиционного блока» А. Викул, — поэтому там требуют увеличения нагрузки на них, а система квот, установленная ЕС, невыгодна Украине — Киев исчерпал все лимиты на поставки пшеницы, мяса курицы и других продуктов в первые недели 2018 года»[265].

В 2020 году Украина впервые за свою историю превратилась из крупного экспортера в нетто-импортером молочной продукции: «импорт вырос на 113 %, что эквивалентно, — поясняла гендиректор Ассоциации производителей молока А. Лавренюк, — 1 млн тонн молока-сырья», — это потеря 15 тыс. рабочих мест и 1 млрд грн. в украинский бюджет[266]. Причина этого превращения, по мнению замглавы Всеукраинского аграрного совета М. Соколова, кроется «в скрытом субсидировании экспорта молочных продуктов в Украине рядом европейских стран». Сложившаяся ситуация, по словам Соколова, ведет к стремительному сокращению поголовья скота на Украине и закрытию перерабатывающих предприятий[267].

А в 2021 г. стало минимальным, с 1999 года, производство муки на Украине. И «украинские хлебопеки начали закупать более дешевую продукцию за границей»! «Низкие объемы экспорта украинской муки и снижение спроса на внутреннем рынке приводят к тому, — сообщал портал Elevatorist, — что мукомольные предприятия останавливают работу. Закрываются и небольшие мельницы, и крупные игроки»[268].

Чтобы узнать свое будущее, Украине нужно присматриваться не к Польше или Турции, а к Болгарии, где иностранцам продано все от железных дорог и плодородной земли, до воды, которая течет из крана. К 2013 г. Болгария потеряла 60 % рабочих мест, свои знаменитые томаты и перцы она теперь завозит из-за рубежа… Ситуация на Украине еще трагичнее, поскольку Болгария все-таки член ЕС…

В конечном итоге к 2022 году Украина оказалась зажата: с одной стороны в долгах, а с другой — в экспортных ограничениях. При этом закладывать под кредиты ей было уже нечего, и в тоже время она не могла увеличить свой экспорт:

Положение Украины напоминало ситуацию 1930-х годов: в Европе «опасность сейчас… происходит не из-за долгов, — указывал в своих предвыборных речах Ф. Рузвельт, — а из-за наших барьеров, преграждающих их торговлю, что сильно отягчает проблему… Республиканская… позиция абсурдна, требующая платежей и одновременно делающая эти платежи невозможными»[269].

«Общая коммерческая дилемма не вызвала у нас разногласий, — подтверждал в 1934 г. американский посол в Берлине У. Додд, — Нельзя возводить высокие, непроницаемые барьеры и после этого ожидать уплаты международных долгов»[270].

Тот итог, к которому пришла незалежная Украина, был запрограммирован ее основателями: «наши экономические реформы и макроэкономическая политика…, были направлены, прежде всего, на внешнюю ориентацию экономики Украины, — пояснял в 2003 г. Кучма, — Такая ориентация показала себя вдвойне разрушительной. С одной стороны она игнорирует главный фактор экономики — внутренний рынок…, а с другой навязывает нам бесперспективную для Украины модель развития с упором на металлургическую, химическую, горнодобывающие отрасли. Эта модель в случае ее последовательного воплощения, привела бы к отказу не только от высоких технологий, но и от фундаментальной науки, а со временем от всей научно-исследовательской деятельности вообще»[271].

Именно эта модель и была реализована на Украине: «Мы об экономике вообще забыли, — восклицал в 2017 г. Кучма, — Мы же разваливаемся начисто. Высокотехнологичные отрасли — их нет уже практически. Ракетно-космической отрасли нет, авиации нет, и я не буду перечислять их дальше… Мы становимся сырьевым придатком. У нас металлургия осталась, химия, сельское хозяйство, а высокотехнологичных производств уже практически нету. Куда мы идем? Мы рады свободной торговле с Европой. Чем мы торгуем с Европой? Посмотрите статистику. Пшеница — в сельском хозяйстве практически больше ничего. Медом еще. За первый квартал мы практически все квоты выбрали. А теперь вы смотрите, как европейцы ставят нас на колени: «Давайте, лес рубите и везите к нам». Где, какая конкретная помощь Украине, чтобы мы становились на ноги?! Если мы будем бедными, как сегодня, мы никому не нужны!.. Сегодня бюджет Украины на 70 % заимствован»[272].

Зеленский и Порошенко просто довели эту модель, начатую Кравчуком, Кучмой, Ющенко, Яценюком…, до логического конца. «Какой враг мог сделать хуже, чем мы…, — восклицал, комментируя соглашение с ЕС в декабре 2017 г., один из лидеров «Партии регионов» М. Дробкин, — случилось, так как будто… наступила война на всей территории, мы как в 1941—43 годах отбиваемся от очень сильного врага»[273].

Все прошедшие, с момента обретения независимости, 30 лет Украина, признавал в 2021 г. Кучма, занималась только самоуничтожением, и за это время потеряла весь свой научно-технический и человеческий потенциал[274]. Видимо заранее прогнозируя развитие событий, в соглашение об ассоциации заложена статья, запрещающая Украине вводить таможенные пошлины на товары second hand из Европы.

Самый выгодный экспорт

ЕС может ввести безвизовый режим для Украины к концу года.

Я. Томбински, глава представительства Еврокомиссии в Украине. 2.06. 2014[275]

Экономический спад и деиндустриализация восточноевропейских стран, наследовавшие распад Советского Союза, привели к появлению огромного количества «лишних рук», что грозило провалить эти страны в беспросветный хаос экономического и политического кризиса. От самоуничтожения их спасло только и исключительно вступление в ЕС, помощь которого выражалась, главным образом и в первую очередь даже не в дотациях и открытии рынка, а праве трудовой миграции, что позволило миллионам людей, не имевших ни работы, ни каких перспектив, на обретшей независимость родине, уехать на заработки на богатый Запад.

Например, вступление Польши в ЕС снизило уровень безработицы в ней за 2003–2010 гг. с 20 до 9,6 % от численности активного населения, кроме этого, «экспорт рабочей силы» оказался выгодным бизнесом, он принес Польше за этот период — 28,7 млрд. евро.

С той же самой проблемой в еще большей мере, в виду своей развитой в советские годы индустрии, столкнулась Украина. О масштабе проблемы косвенно говорят данные ее Госкомстата: в 2012 г. численность трудоспособного населения страны составляла 22,5 млн. чел., а официальное место работы из них имело лишь 12,5 млн.[276] Для Украины отдушиной стала Россия, которая сохранила с ней безвизовый режим. По данным Украинского центра социальных исследований, на декабрь 2008 г. в России работало более 2 млн. трудовых мигрантов с Украины. По данным главы Федеральной миграционной службы России К. Ромодановского на май 2009 г. — 3,6 млн.[277]

Разворот на Запад Украина начала с 2002 г., когда она получила от ЕС «специальный статус соседа», предусматривающий облегчение режима контролируемой миграции[278]. С «оранжевой» революцией 2004 г. «интеграция в европейское сообщество», по словам Ющенко, стала «стратегическим курсом Украины». В качестве первого шага, он ввел односторонний «безвиз» для граждан ЕС и США. В 2009 г. Ющенко заявил «о начале переговорного процесса относительно безвизового режима»[279]. В 2012 г. Украина и ЕС расширили соглашение об упрощении визового режима. Однако все эти соглашения не решали основной проблемы — возможности трудовой миграции.

Именно требования «безвиза» стали одним из основных лозунгов Евромайдана. «ЕС собирается ускорять процедуру либерализации получения шенгенских виз для украинцев», — откликнулся в марте 2014 г. еврокомиссар по расширению и политике соседства Фюле[280]. «Мы рассматриваем наши отношения в стратегическом плане…, — подтверждал в сентябре 2014 г. президент Еврокомиссии Баррозу, — и это касается, прежде всего, визового режима, безвизовой системы в недалеком будущем. Безвизовый режим должен стать движущей силой и объединением украинцев и европейцев»[281]. Именно скорое введение «безвиза» Порошенко сделал одним из основных лозунгов своей предвыборной кампании: начиная с апреля 2014 г. он каждый год клялся и божился, что безвиз введут со следующего года[282]

И Украина, после 3,5 лет проволочек, наконец-то получила его 11 июня 2017 г. Примечательно, что основные идеологи Евромайдана — США и Великобритания сохранили визы для украинцев. Традиционная защитница украинской самостийности Канада, предоставляющая квоты для мигрантов из Юго-Восточной Азии, Пакистана, Бангладеш…, ежегодно принимающая на льготных условиях от 100 до 200 тысяч китайцев, в ответ на запрос украинского премьера ответила: «Правительство Канады решительно настроено приветствовать в стране всех посетителей и облегчать им путешествие, однако пока не рассматривает активно пересмотр визовых требований для Украины»[283].

Но и «европейский безвиз» оказался лишь мифом — он был предоставлен украинцам, как и в 2014 г. молдаванам, без того права, к которому они стремились, и которым обладают страны Прибалтики и Восточной Европы — права трудовой миграции. Поэтому Майдан, с «европейским безвизом», практически ничего не изменил в положении украинцев, о чем наглядно свидетельствует величина поступлений от украинских гастарбайтеров работающих в Европе (Таб. 5), за одним исключением — Польши.

Польша официально разрешила трудоустройство украинцев и именно в нее устремились потоки лишних «рабочих рук» из Украины. Польше они были необходимы, поскольку ее собственные «рабочие руки» уехали на заработки в Европу. Таким образом, украинцы в Польше стали фактически гастарбайтерами у гастарбайтеров. Некоторые аналитики именно с этим связывают «экономическое чудо» произошедшее в Польше после украинского Евромайдана: «с пополнением польского рабочего рынка двумя миллионами работящих украинцев Польше удалось совершить скачок из «отстающих» в Европе в начинающие «середнячки»» — с 2013 по 2019 гг. рост средней зарплаты в Польше составил 42 %[284].

Таб. 5. Доля стран — основных источников частных переводов на Украину, в %[285]

С открытия «европейского безвиза» в 2017 г. экспорт рабочей силы, стал самым выгодным экспортом Украины: если условно взять, используя методику Р. Гиффена[286], 10 % в качестве чистого дохода от экспорта, то с 2017 года экспорт рабочей силы приносит Украине в 2 раза больший доход, чем весь экспорт товарами и услугами. Стремительный рост доходов экспорта рабочей силы несколько притормозил в 2020 г. только карантин против COVID 19 (Гр. 16).

Этот стремительный рост объясняется не только переориентацией экспорта украинской рабочей силы с России, в более богатую Польшу, но и увеличением самого этого экспорта в физическом измерении. Т. е. увеличением количества украинцев, постмайданной Украины, бегущих из страны. «Только в прошлом (2017) году Украину покинули около миллиона украинцев, — отмечал министр иностранных дел П. Климкин, — Посмотрите, когда 100 тысяч украинцев покидает Украину ежемесячно, и вопросы далеко не только в том, что там более высокие зарплаты. Это вообще понимание будущего и качества жизни»[287].

Гр. 16. Частные переводы из-за границы на Украину и чистый доход от экспорта, млрд долл. 2015 года[288]

И именно экспорт рабочей силы спас экономику Украины, после Майдана, от окончательного краха: «вся надежда Украины, — замечал в 2016 г. Охрименко, — на гастарбайтеров»[289]. И действительно доля денежных переводов из-за границы в ВВП Украины, после Майдана, выросла в среднем в 2 раза и составила в 2015–2020 гг. 8—10 %. (Гр. 17) Динамика денежных переводов указывает на то, что экономический шок от Майдана 2014 г. оказался гораздо более сильным, чем от кризисов 1998 и 2008 гг.

Гр. 17. Денежные переводы в % от ВВП[290]

Различие в оценках объемов денежных переводов объясняется различием методик используемых Национальным банком Украины (НБУ) и Мировым банком, а так же трудноучитываемыми переводами по неформальным каналам.

Таб. 6. Структура частных переводов на Украину, млрд. долл.[291]

«У нас фактически рост ВВП — это деньги гастарбайтеров… Эти деньги действительно фактически спасли экономику Украины… Правда состоит в том, — пояснял в 2019 г. Охрименко, — что все реформы Порошенко полностью провалились, все разговоры о какой-то интеграции с Евросоюзом — это миф и выдумка. Но гастарбайтеры и украинский чернозем спасли власть Порошенко. Это факт. Без них, я думаю, сейчас падение ВВП было бы колоссальным, я уже не говорю об общем коллапсе экономики Украины»[292].

Эта ситуация становится хронической и все более ухудшающейся, поскольку постмайданная динамика экспорта рабочей силы из Украины прямо противоположна динамике притока прямых иностранных инвестиций (ПИИ) в страну (Гр. 18, из-за их большой волатильности они, для наглядности, даны в среднем за два года): Если до Майдана 2014 г. поступления от экспорта рабочей силы примерно равнялись притоку прямых иностранных инвестиций, то с 2014 г. среднегодовой объем ПИИ поступивший на Украину упал, по сравнению с предшествующим периодом, в два с лишним раза, в то время как доходы от экспорта рабочей силы наоборот выросли. Разрыв между ними постоянно увеличивается и к 2021 г. достиг уже почти 4-х кратной величины.

При этом основным поставщиком прямых иностранных инвестиций на Украину, за исключением реэкспорта украинских капиталов из офшоров Кипра и Нидерландов, даже в 2016–2018 гг. являлась Россия. На середину 2017 г. из общей суммы накопленных Украиной прямых иностранных инвестиций на Кипр приходилось 9,9 млрд долл.; на Нидерланды — 6,3; Россию — 4,4; Великобританию — 2,1; Германию — 1,7; а от США Украина за все время получила лишь — 0,54 млрд долл. прямых инвестиций. Из-за низкой эффективности, накопленный объем прямых иностранных инвестиций с 2014 по 2021 гг. на Украине не вырос, а наоборот сократился с 67 до 49 млрд долл.

Гр. 18. Прямые иностранные инвестиции на Украину 2002–2021 гг., в среднем за два года, млрд. долл.[293]

Капитал является одним из ключевых факторов, обеспечивающих развитие и благосостояние общества. Именно накопление Капитала определяет возможности дальнейшего развития страны, перспективы уровня жизни ее населения, образования, воспитания детей и т. п. Прямые иностранные инвестиции играют в этом особую роль, поскольку они восполняют недостаток собственного капитала страны и, как правило, инвестируются в наиболее передовые проекты. Китай и Польша поднялись, в первую очередь, благодаря гигантскому притоку иностранного капитала.

Недостаток Капитала ведет к обнищанию и деградации населения, превращая избыточную рабочую силу в «лишние руки». Без Капитала, эти «руки» обречены либо пойти на экспорт, либо вымереть. Объем «экспорта рабочей силы» Украиной, по разным методикам, оценивается сегодня от 4 до 6 млн. человек, даже приблизительной численности населения Украины не знает никто, поскольку первая и единственная национальная перепись населения была проведена в 2001 г.

Украина сегодня, вместе с Болгарией, делит первые два места в мире (из 203 стран) по уровню естественного вымирания населения: в 2019 г. этот показатель составлял на Украине -5,6‰, для сравнения в отстававшей на 20 стран Польше — 0,2‰[294]. Естественные потери населения постреформенной Украины, уже на сегодняшний день, в 2 раза превышают потери от «ющенковского голодомора».

Drang nach osten

Вы сотни лет глядели на Восток Копя и плавя наши перлы, И вы, глумясь, считали только срок, Когда наставить пушек жерла! А. Блок, Скифы. 1918 г.

Немецкая самостийность

С началом Первой мировой войны, в октябре-ноябре 1914 г. австро-венгерский министр иностранных дел Л. Бертхольд, как заклинание повторял: «В этой войне главная наша цель — это существенное ослабление России, для чего в случае нашей победы мы приветствовали бы образование независимого Украинского государства»[295]. Потеря Украины будет решающим ударом по России, подтверждал начальник политического департамента германского генштаба ген. Бертерверфер, «она будет отделена от Черного моря и Проливов, от балканских народов и лишена лучшей климатической зоны»[296].

Сепаратистскую работу на Украине возглавлял генеральный консул во Львове Хайнце, под началом и финансовой поддержке которого украинские националисты уже в августе 1914 г. создали «Лигу освобождения Украины», которая издавала «Ukrainische Nachrichten»[297]. На немецкие деньги велась пропаганда величия Украины в гетманские времена[298], приход немцев подавался, как освобождение от тирании «москалей»[299].

В военные подразделения «Лиги» планировалось набрать добровольцев из западных областей и пленных украинцев. Пленные украинцы были сосредоточены в лагере «Раштадт», где в 1916 г. сформирован был «1-й сечевой Тараса Шевченки полк», одетый в национальные жупаны и к началу 1917 г. насчитывавший 1500 человек…»[300].

Переломным моментом стала Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 г.: уже 4 марта в Киеве была образована Центральная Рада, которая потребовала территориально-национальной автономии Украинской народной республики (УНР) в составе 9-ти губерний (включая Екатеринославскую, Харьковскую, Курскую, Воронежскую и частично Таврическую (без Крыма)). Против выступил Первый областной съезд советов рабочих депутатов Донецкой и Криворожской областей, объединивший Харьковскую, Екатеринославскую губернии, Криворожский и Донецкий бассейны, заявивший 25 апреля в Харькове о своем единстве с Петроградом.

8 июня 1917 г. Рада провозгласила автономию, образовала секретариат (совет министров), и приступила к организации национальной армии. «Националистические настроения части офицеров, главным образом украинцев», «стали все явственнее проявляться» уже с первых дней февральской революции, «что было, — отмечает историк С. Волков, — явлением для русской армии ранее совершенно неслыханным…»[301]. В стремлении сохранить единство страны, в июле меньшевистские члены Временного правительства были вынуждены подписать соглашение о предоставлении Украине автономии, и одновременно разрешили организацию национальных войск. «В развитие распоряжений правительства, Ставка назначила на всех фронтах определенные дивизии для украинизации, а на Юго-западном фронте, кроме того, 34-й корпус, во главе которого стоял ген. Скоропадский»[302].

Против украинизации армии выступил «Киевский Совет рабочих и солдатских депутатов, (который) в середине апреля… большинством голосов (264 против 4) потребовал отмены образования украинских полков. Интересно, что таким же противником разделения армии по национальностям явилась польская «левица», отколовшаяся от военного съезда поляков в июне из-за постановления о формировании польских войск»[303].

4 августа Временное правительство России опубликовало циркуляр, согласно которому территория УНР ограничивалась 5-тью губерниями.

Однако уже к сентябрю, по словам лидера российских либералов П. Милюкова, стало ясно, что «Украина требует больше, чем просто быть «равноправным» членом федерации вроде штата Северной Америки, а претендовала на права суверенного государства… При этом конечно территория Украины расширялась за пределы пяти губерний, установленных Временным правительством»[304]. Спустя месяц после Октябрьской революции: 7 (20) ноября 1917 г. Центральная Рада провозгласила создание Украинской народной республики (УНР) в составе 9 губерний, которая уже 18 декабря была признана французским военным представителем в Киеве ген. Табуи[305].

В ответ 11–12 (24–25) декабря в Харькове I Всеукраинский съезд советов провозгласил создание Украинской советской республики, в рамках общероссийской федерации, которая уже 19 декабря была признана СНК РСФСР. 16-го января в Киеве вспыхнуло восстание против Центральной Рады. «Восставшие большевики — русские, украинские и инородные — овладели арсеналом; началась всеобщая забастовка, поддержанная 35-ю профессиональными союзами; к восставшим присоединились и украинские части»[306].

В разгар восстания 9 (22) января УНР объявила о независимости Украины, которая была тут же признана Германией. Цель этого шага, по словам руководителя германской делегации на Брест-Литовских переговорах Р. Кюльмана, заключалась в «ограничении Польши за счет использования противоречий между поляками и украинцами; оттеснении России от Черного моря и проливов…»[307].

Но 26 января «к Киеву подошла незначительная советская банда Муравьева, город немедленно перешел в ее руки. Рада, правительство и Петлюра бежали…, — командующей «белой» армией Юга России ген. А. Деникин делал в этой связи весьма примечательное признание, — было ясно, что большевизм советов побеждал психологически полубольшевизм Рады, петроградский централизм брал верх над киевским сепаратизмом»[308]. Фактический премьер-министр УНР В. Винниченко, вспоминая о тех событиях, признавал факт «исключительно острой неприязни народных масс к Центральной раде» во время ее изгнания большевиками и враждебности, которую вызывала проводимая Радой политика «украинизации»»[309]. «Большевизм, — подтверждал, представлявший германское командование на брестских переговорах, ген. М. Гофман, — победоносно распространялся; Центральная Рада и временное украинское правительство обратились в бегство»[310].

В итоге суверенитет Центральной рады, по образному выражению Троцкого, ограничивался комнатой, занимаемой в Бресте[311]. Тем не менее, 27 января (9 февраля) Германия подписала с Центральной радой сепаратный Брестский мир. «Особенностью этого мира, — подчеркивает немецкий историк Ф. Фишер, — было то, что он был совершенно сознательно заключен с правительством, которое на момент подписания не обладало никакой властью в собственной стране. В результате все многочисленные преимущества, которыми немцы владели лишь на бумаге, могли быть реализованы лишь в случае завоевания страны и восстановления в Киеве правительства, с которым они подписали договор»[312].

«Украинское правительство» было «одной фикцией», подтверждал ген. Гофман, но «мы во всякое время могли силой оружия поддержать и водворить его на Украине»[313]. Этот факт подтвердила сама Центральная Рада, обратившись «с телеграммой о помощи» к австро-немецким войскам, и 1 марта, благодаря, по словам В. Винниченко, «германским тяжелым орудиям»[314] («не менее 30 германских дивизий», «в ходе упорных боев с войсками русских большевиков»[315]), Центральная Рада вернулась в Киев. В начале марта немецкие войска вступили в Екатеринославль, 13 марта заняли Одессу, 7 апреля — Харьков, 28 апреля — Луганск, 30 апреля — Крым.

Возвращение националистов сопровождалось волной дикой садистской жестокости направленной, как против деникинских добровольцев, так и большевиков. Свидетели событий вспоминали: «Кошмар этих киевских трупов нельзя описать. Видно было, что раньше, чем убить, их страшно, жестоко, долго мучили. Выколотые глаза; отрезанные уши и носы; вырезанные языки, приколотые к груди вместо георгиевских крестов, — разрезанные животы, кишки, повешенные на шею; положенные в желудки еловые сучья. Кто только был тогда в Киеве, тот помнит эти похороны жертв петлюровской армии». «Много было убито офицеров, находившихся на излечении в госпиталях, свалочные места были буквально забиты офицерскими трупами…»[316]. Аналогичные свидетельства зверств петлюровцев приводил Российский Красный Крест[317].

«Медовый месяц» УНР закончился 26 апреля, когда немцы разогнали Центральную Раду. Причина этого, по словам немецкого историка Фишера, заключалась в том, что Раде «не удалось ни создать сколько-нибудь дееспособную армию, ни установить функционирующую административную систему, ни укрепить свою опору и репутацию в стране… На Украине, воцарился хаос… «Нынешнее украинское правительство, — приходили к выводу германские эксперты, — ни что иное, как клуб азартных политических авантюристов (держащихся на «немецких штыках»), которые полагают, что сделают нечто великое»»[318].

Но главная причина разгона Рады заключалась в том, пояснял командовавший немецкой армией ген. Э. Людендорф, что «украинское правительство оказалось не в состоянии успокоить страну и поставлять нам хлеб»[319]. «Германия не могла прокормиться только одним своим хлебом и нуждалась в подвозе…, — пояснял Людендорф, — Без украинских поставок голод был неизбежен, даже если бы наш государственный строй остался незыблемым… На Украине надо было подавить большевизм и создать там условия для извлечения военных выгод и вывоза хлеба и сырья»[320]. (Согласно Украинскому Брестскому миру, который в Вене вошел в историю, как «хлебный мир»[321], Украина обязалась в первой половине 1918 г. поставить в Германию и Австро-Венгрию 60 млн. пудов хлеба, 2 750 тыс. пудов мяса, 400 млн. штук яиц, другие сельхозтовары и промышленное сырье[322].)

При поддержке землевладельцев и промышленников немцы создали гетманскую власть (диктатуру) во главе с П. Скоропадским. И «хотя Украинская держава была объявлена суверенным государством, но немецкая рука была видна во всем, и впечатление было таково, — вспоминал ген. К. Глобачев, — что вся Украина завоевана и оккупирована немецкими войсками… Всякому было ясно, что режим держится, пока на ее территории немецкие штыки…, правительство гетмана не в состоянии было принять курс твердой, определенной политики. Правительство гетмана и он сам находились все время в области политических шатаний…, ясно было для всякого, что гетманская Украина с уходом немцев разлетится, как карточный домик»[323].

«Центральная Рада кроме наших войск не имеет за собой никого, — подтверждал создатель «независимой» Украины ген. Гофман, — Как только мы уйдем, все пойдет насмарку»[324]. Эти выводы подтверждал тот факт, что приход к власти правительства Скоропадского, сразу же привел к взрыву в крестьянских волнений[325]. «В Украине почва для возбуждения крестьян против помещиков была прекрасно подготовлена оккупационными немецкими войсками, — пояснял В. Воейков, — так как «обер-коммандо» отлично поняло, что выкачивать из Украины необходимые Германии «лебенс-миттели» будет возможно только при существовании помещичьих хозяйств, немецкое командование, войдя в Украину, восстановило в правах помещиков и учинило расправы над разграбившими имения крестьянами. Это обстоятельство и послужило подготовкой масс для обращения их в петлюровцев и последователей всевозможных «батек»»[326].

Наиболее известный из них Н. Махно признавал, что стихийная движущая сила, вынесшая его на поверхность, вызрела именно во время правления Скоропадского: «Революция на селе принимает явно противовластнический характер… В этом залог того, чтобы вновь организовавшаяся Украинская шовинистическая власть в Киеве останется властью только для Киева. Крестьянство за ней не пойдет, а опираясь на отравленный и зараженный властническими настроениями город, она далеко не уйдет»[327]. Часть крестьянства пошла за сеющими анархию, отрицающими и правых, и левых батьками типа Махно. Другая часть обратилась за помощью к русским большевикам:

Во время гетманской Украины, подтверждал лидер российских либералов Милюков: «Настроение народных низов в Киеве было определенно большевистское… Не лучше, если не хуже, было настроение сельских масс, подвергшихся усиленным денежным взысканиям при содействии германских войск за учиненные аграрные бесчинства»[328].

Наглядным отражением этих пробольшевистских настроений было выступление в июле 1918 г. на V-ом Всероссийском съезде Советов[329] Александрова, делегата Украинского крестьянского съезда: «Против нас (на Украине) выступают превосходящие силы германских штыков… Украинская Рада открыла двери Германии… Немцы уничтожают артиллерийским огнем целые деревни, казнят людей без суда и следствия. Но украинский пролетариат не бросает борьбу с врагом… Вся Украина вот-вот восстанет против Австрии и Германии». «Я умоляю вас, — призывал Александров, — прийти к нам на помощь»[330].

В предчувствии поражения Германии, 9 ноября 1918 г. была провозглашена Западно-украинская народная республик (ЗУНР)[331]. А вслед за подписанием Германией перемирия в Компьене была создана Украинская Директория под руководством С. Петлюры. С этого времени начался новый виток войны за Украину.

На смену Германии, на Украину пришли «союзники» России… Воейков описывал этот переходный момент следующим образом: «После поражения на западном фронте немцы были вынуждены начать эвакуацию Украины. Опирающийся исключительно на немецкие штыки государственный аппарат гетманской Украины…, не смог удержать власти в своих руках и направил взоры на союзников…». Киевское население было оповещено, «что державы Согласия намерены поддержать настоящую власть в Киеве, олицетворяемую паном гетманом и его правительством, в надежде, что он поддержит порядок в городах и селах до времени прибытия союзных войск… Всяческое покушение против существующей власти, всякое восстание, которое затруднило бы задачу союзников, будут строго подавлены…»[332].

Английский посол в России Д. Бьюкенен получил соответствующие указания своего министерства еще в конце 1917 г.: «Вы должны обеспечить казаков и украинцев всеми необходимыми фондами; действуйте способами, которые посчитаете целесообразными»[333]. Но 23 декабря союзники заключили Соглашение, которое передавало Украину в зону французских интересов, и 29.12.1917 Франция назначила ген. Табуи своим официальным комиссаром при Правительстве Украинской республики[334].

Украинский политический мыслитель, один из идеологов создания Украинского независимого государства в 1917–1922 гг. В. Липинский советовал тогда пригласить на киевское гетманство представителя какого-нибудь почтенного европейского королевского дома, ибо, считал он, «необходима какая-то цивилизующая сила» для преодоления «первородных грехов украинства — анархии и предательства»[335].

Официальное признание Украинской республики последовало 5.12.1918 — через три недели после подписания Компьенского перемирия. В начале 1919 г. петлюровская Директория заключила договор с Францией, по которому признавала французский протекторат над УНР, который заключался в том, что Украина «отдает себя под руководство Франции и просит представителей Франции взять на себя руководство управлением Украиной в области военной, дипломатической, политической, финансово-экономической и судебной в течение всего времени, пока будет продолжаться война с большевиками»[336].

Одновременно военный агент Франции в Румынии ген. Петэн и представитель американской миссии в Варшаве ген. Джудвин, настойчиво убеждали командующего Белой армией Юга России А. Деникина пойти на сотрудничество с Украинской Директорией[337]. Но даже Деникин не строил иллюзий на этот счет: «Политика под контролем», означала превращение Украины если не в колонию, то в протекторат Германии или Франции[338]; «общая перспектива: добровольцы идут под флагом Единой, Неделимой России, петлюровцы — под «прапором» независимости Украины, а после победы над большевиками борьба между обоими «союзниками» возобновляется»[339]. Деникин был не далек от истины, спустя всего месяц Черчилль телеграфировал, что «при настоящей критической конъюнктуре было бы благоразумно идти, насколько возможно, навстречу украинским сепаратистским тенденциям»[340].

Однако ни немцам, ни «демократическим союзникам» отделить Украину от России, тогда не удалось. Силы, скреплявшие русских и украинцев, оставались достаточно сильными. «Мы должны быть очень осторожны, чтобы литература, с помощью которой мы стремимся содействовать процессу дезинтеграции России, не достигла прямо противоположного результата…, — предупреждал еще 07.1917 германский канцлер Г. Михаэлис, — Украинцы все еще отвергают идею полного отделения от России»[341]. Оккупация Украины лишь укрепила немцев в этих выводах: «Любая идея устойчивой независимости Украины была бы сейчас только фантазией, — сообщал в свой МИД 06.1918 советник германского посольства в Москве Ризлер, — несмотря ни на что, жизненность единой русской души огромна»[342]. «Постоянное отделение Украины от остальной России, — подтверждал 25.06 немецкий посол Мирбах, — должно быть признано невозможным»[343].

«Когда петлюровцы пытались играть на чисто националистических струнках украинского крестьянства, они не имели никакого успеха, — подтверждал находившийся в гуще событий меньшевик А. Мартынов, — Во время одного из первых наступлений петлюровцев, я сам слышал цинично-откровенную жалобу уличного политика «самостийника»: «Наша беда в том, что у украинского селянства еще совершенно нет национального самосознания. Наши дядьки говорят: мы на фронте из одного котла ели кашу с москалями и нам незачем с ними ссориться. Чтобы создать свою Украйну, нам необходимо призвать на помощь чужеземные войска. Когда иностранные штыки выроют глубокий ров между нами и Московией, тогда наше селянство постепенно привыкнет к мысли, что мы составляем особый народ»»[344].

В поисках этих штыков Петлюра обращался то к Антанте, то к Польше, с которой в конечном итоге подписал 21 апреля 1920 г. тайный договор о совместных действиях против советских войск. Именно этот договор между Петлюрой и Пилсудским стал правовым основанием развязывания Польшей войны против Советской России. Польское наступление в материальном, финансовом и даже организационном плане было полностью подготовлено союзниками по Антанте, и по своей сути являлось продолжением их интервенции в Советскую Россию.

