Фанфик содержит сцены жестокого секса, насилия и прочих извратов и не предназначен для лиц младше 18 лет (а лучше 21), а также впечатлительных и моралистических особ. Плюс к тому не рекомендован людям, не знакомым с жанром хентая или ненавидящим его. Сцены секса описаны крайне подробно и могут произвести негативный эффект, нарушевшееся душевное равновесие остается на совести читающего. Дополнительно не рекомендовал бы к прочтению лицам, нежно восхищяющимся героинями франчайза НГЕ, но данный пункт опционален.

В свое время Трикс жаловался на отсутствие хентайных фанфиков по Еве, так что я решил заполнить этот досадный пробел. Однако тему хентая по НГЕ мне захотелось не открыть, а наоборот закрыть, чтобы после ни у кого не поднималась рука или чего еще там на написание подобных вещей. В русском фендоме уже имеются несколько представителей жанра (кажется, все это переводы с английского), но это все романтика и легкие по содержанию произведения. Данный фанфик является оборотной стороной жанра - суровым, тяжелым, трагичным по своему содержанию повествованием с циничным жестоким сексом, разбитыми судьбами и общей дикостью происходящего. Больше всего это походит на гремучую смесь аниме "Школьные Дни" и хентая "Принцесса 69". Фанфик далек от легкого развлекательного жанра и если вам нужно занять руки на пять минут или похихикать над пыхтелками, лучше поищите что-нибудь еще. Цель фанфика - впечатлить, возможно даже шокировать, встряхнуть, но никак не веселить.

Итак, напустив мраку, добавлю ложку меда. На самом деле все не так сурово, как может показаться. Все же это хентай - небылица, в которой возможно все, ибо в мире хентая действуют совсем другие законы и соответственно наступают иные последствия - прежде всего для психики и организма. Несмотря на кажущиеся зверства, герои (точнее, героини) испытывают совсем другие ощущения и чувства, нежели это было бы в реальности, возможности их сильно преувеличены/преуменьшены, а резервы почти неиссякаемы. Главное постоянно держать это в уме и не обращать внимания на стандартные условности и допущения, тем более что для тех, кто читал хоть немного додзей по Еве разной степени жесткости, происходящее не особо удивит. Ну и разумеется, стандартное напутствие: дети, не пытайтесь повторить прочитанное дома. Хентай и ирл - две совершенно разные сущности.

«Здравствуйте, меня зовут Икари Синдзи, и я неудачник. Рад с вами познакомиться».

Наверное, так бы следовало представиться перед толпой в группе психологической поддержки, думал Синдзи часом ранее. Всего какой-то час назад он как всегда предавался умиротворяющей жалости к себе, заливая депрессию игрой на виолончели, грустя о матери, чью могилу он сегодня посетил, и между делом размышляя о Мисато и Аске, развлекающихся на свиданиях.

Но это было всего час назад, а теперь…

— Ну, тогда я иду.

А теперь он не мог поверить в происходящее. Аска, чья надменность и презрение к нему могли измеряться кубометрами, приближалась, чтобы поцеловаться. Синдзи был на грани паники. Но чувство это гудело где-то глубоко внутри, будто что-то его держало там, и он догадывался, что. Поцелуй, до которого оставались считанные секунды, был далек от романтики, Аска, буквально навязавшись, просто убивала время таким оригинальным способом. С тем же успехом она могла бы покидать мячик об стенку или поплевать с балкона, и это ощущение немного давило обидой на Синдзи. Конечно же, он хотел поцеловать ее, как той ночью, когда у него так и не хватило решимости (и о чем он не жалел), но сейчас что-то было неправильно.

— Не дыши, мне щекотно!

Аска, приблизившаяся вплотную, одной рукой схватила его за нос и рывком прикоснулась к его губам.

И тут по телу Синдзи прошла короткая вспышка дрожи. Сбиваемый волной ощущений мозг лихорадочно стал анализировать новые чувства, пытаясь собрать мысли воедино. Синдзи с закрытыми глазами и заткнутым носом сквозь эту суматоху в своей голове и хаосом ощущений прежде всего почувствовал мягкие, слегка влажные губы Аски на своих губах. Они были теплые, слегка шершавые в месте прикосновения с каймой — ведь Аска была немного ниже Синдзи, и тем более она несколько наклонила голову в бок, поэтому прильнула преимущественно к его нижней губке и слегка под углом. Синдзи мог ощущать краешки ее губ, едва различимые капельки слюны на них, делающие поцелуй таким освежающим, и еще он чувствовал необычный, но приятный вкус, похожий на ягодный компот, настолько разваренный, что почти пресный. Это было немного странно — ощущать вкус не языком, а губами, тем более что их поцелуй не выходил за рамки «нежного», простое романтическое «губы-в-губы» без всяких движений, без языка, почти не дыша…

Через пару секунд, когда первый шок исчез, Синдзи попытался взять свои мысли под контроль. Помимо ощущений на губах, он начал различать щекотавшее дыхание Аска на своей щеке, отчего его собственные легкие стало сводить от недостатка кислорода. Это крайне бестактно с ее стороны, подумал Синдзи, ведь она практически заставляет его отпрыгнуть в сторону ради глотка воздуха, а прекращать процедуру Синдзи не хотелось, даже несмотря на все неудобства. С закрытыми глазами он все равно в своем воображении мог видеть маленькую рыжеволосую немку перед собой: ее свободную маечку, которую она одолжила у Мисато-сан, ее суперкороткие синие шорты, так подчеркивающие стройность ног и округлости маленькой, но такой симпатичной попки. И тут Синдзи вдруг ощутил, как его мысли аукнулись в несколько неожиданном, хоть и вполне закономерном месте организма, аккурат между ног. Член подал признаки жизни и стал медленно набухать.

Но главная проблема — недостаток кислорода — затмила собой даже этот смущающий инцидент. Дышать хотелось нестерпимо, и на второй план отошли даже приятные ощущения от поцелуя и накатывающее возбуждение. Синдзи, чувствуя спазмы в груди, сам слегка затрясся и вдруг ощутил, что злится. Захотелось просто оттолкнуть от себя Аску, прервать этот нелепый, но такой милый поцелуй — потому что это была целиком ее вина. И пусть она начнет кричать и обижаться, зато она поймет, что нельзя перекрывать дыхание парню во время поцелуя. А может, и не поймет…

Левая рука Синдзи сама стала подниматься вверх, чтобы оттолкнуть Аску. Терпеть сил уже не было, ему стало наплевать на последствия, но лишь одна деталь остановила его руку в паре сантиметров от аскиного торса. Это распирающее чувство между ног, когда член утыкается в жесткую ширинку брюк и ему явно не хватает места в трусах. Мысль, показавшаяся Синдзи такой пошлой и постыдной, вдруг улетучилась с одним лишь ощущением расплывающегося по телу возбуждения, стоило ему только представить свободно выпирающие груди Аски из-под майки и складку тканей на шортах на месте ее ложбинки.

И тут вдруг рука будто сама дернулась вверх, перехватив ладонь Аски с его носа, а вторая рука нервно, но жестко обхватила аскину талию. В этот момент Синдзи подумал, что, наверное, в его голове разорвалась шаровая молния, потому что он сам не ожидал от себя такой прыти, попутно ощутив, как сильно вздрогнула Аска. Они одновременно открыли глаза, но движение на этом не прекратилось.

С потоком живительного воздуха Синдзи мгновенно пришел в себя, и то ощущение, что сладким горячим потоком лавы расплывалось по его венам, буквально вдарило ему в голову. Аска, широко распахнув свои изумленные голубы глаза, пробыла в замешательстве лишь долю секунда, а потом попыталась отстраниться, что-то при этом выкрикнув, но вместо этого у нее получилось лишь неловкое:

— А!..

Как тут же Синдзи снова прильнул к ее губам, на этот раз широко раскрыв рот, чтобы перекрыть ее гневный вопль. Руками тем временем он притянул Аску к себе, с неведомо откуда взявшейся силой прижав к телу, чтобы она не успела сложить руки перед собой и отстраниться. Синдзи ощутил необычайную мягкость округлостей на своей груди и с накатывающим страхом и волнением понял, что грудь Аски буквально вмялась в его ребра. Она не носила дома бюстгальтер. И это было настолько приятно, настолько возбуждающее, что секундный страх перед своими действиями мигом улетучился. Плюс к тому последние капли нерешительности развеялись, когда Синдзи понял, что Аска не сильно и сопротивляется. Она, конечно, уперлась ладошками в его бока, пытаясь оттащить его в сторону, но делала это настолько слабо и нерешительно, что только подогревала уверенность Синдзи в том, что он делает все правильно.

«Разумеется, — подумал он, — ведь ее характер не позволяет ей быть ласковой и податливой, хотя она же первая предложила целоваться. Ну, если это у нее такие правила игры, то, наверное, все в порядке».

Почувствовав успокоение от этой мысли, Синдзи решил и дальше проявлять инициативу самостоятельно. Сначала он просунул язык в открытый рот Аски, который так и продолжал обхватывать своими губами. Он никогда еще не делал подобных вещей и слабо представлял, что и как там полагается, но решил довериться инстинктам и попутно следить за реакцией Аски, которая все еще несильно брыкалась в его хватке. Он слегка протянул язык вперед, нащупав кончиком аскины зубки, и далее — пока не почувствовал ее мягкий язычок.

И тут она сильно дернулась, промычав что-то через нос. Отпор ее рук усилился, не настолько, чтобы вырваться, но достаточно, чтобы страх и неуверенность вернулись к Синдзи. Аска даже отклонила голову назад, едва не разомкнув поцелуй, и только движение головой Синдзи вперед не позволило этому случиться. Тот даже хотел было ослабить объятия, как вдруг понял, что Аска приостановилась, а ее толчки под бока снова ослабились.

«Наверное, это было просто от неожиданности. В конце концов, она, видимо, тоже напугана».

От этой мысли стало легче, и Синдзи инстинктивно переложил руку с аскиной спины на затылок, зарыв пальцы в ее густые струящиеся локоны, чтобы в дальнейшем она не отклоняла головы. Ощущение ее волос под ладонью оказалось необычайно приятным и даже показалось, что Аска немного расслабилась, так что Синдзи снова поддался возбуждению. Он продолжил движение языка пока не ощутил аскин язычок, кончиком провел по его поверхности и с воодушевлением обнаружил, что она ответила ему взаимностью. Краешки их языков заиграли друг с другом, как две трепещущие бабочки, то касаясь, то трясь круговыми движениям друг о друга. Аскин язык с самого начала был очень влажный, мягкий и упругий, то сокращавшийся, то расслабляющийся — и теперь уже ни на секунду не останавливающийся. Это было не сравнить с неподвижными губами, и возбуждение снова дало знать о себе, наливая член свинцом.

Синдзи чувствовал, как их слюна смешивается, но это ощущение не только не казалось ему противным, но наоборот — он хотел упиваться им, слизывать ее все больше и больше с аскиного языка. Их губы пришли в движение и теперь не только языки ласкали друг друга. Аска уже сама не стеснялась проникать в рот Синдзи, посасывая и облизывая его язык, и ее сопротивление почти сошло на нет, а Синдзи перестал держать ее мертвой хваткой. Вместо этого он плотнее стал прижиматься к ней, чувствуя, как мягко трутся ее груди об него. Казалось даже, что он мог ощутить ее затвердевшие соски сквозь майку и собственную сорочку, и возбуждение стало столь сильно, давление между ног настолько усилилось, что Синдзи больше не мог сдерживаться.

Не прекращая поцелуя, он медленно протянул руку к аскиной ладошке, мягко обхватил ее, слегка погладив пальцы, и потянул ее вниз. Уже там, у крайней черты, у него возникло секундное замешательство, а стоит ли продолжать, что будет, если он сделает это, правильно ли все это. Но Аска так усердно водила своим язычком по языку Синдзи, подогреваемая его непрекращающимися ласками, чавкая и причмокивая, а возбуждение настолько поглотило его, что тот решился. И он без дальнейших колебаний приставил ее ладонь к выпирающему бугорку на своих брюках.

Но то, что произошло дальше, Синдзи предсказать не мог даже в худшем кошмаре. Аска внезапно замерла, движения ее языка остановились. Она резко открыла глаза и отдернула голову. Несмотря на густой румянец на щеках и ее потяжелевшее дыхание, в глазах читалось безмерное удивление и гнев. Она неожиданно резко вырвала свою руку из ладони Синдзи, а другой рукой оттолкнула его что есть мочи. Синдзи, не ожидавший от нее такой прыти, спотыкнулся и упал на пятую точку. Аска еще несколько секунд приходила в себя, будто вспоминая, где она и что происходит, ее изумленный взгляд метался между своей рукой и распластавшимся на полу Синдзи, и вот ее разомлевший разум собрался воедино.

— Ты что творишь, ублюдок?! — разнесся звонкий стервозный голосок на всю квартиру.

Синдзи поник. Злая Аска вернулась.

— Какого черта ты устроил, кабель озабоченный?! Полапать меня решил? Просто не могу поверить, что ты такой извращенец!

Синдзи на дрожащих ногах медленно поднялся.

— Но… — буркнул он. — Ты первая начала…

— А ты, значит, решил, что тебе все можно, да?! Стоило лишь дорваться до тела юной девушки, как сразу гормоны из всех щелей полезли! Д-дурак!

— А ты не больно-то и сопротивлялась…

Синдзи стал ощущать нарастающую злость. Возбуждение еще не прошло, так что в штанине еще различался напрягшийся член, и, наверное, это повлияло на ответный выпад Синдзи.

— Я?! — Аска натурально озверела. — Да ты меня схватил и не давал вырваться! Это была почти что попытка изнасилования!

— Кто бы говорил. Ты меня чуть не задушила.

— Потому что ты идиот! Я решила проявить немного сострадания, подарить тебе первый поцелуй с лучшей девушкой школы, а тебе хватает наглости дерзить мне?

Синдзи смотрел на нее исподлобья, смотрел, как качается ее грудь при каждом выкрике, как румянец все еще держится на ее щеках, как капельки пота стекают по ее шее, и ощущение гремучего яда заструилась по его венам.

— Можно подумать, это не был твой первый поцелуй, — ответил он на удивление твердым язвительным голосом.

— Т-Ты… что сказал?! Да кто ты такой? Неужели ты думаешь, что свой первый поцелуй я подарю такому хлюпику, как ты?! Естественно, у меня это не в первый раз!

— Значит, целуешься со всеми подряд?

Аска запнулась, заливаясь краской.

— Ах, ты ничтожество!!! Да как ты смеешь говорить мне такое!!! Кто тебе дал право, я спрашиваю?! Ты, хлюпик, неудачник, полный ноль, смеешь еще отчитывать меня?

Молчавший Синдзи мог видеть, как сквозь намокшую от пота майку Аски проступали ее маленькие алые соски.

— Ты, кретин! Да кому ты вообще нужен?! Разложил тут свою писюньку и думает, что на нее сейчас все прыгнут. Да всем наплевать на такого придурка, как ты.

Синдзи показалось, что у Аски снизу под шортами, прямо между ног, выделялось небольшое темное пятно влаги.

— Ты со своим стручком — самые последние неудачники на земле! Тебе никогда не овладеть женщиной, пусть ты останешься последним членоносцем на земле.

Синдзи не ощущал обиды. Точнее, конечно, слова Аски задевали его, тем более что по большей части они были правдой, но сейчас Синдзи неожиданно для самого себя знал что делать. Все очень просто — если что-то не получается, надо меняться, менять мир вокруг себя. Надо проявить хоть каплю решимости, и последние пять минут доказали, что он на это способен. И еще — надо поддаться своим чувствам. Если голова не способна принимать решительные действия, пусть эмоции управляют головой.

И Синдзи решился. Сейчас только два чувства горели в его душе — злой азарт и соблазн. Впервые в жизни он дал им свободу и теперь наслаждался той силой, что они ему подарили, такого он никогда не ощущал в себе, и это вызывало восторг.

— Аска… — со спокойствием удава произнес он, одарив ее милой теплой улыбкой. — Ты просто никогда не ощущала тех чувств, что ты даришь людям своими нападками.

— А? — Она опешила от неожиданности.

Синдзи сделал шаг вперед.

— Ты такая же, как я. Ты ничем не отличаешься от меня.

— С… с чего ты взял? — злость Аски вдруг поутихла, оставив место растерянности и опасливому недоумению.

— Мы с тобой целовались пять минут. Этого было достаточно. Да, разумеется, у меня это было в первый раз, как и у тебя, но именно поэтому мне так легко понять тебя.

Синдзи, не переставая дружески улыбаться, сделал еще шаг вперед. Замешкавшаяся Аска, справившись с растерянностью, попыталась навести на себя устрашающий вид:

— Не приближайся ко мне, урод! У нас нет ничего общего! И не будет!

— Нет, Аска-тян. У нас много общего.

— «Тян»?..

— Я помогу тебе это понять. Ты просто испытаешь то, что чувствовал я на протяжении всей моей бессмысленной жизни. Все те дни, что я жил во тьме. Теперь я поделюсь этим чувством с тобой, и ты освободишь свое истинное «я».

Плечи Аски затряслись мелкой дрожью, и, кажется, впервые в ее глазах мелькнул страх.

— Д-думкопф! — рявкнула она по-немецки, но от слуха Синдзи не смогла укрыться легкая запинка в ее речи, и это еще больше его возбудило.

Образ решительной и непробиваемой Аски рушился на его глазах, песчинка за песчинкой. И вовсе она была не такая страшная и недосягаемая, какой хотела выглядеть. Она была простым подростком, как и он, Синдзи, только взбалмошным и сумасбродным. И только он мог открыть ей глаза. Прямо сейчас.

Звякнула пряжка ремешка. Синдзи, не сводя учтивых глаз с Аски, стал медленно расстегивать ремень на брюках. И только сейчас в глазах Аски, устремленных на все еще выпирающий бугорок между ног Синдзи, вспыхнул ужас. Она издала протяжный испуганный писк, бесконтрольно набрав в легкие воздух, но ей понадобилась лишь доля секунды, чтобы прийти в себя. Тут же она стиснула зубки в гневном оскале, перевела полный ярости взгляд на Синдзи и сжала кулачки. И раньше один только этот вид напугал бы его до дрожи в коленях, но сейчас все поменялось. На этот раз правила игры диктовал он сам.

Аска сорвалась с места. Синдзи предполагал от нее такую реакцию, но распускать руки ни в коем случае не собирался. Даже не смотря на то, что Аска выделывала над ним, несмотря на ее агрессию и угрожающий взгляд, у него ни разу не возникало желания ударить ее. Это было как-то подло и низко, даже дико, и это ни коим образом не вписывалось в программу перевоспитания Аски — ударами ей ничего не доказать. Так что Синдзи, продолжая расстегивать пояс, просто сделал резкий шаг вбок, навстречу движению Аски. Он решил, что если она настолько напугана и взвинчена, что снесет его с дороги, то это уже будет ей хорошим уроком. В противном случае…

И к немалому изумлению Синдзи противный случай настал. Аска на всей скорости налетела на Синдзи, закрывшись руками, но толи скорости ей не хватило, толи она не рассчитала силу, как вдруг неловко впечаталась в корпус Синдзи и отлетела назад. Тот ожидал, что это будет удар, сравнимый с тараном локомотива, но получился какой-то хлипкий толчок, который едва пошатнул его, даже не сдвинув с места. Синдзи даже поверить не мог, что его сила настолько возросла, и вдруг понял, что это Аска едва может контролировать свои движения от волнения. Сколь бы гневные взгляды она не кидала в его сторону, она еле-еле стоит на ногах. Все же страх побеждал ее волю. И глядя на распластавшуюся на полу Аску, глядя, как рыжие волосы облепили ее как никогда симпатичное личико, Синдзи не смог удержать улыбку умиления. Та собрала последние остатки самообладания, чтобы снова поднять полный гордости и злобы взгляд на Синдзи, сверкающий ледяным огнем из-под растрепавшейся челки, но все это уже не играло никакой роли. Ее руки дрожали еще сильнее. Ее грудь поднималась и опускалась под майкой с частотой загнанного кролика. Ее обнаженные бедра покрывали капельки пота. В своем бессильном гневе она была невероятно притягательной.

Синдзи, наконец-то справившись с ремнем, резко расстегнул ширинку, спустил трусы, и его член, освобожденный от пут, вырвался на свободу.

И тут Аска впервые издала возглас ужаса, настоящего человеческого страха. Ее округленные глаза не моргая следили за покачивающемся, налитым кровью пенисом, и ее пробрала крупная дрожь. Даже Синдзи, взглянув на свое достоинство, не смог скрыть удивления. Никогда еще он не видел свой член таким — разбухшим до упора, накаченным кровью до такой степени, что под кожицей проступали дорожки вен, а выпирающая головка чуть ли не светилась багровым сиянием, настолько она была напряжена. И по ощущениям пенис был так тверд, что, казалось, им можно было пробурить дыру в стене. Синдзи впервые видел такое возбуждение, и его это приводило в восторг.

— Ты… — донесся до него хриплый дрожащий голос Аски, однако все еще источавший ненависть, — ты ч-чего решил устроить, п-придурок?

Синдзи, чувствуя, как нетерпеливо и приятно защекотало у него внизу живота, спокойно ответил:

— Я решил подарить тебе капельку удовольствия. Тебе понравится, Аска-тян.

Ее брови непроизвольно изогнулись в гримасе боязливой жалости, взгляд снова замер на устрашающе покачивающемся члене, и она неуверенными движениями стала отползать от Синдзи. Перебирая ослабшими ногами, она сантиметр за сантиметром удалялась от него, пока до Синдзи не донесся робкий дрожащий голосок Аски:

— Н… не-е… т…

— Поздно.

Синдзи в один шаг настиг Аску и с лету приземлился ей на бедра. Аска вскрикнула, зажмурившись и закрывшись руками, но, поняв, что с ней больше ничего не делают, открыла глаза. Синдзи тем временем на секунду замер, чувствуя всю мягкость аскиных бедер, на которых он так удобно устроился, и вдохнул ее чудесный аромат. От рыжих волос доносился едва уловимый запах полевых цветов, наверное, оставшийся от шампуня, и еще нечто такое, что приятно щекотало в носу и отдавало в затылке.

— Аска, ты чудо, — ласково прошептал Синдзи.

Не дожидаясь, пока пройдет ее остолбенение, Синдзи разом заломил аскины руки за спиной, придавив их ее же корпусом, тут же освободившейся рукой схватил за низ ее майки и рванул вверх.

И тут прямо перед ним оголилась необычайной красоты грудь Аски — одновременно маленькая, помещающаяся целиком в ладонь, и крупная, налитая до формы почти идеального полушария. И на самых их вершинах выпирали миленькие сосочки, небольшие малиново-розовые пуговки с бугристой ареолой вокруг. Грудь Аски слегка уступала груди Рей в объемах (Синдзи до сих пор помнил ее ощущение в своей ладони), однако соски у нее были не такие приплюснутые, а больше походили на маленькие аккуратные ягодки. Не сказать, что чья-то грудь была лучше или хуже, они просто были разные, и одинаково восхитительные.

Аска в этот момент начала суетливо брыкаться, так что Синдзи пришлось прекратить созерцание прекрасного и продолжить экзекуцию. Он перетянул майку через голову Аски за спину, стянул ее с плеч и, обхватив ее руки за спиной, стал выкручивать их сквозь рукава майки, спутывая запястья. Теперь Аска была частично обездвижена, и хотя, конечно, при должном усилии она сможет выпутаться, но…

Тут Синдзи, поглощенный борьбой и неровным сопением Аски, вдруг ощутил волну экстаза, исходящую откуда-то между ног. Он перевел взгляд вниз и обнаружил, что все это время головка его члена терлась о живот Аски. Казалось бы, в этом примитивном движении не было ничего гипервозбуждающего, однако ощущение, что вот сейчас он прикасается своим главным мужским орудием к идеально гладкой и поблескивающей от испарины коже совсем юной и прекрасной девушки, электрическим разрядом ударило в мозг. Головка при каждом касании неровно подрагивающего, но мягкого и плоского живота Аски, отдавала щекочущей волной куда-то в глубину между ног, где ощущались взрывные спазмы. Синдзи вдруг понял, что это накатывающий оргазм. Мысль оказалась крайне смущающей, потому что с одной стороны ощущения были необычайно приятные и сильные, но с другой — он был вот-вот готов кончить только лишь от одного касания к телу девушки, буквально от одной мысли об этом. И как бы сладострастно это не было, Синдзи чувствовал неудобный конфуз. Было еще рано.

Подгоняя события, Синдзи слегка привстал и перевел взгляд на елозящие бедра Аски. Ее шорты уже изрядно намокли от пота, впрочем, насчет последнего Синдзи не был уверен. Хоть он мало что знал о реальном сексе, все же дома у учителя ему удавалось посмотреть несколько фильмов фривольного содержания, а в прежней школе даже доводилось читать несколько порнографических комиксов и один женский роман. Плюс к тому случайные заходы на порносайты, которые моментально вгоняли в краску, но все же откладывались в памяти. Так что Синдзи знал некоторые основы, знал строение органов, механику, просто пока не умел пользоваться этим на практике.

«Ну, опыт всему учит», — справедливо рассудил он.

Полоска влаги вдоль пояса шорт, конечно, образовалась от пота, но вот небольшое увлажнение между ног, прямо вдоль линии шва, могло появиться и по другой причине. Синдзи помнил, что во время возбуждения девушки начинают истекать между ног, и не всегда это происходит подконтрольно. Это могло означать, что Аска, несмотря на весь свой страх и гнев, возбудилась. Конечно, шансы невелики, но одна только возможность этого взвинтила Синдзи.

Он снова присел, на этот раз на ее колени, и вцепился пальцами в застежки шорт.

— Нет!!! — пронзительно взвизгнула Аска и задрыгалась еще сильнее, впрочем, безрезультатно — ноги были надежно придавлены, а руки только сильнее спутались майкой.

Синдзи быстро расстегнул пуговицы шорт, раздвинул ширинку, и перед его глазами предстала чистая гладь трусиков с очаровательным белым бантиком на резинке. Аска в этот день надела полосатое белье с белыми и светло-морковными, почти розовыми полосками. У Синдзи перехватило дыхание, а предоргазменный спазм накатил с такой силой, что из кончика пениса брызнуло несколько капель предэякулята прямо на аскины шорты. Синдзи пришлось задержать дыхание, потому что оргазм был на грани.

— У-убери свои грязные р-руки от меня, изв-вращенец!..

Поняв бесполезность физического сопротивления, Аска перешла к угрозам. Ей даже удалось каким-то неимоверным усилием воли побороть страх и вернуться в режим ярости.

— Н-Ничтожество!.. Дай мне только добраться до тебя!

Но это были всего лишь слова. Она по-прежнему слабо контролировала свое тело, трясясь толи от гнева, толи от страха (а, скорее всего, и от того и от другого) и хаотично пыталась сделать хоть что-то, чтобы взять ситуацию под контроль, но делала это беспомощно и без толку. Впрочем, в ее глазах все еще горел огонек горделивой ненависти, и это, наверное, было единственное, что спасало Аску от паники.

Гневный и испуганный взгляд Аски действовал на Синдзи, как стероид. Его желание обладать ей, стереть эту надменность в ее глазах только росло с каждой секундой, и ему уже было наплевать на самоконтроль, больше сдерживать себя он не мог. Сцепив пальцы на краях полосатых трусиков, он рванул их вниз.

— И-и-е, не-е-ет!!! — взвизгнула Аска. — Не надо!!!

Но Синдзи едва ли мог ее слышать. Все его внимание было сконцентрировано на открывшемся лоне Аски: ее бугорке в нижней части живота, покрытом только-только начинающим густеть рыжим пушком, двух выпуклых кожных складках по бокам от бедер, похожих на дольки молодого персика, и на самом главном — вытянутой вверх и слегка приоткрытой щелочке, из которой неровно выбивались, даже вываливались ярко-розовые полоски морщинистой складчатой кожи, смыкающиеся кверху в уздечке и уходящие дальше вглубь под кожу. Они напоминали два лепестка, вырвавшихся из бутона, но только не гладких, а немного мятых и на вид крайне мягких. И еще одна деталь поразила Синдзи — они блестели от капелек влаги, особенно с внутренней стороны. Аска и вправду возбудилась! Хотя это мог быть остаточный эффект от поцелуя…

— Н-не смотри туда!!! Хватит уже, к-кретин! — Дыхание Аски стало еще более неровным.

Синдзи нервно сглотнул. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, настолько этот вид был прекрасен и чарующ. В основании члена казалось бы что-то завибрировало, но Синдзи не обратил внимания — перед его глазами будто повисла пелена, которая однако только увеличивала четкость зрения. Не отрывая глаз от аскиной щелки, он медленно протянул к ней руку и осторожно, почти боязливо коснулся лепестков.

— А-а!!! — вскрикнула Аска и вздрогнула с такой силой, будто ее ударило током. — Не трогай меня там, ублюдок!!!

Ее нижние губки на ощупь были очень влажные и теплые и настолько мягкие, что от слабого соприкосновения с пальцами легко вмялись внутрь. Аска, вереща что-то невнятное, задрыгалась с новой силой, заелозила бедрами, пытаясь оттолкнуть руку Синдзи, и сдавленно запищала. Но от этих движений пальцы только еще больше вмялись в такие эластичные и податливые складки мокрых малых губ, и тут Синдзи не выдержал. В его глазах потемнело, вибрация между ног достигла своего пика и в голове взорвалась целая бомба наслаждения. Он ахнул, изогнув спину назад, и из его члена что-то с силой выстрелило — раз и еще раз, а потом еще несколько спазмов послабее. По телу мигом расплылась волна экстаза, отдавшись приятной болью между ног, и только бешеный крик Аски вывел его из этого транса.

— А-а-а-а!!! Не-е-ет!!! Придурок, что ты сделал?!

Синдзи, тяжело дыша, перевел на нее глаза.

— Т-ты кончил на меня! Т-ты… Сволочь! Ненавижу тебя!!! Ничтожество!!!

Это был крик на грани плача — от ужаса и удивления, бессилия и отвращения. Синдзи недоуменно смотрел, как большие капли густой молочной жидкости стекали по грудям Аска, как белые разводы внутри капель расплывались вдоль сосков, стекали по округлостям грудей, капая на ее живот и заливая пупок. Аска, бешено дыша, соблазнительно учащенно поднимая и опуская грудь, сама с выражением гневного шока следила, как сперма растекалась по ее бюсту и животу.

Синдзи в этот момент ощутил внезапную подавленность и стыд, кончить из-за такого пустяка — это было так унизительно… Но тут он вдруг с изумлением обнаружил, что эрекция не пропала, что раскрасневшаяся Аска, покрытая каплями его семени, по-прежнему выглядела манящей и привлекательной. И где-то внутри его головы раздался смех.

«Ничего еще не кончено», — он не смог сдержать улыбки.

Увидев это, Аска подумала о том же самом — для нее все только начиналось. Секундный страх, даже ужас в ее глазах сменился знакомым огнем ледяного гнева, но Синдзи все успел заметить. И он захотел извлечь из нее то чувство панического ужаса, что она со своей упрямостью так не хочет выпускать наружу.

— Будь ты проклят, урод! Я ненавижу тебя!!! Держись подальше от меня, или я тебя убью!

«Смелое заявление для того, кто сейчас дрожит от страха. Ах, милая Аска, когда же твоя защита рухнет под собственной тяжестью?..»

Синдзи снова улыбнулся своей милой теплой улыбкой.

— Не бойся, Аска-тян. Я освобожу тебя от оков.

Возбуждение восстановилось, член снова обрел твердость. Может быть, не настолько сильную, как в первый раз, но это был лишь вопрос времени. Пора было переходить к основному. Он снова потянулся к аскиной киске, но та с удвоенной силой забилась на полу, застонав от бессилия и между вздохами изрекая проклятия в его адрес. Синдзи снова наткнулся взглядом на ее страшные глаза, и тут в его голове возникла новая мысль. Дорваться до влагалища он еще успеет, но куда важнее было сломить ее упорство. Тем более что уж слишком много ругательств вылетало из ее милого ротика.

Синдзи приподнялся и шагнул к притихшей Аске, его багровый член замер напротив ее лица. Аска, чьи щечки уже заметно раскраснелись, при его приближении сначала все больше раскрывала свои изумленные и испуганные глаза, а потом, зажмурившись, стала дергаться из стороны в сторону.

— Убери эту мерзость от меня, идиот! Не приближайся ко мне!

Синдзи ласково погладил ее по макушке, с наслаждением ощущая шелковистость волос, мелкую дрожь и теплоту под кожей.

— У-убери свои р-руки! Стой!..

Ей даже хватило сил открыть глаза и поднять гневный взгляд на Синдзи, снизу вверх. Но тот почти торжествовал — он увидел на краешках ее кристально чистых голубых глаз застывшие слезинки. Она была на грани срыва.

— Все будет хорошо, Аска, — успокоил он ее и крепко схватил одной рукой за затылок, запустив руки под волосы.

Та забилась в его руках, стиснув зубы и запрокинув голову назад, боясь опустить ее на уровень члена, и не сводя блестящих глаз с лица Синдзи. Гнев в них непрерывно сменялся страхом и обратно, на секунду обнажая ее беззащитную душу. Силы медленно оставляли ее, дергание становилось все слабее и слабее, но даже сейчас, даже в таком отчаянном положении Аска все еще не оставляла свою горделивую злобу.

«Да сколько уже можно, в конце-то концов! Ты совершенно не щадишь себя. Ну ладно, раз ты так этого желаешь…»

Синдзи сменил хватку, вцепившись пальцами в основание ее челюсти, а другой рукой он сажал ей нос, совсем как она ему сколько-то там минут назад. Аска протяжно заскулила, крепко зажмурившись, и тут воздух в ее груди кончился. Челюсть ослабла, пальцы тут же отвели ее вниз, и в этот момент Синдзи решительно ввел свой член прямо ей в рот. Аска широко распахнула глаза с резко сузившимися зрачками, секунду пробыла в напряженной прострации и яростно замычала. Синдзи в этот момент почувствовал, как головка члена, все еще хранящего на себе несколько капель спермы, уткнулась в ее напрягшийся гладкий и влажный язычок, который, казалось, пытался отползти как можно дальше назад, ощутил, как пенис сверху коснулась мягкого неба в глубине ее рта, ощутил касание ее зубок на стволе пениса, и все это разом расплылось волной удовольствия по телу. Чтобы Аска не стиснула зубы и не прикусила чего не нужно, Синдзи крепко сжал ее щеки ладонями у основания, заодно зафиксировав мотающуюся из стороны в сторону голову, но, кажется, в этом не было необходимости — она и не думала смыкать челюсть, боясь даже прикасаться к инородному органу в своем рту. Лишь только ее язык в последних попытках сопротивления пытался оттолкнуть член подальше от себя, однако этим она только невольно стимулировала головку пениса, скользя по нему кончиком язычка, упираясь в него напряженной поверхностью, трясь краями о венчик головки. От этого по спине Синдзи прошла волна дрожи и наслаждения — ощущения были необычные и странные, но, несомненно, приятные. Однако он чувствовал, что для полноты удовольствия не доставало скорости, аккуратности, слаженности движений, все происходило слишком резко и сумбурно. Это и было понятно, все-таки Аска мучилась над первым в своей жизни минетом, тем более далеко не по своей воле, но именно это обстоятельство позволило Синдзи не кончить повторно от остроты ощущений. На этот раз он хотел прийти к финишу по своему желанию.

Во рту Аска заметно усилилось слюнообразование, что только облегчило скольжение члена в нем, а из-за нервных движений скривившихся губ, избегавших прикосновения к стволу пениса, изо рта потянулись тоненькие ручейки слюны, быстро стекая по подбородку и учащенно капая на ее покрытую спермой грудь. Аска с залитым пунцовой краской лицом и пылающими щечками все еще пыталась слабо кричать, хотя с забитым ртом это уже больше походило на сдавленные мычащие стоны, наподобие «м-м-гм…», «умгм…» и «м-мгам-м…», перемежающиеся непроизвольным чавканьем.

И тут вдруг Синдзи понял, что Аска рыдает. Он посмотрел ей в глаза, и сердце его забилось еще быстрее. Из ее прекрасных глаз текли слезы страха и отчаяния. Чистые капельки стекали по ее приподнятой голове вниз — по вискам и ниже по щекам, по шее, настоящие крошечные ручейки. Синдзи затрепетал. С одной стороны ему стало жалко Аску, но с другой он наблюдал ее преобразование, даже перерождение, и плюс к тому она стала выглядеть еще сексуальнее.

— Не бойся… — прошептал он, ласково гладя Аску по щекам и смахивая с них слезы. — У тебя все получится.

Ее взгляд, ранее такой яростный и гордый, сейчас выражал лишь полное непонимание и испуг, внутреннюю боль и мольбу.

— Только, Аска-тян, если ты не будешь стараться, мы так никогда и не закончим.

Кажется, что Аска зарыдала еще сильнее, протяжные стоны из ее груди стали будто бы глубже, глаза целиком залили слезы, и даже из носа потекли сопли, что особенно контрастировало с ее сияющими от румянца и слез щеками. Взгляд ее уже не буравил Синдзи, а отрешенно смотрел куда-то вдаль, дергание пошло на убыль и даже сопротивление языка становилось слабее. Может быть, силы окончательно покинули ее, а может, она смирилась со своей судьбой, но, тем не менее, Синдзи почувствовал триумф. Он победил.

Но дело требовало своего завершения, тем более что новый оргазм накатывал с новой силой. Синдзи начал водить тазом вперед и назад, скользя членом по всей области аскиного ротика и ее расслабившегося языка. Тот еще слегка трепетал во рту, но уже слабо, просто хаотично елозя и тем самым доставляя еще большее удовольствие. Ее обессилившие губы сомкнулись на стволе пениса, глаза зажмурились, и только мычание стало прерывистым, в так движения члена.

Глядя на ее заплаканное, размокшее лицо, Синдзи решил, что теперь уже можно, тем более что Аска, кажется, начинала терять ощущение реальности. Вводя член все глубже и глубже, он сначала ощутил мягкость содрогающегося неба в верхней полости ее рта, а потом вдруг наткнулся на небный язычок — отросток сверху горла. Аска тут же вытаращила глаза с новой порцией слез, захлебывающем голосом протяжно застонала и чуть не согнулась пополам — сработал рвотный рефлекс. Но этим движением она невольно резко сдавила член Синдзи основанием языка, и тот, почувствовав накатившую волну экстаза, поддался напряжению и короткими резкими толчками, трясь членом о полость рта, вызвал новый оргазм.

В этот миг поток спермы выстрелил с огромной силой прямо в горло Аски, а она, каким-то образом предчувствуя это, в ужасе попыталась отстраниться и закричать, что стало для нее большой ошибкой. Густой поток семени устремился в раскрывшееся отверстие в гортани, но попал не в то горло — прямиком в трахею, уткнулся в рефлекторно закрывшийся сфинктер и устремился обратно, вырвавшись фонтаном из аскиного носа и рта. Та тут же отпрянула назад, Синдзи не стал ее сдерживать, хотя сперма еще хлестала из его члена, покрывая ее ротик, а затем и лицо. Аска, уже не обращая на это внимания, вытаращила глаза, замерев на секунду, содрогнулась в спазме, согнулась и извергла изо рта густую массу белесой жидкости. Синдзи даже показалось, что ее стошнило, но это были те потоки семени, что угодили в дыхательные пути. Аска разразилась приступом частого кашля, каждый раз источая из себя крупные клубы вязкой спермы, смешанной со слюной. Молочные потоки ослизлого вещества выплеснулись из ее рта длинными тягучими нитями, сливаясь со спермой на лице, расплываясь по подбородку и стекая по ее шее. Из ноздрей также вылился белесый ручей, смешанный из эякулята и соплей, хотя нижняя половина лица Аски и так основательно покрылась слоем семени.

Синдзи на секунду сам испугался такого результата. Он и не думал, что попадет не в то горло, и даже с опаской представил, что Аска может задохнуться, но она, кажется, приходила в норму. Если конечно можно назвать нормой предбессознательное состояние с замутненным, оторванным от реальности взглядом. Аска, еще машинально откашливаясь, без сил сползла по стене на спину, глядя куда-то в пустоту и безвольно вывалив язык, с которого медовой струйкой еще стекала слюна и сперма. Ее разум уже дал основательную трещину и заторможено воспринимал реальность, но, судя по судорогам и легким подергиваниям живота и грудей, а также по дрожащим губам, она все еще плакала.

Синдзи перевел дух и глубоко вдохнул. В нос ударил характерный запах спермы, что неожиданно снова подогрело эрекцию. Удивленный, он смотрел на то, как его размякший член опять принимал горизонтальное положение. Медленно, но достаточно для того, чтобы понять — силы у него еще остались. Синдзи хмыкнул.

— Аска-тян. Ты хорошо постаралась, но у нас еще остался один финальный аккорд. Тебе ведь хочется испытать это ощущение, правда?

Та никак не отреагировала — вряд ли она вообще его слышала. Синдзи подошел к Аске и, не церемонясь, поднял ее на руки. Она показалась на удивление легче, чем Синдзи себе представлял, хотя, может быть, это было потому, что та не сопротивлялась. Она вообще практически никак не отреагировала, безжизненно свесив руки, как плети, только затрясло ее еще сильнее, а дыхание задрожало. Держа ее на руках, ощущая собой ее влажную, липкую и горячую кожу, любуясь ее наготой и такой беззащитной красотой, Синдзи ощутил необычную теплоту внутри. Он осторожно опустил Аску на стол в центре гостиной и начал распутывать майку за спиной, которая из-за дерганий свернулась настоящим узлом. Освободив ее руки, Синдзи бережно опустил девушку на стол и, аккуратно наклонив ее голову к столу, он вдруг услышал дрожащий обессиленный шепот:

— Помогите… пожалуйста, помогите… мамочка… помоги мне…

Синдзи ласково погладил ее по голове и, несмотря на разводы уже расплывшейся до прозрачного цвета спермы на ее лице, нежно поцеловал в щечку. Вид Аски, настолько беззащитной и беспомощной, даже разбитой, снова разогрел кровь и завел Синдзи. Чувствуя, как член вновь начал твердеть, он сдернул со свисающих ног Аски шорты с трусиками и широко раздвинул ее ноги. Все еще влажная щелочка раздвинулась, обнажив набухшие лепестки малых губ, капюшон клитора в месте их соединения сверху и алую плоть внутренностей ее киски, в нижней части которой темнело уходящее вглубь отверстие с бугристыми стенками. Синдзи стал задыхаться от переполнявшего его восхищения, член напрягся до такой степени, что стал болеть, а Аска протяжно застонала и забилась крупной дрожью — сил рыдать у нее попросту не было.

Сглотнув, Синдзи поднес свой пенис вплотную к мягкой влажной плоти Аски, осторожно коснувшись ее головкой. Малые губы показались даже еще мягче, чем при касании пальцами, но они были по-прежнему теплыми и покрытыми тонким слоем слизистой жидкости. Пульс подскочил до такой степени, что каждое биение сердца гулом отдавалось в голове, Аска скривилась в попытке зарыдать и сдавленно прерывисто застонала — все, что осталось от ее плача.

Синдзи, придерживая член одной рукой, слегка надавил им и с трепетом увидел, как головка медленно погрузилась между лепестками. Ощущая необычайную мягкость и гладкость внутренней поверхности киски, он поводил головкой вверх и вниз, содрогаясь от приступов наслаждения. Аска затряслась — из-за сдавленного беззвучного плача она не могла нормально вздохнуть, а Синдзи, трясущейся рукой пытаясь «на ощупь» приставить член к входу во влагалище, отвел его вниз и, почувствовав углубление, двинул таз вперед.

Тут же движение замедлилось, потому что отверстие неожиданно оказалось слишком узким и тугим. Синдзи сначала подумал, что делает что-то не так, но вспомнил — Аска была еще девственницей, да и она уже была за гранью нервного срыва, поэтому не удивительно, что она стала так зажата. Синдзи усилил нажим. Двигаться было непросто, будто он пытался вставить член в размятую глину, но почему-то это доставляло неописуемое наслаждение. Головка уже скрылась между малыми половыми губами, и там, внутри, его будто обхватили бугристыми язычками со всех сторон — гладкими и мокрыми, но довольно сильными и упругими. Однако в отличие ото рта Аски, это ощущение было в несколько раз сильнее и приятнее и как-то естественнее, поверхность внутри была будто специально создана для обхвата члена. Единственная проблема заключалась в том, что, казалось, ее влагалище было не по размеру — слишком туго и тесно.

И тут, продвинувшись буквально еще на сантиметр, Синдзи вдруг ощутил, как его член уткнулся во что-то упругое, что блокировало дальнейшее проникновение. Он даже почувствовал разочарование, подумав, что достиг «дна» и дальше член не продвинется, а ведь он едва только ввел головку. Но тут он вспомнил давно читаемую книгу на тему секса, где описывалось священное сокровище любой девочки — девственная плева, символ невинности и непорочности. Это она и была, единственно оставшийся символ аскиного превосходства и последняя частичка ее прежней жизни.

Избавиться от этого препятствия можно было лишь одним способом — разорвать его. Синдзи, чувствуя взбудораженность, отвел таз немного назад для разгона, вцепился руками в бедра Аски и сильно, не быстрым, но твердым рывком вонзил член в ее нутро. Секундная заминка в месте девственной плевы, напряжение, и тут будто раздался щелчок — преграда внутри порвалась, и член устремился в глубину. Аска в эту секунду вдруг выгнула спину и взвыла диким криком. Синдзи одновременно ощутил, как его пенис сжали стенки влагалища, еще плотнее, будто стремясь остановить, но благодаря ускорению он продвигался все дальше, скользя по плотно облегающим склизким стенкам. Невероятное ощущение экстаза расплылось в голове с такой силой, что Синдзи охнул и едва не согнулся пополам — несмотря на заметно сдавившиеся стенки влагалища, двигаться стало проще, а тугость только добавляла удовольствия. Аска, у которой кончился воздух в груди, слабо попыталась сомкнуть ноги, но Синдзи без труда подавил эти попытки, так что ей осталось лишь бессильно стонать, почти выть, и дергать животом в конвульсиях. В глазах уже больше не осталось слез, сил хватило лишь на то, чтобы сжать руки в локтях, беспомощно выгнуть запястья и тяжело судорожно дышать.

Из преддверия влагалища показались алые капли, и Синдзи слегка оторопел. Это была кровь, крошечные тоненькие струйки проступили из-под лепестков и потянулись по бедрам и стволу пениса. Секундное замешательство Синдзи и неуверенность — а не слишком ли ее много — сменились решительностью, все так и должно было быть. Синдзи продолжил движения членом, вглубь и наружу, с каждым толчком ускоряя темп, загоняя кровь обратно, сбивая ее с соком из влагалища, все резче и резче, потому что с каждым разом двигаться было все легче, тугое сжатие внутри ослабевало и даже наоборот становилось податливым, реагируя на каждую фрикцию почти что ласковым объятием.

Аска перестала биться в судорогах на столе, только подрагивала и отрывисто постанывала при каждом вхождении Синдзи, по чему тот определил, что она еще была в сознании. И это его радовало, он бы очень огорчился, если бы она пропустила эту феерию ощущений. Все-таки упорный характер Аски не позволял ей сдаться до конца и не обрывал ее сознание в критической точке, и вот за это Синдзи мысленно ее похвалил.

Удовольствие достигало своего апогея, приближался новый оргазм. Ощущения во влагалище отчего-то становились все более сильными, более чувственными, и Синдзи даже поймал некий ритм, идеальную амплитуду движений, отдающуюся волнообразными потоками наслаждения. Он мельком окинул взглядом Аску и хихикнул — та заметно притихла и обмякла, дыхание ее ослабло, но при том участилось, лишь легкие протяжные стоны доносились из груди, и, кажется даже, ее бедра пришли в движение и стали двигаться в такт движений Синдзи. Возможно, она пыталась этим избежать болезненных ощущений в месте травматического разрыва, своими движениями снижая силу трения об него, но тут Синдзи заметил, что ее лицо еще больше раскраснелось и буквально светились румянцем, и даже половые губы из алых стали багровыми. Тогда Синдзи неожиданно решил проверить свою догадку и, подавив чувство удовольствия, он сбавил темп.

И тут Аска, выдержав недолгую паузу, неожиданно сама стала дергать бедрами, заталкивая себя на член Синдзи, пытаясь ввести его в себя глубже и посильнее тереться об него влагалищем. Синдзи едва сдержал смех от восхищения и удовлетворил желание Аски — он, ускоряя темп, стал с удвоенным усердием входить в нее, благо что она теперь сама невольно помогала, удивительно приятно напрягая мышцы во влагалище, и теперь ее тихие стоны уже не напоминали рев боли и отчаяния:

— А-а… А-ах… А-а-а… А-а!.. А-а-ах!... — Это была музыка для ушей Синдзи, и вдруг: — А-а-а-а-ах!!!

Аска неожиданно содрогнулась, изогнулась в спине, сжав кулачки, и забилась крупной дрожью. Тут же Синдзи ощутил, как плотно сжало его член внутри, но на этот раз не отторгая его, а наоборот, как будто не желая отпускать.

— А-а… Ааааааа!!! — Аска со стона перешла на крик.

Она задергалась в мелких судорогах, едва ли не задыхаясь, и тут из ее глаз снова потекли слезы. Синдзи даже не мог предположить, что это было, но ощущения во влагалище оказались настолько приятными, что он не смог себя больше сдерживать. Взрыв экстаза обрушился по всему телу, выстрелив волной из члена, и тут же движения его замерли, потому что что-то теплое и вязкое стало заполнять лоно Аски. Ее судороги в этот момент пошли на спад, тело обмякло, и она обессилено растянулась на столе, тяжело и учащенно дыша.

Синдзи сам тяжело выдохнул. В висках пульсировало, сердце гулко стучало в груди, из-за неровного дыхания он почувствовал отдышку. Осторожно вытащив обмякший пенис из влагалища, он обнаружил, что вместе с ним наружу вывалился целый клубок густой неравномерно светло-алой жидкости. Он не сразу понял, что это была его сперма вперемешку с аскиной кровью и смазывающей жидкостью. Ноги Синдзи уже не держали, он отпрянул назад и рухнул на пол, устремив взгляд в потолок. Было невероятно хорошо, но что-то давило в его голове. Какое-то неприятное тревожное чувство, что-то очень хорошо знакомое.

Он и Аска так и продолжали беззвучно лежать на своих местах, лишь только тяжело дыша. Возбуждение Синдзи сошло на нет, но вместо сладкой эйфории он стал ощущать невнятную подавленность и даже накатывающую панику. Краем глаза он заметил, как Аска поднялась со стола, сползла на пол, как у нее подкосились ослабшие ноги и она рухнула на землю, но через минуту ей хватило сил сначала подняться на четвереньки, а потом шатающейся походкой отправиться на кухню. Опираясь на стены и стол, она завернула в ванную и, не закрывая дверь в туалет, склонилась над унитазом. И тут ее вырвало.

Лежа на полу в гостиной, покрывшийся ледяным потом Синдзи поднялся, неловко застегнул промокшие брюки и услышал, как Аска в туалете разразилась безудержным рыданием, настоящим нечеловеческим по своей обреченности и ужасу плачем.

Чувствуя накатывающий панический страх, Синдзи проследил взглядом за дорожкой розовых капель на полу, нервно прислонился спиной к стене, сполз на корточки и сдавленно прошептал:

— Что… Что же я наделал?..

— Что же я натворил?.. — Ощущение реальности панической хваткой сцепило Синдзи, сковав все его тело.

Он слушал, как из туалета доносилось безудержное рыдание Аски, он ощущал, как его мышцы наполнились тяжестью, и он чувствовал, как смертельный ужас стал проникать в его разум. Только что он изнасиловал Аску. Несовершеннолетнюю девочку, отнял у нее девственность, расколол ее сознание, сломал ее душу, разрушил ее и свою судьбу, и все это ради сиюминутного такого приятного и такого дикого удовольствия.

На глаза Синдзи навернулись слезы. Комок подскочил к горлу, грудь сдавило, и он тихо застонал, вцепившись дрожащими пальцами в свое лицо. Что теперь скажет Мисато? Отец? Что о нем подумают его друзья, одноклассники, учитель? Что теперь будет с ним? И с Аской? Сквозь ужас отчаяния Синдзи понял, что это конец его жизни, все, черта невозвращения пройдена, его теперь осудят как насильника или уберут подальше, вышлют обратно, а, может быть даже, от него просто избавятся. И Аска больше не будет смотреть на него прежним взглядом, пусть таким презрительным и насмешливым, но приятным, близким, милым, она больше не будет раздавать ему тычки, поучать его, наставлять, все, конец.

И Синдзи тихо зарыдал, не как Аска, а вымученно, горько, сдавленно, презирая и ненавидя себя. Он даже представить не мог, что за демон вселился в него, как он мог дойти до такого, как только он мог обрести такую решительность и силу и этот яд в крови, который будоражит и подавляет все разумное. Это было невыносимо, слушать дальше страдания Аски, разъедая себя изнутри, и тут Синдзи не выдержал.

Вскочив на подкашивающиеся ноги, он судорожно застегнул намокшую от пота и любовного сока одежду, шатаясь, не чувствуя тела развернулся на месте, пытаясь понять, что делать дальше. Ответ был всегда один — бежать. Бежать как можно дальше, прятаться, скрываться, затвориться, лишь бы больше не оставаться здесь, не чувствовать это болезненно сверлящее душу ощущение.

И Синдзи побежал. Сначала мимо ванной, откуда открывался вид на свернувшуюся на полу обнаженную Аску, сжавшуюся, обхватившую себя руками, судорожно всхлипывающую. Синдзи едва не спотыкнулся от этого вида, сердце сжалось в комок, но он не мог останавливаться. Он метнулся дальше, в коридор, схватил свою школьную сумку, где лежал его плеер, и набросился на дверь, нервно пытаясь открыть замок.

Но тут пропиликал телефон в гостиной. Обледеневший Синдзи замер, не дыша. Сигнал телефона разрывал почти осязаемую атмосферу в квартире, впиваясь иголками в мозг. От страха и напряжение он не мог даже пошевелиться. В любой момент к телефону могла подойти Аска, и тогда бежать не было смысла. Но она не появлялась, телефон все трезвонил, и вот прошла положенная минута, включился автоответчик и раздался бодрый голос Мисато, старательно скрывающей свое хмельное состояние:

— Ну, ребята, где вы там? Ушли что ли куда? А, ладно, я тут немного задержалась на… на работе, ну вы сами понимаете, аврал и все такое… В общем, возможно я даже задержусь на ночь и может быть еще на день… — тут она закрыла рукой трубку, отчетливо произнеся в сторону «да подожди ты!» и продолжила: — Да, вот, меня не ждите, вы уже взрослые, сами справитесь, надеюсь на понимание. И не шалите там, — захихикала. — Ну, все, пока!

Телефон пикнул. Синдзи, неспособный больше сдерживать слез, разревелся у двери, стараясь подавить спазмы в груди, рывком открыл замок и побежал. Голос Мисато, пока еще счастливый и веселый, будто полоснул ножом по сердцу в последнем штрихе рушащейся жизни, и Синдзи ощутил только, как все внутри оборвалось, источая кровавой болью.

Этаж за этажом, на улицу, в темноту ночи мимо бледных одинаковых зданий, Синдзи бежал и бежал, из-за слез не разбирая дороги, задыхаясь и спотыкаясь, но не останавливаясь. Ночь давила на него своей чернотой, огни освещения резали глаза, немногочисленные прохожие будто старались заглянуть ему в лицо и выкрикнуть вслед — насильник!

Синдзи вскочил в первый попавшийся вагон монорельса, забился в дальний угол, где не было пассажиров, и, тяжело дрожа и хватая ртом воздух, обхватил колени. В монотонном дребезжании вагончика он закрыл глаза и погрузился во тьму такого любимого и сладкого одиночества. Ночная прохлада немного остудила его голову, беспорядочная паника мыслей в голове сменилась ноющим отчаянием и обреченностью, но на удивление это чувство действовало облегчающее. Синдзи просто смирился и, мысленно изничтожив себя, поплыл по течению дальше. Как в затуманенном сне перед его глазами мелькали кадры Аски, ее боли и возбуждения, ее обнаженной красоты и ее падения, но теперь это выглядело чем-то далеким и неестественным, как будто дурным сном. Мозг старательно выстраивал стену защиты, чтобы не погрузиться в омут безумия, и Синдзи, хоть и понимал все это, даже не пытался сопротивляться.

«Что было, то было, я просто не могу ничего изменить, — как мантру повторял он. — Пусть и дальше все будет так, как должно быть».

Поезд приближался к конечной станции, так что Синдзи пришлось выйти на предпоследней остановке. Он смутно представлял, где находится, да и это волновало сейчас его меньше всего, так что он просто позволил ногам нести его в темноту однотипных многоэтажек, пусть даже он сорвется в яму и напорется на штырь арматуры. Накопившиеся ранее паника и отчаяние с такой силой обрушились на него, что мозг просто не выдержал этой критической массы и перешел черту безразличия.

Гулкий стук в такт шагам ударял прямо по мозгу, но отчего-то это ощущение оказалось приятным, как будто спасительная соломинка нависла над ним. Он помнил это ощущение, потому что был здесь раньше. Бродя по темному двору массивного потрескавшегося здания, Синдзи машинально зашел в подъезд, поднялся по лестнице на четвертый этаж, прошел по грязному коридору к квартире номер 402 и только тут очнулся.

Будто кто-то резким движением сдернул с его головы вуаль, как Синдзи оторопел от мысли, где он сейчас находится. Тяжесть на душе никуда не делась, но сейчас, глядя на спасительную дверь, Синдзи ощутил лучик надежды, потому что там, за дверью, он мог встретить ту, кто даже в таком бедственном положении не отвернется от него. Конечно, шансов на это было критически мало, но ведь она тоже была такой же одинокой и отстраненной от жизни, и вдруг сейчас, несмотря на то, что произошло, вдруг вот сейчас она поддержит его. Это было бы настоящим чудом. Синдзи ощутил нервозность, но уже другую, как в тот раз, когда он впервые стоял у этой двери. На сердце слегка защекотало.

«Чего мне терять?»

Он нажал на кнопку звонка.

«Черт, забыл. Он так и не работает».

В прошлый раз он вошел внутрь и напоролся на конфуз, так что сейчас Синдзи осторожничал. Набравшись духу, он постучал в дверь, и к его удивлению та мгновенно отворилась.

— Рей! — от неожиданности воскликнул он, чуть не отпрыгнув назад.

— Икари-кун… — то ли спросила, то ли констатировала она. Разглядеть какие-то эмоции на ее лице было проблематично, но, кажется, она все же была слегка удивлена.

И тут Синдзи с ужасом понял, что не знает что сказать. И одной из причин этого был внешний вид Рей. Голубоволосая девушка предстала перед ним в одной рубашке — школьной сорочке с короткими рукавами, застегнутой спереди на пару пуговиц, но достаточно открытой, чтобы разглядеть ложбинку грудей и отсутствие бюстгальтера. Рубашка была длиной до бедер, так что скрывала наличие или отсутствие нижнего белья, но достаточно короткой, чтобы от малейшего движения приоткрыть область между ног. Синдзи нервно сглотнул и тут же поднял взгляд наверх. Рей буравила его своим скупым на эмоции красным взглядом, по которому невозможно было определить, о чем она сейчас думает, и Синдзи почувствовал себя от этого еще более скованным. Неловкая пауза продлилась слишком долго.

— Икари-кун, что-то случилось? — тихо спросила Рей.

— А… — тот будто проглотил язык. — Я… Ну…

Он нервно затеребил ремешок на сумке. Слова предательски не хотели формироваться в голове, и это уже была почти что паника.

Рей, выждав минуту, окинула его взглядом с ног до головы и спросила:

— Ты что-то хотел?

Синдзи готов был снова разрыдаться от собственной никчемности и бессилия, но он и сам не мог представить, что сейчас хотел. Руки дрожали.

— Ты хочешь войти?

— Э… — он уже в который раз опешил, на этот раз от изумления, но, собрав остатки воли в кулак, выпалил: — Я… если ты не против! Можно?

Рей еще раз посмотрела ему прямо в глаза, отчего тот неуютно заелозил на месте, и отошла в сторону, открывая проход в свою скудно обставленную квартиру. Синдзи с бешено колотящимся сердцем вошел в черноту комнаты, и, проходя мимо Рей, вдруг услышал от нее едва различимое:

— Добро пожаловать.

Эти слова, банальные, стандартные требования этикета, неожиданно вызвали такое чувство тепла и радости, что Синдзи невольно оторопело остановился в прихожей, развернулся и взглянул на Рей. Та тут же отвела взгляд в сторону, но Синдзи готов был поклясться — он смог разглядеть в ее глазах легкое замешательство, растерянность или даже смущение оттого, что сама не знала, как ей реагировать в подобной ситуации. И Синдзи от этого почувствовал небывалое облегчение, на душе стало немного легче и он, не сдерживая улыбки, произнес:

— Спасибо за приглашение.

Рей, кажется, растерялась еще больше, но мигом отвернулась от Синдзи, закрыв дверь, и, не поднимая на него взгляд, проскочила мимо на кухню. Синдзи проследил за ней взглядом, слегка покраснев при виде ее стройных обнаженных ножек и от едва различимого аромата Рей, едва различимого и такого притягательного, но быстро пришел в себя и, разувшись, прошел в комнату. Здесь так ничего и не изменилось: одежда была беспорядочно раскидана по кровати и на стуле, нижнее белье висело на сушилке, на столике стояли какие-то медицинские колбы и пакет с лекарствами. Окна так и были зашторены, хотя свет с улицы был единственным источником освещения в комнате, и все также пахло бинтами.

С кухни раздалось журчание воды. Синдзи вздохнул и погрустнел. Да, он был в квартире Рей, самого худшего не произошло, его не скрутили люди в черном, но, тем не менее, он по-прежнему убегал от кошмара уходящего дня. В проходе гостиной появилась Рей.

— Икари-кун, — монотонным голосом произнесла она. — Я уже поела, но, если ты желаешь, я могу разогреть тебе лапшу быстрого приготовления и чай.

— Нет-нет, — тут же замахал он руками, — не нужно так ради меня стараться, я не голоден, правда!

— Ясно, — кивнула Рей.

«Черт, и зачем я отказался? Аппетита нет, но хотя бы чай надо было выпить. Чай вместе с Рей… Вот балда».

— Ты так и не ответил, что у тебя произошло, — снова произнесла Рей, острым взглядом вцепившись в Синдзи.

— А… Это… — Страх вернулся, все слова опять вылетели из головы.

— Ты поссорился со Вторым Дитя?

Синдзи поник. Она видела его насквозь, точнее, он сам был как открытая книга, и юлить больше смысла не было. Подавленность вернулась, а вместе с ней и слабость.

Синдзи опустил голову и слабо кивнул.

— Поэтому ты пришел сюда?

Слова Рей прогремели в голове Синдзи, и тот вздрогнул, поняв, что она может подумать.

— Нет, Рей, это не так! То есть так, но… Черт, не знаю, как сказать… Просто я… — снова сдавило горло, — просто я… Я не знал, куда мне идти… и даже сейчас не знаю, что делать… Я… Рей, прости… Я не должен был приходить.

— Я поняла.

Ее тихие слова прозвучали как приговор, Синдзи почувствовал себя в точности как тогда, когда случайно упал на нее, а Рей отреагировала полным безразличием.

— Ты можешь остаться здесь.

«Что?!» — в голове будто ударила молния.

— Если тебе некуда идти, я могу предоставить тебе свое место.

— Рей… — Синдзи поднял на нее свои изумленные глаза, смешавшись в растерянности, восхищении и счастье.

Голос не выражал ровным счетом ничего, но губы на ее лице вдруг слегка сжались, а кончики глаз прищурились, будто это была робкая попытка выразить дружелюбие. Синдзи не был в этом уверен, но сейчас, когда наконец-то на душе стало немного легче, он смог сбросить цепь напряжения и выдохнуть с облегчением.

— Спасибо, Рей, — произнес он. — Спасибо.

Девушка кивнула с секундной заминкой и начала объяснять:

— Душ и туалет находятся в той комнате. Горячая вода работает с перебоями. На кухне есть газовая плита. Кровать одна, но я могу спать на полу.

— Нет-нет, Рей, так нельзя! Я не могу позволить этого, ты должна спать на кровати, а я могу и на полу… или в ванной… как тебе будет удобно…

Рей замолкла, что-то обдумывая в своей голове.

— Хорошо, Икари-кун, если тебя это будет смущать, я могу занять кровать. Но в ванной влажно, на кухне холодный пол, так что я рекомендую спать здесь.

Она указала взглядом на место под ее кроватью. Синдзи, представив, что он с Рей будет спать в одной комнате, встрепенулся и с застенчивой улыбкой кивнул. Кажется, все складывается не так уж и плохо.

Рей была похожа на ангела. Обнаженная, она лежала на кровати с закрытыми глазами и снежным блеском сияла под лучами солнца — на ее бледной коже все еще сверкали капельки воды. Подтянутая грудь мерно вздымалась при каждом вздохе, на расслабленном лице не осталось ни тени боли или экстаза и лишь подрагивающие полуоткрытые ресницы говорили о том, что она не спит. Рей уже успела успокоиться, дрожь и конвульсии практически прекратились, только живот и бедра иногда сводило едва заметной судорогой, но и она шла на спад.

Синдзи наслаждался ее умиротворенным видом и такой приковывающей внимание красотой обнаженного тела. Внутри него все еще горело желание, возбуждение так и не спало, хотя из-за прекратившихся ласк член все же слегка расслабился, повиснув под собственной тяжестью. Он мог бы с легкостью накинуться на обомлевшую девушку, но Синдзи помнил, как резко эйфория сменилась подавленностью, когда он трижды кончил с Аской за очень небольшой промежуток. Повторения подобного с Рей он не хотел, поэтому решил оттянуть момент блаженства, насколько это возможно. Плюс к тому он хотел проверить кое-какую идею на Рей — ее обессиленное состояние лучше всего подходило для этого, а спешка могла все испортить.

Сейчас помимо крепнувшей решительности Синдзи не без удовольствия ощущал возникшую трезвость ума. Справившись с соблазном, он смог обуздать свое возбуждение и сохранить самоконтроль. Странно, но у него больше не возникало мыслей о собственной ничтожности, прежних страхов и депрессии, наоборот, чувство силы, чувство превосходства над своими слабостями и чувство торжества поселились в его душе. Синдзи готов был упиваться этими ощущениями.

«Птица Феникс пала, чтобы возродиться из пепла, — вспомнил он древнюю легенду. — Столько мучить себя, терпеть и бояться, и все ради того, чтобы возродиться таким… таким… Кем же я стал? Почему я больше не боюсь, откуда у меня такая решимость? Я даже больше не сомневаюсь ни в чем».

Он пожал плечами.

«Ну, это лучше, чем постоянно ныть и скулить. Я мечтал об этом с самого рождения и, наконец, стал действительно сильным. Как Кадзи-сан или… отец… — он вдруг усмехнулся. — Что ж, поиграем в эти ваши взрослые игры».

Синдзи сходил в ванную за большим полотенцем. Теперь он уже не чувствовал стыда за собственную наготу, даже наоборот, это подогревало его возбужденность. И хоть он по-прежнему не считал себя привлекательным, стеснение собственного тела, однако, прошло. По крайней мере, в компании с Рей.

Вернувшись в комнату, Синдзи присел на краешек кровати и стал вытирать банным полотенцем тело девушки. Даже несмотря на жаркую летнюю погоду, лежать нагой и мокрой под открытым окном было небезопасно. Синдзи медленно, с удовольствием стал растирать Рей махровой тканью, не просто вбирая влагу, а массируя все ее тело, аккуратно, но с глубоким нажимом. Сначала стройные ноги, с пят до колен, потом бедра, уже мягкие и податливые, потом выше, к ее лону. Здесь Синдзи едва пересилил себя, чтобы не впустить пальцы в ее киску, и хотя эрекция уже вновь подняла его член, он все же смог сдержаться. Бережно водя полотенцем по упругому бугорку, Синдзи сквозь слой ткани мог только ощущать мягкую нежную плоть и шершавость ее лобкового пушка, почти такого же светлого, как волосы на голове. Дыхание Рей стало глубже и едва заметно учащеннее. Но Синдзи не стал продолжать ласку, а повел полотенце выше — по животу (Рей заметно вздрогнула от этого), далее к ребрам, потом бока, и еще выше, к грудям. Обвив плотные полушария материей, Синдзи с нажимом стал массировать их сквозь ткань, наблюдая, как тяжелеет дыхание Рей. Ощущения были конечно же не такие приятные, как от прямого соприкосновения с грудью, но зато полотенцем можно было мять груди по всей площади, сплющивая их и мня под ладонями. Рей слабо застонала, и по ее напрягшемуся лицу Синдзи определил, что Рей было неприятно, хоть ее грудь была более округлой, подтянутой и плотной, чем у Аски, она уступала той в податливости и мягкости.

Немного подразнив Рей, лаская ее грудь на грани неприятных ощущений и заставив ее слабо постонать, Синдзи продолжил обтирание, перейдя к плечам, шее и затем к голове. Там он бережно смахнул с ее лица оставшиеся капли воды и аккуратно приподнял голову одной рукой, другой растирая ее волосы полотенцем. Рей уже открыла глаза и слегка приподнялась на локтях, помогая Синдзи и при этом не сводя с него глаз. Все тот же взгляд, алый, глубокий, будто погруженный в себя и совершенно безэмоциональный, но сейчас Синдзи уже мог приоткрыть завесу тайн над ее мыслями. Глаза открыты шире, чем обычно, практически не моргают, не отрываясь смотрят на его лицо — не было сомнений, Рей сейчас думала о нем. Не о чем-то конкретно, не оценивая его и не вспоминая что-то из прошлого, а просто в данный момент он был центром ее внимания, заполнив собой весь ее маленький внутренний мирок. Синдзи бережно опустил Рей на подушку, немного приподняв ее, и улыбнулся:

— Как самочувствие, Рей?

Долгая пауза, будто она с трудом отстранялась от образа Синдзи, чтобы вернуть разум в русло осознания и логики.

— Уже лучше, — тихо произнесла она. Потом замолчала, словно вспоминая что-то, и добавила: — Спасибо.

Синдзи вновь одарил ее улыбкой и, наклонившись, поцеловал в лоб.

— Я рад. — Он поднялся, выпрямившись и окинув взором сверху ее всю, а потом произнес: — Это я должен сказать спасибо. За то, что даришь мне радость и удовольствие.

Рей замерла, ее губы едва различимо разомкнулись, брови слегка приподнялись, но она поспешила отвести взгляд вниз, стесняясь скорее не проявления чувств перед Синдзи, а самого факта их наличия. Тот все уже понял, так что, мысленно хихикнув, он просто потрепал Рей по макушке. Та вернула взгляд обратно, задержав его ненадолго на набухшем члене Синдзи, начав как будто с интересом следить за его действиями, но он в этот момент приподнял ее тонкие руки над телом и опустил ладони на ее же бугорок в области паха.

— Мы скоро продолжим, — пояснил Синдзи. — А пока тебе надо придти в форму. Помнишь, как я ласкал свою киску?

— «Киску»? — непонимающе переспросила Рей.

Синдзи чуть не прыснул смешком, насколько это было забавно и умилительно.

— Твои половые губы и влагалище, — с улыбкой объяснил он.

Рей замерла на секунду и слабо кивнула.

— Попробуй сама. Ты ведь раньше этим не занималась?

На этот раз Рей опять же после недолгой паузы отрицательно покачала головой.

— Начни ласкать себя так, как тебе это нравится. Почувствуй свое тело и свою киску, ее плоть и внутренности, ощути, как она отзывается на твои прикосновения, улови ритм. Доставь себе удовольствие, и тебе станет гораздо лучше.

Лицо Рей, чьи глаза слегка округлились, выражало все нарастающее недоумение, а на щечках появились румянцы.

— Я… — прошептала она, — не умею…

— Просто слушай свое тело. Начни движение пальцами, где тебе больше нравится, а потом нащупай наиболее приятный способ.

Рей, замявшись в нерешительности, поводила глазами из стороны в сторону, будто ища подсказку, что ей делать, и, не нашедшись с ответом, неразборчиво произнесла:

— Угу…

А затем начала неуверенно поглаживать пальцами уплотнение кожи сверху малых губ, как раз там, где начинался капюшон клитора. Сначала ничего не происходило, Рей с замешательством на лице водила пальцем вперед и назад, приподняв голову и пытаясь лежа хоть что-то разглядеть за своим бюстом и сложенными руками. Однако потом движения стали более широкими, подключилась и вторая рука, пальцы теперь гладили не крошечную точку на лобке, а всю область над горошинкой, затрагивая даже верхнее основание больших половых губ. Рей, кажется, заинтересованно и сосредоточенно сконцентрировалась и погрузилась в процесс, изредка бросая обеспокоенный нервный взгляд на Синдзи. Тот едва мог сдерживать улыбку, а заодно и возбуждение, ведь от вида ласкающей себя Рей оно снова приближалось к своему пику. Смотреть дальше было опасно, так что он поспешил пройти на кухню, оставив Рей наедине с собой.

В темном крошечном закутке с трудом помещались холодильник, газовая плита, раковина, старинная стиральная машина с ручным отжимом, столик и табурет, не считая полок вдоль стены. Сверху тянулась веревка для сушки белья, под столом валялся, очевидно, пустой газовый баллон. По крайней мере, Синдзи на это надеялся.

«Ну, небольшой беспорядок, но на удивление чисто».

Худшие ожидания к счастью не оправдались. Обычная кухня, маленькая только и тесная. В холодильнике обнаружились овощи и фрукты, баночки с йогуртами, соками и молоком, творог и сыр, вареный рис, на вид еще свежий, консервы и немного сливочного масла. Изучив содержимое полок с крупами, приправами и посудой, Синдзи начал хозяйничать. Прежде всего, он поставил машинку, загрузив приготовленную одежду, затем закончил ручную стирку в раковине, слегка застопорившись над трусиками Рей. Они выглядели очень мило в своей белоснежной простоте, были приятными на ощупь, а самое главное — возвращали мысли к своей хозяйке, которая в этот момент разогревала себя на кровати. Мысль об этом будоражила воображение, не позволяя окончательно остыть и разливая медовое чувство предвкушения по венам.

«Что ж, пора».

Синдзи вернулся в главную комнату. Изрядно раскрасневшаяся Рей уже во всю силу теребила свои гениталии, постоянно то сжимая, то разжимая бедра и лихорадочно выгибая таз вверх, ее пальчики с усилием натирали вершину венериного бугорка, елозя кожицей по глубоко утопленному, но проступающему затвердевшему от стимуляции основанию клитора, пальцы другой руки тем временем проникали в ложбинку, погружаясь в щель между напрягшимися половыми губками, смыкая их вместе, мня и оттягивая, совершая быстрые круговые движения. Дыхание Рей снова потяжелело, воздух с шумом входил и выходил из груди, движения ее становились дрожащими, судорожными, пальцы, углубляясь в изрядно намокшую плоть, издавали хлюпающий звук. Девушка бросила виноватый взгляд на Синдзи и тут же опустила глаза, крепко стиснув губы, чтобы не застонать вслух. Она и в самом деле была сбита с толку этими ощущениями, таким непонятным и смущающим наслаждением.

Синдзи улыбкой подбодрил ее и, ощутив волну накатывающего желания, подошел к кровати, позволив Рей искоса разглядеть свой напрягшийся член.

— Хочешь продолжить? — спросил он.

— Д-Да… — дрожащим голосом выдавила из себя Рей. — По-пожалуйста, Ик-кари-кун.

Тот усмехнулся.

— Нет.

Он запрыгнул на кровать, оседлав Рей и расположившись на ее животе, коленями придавив руки к бокам, но оставив свободными ее запястья. Рей тихо вскрикнула от неожиданности и попыталась было подняться, однако Синдзи прижал ее плечи к кровати, склонившись над ней.

— Стой! Просто продолжай.

Девушка испуганно взглянула на Синдзи снизу, но через секунду ее напрягшееся лицо расслабилось, и Синдзи ощутил, как она продолжила движения у себя между ног. Теперь опустившая взгляд Рей не сводила взгляда с члена Синдзи, который аккуратно поместился в ложбине между ее грудями. Синдзи старался не опускаться целиком на живот девушки, чтобы не придавить ее, и балансировал на коленях, сместив торс чуть вперед.

Это было удивительное ощущение — нависнуть над Рей, которая не моргая глядела на покачивающийся перед ее лицом член и одновременно содрогалась от собственных ласк, суетливо ерзая от накатывающих ощущений. Синдзи чувствовал возбуждение, подходящее к крайней точнее, чувствовал, как вскипает кровь от жажды овладения этой девушкой, от ее нервозных подергиваний, от одного только ощущения ее нежной кожи под своим телом.

Cлегка привстав, Синдзи руками подтащил Рей за плечи повыше на подушку, чтобы ее голова поднялась почти в вертикальное положение. Затем он уперся в спинку кровати и подвинул таз вперед. Член скользнул по ее груди и остановился в сантиметре от испуганного и растерянного лица Рей.

— Рей-тян, — мягко произнес Синдзи. — Открой ротик.

Глаза девушки округлились, и она в нерешительности подняла их на Синдзи, будто ища помощи или даже моля о чем-то.

— А-а-а-ам, — подсказал он. — Вкусно.

Понимание не сразу пришло к Рей, а когда это случилось, ее вдруг пробил легкий озноб, губы задрожали, а в глазах появился испуганный блеск.

— Рей, руки, — ласково напомнил Синдзи. — Не прекращая движения. И поработай ротиком. Ну же, вперед.

Он придвинулся еще ближе, коснувшись головкой ее подбородка. Вздрогнувшая Рей машинально попыталась отстраниться, но за подушкой уже не было места. Тут она в нерешительности еще раз взглянула на член и вот, наконец, прикрыв глаза, робко высунула кончик языка, а затем коснулась им головки члена. Синдзи ощутил приятное покалывание от удовольствия, даже не благодаря едва заметным ощущениям, а от самого свершившегося факта — Рей лизала головку его пениса. Сначала она просто касалась язычком самого кончика головки, уткнувшись в устье уретры, но потом стала двигать им вверх и вниз, поглаживая дольки вокруг дырочки и основание вытянутой от напряжения уздечки. Приятные ощущения резко усилились, и теперь Синдзи мог с закрытыми глазами определить, в каком месте и с какой силой Рей лижет его головку. Но, тем не менее, этого было не достаточно.

Синдзи придвинулся поближе так, чтобы пенис вплотную подступил к ротику Рей, и ей не нужно было тянуться язычком. Девушка сначала вздрогнула, открыв от неожиданности глаза, но через секунду продолжила, на этот раз не полизывая член, а касаясь его губами, почти что целуя. Сначала неловко, нерешительно, Рей просто притрагивалась к головке, но потом она начала облизывать ее губами, сперва обхватив самый кончик и скользнув по нему назад, снова обхватив головку, теперь чуть побольше, и опять назад. Синдзи пробрала дрожь от наслаждения, хотя ощущения были и не такими острыми, но он просто ждал удобного момента. Рей, освоившись, уже хватала член губами смелее, с каждым разом покрывая все больше и сдавливая его все сильнее. В одной из следующих попыток она открыла рот настолько, чтобы в него поместилась почти вся головка, и теперь, медленно проводя по ней губами, она еще и внутри начала ласкать ее кончик язычком, теребя им дольки уретры. Синдзи вздрогнул от наслаждения, едва не выдернув член, но тут же спохватился и наоборот — двинул тазом вперед, загоняя пенис поглубже в рот Рей, скользнув им по зубкам и уткнувшись в забившийся вглубь язык. Девушка от неожиданности вскрикнула мычащим звуком, распахнув глаза, но Синдзи в ответ схватил ее голову, не давая возможности извлечь член изо рта, и прошептал:

— Язычок, Рей-тян. Смелее.

Девушка еще сильнее замычала, забившись под Синдзи, но через некоторое время угомонилась и расслабилась, продолжив заодно самоласкание. Во рту она очень осторожно стала водить языком по головке — сначала просто касаясь и отстраняясь, затем круговыми движениями облизывая головку, медленно ускоряя темп. Через некоторое она закрыла глаза, а движения ее стали более плавными, глубокими и протяженными, что только усилило наслаждение. Синдзи старался не двигать членом, проверяя, на что Рей способна самостоятельно и как быстро он кончит от одних только ласк язычком. И Рей его не подвела — мягкость непрерывных движений и обилие влаги от слюны быстро усилили экстаз до максимальной точки, пробудив первые признаки оргазма. Синдзи мог и дальше продолжить, но сейчас у него были другие цели, так что он плавными движениями тазом дополнительно усилил стимуляцию члена во рту, совершая короткие фрикции, и вот когда вершина удовольствия сцепила его в области паха, Синдзи не стал сдерживаться. Ему очень хотелось кончить в ротик Рей, заставить ее проглотить все его семя, но было пока еще рано. Чувствуя приближающийся спазм, он выдернул член и резко отпрянул назад, приземлившись на напрягшийся животик Рей. В этот момент оргазм уже достиг своего пика, и струя горячей спермы сильным потоком вырвалась из члена, молочной дорожкой проложив свой путь между грудями Рей, по ее шее и большей частью приземлившись на ее личико. Капли густой жидкости разбрызгались по краям, и тот факт, что Рей успела закрыть рот, только способствовал большей площади покрытия. Молочно-белесая масса окутала стиснутые губы Рей, покрыла ее носик, облепила волосы на челке и расплылась по щекам и ресницам, медленно стекая по лицу. Девушка тут же выдохнула, не открывая глаз, но разомкнув губы, и капли густой жидкости устремились ей в ротик. Рей в прострации замерла и через секунду задрожала, слабо всхлипывая. Из зажмуренных глаз потекли слезы, смешиваясь со спермой.

Синдзи отпрянул назад, переводя дух.

«Второй. В этот раз не такой сильный, но спермы все еще много. Хорошо».

Он слез с Рей и окинул ее взглядом. Трясущаяся девушка с потяжелевшим дыханием еле заметно вздрагивала от всхлипываний, лицо скривилось в смешанном выражении шока и удивления. Клубы семени медленно расплывались по ее лицу, особо густые капли с белыми жилками вязкими нитями свисали с ее подбородка, медленно стекая на шею и грудь. Рей все еще не могла открыть глаза из-за слипшихся ресниц, однако дрожащие губы говорили о том, что она едва сдерживает плач.

— Рей-тян, — обратился к ней Синдзи как можно добродушнее, — у тебя получилось. Ты просто молодец. Только не останавливайся.

Он погладил ее руки в области лобка. Рей снова вздрогнула, попытавшись убрать их оттуда и поднести к лицу, чтобы вытереть с лица семя, но Синдзи перехватил их в пути.

— Нет-нет, Рей-тян. Нельзя. Пусть так останется. Ты выглядишь восхитительно.

Он пальцами смахнул особо густую каплю спермы с ее ресниц и размял ее по щеке, заодно стерев дорожку от слез.

— Пока отдохни, скоро мы продолжим. Как только почувствуешь, что ощущения возвращаются, продолжи ласкать себя.

Рей разлепила глаза и взглянула на него своим жалостливым вымученным взглядом.

— Хорошо… — прошептала она дрожащим голосом.

Синдзи бережно опустил Рей на подушку и вышел на кухню. Машинка все еще крутилась, но раковина высохла, так что Синдзи смог приготовить свое белье и замочить его. До завтра все должно быть постирано и высушено. Покопавшись еще немного на кухне, он вернулся к Рей — девушка уже пришла в себя и, несмотря на слой разжидившейся и расплывшейся по лицу спермы, растянулась на кровати, медленно гладя себя между ног.

«Ну что ж, начнем следующий заход».

Устроившись рядом с голубовлаской, он начал помогать ей в ласках, массируя ее тело и ускоряя движения рук. Синдзи ждал, пока она вновь разогреется, а влагалище начнет истекать соком, и ждал очень долго, хотя Рей уже была возбуждена. Но он продолжал ее изводить ласками, не только потому, что ему это доставляло удовольствие, но и еще по причине собственной готовности. Он накапливал возбуждение для нового оргазма и хотел целиком взять под контроль этот процесс. Или хотя бы прочувствовать все тонкости накатывающих ощущений.

Когда Рей снова начала постанывать, Синдзи уселся в ее ногах, подтянул за них девушку к себе, затащив на колени, и резко без предупреждения вошел в нее.

— А-а-ах! — вырвалось у изогнувшейся Рей.

С такого положения было не очень удобно — напрягшийся член пришлось сильно наклонить вниз, и так он не мог глубоко проникать в ее лоно. Плюс к тому изрядно возбудившаяся Рей слишком сильно елозила бедрами и сдавливала стенки влагалища, будто выталкивая член обратно.

— Рей-тян, расслабь киску. Ты слишком напряжена.

Тяжело дышавшая и нервно извивавшаяся на кровати девушка с трудом произнесла:

— И-из… звини… ах… — она запнулась на секунду, — что-то… подступает… изнутри… чувство…

Отверстие влагалища с силой начало сдавливать член, плотно стискивая его мокрыми язычками внутри, отчего он так и норовил выскользнуть обратно.

— Рей-тян, ты вот-вот кончишь, — улыбнулся Синдзи, сам едва сдерживая дрожь в голосе от удовольствия. — Но время еще не пришло.

Сильным толчком он вогнал член глубоко внутрь Рей, одновременно схватив ее за талию и притянув на себя. Влагалище туго облепило ствол пениса, Синдзи тут же отпустил корпус девушки, отчего она сползла вниз, одновременно выпуская член из своего скользкого плотно сдавившегося нутра. Синдзи уже балансировал на грани оргазма и даже мог бы сдержаться, но наслаждение было слишком желанным. Выскочивший из влагалища член дернулся, и из его головки выстрелила новая порция семени, оросив подрагивающий животик и выпирающие грудки девушки.

«Третий. Ощущения сильные, но сперма становится жидковатой».

Белесая и уже не такая густая жидкость быстро растеклась по телу Рей, залив пупок и ручейками устремившись по ее бокам, где быстро впитывалась в простыню на кровати. Впрочем, ее было по-прежнему много и она липким водянистым слоем покрывала личико Рей, ее груди и живот, поблескивая на солнце. Девушка тихо, но томно застонала, даже как-то изнывающе, судорожно сведя руки в области паха и начав тереть свою киску. Она была перевозбуждена, но оргазм никак не приходил.

Синдзи хмыкнул и снова пошел на кухню — надо было завершить стирку и посмотреть, что можно приготовить на обед. Залив рис молоком, он поставил его на медленный огонь и, выйдя обратно к Рей, с трепетом стал следить, как она усиленно пыталась кончить, неумело теребя свои половые губы и клитор, стона от сильных и зачастую болезненных ощущений и одновременно от такого неровного наслаждения.

— Рей-тян, я помогу, — с улыбкой произнес он. — Теперь можно.

Девушка едва могла сфокусировать взгляд на Синдзи, подергиваясь от непрекращающейся мастурбации и приступов накатывающего наслаждения. Запустив руку ей между ног, Синдзи стал помогать ее рукам ласкать себя, с силой теребя всю плоть вокруг киски. Через некоторое время он ощутил, как возбуждение медленно возвращалось к нему, член с некоторой усталостью снова начал твердеть, поэтому Синдзи решил не тянуть. Расположившись у изголовья кровати, он повернул голову Рей к себе и снова просунул головку пениса в ее ротик, который мгновенно обхватил его губами. Она к тому времени уже окончательно потеряла над собой контроль, остервенело вводя в себя пальцы, выгнувшись и задыхаясь от экстаза, так что никакого сопротивления она уже оказать не могла. Взгляд ее затуманился и сделался обессмысленным, на краешках глаз висели слезы и остатки спермы, киска и губы издавали одинаково чавкающие звуки от истекания соком и слюной, из носа доносился бессвязный мычащий стон, движения языком стали беспорядочными, будто тыкающими наугад, но вдвойне сильными.

Наконец-то Рей приблизилась к своему пику. Синдзи с восторгом наблюдал, как она сначала забилась в судорожных движениях, с силой буквально вминая киску пальцами внутрь, потом, резко изогнувшись дугой и подняв таз вверх на трясущихся ногах, со стоном выдохнула носом, при этом бешено теребя языком во рту, и вдруг из киски исторгся настоящий маленький фонтан брызг. От восхищения и переполнившего возбуждения Синдзи сам достиг финиша, не удержав член в ротике Рей, но зато успев направить его на ее корпус — и тоненькая струйка жидкости оросила ее плечи и часть рук. Рей, кажется, даже этого не заметила, ее трясло и тело дергалось как от ударов током — оргазм так еще и не стих.

Только сейчас Синдзи смог ощутить давление в промежности и усталость в основании члена.

«Четвертый. Еще не предел, но сил все меньше. Значит, перерывы нужно удлинить».

Он присел рядом с успокаивающейся, но все еще подергивающейся девушкой, нежно гладя ее слипшиеся волосы.

— Рей-тян, ты даже не представляешь, насколько ты восхитительна. Ты просто чудо, Рей. Я тебя обожаю, — последнюю фразу он почти прошептал. — И я хочу насладиться тобой, всей, каждой твоей клеточкой, без остатка.

После чего Синдзи продолжил ласки. Делая перерывы, чтобы закончить домашние дела, он раз за разом подходил к Рей, лаская ее, подводя к пику наслаждения и возбуждаясь сам, позволяя то лизать свой член, то вставляя его во влагалище, но неизменно кончая на ее бледное тело. Восстанавливая силы, Синдзи кормил Рей — она покорно ела с поднесенной ложки, не обращая внимания на капавшую с ее лица на еду разжижавшуюся сперму, будто находясь в прострации, — пару раз сводил в туалет, когда она с трудом выговорила это слово, давал ей часовой отдых, а потом снова заставлял ее ласкать себя в самоудовлетворении. Сам он, даже чувствуя изнуряющую усталость, ноющую боль между ног и тяжелый туман в голове, не останавливался, едва чувствуя силы, орошал ее спермой, хоть от ее былой густоты и плотности почти ничего не осталось, но он продолжал и продолжал, пока не провалился в беспамятство, выдохшийся и обессиленный.

Со спортивной площадки на противоположенном конце школы доносился беспорядочный топот ног под бодрый свист учителя физкультуры. Где-то недалеко стрекотали осточертевшие сверчки, перекрываемые редкой трелью птиц. С закрытыми глазами Синдзи вслушивался в умиротворяющий фон окружающей среды, медленно успокаиваясь и приводя мысли в порядок. Сейчас ему нужна была кристально чистая голова, а подскочивший гормональный фон лишь возвращал в памяти сцены разрыдавшейся старосты с проникшими в ее нутро двумя рукоятями швабр. Сердце все еще колотилось в повышенном ритме, перекачивая сладкий привкус возбуждения и нервное щекотание от возможного разоблачения. Стоило только Хикари в таком виде показаться родителям, как ее маленький секрет тут же будет раскрыт, а там — прощай жизнь. Не то, чтобы Синдзи сильно волновался по этому поводу, просто устал уже от бесконечной фрустрации, но вот подобные последствия были крайне нежелательны. Не хотелось останавливаться на полпути.

Открыв глаза и глубоко вздохнув, остывший Синдзи включил розовый мобильник-раскладушку старосты. Прежде всего, проверил список вызовов — и вчера и сегодня обнаружились несколько наборов на номер Аски. От нее входящих звонков не зафиксировано. Затем Синдзи залез в память телефона. Музыку отбросил сразу, а вот фото его заинтересовали. Как и ожидалось, в памяти хранилась дюжина изображений как самой Хикари, так и Аски — тогда еще веселой, жизнерадостной, самоуверенной, улыбающейся, где-то надменно-величественной, а где-то приветственно сложившей пальцы в знак победы. Синдзи грустно улыбнулся. Этой Аски больше не существовало. Прощелкав далее сквозь фото неизвестных ему людей, он вдруг наткнулся на несколько снимков Тодзи.

— Минутку… — Синдзи нахмурился.

Всего пять фото, снятых явно со стороны, на одной из них даже черноволосый смуглый парень красовался в школьных плавках у бассейна, пуская слюни на девушек в воде.

— Ох, черт!.. Неужели Хикари и этот неформал?.. Нет, он явно не в курсе. Значит, тайная воздыхательница?

Теперь уже Синдзи озарило, на что там любовалась староста, мастурбируя в классе. Не первопричина, но как следствие. Ее симпатия к Тодзи пока еще не являлась проблемой, хотя и могла таковой стать в будущем. Надо запомнить, отметил про себя Синдзи, и перестраховаться.

Но сейчас его интересовало лишь письмо Аски. Заглянув в память сообщений, он тут же нашел несколько ее обрывочных сообщений, пришедших с перерывом в несколько минут буквально час назад.

«Хикари. Мне нужна твоя

Я не знаю что делать

Это чудовищно. Я была

Синдзи овладел мною. Изнасиловал. 2 дня назад. Это было ужасно. Больно. Жестоко. Я хотела умереть. Он разрушил меня, втоптал, разорвал, а я не могла сопротивляться. Он лишил меня девственности, облил своей спермой и выкинул, как тряпку. А я только рыдала, кричала и трепыхалась, но ничего не могла поделать. Это было унизительно и мучительно, но он был очень сильный, я тряслась от страха, а он просто пожирал меня. Но, Хикари, что хуже всего

Он причинял мне чудовищную боль, я боялась его до ужаса, я хотела умереть под ним, но что хуже всего, я чувствовала его наслаждение. Это ощущение в себе — резь, жар, волны и удары, он сломил мое сопротивление, и я дрожала и стонала, не знаю почему, это просто дикость, но я чувствовала, как мое тело переставало слушаться меня, оно будто нагрелось и промокло, а потом мой цветок будто расцвел, будто потек мед, и несмотря на ужасную боль я почувствовала блаженство внизу живота, а потом снова дрожь и экстаз, и будто взрыв в голове. И, Хикари, это было настолько сильное и приятное чувство, что я, кажется, закричала или может быть даже застонала, у меня потемнело в глазах, и осталось только ощущение вспыхнувших искорок экстаза, которые затмили всю боль и страх, и ужас. Даже когда я ласкала себя сама, у меня никогда не было столь сильного и бурного чувства на вершине возбуждения. Но было это лишь на мгновение.

А потом я пришла себя, и у меня болело все, у меня ужасно болел живот, текла кровь и его семя по моему телу, меня тошнило, выворачивало, а чувствовала разбитость, унижение, ощущение, близкое к смерти. Я хотела покончить с жизнью, но мне не хватило смелости, я просто убежала и все эти дни скрывалась в каких-то разрушенных зданиях, в кинотеатре, в забегаловках, и все время меня преследует этот ужас, его устрашающий вид надо мной, разрывающая боль в животе. Вся моя жизнь разрушена, я больше не могу быть собой и просто хочу умереть, но даже не способна и на это. Я чувствую себя грязной и отвратительной, и я не знаю, что мне делать.

Помоги мне, Хикари».

— Аска… — выдохнул Синдзи. — Аска… Ты просто изумительна!

Столько чувств в этих строках, почти поэзия, но главное — обреченность от осознания собственного ничтожества, собственной низости и надломленного страстью разума, а с ним и страх и ужас вкупе с крахом целого монумента собственной гордости. Аска рухнула так глубоко, что вряд ли сможет когда-нибудь подняться, и сейчас трепыхалась в мучениях перед собственным уничижением. Теперь ее так просто было добить, всего пару слов — и она задушит себя в презрении и жалости, но Синдзи даже не думал об этом. Сейчас, когда Аска стояла на грани краха и собственного перерождения, он хотел быть рядом с ней, чтобы создать ее заново. Он желал ее, желал упиться ее плотью и чувствами, но больше всего — заполнить собой все ее мысли, стереть страх и жалость к себе, ее воспоминания и заполнить собой ее жизнь так, чтобы у нее больше ничего не осталось.

Синдзи слабо представлял, что он собирается делать, но греющее душу ощущения собственного превосходства перед некогда величественной немкой, ощущение ее разбитости, причиной которой был он сам, будто по наитию подсказывали нужные идеи и слова. Для начала Аску нужно было вернуть домой. Для этого Синдзи полистал давнюю переписку Хикари, изучив манеру ее письма, и стал набивать новое сообщение:

«Аска, это ужасно…

Но послушай меня, я хочу сказать тебе очень важную вещь. Как бы больно и мучительно тебе сейчас не было, все это пройдет. Жизнь на этом не заканчивается, у тебя будет еще много приятных моментов, только не зацикливайся на пережитом кошмаре. Подумай, это просто первый опыт, он ни у кого не бывает нормальным. Я уверена, ты сможешь жить и дальше, снова сможешь чувствовать радость и наслаждение, твой страх лишь от неизвестности и неожиданности, а боль — это естественно для первого раза. К тому же ты и сама ощутила, что кроме нее есть и что-то приятное, и с каждым разом будет все приятнее. Ты это очень быстро поймешь.

Поверь, я знаю, о чем говорю. Хоть я это и не говорила ранее, но мой первый опыт тоже был немного форсированным. Наверное, это можно назвать и изнасилованием) Я тоже поначалу боялась, страдала, думала, что жизнь на этом кончилась. Но на удивление быстро пришла в себя, а сейчас даже считаю, что ничего плохого не случилось и вдвойне получаю удовольствие от ласк. Видишь, все хорошо, все наладится, не случилось ничего катастрофического, так что не стоит так отчаиваться. Иди домой, освежись, отдохни пару деньков, я не сомневаюсь, Синдзи сейчас боится не меньше твоего. Ты сама удивишься, как быстро ты свыкнешься с этим и все наладится)

Прости, что сейчас не могу быть с тобой, у меня возникло срочное дело, это связано с работой родителей, так что, наверное, мне придется уехать на пару дней. Но ты просто держись и помни — все к лучшему. Жизнь только начинается.

С искренними пожеланиями быть счастливой, Хикари)».

Не сдержав смешка, Синдзи выключил мобильник. Конечно, Аска могла сорваться или даже не клюнуть, но негативный результат его мало беспокоил, по крайней мере, не настолько, чтобы переживать из-за него. Манок прозвучал, а теперь следовало растянуть силки.

Понежившись еще немного под солнцем, Синдзи отправился в медкабинет к Рей. Голубоволосая девушка тихо дремала на койке, укрытая простыней. Ее мирный вид будто бальзам вызвал успокаивающую теплоту, отчего даже самому захотелось прилечь рядом и разделить с ней теплоту тела. Хотя Синдзи знал, что стоило ему прилечь рядом, и подремать точно не удастся, а сегодня он решил хотя бы на день взять выходной для своего орудия, так что, собрав волю в кулак и проигнорировав разочарование, потряс девушку за плечо.

— Рей… Рей!

Та неохотно разлепила ресницы и с легким испугом сфокусировала взгляд на Синдзи.

— Икари-кун, — тихо произнесла она.

— Твоя наблюдательность как всегда на высоте, Рей, — пробубнил он.

«Нельзя. Просто нельзя».

— Прости, что разбудил. Крепко спала?

Она слегка помотала головой.

— Только заснула.

— Извини, я не хотел. — Синдзи провел пальцем по ее подбородку.

Рей с секунду смотрела прямо в его глаза, и тому даже показалось, что он начинает тонуть в ее алом взгляде.

— Все в порядке, — произнесла девушка, смешанно моргнув и дернув бровями, как будто неловко вздрогнув.

— Покушала?

— Да. Гречневая лапша и зеленый чай. Вкусно.

Синдзи едва не прыснул смешком, вовремя прикрыв рот кулаком.

— Прости-прости, — он откашлялся. — Не знаю, Рей-тян, осознаешь ли ты это или нет, но ты просто до ужаса желанна.

Девушка удивленно повела бровью и слегка порозовела в щечках.

— Извини, я не понимаю…

— В этом-то все и дело. Ладно, так получилось, что нам надо уходить. Доктор далеко ушел?

— Я не знаю.

— Черт с ним. Пошли.

Потянув Рей с кровати, Синдзи быстренько одернул ее задравшуюся юбку, нежно пригладив ее вдоль ягодиц и бедер, поправил воротник рубашки и ленточку на ней и, вплотную приблизившись к ее лицу, пальцами расчесал спутавшиеся липкие волосы. Рей спросонья смущенно отвела взгляд. От нее все еще пахло спермой.

— Так лучше, — кивнул Синдзи, подавив невыносимое желание лизнуть ее.

Еще раз одернув Рей, чтобы она окончательно проснулась, Синдзи вручил ей в руки портфель и, приметив на столешнице у кровати недопитую бутылочку с соком, прихватил и ее.

— Теперь вперед.

Тянув сонную уставшую девушку за руку, Синдзи незаметно выскользнул из школы, и они поспешили в район многоэтажек, где жила Рей. Теперь уже не было нужды скрываться, так что всю дорогу Синдзи не отпускал ее руку, стараясь быть поближе, а в метро даже вплотную к ней прижавшись — его будоражил запах Рей, эта смесь спермы и чего-то теплого, успокаивающего. Девушку, кажется, это уже начало стеснять, и если вначале она еще слабо понимала, что происходит, то, придя в себя, растерянно отводила взгляд в сторону и еле заметно вздрагивала, когда Синдзи на остановках и в вагоне слегка приобнимал ее и прижимался плотнее.

Добравшись до дома, Рей окончательно стряхнула сон, зато обрела покрасневшие щечки и немного нервную реакцию на неожиданные ласковые касания Синдзи. По ее мечущемуся взгляду и частым подрагиваниям тот с вожделением определил, что девушка окончательно спуталась в мыслях и сейчас терзалась от таких непонятных ей ощущений. Проводив ее до квартиры, он вдруг остановился перед открытой дверью. Вошедшая внутрь девушка озадачено замерла на месте, растеряно глядя на Синдзи.

«Ну, давай же, произнеси это».

На ее лице возникло мучительное смятение, она, будто разрываемая внутренними противоречиями, то опускала глаза, то смотрела на Синдзи взглядом, полным надежды. И, наконец, робко произнесла:

— Ты останешься, Икари-кун?

Тот расплылся в счастливой улыбке.

«Молодец. Хорошая девочка».

— Рей-тян, — он притянул ее к себе за руку, не переступая порог. — Я тебя просто обожаю.

Прильнув к ней, он кончиком языка лизнул ее щечку и, скользнув им вдоль, поцеловал краешек губ, тут же ощутив приторный сливово-солоноватый вкус ее кожи, который вдруг показался необычайно возбуждающим. Рей нервно вздрогнула и с шумом выдохнула воздух, но Синдзи в этот момент помахал перед ней захваченной из школы бутылочкой с соком. Девушка вдруг округлила глаза и испуганно дернулась назад.

— Нет-нет, Рей, не пугайся. Мы ничего не будем заливать. Это твое домашнее задание.

Он вместил бутылку в ее дрожащие руки, и изрядно взволнованная Рей перевела на него испуганный взгляд.

— Домашнее задание?

— Да, Рей. Тебе надо выпить сок, он полезен для здоровья. Но бутылку не выкидывай, это будет твоим тренажером.

Лицо девушки в удивлении вытянулось, она озадаченно взглянула на продолговатый сосуд с ребристой поверхностью и толщиной чуть меньше запястья.

— Я не понимаю…

Синдзи хитро улыбнулся.

— А мне кажется, ты уже поняла. Попробуй научиться вставлять эту штуку в себя так, чтобы не вызывало затруднений.

— В себя?.. — в глазах Рей возникла едва заметная, но уже знакомая алая искорка растерянного волнения, страха и сумятицы. В какой-то мере это можно было назвать и смущением. Сексуальным смущением.

— Да, Рей. В свою киску и попку. Сначала прими ванную, отдохни, наберись сил. Помой бутылочку и набери в нее горячей воды до краев, плотно закрутив крышку. Потом расслабься, немного погладь себя, прочувствуй ладонями свое тело, поласкай те места, которые доставляют удовольствие. Когда возникнет щекотливое возбуждение, погрузи бутылку сначала в свою киску, так глубоко, насколько ты сможешь, поводи, пока она не увлажнится и не начнет двигаться свободно, а потом проделай то же самое, но с дырочкой в попке.

Пока Синдзи говорил все это, Рей будто наполнялась изнутри той самой непонятной энергией, которая смущала ее и заставляла тяжело дышать. Она ловила каждое слово, не сводила глубокого, неморгающего взгляда с глаз Синдзи, слегка разомкнув губы и живо прокручивая в голове его инструкции, отчего щечки ее непроизвольно все больше багровели.

— Сначала будет тяжело, но в этом и состоит твое задание — научиться вводить в себя этот предмет без затруднений, без стеснения, практически сразу. Сначала киска, потом попка. Ну ты ведь знаешь, обувь сначала нужно разносить, прежде чем она легко будет надеваться на ногу. Вот и тебе, Рей, тоже надо… Притереться. Когда эта бутылка без затруднений станет входить в твою попу с первого раза, твое наслаждение будет безграничным.

Он со все большим удовольствием глядел на растерянное лицо девушки, ее внутреннее волнение, и сам едва мог скрывать возбуждение.

— Я очень на тебя надеюсь, Рей-тян, ведь ты доставишь мне столько радости. Ну, до скорой встречи.

Не давая ей опомниться, он захлопнул дверь и поспешил вниз на улицу. Еще минута, и он набросился бы на голубовласку, но теперь, прогуливаясь под освежающим ветром, он успокоился и мысленно похвалил себя за сохранение контроля. Безудержная сила — это, конечно, хорошо, но нужно уметь управлять ею.

Собравшись с мыслями, Синдзи поспешил домой. Чем ближе становились апартаменты Мисато-сан, тем больший трепет он испытывал. Дома его могли встретить суровые люди из службы безопасности, полицейские, озлобленный опекун, и, разумеется, Аска. Именно она вызывала это щекотливое волнение, сложно даже сказать, приятное или нет. Просто волнение, смесь опаски и интереса, жалости и вожделения. Она, несомненно, уже не была той поросшей колючками вздорной девчонкой, она уже надломила свой разум, но вот кем она стала — этого Синдзи даже не мог предположить и очень желал узнать.

«Волнуюсь прямо как школьница», — нервно хихикнул он.

Однако первое разочарование настигло его на подходе к дому — свет в окнах везде был потушен. Возможно, просто до вечера еще было далеко, но обычно хотя бы в гостиной всегда включалось освещение, когда в квартире кто-то был. Синдзи разочаровано выдохнул, и чаща трепета качнулась в сторону неприятного волнения. Быстро поднявшись по лестнице под стук своего сердца, он подбежал к двери и ненадолго замер, вслушиваясь в окружение. Ни единого звука. С легкой нервозностью он достал ключ и осторожно отворил дверь — за порогом его встретила темнота коридора и холодная пустота. Синдзи тихо вошел в квартиру, ощутив ее знакомый и уже подзабытый запах, но никто его не встретил. Одиночество и тишина.

Пройдя чуть дальше по коридору, Синдзи вдруг замер и ощутил, как по спине прошла волна холода. На полу все еще виднелись высохшие бледно-красные пятна, идущие из гостиной на кухню и там в ванную. Перед глазами тут же вспыхнула сцена кричащей Аски, ее разрываемого нутра, льющейся крови и стонов и последующего краха и отчаяния, отчего руки непроизвольно задрожали. За минувшие два дня здесь никто так и не был.

Синдзи сжал зубы и проверил все комнаты, чтобы убедиться наверняка. Мисато так и не объявлялась. На полу в туалете виднелись багровые разводы и брошенное на полу полотенце, покрытое чем-то ржавым, в чем не сразу определялась кровь. Похоже, Аска убежала сразу же, только в спешке вытершись полотенцем и, возможно, умывшись. Стиснув зубы и подавив тошнотный ком, Синдзи быстро вымыл пол и замочил полотенце с тряпкой, стараясь на нее даже не смотреть. Почему-то вид крови и воспоминания вызывали гнетущее чувство, пробуждая в глубинах памяти то, от чего он убегал все это время.

— Да что со мной такое?! — гневно стиснул он зубы и приказал себе не думать о скверных ощущениях. — Я все сделал правильно. Мне нечего бояться. Я спас ее.

Повторяя эти мысли, он привел комнату в порядок, переоделся и с трудом поел, хоть в горло не лезло ни куска. Перед глазами вновь возникла темная расплывчатая пелена, заставив прослезиться и отдавая пульсацией в висках.

«Просто великолепно. Будет замечательно, если Аска сейчас войдет и увидит меня таким. Какого черта вообще происходит?»

Конечно, было маловероятно ее возвращение так скоро (да и вообще, ее возвращение), но теперь даже он не мог с уверенностью сказать, что так сильно хочет ее видеть. Чтобы отвлечься, он пошел к себе и стал разбирать свои вещи. В комнате он выпотрошил портфель, спрятав подальше телефон Хикари, как вдруг на глаза ему попался пузырек с препаратом Рей — тем самым нутрицевтиком.

«Я его разве взял с собой? — озадаченно подумал он. — Что-то не припомню…»

Настороженно его изучив, он бросил пузырек в дальний ящик и отправился принимать ванную. Сейчас для него это был единственный способ успокоиться и прогнать грызущее чувство тревоги. К тому же на тело навалилась неизвестно откуда взявшаяся усталость, так что делать больше ничего не хотелось, кроме как поддаться потоку мыслей и времени.

«Рей-Хикари-Аска… Такие чудные и хорошие девочки… Сломленные мною… Рей… Аска…»

Предаваясь думам о них, Синдзи постепенно проваливался в дрему, пока память окончательно не стерла все мрачные и беспокойные мысли, покрыв их черной вуалью.

Синдзи двигался, не ощущая под собой пола. Мир вокруг будто сжался в крошечную концентрированную точку величиной с булавочную головку, через которую он воспринимал смутно вырисовывающуюся действительность. Собственное тело ощущалось чужим и неестественным, но зато, казалось, можно было спокойно сломать себе руку и даже не моргнуть от боли. Лишь только чувства, такие же далекие и искусственные, гнали его вперед к своей жертве.

«Готов спорить, у меня безумно раскалывается голова. И я даже знаю почему».

Он стоял в гостиной, буравя хищным взглядом спину Мисато-сан.

«Разумеется, я знаю».

Рядом тряслась обнаженная Аска — от боли в области гениталий у нее уже помутилось сознание на грани шока.

«Но я не буду думать об этом».

Потому что думать было опасно — с разумом могло произойти все, что угодно, стоило лишь только вспомнить ту гору таблеток, рассыпанных по кровати, да пачку лекарственных пузырьков, любезно позаимствованных у Рей. Настоящий клад. Сокровища.

Мисато стояла у столешницы, задумчиво нависнув над раковиной и соблазнительно выгнув спину. Аска, чьи соски и клитор по-прежнему сжимали жесткие пластмассовые прищепки, больше не могла держаться на ногах и, задыхаясь от острой боли, сползла на колени. Однако руку Синдзи, которой он держал ее ладонь, она так и не выпустила, лишь только продолжила содрогаться от мучительных спазмов между ног. Ее сдавленный хрип, несомненно, доносился и до кухни, но под журчанием включенной воды опекунша вряд ли могла их услышать.

Синдзи хихикнул, сам не особо понимая почему, и погладил Аску по макушке.

— Я не буду тебя принуждать, — прошептал он ей. — Бежать или бороться — это только твой выбор. Но я буду крайне, неописуемо рад, если ты присоединишься ко мне. Терпеть боль в одиночестве это, конечно, мужественно, но разве не здорово будет поделиться ей со всем миром?

А затем он подмигнул девушке, наслаждаясь ее страдальческим взглядом, за которым скрывались едва различимые огоньки осмысленности, и наклонился, чтобы снять прищепку с клитора. Когда твердые пластиковые зубцы высвободили налившуюся кровью ярко-багровую горошинку из жесткого зажима, Аска вдруг хрипло пискнула, сползла по стене на пол, завалившись на спину, и дернулась в короткой судороге, прижав бедра к животу. И рот, и глаза ее широко распахнулись, грудь сжалась, выдавив воздух из легких, и на несколько секунд она согнулась в спазме, трясясь мелкой дрожью. Однако это странное напряжение мгновенно улетучилось, и Аска тут же расслаблено распласталась на полу.

«Кажется, она только что кончила, — изумленно выгнул брови Синдзи. — Это было… грандиозно».

Наслаждение от исчезнувшей боли было настолько сильным, что ее тело просто не смогло сдержаться. Синдзи даже самому пришлось перевести дух, так как, глядя на этот неожиданный и мимолетный экстаз, у него самого защекотало внизу живота. Впрочем, ему это было только на руку — возбуждение уже не поддавалось контролю, а значит, назад пути не было.

— Это лишь крошечная часть того, что ты можешь получить, — прошептал он ей на ухо, снимая прищепки с сосков. — Я буду ждать, Аска-тян.

Поднявшись, он в последний раз осмотрел обнаженное и по-прежнему прекрасное тело девушки, которая в свою очередь уже закрыла глаза и никак не отреагировала, лишь мелко и учащенно дыша. Мысленно заключив ее в объятия, Синдзи развернулся и вошел на кухню. Там так ничего и не изменилось — Мисато задумчиво переминалась с ноги на ногу у раковины, барабаня пальцами по уже натертым до блеска овощам. Каждое ее движение бедрами отчетливо вырисовывало изгиб ягодиц под шортиками, будто она делала это нарочно.

Бесшумно подойдя к ней, Синдзи внезапно улыбнулся — вдруг подумалось, что он уже начинает повторяться с этими неожиданными заходами со спины. Хотя это самый эффективный способ нападать на жертву. Отсчитав в голове четыре секунды для сохранения ритма, он резко обхватил женщину за талию, запустив руки спереди под майку и плотно обняв влажную кожу на ее животе. Та едва ли не подпрыгнула на месте от неожиданности, и лишь крепкая хватка Синдзи удержала ее на месте, заодно не позволив развернуться.

— С-Синдзи! — выпалила она, повернув голову с широко раскрывшимися глазами.

— Эй, Мисато-сан, — он ответил ей милой улыбкой. — Я вернулся.

— К-Как же ты меня напугал! — лицо ее неожиданно быстро сменилось с бледного на пунцовый. — Я… Я…

Синдзи начал гладить ее по животу ладонями, плавно увеличивая амплитуду.

— С-Син-тян… — в глазах ее мелькнуло нервное напряжение. — Стой-стой-стой!.. Я хотела с тобой поговорить.

Она попыталась убрать его руки с себя, однако наткнулась на неожиданно сильное сопротивление. Вдобавок Синдзи с ехидной улыбкой в голове начал еще надавливать ладонями на упругий живот женщины, как бы случайно соскальзывая под шортики. Мизинцы уже могли ощутить там натянутую резинку трусиков.

— Подожди, Синдзи, я серьезно говорю. — Впрочем, под напущенной суровостью на лице легко просматривалась растерянность, к которой добавилось еще и глубокое удивление. Осталось лишь скрасить смущением.

— Не волнуйтесь, Мисато-сан, я просто уходил, чтобы восстановить силы. А сейчас она буквально рвется на свободу.

В доказательство он прижался к ее телу, ощутив выпирающие упругие ягодицы на своем животе и одновременно уткнувшись напрягшимся членом в ее бедро.

— Ой… — непроизвольно дернулась Мисато. — Т-Твой…

— Я уже на грани. Не забывайте, вы ведь до безумия привлекательны.

— Ох… — женщина на мгновение опустила голову. — Умеешь же ты льстить… Впрочем, я понимаю твою прыть — молодая кровь легко закипает, энергия бьет через край. Просто немного удивлена видеть тебя таким, но если подумать, ты ведь на самом деле такой же юноша с естественными потребностями... Да и я в свое время…

Синдзи быстрым движением расстегнул пуговицу на шортах, прекратив ласки живота

— Подожди… — Мисато вдруг запнулась. — Хотя… ладно. В конце концов, это моя вина, сама согласилась. Но только, Син-тян, давай не будем гнать коней, я тебе все объясню и покажу, и ты сможешь насладиться вдоволь.

— Мисато-сан, в самом деле, позвольте мне оставить радость открытия.

— Радость?.. А, вот ты о чем, — она приложила ладонь к щекам. — Ох, что же я делаю?.. Хорошо, Синдзи, я полностью в твоем распоряжении.

— Правда? — Синдзи внутренне готов был ликовать.

— Правда. Но только если ты будешь что-то делать не так…

— Я все помню, не волнуйтесь. Главное — доставить удовольствие девушке. Всеми возможными путями.

Мисато уже окончательно раскраснелась.

— А… Ну, да. Я рада, что ты понимаешь, хотя, конечно, и о себе не забывай. Ведь это ты у нас сгораешь от нетерпения, так что просто насладись в полной мере.

— Спасибо вам за это, — Синдзи хищно улыбнулся. — Но прежде всего я хочу позаботиться о вас. Только ничему не удивляйтесь.

Мисато еще не успела удивиться его словам, как тот резко спустил с нее шорты, обнажив пурпурного цвета трусики с черными кружевами по краям. Эротическое белье, шелково-гладкое и похожее на лайкру, плотно облегало округлости ягодиц, смыкаясь в ложбинке между ног и демонстрируя великолепные зрелые формы. Женщина поначалу напряглась и зажалась, но через мгновение сумела преодолеть первоначальный приступ стеснительности и расслабиться, расставив ноги пошире и облокотившись локтями об край раковины. Ее спина горизонтально изогнулась, груди повисли двумя налившимися шарами, вытянутыми вниз под своей тяжестью, а ткань на трусиках натянулась, обрисовав широкие формы и смыкаясь над проступающим между ног бугорком. Синдзи сглотнул, сколь сильно его обуяло желание, но не без труда сохранил контроль над собой. Член уже болезненно выпирал под брюками, и больше всего сейчас хотелось вонзить его в манящую ложбинку женщины, но, как верно заметила Мисато-сан, спешить было ни к чему.

Синдзи медленно оттянул край трусиков и спустил их на бедра женщины, обнажив ее промежность. Впрочем, из-за ее положения и не слишком широко расставленных ног, разглядеть все в деталях было проблематично — Синдзи смог различить лишь темное пятнышко ануса и сдвоенный бугорок внизу. Пухлые половые губки разделялись широкой багровой щелью с плотными, налившимися кровью внутренними губами, сомкнутыми, но уже выпавшими наружу, и где-то внизу проступала копна черных волосков. Синдзи ощутил приятное щекотание пол ложечкой — все же он впервые видел гениталии взрослой женщины, которые ощутимо отличались от девичьих своей зрелостью и спелостью.

— М-Мисато-сан, — его возбуждение едва сдерживалось, — вы не расставите ноги пошире?

Короткая пауза.

— Конечно, как пожелаешь, — кокетливо произнесла женщина, скрывая за игривым тоном волнующее стеснение, и подчинилась.

Половые губы от разведенных бедер слегка приоткрылись, обнажив ярко-розовую полоску внутри, а массивные плотные лепестки по краям будто развернулись в манящем призыве. Никогда еще Синдзи не видел настолько выраженных женских гениталий, набухших, рельефных, выпуклых, будто призывающих проглотить в себя член. И, несмотря на зовущее чувство вожделения, соблазн от налившейся соком плоти, Синдзи все еще помнил, что там за углом в полуобморочном положении лежала Аска, а сам он вернулся не для того, чтобы услаждать свою похоть. Разумеется, он понимал, что рыжеволосая немка могла уже прийти в себя и сбежать, как и осознавал собственное чувство сексуального голода, но удовлетворить его было проще простого, да и для этого не нужно было подчинять Аску. Нет, он желал большего.

«Все, что я хочу, это… Хех, я просто хочу нащупать дно у этой пропасти».

Не сводя взгляда с киски Мисато, Синдзи взял со стола свежевымытый огурец, очень кстати приготовленный к обеду, плотный и крепкий, усеянный крупными выпирающими пупырышками. По длине и толщине он ощутимо превосходил член Синдзи.

«О, Мисато-сан, да вы знаете толк в овощах. Неужели личный опыт?»

Он поднес зеленый плод к киске женщины и аккуратно протиснул кончик огурца между губками.

— С-Синдзи!.. — воскликнула та и попыталась оглянуться. — Это… не твой… Что это?

— Просто небольшая игрушка, — он дружелюбно улыбнулся и вдавил огурец в дырочку влагалища что есть мочи.

Зеленый плод не без усилия, но весьма легко вошел в алую плоть, расширив округлившиеся малые губы, которые плотно облегли массивный ствол.

— Я-ах!.. — вырвалось у Мисато. — Пожалуйста, полегче…

Ноги ее слегка подогнулись, а по телу прошла волна дрожи, и не похоже, что она была от одного наслаждения. Даже не видя ее лица, Синдзи понял, что женщина стиснула зубы и напряженно скривилась.

— А… ах… Шипы!..

— Это же просто пупырышки, Мисато-сан. Смотрите.

Он начал водить огурец вперед и назад, следя за его покрывающейся ослизлой влагой кожицей и за неожиданно быстро покрасневшими губами влагалища, как от сильного трения. Зеленый овощ погружался в нутро с легким сопротивлением от сокращающихся стенок туннеля, не способными оказать более-менее заметного сопротивления. Мисато все громче охала в сдавленном стоне, далеко не от наслаждения, а скорее от остроты чувств, когда мелкие жесткие бугорки плода будто шипы упирались в нежную, но упругую плоть, сдавливаемую от напряжения и от того раздражавшуюся еще сильнее. Впрочем, неспешно выделявшаяся влага и рефлекторное возбуждение влагалища делали свое дело, притупляя боль и сглаживая неприятные ощущения еще слабой волной стимулирующего удовольствия, пусть оно и возникало вопреки воле и не могло доставить такое желанное наслаждение. Мисато, елозя бедрами, старалась одновременно избежать острых ощущений в своем нутре и поддаться разгорающемуся возбуждению, притом что одно непременно пыталось погасить другое, спутывая ощущение в клубок противоречия. Она стонала не от боли или наслаждения, а от досады.

— Си-ин… дзи… пр… прекра… ти… — она с трудом могла владеть дыханием, дрожа на подкашивающихся ногах. — Э… это… чересчур… сильно…

— Больно?

— Д-да…

— Вы врете, Мисато-сан, — с улыбкой произнес Синдзи.

Он уже держал огурец одними пальцами, погружая его в киску практически целиком и с восторгом ощущая, как его выталкивает обратно, а он вновь вводил его вглубь с нарастающей скоростью и усилием. Ладонь покрыла теплая влага, стекая на пол мелкими каплями, из щелочки стало доноситься чавканье, Синдзи буквально рукой ощущал, с какой силой вибрирует влагалище, с усилием трясь о напряженные бугристые стенки огурца, и вид мучительно изгибающей женщины, не способной достигнуть оргазма из-за слишком острых ощущений, лишь подстегивал его голод.

Одной рукой еще играясь огурцом в киске Мисато, другой он на ощупь нашел на столе морковь и, хмыкнув, притянул ее к себе. Длинной почти с огурец, этот бледно-красный плод в отличие от зеленого овоща отличался гладкой кожицей, однако в основании был толще. Осторожно откусив кончик корешка так, чтобы не нарушить его остроту, Синдзи в очередном заходе ввел огурец как можно глубже, и, пока влагалище не выдавило его обратно, быстрым движением вонзил морковь вслед за ним.

— А-а-а-й! — воскликнула Мисато, широко распахнув глаза и прогнув спину. — Ч-Что это?!

Не обращая на ее крик внимания, Синдзи слегка поводил морковью в киске — из-за погруженного огурца она двигалась с заметным затруднением и не могла войти глубоко, но Синдзи этого и не требовалось. Обильно смочив овощ в любовном соке, он вытащил морковь, отчего Мисато выдохнула с облегчением, и поднес его к дырочке ануса, заодно прихватив показавшийся кончик огурца.

— Ну, Мисато-сан, поглядим, как вы справляетесь с едой.

И тут же он вонзил оба этих плода в отверстия — огурец вошел без затруднений, а морковь, чей кончик также смог без проблем погрузиться, быстро застопорилась, туго сдавливаемая крепкими мышцами ануса.

— Яй!!! — выпалила Мисато. — Ты что творишь?! Ст… ой!..

Синдзи надавил еще сильнее. Двигая огурцом, он начал одновременно медленно вводить морковь, следя, как растягивается плотно сжатая дырочка в попке вместе с расширяющимся стволом погружающейся в нее моркови. Синдзи даже мог ощутить сопротивление через прямую кишку, когда сдавленно напряглись стенки влагалища, но он не ослабевал нажима, сантиметр за сантиметром погружая овощи в Мисато. Та страдальчески застонала, пытаясь сквозь стиснутые зубы выдавить мольбу остановиться, но ее руки соскользнули с раковины, и она рухнула на колени, лицом уперевшись в собственные локти, сложенные на полу. Однако ее попа осталась в приподнятом положении из-за того, что упиралась в крепко держащие овощи руки Синдзи. Тот и не думал сбавлять хватку, наоборот, когда Мисато очутилась на полу, ее округлившаяся попа заняла гораздо более удобное положение, что позволило ему одним рывком вонзить морковь до самого основания.

— НЕ… Нет!.. — Мисато на секунду замерла, запрокинув голову и в изумлении распахнув глаза, а потом вдруг выкрикнула дрожащим голосом: — Не-ет!.. Хватит…

Морковь вошла в попку целиком, оставив снаружи лишь пучок листьев, который трепетал будто коротенький хвостик. Крепко сдавленный сфинктер не позволял вывалиться ей наружу, отчего плод внутри глубоко проник в прямую кишку и начал заодно стимулировать придавленный влагалищем огурец, заставляя тело трепетать от стимуляции и тем самым доставляя еще более сильный ощущения.

