Орфей: Да, статуя и правда хороша,

Передает их образ инородный.

Но что в тот день моя душа

В мир отойти могла загробный,

Совсем не сомневался я,

Что было делать мне тогда?

Бежать что силы есть, или остаться?

Вопил в душе я: «О судьба!

Неужто предстоит мне с жизнью распрощаться?

Тихея, госпожа моя, богиня!

Будь благодушна, сжалься надо мной,

Молю тебя сердечно, приложи усилья,

Чтоб обошла меня погибель стороной.

Что люди, дружно обитающие здесь,

Посмели совершить такое против пантеона,

Как согрешили мы, за что такая месть

Ниспослана с Олимпа на наш город?»

За то, что редко посещали храмы?

Скупые жертвы смели приносить богам?

За праздный образ жизни с похотью и бранью,

За страсть к азартным играм, пьяным кутежам?

Враждебный облик их мне говорил о многом:

Огромный глаз и щупальца, острейшие клыки —

Таких не создадут с намерением добрым.

Сваяли боги их с девизом «Жди беды».

Ах, неужели все, на этом моя песня спета?

Песок закончил сыпаться, на гномон пала тень,

Путь завершен, не дотянуть и до рассвета.

Моих волос прядь, Танатос, твоя мишень?

И что ж, мне жизни не познать семейной,

Красавицу, что в час уныния всегда поддержит,

Что будет рядом до конца напарницей идейной,

Мне повстречать не даст супруга громовержца?

А дети, жизни нашей дивные цветы,

Без них не жил ты, род твой вымрет,

Наследники, что претворят мечты?

Мой замысел противен Афродите,

Не выстроить с благословенья Аполлона,

Уютный дом просторный, двухэтажный,

Не быть мне чином эпистата награжденным.

Для полиса не стану мужем важным,

Не отложить солидной суммы мне на вклад,

И акций с векселями Плутос не подаст,

Железного коня за двадцать пять зарплат

Гермес, лукаво улыбаясь, не продаст,

Увеселеньями не будет жизнь полна,

Кинотеатр уж мне не посетить во славу Диони́са

И с верными друзьями не поднять бокал вина,

Ведь Бахуса и так могли бы мы возвысить.

Благое дуновенье кожей мне не ощутить,

Весенний ветерок, дыхание Зефира,

В погожий день мне кофе на веранде не испить

И не отведать мне лимонного зефира.

Ах, где же армия, служители Ареса?

Воители еще к нам не пришли?

Не удержать в узде головорезов,

Полиции не вижу я вблизи,

Что лучше трусом быть и убежать,

Наружу из грудины рвется сердце

Или с мечом в руках мне защищать

Свой город от свирепых чужеземцев,

Когда достигнут твари насыщения

В своих безжалостных завоеваньях,

Им хватит пары городов порабощения?

Или земного шара будет мало?!

Ахилл: Орфей, день добрый! Рассказываешь молодому человеку, как в портки нагадил полвека тому назад?

Орфей: Ахилл, у тебя у самого в тот день поджилки затряслись, вся площадь на ушах стояла, город от испуга задрожал, случай-то был экстраординарный.

Ахилл: Может, город от испуга и задрожал, но порточки только у тебя сзади вздулись.

Орфей: Ох, старый выдумщик! Не хуже покойного Д., вот смена достойная выросла!

Ахилл: Старый добрый Д. хоть тогда и был в том возрасте, когда порты запачкать незазорно, а сохранил их чистыми в отличие от некоторых. Да, как сейчас помню. Он тогда сидел возле бывшего книжного, тогда еще магазин не принадлежал дилетантам из семейки Б. Каждый из шести отпрысков мэра себе по делу купил, и каждый по делу загубил в итоге. Для них это игры были.

Орфей: Книжной лавке так или иначе конец бы пришел. От хорошей прибыли детище всей жизни за бесценок не продают.

Ахилл: Ой, а ты не знаешь, как такие вопросы решаются? Запугали старого владельца. Сказали, выбирай: или гроши в качестве компенсации, или пожар из-за, так сказать, неполадок с проводкой.

Орфей: Да все ты выдумал. Какие у тебя доводы? Да никаких! Ты каждого мэра хаял, как до права голосовать дорос. Всех сто двенадцать человек. Ох, и мэров же у нас посменялось за шестьдесят лет. Да ты к уходу дюжин пяти из них руку приложил.

