Кнопка Возврата
Кнопка возврата - это машина времени карманного размера. Нажимающий кнопку человек возвращается вместе с кнопкой на несколько секунд в прошлое. При повторном проживании этих нескольких секунд ход событий непредсказуемо изменяется, хозяину кнопки как бы предлагается другой вариант реальности. Таким образом, хозяин кнопки имеет возможность манипулировать реальностью, избегая нежелательных для него событий, а также, как выясняется, притягивая желательные. Он может добиваться успеха у женщин, оставаться невредимым в драке, выигрывать в рулетку, гасить приступы болезни. Вторая сюжетная линия опирается на идеи, почерпнутые из работы Б.Ф. Поршнева "Проблемы палеопсихологии". В доисторические времена человечество разделилось на два класса. В одном - природные манипуляторы, обладающие способностью к суггестивному внушению, в другом - покорное им человеческое стадо. И, возможно, настало время нового разделения. Это первая часть романа, продолжение (а может быть, окончание) следует.
КНОПКА ВОЗВРАТА
Уткин задыхался. Ловил ртом воздух, но каждая попытка вдохнуть оборачивалась приступом кашля. Но воздух в легких иссяк, и кашель был невозможен. И Уткин задыхался. Почти умирал. И вдруг все кончилось.
Уткин глубоко вдохнул и перевернулся на спину.
- То, что мы думали "это оргазм", оказалась астма, - попробовал пошутить.
- Нормально, - сказала Марина. - Всё было супер.
- Да, супер, - согласился Уткин. - Мне даже показалось, я умер.
- В следующий раз не вздумай умереть по-настоящему, - сказала Марина, одеваясь. И следующий раз тем самым был как бы обещан.
Уткин лежал, умиротворенный и тихий. Как выброшенная на берег рыба, когда, перестав биться, затихает. С рыбой, положим, что-то не так, подумал Уткин, но продолжал лежать.
В дверь негромко постучали. Это был Антон Сергеевич, сосед Уткина по номеру.
- Вот вам лекарство, аэрозоль, - сказал доктор в голубом халате, - когда начнется приступ, откройте рот и прысните. Держите баллончик под рукой, и вы забудете про свой кашель.
- Средство хорошее, - сказал доктор в зеленом халате, - но будьте с ним осторожны. Возможны побочные действия. Замедление скорости реакции, снижение концентрации внимания, галлюцинации. Даже галлюцинации, - повторил он, понизив голос, словно намекал на особые психоделические свойства уткинского лекарства. - Не спешите принимать, можно иногда и покашлять немного. Доверяйте защитным ресурсам вашего организма.
Он прописал Уткину травяную смесь, которую нужно было заваривать как чай.
- В аптеке вы этого не найдете, - сказал, доставая из шкафчика прозрачный пластиковый пакетик.
Этот чай Уткин пил два раза в день: утром и вечером. Даже привык. Было даже вкусно.
Следующий раз был вроде обещан Мариной, но случай как-то не представлялся. Уткин подходил, предлагал провести вечер, говорил, что сосед Антон Сергеевич оказался нормальный мужик и беспокоить не будет. Но Марина не шла навстречу Уткину, а когда он однажды от волнения закашлялся, ее убеждая (баллончика под рукой не оказалось), сказала:
- Я пошла бы, конечно, но боюсь, можешь умереть прямо на мне. Это будет не фэншуй.
- Не умру, - пообещал Уткин и хотел показать свою чудесную прыскалку, но ее как раз не было под рукой.
- Вот еще обещалкин, - сказала Марина, и Уткин отпал.
Вокруг нее образовался уже свой круг, точнее треугольник: крупный мужчина с тяжелой ассирийской бородой (Уткин про себя называл его "ассириец"), второй ("шкипер") с бородой короткой, но в меру окладистой. У третьего была рыжеватая бородка клинышком (неужели Ленин?).
Уткину не нашлось места в этой фигуре. Он тоже хотел отрастить бороду, но не было времени, ни на что уже не было времени. В последний перед отъездом вечер (вся прочая компания еще оставалась на неопределенный срок) он постучался в ее номер. Никто не ответил. Дверь оказалась не заперта, и Уткин вошел.
В комнате никого не было, но в душе шумела вода. На кресле и стульях были разбросаны предметы одежды. Ассириец? Шкипер? Уткин взял со стула полосатую майку Марины. Зачем-то разглядывал. Вода в душе смолкла, и Уткин тихо выскользнул из комнаты. Майка оставалась у него в руке, и он спрятал ее за пазуху.
Через сколько-то дней, уже дома, Уткин достал из сумки скомканную в комочек полосатую майку. И почувствовал, как спазм подступает к горлу. Сил еще оставалось вдохнуть. Уткин вдохнул, закашлялся, прыснул себе в рот из баллончика. И отпустило. Хорошее было лекарство.
Уткин положил скомканную майку в ящик комода, в дальний угол. Он хотел выпить водки, собрался сварить кофе, но передумал и заварил травяного чаю - того самого, что прописал доктор в зеленом халате.
Отпуск кончился. В понедельник Уткин пришел на работу.
Начальник отдела, Лев Николаевич, тут же встретил.
- Как отдохнули? - спросил. - Поправились? Как здоровье?
- Прекрасно, - ответил Уткин, не углубляясь в подробности.
- В командировку поехать есть желание? - Начальник сразу перешел к делу. - Дал бы вам еще отдохнуть, но - лето, все в отпусках. Можете ехать?
- Могу, - сказал Уткин, - вот лекарство хорошее прописали.
Ехали вдвоем. Вторым был Воронин - тоже после отпуска. У него с собой был коньяк три звездочки и книга "Проблемы палеопсихологии" профессора Б.Ф. Поршнева.
- Ну как, - спросил Воронин, разливая напиток по маленьким стаканчикам из дорожного набора, - как тебе там, в санатории, удалось кого-нибудь трахнуть?
- Удалось, но оказалось, что у меня на нее аллергия.
- На бабу? - удивился Воронин.
Уткин кивнул.
- А ты не женись. Был случай, когда один женился, и у него оказалась аллергия на запах жены. Пришлось развестись. Но тебе ведь, наверное, все равно - ты и так все время кашляешь.
- Теперь у меня лекарство есть. Хорошее, - сказал Уткин и прыснул себе в рот из баллончика.
- Там, в санатории, было два доктора: один в голубом халате, другой в зеленом, - рассказывал Уткин. - Тот, который в голубом, был крут. Прописывал сильную химию, антибиотики. Мог и к хирургу отправить, а хирургом был он сам - по нечетным числам. А второй доктор, который в зеленом, больше полагался на защитные силы самого организма, и прописывал какие-нибудь травки: чай утренний, чай вечерний.
- Травка тоже бывает разная, - заметил Воронин.
- Пациенты всё это знали, и каждый шел к тому доктору, которому больше верил. И знаешь, - добавил Уткин, - кто выбирал синего доктора, тот уже не ходил к зеленому. И обратно.
- Обратно - это куда? - спросил Воронин.
Командировка затянулась. Уткин даже успел отрастить бороду. Он начал еще в санатории, а тут результат стал заметен.
- Тебе не пойдет, - обратил внимание Воронин. - Ты ведь Уткин, а с бородой будешь какой-то Козлов.
И ничуть не Козлов, думал про себя Уткин. Но в зеркале, когда проходил мимо, мелькал незнакомый профиль с редкой, взлохмаченной на конце бородкой. При прямом же взгляде неокрепшая еще борода обещала быть густой, в меру окладистой.
Воронин длинными вечерами читал свою книгу. Избранные отрывки зачитывал вслух. В книге утверждалось, что предками человека были не охотники, как считалось ранее (достойное по нынешним меркам занятие), а не столь романтичные пожиратели падали, трупоеды. То есть они не охотились на мамонта, а становились лагерем вокруг павшей туши. Или сидели на берегу реки и ждали, когда мимо проплывет труп врага - не врага, разумеется, просто труп - большой и тяжелый. Они любили сидеть на берегу и глядеть на текущую воду.
Они не могли убивать, эти первобытные падальщики, тут действовал своеобразный внутренний запрет. И так получилось, что преодолеть этот запрет в отношении своих первобытных сородичей оказалось проще, чем в отношении прочих животных.
Это можно понять, если представить, что убийство человека совершалось как бы по взаимному согласию, имело по сути форму самоубийства - индивидуального или группового. То есть в человеческом стаде возникали некие припадки коллективного неистовства - спонтанные, а со временем провоцируемые некоторыми прирожденными манипуляторами из этого же стада, которые пользовались плодами своих провокаций, поедая трупы, оставшиеся на поле боя. За сколько-то тысяч лет эти экстатические действа оформились в священные ритуалы.
Еще и в наше время в некоторых африканских племенах приняты жестокие обряды инициации, когда юноши наносят себе удары ножами и другим оружием. Время от времени случается, что кто-нибудь гибнет от ран. А в давние времена такие случаи несомненно были правилом, а не исключением.
Таким образом наш предок - палеоантроп - научился убивать себе подобных раньше, чем тех животных, которые впоследствии стали дичью. Это преодоление запрета на убийство реально было первым шагом - одним из первых - к запуску того процесса, в результате которого мирный трупоед преобразовался в человека - человека мыслящего. Правильней сказать - человека убивающего.
- Ведь ни одно другое животное не способно получать удовольствие от убийства себе подобных, - говорил Воронин, - возьми публичные казни, для которых изобретались театрально обставленные способы умерщвления, гладиаторские бои, все такое. Даже праведники в раю не чуждались, созерцание адских мук грешников представляло дополнительный бонус к их райскому наслаждению. "Чтобы не было никакого ущерба счастью блаженных на небесах, перед ними открывается превосходное зрелище на муки осужденных". И не скажи, что это осталось в прошлом. Ни разу не осталось. Человек-то по сути не изменился, при возможности природа берет свое. И бутылка из-под шампанского в заднем проходе так ли уж отличается от традиционного кола?
- Мне кажется, я бы не получал удовольствия от зрелища публичной казни, - заметил Уткин.
- Кто знает, - сказал Воронин.
- Я и футбол не смотрю.
- Футбол? Ты настоящего боя гладиаторов не видел. А это не шарик ногами пинать.
- Не видел, - согласился Уткин.
- А если бы увидел, то, может, уже и не оторвался бы от кровавого зрелища, в истории были случаи. Человек так устроен.
- Какие-то мы с тобой не патриоты, - сказал однажды Уткин. - Поменяли наших симпатичных предков, охотников на мамонтов, на мерзких упырей - и вроде бы даже довольны.
- Ну да, - сказал Воронин. - Для человека определенно нелестно. Если бы этот профессор написал свою книгу сейчас, его могли бы привлечь за фальсификацию истории и очернительство.
- За оскорбление чьих-нибудь чувств, - поддакнул Уткин.
- А вообще эта штука будет посильнее здешнего научно-технического отчета в трех томах, - подвел итог Воронин.
Марина должна была уже вернуться в город, и Уткин решил позвонить. Номер телефона у него был, добытый однажды в минуту обещания близости, как он представлял это себе.
Пробовал звонить, но при каждой попытке его охватывал неудержимый приступ кашля. Аэрозоль из баллончика помогал, разумеется, но вместе с кашлем пропадало куда-то и намерение - то время казалось неподходящим, то погода. На работе, между тем, объявили, что ввиду финансового кризиса всех отправляют в отпуск без сохранения заработной платы.
Уткин не знал, как долго продлится этот вынужденный отпуск, и пребывал в тревоге, опасаясь, что ему не хватит денег на дорогое аэрозольное лекарство, но когда пил чай зеленого доктора, успокаивался. Чай, впрочем, тоже стоил денег. Правильный чай доктор рекомендовал покупать в конкретной аптеке и дал адрес. По адресу, впрочем, оказалась не аптека, а маленький индийский магазинчик. Продавец, худой и темный лицом, в тюбетейке (может, и не индийский был магазин) долго рылся по углам среди коробок и ящиков, пока не нашел, что требовалось. Чай был не россыпью, как у доктора, а в заварочных пакетиках, но продавец сказал Уткину, что это тот самый чай. Уткин взял большую упаковку, чтоб лишний раз не ездить.