Синдзи, выдохнув, отступил. Его уставшая рука заныла, но по телу расплывалось сладостное ощущение возбуждения, срывая сердце в убыстряющийся ритм и придавая новые силы. Мисато на дрожащих руках попыталась приподняться на четвереньки, тряхнув хвостом-морковкой и напомнив этим девушку-кролика из эротических журналов. Ей, конечно, недоставало ушек, да и хвост был не тот, но по своей соблазнительности и распущенности опекунша, пусть и невольно, запросто переплевывала тех девушек-моделей. Тем более, что у Мисато вполне натурально дрожало все тело, одежду пропитал пот, из открытого рта появился блестящий от слюны язык, а мутный взгляд едва мог сосредоточиться на Синдзи. Тот догадался, что Мисато все это время была на грани, в одном шаге от оргазма, но какие-то ограничители в голове не давали ей достигнуть пика наслаждения, будь то страх, смущение или унижение. Она сдерживала себя, тем самым мучая. Этот феномен где-то крайней мыслью заинтересовал Синдзи, но прежде всего он хотел закончить овощную программу — на столе было еще столько продуктов.

Склонившись над Мисато, Синдзи убрал ей волосы с лица за ухо, поцеловав его верхушку и одновременно пальцами начав массировать основание моркови, теребя ее внутри попки. Женщина вскрикнула, зажмурившись и блеснув слезинками на краешках глаз, и тут огурец из ее киску с хлюпаньем вырвался наружу и плюхнулся на пол вместе с капельками стекающей из лона влаги. Мисато всхлипнула, одновременно облегченно и расстроено, но тут Синдзи, который уже оказался позади нее, поднес следующий овощ к освободившейся дырочке и резким движением ввел его во влагалище.

Крепкий, темно-фиолетовый баклажан был едва ли не вдвое толще огурца. Изогнутый дугой и весьма массивный по всей своей длине, он едва погрузился между половыми губами, тут же уперевшись в напряженно сдавленные стенки туннеля. Мисато вздрогнула со вскриком, но Синдзи ввинчивающим движением вогнал овощ на несколько сантиметров вглубь, пока он снова не пострял — отверстие во влагалище было явно не по размеру.

— П-Погоди!.. — женщина попыталась отстраниться. — Ты же не хочешь?..

— Только вперед! — отчеканил тот и одним резким движением погрузил овощ во влагалище.

Синдзи тут же ощутил натянутое давление внутри, тугое сопротивление стенок, плотно, почти намертво обхвативших баклажан, и даже влага не сильно помогала протискивать его глубже.

— А-А-А-А!!! — выпалила Мисато, согнувшись от напряжения и в отчаянии заверещав: — Он же… слишком толстый!.. ОН НЕ ВЛЕЗЕТ!!!

Синдзи еще одним резким движением ввел овощ на сантиметр глубже, глядя, как вмялась нежная розовая кожица влагалища внутрь вслед за ним, и даже половые губы будто сомкнулись на стволе, стянутые вдавленной плотью.

— А-а-ай!!! — Мисато не переставала кричать и елозить бедрами. — Вынь его!!! Это уже слишком!.. А-акх…

Женщина попыталась вывернуться, и даже с ее нетвердой стойкой на четвереньках это почти удалось. Мисато развернулась, устремив на Синдзи властный взгляд и готовая вот-вот дать отпор, отчего у того сразу поубавилось энтузиазма. Хоть Мисато и была на грани чувственного коллапса, она все еще оставалась сильнее его. В последней надежде Синдзи что было силы надавил на овощ и вдруг с возрастающим восторгом ощутил, как он все легче и легче стал погружаться в плоть — то ли он сменившегося положения, то ли от случайного расслабления мышц. Мисато будто захлебнулась ощущениями, голова вместе с глазами запрокинулись вверх, локоть ее подкосился, и она рухнула на бок. В полете Синдзи перехватил ее бедро и развернул его так, чтобы женщина перекатилась на спину и раздвинула ноги как можно шире. Баклажан почти целиком погрузился во влагалище, еще ощутимо сдавливаемый его стенками, но зато крепко зафиксированный в нем.

Растянувшуюся Мисато пробрала дрожь с хриплым стоном, она прижала руки к груди, смяв ее, и вместе с тем притиснула и бедра, открыв Синдзи вид на свою киску — ее плотные почти сияющие от налившейся крови половые губы набухли плотным клубком, даже несмотря на то, что они вмялись от натянутой плоти вокруг овоща. Сверху холмик украшала черная полоска лобковых волос, аккуратно сбритая по краям и вдоль внешних губ и по форме будто стрелочка указывающая на выступающий клитор.

«Хо-хо, модная стрижка».

Пока Мисато билась на полу, пытаясь совладать с лавиной чувств в своем нутре, Синдзи решил воспользоваться последним шансом — он крепко схватился за выступающие части овощей и стал что было силы вводить и выводить их в отверстиях, не обращая внимания на тугое сопротивление плоти. Женщина задергалась с удвоенной силой, прерывисто застонав, кожица у малых половых губ утопала внутрь во влагалище вслед за баклажаном на входе и выпирала на выходе, покрываясь блестящей влагой, морковь уже легче двигалась в попке, с каждым движением все больше расширяя дырочку ануса и погружаясь глубже и глубже.

Синдзи показалось даже, что победа почти у него в руках, но, взглянув в лицо своей опекунше, он помрачнел — женщина, даже будучи разрываемая волнами ощущений, даже с затуманенным взглядом и горящим влажным лицом, в те моменты, когда ее сознание на короткий миг твердело, буквально резала его взглядом. И пусть потом она вновь запрокидывала голову и выдыхала воздух в тяжелом стоне, Синдзи уже начинал бояться, что та вскоре восстановит контроль над собой. А там конце игре.

Но вдруг на его лице медленно возникла широкая ласковая улыбка. Сияющий от счастья Синдзи приподнял голову, щурившись, словно кот на солнце, и даже его движения овощами в Мисато пошли на спад. Женщина, постепенно приходившая в себя, замедлила дыхание, чтобы собраться с силами, слегка приподнялась, но тут насторожилась — Синдзи смотрел куда-то поверх нее. Запрокинув голову, Мисато обнаружила над собой тень и охнула.

— Аска… — вырвался у нее изумленный шепот.

Обнаженная девушка будто в прострации нависла над женщиной, изучая ее мутным обессмысленным взглядом. Из ее киски по бедрам стекали крошечные струйки сока.

«Молодец, девочка! Просто умница, ты все же пришла!»

— Аска, когда ты?.. — пролепетала Мисато, забыв об овощах, все еще погруженных в нее, о чем тут же пожалела. — Ай!.. То есть… Это не то, что… Черт…

— Не переживайте, Мисато-сан, с ней все хорошо, — медовым голоском произнес Синдзи.

Женщина перевела на него изумленный и впервые за все это время испуганный взгляд.

— Х-Хорошо?..

— Да. Очень хорошо. Она теперь освободилась от своих оков.

— Что?.. Что ты с ней сделал?

Синдзи лучезарно улыбнулся и неожиданно резко вогнал овощи вглубь все еще разморенной женщины, отчего та тут же сжалась и согнулась в мучительном стоне.

— Подарил ей радость. Правда, Аска-тян?

Девушка вздрогнула, будто очнувшись от наваждения, и перевела испуганные глаза на Синдзи. Ее затрясло.

— Дай мне руки, — тепло произнес Синдзи, не переставая стимулировать гениталии Мисато.

Аска, смотря на него влажными глазами, робко протянула ладошки, и Синдзи, оставив овощи внутри Мисато, чуть приподнялся, приняв их, и бережно потянул Аску вниз.

— Садись, прямо сюда. Аккуратно расставь колени и опускайся вниз, вот так. Не бойся, все в порядке, просто убери ступни в стороны и приземляйся своей киской прямо ей на лицо.

Аска открыла рот и хрипло выдохнула, будто плач застрял где-то внутри на полпути, дрожащими глазами мечась между Синдзи и опекуншей под ней. Та только сейчас поняла, что происходит, и попыталась выставить вперед руки, но Синдзи мгновенно их перехватил, передав Аске.

— Держи крепко, не давай ей вставать.

Девушка зажмурилась и жалобно запищала, когда ее киска едва коснулась ошарашенного лица женщины, однако Синдзи освободившимися руками развел запястья в стороны, повалив Аску вперед, после чего схватил ее за ступни и вывернул их наружу. Бедра девушки тут же разъехались и тело, лишенное опоры, рухнуло вниз, попав своими гениталиями прямо на лицо женщины. Аска слабо вскрикнула вместе с Мисато, которая смогла лишь сдавленно промычать, а Синдзи в тем временем развел аскины колени еще шире и слегка подтянул ее за талию так, чтобы центр тяжести переместился с попы на киску. Он уже мог видеть, как забилась Мисато под Аской, как она задергала своим лицом, тем самым теребя половые губки девушки и раскрывая ее влагалище.

Аска, стиснув губы, судорожно запищала, будто хныкая, и в панике задрыгала бедрами, но руки Мисато не выпустила. Отчаянно забившаяся женщина попыталась вырваться, однако Синдзи перехватил ее ноги и продолжил стимулировать ее овощами, вводя и выводя их на всю длину. Плоть уже стала походить на мятое тесто, только раскаленное до ярко-красного цвета и обильно увлажненное. Аска непроизвольно стала водить тазом по лицу Мисато, используя ее нос и губы для стимуляции собственной киски, изгибаясь вперед, чтобы теребить лепестки по всей их длине и даже область клитора, притом не переставая сухо плакать, а зажатая между ее бедер и задыхающаяся Мисато могла лишь фыркать и шумно вдыхать воздух. По ее лицу обильно стекала влага из уже возбужденной аскиной киски, заливаясь в ноздри и рот, да и само ее влагалище вдруг начало мелко подергиваться, будто в судорогах.

Синдзи хихикнул — он уже победил. Но завершать шоу ему пока не хотелось, так что он выдернул морковь и баклажан, наблюдая, как пульсируют и сокращаются широко открытые дырочки влагалища и ануса, и, подтянувшись, взял со стола самый крупный овощ — длинный крупный кабачок, темно-зеленый, прямой формы и толщиной даже больше его локтя. Обхватив его обоими руками, Синдзи приставил овощ толстой стороной к влагалищу, слушая, как сдавленно заверещала Мисато под Аской.

— Ну, поехали.

Медленным, но напористым движением он погрузил кабачок на сантиметр, широко разведя половые губы в стороны и растянув влагалище до побелевшей кожицы. Женщина забилась и глухо закричала, а вместе с ней глубоко застонала и елозящая на ней Аска, душа ту своей размокшей киской. А Синдзи непрестанно погружал плод внутрь, аккуратно, потому что казалось, словно влагалище сейчас порвется, настолько оно было расширено. Даже на лепестках малых губ кожица растянулась и вмялась внутрь, само преддверие влагалища будто полностью погрузилось в туннель вслед за овощем настолько, что даже клитор выдался далеко вперед и согнулся, коснувшись твердой кожицы кабачка.

Мисато взвыла. Аска, будто обезумев, закрыла глаза и неистовыми движениями заскользила вперед и назад на лице женщины, хрипло застонав. Синдзи еще немного ввел плод внутрь, чувствуя натянутое напряжение внутри, как вдруг движение стало легче. Погружая теперь кабачок, будто вкручивая его, Синдзи постепенно увеличивал амплитуду и начинал теперь дергать его вперед и назад, сначала слегка, но по мере погружения все сильнее и сильнее. Колени у Мисато затряслись, она пыталась отстранить Синдзи, шлепая его бедрами, но это вызывало у него лишь улыбку.

И тут Аска неожиданно кончила, придавив Мисато, но не перестав елозить на ней, и, может быть, это как-то передалось женщине — та тоже вдруг изогнулась и затряслась мелкой дрожью, когда кабачок в очередном рывке проскользнул вглубь влагалища и внезапно уткнулся в упругую стенку. Синдзи мелкими движениями затеребил плод внутри, двигая его в такт подергиваниям Мисато, а потом резко вытащил его наружу. Женщина тут же обмякла, однако Синдзи, подмигнув разморенной Аске, приложил кабачок к попке и таким же движением вкрутил его в тугую дырочку.

Мисато буквально взревела, изогнув спину и судорожно задергавшись, однако Синдзи, преодолевая уже куда как более тугое сопротивление, продолжал погружать плод в прямую кишку. Кожица у ануса была тверже плоти влагалища и растягивалась не так податливо, так что Синдзи просто вводил кабачок внутрь, не теребя его вперед и назад, пока он не уткнулся в схваченные мышцы кишечника — продвигать дальше было просто небезопасно.

Оставив его введенным наполовину, Синдзи прошел к холодильнику, забрав завершающую часть кулинарного шедевра, и вернулся к мучительно стонущей женщине. Аска с испугом следила за его действиями, хоть и не переставала тереться об лицо Мисато.

— Мисато-сан, вы знаете, что важнее всего в готовке?

— Мг-кх… фгх… акх…

— Неверно. Важнее всего — правильно украсить блюдо и вовремя подать десерт. Кажется.

Жестом заправского фокусника он явил перед дрожащей Аской длинную пластмассовую спицу — шпажку для украшения закусок и шашлычных блюд. Красная спица была заострена с одной стороны, не так чтобы до игольчатой заточки, но достаточно, чтобы проткнуть разваренное мясо, а с другой стороны ее украшала плоская вишенка.

— Вуаля, — весело продекламировал Синдзи и обмакнул шпажку в соке из влагалища.

Затем он приставил острый наконечник к дырочке уретры над входом во влагалище и двумя пальцами резко ввел спицу внутрь мочеиспускательного канала. Женщина даже с перекрытым ртом закричала столь пронзительно, что Синдзи даже невольно отпрянул, а Аска вдруг нервно улыбнулась, высунув язычок и подняв лицо к потолку. Поежившись, Синдзи придавил живот Мисато ладонью, чтобы та не дрыгалась, заодно чуть поглубже загнав кабачок в попку, и завершающим движением вонзил шпажку в уретру до самой шапочки, вкрутив ее для надежности, как ключ. Мисато тяжелым воем стонала от боли, но Синдзи даже не думал давать ей передышки.

— Финальный аккорд, — объявил он и поднял приготовленный баллончик со взбитыми сливками.

Сняв колпачок, он сорвал плоский клапан, обнажив штырь распылителя, и со всей мочи ударил им об пол, сорвав шток. Густая белая масса под давлением тут же вырвалась из пробитого отверстия и стала забрызгивать все вокруг с такой силой, что Синдзи даже ощутил, как баллончик стал выскальзывать из рук. Так что он, забавы ради, сначала оросил Аску взбитыми сливками, залив ее грудь и живот, и потом одним резким движением впихнул вулканизующий баллончик во влагалище Мисато. Мгновенно подскочившее давление едва не вырвало его обратно, однако Синдзи уперся обеими руками и быстро погрузил баллончик в самую глубь, уткнув его в шейку матки. Мисато в ужасе заревела, когда белая взбухающая масса наполнила ее нутро, но теперь сопло насоса проникло в крошечное отверстие утробы и стало заливать пену в матку под огромным давлением. Единственный выход был перекрыт самим баллончиком, крепко удерживаемым Синдзи, так что пена стала накапливаться в матке, заполняя всю ее полость, проникая через устье в маточные трубы до самого их дна. Мисато кричала во все горло, насколько могла схватить воздух, а сливки, заполнив все полости матки, начали накапливаться и распирать ее изнутри. Держать баллончик было все сложнее, пена уже вырывалась наружу через влагалище, но Синдзи давил все сильнее, пока вдруг не заметил, как область живота над лобком слегка вздулась, будто под кожей проступила широкая шишка. Мистао затрясло, крик перешел в утробный стон, Аска вдруг безумно рассмеялась, вопреки полившим из ее глаз слезам, а низ живота женщины выпятился, будто там внутри надулся шарик, хотя, собственно, так оно и обстояло. Матка под давлением расширялась, а вместе с ней и мышцы влагалища, практически уже не удерживая баллончик в своих стенках. Кабачок из попки вывалился сам по себе, и Синдзи ощутил, как завибрировал баллончик в его руках, как сильно его выталкивало под давлением. Мисато поперхнулась и закашлялась, уже просто хрипло стона, вдруг прекратив сопротивление и забившись в конвульсионных судорогах. Вздутие на животе достигло своей критической величины, пена с фырканьем вырвалась из влагалища, и Синдзи, отпрянув, выпустил баллончик. Тот с шипением вылетел из туннеля, пролетев через всю кухню и закатившись куда-то за холодильник, забрызгав по пути половину комнаты взбитыми сливками, а влагалище Мисато под огромным давлением исторгло из себя густую липкую массу белесой жижи. Ее тело мигом обмякло, животик выровнялся, лишь только в судорогах фонтанируя все уменьшающимися порциями сливок, пока они не превратились в густой ручеек, вытекающий из влагалища в огромную белую лужу.

Аска, мелко подергиваясь, неожиданно выдохнула дрожащим голосом, похожим не то на судорожный плач, не то на безумный хохот, и сползла на пол, освободив, наконец, Мисато. Впрочем, женщина тоже явно была не в порядке: тело содрогалось в мелких конвульсиях, глаза полузакрыты, на покрытом соком лице застыла тень пережитого шока и боли. Синдзи ухмыльнулся — он еще ощущал возбуждение в крови, член по-прежнему напряженно выпирал, и сейчас он запросто мог накинуться хоть на Мисато, хоть на Аску — они обе уже не были способны оказать хоть какого-то сопротивления. Но Синдзи не стал этого делать. Несмотря на горящее чувство вожделения, соблазн от вида обнаженных разгоряченных и утомленных тел, Синдзи решил остановиться. Он отчего-то был убежден, что минутное удовольствие разрушит ту непоколебимую решимость, что двигала его телом. И еще он представлял, что может сделать большее, но чуть позже.

— Мисато-сан, поднимайтесь, — искренним и заботливым голосом произнес Синдзи без всякой фальши и издевки. — Вы испачкались, надо душ принять. Аска, помоги, пожалуйста.

Девушка, уже почти пришедшая в себя, бросила на него удивленно-растерянный и слегка испуганный взгляд. Синдзи приподнял женщину за руку и с просьбой в глазах посмотрел на Аску — дружелюбно, почти робко, как когда-то давно. Та с замешательством встала и, спустя пару секунд, помогла поднять опекуншу и отнести ее в ванную. Только у самой двери женщина вдруг очнулась и с неожиданной силой резко оттолкнула от себя подопечных детишек, суетливо поспешно закрывшись в ванной. Синдзи мысленно хихикнул, но сам бережно взял Аску за руку и повел ее обратно на кухню, пол которой устилали рассыпавшиеся со стола овощи, щедро орошенные белой воздушной пеной.

— Что ж… кажется, мы немного насвинячили. Поможешь мне убраться? — с улыбкой спросил Синдзи.

Аска, которая все еще находилась в замешательстве, кивнула с заминкой, блеснув глубокими голубыми глазами.

С уборкой пришлось повозиться — взбитые сливки от полета реактивного баллончика умудрились забиться во все щели. Выскребывая их из-под кухонной стойки, Синдзи краем глаза следил, как Аска руками вымывала пол тряпкой, неумело, рассеяно, но прилежно.

«А она идет на поправку. И не скажешь, что пару дней назад она была похожа на ощетинившегося злобой ежика».

Тут он запнулся. Обнаженная рыжеволосая девушка, стоя на коленях с тряпкой в руках вдруг пробудила в памяти странное чувство, стертое воспоминание, давящее тяжестью на сердце, но в этот момент из ванной появилась Мисато-сан, укутанная в два слоя полотенец. Не поднимая головы, она нарочито быстро прошлепала в свою комнату и с грохотом закрыла дверь.

— Тебе не показалось, что она выглядела немного расстроенной? — спросил Синдзи невинным тоном. — Ладно, ванная освободилась, наша очередь. Только уборку закончим.

Принимая душ с Аской, Синдзи тщательно помыл все ее тело, ласково протерев груди и гениталии. Девушка несколько дней не принимала ванную, а теперь, после мыла и шампуня, она будто воссияла в ярких красках: кожа заблестела от капелек воды, мокрые рыжие волосы будто воспалили огнем, глаза засверкали небесной лазурью. Синдзи, несмотря на их общую наготу, больше не стеснялся своего тела и, игнорируя по-прежнему горящее в нем желание, не пытался овладеть Аской. Лишь только игриво он поласкал чувствительные места девушки, растерев ее соски до твердости и потеребив ее половые губки, пока они не налились кровью. Он хотел разделить с ней возбуждение, поселить в ней зерно соблазна, чтобы она привыкла к этом чувству и не пугалась его больше, и Синдзи доставляло искреннее удовольствие следить за ее взглядом, который все чаще обращался к его возбужденному члену.

После приятной процедуры Синдзи приступил к готовке — кто-то ведь должен был сделать обещанное рагу. Аска молча пристроилась на стуле и, потупив взгляд, больше себя никак не проявляла. Однако тихая мирная идиллия не продержалась долго — из комнаты явилась Мисато, одетая в свою строгую рабочую униформу и буквально источающая холодную сталь во взгляде.

— Синдзи, — обретший твердость голос будто резал воздух. — Я хочу с тобой серьезно поговорить.

— О чем? — он невинно поднял брови, одновременно пригубив отвар ложечкой.

— О том, что случилось. Я думаю, ты понимаешь, что то, что ты сделал — это очень плохо.

— Разве?

— Да! — Мисато не сдержала крика. — Ты поступил…

— Нет, в смысле, разве не вы мне сказали?

— Что?.. — женщина опешила.

— Что я могу делать, что захочу.

— Это… — она буквально вспыхнула. — Я же не думала, что ты на это способен! Это немыслимо, как тебе такое в голову пришло?..

— По-моему, все получили свою порцию удовольствия. Вы ведь этого желали, да, Мисато-сан?

— Да я никогда бы не…

— Стыд и унижение, разве не здорово поддаться им, когда ничто не угрожает? Вы мечтали об этом когда-нибудь? Могли ли вообще себе этого позволить? Это уникальные ощущения, когда вами овладевают, подавляют и растаптывают, но не подвергая угрозе, не ненавидя, а оставаясь в единении, делясь своей добротой и даря чувственное наслаждение. Правда, Мисато-сан?

Женщина пораженно уставилась на него, мигом проглотив все свои заготовленные нравоучения. На глазах блеснули слезинки.

— Ты…

— Мисато-сан, все хорошо, — он улыбнулся, прищурившись, как кот. — Вам не о чем беспокоиться, никто ничего не узнает. Мы с вами стали ближе, чем это возможно, и я вами восхищаюсь не меньше. Вы подарили мне чудесный опыт, за что я искренне благодарю и говорю, что обожаю вас.

— Нет…

Изумленная Мисато сделала шаг назад.

— Кто ты такой?.. — прошептала она.

— О чем вы? Я Икари Синдзи, пилот Юнита-01, ваш подопечный. Вы сами мне позволили.

Женщина перевела беспомощный и спутанный взгляд на немку.

— Аска… Что с вами случилось?

Та подтянула к себе колени, обняв ноги и спрятав в них глаза.

— Аска, тебе лучше пойти со мной. Я найду тебе жилье…

— Нет, — вдруг раздался ее хриплый голос. — Я никуда с вами не пойду.

— Аска…

— Нет!

Мисато перевела взгляд на Синдзи, но тот лишь пожал плечами.

— Ладно… Ладно. Я… мне надо на работу, — она будто испуганно попятилась. — Не знаю, когда вернусь. Аска, если что — звони мне.

И опекунша едва ли не бегом поспешила покинуть квартиру.

— Берегите себя! — крикнул ей вслед Синдзи и вновь улыбнулся.

День шел к своему завершению. На Аску отчего-то накатил очередной приступ слез, так что Синдзи прижал ее к себе и просто гладил по волосам. Он и сам неожиданно ощутил непонятную грусть где-то глубоко в груди, чувство будто от потери чего-то важного, но все мысли об этом натыкались лишь на разразившуюся головную боль и затуманившийся рассудок, поэтому Синдзи предпочел забыться и ни о чем не думать.

Ночь он провел с Аской в одной постели, заснув, крепко ее обнимая и гладя ее бархатную кожу — потому лишь, что ему нравилось ощущение ее теплоты и мягкости, легкой дрожи и неровного дыхания. И там исчезла вся та боль, которая кричала о себе где-то совсем близко, но забылась в ночном кошмаре, явив новый день.

— Твоя очередь, Рей, — повторил Синдзи.

Голубовласка направила на него глубокий взгляд, пронзительный и тяжелый, с только сейчас пришедшим осознанием грядущей угрозы. Девушка невольно отступила, глядя на давящуюся спермой Аску, тихо всхлипывающую в объятиях Синдзи. Ее вдруг ставший острым взгляд обнажил огонек нарастающей тревоги в глубине, дыхание вновь потяжелело — теперь уже не от вожделенного сладострастного чувства, а от нервозного ощущения страха, который Рей так и не научилась распознавать в себе. А потому вместо отступления она лишь замерла на месте, буравя глазами Синдзи. Впрочем, тот допускал возможность, что Рей просто доверяла ему и подсознательно ожидала того, что сейчас произойдет, желая, как нечто неизбежное. Синдзи видел в ее глазах и искорку зависти, когда она смотрела на дрожащую в его объятиях Аску, пристальным взглядом глядела, как сам он нежно и ласково гладил рыжеволоску по голове. И под страхом ее таилось такое непонятное чувство вожделения, горячащего сердце и наливающего кровь вином, вопреки испугу не отпускающего от его источника. Рей в глубине души боялась, терялась, изнывала, но покорно ждала.

— Подойди к нам, — добродушным тоном попросил Синдзи, мило улыбаясь.

Рей с заминкой повиновалась, осторожно и неуверенно ступая босиком по кафельному полу, будто по углям.

— Аска-тян, — прошептал ей Синдзи на ухо, — сейчас ты реализуешь свое желание. Дай мне пару минут.

Оставив смотрящую на него жалостливым взглядом девушку на скамье, Синдзи поднялся и, подойдя к Рей, взял ее за руки.

«Она дрожит. Это так… возбуждает».

— Рей. Не бойся, Рей. Мы проведем небольшой экзамен. Ты ведь не против?

Та ничего не ответила, лишь пристально смотрела в глаза Синдзи, так что он подвел ее к другому краю скамьи и потянул вниз.

— Залезай вместе с коленями.

Голубовласка замешкалась, поэтому Синдзи пришлось с усилием поставить ее коленями на скамейку. Рей пока еще не выбивалась, но начала слабо противиться, с напряжением сведя брови и вцепившись в руки Синдзи. Однако тому стоило лишь присесть и впиться в ее губы поцелуем, чтобы ее отпор сошел на нет. Та мгновенно разомлела, поддавшись его нажиму, и приклонилась, а Синдзи, не размыкая губ, уже с легкостью нагнул ее так, чтобы зад девушки направился в сторону Аски. Руки Рей он опустил вниз, чтобы она оперлась на скамью, после чего резко поднялся. Рей оказалась внизу, стоящей на четвереньках и подставившей свои гениталии рыжеволоске, которая с вновь возникшим ужасом в глазах взирала на них с другого края. Рей, покрывшаяся румянцем и разморенными блестящими глядя на Синдзи, вдруг поняла, в каком положении находится, и попыталась подняться, но тот мигом опередил ее, оказавшись рядом с ее попкой и начав с силой теребить ладонью ее все еще горячую киску. Девушка тут же прогнулась, выдохнув со слабым стоном и слегка опустив зад, поддаваясь напористой ласке.

Однако Синдзи уже не смотрел на Рей, а потянулся к Аске, схватив ее за руку и подтащив к себе. Та слабо вырывалась, зажмурившись от нахлынувшего страха, но Синдзи, не церемонясь, подвинул девушку к Рей, развернул и положил ее ладонь на свою, которая все еще совершала широкие круговые движения по киске, разминая половые губки из стороны в сторону и натирая влажную алую плоть внутри. Аска пискнула, когда ощутила на своих пальцах нежную мягкую плоть, но Синдзи твердо прижал ее руку, заставив повторять свои движения, и когда она, все еще напряженная и зажавшаяся от боязни, стала стимулировать киску Рей самостоятельно, поднялся. Голубовласка, кажется, почувствовала сменившееся ощущение между ног и даже попыталась развернуться, но ее елозящие бедра не позволяли ей целиком овладеть своим телом.

Оставив девушек наедине, Синдзи поднялся и быстрым шагом отправился в душевую. Он понимал, что вряд ли эта идиллия продлится долго, поэтому спешил как мог. Найдя в шкафчике то, что искал, он быстро вернулся обратно и с облегчением обнаружил, что Рей по-прежнему стояла на четвереньках, подергиваясь в бедрах и тяжело дыша, а Аска, хоть она и перестала жмуриться, все еще продолжала теребить киску, глядя на нее со спутавшимися отвращением, страхом и жаждой. Увидев Синдзи, ее глаза радостно засияли, будто в ожидании, что сейчас все прекратится.

«О, нет, моя девочка, все только начинается».

Он тепло кивнул рыжеволоске, подошел к ней и присел рядом.

— У тебя просто отлично получается. Смотри, ладошки уже все влажные. Давай им поможем немного.

Синдзи показал Аске принесенный из душевой пузырек с прозрачной густой жидкостью — гелем для душа.

— Позаимствовал у тебя, — сказал он, открывая пузырек. — М-м, какой аромат: жасмин и оттенок цитрусовых. Хороший вкус.

Аска напряглась и нервозно заметала взгляд между пузырьком и Синдзи, но тот утешающее погладил ее по щеке и ответил на немой вопрос:

— Успокойся, это не для тебя. Просто так тебе будет легче. Гляди.

Он поднял пузырек к попе Рей и наклонил его, выдавив тягучую жидкость прямо на белоснежную кожу. Гель медовой струйкой потек вниз вдоль щели между ягодицами, просачиваясь через пальчики Аски и заливаясь между раскрасневшимися внешними губами в преддверии влагалища. Ладонь мгновенно заскользила по мягкой плоти, утратив сцепление с кожей, и Аска невольно ускорилась, будто теряя контакт с киской. Рей ахнула и сумбурно заелозила на четвереньках, развернув голову.

— Икари-кун… — неуверенно позвала она его. — Я…

— Ощущения слабеют? — заботливо спросил он. — Не переживай, сейчас все исправим.

Он взял ладошку Аски в свою, обильно растер гель по ее пальцам и поднес их к промежности Рей. Потерев пальчики о сморщенную кожу между двумя дырочками, Синдзи взял указательный палец Аски, дрожь которой усиливалась с каждой секундой, поднес к анусу и абсолютно без всяких затруднений ввел его в попку. И Аска, и Рей почти одновременно воскликнули — первая коротко и испуганно, вторая чувственно и с тяжелым выдохом. Пальчик Аски двигался в попке свободно, как будто входил во влагалище, та с поддержки Синдзи водила им взад и вперед быстрым темпом, расширяя отверстие до такой степени, что стенки даже не сжимали палец, а едва его облегали.

«Неплохо. Рей и впрямь постаралась за эти дни».

Но одного пальца было уже мало. Синдзи остановил одну руку Аски, оставив вторую продолжать скользить по размякшей киске Рей, разогнул девушке второй палец и ввел оба обратно в попку. Голубовласка простонала, теперь чуть тяжелее, Аска напротив, притихла и заворожено смотрела на то, как ее пальцы буквально утопали в дырочке, будто проглатываемые круглым колечком ануса. Сопротивление практически не усилилось, так что Синдзи выждал, пока дырочка расшириться еще чуть-чуть, вынул пальцы Аски и, разомкнув ее ладонь, свел все четыре вместе, а затем просунул их в несмыкаемое отверстие ануса, которое уже стало размером с монетку.

— А-а-ах!!! И-Икари… Й-и-а…

Вот теперь вводить их было действительно тяжело. Рей начала дергать тазом, попытавшись дать отпор, но Синдзи крепко сжал ее за талию, в то время как Аска сама уже стала пропихивать четыре сомкнутых пальчика в попку, пока они не без труда не вошли до первой фаланги. Анус крепко сомкнулся у шишечек пястных костей, не пуская ладонь дальше, но Аска стала водить ее вперед и назад, постепенно расслабляя напрягшийся сфинктер и делая захват все мягче и мягче. От геля гладкая бархатная кожа Рей заблестела, благодаря этой смазке пальцы двигались без трения об кожу, упираясь лишь в напрягшиеся мышцы внутри, сомкнувшие стенки прямой кишки и кольцо ануса.

Но все же Рей поддавалась. С каждым входом ладонь погружалась на сантиметр глубже, заставляя девушку стонать все громче и протяжнее. Голубовласка уже стиснула губы и, прогнувшись к скамье, напряженно заскулила — Аска ввела ладонь до упора, и теперь дальнейшему проходу мешал отведенный в сторону большой палец.

— Постой, — сказал ей Синдзи. — Передышка перед финалом.

Отведя руку, Синдзи обильно смазал ее гелем так, что она даже в расслабленном состоянии выскальзывала из его ладони, а потом приложил обратно к попке Рей, которая на минуту смогла расслабиться и перевести дух. Было забавно смотреть, как ее раскрывшаяся дырочка на попке ритмично сокращалась, блестя от густого слоя смазки, и Синдзи приложил к ней ладошку Аски, предварительно сведя все ее пальчики вместе. Те без проблем вошли в дырочку где-то до середины, пока не уткнулись в сфинктер, и их ход не застопорился. Рей со стоном вздохнула, когда вновь испытала эти мучительные ощущения.

— Аска, на счет три, дави со всей силы и ни за что не останавливайся, как бы она ни кричала. Прямо во всю глубину.

Рей резко подняла голову, метнув испуганный взгляд на Синдзи.

— Нет… — слабо выдохнула она. — Это невозможно…

— Три!

Аска вдавила ладонь, и та, медленно и тяжело, но твердо, в один миг расширила натянутое колечко ануса, проскользнув внутрь и вмяв за собой плоть вокруг вместе с промежностью.

— А-А-А-А-А!!! — пронзил комнату оглушительный вопль.

Никогда Синдзи еще не слышал, чтобы Рей так кричала. Он даже не мог поверить, что она на такое способна, но перед его глазами девушка, широко раскрыв глаза и рот буквально взвыла и слетела бы со скамьи, если бы он вовремя не придержал ее за плечи.

— МГА-А-А-А!.. А-А-АКХ!.. — голубовласка захлебнулась в собственном крике, сорвав голос. Ее зрачки сузились до маленьких точек, челюсть на секунду стиснулась, и тут же распахнулась, вывалив напрягшийся язык.

— Сильнее! — приказал он Аске. — Не останавливайся.

Ее ладонь вошла почти до запястья, и ход стал гораздо легче, хотя теперь руке приходилось пробираться между мягкими и изгибистыми стенками кишечника. Сама рыжеволоска смотрела на входящую в попку руку с каким-то зачарованным выражением лица, на котором смешались и ужас, и восторг, больше походя на безумное помешательство. Запястье уже целиком проникло в попку, и теперь в нее погружался локтевой сегмент руки, сантиметр за сантиметром.

— Агх-ха!.. — натужно выдавила из себя стон Рей. — Больно!.. Там… разрывает…

— Ну же, Рей, — Синдзи бережно погладил ее по голове. — У Аски ведь крошечные ладошки, с моими пришлось бы помучиться.

Рей, кажется, даже не услышала его, скривившись в страдальческом выражении лица и закатив обессмысленные глаза.

— Больше, чем сейчас, — добавил Синдзи, глядя на ее судорожно дергающееся тело.

А Аска со спутанным упоением ввела руку почти до середины локтя, самостоятельно начав двигать ее вперед и назад, тем самым еще больше расслабляя мышцы ануса. Кожа вокруг дырочки уже больше не вминалась внутрь, а расправилась, позволяя проникать руке еще глубже, что рыжеволоска и не преминула проделать. Рей захрипела, и кончик ее высунутого языка задрожал.

— Еще чуть-чуть, — улыбнулся Синдзи, гладя Рей по голове.

— Не идет, — вдруг пролепетала Аска, с искренним удивлением смотря на свою руку.

Синдзи привстал и, замерев в оторопи, присвистнул. Рука Аски вошла почти до самого локтевого сустава, и девушка с безрассудным блеском в глазах вдруг захихикала, начав плечом вдавливать руку вместе с локтем.

— Не идет ведь, — разочарованно произнесла она сквозь смешок. — Упирается во что-то.

— Ого-го…

Синдзи наклонился, и брови его удивленно поползли вверх. Он, несомненно, мог наблюдать расширившуюся плоть на плоском животике Рей — из-под кожи отчетливо проступала рука Аски, доходя до пупка и выпирая широким вытянутым бугром. Голубовласка конвульсивно дернулась, запрокинув голову и хрипло застонав скрежещущим голосом — ее сознание висело на ниточке, погрузив в лавину сильнейших мучительных ощущений.

Теперь уже Синдзи не смог сдержать смешка.

— Аска, ты не перестаешь удивлять меня, — он подошел к ней и потянул руку обратно. — Ладно, если дальше не идет, то давай просто подвигаем ее там. Попробуй пошевелить ладошкой, поводить ее из стороны в сторону.

— А… ага, — немка кивнула, не сводя затуманенного взгляда со своей руки и будто все еще продолжая находиться в прострации.

Оставив ее, Синдзи вновь развернулся к Рей, продолжив гладить ее по волосам и щекам. Судя по ее натужным стонам, Аска действительно начала шевелить пальцами, так что Синдзи решил переходить сразу к финалу. Он обошел Рей спереди, приподнял ее за дрожащие руки и сам протиснулся под нее, разложившись на скамье, а девушку положил прямо на себя. Кожей он ощущал, как та дрожала и мелко билась в спазмах, чувствовал ее утробный стон, в котором заглох неистовый крик боли и ужаса, а сам мог видеть, как ее зад, будто водимый рукой Аски, двигался вслед за движениями рыжеволоски.

Приподняв девушку за бедра, Синдзи высвободил свой напрягшийся член, поднял его и направил прямо к киске Рей, нависшей над его гениталиями. Ногами он развел ее бедра так, чтобы таз сам опустился, одной рукой он потянул ее за спину вниз, а другой направлял член, и вот уже головка попала в щелочку между половыми губами и тут же наткнулась на напрягшуюся плоть влагалища — мышцы были слишком сжаты, чтобы свободно впустить в себя член.

— Аска, — скомандовал Синдзи. — Потяни руку назад.

— А?.. — переспросила та отрешенно.

— Руку назад! До запястья.

Девушка замерла на несколько секунд, но, придя в себя, послушалась, хоть и неохотно. Животик Рей снова разгладился, ее зрачки из сузившихся резко расширились, а из груди донесся стон облегчения, и теперь Синдзи одним движением смог вонзить член в ее киску, хоть тот и вошел с трудом, сдавливаемый напрягшимися и плотно сокращающимися стенками влагалища. Синдзи мог ощутить давление и тесноту с одной стороны туннеля, он чувствовал ладонь Аски сквозь напрягшуюся плоть, и хоть сжатие было плотным и не позволяло свободно двигать членом, он ощутил необычное и приятное ощущение от этого.

— Аска, попробуй нащупать мой член. Потри его пальчиками.

Через секунду он почувствовал шевеление за стенкой влагалища, что-то начало там елозить и выпирать, заставляя смыкаться влагалище еще плотнее. Рей выдыхала воздух с протяжным стоном, мотая головой, на вымученном лице заблестели слезы, но тут Синдзи ухватил ее за бедра и, разведя их в стороны, стал нанизывать на свой член, с усилием пропихивая его сквозь сведенное влагалище и тря о шевелящиеся через стенку пальчики Аски. Лоно Рей стискивало член, настолько крепко оно было сжато, не поддаваясь даже после нескольких толчков. Крайняя плоть оттягивалась до упора, влагалище наполнялось соком и затекшим в него гелем для душа, а гладкие и бугристые стенки при таком давлении лишь сильнее стимулировали головку, так что приближение оргазма не заставило себя долго ждать. Рей мелко задрожала, даже перестав судорожно дергаться, руки ее подкосились и обессиленное тело рухнуло прямо на него. Синдзи ощутил мягкость ее горячей кожи, упругие грудки, слезы и слюну, капнувшие с ее лица на его, прерывистое тяжелое дыхание, он чувствовал елозящую руку Аски в попке, ритмично напрягающийся животик, когда ее ладошка проникала слишком глубоко, крепкое давление вокруг члена, и его бедра непроизвольно задвигались быстрее, приближая желанный оргазм. И вот, когда подступающий экстаз уже побежал по венам, не оставив пути назад, он вдруг ощутил, что давление через стенку резко ослабло, влагалище тут же размякло, Рей невольно приподняла зад и завалилась прямо на него, а член выскользнул из лона, готовый вот-вот выстрелить в оргазме, пусть стимуляция его и закончилась. Синдзи раздосадовано скривился, ощутив финальный укол блаженства и бурлящий взрыв в основании ствола, как вдруг почувствовал, что член погрузился во что-то влажное и горячее, твердое вокруг и с мягким бугорком по центру. Мозг еще не успел проанализировать, что это было, как из члена вырвался поток спермы, заполнив собой то нутро, в которое погрузился. Голова вспыхнула искрами от удовольствия, Синдзи блаженно выдохнул и расслабленно распластался на скамье, но тут же спохватился, придавленный Рей, которая, кажется, обрушилась на него без сознания. Усилием воли заставив себя взять над собой контроль, Синдзи приподнял ее, чтобы посмотреть, что там случилось с его членом, и вновь лицо его удивленно вытянулось.

Аска, чье личико покрывал густой слой свежей спермы, склонилась над его бедрами, оторвала рот от члена и, сомкнув перед собой ладошки лодочкой, выпустила в них струйку густого семени. Синдзи не мог поверить в случившееся, когда его озарило — Аска на пике наслаждения выдернула из попки Рей руку, буквально оттолкнула ее и сама взяла член в рот, проглотив часть спермы при оргазме, и расплескав ее при повторном толчке, отчего та забрызгала лицо, а теперь она как сливки с мороженого язычком слизывала белесые капли с ладошек. На лице ее застыло упоение.

Синдзи вдруг ощутил кипящее чувство внутри, отчего в глазах потемнело. Он резко поднялся, прижив к себе Рей, чтобы она не упала, и отдернул Аску от себя.

— Это принадлежало не тебе, — жестким голосом произнес он.

Та соскользнула на пол, устремив на Синдзи перепуганный виноватый взгляд, но в ее лазурных глазах тот смог различить сияющий огонек удовлетворения. Даже трясясь от ужаса, даже разрывая собственный разум вожделенным помешательством и страдая от унижения, где-то в глубине души на короткий миг она была довольна.

Синдзи прищурился, испепеляя ее взглядом. Разбитая, изничтоженная и вывернутая наизнанку, она перерождалась — именно такой, какой ее хотел видеть Синдзи, но теперь он чувствовал неожиданную злость. Не направленную на Аску, которая приходила в себя и со все более ужасающимися глазами смотрела на него снизу вверх, злость абстрактную, внутреннюю, причиной которой мог быть лишь он сам, и оттого все более разгорающуюся.

— На сегодня все, — сухо произнес Синдзи, бережно опуская Рей на скамью.

Аска, трясясь все сильнее, всхлипнула, ее глаза наконец-то наполнились осмыслением реальности, и она разразилась глубоким тихим плачем, в ужасе закрывшись ладонями и невольно размазывая ими слой спермы по лицу. Голубовласка тоже пришла в сознание и, увидев Синдзи перед собой, одарила его глубоким и пронзительным взглядом, не жестким и не острым, как ранее, а теплым, со слабо сияющим рубиновым огнем. Синдзи только сейчас обнаружил, что все еще держит ее за руку.

Больше ничего не произошло. Вновь приняв душ, на этот раз по отдельности, все трое молча покинули базу НЕРВ и отправились по домам. Изнеможенные, сейчас они могли лишь плестись по пустынным улочкам Токио-3, отдыхая в вагонах метро. Синдзи, не говоря ни слова, проводил Рей до дома, Аска будто машинально увязалась за ним, и, наверное, лишь по этой причине он не остался ночевать у голубовласки. Бросив на прощание «пока» и получив в ответ кивок от Рей, которая так и не заглянула ему в глаза, Синдзи пошел обратно. Чуть позади слышалась осторожная поступь притихшей Аски.

Они молчали в дороге, молчали, придя домой, молчали, ложившись спать. Синдзи боролся с приступами давящей тяжести на душе, смешанной с осадком от прежнего гнева, Аска постоянно бросала на него нервный и пугливый, но притом ищущий взгляд, надеялась или пыталась решиться на что-то, и поначалу Синдзи даже хотел как следует оторваться над ней за испорченное настроение, но, внимательно взглянув ей в глаза, мигом отошел. За небесной лазурью скрывался не соблазн, а тоска и робкое чаяние по чему-то ранимому, близкому и теплому. Синдзи даже подумал, не разыгралось ли у него воображение, но ощущение в душе беспрестанно говорило, что тот огонек в глазах девушки — это голос грусти и боли разорванной и потому открытой души, страдающей от шипов страха и неуверенности, но так трепетно ищущей заботы и ласки в нем одном, что лишь сильнее скручивало ее сердце в мучительный клубок противоречия.

Поэтому сегодня он ее не тронул, даже когда они вместе легли спать. Осторожно опустив ей руку на талию, он стал согреваться общим теплом под одним одеялом и даже почти провалился в сон, когда почувствовал ее всхлипывания. И в попытке утешить рыжеволоску внезапно наткнулся на ее сияющие в ночи голубым огнем глаза, наполненные слезами, и вдруг, неожиданно сам для себя, растерялся, впав в ступор, а Аска вдруг заговорила, слабо, еле слышно, но она говорила нечто такое, что сдавило грудь Синдзи, и его язык в ответной речи заплетался от неуверенности, потому что он был удивлен, он не знал, что сказать. Мысли спутались, биение сердце гулом отдавалось в голове, и он неловко утешал Аску, чувствуя, как его душу тоже что-то разрывает изнутри, как щиплют глаза и немеет тело, и под конец, заставив себя погрузиться во тьму, он лишь ощутил дрожь девушки рядом с собой и ее неровное дыхание.

А рано утром, когда сон уже смыл все мрачные воспоминания ночи, оставив лишь легкое недоумение, его пробудил тревожный звонок телефона, в котором сухой и по-военному четкий голос Мисато-сан хладнокровно доложил:

— Ангел атакует.

Утро встретило Синдзи тошнотворным, выворачивающим наизнанку запахом медикаментов. Уже до омерзения знакомый потолок возвестил его о возвращении к реальности, а конкретнее — в палату госпиталя специального медицинского корпуса НЕРВ. Писк пульсоксиметра и ноющая ломота по всему телу подтвердили его худшие опасения — он остался жив и более того, судя по ослабшим ощущениям в конечностях и остаточной мути в животе, он не получил тяжелых травм. Куда больше этого его мучила боль, но не физическая, а внутренняя, как будто от его души отрезали кусочек, порвали и втоптали в грязь. В голове все еще звучал отголосок его крика отчаяния, ужаса, с которым он потерял такую хрупкую и робкую надежду на собственное спасение. Сейчас он уже не чувствовал ни гнева, ни обиды, ни тоски. Все вернулась на круги своя.

«Ничего не изменить. Мне некуда бежать. И сейчас день уже, а не утро».

Сорвав с пальца клипсу датчика, отчего прибор обиженно пикнул и обнулил пульсограмму, Синдзи ощупал свое лицо. Мимолетное ощущение нечеловеческой маски, восковой и неживой, мигом прошло, когда он нащупал несколько рубцов и саднящий синяк. Отчего-то его это развеселило. По идиотской прихоти судьбы он прошел через боль приобретения и утраты, через умершую в его руках нежность и теплоту чужого сердца, и в конце концов остался жив, отделавшись лишь парочкой легких ушибов. Это было…

«…Невероятно, как сказала бы она».

Он понимал, что утерянное чувство еще живо, что где-то очень близко его душу щемило, сердце разрывало и комок слез подступал из груди, но Синдзи усилием воли заставил себя отвернуться от горечи воспоминаний. Он смотрел на потолок и тихо смеялся.

— А, Синдзи-кун, ты очнулся, — раздался голос за беззвучно отъехавшей в сторону дверной панелью.

Тот наклонил голову в сторону и разглядел вошедшую в палату молодую женщину лет тридцати, высокую стройную блондинку в белом халате. Под юбкой-карандашом виднелись облеченные в темные колготки ножки, завершаемые черными туфлями, лицо украшала яркая помада на губах, родинка под левым глазом и строгие серьги под тон губ.

«Чудненько».

— Добрый день, Акаги-сан, — улыбнулся Синдзи.

— О, я гляжу, ты в хорошем расположении духа. — За улыбкой женщина, впрочем, слегка нахмурилась, настороженно и любопытствующе. — Очень-очень радостно видеть. Как самочувствие?

— Ноет все и тошнит. Но я привык, так что, наверное, уже нормально.

Рицко, изучив планшет с медкартой, подошла к Синдзи и присела на край кровати.

— Ничего удивительного, ты два дня провалялся без сознания. Синдзи, ты помнишь, что произошло? — она наклонилась над ним.

Тот сразу ощутил едва уловимый аромат ее духов, сладко-дынный с примесью бергамота, скрывающий собой запах табака. Несмотря на выказываемое дружелюбие, ее глаза светились темно-серой сталью — не таимое презрение или безразличие, но суровый взгляд профессионала, для которого дело важнее жизни. Интересная черта характера, подумал Синдзи, хотя ведь нечто человеческое не исчезло окончательно из ее души: забота о своей внешности, непринужденная любезность, заботливость, пуская и второстепенная, — она хотела ощущать себя женщиной. Вспоминая Мисато-сан — такие две похожие, но такие разные подруги, понять одну из которых не представляло больших проблем, пожив пару месяцев с другой.

«Придет же в голову… Я ее почти не знаю, а сужу лишь по одному холодному взгляду».

— Не особо… — ответил Синдзи, отведя взгляд вниз и скользнув им по проступающему через синюю курточку бюсту женщины. — Помню только, как меня засосало в какую-то черную смолу, приборы отключились, и я потерял сознание. Что там произошло?

— Ну, ты пробыл внутри ангела почти 8 часов. Правильнее будет сказать, что ты находился в субпространстве, но я не буду перегружать тебя лишними терминами. В итоге Ева вошла в режим зверя и разорвала удерживающее ее поле Ангела, высвободив тебя.

— Вот как?..

— Ты точно ничего не помнишь, Синдзи?

Он помотал головой.

— Что ж, наверное, оно и к лучшему. Физически ты не пострадал, только несколько легких ушибов, психологически тоже, вроде бы, в порядке. Но ты должен понимать, ты провел внутри Ангела длительный промежуток времени, мы должны быть готовы ко всему.

— Со мной что-то не так? — насторожился Синдзи.

Рицко добродушно улыбнулась.

— Нет, все в полном порядке. Мы проверили все твои показатели, они не отличаются от нормы. Разве что… — женщина сверилась с записями.

— Что?

— В крови повышен уровень андростендиола, — стала зачитывать она, — и усилен фактор стероидной сульфатазы, что привело к активности 5-альфа-редуктазы и, соответственно, активности тестостерона, а на МРТ обнаружили незначительное усиление гипофиза мозга.

— И… что это значит?

— То, что ты растешь. Усиление тестостерона я еще заметила в анализах на последних синхротестах, и вчерашние исследования только подтвердили идею — у тебя пик полового созревания. Начинаешь смотреть по-другому на девочек, меняется тело и ощущения, проявляется сексуальность. Это самая что ни на есть обычная реакция организма в твоем возрасте, Ангел тут ни при чем. Усиление гормональной активности может быть обусловлено стрессом, запоздалой перестройкой организма или хотя бы тем, что ты проживал с двумя чудесными девушками, — Рицко подмигнула. — В общем, не беспокойся, это нормально. Но на всякий случай спрошу — перепады в настроении, провалы в памяти бывали? Не принимал в последнее время никаких препаратов?

Синдзи похолодел.

— Нет вроде бы… Все как обычно.

— Ну, вот и отлично. Кровь и печень у тебя чистые, немного помучаешься с подростковыми проблемами, и все успокоится само собой.

— Рад это слышать, Акаги-сенсей, — он грустно улыбнулся, подняв на нее взгляд.

— Я еще зайду к тебе вечером, а пока тебе нужно набираться сил. — Она поднялась с кровати. — Постарайся отдохнуть, Синдзи. На всякий случай мы еще понаблюдаем за тобой несколько недель, но волноваться уже не о чем.

Женщина развернулась и хотела было уйти, как вдруг Синдзи, сам того не ожидая, вцепился в ее халат рукой, заставив остановиться. Та развернулась и перевела на него удивленный взгляд.

— Акаги-сан… — чуть менее тихим голосом произнес он.

— Синдзи?.. — впервые в ее глазах возникло неподдельное внимание.

— Меня ведь здесь никто не навещал?

Женщина растерянно опустила глаза и разомкнула губы.

— Честно говоря, я не знаю точно… — неловко произнесла после паузы и вдруг улыбнулась: — Но вот Мисато, хоть поначалу она рвала и метала, когда ты ослушался ее приказа, потом очень сильно переживала за тебя и разработала план по твоему спасению.

Синдзи кивнул, потупив взгляд.

— И вот девочки. После твоего возвращения, когда Евы были доставлены в ангар, я встретила их внизу, и было видно, что они беспокоятся за тебя.

— Ясно.

— Они подошли ко мне, чтобы спросить о твоем состоянии, но я сказала им первая. Поверь, в их глазах читалось облегчение, когда они выяснили, что с тобой все в порядке.

Синдзи вновь кивнул.

— Возможно, просто стесняются, — участливым тоном, будто извиняясь, продолжала говорить Рицко. — Все мы пережили несколько ужасных по напряженности часов, и теперь, когда все позади, усталость дает о себе знать…

— Ладно, Акаги-сан, не надо… — он улыбнулся ей, не слишком весело. — Я все понимаю. Хоть и чувствую себя паршиво, но так должно быть. Спасибо вам за то, что старались.

Рицко с легкой участливостью нахмурила брови.

— Я… вообще буду заходить к тебе пару раз в день, так что если ты хочешь поговорить…

Синдзи отпустил ее халат и одарил благодарным взглядом.

— Я вам очень благодарен, Акаги-сан. Не хочу отвлекать вас от работы, да и очень неловко просить о подобном, но если вы будете навещать и хотя бы просто расскажите мне что-либо, вы мне очень поможете.

Окинув его внимательным взглядом, Рицко неуверенно кивнула.

— Ладно, Синдзи. Понимаю, что тебе тяжело сидеть здесь в одиночестве, так что постараюсь заходить к тебе почаще. Я еще поговорю с Мисато и девочками, может, они…

— Нет, не стоит, — Синдзи одарил ее благодарственной улыбкой. — Спасибо за ваши старания, я и так вам премного благодарен. Просто хотел побыть с вами еще немного. Извините…

Он заметил, как помимо удивления в глазах женщины что-то кольнуло, будто едва заметный всполох таимых и глубоко личных чувств, которые она ни за что не желала демонстрировать. Тут же в замешательстве отведя лицо, Рицко поправила ворот халата и отправилась к выходу.

— Набирайся сил, Синдзи, — произнесла она на ходу, однако на пороге остановилась и кинула на него слегка смягчившийся взгляд. — У меня через два часа будет свободное время, так что я навещу тебя. Поговорим о том, что тебе хочется.

Синдзи радостно кивнул и улыбнулся широкой счастливой улыбкой.

«Я вернулся».

Икари Синдзи, дважды постучав в запертую массивную дверь доктора Акаги и так и не дождавшись ответа, растерянно отступил.

«Проклятье! И что теперь делать? У нее ведь есть кабинеты и в административном блоке, и в научной лаборатории, а у меня пропуск лишь в один медкорпус и ангары, куда меня без надобности все равно не пустят. Черт бы их побрал!»

Синдзи от души пнул металлокерамическую панель, с трудом уняв очередной приступ гнева, и, сделав глубокий вздох, задумался. Ему нужен был именно этот кабинет и именно Рицко Акаги, притом без промедлений, пока существовала вероятность, что Рей еще здесь.

«Может, пойти сразу к отцу? Хотя, если он занят с ней…»

Синдзи поежился. Одна лишь мысль, что такая покорная и беззащитная голубовласка может оказаться в объятиях его отца, пробивала тело ледяным потом. От обиды и злости едва не навернулись слезы, и Синдзи так крепко сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев, как вдруг за его спиной раздался удивленный женский голос:

— Синдзи? Что ты тут делаешь?

Тот резко развернулся и по инерции едва не уткнулся в высокую стройную фигуру в белом халате.

— Ты ко мне пришел? — спросила Рицко.

— Акаги-сан…

Внутри у него вдруг разлилось приятное, даже игристое чувство радости, мигом сдувшее с трудом сдерживаемую ярость. Большая белая кошка сама пришла в руки.

— Акаги-сан, я пришел к вам… — промямлил он, потупив взгляд и обдумывая дальнейшую линию поведения.

— Наше обследование назначено на вечер. Что-то случилось?

— Ну… в общем… — он поднял на нее стесненный взгляд, — есть одна вещь, которая меня смущает, а вы говорили, что я могу поговорить с вами в любое время…

Женщина слегка нахмурилась, заметив новый пластырь на его щеке.

— Что-то серьезное?

Синдзи помотал головой.

— Нет, не думаю. Просто… как бы это сказать…

— Ладно, давай зайдем в мой кабинет.

Она открыла дверь и впустила Синдзи в небольшую комнату, с одной стороны уставленную офисной мебелью, до отказа забитой папками и листками, со столом в центре, а с другой представлявшую собой палату с койкой, медицинским оборудованием и шкафчиками с набором склянок, ампул и запечатанных пакетов, среди которых в глаза тут же бросились одноразовые шприцы всех размеров. Несмотря на стерильную обстановку, Синдзи не ощущал здесь запаха лекарств и сопряженной с ним привычной неуютности. Нужный шкафчик-сейф он определил сразу.

— Ну, что случилось? — Рицко села за свой стол и пригласила его устроиться на койке.

Тот послушно расположился на кушетке, не спеша начинать речь и заодно окинув взглядом длинные красивые ноги доктора, сложенные одна на другую и облаченные в темные колготки. Женщина повернулась на кресле и открыла Синдзи вид на свои бедра, отчетливо виднеющиеся из-под короткой черной юбки, и тому даже на секунду показалось, что между сведенными ногами проглядывали очертания белья. Тот нервно сглотнул, однако Рицко терпеливо ждала, ничуть не смутившись от такого пристального взгляда.

— Тут… в общем… — Синдзи замялся еще больше, вжав голову в плечи и картинно покраснев. — Немного стеснительно говорить об этом…

— Синдзи, я доктор. — На лице женщины появилась легкая теплая улыбка. — Мне ты можешь довериться, и обещаю, разговор окажется между нами.

— Ну… как бы… Просто, понимаете, Акаги-сан, когда я… вчера… в общем, делал это дома… у меня вдруг заболело… на конце… — под конец речи голос Синдзи окончательно стих, и тот лишь сильнее поник в смущении.

Рицко хмуро сдвинула брови и вдруг ее лицо, будто озарившись, прояснилось.

— Ты о мастурбации говоришь? — без тени смущения спросила она с каким-то оживлением в голосе.

— Акаги-сан! — Синдзи едва не поперхнулся, залившись краской. — Пожалуйста, не так прямолинейно.

— Ну, Синдзи, в этом нет ничего постыдного. Все юноши и большинство девушек занимаются этим, особенно в подростковом возрасте, это абсолютно нормально и естественно, так что ничего стесняться не надо.

— Но все равно вы это так говорите…

— Хорошо-хорошо, — она доброжелательно улыбнулась, впрочем, не без коварства во взгляде. — Больше не буду тебя смущать. Прошу, продолжай.

«Ей это что, удовольствие доставляет?»

— Вот… в общем, боль возникла не сильная, но острая… в г-головке. Как будто порезался. Наверное, ничего серьезного, но после всего произошедшего я испугался и решил на всякий случай сказать вам. Вы же просили меня докладывать о любых отклонениях в самочувствии.

— Ты все правильно сделал, Синдзи. — Она поднялась со стула, надевая взятые со стола резиновые перчатки. — Что ж, давай посмотрим.

— А?

— Говорю, давай посмотрим. Спускай штаны.

— Здесь?!

— Ну, я думаю, в клинике это будет еще более неловким. Не волнуйся, Синдзи, тебе не нужно меня стесняться, я, прежде всего, доктор, и твое физическое состояние стоит на первом месте. Мне нужно проверить, нет ли внешних повреждений.

— Х-Хорошо… — пробубнил тот и с заминкой поднялся, неохотно расстегнув пряжку ремня.

Рицко, нацепив очки, подошла к нему и, присев на корточки, стянула штаны с трусами, высвободив член и аккуратно взяв его в руки. По спине Синдзи прошла волна мурашек, когда женщина ловким движением оттянула крайнюю плоть пениса, обнажив головку и розовый ствол, и начала его внимательно разглядывать, приблизившись лицом буквально на расстоянии ладони.

— Сейчас не болит? — спросила она.

— Нет…

— Не щиплет, не колит?

— Нет, вроде бы…

— Хм, — она слегка поводила пальцем по уздечке и устью уретры. — Ничего подозрительного не вижу. А если так?

Женщина вдруг крепко обхватила член пальцами и начала водить ими вперед и назад. Накрахмаленный нитриловый материал перчатки легко заскользил по коже, разминая крайнюю плоть и трясь о головку. Несмотря на твердую хватку, пальцы двигались легко и без затруднений, стимулируя чувствительную плоть и отзываясь неожиданно приятными ощущениями в теле. Синдзи вздрогнул, когда почувствовал первый укол удовольствия и нарастающее блаженство, откликнувшееся в медленно набухающем члене. Но Рицко, заметив это, внезапно остановилась и поднялась.

— Внешне все в порядке, реакция есть, — кажется, она улыбнулась краешками губ. — Болезненные ощущения были?

Синдзи помотал головой, пряча обуреваемый желанием взгляд.

— Думаю, ничего страшного не произошло. Я еще на всякий случай возьму пробу мазка на грибок, но не думаю, что что-то найду. Не переживай, Синдзи, ты полностью здоров.

— Рад слышать… — пробубнил он, однако взгляд из-под его опущенной головы заметался по сторонам.

«Надо найти способ обездвижить ее. Возможно, если взять шприц и воткнуть в шею, то можно пригрозить впустить пузырь воздуха в кровь. Нет, так я буду сам обездвижен. Оглушить? Слишком травматично, она мне нужна в сознании. Попробовать ее мягко соблазнить? Это будет сложнее, чем с Мисато, наша доктор, похоже, умеет владеть собой. Черт, ведь почти получилось».

Но тут вдруг на поясе Рицко пикнул бипер, и та, прочитав сообщение, с посерьезневшим видом развернулась и произнесла:

— Извини, Синдзи, мне срочно нужно отойти по одному делу. Подожди, пожалуйста, тут, я приду, тогда и закончим.

И не дожидаясь ответа, она выпорхнула в дверь. Опешивший Синдзи плюхнулся на койку и хохотнул.

— Подарок судьбы просто.

Выглянув в коридор и убедившись, что рядом никого не было, он вернулся к медицинскому шкафчику, подошел к стальному сейфу и подергал дверцу. Та не поддалась даже на миллиметр.

«Это, несомненно, тот самый шкафчик, о котором говорила Рей. Препараты находятся там. Но, блин, как его открыть?! Тут даже с ломом придется повозиться, а руками — вообще нереально. Может, скальпелем?»

Он поднялся, подошел к набору инструментов, как вдруг его озарило. Метнувшись к столу Рицко, он с ликованием обнаружил на нем связку ключей.

«Есть! Ах, доктор, как вы опрометчивы».

Перебрав несколько, он без труда нашел нужный ключ и отворил дверцу. На верхней полке оказалась коробочка с тремя наборами ампул: «D6-потенциат кантаридина», «гидрохлорид йохимбина» и «никетамид». Все, как и сказала Рей. Синдзи быстро сбегал за колбами на полке рядом с койкой, затем, собрав ампулы в горсть, открыл набор из трех разных и перемешал три дозы на глазок по памяти в пробирке, после чего втянул полученный коктейль в тонкий одноразовый шприц и слегка надавил на поршень, чтобы выгнать воздух из иглы. Затем он собрал оставшиеся ампулы в коробку, поставил все на место, прикрыв дверцу сейфа, и сел обратно на койку, спрятав шприц под простыней.

Рицко вернулась через пять минут. Лицо не выражало ни одного признака тревоги или озабоченности, женщина просто положила принесенный с собой листок на стол и повернулась обратно к Синдзи.

— Не заскучал?

— Нет, Акаги-сан. — На его лице проступила улыбка. — Что-то случилось?

— Да нет, обычная административная работа, дел невпроворот, едва за всем угоняюсь, — она ответила неловкой улыбкой и машинально поправила золотистый локон с лица. — Так, на чем мы остановились? Ах да, проба. Сейчас достану ватные тампоны.

Женщина подошла к медицинскому шкафу и стала копаться в коробках, что позволило Синдзи незаметно подняться и подойти к ней со спины, держа шприц наготове. Но тут Рицко, почувствовав что-то, вдруг развернулась, однако Синдзи успел очутиться рядом с ней, сомкнув руки у нее за спиной и прижавшись к ней животом, одновременно подняв вверх милый добродушный взгляд.

— Синдзи!!! — ошарашено воскликнула Рицко. — Что ты делаешь?!

— Я к вам привязался, Акаги-сан, — сладко прошептал он. — Вы столько для меня сделали, были так любезны. Я хочу сказать вам спасибо.

— Н-Не стоит… — женщина отвела спутанный взгляд в сторону, но тут же нахмурилась. — Синдзи, тебе лучше не делать этого.

Тот, все еще плотно прижимаясь, приготовил за ее спиной шприц, направив иглу в сторону ягодиц.

— Я знаю, Акаги-сан. Есть много вещей, которых нам не стоило бы делать, но мы делаем их, потому что не можем по-другому. Сейчас я могу лишь сказать, что вы чрезвычайно привлекательны, и что вы нужны мне.

Он вдруг ощутил, как участилось дыхание Рицко.

— Чего ты хочешь? — вдруг тихо спросила она дрогнувшим голосом, смотря на него необычно глубоким взглядом.

— Я хочу трахнуть вас, Акаги-сан, — произнес Синдзи, приготовив шприц для решающего удара.

— Хорошо, — вдруг ответила женщина.

Синдзи замер в изумлении, открыв рот.

— Я сделаю все, что ты захочешь. Для тебя. Прямо здесь.

Он не верил своим ушам, он смотрел в глаза женщины, которые вдруг стали блестящими, необычайно чувственными, почти нежными, смотрел на ее лицо, которое неожиданно приобрело мягкие и женственные черты, и он просто не мог поверить. Рицко подняла руки, ласково погладив Синдзи по щекам, пригнулась, и трепетно коснулась губами его лба.

— Раз это неизбежно, Синдзи… Давай сделаем это. Я хочу отдаться тебе, вся и без остатка.

Тот, сглотнув подскочивший к горлу комок, едва не выронил шприц из ослабших рук. Весь его план трещал по швам, и теперь копимая злость вдруг рухнула под дрогнувшим сердцем, и Синдзи, подняв робкий взгляд, чувствуя, как что-то защемило внутри, усилием воли подавил неловкое чувство и тихо произнес:

— Спасибо вам, Акаги-сан… И простите меня.

После чего вонзил шприц в мягкую ягодицу женщины, разом впрыснув всю жидкость без остатка. Та резко дернулась и вырвалась из объятий Синдзи, но вдруг рухнула на колени, сжав руки на животе.

— Чт… что ты вколол? — сдавленно произнесла она с нахлынувшим напряжением на лице.

— Не бойтесь. Это стимулятор, который вы давали Рей.

— Если ты ошибся с дозой… — ее голос стал надсадным, — я могу умереть…

— Уверен, этого не случится. Рей ведь не умерла.

Рицко, сжавшись, согнулась и подняла на Синдзи раскрасневшееся лицо с вмиг поблестевшими глазами. Напряженность стала утихать, сменяясь истомой и расплывшейся мягкостью, на коже тут же заблестел пот, дыхание участилось и сбилось в мелкую отдышку, женщина задрожала и, стиснув бедра и обхватив их руками, свалилась на пол.

— Все горит… — заплетающимся языком произнесла она. — У меня гипертермия… Я сейчас потеряю сознание…

Синдзи подошел к женщине и провел ладонями по ее лицу, шее, рукам и бедрам, отчего та задрожала еще сильнее.

— Вряд ли, — успокаивающим тоном произнес он. — У вас жар лишь местами и пульс повышен. Не волнуйтесь, я о вас позабочусь, Акаги-сан. Я ведь действительно не хочу, чтобы с вами что-то случилось.

Пока Рицко тряслась в мелких судорогах, Синдзи снял с нее халат и расстегнул синюю курточку, под которой оказалась нательная рубашка, больше похожая на ночнушку, а под ней — черный кружевной бюстгальтер на невыпуклых, но плотных и широких грудях.

— Красиво, — улыбнулся он. — Жаль скрывать такую прелесть, да, доктор?

Рицко постепенно переставала дергаться, не пытаясь сопротивляться и даже слабо поддаваясь Синдзи, движения ее стали плавнее и из лихорадочных судорог превратились в нервные поглаживания — она сбито и прерывисто начала тереть бедрами, плотно водя напряженными ладонями по животу и заползая под юбку, притом не переставая тяжело дышать.

— Проклятье… — выдохнула она. — Я уже сгораю от возбуждения… Н-Не могу больше терпеть…

Синдзи хмыкнул, бросив пару захваченных из дома Рей пилюль себе в рот, после чего разомкнул руки Рицко и стянул с нее куртку и блузку.

— Давайте, Акаги-сан, поднимайтесь. У нас много дел.

Он подтянул женщину к себе, задрав ее лифчик и высвободив упругие грудки с уже разбухшими, затвердевшими и горящими сосками. Рицко с шумом вздохнула и разразилась мелкой дрожью, когда Синдзи провел ладонями по ее разомлевшей коже, в изнемогании застонала, и по телу ее прошла сковывающая волна напряжения и последующего за ней размягчения. Женщина буквально кипела он нахлынувших на нее сладострастных чувств, вопреки ее воле погружаясь в острый, вулканирующий экстаз. Она уже не могла сфокусировать на Синдзи взгляд, мечась туманными сверкающими глазами из стороны в сторону, теряя осмысленность во взоре и задыхаясь от дрожи в груди.

А Синдзи, полюбовавшись видом разморенной женщиной, некогда солидной и статной, а теперь утопающей в буре вожделения, ее восхитительно взрослой фигурой, налившимися формами грудей и бедер, стройной талией и хрупкими плечами, подошел к ней и задрал юбку, открыв крупные упругие ягодицы, облегаемые тонким слоем нейлоновых колготок, за которыми проглядывались красивые черные трусики. Синдзи выдохнул в нахлынувшем соблазне и, не удержавшись, провел рукой по шершавой ткани на бедре, окунув пальцы в плотную ткань между швами в области киски. Рицко неожиданно протяжно вскрикнула, трепетно и со стоном удовольствия и слегка согнулась, уперев руки в кушетку. Синдзи оторопел, когда ощутил, как пальцы погрузились будто в сочную горячую мочалку — настолько ткань колготок и трусиков пропиталась влагой. Не обращая внимания на задрожавшую женщину, чьи бедра разверзались настоящим землетрясением, он погрузил руку ей между ног.

— Мга-а-ах!.. — сотряслась в стоне Рицко и обрушилась на койку, обхватив ее руками и повиснув на ней животом.

Ладонь Синдзи с сочным чавканьем утопла в расплывшейся чрезвычайно мягкой плоти, будто в мякоти перезрелой хурмы. Даже невзирая на жесткую ткань трусиков, там ощущалась наливная мягкость истекающей киски, которая мгновенно исторгла из себя обильный поток сока. Влажное пятно мгновенно растеклось по колготкам почти до самых колен, женщина разразилась бурной дрожью и сдавленно застонала в бьющем через край удовольствии, так что Синдзи больше не мог терпеть. Спустив колготки с трусиками, его взгляду обнажились широкие, налившиеся кровью морщинистые половые губы, смятые, будто размоченная курага, темно-багровые, выпуклые и упругие. Едва обнажившись, они сами разошлись в стороны, из открывшейся щелочки извергся настоящий поток влаги, густой струйкой вылившись прямо на колготки. Восхищенный Синдзи присвистнул и, подставив пальцы под утихающий ручеек, попробовал его на вкус — он оказался горячим и вязким, слегка терпким, с приторной кислинкой и до головокружения ароматным.

— Ну же, Синдзи, вставь в меня уже свой член, — дрожащим голосом произнесла Рицко, устремив на него затуманенный взгляд. — У меня все внутри изнывает, я больше не могу терпеть…

— Поиграть бы с вами, Акаги-сан, но вы так страстно просите, — он расплылся в улыбке. — Не думал, что вы настолько распутны.

— Трахни ты меня уже, наконец!.. — выпалила женщина, изнеможенно закатив глаза. — Пожалуйста, Синдзи, иначе я не выдержу… внутри все горит и щекочет, будто сейчас взорвется.

Тот улыбнулся и, расстегнув брюки, вытащил свой набухший член. Рицко впилась в него жадным взглядом, задышав еще глубже, и заворожено зашептала:

— Ну же, давай… всади его в меня… умоляю… я на все готова ради твоего члена…

И тут Синдзи, подняв женщину за одну ногу и завалив ее на кушетку боком, аккуратно погрузил член в истекающее трепещущее влагалище, которое, несмотря на разбухшую плотность внутри и крепкое сжатие, буквально всосало его в себя. Пенис скользнул внутрь так легко, будто стенки влагалища были вымазаны мылом, бугорки оплели ствол и зашевелились вдоль головки, утягивая ее все глубже и глубже в обжигающее нутро, залитое до краев соком, который с хлюпаньем выплеснулся наружу. Рицко выгнулась в глубоком стоне удовольствия и закрыла глаза, словно забывшись и целиком отдавшись экстазу, задрожав от наслаждения, однако Синдзи не спешил двигать тазом. Закинув ногу женщины себе на плечо и удерживая ее так на боку, он остановился.

— Синдзи… — Рицко открыла глаза. — Не останавливайся, прошу… Я на грани… Дай мне это…

— Сначала вопросики, — он улыбнулся. — Где Рей?

Та попыталась собрать остатки осмысленности во взгляде и умоляюще взглянула на Синдзи.

— Ты…

Синдзи нарочито медленно повел членом во влагалище, будто вытаскивая его.

— Просто скажите, и я дам вам это столь желаннее удовольствие.

Рицко закрыла глаза и протяжно застонала.

— М-м-мгах… Ладно, я скажу… только не останавливайся, прошу тебя…

— Говорите.

— Она в Конечной Догме, в лаборатории псевдопилотов… Проходит стандартную процедуру снятия матрицы личности…

Синдзи нахмурился.

— Мало понятных слов. Она с отцом?

— Так тебя это беспокоит? — Рицко слабо улыбнулась. — Не переживай, Икари больше не делает с ней это.

Синдзи вздрогнул.

— Так это правда? — холодно спросил он.

— Что он спал с Рей? Конечно. Я сама лишила ее девственности.

— Что?! — воскликнул Синдзи.

— Хирургически. Икари попросил меня удалить ей девственную плеву и дать стимулирующий препарат, чтобы она не испытывала страха и боли. Он очень заботился о ней.

«Не испытывала страха и боли… — мысленно повторил Синдзи. — Страха и боли… Заботился…»

Перед глазами возникли образы Рей: она с залитым сливками кишечником, она со вздувшимся от воды животиком, она с бутылкой в анусе, она, задыхающаяся от страсти. И тут Синдзи громко, весело рассмеялся.

— Так вот оно что. Теперь все ясно. Отец, оказывается, способен на добрые дела. Если, конечно, не считать того, что он трахает малолетних девочек.

— Ты это хотел узнать? Тогда не следовало накачивать меня наркотиком, я бы все и так рассказала. Вы с Икари так похожи… во всем… я не могу вам сопротивляться.

— То есть?.. — веселая улыбка сползла с лица Синдзи. — Ты и с ним?..

— Может быть, это ошибка, но я ни о чем не жалею… Наверное, это в ваших генах, гормонах или феромонах… или, может быть, я просто дура… Но я не могу вам сопротивляться, вы оба делаете меня беспомощной… покоряете меня… заставляете терять разум… И ты, Икари Синдзи, как бы я не противилась, но я готова отдаваться тебе, раз за разом, сколько угодно, лишь бы чувствовать тебя в себе, ощущать твои прикосновения, заполнять себя твоей спермой… я ненавижу себя за это, но я не могу бороться… — она запрокинула голову, и на ее сомкнутых ресницах заблестели капельки слез.

«Отец… Так ты и тут меня унизил?.. Нет. Теперь уже нет. Наоборот, это я отобрал твоих женщин, это я присвоил их себе. Тебе больше не сломить меня, отец!»

— Акаги-сан. Сейчас я сделаю это, только для вас. Наслаждайтесь.

И он заводил членом в ее влагалище, глубоко и с нажимом, раздвигая разгоряченную плоть, двигаясь все быстрее и быстрее. Рицко откинулась обратно на кушетку в оглушительном стоне, она запрокинула ногу на плечо Синдзи, поддаваясь его толчкам и проглатывая своей разбухшей киской член, источая поток сока, который от крепкого непрекращающегося трения начал взбиваться в белый воздушный крем, окутавший перевозбужденную до фиолетового оттенка плоть губок, коричневый клубок волос над ложбинкой, промежность и анус, разливаясь по кушетке.

— Синдзи, да!.. — закричала в экстазе Рицко. — Ах, как же хорошо! Да, Синдзи, еще, сильнее! Входи в меня, глубже!

Тот прерывисто выдохнул от нахлынувшей волны наслаждения — нутро женщины плотно обгладывало ствол его пениса, заставляя трепетать от экстаза. Оргазм мог подступить в любой момент, однако Рицко, бессвязно и самозабвенно заверещав, задергалась всем телом, начав биться бедрами и сцепив член внутри тугой плотью, выдохнула в утробном стоне и, напряженно выгнувшись и вцепившись в края кушетки, на секунду будто окоченела, а потом обессилено обмякла. Плотно сомкнутая плоть влагалища тут же обмякла, отпустив член, и женщина на несколько секунд провалилась в забытье, так и оставив ногу запрокинутой на плече Синдзи.

— Вы уже кончили, Акаги-сан? Было приятно?

Рицко, придя в себя и восстановив учащенное дыхание, перевела на него слабый взгляд и томительно произнесла:

— Еще… Войди в меня еще раз… Возбуждение все не спадает…

— Какая вы ненасытная, доктор, — хихикнул Синдзи, однако сам вытащил член и отошел от нее.

— Не-ет… — раздосадовано заскулила Рицко.

— Не переживайте, мы сейчас продолжим. Я дал вам того, чего вы желали, а теперь настала моя очередь повеселиться.

Он наклонился к шкафчику с медицинскими инструментами и вытащил несколько ватных тампонов на палочке, резиновый ремешок, моток хирургической нити и скальпель. Сначала он снял вату с тонких палочек, которые выглядели как плотно скрученные бумажные волокна, достаточно твердые, но не жесткие, и затем скальпелем наточил их с одной стороны до толщины иголки, после чего размотал нить и вернулся к Рицко. Все еще распыленная женщина терлась руками о бедра и елозила на кушетке, и Синдзи, вернувшись к ней, забрался рядом и склонился над распаленным взмокшим телом. Собрав ее груди в руки, он прильнул к ним и стал с силой всасывать ее так твердые соски.

— А-ах!.. — воскликнула женщина. — Да, вот так… Хорошо…

Она прижалась к нему, став тереться о его ногу, однако Синдзи не отлипал от грудей, взбивая плотные сосочки языком, втягивая их в рот и слегка пожевывая, пока ярко-красная и блестящая от слюны ареола не затвердела до состояния ореха.

— Мгах!.. Больно… но не останавливайся, прошу… Соси их сильнее…

Но тот отстранился и поднялся от изнывающей Рицко, нависнув над ней и поднеся заготовленные инструменты.

— Вы хорошо терпите боль, доктор. Не против, если я вас слегка свяжу?

— Делай что хочешь, только дай мне кончить еще…

Хмыкнув, Синдзи перевернул женщину на живот и стянул ей запястья ремешком — обессиленная, она бы не смогла сопротивляться даже при желании, а такового не возникло в затуманенном разуме. Развернув ее обратно, Синдзи вновь склонился над ней и впился губами в набухшие груди, посасывая каждую по очереди и ощущая их все наливающуюся упругость, заодно начав ласкать насквозь промокшую киску женщины. Та слабо забилась от наслаждения, протяжно застонав, и стала подергиваться в такт движению руки, однако Синдзи, доведя ее до предельной черты, но не позволив кончить, выпрямился, сжал одну ее грудь с такой силой, что кончик вздулся и побагровел, слившись с пухлой ареолой и раздув сосок, а потом поднес к нему заточенную палочку.

— Будет немного больно, — произнес он и, прицелившись, вонзил острие в едва проглядывающую крошечную дырочку на соске.

— МХ-А-А-А-А-АГХ!!! — истошно вскрикнула Рицко, дернувшись с огромной силой, однако Синдзи локтем придавил ее шею к койке и налег сверху, продолжив вдавливать иглу.

Та входила крайне тяжело, вмяв плоть сока внутрь груди и уткнувшись в твердый комок внутри, так что Синдзи пришлось, не обращая внимания на оглушительные крики боли, вкручивать иглу, будто винт, и вот она уже медленно начала поддаваться, проникнув в прорванное отверстие соска. На его вершине проступили капельки крови, тонким ручейком скользнув по груди, но игла вошла уже достаточно глубоко, чтобы не выскользнуть и не сломаться. Высвободив взбухшее фиолетовое полушарие, Синдзи подтянулся, взял со столешницы хирургическую нить и обмотал ею сосок, завязав плотный узел прямо на горящей чувствительной кожице, облегающей иглу. Рицко забилась в агонии, непрерывный крик боли заглох в стоне, и Синдзи развернулся, задрав ее ноги и разведя их в стороны. Затем он протянул туго натянутую нитку к ее гениталиям и, разведя половые губы в стороны, подцепил пальцем капюшон клитора. Тот мгновенно проступил, и Синдзи присвистнул в трепетном удивлении — он ни разу еще не видел такой крупной ягодки, напоминающей формой бобовое семя, вздернутое и чуть вытянутое, налитое кровью, будто готовое вот-вот лопнуть от напряжения. Это была не складка кожи, как у девочек, и даже не едва проступающая плотная ягодка, как у Мисато, а настоящая головка размером с фалангу мизинца. Поежившись в соблазне, Синдзи под крик женщины дернул нить, оттянув грудь вниз, и, подцепив клитор пальцем, быстрым движением обмотал вокруг него леску в несколько кругов.

— КХ-А-А-А-А!!! — взвыла Рицко, выгнувшись дугой. — Как больно!!! М-а-а-ах!!!

Но тот, невзирая на ее крик, вернулся обратно и оставшейся иглой аналогичным образом проткнул вторую грудь, в самую дырочку соска, а затем обмотал вокруг него конец нитки. В итоге обе груди оказались стянуты жесткой леской вокруг сосков, разрезая их до крови, и привязаны к вспухшему и выпятившемуся клитору, и любое движение женщины лишь сильнее оттягивало эти чувствительные органы, отдаваясь адской по своей остроте болью. Рицко все еще вымученно постанывала, но из-за нити она больше не могла судорожной дергаться, и ей пришлось согнуться в животе, чтобы не тревожить чувствительные места и хотя бы ненамного унять резь.

— Как же больно… — сквозь стон всхлипнула она, сфокусировав слезливый взгляд на Синдзи. — Нить впивается в меня… это невыносимо… Мгах… Я не выдержу…

— Просто добавил немного остроты ощущениям. — Синдзи сладко улыбнулся, ласково поглаживая женщину по ее золотистым волосам. — Сейчас все пройдет, не переживайте так. Зато представьте, как вам было бы больно, если бы не этот эликсир.

— Синдзи… — сдавленно вытянула она. — Пожалуйста… вставь в меня… свой член…

— Что? — улыбка сползла с его лица.

— Делай что хочешь… но только дай мне насладиться тобой… Я все еще возбуждена и просто… до безумия… хочу тебя…

Тот, несколько секунд пробыв в ступоре, вдруг расхохотался.

— Невероятно, Акаги-сан, просто невероятно! Вы превзошли все мои ожидания, вы грандиозны, доктор! Такая страсть на грани помешательства, вопреки всей боли и мукам. В качестве моего признания, я удовлетворю вашу просьбу, и буду удовлетворять столько, сколько вам того захочется.

Подняв женщину на трясущиеся ноги, отчего нить напряглась и оттянула клитор с сосками и Рицко разразилась новым криком боли, Синдзи развернул ее и нагнул вниз, разведя ее дрожащие бедра. Из обнажившейся киски вытекла свежая порция сока, далеко вывалившиеся бордовые губы разошлись в стороны, открыв широкий пульсирующий вход во влагалище, и Синдзи вонзил в горячее нутро свой все сильнее напрягшийся член. Входя в нее в быстром темпе и держа женщину за ремешок на связанных руках, он ощущал теребившийся клитор под пенисом, напряженность на складках половых губ, трение натянутой нити и крошечные судороги от смешанной волны боли и удовольствия, слившихся в одном экстазе.

Согнувшаяся в коленях Рицко глубоко и надсадно стонала, непроизвольно вытягиваясь и натыкаясь на острую резь в сосках, тут же сжимаясь от горящего болью клитора, который уже побагровел от напряжения, и на пол устремились алые капли крови с грудей и ручейки сока из влагалища. А Синдзи, безостановочно трясь членом о мягкую плоть киски и наслаждаясь опьяняющим жаром внутри, дергал женщину за связанные руки, не позволяя ей рухнуть на колени от волн наслаждения и боли, и вот через несколько минут Рицко затряслась с новой силой, сорвавшись в волну мелких чувствительных оргазмов, сокращающих и сотрясающих влагалище, и Синдзи сам подступил к крайней черте. Воткнув член так глубоко, что тот уткнулся в упругую выпуклость матки, и насладившись протяжным стоном Рицко, он в последнюю секунду вытащил напрягшийся пенис и приложил его к вершине спины над попой женщины, позволив вырвавшейся струе семени оросить ее влажную разморенную кожу. Выстрел в оргазме оказался настолько сильным, что большая часть тягучей белой жидкости перелетела через спину и опрокинулась прямо ей на голову, разбрызгавшись и утопнув в копне густых золотистых волос, просачиваясь вглубь и медленно стекая по макушке и затылку вдоль лица к шее. Задрожавшая женщина обессилено обмякла и, более не удерживаемая Синдзи, рухнула боком на пол, тяжело дыша в истоме. Тот удовлетворенно перевел дух и с растекающимся по венам наслаждением взглянул на изнуренное мокрое лицо женщины, окутанное влажными спутавшимися локонами с белесым блеском семени в волосах.

— Было приятно, да? — сладко протянул он. — Мы можем повторить в любой момент, только попросите.

Рицко слабо приоткрыла сияющие глаза и облизала губы, к которым уже просочилась сперма из волос.

— Хотя мы можем продолжить прямо сейчас… — улыбнулся Синдзи, чувствуя возвращающееся возбуждение, но тут за его спиной раздалось шипение отворяющейся дверной панели.

Не успел он обернуться, как на весь кабинет разнесся пронзительный девичий крик и грохот рассыпавшихся папок. Синдзи как на иголках мигом развернулся и скривился в кислой мине. В дверях замерла одна из операторов командного мостика — Майя Ибуки — молодая и тихая девушка с короткой стрижкой, одетая в служебную униформу оператора НЕРВ и белые колготки. Довольно симпатичная, тут же отметил про себя Синдзи. Впрочем, ее обаяние едва различалось под маской ужаса на лице и жутким оглушительным криком, которым она заполнила небольшую комнтаку. Когда воздух в ее груди кончился, Майя поднесла трясущиеся руки ко все еще распахнутому рту и стала медленно отступать назад на подогнувшихся ногах.

«Черт. Теперь ее нельзя отпускать».

— Акаги-сан, кажется, к нам мышка забежала. Поиграем с ней? — обратился он к доктору, подмигнув.

Та закатила голову и жутко улыбнулась.

— Делай что хочешь… Я все еще изнываю от возбуждения…

Майя, чьи глаза округлились до предела, судорожно вдохнула воздуха и, испуганно пискнув, ринулась к выходу. Однако Синдзи в одном прыжке настиг ее, схватив на ноги и со всей силы развернув обратно, отбросил обратно в кабинет и, быстро вскочив, захлопнул дверь.

— Нет! — взвизгнула девушка, затрясшись на полу и испуганно заметавшись взглядом. — Синдзи!.. Сэмпай… Что происходит?..

Ничего не отвечая, Синдзи взял со стола скальпель и, пройдя мимо сжавшейся и запищавшей от страха девушки, разрезал ремешок на руках Рицко и хирургическую нить, связывающую груди с клитором. Женщина тут же выгнулась на полу с глубоким стоном облегчения, содрогнувшись, ее разбухший клитор от резкого притока крови из фиолетового стал алым и слегка расплылся в стороны, впрочем, сохранив след от туго врезавшейся нитки. А Синдзи, воспользовавшись расслабленностью Рицко, тут же вцепился в иглы на ее грудях и резко выдернул их. Та вскрикнула, протяжно и с угасающим стоном, откинулась на спину, и из ее багровых сосков заструились ручейки крови, однако Синдзи бережно приподнял женщину и быстро налепил на груди захваченные со стола пластыри.

— Вот так, — прошептал он. — Не сильно болит?

— Пройдет… — утомленно выдохнула Рицко.

Синдзи поднялся и развернулся к Майе, которая, кажется, от шока потеряла дар речи и только тряслась в страхе на полу.

— Ну, давайте, Акаги-сан, — мерно произнес он. — Ваша очередь.

Собравшись с силами, та медленно поднялась и поползла на четвереньках к девушке, раскачиваясь из стороны в сторону и оставляя за собой на полу дорожку капель от пота, спермы и сока из влагалища.

— Сэмпай… — выдохнула Майя, и на ее глазах навернулись слезы. — Что с вами?..

— Мне вкололи лошадиного возбудителя, — ответила та с туманной улыбкой на лице. — И хоть меня отодрали уже несколько раз, я все еще желаю, чтобы меня трахали и трахали.

— Может, ей тоже вколоть? — задумался Синдзи, почесав подбородок. — Не, слишком просто.

Майя в ужасе зажмурилась и спрятала лицо в ладонях, надсадно разрыдавшись.

— Нет… — горько пропищала она сквозь слезные всхлипы, — этого не может быть… я не верю… не верю…

Однако Рицко, подползя к содрогающейся девушке, вдруг крепко обняла ее и прижалась к ней головой.

— Не плачь, моя дорогая… — ласково прошептала она. — Я знаю, ты боишься, но ты ведь всегда смотрела на меня по-особенному, правда?

Майя замерла и подняла на нее огромные, чистые в своей простоте и искренности карие глаза, испуганные, залитые слезами, но где-то в глубине источающие надежду.

— Сэмпай…

— Тихо, Майя, просто доверься мне.

И, резко подавшись вперед, она прильнула влажными губами к губам девушки в крепком поцелуе, приложив свои ладони к ее щекам. Та, зажмурившись, протяжно пискнула и отпрянула назад, но вдруг остановилась и неловко обмякла, будто обомлев. Рицко с жаждой облизывала ее дрожащие губы, всасывала и покусывала их, просовывала в ее маленький ротик свой трепещущий язык и терлась о ее лицо покрытой прозрачным слоем семени щекой.

— Извращенная девочка… — страстно прошептала Рицко. — Так и хочется наказать.

Майя резко распахнула глаза, словно сбросив наваждение, и попыталась что-то воскликнуть, но женщина рывком свалила ее на пол, придавив за плечи, ловко развернулась задом наперед и, навалившись, всем своим телом, уткнула свою киску ей в лицо, зафиксировав его между бедер, а сама развернулась к ее гениталиям, задрав подол жакета и открыв проступающий сквозь плотно обтягивающую ткань колготок бугорок над лоном.

— Нет!!! — приглушенно взвизгнула Майя. — Сэмпай, не надо!!!

Но та, игнорируя беспомощное сопротивление девушки, надорвала легкую белую ткань, обнажив ткань простых белоснежных трусиков, стянула их в стороны и утопила свое лицо в гладкие дольки небольших половых губок, округлых, но умилительно аккуратных и ровно вмявшихся в щелку преддверия влагалища.

— Стойте, сэмпай!.. — сдавленно заревела девушка из-под прижатых бедер, вцепившись в них руками. — Пожалуйста, прекратите!.. Остановитесь… умоляю…

Рицко лишь сильнее раздвинула ее ноги и с чавкающим звуком всосалась в крошечный клитор Майи, едва заметно проступивший из гладких складок кожи и темно-коричневых волосиков. Женщина окончательно утонула в нежной розовой плоти, зарывшись в нее лицом, глубоко проникая языком в узкую щель и погружая его в подрагивающую гладкую дырочку влагалища, теребя нежные лепестки губок, плавно наливающиеся кровью, затвердевший, но все еще крошечный клитор, она жевала одними губами чувствительную плоть, с силой оттягивала ее, прикусив, и разводя кончиком языка в стороны.

— Кхах!.. — поперхнулась Майя соком, вытекающим из киски женщины, и собственным плачем. — Стойте!.. Пожалуйста… не надо… кто-нибудь… помогите… прекратите все это…

Ее голос заглох в размякшей и горящей плоти опустившейся сверху киски, руки ослаблено забили женскую фигуру над собой, пытаясь сбросить с себя — но безуспешно, и вот Майя натужно замычала, сорвав голос в горьком плаче, а Рицко все продолжала с упоительным хлюпаньем безостановочно всасывать и ласкать ее киску, уже покрасневшую, налившуюся влагой и намочившую разорванные колготки вокруг себя. Ее тело беспомощно забилось, ступни задергались, а носки резко вытянулись, когда женщина раздвинула пальцами упругие половые губки в стороны и в бешеном темпе затеребила язычком по гладкой розовой коже преддверия влагалища, заливая его слюной и смешивая с проступившим соком из большого сомкнутого отверстия.

Наблюдавший все это время со стороны Синдзи упоенно выдохнул, расплывшись в блаженной волне соблазняющего вожделения. Все тело уже затряслось от возбуждения, но вдруг в памяти возник один из медицинских инструментов, увиденных на полке шкафчика с медоборудованием. Быстро сбегав к нему, он достал большой инструмент, сделанный из ярко сверкающей нержавеющей стали, похожий на щипцы для выжимания зубчиков чеснока, только вытянутый и гораздо крупнее. Заодно ему на глаза попались еще несколько интересных вещей, так что он не преминул и их захватить с собой. Вернувшись к изгибающейся и бьющейся в пучине ощущений девушке, Синдзи сел на корточки и произнес:

— Устроим небольшое наглядное пособие — что же у вас там внутри. Доктор Акаги, будьте любезны, приподнимите нашу подопытную.

Рицко оторвалась от влагалища девушки, будто кошка слизывая языком с губ обильный слой сока, сконцентрировалась на Синдзи вместе с инструментами и с легким полоумием в глазах оскалилась.

— Ты обезумел… — торжественно произнесла она.

— Кто бы говорил, — хихикнул тот и жестом показал, как надо приподнять девушку.

А Майя, ощутив, наконец, свободу, забилась с новой силой, но тут Рицко схватила ее за талию, приподняв над полом, установила торс на лопатки, высоко задрав таз и раздвинув ноги в сторону так, что голова девушки оказалась прижатой на полу, а задранные вверх и широко открытые гениталии смотрели в потолок. Майя истошно завизжала и задергалась, однако женщина сама уселась спереди, прямо своей киской ей на лицо, перехватив ее бьющиеся руки и прижав плечи бедрами, а оказавшийся рядом Синдзи не позволил ей завалиться назад. Опьяненная экстазом Рицко сразу же присосалась ртом к открывшемуся влагалищу девушки, будто из блюдечка лакая засочившуюся смазку, только резко и с нажимом, глубоко проникая языком между налившимися и отворившимися дольками внешних половых губ. Майя обреченно застонала, заливаясь слезами и задыхаясь из-за прижатой к лицу киски женщины, и что-то слабо вымучено протянула, растеряв силы в сбивчивом и безрезультатном сопротивлении.

Синдзи склонился над притихшей и только беспорядочно дергающейся девушкой и отодвинул голову Рицко в сторону.

— Позвольте теперь мне, — улыбнулся он и, придерживая бедра Майи одной рукой, направил свой член к ее киске.

Девушка, ощутив прикосновение напряженной головки к влажным размятым губкам, вновь протяжно запищала и заелозила на полу, но, придавленная женщиной сверху, она ничего не могла поделать — Синдзи, расположив свои ноги между ее бедер крест накрест и опустив член, рывком погрузил его в мягкую и крепко стиснутую плоть лона, с нажимом раздвинув упругие и влажные стенки уже разогретого влагалища, позволившие ему с первого толчка проникнуть довольно глубоко.

— Нгх… А-а-а-а!!! — Майя, кажется, смогла высвободить голову из хватки Рицко. — Не-е-е-е-ет!!! Агх… Умоляю!.. Прекратите…

Синдзи медленно задвигал членом в сдавленном туннеле влагалища — быстрее ему просто не позволяла зажатость девушки. Даже несмотря на ее усталость и истекающую смазку, проникать в нее было нелегко, хотя Синдзи и доставляло удовольствие подобное тугое давление, когда его член буквально сжимался со всех сторон и плотно терся о напряженные бугристые стенки, но достичь оргазма с такой скоростью было проблематично. Впрочем, с каждым входом давление слабело, смазки становилось все больше, и даже Рицко вдруг поднесла руки к киске и стала играться с клитором Майи, теребя его между пальцами, и потягивая узенькие полоски внутренних половых губ. Голос девушки сорвался в наполненный болью и горечью стон отчаяния, смешанный с плачем и мольбой, однако она в волне нахлынувших ощущений, больше не могла осмысленно сопротивляться и лишь слабо подергивалась, теряя от пережитого шока нить реальности.

Когда в основании члена приятно заискрило, предвещая скорый оргазм, Синдзи остановился, вынул покрытый смазкой пенис наружу и, подавив желание немедленно закончить с ней, потянулся к медицинскому расширителю. Оставалась финальная часть.

— Будет немного больно, — ласково произнес он и, поднеся инструмент к влагалищу, просунул в него длинные сомкнутые створки.

Майя, ощутив необычный холод и твердость стали, будто вышла из прострации и в ужасе завизжала, задергавшись с такой силой, что едва не сбросила с себя Рицко.

— Что это?! — испуганно заверещала девушка. — Нет, не надо!!! Прекратите!!! Не-е-ет!!! А-а-а-а-а!!!

Синдзи ввел створки максимально глубоко, пока они не уперлись в шейку матки, сквозь кольцо расширителя различая плотные и напряженные стенки влагалища, истекающие соком. Сжав рычаг пальцами, он со всей силой надавил на него и одним движением развел створки в стороны.

— А-А-А-А-А-А!!! — разнесся по комнате оглушительный вопль Майи — девушка выгнулась и неистово забилась, хрипя от боли и срываясь в припадок.

За разведенными створками Синдзи отчетливо мог разглядеть бугристые ярко-красные стенки влагалища, которые по мере расширения сглаживались и натягивались. Когда полость лона расширилась до размера апельсина, а Майя завизжала с такой силой, что ее голосовые связки едва не разорвались, Синдзи до упора развел створки и закрепил фиксатор, как вдруг обнаружил на дне влагалища плотное и выпуклое колечко, розовое, гладкое и утолщенное, в центре которого отчетливо вырисовывалась крепко стиснутая дырочка.

— А вот и матка, — сладко протянул он, просунул ладонь через кольцо расширителя, прямо в широко разведенное нутро и коснулся пальцем до упругой плоти.

— И-я-а-а-а-а!!! — взвизгнула девушка. — Больно! Больно!!! Слишком больно!!!

Нащупав дырочку, Синдзи с силой надавил на нее, с трудом протиснув палец в туго сведенное кольцо плоти, пока он не очутился внутри полости матки и не уткнулся в ее дальнюю стенку.

— М-А-А-А-А-А-А!!! Кха… — Майя захлебнулась в собственном вопле и, хрипнув без доступа воздуха, на мгновение потеряла сознание, закатив пустые округлившиеся глаза вверх.

Синдзи еще немного поводил пальцем внутри матки, растерев нежно-гладкую плоть внутри и поласкав все еще напряженное, но слегка раскрывшееся колечко шейки. Тут ему вдруг пришла в голову мысль, что дырочка способна раскрыться и шире, а расстояние до нее от входа во влагалище сократилось, будто матка приподнялась. Хмыкнув, Синдзи поднялся и обратился к Рицко.

— Акаги-сан, я очень надеюсь на вашу помощь. Придержите, пожалуйста.

Доктор в это время сидела и мерно покачивалась, будто готовая вот-вот отключиться, но она быстро собралась и ухмыльнулась.

— Ты знаешь, это невыносимо больно, — хихикнула она.

— Я представляю, — тот улыбнулся в ответ. — Но к счастью, наша мышка уже сломалась.

Рицко перевела взгляд назад, посмотрев в опустевшее лицо девушки под собой, после чего со сладким стоном запустила пальцы в ее киску, удерживая влагалище широко раскрытым, пока Синдзи вытаскивал расширитель. Майя судорожно запищала, уже машинально и без чувств, а Рицко стала заворожено следить, как Синдзи вновь устроился между ног девушки и направил свой член внутрь ее влагалища, опустив его через разведенные стенки к устью матки. Потом, коснувшись головкой шейки, Синдзи со всей силой надавил, вмяв плоть глубоко внутрь, и под сдавленные стоны девушки стал протискиваться в тугое отверстие. И вдруг головка резко проскользнула внутрь сквозь короткий узкий тоннель и попала в широкую мягкую полость, гладкую и эластичную изнутри, двинулась вглубь и уткнулась в дно матки.

— Гха-а-а… — донесся бессвязный скрипучий голос Майи из-под Рицко, — а-а-акх… мха-а-а…

Ствол пениса туго сжимала шейка, но это не помешало Синдзи задвигать членом внутри, ударяясь головкой в дальнюю стенку, пока узкое отверстие не расширилось до приемлемых размеров и в него не начал затекать сок из влагалища. Двигаться стало заметно проще, стенки, будто смазанные мылом, теперь уже просто облегали член, позволяя ему свободно входить внутрь, и шейка медленно начала вытягиваться вперед и подниматься. Трясь о гладкую эластичную плоть, уже возбужденный до предела Синдзи ощутил волну приближающегося экстаза, но тут Рицко вдруг выпустила края влагалища из рук, и они мигом схлопнулись, отчего матка опустилась вниз и член невольно выскочил наружу. Синдзи разочарованно цыкнул, но тут женщина сползла с содрогающейся девушки, подняла ее голову и, зафиксировав ее в руках, пальцами развела веки на одном глазу.

— Сюда, — хищно улыбнулась Рицко.

Синдзи не сразу понял, что та имела в виду, но тут по его спине пробежала щекотливая волна мурашек.

— Вы чудовище, доктор, — хохотнул он.

Из-за прекратившейся стимуляции Майя начала медленно возвращаться в сознание, ее глаз вернулся на место, и взгляд начал приобретать признаки осмысленности — зрачок расширился и забегал из стороны в сторону, пока не остановился на почти вплотную поднесенной к нему головке члена. Тут судороги девушки прекратились, она замерла, осознавая, что сейчас будет, и на лице ее вспыхнул панический ужас.

— Нет!!! — вскрикнула она, вцепившись в руку женщины, но было уже поздно.

Стимулируя член мастурбацией, Синдзи завершил, наконец, начатое дело, его тело мигом взорвалось фейерверком наслаждения, и тут густой плотный поток белой и горячей спермы на огромной скорости впился прямо в широко раскрытый глаз девушки, разлетевшись в стороны крупными тягучими брызгами, разметав вязкие комья по щеке, брови, лбу, волосам, носу и рту. Член все еще исторгал из себя семя, выстрел за выстрелом, так что Рицко успела свободными пальцами развести и вторую пару век, и Синдзи остатками спермы залил оставшийся глаз. Потоки белесой массы целиком залепили трепещущие глазницы, плотно забив их от века до века, слепив ресницы так, что даже зрачки не проглядывались сквозь тягучую пелену, и только тогда Рицко убрала руки, отпустив содрогающуюся девушку. Та с гримасой ужаса на лице обессилено осела на ноги, повесив руки, словно плети, по ее щекам ручьями потекли потоки густых белых слез, постепенно прочищающих красные остекленевшие глаза. Трясущаяся Майя окончательно утратила осознание реальности, замкнувшись от пережитого шока. Ее губы скривились в неком подобии ужасной улыбки, скорее выражающей прошедшее грань отчаяния отвращение, и она тихо, скрипуче застонала.

И тут Рицко вдруг, облизнувшись, приблизилась к ее лицу, разлепила веки девушки пальцами и, высунув кончик языка, прикоснулась им к дрожащему глазному яблоку и стала водить по его гладкой поверхности широкими движениями, слизывая густой слой семени. Майя больше не трепыхалась и вряд ли уже могла осознавать, что происходит, так что Рицко без затруднений прочистила белки ее глаз своим языком, заведя его в том числе и за веки так глубоко, что, казалось, он вот-вот проникнуть внутрь глазницы и выдавит глазное яблоко. Но этого не произошло, так что, когда семя внутри иссякло, Рицко отпустила веки девушки, которые вновь слиплись из-за клубком семени на ресницах, и откинулась назад.

— Надо привести ее в себя, — произнес Синдзи, восстановив дыхание после вожделенного оргазма и прошедшей у него перед глазами сценки.

— Черт… — Рицко заелозила на месте и потерла лицо ладонями. — Не могу больше терпеть… У меня сейчас все выплеснется изнутри.

— Мы скоро закончим, — хмыкнул Синдзи. — Несколько финальных штрихов.

Он затащил притихшую девушку на кушетку, забрался рядом и вновь приподнял ей зад, задрав бедра и разведя их в стороны так, чтобы влагалище снова оказалось открытым. Затем Синдзи поднес к себе принесенный ранее пакет с инструментами и прибором, распечатал его и достал длинную эластичную трубку с твердым узким наконечником — уретральный катетер, как гласила этикетка, и несколько бужей — тонких гладких стержней, предназначенных для расширения узких отверстий. Рицко устроилась у головы девушки, раздвинув свои ноги и начав ласкать себя пальцами, мелко трясясь от вновь нахлынувшего возбуждения. Синдзи вновь достал расширитель, вставил его во влагалище и раскрыл его на максимальную ширину, отчего Майя слабо и болезненно застонала. Однако затем он взял буж и резко ввернул его в маленькую дырочку мочеиспускательного канала, расширив ее вдвое.

— Мха-а-ах… — раздался слабый голос девушки, перемешанный с хриплым плачем и прерываемый надрывными всхлипываниями.

Синдзи взял наконечник катетера, отодвинул стержень бужа в сторону и медленным движением, но с усилием ввел трубку в дырочку, продвигая ее в самую глубь до упора. Майя тихо заскулила и затрясла бедрами, так что Синдзи стал попутно ласкать уплотнение кожи над мелкой горошинкой клитора, стимулируя чувствительную часть киски до тех пор, пока давление в канале не убавилось и трубка не смогла продвинуться дальше. Краем взгляда он следил, как на мучительно скривившемся лице Майи, залитом спермой, появились первые признаки услаждения — вынужденное возбуждение, так и не стихнув, медленно возвращалось к девушке, ее рот приоткрылся, и из груди донеслись первые стоны наслаждения. Теперь, когда разум девушки не сковывал страх и ужас, когда она больше не могла осмыслить происходящее, а слипшиеся глаза не видели происходящего кошмара вокруг, ее тело смогло поддаться сладким ощущениям и окунуться в пучину удовольствия. Сидящая рядом Рицко, трясясь от наслаждения, схватила руки Майи и стала тереть их о свою киску, и та уже невольно помогала ей теребить перевозбужденную киску, а Синдзи, сам нежно поглаживая раскрасневшийся клитор и развернувшиеся губки Майи, попутно проталкивал трубку катетера внутрь, пока не минул сфинктер и не уткнулся в стенку мочевого пузыря. Девушка дернулась, будто ее что-то кольнуло, и тут Синдзи взял другой конец трубки с заглушкой и резко вонзил его в раскрытое влагалище, прямо в шейку матки вдоль всего цервикального канала. Майа протяжно, глухо вскрикнула, Синдзи в этот момент сдавил клитор пальцами и другой рукой нажал ей на низ живота, и вдруг по прозрачной трубке заструилась желто-золотистая жидкость, сделав круг по трубке и устремившись к выходу, прямо в полость матки. Девушка со стоном воскликнула во все горло, напряженно задергалась, когда моча заполнила чрево, но тут Рицко вскрикнула вместе с ней, отдернув руки, задрожала, из ее киски брызнула прозрачная струйка, попав прямо на лицо Майи, и женщина закричала:

— Я кончаю!!! Кончаю!!! Сейчас выплеснется!!!

Сорвавшись с места, она набросилась на Майю, схватила ее голову, приподняв с кушетки, и плотно прижала ее рот к своей киске. И одновременно, когда поток жидкости в катетере иссяк, целиком заполнив матку, из киски Рицко брызнул сильный поток мочи, устремившись в раскрытый рот Майи. Девушка замычала, распахнув слипшиеся ресницы и широко раскрыв красные глаза, ее рот моментально наполнился золотистой жидкостью, Рицко с наслаждением застонала, а Майя, которая все еще не осознавала, что происходит, машинально задвигала горлом, глотая горячую мочу женщины, чтобы не захлебнуться. Рицко все опорожняла свой мочевой пузырь, мощным потоком наполняя пищевод девушки, и та уже не могла успевать глотать, желудок ее переполнялся слишком быстро, так что глотка рефлекторно закрылась, и поток жидкости устремился обратно, выплеснувшись через рот и нос наружу, заливая лицо и стекая вниз, за насквозь промокшую одежду. Голос Майи захлебнулся, и ее подергивания прекратились, так что она замерла с распахнутыми глазами и ртом, будто окаменев, а когда поток мочи Рицко закончился и та отпрянула назад, девушка свалилась на спину, перевернулась на бок и, на несколько секунд зависнув, исторгла из себя всю проглоченную мочу, с утробным ревом опустошив желудок на пол. Синдзи к этому моменту успел вытащить расширитель, оставив катетер в девушке, а та, окончательно потеряв рассудок и провалившись в прострацию, поднялась на ватных ногах, несколько секунд постояла, шатаясь из стороны в сторону, и побрела в сторону выхода, ничего не замечая вокруг.

— Вы ее не остановите? — спросил Синдзи женщину, которая тоже постепенно приходила в себя.

— Майю?.. — она попыталась сконцентрироваться на бредущей словно в тумане девушке, скрывшейся в коридоре. — Боюсь, уже поздно… Но я о ней позабочусь, не переживай. Ей, похоже, уже требуется длительное лечение.

— Что ж, — Синдзи поднялся, застегивая штаны. — Думаю, на сегодня можно закончить. Продолжим завтра, или когда вы там будете способны.

Он оглянулся, окинув взглядом бардак в комнате, кипы разбросанных бумаг, расплывшиеся лужи разнообразных жидкостей на полу, разбросанные инструменты и одежду.

— И простите, мы тут наследили немного.

— Паршивец… — прошептала Рицко, устало протерев глаза. — Ты накачал меня наркотиками, вывел из строя моего лучшего оператора, устроил разгром, оттрахал меня и теперь вот так просто уходишь.

Синдзи улыбнулся, почесал затылок и, подумав, подошел к Рицко.

— Я полагаю, вы сами этого желаете. — Он нежно поцеловал женщину в ее жаркие губы. — Я все еще с вами, Акаги-сан. Но вам сейчас надо отдохнуть и восстановить силы, и не забывайте, завтра мы снова встречаемся. А там я сделаю с вами все то, что вы так желаете. Вы и вправду чудесная женщина, доктор. Спасибо за все.

С этими словами он развернулся, закинул в свою сумку набор шприцов и коробку с ампулами, из которых приготовил гремучий коктейль, как вдруг на его глаза попался листок на столе доктора с одной знакомой фамилией. Удивляться или разбираться времени не было, так что Синдзи быстро схватил листок с собой и поспешил убраться из центра НЕРВ, пока его снова не обнаружили.

Теплые лучи утреннего солнца скользнули из-за шторы по сияющей коже рыжеволосой девушки, нежно растянувшейся на смятой простыне и обнажившей из-под одеяла свое восхитительно чистое и манящее тело.

Она безмятежно спала, укрываемая теплым солнечным сиянием на открытой спине и изгибах бедер, и на лице ее, обрамленном копной густых рыжих локонов, не осталось ни следа от слез и той вчерашней сокрушенности, с которой она бросилась в бездну вожделения и саморазрушающей страсти. И лицо уже не хранило выражение безудержной радости, пробивающейся сквозь пелену молочного семени, оставив после себя лишь едва заметную улыбку спокойствия, наслаждения от короткого мига сакральной близости, чувства принадлежности, нужности, в чем она так бесконечно нуждалась.

Синдзи стоял над ней, мысленно ощущая тепло согретого под солнцем тела, уже одетый и с ранцем, сжимая в руке электрошокер.

«Она выглядит такой умиротворенной».

Он постучал ногтем по кнопке разряда.

«И нужна-то для этого самая малость — отсутствие боли. Ее исчезающее чувство, всего лишь возврат к покою, но сколько блаженства оно доставляет. Боль, творящая радость...»

Надпись на электрошокере бесстрастно предупреждала, что длительный разряд в 7500 КВ может привести к летальному исходу.

«Кажется, она и вправду была счастлива. Может быть даже впервые за все это время».

— Спи, солнышко, — прошептал Синдзи и, убрав шокер в ранец, отправился к выходу из квартиры.

Он поднялся еще ранним утром, ощутив посапывание на своих ногах — Аска, уснувшая на полу у его ног, за ночь успела перебраться в кровать и свернуться клубочком с одного края, а потом плавно вытянуться вдоль его тела, согреваясь от сумеречной прохлады. Синдзи за ночь просыпался несколько раз, то случайно упираясь ногами в ее тело, то утыкаясь лицом в липкую от вчерашних ласк кожу девушки, однако та, несмотря на все свои передвижения, как-то умудрилась не проснуться. Или сделала вид, что не просыпалась. В любом случае, Синдзи, даже с чувством волнительного трепета от вида устроившейся рядом обнаженной Аски, не стал продолжать любовных игр или как-то наказывать ее за своеволие, просто потому что со вчерашнего дня у него осталось слишком мало сил, а таблетки опять куда-то запропастились. На утро же он, несмотря на вернувшуюся энергичность и наплыв сил, о чем просигналил бодро поднявшийся и уткнувшийся в аскино бедро член, все-таки решил не тревожить ее, а сразу отправиться в школу, благо что до начала занятий оставалась уйма времени и по пути можно было зайти и купить один подарок.

Поэтому Синдзи, подавив обычное уже желание потратить день на доведение до изнеможения только-только оправившуюся девушку, собрал школьные принадлежности вместе с заготовленной заранее дозой препарата и не спеша побрел в школу. Среди и так немноголюдных улиц в столь ранний час прохожих практически не попадалось, поэтому Синдзи устроился на парапете опоры магистрали, следя, как дороги постепенно наполняются машинами, и наслаждаясь прохладным освежающим ветерком, приносимым с озера. Прямо впереди за насыпью открывался вид на старое треснувшее здание, оставшееся, видимо, после давно минувших и забытых бедствий и уже поросшее плющом, а по земле окруженное высокой травой и кустарниками, однако Синдзи был слишком погружен в себя, чтобы разглядывать приевшийся пейзаж. Он думал о Рей — о ее скрытной душе, ее жизни, о которой она никогда ничего не говорит, о ее чувствах, таких же глубоких и загадочных, как ее глаза, и о ее наслаждении, потаенном, но бьющем через край трепете, сдерживаемом желании и необъяснимой страсти, которая крошечным и притом несгибаемым ростком пробивалась сквозь ее стену отрешенности.

«Совсем как Аска... И как я был когда-то... А теперь мы меняемся, мы выбираемся из этой ямы, мы живем. Это та жизнь, о которой я мечтал, и вдруг, хотя бы однажды, мне не придется убегать?..»

Эта мысль отчего-то принесла с собой воодушевление, словно давно позабытый голос прошептал ему утешающие слова, подтолкнув вперед, к своей цели, заодно наполнив вены столь приятным и упоительным чувством предвкушения чего-то сладкого, близкого и неизбежного, что так горячило его сердце. Ускоряя шаг навстречу бодрящему ветерку, Синдзи пешим ходом добрался до зоомагазинчика в торговом районе, который только-только открылся, и с любопытством изучил ассортимент принадлежностей для домашних питомцев, остановив взгляд на одной красивой вещице.

— Этот, — указал он продавцу, и, пока тот упаковывал покупку, начал осматриваться по сторонам.

— Ух ты, — его взгляд вдруг замер на аквариуме, в котором шевелился представитель морских глубин.

— Декоративный, — прокомментировал продавец, заметив его взгляд. — Таких мало осталось, море слишком загрязнено, хотя они неприхотливы к среде обитания. Или вам для еды?

— Ну... — Синдзи вдруг улыбнулся. — Возможно, если подрастет.

— Этот вряд ли. Если нужны пожирнее, тогда вам лучше зайти в магазин у пирса, где грузовые склады — морепродукты на любой вкус, не ошибетесь.

— Благодарю вас, — Синдзи забрал коробку. — Вы даже не представляете, как мне помогли.

Оставив продавца в легком недоумении, он поспешил покинуть магазинчик и отправился к школе, теперь уже на метро — в своей прогулке он уже успел опоздать на первый урок, что, впрочем, его не сильно беспокоило. Подгоняемый надеждой увидеть голубовласку, он вошел в центральный вход, как раз к окончанию первого урока, расталкивая шугающихся учеников, поднялся по лестнице и влетел в родной класс, тут же наткнувшись на задержавшегося в дверях учителя физики.

— Опаздываете, Икари, — хмуро бросил он, отступив в сторону. — У нас еще одно занятие, будьте немного собраннее.

После чего поспешил удалиться, явно испытывая дискомфорт от нахождения рядом с Синдзи. А тот, моментально позабыв об учителе, вскочил в класс и окинул взглядом парты.

— А вот и наш герой-спаситель! — раздался восторженный голос с заднего ряда. — Аплодисменты!

И в гробовой тишине раздался одинокий хлопок, сразу же стихнувший в гнетущей атмосфере молчания под тяжелыми взглядами одноклассников.

— Да ну вас, блин! — фыркнул Тодзи и, схватив необычно серьезного Кенске за шиворот и с грохотом расталкивая зевак, пробрался к помрачневшему Синдзи.

«Рей здесь нет. Проклятье, где же она?»

— Здорово, дружище! — Тодзи как обычно бесцеремонно хлопнул того по спине. — Я уж думал, тебя в той битве под асфальт закатали, а ты бодрячок у нас! Везучий паршивец!

— Рей не появлялась? — сдержанно спросил он, согнувшись под тяжелой рукой товарища.

— А? Принцесса-несмеяна? Не, ни Рей, ни Аски, никого не было. А ты чего интересуешься? — он оскалился в похабной улыбке.

— Ладно тебе, Тодзи, — неожиданно жестко одернул его Кенске. — Лучше расскажи ему, что произошло.

Тот вдруг резко посерьезнел, замерев, по его лицу скользнула тень, и он, схватив Синдзи за руку, оттащил того в сторону.

Собираясь со словами, Тодзи хмурился все сильнее и, наконец, произнес:

— Тут, в общем, такое дело... — в его голосе пропали любые намеки на дурашливость. — Не знаю, как все это связано с тем, что ты тут учудил на прошлой неделе... Ну то есть понятно, что связано напрямую, но вот детали и тонкости... Да и совпадения все эти...

У Синдзи неприятно засосало под ложечкой, а по спине потек холодный пот. Тодзи, сбросив всю свою браваду и удаль, неожиданно приобрел серьезный, устрашающий вид, уже больше не походя на дворовую бестолочь с интеллектом гориллы, но заставляя сжиматься в нервной дрожи.

— Тут я просто подумал, что тебе будет лучше знать. Короче, помнишь тех дебилов, которых мы раскидали в классе?

Синдзи кивнул.

— Так вот, прошел слух, просто слух, ничего более, что эти самые гопники вдруг в один день все тяжело пострадали, а даже есть погибшие насмерть. Странные случаи, знаешь: кто-то под машину попал, кто-то упал на рельсы, кто-то свалился в озеро, и причем никто ничего не видел своими глазами, как бы, но что интересно — все эти парни действительно больше не появлялись в школе. И теперь ходит слух, что это как-то связано с нами. То есть с тобой.

— В смысле... — Синдзи, несмотря на участившийся пульс, почувствовал внезапное облегчение, — они думают, что я к этому имею отношение, потому что я пилот?

— Бинго, — на лице Тодзи растянулась зловещая ухмылка. — Ты их пришил?

— Не неси чушь, — Синдзи раздраженно оттолкнул его от себя. — Даже если какая-то связь и есть, неужели ты думаешь, что я, как маньяк, охотился за ними по ночам?

Ухмылка Тодзи стала еще шире.

— Откуда такое уточнение, что именно по ночам? Ты что-то знаешь? Это был ты?

— Блин, отвали уже! — Синдзи ощутил, как начал закипать в раздражении. — Я все это время был в больнице, и если ты считаешь...

— Ладно-ладно, — вмешался Кенске, замахав перед ними руками. — Тодзи, хватит так шутить. Мы знаем, что ты ни при чем, просто пустые слухи, которые не стоили внимания, если бы не одно «но».

Синдзи вновь замер, ощутив вернувшуюся тревогу.

— Покажи ему, — кивнул Кенске своему другу и тот из ранца достал свернутый лист бумаги.

— Мы нашли его в твоем столе после той битвы, — начал пояснять Тодзи, пока Синдзи разворачивал листок. — Вообще, нам, конечно, не стоило его открывать, но мы тогда не знали, жив ли ты и увидим ли тебя еще раз, так что... в общем... прости...

Синдзи, наконец, развернул бумажку, и тут в его голове будто громыхнула молния. Ноги едва не подкосились, а на плечи словно свалилась гора, когда он увидел изображение на листке. Это была простая черно-белая распечатка на принтере одной фотографии, судя по качеству, сделанной с телефона и растянутой до краев, но даже в этом мутном и нечетком изображении угадывалась фигура парня со спины, насиловавшего привязанную к парте девушку. Затуманившимся взглядом Синдзи без труда смог различить себя, пронзающего рукоятями швабр нутро Хикари, поднятую в диком крике боли и страха голову старосты, парты, окна, фрагмент двери, из-за которой была произведена съемка, и четко отпечатанную надпись внизу: «Ты изнасиловал Хикари Хораки».

— Понятное дело, что это какая-то жестокая шутка, — Тодзи неловко почесал голову. — Розыгрыш, там, или подстава какая. Но тут дело в чем — староста и вправду пропала. За последнюю неделю ее никто не видел, а телефон ее выключен...

— Ага, — хихикнул Кенске и тыкнул локтем в бок друга. — Наш Ромео места себе не находит.

— Заткнись, придурок! — тот ответил ему мощной затрещиной. — Сам ты, блин, Ромео! Я бы и не обратил внимания, если бы не это письмо. Ну, то есть, может, просто побеспокоился там, как одноклассник и все такое, мы ведь без старосты остались, нехорошо как-то...

Последние слова он почти пролепетал, сконфуженно нахохлившись, однако вдруг перевел на Синдзи серьезный и обеспокоенный взгляд.

— Просто, учитывая все эти слухи, хочу убедиться, что ничего плохого не случилось. Я думаю, ты тоже не в курсе насчет всего этого?

Синдзи с пересохшим языком только смог кивнуть, стараясь, чтобы бумага в руках не выдала его дрожи.

— Ну, я так и думал. Просто, мало ли... ты понимаешь, учитывая, что ты учудил... — Тодзи кашлянул, скрывая неловкость. — Ладно, замяли. Наверное, это просто чей-то тупой юмор.

— Скорее всего, — подтвердил Кенске. — Девушка она фото отдаленно напоминает старосту, но лицо неразличимо, а парень — так просто какой-то тип в белой рубашке и темными волосами, здесь каждый второй так же выглядит. Плюс с таким качеством картинки я даже не могу определить, фотошоп ли это или постановка.

— Ну, — Тодзи вновь залыбился, от души хлопнув Синдзи по плечу, отчего тот вновь чуть не прогнулся. — Главное, что мы тебя поставили в известность. Если какие проблемы — тут же говори мне, всех порву. А староста... — в его глазах вновь мелькнула грустинка, — думаю, с ней все в порядке, иначе мы бы уже обо всем узнали. Заболела, скорее всего, или дела там какие срочные... С кем не бывает...

Чувствуя, как тьма пульсирующими волнами застлала его глаза, Синдзи потерянно кивнул, не в силах оторвать глаз от своей фигуры на фото, и внутри него панический страх и ужас от разоблачения вдруг потеснился сладостными воспоминаниями о том трепете и восторге, с которым он сломал бедную старосту.

«Не волноваться, не волноваться, не волноваться. Главное, чтобы я ничем себя не выдал. Просто отойти и сесть на свое место».

Однако ноги предательски не хотели отступать от двух друзей, которые как ни в чем не бывало стали выкладывать ему последние школьные новости, и Синдзи уже начал ощущать непреодолимое внутреннее напряжение, будто струна в его душе натянулось с такой силой, что сейчас порвется и вырвет всего его внутренности наружу, как вдруг его спас звонок на урок.