Интересы Польши были изложены в документе для командного состава Волынского фронта, подготовленном по указанию Пилсудского 1 марта 1920 г. В нем подчеркивалось, что «польское правительство намерено поддержать украинское национальное движение, чтобы создать самостоятельное украинское государство и таким путем значительно ослабить Россию…, обеспечить переход Украины под польское влияние» и создать таким путем условия для «экспансии Польши, как экономической — для создания себе рынка сбыта, так и политической»[345].

Польское наступление развивалось успешно и 7 мая польские войска заняли Киев. Но 26 мая Красная Армия под командованием М. Тухачевского и А. Егорова перешла в контрнаступление. Освободив Киев, Ровно, Минск, Вильно, она вступила на территорию Польши. И 5 июля Совет обороны Польши запросил Антанту о содействии в мирных переговорах…

Доминион Украина

«Внешняя политика Гитлера, — начинал в 1934 г. свою книгу Э. Генри, — величайшая из его тайн… Официальное министерство иностранных дел…, старые послы и дипломаты служат теперь только ширмой, за которой скрывается настоящее руководство внешней политикой Германии»[346]. На деле, всем заправляет «Отдел внешней политики НСДАП», среди руководителей которого «очень много немцев и полунемцев из Прибалтики и бывших участников антисоветских организаций»[347]. «Руководитель прибалтийский немец А. Розенберг. Секретный план Розенберга — «неофициальная доктрина Монро гитлеровской Германии»»[348].

Первоосновы доктрины были изложены в 1927 г. в программной книге Розенберга «Будущий путь немецкой внешней политики»: «Германия предлагает Англии — в случае, если последняя обеспечит Германии прикрытие тыла на Западе и свободу рук на Востоке, — уничтожение антиколониализма и большевизма в Центральной Европе». Через несколько лет в книге «Кризис и новый порядок в Европе» Розенберг пояснял, что, по его мнению, все западноевропейские страны могут спокойно заниматься экспансией, не мешая друг другу. Англия займется своими старыми колониями, Франция — Центральной Африкой, Италия — Северной Африкой; Германии должна быть отдана на откуп Восточная и Юго-Восточная Европа[349].

Основной целью Розенберг ставил создание Новой колониальной империи на Востоке: ««великая Украина»…, с богатейшими плодородными равнинами, с собственным выходом к морю, не только разрешит проблему германской безработицы, так как на Украину предполагается переселить безработных… но эта империя при одновременном подчинении всех дунайских стран должна приблизить Гитлера к европейской гегемонии»[350].

В целях создания правительства сепаратистского украинского фашизма[351], Розенберг основал особый украинский отдел, группируя вокруг себя сторонников Петлюры и Скоропадского, с последним Геринг поддерживал личные отношения[352].

Кр. 4. План Розенберга

Однако создание «Германского союза» было только первым шагом. Вторым и главным Розенберг считал — Россию: «Дать германскому крестьянину свободу на Востоке (Россия) — вот основная предпосылка возрождения нашей нации… Колонизация восточной зоны наша первоочередная задача»[353].

Идеи Розенберга покоились не на пустом месте, они активно муссировалась в германских военных кругах с начала 1920-х годов, и заключались в нападении на Советскую Россию в союзе с державами Запада. Популярность этой темы объяснялась тем, что только «война с СССР больше, чем какая-либо другая обещает Германии поддержку остальных держав»[354]. Практический план реализации этих идей вошел в историю, как «План Гофмана» 1922 года, по имени его разработчика ген. М. Гофмана. Свой план наступления германской армии на Москву, Гофман предложил Версальской конференции еще весной 1919 г.[355]

Кр. 5. План Гофмана 1936 г.

К 1936 г. «План Гофмана» приобрел уже вполне законченные черты. По словам Сталина, этот план напоминал ему возобновление политики Вильгельма II «который некогда оккупировал Украину, предпринял военный поход против Ленинграда, используя для этого территорию балтийских стран»[356].

Что касается Украины, то еще не успели просохнуть чернила, под Мюнхенским сговором, по разделу Чехословакии, как в декабре 1938 г. французский посол в Берлине Р. Кулондр, сообщал: следующая «цель (немцев) кажется, уже определена — создать Великую Украину, которая стала бы житницей Германии…, сломить Румынию…, привлечь на свою сторону Польшу… В военных кругах уже поговаривают о походе до Кавказа и Баку»[357]. «Украинский вопрос… снова поставлен теперь с удвоенной силой в порядок дня…, — подтверждал в то время Л. Троцкий, — Украинскому вопросу суждено в ближайший период играть огромную роль в жизни Европы. Недаром Гитлер с таким шумом поднял вопрос о создании «Великой Украины»»[358].

В ноябре 1938 — марте 1939 гг. тема похода Гитлера на Украину была наиболее дискутируемой в дипломатических кругах Европы[359]. После того, как Гитлер вторгся в Чехословакию, «каждый корреспондент газеты, каждый деловой дом, каждое посольство и представительство в Европе знали, — отмечает историк «Мюнхена» Уилер-Беннетт, — что он идет на Восток»[360]. Сценарий захвата Украины, по мнению французских и британских дипломатов, должен был быть точно таким же, как Австрии и Чехословакии: «Сначала рост национализма, вспышки, восстания украинского населения, а затем «освобождение» Украины под лозунгом «самоопределения»»[361]. Сомнений в том, на чьей стороне будет «европейская общественность», как отмечает историк А. Шубин, не было: «борьба за самоопределение» украинцев против СССР, находившегося в полной международной изоляции, «была бы поддержана всей Европой»[362].

Однако Гитлер, повторяя идею плана Шлиффена, для начала решил обеспечить себе тылы на Западе. Очередь Востока наступит через полтора года: «Сегодня, — провозглашал Розенберг (20 июня 1941 г.) — за два дня до нападения на СССР, — мы начинаем «крестовый поход» против большевизма не для того только, чтобы навсегда освободить от него «бедных русских», но и для того, чтобы осуществлять немецкую мировую политику и обеспечить условия существования для германского рейха…»[363].

В своем выступлении Розенберг ставил задачу отторжения от России западных и южных территорий, с расчленением их на четыре рейхскомиссариата: Великая Финляндия, Прибалтика, Украина и Кавказ. При этом, указывал он, необходимо «придать им определенные государственные формы, то есть органически выкроить из огромной территории Советского Союза государственные образования и восстановить их против Москвы… Обеспечение продовольствием германского народа…, несомненно, будет главнейшим германским требованием на Востоке, южные области и Северный Кавказ должны будут послужить компенсацией в деле обеспечения продовольствием германского народа. Мы не берем на себя никакого обязательства по поводу того, чтобы кормить русский народ продуктами из этих областей изобилия. Мы знаем, что это является жестокой необходимостью, которая выходит за пределы всяких чувств. Но мы не предаемся иллюзиям… Это примитивная страна… Все люди, которые идут в эту страну, должны учесть, что они служат гигантской задаче и что они приняли на себя годы тяжелейшей колонизаторской работы»[364].

«После столетий хныканья о защите бедных и униженных наступило время, чтобы мы решили защитить сильных против низших, — напутствовал свои армии Гитлер, — Это будет одна из главных задач немецкой государственной деятельности на все время — предупредить всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами дальнейшее увеличение славянской расы. Естественные инстинкты повелевают всем живым существам не только завоевывать своих врагов, но и уничтожать их. В прежние дни прерогативой победителя было уничтожать целые племена, целые народы»[365].

В решении расового вопроса мы не изобретаем ничего нового, указывал Гитлер, «господа британцы знают, что такое право сильного. В отношении низших рас они вообще наши учителя»[366]. «Здесь, на востоке, — пояснял Гитлер, — повторится тот же исторический процесс, который происходил при завоевании Америки». «Полноценные» поселенцы вытеснят «неполноценное» коренное население, открыв путь в новую эру экономических возможностей. «Европа — а не Америка — станет землей неограниченных возможностей»[367].

«Страна, населенная чуждой расой, — добавлял руководитель Главного расово-поселенческого управления СС Р. Дарре, — должна стать страной рабов, сельскохозяйственных и промышленных рабочих»[368]. При этом избыточное, для этих целей население, согласно плану «Ost» в Польше достигало 85 %, на Украине — 64 %; в Белоруссии — 75 %, в Чехии — 50 %…[369]

Onslaught to the East

Объявляя в 1991 г. свою независимость, Украина одновременно заявила о своем внеблоковом статусе, вместе с тем Киев уже с 1992 г. начал активно развивать сотрудничество с НАТО. В 1997 г. на Мадридском саммите была подписана «Хартия об особом партнёрстве НАТО и Украины»; в 2002 г. Украина приняла Стратегию, направленную на полноценное членство в НАТО; в 2004 г. Рада допустила свободный доступ сил НАТО на территорию Украины. После «оранжевой» революции, в 2005 г. Ющенко провозгласил членство в ЕС и НАТО «одним из важнейших приоритетов внутренней и внешней политики». Президент США и генсек НАТО поддержали это решение. Российский МИД в ответ заявил, что «де-факто речь пойдёт о серьёзном военно-политическом сдвиге, затрагивающем интересы России»[370].

После победы на парламентских выборах 2006 г. «Партии регионов», правительство отложило принятие «Плана действий по членству в НАТО». Однако в 2008 г. Украина, в лице президента Ющенко, премьера Тимошенко и спикера Яценюка, вновь обратилась в НАТО с просьбой о присоединении. США, со странами Восточного ЕС, на Бухарестском саммите 2008 г., активно поддержали официальный Киев, против выступили — Германия и Франция, которых поддержали другие западноевропейские страны.

Глава Генштаба РФ в 2008 г. в ответ предупредил, что в случае присоединения Грузии и Украины к НАТО, Россия будет вынуждена принять «военные и иные меры» для обеспечения своих интересов[371]. После победы на выборах Януковича в 2010 г. вопрос о вступлении в НАТО был снят, что было закреплено в законе «Об основах внутренней и внешней политики».

Ответом, на отказ Януковича от европейского курса, стал Евромайдан 2014 г., где западно-либеральные партии Тимошенко-Яценюка и Кличко объединила с правонационалистической партией Тягнибока одна общая идея: «Корень нашей беды, — пояснял ее суть экс-президент Ющенко, — в той унии с Москвой, политической унии, что была подписана в Переяславе. Понимание того, что Украина должна идти другим политическим вектором, заводить новых друзей, возвращаться домой в Европу, для нас должно стать такой же политикой, как для рядового поляка, эстонца, латыша, румына, чеха и так далее»[372].

Евромайдан получил мощную поддержку со стороны Евросоюза и США: уже 1 декабря 2013 г. со сцены Евромайдана выступили лидер польской партии «Закон и справедливость» Я. Качинский и вице-президент Европарламента Я. Протасевич; 7 декабря — депутаты Европарламента Я. Сариуш-Вольский, Х. Салафранка, Э. Брок и Е. Бузек; 10 декабря верховный представитель ЕС по иностранным делам К. Эштон осудила силовой разгон Евромайдана, 15 декабря на Евромайдане выступила руководитель группы «Партии зелёных» в Европарламенте Р. Хармс, и т. д.[373]

Официальный представитель Госдепа США В. Нуланд 11 декабря проявила свою поддержку раздачей протестующим сэндвичей, вошедших в историю, как «печеньки Нуланд». На митинге 15 декабря сенаторы Дж. Маккейн и К. Мерфи «от имени всего американского народа» провозгласили, что Украина заслуживает быть с Европой, а не с Россией[374]. В те же дни депутаты польского Сейма установили свою палатку на Майдане[375], а сам Сейм заявил о своей «полной солидарности с украинскими гражданами, которые стремятся показать всему миру решимость обеспечить полное членство их страны в Европейском Союзе»[376].

Председатель британо-украинской парламентской группы Д. Уиттингдейл потребовал «прекратить репрессии против митингующих в Киеве», и подчеркнул, что главным препятствием для интеграции Украины в Евросоюз остается Россия. Представитель британского Форин-офиса в ранге государственного министра Х. Суайер заявил, что британское правительство считает неприемлемым разгон и арест мирных демонстрантов в Киеве и хотело бы видеть Украину в Европейском союзе в качестве равноправного партнера. Он также указал на опасность, исходящую от России, выступающей против европейской интеграции Украины[377].

Верховная рада, в ответ на начало Майдана, 16 января внесла изменения в закон «О судоустройстве и статусе судей» и приняла закон «О дополнительных мерах защиты безопасности граждан»[378], что вызвало гневную реакцию в Евросоюзе. Настроения Брюсселя передавала 17 января представитель по иностранным делам К. Эштон: эти законы «ограничивающие фундаментальные права граждан Украины, были поспешно проведены с наглядным неуважением парламентских процедур и демократических принципов». Через два дня — 19 января оппозиция заявила, что с принятием законов 16 января Верховная Рада Украины «утратила свою легитимность»[379].

Британский премьер Д. Кэмерон возложил особую ответственность, за «деэскалацию ситуации», на Януковича[380]. Однако решающее слово очевидно осталось за Вашингтоном — 20 февраля президент Обама предупредил Януковича о «последствиях», в случае применения силы: «США осуждают насилие самым категорическим образом. Мы тесно работаем с европейскими партнерами и с украинским правительством и оппозицией, чтобы попытаться положить конец насилию»[381]. 21 февраля протестующие ультимативно потребовали отставки Янковича и в ночь с 21 на 22 он тайно покинул Киев.

«Я приветствую волю украинского народа жить в свободной, независимой и единой стране с сильными связями с ЕС, — приветствовал победу оппозиции 24 февраля председатель Европейского совета Х. Ромпей, — Мы готовы подписать соглашение об ассоциации и поддержать Украину в эти тяжелые времена»[382]. В Москве позицию Вашингтона и Брюсселя расценили, как политику «внешнего давления на Украину, искусственного навязывания ей геополитического выбора в пользу ассоциации с Европейским союзом»[383].

Для многих на Украине, как и в России, поддержка Западом переворота на Украине выглядела, как повторение германского «Drang nach Osten» времен Первой и Второй мировых войн, и «союзнической» интервенции в Россию в 1918–1921 гг.[384] Для них это был новый вариант старого «Натиска на Восток», в новых формах — «Onslaught to the East» и с новыми силами. Именно так воспринимал эти попытки уже в 1938 г. А. Деникин: «Это не освобождение, а поход на Россию, на раздел ее на порабощение нашего Юга силою, толкающего две ветви русского народа не против большевизма, а друг против друга, на междоусобие и братоубийство; чтобы по завершении этого каинова дела на развалинах Великой и Малой России диктовать свою волю»[385].

Именно это восприятие дало толчок к отделению Крыма от Украины, и именно оно определило реакцию Москвы. «США, — пояснял свою позицию В. Путин, — организовали переворот, а страны Европы — безвольно его поддержали, спровоцировав раскол в самой Украине и выход Крыма из её состава»[386]. Евромайдан, подчеркивало свой выбор в феврале 2014 г. правительство Крыма, «является результатом разгула политического экстремизма и насилия захлестнувшего страну. Украина скатывается к полнейшему хаосу, анархии и экономической катастрофе»[387]. Подобные настроения были широко распространены в русскоязычных регионах Юго-Востока.

6 марта Верховный совет Крыма принял решение о вступлении в состав Российской Федерации, согласие Москвы — неизбежно вело к началу жесткой конфронтации с Западом. В этих условиях, решение Москвы было обусловлено не только пророссийскими настроениями населения, но и геостратегическим положением Крыма, о котором еще в 1871 г. писал Н. Данилевский: «Недавний горький опыт показал, где ахиллесова пята России … Овладение (противником) морскими берегами или одним даже Крымом было бы достаточно, чтобы нанести России существенный вред, парализующий ее силы…»[388].

На референдумах 11 мая в Донбассе и Луганске за самоопределение региона проголосовало 89,7 % и 96,2 % соответственно[389]. Киев ответил на это попыткой вооруженного подавления «сепаратистов», что фактически привело к началу гражданской войны в регионе. Москва в ответ легко могла повторить крымский сценарий, с вводом своих войск и тогда Луганская и Донецкая области, целиком, включая Мариуполь, получили бы свою независимость от Киева.

Однако Москва, в стремлении сохранить мирные отношения с Украиной, не пошла дальше поддержки требований Луганска и Донецка, о предоставлении им автономии в рамках украинского государства. И Киев, подписав при посредничестве Берлина и Парижа, и поддержке ОБСЕ, Минские соглашения в 2015 г., фактически согласился на это. Это решение признал Совет Безопасности ООН, который призвал к выполнению минских соглашений[390]. Однако Киев, словах выступая за Минские соглашения, на деле и не собирался выполнять их, наоборот — он сразу пошел по пути эскалации конфликта, с установлением блокады и террористическими обстрелами Донбасса и Луганска.

И в этом обмане не было ничего случайного: «После распада Советского Союза, — отмечал этот факт 08.2021 Forbes, — каждый избранный президент (Украины) обещал, но разочаровывал. К сожалению, Зеленский не является исключением»[391]. По сути, все эти предвыборные обещания были обманом. Простых людей легко обмануть, пояснял Кучма, «потому что они верят обещаниям…»[392]. Ситуация, согласно выводам ОЭСР, отягощалась высоким уровнем коррупции на Украине, в результате «доверие к правительству находится под воздействием регулярных утверждений о коррупции»[393].

Сохранению власти, в этих условиях, во все века, всегда — служило разжигание внешней угрозы. Общая закономерность заключается в том, что ничто так не объединяет нацию, как наличие общего врага. Эта закономерность часто используется правящими элитами, находящимися на пороге банкротства, в корыстных целях — для удержания власти. Для официального Киева война была даром небес, она спасла киевскую власть от полного политического банкротства. «Порошенко держался только на риторике войны, и это оказалось очень выгодным… война, — подтверждал общую закономерность Е. Мураев, — это мать родная для подобных политиков»[394]. «Это война. Позитива в ней мало, но есть один плюс, — подтверждал эту закономерность и Зеленский, — Эта война объединила наше государство внутри»[395].

Возникновение войн подчиняется строгим и непреклонным законам: «Вследствие растущей сложности жизни и трудности, давящей не только на рабочие массы, но и на средние классы, во всех странах старой цивилизации, — отмечал еще в 1905 г. француз А. Рюссье, — скопляется нетерпение, раздражение, ненависть, угрожающие общественному спокойствию; энергии, выбиваемой из определенной классовой колеи, надо найти применение, дать ей дело вне страны, чтобы не произошло взрыва внутри»»[396].

«Во всех странах Европы именно высшие классы… всеми способами стремятся возбудить воинственный дух населения, даже ценой развязывания ужасной войны», — писал в январе 1913 г. в американском журнале, в статье «Опасность войны в Европе» итальянский историк Дж. Ферреро. При этом, «величайшая сила и величайшая опасность заключаются в том факте, — указывал он — что эгоизму высших классов удалось убедить и увлечь за собой те самые классы низшего и среднего порядка, против интересов и амбиций которых он направлен»[397].

«Под различными названиями формируются или уже сформировались партии, — писал Феррэро, — разжигающие страсти масс, разжигающие их жадность, с помощью какой-то обещанной выгоды…»[398]. «Расовый и национальный антагонизмы был вскормлен, выращен и раздут в классовых и личных интересах, которые управляют политикой»[399], — пояснял в 1902 г. Дж. Гобсон, — «Современная классовая власть вызывает отчуждение и антагонизм между народами потому, что всякий правящий класс может удерживать свою власть, только поощряя антагонизм в международных отношениях…»[400].

Вообще весь Евромайдан 2014 г. выглядел, как совершенно сознательная провокация, направленная на обострение конфронтации с Россией, и за счет этого — разжигания националистических чувств в украинском обществе. До Майдана, несмотря на политику принудительной украинизации, которая проводилась уже более 20-ти лет; несмотря на все более ухудшающееся экономическое положение населения, Украина массовых националистических, антироссийских настроений не знала. Ситуацию переломил Евромайдан, который расколол Украину, спровоцировав отделение Крыма и начало протестных выступлений на Донбассе. Именно с этого времени радикализованный национализм стал подчинять себе Украину.

«На Украине же идет явным образом первый этап подготовки к Большой Бойне, — приходил к выводу в марте 2017 г. С. Воробьев, — Его суть — создание человеческих резервов, годных для использования на войне. В частности, это включает в себя создание более-менее обученных резервов, но даже не это главное. Стоит обратить внимание на оглушающий визг украинской военной пропаганды. Россия без всяких обиняков называется врагом, глава Украины заявляет об идущей с ней войне и населению все это вбивается в подкорку… Год, два, три и так далее такой атмосферы, и новые поколения людей на Украине… будут заточены строго на войну… И это магистральное направление будущей истории Украины»[401].

«Украину откровенно готовят в качестве врага России, — подтверждал в сентябре 2017 г. зам. директора Института стран СНГ В. Жарихин, — Враг должен быть консолидированным, поэтому никакие демократия и плюрализм ему не нужны. А также он должен быть полуголодным, потому что если он станет сытым, то, не дай Бог, снова может начать сближаться с Россией…»[402].

Эти выводы подтверждал всплеск роста военных расходов на Украине, начавшийся на следующий год после вступления в силу соглашения о ее ассоциации с Евросоюзом (2017 г.) (Гр. 19).

Гр. 19. Военные расходы Украины, в &млрд и в % от ВВП, (SIPRI)[403]

В январе 2018 г. Рада приняла закон о реинтеграции Донбасса, по которому неподконтрольные Киеву районы Донецкой и Луганской областей определялись, как «временно оккупированные территории», а действия России были названы «агрессией против Украины». Закон давал президенту право на использование армии внутри страны без согласия парламента[404]. «У нас очень сильная армия, одна из самых сильных в Европе, 200 тыс. армия, мы готовы ко всему, — заявил 15 февраля 2020 г. на Мюнхенской конференции по безопасности Зеленский, — Но мы хотим мира, на наших условиях»[405]. И с конца 2020 г. «мы, — отмечал украинский главнокомандующий Р. Хомчак, — начали подготовку всех боевых воинских частей к действиям в наступлении на урбанизированной местности»[406].

* * *

Победа Байдена на президентских выборах, была с восторгом воспринята в Киеве, где заговорили о наступлении «нового дня». Зеленский еще в конце декабря 2020 г. в беседе с The New York Times, а затем и в интервью HBO в начале февраля рассыпался в комплиментах новому американскому президенту, который «знает Украину лучше, чем его предшественник», и заявлял, что без США невозможно урегулировать конфликт в Донбассе и решить вопрос с Крымом. Байден, действительно лучше других знал вопрос, поскольку в бытность вице-президентом при Обаме, как раз и курировал украинское направление и продвигал «украинские реформы»[407].

О настроениях Вашингтона в конце января 2021 г. сообщал Der Spiegel, по данным которого Соединенные штаты, ввиду отсутствия какого-либо прогресса в разрешении ситуации на Украине, намерены вмешаться в «нормандский формат», что в германском МИДе посчитали «пожароопасным». При этом, отмечал Spiegel, «Байден давно сомневался в том, готовы ли европейцы обеспечить свою безопасность. Его также беспокоит тот факт, что страны НАТО, такие как Германия, не готовы тратить больше денег на свою оборону…, в течение многих лет он сомневался, обладает ли канцлер Меркель необходимой силой воли, чтобы противостоять Путину»[408].

2.02 только что назначенный госсекретарь Э. Блинкен, в телефонном разговоре с главой украинского МИДа Кулебой, «пообещал продолжать активную экономическую и военную помощь Украине», и добавил, что Соединенные Штаты «уделяют приоритетное внимание суверенитету, территориальной целостности и евроатлантическим устремлениям Украины»[409]. Поздним вечером того же дня Зеленский, решением СНБО, без суда, закрыл три крупнейшие новостные телеканала и ввел санкции против владельца их активов — депутата от «Оппозиционной платформы — За жизнь» Т. Козака[410].

На следующий день американское посольство в Киеве, а вслед за ним и английское, выступили с приветствиями этого акта. Это решение, заявила британский посол на Украине М. Симмонс, «способствует плюрализму мнений» и призвано решительно «противодействовать (российской) дезинформации»[411].

И в тот же день — 3.02 на «Донбасс, — сообщал корреспондент РИА «Новый день», — вновь пришла войнаОбстановка на линии фронта в Донбассе фактически вернулась к ситуации до объявленного в августе 2020 года «всеобщего перемирия»»[412]. Зеленский проинформировал послов стран Большой семерки, что идёт «в бой против вражеской силы России»». Тем самым Зеленский «хочет поднять свой рейтинг», и «пытается услужить американцам, — приходил к выводу немецкий политолог А. Рар, — ему кажется…, что от него — Зеленского — американцы требуют жесткой action»[413].

Рейтинг Зеленского, по данным КМИС, в январе 2021 г. действительно достиг своего минимума (Гр. 20), его партия скатилась на третье место в партийном рейтинге, а на первое вышла партия «Оппозиционная платформа — За жизнь». Начало репрессий против ее представителей и средств информации, а также демонстрация активных действий на Донбассе, дали практически мгновенный эффект: уже на следующий месяц партия Медведчука откатилась на второе место, а в мае на третье, а партия Зеленского вышла на первое место (Таб. 7).

Гр. 20. Рейтинг Зеленского, по данным КМИС[414]

И Зеленскому действительно некуда отступать, если он только проявит сомнение, его сразу заменят другим, более решительным. «Ни Петлюра, ни Коновалец никогда бы не предложили украинцам референдум про примирение с Россией, — восклицал, в ответ на инициативу Зеленского, экс-председатель Верховной Рады Парубий, — Эти люди воевали за Украину»[415]. «Пойти на договорняк с Путиным — это единственное, что сегодня предложил в вопросах по безопасности Зеленский! Это унижение и позор! — вторил Турчинов, — Нет договорнякам с Путиным!»[416] «У Зеленского, — пояснял Турчинов, — есть все возможности, в отличие от 2014 года, реализовать наступление на Крым, и мы ему готовы в этом помочь»[417].

«Они скоро освободятся. Они будут заниматься опять продюсингом, а мы, — предупреждал Аваков, — будем заниматься политическим управлением»[418], нам нужен, пояснял Аваков, военный сценарий возврата Крыма и Донбасса[419]. С нашими основными союзниками США и Великобританией, мы, заявлял 19.03 Тягнибок, развалим Россию на 20–30 независимых государств, «и должен быть суд, трибунал над всеми московитами, даже если их уже сейчас в живых нет»[420]; я верну Крым, обещал 20.07 экс-президент Порошенко, в состав Украины за год[421]. И это только самое начало списка, дышащего в затылок Зеленскому…

Таб. 7. Рейтинг партий по данным КМИС и Украинской социологической группы[422]

Ответный огонь вооруженных сил Донбасса, вызвал обвинения Киевом России «в нарушении обязательств по прекращению огня», и «попытке давления на Украину»[423]. «У нас там происходит резкое обострение ситуации за последние недели, — отмечал в те дни глава МВД Д. Аваков, — Никакого мирного процесса уже нет»[424]. 16.02, Верховная Рада приняла обращение к мировому сообществу с призывом усилить санкции против России за аннексию Крыма[425]. 26.02 Зеленский подписал указ о мерах по «деоккупации» и «реинтеграции» Крыма[426].

«Это логика войны — не конфронтации, как это раньше было, не экономической и военной конкуренции, как это раньше, это была другая история…, — приходил к выводу уже 18.02 глава агентства «Интерфакс-Украина» А. Мартыненко, — То, что я вижу сейчас — это переход от логики сдерживания конфронтации и соперничества к логике войны, пока мягкой, пока информационной, психологической и политической и так далее. Но она не может такой быть долго, это неизбежно пойдет дальше. И у нас проблема, потому что мы — одна из точек, где эта конфронтация и так была раньше. Поэтому мы — готовое поле боя»[427].

«В последнее время ситуация на линии соприкосновения обострилась, вызвано это рядом факторов, как внешних, так и внутренних, — отмечал 11.03 глава ДНР Д. Пушилин, — Внешние факторы — это президент Байден, который имел прямое отношение к майдану и государственному перевороту на Украине. Внутренние причины — сложная экономическая ситуация и политический кризис на Украине»[428]. Позицию Байдена, 12.03 поясняла газета The Washington Post: «г-н Зеленский теперь имеет возможность наладить партнерские отношения с г-ном Байденом, которые могли бы решительно продвинуть попытку Украины освободиться от России и присоединиться к демократическому Западу. Он должен ухватиться за это»[429].

14—17.03 произошло «резкое обострение ситуации на линии соприкосновения», что выражалось в увеличении количества ежедневных перестрелок; скоплении наступательной военной техники на украинской территории, продвижении украинских силовиков в сторону соприкосновения[430]. 17.03 в интервью телеканалу АВС Байден заявил, что российский лидер «заплатит» за вмешательство в выборы американского президента 2020 года[431]. «Взят курс, — прокомментировал слова Байдена президент Института национальной стратегии М. Ремизов, — на попытку расширить зону токсичности вокруг России и сделать из нас страну-изгоя»[432].

«Мы очень обеспокоены, — заявил 25.03 помощник госсекретаря США Дж. Кент, — В открытых источниках появляется информация о действиях на линии соприкосновения… Президент Путин и Россия должны выполнить те обязательства, которые Путин взял на себя в феврале 2015 года, шесть лет назад. Полное прекращение огня, отзыв российских войск из Украины, и восстановления Украиной контроля над своей границей»[433].

В тот же день 25.03 Зеленский утвердил стратегию военной безопасности, целью которой являлось восстановление территориальной целостности Украины, с опорой на политическую и экономическую поддержку со стороны мирового сообщества[434]. «Таким образом, новая стратегия в очередной раз подтверждает тезис о том, что с военной точки зрения Украина является ресурсом США для конфликта с Россией…, — приходил к выводу руководитель Центра изучения… проблем национальной безопасности А. Жилин, — мы получаем под боком озлобленного врага, который не понимает, к чему именно его готовят»[435].

2.04 Байден позвонил Зеленскому и подтвердил, что Вашингтон продолжит поддерживать Киев «перед лицом российской агрессии в Донбассе и Крыму». Звонок Бадена продублировал министр обороны США Л. Остин, который в разговоре с украинским коллегой А. Тараном еще раз подтвердил: «в случае эскалации российской агрессии Соединенные Штаты не оставят Украину без поддержки и не допустят реализации агрессивных устремлений России»[436]. И это были не просто слова: мы «создаем учебные базы, нам помогают партнеры, — сообщал 03.04 главнокомандующий вооруженными силами Украины Р. Хомчак, — Потому что по-другому нельзя. Если спросите, готовы ли мы сегодня, — да, готовы»[437].

«Все очень серьезно, — приходил к выводу 05.04 военный эксперт К. Сивков, — Дело может перейти в вооруженный конфликт, в который может быть втянуто НАТО… Ситуация очень опасная. Это связано с тем, что война нужна и Украине, и США — команде Байдена и европейским элитам. Причем им безразлично, это будет победа или поражение. Даже в случае поражения у них появляется важнейший козырь для консолидации своего населения вокруг своих прогнивших элит. Появится реальная угроза в лице России»[438].

«Весьма вероятно, что будет попытка военного решения со стороны Украины, — подтверждал эти опасения президент Института национальной стратегии М. Ремизов, — Но вряд ли это произойдет сейчас. Есть задача обеспечить эффект внезапности. Обеспечить его можно за счет постоянного поддержания фона напряжённости: когда постоянно наносится много маленьких ударов — легче пропустить основной удар. Когда к состоянию, при котором подтянуты войска, выстроена логистика, уже привыкнут — тогда Генштаб ВСУ сможет выбрать момент для главного удара»[439].

На стягивание Киевом войск к линии соприкосновения, Москва ответила тем же. Совещание Североатлантического совета откликнулось на этот шаг 06.04, предупредив, что «союзники разделяют обеспокоенность в связи с масштабной военной активностью России на Украине и близлежащих территориях». «НАТО будет продолжать поддерживать суверенитет и территориальную целостность Украины…»[440]

«Войска, — отвечал, на обеспокоенность американской стороны[441], министр обороны С. Шойгу, — вышли на полигоны для проведения тактических, тактико-специальных и двусторонних учений»[442]. Тем самым «Путин, — пояснял экс-министр обороны ДНР И. Стрелков, — демонстрирует уважаемым партнерам, что их планы вскрыты, и что выполнение этих планов может привести к полномасштабной войне с РФ»[443]. Спровоцированное Киевом обострение в Донбассе, предупредил 8.04 замглавы администрации президента РФ Д. Козак, стало бы началом конца Украины, как и ее вступление в НАТО[444].

