© Андрей Лео, 2022.

© ООО «Издательство АСТ», 2022.

Серия «Попаданец» Выпуск 136.

Ох, где ж был я вчера? Ох-х… Да хрен с ним вчера, где я сейчас-то? Ё-моё, это чё за халупа? Стены старые, бревенчатые. Охотничий домик, что ли? Чёрт, ну и темно же здесь! Кто ж такие маленькие окошки делает?.. Или это баня? Не-е, не похоже. Хлама везде валяется много, и видок у помещения весьма непрезентабельный. Не пойму: мы на охоте? Хотя какая, к чертям, охота? Вроде в кабаке вечером сидели. Или нет?.. Ну точно, джип Вадика обмывали. Неужели упились все вдрабадан и за город попёрлись?.. Ничего не помню.

А что вспоминается из последнего? Разгулялись мы душевно, хохмы, анекдоты и спиртное лились рекой. Потом актёры к нам подвалили, пять балбесов в царской военной форме, один даже в гусарский ментик вырядился. Хм, а может, мы кино смотрели? Да нет, ребята как раз Вадика поздравляли, к тому же я на тот момент ещё довольно трезвый был… Относительно. И не актеры они, а реконструкторы какие-то. Во! Правильно! И Вадик в форме приехал, новым званием похвастал. Наконец-то до полковника дослужился. Сразу пошли офицерские тосты всех времён и народов. Дальше мы песни орали, а затем — темнота. Кто ж меня сюда приволок?

Э-э, а что это за хрень по лицу скачет? Оба-на, кажись, блоха. Только этого мне для полного счастья и не хватало! И тело, чувствую, всё чешется. Ёхарный бабай, убью тех гадов, которые мою бессознательную тушку в этот клоповник забросили!

Разозлившись, попытался встать и рухнул на пол, запутавшись ногами в какой-то тряпке. Руки и ноги словно не мои. Ого, а пол-то земляной! Та-ак, обувь где? Ни фи-ига не вижу. Ай, да бог с ней, доползти бы до двери. О, тут лестница вверх идёт, это я в землянке, значит. Или в подвале? Ох, солнце-то как шпарит! Глаза мои бедные.

И ни души рядом. Не понял: меня одного оставили?

А вокруг тишина-а… и… красиво! Аж все матюги в горле застряли.

Передо мной лежало небольшое поле, усеянное зелёными грядками и огороженное старым, немного покосившимся плетнём. Я лишь в детстве у бабки подобное видел. За спиной — странная полуземлянка, из которой еле выползти удалось, а слева — пруд. И всё это хозяйство окружает высоченный лес. Я в Карелии, однозначно, больше под Питером такой лес нигде не найдёшь. И пожалуй, далеко в Карелии, ведь в Финку меня пьяного не могли уволочь… Или могли? Ну зашибись погуляли! Эх-х, даже в морду дать некому, никого поблизости не наблюдается. Обидно, блин!

Наверно, долго мне ещё пришлось бы тупо пялиться по сторонам, если б ноги не замёрзли, а посмотрев вниз, я просто впал в ступор. Ноги не мои! Из-под мешковатой рубахи, едва достающей мне до колен, торчали худющие детские ножки. И руки детские. Заглянул за ворот рубахи — и тело тоже.

Во попал! Точно. Попаданец. Перенос сознания, едрить твою налево. Для проверки пощипал себя и похлопал по щекам. Не помогло. Не бывает столь реалистичных глюков. Так, собираем мозги в кучу, пока совсем не разбежались. Опять оглядываем руки, ноги, тело. Ага, тело, как же — тушка сушёная и рёбра торчат. Хорошо хоть пацан. Тут сердце дало сбой, я замер и, резко подняв рубаху, заглянул между ног. Фу-у, нормальный такой пацан. В натуре.

Да-а уж, осчастливили тебя, Саша, основательно. Интересно, кто это постарался? Чужая белая горячка случайно в гости заглянула? О-о нет, вряд ли. Слишком реальна окружающая действительность. Инопланетяне? Вселенский разум? Ой, да чего теперь гадать, перенос — он и на альфе Центавра перенос. И какой вывод из произошедшей лабуды мы сделаем? Судя по землянке и рубахе, на меня надетой, нахожусь я в историческом прошлом. Хотя если здесь бегают гоблины с эльфами, то я попал… Вот именно ПОПАЛ. В смысле чёрт его знает, куда попал!

Я представил, как умоляю первого встречного длинноухого чудика объяснить мне тайны окружающего мира, а тот, отклеивая уши, говорит, что он толкиенист[1], а не то, что я сперва подумал, и советует: «Мальчик, ты в лесу не все грибы кушай. Мухоморы — бяка, есть их нельзя». Ха, лезет же в голову бредятина… Ну… раз юморим, то с мозгами всё в порядке.

Ладно, шутки шутками, а исключать ушастых не стоит. На этом этапе размышлений моё сердце дало очередной сбой, и я схватился за свои уши; потом, удостоверившись, что они вполне человеческие, с облегчением выдохнул. Надо же, и десяти минут тут не провёл, а уже задёрганный стал. Та-ак, расслабляемся и вспоминаем рассказы о попаданцах. Коль я попал, то, может быть, и часть из написанного о них правда? Что там про магию было? Я попытался изобразить крутого волшебника, но сколько ни пыжился, силой мысли ничего поднять не смог, а формируя фаербол[2] в своих скрюченных ладошках, чуть не родил. Не-е. Не джедай[3].

Всё, хорош маразмом страдать, с магией и после разберёмся. Когда её найдём. Давай-ка, Саша, для начала территорию внимательно осмотрим, может, это прояснит ситуацию.

«Работаем», — как любит говорить Вадик… или любил… или будет любить. Тьфу, зараза! Знать бы ещё, где мой друг сейчас. Даже не удивлюсь, если он в данный момент из соседней землянки на карачках выбирается… в платьице и с косичками. Да-а… хороший прикол получился бы. Многое бы я отдал за то, чтоб посмотреть, как настоящий полковник в обличье маленькой девочки с матюгами по огороду носится.

Нервно похихикивая, обошёл землянку. Она примерно четыре на пять метров по площади и в высоту от земли около полутора, точнее за отсутствием средств измерения и не скажешь. На крыше слой дёрна, окна махонькие и затянуты непонятной фигнёй, похожей на кожу. А-а, так вот ты какой, бычий пузырь[4]. То-то темно внутри. Недалеко, метрах в десяти от землянки, вырыт погреб. Заглянул в него, там валяется одна-единственная бочка, и та пустая. В самой землянке стоят: две лежанки, покрытые шкурами, две лавки, стол, два сундука, печка убогая и гибрид шкафа с сервантом, а в нём куча горшков и плошек.

Некоторые горшки полные. Есть гречка и пшено, мука пшеничная и ржаная, мёд с кедровыми орешками. Внизу в мешках то же самое. Тут же пара небольших пустых бочонков стоит. О, ножичек лежит. Паршивый ножичек. У входа кадушка с водой, возле неё топор и несколько поленьев. В сундуках какая-то древняя одежда, да и то одни женские сарафаны, длинные рубахи, юбки и платки. Ёклмн, а где ж я трусы-то со штанами оставил?! В той жизни, что ли?! Куча барахла, а самого нужного нет. И обуви моего размера тоже не видно.

По стенам корзинки и лукошки всякие развешаны. На лежанках шкуры расстелены, довольно грязные и воняют сильно, и насекомых там, наверно, немерено. Сундуки укрыты дерюгой, напоминающей ткань старых мешков; помню, в детстве отец картошку в таких приносил. Ткань моей рубахи поновее выглядит. Её швы вручную прошиты. По краю подола вышивка идёт, на рукавах и у ворота бегущие человечки и олени изображены, больше изысков не наблюдается.

И что мы имеем в итоге? Имеем?! Да о чём это я? Поимели, скорее, нас. В плюсе, по-видимому, одна молодость. Правда, моё бывшее тело пятидесяти шести годов от роду было в отличном состоянии и мне нравилось, а это тельце ещё откармливать и откармливать. Если судить по землянке и предметам внутри неё, век на дворе точно не двадцать первый, вряд ли в России или в той же Канаде моего времени существует такое жильё. Признаков цивилизации не наблюдается. Нет целлофановых пакетов, нет пустых бутылок, одежды нормальной и той нет. Вся здешняя посуда явно на гончарном круге сделана, а там, откуда я свалился, дешевле и проще приобрести советский алюминий на пару с китайским пластиком.

О-хо-хо… Гончарный круг, помнится, в Европе появился в первом тысячелетии до нашей эры. В России — не помню, но вроде бы не ранее пятого века; значит, до севера он добрался бы веку этак к десятому. А срубить землянку могли и в середине двадцатого, только стёкла в оконца при советской власти даже в этом захолустье уже вставили бы. Гвоздей в доме нет, вся мебель на деревянных клиньях собрана. И построен терем-недоросток не так давно, полвека не прошло: брёвна хорошо сохранились.

Вот дурень, зелень на огороде не осмотрел! Я рванул наружу. Домчавшись до грядок и увидев картофельную ботву, обрадовался ей, как родной. Без картошечки мне бы тяжко пришлось: люблю ее, родимую, в любом виде. Ну хоть не ниже Пети Первого[5] провалился, и то хлеб. Кстати, о хлебе: жрать охота. В землянке всего один сухарь нашёлся. Может, картошки испечь? Пора ей дозреть, погодка на дворе шепчет: скоро осень.

Не-е, с готовкой спешить не следует. Лучше сочной морковкой похрустим, хозяев подождём. Судя по впалому животу и выступающим рёбрам, это тело здорово поголодало, тяжёлую пищу ему нельзя. Колбасит его, стало быть, с голодухи, а не с бодуна, как я вначале рассудил. Еда есть, а тельце не ело. Болело, что ли? Или меня ждало? Чтоб покормил.

Натаскав морковки с репкой, пошёл отмывать всё в пруду, заодно по отражению в воде свою новую мордашку заценил. А ничего физия, нормальный такой лохматеус, не курносый, не лопоухий. Мне понравился. Не гоблин зелёный, и слава богу.

Морковка пошла на ура, репа тоже, а вот ягод я что-то здесь не вижу. Жаль. Но можно мёда с орехами в землянке отведать. Эх-х, а у мамы на даче огурчики, помидорчики, кабачки жареные. Ой, да чего там только нет! Ша, Саша, остановись, а то слюной подавишься.

Пока отмывал добытое на огороде, руки немного замёрзли: вода в пруду не слишком тёплая. Не помешает печь разжечь в землянке для обогрева, пусть уютнее станет в нашей берлоге. Стоп, а не поспешил ли я насчёт «нашей»? Хороший вопрос.

Но спускаться в тёмную, мрачную землянку жутко не хотелось. На улице-то солнышко припекает. Лепота. Я присел на скамейку рядом со входом. Навалилась усталость. Кажется, у меня начался отходняк. Видать, проснувшись, двигался исключительно на адреналине, а теперь — у-у… Надо посидеть, отойти. Потихоньку расслабляясь и догрызая последнюю морковку, обдумывал дальнейшую жизнь. Вероятно, я всё же в прошлое своего мира попал, не похожа эта землянка с огородом на заповедник в эльфийском лесу. М-м, но зарекаться не будем, ох не будем.

Ладно, как бы там ни было, а жизнь в лесу не сахар. Разумеется, опытный человек и в глухой тайге способен с комфортом устроиться, но без оружия и техники тяжеловато придётся. С временем, пожалуй, определились: я сейчас нахожусь в промежутке с одна тысяча семьсот тридцатого по одна тысяча девятьсот тридцатый год. За два века в сельской глубинке почти ничего не изменилось. Самое оптимальное для меня — собирать грибы и охотиться, но с этим детским телом я зимой намучаюсь. При первой же возможности нужно перебираться в город или в то место, которое городом называют. Лучше всего сразу в столицу махнуть. А там…

Однако вернёмся на грешную землю. Добывать нынче смогу лишь всякую животную мелочь, появятся шкурки на продажу и мясо для прокорма моего растущего организма. Желательно для начала лук сделать. Хрень, конечно, в таких условиях получится, а не лук, но на безрыбье и козлом замяукаешь. Вообще-то, в стрельбе из лука я нормально тренировался только в институте, а потом в основном баловался. Остаётся надеяться, мастерство не пропито.

По уму бы арбалет сварганить, но его на коленке не сляпаешь, тут более серьёзный подход требуется. Необходимо также вспомнить устройство силков и ловушек. С деревянным копьём возиться, наверно, и смысла нет: меня в нынешнем состоянии любой хищник завалит просто отмахнувшись лапой от острой палки. Следовательно, ежедневный бег по пересечённой местности стоит первым пунктом выживания, а вторым — лазанье по деревьям.

Хм, а не рано ли я стал планировать новую жизнь? Ведь ещё неизвестно, где я, кто я. Да и что-то чересчур спокойно воспринимается мною этот нежданный перенос сознания. Сижу тут, размышляю, и никаких признаков паники не наблюдается. Самое смешное, даже волнует меня сейчас совершенно другое. Эх-х, почему ж не везёт-то так со стартовыми условиями?!

Ещё вчера прекрасно жил: работа нравилась, денег завались, на все причуды хватало, детей прекрасных воспитал, друзья замечательные, здоровье как у быка. С женой, правда, развёлся. Так культурно, даже друзьями остались. А начинать пришлось с самых низов; пока себя человеком почувствовал, много шишек набил. И в этой жизни, видимо, те же яйца, только в профиль.

У других попаданцев сознание всяких царей или князей выискивает для размещения с комфортом. Нужные прибамбасы и артефакты в нагрузку прилагаются. А я опять босой и без трусов. Мне бы самого завалящего принца — я бы не страдал, что королевство маловато, в любом разгулялся бы.

Чёрной волной тоска накатила, захотелось заорать прямо в небо:

— Ау, инопланетяне! Дайте карту уровня, пожалуйста! Где вход на следующий? Нажмите перезагрузку!

— Ты чего раскричался?

Чёрт! Подскочив с перепугу, я чуть на землянку не запрыгнул. Из-за угла вышла тётка с клюкой, в сером заношенном одеянии, голова по-старушечьи платком обмотана.

— Чего раскричался, спрашиваю?

Я впал в ступор. На инопланетянина эта тётя явно не тянет. Может, бабка пацана?

— Э-э… бабушка…

— Какая я тебе бабушка? Ты зачем встал? Тебе лежать надобно, помрёшь ведь. Что мне отец твой скажет? Машка уже успела ему об улучшениях растрепать.

Еле смог пролепетать:

— Да там блохи.

Тётка не размахиваясь влепила мне клюкой по бедру. Ох ёж твою, больно-то как!

— С тобой эти блохи пришли — тебе и кормить. А ну, быстро в постель! — Она замахнулась уже серьёзно.

Я от греха подальше поскорее юркнул в землянку. Отпор ей дать можно и в нынешнем состоянии, но оно мне надо — ссориться с единственным на данный момент человеком, который способен предоставить информацию о здесь и сейчас. Помнится, в старые времена суровое отношение к детям считалось нормальным, буду выпендриваться — прибьют на фиг, и вся недолга. Если это действительно восемнадцатый-девятнадцатый век, как я предполагаю, то летать мне после выздоровления быстрее тапка.

Закапываясь в шкуры, я старательно прислушивался к громкому ворчанию местного «жандарма», а устроившись, попытался осмыслить неожиданную встречу. Самое главное из всего услышанного — тут говорят по-русски. Значит, всё же прошлое. О болезни я правильно догадался, и кризис уже миновал. Слабость ощущается, но дело идёт на поправку. А лечила меня, очевидно, эта карга, очень на ведьму похожая.

Одежда у неё, как на фотках крестьян царской России времён Николая II: серо-синяя хламида, напоминающая сарафан с кофтой, да платок этот странный. Но думаю, так одеваться могли и при вторжении Наполеона. Присутствует какая-то Машка, наверно помощница. А ещё у меня есть отец, которого побаиваются. Что ж, придётся симулировать потерю памяти. Представляться вселенцем из будущего? Ну его на фиг, сожгут или утопят по-тихому. И ведьму заодно. Зачем нам демоны? Не-е-е, нам демоны ни к чему. Аминь, буль-буль.

Мои размышления прервал приход ведьмы. Я постарался изобразить лёгкий испуг.

Подошла, посмотрела и прошипела, хитро прищурившись:

— Что, боишься?

Блин, чуть не ляпнул: «Страшнее видали». В этих потёмках её и не разглядеть-то нормально.

— В огороде зачем морковку вытаскал?

— Есть хотелось.

— Наелся?

— Нет.

— Это хорошо. Сейчас заячьих лапок сварю. А тебе поспать необходимо. — Она махнула рукой в мою сторону.

«Ага, уснешь тут в вашем клоповнике», — только и успел подумать я и… вырубился.

Утром проснулся в одиночестве. На поляне тишина. Лёгкая пробежка до кустов. О-о, кайф… А это проблема, Саня; постоянно пользоваться ночным горшком, стоящим в углу землянки, не комильфо, знаешь ли. А зимой как быть? В пургу по-быстрому на улицу не выскочишь. Правильно, туалет нужен, а лучше крепкий сарай с туалетом. Мишкин организьм предстоит долго и упорно тренировать, мышцы на скелетик наращивать. В заснеженном лесу или в землянке нормально не позанимаешься, а в сарае можно. Оборудуем небольшой спортзальчик — и вперёд. И замороженные тушки добытых зверей там хранить удобно, и шкурки, с них снятые. Между прочим, если душ поставить, то и мыться без хлопот сможем.

А почему я вчера вечером так резко вырубился? Вроде прилёг всего на чуть-чуть, поболтать ещё хотел, до этого спал почти целый день. Неужели болезнь продолжает сказываться? Помню, знахарка предложила отдохнуть и рукой махнула. Стоп! Опять она в мою сторону рукой махала, и вновь я моментально отключился. У-у-у, один раз — случайность, а два — это… Вот рано ты, Саша, перестал её ведьмой называть, ой рано.

Осмысливая своё пребывание в новом мире, я всё отчётливее понимал: баба Софа догадывается о смене сознания в Мишкином теле. Перед нашей с ней первой встречей я орал чёрт-те что про инопланетян, и она многое слышала. Понять, может, и не поняла, но на заметку уж точно взяла. Потом, говорю я не так, как они, а следовательно, и не так, как говорил Мишка. Подозреваю, построение фраз и, вероятно, акцент у меня другие, даже Машка, слушая мою речь, частенько недоумевает.

Поведение от Мишкиного, скорее всего, тоже отличается, а, если долго жить с человеком бок о бок, изменения в поведении трудно не заметить. Знахарка весь прошедший день присматривалась ко мне, пытаясь выяснить, кто ж он такой, новый вселенец, и чего от него ждать. И похоже, пока не сочли меня опасным для окружающих. Вряд ли мнение полностью составлено, мою персону ещё проверять и перепроверять станут, но кредит доверия, кажется, выписали. Надо оправдывать.

Так, шесть кружков трусцой вокруг землянки сделали. Сегодня же штаны попрошу, а то ветерком по яйцам как-то неуютно. Водные процедуры тоже провели. С ними главное — не переборщить, тельце следует постепенно в норму приводить. Эх-х, жаль, зубную пасту не скоро доведётся увидеть. Ну, стало быть, нужно мяту на всю зиму запасать: если её с мелом смешать, зубной порошок получится.

Теперь посидим на солнышке, вытянем ножки и позагораем — лечебная процедура опять-таки. Ступни радуют, огрубели до состояния подошвы ботинка, и я на мелкие камни и сучки не обращаю внимания. Но пора и насчёт обуви побеспокоиться. Осень на носу, а за ней и зима придёт, босиком уже не походишь.

Да-а, взяла тебя, Саша, местная действительность в оборот. Вчера о прошлом и не вспоминал, а там ведь и дети остались, и друзья. Да всё там осталось! А ты вот сейчас сидишь, греешься на солнышке спокойненько, и чувства утраты в душе нет. Почему так получилось? Может, это потому, что ушёл я, а не они от меня? Подсознательно-то понимаю: у них полный порядок, оттого и спокоен. Разумеется, мне без общения с ними поначалу тяжеловато будет, и не раз ещё я с тоской утраченное вспомню, но позже… Позже. Здесь тоже компания достойная подобралась, а за компанию, как известно, и жид удавился. Опять же, себе-то можно признаться, что в последние годы я жил несколько скучновато, тут всё же поинтереснее. А уж сложится или не сложится новая жизнь, от меня зависит.

На завтрак мне оставили плошку гречки и кружку молока. О, значит, кувшинчик, принесённый Софой вчера вечером, с молочком был. Получается, она после обеда в деревню сходила. Заботится, однако. Приятно, блин. Причём уже тогда подозревала, что я не я, а хрен с бугра.

Ладно, пришло время округу посмотреть, себя показать. Прогуляемся по опушке леса, грибов наберём и ветку для лука подыщем. Да и про удилище забывать не стоит. Только тетиву и леску из чего делать? Ай, да бог с ним, станем решать проблемы по мере поступления. И кстати, брёвнышки для сарая начнём высматривать.

Грибов оказалось очень много, хоть косой коси. Местные не собирают их, что ли? Набрал два лукошка отборного крупнячка, и на жарку, и на сушку хватит. Комаров с мошкарой, правда, в избытке, на поляне не так донимали.

Разжёг печку. Почистил картошку с грибами, сложил в два горшка и залил водой. Соль скоро кончится, и специй почти нет, но я добавил знакомых травок, найденных в лесу. Дождался полного сгорания дров и поставил горшки на угли томиться. Ага, и печь не помешает перебрать, а то убожество какое-то, честное слово. Интересно, почему спички в свой первый осмотр не нашёл? На самом видном месте лежали, в тряпочку замотанные. Заметил бы раньше — не ломал бы голову о том, куда попал.

Удивительно устроено человеческое мышление. Скажи мне кто тринадцать дней назад, сколько я всего успею сделать за столь малый срок, послал бы его далеко и надолго. Правильно говорят умные люди: делай что должно, и будь что будет.

Я лежал на солнышке, после тренировки и купания вымотанный до предела, и размышлял о прожитом в данном мире времени. Почему-то лишь в последние дни начал осознавать: я уже не солидный бизнесмен и человек, много испытавший, а молодой пацан, у которого вся жизнь впереди. Может, гормональная система проснулась от активной кормёжки? Слава богу, половой активности пока не наблюдаю, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Правда, как ни лопаю, ни капельки не поправился, всё куда-то проваливается. Ха… остаётся надеяться, это растёт мой внутренний мир.

Питание нашей компашки я вроде наладил, хотя далось мне это нелегко. С рыбой поначалу были проблемы. Удочку решил забросить: некогда с ней возиться, да и не клюёт почти. Пришлось вспомнить, как плести вершу, которую здесь, в Сибири, называют мордой, или мордушей. Это ловушка такая для рыбы, из веток сплетённая. Удобная штука: забросил в воду — и гуляй свободно, только не забывай периодически доставать попавшуюся рыбёшку. Знахарка говорит, в сибирских деревнях все так ловят. Количество добытой рыбки сразу возросло. Карасей в глине я к ужину нынче постоянно готовлю, уж больно женщины к этому блюду неравнодушны. Потом и на Волчьем ручье поставил парочку мордуш, там крупный хариус встречается.

Но всё же больше всего здесь дичи и зверья. Ну, неудивительно, место довольно глухое. Где-то на западе, верстах в восьми от хутора, находится родная деревенька Мишки и Машки, на юге, верстах в семи, — деревня сибирских старожилов. Из них редко кто охотится, и то в основном зимой. А на север и восток вёрст на семьдесят глухая тайга, и там никто не живёт. Даже прохожих охотников Софа в этих местах за полтора года ни разу не видела.

Новых силков не ставил, но накопал мелких ям-ловушек. Ох и намаялся же деревянной лопатой землю ковырять, мама дорогая! Зато теперь туда регулярно рябчики попадают. Всего и надо-то лишь ямку в форме кувшина выкопать — сверху узкую, снизу широкую, тонкими веточками и листиками дыру прикрыть, а на них хлебных крошек насыпать. Птица, провалившись, выбраться уже не способна. Иногда в яме то куропатка оказывается, то глухарь. Скопился излишек дичи, взялся её коптить. Копчёненькое хорошо идёт в качестве дополнения к свежему, и запасец на чёрный день скапливаться стал.

Я и клетки смастерил, сейчас в одной три куропатки копошатся, а в соседней пара длинноухих тусуется. Не-не, не эльфы, бойкие серые зайцы. Одного от силков на вытянутых руках вынужден был нести: он лапами сучил не хуже пропеллера, в клетке и то не сразу успокоился. Как у него сердечко выдержало, не представляю; такие горячие, когда их за уши из ловушки достаёшь, обычно от разрыва сердца умирают. А вообще из всех животинок мне за двенадцать дней попалось аж шесть зайцев, да ещё колонок заглядывал, но он прямо у меня на глазах выкрутился из силков и слинял, только хвост мелькнул.

Из лука удалось подстрелить двух жирных глухарей. Подкрадывался к ним метров на семь-восемь, с более дальнего расстояния боялся стрелять. Тут ведь нужно бить наверняка, а то, если слегка подранишь, запросто можешь стрелы лишиться, а их всего три штуки. Вон курица без головы минуты две пробегать может, а подраненный глухарь стрелу и на десяток вёрст с лёгкостью уволочёт, ищи потом ветра в поле.

Не забывал и о строительстве нашего гибрида сарая со спортзалом. Первые дни спиливал лиственницы диаметром примерно двадцать сантиметров, сучки срубал, кору с них снимал да нарезал стволы на куски. Далее волок или катил всё на поляну к землянке. Самые тяжёлые, пятиметровые, брёвна перетаскивал вместе с парнем, зашедшим к Софе за настойкой для больной матери. Он посчитал, что полдня работы — это лучше, чем несколько медяков отдавать.

Сарай я собрался ставить двойной. Половину, закрывающую вход в землянку, сделаю тёплой: и пол положу, и печку поставлю, а брёвнышки для стен возьму самые толстые. Там в отдельном загончике козу держать станем, рядом закуток для душа соорудим, за ним — туалет. В холодной части будет спортзал, рядом — хранилище для мяса и шкур, а в самом конце сарая — вход в старый погреб.

Пилить задолбался. Лиственница для дома, безусловно, хороша, но обрабатывать её — у-у-у! И пилишь, и пилишь, зубья смоляными сгустками забиваются, чистишь их и опять пилишь. А силёнок-то у Мишкиного организма фиг да ни фига.

Но в целом мне здесь всё же нравится, и хоть целыми днями ношусь как угорелый, но жизнью такой доволен. Не знаю уж, знахаркины настойки так сказываются или ощущения молодого тела накатили, но оптимизьм и энтузязизьм из меня прёт со страшной силой. Чувствую, горы могу свернуть. Надо бы узнать у Софы: зелье витаминное по утрам она для меня исключительно на травках заваривает или вместе с сушёными грибочками?

Начал задумываться о будущем. Планы пока туманные, но с ближайшими я уже определился. Необходимо к осенне-зимнему промысловому сезону основательно подготовиться. Охотником я, разумеется, оставаться не собираюсь, однако этой зимой поработать придётся. Меха — это деньги, а деньги нам в скором времени ох как понадобятся.

Ещё мысля в голове сидит: Волчий ручей проверить на наличие золота. Чем чёрт не шутит, вдруг крупно разбогатеем, золотишка-то в окружающих землях хватает.

В прошлой жизни часто приходилось бывать в Сибири на золотых приисках. Вот интересно, сейчас начинаю понимать: я довольно неплохо помню, где тут, на Енисейском кряже, миллионы рублей в виде ценных металлов от глаз людских спрятанные лежат. Когда-то знакомые из золотодобывающих компаний возили по своим «кладовым», хвастали, так сказать. Видел я много крупных месторождений: и «Благодатное», и «Олимпиадинское», и «Эльдорадо». А там, конечно, охота-рыбалка. Случалось, по неделе вокруг рудников с ружьишком бродил.

Вряд ли окрестности за полторы сотни лет сильно изменились. И, если не торопясь походить, внимательно посмотреть, я, наверно, смогу отыскать все места, где побывал. Значит, летом переберёмся в Енисейск и уже в городе сориентируемся, как дальше жить.

— Поздорову, братан. Отлёживаешься?

Оп-па! От неожиданности я чуть в штаны не наложил. Как этот жлобина сумел столь тихо подобраться?! Уснул я, что ли?

— Чё-то нюхлый[15] ты. Выздоравливаш хоть?

Мои мысли понеслись вскачь. Ага, братан. Вполне вероятно, брат, кому ж ещё здесь бродить и о Мишкином здоровье спрашивать. Из двоих его братьев рыжий только один, и возраст сходится.

— И тебе не хворать, Гнат. Потихоньку выздоравливаю. Вот из домины стал выбираться, баба Софа на солнце лежать велела.

Слава богу, за тренировкой меня не застали, иначе вопросов было бы выше крыши.

— Кости погреть тебе надо, да-а… — Он постоял, оглядывая изменения на поляне. — Знахарка-то хорошо кормит?

— Да, нынче-то с едой получше. Охотники на зиму решили остановиться, подкармливают.

— А-а… То-то смотрю, у вас амбар начат. На зиму, говоришь? Они, чё ль, Софье Марковне шкурки дают?

— Они.

— А где счас?

— Да в тайгу подались, хотели на севере лабаз сладить.

— М-м… Тута, это, Мишка… Ты бы к ним набился в содружники: тятя больно зол, домой не пустит. Нахлебником тя кличет и знахарке муки, сказал, не даст. А с охочими людьми всяко перезимуешь, и мы, ежли чё, подсобим.

О как! Ну родитель, ну сволочь! Сбагрил сыночка, гад. Не удивлюсь, если жалеет, что я не помер. Корми теперь болезного. Мне, вообще-то, такое предложение на руку. Но всё же какая скотина! Та-ак, соображаем быстро, что можно с «родненького» папеньки стрясти, а то подумает ещё о моём вольготном здесь проживании.

Скорее всего, на лице отразилась буря кипевших в душе эмоций, поскольку Гнат принялся меня успокаивать:

— Ты, братко, не серчай на него. Поживёшь тута чутка, тятя, мож, охолонёт. А приживёшься, и то хорошо. Зимой худко станет — подмогнём. Мамка вот узелок передала, волнуется. И от нас с Фёдором крохи есть.

Гнат поставил принесённый узелок на скамейку у землянки. Я постарался сделать задумчивую морду лица.

— Мне одному поначалу тяжко будет. Не помешало бы Машку в помощь, хотя бы после работ в поле. Вместе нам зимовать сподручнее.

— Да нешто зверь тятька! Отпустит Машку. — Он явно обрадовался. Наверно, полагал, я права начну качать. — Тады побёг я. А… — Он замер. — Софье Марковне ты уж сам про тятин наказ обскажи.

— Ладно.

Фу-у… Даже не верится, что так легко отмазался. Свобода-а-а! И от внимания, и от обязательств. Не, ну как повезло-то! Пришёл бы Гнат на час раньше или позже — была бы самая красивая попа. Его, похоже, послали сюда за прояснением обстановки: как там хворый поживает и почему Софа шкурки на обмен таскает. Интересно папашке стало, не я ли тут добытчик. А мне бы стоило догадаться, что рано или поздно с проверкой кто-нибудь нагрянет, тем более сегодня воскресенье, выходной. Да-а, рано я расслабился. Но мы с ведуньей всё же молодцы, заранее договорились рассказывать о якобы пришедших к нам на постой охотниках.

Эйфория понемногу проходила. Брат давно ушёл, а я валяюсь. Эх-х, подъём, Сашок, нас ждут великие дела!

К торгу приготовили два мешка пушнины и один со знахаркиными травками. Захватили также сушёных грибов, ну и пять бутылок бобровой струи. Наварили настойки от гнуса, аж четыре здоровых горшка. Я сшил под них из мешковины две авоськи, напоминающие ушастые целлофановые пакеты.

Встали почти ночью. Как сестрёнка высказалась: черти в кулачки ещё не били. Женская часть нашей компашки приоделась в новое и чистое, я отправился в повседневном: другого-то нет. Только недавно сшитые мокасины надел. Слегка перекусили, дверь палкой подпёрли и пошлёпали.

Вот что мне всегда нравилось в маленьких деревнях — и в той жизни у обеих моих бабушек, и тут, — так это отсутствие замков. Видят гости, палка к двери приставлена, значит, нет хозяев дома, принять некому. Сиди на завалинке, дожидайся их прихода или поворачивай туда, откуда пришёл. Кажется, здесь Сибирь, преступников сюда ссылают, бояться нужно, а люди спокойно живут.

И ладно бы так поступали одни бедные (что с них взять?), но и богатые семейства ведут себя подобным образом. Частенько для защиты от зверья вокруг дома огромный забор выстроен. На работы в поле народ уходит, последний же, самый шустрый, ворота и калитку на засов закрывает и, через забор перемахнув, вдогонку за всеми отправляется. И стоит с виду неприступная усадьба, а за забор заглянешь — дверь в дом по-прежнему палкой подпёрта.

Ну а если всё же влез кто в дом без спроса, то наказание от хозяев зависит. Умирал человек с голоду и взял необходимое — отпустят с богом, а поможет по хозяйству — и рады останутся. С забравшимися же из корысти разное случается. Своему, местному, наваляют звездюлей по самое не балуйся, вытрясут компенсацию за нанесённый ущерб и отпустят. С чужим же как сложится: могут в полицию сдать, а могут и под ближайшим дорожным кустом закопать. После звездюлей, разумеется. Как русскому человеку без них, тем более повод такой.