Чай действительно оказался тот самый. По дороге домой Уткин было засомневался - тот ли? И если не тот, то, значит, зря купил сразу так много. Но чай оказался тот самый, и даже лучше.
Между прочим, Уткин заметил, что после этого чая, если выпить вечером, снятся особенно яркие сны - с цветом, звуками и множеством действующих лиц.
- Недавно мне приснилось, что я палеоантроп, - сказал Уткин Воронину.
Они встретились в родном НИИ. У начальства возникли вопросы по поводу давешней командировки, и пришлось приехать. Уткин напрягся, но дела было всего поставить подпись под протоколом.
Уткин прошел мимо вахты. Поднялся по лестнице на пятый этаж. Лифт не работал. На лестничной площадке кто-то курил, пренебрегая запретом. А в коридоре во всю длину было пусто.
В лаборатории все же собралась компания. Из разных отделов люди. Не все были знакомы Уткину. На столах лежали распечатанные протоколы. Работал принтер. В углу шумел чайник.
Протокол, под которым должен был расписаться Уткин, еще не был готов. Уткин достал из стола кружку, подошел к чайнику, сел на свободное место. Налил кипятку. Предложенный пакетик отклонил и вынул свой - от зеленого доктора. Целебный индийский аромат поплыл над столом. Все вдохнули.
- Это от кашля хорошее средство, - сказал Уткин.
- Героин в свое время был изобретен именно как средство от кашля, - произнес хрипловатый голос за спиной Уткина. - И продавался в аптеках.
Уткин обернулся и увидел Воронина.
- Голос у тебя незнакомый, - сказал Уткин. - Или это не ты?
- Это я, - сказал Воронин тем же хрипловатым голосом, который уже не казался Уткину незнакомым. - Только я, наверное, простудился.
Уткин рассказал Воронину свой сон. Они вышли в коридор и там разговаривали.
Коридор был длинный, а сон короткий. За время прохождения коридора Уткин успел его рассказать и пообщаться на тему.
Во сне Уткину приснилось, что он с толпой троглодитов вытаскивает из воды на берег какую-то тяжелую тушу. Может быть - бегемота. Нелегкое было дело. Для слаженности усилий все ритмично вскрикивали, произнося короткое, в два слога, слово, и он вскрикивал вместе со всеми. Иногда картина менялась и Уткин пробирался по узкой тропе среди первобытных зарослей, по скалам неправдоподобной крутизны поднимался вверх. Куда-то хотел выйти, что-то найти, но рано ли, поздно каждый раз возвращался на прежнее место - и снова толкал в спину тяжелую тушу, тянул за склизкую ногу. Наконец кто-то, по ощущению - старший, громко выкрикнул другое короткое слово и люди (нет, не люди еще - палеоантропы - это были, конечно, они) прекратили работу. В их руках появились острые осколки камней. Этими камнями они кромсали толстую бегемотову шкуру, отрезали куски мяса, которые радостно пожирали. Уткин удалился от этого пиршества и проснулся.
- А как звучали эти троглодитские слова, можешь вспомнить? - спросил Воронин.
- Одно, вроде бы "Ха-хак" - то, которое повторяли хором. А второе - "Урргабах", кажется так.
- "Урргабах", - это три слога, а не два, как ты говорил, - заметил Воронин.
- Значит три, - согласился Уткин. - Всё равно короткое слово.
- Что ты там говорил насчет героина? - поинтересовался Уткин. - Какие-то ассоциации с моим чаем?
- Конкретно нет, но средства от кашля часто бывают замечены в наркотическом действии.
- А в галлюциногенном?
- Специально не изучал этот вопрос, но, по-моему, - нет. А сон твой хорош, - сказал Воронин, меняя тему разговора. - Я готов поверить, что так оно и было. И слова правильные. Именно такие слова были в дочеловеческом языке. Слова-команды типа "делай", "не делай", "делай как все".
- Я тоже читал эту книгу, - сказал Уткин.
- Твой сон был бы интереснее, если бы ты ее не читал, - заметил Воронин. - Но сон все равно хороший. Возможно, в нем говорит древняя память предков.
- Про память предков в книге ничего не написано, - сказал Уткин.
- Есть и другие книги, - сказал Воронин. - А слова запиши где-нибудь, пока не забыл.
Они дошли до конца коридора и повернули обратно.
Уткин последовал совету и записал оба слова: "Ха-хак" и "Урргабах", в душе сетуя на то, что звуки троглодитского языка недостаточно точно отображаются посредством русского алфавита.
А ночью ему приснилось продолжение этого сна, после чего он записал в блокнот третье слово: "Бвабац" - слово запрета. Старший произнес его во время пиршества, и все остановились, прекратили жевать, выплюнули изо рта, бросили то, что было в руках, сели там, где стояли, и легли там, где сидели.
Из воды тянули тушу большого зверя.
Х-хак! Х-хак! Х-хак!
Это были люди, они тянули.
Одни с голой кожей, другие покрытые шерстью.
Одни были без имени, другие носили имена.
Куггук, Красный Камень, носил свое имя на шее на шнурке из змеиной кожи.
Кургурак, Черный Камень, носил свое имя на шее на веревке, сплетенной из травы.
Аххкуаг, Воронья Лапа, носил свое имя в волосах - сухую воронью лапу.
Угхахак, Перо, носил свое имя в бороде - перо дятла.
Аггавак, Ребро, носил свое имя - ребро малого зверя - продетым в нос.
Уккадак, Череп, на шее носил череп крысы.
Из воды тянули тушу большого зверя.
Х-хак! Х-хак! Х-хак!.
Уткин стал записывать свои сны.
Для записи купил специальную тетрадь - синюю, в твердой обложке.
У изголовья держал, потому что если записывать, то записывать нужно сразу, пока не рассеялось. А рассеивается быстро. Не успел написать первое слово, а уже непонятно - было там что-нибудь, или не было, или было что-то совсем другое. Что ж, иногда и мысль, мелькнувшую минуту назад, уже не вспомнить. И не просто мелькнувшую, а какую-то важную мысль - когда мелькала, она, может, и не казалась важной, а теперь - кажется. Но уже не вспомнить. А если все-таки вспомнить эту важную мысль, то можно ли знать, та самая это мысль, которая мелькала, или это уже другая? Но что, собственно, означают эти слова - "та самая"? Имеют ли они вообще смысл? Не с тем ли правом можно сказать, что на берег плеснула та самая, к примеру, волна, что минуту тому назад? В каком-то смысле, действительно может быть та самая. Почему нет?
В сжатом видео есть такая штука - "опорные кадры". В них картинка передается без изменений, а в промежутках между ними - восстанавливается по неполным данным. Во сне, когда его вспоминаешь, обыкновенно видно несколько запечатленных картинок, более-менее четких, то есть в некотором роде - опорных. И уже потом, в процессе как бы воспоминания - именно "как бы", потому что не известно, действительно ли вспоминается что-то или оно творится заново - обрастают эти картинки каким-то содержанием, формируют вокруг себя подобие связного сюжета.
Сны, которые Уткину снились - не все, но других не записывал - чудесным образом ложились в одну тему. В ту самую.
Воронин считал, что под действием прочитанной книги в Уткине проснулась древняя родовая память. Таким образом, по мнению Воронина, уткинские записи приобретали дополнительный интерес.
Как правило, персонажи сна понимают друг друга без слов. А если говорят, то слова не слышны, хотя смысл, может быть, и понятен. Но если начать записывать, то без слов не обойтись. И слова приходят, возникают по ходу процесса. Так надпись, сделанная симпатическими чернилами, постепенно становится видной при нагревании. Разумеется, что-то приходится и додумывать по ходу процесса. Досочинять. На бумаге, в конце концов, должны быть какие-то слова. Иногда та история, которую они рассказывают, уходит далеко от своего начала, от того сна, который, может быть, снился. И даже не похожа на сон. Вообще не похожа. Ну и что с того? И то, и другое - из одной головы.
Воронин, когда читал, кивал головой и говорил, что все правильно. В каком-то смысле так оно, возможно, и было.
По воде плыл бык.
Его вынесло на берег.
Это был бык, это был буйвол, это была антилопа.
Вытащили, он был большой.
Куггук, Красный Камень, проткнул его кожу.
На животе он проткнул его кожу, и живот лопнул. Вышел воздух, вышла вода.
Ургх, - сказал Куггук, Красный Камень, он был Хозяином Слова.
И все говорили Ургх - голокожие и покрытые шерстью.
Острыми камнями резали шкуру.
Острыми камнями резали тело.
От костей отделяли мясо.
Ургх. Ургх. Ургх.
Уткин позвонил Мясоедову. Он собирался позвонить Марине (в девятый какой-то раз), но палец дрогнул над адресным списком и звонок ушел к Мясоедову. Хотя Мясоедову он тоже хотел позвонить.
- Привет, - раздался в трубке незнакомый, как показалось Уткину, голос (он ведь не Мясоедову собирался звонить, потому не узнал).
- Привет, - машинально ответил Уткин и хотел уже сбросить вызов, но понял вдруг, что разговаривает с Мясоедовым.
- Я тебя не узнал, - сказал Уткин. - Долго жить будешь.
- Теперь узнал? - спросил Мясоедов. - А вообще, кто кому звонит, я не понял?
- Это всё новое лекарство, - объяснил Уткин, - от него скорость восприятия иногда затормаживается. Как-то так.
- С прибытием, - сказал Мясоедов. - Трахнуть тебе кого-нибудь удалось в твоем санатории?
- Удалось, - сказал Уткин и, закашлявшись, прыснул себе в рот из баллончика.
- А я ногу сломал, - сообщил Мясоедов.
- Это не горе, - сказал Уткин.
- А что горе? Никто и не говорит, что горе, - сказал Мясоедов. - Но это хорошо, что ты позвонил. Заходи. Покажу тебе одну штучку. Будет интересно.
Выходя из дома, Уткин подумал, что так и не позвонил Марине, но, отправляясь к Мясоедову, наверное, и не было смысла звонить. На улице ему встретился человек на костылях. Нога у него была в гипсе. Кажется, и голова забинтована. Хотя нет, с головой у человека все было в порядке - не бинты, а нелепая шапочка, надвинутая на самые брови.
- Правда ли, что при переломах полезны бананы? - спросил Уткин у человека, но тот не ответил, сердито глядя из-под бровей, а может быть - злобно.
Уткин отвернулся от человека и принялся рассматривать номера проходящих машин. Одна машина была с красивым номером 256, два в восьмой степени, за ней две подряд с одинаковым номером 385 - редкий случай. И, наконец, проехала черная длинная иностранка DEV 666 - Уткин даже вздрогнул.
Число 385 оказалось примечательным. Уткин обнаружил в нем произведение трех последовательных простых чисел - 5, 7 и 11.
- Бананы? - засмеялся Мясоедов.
- Есть еще хлеб, колбаса и бутылка, - сказал Уткин. - А бананы, говорят, исключительно полезны для сращивания костей.
- Уже срослись, - сказал Мясоедов, - в пятницу и гипс снимут.
Нога у него была загипсована до колена и выше, но передвигался по комнате он легко и проворно - от холодильника к столу и обратно. Пока не угнездился окончательно в удобном - кажется, специально для инвалидов приспособленном - кресле.
- Не спрашивай, как, - Мясоедов постучал по гипсовой ноге черенком вилки. - Глупый случай. Такие случаи всегда выглядят глупо. Но эти у меня интересные прошли две недели. Посмотри.