Киев был вынужден отступить, заявляя, что «на самом деле мы идем политико-дипломатическим путем к освобождению наших людей и наших территорий»[445]. Однако эти слова не убедили Москву: «динамика развития этой ситуации и динамика поведения украинской стороны, — отмечал 9.04 пресс-секретарь президента России Д. Песков, — в целом создает опасность возобновления полноценных боевых действий», «в настоящее время на линии разграничения в Донбассе складывается чрезвычайно нестабильная ситуация. «Рост напряженности, эскалация напряженности на юго-востоке Украины обуславливает те меры, которые Россия принимает для обеспечения своей безопасности». Существующую эскалацию Песков назвал «достаточно беспрецедентной», что «вызывает обеспокоенность»[446].

То, что эта обеспокоенность имела под собой реальные основания, подтверждал и сам Зеленский, который в апреле заявил, что «президент Байден должен сделать больше, чтобы сдержать Россию и помочь положить конец этому конфликту. Больше оружия, больше денег на борьбу и, что особенно важно, больше поддержки для присоединения к НАТО. Если США видят Украину в НАТО, они должны сказать это прямо и сделать это. Не на словах»[447].

11.05. глава СБУ И. Баканов заявил, что Россия сосредоточила около украинских границ и в Крыму войска численностью около 100 тысяч человек. «Готовы ли мы, готов ли мир, готова ли Европа к полномасштабной войне? Я думаю, что никто не готов. Совсем». — откликнулся на это Зеленский, — «Я считаю, что Россия не может на это пойти. Я считаю, что это может вылиться в мировую войну», украинской стороне «бояться нечего и некого»[448].

Ответ Путина, на призыв Зеленского к принятию Украины в НАТО, последовал в интервью 9.06, в котором российский президент указал на красные линии в отношениях между Россией и Западом. «Блумберг» назвал это выступление «Жестким предупреждением»[449].

В марте-июне НАТО и США провели в Европе, включая Украину, крупнейшую за последние четверть века серию маневров под общим названием Defender Europe («Защитник Европы»). «Любые учения решают несколько задач, — прокомментировал их К. Сивков, — политические, демонстрируют решимость действий государств-союзников, и практические — отработку войск по решениям в возможной войне»[450].

Ответная реакция России привела к тому, что в июне 2021 г. Зеленский вновь призвал НАТО «немедленно» решить вопрос о членстве его страны, так как она находится в опасности. «Если Украина вынуждена будет самостоятельно, без поддержки Запада, решать вопрос конфликта на Востоке «у нас не будет иного пути, — подчеркнул Зеленский, — чем превратиться в очень сильную, самую мощную с точки зрения техники и войск армию в Европе. И на это мы просто потратим все, что у нас есть»[451].

На призыв Зеленского к Вашингтону принять участие в «нормандском формате», советник Госдепа США Д. Шолле 21.07 ответил: «на данный момент, я полагаю, участие США в нормандском формате, — это, наверное, не то, что поможет решить проблему. Проблема — это Россия, Россия — это агрессор, тот, кто создает проблемы»[452].

В качестве идейной альтернативы «нормандскому формату», еще в марте 2021 г. Зеленский приступил к созданию «крымской платформы»[453]: «Мы не считаем десятки месяцев после захвата Крыма, а собираем десятки стран для его освобождения и запускаем Крымскую платформу, — пояснял 23.08 Зеленский, — Впервые с 2014 года деоккупация Крыма обсуждалась на самом высоком международном уровне. Мы вернули Крым в мировую повестку дня»[454].

«Мы должны сказать правду, что мы не сможем остановить войну без прямых переговоров с Россией», но «мы должны говорить [с РФ], зная, что у нас сильная и мощная армия», — заявил 1.12 с трибуны в Верховной Рады Зеленский. Крым и Донбасс, пояснил он, «это наша земля, освободить ее наша цель, никто не сделает это вместо нас, это наша философия»[455].

В 2021 году Украина — самая бедная страна Европы[456]; страна со стремительно деградирующей, деиндустриализирующейся экономикой; страна, в которой, по словам постоянного представителя программы развития ООН на Украине Н. Уокера, «60 % населения находятся за чертой бедности»[457]. Страна, которая за кредиты МВФ, по сути, уже заложила последнее свое достояние — землю. Вот эта страна тратила в 2020 г. на военные расходы 4,1 % ВВП!

Да Россия тратит больше, но эти разорительные расходы объясняются не ее агрессивными амбициями, а реальными угрозами, исходящими из ее геополитического противостояния с США. И эти расходы покрываются главным образом за счет нефтегазовых доходов бюджета.

Развитые европейские страны тратят на военные расходы менее 2 % ВВП. Причина этого заключается в том, что военные расходы, включаемые в ВВП, на деле не увеличивают, а уменьшаю темпы экономического роста[458]. Это происходит потому, что военные расходы обеспечивают не накопление национального Капитала, а наоборот, осуществляются за счет его расходования.

Рост военных расходов сыграл не последнюю роль в том, что ВВП на душу населения на Украине в 2021 г., оказался почти на 10 % ниже, чем в Молдове (а в 2020 г. наоборот был почти на 5 % выше)[459], где военные расходы составляют всего ~0,4 % ВВП. Показательным примером, влияния военных расходов на экономику, может являться и крах Советского Союза, в котором их размер сыграл далеко не последнюю роль.

США могут позволить себе высокие военные расходы лишь потому, что Вашингтон относит их на будущие поколения и другие страны: военные расходы в США практически полностью покрываются за счет увеличения государственного долга, который, благодаря тому, что доллар является мировой резервной валютой, в конечном итоге перекладывается на все страны мира.

Гр. 21. Военные расходы в % от ВВП в 2020 г. (SIPRI)[460]

Именно финансовый вопрос — вопрос Капитала является для Украины ключевым, на что прямо указал летом 2021 г. глава украинского «Нафтогаза» Ю. Витренко: завершение строительства трубопровода «Северный поток — 2», по его словам, может привести к полномасштабной войне, поскольку Украина может потерять «с 2024 года большую часть ВВП» из-за этой магистрали[461]. «Мы видим, что ситуация становится более напряжённой — и социальная, и политическая, и ментальная в обществе…, — отмечал в июле 2021 г., — экс-глава СВР Украины ген. Н. Маломуж, — Это будет огромная проблема, будет конец эпохи Зеленского»[462].

Именно с обострившимися экономическими трудностями связывал в ноябре 2021 г., такой ярый националист, как Ярош, продолжающееся падение рейтинга действующей власти: «Шараханье из стороны в сторону во многих сферах, недостатки в кадровой политике — вся эта чехарда… Это будет влиять на рейтинги. Но в первую очередь, наверное, экономический спад. У меня жена отвечает за покупки — она рассказывает, как растут цены. Это просто ужас, для простых людей выживать очень сложно… Обещания-то предвыборные были абсолютно другие»[463].

Нечто похожее было и в Германии в конце 1930-х гг.: «Финансовое положение рейха… катастрофическое, — отмечал 13 декабря 1938 г. в своем дневнике Геббельс, — Мы должны искать новые пути. Дальше так не пойдет…»[464]. В январе 1939 г. правление Рейхсбанка в своем докладе Гитлеру откровенно констатировало: «у Рейхсбанка не осталось ни золотых, ни валютных резервов»[465]. «Для немцев, — подводил итог в апреле 1939 г. президент США Ф. Рузвельт, — отсрочка большой войны немыслима экономически»[466].

Однако воинственная риторика Киева не имела бы никакого значения, поскольку у него не было ни экономических, ни индустриальных ресурсов для ведения даже краткосрочной войны с Россией. Слова остались бы только словами, если бы не Вашингтон:

Президент США Б. Обама уже 6 марта 2014 г. ввел режим чрезвычайной ситуации в отношении России, пояснив, что имеется «необычная и экстраординарная угроза безопасности и внешней политике США»[467]. Это решение послужило началом все более набирающей обороты санкционной войны против России: в июле 2014 г. президенты США и Франции «решили, что США и Европа должны предпринять дальнейшие скоординированные действия, чтобы заставить Россию заплатить цену, если она не примет немедленные шаги по деэскалации»[468]

«Цель американских санкций, — приходил к выводу бывший помощник Р. Рейгана П. Робертс, — пропагандистская. Правительство использует их, чтобы демонизировать страны… Это чисто пропагандистский ход против российского правительства: либо вы делаете, что мы вам говорим, либо мы вас проучим. Так дипломатия не работает, это империализм… Санкции сегодня заменяют военные действия»[469]. Подобным образом в 1929 г. расценивал введение санкций против СССР сенатор Бора: «Санкции, будь они экономические или иные, вещь опасная. Экономическая блокада сама по себе является уже актом войны… Идея экономической санкции является разновидностью империализма…»[470].

Американские санкции не «разорвали российскую экономику в клочья», как заявлял Б. Обама[471], но, тем не менее, нанесли ей очень существенный урон. Экономические потери России от санкций, относительно сопоставимой по уровню развития группы европейских стран, с 2013 по 2020 гг. составили от 3 до 4 % ВВП ежегодно: среднегодовые темпы роста ВВП 0,3 % против 3,5 %. С 2001 по 2013 гг. Россия, по темпам роста, наоборот опережала эту группу стран (5,5 % против 4 %). Еще больше от этих санкций и смены геополитической ориентации пострадала сама Украина (минус —2 %, в 2013–2020 гг., против +4 %, в 2001–2013 гг.)[472].

Одних только санкций недостаточно, «с Москвой, — заявляла 22 июня 2015 г. — в годовщину нападения нацистской Германии на СССР, министр обороны Германии Урсула фон дер Ляйен, — лучше разговаривать с позиции силы»[473]. В начале 2019 г. в конгресс США был внесен проект закона «О защите американской безопасности от агрессии Кремля»[474]. С этого времени Вашингтон начал поставку вооружений Киеву и усилил санкционное давление на Москву[475]. Глава Еврокомиссии фон дер Ляйен откликнулась на инициативы Вашингтона тем, что снова пообещала Кремлю диалог «с позиции силы»[476]. «Наш старый враг, Россия, снова говорит: «Я здесь», — подтверждал позицию Брюсселя в 2019 г. верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности Ж. Боррель, — И снова представляет угрозу»[477].

По мнению эксперта фракции Левой партии по вопросам европейской политики в Бундестаге А. Хунко, Ляйен, «как немногие другие привержена форсированной милитаризации и наращиванию вооружений, а также политике конфронтации по отношению к России»[478]. Ляйен обнаружила склонность к русофобии, подтверждало в январе 2020 г. одно из шведских изданий, она разжигает неприязнь к России[479].

Целью Запада, приходил в 2016 г. к выводу экс-министр экономики Украины В. Суслов, является не Украина: «Запад борется с Россией и то, что отсекли Украину от России это не только политическая, но и военная победа Запада…, — был нанесен огромный удар по промышленному потенциалу России»[480]. Но это только начало, «цель США, — заключается в том, указывал в 2015 г. американский экономист У. Энгдаль, — чтобы полностью разрушить Россию!»[481]

«Украину использовали, для того, — приходил к выводу в 2018 г. один из наиболее видных оппозиционных политиков Украины Е. Мураев, — чтобы раскачать этот конфликт (с Россией) ввести санкции и ослабить Россию»[482]. «Под предлогом того, что мы интегрируемся в Европейский союз мы, по сути стали колонией Соединённых Штатов…, — пояснял Мураев, — это была такая политика по построению антироссийского государства, а не независимой Украины или там члена Европейского союза. И сделали это руками таких, как эти товарищи, которых я называю коллективной партией войны»[483].

Олигарх И. Коломойский в 2019 г. вообще потребовал объявить дефолт по долгам Украины, поскольку, пояснял он в интервью Financial Times, «это ваша игра, ваша (США и ЕС) геополитика. Вас не волнует Украина. Вы хотите навредить России, и Украина — это только предлог»[484]«Конфликт на Украине, — конкретизировал Д. Макгрегор из «The American Conservative», — является «опосредованной войной против России»[485]. В ней Украина выступает лишь в качестве поставщика живой силы и локального поля боя.

* * *

Украина в этой войне стоит первой, но не последней, на ее место уже готовы заступить Польша и Прибалтика, «Стратегия Вашингтона и Лондона заключается в борьбе с Россией до последнего украинца. К сожалению, — отмечает эти тенденции 06.2022 польский политолог М. Пискорский, — есть определенные риски и опасения многих независимых экспертов, что потом они перейдут к стратегии до последнего поляка…»[486]

В качестве «резерва» подспудно готовиться и остальная Европа, и прежде всего Германия. Тому способствует резкое ухудшение социальной обстановки, о которой пишут авторы SPIEGEL: необходима «дальнейшая миллиардная помощь со стороны федерального правительства предприятиям и работникам», иначе «протест выйдет на улицы»[487], нужно, «чтобы государство создало новую систему прямых государственных платежей. «В противном случае нам грозят самые серьезные социальные потрясения»[488].

Всеми «благопристойными» СМИ и политическими силами этот протест сейчас направляется против России, которую сделали главной виновницей кризиса. Это грозит повторением того преображения, которое произошло на Украине в 2014 г, и в Германии в 1933 г. Тональность ведущих политических элит и СМИ Германии сегодня уже вполне сопоставима с тональностью центрального печатного органа НДСАП «Фолькишер беобахтер».

По крайней мере, их риторика находится в русле политики Fetiales hastam[489], которая предшествовала началу всех войн: от Древнего Рима, крестовых походов до обеих мировых войн ХХ века. «Хорошо поставленная пропаганда, — пояснял ее принципы командующий немецкими войсками в Первую мировую Э. Людендорф, — должна далеко опережать развитие политических событий. Она должна расчищать дорогу для политики и подготавливать общественное мнение незаметно для него самого. Прежде чем политические намерения превратятся в действия, надо убедить мир в их необходимости и моральной оправданности»[490].

Ключевыми элементами Fetiales hastam являются демонизация и варваризация противника. Их пример в 1839 г. давал французский путешественник А. де Кюстин: «В сердце русского народа кипит сильная, необузданная страсть к завоеваниям — одна из тех страстей, что вырастают лишь в душе угнетенных и питаются лишь всенародною бедой. Нация эта, захватническая от природы, алчная от перенесенных лишений, унизительным покорством у себя дома заранее искупает свою мечту о тиранической власти над другими народами; ожидание славы и богатств отвлекает ее от переживаемого ею бесчестья; коленопреклоненный раб грезит о мировом господстве, надеясь смыть с себя позорное клеймо отказа от всякой общественной и личной вольности… Россия видит в Европе свою добычу…»[491]. Демонизация и варваризация противника, как правило, служат для оправдания собственной агрессии. Ее угроза была настолько ощутима, что А. Пушкин в те годы писал:

Бессмысленно прельщает вас Борьбы отчаянной отвага И ненавидите вы нас…

Британский историк Ч. Саролеа, в 1916 г. назвал это явление «Заговором клеветы против России. Никогда не существовало расы более непрерывно и систематически оклеветанной, чем славяне»[492]. Суть этого заговора клеветы наглядно передавал Ф. Тютчев в 1867 г.:

Давно на почве европейской, Где ложь так пышно разрослась, Давно наукой фарисейской Двойная правда создалась: Для них — закон и равноправность, Для нас насилье и обман… И закрепила стародавность Их, как наследие славян…

К концу ХIХ века европейцы уже пару столетий пугали друг друга угрозой с Востока, а русские все никак не шли и не шли. В России же угроза с Запада приобретала все более осязаемые черты: «В Европе все держат против нас камень за пазухой», писал в 1870 г. из Дрездена Ф. Достоевский, «Европа нас ненавидит», «Европа презирает нас, считает низшими себя, как людей, как породу…». Всех славян вообще «Европа готова заварить кипятком, как гнезда клопов…». «Там (в Европе) порешили давно уже покончить с Россией. Нам не укрыться от их скрежета, и когда-нибудь они бросятся на нас и съедят»[493].

Ничего нового, эта история повторялась и в 1914-м г., и в 1930-е гг., повторяется она и сегодня: В Германии еще за год до начала Спецоперации на Донбассе — в январе 2021 года поднялась настоящая антироссийская истерия, поводом для которой стал арест Навального: «труба приносит пользу российскому государству — иностранную валюту, — писал в те дни Spiegel, — Это противоречит духу европейских санкций против режима, который годами демонстрировал себя противником ЕС…, американцы далеко не единственные, кто выступает против трубопровода. Пожалуй, самый сильный аргумент против «Северного потока-2»… — этот трубопровод является антиевропейским проектом… Этот трубопровод наносит ущерб окружающей среде…, наносит ущерб репутации Германии. Настало время принять четкое решение и перестать привязывать себя к одному трубопроводу: «Северный поток-2» должен быть остановлен»[494].

Аналогию европейским санкциям 2022 г., которые включают в себя конфискацию в Европе активов Газпрома и Роснефти, навевают события 1933 г. — тогда в Германии была развязана настоящая война, против Общества по продаже советских нефтепродуктов — «Деропа». Его заправочные станции подвергались «налетам и разграблениям…, в некоторых случаях бензин насильственно забирается бесплатно… штурмовиками, в других случаях бензин просто выпускается»[495]. «Деропу» на немецком рынке противостояли «Стандарт ойл» и «Ройял датч шелл» Детердинга, которые и увеличили свою долю на рынке.

А за ними пришел производитель синтетического бензина американо-германская IG Farben. И уже в декабре 1935 г. военный атташе американского посольства докладывал: «Через два года Германия с помощью миллионов долларов, предоставляемых «Стандард ойл компани оф Нью-Йорк», будет производить из бурого угля нефть и бензин в количестве, достаточном для ведения длительной войны»[496]. Почему для войны? Потому что для мирных целей эрзацбензин — слишком дорог. Производство эрзац-материалов, — пояснял президент Рейхсбанка, министр экономики Я. Шахт, обходится Германии «в четыре раза дороже, чем импортное сырье»[497].

Отношение к России сегодня немецких СМИ наглядно передает статья в FOCUS 10.2022 популярного бизнес-редактора Г. Штейнгарта, который утверждает, что «настоящая цель Путина в войне — не Украина, а Германия. Путин думает не о Донбассе, а о восстановлении мощи России при одновременном ослаблении Западной Европы. А тот, кто хочет ослабить Западную Европу, должен сначала обездвижить главный экономический мотор ЕС — Германию». Подобные высказывания можно было бы посчитать параноидальным бредом желтой прессы, но «увы, — отмечают редакторы ИноСМИ, — этот текст отражает уровень большинства немецких изданий сегодня»[498]. Сегодня создается полное ощущение того, что мэйнстримовские СМИ Германии, как и сто лет назад, совершенно сознательно зомбируют своих сограждан, готовя их повторить «подвиги» своих предков времен двух мировой войн ХХ века…

Спецоперация на Украине

Неужели вы думаете, что у России есть цель вторгнуться куда-то… Ей бы со своей страной справиться. Мы вот такая сладкая булка всем кажется. Скажите нас захватить, что бы что? Чтобы чинить нашу инфраструктуру…?

Е. Мураев 02.06.2021[499]

Содержание империй — это слишком дорогое «удовольствие». Неслучайно споры о необходимости ее силового сохранения начались в крупнейшей империи мира еще до начала ХХ в. При этом расчеты стоимости сохранения империи тесно переплетались с развитием моральных принципов. Империализм «тратя общественные деньги, время, интересы и энергию на дорогостоящее непроизводительное дело территориальной экспансии, — указывал в 1902 г. видный экономист Дж. Гобсоном, — истощает таким путем общественную энергию правящих классов и народов, необходимую для проведения внутренних реформ и для расцвета материальной и интеллектуальной культуры у себя на родине»[500].

«Мы не представляем себе, почему англичане обязаны сохранить свою империю из чувства уважения к героизму тех, кто ее приобрел, или почему отречься от нее было бы с их стороны признаком малодушия, — писал в 1910-е годы видный британский историк Дж. Сили, — Все политические союзы существуют для блага их членов и потому должны достигать как раз той величины, при которой остаются благодеятельными, и отнюдь не большей»[501].

Подобные настроения в те годы нарастали в России: «Внешнее территориальное расширение государства идет обратно пропорционально к развитию внутренней свободы народа…, — писал в 1904 г. В. Ключевский, — На расширяющемся завоеваниями поприще увеличивался размах власти, но уменьшалась подъемная сила народного духа… В результате внешних завоеваний государство пухло, а народ хирел»[502]. «Расширяясь без конца, страна тратит капитал; развиваясь внутрь, она накапливает его, и, может быть, все беды России в том, — писал в 1912 г. М. Меньшиков, — что она все еще не начала настоящего периода накопления. Завоевывая огромные пространства, мы до сих пор оттягивали от центра национальные силы»[503].

При этом стоимость содержания империй постоянно возрастала: «В течение XIX века рост национализма определенно доказал, — отмечал У. Черчилль, — что все великие державы должны считаться с этим принципом (самоуправления) и все больше и больше приспособляться к нему, если они хотят сохранить свое могущество и целостность в современных политических условиях. Почти полное исключение вопросов религии во всех ее формах из области политики сделало национализм самым могущественным фактором современной политики»[504]. За четверть века до декларации независимости США один из основоположников экономического либерализма Ж. Тюрго уже провидчески замечал, что: «колонии подобны плодам: они держатся на дереве только до тех пор, пока не созреют. Как только Америка будет в силах о себе заботиться, она сделает то же, что сделал Карфаген».

Все более возрастающие материальные и социальные затраты на сохранение империи привели к тому, что Великобритания стала первой метрополией, которая сознательно, ради сохранения своего влияния была вынуждена пойти по пути предоставления, в той или иной мере, прав самоопределения своим бывшим колониям.

Морские империи были уже слишком сильны и могли обеспечивать сохранение единого экономического пространства политическими мерами, подкрепленными сильнейшими флотами в мире. «Мы фактически были хозяевами Африки, — пояснял во второй половине XIX в. Б. Дизраэли, — не имея надобности устанавливать там протектораты или нечто подобное — просто в силу того, что мы господствовали на море». Историческое и теоретическое обоснование этой закономерности в 1890—1900-х гг. привел А. Мэхэн, в целом ряде своих, получивших огромную популярность работ, посвященных оценке влияния морской силы на историю[505].

И именно борьба за господство на море, стала одним из основных вызовов, приведших к Первой мировой войне: «морское превосходство Великобритании, — предупреждал в 1908 г. Вильгельма II постоянный заместитель английского МИДа Гардинг, — сделалось кардинальным принципом Британской политики, принципом, который не может игнорировать ни одно правительство любой партии»[506].

Сохранение этой закономерности и в XXI в., подтверждал в 2015 г. директор STRATFOR Дж. Фридман: «Соединенные Штаты контролируют все океаны планеты…, как следствие мы можем осуществлять вторжения везде на планете, но никто не может напасть на нас… Осуществление контроля над океанами и в космосе является основой нашей власти»[507].

В континентальных империях вопрос национального и территориального самоопределения стоял не менее остро. Однако континентальные империи не могли пойти по пути морских, так как самоопределение национальных частей вело к сепаратизму и распаду единого экономического пространства, создаваемого континентальными империями, приводя к появлению множества экономически и политически несамодостаточных национальных государств, превращая Европу в «минное поле» междоусобных войн. «Бессчетные вновь созданные новые политические границы, — пояснял Дж. Кейнс, — создают между ними жадные, завистливые, недоразвитые и экономически неполноценные национальные государства»[508].

При этом «европейские страны располагались настолько тесно друг к другу, что им не оставалось иного выхода, — отмечает А. Гринспен, — кроме войн за территорию и экспансии на другой континент»[509]. Ситуация катализировалась тем, что вместе с развитием капитализма и индивидуализма на национальный уровень переносится и принцип Т. Гоббса «человек человеку волк» или «войны всех против всех». «Национальная ненависть…, — пояснял эту связь К. Клаузевиц, — заменяет в большей или меньшей степени личную вражду одного индивидуума к другому»[510].

Воспламенению этой взаимной вражды способствуют, отмечал в 1915 г. американский посол в Лондоне У. Пэйдж, объективные условия Европы: «столько стран, столько рас, столько языков в таком кружочке, как Европа, положительно навлекают на себя смертельные различия»[511]. Превращению Европы в «пылающий континент», способствовал и тот факт, приходил к выводу У. Пэйдж, что «Все аристократии выросли в основном из войн»[512], именно поэтому «короли и привилегированные люди держали части мира отдельно друг от друга. Они откармливаются на провинциализме, который ошибочно принимается за патриотизм»[513].

Именно поэтому Австро-Венгрия, Россия и Турция не могли пойти по пути Англии. Континентальные державы всеми средствами были вынуждены обеспечивать необходимое, для общего развития, единое экономическое и политическое пространство входящих в них народов.

В России проблема осложняется тем, писал в 1915 г. британский историк Ч. Саролеа, «что эти расы не только различны, но и непримиримо враждебны. А инстинктивная враждебность расы осложняется различиями в языке, религии и привычках. Чтобы заставить все народы, которых превратности истории свели вместе на одной и той же территории, жить в мире, необходимо иметь энергичное, военное, централизованное правительство, которое будет играть роль судьи и миротворца и которое может сдерживать и подавлять стихийную анархию и гражданскую войну, которые всегда готовы вспыхнуть. Всем этим людям Российская империя принесла ту же высшую пользу, что и Римская: Pax Romana, Царский Мир»[514], именно в этом «как раз и состоит цивилизационная роль, которую Россия играла на протяжении веков»[515]. Только «Империя, — подтверждал, говоря о России, Г. Уэллс, — гарантировала устойчивый мир и безопасность»[516][517].

Падение Советского Союза привело к тому, что «мы вернулись к старой игре, — отмечал в 2015 г. Дж. Фридман, — Ни одна страна не может быть всегда мирной. Даже США постоянно затронуты войнами. В будущем Европа, как мне кажется, не будет вовлечена в большие войны, как раньше, но Европа вернется к естественной ситуации человечества: в Европе будут войны, европейцы будут умирать в войнах…»[518].

Советский Союз распался, не в последнюю очередь потому, что исчерпал свои экономические и политические возможности по сохранению «империи». И повторять это строительство у современной России нет ни желания, ни сил. Обеспечить мир и процветание теперь может только содружество государств в рамках их добровольных объединений. Как показывает опыт последних десятилетий, любое насильственное завоевание страны, с враждебным населением, за которой, как правило, стоят могущественные интересы Великих держав, в настоящее время, является лишь формой самоубийства.

Тем более если на поле боя тебе противостоит такая боеспособная армия, какой стала украинская: «разговоры о том, что украинская армия уже не та, что в 2015 году, справедливы, — отмечал уже 04.2021 президент Института национальной стратегии М. Ремизов, — Уровень ее подготовленности выше, если Россия намерена парировать угрозу, то это придется делать с применением больших средств, ценой больших потерь и риском увязания в конфликте, что эскалирует и человеческие потери, и политические риски»[519].

Мало того, было очевидно, что в случае вооруженного конфликта, на стороне Украины будет вся военная и экономическая мощь стран НАТО, даже несмотря на угрозу перерастания его в ядерную войну. И в этой мощи Россия уступает Западу на порядок. Но главное — Россия по многим видам товаров жизненно зависит от внешних поставок, а ее собственное благополучие базируется на экспорте сырья на тот же Запад. Начало военных действий неизбежно вело к полной изоляции России со стороны Запада…

И даже в случае достижения полного военного успеха, он принес бы победителю не победу, а разорение, поскольку именно на него лягут все расходы по восстановлению и развитию экономики, подъему жизненного уровня населения завоеванной страны, стабилизации в ней политической власти и т. п. Завоевательные войны сегодня — это слишком, разорительно дорогое «удовольствие», даже для самых богатых стран мира.

Почему же, несмотря на все эти угрозы, Кремль пошел на начало Спецоперации на Украине?

Не имея текущей оперативной информации невозможно с достаточной степенью уверенности сказать, насколько обоснован был ее превентивный характер. Можно лишь отметить, что ее можно было предотвратить своевременной реализацией Минских соглашений, тогда у Москвы не было бы даже формального повода для начала Спецоперации, а Донбасс и Луганск сохранились бы в составе Украины. Однако нежелание Киева реализовывать Минские соглашения, блокада им Донецка и Луганска, террористические обстрелы их территории на протяжении 8 лет, привели к тому, что Минские соглашения устарели: население Донбасса и Луганска уже не осталось бы в составе Украины, даже в случае предоставления им автономии.

В январе 2021 г. глава ДНР Д. Пушилин предложил провести повторный референдум о независимости и присоединении Донбасса, в присутствии любого количества зарубежных наблюдателей. «Желания Донбасса очевидны, понятны и лежат на поверхности, — заявил Пушилин, — конечно же, к России, учитывая все геополитические вызовы. Конечно, Донбасс уже определился»[520].

Это отлично понимали и в Киеве: «Нам главное не взять его обратно, как онкологическую опухоль, с которой мы не знаем, что делать…, — говорил о Донбассе в ноябре 2020 г. вице-премьера по вопросам временно оккупированных территорий А. Резников, — Это больные территории, ментально в том числе»[521]. Год спустя Резников стал министром обороны Украины, а его слова — настоящим мемом в националистических кругах. Пример тому давал Председатель контактной группы по урегулированию ситуации на Донбассе экс-президент Л. Кравчук, который 06.2021 сравнил Донбасс с «раковой опухолью, которую нужно отрезать»[522].

В июне 2021 г. Зеленский предложил провести референдум по отделению Донбасса «стеной»[523]. «Зеленский уже понял, — комментировал это предложение киевский политолог В. Карасёв, — что заставить жить вместе разные, по сути, народы практически невозможно…, мы возвращаем Донбасс, а там уже народ Донбасса живёт. У нас два народа будет — народ Украины и народ Донбасса. Как это вживить всё? Это очень сложный момент. Поэтому Зеленский не знает, как к Донбассу подступиться»[524].

Политика Киева привела к тому, что конфликт на Востоке Украины мог быть разрешен только вооруженным путем. Но даже эта неизбежность не дает полного ответа: слишком высоки ставки в этой Спецоперации; слишком высока — неизмеримо высока цена, которую она потребует заплатить. Что же двигало решимостью Кремля, при принятии решения о ее начале?

Ответ на это вопрос дают объективные закономерности, на одну из которых в 1939 г. указывал У. Черчилль: «Я не могу предсказать, каковы будут действия России. Это такая загадка, которую чрезвычайно трудно разгадать, однако ключ к ней имеется. Этим ключом являются национальные интересы России. Учитывая соображения безопасности, Россия не может быть заинтересована в том, чтобы Германия обосновалась на берегах Черного моря или чтобы она оккупировала Балканские страны и покорила славянские народы Юго-Восточной Европы. Это противоречило бы исторически сложившимся жизненным интересам России»[525].

События последних десятилетий внесли в эту закономерность свои коррективы: «Вопрос который сейчас стоит на повестке для русских в том, — пояснял 02.2015 существующую закономерность директор STRATFOR Дж. Фридман, — что либо Украина станет буферной зоной между Россией и Западом, как минимум будет нейтральной страной или же Запад продвинется на Украине, так далеко, что НАТО будет отделять от Сталинграда всего сто километров, а от Москвы пятьсот. Для России статус Украины представляет жизненно важную угрозу и русские не могут просто так оставить этот вопрос и уйти»[526]. Расширение НАТО на Восток в 1997 г., на страницах «Нью-Йорк таймс», Дж. Кеннан осудил, как «самую фатальную ошибку американской политики за всю эпоху после окончания холодной войны»[527].