С облегчением заняв свое место в зашевелившейся толпе учеников и разложив учебники, Синдзи сосредоточился на собственном сердцебиении, мысленно пытаясь успокоить себя и краем глаза следя за лекцией:

— Как я вам сказал на прошлом уроке, это макет двигателя внутреннего сгорания. Сейчас я его включу... — На столе учителя зажужжал моторчик и заработал механизм. — Вот, как вы можете видеть, поршень начал движение. В нижней точке внутри цилиндра открывается клапан и впрыскивается топливо. Напоминаю, то, что вы сейчас видите, это только макет, он работает от электричества и бензина в нем нет, но в настоящем двигателе получившаяся смесь сжимается и в верхней точке поршня воспламеняется искрой из свечи зажигания...

«Меня кто-то видел... Но ни полиция, ни спецслужбы за мной не явились, а значит, этот подглядывающий пока не раскрыл информацию и хочет что-то конкретно от меня. Скорее всего, либо развлечься и попугать, но это бессмысленно и может быть небезопасно для него, либо шантажировать. Второе вероятнее, однако, из-за нападения Ангела он сейчас не уверен, что письмо дошло до меня, и попытается предпринять еще один шаг. Это только в том случае, если подглядывающий не из моего класса. Тодзи? Точно нет. Кенске? Не исключено, но зачем ему это? Он вроде не склонен к интригам. Надо взять на заметку, но сейчас может всплыть новая проблема. Если Тодзи обо всем узнает, я понятия не имею, что он сделает, но это будет пострашнее тех гопников-неудачников. Надо придумать, как его можно взять под контроль. Либо отвлечь. Чтобы ему не было дела до всех остальных. Вывести из игры. Точно».

Синдзи пришлось подпереть подбородок кулаком, чтобы скрыть улыбку. Решение его проблем лежало на поверхности, а коварный подглядывающий на поверку оказался куда как меньшей угрозой, чем показалось изначально. В конце концов, все что он может сделать — обнародовать информацию, а Синдзи зашел так далеко, что его уже не пугали подобные мелочи. На протяжении всех уроков он выстраивал решение проблемы, и вот, под завершение занятий, душевное равновесие чудесным образом пришло в норму, тяжесть исчезла, а внутри вновь появилось то самое воодушевление, что толкало его сквозь тягучую мглу мира к своей цели.

Однако, несмотря на вернувшийся прилив сил, Синдзи прежде всего запретил себе терять голову. Он мигом укротил разгорающееся предвкушение, возбуждение от предстоящей встречи, потому что один неверный шаг мог стоить ему всех достигнутых вершин.

«Я просто иду поговорить, просто просмотреть, что можно сделать с моей проблемкой. Оказать влияние, не больше. Сейчас все складывается весьма удачно, и я бы не хотел ничего запороть».

Сразу же после занятий он поспешил удалиться из школы, не попадаясь никому на глаза, хоть это и было проблематично из-за ряда провожающих его настороженных взглядов. Впрочем, никто к нему так и не обратился, никаких подозрительных конвертов он так и не нашел, а бравая парочка не успела его перехватить, так что Синдзи с легкостью на сердце покинул школу, устроился на сиденье вагона метро и, расплываясь внутренне в улыбке от одухотворяющего энтузиазма, отправился к своей цели.

Подход к Первой муниципальной больнице Токио-3 оказался ничем не примечателен и не отличался от таких же больниц в других городах: ряд машин скорой помощи на парковке, сквер, белое здание-коробка и десяток околачивающихся вокруг людей, среди которых безошибочно определялись больные по грустным и квелым выражениям лиц. Никто не обратил внимания на парня в школьной одежде и с ранцем, проскользнувшего в центральный вход и задумчиво остановившегося возле информационной панели на стене.

Синдзи изучал планировку здания. Схема кабинетов заботливо указала ему нужный этаж и номер палаты, заодно раскрыв местонахождение уборных, запасных выходов и даже окон, удобно выходящих во внутренний двор. Выучив план здания, Синдзи вдруг заметил на стенде рядом расписание смен медсестер и график их обходов. Через сорок минут как раз заканчивалась пересмена, и у сестер начинался перерыв, так что где-то на час больных оставляли в покое.

«Чудненько. Как раз есть время подготовиться».

В его голове уже заиграла забавная мысль, безобидная, но пробирающая до дрожи своей пикантностью. Едва не хихикнув вслух, Синдзи покинул больницу и зашел в ближайший продуктовый магазин, где купил фрукты, конфеты, мороженое и баночки с питьевым йогуртом, заодно приобретя скромный букет полевых цветов. Вернулся он как раз к началу пересмены и, проскользнув мимо регистратуры, по лестнице поднялся на второй этаж, где завернул в уборную. Проведя подготовку, Синдзи остановился у умывальника, переведя дух и еще раз мысленно проработав план действий. Ничего экстремального, просто разговор и легкое внушение. Никаких проблем.

Собравшись с силами, Синдзи прошел к нужной палате. Прежде чем зайти в нее, он осторожно заглянул в соседние и с облегчением обнаружил, что они пустовали. Только после этого он бодро вошел в палату №216, где на койке дремала миловидная маленькая девочка десяти лет. Ее темные волосы длиной приходились чуть ниже плеч, симпатичное личико обрамляла ниспадающая челка, а из-под одеяла проглядывала бежевая пижама с аппликациями в виде клубничных ягод. Хрупкая фигура девочки в окружении медицинских приборов казалась слабой и болезненной, несмотря на отсутствие капельниц или повязок на теле. Внешне она не выглядела нездоровой, просто слегка обессилевшей и исхудавшей, но такое впечатление создавалось лишь из-за свободной пижамки и детского, еще не сформировавшегося телосложения.

От вида тихо посапывающей на кушетке девочки Синдзи вдруг ощутил холодное покалывание по спине — она выглядела столь ранимо и уязвимо, но притом до умиления чудесно, что у него невольно сдавило грудь, а ноги сделались ватными. Сердце с каждым ударом стучало с такой силой, что, казалось, оно было способно сбить его с ног, и Синдзи замер на месте, не способный сделать больше и шага.

«Черт возьми, почему я так волнуюсь? Кажется, руки трясутся… Что происходит?»

Девочка слегка заерзала, с сонным стоном-вздохом повернувшись под одеялом и засопев дальше, а Синдзи, превозмогая шквалом обрушившееся на него волнение, сделал шаг вперед. Он понимал, что эта девочка не идет ни в какое сравнение со всеми теми девушками и женщинами, с которыми он имел дело, что она являлась абсолютно беспомощной, беззащитной, отчего перехватывало дыхание и щемило в груди. Синдзи замер в ступоре, впервые ощутив уже казалось бы забытое и преодоленное чувство — страх. И вместе с тем трепет, восторженное предвосхищение и ощущение необузданной силы, что разгоралась в нем рядом с этим крошечным слабым существом.

Но тут девочка вдруг шмыгнула носом, во сне проведя своими крошечными пальчиками по лицу, резко распахнула по наивному удивленные, большие глаза и уставилась на стоящего рядом Синдзи.

— Э… — запнулся тот, проглотив язык.

Она еще несколько секунд пролежала без движения, лишь моргая своими длинными тонкими ресницами и прогоняя остатки сна, потом слегка приподнялась, приняв полусидящее положение и сложив ручки поверх одеяла, и вдруг неожиданно дружелюбно улыбнулась, засияв своими все еще сонными глазами.

— Здравствуйте, — пролепетала она милым тоненьким голоском.

— Д-Добрй день… — сипло выдавил Синдзи.

— А вы ведь Икари Синдзи, да?

— А… да…

— Мне братик о вас много рассказывал. Вы настоящий герой!

— Ну… — нервозное онемение Синдзи стало медленно сменяться неловким смущением. — Это не так на самом деле. Тем более, учитывая, что это я виноват в том, что ты пострадала…

— Нет-нет, — девочка оживленно затрясла головой, отчего ее растрепанные после сна локоны соскользнули вниз вдоль шеи. — Я вас не виню, нисколечко! Это просто случайность, да и я уже чувствую себя хорошо, меня еще не выписали из-за угрозы обст… оботс… обострения травмы.

Она неловко хихикнула и тюкнула себя кулачком по лбу.

— Я еще не до конца проснулась, извините.

Синдзи легонько улыбнулся. Былое оцепенение уже прошло, а тяжелое нервозное ощущение тяжести, камнем давящее на сердце, сменилось приятным и трепетным теплом в душе, будто ее согревал исходящий от улыбки этой девочки незримый свет.

— Ты… не против, если я зайду? — тихо спросил Синдзи.

— Конечно нет, проходите, чувствуйте себя как дома… — Она осеклась. — Ой. Глупость сморозила.

Едва сдерживая смешок, Синдзи прикрыл дверь, с заминкой задумавшись и все же заперев ее на замок, неуверенно проследовал к кровати и, положив пакет с гостинцами на тумбу, осторожно присел на край. Девочка смущенно потупила взгляд и отодвинулась в сторону, буквально на дюйм, но Синдзи все равно почувствовал волну мурашек от ощущения близости к такой хрупкой и такой очаровательно жизнерадостной девочке. На секунду в голове даже мелькнула мысль, а стоит ли продолжать, ведь прямо перед ним сидело чистое, неиспорченное и наивное существо, совершенно беззащитное и слабое, словно снежинка на солнце. Бросая на него смущенный и робкий взгляд, девочка поправила рукава на пижамке, которая, казалось, была на размер больше и висела настолько свободно, что можно было разглядеть сияющую бледность кожи за чересчур низко распахнутым воротом, где показывались проступающие из-под молочной кожи бугорки ключиц и ровная гладкость грудей, еще даже не начавших свой рост. Шея едва ли не блестела за струящимися локонами под светом больничных ламп, и бледность лица разбавляли лишь порозовевшие щечки да блеск глубоких темно-янтарных глаз.

— Это… — промямлил Синдзи. — Я тут… принес подарки…

Он протянул пакет, и глаза девочки осчастливлено загорелись, уставившись на коробку конфет, фрукты и бутылочку сока с йогуртом.

— Конфеты, наверное, поле еды, — невзирая на выдох разочарования девочки, Синдзи убрал коробку на тумбу. — А вот фрукты и сок можно прямо сейчас. Они полезны для здоровья, особенно в твоем состоянии.

— Хорошо… — протянула та с притворной скорбью в голосе и взяла открытую Синдзи бутылочку молочного сока.

— Юки. Я хотел спросить…

Он не моргая следил, как девочка приложилась губами к горлышку и медленно стала втягивать розовую густую жидкость — молочный коктейль из йогурта и вишневого сока. На краешках ее губ проступили белесые капли, гортань задвигалась вверг и вниз, с шумом проглатывая сок.

«Теперь уже поздно отступать».

Опустошив половину бутылки, Юки с облегченным выдохом оторвалась от горлышка, причмокнула и облизнула влажные губы кончиком язычка, покрытым густым слоем молока. Синдзи изнутри ощутил волну пробирающей дрожи.

— Ах, как же жажда мучила, — промурлыкала она. — Большущее спасибо!

«Прости».

— Я хотел спросить… Ты же ведь хочешь увидеть своего брата?

Юки вздрогнула и перевела на Синдзи широко раскрытые глаза.

— Да… Очень! То есть я его вижу почти каждый день, но я хотела бы вернуться домой, к братику, играть с ним и надоедать ему дальше, — она хихикнула и тут же запнулась. — Он так переживает из-за меня…

— Знаешь, Юки... — Синдзи говорил медленно, отчетливо, стараясь скрыть в голосе все нарастающее волнение. — Я могу сделать так, чтобы ты вернулась к нему как можно скорее.

— Правда?! — выпалила она со вспыхнувшим пламенем в глазах, развернувшись к нему корпусом. — То есть выписаться из больницы? На самом деле?

— Абсолютно. У меня есть лекарство, которое изготовили в исследовательском отделе НЕРВ, с ним ты мгновенно поправишься. Только вряд ли получится сразу же выйти из больницы, потребуется еще некоторое наблюдение, но ты сможешь видеться с Тодзи сколько угодно.

— Я так рада это слышать, — девочка, зажмурившись, засияла от счастья.

— Ты ведь не боишься уколов?

— А… — она мигом вернулась с небес на землю. — Ну… не сказать что они мне нравятся… Точнее совсем не нравятся… Но если так нужно, я готова вытерпеть.

— Какая ты храбрая, — ободряюще улыбнулся Синдзи. — Тогда всего один укольчик. Повернись, пожалуйста, спиной и приляг на бок.

— Х-Хорошо… — Юки с заметной нервозностью и проявившимся страхом в глазах неуверенно замялась на месте, но спустя пару секунд повиновалась, медленно опустившись на кровать и развернувшись.

Синдзи в это время достал из ранца пенал для ручек, в который вложил заранее приготовленный шприц со стимулятором, снял колпачок с иглы и подсел поближе к девочке. Та сжалась в комок, нервно обхватив колени и втянув голову в плечи, и Синдзи приспустил ей край штанишек, обнажив идеально гладкие, сияющие под светом ламп маленькие ягодицы.

— Легкий укол, — произнес он, чувствуя, как бешено заколотилось его сердце.

Но пути назад уже не было. Синдзи резко вонзил иглу под кожу и надавил на поршень шприца, не обращая внимания на дергание девочки и ее тихий всхлип боли. Прозрачная жидкость устремилась в мягкую плоть, расплывшись крошечным бугорком под кожей, и Синдзи вытащил иглу, прижав взятую со столешницы вату к месту укола, на котором уже заблестела капелька крови.

— Ну вот и все, — ласково сказал он. — Больно было?

— Не очень… — девочка облегченно выдохнула и слегка расслабилась.

— Но ты все равно держалась молодцом. Тодзи гордился бы тобой.

— Я рада это слышать… — ее речь становилась слабее. — Только... что-то в глазах стало темнеть…

— Значит, лекарство действует. Давай, ложись на спину, тебе так легче будет.

Он помог ей повернуться, обхватив ее хрупкие и невесомые, будто пушинки, плечи и осторожно устроил ее на подушке, поправив на лбу сбившиеся локоны. Только сейчас он ощутил, что температура ее тела стала подниматься.

«Я не переборщил с дозой? Вколол четверть от той, что получила Рицко».

— Мне… мне жарко… — произнесла Юки с отдышкой. — Внутри горит все…

— Тебе больно? Неприятно?

— Нет… Просто… как будто чешется изнутри… — она заелозила бедрами и стала тереть ладонями живот. — Не знаю… что это… Горит и жжет…

— Вот, выпей, — он протянул ей бутылочку с йогуртом.

Девочка приняла ее дрожащими руками и впилась в горлышко, с жаждой глотая и не обращая внимания на выплескивающуюся через край густую жидкость, ручейком потянувшуюся по ее подбородку и вниз по шее. Синдзи почувствовал, как у него перехватило дыхание и сковало тело. Йогурт был не обычным — перед тем, как зайти к Юки, Синдзи заглянул в уборную, где, мастурбируя, кончил прямо в бутылку, разбавив сок и йогурт обильной порцией спермы. И теперь Юки, даже не подозревая, глотала и глотала его семя, облизывала язычком с губ, проливала на лицо и шею, упиваясь этим коктейлем и за вишневой кислинкой не различая вкуса спермы.

«Привыкай к нему, моя юная девочка, в будущем тебе еще много ее доведется испробовать».

Опустошив бутылку, Юки откинулась на спину, тяжело дыша, и стала стряхивать с лица капли розово-белесой жидкости, покраснев и покрывшись истомой. Ее щечки уже горели пунцом.

— Как же жарко… Я больше не могу… — она распахнула ворот пижамы. — Голова потяжелела и… и взгляд расплывается… Что со мной?..

— Ты же хочешь увидеть брата, Юки? — мерно спросил Синдзи.

— Я…

— Он очень расстроится, если ты его подведешь.

— Я не хочу этого…

— Он бросит тебя, если ты сдашься. Если ты расскажешь ему, что не смогла выдержать.

— Нет… — на ее глазах проступили слезы.

— Ты ведь хочешь его удержать? Ты знаешь, что для этого нужно сделать?

— Нет…

— Я покажу тебе.

Синдзи подсел рядом с девочкой и провел рукой по ее горячей щеке, отчего она затрепетала в дрожи и обхватила своими маленькими пальчиками его руку, однако, не пытаясь отдернуть ее в сторону.

— Просто будь ласковой, Юки, — улыбнулся он. — Будь нежной и постарайся сделать ему приятно.

— Как?..

Синдзи замер. Он уже видел, что девочка стала мягкой, будто пластилин, и сейчас элементарно поддавалась внушению, так что ему требовалось лишь сказать — как девушке подобает сделать приятно. Она уже вкусила его сперму на вкус, она уже окунулась в источник вожделения, сгорая от столь непонятных и необычных ощущений, и этого было достаточно. Но Синдзи почему-то не мог отстраниться от нее. Он чувствовал ее дрожащие пальчики на своей руке, маленькие, хрупкие и слабые, он глядел в ее глаза, в эти доверчивые и по-детски проникновенные глаза, сейчас сквозь пьянящую пелену вожделенных чувств пропитанные нерешительностью и боязнью, он различал ее юное, незрелое тело через промокшую от пота пижаму, легкое, как тростинка, уязвимое, обессиленное, он ощущал ее неровное дыхание, с сипом вырывающееся из учащенно поднимающейся грудки, жар от порозовевшей кожи, волнами проносящуюся легкую дрожь, шевеление сдавленных бедер и ритмично напрягающийся животик, и Синдзи осознал, что теряет контроль над собой. Член в секунду напрягся и обрел небывалую твердость, даже несмотря на разрядку десять минут назад, а в голове расплылось дурманящее чувство соблазна, не агрессивного, но нежного и приятного, в чем-то даже трогательного, ведь Синдзи даже не собирался причинять боль этой девочке. Он просто хотел ощутить ее вкус, всего лишь кончиком языка, просто одно касание.

И он медленно приблизился к ней, ощутив на руке ее все сильнее сжимающиеся пальчики, ее дернувшуюся грудь, слишком резко захватившую воздух, и жар ее дыхания из открытых дрожащих губ. Теряя голову от восхищения, Синдзи подался вперед, опустив руки девочки ей на колени и ощутив слабое их сопротивление, впрочем, легко преодолеваемое, и тогда он еще ближе подвинулся вперед, машинально прикрывая глаза и замечая, что Юки в страхе повторяла за ним, вряд ли понимая, для чего, и по-прежнему пытаясь сохранять дистанцию, но, удерживаемая им, неспособная избежать прикосновения. И вот Синдзи, преодолев остаток расстояния до лица девочки, бережно коснулся ее губ, горячих, трясущихся от трепета и волнения, тут же сжавшихся в тонкую линию, но через секунду слегка расслабившихся, будто поддавшихся приятным сладостным чувствам и замерших в растерянности. Задыхаясь от нахлынувших чувств, Синдзи ласково, но напористо провел своими губами по ее, едва ущипнув их и с радостью ощутив, как те чуть подались вперед и приоткрылись, показав, насколько тонкими и маленькими они были, совсем не налитыми той взрослой упругостью, которую он ранее чувствовал. Но их незрелость только подстегивала возбуждение, заставляя со все усиливающейся страстью потягивать и облизывать эти крошечные губки, водить по ним языком и запускать его дальше, в маленький ротик, где притаился забившийся вглубь острый крошечный язычок, беспрестанно бьющийся и трепыхающийся. И когда они коснулись друг друга, Юки вдруг протяжно застонала через нос, вырвав руки из хватки Синдзи, из-за чего мгновенно потеряла равновесие и завалилась на спину, невольно потащив его за собой. Однако Синдзи не разомкнул объятий, всего лишь прервав поцелуй, но, уже нависнув над Юки, продолжил ласки, облизывая ее пылающие жаром щечки, на вкус напоминающие гладкую кожицу абрикоса. Девочка, зажавшись и на выдохе сдавленно запищав, уперлась в его грудь своими ладошками, неспособная даже пошевелить его, а Синдзи без остановки в вожделенной жажде непрерывно слизывал с ее тонкой кожи пресные капли пота, ощущая сохранившийся привкус вишневого йогурта и собственного семени на ее лице. И вот руки сами спустились по ее шее вниз, стянув пижаму с плеч и обнажив бледный исхудалый торс Юки, ее тонкие плечи и руки, блестящую в своей бледности кожу спины и грудь — крошечную, совершенно плоскую, несформировавшуюся, с двумя розовыми кнопочками-сосками, где лишь ареола вокруг них оказалась приподнятой и взбухшей, будто от возбуждения.

— Нет!.. — вырвалось изо рта Юки. — Не надо… Стойте… Мне страшно…

— Здесь нечего бояться, — произнес Синдзи, не в силах оторваться от этой юной детской красоты. — Ты ведь хочешь доставить радость брату? Быть ласковой с ним? Признайся, ты ведь этого желаешь?

— Д-Да… ж-желаю… — она задыхалась от бешено заколотившегося сердечка и сорвавшегося дыхания. — Но… мне стыдно… этого нельзя делать…

— Для близких и дорогих людей, Юки, можно. И здесь нечего стыдиться или бояться, ведь это доставляет радость и счастье. Ты увидишь.

Синдзи скользнул рукой вниз, проведя ладонью по шее и остановившись на грудках, где под тонкой упругой кожей на маленьком пятачке вокруг сосков вдруг прощупался чрезвычайно мягкий бугорок, который он ошибочно принял за возбудившуюся ареолу. На самом деле это оказались зачатки настоящей женской груди, сейчас развившиеся лишь до крошечных холмиков, почти шишечек, только мягких, нежных, едва ли не водянистых.

Сидя прикованным к кровати, Синдзи нервно заелозил на месте, когда Рей скрылась в ванной. Жесткая бечевка впилась в кожу, хотя между запястьями оставалось достаточное пространство, чтобы немного подвигать руками вдоль ножки кровати. Голова еще не прояснилась окончательно, назойливо гудя после столкновения с полом, и то ли из-за удара, то ли из-за слишком резкого поворота событий Синдзи пробила дрожь. Он еще не мог поверить, что Рей, такая тихая и спокойная Рей, будто сорвалась и, пусть и в свойственной себе манере — хладнокровно, собранно и с минимумом эмоций, все же решилась на похищение, насильственное удержание, даже присвоение. Рей, перешедшая черту невозмутимости и способная совершить любой немыслимый поступок, внушала какой-то гоубинный страх, особенно в подобном беспомощном положении без возможности сопротивляться. Все это пугало до дрожи, до ледяного пота, но Синдзи боялся вовсе не тех безумств, на которые была способна одержимая девушка. Рано или поздно, с кем-то это должно было случиться.

«Неужели так все и закончится? Так быстро?.. Я рад, что Рей смогла преодолеть себя, обрести свои чувства, но не такой же ценой. Мне нельзя останавливаться, когда я так близок к цели. Рей, я очень хочу тебя, но я не могу быть твой игрушкой. Ты моя, Рей, а не наоборот».

Пытаясь собраться с мыслями и преодолеть сумбур в душе, Синдзи стал медленно и глубоко дышать, закрыв глаза и мысленно отстранившись от боли и страха. Его тревожное смятение объяснялось лишь остатком адреналина в крови и, может быть, легким сотрясением мозга, но никак не объективной реальностью. Нужно просто сосредоточиться, взять себя в руки и не давать воли эмоциям.

Из ванной в этот момент появилась Рей, бесшумно возникнув перед Синдзи и подняв с пола выпавший электрошокер. Тот невольно замер и похолодел, видя, как острые алые глаза девушки остановились на нем и словно бы заглянули в саму душу, однако не пронзая ее своей остротой, а будто слегка касаясь, осторожно, мягко и притом обжигающе горячо. В памяти само собой всплыло предупреждение о том, что длительный разряд электрошока может привести к летальному исходу. Но Рей, углубившись своим взглядом настолько, что Синдзи уже начал желать провалиться под землю, спокойно отвернулась, положила шокер на тумбу и, поколебавшись с секунду, вернулась.

— Я знаю, что этого нельзя было делать, — вдруг тихо произнесла она. — Но иного выхода не оставалось. Ты будешь со мной, Икари-кун, потому что по-другому нельзя.

— Рей… — прошептал тот, вновь ощутив щекотливую волну тревоги.

Он, наконец, понял, что в ее взгляде было не так — там, за алой сияющей завесой глаз разгорался настоящий огненная буря из сумбурных, спутавшихся, вулканизующих чувств. И вся эта лавина гремела в одном хрупком слабом теле, в ее эфемерной душе, никогда не сталкивающейся с таким эмоциональным штормом, страдая не меньше него. Синдзи уже все понял и не мог подобрать ни слова, чтобы как-то утешить девушку, успокоить ее, остаться с ней. Не мог, потому что она была не единственным его сокровищем. Потому что это шло вразрез с его планами.

«Ну почему именно сейчас?.. Почему, черт побери?!»

— Прости меня, Икари-кун… Но я не могу отпустить тебя…

Еле слышно проговорив, Рей склонилась к Синдзи, присела на пол рядом с ним и опустила голову на плечо. И вдруг беспокойство вместе со страхом будто по мановению волшебной палочки тотчас испарились, уступив место неуютному, неловкому теплу, мягкой нежности в душе, которую он так старательно пытался избежать, забыть, потому что это чувство возвращало его в далекое беззаботное детство, когда все было хорошо и мир был таким маленьким и беззаботным, когда его сердце еще не познало тьмы боли и страха. Синдзи, в одночасье успокоившись, невольно расслабился и поддался безмятежности, что веяло от тихо дышащей у его бока девушки, от освежающего аромата ее волос с запахом морской воды, от ее снежной, бархатной кожи, холодящей и согревающей одновременно. И еще он чувствовал непонятную тоску по давно забытым и утраченным дням, тому времени, что уже казалось прошлой жизнью, и грустил от того, что потерял. Это ощущение скребло в груди, медленно сковывая дыхание и подкатывая горечью к горлу, и Синдзи зажмурил глаза, чтобы не поддаться щемящему чувству.

Погрузившись во в омут безмятежности и сосредоточившись только лишь на мирно приложившейся к плечу голубовласке, он так и не вспомнил, сколько времени прошло, когда почувствовал доносящийся с кухни запах еды. Вспомнив, что с утра он не брал и крошки в рот, Синдзи поежился от нахлынувшего голода. Рей, будто из-за этого пробудившись ото сна, привстала, протерла ладошками глаза и сказала:

— Еда скоро будет готова.

А после, не дожидаясь ответа, отправилась на кухню. Синдзи так и не решился попроситься отправиться вместе с ней, в самом деле желая покушать, а не сбежать, но понимал, что так просто девушка его не развяжет. Рей пробыла на кухне еще минут пятнадцать, и за это время умеренно аппетитный аромат риса сменился умопомрачительно аппетитным, наполненным запахами специй и приправ. И когда уже желудок стал измождено урчать и жечь от переизбытка сока, в комнате появилась Рей в фартуке, надетым на полуголое тело с большой дымящейся тарелкой, на которой виднелась горка свежеприготовленного риса с тофу и овощами.

— Я принесла тебе поесть, — эти слова медом разлились по венам, заставив Синдзи истечь слюнями — и от аппетитной еды, и от не менее аппетитной фигуры девушки, проглядывающей из-под короткого белого фартука, едва скрывающего груди и основания бедер.

«Когда она его купить успела?»

— Я тебя покормлю, — без стеснения произнесла та, с секунду подумав, куда поставить тарелку, но оставив ее у себя в руках и вместо этого опустившись на ноги Синдзи, аккуратно их оседлав и разведя колени в стороны, отчего из-под края фартука показалась гладкий бугорок, обтянутый белой тканью трусиков.

От открывшегося вида и от ощущения мягких ягодиц голубовласки на своих коленках Синдзи невольно заерзал на месте, почувствовав резь веревки на затекших запястьях, что слегка его отрезвило и угомонило возникшее было возбуждения, так что он просто отвел взгляд в сторону и неловко кивнул. Рей свободной рукой подняла палочки для еды, задумалась, положила их и взяла тарелку, зачерпнула ложкой небольшую горсть риса с куском тофу и поднесла ее ко рту Синдзи. Внезапно открывшееся осознание, что эта загадочная и манящая девушка, которая так его влекла, которая совсем недавно сгорала от желания и которую он имел до потери ею сознания, прямо сейчас кормила его с ложечки, заставило мысленно расхохотаться и смутиться одновременно, заодно подивившись жестокой иронии. Он уже не знал, как реагировать на свое беспомощное положение, радоваться ему или ужасаться, но в одном был уверен — он чертовски хотел есть.

Не в силах больше сопротивляться, Синдзи открыл рот, и Рей аккуратно погрузила в него ложку, позволив ему губами вобрать пищу в себя. От ее восхитительного аромата сои, имбиря, перца и пропитанного маслом риса, а главное, обжигающей температуры на глазах Синдзи едва не проступили слезы, и ему тут же пришлось открыть рот, зашипев на вдохе, чтобы не обжечь язык. Но после короткой паузы он с удовольствием задвигал челюстями, мгновенно умяв порцию и после учащенно задышав ртом от остроты и жара пищи.

— Горячий? — слегка извиняющимся тоном спросила Рей и, зацепив еще немного риса ложкой, подула на нее, остудив, и снова поднесла ко рту.

Наслаждаясь трапезой, Синдзи даже успел позабыть, в сколь затруднительном положении находится, тем более Рей кормила его заботливо и аккуратно, не позволяя ни одному зернышку упасть с губ и постоянно стирая с них салфеткой капли масла. Когда с основным блюдом было покончено, Рей сходила за зеленым чаем и медленно напоила им Синдзи, бережно держа чашку у его губ и позволяя вкушать ароматную жидкость мелкими глотками.

Когда с запоздалым обедом было покончено, Рей вернулась на кухню мыть посуду, а Синдзи, проводив взглядом ее упругие ягодицы, выделяющиеся под натянутой тканью трусиков и обрамленные подолом фартука, откинулся к ножке кровати, вытянул онемевшие ноги и глубоко вздохнул.

«Какая идиллия, прямо настоящая семья — плененный муж и обезумившая женушка. Мне радоваться или нет? Возможно, в другой ситуации я был бы и счастлив побыть ее пленником, но сейчас меня дома ждет один терзаемый страхом и одиночеством котенок. И у меня ее подарок все еще лежит … Боюсь, здесь задерживаться больше нельзя, иначе я привыкну к такой жизни. Хм, она мне ничего в еду не подсыпала?»

Как будто на языке почувствовался слегка горький привкус пилюль нутрицевтика, а сердце забилось в тяжелом ритме, с каждым ударом отзываясь гулким эхом в груди. Мышцы по всему тело стали неметь, хотя это могло быть следствием долгого нахождения в скованном положении, однако Синдзи вновь стал ощущать неуютную тревогу, как будто развеявшийся страх снова вернулся. И, поддавшись неожиданному резкому приливу сил, Синдзи словно сбросил с себя покров безмятежности, очнувшись от манящего покоя, напряг руки, чтобы острая резь от веревки окончательно привела его в чувства, и с силой уперся спиной в ножку кровати. К его удивлению та дрогнула и со скрипом сдвинулась с места.

«Ножки не прикручены к полу, — озарило его. — Это же простейший способ к бегству!»

Напрягшись, Синдзи обхватил ножку пальцами и, привстав на корточки, стал медленно подниматься. В ноги тут же словно бы впились сотни иголок от резкого прилива крови, вся масса тяжелой металлической кровати навалилась на ноющие мышцы рук, однако один ее край медленно приподнялся. Задержав дыхание от напряжения, Синдзи стал осторожно по очереди перехватывать сцепленные ладони вниз — насколько позволял узел веревки, сантиметр за сантиметром, притом не прекращая держать кровать на весу. Когда, наконец, веревка прошла под опорой ножки и руки высвободились, в комнате появилась Рей и со сдержанным изумлением взглянула на высвободившегося пленника.

— Ой, — неожиданно произнесла она.

Синдзи отпустил спинку кровати, отчего та с грохотом рухнула на пол, снял с рук веревку и стал растирать покрасневшие запястья. Его глаза скользнули по лежащему на тумбе шокеру и остановился на Рей, хищным взглядом, словно буром, сверля ее едва ли не насквозь.

— Ты освободился… — вновь сказала она монотонным голосом, изобразив на лице слабо выраженное удивление, и вдруг резко устремила взгляд в сторону тумбы.

Синдзи, ожидая такой реакции, кинулся первым, однако еще в полете увидел, что бросившейся следом Рей не хватило скорости, и вместо того, чтобы допрыгнуть до шокера, она растянулась на полу. Без труда перехватив устройство, Синдзи замер, уняв подскочивший пульс, и озадаченно окинул взглядом девушку. Только сейчас он заметил, что вместо того, чтобы схватить шокер, та вцепилась в штанину его брюк, будто пытаясь задержать, и сейчас смотрела на него с пола блестящими кристально чистыми глазами — на их кончиках повисли капли слез то ли от боли, то ли от досады.

— Не уходи… — прошептала голубовласка. — Пожалуйста…

— Ты связала меня, Рей, — сухо констатировал Синдзи, при этом ощутив укол в груди.

— Прости… — коротко ответила она после паузы и, опустив голову, добавила: — Я совершила большую ошибку. Я виновата. Теперь ты не должен оставлять меня безнаказанной.

— Что?.. — он удивленно отпрянул.

— Ты должен наказать меня, Икари-кун! — Девушка вскинула глаза, сверкнув рубиновым огнем, и голос ее, по-прежнему тихий и шелковый, вдруг прозвучал необычайно решительно, почти отчаянно. — Пожалуйста, выплесни на меня всю свою злость. Ты можешь делать со мной, что хочешь, я этого заслужила.

Изумленный до глубины души, Синдзи не мог выдавить и слова, глядя на поразительную откровенность, прямолинейность девушки, на ее невесть как пробившуюся чувственность, только неправильную, смешанную с уничижительным преклонением, пусть и выглядело это неестественно и даже дико. Однако через секунду в его голове зародилась невероятное предположение.

«Она не могла не учесть, что я так легко высвобожусь. Будто заранее была готова. Может ли быть, что она пыталась удержать меня не силой, зная, что это будет крайне затруднительно, а используя мое желание отплатить ей тем же, обладать ею? Звучит слишком изощренно, но пока именно так и выглядит — ее реакция какая-то… скомканная, сдержанная, как будто заранее просчитанная. С другой стороны, это же Рей… Моя Рей».

Однако у него осталось еще одно сомнение, ведь Рей хотела схватить шокер, когда он высвободился. Однако было очевидно, что она находилась дальше него и никак не могла бы успеть первой. Нахмурившись, Синдзи перевел настороженный взгляд на тумбу, и, чувствуя смутную догадку, открыл дверцу. На полке там стояла пустая бутылочка из-под сока — вся мятая, с окончательно содранной этикеткой, запотевшая изнутри.

И тогда, поняв, что Рей помышляла вовсе не о шокере и прыгнула она, чтобы остановить его, Синдзи медленно наклонился и с проступившей ласковой улыбкой запустил руку в ее волосы, слегка запрокинув голову назад. Та подняла на него свои влажные, сияющие искренней радостью и блаженством глаза, и вдруг на разомкнутых губах ее возникла едва заметная робкая улыбка благоговения, сакрального восторга и наконец-то достигнутого счастья, пусть слабо выраженного и почти неосязаемого, но настолько контрастирующего с обычно бесстрастным и флегматичным выражением лица девушки, что Синдзи не смог сдержать короткую волну дрожи и подступивший к горлу комок. Голубовласка была в эйфории.

Синдзи пришлось приложить всю силу воли, чтобы сохранить твердость голоса, сказав:

— Я ухожу, Рей-тян. Мне нет нужды тебя наказывать.

И девушка, будто обледенев, на несколько секунд замерла, медленно подняла дрожащий взгляд, по каплям наполняющийся нотками скрытого страха.

— Нет… — вдруг горько скривившись, протянула, почти навзрыд проскулила она. — Не уходи… не уходи… Не уходи! Не оставляй меня!

С последними словами ее голос сорвался на хрип и заглох в сдавленном порыве из груди, и Синдзи пришлось буквально вырвать ногу из хватки Рей — судорожно и нервозно, потому что сам почувствовал, как сковало и заточило кровью его сердце при виде обреченного и мучительно скривившегося от внутренней боли лица девушки. Не в силах больше терпеть, Синдзи развернулся и пулей выскочил из ее квартиры, резко захлопнув дверь и краем уха слыша доносящийся оттуда жалобный хрип и тихий сдавленный голос, зовущий его имя. Задыхаясь от накатившего спазма в груди, Синдзи с другой стороны двери приложился к ней спиной, пытаясь успокоить ноющее сердце и успокоиться.

«Черт… черт побери… Нет, нельзя разводить сопли, иначе все пойдет насмарку. Я не должен поддаваться, только не сейчас. Нет. Нужно сосредоточиться. Я могу уйти сразу, но тогда высок риск, что Рей предпримет еще одну глупость. Нужно ее как-то сдержать, причем буквально. Точно. Раз уж она так хочет наказания, она его получит».

Ощутив знакомый, едва уловимый привкус приятно щекочущей в груди кислинки, этот привкус горячащего огонька соблазна, который едва не погас под давлением тягостного чувства на сердце, Синдзи оторвался от двери, решительно ее распахнул и вошел обратно. Рей, все так же распростертая на полу с уткнувшейся в локти головой и подергивающимися плечами, резко вскинула голову, сверкнув лучистыми блестящими глазами, постепенно и неуверенно наполняющимися глубоким благодатным счастьем. Девушка будто не верила в то, сто видела, застыв от радости, удивления и заполняющей ее глаза благодарности, однако Синдзи, лукаво улыбнувшись и подмигнув ей, прошел мимо и завернул на кухню.

— Хорошо, Рей-тян. Я накажу тебя, как ты этого хочешь, — громко произнес он ей оттуда. — Но не потому, что ты позволила лишнего.

Он нашел деревянный табурет с ровными прямыми цилиндрическими ножками, сужающимися к краям.

— Не потому, что ты виновата. Нет, Рей-тян. Я сделаю это потому, что ты моя девочка. Ты мое сокровище, и я не могу не удовлетворить твою просьбу.

Порывшись в кухонных ящичках, Синдзи достал моток прозрачной пищевой пленки, скотч и связку бельевой веревки.

— Но я сделаю это позже. А пока… — он появился в комнате и радостно помахал принесенными с кухни вещами перед озадаченно поднявшей голову Рей. — А пока я покажу тебе, что значит быть в беспомощном состоянии.

Насладившись растерянным взглядом девушки, который из радостно-восторженного сменился умеренно-вопросительным, даже настороженным, с пробивающееся желанной искоркой потаенного страха, Синдзи оставил в центре комнаты принадлежности и пошел в ванную. Там он взял ножницы, тряпку и снял с флакона чистящего средства большой закругленный колпачок, тщательно промыв его в раковине. Не найдя лосьона или геля для душа, Синдзи хмыкнул, вернулся на кухню, по пути отметив становящийся все более тревожным взгляд голубовласки, и взял там бутылку с кунжутным маслом, заодно найдя под плитой пыльный ящик с инструментами и достав оттуда отвертку.

Вернувшись в комнату, Синдзи беззастенчиво разложил перед собой все вещи, перевернул табурет ножками кверху и установил его на полу, а затем, немного повозившись, открутил отверткой три ножки, оставив одну. Потом он не без усилий насадил на нее сверху колпачок, со всей силы вдавив его для надежности, и обмотал его резьбу толстым слоем скотча, сгладив им все шероховатости и выпирающие острые края. Когда на вершине ножки образовалась утолщенная «головка», скрывшая ее плоскую верхушку, Синдзи протер тряпкой основание и, взяв пищевую пленку, стал усердно обматывать ее лентой по всей длине, толстым плотно стянутым слоем, снизу доверху. Сгладившую переход к колпачку пленку Синдзи зафиксировал скотчем, а затем обильно смазал получившийся штырь густым кунжутным маслом. Взглянув на Рей, он не смог сдержать улыбки — девушка уже все поняла и теперь с напряженным внутренним ужасом взирала на получившуюся полуметровую конструкцию, напоминающую огромную спичку, обмотанную лентой.

— Хочешь убежать? — хихикнул Синдзи. — Еще есть шанс.

Однако голубовласка только приподнялась, прижав к себе ноги и обхватив их руками, и продолжила метаться испуганным взглядом между ним и табуреткой.

— Похвально, — ободряюще кивнул Синдзи. — Ладно, иди сюда, мы приступим.

Рей не шевельнулась, только сильнее сжалась, так что ему пришлось подойти самому, поднять пискнувшую девушку на руки и, борясь с ее слабым, сумбурным сопротивлением, стянуть с нее трусики.

— Сиди смирно, или я уйду.

Как ни странно, эти слова возымели эффект, и Рей притихла, медленно и робко устроившись на поджатые под себя ноги.

— Ступни разверни в стороны, руки заведи за спину.

— И… — донесся ее слабый шепот, и девушка взглянула на Синдзи дрожащим смятенным взглядом.

— И?

— Икари-кун… — судорожно выдавила она сковавшей от напряжения грудью.

— Да, Рей.

На ее глазах повисли слезы страха.

— Не надо…

— Я ни в коем случае не хочу тебя принуждать. Это твой выбор, твоя воля. Решать только тебе.

Синдзи мог видеть, как с каждым ударом сердца содрогалась грудь девушки, как срывалось ее дыхание, как дрожали ладошки. Глубоко внутри Рей боролась с собой, пытаясь решиться, преодолеть, наконец, определиться с тем чувством, что разъедало ее изнутри. И вот, спустя минуту мучительных раздумий, она робко кивнула.

— Ты не бросишь меня? — произнесла она еле слышным, разбавленным горечью голосом, похожим на шелест листьев.

— Я буду с тобой до конца.

Напряженный взгляд Рей слегка смягчился, и она даже расслабила плечи, перестав зажиматься и сведя руки за спиной, так что Синдзи, ощущая все нарастающий жар в груди и расплывающееся по венам опьяняющее чувство соблазна, ласково провел руками по ее шее, погладил плечи, успокоив дрожащую девушку, а затем бережно взял ее руки и подтянул запястья к ступням. К счастью, голубовласка поддалась сама, немного выгнув спину и запрокинув голову с закрытыми глазами, поэтому Синдзи без затруднений смог взять бельевую веревку, отрезать ножницами кусок и ими же разрезать свой платок надвое. После чего он примотал кусками платка запястье девушки к лодыжке и поверх зафиксировал веревкой, стянув ее большим узлом, но так, чтобы бечевка не врезалась в кожу и не перекрывала кровоток. Проделав аналогичную операцию со вторым запястьем, Синдзи окинул взглядом связанную и зафиксированную в сидячем положении Рей и удостоверился, что веревка нигде не режет и что есть небольшой простор для движения. Узел был затянут не намертво, так чтобы Рей смогла бы высвободиться и привстать, на ощупь развязав узлы за спиной, но на это ушло бы некоторое время. Теперь оставалось лишь усложнить ее задачу.

— Приготовься, моя сладкая. Сейчас будет кульминация.

Он схватил несильно забившуюся и тихо пикнувшую девушку на руки, поднес ее над обмотанным прозрачной лентой и истекающим маслом штырем и очень осторожно, плавно стал опускать таз вниз, чтобы «головка» оказалась прямо над входом в попку. Рей, ощутив прикосновение скользкого, гладкого от слоя ленты колпачка к анусу, дернулась и со стоном испуга забилась на руках Синдзи, но тот, стараясь не совершать резких рывков, медленно развел пальцами ее ягодицы и осторожно насадил попку голубовласки на головку штыря.

— Мг-м… — натужно пискнула Рей, но, плотно сжав губы, больше не издала ни звука — от сильного напряжения ей сковало грудь.

Толстая головка благодаря смазке и весу девушки без труда раздвинула сфинктер и колечко ануса, погрузившись внутрь на несколько сантиметров и растянув кожицу вокруг дырочки. Синдзи ощутил, как Рей буквально одеревенела в его руках, боясь шевельнуться и даже вдохнуть, и лишь учащенное биение ее взволнованного сердечка отдавалось эхом по всему телу, вызывая у нее приступы дрожи волна за волной. Когда Синдзи еще немного опустил бедра девушки и головка на ножке табурета окончательно погрузилась в ее нутро, Рей вдруг запрокинула голову назад, широко распахнула глаза и протяжно заскулила через нос, сжав губы так сильно, что они слились в одну тонкую побелевшую линию. Шпиль вошел едва ли на треть, а его конец уже прошел узкую верхнюю границу сфинктера и погрузился вглубь прямой кишки, так что дальнейшее проникновение уже проходило легко и без сопротивления изнутри. Когда попка прошла половину пути и уже стала подступать к основанию табурета, Рей не выдержала и сдавленно натужно вскрикнула:

— Гха-ах!..

Ее напряженные мышцы на бедрах и животе словно завибрировали, учащенно и ритмично сокращаясь в конвульсиях, плечи затряслись, а из груди сквозь стиснутые зубы донесся тихий стон.

— Потерпи еще чуть-чуть, — ласково прошептал Синдзи. — Осталась самая малость.

Он продолжал опускать девушку, пока ее ноги не коснулись пола, а попка целиком не поглотила шпиль, чья головка сейчас должна была находиться на вершине прямой кишки в центре ее живота. Подождав, пока у Рей прекратятся судорожные спазмы и ее дыхание, сорвавшееся в хриплый стон, нормализуется, Синдзи осторожно отпустил бедра девушки, отчего та с тихим мучительным писком слегка просела, и стал гладить ее по всему напряженному телу, стараясь расслабить скованные мышцы и унять боль. И вот, когда голубовласка слегка угомонилась, Синдзи растянул связку бельевой веревки, обмотал ее по кругу вдоль тела над грудками и под ними так, чтобы мягкие округлости, сдавленные сверху и снизу, напряглись и подались вперед, засияв выпятившимися покрасневшими сосками. Рей натужно застонала, однако Синдзи, не обращая на это внимания, протянул концы веревки через ее плечи, скрестил их за спиной и привязал их к узлам на запястьях, так чтобы теперь девушка не смогла подняться и повалить за собой табурет.

— Вот и все, Рей, тебе это удалось, — он поцеловал голубовласку в лоб на по-прежнему запрокинутой голове.

— Г-Глубоко… — заплетающимся языком протянула она. — В животе…

Но Синдзи в ответ лишь улыбнулся, потрепав ее макушку.

— Внутри… давит… — ее тяжелое дыхание будто бы начало источать жар, а на лице возникло выражение безрассудного помешательства от переполняющих нутро ощущений. — Я чувствую это… в себе…

— Уже не так больно? — улыбнулся Синдзи.

Рей с заминкой рывками помотала головой.

— Выдержишь?

Она коротко простонала, что, видимо, означало согласие.

— Хорошо, Рей-тян. Тогда я оставлю тебя здесь подумать над своим поступком. Приятного времяпрепровождения!

На смятенном и распаленном лице девушки вдруг мелькнула тень панического страха, едва пробивающегося сквозь страдальческую гримасу боли. Голубовласка только лишь слабо заерзала и мучительно раскрыла рот, попытавшись что-то сказать, однако трение и нажим глубоко всаженного внутрь живота шпиля вновь сковало ей грудь, и вместо связанной речи раздался лишь натужный стон.

Впрочем, Синдзи уже был у двери на выходе из квартиры, где, на прощение еще раз окинув связанную и мучительно извивающуюся девушку, тяжело сглотнул, подавив соблазн прекратить эту пытку и заняться любовными ласками сразу на месте, и затем с притворно задорной улыбкой произнес:

— А по-настоящему накажем мы тебя завтра, сокровище ты мое. До скорого.

Нервная дрожь в руках стала переходить в настоящий приступ паники, пока Синдзи не отрываясь смотрел в источающие яд, пылающие презрением и гневом бирюзовые глаза девушки. Еще минуту назад приятное, улыбчивое, умилительно дружелюбное лицо Маны сейчас превратилось в камень, бесчувственный и холодный, настолько разнящийся с прежним выражением, что, казалось, это были два разных человека. Невозможно было даже представить, что характер человека — простой и симпатичной школьницы — может быть настолько изменчив, и находящегося в состоянии глубочайшего потрясения Синдзи все сильнее опутывал безумный ужас.

— Да-да, мой юный трахальщик, — губы девушки скривились в змеиной улыбке. — Ты в глубочайшем дерьме. Неужели ты думал, что вот так беззаботно да без последствий сможешь насиловать всех кого ни попадя? Или возомнил себя настоящим самцом? Пора возвращаться в реальность, мой друг.

Мана негромко, но звонко рассмеялась, отчего Синдзи прошиб ледяной пот.

«Черт, черт, черт!!! Что же делать?.. Только не паниковать, не совершать необдуманных поступков. Думай, думай же!»

— Ну что, постиг всю серьезность ситуации? — голос девушки вдруг обрел былую бархатистость, сменив собой желчь. — Освежился, очистил голову и теперь готов впитывать информацию, как губка. Я права?

Сбитый с толку Синдзи только ошеломленно поднял брови, глядя на вдруг смягчившееся лицо Маны.

— А ты думаешь, для чего я компостировала тебе мозги всю дорогу? Чтобы усыпить твою бдительность и снять защиту от мысленного проникновения незнакомого человека. Когда твой мозг размяк, я смога вытащить много интересных фактов о тебе, твоем характере и личной жизни, хотя ты сам этого так и не понял. А обрушив на тебя шокирующую угрозу, я настроила на предельно серьезный лад, чтобы твой хитрый разум не уклонился ни от одного моего слова. Впрочем, это не отменяет того факта, что ты у меня на поводке.

«Что… Что она делает? Разыгрывает, пытается шантажировать, развлекается? Черт, я ничего не понимаю! Ладно, надо взять себя в руки, нельзя позволить ей манипулировать моим состоянием. Я не должен поддаваться, мне нужно сохранять спокойствие, эта девчонка всего лишь обычная девчонка, такая же, как и все, все ее угрозы ничего не стоят».

— Можешь расслабиться, Икари, я не собираюсь вершить вендетту от лица всех угнетенных тобою девушек, — сквозь улыбку в ее глазах сверкнула острая искорка. — Хотела бы, но не собираюсь.

«Не поддаваться, не давать воли эмоциям! Все, что она может сделать — это опубликовать компромат. Плохо, но не критично, рано или поздно все и так стало бы явным. Мне ничего не сделают, я пилот, практически, единственно оставшийся в строю, Рей и Аска уже не в том состоянии. Я смогу со всем справиться, дело не стоит того, чтобы так из-за него переживать. Все просто отлично».

— Признаться, поначалу я хотела вырвать тебе яйца и запихнуть в глотку, потому что я всей душой, абсолютно, бешено ненавижу мудаков, что насилуют девушек, тех ублюдков, которые не ставят нас ни во что, которые воспринимают нас как ходячих дырок для своего вонючего члена. Но знаешь, Икари, пообщавшись с тобой, я была немного удивлена — ты показался обычным тихим мальчиком, немного застенчивым и замкнутым, совсем не похожим на тех тупых трахальщиков. Я думала, что ты играешь, поэтому залезла тебе в мозг, но нет, ты и вправду оказался милым пареньком, разве что немного двинутым на сексе. Учитывая, что я видела, просто тебе от гормонов сносит крышу. Либо у тебя шизофрения.

«Нет причин для беспокойства. Все просто отлично. Она не сможет причинить мне вред. Точно. Однако… однако, можно сделать еще лучше».

— В любом случае, я изменила планы на твой счет. Возможно, немного поработав над тобой, я бы смогла даже исправить твою озабоченность, сделать из тебя человека, потому что ты и впрямь милый мальчик, но сейчас это к делу не относится. Твоя задача, Икари, угнать Еву.

— Что?! — случайно услышанная последняя фраза вернула его из погруженности в собственные мысли.

— Тише ты, здесь полно людей вокруг. Ты должен угнать Еву для одного задания. Я не прошу похищать машину, просто сделай кое-какое дело и будешь свободен — я верну тебе все материалы и исчезну их твоей жизни.

— Ты хочешь, чтобы я взял и похитил Еву? — Синдзи от негодования и изумления даже забыл о только что бурящем его страхе.

— Да хватит кричать, балда! — девушка втянула голову в плечи и оглянулась по сторонам, с кислой миной на лице следя за устремленными на нее глазами посетителей кафе. — Блин, смотри, что ты наделал. Нам обоим внимание ни к чему. Пошли отсюда.

Мана, быстро собрав разложенные на столе фото в портфель, вскочила и поспешила к выходу, и Синдзи, ощущая сбивчивый шум сумбурных мыслей в голове, отправился за ней, стараясь не отставать на ослабших ногах.

— Хочу, чтобы ты знал — я не просто школьница. Я официально числюсь в ведомстве министерства обороны… ну, то есть числилась до недавнего времени.

— Серьезно? — Синдзи удивленно поднял брови.

— Блин, да хватит тебе уже! — девушка раздраженно с силой тыкнула его кулаком под ребра — на удивление весьма ощутимо. — Достал со своим «серьезно». Я тебе говорю все как есть, а ты уж сам делай выводы.

— Как скажешь… — пробурчал он и пошел вперед, потирая бок. Кажется, там остался синяк.

— Зануда.

Девушка нагнала его и устроилась рядом, доставая из портфеля какие-то бумаги.

— Я сама понимаю, насколько звучит моя просьба. Но повторюсь — я не прошу похищать Еву, я только хочу, чтобы ты взял ее и выполнил мою просьбу. Учитывая, что Евангелионы практически неуязвимы, а у тебя самые широкие полномочия по ее использованию, проблем, думаю, не возникнет. Ну то есть таких, серьезных проблем, как например арест и тюрьма.

— По-моему, ты немного не в курсе о моих полномочиях.

— Ой, только не надо мне заливать. Я собрала достаточно информации, чтобы определить уровень твоих возможностей. Ну, поругают немного, посадят в изолятор на пару дней, а потом все равно отпустят — ты все-таки последний защитник человечества. Все, что тебе надо — перехватить Еву и отправиться сюда, — Мана развернула на руках большую военную карту и указала на точку где-то под горой Фудзи, близ разрушенного старого Токио. — Вот, военная база Готемба. Там находится оборонный комплекс по тестированию боевых машин.

— Машин?

— Не как ваши Евангелионы. Просто роботы — груда брони, оружия и газотурбинный двигатель. Я должна была быть пилотом этой махины, нас только начали обучать по 6-летнему курсу, чтобы к 20 годам мы уже являлись полноценными бойцами-профессионалами. Однако мы, группа 14-летних подростков, слегка не вписывались в компанию здоровых озлобленных солдафонов. Несмотря на протекцию командования, нас стали изводить — парней бить, меня домогаться. Доходило даже до истязательств и пыток, когда на глазах моих товарищей меня раздели и заставили прислуживать всему батальону — вылизывать их ботинки языком, подставляться под их мочу в сортире, терпеть удушения, когда они связывали мне горло, надевали пакет на голову и ждали, пока я почти что задохнусь, а потом отпускали. Сначала они осторожничали, не оставляя серьезных ран, но потом моих друзей едва не убили, когда мы попытались достучаться до коменданта, а меня схватили и уволокли в ангар. Они хотели изнасиловать меня, всей группой, и, кажется, даже сломить, покалечить или вообще убить — им уже было наплевать на последствия. Но в тот день свершилось нападение Ангела, войска мобилизовались, и мне удалось сбежать…

Пока Мана говорила, ее речь становилась все тише и тише, а в голосе стали проскальзывать дрогнувшие нотки горечи. Под конец она замолчала вовсе, опустив взгляд и болезненно, с очевидной тяжестью на душе сжала кулаки. Синдзи слегка растерялся от услышанной истории и не нашелся с ответом. Уже в третий раз девушка удивила его открывшейся стороной характера.

— А мои товарищи… — тихим сухим тоном, наконец, продолжила Мана, — они остались там. Я даже не знаю живы ли они и что с ними потом стало, но бросить их не могу. Что бы ни случилось. Поэтому, Икари, я хочу, чтобы ты взял Еву и проник на базу. Не знаю как — угонишь ли ты ее во время тестов, сбежишь в битве, уговоришь своего командира, не важно, но ты должен их спасти. А потом делай что хочешь — разрушь базу, сдай меня своему начальству или, если это тебе так нравится, можешь развлекаться со мной сколько влезет. Но только прошу — спаси моих друзей.

Синдзи опустил голову. Слова девушки походили на правду, и хоть полчаса назад она ловко водила его за нос и выдумывала небылицы, он не сомневался — ту боль и отчаянье, что так мучительно проступали в ее глазах, голосе, каждом жесте, она не играла. Синдзи слишком хорошо был знаком с этим чувством, чтобы выявить фальшь, и сейчас, он не сомневался, Манна действительно страдала и была готова на все. Но…

— Но это все равно безумие… — осторожно произнес Синдзи, не желая чересчур давить на и так шаткое эмоциональное состояние девушки. — Я тебя понимаю, твое желание и твою преданность, но угнать Еву — меня просто отключат, сделай я шаг в сторону.

— Ну сделай так, чтобы не отключили! — неожиданно резко огрызнулась девушка и тут же осеклась. — То есть… Я не знаю… Прости, что так грубо, но я и вправду не знаю. Ты моя последняя надежда.

— Просто мне кажется, ты не к тому обратилась.

— Поздно уже. Да и материала на тебя я достаточно набрала, чтобы сдать с потрохами. Не думай только, что если ты меня тут на жалобу развел, то мне духу не хватит. Еще как хватит. Мне уже нечего терять, и это моя последняя…

Манна вдруг осеклась и, широко раскрыв глаза, оглянулась по сторонам.

— Погоди! Ты куда меня завел?!

Только сейчас она обнаружила, что, неспешно следуя за Синдзи, оказалась в пустынном проулке между складскими сооружениями у озера и длинным рядом торгового квартала с обратной стороны, отделенного высоким бетонным забором.

— Икари! — гневно воскликнула Мана, смерив того испепеляющим взглядом. — Ты меня за дуру держишь?! Как будто я не догадывалась, что первое, о чем ты подумаешь — это заманить меня в темный угол и оттрахать, как ты это сделал с другими девушками! Так вот — черта с два!

Неожиданно резво подскочив к Синдзи, она ловко нырнула ему под бок, огрев портфелем в пах, а когда тот согнулся пополам от резко вспыхнувшей боли между ног, внезапно возникла за его спиной и с силой заломила руку.

«Ох ни фига себе! Ну и силища у нее».

— Так вот, мой недалекий друг, в отличие от тебя я — кадровый офицер вооруженных сил самообороны, и вполне естественно предположить, что меня обучали строевой подготовке и технике ближнего боя. Уж поверь, вариант с твоим нападением в темном углу я проработала в первую очередь и была к нему готова каждую секунду.

— Да у меня и в мыслях не было… — натужно произнес Синдзи из-под крепкой хватки девушки.

— Ну конечно. А сюда ты меня завел местными красотами полюбоваться?

— Да не думал я ни о чем таком! — раздраженно прошипел он. — Хотел бы я на тебя напасть — уже напал бы. Но я не настолько глуп, как ты обо мне думаешь. Я ведь понимаю, что если с тобой что-то случится, себя я подставлю в первую очередь с этим твоим компроматом. Да и особого желания я не испытываю. А здесь пошел просто потому, что это кратчайшая дорога к рыбному магазину.

— Рыбному магазину? — удивленно переспросила слегка сбитая с толку Мана, ослабив хватку.

— Да, рыбному магазину. Мне надо морепродуктов купить.

— А… — теперь уже Мана, растерявшись окончательно, отпустила руку Синдзи и отошла назад. — Ты?..

— Да-да, я все понял. Нет, я не буду нападать на тебя. Да, ты можешь идти сзади меня хоть с приставленным к затылку пистолетом, я тебя не трону. Нет, магазин никак не связан с тобой, мне нужно купить рыбы. Возможно, я спасу твоих друзей, однако результат зависит исключительно от тебя — насколько далеко ты готова пойти в своем стремлении.

— Э… Я? — Мана, ошарашенная такой внезапной перемене в поведении Синдзи, только раскрыла рот и заморгала своими длинными ресницами.

— Ну да. Ты босс, я твой, вперед и с песней, — он беспечно засунул руки в карманы брюк и не спеша пошел вперед, оставив недоуменную девушку за собой.

— Э… эй! Подожди меня! — девушка, спохватившись, бросилась за ним, впрочем, держа дистанцию чуть позади. — Что ты имел в виду, говоря «насколько далеко я могу пойти»?

— Ничего двусмысленного. Просто думаю, что чем невероятнее и желаннее цель, тем сильнее должна быть готовность пойти на все ради нее — обрести решительность, силу и быть готовым к любым жертвам.

— Мне не нравится то, что ты говоришь.

— Не переживай, я не имею в виду конкретно тебя. Как звали твоих товарищей?

Мана запнулась и спустя секунду, погрустнев, опустила голову.

— Мусаши и Кейта. Но их не звали, их так и сейчас зовут. Я уверена, они живы.

— Всего двое?

— Да, всего двое. Поэтому вызволить их будет не так уж сложно — два человека это не батальон, их даже в капсулу можно принять. Они обычно содержатся либо в казарме, либо в ангаре, там легко определить по голубым линиям на зданиях — это наш спецкорпус.

— Понятно. Посмотрю, что можно будет сделать. Но тебе тоже придется постараться — не думай, что тебе не нужно будет расплачиваться.

Глаза девушки опасливо устремились на него, блеснув впервые пробившейся сквозь стену решительности искоркой испуга.

— Неужели ты хочешь…

Дослушать ее Синдзи не успел. Его взгляд случайно выловил в воздухе над собой быстро приближающийся бликующий на солнце ярко-зеленым огнем небольшой предмет, и, пока разнервничавшаяся девушка пыталась закончить фразу, Синдзи, действуя по наитию и даже не успев понять — что происходит, метнулся вперед и притянул Ману к себе. Та мгновенно сгруппировалась, собравшись нанести ответный удар коленом в живот, однако теперь и она заметила летящий в нее предмет, и на секунду впала в ступор. Этой секунды хватило, чтобы Синдзи закрыл ее своей спиной и получил мощный удар в спину каком-то твердым гладким объектом. Охнув, он согнулся от боли и едва расслышал звон стекла у своих ног, подтвердивший мельком пронесшуюся догадку — кто-то кинул в них пустую бутылку.

— От же ж блядь! — раздался чей-то гортанный рык сверху.

— Тупая мазила! — гоготнул кто-то с другой стороны.

— Молчи урод на.

Синдзи с трудом разогнулся, ощущая, как взорвалась болью его правая лопатка. Похоже, по спине у него растекалась огромная гематома. Мана притихла, сжала пальцы на плечах Синдзи и стала шугано метаться взглядом по сторонам, а потом вдруг остолбенела, устремив наполнившиеся глубинным страхом глаза куда-то вперед по улице.

— Только не это… — прошептала она.

Синдзи, в голове которого уже прояснилось от утихнувшей боли, сам поднял взгляд и мгновенно понял причину такой реакции девушки. Прямо перед ними на улицу со складских пакгаузов на дорогу спрыгнули три здоровых парня. Первый — со стрижкой флэттоп — был одет в разодранную снизу майку и джинсы, словно кичась своими налитыми сталью мышцами, и держал в руках мятую алюминиевую бейсбольную биту. Второй, стриженый под ежик с россыпью шрамов на голове, отличался прямо таки баскетбольным ростом и атлетичным телом, не таким мускулистым, зато загорелым почти до коричневого оттенка и усеянным художественными шрамами, складывающийся в причудливое переплетение линий, кругов и колец пирсинга. Одет он был в одни шорты и пыльные сандалии. Третий выглядел как натуральный панк — тощий, практически худощавый, но отчего-то выглядевший необычайно крепким, будто сухие мышцы под его бледной кожей скрутились в неразрываемые жгуты. На голове у него красовался натуральный ирокез, шея была увешана целым серпантином цепей всех размеров, руки украшали кожаные перчатки без пальцев, усеянные металлическими звездочками и заклепками, тело укрывала безвкусная рубаха нараспашку, некогда крикливая и яркая, а теперь представляющая собой стертую в пыльно-серый цвет тряпку, и штаны цвета хаки с коваными берцами.

— Ох-ты ех-ты! — гнусавым голосом протянул он и сочно сплюнул. — Ты смотри какой попадос, ебта.

— Я думал, он пополам сложится, — глухим басом проговорил качок и мрачно усмехнулся в идиотской улыбке. — Живчик, бля.

— Хана вам, детки, — безэмоциональным голосом констатировал баскетболист, не изъявив на лице ни тени сожаления или насмешки, сохраняя абсолютно безучастный, даже отрешенный взгляд.

У Синдзи засосало под ложечкой. Эти громилы, хоть их и было всего трое, разительно отличались от школьного отрепья, которое достаточно было припугнуть да шугануть видом крови. По одному взгляду уличных подонков становилось понятно, что это были настоящие звери — грубые, беспринципные, циничные, бездушные ублюдки, способные за просто так проломить череп лишь от одной лишь скуки. Синдзи понимал, что спастись от них можно только бегством, и даже бойкая Мана, которая сейчас сжалась позади него и последними остатками самообладания пыталась скрыть лавиной накативший страх, не могла им ничего противопоставить.

«У меня знакомые из портовой банды, посмотрим, что ты против них сделаешь!..» — вдруг вспомнились слова того школьного налетчика, и Синдзи, сам того не ожидая, вдруг мысленно усмехнулся.

«Да они убили бы меня на месте. Хотя нельзя сказать, что они меня как-то узнали. Всего лишь стадо тупых вонючих быков. Просто подарок судьбы, то что надо».

И тут вдруг Мана громко вскрикнула и сиганула на Синдзи, намертво вцепившись и повиснув на его руке. Тот резко развернулся и обнаружил еще одну гориллу совсем рядом с ним, вырвавшую портфель из рук девушки. Этот тип отличался от прочих гопников своей комплекцией и неспортивным телосложением — а точнее это был настоящий жирдяй весом за сотню килограмм, потный, одетый в мешковатую одежду и бейсболку, на мясистом уродливом лице которого выделялись плотные распухшие губы, маленькие крысиные глазки бегали из стороны в сторону, а вонь от него ощущалась даже за несколько метров.

— Опа-опа, лошары, — отвратным голосом кастрированного борова прогнусавил он и неожиданно резко отскочил обратно к дороге.

А там, по другую сторону от появившейся тройки, стоял последний из появившихся быков. Не слишком высокий, одетый в кофту с низко нахлобученным капюшоном, под которым освещалось слабым огоньком сигареты скрытое тенью лицо, он с совершенно равнодушным видом стоял посреди дороги, засунув руки в карманы кофты. Внешне его вид меньше всего напоминал соучастника банды, но этим и внушал какой-то подсознательный страх — он не просто источал спокойствие, в отличие от его «коллег», которые чуть ли не натужно пытались продемонстрировать свою крутость, самоуверенность и силу, этот же чувствовал себя настоящим королем, ленно следящим за шевелением своих подданных. Не оставалось никаких сомнений — он являлся лидером шайки, и его безобидный невзрачный вид только рождал еще большие опасения.

Синдзи, ощущая тревожно накатывающее волнение под оглушающими ударами сердца, вдруг испытал непонятный восторг, чувствуя, как трясущаяся рука Маны вцепилась в его ладонь, и видя ее испуганный, напряженный до предела взгляд, мечущийся между окружившими их гопниками. Еще пять минут назад она, готовая сломать ему руку, взирала на него свысока презренным взглядом, а сейчас цеплялась, будто за спасительную соломинку, в бездумном страхе позабыв о высказанных оскорблениях и шантаже, теперь лишь в собственной беспомощности ища в нем хоть какой-то защиты. Синдзи, глядя на нее потемневшим взглядом, внутренне радостно улыбнулся, потому что небольшая проблемка решилась сама собой.

— Ну чё, падаль, — пробасил качок. — Не в ту улочку вы свернули. Теперь назад дорога вам светит только по частям.

Панк от души сморкнулся и вновь сплюнул.

— Да хули резину тянуть, вьебем им, и шмон наш.

— Деткам здесь не место. — Баскетболист со все тем же бесстрастным видом покачал пальцам. — А то деткам порвут ебло.

— Пиздить их, пиздить! — радостно заверещал толстяк, запрыгав на месте и подняв над собой портфель девушки, будто трофей.

Четверо быков уже полукругом обступили Синдзи с Маной, и качок уже начал демонстративно покачивать битой между пальцами, как вдруг раздался спокойный голос их лидера:

— Ну и?

Гопники тут же замерли, послушно уставившись на него и ожидая дальнейших команд.

— И чё вы тут забыли?

Синдзи предпочел не отвечать, ощущая, как крепче прижалась к нему девушка.

— Молчим, да?

Он откинул капюшон, и Синдзи увидел ничем не выдающееся слегка худощавое лицо: узкий подбородок, светлые волосы с короткой челкой, сигарета во рту, ухо было проколото причудливой сережкой в виде скрученного в кольцо гвоздя. Однако взгляд его разительно контрастировал с невзрачным видом — цепкий, острый, по-настоящему волчий и настолько тяжелый, что смотреть в его черные глаза было почти физически тяжело.

— Ну что ж… — процедил блондин. — Есть два варианта. Либо мы ебашим вас до полусмерти пока не надоест, а, поверьте, моим ребятам надоест очень нескоро, либо вы выворачиваете все ваше шмотье, бабло, мобилы, все вещи до последней нитки и целые-здоровые идете домой к мамочке. Как расклад?

Синдзи вобрал воздух в грудь, унимая сердцебиение и собираясь с мыслями, а потом вдруг улыбнулся и спокойным тоном произнес:

— Рад, что мы встретились. Про вас ходили кое-какие слухи в школе, но я и не думал, что представится подходящий случай.

Мана вцепилась пальчиками в его руку.

— Чё?! — прищурился панк.

— Убью нах… — качок, пыхнув гневным взглядом, занес биту, как вдруг его остановил голос блондина.

— Погоди. Пусть закончит.

— Так вот, я не думаю, что наши вещи будут представлять для вас хоть какую-то ценность. У меня есть предложении получше, то, ради чего я и пришел сюда.

И Синдзи медленно, без излишне резких движений развернулся к остолбеневшей от ужаса Мане, положил руку на ее хрупкое дрожащее плечо и легко подтолкнул вперед, из-за сковавшего девушку страха не ощутив от нее никакого сопротивления. Та словно на ватных ногах сделала несколько шагов по инерции, замерла, остановившись напротив громил и прижав нервно трясущиеся руки к груди, и медленно развернула к Синдзи голову, взглянув наполненными изумлением и паническим страхом, широко раскрывшимися в шоке прослезившимися глазами.

— Я дарю вам ее, — без тени эмоций произнес Синдзи. — Можете делать с ней все, что захотите, ее никто не хватится.

Банда недоуменно переглянулась, и лишь один блондин улыбнулся еще шире.

— Что же, сдаешь свою подружку, как только прижали за яйца?

— Она не моя подружка, — сухо ответил Синдзи. — Она хотела меня шантажировать моими фото с другой девушкой. Доказательства в ее портфеле.

— Синдзи… — с горечью прошептала Мана, едва сдерживая накатывающий плач.

— Проверь, — жестким тоном приказал блондин толстяку, и тот, мигом подчинившись, вытряхнул содержимое ранца.

На асфальт высыпались листки с фотографиями.

— Ты смотри, ебт! — воскликнул толстяк. — Порнушка!

Блондин нахмурился, подошел к бумажкам и с легкой заинтересованностью повозил их ногой.

— Значит, правда, — хмыкнул он после и повернулся к своим подчиненным. — Шлюху берем, хлюпика не трогаем.

Мана распахнула рот и широко раскрыла испуганные глаза.

— Нет… — севшим голосом выдохнула она, затрясшись и заметавшись взглядом из стороны в сторону. — Нет… только не это…

— Да-да, детка! — взорвался противным хохотом панк. — Радуйся, блядь, скоро ты познаешь, что значит быть с настоящим мужчиной.

— Ебаца, ебаца! — радостно запрыгал толстяк, похлопывая себя по паху. — Раздолбать ее ко всем херам! Ух, малявка, уж я-то тебя порву!

Когда громилы обступили девушку, та сжалась и на грани истерики забилась в дрожи с новой силой, заметавшись, будто загнанная в угол мышь.

«Что-то быстро сломалась, — мелькнуло в голове озадаченного Синдзи. — Она же сейчас от страха сознание потеряет. Откуда такая реакция? Минуту назад выглядела храброй и уверенной в себе, а сейчас и двух слов связать не может. Неужели страх изнасилования? Но меня же она не боялась. Или это страх группового насилия? Перед сильными грубыми громилами? Нет, не просто страх… это фобия. Черт. Ее же переклинило с этими военными».

— Бля, я терпеть не могу, — ухмыльнулся качок. — Оттрахаем ее здесь, чего тянуть. Овца ничего так выглядит, я уже на взводе.

— Оттащим в сторону, — кивнул баскетболист. — Я тоже ей всадить не против.

— Только без очереди, — забрызгал слюной толстяк. — А то я не дождусь, как давно у меня пеха не было.

— Да ты вообще девственник, урод, — гыгыкнул панк.

— Молчи, мудозвон! Я просто копил свою энергию, чтобы вылить ее на такую целочку, как эта. Ща увидишь, как я об нее свой жезл почищу, я его как раз давно не мыл.

— Фу бля… — скривил нос качок.

Мана упала на колени, и из ее некогда прекрасных, отливающих перламутром, а теперь в ужасе дрожащих глаз с обледеневшими сузившимися зрачками потекли дорожки слез.

— Нет… — хрипло выдавила она, отчаянно сдерживая плач. — Пожалуйста…

— Ты смотри, нюни потекли, — передразнил ее горький голос панк. — Сейчас мамочку будет звать. Пошли, сука, пора приниматься за работу.

Он схватил ее за руку.

— Нет!.. — тихо пискнула девушка осевшим голосом и в нахлынувшей панике слабо заверещала: — Ребята, ну не надо, прошу вас… Я умоляю, не делайте этого… Пожалуйста, мальчики, перестаньте… ну пожалуйста… остановитесь, умоляю…

— «Мальчики», — хмыкнул баскетболист. — Интеллигентка. В жопу таких драть лучше всего.

— Двигай граблями! — рявкнул качок и, схватив сжавшуюся и забившуюся в страхе девушку за шею, вместе с панком потащил ее в проулок к заброшенному складу.

— Синдзи… спаси… — умоляющим тоном прохрипела Мана, с последней надеждой глядя на него до смерти перепуганными глазами, и когда громилы поволокли девушку по земле, она успела вцепиться в его руку. — Прошу… пожалуйста… Синдзи… останови их…

— Иногда, девочка моя, — сухо ответил он, — чтобы достичь желаемого, надо пойти на самую большую жертву.

Шум в его груди мешал слышать собственные слова, в голове звучал неразборчивый гул, смешивая кипящую бурю эмоций, но Синдзи все же нашел в себе силы улыбнуться отчаянно глядящей на него девушке. И Мана, не выдержав, сорвалась в паническую истерику.

— Нет!!! Не надо!!! Умоляю!!! Пустите!!! — ее голос перемешался с плачем, настоящим безудержным ревом, тонущим в слезах и всхлипываниях. — Перестаньте!!! Я все сделаю, только не это!.. Пощадите, прошу… Пожалуйста…

Громилы оттащили бьющуюся девушку за бетонный забор, а к Синдзи подошел блондин и положил на его плечо свою руку, на удивление крепкую и тяжелую, будто выплавленную из металла.

— Ну ты и ублюдок, — без эмоций в голосе произнес он. — Но именно поэтому сегодня я тебя отпущу. Однако не думай, что ты так легко отделался. Сейчас пойдешь со мной, поглядишь, на что мои ребята способны.

Не дожидаясь ответа, он жуткой по своей силе хваткой сжал плечо Синдзи и направил его вперед, на территорию заброшенного, уже проросшего растительностью, но чистого склада. А с той стороны все громче доносились отчаянные крики Маны, ее сбивчивая мольба, плач и рыдания вперемешку со всхлипами. Синдзи с трудом ощущал ноги, приближаясь к истошно вопящей девушке в окружении четырех верзил, что с гыгыканьем поддразнивали ее насмешками, оскорблениями и легкими тычками по чувствительным местам.

— Куришь? — спросил блондин и, когда Синдзи помотал головой, протянул ему сигарету. — Бери. Будет чем заняться, пока они там развлекаются.

Тот не посмел противиться и взял сигарету в рот, отчего его прошибла волна противной дрожи, но когда он, завернув в здание склада, увидел там Ману, лежащую на пыльном полу всю в слезах, с красным и размокшим от плача измученно скривившимся лицом, ее в страдальческом ужасе округлившиеся глаза с дрожащими зрачками, услышал скулящий писк, в который превратилась жалостливая мольба, и вспомнив ее другую, бойкую, задорную, веселую и немного дерзкую, но при том в душе очень мягкую, Синдзи мгновенно забыл о противном привкусе табака на языке и ощутил лишь тошнотный ком в горле. Его сердце замерло, будто обледенев.

— Ну чё, целка, давай, снимай тряпье, — запыхтел панк, вцепившись костлявыми пальцами в юбку девушки. — Ща твоя попка заработает.

— Не-ет!!! — из последних сил забилась Мана, зажмурившись и задергав ногами. — Не надо!!! Помогите, прошу, хоть кто-нибудь!

— Заебала, — резюмировал качок и одним резким движением впечатал свой массивный кулак ей в живот.

Девушка тут же согнулась пополам, выпучив глаза, хрипнув и захлебнувшись криком, схватила себя за живот и, на секунду замерев, будто к ее горлу что-то подступило, с болезненным стоном выплеснула содержимое желудка на землю.

Жирдяй загоготал с новой силой, а баскетболист, схватив Ману за шею, поднял ее над лужей рвоты и отбросил в сторону — прямо на бетонную плиту посреди двора, со своими опорами походившую на большой широкий стол. Девушка со сбитым дыханием уже больше не сопротивлялась, а только ворошила ногами и держалась за живот, хватая ртом воздух и слабо скуля сквозь плач. И тут качок с одной стороны плиты схватил ее руки, а панк вцепился в юбку и с силой рванул вниз.

— И р-р-раз! — Однако, похоже, дернул он чересчур сильно, так как ткань на плечиках униформы с громким треском разошлась по швам, и юбка порвалась надвое, обнажив стройные бедра девушки и нежно-голубого цвета трусики.

— Нет!.. — выдохнула Мана и попыталась вырваться, но тут же получила жесткий тычок в бок, отчего вновь согнулась, зажмурилась и, придя в себя через секунду, тихо, с горьким плачем, утопая в слезах, застонала: — Нет… нет… нет… не надо… мне страшно… спасите…

— Ты смотри какая плакса, — цыкнул качок. — Привыкай, шваль. Скоро даже научишься получать удовольствие.

— Не-ет…

— Да, — произнес баскетболист. — Много удовольствия. Пока внутри у тебя все не раздолбается и ты не превратишься в овощ, ты будешь нашей дыркой, шлюхой, ведром для спермы. Ебля станет единственным смыслом твоей блядской жизни. Прощайся, пока у тебя мозг еще работает.

Мана, ненадолго прекратив стон, выдержала паузу, пока его слова доходили до нее, и вдруг сорвалась в истерику.

— НЕ-Е-Е-ЕТ!!! НЕ НАДО!!! ПРЕКРАТИТЕ!!! Кейта!!! Мусаши!!! Спасите меня!!! Синдзи!!! Прост…

Очередной удар качка прервал ее вопли, отправив в новый приступ удушения от сбившегося дыхания, а панк в это время, не церемонясь с пуговицами, с нескрываемым удовольствием разорвал белоснежную сорочку, стремясь даже не столько освободить от одежды девушку, сколько порвать ее на клочки, привести в полную негодность и превратить в мелко искромсанное тряпье. Под сбивчивое рыдание Маны он распорол рукава блузки, сорвал ворот и с треском распахнул полочки, обнажив небольшие чашечки небесно-голубого бюстгальтера, отчего держащие ее гопники радостно загоготали. Толстяк приложил свои толстые, как сардельки, пальцы к выступающему бугорку на чистой ткани трусиков.

— Не-е-е-е-е-ет… — Сил у девушки осталось лишь только на то, чтобы севшим голосом надсадно и истошно, отчаянно выть, навзрыд захлебываясь слезами. — Остановитесь… не трогайте меня там… Умоляю, не надо…

Раздался очередной треск — панк вместе с толстяком сорвали белье с девушки, разодрав трусики и лямки бюстгальтера и открыв вид на юное, только сформировавшееся тело девушки с аккуратными небольшими бугорками грудок, ровными кружочками сосков и покрытым прозрачным пушком холмиком киски.

— Ох, блядь, какая конфетка! — забрызгал слюной качок. — У меня уже такой стояк, что штаны сейчас прорвет.

В доказательство своих слов он продемонстрировал Мане здоровенный бугор, выпирающий на его паху, отчего та, зажмурившись, в диком ужасе хрипло завизжала.

— Не закрывай глаза, дрянь! — рявкнул панк и вцепил свои тонкие пальцы в ее подбородок, заставив девушку открыть глаза. — Смотри, как тебя будут драть, и не вздумай даже моргнуть, иначе челюсть сломаю.

Глубокие рыдание девушки и ее слабое сопротивление вдруг резко прекратились, когда она заметила, как толстяк приспустил штаны, достав свой недлинный, но очень толстый и пухлый пенис с необрезанной головкой, морщинистый и усеянный складками плотной кожицы. Несколько секунд Мана широко открывшимися, застывшими в шоке глазами взирала на повисший перед ее лицом член, пока ее сознание медленно, словно не веря, обрабатывало открывшийся вид, а потом будто провалилась в панический ужас, заставивший вдохнуть полную грудь воздуха, оцепенеть и так и не издать того дикого крика, что пострял в ее горле.

— Нравится, да? — захихикал толстяк. — Я его специально берег, не мыл и не драил. Чуешь, как он пахнет мочой и грязью? Это теперь будет твой персональный запах, хе-хе.

Он пальцами оттянул крайнюю плоть и обнажил толстую налитую багровую головку, покрытую желто-молочной пленкой и в основании усеянную смегмой — белыми густыми катышками.

И только сейчас Ману прорвало.

— ЙА-А-А-А-А-А-А-А!!!

— Молчать, сука! — Панк локтем врезал ей в солнечное сплетение, и когда девушка запнулась от боли и начала глухо хрипеть, распахнул ее челюсть пальцами, наклонив голову вбок прямо лицом к толстому члену.

Девушка даже не успела опомнится, лишь только выпучив в ужасе истекающие слезами глаза, как толстяк вогнал свой мощный пенис прямой ей в рот.

— Нгхм!!! — через нос раздался всхлип оцепеневшей и выгнувшейся Маны, будто ее тело окатили кипящим маслом, а в рот попал клубок раскаленных игл. — Гхм-нгм… Умгх-гм…

— Ох, вот это кайф, — простонал толстяк, забив член в рот девушки почти наполовину. — Как она язычком теребит, да-а! Только, блядь, она его вытолкнуть пытается, слабо вставляет.

Лицо Маны скривилось в тошнотворном отвращении и настолько глубоком ужасе, что сознание девушки начало меркнуть, слегка затуманив залитые слезами глаза.

— Эй-эй, — гаркнул панк, — не вздумай мне тут отрубаться. В сознании быть, сука!

Он резко дернул ее за соски, высоко оттянув мягкие грудки, отчего девушка болезненно простонала через нос, а толстяк, воспользовавшись ситуацией, схватил ее за затылок и вбил свой член глубоко в глотку, заводив им во рту вперед и назад. Мана всхлипнула и, давясь от плача и фрикций, протяжно и мучительно замычала, дергаясь как от удара тока при каждом входе члена в ее горло, содрогаясь от тошнотного позыва и не извергая содержимое желудка лишь потому, что там уже ничего не оставалось. Толстый член, блестящий от покрывшего его слоя слюны, появлялся из скривившегося в глухом рыдании и омерзения рта девушки и входил обратно, оставляя на нем желто-молочные разводы смегмы и предэякулята и усеивая заплывшее слюной и слезами, раскрасневшееся от натуги лицо девушки размокшей белой пленкой, сбивающейся в катушки.

— Мгх… Нгм… Мгхм… Гхм… МГХАХ!!!

Толстяк, с силой ухватив голову девушки, вогнал член ей в горло так глубоко, что уперся яичками в подбородок, и изо рта выплеснулся мутный ручеек слюны и молочной пены, смешавшись со слезами и соплями на щеках, и Мана, судорожно задергавшись в удушающем спазме, хрипло и мучительно застонала.

— Да епт, она вообще не старается. Я так не кончу.

Крепко держа девушку за голову своими пухлыми пальцами, обливающийся потом толстяк стал с силой водить ее вдоль своего члена, заставив Ману прерывисто и надрывно замычать.

— Мгм-гх… нгмх… кхм-мгхм!..

Через пару минут девушка окончательно обмякла, обессилев то ли от слишком долгих и безуспешных попыток к сопротивлению, то ли от не выдержавшего шока сознания, и теперь безвольно двигала головой вслед за руками толстяка, пропуская в свой ротик его широкий член и хлюпая от стекающей по губам взбитой пенной массы. Лишь только глаза ее, потускневшие и обессмысленные, безжизненно замерли, будто устав дрожать от ужаса.

— Теряется запал, — кисло произнес качок и вдруг крепко схватил девушку за обе руки, отчего та застонала чуть громче. — Соси! Соси член, иначе грабли переломаю! Живо!

Жесткая хватка бугая совместно с движениями панка, который начал теребить и оттягивать бледно-розовые гладкие складки половых губ на киске, заставили ее мычать чуть сильнее, а когда он стал щипать и выкручивать едва видимую крошечную ягодку, даже просто чуть выпирающую точку клитора, Мана не выдержала и с забитым ртом взвыла от боли, вернувшись к острым чувствам.

— Соси, блядь, тебе говорят! — заверещал толстяк. — Языком работай, вылизывай головку и глотай член глубже. Давай, сука!

Здоровяк слегка развел ее запястья в стороны на грани вывиха, и девушка, болезненно простонав через нос, вновь страдальчески скривилась и разошлась в судорожном плаче. Лицо ее от напряжения уже слегка опухло, раскрасневшись, и заблестело от обильного слоя разбрызгивающейся слюны, смешанной с белесой жижей смазки из члена и взбитой до состояния пены, и настоящих ручьев слез из тусклых, воспаленных. Изо рта Маны вперемешку с хлюпающим чавканьем доносился слабый вой — все, что осталось от дикого ревучего плача, и тело ее содрогалось от толчков головы и нервной конвульсионной дрожи, когда пухлая головка члена упиралась в дно ее горла.

— Ты смотри, она еще рыдает. А ну работай ртом, или лишишься рук!

Толстяк замер, прекратив толчки тазом и оставив член засунутым в рот девушки, а качок стал медленно заламывать ее запястья, пока кожа на суставе не побелела. Мана мучительно скривилась и сквозь слезные всхлипы протяжно заскулила, насколько ей позволял забитый рот, а потом, когда здоровяк перестал ломать ей руки и громилы выжидательно замерили, склонившись над ней, слабо всхлипнула, поерзала в несуразной и бессмысленной попытке высвободиться и тихо промычала:

— Не… ет… хва… тит… у-м… моляю…

Но тут панк вдруг резко вытащил из кармана нож-бабочку, ловко развернул его и приставил острие к широко раскрывшемуся в ужасе, заплывшему слезами глазу девушки.

— Сосать, — ледяным чеканящим тоном приказал он.

И тут Мана, вновь разразившись от страха крупной дрожью, надсадно взвыла, зажмурилась в отвращении и медленно, с нечеловеческой напряженностью пересиливая себя, слегка высунула язычок изо рта, скользнула им по стволу пениса и робко начала облизывать головку, давясь от тошноты.

— О да, да-а-а! — заревел толстяк, вновь вцепившись в голову девушки. — Лижи его, сильнее языком работай! И сосать не забывай. Вычисти мой жезл до блеска!

Содрогаясь от сковывающих грудь волнами накатывающих спазмов плача и тихо, с леденящей душу горечью завывая, Мана медленно облизывала разбухшую головку члена, сбирая с нее белые катышки смегмы и смешивая их со слюной и пленкой смазки, с тошнотным хрипом проглатывая получившуюся массу и сгибаясь от подкатывающего к горлу кома, что сдавливал глотку и перекрывал доступ к воздуху. Влажное, красное от напряжения и слез лицо девушки скривилось до неузнаваемости, ее волосы намокли от пота и жижи, расплескивающейся изо рта и густым потоком стекающей по щекам, широко раскрытые зрачки почти целиком скрыли яркую бирюзу глаз, оставив только один безжизненный пустой блеск слез, и лишь через нос доносился бессвязный прерывистый стон, будто молящий о смерти. Ее губы окончательно сомкнулись на стволе пениса, заглотив его почти целиком, и голова девушки задвигалась вдоль всего члена.

— Ох ты ебта! — радостно заорал толстяк. — Заработал ротик! Она у меня отсасывает, она реально отсасывает! Ух, бля, как это охренительно! Ох, я ща кончу, я кончу!

Он схватил Ману за затылок и, задергав ее головой вперед и назад, сам попутно стал вбивать ей в горло свой член, охая и гогоча от наслаждения. Девушка распахнула глаза и, согнувшись на плите под хваткой здоровяка, взревела через нос, когда пенис закупорил ей горло, однако толстяк в экстазе уже не обращал внимания на удушающие спазмы, переходящие в судороги, и продолжал на огромной скорости вгонять член в ее ротик. Язык Маны в рвотном рефлексе вывалился наружу, однако в открывшуюся гортань устремилась жижа, взбившаяся в ее рту, и угодила в трахею, отчего глотка снова сомкнулась, и закатившая глаза девушка забилась в судорогах от недостатка кислорода. Ее тело машинально начало биться в конвульсиях, поэтому двое верзил руками просто придавили девушку к плите, оставив свободной лишь одну голову, в которую толстяк неистово продолжал вгонять свой багровый член. Когда из горла девушки начало доноситься хриплое бульканье и утробный стон, а глаза ее почти померкли в повисшем на ниточке сознании, жирдяй вдруг учащенно задергался, отчего складки жира на его теле противно затряслись, и взвыл:

— Да, я кончаю, КОНЧАЮ!!! На, глотай, сучка!!!

И тут его пенис резко напрягся и вонзился в глотку заревевшей девушке, которая мгновенно пришла в себя от такого мощного толчка. Однако она еще не успела осознать подступившую угрозу, когда взбухшая головка в ее горле буквально взорвалась белым гейзером, мгновенно наполнив рот спермой и забив ею горло. Рефлекс заставил глотку подняться, закрыв дыхательный проход, и из-за этого густой белый поток устремился обратно и под давлением попал в носоглотку. Мана успела лишь пискнуть, блеснув слезами, как из ее носа выплеснулись два белых густых ручья, залив нижнюю часть лица и залепив ноздри. Толстяк еще несколько секунд подергался в экстазе, под слабый заливающийся стон девушки поводив членом в ее рту, пока, наконец, не отступил назад и не высвободил ее голову. Мана тут же повернула голову на бок и разразилась глубоким кашлем, исторгнув из себя огромную массу мутной бело-желтой тягучей жидкости и брызнув фонтаном спермы из носа, попутно тяжело задышав и горько скривившись. Однако панк не дал ей опомниться, схватив ее голову и уткнув лицом в лужу спермы.

— Вылизывай давай, чего выплюнула?! До последней капли, блядь.

Мана даже не посмела сопротивляться, видимо, все еще находясь в прострации. Заводив языком по шершавой бетонной поверхности и слизывая с нее разводы семени, она не заметила, как панк расстегнул ширинку и достал свой напрягшийся длинный член.

— Моя очередь, — хихикнул он.

— Я ждать больше не могу, — вдруг подал голос баскетболист и, стянув шорты, высвободил свой детородный орган.

И только сейчас Мана заметила два пениса, нависшие над ее телом. И если панк не мог похвастаться ничем особенным, то от вида члена здоровяка Мана окаменела, в страхе уставив на него выпученные испуганные глаза, будто не веря им, и спустя секунду панически затряслась.

— Нет… — хрипло выдавила она, отчего с ее губ потянулись тоненькие ручейки спермы и слюны. — Не может быть… Не верю…

Ее залитые ужасом заплаканные глаза смотрели на огромный смуглый столб, больше напоминавший конский член, чем пенис человека. Длинный, сантиметров за тридцать, кусок мяса с массивной темной головкой, весь испещренный шрамами и усеянный пирсингом и рядом колец вдоль мочевого канала, навис над хрупким дрожащим телом девушки, будто готовый разорвать ее в один присест. Шокированная Мана более не могла даже шевельнуться, не сводя остекленевший неморгающий взгляд с темного-коричневого чудовища, и только из груди ее донесся отчаянный панический стон.

— Бха-ха-ха! — расхохотался качок. — Еще одна удивленная целка. Этот шизик накачал свой шланг какой-то дрянью и напихал туда резиновых имплантов и теперь может посоревноваться в прыти с жеребцом. У тебя сегодня счастливый день, шлюха, обычно у него редко встает.

— В жопу, — тихо произнес баскетболист. — Хочу выдрать ее в жопу.

— Тогда я ей порву целку, — хмыкнул качок. — Бери ее на себя, войдем одновременно.

И тут Мана, наконец, осознав, что происходит, сорвалась и хрипло заверещала:

— НЕ-Е-Е-ЕТ!!! Отпустите!!! Не делайте этого!!! Он не поместится, это невозможно, я не смогу!!!

— Да ладно, мразь, все ты сможешь, — загнусавил панк. — С первого раза да, будет тяжело, но если не сдохнешь, втянешься, даже может быть понравится. Наверное.

— Не над… — резкий удар качка прервал ее истошный крик, сорвав его в хрип, а баскетболист без всякого труда взял слабо брыкающуюся девушку за талию, сам сел на плиту и занес Ману над своим столбом торчащим членом.

— Раздвинь ей ноги, — приказал он качку.

Тот мигом подчинился и с силой развел ее бедра в стороны, обнажив тонкую закрытую щелку киски и темную дырочку ануса.

— Чем больше зажмешься, тем больнее будет, — сухо произнес здоровяк. — Так что зажимайся как можно сильнее, я люблю, когда туго.

Мана из последних сил попыталась вырваться, но в хватке трех крепких парней не смогла даже брыкнуться, схваченная за руки и ноги. Она попыталась закричать, однако голос ее вдруг сел и из горла донесся лишь сухой сиплый хрип. Задрожав в самой сильной волне страха, что ее охватывали, девушка сжалась в клубок, висящий на мощных руках баскетболиста, и из ее по-нечеловечески испуганных глаз полилась новая порция слез.

— Не надо… — одними губами произнесла девушка, снова провалившись в плач, однако ее немые слова никто не услышал.

— Держи! — гаркнул здоровяк и одни мощным рывком без всякой подготовки насадил тело девушки на свой гигантский член.

В попке что-то тихо хлюпнуло, и тут на весь ангар разнеся ужасающий оглушающий хрипящий скрежет. Сорвавшийся голос Маны, не способный больше издавать членораздельных звуков, превратился теперь в леденящий кровь сиплый скрип, похожий на скрежет ржавого металла, каким-то невообразимым образом разнесшийся на всю территорию склада. Вытянувшаяся как струна девушка ошалело задрыгала телом на члене, запрокинув голову и широко раскрыв глаза в болевом шоке, уже не способная осознать, что каждое ее движение причиняет лишь еще большую боль, и только продолжая лихорадочно дергать бедрами в отчаяной попытке выбраться с гигантского члена. На ее животике проступил бугорок от изнутри распирающей кишечник головки члена, и баскетболист, намертво держащий за талию бьющуюся в конвульсиях девушку на себе, еще сильнее всадил пенис в ее нутро до самого его основания, отчего бугорок вырос до четкого очертания головки под вздыбившейся кожей с проступающими на нем колечками и пирсингом. Мана издала хриплый скрежещущий звук, отдаленно напоминающий мучительный вопль, и на лицее ее проступила жуткая гримаса боли, заставив померкнуть воспаленные, утратившие рассудок глаза и закатить их на грани помешательства.

Не обращая внимания на муки девушки, баскетболист растянулся на спине, потащив ее за собой и уложив на свой мощный торс, пока остальные держали ее за руки и ноги, а потом начал мощные резкие движения тазом, вгоняя массивный член с налившимися венами в ее туго натянутую попку. Хрип девушки почти иссяк, когда в ее легких не осталось больше воздуха, голова от дерганий заметалась из стороны в сторону, а из ее рта забрызгала белая пена — взбитые остатки семени, что вернулись из желудка, теперь орошали ее натужно напряженное лицо и влажные бордовые волосы. Кожа на анусе критично натягивалась при каждом движении члена, готовая вот-вот порваться из-за выступающих на стволе колец пирсинга, под гладкой поверхностью животика виднелся то появляющийся, то исчезающий бугор, проходящий вдоль кишечника от основания живота до пупка, распрямляя и сминая обратно кишку и чуть ли не утыкаясь в желудок. Агонизирующая от раздирающих плоть ощущений девушка теперь лишь просто сипела, растеряв силы и только сумбурно подергивая конечностями в конвульсиях.

— Ох ты ж мать, — присвистнул толстяк. — Ты ж убил ее.

— Да не, она еще жива, — покачал головой качок. — Вон, башкой еще крутит. Так, мне ей тоже надо вставить, пока она дуба не дала.

— Бля-бля, я что, крайний что ли?! — взвизгнул панк. — Жмуриков трахать не прельщает. Хоть в рот ей пихну, пока жива.

Баскетболист не обращал никакого внимания на суматоху вокруг, продолжая лишь насаживать девушку на свой член, держа ее за бока, и водить ею по всей длине ствола, шипя и постанывая при каждом движении. Панк в свою очередь зафиксировал рукой голову Маны и стал шлепать своим членом по щекам, чтобы она хотя бы немного пришла в себя, а когда ее туманные глаза появились из-за век, он развел их в стороны и стал водить головкой по гладкой поверхности глазного яблока, размазывая по нему слезы и капли смазки с пениса. Толстяк, чья эрекция восстановилась, тоже не остался безучастным и, подойдя сбоку, положил руку девушки на свой член, накрыв ее своей, а потом начал водить по стволу и головке, заставив девушку поймать ритм и начать мастурбировать рукой. В тяжелом и сбивчивом дыхании Маны уже не осталось ни следа от плача или страдальческих стонов, хотя, несомненно, они никуда не пропали — просто теперь не могли прорваться через сорванное горло. Лишь в выражении ее лица, зависшего на грани безумия с одной стороны и краха сознания с другой, еще можно было разглядеть нотки глубокого, животного страха, душевной боли и отчаяния, сокрытого маской отрешения. Она была еще в сознании и, хоть и слабо, но пока еще осознавала происходящий с ней ужас.

— Не прекращай работу, — прогнусавил панк, замахав перед ее лицом ножиком, после чего перестал водить головкой по остекленевшему глазу, взял ее за нос, раскрыл челюсть и впихнул в ротик свой член. — Работай рукой, живее, сука, живее! И у меня соси старательно. Сильнее, блядь!

И тут вдруг блондин, за все это время не проявлявший никакой активности, тронулся с места и быстрым шагом устремился к Мане. Качок, только доставший пенис и уже направивший его к содрогающимся от фрикций баскетболиста бедрам девушки, не заметил приближающегося блондина, поэтому с легкостью отправился в полет, когда тот подсечкой отбросил его от девушки.

— Я сам, — отрезал блондин.

Здоровяк, поднявшийся из пыли, ошарашено заметался на месте, встав в боевую стойку, но тут заметил, кто его сбил с ног.

— Это… босс?.. Как бы… чего?

— Маленький еще, — с серьезным видом произнес он. — Что-то мне самому захотелось ее выебать. Кажется, у крошки есть перспективы стать обдолбанной шалавой. Либо мы шикарно порвем ей все щели, но сделать это я хочу сам.

— Ну босс… — обиженно протянул качок, будто готовый вот-вот расплакаться. — Ну я тоже хотел… У меня кол столбом стоит, я вставить хочу не могу.

— Бери пример с него, — блондин кивнул на жирдяя.

А тот, радостно похрюкивая, смотрел, как девушка выполняла приказ панка и мастурбировала трясущейся рукой его член, попутно всасывая и заглатывая головку члена гопника — слишком послушно, но лишь только потому, что сил у нее больше не оставалось, а треснувший разум не мог заставить тело сопротивляться.

Качок угрюмо кивнул, подошел к девушке к другой стороны, жестко схватил за руку и вцепил ее в свой торчащий пенис, для контроля ударив в бок.

— Дрочи у меня, сука, — озлобленно прошипел он. — Чтобы быстро работала, иначе начну ломать ребра, одно за другим.

Мана повиновалась.

Блондин в это время расстегнул ширинку, достав крепкий и довольно крупный член, развел содрогающиеся бедра девушки в стороны и слегка придержал ее за талию, пока баскетболист возил ее попку на своем члене, чтобы нацелить пенис во влагалище. Поводив головкой по розовым лепесткам киски, блондин нахмурился.

— Мало смазки. Так наша девочка не сможет кончить.

Гопники загоготали, подумав, что их босс решил проявить остроумие, однако тот не обратил на них никакого внимания и с серьезным, по-звериному хищным лицом прижал тихо бьющуюся девушку к корпусу баскетболиста, отчего бугор пениса в ее кишечнике еще сильнее проступил под кожей, а потом, направив свой член к ее лону, медленно ввел головку в приоткрывшуюся узкую щелочку и задержал ее в преддверии влагалища, остановив у туго сжатой дырочки тоннеля.

— Кха... нгах... — слабо и натужно просипела Мана, выпучив глаза и широко раскрыв рот в хриплом стоне боли, однако панк перехватил ее челюсть и впихнул в горло свой член, заставив девушку захлебнуться глухим всхлипом.

— Не прекращай работу ртом, и руками двигай, — брызжа слюной, приказал он. — Вот так, да, сильнее! Посасывать не забывай! Ох, кайф пошел.

Дрожа, как сухой листок на ветру, повисшая на грани коллапса сознания Мана с чавканьем втягивала ртом член панка, безвольно облизывая его губами, быстро двигала руками по членам толстяка и качка по обе стороны от нее и в сводящих живот судорогах елозила бедрами, будто сумбурно пытаясь слезть с двух членов.

— Все в сторону! — вдруг рявкнул блондин и, не вытаскивая член из преддверия влагалища между складками половых губ, неожиданно резко потянул девушку на себя.

Троица с выражением крайнего негодования мигом отскочила назад, буквально отлипнув от Маны, отчего ее конечности безвольно повисли, как плети, а баскетболист в свою очередь, в состоянии затуманившего разум возбуждения последовав вслед за девушкой, приподнялся с плиты и встал на ноги, чуть согнувшись в коленях. Руками он придерживал ее за бедра и даже в подъеме не переставал двигать тазом, вгоняя свой напряженный член в ее разодранную попку, чей анус побагровел от раздражения и покрылся алыми рубцами с крошечными каплями крови по краям. Мана смогла лишь сипло застонать сквозь сжатые зубы, напряженно выгнувшись и запрокинув голову вверх, когда баскетболист ослабил хватку на бедрах и еще глубже насадил ее на пенис. А когда блондин, схватив девушку за локти и с силой дернув вниз, наконец, вонзил свой член в ее влагалище, она не смогла сдержать хриплого скрежещущего крика.

— Кгха-а-а-а-а!.. — донесся из ее груди слабый надсадный голос. — Боль… но... Я не… вы… держу… Меня… ра… зрыв… вает… Нев… выносимо…

— Пришла в себя? — хищно улыбнулся блондин. — Отлично, такой ты мне и нужна. Получай!

Он схватил ее за плечи и рванул вниз, а баскетболист в свою очередь стал поднимать ее за бедра, держа с легкостью, словно пушинку, и пружинистыми движениями двигая ее вверх и вниз на члене, попутно насаживая ее киску на крупный член босса. Оба пениса одновременно вошли в узкие тугие отверстия, где растянутая до предела, плотно облегающая стволы пениса плоть нутра ввалилась вглубь тела на входе и вывалилась наружу при выходе. Тоненькая кожица на промежности между анусом и киской критически вытянулась, готовая порваться в любую секунду, и тут из влагалища жиденькими струйками засочилась кровь.

— Мхах… Вы меня… сломаете… — тихо просипела Мана, мучительно скривившись от боли. — Они оба… внутри… меня… Они трутся… я чувствую… сквозь плоть… Это… жестоко… Как же… больно… Акгх!..

— У нее месячные, что ли? — протянул панк, глядя на извивающуюся в хватке девушку и одновременно мастурбируя.

А та вновь вскрикнула и задергала головой, когда оба парня с силой стали двигать членами внутри нее, широко раскрытые глаза с узкими зрачками-точками закатились вверх, из ее рта закапала жидкая слюна, плечи девушки разошлись дрожью, распространившейся по всему телу, а речь скатилась в один натужный приглушенный крик. Баскетболист засопел и даже с фырканьем зарычал, не замечая ничего вокруг и только все быстрее двигая на себе девушку, окончательно разорвав плоть на колечке ануса вместе со сфинктером, отчего на пыльный пол густыми каплями полилась кровь.

— Мга-а-ах!.. — Мана со скрипом хрипло взвыла и тут же захлебнулась, окончательно сорвав голос.

Ее лицо от боли скривились до неузнаваемости, а потухшие округлившиеся глаза, кажется, потеряли последние капли осмысленности, лишь только продолжая заливаться слезами. Язык девушки выпал наружу, напряженно вывалившись, грудь сцепило в спазме и сковало дыхание, и бедра забились в конвульсиях. Блондин и баскетболист продолжали неистово вбивать ее плоть, не обращая внимания на сочащуюся кровь и затухающие стоны Маны, вдвоем они без видимых усилий двигали девушку по своим членам, проникая все глубже и сильнее, пока на ее животике не стали пробиваться сразу два бугра. И вот уже девушка всхлипнула в последний раз и издала скрипучий писк, похожий на нечеловеческий мучительный стон, слабо заскулила, дернулась и обмякла, повиснув на крепких руках парней.

— Не терять сознания, шлюха! — злобно прошипел блондин и одной рукой вцепился в ее венерин бугорок, утопив пальцы через кожу в плоть прямо вокруг влагалища, обхватив ими ствол своего погруженного в лоно пениса и глубоко вмяв мягкий живот.

— МГХАХ!!! — выдохнула в приступе болевого шока Мана, выкатив обезумившие глаза и протяжно захрипев, пока воздух в груди не кончился.

Пальцы блондина, хоть и не пробили кожу, но каким-то образом удерживали нежную плоть лона над плоскостью животика, будто зацепив влагалище с вдетым в него членом и вытянув его из чрева. Девушка в ту же секунду захлебнулась пеной и бешено забилась в конвульсиях, из киски ее исторглась новая порция крови с соком, а на лице, напряженном до предела, влажным от пота, с выкатившимися глазами, залепленными мокрыми волосами, уже нельзя было различить черты миловидной, симпатичной девочки с невероятно красивым лучезарно-бирюзовым взглядом, сияющим жизненной энергией в перламутровом блеске. Сейчас надсадно хрипящее, конвульсионно дрыгающееся существо с содранной на суставах кожей, синяками по всему телу, с разбитыми в кровь половыми отверстиями, разорванным, выкатившимся под кожей влагалищем и измученно скривившимся лицом вообще мало походило на юную девушку. Сознание Маны сорвалось окончательно, расколов ей разум и низвергнув в пучину ужасающего всепоглощающего безумия.

Блондин, все это время стимулирующий член пальцами сквозь кожу и плоть влагалища, наконец, отпустил воспаленный бугорок внизу ее животика, вцепился в соски девушки, скрутив их до алого сияния, и остервенело забил членом по ее лону, едва ли не пробивая матку сквозь живот. Баскетболист все это время ни на секунде не останавливался, только подстроившись под ритм своего босса, и теперь их массивные напряженные пенисы натирали плоть девушки изнутри, трясь друг о друга сквозь гладкую тонкую кожицу и растягивая мембрану промежности чуть ли не до треска. И вот когда из горла Маны донеслось бессвязное бурление, разбрызгивающее пену по залитому опухшему лицу, блондин дернулся в последнем рывке, оттолкнул от себя девушку, заставив ее вместе с баскетболистом рухнуть обратно на плиту, и выстрелил мощным густым потоком спермы, смешанной с соком и кровью, на ее трясущееся тело. Плотная мраморно-белая масса залила весь живот девушки и ее груди, отчасти даже зацепив брызгами лицо, и уже через пару секунд он, удовлетворенно хмыкнув, отступил и произнес:

— Закончите с ней. Ей, кажется, конец.

И в ту же секунду остальные гопники, будто шакалы после трапезы льва, с жадностью набросились на девушку: качок, радостно улюлюкая, таки добрался до ее киски и, не обращая внимания на слой спермы на ней, а также на мощные и глубокие толчки баскетболиста отверстием ниже, вонзил в рывками сокращающуюся широко раскрытую и истекающую кровью дырочку свой напряженный член. Жирдяй и панк подскочили к голове девушки и, толкаясь и пихаясь, стали одновременно совать в ее ротик свои пенисы, заводя их за щеки и елозя ими по внутренней полости вдоль безвольно повисшего язычка. Тихо стонущая Мана со стеклянным взглядом слабо подергивалась при одновременном вхождении членов всех четырех парней — в ротик, в попку и киску, уже не осознавая, что с ней происходит, а только распластавшись на мускулистом корпусе здоровяка и растворяясь в сокрушающей агонии страдальческой, ужасной боли, разбившей ее разум и подмявший под себя даже паническое чувство отчаянья и страха. Все, что еще выдавало в ней жизнь — это повисшие мутные слезы на пустых глазах и мелкие судороги в животе, пронзающие ее тело на пике движения проникающего в него гигантского члена. Сперма струилась по некогда прекрасному юному тело, по маленьких мягким грудкам, по животу и шее, заливая собой ссадины, царапины и синяки, лицо покрыла подсохшая пленка из пены, семени и слюны, разбавляемая лишь влажными дорожками от слез, мокрые волосы спутались и растрепались, слипнувшись в локоны и пристав к щекам, кровавые разводы обрамляли разорванную дырочку ануса и выбитую плоть красного влагалища, но Мана, даже несмотря на полную истощенность, сломленность и разбитость разума, адскую, чудовищную боль, разрывающую ее тело, все еще держалась по эту сторону от забвения.

Через пять долгих, невыносимых минут, качок наконец-то начал подбираться к финишу. Его движения участились и сделались преривыстыми, сам он запыхтел и с еще большей силой задергал девушку вперед и назад, водя ею по своему члену, и затрясся на подступе к оргазму. Головка его пениса по касательной утыкалась в ствол члена баскетболиста, замесив плоть в попке и киске до состояния взбитого теста и размазывая по бедрам молочно-багровую жижицу из спермы, сока и крови. Тонкая мембрана промежности сделалась почти прозрачной, словно растянутая резиновая пленка, и теперь ничто не удерживало взболтанную до состояния пюре плоть внутри лона, вываливая с каждой фрикицей из разболтанных дырочек ануса и влагалища наружу. Панк и толстяк тоже почти дотигли предела, устав тыкаться в онемевший рот Мане и встав по бокам для того, чтобы вновь заставить ее руками стимулировать их пенисы — находящаяся на изломе девушка машинально выполняла все их команды и на автомате начала мастурбировать члены.

— Сильнее, дрянь, сильнее работай! — подгоняли они ее, и Мана двигала руками сильнее, пустым безжизненным взглядом смотря в потолок и рефлекторно подергивая бедрами от фрикций в попке.

И тут качок, взревев в экстазе, кончил — его член за долю секунды до оргазма выскользнул из влагалища, и поток спермы выстрелил прямо на киску, залепив густой молочной жижей рывками содрогающуюся дырочку, на багровые половые губки, уже широко развернувшиеся в стороны и повисшие, как размятое тесто, и на несколько алых складок мышц, вывалившихся из влагалища вслед за пенисом. Белесая жидкость смешалась со слоем сока и крови, превратившись в розовую пленку, а член все продолжал исторгать семя, укрывая ею пушок над киской и вздымающийся от проникновения в кишечник пениса баскетболиста животик. А тот как будто впал в транс, безостановочно и, хоть и не резко, но мощно вгоняя свой монструозный член в живот девушке, уже не испытывая никакого давления в попке, где колечко ануса, несмотря на внушающую толщину пениса, уже не столь плотно облегало его ствол, позволяя кроваво-бурой слизи сочиться из-под плоти, иногда на выходе даже выворачивая прямую кишку. И в тот момент, когда качок в громком стоне удовлетворения отшатнулся от девушки, выстрелив последнюю порцию семени на ее тело, толстяк и панк тоже одновременно кончили, залив спермой ее грудь и живот, забрызгав лицо и волосы, ее руки и бедра, покрыв все ее тело толстым густым слоем белой жидкости — настолько обильно, что под белесыми разводами едва различалась бледность ее кожи.

— О-о-о, ка-айф! Залита вся, подчистую.

Мана после волны коротких частых судорог обмякла, как тряпичная кукла, голова ее запрокинулась назад, а руки свесились по бокам, но тело все еще продолжало трястись от мощных толчков баскетболиста.

— Эй, ты там вообще скоро? — озадачено прогнусавил панк, переведя дух и вытерев член о волосы девушки. — Ей же кишки на хрен порвет, там живого места небось не осталось.

И словно услышав его слова, баскетболист натужно засопел, зарычал и начал резко ускорять движения тазом, вцепившись в талию девушки руками, приподняв и задергав ее телом на своем члене. От усилившихся резких и острых толчков, Мана вновь разразилась конвульсионной дрожью, даже, кажется, отчасти вернувшись в сознание, чуть глубже застонав и заводив из стороны в сторону красными болезненно острыми глазами. А баскетболист все увеличивал амплитуду, сильнее и сильнее входя в ее попку и раздирая плоть на дырочке ануса своими кольцами, пока мягкие мышцы не начали проступать из-за загрубевших краев дырочки, облипнув вокруг ствола пениса, и животик девушки ритмично начал вздыбливаться бугром, когда головка вмяла клубок кишечника, распрямив толстую кишку, а распахнувшая глаза Мана лишь громче захрипела от вернувшейся агонии, забив руками по жесткой бетонной плите. И вот баскетболист, взболтав членом ее нутро с такой скоростью, что та от толчков запрыгала на месте, тряся конечностями и раздирая бедра о края плиты, учащенно зашипел, и мягкие грудки девушки вместе с животиком затряслись в волнах, напрягаясь и срываясь в дрожи, а изо рта Маны вновь донесся громкий скрипучий хрип, что заменял ей крик ужаса и боли.

И тут он кончил. На пике движения члена головка исторгла из себя колоссальную массу вязкой жидкости, взорвавшись гейзером прямо в кишечнике, отчего на животе девушки вздулась большая шишка, будто пробившийся изнутри шар. Клубок спермы под давлением устремился вверх по кишечнику, подгоняемый все дальше пробивающимся вглубь и сминающим плоть членом, и поднявший на чреве бугорок семени вдруг распрямился и погрузился куда-то в вершину живота, скрывшись под ребрами. Мана в этот миг изогнулась, и ее тело сковало в напряжении, из груди донесся бурлящий захлебывающийся стон, а в животе что-то забурчало, глаза на запрокинутой голове застыли на выкате, и тут она мелко затряслась, будто вот-вот готовый взорваться вулкан. Однако тут же на секунду замерла и вдруг резко выпрямилась, как пружина, и будто взорвалась — из ее рта с утробным бульканьем вырвался жидкий фонтан спермы. Баскетболист в этот момент сбросил Ману со своего пульсирующего члена, и уже в полете из высвободившейся дырочки на попе вырвался еще один поток семени — уже слабее, но гуще. Девушка упала на землю, согнувшись в конвульсии и не переставая хрипло реветь, как при жуткой рвоте, изрыгая изо рта обильную массу белой жижи, прошедшей путь от прямой кишки до горла, а ее попка с широко раскрывшейся вмятой дыркой размером с теннисный мяч, в которой проглядывались сокращающиеся складки мышц прямой кишки, выталкивала из себя клубки спермы вперемешку с кровью и слизью. Через несколько секунды спазмы затихли, Мана перестала реветь, а поток семени прекратил изливаться из ее горла, и девушка так и замерла на земле в луже спермы, вся покрытая слоем молочной вязкой массы, пылью и кровоподтеками, мелко подергиваясь в утихающих судорогах и глубоком учащенном дыхании. Еще через минуту она прекратила всякое движение, дрожь исчезла, ее грудь замерла, и только широко раскрытые, вмятые внутрь плоти и будто вырванные с мясом дырочки влагалища и ануса так и продолжали мелко сокращаться, выпуская тонкие струйки кровавого семени.

— Все, ей пиздец, — шмыгнув носом, констатировал панк.

Жирдяй всхлипнул и театрально вытер слезу.

— Жаль девку. Это был мой самый лучший трах в жизни.

— Потому что единственный, — хохотнул качок.

Баскетболист не проронил ни слова, лишь откинувшись на спину и тяжело задышав. Его член медленно возвращался к человеческим размерам, ритмично уменьшаясь и собираясь в складки. Блондин же, закурив, подошел к притихшему телу девушки, носком развернул на спину и вгляделся в ее пустые безжизненные глаза. Потом нахмурился, наклонился на корточки и поднес сигарету к соску. Раздалось тихое шипение, от красного воспаленного холмика потянулась струйка дыма, и вдруг девушка слабо и мучительно простонала.

— Ебта, жива! — изумленно выпалил качок. — Мы ей очко и пизду порвали, а она еще жива!

— Охереть, — протянул толстяк. — Ее членом практически насквозь проткнули, там все в кашу должно быть. Это пипец.

— А целка-то не одноразовая, — гнусаво хихикнул панк. — Заипись ништяк, я ей как раз еще вставить не успел.

— Да ладно, у нее же там все раздолбано.

— А похер. Зальем йодом, и будет как новенькая. У меня и лекарство есть, хи-хи, как раз шпиганка на пару вмазок осталась.

— Чё?

— Герыч в шприце. Срать на девку, главное, чтобы ебаться могла.

Блондин поднялся и приказал:

— Тащите ее в логово. Пока не калечить, шлюха из нее отменная получится, прибережем и потренируем. А пока дайте ей прийти в себя и проблеваться, у нее все дыры вафлей залепило. И приведите в чувства этого, — он кивнул на баскетболиста.

— Есть, босс. — Гопники тут же отправились выполнять приказ — качок с трудом поднял здоровяка и потащил к складскому проему, а толстяк и панк, схватив обмякшую Ману за руку и волосы, поволокли ее вслед за ними.

Уже в дороге глаза девушки, потухшие, пустые, потерявшие огонек жизни и словно выцветшие, вдруг медленно повернулись к Синдзи, и пока гопники тащили ее по земле, оставляя белесый влажный след, губы ее беззвучно стали шептать: «Спаси… умоляю… Синдзи… помоги мне… пожалуйста… Синдзи…»

— Ну, как тебе мои ребята? — обратился к нему блондин, хитро прищурившись.

Синдзи ничего не ответил. Он едва стоял на ногах, с трудом сдерживая тошноту в горле и едва находя силы, чтобы не зашататься и не рухнуть на пол. Тело его онемело и будто покрылось инеем, совершенно не ощущаясь и словно не реагируя на внешний мир, холод будто остановил сердце, морозными иглами впившись в душу и сковав каждую мышцу, пронзив каждую клеточку и отдаваясь болью при малейшем движении. Синдзи не мог издать ни звука, потому что язык его высох, обветренные губы, с которых выпала так и не зажженная сигарета, затвердели, он не мог моргнуть сухими глазами, его руки безвольно повисли, будто притянутые к земле кандалами. Синдзи ощущал лишь бесконечную, ужасающую пустоту в своей груди, будто его внутренности вырвала огромная когтистая рука, а взгляд окутала непроницаемая, густая как смоль тьма, приоткрывшая свое дно.

— Эй, парень! — блондин влепил ему затрещину. — Я к тебе обращаюсь.

Синдзи очнулся, вернувшись к реальности, но все еще ощущая мороз под кожей и почти ничего не видя вокруг, только лишь держа взгляд сфокусированным на отдаляющемся образе Маны.

— А... Да… я наблюдал…

— Чего, застремался? Мои ребята только начали обрабатывать ее, вот когда придут остальные, тогда и начнется самое веселье. Присоединяйся, если хочешь.

— А?.. Нет… спасибо, я лучше пойду…

— Вот как? — блондин сделал затяжку и вдруг опустил руку на плечо Синдзи. — Короче, хлюпик. Чтобы привел нам еще таких целок, чем больше, тем лучше. Если не приведешь — найдем и порешим. Понял?

Синдзи не шевелился, почти не расслышав ни слова из сказанного.

— Ты понял?! — жестко рявкнул блондин.

— Да.

— Точно?

— Да. Полностью.

— Молорик. Пиздуй отсюда, пока цел.

И он оттолкнул Синдзи, выпустив ему в след облачко сигаретного дыма, и отправился вслед за своей бандой. А Синдзи сделал несколько шатающихся шагов, остановился и развернулся, еще различая на другой стороне площадки удаляющуюся фигуру оттаскиваемой громилами девушки.

«Синдзи… помоги мне… пожалуйста… Син…»

Силуэт Маны исчезла за проемом складских ворот. На пустоши возникла долгожданная мертвецкая тишина, укрыв собой все еще звенящий в ушах оглушающий хриплый стон девушки.

«Все идет по плану».

Синдзи, покачиваясь, оперся о бетонную плиту, пытаясь вернуть груди нормальное дыхание и заставить сердце снова биться.

«Отлично сработано».

На его глаза попались кровавые следы, размазанные по шершавой поверхности бетона, и расплывшиеся капли спермы. На Синдзи накатила выворачивающая волна омерзения, будто черви пробрались и закопошились в желудке, и через секунду его вырвало.

«Ты молодец, Икари Синдзи, ты все сделал правильно. Теперь прими пилюли, столько, сколько найдешь в кармане, отдохни и иди дальше. Тебя ждут остальные. Им тоже необходимо твое внимание. Осталось совсем чуть-чуть».

Повинуясь голосу в своей голове, Синдзи запихнул в рот горсть пилюлю, тут же ощутив их медом расплывшийся по венам пьянящий вкус, и с черной пеленой перед глазами поплелся к выходу со склада. Под ногами шуршал гравий, невидимое солнце пекло прямо в саднящую спину, а в голове так и не исчез отпечаток кричащей, бьющейся в агонии, стонущей, моляющей о пощаде, зовущей о помощи, энергичной, такой живой и восхитительной, до волнительной дрожи в сердце прекрасной, в чем-то наивной, но необычайно красивой и задорно сияющей своими бирюзовыми глазами Маны.

И тут Синдз расхохотался. Заливистый безудержный смех вдруг накатил безудержным цунами, захлестнув волной дикого беспричинного веселья, и Синдзи рухнул не землю, не в силах стоять на ногах от хохота, он смеялся и смеялся, чувствуя абсурдное ликование и торжество, забывая о той тьме, что он видел на протяжении последнего получаса, забывая горечь и пустоту на месте вырванного сердца, стирая боль сладким восторгом. Даже когда в голове пропал мучительный и страдальческий образ молящей по помощи, о спасении, о нем, Синдзи все равно смеялся, он смеялся безостановочно до слез, смеялся, пока воздух в груди не иссяк и легкие не стали задыхаться, но даже тогда его тело продолжало содрогаться в беззвучном хохоте.

И лишь потом, с трудом вздохнув, он ощутил, как улетучилась последняя смешинка, подарив на прощание избавление от слизкой черноты в душе, и, поднявшись, с легкостью на сердце зашагал вперед, лишь только в глубинах мыслей слегка недоумевая, почему, ну почему все никак не перестают течь слезы.

Синдзи обнаружил себя посреди торговой площади среди длинного ряда павильонов и лотков с разложенными на прилавках разноцветными горками фруктов и овощей, орехов, круп, ягод и цветов, выпечки и еще множества другого товара, красующегося за окнами витрин. Чуть поодаль виднелось здание бакалеи, магазинчика «все для питомцев», возвышающийся оранжевый блок-коробка супермаркета, а напротив — огромный комплекс рыбопродуктов, совмещенный со складами и пристанью у озера.

«Как я сюда попал?»

Мысль эхом пронеслась в голове, раздавшись крайне неприятным скрежещущим гулом, от которого и так нечеткое зрение потемнело вновь и померкло под мутной пеленой. Синдзи потер виски пальцами и скривился, как от зубной боли, хотя шум в голове не столько резал по мозгу, сколько мешал думать и раздражал своей назойливостью. А вот тьма в глазах, от которой небо над головой казалось черной смолистой массой, волновала уже куда серьезнее — точнее даже не сама она, а тот осадок, что камнем навалился на сердце, та невыносимо тяжелая пустота внутри, та сокрытая и мучительно тянущаяся тонкой линией сквозь душу боль. Но больше всего давила угнетающая скверна в груди, это грызущее и заставляющее задыхаться от изводящего волнения чувство, словно невообразимая тоска и обжигающая грусть от потери чего-то близкого, сокровенного. Несмотря на то, что Синдзи уже было знакомо это ощущение, и в чем-то даже являлось ожидаемым — оно всегда возникало после сильного волнения или пережитой бури ярких и не всегда приятных чувств, будто являясь их осадком, следствием «остывания», однако сейчас его тревожило что-то еще. Незнакомый, но уже приевшийся шум в голове, к которому еще добавилась раздражающая резь на прослезившихся глазах, казалось, нашептывал ему чарующие слова, неразличимые, но притом вполне понятные, заставляющие забыть привычную тревогу и окунающие в мягкий, греющий до жара под кожей трепет возбуждения. Смутная тревога и недоумение мгновенно улетучились, стоило лишь Синдзи неожиданно резко прояснившимся взглядом осмотреть галдящую площадь и толпу народа вокруг: озабоченные своими делами обыватели, продавцы за прилавками, разносчики, уборщики, школьники, семейные парочки — все они являлись доказательством жизни, ее неспешного течения, рекурсии, конечности бытия.