Он положил на стол то, что Уткин в первый момент принял за мобильный телефон или что-то вроде, пока не осознал, что у гаджета нет дисплея, а кнопка всего одна. Большая красная кнопка.
- Пульт к телевизору, - сказал Мясоедов.
- С одной кнопкой?
- Это кнопка возврата. Если не хочешь смотреть ту передачу, которую видишь на экране, ты нажимаешь кнопку и возвращаешься в какой-то предыдущий момент времени - на сколько-то секунд в прошлое.
- То есть видео с телевизора пишется в какую-то буферную память и ты отматываешь его назад на несколько секунд?
- Нет, - сказал Мясоедов. - Ты реально возвращаешься на несколько секунд в прошлое. Вместе с телевизором, который смотришь.
- То есть вот эта штучка, - Уткин кивнул на гаджет, - ты хочешь сказать, что это машина времени ?
- В каком-то смысле - да. Но в ограниченном объеме пространства, в котором ты, я, телевизор. Вся прочая вселенная останется на своем месте.
- И что дальше?
- Телевизор этот, который на стенке, специально модифицирован. Он сам собой постоянно переключается с одного канала на другой. По принципу, который Шредингер изобрел для своего кота. Радиоактивный изотоп в ампуле, вокруг датчики по числу каналов и все такое. На какой датчик попадает частица, продукт изотопного распада, на тот канал и переключается телевизор.
- А смысл? Придется прожить те же несколько секунд и вернуться к тому же моменту.
- Нет. Пока ты движешься к этому моменту, он непредсказуемо изменится. Нельзя войти дважды в одну воду, как сказал Шредингер.
- Только не Шредингер.
- В мультиверсуме есть место, где это говорил именно Шредингер.
- В мультиверсуме есть всё, - согласился Уткин. - Но опять же, что дальше?
- Ты будешь нажимать кнопку столько раз, сколько нужно, пока не появится именно тот канал, та программа, которую ты хочешь.
- Как-то хлопотно.
- В том-то и дело, что нажимая на кнопку, ты возвращаешься в тот момент времени, когда еще не встал с дивана, поэтому сам факт нажатия вместе с сопутствующими обстоятельствами вычеркивается из твоей реальности, иными словами - перестает существовать для тебя. Собственно, не только для тебя, но и для устройства тоже. Оно возвращается в прежнее состояние, как будто никто не приводил его в действие. Поэтому никакого ремонта, технического обслуживания, никакой перезарядки аккумуляторов.
- Это круто, - сказал Уткин и, налив себе из бутылки, выпил.
- Я так и думал, что ты сможешь понять, - обрадовался Мясоедов и выпил тоже.
Он налил из бутылки себе и Уткину, и они выпили вместе.
- Я не сказал, что я понял, - сказал Уткин и, почувствовав приближение кашля, прыснул себе в рот из баллончика. - Но это круто, - продолжил он. - В смысле того, что человек, пропутешествовав во времени, даже не будет знать о том, что куда-то путешествовал.
- В том-то и фишка, - сказал Мясоедов. - А что конкретно непонятного?
- Ты говоришь, телевизор постоянно переключается с канала на канал, как же тогда человек будет смотреть свою выбранную передачу? Кроме того, телевизор может переключиться за те несколько секунд, которые пройдут между моментом нажатия кнопки и моментом, куда человек вернулся. И на экране перед человеком будет совсем не та передача, которую он выбрал.
- Всё верно, но изотопный датчик может быть настроен так, что телевизор будет переключаться достаточно редко. Например, в среднем, один раз в час, а пусть хоть раз в месяц или в год, это без разницы. Главное, чтобы он в принципе находился в состоянии неопределенности. Конечно, человеку придется не одну тысячу раз нажимать на кнопку, чтобы попасть на нужный канал, но все это будет вычеркнуто из реальности, поэтому не имеет значения.
- У тебя ведь, наверное, и подсчитано?
- Подсчитать не трудно. - Мясоедов достал с полки синюю тетрадь в твердой обложке и, заглядывая туда, начал: - Вероятность того, что нажатие кнопки случайно приведет телевизор к переключению на нужный канал, может быть представлена как произведение двух вероятностей: вероятности того, что телевизор вообще переключится (то есть датчик, срабатывающий в среднем один раз в час, сработает именно в конкретные пять секунд - если считать, что возврат во времени происходит на пять секунд) и вероятности того, что переключившись, он переключится на нужный канал. Первую вероятность получим, разделив 5 на 3600 (количество секунд в часе) и это одна семисотдвадцатая. Строго говоря, это значение не является вполне точным, поскольку мы не учитываем того, что за 5 секунд теоретически могут произойти два и более переключений каналов, но этим можно пренебречь. Вторая вероятность для телевизора с пятьюдесятью каналами равна одной пятидесятой. Перемножив, получим единицу, деленную на 36 тысяч. Таким образом, чтобы выбрать нужный канал, потребуется в среднем 36 тысяч нажатий кнопки. Вроде бы большое число, а на самом деле пусть хоть 36 миллиардов - это не имеет значения, потому что все произведенные действия вычеркиваются из реальности, их в полном смысле слова не существует.
- Ну, теперь покажи, как оно действует, - попросил Уткин. - По первому каналу как раз новости.
- Нет проблем, - сказал Мясоедов, и на экране телевизора появился усатый диктор.
- Круто, - восхитился Уткин. - Ты даже пальцем не пошевелил.
- Все шевеления остались в отмененной реальности.
- Понимаю, - сказал Уткин.
- А теперь - второй канал.
На экране появился другой диктор.
- Тут, вроде бы, тоже новости, - сказал Мясоедов.
- Дай подержать, - попросил Уткин. - Хочу сам попробовать.
Есть классический мысленный эксперимент, поставленный Шредингером. В ящике сидит кот. В специальной ампуле содержится атом какого-либо радиоактивного изотопа с конкретным периодом распада. Есть датчик, фиксирующий момент распада этого атома. И ампула с ядом. Когда датчик срабатывает, специальный механизм разбивает ампулу с ядом. Кот умирает.
Применительно к нестойкому атому наука говорит, что для внешнего наблюдателя ситуация характеризуется неопределенностью. В каждый момент времени атом с какой-то вероятностью существует, а с какой-то вероятностью уже распался. Поскольку существование кота привязано к существованию атома, оно также характеризуется неопределенностью. В каждый момент времени кот с какой-то вероятностью жив, с какой-то - мертв. А в целом - ни жив, ни мертв, как бы это ни выглядело странным.
Теперь усложним эксперимент. Допустим, что в ящике имеется датчик, фиксирующий состояние кота - жив он или мертв. И описанное выше устройство с красной кнопкой возврата. В случае, когда датчик фиксирует смерть кота, специальный механизм нажимает на красную кнопку. Кот, атом и все прочее возвращается на несколько секунд назад - к тому прошедшему моменту, когда кот был жив, а атом - не распался.
В этом варианте эксперимента реальность систематически подправляется таким образом, что атом, насколько бы он ни был нестоек по законам физики, остается стабилен в пределах эксперимента. А кот живет и здравствует.
Теперь уберем из эксперимента атом, ящик, ампулу с ядом. Оставим кота и красную кнопку. Датчик жизни-смерти тоже оставим. Что теперь? Коту не грозит смерть от яда. Остается смерть от естественных причин - от болезни, от старости. Смерть вроде бы неизбежная, но момент ее наступления - случаен. И что? Каждый раз датчик и кнопка будут возвращать ситуацию к тому моменту времени, когда кот был еще жив, оттягивая таким образом наступление неизбежного. Кот не умрет. В пределах отпущенного на эксперимент времени он будет бессмертен. Другой вопрос - каким будет качество его жизни? Что его ожидает? Кома? Летаргия? Миг предсмертной агонии, продленный в вечность?
- Поздравляю, - сказал Мясоедов. - У тебя получилось. А получается не у каждого. Почти ни у кого не получается. Я ведь тебе не первому предлагаю попробовать. Наверное, человеку трудно выполнить действие, о выполнении которого он не имеет реального подтверждения. Ты вроде бы нажимаешь кнопку, но одновременно с этим ты - в той реальности, в которой себя осознаешь - ее не нажимаешь. Тянешь руку, но не можешь коснуться кнопки. Короче - хреновый получился пульт, а такая хорошая была задумка.
- А мы с тобой, значит, особенные, - сказал Уткин и закашлялся. Мясоедов попробовал постучать его по спине.
- Не, - замотал головой Уткин и, нашарив в кармане баллончик с аэрозолем, прыснул себе в рот.
- И что, это новое лекарство лучше старого? - спросил Мясоедов.
- Доктор прописал вот это.
- Ты же тупеешь от него, сам сказал. А голову твою жалко, она у тебя светлая.
- Не тупею, а затормаживаюсь, и только в деталях - разные вещи.
- Значит, машину водить не можешь.
- У меня нет машины. И кстати - мне пришла в голову мысль - ты, случайно, ничего не принимаешь, никакого лекарства?
- Ничего кроме этого, - Мясоедов прикоснулся к бутылке, - зато регулярно. Хотя вру. Есть одно лекарство.
- От чего?
- Не все ли равно. От насморка. А в чем, собственно, дело?
- Я вот пью лечебный травяной чай, вдыхаю аэрозоль из баллончика.
- У меня - тоже спрей. Чудесное средство, заложенный нос очищает мгновенно. Но с прошлого года я подсел на эту штуку. Насморк был затяжной, и я переусердствовал с лечением. И вот, привыкание, теперь приходится прыскать постоянно.
- Я как-то не заметил.
- Постоянно - в смысле пару раз за день.
- Моя мысль как раз об этом, - сказал Уткин. - Может быть, оно влияет? Я имею в виду, что какие-то лекарства - те, которые действуют на нервную систему или что-то такое - в принципе могут влиять на способность управляться с этим устройством.
- Я правильно сказал, что у тебя светлая голова, в мою эта мысль не приходила. Но причина, я думаю, не в нашей нервной системе. Причина онтологическая - я правильно употребил это слово?
- Правильно, - согласился Уткин. - Мне кажется, что такие слова время от времени надо употреблять.
- В онтологическом складе ума, я хочу сказать, - пояснил Мясоедов, - то есть в особенностях нашей внутренней модели мира.
- А вот разъяснять не надо, - сказал Уткин. - Такие слова сильно теряют от разъяснений.
- Вот что значит светлая голова, - сказал Мясоедов, ковыляя к буфету и потом ковыляя обратно с бутылкой. - Кто держит хвост пистолетом, а я - ногу, - сказал, устраиваясь в кресле. - Ты правильно сделал, что пришел, и я предлагаю совместный эксперимент. Напьемся сейчас - до бесчувствия, но в меру - и посмотрим, как оно повлияет на наши каузальные способности.
- Каузальные, это верно, - одобрил Уткин.
- А через пару дней, когда протрезвеем, - продолжал Мясоедов, - предлагаю повторить то же самое с какой-нибудь травкой от корня "отравить". Ты кстати знаешь, что семя укропа огородного в больших дозах обладает крутыми галлюциногенными свойствами?
- Никогда не слышал, - удивился Уткин.
- Не слышал и помалкивай. Я тебе ничего не говорил, помни. А то загремим оба по статье "пропаганда наркотиков".