«Россия ещё 30 лет назад — задолго до Путина — дала понять, что вступление Украины в НАТО, враждебный военный альянс, будет означать пересечение линии, на которое ни один российский лидер не согласится. Ни Горбачев, ни Ельцин, ни Путин. Некоторые высокопоставленные представители США это поняли: Дж. Кеннан, Г. Киссинджер, Дж. Мэдлок и глава ЦРУ У. Бернс. Понимание это существует уже давно. С 90-ых годов они пытаются предупредить американских чиновников, что попытки включить Украину в НАТО будут безрассудством и провокацией. Нравится нам это или нет, но Россия с этим не согласится. Это часть её основной геостратегической позиции, — поясняет Н. Хомский, — Если ты видел топографическую карту или изучал историю, ты хорошо понимаешь почему. Однако Соединенные Штаты продолжают добиваться включения Украины в НАТО. В 2008 году Джордж Буш-младший официально пригласил Украину в альянс, но Германия и Франция наложили вето. Однако Соединенные Штаты обладают таким влиянием, что эта тема по-прежнему остается в повестке»[528].

Поддержав вступление Украины в НАТО, Вашингтон, констатировал Хомский, тем самым совершенно «сознательно спровоцировал» Спецоперацию России на Украине[529]. Продвижением НАТО на Восток, приходит к подобному выводу известный американский экономист Дж. Сакс, американские неоконы спровоцировали вторжение России на Украину[530]. «Кремль готовится к «битве за Украину» со всей серьезностью», — эти слова директора московского дома Карнеги Д. Тренина приводил Р. Кэгэн, муж той самой В. Нуланд, в своей статье еще в 2006 году[531]. То же предупреждение прозвучало в программной Мюнхенской речи Путина в 2007 году.

В декабре 2014 г. Рада отменила внеблоковый статус Украины, и утвердила курс на углубление сотрудничества с НАТО. В 01.2015 «Украину посетил главнокомандующий сухопутными войсками США в Европе ген. Бен Ходжес… он наградил украинцев военными наградами США, что вообще-то, — замечает директор STRATFOR Дж. Фридман, — запрещает армейский регламент, награждать медалями иностранцев. Но он сделал это потому что этим он хотел показать, что украинская армия, это его армия… США сейчас поставляют оружие, артиллерию и другие вооружения прибалтийским странам, Румынии Польше и Болгарии… США объявили о намерении поставок вооружений на Украину, и хотя это потом было опровергнуто, оружие будет поставляться. И во всех этих действиях США действуют в обход НАТО…»[532].

В 2017 г. курс на сотрудничество с НАТО был закреплен Киевом на законодательном, а в 2018 г. — на конституционном уровне. Фактически «Украина, — приходил к выводу в 2018 г. Мураев, — уже сегодня де факто — форпост НАТО»[533]. В ответ на протесты России генсек НАТО Й. Столтенберг еще в 2014 г. заявлял, что запрет на вступление Украины в НАТО «нарушит основополагающую идею уважения суверенитета Украины»[534]. В 2021 г. Столтенберг назвал неприемлемой даже мысль о том, что у России может быть сфера влияния, «потому что её соседи — это суверенные государства»[535].

Угроза вступления Украины в НАТО подрывала и без того хрупкое геостратегическое равновесие, создавая прямую угрозу безопасности России. На значимость геостратегического фактора указывал еще Д. Ллойд Джордж, который приходил к выводу, что одной из основных причин Второй мировой являлся Версальский мир, который «перестроил центральную Европу на основах национальностей и свободного самоопределения народов, вместо основ стратегической и военной необходимости»[536].

О нарастании военной угрозы в то время предупреждали многие, так еще в 2019 г. Ф. Джиралди приходил к выводу, что переход «от санкций к вооружению врагов Кремля», приводит к тому, что война Украины против России, при поддержке США, в «становится мыслимой»[537]. Планирование самой масштабной перестройки военных структур НАТО, с момента его создания, по словам (2022 г.) главы Военного комитета НАТО Р. Бауэра, «началось несколько лет назад»[538].

Какие же жизненные интересы России предопределяли решение о начале Спецоперации?

Священный крик

«Таласса (Море)! крик, который две тысячи лет назад вырвался из груди греков, был также, — отмечал в 1916 г. британский историк Ч. Саролеа, — священным криком русских! Таласса! Этот крик подводит итог всей их истории. Для русской истории в новое время это не что иное, как бесконечная «Экспедиция Десяти тысяч», долгая попытка выйти в «открытое море». Таласса! выражает как прошлое, так и будущее народа; все реальности, которых он жаждет, и все идеалы, о которых он мечтает»[539].

И здесь действовал объективный закон, который в свое время послужил объединению феодальной Европы в единые государства: Не имеет значения, правы мы или нет, здесь проходит дорога. Дорога к морю, была вопросом жизни и смерти для всей русской цивилизации… «Это не политика авантюр и завоеваний, — подтверждал Саролеа, — Это естественная и национальная политика. С российской точки зрения это совершенно законное и действительно необходимое решение. Воля Петра Великого, подлинная она или нет, соответствует политической действительности; это священное наследие и историческая миссия, которую Русские в течение последних трех столетий передавали из поколения в поколение»[540].

«Ни одна великая нация, — указывал на истоки этой борьбы К. Маркс, — никогда не жила и не могла прожить в таком отдалении от моря, в каком вначале находилась империя Петра Великого»[541]. Россия завоевывала выход к Черному морю на протяжении столетий, в ожесточенных войнах, в цивилизационном освоении столетиями опустошенных набегами кочевников земель «Дикого поля», в строительстве там крепостей и городов. В многочисленных войнах с Турцией, Польшей, Швецией.

И свой завоеванный поколениями русских людей выход к морю она будет защищать так же, как она защищала его, стоя бастионах Севастополя, во время Крымской войны 1854 г., противостоя Англии и Франции, и так же, как во время обоих мировых войн ХХ столетия. «И понятно, почему это должно было быть так, — отмечал в 1913 г. потомок двух президентов США видный историк Б. Адамс, — Движение — это жизнь, а остановка движения — смерть, и движение каждого народа течет по своим дорогам. Захватчику достаточно перерезать коммуникации захваченного, чтобы парализовать его, как он парализовал бы животное, перерезав его артерии или сухожилия»[542][543].

Именно эта объективная закономерность, в совокупности с пророссийскими настроениями Крыма, сделала неизбежным его присоединение к России, после изменения геостратегической ориентации Украины. При этом Москва подчеркнуто ограничилась только одним Крымом — даже косвенно не предъявляя никаких претензий, ни на какие другие территории Украины. Для сообщения с Крымом через Керченский пролив был специально построен 19-ти километровый автомобильно-железнодорожный мост.

Национальное государство

Само по себе деление на коренные, первосортные категории людей, второсортные и так далее уже точно совершенно напоминает теорию и практику нацистской Германии

В. Путин. 09.06.2021[544]

«Когда мы читаем об этой стране, когда мы смотрим с удивлением и печалью на эти поразительные проявления жестокости и воинственности, на это безжалостное преследование меньшинств, на это отрицание прав личности, на принятие принципа расового превосходства…, мы не можем скрыть чувства страха». «Как только эта страна достигнет военного равенства со своими соседями, не удовлетворив при этом своих претензий, она встанет на путь, ведущий к общеевропейской войне».

У. Черчилль о Германии, март-апрель 1933 г.[545]

Киев не принял компромисса, предложенного Москвой. Вместо признания отделения Крыма, вызванного коренным изменением геостратегического положения Украины, и мирного, цивилизационного разрешения проблемы Донбасса, на основе минских договоренностей, Киев пошел по пути эскалации конфликта и разжигания националистических настроений.

В апреле 2015 г. был принят закон о героизации ОУН-УПА[546],[547]. В сентябре 2018 г. лозунг этой организации стал официальным приветствием украинских вооружённых сил[548], в декабре Порошенко уравнял бойцов ОУН и УПА с ветеранами Великой Отечественной войны[549]. «Бандера — герой для какого-то процента украинцев, и это нормально и классно, — заявлял Зеленский еще не успев победить на выборах, — это один из тех людей, которые защищали свободу Украины»[550].

Россия с 2012 г. ежегодно вносит на рассмотрение ООН резолюцию против героизации нацизма, которая принимается подавляющим большинством голосов, против всегда голосуют США и с 2014 г. Украина, воздерживаются — почти все страны НАТО и ЕС. Примером может служить резолюция Генассамблеи ООН 18.12.2019 о борьбе «с героизацией нацизма, неонацизмом, и другими видами практики, которые способствуют эскалации современных форм расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и связанной с ними нетерпимости». Документ поддержали 133 государства, против выступили США и Украина, 52 страны воздержались[551].

Представитель США Дж. Мак пояснил, что его делегация голосует против этой резолюции, потому что усматривает в ней «тонко завуалированную попытку узаконить российскую дезинформацию» о том, что в соседних с нею странах прославляют нацизм. «Соединенные Штаты, которые вместе с нашими демократическими союзниками внесли решающий вклад в победу над нацистской Германией в 1945 году, осуждают прославление нацизма и всех других современных форм расизма, ксенофобии, дискриминации и связанной с ними нетерпимости»[552].

В России исходят из другого исторического опыта: «Мировая обстановка в настоящее время свидетельствует о том, что надежды цивилизации покоятся на достойных знаменах мужественной Русской Армии. За свою жизнь я участвовал в ряде войн и был свидетелем других, а также очень подробно изучал кампании выдающихся вождей прошлого. Ни в одном из них я не наблюдал такого эффективного сопротивления тяжелейшим ударам до сих пор непобежденного противника, за которым следует сокрушительная контратака… Масштаб и величие этих усилий отмечают их, как величайшее военное достижение во всей истории», — начальник штаба армии США, ген. Д. МакАртур, 02.1942[553]

80 % всех своих людских потерь Вермахт понес именно на Восточном фронте[554]; потери США в войне с нацистской Германией составили 0,24 млн. человек[555], а Советского Союза в 100 раз больше — 27 млн. Разный исторический опыт предопределяет и разницу в понимании и остроте восприятия существующей реальности. Вот, например, как относится к ней один из одесситов: «Современный майданомор украинцев/русских — это истинный геноцид (как и другие реальные западные геноциды прошлого в Ирландии, Северной Америке, Индии, Австралии…)»[556]

Успеху нацификации способствовали почти 30-летняя принудительная украинизация населения, труды Кучмы и Ющенко не пропали даром, за это время выросло новое поколение с полностью переформатированным — националистическим сознанием.

Но основной вклад в успех нацификации Украины, очевидно, внесло обострение, после Евромайдана, того экономического кризиса, из которого незалежная не может выйти со времен обретения своей самостийности. И если до 2014 г., люди еще видели свет в конце тоннеля, то Евромайдан не оставил им вообще никаких надежд на будущее. И здесь начинают действовать объективные политэкономические законы.

Автор сам являлся непосредственным свидетелем данного процесса, поскольку на протяжении 2000-х гг. его фирма сотрудничала с одним из крупных киевских приборостроительных предприятий, и ему неоднократно приходилось бывать на нем. И если в 2000–2004 гг. в глазах руководителей завода светился оптимизм, в этот период закупались новые технологии, осваивались новые виды продукции, увеличивались объемы производства, то затем ситуация стала меняться.

С каждым последующим приездом, ее ухудшение становилось все более заметным. В словах руководителей завода звучало растущее глухое отчаяние, они не видели выхода из приближающегося тупика. И если такие настроения охватывали опытных, находящихся на закате своей трудовой карьеры управленцев то, что же говорить о молодежи, едва вышедшей в мир и рвущейся к жизни. После Майдана этот завод стал банкротом.

Наиболее известный и наглядный пример этих политэкономических законов давала Германия 1930-х гг. Вот как описывал его израильский публицист У. Авнери: «В каждом обществе в любое время существуют бациллы фашизма… Носители их на обочине. Нормально функционирующая нация может держать эту группу под контролем. Но потом что-то происходит Экономическая катастрофа, повергающая многих в отчаяние. Национальное несчастье, поражение. Внезапно презираемая группа «обочины» становится значимой. Она мгновенно инфицирует политиков, армию и полицию. Нация сходит с ума…»[557].

Существующую закономерность помогает понять турецкий писатель, лауреат Нобелевской премии (2006 г.) О. Памук, который в своем романе «Ночи чумы» (2020 г.) рассказывает о том, как люди всегда реагировали на эпидемии, распространяя слухи и ложную информацию и изображая болезнь как чужеродную и занесенную со злым умыслом. Такое отношение заставляет нас искать козла отпущения — общая черта всех вспышек на протяжении всей истории — и является причиной того, что «неожиданные и неконтролируемые вспышки насилия, слухов, паники и восстания обычны в описаниях эпидемий чумы начиная с эпохи Возрождения»[558]. Наступление экономического кризиса порождает те же настроения, что и распространение смертельной эпидемии:

«Когда нация, в силу тех или иных исторических причин, доходит до нестерпимого экономического положения, — постулировал существующую закономерность в 1917 г. видный представитель деловой либеральной среды А. Бубликов, — она редко удерживается от соблазна сделать попытку выйти из своих затруднений путем чисто политическим. Положение России до крайности тяжело. Отсюда и наблюдаемое там сейчас чрезвычайное увлечение политикой, притом в самых крайних формах. Так бывало всегда и всюду. В аналогичных положениях политические фантасты всегда завладевали сердцами и умами своего народа, и самые крайние политические теории встречали наиболее восторженный прием»[559].

Неспособность правящей власти, вывести страну из кризиса или хотя бы дать надежду на лучшее будущее, подрывает ее авторитет и выводит на поверхность власть толпы. Общие закономерности, царящие в ней, были исследованы и описаны в работах: С. Сигиле «Преступная толпа. Опыт коллективной психологии» (1892 г.) и Г. Лебона «Психология народов и масс» (1894—95 гг.): «В толпе идеи, чувства, эмоции, верования — все получает такую же могущественную силу заразы, какой обладают некоторые микробы…, В толпе все эмоции также точно быстро становятся заразительными…», «толпа всегда впадает в крайности».

«Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем», «Толпа повинующаяся вожаку, подчиняется лишь его обаянию… Поэтому-то вожак, обладающий достаточным обаянием, имеет почти абсолютную власть», «Главное свойство обаяния именно и заключается в том, что оно не допускает видеть предметы в их настоящем виде и парализует всякие суждения»[560].

Конечно в начале XXI в. не было той безработицы, голода, смертей, — всех тех бедствий и несчастий, с которыми столкнулось население Германии и России в начале ХХ века. Однако любые сравнения носят относительный характер: общество оценивает свое положение относительно существующего времени. При этом ключевое значение в данном случае играет динамика развития, которая указывает на то — есть ли «свет в конце туннеля», если его нет — если довольно продолжительное время значительная часть, наиболее активного, молодого населения сталкивается с тем, что не имеет перспектив на будущее, она выходит из равновесия.

Именно на эту проблему, как на основную, указывал в 1930 г. канцлер Германии Брюнинг «Мы стоим перед лицом очень серьезной ситуации…, молодое поколение живет в полной неуверенности относительного своего будущего»[561]. «Теперь нам не остается ничего, кроме грубой силы, — констатировал в том же году, в разговоре с британским журналистом/дипломатом Б. Локкартом, министр иностранных дел Германии Г. Штреземан, — Будущее находится в руках нового поколения. Германскую молодежь, которая могла бы пойти к миру и обновленной Европе, мы упустили. Это моя трагедия и ваше преступление»[562].

«Человек мыслит только ради того, — пояснял существующую закономерность еще в 1839 г. А. де Кюстин, — чтобы улучшить свою участь и участь себе подобных, но если ему не дано изменить, что бы то ни было в своем и чужом существовании, бесполезная мысль растравляет душу и от нечего делать пропитывает ее ядом»[563].

На Украине «света в конце туннеля» не было почти 30 лет — практически с момента обретений ею независимости. Все попытки зажечь его, сначала Кучмой, затем оранжевой революцией 2004 г. и Евромайданом 2014 г. закончились неудачей. И в конечном итоге население Украины было выедено из равновесия. Оставалось только направить его радикализованное сознание в нужное русло. Эту задачу в условиях расплавленного принудительной украинизацией, и маргализированного экономическим кризисом, сознания масс, быстро и успешно решает массовая пропаганда. «Три недели работы прессы, — указывал на ее сроки, на примере Германии 1930-х гг., Ф. Нойман, — и истина будет признана всеми»[564].

Основа этой пропаганды, отмечал еще в 1920-х гг. Ллойд Джордж, строится в игре «на человеческих страстях…: гордость, жадность, тщеславие, упрямство, злоба, национальный антагонизм, но так же и патриотизм, чувство справедливости, ненависть к злу и высокое мужество влияют на ход событий. Обе стороны одинаково играют на самых сильных человеческих чувствах. Они играют с огнем»[565]. «Люди, которые всегда сеют недоверие и антипатию к людям других рас и стран, должны быть обнаружены, осуждены и преследуемы общим презрением и гневом своих сограждан, — предупреждал Ллойд Джордж, — Они опаснее поджигателей, подкладывающих случайно огонь под копну сена…»[566].

Однако тенденции набиравшего силу национализма не встретили достойного отпора ни в самой Украине, ни в международных кругах. Наоборот западные политические элиты, приходил к выводу В. Путин, совершенно сознательно «уготовили народу Украины судьбу пушечного мяса, реализовали проект анти-России, закрывали глаза на распространение неонацистской идеологии…»[567].

В начале 2020-х гг., в новых формах, повторялась та же самая ситуация, о которой сто лет назад — в 1920-х гг. писал Д. Ллойд Джордж: «Все как будто ждут… новой возможности снова начать резню. Европа является кипящим котлом адской ненависти между народами. Могущественные люди… раздувают его пламя…, убийственнее всего является господствующее в Европе настроение взаимной ненависти…»[568], «завтрашняя война, — предупреждал Ллойд Джордж, — в десять раз превзойдет в бедствиях, вызванных Великой войной 1914–1918 гг.»[569].

Начало Второй мировой подтвердило пророчество британского премьера. Опыт двух мировых войн ХХ века наглядно продемонстрировал, что радикализованный национализм неизбежно толкает мир к войне. Рост радикального национализма приводит к тому, что «сфера государства, сфера войны, — пояснял существующую объективную закономерность Н. Бердяев, — делаются совершенно автономными и не хотят подчиняться никаким моральным и духовным началам. Действуют автоматически национальное государство и война…»[570].

* * *

Радикализованный украинский национализм вел к повторению той ситуации, которая в 1930-х годах привела к развязыванию Второй мировой войны. Начало локальной Спецоперации на Донбассе, должно было предупредить этот ход событий. Целью Спецоперации являлось восстановление мира, который в существующих условиях могут обеспечить только демилитаризация, денационализация и нейтральный статус Украины. Достижение этих целей ведет к обоюдовыгодному мирному существованию сторон, и создает условия для сотрудничества и развития всех народов. Спецоперация это не война за завоевание Украины, а борьба за завоевание возможности мирного развития.

Для процветания государства, прежде всего, нужен Мир. Мир, — постулировал теоретический основоположник капитализма Адам Смит, является первоочередным условием для того, «чтобы государство превратилось из крайне примитивного в предельно богатое»[571]. Без мира все остальные постулаты процветания просто теряют смысл, поскольку становятся физически недостижимы.

Именно мир являлся одним из основных факторов процветания англосаксонских стран: Русский народ никогда не будет иметь такие свободы и богатства, какие имеют Англия и США, потому, — приходил к выводу И. Солоневич, — что безопасность последних гарантирована проливами и океанами[572]. «Хвала Богу за Атлантический океан! Это географический фундамент наших свобод» — подтверждал во время Первой мировой, друг президента, американский посол в Лондоне У. Пэйдж[573]. Вторая Мировая «война подчеркнула естественно-географические преимущества Америки, — подтверждает экс руководитель ФРС США А. Гринспен, — державы размером с континент, удаленной от Европы, очага военного конфликта»[574].

Буферные государства

«Русские считают себя жертвой непрекращающейся агрессии Запада, — замечал видный британский историк А. Тойнби, — и, пожалуй в длительной исторической перспективе для такого взгляда есть больше оснований, чем нам бы хотелось… Хроники вековой борьбы… действительно отражают, что русские оказывались жертвами агрессии, а люди Запада — агрессорами значительно чаще, чем наоборот»[575].

«Мирная политика соответствует русскому характеру, — подтверждал в 1916 г. британский историк Ч. Саролеа, — Самый типичный русский писатель — это и самый бескомпромиссный апостол мира. В русском темпераменте нет ничего агрессивного. Его сила заключается в терпении и стоической выдержке, в пассивном сопротивлении. Даже военная история России иллюстрирует этот характер»[576].

«Я вообще не знаю, чтобы Россия когда-либо затевала наступательную войну против кого-нибудь из своих европейских соседей…, — подтверждал британский премьер Д. Ллойд Джордж, — Она хотела мира, нуждалась в мире и жила бы в мире, если бы ее оставили в покое. Она переживала начало значительного промышленного подъема, и ей нужен был мир, чтобы промышленность достигла полного расцвета… Что бы ни говорили о ее внутреннем управлении, Россия была миролюбивой нацией. Люди, стоявшие во главе управления ею, были проникнуты миролюбием»[577].

Постоянная угроза с Запада, привела к тому, что Россия исторически стремилась отгородиться от него цепью буферных государств: Финляндия и Польша были присоединены к России именно, как буферные государства: Финляндия была отвоевана русской армией в кровопролитной войне со Швецией, для предотвращения угрозы очередной агрессии с ее стороны, во время наполеоновских войн; значение Польши определяется тем, что ширина Великой равнины на ее территории «составляет всего 480 километров — от Балтийского моря на севере до Карпатских гор на юге — но у российской границы ширина этой равнины увеличивается до 3200 километров, и оттуда открывается прямой путь на Москву». Польша, поясняет Т. Маршалл, «представляет собой относительно узкий коридор, в котором Россия может развернуть свои вооруженные силы, чтобы помешать врагу приблизиться к ее собственным границам, которые гораздо сложнее защитить из-за их большей протяженности»[578].

Восточная Польша отошла к России в результате ее разделов конца XVIII в. Россия не могла уклониться от этих разделов, поскольку в противном случае это вело к усилению влияния Пруссии в Польше. «В случае с Польшей главным виновником является не Россия, а Пруссия, — указывал на этот факт Саролеа, — Именно Фридрих Великий взял на себя инициативу раздела Польши и обеспечил, и принудил к соучастию, как Россию, так и Австрию»[579]. Немаловажным фактором так же являлась крайняя амбициозность и внутренняя нестабильность Речи Посполитой, что создавало постоянную угрозу, как западным границам России, так и единственному сухопутному пути связывающему ее с Европой. В конечном итоге Россия была вынуждена принять в делах Польши гораздо более деятельное участие, чем ей даже хотелось.

Финляндия и Польша никогда не только не рассматривались Россией, как объекты колонизации, а наоборот имели привилегированный статус, обладая правами автономии (Великого княжества и царства) в размерах, свойственных скорее членам конфедеративного государства, с собственными конституциями (которой не было в России). Имперские статистические справочники того времени, как правило приводили «данные по России, без Польши и Финляндии».

Описывая особенности русской политики в отношении Польши, Саролеа отмечал, что в отличие от Австро-Венгрии, которая «не хотела расстаться со своей добычей», «Россия снова и снова предлагала восстановить независимость Польши. Это была мечта Александра I о восстановлении автономного польского королевства. Все его усилия оказались тщетными, отчасти из-за прусского влияния, отчасти из-за бескомпромиссной позиции польских патриотов…, история отношений между Россией и Польшей была чередой прискорбных недоразумений и политических ошибок»[580].

В отличие от Пруссии, которая «систематически пыталась экспроприировать польское крестьянство и передать польскую землю немецким поселенцам», «Александр II сделал для польского крестьянства то, что Великобритания должна была сделать сорок лет спустя для ирландского крестьянства», «и в то время как прусская Польша была принесена в жертву прусским интересам, Русская Польша стала самой богатой и процветающей провинцией Российской империи»[581].

Спустя 20 лет после окончания Первой мировой, созданный творцами Версальского мира «санитарный кордон» вокруг Советской России, стал плацдармом для развязывания очередной мировой войны, агрессии против СССР. И после победоносного завершения Второй мировой, после тех огромных жертв, которые понесла страна, ради своего выживания, «Советский Союз, — по выражению американского историка Д. Флеминга, — повернул этот санитарный кордон обратно на Запад»[582]. Потери понесенные русскими во время Второй мировой войны «находятся за пределами понимания. Ни один человеческий разум не может принять их, — пояснял Флеминг, — Более того, недостаточно понять их интеллектуально. Что означает этот безграничный ущерб для русских, нужно почувствовать»[583].

«Естественно, сытый американец, сидящий в своем неповрежденном доме, никогда не сможет сделать этого должным образом. Он мог понять полностью только в том случае, если бы точно так же были опустошены Соединенные штаты от Атлантики до Миссисипи, где погибло бы около 27 млн. человек, вдвое больше стало бездомных, а 60 млн. подверглись всем унижающим и жестоким испытаниям, какие только мог изобрести фашистский ум. Только тогда можно было по-настоящему узнать, как русские: чувствуют себя в безопасности от будущего нападения через Восточную Европу»[584].

«Единственный факт, который переопределяет все остальные факты, является то, — подтверждал Э. Маккормик в «Нью-Йорк Таймс» 28 октября 1945 г., — что целью России является обеспечение своей безопасности, что является ее мотивом создания внешней крепости (из стран Восточной Европы)»[585]. Только в завершено извращенном сознании могла родиться мысль, «что страшно израненные советские народы, среди руин которых на всем континенте насчитывалось свыше двадцати миллионов свежих могил, вдруг решили завоевать мир»[586].

«Без глубокого понимания глубочайшего и сильнейшего психологического импульса, оставленного Второй мировой войной, все остальное тщетно…, — пояснял Д. Флеминг, — Ни один народ в мире, который сначала пострадал так, как советские народы, а затем одержал огромную военную победу, не пошел бы в Восточную Европу просто так. Они должны были убедиться, что врата вторжения закрыты, причем методами, которые казались им разумными, а не теми, которые рекомендовали другие, живущие на большом расстоянии»[587][588].

В 2007 г. своей мюнхенской речи В. Путин указал, что «НАТО выдвигает свои передовые силы к нашим государственным границам, а мы, строго выполняя Договор[589], никак не реагируем на эти действия». Действия США и НАТО, приходил к выводу Путин, нарушают тот баланс сил, благодаря которому в последние десятилетия «большой войны все‐таки не произошло», к настоящему времени этот баланс сил разрушен. «Я не хочу никого подозревать в какой‐то агрессивности. Но система отношений, — пояснял Путин, — это так же, как математика. Она не имеет личного измерения»[590].

Угроза, продвижения НАТО на Восток, катализировалась отказом Вашингтона основ безопасности, заложенных в договорах об ограничении вооружений. Начало тому положил односторонний выход в 2001 г. США из договора по ПРО[591]. Последующий выход Соединенных Штатов из договора об оружии средней и малой дальности «превращает Украину, — приходил к выводу в 2018 г. Е. Мураев, — в стратегическую территорию в борьбе против Российской Федерации»[592].

Во время обострения ситуации на Донбассе в апреле 2021 г., В. Путин, в своем послании парламенту впервые определил «красные линии», подчеркнув, что «красная линия — это национальные интересы России»[593]. «Представим себе, что Украина станет членом НАТО. Подлетное время от Харькова, скажем, и, не знаю, Днепропетровска до центральной части России, до Москвы, уменьшится до 7—10 минут», — пояснял 06.2021 В. Путин: «Это для нас красная линия или нет?»[594] В качестве примера Путин провел прямую аналогию с Карибским кризисом 1962 г., поставившим США и СССР на грань ядерной войны.

«Где эти красные линии? Это, повторял 11.2021 Путин, — прежде всего создание угроз для нас, которые могут идти с данной территории»[595]. «Я — ответил на это 4.12 Байден, — не принимаю ничьи „красные линии»[596]. Ответной реакцией американской администрации стало проведение 9—10.12 «Саммита за демократию» в целях «обновления демократии внутри страны и противостояния автократии за рубежом»[597]. «По сути эта инициатива, — откликнулся на него министр иностранных дел России С. Лавров, — вполне в духе «холодной войны» — провозглашает новый идеологический «крестовый поход» против всех несогласных»…»саммит демократий» станет шагом в направлении раскола мирового сообщества на «своих» и «чужих»»[598].

Понятие «чужих» было определено еще в первом дипломатическом выступлении Байдена 02.2021, в котором он провозгласил наступление новой эры в американской внешней политике. «Американское руководство должно принять вызовы авторитаризма, включая растущие амбиции Китая, желающего соперничать с Соединенными Штатами, и решимость России подорвать нашу демократию и нанести ей ущерб. Мы должны держать удар»[599].

«Россия и Китай, — повторял эту установку 11.2021 глава НАТО Столтенберг, — активно подрывают мировой порядок, основанный на международном праве. Меняется стратегический баланс сил, свобода и демократия находятся под тяжелым давлением»[600].

12.2021 Россия предложила НАТО и США проекты договоров по гарантиям безопасности, призвав членов НАТО отказаться от дальнейшего расширения на Восток, а так же ведения любой военной деятельности на территории Украины и других государств Восточной Европы, Закавказья и Центральной Азии. Кроме того, страна предложила участникам Североатлантического альянса не включать Украину в состав организации[601].

И в требованиях России нет ничего экстраординарного: не надо даже гадать, какой-бы была реакция США, если бы Россия попыталась создать с Мексикой, Венесуэлой и Кубой военный блок и разместить на их территории свои вооружения.

В ответ на предложения России, госсекретарь США Э. Блинкен заявил, что ее позиция по гарантиям безопасности в Европе противоречит основным американским принципам. Он подчеркнул, что Штаты не готовы прекратить политику «открытых дверей»[602]. «НАТО никогда не обещало не расширяться», — добавил генсек НАТО[603]. Расширение альянса на Восток Европы, вообще было, пояснял Й. Столтенберг, «историей большого успеха», который поспособствовал распространению свободы и демократии[604].

Отказ США от любых ограничений в области вооружений, наряду с расширением НАТО на Восток, и включением в его орбиту Украины, создавал реальную угрозу, даже не столько безопасности России, сколько угрозу — развязывания ядерной войны в Европе, поскольку любой вооруженный конфликт между НАТО и Россией неизбежно закончится ядерной войной. Спецоперация на Украине, для России, по своей сути, являлась предупредительной мерой, направленной на предотвращение подобного исхода — на предотвращение ядерного уничтожения европейского континента и современной цивилизации в целом.

* * *

Именно локальную Спецоперацию, подчеркивает The National Interest, указывая, что «цели уничтожить инфраструктуру Украины, чтобы ускорить крах государства, по-прежнему нет. До сих пор не было систематических попыток разрушить сети связи и транспорта. Вопреки расхожей в СМИ картинке, спецоперация не ставит, и никогда не ставила своей целью завоевание Украины. Вопреки предупреждениям США, Россия не начинала бомбардировку всей территории страны, не говоря уж о том, чтобы привязать ее к какой-то заметной стратегической цели». За первый месяц российские военные совершили меньше вылетов и запустили меньше ракет, чем США в 2003 году во время войны в Ираке только в первый день»[605].

«Обратите внимание, — подтверждает Хомский, — что до настоящего момента Россия не прибегала к методикам, которые Соединенные Штаты используют на регулярной основе. Когда американцы бомбят Сирию, Ливию, Ирак или какую-то иную страну, первое, что они делают, — уничтожают коммуникационные и энергетические системы. Страна перестаёт функционировать. Россия этого не сделала… Но будет ли так и дальше? Именно эту монету Соединенные Штаты при поддержке Европы подкидывают в воздух»[606].

Третья мировая

Чем объяснить эту готовность при первом вызове снова устремиться в ту же бездну несчастий? Единственным ответом служит бесконечная склонность человечества к самообману…

Д. Ллойд Джордж[607]

Украинская мечта

В 1914, 1915 и 1916 гг. помощь России была совершенно необходима. Франция истекала кровью, а британские армии только что начинали становиться важным фактором в войне. Первая обязанность британской и французской дипломатии заключалась в том, чтобы поддерживать добрый дух борющейся огромной России и устранить все поводы, которые могли бы вызвать ее отчуждение… В случае общей победы и крушения Турецкой империи все эти договоры предполагалось пересмотреть… они были просто-напросто судорожными жестами, которые приходилось делать в целях самосохранения.