Софа заранее договорилась поехать на торг вместе со знакомыми из соседней деревни, но не из деревни Мишки и Машки. И, я считаю, правильно поступила, не хрен отчиму знать про наши коммерческие дела. Оставался шанс столкнуться с односельчанами на торгу, но тут уж как повезёт. Потёмки в лесу были ещё порядочные, и хоть хорошо я изучил все тропинки в округе, но, пока дошли, чуть ноги не переломал: слишком неудобно охапку мешков нести.

Деревенька сибирских старожилов, в которую мы пришли, небольшая, я насчитал всего восемь жилых домов. В нашей с Машкой, Софа говорила, дюжина. Соседние деревеньки у нас, считай, самые маленькие в районе: в этой пятьдесят два человека живёт, в той — семьдесят три. И это с детьми. Мне такое положение, естественно, выгодно, всё же меньше народа по лесу бродит. Вон за время охоты двоих грибников уже встретил.

Причём с первым, пацаном моих лет, столкнулся нос к носу, он тихонечко за деревом сидел, сразу и не заметишь. Меня узнал и по имени поприветствовал, а я, как дурак, встал столбом и сообразить ничего не мог. В голове, словно в зависшем компьютере, медленно перебирались варианты не подходящих в данной ситуации приветствий: адьёс, мучачос, бонджорно, чувак, здоровеньки булы, ас-саляму алейкум, и вам не хворать. Но наконец заклинившая в мозгу шестерёнка провернулась, я улыбнулся и просто сказал: «Здравствуй».

Мы с ним всего минут десять поболтали и разошлись, а рубаха на моей спине мокрой стала. Теперь, если кого издалека замечаю, стараюсь обходить стороной. Ну его на… от греха подальше.

Поехали довольно быстро, я успел лишь немного по сторонам поглазеть, как меня позвали. Перед выездом Софа договорилась о покупке у жителей деревни трёх мешков крупы, заготовленной на продажу, и я отнёс их в сарай. Тяжёлые, блин! Во мне корячиться-то придётся, перетаскивая всё на фазенду. Потом выяснилось, местные и козу продают. Отлично, нам забот меньше, тем более цена гуманная. При этом, насколько я понял, Софа с крестьянами будет частично травами и противокомариной настойкой расплачиваться. Значит, денежку сэкономим.

Отправились на двух телегах в компании говорливого дедка, угрюмого мужика и двух тёток. Сестрёнка их всех знала, бывала здесь раньше, а вот Мишка — нет. Причём знакомить меня со всеми никто и не подумал: мал ещё. Ну да я и не в обиде, познакомлюсь ещё. Видок у народа принаряженный: мужчины в сапогах, женщины в сапожках. Мои самодельные мокасины на этом фоне бледно выглядят. Про остальную одежду просто молчу, одна только ярко-алая рубаха деда чего стоит. Прям революционер, ядрёна вошь! Да и поясной ремень у него красивый, и пиджачок новенький. Сразу видно, не бедствуют люди.

Впрочем, сибиряки всегда неплохо жили. Вот в гражданскую и в первые годы после неё бывали беды, а в царское время их достатку могли позавидовать все крестьяне России. Говорок у сибирских старожилов уж больно забавный. В речи постоянно проскакивают всякие «знам», «ажно», «нету-ка», «помогчи». Мне в прошлой жизни довелось с ними пообщаться. В целом понятно почти всё. Отдельные слова переиначены, о смысле большинства можно догадаться, но есть и такие, которые без переводчика и не поймёшь.

Например, не все числа из России пришли: ну, «един» очевидно — «один», «пара» — «два», а «по-пусту» — никак не скажешь, что «семь». «Ерахты» — «три», «барахты» — «четыре», «чивильды» — «пять». Машка, стремясь повысить мою «грамотность», неделю эти словечки в мою голову вбивала. Что-то в памяти отложилось, но, если хочу людей нормально понимать, запомнить предстоит гораздо больше.

Вообще-то, мой разговорный язык отличается от местного деревенского, и Софа, и малявка мне часто на произношение указывают. Я пытаюсь общаться с людьми, можно сказать, на дворянском языке или на его версии, которая сейчас существует где-нибудь в Москве или в Питере. С одной стороны, конечно, здорово, в дальнейшем общение с сильными мира сего легче сложится, а с другой — сейчас-то выделяться не следует. Вот и стараюсь теперь молчать на людях, зато усиленно слушаю.

Когда сестрёнка припёрла меня к стенке, мол, что это я после болезни не такой, как всегда, пришлось с ходу сочинять душещипательную историю о том, что во время болезни на меня снизошло… эм-м… ну, много чего снизошло и… э-э… в сознание и подсознание вошло. Это как бы божий дар. Ага, а часть старого оттуда вышла: места в черепной коробке на всё не хватило. И нынче в моей голове каша… э-э… то есть скопилась в ней куча новых, никому не ведомых знаний, и от этого я лишился части своей памяти, а заодно и речь изменилась. Во-от.

Знахарка, слушая эту ахинею, сначала офигевала, потом давилась от смеха, а оставшись со мной наедине, высказала все свои ехидные соображения об умственных способностях попаданцев. Ой, да я и сам обалдел от своей «великой» фантазии, очень уж неожиданно Машка на меня наскочила. Ну а что скажешь десятилетней девчонке о брате, который ничего не помнит из прошлого, знает массу нового и говорит как неродной?

Софа завела весёлый разговор с дедком и даже выглядеть стала моложе. Мне, не слишком привычному к сибирскому говору, было забавно наблюдать за их общением. Знахарку я понимал полностью, а дедок периодически вставлял незнакомые слова в общие фразы. В результате беседа на слух воспринималась несколько странно, но, судя по всему, трудностей в понимании друг друга они не испытывали. И что удивительно, Софа, столько лет прожив в глуши, не говорит, как местные. Сестра вон живёт в деревне не из старожилов, а словечек сибирских уже нахваталась. Зимой замаюсь переучивать.

Я сидел на трясущейся телеге, прислушиваясь краем уха к болтовне, и размышлял о нашем дальнейшем житье-бытье. Оставаясь крестьянами, нам к лучшей жизни будет трудно пробиться. Надо как-то дворянство получить. Эта мысль не раз меня посещала после рассказа ведуньи о княжеском семействе Полтоцких. Для дворян сейчас открыто больше дорог, чем для остальных. Само собой, добыть бумаги, подтверждающие благородное происхождение, тяжело, но, думаю, всё же возможно. А что? Переедем в город — слишком уж нас здесь хорошо знают — и займёмся облагораживанием биографии, а дальше посмотрим.

Стоит попросить Софу зимой за наше обучение взяться, и в первую очередь это касается разговорной речи и манер, ведь многое должна помнить из своей гувернантской жизни. Она, кстати, поведала про мальчика Натальи Полтоцкой. Он всего на пару лет раньше Мишки родился. Воспользоваться этим, что ли? Звали его Александр, как и меня в той жизни. Знак свыше, однако. Машку сюда, естественно, только за уши сможем притянуть, но уши у неё длинные, почти эльфийские, выдержат.

Знахарка, надеюсь, поможет. Она ведь до конца оставалась с умирающей. Возьмёт и объяснит в полиции: выжил, мол, Александр Полтоцкий, и вся недолга. Я неделю назад порасспрашивал её о последнем приходе в красноярскую охотничью усадьбу князей Полтоцких, так персонал там, оказывается, был уже не тот, что ранее. Приезжала какая-то барская шишка и всю старую обслугу уволила, или, как тут говорят, рассчитала. Оставила нового управляющего, который судьбой ребёнка даже не поинтересовался, а услышав о смерти Натальи из уст Софы, просто захлопнул перед ней ворота, ничего не сказав.

Разумеется, всё, что я сейчас задумываю, для этой эпохи некрасиво и неблагородно, но я жил в другое время, и совесть моя молчит. Хотя нет, даже рада будет семейке Полтоцких пакость устроить. Если они забыли о своём благородстве по отношению к дочке и внуку, то почему я должен быть благородным по отношению к ним? Нарываться на неприятности не собираюсь, о происхождении станем говорить тихонечко и в крайнем случае. Но… чует моя задница, мексиканских страстей всё равно не избежать, да и у Софы, боюсь, возражения возникнут. Опять же, смерть ребёнка могли официально зарегистрировать.

На худой конец можно и с матерью поговорить, вдруг папаня бумаги в подтверждение нашего дворянства оставил. Тогда вообще всё в кайф. Конечно, отдаст она их нам или нет, неизвестно, маловаты мы, как-никак, для самостоятельной жизни. Но поинтересоваться стоит. Эх, паспорта (или что нынче вместо них) — вот головная боль ближайшего времени.

Пока я размышлял о будущем, дедок успел пересказать Софе все местные новости и теперь травил байки из прошлого. А мимо тихонечко проплывала просыпающаяся тайга. Я так и задремал под монотонный сибирский говорок, сладко растянувшись на мягких мешках, и даже не обращал внимания на постоянную тряску.

Разбудили меня, уже когда подъезжали. На торг в село мы прибыли часа за четыре до полудня. Называлось оно Устьянское. На первый взгляд, довольно здоровое, уж точно больше сотни домов имеется. Торговый «сходняк» найти было нетрудно: наша дорога выходила как раз на окраину, где на берегу реки и скопилась вся толпа желающих сбыть товары, добытые тяжким крестьянским трудом. По моим прикидкам, здесь человек двести — двести пятьдесят, не меньше.

Перед въездом в этот шумный муравейник наш дедок встретил старого приятеля.

— Здравствуй, часом братан!

— И тебе, братан, поздорову!

— Чево нонча поздно?

— Дык глико, чё деется! Софа-матушка нас порадоват.

Похоже, ещё один знахаркин знакомец. Раскланялись они, разговаривать стали. О, как землю-то оба копытом бьют перед нашей хозяюшкой. Ну пара гнедых рысаков, однозначно! Не-е, пара седых рысаков.

Наши телеги направили к стоянке приятеля деда, и мы двинулись туда прямиком через людское столпотворение. После попадалова я впервые столкнулся с таким количеством народа и, надо признать, слегка растерялся. Странно, ведь полтора месяца назад по многолюдному Питеру бродил, а там толкучки и поболее бывали.

Оглядываясь кругом, никак не мог избавиться от ощущения массовки из исторического сериала. Весь народ принарядился, пестрота одежд бросается в глаза. Порядка, правда, не наблюдается, все торгуют прямо со своих телег. Продают всякую всячину, от зерна и картошки до стеклянных бус и платков. Некоторые носят лотки свежеиспечённых, вкусно пахнущих пирожков, караваев и пряников, некоторые — корзинки леденцов разнообразных форм и размеров. Эх-х, да чего тут только нет! Желудок сразу потребовал попробовать увиденное, и побольше, побольше.

А меж всего этого бурного безобразия расхаживают покупатели. В основном крестьяне, но попадаются и одетые иначе — в исторических фильмах, виденных мною, примерно так купцы и лавочники выглядели. К тому же встречаются и азиаты в халатах.

Порадовало, что рядом бесплатные общественные туалеты поставлены и денег за торговлю никто не спрашивает. Дедок, с которым мы приехали, разрешил нам расположиться на его телеге, свои мешки они перекинули на другую. Горшки с противокомариной настойкой не торгуясь забрал встретивший нас здесь приятель деда.

Машка сразу же взобралась на облучок и начала размахивать шкурками, звонко их расхваливая. Знахарка присоединилась к ней, но уже без крика и как-то степенно. Я в торговлю не вмешивался: они лучше знают, что делать, а цены мы все заранее обговорили. Стоял тихонечко рядом, за вещами присматривал да окружающих разглядывал.

От одного просто оторопел. Бродит плюгавенький мужичонка, с ворохом белья и в женских кружевных панталонах, надетых поверх штанов. Причём панталоны какие-то странные — раздельные. Две штанины подвязаны к поясу и никак меж собой не соединены. Я даже глаза протёр. Это что, глюк? Или местный рекламный ролик в натуральную величину? Ё-моё! Дилер и промоутер в одном флаконе! А мужское бельё у него есть? Наверно, есть.

Э-э, мужик. Стоять, казбек! Покажь бельишко! Меня достало спать голышом с голой Машкой под боком и ходить без труселей. Тем более у Мишкиного тельца могут вскорости поллюции начаться, а мне потом придётся шкуры отстирывать.

В результате я в обмен на шкурки сторговал кучу нижнего белья и ночнушек, и себе, и сестрёнке. Правда, мужских трусов сейчас не производят, и местные торговцы даже не знают, что это такое. Вместо них используют кальсоны — те же штаны, но из тонкой хлопковой ткани и узкие.

Торговля шла неплохо. Считай, к полудню треть запасов мы распродали. Софа молодец, одну бутылку настойки сбагрила. И очень забавно она это сделала: поздоровалась с проходящим мужиком, поговорила как бы ни о чём, заикнулась о травках и настоях, предложила кое-что из своих средств и заодно мимоходом бобровую струю упомянула.

Товарищ заинтересовался, а затем знахарка развела бешеный пиар, я аж офигел. Она, оказывается, порядком поворожила над настойкой и усилила её целебные свойства почти до небес. Я, слушая, и то уши развесил, захотелось воскликнуть: «О безумная, не продавай эту волшебную амброзию!» Ага, такая корова нужна самому. Еле сдержался.

Мужик под жёстким прессингом не выстоял, покорно отслюнявил пятнадцать рубликов — а по нынешним временам это приличные деньги, корова десять стоит — и ушёл довольный. А ведь, похоже, Софа действительно наворожила там всякого-разного, не будет она в столь ответственных вопросах лапшу на уши вешать.

Вспомнилось, как я недавно проснулся под утро, собрался сходить по малой нужде, открываю глаза, а над нашей с Машкой лежанкой тёмный силуэт медленно руками водит. Я едва не обос… э-э… короче, чуть все дела в постели не сделал. Ох, не дай бог ещё подобные впечатления получить. После уж выяснилось: это знахарка колдовала. Из её объяснений я понял, что она нас таким образом от всякой хрени очищала. Чтоб наши ауры, так сказать, сверкали всеми цветами радуги. Или может, прозрачными стали, как горный хрусталь. Хм… ну, я так думаю.

Деньги за настойку попыталась мне всучить. Задал простой вопрос: «Ты с нами?» Меня окинули долгим взглядом. Ха, молчание — знак согласия. Вот и прекрасно. Раз с нами, то деньги общие, и пусть остаются у старшего. Она, ничего не ответив, пошла торговать дальше.

Потом к нам подгребли какие-то бабки и разобрали полмешка Софьиных травок. Тут Машка замахала ладошкой, подзывая. Я встрепенулся. В чём дело? А, ясно. На торг прибыли две телеги с Троицкого солеваренного завода, он здесь недалеко находится. Самая дешёвая соль, однако, стоит воспользоваться случаем. Ну да, не Софе же мешки тащить, если такой костлявый качок под боком имеется. Купили пуд соли, на всю зиму должно хватить.

Придя обратно, увидел недовольную сестрёнку, что-то втолковывающую двум парням. Ведунья шепнула: один — мой средний брат Фёдор, второй — его приятель. Принесла нелёгкая! Разборок нам явно не хватало.

Поздоровались. Оказалось, нас с сестрой «приглашают» отцовским зерном торговать. Ага, делать нам больше нечего! Хрен вам, ребята, по всей морде! Вежливо, но жёстко послал их подальше. А что такое? Мы отрабатываем моё выздоровление и кормёжку. Машку отдать? Извини, братан, один не управлюсь, болезный я, потому отец мне её в помощь и направил. Отец где? Дома остался? Тогда прощевайте.

Парни ушли злые. Братик напоследок ляпнул:

— Дома ешшо поздоровкамся. Готовься, братан.

Когда эта шантрапа свалила, малявка стала взволнованно рассказывать:

— Они как наскочут и давай требоват помогчи. Им, вишш, лень самим продават, хотют по селу гоголем походить, девок позадират. А сами на шкурки посматриват. Ой, а тебе, Мишка, нельзя теперь домой: побьют сильно, и тятя тожж. Больно зубатил[18] ты брату.

— Ну-у, отчим меня, как ломоть, отрезал, поэтому я к нему возвращаться не собираюсь. И тебе советую свыкнуться с мыслью: следующим летом уйдём мы отсюда.

Машка прикрыла рот ладошкой и испуганно распахнула глаза. Затем перевела взгляд на Софу, стоявшую рядом, и я решил ответить на немой вопрос:

— Да, Софья Марковна с нами пойдёт, чего ей тут одной куковать.

Знахарка промолчала, но взгляд потеплел. Я последнюю неделю прекрасно видел, насколько ей хочется о предстоящем уходе поговорить. Ладно хоть не наезжает, что за неё решения принимаю. Честно говоря, мне было довольно трудно определиться, приглашать её или нет: всё же она взрослый человек, с мнением которого в дальнейшем придётся считаться. Но, оценив бесконфликтность нашего общего жития, а также сложности существования детей в этом времени и перспективы возможного дворянства, я посчитал, что знахарка как компаньон нам идеально подходит.

— Баба Софа, я так рада, так рада! Вы ж нам как родная. А куда мы пойдём? — затараторила сестрёнка. Слава богу, уход воспринимает спокойно. Потом, боюсь, обязательно задумается и о матери вспомнит. М-да-а, тяжёлое предстоит объясненьице.

— Куда пойдём, пока не знаю. Подумаем, — уточнил я. — И, Маша, отныне на людях к нашей хозяйке обращайся «тётя Софа» или «Софья Марковна». Молода она ещё.

Софа покраснела и постаралась перевести разговор на другую тему:

— Хватит болтать, торговать надо. Снедать уж скоро.

До обеда успели продать полтора мешка мехов и почти все травы. Привёзший нас дедок пригласил отобедать вместе с ними. Я успел у Машки выяснить, что деревенские зовут его Ходок, но официально к нему принято обращаться Елисей Кондратич. Любопытно. Если ходоком его назвали за то же, за что и в будущем называют, становится понятным его внимание к Софе.

Компашка у них подобралась довольно весёлая, даже хмурый мужик, который с нами ехал, сидел и улыбался.

— Пушшай картоху горячу пожабат[19]. — Хозяйка стола сразу окружила нас заботой и вниманием.

С Софой они на «вы» и по имени-отчеству общаются. Мне Машка объяснила, что здесь все старожилки меж собой только так и разговаривают. Народа кроме нас собралось тринадцать человек: двое ребят и девчонка примерно нашего с сестрёнкой возраста, один паренёк лет шестнадцати, три мужика, четыре женщины и пара неугомонных дедов.

Почти все уже поели, и мужики начали травить байки об охоте. Я, запихивая в рот вкусности, внимательно прислушивался к их неторопливой беседе.

— На том годе лес-то. По косачам ходили. Их тьма была. Сидят, хоть за хвост их имай[20]. Оне сытые, аж лететь не могут.

— Да-а… лонись[21] досыть было. Да и сегоду рясный буде[22].

— А как на Ангаре-матушке поживат?

— Осенесь[23] худо вышло. А нынше-то речь наша рыбиста[24].

— Евон чё.

Все присутствующие — сибирские старожилы и, видать, старые знакомые. К счастью, не старообрядцы, да те с нами и не поехали бы, уж очень жёстко у них регламентировано общение с незнакомцами. Хотя, конечно, и у этих людей есть свои незыблемые традиции.

Знахарка рассказывала, попробуй какой малец не перекреститься перед едой, ложкой по лбу с ходу получит, а чтоб местный взрослый не перекрестился — она даже представить себе такое не может. Тут простые люди крестятся везде, всегда и по любому поводу. Крестят себя, других, рот, живот, больные места, еду, дома, деревья, воду. Как там Софа говорила: посыл отдают. Это ж рефлекс, и движение отработано до автоматизма.

Где-то читал, в русско-турецких войнах разведчиков-турок зачастую вычисляли именно по отсутствию автоматизма. Вроде и крестится человек, но как-то не так, и опытному взгляду русского солдата это сразу бросалось в глаза. Я сестрёнку и знахарку попросил обязательно поправлять меня, когда заметят неувязки в моём поведении. Не надо мне пока выделяться.

Из разговоров понял, что один мужик откуда-то с Ангары приехал. Интересно, зачем? Напрямки сюда не добраться, ну, если только пёхом сквозь тайгу, но получится тяжело и долго. Вкругаля тоже замаешься на телегах ползти. Видимо, человек не просто в гости выбрался, а по серьёзному делу прибыл.

— Не поморгуйте[25] шаньгой. — Это уже ко мне обращались. Молодая девчонка протягивала мне здоровую ватрушку с творогом.

Поблагодарил от души, но, поскольку почти наелся, половину отдал Машке. Мм, а вкуснюшка-то какая оказалась, а-аба-алдеть! Стрескал свою половину и с сожалением посмотрел, как сестрёнка доедает свою. Краем уха услышал, что дед Ходок любопытствует, где мы шкурку бобра взяли. Софа, как и договаривались, свалила всё на заезжих охотников: мол, с собой принесли и расплатились за зимний постой.

К нам с Машкой подсел парнишка, наш ровесник. Стали знакомиться. Зовут Федот, приехал с отцом из деревни Абанской, впрочем, и вся встреченная здесь компания оттуда же. Я старался по возможности поддерживать разговор, украдкой поглядывая на сестрёнку: вдруг глупость сморожу. Но кажется, пронесло, да и она помогала — тараторила за двоих. Выяснили, с какой целью мужик с Ангары в такую даль забрался — за невестой приехал.

Во у них жениховские туры! Он бы ещё в Подмосковье скатался. Неужели в соседних сёлах никого не нашёл? А-а, это они прошлой весной случайно в Канске познакомились. Один рыбу доставлял, другая зерном торговала. В церкви встретились, стояли рядом, так что это, считай, любовь с первого взгляда. Шустрый товарищ, за пару дней и девчонку успел окрутить, и с роднёй её договорился. Через год приехал, выдержала любовь проверку временем. В общем-то необычно для здешнего крестьянства. Местные стараются создавать семью с теми, кого давно знают. Смотрят, здоров ли человек, как работает, как ест, каков у него характер, и, исходя из этого, подбирают кандидатуру.

Немного послушали разговоры и пошли с сестрёнкой продавать остатки. Софа в процессе дальнейшей торговли сбагрила ещё одну бутылку настойки. Покупал невысокий, почти лысый мужичок, в красивой атласной жилетке, которая еле сходилась на его огромном пузе. Торговался он долго. Настойку и нюхал, и даже пробовал, но всё же уступил знахаркиному давлению. И ведь тоже, жучила, не забыл поинтересоваться, где бобра добыли. После этого знахарка объявила, что больше здесь такую дорогую вещь продавать некому, и мы, оставив Машку с оставшимся на продажу, пошли закупать вещи на зиму.

Набрали ворох одежды и обуви, особенно зимней, нашей хозяйке в том числе. Она сначала покочевряжилась, но я опять задал простой вопрос: она с нами? Ничего не ответив, стала выбирать шмотки. Замечательно! Далее мы купили кое-что из посуды, а также кирку и деревянную лопату с окованным железом краем полотна. Хотел лоток для промывки золота взять, но Софа отговорила: слишком приметно.

В результате взял я у кузнеца набор инструментов для обработки дерева, наконечники для стрел и четыре хороших ножа — пару охотничьих и пару на переделку, сделаю из них ножи для метания. Теперь серьёзно займёмся тренировками с ними, а то на фазенде у нас не нож, а ковырялка в зубах. Потом я увидел в продаже толстую кожу и приобрёл несколько кусков. На подошвы идеально подойдёт, ремонтировать обувь зимой обязательно придётся. О-ох ё-моё, привезли мы четыре мешка, а увозим пять. А грузчик и носильщик кто? Правильно, я.

Надеялся решить ещё одну проблему: собака нам требуется. Но что-то не срослось. В той жизни я привык обходиться без четвероногих помощников. Ну зачем они мне там нужны были? Я же постоянно в разъездах, а охотиться мне и с одним ружьишком хорошо. Но когда живёшь в лесу, собака необходима. Это ж три прекрасных локатора — уши и нос, которые на порядок превосходят несовершенные человеческие органы слуха и обоняния. С ними неожиданностей в лесу почти не бывает.

Жаль, продают тут сейчас только щенков, а они нам не подходят. Как там дальше всё сложится, пока неизвестно, а зима может быть тяжёлой. Стало быть, нашему, в основном малолетнему, коллективу требуется уже более-менее взрослый пёс, знакомый с тайгой.

Софа говорила, бывает, и таких выставляют на продажу, но редко. Домашних охранников, понятно, продавать никто не станет, их к одному хозяину приучают, а вот натасканных на охоту могут. Естественно, опытного пса не продадут, но некоторые занимаются воспитанием молодых и в годовалом возрасте отдают. Нам бы такой вариант очень подошёл, но, к сожалению, ни в соседних с нами деревнях, ни на торгу мы себе пса не нашли.

Приехали в деревню почти в потёмках. Дед Ходок пригласил на паужину — у них так поздний ужин называют. Поели. После соседи стали подходить. Народа в избу набилось изрядно, и пошло обсуждение цен, новостей и впечатлений, а нас, малышню, выпинали за порог. Вот гадство! Теперь, наверно, придётся с Мишкиными сверстниками общаться. О чём с ними говорить, даже не представляю, лучше б я в избе где-нибудь в уголке тихонечко посидел.

И точно. Во, стоят. «Они стояли молча в ряд, их было восемь!»[26] Пятеро мальчишек и три девчонки, лет от десяти до пятнадцати. А Машка средь них как рыба в воде, всех знает и быстро нас перезнакомила. Посыпались вопросы о поездке, и мне пришлось вживаться в роль сильно тормознутого эстонца: да-а-а, то-орго-о-вля-я бы-ыла-а о-оче-ень хо-оро-оша-а. Вслед за каждой такой фразой сестрёнка вставляла с десяток своих. Постепенно всё внимание на неё и переключилось, а я с рожей Чингачгука лишь выступал гарантом правдивости повествования. Стоило Машуле прерваться и посмотреть на меня, я тут же делал величественный кивок, подтверждая сказанное.

За полчаса такого времяпрепровождения чуть не умер от скуки. Слава богу, Софа меня спасла — отправила вещи в сарай переносить. А малая всё это время так и продолжала трещать без остановки, успевая отвечать на несколько вопросов одновременно.

За мелкими хлопотами и ночь наступила. Заночевали у Ходока: знахарка в доме, мы в сарае. Эх-х, давненько я на сене не валялся! Уснул моментально, всё же насыщенный на впечатления денёк выдался. Жаль, подъём рано.

Подняли меня рано, рассвет ещё не наступил. Нашли молодого! Будивший парень мрачно выдал фразу, от которой я спросонок выпал в осадок:

— Хорошо вам тут-ка с мехами, а Петро вон околел. Ты костёр запали, да воду надоть принесть.

Сон мгновенно слетел. Как околел? Помер, что ли?! Не, не может быть! Вряд ли об этом так спокойно говорили бы. Может, замёрз просто? На всякий случай уточнил у Софы. И оказалось, действительно, околеть в данное время — значит замёрзнуть, и никак иначе. Во приколы с утра пораньше. А у меня на родине так про умерших животных говорили. Да-а, велик и могуч русский язык. Иностранцам, считающим, что они его изучили, иногда можно лишь посочувствовать.

Пока разжигал костёр да за водой бегал, все встали. Завтракали недолго, быстренько сложили пожитки на телеги и в предрассветных сумерках двинулись в Канск. Все торопились занять места на рынке до прихода первого утреннего парома с очередными переправляющимися.

Когда рассвело, мы успели добраться до какого-то забора. Софа назвала его паскотиной; он, как я понял, не позволяет пасущейся скотине уходить далеко от города. Тут, наконец, я смог разглядеть и сам городок. Сразу взгрустнулось. Ё-малай, и эта деревня — местный город? Да он по размерам как село Устьянское, ну или чуть-чуть побольше. Есть ли смысл сюда перебираться?

Вид домов порадовал: красивенькие такие, каждый украшен резными наличниками вокруг дверей и окон, а также резными карнизами по краю крыши. Причём вырезано всё очень тонко, даже изящно, словно кружево. В моей родной Вологде подобных памятников зодчества тоже хватало, но кружево там выглядело погрубее. Видимо, сказывается разница в сотню с лишним лет.

О-о, да тут и двухэтажные дома имеются. А-ха-ха, так вот чем город от села отличается. Интересно, если третий этаж добавить, областной центр получится? Мать моя женщина! А в столице, пожалуй, уже и четырёхэтажки появились. Ох, Саша, куда ж ты попал, бедолага! Лишь сейчас начинает доходить до тебя, какая кругом отсталость. И что мы здесь будем делать? Вчера в облаках витал, в голове мысли бродили всякие, явно наполеоновские, а сегодня — эх-х… Можно сказать, из облаков прямо в грязь лицом угодил.

Это найденное золотишко меня с панталыку сбило, не иначе. Но чую, мозги мне окружающая действительность на место быстро вправит. И это я ещё заводов здешних не видел. Как представлю современную промышленность во всей её красе, прям страшно становится.

По улице навстречу нашему каравану ехал конный офицер, а следом за ним тянулась неопрятная серая толпа. Очередной пример местного колорита: зэков перегоняют. Грустная картинка. Вроде идут бодренько, цепей ни у кого нет, а от физиономий безнадёгой за версту несёт. Вокруг них редкая цепочка таких же нерадостных конвойных топает.

Из ближайшего дома выскочила девчушка лет семи-восьми с буханкой хлеба, прошмыгнула перед нашей телегой и, отдав хлеб одному из арестантов, сразу же умчалась обратно. Тут и некоторые из ехавших с нами стали передавать несчастным свёртки с едой. Мне Софа сунула копчёного рябчика, завёрнутого в тряпку, и попросила: «Отдай». Ну, отдал: едва успел слезть с телеги, как ко мне метнулся невзрачный мужичонка, бережно, обеими руками принял угощение, кивнул и юркнул обратно в толпу.

Конвоиры старались смотреть куда угодно, но только не на перекочёвку продуктов. Потом уж мне объяснили причину такой невнимательности. Оказывается, этапные команды идут, можно сказать, на самообслуживании. Денег командиру на питание этапируемых и конвоя дают мизер, и, чем жить впроголодь, вояки лучше не заметят подарки сердобольных поселян. Ведь на привале собранное делится на всех, в том числе и на конвой с офицером.

Что любопытно, по закону за передачу продуктов осуждённым человека могут и посадить, но, по уверениям Софы, такого никогда не случалось. То есть всё как всегда в России: законов хватает, но, когда надо, их не замечают.

Фу-у, похоже, мы наконец-то доползли до конечной точки нашего маршрута — базара. Взору открылась огромная площадь, размером с половину петербургского Марсова поля, но в отличие от него ужасно грязная. Э-э, опять я про время забыл. Скорее всего, Марсово поле сейчас не чище. Ого, да здесь даже пара каменных двухэтажек имеется, с магазинами на первом этаже. Туда определённо следует заглянуть и оценить ассортимент товаров.

Народа на базаре уже не меньше сотни человек собралось. Многие прямо с телег торгуют, но кое-кто и с прилавков. Наша компания свои телеги поставила плотно одна к другой и начала выкладывать привезённое на продажу. Мы с Софой обязанности распределили заранее: мне предстоит закупать необходимое на зиму (цены все оговорены), а знахарка займётся сбытом оставшихся мехов и бобровой настойки.

Взяв мешок, чтоб не светить покупки, я пошёл по рынку. Сначала внимательно осматривал товары, потом стал прицениваться. Первым делом купил себе нормальные башмаки и сразу надел их, далее взялся за одежду, а затем и по инструментам прошёлся. После уж за людьми наблюдал и окружающую обстановку оценивал. Канский базар отличается от торга в Устьянском: нет бесплатных туалетов, а за торговлю взимается плата.

Рассматривая покупателей, пытался определить, есть ли среди праздношатающегося народа воришки, но никого не приметил. Или я не туда глядел, или у них тут повадки другие, нежели у воров двадцать первого века. Ну не может в городке ссыльной Сибири отсутствовать публика, нечистая на руку. Но сколько ни наблюдал за толпой, ничего подозрительного не усмотрел. Хотя городового видел: ходит в пожёванном мундире необъятный поросёночек и пыхтит сильнее паровоза. Как он с такой комплекцией преступников ловит, непонятно.

Решил поинтересоваться у знахарки тёмной стороной местной жизни:

— Софья Марковна, а как здесь дело с воровством обстоит? Балуют на базаре?

— Очень редко. Всё же Канск — маленький городок, и почти все друг друга знают, каждый на виду. Стоит кому-то разок попасться, и житья ему уже не дадут. Был случай, даже насмерть человека забили. Конечно, иногда лазят ночью по домам и на прохожих, бывает, нападают, но тоже не часто. Вот в Красноярске шалят изрядно: днём зазеваешься — кошелёк стащат, а ночью и зарезать могут.

Что-то в рассказе Софы задело мой слух. М-м, точно, «все друг друга знают, каждый на виду». И как тут прикажете ювелиркой заниматься? Нам же здешние кумушки сразу все косточки перемоют и вопросами задолбят. Откуда украшения, а? Где достаёте? Сами делаете? И что им отвечать? В голову приходят лишь два варианта: или Софья Марковна — уникум, одной рукой настойки с кремами варит, а другой золото разливает, или я — гениальный ребёнок, брошки с серёжками, как пирожки, пеку. Третьего не дано. Ага, и коза у нас самородками ср… э-э… нужду справляет.