«Что… это сейчас было?»

Синдзи недоуменно осмотрелся по сторонам.

«Ничего особенного. Все в порядке».

Чувствуя, как вдруг закружилась голова, он протер глаза пальцами и крепко зажмурился, борясь с подступившей тошнотой и странным бурлением в области живота, хоть и, очевидно, являющимся плодом его воображения, но накатывающим тревожной и усиливающейся волной страха.

«У меня что-то… в голове…»

И тут неожиданно перед закрытыми глазами сверкнула вспышка, мигом избавив от навязчивого гула и клубка сумбурных чувств на душе, и все вдруг исчезло, резко прояснилось. Синдзи в ту же секунду распрямился, очистившимся и даже сделавшимся четче взором взглянув на толпу людей вокруг, легко вздохнул, ощутив специфический букет ароматов с рынка и складов, и во внезапном озарении поднял брови.

«Ах да. Я же хотел купить рыбу».

Как ни странно, больше смутное чувство беспокойства его не посещало. Под языком сладко таяла пилюля, легкие дышали все глубже и размереннее, голова постепенно выветривалась от ненужных мыслей, оставляя лишь кристально чистую ясность и решительную целеустремленность. Ступая твердым шагом по шумной улочке, Синдзи завернул к портовым павильонам и зашел на территорию торгового комплекса. Среди длинного ряда низких аквариумов, в которых бултыхалась живая рыба, стеллажей со всеми видами рачков, крабов, кальмаров и прочей подводной живностью Синдзи смог отыскать большой чан с особой рыбой, предназначенной на вывоз для супермаркетов и ресторанов. Рядом топтался щуплый продавец и что-то оживленно обсуждал с двумя мужчинами в пропитанных чем-то мутным рыбацких комбинезонах.

— Столько рыбы из-за этих тварей потерял! — донесся до Синдзи озлобленный ропот моряка. — Падлы попали в трюм и, пока мы шли обратно, загубили пятую часть улова! Клянусь, не меньше!

Продавец картинно схватился за голову и заохал.

— Да-да, я тебе говорю, это просто проклятие какое-то! Нельзя ловить рыбу над затопленными городами, помяните мое слово, мы тревожим души покойных. Эти твари питаются падалью, в том числе и человеческой, они демоны, точно говорю! Не было их до той катастрофы два года назад, а тут еще полезли эти монстры, я говорю, все это связано. Наказание это нам за то, покойников тревожим. Не может тварь морская такое сделать.

Он продемонстрировал товарищам разбухший палец, на котором четко отсутствовал ноготь. Продавец заохал еще сильнее, а второй рыбак присвистнул.

— Это они тебя так?

— Ага, черт бы их побрал. Не тяпнул, я их просто в руках подержал, мерзость. Кожа провисла, мясо размякло, даже кость размягчилась.

Синдзи заинтересованно подступил поближе и еще немного послушал разговор мужчин, попутно выстраивая в голове новый план. Хоть он и не думал, что это ему может пригодиться, но от соблазна попробовать удержаться не мог.

— Извините… — прервал он их разговор спустя некоторое время.

Троица мгновенно затихла, уставившись на Синдзи.

— Я бы хотел купить рыбу… — робко произнес он.

— Рыбу? — задумчиво почесал затылок продавец и кивнул на чан. — Эту что ли?

— Угу…

— Она для готовки, ты знаешь?

— Да.

— И мы ее на вырост продаем в рестораны.

— Я понимаю, просто нам дали задание в школе — вырастить рыбу.

— Ну… — продавец снова почесал голову жирной рукой. — Раз в школе задание дали… Ты хоть знаешь, как о них заботиться? Пресная вода, рацион из рачков, молоди, лягушек, если нет — кормить комбикормом.

— Спасибо, я разберусь, — кивнул Синдзи. — Это и есть суть исследования.

— Вот как? — продавец уже в который раз поскреб затылок. — Ну, как знаешь, так уж и быть, продам парочку.

— Только это… — Синдзи с неловкостью взглянул на него. — Вы еще говорили о тех существах из моря. Можно мне на них посмотреть?

Троица удивленно переглянулась.

— Ты уверен, парень? Зрелище не для слабых желудком, проблюешься — сам будешь убирать.

— Уверен на все сто. — Синдзи улыбнулся. — Думаю, это будет жемчужиной моего исследования.

— …Я положу этому конец, Синдзи, даже если мне придется тебя убить!

Руки Мисато крепко сжимали пистолет, чье черное дуло без колебаний смотрело прямо в лицо Синдзи. Ее мышцы словно превратились в камень, а глаза источали мертвецки ледяной холод, будто уже и не принадлежали той жизнерадостной веселой и немного безрассудной, но непременно ответственной женщине, которая всегда с лаской и заботой смотрела на своих подопечных. Однако от взгляда Синдзи не ускользнула дрожь ее глаз, где за пеленой убийственного холода пробивалась болезненная мучительная горечь.

— Как все могло дойти до такого?.. — сухим и безжизненным голосом произнесла Мисато. — Когда все пошло не так? Я не знаю... я просто не могу понять... Ты уже не тот Синдзи, которого я знала.

Ее вторая рука скрылась за спиной и вернулась, держа блестящие металлические наручники.

— Надевай.

Мисато бросила их к ногам парня, не сводя с него неморгающий взгляд.

— Надевай, или я выстрелю. Живо!

Синдзи, что все по-прежнему смотрел на нее черными волчьими глазами, вдруг улыбнулся кончиками губ и пожал плечами.

— Да пожалуйста, — ставшим вдруг добродушным голосом произнес он. — Стреляйте.

— Не думай, что я блефую! — прошипела женщина. — Ты уже умер для меня, не сомневайся, я выстрелю.

— Я не сомневаюсь, Мисато-сан, — он ласково улыбнулся и развернулся к ней всем корпусом. — Я знаю, что вы выстрелите. Я знаю, что вы без колебаний нажмете на курок. Вы уже приняли решение. Так что, Мисато-сан, я вас прошу — стреляйте.

И тут впервые женщина дрогнула, будто по ее спине пробежала волна мурашек. Секундная слабость во взгляде мигом сменилась непроницаемой завесой стали, и теперь уже обе руки сжимали пистолет, и костяшка на указательном пальце побелела от напряжения.

— Вы ведь осознаете это, Мисато-сан? — Синдзи сделал шаг в ее сторону. — Причину вашей решительности.

— Даже не вздумай…

— Я всех их изнасиловал, девочек, девушек, женщин. Они моя собственность, мои питомцы, игрушки. Они уже не люди, я сломил их волю, расколол сознание, превратил их в рабынь.

Мисато заскрипела зубами, а Синдзи медленно, шаг за шагом начал приближаться к ней.

— Потому я говорю вам — ненавидьте меня.

— Заткнись.

— Презирайте меня, Мисато-сан. Злитесь на меня. Уничтожьте меня.

Женщина зажмурилась и задрожала, отчего дуло пистолета стало раскачиваться из стороны в сторону, и из глаз ее потекли слезы.

— Почему ты… — с горечью простонала она. — Почему…

— Потому что я зверь, — ласково шептал Синдзи, уже ничего не видя в непроницаемой завесе тьмы. — Я уже не человек. И я съем вас, Мисато-сан.

Его рука незаметно подхватила электрошокер, что так и остался лежать на тумбе.

«Пожалуйста, выстрели. Стреляй же, я умоляю!»

— Вы тоже принадлежите мне, все ваше тело, ваш разум и ваша душа. Но я хочу, чтобы вы — чтобы хотя бы вы — возненавидели меня настолько сильно, насколько это вообще возможно, — он приблизился к ней на расстояние вытянутой руки. — Я хочу, чтобы вы всеми фибрами души возжелали бы мне смерти. Прокляните меня, Мисато-сан, разрушьте мой образ в свой голове.

«Прошу, нажми на курок, пожалуйста…»

Женщина разомкнула заслезившиеся глаза, подняла на него скривившееся от боли лицо и тихо прошептала:

— П-Прости…

С этими словами вскинутая рука вдруг мелькнула между ней и Синдзи, в воздухе блеснули капли слез, и вдруг все пространство вокруг заполнилось громким сухим треском. Где-то под рукой сверкнула яркая голубая дуга, тут же исчезнувшая под курткой женщины, раздалась серия частых коротких щелчков, и Мисато резко выгнулась назад, выронив пистолет из рук. Под едва различимое пощелкивание, что звучало даже тише хриплого выдоха женщины, та запрокинула голову с широко раскрытыми, почти выкатившимися глазами, распахнула рот, машинально выгнула руки в стороны, мелко затрясшись, и через несколько секунд рухнула на пол. Еще в воздухе она потеряла сознание, хотя ее тело так и продолжало конвульсивно содрогаться, распластавшись внизу с пустым остекленевшим взглядом.

И только тогда Синдзи выдохнул, выронил из трясущихся рук шокер и сам сполз вниз на колени, потому что ватные ноги больше не могли его держать. Чувствуя бешеный стук сердца в груди, давление в голове, настолько сильное, что уши заложило до глухоты, и невероятную тяжесть, что сцепило легкие и не давало вдохнуть воздуха, Синдзи тихо застонал. Только сейчас, когда вся его решимость и бесстрашие чудесным образом испарились, будто лопнувший мыльный пузырь, он вдруг понял, насколько близко стоял на пороге смерти и сколь сильно он ее боится.

"Проклятье, проклятье, проклятье!.. Я чуть не умер... Просто в голове не укладывается… Я... умер... И сам шел под пулю… Господи, что же это... Это... Никогда мне еще не было так страшно..."

Обливаясь ледяным потом, Синдзи старался в памяти даже не возвращаться к тому моменту, как он взывал к женщине, уговаривая ее выстрелить, как та нажала на спусковой крючок пистолета, как затрещал шокер и его бывшая опекунша, пораженная электрическим разрядом, в жутких, исказивших лицо спазмах рухнула на пол, где сейчас подергивалась от сковавших мышцы судорог. Накатившая волна паники от чудом минуемой смерти, а также от опаски за здоровье Мисато — у нее запросто могло отказать сердце или остановиться дыхание из-за паралича мышц — целиком поглотила Синдзи, заставив его уткнуться лицом в колени и прикрыться локтями, и в хаосе собственных мыслей слышался лишь противный назойливый гул в голове да голос страха, взывающего о помощи.

"Ты что, дурак? Поднимайся уже, хватит рассиживаться. Тебя твои сокровища ждут".

Перед глазами вспыхнула темная пелена, и тут вдруг все исчезло. Паника, тревога, страх, хаос — все вдруг замолкло, будто ничего и не было, и только вид тяжело дышащей женщины на полу доказывал реальность произошедшего, что, впрочем, теперь вызывало у Синдзи лишь улыбку недоумения. Он спокойно поднялся, отряхнувшись, подошел к бьющемуся в мелких судорогах телу женщины, которая так и не пришла в сознание и сейчас смотрела сузившимися зрачками куда-то в пустоту, перевернул ее и сцепил наручниками запястья за спиной. Затем он порылся в ее карманах, достав связку ключей и бумажник, поднял шокер и остановил свой взгляд на покоящимся у ног пистолете.

"Чудненько".

Спрятав оружие в тумбе, Синдзи еще раз осмотрел трясущееся тело женщины, обдумав планы на ее счет, и усмехнулся.

— Зря вы не выстрелили, Мисато-сан.

Однако сейчас все его мысли мигом переместились к двум юным девушкам, что уже десять минут как притихли в комнате. Отодвинув стул от проема, Синдзи с легким трепетом отворил дверь и, тут же остолбенев, устремил взгляд на поразительную картину: Рей была одета в купленный недавно костюм горничной: черное платьице, украшенное рюшем, сложенная оборкой свободная юбка, под которой на бедре виднелась кокетливая подвязка-тесьма, белый фартучек с бантом-лентой на спине, воротничок с завязкой и небольшой кружевной чепчик на ободе. Аска выглядела еще более экстравагантно: на ее совершенно голом теле различались лишь меховые повязки на запястьях, каштановые кошачьи ушки на голове, покрытые гладкой шерсткой с внешней стороны и хвост, являющийся частью маскарадного костюма и по идее крепящийся к одежде на поясе, но сейчас попросту засунутый, даже, скорее, грубо впихнутый в дырочку попки. И несмотря на пикантный облик обоих девушек, который, впрочем, не столько будоражил кровь, сколько забавил и веселил своей прямолинейной непристойностью, пред взором Синдзи предстала диковатая сценка: вместо раздельно сидящих по углам девушек, сгорающих от стыда, смущения или страха, он увидел их же, только сцепившихся в какой-то жуткой схватке. Рей почти целиком оседлала Аску, прижав ее к полу и одной рукой впихивая глубже в попку мохнатый хвост, а второй прижимая подушку к ее лицу, откуда доносился глухой сдавленный крик. В свою очередь немка умудрилась где-то достать длинный махровый пояс и обмотать его вокруг шеи голубовласки, чье лицо в свою очередь скривилось от удушья, а кожа покраснела от давления. Обе девушки будто ополоумели — Аска стягивала петлю на шее Рей, притом свободной рукой умудряясь еще дополнительно душить голубовласку пальцами и царапать кожу, та в свою очередь тоже не сильно любезничала, придавливая всем своим весом трепыхающуюся на полу девушку, попутно запихивая ей в попку игрушку и перекрывая ее вопли подушкой с исступленным выражением лица и пронзительно острым взглядом, будто сыплющим ярко алыми искрами.

Синдзи ошарашено смотрел на это зрелище, не находя слов. Он ожидал увидеть что угодно, но только не вид двух сцепившихся девушек, в неистовстве душащих друг друга и даже не обращающих на него внимания. Авантюрный план, призванный сдружить двух "подруг" по несчастью, трещал по швам, и это злило до бешенства.

Не говоря ни слова, Синдзи быстрым шагом подскочил к девушкам, схватил Рей за загривок и оттянул назад с такой силой, что пояс впился в ее шею до белой рези и едва не сломал гортань. Одновременно он вывихнул ладонь Аски, что позволило высвободить голубовласку и отбросить ее на кровать, скинул с лица девушки подушку и, схватив за ошейник, притянул к себе.

— И что это было? — жестко спросил он.

Впрочем, ответа можно было не ждать — Рей тихо хрипела на кровати, пытаясь распутать узел на шее, Аска также вцепилась в ошейник, натужно глотая воздух после удушения подушкой. Тогда Синдзи подтащил немку к кровати, усадил ее и жестом приказал держаться в вертикальном положении, несмотря на впившийся в анус хвост, затем приподнял голубовласку, которая уже высвободилась из петли, и расположил рядом. Аска, чьи растрепанные волосы по-прежнему украшали нелепые искуственные ушки, метнула в ее сторону гневный, уязвленный и даже обиженный взгляд, а та, хоть и смотрела прямо вперед, всем своим видом демонстрировала крайнюю степень раздраженности.

— Кто первый начал? — стальным тоном спросил Синдзи.

— Пай-девочка! — тут же выпалила Аска голосом, будто готовым вот-вот расплакаться.

— Она отказывалась переодеваться, — тихо, но твердо ответила Рей, метнув острый взгляд в ее сторону.

— Но она хотела задушить меня!

— Потому что ты обмотала вокруг моей шеи пояс.

— Да ты чуть не порвала мне попу этим хвостом!!!

— Я следовала приказу, так как ты отказывалась.

— Довольно!!! — оглушительно рявкнул Синдзи и замахнулся рукой. — Вы обе сдурели что ли?!

Аска тут же захлопнулась, втянула голову в плечи и, хоть и беззвучно, но мгновенно задрожала, заилившись слезами и сжавшись, будто ее окатили ледяной водой. Рей тоже опомнилась, сбросив с лица сердитую маску и развеяв суровую колкость в потемневших рубиновых глазах.

— С-Си-ин... Синдзи... — слабо пропищала рыжеволоска, подняв на него испуганный взгляд. — П-Прости...

А Рей, не проронив ни слова, растерянно заметалась взглядом, словно очнувшись от поглотившего ее наваждения, и устремила на него виноватый, переливающийся чистым сиянием алый взгляд.

И тогда Синдзи опустил руку, медленно и нежно положив ее на голову голубовласки, нечаянно примяв чепчик, второй рукой начав разглаживать спутавшиеся волосы Аски между кошачьими ушками.

— Вы обещали делать все, что я скажу. Как мне теперь можно вам верить? Вы должны были научиться преодолевать себя, отбрасывать все то, что держит вас в прошлом, но вы все равно цепляетесь за старые болячки и обиды. Так вам никогда не выбраться из вашей скорлупы.

Обе девушки покорно молчали, уставив понурый взгляд в пол — Аска по обыкновению тихо плакала, правда, уже не сломленной горечью, а чистыми благодатными слезами от самого сердца, Рей же, хоть и молчала, но проявила чувственный трепет на лице, трогательное смущение румянца и слабый огонек тепла в чистых глазах, исходящего из самой души.

— Глупенькие, — ласково произнес Синдзи, хоть и без улыбки, но уже не тем жестким тоном. — Как вы не поймете, что я все это делаю для вас. Чтобы вы больше не боялись, не мучились неопределенностью, страхом будущего, чтобы вы не терялись в сомнениях и не грызли себя желанием быть понятой, жаждой ощутить заботу и тепло. Я хочу освободить вас, дать вам чувство причастности, наполнить ваши сердца трепетом, сладостным восторгом, подарить это ощущение полета, с которым вы пройдете сквозь боль и страдания. Я хочу вознести вас на самую вершину, выше небес, туда, где ничто не сможет навредить вам и где вы обретете спокойствие и радость.

С каждым его словом девушки опускали головы все ниже, расслаблялись и успокаивались, тая, будто леденцы под солнцем. И Аска спустя пару минут уже не рыдала, а слегка елозила головой под поглаживаниями Синдзи, и Рей больше не источала напряженную остроту во взгляде, а смягчилась и даже, кажется, внутренне слегка улыбнулась, но самое главное — между ними больше не чувствовалось раскаленной атмосферы гнева и обиды.

«Получилось?»

— Что ж, я рад, что вы меня поняли, — Синдзи позволил себе добродушную улыбку. — Однако это не означает, что наказания не последует. Завтра мы поговорим об этом поподробнее, а сейчас, пожалуй, займемся воспитанием.

Убрав руки с голов девушек, он крепко схватил их ладони и подтянул к себе.

— Я заставлю вас сблизиться, и ваше нежелание лишь усилит наслаждение от сломленного сопротивления. Вас ожидает настоящая пытка в объятиях друг дружки, целый океан мук, и все это для того, чтобы сокрушить ваши внутренние барьеры. И только тогда, когда ваши сломленные обнаженные сердечки больше не смогут противиться желаниям, я поглощу вас целиком, сделаю частью себя и избавлю от страха и боли.

Аска в этот момент вдруг сжала губы, опустила слезный взгляд и, сжав пальчики на руке Синдзи, стала переминаться с ноги на ногу.

— Что? — спросил он.

— Б-Болит… — робко пролепетала рыжеволоска в ответ, — в п-попке… хвост режет…

— Хвост?.. — опешил тот.

Он будто только сейчас понял, во что были одеты девушки. Конечно, он сам купил эти наряды, он увидел их, когда вошел в комнату, но из-за драки не успел сполна насладиться зрелищем. А сейчас, когда все улеглось, он, наконец, смог окинуть взором новый облик немки и голубовласки — этот экстравагантный "костюм" кошки, состоящий лишь из ушек, хвоста и ремешков, и изысканный, хоть и слегка экстравагантный наряд служанки — и вдруг громко задорно расхохотался.

— Видели бы вы себя. Какой кошмар.

Несмотря на явную, просто вызывающую эротичность нарядов, они почему-то создавали ощущение комичности, даже нелепости, и пробуждали разве что смех. Виной тому, как показалось Синдзи, служило выражение лиц девушек: вымученная физиономия Аски в приступе постыдного смущения и пространная недоуменная мина Рей, что витала в глубоких сосредоточенных раздумьях.

— Ну Си-и-индзи... — пропищала Аска, начав сгорать от нервозного смущения.

— Мне кажется это несуразным, — невозмутимо добавила Рей, чем выявила крайнюю степень беспокоящей ее неловкости.

— Я рад, что вы сошлись во мнении, — отрезал он с веселой улыбкой, которая тут же исчезла под хищным горящим взглядом. — Только для начала я собираюсь преподать вам несколько уроков взаимоуважения. Обе, за мной.

Схватив перепуганную Аску и настороженную Рей за руки, Синдзи потащил их за собой в коридор, в свою комнату. Уже по пути, приметив распластавшуюся на полу женщину, немка вздрогнула и обеспокоено произнесла:

— Мисато... Ч-Что с ней?

— Она взяла отпуск. Не отвлекайся, солнышко.

Затащив обеих девушек в комнату, Синдзи без лишних слов забросил их на кровать, отчего рыжеволоска болезненно вскрикнула и сжала бедра, а затем замер над ними и окинул вожделенным взглядом. Аска, чья восхитительная нагота с кошачьими аксессуарами наконец-то засияла манящей красотой, стыдливо прикрыла рукой свои грудки и подтянула колени к животу, отведя глаза в стороны, а Рей же — в обворожительном черно-белом наряде прислуги с полосками рюша и оборкой, подчеркивающий ее хрупкую фигуру — преданно и с некоторой долей покорности взирала снизу вверх. Вот теперь, даже несмотря на их нелепый, вычурно пошлый, хоть и обаятельный облик, Синдзи стал ощущать разгорающееся желание.

— Обнимайтесь, — вдруг произнес он.

— Ч-Что? — ошарашено выдохнула Аска, а Рей подняла брови.

— Вы меня поняли. Обнимите друг друга. В этом же нет ничего такого.

— Н-н-но… — от волнения рыжеволоска не могла сложить и двух слов, заметавшись взглядом между ним и Рей. — Это… я н-не… не… не могу…

Голубовласка реагировала спокойнее, но от взгляда Синдзи не ускользнул трепет ее сбившегося дыхания на задрожавшей груди и смятение в глазах. Девушка начала нервничать.

— Поторопитесь, — мерно произнес Синдзи. — Иначе вы не оставите мне выбора.

Аска в приступе паники разразилась крупной дрожью, на ее глазах вновь повисли слезинки, а лицо скривилось в немой мольбе.

— Я не смогу... я не смогу… — тихо запищала она. — Только не с ней… нет…

— Опять эта песня, — закатил глаза Синдзи. — Рей, начни ты.

Голубовласка дернула плечами, замерев в нерешительности и устремив на него обескураженный взгляд, но затем оторопело приподнялась, сжав губы в тонкую линию, перевела на Аску дрожащие алым огоньком глаза, настолько слабым, будто готовым потухнуть от легкого дуновения ветра, и медленно потянулась к немке. Та всхлипнула, сжалась в клубок и закрыла голову руками, протяжно заскулив.

— Аска, — твердым командным голосом позвал ее Синдзи. — Не замыкайся. Хватит убегать.

— Не надо, пожалуйста… — донесся ее вымученный стон. — Перестаньте…

— Аска. Аска-тян. Послушай меня, — он ласково взял ее ладонь. — Я тут, я никуда не ухожу. Чувствуешь мою руку?

Дрожащая девушка робко приподняла голову и со слезами на чувственно-кротких голубых глазах взглянула снизу вверх.

— Давай, солнышко. Не бойся. Идем.

Будто завороженная, она прекратила содрогаться в тихом плаче и потянулась вслед за рукой Синдзи, осторожно привстав на колени и приблизившись к Рей. Остановившая на нем смиренно покорный взгляд, она походила на пугливого зверька, попавшего под гипноз удава и обреченно идущего прямо в его пасть. Голубовласка сверкнула искоркой ревности, чуть нахмурившись, но, тем не менее, она не мешала Синдзи вести девушку, но, когда немка, сама того не замечая, приблизилась к ней, вновь окунулась в омут нерешительности. А тот нежно опустил руку Аски на плечо Рей, ласково провел по ним ладонью и слегка подтолкнул обеих девушек друг к дружке.

— Заключите друг друга в объятия. И тогда я подарю вам столь желанную награду.

Рыжеволоска, будто только сейчас очнувшись, с ужасом осознала, что находится уже вплотную к Рей и отделяет их расстояние длиной в фут, и от этого окаменела в смятении. А голубовласка, сама уже начав колебаться, однако не без труда все же преодолев робость, покрылась румяном, приоткрыла рот в участившемся дыхании и медленно, напряженно протянула руки вперед, осторожно дотронувшись пальчиками до ее нежной кожи на боках. Аска пикнула и дернулась, попытавшись отстраниться, однако Рей запустила руки дальше, скользнув запястьями по ее грудкам, и сцепила их у нее за спиной — не плотно, едва касаясь, будто боясь сдавливать ее сильнее. Аска зажмурилась, подтянула кулачки к груди и вся напряглась, содрогаясь от приступов дрожи, и, ощутив руки голубовалски на своей спине, невольно подалась вперед.

— Давай, Аска, — зашептал Синдзи. — Расслабь руки и вытяни их вперед. Смотри, как мягки и нежны прикосновения, будто пушинки. Разве это не приятно?

Та разомкнула один глаз, глубоко и учащенно задышав, плотно сжала губы, оторопело засуетилась на месте, словно избегая прикосновения к Рей, но притом борясь с собственной нерешительностью, и вдруг, пискнув, медленно потянула трясущуюся руку вперед. В этот момент уже голубовласка с шумом выдохнула, раскрыв рот, дрогнула, и взгляд ее неожиданно сделался спутанным, умилительно неловким. Ладонь Аски прошла под рукой девушки и замерла на ее тонкой талии, опустившись на мягкую ткань костюма. Через несколько напряженных секунд и вторая рука опустилась к поясу Рей, и Аска, превозмогая раздирающую ее робость, с шуршанием пальцев о ткань протянула руки за спину голубовласки и сомкнула их там. Держа друг друга в хрупком объятии, но все еще находясь на значительном расстоянии, покрасневшие девушки смущенно и сконфуженно стали отводить взгляд в сторону, не зная куда его деть, и подрагивать от малейшего движения, будто укалываясь об иголки, но тем не менее, несмотря на умилительную вымученность на их лицах, ничто уже не напоминало о свирепой схватке пятью минутами ранее, кроме разве что нескольких неглубоких царапин на коже.

— Чуть ближе, — бережно подтолкнул их друг к дружке Синдзи. — Ощутите прикосновения к коже, почувствуйте тепло и мягкость ваших тел, их волнующую чувствительность. Не бойтесь, это очень, очень приятно.

Трепещущие, сгораемые от смущения Аска и Рей неловко подтянулись еще теснее, уже вплотную прижавшись бедрами и сцепив руки за спинами. Медленно сближаясь, они дрожали в нерешительности, в буре неясных противоречивых чувств, заставляющих и нервничать, и бояться, и робеть, но и все же продолжать движение навстречу. И их неприятие, что так и не исчезло до конца, лишь сильнее затерзало волнительно и трепетно забившиеся сердечки от слабых и потому нежных прикосновений, отразившихся блеском в их сияющих, все ярче и сильнее разгорающихся глазах.

— Разве это не здорово — ощущать ласку от мягких прикосновений, этих волнующих движений упругих тел? — Синдзи начал водить своими ладонями по волосам девушек, плавно преодолевая напряженное сопротивление и приближая их головы. — Вы можете получить вдвое больше ощущений, просто не думайте ни о чем. Я буду с вами рядом, я подарю вам всю ту нежность, которую вы так желаете. Просто растворитесь в этих чувствах.

Шепча им сладкие слова и гладя дрожащие тела, Синдзи параллельно развязал узелки на бретельках и спустил плечики с фартука Рей, обнажив ее грудки, которые от подпираемой снизу ткани приподнялись и налились сочной упругостью. Аска будто бы провалилась в забвение, смотря на голубовласку ничего не понимающим взглядом, в котором перемешалось и презрение, и страх, и смирность, тенью отойдя куда-то вглубь души, перейдя черту внутреннего отторжения, что невыносимой тяжестью давило на разум, терзало и мучило сердце, но уже больше не было способно заставить сопротивляться. И Рей также растерялась, пытаясь найти спасение в хаосе собственных мыслей и чувств, отгородиться от чрезмерной открытости сердца, но теряясь лишь с новой силой, забываясь и все глубже погружаясь в смятение. И обе они противились подобному сближению — слишком личному, интимному и, что хуже всего, вынужденному — они смущались и страдали, будто каждое движение причиняло им боль, но уже попали в плен собственных чувств, и это ломало всякое сопротивление, любые позывы к бегству. Они обе понимали, что, уйди одна из них, вторая останется с Синдзи.

— Прижимайтесь плотнее, не бойтесь.

Тот с легким усилием потянул обеих девушек друг к дружке, и тем пришлось приподняться на коленях, чтобы сомкнуть взаимные объятия до конца. Груди Аски слегка колыхнулись, а черное платье Рей соскользнуло на живот, обнажив ее белоснежный торс. Обе отвели стыдливый взгляд в сторону — рыжеволоска дергано и нервно, голубовласка сдержанно, но скованно. Однако следующим толчком Синдзи прервал затянувшуюся неловкость и буквально впечатал тела девушек друг в друга. Их мягкие грудки соединились сначала кончиками сосков, а потом вмялись целиком и расплылись в стороны, бедра сомкнулись вплотную, обнаженный холмик лона Аски скрылся в складках фартука Рей и уткнулся в ее бугорок, их руки непроизвольно сцепились за спинами, лица замерли на расстоянии почти в один сантиметр, а сами девушки непроизвольно пикнули — Аска громко и ошарашено, Рей же еле слышно, просто с шумом выдохнув. Спустя несколько секунд потрясение улеглось, однако они так и остались замершими в щекотливом положении, потому что не могли пошевелиться из-за слишком чувствительных ощущений на грудях, из-за слишком близко остановившихся лиц, из-за окаменевших от волнения рук, которые не позволяли им выпутаться из объятий. Девушки машинально покраснели, не в силах даже отвести взгляд в сторону, и их груди начали ритмично вздыматься от вмиг потяжелевшего дыхания и участившегося биения сердца, заставив округлости мяться и переливаться между собой, будто наполненные водой маленькие воздушные шарики.

Синдзи довольно хмыкнул, чуть надавив руками на их спины, отчего тела соприкоснулись еще плотнее и грудки сплющились до плоских блинчиков, а сами девушки слабо пикнули, и затем твердым голосом произнес:

— А теперь целуйтесь.

И тут Аска, до этого момента неподвижная, будто заключенная в колючие объятия дикобраза, широко распахнула глаза и слегка повернула голову в сторону Синдзи, изогнув брови так, будто с нее собирались живьем содрать кожу. Рей также вытянулась и ошарашено отворила челюсть, хотя в остальном и не шелохнулась.

— Нет... — выдохнула рыжеволоска тихим голосом с проскользнувшей ноткой жуткой паники. — Нет... нет-нет-нет... ни за что...

— Не вздумай ослушаться, девочка моя, — оскалился Синдзи. — Я ни в коем случае не буду тебя заставлять. Уйти можно в любой момент.

— Не-ет... — лицо девушки скривилось от безысходности, на глазах вновь навернулись слезы, а в голосе заструилась горечь. — Не надо... умоляю...

— Целуйтесь, прямо сейчас, — давящим тоном произнес Синдзи.

Аска дернула плечами, балансируя на грани плача и отчаяния, и быстро коротко задышала в волне тяжело участившегося сердцебиения. Рей, хоть и не реагировала так же ярко, но похожим образом вошла в ступор, растерявшись до ухода в прострацию.

— Не-луй-тесь, — повторно процедил Синдзи.

— Нет... я не смогу... нет...

— Сейчас же.

— Нет...

— Вы обещали мне выдержать любое испытание. Так быстро сдаетесь?

— Это не так, — вдруг тихо произнесла Рей.

— Покидаете меня?

— Не-е-ет… — протянула Аска страдальческим голосом, зажмурившись и так и не сдержав слез.

— Тогда хватит отнекиваться и сомкните уже губы. Живо.

Он запустил руки в их загривок, ухватив за тонкую шею, с легким усилием свел их головы на минимально возможное расстояние и сокрушающим всякое сопротивление властным тоном приказал:

— Сейчас же. Поцелуйте. Друг. Друга.

И тут Рей, в нерешительности закрывшая глаза, вдруг сделала незаметное движение вперед и осторожно прильнула своими тонкими губами ко рту Аски. Рыжеволоска от неожиданности распахнула глаза и громко пискнула, рефлекторно подавшись назад, но ее движение моментально пресек Синдзи обратным толчком в спину. Оцепеневшая от изумления Аска, кажется, потеряла способность шевелиться, не дыша и не моргая замерев ледяной фигурой с остекленевшим взглядом, а Рей, волнительно выгнувшись, чуть двинула подбородком и в легком воздушном, но долгом поцелуе плотно приникла к губам девушки. Прошла почти минута, пока рыжеволоска не подала признаков жизни, дрожащим тихим голоском горько простонав в протяжном плаче и мучительно прикрыв глаза, из которых по горящим пунцовым щекам пробежали две дорожки слез. И хоть Рей на лице не изъявила ни одного чувства, кроме разве что уже привычного трепетного смятения, грудь ее заколыхалась в участившемся дыхании и стала тереться о бюст Аски.

— Какие же вы у меня умнички, — наконец-то позволил себе сладкую улыбку Синдзи. — Я вас просто обожаю, девочки вы мои. Ну, раз уж начали, давайте делать по-взрослому. Используйте язык.

К его удивлению заставлять бороться со смущением и внутренним сопротивлением девушек почти не пришлось — настолько сильно их разум оказался спутан волной противоречивых чувств. Задрожавшая крупной дрожью Аска, обхваченная руками голубовласки с одной стороны и прижимаемая ладонью Синдзи с другой, ничего не могла поделать, когда язычок Рей разомкнул ее губы и проник в ротик, с легким трепетом прильнув к ее языку. Кажется, его кончик от дрожи страха и волнения зашевелился сам, ответив на ласку сбивчивым и робким движением, но уже через пару секунд сама рыжеволоска чуть высунула язычок вперед, задвигав им по губам голубовласки и заскользив по ее языку. Сгорая от стыда и унижения, прежде всего перед остатками собственной гордости и достоинства, Аска все глубже погружалась в пучину душевной боли, мучительной неловкости, с которой сокрушалась ее воля, потому что сил к сопротивлению у нее больше не оставалась. И Рей, в чьей душе осталась лишь одна бездумная покорность, вожделенное смирение и кротость, будто в забвении больше не задавалась лишними вопросами, а подчинялась своему разгорающемуся жаром телу. Обе девушки, лаская друг друга язычками в глубоком поцелуе, прижались покрепче, в возбужденно углубившемся дыхании затеребили грудками с налившимися сосочками и незаметно стали тереться бедрами в мелкой дрожи. Все то разумное, что держало их в рамках собственной личности и сохраняло волю, наконец-то рухнуло.

А Синдзи, ощущая разливающееся по венам желание, что заставляло член напрячься с новой силой, восторженно следил за страстным поцелуем девушек, их ласками и объятиями, в котором смешались остатки непреодолимого отвращения и иступленного возбуждения, жара разгоряченной и покрывшейся истомой кожи. Теряя голову в лавине будоражащих чувств, он аккуратно обхватил их слившиеся воедино тела и осторожно стал заваливать в сторону, кладя Аску на спину, а Рей плавно опуская на нее. Рыжеволоска успела заметить свое положение уже только лежа на кровати, когда голубовласка всем своим весом навалилась на нее и оплела бедра своими ногами. Попытавшись вскрикнуть, Аска лишь слабо промычала, так как Рей запустила свой язычок глубоко ей в рот и сомкнула губки, поэтому все, на что она оказалась способна — это страдальчески изогнуть брови и заплыть багровой краской от напряженного смущения.

Оказавшись позади них, Синдзи задрал юбку Рей до пояса и с волнительным трепетом взглянул на открывшуюся картину — обе обнаженные киски девушек примкнули друг к дружке в области клиторов, примяв налившиеся бугорки над лоном, и уже изрядно взмокшие дольки половых губ от сдавливания налились соком, разбухнув и обнажив раскрывшуюся розовую плоть влагалища. Чувствуя, как кровь в венах начала кипеть, Синдзи не мог оторвать глаз от вида тонких розовых лепестков Рей с аккуратной горошинкой клитора, что уперлась в вершину налитых алым сиянием губок Аски, утопающих в соке, что истекал из собственного влагалища и смешивался с нектаром из киски сверху. Девушки, в лавине чувств не замечая обнажения своих чувствительных мест, вновь продолжили глубокий плотный поцелуй, будто боясь разомкнуть его и прервать этот момент спасительного забвения. А Синдзи к этому моменту же расстегнул брюки, достал поднявшийся напряженным столбом член и осторожно устроился сзади, поднеся головку к кискам девушек. Их влагалища манили своими приоткрытыми дырочками, а елозящие тела, трясь клиторами, только сильнее приминали бугорки и сплющивали мягкую податливую плоть, мокрую и налившуюся упругой полнотой. И тогда он, задержав от возбуждения дыхание, плавно утопил головку члена между плотными губками киски рыжеволоски, сочными и горячими, отчего спереди донесся ее слабый и удивленный стон, тут же с чавканьем заглохший в поцелуе, однако Синдзи не стал проникать во влагалище, а поводив членом по границе слегка пульсирующей дырочки и обильно смазав головку соком, подтянул его к киске Рей, проделав с ней то же самое. Водя членом по мягкой плоти и размазывая ароматную влагу по губкам, Синдзи целиком смочил всю область вокруг лона — от бедра до бедра, полностью покрыв трепещущие лепестки соком и смазав нежную кожицу долек от промежности до сомкнутых капюшонов клиторов. Девушки, ощутив легкие нежные касания в чувствительных местах, заерзали своими телами друг о друга еще сильнее: Аска начала тихо и сдавленно мычать полустоном через нос, Рей задышала еще глубже и прерывистее, и их киски затерлись с новой силой, будто пытаясь приникнуть плотнее и поймать собой член Синдзи.

Однако тот, закончив пропитывание влагой лона, подтянулся, развел их бедра в стороны, подтянув бедра Аски вверх и прижав ее колени к грудям, а сверху придавив их корпусом Рей, и аккуратно поместил пенис в ложбинку между двумя кисками, прямо в сомкнутую щербинку от прильнувших клиторов. Не дожидаясь, пока девушки придут в себя, он одним резким толчком вогнал член промеж холмиков, скользнув по мягкой податливой плоти и разведя в стороны складки кожицы с плотными ярко-розовыми горошинками. Головка углубилась дальше под тесно прижатое тело голубовласки, и Синдзи тут же ощутил, как защекотали волоски их пушков и как плотно сдавили ствол пениса их мягкие и упругие холмики, уткнувшись клиторами с обеих сторон. Девушки синхронно выдохнули — Аска со стоном от неожиданности, Рей протяжно и с тщательно скрываемой разгоряченностью в голосе, но тереться телами они стали только сильнее, продолжая плотно прижиматься и тем самым тереться о член. Синдзи задвигал тазом и заскользил по мягким и плотным холмикам, уже обильно увлажненным, что сильно облегчало движение. Ощущения оказались до необычного странными, не похожими на нежную бугристую плоть влагалища, а больше напоминающие наливную упругость зрелых грудей Мисато или Рицко, только тверже от пушистого лобка и гораздо плотнее и крепче, что объяснялось весом девушек и их тесными трущимися движениями. Однако не было сомнений — ощущения эти оказались до дрожи приятными и волнующими, особенно когда девушки стали сбивчиво постанывать, постоянно заглушаясь в поцелуе, прижимаясь в тесных объятиях и не переставая елозить бедрами с погруженным между ними членом. Тот в ритмичных движениях стимулировал разбухшие и покрасневшие от возбуждения губки девушек, оттягивал их на входе и с вибрацией сминал на выходе, вдавливал затвердевшие горошинки клиторов и раздвигал сомкнутые бугорки над кисками, на секунду замирая на их гладких горячих животиках. Ни Рей, ни Аска уже не могли остановиться в своем ерзании, учащенно и со стоном хватая ртом воздух, они жадно примыкали губами друг к другу, задыхаясь, истекая слюной, но продолжая ласки язычками и губками.

Спустя несколько минут Синдзи ощутил разгорающиеся искорки оргазма, но не ярко-взрывного, а медленно приходящего, тянущегося. Все же, сколь не были бы приятны движения по мягкому лону, они не могли сравниться с нежной плотью нутра, поэтому он с неохотой замедлил темп и, спустя пару секунд, окончательно высунул напряженно пульсирующий член, сплошь обмазанный соком девушек. Те, ощутив прекращение стимуляции, замедлись сами: Аска с изнеможденной отдышкой что-то проскулила, а Рей развернула раскрасневшееся взмокшее лицо к Синдзи и чувственно произнесла:

— Икари-кун?.. Почему ты остановился?

Тот, хмыкнув от вида двух распаленных девушек, балансирующих, а может быть уже и перешедших черту безудержной страсти, растянулся назад на подушку, закинув руки за голову, и произнес:

— Вы уже достигли предела, мне больше нечему вас учить. Что ж, дальше дело остается лишь за вами — проявите инициативу.

Рей сосредоточено сдвинула брови, потом остановила свой взгляд на вздымающемся члене Синдзи, отчего в ее глазах сверкнули алые искры, и она кивнула.

— Я поняла.

А затем, разомкнув объятия, сползла с Аски и перебралась к его ногам. Рыжеволоска, ощутив свободу, тихо и удивленно что-то воскликнула, с трудом подняла дрожащую голову и с недоумением взглянула на открывшуюся картину: Рей уже очутилась рядом с членом Синдзи и, обхватив его пальчиками в основании, начала аккуратно лизать влажную головку.

— Э-Эй!.. — обиженно протянула немка. — В-Вы что делаете?.. Не бросайте меня!

— Чего ты там возишься? — обратился к ней Синдзи, с трудом сохраняя ровный голос в накатившей волне наслаждения от ласк голубовласки. — Иди сюда.

— И… иду…

Девушка с неуверенным и огорошенным выражением лица подползла к нему с другой стороны, робко протянула руки к члену и опустила свои дрожащие ладошки на пальчики Рей, которая, ничего не замечая, так и продолжала ласкать язычком головку.

— Я тоже хочу… — жалостно протянула Аска, с завистью глядя на лицо девушки, с закрытыми глазами самозабвенно лижущей член Синдзи. — Ну подвинься, дай мне тоже… Ну…

— Чего ты просишь, глупенькая? — не сдержал улыбки тот. — Бери сама.

— А… — та на секунду опешила. — Ага…

И тогда рыжеволоска, повернув голову на бок, сама приблизила лицо к члену — медленно и боязливо — чуть сжала ствол вместе руками Рей и крайне осторожно прильнула губами к головке с другой стороны, уткнувшись носом в ее щечку. Трепетно подрагивающий язычок Аски робко показался изо рта и, скользнув по головке пениса, уткнулся в язык Рей, которая, ощутив препятствие, не отстранилась, а наоборот, с еще большим усердием зализала член. Немка трепетно зажмурилась, терзаясь противоречивыми чувствами вожделения и страха, но также не прекратила ласки, и их язычки, скользя по члену, начали натыкаться друг на друга и обвиваться в едином порыве, и вот уже, преодолев первую робость, они уже стали смыкать губки на головке, так плотно, что их касания переходили в глубокий поцелуй с пенисов посередине. Девушки сладострастно всасывали и вбирали губами с него влагу — смесь собственной смазки из влагалища и тонкий слой выделившегося предэякулята — они все сильнее водили по головке язычками, лаская и ее, и друг дружку, размазывая по своим лицам слюну и влагу, тяжело дыша от упоения и с хлюпаньем посасывая края пениса. Рей сместилась чуть ниже, вобрав в рот яички и начав и перекатывать внутри языком, а Аска губами обхватила головку целиком и стала ее с силой всасывать, лаская и теребя, притом устремив снизу на Синдзи преданный полный покорности и надежды взгляд. Тот в лавине вспыхнувших фейерверком экстаза чувств не удержал стона наслаждения, сколь невероятными оказались ощущения от ласк сразу двух девушек, и тщательно сдерживаемый оргазм в миг подступил к крайней черте, сдавив низ живота. Рей и Аска вновь подтянулись и одновременно сомкнули губы на головке члена, образовав один глубокий поцелуй и начав с силой сосать член и одновременно теребить его язычками изнутри, притом неотрывно сомкнув губы друг на дружке в обоюдной ласке. Больше Синдзи сдерживаться не мог. Одна ослепляющая вспышка — и волна экстаза взорвалась струей спермы, на огромной скорости вырвавшейся прямо в рот девушкам, которые от неожиданности отпрянули назад и тем самым расплескали густые тягучие брызги по своим лицам. Синдзи еще дрожал, когда густая масса семени вся выплеснулась наружу и полностью залепила восторженно и упоенно вытянувшиеся лица Аски и Рей, покрыв обильным слоем густой белесой жидкости их щеки, ротики, ресницы и волосы. Пока масса спермы медленно стекала с их лиц тоники вязкими нитями, обе девушки непроизвольно высунули язычки и опустили закатившиеся в пике экстаза.

— Г-Горячая... — выдохнула Аска.

— Вкусно, — Рей, не столь бурно выражающая эмоции, пальчиками собрала с лица клубок спермы и отправила его в рот.

А потом их глаза остановились друг на дружке, они выждали несколько секунд, будто читая мысли в возбужденном взгляде, а потом вдруг синхронно приблизились одна к другой и сомкнули губы в новом поцелуе. Но теперь они не ласкались нежными невесомыми прикосновениями, а жадно, почти неистово начали слизывать друг с друга разводы спермы, с хлюпаньем всасывая их со щек и подбородка, вбирая языками в продольном движении и с чавканьем двигая челюстями, будто прожевывая ее. Синдзи потерял дар речи, глядя на это восхитительное зрелище, и чувствовал лишь один восторг, потому что эта парочка, эти две его девушки, часом ранее готовые были убить друг друга, теперь окончательно раскололи свои личности, став покорными, несмышлеными, опьяненными страстью питомцами.

Тем временем, когда вся сперма на их лицам кончилась, девушки стали слизывать ее с обмякшего члена, пока тот не очистился целиком и не заблестел от слюны, начав разбухать по новой. Однако Синдзи, с огромным трудом преодолев желание, приподнялся и отстранил от себя распаленно дышащих, ослабших девушек.

— Пока хватит. Вы хорошо постарались, и я вас просто обожаь. Мои девочки.

Он поцеловал во влажную горящую щечку сначала Рей, потом Аску, поднялся и натянул штаны.

— С-Синдзи… — молящим голосом протянула та. — Н-Но я… то есть мы… еще не… еще не…

— Не кончили, — завершила за нее фразу голубовласка, уже не столь невозмутимо, а скорее сбивчиво.

— Не кончили? — Синдзи поднял бровь. — Вы, кажется, забыли, зачем мы здесь. Ваше наказание все еще длится.

Однако глядя на разочарованно склонившееся личико Аски и сосредоточенный вид Рей, он ласково улыбнулся.

— Впрочем, это не значит, что я оставлю вас без внимания. Нет-нет. Я позабочусь о вас в полной мере. Завтра мы славно развлечемся. А сейчас… подарить вам несколько новых ощущений?

Ответа ждать не пришлось — девушки, хоть и не сказали ни слова, выжидательно и неотрывно уставились на него своими чистыми сияющими глазами. Синдзи пока решил предоставить девушек самим себе, тем более что у него еще была работа — в коридоре тихо покоилась его бывшая опекунша, о которой тоже следовало позаботиться. Только давать им полную свободу он не сильно желал, все же их чрезмерно плотное и чувственное внимание друг дружке задело его легким уколом ревности. Нельзя позволять, чтобы все наслаждение они могли получить без него.

Проведя легкие приготовления и взяв необходимые вещи, Синдзи вернулся к смирно ожидающим его девушкам, приказал им вновь прижаться друг к дружке, а когда они повиновались, связал их руки за спинами. Затем он бережно перевернул их кверху ногами так, чтобы они расположились плечами на кровати голова к голове, завернул их ноги под руки и также связал за спинами, и в итоге получилась фигура двух крепко сцепленных девушек с приподнятым вертикально тазом и полностью открытыми сверху половыми органами.

— Удобно? Нигде не затекает?

Девушки слабо замотали головами, настороженно и трепетно следя за его действиями.

— Хорошо. Теперь вам нужно быть предельно осторожными. Я сделаю одну вещь, и вам нужно будет замереть. От того, будете ли вы двигаться, зависит, сколько боли вам придется испытать. И помните — шевельнется одна, страдать будут обе.

Оставив их в легком испуге, Синдзи взял две массивные свечки, оставшиеся еще с недавнего отключения электричества, и с усилием вставил их в киски Рей и Аски.

— Мхах!.. — донесся стон последней и глубокое придыхание первой.

— С этой секунды предельная осторожность. Воск не просто горячий, он может залиться глубоко в ваши и так уже скользкие и широко открытые дырочки.

— П-Подожди!.. — наконец, поняла в чем дело Аска, но было уже поздно — Синдзи зажег свечи и, на прощание подарив улыбку напрягшимся девушкам, поспешил покинуть комнату.

Его, несомненно, волновало их состояние, даже не столько мука от грядущей боли, а сколько душевное состояние, страх ожидания и одиночества, с которым они провожали его взглядом. Однако задерживаться с девушками дальше было опасно — Мисато в любой момент могла прийти в себя. К счастью, женщина все также продолжала покоиться у двери в коридоре, уже больше не дергаясь от перенесенного шока, а еле заметно дрожа накатывающими волнами приступами и, кажется, все еще так и не придя в сознание. Синдзи еще несколько секунд полюбовался видом беззащитной женщины, внушающей некогда благочестивый трепет и уважение, и даже восторг, а сейчас лишь только грусть и жалость — ведь совсем недавно он осмелился подумать, что она могла бы стать ему старшей сестрой, а может быть пусть и неказистой, но зато такой близкой и заботливой матерью. Сейчас это уже не имело никакого значения.

Подняв ее тело, Синдзи даже не обратил внимания, сколь легко смог держать женщину на руках и как возросла его сила. Он отнес Мисато в ее комнату и бережно уложил на кровать, связав руки и ноги у рукоятей, чем полностью лишил ее возможности двигаться. Хотя, пока это было лишним — женщина и так еще не пришла в сознание, но лишней осторожности не помешало. Затем он достал из портфеля предмет, украденный из школьной лаборатории, сходил в подсобку за инструментами и заодно прихватил несколько табуретов и деревянную планку с лоджии. Вернувшись в комнату Мисато, он внимательно осмотрел пол, расставил стулья, зарядил саморез в дрель и приложил планку к сиденьям.

— Что ж, — набираясь решительности и борясь с противным чувством тоскливой ностальгии, произнес он. — Пора устроить ремонт.

Включилась дрель, и винты один за другим стали вгоняться в твердую деревянную поверхность. Громкое жужжание инструмента давило на уши, и краем мысли Синдзи начал беспокоиться — а не приведет ли этот звук к панике девушек, но, кажется, пока все было спокойно. Закончив с конструкцией, он начал обустраивать само устройство. За основу был взят макет поршневого двигателя, одолженного вчера у школы. Питался он, к счастью, от сети и, выкрутив реле на максимум, можно было выставить значительную скорость движения поршня. Внешние крепления, ограничивающие ход валика, он просто выломал плоскогубцами, и теперь шток выдвигался далеко по всей длине. Затем Синдзи открутил головку поршня и впихнул в отверстие вибратор, зафиксировав его болтом и изолентой поверх, а потом прикрутил к стойке. Проверив работу получившегося устройства, Синдзи убедился, что машина ходит свободно, а фаллоимитатор не выпадает, даже если его как следует раскачать. После этого он подтащил кушетку к стойке и также зафиксировал его деревянными планками, старательно вкрутив винты во все возможные крепления и для безопасности обмотав острые узлы изолентой, и под конец застелил конструкцию одеялом и тонким матрасом, а сверху накрыл клеенкой. Еще раз проверив надежность и стойкость агрегата, Синдзи удовлетворенно кивнул и подошел к кровати, на которой уже, кажется, от шума начала пробуждаться Мисато. Слабо разомкнув глаза, она сфокусировала на нем взгляд, пытаясь припомнить события минувшего часа, как вдруг в соседней комнате раздался оглушительный вопль Аски.

— Воск, — пояснил Синдзи. — Обжигающе горячий.

И за ним послышался еще один, более тихий, но не менее мучительный крик Рей. Обе девушки буквально взвыли от боли, не переставая оглушительно реветь и срывая голос в слезный умоляющий стон.

— Я уже почти закончил! — крикнул он им в ответ. — Сейчас подойду!

— Синдзи?.. — моргая замутненными глазами, спросила Мисато. — Что ты...

И тут память к ней вернулась.

— Ты! Что ты сделал? Почему девочки орут?! Прекрати это, сейчас же!

— Вы не поверите, Мисато-сан, но они счастливы.

— Ложь... Ты лжешь! Отпусти их! Можешь мучить меня, но их не трогай!

Из соседней комнаты вновь прозвучал пронзительный вопль.

— Говорю же, я их не заставляю. Они сами сделали свой выбор, добровольно и со счастьем в глазах, потому что так они больше никогда не будут одиноки. Вам бы, кстати, стоило у них поучиться.

— Прекрати…

Под далеким истошным криком, в котором можно было различить отчаянное «Синдзи-и-и!», тот развязал узлы на конечностях женщины, чьи силы, в отличие от сознания, так и не вернулись, раздел догола, подтащил ее к стойке и уложил прямо на нее животом вниз, спустив руки и ноги. Мисато слабо приподняла голову, с дрожью следя, как Синдзи привязал поясками ее руки к ножкам спереди, а ноги к деревянной балке сзади, после чего дрелью привинтил ее к полу. Получилась своеобразная поза по-собачьи с намертво прикованным к устройству телом, позади которого на подставке различался поставленный на бок механизм с поршнем-вибратором.

— Ч-Что это?.. — со страхом произнесла она. — Что ты делаешь?

— Я знаю, Мисато-сан, у вас богатый сексуальный опыт. Но гарантирую, такого вы еще не испытывали. Специально для вас я соорудил машину, способную удовлетворять вашу похоть всю ночь напролет, без остановки, на огромной скорости разрабатывая вашу киску непрерывными мощными толчками. Обещаю, вы больше не останетесь прежней.

Глаза женщины широко распахнулись в ужасе.

— Нет... Этого не может быть... Такого просто не бывает…

— Это реальность, Мисато-сан. Есть что сказать на прощание?

— Синдзи… пожалуйста… — ее пробила крупная дрожь, — остановись…

Тот схватил женщину за волосы, внимательно взглянув ей в глаза, и тихо произнес:

— Лучше бы вы выстрелили.

А затем впихнул ей в рот кляп, который сделал из кожаного ремешка и обрывка губки, и завязал его на затылке.

— Целая ночь наслаждений. Вы знаете, многие вам позавидовали бы, — он пультом включил крепко зафиксированный в поршне вибратор, который тихо зажужжал в мелкой, но сильной дрожи. — Мой вам совет — расслабьтесь. Машина мощная, пробьет плоть в два счета, а так вы лишитесь всего удовольствия.

И под истошный вопль женщины, раздавшийся через нос, он активировал реле, и машина пришла в движение — вал толкнул шток вперед, поршень выдвинулся на максимальную длину и мощным глубоким движением вогнал вибрирующий фаллос прямо в киску женщины, рывком вмяв ее сморщенные губки внутрь лона и проникнув в туго сжатое влагалище, а через секунду выйдя наружу. Мисато натужно взвыла, несмотря на кляп, и запрокинула назад голову с широко раскрытыми глазами, задергавшись на крепко зафиксированной стойке, однако вал сделал круг и вновь вогнал в ее киску жужжащий вибратор, с силой разведя напрягшиеся складки половых губ и растянув дырочку нутра до белизны чувствительной кожицы. И пока женщина надсадно ревела и покрывающийся влагой фаллос жестко пронзал влагалище, киска Мисато начала размякать, а края ее вместе с губками, наоборот, твердеть и становиться плотнее, сжимаясь и наливаясь красной краской от раздражения и вибрации плоти.

Синдзи сглотнул, глядя на первые капли влаги, упавшие на пол, на содрогающиеся бедра и вминаемую киску, и на прощание проводил взглядом бьющуюся в агонии женщину с легким и отчего-то показавшимся нежным уколом грусти на сердце, будто вновь теряя нечто дорогое, но неизбежно утрачиваемое. Не позволяя более чувствам буравить его душу, он поспешил покинуть комнату и вернуться к своим страдальчески стонущим девушкам, чей стихающий голос все равно можно было расслышать даже в коридоре. Открыв дверь, Синдзи увидел будоражащее кровь зрелище — обе связанные девушки с горящими свечами, торчащими из вздымаемых кисок, мучительно извивались и подергивались от обильно изливающихся ручейков воска, вскрикивая и тяжело постанывая с каждой ярко-розовой каплей, попавшей на кожу. Бедра их уже были обильно усеяны затвердевшим слоем воска, но главное — обжигающе горячие струйки затекали между воспаленными складками половых губок и заполняли собой влагалище, полностью залепив нежную чувствительную плоть густой затягивающейся массой: отверстие уретры, внутренние лепестки, края дырочки влагалища и даже внутренние стенки — все преддверие от клитора до самой промежности. И Рей, и Аска вымученно скривились от боли, дергаясь и тем самым еще больше разбрызгивая на себя капли воска, уже больше ничего не замечая и только издавая сдавленный слезный стон.

— Ох, — выдохнул он.

Рыжеволоска, наконец-то заметив его, всхлипнула и, скривившись от очередной порции воска, стекшей ей на киску, и последовавшего за ней очередного приступа боли, пропищала сквозь плач:

— Си-индзи-и-и… Как больно-о-о…

— Горячо… — тихо и натужно выдохнула Рей, борясь со слезами. — Внутри все жжет... невыносимо...

— Это и есть суть воспитания, золотце ты мое. Преодолевать — значит стремиться к жизни, а страдания лишь очищают душу. Я думал, вы это уже уяснили.

Девушки вновь синхронно вскрикнули, когда воск капнул на их клиторы.

— Впрочем, я понимаю ваше желание избежать боли. Скажите, вы ведь этого желаете?

— Да-а-а!.. — протяжно простонала Аска.

— Рей?

Тяжелое дыхание в ответ.

— Рей?

— Да... Желаю...

— Чудненько, — широко улыбнулся Синдзи. — Тогда мне нужна ваша покорность. Вы должны стать частью меня, моей собственностью и моим дражайшим сокровищем. Вы готовы отречься от своей воли?

— Д-Да! — одновременно выдохнули девушки.

— Запомните ваши слова.

И, приблизившись к ним, он вырвал из кисок уже изрядно оплавившиеся свечи, чем спровоцировал новую волну криков — еще не застывший воск потек в образовавшиеся и схваченные дырочки влагалищ. Подождав, пока те уймутся, Синдзи распутал узлы и под их тяжелое дыхание поставил девушек на трясущиеся ноги — Рей с Аской, согнувшись почти пополам и устояли, только оперевшись друг о дружку. Киски их к этому моменту выглядели устрашающе — большие и затвердевшие массы воска полностью забили слегка приоткрытые дольки внешних губ, зафиксировав лепестки в разведенном положении, стянули клитор и широкими каплями расползлись по красной коже вдоль бедер. Поддерживая девушек за руку, Синдзи повел их в ванную мимо комнаты Мисато, из которой доносилось гудение работающего моторчика и сдавленный стон.

— Ч-Что это? — испуганно спросила Аска.

— Мисато развлекается, не обращай внимания. Сосредоточься лучше на своих ощущениях.

Дойдя до уборной, Синдзи усадил девушек в тесную ванную, набрал прохладной воды и под размягчившимися в облегченном наслаждении лицами стал отлеплять сгустки воска. Охладившись, те, к счастью, отходили без проблем, хоть его изрядно и забилось во влагалище, но вот снаружи возникла проблема — сцепив пушок на лобке, воск категорически отказывался отходить, при рывке с корнем выдирая вместе с собой волоски. После пробной попытки, от которой рыжеволоска пронзительно вскрикнула и залилась слезами от боли, Синзи принял решение сбрить волоски бритвой Мисато, что и не преминул проделать. Сняв верхний слой с воском ножницами, он обмазал пеной холмики и начисто выбрил чувствительную порозовевшую кожицу, ставшую в итоге абсолютно гладкой. Сейчас их киски напоминали девичьи лона, почти детские, и разве что слегка раздавшиеся в стороны дольки губ да проступающие чуть набухшие лепестки с горошинками клиторов говорили об их зрелости.

Под вечер Рей и Аска утомились окончательно и больше не проявляли тревожной сумятицы: не цапались, не терзались, не изнывали, а просто мирно устроились на его койке, слегка коснувшись друг друга бедрами, и мгновенно провалились в сон. Синдзи сам решил поужинать, привести квартиру в порядок и только потом отправиться на боковую, с умилением и трепетным теплом в груди обнаружив на своей кровати двух измотанных девушек, совершенно искренне и простодушно обнявшихся и тихо засопевших личико к личику.

Заснул он забравшись между ними, с Аской по правый бок и с Рей по левый, согреваемый их теплом и убаюкиваемый мерным глубоким дыханием, что заглушал далекое жужжание работающего мотора, да затихающий протяжный стон.

Устроившись в вагончике метро, Синдзи едва мог скрывать улыбку, глядя, как вымученно и трепетно страдали девушки от разрывающих плоть ощущений в их воспаленных лонах. Аска, чье влагалище беспрестанно содрогалось от работающего на средней скорости вибратора, буквально повисла на поручнях вагона, наотрез отказываясь опуститься на сиденье, и только резко подергивая опустившейся головой с красным от возбуждения лицом. Ее тело будто пробивали мелкие электрические искры, заставляя то сжимать, то размыкать бедра, по которым уже потянулись блестящие струйки влаги от насквозь промокших трусиков. Рей же наоборот, изнеможенно свалилась на сиденье и согнулась пополам, скрипя зубами и сжимаясь от боли, притом все еще прижимая руки к животу с глубоким напряжением на пунцовом лице. Синдзи ощущал восторг, глядя, как незнакомые пассажиры нервно косились в их сторону, а девушки, будто уже ничего не замечая, все глубже утопали в пучине пожирающих разум чувств, сгорая в страсти и сокрушающей буре унижения, эйфории и боли. Аска с закрытыми глазами уткнулась в поднятый локоть и начала слабо стонать, не в силах больше противиться взрывным волнам в вершине ее чрева, что дрожало от вибрации протиснувшейся в устье матки головки. У Рей через пару минут возникла отдышка, и она с изломленным взглядом непроизвольно высунула язык, с которого на пол закапали струйки слюны.

Когда поезд прибыл на нужную станцию, девушки уже, кажется, едва держались в сознании. Собираясь на выход и поддерживая девушек за талии, Синдзи тем временем игрался с регулятором скорости на пульте вибратора, заставляя Аску то сжиматься в остром напряжении, то сладострастно выдыхать, сбавляя темп жужжащей у нее в нутре игрушки. Рей он позволил повиснуть на своей руке, уткнувшись в нее своими налившимися и сделавшимися необычайно упругими грудками, так как ногами она практически не могла перебирать. Все еще еле сдерживая широкую улыбку, Синдзи вытащил девушек за собой и потянул по аллее, расположившись между ними и крепко держа их за руки. Прохожие, среди которых попадалось все больше учеников их школы, с недоумением и даже опаской взирали на бодро идущего вперед парня в объятиях двух странно напряженных девушек, и если поначалу их провожал завистливый и заинтересованный шепот, то уже ближе к школе, когда их стали узнавать, голоса мигом стихали и любопытствующие физиономии сразу же отводили взгляд в другую сторону. Больше не слышался желчный ропот, ободряющие смешки, проклятия, стоны отчаяния и пошлые шутки — ученики с некоторых пор теперь только избегали Синдзи, напуганные жуткими слухами, один страшнее и глупее другого. И пусть в их глазах тот все еще видел злость и ненависть, но сейчас он наконец-то мог вздохнуть свободно — тень его прошлого, тот мерзкий липкий страх перед сверстниками и общению с ними, похоже, умерла.

Хмыкнув, Синдзи демонстративно прижал к себе обеих девушек, замерев на секунду в центре школьного двора, а потом под боязливыми взглядами недружелюбных глаз смачно и размашисто лизнул щеку Рей. Аска раздалась жалобным писком, который мгновенно перетек в протяжный стон, когда вибратор включился на максимум, а голубовласка лишь затряслась еще сильнее, но, впрочем, слегка расслабив горячее личико.

В классе Синдзи тотчас возникла мертвецкая тишина, стоило ему появиться на пороге, но тот едва ли обратил внимание на притихших учеников, кроме, разве что, чем-то озабоченного Кенске и скрывающейся за открытым учебником большегрудой Маюми. Тодзи так и не появился, так что Синдзи моментально забыл об одноклассниках и сосредоточился на девушках. Пропустив вперед Рей, он бережно усадил ее за парту и оставил, вздохнув от вида сверкнувших в безмолвной мольбе алым сиянием глаз, и вернулся к немке. Та с ужасом взирала на свое место и, переминаясь влажными от истекшего сока коленями, прильнула к Синдзи.

— Я н-не смогу… — страдальческим тоном прошептала она.

— Что? — тот приподнял бровь.

— Не смогу… сесть…

— Почему?

— Т-Ты сам… п-понимаешь… п-почему… — девушка зарделась и заметалась взглядом по озадаченным лицам сидящих рядом одноклассников.

— Да не переживай ты так, солнышко, — он одарил ее теплой улыбкой. — После всего, через что ты прошла, тебя остановит такая мелочь? Давай, дай отдых ногам.

И схватив почти растерявшую все силы рыжеволоску за плечи, он рванул ее вниз и плюхнул прямо попой на стул. В тот же миг спина Аски выгнулась, как натянутая струна, ее голову будто сковало тисками, и сквозь тесно стиснутые зубы выдавился еле слышимый сдавленный писк. Лазурь в глазах девушки будто остекленилась, и тело ее обледенело, притом мгновенно покрывшись испариной. Мелко затрясшись, она едва ли не слетела со стула, когда Синдзи заиграл регулятором скорости на пульте в кармане, и ее скованность мгновенно улетучилась, сменившись судорожным нервным ерзаньем с намертво вцепленными в парту руками.

Однако удовольствие от созерцания рыжеволоски, сгорающей в причиняющих невыносимые боль и наслаждение чувствах, прервал учитель алгебры, пришедший в класс ровно перед звонком. Синдзи нехотя последовал на свое место, едва сдерживая хихикание при виде склонившейся к парте Рей в очередном судорожном спазме и мелко подрагивающей Аски.

— Встать. Поклон. Сесть, — провел стандартное приветствие заместитель старосты, и учитель начал перекличку.

К немалому удивлению и отчасти даже разочарованию Синдзи обе девушки откликнулись на свои фамилии, Рей сдавлено, но отчетливо выдавила "тут", Аска слабо протянула "з-здесь..." — учитель даже не обратил внимания на их странный тон. Разве что сидящие рядом ученики все чаще бросали на извивающихся девушек подозрительные взгляды, но до них Синдзи не было никакого дела. Он раздосадовано вздохнул.

"А я так надеялся на шоу".

— Это что? — вдруг раздался удивленный голос учителя.

Синдзи тут же вскинул голову и с воодушевлением заметил, что тот буравил взглядом немку.

— Ошейник, что ли? Ну и мода пошла у молодежи, — нахмурился учитель, сдвинув свои густые брови и поправив очки в роговой оправе. — Давай к доске.

— Я?.. — испуганно пискнула красная и взмокшая от пота Аска.

— Ты, ты. Решишь пример.

— А… Л-Ладно.

Пораженный реакцией немки Синдзи не мог поверить своим глазам, глядя, как та поднялась на трясущихся влажных — теперь уже не только от пота — ногах и слабой шатающейся походкой поплелась к доске. Дабы подбодрить девушку, он уменьшил обороты вибратора, отчего та невольно распрямила плечи и глубоко вдохнула, распахнув блестящие глаза.

— Не волнуйся так, уравнение легкое, — утешил ее учитель, — тем более для тебя.

— А… х-ха… — невнятно выдавила Аска и встала у доски.

В возникшей тишине класса Синдзи стал заворожено следить за струйками влаги, показавшимися из-под юбки на бедрах девушки, и, кажется, приглушенным, еле слышимым жужжанием, настолько тихим, что постороннему человеку его источник опознать не представлялось возможным. Мысленно оскалившись, он выкрутил реле на максимум. Аска тут же шумно вдохнула, с огромным напряжением во всем теле суетливо метнула руку к мелу и, резко вдавив его в доску, размашистым подчерком стала выводить цифры.

"Невероятно! Она сопротивляется, она действительно пытается пересилить себя! Вот что значит моя девочка".

Скрип мела заглушил шум вибратора, однако усилившаяся волна дрожи и мелкое учащенное подергивание ее бедер и плеч говорили, что немка держалась на грани. Пара десятков пар глаз следили за каждым ее движением — кто-то с недоумением, кто-то с интересом, кто-то с презрением, и уже ни от кого не могла скрыться странность в ее поведении. Каждое ее последующее движение становилось все более резким, сбивчивым, дыхание постоянно срывалось в тяжело подавляемый стон, вся кожа уже блестела влагой, слепив челку над красным лицом, и страшно было представить, какое мучительное выражение скрывала она, стоя спиной к классу. Синдзи, играясь регулятором скорости, все ждал, когда Аска сорвется, когда ощущения в ее влагалище и матке станут настолько невыносимыми, что она окончательно разобьет сознание на осколки, но к его изумлению та держалась. И на секунду ему уже показалось, что единственной причиной ее стойкости являлось полное и безвозвратное сокрушение разума, от которого остался лишь один комок трепещущих и вожделеющих чувств.

Аска закончила решение уравнения, когда из-за дрожи уже нельзя было разобрать выведенные на доске цифры. Учитель, наконец, только сейчас оторвался от учебника и заметил состояние девушки.

— Хм... Ты себя как чувствуешь? Что-то вид у тебя не очень.

— Я... я... в порядке... — спрятав взгляд под челкой и собрав остатки самообладания в кулак, прошептала Аска.

— Уверена? Если хочешь, можешь выйти в медкабинет.

Но вместо ответа немка лишь тряхнула головой, взметнув копной рыжих волос, и, в отчаянной попытке скрывая алый цвет лица и слезы в глазах, быстрым шагом понеслась к своей парте, едва ли не рухнув на нее без сил. Впрочем, упав на стул, она взвинтилась еще сильнее, так как вибратор от давления проник глубже. Учитель растерянно проводил Аску взглядом, как и все находящиеся в классе ученики, уже не стесняясь пристального внимания в ее сторону, и лишь один Синдзи настороженно смотрел в другую сторону — на Рей. Та согнулась до предела, ничего не замечая вокруг, руки вцепились в живот, ее лицо скривилось в ужасной маске боли и с каждым выдохом раздавалось натужное шипение. Голубовласку охватил озноб, и сквозь прищуренные глаза пробился тусклый алый проникновенный огонь.

— Икари… кун… — сложились ее губы в тщетной попытке произнести его имя.

Девушка потянула к нему руку с тоненькими дрожащими пальцами, будто пытаясь прикоснуться, несмотря на далекое расстояние, и во взгляде ее вдруг засияла искренняя проникновенная нежность. Несмотря на муку, исказившую лицо, Рей сделала робкую попытку улыбнуться, и Синдзи вдруг ощутил, как все внутри у него едва не оборвалось, сколь чисты и прекрасны оказались пробившиеся сквозь боль хрупкие чувства. И он даже не заметил, как Аска под перешептывания одноклассников запрокинула голову, как громко, отчаянно и глубоко она простонала, как в изнеможении запустила руки между ног, придавив край юбки к бедрам и выплеснув на стул небольшую лужицу. Синдзи не мог слышать ее шумное дыхание, шепчущее его имя, наблюдать ее дрожь и волны вибрирующих искр, заставляющие сокрушенное тело двигаться вперед и назад по стулу.

А потом вдруг все рухнуло. Рей неожиданно вскочила и, давясь от раздирающих живот ощущений, метнулась мимо парт к выходу из класса. Синдзи вскочил и помчался следом, как вдруг его остановил пронзительный крик:

— Си-и-индзи!!!

Тот замер в дверях, развернувшись, и собрался крикнуть немке что-нибудь ободряющее, однако увиденное зрелище едва не свалило его с ног. Игнорируя изумленные вскрики одноклассников, неистово трясущаяся рыжеволоска подтянула колени к груди, с грохотом оттолкнула ногами парту перед собой, едва не сшибив ученицу спереди. Ее вид уже сам по себе внушал ужас — вся красная, лихорадочно бьющаяся в экстазе, трясущая головой с мутными глазами, все еще сидя на стуле, она опустила ноги на стол перед собой, широко раздвинув бедра и приподняв таз, задрала юбку, сдвинула промокшие насквозь трусики с поводком в сторону, и под взглядом ошарашенных глаз учеников из ее киски выскользнул покрытый густым слоем сока дрожащий вибратор. Однако Аска, находясь уже за гранью разумного, выдохнула в невероятном стоне наслаждения, схватила фаллос и вогнала его обратно.

— Синдзи-и-и!!! — вновь раздался ее голос, утопающий в сладостной эйфории. — Синдзи!!! Си-индзи-и-и!!!

Рыжеволоска закачалась на стуле, с хлюпаньем начав вгонять в свою киску дрожащий фаллос и источая при каждом выходе порции влаги, и глаза ее закатились в экстазе, голос делался все громче, а тело забилось, как от ударов электричества. Шокированные ученики вместе с учителем не могли даже пошевельнуться, глядя на утопающий в лоне вибратор, а Аска все сильнее двигала руками, будто не ощущая больше болезненных проникновений твердой головки о шейку матки.

— Синдзи-Синдзи!!! Синдзи-и-и-и!!! Я кончаю!!! КОНЧАЮ!!! СИНДЗИИИИ!!!

Взвыв, Аска выгнулась дугой, разразилась чудовищной дрожью, и вдруг из ее киски вырвался огромный фонтан влаги, мощной струей обдав сидящую перед ней школьницу, а вслед за ним из дырочки выскочил все еще жужжащий вибратор, укатившись куда-то за парту, и рыжеволоска, так и замерев в изогнутой позе на пике сковавшего ее наслаждения, провалилась в небытие.

А Синдзи в восхищенном потрясении даже не мог моргнуть, глядя, как девушка медленно сползала на пол, как ее глаза постепенно осветлялись, наполняясь осмысленностью, и как никто в классе даже не шелохнулся, находясь в состоянии шока от увиденного. Но наслаждаться этим зрелищем он больше не мог, так как голубовласка давно скрылась где-то за коридором. Мысленно отсалютовав Аске, Синдзи сорвался с места и понесся в то место, куда, по его мнению, скорее всего должна была направиться Рей.

В женской уборной на том же этаже уже кто-то был, когда он туда ворвался. И так чем-то озадаченная ученица из параллельного класса испуганно взвизгнула при виде него, но тот, схватив девушку за шкирку, выкинул за дверь, и уже потом стал проверять кабинки. К его радости Рей нашлась в одной из них, спустившая юбку с трусиками и склонившаяся над напольным унитазом. Заметив Синдзи, она подняла на него жалобный и стыдливый взгляд, одновременно пытаясь вытянуть из попки затычку.

— Давай я.

Устроившись сзади, он рывком выдернул кляп, за которым тут же вырвался поток мутной воды, а вслед за ним из дырочки ануса показалась голова вялого, но все еще живого угря.

— Ты смотри, еще шевелятся. Не ожидал, что они столько протянут.

Рей в этот момент натужно напряглась, согнувшись и уперевшись руками в колени, и тут из ее попки вырвалась вторая порция воды, на этот раз вместе со всеми тремя свернувшимися угрями, выскользнувшими по очереди. Слабо дергающаяся рыба скрылась в недрах канализации, а Рей со стоном облегчения выплеснула из себя остатки жидкости и только тогда обессилено рухнула на вовремя подставленные руки Синдзи.

— Правда, здорово было? — тот подбодрил ее ласковым поцелуем в горячий лоб, и голубовласка, чуть растянув губы в сладкой улыбке, кивнула.

Возвращаться обратно смысла не было — занятия оказались сорванными окончательно. Подождав, пока Рей придет в себя, они вместе вышли в коридор и мельком прошли мимо класса, удостоверившись, что Аски там уже не было. Синдзи, впрочем, не сильно волновался за рыжеволоску, понимая, что та по своему обыкновению в слезах выскочила наружу и сейчас сгорала от кошмарного стыда и отчаяния где-нибудь в безлюдном месте. Поэтому-то он и смог с легкостью обнаружить ее на выходе из школьного двора, потерянно глядящую куда-то за горизонт и стирающую капли слез с румяных щечек. Однако, к немалому удивлению Синдзи, девушка выглядела не разбитой и готовой в ужасе провалиться под землю, а всего лишь отрешенной и будто обескураженной или немного стесненной, в смятении бредущей по тропинке и кого-то высматривающей среди одиноких сливовых деревьев, что росли вдоль территории школы.

— Эй, котенок, — весело крикнул он ей, — потерялась?

Аска мигом развернулась на месте и, вспыхнув необъятной радостью, ринулась к нему.

— Синдзи!!! Синдзи, Синдзи, прости меня!

Прыгнув в его объятия, девушка уткнулась лицом в плечо и всхлипнула.

— П-Прости...

— За что, солнышко? — тот с улыбкой поднял бровь.

— Я... — она подняла на него слезящиеся глаза. — Я... трусики там оставила...

Синдзи не выдержав, прыснул смешком.

— Нашла из-за чего переживать, глупенькая. Лучше посмакуй мысль, что с этого дня ты теперь знаменитость.

И, наслаждаясь медленно накатывающей на девушку оторопью, Синдзи подхватил обеих под руки и повел подальше от школы, в сквер ниже по улице, зеленым островком выделяющийся среди белых монументов из стекла и бетона. Рей казалась явно истощенной и, хоть и пыталась держаться на ногах, спустя пять минут ходьбы практически висела на руке Синдзи, готовая упасть в любой момент. Аска же выглядела растерянной и сильно нервничающей, бросая настороженные и опасливые взгляды на проходящих мимо прохожих, которые, разумеется, с интересом смотрели на обычного парня, без стеснения придерживающего двух девушек по бокам.

В сквере Синдзи устроился в тени под кроной могучего клена, выбрав безлюдное и закрытое от улицы живой изгородью место. Устроившись на покрывале из сочной травы и редких опавших листьев, он с неожиданно нахлынувшим чувством тепла на сердце приложил девушек к себе и, поддавшись умиротворяющему ветерку, откинулся к стволу дерева. Голубовласка мигом провалилась в сон, плавно соскользнув с его плеча на бедра и там уже сладко засопев, а немка, будто стесняясь и подергиваясь от неуверенности, легонько придвинула ладонь к руке Синдзи и как бы невзначай коснулась его мизинцем. Растворяясь во внезапно обволокших нежностью чувствах, напомнивших ему о безмятежности далеких дней, о спокойствии и мире в душе, словно погружающих в бесконечный океан безмолвия и отрешения, он сам невольно прикрыл глаза и тихо задремал.

— Ну, здравствуй, трахальщик.

Синдзи, в смятении не способный вымолвить ни слова от творящегося в голове сумбура, отворил челюсть и молча устремил взгляд на белого гиганта прямо перед собой, чье телосложение почти в точности повторяло строение его Евы, только лишь голову обрамлял не такой массивный шлем, больше напоминающий маску.

— И чего ты замолк? — белая Ева с жутким скрежещущим звуком недоуменно поскребла пальцами затылок. — Тормозной какой-то.

Голос девушки звучал не подстать ситуации весело, слишком жизнерадостно, даже бойко, будто пилот воспринимал все происходящее как игру. Синдзи, как ему казалось, уже и сам мог бы беззаботно и наплевательски отнестись к явлениям Ангелов, но события минувшего часа выбили его из колеи, словно какой-то рок вырвал у него из рук контроль над ситуацией и вытолкнул в хаос неопределенности.

— Ау, мальчик! Ты что, жаворонок? Я думала, ты поинтереснее будешь. Или ты настолько восхищен моей Евой-04? Не, вряд ли, у тебя такая же. Почти.

— Ты… кто? — пробубнил Синдзи пересохшим языком.

— С добрым утром. Августин, наш жаворонок проснулся. Мальчик, я прямо даже не знаю, ты с каждой секундой разочаровываешь меня все больше и больше. Надеюсь, в постели ты будешь поактивнее.

— А…

— Отставить разговоры, — раздался в кабине командирский голос капитана. — Враг замечен на севере, в 1600 километрах от вас. Маркер на радаре, подтверждено излучение в синем. Пока свойства объекта неизвестны, проводим обстрел с расстояния. Юниты 03 и 04 — действуете в паре, выдвигаетесь вперед. Юнит-01 — держишься на расстоянии, прикрываешь тыл. Задача ясна?

— Холищит, всегда ты ломаешь весь кайф… — буркнула девушка.

— Холифилд, — раздраженно поправил ее капитан. — Хватит засорять эфир, выдвигайтесь.

— Да-да, надрать задницу плохишам, — вздохнул голос и вдруг бодро воскликнул: — Эй, жаворонок, смотри трюк!

И тут ее Ева внезапно взмыла в воздух, белым силуэтом прочертив дугу на фоне черного неба, и с грохотом приземлилась где-то за чертой города. Синдзи не сразу понял, что эта махина совершила невероятный прыжок — не просто оттолкнувшись мощными ногами, но и использовав для ускорения направленный вниз удар АТ-поля, оставивший на земле неглубокую широкую воронку. Черная Ева также сорвалась с места вслед за белой, формируя позади себя плоские стены АТ-поля, которые серией глухих ударов подгоняли несущуюся над городскими постройками машину. Что примечательно, эта Ева двигалась не столь изящно и резко, но крайне аккуратно, ступая только по асфальту и пустой земле и избегая разрушений проносящихся под ногами построек.

«Да что за фигня здесь творится?!»

Ошеломленный Синдзи, изумленным взглядом провожающий отдаляющихся от него махин, вдруг поймал себя на мысли, что не может совладать с неловким чувством нерешительности в душе. Вспоминая, как стремительно он кинулся на последнего Ангела, как пренебрег своей жизнью и с каким упоением растоптал презренный страх перед смертью, сейчас Синдзи мог только нервно сжимать рукояти управления Евой и с накатывающим раздражением пытаться сдвинуть себя с места. Те двое, кем бы они ни являлись, кинулись в пекло слишком легко, будто играючи, даже притом что ни разу не сталкивались с живым Ангелом. И это была не бравада, как у прежней Аски, не ее честолюбие, а самое настоящее безразличие перед страхом, словно его и не было никогда. То, что с изломом смог побороть в себе Синдзи, для той девушки будто бы и не имело никакого значения, и это злило до безумия.

— Синдзи, почему не выдвигаешься? — вывел его из размышлений голос Рене. — Догоняй, ты должен быть в зоне досягаемости.

— Вас понял… — сквозь зубы произнес он и, наконец, повел свою Еву вперед.

Через километр он нагнал парочку, которая уже заняла позиции по краям города со вскинутым наготове оружием, доставленным кружащими неподалеку конвертопланами. А чуть дальше над полем зависла массивная тень Ангела. Синдзи нервно сглотнул, хоть уже и был готов увидеть что угодно. Фигура нового противника походила на плотный клубок лент, формой напоминающий торс без рук и ног с одним лишь наростом сверху, являющимся, по всей видимости, головой. Ее спереди украшало жутковатое лицо в форме белого птичьего черепа без клюва, обычного для Ангелов, однако размеры тушки вводили в дрожь — монстр едва ли не вдвое превышал Еву.

— Хе, на корову похож, — хихикнула девушка. — Чем больше, тем проще попасть.

— Все на позициях? — спросил Рене. — 03 и 04 — навести оружие, 01 — держаться позади.

Синдзи нервно поежился и спрятал Еву среди зданий. Ему вдруг даже стало интересно, как справятся с Ангелом новички или, может быть, как тот выбьет легкомыслие из головы девушки.

— Атакуем после ракетного удара.

«Какого еще ракетного удара?»

И в ту же секунду вдруг резко наступил день — сначала черное ночное небо озарилось слепящим светом, землю заполнило яркое свечение, будто ее окатило молоком, а через секунду воздух сотряс чудовищной мощи удар, едва не сбивший Еву с ног. Сквозь с грохотом обдавшую его ударную волну и яркий, медленно затухающий свет Синдзи смог разглядеть оранжевый шар вдалеке, будто пожирающий сам себя и превращающийся в столб черного дыма, а вокруг — угольное пепелище, простирающееся до самой черты города со снесенными домишками на окраине. Тьма постепенно вернулась, когда свечение потухло и оставило после себя лишь вспыхивающее копотью пламя в эпицентре, но тут оно вдруг резко потухло, и за завесой непроницаемого черного дыма показалась фигура невредимого Ангела. Синдзи хмыкнул: тот не получил ни царапинки, спрятавшись за АТ-полем — впрочем, не обычным, а сферическим, полностью укрывшим его в едва различимом пузыре. Более того, сфера отличалась не оранжевым, а голубым оттенком и будто состояла из наложенных друг на друга и застывших волн.

— Ангел не поврежден, — донесся голос оператора. — Слишком большое расстояние для подавления его АТ-поля.

Синдзи вздохнул. Новое командование — новые грабли.

— Хорошо, приступаем к ближнему бою. Атакующая команда — действуйте по плану.

— Наконец-то! — голосом ребенка, дорвавшегося до конфет, воскликнула девушка. — Августин, за мной!

Даже не дожидаясь окончания инструкции, она со звонким хлопком ударившего в землю АТ-поля в открытую выскочила из-за укрытия и приземлилась на выжженной поляне в непосредственной близости от Ангела. Вслед за ней выскочила и черная Ева, по дуге начав обходить неподвижно висящую тушу с другой стороны. В тот же момент девушка открыла огонь из своего орудия, и снаряды, оставляя короткий ярко-желтый трассирующий след, устремились к Ангелу, но еще на подлете вдруг взорвались, наткнувшись на вибрирующее голубое поле. Часть снарядов отскочила в сторону, угодив куда-то за холм позади, но большая их масса сотрясла взрывом воздух и заволокла пространство между ней и Ангелом белым дымом. Тогда же вторая Ева открыла огонь с другой стороны, но АТ-поле вдруг, словно развернувшись в щит, преградила путь снарядам.

Синдзи с легким изумлением и все возрастающим интересом округлил глаза. Еще никогда он не видел такой защиты — вместо тонкой едва видимой преграды Ангела с обеих сторон прикрывала целая череда монументальных восьмиугольных плит, толстых, но свободно висящих в пространстве на некотором расстоянии друг от друга и занимающих площадь в сотню метров. Это был не хрупкий барьер, как у прочих Ангелов, а абсолютная несокрушимая защита, которую, как показалось Синдзи, обойти не представлялось возможным.

«Ну-ну, птенчики, удачи вам с ним».

— Хей, да у нас тут хард-мод! — неожиданно весело крикнула девушка. — Посмотрим, чье кунг-фу сильнее.

И ее Ева вдруг взмыла в воздух, использовав удар АТ-поля в землю для высокого прыжка, скрылась в дымовой завесе от снарядов и на всей скорости наскочила на массивную прозрачно-голубого оттенка плиту. Однако белая машина не соскользнула с плоской поверхности, а вцепилась в нее пальцами, словно паук к паутине, и начала медленно карабкаться вверх. По ярко-оранжевому свечению на поверхности плиты Синдзи вдруг догадался, что Ева использовала собственное АТ-поле, чтобы удерживаться на плите.

«Это... как?»

Черная махина тоже попыталась совершить прыжок на прозрачную преграду, но зацепиться не смогла. И в этот момент Ангел, наконец, подал признаки жизни и медленно, будто нехотя, развернул тело в сторону белой Евы, уставившись на нее пустыми глазницами белого черепа. Его обмотанные вокруг торса ленты ослабли, провисли и окончательно распустились, обнажив черную тушу корпуса с ярко-красным ядром в центре. Ног и рук у Ангела не наблюдалось, вместо них с его груди спускался целый ворох длинных тонких полос, как у медузы, а с культей, обозначающих плечи, развернулись две огромные, плоские и длинные — до самой земли — ленты стального цвета. И не успел Синдзи озадаченно моргнуть, как Ангел неожиданно выстрелил этими лентами на огромной скорости, метнув их сквозь слой плит прямо в белую Еву. Но та на удивление проворно соскочила вниз, чудом увернувшись от гибкого лезвия, хлопнула своим полем, чтобы изменить траекторию полета, и так короткими прыжками из стороны в сторону спустилась на землю. Ленты преследовали ее буквально по пятам, но так и не нагоняя и лишь разрезая воздух с режущим уши свистом. Барьер, как ни странно, не рушился, свободно пропуская сквозь себя лезвия, но это шло на руку девушке, которая, используя его для опоры, грациозно слетела на землю. Одна из стальных полос с огромной мощью накрыла ее сверху и врезалась в почву, словно нож в масло, притом вспахав глубокою борозду, однако белая Ева уже успела совершить прыжок вверх, сигануть на ближайшую плиту и вонзить в нее прогнож. Клинок лишь выбил жалкий сноп голубых искр, однако блок в месте удара под напором ее АТ-поля засиял ярче и будто покрылся рябью.

В тот же момент черная Ева стрельбой заставила вырасти перед собой стену из плит, а сама, используя свое ускорение и необычайную гибкость суставов, метнулась в сторону и попыталась их обойти. С некоторым запозданием на ее пути всплыла череда блоков, вылетевших вперед и ударивших стремительно бегущую навстречу машину. И хоть она отправилась в дальний полет назад, ей все же ненадолго удалось проскочить за внешнюю границу преграды. Ангел, кажется, начал проявлять первую озабоченность двумя назойливыми машинами, развернувшись полубоком и сложив ленты под культи, будто приготовившись к удару. Ева девушки вовремя отскочила назад, когда голубая плита под ней вдруг резко исчезла и появилась чуть позади, попытавшись прихлопнуть к блоку сзади, а лезвие в довершение чуть не полоснуло по ее белому корпусу, однако та выкрутилась, вывернувшись и отскочив обратно.

И тут вдруг глаза Ангела зажглись ярким светом, воздух вспыхнул слепящим белым огнем, и в том месте, где стояла белая машина, с оглушительным ревом в небо вознесся белый столб пламени, будто смерч небесно-бирюзового огня. Гремящая масса пламени с секунду продержалась над городом и обрушилась вниз, моментально испарив слой выжженной земли и превратив луг в огромный кратер.

«Конец жизнерадостной. Против такого удара даже поле Евы не выстоит».

Но не успел Синдзи завершить мысль, как его взгляд приметил стремительно пикирующую сверху белую фигуру, коршуном накинувшуюся прямо на Ангела и вцепившуюся в голубую плиту над его головой.

— Промазал, тупая ты детина!!! — раздался восторженный клич девушки. — Теперь моя очередь. Ева — снять цепи ограничения! Код доступа — «мощь».

— Подожди!..

Голос капитана померк в прозвучавшем реве, раздавшемся из чрева белой Евы. Махина резко изогнулась, с ее торса слетели элементы брони, обнажив под ней ярко-зеленые вогнанные в плоть махины болты, вспыхнувшие изумрудным огнем и с шипением выдавшиеся из бурой кожи. Словно животное, Ева припала к плите, клацнула челюстями сквозь разломившийся на подбородке шлем и внезапно ударила кулаком по преграде. И та вдруг легко хрустнула, будто бы тонкое стекло, дрогнула волной и разлетелась на сотни моментально испарившихся осколков.

— Ха-а!!! — с отдышкой начала кричать девушка. — Вот так натягивают на кол! Теперь ты мой с потрохами!.. Ха-ах!!! Как хорошо!..

Сквозь ее невнятные слова будто проскальзывал стон, а Синдзи, обливаясь ледяным потом по спине, все никак не мог отвести взгляд от взбесившейся машины, рвущей плиты одна за другой.

«Ева?.. Это и есть Ева?..»

Ангел, казалось, уже стал паниковать, впустую пытаясь дотянуться до мечущегося монстра лезвиями и прихлопнуть его плитами, но тот со своей умопомрачительной скоростью был недосягаем. И тогда Ангел вновь зажег глазницы и с сотрясшим землю ударом полил огнем пространство перед собой, однако Ева с легкостью избежала столпа пламени, отталкиваясь в воздухе от формируемых собою же стен АТ-поля.

— О, да, да-а!!! Я сейчас кончу, как же это приятно!.. А-а-ах!!!

Целая завеса блоков возникла перед Ангелом, который в отчаянной попытке пытался отгородиться от неистово рвущей одну преграду за другой Евы, попутно стараясь достать ее огнем из глаз, но вместо этого испепеляя целые районы города и сравнивая с землей холмы далеко позади.

За всей этой феерией взрывов, грохота и рева задержавший дыхание пораженный Синдзи не сразу расслышал голос Рене, зовущего его по интеркому.

— …Слышишь меня? Синдзи, ответь! Прием!

— Я… я тут.

— Наконец-то! План изменился, ты должен вступить в битву. Нужно остановить 04, иначе она убьет себя.

— Остановить ее?.. — недоуменно переспросил Синдзи, краем уха слушая громкие стоны девушки.

— Просто атакуй Ангела, пока он отвлечен. Это и 03 относится. Живее!

Все еще чувствуя смятение в душе, Синдзи неуверенно двинулся вперед, перешагивая через рухнувшие здания и медленно приближаясь к неуклюже обороняющемуся Ангелу. В голове вдруг возникло осознание, что он совершенно не испытывает злости или страха перед крутившейся на месте черной тушей, не ощущает надобности сражаться с ней. Даже наоборот, глядя, как белая Ева озлобленным шершнем разбивала барьеры и подбиралась к Ангелу все ближе, Синдзи даже стал испытывать к нему странную жалость и сочувствие.

К тому моменту, когда его Ева вышла на испепеленную и усеянную кратерами поляну, залитую черным стеклом от расплавленной породы, черная Ева уже успела незаметно подкрасться со спины и неожиданно открыть огонь по корпусу Ангела. Снаряды всколупнули его толстую кожу, и Ангел будто взревел, но тут, вместо того чтобы отгородиться от выстрелов барьером, он снял все плиты, обмотал себя лентами и в туже секунду внезапно скрылся, словно повернувшийся ребром бумажный лист.

— А-а... Эй! — раздосадовано крикнула девушка. — Куда?!

— Всем внимание! — подал голос Рене. — Ангел не исчез, датчики по-прежнему регистрируют излучение в спектре. Его волновая структура инвертировалась и вышла за границу фазового пространства, потеряв объем, но оставаясь в пределах нулевой плоскости…

«Чего?»

— Это означает, что он вернется в нашу систему координат в любую…

Договорить капитан не успел. Прямо посередине между черной и белой Евами из воздуха вдруг вылетели две ленты-лезвия навстречу машинам. С умопомрачительной скоростью режущее воздух острие за долю секунды приблизилось к Юниту-04, и девушка успела лишь вскинуть руку навстречу, как лезвие располосовало ее до локтя пополам, обдав корпус махины темно-алой кровью и продолжив свое движение дальше — сквозь ослабшую броню прямо в грудь. Бурая плоть с сочным хрустом лопнула, как переспелый плод, из разреза тут же хлынул массивный поток красной жидкости со срезанными кусками внутренних органов и едва различимые оранжевые брызги LCL.

— Кха-а-ах!!! — сквозь шум помех донесся сдавленный вскрик девушки. — Ха-ах!.. А-а-ах…

Второе лезвие в свою очередь почти настигло черную Еву, но ее пилот оказался чуть проворнее, и, вместо бесполезно выставленной вперед руки, он сделал молниеносный выпад ею и перехватил ленту на подлете буквально в метре от своей головы. Лезвие выкрутилось, словно живое, и начало со скрежетом резать темно-синюю броню на ладони, но Ева развернулась на месте и обмотала ее вокруг своего корпуса, крепко натянув лезвие до рези в корпусе.

— Ответь!.. — неожиданно ставший паническим голос Рене едва различался за криком девушки. — Ты в порядке?! Доложи свой статус! Прием!

В эту секунду из ничего посреди обожженной поляны появилась фигура Ангела, словно выплыв из-за невидимого листа. Обе его натянутые до предела ленты утыкались в Евы, не позволяя ему двинуться с места, и тут белая махина вдруг схватила уцелевшей рукой лезвие и намотала ее на локоть.

— Я цела!.. — донесся ее голос. — У меня капсула пробита, эта хреновина торчит в метре над моей головой! Дисплеи не работают, уровень синхронизации скачет, действую на ощупь. Вроде бы я его там ухватила, но сражаться не могу — стержни не отводят тепло от S2, и, кажется, LCL закипает.

— Проклятье!.. — в сердцах выдохнул капитан, по-видимому, ударив кулаком по столу. — Сможешь продержаться?

— Ну... смогу... — ответила та с явной тяжестью, будто задыхаясь. — Но у меня тут становится жарковато... Ох... Эта тварь выбила охлаждающий контур...

— Ясно. 01, прием! 01, как слышишь? Синдзи!

— Да... Да, я слышу.

— Хватит спать. Ты остался единственным активным. Немедленно атакуй цель, пока Юниты ее удерживают.

Бросив взгляд на Ангела, Синдзи сглотнул. Тот напоминал загнанного и пойманного в петлю медведя. С другой стороны, белая Ева выглядела куда хуже — пробитая грудь с глубокой раной, из которой сочилась густая кровь вперемешку с бурлящей оранжевой массой, выбитые зеленые болты на спине, раскаленные, дымящиеся и оплавляющие броню вокруг, располосанная до локтя рука с ошметками мышечной ткани, болтающейся на расщепленной кости. Но даже в таком состоянии Ева еще умудрялась удерживать лезвие внутри себя уцелевшей рукой и не пускать Ангела.

— Синдзи! Приказ понятен?

— Приказ понятен, — тихо ответил он. — Выдвигаюсь.

Он направил Еву медленным ходом вперед, с каждым шагом ощущая все большее давление на сердце. Тяжелое чувство, будто внутри что-то скребло, угнетало, внезапно наполнило его душу, и Синдзи впервые за долгое время осознал, что испытывает жалость. Противоречивое ощущение грусти и сожаления к смертоносному монстру, врагу, сковывало его движения и не давало в одном прыжке нанести добивающий удар. Через минуту он приблизился на расстояние, достаточное для финального рывка, но даже тогда нахлынувшая волна тревоги и грызущей тоски заставила сжаться сердце и замереть на месте.

— Ты чего встал? — с нескрываемым раздражением произнес капитан. — Атакуй!

— Эй... ребята... — послышался ослабший голос девушки. — Уф... Эта штука уже реально закипает... О-ох, как жжет... Кажется, кожа волдырится... А-а-акх...

И тут замерший Синдзи понял, что его так грызло. Перед глазами явственно всплыл образ нежной, чувственной, наивной Лилли — того хрупкого существа, что жило за всеми этими массивными слоями брони, и его вдруг затрясло.

«Она... она может быть там. Она одна из них. Лилли...»

— Чего ты ждешь?! — взревел Рене. — Прикончи уже этого монстра!

На автомате повинуясь, Синдзи достал прогнож, но не сделал и шагу навстречу Ангелу.

«Это не монстр... Он такой же, как мы».

— Блин, не знаю, что вы делаете, но делайте это быстрее! — сквозь шипение донесся крик девушки. — У меня оправа очков начала плавиться!

И тут голова Ангела с хрустом развернулась, уставившись прямо на Еву Синдзи. Тот вздрогнул, насколько жуткое впечатление произвел вид пустых черных глазниц на белом нечеловеческом черепе, но короткий испуг быстро сменился трепетным волнением и прострацией — возникло знакомое чувство, будто Ангел заглядывает прямо в душу.

— Хватит медлить! Атакуй!!!

Синдзи зачарованно смотрел, как медленно начали зажигаться глаза Ангела, наполняясь священным всеочищающим пламенем.

— Синдзи, почему ты не атакуешь? — раздался голос Гендо в кабине.

«Отец?.. Эти Ангелы... Я не уверен, что мы не заодно».

А тот распахнул челюсть, будто пытаясь что-то сказать, и огонь в глазах заполнил собой сначала всю черноту снаружи, а потом и капсулу, будто залив ее жидким светом. Синдзи ощутил пробирающее до костей тепло, расслабляющее и стирающее все страхи и тревоги, будто ласкающее своей неосязаемой чувственностью. Фигура Ангела исчезла за стеной сияния, и Синдзи в потоке света не мог разглядеть даже собственных рук, начав задыхаться от восхищения и вдруг нахлынувшего на сердце счастья.

— Ангел сейчас выстрелит!.. — раздался где-то далеко крик.

Сквозь всепоглощающее сияние, которое на удивление ничуть не слепило, Синдзи вдруг различил множество крошечных голубых светлячков, осторожно выбравшихся из недр Ангела и заполнивших собой всю кабину. Попытавшись прикоснуться хоть к одному, он лишь впустую провел рукой сквозь плотную завесу света, однако огоньки в ответ пришли в движение и мягко приземлились на его тело, овеяв приятным невесомым касанием. И тогда Синдзи вдруг различил гул тысяч голосов, слишком далеких, чтобы определить отдельные слова, и походивших на трель колокольчиков — завораживающих и укутывающих в сладком умиротворении.

— Икари Синдзи… — неожиданно переливистый ор сложился в четко различимые слова, словно всплывшие в голове.

«Ч-Что это?»

— Икари Синдзи…

— Ты Ангел?

— Мы ждем тебя, Икари Синдзи.

Голос, не похожий ни на мужской, ни на женский, звучал невероятно ярко и маняще, источая искреннюю радость.

— Вернись к нам, Икари Синдзи.

— Вернуться?.. — его будто пронзила молния, и сердце вмиг учащенно застучало. — Лилли? Это ты?

— Она с нами, Икари Синдзи. Она тоже ждет. Тебе нужно освободиться, Икари Синдзи.

— Что сделать? — внутри вдруг кольнула ледяная иголка тревоги.

«Не слушай их. Это ловушка».

— Она держит тебя, Икари Синдзи.

«Это враг. Он специально вводит в заблуждение, чтобы подчинить разум. Нужно это прекратить».

— Она не хочет тебя отпускать, Икари Синдзи.

В голове что-то загудело, словно сотни сверл пронзили череп и впились в мозг.

— Кто?.. — зажмурившись и прижав пальцы к звенящим вискам, произнес Синдзи. — Кто не хочет меня отпускать?

Огоньки затихли, погрузив капсулу в безмолвную тишину, а потом все разом одновременно ответили:

— Юй.

— Что?! — даже ужасная головная боль не смогла затмить собой взрывоподобный удар в самом центре души. — Мама?..

— Нет. Не та Юй.

«Это ложь».

— Ч-Что… что все это значит? — он растерянно замотал головой. — Мама мертва… Лилли… Что происходит?!

— Сбрось путы, Икари Синдзи. Открой душу. Он поможет тебе.

— Кто?..

Шум в голове стал невыносим, а огоньки вновь зазвенели вразнобой.

— …Икари Синдзи!..

Еще один голос, совсем далекий, но до дрожи знакомый, попытался проникнуть сквозь гремящий в капсуле ор.

— Ты слышишь меня? — даже несмотря на шум, Синдзи все равно мог различить сухую и бесстрастную речь своего отца. — Почему ты не отвечаешь?

Снова неразборчивый шум.

— Активировать псевдопилот…

— Но слишком велик риск… — произнес еще кто-то рядом.

— Неважно. Протестируем систему.

Дальнейшее Синдзи не расслышал. В один миг в капсуле вдруг зажегся тяжелый красный свет, за спиной что-то угрожающе загудело, его руки прицепил к рукоятям какой-то механизм, а перед лицом опустился непонятный экран с горящей странной надписью «DM_SYS». Огоньки мигом стихли, и слепящий свет померк, оставив после себя лишь одни безжизненные стенки капсулы.

— Что за черт?

Вдруг Ева двинулась, заставив качнуться Синдзи в кресле, LCL взболтнуло вихрем, и дисплей на капсуле ожил, явив бешено закрутившийся мир. Синдзи не сразу понял, что его машина совершила стремительный выпад вперед, а когда картинка перестала кружиться, перед глазами возник образ рухнувшего на землю Ангела. Внутри все оборвалось, когда он различил багровую кровь, захлеставшую из рваной раны на черной коже, и куски разодранной плоти. Руки Евы-01 перехватили широкие лезвия и с чудовищной силой вырвали их из предплечий. Где-то по бокам высвободившиеся черная и белая махины рухнули на землю, а его Ева, порвав ленты, будто марлевые тряпки, с неожиданной легкостью вонзила пальцы в распоротое чрево Ангела. Тот отчаянно взревел, не находя сил к сопротивлению, беспомощно забил малыми лентами по корпусу Евы, и его смотрящие прямо в кабину глаза засветились печальным тусклым светом, будто прощаясь. Синдзи понятия не имел, откуда у него возникла уверенность в этом, но чувство тоски и боли наполнило душу при взгляде на разрываемую плоть Ангела, обнажившую его нутро и то кровавое месиво, что осталось от перемолотых органов. Выдираемые с отвратительным хрустом ошметки усеяли собой пространство вокруг Ангела, и покрытая кровью Ева стала месить его внутренности, выдирая нечто, похожее на кишечник, кости, и добравшись до огромной рубиновой сферы в том месте, где должно было быть солнечное сплетение.

Обливающийся ледяным потом Синдзи с чувством, будто его сердце превратилось в застывший комок игл, беззвучно следил, как Ева вырвала ядро, как жалобно затрещали жилы и сосуды, как медленно потухли глаза Ангела и как рука раздавила красный шар. Лишь на секунду ему показалось, что среди осколков сверкнули голубые сверчки, но потом все померкло, и осталась лишь одна бесконечная пропасть в душе. Его Ева, рыча, словно обезумивший зверь, еще несколько минут рвала плоть уже мертвого Ангела, зачем-то сожрав несколько ошметков, а потом, когда запас батареи иссяк, замерла на месте.

Пробуждение далось тяжело. Оглушающее эхо от затерявшихся еще до беспамятства мыслей громом ухнуло по всей голове, не дав сориентироваться и собрать воедино осколки воспоминаний. Давление в висках к тому же завладело собой всем вниманием, и разум в беспомощности смог только вспыхнуть тошнотной болью и разлить эту мерзкую муть ниже, в области живота.

Синдзи с трудом мог вспомнить свою фамилию, не говоря уже о месте нахождении и событиях минувших часов, да что уж там — дней. Память нехотя сливалась воедино, шаг за шагом проявляя в мозгу причину его выворачивающего состояния, а глаза тем временем невольно разомкнулись, когда вестибулярный аппарат дал критический сбой и комок рвоты подступил к опасной близости ко рту. Разумеется, он не имел ни малейшего понятия, сколько прошло в забвении часов или дней, где и в какой вселенной находится, да и жив ли вообще. Лишь пугающее чувство тревоги встретило его первым после пробуждения, будто пытаясь напомнить о чем-то важном и существенном.

Мучительно пробивающийся сквозь резкую пелену взор постепенно начал вылавливать элементы окружения, в которых очутился Синдзи: по-обычному обставленная квартира со скудной, но современной мебелью, большой яркий проем в стене, являющийся, по-видимому, окном, низкий столик в центре и светло-серые стены. Ни о чем эти предметы сказать ему не смогли, но тут вдруг разум вспыхнул памятью предшествующих его пленению событий, и сознание в гремящей болью резкости мгновенно склеилось воедино, отозвавшись жутким звонов в голове. Синдзи сначала вспомнил, что его накачали какой-то дрянью, потом перед глазами возник образ хитро ухмыляющейся Мари, а за ним и та жопа, в которой он очутился без жилья и еды, преследуемый полицией.

«Гр-р… — мысленно прорычал он, когда свет из окна едва ли не расколол его голову надвое, а сведенные за спиной затекшие руки отдались крепким давлением в области запястий. — Меня схватила эта психованная. Еще и чем-то отравила, тьфу… как мутит… Скорее всего, я связан — не могу пошевелить руками. Глаза тоже тяжело открывать, свет слишком дает по мозгам. Сколько времени прошло, без понятия. Положение не фонтан».

— О, проснулся, — девичий голос словно напильником резанул по ушам, заставив вновь скривиться от не самых приятных ощущений. — Хуже похмелья, да? Впервые использую медицинский анестетик.

Синдзи смог различить склонившуюся над ним тень и почувствовал, как та пальчиками открыла его рот и приложила к губам холодный край чашки.

— Вот, должно помочь. Это церукал, средство от химической тошноты, хотя, опять же, впервые его использую.

Связанный и обессиленный, он даже не смог воспротивиться полившемуся в горло потоку горькой жидкости, проглотив ее без остатка. Как ни странно, противный вкус только пошел на пользу, протолкнув обратно в желудок рвотный ком и ослабив давление в висках.

— Саму чуть не вытошнило, хотя я и сделала всего-то пару глотков. Ладно, если ты жив, значит, все в порядке, можем приступать к главному.

Она куда-то скрылась, и Синдзи остался предоставлен сам себе. Следя за тем, как по животу начали расплываться странные волны ощущений, он постепенно восстанавливал контроль над телом, сначала проявляя взгляд, а затем возвращая подвижность конечностей, которые, как он и предположил вначале, оказались связаны. Причем это была не просто веревка, а плотные кожаные ремешки, вполне комфортные и не режущие кожу, но притом намертво стягивающие запястья. Разумеется, так просто высвободиться от них не представлялось возможным, но Синдзи даже и не надеялся. Куда больше его взволновало следующее открытие — он находился на полу полностью обнаженным, и одежды его рядом нигде не наблюдалось. С легкой вспышкой испуга и тяжелым напряжением в глазах Синдзи рассмотрел свое тело, боясь найти на нем увечья или еще что похуже, но с облегчением не обнаружил ничего необычного.

Тут вдруг до его уха донеслось слабое шевеление под окном, и, резко вскинув взгляд и зажмурившись от яркого света, он вдруг разглядел в тени еще одну фигуру, также сидящую на полу и тоже, по-видимому, связанную. Изумление вызывал тот факт, что это была девушка с белыми длинными волосами и бледной кожей, одетая в черный джемпер и юбку, с поджатыми под себя ногами, облаченными в черно-белые полосатые чулки. Из-за яркого света в окне Синдзи не смог различить ее лицо, однако оно показалось ему смутно знакомым, особенно взгляд, сверкнувший на секунду алым сиянием.

Но не успел он осмыслить увиденное, как в комнату вновь вошла Мари, пропорхав бабочкой прямо к нему. Взгляд Синдзи моментально приметил ее обнаженные стройные ноги, отточенные гладкие бедра, тень на лобке, плоский животик, милые небольшие, но округлые грудки и опущенные плечи — фигуру девушки укрывала лишь одна ночная рубашка на бретельках, да и та выполненная из невесомой прозрачной ткани молочно-бежевого оттенка. Очки с хвостиками, впрочем, были на месте.

— Немного смущает, правда? Нашла в этой квартире, даже впору. Не знаю, птенчик мой, что ты помнишь из того, что я тебе вчера сказала, да и, откровенно говоря, я сама уже не помню — нас ведь обоих накрыло, но ситуация обстоит следующим образом. Мы сыграем с тобой в одну игру, правил которой и конечной цели тебе знать не обязательно. Не то чтобы их не было, просто тебе будет слегка не до этого. Скажу лишь наводящее слово — ревность.

Мари опустилась к нему на колени и, сладостно выдохнув, провела своими ладошками по его груди, далее ниже по животу и остановила их на члене, начав слегка мять его тонкими пальчиками.

— Ревность к твоей славе. Я и подумать не могла, что меня это может задеть столь сильно. Ты… ты… такое говно, но смог добиться немыслимых результатов за нереально короткий промежуток времени. Ты добрался до вершины, стал владельцем своего личного гарема, прямо таки королем, упиваясь в безнаказанности, и все это за каких-то жалких пару недель. Меня это просто выводит из себя.

Хватка девушки сделалась тверже, болезненно сдавив и оттянув мошонку, отчего Синдзи невольно скривился и сжал зубы. Однако Мари быстро отпрянула, оскалилась и удовлетворенно вздохнула.

— Можно ли сказать, что, низвергнув тебя, я заберу твою силу или превзойду тебя? Вряд ли. Но радости это нам обоим принесет безмерно.

С недовольством Синдзи обнаружил, что от ее не самых нежных касаний член чуть напрягся, а яички приподнялись в легком рефлекторном возбуждении. Девушка не без ухмылки проследила за его реакцией между ног, долго продержав на том месте взгляд, а затем с жутковатой улыбкой на лице констатировала:

— Замечательно. Я пока приготовлюсь, а ты настройся на позитивный лад. Поверь, оно помогает.

Когда Мари скрылась из комнаты, Синдзи еще раз попытался выпутаться, окончательно убедившись в невозможности сделать это, и после откинулся назад, уткнувшись затылком в нечто, похожее на мягкую обивку кресла. Его взгляд вновь вернулся к девушке под окном, и теперь, когда зрение практически полностью восстановилось, он смог четче рассмотреть ее лицо.

Внезапное озарение едва не заставило его дернуться, сколь неожиданным оно было.

— Каору?! — изумленно произнес Синдзи, с трудом вглядываясь в рубиновые глаза.

— Здравствуй, Синдзи-кун.

— Ты… ты почему так одет?

— Она находит это забавным.

Окинув парня недоверчивым взглядом, Синдзи так и не смог определиться, вызывает он недоверие или опаску, а может быть сочувствие или нечто смутно знакомое, отчего по спине пробегали мурашки. Его взгляд опутывал неуютной и одновременно приятной пеленой, не веющей успокаивающей прохладой, как в глазах Рей, но очень теплой и притягательной. А в облачении девушки неожиданно раскрылась женственность его внешности, причем не смазливая и приторная, а естественная. Синдзи не мог понять, из-за чего возникал такой эффект, однако сейчас в Каору едва ли можно было опознать парня, и, встреть его случайно на улице в такой одежде, он бы ни за что не догадался о его истинной природе. Впрочем, нельзя было исключать гримерский дар Мари, которая искусно поработала с косметикой и всего несколькими незаметными глазу штрихами изменила лицо парня с мужского на женский.

— Ты на меня так смотришь… — мягко, но с ноткой сконфуженной неловкости, наконец, произнес Каору.

— А… прости… — Синдзи мгновенно отвел взгляд в сторону, вспыхнув от неловкости. Если предоставляемое девушке пристальное внимание было в некотором роде естественным, то аналогичная реакция на парня отозвалась диким вскриком в голове.

— Ничего страшного, — тот улыбнулся. — Мы вроде как в одной лодке. Я уже привык к играм с госпожой… то есть, прошу прощения, с моей напарницей, однако впервые вижу настолько сильный интерес с ее стороны к другому мужчине. Обычно он ограничивается лишь плотскими утехами, но сейчас я заметил звериный огонь в ее глазах, которого не наблюдал очень давно. Ты счастливчик, Синдзи-кун.

Последняя фраза, сказанная с абсолютной и неподдельной искренностью, слегка сбила того с толку, однако его ответная реплика мигом сдулась, когда позади послышались шаги девушки.

— Шепчетесь, мои зверушки? Хорошо, что ты окончательно пришел в себя, жаворонок. Тебе не помешает концентрация.

Судя по звуку, Мари что-то положила позади Синдзи, и после предстала перед его глазами. Ночная рубашка исчезла, более не скрывая ее очаровательные грудки — небольшие, подтянутые, идеально округлые в основании, с крепкими ягодками розовых сосков. Волосики на ее лобке пропали, и теперь гладко выбритый холмик киски светился наливной притягательностью, скрывая в своем основании дырочку влагалища за отчетливо проступающей щелочкой сомкнутых половых губ. Их края, будто две небольшие сдобные булочки, закруглялись в идеальной форме и смыкались так, что, казалось, лишь одно неосторожное движение удерживало от обнажения нежной розовой плоти лепестков губ.

Синдзи не мог ничего с собой поделать, когда взгляд на автомате скользнул по ее обнаженному телу, чуть задержавшись на грудях, и впился в область ее лона. Сколь бы ни был силен страх перед девушкой, злость и уязвление от ее выходок, он ничего не мог противопоставить ее сногсшибательному телу. Два озорных хвостика, ободок, очки, улыбка то ли дикой кошки, то ли хитрого волка и блеск голубовато-стальных глаз, вместо холода источающих лишь голод и жажду — ее образ вызывал волнительное искушение. А через секунду, заметив, что ноги девушки облачали ее черные чулки — обнаженное тело и одни лишь чулки, до трепета в груди подчеркивающие стройность и гибкость ее бедер — Синдзи непроизвольно истек слюнями и ощутил постепенно нарастающее давление между ног. Член замер на грани моментальной эрекции, начав чуть подрагивать и медленно разбухать от наливающейся крови.

— Хо-хо, гормоны мигом бьют в голову от одного лишь вида обнаженной дивчины. Как же я люблю парней в этом возрасте, — она кончиком языка легонько облизнула губы. — Если мы начнем игру прямо сейчас, боюсь, она мигом кончится, а это будет проигрыш. Поэтому птенчику нужна разрядка.

С этими словами Мари элегантно провела ладонями по своим обнаженным бедрам, словно демонстрируя их наливную упругость, кончиком пальца чуть оттянула край чулка и со шлепком отпустила.

— Шерстяная ткань, — на ее лице расплылась улыбка наслаждения. — Не такая холодная, как нейлон или полиамид, и очень, просто невероятно мягкая. Греет одним своим касанием.

И тут девушка, чуть приподняв левую ногу и нисколько не смущаясь своей приоткрывшейся промежности, к которой моментально устремился взгляд Синдзи, медленно протянула стопу к его паху и очень бережно, даже нежно коснулась кончиком пальца до уже налившейся обнаженной головки члена. Несмотря на невесомость этого движения, Синдзи дернулся от внезапно кольнувшего его наслаждения, теплом отдавшегося от пениса по бедрам. Он сам не мог понять, почему обычный текстильный материал так на него подействовал, однако ощущение его легкой шероховатости, плотности и ласковости расплылись невероятной волной ни с чем не сравнимого удовольствия.

Мари хитро оскалилась и чуть усилила нажим, вдавив пальцы стопы в напрягшуюся мошонку и тем самым оттянув до конца крайнюю плоть члена. Глядя, как заблестели капли влаги на чуть приоткрывшихся дольках внешних губ, за которыми проявилась смятая комком розовая плоть, одолеваемый волнительными ощущениями от напористых движений ступней девушки Синдзи ничего не смог поделать, когда его член откликнулся на ласку и моментально вытянулся столбом в налившемся возбуждении.

— Хм-м… — протянула она. — Не самый большой размер, но зато крепкий, а я это очень ценю. Наверное, стоит тебя поблагодарить за такой комплимент мне.

Критически прищурившись, будто дегустатор на выставке вин, Мари впилась в пенис глазами и с усилием надавила на его основание, утопив пальцы ног в сжавшейся плоти мошонки между яичек и начав поигрывать ними плавными и сильными движениями. Несмотря на крепкое сдавливание в паху, которое уже далеко ушло от понятия нежности, Синдзи каждой клеточкой детородного органа мог ощущать словно бы сияющее тепло от гладкой шерстяной ткани, будто впитывая его, а также ее мягкость и приятное давление, отчего голова тут же закружилась в нахлынувшей щекочущей волне наслаждения.

— Вы, мужчины, безнадежны. Прошла всего минута, а ты готов кончить.

И хотя слова девушки несколько отличались от реальности — искорки оргазма лишь только затевались в основании живота, и для полноценной кульминации не доставало тщательности движений либо просто было еще слишком рано — однако Синдзи понял, что продержаться так долго не сможет. Во многом причиной тому являлось его беспомощное положение, ведь он никак не мог управлять ситуацией и контролировать собственную стимуляцию, чуть замедляясь при приближении к пику или разгоняясь, когда чувства притуплялись в монотонности движений. Именно так он поступал раньше, подсознательно растягивая половой акт до необходимой ему длительности, тем самым подстраиваясь под не столь быстро реагирующее тело девушек и двигаясь с ними в едином ритме. Однако сейчас все было не так. Мари единолично правила бал и сама определяла скорость и силу воздействия, держа все ниточки сладострастных ощущений в своих руках. Точнее, в данном случае, у ног, мастерски управляясь, казалось бы, совершенно не подходящим к этому способом.

Ухмыляясь, словно прибившая лапой хвост мыши кошка, девушка пяткой вмяла яички глубоко в промежность на грани острой боли и трепетного наслаждения, а носком стала водить по всему стволу пениса, широко расставленными пальцами начав плотно тереть его голову. Синдзи едва смог сдержать резкий стон от взрывной волны экстаза, крепко зажмурившись и сдавив зубы, чтобы не издать ни единого звука, однако ощущение трения о мягкую ласково-шершавую ткань буквально сводило его с ума, срывая дыхание в дрожь. Яички послушно мялись под твердо прижатой пяткой, кожица члена елозила то вверх, то вниз от плотных скользящих движений ступни, натертая до острой рези ярко-красная головка буквально горела, смешавшись в лавине саднящего раздражения и блаженства, и вот уже обещанный Мари оргазм начал подступать к опасной черте.

— Я же говорила, — радуясь своему предсказанию, констатировала та. — Минута сорок. Не рекорд, но мне в плюс. Тебе в минус.

Скользящая по стволу с шуршащим звуком ступня углубилась вниз, оттянув яички до предела и пригнув член к бедрам, а потом проникла еще ниже — глубоко к промежности, пока ее пальцы не уткнулись в напряженно пульсирующий мочеиспускательный канал, бугром проступающий под кожей у самого основания мошонки.

— Ты знаешь, что если его передавить, поток семени может накопиться и под давлением прорвать трубку? Говорят, это чудовищно мучительно.

Сказанные слова вдруг моментально отрезвили Синдзи холодным дождем, сняв сладостное напряжение между ног и ненамного отодвинув стремительно приближающийся оргазм. Он распахнул глаза и уставился на девушку острым глубоким взглядом.

— Ух, какая реакция! — восторженно воскликнула она. — Просто шучу, милый мой. Однако скорость твоего возбуждения слишком высока, я наоборот тебе услугу делаю, чтобы избежать нежелательных последствий. Немощным импотентом ты мне не нужен.

Чуть сбавив скорость, она ослабила давление ступней и затем уже мягкими поглаживающими движениями провела ею по горящему огнем стволу, от стимуляции крепкому, будто выточенному из камня. Тепло пьянящим потоком начало распространяться по животу, устремляясь все выше и затекая в голову, отчего мысли стали разбегаться в хаотичном потоке, подавляемые бурной волной ощущений. Однако взгляд наоборот сделался четче, и Синдзи даже мог разглядеть на идеально чистой поверхности чулок в области ступни темные влажные пятна с белесыми краями, оставшиеся там от начавшего выделяться из члена предэякулята. Вязкая полупрозрачная жидкость оставляла густые следы на ноге, протягиваясь к ней длинными клейкими нитями и пачкая прекрасную деталь одежды на не менее прекрасной ножке. А с другой стороны, на вершине бедра, края чулок также пропитались водянистой жидкостью, дотекшей из киски по сияющей коже до черной ткани.

— Уже скоро, да? Ладно, так уж и быть, накопим спермочки порцию побольше.

Убрав ногу с члена, отчего чарующе приятные ощущения мигом пропали, заставив Синдзи мысленно издать стон разочарования, Мари намеренно медленно обошла Синдзи, качнув перед ним соблазнительными округлыми ягодицами с проступающими внизу пухлыми выпуклостями половых губ и бедрами, что стискивали ровно посередине края чулок, образуя волнительную вмявшуюся бороздку, а потом подошла к Каору и опустилась перед ним на колени.

— Скучала, моя девочка? — отчетливо прошептала она. — Ну-ка…

Она запустила руки ему под юбку, чуть приподняв ее, и за худощавой фигурой девушки взгляд Синдзи выхватил женские трусики в сине-белую полоску, одетые на не самые мужественные бедра парня. Тот беззвучно, неотрывно и как будто преданно следил за ее глазами, что с игривым огоньком изучали его член, бугорком проступивший под тканью трусиков, а девушка, проведя некие манипуляции, удовлетворенно причмокнула, что-то шепнула на ухо парню, затем резко поднялась и потопала в сторону Синдзи. Тот за ее ногами смог различить, что в трусики парня уходило несколько проводков, скрывающихся где-то за поясом юбки, и догадка уже озарила его голову, но тут перед его лицом возникла довольная физиономия девушки, и звонкий голосок промурлыкал:

— Ну что, поостыл? Надо закончить с тобой и начинать игру.

Насладившись смесью недоумения, опаски и невольным интересом в его глазах, девушка отпрянула и уселась прямо на его ноги. Синдзи тут же ощутил мягкость вмявшихся в них ягодиц, что своим весом придавили его к полу, однако наслаждение от ощущения затмилось открывшимся видом между ее ног, где плотные внешние губы, наконец, разошлись в стороны и отворили все преддверие влагалища. И если клитор выделялся разве что своей ровной формой, толщиной с карандаш, стержнем углубляясь в недра под кожу и выпирая наружу небольшой сглаженной кнопочкой, то вот само влагалище изумило его до придыхания. Вместо бугристой неровной дырочки, которая у прочих девушек в расслабленном состоянии достигала размером где-то с палец, отверстие Мари составляло диаметром целый мячик для гольфа, погружаясь глубоко в черноту ее лона. Девушка хмыкнула, слегка напрягла живот, и тут стенки влагалища резко сомкнулись, сжавшись, словно стиснутый кулак, и заперев внешний край бугорками гладкой плоти.