Допустим, есть два человека, Иван и Петр. Они сидят за столом. Перед ними тот самый гаджет в роли пульта от телевизора - один на двоих. Петр хочет смотреть футбол по первому каналу, а Ивана привлекает сериал про динозавров Юрского периода. Но телевизор один на двоих и красная кнопка тоже одна. Если бы Иван был один, сам себе хозяин, он, отклоняя ненужное, дошел бы до своего любимого футбола и без помех смотрел бы. То же самое - Петров с его динозаврами. Но они оба тут, каждый со своим интересом. И как развернется конфликт? Петр будет отменять выбранный Иваном футбол. А Иван будет отменять любимых Петром динозавров. И оба даже знать не будут, что их сосед что-то там отменяет. Они, конечно, могли бы договориться. Мол, давай, будем смотреть футбол, а динозавров - в другой раз. Но чтобы начать договариваться, нужно сперва почувствовать, что процесс тормозится, - почувствовать в реальном времени. А конфликт происходит во времени отмененном. И реальное время не сдвинется с мертвой точки, пока он не разрешится. А как он, собственно, может разрешиться, если Иван любит футбол, а Петр - динозавров? Но надо учесть, что Иван и Петр - живые люди, состояние каждого из них так же неопределенно и непредсказуемо, как состояние нестабильного атома. И при возвращении в однажды прошедший момент времени (нельзя войти дважды в одну воду) Петр будет уже не совсем тот же Петр, а Иван - не совсем тот же Иван. Кто-то из них, возможно, передумает смотреть телевизор. А кому-то станет на миг любопытно, о чем поет этот толстый дядька на канале "Культура".
И будет опера.
- Ты любишь оперу? - спросил Мясоедов.
- Это, по-моему, балет, - возразил Уткин. - Видишь, пляшут.
- А другие еще и поют - значит, опера.
Уткин и Мясоедов сидели, уставившись в экран телевизора. Гаджет с красной кнопкой лежал перед ними.
- Значит, опера, - согласился Уткин и, закашлявшись, прыснул себе в рот из баллончика. - Но я ее не люблю - не эту, а вообще оперу.
- А почему выбрал? - Мясоедов извлек откуда-то баллончик со своим лекарством и прыснул два раза в нос.
- Не знаю, я думал, это ты ее выбрал. А впрочем, любопытно, о чем поет этот толстый дядька.
- А кто из нас должен был нажимать на кнопку?
Уткин и Мясоедов повернули головы и внимательно посмотрели друг на друга.
- По-моему, мы забыли договориться об этом, - сказал Уткин и снова закашлялся. Достав баллончик, направил струю себе в нос и вдохнул. - Так, в ноздрю, вроде бы, тоже можно.
- А в ухо? - спросил Мясоедов.
- В другой раз, - сказал Уткин.
- Но в другой раз - обязательно, - сказал Мясоедов.
- Когда волнуюсь, каждый раз начинаю кашлять, - сказал Уткин, но кашлять не стал, только потянулся рукой к баллончику.
- А ты не переживай, мы ведь уже решили, что этот пульт никуда не годится.
- Спасибо, друг, - Уткин обнял Мясоедова за плечи. - Давай, я тебе тоже куда-нибудь прысну.
- Не надо, - Мясоедов отвел от своего лица руку Уткина с баллончиком. - Лучше я тебе прысну из своего.
- Хорошо, но я тебе прысну первый.
- Тогда давай на брудершафт, - предложил Мясоедов.
Они прыснули друг другу, обнялись.
- Мне, пожалуй, пора. - Уткин стал собираться к выходу.
- Заночуй у меня, - предложил Мясоедов.
- Нет, я уж лучше в своей кровати. И надо... надо позвонить еще одному человеку. А знаешь, - Уткин задержался в дверях, хотелось сказать Мясоедову что-нибудь от души приятное, - очень хорошо, очень складно так получилось, что ты Мясоедов, а не Птицеедов.
- И особенно хорошо, что не Уткоедов, - сказал Мясоедов.
- Особенно хорошо, - подтвердил Уткин.
Они еще раз обнялись.
- Подожди, - сказал Мясоедов и вернул Уткина в комнату. - Посмотри вон на ту муху.
Уткин посмотрел. На стене сидела муха.
- Смотри-смотри, - Мясоедов взял в руку гаджет.
Муха взлетела и, покружив по комнате, целенаправленно устремилась к носу Уткина. И уселась.
Уткин махнул перед носом ладонью, прогоняя. Муха не улетала.
- Убери, - попросил Уткин.
Муха взлетела, радуясь обретенной свободе.
- А? - Мясоедов хитро прищурился и положил гаджет на стол.
Уткин взял гаджет, стал рассматривать его, но не увидел ничего нового.
- Живое, - произнес Мясоедов. - Муха живая, а живое вещество непредсказуемо в своем поведении - так же непредсказуемо, как изотопный датчик в телевизоре. Потому оно и живое. То есть принципиально непредсказуемо, если понимаешь, о чем я говорю.
- Понимаю, - сказал Уткин. - Изотопный. Понимаю.
- В каждый момент муха может полететь в любую сторону. Или остаться на месте. Все варианты возможны, дело случая. Действительно возможны. Ты понимаешь?
- Понимаю, - сказал Уткин. - И обеими руками за.
- Я нажимаю кнопку и подправляю движение мухи, отменяя ненужные варианты.
- И муха летит в нужную сторону. Ура! - воскликнул Уткин. - Тогда понятно, это меняет дело. Не пульт, а устройство управления полетом, вот оно что.
- Именно так, - сказал Мясоедов, - а теперь выпьем на посошок.
Они выпили. Помолчали.
- Таракан, - громко сказал Мясоедов.
Уткин вздрогнул. Кажется, даже увидел мелькнувшее под шкаф насекомое.
- Таракан так же неисчерпаем, как атом, сказал один философ.
- Какой философ? - спросил Уткин.
- Не сказал, но мог бы сказать. Или сказал где-то в мультиверсуме, что то же самое. Только вместо "таракан" следовало бы сказать "муха" вместо "неисчерпаем" - "непредсказуем" а вместо "атом"... А что следовало бы сказать вместо "атом"?
Уткин проснулся от того, что звонил телефон. Какому идиоту пришло в голову звонить в такую рань? В голове было похмельно после вчерашнего, во рту - гадко. Уткин не спешил брать трубку, надеясь, что отстанет непрошеный, но тот был настойчив, и Уткин сдался.
В трубке был Мясоедов.
- Пульт у тебя? - спросил он тревожным голосом.
- Какой пульт? - Уткин с усилием вспоминал события вчерашнего вечера. - Думаешь, он может быть у меня?
- Ты мог захватить с собой, уходя. Посмотри по карманам.
Пульт не в кармане обнаружился, а лежал у кровати на тумбочке рядом с аэрозольным баллончиком. Уткин поспешил обрадовать Мясоедова.
- Приедешь? - спросил Мясоедов.
- Я спать хочу.
- Вечером приходи. Я к тебе не могу, у меня - нога. Продолжим наши опыты.
- Ага, - Уткин подавил непроизвольный зевок.
- Это в каком смысле "ага"?
- Ну, приду, - уже определеннее пообещал Уткин.
- Только никому его не показывай. И не говори никому. Сам понимаешь.
Уткин отложил трубку и хотел снова заснуть, но случился приступ. Баллончик иссяк и не действовал. Уткин отбросил его и схватил гаджет, лежащий рядом. Только схватил, ни о чем не успев подумать. И сразу стало легче. Первый глоток воздуха проник в легкие. Вдох, выдох, один, другой - и задышалось почти нормально. Совсем нормально. Нормально-нормально.
Спать уже не хотелось. Какой мог быть сон? Уткин встал, медленно побрел на кухню. За окном шел дождь. Какой-то осенний негромкий дождик, несмотря на июль месяц. На улице - ни души. Все правильно - выходной день, дождь, шесть утра. Уткин зевнул. Открыл дверцу шкафа. Что делать? То ли водки выпить, то ли сварить кофе?
А ведь приступ прошел ненормально быстро - если учесть, что без исцеляющего аэрозольного прыскания. Хотя, что значит "ненормально" - здесь дело случая. И тут Уткин вспомнил про гаджет, за который схватился вместо баллончика. Могло быть так, что в миг удушья он нажал красную кнопку. И перенесся на несколько секунд назад, не имея понятия о том, что нажимал ее. И нажимал много раз, пока не наткнулся на тот вариант случая, когда приступ заканчивается, едва успев начаться.
А что, начинал понимать Уткин, разве человек должен отличаться от мухи или таракана в смысле неопределенности состояния, непредсказуемости поведения и всего такого? Значит его поведением точно так же можно управлять при помощи красной кнопки. Можно ли? Уткин посмотрел из окна. Дождь, кажется, перестал. По улице шел человек. Может быть, первый утренний прохожий. Если он не повернет сразу назад, нажму кнопку, подумал Уткин. И человек повернул. Шел в обратном направлении сперва медленно, потом все быстрее. Наверное, ему показалось, что забыл что-то важное дома. Что ж, человек не муха, ему нужно какое-то понимание того, что он делает.
Странное дело, задумывался впоследствии Уткин, почему мне не пришло в голову спросить, откуда у Мясоедова взялся этот гаджет? Мясоедов, конечно, голова и изобретатель, но не до такой же степени, чтобы в одиночку изобрести и сделать. А сам он промолчал, это понятно. Но ведь словно знал, словно уверен был, что я не стану проявлять любопытства. И я не проявил. Хотя должен был проявить. Но не проявил. Совсем не проявил. Это выглядит так, словно мой естественный вопрос был отменен нажатием красной кнопки. Столько раз отменен, сколько был задан. Значит, Мясоедов понимал, что поведением человека тоже можно управлять. И тогда совсем уже непонятно, почему он так легкомысленно позволил мне завладеть этой кнопкой?
Уткин отошел от окна. Сварил кофе. Поджарил яичницу из трех яиц. Хотел из двух, но третье лишнее выпустил на сковороду от задумчивости.
Позавтракав, вышел на улицу. Дождь перестал идти и даже следов после себя не оставил. Сухой асфальт, сухие скамейки в сквере.
Уткин присел на скамейку перед клумбой с красными и розовыми цветочками. Мимо проходили люди. Уткин смотрел на них новым взглядом. Они сейчас были марионетки, а он - кукловод-манипулятор, наделенный особой властью.
Уткин отправлял людей по разным дорожкам - направо, налево, кругом - немилосердно разбивая пары и группы. Толстого человека в кепке заставил сделать два оборота кругом и дрыгнуть ножкой. И человек в кепке, уже удаляясь, что-то говорил своей спутнице - объяснял, наверное, по какой причине ему это понадобилось.
Уткин прикрыл глаза. Человеческий мозг представился ему размытым облачком наподобие того, каким в пособиях по квантовой механике изображают атом водорода: ядро и вокруг - облако. Плотность облака в какой-либо точке соответствовала вероятности нахождения там электрона. Так же и мозг представлялся облаком, где клубились возможные, непроявленные еще мысли, некоторые из которых выходили на свет и, возможно, становились началом цепочек рассуждений. Некоторые побуждали к действию, тем самым проявляя себя наружно, после чего могли быть ликвидированы нажатием красной кнопки, если бы рядом присутствовал наблюдатель, вооруженный соответствующим гаджетом. Логичные, закономерные действия, имея высокую вероятность, находились в плотной части облака, а в тонкой, невесомо-прозрачной периферии - хаотичные, бессмысленные, ничем не оправданные, но возможные, даже не то чтобы возможные, а не являющиеся полностью невозможными. То есть с какой-то ничтожно малой вероятностью человек в кепке мог крутиться и дрыгать ножкой, словно безумный, да в общем-то и действительно безумный в кратком приступе умопомешательства. Уткину оставалось только поймать этот момент, совершив несколько миллиардов нажатий кнопки в не оставивших после себя следов отмененных вариантах реальности,
А что будет, задумался Уткин, если хозяин красной кнопки пожелает невозможного? Ну не окажется, к примеру, у человека в кепке физической способности к пируэтам. Что тогда? Уткин задумался, и ответ нашелся. При откате во времени должно измениться состояние всех участников процесса, то есть не только человека в кепке, но и хозяина кнопки, который на нее нажимает. И в этом измененном состоянии намерения хозяина кнопки относительно человека в кепке могут оказаться другими. То есть, они даже должны оказаться другими. И хозяин кнопки здесь не имеет никаких привилегий перед человеком в кепке. То есть имеет место своеобразный поединок, в котором имеют значение не сила, ум, ловкость, а нечто, к чему Уткин никак не мог подобрать слова - стремление? желание? воля? Или - со стороны человека в кепке - упрямство? упорство? Нет, подходящего слова не находилось, но обоюдоострость ситуации не подлежала сомнению. При этом вся борьба, если это можно назвать борьбой, происходит в отмененной реальности, поэтому хозяин кнопки, уступив человеку в кепке, даже не будет знать о своем якобы поражении.