У. Черчилль, об обещании России Англией и Францией черноморских проливов[608]

Что же должна получить Украина взамен за самоуничтожительную войну с Россией? — на это с полной откровенностью отвечала, при принятии Украины в кандидаты в члены ЕС, глава ЕК фон дер Ляйен, которая 06.2022 выразила уверенность, что «украинцы готовы умереть за европейскую перспективу. Мы хотим, чтобы они жили с нами, с европейской мечтой»[609].

До войны с Россией эта мечта была бесконечно далека: в 2016 г. президент Еврокомиссии Ж. Юнкер в 2016 г. указывал, что «Украина точно не будет способной стать членом ЕС следующие 20–25 лет, это же касается и членства в НАТО»[610]. «Европа, — поясняли в 2016 г. французские политологи, — сегодня переживает своеобразную экономическую стагнацию, которая ставит под сомнение обещания благополучия и процветания. Ее способность принимать новые государства заметно ослабла, влияние на международной арене уменьшилось…»[611].

Война с Россией изменила все: статус кандидата в члены ЕС Украина получила, в качестве своеобразного аванса, исключительно благодаря «агрессии» Москвы: «Украина стала кандидатом, в члены, несмотря на несоответствие стандартам, которые так старательно применяют к балканским странам, — отмечал этот факт глава МИД Сербии А. Вулин, — Украина перескочила через несколько десятилетий давления, шантажа и бюрократии, не должна была мучиться с борьбой против коррупции, с соблюдением критериев в области правосудия или экономическими реформами… Участие в войне было достаточным для начала переговоров, не смею и подумать, что станет условием для завершения процедуры приема»[612].

Пример того, что ожидало Украину, дает Турция — один из основателей в 1949 г. Совета Европы, с 1964 г. она являлась «ассоциированным членом» ЕЭС и его предшественников, подала заявление на вступление в 1987 г, получила статус кандидата — в 1999 г. И с тех пор так и пребывает в этом статусе. И Турция здесь не единственная, своей очереди в том же статусе ждут: Северная Македония с 2005, Черногория — с 2010, Сербия — с 2012, Албания — с 2014, Босния и Герцеговина — с 2016.

Другой пример дает Болгария, в которой, в плату за вхождение в ЕС, иностранцам было продано все от железных дорог и плодородной земли, до воды, которая течет из крана. К 2013 г. Болгария потеряла 60 % рабочих мест, а свои знаменитые томаты и перцы она теперь завозит из-за рубежа…

Благодаря «агрессии» Москвы несколько миллионов украинцев, став беженцами, получили столь долгожданный «безвиз» и переехали в Европу, откуда они уже, по большей части, не вернутся. «Агрессия» Москвы сняла и многие протекционистские барьеры перед украинскими товарами на европейском рынке. Война для Украины стала, невозможным в других условиях, прорывом в объятия евроинтеграции.

Тем не менее, если малые балканские страны еще и имеют надежды на вступление в ЕС, то Украине этот путь заказан. Основных причин тому две: цивилизационная и экономическая:

Цивилизационную причину, препятствующую вступлению Украины в ЕС, лучше всего продемонстрировать на конкретном историческом примере конца XIX в., когда в Америке обсуждался вопрос территориального расширения Соединенных Штатов: «Представьте себе, — пояснял в 1893 г. бывший профессор из Германии, экс-министр внутренних дел США К. Шурц, выступая против планов аннексии Мексики и других государств Центральной Америки, — как пятнадцать, двадцать, а то и больше штатов, населенных людьми, столь основательно отличающихся от нас по происхождению, обычаям и привычкам, традициям, языку, морали, стремлениям, образу мыслей, т. е. отличающимися практически во всем, что формирует общественную и политическую жизнь… составят часть нашего Союза и через десятки своих сенаторов и представителей в конгрессе и посредством миллионов голосов на президентских выборах будут участвовать в создании наших законов, в занятии чиновничьих постов в правительстве и влиять на весь дух нашей политической жизни…

Мы можем владеть плантациями и предприятиями на Гавайских островах. В американских тропиках мы можем строить и контролировать железные дороги; мы можем приобретать шахты и делать так, чтобы они работали с выгодой для нас; мы можем содержать торговые учреждения в их городах (фактически многое из этого мы делаем и сейчас) — и все это не принимая южные страны в нашу общенациональную семью на равной основе со штатами нашего Союза, не подвергая наши политические институты пагубному влиянию участия их представителей в нашем правительстве, не принимая на себя по отношению к ним никаких обязательств, которые обяжут нас пожертвовать бесценным преимуществом чувствовать себя защищенными в своих владениях без наличия крупных, дорогостоящих вооружений. Поистине, выгоды, которые мы сможем получить от включения тропических стран в наш Союз, представляются совершенно ничтожными по сравнению с ценой, которую наша республика будет вынуждена заплатить за них…»[613]. Украина для Евросоюза, по сути, является аналогом Мексики для США.

Нет Берлин вовсе не отказался от идей Drang Nach Osten, он продолжает смотреть на Украину, как на свою добычу. Отличаются лишь методы: США всеми силами пытаются затянуть конфликт на Украине и ведут «войну на истощение» против России, пишет немецкий дипломат В. Ишингер, Европу это не устраивает. Ей хочется поскорее урегулировать кризис «быстрой победой» Украины[614]. Западные страны, поясняет канцлер О. Щольц, «никогда не признают» присоединение территорий Украины к России[615].

1.09.2022 во время своего программного выступления в Праге Шольц выступил «за расширение Европейского союза и включение государств Западных Балкан, Украины и Молдавии, а в перспективе — и Грузии», однако при этом он отметил: «Там, где сегодня требуется единодушие, риск того, что отдельная страна воспользуется своим правом вето и помешает всем остальным продвинуться вперед, возрастает с каждым новым государством-членом». Поэтому, подчеркнул Шольц, необходим переход к системе большинства голосов… Каким образом Шольц собирается обеспечить сохранение этого принципа и при этом достичь большинства голосов для Германии?

Современная Украина является для создателей и доноров Евросоюза Польшей в кубе. Чего стоят одни слова главы президентской фракции «Слуга народа» в Верховной раде Д. Арахамии, который 07.2021 г. заявил, что отказ Киева от ядерного оружия был фатальной ошибкой, сохранив ядерный потенциал, «мы могли бы шантажировать весь мир, и нам бы давали деньги на обслуживание, как сейчас это происходит во многих других странах»[616].

Зеленский пошел еще дальше: «ядерные государства должны очень твердо заявить, — указал он, — что как только Россия хотя бы подумает о нанесении ядерных ударов по чужой территории, в данном случае по территории Украины, то будут нанесены стремительные ответные ядерные удары по уничтожению ядерных стартовых площадок в России». «Правительство Украины, — комментирует слова Зеленского обозреватель канала Fox News Т. Карлсон, — призвало к немедленной ядерной атаке на Россию, атаке, которая, несомненно, приведет к немедленному разрушению Нью-Йорка, Вашингтона, Лос-Анджелеса и гибели десятков миллионов американцев. Вот что только что сказал Зеленский»[617].

И к этому призывает президент страны, которая за 30 лет так и не смогла создать своей устойчивой государственности, страны с деградирующей экономикой и промышленностью, страны с нищающим и вымирающим населением. Страны, которая ничего не дала и не может дать мировой цивилизации: все достижения Украины были сделаны в период ее пребывания в Российской империи и в Советском Союзе. Страны, которая вообще может существовать только за счет внешней помощи. И президент этой страны, в угоду узкокорыстным амбициям местнического национализма, требует уничтожить всю человеческую цивилизацию!

Украина вообще еще существует, как государство только благодаря российской, а с 2014 г. западной поддержке: «общая выгода для украинского бюджета от различной российской помощи в 1991–2013 годах, — по словам Путина, — составила, по экспертным оценкам, порядка $250 млрд». При этом, отмечает Путин, «Бросалось в глаза, что украинские власти предпочитали действовать так, чтобы в отношении России иметь все права и преимущества, но не нести при этом никаких обязательств. Вместо партнерства стало превалировать иждивенчество, которое со стороны киевских официальных властей подчас приобретало абсолютно бесцеремонный характер»[618].

Экономическое препятствие, для присоединения Украины к ЕС, является ключевым. Основную проблему обрисовал еще в 1870-х годах «железный канцлер» О. фон Бисмарк: «Освобожденные народы не благодарны, а требовательны, и я думаю, что в нынешних условиях более правильным будет в восточных вопросах руководствоваться соображениями более технического, нежели фантастического свойства»[619].

Именно этими техническими соображениями и руководствовались создатели ЕС, и особенно при принятии в него восточноевропейских стран. Однако всему есть предел, который в данном случае определяется, в первую очередь, размерами государства: если доноры Евросоюза еще имеют возможность удовлетворить требования малых государств, то крупные становятся для него уже слишком тяжелой ношей. И это в первую очередь касается Украины — она слишком велика для экономики ЕС: ни России, ни Европе Украина не нужна, — отмечает этот факт Е. Мураев, — «ни одни ни вторые нас не хотят, по крайней мере в этой территориальной границе»[620].

Даже не восстановление, а просто стабилизация ситуации на Украине потребует огромных средств. Так для того, чтобы поднять ВВП (по ППС) на душу населения Украины до уровня России или даже беднейших стран Евросоюза (Болгарии, Румынии или Хорватии), его придется практически удвоить, т. е. поднять на 500 млрд. долл. (Таб. 8). Украина, при условии предоставления ей всех тех внешних средств, которые сегодня получает Польша, сможет догнать Болгарию по уровню доходов на душу населения, в лучшем случае, при западном или юго-восточному уровне организации, лет через 20.

Таб. 8. ВВП ($PPP), 2019 г.

Проблема заключается в том, что у ЕС просто нет таких средств. Примером может служить Британский Brexit, после которого Еврокомиссия, в ответ на претензии стран-доноров о несоразмерных платежах в общий бюджет, пересмотрела структуру взносов: в 2021–2027 гг. предполагалось снизить взнос, исчисляемый как процент от ВВП, с 1,17 % до 1,14 %, а долю таможенных сборов — с 20 % до 10 %. В результате доноры ЕС в 2021–2025 гг. сэкономят: Германия — 8,4 млрд евро, Нидерланды — 3,8 млрд, Швеция — 1,7 млрд, Дания — 354 млн., Австрия — 342,8 млн. Т. е. даже существующая ноша, по дотированию Восточного ЕС, оказывается слишком тяжела для стран доноров.

Переломить ситуацию, по мнению официального Киева, может только война с Россией, благодаря которой Украина не только уже получила статус кандидата в члены ЕС, но и которая должна принести ей и необходимые ресурсы. «Будем просить много», — пояснял 07.2022 глава МИД Украины Д. Кулеба, говоря о планах Киева после вступления в ЕС. «Это логика, верная с точки зрения украинского потребителя, — поясняет Кулеба, — Европа, деньги… Кстати, Польшу не залили деньгами: Польша научилась брать европейские деньги и использовать их так, чтобы тебе давали еще больше… Вы смотрите, что бы такое взять у Европейского союза, и мы так велики, и мы будем просить много»[621].

О каких суммах идет речь? — Зеленский говорил о 600 млрд. долларов, его советник по экономическим вопросам О. Устенко примерно — о триллионе[622], премьер Украины Д. Шмыгаль 5.07.2022, на конференции в Швейцарии запросил 750 млрд и 40 стран, собравшие в Лугано, пообещали поддержать реконструкцию Украины[623]. Именно в расчете на получение этих денег, своими элитами Украина была буквально продана Западу.

Однако, приходил к выводу еще в 1920-х гг. Д. Ллойд Джордж, «Эгоистические интересы обыкновенно вызывают самообман. Жадность бывает слепа. Нельзя доверять эгоизму и корыстолюбию, чтобы обеспечить мир. Эгоизм не обеспечивает в мире ничего, что стоило бы оберегать. Эгоизм выплачивает высокие дивиденды, но растрачивает капитал…»[624].

Ллойд Джордж приходил к этим выводам исходя из своего собственного опыта времен Первой мировой войны: фразу «они (немцы) заплатят за все», он сделал лозунгом своей избирательной кампании. «Политический инстинкт не подвел Ллойд Джорджа. Ни один кандидат не мог противостоять этой программе»[625]. Эти обещания, оправдывался Ллойд Джордж, обеспечили «нам поддержку народа и его готовность идти на жертвы»[626].

Все противоборствующие в Первой мировой страны, как Антанты, так и Центральных держав, указывая друг на друга, воодушевляли свои народы лозунгом «они заплатят за все» и, опираясь на него, категорически отказывались от любых попыток мирного разрешения проблемы. Однако война, в конечном итоге, привела лишь к огромным жертвам, и полному разорению всех ее европейских участников[627].

«На протяжении пятидесяти лет (после войны) континенту не стоит жить, — приходил к выводу американский посол в Лондоне У. Пэйдж, — Мои небеса! Какое банкротство будет следовать за смертью!»[628] От самоуничтожения Европу тогда, отмечал Дж. Кейнс, спасла только американская помощь: она «не только спасла огромное количество людей от страданий, но и предотвратила повсеместный крах европейской системы»[629].

Дивиденды от войны получат только те, кто продал украинцев, для использования их в качестве «пушечного мяса», и бенефициары войны. На долю же народов, принимающих в этой войне непосредственное участие, достанутся лишь нищета и разорение. Да Украине обещают огромные средства, и даже уже определен их источник — конфискованные российские активы за рубежом[630]. Украину можно поздравить, при существующем уровне коррупции, у нее станет на несколько миллиардеров/миллионеров больше.

Что же касается реальной помощи, то «откровенно говоря, — отмечают авторы Foreign Affairs, — богатые государства-доноры не всегда честны в отношении своей помощи и зачастую преувеличивают свои реальные заслуги с помощью изобретательных, но сомнительных методов…». «Щедрость «Большой семерки», — приходят к выводу авторы Foreign Affairs, — существует только на словах»[631].

Но даже если окунуться в мир фантастики и поверить в гипотетическую возможность выделения Западом запрашиваемых Киевом средств, то на что они могут пойти?

— на создание Западом конкурента самому себе, в лице промышленно развитой и сильной Украины? — На этот вопрос еще в 2003 г. отвечал Л. Кучма: «многочисленные иностранные эксперты неоднократно пытались внушить нам мысль о бесперспективности инвестиций в украинские высокотехнологические производства»[632], «постиндустриальный мир не горит желанием делиться ими, — приходил к выводу Кучма, — Формируется (или уже сформировалась) своеобразная кастовая замкнутость самых богатых стран»[633].

— на превращение Украины в «аграрную сверхдержаву»? Оценивая эту возможность 06.2022 член Европейского комитета по иностранным делам (AFET), словацкий депутат М. Угрик высказал убеждение, что «кандидатский статус Киева — это лишь политический жест со стороны ЕС без реальных намерений. Полноценное членство обернулось бы финансовой катастрофой. ВВП Украины такой же, как у Словакии, так что ее вклад в общий бюджет будет незначителен. При этом она станет крупным бенефициаром сельскохозяйственных фондов ЕС, поскольку площадь ее полей больше, чем у Германии и Франции вместе взятых», — Украина, приходит к выводу Угрик является «крупнейшим бременем для бюджета ЕС… Думаю, европейские лидеры дают украинцам ложную надежду на тему их членства в ближайшем будущем. Оно нереалистично»[634].

Поучительный пример обещаний и реальности давала Англия, которая на Евромайдане 2014 г. призывала к интеграции Украины в ЕС[635], однако уже через год она сама вышла из него, тем самым лишив ЕС ежегодных взносов (на 2014 г. — 11,3 млрд евро). Тем самым Лондон, призывая Украину, с одной стороны, критически увеличивал финансовую нагрузку на ЕС, а с другой — своим выходом, одновременно, — ослаблял его. Двойственная политика Лондона, по сути, превращает Украину в Троянского коня Евросоюза, которого он просто не сможет «переварить».

«Эта интеграция, — подтверждал эти выводы премьер Португалии А. Кошта, — будет не усилением Евросоюза, а его распадом, не поддержкой Украины, а ловушкой для Украины»[636]. «Расширение Евросоюза на Восток оказалось тем, чем оно было всегда, — подтверждает обозреватель Der Freitag Л. Херден, — путем к его „самодемонтажу“»[637].

Но даже если Запад решит рискнуть, и захочет выполнить свои обещания Украине, — он просто не сможет этого сделать, поскольку эта война разорит и его…

Американская реальность

Америка взорвется в межплеменной войне еще при нашей жизни… Стаи одичавших собак будут рвать обугленные трупы…

Т. Читтам «Крах США. Вторая гражданская война 2020 г.», 1996 г.[638]

События 2014 г. на Украине привели к тому, что в марте 2015 года в Европе вновь заговорили о европейской армии. Тогда председатель Еврокомиссии Ж. Юнкер, в интервью газете Die Welt, заявил о том, что НАТО недостаточно для обеспечения безопасности ЕС, и что Европе необходима собственная армия. Юнкера поддержали канцлер ФРГ А. Меркель, президенты Финляндии и Чехии.

В июне 2016 года Верховный представитель ЕС по иностранным делам Ф. Могерини., представила новую Глобальную стратегию ЕС, основной идей, которой являлось достижение «стратегической автономии», перед лицом внешних угроз. «В перечень ключевых угроз европейской безопасности, — подчеркивалось в стратегии, — нужно добавить «российскую агрессию», а в список стратегических целей ЕС по обеспечению безопасности — борьбу с Россией. В таком ключе формируется основная доктрина внешней политики Европы»[639].

При этом основная мысль Стратегии 2016 г. направлена на то, чтобы Евросоюз был в состоянии защитить себя без НАТО, что на деле ослабляет европейскую безопасность, поскольку именно США, своей мощью (70 % бюджета НАТО), гарантирует безопасность Европы. Чем объяснить такое противоречие европейской политики?

Поиск ответа на этот вопрос в европейской истории, неизбежно приводит исследователя к истокам Первой и Второй мировых войн, которым предшествовали мировые экономические кризисы. Их причины заключалась в кризисе Капитализма XIX века. «Силы XIX века двигавшие развитием человечества изменились и истощились, — отмечал этот факт в 1919 г. Дж. Кейнс, — Экономические мотивы и идеалы этого поколения больше не удовлетворяют нас…»[640]. Точно так же, как Второй мировой предшествовала Великая Депрессия 1929 г., современным событиям предшествует Великая Рецессия 2008–2009 гг., знаменующая собой кризис Капитализма ХХ века.

Уже в 2008 г. выходит книга нобелевского лауреата П. Кругмана «Возвращение Великой депрессии?»[641], Автор бестселлера «Будущее свободы»[642] Ф. Захария в 2008 г. пишет книгу «Пост американский мир»[643]. В 2010 г. нобелевский лауреат Д. Стиглиц выпускает книгу, под самоговорящим названием: «Свободное падение: свободные рынки и погружение мировой экономики»[644]. А в 2011 г. на полках книжных магазинов появилась книга Д. Мойо, вошедшая в топ 10 крупнейших мировых рейтинговых бестселлеров, с констатирующим названием — «Как погиб Запад»[645].

Идеолог крайне правого крыла Республиканской партии, сотрудничавший с тремя президентами США П. Бьюкенен еще в 2002 г. начал публикацию серии книг, первая из которых называлась «Смерть Запада», а последняя — «Выживет ли Америка к 2025 г. — Самоубийство Супердержавы», вышла в 2011 г.[646] В 2017 г. профессор истории университета Висконсина А. Маккой опубликовал исследование «Бесконечная империя: упадок Европы, подъём Америки и закат мирового влияния США», в котором приходил к выводу, что между 2020 и 2025 гг. «Американский век закончится в молчании». Падение США приведет к девальвации доллара и, «как только доллар потеряет статус резервной валюты, цены на все в США взлетят до небес… Уровень жизни просядет. Социальный контракт больше никогда не будет прежним»[647]. И это только часть подобных работ… [648]

ФРС и правительство США предприняли активные монетарные меры для подавления Великой Рецессии 2008 года, однако они смогли лишь на время смягчить удар, но не разрешали проблему в принципе, относя ее решение на потом, причем в еще более радикальном виде. Поиски альтернативных вариантов выхода из наступающего кризиса начались еще с середины 1990-х гг., но они неизменно заходили в тупик[649]. Великая Рецессия вновь активизировала их: в 2011 г. в строжайшей тайне США и ЕС приступили к подготовке соглашения по созданию «трансатлантического рынка»[650]. Всеобъемлющее соглашение The Transatlantic Trade and Investment Partnership (TTIP) было подготовлено к 2013 г.

К появлению этого соглашения «подтолкнули в значительной степени кризисные процессы и тяжелая обстановка в экономике Соединенных Штатов, — поясняет проректор Финансового университета при Правительстве РФ С. Сильвестров, — Понятно, что Соединенные Штаты оказались в очень неблагоприятном положении — дефицит у них с Европой. Им нужно каким-то образом менять ситуацию. И ситуация радикально будет меняться, если будет либерализована вся экономика. Кто здесь выиграет? У Соединенных Штатов более сильная финансовая система, она все-таки лидирующая в мире. Эта англо-саксонская модель будет доминировать над всей Европой…, а периферийные страны окажутся в еще более тяжелом положении»[651].

«Вместе с TPP соглашение о Трансатлантическом торговом и инвестиционном партнерстве (TTIP) должно было стать одним из главных внешнеполитических достижений Барака Обамы на президентском посту, — пояснял журнал Forbes, — Мегасоглашение нового поколения, которое объединило бы два крупнейших в мире рынка, укрепило бы американское лидерство в написании правил игры для мировой торговли. Если это удастся сделать, то США окажутся в центре новой геоэкономической конструкции, а остальные государства будут вынуждены искать возможность вступить в возглавляемые Америкой блоки»[652].

1-й раунд переговоров по TTIP состоялся в июле 2013 г., а последний — 15-й — в октябре 2016 г. Несмотря на огромные усилия по сближению позиций сторон, соглашение зашло в тупик. В TTIP, снимающим основные защитные барьеры с европейского рынка, и одновременно увеличивающим мощь США, европейцы почувствовали угрозу для себя. И именно она побудила лидеров ЕС искать выход, с одной стороны, в создании своей «стратегической автономии» от США, а с другой — в расширении собственных возможностей, за счет усиления своего натиска на Восток.

События разворачивающиеся в Европе XXI века не случайны, а закономерны: «Америка будет вынуждать Европу стремиться ко все большей рационализации и в то же время будет оставлять Европе все меньшую долю мирового рынка, — предупреждал в еще 1929 г. Л. Троцкий, — Это повлечет за собою непрерывное обострение трудностей в Европе… Каковы бы, однако, ни были отдельные этапы развития, ясно одно: постоянное нарушение мирового равновесия в пользу Америки станет в течение всей ближайшей эпохи основным источником кризисов и революционных потрясений в Европе»[653].

«Рационализации» Европы в 1930-х гг. привела к мировой войне. После Второй мировой, новому этапу «рационализации» помешала обостренная конкуренция с СССР, требовавшая сильной Европы. С падением Советского Союза, эта преграда исчезла… И в 2016 г. лидеры ведущих стран ЕС в полной мере ощутили эту угрозу.

«Европа, которую мы знаем, слишком слаба, медлительна и неэффективна», — отмечал в своей знаменитой речи в Сорбонне (2017 г.) Э. Макрон. «Перед лицом главных вызовов современности», французский президент призвал Европу стать действительно единой: «В начале следующего десятилетия Европа должна иметь общие силы, единый оборонный бюджет и общую доктрину действий»[654].

Однако идеи Макрона не получили поддержки других европейских стран. Макрон, поясняет причины этого Ю. Баранчик, по сути, предложил некий вариант перехода к Соединенным Штатам Европы (СШЕ), что «означает отказ стран ЕС от своей национальной идентичности. И это на сегодня является самой большой проблемой. Те же страны Восточной Европы по историческим меркам только-только вышли из «тоталитарной» зоны советского влияния, обрели «независимость», новую «национальную судьбу», и вот им тут же предлагается лишиться так «дорого» доставшейся национальной идентичности и снова раствориться в некоем наднациональном котле. За это ли боролись?»[655]

Отказ европейцев от TTIP стал далеко не последней причиной победы на выборах Д. Трампа, который пришел в Белый дом в 2017 г. на лозунгах «сделать Америку снова великой», с опорой на собственные — внутренние силы, за счет: снижения налогов, возвращения в Америку индустриальных производств, усиления протекционизма и т. д. Решающую роль во внешней политике Трампа играл дефицит торгового баланса США, который в 2017 году достиг рекордных $566 млрд, в том числе с Китаем — $375,2 млрд, с ЕС — $151,4 млрд, с Мексикой — $71,1 млрд, Японией — $68,8 млрд, с Канадой — $17,6 млрд. Поясняя свою политику Трамп в своем аккаунте в Twitter 2 марта 2018 г. написал: «Торговые войны — это хорошо, и их легко выиграть»[656].

Политика Трампа действительно фактически привела к торговой войне США с Китаем и Европой: «Трамп обращается к Европе, как к следующему фронту в торговой войне», — сообщал Foreign Policy[657]. «Американские тарифы станут серьезным ударом по европейскому авиастроению и экспортным заказам от американских производителей. Все это, — отмечал 10.2019 Bloomberg, — может быть признаком эскалации торговой войны с Евросоюзом, из-за которой неустойчивая европейская экономика может соскользнуть в рецессию»[658].

«Мы не будем сидеть сложа руки, когда европейская промышленность и рабочие места находятся под угрозой», — заявил в ответ глава Еврокомиссии Ж. Юнкер[659]. «Мы должны защищаться от Китая, России и даже от США», указывал в 2018 г. Э. Макрон, вновь призвав к стратегической автономии Европы от Соединенных Штатов, в том числе к созданию «настоящей европейской армии»[660]. «То, что мы сейчас наблюдаем, — это смерть мозга НАТО», — заявил Макрон в 2019 г., в очередной раз призвав Европу начать думать о себе как о самостоятельной геополитической силе, в противном случае она «не будет контролировать свою судьбу»[661].

С новой силой волна инициатив французского президента поднялась после 11 марта 2020 г., когда ВОЗ объявил вспышку COVID-19 — пандемией[662]. Введение локдауна, уже в середине апреля, вызвало массовые протесты против антиковидных ограничений. «Европейская стратегическая автономия — это концепция, которую Франция продвигает почти три года», — отвечал на новый вызов Макрон в апреле 2020 г., — В свете нынешнего кризиса возникает консенсус в отношении укрепления европейской стратегической автономии, то есть укрепить наш суверенитет, нашу способность сократить зависимость от остального мира, а также укрепить наши производственные компании»[663].

«В этом столетии обеспечение стратегической независимость Европы станет нашим новым общим проектом», — поддержал Макрона в сентябре 2020 г. президент Европейского совета Ш. Мишель, — Стратегическая автономия Европы — это цель № 1 для нашего поколения». В начале октября Берлин и Париж обсудили с Европейской комиссией «меры по усилению развития технологий будущего в Европе и уменьшению нашей зависимости». Против, по их словам, этого замаскированного протекционизма, выступила коалиция из 19 стран, называющих себя «друзьями единого рынка», в которую вошли страны Прибалтики, Скандинавии, Австрия, Бенилюкс, Хорватия, Чешская Республика, Ирландия, Мальта, Португалия, Польша, Словения, Словакия и Испания[664].

В США против инициатив Трампа выступили крупнейшие трансконтинентальные корпорации, чьи интересы были прямо связаны с либерализацией международной торговли. «Начиная с 1930-х годов, — пояснял их настроения главный экономист Fitch Б. Коултон, — можно обнаружить мало прецедентов, когда на перспективы роста мировой экономики настолько существенно влияла дестабилизация торговой политики»[665].

Окончательно политику Трампа добили антиковидные меры, сопровождавшиеся скачкообразным ростом денежной массы: всего за 20 месяцев (с февраля 2020 по декабрь 2021 гг. она выросла почти на 40 %), абсолютный рекорд поставили три месяца 2020 г. — март, апрель май, за которые М2 скачкообразно вырос ~ на 15 %. В любой стране подобные меры вызвали бы скачок инфляции, но у эмитента мировой валюты они прежде привели к обвальному падению Торгового баланса (Гр. 22).

Состояние Соединенных Штатов того времени наглядно передавало движение Black Lives Matter (BLM), начавшееся в мае 2020 г., и которое, по словам Дж. Маккиннона, «стало, пожалуй, крупнейшим протестным движением в американской истории»[666]. Взрывной характер этого движения, Маккинонн связывал с тем, что локдаун (по COVID-19) внезапно лишил многих ежедневой работы и ограничил их потребительские привычки[667].

Гр. 22. Денежная масса М 2, $трлн. и Торговый баланс США, $млрд.[668]

Локдаун по COVID-19 и движение BLM стали эпилогом программы Трампа, по возрождению Америки с «опорой на собственные силы»: «данные трех опросов достаточно похожи, — отмечает И. Бондарев, — все графики зафиксировали падение рейтинга Трампа, с одной стороны, и увеличение рейтинга Байдена — с другой в начале июня. Впоследствии же эта разница становилась меньше и к концу сентября стала наименьшей за весь период протестов BLM в 2020 г.»[669]

На президентских выборах 2020 г. была самая высокая явка избирателей с 1900 года[670], каждый из двух основных кандидатов получил более 74 млн. голосов, превзойдя рекорд Обамы 2008 года. Байден получил более 81 млн. голосов[671], что стало рекордом для кандидатов в президенты США за всю историю[672].

Несогласие Трампа с итогами выборов поставило Америку на грань гражданской войны, 6 января 2021 г. митингующие захватили Капитолий. Байден назвал эти события «попыткой государственного переворота»[673]. Сегодня Америка политически, социально и культурно разделена так, как никогда со времен Гражданской войны, и в это время «мы переживаем пятую эру американской внешней политики», приходил к выводу в своей книге М. Мандельбаум, и, из-за совершенных ошибок, она может стать «эрой упадка Америки»[674].

Гр. 23. Инфляция в США[675]

20 января Байден вступил в должность президента США, а в марте-апреле 2021 г. произошел скачкообразный всплеск инфляции в США (гр. 23). И уже с начала лета начал рушиться рейтинг Байдена (Гр. 24). С января 2022 г. у Байдена самый низкий рейтинг «Одобрения», среди всех президентов начиная с Эйзенхауэра в 1954 г., с которого приводит свои оценки GALLUP[676].

Гр. 24. Рейтинг Байдена, GALLUP[677]

* * *

К России у Соединенных Штатов были свои счеты, они, по словам американского политолога П. Робертса, кроются в том, что Россия «стоит на пути мессианского представления о роли Америки. Поэтому Россию обнесли частоколом из военных баз и превратили бывшие советские республики в марионеток… Я боюсь, что если Россия поддастся на иллюзии, что американское правительство готово с ней дружить, то Америка тем или иным способом получит над ней контроль или нейтрализует ее»[678]. Факт остается фактом, подтверждает французский социолог Э. Тодд, «единственная угроза американской империи — Россия, которую, следовательно, необходимо изолировать и расчленить»[679].

«Первая Холодная война», мотивированная идеологическими мотивами борьбы с большевизмом, брала свое начало с Русской революции 1917 г.[680], однако ее объективные предпосылки появились задолго до прихода большевиков к власти. Обращая внимание на этот факт, американский историк Р. Поваски указывает, что «корни соперничества супердержав уходя в глубь столетий, восходя к младенчеству Американской нации…, это соперничество двух наций было неизбежным, поскольку им обеим судьбой было предназначено расширять свое политическое, культурное и экономическое влияние»[681].

Неизбежность этого соперничества одним из первых увидел А. де Токвиль, выпустивший в 1835 г. свой классический труд «О демократии в Америке». Завершая первую часть своей книги, Токвиль отмечал: «Сегодня две великие нации земли могут продвигаться вперед к одной и той же судьбе, предначертанию, из различных стартовых точек: русские и англо-американцы». При этом он указывает на драматический контраст, существующий между ними:

Американцы, опираясь на «свободу как главный способ действия», принцип эгоизма и здравый смысл, завоевывают и цивилизуют свой огромный континент, преодолевая естественные преграды в построении сильной американской демократии. Русские с «рабской покорностью», как главным способом действия могут использовать «меч воина» под командованием «одного человека» для покорения цивилизации. И далее он предупреждал, что хотя «точки старта и пути различаются, но каждый из них ведом некоторым тайным провиденциальным замыслом — взять когда-то в будущем в свои руки судьбы половины мира»[682].