Ладно, шутки шутками, но, полагаю, в действительности всё не так уж и страшно. Те, кто здесь куплей-продажей украшений занимается, не весь товар сами изготавливают, кое-что и из других городов получают. По почте подобные посылочки вряд ли кто им отправляет, значит, привозят люди, которым доверяют. И подозреваю, никто доставку такого товара не видел и не увидит в дальнейшем. Ну а мы-то чем хуже? Тоже можем сказать, что драгоценности нам привозят.

Кстати, местные ювелиры ведь и скупку золота у населения должны производить, официально — в слитках или монетах, а втихаря небось и шлиховое с приисков берут. Вот им-то добытое нами и следует сбагривать, когда прижмёт. Только осторожно и по чуть-чуть.

А что, если… Стоп, Саша, грабить мы никого не будем, не тот возраст, чтобы по чердакам и форточкам лазить. Хм… это я сейчас о прошлом возрасте подумал или о нынешнем? Ай, неважно! Ты, Александр, теперь солидный… пацан. У тебя вон две женщины на шее. И на кой чёрт, спрашивается, нужны эти мелкие риски? Одних крупных, запланированных тобою, уже лет на сто каторги наберётся.

От тягостных мыслей отвлекла подошедшая бабулька. Раскланялась с Софой, беседу завела, даже дед Ходок подтянулся с ней поболтать. Потом мне объяснили: она — местная достопримечательность, окружная повивальная бабка. Сколько человек родилось с её помощью, и не сосчитать, иногда таких детишек на свет божий выводила, каким и столичные врачи не помогли бы.

До обеда успел несколько раз обойти весь рынок. Довольно дёшево приобрёл кайло с лопатой: какой-то кузнец сворачивался и уступил в цене. После прошёлся по лавкам вокруг площади. Цены там, как мне объяснили, выше базарных, но и качество продаваемых вещей зачастую тоже. На пороге первой же остолбенел: «смешались в кучу кони, люди»[53], ну то есть ткани, грабли, вилы. Увиденная картина напомнила некоторые маленькие, в основном сельские, универсамы из той жизни, когда их хозяева пытались забить небольшие помещения разнообразными товарами под завязку.

Покупателей обслуживали трое продавцов, все жутко прилизанные. Наверно, маслом волосы смазали. Я пополнил свой запас инструментов и хорошие, прочные сапоги себе купил. Правда, при этом узнал не слишком приятную новость: сапоги в данное время для массовой продажи одинаковыми делают. Нет правых и левых, каждый одевается на любую ногу. Немного неудобно и непривычно, но ходить можно. Не нравится? Иди к сапожнику, он на заказ выкроит то, что тебе надо, только раза в два дороже. Ой, да хрен с ним! Куплены на вырост, на пару размеров больше, чем требуется; портянок в два слоя намотаю — и так сойдёт.

В дальней комнате увидел оружие. Душа запела. Шпаги с саблями проскочил с ходу, они меня сейчас мало интересуют, а вот за осмотр огнестрела я взялся основательно. От обилия старинного оружия с красивой отделкой сразу зарябило в глазах. Ё-малай! Да тут выставка раритета, не иначе. Это ж не девятнадцатый, это восемнадцатый век! Не удивлюсь, если в пересчёте на цены века двадцать первого здесь не одна тысяча зелёненьких бумажек валяется. Сюда нужно было моего приятеля-антиквара перемещать, он бы всласть порезвился, а мне, к сожалению, вся эта красота и на фиг не сдалась. Я не любитель разрисованных дуэльных пистолетов, да и аркебуза с резным прикладом и серебряной чеканкой по всему стволу мою душу не радует. Или это мушкет? Да какая, собственно, разница? В моих глазах они красивые игрушки, изящные пижоны, а мне необходимы хищные воронёные трудяги.

Постепенно рябь в глазах прошла, и я осознал очередную издёвку судьбы. Штуцеров и карабинов разных калибров полным-полно, но казнозарядок всего три штуки, и неясно, откуда они родом и кто ими разродился. Мелкашек дульнозарядных тоже раз-два и обчёлся. Ну а что ты, Саша, хотел? Ведь почти всё понял в тот момент, когда город рассматривал. О-хо-хо, надо долго со всем этим добром разбираться и внимательно изучать каждое ружьё.

Но не дают, гады: говорят, мал ещё. Револьверы в руки брать, соответственно, также не разрешают. Меня уже давно бы выперли из лавки, но совесть им, видать, не позволяет это сделать. Ха, или жадность: я тут много чего сторговал, вдруг опять какую-нибудь мелочь прикуплю. Оружие не продадут, не стоит и рыпаться.

В результате пришлось оценивать магазинную коллекцию револьверов на расстоянии, и я там из более-менее приличного лишь пару шпилечных «лефоше» разглядел. Ладно, после обеда вместе с Софой сюда придём и потрясём этих маслом намазанных. Чем чёрт не шутит, может, у них в подсобке оружейная заначка припрятана.

В следующей лавке дела обстояли ничуть не лучше, но нормального оружия обнаружилось ещё меньше. И терпеть моё любопытство долго не стали, вытурили через несколько минут. Я даже не успел приглянувшееся зеркальце для Машки купить, как меня, схватив за ухо, вывели на улицу. Больно, зараза! Еле остановил удар локтем по почкам выводившему.

Только к своим подошёл, дед Ходок наехал:

— Ты где шлындашш[54]? Демьяну надоть помогчи чёсанки утартать[55].

Чёсанки — это валенки их производства. А я после местных лабазов всё ещё злой был, захотелось высказать деду пару ласковых. С какого боку, спрашивается, моя персона к их валенкам прилепилась? У нас с Софьей Марковной и свои дела имеются. Но, подумав, всё-таки сдержался. Да бог с ним, люди нормальные, поможем. Однако требуется напомнить им о наличии у меня собственного начальства. Демонстративно повернулся к Софе и замер, она улыбнулась и кивнула. Дед аж хрюкнул, увидев такое.

Я же, отвечая ему, постарался повторить их говорок:

— Эт мы зараз.

— Хот баял[56] я, ушлый[57] он у тя. Уж думал, ертачиться[58] буде. Иш как зыркат[59]. Огневой[60] паря!

Вся компашка смотрела на нас с Ходоком и улыбалась. Не понял: я что-то пропустил? Уж не подначить ли меня сейчас пытались? Глянул на Демьяна, с которым предстояло идти, а он весело усмехнулся, подмигнул мне и, подхватив на плечи два мешка с зерном, пошёл с рынка, не оборачиваясь. Ладно, с приколистами потом разберёмся. Я взял мешок с валенками и потопал следом.

Идти пришлось не так уж и далеко, минут через двадцать были на месте. Крупная румяная девица, открыв ворота и забрав у меня мешок, попросила подождать во дворе, а Демьяна в дом увела. Ну, мы не гордые, мы подождём, заодно осмотримся. Усадьба ухожена, дом одноэтажный, но большой. Во дворе два строения: одно, похоже, амбар, а второе явно кузница — из трубы густой дым идёт, и звон оттуда периодически слышен.

Это я удачно зашёл. Обычно я особым любопытством по отношению к чужому жизненному укладу не страдаю, но здесь не смог устоять перед соблазном и сунул нос в кузню: хотелось понять, как тут дело с первичной металлообработкой обстоит, тем более дверь широко открыта. В помещении, у наковальни, боком ко мне стоял здоровенный детина и изредка обстукивал что-то кувалдой. Вдоль стен верстаки расставлены, разнообразный инструмент над ними развешан, а в углу печь жаром пышет. Надо признать, прилично всё устроено, чистенько так и порядок во всём.

Минуты через две, вероятно почувствовав моё присутствие, детинушка положил инструмент и повернулся. О, да это ж кузнец, у которого я кайло с лопатой купил. Меня, кажется, тоже признали.

— Понадобилось что? Иль недоволен чем? — спросил мужик вроде нейтрально, а сам хмурится.

Не-е, на фиг, на фиг такому мордовороту претензии предъявлять. Этот дядя напоминает мне известного циркового силача из того времени, Валентина Дикуля. Правда, «чуть» пошире того в плечах, раза этак в полтора, и на голову выше. Постарался сразу объяснить: я, мол, просто мимо с мешком проходил, вот и заглянул на звон. А кайло нравится, даже не сомневайтесь, я его уже почти люблю. В смысле кайло. А лопата вообще загляденье.

Немного поболтали. Нормальный мужик оказался, иной на его месте послал бы юнца любопытствующего далеко и надолго, а он разговаривает как с ровней. Занятный товарищ, собирается в кузне паровой котёл сооружать и паровую машину к нему до кучи. Кулибин доморощенный! Мечтает свой завод оборудовать, станки поставить.

Мне удалось ненавязчиво выяснить, какие трудности у него возникли. Я, возможно, и не большой специалист по паровым машинам, но кое-что знаю. Моя жена лет пять назад диссертацию писала на тему паровозостроения — об эволюции паровозных котлов и всех приспособлений к ним. Я ей помогал как мог. И тексты приходилось на компе набивать, и чертежи с плакатами аккуратненько вычерчивать, да и уши мне все прожужжали, рассказывая об особенностях того или иного агрегата. Крепко всё в памяти засело.

Осторожненько начал подсказывать варианты решения проблем. Сначала он хмыкал, потом заинтересовался. Слово за слово, и поведал я ему об основных моментах, а также о тех сложностях, что могут у него возникнуть.

Минут через пять подошёл Демьян, и, пока кузнец задумчиво чесал в затылке, мы по-тихому свалили. На обратном пути прошли мимо ювелирной лавки, и я, воспользовавшись случаем, расспросил Демьяна о жизни и работе золотых дел мастеров. К сожалению, знал он мало, хотя одна новость моё внимание привлекла. Ему приятель рассказывал, ювелиры здесь дорого покупают только монеты, а золотой песок выгоднее сдавать начальству с приисков или перекупщикам. Уточнять, где искать тех и других, я не стал, информации для размышлений и так хватает.

Вернулись вовремя: наша компания устроила обеденный перекус, этакий шведский стол вокруг телеги. Свой сухпаёк запивали купленным на базаре сбитнем. Как понимаю, я впервые попробовал настоящего сбитня. Очень понравилось. В том времени мне ничего подобного пить не доводилось. Разучились потомки готовить? Или я настоящих мастеров не встречал?

Когда после обеда мы с Софой посетили лавку, намасленные с нами были гораздо любезнее, чем со мной одним.

— Чего изволите, сударыня?

— Покажи-ка, милейший, что у вас есть в наличии из письменных принадлежностей.

— Не извольте беспокоиться, у нас есть всё. Чернила из самого Санкт-Петербурга, бумага белёная аглицкая, но имеется и китайская, подешевше.

— Нет, бумага нам требуется самая простая, но много. Чернил вовсе не надобно, и… пожалуй, выберем ручки.

Знахарка молодец, ведёт себя так, будто она в лавке хозяйка. Приказчик перед ней прогнулся знаком вопроса, смотрит снизу вверх и подобострастно улыбается. Чёрт! Мне уже хочется перенять её манеру общения. Не, я раньше тоже, если надо, мог человека взглядом к земле пригнуть, но то был иной взгляд. По словам друзей, так смотрит хищник и убийца, а у Софы в глазах сверкают превосходство и власть. Ну… есть к чему стремиться.

О, как забегали ребята! Через пять секунд на прилавке появилась толстая стопка сереньких листков, примерно вполовину от формата А4, а поблизости легли в ряд пять перьевых ручек. Причём имелись среди них и шикарные образцы из моржовой или слоновой кости, и совсем дешёвые, деревянные. Что интересно, по словам знахарки, перьевые ручки сейчас довольно редкое явление, особенно в этой глуши. Народ для письма предпочитает по старинке гусиными перьями пользоваться. Как говорится, дёшево и сердито. Кроме этого, считается, что ручки с железными перьями портят почерк.

Рассмотрев сами железные перья, я даже догадался почему. Отстой какой-то! Этими перьями не писать, а в лучшем случае карябать придётся. Кончики слишком грубые, почти нешлифованные, мне нужно будет их дополнительно подтачивать и до ума доводить. В будущем же следует подумать о массовом производстве более качественных ручек. Металла на них идёт совсем чуть-чуть, а стоят они недёшево.

Не привлекая чужого внимания, постарался показать Софе, что листов необходимо купить побольше. Меня поняли.

— Бумаги добавь ещё столько же и заверни. Ручки возьмём эти две, и… совсем забыла про чернильницу. Есть попроще?

— Как не быть, сударыня, у нас всякие есть! Вот на прошлой неделе завезли.

— Нет, с завитушками не годятся. Найди без украшений, пользоваться будут люди простые.

Приказчик уже с меньшим воодушевлением выставил пару скромненьких чернильниц. Я при этом отметил, что чернильниц-непроливаек в продаже пока нет, значит, я могу заняться их производством. Софа внимательно осмотрела выложенное и величественно кивнула.

— Хорошо. Заверните. — И, повернувшись ко второму продавцу, стоящему чуть в стороне, продолжила: — А ты проводи нас к оружию, что-то я его у вас не вижу.

— Пожалте сюда, сударыня, — засуетился второй намасленный. — У нас богатый выбор, в других лавках такого нет.

Что здорово прикалывало в сложившейся обстановке, так это моя прозрачность. Рядом со своей спутницей я становился в упор не видимым ни одним из продавцов: всё их внимание поглощала величественная красавица Софья Марковна. И лишь когда она попросила меня отобрать нужное из предложенного, эти шустрики осознали тот факт, что клиентов двое, а не один. Меня даже узнали и первый «лефоше» в руки дали с явным неудовольствием.

Но по мере того как я осматривал револьверы, некоторые чуть ли не полностью разбирая, на лицах продавцов появлялось всё больше уважения. К сожалению, особой радости мне это не доставило, ведь, кроме двух шпилечных «лефоше», в закромах «универсама» нормального оружия не оказалось. Мало того, из этой пары подходит всего один: не брать же мне пушку калибра четырнадцать миллиметров, её и держать-то тяжело. Остальные машинки были капсюльные, возиться с ними не вижу смысла.

В результате мы стали обладателями миниатюрного шестизарядного револьверчика калибра семь миллиметров со складывающейся спусковой скобой. Своим видом он напомнил мне легендарный наган. Для дам в самый раз, и для меня сейчас тоже. Сделан в Бельгии, и довольно-таки неплохо. Правда, коробка, в которую он упакован, больно уж здоровая, ну да ладно, куда-нибудь приспособим. Жаль, патронов маловато: двадцатка в коробке и пара запасных упаковок по двадцать пять штук. Половину только на пристрелку сожгу.

Не прекращая удивлять работничков лавки, принялся за осмотр охотничьего длинноствола. У-у, с казнозарядками полный облом: парочка продаётся по заоблачной для нас цене — сто пятьдесят рублей штука. Нам такое не по карману и не по статусу, да и патроны к ним бумажные. А с третьим ружьишком, восьмого калибра, лишь Терминатор справится. Не-е, лучше я на дульнозарядные ружья погляжу.

Ради любопытства приподнял самое массивное; полагаю, килограммов на десять оно потянет, в ствол аж два моих пальца входят. Представляю отдачу этого монстра. У приказчиков, наблюдающих за моими действиями, глаза на лоб полезли. Хе-хе, наверно, подумали, у мальчишки гигантомания началась.

А вот и нет, я выбрал скромненькую гладкоствольную мелкашечку, уж очень приглянулась. Мой размерчик! Если постараюсь, то и лося завалить смогу. Весит каких-то пару кило, и пускай ствол ненарезной, мне без разницы, в тайге дальше чем на сто шагов стрелять и не придётся. Главное, ружьё капсюльное (хотя их здесь почему-то пистонными называют), и никакой тебе возни с фитильным или кремнёвым замком. Не надо мучиться с розжигом фитиля или заточкой кремня; зарядил ружьё, надел капсюль на затравку — всё, можно стрелять. Дороговато, конечно, двадцать рублей, и капсюли недешёвые, но оно этих денег стоит.

Пули к нему нужно отливать самому, поэтому сразу купили пулелейку и приличный кусок свинца. Порох продают всего двух разновидностей. Решил не экономить, взяли бочонок мелкого винтовочного. Он подороже, но качеством превосходит мушкетный, да и для мелкашки зимой больше подходит. На сильном морозе, слышал, были казусы у маленьких калибров с дымными порохами: пуля не вылетала из ствола, а зачастую просто выпадала.

До кучи приобрели весы (хочется поэкспериментировать с величиной заряда), а также мерные латунные стаканчики и немного пыжей для начала. А вообще, пыжи реально и на хуторе делать, войлок деда Ходока тут наверняка сгодится. Следует поговорить с ним об этом после возвращения.

Оставив Софу расплачиваться, я метнулся с бумагой, ружьём и другими мелкими покупками к нашей телеге, где и схоронил всё среди прочих вещей. Во второй заход на подгибающихся ногах притаранил бочонок с порохом; тяжёлый, зараза, но, боюсь, на зиму мне даже его не хватит. Наша компания провожала мои пробежки удивлёнными взглядами, но вопросов никто не задавал.

Потом мы со знахаркой пошли в соседнюю торговую точку, где я ранее приметил парочку неплохих зеркал и оконные стёкла. Когда осматривали товар, приказчик увидел у меня под мышкой коробку с «лефоше» и предложил взглянуть на их пистоли. Вот гад! И ведь нашёлся у него в загашнике такой желанный для меня револьвер — английский Adams.

Захотелось схватить приказчика за шкирку и бить головой о прилавок, приговаривая: «На витрину товар выкладывай, на витрину». Не, ну кто так работает?! В этой лавке, видите ли, четверть товара в подсобке валяется. Чуть не проворчал: «Совдепия, блин».

М-да, а всё-таки «адамс» для меня пока игрушка тяжёлая, как-никак калибр 11,4 миллиметра, но отказаться от него выше моих сил. Махнул рукой и взял. А шоб было! И хоть стоит он в полтора раза дороже «лефоше», но зато привычный револьвер центрального боя. Купил, как сапоги — на вырост. Дорвался, маньячишко, до сладкого. Порадовала кислая рожа продавца, который выводил меня на улицу за ухо: ему с мальчишкой торговаться приходилось, а якобы покупатель молча с улыбкой стояла рядом.

Попросил сложить обе коробки вместе и обернуть бумагой. Ружьё вызовет вопросы, но объяснить его приобретение можно — для охоты; а покупка знахаркой двух револьверов будет воспринята всеми с изрядным недопониманием, так что пусть уж лучше о них никто и не знает. Взяли сотню патронов про запас к «адамсу» и масло конопляное для чистки и ухода за всем арсеналом. Также прикупили четыре оконных стекла, ну и, естественно, два зеркальца: одно маленькое с ручкой, для Машки, второе побольше, на стол для всех. Стеклянное тщательно упаковали в ящик, проложив аккуратно сеном, а то иначе по местным дорогам одни осколки довезём.

Кое-как дотащил покупки до телеги, Софа налегке гордо шествовала следом. Встречала нас вся честная компания.

Дед Ходок задумчиво почесал бороду и поинтересовался:

— Софья Марковна, матушка, ты никак мальца охочему делу учить собралась?

Ишь ты! Верно сообразил, кому мелкашка предназначена.

— Зима на носу, Елисей Кондратич, а нас нынче трое. Пускай зверя правильно добывает, промысловики подсобят.

— Анадысь[61] смотри-ка, чему бы плохому не обучили. Люди не тутомны[62], мы их не знам, токмо вам, матушка, и представились. Можа, варнаки[63] каки.

— С варнаками я и говорить бы не стала.

Сказав это, Софа весело взглянула на меня. Камешек в мой огород, что ли? Подкалываем? Ню-ню. Атамстю!

Дед Ходок, соглашаясь, покивал головой и предложил: пока «наши охотнички» по тайге шастают, мальчишку, то есть мою скромную особу, он может и сам поднатаскать обращению с оружием. Ё-ё, не было печали, купил пацан ружжо. Вот счастье-то привалило, откуда не ждали. Не-е, надо от него отказываться. Но как ни строил я кислую мину и ни подавал знаки бровями, знахарка не отреагировала. Чуток подумала над предложением и согласилась. Ну, я ей дома выскажу кучку ласковых слов!

В результате мне пришлось минут пятнадцать стоять и выслушивать поучения деда — «чаво мне поперву нонча знат надот». В ответ очень хотелось приколоться и сбацать что-нибудь по фене двадцать первого века, типа: «Без базара, пахан. В натуре, всё ништяк замастырим», а потом посмотреть, как вытянется его физиономия и челюсть на землю упадёт. Жутко чесался язык, я скрипел зубами и с трудом давил улыбку. Ох, еле сдержался.

Всё бы ничего, перетерпеть малость, и отстанет, но тут я увидел вышагивающего по площади кузнеца, с которым не так давно обсуждал паровые котлы. Твою ж дивизию! К нам ведь рулит. Бли-ин. Во я попал! И кто, спрашивается, тебя, Саша, за язык тянул? Помочь решил человеку? Забыл, что хорошие дела наказуемы? Ну вот, расплата не заставила себя ждать. Теперь все в нашей глуши примутся обсуждать это историческое событие, и каждая собака в ближней округе прознает, какой необычный пацан поселился у Софьи Марковны.

Я потихонечку сдвинулся в сторону и спрятался за болтающим дедом, но не помогло: меня, похоже, издалека приметили. Подошедший кузнец со всеми вежливо по здоровался, даже расспросил, как торговля прошла. Я уж понадеялся: пронесло. Ага, фигушки! Через некоторое время нежданный визитёр осведомился, чей это такой смышлёный паренёк, а дальше уже он со знахаркой разбирался. Слава богу, мы втроём чуть отошли от общей компании, и народ всего не слышал.

Товарищ по первому снегу переезжает в Красноярск, там у него мастерская отстроена. Соответственно, заранее подбирает толковых работников себе в помощь и поэтому предлагает мне стать учеником механика. Надо признать, очень заманчивое предложение для пацана из деревни: будут кормить, учить и изредка денежек давать. Если бы это предложение поступило в первый день попадания, не раздумывал бы ни минуты. А нынче на кой оно мне сдалось?

У-у-у, Софа-то как смотрит. Неужели так боится моего ухода? О-хо-хо, грехи мои тяжкие. Да куда ж я от вас с Машкой теперь денусь? Намертво прилип. Как же повежливее отказать-то? Обижать хорошего человека не хочется, и польза в будущем от сегодняшнего знакомства может быть существенная.

Рассказал, что своими знаниями я главным образом обязан Софье Марковне, она книжки умные читать давала. Наша красотка от таких слов раскраснелась, но продолжала смотреть настороженно. Минут пять я её нахваливал, пока не расслабилась, затем ввернул фразу про незаконченность обучения: многое ещё предстоит постигнуть. А спустя год или два я к нему обязательно заеду, тогда и обсудим перспективы совместной деятельности.

Кузнец, понятно, такому ответу не обрадовался, но воспринял его довольно спокойно. Далее мы поболтали на технические темы. Знахарка не захотела нам мешать и, попрощавшись, отошла. Впрочем, говорили мы недолго, ведь всё значимое я поведал ранее.

В завершение разговора уже с улыбками пожали друг другу руки и расстались почти друзьями. Напоследок богатырь поинтересовался моим именем, а я зачем-то ляпнул: «Александр». И лишь потом спохватился: сейчас-то я Мишка. Да что такое с языком сегодня творится?! Мелет, что ему вздумается, сам по себе. Всё, отныне вплоть до хутора рот широко не разеваем, молчим в тряпочку.

Эх, а может, и действительно нам всем в Красноярск через год махнуть? Городок там крупнее, а значит, и возможностей по обустройству больше. Ну… поживём — увидим.

Остаток дня я не отходил от нашей телеги. Перед отъездом перекусили и тронулись в обратный путь. Поскольку дел особых не было, лёг подремать и пару часиков до переправы успел притопить на массу. Ночевали опять на берегу Кана, но уже с другой стороны.

В целом Канск оставил о себе неплохое впечатление. Разумеется, городишко маленький, захолустный, но чистенький. Правда, полно разных кабаков и трактиров, а у одного даже пьяный валялся, но на базаре всё ж таки я нетрезвых не заметил. И горожане здесь вежливые.

Утром меня снова подняли первым. Развёл костёр, наносил воды для еды и чая. Потом уж остальные неторопливо встали. Так же без спешки поели и поехали дальше. Помня протяжённость пути, сразу устроился спать, обняв коробки с револьверами. Меня периодически будили и звали толкать телеги в трудных местах, но в общем дорога домой ничем не отличалась от дороги в Канск. За деревушкой Далай распрощались с попутчиками и вечером были дома у Ходока.

В воскресенье, двадцать второго октября, братец с приятелем меня всё же подловили. На свою голову. Как и ожидалось, не успокоился он. Что ж, будем успокаивать. Я сразу решил работать в полную силу: терять-то нечего, до смерти этих бугаёв вряд ли уделаю. Не, если задаться целью, то два трупака гарантирую. Но зачем мне лишние заморочки? А с травмами мы уж потом как-нибудь разберёмся, Софа поможет. Правильно я стал усиленно с палкой тренироваться и таскал её с собой везде, даже на пробежки.

Встретили ребята грамотно: Фёдор впереди дорогу преградил, его приятель сзади откуда-то выполз. Молодец, хорошо прятался, я его не заметил. Оба довольные, лыбятся. Позы напряжённые, думают, я от них робкой ланью к Софе рвану. Ага, не дождутся!

— О, братко! Удачно встренулись!

— Ну, кому как.

— Смотри-ка, догадливый какой. Сам на колени всташш и прощеньица просить бушш иль повалять тебя сперва?

— Делать мне больше нечего, кроме как перед всякими балбесами на коленях ползать.

Физиономия у Фёдора налилась кровью.

— Думашш, колдунья заступится? Так не докричишься.

Второй балбес добавил:

— Недолго кричать буде, соплями захлебнётся.

— Вот ещё! Тревожить занятого человека из-за двух дураков.

Дальше ребята болтать не стали, начали своими пудовыми кулаками махать. Видать, мои ответы им не понравились.

Первым дёрнулся Фёдор и получил тычок палкой в солнечное сплетение. Да, русский штыковой удар — страшная сила. Братец согнулся, разевая рот в немом крике, упал на колени и выпал в осадок. Была надежда, что на этом всё и закончится, но нет: приятель в стороне не остался, тоже подскочил. Значит, вдвоем решили малыша мутузить? Тогда держитесь, гады!

Увлёкшись успокоением второго клиента, я едва не проворонил нападение первого: Фёдор слишком уж быстро очухался и подключился к схватке. С двумя, конечно, бодаться труднее, но спасает то, что эти увальни драться совсем не умеют. Вроде и силы, и скорости в достатке, но двигаются ребята с грацией коровы на льду, постоянно мешая друг другу.

А вот головы у них явно каменные: раз по пять каждой перепало, а им хоть бы хны. Мне приходилось крутиться между ними, словно ужу на сковородке, раздавая тычки и удары направо и налево. Один момент казалось: всё, кердык пришёл, пора нож доставать. Фёдор палку схватил, и я её с трудом вырвал, заехав ему пяткой в лоб. Силищи у него, как у медведя.

Ломом их нужно было колотить, без него сплошная морока. Хорошо хоть яйца у балбесов не железные. Так мы и танцевали: я вертелся, бил и уворачивался, а они пытались меня поймать. Постепенно все выдохлись. Я уже еле палку держал, да и ребята прыть подрастеряли. Гонор с них слетел, на ругань сил не осталось. Не-е, надо завязывать наши бестолковые пляски, иначе мне хана: двигаться приходится быстрее и больше, чем этим бизонам.

Взвинтил темп ещё на чуть-чуть, прошёлся на пределе сил по почкам, ногам и головам. Фу-у, лежат. Отдышался, дождался, пока парочка дурней оклемается, и выдал речь на великом и могучем минут на десять, приправив матюгами трёхэтажной конструкции. Выложил всё, что о них думаю и что в душе накипело. Напоследок предупредил: пусть к нам на хутор не суются, а то назад поползут скуля и в мокрых штанах.

Судя по рожам, парни впечатлились. Теперь или отвянут, или стрелу из кустов пустят. Ой, да будь что будет, жизнь своё покажет. Остаётся надеяться, не фигу и не фак.

Глядя на их удаляющиеся спины, я стоял, но стоило им скрыться, рухнул как подкошенный. Ох-х, в дальнейшем такие эксперименты проводить не следует. Лучше уж прострелить этим дурням ноги и потом лечить, чем так мучиться. Да-а, без палки я и минуты не продержался бы. За пару месяцев обильной кормёжки и тренировок силёнок у меня, естественно, поднакопилось, но на кулаках мне сейчас против любого из них не выстоять.

И так-то несколько раз едва не нарвался. Достаточно было хотя бы одному кулаку попасть мне в голову (ой, да куда угодно попасть!), и полетел бы я по астралу за очередным бесхозным телом. Недооценил противников и переоценил свои силы. Эта победа — счастливый случай, а рассчитывать на случайности, с моим-то опытом, по меньшей мере глупо. Тем более на мне ответственность за двух девчонок лежит. Следовательно, в будущем все проявления агрессии гасим сразу и жёстко. В границах разумного, конечно.

Повалявшись полчаса, побрёл домой. Своим красавицам ничего рассказывать не стал, зачем их расстраивать.

В субботу с утра меня огорошили: Мишке исполнилось двенадцать лет. Ух ты, удачно он в этом году к концу недели подгадал. Эх, гульнём! Но не тут-то было. Мой праздничный настрой сразу обломали: не отмечают здесь дни рождения, здесь именины справляют, а они у Мишки восьмого ноября. Не-е, ну я так не играю. Чё, вообще не веселятся? Ах лишь дворяне в столицах. А мы чем хуже? Объявляю нашу фазенду столицей окружающей местности. Варим морс, готовим вкусности: как-никак день варенья второго лица в государстве.

Девчонкам эта идея понравилась, и закипела бурная деятельность по приготовлению торжественного обеда. Человек не может жить без праздников! Ладно, ценные указания раздал, пора на тренировку.

Через пару часиков, бодрый, умытый и посвежевший, подключился к жизнерадостной суете. Шашлычок, само собой, за мной, а пойманного вчера карася копчёненьким к столу подадим. Он, наверно, последний в этом году: пруд уже сантиметровым слоем льда покрылся. Жаль, конечно. Рыбку все мы любим, но зимой с мордушей возиться — та ещё морока, а с удочкой сидеть времени нет. Ничего-ничего, весной своё наверстаем.

К обеду подтянулся Гнат, к Машке на обучение. С удивлённой физиономией и зайцем в руке он как-то бледно смотрелся на фоне нашего нарядного стола, однако братишка быстро сориентировался и присоединился к веселью. Звучали тосты, шутки, забавные рассказы. Мы даже спели по очереди: Софа — романсы, брат с сестрёнкой — деревенский репертуар, а я, поддавшись общему настроению, выдал «От улыбки станет всем светлей». Правда, сократил текст песни на один куплет: не нужно пока петь про слона и лампочки.

Гнат посмеялся над фразой «добрый лес» и сказал, что только ребёнок, живущий в тайге, способен такое придумать. Зато малая была в восторге. Эх-х, помнится, год назад, хм… и до фига вперёд я эту детскую песенку внуку пел. Интересно, как он там? Как там все?

После Гнат с Машкой пошли на улицу, на снегу буквы выводить. Эту хорошую идею сестрёнка подсказала. Снега в лесу предостаточно, поэтому экономия бумаги при обучении выйдет колоссальная. Кстати, у нас воск от медовых сот остался, почему бы не натереть им какую-нибудь хорошо отструганную доску и не писать на ней. Тоже экономия. Вощёную дощечку можно многократно использовать: затёр написанное — и по новой карябай. О! Какой ты, Саша, умный. Но мог бы и раньше к столь удобному и простому решению прийти.

Так, ну раз идёт большая «пьянка», надо Софу потрясти.

— Софья Марковна, а документов Александра, сына Натальи Полтоцкой, случайно не сохранилось?

Знахарка мгновенно помрачнела. Ну, извини, подруга, вынужден потревожить твои старые раны, уж очень хочется этот вопросик прояснить.

— Зачем тебе?

— Да дворянину нынче легче жизнь устроить, и свою, и родни, тем более меня совсем недавно Александром Николаевичем звали.

Ого, впервые вижу изумление на лице Софы. Немного посидела, растерянно смотря на меня, а придя в себя, поднялась, сходила к сундуку и принесла листочки, похожие на Машкины документы.

Ага, выписка церковная о крещении есть, в графе «Отец» прочерк. Чёрт! С отцовством полный швах. Вторая бумажка — свидетельство о рождении, об отце опять-таки ничего. Третья составлена самой княжной, в ней она заявляет, что парень — её сын и ему вверяются все права, данные ей Богом в наследство. Причём последняя бумага заверена нотариусом Красноярска. Там ещё списочек драгоценных побрякушек имеется, которые Наталья передаёт сыну, и пожелания всякие в конце, чтоб сильным, добрым, смелым был, ну, вроде… Петра I.

Офигеть! Здесь всегда такие бумаженции потомству оставляют? Напоминает, знаете ли, предсмертное напутствие. Ну-ка, ну-ка.

— Софья Марковна, не просветите, когда писалась бумага?

— Перед отъездом к Галине.

— Мне кажется или это действительно завещание?

— Да. Она всё время боялась, что, если умрёт, за сыном не признают дворянства. Просила меня стать его опекуном, бумаги подготовила.

— Так-так, а лет ему сейчас, получается, тринадцать должно было быть.

— Через три недели четырнадцать исполнилось бы.

— Через три недели?

Я попытался прикинуть, какое ж там будет число, но Софа опередила:

— Двадцать третьего ноября.

— М-м, надо же, а у меня в той жизни день рождения шестого декабря был.