Уткин закурил. Чувствовал желание продолжить опыты, но манипулировать перемещением людей было уже не интересно. И так уже натворил достаточно. Люди, движение которых было нарушено, возвращались, тем временем, на свои пути. Какая-то пара (ему было указано повернуть налево, ей - направо) громко выясняла отношения.
Уткин отложил сигарету и достал из кармана фляжку с холодным чаем - тем самым, от зеленого доктора. Хорошо, когда прописанное лекарство оказывается приятным и в других отношениях.
Он сделал пару глотков и обнаружил вдруг, что человек, сидящий на скамейке по ту сторону клумбы, пристально на него смотрит. Вроде и не в упор смотрел, а слегка отвернувшись, но Уткин чувствовал на себе его наблюдающий взгляд.
Человек встал и медленно пошел в сторону Уткина в обход клумбы. Уткин отвел от него взгляд, чтобы не показать своего интереса. Человек, кажется, был в кепке. Как тот, которого Уткин заставил вертеться, и который вполне мог вернуться обратно за это время. Может, он и был тем самым человеком в кепке - люди иногда бывают удивительно похожи друг на друга. Уткин сделал еще глоток из фляжки, как бы не обращая внимания на человека. Человек прошел мимо, как бы не обращая внимания на Уткина.
- А почему вы все время держите руку в кармане? - спросил он вдруг, уже отойдя на два или три шага. Он не обернулся при этом и не замедлил движения, поэтому Уткин так и не понял, действительно ли человек произнес эти слова или ему, Уткину, это только послышалось.
Что значит всё время? - подумал Уткин. Как раз сейчас, кстати, и не держу, потому что у меня в руке фляжка. Он убрал фляжку на место, и сунул руку в карман, положив палец на кнопку. И девушка, которая шла по дорожке, села рядом с ним на скамейку.
Нельзя сказать, что Уткин намеренно собирался остановить ее при помощи кнопки ("если не сядет, нажму"), но мысль, видимо, промелькнула - и, следовательно, нажал, нажимал много раз, добившись, наконец, известного результата.
Девушка принялась вытряхивать из туфли камушек (по всей вероятности несуществующий).
- Здравствуйте, Маша, - сказал Уткин, а до этого были Лена, Аня, Женя - десятки других вариантов, умноженные на тысячи повторений. Уткину все же казалось, что он угадал с первого раза.
- Здравствуйте, - сказала девушка. - Мы разве знакомы?
- Не знаю, - признался Уткин. - Но вы ведь Маша?
- Маша.
- Тогда надо вспомнить, где мы с вами встречались, - сказал Уткин. - И можете надеть вашу туфлю. Там нет никакого камушка, или что там вас беспокоило.
Она послушно надела.
Зря я это сказал, подумал Уткин. Решит, что я какой-нибудь экстрасенс и копаюсь у ней в мозгах.
- Я заметил, как он выкатился из вашей туфли, когда вы ее снимали, - объяснил он.
- Спасибо, - сказала она и улыбнулась. И "спасибо" это, и улыбка были обеспечены тайным нажатием кнопки. Но с другой стороны это была ее собственная улыбка и ее собственное "спасибо", полученные без принуждения или гипноза. Только высвобождение скрытых потенций - так определил это для себя Уткин.
- Мне кажется, мы пересеклись с вами на прошлой неделе. Или на позапрошлой. В эти дни у меня много было разных событий, всего не упомнишь. Много разных людей встречал, и в разном порядке. Но ваше имя я ведь запомнил, вы Маша.
- Маша, - прошептала она.
Хорошо, подумал Уткин. Нужно получать больше знаков согласия.
- Есть люди, похожие друг на друга, - сказал он. - Много людей похожи друг на друга как две капли воды. На вашем месте могла быть Лена, Тамара, Полина, Вера. Но вы ведь Маша?
- Маша.
- Прекрасно. А я мог быть Игорем, Александром, Сергеем, но на самом деле я Павел.
- Вы Павел, - повторила девушка.
- Тогда пойдем. В мультиверсуме должен быть такой сценарий, по которому мы уходим отсюда вместе.
- А что такое мультиверсум?
- Это неважно, - сказал Уткин.
- Дядя, - Уткин повернулся на голос, у скамейки стоял мальчик лет семи. - Дядя, - повторил мальчик, - а почему вы все время держите руку в кармане?
- Исчезни, - Уткин сделал страшное, как ему казалось, лицо, и мальчик исчез.
- И вовсе не держу, - Уткин помахал рукой в воздухе, потом снова опустил ее в карман.
- Куда мы идем? - спросила Маша.
- Знаешь, - сказал Уткин, - был один ученый, который проводил опыты над собаками. Он даже над своей собственной собакой проводил опыты. Собак время от времени нужно выгуливать. Собаку ученого тоже выгуливали. А если с прогулкой задерживались, она подходила к кому-нибудь и топала передними ногами. Это был понятный для всех сигнал, и собаку тут же выводили на улицу. Но однажды все были заняты, и никто не обращал внимания на то, что собака подает свои сигналы. Она топала ногами все сильнее, потом стала совершать какие-то бессмысленные, беспорядочные движения. В это время хозяин обратил на собаку внимание и заметил, что она потирает лапой свой нос. Это конкретное движение она повторила несколько раз. И хозяин, то есть ученый, вывел собаку на прогулку. С тех пор он стал выводить ее только по этому новому сигналу, потиранию носа. А старый сигнал игнорировал. Прошло время, и собака освоила новый сигнал. Тогда ученый стал игнорировать потирание носа. Ситуация повторилась. Теперь собака, чтобы ее выгуляли, взмахивала над головой передними лапами.
- Как интересно, - сказала Маша.
Нужно говорить, говорить. Говорить, не останавливаясь, думал Уткин, а кнопку использовать, чтоб не перебивала и слушала.
Они подошли к дому, где Уткин жил. Поднялись на лифте.
- Следующим сигнальным движением, - говорил Уткин, открывая дверь, - было взмахивание над головой передними лапами, стоя на задних. Сними туфли, тут можно босиком. Но собака была уже старая к этому времени, и ей было трудно выполнять такие фокусы. Садись сюда. Коньяк будешь? А шоколад? - Уткин достал из буфета то и другое. Кнопочный гаджет завернул в салфетку и положил у левой руки в пределах досягаемости. Наполнил бокалы. - В общем, собака умерла.
- Печалька, - сказала Маша.
- Фамилия ученого была Поршнев - профессор. А может, это был на самом деле другой ученый, у которого была собака, а профессор, у которого собаки не было, привел эту историю в своей книге в качестве примера. Книга называе"Проблемы палеопсихологии"тся , а профессора, кажется, звали Борис Федорович.
- Как интересно, - сказала Маша.
- От этого примера профессор перекинул мостик к пониманию того, как бесполезные, нелепые действия возникают, множатся и, если им повезет, приобретают свойства сигнала. А применительно к человеку и звуки тоже, и звуки, звуки - нечленораздельное сперва бормотание, потом какое-нибудь дырбулщылубещур. А в итоге из этого абсурда и мусора возникает то, что впоследствии становится речью.
- Послушай, - сказала Маша. - Ты для того меня сюда привел, чтобы рассказать о профессоре Поршневе? Или для чего-то другого?
- Для другого, - сказал Уткин и поудобнее переложил гаджет. - Но про профессора я сперва закончу. В его книге рассказывается о происхождении человека. О том, как безмысленная до того обезьяна приобрела то, что мы называем разумом. И труд здесь ни при чем - этот труд, который вроде бы создал человека, как нас учили. Бобры тоже трудятся, но это не делает их разумными. Не труд, а речь, слово, идущее от человека к человеку. Слово, слово... - Уткин на миг замешкался, но говорить нужно было, не останавливаясь, и он продолжал: - Слово разумное. А когда слово становится разумным? Когда оно произносится внутри человека прежде, чем произнестись наружу. Я правильно говорю? Это так?
Он пододвинулся ближе к девушке и положил руку ей на колено.
- Как интересно, - сказала Маша.
- Оно произносится внутри, не выходя наружу, а от этого уже не отвязаться. И мы как собака профессора - или не профессора - когда она бестолково трет нос лапой - а это реально бестолковое, бессмысленное действие, если только оно не приобретает значение сигнала - то есть мы как эта собака бестолково двигающая лапами, эта собака, эта собака... перетираем внутри себя бестолковые слова, не ставшие мыслями. Даже когда не собираемся ничего сказать или решить какую-нибудь задачу. Я правильно говорю?
- Правильно, - прошептала Маша.
Уткин перевел свою руку, лежавшую на колене девушки, выше.
- Но есть что-то еще такое, что мы в процессе нашего очеловечивания получили в нагрузку к разуму. - сказал он. - Нечто новое, чего раньше не было. Умение убивать. Не просто кого, а себе подобных, прямо сказать - своих. И "убей" приказывало первое, еще не ставшее разумным, слово. - Уткин привстал и начал стягивать с девушки футболку. - Еще до того, как слово стало разумным, оно было командой, оно было приказом. Оно говорило "можно". Оно говорило "нельзя". Оно говорило "надо". Оно говорило "убей". И слово "убей" было у одной части человеческого - дочеловеческого - стада, а другая часть не могла противиться этому слову. Не могла противиться, не могла противиться.
Коньячный бокал девушка продолжала держать в руке, но это не беспокоило Уткина. Не завершив с футболкой, он перешел к другим предметам ее одежды. Всё правильно, думал Уткин, она хочет этого. Я хочу, и она хочет. И я ни к чему ее не принуждаю, я только высвобождаю ее желание. То, которое с какой-то вероятностью присутствует в ее внутреннем облаке возможностей.
- Первые - они были каннибалы, они были людоеды, - продолжал говорить Уткин, - а вторые приносили избранных из своих им в жертву. Своих детей, своих первенцев. - Она делала все, что хотелось Уткину. Уткин делал все, что хотелось ей. Он и она пребывали в полнейшей гармонии - что-то удивительное, такое, чего Уткин не испытывал ни с кем прежде. И он говорил, говорил, - первенцев мужского пола - разумеется, что мужского, мужского. Это был долг. Это было надо. Времена незапамятные, но следы остались в легендах и мифах. Минотавр, Сатурн, пожирающий детей, человеческие жертвы - у разных народов, разным богам. И война, война тоже, война без особых причин, без причин - изначальный смысл которой - один из смыслов - заготовка человеческого мяса. И тот костер, на который возлагают трупы героев, он не погребальный, а пиршественный, пиршественный, пиршественный.
Телефонный звонок прозвучал внезапно и грубо. Звонил Мясоедов.
- Ты где?
- Дома, - сказал Уткин, выпуская из руки гаджет.
- Все еще дома?
- Не могу сейчас, извини, - сказал Уткин.
- Какое "извини", мы ведь договаривались.
- Потом, - сказал Уткин мимо трубки. Свободной рукой он водил по полу, пытаясь нащупать завалившийся куда-то гаджет.
- Алло! Алло! Ты меня слышишь? - кричал в трубку Мясоедов.
Девушка Маша быстро оделась и выскользнула из комнаты.
Она так быстро исчезла, что, наверное, могла забыть что-то из одежды, подумал Уткин. Он посмотрел. На полу ничего не было, только валялся коньячный бокал, который упал, но не разбился. Гаджет тоже нашелся. Уткин прошел дальше и в прихожей, у самой двери увидел туфельку с левой ноги, только одну. Как Золушка, подумал Уткин, совсем как Золушка.