Ахилл: Да что ты говоришь? У тебя самого доказательств нет. Я активный гражданин, и этим горжусь. На таких, как я, общество зиждется.

Орфей: Ты на старости лет из ума выжил. Вот что я тебе скажу. Сегодня выдумал что-то черное про власть, а завтра же в свою выдумку поверил.

Ахилл: А, ну что с тобой говорить? На шесть лет меня младше, а все молодым себя мнит. Хотя сам уже еле свое имя помнит. Нечего с тобой обсуждать. Дай я молодому человеку лучше расскажу, что старина Д. учудил. Как только нам этих зеленых осьминогов-переростков рассмотреть удалось, старый ловкач заорал. И знаете что? «Коммунисты!» — говорит. Это же надо было такую нелепицу выдать! Старому сумасброду в голову пришло, что «красные» решили захватить наш город или даже всю страну, забрать всю частную собственность в общественное пользование и ввести трудовую повинность. Решили якобы мировую революцию пролетариата начать с нашего медвежьего угла.

Орфей: Да, так все и было. Еще припоминаю, он что-то про ружье свое обронил, мол, если бы с собой оно у него было, он бы им в одиночку жара бы задал, улетали бы так впопыхах на своих аппаратах, что только щупальца бы сверкали.

Ахилл: Вот так оно и бывает в жизни, молодой человек, люди с возрастом уже правду от вымысла отличить не могут, все в голове перемешивается. В те времена нас часто коммунистами и их мировой революцией пугали по телевидению, но для нас все сказками это было. Да и кто в молодые годы о столь глобальных вещах как общественные формации задумывается? Нам бы жить, любить, радоваться, постигать новое, искать себя. Беззаботное время, весна жизни. Но это я о другом уже начал, прошу не обращать внимания, просто мысли вслух. В общем, забудьте, были это никакие не коммунисты. Это были нелегальные мигранты. В чем дело, я почти сразу понял, вывод успел сделать не так быстро, как Д., нужно было с мыслями собраться после шока.

Орфей: Да что ж ты мелешь? Какие еще нелегальные мигранты? Ты с этим заявлением еще безумнее душевнобольного Д. смотришься.

Ахилл: Вы аполитичная масса, сборище идиотов, никогда не видите угроз у себя под носом. Наверное, стоило подождать, пока этих «дружественных» зеленых переселенцев станет больше, чем коренных жителей города, вот тогда бы до вас может что-нибудь и дошло бы. Вы бы наконец стали замечать, что работы больше нет. Гражданину хорошую зарплату подавай, да еще и медицинскую страховку расширенную. Каждый антрепренер выберет лучше за минимальный оклад восемь щупалец, чем две руки в три раза дороже.

Орфей: Вот у тебя везде эта политика! Стоит даже прилететь с далеких планет чудовищам, доселе невиданным человеком, ты и сюда свою политику примажешь. Они что, сквозь миллионы и миллионы верст мчались на скоростях, недоступных человеку, чтобы водопроводы нам чистить да кирпичи на стройках подавать за пару монет?

Ахилл: Ты откуда так хорошо осведомлен, какой в их стране уровень жизни, гроза портков? Может, там, откуда они прибыли, недельный заработок, за который нужно еще побороться, меньше нашего дневного? Не задумывался ли ты о том, что где-то есть диктаторы у власти хуже нашего тридцать седьмого мэра, из-под гнета которых сотни тысяч бегут за рубеж обустраиваться?

Орфей: Ох, ну опять вспомнился же тебе мэр З. Молодой человек, вы, конечно, не понимаете, о чем речь. Был у нас такой господин З., который, как в градоначальники заделался, сразу начал купол на весь город строить, чтоб все мы у него, так сказать, под колпаком были. Но я за него голосовал и не жалею, он за казнокрадством замечен не был, да и купол этот строить начал вовремя, все по плану шло, как и было обещано в его предвыборных речах. Собственно говоря, не припомню уже, чтобы он что-то, помимо этого гигантского стеклянного свода, перед выборами нам пророчил. Ох и порвал же он своих оппонентов. Под четыре пятых города за него было. А все же лучше, чем двадцать восьмой мэр, что девушек молодых и красивых к рельсам привязывал. А двадцать девятый мэр, тогда еще не мэр, а просто общественный подвижник, их развязывал да всегда вытаскивал бедолаг, когда поезд близко был. А вот шестьдесят шестой мэр, в отличие от З., меньше чем за четыре часа, как бразды правления принял, всю казну разграбил и смылся. Дороги не на что чинить было, во всех общественных учреждениях света, воды, отопления не было, зарплаты работникам оных мест не платились. Я, в общем, и правда не каждым городничим был доволен, но не всех же без разбору хулить, как некоторые.