«Россия, — писал в 1901 г., после ее посещения, потомок двух президентов, историк Г. Адамс, — была слишком огромной силой, чтобы позволить себе не думать о ней… Она выглядела бескрайним ледником, стеной из древнего льда — крепкой, первозданной, вечной, подобно стене вечных льдов, сковавших океан всего в нескольких милях к северу, который в любой момент мог тронуться с места…». «Разрыв между нею и Европой, казалось, представляет бездну». Адамса волновал вопрос — как противостоять «русской инерции — инерции расы», «непреодолимость русской инерции означала провал идеи американского лидерства»[683].

Подобные настроения были настолько распространены Америке, что они в 1909 г. уже вызывали тревогу у русского военно-морского агента в Вашингтоне: «Странным фактом является то, — сообщал он, — что ровно год прошел после того, как Англия сняла с нас двухвековой антагонизм, и вместо Англии новым таким же искусным застрельщиком явилась Америка и именно в тот момент, когда она почувствовала свою военную и торговую мощность. Не есть ли это грустное предостережение того, что в ближайшем будущем Америка сделается действительно нашим заклятым врагом — на это что-то похоже»[684].

Накануне Первой мировой, сотрудник русского генерального штаба А. Вандам приходил к выводу, что в работах американских геополитиков, уже теоретически разработали план борьбы, «которая к середине ХХ столетия должна будет закончиться торжеством англосаксонской расы на всем земном шаре». План был доведен до сведения американского народа посредством сотен тысяч экземпляров их сочинений. В соответствии с их представлением «главным противником англосаксов на пути к мировому господству является русский народ»[685].

Падение Советского Союза в 1991 г., казалось, должно было похоронить вековой антагонизм, однако на деле, как отмечал в 2010 г. У. Энгдаль, эти надежды «к сожалению, оказались весьма далеки от действительности. Ни для Вашингтона, ни для Пентагона «холодная» война никогда не заканчивалась. Она лишь принимала новые и еще более агрессивные формы… Цель ее по-прежнему в том…, чтобы полностью разрушить целостность российского государства и российской культуры», поскольку Россия является единственным серьезным препятствием для «полного доминирования» Соединенных Штатов[686].

США ощущают в России экзистенциальную угрозу. Крах Советского Союза лишь на время ослабил эти ощущения, и, вместе с тем, неожиданно породил для Америки настоящую угрозу, бросающующую непосредственный вызов ее мировому лидерству:

«Мы надеялись, что окончание холодной войны будет общей победой для Европы, — писал В. Путин, — Казалось, ещё немного — и станет реальностью мечта Шарля де Голля о едином континенте, даже не географическом «от Атлантики до Урала», а культурном, цивилизационном — от Лиссабона до Владивостока. Именно в этой логике — в логике построения Большой Европы, объединённой общими ценностями и интересами, — Россия стремилась развивать свои отношения с европейцами. И нами, и Евросоюзом было сделано многое на этом пути»[687].

Действительно Россия, в этот период, пыталась встроиться в международное — европейское разделение труда, и прежде всего, за исключением отдельных технологий, в которых она имела мировые позиции, таких например, как космические или ядерные, в качестве сырьевого придатка. Наглядным подтверждением тому были условия вступления России в ВТО в 2012 году, по которым Россия критически снижала свои таможенные барьеры, и фактически даже отказалась от своей продовольственной безопасности.

«Я верю в политическое объединение Европы и Российской Федерации…, — подтверждал эти настроения украинский оппозиционный политик Е. Мураев, — я думаю, что настанет момент, когда всем придется определяться, кто с кем. Однополярного мира не будет… У России нет ни одной выгоды нападения на Украину»[688].

Слияние России и Европы, даже только в едином экономическо-правовом организме, действительно разрушало однополярный мир — оно приводило к созданию самого мощного и самодостаточного, в ресурсном плане, экономического блока на планете, что являлось самым прямым и непосредственным вызовом мировому лидерству Соединенных Штатов. Реакция Вашингтона на это была полностью закономерной, эту закономерность подтверждали конкретные примеры недавнего прошлого:

«Слово «Рапалло» потрясло на второй день пасхи 1922 года Европу, словно удар молнии»…, этот договор, по словам немецко-британского историка С. Хаффнера, был «событием века, подземным толчком, изменившим весь международный политический ландшафт»[689]. Объединение бесчисленных ресурсов в людях и в сырье России, со специалистами и техническими средствами из Германии, пояснял причины этого потрясения Ллойд Джордж, превратят «Россию в самое могущественное государство в Европе и Азии»[690]. Рапалльский договор, подтверждал Хаффнер, «нарушал европейское равновесие, поскольку Германия и Советская Россия по совокупной мощи превосходили западные державы»[691].

Ответом на Рапалло, стал договор в Локарно 1925 года. «Выработанный в Локарно договор был, — по словам Черчилля, — окончательно подписан в Лондоне, как это и должно было быть, потому что именно в Англии и возникла идея такой политики…»[692]. Характеризуя эту идею, в своём докладе XIV съезду партии (12.1925) Сталин замечал: «Локарно черевато новой войной в Европе… Английские консерваторы думают, и статус-кво сохранить против Германии и использовать Германию против Советского Союза»[693]. Против Локарно выступил и командующий рейхсвером ген. Г. фон Сект: «Если Германия начнет войну против России, — предупреждал он, — то она будет вести безнадежную войну… Россия имеет за собой будущее. Она не может погибнуть»[694].

«Локарно. Старое надувательство, — записывал в свой дневник в 1925 г. Геббельс, — Германия уступает и продается западному капитализму. Ужасное зрелище: сыны Германии, как наемники, будут проливать кровь на полях Европы на службе этому капитализму. Должно быть, в «священной войне против Москвы»!.. Я теряю веру в людей!! Зачем этим народам христианство? Ради издевательства!»[695] Понимание локарнского договора дошло до немцев позже, когда они, по словам немецкий дипломата Г. фон Дирксена, почувствовали, «что их снова одурачили»[696].

Подобным образом закончилась и попытка сближения России с Европой в начале XXI в.: вместо идеи Европы от Лиссабона до Владивостока «возобладал другой подход. В его основе, — поясняет Путин, — лежало расширение Североатлантического альянса, который сам представлял собой реликт холодной войны. Ведь для противостояния времён той эпохи он и был создан. Именно движение блока на восток стало основной причиной стремительного роста взаимного недоверия в Европе… Более того, многие страны были поставлены перед искусственным выбором — быть либо с коллективным Западом, либо с Россией. Фактически это был ультиматум. К каким последствиям привела такая агрессивная политика, мы видим на примере украинской трагедии 2014 года»[697].

Так же, как в 1925 г. ответом на Рапалло стало Локарно, точно так же ответом на вступление России в ВТО в 2012 г., стал Евромайдан начавшийся в конце 2013 г. «Главный внешнеполитический интерес Соединенных Штатов на протяжении всего прошлого столетия во время Первой, Второй и холодной войн, концентрировался на отношениях между Россией и Германией, — пояснял 02.2015 существующую закономерность директор STRATFOR Дж. Фридман, — потому что объединившись, они являются единственной силой, представляющей для США жизненно важную угрозу и наша главная задача заключалась в том, чтобы не допустить их союза»[698].

«Вашингтон не может допустить, чтобы Россия и Германия стали союзниками на мировой арене, поскольку это станет настоящей угрозой для гегемонии США, — подтверждает эти выводы немецкий экономист К. Крайс, — Поэтому американцы делают все, чтобы вбить клин в отношения Москвы и Берлина»[699]. «Украинский кризис не имеет никакого отношения к Украине, — подтверждает 02.2022 американский журналист М. Уитни, — Речь идет о Германии и, в частности, о трубопроводе, соединяющем Германию с Россией под названием «Северный поток-2». Вашингтон рассматривает трубопровод как угрозу своему главенству в Европе»[700].

«США, Великобритания и НАТО лихорадочно работали над тем, чтобы начать этот конфликт, — приходит к аналогичному выводу и аналитик шведского канала SwebbTV Ларс Берн, — Они любой ценой хотят предотвратить сближение Германии и России, которое шло полным ходом с „Северным потоком — 2“. Американцы всегда были против такого сотрудничества. Германия получит гораздо больше от сближения с Россией, чем от полной зависимости от США. Победителем от этого будут США, это они хотели войны»[701].

И здесь не было ничего нового, точно с таким же упорством американцы противодействовали строительству в 1960—1970-х гг. и первых советских газопроводов в Европу — «Дружба» и «Союз», что задержало их строительство почти на 10 лет[702]. Без этих газопроводов не только европейский путь, но и какое-либо конкурентоспособное развитие Европы вообще, было бы просто невозможно…

Незалежная Украина была использована, как инструмент, для того, чтобы похоронить любую даже потенциальную идею сближения России и Европы. «Война на Украине — отмечал этот факт в 2018 г. Мураев, — была спровоцирована в интересах третьих государств, нашей марионеточной властью для того, чтобы получить санкции от которых будут страдать Европа и Россия, для того, чтобы Украину использовать, как разменную монету»[703]. Итог этой политики подводило завершение строительства «Северного потока-2» в январе 2022 г.: ввод его в эксплуатацию могла остановить только война.

* * *

С началом Спецоперации на Донбассе, поясняя позицию США, помощник президента по нацбезопасности Д. Салливан 04.2022 указывал: «Мы хотим видеть свободную и независимую Украину, ослабленную и изолированную Россию и более сильный, более единый и решительный Запад. Мы верим, что все три эти цели достижимы, и Украине оказывается помощь, чтобы украинцы помогли этих целей достичь»[704]. «Мы развернем тотальную экономическую и финансовую войну против России, — восклицал 03.2022 министр экономики и финансов Франции Б. Ле Мэр, — Российский народ расплатится за её последствия… Cтрадать будет Россия, а не Европа… США и Европа вместе образуют самый могущественный экономический блок на планете. Мы вызовем крушение российской экономики»[705].

Современный мир, предупреждал еще в 2020 г. председатель Всемирного экономического форума К. Шваб, — это «взаимозависимый мир — это мир глубокой системной взаимосвязи, в котором все риски влияют друг на друга через сеть сложных взаимодействий… Во взаимозависимом мире риски усиливают друг друга и при этом имеют каскадные эффекты»[706].

Разрушение этого симбиоза мировой экономики привело к тому, что «бумеранг санкций», введенных против России, вернулся обратно в Европу: «Цены на газ в Европе сейчас примерно в 10 раз выше среднего показателя за последнее десятилетие, и почти в 10 раз выше, чем в США»[707]. Рост цен на энергоносители стал одной из основных причин скачкообразного роста инфляции в Европе. Инфляция, отмечал в июле 2022 г. Die Welt, буквально «сжирает» экономическую систему Евросоюза, хуже всего Восточной Европе: в Прибалтике цены растут на 18–20 %, в Польше и Чехии — до 17 %[708].

Гр. 25. Цена на природный газ, долл. /тыс. м3

Значение российского газа для Европы определяется тем, что Россия ежегодно поставляла в Европу около 210 млрд м3 природного газа (в т. ч. 185 млрд по трубопроводам), что покрывало 38 % ее потребностей (доля России в европейском импорте газа — 60 %)[709].

В росте цен на газ и в скачке инфляции западные СМИ обвинили Россию: «Цены на газ растут, — сообщала NBC, — поскольку Россия начинает вторжение в Украину»[710], «Инфляционные последствия войны России, — указывал Economist, — будут распространяться»[711]… Однако на самом деле цены на газ в Европе стали расти с середины 2021 года. (Гр. 25):

Одни обвинили в этом «Газпром»; другие — безветренную погоду, остановившую ветряки; третьи — слишком холодную зиму, которая привела к тому, что хранилища оказались заполнены всего на 30 %, а восстановившийся после пандемии спрос на СПГ со стороны Азии оттянул на себя дополнительные объемы[712]; четвертые — механизм биржевых торгов и спекулянтов. Климатический и азиатский факторы очевидно сыграли свою роль, но они лишь дали толчок к выводу рынка из равновесия, что запустило механизм спекуляций ценами на газ.

В его основе лежит спотовое определение цен, переход к которому начался во время экономического кризиса 2009 г., снизившего объемы промпроизводства, а следовательно и — спрос на газ, ниже долгосрочных контрактов. Финальную черту подвела Польша: в 2015-м г. она подала в Стокгольмский арбитраж иск, против газпромовской системы ценообразования. В 2020 г. Варшава выиграла его и переписала газовый контракт на спотовые цены. На следующий год примеру поляков последовала Европа, начав массово «переписывать» газовые контракты на «рыночную цену».

Введение спотовых цен открыло дорогу к спекуляциям, в которых Украина выступала, как один из основных спекулятивных факторов: европейцы покупают дешевый газ по долгосрочным контрактам у Газпрома, а потом по рыночной цене перепродают его Украине. Естественно, в этих условиях, европейские трейдеры заинтересованы в максимальных ценах на газ. «Газпром» в 2021 г. газ через европейские биржевые площадки почти не продавал.

Но даже введение спотовых цен, как и все природные и ковидные катаклизмы, имеют к газовому кризису Европы вторичный характер. Основная причина заключается в позиции самой Европы: «я вообще не понимаю, чем вы будете топить, — замечал еще 2010 г. на экономическом форуме в Германии В. Путин, — Газа вы не хотите, атомную энергетику не развиваете. Вы что будете дровами топить? Но и за дровами надо в Сибирь ехать»[713].

В настоящем энергетическом кризисе Европы виноват не Путин, подтверждал 10.2022 Foreign Policy, основная ответственность лежит на активистах и зеленых партиях Германии и Европы, которые 20 лет назад поставили «перед собой цель совершить стремительный переход от ископаемого топлива и атомной энергии к возобновляемым источникам», следующий шаг европейцы, отказавшись от долгосрочных контрактов, так же совершили сами. «В европейской энергетической политике, — приходит к выводу в своей статье в Foreign Policy Б. Шаффер, — идеология попирает элементарную математическую логику»[714].

В этих условиях, малейший кризис с энергопоставками, вызванный климатическими, пандемийными и любыми другими событиями, на спотовом рынке, выводил систему из равновесия и запускал механизм спекулятивного роста цен.

Начало российской Спецоперации на Украине было воспринято, на газовом рынке Европы, с энтузиазмом, поскольку последовавшие ответные санкционные меры Запада, и прежде всего блокировка резервов Центрального банка на 300 млрд. долл.[715], привели в марте 2022 г. к падению цен на газ в Европе почти на 40 % (с 1240 до 887 $/тыс. м3)[716], по сравнению с декабрем 2021 г., а в России — к скачкообразному росту курса доллара по отношению к рублю на 35 % (с 75 до 103 руб./долл). Однако эйфория в Европе быстро прошла, после того, как Россия ввела ответные меры, заключавшиеся в требовании расчета за газ в рублях. После этого курс доллара к рублю рухнул почти в 2 раза (до 57 руб./долл.), а цены на газ в Европе прыгнули на 55 % (до 1382 $/тыс. м3)

«Германия, — приходил к выводу в июле 2022 г. один из авторов Project Syndicate, — сталкивается с крахом своей экономической модели перед лицом войны на Украине»[717]. Немецкая модель зашаталась, подтверждает аналитик из Die Welt, «ситуацию, сложившуюся сейчас в Германии, можно сравнить с эффектом снежного кома», который «может привести в движение опасную лавину, сметающую всё на своем пути». «Для Германии больше не будет политики неограниченных возможностей. США поставят европейцев перед выбором»[718].

«Мы переживаем большие потрясения…, — констатировал августе 2022 г. президент Франции Э. Макрон, — По сути, то, что мы переживаем — это можно считать окончанием периода изобилия… Речь о дефиците продуктов и технологий, которые европейцам казались доступными, фактически это падение уровня жизни». Одной из основных причин этого является военный конфликт на Украине, который президент назвал «концом беззаботности»[719].

На скачкообразный рост газовых цен «Большая семерка» ответила тем, что в сентябре официально одобрила идею ценовых ограничений на российский газ, на уровне себестоимости[720]. Однако подобные ограничения могут вообще лишить мировой рынок значительной части российских энергоресурсов, что вызовет новый рост цен.

Санкционная война, развернутая против России, уже привела к тому, что потребление газа в Европе, за первое полугодие 2022 г., сократилось почти на 20 %, по сравнению с аналогичным периодом 2021 г., среди лидеров Германия — сокращение почти на 35 %, а в Польше — более чем на 50 %.

«Антироссийские санкции уже нанесли такой сильный удар, что европейские страны могут теперь рухнуть», — отмечала SwebbTV; «Если цены останутся на этом уровне, значительная часть базовых отраслей промышленности окажется под угрозой банкротства», — подтверждал Dagens Industri; «Большинство базовых отраслей промышленности в Европе и Швеции рискуют быть разрушенными из-за роста цен на энергоносители», — подтверждал Expressen[721]. «Энергетический шок в настоящее время, — подводил итог The Economist, — представляет собой полномасштабный политический и экономический кризис»[722].

Альтернативные и мэйнстримовские немецкие издания приходят к схожим выводам: «Германии угрожает деиндустриализация», пишет альтернативный экономический портал DWN, «Немецкая бизнес-модель, основанная на дешевом российском газе, рушится»[723]. «Деиндустриализация: европейские фабрики прекращают производство»: «Без дешевого газа промышленность Европы не сможет выжить. Фабрики по всей Европе в настоящее время прекращают производство. И многие никогда больше не загрузятся»[724].

Мэйнстримовский SPIEGEL предостерегает от закрытия предприятий, поскольку «это грозит эффектом домино, который может привести к деиндустриализации в Германии. Это было бы катастрофой»[725]. «Потребление сокращается, закрываются первые предприятия, в какой-то момент начинает расти безработица. Добро пожаловать в четвертый и пятый акты экономической драмы. Для описания этого ужасного сценария есть слово, вызывающее первобытный страх: рецессия. И похоже, что страна вскоре в нее попадет»[726].

Версии альтернативных и «официальных» СМИ расходятся только в оценке причин этого кризиса. Позицию «официальных» передает SPIEGEL, указывая на «ту сеть агентов, которые работают по всему миру на Москву, чтобы вынюхивать, саботировать и даже убивать. Они являются подпольными штурмовиками в широкомасштабном наступлении на запад. Спецслужбы Путина влияют на политические партии, манипулируют выборами, контролируют Telegram-каналы и используют дезинформацию для разжигания протестов на Западе. Они проникают в компьютерные сети западных правительств и взламывают высокочувствительные объекты. Цель: измотать, расколоть, вывести из строя»[727].

Позицию альтернативных, в статье «Эскалация энергетического кризиса: бенефициары внешней и экономической политики Германии», передает немецкий экономист К. Крайс, который приходит к выводу, что Германия оказалась в «ценовой ловушке», цена электричества и газа на немецком рынке намного выше, чем на рынках США и Азии». Бенефициаром этой политики, по его мнению, являются США, которые намеренно развязывают войну в Европе: «война с участием НАТО могла бы стать решением проблем США с перепроизводством и долгами. Американцы рассчитывают, что в результате нее в Центральной Европе будет уничтожена большая часть производственных мощностей»[728].

Война на Украине в новых формах разрешает ту задачу над которой бился, пытаясь подписать в 2011–2016 гг. TTIP, Обама, а затем в 2017–2020 гг., продвигая свой протекционизм, Трамп: повышение цен на энергоносители — приводит к росту издержек и, как следствие, снижению конкурентоспособности германской, а следом и всей европейской экономики. Основы этой политики были заложены еще в 2014 г. Б. Обамой, практически ее реализовал в 2022 г. Байден. Это была совершенно осознанная и целенаправленная политика: «Украину последние семь лет, — отмечал этот факт в 2021 г. Е. Мураев, — используют, как инструмент геополитической войны с Российской Федерацией для ослабления Европейского союза. Это совершенно очевидно»[729].

Демократический империализм

Весь этот круглый земной шар сейчас висит, как спелое яблоко, которое мы можем сорвать, если мы используем правильную лестницу, пока есть шанс. Я не имею в виду, что мы хотим или могли бы получить яблоко для себя, но мы можем позаботиться о том, чтобы оно использовалось должным образом…

У. Пэйдж, американский посол в Лондоне, — В. Вильсону, 1916 г.[730]

«Лучший способ разгромить вражеский флот — это, — пояснял англосаксонские принципы управления империей в 2015 г. директор STRATFOR Дж. Фридман, — не дать врагу ему его построить. Путь который выбрала Британская империя для того, чтобы не допустить возникновение сильного флота в Европе, было натравливание европейцев друг на друга. Я бы рекомендовал следовать политике которую применил Рональд Рейган в Иране и Ираке: Рейган поддерживал обе воюющие стороны, так что они воевали друг с другом, но не против нас, это было цинично, это было аморально, но это работало и в этом вся суть… Мы в состоянии во-первых поддерживать враждующие между собой стороны, чтобы они концентрировались на себе, а не против нас… Тактика превентивных ударов подразумевает разгром и поражение противника, ее цель вывести врага из равновесия, мы это делали в каждой войне… Мы как империя не можем везде посылать войска, британцы тоже в свое время не оккупировали Индию, они просто взяли под контроль отдельные индийские государства и натравливали их друг на друга…»[731].

Наиболее ярким выразителем этой политики являлся «Черчилль, который пришел в палату общин для того, — отмечал военный министр Великобритании Дж. Бродрик, — чтобы проповедовать империализм, но он не готов нести бремя расходов, налагаемых проведением империалистической политики… Это наследственное желание вести дешевую империалистическую политику»[732].

Теоретические основы этой политики были описаны более 500 лет назад — в 1516 г., в «Утопии» Томаса Мора:

«Они никогда не начинают войны зря, а только в тех случаях, когда защищают свои пределы, или прогоняют врагов, вторгшихся в страну их друзей, или сожалеют какой-либо народ, угнетенный тиранией, и своими силами освобождают его от ига тирана и от рабства; это делают они по человеколюбию. Правда, они посылают помощь друзьям не всегда для защиты, но иногда также с целью отплатить и отомстить за причиненные обиды… Так поступают они во всех тех случаях, когда враги произвели набег и угнали добычу.

Но особенно яростно действуют они тогда, когда ущемлены интересы их купцов……Сразу по объявлении войны они стараются тайно и одновременно развесить в наиболее заметных местах вражеской страны воззвания, скрепленные своей государственной печатью. Здесь они обещают огромные награды тому, кто погубит вражеского государя; затем меньшие, хотя также очень хорошие награды, назначаются за каждую отдельную голову тех лиц, чьи имена объявлены в тех же воззваниях… Наряду с этим и сами внесенные в списки приглашаются действовать против товарищей, причем им обещаются те же самые награды и вдобавок безнаказанность.

В результате враги утопийцев начинают быстро заподозревать всех прочих людей, не могут ни на кого положиться и не верят друг другу, а пребывают в сильном страхе и ожидании опасностей. Неоднократно известны такие случаи, когда значительную часть внесенных в списки лиц, и прежде всего самого государя, выдавали те, на кого эти лица особенно надеялись. Так легко подарки склоняют людей на любое преступление. А утопийцы не знают никакой меры в обещании этих подарков…

Другие народы не одобряют такого обычая торговли с врагом и его покупки, признавая это жестоким поступком, основанным на нравственной низости; утопийцы же вменяют это себе в огромную похвалу, считая подобное окончание сильнейших войн совершенно без всякого сражения делом благоразумия. Вместе с тем они называют такой образ действий и человечным и милосердным. Действительно, смерть немногих виновных искупает жизнь многих невинных, обреченных на смерть в сражении, как из среды самих утопийцев, так и их врагов…

Если дело не подвигается путем подкупа, то утопийцы начинают разбрасывать и выращивать семена междоусобий, прельщая брата государя или кого-нибудь из вельмож надеждой на захват верховной власти. Если внутренние раздоры утихнут, то они побуждают и натравляют на врагов их соседей, для чего откапывают какую-нибудь старую и спорную договорную статью, которые у королей всегда имеются в изобилии. Из обещанных собственных средств для войны утопийцы деньги дают весьма щедро, а граждан очень экономно; ими тогда они особенно дорожат и вообще настолько ценят друг друга, что никого из своих граждан не согласились бы променять на вражеского государя… кроме богатств, хранящихся дома, у них есть еще неизмеримое сокровище за границей, в силу которого… очень многие народы у них в долгу.

Таким образом, они посылают на войну солдат, нанятых отовсюду, а особенно из среды заполетов. Этот народ живет на восток от Утопии, на расстоянии пятисот миль, и отличается суровостью, грубостью и свирепостью… В жизни они знают только то искусство, которым добывается смерть… Редкая война начинается без того, чтобы в войске обеих сторон не было значительной доли заполетов…

Этот народ сражается на стороне утопийцев против кого угодно, потому что получает за свою работу такую высокую плату, как нигде в другом месте. Именно, утопийцы ищут не только хороших людей на пользу себе, но и этих негодяев, чтобы употребить их на зло. В случае надобности они подстрекают заполетов щедрыми посулами и подвергают их величайшим опасностям, из которых обычно большая часть заполетов никогда не возвращается за обещанным. Но тем, кто уцелеет, утопийцы добросовестно выплачивают, что посулили, желая разжечь их на подобный же риск. Поступая так, утопийцы имеют в виду только гибель возможно большего количества их, так как рассчитывают заслужить большую благодарность человечества в случае избавления вселенной от всего сброда этого отвратительного и нечестивого народа…»[733]

* * *

Разорительный опыт Первой мировой показал, что «существует острая опасность того, — отмечал в письме к президенту У. Пэйдж, — что франко- и англо-американский обмен будет сильно нарушен; вследствие этого, неизбежно, заказы всех союзных правительств будут сокращены до минимально возможного уровня и трансатлантическая торговля практически закончится. Результатом такой остановки станет паника в Соединенных Штатах»[734]. Война оказалась слишком затратным и рискованным инструментом, для сохранение имперской власти: война может выйти из под контроля и подорвать жизненные основы самой метрополии.

И на Версальской конференции победителей в 1919 г., профессор лондонской школы экономики Х. Маккиндер предложил свои идеи, изложенные им в книге «Демократические идеалы и действительность». Идея Маккиндера сводилась к разделению России и Германии цепью независимых государств — лимитрофов: Польши, Румынии, Чехословакии, Эстонии, Латвии и Литвы.

Париж в свою очередь больше интересовало создание «санитарного кордона»: «Необходимо создать… базу на восточной стороне, состоящую из цепи независимых государств, — пояснял маршал Ф. Фош, — финнов, эстонцев, поляков, чехов греков. Создание такой базы позволит союзникам навязать свои требования большевикам»[735]. Подобную идею — изоляции СССР, предложил и ведущий американский политический обозреватель того времени — У. Липпман, он же ввел в широкое обращение термин «Холодная война»[736].

Центральным элементом этой конструкции должна была стать Польша. В этих целях Париж, Лондон и Вашингтон полностью оснастили и профинансировали польскую армию, для ее агрессии против Советской России в 1921 г.[737] Начальник государства Польского Й. Пилсудский воспользовался этими идеями в своих целях — воссоздания Речи Посполитой, в виде проекта Междуморья — Intermarium, включавшего в себя практически все восточноевропейские народы от Балтийского до Черного моря.

«Никто нам не принес столько неприятностей, как поляки…., — вспоминал об этом периоде в 1922 г. Д. Ллойд Джордж, — Опьяненная молодым вином свободы, которым ее снабдили союзники, Польша снова вообразила себя безраздельной хозяйкой Центральной Европы»[738]. К началу 1919 г. Польша вела захватнические войны со всеми своими соседями, с немцами, чехами, литовцами, украинцами, белорусами, русскими. Поляки заявляли, что «эти различные национальности принадлежат им по праву завоевания, осуществленного их предками»[739].

Попытка воссоздания Речи Посполитой потерпела провал, но идеи возрождения былого величия сохранились, и они во многом определяли политику Польши между двумя войнами. В 1934 г. Польша первой подписала пакт о ненападении с гитлеровской Германией, тем самым разрушив геостратегические основы Версальского мира, творцы которого — Франция и Англия, создавали сильную Польшу в качестве противовеса Германии на Востоке. В 1938 г. Польша, вместе с Германией, приняла участие в разделе Чехословакии: «из-за такого второстепенного вопроса, как Тешен, он (польский народ), — писал У. Черчилль, — обособил себя от всех тех друзей во Франции, Англии и Соединённых Штатах, которые вернули им целостное национальное существование»[740].

В 1939 г. Варшава по сути сорвала франко-англо-советское соглашение, направленное на предотвращение гитлеровской агрессии, отказавшись от его подписания. Тем самым, Польша фактически стала прямым соучастником фашистской Германии в развязывании Второй мировой войны: Гитлер никогда не начал бы эту войну, пояснял вице-канцлер III Рейха Ф. Папен, «если бы это грозило войной на два фронта…»[741].

С началом войны, оказавшись в изгнании, польское правительство Сикорского попыталось вернуться к теме, и в 1942 г. предложило концепцию «Центрального [и Восточного] Европейского союза», начав переговоры с греческим, югославским, польским и чехословацким правительствами в изгнании. И первым вопросом в этой идее стала война против Советского Союза. «В своем упорстве вы не видите того, чем рискуете…, — ответил на это Черчилль польским политикам, — Вы стремитесь развязать войну в которой погибнет 25 млн. человек… Вы не правительство вы ослепленные люди, которые хотят уничтожить Европу… У вас нет чувства ответственности перед вашей Родиной. Вы безразличны к ее мучениям. У вас на уме только низменные собственные интересы…»[742].

Падение Советского Союза привело к возрождению прежних идей. Их инициаторы, на этот раз, находились за океаном: «вместе с Великобританией, — пояснял в 2010 г. председатель правящей партии «Право и справедливость» Я. Качиньский, — Польша является наиболее надежным союзником США в Европе. Польша постоянно заангажирована в политическом и военном сотрудничестве с Вашингтоном». Годом ранее появилось коллективное письмо аналогичного содержания, подписанное экс-президентами Литвы, Чехии, Словакии, Латвии, Польши, Эстонии[743].

В 2011 г. была создана Вышеградская боевая группа под командованием Польши (Польша, Чехия, Словакия и Венгрия). Боевая группа была создана к 2016 году как независимая сила, не входящая в состав командования НАТО. В 2015 г. в своей инаугурационной речи президент А. Дуда объявил о планах создания регионального альянса государств по образцу Междуморья. Инициатива Трех морей объединяет 12 государств-членов от Балтийского до Адриатического и Черного морей[744].

«Для США вопрос стоит таким образом, — пояснял в 2015 г. директор STRATFOR Дж. Фридман, — если Россия продолжит цепляться за Украину, то мы должны остановить Россию, по этой причине США начали предпринимать действия о которых недавно сказал генерал Ходжес, а именно США посылают войска быстрого реагирования в Румынию, Болгарию, Польшу и Прибалтику. Этими действиями США готовят интермариум — Междуморье — территорию между Балтийским и Черным морями, концепцию Междуморья придумал еще Пилсудский, эта концепция для США предпочтительней… Для Соединённых Штатов первоочередная цель — не допустить, чтобы немецкий капитал и немецкие технологии соединились с российскими природными ресурсами и рабочей силой в непобедимую комбинацию, которую США пытаются не допустить во уже целое столетие. И так, как же этого можно достичь, чтобы русско-немецкая комбинация не состоялась сегодня. У США на этот случай есть козырь в руках, которой они разобьют такую комбинацию — это линия между Прибалтикой и Черным морем»[745].

Именно эти идеи лежат в основе политики польских лидеров. Наиболее наглядным ее представителем, по словам польского журналиста Ц. Михальского, является Я. Качиньский: в отношениях с США он «реалист», «но одновременно он воспитывает в своих людях тупую ненависть к любого рода проявлениям политического реализма в отношении Европейского союза или России». Михальский называет национализм качиньских — таблоидным патриотизмом народа, «из которого выросла Первая мировая война, Вторая мировая война, а может вырасти и очередная»[746].