Знахарка как-то странно посмотрела на меня:

— Это по православному стилю или по католическому?

— По католическому конечно. В будущем все на него перейдут.

— А родился ты не в полдень?

— Вроде бы около двенадцати дня.

Софа на секунду замерла, задумавшись, и тяжело выдохнула:

— Не сходится.

— Что не сходится?

— Между православным и католическим стилем двенадцать дней разницы. Ты должен был родиться пятого декабря.

— К моему рождению разница между стилями летоисчисления возросла до тринадцати дней, так что по православному календарю я тоже двадцать третьего ноября родился.

Эта новость, похоже, поразила знахарку в самое сердце. Она закрыла глаза, поднесла ладошку ко рту, по щеке её покатилась слеза. Да что такое, что случилось-то?! Блин, дуралей, разбередил человеку душу. Стараясь отвлечь Софу от печальных воспоминаний, я подсел к ней поближе, положил осторожно руку на плечо и начал легонько поглаживать.

— Прости. Давай уберём эту макулатуру и всё забудем. Скоро Машка вернётся, станем дальше праздновать.

Не открывая глаз, она помахала ладошкой:

— Сейчас успокоюсь.

— Вот и хорошо, — с облегчением сказал я.

Она вздохнула и, развернувшись ко мне, принялась сбивчиво рассказывать:

— Галина предрекала, а я не верила. До сего дня не верила. А ведь ты пришёл. Как о тебе узнала, сразу вспомнила её слова. Но боялась, гнала мысли о счастье.

— Софа, нормально объяснить можешь?

Знахарка вытерла глаза платком и перекрестилась.

— Однажды довелось за душевным разговором поведать Галине про любовь всей моей жизни, и она с улыбкой молвила: «У тебя всё ещё есть шанс встретиться с ненаглядным, и жить вы сможете вместе».

Затем, перепрыгивая с одного на другое, мне изложили очень занимательную историю, в завершении которой я буду обязан принять самое непосредственное участие. Замуж Софу выдам! Местная Кассандра прям так и предсказала: «Придёт Александр Николаевич, родившийся в тот же день и час, что и умерший малыш, возьмёт тебя за руку и подведёт к твоему суженому, и соединитесь вы после долгой разлуки». В общем, не жизнь, а малина настанет. Да-а уж-ж, есть пророки в родном отечестве.

Вокруг ребёнка княжны тоже интересные дела творились. С похоронами разбиралась Галина, Софе и тем более Наталье Полтоцкой не до того было. На отпевание приезжал поп, только записей о смерти он нигде не оставил, старая лекарка об этом позаботилась. Мало того, она Софе пообещала, что поп и не вспомнит о похоронах. Соответственно, бумаги мальчика действительны.

Чудны дела твои, Господи! Ладно, документы — вещь хорошая, полезная и нужная, а вот сводничество уже не лезет ни в какие ворота. Где мне прикажете искать этого суженого-ряженого?

Знахарка, поняв по моей кислой физиономии о ходе мыслей, стала уже меня успокаивать:

— Ты не волнуйся, он сам к тебе подойдёт. А документы спокойно бери и владей ими, худого в том нет. Натальюшкин малыш — твоё предыдущее рождение.

Ни хрена себе! Я оторопело пытался вникнуть в очередной поворот сюжета. Какая-то реинкарнация наоборот получается, не иначе. О-хо-хо, поздравляю тебя, Сашок, с попаданием в пророчество.

Вернувшаяся Машка с сияющей, как солнышко, Софой продолжили веселье, а я сперва не мог включиться — слишком новости ошарашили, — потом полюбовался на довольные физиономии девчонок, плюнул и сказал себе: «Ты дворянин, Сашка, а это значит, что не страшны тебе ни горе ни беда».

О, за это просто необходимо выпить. Где там морс? Эх-х, гул-ляем!

В воскресенье, как и предполагал, старшего братишку начал тренировать отдельно: ну не поспевают за ним Фёдор с Панкратом, хоть ты плетьми их подгоняй. Вроде и пыхтят усердно, и трудятся рьяно, а дело еле продвигается. Они, несмотря на свой юный возраст, на занятиях выглядят старыми, закостенелыми пентюхами, ей-богу! Других слов и не подобрать. Полагаю, настоящими рукопашниками им никогда не стать. Не их это.

После обеда меня насторожили вопросы ребят об окружающей местности: любопытно им, видите ли, стало, куда от Софьиного хутора тропинки ведут и имеются ли поблизости примечательные места. Вот, ёлы-палы, только этого нам и не хватало! Постарался, ничего не сообщая, ненавязчиво порасспросить, а на фига им это, собственно, нужно. Оказалось, в деревне молодёжь, проведав о частых походах ребят к знахарке, заинтересовалась «проклятым местом». Ну, так они нашу землянку с ближайшей округой называют.

Этакое дурацкое название появилось ещё до приезда Софы. Жил тут лет пять назад страшненький старикашка, пугал окружающее население всякой ерундой, проклятия разные измышлял, конец света предрекал, а потом сгинул не попрощавшись. После охотнички из Канска попытались перезимовать, но одного из них сразу же медведь задрал, а другой в пургу замёрз недалеко от землянки. С тех пор до Софы сюда никто и не захаживал.

Я у неё однажды наводил справки про тёмную историю нашего места жительства. Над моими вопросами от души посмеялись и уверили, что черноты ни в землянке, ни рядом с ней нет. Насочиняли люди ужасов с три короба, и разубеждать их бессмысленно.

Мне, естественно, страх местных был на руку — хорошая защита золотого прииска и бобров. Но теперь возникает опасность хождения по округе неприкаянных балбесов, доказывающих свою храбрость. А нам оно надо? Эх, чего бы такого придумать?

— Ребята, не советую вам здесь по лесу бродить, — начал я, заговорщицки приглушив голос.

Бизоны сразу купились на доверительные интонации и придвинулись ближе.

— А чё так?

— Да Софья Марковна нечистую силу укрощает, накрутила вокруг неведомо чего. — Я как бы с опаской глянул в сторону землянки. — Тут лишь дорожки к деревням безопасны да пара тропинок мне для охоты, а остальные… — Опять оглянувшись, я уже тише продолжил: — Даже не знаю, кем протоптаны.

Рожи у пацанов были на загляденье ошарашенные. Гнат и тот стоял задумчивый.

— Брешешь?

— Вот те крест! — Я истово перекрестился. — В округе и животные некоторые не животные совсем.

— Как это?

— Не знаю. Но запретили мне охотиться рядом с домом. А кое-куда и заходить-то нельзя.

Посмотрев на землянку в очередной раз, я ещё тише продолжил:

— Чую, сторожат они Софьину поляну от чужих.

Глаза у приятелей стали по пять копеек, а у старшего, наоборот, сузились.

— Я зашёл недавно в места запретные, так меня рысь потрепала. С виду вроде бы рысь.

— Брешешь?

Э-э, ребятки, повторяетесь. Ничего-ничего, рубаху долой, демонстрируем боевые отметины.

— Во, видели?

О, как вас проняло-то! Тут и коза из-за угла землянки вышла и уставилась на нас, а мы на неё. Наверно, в этот момент у пацанов все сомнения в моей правдивости пропали.

— Пока Софья Марковна всю нечистую силу не переведёт, лучше поосторожнее здесь ходить, бережёного Бог бережёт.

Чёрт, а не переборщил ли я с внушением? Ладно хоть не перед обедом пацанов накрутил, а то аппетит у них сейчас, полагаю, надолго пропал. Ещё минут пять вдалбливал в их головы мысль: мол, так-то всё нормально, знахарка защищает, но на всякий случай соблюдайте определённые правила. Думаю, до ребят дошло. Насчёт деревенских предложил особо не заморачиваться, сочинить им что-нибудь пострашнее, а себя в героическом амплуа представить. Приятели поблагодарили за совет, попрощались и свалили.

Гнат, проводив их взглядом, спросил:

— Соврал?

— Нет. Так… немного преувеличил, для их же пользы. Опасно тут посторонним по лесу шастать.

— Коза поэтому на людей кидается?

Не совсем поняв его вопрос, постарался ответить обтекаемо:

— Поверь, если вести себя уважительно по отношению к хозяевам, Феря никого не тронет.

Он задумчиво кивнул, и подошедшая Машка приняла эстафету учительства. Надеюсь, мою воспитательную работу не испортит.

Наконец-то наша жизнь вошла в размеренную колею. Я охочусь, учусь вместе с Машкой, братьев на тренировках гоняю, периодически к Ходоку наведываюсь за очередной порцией охотничьих рассказов. Всей компашкой регулярно по субботам ходим на банные процедуры; слава Богу и Софьиной настойке, проходят они уже без эксцессов. Гнат, Фёдор и я (в основном как подсобный рабочий) соорудили пристройку перед входной дверью сарая. Получились обычные крестьянские сени, уличная дверь которых открывается внутрь. Теперь, когда вход снегом засыпает, мы без труда откапываемся.

Не заметил, как время быстро побежало. Видимо, сработала защитная реакция мозга на обилие нового и невероятного, произошедшего со мной за последнее время. Наверно, уставать стал от впечатлений, эмоции слегка притупились. Ностальгия временами накатывает, всё чаще вспоминаю оставленное в прошлом-будущем. Даже охота не радует, начинаю воспринимать её как нудную неизбежность. Я сейчас с удовольствием золотишком бы занялся или изготовлением оружия. Но к сожалению, до них пока далеко.

Пролетели снежные декабрьские деньки, наступили Святки. Мы весело отметили православное Рождество, а следом и приход Нового года, который в дальнейшем станет называться старый-новый. Этого смешного названия ещё нет, его только в двадцатом веке большевики народу подарят. Что такое колядки и колядование, уже никогда не забуду. Они у местных хоть и менее буйные, чем на той же Украине, но всё же…

Я тут вышел, понимаешь ли, один раз во двор, после сытного обеда свежим воздухом подышать, а там три жуткие хари ко мне ринулись, завывая и размахивая конечностями. Как я смог руку удержать и не пристрелить придурков бизонов, до сих пор не пойму. За вкусненьким они, видите ли, зашли. Оделись в какую-то хрень, маски страшные нацепили и стоят передо мной, козлиными голосами пожрать просят. Эх-х, надо было им хотя бы рога у масок отстрелить, что ли, а то, получается, уйма адреналина в крови зря пропала.

Потом, правда, мы с Машкой присоединились к вакханалии, зовущейся колядование, и тоже скакали в деревне Ходока не хуже кенгуру. Набрали мешок пирогов, наорались песен, ну, короче, отрывались по полной. В целом новогодние праздники запомнились довольно отрывочно: то в одной деревне гуляем, то в другой, а то и у нас на хуторе. Просыпаешься то у Ходока, то у себя в землянке, то на сеновале у какой-то вдовушки из Мишкиной деревни. Не-не, интима не было, там, вообще-то, много парней дрыхло, и похоже, лишь я один трезвый.

Ребята с девушками скинулись и арендовали у вдовы домик для посиделок, есть в этом времени такая традиция у сельской молодёжи. Родители к ней с пониманием относятся, нужно же детям развлекаться. Я на вечеринку попал случайно, и то благодаря братьям и «своим» песенкам. Маловат я как бы для «взрослых» развлечений, тут все возрастом от пятнадцати и старше.

Следует признать, за пролетевшие полтора столетия подростковые игрища не сильно изменились, такой же бардак. Что интересно, парней здесь гораздо больше, чем девиц, и говорят, по всей Енисейской губернии ситуация схожая. Женский пол не выглядит забитым, ха, даже наоборот: девушка спокойно может, если надоешь, кулаком в лоб заехать. Мне довелось такое видеть, пацан впоследствии минут пять в себя приходил и башкой тряс.

Тут показателен рассказ деда Ходока о предыстории сватовства Парамона к Маланье. Она родом из села Устьянское и как-то раз вместе с отцом заехала к Елисею Кондратичу в гости. Сынок Ходока, увидя её необъятное телесное роскошество, воспылал любовью с первого взгляда и, улучив момент, когда остался с ней наедине, полез обниматься. Девица, недолго думая, сгребла наглого приставалу в охапку и затолкала в узкий промежуток между печкой и стеной. Как ей удалось такого бугая в столь маленькую щель втиснуть, ума не приложу: там, наверно, и я-то еле помещусь.

Вот есть девушки в сибирских селениях! Кстати, бедолага ухажёр сам из-за печки выбраться не смог, его несколько человек оттуда извлекали. Шуток и подколок он наслушался вдоволь, но намерения жениться не оставил. Год брал измором неприступную крепость и добился-таки своего. Молодец!

За прошедшее время я многое узнал о крестьянской жизни, и в Сибири, и в России, ведь две деревушки как пример разного жизненного уклада всё время перед глазами находятся. Сибиряки живут явно богаче, у них если в хозяйстве две коровы и две лошади, то это бедняки, а для Мишкиной деревни это уже приличное хозяйство. У деда Ходока шесть коров, четыре лошади, мелкую живность и не сосчитать, а у каждого из его сыновей «скотский табор» ещё больше. Но, соответственно, и ухаживать за хозяйством приходится от зари и дотемна. Жуть! Не-е, я уж лучше буду у них масло, сыр и яйца на подстреленных зайцев выменивать, чем так горбатиться.

И в питании деревень наблюдаются отличия. Сибиряки каждый день мясо едят, а переселенцы из России до приезда сюда только по праздникам его видели. В дальнейшем мне необходимо постоянно помнить: сельская местность в европейской части империи нищая, покупательная способность у крестьян почти никакая, строить планы о продаже там крупных объёмов сельхозинвентаря бессмысленно. В Сибири же свободные деньги, несомненно, имеются, но самого народа маловато.

В последнее время особенно радуют изменения в характере отчима. Совсем другой человек стал: не пьёт, каждый день весёлый ходит, даже шутит порой, а Мишкину мать чуть ли не на руках носит. Вся агрессия ушла, будто и не было.

Гнат рассказал об одном случае, на Рождество произошедшем. Видел он, как двое пьяных к отцу со старыми обидами приставали. Стоят, поносят его по-разному, а тот улыбается. Один придурок, видя нулевую реакцию, ляпнул гадость про нашу мать. Зря он так. Всего два быстрых удара — и мужики улетели в одну сторону, их шапки — в другую, валенки — в третью. Отчим ещё посмотрел на барахтанье бедолаг в снегу, поржал над ними и домой направился. Ну, что тут скажешь? Хорошо, если я в отношении него неправ оказался.

Кстати, пьяные и от жён дома звездюлей получили: мать Мишки в деревне любят. Я лишь недавно узнал, что это благодаря ей люди смогли сюда переселиться. После манифеста об отмене крепостного права крестьянину для полной свободы нужно было выплатить откупные платежи, а большинству народа такие траты не по карману. Вот она и уговорила Мишкиного папашку отпустить всю деревню без откупных. М-да-а, я удивился, порядочные деньги мужик на ветер выкинул. Страшная штука… лябовь.

В понедельник Софа с Марией Львовной отправились обивать пороги красноярской администрации на предмет покупки земли, а я занялся поиском местных строителей. Сначала пробежался по адресам, которые назвал Валерий Яковлевич. Ага, адреса. Смешно! Номеров домов здесь нет. «Ты, Александр, на Воскресенскую улицу сходи. Там Никифора всяк знает, его артель в прошлом годе купцу Федотову усадьбу срубила. А затем к Покровской церкви наведайся, рядом в переулке тоже артель обитала. Крышу с петухом увидишь — во-от в той усадьбе и поспрашивай».

Никифора не застал, он по делам отъехал. Оставил ему записку с просьбой зайти к нам для обсуждения заказа и дальше пошлёпал. А по второму «адресу» народ, когда узнал, зачем я пожаловал, меня чуть не разорвал. Тут, оказывается, две артели имеются, и так уж получилось, что спросить о строительстве дома мне довелось сразу у представителей обеих. Два пацана лет семнадцати разборки меж собой вели, и я с вопросами явно не вовремя подошёл. Крик мигом поднялся.

Пока кричали, терпел, а принялись за руки хватать — не выдержал. Вывернул самому борзому кисть и предупредил:

— Следующему, кто до меня дотронется, обломаю наглые ручонки. Всем всё ясно?

Оба закивали, соглашаясь, и тот, что на коленках с вывернутой рукой стоял, и тот, что с отвисшей челюстью столбом замер. О-о, наконец-то обратили внимание на мою приличную одежду. Кажется, начало доходить: не к простому посыльному мальчишке пристали, балбесы. Раньше надо было думать, к кому свои грабли тянете.

Отпустил страдальца и продолжил:

— Если интересует работа, передайте старшим предложение зайти к портному — Валерию Яковлевичу.

Ребята, на полголовы выше меня, с опаской глядя, вновь закивали.

Немного побродив по городу и порасспросив мальчишек, нашёл ещё одну артель. Однако она оказалась маленькой, не потянуть ей постройку дома, да и работа у них есть. Не поленился и сходил к кузнецу Потапу, вдруг дельную мысль подскажет. Но он плотников не нанимал, купил старую хибарку с подворьем и мастерскую в придачу к ней. С Никифором общался, даже ковал ему металлические части ворот. Охарактеризовал его как человека умного и расчётливого.

Вернувшись из похода по строителям, застал одного из приглашённых артельных старшин, пришедшего узнать о заказе. С первых минут разговор у нас пошёл вкривь и вкось. Не воспринимал он меня как серьёзного клиента, косился, мялся и пытался к Софе обращаться, на мои вопросы реагировал усиленным сопением и всегда начинал отвечать фразой «дык, эта». За полчаса беседы ничего путного ни я, ни знахарка от него добиться не смогли, пришлось распрощаться. Не, я, конечно, понимаю, может, он плотник от бога и нам довелось лицезреть великого мастера топора и рубанка. Но раз мы друг с другом не в силах объясниться, то как, собственно, дом-то строить будем?

Бальзам на рану пролила Софа. У них прогулка вышла более удачной, землю мы купим. Мария Львовна, смеясь, пояснила: бюджет Красноярска постоянно испытывает нехватку средств и продажа земли — любимый метод его пополнения. Тут ведь два плюса одновременно: кроме свеженьких наличных в кассе растёт и расширяется сам город, а значит, и богатеет. Новые горожане — это и новые налоговые поступления, и новые деньги в торговом обороте.

Со второй артелью опять облом вышел: наняли их в пригороде усадьбу ставить и наш двухэтажный особняк в нагрузку они не осилят. Я приуныл. А потом пришёл и Никифор — здоровый детина с мрачной физиономией. Борода лопатой, суровый взгляд из-под насупленных бровей, за поясом топор. Он что, намеревается поразить потенциальных заказчиков своей профессиональной принадлежностью? Так по его видону скорее подумаешь о промысле на большой дороге. Работничек ножа и топора. Романтик, блин! Да-а, такого бесполезно учить улыбаться клиентам, от улыбки он, наверно, страшнее выглядит.

Решил с ходу расставить всё по своим местам и после приветствий выдал:

— Говорю всего один раз: дом нужен чуть больше этого, договариваться обо всём будете только со мной, и если вас что-то не устраивает, можете откланяться.

Хмурая физиономия стала ещё мрачнее, но, вероятно, желание заработать пересилило «урон авторитету» от обсуждения дел с мальцом.

— Какой дом срубить изволите?

— Давайте обсудим, присаживайтесь. Верхнюю одежду лучше снять, разговор предстоит долгий.

— Благодарствую, мы так привычны.

Ну, борода многогрешная, не хочешь раздеваться — сиди потей. У-у, сколько ехидства в твоих глазах. Видать, уже прикидываешь, как живописнее развесить лапшу по моим ушам. Ничего-ничего, сейчас начну расспрашивать о местных технологиях градостроительства, и ты по-другому на жизнь посмотришь.

Через полчаса от ехидства и намёка не осталось, через час пот с него катился градом, а во взгляде уважение появилось. И это тебя, мужик, пока лишь спрашивали, но вот станем торговаться — и ты взвоешь. Софа, смотря на нас, ободряюще мне кивает, пряча улыбку.

Ещё полчаса спустя меня, как лепшего кореша, обвиняли в скаредности, говорили, креста на мне нет, обдираю я бригаду детинушек-сиротинушек. Как липку обдираю! Они, бедолаги, последнюю рубаху с себя снимают, и всё ради моей персоны, ради дворца мово. Ага, построят особняк и по миру с протянутой рукой пойдут. Хе-хе, во я мироед-то проклятый. Сатрап, как есть сатрап! Да, мужик, славно поёшь. И ведь не прессовали тебя в полной мере, а так, по верхам прошлись.

Естественно, и я мог бы поплакаться о себе несчастном и о доле моей незавидной, думаю, получилось бы душевнее, но приходилось держать высокую планку дворянина. Эх, невместно нам слезу в голос добавлять, поэтому на протяжении всего разговора я старательно изображал из себя этакого пацана-параноика, непробиваемого жадюгу, который хоть и мал, но всех насквозь видит и спуску никому не даст.

В итоге достигли предварительных договорённостей и ударили по рукам. Довольны были оба: я — в связи с тем, что наконец-то нанимаю строителей и у нас будет собственный дом, а он — потому, что всё же вырвал у малолетнего пройдохи хороший заказ. Ха, через два дня придёт со специалистом по фундаментам, посмотрит на план усадьбы и снова заплачет.

Плодотворной вышла беседа, много интересного я узнал о современном строительстве в Сибири. Технология заготовки лесоматериалов отработана не хуже, чем в Европе будущего, а по некоторым параметрам даже лучше. Здесь лес для жилых зданий берётся кондовый — выросший на склоне горы; лес с вершины горы или от её подножия считается пригодным лишь для сараев и на дрова. На возведение стен деревья предпочитают брать возрастом лет от восьмидесяти до ста.

При рубке леса соблюдают кучу всяких правил, я бы даже сказал суеверий, но чёрт его знает. Мне, жившему в двадцать первом веке, ясно, что кое-какие вроде бы суеверия на самом деле имеют под собой материальную основу. В понедельник лес не заготавливают и не начинают ничего строить. Лес рубят только на старый месяц. Деревья, упавшие на север или зацепившиеся при падении за другие деревья, отдают на дрова. Пустишь на дом — жильцам несчастье принесёшь.

Осину и березу заготавливают с весны до осени, сразу очищают от коры и бересты и уж затем сушат. Хвойные породы (сосну, лиственницу, ель) рубят поздней осенью или в начале зимы, с первыми морозами и первым снежком. Срубают ветки, распиливают на брёвна необходимой длины и, не ошкуривая, оставляют до весны в штабелях вылёживаться.

С наступлением весны отопревшие деревья легко ошкуриваются и вывозятся на подворья, там их складывают в штабеля под крышу на один-два года для просушки, тщательно оберегая от прямых солнечных лучей, чтобы не возникало трещин в древесине. Потом уж деревья топором выводят в один диаметр по всей длине ствола. Иногда плотники брёвна вымачивают: весной сбрасывают в проточную воду на три-четыре месяца, летом достают и сушат до морозов. Такая древесина становится прочнее, не даёт трещин и мало подвержена гниению. Для столярных работ брёвна сушат не менее четырёх лет.

Устройство домов вообще песня, я о таких тонкостях и не слышал. При возведении стен брёвна укладывают с учётом того, как деревья в лесу стояли. Внутрь дома кладут ту сторону, которая была обращена на юг, она более рыхлая и теплая, а наружу — смотревшую на север, она плотная, «закалённая». В результате стена меньше холод пропускает. Крышу кроют досками, протёсанными топором, они, в отличие от пилёных, гораздо медленнее пропитываются влагой и разрушаются.

Кстати, крытые доской крыши — отличительный признак всех сибирских строений, в деревнях центральной России крыши в основном соломой покрывают. Уже построенный дом какое-то время выстаивается, просыхает, и лишь после этого строители начинают внутреннюю отделку помещений. Стены протёсывают топором и строгают стругом, доводя до идеально ровного состояния. Их не штукатурят, но пазы между бревнами промазывают глиной. Получается красиво, будто досками обшито.

Поздновато мы закончили, на улице уже конкретные потёмки наступили. Осталось с портновским семейством обсудить услышанное, пожелать им спокойной ночи и рухнуть спать. Нам обещают к сентябрю поставить сам дом, до середины сентября возвести веранду, забор и дворовые постройки, а к октябрю полностью завершить отделочные работы. Встаёт вопрос: как контролировать процесс? Сидеть тут постоянно нереально, слишком много дел на хуторе. До схода снега необходимо хорошенько поохотиться, а затем усиленно мыть золото.

Софа одна здесь тоже не останется: хотя и понимает, что я давно не мальчик, но продолжает обо мне нешуточно беспокоиться и одного на хутор не отпустит. На днях, в очередной раз проанализировав поведение окружающих, осознал простую и очевидную вещь: у нашей красавицы проснулись материнские чувства, меня и Машку она начинает воспринимать как своих детей, а маме не объяснишь, что дети выросли и могут действовать самостоятельно.

Ездить в Красноярск часто нам со знахаркой накладно выйдет. Во-первых, траты на дорогу, во-вторых, промывка золота каждый раз будет замирать не меньше чем на неделю, а это нехилые потери для бюджета. Сестрёнке одной я там развлекаться не дам. Пусть плачется, ручки заламывает, глазками сверкает. Нефиг!

Один разик выбраться в Красноярск мы, конечно, сможем, ранней весной. А потом? Хоть разорвись! О-хо-хо, может, попросить помощи у приютившего нас семейства? Им, чтобы посмотреть на работу плотников, потребуется пройти всего-то метров пятьдесят. Да можно и вовсе не ходить: вся стройплощадка из окна видна будет. Ну а если они всё же откажут, придётся обращаться к кузнецу. Я изложил свои выводы «маме-воспитателю», и она с ними полностью согласилась, пообещав завтра же переговорить с хозяевами.

Утром, за завтраком, Софа начала подготавливать почву к серьёзному разговору, так сказать, на жизнь стала жаловаться. Да только вволю поплакаться ей не дали, Мария Львовна и присоединившийся к ней через минуту Валерий Яковлевич сразу же выразили нам свою поддержку и готовность содействовать в любых вопросах. В результате разговора не вышло, а вышло чёрт-те что: мы интенсивно отбивались от предложений разнообразной помощи, причём за попытку поднятия темы материального вознаграждения на нас чуть не обиделись. Не, ну золотые люди! Уважаю!

Эх-х! И так-то чувствовал себя обязанным семейству портного, а теперь, получается, по уши вляпался. До жути не люблю быть кому-либо должным. Ай ладно, жить рядом будем, разберёмся. Запланировали следующий приезд на позднюю весну. Закладку фундамента проконтролируем, а в дальнейшем за ходом работ станут присматривать наши соседи.

После наш разговор скатился на обсуждение места под дом и сад. Недолго думая, отправились на осмотр территории. Соседняя улица выглядела небедно: вся противоположная от облюбованной нами площадки сторона состоит из красивых двухэтажных домов, да и на нашей все дома прилично выглядят. Справа стоит симпатичный двухэтажный домик; как сказал Валерий Яковлевич, в нём живёт его друг, старый ювелир.

И только вид слева немного портит общую картину: там неопрятной грудой громоздятся руины сгоревшего недавно здания. Пожар, его погубивший, относили, кстати, на счёт чертовщины, здесь творящейся, но Софа, походив по выкупаемому участку и пепелищу, вынесла вердикт: если и есть в этой земле что-то плохое, то ей по силам с ним справиться. Завтра чисткой и займётся.

Полчаса мы обсуждали, какой требуется дом и где его лучше поставить. Прикинули расположение хозяйственных построек и перешли на территорию предполагаемого сада. Фантазия у женщин разыгралась: и беседки нужны, и скамеечки, и кустики такие, и деревца вот такие. А без постоянно сухих, посыпанных битым кирпичом дорожек разве можно обойтись? Правильно, нельзя. Слава богу, мороз на улице, а то бы до обеда на пустыре торчали.

Вернувшись в тёплую гостиную, продолжили дебаты. Я постарался нарисовать виды задуманной усадьбы с разных сторон и неожиданно удивил всех присутствующих.

— Александр, вы талантливый художник! — воскликнула Мария Львовна. — Вам надобно ехать учиться в Санкт-Петербург.

— Действительно, Александр, прекрасные карандашные зарисовки. Сразу понятно, как будут выглядеть дом и прилегающие дворовые постройки, — поддержал жену Валерий Яковлевич.

Хм, перестарался. Мне ещё в школе наброски карандашом удавались, но, кроме карикатур на друзей, я до ювелирки ничего не рисовал, больше чертить приходилось. И лишь занявшись брошками-серёжками, я был вынужден, придумывая новые изделия, часто изображать их на бумаге. Но получалось тогда вроде бы не столь красиво. Неужели в Мишкином теле новый талант проснулся?

— А что скажете о фасаде здания?

— Необычно и….

— Очаровательно! — перебила мужа Мария Львовна. — А Никифору вы рисунки показывали?

— Пока нет. Завтра он зайдёт, и мы более подробно обсудим проект.

— Боюсь, у вас попросят дополнительные средства за необычность.

— Разберёмся.

Я усмехнулся, представив потеющую физиономию Никифора. Вслед за мной улыбнулась Софа: вероятно, тоже нашу с плотником торговлю вспомнила. Почти до ужина длилось обсуждение внешнего вида будущего теремка. Я рисовал, потом стирал места, не понравившиеся нашему творческому коллективу, затем снова рисовал. Постепенно получился удовлетворяющий всех вариант. Да-а, строители чертыхнутся и всплакнут.

Сидя в раскачивающейся и поскрипывающей кибитке, я снова и снова пытался проанализировать и осмыслить произошедшее в Канске, но мысли, гады, постоянно разбредались и перепрыгивали с одного на другое. Силился просчитать логику действий окружающих, затем скатился к просчёту эмоций. Мазохизм душевный накатил, не иначе! Видимо, прорезалась не добитая прошлой жизнью интеллигентность с её вечными вопросами: чё за хрень и чё с ней делать. Вроде радоваться должен, с дворянством заморочки утряс, а мне паршиво. Очень паршиво.

И рядом сидящая Софа вся в печали, а мыслями витает в таких далях, куда лучше и не заглядывать. Вспомнился её тихий шёпот в церкви после разборок с бумагами: «Натальюшка, я исполнила твою просьбу. Будет он дворянином». И слёзы на щеках.

Ну и какая тут, на фиг, логика?! Вот кто я теперь для «мамы-воспитателя»? За кого она меня принимает? Стоит задуматься, попробовать сопоставить все факты, и крыша отъезжает, радостно помахивая флюгером. Боюсь, Саша, даже если ты проживёшь сотню лет, выверты женской психики будут ставить тебя в тупик до конца жизни. Есть, конечно, надежда, что с годами это станет происходить всё реже и реже, но… надежда слабая.

Ладно, давай-ка ещё раз попробуем сложить выводы по логике и эмоциям вместе. Городничий — надворный советник Пётр Иванович Сапожников. По словам нашей старшей, лечился от импотенции у лекарки Галины. Его вылечили, но денег не взяли, а потребовали с него клятву о помощи ребёнку Натальи Полтоцкой. Не исполнит клятву — закончится действие лечения. Обалдеть! Ну Галина, ну комбинатор! Ребёнок уже несколько лет мёртв был, а она с человека обещание брала, что он посодействует в устройстве дальнейшей жизни этого ребёнка. Кассандра, едрить твою налево! Понимаю, что мне и Софе добра желала, но как же бесит вся эта мистика!

Итак, Пётр Иванович. С первого взгляда становится ясно: под слоем напыщенности скрывается пройдоха, каких мало, и лекарка, полагаю, это прекрасно осознавала. Да, потеря потенции для мужика, несомненно, сильный сдерживающий фактор, но, честно говоря, посмотрев в глаза этого чиновничка, я понял: наш вопрос если и зависит от мужского потенциала и данной клятвы, то о-очень слабо. Сделай мы во время встречи что-нибудь не так — не видать нам новых бумаг, как своих ушей без зеркала.

Не знаю, какую он там аферу замутил с имуществом Патрушевых, но я ему подвернулся в самый удобный момент. Боялся надворный советник вписывать меня сыном умершего, сильно боялся, в разговоре периодически проверял и подначивал, а потом следил за моей реакцией. Получается, вёл я себя правильно, и усатый всё же не смог устоять от такого лёгкого решения сразу двух проблем.

А приди мы с Софой на месяц раньше или на месяц позже этой субботы, нас бы долго мурыжили и деньги вытягивали, а может, и послали бы далеко и надолго, несмотря на сложности со здоровьем. Слишком трудное и весьма наказуемое сейчас дело — раздача дворянских вольностей. И кстати, Полтоцким непременно стуканули бы. М-да, считаю, к остальным предсказаниям Галины необходимо отнестись крайне внимательно.

И правильно я настоял на том, чтобы знахарка не показывала городничему напутственное письмо Натальи Полтоцкой к сыну с перечнем ювелирных украшений, оставляемых ему в наследство. Увидел бы он этот списочек, и мы бы от него легко не отделались.

Читая Натальину петицию в первый раз, я даже представить себе не мог, что Софа сохранила все драгоценности, описанные в ней, с её-то скитаниями пешком, без денег. Думал, давно уже всё распродано. И когда она перед отъездом вытащила из тайника, о котором я и не догадывался, шкатулку, полную украшений, я был ошарашен. Перенести столько лишений, жить в глуши, не всегда сытно питаться и при этом старательно сберегать, по сути, то, что принадлежит уже тебе, ведь ни подруги, ни её сына давно нет в живых! Зачем? Продав содержимое шкатулки, могла бы жить безбедно до глубокой старости.