Эдип: Орфей, Ахилл, опять спорите о политике?

Ахилл: О политике спорить нужда должна быть в каждом гражданине. Лейтмотивом же нашей беседы является история, благодаря которой здесь установлен монумент.

Эдип: А, вы про тех прислужников моей свояченицы.

Орфей: Да что же ты везде свою свояченицу приплетаешь, Эдип? Тебя послушать, так все беды от нее.

Эдип: Эх, братцы, говорю вам: все от этой старой ведьмы. Ее то были посланники.

Ахилл: Эдип, но ведь в том же самом ты нас уверял, когда десять лет назад лось в город забрел. Клялся полицейским и ветеринарам, которые его отлавливали, что твоя свояченица руку к этому приложила и теперь в срочном порядке необходимо арестовать ее.

Орфей: И осиный улей, ты говорил, она тебе наколдовала, птиц призывала на твою машину гадить, мышей — проводку грызть.

Эдип: Так оно и есть, друзья. Именно такими методами эта последовательница темных сил и действует. Есть у нее способности и на погоду влиять, и даже, вы представьте, хоть и уму непостижимо, но вы представьте, она людей гипнотизировать способна. Сколько раз меня обвешивали на рынке по ее милости, сколько раз неприветливы были со мной служащие в муниципалитете с ее подачи, а сколько раз она колдовством вынуждала приличнейших людей провоцировать драки со мной в кабаках?

Орфей: Тебя послушать, так весь мир вокруг сестры твоей жены вращается.

Эдип: А сколько раз меня травила она? Не сосчитать количество жутких несварений после обедов на заправке.

Ахилл: Это на той заправке, где сэндвичи с яйцом и тунцом без холодильника хранятся?

Эдип: Ахилл, ну что ты говоришь? Да если бы лежали они и при нуле по Кельвину, что толку? Ее ведьмовские настойки возымели бы тот же эффект.

Орфей: А разве служат космические осьминоги ведьмам? Я слышал, что только кошки, крысы, вороны и жабы. Ну, пусть будут еще, как в твоем случае, осы, голуби да мыши. Но чтоб такое?!

Эдип: Ее извращенное злобное человеконенавистническое воображение и на такие проклятия способно, друзья.

Ахилл: Ахилл, не рассказывай сказки, этот молодой человек хочет правду услышать, ведь он свидетелем тех событий не являлся и в твои версии может легко поверить.

Эдип: Ахилл, да пусть хоть и впрямь нелегальные мигранты, а только послала их эта язвительная баба. Ты все переживал, что мы работы лишимся, а зря, уж кто бы и лишился ее в первую очередь, так это я. Против меня направлены все козни бесовские. Хорошо, что тогда старик Д, царство ему небесное, отпугнул их ружьем, не то бы не отстали бы от меня.

Орфей: Так они к тебе и не приставали. Нужен ты им больно»! Твоя свояченица тут ни при чем. И прогнал их не старик, а Ахилл. У Д. с собой ружья не было, он, может, и помешался, но без оружия по городу ходил. Ахилл своими выдумками про замещение коренного населения их отвел от мысли здесь оставаться надолго.

Ахилл: Я их выгнал, значит?!

Орфей: А кто ж еще? Сразу начал тирады читать, словно наш восемьдесят первый мэр, что любил пламенные речи толкать, разве что ты не в колготках с перьями был, как он. Всю жизнь ты, видать, политиком видным хотел быть, да только ни одного из ста двенадцати мэров, что при нас были, не победил бы на выборах.

Ахилл: К твоему сведению я, если бы имел такое желание, смог бы легко стать мэром.

Орфей: На сорок секунд, как девяносто первый мэр?

Ахилл: До конца дней своих мог бы, но не стал, потому что во власти должна быть сменяемость. Однако, конечно, и не такого рода, как было с нашим девяносто первым, что застрелился в первую же минуту инаугурации, узнав, каким городом он будет руководить. Весьма недальновидно было с его стороны ни разу не приехать сюда до выдвижения своей кандидатуры. Хотя даже в предвыборный период он не соизволил организовать ни единого публичного выступления. Но не будем об этом: о покойных либо хорошо, либо ничего.