По воде плыл бык.
Его вынесло на берег.
Вытащили, он был человек.
Не маленький, не большой он был человек.
Если бы встал, любой из живущих был бы ему по пояс.
Если б поднялся, любой из живущих был бы ему по колено.
Кургурак, Черный Камень, проткнул его кожу.
На животе он проткнул его кожу, и живот лопнул. Вышел воздух, вышла вода, вышел ветер.
Ургх, - сказал Кургурак, Черный Камень, он был Хозяином Слова.
И все говорили Ургх - голокожие и покрытые шерстью.
Острыми камнями резали кожу.
Острыми камнями резали тело.
От костей отделяли мясо.
Ургх. Ургх. Ургх.
Куггук ел человека язык.
Кургурак ел человека губы
Угхахак ел человека сердце.
Уккадак ел человека печень.
Когда насытились, они заснули.
Все спят, но один просыпается, который без имени.
Это Ук, который без имени, он просыпается.
Он берет его имя у Куггук-Красного Камня, на ремешке из змеиной кожи, снимает с шеи.
Он берет его имя у Кургурак-Черного Камня, на веревке, сплетенной из травы, снимает с шеи.
Он берет белую кость ноги человека, кость руки человека.
Он идет вверх по берегу, Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень.
Он идет день, он идет другой, Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень.
На третий день он подходит к озеру, у воды садится.
Из воды выходит Эб человек, не большой и не маленький.
Из воды выходит Эб человек, Хозяин Тихого Слова.
Он встал, Эб человек, и Куггук-Кургурак ему по пояс.
Он поднялся, Эб человек, и Куггук-Кургурак ему по колено.
Куггук-Кургурак лицом побледнел, на него глядя.
Куггук-Кургурак, у него кровь застыла в жилах.
Куггук-Кургурак, у него шерсть на плечах поднялась.
Куггук-Кургурак, у него мозг костей растаял.
Белую кость ноги, кость руки он кладет перед Эб человеком, Хозяином Тихого Слова.
Белую кость ноги, кость руки отдает он Эб человеку, Хозяину Тихого Слова.
Белую кость ноги, кость руки берет у него Эб человек.
Сладкий мозг кости выпивает Эб человек, Хозяин Тихого Слова.
Эб человек, когда взял, когда выпил, он говорит свое Тихое Слово.
Эб человек, он Куггук-Красному Камню говорит свое Тихое Слово.
Эб человек, он Кургурак-Черному Камню говорит свое Тихое Слово.
Слышит Тихое Слово Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень, и с ним уходит.
Он идет день, он идет другой, Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень, он несет с собой Тихое Слово.
Он идет, видит белую кость пред собой, Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень.
Только нет на кости мяса, чтоб срезать.
Только сладкий мозг внутри высох, чтоб выпить.
Дальше идет Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень.
Он идет, видит белую кость пред собой, Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень.
Только нет на кости мяса, чтоб срезать.
Только сладкий мозг внутри высох, чтоб выпить.
Дальше идет Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень.
Он идет день, он идет другой, Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень, он встречает людей.
Не мало людей, не много. С голой кожей они - мужчины, женщины, дети.
Куггук-Кургурак, он, шерстью покрытый, говорит им свое Тихое Слово.
Кто услышал Слово, у него кровь застыла в жилах.
Кто услышал Слово, у него мозг костей растаял.
Кто услышал, пал на лицо свое перед Куггук-Красным Камнем.
Кто услышал, принес Кургурак-Черному Камню плоды и коренья.
Ургх, - говорит Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень.
Не берет он плоды и коренья, Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень.
Хочет Куггук-Кургурак теплого мяса, чтобы наесться.
Сладкого мозга костей он хочет, чтобы напиться.
Куггук-Кургурак, он, шерстью покрытый, второй раз говорит свое Тихое Слово.
Кто услышал Слово, у него кровь застыла в жилах.
Кто услышал Слово, у него мозг костей растаял.
Кто услышал, приносит Куггук-Красному Камню младенца мужского пола,
Он приносит Кургурак-Черному Камню младенца, рожденного летом.
Кто услышал, разрезает младенцу чрево, разнимает кости.
Кто услышал, вынимает младенца сердце и печень.
Ургх, - говорит Куггук-Кургурак, Красный и Черный Камень.
Ургх, - говорит Куггук-Кургурак, он берет подношенье.
Он, Куггук, Красный Камень, ест досыта теплого мяса.
Он, Кургурак, Черный Камень, сладкого мозга костей пьет вволю.
Он, Куггук-Кургурак, Хозяин Тихого Слова.
Ургх. Ургх. Ургх.
Снова зазвонил телефон.
- Извини, - сказал Уткин в трубку. - Что-то случилось со связью. А теперь слышно?
- Слышно.
- У меня сейчас медсестра. Укол делает, - сказал Уткин.
- Укол куда? - поинтересовался Мясоедов.
- Куда надо. Не тебе ж одному болеть.
- Куда надо - это в жопу?
- В жопу, в жопу. И всё. Так что зайду к тебе дня через три, ладно? - добавил Уткин.
- Ладно, - легко согласился Мясоедов. - Через два я сам к тебе зайду. Привет медсестре.
Два дня - это почти ничего, подумал Уткин. Но что-нибудь может произойти и за два дня. Мало ли что. Он налил себе коньяку и выпил. Закусил шоколадкой.
Было грустно. За окном снова пошел дождь. Уткин заварил лекарственного чаю, отметив, что запас пакетиков подходит к концу. Выпил, закусил шоколадкой. Стало веселей. Но с Золушкой все равно получилось нескладно. Может, еще вернется за своей туфелькой? Или нет, не вернется. Золушки не возвращаются.
Представим, что человек с красной кнопкой в кармане открывает ящик с котом Шредингера. Кот находился в ящике около часа, и к моменту открытия он пребывает в размытом состоянии: на 50 процентов жив, на 50 - мертв. Но изменим условия эксперимента: пусть механизм умерщвления в ящике работает только первые полчаса. После этого состояние кота не меняется: живой кот остается живым, мертвый - мертвым.
Если человек видит, что кот мертв, он нажимает красную кнопку, возвращая время на пять секунд назад.
И здесь могут быть два подхода. Первый и наиболее естественный: в последние полчаса состояние кота не меняется. Звонок прозвенел, чудеса кончились. Если кот жив, то он жив, если мертв, то - мертв. Поэтому сколько раз человек ни будет нажимать кнопку, кот остается мертвым.
Без особой надежды Уткин решил обратиться к красной кнопке. Ну, совсем без надежды. Глупо было считать, что девушка Маша каким-то образом материализуется по ту сторону двери. Но глупо не значит - невозможно. Все-таки взял в руку гаджет. "Если не будет звонка в дверь, нажму кнопку". И звонок раздался. Уткин бросился открывать.
За дверью стоял хмурый человек с загипсованной ногой - тот самый, которого он встретил утром по дороге к Мясоедову. Уткин тряхнул головой, прогоняя видение, и перед ним предстал тоже хмурый сосед Виталий из квартиры напротив. Люди бывают удивительно похожи друг на друга.
- Нога болит, - сказал Виталий. Он сказал "нога", словно собирался сказать "душа".
- Это не горе, - сказал Уткин.
- Не горе, - вздохнул Виталий печально глядя на Уткина своими маленькими голубыми глазками.
Как таракан, подумал Уткин, прямо как таракан, и нажатием кнопки ("Не уйдет - нажму") отправил Виталия обратно. Закрыл за ним дверь. Через минуту открыл, выглянул. Виталия не было.
Конкретнее нужно формулировать. Звонок в дверь - это мало ли кто может оказаться за дверью. Есть и еще соседи кроме Виталия. Звонок в домофон? Ждать голоса из домофона? Но Золушка и домофон - две вещи несовместные, представлялось Уткину.
Он спустился по лестнице. Положил под уличную дверь дощечку, чтобы не закрывалась.
Вернувшись, глянул в окно.
Время позднее, но время не помеха для случая. Кажется, что делать человеку на улице среди ночи, но какая-то вероятность есть - вот один человек идет, вот другой. Мужчина или женщина - не разобрать. Значит, с какой-то вероятностью может быть и Золушка. А дальше проще. С какой-то вероятностью она подойдет к дому, с какой-то вероятностью поднимется по лестнице. Что-нибудь такое может прийти ей в голову, почему нет?
Уткин встал около двери. Зафиксировал защелку замка. Услышав звонок, нужно успеть открыть за пару секунд. Левой рукой открыть, а правая будет на кнопке.
Уткин сосредоточился. Вдохнул. Выдохнул. Задержал дыхание.
Ничего не произошло из того, что он хотел, чтобы произошло.
Резко и сильно заболела голова. Тошнота подступила к горлу. Уткин присел на корточки, повалился на бок и лег на спину, вытянув ноги. Стало легче.
Неужели я захотел уж совсем невозможного, думал он, глядя в потолок.
В дверь осторожно постучали.
- Открыто, - крикнул Уткин.
Виталий, это опять был всего лишь Виталий, вошел.
- А нога болит, - сказал он, сверху вниз глядя на Уткина.
- Заходи, - сказал Уткин.
Они допили бутылку коньяка, в процессе чего в голову Уткина пришла идея. Можно было не посвящать Виталия в секреты гаджета, а сказать, есть такая забавная игрушка. Пусть непонятная.
Для успеха эксперимента Уткин открыл новую бутылку. Выложил устройство на стол, кнопкой кверху.
- Что это? - спросил Виталий.
- Гаджет, - ответил Уткин. - Хрень какая-то. Приятель вчера забыл. Забавная штука, попробуй.
- Что попробуй?
- Нажми эту кнопку, - сказал Уткин. - Или нет, подожди. - Он несколько раз стукнул вилкой по краю бокала. - Слышишь звон?
- Мой тоже звенит, - Виталий постучал по краю своего бокала.
- Этого не надо. Положи вилку, - сказал Уткин. - Но когда я в следующий раз стукну - ты услышишь звон и сразу нажмешь эту кнопку.
- Понятно, - хмуро произнес Виталий.
- Тогда поехали. - И Уткин стукнул вилкой по краю бокала. Раздался звон.
- Не поехали, - сказал Виталий. - Не пойму, в чем фишка.
- Да, собственно, ни в чем. Я звоню, ты нажимаешь кнопку.
- И что дальше? Вылетит птичка?
- Не беспокойся, не вылетит, - заверил Уткин.
- А я не беспокоюсь, - Виталий посмотрел на Уткина в упор своими маленькими голубыми глазками.
Как таракан, подумал Уткин, действительно как таракан.
- Не беспокоюсь никак, - повторил Виталий. - Просто хочу знать, зачем оно тебе понадобилось. Вот и бутылки не пожалел. У тебя что, день рождения сегодня? Юбилей?
- Не юбилей, - сказал Уткин, - а просто хочется выпить. Дождь на улице. Холод. На работе всех в отпуск отправили за свой счет - это причина?
- Причина, - согласился Виталий и погрозил Уткину пальцем. - А все-таки не люблю, когда со мной играют в темную.
- Никто не играет, - сказал Уткин. - Не хочешь, не надо.
- А мне интересно, - Виталий взял гаджет и принялся рассматривать. - Реально какая-то хрень, - сделал он вывод.
Палец Виталия дрожал в сантиметре от красной кнопки. Это значило, что он раз за разом нажимает кнопку, но действие это остается в отмененной реальности. И он никак не понимал, что происходит.
- Что такое? Почему я не могу нажать на эту чертову кнопку?
- Не знаю, дай сюда.
Уткин уже раскаивался в том, что затеял. Главное, что ничего не удалось выяснить. С одной стороны все выглядело просто: Виталий отказался нажимать кнопку по сигналу - не подопытная, значит, собачка. Вопрос закрыт, говорить не о чем. Но с другой стороны - Уткин чувствовал такую возможность - отказ Виталия мог возникнуть после пары миллиардов бесплодных нажатий кнопки в попытке отменить удар вилкой по бокалу. И определить, какой из двух вариантов имеет место, казалось невозможным.