Но нет! Понадеявшись на предсказания Галины, ждала какого-то неизвестного Александра, который якобы следующее рождение умершего ребёнка, а стало быть, по её мнению, прямой наследник. Не-е, моему уму это непостижимо. На мой прямой вопрос «Почему?» она тогда ответила просто: «Это не моё. Я обещала сохранить — я сохранила». Да-а, такой вот Человек Софья Марковна!

Чёрт, никак не успокоюсь, мысли зайцами скачут. К каким же выводам мы пришли? С дворянством дело чисто, не стал бы иначе хитрый чиновничек отказ от наследства и документы по опеке визировать своей подписью. О прокрученной сегодня махинации он никому и слова не скажет, да и нам с Софой рты заткнул, если бы мог, хоть и понимает, что болтать не в наших интересах. К тому же нужны мы ему: вдруг кто из родственников объявится и попытается оспорить мой отказ от наследства, тут я и понадоблюсь для подтверждения. Причём усатый советник уверен: родичи обязательно должны приехать. Ну жучара! Чего ж ты там спёр такого ценного?

По достижении восемнадцати лет, то есть по бумагам Александра Патрушева через полтора года, я могу поехать в Санкт-Петербург за паспортом (сейчас его разрешается получать лишь там, где родился). Хм, Александр Полтоцкий тоже оттуда родом… м-м-м… и Мишка. Круто всё переплелось. Значит, мне теперь за четверых жить придётся. О-хо-хо!

Конечно, паспорт дворянину необходим только для дальних путешествий и выезда за границу, а для жизни и ведения дел вполне хватает документов о дворянстве, но лучше подстраховаться, лишняя бумажка не помешает.

О семье Патрушевых нас просветили достаточно подробно: мать давно умерла, а отец с сыном пять лет в Сибири живут, и никто их за это время не навещал. Лицом я немного похож на погибшего паренька, и волосы у нас одного цвета, но есть небольшая неувязка: он был на полголовы выше. В сущности, не страшно, с моими темпами роста на обильном питании я за полгода-год таким и стану. Главное — не засветиться раньше времени перед теми, кто видел Александра Патрушева.

Поэтому, кстати, Пётр Иванович настоятельно посоветовал нам уматывать из Канска, а когда узнал о предстоящем переезде в Красноярск, очень обрадовался: и подорожную моментально начирикал, и почтовую кибитку прислал всего час спустя после нашей встречи. Мы с Софой еле успели в церкви помолиться за благополучное завершение нашей авантюры. По логике встаёт вопрос: что делать с усатым дядей дальше, лет через несколько? Ну… отложим это. Полагаю, на пару лет о нём можно забыть.

М-да-а, не повезло. Приехали в Перевозное к вечеру, а тут паром сломан. Пришлось договариваться о ночлеге в деревне. Ложиться спать было ещё рановато, поэтому я решил прогуляться. Захотелось ноги размять, а заодно поглядеть на речку и на людей, собравшихся у переправы.

Уже на подходе к берегу услышал размеренные выстрелы; наверно, проезжий народ по мере сил и возможностей пытается скрасить вынужденную задержку в пути. Интересно, кто там такой бойкий? Подойдя, увидел компанию из двух офицеров, устроивших импровизированный тир прямо у реки, и пятерых казаков, расставляющих палатки рядом. Невдалеке за пальбой заворожённо следила гурьба вездесущей деревенской ребятни.

Продвинутые встретились вояки, с револьверами ездят. Насколько помню, сейчас в армии на вооружение официально лишь дульнозарядные пистоли приняты. Подошёл поближе, оценить, из каких же моделей стреляют. Более молодой — бравый брюнет с лихо закрученными усами, широкий в плечах, узкий в талии — стрелял из «лефоше», калибром покрупнее, чем у моего «адамса», а второй — бородатый шатен с пробивающейся сединой на висках, здоровый такой дядя — из какого-то странного «смит-вессона». Любопытно!

Приблизился ещё и, когда старший, закончив стрелять, обратил на меня внимание, постарался завязать знакомство:

— Разрешите представиться, господа. Петербургский дворянин Александр Патрушев к вашим услугам.

Бодро щёлкнуть каблуками в пожухлой траве не получилось. Ничего, зато головой мотнул на пять с плюсом.

— Заинтересовался вашим оружием. Не позволите ли взглянуть?

Офицер был удивлен, но, пару секунд пристально меня поразглядывав, револьвер всё же передал. Надо признать, занятная игрушка. Напоминает «смит-вессоны», однако к ним не относится. Использует шпилечный патрон калибра одиннадцать миллиметров. Клеймо не понять чьё, а сделан добротно. Где ж такую машинку склепали?

— Ну-с, молодой человек, насмотрелись? — За мной наблюдали с хитрым прищуром. — Понравился пистоль?

Я хмыкнул:

— Неплох, неплох.

— О-о, да вы знаток! Много ль револьверов видали?

— Не так чтобы очень много, но повидал.

Вот чёрт, опять ляпнул не подумав! Уводим, Саша, разговор от скользкой темы.

— Простите, не подскажете, кто его сделал?

— Русский мастер Сибелин Авдей Николаевич.

— И где можно такой приобрести?

Господа с улыбками переглянулись. Ну да, неизвестный безусый вьюнош, на голову ниже их ростом, надувает щёки, словно взрослый. Как такого всерьёз воспринимать? И хоть одет он не по-крестьянски, но видок всё равно не слишком презентабельный.

— Для каких целей, молодой человек, вам надобен револьвер? Поверьте, охотиться с ним несподручно.

Ох разозлили офицерики! Усмехаются стоят.

— Да люблю, знаете ли, пострелять на досуге, просто от нечего делать.

Судя по физиономиям, господа явно не ожидали такого ответа. А фигли они хотели? Когда мне что-либо нужно, от меня и веслом хрен отмахаешься.

Бросив взгляд на приятеля, старший продолжил:

— Вам удалось нас удивить.

Ага, больно надо было!

— Это оружие изготовлено на заказ. Я могу объяснить, где найти мастера. Договоритесь с ним — сладит не хуже.

— А под патрон центрального боя сделает?

Шатен усмехнулся:

— Он всё делает, но работа его стоит дорого. Хотите опробовать револьвер?

Что-то щедрый ты, дядя, как я погляжу!

— Не откажусь.

— Попробуйте сбить последнюю ветку с платком. У нас, к сожалению, не получилось.

Да уж, а то я не видел их стрельбу. Из двенадцати выстрелов ребята лишь четыре раза промазали. Частично ощипанное дерево-мишень стояло у косогора, метрах в десяти от нас — нормальная дистанция для стрельбы по веткам. Кстати, в последнюю ветку они трижды промазали.

Мне протянули патроны на раскрытой ладони. Хе-хе, а была не была! Я взял только два. Оружие, конечно, незнакомое, но если этого будет недостаточно, то я съем свою шляпу. Э-э, у меня же нет шляпы… м-м… ну, что-нибудь съем.

Как всегда, волнение мгновенно испарилось, револьвер я заряжал уже без эмоций. Краем глаза уловил, как подобрались казачки. Двое ненавязчиво карабины в руки взяли, а младший офицерик свой «лефоше» наготове держит. Ни фига се! А ребятки-то непростые. Не должны современные вояки так себя вести. Хотя что я знаю о местных армейцах? Спецотряды опытных бойцов, наверно, с незапамятных времён существуют, а если вспомнить, что революционеры сейчас стали баловаться стрельбой по важным персонам, то можно понять насторожённость вояк. Чёрт! Встаёт вопрос: а не зря ли я к ним подошёл?

От первого выстрела ветка качнулась, вторым я срезал её начисто. А ручки-то золотые… или мозги. Ну, неважно!

Стерев улыбку с лица, повернулся:

— Прекрасное оружие.

— Преизрядно вы нас удивили, молодой человек, преизрядно. Сколько вам лет? — Шатен с приятелем рассматривали меня, словно редкую диковину.

— Мне шестнадцать лет, господа.

Старший махнул казачкам, стоящим за моей спиной. Я чуть не дёрнулся посмотреть зачем, вдруг мою особу хватать-вязать, но, увидев казака, побежавшего по новой развешивать платочки для стрельбы, успокоился.

— Хорошо, Александр. В свою очередь представимся и мы. Граф Ростовцев.

— Поручик Вяземский.

— Рад знакомству. — Я опять изобразил лёгкий кивок.

Завязался непринуждённый разговор о револьверах и перспективах их развития. Попытался выяснить, какими судьбами офицеров сюда занесло:

— Служите в этих местах или проездом?

— Проездом. Дела требуют. А вы?

Ага, сразу стрелки на меня перевели.

— Охотился, возвращаюсь в Красноярск.

Хе-хе, и не соврал как бы. Уточнять, сколько я с ружьём по тайге бродил, не будем.

Услышав об охоте, оживился поручик, и понеслись вопросы: как, кого, чем и сколько. Нашёл о чём спросить! Вы искали охотничьих баек? Их есть у меня. Минут пятнадцать опытом делились, дальнейшее обсуждение любимой мужской темы прервал граф: платочки развешаны, можем ещё пострелять.

На этот раз мне предложили оценить «лефоше» и внимательно следили за моими действиями. Точно тёртые ребята, быстро меня просчитали: парнишка стреляет хорошо и, главное, часто (сам признался), а под мышкой сюртук оттопыривается. Ничего не поделаешь, здоровенный «адамс» на моём тельце трудно спрятать. И вот теперь господа, похоже, ожидают, когда же, наконец, молодой барчук своей пушкой хвастать начнёт.

Ну, не стоит людей разочаровывать. Показал, рассказал и дал опробовать. Они такую модель впервые увидели, значит, давно в цивилизованных местах не появлялись, издалека едут. Спрашивать откуда не буду, захотят — сами расскажут. За нами пошли стрелять два казака. Револьверы у них старенькие, беспатронные, в каждую камеру барабана нужно вставить капсюль, засыпать порох и пулю забить. Та ещё морока.

Разговор продолжили у костра. Старался не молчать, но болтал в основном об охоте да о жизни в Сибири. На вопрос о родителях поведал о доле своей сиротской. Немного зацепил Красноярск. Офицеры при упоминании об этом городе переглянулись и заржали, особенно усатый поручик усердствовал. У них, видишь ли, воспоминания смешные остались о пребывании у тамошних брадобреев, то бишь у парикмахеров.

Зашли они после дальней дороги подстричься и побриться. Подстриглись без эксцессов, а перед бритьём мастер, интенсивно правя бритву на ремне, спрашивает: «Вам с пальцем или с огурцом-с?» Горячий поручик вопрос не понял, посчитал, что его оскорбить пытаются, за саблю схватился, ха-ха. Потом, конечно, выяснилось, что для более тщательного бритья местные парикмахеры в рот клиенту засовывают или палец, или огурец. Представив эту картину, я с трудом сдержался, чтоб не расхохотаться. Не-е, подрасту — сам стану бриться. Мои новые знакомые, кстати, предпочли огурец, и я их понимаю.

Постепенно накал взаимного интереса спал, офицеры закурили и расслабились. Полюбопытствовал, зачем они в палатках ночевать собрались. Ночи стоят холодные, в деревне было бы удобнее. Оказалось, достали их клопы и блохи в крестьянских домах. М-да, бывает. В который раз уже убеждаюсь, насколько нам повезло с Софой: она ведь перед каждой ночёвкой на новом месте наши постели настойками опрыскивает, а затем руками водит, насекомых гоняет. Поэтому и не ощущаем мы, слава богу, обычных проблем современных путешественников.

Далее наш разговор переместился на политику, как же мужикам на ночь глядя такую тему не затронуть. Тут я осознал, что не знаю об окружающем Россию мире почти ничего. Историю в школе вообще-то очень хорошо учил и в дальнейшей жизни многие исторические моменты прояснял более подробно, но вся информация в голове как-то бессистемно сложилась, нет привязки к годам, то есть конкретные даты произошедших в девятнадцатом веке событий плохо помню.

Да чего там в мире, я даже в истории России скверно ориентируюсь. Этим летом, когда мы золотишко копали, российские войска Бухарскому ханству люлей навешали и Самарканд захватили, а я об этом ни сном ни духом. Так копаешь, копаешь золото и не знаешь, что рядом увлекательнейшие дела творятся. Весь мир бурлит, сплошные революции. В Японии сёгунат скинули, в Италии Гарибальди страну объединяет, в Ирландии какие-то фении восстали, в Мексике восставшие императора расстреляли, а две недели назад в Испании революция началась. И это не США непотребства устраивают, как в двадцать первом веке, а вот так жизнь сложилась.

Можно далеко и не ходить: года два назад польские каторжники и ссыльные хотели поднять восстание в Сибири с целью отделить её от России и организовать на завоёванной территории своё демократическое государство со столицей… в Канске. От таких новостей мне вспомнился боевичок советских времён. Как же он там назывался? А, «Не ссы, я рядом»… Э-э, нет, «Не бойся, я с тобой», во. В нём запомнилась фраза одного из персонажей: «Туда ехали, за ними гнались. Оттуда едут, за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь!»

А ещё я узнал, что динамит уже запатентован Нобелем. Обидно, огромные деньги мимо носа проплыли. Надо постараться лет через несколько бездымные пороха на свой счёт записать, причём патентовать будем все известные мне методы получения сразу, чтоб не оставлять лазеек всяким английским прохвостам. Того же Нобеля они с кордитом лихо прокатили.

Да, пороха пойдут первыми, и чем скорее, тем лучше. Тот же тротил и подождать может: он, помнится, в виде взрывчатки лишь в двадцатом веке использоваться стал. Ну-у, значит, как средства позволят, построим заводы, наладим техпроцесс и после получения патентов начнём продавать товар.

Эх, мечты, мечты, где ваша сладость? Что-то мне взгрустнулось. О-о, и казачки протяжное запели. Послушал их, послушал и, попрощавшись, к своим пошёл. Вроде и поют неплохо, но меня почему-то не зацепило. Эти тоскливые рулады только распалили желание самому горло продрать и выпить. Офицерско-казачьи посиделки напомнили застолья с друзьями. Мне б сейчас гитару в руки, ух я спел бы!

Кстати, замечательная мысль: займусь-ка я в Красноярске записью песен, которые подойдут этому времени. Надеюсь, за год ничего не забыл. Песня — серьёзный фактор воздействия на окружающих, недаром ребятишки в деревеньке Ходока Машке в рот заглядывали.

Подбросив в костёр очередную ветку, поручик посмотрел вслед уходящему.

— Мишель, что думаешь о пареньке?

— Если бы не спешка, я обязательно пообщался бы с его опекуншей. Женщина, воспитавшая такого молодого человека, заслуживает внимания.

— Не забывай, в её ручках он недолго находился.

— Да, конечно, но заметь, про отца он говорил очень мало и довольно холодно, а об опекунше напротив.

— Однако её фамилию он так и не назвал.

— Действительно, я лишь сейчас на это обратил внимание. Как ему удалось нас заболтать?

Поручик весело рассмеялся:

— Вот шельмец!

— Думаешь, специально умолчал?

— Вряд ли. Он предлагал познакомиться с ней утром.

— Верно.

— Знаешь, разговаривая с ним, я всё думал о своём сыне. Хорошо бы он таким вырос.

Граф, вздохнув, согласился:

— Да, столь разумный сын любого бы порадовал.

— Кхе, прости, Мишель. — Поручик виновато взглянул на друга. — Не кручинься. Женись, и, даст Бог, будет у тебя наследник не хуже.

— Надеюсь, когда-нибудь Бог даст. Ты о Патрушевых что-нибудь слышал?

— Нет.

— Надо выяснить, почему никто из родственников паренька к себе не взял.

— Можем поинтересоваться в Канске, у городничего. Насколько я понял, это он предложил опекуна.

— Некогда, Пётр! Некогда, сам знаешь.

— Эх-х, определить бы такого бравого юношу в военную гимназию или юнкерское училище. Скажи кому, что мальчишка стреляет лучше опытных офицеров, никто не поверит.

— Да, училище ему подошло бы. Жаль, ростом маловат.

— Денис Давыдов тоже был небольшого роста, но это не помешало ему стать отличным офицером.

Оглянувшись в поисках старшего из казаков, граф спросил:

— Бутенко, что скажешь о мальчишке?

— Ладный стрелок, вашбродь. Необычно палит, видать, сам учился иль кто из не наших наставлял. Здесь много инородцев живе.

— Чего важного приметил?

— По повадкам охотник. Взгляд холодный. В яво-то возрасте горячий должон быти, а тут нету азарту в глазу.

— Ты, часом, не абрека[76] описываешь? — улыбнулся поручик. — Взгляд колючий и злой.

— Не-е… не злой и не колючий. Встрече с нами он рад был. Холодный — то да, но не злой. Я так думаю, ему не токмо зверя бить довелось. Можа, варнаков встречал, можа, ещё что.

— Вот как, — задумчиво покивал граф. — Ладно, всем спать, встаём рано. — Повернувшись к поручику, он добавил: — Нам до Красноярска нужно в седле продержаться, дальше на почтовых отоспимся.

Утром встали не слишком рано. Очередь на паром, занятая с вечера, ещё не подошла. Офицеры, с которыми я вчера общался, с первой ходкой парома переправились и ускакали. По делам спешат господа. Остаётся лишь посочувствовать им. Они, насколько понял, от самого Иркутска в седле сидят или даже откуда подалее, а это вам не хухры-мухры. Их компания с двумя заводными[77] на каждого почти без остановок огромный путь преодолела, и переть им таким макаром ещё долго. Аж до Красноярска.

Ветер в голове, пожар в заднице. Я помню, в молодости один раз было дело, всего каких-то три часа пришлось быстро и непрерывно скакать, и то возникло ощущение, что все позвонки в трусы высыпались, а попу скипидаром намазали. Хотя, может, я просто наездником тогда был хреновым? А с другой стороны, продолжительность их поездки и моей не сравнить: вояки, почитай, уже больше недели филейную часть седлом массируют, она у них, наверно, одеревенела давно. Современные мушкетёры в походе. Романтика, блин!

В город въехали около полудня. Пока Софа оформляла бумаги о переезде на новое место жительства, я прогулялся в поисках транспорта для доставки всей нашей компашки по назначению. В почтовую кибитку не влезаем, а две брать смысла нет. Ходок посоветовал обратиться к частникам, есть тут такие, занимаются извозом на свой страх и риск. Точнее, имеются купцы, организовавшие нечто похожее на пассажирские транспортные компании. Людей перевозят своими путями, причём лошадей меняют не на почтовых станциях, а в деревнях, по договору с крестьянами.

Тарантас, подходящий нам, нашёлся довольно быстро и стоит всего на четверть дороже почтовой кибитки, зато разместиться сможем с комфортом. Ехать, правда, придётся минимум трое суток, ну да мы непривередливые, переживём.

На следующий день сердечно попрощались с Ходоком и деревенскими, пожелали им всего самого наилучшего и тронулись в путь. Не знаю уж, когда теперь в Канске и на хуторе ещё раз побывать доведётся.

Выехав из города, занялись просвещением сестрёнки насчёт моих новых имени-фамилии-отчества. Ой, сколько на это времени и нервов потребовалось, не передать словами, даже до слёз доходило, но постепенно совместными с Софой усилиями убедили ребёнка, что так будет лучше.

Красноярск встретил нас тоскливым мелким дождичком и морем грязи на улицах, но радушный приём семьи портного живо стёр из памяти сей неприятный момент. Нас снова приняли как родных. Машку вертели, рассматривали со всех сторон и нахваливали. Хоть бы чуть-чуть смутилась эта пигалица! Не-е, куда там, привыкла уже быть объектом повышенного внимания. Оторопь у неё потом наступила, при осмотре комнаты, которую выделили ей гостеприимные хозяева. Жаль, фотоаппарата у меня сейчас нет, потешные кадры для истории пропали.

Валерий Яковлевич порадовал хорошими новостями. Постройка нашей усадьбы подходит к концу. Осталась доводка внутренних помещений, затем до конца октября станут периодически протапливать здание, и в начале ноября можно въезжать.

Утром заявился местный участковый (здесь, как я узнал, их квартальными надзирателями зовут) и, приняв рюмку водки на грудь, забрал мои и Софьины документы на оформление прописки. Что-то быстро он нарисовался. Видать, в прошлый приезд на заметку нас взяли. Говорят, раньше, при императоре Николае I, надзор вёлся ещё круче, каждое утро в каждый дом приходил от полиции десятский[78] и спрашивал: «Всё ли благополучно? Нет ли прибывших, выбывших, умерших, рождённых?» Если кто-то приехал или уехал, об этом подробно записывалось в особую книгу. Да-а, было ГПУ-НКВД у кого учиться!

Всю следующую неделю мы с сестрёнкой занимались проверкой построенного. Облазили теремок снизу доверху, начиная с кладовок подвала и заканчивая досками на крыше. Бригада строителей с поставленной задачей справилась прекрасно, придраться не к чему. Удивили мужики, не ожидал. Собрался на радостях вставить по третьей раме в окна, чтоб зимой теплее жилось, но после, сравнив затраты на это с нашими возможностями, отказался. Посмотрим на поведение печного отопления, станем мёрзнуть — вспомним о дополнительных рамах.

Заказанную мебель давно смастерили, и я, проверив качество работы, занялся её перевозкой, ну а Софа с Марией Львовной приступили к подбору прислуги. С таким большим домом нам одним не справиться, да и других забот у нашей маленькой дружной компании в скором времени будет предостаточно. Прикинув объёмы работ по обслуживанию усадьбы, решили нанять, как и приютившие нас соседи, троих. Естественно, кухарку (не Софе же с Машкой постоянно готовить), а также горничную и дворника-истопника, чтоб за хозяйством следили. Проживать они могут с нами, места хватает.

Я в отбор не лез, опытные дамы и сами прекрасно справятся, поэтому занялся тем, что никто, кроме меня, сделать не сможет — видоизменением последних украшений, оставшихся от Натальи Полтоцкой. Вдумчиво обточил приобретённым в городе инструментом ранее отложенные знахаркой побрякушки, у одной даже узор перекроил, а жемчужное колье вообще разобрал, и теперь эти украшения уж точно никто не узнает. Закончил работу перед самым переездом в наш новый дом и отдал часть Валерию Яковлевичу на реализацию.

А пятого ноября мы наконец-то торжественно въехали в отстроенную домину. Честно говоря, когда рисовал на бумаге план постройки, как-то не ожидал, что место нашего обитания окажется столь огромным. Верхушка крыши возвышается над двухэтажками портного и ювелира метра на полтора. От фасада здания веет достатком и благополучием проживающих в доме людей. И это мы хотели не выделяться на общем фоне?! Хе-хе, засветились по полной.

Ну, может, так и надо. Откроем косметсалон, и все поймут: здесь богато, престижно и, разумеется, дорого. Нам на первых порах не нужна массовость, лучше пусть приходят редкие, но состоятельные клиенты. Старшую красавицу выставим вперёд как витрину, мне же главное — не отсвечивать. Софа, кстати, подбирая обслугу, и в салон девчат приглядела. До Нового года мы с ней планируем обучить нанятый персонал азам профессии и отработать ассортимент услуг, предоставляемых заведением. Наверно, не всё получится сразу. Что ж, будем расширять сферу деятельности постепенно.

Поначалу займёмся маникюром, чисткой лица, окраской волос, созданием шикарных причёсок и косметическими средствами по уходу за кожей. Не обойдём вниманием и оздоровительные процедуры. Опять же, лечебные препараты производить станем, на их изготовление пойдут травы, собранные на хуторе, добытая перед отъездом бобровая струя и множество других компонентов, купленных в том числе и в Красноярске.

Под прикрытием закупок для салона я и на свои нужды приобрёл уйму стеклянной и керамической посуды: золотой песок пора в металл переводить. Не забыл и некоторые кислоты прикупить. Удивило и обрадовало большое разнообразие продаваемого лабораторного оборудования. Цены, конечно, кусаются, но зато есть всё, что нам на данный момент требуется. Выходит, тут часто с золотишком химичат. Нужно этот вопрос прояснить.

Встала проблема вытяжки запахов из подвальной химлаборатории: слишком много чего ядовитого там будет испаряться. Воздуховод из подвала каменщики проложили прямо в печной трубе, при протапливании и нагреве создаётся ощутимая тяга воздуха, но для работы с переплавкой золота, боюсь, недостаточная. Предвидя это, я в прошлый приезд заказал у кузнеца ветряк и вентилятор. В Красноярске сильные ветры дуют, хотелось бы их использовать, а то когда ещё паровик поставим. Кстати, подошло время забрать заказанное.

Ага, зашёл ближе к вечеру домой к кузнецу, а он чуть ли не в горячечном бреду пластом лежит: простыл, однако. Неслабо так приболел мужик, на воспаление лёгких похоже. Пришлось бежать за Софой, чтоб посмотрела и вылечила, этот товарищ мне здоровым нужен. Ну, у нашей знахарки долго не похвораешь (по себе знаю), уже через день мы с болезным смогли нормально пообщаться.

Пожаловался мне Потап Владимирович, что дело у него без надлежащего внимания осталось: помощник по торговой надобности в Канск укатил, а сам хозяин слёг вот внезапно. В общем, попросили меня за мастерской присмотреть. Ха, мастерская! Не дружит мужик с действительностью. Сказал бы проще: пригляди, друг, за сараюшкой моей, а то развалится, бедная, ненароком.

С удивлением поинтересовался, не слишком ли многое молодому пацану доверяет. В ответ, усмехнувшись, кузнец поведал, что молодёжь нынче больно прыткая да ушлая пошла, справится. Тем более, и сам он скоро подтянется. Кажется, мне польстили. Ладно, хороший человек просит, грех отказывать, заодно и свою вентиляцию до ума доведу.

Пришлёпал с утречка в кузню вроде не рано, а работа стоит. Какой-то хрен с крысиной мордой работников построил и нотации им читает. Не понял! Чё за дела? И зачем сразу кричать на меня и руками размахивать? Я ведь вежливо подошёл и вежливо спросил. С улыбкой на лице послушал визгливый ор: может, у этого чудика просто настроение с утра плохое, ему ж для душевного спокойствия выговориться требуется. Но нет, нервному господину слов оказалось недостаточно, он вознамерился мою деликатную особу, взяв за шиворот, на улицу выкинуть, за что в результате под дых и получил.

Видя согнувшегося крысоморда, судорожно пытающегося вдохнуть воздух, трудяги тихо офигели. Я уж приготовился выступить перед ними с зажигательной речью: мол, оставим все невзгоды в прошлом и под моим чутким руководством широкими шагами пойдём прямо в светлое будущее. Но тут смотрю: парочка стоявших сбоку незнакомых крепышей кинулась ко мне явно с недобрыми намерениями.

Чего им надо, спрашивать не стал, и так понятно: не обниматься лезут. Ребятки выше меня на голову и в плечах значительно шире, поэтому действовать решил жёстко. За год я подрос, окреп и нарастил мышцы, а тренируя старших братьев, освоил меры противодействия крупным организмам. Нападающие мне не соперники, недавние крестьяне, не иначе: неуклюжие движения, выпученные глаза, расставленные руки. Да они, похоже, не драться собрались, а ловить меня. Не уважают маленьких, ядрёна вошь!

С ходу врезал по яйцам первому, расквасил нос второму, и понеслась душа в рай. Поединок немного напомнил мне стычку-недоразумение с братом Фёдором и его приятелем Панкратом, тогда так же пришлось меж двух здоровяков вертеться. Но сегодня растянуть удовольствие не удалось: быстро противники успокоились и легли. Напоследок на лбу одного из них я оставил красивый отпечаток каблука. На память. Крыса за это время выпрямилась и задышала через раз. В целях профилактики двинул ему повторно, а затем поведал впавшему в окончательный ступор персоналу мастерской о дальнейшей судьбе предприятия.

Постепенно до всех присутствующих стало доходить текущее положение дел. Бугаи, лёжа на земле, вяло шевелились, крысоморд сидел рядом и вёл себя тише воды, ниже травы, боясь привлечь моё внимание, работяги откровенно ржали. Наконец-то смог выяснить, что же здесь произошло.

Писклявый любитель нотаций, оказывается, компаньон кузнеца, только права распоряжаться в кузне не имеет, просто вложил деньги и должен был сидеть дома в ожидании дивидендов. Но видно, этому паршивцу захотелось порулить совместным предприятием, вот он и воспользовался болезнью Потапа Владимировича и под предлогом защиты своих денежных вложений устроил в мастерской бардак. Надсмотрщиками поставил двух своих людей, тупых, но исполнительных. Они, в свою очередь, мелкими придирками застопорили все дела, и трудяги, взбунтовавшись, отказались сегодня приступать к работе.

М-дя, как-то не очень хорошо я обошёлся с партнёром кузнеца, но видит бог, терпел до последнего и пытался объясниться мирно. Блин, а ведь этот хрен мог быть дворянином. Во проблем привалило бы! Кажется, опять забыл, в каком времени нахожусь. Хотя, возможно, и наоборот: наконец-то начал вписываться в местную действительность: всё-таки сейчас всех встречают по одёжке, а у крыса она явно не дворянская. По терминологии Софы он одет как преуспевающий приказчик. Выходит, подсознание верно рассудило: дворянин должен адекватно ответить на хамскую выходку низшего по статусу. Мог бы вообще замордовать наглеца, так нет, поговорил с ним нормально. Какой я деликатный, однако!

Приказал двум здоровым кузнецам выкинуть за ворота бывших надсмотрщиков, и они это тут же с удовольствием сделали. Подошёл к мордокрысу и, не обращая внимания на его испуганное шараханье, любезно помог подняться. Далее указал бедолаге на недостойное поведение неких грубых граждан в отношении представителя высшего сословия, да ещё исполняющего служебные обязанности по просьбе хозяина. Проникся. Даже лепетать что-то начал в своё оправдание. Не-е, мужик, ты не прав! Каторга по тебе плачет. И если с Потапом Владимировичем ты, скорее всего, договоришься полюбовно, то со мной — не знаю. Ох не знаю.

Короче, застращал я этого козла, на крысу похожего, до дрожи в коленках и отпустил с богом. Хотелось, конечно, стрясти с него денег за нападение, и думаю, смог бы, но решил не нарываться. Ну его на фиг! Скромнее надо быть. Такие люди побои зачастую сносят спокойно, но потеря капитала вызывает у них жуткие душевные муки, которые побуждают стучаться во все возможные инстанции в целях восстановления справедливости. А на кой чёрт мне нужны разборки с городской администрацией или с тем же дворянским собранием?

Повернувшись, узрел толпу наблюдающих за мной работников.

— И чего стоим? Кого ждём? Всё уже сделано?

О-о, сразу все засуетились и побежали в сарай. Лишь один пожилой мужик, до этого объяснявший мне положение дел в мастерской, подошёл и, кашлянув, завёл разговор:

— Не обессудь, барин, хотели узнать о здоровье Потапа Владимировича.

— На поправку идёт, скоро поднимется.

— Слава те хосподи! — Мужик истово перекрестился. — Благодарствуем, барин, за весть добрую. А… как нам ваше благородие звать-величать?

Да, Сашок, действительно, как? К этому вопросу ты явно не готов. После того, что здесь устроил, ограничиваться одним именем, наверно, будет неправильно. Эх-х, скромен я сегодня без меры!

— Можете просто Александром Владимировичем.

Мужик понимающе кивнул.

— По заказам, Александр Владимирович, повеления есть?

— Пока выполняйте последние распоряжения Потапа Владимировича, а далее посмотрим. Тебя как звать?

— Дак Велисеем кличут.

Во наградили родители имечком!

— А отца как звали?

— Чё ж звали? Жив отец-то, Аграпом яво зовут.

М-да, с отчеством ему тоже не повезло. Про фамилию и спрашивать боюсь. Интересно, это отец у него долгожитель или сам не так стар, как выглядит?

— Хорошо, Велисей Аграпов, давай-ка мы с тобой пройдёмся по мастерской, о текущих заказах поговорим.

«О делах наших скорбных покалякаем».

— Дак пожалте, барин, всё расскажем, покажем.

Прошлись, осмотрелись. Мне подробно объяснили, кто нынче чем занят. На мой взгляд, все при деле, отлынивающих от работы не наблюдается. Что мордокрысу не понравилось, не пойму. Велисей и сроки исполнения заказов знает, и о каждом работнике поведать готов. Нормальный мужик, ведёт себя достойно, без подобострастия. Можно сказать, готовый мастер цеха. Почему начальство не поставило его старшим? Берём на заметку, позже полюбопытствуем.

Мои «игрушки» сделаны, лежат в углу, ждут доводки. С ними ещё возиться и возиться. Во-первых, лопасти вентилятора и ветряка надо под определённым углом повернуть, и не прямые они должны быть, а слегка выгнутые. Затем шестерёнки придётся вытачивать с коэффициентом передачи этак один к трём-четырём, ветряк ведь медленно вращается, вентилятору быстрее крутиться нужно. В конце конструкцию собирать будем и притирать детали друг к другу, а если учесть, что ни подшипников сейчас хороших нет, ни смазки, то мороки предстоит много. Как говорил один понравившийся киношный персонаж: дел за гланды.

Вот сборкой и подгонкой всю следующую неделю мне и пришлось заниматься. Уж хозяин шарашки после болезни вышел, а я всё продолжал точить да шлифовать. Втянулся и даже удовольствие от процесса получать начал, но не только свои дела разгребал, на мою долю выпало и первый паровой котёл производства «Потап энд компани» до ума доводить. Ничего, справились. С помощью Софы мне и о котлах, и о паровой механике многое удалось вспомнить, да ещё у Потапа пара современных книжек о них имелась, так что хоть и не сразу, но разобрались мы со всеми проблемами.