Орфей: Но ведь он получил две трети голосов. Такое редко бывает в наших краях.

Ахилл: С такими оппонентами и предвыборной кампании не надо.

Орфей: Глава секты и три ребенка, стоящие друг у друга на плечах и закутавшиеся в плащ.

Эдип: А я за этих троих как раз и хотел голосовать. Могли бы вполне победить, если бы не упали на сцене, и все увидели, что это не один взрослый мужчина, а шайка мальчишек. Жаль, что их с выборов сняли. Видать, тогда моя свояченица черной магией их и повалила.

Ахилл: Главу тоталитарной секты мы бы точно выбирать не стали. Слабоумием такого уровня наш город еще не пропитан.

Орфей: Ты прав. Довольно и двух сроков ему было. Обещанного не выполнил ни разу, только подоходный налог в девяносто восемь процентов на нужды своей секты установил. И где же предсказанное всем оплатившим налог возвращение в райский сад?

Эдип: Да кто знает, как бы он правил. Все же понимают, что не даст моя свояченица город, в котором я живу, благоустраивать. Может, она ему палки в колеса и вставляла предыдущие два срока.

Орфей: Ох, Эдип, что ж ты опять завел эту песню про сестру своей жены? Уже полвека ее повторяешь.

Эдип: Не понимаете вы ничего. Я, может, живой тут стою и могу с вами, моими друзьями, обсуждать былые деньки только потому, что все эти пятьдесят лет осторожен по жизни и каждую минуту жду отравленного клинка в спину от этой карги. Да-а, ну и исхитрилась же она с этими монстрами. Кто бы не прогнал их, я ему безмерно благодарен.

Ахилл: По воле судьбы у тебя есть возможность выразить благодарность лично и весьма скоро.

Персей: Ахилл, Орфей, Эдип и вы, сударь! Я очень рад вас всех видеть. По какому случаю сегодня все мы здесь собрались?

Ахилл: Орфей, рассказывает заглянувшему мимоходом в наш город молодому человеку историю о высадке мигрантов с щупальцами.

Персей: О-о, это презанятнейшая история, сударь.

Ахилл: Мне кажется, что теперь, когда молодой человек узнал, как прибыли пришельцы, будет не лишним рассказать, почему же они решили тут долго не задерживаться. Особенно интересно услышать это из уст виновника сего события.

Персей: Ахилл, неужели ты по каким-то немыслимым причинам решил, что я мог напугать этих премилых инопланетян? А я ведь один из многих, кто не отнесся к нашим, так сказать, большим братьям недобро.

Ахилл: Помнится мне, ты сразу в атаку ринулся.

Орфей: Я что-то такое тоже припоминаю: ты их буквально в бегство оборотил.

Эдип: За что тебе огромное спасибо, верный друг! Спас в тот день меня от прислужников этой ведьмы.

Персей: Господа, такого быть не может. Что же касается тебя, Эдип, то не могу не заметить, что ты весьма несправедливо обозлен на прекрасную сестру своей чудной жены.

Эдип: А я считаю, что слишком мягок с ней. Она меня на тот свет отправить мечтает, и даже предпринимает вполне активные действия. А я что? Я всю жизнь только оборону и держу, в атаку ни разу не ходил.

Персей: Эдип, ну почему в тебе столько враждебности? Откуда, ты скажи мне, все это пошло?

Эдип: А я тебе скажу откуда, Персей. На нашу свадьбу старая карга…

Персей: Тогда еще не старая.

Эдип: Хорошо, тогда еще не старая, но уже карга оделась в черное, как при трауре. Малого того, еще и не улыбнулась ни разу, танцевать не пошла, смотрела холодно. Вот, поди, уже тогда колдовала. У меня аж так сильно голова закружилась от вина, того, что братья В. С собой принесли. Точно все ее магия.

Персей: Да перестань, Эдип. Я же был у вас на свадьбе, за что тебе огромное спасибо, к слову. Но ты выпил там целых две бутылки. И гораздо меньшая доза может ударить в голову. А братья В. сейчас в местах лишения свободы, где, я всем сердцем надеюсь, их не обижают, но посадили их за изготовление опасного для жизни алкоголя. Пятьдесят потерпевших оказались на больничной койке за два года, из них двое бедолаг лишились зрения. Это я еще опускаю подробности, как они делали свое так называемое вино. И опускаю не по собственному разумению, а в силу того, что следствие, как его узнало, сразу засекретило рецепт. Но помнится, в нем было градусов шестьдесят.