— Ты сможешь это испытать на себе, — сладко прошептала она. — Но сначала — мой аперитив…

И тут ее изогнутые ноги сомкнулись на вздымающемся члене Синдзи, и теперь уже две ступни начали плотно двигаться вокруг становящегося все крепче ствола, натирая и сдавливая его с обеих сторон. Ощущения на грани боли от сжатия и волнительных искорок наслаждения окунули его тело в странный экстаз, смешивая в себе унижение и злость под покровом страсти, чувства обжигающего тепла и желания обладать ухмыляющейся прямо перед ним девушкой, которая так легко и открыто дарила ему грубую ласку. Прикосновение к шерстяной ткани и ступням, что так контрастировали своей мягкостью и твердостью, заставили разум померкнуть и сосредоточить чувства лишь на одном вожделении, бурлящим комом накапливающимся на вершине члена. И когда в дыхании Синдзи проскользнул невольный стон, а мышцы на его теле непроизвольно начали сокращаться в дрожи, Мари вдруг резко прекратила стимуляцию, отняла от горящей багровой головки ноги с покрытыми влажным слоем смазки чулками и с все шире расплывающейся улыбкой проследовала куда-то вглубь комнаты. Дрожа на грани оргазма, Синдзи был уже готов проклясть все на свете и девушку в частности, но та вернулась на удивление быстро, держа в руках небольшую белую палочку.

— Чувствую, у тебя там целый гейзер накопился. Сейчас-сейчас, дай мне еще минуту.

Наклонившись, она к безмерной радости Синдзи заткнула прядь волос за ухо и опустила голову к члену, одним глотком с хлюпом целиком поместив его в рот. Закрыв глаза и засопев через нос, Мари, однако, не спешила заглатывать головку или начинать тереть ее о небо и язык, а вместо этого плавными движениями стала обгладывать ствол и покрывать его слюной. Осторожно посасывая пенис, будто специально не доводя его до оргазма, девушка чуть поигралась губами, слегка размяв кожицу крайней плоти, приподняла голову, оставив во рту один лишь кончик, и стала аккуратно обгладывать его языком, бережно, словно поглаживая пером. Синдзи едва не зарычал, когда оргазм повис на тоненькой ниточке, готовый выстрелить со всей своей силой, и сам попытался резко двинуть тазом, чтобы вогнать Мари член поглубже в горло, но та предугадала его действия и на удивление сильной хваткой прижала таз к полу, не выпустив притом пенис изо рта. Через чуть приоткрытый, направленный на него глаз блеснула яркая сталь радужки, отчего-то сверкнувшая изумрудным огнем, и девушка слегка улыбнулась краюшками сомкнутых губ, попутно затеребив кончиком языка по устью уретры. Обильный поток слюны устремился в узкое отверстие, и Синдзи вдруг ощутил, как вслед за ней туда устремился и язык девушки. Не по размеру большой, он, разумеется, не мог протиснуться в такую крошечную дырочку, но, тем не менее, его кончик начал старательно пробиваться вглубь, раздвигая тугую шейку. Слегка болезненные, но все еще приятные ощущения нахлынули через все тело на перевозбужденный мозг, и только это удержало его от долгожданного оргазма. Синдзи не мог понять, доставляет ли ему удовольствие эту чувство или из-за затуманившегося разума он не мог различить боли, но уже через некоторое время тело смогло привыкнуть, и сковавшее напряжение в бедах постепенно отступило. Острый и узкий язычок Мари смог протиснуться не более чем на сантиметр, зато обильный поток слюны затек глубоко в канал, заполнив его почти до основания и пробудив ощущения, схожие с первыми мгновениями после мочеиспускания. На секунду Синдзи даже испугался, а не расслабится ли его мочевой пузырь от необычных ласк девушки, но тут же посчитал это не самой плохой идеей — залить ее рот золотым дождем. Впрочем, Мари уже прекратила стимуляцию и разомкнула губы с члена, приподняв голову со счастливой физиономией на лице, с которого стекали ручейки слюны. Теперь его головка блестела от полностью покрывающей его смазки, и вдруг руки девушки поднесли к ней тот самый тонкий белый стержень, назначение которого Синдзи осознал только сейчас.

— Любишь коктейли, милый? — мурлыкнула она. — Их так приятно потягивать через соломинку, м-м…

— П-Подожди!.. — пробубнил тот, не без труда совладав с голосом после возбужденной отдышки. — Ты же не собираешься…

— Давай на спор! — Ее глаза сверкнули в безумном раже, выявив просто неистовую решительность.

— Даже не вздумай…

Но речь Синдзи прервал звонкий смех девушки, будто та стала свидетелей невероятно глупости.

— Боже, какой балда. Ты еще ничего не понял? Для меня нет границ.

Окинув его пожирающим взглядом, она с прищуром цепких глаз облизнула соломинку, поднесла ее острый, предназначенный для пробивания фольги на пакетиках с соком конец к головке, пальцами чуть сдавила и раскрыла устье, а потом сильным напористым движением вогнала в нее трубочку.

— Кх-х… — от резко вспыхнувшей острой боли в члене Синдзи хрипнул, невольно сжался и запрокинул голову, крепко стиснув зубы и скривив лицо.

Чудовищно мучительные, разрывающие ощущения переполнили его чувствительный орган, отдавшись невыносимой резью в голове, будто в его член протолкнули шипастый стебель, и тело невольно задергалось, пытаясь хоть как-то избавиться от боли, но делая только хуже. Синдзи резко распахнул глаза, когда ощутил заструившуюся по каналу жидкость, но его опасения увидеть там кровь оказались ложными — это всего лишь потекла слюна вперемешку со смазкой. Однако к своему ужасу он обнаружил, что соломинка углубилась лишь на пару сантиметров, и Мари явно не собиралась останавливаться на достигнутом. Безумно лыбясь во все лицо, она облизнула края губ языком и с восторгом в глазах еще раз надавила на трубку. Очередная волна боли едва не оборвала сознание Синдзи, и он уже не смог сдержать вскрика, изогнувшись дугой и захрипев от недостатка кислорода в груди. Горящий изнутри резью член, казалось, был готов вот-вот разорваться от лавины разбивающих разум чувств, руша все прочие ощущения и отодвигая греющее минутой назад наслаждение далеко назад, но Мари в этот момент, глядя, как слабнет эрекция, стала энергично мастурбировать им, лаская влажной ладонью головку и другой рукой добавляя к ней еще смазки из собственной киски. Несмотря на чудовищную боль, первичное возбуждение было слишком велико, чтобы ослабить вздымающийся член, но его вернувшееся напряжение только сильнее отдалось мучительным эхом.

Аккуратно проталкивая соломинку и попутно лаская пенис, девушка через несколько минут, показавшихся Синдзи вечностью, углубила трубочку до самого его основания, оставив ее изогнутый конец снаружи, как на сюрреалистически пошлого вида бокале для коктейлей. Того прошиб пот, мышцы от постоянного напряжения нещадно заныли, а перед глазами поплыла красная пелена, но больше всего разрывался болью эпицентр ощущений — его член, который, казалось, разбух и начал кровоточить изнутри. Синдзи в давящем тяжестью дыхании застонал, уже не замечая скрипа стиснутых зубов, медленно теряя силы, чувствуя, как острые ощущения опутывали все его тело. Однако уже через минуту, расслабившись и перестав кричать в мыслях, он вдруг обнаружил, что резь исчезла, как, бывает, неожиданно отходит жуткая боль после удара в пах. Будто сдавшись, его член смирился с коликами и развеял остатки чувствительности, поддавшись движениям не перестающей тереть и гладить его девушки. А Мари с улыбкой чеширского кота, словно знающего все наперед, плотнее обхватила ствол, начав мастурбировать им с удвоенной силой, и попутно принялась лакать его кончик своим далеко высунутым языком. Отошедшая на второй план боль вдруг открыла Синдзи, что возбуждение никуда не делось, а затаившийся оргазм, будто ожидая подходящего момента, с готовностью подскочил к точке невозвращения, готовый в любую секунду переступить крайнюю черту. Более того, инородный предмет внутри члена лишь усилил восприятие ласк девушки, а ее язык и руки с поразительным умением находили чувствительные места в основании уздечки под венчиком головки. Задохнувшийся Синдзи, теперь уже от внезапной волны наслаждения, вновь откинулся назад, не зная, куда ему деться от переполняющих тело ощущений, но Мари теперь и не собиралась давать ему передышки. Используя боль как усилитель чувств, она в бешеном ритме заводила рукой так, что крайняя плоть зачавкала под смазкой и ее ладонь слилась с пенисом в неразличимом глазу движении, а яички запрыгали, ударяясь о край ее запястья.

Больше Синдзи терпеть не мог. На пике возбуждения он ощутил, как поток спермы вместе с взрывом оргазма устремился по мочеточник к члену, неожиданно наткнулся на внезапную преграду и под огромным давлением забился в узкую трубочку соломинки. Без возможности разбрызгиваться в стороны стремительно несущаяся масса белой жидкости всей своей мощью вырвалась наружу, но в самую последнюю секунду вовремя поднесенные губы Мари обхватили другой конец соломинки и втянули в себя густую бурлящую струю, одним движением груди всосав ее в рот. Спермы было так много, что от переизбытка и силы своего напора она мигом заполнила горло и выплеснулась небольшим ручьем через нос. Однако девушку это ничуть не смутило, наоборот, с упоением на лице она стала всасывать семя, издавая хлюпающий звук, совсем как при питье молочного коктейля со дна огромного стакана. Сквозь вспышки экстаза перед глазами, выталкивая из себя сперму порцию за порцией через трубочку в рот девушке, Синдзи не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь кончал с такой силой. Кровь мигом закипала и так же быстро остывала, заставляя дрожать всем телом, воздух входил в легкие, не задерживаясь в них надолго, а разум окончательно завяз в паутине сладострастных чувств.

Он не мог припомнить, сколь долго его пробивал бурный оргазм, но из опьяняющего марева его вырвало чавканье Мари, которая высосала остатки спермы из канала и теперь, расплывшись в блаженном счастье, медленно пережевывала белесую массу у себя во рту, играясь ею пальцами — потягивая, как медовые нити, размазывая ее по своему лицу и чуть ли не утопая взахлеб той жижей, что выплескивалась из ее горла.

— Какой вкус, ах… — умыв лицо густой жидкостью и позволив ей без остатка затечь в пищевод, освободив рот, мурлыкнула девушка. — Ярче, чем та вязкая бурда у заплывших мужиков, хотя и не столь насыщенная. Однако… однако… — она задумчиво закатила глаза, цокнув языком и над чем-то задумавшись, будто сосредоточившись на послевкусии. — Вот оно что… Теперь я поняла, в чем наше сходство. А ты хитрец, птенчик.

И в этот момент ее рука вдруг ухватила торчащую соломинку из слегка ослабшего члена и рывком выдернула ее наружу. Синдзи от неожиданности вскрикнул, когда острая резь вновь пронзила его орган изнутри и ударила в голову, но тут Мари нагнулась и вобрала пенис в рот, начав нежно и тщательно его потягивать, будто с нежданно проявившейся материнской заботливостью пытаясь унять боль. Внезапный наплыв наслаждения быстро подмял под себя мучительное ощущение в паху, от которого слезы проступили на глазах, и вот уже член отдался невероятно приятным волнам удовольствия, слишком мягкого и плавного, чтобы противостоять ему. Закрывшая глаза девушка стала быстро и ритмично посасывать головку, как младенец грудь матери, тщательно и глубоко, вытягивая из него остатки спермы и даже не пытаясь скрыть совершенно искреннего рвения с последовавшим за тем наслаждением. И член не смог противиться неожиданному блаженству, всего за пару секунд вернув былое возбуждение и начав неумолимо подниматься. Его ствол уже больше не мог помещаться во рту девушки, и тогда она вытянула голову вперед, раздвинув гортань и впустив в него разбухшую головку, сама не переставая совершать ритмичные движения и биться подбородком об уплотнившуюся мошонку. Следя за ее вспыхнувшим румянцем лицом, ее разгоряченным взглядом, неотрывно смотрящим в его глаза, Синдзи невольно стал подергиваться от вспыхивающих искорок экстаза, и мышцы горла Мари в тот миг принялись сдавливать и тереться о его чувствительную плоть. Из ее рта донеслось хлюпанье, когда губы размыкались со ствола, и чавканье, когда она отводила голову назад, чтобы вдохнуть воздуха, но притом не переставая лизать головку.

И, несмотря на отголосок боли, который все еще буравил пенис изнутри, поглощенный яркой бурей ощущений Синдзи вновь стал ощущать разогревающийся огонь оргазма, теперь подступаемого не столь стремительно, но все так же неумолимо. Тело охотно отвечало на ласку сладостным покалыванием, горячая кожа заблестела от пота, дыхание вместе с ритмом биения сердца с каждым глубоким движением Мари, проглатывающим член, заметно учащалось и отдавалось приятным маревом в голове, а та с заметным наслаждением все проникновеннее и чувственнее всасывала его ртом, умело работая язычком по всей длине.

И вдруг, когда Синдзи уже был готов забыться в экстазе, плюнуть на тот факт, что его держит пленником в унизительном подчинении сумасбродная девица, что ему грозит ад во плоти, когда член окреп до такой степени, что под его мягкой, блестящей от слюны кожицей проступили бугорки налитых вен, девушка вдруг с хлюпом выпустила член изо рта и нехотя отпрянула.

— Отлично, — ребром ладони утерев слюну с губ, произнесла она, смерив Синдзи взглядом, способным прибить к земле силой своего превосходства. — Ты снова крепенький. А теперь мы начинаем игру.

Она проследовала ему за спину, не обращая внимания на капающую из ее киски влагу и вязкие разводы на лице, и быстро вернулась с мотком тканевых полосок в руке.

— Пока ты наслаждался положением, я изучила твою реакцию и нашла ту жилку, которая может поддерживать тебя в возбуждении, не доводя до оргазма. Ты сам можешь решить, следовать ли правилам или бросить игру, но помни — отказавшись, ты автоматически переходишь в разряд неигровых персонажей. Это означает, что ты мне будешь уже не интересен, а значит, не сможешь повлиять на ситуацию. Цель игры ты знать не будешь, но награда должна тебе понравиться, я уверяю. Ну что, начнем?

Сбитый с толку этой пространной речью, Синдзи ощущал лишь накатывающее раздражение, даже не столько от резко прерванной стимуляции, почти доведенной до финала, сколько неугасаемого возбуждения и того желания, что пробуждала в нем эта лукавая плутовка. Как бы ему не хотелось ненавидеть ее, разбить ее планы, низвергнуть с трона самоуверенности, в данный момент больше всего он желал обладать ее телом, яростно, неистово придавить к земле и трахать до такой степени, чтобы ее нутро разорвало от износа и внутренности сбились в кашу. И эта жажда обрушиться со всей жестокостью лишь добавляла огня к влечению к ней, заставляла скрипеть зубами и пожирать взглядом ее стройное тело, наливая член все большим возбуждением.

— Ох, какие глаза, — произнесла восторженно Мари. — Никогда еще такого не видела. Они у тебя цвет меняют, ты в курсе? Ладно, пока ты горячий, сыграем первую партию.

Она вновь опустилась вниз, прильнув к нему своим упругим телом, и застыла у члена, вроде бы вновь собираясь продолжить ласку, но вместо этого пальцами размотала ленточку и протянула ее под мошонкой. Синдзи не мог понять, что это была за ткань, но в руках Мари она тянулась крайне легко и притом на ощупь оказалась мягкой и не тугой. Девушка провела полоску вверх над членом и связала ее в узел у основания ствола, тем самым высоко подтянув мошонку. На удивление ощущения оказались приятными — жесткого сдавливания не чувствовалось, наоборот, лента мягко облегала кожу и будто подтянула плоть, позволив еще сильнее укрепиться пенису.

— Это для того, чтобы удержать эрекцию, — пояснила Мари. — Первый оргазм я вызвала, чтобы, во-первых, оценить твои возможности, а во-вторых, избежать преждевременной эякуляции — я боялась, что ты можешь кончить всего от пары ласковых прикосновений. К слову, это и есть твоя цель.

Она достала вторую ленточку.

— Ты просто должен достичь оргазма. Спадет эрекция — ты проиграл, и именно поэтому я подтянула твои яички, резинка поможет сохранить писечку в приподнятом настроении. Моя же цель…

Ее руки провели полоску вдоль основания пениса, но на этот раз над мошонкой.

— …Урвать максимум удовольствия. А сделать это можно, с одной стороны, поддерживая твой стоячок, а с другой — не давая тебе кончать. Для этого служит вторая резинка.

Мари замотала полоску в узел и резко стянула ее на стволе, заставив ткань впиться в упругую кожу и крепко сдавить плоть. Теперь уже ощущения оказались не самые приятные, напомнив о болезненном проникновении в уретру, и Синдзи невольно напрягся.

— Она не позволит тебе кончить так же легко, как в прошлый раз. Помнишь, что я говорила про сдавливание потока семени? Будь аккуратен — если не сможешь контролировать извержение и расслабишься, прорвешь себе канал. Но это лишь одна сторона медали.

И тут между ее пальцами показалась нить, похожая на крепкую, но мягкую и элестичную леску, словно шелковую прядь. Девушка, улыбаясь все коварнее, начала обматывать ею член, от самого основания к головке, еще крепче сдавливая кожицу и формируя тем самым выпуклые бугры плоти.

— Ты, наверное, в курсе, что лишенный кровоснабжения орган медленно отмирает. Достаточно перекрыть внешнюю артерию, расположенную прямо под кожицей, и таймер начнет обратный отсчет. Сколько должно пройти времени, когда процесс станет неизбежным, — я не знаю, честно. Возможно, пару часов, может, день, а может, всего тридцать минут, у всех по-разному. Но в твоих интересах кончить как можно быстрее, чтобы напряжение снялось, член ослаб и кровоток возобновился. И кстати, этим зажимом я еще перекрыла нерв полового члена, так что будь готов к тому, что ощущения покажутся притупленными. Но никто не говорил, что будет легко, правда?

Слова Мари не сказать что воодушевили Синдзи, и мелькнувшая мысль о возможных последствиях для его детородного органа даже пошатнула замершее на пике возбуждение, однако та быстро различила сумятицу в его глазах и резво оплела торчащий член ладонями, все еще влажными от так и не высохшей спермы и собственной смазки.

— Нет-нет-нет, даже и не думай об этом. Сосредоточься на удовольствии. Ты же чувствуешь, как изменились ощущения?

Действительно, теперь ее движения воспринимались иначе — словно пенис снаружи сделался бархатным и не столь отзывчивым, зато крайне выносливым. Ласка мгновенно отдалась окрепшей эрекцией, и крепко обмотанный нитью пенис мгновенно разбух, став похожим на кусок обвязанной веревкой сардельки. Причем создавалось впечатление, что он заметно увеличился в объемах, что особенно подчеркивалось его багровым оттенком.

Синдзи вдруг сделалось жутко от открывшегося вида, однако Мари зрелище лишь еще больше позабавило, и она бодро подползла к его лицу, приподнявшись, так что ее киска замерла прямо у его рта.

— Чего ты такой притихший? Больше радости, ведь желания исполняются. Вот, попробуй, сразу настроение поднимется.

Она опустила бедра на его плечи и прильнула своей горячей киской к его губам. Дурманящий аромат, от которого мозг затмевался сладостной пеленой, ударил Синдзи в нос, и распаленные дольки лепестков, расправившись и разойдясь в стороны, облепили его рот, словно призывая испить из них пьянящего нектара. И он, сжигаемый бурей вожделения, с ненавистью и соблазном взирая на возвышающую над ним девушку, запустил язык в плотную и обжигающую страстью щелочку, коснувшись мягкой упругой мякоти, которая мгновенно засочилась влагой, словно губка. По языку тут же потек ароматный ручеек, на вкус чуть терпкий и отдающий сахарным оттенком, который, казалось, возникал лишь только в голове, когда волнующие ощущения достигали центра удовольствия на мозге, путая и так сумбурно скачущие мысли. Жидкость заструилась по подбородку, медленно наполняя рот, и Синдзи плавно провел языком по гладкой вздувшейся кожице, боясь, что ее может прорвать от внутреннего напряжения, однако чувственный стон девушки, на пике движения сорвавшийся в тихий сладостный вскрик, прибавил ему решительности. Язык, еще плотнее прильнув к нежной и налившейся в возбуждении плоти, нащупал чуть приподнятую дырочку уретры, одно касание к которой заставило влагалище волнительно вздрогнуть, сжавшись и натянув и так уже расправившуюся кожицу, столь сильно контрастирующую со сморщенным и мятым воротом малых половых губ. Все учащеннее задышавшая Мари опустила руки к голове Синдзи, содрогаясь от пронзающих тело вспышек наслаждения и потому невольно опершись о его макушку, и взгляд ее под тусклым бликом линз заплыл, заставив изогнуться брови как будто бы страдальчески, но на самом деле — страстно, чувственно, без всякого притворства утопая в пучине наслаждения.

А Синдзи, сам уже не способный остановиться от неожиданно опутавшего его вожделения, с которым все сильнее закипала кровь, завершил свое продольное движение на кончике ее горящего клитора, столь крепкого и налившегося, что создавалось впечатление, будто его нельзя было даже разжевать зубами. Но вместо первоначально сверкнувшего соблазна, Синдзи просто облепил горошинку губами и с силой глубоко всосал, затеребив его во рту кончиком языка. Мари согнулась, облокотившись о него уже всем корпусом и прильнув своими плотными грудками, протяжно и со стоном выдохнула, а затем дрожащим искрящимся взглядом забегала по его лицу, пытаясь сосредоточиться на собственном лоне. А там Синдзи, слегка поигравшись ее уплотнившимися губками, вновь запустил язык в пульсирующую дырочку, проникнув им в пылающее возбуждением пульсирующее влагалище, и начал в быстром ритме лакать сочащуюся плоть, будто кот, в жажде испивающий воды из миски. Брызги сока тут же оросили его лицо, по подбородку заструился настоящий ручей, а Мари, прикусив губу, вдруг дернулась, вдавила его голову между своих дрожащих бедер, устремила лицо вверх и тут уже не выдержала:

— Боже… ГХА-А-А-А!!!

Ее киска будто вспыхнула, широко разойдясь в стороны, и внезапно из покрывшейся мелкими бугорками, словно гусиной кожей, плоти вокруг уретры прыснул поток жидкости, спреем обдав лицо Синдзи. Мари сжалась еще сильнее, буквально утопив его лицо в своей задрожавшей киске, дергающейся настолько быстро и интенсивно, что напоминало сокрушительное землетрясение в миниатюре, попутно исторгая новые порции брызгающего сока прямо ему в рот, пока тот не наполнился до предела и не выплеснул обратно — в сокращающееся влагалище. Синдзи, подавившись от обилия влаги, закашлялся и непроизвольно содрогнулся, тем более что воздух в его груди давно кончился, а сокрушаемая все никак не прекращающимся оргазмом девушка не спешила его отпускать.

Но вот вспышки конвульсий подошли к концу, сцепленные руки Мари, наконец, расслабились, и Синдзи отпрянул назад, проглатывая обилие приторного сока во рту и вдыхая живительный воздух. Нечетким от попавшей в глаза влаги взором он мог заметить, сколь истомлено и обессилено выглядела девушка, чудом держась в полусидящем положении обнаженными ягодицами на его груди, сжимая его плечи дрожащими бедрами, все еще одетыми в уже насквозь промокшие чулки, и взгляд ее, заплывший в упоении, запечатлевший миг безмерного блаженства, безвольно опустился вниз, к его лицу. Сквозь зеленовато-серую завесу за чрезвычайно широко расширившимися зрачками было невозможно различить, о чем она думала сейчас и была ли в ее голове хоть одна связная мысль, поэтому Синдзи с заметным затруднением, нехотя заставил себя оторваться от вида ублаженной и тяжело дышащей Мари — девушки, без притворства достигшей вершины удовольствия и оттого выглядевшей беззащитно, уязвлено, невероятно притягательно, вбирая в себя все понятие сексуальности, похотливого очарования, что заставляло отключать логику и оставляло лишь одни инстинкты. Синдзи не мог смотреть на нее больше потому, что ощущение, будто он тонул в ней, будто все его чувства концентрировались на ее хрупкой манящей фигуре, делая неважным и даже желательным тот факт, что он оставался игрушкой в ее руках, становилось все сильнее. Она поглощала его, без романтичного цветенья роз, без мечтательного дуновения трепетной надежды, она жрала его сердце, словно волк потроха убитой лани, опутывала душу, как птицеед лапами пойманную птичку. Синдзи испытывал нестерпимое желание ощущать эту девушку — сокрушая ее волю и тело либо находясь под ее подчинением, ему было уже не важно, и это пугало больше всего.

Именно поэтому он, подавляя взвывшее желание и цепью сжавшееся сердце, отвел взгляд от вожделенной фигуры и уставился в потолок. Но даже так, ощущая на себе ее мягкое и совсем не тяжелое тело, ее ритмичное покачивание от учащенного дыхания, он чувствовал, что растворяется в ней.

— Вау… — донесся уха ее чарующий голос. — Это был… взрыв что ли… Я даже потеряла сознание на пару секунд… На несколько охренительно волшебных секунд.

Ее взгляд сделался четче, хищной хваткой вцепившись в его глаза, которые Синдзи уже не мог не опустить.

— Сукин ты сын. Все-таки довел меня до пика. Хотя чего удивляться, я же тебе говорила, что готова кончить от одного твоего касания. А ты вдруг взял и так… так…

Блеск глаз над ее красными щечками сделался еще ярче.

— Так пронзительно затеребил язычком. Подлец. Это было нечестно.

Пробубнив последние слова, она сложила губки, будто насупившись, а потом вдруг резко подтянулась к Синдзи и остановила свое лицо напротив его.

— Пока ничья, 1:1. Но ты это заслужил.

И тут она вдруг подмигнула, высунула свой язык и стала медленно и протяжно облизывать им его лицо, втягивая капли собственной влаги и до блеска очищая кожу. Его мягкая поверхность, бархатисто-гладкая, нежная, приятно щекотала при каждом касании, плавно извиваясь и облегая, будто растворяясь в соке. Синдзи не смог сдержать дрожи, ощутив на себе горячее дыхание девушки, разводы влаги на щеках и воздушные, едва осязаемые прикосновения ее тонких губ.

Теперь уже Мари вызывала ассоциацию о кошке, с блаженным видом слизывающей остатки сливок со дна блюдечка, и эта мысль вновь подогрела чуть поутихнувшее возбуждение, отдавшись приятным давлением в онемевшем члене. Закончив умывальную процедуру, девушка еще немного понежилась на теле Синдзи, заерзав своими влажными бедрами на его груди и обильно увлажнив ее так и не иссякшим ручьем влаги из налившейся алой краской киски. Чарующий аромат вновь едва не вскружил ему голову, однако та поспешно поднялась, не сумев скрыть истомленной дрожи в ногах, отступила на шаг назад и, протерев пальцами запотевшие очки, произнесла:

— Все еще держишься, молодчина. Я еще не насытилась, так что второй раз, думаю, не заставит себя долго ждать.

Опустившись на корточки над пахом Синдзи, она раздвинула свои колени в стороны, чуть выгнула спину, наклонилась, чтобы разведенные дольки ее киски оказались прямо над вздымающимся членом, и быстро опустилась вниз, целиком проглотив его своей горячей плотью. Синдзи ожидал ощутить уже знакомое давление, тугость влажных и крепко оплетающих ствол пениса стенок влагалища, их переливающуюся гладкость и нежность бугорков, что до дрожи приятно щекотали головку и упирались в упругое колечко на самом дне, однако сейчас член будто опустился в колодец, едва касаясь свода пещеры. Словно пропитанная невесомой влажной пылью вата, влагалище Мари до самого основания вобрало в себя весь орган, но так и не стиснуло его, не сжало и никак не попыталось удержать внутри или наоборот вытолкнуть. Озадаченный Синдзи сначала списал это на упавшую чувствительность члена, однако через секунду он ощутил тепло ее плоти, струйки влаги, каплями стекающей по его стволу, невесомые случайные прикосновения ее бугорков, и тогда понял — ее влагалище было растянуто настолько, что могло вместить в себя хоть лошадиный фаллос.

— Ну, впечатлен? — Мари, впрочем, ничуть не смущенная, только хитрее прищурилась. — Вижу разочарование на твоем лице. Ты прав ровно наполовину — благодаря своему опыту я научилась подстраиваться под сморчки любых размеров, однако ты ошибаешься, если думаешь, что я раздолбала свое сокровище ко всем чертям и под мой размер только метровые шланги подходят. Знаешь, мне хватило ума понять, что чтобы не превратиться в потаскуху, я должна контролировать каждую клеточку своего тела, я должна тренироваться и закаляться, особенно там. И годы упражнений не пропали даром. Смотри.

И тут, внешне не сделав ни одного движения, Мари внезапно резко облепила член Синдзи мягкой плотью влагалища, сделавшегося вдруг невероятно тугим, тесным, узким, крепким, сравнимым разве что с киской той десятилетней девочки, только гораздо, гораздо глубже и сильнее. Именно с умопомрачительной силой сдавливая пенис, она заставила Синдзи волнительно вздохнуть воздух полной грудью и дергано засуетиться, особенно когда того самого распирало от внутреннего напряжения. Теперь уже влагалище тисками обхватило возбужденный столб, тем самым заключив в неразрывные объятия, вдруг оказавшиеся неожиданно приятными — гладкая кожица, прильнув вплотную к головке, во многом благодаря обилию смазки давила крайне чувствительно, а тесно прижавшиеся бугорки создавали впечатление налившейся перезрелой мякоти, тяжелой, плотной и оттого будоражащей кровь.

Насладившись первой реакцией Синдзи, Мари чуть дернула бровями, словно говоря, что это еще не конец, медленно выпрямила спину, подняла голову, не сводя глаз с лица парня, и сделала нечто, не поддающееся логическому объяснению — внешне не совершая никаких движений и не напрягая ни одного мускула, кроме чуть дрогнувшего пресса, она вдруг заставила ритмично и резко переливаться плоть внутри своего влагалища. И тут Синдзи, еще не успев понять, что происходи, вдруг словно нырнул в целый океан экстаза, когда бугорки юрко зашевелились вокруг его пениса, и даже сами стенки влагалища заходили ходуном, не просто начав сокращаться, расслабляясь и напрягаясь, сжимая и сдавливая член, а натурально стали скручиваться, шевелиться, будто свора гладких ослизлых змей, только переливающихся в единой неразрывной массе. Это походило на интенсивные поглаживания пропитанными смазкой ладонями, напоминающие эротический массаж умелых рук, но главное и определяющие отличие состояло в том, что член оплетали со всех сторон, плоть беспрестанно шевелилась и терлась, сдавливала и поглаживала, облегала и перекатывалась, и не было слепых зон, до которых не доходило воздействие. Каждый миллиметр пениса, каждая клеточка на кожице его головки горела под стимуляцией упругой и раздувшейся мякоти, и это было настолько восхитительно, настолько бесподобно, что Синдзи вмиг задохнулся от бури нахлынувших на него упоительных чувств. Начав непроизвольно дергаться — так как с дрожью совладать не представлялось возможным — Синдзи выгнулся, с громким стоном выдохнул и сполз со спинки кресла на пол, не обращая внимания на заломившую руки цепь, что была приколота к ремешкам на запястьях, и перед глазами вспыхнул калейдоскоп наслаждения, сорвав все мысли в пропасть плотского желания, столь ярко, что виски запульсировали от приятной чарующей боли.

Где-то раздался звонкий смех Мари, на животе почувствовались линии скребущих кожу до крови ноготков, до уха донеслись обидные насмешки, подтрунивание и унизительные оскорбления, но Синдзи до всего этого не было никакого дела. Он наслаждался невиданным, ни с чем не сравнимым ощущением, он захлебывался в удовольствии и он ощущал, как оргазм небывалой силы медленно и неумолимо накапливался в основании его живота. Ему было все равно, что член до белой рези обматывали прочные нити, его не пугала возможность прорвать канал внутри тела, он желал лишь одного — выпустить струю обжигающего семени в живот невероятно красивой, манящей и до дрожи взывающей страсть сокрушить ее девушки.

— Стоп.

Единственное слово, прорвавшееся сквозь пелену наслаждения, колоколом ударило внутри головы, потому что за ним бесподобные ощущения на члене прекратились так же неожиданно, как и начались. Дрожащий и все еще ощущающий покалывающие искринки экстаза Синдзи готов был взвыть, когда обнаружил, что Мари прекратила свой чарующий массаж, приподнялась, вытолкнув из себя его член вместе с небольшим дождичком излившегося сока, и отправилась куда-то в сторону. Единственной причиной, почему он не заскулил от разочарования, была та изрядно пошатнувшаяся и надломленная, но все еще держащаяся мысль о том, что он не хотел доставлять Мари удовольствия собственным унижением перед ней. Как бы желанна ни была девушка, как бы ему ни хотелось ощутить ее плоть, идея о надломе ее гордости, жестоком и беспощадном сокрушении плоти все еще преобладала в его голове.

— Это было близко, да? — слегка запыхавшаяся Мари поправила соскользнувшую прядь волос с лица и несколько раз глубоко вдохнула, сама переводя дух.

Синдзи готов был проклясть себя за то, что так и не смог оторвать глаз от ее качнувшейся упругой груди и приподнявшихся сосков, когда воздух наполнил ее легкие, румянец на щеках сверкнул багровой краской, а кожа заблестела от капелек пота.

— Фух, чуть не сорвалась. Все не желаешь говорить? Ты знаешь, дорогой, я настолько натренировала мышцы в своей пещерке, что могу ею сгибать стальные прутья. Ну, то есть, сгибать руками, фиксируя их сжатым влагалищем. Что уж говорить, что я могу сделать им с такой хрупкой вещью, как мужской писюнчик. Говорю по своему опыту. Но… — она наклонилась к Синдзи, погладив его живот и размазав по нему слой своей влаги, — вот уж чего я тебе не желаю, так именно этого. Если ты не успел заметить, я вновь кончила, пережевывая лоном твой член, хотя в этот раз было гораздо слабее. Впрочем, судя по твоим глазам, ты летал где-то так высоко, что не заметил бы даже рухнувшей земли под ногами. В самом деле, такой милый.

Хихикнув, Мари на пару секунд скрылась позади Синдзи, пока тот отчаянно пытался утихомирить бурю вожделенных чувств в душе, да унять вибрирующую дрожь в перевозбужденном члене. Впрочем, девушка вернулась слишком быстро, однако ее следующее действие заставило вытянуться его лицо и нервно заерзать на месте.

— Чулки ты, значит, любишь, а как тебе такой фетиш?

Теперь ее ножки были обуты в пару низких туфель — черная лакированная обувь с низким широким каблуком, похожая на сандалии или школьные сменные ботинки-увабаки, но более открытые, с застежкой и на вид куда как жестче и плотнее.

— «Мери Джейн», — прокомментировала девушка. — Название модели. Вариант для юных девочек викторианской эпохи.

Покрутив носком приподнятой ножки и тем самым поигравшись бликом света на черной лакированной поверхности туфли, Мари вдруг стремительно опустила ступню вниз и прибила член к невольно напрягшемуся животу. Даже не просто придавила, а буквально вмяла, ударила, отчего тот вспыхнул пока еще не серьезной, но ощутимой болью — сказывалось накопившееся напряжение от стянутых нитей. Плоская жесткая подошва своей твердостью и холодностью затерлась по воспаленной кожице пениса, заставив Синдзи тут же скривиться и заерзать от острых ощущений, однако девушка, с улыбкой приметив его реакцию, еще плотнее заскреблась обувью о ствол — от головки до яичек, заодно позволив ему покачиваться из стороны в сторону, когда он пытался вернуться в вертикальное положение, и в тот же миг не сильно, но ощутимо ударяя его ребром туфли. Каждое его движение, каждое резкое касание к гладкой и блестящей, как черная смоль, коже отдавалось вспышкой пронзительной боли, которая мгновенно превращалась в неясное, эфемерное, раздражающее фактом своего наличия удовольствие.

— А тебе это нравится, да? — тихим голосом произнесла Мари, после чего сделала очередной удар прямо по головке на этот раз со всей силы — болезненный, чувствительный, яростный, взорвавший плоть ощущениям, исступленно возбуждающий — и Синдзи сдавленно взвыл сквозь плотно стиснутые зубы.

Теперь ему показалось, что его член окончательно лишился чувствительности, разбухнув до такой степени, что кровь внутри грозилась разорвать натянутую кожицу, однако боль, как и последовавшее за ней облегчение, приятной волной сменив первоначальную вспышку рези, все еще пронзала тело. Впрочем, мучительные ощущения как будто зарождались где-то рядом или вообще в глубинах мозга, стремительно проносясь мимо и едва касаясь чувствительности плоти, а вот удовольствие — оно все так же продолжало источаться в центре концентрации всех чувств, медовым потоком заструившись по венам. Единственной причиной этого, Синдзи уже не сомневался, была эта проклятая извращенка, ее агрессивные и беспощадные ласки, ее точеная фигурка, плотные грудки, стройные ножки, в издевке облаченные в черные и блестящие от впитавшейся влаги чулки, что почти слились с такими же блестящими английскими туфельками. Эта девушка была центром его удовольствия, болью или нежностью осыпая его тело или просто находясь рядом — вплотную, пусть хотя бы просто прижимаясь или едва касаясь — она заставляла сердце сбиваться с ритма, срывать дыхание в дрожь, трястись в неистовом желании, она одним своим умопомрачительным видом пробуждала невиданный восторг, упоение, нечеловеческую, плотскую радость и прилив сил.

Синдзи чувствовал, как проваливается в бездну.

Очаровательно умильно рассмеявшись, Мари присела на пол рядом с ним, запрокинула на него свои ноги, согнув их в коленях, и теперь начала ласкать член обеими туфельками. Их твердая подошва сдавила головку, будто в тисках — так крепко, что она сплющилась, словно мясо под прессом, налившись бордовой краской, и Синдзи не сдержал болезненного стона, запрокинув голову назад. А девушка затерла ступнями, едва ли не перемалывая взбухший пенис, оставляя под опутавшими его веревками кровавые следы, однако тот делался лишь тверже, все выше вздымаясь вверх, настолько крепко, что, казалось, его нельзя уже было даже пошатнуть. Но Мари доказывала обратное, водя им во все стороны, а после, сцепив ствол боками туфель, она начала с усилием им мастурбировать, крепко трясь лакированной кожей о член, быстро-быстро совершая поступательные движения вверх и вниз.

Синдзи не сдержал крика, когда раздраженный член вспыхнул болью, туфли были слишком жесткими, твердыми, а края подошв — угловатыми, и, хоть абсурдное наслаждение все еще пронзало его тело, лавина острых чувств все же отдалила повисший на волоске оргазм, топчущийся всего в шаге до кульминации. А Мари не переставала звонко смеяться, задыхаясь от усердия, когда ее ноги безостановочно натирали его член, сдавливая, прижимая, оттягивая, ударяя и до бешенства страстно терзая.

— Хей, да ты на изломе, милый! У тебя семенная жидкость начала просачиваться.

Прекратив стимуляцию, она продемонстрировала дрожащему от переизбытка ощущений Синдзи полупрозрачные мутновато-белые разводы на лакированных носочках обуви.

— Признайся, птенчик, что ты просто мечтаешь покрыть эти туфельки своим семенем, залить их своей молочно-белой густой и вязкой спермой до самых пят. Твое лицо говорит об этом красноречивее, чем твой сочащийся член. Ах, как это мило!

Девушка приподнялась, поставила одну ногу на его грудь, а другой резко шагнула на член, носком прижав его ствол к животу, а каблуком едва не раздавив яички. Покачиваясь и подперев бока руками, она так и замерла на теле Синдзи, балансируя, а тот тихо захрипел от напряжения, от новой порции боли, но больше всего — от грохочущего внутренним гейзером, невыносимого и непреодолимого возбуждения, что отчаянно толкало тело к вожделенному оргазму, тщетно. Синдзи едва мог ощущать свое тело, все чувства — и боль, и наслаждение перемешались в нераспутываемый клубок, связались узлом и надломили разум, лишив его возможности мыслить хоть в какой-то мере адекватно. Он задыхался, его пронзал жар, кровь кипела, тело сотрясали спонтанные вспышки то ли боли, то ли экстаза, и он балансировал на грани отчаяния, где единственной спасительной соломинкой являлась мысль сдаться, подчиниться этой демонессе, согласиться на все и умолять в ее ногах дать себе кончить. И, наверное, он бы так и поступил, останься у него хоть капля сил.

— Ого. Да ты скоро отключишься. Ладно-ладно, птенчик, не нервничай ты так. Я поняла, что фут-фетиш действует на тебя чересчур интенсивно, сейчас исправим.

Ловко соскочив с него, она буквально рухнула сверху, плюхнувшись своим телом о его грудь. Синдзи захрипел от сбившегося дыхания, а также от снявшегося давления в члене и от ощущения на коже мягких, упругих, волнительно вмявшихся грудок с крепкими сосочками. Мари прильнула к нему головой, словно собралась поспать в нежном объятии дражайшего мужчины, потом приподняла глаза, приветливо улыбнувшись, неторопливо поправила его прическу, погладив заодно по щеке, а затем осторожно поерзала на его теле.

— Не забывай, я слежу за твоим оргазмом, — ласково прошептала она. — И даже думать забудь о том, что я позволю тебе сейчас кончить, как бы ты ни умолял меня своими щенячьими глазками. Прости, милый, вот такая я бяка.

С трудом дыша, не столько от веса девушки на себе или ощущения ее горячей кожи, нежных грудок или вздымающегося холмика где-то внизу, а сколько от будоражащего аромата ее тела, Синдзи дрогнул — ему казалось, что, неудачно она повернись, он мог бы пронзить ее членом насквозь, прямо через плоть и мясо, неважно куда, но он до безумия желал овладеть ею. А Мари с наивно умилительным выражением лица, не отлипая от его тела и не сводя глаз с его лица, чуть соскользнула вниз, широко разведя бедра в стороны и прижав колени к его бокам, запустила руки назад, и тут Синдзи ощутил, как ее ласковые пальчики приподняли член, чуть поводили по упругим ягодицам и неторопливо остановились в районе характерной дырочки с приподнявшимися краями. Его пробила трепетная дрожь от одной лишь мысли, что он наконец-то сможет еще раз проникнуть в тело этой девушки, и не важно, что это будет ее попка, наоборот, этот вариант казался еще более соблазнительным. При всей манящей притягательности, ее киска все же пугала своей мощью, а вот попка — она и есть попка, Синдзи настолько горел от возбуждения, что был готов трахать ее фекалии, если у Мари возникла бы такая идея.

Но нет, чуть поигравшись головкой вокруг ануса, девушка плавно опустилась еще ниже и медленно, аккуратно погрузила в попку сначала кончик пениса, а потом и весь его ствол, утопив его до основания в жаркой и чистой полости прямой кишки. В отличие от влагалища, ее плоть отличалась гораздо меньшей подвижностью и особой мягкостью, туго сомкнувшись колечком сфинктера и облепив член натянутыми стенками, стиснув его всей своей внутренней массой. Их вязкая поверхность, тонкая и словно спутавшаяся кожица с трудом позволяла протискиваться члену вглубь, особенно когда он наткнулся на верхнюю границу прямой кишки и его плотно облепили напрягшиеся складки. Однако Синдзи это ощущение показалось до упоения волшебным, ведь его член наконец-то получил долгожданную ласковую и плавную стимуляцию. Он, собрав остатки сил, начал осторожно водить бедрами, заставив пенис проникать все глубже и затерев головкой о стенки кишечника, и к его восторгу Мари поддалась.

— Я кончить хочу… — вдруг жалобно прошептала она, практически проскулив извиняющимся тоном, и подняла вымученный взгляд с изогнутыми бровями на Синдзи. — К-Кончить… хочу… хах…

Того пробила трепетная дрожь, сколь очаровательно смотрелся уязвленный, слабый, практически молящий вид Мари, невероятно контрастирующий с ее обыкновенно хищническим видом. Он понятия не имел, с чего вдруг возникла такая резкая перемена, но это волновало его сейчас в последнюю очередь, да и под волнами, расплывающимися упоительным экстазом от трущегося в попке члена, он не мог думать ни о чем другом. К его безмерному восхищению девушка ответила на ласку, прильнув к его груди лицом и мелко заелозив, подрагивая бедрами на его члене.

— Вот так… ах… Чуть правее… еще немножко… мгх… вот-вот, прямо здесь… надави посильнее, прошу… Мхах!.. П-Прямо… Ах!.. Еще чуть поглубже… дотянись до верхней стеночки… Я-ах!.. К-Кончу… сейчас… кончу!.. К-Конч… гхах!.. Умоляю… к-кончить… кончить… здесь… еще… немного… мнг… м-м…. М-ма…

Ее голос сошел на писк и речь сделалась бессвязной. Будто ничего больше не воспринимая, она мелко и учащенно забилась на его члене, укалываемая иголками наслаждения, крепко прижавшись к груди Синдзи, и спустя пару секунд из груди ее, налившейся и запылавшей жаром, стали доноситься лишь короткие жалобные стоны. Девушку затрясло, и взгляд ее будто устремился сам в себя, налив кристально чистые серо-голубые глаза блистающими каплями слезинок, ее грудь заколыхалась, и бедра в учащенном ритме заколотились о его живот, заставив попку скользить на пенисе мелкими прерывистыми движениями.

И вдруг Мари, пронзительно пикнув, задергалась так, будто ее заколотило током, будто ее тело окунулось в пучину ледяного моря, но только вместо холода ее кожа пыхнула жаром, и Синдзи, готовый уже сам закричать от упоительного наслаждения, восторгающийся видом, ощущением безудержно кончающей на себе девушки, чувствуя, как ее попка с умопомрачительным давлением облепила его член и плоть ее ритмично стала сокращаться, словно того начали лизать десяток маленьких язычков, подступил к черте. Его тело уже не могло совладать со шквалом нахлынувших эмоций, стремительных и сокрушающих ощущений, и низ живота напрягся в накапливающейся мощи, буквально с силой выталкивая из себя оргазм, однако туго стянутые ленты не позволили достичь блаженной кульминации. Синдзи, каждой клеточкой тела ощущая купающуюся в бурно фонтанирующем удовольствии девушку, готов был зарыдать от отчаянья, провалиться в недра ада, лишь бы присоединиться к ней. Чувство, словно накатывающий чих, который так и не произошел, только в тысячи, миллионы раз сильнее, мучительнее и невыносимее, овладело его телом и душой, и вот когда он был уже готов наплевать на собственное здоровье и одним немыслимым рывком содрать со ствола пениса веревки, пусть они даже разорвут кожицу вместе с мясом, Мари вдруг резко пришла в чувства и мгновенно вскочила на ноги, издав попкой хлюпающий звук, когда из нее выскочил член.

— Нет-нет-нет, ты у меня не кончишь, — слегка заплетающимся языком бойко произнесла она, сама шатаясь, едва стоя на ногах и пытаясь сосредоточить взгляд на Синдзи. — Ох… как поплыло все… Кажется, у меня перегруз нервной системы… А знаешь, что это значит? Следующий оргазм будет просто фееричным.

Она облизнулась.

— Мой, не твой. Но сейчас, пока ты вдруг не кончил одной силой воли, слегка тебя укоротим.

Перешагнув его тело и заодно оросив легким дождичком сока из влагалища, Мари завернула куда-то вглубь комнаты, с заметным напряжением передвигая трясущимися ногами и даже, судя по звуку, таки не удержавшись на ногах и шлепнувшись куда-то на ковер.

— Ай-яй-яй… Вот блин, встать еще не могу, — донеслось ее бурчание, однако через минуту она все же совладала с телом, затем порылась в чем-то и спустя еще минуту вернулась, с восторгом продемонстрировав новую игрушку.

Тяжело дышащий и захлебывающийся в гремящих по всему телу ощущениях Синдзи невольно остолбенел, когда увидел предмет в ее руках. Это был пистолет. И его дуло было нацелено прямо на его вздымающийся член. Мари очаровательно растянула губки в улыбке, подмигнула и, прежде чем Синдзи успел дернуться, закричать или даже испугаться, нажала на курок.

Все понимание ситуации дошло до разума Синдзи лишь через секунду, когда бордовая головка его члена взорвалась вспышкой ужасной, невыносимой боли. Он взвыл сквозь стиснутые зубы, однако из-за нахлынувших на тело мучительных ощущений даже не смог повернуться или приподнять ноги, чтобы уклониться от второго выстрела. Дуло почти беззвучно выплюнуло еще один пластиковый шарик, и тот на чудовищной скорости еще раз щелкнул по головке члена, огрев чувствительное место новой волной сокрушающей боли. Хоть краем мозга Синдзи уже понял, что это был всего лишь пневматический пистолет, стреляющий обычными пластиковыми шариками, но жуткий укол на самом кончике члена вновь заставил его вскрикнуть и забиться в мучительной дрожи. Сквозь шум в голове до его уха донесся звонкий хохот девушки, последующие выстрелы теперь уже по телу, которые по сравнению с вспышкой на члене показались всего лишь комариными укусами. Дергаясь от медленно затухающей боли, Синдзи различил, как головка его члена сделалась из ярко-багровой томно-синей, почти фиолетовой, но что хуже всего — когда невыносимые ощущения затухли, а это случилось на удивление скоро, он снова стал чувствовать бархатное касание наслаждения, медленно и неуклонно разгорающуюся страсть, с новой силой наполнившую член возбуждением.

— Я вообще боялась, что ты кончишь от этого, — произнесла Мари, проведя язычком по пластиковому стволу пистолета, и кивнула в сторону Каору. — Этот, например, кончил.

Синдзи уже успел забыть о том странном парне, и сейчас, взглянув на него, обнаружил, что тот сам едва находился в сознании, сгибаясь едва ли не пополам и учащенно дыша через открытый рот. Под задравшейся юбкой сквозь женские трусики теперь можно было различить, как мелко дрожала его кожа за связкой розовых проводков.

— Хорошо ты еще не видел, как я стреляю из воздушки. Металлические пульки — это вам не пластиковые шарики, рвут просто в клочья. Ну да ладно. Я гляжу, Белоснежке тоже неймется принять участие в наших играх. Эй, красавица, подъем.

Девушка легонько постучала носком туфли по ноге парня, и тот, не сразу придя себя, медленно и напряженно провел глазами по ее бедрам, по влажному холмику венериного бугорка, плоскому животику, вздымающимся грудкам, шее, сложенным в улыбке губам и, наконец, заглянул ей прямо в глаза — чувственно, преданно, покорно и с едва пробившимся благоговеньем. Синдзи дернулся, когда его вдруг кольнуло неприятное чувство — зависть или, может быть, ревность, но его уязвил не столько взгляд парня, сколько реакция девушки. Та, чуть пригнувшись, она ласково провела ладонью по его щекам и вдруг подарила легкий поцелуй. Буравя взглядом ее спину, чувствуя, как его внутренности начали кипеть, Синдзи едва не дернулся вперед с целью заставить Мари смотреть на него, сокрушить ее надменность, сорвать с нее кожу и выломать все кости, трахая с такой силой, чтобы она кричала от ужаса и боли. Впрочем, бесперспективность и жалкость этой идеи быстро сбросили наваждение с разума, и он даже смог слегка расслабиться, сосредоточившись на действиях девушки. А та уже успела расстегнуть наручники на руках Каору и заботливо произнести:

— Поднимайся, моя дорогая, — заправским жестом дрессировщика она приложила ладонь к его подбородку и потянула вверх. Парень, словно зачарованный не сводя глаз с ее лица, последовал вслед за ней. — Пойдем, поможешь. Подружитесь заодно.

Последняя фраза екнула в голове Синдзи, вызвав острый приступ дежавю, сопряженный с тревогой от предстоящего. Мари, готовая в своих сексуальных играх зайти так далеко, насколько это вообще возможно, очевидно, что-то задумала, и если уж ей пришлось прибегнуть к помощи другого парня, ничего хорошего ждать не приходилось. Одно дело — единение двух сущностей, двух противоположностей и двух начал, не просто мужчины и женщины, а их зеркальных противопоставлений с концентрацией чувств в их общем слиянии такой силы и остроты, будто соприкосновение двух кончиков вонзающихся друг в друга игл. И пусть Синдзи выступал в роли жертвы, он был готов терпеть, пока их связь держалась сугубо лично между ними, неразрывно, интимно, отвергая весь прочий мир. Но когда к ним примешивалось третье лицо, более того — парень, в душе Синдзи мгновенно рушилась преграда вожделения перед страхом, нервозностью, чувством, что он всего лишь жертва, игрушка, никчемная вещь.

— Августин, будешь держать его ноги. Располагайся у его головы, — донесся елейный голосок девушки, от которого Синдзи пробрала волна мурашек.

Каору с легкой заторможенностью, характерно подчеркиваемой заплывшей пеленой перед его померкшими алыми глазами, подчинился и, тряхнув копной искусственных пепельных волос, плавно двинулся в сторону Синдзи. Тот вдруг обратил внимание, что его похода, его жесты, не говоря уже про внешний вид, практически ничем не отличались от женских, но было ли это выстеганной дрессировкой Мари или врожденным талантом — он понять не мог. Однако под слоем подскочившего волнения, он все же поймал себя на мысли, что Каору действительно смотрелся не врагом или собратом по несчастью, а опытным зрелым помощником, который мог подбодрить или направить в случае необходимости, каждым своим движением источая спокойствие и уравновешенность, чудесным образом передавшиеся и ему. Синдзи опешил этого внезапно от зародившегося впечатления, тем более что поначалу Каору не выглядел так уж старше его и не совершал поступков, характерных для сэмпая по отношению к кохаю. Но, наверное, это и пробуждало в нем подсознательное доверие, умиротворенность, чем-то похожую на возникающее в объятиях Рей спокойствие, только не прохладное, а наоборот, чуть греющее.

И, наверное, поэтому озадаченный Синдзи не стал сопротивляться, когда Каору сел позади него и положил его голову на свои колени, показавшимися мягкими из-за чулок. Краем уха он различил легкое жужжание, донесшееся откуда-то из недр его юбки.

— Не переживай, — мягко произнес он. — Ничего плохого не случится. Доверься мне.

Тут вдруг Синдзи ощутил, как Мари схватила его ноги и рывком приподняла их вверх, а затем пригнула вперед.

— Держи, — приказала она Каору.

Синдзи нервно заелозил, когда тот подчинился и зафиксировал его тело в неудобном положении: лежа на лопатках со связанными за спиной руками, он ощутил, как его таз оказался приподнятым над полом, а член замер в наивысшей точке, под собственной тяжестью опустившись к животу. Мари, однако, хихикнув, рукой вытащила его из-под бедер и зафиксировала в стоячем положении, хотя теперь он выпрямился ровно в противоположном направлении по отношению к телу. Кожа в его основании критично натянулась и заныла, заставив Синдзи скривиться, но первоначальная боль померкла, когда он увидел, что Мари держала в руках.

Этим предметом оказалась плоская деревянная дощечка, по-видимому, являющаяся планкой от некоего предмета мебели или строительной заготовкой, — тонкая, легкая, длинная и вроде бы не внушающая опасения. Но изначальная мысль о порке по попе мигом выветрилась более страшной догадкой, когда девушка, улыбаясь во всю ширь своего очаровательного личика, пригнула член к бедрам и пальчиками взбила яички до плотного округлого шарика.

Все, что успел сделать Синдзи — это зажмуриться и внутренне напрячься, когда она со всего маху рубанула этой планкой по мошонке, издав сочный хлопок. Крика от мгновенной вспышки жуткой боли ему сдержать не удалось, однако сколь мощно и остро его пронзило страшное ощущение между ног, столь быстро оно развеялось, оставив после себя щекочущие искорки пикантных чувств. Но не успел Синдзи выдохнуть, как Мари нанесла еще один удар, сильнее первого, а за ним еще и еще, хлопая и шлепая дощечкой по вздувшимся от чрезмерной стимуляции яичкам, словно воин кендо отрабатывал удары на манекене.

И вот когда боль стала невыносимой, и Синдзи уже был готов взвыть о пощаде, запыхавшаяся и взмокшая Мари вдруг прекратила удары, отбросила дощечку и ласковым заботливым тоном прошептала:

— Ну все, все, я уже закончила, больше не буду. Уф, даже вымоталась. Не плачь, мой сладенький, такого больше не повториться. Массаж яичек очень полезен для здоровья, ты знаешь? Эта дощечка не способна причинить вреда, а вот твои шарики теперь стали плотными и тяжелыми, словно из стали. Давай, я помогу тебе снять напряжение.

Разомкнув глаза, которые действительно прослезились от вспышек боли, Синдзи обнаружил, что Мари начала плавно и в самом деле нежно гладить его мошонку, как будто это было чрезвычайно хрупкое сокровище, одно неосторожное прикосновение к которому могло его сломать. Эти невесомые воздушные движения на удивление быстро уняли все мучительные ощущения в паху, оставив лишь одно легкое и тянущееся медовыми струйками удовольствие. А затем, когда мешочек чуть обмяк, позволив яичкам свободно в них переливаться, Мари аккуратно наклонила к ним лицо и бережно вобрала их в рот, начав легонько посасывать и гладить язычком.

Синдзи выдохнул от внезапно распустившейся в душе гаммы чувств, где все еще стояла тень так до конца и не прошедшей боли, нервозности, волнения и возбуждения, а за ними — огромная волна удовольствия, словно крепким алкоголем разлившегося теплом по венам. Начав дышать все тяжелее, он вновь ощутил знакомую тяжесть в животе, что являлась той необъятной массой накопившегося оргазма, который так и не находил выхода наружу. Казалось, еще несколько неосторожных ласк, и его внутренности просто рванут от давления кипящей спермы.

Мари, блеснув хитринкой в глазах и не выпустив яичек изо рта, вновь улыбнулась и вдруг одним проворным движением поднесла мокрый пальчик к его анусу, а затем неожиданно легко ввела его до основания внутрь. Синдзи пикнул, ощутив внезапное шевеление внутри своего зада, невольно дернулся и сжался, из-за чего его сфинктер болезненно сдавился, однако девушка чуть согнула палец и с небольшим усилием надавила на гладкую стенку кишечника, заставив мышцы внутри мгновенно расслабиться.

Синдзи неловко заелозил плечами, сколь необычны оказались ощущения, и если поначалу они были определенно неприятными, то теперь Мари, не переставая сосать обмякшие яички, какой-то загадочной техникой умудрилась снять все напряжение и дискомфорт и плавно заводить пальцем внутри, отчего по бедрам распространилась приятная волнующая дрожь.

— А тебе нравитща, — с забитым ртом произнесла девушка, одарив того разгоряченным взглядом, а затем вдруг перевела глаза на Каору. — Щего щидишь, пришоединяйщя.

Поглощенный наслаждением от невероятно чувственных ласк, Синдзи не сразу осознал слова Мари, но когда смысл их дошел до его рассудка, было слишком поздно — Каору, по обыкновению покорно и с благоговением взирая на девушку, подтянулся вперед и без колебаний взял его член в рот.

— Нет!.. — воскликнул Синдзи, когда открывшаяся картина окончательно сложилась перед его глазами, а тело ответило возросшей вдвое бурей ощущений.

— Хохо, голощек прорежалща, — прыснула смешком через нос Мари и теперь уже с силой втянула в рот яички, начав их там неистово облизывать язычком, чуть выше зубками прикусывать основание мошонки, а пальцем проникать все резче и глубже в анус.

Синдзи затрясся и забился всем телом, когда его разум переполнили вспышки противоречивых чувств. Каору — парень — сейчас сосал его член, и это было ужасно, отвратительно, неприемлемо, но ласка оставалась лаской, от кого бы она ни шла, и в дополнении к панически невыносимым чувствам добавилось неизбежное удовольствие, наслаждение откликнувшейся плоти. И одно это заставило Синдзи заскулить от отчаяния, забиться, задергаться, не в силах что-либо изменить и пытаясь лишь в безнадежной попытке отгородиться от накатывающих ощущений. Он зажмурился, закрылся от мира, но все было тщетно — втягиваемый от всасывания член искрился от экстаза, измученные ударами яички расплывались потоком наслаждения, а зад в расслабленном блаженстве отзывался удовольствием от проникающего в него пальчика Мари. И Синдзи под лавиной этих двойственных, низвергающих, растаптывающих разум чувств, поддался, сдался им, позволив сердцу наполниться упоительным теплом, и сквозь слезы беспомощно и самозабвенно застонать.

Он не сразу понял, что Мари куда-то отошла. Открыв глаза, Синдзи все также наблюдал нависшую над ним фигуру с длинными серыми волосами, старательно и протяжно всасывающую его вздувшийся член, он ощущал гладкость чулок под своей головой, различал детали женской одежды, черты лица и сквозь паутину вожделения подумал, что этой фигурой вполне могла бы оказаться настоящая девушка, почему-то зовущая себя парнем. И даже та часть реальности, которая голосила о том, что перед ним на самом деле парень, не могла отменить тот факт, что парень этот являлся мягче прочих девушек, причем не показушной смазливостью, а своим расположением к себе, умением утешить, успокоить, даже если ценой этого являлось его самоуважение. Можно было кричать от брезгливости, закрыться от накатывающих чувств, сопротивляться, но Синдзи невольно вспомнил его слова, сказанный парой минут ранее, и он доверился, он принял его помощь и его эфемерное чувство спокойности, сопричастности, которое источала каждая клеточка его кожи, каждое движение и штрих лица.

Мари появилась спустя некоторое время и тут же отпихнула Каору от члена Синдзи, сама взявшись ладонью за его влажный ствол и, навалившись на его приподнятое тело, с нарочитой медлительностью погрузила его в свой рот, начав неторопливо водить язычком по головке и сдавливать основание зубками. Некоторое время она еще провела с членом во рту, судя по коварно сощурившимся глазам, наслаждаясь не столько его вкусом, сколько вынужденным наслаждением Синдзи, который уже едва мог дышать от перевозбуждения, а затем по обыкновению на пике удовольствия, хлюпнув, отстранилась и сладко промурлыкала:

— Это мой любимый инструмент. Я зову его Кадуцей.

И тут она помахала перед лицом Синдзи предметом, от вида которого у того мурашки побежали по коже. Им оказался фаллоимитатор внушительных размеров, темно-фиолетовый, довольно толстый и с крупной головкой, достаточно гибкий, чтобы свободно покачиваться под собственной тяжестью в руке Мари, но главное — он был двухсторонним и в длину достигал порядка полуметра.

— Офигительная вещь, купила на eBay, — не без восторга продолжила пояснять девушка, с удовольствием следя за разгорающимся страхом в глазах Синдзи. — Мощный, как динамит. Мало кто способен погрузить его в себя целиком, анально, разумеется, и уж тем более засунуть одновременно и в попку и во влагалище — рвет плоть напрочь. Но мы займемся немного другой вещью.

Наклонившись чуть ниже, она вдруг прильнула губами к его анусу, и Синдзи ощутил, как ее тонкий язычок стал гладить дырочку, медленно пробиваясь внутрь. Сжавшись, он попытался вывернуться, однако руки Каору крепко держали его ноги, а сама Мари намертво прилипла к его телу, и сколь Синдзи ни пытался не пропустить ее в свой задний проход, ее силе он воспротивиться не мог. Язык девушки проскользнул сквозь туго сжатое отверстие и трепетно заелозил внутри, лаская напряженное колечко сфинктера и трясь о гладкую поверхность полости. Мягкий, влажный, удивительно подвижный, он легко смог проникнуть дальше и крошечной змеей начать извиваться в анусе, лаская его стенки и заставляя непроизвольно сокращаться мышцы. К ужасу Синдзи эти ощущения оказались еще приятнее, чем пальчик девушки, который все же доставлял немного дискомфорта, а вот ее язык — он гладил и скользил внутри, заставляя тело наполниться ярким переливающимся наслаждением, пусть и вызванным вопреки протестующему гласу разума. Чувство, словно по бедрам стал разливаться горячий мед, а внутри завелся чувственный круговорот из лепестков, нектара и неги, затмило собой и страх, и отвращение, заставив замереть грудь от переполняющего тело экстаза и эхом отозваться в члене, который, казалось, потерял всякую чувствительность, а теперь вновь налился мощью, готовый разорвать сковывающие его путы. Но, разумеется, ему это было не под силу, и вновь оргазм не смог найти выход наружу, и снова Синдзи застонал от досады и отчаянья, утопая в сладких ощущениях и изнывая от безысходности.

Однако наслаждение не продлилось долго. Отлипнув от него, Мари приподнялась, облизнулась, снова напомнив кошку, и, встав во весь рост, ладонью зачерпнула из влагалища смазки, густой и текучей, как прозрачный клиновый сироп, а затем обмочила ею один конец дилдо.

— Ты у нас в этом плане девственник, как я посмотрю. Ну, мы это быстро исправим.

— Нет… — выдохнул Синдзи, сквозь разгоряченную пелену перед глазами пытаясь разглядеть действия девушки. — Нет… это невозможно…

— Да ладно, птенчик, еще и не такие вставляли, — переливисто хихикнула та. — Ощути, что называется, то наслаждение, которое ты дарил другим девушкам. У мужчин, кстати, из-за ширины таза это легче происходит, так что радуйся.

— Не делай этого… — выдавил он из себя, напрягшись. — Стой!..

— Расслабься, иначе будет жутко больно. Сейчас мы станем одним целым.

И с этими словами Мари резким выверенным движением приставила смазанную влагой головку к его анусу, выпрямила исполинский фаллос и рывком вонзила его прямо в зад.

— КГХ-ХА-А-А!!!

Взревевший Синдзи выгнулся, распахнув глаза, когда колечко сфинктера вспыхнуло резкой разрывающей болью, плоть внутри кишечника раздвинулась, и холодный скользкий фаллос утонул в недрах живота. Тело тут же взорвалось сокрушающей волной ощущений — сначала неприятных, мучительных, жестких, но потом, когда дилдо остановился, упершись в дальнюю стенку кишечника, а стиснутый сфинктер перестали раздражать движения его скользящего гибкого ствола, за первой вспышкой боли вдруг проявилось странное волнение, почти неуловимый трепет, заставивший сначала застыть на пике чувств, а потом вдруг откликнувшись легкой дрожью в бедрах. Взирая с ужасом на торчащий из своего зада фиолетовый столп, Синдзи с еще большим ужасом осознал, что боль и раздражение по большей части оказались мнимыми, всего лишь переросшим плодом его воображения, а на самом деле его анус ничуть не рвался от проникновения, его кишечник нисколько не горел в муках, его тело не сокрушалось в адской агонии. Нет, наоборот, откликнувшись прохладной и будоражащей волной дрожи, его нутро будто раскрылось, развернулось навстречу новым и неясным ощущениям, без сопротивления вобрав в себя проникший инородный предмет. Синдзи, ритмично дергающийся от прошибающих его чувств, как будто с неохотой, с нежеланием осознал простую истину — он был настолько возбужден, что столь крупный и тяжелый предмет в его заду лишь подогрел непрекращающийся рокот наслаждения по всему телу. И пусть на самом деле боль была, пусть дискомфорт сжимал и скручивал его внутренности, все это было неважно, потому что даже самые мучительные чувства сейчас доставляли ему удовольствие, потому что часть этого фиолетового исполинского фаллоса все еще сжимала улыбающаяся, желанная до бешенства девушка, потому что его голова все еще покоилась на коленях человека, который сможет, наконец, позаботиться о нем, потому что тело уже пронзило несчетное число полуоргазмов, каждый из которых так и не смог снять невыносимое напряжение, но катящимся со склона снежным комом все увеличивал накапливающееся возбуждение. Синдзи чувствовал, как его распираемый изнутри живот начал отзываться приятным покалыванием, как из-за внутреннего давления еще выше приподнялся член, как задрожало тело, готовое вот-вот взорваться бурей экстаза от чего угодно, хоть от удара планкой по яичкам, хоть от пули в головку члена, пусть она даже разорвет ее в клочья. Синдзи потерял нить реальности, не воспринимая больше ничего, кроме фонтанирующих вдоль тела фантастических и будоражащих ощущений.

А Мари, слегка поводив фаллосом в его животе и с легким интересом понаблюдав, как закативший глаза Синдзи подступил к черте умопомрачительного беспамятства, привстала на цыпочки, направила свободную головку к своей киске и медленно опустилась вниз, погрузив ее во влагалище. Когда огромный дилдо вошел на четверть свой длины, девушка непроизвольно вытянулась и резко запрокинула голову назад, натужно пискнув и всколыхнув каштановые хвостики. Перестав дышать и пытаясь совладать с дрожью в ногах, она закусила губу и замерла, словно натянутая пружина. Ее колени тряслись, из киски вырвался поток влаги, тут же просочившись по стволу в анус Синдзи, но Мари, собравшись, отпустила руки, прижав одну ладонь ко рту, чтобы не закричать, а вторую к животу. Через пару секунд она продолжила движение, приближая свои бедра к ягодицам Синдзи и насаживая себя на столб, который уже уперся в потолок ее влагалища. Сдавленно и учащенно задышав, Мари зажмурилась, как будто в муке выгнула брови и прикусила палец, когда мощная головка протиснулась сквозь шейку матки и вдавилась в ее дно. Синдзи сам зашипел, когда фаллос зашевелился в его кишечнике из-за натужного движения девушки, но сквозь прослезившиеся глаза он глядел на ее страдальчески скривившееся лицо, то выражение уязвимости и слабости на нем, что кипятило кровь, он ощущал передающееся по стволу каждое содрогание ее тела, ее дрожь и трепет, и это сводило его с ума, низвергая в экстаз.

— М-м-м… мгах!!! — Мари не выдержала тяжелого стона, когда упершийся фаллос вмял ее матку вглубь живота, она согнулась вперед, сумев остановить падение только выставленными вперед руками, что уткнулись в бедра Синдзи, но ноги больше не могли держать ее содрогающееся тело.

Мари осела, и остаток фаллоса целиком скрылся в ее залившимся соком влагалище, вмяв выпрямившееся чрево далеко внутрь и натянув кожу на поверхности животика, где проступил бугорок от слишком глубоко проникшего дилдо, на котором даже можно было различить гладь выпятившейся матки. Девушка распахнула свои вспыхнувшие серебристым блеском глаза, с секунду замерла, а потом сдавленным тонким голосом тихо протянула:

— Нг-г-га-а-ах… Вот это… глубина…

Держась за Синдзи и содрогаясь от внутренних конвульсий, она подобрала ноги, чуть напрягла их, приподнявшись и слегка ослабив давление фаллоса в матке, а потом вновь резко и с хлюпом киски опустилась, вплотную вмявшись своими бедрами в ягодицы Синдзи. А тот, ощутив сначала секундное облегчение в животе и за ним снова навалившееся давление вместе с приятной мягкостью обжигающей плоти раскрывшихся губок, что в совокупности запорхавшими бабочками откликнулось волной пьянящего наслаждения во всем нутре, сам не удержал глубокого исступленного стона и из последних сил подался ей навстречу. Мари в своей судорожной дрожи, просто уже неспособная остановиться из-за слишком мощных ощущений в чреве, забилась на нем в коротких ритмичных движениях, и их бедра стали смыкаться и скользить по взмыленному столбу фаллоса, что от трения и обилия смазки уже покрылся белой взбитой пенкой. И девушка, кажется, уже перестав осознавать свои движения, неистово забилась и замотала головой с лицом, уже не воспринимающим реальность, и речь ее сошла на бессвязный прерывистый стон, захлебывающийся в хрипе от недостатка воздуха, а разгоряченное тело вспыхнуло от жара и пота, переливаясь и блистая в лучах показавшегося за окном солнца.

Синдзи уже не мог понять, кричал ли он или задыхался, сколь сильны и сокрушительны были поглотившие все тело ощущения. Его глаза не видели ничего, кроме восхитительно трепыхающейся, пульсирующей, фонтанирующей экстазом девушки, ее счастья и наслаждения, ее сладости и остроты, ее грязной и безжалостной похоти, центром которой он являлся, заставляя заполнить собой весь ее порочный мирок. Он был счастлив, что наконец-то, даже находясь в таком жалком состоянии, смог поглотить собой эту потрясающую девушку, стать частью ее и ее продолжением, разделив с ней один плод удовольствия. А его тело, словно откликаясь на мысли, словно поймав ту единственную тонкую нить, что могла привести его к вершине блаженства, сконцентрировалось на трущемся в анусе гладком дилдо, на горящей плоти, что он пронзал, на залившейся влаге, что великодушно подарила Мари, и в ответ налило член несокрушимой мощью, сокрушив ту преграду, что его сдерживала.

И вот когда сквозь шлепки взмокшей и горячей плоти донесся протяжный крик девушки, когда ее дрожь отдалась мелкой вибрацией по всему его телу, когда ее живот едва не разорвался из-за выгнувшегося фаллоса и Синдзи ощутил финальный рывок его второго конца в своем нутре, его тело не выдержало, и вся накопившаяся мощь, вся сила возбуждения, боли и ласк взорвалась внутри него колоссальным шквалом оргазма. Будто мириады фейерверков вспыхнули перед глазами, когда струя экстаза, едва не разрывая вены кипящим потоком, смела его тело, лавиной пройдя от пят до макушки и, сделав круг, выплеснулась из настолько окрепшего члена, что даже тугие ремешки сдались под пробивающимся напором. Невероятно мощная и густая струя спермы с журчанием на огромной скорости вырвалась из головки и, разрезая воздух, вонзилась прямо в грудь Каору, брызнув во все стороны молочным гейзером и залепив его джемпер, а затем одним стремительным потоком залив лицо Синдзи. Сквозь оглушительный шум в ушах, сквозь бурю гремящего по всему телу наслаждения, чувствуя испепеляющий жар внутри и пробирающий холод на коже, ослепнув от ярчайшей вспышки блаженства перед глазами, он с трудом мог ощутить горячую массу на своем лице, тут же затекшую в рот, ее маслянистый чуть горьковатый, но одурманивающий вкус, ту жажду, которая его пробила и из-за которой он с на автомате стал глотать вязкую массу, а его член все исторгал и исторгал семя, и обессиленная Мари, задохнувшись в собственном оргазме, соскочила с его бедер и рухнула куда-то на пол, фонтанируя влагой из киски.

И уже когда его сознание начало свое неотвратимое падение в бездну, когда тело, переполнившись ощущениями, перестало подчиняться и когда все бьющая струя спермы уже столь обильно залепила его лицо, что он начал захлебываться, краем глаза за секунду до потери сознания Синдзи разглядел, как Каору подставил ладонь под белесый поток, чтобы не дать ему захлебнуться, а сам легонько наклонился и, стирая другой рукой жидкие клубки с его лица и не обращая внимания на белесые капли, что липли к его серым волосам, с чуткой заботой в алом взгляде искренне, сердечно улыбнулся и одними губами беззвучно произнес: «Я приведу тебя. Только будь с ними помягче», словно зная, что через час Синдзи с холодной кровью без пощады изобьет Аску и Рей.

Сознание, вопреки ожиданиям Синдзи, все-таки не оборвалось. Белый шум в голове, возникший вслед за мощнейшей волной наслаждения от разорвавшего все сдерживающие путы оргазма, на несколько мгновений отключил органы чувств, оставив вместо них одно лишь наслаждение во всем теле, которое из-за своей силы казалось плотным и осязаемым, словно разбухшая вместо загустевшей крови воздушная сахарная вата. Чувство это, впрочем, вырвало его из реальности, оставив где-то позади за слепящей пеленой перед глазами образ обнаженной и сладострастно стонущей Мари, что пробудило еще одну вспышку оргазма, наслоившуюся на первую. Его мысли в водовороте чувств непрестанно возвращались к этой девушке, будто она сделалась центром вселенной, хватаясь за нее, как за спасительную соломинку над бездной небытия, и одновременно окунаясь в ее красоту, ее притягательность и манящую страсть, медленно утопая в ней.

А через секунду все кончилось. Тело, перестав стрелять всплесками оргазмов, на секунду онемело, разлилось истомой и вдруг вспыхнуло немыслимой волной боли, что накопилась за все это время и скрывалась под валом сладких чувств. Теперь уже ничем не сдерживаемая и не подавливаемая, агония гремящим потоком разлилась по телу, ошпарив каждую мышцу, скрутив живот, едва не расколов голову, но главное — взорвавшись невыносимой болью в паху, на кончике перенапряженного за гранью допустимого все еще возбужденного члена и потяжелевшим яичкам. Мучительно и сдавленно застонав — потому что кричать сил уже не было — Синдзи перекатился на бок, уже не ощущая, как заныли затекшие плечи и запястья, грозя вывихнуться окончательно, и лишь потом сквозь слезы тихо заскулил.

И вот когда отчаяние наполнило его душу, затмило шторм невыносимых чувств, агония вдруг прекратилась так же легко, как началась, оставив после себя, словно эхо, болезненное покалывание между ног и скручивающее давление в животе. Однако эти ощущения казались блеклой тенью той муки, что он пережил только что, да еще стократ умноженной неподконтрольным и не в меру своенравным воображением. Его мозг неспешно и неохотно стал склеивать пошатнувшийся разум, приводя мир в порядок и попутно успокаивая пульс, как будто заботливой рукой поглаживая чрезмерно разошедшееся, а сейчас сжавшееся в стальных цепях сердце. Ценой этого была лишь полная потеря чувства времени, поэтому, когда шум в голове затих, сковавшие тело иглы отпустили и грудь вновь наполнилась воздухом, Синдзи не мог даже представить, сколь долго он пробыл отключенным от реальности. Где-то далеко тело просигнализировало, что его вновь переворачивают на спину и что-то делают с онемевшим членом, он даже слышал четкий и до рези в ушах знакомый голос, но усилием воли заставил себя сосредоточиться только на своих мыслях, не видя ничего, кроме черного омута в центре своей души. Он думал, он переживал, точнее даже пережевывал бурлящие на сердце впечатления, память ощущений, чувств, Мари, Каору, себя, и он перестраивал намеченные планы. Он прислушивался к самому себе.

«Итак, я снова здесь. Нехорошо отключать мысли в самый напряженный момент. Еще чуть-чуть, и я бы не смогла себя сдержать».

Синдзи распахнул глаза.

— Я говорю, еще чуть-чуть, и я бы не смогла себя сдержать, — повторил ему голос над ухом. — Ты что, вообще меня не слушаешь?

Мари поправила лямки бюстгальтеров на плечах, подтянула чашечки к грудям и, зыркнув в его сторону, обиженно надула губки.

— Ну балда… Мог яиц лишиться, а ему хоть бы хны. И чего я перед ним тут распинаюсь?..

— Я все равно догоню тебя… — тихо произнес Синдзи.

Девушка замерла, чуть сдвинув брови и вонзив в него острые, блестящие под очками стальные глаза.

— Поговори мне еще тут. — Ее голос словно окатил ледяным душем, но тут же лицо девушки расцвело в ее обычной, не поддающейся разумному осмыслению радости, и она уже гораздо мягче и веселее произнесла: — Игра еще не окончена. Свою ставку ты отыграл, посмотрим, как справишься с другими. И да, птенчик, забыла сказать одну вещь.

Она наклонилась прямо к его лицу, обдав едва ощутимым фруктовым ароматом мокрых от только что принятого душа волос.

— Боль может быть не только в теле. Ты увидишь.

И тут Синдзи ощутил, как Мари коленями развела его бедра в стороны, одной рукой резко подтянула его ногу, а второй приложила что-то к его заду. Он не успел даже понять, что происходит, как вдруг почувствовал резкое давление проникающего в анус предмета, очередную вспышку боли, которая пронзила тело скорее не своей остротой, а памятью пережитых ощущений, и Синдзи сдавленно пикнул, но вдруг предмет исчез из его нутра так же стремительно, как туда попал.

— Готово, — произнесла довольная Мари, помахав перед его лицом влажным вибратором с короткой приплюснутой головкой. — Ничего не ощущаешь?

Синдзи, чье напряжение уже успело иссякнуть, с неприятной тревогой в теле поерзал на полу, убедившись, что его руки так никто и не удосужился развязать, как вдруг ощутил внутри живота — в глубине прямой кишки — прохладное покалывание небольшого твердого предмета.

— Ключ в тебе, — улыбка Мари стала такой широкой, что по телу прошла волна жуткой дрожи. — Как ты его достанешь — твоя проблема. Можешь подождать, пока он выйдет естественным путем, но я бы не стала затягивать с этим процессом — мы в чужой квартире, и черт его знает, когда вернутся хозяева. Можешь как-то выкрутиться сам, хотя без понятия как, а можешь прибегнуть к помощи этого.

Она кивнула в сторону Каору, что, как и в самом начале, сидел под окном во все той же черно-белой одежде, на которой теперь различались белесые влажные разводы. Только теперь его нога была прикована наручником к радиатору, основательно ввинченному в стену.

— В общем, все в твоих руках, — подмигнула она опешившему Синдзи. — Я пока сбегаю по своим женским делам и приготовлю следующую партию. Жди звонка, милый.

Поправив бюстгальтер, она накинула блузку, завязала галстук и надела на голову обруч, затем с тихим шорохом ткани о тело поправила свежие чулки, медленно погладив их ладошками по всей длине упругих бедер, и, задумавшись на некоторое время, все же натянула на себя трусики, нарочито медленно, демонстрируя Синдзи каждое движение их воздушных складочек, трепет рюша о гладкую кожу и скольжение кружева по пухлым наливным губкам, идеально легшим под полупрозрачную ткань. Терпеливо, с грациозным движением бедер и некоторым соблаговолением во взгляде подождав, пока тот оторвет от ее киски глаза, полные животной жажды крови, и вопьется ими в лицо, мысленно уже пожирая ее тело с потрохами, Мари блаженно закатила глазки и приложила кончики пальцев к щечкам, будто только что отведала сладкое лакомство, а затем бархатным голосом произнесла:

— Синдзи, дорогой, я от твоего взгляда сейчас снова потеку. Пожалуйста, не надо, только что ведь надела свежий комплект белья. Ах…

Вздохнув умильно, она послала ему воздушный поцелуй и неспешно двинулась в сторону выхода, на пути бросив:

— Решение твоей проблемы с полицией лежит на кровати в соседней комнате. Хотя какой у тебя выход, хи-хи…

Ее звонкий смешок стих за закрытой дверью, и комната погрузилась в гробовую тишину. Каору, не шевелясь и даже не моргая, внимательно следил за Синдзи, впрочем, не буравя его взглядом до нервной дрожи, а будто бы подбадривая или утешая. В любом случае, он ощущал только исходящее от него приятное тепло вместо ожидаемого смущения или раздражения, не вполне четко представляя, почему так происходит. Возможно, причиной тому было полное отсутствие оценки или критики в его взгляде, которую так чутко и болезненно ощущал Синдзи ранее в незнакомых и ненавистных людях, или еще проще — самую обычную искренность, не пытающую скрыть свои чувства, даже когда вся правда о нем перестала быть секретом.

— Сможешь достать ключ? — спросил Синдзи.

Брови Каору слегка приподнялись.

— Ты имеешь в виду… оттуда? — в его мягком голосе проскользнула нотка удивления.

— Угу. Не хочу терять времени.

— Боюсь, она уже успела далеко уйти.

— Я не собираюсь ее догонять. Просто не желаю в ее удовольствие терзаться выбором и сомнениями. Так что давай.

— Уверен?

— Все равно это неизбежно. Вперед, я рассчитываю на твои руки.

С легкой заминкой и еле заметной озадаченностью на лице, через секунду сменившейся заинтригованным интересом, Каору поднялся на четвереньки и, шурша одеждой, подполз к нему настолько близко, насколько ему позволяла прикованная нога. Синдзи к своему удивлению не ощутил ни капли волнения или смятения, даже смущения, оставаясь невозмутимо собранным, будто ему предстояла обычная процедура синхротеста, а не почти что медицинская операция по извлечению постороннего предмета из организма. Хотя, когда Каору подобрался к нему на расстояние вытянутой руки и раздвинул его ноги, искорка волнения все же кольнула его сердце. В голову пришла странная ассоциация, что выглядит он сейчас совсем как Аска или Рей, когда он с алчным голодом и вожделением в глазах нависал над ними, готовый разорвать в клочья.

«Они чувствовали то же самое? Нет, раз в сто сильнее. И им было страшно. Они все еще были способны чувствовать это…»

Тело невольно вздрогнуло, ощутив на ягодицах осторожные прикосновения прохладных пальцев Каору.

— Я… начну?

— Не сдерживай себя.

— Попробую… — выражение лица Каору почему-то вызывало мысль, что он едва сдерживает улыбку. Не насмешку, а именно легкую улыбку. — Только извини, у меня сухая кожа.

— Не разменивайся по мелочам.

Синдзи попытался полностью расслабить тело, чтобы напряжение не сковывало мышцы и давление не резало болью. Хотя как только пальцы на долю сантиметров погрузились в него, зад тут же отозвался жуткими ощущениями, напомнив о чересчур тесном контакте с Мари.

«А она невероятная девушка. Ничего в ней особенного нет, да еще и ведет себя, как последняя шлюха, но почему-то в каждом своем движение, взгляде или улыбке она излучает умопомрачительную красоту. Грацию или элегантность, какую-то чудовищную эстетику и животную притягательность. Таких, как она, я никогда не видел. И то, что я испытал с ней… этому нет логического объяснения. Такое наслаждение, хоть она намеренно причиняла мне боль и унижение, но с ней было так хорошо… Просто от мысли, что она рядом, от одного ощущения ее близости. Это такое непонятное чувство, будто я… я… Черт!»

Синдзи скривился, когда ощущения в его анусе стали невыносимыми, и тело машинально сократило мышцы, заперев внутри пальцы Каору. А тот ввел их всего лишь наполовину, еще даже не дойдя до ладони, и ему пришлось вытаскивать руку обратно.

— Ты в порядке?

— А… ага… Не останавливайся.

«Я знаю, на что это похоже. Я уже ощущал это чувство ранее. Чувство умирающего одиночества. Мари… Мать твою, как же больно!!!»

Зашипев, Синдзи невероятным усилием воли все же удержал себя в расслабленном состоянии. Рука Каору, хоть и являлась тонкий и женственной, но даже в запястье, казалось, выглядела толще, чем тот фаллос, что пихала в него Мари, не говоря уже о ширине всей ладони вместе с пальцами, которые, сомкнутые, только-только начали подбираться к основанию.

«Рей уже испытывала это. Рука Аски вошла в нее почти до локтя, а она ненамного меньше его. Но и Рей сама по себе меньше. Хрупче. Хотя в нее проникалось гораздо легче. И потом, она привыкла. Ее попка стала словно мякоть сдобной булочки, легкая, податливая, воздушная. Дырочка разработалась так, что ее можно тянуть как жвачку. Но ей было больно. Невероятно больно. Адски».

Синдзи закатил голову назад, чтобы не видеть, как Каору почти ввел в него ладонь до середины. Казалось, это был предел, еще сантиметр вперед — и натянутая до предела, до рези плоть лопнет, но парень, делая короткие остановки и давая мышцам время привыкнуть, сантиметр за сантиметром продвигался внутрь. Превозмогая боль, Синдзи сам стал поддаваться движению навстречу, сокращая мышцы так, чтобы стенки кишки начали захватывать ладонь.

«А Аска всегда боялась. Всегда. Не только, когда я растерзал ее девственность… или сломил волю… или растоптал гордость… или сделал своей игрушкой… Она боялась все это время, боялась всего на свете. Самая слабая… уязвимая… ломкая… нежная… зависит от всего…»

Прошло совсем немного времени, пока разрывающая боль стала терпимой, а потом уже почти незаметной, хотя Синдзи этот промежуток показался вечностью. Он уже без труда ощущал сложенную лодочкой ладонь Каору в себе, ее плавное движение в основание кишечника и отзывающееся раздвижение мягкой плоти, невыносимое давление сфинктера и трение о его кожу. Но, несмотря на боль, он уже не мог сказать, что испытывает адскую агонию, и в голове закралась мысль, что ничего особенного в этих ощущениях нет, что он легко смог бы вынести их в следующий раз, возникни такая необходимость. Распирающая предстательную железу изнутри ладонь непроизвольно заставила напрячься член и мошонку, будто они вопреки сознанию пытались заявить, что ощущения могли быть не только дискомфортными, но и приятными, однако Синдзи слишком отдалился от собственных чувств, чтобы осмысливать их. Хотя все же ощущения Каору в себе невольно возвращали к нему мысли.

«Зачем он это делает? Почему? Не могу понять, каков его интерес? Неужели, он тоже в Мари?.. Погружен в Мари? Он тоже гонится за ощущениями? Или у него свои цели? Есть ли они у него вообще? Может, он просто плывет по течению, без всякой подоплеки, намерений и идей? Может ли он быть?..»

Живот вспыхнул изнутри феерией ощущений, когда Каору начал шевелить пальцами в поисках ключа. Плоть кишечника была слишком чувствительной для такого проникновения, однако и его пальцы двигались очень осторожно, так что вместо резкой боли нутро наполнилось странным волнением, отчасти неприятным, отчасти щекочущим. Синдзи задрожал, провалив очередную попытку отвлечься от своего тела, и теперь его разум устремился к собственным чувствам, внутрь себя, вмиг наполнив душу трепетным сиянием минувшего экстаза с Мари, словно Каору все еще нес частицу этого тепла в себе. А еще его разум возвращался к девушкам, тем минутам нежного наслаждения, о которых он ранее не мог даже и мечтать, их сердцам, что на самую малую толику открывались перед ним под звук рвущегося треска. Синдзи тяжело задышал, не в силах совладать с бурей внутри себя, его глаза заплыли, кристальной чистотой смывая черную маслянистую пелену боли, и на острие душу вдруг закололо то хрупкое чувство, что могло сорвать его в бездну, разрушить все, как вдруг…

— Нашел, — вывел его из транса мягкий голос Каору. — Попробую вытащить.

Его рука, совершив небольшой поворот в анусе и тем самым прогладив растянувшиеся стенки кишечника, едва не сорвали Синдзи в стон, и в его голове сверкнула дикая мысль, что если бы не его истощение, то он мог бы даже кончить от этого. Но Каору, как будто не подозревая о тех ощущениях, что он доставлял ему, не резким, но быстрым движением выкрутил запястье назад и окончательно вытащил ладонь назад с маленьким блестящим ключиком, сжимаемым между пальцами.

— Готово, — улыбнулся он.

— О… Отлично… — Синдзи пришлось отвернуть голову в сторону, чтобы парень не увидел его покрасневшего лица. — Сначала ты.

Где-то в мыслях он боялся, что Мари и здесь сделала подвох, однако до его уха за шуршанием одежды донесся механический щелчок замка, звон цепочки наручников и стук упавшего на пол браслета.

— Сделано.

С ремешками проблем тоже не возникло — Каору быстро распутал их и высвободил Синдзи, сам отправившись в соседнюю комнату. Тот с хрустом затекших конечностей, кривясь от покалывания мышц, поднялся, покрутился их стороны в сторону, прогоняя нудящую боль и разминая тело, а затем, когда багровая пелена от резкого притока крови спала, убедился, что девушка не совершила с его детородным органом ничего опасного. Бордовая краска с члена хоть так и не спала, однако легкое покалывание говорило, что чувствительность он еще не потерял, да и твердость головки указывала на все еще имеющуюся способность к эрекции.

«Что ж, это было весело. Мари, Мари, Мари… Надо сказать, я у тебя в долгу».

Поднявшись и восстановив твердость поступи, Синдзи обратил внимание, что к полу его приковал крепкий наручный ремешок, кажется, использующийся в психиатрических лечебницах для связывания особо буйных, причем цепь между наручами была прибита к полу крюком.

«Медицинский наркоз, ремни… Даже не хочу знать, откуда у тебя все это».

Каору к этому времени уже появился в проходе, видимо, из ванной, держа в руках снятый джемпер и сверкая каплями воды на бледной коже точеной немускулистой, но сильной фигуре.

— Испачкался, — пояснил он. — Я бы предпочел переодеться.

— Да… одежда… — отчего-то смущенно произнес Синдзи, отведя взгляд в сторону. — Не помешало бы.

— Мари уже приготовила комплект. Пойдем.

Он указал на дверь комнаты рядом, о которой Мари сказала, что в ней лежит решение проблемы с полицией. Эти слова только сейчас всколыхнули тревогу в его душе, потому что эта девушка простых решений не ищет. Уже заходя в комнату, совершенно обнаженный, он внутренним чутьем догадывался, что его ожидает, и не ошибся.

На кровати лежал красиво расстеленный комплект одежды. Женской одежды. Просторное платье молочно-кофейного цвета с короткими рукавами и средней длинным подолом, декорированным оборкой бежевого оттенка, тонкий черный танк-топ, свободная белая водолазка, черные чулки, белые хлопчатые девичьи трусики в мелкий розовый горошек, небольшой бюстгальтер со вставками под первый размер груди нежно-розового цвета с пурпурными сердечками, клетчатым рисунком на бретельках и бантиком между чашечками. На подушке располагался парик, имитирующий длинные кофейно-шоколадные волосы с челкой, а под ним — цепочка с кулоном в виде большого красиво завитого золотого сердечка.

— Я этого не надену… — чувствуя, как пересохло у него в горле, хрипло произнес Синдзи.

Каору хмыкнул, будто припоминая что-то свое давно минувшее или просто усмехаясь тщетности сопротивления, затем прошел к шкафу и достал из него еще один комплект женской одежды. На этот раз это было настоящее черное викторианское платье с длинным складчатым подолом, обилием рюшей, оборок и бантиков, с чепчиком, манжетами и корсетом на шнурках, только выполненное в томных готических тонах.

— Мари, все же ты решила оставить мне это… — с неловкой улыбкой произнес Каору, сказав это куда-то в воздух, а затем развернулся к Синдзи. — Могу предложить этот вариант, если он тебе больше нравится.

— НЕТ! — нервозно резко ответил тот. — Спасибо, я пас.

— Предпочитаешь идти нагим? — задал Каору вопрос, от которого на лице Синдзи растянулась кислая мина, оправдав все его худшие ожидания. — Эти два платья — единственная одежда в этой квартире. Твою она уничтожила еще вчера.

— Значит, она это спланировала?

— По ее словам, полиция разыскивает молодого юношу в школьной одежде. Никто не сможет предположить, что ты перевоплотишься в девушку.

— Все равно глупо. Будет очевидно, что это трансвестит.

— Предоставь это мне, — улыбка Каору стала еще шире, напомнив о жутком оскале Мари.

Синдзи поежился, но, прикинув возможные пути решения проблемы, нехотя кивнул. В принципе, идти голышом по улице была для него не такая уж и большая проблема, однако местные аборигены вряд ли восприняли бы эту затею с воодушевлением, так что свидания с полицией в этом случае не избежать. Кончено, тот еще вопрос был, а сколько внимания он привлечет в женской одежде, но, как верно заметил Каору, иного выхода не было.

— Закончим с этим поскорее. Не хочу здесь долго задерживаться.

Наспех умывшись, Синдзи терпеливо подождал, пока Каору намажет его лицо и руки каким-то обнаруженным в ванной лосьоном с маслянистым молочным запахом. Пока седоволосый парень ватным тампоном наносил ему слой густой жидкости, разглаживая кожу на лице и ладонях, Синдзи предпочел не думать о пикантности ситуации, благо что тот не демонстрировал никаких признаков конфуза. Затем, пока кожа пропитывалась кремом, он собрал одежду и отправился в соседнюю комнату. Не долго думая, он натянул трусики, ощутив, как его член и яички практически в упор уместились в мягкой гладкой ткани, и как края их с легким давлением впились в кожу на ягодицах — белье явно было мало. Точнее, оно не было рассчитано на выпирающий бугорок мужских половых органов. Хотя Синдзи не мог не отдать должное женским трусикам — даже не по размеру, они сидели легко и приятно облегали к коже нежным хлопком. Мотнув головой, пока ощущения не стали слишком приятными и пенис от тесноты не начал разбухать, Синдзи натянул чулки, немного повозившись со способом их надевания. Поднявшись, он вдруг ощутил, как приятно пригладила кожу мягкая ткань, облегающая бедра, и вновь внутри него защекотала воздушная волна уюта, словно тело приласкали сотни пушинок.

«Нет-нет-нет. Просто девчонки любят всякие милые и нежыне штучки, мне это совершенно не интересно. Ничуть».

Отбросив на кровать бюстгальтер с твердым решением не использовать его, он немного поломал голову над тем, в какой последовательности должны надеваться платье, кофта и водолазка, и, наконец, разгадав эту головоломку, стал примеряться. И тут же чертыхнулся — платье было снабжено небольшим бра в области грудей размером не ниже первого, и без него ткань просто-напросто провисала. Внутренне зарычав, Синдзи натянул на себя второй предмет женского белья, немного повозившись с застежкой, и с легкой дрожью в теле сосредоточился на столь непривычных ощущениях. Дышать стало капельку тяжелее, однако соски его слегка придавили мягкие вкладыши из какой-то плотной и эластичной ткани, приятно ласкающей кожу.

— Дерьмо.

Он постарался побыстрее одеться, чтобы новые и небезынтересные ощущения не забили его голову, и уже через минуту обнаружил себя перед зеркалом, с придыханием взирая на свое отражение. И хоть лицо его по-прежнему выдавало в нем парня, все остальное невозможно было отличить от облика высокой и симпатичной девушки: шею и руки облегала тонкая свободная ткань водолазки, поверх нее грудь укрывал черный танк-топ, и все это облачало прекрасное и невероятное красивое в своей простоте платье, ниспадая до колен и контрастируя своей воздушностью с темной гладью чулок. Один вид этой одежды, столь непривычной и так волнительно глядящей кожу, привел Синдзи в состояние смущенного смятения, трепетом отозвавшегося на дрогнувшем сердце.

— Тебе идет, — раздался голос Каору у двери.

Нервно развернувшись, Синдзи уже было собрался резко ответить, чтобы скрыть неловкость, но слова застряли в горле при виде нового облика парня — наряд, напоминающий отчасти сложный костюм служанки, отчасти готическое платье, сплошь выполненное из черных складчатых тканей с короткими белыми полосками рюша, крест-накрест прошитое белыми лентами на талии, на концах завязанными бантами. Подол, словно накатывающие друг на друга морские волны, украшали ряды оборок, шею украшала черная лента из кружев, на руки были надеты длинные черные перчатки из полупрозрачного сетчатого кружева с манжетами из рюша и такими же белыми складками у локтей, а голову обрамлял еле заметный чепчик с инкрустацией из раскрывшегося бутона черной розы, отделанной лентой-бабочкой. Внешний образ заканчивали выкрашенные черным лаком ногти и выделяющийся черными тенями контур над веками с подведенными ресницами. Лоск ниспадающих длинных серых волос и бледное сияние кожи под шеей особенно контрастировали с темным тоном наряда, делая образ Каору хоть и вычурно ярким, контрастным, но на самом деле просто сногсшибательным. Не зная заранее, невозможно было сказать наверняка, что это парень.

— С опытом приходит, — казалось, в его голосе промелькнуло смущение или, возможно, неловкое оправдание. — Ей такое нравится.

— Ага… — туманно протянул Синдзи, продолжая водить взглядом по его наряду.

— Пойдем, я тебе помогу закончить.

Каору поспешил усадить его перед зеркалом и затем принес набор с косметикой. У Синдзи нервно екнуло, когда он увидел перед собой россыпь тюбиков, склянок и флаконов непонятного назначения, однако, управляемый уверенными руками парня, не посмел возражать. Тот, сняв перчатки, для начала тонкой кисточкой нанес тени на его веки, чуть более темные, чем его кожа, а затем контурным карандашом слегка подвел ресницы, после чего тушью придал им объемную форму. Затем он щеточкой расчесал брови, которые, к счастью, оказались не столь густыми, чтобы их пришлось выщипывать. После этого Каору окунул большую пушистую кисть в чашечку с пудрой и осторожно нанес ее на щеки, плавно заскользив щетинками в сторону от носа, в котором тут же защекотало от ее приятного запаха. Однако чихнуть не удалось, так как Каору сразу же перешел к его губам. Нанеся на них кисточкой тонкий слой защитного крема, он поднял со стола помаду неяркого темно-телесного оттенка и осторожно провел ею по губам, оставив различимый, но не выделяющийся кремово-вишневый тон. И только после этого, убедившись, что на лице не осталось ни одного неаккуратного штриха и макияж лежит идеально, Каору надел парик на голову Синдзи, подобрал проступающие локоны под резинку и щеткой привел его вид в порядок, а затем, прицепив кулон, наконец, отступил в сторону.

Синдзи, все это время не дышащий и боящийся даже шевельнуться, вздрогнул, увидев свое отражение. Несомненно, на него смотрело его же собственное лицо со всеми знакомыми ему чертами, однако сейчас что-то в нем неуловимо изменилось, настолько, что он был готов поклясться — перед ним сидела девушка удивительного очарования. Одновременно неизведанная и до дрожи знакомая, словно сестра-близнец, родная кровь и плоть, и оттого привлекающая не красотой, а поразительным контрастом сходства и различия.

«Вылитая Лилли…»

— Это максимум, чего можно добиться на скорую руку, — очистив ладони влажной салфеткой и снова облачив их в перчатки, произнес Каору.

— Это… просто… — Синдзи с трудом мог подобрать слова, — изумительно… Вроде бы ничего не изменилось, но я с трудом себя узнаю.

— Рад, что ты впечатлен, — на его лице расцвела легкая улыбка. — Нам повезло с формой твоего лица и его чертами. На мне Мари долго отрабатывала макияж, пока не добилась… того, что ты видишь.

— С-Спасибо… — Синдзи перевел на него взгляд и запнулся, будто только сейчас вся феерия ощущений от хлопкового белья, шелка чулок и мягкой ткани женской одежды вместе со слоем воздушной и чарующе пахнущей косметики, пропитавшей кожу удивительной свежестью, распустилась в душе едва уловимым чувством внутренней ласки, чуткости, которую он мог лишь видеть ранее в трепетно дрожащих глазах девушек.

«Возможно, затея и не столь абсурдна».

Он не мог понять, откуда возникла эта сумятица в душе, когда он поднялся с табурета и ощутил облегающее давление одежды и белья, когда Каору слегка кивнул, словно приободряя и взглядом приглашая отправиться на выход, когда он надел женские туфли с коротким узким каблуком, сделавшие его походу неуверенной и хрупкой — во многом благодаря малому размеру обуви и ее неустойчивости. Однако Синдзи был уверен — волнение от женской одежды, даже от ощущения себя в женском обличие не было столь сильно, если бы не нахождение рядом этого загадочного и закрытого, но располагающего к себе парня. Они оба оказались в одном положении, они оба выглядели одинаково, вероятно, они оба пережили и испытывали одно и то же. Именно с этой мыслью Синдзи решил не расходиться на улице, а отправиться вместе с Каору к станции монорельса, который должен был доставить его домой.

— А почему именно Августин? — задал он в пути давно интересующий его вопрос, хотя неловкости от молчания не ощущал, да и на улице им пока не попался ни один прохожий, способный разоблачить их личину.

— М-м?

— Мари так тебя называет. Почему?

— А, имя, — Каору устремил взгляд куда-то далеко вперед, словно его посетило теплое воспоминание. — Видимо потому, что мы познакомились в августе. Или по любой другой причине, которую мне не суждено понять.

Вновь возникла тишина, нарушаемая лишь шорохом подолов их платьев и тихим стуком каблуков. Синдзи с ощущением колючих мурашек на спине приметил на другой стороне улице случайного пешехода, проводившего их слегка заинтересованным взглядом. Впрочем, к его облегчению, смотрел он всецело на Каору, да и то лишь из-за его экстравагантного наряда, не выявив в глазах ни одного намека на разоблачение. Синдзи облегченно выдохнул и, поправив локон прически, маячивший перед глазами, снова взглянул на спокойно шествующего рядом парня. Ни единой капли беспокойства, насмешки или смятения.

— Скажи… Почему ты терпишь все то, что она с тобой делает?

Каору перевел на него рубиновый взгляд, теперь особенно выделяющийся из-за черных теней и подводки глаз, и сквозь мимолетное удивление одарил его наивной улыбкой.

— Терплю? Разве со стороны это так воспринимается?

— А… — опешил Синдзи. — Да нет… Просто я подумал…

«Значит, все-таки ему нравится. Изврат на изврате».

— Не делай поспешных выводов, Синдзи-кун. Я не терплю сквозь силу Марию, и я не наслаждаюсь той болью и унижением, которые она мне причиняет. Мне просто нравится за ней наблюдать. Она упивается плотским удовольствием, наслаждением тела, эротичностью и похотью, а я в свою очередь даю то, о чем она меня просит, только лишь потому, что она искренне этого желает. Не могу сказать, что я испытываю сексуальность по отношению к ней или к кому-либо еще, будь то влечение или страсть. Отнюдь, у меня нет в этом потребности, хотя мое тело все же и реагирует на стороннее воздействие, но такова наша природа.

Каору приветственно кивнул прошедшему мимо мужчине, заставив того смущенно потупить взгляд и ускорить шаг, проходя мимо них.

— Она мне нравится, и я рад видеть счастье на ее лице. Когда мы познакомились два года назад, она сначала показалось мне закрытой и бездушной девочкой. Не имея семьи или близких, приписанная к военному корпусу НЕРВ, уже в том возрасте она устраивала свои дикие игры. Больше всего она любила соблазнять взрослых мужчин, доводить их до исступления сексуальными намеками или своим беззащитным уязвимым видом с жалобной просьбой о защите, а потом, когда они доходили до состояния бесконтрольного полового влечения, в резкой форме унижать или оскорблять их. Многие не выдерживали и набрасывались на нее, а она в этот момент изображала беспомощную жертву или наоборот, насмешками еще сильнее поддразнивала мужчину. В итоге, потеряв голову, те насиловали ее, не сдерживая сил и зачастую прикладывая руки, притом не подозревая, что Мария все это записывала на камеру. В итоге она либо заставляла их исполнять свои прихоти под угрозой уголовного преследования за изнасилование несовершеннолетней, либо сразу же отправляла запись семье мужчине, если таковая имелась. Совсем скоро слухи об ее играх разнеслись по всей базе, и многие просто решили не иметь с ней общих дел, но, как ни странно, жертвы находились всегда. Используя не только соблазн, но и слабости мужчины, их больные места, унижая их и провоцируя, она все равно доводила тех до крайней черты и заставляла насиловать себя, подвергаясь побоям, но теперь она уже либо подстраивала разоблачение, либо сама изворачивалась и жестоко калечила мужчин, оправдываясь после необходимой обороной при попытке изнасилования. Военная полиция и руководство все понимали, но, учитывая важность готовящегося пилота для проекта, не пытались ее остановить, в отличие от нерадивых мужчин, чью глупость превосходило разве что их сексуальное влечение.

Каору сделал паузу, ожидая, пока минует небольшая толпа людей на светофоре, а Синдзи терпеливо ожидал продолжения, даже не сильно взволновавшись при виде полицейского патруля, который, хоть и одарил их пристальным вниманием, но больше никак не отреагировал.

— Именно тогда мы и познакомились, во время первых синхротестов еще только строящихся Евангелионов. Разумеется, она сразу попыталась меня соблазнить, однако тогда я еще не понимал ее мотивов, и все ее попытки вызывали у меня лишь недоумение. Как я уже сказал, я не ощущал потребности в удовлетворении половых инстинктов. По-видимому, это чрезвычайно злило Марию, и однажды она отчаялась до такой степени, что сама набросилась на меня с угрозами, связав и начав пытать с помощью украденных медицинских инструментов, чередуя насилие с агрессивной лаской. Это было, конечно, больно, однако лишь позже я узнал, что она ждала от меня унижения, мольбы о пощаде, слез, ненависти, благоговения — то есть выражения любых чувств, которые относились бы лично к ней. А я по незнанию просто лишь смотрел на нее, думая, что так нужно. В итоге, спустя несколько дней одних только истязаний без сна и пищи, она упала на мои ноги и, не сдерживая слез, стала умолять, чтобы я ее заметил. И тогда я понял, насколько чистой, хрупкой и чувствительной являлась ее душа, сколь несчастна она была все это время, и я понял, что могу дать ей желаемое. В тот день я стал ее игрушкой, подопытным кроликом в ее безумных экспериментах, ее рабом и ее единственным близким человеком.

Навстречу выскочила группа старшеклассников и тут же впилась в них жадным пошлым взглядом.

— Хей, девчата, с косплей-пати что ли? — пылко воскликнул один из них под гогот остальных. — Как насчет компании нормальных пацанов? Прогуляемся, потусим, а?

Синдзи ощутил одновременно вспыхнувшую злость и тревогу, ведь сейчас он совершенно ничего не мог поделать, и даже голос мог выдать в нем парня. И ему не хотелось думать, что бы устроили эти молодцы, узнав, кто перед ними на самом деле.

— Простите, не интересно, — без тени беспокойство мягким бархатным голосом ответил им Каору и взял Синдзи за руку. — Мы вместе.

Парни заулюлюкали.

— Да вы лесби! Так это еще лучше! Чего вам сосаться друг с дружкой, у нас тоже есть что пососать. Пойдемте, не пожалеете.

— Мы фудзиеси, — улыбка Каору стала еще шире. — Любим мальчиков, которые любят мальчиков. Как насчет вам, ребята, пососать друг у дружки? Такой вариант нас очень даже устроит.

— Фу, бля, — один из старшеклассников с отвращением отвернулся. — Мерзость.

— Думай, что несешь, — озлобленно напрягся другой, но его товарищи подхватили его за локти.

— Ну их на хер, что-то с ними не так. Забей на этих извращенок, пошли нормальных найдем.

Тот еще раз смерил их взглядом и надменно дернул плечами, будто демонстрируя, что это он принял решение.

— Наберутся всякого говна и еще гордятся этим, — буркнул он, с презрением во взгляде проходя мимо. — Собрать бы вас всех и отправить на остров, чтобы вы там все подохли и нормальным людям жить не мешали…

Только когда компания скрылась за поворотом, Синдзи смог облегченно выдохнуть:

— Это было близко…

— Они безобидные, — улыбка так и не сошла с лица Каору. — На самом деле кроме слов им гордиться нечем, так что даже если бы мы и согласились с ними пройтись, это нам бы пришлось их соблазнять для интимной близости, а не наоборот.

— Брр… — Синдзи передернуло. — Нет уж, не надо мне такого счастья.

— Уверен? — глаза Каору сверкнули. — По-моему, ты хорошо справляешься в женском обличие, а я могу заверить, что, будучи девушкой, у тебя откроются новые возможности в плане управления мужчинами, не говоря уже о новом и интересном опыте интимной близости.

— ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ ЧТО ЛИ?! — вспыхнул Синдзи, едва не накинувшись на Каору, но тут же замер столбом, увидев, как тот звонко и искренне рассмеялся.

— Прости, прости меня, Синдзи-кун, — произнес, наконец, он, совладав с собой. — Я не смог удержаться. У тебя был такой уязвленный и напуганный вид…

Тот, с некоторой заминкой закрыв распахнувшийся рот и преодолев всю гамму самых разнообразных эмоций, обиженно насупился.

— И ничего и не было… — буркнул он, отвернувшись в сторону.

— Ладно-ладно, Синдзи-кун, не дуйся. Ты тоже можешь меня поддеть, когда тебе этого захочется, за мной остается долг.

— Угу…

— На чем мы остановились? Ах да, как я стал подручным Марии.

Ничего не сказав, Синдзи навострил уши.

— Тот день мы провели, погруженные друг в друга — я наблюдал за ее наслаждением, за переменами в душе, сколь стремительно распускалась в ней надежда и счастье от долгожданной встречи человека, с которым не нужно более изображать жертву, не нужно бежать от страха, с которым можно быть самим собой. Тогда я понял, насколько сильно она в нем нуждалась, и я терпел все ее шалости, позволив телу вобрать в себя все приятные и болезненные ощущения. Мне доставляло удовольствие не ее ласки, а то внутреннее сияние, что пробивалось сквозь ее глаза, упоение жизнью, счастье от каждой прожитой минуты, ведь Мария как никто другой знает, что значит жить. Однако после наших ласк, когда мы уже разошлись по домам, ее подкараулила группа техников, с которыми она как-то развлеклась и чью репутацию растоптала компрометирующим видео. Им уже нечего было терять, и все, что они желали — это месть. Оттащив ее в техническое помещение, они несколько часов избивали ее обрезками металлических труб, пока не переломали почти все кости, а затем стали насиловать — по очереди и все вместе, а затем снова били и били, в минуты отдыха сначала макая ее в экскременты, затем заливая в нее технические жидкости: мазут, краску, растворители, в том числе прямо в глаза, а под конец разорвали ей влагалище, насадив ее на опорный столб парового котла, по размерам сопоставимый с мачтой линии электропередач. Когда ее разум померк и тело перестало реагировать на побои, кто-то достал пистолет и сделал три выстрела в живот и один в грудь, хотя на ней и так не оставалось живого места.

По спине Синдзи пробежали мурашки.

— Но я же не видел на ней ни одного шрама…

— Так и есть. Когда ее нашли, она была все еще жива и находилась в сознании. У нее не осталось почти ни одной целой кости — были сломаны руки и ноги, ребра, череп, таз, желудок был забит критической массой химикатов, кишечник был пробит в нескольких местах, поражены легкое, печень и желудок. Операция по ее спасению длилась 18 часов, и все это время она балансировала на грани жизни и смерти, несколько раз переживая остановку сердца. Учитывая важность Марии для проекта, доноров нашли мгновенно, причем, скорее всего, часть органов была позаимствована у тех техников, что ее изнасиловали — с ними никто церемониться не собирался. Прочие, включая кожу, кровь, роговицу глаз и ткань влагалища, были выращены в лаборатории. Полгода она находилась на аппарате искусственного обеспечения жизни, пока кости срастались и приживались органы, но никто не верил, что она сможет хотя бы ходить. Однако, как ты видишь, она выкарабкалась. Проявив чудеса стойкости, она всего за пару месяцев заново научилась самостоятельно передвигаться, работать руками, справляться с обновленным телом, которое тогда еще работало не идеально. Правда, внешний вид ее из-за швов и шрамов выглядел жутко, поэтому по завершении реабилитации хирурги провели лазерно-пластическую операцию, затерев все следы трави и придав сломанным костям изначальный вид. Данный метод, хоть и отличается большой эффективностью, не практикуется из-за невыносимой боли — так как кости подтачиваются напрямую, а применение анестезии может привести к отмиранию тканей, не говоря уже о постоянных мучительных ощущениях на протяжении всей жизни. Однако Марию это не остановило, и я понял, что с ней все в порядке тогда, когда она соблазнила главного врача. Синтетические органы позволяли достичь ей удивительной пластики и умения в их манипуляции, а после, заполучив компромат почти на всех хирургов, она могла позволить себе совершать над телом немыслимые эксперименты, зная, что ее потом без труда восстановят и залатают все шрамы. Она вновь начала соблазнять мужчин, однако теперь шантаж и унижение не были ее целью. Она просто игралась, иногда во время секса причиняя себе страшные раны, из-за чего мужчины пугались до ужаса — ведь нельзя было доказать, что эти травмы были нанесены не ими. Месть, злость, надменность — ничего этого в ней не было. Мария просто купалась в ощущениях.

Через дорогу показалась станция монорельса.

— Я же оставался ее личной игрушкой, с которой она могла хотя бы ненадолго расслабиться, реализуя самые безумные и дикие фантазии. Впрочем, это не означает, что ее игры для остальных стали менее безобидными. Наоборот, она доводит жертву до такого состояния, что она сама рушит свою жизнь, сжигая себя в безответной страсти или отчаянии. Но знаешь, Синдзи-кун, — Каору вдруг повернулся к нему, скользнув, словно бритвой, своим алым взглядом, — могу тебе сказать, что сейчас с тобой она не играется. Глядя в ее глаза и наблюдая в них наслаждение от жизни, этот яркий огонек страсти — настоящей, сердечной, искренней, я испытываю необычайное воодушевление и симпатию к ее чувствам, но теперь, я не сомневаюсь, этот огонек разгорается еще ярче при одном взгляде на тебя. И знаешь… мне немного завидно.

Шум прибывшего поезда заглушил последние слова Каору, и он, придержав встрепенувшиеся под шквальным порывом ветра волосы, лишь широко улыбнулся и кивнул.

— Ревность, наверное, — его голос потонул в шуме вывалившейся из вагонов толпы. — Твой поезд. И не бойся полиции, с ними все улажено.

Не дожидаясь ответа, Каору махнул рукой и влился в поток стремящихся по своим делам людей, спустившись по лестнице обратно на дорогу. Синдзи так и не смог понять, как ему следовало бы относиться к только что услышанному, хотя история Мари и отношение к ней загадочного парня полностью овладели его мыслями. Перематывая в голове описанные им события, сопоставляя их с проблесками тех сокровенных, глубоко личных чувств, которые, как ему казалось, иногда удавалось разглядеть за холодной сталью ее глаз, за едкими и сладкими речами, Синдзи все больше погружался в эфемерный и чарующий образ девушки, будто бы проникая сквозь ее преграду отчуждения к самому сердцу. Несмелая надежда на то, что могло быть пониманием ее души, затеплилась внутри него, и эта мысль настолько захватила его разум, что Синдзи на некоторое время даже позабыл, в каком положении и где находится.

Из омута глубоких переживаний его вывел пристальный взгляд в спину, который Синдзи ощутил каким-то внутренним чутьем. Резко развернувшись, он, однако, не обнаружил среди утомленно покачивающихся пассажиров ни одной подозрительной личности, кроме разве что молодой девушки, поспешившей направить взгляд в другую сторону. Синдзи пригляделся к ней: длинные шоколадные волосы, косая длинная челка, скрывающая половину лица, невзрачный пуловер без рукавов поверх свитера и джинсы — ничего особенного. Впрочем, ее пристальный взгляд, от которого по спине Синдзи пробежала волна мурашек, мог быть свидетельством того, что она раскрыла его маскировку.

«Кто их разберет, этих женщин. Может, они нутром чуют собственную природу. Ладно, черт с ней, если она не поднимает шум, мне это не интересно».

Поездка не продлилась долго — станция находилась буквально в двух остановках от апартаментов Мисато, поэтому до дома он добрался довольно быстро и без приключений. Лишь на улице ему пришлось с опаской оглядеться по сторонам в поисках притаившихся агентов или полицейских, однако Синдзи не заметил ни одного признака засады. На верхнем этаже, будто заманивая, горел единственный свет гостиной их квартиры, наполняя одновременно и радостью, и тревогой. Понадеявшись на удачу — ибо больше ему ничего не оставалось — Синдзи направился к входу.

С каждым шагом сердце стучало все сильнее, мимо медленно плыли соседние дома, фонарные столбы, одинокие деревца, а за ними дверной пролет подъезда, лифт, квартиры, но ничего не происходило. Не высыпались люди в черных костюмах, не взвывали сирены полицейских машин, ни единой души не возникло на его пути. Идя к ставшему почти родному жилищу, которое он так до сих пор и не научился называть своим, Синдзи где-то в глубине души желал, чтобы его схватили. Ему было отвратительно в этом признаться, но перспектива встретись своих девушек, которые пережили столько боли и страданий, которые сейчас, наверняка, не находили себе места и пожирали свои души в изничтожающем абсурдном чувстве вины, из последних сил цепляясь за призрачную ниточку надежды, казалась ему куда более жуткой, чем ночь в кутузке. Причиной тому были последние события с Мари, его пережитые чувства, понимание, страшной тенью накрывшее его идеальной мирок, и тяжкое осознание неизбежного, от которого внутри все сжималось горьким клубком и лицо кривилось, как от протяжной ноющей боли. Он знал, что ему предстоит увидеть, и это рвало его сердце.

Рука тихо отворила незапертую дверь. Коридор был наполнен ароматным запахом карри — блюдо, которое так и не научилась готовить Аска, попробовав однажды повторить увиденный у него рецепт. Из гостиной доносилось монотонное бормотание телевизора, пытавшееся выдавить драму из искусственной игры актеров в очередной мыльной опере. На кухне журчала вода и позвякивала посуда. Это был мир гармонии, к которому когда-то стремился Синдзи, тихий, спокойный и милый. И у него защемило в груди, потому что чернота перед глазами, к которой он уже успел привыкнуть, не давала ему насладиться трепетным теплом в душе, чувством, которого он так долго ждал.

— Я дома… — тихо прошептал он.

И тут на кухне возникла повисшая в воздухе тишина, словно замершее время, накатывающее к критической точке, и через секунду раздался звон разбившейся чашки, а за ним — резвый топот босых ног. Синдзи ожидал увидеть мчащийся к нему рыжий шторм, однако обнаружил голубовласую девушку, на огромной скорости вылетевшую из-за поворота, словно приведение. Рей, одетая в купленный им костюм служанки, скользила по полу, словно ее ноги не касались его, путаясь в подоле длинного платья, и лицо ее сияло от искреннего безмерного счастья. Будто не веря в происходящее, она лучилась радостной улыбкой, окуная его в слепящий блеск сверкающих алых глаз, будто только сейчас растаявших от сухого льда вспыхнувшим теплом надежды и облегчения. А за ней из-за угла выплыли сначала каштановые кошачьи ушки, а за ними испуганная рыжая головка с печальным, слегка обиженным, но уничижающее покорным робко чувственным лицом, мгновенно утонувшим в тонких ручейках слез — чистейших, как бездонный океан ее лазурных глаз, льющихся от самого трепетно бьющегося сердечка. Их вид, такой нелепый и милый, объял душу нежной и уютной лаской.

«Будто не видел вас тысячу лет. Какие же вы красивые…»

Рей, кажется, только сейчас заметила, во что был одет Синдзи, и с выражением легкого недоумения, чуть тронувшего ее сияющее личико, замерла в двух шагах от него. Аска несмело также выбралась с кухни, раскрыв свое одеяние: кухонный фартук был одет поверх джинсового бюстгальтера и таких же джинсовых шорт, из которых выбивался кошачий хвост, да ее ошейник — все, что было на ней надето. Немка, подступив к Рей, неловко помялась с ноги на ногу, осторожно взяв ту за край юбки, и не без труда справившись с бушующей гаммой радости, укора и облегчения, дрожащим слабым голоском произнесла:

— Здравствуй…

Даже сквозь одежду можно было различить, как сильно колотились сердечки в их грудях, как учащенно те поднимались от волнения и как наполнились их глаза преданным благодушием.

«Мои ненаглядные… милые и обожаемые… Как же я рад вас видеть… Как же рад…»

Сквозь мутное марево было все сложнее различить их лица.

— Икари-кун… — с еле заметной ноткой беспокойства прозвучал прохладный голос Рей, — почему ты так выглядишь?

«Как же я хочу вас обнять… Больше всего на свете… Сейчас…»

Набрав воздуха в грудь, затмив взор, погрузившись в шум, что все сильнее гремел в ушах, Синдзи перенес центр тяжести на одну ногу, а второй резким мощным движением ударил Рей в живот. Девушка, сделавшаяся вдруг легкой, словно пушинка, подлетела в воздух, спиной вперед пронеслась мимо остолбеневшей Аски и с тяжелым оханьем рухнула в центре гостиной. Рыжеволоска только успела повернуть свой изумленный взгляд назад, как Синдзи локтем двинул ей по щеке и тут же на огромной скорости утопил кулак в ее рыхлом животике. Согнувшаяся пополам немка слабо и жалобно пискнула, потеряв дыхание, дрожащей рукой обессилено провела пальчиками по его лицу, все еще не способная осмыслить произошедшее, но Синдзи в тот же момент рванул коленом вверх, попав ей в челюсть и отправив на пол вслед за Рей. Та уже успела приподняться, метнув в его сторону глубокий взгляд, какого он еще никогда не видел, — не пораженный или шокированный, но боязливый, перепуганный до смерти сбитый с толку. Однако Синдзи, оказавшись рядом с ней, ребром туфли врезал ей по лицу с такой силой, что ее тело развернуло на бок, и сразу же добавил несколькими ударами ноги ей по спине в области поясницы. Девушка прерывисто застонала от боли, и где-то позади раздался горький протяжный плач рыжеволоски, но Синдзи не собирался останавливаться. Вернувшись к Аске, которая при его приближении заревела еще громче и испуганно закрылась руками, он с разгона ударил ее ногой в бок, заставив взвыть, а затем нанес несколько мощных ударов кулаком по бедрам, в живот и по грудям, издавшим синхронные шлепки и заколыхавшимся, как взбитое желе. Девушка забилась крупной дрожью, разойдясь оглушительным воем от ужаса и боли, а Синдзи в этот момент успел вернуться к Рей и начать избивать ее лицо локтями, нанося рубящие тычки по щекам и скулам. Та почти не произносила ни звука, однако на ее оплывшем лице заблестели слезы, а глаза начали мерцать, будто готовые вот-вот потухнуть.

И тогда Синдзи, еще раз ударив голубовласку в живот, выдохнул, и отступил к центру комнаты, глядя, как стала медленно извиваться на полу Рей, чье лицо начали оплетать темные пятна гематом, и как протяжно заревела Аска рядом, содрогаясь и покрываясь редкими пятнами кровоподтеков на теле.

— У вас есть полторы минуты, чтобы кончить, — без тени эмоций произнес он. — Время пошло.

Девушки поначалу почти не отреагировали на его слова. Аска все рыдала, закрывшись руками, Рей пыталась приподняться и вновь обессилено падала на пол. Лишь через минуту та все-таки подняла на него дрожащие глаза, ища понимания, хоть какого-то объяснения, надежды, однако Синдзи ничего не предпринимал. Отсчитав положенные полторы минуты, он сказал:

— Поздно.