- Подожди, - не унимался Виталий.
- Дай, говорю.
Уткин отобрал у Виталия гаджет и положил в карман.
- Дурная шняга. Кто, говоришь, у тебя ее оставил? - допытывался Виталий.
- Не важно, кто. Все равно ты его не знаешь.
- Ты с ним поосторожнее, - посоветовал Виталий. - И со штукой этой тоже. Кто знает, зачем он у тебя ее оставил? Сейчас есть такие технологии зомбирования, ты не представляешь. Лежит эта маленькая коробочка перед человеком и вещает в инфразвуковом диапазоне. И внушает человеку. Скрыто внушает.
- Ерунда, - отмахнулся Уткин.
- Внушает то, что кому-то нужно, - со значением произнес Виталий. - Ты вынь ее из кармана и выбрось.
- Отдам тому, кто оставил, - сказал Уткин.
- Подожди отдавать. Есть человек, он из службы - известно какой, - пробормотал Виталий. - Ему надо показать. Показать эту шнягу. Он разберется. А то неизвестно, как она на нас с тобой действует. Может быть, ты уже зомбирован. Может, я тоже. Уже.
Человека из службы мне только не хватало, подумал Уткин.
- Выбрось ее к матери! - закричал Виталий. - В коридор унеси! На лестницу!
Надо было что-то делать. Уткин опустил руку в карман, положил палец на кнопку.
- Ау, проснись! - он окликнул Виталия, ожидая нужного ответа.
................................................
- Почему "проснись"? - спросил Виталий.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
- Не "проснись", говорю, а убери эту шнягу, - сказал Виталий.
Уткин нажал красную кнопку.
................................................
- Не спал, и не собираюсь, - сказал Виталий.
Уткин нажал красную кнопку.
................................................
- А вот не проснусь, - сказал Виталий.
Уткин нажал красную кнопку.
................................................
Уткин нажал красную кнопку.
................................................
Уткин нажал красную кнопку.
................................................
Уткин нажал красную кнопку.
................................................
Уткин нажал красную кнопку.
................................................
И так далее. Нет возможности перечислять все варианты того, что могло произойти за несколько секунд отменной реальности, которые миновали, не оставив следа. А о том, что действительно произошло, мы можем только догадываться.
- Я, что ли, спал? - отозвался Виталий.
- А то.
- Реально спал?
- Ну, спал, - подтвердил Уткин.
- Что-то у меня то ли с головой, то ли с мозгами, - с сомнением в голосе произнес Виталий и, помолчав, добавил: - Как-то оно не по-людски. Что получается? Мы сидим, беседуем. Умные мысли перетираем. И вдруг я вырубаюсь - так? А ты что? Сидишь, смотришь?
- Не смотрю, слушаю. Ты как-то очень разговорился во сне. А сон интересный.
- Подслушивал, значит, - зловеще произнес Виталий. - За это можно и в морду.
Он приподнялся с места с намерением привести угрозу в исполнение.
- Успокойся, - остановил его Уткин. - Я просто вышел на кухню поговорить по телефону. Вернулся, ты спишь, бормочешь во сне. Я сразу тебя разбудил.
- Если так, то ладно, - Виталий сменил гнев на милость.
- Но я слышал, - продолжал Уткин, следуя внезапной мысли, которая пришла ему в голову, - как ты бормотал про горячую красную кнопку. А потом закричал: "Уберите, уберите ее от меня!"
...............................................
- Ну так это не сон, это твой гаджет хреновый, - сказал Виталий.
Уткин нажал на красную кнопку.
...............................................
- Красная кнопка - это твоя шняга, которую надо выбросить, - сказал Виталий.
Уткин нажал на красную кнопку.
...............................................
- Не во сне кричал про эту красную кнопку, а совсем наяву, - сказал Виталий.
Уткин нажал на красную кнопку.
...............................................
- М-мм, - замотал головой Виталий. - Горячую, красную... ничего не помню.
Горячая красная кнопка - это идея, подумал Уткин.
- А ты вспомни, это интересно, - сказал он Виталию и продолжал: - Сейчас по городу ходит вирусный сон про горячую красную кнопку.
- Это заразно? - спросил Виталий.
- Не знаю. Известно только, что самые разные люди видели сон, в котором фигурирует горячая красная кнопка.
- Почему горячая?
- Фиг его знает. Почему у тебя во сне она была горячая?
- Не помню. Была кнопка. Я пробовал нажать ее.
- Но не нажал именно потому, что она горячая. Так?
- Может быть, - согласился Виталий.
- И что дальше? - поинтересовался Уткин.
Виталий промолчал.
- Мне тоже снился такой сон, - сказал Уткин, разливая по бокалам остатки коньяка. - Снилось, что стою на перекрестке, хочу перейти улицу. А чтобы зажегся зеленый светофор, нужно нажать красную кнопку. И эта кнопка не на столбе, как обычно, а на моем мобильнике.
- У меня тоже была на мобильнике.
- Но нажать эту кнопку я не могу, потому что она горячая. Если дотронусь до нее, то обожгу пальцы. И вот, я стою и жду, когда кто-нибудь другой нажмет свою кнопку.
- И нажал кто-нибудь?
- Кажется, нет. Я так и не перешел улицу. А тебе что снилось?
...............................................
- Не помню, - сказал Виталий. - Не все ли равно.
Уткин нажал на красную кнопку.
...............................................
- Не помню, - сказал Виталий. - Может, ничего и не снилось.
Уткин нажал на красную кнопку.
...............................................
- Что пристал, - сказал Виталий. - Ну снилось и снилось.
Уткин нажал на красную кнопку.
...............................................
- Меня тошнит от этих расспросов, - сказал Виталий. - Не помню я ничего.
Уткин нажал на красную кнопку.
...............................................
- Ну, - стал вспоминать Виталий. - У меня на мобильнике была кнопка. Красная, да. Мне нужно было нажать ее. Мне кто-то звонил, и чтобы сбросить звонок, нужно было нажать кнопку. Но я не мог ее нажать, и телефон все звонил и звонил. Как-то так, ничего интересного.
- Для науки всё интересно, - сказал Уткин. Он был доволен. Кажется, перепрошивка памяти Виталия прошла успешно. Все-таки нестойкая штука - память. Тем более - память пьяного человека. Ну и гаджет, конечно, работает. Задумка простая - нажимать кнопку, если Виталий будет выдавать реплики, которые не вписываются в наспех составленную легенду. После чего старая реальность постепенно заменяется новой. Все получилось, и даже неожиданно быстро.
Когда Виталий ушел, Уткин достал из холодильника банку сардин. Положил три рыбки на кусок черного хлеба и начал медленно есть.
Он устал. Чувство радостного возбуждения после удачно проведенной операции (а так ли уж на самом деле удачно?) прошло. Уткин подумал о неисчислимых миллиардах нажатий кнопки, произведенных им в этот вечер. Почти с ужасом представил себе эти - даже не миллиарды, наверное, а триллионы триллионов. И что, могло ли такое остаться без последствий? Нельзя дважды войти в одну воду, говорил Шредингер. Нельзя вернуться туда, где был однажды. А сколько раз он возвращался сегодня - неисчислимое число раз. И мог ли остаться прежним после всего этого? Уткин подошел к зеркалу. Отразившийся в зеркале человек казался незнакомым. Никак не привыкну к своей бороде, подумал Уткин. Человек подмигнул левым глазом, усмехнулся углом рта. Он был прав, если Уткин верно понял. Изменения следовало искать не в физиономии, а под черепной коробкой. И что дальше? Уткин посмотрел на остатки бутерброда в руке. Любил ли он прежде сардины? Очевидно, любил, если в холодильнике обнаружилась банка. Он и теперь их любит. Но так ли в точности он их любит, как прежде? Нет ответа. Да и вопрос бессмысленный. Уткин задумался.
Человек внутри себя похож на кота Шредингера, думал Уткин. Не в смысле жив-мертв, а в смысле внутренней сущности. Где-то на 99 процентов он может быть нормальный мужик, на полпроцента - психопат, на четверть, к примеру - клептоман и так далее. И что выскочит в каждый данный момент - это сюрприз. А что случится после нажатия кнопки? Человек как-то изменится - совсем чуть-чуть, может быть. Но после неисчислимого числа нажатий, дрейфуя от одного изменения к другому, он, может быть, останется нормальным только на 90 процентов. Или будет нормальным, но как-нибудь по-другому. Впрочем, что значит быть нормальным? И может ли кто-нибудь считать себя нормальным? Может, и он сам - Уткин вспомнил про полосатую маечку - сам с какой-то стороны фетишист, кажется это так называется?
Он достал из комода маечку, осторожно положил на стол рядом с Золушкиной туфелькой, которая уже лежала там, неизвестно как оказавшись, и требовала внимания.
Он взял туфельку, подержал в руках. Аккуратно поставил у входной двери носком внутрь прихожей - правильная примета.
И звонок раздался.
Уткин не думал о том, чтобы нажимать кнопку, но, видимо, нажимал. За дверью стоял Виталий.
- А нога болит, - сообщил он.
Время уже такое позднее - не золушек, а виталиев время, подумал Уткин и нажатием кнопки без слов отправил пришедшего обратно.
Тот вздохнул и растаял в лестничном полумраке.
Уткин вернулся к столу. Взял полосатую майку, приблизил к лицу. Вдохнул. Запах был легкий, почти никакой. Не будил ни чувств, ни воспоминаний, как вроде бы полагалось. Словно и не был когда-то запахом знакомого тела. Уткин еще раз вдохнул и вдруг закашлялся. И уже не мог остановиться. Кашлял, пока в легких еще оставался воздух. Без воздуха задыхался до изнеможения. Почти умирал. Потом все кончилось. Отпустило. Рано или поздно всегда отпускает.
Он взял трубку, набрал знакомый номер. Чувствовал себя изменившимся, новым - такой может позвонить и ночью. Никто не ответил. С непонятным облегчением Уткин сбросил вызов. Лег спать. Уже закрывая глаза, услышал шорох со стороны приоткрытого окна. Мелькнула тень. Наверное, соседский кот пришел в гости по опоясывающему дом карнизу. Так бывало.
Проснувшись, Уткин взял синюю тетрадь в твердой обложке.
"Мы сидели кругом костра", - написал он. Это было начало сна, который ему снился ночью.
Мы сидели кругом костра. В лесу скрывались боги. Лес стоял в темноте - за нашими спинами. Я не видел его, но чувствовал. И чувствовал тех, кто в лесу. Они смотрели оттуда.
Мы занимались тем, что было похоже на игру. А мы были дети. Передавали по кругу горящую тонкую щепку - значит, лучину. На каком-то кругу лучина исчезает. Вместо нее из рук в руки переходит черная кукла, как бы тряпичная, хотя какие могут быть тряпки у голых людей, сидящих на голой земле? Голова у куклы круглая, без черт лица, руки торчат в стороны, ноги болтаются. Кукла в руках одного, кукла в руках другого. Я знаю, что она движется по кругу - из рук в руки, но самого движения не видно. Это ведь сон. Может быть, она проходит много кругов, может быть, - один или два. Кукла в одних руках, кукла в других руках. Это кукла, но в то же время она каким-то образом остается лучиной. Должен наступить момент, когда она погаснет. И что-то должно произойти с тем, в руке которого она окажется, когда погаснет. Помнится, что-то, действительно, произошло, но что именно произошло, остается в тумане. Костер, люди - все покрывается мраком. Лес. Непонятные боги в лесу, которые смотрят. Все исчезает, не успев как следует проявиться. Все исчезает.
Уткин отложил тетрадь, поднялся с кровати.