Систему вентиляции устанавливал в несколько заходов. На крыше сильный ветрюган и холодина, пальцы уже минут через двадцать не гнутся, того и гляди сдует с крыши. Но всё когда-нибудь заканчивается. Вентиляция теперь весело стрекочет, а я могу и о других вещах подумать.

Второго декабря дошли руки и до намытого летом богатства. Операция под кодовым названием «Золотые реки» началась. Сперва решил узнать процентное содержание золота в добытом шлихе (отдельно и с Волчьего ручья, и с речки погибших старателей). Приготовился к пробной плавке и, мурлыкая под нос «Как тоскуют руки по штурвалу», приступил к работе. Да-а, «давно не брал я в руки шашек», хотя сейчас больше подошло бы спеть «привыкли руки к топорам», ха… к кайлу, лопате и ружью.

Вытяжку от ветряка я отключил: пока вполне хватает тяги прогретой печной трубы, да и шестерёнки не утомляют своим грохотом. В дальнейшем предстоит подумать об их замене на ремень из прорезиненной ткани, говорят, в столице такие имеются. Из кожи, увы, не подойдёт, от дождя и мороза она быстро портится.

Чтоб не возиться с плавкой в печи, я для разогрева и расплава тестируемого золотого шлиха смастерил в кузне аппаратик, который, по моей задумке, должен был стать гибридом паяльной лампы и примуса. Ну, что-то типа того. К сожалению, получившаяся хрень оказалась жуткой пародией на мой гениальный замысел: грела плохо, а керосин жрала со страшной силой, при этом у меня возникали опасения, не взорвалась бы она. Но, надо признать, с плавкой это недоразумение всё же справилось.

Начал как обычно: кончиком пламени горелки хорошенько прогрел тигель, посыпал его дно борнокислым натром, в быту именуемым бурой. Потом расплавил его, постаравшись разогнать по всему тиглю, и всыпал горстку шлиха. Подогрел всё, сверху опять буры подсыпал и продолжил греть дальше. Наконец золотишко потекло и собралось в шарик, плавающий в жидкой буре. Нормально. Перестаём греть и, дождавшись застывания золота, вытаскиваем образовавшийся слиток пинцетом. Тут важно постоянно щупать его спицей: нужно уловить момент, когда металл чуть затвердеет, а бура — ещё нет, иначе, остывая, она приклеит расплав к тиглю.

Ага, вытащили, бросили в воду и сразу сыплем в тигель вторую партию шлиха, затем повторяем всю процедуру. Следом очищаем слитки от буры. Оп-па, как замечательно! Цвет у обоих слитков насыщенно-жёлтый, значит, серебра немного. Шлёпаем по каждому молотком, и… особой хрупкости не наблюдаем, выходит, и гадких примесей мало.

Теперь пойдём к портному. У него есть одна полезная в данной ситуации вещичка, так называемый пробирный камень — кремнистый сланец чёрного цвета. Если по нему с силой провести благородным металлом, останется черта, по её цвету можно определить примерную пробу металла, а повозившись с эталонными пробниками, и точную. Для этого рядом с чертой уже известной пробы проводим чёрточку исследуемого сплава и по тому, насколько цвет этих чёрточек после лёгкого травления кислотой отличается друг от друга, узнаём более верное значение.

Да, сложновато, но в современных условиях лучшего тестирования просто нет. Валерий Яковлевич при покупке ювелирных изделий у посторонних продавцов всегда такой проверкой занимается, а то шустрил здесь предостаточно, могут вместо золота и серебра что угодно подсунуть.

Портной взялся за принесённые мною образцы с энтузиазмом, при этом подробно объясняя свои действия (я ж как бы ничего не знаю), и минут через двадцать, «поплясав» с эталонами, вынес вердикт: оба слитка имеют примерно восемьдесят восьмую пробу Российской империи, соответствующую девятьсот двадцатой метрической. Очень даже сладко, я ожидал худшего.

— Александр, позвольте дать вам совет. — Портной задумчиво рассматривал слитки.

— Конечно. Я вас внимательно слушаю.

— Вам повезло с купленным золотом, можете пускать его в дело без предварительной очистки. Серебро в нём имеется, поэтому для получения той пробы, с которой вы собираетесь работать, остаётся добавить медь. Поверьте старому человеку, в Сибири так поступают почти все, чистят лишь сильно загрязнённый металл. Если пожелаете, я могу поговорить с нашим соседом, Николаем Михайловичем, он объяснит правила расчёта лигатуры.

Светиться перед ювелиром? Нет уж!

— Спасибо за совет. Пожалуй, воспользуюсь им. Но не стоит беспокоить уважаемого Николая Михайловича, менять лигатуру я умею. На днях зайду к вам с новыми образцами, и мы оценим точность моих расчётов.

— Что ж, удачи. С нетерпением буду ждать вас, молодой человек.

Та-ак, химичить со шлихом не нужно, уже проще. Медь Валерий Яковлевич рекомендует купить в аптеке, она там хоть и дороже магазинной, но зато достаточно чистая. Сейчас аптеки и очищенными металлами торгуют, и керосином (его здесь, кстати, фотогеном называют). Ну полный отпад! Какая-то аптечная мафия в стране орудует, не иначе. А портной о ювелирных премудростях что-то чересчур хорошо осведомлён. Тесно общался с соседом-ювелиром на эту тему? Вполне может быть. Они иногда сидят вечерами и под кувшинчик вина разговоры ведут. Остаётся надеяться, обо мне на этих посиделках лишнего не болтают.

Весь оставшийся день посвятил переплавке золотого песка в прямоугольные бруски, только на этот раз я в тигель ещё и чистый кварцевый песочек подсыпал (он слегка чистит сплав от примесей). Стремясь добиться стограммовых слитков, тщательно взвешивал шлих. Стограммовый самородок раздолбал молотком, его проще по частям расплавить. Эх, точные аптечные весы стоят довольно дорого, но без них не обойтись. Хреново, что гирьки-разновесы в старорусских единицах измерения: доля, золотник, лот, фунт. Никак не привыкну к ним, всё стараюсь на килограммы и граммы пересчитывать.

Перепачкал все закупленные тигли, и на следующий день пришлось их очищать, обтачивая. После окончательного взвешивания переплавленного шлиха получилось пять килограммов двести пятьдесят четыре грамма золота девятьсот двадцатой пробы. Ох и богатенькие же мы буратинки! Из этой груды металла можно огроменную кучу ювелирки нашлёпать.

Перед продажей украшений из наследства Александра Полтоцкого я аккуратно срисовал все клейма, которые на них нашёл: без клеймения мне собственноручно изготовленные побрякушки не продать. Теперь могу штамповать вещички с английскими, австрийскими, швейцарскими, немецкими, ну и, само собой разумеется, русскими пробирными клеймами.

Изделия Полтоцких имели разные пробы, значит, для работы мне нужны разные сплавы. Медь закуплена и даже мелко нарезана, лигатура рассчитана так, как меня когда-то учили, металл взвешен и отмерен. Опять плавим слитки и по чуть-чуть добавляем в жидкое золото медную крошку. Вечером у портного проверим точность расчётов и мою сноровку. Надо завтра ещё и сейф у Потапа Владимировича заказать, да и железную дверь вместо деревянной не помешает в подвале поставить, а то задолбало перетаскивать всё из лаборатории в мою комнату, в сундук с тайником, и обратно. Ценности должны храниться под надёжной защитой.

С утра, правда, перед отправкой в кузню я был вынужден ввязаться в разборки с женским коллективом косметсалона. Софа пригласила меня на визуальный осмотр кандидаток в косметологи: вдруг что интересное подскажу, я ведь, в отличие от неё, с персоналом подобных заведений общался. Знахарка умница, вняла моим советам. У всех шести девчонок личики красивенькие, с чистой, без изъянов, кожей. Вот к таким косметологам клиенты с радостью пойдут.

Внимательно осмотрев представленных девиц, указал на трёх с плохо ухоженными руками. Если девушки в пятнадцать-семнадцать лет не умеют следить за своей внешностью, специалистов должного уровня из них, боюсь, не получится. Выяснилось, они из переселенцев. Семьи бедные, и, чтоб не быть обузой в доме, девчата подрабатывали прачками. Им доводилось то в горячей воде бельё стирать, то в холодной речной полоскать, с такой работой о красоте рук нечего и думать.

М-да-а, загвоздочка. Отвёл знахарку поговорить.

— Софа, а не заменить ли этих троих?

— Некем. Другие или хуже выглядят, или для дела не годятся.

— Можно и не таких молодых подыскать.

— Те, кто лицом пригож, все уже замужем, и ни одна из них к нам работать не пойдёт, у каждой свой дом и хозяйство. Тем более, подписывать договор на пять лет, как ты предлагаешь, никто не будет. Сам посуди, кто ж из замужних согласится пять лет детей не иметь? Да их мужья прибьют за такое и на хорошие заработки не посмотрят.

Блин, придётся решать проблему кардинально.

— А эти трое договор видели и готовы его подписать?

— Да, остальные тоже.

— Значит, они у тебя первые кандидатки на комплекс лечебных процедур для рук, начнёшь отрабатывать на них свои методики. И полагаю, лучше их к нам забрать; в родном доме не дадут девушкам без дела сидеть, соответственно, и руки беречь они вряд ли смогут. В результате лечение твоё может прахом пойти. Нет уж, выделим им одну комнату в крыле прислуги, пусть живут здесь и занимаются лишь салоном. Как, кстати, у остальных с проживанием и родственниками?

— Все из небогатых семей, но и не нищенствуют. Живут недалеко от нас. Я и с родителями их переговорила, всех устраивает работа дочерей по договору. Конечно, если за пять лет замуж не выйдут, перестарками окажутся, но с солидным денежным приданым без мужа не останутся.

Молодец, всё продумала. Вот только выглядит в последнее время наша мамуля-красотуля как-то не очень. Тяжеловато ей командирская должность даётся. Пока мы втроём жили и руководить в основном Машкой приходилось, легко справлялась, а сейчас, с увеличением персонала, она с каждым днём смотрится всё более и более растерянной.

Нехорошо получается, Сашок: сбросил домашние хлопоты на хрупкие женские плечи и погряз в своих заботах. А ведь что годилось для хутора, для городской усадьбы не подходит. Нельзя на Софу сразу кучу дел навьючивать, надо её постепенно к активной жизни приучать. Что ж, стало быть, возьмём муштру недокосметологов на себя. Опыт, как-никак, есть, у меня в прошлой жизни девяносто процентов сотрудников ювелирного завода были женщины. Тот ещё серпентарий.

— Отлично. Тогда заключай договора и начинай обучение. Я тебе помогу и пригляжу за салоном, но новых кандидаток продолжай подыскивать, не забывай о будущем расширении дела. На производство косметики и на мыловарню тоже люди нужны. Да, совсем забыл, сестрёнка мне тут плачется…

— Мария обслуживать никого не будет!

Ох ты, какие мы грозные стали. Похоже, Машка достала её просьбами о работе в салоне. Эта мелочь любого достанет. Но ведь нужно же куда-то пристроить нашу непоседу, иначе она мне весь мозг вынесет. Из подвала я её уже несколько раз выпроваживал: общение с кислотами и плавка металла не для такой малявки. Вот года через два, когда подрастёт, подумаю, а нынче ей можно позволить лишь доводку и полировку свежеизготовленных изделий. Пожалуй, стоит подыграть Софе.

— Какое обслуживание? Ни в коем случае! Она обязана руководить. На хуторе вам обеим показывались и объяснялись действия косметолога, теперь пусть Мария старательно отрабатывает эти навыки, чтобы стать лучшей, а потом учит остальных и контролирует их деятельность. Но, Софа, я тебя умоляю, ни один клиент не должен видеть её за рабочим столом, максимум для неё — это ходить по залу и давать ЦУ… э-э-э, ценные указания.

Знахарка неуверенно кивнула, а взгляд был такой, словно я её в чём-то обманул. Хе-хе, давно подметил, как убеждать нашу красавицу: всегда говори ей одну только чистую правду, но хитро упакованную, и добьёшься своего. А где в моих словах сейчас неправда прозвучала? Во-от.

Я довольно потёр руки, смотря вслед уходящей Софе. Будем считать, сестрёнка пристроена, а косметологическая шарашка заработала. Документы в городовой управе мы почти оформили, в конце января клиентов начнём зазывать. Хотя сперва необходимо персонал вышколить да помещение в надлежащий вид привести. Голые бревенчатые стены в дорогом заведении — это, по мнению Софьи Марковны, моветон, и я с ней полностью согласен. Вечером к соседям в гости заглянем, там и обсудим, чем следует салон украсить.

С пробами полученных сплавов золота смог разобраться перед ужином. Усвоенные в двадцать первом веке методы расчёта лигатуры не подвели, ну и я не сплоховал, даже поправочку на очистку кварцевым песком не забыл произвести. Валерий Яковлевич, тщательно всё проверив, обрадовался результатам больше меня. Эх, осталось вырезать клейма, и приступим к изготовлению несложной ювелирки, а если удастся добыть самоцветы, то и сложной.

Ювелирные камни — вещь в этих местах довольно редкая, мало их в свободной продаже, поэтому, боюсь, скупая горстями, рискуем засветиться. Мелочи, набранной на Волчьем ручье, и жемчуга из разобранного колье Натальи Полтоцкой хватит всего изделий на пятнадцать-двадцать. А дальше как быть? Наверно, самое простое — купить партию китайского речного жемчуга. Портной говорит, его часто привозят. За одну сделку несильно засвечусь, а работой себя на долгое время обеспечу.

Да-а, отличный выход из создавшегося положения, но, к сожалению, временный. Украшений с жемчугом здесь и так хватает, продаваться сделанное станет медленно. Так что надо искать купцов, торгующих уральскими самоцветами, Урал на данный момент житница всевозможных камушков. А собственно, почему лишь уральских, надо искать любых поставщиков ювелирных камней. Любых!

А пока начнём-ка мы скупку камней от лица космет-салона. Например, в целях производства супердорогих косметических средств. Скажем всем, что растираем драгоценные каменюки в пыль и добавляем в крема и мази, от этого они приобретают супер-пупер-омолаживающий эффект. Причём скупать мы можем все самоцветы, в том числе и необработанные, их я сам отшлифую. Кстати, пыль, получившуюся в результате шлифовки, пустим на пилки для ногтей. Ой, какой ты, Саша, умный, однако! Но лучше с Софой всё обсуди, вдруг чего-нибудь не учёл.

После ухода кузнеца мы с Софой провели совещание на тему «Претендовать ли нам на имущество нападавших или ну её на фиг, эту нудную лабуду». Там же не один день по инстанциям таскаться придётся. Знахарка специально ради этого сходила посоветоваться с семейством портного.

Соседи хором сказали: однозначно претендовать, причём надо стремиться урвать всё, что не приколочено, и по возможности быстрее, ведь городовая управа обязательно постарается наложить свою лапу на бесхозное имущество. Доблестные сотрудники полиции тоже могут подсуетиться, и в результате богатства преступничков растворятся в «закромах родины». Конечно, с двух подручных мордокрыса брать нечего, но вот сам-то он должен иметь немаленькие средства в заначке.

Прикинув и так и этак, решили, что лишние деньги в хозяйстве не помешают, да и с мастерской дело удачно складывается, начну заморочки по металлообработке на пару лет раньше, чем планировал. И на следующий день наша основная «пробивная сила» ринулась в бой: Софа с Марией Львовной отправились по инстанциям. Как-то постепенно я оказываюсь всё в большем долгу у соседей. Непорядок! Пойду-ка займусь подарками для них к Новому году. Эскизы уже готовы, нужно теперь формами отливок заняться.

Битва за честно (синяками) заработанные денежки завершилась лишь через восемь дней. Помимо пая в мастерской мне перепало аж двадцать восемь рублей. Подозреваю, «закрома родины» пополнились гораздо существеннее. Ну да хрен с ними!

Мы с партнёром за эти дни успели обмозговать и уточнить все рабочие моменты. Вступаю я в права на сорок процентов кузни и двигаю прогресс в массы. Даёшь пятилетку за три месяца! Ха, ну, может, за четыре… и лето. Оценивая общее хозяйство, сошлись на четырёх тысячах рублей серебром. Моя доля, стало быть, тысяча шестьсот рубликов, из них тысяча четыреста достались мне от мордокрыса, а двести я обещал довнести за зиму, деньгами или работой по улучшению инструмента и станков.

С Потапом Владимировичем мы надумали пока по более-менее отработанной технологии заложить в производство сразу пять паровых машин, схожих с той, что две недели назад сдали. Одну у нас винный завод заказал, другую я в усадьбе хочу поставить (много где она там надобна), а с остальными к весне разберёмся; кузнец говорит, спрос есть. Главное, при заказе материалов на пять паровиков одновременно мы платим столько же, сколько пришлось бы платить за четыре по отдельности.

Кроме самого производства постепенно будем улучшать станочный парк (хотя какой тут парк — так, детская площадка). Для этого параллельно с паровиками наметили сделать три однотипных токарных станка, примерно таких, какими я их помню. Они придут на смену находящимся сейчас в мастерской. А дальше посмотрим, что в первую очередь понадобится, то и начнём клепать.

Эх, планы, планы, планы, а с наличными-то у нас на данный момент полный швах! В усадьбу, если сложить все траты, в переводе на ассигнации почти три тысячи рублей вбухано. И это уже на пятихатку больше изначально запланированного, а она, словно пылесос, продолжает по мелочам средства высасывать.

За освящение дома церковью деньжат преподнеси и не греши да за иконы отсчитай и молись. За привезённые Никифором дрова кучку тугриков отсыпь и не горюй да водовозу за свежую енисейскую водичку отдай и не плачь. Прачкам каждую неделю вынь да положь. И уличным дворникам не забывай на бедность отстёгивать да молочнице ежедневно выкладывать. Феря совсем совесть потеряла, девять месяцев уже не доится. Возомнила себя боевой козой, понимаешь ли.

А сколько продуктов на целую ораву постоянно покупать приходится — ужас! Это в лесу хорошо жилось: вышел из дома, завалил пару-тройку оленей и наедайся от пуза, бед не зная. А в городе… Хм, хотя… справедливости ради надо признать, тут на этот счёт тоже неплохо дело обстоит: вышел на пробежку, завалил трёх козлов и тысячу четыреста рубликов в карман положил. Э-э, нет! Тысячу четыреста двадцать восемь. М-да.

Но как ни крути, наличных всё равно не хватает. Вскоре ещё и зарплату персоналу выплачивать, и Софа всё сильнее наседает с покупкой музыкального центра, тьфу, фортепиано: гитара, видите ли, приличным девушкам не подходит. Это она намекает на частые упражнения Машки с моей семистрункой. Как же, как же, благородным требуется более массивный и тяжёлый струнный инструмент, арфа например.

Что ж, необходимо быстрее золотые побрякушки до ума доводить. Через пару дней, думаю, первая партия уйдёт на сбыт к Валерию Яковлевичу. Тогда, надеюсь, к концу января денежный напряг спадёт, и я полностью переключусь на работу в мастерской. У меня, правда, пока только одно, самое простое клеймо вырезано, но после праздничков займусь остальными.

До Рождества успел железную дверь в подвале поставить и здоровый сейф. Хранить золото в тяжёлом сундуке с двойным дном — мысль, безусловно, хорошая, но для душевного спокойствия лучше иметь несгораемую металлическую коробочку, намертво встроенную в каменную стену подвала. Замки я сам вытачивал, в данное время такие вряд ли кто откроет, так что в сохранности наших финансов отныне могу быть уверен.

Приходу праздников радовался чуть ли не больше всех, очень достала жизнь без мяса. На хуторе, честно говоря, никто особо не постился: нам с Машкой отъедаться нужно было, слишком тощими мы смотрелись. А в городе приходится соблюдать все общественные нормы приличия, мы ж на виду у прислуги. Софа зачитала мне пару нотаций о недопустимости пренебрежения мнением общества и внимательно теперь за мной присматривает.

Не-е, питание у нас, конечно, разнообразное: постные щи, каши с конопляным маслом, редька тёртая с тем же маслом, капуста квашеная, пироги с рыбой и грибами, картофельные шаньги. Рыба жареная и солёная: селёдка, омуль, селенга. Чай с мёдом и ореховой избоиной (здесь так растёртые в порошок орехи называют). В Сибири ведь сейчас чай с молоком пить любят, вот избоина в пост молоко и заменяет, чай в белый цвет подкрашивает. Но всё же хочется мяса, свежеприготовленного, с перчиком, прожаренного до аппетитной хрустящей корочки. М-м-м…

За тренировки по рукопашке я взялся основательно. Первые две недели гонял свежеиспечённых бизонов и в хвост и в гриву, пытаясь отсеять случайных людей. К чести ребят стоит признать, все они выдержали мои «издевательства». Скрипели зубами, но терпели, никто не хотел перед друзьями слабаком выглядеть. Здоровья у них хоть отбавляй, за пару лет на моём тренинге богатырями станут.

Первое время, кроме бега и силового набора, ничего не давал, а на вопрос «Когда ж, наконец?» говорил одно: «Копите силу». Действительно, отжаться нормально и четверти от моего не могут, а всё туда же, дай кулаками помахать. Подтягиваются еле-еле, про подъём переворотом вообще молчу. Смотришь на их потуги, и вспоминаются армейские выражения, из которых цензурное лишь одно: «Сотрите соплю с турника».

Самое смешное, поначалу пацанов больше всего удивляло, что в конце тренировки я постоянно заставляю их мыться, а потом ещё и холодной водой обливаться. Не принято здесь подобное обхождение с учениками, тем более вода денег стоит. Но я действую жёстко: если кому-то не нравятся мои наставления, пусть ищет других учителей. Естественно, желающих уйти пока нет.

Через пару недель молодёжь втянулась и после занятий плескалась уже с удовольствием. На благодарность девушек за отмытых парней я, конечно, не рассчитывал, просто стремился приучить ребят к первичной гигиене. Ну и первые образцы мыла Софьиного производства хотелось в народе порекламировать, больно уж запахи у них приятные. Глядишь, и прикупит какой-нибудь пацан мыло любимой в подарок.

С освоением острой стали дело продвигается медленно, но верно. Михаил Лукич выучку ведёт мягко, постепенно. Правда, это, насколько понимаю, касается только меня, казачки намного интенсивнее занимаются. Но указывать ему на разницу в подготовке не собираюсь; посмотрим, как дальше «танцы» с саблями пойдут.

Соответственно, занятия по стрельбе из револьвера я веду так же неторопливо, подробно объясняя нюансы. Самородков, научившихся отлично стрелять чисто по наитию, тут немало, но строгой научной обоснованности процесса полёта пули нет и в помине. Я, во всяком случае, не смог припомнить, были ли в шестидесятых годах девятнадцатого века какие-нибудь научные труды по баллистике, не артиллерии, а именно пулевой.

Если с ружьём и винтовкой народ управляется вполне на уровне, то с пистолем или револьвером дело обстоит не столь гладко. Начнём с того, что это оружие офицерского и унтер-офицерского состава, простые люди к нему непривычны, к тому же официально в настоящее время на вооружение в армии приняты лишь дульнозарядные пистоли, в основном капсюльные, но есть и древние кремнёвые. И любой из этих пистолей нынче индивидуален.

Даже револьверы сейчас весьма далеки от совершенства, два изделия одной и той же модели, одного и того же завода по всем параметрам различаются: у них разный баланс, не совпадают размеры деталей, мушки приклёпаны как попало. Современные производители о стандартизации и понятия не имеют.

В сложившейся ситуации обучение точной стрельбе идёт как бы на ощупь: наставник пытается передать свои ощущения ученику, а тот, в свою очередь, пытается их применить. В такой ситуации офицеры ещё могут найти себе хорошего учителя, а сержанты обычно до всего доходят сами.

Взять, к примеру, старенький револьвер Михаила Лукича: в нём нет патронов, надо в каждую камору барабана вставлять капсюль, засыпать порох, забивать пулю. Тут же всё сказывается: разный вес самостоятельно отлитых пуль, разный порох, плюс чуть больше — чуть меньше его отмерил. В результате точно попасть из такого оружия в мишень, изображающую человека, можно только с расстояния десяти-пятнадцати метров, максимум двадцати. Поэтому в данный момент я стараюсь привить обучаемому главные принципы меткой скоростной стрельбы, а уж их применение зависит от него самого.

— Михал Лукич, ты при выстреле сжимаешь рукоятку револьвера как рукоять сабли при ударе, а это неправильно.

— Отчего же? Твёрдость при выстреле нужна.

— Ошибаешься. Хватка лёгкая должна быть.

— Так ведь из рук вырвет.

— Не вырвет. Попробуй выстрелить, ослабив хват: просто, не целясь. Желательно несколько раз подряд, при этом постепенно ослабляя руку. Прочувствуй, когда револьвер действительно начнёт вырываться. Удерживай его большим и средним пальцем. Большой палец не сгибаешь, держишь прямо, он револьвер направляет. Указательный палец лежит на спусковом крючке, но не касается рукоятки. Вот, правильно. А безымянный палец и мизинец можешь вовсе расслабить.

Жёсткий хват — больная тема многих стрелков. Из-за пульсации крови и напряжения мышц рука начинает дрожать в запястье, и чем сильнее человек сжимает рукоять, тем сильнее дрожание. От этого множество промахов.

— Ну, прочувствовал?

— Да, удержать можно.

— Хорошо. Теперь после перезарядки, стреляя в мишень, не пытайся точно выцеливать, о хвате думай.

Так потихонечку и продвигаемся.

Продуктивно мы посидели, расстаться смогли лишь поздно вечером. Столько всего напланировали, дай бог года за два осуществить. Татьяна Ивановна хоть и была женой успешного купца, но сама, чувствуется, в торговых делах разбирается слабо, а в методах работы чиновничьей бюрократии — ещё хуже. Частично это компенсируется живостью её ума и здоровой любознательностью, но, боюсь, без подсказок опытного человека она рискует наделать немало ошибок в своих добрых начинаниях.

Взять те же деньги. Уважаемая купчиха намеревается просто отдать их городовой управе, и пускай они там сами всё обустраивают: землю у себя сами выкупают, сами ищут строителей, потом преподавателей, организовывают жизнь учащихся; то есть распоряжаются предоставленными деньгами так, как им заблагорассудится. Ну и какая часть выделенных средств после этого до детей дойдёт? Помню, в начале двадцать первого века такие финансовые вливания разворовывались очень быстро. Сейчас, насколько понимаю, ситуация ничем не лучше.

Поэтому первым делом я постарался донести до бабули мысль о жёстком контроле всех расходов. Она сразу попробовала взвалить на меня эти «почётные» обязанности, и я еле смог убедить её в недостаточности одного надзирателя. На кой чёрт мне такое счастье? Работа по распределению материальных средств может радовать, только если ты собрался набивать в первую очередь свой карман, а я воровать у детей не приучен.

Нет, помочь с надзором я, конечно, в состоянии и проверять бухгалтерию училища, если доведётся этим заняться, примусь тщательно, однако целесообразнее для решения этой задачи создать комитет из представителей городских производств. Ведь прежде всего для них станут готовить работников, вот пусть они и контролируют качество обучения детишек и, соответственно, расходы на это. Такая система намного надёжнее: комитет здесь будет находиться постоянно, а со мной и случиться может всё что угодно, и покидать Красноярск я в дальнейшем часто собираюсь.

И вот всю оставшуюся до Масленицы неделю я в свободное от остальных дел время чертил, рисовал и обсчитывал проект ремесленного училища. За основу взял типовую советскую школу — трёхэтажное кирпичное здание в форме буквы «П». В одном крыле разместим мастерские и спортзал над ними, в другом — общежитие, в центральном строении — учебные классы и столовую на первом этаже. Сто человек могут проживать, двести — обучаться.

По предварительным расчётам, стоимость строительства училища не должна превысить пятнадцати тысяч рублей серебром. Татьяна Ивановна на это выделяет двадцать, значит, пятёрка пойдёт на закупку оборудования. Остальные же восемьдесят тысяч она положит в банк, и на проценты с этой суммы училище станет содержаться.

Переговорил с компаньоном по поводу старых токарных станков. Он, в принципе, не против бесплатно передать их училищу… если я новые не забуду сделать. Тоже мне приколист нашёлся. А небольшой паровичок в придачу к станкам и прочий инструмент для обучения детей мы продадим по гуманной цене.

По затратам на строительство проконсультировался с Панкратом Алексеевичем — мужичком, который фундамент нашей усадьбы сложил. Он долго и подробно изучал план, уточнял непонятные моменты, а в конце чуток задумался и озвучил стоимость требующихся материалов и работ. Я, признаться, был несколько ошарашен такой быстротой подсчётов.

— Простите, Панкрат Алексеевич, не подумайте, что сомневаюсь в вашем мастерстве, но не лучше ли более детально всё рассчитать?

Он хмыкнул, оглядел меня с ехидством и ответил:

— Ежли где маленько ошибся, то моё дело. Я опору кладу и дома ставлю давненько уж и на глаз определю, сколь чего потребно. Вот ясно вижу, вам кирпича о сём годе не хватит. Не-ет, не хватит.

— То есть за этот год дом не сложить?

— Не-ет, не сложить. Кирпича изрядно надоть. Причём хорошего кирпича, а хороший-то почти весь купец Филимонов себе на дом откупил. Плохой брать нельзя: высок дом-то, не сдюжит плохой кирпич.

— Та-ак, понятно. А на следующий год как?

— На следующий можно.

— А на два дома? Хочу рядом со своей усадьбой ещё кирпичный дом построить, трёх— или четырёхэтажный.

— Дорого станется. Много кирпича закажете — цена на него взлетит.

И что же делать? Куда ни кинь, всюду клин! Так, а чего это у тебя, Панкрат, прищур такой хитрый? Придумал что? Давай колись, мужик.

— Панкрат Алексеевич, не подскажете, как быть? Вы человек сведущий.

— Отчего ж не подсказать? Подскажу. Ставьте собственный заводик по отжигу кирпича, при таком-то строительстве свой кирпич затраты на завод в полной мере окупит.

— Да-а, мысль, безусловно, правильная. Только чтоб завод поставить, деньги необходимы, и те, кто на нём работать начнёт.

— Раз у вас есть деньги на кирпич для двух домов, то и на завод найдутся, а работников я вам подыщу.

Ох, мужик, чую, интерес у тебя здесь вырисовывается. Ну-ка, ну-ка!

— И кого ж мне на заводе старшим назначить? Ведь в таком деле управляющий опытный нужен.

— Да хоть сына моего, он недавно мастером стал.

Ага, вот где собака-то порылась! А может, мне действительно до кучи ещё и кирпичом заняться? Его в дальнейшем уйма потребуется. Эх-х, заманчиво! Но надо предварительно всё хорошенько обсчитать. Не пробьёт ли кирпичный завод огромную дыру в нашем бюджете? В общем, поблагодарил я Панкрата Алексеевича за ценное предложение и крепко задумался. Конечно, проблем в новом деле возникнет много, но и выгода намечается тоже немаленькая.

В последующие дни праздничное разгуляево шло по нарастающей. В пятницу мы солидной ватагой на четырёх санях скатались в близлежащую деревеньку Торгашино. Я был впечатлён. Народа там резвится больше, чем в городе; видать, сельская молодёжь со всей округи съехалась. И катушка у деревенских ну просто замечательная! Она, в отличие от красноярских, менее крутая, и сильно разогнаться на ней трудно, но зато дли-и-инная.

Пока версту проедешь, масса столкновений с разнообразными веселящимися компаниями гарантирована, и всякий раз участники встречи с радостным смехом стараются устроить общую кучу. Естественно, если из старших никого рядом нет. Счастья что у парней, что у девчонок полные штаны и юбки. Даже я поддался местной беззаботной эйфории: и сам валялся, и других валял. Правда, тискать и целовать девушек, как делали самые шустрые из ребят, не стремился: незачем, да и присутствие сестрёнки останавливало, дурной пример в молодом возрасте жутко заразителен.

Взяли мы с собой для катанья только шкуры. На медвежьей или телячьей вчетвером сидеть вполне комфортно, но, бывало, и вшестером устраивались. Теснота лишь в радость, она друг молодёжи. Частенько до конца катушки доезжали уже не на том транспортном средстве, на котором отправлялись, это зависело от случая, наглости и умения. Иногда для разнообразия создавали караваны из нескольких шкур, а один раз ближе к середине спуска возник огромный, медленно сползающий затор, и в него периодически врезались всё новые и новые съезжающие. От криков и смеха катающихся по всей округе стоял несмолкающий гул.

На обратном пути осмотрели строительство снежно-ледяной крепости на Енисее; её, насколько понял, будут в воскресенье штурмовать. Я видел картину Сурикова «Взятие снежного городка», но то, что предстало передо мной здесь и сейчас, честно говоря, слабо её напоминало. Выстроены две небольшие снежные стенки, с воротами в каждой, по ним сверху расставлены слепленные из снега или вырезанные изо льда человеческие фигурки, пешие и конные. Между ворот расположен стол с бутылями и угощениями, тоже из снега и льда. Рядом с воротами выставлены пушки из того же снега. Ничего так композиция, хорошо поработали местные умельцы. Хотя, на мой искушённый взгляд, особого восхищения она не вызывает, в прошлой жизни и покруче снежно-ледовое творчество лицезреть доводилось.

В Красноярск вернулись к обеду, но домой сразу не пошли, отправились всем скопом в гостевое «турне». Есть тут у молодёжи такое развлечение: катаются на санях по городу и песни горланят, потом заскакивают к кому-нибудь на часок, согреться-выпить-закусить, и опять в путь, круги по улицам нарезать. Через полчаса всё повторяется, и так без остановки до вечера. Чую, выскажет мне Софа пару ласковых: забросили мы с Машулей домашние дела.