Эдип: Колдунья перед свадьбой их заворожила на мое отравление. А после несчастные братцы уже не могли остановиться и перестать делать это пойло. Ох, какой же взгляд у нее был, когда я с ее сестрой у алтаря стояли. Всем нутром мне смерти желала.

Персей: Сдается мне, Эдип, тому причина весьма прозаична. Ты ведь с ней встречался раньше, за руки взявшись, везде ходили, ты всему городу рассказывал, какая у вас крепкая, искренняя, глубокая любовь. А потом вот через два месяца сделал предложение ее сестре.

Эдип: Друзья, не подумайте, не все так просто. И я этого вообще не помню, хоть убейте, не помню, чтобы я с ней куда-то там ходил и уж тем более держался за руки с этой… этой… Да одно ее касание ядовитее, чем яд сотни гадюк. Меня околдовали, я был не в себе…

Орфей: Ох, Эдип, с тобой не соскучишься. Но то другое, и никогда мы эту тему не закончим, а ведь обсуждали изначально, почему улетели инопланетяне. Вспоминая сегодня те события, я думаю, что виноват Персей.

Персей: Орфей, помилуй, быть того не может. Ты, верно, что-то перепутал. Так обидеть звездных гостей способен кто угодно, но никак не я. Ведь ты же меня знаешь. Я всегда сама любезность. Вот, к примеру, прогнать их мог наш мэр… Эмм, не помню, каким он был по счету. Жуткий ксенофоб. Человек пещерных взглядов.

Ахилл: Ты имеешь в виду нашего семнадцатого мэра? Так он с поста ушел за девять лет до высадки. Помнишь? Он как-то сел на берегу реки слушать шум воды и так долго слушал, что достиг просветления и отрекся от всего земного, включая должность мэра.

Эдип: Простите, что встреваю, но я почему-то подумал, когда ты, Персей, упомянул пещерные взгляды, что речь о шестьдесят четвертом мэре…

Орфей: Это тот самый вытаявший из ледника доисторический человек?

Эдип: Все верно, он.

Орфей: Так Персей в иносказательном смысле о пещерности говорил. А наш шестьдесят четвертый мэр был человек весьма прогрессивных взглядов.

Ахилл: Откуда тебе известно, каких взглядов он был? Он же речью человеческой не владел, только нечленораздельные звуки издавал и громко топал.

Орфей: Но ведь потом избрался в региональную палату.

Персей: А все от природной харизмы. С такой силой убеждения можно всю страну за собой повести. Вот увидите, господа, он еще в федеральной палате окажется. Так вот, что касается семнадцатого мэра, того, что реку слушал. Он до того, как все бренное оставить, издал ряд расистских законов. Согласно им, инопланетянам полагалась в конце автобуса места занимать, запрещалось в культурные заведения ходить наравне с людьми, школы для них отдельные были построены. Готов поклясться, что был пункт и о запрете парковки на центральной площади.

Ахилл: Да если и был такой пункт, то все подобные акты к тому времени уже отменили. А, теперь и я припоминаю, что тогда случилось. Прогнал пришельцев точно ты!

Персей: Ахилл, помилуй! Ну не мог я! Да неужто ты в самом деле инкриминируешь мне такие страшные деяния?! А ведь присутствующие здесь люди могут этому поверить, рассказать своим родственникам, друзьям, коллегам, а те уже своим друзьям. Где-то кто-то что-то преувеличит, добавит свое. И все! Персея уже клеймят самыми нехорошими эпитетами, приписывают самые немыслимые поступки.

Эдип: Персей, а кто же, по твоему мнению, тогда заставил вторженцев убраться восвояси?

Персей: Эдип, во-первых, я вынужден тебя поправить. Не вторженцев, а гостей, потенциальных деловых партнеров. А во-вторых, кого-то конкретного обвинить у меня язык не поворачивается. Однако сейчас я начинаю вспоминать, что возможные тесные контакты нам оборвал Ясон. Вот он стоит вдали, у прилавка. Глаз у меня острый, я всегда видел дальше остальных в прямом и переносном смысле, уж извините, господа, и с молодых лет в зрении не потерял. Кажется, персики покупает. Да, точно, персики.