А затем схватил глиняную вазу с комода и ударил ею по лицу Рей. К удивлению, та не раскололась, а с глухим стуком скользнула по щеке девушки и опрокинула ее обратно на пол. Уже там голубовласка тихо застонала, всхлипнув кровью из разбитого носа, а Аска разразилась новой волной дикого плача. Заливаясь во весь голос и утопая в слезах, она с животным ужасом следила за приближающимся к нему Синдзи, широко распахнув свои блистающие слезами голубые глаза, и заплетающимися губами пропищала:

— П-Пожалуйста… не надо… Перестань… н-не бей меня… умоляю…

Однако его метнувшаяся нога вновь обрушилась на ее грудь, заставив немку крутануться в воздухе на пол-оборота и упасть на спину. Вскрикнув от боли, она заревела с новой силой, но ее жалобный писклявый голосок притих, когда Синдзи обрушился на нее сверху, ударив коленями в живот, и начал наносить удар за ударом кулаками по ребрам, грудям и бокам, каждый раз оставляя глубокие пунцовые вмятины на теле, медленно заполняющиеся пурпурными кровоподтеками. Когда плач девушки от боли сошел на сдавленный вымученный стон, а затем на хрип, и ее усеянное синяками тело забилось в судорогах, Синдзи, наконец, слез с рыжеволоски и отправился заканчивать экзекуцию с Рей. Та успела отползти к лоджии, прижимая к груди отбитую руку, и, взметнув дрожащий взгляд при виде приближающегося Синдзи, слабо протянула:

— Ней бей меня… прошу…

Однако Синдзи схватил ее за волосы, рванул вверх и там поддал коленом в солнечное сплетение. Хлюпнувшая Рей выпучила глаза, сжавшись, как пружина, и в отчаянной попытке захватить хоть глоток воздуха перебитой грудью распахнула рот, из которого выплеснулась слюна, и тогда Синдзи подтянул ее за грудки одежды и со всей силы отбросил в стену. Ее наряд разошелся по швам, обнажив бледную кожу с фиолетовыми пятнами ушибов по телу, и тело с глухим ударом плюхнулось на комод, обрушив с него колонки музыкального центра и сорвав верхнюю полку вслед за собой.

Пока Аска рыдала во весь голос, боясь обхватить себя из-за ноющих ран по всему телу, а Рей с каплями крови в ее сияющих голубой белизной волосах тихо и сдавленно скулила на полу, Синдзи потер разбитые костяшки пальцев на руках и сухо произнес:

— У вас есть полторы минуты, чтобы кончить. Время пошло.

И снова девушки поначалу никак не отреагировали, и он, не шевелясь, выжидал, однако под конец отсчета Рей вдруг потянула дрожащие пальцы к своим бедрам, запустила их по трусики и, кривясь от мучительной боли, начала гладить свою киску. Аска на пару секунд притихла, устремив на нее свои чистые промокшие глаза, в которых безмерный страх сменился мимолетным изумлением, и заплыла слезами вновь, однако в этот момент Синдзи произнес:

— Время вышло.

И вновь он обрушил серию ударов на Рей, стараясь уже не бить ее в лицо, а нанося побои по корпусу и бедрам, которые каждый раз отдавались сочным шлепком и короткой волной на коже и оставляли после себя красные следы костяшек пальцев. Зажмурившаяся Рей уже начала тихонько вскрикивать от каждого удара и в перерывах слабо стонать, и Синдзи окончательно сорвал с нее одежду, нанеся несколько острых тычков по ее холмику над киской, отчего девушка глубоко всхлипнула и горько запищала. Тогда Синдзи вернулся к Аске, что с трудом выдавливала из себя мольбу остановиться, и также избавил ее от одежды, не переставая колотить руками, локтями и добавляя ногой по бедрам, а затем, когда немка уже не могла даже закрыться, скуля и заливаясь соплями вперемешку со слезами, он схватил ее руку, положил на стол ладонью вниз, растопырив ее пальчики, а затем рубанул по ним корешком взятой с полки толстой тяжелой книги. Тот с огромной силой обрушился прямо на их кончики — по ногтям, и Аска, на секунду замолкнув и вскинув голову с невыносимым напряжением в глазах, оглушительно взревела, упала на пол, даже не взирая на опасно выкрутившуюся руку, которую все еще держал Синдзи, и забилась в диком крике, извиваясь и учащенно дергаясь. Синдзи сделал еще несколько ударов, а затем отступил и снова сказал:

— У вас есть полторы минуты, чтобы кончить. Время пошло.

На этот раз девушки, как бы мучительно им не было, сколь сильно не пронзала их тела страшная боль и, главное, какой бы ужас и опустошение в душе они ни испытывали, все же предприняли попытку начать себя ласкать. Их дрожащие избитые пальчики скользнули по пылающему телу, по отбитым грудкам, по капелькам проступившей на коже крови, они углубились между бедер и стали поглаживать ноющие от ушибов холмики кисок. Аска, скривившись не столько от боли, сколько от пережитого кошмара, горько плакала, Рей тяжело прерывисто дышала, иногда мучительно постанывая и жмурясь от жутких ощущений по всему телу, но все же они превозмогали себя, погруженные на самое дно страха и отчаяния, они начали выполнять его команду и дергано сбивчиво мастурбировать.

— Время вышло.

Еще одна серия ударов и побоев, еще более густые кровоподтеки, еще более сильные стоны и слезы. Из ран уже начала мелкими бусинками сочиться кровь, сил у девушек хватало лишь на выдохи и сбивчивые движения рук, уклоняющихся от ударов, а глаза их, поблекшие и окунувшиеся в омут безнадеги, почти уже утратили надежду. Синдзи почти не дышал, отрабатывая удары, хотя тело его ныло, а где-то совсем рядом, в душе, разверзлась целая пропасть.

— У вас есть полторы минуты, чтобы кончить. Время пошло.

Он прекрасно понимал, что девушки не смогут достичь оргазма ласками под такими побоями за такой короткий промежуток времени с такой агонией и ужасом внутри. Поэтому, проведя еще несколько циклов и постепенно сводя силу ударов к минимуму, он выждал, пока их тела не утонут в боли и синяках с вкраплениями крови, не задрожат и отбросят всякую мольбу — немую или жалобную — и не смирятся со своей судьбой. И только тогда он отбросил их, едва ли способных шевелиться, в центр комнаты и больше не произнес ни слова. Однако к своему удивлению, уже собираясь уйти, он обнаружил, как обе девушки, лежа вплотную друг к дружке и тяжело дыша, из последних сил протянули руки к противоположным лонам и начали измученно ласкать киски — одна у другой и наоборот. Они смотрели друг на дружку глубокими потухшими глазами, и словно тепло где-то разожглось в них на самом дне, а губы дрогнули в подобии улыбки, и в полной тишине комнаты Аска и Рей так и остались лежать на полу, одними с трудом шевелящимися руками слившись в единой ласке и отстранившись от невыносимой боли на сердце.

И только сейчас Синдзи вздрогнул, наконец, развернувшись лицом к непроницаемо черной дыре в душе, и, отпустив свое сердце из стальной хватки, подставил его той невыносимой боли, что навалилась давящей изничтожающей массой. Но вместо того, чтобы рухнуть на колени и зарыдать, впитав в себя все страдания девушек, он лишь легко улыбнулся и нетвердой походкой поплелся в ванную — привести себя в порядок. Что бы ни творилось в его душе, как бы не ревело сердце, его это не должно было трогать, и он отпускал одно чувство за другим, устремляясь ввысь, он рвал в себе те нити, на которых еще держалось ностальгическое чувство нежности и тепла. Он двигался к своей цели.

Одежда, оставленная Мари, отправилась в корзину для стирки, а вслед за ней парик с трусиками и бюстгальтером. Синдиз наспех принял душ, стирая больше не кровь с рук и не следы их боли и слез, а аромат двухвостой плутовки, запах ее влаги, нутра киски, ее аттрактант, который все еще кружил голову. Там же, отмокая под струей воды, Синдзи смыл макияж и принял, наконец, свой обычный облик, который теперь отличался разве что темными кругами под глазами и неразличимым цветом глаз. Пилюли оказались на своем месте — то есть везде, и с ними вновь стало легко на сердце, будто двигаясь на шаг впереди всех тревог и невзгод.

Когда Синдзи вернулся в гостиную, девушки так и продолжали лежать на полу, держа свои руки у кисок друг дружки. Однако теперь ему показалось, что дышали они ровнее, но глубже и тяжелее, и в их движениях пропала надрывная резкость, а глаза вдруг сделались необычайно чистыми, оправившимися, хоть все еще и слабыми, источающими какое-то абсурдное тепло и мягкость, что в любой другой ситуации можно было бы назвать счастьем. Он не мог сказать это наверняка, но, судя по их порозовевшей взмокшей коже, по воспаленным лицам, которые не могли скрыть даже синяки и кровавые разводы, девушкам сквозь страшную боль и треволнение все же удалось достичь оргазма. Синдзи сходил в свою комнату и вернулся с двумя подушками, а затем опустился перед девушками на колени и осторожно подпер ими их головы. Аска все еще боялась, где-то глубоко внутри она еще плакала и утопала в горечи отчаяния, но внешне у нее больше не оставалось сил, чтобы закрываться, трястись от страха или умолять. Рей, кажется, уже смирилась, она приняла ту боль и те страдания, что рвали ее душу, и она была готова вытерпеть еще и еще, потому что все ее надежды, ее желания и чувства сделались для нее неважными. Они обе, наконец, отпустили те соломинки, что держали их в водовороте жизни.

Увидев его над собой, голубовласка чуть дрогнула разбитыми губами, возможно улыбнувшись, а может быть, просто скривившись в ожидании следующего удара, и еле слышно проскрипела севшим голосом звуки, состоявшие из одних гласных его имени, и обе они выжидательно смотрели на него снизу вверх, испуганно или обреченно, покорно или умоляюще, но больше уже не отводя глаз. И Синдзи заметил, как на их лица упали несколько блестящих капель с его щек, хотя его глаза не ощущали ничего, и сердце билось тихо, словно с размеренными остановками, и тогда он наклонился к ним и слизал с их лиц слезинки, слизал капли крови и пота. Ощущая воспаленный жар ушибов, солоноватый вкус кожи с кровавым металлическим оттенком, он начал медленно и бережно лизать их раны — сначала с лиц, затем постепенно переходя к шее, грудям, животу и бедрам. Он ощущал, сколь сильно горели их тела под языком, как мелко сокращались их разбитые мышцы, как утопала кожа под фиолетовыми синяками, словно в подгнившей мякоти переспелого персика, как сочилась кровь из ран — и он пил ее всю, слизывал ее ручейки с рельефа тела, и вылизывал разрывы в коже, пока они не затягивались прозрачной пленкой. Девушки за все время не издали ни звука, изредка лишь вздрагивая, когда язык утопал в особо болезненном синяке, но и тогда они терпели, и не шевельнулись даже, когда Синдзи разгладил ушибы на внутренних сторонах бедер и половых губках, хотя он и не стремился дарить им сладострастные чувства. Однако наслаждение все же было — от его глаз это не скрылось, но причиной тому являлась не его ласка, которую правильнее было бы назвать животным зализыванием ран, а простое чувство исчезновения боли, настолько сильное, что экстаз от него вмиг затмил собой эхом отдающие на сердце муки.

Под конец, когда на телах девушек ни осталось ни одной капли крови, а их налившиеся вздувшиеся синяки и ссадины сияли чистотой от слюны, Синдзи различил в глубокой чувственной лазури глаз Аски и проникновенной нежной безмятежности рубинов глаз Рей легкие воздушные огоньки наслажденья, постыдного, невольного, сломленного, но тем не менее приятного. И Синдзи подарил им по паре нежных поцелуев, уняв остатки боли в их горящих губках, а затем поднялся, накрыл их тела пледом и сам прильнул к стене чуть дальше у стены.

Синдзи ничего не успел осознать, когда воздух перед ним разрезали два лезвия непроницаемо черных холодных глаз, рядом молнией мелькнула тень и голова вдруг раскололась на части. Сквозь грохот слепящего белого огня перед глазами где-то высоко кувыркнулось лазурное небо, далекий горизонт с пиками покатых гор, все также кутающихся туманной дымкой, сделал внушительный по своей скорости кульбит, будто некий всесильный великан дал мощного пинка планете, отправив ее в полет через вселенную, а затем Синдзи встретился с землей. Голова, треснувшая от только еще подкатывающего извержения боли, неожиданно забавно склеилась обратно и только сейчас разразилась жутчайшим звоном. Будто в насмешку, подсознание занудным тоном объяснило, что тело было отправлено в полет ударом твердого эластичного предмета, предположительно, подошвой спортивных кроссовок, и, заодно испытав на практике почти все законы ньютоновской физики, приготовилось к штормом накатывающей феерии ощущений.

«Как же все-таки хорошо, что мы решили встретиться не на баскетбольной площадке. Там пол бетонный, а тут земля, мягкая, почти как пух».

И тут боль, наконец, пришла, вновь разорвав голову на части и пронзив мозг ржавыми, бешено крутящимися сверлами. Синдзи беззвучно и сдавленно взвыл — вслух он этого сделать не смог из-за сбившегося дыхания — лицо само по себе скривилось, когда челюсть заклинило где-то в области висков, и на шею прыснули капли густой теплой жидкости.

«И ничем не отличается от спермы, правда?» — вновь поддел голос в голове, но Синдзи мог слышать лишь собственный крик, застрявший где-то в груди и пробивающийся так же тяжело, как забившийся в канализационных трубах кусок фекалий.

Воздух, словно в знак протеста, покинул легкие, когда многопудовое нечто рухнуло прямо ему на живот, вмяв органы пищеварения в лепешку, и накрыло еще более черной тенью, в глубине которой светились два зрачка мертвых, лишившихся души глаз. Нечто, даже не похожее на зверя, а скорее на бездумную и беспощадную силу, порождение самого глубоко страха и ненависти, нанесло удар своей конечностью, едва ли коснувшись вскользь, однако даже такое ласковое поглаживание заставило голову Синдзи со щелчком позвонков метнуться в сторону и взорваться нечеловеческим, по-настоящему осязаемым приступом боли.

Только сейчас восстановившееся зрение, сбросившее, наконец, белесую пелену и залившееся лишь одними алыми каплями, смогло различить лицо Тодзи над собой — пустое, словно чрево черной дыры. Не было больше старого доброго друга, одноклассника, задиры, но надежного и в чем-то сообразительного товарища — в одночасье он вдруг умер так же просто, как жучок в жерновах мукомольной машины. Сейчас это был демон, сравнимый по силе с Евангелионом, впавшим в бесконтрольное буйство, только холодный, умерший, лишенный души. Его лицо оставалось спокойным и мирным, совершенно безэмоциональным, и даже немного сочувствующим, на что, впрочем, наводили мысли лишь потоком льющиеся слезы из его глаз. Но в одном не было сомнений — Тодзи превратился в силу, сравнимую с природной стихией, единственной целью которой было умертвить прижатого к земле его — Синдзи.

«Это безнадежно. Его не остановить даже выстрелом из пушки. И рубит он, словно стенобитная машина. Прими таблетку, Синдзи».

Кулак парня обрушился на него с такой силой, что на несколько секунд он потерял сознание, благодаря чему избежал страшнейшей вспышки боли, которая, впрочем, и не думала покидать тело. Во рту загремел осколок зуба, разрезав щеку под вторым ударом, а третий удар, нанесенный в висок, вновь отправил его в нокаут, отчего подсознание с ликованием тут же стало подсчитывать нанесенный телу ущерб.

Впрочем, пробыть долго в спасительном небытие не получилось, потому что следующий удар, а за ним и волна сокрушающей боли буквально взорвали голову и сорвали все чувства в адскую агонию. Синдзи попытался вскрикнуть, когда его переносица хрустнула под тяжелым кулаком Тодзи, однако воздуха в груди так и не появилось, поэтому калейдоскоп мучительных искр перед глазами дополнился мутной дымкой от недостатка кислорода. Еще один удар, звон от которого едва не вышиб мозг из головы, рассек губу в кровавое месиво, а затем в огромный кровоподтек на левой скуле, и Синдзи отчаянно захрипел. Несмотря на ужасную невыносимую боль, на разрывающие плоть и мышцы удары, на слезы казалось бы несокрушимого парня, сквозь кровавое месиво на лице Синдзи улыбался.

«Я успел… Все таки успел…»

Очередной удар, счет которым уже пошел на десятки, затмил взор кровавой вуалью, и голова, превратившаяся в один вспухший отекший пузырь, уже перестала ощущать побои, однако все еще ревя где-то внутри раздувшейся болью. Синдзи не сразу ощутил, как тычки прекратились и мощная черная фигура над ним приподнялась, начав разрывать его живот и отбрасывать в сторону какие-то багровые ошметки.

«Уже все? Пора? Только скажи мне, и я начну».

«Подожди…»

То, что сначала представилось кусками плоти, на самом деле оказалось разорванными клочьями рубашки, выглядевшими красными из-за кровавой пелены в глазах. На самом деле все выглядело кровавым — небо, земля, лицо Тодзи, и Синдзи спустя несколько мучительных минут понял, что тот под ударами просто разорвал его одежду, словно животное, нанося мощные и почти не ощущающиеся тычки по телу.

Но тут они вдруг прекратились, и Тодзи, наконец, слез с Синдзи, дав тому вдохнуть желанной порции воздуха и слегка прояснить спутавшееся сознание. Едва успев сделать один вдох, он обнаружил над собой зависшую фигуру товарища, держащего в руках булыжник размером с отожравшегося кота.

«Ха-ха-ха!.. Умереть от удара камня в технократичной столице мира после фееричного эротического трипа, как это по-неандертальски. Браво, просто нет слов».

Синдзи попытался что-то сказать, но лишь скривился из-за рези на разбитых губах и противного шума в голове, который заглушил прощальную реплику Тодзи, сказавшего что-то действительно важное, откровенное, честное.

— Разрушь… этот… гребаный… мир… Синдзи… — донеслись смутные обрывки слов.

Его глаза застлала тень от занесенного над головой булыжника, казавшегося черной скалой на фоне слепящего солнца, и Синдзи приготовился к кульминации, но тут вдруг воздух рассекла нога в темных чулках, встрепенулась красная клетчатая юбка-шотландка, под которой белой нугой сверкнула ткань кружевных трусиков бежево-молочного оттенка и розовый блеск обнаженных бедер в абсолютной области, а за ней раздался приглушенный плотный удар парню в грудь. Тодзи охнул и отлетел назад, выпустив их рук камень, и тот рухнул прямо на живот Синдзи. Тот, интуитивно сгруппировавшись, все равно не смог справиться с мощным ударом, и после того, как тяжелый огрызок глыбы вмял его пресс вглубь, с тяжелым стоном согнулся и заскулил от усиленной побоями боли. До его ушей доносилась какая-то возня, шум борьбы, несколько сухих ударов, похожих на пощечины, а затем горький хрип парня.

Сквозь пожирающее тело жжение Синдзи перекатился на бок, плечом стер с глаз кровь и сфокусировал взгляд на происходящей прямо перед ним схватке. Точнее, на ее окончании: Мари, чья губа сверкнула кровавой полоской и багровым следом на подбородке, стянула свой галстук и в данный момент душила им Тодзи, у которого выражение лица, наконец, приняло человеческий вид. Если таковым можно было назвать разбитое и опустошенное существо, заплывшее в слезах и покрытое кровью — даже не своей, и с выражением угнетенного отчаяния на лице. Однако парень, хоть и выглядел жалко, даже не обращал внимания на душащую его девушку, а безотрывно следил за Синдзи, протягивая к нему руку. Тот вздрогнул, когда разглядел его глаза — пусть и пустые, в них не различалось ни капли злости, ярости или жажды мести. Он смотрел сочувствующе, прощаясь, приняв всю одолевшую его боль, переживая непомерный ужас, будто призывая к себе смерть и веря, что лишь она может его спасти.

— Нет… — прохрипел Синдзи. — Прекрати.

Мари метнула в его сторону взгляд, окутанный возбужденным изумрудным блеском за бликующими на солнце очками, а затем словно очнулась, задержала участившееся потяжелевшее дыхание и закрыла рот. Ее хватка чуть ослабла, вытянув балансирующего на грани потери чувств Тодзи обратно, и парень осел на землю, поддерживаемый лишь одной рукой девушки. А та, нахмурив брови и остудив разгорячившуюся кровь, непонимающе пожала плечами, ожидая объяснений от Синдзи, но, так и не получив их, разочарованно выдохнула, приподняла парня за шиворот и вдруг, замахнувшись, скинула его с холма.

Ошарашенный Синдзи, чертыхнувшись, приподнялся на ослабших ногах и двигаясь, словно раненый зверь с перебитыми лапами, постоянно сваливаясь на четвереньки и еле шевеля руками, поднимаясь, метнулся к краю обрыва. Не обращая внимания на адскую боль во всем теле и злясь от постоянно пропадающего зрения, он упал на край склона, согнувшись от еще одной тошнотной вспышки в голове, но все же разглядев, как тело Тодзи, пролетев с десяток метров по наклонной сухой земле, вывалилось на дорогу. И тут Синдзи обледенел.

Тодзи вылетел прямо под заворачивающий из-за поворота мусоровоз. Водитель даже не успел дать по тормозам, когда тело парня в черном спортивном костюме скрылось под рядом мощных широких колес. Скорость машины была невысока, поэтому водитель все же успел остановиться довольно быстро, однако конечности Тодзи, с неслышимым из-за рева мотора и скрипа тормозных дисков хрустом перекрутившись под передней осью и неестественно вывернувшись под задней, так и остались под днищем махины, сплюснутые в суставах и медленно затекающие густой кровавой жижей.

Синдзи не мог даже вдохнуть, глядя на это зрелище, и его сердце отдалось мелкой дрожью, на секунду оторопело замерев, а грудь сама испустила долгий протяжный стон, когда он перевел сухой взгляд на Мари.

— Зачем?.. Зачем ты это сделала?..

— Он тебя убить пытался… — девушка, казалось, была застигнута врасплох такой реакцией и сейчас с непониманием металась озадаченными глазами между ним и дорогой.

— Он бы не убил. Не смог бы.

— Я… Как ты вообще… Блин, ты сбил меня с толку.

— Ты специально его выбросила под грузовик?

— Ну да. Надо же было его как-то остановить, он же вообще неадекватном стал, из-за тебя, между прочим.

— Он уже все понял, — Синдзи скривился, ощутив жуткую волну горечи в душе. — Он уже был готов. Ну почему ты это сделала, Мари?

— Да ладно тебе, — в глазах девушки мелькнула нотка страха. — Не собиралась я его убивать — по склону машины ездят медленно, все это знают. Гляди, твой друг жив еще.

Синдзи развернул голову и действительно разглядел, как за панически скачущей и с ужасом хватающейся за голову фигурой водителя в сером комбинезоне показалось слабое шевеление единственной не раздавленной руки Тодзи и как подергивалась его скрученная пополам нога.

— Видишь? Хотя, не сказать, что удача на его стороне — фигурное катание ему теперь вряд ли светит.

Синдзи зажмурился и, подавив подпрыгнувший к горлу комок, откатился от края.

— Ну ладно тебе, жаворонок, не горячись ты так. Это была цена за тот выбор, который он сделал. Каждый сам расплачивается за свои ошибки: и он, и я, и даже ты, милый.

Выражение лица Мари из растерянного сменилось на обыкновенно хитрое улыбчивое, и она, пригнувшись, оттащила его от склона, пока их не увидел водитель, а затем, достав платок, стала бережно промокать им кровоточащую губу Синдзи.

— Кстати, о везении. Ну и везучий же ты ублюдок. Я навестила шефа полиции еще позавчера, чтобы побеседовать о тебе, но кто мог знать, что наше приятное рандеву раскроется так быстро. Стоило все-таки выключить телефон, когда я ему минет делала. И теперь старого пердуна выперли с поста за связь с несовершеннолетней, а вместе с ним кто-то загадочно подчистил все твои дела, запоров даже твое так и не успевшее начаться приключение в тюряге. Ну, то есть я, конечно, знаю, кто это сделал — начальник службы безопасности тоже оказался падок на юных девочек, но, блин, обидно, что все так закончилось. В надежде на лучшее я прокомпостировала мозги этой обезьяне, — она кивнула в сторону обрыва, — но у него, как оказалось, член не в положении, поэтому пришлось устроить страшное разоблачение с надеждой, что два самца устроят прекрасную и кровавую битву за самочку.

Мари вздохнула, театрально поджав свои губки в прямодушном разочаровании, а затем стерла с них кончиком языка кровавую каплю, смочила слюной край уже ставшего алым платочка, и стала пропитывать вспухший синяк на лице Синдзи.

— Но ты вновь все испортил. Причем я даже не могу сказать, проигрыш ли это был или ничья. Фишка-то поломалась, и играть нечем. Эх, Синдзи, Синдзи, с тобой все так сложно. И надо было тебе устроить этот пафос, ты посмотри на себя. Лицо в кашу, нос сломан, фиолетовые фингалы на скулах, губы в клочья порваны. Ты мне больше нравился милым и робким.

Тот провел языком по разбитой изнутри щеке, нащупал осколок зуба и выплюнул его в сторону, поморщившись от ощущения сточенного резца на нижней челюсти.

— Могу сказать, что это взаимно, — произнес он затем. — Из-за тебя теперь придется все переделывать. Хотя, может, оно и к лучшему.

Мари вдруг звонко рассмеялась, вспыхнув румянами на щеках, и одарила Синдзи своим ярким лучистым взглядом.

— Ты просто загадка, вот что я скажу. Только я начинаю думать, что понимаю тебя, как ты все ставишь с ног на голову. Ох, опасно, опасно.

Она погладила его волосы, стерла промокшим платком последние капли крови с щеки, а затем тепло улыбнулась и положила его голову на колени. Синдзи, даже несмотря на зудящую боль по всему лицу, которая, однако, уже слегка притупилась, снова ощутил приятную согревающую волну в теле, как только почувствовал прикосновения к телу девушки — мягкую упругость ее бедер, животик, в который уткнулась его макушка, ласковые поглаживания пальцев по его лицу, и этот животный взгляд, пронзающий душу насквозь своей прямотой.

— Ладно, — тихо произнесла она. — Твоя взяла. Но в следующей партии ты сделаешь в точности так, как я скажу. Нам есть еще что разыграть.

Осторожно опустив голову Синдзи на землю, Мари приподнялась, отряхнула ноги, слегка изогнулась, размявшись, а затем отсалютовала:

— Ладно, мне пора, пока сюда полиция не нагрянула — с недавних пор они меня не очень жалуют. Даю тебе сутки на восстановление, потом продолжим. Чао.

И Синдзи остался в одиночестве, вслушиваясь в удаляющиеся шаги девушки, стихнувшие спустя минуту и сменившиеся далекими возгласами перепуганного до смерти водителя грузовика, да устало взирая на далекое безмятежное небо. У него даже не оставалось сил обдумать слова девушки, ее мотивы и потаенные намеки, хотя сердце беспрестанно возвращалось к ее мягкому поглаживанию и неожиданно трогательной заботе, впитывая уже позабытое чувство защищенности, спокойствия и женской ласки, что казалось особенно диким, стоило лишь задуматься, от кого они исходили. Но мысли все равно притягивались к ее образу, ее телу и ее сердцу, которое, без сомнений, где-то трепетно билось и переживало за отлитой из закаленной стали броней.

Однако сколь этого не хотелось Синдзи, нужно было возвращаться к реальности. С грустным вздохом прогнав сладковатое чувство в душе, оставшееся от ее прикосновений, а также колющие холодом переживания о друге, который сейчас сгорал от боли где-то далеко внизу, он медленно приподнялся на дрожащих руках, зашипев от вернувшейся к лицу рези, подполз к своей сумке и, отодвинув пистолет с шокером, достал сотовый.

— Синдзи?.. — женский голос ответил спустя десяток гудков, когда он уже тихо заскулил от отчаяния.

— Здравствуйте, Акаги-сан.

— Что случилось, Синдзи?

Он выдержал паузу, унимая боль в заплывших губах, чтобы его речь была четкой.

— Акаги-сан, мне нужна ваша помощь. Мне… мне не на кого больше надеяться, кроме вас. Прошу…

— Ты в порядке? Что с твоим голосом?

— Пришлите скорую к дороге возле школьного мусоросжигателя. Это очень срочно…

— Что?!

— Пожалуйста, помогите…

Телефон выскользнул из руки, и Синдзи плюхнулся обратно на спину.

— Синдзи?! — донесся из трубки становящийся все более тревожным голос Рицко. — Что там происходит? Ты в беде? Ответь, Синдзи! Где ты?

Ему было тяжело говорить из-за ноющей челюсти, хотя он и мог ответить на вопросы женщины. Но не хотел. Он думал о Тодзи, которому сейчас приходилось гораздо хуже, он размышлял, что делать дальше. Он хотел ощутить хоть немного спокойствия.

Шорох колес вывел Синдзи из погруженного в себя состояния спустя подозрительно короткий промежуток времени. Машина скорой помощи, сопровождаемая черным широким седаном, беззвучно заползла на вершину холма и остановилась в нескольких метрах от него. Из легковушки тут же высыпалось несколько мужчин в строгих костюмах с воткнутыми в уши гарнитурами и мгновенно оцепило периметр.

— Мы на месте, — отрапортовал один из них. — Внешние травмы, следы борьбы, посторонних нет.

Над Синдзи склонился другой мужчина в белом халате и стал тщательно ощупывать раны, потом осторожно подвигал его конечностями, а затем бросил охранникам:

— Многочисленные ушибы и гематомы, возможно, сотрясение мозга. Переломов нет. — Он повернулся к коллеге. — Ну-ка, помоги.

Они двое ловко приподняли Синдзи и опустили на носилки, а затем быстро затащили его в салон машины, где уже оперативно подсоединили клипсы датчиков и начали обрабатывать раны антисептиком. Водитель в тот же миг двинул машину к выезду, и спустя всего минуту холм оказался совершенно пуст, лишь где-то невдалеке раздался вой второй приближающейся машины скорой помощи, на этот раз спешащей к передавленному парню внизу.

Синдзи с тоской поднял взгляд на увешанный медицинскими приборами и креплениями потолок салона, вздохнул и закрыл глаза, чтобы не позволить скручивающей сердце горечи выдавиться наружу в виде слез.

«С ним еще не покончено. Подожди немного, Тодзи».

Два небольших, но стремительно вырвавшихся ввысь фонтанчика оранжево-багровой жижи на секунду повисли в воздухе, а потом со звуком, словно поток воды забурлил в сливном отверстии раковины, обрушились на сдувающиеся груди Рицко. Мгновение назад тяжелые плотные арбузины под натянутой до прозрачной рези кожи молочных сосудов за каких-то пару секунд исторгли из себя несколько литров LCL вместе с ошметками плоти через разорвавшиеся от чрезмерного давления дырочки сосков. Бурлящая масса опрокинулась на вздыбившуюся женщину, своим булькающим звуком заглушая ее утробный стон, моментально смыла с нее липкий слой пота и расплывшейся спермы, залившись в горло, а спустя еще секунду рев жидкости стих. Груди осунулись, впали и плюхнулись на тело двумя бесформенными мешочками с рваными комками молочных долей внутри под скрученными жировыми прослойками, увенчанные двумя растерзанными и заплывшими багровой краской шишками, что ранее представляли собой аккуратные и ровные розовые сосочки.

Пока Рицко хрипела в агонии, а ее груди под задрожавшим дыханием выплескивали из себя остатки жидкости вместе с тонкими ручейками крови, Синдзи обошел кровать, обхватил рукой катетер, что так и оставался вогнанным в ее матку, а затем резко выдернул трубку дилататора из чрева. Даже несмотря на невероятно плотную хватку шейки, туго сдавливающую колпачок внутри себя, сила рывка была столь мощной, что вырвала трубку из парализованной от электрического разряда плоти, и образовавшегося отверстия хватило, чтобы за ней наружу устремился еще один бурный поток жидкости. Рицко еще даже не успела откашляться и вдохнуть, как ее живот выплеснул из себя несколько литров прозрачного минерального раствора, залив основание кровати, и женщина сдавленно, мучительно заскулила, с каждым глотком воздуха теряя жизненные силы, однако поток изливающейся воды был слишком слаб, поэтому Синдзи со всего маху опустил ладонь на ее вздувшееся безразмерное пузо. Та мигом заглохла и захлебнулась в хрипе, когда вся бурлящая внутри ее живота масса под давлением разомкнула, наконец, отнявшееся колечко матки и вырвалась наружу сокрушительным фонтаном, едва ли не вывернув влагалище наизнанку.

А спустя еще четверть минуты в комнате воцарилась непривычная тишина, нарушаемая лишь моросью падающих с кровати на пол капель, гудением работающей помпы, хлюпаньем порциями выплескивающейся из киски жидкости да тихим, утробным, безжизненным стоном. Сознание Рицко, надломленное до такой степени, что уже лишилось способности проваливаться в небытие, застряло где-то между пропастью безумия и омутом гремящей по всему телу агонии от боли. Ее тело пронзали частые всполохи судорог, плоть киски безостановочно сокращалась, смыкаясь и расширяясь, словно ее до сих пор било током, а изувеченная грудь учащенно поднималась и опускалась в тяжелом прерывистом дыхании, от которого не оставалось сил даже выкашлять жидкость из легких.

Синдзи медленно отсоединил аппаратуру и поставил стойки с ними на место, после чего марлевыми тряпками протер бьющееся в затухающих конвульсиях тело женщины и аккуратно наложил ватные тампоны на ее кровоточащие соски. Спустя десять минут Рицко, наконец, немного успокоилась, ее грудь перестала вздыматься с такой силой, будто каждый следующих вздох мог быть последним, а влагалище, исчерпав все силы и выдавив последние капли раствора, замерло, и тогда Синдзи осторожно приподнял ее и перенес на другую койку, где начал медленно и тщательно вытирать ее кожу от следов крови и LCL. К тому времени она уже частично потеряла сознание, закрыв глаза и перестав осознавать окружающую реальность, однако реагируя на физическое воздействие — когда он прикасался к израненным грудям, те начинали мелко дергаться, словно в нервном тике. Вид их и впрямь производил гнетущее впечатление: лишившись своей округлой объемной формы, они превратились в мятый комок плоти, скрученный и скомканный изнутри и бугристый на ощупь, а сами соски стали похожи на две разорванные дырочки, бесформенные и отекшие.

— Акаги-сан, я поражаюсь, на что вы готовы идти ради наслаждения, — с каменной маской на онемевшем лице мягко произнес Синдзи, обматывая ее грудь бинтом вдоль всего тела. — Ваша смелость послужит отличным примером.

Прошло еще полчаса, когда он вытер все ее тело и закончил накладывать повязки. Сквозь ее покрывшуюся мурашками кожу чувствовался постепенно успокаивающийся ритм сердца, дрожь в дыхании делалась все слабее, а глаза, испуганно подергивающиеся под полузакрытыми веками, наконец, затихли. Однако, когда Синдзи сходил за сухим комплектом постельного белья и вернулся к женщине, он с удивлением обнаружил ее слабый тусклый взгляд, вместо спасительного сна с трудом держащийся в сознании и словно в тяжелой муке скользящий по его лицу. Вздохнув, тот расстелил простыню и накрыл одеялом Рицко, а затем, усевшись рядом с ней, взял ее обессилено повисшую руку и начал ее слабо поглаживать.

— Я ни на что не рассчитываю, — вдруг произнес он после долгой безмолвной паузы. — И не заставляю. Свое обещание я сдержу, а делать или не делать все так, как я сказал, это ваш выбор. Я знаю, что такое боль, страх и отчаяние. Слишком хорошо знаю. И я хочу, чтобы все познали это вслед за мной.

Он повернулся к ней, внимательно взглянул в ее бледное, ничего не выражающее лицо и мерно тихо произнес:

— Я хочу показать людям, что значит истинное страдание и ужас. Я собираюсь обрушить этот мир.

Рицко ничего не ответила, и только лишь ее пальцы чуть крепче обхватили его ладонь. И тогда Синдзи сказал еще одну вещь, после которой женщина закрыла глаза, беззвучно дыша в молчаливой ночной тишине опустевшей базы, и по ее щеке пробежали две яркие слезинки, а затем она открыла взгляд и слабо произнесла:

— Я сделаю это…

Синдзи позволил себе улыбку, не торжествующе-хищническую, а искреннюю, немного грустную, а затем, погладив еще недолго ее руку, начал медленно, обстоятельно и четко разъяснять, что от нее требуется. Женщина все это слушала молча, потупив взгляд и дыша так слабо, что иногда у Синдзи создавалось впечатление, будто та засыпала, однако каждый раз, когда он останавливался, ее ладонь несильно сжималась, и он продолжал инструктаж.

Через пятнадцать минут, поднявшись, он без слов взглянул в замерцавшие глаза Рицко, убедившись, что она все поняла, и кивнул.

— Пусть будет так, как будет, — произнес он, скорее, сам себе, чем женщине — Еще немного… Осталось еще немного. Надо переодеться, сегодня тяжелый день будет.

Развернувшись и уже собравшись отправиться в раздевалку, Синдзи вдруг замер, будто вспомнив что-то, медленно приподнял руку и разжал кулак.

— Да, кстати… — он неуверенно развернулся к Рицко. — У меня на ладони что-нибудь есть?

Та перевела на нее взгляд, с секунду задержавшись с ответом, и отрицательно покачала головой.

— Что ж… — он весело ей улыбнулся. — Так и думал.

А затем, отправив несуществующую красно-синюю пилюлю в рот, подмигнул женщине и пошел к выходу. Освещенный скудными лампами коридор по-прежнему зиял пустотой, так что Синдзи без приключений добрался до раздевалки, взял новый комплект одежды, проверил свои вещи в сумке и, переодевшись, вернулся в палату. Там Рицко, наконец, забылась сном, еще сохранив на лице следы пережитых мук, но все же поддавшись несущему покой умиротворению, хотя и являющемуся следствием крайнего истощения. Впрочем, скованные долгим напряжением мышцы и крошечные ниточки морщинок на лице постепенно сглаживались, расслаблялись, словно такая незначительная вещь, как тихое спокойствие, чудотворным образом гасила всю терзающую тело боль и зализывала раны на кровоточащем сердце. Груз тяжести, что давил в груди женщины, все еще был невыносимо силен, однако, как капелька освежающей прохлады душным летним днем, что-то тронуло ее душу ласковым иллюзорным касанием.

Насладившись видом смягчившегося лица Рицко, ее глубокого сна, благодатного, а может быть и грустного, Синдзи поджал губы и неслышно забрался к ней на кровать, не снимая одежды. Ночью ему не было никакого смысла блуждать по пустому городу, возвращаться домой было опасно, да и усталость в виде мутнеющего взора слишком явно давала о себе знать, поэтому он решил дождаться утра здесь, в тихой просторной палате с залитым водянистой жижей полом. Прислонившись спиной к холодной стене, Синдзи краем глаза скользнул по покачивающейся от медленного дыхания женщины простыне, под которой вырисовывалась все еще эффектная стройная фигура на боку с длинными соблазнительными изгибами сложенных вместе бедер, положил ее ослабшую, вывалившуюся из импровизированного одеяла руку себе на живот и с безмятежностью на легком сердце провалился в дрему. Как бы ему не хотелось, позволить себе заснуть он не мог, поэтому всю оставшуюся ночь балансировал на грани забытья, ныряя в неглубокий сон и в скором времени возвращаясь обратно, отчего голову заполнили сонмы разнообразных образов и панорам, реальных и фантастических, манящих и пугающих, и длилось это столь бесконечно долго, что в какой-то миг реальность перемешалась с вымыслом и мир потерял удерживающую его границу. Спустя вечность тянущихся как плавленая карамель секунд Синдзи обнаружил себя возле исполинского дерева, тонкого и элегантного, сияющего белизной, только почему-то перевернутого, которое раз за разом вопрошало «чего ты желаешь?», а затем, когда что-то схватило его и потащило вниз, он резко распахнул глаза.

И обнаружил себя все в той же палате рядом со свернувшейся во сне Рицко, скомкавшей вокруг себя всю простыню, судя по загоревшимся огням в коридоре, уже далеко не ранним утром.

«Черт, все-таки уснул».

Протерев резанувшие от непривычно яркого света глаза, Синдзи соскочил на ноги, зашатавшись от резкого оттока крови из головы, заправил одежду и перед уходом невольно бросил взгляд на женщину. Та так и не проснулась, лишь немного поморщилась, словно во сне отсчитывая секунды до мучительного пробуждения, и Синдзи вздохнул, закусил еще одну воображаемую пилюлю, чтобы восстановить силы, а затем поспешил к выходу из медицинского корпуса.

Поверхность встретила его уже привычной утренней прохладной, что разогнала остатки сна и попутно одарила голову неприятной давящей болью, хотя все же вид от горизонта до горизонта распластавшегося аркой голубого неба с размытыми островками дымчатых облачков оказал успокаивающее воздействие на занывшее от безысходности сердце. Нужно было где-то потратить несколько часов жизни, не провоцируя и так уже раздувшуюся опасность и не попадаясь на глаза нежелательным людям — все-таки его слава уже шагала впереди него семимильными шагами. Сейчас, пока от него ничего не зависело, Синдзи предпочел бы отсидеться в тихом неприметном уголке где-нибудь в районе старого Токио-3, среди покосившихся развалин почти что новых, но отчего-то рухнувших домов в окружении настоящих джунглей из неукротимо завоевывающей себе жизненное пространство растительности. Его почему-то тянуло в ту часть города, названную «призрачным лесом» благодаря своей безлюдности, потому что жить там из-за многочисленных провалов в бронеплитах уже было небезопасно, а передвигаться по сохранившимся улицам мешали целые сети из проросших вьюнков, дикого виноградника и плюща, особенно облюбовавшего ряды мачт линии электропередач. Никто не мог сказать, каким образом флора столь быстро завоевала пространство, сплошь застеленное асфальтом и бетоном, однако именно там Синдзи в последнее время чувствовал себя в безопасности, среди брошенных, а теперь покрытых тонким слоем мха автомобилей, сухого ила и жутковатыми скелетами вырисовывающихся среди улочек ржавых остовов кораблей и железнодорожных вагонов, чьи внутренности уже давно были выпотрошены запасливыми рабочими в целях безопасности.

Впрочем, Синдзи даже не успел выстроить в голове маршрут к зеленому острову, как включенный телефон мгновенно разразился протяжным пиликом, сигнализирующем о доставленном сообщении.

«Пропущено 19 вызовов», — гласило оно.

При виде отчетливых черных букв на ярком цифровом экранчике мобильника по спине пробежала стая мурашек, как вдруг трубка подпрыгнула в руке и исторгла длинный громкий перезвон.

— Алло, — спустя полминуты непрекращающейся трели нехотя ответил Синдзи.

— Хей, птенчик, доброго дня! — впился в голову, словно гвоздь в мякоть дерева, жизнерадостный девичий голос. — А я тут между делом решила позвонить, проведать моего дражайшего маньячушку.

— Какая прелесть...

— Во-во, еще какая прелесть, спасибо. Представь, слух прошел, что сегодня ночью в местной больнице некто забавлялся с нашим славным главврачом. Ты, случаем, не знаешь, кто бы это мог быть?

Синдзи кисло поморщился.

— Понятия не имею. Мало ли в мире извращенцев.

— Ага, тоже так подумала, — кажется, Мари на том конце лыбилась во всю свою милейшую физиономию. — Прямо страшно по ночам ходить стало.

— Ты мне звонишь радостью своей поделиться по этому поводу?

— Ха-ха, в яблочко, поделиться! — рассмеялась она и вдруг моментально сделалась серьезной. — Слушай внимательно. Сейчас тебе нужно без промедлений тикать в сторону станции метро, встретишь там Белоснежку, получишь дальнейшие указания. На этот раз все серьезно, дело касается напрямую тебя.

Синдзи вздохнул и протер заслезившиеся от свежего воздуха глаза.

— Опять игра?

— Опять игра. И опять на кону невинная жертва. Давай, поспеши, если завалишь — тебе конец.

И Мари отключила связь.

«Итак, снова здорова. У меня уже знакомых не так много осталось, чтобы ими дальше шантажировать. Или она добралась до них? Нет, рано еще, она только приготавливается. Думаю, дня два в запасе есть».

Постучав в задумчивости трубкой по бедру, Синдзи с тоской взглянул в сторону идущей к заброшенной части города дороги, снова вздохнул и побрел к станции, чувствуя, как каждый шаг тяжелым грузом откладывался у него на сердце. Его угнетало даже не ожидание очередного игрища безумной полу-британки, не страх перед наверняка бесчеловечным и жестоким испытанием, а осознание, что девушка позвонила как нельзя кстати. По-крайней мере, теперь не нужно было ломать голову над тем, чем себя занять в первую половину дня.

Спустя десять минут Синдзи очутился на месте, поднявшись под длинный навес в группу ожидающих поезд горожан. Пепельно-серая голова Каору, на этот раз одетого, к счастью, надлежащим его полу образом, сразу же выделилась на фоне озадаченных и невыспавшихся физиономий спешащих по своим делам обывателей в черных деловых костюмах, бросающих редкие взгляды на странного парня.

— Привет, — с выражением радушия на слегка улыбающемся лице кивнул тот, и Синдзи, ответив неуверенным взмахом ладони, медленно поплелся сквозь толпу к нему. Однако при виде Каору — высокого, спокойного и источающего какую-то монументальную уверенность во всем наилучшем — на душе сделалось чуть легче и теплее.

— Д-Добрый день. — Синдзи обуяла неожиданная волна неловкости, когда у него в голове сама по себе прокрутилась картина всего ими вместе пережитого. — Ну, каков на сегодня план?

— Тебя к телефону.

Без пояснений и так и не сведя с лица полуулыбку, Каору протянул ему широкий плоский смартфон с большим экраном. Синдзи, никогда не держащий в руках это чудо техники, с осторожностью взял трубку и, немного повертев в руках, приложил к уху.

— Алло?..

— Ты бы еще в кафе зашел по пути, — раздался оттуда четкий и раздраженный голос Мари. — Копуша, блин.

— Извини.

— Извини?! Это точно ты, Синдзи?

— Нет...

Голос осекся, затем после паузы произнес длинную фразу на непонятном языке, а затем после вздоха продолжил:

— Так. Ладно. Будь по-твоему. Дальнейшее слушай внимательно. Я сейчас нахожусь рядом с одной местами симпатичной, но на данный момент находящейся в сопоре женщиной. В ее шею введена игла шприца с крайне неприятной дозой метанола. Дальнейший исход событий зависит от тебя.

Синдзи сглотнул, ощутив, как по спине прошла волна отрезвляющего холода.

— Хорошо… — насладившись тишиной, с удовлетворением произнесла Мари. — Садись в первый прибывающий поезд, попутно осмотрись по сторонам. Но осторожно! Ты понял? Поищи взглядом дивчину помоложе, она нам сейчас пригодится. Телефон оставляю тебе в подарок, вы там ходите с какими-то доисторическими трубками, которые еще динозавров застали. Валяй, короче. И больше бодрости, больше бодрости, птенчик! Нового дня глоток же!

Пикнул сигнал отключения линии, а Синдзи все так и продолжил стоять посреди перрона, чувствуя, как с виска покатилась прохладная капля пота и ощущая на себе терпеливый, ласкающий алым сиянием взгляд Каору.

— Ты в порядке? — не выдержав, поинтересовался тот через минуту.

— В полном, — потерев защекотавший нос, ответил Синдзи и скользнул взглядом по толпе в поисках молодой девушки или хоть кого-то, кто бы мог не вписываться в общую картину. — Все просто шикарно.

— Поезд прибывает, — запустив руку в густую шевелюру и словно насладившись нахлынувшим ветерком, перевел взгляд куда-то вдаль Каору.

— Ага. Отлично. Вовремя.

Белый состав из пассажирских вагонов и локомотива, напоминающий огромную механическую кишку, с плавным скрипом тормозов остановился у платформы, толпа, пропустив вывалившихся и изнывающих от духоты пассажиров, стала поспешно забиваться внутрь, прихватив с собой заодно и их. Сквозь возникшую суматоху Синдзи попытался высмотреть что-то по сторонам, но из-за толкотни и мелькающих перед лицом голов так и не смог разглядеть всех вошедших пассажиров. Попутно он едва не потерял Каору, но тот вовремя подхватил его за локоть и, неловко улыбнувшись, словно извиняясь, осторожно прижал к себе и выпустил у небольшого свободного пространства в углу.

— Извини, неудобно вышло, — произнес он.

Мотнув головой, Синдзи отвел лицо в сторону, как вдруг на его глаза попалась девичья макушка с шоколадно-русыми волосами, тут же скрывшаяся в толпе. Насторожившись, Синдзи попытался приподняться на цыпочках, но едва не свалился, когда в его кармане завибрировал смартфон.

— Это я, — вновь раздался голос Мари. — Вы уже там?

— Угу.

— Нашел кого-нибудь?

— В смыс…

Синдзи запнулся. Вновь через ряд покачивающихся голов промелькнула русая макушка юной девушки — всего на долю секунды, но теперь он отчетливо разглядел ее внешность: неприметное лицо, наполовину скрытое длинной косой челкой, ниспадающие на плечи гладкие волосы тусклого молочно-шоколадного оттенка и, кажется, коричневая кофта или пуловер, ниже уже было не разглядеть. И еще у Синдзи не осталось сомнений, что он уже видел ее в этом поезде совсем недавно и еще раньше, возможно даже каждый раз по пути в школу.

— Вроде бы вижу.

— Опиши.

— Молодая девушка, моего возраста, ничем не примечательная. Даже не могу сказать, миловидная ли. Длинные волосы, она ими лицо скрывает. Не в школьной форме. Припоминаю, что уже видел ее несколько раз в поезде, у нас один маршрут.

— Ага-а, — протянула Мари с вдруг проскочившей устрашающей ноткой коварства. — Точно, один маршрут. Вы знакомы?

— Ни разу не встречались.

— Ну просто отлично, вот и повод будет. Слушай меня внимательно. Сейчас ты должен, не покидая поезда, ее изнасиловать.

Внутри Синдзи словно звякнул сорвавшийся в пропасть колокол.

— Что?..

— Из-на-си-ло-вать. Отодрать. Оттрахать. Выебать так, чтобы она своими внутренностями блевала. Способ оставляю на твое усмотрение, одно лишь условие — поезд покидать нельзя.

От мгновенно вспотевших ладоней трубка едва не выскользнула из рук.

— Ты…

— Прежде чем начнешь скулить, сразу предупрежу. Я в палате бывшего майора Мисато Кацураги, шлюшка без сознания, но пока еще очень даже жива. Пока. У меня шприц с неким процентом раствора метанола, это смертельный яд, если не в курсе. Посмотри на экран.

Отведя задрожавшей рукой трубку от уха и взглянув в дисплей, Синдзи с придыханием обнаружил на нем прямой видеопоток из палаты, где на койке действительно различалось мирно лежащее тело Мисато с кислородной трубкой у носа, а над ней зависла радостно махающая рукой со шприцем Мари, второй, видимо, держа ходящую ходуном трубку.

— Видеофон, чудо технологий просто.

Синдзи обратно приложил трубку к уху.

— Ну, ты все понял. Будем держать прямую связь, если она прервется хоть на секунду — впущу токсин Мистао в шею. Августин, в общих чертах, уже в курсе, он будет снимать на телефон, передашь ему, плюс, окажет любую посильную помощь. Но не забудь — не отключаться и поезд не покидать. У вас есть… хм, ну, час максимум, пока сестры обход не начали. Вроде бы все понятно? Тогда вперед, мальчик мой, вперед-вперед!

На этот раз связь не отключилась. На дисплее возникло лицо Мари крупным планом, которая, похоже, поставила смартфон на тумбу и сейчас усиленно в него всматривалась, растягивая свою улыбку до жуткой торжественной ухмылки. Синдзи стер плечом со лба пот и, чувствуя, как участилось его дыхание и как смятенно стало покалывать под кожей, передал трубку Каору.

— То, что я подумал? — спокойно спросил он.

— Д-Да… Снимай все, что я делаю, только не отключай.

— Хорошо. Синдзи... Синдзи.

Тот будто провалился сам в себя, обуреваемый хаотично заскакавшими мыслями, но тут Каору опустил руку на плечо и слегка встряхнул.

— Ты точно в порядке?

— А?.. Да. Да, уверен.

— Не волнуйся так сильно, Синдзи-кун, я помогу.

Он вдруг подтянул его к себе, едва ли не прижавшись вплотную, и тот даже ошарашено пикнул, но Каору вдруг выпустил его и, убрав руку в карман, достал оттуда нож-бабочку.

— Она сказала дать тебе это.

Вспомнив, что в его сумке лежит и шокер, и пистолет, ошеломленный Синдзи все же принял подарок, представив, сколько шуму вызовет один разряд электричества в центре толпы, не говоря уже про всего лишь один вид пистолета в руках подростка. Нож, впрочем, был ничуть не лучше.

«Ну еще суеты лишней не хватало. Столько вариантов — бери и наслаждайся хоть всеми ними. Самый простой путь — прямой».

— Ладно… Каору. — Синдзи суетливо оглянулся по сторонам и снял сумку с плеча. — Держи. Там пистолет, если что-то пойдет не так — бери его и… просто угрожай, в общем. Одного его вида будет достаточно. Когда подойдем, ты должен будешь держать ее руки, чтобы не вырывалась. И ни в коем случае не давай ей закричать.

— Синдзи… кун… — тот неловко улыбнулся и обвел глазами поезд. — Мы будем делать это… здесь?

— Это не я придумал. Плевать на людей, толпа нас на первых порах скроет, а потом просто нужно будет не дать им вызвать полицию или остановить поезд. И это… ты как предпочитаешь ей вставить — в рот или куда-нибудь снизу?

— А… — Парень озадаченно замер, открыл рот, а затем с неопределенной сконфуженной улыбкой пожал плечами и смущенно произнес: — Я прямо даже не знаю, что ответить. Куда скажешь, наверное.

— У тебя вообще, что ли, никаких предпочтений нет?

— Ну… не то что бы нет… Все ощущения разнятся, я просто никогда не задумывался, что среди них нужно выбирать, какое нравится больше всего. Наверное, все-таки снизу, не думаю, что девушка принудительно согласится на ласку ртом.

— Ага, согласится… — Синдзи осмотрел толпу. — Пошли.

Повесив сумку на плечо и убрав смартфон в карман рубашки так, чтобы объектив камеры остался сверху, Каору последовал за ним. Слегка потолкавшись и получив в спину несколько возмущенных взглядов, они смогли приблизиться к той девушке на расстояние двух-трех шатающихся между ними тел. Синдзи уже мог отчетливо разглядеть ее внешность, хотя смотреть там, собственно, было не на что — лицо, про которое нельзя сказать, что оно ни симпатичное, ни несимпатичное, старомодная одежда из жилета, джинсов и свитера блеклых оттенков, подходящая скорее завсегдатаю библиотек, чем юной девушке. Впрочем, неплотно облегающие тело одеяния мешали точно определить ее возраст и фигуру, хотя наличие хоть какой-то груди и округлости ягодиц давали надежду на ее стройность.

— Вставай спереди, крепко держи ее руки, — прошептал Синдзи и достал из сумки шокер. — Еще припугни пистолетом в сумке. Давай, ты спереди, я сзади.

Так и не переставший неловко улыбаться Каору кивнул и двинулся вперед, а сам он протиснулся за спину девушки и, разложив нож, дал знак парню.

И тут они оба, словно сомкнув клещи, вплотную подступили к вздрогнувшей девушке, Синдзи мгновенно обвил ее рукой с ножом, уткнув его острие в живот прямо сквозь одежду, а другой рукой утопил электроды шокера прямо к внутренней стороне бедра. Каору в это же время одновременно схватил ее за запястья, не позволив рыпнуться, крепко их сцепил пальцами и, прижавшись почти вплотную к груди и утопив нож, освободившейся рукой протянул ствол пистолета между ее грудями, уставив ствол прямо в подбородок.

Все произошло столь стремительно, что девушка даже не успела пикнуть, лишь рефлекторно с силой дернувшись в безуспешной попытке выпутаться, а после напрягшись, словно натянутая струна. Синдзи не мог видеть ее лица, но всем телом ощущал, как дикий крик стал накапливаться в легких, и тогда он вдавил нож в живот, слегка погрузив его в плоть и прорезав кожу, и девушка резко вынужденно выдохнула, так и не успев накопить достаточно воздуха и заглохнув под ударом парализующего тело страха.

— Еще одно движение — воткну в живот нож, — тихо и отчетливо прошептал он ей на ухо. — В твою попку сейчас утыкается электрошокер с силой разряда в 7500 киловольт, стоит тебе только намекнуть хотя бы на один звук громче комариного писка, получишь удар веселящей бодрости между ног. Это тебя не убьет, но доставит много новых ощущений. А вот что тебя убьет — так это огнестрельный пистолет между твоими сисечками, направленный в челюсть. Если продолжишь дергаться, мой неуравновешенный друг с налитыми кровью глазами откроет пальбу по тебе и окружающим людям.

Девушка задрожала с такой силой, что ее сбившееся дыхание стало вырываться изо рта с тонким неконтролируемым поскуливанием. Быстро оглянувшись по сторонам, Синдзи убедился, что в их сторону никто не смотрит. Таково было негласное правило в современном метрополитене — из-за всех этих случаев с приставаниями к несовершеннолетним и фроттеризма взрослые граждане деликатно отворачиваются, находясь в непосредственной близости от девушки школьного возраста в тесном транспорте. Обремененное чрезмерной гражданской сознательностью население предпочитало перестраховаться, чем потом выслушивать обвинения в сексуальных домогательствах и клеймить себя позором. Поэтому окруженный высокими спинами пассажиров Синдзи чувствовал себя в относительной безопасности, по крайней мере, пока девушка не начала истошно орать, тем более что ее все еще слабый и нервозный испуганный стон заглушался шумом поезда.

— Ты все поняла? — вновь склонился он к ее уху. — Не произноси ни звука, просто кивни, если дошло.

Та, спустя пару секунд и несколько тяжелых выдохов, кивнула.

— Хорошо. Я проверю твои карманы, просто стой и не шевелись. Если будешь паинькой, все быстро закончится и никто не пострадает.

Он, убрав нож в свой карман, провел руками по ее бедрам по бокам, отчего девушка слабо пискнула, но тут же получила тычок со стороны Каору, и затем вытащил ее кошелек.

«Ну и гопник, — мысленно хохотнул он. — А ведь наличность и впрямь не помешает. Ну, ей это пока не пригодится, пусть думает, что мы подоноки-грабители».

Убрав кошелек себе в карман, Синдзи одними губами приказал товарищу держать девушку как можно крепче, а сам вынул ножик и опустил его к бедрам девушки. Каору в этот момент убрал пистолет и резко прильнул к той, обняв ее за шею, будто старую знакомую, а сам, все еще держа ее руки прижатыми к себе, ладонью зажал ей рот.

— Запомни, хотя бы один скулеж, и ты получишь удар ножом, электрический разряд и пулю на десерт. Мне нужно обыскать тебя, стой и терпи. Поняла?

Девушку трясло, но она все же попыталась развернуть голову обратно, чтобы увидеть Синдзи. К изумлению того, ее показавшийся бесцветный взгляд помимо утробного, какого-то слишком личного и тяжелого страха источал настоящую ярость, отчего-то показавшуюся беспомощной и подавливаемой, и это несмотря на пробивающуюся сквозь оцепенение внутреннюю силу, волю, способную дать отпор. Синдзи не мог этого понять, но почему-то ему показалось, что девушка внутренне была готова оказать им отпор, однако физически не могла этого осуществить, угнетаемая подневольным страхом.

И осознание этого вдруг заставило его кровь моментально вскипеть, наполнив тело силой, словно жидкий свинец растекся по жилам.

— Чего уставилась? — прошипел он. — Ты знаешь меня?

Ножик прошел по ткани джинсов и уткнулся в ложбинку между напряженными ягодицами. И, несмотря на отчаянный гнев, на глаза девушки навернулись маленькие капельки горьких слез. Каору тут развернул ее голову к себе, виновато улыбнувшись, а затем дал знак Синдзи, что держит ее мертвой хваткой.

И тот рванул лезвие вверх, моментально распоров джинсы прямо вдоль шва, оставив длинный разрез на ткани от лона до самого пояса, аккурат между ягодицами. Девушка попыталась вырваться и сдавленно замычала, однако Каору перекрыл ей дыхание ладонью и прижал ее голову к своему плечу, скрыв от нежелательных взглядов лицо задыхающейся и сорвавшейся в пучину ужаса молодой девушки. Чувствуя, как все сильнее начало трястись ее тело и как забилась ее грудь в попытке глотнуть хоть капли воздуха, Синдзи раздвинул руками разорванные половинки ткани на попе, не глядя нащупал гладкую поверхность трусиков и запустил к ним ладонь. Девушку будто кольнуло иглой и ее ноги стали подкашиваться, а тело забилось в судорогах, и тогда Каору на секунду разжал ей нос, чтобы дать вобрать воздуха, а затем вновь перекрыл дыхание плотным объятием, а Синдзи ножом аккуратно распорол трусики вдоль разреза, коленом заставил девушку раздвинуть ноги и ладонью помял ее небольшие мягкие округлости ягодиц, напряженно сжатые и покрывшиеся мурашками от страха.

Запустив руку чуть ниже, его пальцы утонули между сморщенных и вмятых долек половых губ, снаружи холодных, однако внутри пыхнувших высокой температурой и покрывшихся влагой. Впрочем, опыт подсказал Синдзи, что это был не признак возбуждения, а скорее наоборот — крайней степени напряжения. Участившийся пульс от бешено заколотившегося сердечка мгновенно поднял температуру в сосудах, забрав ее с поверхности кожи, а тесно сжатые складки кожи сгладил нервный пот. Девушка, словно в подтверждение, еле слышно заскулила, настолько сдавленно, что Синдзи даже сделалось страшно от мысли, сколь плотно прижимал ее лицо к себе все так же безмятежно улыбающийся Каору. Его самого пробил холодный пот, когда он понял, что девушка сейчас истошно кричала, но звук так и не мог пробиться сквозь на вид хрупкое, но на поверку очень сильное тело парня.

Впрочем, думая об этом, Синдзи так и не остановил руку, забравшуюся в киску девушки уже на полдлины пальцев и начавшую там перебирать складки ее плоти. Сначала накупались нежные и перекатистые лепестки внутренних губ, за ними крошечная точечка клитора, от нажатия на которую девушку едва не подкосило, а ее беззвучный крик сошел на один протяжный неслышимый плач. Удерживая бьющееся в отчаянии тело, Синдзи еще ненамного запустил пальцы вглубь, ощутив гладкую бугристую поверхность входа во влагалище, сейчас напряженного настолько плотно, что дырочка сомкнулась до размера туго сжатого ануса, в которое даже палец проникал с трудом, грозя вывихом от одного неосторожного движения. Однако Синдзи даже и не надеялся насадить ее киску на член — это было просто физически невозможно в такой позиции, ему бы пришлось слишком сильно изогнуться и без всякой опоры как-то раздвинуть ее ноги, что вызвало бы немало озадаченных взглядов со стороны. Сейчас, прижимаясь к ее спине и уткнувшись напрягшимся членом между ягодиц над дрожащими в страхе бедрами, Синдзи видел лишь один выход.

«Ха-ха, лишь один выход. Остряк».

Его пальцы задвигались в замкнутом пространстве киски, разминая ее дольки и сжавшуюся плоть с одной целью — собрать как можно больше смазки, будь то женский сок или простой пот. Задумка не сказать что увенчалась успехом, хоть пальцы и увлажнились, но этого явно было недостаточно для свободного вхождения в тугую напряженную попку.

«Ну, я сделал все, что мог, — пожал он плечами. — Сама будет виновата».

Придавив своим телом ее дрожащую, как осиновый лист в бурю, фигуру, Синдзи расстегнул ширинку и вытащил изрядно налившийся в возбуждении член. Его вздымающаяся, придавленная с обоих сторон, головка легла на свитер где-то в области поясницы девушки, и Синдзи недовольно скривился — придется как-то приподнять девушку, ведь не может он, окруженный спинами пассажиров, присаживаться на полукорточки. Хотя, учитывая, что ее взяли в тиски, проблем с этим возникнуть не должно было.

Синдзи аккуратно смазал свой член собранной влагой, стараясь не потревожить никого из стоявших рядом. Результат вряд ли можно было назвать положительным — пока он гладил ствол ладонью с лубрикантом, тот уже успел испариться или впитаться в кожу. Но в любом случае, это только пошло на пользу твердости пениса, да и желание овладеть этой трясущейся в страхе, ни в чем не повинной девушкой прямо посреди толпы людей лишь ярче разжигало бушующее в венах возбуждение.

А девушка, судя по затухающим стонам ужаса и прерывистым всхлипам, кажется, задохнулась окончательно, едва не теряя сознание от творящегося в ее голове кошмара и недостатка кислорода, и медлить дальше было нельзя. Синдзи прихватил ее за пояс джинсов, Каору, быстро все поняв, проделал то же самое, держа голову ослабшей девушки на своем плече, они оба одновременно приподняли ее на пару дюймов, прижали к своим телам, зафиксировав в воздухе, и тогда Синдзи, тяжело дыша от напрягшихся мышц на спине и закипающего вожделения, направил головку к ее анусу и медленно, с ровным непрерывным усилием погрузил член в попку, плавно опуская ее корпус, чтобы облегчить проникновение.

Сначала девушка сквозь помутневшее сознание даже не поняла, что происходит, однако когда головка расширила тугую дырочку до соразмерного ей диаметра и пенис вошел на пару сантиметров, ее будто вырвало изнутри, плечи дернулись, голова едва не запрокинулась назад и дикий вопль ужаса не вырвался наружу лишь благодаря вовремя сориентировавшемуся Каору, который отпустил ее пояс и вновь перекрыл дыхательные пути, утопив лицо в своей груди. Тело девушки тряслось, словно студень, ее бедра забились вперед и назад и суставы рук и ног, преодолев порог боли, попытались будто выкрутиться, только бы слезть с раздирающего плоть, входящего в тугую дырочку органа. Член проникал очень тяжело — без смазки он словно утоп в вязкой, поразительно тугой и сдавленной мякоти, удерживаемый невообразимо крепким сфинктером. Головка едва поместилась в полость ануса и сразу же уткнулась в словно слипшиеся стенки кишечника, будто изнутри проход дальше перекрыли перенапряженные мышцы.

Однако самый сложный этап — проникновение — был уже пройден, и как бы туго не смыкалось нутро попки, Синдзи мог двигаться дальше. Небольшое усилие — и член протиснулся еще чуть глубже, разведя стенки кишечника в сторону и вмяв кожицу ануса снаружи в лоно. Внутренняя полость столь плотно оплела ствол, что крайняя плоть пениса натянулась практически к его основанию, и шершавая липкая кожица стенок попки затерлась о головку с такой силой, будто ее стягивал твердый кулак в жесткой махровой перчатке. Казалось, что дальше двигаться было просто невозможно, однако Синдзи, чей бьющий через край экстаз от нереальных по своей остроте ощущений затмевал все признаки боли, чуть резче двинул бедрами и втолкнул член еще на пару сантиметров. Его приводило в восторг это чувство тяжести, плотности, то фантастическое давление и сжатие, которое оказывало на его пенис горящая жаром плоть совершенно неразработанной попки, ее умопомрачительная тугость, топкость, вибрация напряженного до предела края ануса и сокращение дрожащих от сдавленного плача мышц на животе, которые заставляли тереться внутренности еще сильнее. С каждым толчком Синдзи буквально терял голову, погружаясь в океан наслаждения, никогда еще он не испытывал столь крепкого, отчаянного, сколь безнадежного сопротивления плоти, и еще никогда он не желал столь яро овладеть беспомощной жертвой.

Двигая членом в ее кишечнике, раздирая плоть и заставляя ее слабеть, вбирать в себя член все глубже, Синдзи все же не мог дать волю разгоряченному телу. Каждый толчок получался коротким и резким, словно судорожный удар, методично и беспрестанно разбивающий попку и раздалбливающий ее былую неиспорченную форму, но Синдзи желал большего. Девушка скулящим стоном рыдала от боли и ужаса в крепкой хватки Каору, и со стороны было похоже, будто растроганная в самых глубоких чувствах подруга утешалась в объятиях своего парня, заставляя отводить взгляд в сторону смущенных столь неприкрытой экспрессией пассажиров. Однако стоило им опустить взгляд чуть ниже, и они без труда разглядели бы рваный шов на джинсах девушки, ее исступленно колотящиеся бедра на приподнятых носочках ног, но главное — ритмичные вбивающие движения парня позади нее.

А тот уже смог разработать попку до такой степени, что плоть теперь не облипала член и не выползала вместе с ним наружу при каждом выходе, а сухо и жестко, но все же скользила по стволу, натирая его до бордовой рези и увеличивая и так уже налившуюся головку внутри до предела. Если раньше удавалось совершать рывки буквально в районе нескольких сантиметров, то теперь член вводился внутрь и разминал скрутившуюся плоть, делая каждую фрикцию все мягче и плавнее. Когда девушка едва ли не повисла без сил на плечах Каору, когда ее вывернутый чуть ли не наизнанку от невыносимого напряжения животик обмяк и сделался рыхлым, словно пюре, а дыхание в груди почти прекратилось, Синдзи не выдержал и позволил себе одним резким глубоким толчком вогнать член в попку до самого основания.

И в этот момент будто что-то лопнуло в ее нутре, словно туго сдавливаемое колечко сфинктера от столь долгого и невыносимого давления не выдержало, в кишечнике вдруг сделалось необычайно просторно, плоть мгновенно провисла, а девушка, дернувшись столь яро, будто внутрь ее воткнули деревянный кол, вдруг выгнулась, невообразимым по силе рывком, оттолкнула от себя Каору и диким, разрываемым болью и отчаянием обезумившим голосом взревела:

— КЬЯ-А-А-А-А-А-А!!!

Несколько пассажиров вокруг шарахнулись в сторону, как ошпаренные, образовав круг свободного пространства, прочие одновременно развернули свои головы с недоуменным взглядом в их сторону, но Каору среагировал мгновенно. Оттолкнув от себя девушку, он вскинул руку с пистолетом и направил ее на охнувшую толпу. Синдзи в свою очередь, прикрываясь готовым рухнуть от изнеможения дрожащим хрупким телом, убрал распираемый в возбуждении и налитый тяжестью член в штанину, наспех застегнув ширинку, выхватил из сумки шокер и, нажав на кнопку разряда для устрашения, развернулся в другую сторону, направив стрекочущую и искрящуюся голубую дугу в сторону отшатнувшихся людей.

— Не шевелиться! — На весь вагон рявкнул он. — Одно движение, и он откроет огонь!

Кто-то вскрикнул, кто-то бессвязно залепетал со страху, кто-то задрожал, но угроза возымела эффект — толпа ошарашенных пассажиров устремила на них свои округлившиеся испуганные глаза, словно кролики в вольере на двух забравшихся к ним шакалов.

— Вот так, хорошо… — Замотавший из стороны в сторону головой Синдзи, пытающийся охватить взглядом все пространство поезда, оскалился. — Отлично, начало доходить. Если шевельнется хоть один, огонь откроем по всем. Теперь быстро все легли на пол, лицом вниз, глаза не поднимать, руки держат вытянутыми вверх. Если увижу хоть один мобильник — убью. Немедленно! ЖИВО, Я СКАЗАЛ, БЛЯДЬ!!!

Несмотря на пронзивший людей страх, из-за которого тело отказывалось подчиняться, кто-то спереди робко послушался, а за ним последовали еще и еще. Через минуту весь вагон лежал на полу буквально друг на дружке, в неудобной позе держа руки вытянутыми вверх, насколько им позволяла гибкость конечностей. Одна молодая девушка нервозно зарыдала и ее подхватила другая женщина, двое мужчин вдалеке стали тихо перешептываться, еще один почти что престарелый мужчина, которому возраст не позволял выворачивать руки, осторожно поднял голову и произнес:

— Я вас очень прошу, не делайте необдуманных поступков…

— Молчать! — Синдзи носком ботинка двинул ему в скулу, а затем, вскинув шокер, сиганул в сторону пассажира, который попытался незаметно достать сотовый и отправил его в нокаут громким стрекочущим разрядом электричества в шею, а потом проделал то же самое еще не сколькими людьми, кто попытался поднять голову или обратиться к ним.

— Больше предупреждений не будет! — гаркнул он, перекрикивая немногочисленные рыдания. — От вас требуется тихо лежать, смотреть в пол, держать руки над головой и ничего не делать. Любое нарушение этих правил приведет к трагедии. Рыдать можно.

Удостоверившись, что все пассажиры осознали степень угрозы и угомонились, дрожа от страха или растерянности, Синдзи хмыкнул, кивнул Каору, который своим улыбающимся видом с зажегшимися рубиновым огнем глазами ни на секунду не позволил усомниться в способности открыть пальбу, если поступит таков приказ, и вернулся к сжавшейся клубочком, скулящей от боли и ужаса девушке.

— Подруга, мы еще не закончили, — приподняв ее за шиворот, прошептал он.

Глаза той, наполненные горечью слез и тенью мучительных ощущений в теле, сверкнули тусклым бесцветным бликом, словно балансируя между мольбой и проклятиями, и тогда Синдзи оскалился прямо в ее лицо, приподнял и отбросил к поручням у дверей вагона.

— Лежать всем! Голову не поднимать.

Он сорвал с ног нескольких людей ботинки, вытащил из них шнурки, а затем, подойдя к тихо рыдающей девушке, с силой дернул ее за руку и приподнял прямо перед собой.

— Придержи ее пока.

Кивнув, Каору, не сводя взгляда с притихшей на полу толпы, ухватил трясущуюся и всхлипывающую девушку за пояс, а Синдзи тем временем вытянул ее руки вверх, закинул ладони над поручнем и связал там ее запястья двумя слоями шнуровки. Та осталась висеть на ослабших руках, словно на веревках, потому что ноги от недостатка сил и горящих в попке ощущений все еще не держали ее, и даже голова повисла вниз, скрыв лицо в жиденьких спутавшихся волосах. Удостоверившись, что впившиеся в кожу шнурки не оборвутся под ее весом, Синдзи наклонился вниз и с силой заставил девушку расставить обе ноги на всю ширину дверного прохода между турникетами — одну к левому, вторую к правому.

— Кхык… хнык… — слабо заскулила она, когда веревка на руках вонзилась в кожу, а затем прервала плач и подняла голову с до ужаса перепуганным взглядом. — Ч-Что вы собираетесь делать?..

Синдзи уже успел привязать ее ступню к одному поручню и принялся за вторую, безо всякого труда преодолевая сбивчивое и изнуренное сопротивление.

— Нет… Нет!.. Оставьте меня в покое!.. Прекратите!..

Когда вторая нога оказалась прикованной к турникету, девушка оказалась подвешенной за руки посреди прохода лицом к двери с растопыренными в стороны ногами, еле-еле держась из последних сил и трясясь от страха, пытаясь развернуть голову и увидеть своими округлившимися в отчаянной панике глазами, что происходит за ее спиной.

— На этот раз, пожалуй, я буду спереди, — произнес Синдзи Каору. — Бери ее зад, я там уже разработал немного.

— Ч-Что?.. — выдохнула она. — Нет!!!

Достав ножик, Синдзи провел ладонью по дрожащим бедрам девушки, ощущая под тканью каждое содрогание ее затрясшегося от мандража тела, ее сведенные страхом мышцы на бедрах и упругие ягодицы, а потом осторожно, чтобы не порезать кожу, продольным движением прорезал ткань джинсов от пояса до ног, проделав это с обеими штанинами. Девушка отчаянно забилась и вновь разошлась горьким плачем, но это не помешало Синдзи снять с нее распоротые джинсы вместе с обрывками бежевых трусиков, а затем располосовать и ее кофту с жилеткой, медленно и аккуратно, слоями срезая кусок за куском, словно пирог, и в финале распоров ее белый гладкий бюстгальтер с твердыми чашечками.

— Хв… Хватит!.. Не прикасайтесь ко мне! — все продолжала рыдать она, судорожно мотая головой, разбрызгивая слезы со щек и проглатывая слова в плаче. — От… пустите меня! Прекратите!..

Оставив висеть ее совершенно обнаженной, Синдзи отошел, полюбовавшись ее стройным и изгибающимся, словно под пыткой, телом со спины, а затем хлопнул Каору по плечу и с расплывшейся по лицу улыбкой кивнул. Тот учтиво ответил тем же, ненамного задержав взгляд на глазах Синдзи, будто высматривая в них нечто сокровенное, глубинное и притом одаривая покровительственной заботой и теплом, что тушило бурлящее в душе волнение. Он действительно только сейчас обратил внимание, как тряслись его руки и как тяжело поступал воздух в легкие, а сердце билось угнетенно, словно его сдавливал кулак, но от успокаивающего взгляда Каору и впрямь сделалось немного легче. Впрочем, как только разум чуть расслабился от оплетшего его смятения, мысли тут же вернулись к беспомощно подергивающемуся на веревках телу девушки и тому давлению между ног, что слишком явно выпирало из штанин. Дело нужно было завершить.

Проскользнув к девушке спереди, Синдзи рывком ухватил ее за гриву, поднял залитое слезами раскрасневшееся лицо к своим глазам и ненадолго замер, когда увидел в ее черно-белом взгляде настоящий шторм эмоций: отчаяние, ужас, презрение, ненависть, мольба, оторопь, но больше всего — страх перед болью, страдальческим огнем пробивающийся сквозь темную пелену каких-то потаенных, глубоко сокровенных воспоминаний, что массой всей своей пережитой тяжести давили на сердце. Было ли это воспоминание о чем-то мучительном, или тоскливом, или даже трепетном, Синдзи понять не мог, но через водянистую блистающую завесу слез он буквально кожей ощущал, как надламливалась ее внутренняя, годами выстраиваемая защита. Ее душа трещала по швам, вырывая из глубины комок тяжелых, волей подавляемых чувств, главным из которых было — слабость.

«Словно пушинка, прибитая упавшей веткой к земле, — трепещет и колыхается на ветру, хрупкая и беспомощная, не способная ничего изменить. Это и есть ее страх».

Девушка боялась до глубины души, даже не столько ожидающей ее участи, а собственного голоса истекающего горечью сердца, что с каждым вздохом делался все громче. Она боялась слабости и беспомощности — вот что сочилось в ее взгляде вместе с ручейками слез.

— Я первый начну, — сухо произнес Синдзи. — Посмотрим, как у нее разработана киска.

— Не… — Она широко распахнула свои мгновенно очистившиеся от мутной пелены глаза, на секунду оторопела, а потом взвизгнула: — НЕТ!!! НЕ-Е-ЕТ!!! Пустите!!! Не делайте этого!!!

Синдзи вновь достал свой член и, дернув девушку за волосы и тем самым прекратив сумбурное мотание головой, направил ее взгляд себе между ног. Та, увидев вздымающийся налитый краской столб члена, сначала сдавленно всхлипнула в накатывающем испуге, а затем издала долгий протяжный стон ужаса. И тогда Синдзи, ощутив прилив приятно горячащего тепла в венах, одарил ее широкой улыбкой, запустил свои колени под ее бедра, чтобы слегка приподнять тело, а затем, одной рукой держа член, а второй — все сильнее трясущийся живот заскулившей натянутым писком девушки, медленно направил головку к розовой тонкой щелочке с небольшой кисточкой волосиков сверху, и раздвинул ею самый край нежной мягкой плоти.

— Н-нгх… — голос девушки стал походить на писк натянутой струны, и она вся сжалась, как пружина, пытаясь сдвинуть бедра и вздыбиться как можно выше на сведенных коленях, однако рука Синдзи без труда удержала ее на месте, а его торс выпрямился, твердым сильным движением погрузив пенис между лепестками.

Головку оплела горячая скомканная мякоть внутренних губок, слишком мягкая и податливая из-за слабого притока крови и характерно выделяющаяся на фоне напряженных, едва ли не окаменевших мышц влагалища над ними. Пещерка была стиснута, словно сжатый кулак, не так туго и плотно, как анус, но твердо, несгибаемо, словно отверстие было выточено из гладкого дерева, оплетенного податливой кожицей. Синдзи поводил головкой по преддверию влагалища, собирая накопившиеся капли влаги и разминая лепестки, по консистенции похожие на продолговатые листочки из замешанного теста, только уплотнившиеся и съежившиеся, как чернослив. В глубине отчетливо проступало углубление входа во влагалище, слишком сильно сжатое, чтобы член мог свободно в него проскользнуть, но тем не менее все-таки весьма эластичное, чтобы туда можно было проникнуть силой. Синдзи хотел еще немного поиграться с киской забившейся нечеловеческой дрожью и страдальчески застонавшей девушки, чтобы сильнее размять плоть, но его ноги уже устали держать ее на весу, так что, слегка изогнув спину и присев, он направил член вертикально вверх, уткнул головку к устью влагалища и, используя вес ее тела для дополнительной нагрузки, проник в тесное гладкое нутро.

— Мха-а-а-а-ах!!! Ха-ах!.. Ха-а-а… — скривившись так, словно ей под кожу загнали сотню раскаленных игл, и брызнув слезами из глаз, разбито заревела она, с поразительной скоростью теряя силы в одном пронзительном стонущем выдохе.

Синдзи волнительно охнул, ощутив, как плотно обхватили его член стенки влагалища, сдавив его своими твердыми бугорками и смазав вязкой ослизлой влагой. Несмотря на крепкий нажим, ствол скользнул вглубь довольно легко, не встретив ни одного препятствия на своем пути, разве что кроме плотных складок плоти, в которые свернулась пещерка от чудовищного напряжения в животе девушки. Это немало удивило Синдзи — он ожидал нащупать девственную плеву, эту тонкую эластичную мембрану, но на протяжении всего погружения так и не обнаружил ничего похожего. Впрочем, восхищение от взорвавшейся феерии чувств мгновенно затмили собой этот факт — пока пенис продвигался все выше, влагалище ритмично стискивало его ствол своими гибкими эластичными стенками, будто пытаясь выжать, но делая это беспомощно гладкими и плавными бугристыми долями, оплетая в момент высшего напряжения, как внутренней полостью щупальца, и сжимаясь, трясь в попытке выдавить его из своего нутра плотными складками. Синдзи с каждым сантиметром проникновения ощущал, как сжатое, совсем еще узкое и продолговатое влагалище медленно и вынужденно принимало форму его члена, распрямляясь, словно распускающийся из бутона цветок с длинными восхитительными лепестками, лоно вытягивалось и постепенно поднималось в чреве, гладя тем самым член своей натянутой, сдавленной, но притом мягкой, нежной и крайне слабой кожицей.

Всего несколько секунд минуло, пока пенис прошел всю длину киски и окончательно ее не выпрямил, раздвинув тугие стенки и уткнувшись, наконец, в устье влагалища, прямо к шейке матки.

— Гхя-а-а!.. И-я-а-ах!!! — натужно протянула девушка, трясясь на пределе выносливости и тем самым невольно стимулируя вибрацией замерший на пике входа член Синдзи, а тот подождал, пока волна наслаждения поутихнет, и бережно приподнял ее лицо к своему.

Ее полузажмуренные глаза почти не выражали ничего, кроме чудовищной, сокрушающей боли, льющейся даже не с низа живота, а откуда-то из груди, прямо из мучительно стучащего сердца, бьющегося так сильно, что с каждым ударом небольшая приплюснутая грудка девушки всколыхивалась, как от легкого щелчка. По щекам заблестели новые ручейки слез, зубы то сжимались, то разжимались, выдавливая новую порцию стонов, но сквозь агонию девушки Синдзи вдруг ощутил, как медленно, равномерно стало слабеть давление в ее киске, как отпускали стиснутые и будто с омерзением выталкивающие из себя член мышцы влагалища, и как по головке засочилась мягкая теплая жидкость, капля за каплей позволяя тому все свободнее чувствовать себя в лоне. Еще мгновение — и Синдзи уже показалось, что, несмотря на все такое же сильное сжатие, его пенис теперь сможет свободно скользить внутри, тереть переливающиеся ребристые стенки пещерки, стучаться кончиком о шейку матки и с хлюпаньем месить внутри густую, хоть и скудную смазку.

И тогда он опустил руку на голову девушки, утопив ладонь в волосах и обхватив затылок, осторожно поцеловал ее сухие дрожащие губы, почувствовав жар на напряженном лице, и начал очень медленно и плавно водить членом внутри — сначала подавшись назад, едва не вывалив головку наружу, но вовремя толкнув его обратно внутрь, вновь разведя успевшие схлопнуться стенки влагалища и снова натянув ставшую чуть податливее плоть. Из киски засочилась тоненькая струйка влаги, и девушка натужно застонала, опять разразившись плачем, но на этот раз тихим и насадным, словно уже перешедшим границу безнадежного отчаяния. Ее напряжение в бедрах с каждым ударом члена о матку слабело, отдаваясь судорогой в основании живота, и спустя минуту силы сначала покинули ее ноги, отчего те забавно вывернулись на из-за привязанных к поручням ступней, затем спало и давление в животе, сделав киску волнующе мягкой, легкой и подвижной, а потом сдалось и само влагалище, став похожим на тянущийся, словно жвачка, и мягкий, как зефир, продолговатый комок эластичной плоти, легко принимающий форму члена, уже не выталкивающий, а всасывающий его, и скользящий по стволу перекатистой мякотью. Ее киска сдалась, исчерпав все силы, овладеваемая все стремительнее проникающим в тело членом она потеряла способность к сопротивлению, покорно приняв трущийся внутри стержень и смиренно вбирая всю его длину, сжимая в верхней точке, словно поглаживая, а затем всасывая на выходе, как будто в полости образовывался вакуум.

Синдзи тяжело задышал, ощущая все это с каждым ударом члена, чувствуя, как с его яичек закапала просочившаяся влага, ощущая колыхание ее грудок и дрожь бедер на себе, слыша ее всхлипывающее дыхание и смотря прямо в ее опустошенные, разбитые и изможденные глаза, потерявшие будто волю к жизни и погрузившиеся сами в себя, видя там лишь бесконечную пустоту. И тогда Синдзи, не переставая водить членом в киске девушки, стал гладить ее волосы, стал усеивать легкими поцелуями ее все еще сохранившее маску муки лицо, гладить живот и спину свободной рукой, растирать ее покрывшуюся мурашками кожу и конвульсивно сокращающиеся мышцы на теле, пока по нему не начала распространяться теплота, внутренний жар, который явственно ощущался где-то в глубине киски — вынужденный и глубоко отвратительный. Это можно было понять по взгляду девушки, который через полминуты из разбитого и сокрушенного начал наполняться горечью и болью, но, тем не менее, возвращаясь к жизни и наполняясь разрывающими живот ощущениями.

«Я не хочу, чтобы ты закрылась. Нет-нет, не убегай. Ощущай это, наполни чувствами каждую клеточку своего тела. Познай всю глубину пожирающей тебя боли».

— Мх… Не… т… Кха… Хв… а… тит… — донесся до уха Синдзи едва различимый сквозь стон и тяжелое дыхание голос девушки, хоть та и закрыла глаза и скривила губы в глубоком и почти беззвучном плаче.

Но тут он нежно улыбнулся, сбавив темп, слегка подул на ее красные щечки, вызвав новую волну дрожи, на этот раз мелкой и волнообразной, а затем опустил руки чуть ниже спины, обхватил дрожащие ягодицы и осторожно развел их в стороны.

— Давай, — кивнул он Каору.

Тот ответил загадочной улыбкой, подступил к девушке сзади, все еще держа пистолет в вытянутой руке и бросая внимательный взгляд на толпу, расстегнул ширинку и достал свой уже эрегированный член. К легкому удовлетворению Синдзи тот на первый взгляд показался меньше, чем у него, но радость его поутихла, когда пенис седовласого парня буквально на глазах разбух, приняв четкую форму ровного прямого столпа с гладкой аккуратной головкой — не огромных, но вполне внушающих размеров. Однако не это кольнуло завистью Синдзи, а то, с какой скоростью член Каору принял максимально объемную, налившуюся непоколебимой твердостью форму, что получалось у него лишь на пике возбуждения, и то, сколь эстетично и завораживающе он при этом выглядел, напоминая больше скульптуру из белого жилистого мрамора, чем детородный орган.

Впрочем, гордость оказалась уязвленной лишь первые несколько секунд, а когда Синдзи вновь поднял взгляд на Каору, вся его спесь моментально испарилась. Алый взгляд вновь разлил тепло по телу, это удивительно приятное ощущение поддержки и взаимопомощи, выражая готовность оказать содействие во всем и быть рядом что бы ни случилось, и тогда Синдзи, стыдливо посмеявшись над собственными мыслями, подтянул за бедра скулящую и слабо рыпающуюся девушку к себе поплотнее, насадив ее на член еще глубже, и открыл ее попку Каору. А тот, направляя головку свободной рукой, аккуратно пристроил ее к сжатому колечку ануса, и затем немного надавил, чтобы кончик слегка утоп в натянувшейся мягкости плоти между ягодиц и слегка раздвинул дырочку для глубокого проникновения.

— Гха!.. Ч-Что?! — выдавила покрывшаяся испариной девушка, вскинув голову с широко раскрывшимися зрачками. — Там… Снова туда?.. Нет!.. Я не вынесу!.. Только не это… снова…

И тут Каору резко надавил бедрами вперед, и его мощный, невероятно плотный член в одно мгновение пронзил попку, развернул смявшуюся и слипшуюся от раздражения плоть внутри и вывернул полость кишечника в один прямой туннель с мягкими натянувшимися стенками. Синдзи, все еще держащий пенис внутри киски, тут же ощутил им ребристое трение проникающего в соседнюю полость мощного ствола сквозь тонкую и заелозившую, словно прожилка, перегородку из кожицы со сплющенным слоем плоти внутри, ощутил каждый сантиметр его погружения, вибрацию промежности, натянувшейся, будто перепонка, почувствовал вмявшееся внутрь колечко ануса, сделавшее похожим дырочку попки на глубокую воронку, ощутил невероятное давление сомкнувшегося сфинктера, вслед за которым последовало и стиснувшееся влагалище, но главное — он будто бы мог ощущать член Каору рядом со своим, трущимся друг о друга.

— М-ХА-А-А-АХ!!! — тяжело выдохнула девушка с остекленевшими глазами, от натуги вывалив язык.

Синдзи не мог понять — проник ли Каору так легко в попку потому, что он уже разработал отверстие, или потому что от фрикций мышцы девушки истощились, или даже это было следствием его чрезмерно мощного и стремительного вхождения, однако плоть внутри вновь сжалась и стала скручиваться, будто живая, невольно массируя оба члена, и своей тугостью лишь прибавляя восхитительных ощущений. Увидев перед глазами расплывшиеся разноцветные круги перед глазами, Синдзи непроизвольно начал толкать бедрами и водить пенисом во влагалище, с каждым разом все увеличивая амплитуду и со стоном выдыхая от ощущений сжавшихся до плотных пупырышек бугорков плоти внутри киски, их трения от ритмичных сокращений онемевших скованных мышц, а когда Каору начал двигаться вслед — сознание едва не помутнело от экстаза. Раздвигая плоть при каждом толчке, он ощущал взаимное расширение под пенисом, вибрацию кожи, проникающий и разворачивающий кишечник твердый столп, его мощное скольжение в сухой и сжатой полости, из-за которого влагалище с его членом выкручивалось, будто пойманный морской угорь. Несмотря на вязкость полости попки, стенки ее не в пример киски были куда как мягче и податливее, постоянно переплетаясь, барахтаясь и выпрямляясь, а та в ответ скользила резкими и прерывистыми поглаживающими движениями, трясь о ствол пениса и попеременно пытаясь то втянуть, то вытолкнуть его. И не способный уже совладать с фантастическими ощущениями скольжения, давления и распирания внутри, Синдзи начал двигаться в безудержном темпе.

— Нгха-а-а!.. — натужно выдавила девушка, вскинув голову и разбрызгав слюни со слезами по лицу Синдзи. — Хва… тит!!! Кто-нибудь… Помогите… Умоляю!.. Меня… сейчас... разорвет… на части…

Каору тоже ускорил ритм, и вот плоть в чреве девушки задвигалась рыхлой массой, будто ее там уже ничто не держало, и стенки влагалища стали переплетаться, напрягаясь до одеревенелой сдавливающей твердости и расслабляясь, провисая, словно промокшая до последней нитки ткань. И в теле Синдзи заискрился настоящий фейерверк наслаждения, он стал биться головкой о твердый столб члена Каору, ощущая весь его объем и жесткость за завесой ослабшей плоти, он целовал колокольчик матки, который от измождения разошелся настолько, что кончик почти утопал в плотном гладком отверстии, а девушка дышала все тяжелее и ее иссякший плач с каждым ударом члена становился все слабее, тише и обреченнее.

— Нет… Стойте… Пожалуйста… Кто… нибудь… Мне… больно… Вы… сломаете… меня… Хватит… прошу… вас…

Глядя прямо в ее скривившееся лицо, на глазах меняющееся со страдальчески напряженного до апатично опустошенного, следя, как то затухал, то разгорался в приступе боли ее мерцающий взгляд, Синдзи вонзал член все сильнее и сильнее, разрывая последние остатки сопротивления плоти, сокрушая дрожащую, будто густое желе, мякоть обоих проходов, натирая горящую от раздражения кожицу и вминая взмокшие наружные складки половых губ вглубь, а потом вырывая их наружу вместе со взмокшим, покрывшимся пенкой пенисом, хлюпая киской и слушая протяжные хлопки в попке от вгоняемого члена Каору, слишком походящие на треск сверх меры натянутой кожицы, и спустя пару минут он задрожал в предвкушении сокрушительного оргазма. Скользнув стволом наружу и выплеснув несколько капель смазки, Синдзи вместе с Каору одновременно вогнали пенисы в ее нутро во всю длину, столкнувшись ими при движении и вобрав размешанную плоть глубоко в живот, и девушка в ответ истошно взвыла, перед потерей расколовшегося сознания на прощание сдавив свое лоно мышечной судорогой, и забилась в агонизирующей конвульсии, начав бессвязно скулить и проглатывать обессмысленный стон.

— Кончай ей внутрь, — совладав с тяжелым дыханием, произнес взмокший Синдзи. — Я украшу ее снаружи.

Каору, тоже к этому моменту поддавшийся истоме, но при этом не прекращающий кидать внимательные взгляды на онемевшую толпу, кивнул, прикрыл глаза и забил бедрами с удвоенной силой, приближая оргазм. Синдзи последовал его примеру, готовый уже застонать во весь голос от удовольствия, не обращая внимания на ошалевшие взгляды лежащих пассажиров, что вопреки приказу теперь, открыв рот, следили за творящейся прямо перед ними оргией, но он уже не был способен сосредоточиться на чем-то, кроме бури восхитительных ощущений внизу живота. Растерев киску до состояния бесформенной кашицы, оплетающей его член своими легкими бугристыми стенками, встречаясь сквозь плоть с членом Каору, пронзая ее и растягивая раскрывшуюся матку, Синдзи сделал несколько усиленных толчков и вдруг ощутил, что там, за тонкой горящей стенкой из столпа вырвалась умопомрачительно плотная и горячая струя жидкости, рванув по всему кишечнику вверх, мимо влагалища, и наполняя чрево волнительной бурлящей вибрацией. Девушка утробным голосом тяжело выдохнула, попыталась сжаться, словно ее вот-вот вырвет, но лишь разошлась новой порцией слез, и тогда Синдзи, уже сам балансирующий на грани, буквально вырвал пенис из ее киски вместе с потоком влаги и вывалившимися, размятыми до провисающего состояния и блестящими от смазки внутренними губками, за которыми последовала и часть ярко-алой, горящей от налитой внутри крови, растертая плоть, и, выгнувшись, направил головку вверх. В ту же секунду из нее выплеснулся фонтан белой жидкости, ударив прямо в лицо захлюпавшей девушки, заставив ее захлебнуться в болезненном крике, а затем новая порция густой белесой массы плюхнулась на ее грудки, облепив их молочной пеленой, и в завершение еще несколько клубков покрыли дергающийся в конвульсиях животик, внутри которого по кишечнику сейчас расплывался поток семени.

Оргазм был такой силы, что Синдзи от падения спасли лишь вовремя выставленные в сторону руки, удержавшие его на поручнях, и он сквозь расплывшуюся дымку наслаждения не сразу различил безумный разбитый вопль девушки, которая, повиснув на руках, хрипела и ревела от ужаса, от той агонии, что, наконец, взорвалась в ее животике, когда оба члена прекратили разрушающие лоно импульсы, не оставив ничего, кроме болезненного страдальческого воя плоти. Девушка, поперхнувшись, закашляла, исторгла залившуюся в рот сперму и тут же задергала головой, пытаясь стряхнуть семя со слипшихся глаз, она затряслась и задергалась, когда семя начало стекать по ее коже, а ее киска и красные лепестки вокруг стали ритмично сокращаться, и из широко открывшейся дырочки попки, пульсирующей, словно живой организм, огромными порциями выплеснулись целые потоки спермы, той ее части, что не успела залиться в кишечник и сейчас скопилась в анусе. Густая, тянущаяся, как мед, белая масса плюхалась на пол, разбрызгивая в стороны капли, молочные дорожки побежали по дрожащим бедрам девушки с покрытых сливочной пеленой ягодиц сзади, а спереди слой семени на животе, покачивающихся от всхлипываний грудях и лице начал смешиваться с истекающими кристально-чистыми и пропитанными мучительной, изничтожающей горечью слезами и вытекшей из скривившегося рта слюной.

Шатающийся Синдзи отступил на шаг назад, с замершим дыханием взглянув на сломленную девушку и вздрогнув от вида ее глаз — пустых, разбитых, направленных в глубокую бездну неких сокровенно личных чувств, воспоминаний, образов, чего-то близкого, интимного, сокровенного, того, что еще держало ее разум на краю перед желанием смерти, и вдруг на заплывшем спермой лице девушки растянулась кривая, неестественная, исступленная улыбка вытянувшихся и дрожащих, не взирая на массу семени со слюной на них, губ. Дерганый стон вырвался из ее груди, похожий на нервный безумный смешок, девушка прерывисто всхлипнула, но тут, в мимолетной вспышке осмысленности, когда ее мозг, наконец, осознал весь ужас произошедшего, ощутил всю глубину боли, страдания, огня пылающей агонией плоти, она, наконец, мучительно скривила лицо и сокрушенно взвыла безнадежным, раздирающим душу плачем.

Поезд заскрипел тормозам — пройдя через северную часть города рядом с закрытой из-за разрушений зоной, он подходил к первой станции в деловом квартале, готовясь принять новых пассажиров. Оставив девушку рыдать и давиться затекающей в рот спермой, Синдзи дал знак уже стоящему наготове Каору держаться рядом с ним, взял пистолет и, хихикнув, направил дуло на потрясенную и лишившуюся дара речи от увиденного толпу на полу.

— Ну, как шоу? — спросил он, не переставая скалиться. — Ништяк развлекалово, а? Как насчет платы за просмотр? Десяток трупов будет достаточно.

За окнами замелькали мачты контактных проводов, опоры навеса над станцией и площадка перрона. Вагон ощутимо замедлился и приготовился к остановке.

— В общем, как только открываются двери, каждый сам за себя. У вас секунд пять, чтобы спасти свои шкуры.

Поезд, качнувшись, замер и двери разъехались в сторону.

— Ну, собственно, вперед.

Пассажиры с непониманием и крайне медленно разгорающимся испугом в глазах нерешительно замерли, и тогда Синдзи наставил на ближайших к нему людей пистолет и задорно выпалил:

— Паф!

И тут их, наконец, прорвало. Сначала кто-то завизжал, его примеру последовало еще несколько человек, а потом вся толпа, мгновенно вскочив, рванула к противоположному выходу, не стесняясь грубо толкаться и прыгать буквально по головам соседей, с трудом выдавливаясь из вагона через узкий выход.

— Пойдем, — хохотнув, обратился Синдзи к Каору и они вместе, пробравшись мимо тихо скулящей, безостановочно вздрагивающей в судорогах и истекающей слоем спермы девушки, чей вид вогнал в ступор ожидающий поезд пассажиров с той стороны вагона, выбрались наружу.

Когда навстречу толпе в стой стороны вылетели двое молодых парней, причем один с пистолетом, ошарашенные люди, сопоставив их с кричащей и высыпающейся из вагона паникующей группой по соседству, присоединились к общему сумбуру, и кто бросился прочь, а кто оробело попятился назад, образовывая все расширяющуюся площадь вокруг двух устрашающих молодых человек.

— Кажется, пора линять, — слегка растерянно от столь пристального внимания произнес Синдзи, выискивая взглядом лазейку для спасения, а когда ему на глаза попались зажегшиеся экранчики телефонов, какая-то внутренняя волна злости заставила его вскинуть пистолет и прогорланить: — А НУ ВСЕ НА ХРЕН ОТСЮДА, СУКИ!!!

Первую линию невольных свидетелей вдоль траектории направленного пистолета под чей-то визг словно сдуло ветром, и тут Каору крепко схватил Синдзи за руку и потянул в открывшийся коридор, а толпа кинулась с их пути врассыпную, словно тараканы от луча фонаря, сопровождаемая шумом тронувшегося в путь поезда. Дальнейший побег отложился в памяти чередой хаотически сменяющихся картинок: лестница, дорога, улица, переход, лужайка, проулок, забор, снова лестница, закоулок, топот ног, тяжелое участившееся дыхание, стук сумки о бедро, удивленные лица вслед, гул машин, и под конец все смешалось в одну пеструю кашу с оттенком белоснежных бетонных стен по сторонам, серым асфальтом внизу и единственно спокойным голубым небом над головой.

Синдзи не мог даже представить, сколько и в какую сторону они пробежали с Каору, поэтому, забравшись в какой-то переулок и, наконец, остановившись, он смог только рухнуть на колени и с ощущением, словно кислота выжгла легкие, быстро-быстро начать вдыхать воздух. Голова бешено кружилась, ноги заныли от непривычной перегрузки, в ушах шумело от подскочившего давления, однако Синдзи готов был рассмеяться. Он сам не мог понять, из-за чего, однако его, задыхающегося, стоящего на четвереньках и брызжущего слюной от тяжелой отдышки, буквально таки распирал неистовый хохот, хотя внутри ощущалась лишь неизмеримая, чудовищная тоска, сдавливающая сердце ржавой колючей проволокой.

— Ох… — послышался рядом такой же запыхавшийся голос Каору. — Никогда еще так не бегал… Хах… Но было весело…

Дыхание Синдзи вдруг сковало, отчего легкие стали медленно скручиваться в комок, а кровь в венах едва ли не запузырилась, и он медленно поднял голову, со смутно знакомой тенью тоски и грусти взглянув на покрывшегося испариной парня, смахнувшего пот со лба рукой и сейчас с учащенным дыханием взирающего куда-то в небо, но его туманные мысли прервал восторженный девичий голос откуда-то из груди Каору.

— Ва-а-ау!!! Нет, это просто ВАУ!

Слегка озадаченно вытянув лицо, тот вдруг смущенно улыбнулся, вытащил телефон из кармана рубашки и передал трубку Синдзи.

— Полагаю, тебя.

— Угу…

— Вы жжете, господа, — на дисплее возникло сияющее личико Мари. — Я многое видела в жизни, но чтобы так прямо… Это было грандиозно! Столь жестко разбить девчушку, от панического страха до полного опустошения, я так зажглась, что невольно изнасиловала спинку кровати. Черт, тут теперь все мокрое, хе-хе!..

Наконец совладавший с дыханием Синдзи неопределенно скривил губы и произнес:

— Ну, и что там с нашей игрой?

— А? А, да. Ты всухую победил, прости за каламбур. Молодчина, вошел в топ-десять. Только, прости мою назойливость, хотела узнать — тебе вообще пофигу, кого ты только что изнасиловал?

— Мне? — Синдзи нахмурился. — Честно говоря, да. А что?

— Да не, забудь. И впрямь, какая разница. Не она ведь наша приглашенная звезда, а эта спящая красавица, что лежит в койке передо мной.

— Мисато-сан? Она там одна?

— Все еще зовешь ее «сан»? — коварно ухмыльнулась Мари. — Да, она самая, одна-одинешенька. Думаю, что с ней сделать. Вроде бы и хочется выдрать эту сучку, да вроде как ты выступил на 11 из 10, так что как-то нечестно будет…

— Давай.

Девушка на том конце притихла, замерла на пару секунд и после изумленно приподняла брови:

— Что, прости?

— Я говорю — действую. Введи ей токсин.

Теперь уже лицо Мари вытянулось, как подтаявшее на солнце эскимо, и ее рот медленно отворился.

— Ты… то есть.. Ты думаешь, что я блефую?! Что духу не хватит или у меня в шприце плацебо?

— Не неси ерунды, — в ответ спокойным тоном произнес Синдзи. — Я ни на секунду не сомневаюсь, что ты не врешь. Поэтому и прошу — сделай это. У меня ведь 11 из 10, вот я и решил использовать свой лишний балл.

— Я… — Мари растерянно заметала взгляд по палате. — В смысле… Это…

Но тут ее взгляд замер, сделался металлически-жестким, и она сухо отрезала:

— Смотри.

А затем крутанула шприцом между пальцами, вогнала иглу в шею женщине и выпустила в нее всю порцию бесцветной жидкости. Мисато сначала не проявила никакой активности, но затем, когда игла покинула ее шею, слегка скривилась, затем заелозила телом и начала слабо стонать.

— Проснулась таки… — Мари поднесла свой смартфон к лицу. — Ты сам это сказал, птенчик, я сделала. Не знаю, чего ты хотел добиться, но ее последующие муки останутся на твоей совести. Да, ты заставил меня удивиться, но не думай, что завтра мы не продолжим, уж я придумаю, как на тебе отыграться. Адью.

Связь отключилась. Синдзи, потерев пальцем вдруг резко защипавшую переносицу, фыркнул, размахнулся что было силы и отправил смартфон в дальний полет через улицу, разбив его вдребезги о бетонную стену.

— Ну, пойдем, что ли, — спокойно обратился он к чуть растерявшемуся Каору. — Я бы предпочел чего-нибудь перекусить, а ты?

После бурного полового акта и долгой пробежки, в добавок к полному отсутствию завтрака, у Синдзи разыгрался просто зверский аппетит, поэтому в ближайшем кафе он потратился как нельзя кстати похищенной у отодранной девушки наличностью, купив вишневого пирога и блинчиков с сиропом, плюс тройная порция кофе. Каору обошелся чашкой сливочного мороженого с кусочками фруктов, и они в безмолвной тишине не торопясь приступили к трапезе. Уплетая невероятно вкусное и сладкое кушанье, Синдзи краем глаза следил за притихшим седовласым парнем, с интересом и осмотрительностью озирающимся по сторонам, напоминая молодого кота, которого привезли в невиданное место.

— Подожди… — он вдруг оторвался от чашки с дымящимся кофе. — Не сомневаюсь, что ты здесь ни разу не был, но почему ты смотришь так, будто кафе в глаза ни разу не видел?

Каору перевел на него мягкий, почти что снисходительный взгляд, вновь расплывшись в улыбке, и ответил:

— Если я скажу, что и впрямь ни разу не посещал кафе, ты мне поверишь?

— Эм… — Синдзи отчего-то резко захотелось поперхнуться, но сладкий кусок блинчика предательски легко проскользнул в горло. — Ладно, сделаем вид, что я ничего не спрашивал.

— Синдзи-кун, я много не видел, что мне хотелось бы посмотреть, и многое видел, о чем предпочел бы забыть, — тот загадочно повел бровью и вдруг буквально впился взглядом в него. — Я уже бывал в кафе. Однако с тобой многие вещи воспринимаются по-другому. Например, в подобные заведения обычно ходят на свидания.

Теперь уже Синдзи не смог не подавиться, тем более в голове сам по себе всплыл тот факт, что он заплатил за Каору.

— Мы не на свидании!

— Конечно, нет, — рассмеялся тот. — Однако я ни разу не был на свиданиях и даже не представляю, какого это. Просто подумал, что это место, наверное, очень хорошо подходит для них. Сколь мало надо для того, чтобы почувствовать себя счастливым.

— Наверное… — растерянно повторил Синдзи, и, призадумавшись над неожиданно сменившимся взглядом парня, молча продолжил трапезу.

Через некоторое время, когда тарелки опустели, он устало откинулся на спинку кресла, с наслаждением ощутив прилив тепла к тихо ноющим ногам и спине, вздохнул и пробормотал сам себе:

— Из-за этой сумасбродки сделал крюк впустую. Мне же надо возвращаться обратно в НЕРВ.

— Ты о Мари?

— Угу.

— Не хочешь пригласить ее сюда на свидание?

Синдзи откашлялся.

— Я скорее себе руку отгрызу.

«Неожиданно… но мысль о свидания с Мари почему-то показалась приятной. Хотя вид ее в девичьем платьице, кокетливо сложившей ножки и изящно вкушающей мороженое тонкой длинной ложечкой кажется мне… слишком… не от мира сего. Интересно, а она согласилась бы?»

— А я вот думаю, что мне не суждено ее пригласить, — задумчиво пробормотал Каору, подперев голову рукой. — Хотя это и кажется мне заманчивым. Здесь и с Мари… Как обычные люди. Наслаждаться обществом друг друга и не думать о будущем.

Внутри у Синдзи вдруг что-то кольнуло, но не успел он опомниться, как Каору приподнялся со своего места

— Рад был твоему обществу, но мне пора к госпоже, докладывать, какая она сумасбродка.

— Так она тебя приставила шпионить за мной?

— Отчего же? Просто делюсь с ней впечатлениями. Я ведь в любой момент мог рассказать тебе обо всех ее планах, стоило только попросить. Однако сейчас время не ждет, мне правда пора идти. Я бы сказал — в другой раз, но не уверен, что нам еще удастся встретиться. На всякий случай прощаюсь, но напоминаю — я буду рядом, когда ты меня позовешь. Не оступись.

И не дав опомниться Синдзи, он одарил его утешающим теплым взглядом, развернулся и направился к выходу. А тот, открыв рот, сначала дернулся, чтобы догнать Каору, но потом замер, вздохнул и плюхнулся обратно на стул.

«Слишком поздно. Я должен справиться сам».

Синдзи терпеливо смотрел, как рыдала бывшая староста Хикари Хораки, в судорожных всхлипываниях закрывшая лицо руками и медленно отползающая от него по траве, и спокойно гладил пса по голове. Тот игриво вилял хвостом, учащенно дышал и бросал на хозяйку призывной взгляд, будто недоумевая, почему она не присоединяется к общей радости.

— Уходи прочь… — раздавались сквозь хныканье прерывистые стоны девушки. — Только не опять… Я не хочу больше об этом вспоминать.

— О-хо-хо… — вздохнул Синдзи и кивнул на ее ноги. — Описалась вся. Тебе надо домой поскорее, а то не эстетично как-то выглядит.

Хикари на мгновение замерла, подняв на него свои красные, полные ужаса глаза, а затем с горечью и отчаяньем тихо заскулила в плаче, но тут пес, восторженно гавкнув, будто подхватив, подпрыгнул к ней и стал сосредоточенно обнюхивать ее бедра.

— Макс… Милый… помоги мне…

Собака, услышав свое имя, забила хвостом по бокам и полезла целоваться, пытаясь дотянуться влажным языком до заплывшего лица дрожащей от страха девушки и слизнуть с них слезы. Со стороны это выглядело настолько комично и причудливо, что Синдзи не удержался от вырвавшегося хохотка — староста, трясущаяся в панике и отчаянии со смертельным ужасом в глазах, и ее верный пес, задорно крутящийся возле хозяйки, составляли какой-то фантасмагорический дуэт, достойный самой безумной комедии абсурда. Особенно если учесть, отчего тряслась девушка и что довело ее до подобного состояния.

— Ну и долго еще вы оба будете, кхм, поскуливать? Время теряется, а тебе, Хикари, это может поперек выйти. Вставай, или начнем прямо здесь.

— Нет!.. — сжалась она в клубок, окончательно свалившись на землю, и закрывшись руками под мельтешащей перед ней слюнявой мордой лабрадора.

— Вставай, — повторил Синдзи ледяным тоном, прищурив глаза. — Ты хочешь, чтобы я тебя за волосы тащил? Пошли давай, нам нужно поговорить о Тодзи. Он в больнице сейчас.

Девушка, спустя секунду осмыслив, наконец, последнюю фразу, перестала подрагивать во всхлипах, медленно перевела на него округлившиеся глаза и буквально обледенела. Ее почти что пустые глаза вдруг наполнились глубокой пронзающей тревогой, которая сумела даже подавить болезненный ужас, и губы невольно едва слышно повторили:

— Тодзи…

«Ну, точно. Как я и думал».

Синдзи без слов подошел к вдруг погрузившейся в себя Хикари, уже успевшей уйти в прострацию, резко приподнял за руку и потянул за собой к ее дому.

— Макс, идем, — бросил он озадаченно повернувшему голову на бок псу.

Девушка практически не сопротивлялась, плетясь рядом с направленным к земле лицом и едва не падая через шаг, поддерживаемая лишь обхватившей ее рукой Синдзи. Тот не мог не обратить внимания по пути, сколь хрупкой сделалась Хикари, даже не столько похудела, сколько истощилась, стала легкой и квелой, почти невесомой, что, казалось, она могла переломиться, словно хворостинка, от одного неосторожного движения. Но главное — она ощущалась совершенно обессиленной и притом крайне напряженной, скованной, обреченно податливой.

Запустив руку в карман ее шафранового платья, Синдзи нащупал ключи и слегка затормозил. Девушка ощутимо дрожала и беззвучно плакала, не поднимая на него головы и слабо цепляясь за руку, словно сопротивляясь, причем уже без всякой надежды, и от этого вида в груди будто начала разливаться кислота, заставляя все внутри съеживаться и гореть. Сжав зубы, Синдзи рванул к себе Хикари, слегка приобняв ее, достал ключи и окинул взглядом широкий проспект с рядом высоких фонарей в поисках нужного адреса.

— Ого, — присвистнул он. — Двухэтажный дом. Я о таком только мечтать мог.

— У м-меня родители д-дома… — запинаясь, произнесла она.

— Нет у тебя никаких родителей. Дома. Идем.

Дверь легко открылась, и собака тут же юркнула внутрь, побежав в сторону кухни. Синдзи медленно осмотрелся и с грустью вздохнул — несмотря на небогатое убранство и практически полное отсутствие каких бы то ни было декоративных элементов интерьера, одни голые стены и скудная, сугубо функциональная обстановка, внутри дом выглядел просто чудесно. Пара шкафчиков, зеркало, коврик, полка для обуви, стол в центре, недорогие деревянные табуреты, чуть далее гостиная с диваном и пуфиками по центру, телевизор — ни о какой роскоши не могло идти и речи, но притом все выглядело по-домашнему уютно и комфортно. Синдзи, который на своей памяти жил лишь в крошечных комнатах тесных квартир, жилище старосты показалось настоящим особняком, красивым, просторным и невероятно восхитительным, пусть и слегка пустоватым. А когда в дальнем конце гостиной вдоль огромного окна во всю стену он обнаружил целую рассаду гераней, сияющих своими небольшими пестро-лиловыми цветочками над зеленым ковром листьев, создавая впечатление крошечного садика, у него натурально перехватило дух.

— Ничего себе… Слушай, не против, если я у тебя поживу немного?

Хикари вскинула голову, ошарашено уставившись на Синдзи перепуганным взглядом, но тот в ответ широко улыбнулся.

— Шучу, шучу. Знаю, что нельзя. Но дом и впрямь чудесный. Сразу видно, на большую семью.

Девушка раскрыла рот, собираясь что-то сказать, но вспыхнувший страх в глазах заставил ее запнуться и втянуть голову в плечи.

— Ладно, пойдем, поболтаем.

Синдзи протащил ее в гостиную, не слишком любезно плюхнул на диван а сам уселся напротив в кресло. В отражении зеркала сбоку мелькнуло его лицо: покрытое несколькими глубокими шрамами, местами украшенное отеками, местами залепленное пластырями, и он недовольно скривился. Вид у него в самом деле был устрашающе-отталкивающий.

— Ну, и что ты сказала Тодзи? — начал Синдзи, однако девушка ничего не ответила и лишь сжалась еще сильнее, балансируя между грызущем чувством вины и страха. — Не молчи, я могу вытянуть из тебя информацию разными путями.

Хикари, не поднимая головы, нервно обхватила ладони и стала слегка покачиваться, напрягшись и, похоже, вновь тихо зарыдав.

— Если ты боишься наказания, но это бессмысленно. Накажу я тебя в любом случае, вот только твоя дальнейшая судьба зависит от того, что ты сейчас скажешь. Хотя в любом случае Тодзи сейчас гораздо тяжелее, держи это в уме.

Задрожав в мелких натужных всхлипываниях, Хикари почти неслышно горько застонала и пропищала:

— Ч-Что с ним?..

Синдзи прищурился, смерив девушку острым холодным взглядом, но затем хмыкнул и откинулся на спинку кресла.

— Мы с ним поконфликтовали о разном. Он избил меня, я бросил его под машину. У Тодзи сломано все, что только можно, и он, по-моему, уже не жилец. Танцевать на выпускном точно не сможет.

Глубокие темно-карие глаза Хикари округлились, налившись слезами, а затем она рухнула на собственные колени и безудержно расплакалась.

— Ну-ну, староста, не убивайся так. Самое худшее еще не случилось. Так что ты ему сказала?

Девушка все продолжала рыдать, согнувшись и уткнув лицо в колени, но через некоторое время смогла совладать с собой, притихнув, и с дрожью в голосе произнести:

— Ничего… клянусь, ничего… Он уже все знал, когда пришел ко мне… Стал расспрашивать… Я не хотела ему рассказывать, но не удержалась и расплакалась… И он все понял. Но я ему ничего не рассказывала, это правда!

Выкрикнув последнюю фразу с ноткой отчаянья и вперив боязливо дрожащие глаза в Синдзи, Хикари выпрямилась, приложив ладошки к груди, и замерла. А тот еще некоторое время продолжал сверлить ее черным колючим взглядом, но затем вдруг развел руки в сторону, улыбнулся и спокойным голосом произнес:

— Я верю тебе. Видишь, это было просто. Но на самом деле я к тебе не за этим пришел. — Он приподнялся. — У меня сегодня выдался непростой день, и так уж получилось, что привести себя в порядок я не успел. Надо, чтобы мне кто-то помог. Так что, Хикари-тян, если тебе не сложно — раздевайся.

Та раскрыла рот во все больше накатывающем ужасе, вытянулась и начала буквально утопать в засочившихся из остекленевших глаз слезах.

— Нет… — прошептали ее горько скривившиеся губы. — Только не снова…

— Ну что ты, Хикари-тян. Я просто не успел помыться после одного приключения — возьмешь свой член в свой красивый ротик, очистишь его, и все будет в порядке.

Девушка зажмурилась, сжалась, обхватив себя руками, и мелко затряслась, все повторяя: «Нет… нет… нет…»

— Да ла-а-адно тебе. Это же элементарно. Разденься, отсоси и будь свободна. — Синдзи недоуменно всплеснул руками. — У тебя же не должно быть всяких предрассудков из-за того, что член побывал в чужой попке и киске, ты уже взрослая девочка. Делов-то на пять-десять минут, никаких затрат с твоей стороны. Даже Рей-тян и Аска-тян столь долго и упорно не ломались.

С кухни вернулся Макс, своим жалостливо-заискивающим видом намекая, что ему до сих пор так никто и не насыпал еды, а Синдзи все продолжал возвышаться над трясущейся и жалобно поскуливающей девушкой.

— Ну так чего? Я не прошу у тебя ничего невозможного, для тебя — в меру симпатичной молодой девушки — это вообще должно быть в порядке вещей. Ну? Ох, как знаешь.

Он плюхнулся обратно в кресло и скрестил руки.

— Принуждать не собираюсь. Вот только шанс свой ты упустила. Могла бы понять, что твое наказание коснется не тебя, а близких тебе людей.

Хикари резко вскинула голову.

— Да-да, староста, я о твоих сестрах. Они скоро должны прибыть, если я не ошибаюсь, — одна учится в младших классах, вторая уже работает в кафе. Неиспорченные и жизнерадостные, прямо таки сами напрашиваются.

— Нет… — мертвецким голосом выдохнула Хикари. — Ты не сделаешь этого…

— Давай на спор? Ты же отказалась.

— Стой… Нет!.. Подожди!

Хикари резко вскочила и вдруг вцепилась в свое платьице и стала беспомощно срывать его с тела.

— Я все сделаю… все, как ты сказал! Прямо сейчас, я п-поласкаю т-твой… то есть… у тебя… Но я умоляю, не впутывай моих сестер! Они ничего не знают, они здесь ни при чем! Прошу тебя, умоляю, не надо, ради них я сделаю все, что ты скажешь!..

Пытаясь разорвать своими слабыми ручками плечики на платье, Хикари судорожно скинула ремешки, приподняла юбку и не без труда стянула ее через голову, высвободив полосатую сине-белую майку и обнажив белоснежные трусики на завязках. Не раздумывая, она стянула с себя и майку, от нервозности даже случайно разорвав ей рукав, и так же быстро избавившись от белья, включая жесткий гладкий бюстгальтер. Спустя всего пару секунд она предстала перед Синдзи совершенно обнаженной, за исключением мокрых коротких носочков и бежевых туфелек, постыдно прикрывая груди одной рукой и промежность другой и плотно сжимая липнущие друг к дружке из-за слоя почти что высохшей мочи бедра. Щечки девушки загорелись пунцовой краской, однако прелесть ее неловкого смущения портили ручьи слез, все льющиеся из панически округлившихся глаз, да скривившиеся плотно сжатые губы на дрожащем в страхе рте.

— Вот… я разделась… — трясясь, словно от пробирающего до костей мороза, но тем не менее отчаянно пытаясь преодолеть глубочайший кошмар в душе ради близких ей людей, выдавила девушка и робко развела руки в стороны. — Я готова и сделаю все, как ты сказал…

— Хм. — Синдзи приподнялся и задумчиво почесал подбородок. — Даже не интересно…

— Что?..

— Нет-нет, ты все просто отлично делаешь, Хикари-тян. Только уже поздно.

— Поздно?.. — ее и так широкие глаза, казалось, были готовы расколоться от болезненного напряжения и ужаса в душе. — Нет… не поздно… Синдзи, умоляю, позволь мне все исправить… Я сделаю это, смотри!

Она бросилась к его ногам, упала на колени и стала лихорадочно перебирать трясущимися пальчиками, пытаясь расстегнуть ширинку. Однако тот резко схватил ее за волосы и отбросил в сторону, на диван.

— Ложись на пуфик, — сухо произнес он.

— К-Куда?

— Сюда. — Синдзи кивнул в сторону круглого широкого табурета на колесиках с мягким, обитым бархатом сиденьем. — На живот. Руки и ноги подожми к себе. Живо.

Хикари отворила рот, когда из-за вспыхнувших воспоминаний ее окунуло в пучину утробного страха, но тут же спохватилась.

— Х-Хорошо!.. Как ты скажешь.

Послушно опустившись животом на пуфик, она подтянула ступни к ягодицам и прижала руки к плечам.

— Так?

— Да. Жди.

Окинув взглядом комнату, Синдзи вытащил шнур удлинителя и провод от телефона, вернулся к дрожащей и выглядывающей из-за плеча девушке и связал ей конечности в таком положении, соединив запястья и ступни, отчего та стала похожа на стянутую нитками перед готовкой индейку. Локти и колени как раз доставали до пола, но не позволяли ей приподняться, а пуфик в свою очередь мог свободно двигаться на колесиках.

— Готово. Пользуйся хоть во все щели.

Хикари сдавленно пискнула, но потом вымученно подтвердила:

— Д-Да, ты прав… Можешь пользоваться всеми м-моими щелями, так что п-прошу… начинай…

— Нет, — вдруг ответил он. — Я же сказал — уже поздно. За тебя отыграются твои сестры, а ты будешь на все это смотреть и думать, что все они — твои близкие, Тодзи — все они будут страдать из-за тебя. И пока ты не сожрешь себя от вины, они будут гореть в агонии.

Мигом сделавшееся бледным лицо Хикари словно обратилось в камень, обледенев и вытянувшись, а через некоторое время сморщилось в раздирающем порыве плача, залилось слезами, и из груди донесся тяжелый стон:

— Как?.. Ты же обещал… Нет… Нет-нет-нет… Нет!..

— Цыц.

Нагнувшись к девушке, он взял ее трусики и запихал в рот, а затем обвязал его выдранной из лифчика резинкой. Та продолжала отчаянно мычать и мотать головой, брызжа слезами и слюной с лица, а через пару секунд время даже попыталась соскочить с пуфика, дернувшись и бешено задрыгав связанными конечностями, однако спустя некоторое время осознала бесполезность сопротивления, повисла без сил и протяжно глухо заревела.

Синдзи, внимательно наблюдавший за бьющейся девушкой, остановил взгляд на ее небольшой округлой попке, скользнул глазами между ягодиц по разошедшимся в стороны половинкам половых губ с чуть выкатившимся воротником двух сморщенных полосок чувствительной кожицы и чернеющей дырочки в основании, и глубоко вздохнул. Несомненно, даже в такой позе, Хикари выглядела крайне эротично, а ее жалкое подергивание лишь прибавляло ей соблазнительности, однако Синдзи почти ничего не ощущал между ног. Член, кажется, лишь неторопливо напрягся, вяло приподнялся и замер на начале пути, отозвавшись не сладкой истомой, а, скорее, туманной болью.