Компаний, похожих на нашу, разъезжало множество, причём мы, наверно, были самыми молодыми. Поразило, что пьяным в этой кутерьме не давали отлежаться и протрезветь. Когда парень напивался в зюзю, его не оставляли в гостях и не отвозили домой, не-ет, бездыханное тело постоянно таскали с собой.

Смотрелось это со стороны довольно прикольно. Заезжает разудалый коллективчик в гости и после обязательных приветствий хозяев проходит в дом. Два молодца, покрепче да потрезвее, подхватывают из саней перебравшего приятеля, вносят в горницу, садят за стол, подпирают с боков плечами и ставят перед ним стакан бражки или стопку водки. Пока идёт гулянка, «зомби» постепенно может очухаться и, если хватательные и глотательные рефлексы у него сработают нормально, примет участие в веселье, а если нет… то примет участие в веселье у следующих хозяев.

Что интересно, подвыпивших девушек видел, а пьяных — нет. Мужские же бесчувственные тела на глаза попадались часто.

Рад я видеть братишку, очень рад, несмотря на риск разоблачения моего подложного дворянства. Ай, да честно говоря, и риска-то как такового не вижу. За время нашего знакомства сложилось ощущение железобетонной надёжности Гната. Такие люди, как он, не предают, не продают и не подставляют. Не знаю уж, кому ещё вне нашей дружной компашки, в Красноярске обосновавшейся, я могу настолько доверять, ну разве что матери Мишки да деду Ходоку с бабой Вожей. А больше и некому. Даже второй брат, Фёдор, не слишком надёжен.

Не-не, о его предательстве речь не идёт, просто он человек такой: спокойно может друзьям «по секрету» похвастаться, в какие выси младшенький вознёсся, и не посчитает это чем-то предосудительным, они ж друзья.

Реальность встречи с людьми, видавшими Мишку или Александра Патрушева, конечно, напрягает (не один Гнат в состоянии добраться до столицы губернии), но со временем опасность слабеет: я расту, взрослею, внешность меняется. За прошедшую зиму и волосы потемнели, и причёска изменилась, про одежду вовсе молчу. Изучая после переезда в Красноярск законы Российской империи, в первую очередь я выяснил, какое наказание мне грозит за присвоение чужой фамилии и механизм реакции властей на доносы граждан.

Во-первых, сразу меня хватать никто не будет, сначала проведут допрос заявителя. Окажись он крестьянского или мещанского сословия и не местный, его, скорее всего, посадят в тюрьму «до окончательного расследования всех обстоятельств». Потом пошлют запрос в Канск, по месту «моего» бывшего проживания. Естественно, там усатый городничий оформит материалы дознания в мою пользу, и доброхот, обратившийся в полицию, получит плетей. С такой системой правосудия люди не раз подумают, прежде чем начнут высказывать свои подозрения.

Ненамного хуже сложится дело, когда заявителем выступит дворянин; например, родственники навестят и не признают. Тогда придётся проводить опознание, опять же, городничим Канска и теми людьми, на которых он укажет. Возни больше, а результат тот же.

Самый плохой из возможных вариантов — это если возмущённые родственнички состыкуются с теми, кто видел и запомнил Мишку, или с теми, кто общался с Александром Патрушевым в Сибири. При таком стечении обстоятельств исход судебного разбирательства непредсказуем. Ну, остаётся надеяться на удачу. Достаточно пройти паре-тройке лет, и угроза, развеявшись, уйдёт в небытие.

Посидели под наливочку, плотно закусили и наговорились вволю. К концу застолья братишка оттаял и развеселился, став таким, как обычно, — добродушным, рассудительным медведем.

— Ладно, ты пока отдыхай, а я пойду попрошу, чтоб прибрали тут, да Марию позову. Ох она обрадуется!

Правда, первым делом отыскал Софу и рассказал о госте, при этом с трудом погасил её порыв пойти сразу же с ним пообщаться. День длинный, успеет ещё деревенские новости узнать, тем более уверен, она Гната и своими экстрасенсорными способностями проверять станет. Так что лучше ненадолго отложить официальную часть. Вот наболтается Машуля с братиком, мы к ним и присоединимся.

Привёл малую, не объясняя зачем, в самый последний момент развернулся и махнул рукой:

— Вуаля!

О-о, сколько радости брызнуло во все стороны. Прикрою-ка я осторожненько дверь, пусть одни побудут.

Софа встретила в холле второго этажа. Посмотрела на меня и улыбнулась:

— Рад?

Постарался стереть глупое выражение с лица и ответить серьёзно:

— Да, рад.

— Хочешь предложить ему жить с нами?

— Есть такие мысли.

— Быть приживалой он не согласится.

— Это Гнату не грозит. У меня куча дел, которые доверить некому. Выберет, что душе угодно.

Она как-то неопределённо покивала головой:

— Родственников известить нужно.

— Пошлёт весточку без упоминания о нас. Не думаю, что кто-нибудь ещё сюда приедет.

— Уже обговорил с ним всё?

— Нет. Хотел с тобой посоветоваться.

— Спасибо.

— За что?

— За уважение. Пусть живёт, я не против.

— Отлично. Сама предложишь?

— Почему не ты?

— Софья Марковна, вы у нас, как-никак, старшая в доме.

— Не льсти! Вместе приглашать станем.

Подойдя через час вместе с Софой к своей комнате, чуть в дверь не постучал. Уже с занесённой рукой опомнился: не влюблённых же тревожим. Машуля сидела у Гната на коленях и весело щебетала. На предложение переселить брата к нам отреагировала бурными восторгами, а он здорово смутился и стал отказываться. На уговоры пришлось потратить более получаса, да и то сдался братишка только под бешеным напором малявки. Договорились пока о проживании до лета, а там посмотрим. Ой, да куда он от нас денется! Мы ещё женим этого медведя.

Сестрёнка после беседы повела его осматривать усадьбу, а заодно и с её обитателями знакомить. Это, безусловно, прерогатива Софы, но она лишь рукой махнула, глядя на сладкую парочку. Я же, задумавшись, начал строить планы, как нам брата в Красноярск перетянуть. В первую очередь следует заняться переводом старшенького из крестьян в мещане. Паспорт новый сделаем, с местной пропиской, у горожанина всё же и статус повыше, и легче ему будет по губернии перемещаться, случись такая надобность.

А вечером, сходив за вещами, Гнат вернулся не один, и, зайдя ко мне в комнату, прокашлявшись, смущённо поинтересовался:

— Александр, ты говорил, знаешь, где «пшеничку» можно сбыть. Ну, песок золотой.

— Знаю. Мало того, сейчас и я готов золото купить.

— Тут такое дело. Моему знакомцу, что в возницы помог определиться, дружок встренулся. Он с обозом из самого Туруханска пришёл, рыбу привёз, а с рыбой и намытое за прошлое лето. Так уж вышло, задержался он в тайге на зиму, тока щас песок на продажу вывезти смог.

— С Туруханска? А не проще ему было в Енисейске товар продать? Зачем сюда вёз?

— Дёшево там нынче берут. По весне-то дороже брать должны, вот он и решил в Красноярске счастья спытать.

— Понятно. И что он за золотник хочет?

— Три пятьдесят на серебро.

Хм, если золото высокой пробы, то цена вполне приемлемая, а ведь скоро московский купец к Валерию Яковлевичу за очередной партией украшений заедет. Удачненько дело складывается!

— И много у него песка?

— То ты его спрашивай.

— Хорошо. Зови северянина.

Тощий, невзрачный мужичонка осторожно, бочком просочился вслед за Гнатом в комнату, перекрестился на образа в углу и поклонился мне. Я ему сесть предложил, он с благодарностями устроился на краешке стула. Сидит, глазами хлопает, в руках шапку без остановки теребит. Сам, похоже, к разговору не приступит, придётся мне начинать. Вежливо порасспрашивал его о жизни, о делах, о золоте.

Ого, золотого песка оказалось более полупуда — результат работы семейного клана за летний сезон. Ёшкин кот, это ж почти восемь тысяч рублей потребуется! Вся наша наличность плюс минимум пятихатку занимать. Впрочем, вернётся вложенное быстро, риска никакого. Значит, так тому и быть. Ударили по рукам и наметили сделку на завтрашний вечер.

Купец Кузнецов Пётр Иванович оказался умным, образованным человеком, и, признаться, очень непохожим на тех представителей купеческого сословия, с кем мне уже довелось контактировать. Конечно, я успел повидать далеко не всех местных торговцев, а внимательно рассмотрел лишь некоторых из них, но и этого для антипатии хватило с лихвой. Уж больно много спеси у здешних «купи-продай» и во взгляде, и в голосе. А тут я, считай, впервые повстречал вполне адекватного собеседника, остроумного и слегка ироничного.

Непонятно почему, но я ему приглянулся. Может, моё ехидство в общении со смежниками понравилось, может, рассказ о паровой машине, но как бы там ни было, меня пригласили в гости, потолковать о новшествах. А чего бы и не сходить? Человек он интересный, разговор, думаю, предстоит увлекательный. Тем более, денег у него, полагаю, выше крыши, есть вероятность какой-нибудь совместный проект закрутить, на благо нам и обществу. Навязываться, безусловно, не буду, но и тормозить, если что предложат, тоже.

Предварительно постарался узнать поподробнее об отношении купца к людям, о делах его и о жизни в целом, и чем больше узнавал, тем сильнее поражался. Он говорит на пяти иностранных языках, осведомлён о последних технических новинках и прекрасно разбирается в искусстве и литературе. Это он отправил художника Сурикова учиться в столицу, да и не одного его.

В целях изучения родного края постоянно шлёт за свой счёт научные экспедиции в разные районы Сибири. Поддержал генерал-губернатора Восточной Сибири Муравьёва Николая Николаевича в его стремлении урегулировать пограничные вопросы между Россией и Китаем. Выделил для этого два с половиной миллиона рублей на оплату расходов Амурской экспедиции (сумасшедшие деньги по нынешним временам) и сам, кстати, на Амур поехал, помогал договариваться.

Построил дом для умалишённых в Красноярске. Выкупил землю под женское училище. По его инициативе в центре города начали устанавливать фонари уличного освещения, а также протянули телеграфную связь до Иркутска. Миллионер и меценат, в натуре. И свои дела всегда честно ведёт, а к партнёрам относится уважительно, какое бы положение в обществе они ни занимали.

Женился по любви, на девушке из бедных мещанок, а это в купеческой среде чрезвычайная редкость. Причём долго жил с ней без венчания, пока не отменили идиотский закон, запрещающий купцам жениться на девушках из других сословий. После свадьбы переписал на неё половину имущества, сделал купчихой, и живут они сейчас душа в душу. Вот только с усыновлением своих же детей у него проблемы: рождены вне брака, значит, без дозволения государя нельзя им свою фамилию давать. Фигня какая-то творится с управлением страной, раз даже в решении житейских неурядиц должен принимать участие император собственной персоной.

В общем, как человек Кузнецов мне понравился со всех сторон, и в воскресенье я пошёл к нему в гости, настроившись на приятное общение. Надеюсь, исследование жизни сибирских купцов-миллионеров изнутри будет весьма познавательно.

М-да-а, не хуже нашего мужик устроился, усадьба в несколько домов целый квартал в центре города занимает. Её так и называют: Кузнецовское подворье. Внутренняя отделка дома, в котором они с супругой проживают, подобрана со вкусом, обои явно из столицы привезены, а может, и из-за границы. Мебель изготовлена лучшими местными мастерами, я в вопросах современной меблировки уже неплохо разбираюсь. Кроме этого, везде вещички антикварные, привезённые из Европы и Китая, понаставлены. Куда ни кинешь взгляд, отовсюду достатком веет. Много я богатых интерьеров повидал, не скажу, что тут слишком роскошно, но… так… впечатляет.

Впрочем, больше всего меня поразила библиотека. Право, не ожидал в Сибири девятнадцатого века встретить в частном владении такое объёмное книжное собрание. Высказал Петру Ивановичу своё искреннее восхищение. Мне широким жестом предложили исследовать книгохранилище, а если чем-то заинтересуюсь, то и взять почитать. Дураком нужно быть, чтоб не воспользоваться хозяйской щедростью. Потратил часок на копание в раритетных изданиях (по меркам двадцать первого века, естественно). Забавные вещицы порой попадаются! Чую, частенько я сюда заглядывать буду.

Пока «гонял пыль» по книжным полкам, хозяина посетили давние приятели, да и жена с прогулки вернулась. Как раз к совместному чаепитию я в задумчивости и выбрел из библиотеки. Меня представили, познакомили. Из двоих пришедших мужчин ранее встречал только чиновника городской канцелярии Ивана Фёдоровича Парфентьева, учителя же Терехова Фёдора Алексеевича увидел впервые.

А с хозяйкой дома, Александрой Фёдоровной, я в салоне уже общался. Она к нам регулярно наведывается, любит в гостиной вместе с дворянками неторопливо поболтать за чашкой чая и ничуть не комплексует по поводу сословных предрассудков. Ну да там и без неё купчих хватает, это в столицах высший свет с купеческим сословием, говорят, редко контактирует, а здесь всё намного проще. Вон приглашение на день рождения к Петру Ивановичу каждый местный дворянин за честь почитает.

Посидели, чайку попили, поговорили о всякой всячине, начиная с пароходов и заканчивая политикой. Натуральный диспут о судьбе империи и путях развития Сибири устроили. Особенно купец старался, такую зажигательную речугу толкнул, я аж уши развесил. Не, ну очень занятный дядька!

Он деньги воспринимает лишь как смазку для намеченных дел. А дел у него у-у-у… огромное количество. Мечта заветная есть — судоходство наладить по Северному Ледовитому океану. Построить порт в устье Енисея, и чтоб отовсюду туда торговцы за сибирскими товарами прибывали. Эх, в той жизни, помнится, читал я про одного товарища, который почти все свои сбережения потратил на поиск Северного морского пути. Часом, уж не он ли? Обидно, коли так.

Во время общей беседы и монолога радушного хозяина я в основном слушал, но в конце решил и своё слово вставить. Захотелось опустить человека с небес на землю.

— Извините, Пётр Иванович, я немного исследовал проблемы северного судоходства и с уверенностью заявляю, что на данный момент провоз товара морем нерентабелен. Слишком непредсказуем проход кораблей через ледовые заторы.

Не понял. А что окружающие на меня так вытаращились? Вроде не новость высказал, а известную всем информацию.

— Простите, Александр, а где и от кого вы успели узнать о проблемах проводки судов в наших северных морях? Насколько я знаю, экспедиций вы не посылали, а книг по данной тематике нет.

— Для изучения предмета иногда достаточно пообщаться с людьми и проанализировать то, что они расскажут.

— Любопытно! Ты слышишь, дорогая, какая нынче молодёжь умная пошла. Я-то всё по старинке экспедиции шлю, а, оказывается, можно всего-навсего порасспросить людей сведущих да посидеть подумать.

Мужчины улыбнулись, а вот Александра Фёдоровна шутливый тон мужа не поддержала и свой вопрос задала вполне серьёзно:

— Александр, не могли бы вы поделиться с нами своими выводами?

— Конечно могу, секрета тут никакого нет. На севере главной опасностью для мореплавателей — вы все прекрасно об этом знаете — являются льды. Судно может как пройти до места назначения и доставить груз, так и вернуться, не найдя чистой воды. Более того, оно рискует попасть в ледовый плен, груз в таком случае с большой долей вероятности пропадёт. Нормальная торговля этого не приемлет. Выяснять удобный маршрут следования судов и время безопасного прохождения с помощью экспедиций, безусловно, надо, но я всё же считаю, пока не появятся корабли, способные преодолевать ледовые поля, провоз товара Северным морским путём будет напоминать рулетку: повезёт — не повезёт.

— Льды в состоянии затереть пароход и с железным корпусом. — Ага, суть моего ответа хозяйка уловила сразу.

— Обычный пароход — да, но, полагаю, присутствующие здесь слышали о бронировании судов военного флота.

Мужчины согласно кивнули.

— Если в местах соприкосновения со льдом усилить корпус судна бронированием и поставить мощный двигатель, то оно сможет проходить сквозь льды, просто раскалывая их. И чем мощнее сделать этот ледокол, тем более толстые льды он пройдёт.

— Ледокол? Забавно-забавно! — заинтересовался наконец-то купец. — Какой необычный подход к делу!

— Да я и сам необычный.

— Это хорошо. Многие великие люди заметно отличались от окружающих. Однако, Александр, вынужден вас огорчить: броненосец как торговый корабль нерентабелен, ни один перевозимый товар не окупит затраты на постройку столь дорогого транспорта.

— Вы не совсем правильно меня поняли. Ледокол не транспорт, он предназначен только для проводки других кораблей через ледовые поля. Проламывая себе дорогу, он даёт возможность другим судам идти караваном вслед за ним, по проторённому пути.

Задумались. Ну-ну, сейчас я вам ещё одну увлекательную тему подкину.

— Правда, признаю, это опять-таки частичное решение проблемы торговли Енисейской губернии с остальным миром. Пока не протянут железную дорогу от Москвы до Тихого океана, жизнь в Сибири, даже с устройством морского судоходства, изменится слабо.

Ох, что тут началось! Накипело у людей. Столько мне всего наговорили: и о строительстве железных дорог в стране, и о местных властях, и о правительстве, и об отношении в империи к развитию Сибири вообще.

Потом все немного успокоились, и Пётр Иванович задал вполне ожидаемый вопрос:

— Александр, вы представляете себе, хотя бы примерно, какие затраты последуют при прокладке чугунки, скажем от Урала до Красноярска?

Чугунка — смешное название, непривычно такое о железной дороге слышать. Но что поделаешь, первые рельсы в России из чугуна изготавливали, вот слово и прилипло. Отвечая на поставленный вопрос, постарался не улыбаться, и хоть помнил лишь общую сумму капиталовложений в постройку Транссибирской магистрали, прикинуть приблизительную стоимость прокладки участка до Красноярска и Иркутска мне труда не составило.

— По моим данным, потребуется не менее ста пятидесяти миллионов рублей серебром, с учётом подвижного состава и обслуживания, а если до Иркутска тянуть, то и все двести.

Ха, и чем же они ошарашены на сей раз? Тем, что я смог оценить работы, или суммой расходов?

После недолгого молчания разговор продолжил учитель:

— Простите, а кто вам сделал расчёты?

— Это, извините, мой секрет.

Да уж, расскажи я об источниках своей осведомлённости, и койко-место в психушке мне гарантировано.

— А для чего вы проводили сей обсчёт?

До них, похоже, ещё не дошло. Вот мыслители!

Ехидно улыбнувшись, ответил:

— Прежде чем строить дорогу, необходимо знать, сколько понадобится денег.

— Вы собираетесь проложить чугунку до Иркутска?!

— И до Иркутска, и до Тихого океана.

Все недоумённо переглянулись. Первым в себя пришёл купец.

— У вас есть средства на её постройку или рассчитываете организовать модное нынче акционерное общество?

— Конечно акционерное общество. Один человек, как бы богат он ни был, с такой грандиозной стройкой не справится. В ближайшее время, правда, думать о его учреждении не стоит, сначала следует создать производственную базу. Без своих рельсопрокатного и паровозостроительного заводов нет смысла влезать в это дело, да и другие заводы будут нужны, например, для подготовки тех же шпал.

— Так шпалы-то рубят уже на месте.

— Вообще-то, изготавливать шпалы из свежесрубленного дерева без проведения дополнительной обработки не самая умная мысль, тем более для столь длинной дороги. Слишком быстро они гниют, в дальнейшем ремонтные затраты станут отнимать значительную часть прибыли.

— Но другого пока не придумали.

— Почему же? Появились новые методы, продлевающие сохранность древесины. Надлежит лишь наладить их промышленное применение.

— Не расскажете, что за методы?

— Для защиты дерева в наших условиях лучше всего подойдёт пропитка его продуктом переработки дёгтя, так называемым креозотом. И если обычно шпалы приходят в негодность через два-три года эксплуатации, то с пропиткой выдержат до пятнадцати лет. Согласитесь, в долгосрочной перспективе это приведёт к существенной экономии.

— Очень интересные у вас замыслы. Значит, сперва построите заводы? И как полагаю, на Урале?

— В первую очередь здесь, в Красноярске, а потом уж и на Урале.

— И какие заводы поставите у нас? — решил уточнить чиновник.

— В этом году наметил строительство кирпичного: чрезвычайно много кирпича нам потребуется в ближайшее время. Мыловаренное производство Софья Марковна собирается наращивать, под это отдельный заводик организуем. Да и выпуск бальзамов не помешало бы увеличить, а там, глядишь, и собственное винокуренное хозяйство создадим, займёмся изготовлением ликёров. С Потапом Владимировичем начнём расширять мастерскую: литейный цех просто необходим, также механизированные кузнечный и штамповочный. А в следующем году судоверфь заложим, хотим строить мощные корабли с металлическим корпусом, которые сами смогли бы проходить Казачинские пороги. Кстати, есть мысль поставить там туер и с его помощью перетаскивать через пороги малосильные суда и баржи с низовий Енисея.

— Вы так уверены в спросе на пароходы? — удивилась Александра Фёдоровна и даже вопросительно посмотрела на мужа.

— Честно говоря, судоверфь нужна прежде всего нам самим, мы там не только пароходы собирать станем, а ещё и множество других полезных вещей. Но разумеется, и сторонние заказы без внимания не оставим.

— Не понимаю. Раз на судоверфи затеваете значительную металлообработку, зачем вам тогда расширять мастерскую?

— У них будет разная специализация. Мастерская производит паровые машины, станки и медные изделия, а судоверфь корпуса судов возьмётся изготавливать, механику к ним и оборудование для горных работ, а затем и паровозы.

— Планы ваши, признаюсь, поражают воображение. Дай бог вам их исполнить.

Далее разговор потёк более спокойно и в основном о мелочах, серьёзных тем уже никто не затрагивал. Видать, здорово я людям мозги загрузил. Ну да иначе и нельзя, мне союзники требуются. Пытаться одному изменить курс такого «корабля», как государство, по меньшей мере глупо, а менять его надо, ведь я-то знаю, куда «плывёт» Российская империя. И купец Кузнецов в качестве единомышленника мне тут идеально подходит, во многом наши проекты развития Сибири схожи. С его-то финансовыми ресурсами да с моими знаниями мы в стране почти всё можем с головы на ноги поставить и паровозом подтолкнуть.

Я также надеюсь, что высказанные мною планы станут известны другим купцам. Вполне вероятно, найдутся ещё люди, заботящиеся о процветании края.

Даёшь фан-клуб развития Сибири!

— О чём ты задумалась, дорогая?

— Я всё размышляю о словах этого мальчика, Александра. В столь юном возрасте столь великие замыслы. Сколько же разочарований в жизни ему предстоит испытать. Мне жаль его.

— Не жалей. Поверь, Александр отнюдь не прост.

— Да, он умён, прекрасно образован, очевидно отец уделял много внимания его воспитанию, но тем не менее мальчик слишком молод и не знает жизни. Боюсь, в погоне за своими мечтами он потратит все отцовские накопления, а поддержать его в тяжёлый час будет некому.

— Не бойся, я видел Александра в работе и могу с уверенностью заявить: такой человек только копит — и деньги, и знания, и опыт. Знала бы ты, с каким почтением к нему в мастерской относятся, как прислушиваются к указаниям работники. Даже сотоварищ Потап Владимирович ловит каждое его слово. Мне показалось, именно Александр в мастерской главенствует. Добиться столь почтительного к себе отношения за несколько месяцев мало кто способен, и заметь: иной парнишка его лет, заслужи уважение, непременно возгордился бы, а он — нет, ведёт себя со всеми скромно и вежливо.

— Дай-то бог, дай-то бог.

Когда наконец за городом вовсю зажурчали весёлые ручейки, а в окружающих полях то тут, то там стали возникать проталины, я с беспокойством отметил, что и в организме Мишки пробудились некие, дремавшие до сей поры живительные силы. Сперва эротические сны всё более и более, хм… продуктивные пошли, затем эрекция ни с того ни с сего начала появляться в самых неожиданных местах. Как в том анекдоте: я иду, а он стоит… Какое-то время надеялся, это лёгкое весеннее обострение быстро пройдёт, пытался не обращать на него внимания, старался думать об отвлечённом. Ага, фиг там, мысли виртуозно и регулярно сворачивали в знакомое русло: как бы где-нибудь кого-нибудь…

Вот столько я уже в Красноярске прожил, а о насущных потребностях своего подрастающего тельца позаботиться не удосужился. И какого хрена я считал, что в городе легко будет найти сексуальное удовлетворение, случись такая надобность? Вопрос с местными проститутками отпал сразу. Мне хватило всего разок на них посмотреть, и я осознал всю бесперспективность этого направления. Здесь венерические заболевания почти не лечат, тот же сифилис как насморк воспринимают. Девушки лёгкого поведения задумываются о лечении лишь после появления язв на коже. Водить проституток к Софе и проверять их каждый раз перед… э-э… употреблением… что-то не хочется.

А спустя недельку, проснувшись, я обнаружил, что и родная поллюция не заставила себя долго ждать. Странно, почему-то плохо помню концовку эротического сна, но, судя по результатам, оставленным на простыне, красотку на сеновале я уломать успел. Чёрт, как всё не вовремя! Других хлопот у меня мало, бляха-муха. Хотя бы годик ещё пожить спокойно, так нет же!

Попробовал закрыть глаза на проблему: вдруг единичный случай; но через пару дней процесс комкания и пачканья простыни повторился. На следующий день опять. Эх-х, похоже, придётся рукоприкладством заниматься. И как тут не вспомнить на всю жизнь въевшиеся в память слова моего первого старшины: сержант обязан крепко держать в руках своё достоинство. М-да, правда, он имел в виду совсем другое.

Нужно Софе рассказать об осложнениях, может, совет дельный даст. Как-никак я обещал предупредить её, если ретивое проснётся.

Ага, посоветовала, как пыльным мешком по голове. У неё, видите ли, к «разврату» всё готово. Изменения в моём организме она давно приметила и кандидаток для интимных встреч постаралась заранее подыскать, даже проверила их своими методами.

Услышав такое, я минут пять в себя приходил. Не, ну каково, а? Маманя-сводница, блин! Стою, глазами хлопаю, а в душе ощущение какое-то неприятное нарастает. И не понять, что ж это так не по-детски меня зацепило. Вроде радоваться должен: заботятся обо мне. Э, Сашок, уж не надеялся ли ты, что Софа тебе свою кандидатуру предложит? Или надеялся? О нет! Давай не будем мозги проснувшимися гормонами забивать, ты ж для себя все взаимоотношения в нашем дружном коллективчике по полочкам уже разложил. И какого хрена тогда печаль взыграла? Чёрт, да не молчи ты, придурок, о твоих мыслишках и догадаться могут.

В результате удара дурной семенной жидкости в голову у меня вместо слов благодарности получился какой-то невежливый наезд на благодетельницу: мол, я тут страдаю, понимаешь ли, сохну прям без женской ласки, а она всё подмечает и помалкивает. На пару недель раньше могла бы советом помочь. Ну садюга, ёлы-палы!

Слава богу, не обиделась. С улыбкой выслушала мой глупый лепет и полюбопытствовала, сам стану с проблемами разбираться или последую рекомендациям опытной женщины. Ума хватило извиниться, и мне тотчас же занимательно поведали о личной жизни и печалях местных дам.

Мной, оказывается, уже интересуются. С одной стороны, как завидным женихом: фигли, небедный потомственный дворянин, и собой хорош, вот бы его дочке в мужья определить. Возраст у парня подходящий, нынче ведь мужчине с восемнадцати лет жениться можно, а мне через полгода по документам Александра Патрушева как раз восемнадцать и стукнет.

Неделю назад и с другой стороны дамы принялись удочки забрасывать. Некая вдовая купчиха в приватной беседе беззастенчиво предложила свои услуги в обучении подрастающего поколения вопросам «семейного естества». И она не одна такая, ещё пара дамочек уже месяц с намёками вокруг да около Софы ходят, но откровенничать они пока стесняются.

Отлично! Завтра в мастерскую не пойду. Там процесс отлажен, и без меня справятся. Посижу-ка я лучше в гостиной с женским обществом, посмотрю на дам, заинтересовавшихся мной.

Распрощавшись с дамским обществом, поднялся наверх, но направился не к себе, а к Машуле. Решил узнать, что это она так быстро убежала. Захожу, а малая на кровати лежит, свернувшись калачиком. Вскинула голову, лицо в мокрых разводах. У-у, как всё запущено. Ох уж эти женские глазки, вечно мокнут по любому поводу. Подхватил её на руки, сам плюхнулся на кровать, плаксу усадил на колени.

— По какой причине размокаем?

— Ты ведь о нашей жизни в деревне пел, да?

— ?..

— Я знаю, ты и раньше мог уйти, но не хотел меня оставлять. Правда?

Не понял. Почему это вдруг сестрёнка разговор о деревне и о моём уходе завела? Стоп, как там пелось: чего бы я ни натерпелся за день? Получается, она о разборках Мишки с отчимом вспомнила? Ё-моё, такую интерпретацию песни только Машка в состоянии выдумать. Вновь я умудрился напомнить ей о давно прошедших несчастьях. Собирался порадовать, а вышло…

Так, включаем мозги и успокаиваем ребёнка.

— Конечно мог. Но куда ж я без тебя пойду? Мы постоянно с тобой вместе были: и в горести, и в радости. Вместе и останемся.

Ко мне прижались сильнее, обхватили руками.

— Ты теперь о плохом не думай, думай о хорошем. Договорились?

— Да.

— Вот и умница.

Много ли надо человеку для душевного спокойствия, особенно маленькой девочке? В большинстве своём хватает надёжной опоры рядом и знания, что так будет всегда. Протёр ей личико платком, поправил растрепавшиеся волосы.

— А хочешь, я тебе сказку расскажу?

Покрасневшие глазюшки сверкнули интересом.

— Да-а. А о чём сказка?

— Это, скорее, даже не сказка, а быль. С очень красивым названием… «Алые паруса».

— Что узнал?

— Случайно он тут, командир. Проездом, считай, — доложился Федька.

Та-ак, и этот меня, как бизоны, величать стал. Дёрнул же чёрт на первой тренировке ляпнуть: «Отставить имя-отчество, зовите просто командир». Всего и хотелось-то упростить взаимоотношения на занятиях. Ну правда, не сенсеем же представляться, или, например, гуру. Учитель — не к месту, а кто такой тренер, здесь ни одна живая душа не разумеет. Командир, мне показалось, звучит и внушительно, и… прикольно.

М-да, предложил бы звать мастером и хлопот бы не знал, а теперь поздняк метаться, прилипло словечко, и применяют его парни где ни попадя.

— При посторонних так не называй.

— Да разе ж я без понятия? Будьте спокойны.

Да-а уж, будешь с вами спокойным.

Информация, добытая Федькой, заинтересовала.

Многое он успел о чубатом казачке выведать. Парень действительно не из местных, а из уральских казаков. Недавно со службы вернулся. С боями всю Среднюю Азию прошёл и даже награждён был за доблесть. Можно сказать, фронтовик.

Хотя слово «фронт» в данное время имеет совершенно иное значение, чем в двадцатом веке. Я, когда впервые услышал выражение «хороший фронтовик», долго пытался сообразить, о чём речь, и лишь потом осознал: сейчас в России фронт — это строй, шеренга, а фронтовик — это строевик по терминологии будущего, и раз хороший, следовательно, хорошо выполняет строевые упражнения.

В такую даль от уральских предгорий герой забрался по весьма достойной причине: привёз из похода по югам вещи убитого в бою товарища-красноярца его родне. Всё, что осталось. Саблю и нагайку — старшему сыну, жене — деньги и кое-что по мелочи. Мог и не ездить, начальство почтой переслало бы, но убитый не раз его от смерти спасал, вот и пожелал казак последние почести другу воздать да родителям за сына поклониться.

Следует признать, нечасто нынче такое отношение к сослуживцам встретишь. Местные, особенно военные, люди практичные, а трудности путешествий велики. В боевом подразделении служат в основном все свои, из одной области, им завезти вещи погибшего несложно. А если товарищ оказался из других краёв, тогда не судьба. Чубатый решился на длительную поездку, значит, умеет быть благодарным, понятие «друг» для него не пустой звук.

Занятный паренёк. Как бы с ним поближе познакомиться? Может, на службу пригласить? Мне в команде молодой вояка, нюхнувший пороху, очень пригодился бы. Не закостенел мозгами и дерётся неплохо.

В животе у Федьки громко заурчало. Э-э, Саша, сидишь тут, в облаках витаешь, а о своём маленьком солдате невидимого фронта не позаботился. Пацан весь день бегал, ноги стаптывал.

— Поел уже?

— Не-е.

— Ну, иди на кухню.

А я ещё покумекаю. Глядишь, и соображу, как с чубатым состыковаться.

Как мы вчера погуляли, у-у-у… Фундамент после такого «обмытия» должен стоять вечно. К концу дня половина всех заготовленных мною запасов водки с трудом разбрелась по городу, и при этом немалая часть ликёров сопровождала их под ручку. Последних гостей лишь за полночь удалось из усадьбы выставить. Бизонам приходилось некоторых господ выносить из дома и сдавать извозчикам с рук на руки. А что делать, люди иногда устают от веселья и возлияний. Лицом в салат, слава богу, никто не падал, но скромненько на стульчике у стеночки, случалось, засыпали.