Именно «польский катализатор развяжет войну с Россией, которой американцы не хотят, но остановить которую они так просто не смогут, — приходит к подобным выводам 05.2022 Д. Макгрегор из «The American Conservative», — Причем эта война начнется без объективной оценки жизненных интересов Америки, без верной расстановки сил внутри международной системы — и даже без единой конкретной угрозы национальной безопасности США»[747].

И Польша полностью оправдывает свою репутацию: 07.2022 Л. Валенса призвал изменить политическую систему в России или сократить её население до 50 миллионов человек[748]. «У нас, — добавил министр обороны Польши М. Блащак, — будут самые сильные сухопутные войска среди европейских стран НАТО»[749]. 09.2022 президент Польши А. Дуда потребовал от России репараций за Вторую мировую[750]. 10.2022 Польша официально предъявила ноту Германии с требованием 1,3 трлн. долл. репараций за Вторую мировую»[751]. Заодно Польша предъявила свои территориальные претензии к Чехии[752]. Претензии Польши явно дестабилизируют ситуацию в Европе, порождая и провоцируя угрозу возникновения новой европейской войны…

* * *

Польша и восточноевропейские страны являются крайними и самобытными примерами, но, в целом, они не являются исключением. Заангажированность официального Брюсселя такова, что он, в эпоху ляейн-борреля, по сути превратился в инструмент проведения американской политики в Европе. «Я хочу позаботиться о том, — подтверждала эту зависимость в 2019 г. глава Еврокомиссии фон дер Ляйен, — чтобы наши американские друзья никогда не забывали, что мы сидим по одну сторону стола»[753].

Не меньшую степень заангажированности демонстрируют и политические системы ведущих стран Европы, которые, в угоду интересам Вашингтона, готовы пожертвовать даже народами своих стран. Наглядным примером тому может служить заявление главы МИД Германии, сопредседателя Партии зеленых А. Бербок: «Если я пообещала людям Украины, что мы будем с ними столько, сколько им будет нужно, я хочу сдержать это обещание. Неважно, что думают мои немецкие избиратели, я хочу сдержать обещание людям Украины»[754].

Чем объяснить подобную заангажированность, зачастую подчиняющую даже жизненные потребности европейцев, интересам их заокеанского партнера?

Основы этой зависимости разъяснял еще в 1902 г., в своей книге «Новая империя», потомок двух президентов США Б. Адамс: «Мир, по-видимому, согласен с тем, что Соединенные Штаты, скорее всего, достигнут, если не достигли, экономического превосходства… Нигде не существует подобной деятельности; нигде нет таких гигантских предприятий, нигде нет столь совершенной администрации; нигде такие массы капитала не централизованы в одних руках… Мы проникаем в Европу, и Великобритания особенно, постепенно занимает позицию зависимости, которая должна опираться на нас как основу, из которой она питает свою пищу в мирное время, и без которой она не могла бы устоять в военное. Предполагая, что темпы развития следующих пятидесяти лет будут соответствовать темпам предшествовавших, а не подвергнутся огромному ускорению, Соединенные Штаты перевесят любую империю, если не все империи вместе взятые. Весь мир воздаст ей должное (заплатит ей дань) (will pay her tribute)…»[755].

Предсказание Б. Адамса в Западной Европе сбылось с поразительной точностью. Уже в начале 1914 г. американский посол в Лондоне У. Пэйдж писал домой: «Мы делаем историю, и эти люди здесь знают это. Торговлю мира, или большую ее часть, насколько этого выгодно, мы можем взять, как мы пожелаем. Эти переутомленные, непроизводительные, обремененные армией люди Старого Света…»[756]. «Становясь партнерами других стран, мы, — подводил итог Первой мировой в 1919 г. президент В. Вильсон, — будем главенствовать в этом союзе. Финансовое превосходство будет нашим. Индустриальное превосходство будет нашим. Торговое превосходство будет нашим. Страны мира ждут нашего руководства»[757].

Для того, чтобы это руководство не было воспринято, как колониальная экспансия, британской колониальной политике «воровства земли» (land-stealing), Соединенные Штаты, по словам У. Пэйджа, противопоставили американские моральные «принципы», которые основывались не на «британских бизнес интересах», а на «беспокойстве о мексиканском народе».

Т.е. на принципах своеобразного «демократического империализма», которые Пэйдж разъяснял на примере Мексики, где столкнулись американские и английские интересы: «мы не хотим ни одной из их территорий, мы не позволим захватить их и никому другому, но они тоже должны поддерживать упорядоченное правительство, или великие народы земли, по нашему призыву, принудительно потребуют тишины в своих границах. Я считаю, что новая эра безопасности придет во всей испанской Америке. Инвестиции будут более безопасными, правительства более осторожны и упорядочены. И мы бы ни с кем не связывали альянс. Все это предотвратило бы десятки маленьких войн. Это просто использование английского флота и нашего мира, чтобы понять, что пришло время упорядоченности и мира, и честного развития отсталых, неспокойных земель и народов»[758].

«Дары Цивилизации — славный, отменный товар…, — откликнулся на эти идеи в 1901 г. в своем рассказе «Человеку ходящему во тьме» Марк Твен, — При слабом освещении, да еще если смотреть издали, они могут показаться весьма привлекательными…»: Законность и порядок, Справедливость, Свобода, Честные взаимоотношения, Христианские чувства, Просвещение… «Любой идиот из самой непроглядной Тьмы придет в восторг от такого товара!» Но «этот Сорт товара предназначается только для экспорта, — предупреждал Марк Твен, — это одна видимость, все вышеназванное — только обертка, яркая, красивая, заманчивая… А вот под оберткой находится Подлинная Суть, и за нее покупатель, Ходящий во Тьме, платит слезами и кровью, землей и свободой. Именно эта Подлинная Суть и есть Цивилизация, предназначенная на экспорт»[759].

Англичане, в свою очередь, не могли понять, в чем заключается прагматичный интерес в американском идеализме. Поэтому Пэйджу пришлось разъяснять, влиятельному британскому нефтяному магнату и либеральному политику лорду Коудрэю, в чем заключается прагматизм идеи «демократического империализма»: «Во времена Монро единственный способ взять часть Южной Америки — это взять землю. Теперь финансы имеют новые способы!»[760]

В условиях либеральной демократии, финансовый Капитал приобретает абсолютную власть, поскольку при формальном равенстве политических прав и свобод, фактическое преимущество получает тот, кто имеет большие возможности для их реализации. Эти возможности определяются, прежде всего, размерами накопленного Капитала. Либеральная демократия, по своей сути, является политической формой выражения власти крупного Капитала. И не только внутри страны, но и за рубежом.

Этот Капитал определяет политику «независимых» средств массовой информации, финансирует политиков, политические партии и лоббистов, формирует общественное мнение: бизнес есть бизнес — ничего личного. Помимо этого, через торговый и платежный баланс Капитал подчиняет себе всю экономическую политику демократического государства, а следовательно и любую политическую силу управляющую им. «Финансовый капитал — такая крупная, можно сказать, решающая сила во всех экономических и во всех международных отношениях, что он, — отмечал в 1916 г. В. Ленин, — способен подчинять себе и в действительности подчиняет даже государства, пользующиеся полнейшей политической независимостью»[761].

Попытка распространить «демократический империализм», в том виде которым его описывал М. Твен, после Первой мировой в Европе, привела ее к Гитлеру и Второй мировой войне. Победа в ней СССР утвердила его моральные принципы, вынудив США и страны Запада в той или иной мере принять их. Однако, после того как Союз рухнул, эта необходимость отпала и достаточно было произойти очередному масштабному кризису (Великой Рецессии 2008–2009 гг.), как история начала свое возвращение туда, где она остановилась сто лет назад…

«После краха Советского Союза, — отмечал этот переход нобелевский лауреат Д. Стиглиц, — права корпораций стали приоритетными по сравнению с базовыми экономическими правами граждан…», «за период американского триумфа после падения Берлинской стены… Экономическая политика США в меньшей степени основывалась на принципах, а в большей на своих корыстных интересах…»[762]. «Когда Ельцин распустил Советский Союз…, капитализм, — подтверждает популярная канадская исследовательница Н. Кляйн, — внезапно получил свободу обрести самую дикую свою форму, и не только в России, но и по всему миру…»[763].

Как только Капитал вырвался на свободу, он сразу же подчинил себе политическую систему, даже самой метрополии: «Америка становится все более беззащитной перед популизмом, — отмечали этот факт в 2018 г. в недавнем прошлом одни из самых могущественных людей в финансовом мире А. Гринспен и А. Вулдридж, — поскольку профессиональные политики продают свои голоса тому, кто больше предложит»[764].

К чему приведет возвращение «демократического империализма» в Европу, в своем изначальном виде? — «С уверенностью сказать можно только то, — отвечает на этот вопрос 09.2022 автор Forbes S. Gilbertie, — что грядущей зимой запасы газа в европейских хранилищах закончатся раньше, чем большинство лидеров публично заявляют. Что еще важнее, следующим летом Европе не удастся пополнить запасы в адекватной мере, то есть следующая зима тоже может обернуться экономической катастрофой и человеческими трагедиями»[765].

Созидательное разрушение

Созидательное разрушение — главная движущая сила экономического прогресса, нескончаемая буря, разрушающая бизнес и человеческие жизни, но по ходу этого создающая более продуктивную экономику.

А. Гринспен, А. Вулдридж[766]

Бенефициары войны

Один из великих уроков последних пяти столетий для Европы и Америки заключается в следующем: острые кризисы способствуют укреплению могущества государства. Так было всегда, и нет никаких причин, почему… должно быть иначе. Историки указывают на тот факт, что рост финансовых ресурсов капиталистических стран, начиная с 18 века и далее, всегда был тесно связан с необходимостью ведения войн, особенно тех, которые имели место в отдаленных странах и требовали морских возможностей.

К. Шваб, президент Всемирного экономического форума в Давосе, 2020 г.[767]

И это действительно так, что подтверждает опыт последних наиболее масштабных европейских войн:

Наполеоновские войны

«После (американской) революции, как и до нее, процветание Америки зависело от нашей способности обменивать продукты…, основанные на наших природных ресурсах, с другими странами, на все другие формы богатства… Два события, после установления нового правительства, глубоко повлияли на этот важный элемент нашей экономической жизни, — отмечал американский экономический историк Дж. Кэллендер, — Одной из них были европейские войны, последовавшие за политической революцией во Франции; другой — ряд усовершенствований…, которые проходят под именем промышленной революции. Первое было гораздо больше второго по своему непосредственному действию… Главным результатом европейских войн было то, что большая часть мировой колониальной торговли оказалась в наших руках — экономический приз, за который европейские нации яростно боролись почти два века. Вторичным эффектом стало создание европейского рынка для продовольственных товаров северных штатов…»[768].

Особое значение во время европейских войн 1796–1808 гг., когда Англия и Франция пытались блокировать колониальную торговлю друг друга, получила транзитная торговля (реэкспорт), через США. Эта торговля, подчеркивал Кэллендер, «была чрезвычайно выгодна и значительно увеличила богатство Соединенных Штатов, в чем не приходится сомневаться»[769].

Вторым призом, помимо торговли и рынков, благодаря европейским войнам наполеоновской эпохи, стали европейские капиталы, которые спасаясь от войн и революций, впервые активно хлынули через океан. И для Америки 1793–1807 гг., отмечает американский историк Д. Норт, были «годами необычайного процветания»[770]. Именно в 1806–1816 гг. в США были созданы основы многоотраслевой индустриальной базы. В те же 1812–1814 гг. в Америке «случился крупный бум недвижимости»[771].

Третьим призом Америки стала Луизиана: в 1803 г. Франция, сосредоточенная на войне с Великобританией, была вынуждена продать ее США. Переговоры о покупке вел Дю Понт, предложивший президенту Т. Джефферсону идею о том, что Луизиана могла бы быть приобретена под угрозой открытого конфликта с Францией в Северной Америке. «Приобретение Луизианы, — поясняет экс-председатель ФРС США А. Гринспен, — было одним из самых важных предприятий, затеянных кем-либо из американских президентов ради национального развития. Присоединение этих земель значительно расширило территорию США, добавив к ней огромные плодородные и богаты минералами районы… Покупка стала стимулирующим толчком к развитию предпринимательства…», с 1820 г. «экономический рост стал «интенсивным»: экономика начала расти быстрее, чем население»[772].

Приобретение Луизианы, помимо собственно ее территории площадью около 2,1 млн. кв. км (23 % современных Штатов), открыло «Западный фронтир», который почти на сто лет вперед удовлетворил колонизационные потребности американцев… За Луизианой последовала Флорида, где американские поселенцы в 1810 г. подняли восстание за свободу и независимость. В 1812 г. на помощь восставшим пришли американские войска. Сражение закончилось в 1819 г. когда американцы «уговорили» Испанию продать Флориду[773].

«Европейские страны располагались настолько тесно друг к другу, что им не оставалось иного выхода, кроме войн за территорию и экспансии на другой континент, — пояснял значимость «Западного фронтира» Гринспен, — Типичным американским ответом на эту проблему был совет: «Отправляйся на Запад сынок!» Бескрайние просторы американского фронтира позволяли Америке привлекать миллионы европейцев…, фронтир создавал ощущение бесконечных возможностей, теперь же некогда бескрайние просторы Запада были изрезаны на участки и распределены на участки» — в 1893 г., «фронтир зарылся окончательно»[774].

Первая мировая

Для Соединенных Штатов Первая мировая война стала настоящим «золотым дождем». Уже в первые дни войны, в августе 1914 г. газеты «Нью-Йорк Таймс» и «Бостон Коммершл Бюллетин» утверждали, будто президент предсказал друзьям бум американского бизнеса, торгующего во время войны с обеими сторонами[775]. Секретарь президента отрицал подобные высказывания[776]. Тем не менее, очевидно, что публикации отражали вполне определенные надежды и ожидания.

Реальность превзошла все ожидания: чистая прибыль американских компаний в годы войны удвоилась и утроилась (Таб. 9): 48 крупнейших трестов получили только в 1916 г. почти 965 млн. долл. прибыли — на 600 млн. долл. больше средней прибыли за последние три года перед войной. Среднегодовые прибыли таких компаний, как Du Pont; Bethlehem Steel; Hercules Powder; Niles, Bement Pond; Scovill Mfg. Co. и т. п. за время войны выросли по сравнению с довоенным периодом в 6—10 раз[777]. Наглядным подтверждением экономического бума в Америке во время войны, являлись «миллионеры, — которые, по словам У. Фостера, — вырастали как грибы»[778].

Таб. 9. Чистая прибыль акционерных обществ США, млн. долл.[779]

«Войны, — приходил к выводу, по итогам Первой мировой, Генри Форд, — это искусственно смоделированное зло и ведутся они по четкой схеме. Военная кампания ведется по тем же правилам, что и любая иная. Сначала обрабатываются люди. Умными байками раздувается людское подозрение по отношению к нации, против которой задумывается война. Затем точно так же обрабатывается другая. Для этого нужны лишь сообразительные посредники без стыда и совести, да пресса, интересы которой переплетены с интересами тех, кому война принесет желанную прибыль. Повод же найти не трудно, он отыщется сам собой, если только разжечь обоюдную ненависть наций достаточно сильно… Никто не станет отрицать, что (для ее организаторов) война — весьма доходный бизнес… Война — это денежная оргия…»[780].

«Война, — конкретизировал в 1915 г. британский историк А. Тойнби, — это инвестиции, которые должны приносить отдачу»[781].

Вывоз из Америки за 1914–1918 гг. превысил ввоз на 12,8 млрд долл., что превосходило данный показатель за предшествующие 5-ть лет в 6 с лишним раз[782]! «Чтобы понять до какой степени война обогатила Соединенные Штаты, — писал Е. Тарле, — достаточно сказать, что от начала существования этого государства до начала войны 1914 г., т. е. за 125 лет, в общей сложности, перевес вывоза из Соединенных Штатов над ввозом… исчислялся в 9 с небольшим млрд долл., а тот же перевес за время с августа 1914 г. — до ноября 1918 г. равняется 10,9 млрд долл. Значит эти 4 года и 3 месяца войны с точки зрения торгового баланса выгоднее для Соединенных Штатов, чем в общей сложности все 125 лет (1788–1914) всей их предшествующей истории…»[783].

Американская помощь «союзникам» носила вполне прагматичный характер: еще в августе 1915 г. министр финансов США М. Аду писал президенту: «Грядет великое процветание, которое невероятно возрастет, если мы предоставим разумные кредиты нашим покупателям… Чтобы поддержать наше процветание, мы должны финансировать его. В противном случае ему придет конец и нас постигнет катастрофа»[784]. Действительно, война привела к разрушению мировой торговли, что вызывало падение гражданского (товарного) производства и кризису не только в воюющих, но и в нейтральных странах.

Тень этого кризиса маячила и над США: в 1916 г. «железнодорожные профсоюзы, состоящие практически из всех 2 000 000 железнодорожных служащих в Соединенных Штатах, угрожали забастовкой… для повышения заработной платы»[785]. В феврале 1917 г. Дюрант, глава General Motors Company выражал надежду, «что президент спасет нас от войны…, мы сидим на вулкане, и война может послужить поводом к извержению»[786]. Однако, благодаря военным поставкам и кредитам, «потоки крови, пролитой в годы Первой мировой войны, — отмечал Фостер, — создали благодатную почву для процветания и роста промышленности США…»[787].

Если ВВП США в 1913 г. составлял 62 % от суммарного ВВП 4-х основных конкурентов: Англии, Франции, Германии и России, то в 1929 г. — уже 91 %[788]. ВВП на душу населения за 1929/1913 гг. в США вырос на 30 % (притом, что население США за этот период увеличилось на 25 %), в то время как в Англии — на 5 % (население +7 %), Германии — на 3 % (+7 %), а в России/СССР снизилось — на — 8 % (+12 %)[789].

Гр. 26. ВВП, в млрд долларов 1990 г.[790]

Но главное — Первая мировая перевернула финансовый мир: «потеря большей части накопленного капитала Европы и огромные долговые обязательства на будущее, — предупреждал американский посол в Лондоне У. Пэйдж уже в начале 1916 г., — изменят финансовые отношения всего мира…»[791] Последствия этого мирового финансового переворота, еще до вступления США в войну в декабре 1916 г., предсказывал один из богатейших промышленников России М. Рябушинский: «Американцы взяли наши деньги, опутали нас колоссальными долгами, несметно обогатились; расчетный центр перейдет из Лондона в Нью-Йорк…»[792].

За три года войны только одна Россия выдала заказов «Америке на сумму около 1 287 000 000 долларов. Главную массу, до 70 %, составляли артиллерийские заказы; по этим заказам Россия влила в американский рынок почти 1 800 000 000 золотых рублей. Главным образом, — отмечал начальник ГАУ ген. А. Маниковский, — за счет русского золота выросла в Америке военная промышленность громадного масштаба, тогда как до мировой войны американская военная индустрия была лишь в зачаточном состоянии»[793].

Новый статус Америки отражало перераспределение произошедшие в золотых резервах ведущих мировых держав, что было особенно актуально в эпоху существования «золотых стандартов». Так, если в 1915 г. совокупные золотые резервы 4-х стран: России, Англии, Франции и Германии более чем в полтора раза превышали резервы США, то в 1925 г. все они, вместе взятые, были уже в два раза меньше американских[794]. «Америка извлекла из (Первой) мировой войны значительные выгоды, — восклицал из эмиграции Вильгельм II, — она сосредоточила у себя почти 50 % всего мирового золотого запаса, и теперь уже не английский фунт, а американский доллар определяет валютный курс во всем мире…»[795].

Гр. 27. Золотые резервы центральных банков, тонн[796]

Финансовый переворот, вызванный Первой мировой, привел к тому, что «в Соединенных Штатах произошло (еще) одно коренное изменение…, — подтверждал вл. кн. Александр Михайлович, — Американские финансисты, занимавшие прежде деньги в Лондоне, Париже и в Амстердаме, оказались сами в положении кредиторов»[797]. Действительно Штаты из должника Европы (3 млрд долл. накануне войны) превратились в ее кредитора. Союзники по окончании войны были должны США 10,4 млрд долл.

«Этот (вызванный войной) приток капитала позволил американцам придать новый размах их «дипломатии доллара», этому экономическому панамериканскому империализму…, — отмечал в 1917 г. корреспондент французской “Temps”, — Эта политика представляет странный контраст с режимом идиллического мира, к которому президент Вильсон призвал Европу…»[798].

При этом Первая мировая разорила Европу до такой степени, что без помощи Америки она не смогла бы даже выбраться из послевоенного экономического кризиса. «Нам предстоит серьезно финансировать мир, — констатировал наступление новой реальности на Версальской конференции президент В. Вильсон, — а дающий деньги должен понимать мир и руководить им»[799]. Л. Троцкий в 1925 г. приходил к выводу о неизбежности закабаления Европы «могущественным американским капиталом»[800].

Вторая мировая

Второй мировой, так же как и Первой, предшествовал экономический кризис, выраженный еще в более грозных и радикальных формах. В 1939 г. вышли знаменитые «Гроздья гнева» Дж. Стейнбека, передававшие настроения безработных американцев и звучавшие грозным предупреждением правящим классам: «… в глазах голодных зреет гнев. В душах людей наливаются и зреют гроздья гнева — тяжелые гроздья, и вызревать им теперь уже недолго»[801]. Отчаянность ситуации наглядно передавали слова сенатора К. Питтмена, сказанные в сентябре 1939 г.: «Положение с промышленным производством и занятостью в нашей стране столь плачевно, что дальнейшие препятствия на пути экспорта приведут к банкротству значительные промышленные районы США»[802].

«Мы пытались тратить деньги. Мы тратим больше, чем когда-либо, но это не работает…, — говорил 9 мая 1939 г. в своем отчете перед бюджетным комитетом Конгресса, подводя итог New Deal, министр финансов Г. Моргентау, — Я хотел бы быть уверенным в том, что люди получат работу. Я хотел бы, чтобы они не голодали. Нам никогда не удавалось выполнить свои обещания… Я утверждаю, что после восьми лет работы нынешней администрации безработица осталась на том же уровне, что была, когда мы начинали… А к ней добавился и огромный долг!»[803]

«Во время Великой Депрессии государственные расходы не дали ожидаемого эффекта…, — подтверждает нобелевский лауреат Дж. Стиглиц, — они не вытянули страну из Великой депрессии: Соединенные Штаты фактически не смогли выйти из Великой депрессии до Второй мировой войны»[804].

«В 1939 году правительство не могло добиться никаких успехов. Нельзя было даже предложить новых законопроектов… Впереди лежало открытое море…, — отмечал видный экономист, входивший в «мозговой трест» Ф. Рузвельта, Р. Тагвелл, — Туман мог развеять только могучий ветер войны. Любые другие меры во власти Рузвельта не принесли бы никаких результатов»[805]. Мировая война действительно спасла Америку. «Механизмом запуска» американской экономики, обеспечившим ей выход из кризиса, отмечает этот факт нобелевской лауреат П. Кругман, «стала Вторая мировая война»[806]. «Из трясины отчаяния США вытащил не столько «Новый курс» Рузвельта, — подтверждает эксглава ФРС А. Гринспен, — сколько Вторая мировая война…»[807].

«Ветер войны» пришел в Америку с потоком золота, хлынувшим из Европы, уже чувствовавшей дыхание приближающихся испытаний. Современные экономисты Ф. Грэм и Ч. Уиттлси назвали происходившее «золотой лавиной». С 1900 по 1913 гг. в США запас монетарного золота рос в среднем примерно на 70 млн. долларов в год. С 1934 по 1939 гг., минимальный прирост американского золотого запаса составил 1100 млн. долларов в год[808]. К началу Второй мировой, около 60 % всего мирового запаса монетарного золота, находились в США, (в 1913 г. — 23 %, в 1929 г. — 38)[809]. Американский минфин был даже вынужден «тормозить приток золота», во избежание чрезмерного усиления доллара[810].

Дыхание войны почувствовалось уже в американо-франко-английском соглашении 26.09.1936, по которому, «американское правительство «стерилизует» прибывающее в США золото…». «Формирование вывоза… золота, — отмечал министр финансов США, — вызывает здесь (в США) первые предвоенные настроения». За первые полгода после подписания соглашения из европейских стран поступило в Америку золота на 380 млн. долл. Общая сумма иностранных депозитов и вложений в США к началу 1937 г. оценивалась в размере 8 млрд долл.[811]

Гр. 28. Золотые резервы Центральных банков, на декабрь соответствующего года, млн. долл.[812]

При этом, отмечал П. Бернстайн, «банковские депозиты, получаемые теми, кто экспортировал золото в Соединенные Штаты, оставались бездействующими или вкладывались по процентным ставкам менее одного процента годовых. Теперь было не время рисковать»[813]. Начавшаяся война дала золоту работу, она принесла бездонный рынок сбыта для продукции американской промышленности. В США начался такой бум деловой активности, которого Штаты не знали за всю предшествующую историю своего существования.

К концу 1944 г. безработица снизилась до 1,2 % от трудоспособного населения — рекордно низкий уровень в истории Америки. ВВП США за 5 лет войны, с 1939 по 1944 г., вырос в полтора раза с 88,6 до 135 млрд. долл. — 8,8 % ежегодного роста! По словам Гринспена, это был «крупнейший бум в американской истории»[814]. За время войны в Америке открылось полмиллиона новых предприятий, было построено 11000 новых супермаркетов — «арсенал демократии, — замечает Гринспен, — стал одновременно храмом массового потребления»[815]. Но наибольшую выгоду получили 33 крупнейшие корпорации, на которые пришлось половина всех военных заказов США[816].

Но и это было только началом: «экономический бум времен Второй мировой войны, — подчеркивает Гринспен, — заложил основы золотой эпохи 1950-х и 1960-х гг.»[817]. Война разорит конкурентов и взломает барьеры европейских колониальных империй. И всего за десять лет с 1950 по 1960 гг. американский экспорт и валовые накопления основного капитала, вырастут в два раза. Видная американская экономистка Д. Мойо назовет этот этап развития США «великой американской интервенцией», в результате которой «Мир теперь принадлежал им»[818].

Европейские колониальные империи пали уже 14 августа 1941 г., когда Великобритания, в экономическом отношении уже ставшая банкротом, была вынуждена подписать, предложенную США, «Атлантическую хартию». Хартия, под лозунгами стремления к всеобщему процветанию, миру и безопасности, «экономического развития и социального обеспечения», при котором «все люди во всех странах могли бы жить всю свою жизнь, не зная ни страха, ни нужды» — фактически повторяла «14 версальских пунктов» В. Вильсона, требуя права наций на самоопределение и самоуправление; свободы торговли и равного доступа к мировым сырьевым источникам; свободы морей; ограничения вооружений стран агрессоров. Заявленные в Хартии свободы буквально хоронили британскую и французскую империи, их колониальные системы и монополии.

За год до окончания войны в 1944 г. на Бреттон-Вудской конференции был подписан документ, определявший положение США в послевоенном мире. «На переговорах 1943–1944 гг. США, применяя, — по словам У. Хаттона, — грубый нажим, настояли на том, чтобы международной расчетной единицей стал доллар…, а не банкор — особая международная валюта…, как предлагал Кейнс. Более того США получили право решающего голоса как в МВФ, так и во Всемирном банке»[819].

«Всесильный доллар поддерживали тогда 75 % мирового запаса монетарного золота»[820]. Для закрепления за долларом мирового статуса Бреттон-Вудская конференция постановила, что все страны должны иметь резервы в долларах США, для покрытия дефицитов их платёжных балансов. В результате США становились мировым банкиром, а доллар — единственной мировой валютой.

Война на Украине

Самую прямую и непосредственную выгоду от конфликта на Украине получила прежде всего страна генсека НАТО Столтенберга: благодаря скачкообразному росту цен, государственная норвежская компания Equinor планирует в 2022 г. получить прибыль от экспорта газа ~ €100 млрд, в 2021-м она составила €30 млрд. При этом Норвегия отказалась делиться прибылью или снижать цены на газ для Европы, несмотря на жесточайший энергетический кризис в ЕС[821]. В качестве помощи Норвегия только выделила Украине кредит на 1 млрд долл.[822], но эту помощь, в данных условиях, можно считать только платой за продолжение войны, которая принесет Норвегии еще многие десятки миллиардов долларов сверхприбыли.

Соединенные Штаты получили свою долю от сокращения российских поставок газа и роста европейских цен: экспорт американского сжиженного природного газа (СПГ) в Европу с марта по июнь 2022 г., вырос почти в 3 раза, против аналогичного периода прошлого года[823]. И если в 2021 г. США обеспечили 26 % поставок СПГ в Европу, то в первом полугодии 2022 г. — уже 47 %[824]. В июне 2022 г. поставки СПГ из США в Европу превысили европейский экспорт «Газпрома»[825].

Но прибыль от экспорта газа является хоть и существенным, но лишь побочным доходом Соединенных Штатов. Основной доход эмитента мировой валюты дает именно она. В США предвестники войны появились в июне-июле 2021 г.: с этого времени началось укрепление доллара (Гр. 27). Подобное укрепление происходило: в 1999 г., когда 1.01. было введено Евро, а 24.03 начались бомбардировки Югославии; во время Великой Рецессии 2008–2009 гг.; после Евромайдана 2014 г. (в феврале происходит переворот, а с начала мая начинается падение курса Евро). Так же было и во время наполеоновских войн, Первой и Второй мировой. Так же происходит и сейчас: «Отток из ETF (биржевых фондов), ориентированных на Европу, является самым большим как минимум за 15 лет, в то время как такие регионы, как США, по данным Bloomberg, — продолжают привлекать приток»[826].

И здесь нет ничего случайного: любое обострение кризиса в Европе вызывает бегство капиталов в самую сильную экономику — валюту мира, что приводит к ее укреплению, даже без повышения процентных ставок. Для США 2022 года этот вопрос является особенно актуальным, поскольку уровень инфляции уже в январе достиг 7,5 %, с дальнейшей тенденцией к росту. В борьбе с инфляцией с января по июль 2022 г. ФРС подняла процентную ставку более чем в 10 раз: с 0,25 до 3–3,5 %, но поднимать ее бесконечно Федрезерв не может, поскольку рост ставок автоматически ведет к подавлению деловой активности (росту безработицы) и к увеличению выплат по госдолгу, что при существующих его размерах угрожает банкротством государства.

Совместное действие повышения процентных ставок и кризисного притока капиталов из Европы, к концу лета переломило тенденцию роста инфляции в США, и даже обозначило начало ее снижения. При этом укрепление мировой валюты одновременно привело к «экспорту инфляции» в те страны, из которых она уходит.

Гр. 29. Курс Доллар США/Евро, до 3.10.2022

Однако, как отмечает Р. Шарма, механизм «укрепления доллара» имеет свои пределы, в виде дефицита счета текущих операций. Максимальное укрепление доллара, на пиках 1999–2001, 2008–2009, 2014–2015 гг. не превышало 25–27 %, после чего, — поясняет он, — происходил отскок. На этот раз, считает автор «Financial Times», он может похоронить доллар. Причина этого заключается в том, что курс мировых валют определяется доверием к ним со стороны иностранных инвесторов, а «Соединенные Штаты в настоящее время должны миру 18 трлн. долл., или 73 % американского ВВП. Это намного больше порогового значения в 50 %, которое часто становилось предвестником прежних валютных кризисов»[827].

Размер дефицита счета текущих операций определяется, прежде всего, торговым балансом, обвальное падение которого началось в США во втором квартале 2020 года. Обрушение Европы последовало год спустя — в первом квартале 2021 г., к сентябрю ее торговый баланс стал отрицательным. Одновременное падение валюты и торгового баланса, которое наблюдалось в США в 2020–2021 гг. является свидетельством глубоко кризиса, поскольку оба этих процесса, по экономическим законам, действуют в противофазе и уравновешивают друг друга. В противном случае их кумулятивное действие ведет к ухудшению счета текущих операций.