«Приехали. Похоже, что я достиг предела. Вроде и желание есть, но организм исчерпал все резервы. Нужен отдых, не сутки там или два, а неделю как минимум, иначе можно перегореть. Вот только времени у меня как раз и нет».

Заинтересовавшийся возней Макс, лениво помахивая хвостом, подступил к хозяйке, обнюхал ее бедра, ненароком утопив нос между бедрами, фыркнул и подтянулся к заплаканному лицу девушки, начав его ободряюще лизать.

— Вы тут пока пообщайтесь, а я перекушу чего-нибудь, — задумчиво сказал Синдзи. — Подождем сестер.

Хикари заскулила вновь, а пес, возомнив в своей голове что-то свое, оживленно навострил уши, подпрыгнул и начал подхватывать плач девушки радостным гавканьем. Синдзи оставил их двоих и решил пока подготовиться к приему. Ножом-бабочкой он нарезал провод на длинные куски, приготовив веревки, внимательно изучил ножки диванов, расположение мебели и коридоры. Завернув на кухню, он удивленно поднял брови — та, в отличие от всего остального дома, выглядела миниатюрной и тесной, сплошь заставленной недорогой бытовой техникой и горами посуды, по размерам даже уступая кухне в квартире Мисато. В холодильнике нашлись хлопья с молоком, поэтому Синдзи, слушая возню в гостиной, наспех перекусил, хотя голод был начисто перебит трапезой в кафе, и приготовил чай.

По возвращению в гостиную его ожидало чудесное зрелище — изрядно чем-то взвинченная собака носилась вокруг девушки, периодически будто пытаясь на нее запрыгнуть, постоянно тыкаясь носом между разведенных ног и поспешно облизывая ее бедра своим широким длинным языком. Хикари к тому времени только судорожно всхлипывала и болезненно стонала, вздрагивая от каждого прикосновения.

— Кажется, песик чем-то возбужден. Ну, я могу его понять. Хикари-тян, ты никогда не задумывалась о новом сексуальном опыте?

Та перевела на него ошарашенный взгляд, изогнув дрожащие губы с насквозь промокшим слюной импровизированным кляпом из трусиков, но тут вдруг в прихожей раздался щелчок отворяемого звонка.

— О. Вот и гости. Хикари, тс-с, не порть сюрприз.

Девушка взвыла с новой силой, а Синдзи быстро метнулся к стене у коридора и приготовил шокер. За углом раздался звук отворяемой двери, шум шагов — явно не одного человека — и шелест пакетов.

— Мы дома, — произнес немного низкий голос взрослой, но, тем не менее, еще молодой девушки.

— Сестренка, я пришла! — вторил ей уже высокий по-девичьи жизнерадостный голосок ребенка. — Сестренка! Ты тут?

Раздался топот ног. Первой в комнату влетела младшая — смуглая девочка лет двенадцати, худенькая, но уже весьма стройная и высокая, лицом почти точная копия своей средней сестры с похожей прической, только челка ее была более объемной и короткой, не скрывая лоб, а обрамляя его, и хвостики выглядели гораздо короче, а потому торчали двумя озорными кисточками, схваченными резинкой для волос и украшенными такими же пластиковыми шариками. Одета девочка была в форму начальной школы — матроску с юбкой, а в руках она держала простой ранец.

— Эй, сестренка! Э-э-эй! — пролепетала она, вскочив в комнату. — Куда ты подевалась?

И тут за ней показалась старшая сестра. Та уже выглядела взрослой солидной девушкой, и, хотя по возрасту она едва ли достигла двадцати лет, выглядела отчего-то гораздо старше. Возможно, причиной тому было ее серьезное, взрослое лицо и зрелая фигура, отличающаяся с одной стороны юной красотой, а с другой — опытностью. Она так же была копией Хикари, но в ней будто были собраны все серьезные и рассудительные черты старосты, вся ее сосредоточенность и ответственная забота во взгляде. Прической она тоже отличалась — достающие до спины густые льющиеся волосы были схвачены широкой тканьевой резинкой в области шеи, придавая объема хвостику, как у пони, пробор лежал не по центру, а слева, отчего челка свисала наискось и прикрывала левую часть лба по диагонали. На девушке был надет красивый белый сарафан с рисунком в виде полевых цветочков и тоненькой кофточкой под ним, а ноги с замшевыми сапожками украшали темные колготки.

— Хикари, ты дома? — спросила она приятным, хоть и слегка мальчишеским голосом. — Я забрала Нозоми из школы и купила продуктов, а еще зашла в аптеку.

Из-за дивана донесся протяжный сдавленный вопль, и следом выскочил восторженно подскакивающий и размахивающий из стороны в сторону хвостом пес.

— Эй, Макс, привет-привет! — опустилась на колени и заключила его в объятия девочка. — Заждался?

— Нозоми, сначала помой руки, — привычным назидательным тоном сначала произнесла старшая сестра, а затем обвела комнату глазами. — Странно, дверь изнутри заперта. Хикари должна быть дома.

— Помою я, помою, Кодама-нее-сан.

Синдзи к тому моменту осторожно прокрался к краю и замер в шаге от спины взрослой девушки, но тут за диваном отчетливо прозвучал хриплый протяжный стон. Обе девушки моментально остолбенели, но младшая сорвалась с места, не успела старшая предостеречь ее, и, увидев, наконец, связанную, голую и надсадно рыдающую сестру, завизжала во весь голос. И в этот момент Синдзи вылетел из-за угла, приставил шокер к шее вздрогнувшей девушке, которая из-за каблуков на сапожках оказалась даже выше него ростом, и вдавил на кнопку разряда.

Комнату заполнил сухой треск, на долю секунды вспыхнула голубая молния, и молодая женщина с хрипом перелетела через порог и грохнулась на ковер, а все еще визжавшая девочка, округлив в ужасе свои темно-кофейные глаза, при виде Синдзи запнулась, остолбенела и, потеряв равновесие на подкосившихся ногах, плюхнулась на спину. Под истошный вопль дергающейся Хикари Синдзи неспешно навис над трясущейся и онемевшей от испуга девочкой с замершими широко раскрытыми глазами, на которых только-только начали накапливаться слезы настоящего безудержного страха, что она еще не испытывала в жизни, и из-под ее юбочки по ковру стало расплываться темное пятно мочи.

— У вас это семейное, что ли? — озадаченно спросил Синдзи и потрепал макушку подошедшего к его ноге пса.

Тут девочка натужно запищала, как струна, будто накапливая готовый вырваться дикий панический крик, однако ее горло сцепило и искривленное ужасом лицо онемело, когда Синдзи опустился на корточки и наставил ей в лицо пистолет.

— Сейчас ты будешь изнасилована, девочка. Все благодарности прошу оставлять своей нерадивой сестренке.

Молодой человек в капюшоне, медленно затянувшись сигаретой и осветив тусклым огоньком свое бледное, пугающее внутренней бесчувственностью лицо, выпустил облачко дыма и стрельнул тлеющим окурком в парней на диване, которые до этого момента всем скопом остолбенели и проглотили языки от наглости внезапно ворвавшихся к ним гостей. Обе девушки все это время, впрочем, не проявляли никакого интереса к посетителям, каждая занятая своим делом — Намико давилась от пузырящейся из-за непроизвольно хрипящего горла спермы во рту и только исступленно металась глазами по сторонам, а Яёи вообще, кажется, находилась на грани раскола сознания, повиснув на руках двух поддерживающих ее парней с членами в обоих отверстиях, с выпученными глазами мелко подергиваясь и выдыхая в глухом протяжном стоне.

— Чё за мудаки нарисовались? — наконец, обрел дар речи лидер и кивком дал знак товарищу на диване разобраться. — Проводи их нах отсюда.

Тот, что только что кончил в ротик Намико, сначала растерянно моргнул, но тут же собрался, нехотя поднялся, застегнув штаны, и сделал шаг вперед.

— Вам по ебалу давно не двигали? — цыкнув и попытавшись напустить на себя грозный вид, изрек он и попытался добавить что-то еще, вот только слова так и не смогли покинуть грудную клетку, потому что его челюсть вдруг раскололась на две части, и россыпь окровавленных расколотых зубов взмыла в воздух вслед за движением покрытой вмятинами и багровой коркой алюминиевой биты.

Все произошло настолько быстро, что оставшиеся парни, с недоумением отворив рот, лишь успели проследить, как их исторгнувший фонтанчик крови товарищ со странным свистящим звуком запрокинул голову назад, обнажив усеянный осколками кости и рваными ошметками мяса подбородок, а потом вдруг согнулся в обратную сторону. И только потом, когда он с глухим стуком обрушился торсом на стол, сметя с него полупустые баночки, пакетик с арахисом и бычки вместе с собственными зубами, позади внезапно, словно из ниоткуда, материализовалась фигура панка, скорчившего безумное и напряженное выражение лица на грани эйфоричного ража, наркотического транса и пародии на гонконгские фильмы про кун-фу, протянув при этом нечто, похожее на:

— Й-и-и-я-я-о-о-у-й-ы-ы! — И добавив: — Ёба-а-о-о!

И только тут до парней дошло, что сейчас произошло. Лидер и его напарник, сбросив с себя обмякшую в мутной прострации и осунувшуюся девушку, мгновенно вскочили с кресла и, не обращая внимания на влажные эрегированные и болтающиеся члены, кинулись на панка. Третий тоже пришел в себя, хоть все еще пораженный видом разбитого за секунду товарища, но откинул от себя Намико, и тоже бросился вперед. Однако их попытка смести налетчиков окончилась так же быстро, как и с тем невезучим старшеклассником, что сейчас лежал у разбитого стола и пускал кровавые пузыри из носа, не в силах даже пискнуть из-за чудовищной боли.

Блондин сделал невидимое движение ногой, и ближайший к нему бегущий ученик вдруг стал заваливаться вперед, даже не заметив, как одна его нога под ударом тяжелого сапога вывернулась назад и потянула за собой все тело, которое совершило низкий нырок вперед по инерции и обрушилось головой об пол. Несущийся за ним лидер успел лишь изумленно вытянуть лицо перед тем, как то встретилось с шипованной подошвой, замерло на месте и вслед за все еще летящим телом сделало кувырок в воздухе. Через секунду парень рухнул на спину, болезненно вскрикнув и скривив разбитые губы со следами ровной сеточки шипов от подбородка до лба, но прийти в себя он так и не успел — сапог, нависший над его головой, обрушился со всей своей силой вниз, совершив полдюжины мощных резких ударов, пока лицо не превратилось в кровавую кашу, а вырвавшийся стон не затих в булькающем кровью хрипе.

Панк к тому времени успел расправиться с последним старшеклассником, который от вида безжалостно разгромленных всего парой ударов друзей впал в ступор и со все сильнее накатывающим ужасом в глазах начал медленно отступать, однако был остановлен ударом битой по ногам, заставившим его рухнуть, как подкошенного. На свое горе он неосмысленно попытался отбрыкнуться от подошедшего к нему панка, но тот в ответ ловко крутанул своим орудием и обрушил всю мощь алюминиевого куска металла на его колени, разбив коленные чашечки и за пару секунд обездвижив заоравшего от боли парня ударом в солнечное сплетение. И спустя всего минуту в комнате возникла неестественная повисшая тишина, будто сам воздух загустел и застопорил внутри себя любое движение, любой звук, оставив только тяжелое, почти осязаемое и беззвучное давление в комнате от вида треснувших костей, порванных мышц и невыносимой боли.

А еще через секунду все вдруг лопнуло, и помещение наполнил оглушительный рев и мучительный полустон-полукрик от четырех перекатывающихся по полу, судорожно дергающихся и истекающих кровью тел. Один старшеклассник дрожащими руками пытался собрать собственные зубы, будто не видя торчащей из щеки кости, второй неистово орал, схватившись за ноги, третий булькал бордовыми пузырями из разбитого носа, четвертый зарылся в груду мусора, ничего не соображая от боли и размазывая красными разводами стол и пол вокруг себя. И среди них неподвижно возвышались две темные фигуры, с удовлетворением и даже наслаждением взирая на творящуюся у их ног агонию, пока их взгляды не остановились на девушках.

Яёи к тому моменту еще так и не пришла в себя, неподвижно валяясь у кресла и взирая на потолок широко раскрытыми, заплывшими от слез глазами, да мелко подергивая бедрами, когда от одного неосторожно прерывистого дыхания случайно напрягались мышцы в животе и раздирали болью горящую от раздражения попку. А вот Намико, в отличие от своей подруги, все это время находилась в сознании, но поначалу едва ли могла уследить за произошедшим, больше занятая собственными рвотными позывами, выдавливающими сперму из ее желудка, и натужным глубоким кашлем, а потом — протяжной ноющей болью между ног из-за остывающего и так не отошедшего от фрикций влагалища, заставляющих содрогаться все тело сначала в быстро затухающем наслаждении, потом — в усталости плоти и ее тяжелой рези с непривычки, приправленной горечью и опустошенностью на сердце, что остались после мимолетной эйфории. И вот когда первый спазм разогревшейся плоти утих, и когда сладкая истома сменилась стыдом и липким чувством вины, до затуманенного разума девушки, наконец, донеслись дикие крики вокруг нее, мутные глаза различили сквозь дымку двух устрашающих мужчин над ней, а в душе, помимо тягостного грызущего чувства отчаяния, ярким всполохом вспыхнуло осознание и дикий ужас. Ее взгляд замер на орущих от боли парнях, на крови вокруг, на незнакомцев, на собственные руки, залитые спермой, и порванную одежду, едва скрывающую взмокшее, а теперь покрывшееся мурашками тело, и хаотично закрутившийся в голове клубок спутанных мыслей и необъятного страха вырвался в одном протяжном неподконтрольном крике, заставившим девушку прижать к себе руки, рухнуть на пол и залиться в сокрушительном плаче.

— Не-е-е-ет!!! Нет! Не-е-ет!.. Я не делала этого… Это была не я… Не я…

Блондин провел по ней долгим флегматичным взглядом, будто пытаясь ее зрительным образом разжечь в себе интерес к этой ничтожной, сокрушенно плачущей персоне, затем, не оборачиваясь, бросил панку:

— Убери мусор в общую кучу. Мясом займусь я.

Тот, уже успевший подобрать с пола дымящуюся самокрутку и сделать затяжку, вдруг поперхнулся и с отвращением сплюнул.

— Дешевый косяк, ёба, тьфу. Нашмаляются всякой дури, потом тупеют, свинорылы. Гыгы.

— Слышал, что я сказал?

— А, босс, не вопрос. Мешок с говном к мешкам с говном, бабенок не херачить. Выполняю, босс.

Схватив за шиворот двух извивающихся и все еще скулящих от боли одноклассников, он тут же потащил их по полу в сторону спортзала, а блондин, с задумчивым видом поиграв скулами, с силой сжимая и разжимая челюсть, медленно осмотрел комнату и вдруг остановился взглядом на небольшом темном окошке чулана.

Увидев его острые ледяные глаза, Синдзи едва не свалился с ящика в черноту комнатки, и удержали его только крепко обхватившие грудь руки Мари, вцепившиеся так сильно, что под ее легкой блузкой без лифчика он смог ощутить два бугорка затвердевших сосков. Зародившийся в груди от неожиданности легкий возглас, к счастью, был подавлен ее вовремя прижавшейся ко рту ладонью, отчего Синдзи сразу же ощутил смутно знакомый аромат духов, смешанный с манящим запахом ее слегка вспотевшего тела.

— Он нас не видит… — почувствовалось на уже беззвучное дуновение воздуха с ее губ, смешанное с чуть потяжелевшим дыханием.

Блондин некоторое время еще смотрел прямо в глаза Синдзи, скрытые в темноте, не видя, но будто чувствуя его присутствие, а затем повернулся к нему всем телом и вдруг начал медленно идти к стене. Синдзи стал ощущать до жути неприятное покалывание под ложечкой, усиливаемое все быстрее забившимся сердцем, звук которого, казалось, мог выдать его с потрохами. И даже мелькнувшая мысль, что в его сумке прямо под боком лежит пистолет и шокер, не сильно обнадежили, тем более что Мари буквально повисла на нем, улыбаясь во все свое дерзкое личико — он чувствовал это даже спиной. А когда блондин приблизился вплотную к двери в чулан с той стороны подсобки, находясь буквально на расстоянии метра, Синдзи огромным усилием воли заставил себя не пикнуть, ощутив, как девушка, с причмокиванием разомкнув губы, высунула язычок и запустила острый кончик в его левое ухо, нежно и одновременно с натиском начав просовывать все глубже. Ухо тут же ответило приглушенным шумом и приятным покалыванием, особенно когда язычок начал трепетно извиваться и скользить вглубь отверстия, насколько ему позволял узкий извивающийся канал, и Синдзи невольно дернулся от накатившей волны дрожи, не зная, что пробрало его больше — напряженные нервы или столь необычные и в чем-то даже приятные ощущения мягкого и упругого тела в ухе, с лаской щекочущего его стенки и заливающего их слюной.

С той стороны послышалось дерганье створок дверей — блондин, судя по всему, проверил, как плотно был заперт засов и не стоит ли заглянуть в еще одно помещение. Звякнул висевший на ручках амбарный замок — очевидно, что попасть в чулан можно было лишь снаружи, из подсобки, и задрожавший от бессвязного шепота и причмокивания Мари над ухом Синдзи взмолился, чтобы тот не додумался проверить спортзал с улицы, где располагался запасной вход.

И когда уже напряжение достигло своего предела, а из груди вырвался шумный выдох от чрезмерно волнительных ласк Мари, в комнату вернулся панк за оставшимися парнями.

— Босс, ты чего там?

— Ничего, — он отвернулся. — Нашли ту потаскушку?

— Неа. Никто ее здесь не видел. Зря приперлись, фигли.

— Никто, значит… Ладно. Сегодня валим из города, так что напоследок развлечемся. Сколько там?

— Бабенок, ну… штук пятнадцать, все молоденькие и в соке. Плюс одна училка, ничо так, свеженькая еще. Ну и говно-пацанов где-то столько же, отбаранили почти всех, уже никто не рыпается.

— Хорошо. Трахаем баб, сколько влезет, можно не церемониться и рвать под мясо. Оторвемся от души на прощание. Как там Рико?

— Ох, ёба… — панк нервно хохотнул. — У него шары размером с яблоки, такие, едрена наливные. Мужик, по-моему, вообще слетел с катушек, герыч ему весь мозг через жопу вынес. Эта сучка его в больного неадеквата превратила, шваль ебаная.

Проворчав еще что-то, панк пнул корчащегося на полу старшеклассника со сломанной челюстью, взял за шкирку второго, притихшего, и потащил их в зал. Блондин, проводив его взглядом, сплюнул на пол и тоже направился к выходу, но неожиданно замер возле сжавшейся у ножек дивана светловолосой девушки, тихо поскуливающей от ужаса и натужно пытающейся сдержать накатывающий плач.

— Шлюхи, значит. Любите потрахаться?

Намико горько всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Это неправда… Нет… Неправда…

— Вы у меня сегодня натрахаетесь вдоволь. Пошли, суки, я вам дыры в колодец растяну.

Схватив ее за руку, он без церемоний потащил девушку за собой, ничуть не смущенный ее прорвавшимся плачем, истощенным сопротивлением и беспомощными подергиваниями слабых конечностей. По пути блондин остановился возле Яёи и также грубо приподнял ее за волосы второй рукой, потянув к выходу. Та хоть и не брыкалась, и даже не рыдала, сохраняя на лице отрешенное разбитое выражение, но, кажется, уже пришла в чувства и в какой-то мере осознавала происходящее, взирая на парня не пустым, но слабым и мутным взглядом, словно безуспешно пытаясь пробудить в себе тревогу или хотя бы интерес к происходящему, однако постоянно проваливаясь в омут глубокой внутренней боли на дне надломленной души.

Когда они трое, наконец, скрылись за дверьми, Синдзи смог позволить себе выдохнуть, не сдерживая стона, и попытаться оттолкнуть в сторону прилипшую Мари, все так же вылизывающую его ухо и усиленно трущуюся своими плотными грудками по спине.

— М-Мари, хватит уже, — твердым негромким голосом скомандовал Синдзи. — Отвали!

— Чего ты такой дерзкий, ня? — мурлыкнула она, облизнувшись и оскалившись в хищной самодовольной улыбке. — Давно по яйцам не получал, ня?

— Ты… Ох. Извини.

Он глубоко вздохнул, чтобы унять накатывающую дрожь.

— Та «потаскушка», о которой они говорили, — это ведь про тебя?

— Знаешь, девушка от такой фразы может и обидеться.

— Давай опустим эту часть с брачными играми. Что ты такого сделала, что привела в ярость пять быдловатых перенакаченных яростью быков?

— Ах, моя слава идет впереди меня… — лирично пропела девушка, приложив ладошки к вспыхнувшим щечкам. — Неужели я пала столь низко, что при упоминании эпитетов «шваль» и «быдло» сразу вспоминается мой образ?

— И все же?

Мари изогнула краешки губ, коварно ухмыльнувшись.

— Ладно, твоя взяла, это я их привела. Правда, нечаянно, и вообще как-то неловко получилось. Сейчас расскажу, пойдем пока поглядим, что голубчики устроили в актовом зале.

Синдзи ничего не оставалось, кроме как повиноваться соскочившей на пол и потащившей его за руку к другой стене девушке, аккуратно маневрируя среди гор мусора и стараясь не производить шума.

— Я как-то случайно узнала, что у тебя случилось с ними рандеву, — по пути зашептала Мари. — Вот и подумала — а что связывает одного циничного хлюпика и банду отвязных гопников? Ну и в качестве бонуса понадеялась на близкое общение с сильными и темпераментными во всех отношениях мужчинами. Собственно, стоило мне там появиться, как дело сразу перешло к пункту два, причем я даже и слова сказать не успела. Стоит отметить, поначалу трахались самцы бесподобно — накинулись всей группой и сразу же отымели в три щели за раз, причем так, что я ненадолго лишилась чувств и чуть не выблевала киши наружу. Это мягко говоря. А на самом деле, я едва в живых осталась от их прыти — с таким напором им бы нефтяные скважины бурить, а не девушек ублажать. В общем, это было крайне волнительно и доставило мне много новых впечатлений, а, когда у меня отказали ноги и скрутило живот, даже начало в чем-то доставлять, особенно после онемения всей нижней половины и той части горла, которая отвечает за рвотный рефлекс. Знаешь, милый, это было забавно — сквозь покрывало спермы разглядывать, как лошадиный член выпирает из твоего живота и натягивает на себя матку, словно презерватив. Мне пришлось приложить все свои усилия, чтобы заставить себя кончить, потому что большую часть времени я пыталась подстроиться и не позволить телу разорваться на части. Под конец даже стало приятно, хотя, наверное, это было следствием истощения моих интимных мест и шоковой перегрузки нервных рецепторов. Правда, поговорить нам так и не удалось — когда мальчики выдохлись, я едва могла шевелить веками и туго соображала из-за обилия их вонючей спермы в каждой щелочке моего тела, ибо, казалось, она уже выделялась на моей коже вместо пота. К тому моменту, как они перезарядились, я как раз более-менее очухалась, перевела силы и смогла оглядеться по сторонам, даже перекинуться парой фраз. На самом деле я была не против второго раунда, зная, чего следует ожидать и как правильно подстроиться, чтобы получить максимум наслаждения, пусть их там целый табун будет. И поначалу даже так и было — они драли меня еще неистовее, настолько сильно, что моя попка до сих пор похожа на лунку для гольфа, а вывернутая киска вибрирует, словно дешевый китайский вибратор, но счастье было недолгим. Один из жеребцов, самый здоровый среди них, принес шприц, и тут все вдруг стало серьезно. Они хотели накачать меня героином, чтобы я стала их половой тряпкой, как… кхм, как обдолбанная шлюха. Естественно, такой расклад меня не устраивал, поэтому, пока они меняли позы и здоровяк натягивал меня на свой столб, я воткнула шприц в его яйца и выпустила в них всю дозу. Дальнейшее помню смутно, никогда еще в жизни я так не бегала, да с заплетающимися ногами и болтающимися внутри моего трепетного лона клубками разбитой в хлам плоти, исторгая по пути водопады спермы. Со стороны, наверное, это выглядело забавно, но я уже успела попрощаться с жизнью, как вдруг спас меня проезжающий мимо грузовик. Водитель, к счастью, оказался понятливым и без вопросов помог скрыться, хотя потом попытался нелепо меня отыметь, но я особо не сопротивлялась — сил не было, да и по сравнению с теми лютыми быками он показался просто французским кавалером, правда, полным неучем и нулем в плане секса, даже изнасиловать по-нормальному не сумел. Ну, фиг с ним, в любом случае, готова спорить, что такого минета он в жизни не испытывал и вряд ли испытает — пусть скажет спасибо тем костоломам и моему разбитому горлу, которое после них шпалы могло глотать. Вот так все и было. Тому бычаре, что я вколола героин, похоже, крышу снесло окончательно и бесповоротно, а член его, и так накаченный какой-то дрянью, сейчас вообще одубел до размеров среднестатистического слоновьего хрена, только торчит, словно окаменелый сталагмит. Я так думаю, мальчик просто жаждет встречи со мной, а явились они в школу потому, что я у них в минуту отдыха спросила о тебе. Вот они и сообразили про школу, явившись то ли за мной, то ли за тобой, то ли просто так.

Закончив речь, Мари умилительно подняла на Синдзи свои наивные глазки и детским голоском пролепетала:

— Ты ведь не сердишься на сестренку?

А тот, переварив все только что услышанное, тяжело выдохнул и плюхнулся на старую парту, уткнув пальцы в разошедшиеся болью виски.

— Си-и-индзик… — с ноткой тревоги протянула девушка, осторожно обняв его за шею и нежно прильнув, уже не пытаясь потереться всем телом, а всего лишь слабо коснувшись. — Ну не делай такое личико, мальчик мой. Сестренка больше не будет натравливать на тебя обезумивших от ярости бычар. Если хочешь, я их оставлю тебе, развлекись с ними сам. Это очень, очень волнительно, поверь моей разодранной попке.

Она вдруг хихикнула.

— А было бы забавно…

Но он вдруг поднял на нее теплый взгляд, мило широко улыбнулся и принял ее объятия, прижав к себе.

— Ты все правильно сделала, Мари, молодец. Хорошая девочка.

Та на секунду опешила, но тут же спохватилась, тихо мяукнула и лизнула его в щеку, тут же затершись об нее своей щекой, словно приласканная кошка.

— Хозяин такой добрый. Ня-я…

А потом, проникновенно вздохнув, вдруг отпрянула, щелкнула Синдзи по носу и невесомым движением вскочила на ящик у оконного разъема, выходящего в актовый зал.

— Давай, милый ты мой ублюдок, — с хищной улыбкой протянула она ему руку. — Поглядим на аттракцион «волки и мясо».

Забравшись к девушке, Синдзи приподнялся на цыпочках, чтобы подтянуться к небольшому, покрытому слоем пыли окошку, и слегка напряженно дернулся — руки девушки мгновенно оплели его по бокам в крепкий захват, а ладошки скользнули ниже и легли между ног, нежно накрыв прощупывающийся бугорок его расслабленных гениталий.

— Что-то ты сегодня вялый, — промурлыкала она на ухо, обращаясь скорее к члену, чем к нему. — Совсем неприветливый. Плак-плак.

Действительно, даже ощущая весьма чувственные и нежные поглаживания на бедрах и пенисе, Синдзи практически не испытывал того сексуального желания, что еще не так давно захватывало его с головой и заставляло рвать любые препятствия на пути к женскому сладкому телу. Буквально находясь в руках столь притягательной девушки, он лишь ощущал слабое покалывание да утомленный позыв плоти, словно говорящей, что она не против ласк, но только пусть за нее всю работу сделает кто-нибудь еще.

— Ты дрочил, что ли, все утро? Чего такой равнодушный?

Синдзи предпочел пропустить ее комментарий мимо ушей и сосредоточиться на происходящем за окном, пытаясь выявить хоть что-то за слоем грязи. А когда ему это, наконец, удалось, перед его глазами открылась жуткая картина: весь зал был буквально разгромлен, инвентарь разбросан где попало, краска разлилась по полу, но главное — все ученики сосредоточились в двух углах помещения, девушки в одном, парни в другом. Последние уже представляли собой настоящую разгромленную в пух и прах кучу, избитые до потери сознания, кто-то в кровавую кашу, лежа без сил, кто-то слега поцарапанный, сжавшись в клубок, они скулили и стонали от боли и ужаса, не стесняясь слез и надрывного плача. Те, кто бы в силах совладать с собой или даже оказать хоть какой-то отпор, сейчас валялся на полу с жуткими побоями на теле либо без сознания, либо хрипя или скуля от травм.

Напротив сгруппировалась ревущая и рыдающая в нечеловеческом страхе кучка девушек, словно перепуганные до смерти зверьки забившись в угол, наседая друг на друга, крича кошмарным голосом и горько жалостливо плача, умоляя о пощаде и просто бессвязно что-то лепеча. Однако выглядели они относительно невредимыми, если не считать нескольких безвредных ссадин и синяков, большинство было одето в спортивную форму — легкую кофту и шортики-блумерсы, в общей группе выделялись несколько чирлидерш и простых школьниц в повседневной форме. А перед ними валялись те две ученицы, что развлекались со старшеклассницами, — одна протяжно рыдала, вторая просто дрожала, безвольно распластавшись на полу, а чуть поодаль выделялось тихо скулящее тело взрослой женщины, по всей видимости, учительницы, похоже, тоже получившей свою порцию кулаков и теперь, держась за живот, переводящей дух.

А перед ними, словно волки перед загнанным выводком косулей, мерно расхаживали здоровые, пышущие злобой и похотливым желанием, вооруженные битами и арматурой парни. Синдзи нервно сглотнул — их уже было далеко не пять. Помимо знакомых блондина, панка, толстяка, качка и громилы, к банде добавились еще полдюжины человек, на вид таких же отбросов и безжалостного отребья, как и их товарищи. Был среди них тип, похожий на металлиста, в кожаной, обитой заклепками куртке и цепях с конским хвостом на голове, был еще один панк, тощий, как скелет, и одетый в рваные лохмотья, рядом выделялся почти взрослый тучный мужчина в гавайской рубахе, шортах и сандалиях, у стенки сидел бледный лысый парень, почти целиком покрытый аляповатыми самодельными татуировками, а у выхода наблюдался вообще почти пожилой мужчина с бутылкой в руке — на вид абсолютный бомж. И все они держали в руках уличное оружие, по кровавым следам явно только что пущенное в ход, и почти все они жадно облизывались, рычали и пускали похабные шуточки, затравливая орущих от ужаса девушек, и изредка набрасывались с побоями на какого-нибудь парня, кто рыдал громче других. Впрочем, были и те, кто глушил алкоголь в сторонке, как тот бомж, и даже несколько накрытых наркотиками парней, глупо хихикающих и пускающих слюни, хотя, кажется, все они уже находились под кайфом, кроме разве что лидера. Но особенно выделялся тот самый баскетболист, о котором, судя по всему, говорила Мари, — громила, тяжело дыша, возвышался монолитом в центре зала, заплывшими красными глазами смотря в одну точку. Его джинсы были спущены до колен, а между ног торчало нечто, что уже вряд ли могло называться членом, — огромный кусок жилистого мяса в виде столба с красным перекаченным кровью наконечником, испещренного сетью бугристых фиолетовых вен, пульсирующих, словно живая плоть, пухлый и раздутый с четким рельефом врезавшихся в кожу пирсинговых колечек, а под ним — морщинистый лиловый щетинистый мешок, некогда бывший мошонкой, а теперь ставший словно волосатый грейпфрут, почерневший в точке укола. Громила был явно не в себе, пыхтел и брызгал слюной, бросая редкие взгляды на девушек в углу, и именно он был по большей части причиной их беспредельного ужаса, с каждым брошенным взглядом превращающегося в настоящую панику.

И тут к компании присоединился блондин. Что-то негромко сказав товарищам, он под их одобрительные выкрики, полные отборного мата и похабных фраз в адрес девушек, неторопливо двинулся к последним и буквально вырвал из трясущейся и забившейся в ужасе и утробном реве кучи одну из учениц — юную чирлидершу, не успевшую от испуга даже вскрикнуть, как тут же очутившуюся на полу и прижатую к нему ногой парня.

— Сезон охоты открыт! — прогорланил на весь зал лидер. — Стая, можете рвать мясо, сколько хотите!

Банда ответила дружным отвязным воем и уже было собралась накинуться на зарвавшихся ревом девушек, но тут вдруг их улюлюканье заглушил мощный животный рык баскетболиста, то ли пришедшего в себя, то ли наоборот, окончательно слетевшего с катушек. Громила, растопырив лапища в стороны, прогремел нечеловеческим ревом, выдохнул с шипением, словно раскаленный металл окунулся в ледяную воду, и перевел взгляд на до этого тихо плачущую, а теперь оцепеневшую светловолосую ученицу под ногами — заплывшую в слезах Намико в порванной одежде и со следами спермы на своей гладкой мраморной коже, с онемением взирающую полными ужаса глазами на чудовище перед собой.

Баскетболист склонился над ней, словно буйвол над букашкой, сгреб трясущееся тело одной рукой и приподнял ее за волосы. Намико только сейчас выдавила тонкий протяжный писк, скривившись от вида красных горящих яростью глаз, а когда ее взгляд упал на вздымающийся внизу фаллос, девушка, кажется, на несколько секунд лишилась рассудка, провалившись от отвращения, изумления и ужаса в столь глубокий шок, что даже дикий крик застыл еще где-то на полпути из окоченевших легких.

А потом вдруг для нее все кончилось. Баскетболист рывком поддернул ее вверх, легко ухватив за бока, как пушинку, напряг мышцы между ног, отчего исполинский член приподнялся к его животу, и одним пронзительным движением опрокинул девушку на себя. Пенис со звуком, похожим на треск распариваемого арбуза, ворвался в ее чрево через киску со столь мощной силой, что пухленькие покрасневшие дольки внешних губ вмялись внутрь вместе с плотью, образовав глубокую воронку между бедер, узкий извивающийся тоннель влагалища за долю секунды оказался сметен в одну широкий продолговатый проход, натянувшийся на ствол, словно резиновый карман, а чрево выпрямилось и выдавилось вперед, вспучившись толстым бугром над животиком. Тут же ноги девушки непроизвольно выпрямились в коленях, руки скрутило в локтях вместе с запястьями, голову схватило мертвецкой хваткой, глаза выкатило от внутреннего давления, и только сейчас из распахнувшегося до предела рта вырвался истошный сокрушительный рев. Намико взвыла так, словно ее тело перемолола гигантская мясорубка, и одновременно забилась в напряженных судорогах, однако, когда воздух в ее груди кончился, парализованный болью живот не позволил легким сделать вдох, и девушка быстро заглохла, лишь отозвавшись в чудовищном хрипе, когда баскетболист начал водить ею по своему члену. На ее лице отобразилась вся гамма мучительных ощущений, слившись в одну непрекращающуюся и разрывающую тело агонию, глаза застыли и сделались похожими на рыбьи, скрючившийся язык повис над подбородком, конечности стало сводить судорогами, и только вывалившиеся пышные груди запрыгали в такт мощным толчкам громилы, без труда насаживающего невесомую девушку на свой член, будто игрушку.

Прочие девушки от такого зрелища на некоторое время притихли, слишком пораженные даже для плача, но мгновенно сорвались в крик ужаса, когда на них накинулись прочие из банды. Те несчастные, на кого пал выбор, с отчаянным визгом попытались вырваться, брыкаясь и беспомощно отбиваясь, но у них не было ни одного шанс против вошедших в раж гопников. Толстяк с качком вытащили в центр зала совсем еще юную девушку в спортивной форме и волосами, сплетенными в косу, но тут из группы учеников вдруг вырвался один парень и пронзительно выкрикнул:

— Нет!!! Только не ее!!! Хитоми!

Большего он сделать не успел — подскочившие двое верзил мгновенно отправили его на пол синхронными ударами стальных прутьев по коленям, а затем уже там начали месить ногами. Девушка завизжала и забрыкалась, но качок захлопнул ее крик, вмяв кулак в хлипкий животик, и оттянул голову назад за косу.

— Не вырубайте его, — обратился блондин к метелящим ученика гопникам, сам вдавив подошву сапога в лицо залившейся ревом чирлидерши у ног. — Пусть смотрит.

— Ок, босс! — гоготнули те и ловко приподняли окровавленное избитое тело, ладонью зафиксировав его полубессознательный взгляд на девушке.

А та уже лишилась верхней одежды и судорожно пыталась удержать на себе срываемые трусики в польский горошек, что лишь вызвало новую волну глумливого гогота у налетчиков:

— Сучка, чего зажимаешься-то, а? Уже перепихнулась со своим ебарем? Если нет, то у нас плохие новости — уже поздно, гы-гы! Тело признается общаком и подлежит тотальному затрахиванию.

С этими словами толстяк, сдернув шорты, схватил свой эрегированный член и стал тыкать им в щеку разревевшийся и исторгнувшей крик ужаса девушке.

— Стойте!!! — заорал парень, даже не взирая на струящуюся по опухшему от побоев лицу кровь. — Умоляю вас, только не ее! Прошу, прекратите!

— Ха-ха, — прыснул качок. — А если мы, скажем, вместо нее возьмем вон ту, тебя это устроит?

Его палец устремился на случайно попавшуюся в общей массе рыдающую девушку, которая в ту же секунду остолбенела от страха и с паникой на лице покрылась ледяным потом.

— Да!.. — вдруг горько всхлипнув, выкрикнул ученик. — Кого угодно… Но только отпустите Хитоми, прошу…

— Ну ты и говно, — сплюнул качок и хохотнул. — Шикарный ублюдок, прямо ублюдочнее всех нас, вместе взятых. Смотри, блять, как ебут твою девку!

Толстяк к этому моменту, запыхтев, начал пенисом хлестать и отдавать пощечины по лицу заскулившей девушки.

— Шлюха, откроешь ты рот или нет?! Я тебе вкусняшку вставить хочу, не рыпайся!

— Чего ты возишься, урод? — фыркнул качок. — Выбей ей зубы и дрочи в горло, бля.

Замахнувшись для удара, он уже был готов сломать ей челюсть, но ученица, увидев это, не выдержала, и разошлась глубоким надрывным плачем, смешавшимся с диким криком ужаса. И тут же под истошный вопль ученика толстяк затолкнул ей в рот свой короткий толстый член, а качок, хмыкнув, подстроился сзади и рывком вогнал в киску свой ствол.

— Хей, ёбт, да она не целка! Паренек-то ее обработал! Или, может, ее уже выдрал кто-то другой? Слышишь, мудло, твоя девка уже залежалая! Но не боись, так, как мы, небось, ее еще никто не ебашил. Учись, говно, как действую настоящие мужики!

Тот, не в силах это видеть, задрожал, закрыл глаза и, не выдержав, отчаянно разревелся, все так же удерживаемый посмеивающимися гопниками, а качок, запыхтев, начал двигать тазом все сильнее и резче, пока схваченные напряжением ягодицы девушки не зашлепали по его бедрам, а из киски не начал доноситься месящийся звук.

— Ух, вот так, детка, хорошо ебешь!.. Еще тугая и неразработанная, сжимаешь что надо! Да-а, кайф, сучка, давай, стискивай меня еще сильнее, я тебе там все порву!

Его пальцы сжали ягодицы до такой степени, что мягкая масса округлостей почти целиком вобралась в его ладони, а половые губки выкатились далеко наружу, выдавив клитор и развернув малые лепестки наизнанку. Ярко-красная, налитая сочной краской дырочка раскрылась практически до самого влагалища, натянув нежную кожицу до гладкого скольжения, и мощный член качка забился в лоне, словно работающий на всех парах поршень, а толстяк тем временем стал отвешивать пощечины по лицу разошедшейся кошмарным стоном девушке, попутно вталкивая ей в рот пенис и заглушая ее крик.

Блондин, полюбовавшись зрелищем, удовлетворенно изогнул кончики губ в жуткой улыбке и перевел взгляд на здоровяка, который, кажется, вошел в бесноватый берсеркер, с шипением и рыком яростно вбивая в Намико член столь бешено, что ее животик вздыбливался от упирающегося в дно матки столпа, а сама она уже безвольно повисла на его руках, болтая конечностями от фрикций, словно плетками, и непрерывно извергая изо рта какой-то долгий низкий звук, похожий на стон умирающего в муках раненого зверька. Впрочем, глаза ее к этому моменту уже ничего не выражали, напоминая две плоские жемчужные пуговки из-за закатившихся зрачков, а рот причудливо округлился и онемел, позволяя языку свободно выкатиться и захлестать по залитым слезами щекам.

— Ну что, красавица, давай и мы начнем, — обратился он к придавленной к полу чирлидерше, которая притихла в робкой надежде остаться незамеченной, а сейчас вновь сорвавшейся в пучину опутывающего нечеловеческого ужаса, не способная даже зареветь. — Ты у меня сделаешь глубокий отсос до горла, а иначе вместо личика получишь бордовую кашицу, поняла?

С этими словами он достал нож и приставил лезвие к щеке девушке, и та, распахнув глаза в накатывающем страхе, наконец, разошлась диким воплем:

— И-Й-А-А-А-А!!! НЕ-Е-ЕТ!!!

Ее тонкие изящные ручки забили по крепкому прессу парня, не оказав на того, впрочем, никакого впечатления, и блондин с презрительным взглядом обхватил пальцами ее тонкую шею, чуть надавил, чтобы та захлопнулась и с хрипом отворила рот, залившись слезами в давящем напряжении на покрасневшем лице, сапогом выбил ее ноги, опрокинув на колени, и направил ее голову к своему паху, где из-за расстегнутой ширинки уже показался мощный возбужденный член. Чирлидерша жалобно пискнула и, заметив красную наливную головку, онемела от ужаса, и тут блондин обхватил ее голову обеими руками, освободив шею, и буквально вонзил пенис в рот девушке, издавший сдавленный заглатывающий звук. Ствол в одно мгновение утонул в небе, скользнул по выкатившемуся наружу языку и протиснулся через сжавшиеся мышцы гортани, расширив сократившуюся глотку.

— МХ-ГУЛП!!! — выдавила девушка, обледенев в его хватке с выпученными глазами, схваченная невыносимым ужасом и раздирающей болью, к которой еще добавился и рвотный рефлекс с удушьем, но блондин не спешил вытаскивать член обратно, и спустя десяток секунд девушка мелко затряслась, словно надломленная до предела и готовая вот-вот переломиться тростинка, глухо захрипела и разошлась потоком вырвавшихся ручьем слез.

И тут блондин все же подался назад, отодвинув головку из глотки в рот, и чирлидерша мгновенно разжалась, когда напряжение отпустило ее скованное тело, закашляв в тяжелом дыхании и забрызгав слюной с языка. Но секундное облегчение обрушилось вместе с резким рывком члена вперед, столь стремительным, что глотка не успела схватиться, и рефлекторно распахнувшаяся челюсть вобрала в себя весь его ствол вместе с подтянувшимися яичками, перевалившимся через нижний ряд зубов под сжавшийся язык, а сам пенис ворвался в горло, плотной головкой разведя хрящ и углубившись в пищевод за глоткой, отчего подбородок и шея взбугрились широким распирающим изнутри стержнем.

— КХ-Х-ГЛБ!!! — выкатила та глаза, забившись в судороге и обхватив ладошками руки блондина, но тот лишь сильнее надавил на ее затылок, утопив нос девушки в свои жесткие лобковые волосы, и тогда из ее груди через нос донеслось полное смертельного отчаяния мычание, словно в преддверии смерти, а после — задыхающийся натужный стон, сошедший на давящийся хрип. Тело чирлидерши начало трястись в конвульсиях, ее светлые и утопленные в слезах глаза стали быстро затухать, грудь задергалась от удушения, пытаясь из последних сил ухватить хоть глоток воздуха, и язык от спазмов горла выкатился наружу, затершись об мошонку и промежность парня. Еще через несколько секунд она издала натужный сдавленный кашель, брызнув слюной из носа, закатила глаза, затряслась в волне мелкой дрожи и с агонизирующим хрипом в последний раз дернулась, после чего, медленно прикрыв веки, обмякла.

Ее руки сползли по бокам вдоль швов и безжизненно повисли плетками, плечи осели, и тело, словно тряпичная кукла, повисло на руках блондина, удерживаемое лишь за одну голову. Хмыкнув, тот поелозил во рту членом, слегка растолкав и расширив мышцы окоченевшего горла, а затем внезапно забил его в самую глубь так сильно, что взбугрившаяся тонкая кожица на подбородке побледнела почти до прозрачного состояния, и красное вспухшее лицо девушки — бездыханное, заплывшее, влажное от коктейля из слюны, пота, соплей и пробившегося желудочного сока пищевода — заскользило ртом по стволу с огромной скоростью, невероятно глубоко и легко, будто это была подушка с отверстием по центру. Девушка безвольно подергивалась от фрикций, когда ее глотка в горле с хрустом расширялось, из гортани доносился хриплый прерывистый звук вперемешку с утробным бульканьем, похожим на взбиваемые в чашечке сливки, издаваемый подкатившей из желудка массой тягучей клейкой слизи и накопившейся слюной.

Несмотря на отсутствие дыхания, непроизвольно шевелящиеся под веками глазные яблоки и гортанный бурлящий хрип говорили, что чирлидерша еще была жива, хотя ее лицо уже стало приобретать лиловый оттенок, и в остальном тело уже никак не реагировало на стимуляцию, держась на коленях в вертикальном положении только благодаря рукам блондина. И тогда тот, выдохнув в удовлетворенном плотоядном желании, втолкнул член максимально глубоко, напрягся всем телом и кончил струей спермы прямо в ее живот. Девушка, впрочем, никак не отреагировала на забурлившую по ее пищеводу сперму, залившую желудок и выплеснувшуюся обратно — в носоглотку, брызнув через нос и заплыв в легкие. Ее тело все так же продолжало висеть на руках толчками вбивающего в нее семя парня, только теперь заливаемое белесо-пенистой жижей по фиолетово-пунцовой коже, лишь единожды отозвавшись конвульсией. Лицо, искаженное раздирающей болью, ужасом, мукой удушья и желанием смерти, будто превратилось в страшную безжизненную восковую маску, но тут блондин вдруг выпрямился, оттолкнул от себя девушку на пол и вдруг резким ударом вогнал свой кованный сапог прямо ей в живот, заставив ту с жутким рвотным звуком выплеснуть из желудка накопившуюся жидкую массу и сократить диафрагму, отчего сжавшиеся легкие выжали из себя сперму и прочистили дыхательные пути. И хоть девушка и не пришла в себя, но ее грудная клетка сиплым звуком сократилась, выпрямилась и задергалась в судорожной попытке кашлем избавиться от посторонней жидкости. Машинально задвигающиеся мышцы стали короткими порциями брызгать из носа и рта спермой и слюной, по лицу стала пробегать тень мучительно накатывающих ощущений, однако блондин и не собирался давать девушке опомниться. Приподняв ее бедра, он задрал короткую ярко-синюю юбочку, сорвал такие же синие трусики и все еще твердым членом одним рывком разорвал ее девственную киску, замесив в узком и тугом влагалище кровью и остатками семени.

Пока их лидер забавлялся с бессознательной чирлидершей под взглядами шокировано обледеневших от страха учениц, два панка склонились над тихо распластавшимся телом Яёи, уже успевшей обсохнуть и остыть от первого в жизни и столь болезненного двойного проникновения и теперь безразличным надломленным взглядом взирающей в потолок, о чем-то перекинулись друг с другом парой фраз и глумливо захохотали. А затем один из них, приподняв безвольную девушку, шлепнул ее по щекам, прыснув смешком, высунул свой отвратительно длинный, проколотый пирсингом язык и со смаком провел им по ее лицу — от подбородка до макушки, не постеснявшись с нажимом облизать все детали: сухие потрескавшиеся от крика губы, нос, влажные от слез щечки, открытые глаза, гладкий высокий лоб и даже волосы, с челки вдоль пробора на темени.

— Ух-гы-гы, — причмокнул он после. — Сладенькая ты моя сучка. Предпочитаешь забавляться с сразу с несколькими ебарями? Не боишься, что тебя сожрут живьем? Или порвут случайно там?

За мутной пеленой ее глаз вдруг проблеснули признаки мыслительной деятельности, что-то тяжелое и глубоко болезненное стало пробиваться со дна ее души, возвращая память о том жутком чувстве, что едва не сокрушило ее рассудок, и на лице Яёи медленно проявилась гримаса жалости, возможно, даже к самой себе, мольбы о пощаде и прощении, которую она устремила кому-то невидимому, кого пыталась различить вверху. Панк, недоуменно поскребя затылок, на всякий случай тоже посмотрел на потолок, сделал глубоко задумчивое выражение лица, а затем вдруг обнажил свои подгнивающие зубы в подобии улыбки и вцепился ими в мягкие губы девушки. Та, как ни желала остаться наедине со своей болью, отстраниться от реальности, ничего не смогла поделать, ощутив жуткую резь вокруг рта, а через секунду скривилась и забилась в придавленном крике, заколотив руками по спине гопника. Тот еще некоторое время пожевал челюстью, заставив ту разразиться диким воплем, и рывком отстранился, с гыгыканьем выпустив ее растерзанные в мясо и засочившиеся кровью губы. Презрительно сплюнув, он вытер рот рукавом и вдруг приставил огромный нож к ее исказившемуся от страха и частично обезображенному жутким укусом лицу.

— На вкус, как земляничка. С фаршем! Рыпнешься, блядь маленькая, сама пойдешь на колбасу!

Второй к этому моменту избавил ее от остатков одежды и пристроился сзади, достав член и задрав ее ноги вверх, а затем ввел его во все еще сияющую красным оттенком киску. Яёи тут же скривилась и натужно проскулила от вернувшейся волны боли, а первый панк, так же доставший член, развернул ее корпус боком, крепко обхватил за плечи и со спины просунул пенис между ее рукой и торсом, прямо под мышкой. С другой стороны показалась ярко-красная головка, начавшаяся тыкаться в заколыхавшуюся грудь девушки, и парень сжал ее плечи еще сильнее, запыхтев от удовольствия. Девушка, горько скривившись, всхлипнула, когда пенис другого гопника глубоко погрузился в ее раздраженное от трения влагалище, и прерывисто заскулила через нос, прикусив кровоточащую губу и все же не удержав вырвавшегося вскрика — панк у ее ног вытащил пенис обратно и теперь принялся за ее попку, рыхлую и мягкую, не способную зажаться и заблокировать ворвавшийся в анус ствол.

— Чёта, бля, не пойму… — с легкой отдышкой вдруг произнес он. — Вроде бы и гладенькая там внутри, и дырочка разработанная, но ёбта… Она ваще не схватывает нихера. Не жмет и не обгладывает, что пизда, что жопа. Раздолбанная шваль, ее щелки теперь только для метровых херов подходят, я натурально по нулям, что с ней делать. Никакого, бля, удовлетворения, аж кончать не хочется.

Остановившись, он вытащил пенис и задумчиво заиграл жвалами, следя за фрикциями своего товарища.

— И ты еще мудло, нахера ей рот разбил? Теперь в него не поебашишь, я без поняток, что с ней делать.

— Рыло захлопни, — с придыханием ответил тот, рыкнув, и с довольной ухмылкой дернул членом под рукой, и тут вдруг из его кончика выплеснулась жиденькая белесая струйка, залив подмышку и часть груди и даже несколькими каплями попав на мучительно сжавшееся от напряжения и заплывшее слезами лицо, растворившись в однородную водянистую массу. — Во-от так, подкончил слегка на дрочке. Ништяк все, если девочка любит метровые члены в обе щели, мы дадим ей метровые члены в обе щели.

— Чё? — приподнял брови второй, но тут его товарищ вдруг расплылся в злобной ухмылке и свободной рукой приподнял с пола бейсбольную биту. — Дадим бляде то, что ей нравится.

Яёи в этот момент широко распахнула вдруг резко прояснившиеся глаза, выйдя из опутавшего ее сумрачного состояния, и с ужасом выдавила глухим скрипучим голосом:

— Что?.. Нет… Только не это… Снова…

— Да-да, детка, снова это! — увидев ее реакцию, радостно загоготали гопники. Небось, такого в тебя еще не пихали, да? А ведь ты прыгала на двух херах тех сосунков, как последняя шлюха, так что привыкай теперь к своему размеру. И наслаждайся, что называется, у тебя еще вся жизнь впереди.

Схватив хрипло завизжавшую девушку за ноги, оба парня растянули ее на полу животом вниз, раздвинули бедра широко в стороны, раскрыв ее красную промежность, а затем один из них подтянул ее за живот и приподнял попой кверху, попутно подавив сбивчивое хаотичное сопротивление и скрутив ее руки за спиной, а второй приготовил биту, направив торец прямо к дырочке ануса.

— Не надо! Стойте!!! — жалостливый голос Яёи становился все громче и отчетливее, хоть и срывался на жуткий скрип. — Пожалуйста, не надо!.. Умоляю вас, я все сделаю, я смогу вас обслужить, даже одновременно, в рот, в киску, в попку, как хотите, сколько угодно, хоть весь день, но только не вставляйте в меня эти штуки!

— Да кому ты нужна, шлюха? — процедил первый панк с ехидной усмешкой и, уперев ладонь к тыльной стороне биты, сильным глубоким движением утопил широкий, плоский и чуть закругленный торец, толщиной достигающий сжатой ладони, между ягодицами девушки, сначала наткнувшись на крепкое сопротивление плоти ануса, который из-за напрягшегося сфинктера просто не пропускал столь здоровый предмет внутрь, но, поднажав, с тяжелым скольжением протиснул внутрь стержень на десять сантиметров.

— НГА-АКХ!... — девушка, выгнувшись, заглохла и сжалась, исступленно вытянув лицо, словно ее скрутила невидимая гигантская рука, а бита продолжила свое тугое движение дальше, вмяв плоть глубоко внутрь вместе с кожей и мякотью ягодиц, пока не превратилась в одну сдавленную втянутую воронку, и от чудовищной боли Яёи не смогла даже вскрикнуть, издав вместо протяжное: — МГ-Г-ГХ-Х!!! НГ-Г-ГКХ!..

Но несмотря на ее отчаянную попытку высвободиться короткими дерганьями, изогнуться хоть как-то, чтобы огромный металлический вал прекратил свое сокрушительное проникновение и перестал рвать трещащее колечко ануса вместе с натянутой кожицей полости внутри, руки другого парня прочно держали ее в мертвой хватке, более того, после застопорившегося из-за сомкнувшихся мышц толстой кишки погружения, начали сами толкать ее тело на ствол, сантиметр за сантиметров утапливая его в живот.

— Гха-а-а-а… ха-а-а… кх-х-х… — зрачки девушки закатились за подрагивающие широко раскрытые веки, ее зубы застучали мелкой дрожью от невыносимого напряжения, и конечности стало выламывать из суставов, а изо рта потянулась белая пена, но сведенный судорогой живот уже больше не мог удержать протискивающуюся биту. Та вошла уже где-то на 25 сантиметров — четверть своей длины — и уперлась в изгиб кишечного тракта, выпятившись снаружи бугорком возле пупка, как вдруг панк с хищным оскалом на завороженным похотью лице взял вторую биту и приложил ее к смятым половым губкам на киске Яёи, подведя к краю сплющенного влагалища.

— Второй нах пошел!

И, надавив со всей мочи, он со скрипом металла о натянутую влажную кожицу вогнал стержень в отверстие, лишь только благодаря своей невообразимой силе раздвинув эластичную мягкую плоть до предела возможного, столь резко и мощно, что края половых губ оплели толстый вал до белой рези, не оставляя места для крови внутри, и втянулись внутрь вместе с подавшимся вперед стволом.

Яёи тут натянуто всхлипнула тонкой струной, хрипнула жутким звуком, словно в ее груди развалился старый ржавый мотор, и в животе ее что-то забурлило, исторгнув изо рта пенистую массу, похожую на взбитые сливки. Лицо с молочными белками глаз будто впало, как у призрака, язык крюком вывалился на щеку, тело сковало одной чудовищной судорогой, а бедра затряслись в конвульсиях.

Панк захохотал и стал выплевывать язвительные насмешки, сдобренные порцией мата, без передышки усердно ввинчивая обе биты в живот сотрясаемой в агонии девушке — первая уже вошла в попку почти наполовину и выступила над гладью животика продолговатым шлейфом, а вторая уже уткнулась в матку и натянула кожу снаружи вместе с плотью, словно подпираемая столбом провисшая ткань шатра. Девушка уже больше даже не хрипела, а издавала булькающий хрип, исторгая пену изо рта и подергиваясь, как от ударов тока, и панк на несколько секунд отпустил обе биты, продемонстрировав, как те торчат из ее гениталий, выпятившись к потолку двумя кольями рукоятей и вибрируя из-за судорог плоти, расхохотался и вдруг принялся месить стержнями ее нутро, проталкивая их все глубже, расширяя бугром выпятившиеся на животе бугры.

— Ха-ха-ха, вот это шлюха, ты смотри! Почти до ребер дошла хреновина, а дивчина еще жива и шевелится! Реально конский член теперь сможет трахать, да сразу у двух жеребцов в обе дырки! Слышь, сука, у тебя новое призвание! Только хер два ты им сможешь воспользоваться! Получи, блядь!

И тут, ухватив рукояти, он резко рванул их в разные стороны — ту, что торчала из попки, вверх, а другую вниз — и промежность тут же натянулась тонкой, почти прозрачной мембраной, сделавшись похожей на перепонку между пальцев, затрещала и вдруг лопнула, брызнув кровью. Тонкая багровая трещина расползлась между анусом и влагалищем, алым ручейком залив ярко-розовые натянутые губки киски, внутри живота словно все обвисло, моментально лишившись сопротивления плоти, и Яёи с булькающим хрипом, все это время заменяющим ей дикий крик, затряслась в ужасающей волне боли.

— Упс, — панк с невинным выражением лица отскочил в сторонку, сцепил руки за спиной и простодушно засвистел, глядя куда-то в сторону и делая вид, что он тут не при чем, а второй разочарованно протянул:

— Сломалась, бля, — и выпустил ее из рук.

Девушка, все еще удерживая внутри себя две мощные биты, простилающиеся по всей длине живота, рухнула на пол и сжалась клубочком со стоном пробившегося, наконец, мучительного плача, не в силах ничего поделать с выпирающими из-под груди стержнями и пробитой промежностью, и только содрогающаяся от нечеловеческих ощущений и взывающая к смерти.

Спустя некоторое время второй панк все же выдернул из нее биты, оставив в промежности две огромные широкие дыры с багровыми завернувшимися краями, которые, казалось, теперь уже никогда не придут в свою изначальную форму, да с презрением сплюнул на постепенно затягивающуюся рваную трещинку между ними с выходящим из нее и медленно утихающим ручейком крови, смешивающимся с затекшей из киски мочой.

— Вот теперь девка может с гордостью всем рассказать, что познала настоящую мужскую ласку. Реально, нах? Пошли, еще кого-нибудь выберем, у меня стояк уже ломит.

Группа ошалевших от ужаса учениц, к которым развернулись оба гопника и которые все это время наблюдали за зрелищем разъедаемым страхом взглядом, онемевшие и дрожащие, от вида приближающихся панков синхронно взвизгнули и, не выдержав скручивающего их нервного напряжения, в панике сорвались с места врассыпную. Но шпана словно этого и ожидала, с насмешливым улюлюканьем кинувшись их окружать и с ходу сносить с ног ударами оружия под колена. Первая волна из четырех обезумивших от шока девушек слегла моментально, болезненно шлепнувшись лицом об пол и оглушительно отчаянно зарыдав, провалившись в затуманившую разум глубокую истерику. Еще несколько учениц, получив ударом битой в живот, тяжело плюхнулись на колени и жалобно заскулили, согнувшись в позу эмбриона. Прочие, сквозь смятение в общем переполохе, все-таки каким-то образом смогли осознать, что будут следующими, и собрались в одну рыдающую кучку, словно блеющие овечки перед взявшей их в кольцо собачьей стаей.

А блондин, ничуть не обеспокоенный суматохой вокруг, уже успел своими глубокими проникающими движениями членом разбить киску чирлидерши до расхлябанного обессиленного состояния, сделав похожим ее влагалище на бесформенную ярко-алую клубничную кашицу, заправленную девственной кровью и слизью. Морщинистая плоть половых губок болталась снаружи вокруг ствола, словно мякоть перезревшего фрукта, от каждого толчка бедра сокращались в спазме, а животик сводило судорогой, и только это, похоже, позволило девушке извергнуть из себя всю проглоченную сперму и сдавленно рывками задышать, так и не придя в сознание.

Спустя минуту он кончил, плотоядно застонав от удовольствия и слегка подергав тазом в ее чреве, чтобы сперма смогла залиться в матку. Удовлетворенно хмыкнув, он отбросил от себя непроизвольно содрогающееся тело чирлидерши, из киски которой, помимо разбавленных полупрозрачных ручейков крови засочилась густая белая масса, перемешиваясь в розовый молочный коктейль, присел на корточки и вытер измазанный выделениями член о ее лицо. Сладко потянувшись, он поднялся, как вдруг его взгляд упал на пыхтящего, словно паровоз, баскетболиста, своим исполинским членом неистово рвущего плоть Намико, к этому моменту на свое счастье также провалившейся в небытие, трясясь от сокрушающих фрикций в распираемом чреве и взирая в пустоту безжизненным неживым взглядом.

И тут внезапно словно земля затряслась, а громила задрожал в накатывающем лавинообразном реве, зарычав столь мощно и громко, что, казалось, стекла задребезжали ему в ответ, и вдруг резко кончил убийственным фонтаном спермы прямо в матку девушки. Ее живот всего за пару секунд вспучился, округлившись до небольшого упругого шара чуть ниже пупка, словно в ее чрево зашили волейбольный мячик, тело свело от столь мощного порыва сокрушающих болью чувств, что Намико на секунду пришла в сознание, исторгнув нечеловеческий по своей муке вопль, отрешенно вытянула лицо и высунула не помещающийся во рту из-за крика язык, а потом вдруг осунулась и с выражением изничтожающей агонии в глазах обмякла, повиснув на руках все вбивающего в ее влагалище пенис баскетболиста. Залившаяся до предела сперма брызнула из-за краев расширившейся разодранной киски, вязким молочным водопадом начав стекать по бедрам на пол, и только тогда громила остановился и с шипением выдохнул, а затем рывком вырвал из девушки член, отчего ее раздувшаяся матка с бурлящим звуком моментально опорожнилась белесой кисельной массой.

— Вау… — прошептала Мари на ухо Синдзи, задвигав ладошками по его члену с удвоенной скоростью и начав играться с крайней плотью, оттягивая ее до основания и потирая головку пальчиками. — Это было восхитительно, ты так не находишь? Мальчик явно обдолбанный, наверное, поэтому может кончать ведрами спермы. Или из-за убойной дозы порошка в яйцах, хи-хи.

Синдзи щекотливо передернуло, отчасти из-за увиденного, отчасти из-за ласк прижимающейся к нему девушки.

— Слушай! — вдруг негромко воскликнула она. — Эка что мне в голову пришло! Он ведь под дурью. В его яйцах полно героина, следовательно, и в сперме тоже. Значит ли это, что от его семени можно закайфовать? Или не-не-не, значит ли это, что залетевшая от его семени девочка будет под кайфом? Или ребенок будет обдолбан в момент зачатия? Черт, это просто грандиозно!

Захихикав, Мари прильнула лицом к его затылку и, щекотливо заелозив носом, еще сильнее стала перетирать пока еще мягкий член в ладошке, второй рукой попутно замяв яички, а Синдзи нервно сглотнул и с дрожью выдохнул. Как бы он ни был истощен, ему все сложнее было сохранять концентрацию, а пенис, все отчетливее отзываясь искорками наслаждения от ласк, в любую секунду был готов налиться эрекцией.

«Если это случится… я боюсь представить, что произойдет…»

Он предпочел сосредоточить взгляд на баскетболисте, чей могучий детородный орган даже не пошатнулся после оргазма, оставшись торчать громадным жилистым колом, и который опустил свой невменяемый бычий взгляд на подергивающуюся у его ног, всю целиком залитую спермой и протяжно бессознательно стонущую Намико, после чего взял ее за ноги, подтянул к себе ногами кверху и буквально насадил на пенис, всей своей силищей натянув ее попку до основания и позволив телу болтаться внизу и отрешенно тихо поскуливать.

К этому моменту уже успели кончить толстяк и качок, обильно оросив семенем дрыгающуюся в опустошенных конвульсиях и надломившую рассудок Хитоми с раскуроченными ножом сосками в виде двух крошечных и сочащимися кровью розочек. Под отчаянные вопли ее парня они достали из карманов горсть тонких бумажных пластин, похожих на марки, и стали запихивать их в ее забитый спермой рот.

— Поширяйся кислотой, сучка, — воскликнул толстяк. — Скоро привыкнешь и сама будешь об отсосе умолять за дозу.

И оставив притихшую в обессиленной прострации девушку на полу, машинально зажевавшую пластины и будто провалившуюся в небытие с опустошенно померкнувшими глазами, отправились выбирать новую жертву. К ним присоединились и панки.

— А ты знаешь… — Мари начала ласково покусывать ухо Синдзи. — Судя по всему, местная поликлиника в ближайшее время озолотится на абортах.

— Абортах?.. — вздрогнул тот.

— Да, миленький, абортах. Бесконтрольный трах может привести к нежелательной беременности. Мне подобное не грозит, а вот ты, надеюсь, не забываешь о контрацепции. Впрочем, обрюхатить своих потрахушек и оставить их самих разбираться с проблемами — в этом тоже есть своя романтика, хи-хи.

Внутри Синдзи вдруг что-то кольнуло — не болезненно, но почему-то слегка грустно и тоскливо, словно тяжелая тень легла на сердце. Он понимал, что был осторожен все это время, и, сколь нещадными не являлись бы его игры, он старался не переступать черту, но в душе осталось гнетущее ощущение, словно он что-то выпустил из рук, потерял, упустил. Причиной тому были не слова о беременности, а нечто еще более сокровенное. Слишком личное и болезненное.

Синдзи приложил ладонь к вспотевшему лбу, вздрогнув от прохладного дыхания девушки на шее.

— Что так занервничал? — лукаво промурлыкала она. — Не предохранялся, да? Ладно, мой жаворонок, не забивай свою милую головку всякой ерундой, расслабься лучше. Я тебе пипиську всю размяла до мятной свежести, а ты никак не просыпаешься. Вот, давай…

Она чуть приподняла ногу и обвила ею его бедро.

— Поласкай меня там. Пожалуйста. Я бы сама сделала, но у меня ручки заняты. Ну Синдзик… Пожа-а-алуйста. Ведь так хочется…

Его дыхание начало тяжелеть, хотя причиной тому было скорее сковавшее в смятении сердце, чем трепетное возбуждение от заигрываний девушки. Он стиснул челюсть, намеренно прикусив язык, чтобы боль хоть немного прояснила его зашатавшийся разум. Из груди сквозь зубы вырвался короткий стон, голова в дымке закружилась, но Синдзи внутренним усилием воли заставил себя твердым взглядом вцепиться в происходящее за окошком. Он ощущал, что от падения его отделял один короткий неосторожный шаг. Ощущал, как где-то рядом замерло в сладком ожидании жерло подступающего краха.

Зал за стенкой вдруг заполнил оглушительный хор из слезного плача, отчаянного воя и испуганного стона ужаса — все гопники бросились к своим жертвам. Ученики, напуганные уже до неподвижного дрожания на месте, не могли даже сдвинуться с места, а те кто мог — лежали с перебитыми ногами и скулили от боли. Девушки забились в одну трясущуюся и рыдающую массу, и теперь налетчикам оставалось лишь выдрать из нее понравившихся и насиловать, сколько угодно, но тут блондин вдруг поднял руку.

— Стоять. Дадим им последний шанс.

Он развернулся к бомжеватого вида типу, все это время в сторонке безразлично потягивающему выпивку из бутылки.

— У нас нет денег расплатиться, но, как я и обещал, товар можно взять живьем. Выбирай, кто нравится.

Тот нехотя отлип от стенки, задумчиво почесал свою длинную спутавшуюся бороду и громко рыгнул.

— Да мне сдался этот молодняк, не люблю юнцов. Хотя с училкой бы развлекся.

— Ну, вперед, — оскалился лидер. — Она вся твоя.

— Моя, говоришь?.. — хмыкнув, тот неспешно подошел к сжавшейся на полу женщине лет тридцати пяти, тихо дрожащей от страха и до этого момента, похоже, молящей, чтобы о ней не вспомнили, а теперь в ужасе вытянувшей лицо. — Можно и попробовать.

— Только подожди секунду.

Блондин быстрым шагом подступил к учительнице, взял ее за волосы, отчего та отчаянно пискнула и тихо разрыдалась, и громко на весь зал спросил:

— Мои псы готовы разорвать ваших учениц, но пока те еще относительно целы, а кто-то даже невинен. Предлагаю сделку — вместо них мои ребята будут насиловать вас, столько, сколько у них есть сил, долго-долго и очень больно. Но ученицы не пострадают. Идет?

Женщина горько скривилась, не осмеливаясь поднимать голову, заскулила навзрыд и тихим молящим голосом прошептала:

— Прошу, не надо… У меня дети, муж… Остановитесь…

— Это не ответ, — рыкнул парень. — Нам трахать вас или девочек? Я тебя спрашиваю, шлюха! Ты или они?!

— П-Пожалуйста… Хватит…

— Тебя или их?! Отвечай!!! Если не ответишь внятно, будем драть тебя.

— Нет… нет… Я не могу… Не меня…

— Не тебя? Значит, их? Говори отчетливо!

— Д-Да…

— Отлично.

Он самодовольно выпрямился и кивнул своим парням.

— Вы слышали ее, ребята. Дерем сучек, училкой займется наш достопочтенный гость.

А затем перевел взгляд на зарыдавшую на полу женщину.

— Мудрый выбор. Но это не исключает того факта, что ты дерьмо. Вот и живи теперь, как дерьму подобает.

Зал разразился новой волной воплей. Панки, вытянув из группы девушек отчаянно извивающуюся ученицу, мгновенно сорвали с нее одежду, подняли за бедра на руки, и один из них развернул ее корпусом к себе, лицом к лицу. Та завизжала от безумного ужаса, беспомощно забила конечностями, но мгновенно запнулась, когда парень всадил в ее киску член, и натянуто напряженно пропищала. На пол тут же закапали ручейки крови, и девушка, скривившись от боли, сдавленно и обессилено заплакала, но тут второй панк, пристроившись сзади, достал свой член и приложил его к намокшей киске. Однако вместо того, чтобы войти в попку, он поднажал вперед и с жестким усилием протолкнул его рядом с пенисом напарника, также протиснувшись между натянутыми губками и войдя во влагалище. Два члена, хоть и не без труда, но затерлись в одном расширившемся, словно в клещах, разодранном отверстии и забились внутри лона, сначала медленно, но потом, ускоряясь, все быстрее, пока дырочка не растянулась в овал и не замялась под фрикциями, как тесто. Девушка сначала сдавленно заскулила, а потом, когда ощущения сделались невыносимыми и плоть не начали терзать рвущие ощущения, вскрикнула и разразилась долгим протяжным воем.

Толстяк и качок забавлялись с другой ученицей, поймав еще одну чирлидершу, распоров на ней всю одежду, после чего сразу же войдя в нутро. Первым начал толстяк, впрочем, разочаровано констатировав, что «девственность в целочке не обнаружена», забил своим тучным потным телом и довольно быстро кончил. Однако вместо продолжения они с хихиканьем о чем-то перешептались, и качок достал из-за пояса широкий длинный нож, гордо названный им военным тесаком. Заплаканная, но еще не успевшая лишиться чувств девушка в панике завизжала, когда тот поднес лезвие к ее киске, но ее сопротивление было быстро подавленно навалившейся тушей толстяка, и качок резкими движениями начал соскребать с ее лобка тоненькие, но уже обильно покрывшие бугорок волосики. Девушка сдавленно запищала и забилась, однако через полминуты эпиляция была закончена, и качок с гордостью пошлепал ладонью по покрасневшей не очень гладко выбритой кожице с частыми вкраплениями черных точек. А затем, задумавшись, обо что вытереть нож, пожал плечами и ввел лезвие в промокшее, залитое спермой влагалище заточенной стороной кверху, слегка надрезав плоть на потолке туннельчика.

— Вот, а ты говорил, целка уже порвана, — захохотал он от вида потекшей крови. — Слышь, сука, хватит рыпаться, иначе сама все себе там располосуешь. Лежи тихо и терпи.

А затем, закурив сразу три сигареты одновременно, они с толстяком попеременно начали прижигать их о соски, заставляя девушку вскрикивать от боли и тут же запинаться из-за режущего ощущения во влагалище. И когда ее доселе розовые сосочки покрылись темными пятнами ожогов и задымились, качок перенес последнюю сигарету к клитору и плавно утопил в него тлеющий конец.

— ГЬЯ-А-А-А-А-А-А!!! — пронзил воздух душераздирающий агонизирующий вопль девушки, а ее тело, уже не слушаясь девушки, непроизвольно выгнулось дугой, и нож скользнул по влагалищу, острием утонув в мягкой чувствительной плоти и пропоров бороздку сквозь мочеточник прямо к клитору, разделив капюшон на две половинки и вырвавшись сверху клинообразным разрезом. Мгновенно потерявшая сознание чирлидерша, чьи бедра стали обильно заливаться алой жидкостью, безвольно обмякла на полу и забилась в рефлекоторых конвульсиях, а парни с хохотом уже отошли от тела в поисках следующей жертвы.

Блондин в этот момент уже забавлялся с новой девственницей, лишая ее оной прямо не телах подруг — вырвав из группы девушку, он бросил ее сверху и, даже не срывая с нее трусиков, вонзил в киску свой восстановившийся после оргазма член, разорвав ткань и забив ее глубоко в окровавленное влагалище. Алые капли забрызгали по телам взвывших от ужаса подруг под ней, сама ученица протяжно и глубоко завыла навзрыд, но вырваться ни ей, ни подругам не позволяли крутящиеся перед их носами биты подчиненных лидера.

Бомж, что-то сладко приговаривающий, уже забрался на тело учительницы, только кверху ногами, аккуратно по пуговичкам расстегнул ее блузку, снял юбку и нижнее белье и начал раздеваться сам, не переставая елозить по ее распластавшемуся телу. Его пах оказался прямо на лице женщины, а голова с алчно растянувшейся похотливой улыбкой — между бедер. Быстро стянув с себя тряпье и обноски, бомж предстал полностью обнаженным — грязным, вонючим, покрытым отвратительными язвами — хотя это его совершенно не смутило, и он тут же стал целовать бедра девушки, быстро сместившись к ее киске и утопив в нее свое бородатое лицо. Учительница отчаянно завизжала, но мгновенно запнулась, когда член бомжа налился в эрекции и стал тыкаться в ее щеки, волосатыми яичками начав елозить вдоль глаз. Не выдержав тошнотворного запаха пота и помоев, женщина в накатившей тошноте выплеснула изо рта немного жижи, и между губ тут же проскользнул уже довольно крепкий и напряженный пенис, скользнув вдоль языка прямо в горло. Застонав и заохав, мужчина забил в ее глотке членом, исторгая из нее порции рвоты и заставляя женщину залиться давящимся хрипом, а сам утопил лицо в киску и стал вылизывать ее ровную розовую плоть, с шумом всасывая сок, словно это были остатки крепкого зеленого чая на дне чашки.

К группе учениц начали подключаться и прочие гопники, поскольку охранять больше никого не оставалось. Найдя двух девушек, в ужасе обнявших друг дружку и зарыдавших на плечах подруг, они вытащили обеих, сорвали с них одежду и насильно, сквозь дикий плач и мольбы, приставили их киска к киске, заведя ноги крест-накрест, и затерли их телами, держа за широко разведенные в стороны колени. Мягкая и разделенная надвое узкой щелочкой плоть заелозила о такой же бугорок подруги, начав стискиваться, вминаться и раскрывать дольки половых губ, а когда на бледной кожице появились первые капли влаги, гопники под опустошенные вопли подруг нагнули их на четвереньки, приставили друг к дружке попа к попке и расположили между ними две найденные на полу эстафетные палочки. Круглые пластиковые трубки легли прямо напротив ануса и размятых кисок и под синхронным рывком крепких рук одновременно проникли прямо в оба отверстия каждой из девушек. По нижней палочке из обеих дырочек влагалищ засочилась ярко-алая кровь, закапав на пол, а верхние, вмяв тугую кожицу, углубились в попку, и ягодицы подруг под их болезненный стон сомкнулись вместе, отверстие к отверстию, целиком проглотив трубки и скрыв их за мягкими округлостями плоти. Гопники за плечи и животы начали одновременно двигать их телами, и обе щелочки девушек заскользили вдоль стержней, в криках, плаче и натужных рывках до момента их сокрушенного бессилия сделавшись одним целым.

В другом углу зала уже заканчивалась оргия с еще одной орущей в нечеловеческой агонии ученицей, чью забитую спермой киску теперь кто-то залеплял расплавленным пластиком, капая им из подожженной зажигалкой ручки скакалки. Другая группа забавлялась со сжавшейся клубочком девушкой, чью сомкнутую челюсть свело от страха, и вместо минета один из гопников с гоготанием кончил прямо ей в ноздри, заставив ту разразиться надрывным кашлем и все-таки заглотить член. Рядом захлебывалась от плача еще одна девушка, сначала описавшись от страха, а потом, когда ее попку разорвал мощный пенис парня и после пары минут ударов в нее закачал до предела спермой, нагнув ее тело над лицом, опорожнилась липкой бурой массой прямо на себя. Кто-то чуть поодаль насаживал бьющуюся ученицу влагалищем на кегль, кто-то запихивал бейсбольные шарики в попку другой, проталкивая уже явно далеко не первый мяч в раскрывшееся отверстие, а позади них третья, давясь от тошноты, отвращения и плача, под угрозами побоев и продолжения насилия слизывала с пола выплеснувшуюся изо рта и влагалища сперму, попутно периодически макаемая в нее лицом гогочущими быками. Баскетболист тяжело сидел на полу, с отдышкой смотря на тело лишившейся всех чувств и сознания Намико, чьи дырочки на попке и киске к тому моменту напоминали две глубокие распоротые скважины, внутри бурлящие невообразимой массой спермы.

Синдзи едва мог дышать. Мари все-таки добилась от него эрекции и бойко ласкала поднявшийся член своими ловкими пальчиками, заведя вторую руку себе между ног. Под наполненным криками страха и боли воем, стонами и рыданиями, слившимися в один ор по ту сторону окна, он с трудом держался на ногах. Его порывало сорваться с месте и кинуться в зал. Он не знал, что это за чувство и почему сердце изливалось горечью, но был уверен — подобного не должно было случиться. Не с этими подонками.

«Они мои. Эти мудаки забрали моих девушек. Мою собственность».

— Я… — выдохнул Синдзи, вдавив пальцы в виски. — Я не…

В зале раздался звонкий хлопок.

— Антракт, друзья мои, — весело прогорланил блондин, подняв руки вверх и захлопав в ладоши. — Отличная работа, джентльмены, но нам нужен перекур. Мои ребята стали выдыхаться, а у нас еще чуток недотраханных девиц осталась. В общем, господа.

Он обратился к притихшим ученикам, кто еще находился в сознании от побоев.

— А почему бы вам тоже не развлечься? Забудем обиды, все мы мужики, все мы любим ебаться. Смотрите — мы уже подогрели почву, отодрали самых сладких сучек, но там еще полно, кто может двигаться, и даже пара нетронутых осталось. Давайте, говнюки, не стесняйтесь — берите любую и трахайте, сколько сил есть.

В зале воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь приглушенными мучительными стонами.

— Вы чё, не поняли, мудло? Это не предложение, это приказ. Кто сейчас не сдвинется с места — будет отметелен моими ребятами, пока кости в муку не перемелются. Вот ты, лузер.

Он обратился к тому парню, чью подружку изнасиловали одной из первой.

— Быстро, встал и оттрахал любую из этих шлюшек. Тебе персональное условие — свою дражайшую драть нельзя. Она вроде приходит в сознание, так пусть полюбуется, что называется, юностью порой. Ну, чего рот открыл, вперед, блять! Все остальные — тоже.

Впрочем, никто из ошарашенных подобным заявлением парней не шелохнулся, и тогда стая гопников, выбрав одно наугад, стала утюжить его битами, пока другая группа громил с ободряюще-насмешливыми выкриками не начала буквально пинками сгонять с мест остолбеневших учеников.

— А ну пшли все маршем! Такой шанс — вдуть родным одноклассницам. Давайте-давайте, не тормозите. Кто не может ходить, к тому сучек мы сами притащим, к ним кстати это тоже относится — отдаться и постелиться под молокососов, либо же самим запрыгнуть на того, кто слегка травмирован. Двигаемся, вперед-вперед!

Лица учеников перепугано и ошеломленно вытянулись, когда их глазам открылось зрелище скулящих от боли и ужаса, изувеченных и разбитых девушек, часть из которых без чувств или в глубокой сокрушенной прострации валялась на полу, кто дрожа или корчась от рефлекторных судорог, кто лишь слабо и истощенно дыша, а прочие, коих осталось едва ли треть из первоначальной группы, сбились в одну рыдающую и всхлипывающую массу.

Гопники рыкнули в последний раз и уже пошли на парней с угрожающе занесенными битами, как у одного из них вдруг не выдержали нервы, и он, спотыкаясь, плюхнулся на колени рядом с девушкой, измученной разорванной девственностью и резким проникновением в попку, сам залившись слезами и начав бормотать мольбу о прощении. Разразившись дружным хохотом с товарищами, ближайший громила схватил его за шею и буквально уткнул носом в облитое спермой тело одноклассницы, грубым криком заставив того расстегнуть брюки и вытащить безвольно повисший сморщенный член. Тогда гопник с подзатыльником приказал парню просунуть его в слабо приоткрывшийся из-за всхлипываний, скривившийся от отвратительных чувств унижения и боли ротик девушки, а ту заставил начать его сосать, пока пенис, вопреки воле заплывшего в слезах ученика, не напрягся достаточно, чтобы войти в киску. А затем громила силой схватил парня и девушку за шею и, словно животных на случке, приложил их телами друг к другу, с остервенелым ревом принудив того пропихнуть член в ее расшатанную киску. Поблизости примерно то же происходило и с прочими учениками — подгоняемые яростными криками гопников кто-то сам забрался на заскуливших девушек, некоторых из них самих заставили начать ласки с тем, у кого возникла проблема с эрекцией от страха или кто из-за побоев не мог передвигаться, а те, кто отказался или не смог, были жестоко перевоспитаны битами.

— Ох, у ребят никакого изящества, но в силе им не занимать, — с легким восторгом произнесла Мари. — Знаешь, на долю секунды мне даже стало жалко девушек, но притом как-то… благоговейно. После такого, если у них сил хватит дотянуть до приезда скорой, к ним даже с уважением можно будет отнестись, с почтением я бы сказала. Хотя как бы касатики палку не перегнули, как с той бедняжкой…

Синдзи слушал девушку вполуха, следя за творящейся в зале оргией и ощущая, как с каждым биением сердца сгущалась кровь в его венах, но когда до его мозга дошли ее слова, словно игла впилась в позвоночник и заставила тело болезненно дернуться.

— Что за «бедняжка»? — сухо спросил он.

— А… Ой. Забыла сказать. Когда меня драли эти красавчики в своем логове, я там краем глаза увидела одну девицу, тоже, наверное, из этой школы и, судя по всему, уже довольно долго подвергаемая их пристальному вниманию. — Мари захихикала. — Я сначала подумала, что это труп, но она вроде чуть-чуть шевелилась, хотя очевидно, что это был уже овощ. Разбитая в хлам, ни одного живого места, изувеченная, расшибленная в лепешку и перемолотая в фарш, но главное — очевидно затраханная не то что до предела, за гранью возможного. Прозвучит немного грубо, но мне подумалось, что она могла бы стать отличным изображением фразы «половая дыра». А это ее лицо, ах… даже чуть завидно стало. Быть убитым вдребезги, натурально в хлам, больше, чем до смерти, когда тело уже даже умереть не может, настолько диким и нечеловеческим трахом, я только представить могу, сколь чудные и фантастические ощущения она испытала. Жаль, что человеческое тело не способно вынести подобное. Ну, в смысле, больше, чем один раз.

Синдзи ощутил, как начало неметь его тело. Та пустота, что едва не вывернула его на изнанку, вновь опутала его сердце своим липким тошнотворным объятием, однако теперь он был к этому готов. Он ждал, когда это случится, он смаковал этот момент, но он не мог представить, сколь тяжело будет сделать первый шаг, сколь мучительно и грустно будет вырываться из ласковых пальчиков Мари, играющихся с его членом.

— Мне… — выдохнул Синдзи, вобрав в себя всю свою решительность. — Мне нужно идти. Сейчас.

— Э? — пикнула опешившая девушка. — Ты сдурел что ли? Бросишь меня здесь?

— Я должен. Спасибо за шоу, было весело, продолжим как-нибудь потом.

И, воспользовавшись ее замешательством, он выскользнул из-под ее рук, запихнул возбужденный член в брюки и схватил свою сумку.

— А… Эй!.. — негромко, чтобы ее не услышали за стенкой, но с ноткой пробившегося отчаяния выкрикнула Мари. — Я знаю, что ты задумал! Даже не пытайся, слышишь, ни за что! Иначе случится беда и будет очень, очень нехорошо! Синдзи!

Он проскользнул между стеллажей и распахнул дверь наружу, впустив в комнатку слепящий солнечный свет.

— У тебя ничего не выйдет! Слишком поздно. Знаешь, зачем я тебя позвала сюда? Чтобы сказать кое-что насчет твоей рыжей подружки.

И тут вдруг Синдзи замер, словно на его шею накинули петлю.

— Сегодня утром к ней приехала ее мать. Прознав, что здесь творится с ее доченькой, что ТЫ с ней сделал, она желает забрать ее подальше из этого ада. Возможно, из города ей не скрыться, но взять чадо под свое крылышко она вознамерилась твердо. Или, кто знает, она действительно заберет ее домой, у нас же теперь столько пилотов…

Синдзи медленно поднял руку, махнул ладонью и, не оборачиваясь, рванул подальше от спортивного зала.

— Постой!.. Не оставляй меня одну!.. Пожалуйста, Синдзи!.. Если ты пойдешь на убийство, правил в игре больше не будет… Не надо, я прошу… остановись…

Палец плавно опускался на спусковой крючок. Всего за какую-то ничтожно малую долю секунды тело успело окоченеть от пробирающего до костей холода, сделаться ватным и вновь окаменеть, будто делая все возможное, лишь бы не давить на показавшийся невероятно твердым и тугим кусок металла. Рука от повисшей тяжести заныла мгновенно и вот-вот была готова переломиться в локте, замерший в груди воздух словно давил изнутри на палец и не давал ему сжать крючок, и голова от хаоса невнятных мельтешащих мыслей, казалось, уже начала раскалываться, как вдруг грянул нечеловеческой силы удар.

Синдзи никогда не стрелял из пистолета. Даже обладая общими, сугубо любительскими познаниями об огнестрельном оружии, даже разобравшись с его конструкцией и механикой стрельбы, он понимал, что все окажется гораздо сложнее. И он уже был готов заорать в диком отчаянии, когда крючок намертво застрял в скобе пистолета и отказался вдавливаться, как неожиданно воздух сотряс звонкий оглушительный гром. Рывок, поначалу показавшийся Синдзи способным вывихнуть его руку, всего лишь легонько вдавил рукоять в ладонь и несильно, почти ласково оттолкнул запястье чуть кверху, и он уже готов был возликовать — ведь все оказалось настолько просто и элементарно, — как вдруг осознал, что того микроскопического движения руки из-за отдачи оказалось достаточно, чтобы пуля пролетела на ощутимом расстоянии от цели и выбила красочный фонтанчик пыли и каменной крошки из стены где-то далеко-далеко позади.

Всего одно мгновение, занявшее меньше секунды, вытянулось в его голове тонкой протяжной полосой, будто насмехаясь над его беспомощностью и с саркастической ухмылкой давая понять — он упустил свой шанс. Неважно было, умел Синдзи стрелять из пистолета или нет, неважно, как тяжело оказалось спускать курок, ушедшая в молоко пуля открыла ему глаза — сейчас, в момент максимального напряжения, он должен либо начать убивать, либо сесть на пол и сложить руки в ожидании быстрой, но мучительной смерти. Это была не игра, не шоу и не аттракцион, и здесь не было месту чувствам, эмоциям и мыслям. И все эти философские бредни, все разглагольствования о моральной дилемме, холодной мести и праведном спасении несчастной девушки стоили не больше, чем раскаленная дымящаяся гильза, с лязгом звякнувшая о бетонный пол где-то у ног Синдзи.

— Нихуя… — исторг изумленный до снежной бледноты на вытянутом вспотевшем лице панк, еще так и не осознавший, что же только что произошло и сколь близко он был от смерти, в отличие от его товарищей.

— Ах ты, сука!!! — выпалил кто-то из толпы, и эти слова будто стали командой всем прочим.

Впрочем, как действовать в подобной ситуации — имея численное преимущество и полную незащищенность перед огнестрельным орудием — мозг гопников, расслабленный наркотиками и эйфорией от многочасовых издевательств и насилия над хрупкими беспомощными девушками, сообразить так и не смог. Пара громил, кто был ближе прочих, ошарашено попятились назад, кто-то скорчил полную ярости и презрения мину на лице, готовый, казалось, одним праведным гневом испепелить наглого сопляка, а кто-то просто замер на месте, не способный сопоставить картинку из глаз с собственным жизненным опытом и неуютной, а оттого непонятной идеей о грозящей смертельной опасности.

Впрочем, ступор продлился едва ли пару секунд. А затем все пришло в бессмысленное хаотичное движение. Группа громил, одновременно начав каждый что-то делать, будь то пытаться бежать, материться или хвататься за биты, превратились в сумбурный мельтешащий рой, в который, казалось, так было удобной стрелять, но который было невозможно поразить — после первого промаха Синдзи уже был в этом уверен. Поэтому он не поддался соблазну пустить беглый огонь по дернувшейся толпе, а очистил голову от закрутившихся в паническом беспорядке мыслей, просто отстранившись от всего. Расслабив скованное напряжением тело, сделав вдох и слившись с пистолетом в одну неодушевленную фигуру, Синдзи перестал помнить, зачем он сюда пришел, перестал помнить, кто он есть, что с ним произошло и к чему он идет. Он отвернулся от столь безжалостного и привычного мира, выпал из всеобщей картины вселенной и превратился в еще одну никчемную бесхозную вещь, коих здесь валялись целые горы. С одним лишь отличием — он двигался сам по себе.

Трое спереди замерли. Четверо рыпнулись влево, еще двое — вправо и назад, оставшиеся трое, кроме блондина, заступили за тела впереди стоящих.

— Мудила! — загорланил второй панк, стоявший рядом с первым. — Да ты, говно, у меня даже обоссаться не успеешь!

И, подняв биту, все еще хранившую на себе засохшие капли девичьей крови, над головой, помчался на Синдзи, однако тот, повиновавшись ожившему пистолету, перевел дуло на приближающуюся тощую фигуру, выждал две секунды, пока расстояние между ними не сократится до трех метров, и нежно утопил палец в спусковой крючок.

Ухнул второй выстрел. На этот раз получилось настолько мягко и легко, что невольно пробившееся сквозь глухую стену невосприимчивости ликование не позволило Синдзи разглядеть, как резко всколыхнулась грязная стертая майка гопника, как за образовавшимся на ней в самом центре груди крошечным отверстием с черной копотью по краям лопнувшим прыщом расцвело сочное красное пятно, и как его тело с выражением глубочайшего недоумения на лице кувыркнулось вперед и плюхнулось в пыль, по инерции прокатившись к его ногам. Панк, что еще пару часов назад с язвительными насмешками истязался над телом Яёй и еще несколькими ученицами, умер за несколько секунд от сквозного поражения пулей солнечного сплетения и ею же расколотого пополам позвоночника в пояснице.

— Ой бля, ой бля!.. — раздался чей-то панически надрывной голос где-то рядом, и в стороне от Синдзи мелькнула тень, однако тот развернулся с долгой задержкой, нехотя — ему не хотелось отрываться от вида свежеумерщвленного человека, подонка, так просто и беззаботно убитого им самим.

Однако позволить себе предаваться чарующим суждениям, от которых медленно начинала кружиться голова, он не мог, да и мельтешение вокруг приняло угрожающий оборот. Поэтому, не пытаясь осмыслить собственные поступки, Синдзи перевел руку в скопление отдаляющихся от него теней, поднял голову и выхватил среди мельтешащих фигур самую крупную. Ею оказался грузно перебирающий ногами пропотевший насквозь толстяк, пытающийся скрыться с линии поднятого оружия и, увидев направленный на себя ствол, со страху загорланивший что-то невнятное.

Раздался третий выстрел, и огромная масса жира на его теле разошлась волной под провисшей одеждой, будто подвергнувшийся удару пневматического молотка гигантский комок желе — пуля угодила в спину под лопатку и застряла где-то в складках его расплывшейся плоти. Толстяк, что своим членом до утробного хрипа раздирал горло Маны и прочих девушек, взвизгнул, слегка осел на колено, притом все еще пытаясь бежать, сделал полдюжины неуклюжих шажков, одновременно заведя руку за спину и силясь нащупать на ней пробитое отверстие сквозь затекшую кровью одежду, а затем вдруг рухнул на колени, медленно и грузно завалился на бок и, забрызгав слюной и отчаянно заскулив, вдруг захныкал.

— Ч-Чё за херня?.. Хнык… Бли-ин… Мне больно!.. Больно! Хнык… Черт, больно же!.. Бли-и-ин… Спина жжет, я не могу… Эй, помогите мне кто-нибудь… хнык… люди…

Он вдруг кашлянул и прыснул изо рта обильной порцией вспенившейся крови.

— Ой бля… О-о-ой… Кха-ах… Кхагр… Хртьфу… Ой, мама… Кхргх… кхах… ма… мочка… кхра… спаси…

Свернувшись калачиком, он разразился мелким пронзающим кашлем, не переставая слезно скулить погружающимся в панический ужас тонким хриплым голоском, и из-под его туши стала медленно расплываться темно-красная лужа, но Синдзи уже потерял всякий интерес к захлебывающемуся кровью толстяку.

Выбор дальнейшей цели слегка его озадачил — все прочие уже успели отбежать на достаточное расстояние и теперь рассыпались по ангару, словно тараканы под светом внезапно включенной лампы. Кто-то поспешил спрятаться за нагромождением бетонных плит, кто-то в нерешительности метался из стороны в сторону, кто-то прикрывался спинами товарищей, боясь показаться на линию стрельбы.

— Ой, нунах, я сваливаю отсюда!.. — прозвучало с одной стороны.

— Бля, сука встал у единственного выхода… — раздался писк с другой.

— Он же один, ублюдки сраные! — прогремел на весь зал голос блондина из-за группы замешкавшихся гопников. — Окружите и валите его всем скопом. Ну, живо, я сказал!

Похоже, лидер схватил кого-то за грудки и вытолкнул вперед, в сторону Синдзи, сам воспользовавшись его фигурой, чтобы скрыться за опорой каменной колонны. А выброшенный в центр зала парень ошарашено заметал взглядом из стороны в сторону, пока не уставил полные дикого страха глаза на Синдзи. Тот смутно узнал налетчика — это был совсем еще молодой юнец, лопоухий и дохлый, на вид едва старше его самого, хотя, скорее всего, то было следствием раннего и бесконтрольного употребления наркотиков. Синдзи припоминал, что во время налета на школу парень в основном нюхал что-то из пакета, пускал слюни в сторонке, по-идиотски хихикая, и присоединился к оргии лишь под конец, нелепо и неумело попытавшись изнасиловать визжащую школьницу, и то безуспешно — за него дело закончил другой громила. Болезненный и чахлый, все еще не отошедший от дозы, торчок едва ли представлял какую-то опасность, даже вооруженный куском арматуры, поэтому, увидев направленный на себя пистолет, он что-то пикнул, скривился в страхе, обнажив свои поредевшие зубы, и умоляющим противным голосом прогнусавил:

— Пацан, стой… подожди, пацан, не надо… Умоляю, не стреляй… я тут вообще ни при чем, я просто так пришел… Пацан, дай сказать…

Синдзи нажал на крючок. Под оглушительный гром и вспышку пламени тело торчка вдруг скрючило пополам и отбросило назад, где он, запыхтев и со скулящим писком обхватив живот, разразился мучительным сдавленным ревом.

«Осталось десятеро на девять пуль».

И хотя двое из трех подстреленных все еще были живы, корчась от боли и истекая кровью, даже если им удастся подняться и отползти, Синдзи не сомневался, что сможет их догнать. На данный момент ему в первую очередь нужно было вывести из строя самых сильных и представляющих наибольшую опасность гопников, действуя максимально быстро и не позволив им опомниться. Мимолетное впечатление, что все проходит слишком гладко и просто, не успев окончательно сформироваться, тут же развеялось, когда Синдзи краем глаза приметил приближающийся к нему на огромной скорости небольшой угловатый предмет. Им оказался осколок кирпича — впрочем, даже несмотря на свой вес и скорость полета, вряд ли способный причинить много вреда, разве что попади он в голову. Так что Синдзи не стал суетиться и вместо прыжка в сторону, после которого наверняка потерял бы из поля зрения громил и оказался в невыгодном положении, а что хуже всего — свалился с ног, он просто слегка приподнял плечо и скользнул боком чуть вперед, позволив твердому каменному бруску прочертить полосу по его спине, разодрав рубашку с кожей, и с грохотом укатиться прочь. Было больно, но вполне терпимо, а главное — Синдзи, не обратив никакого внимания на занывшую рваную ссадину, уже просчитал свой дальнейший путь. И сделать это он успел как нельзя вовремя — за первым кирпичом с другой стороны последовал второй, на этот раз целый и запущенный с куда большей силой, причем явно нацеленный в голову, а сзади по земле с дребезжанием заскользил металлический прут, брошенный аккурат ему под ноги.

И вместо хаотичных танцев на месте, Синдзи метнулся в уже нацеленный коридор между приближающихся к нему предметов прямо к следующей цели — нелепо укрывшемуся за бочкой немолодому типу в кричащей ярко-красной гавайской рубахе. Не зная, что ему делать, кого слушать и куда бежать, тот топтался на корточках, словно ошалевший гусь, и, прыкрыв голову руками, с отчаянной надеждой бросал взгляд в сторону проема в дальнем конец ангара, где, по-видимому, чаялся отсидеться.

Впрочем, надежды его вмиг улетучились, когда случайный взгляд наткнулся на возникшее из ниоткуда черное дуло пистолета, и лицо его забавно вытянулось в кислом огорчении, словно от досады из-за какой-то вселенской несправедливости. Сморщившись и, кажется, едва не заплакав, он попытался что-то пролепетать, но его мольба заглохла одновременно с разлетевшейся на сочные окровавленные кусочки челюстью, куда угодила выпущенная пуля. Рот гопника, на долю секунды сделавшись похожим на какой-то сюрреалистический ковш из мяса и кости, вывалил из себя пробитый насквозь, разорванный язык, покрытый слоем копоти и обожженный до черноты, исторгнув жилистую бесформенную массу розоватой плоти, и повис на одной коже щек двумя жутковатыми жвалами. Пуля, пробив подбородок насквозь и вырвавшись с мясом снизу, с чавканьем вонзилась в адамово яблоко, пропорола бороздку в горле и застряла где-то в трахее, потратив на свое короткое путешествие сквозь органы тела чуть меньше секунды. Гопник в гавайской рубахе, что в опьяненном упоении заставил двух подруг-учениц совокупляться друг с дружкой при помощи эстафетной палочки, сейчас выпучил глаза, готовые, кажется, лопнуть от невыносимого ужаса и боли, булькнул, что единственно получилось у него вместо дикого крика и хрипа, когда кровь устремилась в бронхи, и, комично растянув разорванный рот, как любят делать персонажи мультфильмов в момент глубокого удивления, медленно завалился на бок.

Впрочем, Синдзи так и не успел поймать момент его кончины. Еще до того, как тело громилы плюхнулось на пол в лужицу собственной крови, он метнулся по диагонали к бетонной плите, за которой пытался укрыться еще один наркоман из той группы, которую он впервые увидел в школе. Паренек был не намного старше своего умирающего невдалеке товарища — такой же худощавый, болезненный, только этот еще отличался богатой россыпью шрамов и синяков, видимо, служащих гордым доказательством увлекательных недавних приключений. Гопник, едва увидев приближающегося к нему Синдзи с пистолетом, пальцем взведшего курок, истерически завизжал и пустился прочь, заработав ногами с такой скоростью, что едва не побил мировой рекорд по разгону с места. Озадаченный такой прытью Синдзи даже немного растерялся, но совладать с собой ему помог громкий крик позади:

— Выход свободен, валим!

— Суки, куда бежите? Его хуярьте! Все вместе!

До уха донесся беспорядочный топот ног с разных сторон, поэтому медлить больше было нельзя. Не тратя драгоценные секунды на прицеливание, Синдзи опустил пистолет с головы убегающего и испуганно заверещавшего матом гопника в область пояса, чтобы даже после отдачи пуля гарантированно угодила в тело, и спустил курок. Однако отдачи никакой не ощутилось — возможно, из-за слишком крепкой хватки и одеревеневших от напряжения мышц, возможно, уже в силу привычки, но после громыхнувшего выстрела прямо на заду парня, в области окончания копчика, сквозь джинсы возникла маленькая аккуратная дырочка. Один из тех, кто измывался над школьницами, засовывая им в гениталии спортинвентарь и изувечивая их тела, неуклюже спотыкнулся, рухнул на землю и завизжал истошным криком, схватившись рукой за зад — пуля расколола ему окончание позвоночника и пропорола насквозь прямую кишку, и теперь внутренние органы неторопливо заливались не только кровью, но и калом, вытекающим из пробитого отверстия вязкой кашицей.

Синдзи уже успел развернуться и сорваться с места. В его сторону неслись трое — лысый татуированный здоровяк, качок и металлист, уже замахиваясь битами и одновременно приготавливая ножи, а еще двое — какой-то обкуренный растаман с дредами и первый панк метнулись к выходу, который он оставил без внимания. Впрочем, именно этого Синдзи и ожидал, поэтому, невзирая на приближающихся к нему со спины громил, метнулся обратно и бросился на перехват беглецов. Их от него отделял всего десяток шагов и попасть с такого расстояния, казалось бы, не составляло труда, но из-за быстро изматывающего бега Синдзи никак не мог нацелиться, а рисковать больше не хотел.

Расстояние между ними сокращалось стремительно, и, тем не менее, он все равно не успевал догнать двух несущихся гопников. И тогда, резко затормозив, Синдзи припал к коленям, заскользил по пыльному полу и обеими руками обхватил рукоять пистолета, нацелив его на растамана. Грохнул выстрел, и тело парня, в школе чуть ранее заставлявшего девушек лакать сперму с пола и валяющего их лица в собственных лужах испражнений, дернулось в бок и, схлестнув ноги, рухнуло вниз. Пуля угодила ему под руку, задев легкое и распоров сосуды над сердцем, так что когда его тело перестало перекатываться в пыли, он был уже мертв. Зато бегущий за ним панк, матюгнувшись, споткнулся прямо об его голову и с воплем навернулся вслед, растянувшись во весь рост.

— Вот жопа… — прыснув кровью из носа, поднял он кислый взгляд на замерший в направлении его лица пистолет, и тут громыхнул следующий выстрел.

Аккуратная ровная дырочка всплыла на его щеке чуть ниже глаза, совершенно неприглядно, будто на нее село какое-то круглое насекомое, но затем из отверстия по лицу ручейком потекла темно-красная жидкость, а глаза гопника медленно закатились вверх, и голова его со стуком плюхнулась на пол. Панк, разорвавший битами промежность Яёи и замучивший до полубессознательного состояния Ману, умер мгновенно — пуля прошла сквозь щеку, пробурила мозг и застряла только в дальнем конце черепной коробки.

Однако увидеть этот момент Синдзи не смог. Спиной ощутив приближающееся движение, он только успел развернуться, как сразу же встретился с нагнавшей его, запущенной в полет металлистом битой. Тяжелый кусок алюминия на немыслимой скорости по крутящейся траектории влетел прямо в корпус, и Синдзи успел лишь слегка приподнять локоть, чтобы массивный торец не проломил ему череп. Основной удар орудия пришелся на локоть — металлический вал с глухим стуком легко вмял плоть и впечатался в кость, за долю секунды порвав сосуды и образовав огромную темно-синюю гематому. От вспышки острой боли Синдзи даже не смог осознать, вскрикнул ли он в тот момент или нет, потому что рукоять биты, сделав обратный кувырок, встретилась с его челюстью и едва не отправила в нокаут, затмив сознание россыпью раздражающих искр. Левая рука, на которую пришел основной удар, из-за пережатого нерва онемела моментально, отозвавшись покалыванием в кончиках пальцев, и, видимо, только это спасло он нестерпимой боли в локте и позволило Синдзи сосредоточиться и сконцентрироваться на приближающейся к нему тени. Он не мог разглядеть, кто или что это было, но, не взирая на горящую челюсть, которая, судя по жутким ощущениям, кажется, треснула на части, вскинул пистолет и выстрелил в фигуру прямо перед собой.

А когда вспышка пламени развеяла дребезжащую пелену, он вдруг обнаружил, что прямо перед ним, держась за ногу, заревел тот самый металлист, что ранее орошал расплавленной пластмассой гениталии девушек. Его бедро сейчас обильно заливалось темной кровью по распоротой штанине джинсов, и парень едва держался на ногах, с отчаянным воплем судорожно пытаясь остановить кровотечение и балансируя на другой ноге, но вскоре не удержавшись и рухнув на пол.

Забыв про него, Синдзи инстинктивно откатился в сторону, с шипением выдохнув сквозь стиснутые зубы от ноющей боли в руке, и развернул пистолет в сторону, с которой, как он помнил, должен был появиться следующий гопник.

Вот только там никого не оказалось — резко прояснившийся взгляд и утихомирившаяся боль в челюсти, с которой, похоже, все оказалось не столь плохо, как казалось, помешали ему почувствовать опасность со спины. Лишь в последнюю секунду он расслышал свист ветра от приближающегося объекта, что буквально спасло ему жизнь — немыслимо тяжелый предмет, похожий на шпалу, ухнул по спине вместо головы благодаря вовремя распрямленному телу. Впрочем, даже так Синдзи, сорвав дыхание, отлетел вперед и едва не потерял сознание от новой вспышки боли, теперь пронзившей весь позвоночник, и нестерпимой тяжести в груди, от которой тело будто наполнилось свинцом и отказалось повиноваться. Лишь только предчувствие скорой смерти и игнорирование тех возможных травм, той муки и боли, что его ожидали после подобного обращения с собственным телом, сквозь алую завесу перед глазами позволили разглядеть две фигуры, уже занесшие ножи для финального удара, и сделать немыслимый кульбит в их сторону, прямо под руки. И только такой безумный поступок дал ему несколько спасительных секунд, чтобы подняться на ноги прямо перед ошарашенными подобной наглостью гопниками и поднять пистолет, потяжелевший, кажется, раз в десять.

Однако глаза, в отличие от тела, не поспели за отчаянным маневром и не смогли сфокусироваться на фигурах, и следующий выстрел — слишком поспешный и сделанный скорее на удачу — лишь скользнул по налитому стальной твердостью бицепсу качка, не причинив тому особого вреда.

«Пятеро на три пули», — торжественно съязвил голос в голове, и в этот момент Синдзи ощутил, как ледяное острие ножа, рассекая плоть, погрузилось ему в спину, а спереди к груди уже приближался второй клинок — тот самый огромный армейский тесак качка. Немыслимая волна дикого ужаса нахлынула на Синдзи, даже не столько от сильной боли в спине, сколько от чувства собственной беспомощности и приближающейся кончины, глупой и бесполезной.

И объявшее его отчаяние едва не затмило единственно важную мысль холодного разума, сигнализирующую, что нож в спине не пропорол плоть до середины груди, а, из-за невыгодной позиции направляемый гопником вертикально и вполсилы, застрял между ребер, лишь разрезав мышцы и слегка проколов грудную клетку. А рука качка, хоть выстрел лишь слегка порезал ей кожу, все-таки дрогнула и сместилась с траектории движения, и его клинок вместо горла прочертил глубокою полосу от основания шеи до плеча, срезав рубашку с кожей, но, все-таки, не нанеся смертельной раны. И Синдзи, сам не понимая, как его тело еще было способно работать и почему боль ощущалась все слабее, благодаря собственной крови, сделавшей кожу скользкой, легко улизнул из хватки лысого здоровяка, оставив в его руки обрывок рубашки, нырнул под его же бок и со всей силы ухнул рукоятью пистолета по затылку.

Металлическое основание магазина со смачным стуком в основании шеи проломило череп гопника, что кончал в нос одной из школьниц и глумился над ее гениталиями, и здоровое тело вдруг быстро обмякло, готовое вот-вот упасть. А Синдзи, подхватив его ослабшую руку с ножом, направил острие того к боку и с нажимом до упора утопил лезвие в крепкую плоть в области печени, пока оно не скрылось целиком между засочившейся кровью рассеченной кожей. Лысый здоровяк, молниеносно потеряв силы и, похоже, уже умерев, стал валиться на землю с рук Синдзи, и именно поэтому тот не успел разглядеть, как качок, со всей дури ударив ногой своего убитого товарища в живот, бросился прочь. Тяжелый труп обрушился прямо на корпус Синдзи, заставив его заваливаться вместе с ним на землю, и ему пришлось оттолкнуть от себя безжизненное окровавленное тело, потратив несколько секунд, а когда он вновь поднялся с занесенным пистолетом, качок уже успел отбежать на достаточное расстояние.

Более того, он присоединился к блондину, уже перебежавшему к последней колонне и оказавшемуся почти у самого выхода из ангара. Где-то рядом с ними проглядывались еще двое — притихший рядом с лидером баскетболист и шуршащий за плитой смуглый молодой алкаш, все четверо находящиеся в непосредственной близости от главных ворот. Расстояние казалось ничтожным, и только колонны не позволяли открыть огонь, но тут за одной из них показался блондин, встретившийся взглядом с Синдзи. Глаза его — по-волчьи жестокие, сочащиеся гневом и без единого намека на страх — словно вонзились в душу, оставив в ней ядовитый ожог. Но лидер, хоть и стоял невооруженным, не спешил отскакивать в сторону, наоборот, надменно улыбнулся и цыкнул, будто насмехаясь и бросая вызов, полностью уверенный в своей победе. Локтем стерев кровь со лба, Синдзи неспешно стал приближаться к нему, не поднимая оружия. Тело находилось на пределе возможного, готовое взорваться сдерживаемой из последних сил агонией боли, раны на груди и спине сочились не переставая, левая рука почти не ощущалась и едва слушалась команд. Краем глаз Синдзи проверил фланги — по бокам явно никого не было видно, качок прятался чуть поодаль, смуглый здоровяк пыхтел где-то гораздо правее, баскетболист так и оставался за колонной.

Чувство тревоги от чрезмерного спокойствия блондина заскреблось где-то в груди, но между ними оставалось меньше десяти шагов, а он все не думал убегать, так что Синдзи решил больше не испытывать судьбу. Вскинув пистолет, он нацелил его на лидера и в самый последний момент смог разглядеть мельтешение прямо перед ним. Что-то выскочило спереди, и Синдзи машинально нажал на выстрел, лишь только после вспышки пламени разглядев тяжелую грузную фигуру перед собой. Как оказалось, блондин ожидал его выстрела и, пока палец сжимал крючок, вытащил перед собой из-за колонны шатающегося баскетболиста. Только вот громила уже представлял собой жалкое зрелище: пустой взгляд, подходящий больше неразумному животному, невнятное выражение лица, красные от воспаления глаза, бессмысленное утробное мычание — он уже не был человеком, а походил на кусок мяса, лишенного разума от передозировки наркотиками и истощенного безудержным сексом. Некогда внушающая страх и ужас гора мышц, с легкостью стенобитной машины порвавшая киски и Маны, и Намико, теперь выглядела больной выдохшейся тушей, уродливым, разваливающимся на части полудохлым боровом. Выпущенная без прицела пуля угодила прямо в его пах, судя по широкому бугру на шортах, все еще хранившему эрекцию обезображенного члена. И в тот же миг плоть между ног будто взорвалась ошметками мяса и сгустками крови, обдав темно-багровой массой его бедра и пол под ногами, и баскетболист, возможно, под наркотической ломкой даже не ощутив боли, а возможно, не найдя в себе сил, что-то захрипел, упал на колени, подняв к потолку взгляд и, похоже, так и умер — как лишенный человеческого облика и всего разумного зверь.

Легкое замешательство не позволило Синдзи сообразить, для чего блондин подставил своего товарища под огонь, хоть тот уже был целиком недееспособен. А когда две руки из-за колонны подняли заваливающийся труп и потащили его вперед — было уже поздно. Блондин воспользовался мертвым изувеченным телом, как щитом, загородившись им со стороны Синдзи и устремившись к выходу из ангара. Его же примеру последовал и качок, вот только прикрылся он не еще одним трупом, а живым человеком — а именно заверещавшим от ужаса спитого вида парнем, схватив его за шею до синего удушья и потащив за собой. Синдзи не мог не отдать должное их силе, особенно лидера — несмотря на вес здоровяка, тот тащил перед собой тело, будто подушку, удерживая его одной рукой и двигаясь почти бегом.

Пистолет вскинулся вверх и заметался между двумя фигурами, но Синдзи замешкался. Он легко поразил бы обе цели, будь у него больше пуль, но сейчас мог лишь попытаться их нагнать, ведь преимущество в скорости, несмотря на ноющие кровоточащие раны, было все-таки на его стороне. Вот только этот маневр они оба легко предугадали, и блондин вдруг, резко затормозив, метнул руку вперед. Лишь благодаря инстинктивно прозвучавшей в голове тревоги дернувшийся Синдзи успел затормозить и разглядеть краем глаза сверкнувшее острие ножа, на огромной скорости приближающегося к нему. Впрочем, реакции хватило только на короткий взгляд и машинальный разворот вполоборота, а затем последовала острая боль в плече — клинок распорол ему кожу вместе с немногочисленными мышцами на бицепсе, стукнулся о кость, оставив на ней немаленькую трещину, и, заодно сковырнув глубокую рану, отлетел на пол. Первая вспышка боли едва не отправила Синдзи на землю, но мнимо жуткая резь быстро прошла — плоть на плече оказалась не столь чувствительна, как он ожидал, и ранение в руку можно было перетерпеть.

Спустя секунду он, не думая, отпрыгнул в сторону, уже в полете удостоверившись в правильности маневра — качок, следуя примеру блондина, также метнул свой нож, но на этот раз попал в пустоту. Синдзи понятия не имел, сколько у них еще было в запасе холодного оружия, так что не раздумывая потратил предпоследний патрон на двух здоровяков — качка и пьяницу, приблизившихся к выходу. Он надеялся, что удача будет на его стороне и пуля поразит неприкрытую часть тела бугая или даже их обоих, однако после ухнувшего выстрела кровавое пятно вспыхнуло лишь на животе алкаша, который в недавнем налете на школу появлялся то тут, то там, помогая товарищам истязать девушек и лишь собирая остатки с общего стола. Парень вскрикнул и мучительно скривился — рваная, засочившаяся кровью рана возникла прямо под его ребрами, где пуля пробила желчный пузырь, его ноги забились по земле, затормозив качка, и тогда тот поднял товарища за грудки и со всей силы бросил в сторону Синдзи, сам метнувшись к выходу, за которым уже скрылся блондин.

«Одна пуля на два беглеца».

Медлить больше было нельзя. Когда тело орущего от боли парня плюхнулось на землю, Синдзи уже сам приближался к высокому проему, ведущему во двор. Он понимал, что надо следовало бы перезарядить пистолет, но упустить двух сбежавших гопников из-за возни с пулями позволить себе просто не мог. Слыша, как заманчиво побрякивали в карманах патроны, как страдальчески скулили за спиной те, кто еще был жив, медленно умирая в пыли, Синдзи на всей скорости бросился к выходу наружу, прямо к слепящему дневному свету.

И понял, что совершил роковую ошибку, когда нога качка встретила его секущим движением подошвы прямо в лицо. Солнечный блик, ослепивший глаза после темного помещения ангара, не позволил разглядеть, что два гопника вовсе не пустились наутек, оказавшись наружи, а спрятались по обе стороны двери, ожидая так неосторожно поспешившего вслед Синдзи. Тяжелый оглушающий удар, от которого голова едва не треснула и сознание опасно зазвенело, грозя оборваться в любой момент, отправил его на землю, и только единственно возникший отчаянный вопль разума, призывающий в первую очередь не потерять оружие, позволил ему не рухнуть плашмя, а завалиться на бок, сжавшись калачиком. И хоть упал он на раненую руку, отчего замутненное красной пеленой зрение отключилось окончательно, пистолет все же сохранил.

Вот только воспользоваться им он не успел, потому что две подскочившие фигуры сразу же нанесли по его телу серию чудовищных по своей силе, разрушительным ударов. Качок со всей своей дури утопил обитый железом носок ботинка прямо в спину, сначала попав по гигантскому синяку вдоль всего позвоночника, а потом — в почку, заставив разразиться всю заднюю часть живота нечеловеческой болью. Синдзи взревел, изогнувшись, но тут же заглох, когда блондин рубанул ботинком по его лицу и стал месить его голову частыми ударами сверху. Нанося страшные побои серия за серией, от которых по очереди вспыхивали нестерпимой болью органы во всем теле, они даже не позволяли ему развернуться и сделать последний выстрел.

— Умри, блядь, умри!!!

— Сука, ты покойник! На, мудак, получай! На!!!

Сгорая от боли, срываясь в агонию мучительных ощущений, от которых не оставалось сил даже кричать, Синдзи в ужасе лишь ощущал, как постепенно отказывало его тело, как медленно и тоскливо угасала в нем жизнь. Всего через пару секунд избиения он едва уже мог ощущать свое тело, и даже боль стала утихать, оставив вместо себя нечто еще более худшее — черную пожирающую мглу, тень страшной жестокой смерти, что готовила для него настоящий ад даже после кончины. А за ней — грусть по упущенной жизни, по той цели, которую он не достиг, хотя был так близок. И по той алой и голубой искорке, что все еще грели его изувеченное сердце.

И, наверное, именно они, то чувство грядущей потери и тоски, которое он тщательно прятал на дне души, придали ему сил для последнего движения руки. Пусть и бесполезное, но он должен был забрать хотя бы еще одну жизнь.

Грохнул выстрел из выставленного из-под прижатой к боку руки пистолета, почти наугад, в пустоту. Но две фигуры замерли, прекратив удары, и одна из них вдруг согнулась пополам и тихо рухнула рядом. Синдзи надеялся, что это был блондин, но прямо перед его лицом свалилось искаженное болью лицо качка, изо рта которого медленно потекла струйка крови. Качка, что так жестоко глумился над Маной, что разбил ученицу и разрезал влагалище девушки, а теперь умирал из-за простреленной диафрагмы, задыхаясь в жуткой муке.

На опухшем окровавленном лице Синдзи появилась слабая улыбка.

— Сука, — голос блондина прозвучал до ужаса спокойно, буднично, будто он с горящими яростью глазами минутой ранее не отделывал его ботинком до полуобморочного состояния.

С трудом сконцентрировавшись на нависшей над ним фигурой, Синдзи попытался навести на нее оружие, но тот резким тычком ботинка в голову перевернул его тело на спину, а затем нанес чудовищный удар ногой прямо по запястью, сжимающему пистолет. Раздался короткий треск, и большой палец вместе с рукояткой неестественно выкрутился в сторону, а через секунду руку пронзила нечеловеческая боль такой силы, что Синдзи взревел диким голосом, хотя, как ему показалось, сил у него не хватило бы даже на легкий стон. Блондин подобрал пистолет, сошел с его руки и нацелил дуло ему в лицо.

— Сдохни.

Щелкнул спусковой крючок, и ничего не произошло — патронов в магазине не осталось. Несмотря на пробирающий ужас, на жуткую боль и гремящую голову, Синдзи распирал хохот, нервный и отчаянный, а потому веселый и безудержный. Наверное, он бы и впрямь рассмеялся, не будь его лицо схвачено опухшим онемением.

Блондин вздохнул, сказав что-то едкое, отбросил пистолет в сторону, неторопливо наклонился и, схватив Синдзи за волосы, подтащил его к лежащей в двух шагах от них бетонной трубе.

— Вот ведь сука… — пробормотал он. — Срать на них, конечно, но надо ж было уложить всех моих ребят в одиночку… Зато товаром можно больше не делиться, хе-хе…

Расположив его голову на трубе, блондин отошел в сторону и стал поднимать огромную каменную глыбу с кусками арматуры.

— Сначала я размозжу тебе ноги, — пояснил он. — Ступни. Потом медленно выбью коленные чашечки, сначала одну, потом вторую. Затем расколю тебе яйца, наверное, тоже — сначала одно, потом второе. Далее переломаю все кости рук — с пальцев до плеч. И в довершение, если останешься жив, насажу на этот кусок арматуры. А только потом, когда твое тело превратится в кусок кровавого дерьма, размажу голову кирпичом. И обещаю, до самого последнего вздоха ты будешь гореть от боли.

Синдзи его не слушал. Сквозь проем бетонного забора, выходящего на проулок портовой зоны, он заметил остановившийся черный седан. Машина Службы безопасности. Двое людей в солнцезащитных очках и черных костюмах на передних сиденьях осмотрелись по сторонам. Один из них, кажется, заметил его. Пригляделся. Развернулся и, похоже, что-то сказал напарнику. Они перекинулись парой слов. Агент вновь повернулся к нему, презрительно усмехнулся, и машина, неторопливо тронувшись, скрылась за проемом.

Слушая, как шорох шин и тихий гул мотора все отдалялся от небольшого складского пятачка, Синдзи расслабил все свое дрожащее от боли тело, прикрыл глаза и расплылся в счастливой внутренней улыбке.

«Вот и все. Ты дождался, чего хотел, теперь пришла моя очередь. Дай мне лазейку в свою душу, и я избавлю тебя от боли. Всех вас. Весь этот мир. Не останется ничего, ни воспоминаний, ни мучений, ни одной души. Пора, ты слишком долго оттягивал этот момент, слишком много мучил себя».

Блондин, ухнув, опустил булыжник рядом с ним, уселся на него, вытерев пот, и хохотнул.

— Ну и тяжелая, зараза. Уф, намаялся я с тобой. Надеюсь, твои вопли стоят потраченного времени.

Он поднялся обратно и стал поднимать камень.

«Наверное… Пора…»

Синдзи остановил дыхание. Прислушавшись к слабеющим ударам собственного сердца, он стал выискивать среди них тихую мелодию — колыбельную, которую пела ему мама в детстве. Зрительные образы не сохранились в его памяти, но голос ее он помнил, даже не речь, а лишь ласковый нежный напев, ее льющееся из сердца чувство. И тут он ощутил теплый огонек где-то в черной мгле своей души. Он уже был готов протянуть к нему руку, чтобы поддаться этому чувству и заполнить сердце огнем. Оставалось совсем немного.

Но вдруг снаружи раздался сочный громкий треск, а за ним — болезненный выкрик блондина. Синдзи резко распахнул глаза и вдохнул полной грудью, отчего тело отозвалось новой волной агонии, а голова едва не лопнула от невыносимого давления. Но он даже не обратил внимание на жуткие ощущения, потому что прямо перед ним, протягивая руки с черной стрекочущей коробочкой к трясущемуся гопнику, стояла насмерть перепуганная Аска, бледная, заплаканная и оттого сияющая в лучах солнца, словно небесной красоты цветок.

Синдзи ощутил, как все внутри него оборвалось. Та приятная легкость, которая возникла в его душе, рухнула и надавила на сердце невыносимой тяжестью вернувшейся внутренней боли, опустошенности от крови на своих руках и безнадеги. Аска, не в силах произнести и слова от увиденного, жалостно смотрела на Синдзи чистыми, бесконечно глубокими лазурными глазами, содрогаясь от еле сдерживаемого рыдания, даже не различая, как трещащий шокер соскользнул с тела блондина и как тот, хрипя, стал сползать на землю.

Синдзи не знал, что делать. Тело его не слушалось, голова отказывалась работать. Аска беззвучно плакала, все сильнее заливаясь слезами. Ее колышущиеся под ветром волосы поглаживающими движениями скользили по плечам и щекам, забиваясь на лицо, и сквозь ее локоны пробивались яркие лучики сияющего за ее спиной ослепляющее яркого солнца. И Синдзи поспешил наполнить свое сердце злостью, гневом и презрением, пока то не задалось вопросом — почему же она в тот миг показалась ему столь изумительно прекрасной.

А затем ее образ исчез. Не испарился, а рухнул на землю. Блондин, каким-то немыслимым образом найдя в себе силы совладать с парализованными мышцами, ударил рыжеволоску по ногам, и сам начал подниматься, шипя и брызжа слюной. Напряженный, словно загнанный обезумивший волк, бросающий полный ярости взгляд на пикнувшее тело девушки, он стал похож на чудовище, ничем уже не напоминающее вечно спокойного самоуверенного лидера уличных отморозков. Несмотря на шок от электрического разряда, он все еще мог двигаться, хотя разум его затуманился и тело подчинялось с трудом, продолжая подергиваться и не расслабляя сведенные мышцы. Впрочем, даже этого было достаточно, чтобы разглядеть на земле начавшую подниматься девушку.