Да-а, с размахом отпраздновали. Надолго горожане начало строительства запомнят. Ой, да ладно, уничтоженные запасы спиртного — это, по сути, ерунда, я новые приготовлю. Для нас сейчас важнее тесные связи с администрацией и богатым купечеством наладить.

Софа молодец, смогла прояснить вопрос взаимоотношений шустрого архитектора с председателем Губернского правления. Моя догадка подтвердилась: он человек Лаврентьева, но о чехарде распоряжений по четырёхэтажке Алексей Николаевич в известность поставлен не был. Он о проекте нашего дома вообще не знал, и это вносит в мысли влиятельного начальника толику праведного гнева на подчинённого. Даже сомнения у него зародились: не задумал ли архитектор сменить покровителя? Ха! А по мне, так этот хитрый крендель решил всего лишь деньжат втихаря подзаработать, ни с кем не делясь.

Впрочем, «домашние» разборки чиновников меня мало волнуют. Главное, претензий к нам нет и препоны чинить нашим делам в ближайшее время никто не собирается. Сколько уже сталкиваюсь с феноменальными способностями Софьи Марковны и каждый раз поражаюсь. Не, ну как ей удаётся добывать нужную информацию? Ка-ак?!

Вот когда она успела выдавить из председателя Губернского правления нужные сведения? Я вроде постоянно рядом крутился, но ничего не заметил. Со стороны казалось, что они просто мило беседуют. Да-а, Софа была бы бесценным сотрудником жандармского или полицейского управления, если бы, конечно, там работала. Попробую завтра поинтересоваться, где она успела приобрести шпионские навыки.

Ох, тяжело вставать рано утром, если спал всего чуть-чуть. Но надо. Сегодня наш новый заводик выдаёт первую партию кирпичей, требуется проверить их качество и оценить, как Фёдор, сынуля Панкрата Алексеевича, с обязанностями управляющего предприятием справляется.

Месяц назад он меня здорово удивил тем, как нынче строят печи для обжига. Мою реакцию тогда можно было передать тремя словами: пришёл, взглянул, оторопел. Я думал, обжиг станут производить в сооружении, похожем на обычную русскую печь, только побольше, а мне показали вырытый котлован. Осознав, что он трёхметровой глубины, я, честно говоря, ужаснулся. Неужели под печь нужен такой солидный фундамент?! Нет, оказалось, это и есть сама печь. Тут их не возводят, тут их выкапывают.

В огромной траншее укрепляют стены и по центру начинают складывать вытянутую пирамиду из сырых кирпичей, поставленных на ребро, причём не абы как, а по определённой схеме, чтобы жар равномерно распределялся по всей пирамиде. Обкладывают пирамиду дровишками и накрывают яму. Далее дрова поджигают и следят за разогревом, периодически подбрасывая свежие поленья. В этом, кстати, основная работа и заключается, и тонкостей там, стоит признать, хватает. Ну а после обжига печи дают остыть и лишь потом вынимают готовый кирпич. Весь цикл, от закладки до выемки, длится около пятнадцати дней.

Легко понять моё ошарашенное состояние, ведь я на тот момент о массовом изготовлении кирпичей представление имел довольно смутное. В двадцать первом веке вполглаза смотрел научно-популярный фильм о круговых печах для обжига кирпича, и всё. Не-не, что такое глина, какая она бывает и как из неё сделать нормальный кирпич, я знал и до этого, но процесс обжига значительного их количества в условиях Сибири девятнадцатого века оставался для меня загадкой.

Поэтому я постарался досконально расспросить Фёдора обо всём увиденном, а потом ещё и в библиотеке купца Кузнецова порылся, изучая самые передовые на тот момент способы производства. Вычитал немало любопытного и на следующий год наметил кардинальные преобразования на заводе, а некоторые новинки решил внедрить сразу.

За три недели возни обустроил специальный сарай для предварительной мягкой просушки кирпича-сырца сухим паром. Для замеса глины соорудил станок и подключил к нему маленький трёхсильный паровичок, взятый из насосной конструкции недоделанного колодца. Кирпичная смесь теперь идёт однородная и выдавливается в нужный размер сплошным потоком, работникам остаётся лишь отрезать проволокой требуемый объём.

Исследовав с Панкратом Алексеевичем ещё тёпленькую партию, подвели нерадостный итог: первый блин комом. И пережжённые кирпичи есть, и недожжённые, много вздутых и с трещинами. На кладку несущих стен сгодится только половина. Кое-что можно отобрать на второстепенные задачи, а остальное пойдёт на слом. Насколько знаю, на других заводах в брак всего десять-пятнадцать процентов уходит. Отчего же тогда у нас-то такая фигня нарисовалась?

О-хо-хо, кажется, это давно изученное Фёдором дело, он этих кирпичей на старом месте работы уже не одну тысячу нажарил, ан нет, не вышел у него «каменный цветок». Самое неприятное, я почти ничем помочь не могу, знаний маловато. Но пока я с грустью во взоре топтался возле груды негодной продукции, Панкрат Алексеевич постепенно и сам выяснил, где сыночек накосячил. Этот оболтус и замес глины, проведённый ещё до установки моего станка, не проконтролировал, и пирамиду в печи сложил выше, чем требовалось, и обжиг выполнил хреново. Спрашивается, на кой чёрт мне такой управляющий?

Хотел в расстроенных чувствах выпинать его вон, но, посмотрев, как папаша своего сынулю физиономией по бракованным кирпичам возит, решил дать парню второй шанс. Будем надеяться, с таким суровым воспитателем следующая партия выйдет значительно лучше, а то я о постройке второй печи задумался — с одной при столь больших объёмах брака мы рискуем этим летом сорвать весь график строительства.

Начало работы кирпичного завода выявило ещё одну проблему — дрова; печь для обжига их жрёт со страшной силой. Опять же, кроме этой печи в мастерской скоро литейный цех откроется, он дров станет потреблять не меньше, а какие запасы понадобятся на отопление четырёхэтажки зимой, сейчас даже подсчитать сложно.

Если взять лицензию на вырубку леса и нанять бригаду лесорубов, не дешевле ли это получится, чем скупка того же леса у летних сплавщиков? Боюсь, самому мне в этом вопросе не разобраться, тут необходима всесторонняя оценка опытного человека. Свой-то лес предстоит завозить или сплавлять по реке издалека, рядом с городом рубка запрещена.

О! А не заняться ли добычей каменного угля? В Красноярском крае его много, как-никак Канско-Ачин ский угольный бассейн вокруг на сотни километров раскинулся. Что ж, мысль интересная! Но уголь сперва найти следует. Сколько здесь живу, а о таком промысле в ближайших окрестностях до сих пор не слышал. Странно. Точно знаю, в двадцатом веке совсем недалеко от Красноярска была шахта с бурым угольком. Надо вместе с Софой в памяти покопаться, глядишь, что полезное вспомню. Бурый уголь, конечно, не слишком хорош, но на безрыбье и рак рыба.

Увы, очередной «обыск» содержимого моих мозгов дал лишь примерные координаты нахождения шахты и головную боль, в прямом и переносном смысле. Теперь нужно соотнести ориентиры двадцать первого века с имеющейся на данный момент местностью, а это непросто. В результате расспросов и конных прогулок по холмам и полям определил, что искомое место расположено на «пятачке» диаметром вёрст пять как минимум. Да-а, Сашок, светит тебе долгое ковыряние в земле сибирской.

С появлением в нашей усадьбе четвероногих непарнокопытных я, под руководством Михаила Лукича, взялся за восстановление навыков верховой езды. Изредка тренировались у казачьих казарм, но чаще за город выезжали. И не только кататься, ведь сабли и револьверы при нас. Устраивали нечто вроде настоящих мужских игрищ: то саблями, то кулаками помашем, то постреляем, то застоявшихся лошадок погоняем. Лепота!

Но не всегда нам удавалось вдвоём развлекаться, иногда Михаил Лукич был занят, и мне приходилось одному по полям и горкам скакать. А раз так, то почему бы не совместить выездку с поисками угля?

Больше недели регулярно ездил и землю копал, а в последней поездке получил послание из недавнего прошлого. Возвращаясь домой, привычно доехал до Енисея, потом вдоль берега к городу направился. Возле ручья, где я кобылке своей позволяю воды напиться, прямо около удобной переправы обнаружил парочку отдыхающих мужиков. С виду обычные крестьяне, но взгляд зацепился за какое-то несоответствие. Автоматически поправил саблю и проверил метательные ножи на запястьях, внимательно осмотрелся, нет ли ещё кого подозрительного. Не забыл похвалить паранойю за бдительность, но что её встревожило, так и не разобрал.

Может, напряжение, повисшее в воздухе? Хм, непонятно. Подъехав к переправе, спрыгнул с лошадки и стал спускаться к ручью, ведя её в поводу, при этом не забывал приглядываться к мужикам. Очевидно, они перекусить остановились. Один щуплый, сидит и, не поднимая головы, мясо нарезает. Другой — здоровый детинушка, стоит ко мне спиной. Вот повернулся, одна рука за пазухой, а глаза такие добрые-добрые. Чёрт, кажется, нарисовались проблемы. Нож скользнул в руку.

— Не разделишь ли с нами трапезу, мил человек?

Странный товарищ. Не принято здесь по-простецки к дворянам и людям военным обращаться. Саблю-то он наверняка заметил, да и одежда моя должна ему почтение внушать.

— Спасибо, не голоден.

— Ну, коли не голоден, тогда поговорим.

Он быстро выхватил из-за пазухи древний однозарядный кремнёвый пистоль и довольно улыбнулся. Почему-то похожего развития событий я подсознательно и ожидал, но дёргаться пока причины нет: разбойничек даже курок не взвёл, да, по сути, если бы и взвёл, у меня секунда в запасе точно будет. Пистоль не пистолет, мгновенно из него не выстрелишь.

— Ты, мил человек, сабельку не трогай лучше, мы не грабить пришли, а лишь привет и просьбушку передать хотим.

— Да-а?! И что же это за привет в столь оригинальном антураже? — повёл я рукой вокруг. — Неужто в усадьбу ко мне зайти недосуг было?

— Дык за антуж-раж прощения просим, а иначе и не потолковать нам. Шлёт хозяин наш привет вам и требует долг возвернуть за товарищей его, вами убиенных. Они, конечно, по глупости своей Богу души отдали, да долги-то их вы, как убивец, на себя взяли, когда долю в кузне присвоили.

Не будь всё так серьёзно, я в голос заржал бы. Надо иметь непробиваемую наглость, чтобы своих людей с подобными предложениями посылать. Тут и второй взгляд поднял. О-о, а этот голубчик гораздо опаснее. Бугая со старой пушкой одним ножом снять можно, а вот со щуплым такой финт, боюсь, уже не прокатит. За разговором он тщательно следит, изображая абсолютное равнодушие. Думаю, ножичек, которым он мясо нарезает, летает не хуже моих.

До сей поры я старался вести себя как обычный молодой дворянчик: при виде угрозы для жизни за саблю схватился, грудь колесом выгнул, но сейчас, полагаю, линию поведения пора менять.

— Должок с вас — пять тыщ. Вернуть потребно осенью. Хозяин — человек незлобивый, но дюже не любит, ежли кто его деньги к рукам прибирает. Отдайте долг и живите с миром, а не то, — он потряс пистолем, — и знать не узнаете, откуда смертушка к вам придёт.

Ох испугал, блин! Стоит довольный, лыбится. А пославший их что-то многовато насчитал. Пять тысяч! Ни хрена ж себе! Проценты, что ли, набежали? Или на меня захапанное полицией повесили? Выходит, полицаи не менее трёх, а то и четырёх тысяч себе загребли, а мне всего двадцать восемь рублей от щедрот своих выделили. Во трудяги, ядрёна вошь!

— И не пытайтесь уехать, ваше благородие. Скроетесь куды до сроку, то и дом, и кузню пожжём.

Интересно, интересно! Значит, ультиматум по полной программе выдвинули. И не боятся же, гады! С кем-то из полиции повязаны или какое другое покровительство имеют? А чёрт его знает! Ладно, следует от лошадки отойти, а то нехорошие дяди в случае обострения ситуации могут ей шкуру испортить.

Медленной походочкой, с «тёплой дружеской» улыбкой на лице направился к говорливому. Он напрягся, судорожно взвёл курок, глазки забегали: видать, мои действия не очень понравились, не так молодой барчук реагировать должен.

Нервы у него не выдержали, когда мне оставалось сделать шага четыре.

— Стой, ваше благородие, не доводи до греха!

Да ничего, нормальная позиция, пару шагов в сторону — и он закроет меня от второго. Правда, спине стало неуютно, лошадка её больше не прикрывает. Вроде внимательно ближайшую округу осмотрел, а холодок меж лопаток гуляет. Не дай бог там где-нибудь ниндзя хитрый прятался и теперь тихонечко подкрадывается. Хотелось обернуться, но нельзя. Остаётся только настороженно прислушиваться к происходящему сзади. За жизнь вообще-то я не сильно опасался (люди пришли деньги вытрясти, зачем им дойную корову убивать), но и получать по голове «для острастки» от суровых красноярских мужиков в мои планы тоже не входило.

Как же с вами поступить, ребята? Грохнуть здесь обоих, а в городе сказать, что так и было? Говоруна на лоскутки порезать, выясняя, кто у него нынче хозяин, а второго просто пристрелить и тела их потом на корм рыбам отправить? В ножи брать слишком рискованно. Отпустить и с безопасного расстояния огнестрелом оприходовать?

А если посланцы не одни, если за нами третий наблюдает? Или, например, на берегу Енисея в лодке сидит и дожидается подельников. Они же на чём-то добирались, не пешком же сюда пришлёпали. Мои поездки быстро отследили. Для общения самое удобное место выбрали. Не стоит их считать дурнее паровоза. Итоги нашей встречи явно у кого-то на контроле, и гибель переговорщиков вызовет непредсказуемые последствия.

Ох уж эта проблема выбора! Будь мне на момент попадания лет тридцать, болтливый боров уже каялся бы во всех смертных грехах. Но мне давно не тридцать, я перестал любить непродуманный риск. Даже получив всю информацию, известную им, можно оказаться у разбитого корыта: вдруг эти козлы работают через посредника, и кто главный, понятия не имеют. Идти по цепочке вверх, от посредника к посреднику? А какова вероятность того, что я доберусь до её конца? Ведь, не вычислив главаря банды, рискую нарваться на ответные меры — на ножик в спину или на пожар в усадьбе.

Потап Владимирович в Красноярск из Канска перебрался, убитый мною мордокрыс тоже; думаю, будет логичным предположить, что и «хозяин» этих вот гавриков в Канске проживает. Готов ли ты, Сашок, скакать туда и устраивать Армагеддон районного масштаба? Нет? Вот то-то и оно! Нужен сбор сведений о противнике, подготовка, то есть время, а его реально выиграть, лишь отпустив этих двоих с миром. Но и оставлять наглую заявку без адекватного ответа нельзя.

Взором мясника, собирающегося разделать тушу, глянул на нервничающего бугая (со стороны, наверно, забавно смотрелось, он же на полторы головы выше меня), затем скептически уставился на древний пистоль.

— Это хорошо, что у твоей пукалки ствол гладкий и мушки нет.

— Чевой-то хорошо?

— Не так больно будет, когда я его тебе в задницу засуну и крутить там начну.

— Ты, эта, не очень-то. Ажно пальну.

— Вот тёпленький ствол я и затолкаю. А хозяину своему передай: в расчёте мы с ним. Пускай Бога возблагодарит, что за мастера нашего, убитого в Канске, мы с партнёром мстить не стали. Мало троих ваших положить за жизнь его одного. И ещё: больше мне на пути не попадайся. — Я постарался добавить в голос побольше металла. — Легко не умрёшь. А теперь пш-шёл отсюда!

Бугай отступил и бросил недоумённый взгляд на кореша. А тот усмехнулся, встал, кинул в рот очередной кусок мяса и, ничего не сказав, прогулочным шагом пошлёпал вдоль ручья в сторону Енисея. Ну точно, на лодке они прибыли. А спину с какой стати подставляет? Доверие выказал? Или прокачал ход моих мыслей?

Варнак с пистолем совсем растерялся. Несколько раз переведя взор с меня на уходящего напарника и обратно, осторожно попятился и визгливо выкрикнул:

— Ужо хозяин осенью сам с вами встретится, не отдадите деньги — пеняйте на себя. Он должников не прощает, попомните мои слова.

Так и пятился метров десять, потом резко развернулся и побежал за приятелем, а я всё глядел им вслед и раздумывал, правильно ли поступаю. Не помешала ли мне зараза гуманизма трезво оценить ситуацию? Эх-х! Отставить сомнения, Сашок, просто выполняй намеченное!

— Что, Ласточка, скачем в город?

Лошадка, повернув голову, посмотрела заинтересованно. О, впервые на новое имечко откликнулась!

— Иди сюда, родная, я тебе хлебную корочку припас.

Ха! А ручки-то дрожат — откат начинается. По дороге домой выехал к Енисею и понаблюдал за лодкой разбойничков, уходящей к противоположному берегу. Они надеются таким образом следы замести? Не получится! Их физиономии я отлично запомнил и портреты нарисую. Считай, Федьке с пацанами работёнка привалила: пусть в городе каждый закуток проверят и найдут мне этих подосланцев.

— Тихий, ты чего? Я тебя зачем в помощь брал?

— Чтоб дворянчик твою душу, как душу гунявого, на встречу с Господом не отправил.

— Так чё ж ты ушёл?

— А неча там боле делать. Опаски не было, а передать, что велено, ты передал. Дале гутарить — занятие пустое.

— Но барчук отказал, хозяин недоволен будет.

— Мне без разницы, это твой хозяин, а не мой. Ранее следовало мыслить, с кого кошт требовать собрались.

— Хозяин так решил, ему виднее. Этому дурню молодому не стоило на чужое рот разевать. Ничо, остынет, одумается и отдаст хозяйское. Деньги у него есть, ради спокойной жизни всё возвернёт.

— Он, конечно, молодой, да тока ранний. Обожжётесь. Вижу, вы с горделивыми дворянчиками до сей поры дел не имели.

— У нас и не такие должок возвертали.

— Ну-ну.

Худого Федька узнал сразу: сапожник из Закачинской слободы, зовут Кузьма Тихий. Лет восемь уж как он из Иркутска в Красноярск перебрался, но, похоже, сам из Забайкалья. Ни с кем из соседей дружбу не водит, держится особняком. В проворачивании тёмных делишек не замечен, и у полиции к нему претензий нет. Правда, злые языки утверждают, будто раньше у него другая фамилия была. Никто не знает когда, никто не знает какая, но многие уверены: была. Часто городские кабаки посещает, но пьёт мало и совсем не пьянеет. Не бузотёр, но в драке злой, может и покалечить, бывали случаи. Примечательная личность, за ним придётся приглядывать особо тщательно.

С опознанием второго вышла задержка, лишь один малец его в субботу на базаре видел. Человек явно не местный, ухватки ямщицкие, следовательно, или с караваном купеческим прибыл, или ямщиком на тракте работает. Что ж, для начала неплохо. Нужно установить надзор за базаром и местами постоя заезжих транспортных служащих, причём сегодня же. Сапожник вряд ли куда уедет, а говорливый бугай, по всей вероятности, скоро умчится на доклад к хозяину.

В очередной раз прочитал ребятам лекцию о технике безопасности и описал методы скрытого наблюдения. Не хотелось бы преждевременно вспугнуть варнаков и уж тем более не хочется, чтоб пацаны, помогая мне, огребли проблемы, в их жизни и так-то не всё просто.

Федька из бедной крестьянской семьи, недавно приехавшей в Красноярск, и команду себе подобрал из таких же отпетых «разбойничков» с окраины. С мальчишками из семей коренных жителей города они не очень-то ладят, в связи с этим не везде мои маленькие «солдаты» могут свободно разгуливать: есть улочки, пацанва которых с удовольствием намнёт им бока. В будущем надо бы взяться за устранение этого противостояния, с помощью тех же бизонов например. Младшие братья у них имеются, вот и создадим сводный «пионерский» отряд.

Ладно, ценные указания «разведчикам» раздал, теперь следует пообщаться с портным и ювелиром — опытными людьми, умеющими держать язык за зубами. Можно и купца Кузнецова порасспрашивать, но там лучше промолчать о причине интереса к сибирской преступности. Вдруг он новостью о распоясавшихся варнаках поделится с кем-нибудь из друзей или партнёров, информация начнёт расползаться по городу, а нам в таких делах огласка ни к чему.

Дуэт старых перцев смог припомнить четыре бандитских наезда за последние пятьдесят лет. Два из них завершились уничтожением наехавших, а два других, м-м… Впрочем, в той ситуации господа сами виноваты были: брать немалые деньги в долг и тратить их на развлечения — это, знаете ли… Короче, не наш случай.

Вообще, решение конфликтных ситуаций посредством запугивания нетипично для нынешней Сибири. Бывает, конечно, особо отмороженные грозят поджогом, но чрезвычайно редко. Народ предпочитает осуществлять разборки официально, в судебном порядке. Организованная преступность пока не развита, хоть и ссылают сюда кого ни попадя. Маловато людей, и почти все на виду.

Периодически возникающие мелкие банды полиция с жандармами регулярно отлавливает, а шайки чаерезов состоят в большинстве своём из крестьян ближайших к московскому тракту деревень, и дальше своей округи они не суются. Тёмные дела замышляют и реализуют сообща, одним «колхозом», хозяев над ними нет.

Наверно, единственные, кто здесь может выступать в роли слаженных коллективов, готовых на противоправные действия, — это транспортники. У каждого купца Енисейской губернии, получившего лицензию на провоз товаров по её территории, есть своя команда ямщиков и грузчиков. Люди там подбираются в основном крепкие, способные дать отпор тем же чаерезам и прочим любителям пограбить.

Если угрожавший мне бугай действительно ямщик, то, скорее всего, в транспортной компании он и работает. Полагаю, и хозяина его нужно искать среди канских купцов, занимающихся извозом. Определённые данные о нём у меня уже имеются: этот гад, очевидно, далеко не беден, характер у него жёсткий, репутация, вероятно, подпорчена, и осенью он должен появиться в Красноярске.

Та-ак, пора обсудить с Софой возможности нашего противостояния наглецам. Будь я молод, ни за что не стал бы посвящать её в столь опасные дела, всё же мужчина обязан оберегать покой прекрасной половины человечества, а не грузить её своими заботами. Но, перевалив за пятый десяток, понимаю: женщины бывают разные. Для некоторых важно быть в курсе всех происходящих событий, и Софья Марковна относится как раз к таким. Да и просила она предупреждать о возможных конфликтах.

Описывал стычку и проведённое расследование подробно, постоянно отвечая на уточняющие вопросы. Просто поражаюсь её выдержке: не ужаснулась, не испугалась, даже не удивилась. Очень внимательно выслушала и спросила, что собираюсь предпринять, а в конце потребовала взять её с собой для общения с Кузьмой Тихим, когда надумаю потолковать с ним по душам. Ух ты! Экспресс-допрос с помощью экстрасенса мне проводить ещё не приходилось.

А потом Софа ошарашила меня резким переводом беседы на новую тему — поинтересовалась результатами моих недавних сексуальных приключений:

— Александр, три дня назад ты встречался с Татьяной Фёдоровной. Не хочешь ли рассказать и об этом?

— А-а… э-э-м…

К такому повороту разговора я, признаться, был не готов. Да и что там о встрече с купчихой рассказывать? Мои надежды на нормального полового партнёра развеялись, «как с белых яблонь дым». Вы желали уроки семейного естества? Получите, распишитесь. «Тут не трогай, здесь не целуй, а вот это вообще ни в коем разе не позволительно. Сменить позу? А что такое поза? ЧТО?! Вы за кого меня принимаете, молодой человек?! Все добропорядочные обыватели делают так, и только так. В глаза не смотрите — невежливо. Можете приступать».

А после «секс привычный, унылый, монотонный, туда, сюда, обратно — сто двадцать шесть секунд». Эти строчки из песни Тимура Шаова поразительно точно передают мои ощущения в тот момент. Мадам ещё и частоте движений пыталась меня учить. Кошмар! Столь жестокого удара от судьбы я не ожидал. Право слово, какой-то онанизм дуэтом вышел, не иначе.

С грустью в голосе поведал о постигшем мою нежную, ранимую психику разочаровании. Сам процесс, разумеется, описывать не стал, но над отношением купчихи к «обучению» поюморил вволю. Видать, неплохо вышло: впервые лицезрел хихикающую Софу. Веселилась, как пятнадцатилетняя девчонка, ей-богу. Затем махнула рукой и сказала:

— Тут уж ты сам разбирайся, не маленький. И не забудь в воскресенье на исповедь сходить.

Я оторопел:

— Какую исповедь?

— О прелюбодеянии конечно.

— А… зачем?

«Мамочка» вздохнула, глядя на нерадивое чадо:

— Александр, ты очень редко исповедуешься, будто за тобой грехов нет. Ну да пока о них не знают, и бог-то с ними, но в данном случае, я думаю, о вашем свидании с Татьяной Фёдоровной уже многие прослышали, да и сама она, очевидно, грех замаливала. Потому и тебе не стоит утаивать обстоятельства встречи пред церковью. В глазах общества это слишком неприглядное занятие. Повинись, дело молодое, с кем не бывало.

Во, ёксель-моксель, других забот у нас нет! Опять тащиться на «беседу» к этому въедливому попу. После убийства мною мордокрыса с компанией он, помнится, чуть душу из меня не вытряс, выясняя, «почто и во имя чего» я так скверно с нехорошими дядями поступил.

Вот о чём ему рассказывать? О сексе «унылом, монотонном»? Ха, отличная мысль. Пожалуюсь-ка я на загубленный в моей душе юный романтизьм, вдруг он посоветует кандидатуру для интима. Симпатичную и с богатым опытом. «Как жить дальше, отче, когда даже приватное общение не согревает сердце?»

Не посоветовал. Эх, пастырь душ заблудших. Лучше б ты мне вместо получасовой лекции о нравственности парочку адресочков указал, где будут биться в унисон сердца и тело телом сможет насладиться.

Из церкви я вывалился морально вымотанный и с огромным желанием выпить. Автоматически бросил несколько медяков, проходя вдоль шеренги просящих милостыню, и наткнулся взглядом на стоящего в конце солдата-инвалида, у него одна нога ниже колена была деревянная. Вылитый Джон Сильвер![95] Вспомнились слова исповедника о добрых делах в отношении сирых и убогих.

— Где ногу потерял, солдат?

— На югах… вашбродь. — Солдат слегка замялся с ответом и на всякий случай решил признать во мне благородие.

— И где ж на югах?

— Дык под Самаркандом, вашбродь.

— Повоевал, стало быть?

— Семь годков пески басурманские топтал, вашбродь.

— Здесь оказался какими судьбами?

— После ранения проездом в Енисейск следую, на побывку значитца.

— А на паперти почему стоишь?

— Дык пешком-то мне тяжко, а за место на барже денег треба. Соберу и двинусь.

— Ясно. Зовут как?

— Ерофеев.

— Ел давно, солдат Ерофеев?

— Вчарась угощали.

Так-так, угощали — это, скорее всего, водки налили. Ну, может, ещё и закусить маленько дали. Эх, житуха солдатская! А вид у него, несмотря на деревянную ногу, довольно бравый: мундир чист, волосы причёсаны.

— Держи четвертак, и пойдём в трактир, накормлю. Как поешь, расскажешь о войне с азиатами.

— Благодарствуйте, вашбродь, эт мы завсегда готовы! — обрадовался инвалид.

Ни в одном из местных предприятий общепита я до сих пор не бывал. Значит, настало время познакомиться. Три комнаты, ничего примечательного, я таких питейных заведений в кинофильмах много повидал.

Навстречу половой[96] кинулся, с лёгким сомнением меня осмотрел, но всё же признал мой возраст и вид достаточными для культурного обслуживания. Вежливо поклонился и подобострастно спросил:

— Чего барин желает-с?

И тут же буркнул мне за спину:

— Я тебе говорил больше не приходить? Пошёл вон!

Ого, солдат успел уже и с обслугой трактира поцапаться!

— Он со мной. Организуй-ка нам, братец, столик отдельный. И подальше от этих, — махнул я рукой в сторону двух подвыпивших крестьян, сидевших за ближайшим столом.

— Сей момент-с! Пожалуйте вот сюда.

Ага, я гляжу, вторая комната здесь почище, а в последней даже стулья вместо лавок стоят, и скатерти на столах имеются… Чистые. Красота!

— Давай щи, кашу, мясную нарезку, огурчики солёные и шкалик вина хлебного. Есть хорошее?

— Есть, как не быть-с!

— Смотри, а то знаю я вас.

— Не извольте-с беспокоиться, барин.

— Не дай бог гадость какую-нибудь подашь! Пеняй на себя.

Присев, пригляделся повнимательнее к посетителям. Через столик сидит здоровый, бородатый купчина и лопает за двоих, по соседству ещё двое расположились и тоже усиленно налегают на принесённую снедь. Один периодически покашливает и запивает кашель водкой. От этой картины мне почему-то вспомнилась реклама лекарства из такой далёкой прежней жизни: «Всей семье даём совет… пить… при кашле».

— Александр?!

Ух ты, глазам своим не верю! В зал вошли вояки, с которыми я в прошлом году на переправе под Канском познакомился. Зачастили в Сибирь ребята. Интересно, опять на Дальний Восток или, может, в Китай нынче скачут? Мне Михаил Лукич проговорился по секрету об их предыдущей поездке. Нашёл секрет. Да казаки, побывавшие в походе, уже давно всем о своих приключениях разболтали.

Встал, поприветствовал:

— Граф! Поручик! Какими судьбами?

— Проездом.

Да кто бы сомневался!

— А мы гадаем, вы это иль не вы. Выросли, возмужали.

— О-о, мне ещё расти и расти. Прошу, господа, присаживайтесь к нам. Не побрезгуйте.

Граф окинул взглядом вскочившего и замершего по стойке смирно солдата.

— Надеюсь, мы не помешали?

— Нет, господа. Я собирался послушать о боевых действиях на южных границах империи.

— Если вы не против общей компании, то мы бы с удовольствием к вам присоединились. Рассказы очевидцев весьма познавательны.

О, с простым солдатом не погнушались за одним столом отобедать. Верно я понял при первой встрече — нормальные ребята.

— Вам, господа, всегда рад.

Пока накрывали на стол, мы с вояками успели обсудить события прошедшего года, а как только принесли спиртное и половой разлил его по рюмкам, я провозгласил тост:

— Во славу русского оружия!

Недурственно посидели. Массу любопытного я узнал о войне в Средней Азии. Меня даже армейской службой попытались соблазнить, да не поддался я. Солдат Ерофеев, оказалось, хоть и участвовал в боях, но в основном-то за лошадьми ухаживал. Недолго думая, предложил ему конюхом ко мне пойти: дворник Семёныч с конюшней еле справляется, у него забот и без неё в избытке. Захмелевший инвалид, вскочив, изъявил желание немедля приступить к своим обязанностям, еле его обратно за стол усадили. Завтра посмотрим, какой нам работник достался.

Пригласил офицеров к себе домой, отужинать в достойном окружении. Они с радостью согласились. Полагаю, Софа не обидится, что я неизвестных ей мужчин позвал. Тут же поймали извозчиков и махнули в усадьбу.

Сдал Ерофеева с рук на руки Семёнычу с наказом помыть, обиходить и утром дела по конюшне передать, а вояк повёл в дом. Было приятно наблюдать лёгкое удивление в глазах много повидавших господ, когда они оценивали размеры нашего «теремка» и обстановку гостиной. Ребята явно не ожидали узреть столь шикарные апартаменты.

Сегодня у нас, как обычно, собрались скоротать вечерок соседи и недавно назначенная старшим косметологом девушка Светлана (это мы начинаем воспитывать руководящие кадры для салонов в других городах). Представил гостей честной компании. Сейчас ещё Машка с нашей старшей придут, и будут все в сборе. У поручика при виде Светланы аж усы дыбом встали. Да-а, в полной «боевой» раскраске наши девочки кого хочешь в ступор вгонят.

Вот и сестрёнка по лестнице скачет. Заметив офицеров, притормозила, оглянулась на Софу. А та, в отличие от малявки, спускается степенно и величественно. На секунду замерла и пошла медленнее. Что это с ней? Разрумянилась, дышит учащённо, в конце лестницы чуть не оступилась. Пришлось взять её за руку и помочь спуститься.

— Софья Марковна, позвольте представить вам моих новых знакомых. Граф Ростовцев. Поручик Вяземский.

Меня, похоже, не слышат. Ау, Софа. Да что с тобой случилось-то?! Вцепилась в мою руку, как в спасательный круг.

Граф побледнел, сделал пару порывистых шагов нам навстречу.

— Я вас искал.

— Я вас ждала.

Не понял…

Ох, твою ж дивизию! Пророчество сбылось! Суженый-ряженый явился. Как там Галина-лекарка Софе предсказывала: «Возьмут тебя за руку и подведут к твоему суженому, и соединитесь вы после долгой разлуки».

Вот, Саша, ты и сыграл свою роль. Настаёт момент, который ты подсознательно давно ожидал. Как теперь дальше жизнь потечёт, один Господь ведает. Снова рассыпается маленький уютный мирок, старательно созданный тобою. Софу увезут. Наверняка увезут. Осиротеет наш домик. Да и Машку могут забрать. Блин! Неужели, устав от круговерти мелькающих дней, твоя душа опять пожелала изменений? Или судьба у тебя такая?

Эх-х, грядут перемены. К худу ли, к добру ли — время покажет.