Орфей: Вот он и к нам идет, кажется.

Эдип: А ведь Ясон все помнит наверняка. У него память хорошая, он лабораторией руководит.

Ахилл: Ученый муж развеет пелену забвенья.

Персей: Не думаю, что звать его — хорошая идея. Я не хотел стыдить Ясона за проступок давно минувших дней. Ларец загадки открылся у меня в памяти. Теперь я могу рассказать, что случилось в тот день. Ладно, поведаю вам эту историю позже, когда наш биолог уйдет.

Ясон: О, какие люди! Вероятность, что все мы встретимся в такой солнечный ясный день, очень мала, но не равна нулю. И вот это случилось. А я за рыбой ходил, вот только что купил свежего карпа.

Ахилл: Ясон, мы рады, что ты к нам присоединился. А раз удачный случай нас свел сегодня вместе, скажи, почему инопланетяне улетели? Мы все прекрасно помним их прибытие, но о причинах столь скорого решения нас покинуть расходимся во мнениях.

Ясон: А, это. Их прогнал Персей.

Персей: Ясон, и ты туда же! Да как ты можешь? Отказываюсь поверить! Вот не хотел я эту тему поднимать, но абсолютно точно ты пришельцев вынудил отчалить.

Ясон: Нет, это ты был. Я все прекрасно помню. Ты в них что-то бросил, а они начали плавиться.

Орфей: Да, точно. Так оно все и было. То соль была, кажется.

Персей: Господа, позвольте объясниться! Может, вы помните, что я в те времена работал торговым представителем компании по производству соли. Увидел космический корабль, такой весь большой, блестящий, без единого изъяна, и сразу подумал, что аппарат новый и очень дорогой, а значит, у гостей, прибывших на нем, имеются неплохое состояние и вес в обществе. И я решил наладить экспорт соли в те места, откуда головоногие господа прибыли. Никто не знает, есть ли соль на их родной планете. А может, они втридорога закупают ее у поставщиков на Марсе или Юпитере? Я был готов им предложить контракт получше. А как обычно дорогих гостей принято встречать? Ну, разумеется, хлебом и солью! С хлебопекарного завода, я напомню, меня к тому времени два года как уволили по недоразумению. Вот я и кинул в них пару щепоток соли.

Ясон: Ты кинул соль. Пошла реакция слизи на нее. Пришельцы получили увечья и улетели.

Персей: Ясон, я склонен выдвинуть другую версию событий. Ты, если мне не изменяет память, кусочек щупальца отрубил одному из наших крупнейших торговых партнеров. В будущем партнеров, конечно. Но с очень большой вероятностью. Вот что это за выходка с твоей стороны? Разве можно такие действия совершать по отношению к импортерам нашей продукции? В будущем импортерам, но все же.

Ясон: Я это сделал ради научного изучения их вида. По моим предположениям, щупальце должно было отрасти в скором времени. За неделю или две. Я же не целого пришельца похитил. Я действовал гуманно, если слово «гуманизм» можно употреблять по отношению к инопланетянам. А ты в них кинул соль ради забавы.

Персей: Забавы ради? Да как такое можно заявлять? Да эти сделки с солью бы весь город наш кормили! Я ради всех жителей старался.

Ахилл: Ты старался ради комиссионного вознаграждения себе в карман.

Эдип: Ясон, да и как же соль они бы стали у тебя покупать, если от контакта с ней такая реакция?

Персей: Соль можно для внутреннего употребления использовать: в выпечке, в консервах, да и просто на стол поставить. А еще можно дороги ею посыпать. Ведь на планетах, что от Солнца дальше нашей, температура низкая всегда. А значит, много наледи на тротуарах. А соль еще и в медицине нужна, и в производстве косметики. Увидев меня, господа пришельцы сразу подумали, что перед ними развитая мирная цивилизация, которая радушно готова встретить гостей из далекого космоса и предложить хорошие условия для торговли. А вот Ясон испортил все впечатление. Бедные добрые инопланетяне улетали отсюда в ужасе. Они подумали, что мы дикари. И молва о нас на всю Вселенную ходит теперь такая же, какой мы удостоили неконтактные племена из джунглей.

Ясон: Эта цивилизация обошла нас в развитии на тысячу лет. Они поняли, зачем я это сделал. И как вид, полагающийся на науку гораздо больше, чем мы, должны были оценить вполне позитивно мои попытки изучить их.