Глаза блондина вспыхнули неукротимым огнем, будто он уже позабыл обо всем на свете, задавшись мыслью разорвать в клочья жалкую овечку, посмелевшую сотворить с ним подобное. Едва не упав сам, он вскинул ногу и ударил Аску в бок, заставив ту кувыркнуться в воздухе и с тяжелым выдохом рухнуть на некотором расстоянии от Синдзи.

— Сучка… — пропыхтел блондин, шатающейся походкой, дергаясь и едва передвигая ногами, отправившись к ней. — Ты у меня сдохнешь, блядь!.. Я убью тебя, слышишь?! Но сначала выебу, как последнюю шлюху.

Аска, откашлявшись, всхлипнула и попыталась подняться на дрожащих руках, но была припечатана к земле ударом кулака по спине.

— Лежать, я сказал! — рыкнул он, насев на ее ноги и начав расстегивать ремень.

Рыжеволоска слабо пискнула и вдруг заливисто разревелась, начав слабое беспомощное сопротивление.

— Синдзи… Помоги… Синдзи!.. — запищала она тихим голоском, не слышимым из-за сковавшего ее грудь ужаса.

Раздался треск одежды — блондин одним рывком сорвал с нее школьную юбку и трусики, уже достав свой еще не до конца окрепший, но уже налившийся в возбуждении член.

— Я тебе сейчас так всажу, блядина, что ты у меня землю жрать будешь, моля о пощаде! Я тебе ебло разорву до самых ушей, слышишь, мразь?!

Аска, на лице которой отобразился нечеловеческий страх, хрипло завизжала и забилась под телом мужчины, начав сумбурно скрестись пальчиками по земле и ломая ногти, выгнув спину и приподняв зад, отчего гопник кровожадно расхохотался.

— Хочешь, чтобы я это в попку сделал, да? Порвать тебе жопу, значит? Не вопрос!

Он чуть приподнял девушку за пояс и устроился у ее бедер, направив к ее анусу свой окрепший член. Аска, буквально сорвавшись в безудержное отчаяние, заверещала в его хватке, слезы залили ее взмокшее лицо, растрепав челку и разметав по нему спутавшиеся локоны, из ее груди донесся панический крик, и дрожащие в стразе глаза остановились на Синдзи.

— Помоги мне!.. Прошу… Синдзи!.. — взмолилась она жалобным голоском. — Спаси!.. Синдзи… Ты мой господин!.. Мой дорогой… ты мое все… Умоляю, не позволяй ему сделать это!.. Я только твоя, я принадлежу тебе, пожалуйста, Синдзи, мой Синдзи, спаси меня!.. Синдзи! Синдзи!!!

Блондин расхохотался.

— Ты смотри, как заговорила, цаца. Боюсь, твой ненаглядный тебя уже не слышит — он уже, вроде бы, немножечко мертв. Но не волнуйся, ты к нему скоро присоединишься.

Аска вдруг замерла, а потом закричала бешеным голосом, забившись, словно мушка в паутине, и с отчаянным криком потянувшись руками к Синдзи, но блондин с силой придавил ее торс к земле, развел пальцами ягодицы и рывком всадил свой огромный член прямо ей в попку.

— НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!!! Только не это!!! — Аска широко округлила глаза и, изогнувшись, исторгла полный ужаса и боли вопль. — Не-е-ет!!! Хватит, не надо!!! Синдзи!!! Я не могу!.. Нет…

Блондин забил членом в ее анусе, легко преодолев сопротивление узкой плоти, и налег сам сверху, начав вталкивать ствол глубоко в кишечник через сомкнутые бедра девушки, чей крик быстро затих, когда воздух в груди кончился. Она притихла, лишь залившись горькими слезами, и под ударами мужчины подергивалась, сжав зубы и болезненно поскуливая от каждого его толчка. Пальчики ее сжались в кулаки, голова вжалась в приподнятые, держащиеся на одних локтях плечи, сморщенное личико исказила страдальческая гримаса даже не столько от раздирающих ощущений в попке, сколько от опустошения и ужаса в душе, от чувства беспомощности и невыносимого осознания, что Синдзи, которого она так отчаянно звала, на кого надеялась, за кем столь преданно и самоотрешенно следовала, не сможет ей помочь.

Но Синдзи все слышал. Он видел каждый момент сокрушенных страданий Аски, слышал каждый ее слезный стон, ее жалобную мольбу, всхлипы и надрывной плач. Он смотрел прямо в ее затекшие голубые глаза, дрожащие от боли, померкшие от невыносимого опустошения в душе, от рвущегося в агонии сердца, смотрел на ее сжавшееся лицо, ее испачкавшиеся грязью рыжие волосы и ничего не делал. Тело практически не подчинялось — руки не могли даже подняться, ноги лишь слабо шевелились по земле, грудь при каждом вдохе распирало жуткой резью, от которой хотелось разразиться кашлем, а голова едва держалась, чтобы не треснуть.

Но Синдзи не шевелился и потому, что Аска с почти что отчаявшейся надеждой все еще бросала на него умоляющие взгляды. Она видела, что он еще был жив, она просто не могла представить обратное, и даже разрываемая под жесткими толчками блондина, сотрясаемая его членом в своем ануса, она все еще ждала его, своего спасителя. И поэтому Синдзи ничего не делал. Только лишь смотрел, видя даже не столько измученную придавленную и насилуемую рыжеволосую девушку, сколько бездонную черную бездну, которую так давно ждал. Она была уже на расстоянии вытянутой руки, сладко маня и зовя к себе.

«Колыбельная… моя песня… Нет. Это другое. Мертвый конец. Я не хочу этого. Нет, не надо, это неправильно. Я сделаю все сам. Прошу, я хочу сам дойти до конца».

«Нытик».

Аска пронзительно вскрикнула и, зарыв напряженно скривившиеся пальчики в землю, уткнулась искаженным болью и отчаянием лицом в пол. Синдзи слабо пошевелил ногой. В метре от него лежал неосторожно брошенный блондином пистолет. Хребет вспыхнул острой болью, отчего взгляд едва не потух, но Синдзи прикусил язык, чтобы не закричать во весь голос, прерывисто выдохнул, выплеснув из носа вновь пошедшую кровь, и продолжил движение бедром. Занятый насилием Аски гопник не обращал на него никакого внимания, а сама рыжеволоска очень кстати с тяжелым сдавленным стоном опрокинула голову к земле — увидь она, что Синдзи начал шевелиться, могла бы ненароком что-нибудь воскликнуть и привлечь внимание блондина.

Несколько мучительных секунд ушло на то, чтобы вывернуть ногу в неестественное положение и сорвать позвоночник в невыносимую резь, однако, уже когда разум затрещал и зашатался на грани пропасти от боли, ступня подцепила рукоять оружия и подтолкнула пистолет чуть поближе к телу. Совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы он смог немного сползти вниз и дотянуться до него все еще работающим мизинцем левой руки. Спустя несколько десятков секунд возни, наполненных тяжелым напряжением избитого тела и горьких криков девушки, Синдзи удалось притянуть пистолет к бедру и нажатием указательного пальца выбросить магазин. Однако далее нужно было достать патрон, и тут стало действительно плохо. Практически несгибаемая в локте отбитая левая рука, ватная и тяжелая, с трудом подтянулась и заползла в карман, хотя к этому моменту Синдзи уже готов был взвыть. Глаза сами по себе заслезились от боли, дыхание сорвалось и из груди донеслось сиплое пыхтение, конечности задрожали, и мозг заполнила бешено кричащая мысль, чтобы он бросил это пустое занятие, дал отдых измотанному телу и плюнул бы на все мирские заботы. Пока его пальцы просовывались сквозь складки одежды, нащупывая патрон, Синдзи уже натужно скулил вполголоса, надеясь, что его голос не будет слышан за мучительными стонами Аски.

Но вот блестящий металлический цилиндр выпал на землю вслед за трясущейся рукой, грудь выпустила воздух, расслабив легкие, и боль ненадолго отступила. Но мимолетное облегчение продлилось недолго — зашипев, Синдзи зашевелил запястьем, разминая одеревеневшие мышцы, а затем ладонью подтянул магазин к патрону. Почти не глядя, задыхаясь от напряжения, он стал пальцам проталкивать его в паз, прижимая тугую пружину подавателя. Почти вслепую, работая ослабшей рукой, он неоднократно успел проклясть все на свете, отвоевывая у равнодушного механизма миллиметр за миллиметром, пока патрон, к его невероятному облегчению, не скрипнул о металлический загиб корпуса и не лег на положенное ему место. Выдохнув и расслабив окаменевшее плечо, Синдзи после секундного отдыха поставил магазин вертикально и насадил на него рукоять пистолета до ласкающего уха щелчка защелки. Взвести курок уже не составило проблем, и дальше оставался последний шаг — настолько трудный, что сперва у Синдзи опустились руки от безнадеги.

Ему нужно было поднять пистолет и выстрелить. Поднять хоть какой-то рукой, учитывая, что одна почти не слушалась, а на второй был сломан большой палец, неподвижно зафиксировать пистолет, чтобы тот не шатался из стороны в сторону, и попасть в прыгающую фигуру пыхтящего на жалобно скулящей девушке блондина. То есть совершить то, что из-за своей невероятности было лишено смысла.

И тогда Синдзи вдруг расхохотался. Не вслух — лицо его все равно не позволило бы сделать это, а внутренне, просто потому, что больше ничего не оставалось. Он знал, что стоило ему хотя бы на секунду поддаться отчаянью, и все пойдет прахом. Он все еще держал в голове все свои приключения, всех своих жертв, кого он изнасиловал и чьи судьбы покалечил. Он понимал, что, задумайся он о рациональности своих поступков, хоть каких-то шансов на успех, отдыхал бы он сейчас за решеткой. Или под землей.

Поэтому, с презрительно насмешкой над собственными страхами, он поднял пистолет за раму левой рукой, уперев основание магазина в ладонь, правой обхватил рукоять, стараясь не двигать ноющим адской болью большим пальцем, выпустил воздух из легких и расслабил тело, кроме плеч и трясущихся рук, а затем, растянувшись в улыбке, громко позвал:

— Йо!

Блондин, уже дошедший до возбужденного исступления и буквально вбивший разодранную попку Аску в землю, замер и, словно не веря своим ушам, медленно поднял голову. И когда его бешеные глаза встретились с черным дулом, а красное от похотливого напряжения взмокшее лицо вытянулось, произнеся скрипучим голосом:

— Вот блять…

Синдзи вдавил спусковой крючок. Огненная вспышка так и осталась висеть перед глазами, когда тяжелый пистолет с оглушительным грохотом от удара отдачи выскользнул из руки, окончательно вывернув палец, и нечеловеческая боль пронзила все его тело, сконцентрировавшись горящим пучком дикой рези в области запястья. Ощущения оказалось настолько невыносимыми, что, закричав во весь голос, Синдзи брыкнулся на бок и, согнувшись, провалился в бездну агонии, не потеряв сознание, а замерев где-то в эпицентре самых страшных страданий.

Он не помнил, сколько времени ему пришлось провести в аду — минуту, час или вечность, но когда волны боли затихли и голову перестали разрывать чудовищные ощущения, Синдзи обнаружил себя все еще лежащим на пыльной земле складского дворика, измазанного собственной кровью. Вокруг висела неестественная тишина. Попытавшись привстать и тут же вскрикнув от рези в теле, Синдзи сначала совладал с собственным телом, путем мелких подергиваний конечностями проверив, что еще работает, и только затем приподнялся.

Несмотря на жуткое головокружение и давление в голове, он смог разглядеть валяющееся в нескольких метрах от него тело. Блондин с простреленной через глаз головой, где зияла жуткая кровавая дыра, очевидно, был мертв. В стороне, обхватив колени, в рваной школьной униформе сидела Аска — потерянная, разбитая, похожая на призрака, с безжизненно каменным, ничего не выражающим лицом и пустыми бледно-синими глазами. Слезы на ее щеках давно высохли, оставив пыльные дорожки, и Синдзи на секунду показалось, что она тоже была мертва, но тут ее голова медленно повернулась в его сторону и взгляд замер, словно устремленный в пропасть. Аска смотрела долго, невыносимо долго, смотрела на него, словно манекен в пустоту, и тут вдруг ее губы слабо шевельнулись, глаза, кольнув проступившими кристалликами слез, зажглись тусклым голубым светом, а на лице проявилась маска глубочайшей боли, вобравшей в себя и весь ужас от перенесенного насилия, и все ее переживания, уже давно перешедшие черту отчаяния, и всех ее чувств, хрупких, полных надежды, робкого чаяния, мучительной преданности и презрения к самой себе. Но за опутавшей ее паутиной страдания мелькнул и лучик счастья, призрачного, пугливого, такого, в который она боялась поверить, или просто не могла найти в себе сил. И теперь уже чистые слезы ручейками потекли из ее глаз, губы сокрушенно растянулись в страшной по своей внутренне боли улыбке, и тихий шершавый голосок протянул:

— Синдзи… Си-и-идзи… Прости меня… прости…

Он всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Я думала, ты умер… Я не знала, что делать… Я теперь грязная… я ненавижу себя…

Вдруг сорвавшись с места, она кинулась к нему, тут же рухнула на четвереньки — ноги ее не держали, подползла, надрывно плача и усеивая землю под собой капающими с лица слезами, а затем окончательно свалилась в пыль и сжалась клубочком, обхватив колени и обнажив бедра, где виднелся все еще горящий от жуткого раздражения темно-красной краской анус.

— Пожалуйста, Синдзи… Пусть все это прекратится… Я не выдержу больше… Я не могу… Мне было так больно… так больно, Синдзи… Я так надеялась, я так ждала, что ты придешь и спасешь меня… что ты защитишь меня… ты, мой принц, мой король… Я хотела быть только твоей, всегда… А сейчас… я не… не вынесу… одна, без тебя… Синдзи… умоляю, не бросай меня… будь со мной… обними меня… спаси, прошу тебя…

Беспомощно сжавшись, Аска сломлено шептала эти переполненные горечью слова тихим дрожащим голоском, не поднимая головы и всплакивая, кажется, обращаясь даже не к нему, а разговаривая сама с собой, молясь в пустоту. Синдзи уже смог подняться и, не обращая внимания на нещадно кружащуюся и гремящую голову, на темноту перед глазами и шум, на желудок, готовый вывернуться наизнанку и на нечеловеческую боль в теле, подойти к девушке. Заметив его тень на себе, рыжеволоска притихла, всхлипнув, медленно подняла свои мокрые заплаканные глаза, сверкнувшие голубой искоркой несмелой надежды, как вдруг рука Синдзи метнулась к ее шее, жестко обхватила и приподняла над землей.

— Какого черта ты здесь забыла, дурья твоя башка?! — рыкнул он, попытавшись ударить ее по лицу, но лишь скользнув слабой пощечиной из-за вспыхнувшего невыносимой болью пальца. — Совсем отупела, я тебя спрашиваю?

Вспыхнувшая секундной радостью Аска обледенела, хрипнула и в пронзившей ее душу страхе вновь залилась слезами.

— Син… дзи… — выдавила она. — Про… шу… Хватит…

— Чего ты мне тут скулишь, дрянь?! Кто тебя просил приходить, а? У тебя мать сестру рожает, так какого хрена ты тут делаешь?!

Притихнувшая рыжеволоска затряслась мелкой дрожью, осунулась и безвольно повисла на его руке, лишь разразившись тихим протяжным плачем. Занесший руку для еще одного удара Синдзи тяжело выдохнул — сил держать девушку у него больше не оставалось — отпустил ее тело и сам плюхнулся рядом на колени, чтобы перевести дух. От гнева, отвращения и нечеловеческой тоски он был готов заорать на месте вместе с ней.

Откашлявшаяся и проплакавшаяся Аска спустя некоторое время все же смогла приподняться, перебороть страх и робко произнести:

— Ты ранен, Синдзи…

— Не твое дело.

— Весь в крови… Я боюсь тебя…

Выдохнув и поборов очередной приступ боли, он поднялся и бросил в ее сторону сухой взгляд.

— Вставай. Надо уходить. Только сначала закончу дела.

Подняв пистолет, он уже неспешно, шипя от жутких ощущений в руке, зарядил магазин, подошел к неподвижно покоящемуся телу блондина, и без колебаний выстрелил ему в затылок. Аска вскрикнула от неожиданности и тут же замерла с полным ужаса взглядом, глядя, как из отверстия в виске засочилась кровь вперемешку с осколками кости и кусочками мозга. Синдзи вновь зарядил пистолет, и прострелил голову качка рядом. Он чувствовал себя отвратительно. Возможно, это был запоздавший синдром убийства, липкого ощущения крови на своих руках и отнятой жизни. Хотя ему казалось, что, наоборот, тошнотно он себя чувствовал потому, что не чувствовал никакой вины, пустоты или отвращения. Только тяжесть, усталость и какую-то неестественную тревогу, что эти громилы, даже будучи мертвыми, в любой момент поднимутся и вновь примутся за свое. Именно поэтому он добивал их в голову, и даже хотел стрелять и стрелять до такой степени, чтобы от их тело осталась лишь одна кровавая каша — но пуль на подобную прихоть явно не хватило бы, поэтому он заставил себя не продолжать.

Вместо этого Синдзи, еще раз зарядив пистолет, пошел в ангар. Там он сразу приметил тех, кто к этому моменту еще был жив — корчившихся в агонии и муках или доживающих свои последние минуты четверых гопников. Наркоман все еще вопил от боли, извиваясь, словно раздавленный с одного конца червь. Где-то вдалеке виднелось притихшее тело металлиста, от которого тянулась смазанная кровавая дорожка — похоже, его добила потеря крови. Толстяк и обмочившийся к тому моменту алкоголик почти перестали дышать и брыкаться, хотя все же подергивались, измазываясь в грязных красных лужах под собой.

И Синдзи, не торопясь и тщательно целясь, выпустил пулю каждому в голову, и мертвому, и еще живому, смерив на прощание переполненного диким ужасом торчка бесстрастным взглядом — остальные, кто еще был жив, вряд ли уже могли что-то видеть. И после каждого выстрела, перезаряжая магазин, Синдзи ощущал все глубже расползающуюся трещину в душе — необычную, но не сказать что жуткую или неприятную. Он сделал то, что должен был, и, когда на складе осталось 13 трупов с продырявленными головами, вдруг почувствовал себя легче и свободнее.

«Мои поздравления. День-другой ты себе отсрочил».

Аска боязливо прокралась на склад, только когда редкие, громом сотрясающие пространство выстрелы прекратились. Синдзи к тому моменту уже проследовал к отдельному закутку на другом конце ангара, где, по-видимому, находилась жилая зона отморозков. И когда рыжеволосая девушка, опасливо крадясь и, словно побитый перепуганный до смерти зверек, нервно озираясь на трупы вокруг, нагнала его, глазам ее открылся ужасающий вид. В дальнем конце комнаты на перине, пропитанной мочой и спермой, сидела обнаженная молодая девушка. Глаза ее были завязаны тряпкой, растрепанные короткие волосы все еще хранили следы засохшего семени, рот с потрескавшимися сухими губами был зафиксирован в раскрытом положении металлическими скобами, сделанными из ручек ложек, которые упирались в верхний и нижний ряд зубов, а распухший язык сдавливали в основании стянутые палочки для еды, не позволяя убраться ему обратно. Тело покрывала россыпь побоев — от легких светло-синих синяков до глубоких, почти что черных гематом размером с блюдце, но это было не самое страшное. Груди девушки, по форме ставшие похожими на жеваную курагу, с разбитыми продырявленными сосочками с вонзенными в них булавками, были нанизаны на спицу, словно мясо на шампур, — оба мягких молочных полушария протыкал здоровый штырь по самому центру, торча своим наконечником с левой стороны, тупым основанием с правой и поблескивая окровавленным стережем по центру. А между широко разведенных ног, привязанных к металлической балке, виднелась ее киска, точнее, то, что от нее осталось. Неимоверных размеров дыра, вывернутая плотью наизнанку, чьи разорванные половые губы были прибиты к бедрам скобами от огромного степлера — прямо плоть к коже. Клитор был вырван из уздечки и болтался куском продолговатого мяса, перевязанный проволокой в основании и напоминающий небольшой оголенный член. Края киски были усеяны колечками пирсинга, скрученными гвоздями и иглами, вонзающимися прямо в ее мякоть. Из уретры торчала широкая трубка с колпачком, а вход во влагалище перекрывал глубоко засунутый в него черный резиновый шар, от которого отходил шланг с грушей на конце, с помощью которого, похоже, закачивалась вода в баллон — тот был раздут до такой степени, что не просто расширил лоно до белой рези, а выдался над холмиком киски широким гладким бугром. Чуть ниже анус с вывернутыми краями, усеянными рубцами от длительного жесткого раздражения, наоборот, был закреплен в раскрытом положении металлическим колечком, от которого исходили ремешки вдоль ягодиц, проходили над поясом и смыкались на лепестках половых губ спереди, прикрепленные к ним зажимами-крокодильчиками. Плоть в ее лоне больше походила на склеенный в однородную массу фарш, растрепанный и растянутый до такой степени, что больше напоминающий вяленую резину розовато-лилового цвета. И по всему ее телу, особенно на локтях, под мышками и в области гениталий, виднелись черные точки уколов шприцом.

Девушка при звуках шагов пошевелилась и слабо простонала — не болезненно, не мучительно, а как-то буднично, будто на одних рефлексах — из ее рта вязкой струйкой потянулась слюна, язык забился о подбородок, а грудь прерывисто задергалась в частном дыхании, отчего колечки на сосках забрякали, открыв незаживающие раны, а ремешки на киске с трескучим скрипом стали по чуть-чуть надрывать и так уже растерзанную до предела плоть. Не нужна была докторская степень, чтобы понять — она находилась далеко за чертой сломленной опустошенности, напоминая даже не человека, а лишенного хоть каких-то намеков на осмысленное мышление куклу, игрушку в извращенных сексуальных пытках. Для полового акта, похоже, она уже годилась не больше, чем ведро с пудингом.

Увидев, как зашевелилась изувеченная девушка, онемевшая и залившаяся слезами Аска слабо вскрикнула и в ужасе прикрыла рот рукой.

— Мана, ты слышишь меня? — бесчувственным голосом позвал ее Синдзи. — Это я. Пришел за тобой.

Та замерла, потом дернула головой и не своим голосом протянула, будто находясь в замутненном трансе:

— Сен… Есе… Боще сенов…

Была ли это осмысленная речь, Синдзи не понял, но больше смотреть на это зрелище он не собирался. Подойдя к Мане, он сорвал с ее головы повязку и увидел ее пустые, лишенные какой бы то ни было жизненной силы глаза. Голова девушки качнулась, а язык начал совершать короткие лакающие движения.

— Мана, ты узнаешь меня? Понимаешь, где находишься? — Синдзи внимательно взглянув в ее обессмысленные глаза, подняв голову за подбородок. — Все закончилось, Мана. Мы идем домой.

Ему вдруг показалось, что за непроницаемой пеленой разбитой отрешенности вдруг сверкнул короткий огонек — словно отражение каких-то глубоких, невыносимо мучительных, чудовищно болезненных чувств, но затем ее губы растянулись в жутком подобии улыбки, и Мана с одурманенным видом потянулась к нему языком, словно попытавшись облизать.

— Боже… — выдохнула Аска. — Кошмар…

— Мана! Довольно. Я Синдзи, помнишь? Мы с тобой общались. Так что хватит пускать слюни, соберись. Ты мне еще нужна.

Та внешне никак не отреагировала, хотя и притормозила, застыв на месте с затекшими изо рта струйками слюны, а вот рыжеволоска вдруг нервно дернулась и боязливо прошептала:

— Т-Ты… ее знаешь?..

— Конечно знаю. Это моя подруга.

— Подруга?..

— Аска, хватит тупить. Неужели ты думала, что у меня кроме тебя с Рей никого не было?

Та неожиданно окаменела с растерянным выражением лица, будто над ней ударил оглушающий колокол, а Синдзи склонился к ногам Маны, снял палку и веревки, с помощью обнаруженного на столе ножа распутал путы на руках, но замешкался, когда его взгляд остановился на пронзенных иглами и кольцами половых губах и спице в грудях.

— Как это фигню вообще снять?.. — пробормотал он. — Здесь без хирургического вмешательства не обойтись. А, точно!

Он вдруг вспомнил, что видел у входа на склад — это могло сильно помочь. Окинув взглядом комнатку, где помимо груды тряпья в углу нашлись горы пустых банок и бутылок, кастрюли и обожженные копотью ложки, он нашел бутылку на вид чистой воды. Проверив, что так оно и есть, Синдзи осторожно снял с языка Маны палочки и бережно вытащил скобы изо рта, стараясь не тревожить раны на деснах. Когда он отстранился, девушка так и осталась сидеть с открытым ртом, кажется, даже не заметив, что ее больше ничего не удерживало, наоборот, что-то промычала и окончательно провалилась в прострацию. Тогда Синдзи поднес к ее рту горлышко пластиковой бутылки и стал осторожно заливать воду. Жидкость сначала быстро заполнила полость и стала выплескиваться через край, но спустя пару секунд Мана будто ощутила живительный поток на языке, распахнула сверкнувшие от скудно проступивших слез глаза, задвигала глоткой и вдруг стала жадно глотать, не останавливаясь. Синдзи влил воду без остатка, и девушка, в жуткой жажде испив всю жидкость до последней капли, вдруг стала языком двигать вдоль горлышка, а затем с усилием его всасывать так, что пластик стал сжиматься в плоский блин.

— Достаточно, Мана, — одернул ее Синдзи, у которого по спине прошла волна холода. — Поднимайся. Дома сможешь напиться вдоволь. Аска, помоги.

От его слов рыжеволоска вышла из оцепенения и с еле сдерживаемой волной дрожи подступила к девушке, приподняв ее за плечо. Синдзи взял за другое плечо, и они уже потащили было безвольно повисшую на них обоих Ману, как вдруг из-под груды одежды донеслось пьяное сонное бормотание. Аска пикнула и в страхе едва не рухнула на пол, однако Синдзи удалось ее удержать на ногах.

— Уведи ее в ангар и не оборачивайся. Я сейчас догоню.

Увидев, как из-за его пояса появился пистолет, побледневшая Аска кивнула, колыхнув копной потускневших из-за пыли рыжих волос, и потащила Ману к выходу, хоть подкосившиеся ноги ее заплетались с каждым шагом, а сил едва хватало, чтобы этот самый шаг сделать. Но тем не менее, Синдзи терпеливо подождал, пока обе они скроются за проходом, затем выставил пистолет перед собой и сдернул грязное одеяло с зашевелившейся кучи тряпья. Под ней оказался тот самый грязный немолодой бомж, что побрезговал отведать тела юных школьниц, зато с удовольствием изнасиловал учительницу. Похоже, он был пьян вдрызг и так и не заметил произошедшую за стеной перестрелку.

Скривившись от отвратительного запаха какого-то перебродившего пойла и аромата помойки, исходящего с его тела, Синдзи ногой развернул мужчину на спину, нацелился ему в висок и нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, в тесном замкнутом помещении показавшийся не таким громоподобным, зато куда как более оглушающим. С левой стороны лба бомжа образовалась ровная темно-багровая дырочка, из которой лениво потянулась струйка крови, — мужчина, похоже, умер, так и не придя в сознание. Однако, Синдзи даже понять не мог почему, именно это столь простое, даже элементарное убийство навалилось на сердце такой давящей массой тяжести, что он едва не рухнул на колени и не застонал.

«Просто устал. И ничего другого».

К девушкам он вернулся спустя минуту, и сразу же приметил, что Мана, вдруг затормозив при виде продырявленных трупов гопников, как-то оживленно задвигалась и даже твердо встала на ноги. Ее отрешенное лицо сначала вытянулось, проявив признаки мыслительной деятельности, а потов друг озарилось какой-то странной смесью узнавания и радости.

— Чен… — пролепетала она то же, что и пятью минутами ранее, только уже более отчетливо. — Член… член.. Дайте член… еще членов… Члены!.. Дайте членов… еще больше членов…

Вдруг начав рыпаться, она оттолкнула от себя слабенькую Аску и упала на ноги перед безжизненным телом толстяка, не обращая внимания на его кровь и дырку в голове, и стала судорожно расстегивать его ширинку. Аска, пикнув от ужаса, тихо залилась слезами, но вмиг оказавшийся рядом Синдзи пнул ее в бедро, а сам подхватил Ману за руку и резко потащил к выходу.

— Чего разлеглась, двигай давай! — бросил он рыжеволоске, а затем обратился к задергавшейся Мане, все повторяющей «член, член»: — Будут тебе члены, сколько угодно и какой захочешь формы. Только потерпи.

Похоже, ее это немного успокоило, и, улыбнувшись глуповатой улыбкой, девушка поплелась за Синдзи, бросая безучастные любопытствующие взгляды на трупы вокруг. Хоть, возможно, ему это всего лишь показалось, но, кажется, в ее глазах помимо животного бездумья и апатичного отрешения стала пробиваться тяжелая, больше чем невыносимая боль, скрашиваемая ноткой нереалистичного эфемерного удовлетворения.

Они втроем пришли к фургону, который, к счастью, оказался не заперт. Открыв заднюю дверцу, Синдзи залез первый, сразу же проверил коробки, в которых обнаружились шприцы, выпивка и одежда, достал что поновее, оставил бутылку с сётю — крепкой рисовой водкой с высоким градусом, а затем порылся под сиденьем, обнаружив там ящик с инструментами и аптечку.

— Залезайте, — скомандовал он девушкам, выкинув последнюю коробку с мусором за забор. — Я сейчас подойду.

Ему пришлось вернуться за собственной сумкой и шокером, а также за ключами от машины, проверив на предмет оных каждое тело. Как ни странно, обнаружились они у убитого последним бомжа. Вернувшись к машине и забравшись в салон, Синдзи вдруг ощутил, как бессвязно что-то пролепетавшая Мана приподнялась с колен дрожащей, словно листочек, Аски, и потянулась к его ширинке с пустым выражением лица, пуская слюни и беспрестанно самозабвенно повторяя:

— Член… дайте член… еще член…

Синдзи снова ощутил, как его прошиб ледяной пот. Мана просила не члена, а очередной дозы наркотиков, которые, судя по всему, были наградой за каждый половой акт.

— Аска, держи ее за руки.

Рыжеволоска вздрогнула, но подчинилась, и тогда Синдзи вытащил из ящика плоскогубцы, обмотал их целлофановой лентой с прозрачного пакета, спрыснул водкой, а затем придвинулся к Мане. Та даже не пикнула, только заелозила ногами.

— Держи изо всех сил, что бы ни случилось.

И с этими словами он облил израненное тело девушки водкой, особенно ее раны. Та сначала слабо дернулась и притихла, отчего Синдзи даже показалось, что ничего страшного не случится, но потом вдруг протяжно застонала, стала ворочаться, а затем — с силой забила ногами в борт машины, скривившись и хрипло заревев. Не дав ей опомниться, Синдзи клещами вцепился в спицу на груди, и нерезким сильным движением выдрал из плоти, а затем еще раз спрыснул водкой засочившиеся кровью отверстия и приклеил к ним лейкопластыри с марлевым тампоном. Мана, всхлипнув, закричала скрипучим сломленным голосом, мучительно сжавшись, а затем вдруг заплакала — самыми настоящими слезами, как плачет обычная девушка. Хоть разум к ней еще и не вернулся, но боль она уже воспринимала как человек, сбросив с себя эту жуткую личину бездумного, ошалевшего от бесконечного насилия животного. Слушая ее крик, Синдзи взял нож и пропорол надутый шар в ее влагалище, из которого сразу же выплеснулась вода, после рывком вытащил сдувшийся резиновый баллон, отчего Мана разразилась новой порцией страдальческих воплей, а из ее чрева вдруг вырвался поток расплывшейся белесой жидкости. Несколько литров растворившейся до водянистого состояния спермы залили пол машины дурно пахнущей лужицей, и тогда Синдзи дал ей передышку, тряпкой вычистив пол и промыв водой влагалище. А когда Мана чуть успокоилась, он продолжил операцию.

Минут двадцать ему пришлось потратить на то, чтобы вытащить из тела девушки все иглы, спины и булавки, разогнуть кольца пирсинга, срезать ремешки с ануса и половых губ и вытащить колечко из кишечника, затем продезинфицировать все это водкой и наложить пластыри, а где они не могли прилипнуть — заткнуть ватой и перевязать бинтами. Мана, поначалу вновь взорвавшаяся диким криком, ближе к концу растеряла все силы и, обмякнув, растянулась на полу, лишь слабо протяжно постанывая. Ее лицо периодически искажала гримаса муки и жуткой боли, но теперь оно хотя бы не походило на секс-куклу, безмозглый кусок мяса для нескончаемого траха, хотя и хранило неизмеримый массив боли и наркотического безумия, который ей еще предстояло осознать и пережить в последней волне.

Завершая процедуру, Синдзи сам едва не кричал от боли — работать со сломленной и перебитой рукой, с ушибами по всему телу и истекая кровью было невыносимо. Он сам едва боролся с соблазном, чтобы для облегчения не глотнуть алкоголя, но позволил себе лишь легкую дезинфекцию на тело и бандаж из бинта и марли. Про палец лучше было не думать — он распух почти что до формы сардельки и адски болел, стоило его лишь хотя бы коснуться.

— Снимай одежду, — скомандовал Синдзи Аске, стерев с себя кровь и жгущий пот, когда работа над Маной была завершена.

— А? — испуганно дернула бровями та.

— Снимай одежду и дай ее Мане. Порвана только юбка, но носить можно. Сама наденешь что-нибудь из этого тряпья.

Он кивнул на скомканный влажный обрывок майки, которым вытирал вырвавшуюся из влагалища Маны сперму, а сам снял с себя изорванную в клочья и испачканную кровью сорочку и надел вместо нее обнаруженную на переднем сиденье клетчатую рубаху — тоже не самую чистую на свете. Затрясшаяся от еле сдерживаемого рыдания Аска подчинилась и стала снимать с себя униформу, а Синдзи перебрался на переднее сиденье и накинул на голову лежащую там же бейсболку, чтобы хоть как-то скрыть факт присутствия подростка за рулем.

— Белье можешь не переодевать, — бросил он все же беззвучно заплакавшей рыжеволоске, которая уже натянула свою блузку на отрешенно свернувшуюся у ее ног и забившуюся в судорогах от холода Ману.

Синдзи не раз видел, как водит Мисато. Однажды ему даже удалось посидеть за рулем по-настоящему, тронувшись с места с механической коробкой передач. Было непросто, да и всех тонкостей он не помнил, не говоря уже о практически никаких знаниях правил дорожного движения, но иного пути у него не было. Заведя машину, к счастью, без всяких проблем, он мысленно прокрутил в голове, где какие педали находятся, как управляется автомобиль и как лучше будет ехать по улице, затем по памяти выжал сцепление и одновременно дал газу. Машина запыхтела, задергалась и благополучно заглохла.

— Шикарно. Отключить передачу, повторить сначала.

Мари приходила в себя медленно — сначала слабо качнулись ее длинные ресницы и дрогнули веки, затем обнаженные прелестные грудки пришли в движение, колыхнувшись от чуть более глубокого дыхания, возвестив о возвращении сознания девушки. Ее слегка поблекшие из-за крайне долгого пребывания в небытии сине-изумрудные глаза с призрачным отблеском стали неспешно отворились, словно с трудом продираясь сквозь обретшую плотность завесу яркого дневного света, молочной массой залепившего все пространство вокруг. Как только ласкающий теплом солнечный луч упал на голову Мари, зрачки ее сразу же сузились до размеров двух черных булавочных головок, а расслабленное, украшенное глубокими, но уже зажившими и отчасти растворившимися кровоподтеками личико дернулось в машинальном рефлексе и еле заметно скривилось — насколько ему позволили синяки и ушибы.

Девушка моргнула, со второй попытки все-таки раскрыв глаза и обретя способность видеть, но еще не выветрив из головы спутавшую сознание мутную дымку и не обретя контроль над телом. Однако по мере того, как порциями стремительно возвращалась память и активировался мыслительный процесс, взгляд ее делался все осмысленнее, чище и ярче, обретая свою искомую красоту. События минувших часов или даже, может быть, дней головокружительным водоворотом пронеслись перед глазами, наполнив сознание ее персональными, еще не успевшими выветриться эмоциями, переживаниями, стремлениями — всем тем, что составляло ее личность. А за ними последовали и чувства, глубокие, даже интимные — гнев, радость, возбуждение, страх, надежда, благоговение, разливающие по венам трепет и наполняющие сердце обжигающей теплотой, и тело от неожиданной лавины ощущений ответило непроизвольной судорогой, заставив рывком дернуться конечности. Вот только что-то их удержало, не позволив шевельнуться даже на сантиметр, и мозг Мари, перегруженный вихрем нейронных сигналов, в беспомощности обрушил разум в хаос из одного треска, шума и крутящегося вихря.

— О-о-ох… — послышался ее болезненный голос, дрожащий из-за подступившей к горлу тошноты. — Мне плохо…

Еще минут десять ей пришлось потратить, чтобы хотя бы собрать из осколков воспоминаний общую картину и развеять режущий калейдоскоп перед глазами, поборов мутящий стон.

— Ты под кетамином, моя ненаглядная, — донесся до ее ушей спокойный, даже слегка удовлетворенный и капельку ехидный голос Синдзи. — Пробуждение дается непросто, но ты, главное, не думай о блевотине, и тогда не…

Его речь прервал смачный утробный звук рвоты, вырвавшейся изо рта девушки и залившей ее голую грудь жидкой и крайне неаппетитной массой.

— Ну я же говорил, не думай о тошноте… Сейчас уберу… Ладно, так даже лучше, я думаю. Учитывая, чем мы сейчас с тобой займемся, опорожнить желудок заранее будет не лишним. Я кстати тоже проблевался, пока проводил подготовку. Ты не представляешь, какие они отвратительные.

Пока Синдзи губкой стирал рвоту с ее тела и мокрой тряпкой досконально очищал кожу, Мари успела прийти в себя и окончательно прояснить зрение — хотя по слеповато прищуренным векам и сведенным бровям было заметно, что без очков ей было тяжело разглядывать детали. Немного пошевелив пальцами, подергав конечностями, насколько ей позволили почти иссякшие силы и ударная доза медицинского наркоза в крови, девушка окончательно пришла к выводу, что двинуться с места ей не удастся. Она — совершенно голая и изрядно побитая — лежала спиной на столе, и каждая ее конечность была намертво привязана к каждой ножке, причем сам стол ощутимо накренился вперед. Видимо, две его опоры были подпилены почти у самого основания, отчего тело не лежало горизонтально, а под небольшим углом к полу. Конечности стягивала жесткая проволока, туго врезавшаяся в кожу до крови и до онемения приковывающая запястья и лодыжки к ножкам, более того, сами пальцы были проводом стянуты восьмеркой, который, похоже, был ввинчен в столешницу саморезом. А, судя по морозному холодку на коже, с внутренней стороны стол обивали железные рамки, что сразу же ставило крест на любой попытке высвободиться.

Сама Мари находилась в собственной комнате своей квартиры, сейчас изрядно перепланированной — не считая стола, на котором располагалась она, вся прочая мебель либо была задвинута к стенкам, либо выкинута в коридор. Исключение было сделано для небольшого кофейного столика, накрытого белой простыней, на котором виднелся большой серебристый поднос с аккуратно разложенными на нем в ряд хирургическими инструментами и шприцами, найденными в личных вещах Мари. Весь пол устилала прозрачная пленка, а под столом на полотенце виднелись небрежно разбросанные интимные принадлежности девушки — вибраторы всех форм и размеров, смазка, роторы, кляпы и вакуумный насос. Чуть поодаль виднелись ведро, до краев наполненное водой, дрель и красный пластиковый контейнер для переноса рыбы, внутри которого под лучами солнца просвечичвалось что-то барахтающееся и бултыхающееся.

— Хо-хо, не слабо ты тут поработал, — пытаясь сохранить в голосе бодрость духа, пролепетала девушка заплетающимся сухим языком. — А как узнал, где я живу?

— Прочитал в твоем телефоне, — с леденящим душу спокойствием и полуулыбкой на идиллически-добром лице, разве что обезображенном шрамами и ранами, произнес Синдзи.

— А, телефон… — Мари криво улыбнулась и без тени злобы сказала: — Черт бы тебя побрал, Августин. Решил кинуть меня в последний момент… Эй, а сколько я вообще пробыла в отключке?

— Восемнадцать часов.

— Хех, не слабо… — ее взгляд скользнул по правой руке Синдзи, чья ладонь была крепко перебинтована тейпингом. — Смотрю, уже успел сходить к доктору. А как там наши девочки?

Тот пожал плечами.

— Понятия не имею. Я не проверял.

— Ясно, ясно…

Не сбрасывая с лица чуть нервозную улыбку, девушка вздохнула и опустила быстро уставшую голову на стол.

— Ты тут прямо камеру пыток устроил.

— Угу, — не без веселья в голосе ответил он.

— Хочешь меня наказать? Или просто хочешь получить удовольствие от садизма над беспомощной девочкой?

— Ни то, ни другое. Я хочу помочь тебе, Мари.

Он наклонился над ее покалеченным телом и нежно провел ладонью по коже от живота до груди. В свете солнца она и впрямь выглядела мраморной — чистой, сияющей и усеянной почти незаметными белыми прожилками, следами неоднократных операций.

— Помочь?..

— Да, Мари, помочь. Я не желаю тебе зла.

Она хохотнула, хотя от взгляда Синдзи не скрылась пробежавшая легкая рябь мурашек на ее теле и нервное подергивание прекрасных округлых грудок.

— Не желаешь мне зла? После того, как я изувечила твоих подружек? Истязала их. Убила, даже может. И ты мне, значит, теперь хочешь помочь? То есть, другими словами, отплатить той же монетой? Ха-ха-ха.

Однако Синдзи на смех девушки ответил лишь доброй милой улыбкой, поправив ее челку со лба.

— Забудь уже о них, Мари. Я здесь только ради тебя, потому что того желает мое сердце, потому что я сам желаю тебя, я трепещу, я трясусь только от одного вида твоего тела, твое красоты и твоей робости. Ты теперь такая хрупенькая, слабая, покорная, ты моя милая, ты вся моя, Мари, и я сделаю так, что ты таковой и останешься до скончанья своих дней.

Девушка чуть дрогнула, и на мгновение ее лицо словно накрыла тень, но она быстро спрятала оцепенение за надменную улыбку и насмешку:

— Да ну? Дай догадаюсь: дабы сохранить бла-бла-бла и связать нас вечными узами, ты будешь пытать меня и пытать, а потом снова пытать, и в доказательство своих чувств преподнесешь мне океан насилия и страданий, пока смерть не разлучит нас где-то через пару часов. Ух-ух, как интригующе, какой же подарок ты мне приготовил? — глаза девушки зажглись, хотя бедра и руки ее затрясло с невероятной силой. — Наверное, чувственный укол кислоты — воткнешь иглу шприца прямо в глаз и начнешь медленно впрыскивать химию, пока тот не лопнет от восторга. Но боюсь тебя разочаровать — в глазу не так много болевых рецепторов, так что лучше сразу в лимфоузлы под мышками, или в интимные места. Или, может быть, классика — метровый столб прямо в попку? Ой, прости, это уже было. Тогда как насчет запихать в анус сложенный надувной матрац и включить насос, чтобы наполняемая воздухом резина издевательски медленно, шаг за шагом рвала внутренности, пока весь ливер не лопнет вместе с брюхом? Да чего уж там, давай сразу сдерем кожу — тонким острым скальпелем снимем пласт за пластом, пока не обнажатся мышцы, которые, к слову, можно приятно пощекотать губкой с чистящим порошком. Ну и про кости не забудь, их травмы — одни из самых болезненных, особенно когда суставы поворачивают в сторону, не приспособленную для того организмом. Просверли мне коленные чашечки дрелью. Ты ведь не разочаруешь меня, дорогой? Я вся надеюсь на твою фантазию.

Она умолкла из-за накатившей на нее отдышки, обессилено растянулась на столе, чтобы перевести дух, нервно подергиваясь, будто от невидимых уколов, пока на побледневшей коже ее не проступил пот, а груди не закачались от слишком взволнованного дыхания. Но затем, замерев, она подняла на Синдзи тревожный взгляд и тихо прошептала:

— Не делай мне больно, пожалуйста…

— Хватит врать.

И тут девушка вдруг резко вскинула голову, наполнив устремленный на него взгляд столь неестественной серьезностью, растерянностью и даже опаской, но тут же смягчившись и как-то обреченно потеплев, словно сдавшись.

— Вот как… Значит, ты уже догадался. Давно?

— У меня были подозрения еще с нашей первой встречи, рассказ Каору только все подтвердил.

— Ох уж этот Каору, — Мари кисло усмехнулась. — Гаденыш водил меня за нос, словно базарный вор деревенскую простушку. Ну, и что он тебе рассказал?

— Всю твою историю с того момента, как вы познакомились — начиная с американской базы и до этих дней. Собственно, главное в его рассказе было описание изнасилования тебя теми техниками-отморозками — жесткого и изуверского. Тебя, кажется, едва ли не по кусочкам собирали, неоднократно оперировали, долго и мучительно возвращали к жизни. Тогда-то я и понял, что в тот момент ты потеряла чувствительность к боли. Я тут проверил, по-научному это называется аналгезией, это реальное неврологическое заболевание.

Девушка сокрушенно улыбнулась, откинула голову на стол, устремив свой вдруг показавшийся таким уязвимым взгляд в потолок.

— Да уж, теперь чувствую себя совершенно по-идиотски. Я так надеялась, что ты не догадаешься, а ты, оказывается, раскусил меня с первого взгляда. Ох, какой стыд… Но знаешь, ты не прав в одной детали. Даже в двух. Хочешь знать?

Синдзи присел на край столика, кивнув и приободрив учтивой улыбкой девушку, чье неловкое выражение замешательства прибавило красоты к ее и так обнаженному соблазнительно растянувшемуся на столешнице телу.

— Во-первых, у меня не аналгезия, а специфическая синестезия — замена одного восприятия на другое, точнее, их смешение. В общем, чтобы не ломать тебе голову, у меня нарушено восприятие боли — вместо крайне неприятных и мучительных ощущений я чувствую обратное. Эдакое волнительно-трепетное возбуждение с изрядной долей наслаждения, блаженства или кайфа, если хочешь. Но не подумай, что это психическая девиация, у меня на самом деле происходит замещение сигналов боли на удовольствие — на уровне нейронов. Как сказали врачи, барахлит мозг, что, однако, спасает меня от полной нечувствительности и паралича, хотя и приводит к чрезмерной травмоопасности.

Она смущенно хихикнула.

— Что уж и говорить, если любое повреждение тела, любая болезнь или прочее состояние организма, причинившее любому другому человеку лишь страдание, вызывают во мне одно наслаждение. Пришлось долго приучать себя не кромсать при первой же возможности. Поверь, это не так просто, когда малейшая царапина щекочет, как при страстной ласке, а перелом костей приводит к невероятно бурному оргазму. Казалось бы, я самый счастливый человек на свете, но, увы, как и любые другие ощущения, моя сладкая боль имеет свойство притупляться и слабеть, поэтому, чтобы я окончательно не угробила себя в буйном экстазе, врачи ослабили нервный столб в позвоночнике и искусственно подавили мою чувствительность, заменив часть рецепторов на синтетические аналоги, способные лишь передавать тактильную информацию. Стало невыносимо тяжело чувствовать, что эта манящая боль где-то рядом, что наслаждение ждет тебя буквально в одном шаге, но не иметь возможности достичь его. Лишь только сексуальное возбуждение — исключительно психологическое — способно хоть как-то расшевелить мое тело, на некоторое время вернув ему способность воспринимать боль, а следовательно, наслаждение. Вот такая вот замкнутая петля.

Ненамного замолчав, Мари отвела взгляд к окну, будто из стыда или опасения показаться каким-то монстром, уродцем. Но через секунду заговорила вновь.

— Вторую ошибку ты допустил, предположив, что моя болезнь связана с тем групповым изнасилованием. Нет, все началось гораздо раньше. — Синдзи не мог не расслышать, как тяжело ей дались эти слова, но девушка, преодолев какой-то внутренний барьер тяжести и подавленности, продолжила. — Мне исполнилось шесть лет в тот день, когда отец впервые изнасиловал меня. Насколько я знаю, моя мать умерла во время родов, так что день рождения всегда был черным днем для меня. С его приближением из года в год папа грустнел, становился все мрачнее, строже, а ровно в тот день, сколько я себя помню из детства, напивался и каждый раз жестоко меня избивал. Чего уж говорить, в том возрасте больше всего на свете я боялась своего дня рождения. К своему шестилетию я как обычно спряталась под кроватью, надеясь, что хотя бы в этом году папа не разозлится, но я даже и представить не могла, что меня ожидает. Когда он вернулся домой и после опустошенной бутылки поднялся в мою комнату, я едва не лишилась дара речи от его ужасающего взгляда — вместо обыкновенной злости и ненависти в его глазах отразилась невыносимая тяжесть, будто черные грозовые облака заполнили его душу. Тогда я еще не поняла, что это было выражение сломленной пустоты, потери надежды, смерть при жизни. Я онемела от страха, обледенела и только крупно затряслась, потому что видела по его глазам, что больше бить он меня не будет. Вместо этого папа опрокинул меня на кровать, перевернул на живот, разорвал мою пижамку и с нечеловеческой силой, мощью, безжалостностью жестко изнасиловал. В одном порыве он воткнул свой просто огромной член в мою киску, ты представляешь, Синдзи, исполинский столп в детскую несформировавшуюся писючку, чьи губки походили на простые складки кожи, а дырочка влагалища не достигала и размера ноготка!

Произнеся последнюю фразу с надрывом, Мари вдруг затряслась, покрывшись мурашками, и далее стала говорить тихо, старательно скрывая дрожь и не показывая выдавившиеся слезы на устремленных в сторону окна глазах.

— Я закричала так сильно, что сорвала голосовые связки до крови. Знаешь, Синдзи, я много видела боли на своем коротком веку. Я видела, как мужчины скулили, плакали, орали, словно дети, я видела отчаяние и муки слез женщин, я причинила многим людям просто нечеловеческую боль. Но еще ни один человек на планете за всю мою память не орал так, как кричала я в день своего шестилетия. Моя киска рвалась с мясом, кровь хлестала по простыне, плоть выворачивалась наружу, весь низ моего живота превратился в один мясной фарш, а я кричала и кричала, я хрипела и булькала в пене, я пыталась содрать с себя кожу своими маленькими ноготками, потому что это было невыносимо больно, это было нечеловечески, просто нереально как больно, это невозможно было вытерпеть. Я плакала огромными солеными слезинками, которые заливались в мой ревущий рот, я захлебывалась в соплях, я молила, чтобы мои мучения прекратились, чтобы я умерла, но тело перемалывало все в новых и новых волнах боли, одна сильнее другой. И папа драл меня полтора часа без остановки, рвал и пронзал брюхо своим членом, даже когда от влагалища и матки ничего не осталось, и я уже потеряла все силы, чтобы кричать, чтобы даже дергаться, я только беззвучно плакала и сипела от непрекращающейся боли, этих скользящих раздирающих ощущений, треска плоти, скрипа натертой до кровавой рези кожи, чувства раздвигающегося мяса в чреве, ударов крепкого столпа о живот. Кажется, я уже была мертва, но даже тогда боль не покидала меня…

Мари не смогла сдержать слез в своем голосе. Замолчав, чтобы не всхлипнуть, она сделала долгий перерыв, так и не повернув голову к Синдзи, лишь вздрагивая от внутренних уколов на сердце.

— А потом я вдруг испытала оргазм. Оргазм такой силы, что мое тело вспыхнуло пламенем невероятных чувств, в котором смешалась вся та жуткая боль, все мое сокрушение, горечь, страх, и все это вдруг перемешалось вихрем, загорелось, заискрилось, вспыхнуло и разлилось жидким светом по венам. Мое разорванное, истерзанное тело словно пронзила молния — не страшная и убивающая, а легкая, воздушная, ласкающая, внутри будто затрепетали сотни, тысячи бабочек, кожа превратилась в расцветающие лепестки, а в животе, в его основании будто взорвалась сверхновая звезда, залив каждую клеточку моего тела невероятным, завораживающим, восхитительным, просто неописуемым наслаждением. Я закричала вновь, на этот раз сладостно, восторженно, возбужденно, мгновенно позабыв обо всей той боли и ужасе, что пожирали меня секундой ранее, потому что я была выше небес, я парила в экстазе, мой разум затуманила одна нежная пьянящая пелена блаженства. Бурный, бешеный, неистовый оргазм длился больше получаса, не угасая ни на толику, все то время, пока отец насиловал меня — и в киску, и в попку, и в ротик — а я, захваченная этими волшебными ощущениями, лишь подчинялась его движениям и скользила по его члену, била на нем бедрами, лизала и глотала сперму, совершенно ничего не понимая, да и не желая понимать. В тот день, даже не имея ни малейшего представления о том, что такое оргазм или хотя бы секс, я испытала самую жуткую боль, последнюю в своей жизни, и самое сладкое наслаждение. И все последующие дни я пыталась это повторить, но так и не приблизилась к подобному ни на йоту.

Вновь выдержав паузу, Мари все-таки повернула к Синдзи лицо, одарив его теплым прослезившимся и немного сконфуженным взглядом, и неловко улыбнулась.

— Знаю, что ты думаешь, — я полная дура. Да, наверное, так и есть. Моего отца посадили после того, как обнаружились следы изнасилования при медосмотре. Мне сказали, что он покончил с собой, не дожидаясь суда. Меня же отправили в НЕРВ, ну а остальное, полагаю, ты знаешь — все эти изнасилования, игры с мужчинами, соблазнение и мои увечья. Я просто… просто хотела, чтобы все стало, как прежде. Чтобы я чувствовала все то же, что и все — настоящую боль, настоящее удовольствие, чтобы мое тело вновь ощущало холод и жар, влагу и сухость, чтобы я сама могла чувствовать… и жить где-нибудь как прежде, с отцом, прячась под кровать в свой день рождения и все-таки оказавшись избитой до потери сознания, чтобы наутро видеть папин взгляд, полный вины и сострадания.

В ее чистых зелено-голубых глазах промелькнула вымученная грусть.

— Но я ведь этого не заслужила… Ничего из того, о чем мечтала… Поэтому, Синдзи, я решила, что ты будешь моим палачом.

Тот не шевельнулся, когда девушка замолчала, не выразил на лице ни единого чувства и не сказал ни слова. И только когда Мари расслабленно откинулась на столешницу, проглотив последние слезы и оставшись наедине со своими чувствами, он поднялся, достал кипятильник, которым она прижгла влагалище Аски, и, включив в сеть, опустил металлическую спираль в ведро с водой. Затем Синдзи встал перед Мари, медленно расстегнул и снял свою рубашку, открыв шрамы, рубцы и кровоподтеки по всему телу, надел на руки медицинские перчатки, а затем взял со столешницы хирургический зажим на длинных ножках с изогнутой браншей и, развернувшись, наклонился к красному контейнеру.

— Да, кстати, — он остановился, положив руку на крышку. — Почему ты зовешь меня жаворонком?

Девушка, что со все нарастающей тревогой в глазах внимательно следила за каждым его действием, застыла с недоуменным взглядом и с легкой запинкой произнесла:

— Я зову тебя жаворонком? Нет… Это не так, жаворонком называл тебя Нагиса, я лишь подхватила за ним.

— Каору? — Синдзи от неожиданности даже распрямился.

— Да. Подожди, а ты еще не понял? Все это придумал он — череда насилия над твоими близкими, шантаж, безумная игра. Это он мне открыл глаза, что именно ты сможешь стать человеком, кто исполнит мое желание, благодаря нему я узнала о тебе, о том, что мы схожи.

— Схожи?

— Брось, Синдзи. У нас есть дар затмевать разум людям противоположенного пола, сбрасывать их в пучину страсти, приковывать к себе цепями порочного и ненавистного обожания, вынужденной привязанности, сколь жестоко не было бы наше обращение с ними. Как собачки, они делают то, что мы им прикажем, одним щелчком разбивая их сопротивления и вынуждая терпеть и желать большего. Почему все твои девушки так легко тебе отдаются? Почему они так нелепо и немощно сопротивляются? Почему чувствуют постыдное удовольствие, даже когда ты их грубо насилуешь? Неужели ты этого еще не заметил?

«Упс. Она разгадала наш маленький секретик, один-один по очкам».

Выдохнув, Синдзи сел на пол и провел пальцами по лицу.

— Просто это… истинные надежды и мечтания…

— Что?

— Ладно, это уже не так уж важно. Будь то Каору или сама судьба, но сейчас ты лежишь на столе, и я собираюсь тебя уничтожить.

Мари притихла, перестав дышать, и даже взгляд ее застыл, словно покрывшись инеем.

— Я не собираюсь тебя пытать или мучить до смерти, тем более что боль ты все равно не воспринимаешь. Вместо этого я излечу тебя от нашей общей болезни одним не очень приятным способом.

Открыв красный контейнер, из которого сразу же донеслось плескающееся барахтанье, брезгливо скривившийся Синдзи погрузил в жидкость зажим, схватил небольшой извивающийся объект, и вернулся с ним к девушке.

— Это какой-то мутировавший вид миксины, названный местными рыбаками морским демоном. Несмотря на их мерзкий вид, большой опасности не представляют, однако даже один такой красавец, попавший в трюм вместе с рыбой, способен погубить весь улов за пару дней.

В браншах зажимов был зажат крупный извивающийся червь, толстый, длинный и абсолютно прозрачный, словно состоящий из одного бесцветного желатина. Существо диной в 15 сантиметров обладало неким подобием рта на одном конце, похожим на присоску пиявки, без зубов, но с мягкими шевелящимися жвалами, а внутри его прозрачного трубчатого тельца не виднелось ничего, что напоминало бы внутренние органы, лишь одна мутная прозрачно-белесая масса с канальцем от головы до хвоста. И червь непрерывно извивался, скручиваясь в узел, распрямлялся и снова сворачивался в клубок, беспрестанно источая просто огромные порции слизи, потянувшиеся на пол вязкими тягучими нитями, напомнившими чем-то плавленую карамель. Или сопли.

— Их находят на затопленных руинах — обычные падальщики, что питаются разлагающимися останками людей и рыбы. Вроде бы обычный безобидный обитатель морей, коих там несчетное количество. Вот только даже один такой глист, а точнее его слизь, заставляет рыбаков поминать морских богов и делать все возможное, лишь бы не прикасаться к нему. Все дело в том, что эти черви выделяют неприятный токсин — не яд и не жгучую химию, а странное вещество, разжижающее любую плоть. Это их защитный механизм и их пищеварительная система — они кушают только разложившуюся плоть, поэтому, попав в рыбу или встретившись с еще свежим трупом, начинают активно заливать все вокруг своими выделениями. Она смягчает и растворяет любые ткани, делая их похожими на губку или желе, причем токсин настолько сильный, что способен размягчить даже кости. Но на этом вся их опасность и заканчивается, слизь со временем растворится, и плоть обретет свою былую твердость и упругость, главное — избегать травм со стороны, к которым ткани становятся очень чувствительными. Особенно к чрезмерному растягиванию — кожа делается словно жеваный ирис.

В глазах Мари мелькнул неподдельный страх, смешанный с инстинктивным отвращением. Чувство неприязни, ужаса перед чем-то мерзким, тошнотворным, а главное — способным сотворить с телом нечто кошмарное, заполнило душу девушки, и ее лицо не смогло скрыть тень все усиливающейся паники, попытавшейся спрятаться за бодрым самоуверенным голосом.

— Ну, это просто скользкий червяк, хех. Видела и пострашней. А вот медуза, например, может обстрекать так, что потом полдня корячиться будешь, если не потонешь. Я думала, у тебя там кальмар с гигантскими пятиметровыми щупальцами, которые бы бойко насиловали меня, помещенные в матку.

Синдзи тепло улыбнулся.

— Нет, кальмара, увы, я с собой не захватил. Но ты можешь не переживать, у меня этих ребят на тебя хватит с избытком.

И, развернув ногой контейнер к Мари, он продемонстрировал его содержимое — наполненное да краев прозрачными извивающимися червями всех размеров, от крошечных в полсантиметра, до каких-то жирных монстров в десятки раз длиннее, и все они шевелились, барахтались, сворачивались в один отвратительный клубок, обливаясь слизью и переливая густую бесцветную массу через край.

Девушка, лишь только увидев этот клубок паразитов, уже не способная скрыть ужас отвращения, побледнела, содрогнулась от рвотного спазма, к своему счастью, уже опорожнившая желудок заранее и потому совладавшая с тошнотой, но притом, кажется, окаменевшая и будто провалившаяся в прострацию.

— Представляешь, их тут столько, что, помести тебя в одну ванную с ними, они сожрут тебя за какие-то сутки, живьем, растворив до состояния клейкого, слизистого и очень милого пудинга.

Переведя на Синдзи свой обледеневший взгляд, Мари вдруг сильно задрожала, сжала лицо, будто откусив дольку лимона, на глазах ее сверкнули бусинки слез, и из груди ее донесся неожиданно жалобный слабый голосок:

— Синдзи… Мне страшно. Я боюсь умирать. Я очень, очень боюсь…

Замерев, чтобы в последний раз насладиться великолепным телом девушки, ее ровными линиями бедер, изгибом талии и округлостями подрагивающих от испуганной тряски грудок, он наклонился к ее киске, раздвинул пальцами мягкую наливную плоть — столь податливую и нежную, что лепестки замерли в развернутом положении, чуть выдавшись вперед, а преддверие влагалища отозвалось ярко-розовым блеском выпуклой плоти, где среди гладких выдавшихся складок различалась упругая горошина клитора под капюшоном тонкой кожицы, четкая дырочка уретры и большое отверстие лона — широкое, блестящее от влаги и усеянное мелкими напряженно сокращающимися бугорками. Стенки тут же сомкнулись в замок вместе с непроизвольно вырвавшимся тихим писком Мари, однако на дне туннеля успело сверкнуть далеко выступившее колечко — слегка приоткрытое глубокое отверстие шейки матки. И тогда Синдзи, погрузив в горячую сочную киску сразу несколько пальцев и оттянув крепкую плоть в сторону, под сдавленный и все сильнее наполняющийся страхом стон девушки аккуратно просунул зажим с червем сквозь шевелящиеся стенки влагалища и отпустил его прямо рядом с устьем чрева. Тот, немного побарахтавшись и залив все дно киски обильным слоем слизи, вывернулся узлом, нащупал своей извивающейся головкой дырочку в матку и вдруг быстро и легко протиснулся внутрь, оставив вместо себя густую вязкую массу клейкой жижи.

— Мгх… — тяжело выдохнула Мари, словно ее грудь сковало цепью, и взгляд ее сделался натянутым, округлив глаза и устремившись в одну точку на стене.

— Эти паразиты боятся людей больше, чем люди их, поэтому, оказавшись в незнакомой среде или даже просто почувствовав опасность, стараются забиться в самую темную и глубокую щель, используя свойства собственной слизи и гибкого растягивающегося тела. Твоя матка для них словно дом родной, особенно, маточные трубки, в которые наш друг в данный момент яростно пытается заползти. Ну, то есть, родной дом до тех пор, пока полость чрева не превратится в обмякший провисший мешок. Давай подсадим к нашему другу товарища, чтобы ему не скучно было.

Салфеткой тщательно очистивший руки от слизи Синдзи повторил процедуру, зацепив из контейнере еще одного червя такого же размера и раздвинув киску Мари, натужно задышавшей и уже начавшей всем телом трястись от постепенно одолевающего ее ужаса и непривычных ощущений в матке, которая на этот раз сжалась сильнее и туже, но была разведена в стороны гинекологическим зеркалом-расширителем. Второй паразит скрылся в матке, чье устье будто сделалось чуть мягче, засочившись изнутри слизистой массой.

— Вот и второй пошел. Забавные ощущения, правда? Только не волнуйся так сильно, у нас еще целый контейнер этих красавцев, хватит на твое внеплановое оплодотворение.

Заметив, как лицо девушки вытянулось в гримасе пожирающего ее страха и отвращения, смешивающихся в один жуткий клубок сокрушительных чувства, Синдзи хихикнул, успокаивающе ласково провел ладонью по ее голове, ощутив на коже холодный пот и невыносимое напряжение, а затем взял со столешницы несколько шприцов.

— Однако моя цель иная. Как я уже сказал, чтобы вылечиться, тебе предстоит принять лекарство — несколько нетрадиционное и с не самыми приятными последствиями. Но, поверь, Мари, твоя жизнь изменится кардинально.

Улыбнувшись девушке, что с все большим ужасом взирала на него, а точнее — на шприц, своими дрожащими ярко-стальными острыми глазами, Синдзи наклонился к ее киске, осторожно раздвинул половые губы, чтобы обильно потекшая слизь не попала на его пальцы, а затем уверенным движением всадил иглу в пространство на гладкой выпуклой кожице между влагалищем и уретрой. Поршень выдавил всю прозрачно-мутную жидкость в плоть, оставив на поверхности мелкую капельку крови и чуть вздувшийся бугорок, но не успела масса рассосаться, как Синдзи взял второй шприц и, воткнув иглу прямо в клитор, впрыснул его наполнение под кожу. Мари запищала, когда побагровевшая горошинка на вершине ее киски раздулась, словно небольшой воздушный шарик, а из дырочки потекла крошечная струйка крови вместе с густой бесцветной жидкостью, но Синдзи, даже не думая брать перерыв, взял третий шприц. Новая порция клейкой массы была введена по бокам внутренних половых губ, по чуть-чуть на каждую из сторон, а остатки были залиты прямо в нижнюю стенку влагалища, чью упругую плоть легко проткнула острая игла. Беря со стола шприц за шприцем, Синдзи впрыскивал их содержимое во все части киски небольшими порциями, пока ее преддверие и сам туннель влагалища не оказался усеян россыпью кровавых точек, часть из которых сочилась кровью, а часть уже зажила, перекрытая обильной порцией слизи из матки. Напоследок он ввел иглу прямо в уретру до основания, несколько раз промахнувшись и всадив ее кончик под нежную кожицу узкого туннеля, впрочем, используя эту возможность для впрыскивания небольших доз жидкости. Спустя полдюжины попыток истыканный по всей длине мочеточник засочился кровью наполовину с клейкой жижей, а влагалище превратилось в раздраженный до алой рези дрожащий комок плоти, сочащийся кровью и слизью, но, впрочем, все еще сохранивший свою форму и ровной отверстие лона с рядом сокращающихся бугорков.

— Как ты догадалась, — наконец, прокомментировал свои действия Синдзи, — я ввожу в твое интимное сокровище концентрированную слизь этих червей, которую я забирал прямо из их желез. Погибло немало славных ребят ради этой драгоценной… драгоценной… хренотени. Подожди, еще не все. Двенадцать полных шприцов, как-никак.

Девушка изо всех сил пыталась вытерпеть и совладать с собой, когда он продолжил вводить слизь прямо в ее тело — теперь уже не только в киску, но и лобок, ямочки по обеим сторонам венериного бугорка, животик, протыкая кожу и всаживая иглу прямо в матку сквозь плоть, и еще выше — в пупок, наполняя углубление слизистой массой до такой степени, что тот начал выдаваться вперед. Все это время Мари дрожала, одолеваемая с одной стороны жуткими ощущениями, которые ее бесстрастный мозг превращал в наслаждение, а с другой — диким, невыносимым страхом, ужасом, омерзением, из-за которого удовольствие, словно в искаженном зеркале, превращалось в отвратительное неестественное чувство выворачивающего наизнанку надлома, разбавленного ощущениями копошащихся в маке червей и расплывающейся по чреву оплавляющей плоть слизи. Трясясь и балансируя на грани разбивающегося сознания, она тяжело и с шумом стонала, она бросала отчаянный взгляд на Синдзи, периодически закатывая глаза, она пыталась что-то жалобно прошептать, не находя в себе сил совладать с дыханием, а живот ее к тому моменту уже превратился в рыхлый издырявленный уколами комок, потеряв свою идеальную гладкость и упругость.

— Ну, вот и готово, — вытер тот руки от слизи, впрыснув последнюю порцию из шприца в налившийся пупок. — Токсин не смертелен, не надо смотреть на меня такими глазами. Просто слегка расслабит твою плоть, чтобы мы могли перейти к самому главному. Кстати, к нему мы сейчас и перейдем.

Убрав пустые шприцы, Синдзи взял с пола небольшой анальный вибратор, по форме напоминающий даже не фаллос, а тонкий ребристый стержень с гладкой закругленной головкой. Для Мари он, похоже, представлял лишь академический интерес, так как ее годами тренированная плоть без проблем пропускала гораздо более массивные фаллоимитаторы и не способна была удовлетвориться столь смехотворным прибором, однако Синдзи провел неожиданную манипуляцию. Вместо того, чтобы поместить стержень в заполненное до предела слизью влагалище или хотя бы в крепко сжатый анус, он начал гладить все истыканное иглами преддверие влагалища по кругу, разминая кожицу, ставшую похожей на сладкую нугу — чрезмерно мягкую, податливую и тянущуюся до такой степени, что ее, казалось, можно было ущипнуть и намотать на палец. И тут головка уткнулась к слегка расплывшейся дырочке уретры, замерла на секунду и вдруг легко проскользнула внутрь, разведя плоть вокруг до толщины пальца.

— Гха-а-ах!.. — протяжно простонала девушка, попытавшись изогнуться дугой или вытянуться по струнке, но только лишь отчаянно дернувшись, крепко связанная по рукам и ногам. Преодолев первый приступ, она проскулила полным тревоги голосом: — Ч-Что ты д-делаешь?

— Открываю новые горизонты.

Чуть поводив вибратором, Синдзи всего за пару минут разработал мочеточник до такой степени, что тот остался широко разведенным даже тогда, когда стержень покинул уретру.

— Хах… а-ах… Нет… Он слишком большой для этого отверстия… этого нельзя делать…

— Как видишь, можно. Причем, еще и не такое.

Отложив дилдо в сторону, Синдзи взял вибратор покрупнее, уже похожий на настоящий член, правда, не самого большого размера и с узкой головкой. Погружение его в уретру уже заставило приложить некоторые усилия — мякоть утопла глубоко внутрь, а плоть натянулась, словно нейлоновая ткань, однако спустя пару глубоких проникающих движений на преддверии влагалища нарисовалась крупная дырочка, по размером не уступающая с самим лоном. И тогда Синдзи, поднявшись и удовлетворенно хмыкнув, взял со столика презерватив, расстегнул брюки, обнажив свой уже давно эрегированный член, и плавно натянул резинку на ствол, развернув его скрученное колечко по всей длине до основания.

— Т-Ты… ты не сделаешь этого… — ошеломленно выдохнула Мари, округлив глаза. — Это невозможно…

Без лишних слов он подстроился между ног девушки, приставил головку пениса к ее вздувшейся и осунувшейся киске, заплывшей от слизи, и нерезким, но сильным движением ввел член прямо в широкую дырочку уретры, за один толчок проникнув сквозь тонкий хрупкий канал прямо до мочевого пузыря, распрямив и расширив узкий проход до толщины своего органа и заставив мышечную оболочку сжаться в спазме.

— Гх-хк… — выкатила глаза девушка, сжав живот так, будто ее переломило пополам.

Однако ей пришлось заглохнуть от напряжения, когда Синдзи начал бить в ее уретре членом, сделав его еще шире влагалища и разорвав ослабший сфинктер, отчего моча захлестала из отверстия обильными порциями при каждом обратном движении пениса. Девушка, закатив глаза, откинула голову назад и протяжно застонала будто в помутненном рассудке, ее бедра мелко затряслись и из матки стала с хлюпаньем выплескиваться слизь, перемешиваясь с мочой. Зашуршавшая о тугие стенки резина презерватива начала приятно щекотать член, хотя ощущения не шли ни в какое сравнение с трением о женское лоно, будь то влагалище, анус или хотя бы рот. Синдзи полагал, что уретра не сильно отличалась бы от этих проникающих отверстий, даже выигрывая в тугом обтягивании и ощущении от горячей, плескающейся внутри мочи, однако из-за плотного клубка слизи рисковать не мог, старательно держась над телом девушки. Длины уретры как раз хватало, чтобы член входил в мочевой пузырь и ударялся о его заднюю стенку, заставляя сжиматься влагалище, и уже через пять минут активной стимуляции, превратившейся в ритмичное неистовое вбивание пениса в полость, заставившее полубессознательную Мари натужно и прерывисто закричать из-за разрушенного мочеточника, Синдзи уже был готов кончить.

Однако, подавив ноющий внутренний возглас разочарования, он остановился, дав отдых затекшим от напряжения ногам и рукам, отошел от стола и перевел дух, пока стирал с себя попавшие капли слизи спиртовым растворителем.

— Ух, здорово было. А ты говорила, что все испробовала — смотри, сколько нового я тебе смог предложить.

Девушка никак не отреагировала, продолжая тихо вымученно стонать с закатившимся вверх взглядом, да подергиваться от судорог — ее уретра, растянутая до толщины члена, так и осталась в неестественно раскрытом положении, исторгая из себя остатки мочи.

Вздохнув, Синдзи подобрал пару виброяичек, включил роторы и без всякого сопротивления погрузил их в мочеточник, заткнув отверстие.

— Гха-а-а… — мутно протянула Мари в тон жужжанию моторчиков, но тут вдруг получила несколько сильных пощечин.

— Эй! Не смей мне тут отрубаться. Ты еще самого фееричного не видела.

Обойдя стол, Синдзи приподнял его за один бок и поставил на ребро, используя ножки для опоры, отчего замычавшая девушка оказалась перевернутой почти что вверх ногами, а затем подтянул контейнер с червями, взял из-под столешницы воронку и, погрузив ее во влагалище, зачерпнул половником копошащуюся массу склизких паразитов.

— Кушай, моя сладенькая.

И черви вместе с тошнотворно густой порцией слизи отправились прямо в жерло, легко проскользнув через горлышко и попав на самое дно влагалища, где, забарахтавшись и заелозив, мгновенно начали пробиваться в расплывшуюся и сделавшуюся, словно губка, матку.

— М-м-мгх… — Мари, похоже, пришла в себя, когда внутри ее черва образовался целый клубок из противно шевелящихся мерзких паразитов, начавших обследовать каждый миллиметр полости и заливать все вязкой жижей.

В жерло воронки шли и толстые жирные черви, и мелкие, совсем еще юные, похожие на личинки, и все они утопали в животике вместе со слизью, наполняя размякшую матку, словно вода бурдюк, отчего та тяжелела, растягивалась и проседала вглубь живота на ослабшей уколами плоти. И когда почти четверть контейнера скрылось в чреве девушки, что уже лишь бессвязно булькала и хрипло стонала где-то внизу, живот ее выпятился вперед, будто на ранней стадии беременности, только в отличие от плода он еле заметно шевелился и покрывался рябью от извивающихся бугорков, утробно чавкая где-то внутри и исторгая с плеском слизь через края разведенных половых губ.

А Синдзи, заворожено следя за раздувшимся и ослабшим до состояния воздушного теста животом Мари, переборол приступ тошнотворного отвращения, приметив, как черви выпадали наружу вместе с порциями слизи, стекающей по ее кожи к грудкам и на лицо, забил во влагалище остатки паразитов, сколько их туда могло вместиться, а затем зажимами сцепил ее половые губки, ставшие легкими и мягкими, словно суфле. Пропитанная слизью кожица опасно натянулась, но импровизированный шов не разошелся, более того, поток тягучей водянистой массы ослаб и черви перестали вываливаться наружу. И тогда Синдзи полотенцем стер с тела Мари излишки слизи, стараясь не глядеть на ее шевелящееся чрево и слушая ее жалобный надрывной плач, в котором с трудом можно было различить слезную мольбу и обрывки слов:

— Пожа… луйста… не… надо… оста… новись… я не… выдержу… меня… разрывает… на части… только не… так… я не… хочу… у мереть…

Ничего не говоря, Синдзи с ощущением все более глубокой черноты на сердце, давясь от напряжения, медленно погладил слегка вздувшийся животик девушки, ощутив, как туго черви натянули внутри полость матки и как неистово они барахтались внутри, зачерпнул пальцем горсть слизи и стал медленно втирать ее в кожу по кругу, постепенно останавливаясь в самом его центре. А когда та нагрелась и сделалась крайне мягкой, он остановил палец на пупке, чуть утопил его в эластичной дырочке, и стал методично раскачивать и расширять отверстие, миллиметр за миллиметром проникая вглубь. Девушка, ощутив это, бессильно дернулась и с диким страхом в голосе, захлебываясь от пробившегося плача, соплей и слизи, протянула:

— Ты… ты ведь не хочешь?.. Нет… нет-нет-нет… Это уже чересчур… Стой… Это физически невозможно… Этого просто не может быть…

— Разумеется, невозможно. Если только чуть-чуть не помочь скальпелем.

Взяв инструмент со стола, Синдзи осторожно углубил его в ямку пупочка и легким нажатием проткнул узелок кожи, углубив лезвие прямо в плоть. Мари захлебнулась в глубоком протяжном стоне, возбужденная до предела, но из-за шока от переизбытка сенсорных ощущений вкупе со страхом и отвращением не способная достичь не то что оргазма, даже сколько-нибудь приятного наслаждения, блокируемого взвинченным до предела сознанием.

Осторожно распоров мышечную ткань так, чтобы не повредить излишне мягкую от слизи кожу, Синдзи убрал скальпель, затем пропустил палец в слегка засочившееся кровью отверстие и углубил его прямо внутрь живота, ощутив скольжение вдоль рассеченного апоневроза и давление сократившихся, будто одеревеневших от напряжения, складок брюшной стенки. И тут вдруг, когда палец прошел сквозь мышечную прослойку, он обнаружил мягкий и эластичный клубок гибких трубок, коими оказался сложенный кишечник, а под ним — вздувшийся вибрирующий мешочек матки.

— Есть, — расплылся в улыбке Синдзи. — Я бы мог, конечно, сделать это вибратором или хирургическими инструментами, но куда забавнее будет трахнуть тебя в живот.

Мари, хоть ничего не ответила, но, судя по вымученному стону, расслышала его слова и слабо заелозила на привязях, проскулив больше от отчаяния и беспомощности, что рушили ее сознание в омут бесконтрольного ужаса. Сам Синдзи слегка расширил пальцами дырочку пупка, пользуясь размякшей плотностью кожи и мышечных тканей, а затем вытянулся, взял свой облаченный в презерватив член и осторожно, протискиваясь сквозь неприветливую плоть брюха, ввел ствол на несколько сантиметров вглубь чрева девушки.

— Бгх-х-х… — раздалось невнятное бормотание внизу, когда, судя по всему, внутренности Мари свело в спазме, а желудок подскочил к ее горлу.

Чуть надавив, Синдзи протолкнул пенис еще глубже, пока не ощутил перекатывающуюся массу кишечника вокруг ствола и давление повисшей матки сверху, а затем начал плавное движение взад и вперед. Скольжение, даже несмотря на сковавшие мышцы брюшной полости, происходило гладко, почти без сопротивления, однако кишки совершенно не оказывали никакого воздействия, лишь барахтались от его проникающих толчков, сминаясь и извиваясь вокруг ствола, а единственную стимуляцию оказывал лишь сомкнувшийся апоневроз, отчего возникало приятное натяжение резинки презерватива и оттого тугое трение вдоль головки. Через пару минут дырочка на пупке приобрела ширину пениса в диаметре, разрез на сухожилиях между мышцами окончательно ослаб, и скольжение в брюхе Мари сделалось легким и быстрым, что позволило вбивать член до основания и ударяться о ее перегруженную слизью и червями матку. Сама девушка, впрочем, уже перестала даже стонать, булькая через горло, откуда вместе с пеной начали вытекать остатки содержимого желудка, а сознание ее почти оборвалось, оставшись лишь крошечным измученно трепещущим огоньком в померкших закатившихся глазах.

И тогда Синдзи, учащенно задышавший от ставшими неожиданно приятными ощущений, что дарило ему горячее и восхитительно мягкое барахтающееся содержимое чрева, положил обе руки на основание живота Мари, с усилием утопил в него пальцы, отчего размякшая кожица ушла глубоко внутрь брюха, нащупал сквозь нее и слой мышц собственный член и, крепко его сцепив, начал помогать себе стимуляцией — прямо через плоть. Практически мастурбируя обеими руками, он тер о свой пенис сомкнувшуюся из-за его крепкой хватки шкурку чрева, сжимал вокруг него плотные мышцы вконец ослабшего живота, скользя сквозь комок кишечника, а девушка лишь скрипуче хрипела и захлебывалась от изнеможенного стона. И вот голову уже начало затмевать искрящееся марево, а по телу заиграли всполохи приятных покалываний, наполняя пьянящим наслаждением, и руки Синдзи сами задвигались резче, стремясь как можно быстрее достичь сладостной кульминации. И тут член, неожиданно разойдясь восхитительной волной наслаждения, дернулся чрезмерно сильно, тело отозвалось вспышкой экстаза, и в презерватив в тот же миг выстрелила густая струя спермы, наполнив его жидкостью, что медленно начала расплываться вдоль ствола горячей массой.

Выдохнувший и шатнувшийся Синдзи замер, прекратив движение в брюхе хрипнувшей Мари, опустил руки и медленно вынул пенис, презерватив на котором, наполненный спермой, покрылся тонким слоем крови. Качаясь от померкшего в удовольствии взгляда, он опустился на колени, взглянув на изувеченный живот девушки, где в центре вместо пупка зияла темно-багровая дыра, а затем, собравшись с силами, заставил себя подняться и вернуть стол в первоначальное положение. Лицо Мари, красное от слез и напряжения, уже не выражало ничего осмысленного, сохранив маску ужаса и возбужденного шока в пустых глазах, и тогда Синдзи стянул с себя презерватив, поднес его ко рту девушки и медленно вылил в него все содержимое до последней капли.

— Вот, попей, станет легче.

Густая вязкая сперма неспешно потянулась в горло девушки, заставив ту непроизвольно начать глотательные движения и непроизвольно вернуться из омута сокрушенного небытия. Хоть мышление Мари еще не восстановилось до конца, осознанность постепенно начала к ней возвращаться по мере того, как кровь отливала от головы, возвращая лицу бледность, а взгляду — мутную надломленную подавленность и исступленную истощенность от возбуждения. Машинально проглотив семя, девушка перевела на Синдзи слабый взгляд, что-то беззвучно сказав влажными от спермы и пены губами, однако тот нежно приложил к ним палец и ласково прошептал.

— Экономь силы, сладенькая. Они тебе еще понадобятся — мы приступаем к главному.

С этими словами он выпрямился, откинув в сторону презерватив, остановил свой взгляд на конвульсивно подергивающемся проткнутом животике девушки, где в дыре на пупке даже можно было разглядеть шевелящуюся от учащенного тяжелого дыхания темно-красную плоть чрева, а затем начал бережно гладить кожу вокруг, разминая ее круговыми движениями.

Внизу зашумела закипающая от нагревателя вода в ведре, и на ее поверхности с заигравшим в легком танце паром появились первые пузырьки. Синдзи, уменьшая амплитуду и делая нажим пальцев все сильнее, приблизил руку к отверстию в животе, под жалостный писк Мари ввел в рану сразу несколько пальцев, а потом вдруг мощным движением погрузил вглубь всю ладонь, заведя ее под слой мышечной ткани через кишечник прямо к матке. Пальцы сразу же ощутили опасное напряжение чрева, кажется, уже готового лопнуть от переполняющих его паразитов, однако они скользнули чуть в сторону, вдоль гладкой эластичной и обжигающе горячей плоти, утопая в кашице крови и сухожилий, поддерживающих внутренние органы.

— Мг-гх-х… Гха-а-а-а!!! — Девушка, натужно пикнув, громко выкрикнула, выпучив глаза, забила затылком об стол и стала вымученно корчиться, вновь покрывшись пунцовой краской от жуткого, невыносимо острого экстаза, буквально воспалившего тело.

Синдзи пришлось закрыть глаза и сосредоточиться только на собственных ощущениях, осторожно перебирая пальцами тонкую кишку, сеть хрупких сосудов и, наконец, наткнувшись на упругий продолговатый шарик с длинными отростками — яичник и фаллопиевы трубы. Зацепив его большим пальцем, он двинул ладонью в другую сторону, пока не нащупал второй яичник, а затем остановил ладонь и на пробу с усилием сжал упругие шарики, отчего Мари буквально ударила молния — тело резко дернулось, едва не вывихнув ей конечности, а из груди донесся жуткий сладострастный и мучительный стон.

— ГХА-А-А-АХ!!!

— Здорово, правда? — улыбнулся Синдзи. — Яички женщины тоже, оказывается, очень чувствительны, просто спрятаны глубоко. Приготовься, дорогая, сейчас будет очень неприятно.

И, собрав яичники пальцами вместе, он с треском рвущейся ткани брюшины резко дернул руку назад, потянув их за собой и вытащив наружу через отверстие в пупке.

— ГИ-Й-Я-Я-Я-Я-Я-Я!!!

Над гладью животика показались два овальных яичка серого цвета, покрытые кровавой пленкой, с розовыми эластичными трубками, уходящими в недра ее чрева. Мари забилась в жутких конвульсиях, кажется, расколов разум от ужаса и чудовищного наслаждения, а Синдзи спокойно взял со столешницы последний шприц со слизью, и, подведя иглу к шарикам, задумчиво произнес:

— Я бы мог их раздавить. Вырвать с корнем. Разрезать на мелкие кусочки. Облить кислотой. Но, моя дорогая Мари, я сделаю то, о чем ты так долго мечтала.

И он вонзил иглу в гладкое упругое яичко, впрыснув половину слизи, а затем проделал то же самое со вторым. Вопившая и дрыгающаяся девушка вдруг умолкла, остановив бешено мечущиеся стеклянные глаза, скрипнула надорвавшимся голосом и вдруг обледенела, словно ее тело погрузили в прорубь. И тогда Синдзи улыбнулся, положил шприц, осторожно убрал яичники обратно в брюхо, чтобы не травмировать их еще больше, поправил пальцами разворошенный кишечник и только затем, взяв хирургическую нить с иглой, стал медленно зашивать рану. Тщательно проводя стежок за стежком, он закрыл дыру в пупке так, чтобы из нее больше не вытекло ни капли крови, затем наложил тампон с пластырем и, вытерев руки, погладил дрожащую в диком ужасе девушку, вытянувшую напряженное и ошеломленное лицо.

— Поздравляю, операция прошла успешно. Только вряд ли ты меня слышишь — сейчас, я полагаю, твое тело поглощено новыми и крайне удивительными ощущениями. Доктор Акаги говорила, что аналгезия может являться в первую очередь следствием травмы позвоночника, во вторую — неврологическим заболеванием и только в третью — генетическим или гормональным нарушением. Если твои врачи проверили вдоль и поперек, почему бы ни предположить невероятное — твоя невероятная красота, твое притяжение, сводящее с ума мужчин, твой шарм и твоя неземная сексуальность есть зеркальное отражение твоей невосприимчивости к боли. А что определяет половую привлекательность человека? Правильно — те самые половые гормоны, что строят нашу жизнь, эти маленькие, но такие важные и драгоценные яички. Твоя заветная мечта и твое проклятье. Это последствия тех желаний, что ты загадала, Мари. Кому, как не мне, знать это.

Вода в ведре забурлила, дойдя до предельной стадии кипения. Синдзи еще некоторое время продолжал гладить по голове повисшую на пике восприятия сокрушенную Мари, пока схватывались швы на животе, а затем поднялся, всмотрелся в глаза девушки, где сменяющийся изумрудно-металлический блеск гремел безудержным огнем, словно доживающая свои последние часы сверхновая звезда в преддверии вселенского взрыва, и добавил:

— Надо сказать спасибо червям, без них операция прошла бы крайне кроваво и с летальным исходом, однако теперь пора от них избавляться. Можно их вывести химическим растворителем, но, боюсь, тебя это тоже добьет, так что применим способ куда проще и эффективнее — кипяток. Я проверял, от него слизь резко густеет и становится бестолково-желеобразной, а главное — плоть снова сгущается и схватывается, оставляя лишь некрасивые складчатые морщинки. Ах да, ты же сваришься заживо, если в тебя влить кипяток. Но не переживай, у этой проблемы есть решение — мы просто вытянем пораженные органы наружу. Потерпи еще самую малость.

Оставив девушку в покое, Синдзи поднял с пола вакуумную помпу с прозрачной колбой и электромотором для высасывания воздуха. Прибор, судя по его виду, походил на те, что кичливо рекламировались на сомнительных сайтах и в спам-сообщениях, предлагающих с помощью насоса увеличить пенис. Разумеется, отсутствие практической пользы от такого устройства было очевидно любому, у кого сохранялись хотя бы остатки здравого ума, да и само по себе оно уже скатилось не более чем в глупую шутку. Впрочем, насколько показала проверка, аппарат работал исправно и даже высасывал воздух из трубки до полного вакуума, чем-то напоминая пылесос или пневматическую вытяжку. Похоже, что Мари купила его забавы ради или, в крайнем случае, для эротической стимуляции своих грудей или даже мужских пенисов — давление как раз образовывалось весьма ощутимое и волей-неволей укрепляло эрекцию, заставляя член наливаться кровью.

Однако укреплять и уж тем более увеличивать свой орган Синдзи не собирался. Вместо этого, подключив устройство к сети, он в несколько прогудевших с шумом затяжек проверил механизм, удостоверившись, что колба исправно всасывала кожу на руке, а затем вернулся к девушке и, оттянув одну сторону половых губ, словно кожицу кальмара, до зияющей дыры влагалища, пропихнул широкую толстую трубку в дырочку. Даже несмотря на толщину проникшего объекта, плоть не оказала никакого сопротивления, свободно пропустив колбу прямо в вязкую массу слизи и лишь слегка натянув ставшей почти прозрачной кожицу лона. Длина трубки достигала внушительных тридцати сантиметров, что позволило ей свободно раздвинуть стенки, проникнуть до дна влагалища, наполнившись мутной полупрозрачной жижей лишь наполовину, и упереться в выпятившуюся шейку матки. Мари подала признаки жизни, издав дрогнувший в истощении стон, пропитанный мольбой о прекращении этой кошмарной пытки, но Синдзи, лишь добродушно улыбнувшись и поплотнее придавив край колбы к плоти, включил насос, и тут же стеклянную трубку с шипяще-булькающим звуком словно втянуло внутрь влагалища, и его полость наполнила обильная порция густой слизи вперемешку с копошащимися червями.

— Мха-а-а… ха-а-а… ха… — надсадно, давясь от обессиленного плача, протянула сокрушенно скривившая лицо девушка, и живот ее на несколько секунд чуть втянулся вглубь, из рыхлого, но еще ровного сделавшись впалым.

Однако Синдзи успел отключить насос, пока колбу не переполнила слизь, вытащил ее из влагалища и выплеснул содержимое на пол, стараясь не глядеть, как в вязкой клейкой массе запрыгали и забарахтались прозрачные паразиты. Повторив процедуру, он еще несколько раз вычистил матку Мари от червей, с каждой попыткой задерживая насос включенным все дольше и следя, как опасно втягивались внутренние органы под гладью ее живота, образовывая сначала небольшую, но потом все больше вырастающую воронку на коже. И каждая процедура сопровождалась тяжелым вымученным стоном девушки, невыносимо извивающейся на столе и бьющейся от судорог из последних сил.

— Нет… — промямлила она после очередной попытки, утопая от слез на красном лице. — Не надо больше… Хватит… пожалуйста…

Но Синдзи ее не слушал и вновь включал насос, пока, наконец, не превратил влагалище девушки в размятую губку с куском мяса в основании, но почти без червей. А затем, удовлетворенно хмыкнув, подытожил:

— Ну вот, большая часть вышла. Остались лишь самые проворные, но это меньшая из бед. Твоя плоть пропиталась слизью и, если ее не вывести, скоро растворится вместе со всем животом. Я это исправлю, но… В общем, что бы ни случилось, просто держись.

Подбодрив вымученно и с ужасом взглянувшую на него девушку легкой улыбкой, Синдзи подтащил к центру комнаты стул с высокой спинкой, взял столешницу за изголовье и, перевернув, опустил на него. Тело Мари оказалось подвешенным над полом на привязях под небольшим углом животом вниз, ногами едва не касаясь земли. Взяв полотенце, Синдзи пододвинул к ее бедрам ведро с все еще кипящей водой, обдав кожу горячим паром, а затем взял колбу, вновь протиснул его во влагалище и включил насос. Только на этот раз он не отключал мотор ни через десять секунд, ни через минуту и не стал останавливаться, даже когда Мари громко со стоном выдохнула и с ужасающей гримасой на лице натужно закричала. Животик ее вмялся внутрь, бугорок лобка осунулся, словно исхудав за считанные минуты, кожица вдруг осела, образовав широкую ямочку почти во всю гладь живота, и тогда Синдзи, крепко ухватившись за окончание гудящей и запотевшей трубки, с силой потянул ее назад.

— ЙИ-А-А-А-А!!! — вдруг заревела девушка, выпучив глаза, и внутри ее чрева раздался сочный хлюп с легким треском, живот вдруг резко вмялся, будто в его центре образовалась пустота, и из влагалища, выворачивая его ярко-красные опухшие стенки наизнанку, показалось наполовину всосавшаяся в помпу темно-багровая матка.

Мари заглохла и бешено забилась на столе, моментально утратив всякую осмысленность во взгляде и только начав болтать выкатившимся языком из захрипевшего рта, а Синдзи все продолжал тянуть шипящий насос, постепенно вырывая матку из чрева, а вместе с ней — выкатившееся и собравшееся складками влагалище, и вдруг раздувшаяся от давления плоть хлопнула где-то внутри, и скомканный красный мешочек, вывернутый наизнанку, вырвался из лона, забившись в основание трубки и перекрыв насос. Выключив аппарат, Синдзи снял с повисшей на одной коже кусок плоти, мощный, длинный и гладкий, напоминающий невероятно тяжелую и толстую кишку длинной с локоть, где в основании проглядывались бугорок мочевого пузыря и раздувшиеся яичники с обратной стороны кожицы. Настоящий, чудовищный по своей силы пролапс матки заставил Мари заглохнуть и издать невероятной по своему ужасу стон, расколовший ее разум в буре нестерпимых ощущений, но Синдзи не становился на достигнутом. Держа этот ярко-алый гладкий рукав плоти, в который превратилась выпавшая матка и вывернутое наизнанку влагалище, образовав в животе натуральную впалую дыру, он осторожно поднес его к ведру и бросил прямо в кипящую воду.

Мари, вдруг замерев на секунду, выпучила глаза и внезапно разразилась диким воплем:

— ГЬЯ-А-А-А-А-А-А-А!!!

И Синдзи показалось, что это был не просто крик ужаса, смешанного с отвращением и экстазом, а настоящий рев боли. Исказив лицо, Мари орала не переставая, пока ее матка и влагалище варились в кипятке, затвердевая и сморщиваясь, словно ливер в приготавливаемом бульоне. Взяв за изголовье стол, он начал медленно поднимать и опускать его, окуная кусок плоти в бурлящую воду, пока та за полминуты практически не сварилась вместе с закравшимися в маточные трубы червями и яичниками и не превратилась в кусок ошпаренной колбасы, а девушка не стала захлебываться в обезумившем вопле диких ощущений. И только тогда Синдзи приподнял стол, вытащив дымящуюся кишку из кипятка, и поставил его обратно. Девушка, похоже, потеряла сознание окончательно, трясясь в судорогах и лишь истекая слезами из пустых, слабо подрагивающих зеленым светом глаз, и Синдзи бережно взял ее обжигающе горячую, окрепшую съежившуюся матку, дурно пахнущую вареным мясом, и осторожно погрузил обратно в живот, чтобы не травмировать плоть еще больше, оставив часть снаружи остудиться. А затем он ласково провел пальцами по ее воспаленной и мокрой от слез щеке, бережно погладил волосы и, склонившись, нежно поцеловал в лоб, произнеся:

— Поздравляю тебя. С пришествием в новый мир. А теперь просто отдыхай.

Оставив девушку, Синдзи плюхнулся на пол, чтобы перевести дух. Тело начало наполняться ненавистной тяжестью, что переливалась прямо в душу и давила своей чернотой, да и боль в сломанном пальце и ранах после такого марафона вновь начала давать о себе знать, однако сам он ощутил облегчение. Мари, что сейчас сломлено покоилась на столе, очевидно, больше никогда не способная вернуться к прежней жизни, подтвердила его мысли и чаяния, стерев все сомнения и дав надежду на завершение его долгого пути. Теперь, когда препятствий больше не оставалось, он был готов, как никогда.

Восстановив силы, Синдзи провел уборку в комнате, убрав все инструменты и приспособления, сняв простыню и целлофановую пленку с пола, очистив комнату от слизи и червей, смыв прочих в ванную, поставил мебель на место, а после перенес обмякшую, но притом дрожащую, горящую жаром и учащенно дышащую Мари на диван, накрыл ее простыней и только тогда достал сотовый.

— Акаги, — раздался голос в трубке.

— Это Синдзи. Третий пилот выведен из строя.

Раздалось тяжелое молчание.

— Она… в порядке?

— Жива. Но ей уже больше не до Евы. Остался один лишь Каору, но с ним я что-нибудь придумаю.

— Послушай, Синдзи… Ты должен узнать кое-что важное.

Он насторожился, почувствовав неудобное напряжение в голосе женщины.

— Что именно?

— Я… поговорив лучше при встрече. Где ты сейчас?

— В квартире Макинами. Ей, кстати, не помешает срочная медицинская помощь.

— Хорошо, я высылаю скорую и машину за тобой, жди их через четверть часа. И, пожалуйста, будь осторожнее.

— О черт…

Повисшая в воздухе сплюснутая пуля мелко вибрировала в центре мерцающих шестиугольников, удерживаемая развернувшимся прозрачным сверхтонким полем в полуметре от лица напряженно замершего на месте Синдзи. Сквозь облачко дыма от пистолетного выстрела проявилось изумленно вытянувшееся лицо Рене, в чьих округлившихся глазах вспыхнула пропасть ошеломления, граничащего с помешательством, а онемевшая рука едва не выронила пистолет. В ангаре воцарилась мертвецки глухая тишина, словно воздух загустел и остановил своим давлением течение времени, каменными изваяниями запечатлев изумленные фигуры невольных свидетелей произошедшего по обе стороны помоста.

А затем вдруг все сорвалось с места. Пуля в неразличимый для глаза миг закрутилась на месте до состояния визжащей искрящейся точки, стена непробиваемого барьера, казавшаяся идеально ровной и несокрушимой, неожиданно выгнулась в небольшую воронку и закрутилась в спираль, словно оттянутое невидимой рукой эластичное полотно, и вобрала в себя жужжащий снаряд. И когда в глазах капитана мелькнула ужасающая своей простотой догадка о том, что получившаяся воронка вогнутого поля служила огромным тяговым жгутом, нацелившим разогнанную до свечения раскаленного металла пулю прямо в него, раздался хлопок. Кусочек вибрирующего металла под ударом резко выпрямившегося поля выстрелил прямо в корпус Холифилда, оставив след в виде длинной ярко-желтой искры. Пуля, случайно или специально, словно молния угодила в так и не опустившийся пистолет, вмиг разорвав его ствол и разметав раскаленные осколки вокруг. Рука мужчины треснула одновременно с оружием — ладонь лопнула фонтаном из окровавленных ошметков плоти и оторванных пальцев, лучевая и локтевая кости предплечья расщепились на две части до самого сустава и отлетели в сторону вместе с кусками сорванных мышц, а предплечье раскололось на множество длинных лучинок, сместившись вместе с выбитой лопаткой. Тело капитана крутнулось вдоль своей оси, сместилось из-за потери равновесия и рухнуло на пол, где ошалевший от шока Холифилд горящими диким ужасом глазами взглянул на огрызок своей руки, выдержал паузу, набирая воздуха в грудь, и только потом взвыл от боли, согнувшись, закорчившись на месте и начав орошать кровью помост.

— Еще добровольцы? — громко обратился к окружающим Синдзи, отвернувшись от истошно орущего на полу капитана.

Добровольцев больше не нашлось — ближайшая к нему группа санитаров, испуганно попятившись, бросила каталки и поспешно ретировалась за входные ворота. Их же примеру последовали и прочие сотрудники базы, кто был ближе всех. Остальные, хоть и не бросились врассыпную с криком паники, все же предпочли удалиться без лишнего шума, не привлекая к себе внимания. А те, кому решимости не хватило сдвинуться с места или, наоборот, кому отказал инстинкт самосохранения, были выпровожены тяжелым настойчивым взглядом Синдзи — от его пристального внимания ни у кого же уже не оставалось желания находиться в ангаре.

И когда последний техник скрылся за проемом ангарных дверей, он, наконец, решил покинуть столь непривычно пустое и оттого зловещее помещение, чью тишину нарушал лишь слабеющий вопль капитана. Перешагнув через его извивающееся, заливающееся кровью тело, Синдзи проводил взглядом беззвучно покоящуюся махину Евы-01, чей безжизненный, устремленный в стену взгляд, казалось, сохранил в себе продемонстрированную чуть ранее мощь и потаенную угрозу, сожравшую его отца, а затем отправился к лифту на мостик. В зале и, похоже, по всей базе заверещала тревога эвакуации — кому-то хватило сообразительности понять всю серьезность ситуации и предупредить персонал о надвигающейся угрозе. И, видимо, поэтому в коридоре Синдзи не встретил ни одного человека, лишь приметив вдалеке суетящихся инженеров, поспешно покидающих свои рабочие места и забивающихся в лифт. Однако ничего не понимающие люди, перепуганные и суетливо стремящиеся покинуть всего минуту ранее казавшуюся всесильной организацию, теперь благополучно идущую на дно, мало его волновали. Синдзи как никогда понимал, что с настоящими проблемами ему только предстоит столкнуться и сейчас, когда карты вскрылись и конец света начал свой обратный отсчет, у него нет шанса на ошибку и лишней минуты в запасе. Теперь игры кончились, и оставался лишь последний шаг — самый трудный.

Двигаясь по пустому коридору и затем в лифте, Синдзи не ощущал никаких перемен в себе, если не считать вполне обыденного волнения и нервозности, как бывало у него в видеоиграх, когда доходишь до последнего уровня, не имея ни единой жизни в запасе. Он понятия не имел, каким образом возникло поле, спасшее его от пули. Он даже не был уверен, что этот фокус повторится в аналогичной ситуации, возникни она, не говоря о том, что развернувшегося АТ-поля не было в его планах.

«А ты надеялся на божественное спасение? Сейчас даже я не смогу предсказать исхода тобою навороченных дел, и уж тем более не собираюсь вмешиваться. Мы в любом случае встретимся, а уж как ты придешь ко мне — решать тебе. Меня лишь забавит, как ты отчаянно барахтаешься и делаешь все, чтобы избежать своего предназначения. Пробудись, пробудись, пробудись…»

Назойливость, с которой его собственные мысли раскалывали сознание, начала уже перетекать из раздражения в крайнюю степень помутнения рассудка, грозя вот-вот выйти из-под контроля. Закусив губу и приложив руку к стене, чтобы не потерять ориентацию в пространстве, Синдзи заставил себя перенести внимание с внутреннего хаоса в голове на окружающую действительность, пока шум и темнота не сменились привычным давлением в висках. С трудом поднявшись на мостик и затолкнув себя в лифт, ведущий в кабинет отца, он прильнул к углу и со всей навалившейся тяжестью сильными ударами кулака в грудь начал восстанавливать сердечный ритм, пока занывшее израненное тело не смирилось со своей участью и не прекратило мимолетный бунт.

До вершины пирамиды Синдзи добирался несколько мучительно долгих минут, находясь в полной тишине замкнутого пространства. Обливаясь потом, он уже начал нервно дрожать, подозревая развившуюся клаустрофобию и чувствуя легкое удушение, когда дверцы, наконец, распахнулись.

Кабинет Командующего выглядел, мягко говоря, аскетично, если не сказать жутко — огромное помещение с низким потолком и широкими смотровыми окнами с панорамой на весь Геофронт, мистические символы на полу, да один сиротливо выделяющийся стол у глухой дальней стены. Общую скудость и безжизненность комнаты нарушал лишь пожилой мужчина в униформе офицера штаба — заместитель Главнокомандующего Икари, Фуюцки Козо. Внимательно что-то изучая в компьютере на столе, он, казалось, совершенно не удивился прибытию Синдзи и не выявил ни одного намека на беспокойство.

— Замкомандующего?.. — немного растерянно произнес тот, выйдя из лифта. — Вы не боитесь тут оставаться?

— Я соврал бы, сказав «нет», — мужчина выпрямился, взглянув на Синдзи своими прищуренными от тяжести прожитых лет глазами. — Но если уж кого и бояться, то не тебя, юный Икари.

— Вот как? — тот не смог скрыть искреннего удивления. — Вы вообще в курсе, что происходит?

— Более чем. Это я дал команду на эвакуацию. И как последнее руководящее звено, я должен оставаться здесь и активировать систему самоуничтожения в момент, когда надежды для человечества не останется. Проблема в том, что наивысшую угрозу сейчас представляют вовсе не Ангелы.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Синдзи.

— Страны, находящиеся под управлением Комитета, готовят полномасштабное вторжение в Японию. В любой момент будут запущены серийные Евангелионы. Они готовы пойти на все, чтобы не дать полиморфу найти последнего Ангела и семя плода вечной жизни.

— Я… тут не очень в курсе всех тонкостей… но человечество уже проиграло. Все кончено, Фуюцки-сан. Вы видели, что случилось в ангаре.

— Разумеется, — на лице мужчины вдруг возникла скромная улыбка. — Это было удивительное зрелище. Но ты ведь сам не понимаешь, что произошло, так?

— Ну… — Синдзи отвел взгляд.

— Подойди, я покажу тебе.

Тон его голоса оказался настолько спокойным и доверительным, что Синдзи даже сам не понял, почему он послушался старика и почему не испытал при этом ни капли опасений. Наоборот, его даже объяло сильное любопытство, особенно когда Козо начал копаться в компьютере и открывать видеозаписи с камер.

— Смотри, Икари. Это запись из ангара четвертью часа ранее, здесь ты можешь видеть себя и капитана за пару секунд до выстрела. А здесь… — он включил вторую запись параллельно с первой, — изображена камера изолятора.

Синдзи во тьме крошечного помещения смог разглядеть фигуру Каору, прикованного к стулу в центре комнаты.

— Я включаю воспроизведение.

Изображение в обоих окнах задвигалось, судя по таймеру, отмеряя одинаковый момент времени, и тут изумленный Синдзи вдруг увидел, как за мгновение до выстрела Рене мгла в камере Каору сделалась непроницаемо черной, в ангаре в этот момент развернулось АТ-поле, спасшее его от пули, а помещение изолятора, когда темнота рассеялась, оказалось пустым.

— МАГИ подтвердили, что источником АТ-поля служил последний Ангел, известный нам под именем Каору Нагиса. Его текущее местонахождение неизвестно. Об этом знаю только я и несколько операторов с мостика, и именно поэтому я дал приказ на эвакуацию. В свете исчезновения Командующего и последующей неразберихи, думаю, никто не заметит потери нескольких мегабайт данных, запечатлевших истинное положение дел с Нагиса. Именно такую инструкцию дал мне Гендо перед уходом.

Чувствующий себя странно опустошенным, будто обманутым, Синдзи неожиданно вздрогнул и перевел на мужчину задрожавший взгляд.

— Отец?..

— Он предвидел такой исход событий, еще давно. Именно поэтому он всячески старался убирать препятствия с твоего пути, вмешиваясь в дела полиции и внутреннего расследования Службы безопасности. И именно это стало последней каплей в чащу недоверия со стороны его покровителей, а также причиной форсирования сценария. Думаю, Гендо догадался о твоих намерениях, какими бы они не являлись, и решил всеми силами помочь их осуществлению вместо того, чтобы продолжать оставаться марионеткой. По крайней мере, мне хочется в это верить. Еще он сказал, чтобы я помог тебе после его ухода.

В памяти Синдзи промелькнули последние мгновения жизни отца — его безропотный взгляд, будто просящий прощения, его тянущаяся рука, его крик. Сердце внезапно сжалось и обожгло грудь невыносимой горечью.

— Все равно… — тихо произнес Синдзи. — Это ничего не меняет. Человечество обречено и будь то я или другая сила, оно погибнет через несколько дней. Я лишь несу их волю.

— Мне остается лишь подчиниться, — спокойно кивнул Фуюцки. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Что ж, благодарю. Вы позволите?

Синдзи, подвинув кресло, занял место за столом отца, испытав необычное чувство трепета и тяжести навалившей ответственности, а затем устремил взгляд на компьютер.

— Здесь есть доступ к терминалу МАГИ?

— Да, но нужен его пароль.

— Ничего, у меня есть ключик.

Активировав собственную учетную запись, что ему предоставила Рицко, Синдзи вошел в систему. Взгляду открылось множество панелей и меню, о большинстве из которых он не имел ни малейшего понятия, но, к счастью, полученных знаний от доктора оказалось достаточно. Под вопросительное и слегка удивленное хмыканье Козо, что следил за ним из-за плеча, Синдзи сначала вошел в панель задач и приготовил заранее написанный скрипт — эвристический нативный вирус, использующий интеллектуальный алгоритм обработки данных МАГИ, то есть, по сути, программирующий сам себя. Затем, немного подумав, он проверил камеры базы, убедившись, что персонал уже практически целиком эвакуировался, превратив комплекс в безлюдную и оттого жутковатую сеть коридоров и помещений, словно по ней прошел мор, оставив только критически важные узлы жизнеобеспечения. Лишь в глубине, в месте, называемом Центральная Догма, Синдзи обнаружил человека, стоящего среди небольшого озера красно-желтой жидкости в центре черной комнаты. Это была Мая, что с окровавленным скальпелем в руке, тяжело дыша, потерянно возвышалась над горой искромсанных тел, а затем, спустя несколько секунд заметив что-то среди ошметков плоти, наклонилась вниз.

Синдзи пришлось подавить в себе желание расплыться в ликующей ухмылке, потому что все прошло даже лучше, чем он думал. Вместо этого он стал переключать камеры дальше, пока не наткнулся на больничный корпус — эвакуация его не затронула. Проверив палаты, он остановил свое внимание на отделении интенсивной терапии. К его немалому удивлению в палате, заставленной сложным оборудованием, обнаружилась Аска, обмотанная ворохом трубок и проводов, но, кажется, живая, только находящаяся в глубоком шоке. Ее широко раскрытые глаза с пустотой на лазурной глади взирали в потолок, прямо в объектив камеры, словно заглядывая в Синдзи по ту сторону монитора.

— Когда ее нашли? — спросил он Фуюцки, не сводя глаз с изображения.

— Ровно в тот момент, когда тебя доставили в ангар. Оба пилота были найдены живыми в сильно поврежденных капсулах, хотя даже при беглом осмотре извлекающая команда подтвердила их тяжелое состояние. Как на отдел, занимающийся жизнеобеспечением комплекса, эвакуация на врачей не распространяется.

Потерянно кивнув, Синдзи нашел кнопку включения звука и прислушался к голосам врачей, пробивающимся за писк аппаратуры.

— Критических повреждений внутренних органов нет, однако кишечный тракт испытал на себе крайне тяжелую физическую нагрузку. Микротрещины стенок, многочисленные разрывы мезентерий, инвагинация толстой кишки, мезадентит. В желудке и пищеводе остались омертвевшие клетки Ангела, угроза интоксикации или заражения не подтверждена, но будем сохранять осторожность. Проведем очистку тканей и химиотерапию, лигируем сосуды, затем попробуем закрепить антибиотиками. Пациент находится в состоянии психологического шока, на раздражители не откликается, но для страховки проведена паранефральная блокада в количестве 10 мг омнопона.

— Похоже, открылись старые раны на влагалище. Плод поврежден?

— Нет. Пока сосредоточимся на стабилизации состояния пациента, процедуру проведения аборта обсудим позже…

Задержав взгляд на девушке, что безжизненно взирала в пустоту перед ней, будто наблюдая за умершей надеждой, Синдзи с тяжестью на окаменевшем сердце переключил камеру и невольно вздрогнул. В другой палате — операционной — он обнаружил Мари, но та, в отличие от тихой опустошенной Аски, не лежала недвижимо на койке, а ворочалась на металлическом столе, била по нему руками и затылком, крутилась, удерживаемая врачами, и безостановочно кричала. Нижняя часть тела ее со вскрытым брюхом, замотанным бинтами, представляла собой бесформенный кусок плоти и двумя болтающимися скрученными конечностями, некогда бывшими ее стройными прекрасными ногами. За комком болтающихся кишок виднелась жуткая черная дыра, в которую превратились ее вывернутые гениталии. Обступившие тело врачи, судя по форме — из разных медицинских отделов, суетливо пытались удержать ее на столе, наперебой споря друг с другом в попытке перекричать вопли девушки:

— Она же все время была под вашим наблюдением, почему у нее болевой шок?! Это последствия контакта с Ангелом?

— Мы не можем установить это наверняка. Вы сами видите, во что превратилось ее тело. Химическое заражение тканей, поражение нервно-мышечных синапсов, обширная интоксикация метаболитами — с таким списком повреждений мы даже не можем провести химиотерапию, имея риск аномальной аллергии на энтеросорбенты.

— Сейчас важнее узнать, почему у нее возникла гиперальгезия и какой тип анестетиков мы можем ввести. Она находится в терминальном состоянии и умрет, если мы не восстановим функции организма.

— Внутренние органы сильно деформированы, матка, мочевой пузырь и почки потеряны, нарушено кровообращение в ногах, яичники, скорее всего, также не подлежат восстановлению. Угроза фибрилляции сердца. Если не спасем кишечник и позвоночник — ей конец.

— Органы можно заменить.

— Но не позвоночный нерв и не яичники. Будет чудо, если она сможет двигаться.

— Да прекратите вы уже! Подумайте прежде всего, как облегчить ее агонию и сохранить ей жизнь!

— Мы можем убить мозг, если реакция на наркоз будет отрицательной. На анализы уйдет час, у нас нет столько времени.

— К черту наркоз. Оперируем так.

— Но… в таком состоянии… У нее же судороги!

— Принесите скобы и дрель. Прибьем ее кости к столу и начнем гемосорбцию. Готовьте АИК и выясните уже, наконец, какой анестетик ей можно применить.

Дальнейшее Синдзи предпочел не смотреть, тем более что за визгом инструмента и нечеловеческим криком девушки голоса врачей расслышать не представлялось возможным, да и вид потрошеного тела, пусть и с хирургической аккуратностью, вызывал лишь спазм желудка и мрачную тяжесть в душе. Так что, закончив обзор камер, он вернулся к информационной панели и с интересом взглянул на длинный список сообщений, среди которых значились экстренные вызовы.

— Что это?

— Запросы на имя Командующего со стороны ведомств и военных подразделений, требующие разъяснения ситуации, — учтиво пояснил Фуюцки. — Обычно отсылаются типовые рапорты, но в связи с сегодняшней экстренной ситуации, должностные лица хотят лично выйти на связь. Я смотрю, среди них есть даже министры иностранных государств.

— Отлично. Вы можете сделать так, чтобы я обратился к ним напрямую?

— Ну… — даже видавший виды мужчина не смог скрыть удивления. — В общем, это возможно. Но ты ведь не хочешь…

— Именно так. Пора нам сделать официальное заявление. И еще — вот тут находится скрипт, написанный доктором Акаги, вы можете активировать его вместе с подключением?

— Да. Что это, если не секрет?

— Почтальон. Мое послание будет мгновенно донесено в каждую точку земли, в каждый город и каждый дом, где есть любое средство приема информации. На языке адресата.

— Ох… — Фуюцки вздохнул и склонился над клавиатурой. — Я смотрю, ты не довольствуешься малым.

— Разумеется, — Синдзи хохотнул.

— Камера тут, — он указал на панель в стене. — Включу по твоему сигналу, проведем запись, потом отправим.

— Вперед.

На огромной стене позади стола, где за выдвижной панелью показался объектив камеры, зажглась красная лампочка эфира. Фуюцки, пощелкав клавишами, молча кивнул, и Синдзи, чувствуя нервную дрожь, начал говорить.

— Я обращаюсь ко всем людям, кто меня слышит, внимательно выслушайте мое сообщение. Меня зовут Икари Синдзи. Сегодня я разрушил последний бастион, стоящий на защите рода человеческого от следующего поколения жизни — Ангелов. Этот день я провозглашаю последним днем существования человечества как вида и объявляю вам смертный приговор. Вы все будете ликвидированы в ближайшие дни. Ваше место займут существа, более достойные жизни и собственного будущего, нежели вы, глупые, алчные, эгоистичные твари. Я обращаюсь к вам от имени Ангелов и несу их волю: все защитники человечества, способные нас остановить, пали в битве. Я — последний Ангел, и я приведу Легион, но когда мы придем, вас уже не будет. Вы падете от вашего же оружия. В ближайшее время будут запущены все имеющиеся стратегические запасы баллистических ракет, несущих в себе огромные дозы нейропаралитического вещества и катализатора, провоцирующего его бесконтрольный рост. Ракеты будут подорваны в нижних слоях атмосферы в ключевых точках планеты возле крупных водоемов, отравив воду и воздух на века. В доказательство серьезности своих слов после распространения сообщения я уничтожу всю орбитальную группировку всех спутников, от коммуникационных до военных. Смиритесь со своей судьбой и умрите в радости.

Он замолчал. Оторопело замерший Фуюцки очнулся и поспешно отключил камеру, остановив запись.

— Да уж… Я много удивительный вещей видел в жизни, но такое… Признаться, даже не знаю, смеяться мне или плакать.

— Ну, можете сделать и то, и то, — улыбнулся Синдзи, поднявшись с кресла и выдохнув от скопившегося напряжения. — Все записалось?

— Да. Как я понимаю, отправка будет произведена по всему миру, используя все возможные каналы распространения. А что насчет спутников и ракет?

— Все как сказал. Как только мы запустим скрипт, МАГИ начнет массированную атаку всех центров управления полетами, запустив вирус для коррекции их полета куда-нибудь в атмосферу. Насчет токсина — у меня есть несколько мыслей, но одним МАГИ мне уже не обойтись. Поживем — увидим. Отправляете?

— Секунду… Все, готово. Сообщение запущено в глобальную сеть.

На мониторе тут же вспыхнуло техническое изображение трех терминалов МАГИ, начавших рассылку посылок и одновременную атаку на серверы космических центров.

— Эх, Рицко, вы можете гордиться своей работой… — тихо произнес Синдзи, улыбнувшись от мысли, что сейчас начнется во всем мире. — Ну, вроде как все. Мне теперь тоже пора уходить.

Мужчина перевел на него вопросительный взгляд.

— Уходить?

— Да. Я сделал все, чего желал. Остался лишь один маленький финальный аккорд. Хочу сказать вам, Фуюцки-сан, спасибо и прощайте. Может быть, мы еще когда-нибудь увидимся, но, не поймите меня неправильно, я очень этого не желаю. Позаботьтесь тут обо всем и не теряйте надежды.

— А…

Синдзи спокойно развернулся и неторопливо побрел к выходу. Растерянно поднявший брови пожилой мужчина лишь вздохнул и неслышно обратился вслед:

— Удачи, молодой Икари. Надеюсь, твои желания исполнятся.

Синдзи шел по пустому корпусу, словно по обители призраков из фантастических фильмов ужасов. Без единого человека, брошенная и замершая в тишине база создавала непривычное ощущение одиночества и потерянности, словно лабиринт, из которого нет выхода. В кабинетах среди разбросанных листков бумаги гудела аппаратура, пищали телефоны, исправно работали эскалаторы, но ни один человек не нарушал жуткой атмосферы испарившейся жизни. Впрочем, на Синдзи это почему-то не оказывало никакого впечатления. Наоборот, он шел по пустым коридорам с чувством невероятной легкости в душе, почти триумфа, чуть ли не напевая себе под нос от объявшего его воодушевления. Хотя в какой-то момент он и впрямь начал мурлыкать старый въевшийся в голову мотив, бодро чеканя свой шах разносящимся эхом.

Остались позади в безмолвной тишине пустые кабинеты, подъемники, монорельс, доставивший его наверх, приемный зал центрально входа, пропускной пункт и массивные ворота, когда Синдзи очутился на поверхности. Солнце и настоящий свежий ветерок, так контрастирующий с сухим потоком воздуха из кондиционеров, на мгновение заполнили его чувства приятным и освежающим, чарующе теплым маревом, словно по волшебству развеяв сковывающее его напряжение, а затем нехотя отступили, явив перед ним не самую одухотворяющую картину. Всю площадку перед центральными воротами занимал целый батальон вставших на изготовку солдат сил самообороны, экипированных, будто на войну, и взявших на мушку одиноко замершего у выхода Синдзи. За пехотинцами виднелись нацеленные в его сторону орудийные башни бронетранспортеров, на крышах ближайших зданий мелькнули фигуры снайперов и гранатометчиков, с улиц чуть далее раздалось синхронное рычание танков, а в воздухе над городом повисли несколько черных вертолетов, тоже не мирного назначения. Где-то за развернувшейся полукругом блокадой солдаты расфасовывали по автобусам вывалившихся на поверхность мирных сотрудников НЕРВ. Ни один из солдат не проронил ни слова, сквозь мушки прицелов напряженно всматриваясь в фигуру Синдзи и готовясь открыть огонь в случае малейшей угрозы. И, невзирая на небольшую армию, что держала его под прицелами сотен орудий, он с благоговением поднял голову вверх — высоко в небе зажглись крошечные огоньки с протяжным белым хвостом за собой, словно инверсионные следы у самолетов, заскользив по темно-синему своду и рассыпаясь на мелкие искорки. Сразу дюжина огоньков украсила небосвод настоящим звездопадом, плавным и необычайно красивым, заставив Синдзи невесело усмехнуться.

«Красиво. То что надо для проводов на тот свет. А ребята, кажется, совсем разозлились. Нет бы насладиться моментом и чудным зрелищем в небе. Не понимают они шуток. Остается только прорываться, значит? Ну, с боем так с боем».

— Начнем, пожалуй… — неловко улыбнувшись, опустил он взгляд прямо на замерший кордон, а затем приветственно вскинул руки, будто пытаясь их обнять, и громко выкрикнул: — АТ-поле, на максимум!!!

И в эту секунду с двух сторон улиц раздались два громких хлопка. А затем что-то на чудовищной скорости ударило Синдзи снизу, и еще до того, как нечеловеческая боль пронзила его тело и то начало падать на землю, он обнаружил, что его ноги ниже колен перестали существовать. Пара кровавых культей с огрызками костей на секунду повисли в воздухе, а затем рухнули вниз вместе с ним, и Синдзи захлебнулся в застрявшем в груди крике, не в силах произнести и звука от жуткого приступа боли. Схваченное им тело и померкший алой пеленой взгляд не позволил разглядеть, как он непроизвольно заворочался по земле, хватая ртом воздух и соскребая ногти о бетон, как снаряд из пневматической пушки накрыл его сеткой и как очутившиеся рядом люди в глухих противогазах и костюмах химзащиты стали вбивать в его тело металлические стержни необычной сверлообразной формы. К шторму боли от потери ног добавилась жуткая резь по всему телу, и надломившийся разум Синдзи начал меркнуть, постепенно отключаясь и срывая панически замельтешившие мысли в безумный вихрь. Где-то в глубине его души еще оставалась капля осмысленности, понимающая, что это был конец, что никакой волшебной силы у него нет и никто не придет на помощь, что смерть — единственно возможный выход из этой проклятой петли. И именно поэтому — в самой глубине души — Синдзи был рад, что, наконец, он достиг желаемого. Он сделал все, что мог, и теперь его ждала встреча с той внутренней сущностью, что все это время толкала его к мертвому концу, очередному тупику, дабы уже там заботливо взять за руку и отвести к выходу из лабиринта. Или его очередному входу.

Через невыносимо бесконечный промежуток времени боль начала проходить, и загоревшееся агонией сознание смогло выхватить, что его погрузили в крайне тесный саркофаг, светящийся изнутри приглушенным красным светом. Первая мысль о гробе была развеяна россыпью внутренних датчиков и инструментов, тут же вонзившихся в недвижимое от введенного препарата онемевшее тело. По венам заструилась противная леденящая жидкость, наполнив голову свинцовой тяжестью и непроницаемой глухотой, как при заложенных ушах. К открывшимся глазам подтянулись два механических зонда, из которых выползли две тонкие иглы, проникнув через зрачок внутрь глазного яблока и остановившись в миллиметре от сетчатки. Через секунду их замершие наконечники стали бить искрами по всей поверхности глаза изнутри, окончательно ослепив Синдзи и создав в его взгляде странную картину сломанного калейдоскопа, с каждым противным ударом раскалывающегося на россыпь разноцветных точек. А еще через минуту само тело, мелко затрясшееся от серии электрических разрядов, будто отделилось от сознания и превратилось в стрекочущий мешок с костями. Отключились глаза и остальные органы восприятия, и саркофаг погрузился в гробовую тьму.

Синдзи, уже не чувствующий ни боли, ни прочих ощущений, перестал бояться. Он давно готовил себя к подобному исходу, он страстно желал завершить все дела на этом свете, он ужасно жалел, что так и не успел закончить свой маленький прощальный подарок, и он был готов приступить к последней части своего предназначения — пост мортему.