Последнее требует дополнительного покрытия, либо за счет притока иностранного капитала, либо, в случае мировой валюты, за счет ее эмиссии, что в свою очередь ведет к повышению инфляции. Однако инфляция и без того бьет рекорды, в то время, как монетарные методы борьбы с кризисом ограничены размерами государственного долга. И в этих условиях начало конфликта на Украине произвело волшебное действие: его в первую очередь оказал рост цен на энергоресурсы в Европе: если в середине 2020 года цены на природный газ в Европе и США находились примерно на одном уровне, то уже к концу 2021 г. санкционная политика привела к тому, что среднемесячные европейские цены на газ в 5–6 раз превысили американские.

Именно огромная разница в стоимости энергоресурсов снизила конкурентоспособность европейских товаров, и тем самым поправила американский торговый баланс, который достигнув минимума в марте, с апреля стал скачкообразно улучшаться.

Гр. 30. Торговый баланс Европы, млрд евро и США, млрд долл.[828]

«Бумеранг санкций» против России ударяет по Европе в больше степени, чем по США, потому что торговый оборот России и ЕС в 7 раз больше (2021 г.), чем у России и США (248 млрд. против 34 млрд долл.) Особенно чувствительно «бумеранг…» ударяет по экономическому сердцу Европы — Германии, которая дает более половины профицита всего международного торгового баланса ЕС.

«Воздействие замедления экспорта на немецкую экономику оказалось гораздо более существенным, (чем на США) объясняется тем, что экспорт занимает более значительную долю в ВВП Германии, чем в ВВП США, — пояснял в 2019 г. Fitch, — Из всех стран G7 Германия имеет наиболее открытую экономику, и на экспорт приходится почти половина ее национального производства, в то время как в США этот показатель составляет 14 %…»[829].

«Безжалостная серия кризисов сильнее всего ударила по Европе, вызвав самый резкий скачок цен на энергоносители, одни из самых высоких уровней инфляции и самый большой риск рецессии. Последствия войны угрожают континенту тем, что… могут привести к самому тяжелому экономическому и финансовому кризису за последние десятилетия….». Те же кризисы оказывают свое влияние и на Соединенные Штаты, но «тем не менее, американский рынок труда, — подводила итог в сентябре 2022 г. The New York Times, — остается сильным, и экономика движется вперед»[830].

Война против России, по сути, превратилась в опосредованную войну США против Европы, и прежде всего против Германии, как ее несущей экономической основы. И такой разворот событий отнюдь не случаен: «немецкий вопрос сегодня снова встал на повестку дня», отмечал в 2015 г. директор STRATFOR Дж. Фридман, для США этот вопрос заключается в необходимости ослабления Германии, как экономического и потенциально геополитического конкурента. А поскольку «Германия является мощнейшей экономической державой», то «вопрос Германии — это вопрос Европы»[831].

* * *

Дивиденды США, от конфликта на Украине, заключаются не только в экономических выгодах, но и в стратегических, которые кроются, прежде всего, в необходимости сохранения Америкой мирового лидерства, без которого просто невозможна сама эмиссия мировой валюты и сохранение существующей политической и экономической модели мира.

А мировое лидерство, как замечала М. Тэтчер, наиболее наглядно и действенно подтверждают успешные военные вмешательства: «Реальные уроки войны в Персидском заливе не имеют ничего общего с «новым мировым порядком», — приводила конкретный пример Тэтчер — зато они напрямую связаны с фундаментальной потребностью в успешных военных вмешательствах… Война в Персидском заливе реально продемонстрировала необходимость американского лидерства»[832].

«Внешняя политика и обеспечение безопасности — это, прежде всего, использование силы и могущества для достижения собственных целей в отношениях с другими государствами, — поясняла «железная леди», — Я как консерватор абсолютно не боюсь подобного утверждения»[833]. При этом, отмечала Тэтчер, «когда демократические страны начинают войну, они, вполне естественно, ссылаются на высшие моральные принципы. Так всегда было»[834].

Поражения наоборот, наносят сильнейший удар по авторитету лидера. И именно этот удар нанесла Соединенным Штатам эвакуация американских войск из Афганистана в августе 2021 года, которая больше походила на поспешное бегство. «Катастрофический провал администрации (Байдена) в Афганистане, — указывал влиятельный The Heritage Foundation, — поставил под серьезное сомнение ее готовность делать больше, чем просто на словах поддерживать свое лидерство»[835].

15.09.2021 США, Великобритания и Австралия создают трехсторонний оборонный альянс AUKUS. Мотивируя тем, что создание этого альянса переключает внимание США с Европы на Индо-тихоокеанский регион, и тем самым ослабляет ее безопасность, президент Франции Макрон воспользовался случаем и вновь призвал к усилению европейской военной автономии, поскольку «это способствует европейской безопасности, укреплению стратегической автономии и суверенитета Европы, а значит, и международному миру и безопасности»[836].

Германский канцлер смог открыто озвучить свои планы, «которые, — по выражению автора Junge Welt А. Шёльцеля, — долгое время лежали в ящиках, но не были политически осуществимы»: в своем программном выступлении в Праге немецкий канцлер призвал превратить ЕС в «Европу, способную к мировой политике, геополитическую Европу». Долгосрочная цель — вооруженные силы ЕС, которые также могут вмешиваться независимо от НАТО, с созданием в 2025 году военного штаба ЕС под руководством Германии»[837]. «Германия, — фиксировал эти настроения в январе 2022 г. Я. Качиньский, — хочет построить Четвертый рейх. Мы этого не позволим»[838].

Ответ на вызовы времени, президент США Дж. Байден дал в своем выступлении на Генассамблее ООН в сентябре 2021 г.: «мы находимся на переломном этапе истории», — заявил он, и Соединенные Штаты полны решимости «повести мир к более мирному и более благополучному будущему для всех». «Фундаментальная истина XXI века … заключается в том, что наш собственный успех связан с успехом других. Чтобы приносить пользу своему народу, мы должны активно взаимодействовать с остальным миром… наша безопасность, наше процветание и наши свободы взаимосвязаны, как никогда прежде. Поэтому мы должны сотрудничать, как никогда ранее…

Мы подтвердили наши священные обязательства перед НАТО… Совместно с нашими европейскими союзниками мы разрабатываем новую стратегическую концепцию, которая поможет нашему альянсу лучше справиться с новыми угрозами… Мы возобновили наше взаимодействие с Евросоюзом, который является основополагающим партнером, по важнейшим вопросам… Заглядывая в будущее, я знаю наверняка — мы будем лидировать… Но мы пойдем не в одиночку»[839].

Именно так и произошло. Спустя 5 месяцев после этого выступления Байдена, начался конфликт на Украине, который, отмечают эксперты Foreign Policy, позволил Америке решить две основные стратегические задачи: прежде всего, это «реабилитация НАТО после того, что президент Франции Э. Макрон назвал “смертью мозга”, и превращение альянса в важнейшую организацию на европейском континенте. Конфликт на Украине подтвердил, что США являются главным гарантом в обеспечении европейской безопасности»[840].

Еще большее значение имела реабилитация самого Вашингтона, как безусловного мирового лидера. Решающее значение в это, приходят к выводу авторы Foreign Policy, внес конфликт на Украине: он «указал на грандиозную стратегическую сделку, которая объединяет экономическую мощь ЕС с военной мощью Соединенных Штатов», и «администрация Байдена воспользовалась этой возможностью, чтобы восстановить своё стратегическое положение»[841].

* * *

На протяжении двух веков масштабные европейские войны, в которых европейцы с ожесточенным энтузиазмом истребляли и разоряли друг друга, являлись для Америки «манной небесной». Но те выгоды, которые вольно или невольно получали Соединённые Штаты от европейских войн, они вернули сторицей, внеся неоценимый вклад в развитие человечества: без США европейская и мировая цивилизации откатились бы к средневековью еще в начале ХХ века.

С конца ХIХ века Америка была лидером и движущей силой научно-технического, экономического и политического прогресса. Без нее в ХХ веке не было ни немецкого, ни японского, ни китайского…, ни прочих экономических чудес.

Однако, те выгоды которые получала Америка от европейских войн, сами по себе, предоставляли только возможности для развития, но не обеспечивали его. Именно здесь американцы продемонстрировали свое главное преимущество — выдающуюся эффективность работы с Капиталом. «По сравнению с Соединенными Штатами Америки, Европа в целом, — отмечал этот факт в 1915 г. В. Ленин, — означает экономический застой»[842].

«Для меня несомненно, что Америка в техническом отношении далеко ушла вперед в сравнении с отсталой Европой…, — сообщал в Москву в 1935 г. советский полпред в США А. Трояновский, — Все приезжающие сюда после нескольких месяцев пребывания удивляются, как в техническом отношении Америка ушла от Европы»[843].

Основную причину опережающего развития Соединенных Штатов И. Сталин (1931 г.) находил в том, что «их нравы в промышленности, навыки в производстве содержат нечто от демократизма, чего нельзя сказать о старых европейских капиталистических странах, где все еще живет дух барства, феодальной аристократии»[844].

«Голландский экономист А. Кламер, образно назвал Америку обществом караванов, находящимся в постоянном движении в поиске новых возможностей, — в отличие от европейского «общества крепостей», возводящего твердыни, для того, чтобы защитить уже имеющие»[845]. Но «величайшим конкурентным преимуществом Америки, — отмечает А. Гринспен, — всегда был ее талант к созидательному разрушению»[846]. «Проблема в том, — поясняет он, — что новый мир нельзя создать без разрушения, хотя бы части старого»[847].

Условия для «созидательного разрушения», создавали, прежде всего, научно-технические достижения, обеспечивавшие взрывное повышение производительности труда и выход на новый уровень человеческого развития. Наглядный пример тому давала Промышленная революция XiX–XХ веков. Начало XXI века характеризуется созреванием условий для свершения новой — «Информационной революции», которая по своим последствиям будет сопоставима с Промышленной революцией прежних веков…

И казалось бы у Америки здесь есть все преимущества, она до сих пор остается мировым научно-техническим лидером. Однако, как отмечает в 2018 г. Гринспен, «Америка уже становится кламеровским «обществом крепостей», бастионы которых постепенно ветшают»[848]. Одну из глав своей книги экспредседатель ФРС США даже назвал «Смерть от отчаяния»[849].

Но шанс, по мнению Гринспена, все же есть: «в 1930-е годы Америка страдала от одной из самых длинных и глубоких депрессий в истории. Но из Второй мировой она вышла самой мощной экономикой мира… Есть все основания полагать, — считает он, — что Америка сможет провернуть тот же трюк»[850]. Конечно, Гринспен имеет в виду повторение не мировой войны, а экономического скачка, вызванного ею. Нечто подобное имел в виду и нобелевский лауреат П. Кругман, который в 2012 г., для возрождения американской экономики, предлагал осуществить некий мирный проект «военного кейнсианизма»[851].

Однако, в существующих условиях, подобные проекты, по факту, требуют новой европейской войны, которая бы вынесла «разрушительную» часть шумпетеровского постулата наружу, а Америке оставила бы только ее «созидательную» часть, а именно: свершение «Информационной революции», выводящей Америку на новый — недостижимый другими странами уровень сверхконкурентоспособности…

Война на истощение

Силы подрываются, средства иссякают у себя в стране — в домах пусто; имущество народа уменьшается на семь десятых….

Сунь-Цзы, китайский полководец VI в. до н. э., о войне на истощение

Именно такой будет «Будущая война…», предупреждал в одноименной книге в 1898 г., крупный промышленник и банкир И. Блиох: «Война неизбежно должна будет охватить почти всë пространство материка, будет длиться многие годы, вызовет гекатомбы жертв и небывалое экономическое потрясение. Война лишит миллионы людей хлеба насущного, между тем как цены возрастут непомерно. Войска, раздраженные страшными потерями и лишениями, одичавшие среди беспримерного кровопролития, по возвращении домой найдут нищету…»[852].

Военные расходы, особенно во время войны, неизбежно ведут к разорению страны, приходил к выводу в 1915 г. видный экономист М. Туган-Барановский, поскольку они покрываются «путем соответствующего вычета из народного богатства…»[853]. «Финансирование войны в любом случае осуществляется за счет расходования «реального национального капитала», во всех случаях он «будет непроизводительно израсходован», — подтверждал летом 1917 г. видный профессор финансов З. Каценеленбаум, — ««Будущим поколениям» будет труднее жить потому, что нынешнее поколение умудрилось уничтожить значительную часть накопленного веками реального богатства…, «будущее поколения» будут вынуждены нести бремя прошлой войны»[854].

Все страны, без исключения, вступая в Первую мировую, считали, что война продлится не более трех месяцев, на более длительную войну у государств просто не хватит ресурсов, однако война продлилась почти 4,5 года, превратившись в войну на истощение. Принципиальное и решающее значение здесь имеет именно продолжительность войны, указывал в своей «Стратегии» в 1911 г. один из ведущих военных теоретиков ген. Н. Михневич: «Главный вопрос войны, не в интенсивности напряжения сил государства, а в продолжительности этого напряжения, а это будет находиться в полной зависимости от экономического строя государства…»[855].

«Нет более кровавой войны, чем война на истощение…, — приходил к выводу в 1920-х гг. Черчилль, — Искалеченный и расшатанный мир, в котором мы живем сегодня, — наследник этих ужасных событий»[856]. Тогда Европу, от окончательного банкротства и погружения в новое средневековье, спасло только вступление в войну США, американские военные и послевоенные кредиты…

Примером войны на истощение могла служить и та блокада, которую организовали «союзники», против Советской России в 1918–1921 гг. Она должна была напоминать ту, которая «парализовала Германию во время войны…, — пояснял представитель французского премьер-министра, — Вокруг России будет воздвигнуто как бы колоссальное проволочное заграждение. Через короткое время большевики начнут задыхаться, сдадутся», а «русский народ получит повод, чтобы восстать». — «Разве ваш шеф примет на себя ответственность за те страдания, которым подобный метод подвергает миллионы русских людей? — восклицал в ответ вл. кн. Александр Михайлович, — Разве он не понимает, что миллионы русских детей будут от такой системы голодать?»[857]

Введение блокады поддержал премьер-министр Италии Нитти. Интервенция, указывал он, неэффективна, она наоборот лишь сплотит и усилит большевиков, и «только смерть от голода миллионов людей в коммунистической России убедит трудящиеся массы Европы и Америки в том, что эксперименту России не следует следовать; скорее, его следует избегать любой ценой. Уничтожить коммунистическую попытку несправедливой войной, даже если бы это было возможно, означало бы гибель для западной цивилизации»[858].

При этом, одновременно Нитти призывал снять блокаду с Германии, поскольку она «неизбежно привела бы спартакизму от Урала до Рейна с его неизбежным следствием в виде огромной красной армии, пытающейся пересечь Рейн». Кроме этого, отмечал Нитти, «я сомневаюсь, что общественное мнение позволит нам намеренно морить Германию голодом…, я очень сомневаюсь, что общественное мнение потерпело бы преднамеренное осуждение миллионов женщин и детей на смерть от голода»[859].

«Наша блокада, — указывал, говоря о России, британский премьер Д. Ллойд Джордж, на Парижской конференции союзников, — ведет не столько к убийству большевиков, сколько простого населения»[860]. Прямые потери от голода и связанных с ним болезней, за время гражданской войны в России, составили почти 9 млн. человек, в то время как боевые потери всех вместе взятых: белых, красных, зеленых, на всех фронтах гражданской войны, не превысили 700 тыс. человек. И конечно все эти потери были списаны «союзниками» на счет большевиков[861].

Именно стратегия войны на истощение, на основе долгосрочной изоляции России[862], была избрана американской администрацией в XXI веке, поскольку повторение против второй по величине ядерной державы приемов, которые США использовали в Ираке, Ливии или Югославии…, с одной стороны, становится смертельно опасным, а с другой — быстрая военная победа, в данном случае, не только не разрешает никаких жизненно важных вопросов, но и наоборот создает новые, еще более трудно разрешимые.

И этой в войне на истощение Соединенные Штаты обладают несоизмеримым экономическим и военным превосходством над Россией: достаточно сравнить их уровень ВВП и военных расходов, чтобы в этом не осталось никаких сомнений. Мало того, за спиной Соединенных Штатов стоит весь блок НАТО: с началом конфликта на Украине, как отмечает этот факт Foreign Policy, «ЕС стал могущественным кузеном НАТО в экономической сфере». Вместе с тем, предупреждают авторы журнала, Вашингтону «будет все труднее поддерживать единство Запада перед лицом растущих трудностей, вызванных экономическими последствиями войны…»[863].

Но основная проблема заключается в том, что сегодня Соединённые Штаты сами находятся в глубочайшем экономическом и политическом кризисе, который только еще набирает свои обороты: «К нам по-прежнему приковано внимание всего мира, и мы остаемся великой державой. Но стало ясно, — отмечает автор The Washington Post, — что для многих… США стали символом демократического упадка и дезинформации, чьи граждане недовольны и отрицают саму объективную реальность и чьи институты все сильнее выхолащиваются»[864]. «Само слово «демократия» (в Америке) больше не означает власти народа, — вторит 09.2022 The Wall Street Journal, — Теперь оно всего лишь олицетворяет некую священную цель, взывая к которой можно делать все, что угодно — даже полную противоположность чаяниям народа»[865].

«Затянувшаяся экономическая стагнация выпустила на свободу сонм политически=х демонов. И американское общество поляризовано так, — отмечал в 2018 г. Гринспен, — как никогда со времен Гражданской войны, а политическая система США так же парализована и недееспособна»[866]. Какой будет Америка будущего? Одни говорят, фашистской, другие — коммунистической, — пишет 09.2022 Washington Times, — Двое из пяти американцев считают, что гражданская война в США возможна в ближайшее десятилетие. Но удивительно то, что она до сих пор не началась»[867].

Но основная угроза американскому лидерству лежит даже не в политической и военной, а в экономической и технологической сферах. Уже в 2011 г. один из ведущих политических аналитиков Соединенных Штатов — З. Бжезинский предупреждал, что «США оставаясь сверхдержавой, с трудом справляются с выходящими из-под контроля глобальными изменениями». Главную проблему, по мнению Бжезинского, представлял тот факт, что в настоящее время «перемещение инвестиций и рабочих мест за рубеж диктуется главным образом меркантильным эгоизмом, а не национальными интересами»[868].

«Производство и инновации, подпитывающие его, являются основой американской экономики… Но десятилетия пренебрежения и отсутствия инвестиций поставили нас в невыгодное конкурентное положение, — подтверждал в июне 2021 г. Дж. Байден, — поскольку страны по всему миру, такие как Китай, вкладывают деньги и сосредотачиваются на новых технологиях и отраслях, оставляя нас под реальным риском остаться позади… Нам нужны исторические — раз в поколение — инвестиции в нашу конкурентоспособность, которые поддерживают исследования и разработки, инновации… и передовое производство… Восстановив эти внутренние источники силы, мы сможем превзойти Китай и остальной мир в ближайшие годы»[869].

Для США наступил решающий момент за лидерство в XXI в. — повторял в ноябре 2021 г. Байден, «через 50 лет историки оглянутся на этот момент — на минувшие два года и последующие четыре-пять лет — и определят, выиграла ли Америка соревнование за XXI век или проиграла его. Именно здесь (на этом этапе) мы сейчас находимся». «Мы должны сосредоточиться на том, — подчеркнул президент, — что сделало нашу страну великой»[870]. Частью этой стратегии стали инвестиции на 280 млрд долл. в высокотехнологичные сектора экономики, которые Байден одобрил в августе 2022 г., назвав их «инвестициями в Америку, которые бывают раз в поколение»[871].

Современная ситуация напоминает ту, о которой в более ста лет назад (в 1900-м году) писал в своей книге «Экономическое господство Америки», потомок двух президентов США, историк и политолог Б. Адамс. Исследовав развитие величайших империй прошлого, начиная с Древнего Египта, Адамс приходил к выводу, что «большая часть величайших катастроф в истории произошла из-за инстинктивных усилий человечества приспособиться к изменениям условий жизни, вызванным передвижением международного центра империи и богатства из одного места в другое…, к 1890 г. открылся новый период нестабильности. Кажется цивилизация вошла в новую эпоху волнений… Эти могучие революции движутся так же неумолимо, как и любая другая сила природы, и с такими же результатами»[872].

И этим новым «международным центром империи и богатства», открывающим «новый период нестабильности» и волнений, указывал Б. Адамс, становились Соединенные Штаты: «Если Америке суждено победить в этой битве за жизнь, она должна победить, потому что она сильнейшая, чтобы выжить в условиях двадцатого века… Ничто под солнцем не неподвижно: не двигаться вперед — это отступать… Америка должна расширяться и концентрироваться до тех пор, пока не будет достигнут предел возможного»[873].

Определяя основные противоборствующие стороны грядущих «величайших катастроф», Адамс в 1900 г. указывал, что «очаги энергии современного общества разделяются, одна тянется к границам России, другая тяготеет к Америке и, по мере их отделения, конкуренция приспосабливается к новому равновесию. Бремя борьбы между двумя системами переходит с плеч англичан и французов, которые несли ее в прошлом, к американцам и немцам, которые должны нести ее в будущем. Уже сейчас тепло, вырабатываемое контактом по окружности этих соперничающих масс, предвещает возможную войну»[874].

С начала XXI века, «международный центр» все больше сдвигается в сторону Китая. Бывший главный редактор «Шпигель» Ш. Ауст уже сравнивает БРИКС — с «большой семеркой», и приходит к выводу, что G7 — это явление ушедшего ХХ-го века, а БРИКС — находка для XXI-го[875]. И «мы, — отмечает бывший госсекретарь США Г. Киссинджер, — оказались на грани войны с Россией и Китаем по вопросам, которые сами отчасти создали, не представляя ни чем это закончится, ни к чему должно привести»[876].

«Внешнюю политику США преследует один тревожный вопрос, — подтверждает Р. Мэннинг, — какова окончательная цель американской стратегии? Чего ей как будто не хватает, так это гармонии интересов и власти — основы стабильности и порядка на протяжении всей истории»… При этом «политическая система самих США сломалась, и не работает, она накалена до предела и вообще в смертельной опасности»[877].

Такая же неопределенность царит и на внутриэкономическом фронте Соединенных Штатов. Деловой журнал Эксперт 09.2022 назвал текущую ситуацию «американской историей ужасов», и это только начало: экс-глава ФРБ Нью-Йорка У. Дадли считает, что ставка будет поднята до 5 %, а может быть, и выше, поскольку других способов сдержать инфляцию просто нет[878]. Штаты, отмечают специалисты, уже скатываются в рецессию[879]. То, что рецессии не избежать, признал в сентябре и глава ФРС Дж. Пауэлл[880].

«Продолжение этих тенденций «почти несомненно потребует жёсткой посадки экономики…, — приходит к выводу один из наиболее авторитетных экономических аналитиков современности Н. Рубини, — Кроме того, в системе так много частного и государственного долга (348 % мирового ВВП), что рост процентных ставок способен спровоцировать дальнейший резкий спад на рынках облигаций, акций и кредитования, дав центробанкам дополнительный повод сдать назад. Проще говоря, попытки бороться с инфляцией могут легко обвалить экономику, рынки, или то и другое одновременно»[881]. Именно финансовые проблемы, могут похоронить все надежды на «созидательный» исход, подтверждает Гринспен, «в своем наихудшем проявлении финансы — это чистое разрушение»[882].

«Наша Америка, — приходит к выводу экономист и публицист Т. Энгельгардт, — трещит по швам, и старейшая история человечества может измениться до неузнаваемости, ведь нам грозит упадок и крах вообще всего… Однако что касается истории нашей страны и всего мира, то конец истории еще не написан. Вопрос в том, сможем ли мы написать его так, чтобы с крахом нашей империи не рухнуло все человечество?»[883]

Конец истории…

Победу предстояло купить такой дорогой ценой, что она почти не отличалась от поражения.

У. Черчилль, о Первой мировой [884]

И эта угроза все более нарастает, вместе с призывами американских и европейских лидеров к продолжению «войны до победного конца»: «Мы не должны проявлять никакой слабости, никакого духа компромисса, — провозглашает президент Франции Э. Макрон, — потому что речь идет о свободе для всех и вся и мире во всех частях земного шара»[885]. Речь идет уже не столько о санкциях, сколько о военной победе: «эта война, — призывает глава европейской дипломатии Ж. Боррель, — должна быть выиграна на поле боя»[886]. «Мы не успокоимся, — заявляет британский премьер Л. Трасс, — пока Украина не победит»[887].

«На Украине есть только один мыслимый исход, — подтверждает приверженность этой идее Зеленский, — победа»[888]. Глава МИД Германии А. Бербок вообще призывает к «разрушению» России, на что экс-председатель СДПГ О. Лафонтен заметил, что призыв Бербок похож «на язык нацистской Германии, потому что такие слова вполне могли бы понравиться лидерам Третьего рейха»[889].

«Нам действительно объявлена тотальная война, — приходит к выводу замминистра иностранных дел РФ С. Рябков, — Она ведется в гибридных формах, во всех сферах. Степень озлобленности наших противников, наших врагов огромна, чрезвычайна»[890]Призыв «к войне до победного конца», в существующих условиях, — это по сути призыв к тотальной войне на уничтожение. Агрессивность тех, кто к ней призывает, базируется на их уверенности в том, что их эта война не коснется: взаимно истреблять и разорять друг друга, «до полного конца», будут только русские и украинцы, как в своё время американские индейцы.

Однако это уверенность ошибочна, «Украинский кризис, — предупреждает известный режиссёр О. Стоун, — является угрозой для всего мира»[891]. «Военный конфликт на Украине, — подтвердил в сентябре, на встрече начальников генеральных штабов НАТО, глава Военного комитета НАТО Р. Бауэр, — гораздо больше этой страны, под угрозу поставлен весь мировой порядок»[892]. Война похожа на спираль водоворота: раз начавшись, она втягивает в себя все больше ресурсов и все больше углубляет, и радикализует существующие противоречия. В какой-то момент стороны проходят точку невозврата, и ни одна сторона уже просто не может уступить, без самых гибельных последствий для себя.

«В конце концов, целью должен быть мир, а не война ради войны…, — восклицает в отчаянии главный редактор «The American Conservative» М. Медоукрофт, — Если чего-то подобного можно добиться за столом переговоров до того, как появятся эти потери, до того, как бездумная денежная помощь и суровые санкции нанесут еще больший ущерб западной экономике, значит, это надо считать подарком судьбы и благодеянием»[893].

Действительно в этой войне «до победного конца» не будет победителей — так же как и в Первой мировой противостоящие стороны взаимно до такой степени подорвут жизненные силы друг друга, что, без внешней помощи, не смогут вернуться даже на существующий уровень цивилизации[894].

Современная цивилизация несравненно более могущественнена, чем в начале ХХ века, но вместе с тем она стала и столь же более хрупкой, поэтому последствия, даже от войны на истощение, будут для нее гораздо более трагичными, чем Первая и Вторая мировые войны вместе взятые. Современный мир стал настолько взаимосвязан, что по сути представляет собой некий мутуали́змический симбиоз. И по большому счету, победа и поражение в войне, разрушающей его основы, является просто двумя видами самоубийства.

Очередным этапом, в разрушении этих основ, стал подрыв 26.09 газопровода «Северный поток». Террористическая атака на объект стратегической инфраструктуры, сама по себе, является Сasus belli — осознанной провокацией для начала полномасштабной войны. Это, подтверждает альтернативный американский аналитик M. Bivens, «страшный большой скачок к мировой войне»[895]. И действительно, на следующий день: Госдеп США призвал всех американским граждан, находящихся в России, «немедленно» покинуть страну; а Зеленский подал заявку на ускоренное вступление Украины в НАТО[896]. А глава Еврокомиссии У. Ляйен заявила, что «любое преднамеренное нарушение активной европейской энергетической инфраструктуры неприемлемо и приведёт к самым решительным ответным действиям»[897].

Так кто же взорвал газопроводы? — только тот, кто заинтересован в эскалации конфликта, в войне «до победного конца». Подрыв «Северного потока» стал ответом на начало частичной мобилизации в России и проведение референдумов о присоединении ЛНР и ДНР, Херсонской и Запорожской областей к России[898]. Этот факт косвенно подтверждают и британские СМИ, которые назвали референдумы российской «аннексией», с проведения которых конфликт на Украине вступил в «новую опасную фазу»[899]. Однако Путин, выступая в Кремле по итогам референдумов, призвал не к эскалации конфликта, а наоборот немедленному прекращению всех боевых действий и возвращению за стол переговоров[900]Взрыв газопроводов направлен на то, чтобы не допустить подобного мирного разрешений конфликта любой ценой

В поисках ответа на вопрос: кто взорвал «Северный поток? — M. Bivens отмечает, что «начиная с администрации Р. Рейгана и заканчивая Байденом… обе американские партии вот уже 40 лет одержимы российскими газопроводами в Европе: их всегда нужно остановить, любой ценой, даже когда всё хорошо! В этом году прозвучала прямая угроза от президента США. Он заявил, что, если Россия пересечёт нашу красную линию, США «расправится» с трубой»[901].

Продолжение и углубление конфликта до такой степени радикализует обе стороны, что они не остановятся даже перед применением ядерного оружия. «В конечном итоге ядерное оружие, вероятно, будет использовано, — предупреждала еще М. Тэтчер, — Хотя даже мысль об этом ужасна для любого человека»[902]. И эта угроза становится все более реальной: «Сейчас, когда военный конфликт на Украине угрожает воспламенить всю Европу и уже подвел нас к реальной ядерной войне ближе, чем мы когда-либо к ней были. Я спрашиваю, — пишет автор статьи в Daily Mail, — как британский патриот, главной заботой которого, прежде всего, является «безопасность, честь и благополучие этого королевства»…, почему мы разжигаем этот конфликт вместо того, чтобы попытаться установить мир?»[903]

Сегодня уже кажется невероятным, что конфликт на Украине может быть остановлен разумным компромиссом, который являлся бы не такой уж большой платой, за сохранение современной цивилизации. Тем более, что человечество имеет достаточно большой опыт прекращения, таким путем, самых кровопролитных войн. И для этого компромисса, пока еще есть все основания и возможности, но с каждым потерянным днем их становиться все меньше и меньше. В ожидании предстоящей взаимоистребительной войны окончательно формируются противостоящие блоки, мобилизуется экономика, радикализуется и воспламеняется население. В конечном итоге, в какой-то момент, станет уже слишком поздно: никто уже просто не сможет отступить, даже если захочет.

Здесь в силу вступают объективные закономерности, пример которых в 1915 г. давал советник американского президента Э. Хауз: «Для меня ясно, что император (Вильгельм) не желал войны и не ожидал ее в настоящее время…, он зашел так далеко в том, что может быть названо «блефом», что в последнюю минуту для него было невозможно отступать, потому что положение стало сильнее его…. Германия была в руках группы милитаристов и финансистов, и это страшное положение стало возможно, потому, что (те и другие) преследовали свои эгоистические интересы»[904].

К подобным выводам, уже по итогам войны приходил и британский премьер Д. Ллойд Джордж: «Чем больше изучаешь в нынешней сравнительно спокойной обстановке июльские события 1914 г., тем более получаешь впечатление, что номинальные правители начавших войну империй испытывали ужас при приближении к захватывавшей их бездне, и что их неустанно толкала вперед военная организация, действовавшая за спиной этих перепуганных фигур».

* * *

Конфликт на Украине — это лишь пена на гребне, достигающей своего пика волны кризиса современной цивилизации, способной похоронить ее полностью. Закономерности украинского конфликта, о которых дает краткое общее предсталвение настоящая книга, являются лишь частью более общих сил и законов, двигающих развитием человеческого общества. Их исследованию была посвящена в 2012 г. книга Автора «Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века»[905].

Продолжение конфликта на Украине, способно на какой-то срок отвлечь внимание американцев и европейцев от их внутренних проблем, способно ослабить Россию и Китай, но не способно разрешить ни одной из тех проблем, с которыми сегодня столкнулся Запад и все человечество. Наоброт, непреклонная позиция сторон создает реальную угрозу того, что, в конечном счете «война до победного конца», закончится не «созидательным разрушением», а только одним полным разрушением современной цивилизации; не фукуямовским, а реальным концом истории…