Персей: Изу-чить или изу-вечить? Представить даже не могу, что кто-то способен одобрить намерение отрубить ему конечность.

Орфей: Твоя наука, Ясон, тебя с ума свела.

Ахилл: Вполне веская причина для них покинуть нашу планету — твои действия, Ясон.

Эдип: Друзья, не будем нападать на Ясона. В конце концов он уберег нас от нападок этих монстров. А к слову, Ясон, не знает ли наука методов защиты от темных сил? Ведь те вторженцы — лишь малая толика деяний моей свояченицы!

Ясон: Наука отрицает существование темных сил.

Эдип: Ох, ну вот, даже она здесь бессильна. Телевидение, лекарства, автомобили и даже вишневую колу нам дала наука, а против демонического зла пока бессильна.

Ясон: Наука отрицает существование демонов.

Эдип: Ах, даже вы ей околдованы до слепоты. А что я еще вспомнил, други! Вы помните Одиссея в тот день?

Ахилл: Не могу ничего о нем припомнить по этому случаю.

Орфей: И точно! Одиссей! Вот кто пришельцев прогнал.

Ясон: Я помню.

Персей: Господа, я, к сожалению, присоединиться к вам не могу. Не помню ничего, что связывало тот причудливый день с тем неблагочестивым мужчиной. Я не осуждаю Одиссея ни в коем случае. Как говорится, не суди и не судим будешь, но не всего его поступки могут быть мной поняты, приняты или хоть как-то оправданы.

Ясон: Ты сказал, что я повел себя как дикарь тогда. Но варваром себя выставил он, а не я.

Персей: И что же он такое мог совершить? Не томите. Я от него готов ждать всего чего угодно. И только между нами, очень рад, просто счастлив, что данный персонаж не отравляет больше город наш любимый и родной своим присутствием. Живя по соседству с ним, да что там по соседству, живя от него на расстоянии меньше ста километров, нельзя чувствовать себя в покое. Он ведь опасен для общества. Кровожаден, как акула, хитер и изворотлив, как гиена, а взгляд его — что два светящихся огонька, предвещающих присутствие в зарослях голодного ягуара.

Эдип: Персей, зачем ты так резко? Ну, мы ведь его совсем не знаем, а вдруг его тоже моя свояченица околдовала?

Персей: Да хоть весь ковен ведьм Лысой горы и Блокула в придачу. Я впервые так вот откровенен по его поводу, а все потому что всецело вам доверяю. Вот и изливаю бурный поток своих чувств на вас. Но прошу не думать, будто я под личиной доброго самаритянина точу зуб на каждого горожанина. В душе я никого не поливал помоями, один только Одиссей способен разбудить во мне такой гнев, праведный гнев. Ответьте для себя, согласны ли вы со мной, господа.

Орфей: Одиссей выстрелил в них из винтовки! Старик Д. только собирался, а Одиссей взял и выстрелил.

Персей: Ах, что же это получается? Из памяти я вычеркнул трагедию, в которой варвар этот отправил на тот свет всех гостей инопланетных? Космические боги, упокойте души жертв земного кровопийцы!!!

Ясон: Нет, он промахнулся.

Персей: Какое счастье! Не постигли, выходит, они мученической смерти.

Эдип: Друзья, смотрите! Жандармы под руки ведут кого-то! Да это же Одиссей! Жаль, не моя свояченица в наручниках идет.

Персей: Господа, давайте отойдем. Они же к нам движутся, и хоть Одиссей в оковах под присмотром доблестных блюстителей порядка, он все равно может быть опасен, еще выдаст какую-нибудь пакость.

Ахилл: Мне было бы интересно узнать его версию событий.

Персей: Он будет врать, оправдываться, захочет нас запутать. Начнет давить на жалость, выдумывать то, чего не существует, потом, когда в сочинения эти не поверит ни один из нас, сменит тактику. Будет обвинять во всем нас, а после перейдет к угрозам.

Орфей: Эй, Одиссей! Господа полицейские!

Персей: Орфей! Тише!

Ахилл: Одиссей, добрый день! Уважаемые офицеры, можем мы с вашим пленником обменяться парой фраз?

Персей: Ахилл!

Эдип: Одиссей, привет! Сменил прическу? Тебе идет, помолодел. Не скажешь, что живешь седьмой десяток. И вам доброго, господа жандармы! Скажите, пожалуйста, нашли ли вы время рассмотреть те двадцать шесть жалоб, что я написал на свою свояченицу? Понимаю, что много у вас забот, но, уверяю, это срочно, моя жизнь в опасности.

Персей: Эдип, и ты туда же!

Безымянный жандарм 1: Приветствую всех! Жалобы твои мы отправили в помойку.

Эдип: Но господа…

Ахилл: Эдип, оставь свои жалобы на потом. Выдался редкий случай нам встретить Одиссея. Офицеры, позвольте пять минут поговорить с вашим подопечным? К нему есть очень интересный вопрос.

Безымянный жандарм 1: Позволяю.

Ахилл: Одиссей, скажи, почему улетели инопланетяне?

Одиссей: Почем мне знать? Уж сколько лет прошло…

Ахилл: Но ты стрелял в них, помнишь?

Одиссей: А то! Меня потом заперли на два месяца защитнички закона за стрельбу в городе. Жалко, что тогда я не попал.

Ясон: Но тогда бы тебя заперли надолго.

Одиссей: За что? Ведь это просто дичь. Раз в город забежала, нужно ее застрелить. Потом уж решать, как поступать. На стол подать или одежду из шкуры сделать, да хоть чучело изготовить.

Орфей: Но Одиссей, ведь то была не дичь.

Одиссей: Это как не дичь? Не человек, значит, зверь.

Орфей: Нет такого зверя, что способен управлять космическим аппаратом.

Одиссей: Как нет? А памятник тогда кому? И вы тому свидетели. (Смеется) Вот странные людишки в муниципалитете! Поставить памятник дичи!!! (Смеется)

Ахилл: Одиссей, то есть не из-за тебя улетели пришельцы? Но тогда скажи почему.

Одиссей: Да мне почем знать?! Но точно не из-за меня.

Персей: Так мы тебе и поверили! Ты лжец — и даже хуже! Ты душегуб! Все слышали, как ты только что заявлял, что нет разницы между разумной расой и дичью в охотничьих угодьях. Но что толку тебе об этом говорить, ты ведь сам словно дикий зверь, в тот день таким был, таким и сейчас остался. Весь город тебя сторонится, считается, что нет такого порока, которому бы ты не предавался.

Одиссей: Плебс, что вы кличете пороками:

Обход устоев, посланных пророками?

Людьми, что сами возвели в кумиры,

Ведь нет ни в ком из вас хоть капли силы.

Лишь потому решили наделить их божьей волей,

Что жалки, не способны выжить на свободе,

Трясясь от страха, называете грехом

Страсть, духом сильного ревущую, как гром,

Зажженный в дань пылающий огонь

Тем, кто триумфом жизни наделен.

Боитесь пламени, хотите потушить,

Инстинкт кричит: «С огнем опасно жить!»

Решили погубить того, чей жар обжечь вас может.

Смерть просто долг, едва она тревожит.

Другая участь есть, не быть ей смерти предпочтенной.

Желают трусы, чтоб огонь был прирученным.

Однако жалкой своре глупых обезьян

Себе стихию подчинить никак нельзя

Как невозможно, чтобы общество мартышек

Судило человека, человек ведь выше.

Борец да победит борца, да здравствует герой!

Но то не ваше кредо, есть у вас другой закон,

Вы центром мирозданья ставите покой,

В чем блеск не заправлять своей судьбой.

Среди смиренных зебр, кормящихся травой,

Родился лев, поднялся в стаде сразу вой!

Дивись, толпа, мои глаза наполнены отвагой,

А ваши — страхом! Есть ли в страхе правда?

Вы только стонете: за что вам столько бед?!

Не знаете, что делать — слушайте совет:

Мигранты, коммунисты и нашествие пришельцев —

Лишь повод для побед, великая отрада сердцу!

И ведьма не проблема, покуда есть большой костер.

Власть не беда для тех, кто властен над собой.

Безымянный жандарм 2: Ладно, пошли. И так с тобой мы долго провозились.

Персей: Господа офицеры, рыцари справедливости, скажите лишь одно. За что вы взяли этого еретика? Убил он человека? Или сразу нескольких?

Безымянный жандарм 2: Нет, из магазина украл жвачку.

Безымянный жандарм 1: Ты посмотри, пятнадцать минут третьего!