Он не спеша позавтракал. Поделился с котом куском сосиски. Кот съел предложенное и удалился тем же путем, каким прибыл.
Уткин задумался с ложкой в руке. Какая-то несуразность была в событиях вчерашнего вечера. Что-то, требующее осмысления, но что именно - он никак не мог вспомнить.
Раздался звонок. Уткин вздрогнул, но это была всего лишь соседка, Анна Ивановна, она же - хозяйка кота.
- Мурсик мой к вам не заходил?
- Заходил, - с готовностью сообщил Уткин. - Но уже ушел обратно. Буквально минуту тому назад.
- Он вас любит, - вздохнула хозяйка кота. - Вы, наверно, его подкармливаете.
- Ни в коем случае, - заверил хозяйку Уткин. - Считаю, что питание животного должно быть полностью под контролем хозяев.
- Хозяйка-то у него одна я, и он у меня один, мой Мурсик, - сказала соседка и добавила: - Вы поосторожнее с ним, Павлик.
- Ничего с ним не случится, - сказал Уткин. - Даже если сорвется с карниза, ничего страшного - четвертый всего этаж, а внизу кустики.
- Типун вам на язык, Павлик. Четвертый этаж для котов самый опасный. И еще вам скажу, не злоупотребляйте алкоголем. Два вечера подряд - это вам не на пользу. Это значит, что у вас образуется привычка.
Ведьма, подумал Уткин, настоящая ведьма.
Соседка ушла, и Уткин вернулся к своим мыслям. Теперь они обрели более конкретную форму. Каким образом могло получиться, что запрос "Если не будет звонка в дверь, нажму кнопку" сработал? В принципе, для того, чтобы звонок прозвучал, было необходимо, чтобы позвонивший в него Виталий стоял прямо за дверью или по крайней мере достаточно близко, чтобы за те три секунды, которые он находится под контролем гаджета, приблизиться к звонку и нажать кнопку. Но с какой стати ему оказаться за дверью, это было бы странно. Тогда что же? Тогда выходит, что пока Виталий находится за дверью - не непосредственно за уткинской дверью, а в широком задверном пространстве, включающем в себя лестничную клетку и квартиру Виталия - и пока эта дверь остается закрытой (оставляя задверное пространство подобием шредингровского ящика) - пока это так, нет смысла утверждать, что Виталий находится в каком-то конкретном месте - прямо за дверью, на ступеньках лестницы, у себя в комнате или еще где-нибудь. Можно говорить только о вероятности того, что он находится там-то или там-то. Так же, как носящий в себе принцип неопределенности кот в ящике Шредингера не только наполовину жив, наполовину мертв, но с какой-то вероятностью находится в одном углу ящика и с какой-то - в другом. И вероятность останется вероятностью, пока не настанет момент истины и крышка не откроется.
И когда я открываю дверь, думал Уткин, я с какой-то вероятностью могу увидеть Виталия прямо перед собой с протянутой к звонку рукою, или курящего на лестничной площадке (правда, он, кажется, не курит, но вероятность, тем не менее, остается), или вообще не увидеть. И запрос "Если не будет звонка" из всего множества этих вариантов оставляет один конкретный. Впрочем, на месте Виталия могла появиться, к примеру, Анна Ивановна - тоже звонок. И Золушка могла бы прийти, но тут, значит, не повезло.
А может быть, Виталий сам по себе приходил два раза, и красная кнопка здесь ни при чем. И мир устроен по-прежнему просто.
Человек говорит "раз" и открывает ящик. Кот в ящике мертв. Человек нажимает красную кнопку. Мертвый кот отменяется.
Человек говорит "два" и открывает ящик. Кот в ящике мертв. Человек нажимает красную кнопку. Мертвый кот отменяется.
Человек говорит "три" и открывает ящик. Возможно, на этот раз окажется, что кот в ящике жив. Если - нет, человек раз за разом будет нажимать копку, пока, наконец, на счет "двадцать три" или "двадцать четыре" или "две тысячи двадцать четыре" не окажется, что кот жив.
Но на самом деле человек не может считать попытки. Каждая очередная для него будет первая и единственная - с номером "раз", а все предыдущие вычеркнуты из реальности.
Можно обязать человека, чтобы он, открывая ящик, называл то число, которое первым придет ему в голову. Поскольку состояние человека и его головы после каждого возвращения непредсказуемо меняется, эти числа не обязаны быть одинаковыми. После двух может следовать семь, после семи - одиннадцать. Или восемь. Или снова семь. Вторая попытка может быть отмечена числом двенадцать, а третья - числом четыре.
Но есть ли какой-нибудь повод утверждать, что та попытка, которую мы назвали второй, произошла раньше той, которую мы назвали третьей? Если раньше, то в каком, собственно, смысле? Нет повода, нет и смысла. "Раньше" или "позже" могут существовать только для некоторого стороннего, специально придуманного, наблюдателя, живущего в своем придуманном времени. Но такого наблюдателя нет - значит нет ни "раньше", ни "позже". Есть только какое-то количество безуспешных попыток - двадцать четыре, двести двадцать четыре или две тысячи двести двадцать четыре. Но даже и этого, строго говоря, нет. Какое-то количество вроде бы есть, и среднее значение можно определить, но о точном конкретном числе нет смысла заговаривать. Его мог бы знать только какой-нибудь условный сторонний наблюдатель, не существующий в действительности
Уткин хотел вернуть девушку Машу.
Он решил написать объявление в нескольких экземплярах и расклеить.
В центре листа разместил фотографию туфельки. Ниже шел текст крупными буквами:
ПОТЕРЯННАЯ ТУФЕЛЬКА ИЩЕТ ПАРУ
Внизу он оставил место для отрывных ярлычков с номером телефона.
По размышлении текст показался Уткину слишком замысловатым, неуместно игривым, и он написал строго формально:
Хозяйку потерянной туфельки просят обратиться по телефону
Уткин распечатал десять экземпляров в ближнем копи-центре и пошел расклеивать.
Первое объявление он наклеил на дерево около места, где встретились, - у той самой скамейки в сквере. Посмотрел и обозвал себя идиотом. На кой было вставлять в объявление восемь ярлычков с телефонами, если девушка Маша всего одна. Чтобы не выглядеть дураком, пришлось переделать.
Вечером был звонок.
- Туфельку ищете? - спросил мужской голос.
- Туфелька у меня как раз есть, - сказал Уткин.
- А у меня, значит, вторая, - сказал голос.
Договорились встретиться в сквере у клумбы.
Человек был сильно небрит, но в шляпе. Туфельку он держал в руке, на виду.
- Две штуки, - сказал человек вместо приветствия.
- Ага, две, - Уткин достал свою туфельку.
- Две штуки баксов, - сказал человек.
- У меня нет таких денег, - сказал Уткин.
- А я тебе за красивые глаза ничего не должен, - человек ухмыльнулся.
- Туфелька мне не нужна. Меня девушка интересует, которая хозяйка.
- Бери туфлю и будет сюрприз для телки.
Уткин отрицательно мотнул головой.
- Хочешь знать, где я ее подобрал?
- Где?
- Дом одиннадцать, вторая парадная.
Это был дом Уткина.
- Хочешь подробностей? - продолжал человек. - Блондинка. Двадцать пять лет. Выскакивает из твоей парадной. Босиком. Туфля в руке, она бросает ее на землю и убегает.
- Ты видел?
- Смотря что. Как выбегала из парадной, не видел. Но бежала тут по дорожке, еще тепленькая. А вторая туфля у тебя. Значит, от тебя убегала - и вы незнакомы - и она в твоей комнате - интересное дело. Ты не маньяк, случайно?
- Нет, не маньяк, - сказал Уткин.
- Жаль. Я уж решил, что не без этого. Потому что похож. - Человек оценивающе посмотрел на Уткина. - Но я тебе верю, верю.
- Не маньяк, - повторил Уткин.
- Слышь, - оживился человек. - Есть идея. Ты мне даешь свою туфлю, а я нахожу блондинку и выкладываю перед ней ее потерянную пару. Не задаром, разумеется. Может быть, это ее любимые туфли.
- Ты можешь ее найти?
- Без проблем. Тебе надо?
Уткин молча кивнул.
- А тебе действительно надо? - Человек смерил Уткина взглядом. - Ну скажу я тебе адрес, скажу телефон, и что потом?
- Там видно будет, - сказал Уткин.
- Две штуки, - сказал человек и хлопнул Уткина по плечу. - Денег нет? Знаю. Звони, когда появятся.
Он написал на бумажке номер телефона и протянул Уткину.
- Трофим, - представился.
- А я Уткин, - сказал Уткин, - то есть Павел.
- Будь здоров, Павел. Звони, если будут вопросы.
Он взял из рук Уткина туфельку и ушел. Просто взял и ушел. Как будто он, а не Уткин был хозяином красной кнопки.
Уткин думал позавтракать, а в холодильнике было пусто.
Поискал, ничего съедобного, только несколько пустых банок.
Мысль пришла перезагрузить систему - закрыть дверцу, потом открыть и поискать снова. Уткин закрыл, открыл и в дальнем углу камеры нашел яйцо и кусочек сыру.
Яйцо было одно, а кусочек маленький. Была еще четвертинка черствого батона. Из этого набора Уткин решил приготовить блюдо под названием армериттер ("бедный рыцарь"). В уткинском детстве такое готовила бабушка.
Рецепт был простой: яйца смешать с молоком как для омлета, в этой смеси замачивать ломтики хлеба и жарить на сковородке. Можно еще чем-нибудь сверху посыпать - например, тертым сыром. Бабушка посыпала сахаром и корицей. Было сладко.
Молоко Уткин решил заменить вином. На дне недопитой с какого-то позапрошлого вечера бутылки еще оставалось немного шампанского. Рыцарю, даже бедному, вино подходило больше, чем молоко.
Уткин выпустил яйцо в чашку, добавил шампанское, стал взбалтывать вилкой. Вино отдавало остатки газа. Смесь пенилась.
Уткин замочил хлеб - три кусочка - поджарил с одной стороны, перевернул, на каждый кусочек положил по тонкому ломтику сыра и в заключение вылил на сковородку остатки яичной смеси.
Ел, запивая чаем. Было вкусно, но мало. Хотелось чего-то большего.
Чай зеленого доктора кончился, нужно было пополнить запасы. В магазине, который в прошлый раз Уткин почему-то посчитал индийским, продавец был другой - в четырехугольной шапочке с кисточкой в углу и в обтягивающей куртке с двумя рядами мелких пуговиц. Чай тоже оказался другой и по цене в три раза дороже. Продавец, однако, уверял, что чай тот же самый и даже лучше. Уткин взял несколько пакетиков на пробу и остался доволен. Только цена кусалась. И Уткину пришла в голову мысль, которая, в общем, приходила и раньше: нельзя ли при помощи чудесной кнопки добыть каких-нибудь денег.
Уткин пошел в зал игровых автоматов. Автоматов было много. На их экранах мелькали пестрые картинки. Это не мое, подумал Уткин, и хотел было уйти, но всё же подошел к свободному механизму. Идея была проста: в случае проигрыша нужно нажимать кнопку возврата. И будет счастье. Уткин опустил монету в приемную щель и протянул руку к кнопке запуска. Другую держал в кармане с гаджетом. Но кнопку не нажал. Что-то мешало. Он стоял с поднятой рукой в тревожной нерешительности, словно не игровая была кнопка, а какого-то взрывного устройства - нажал и взорвется. Уткин знал, что это не так, но знание не помогало. Он осторожно опустил руку, потом повернулся и вышел.
Что произошло? Скорее всего, выигрыша не было ни в одном из вариантов будущего. И после очередного миллиона или миллиарда бесплодных возвратов ситуация соскользнула в тот вариант реальности, в котором желание играть пропадает, игрок поворачивается и уходит. Что выигрыша не будет, Уткин и раньше мог догадаться. Если б на месте автомата был человек, или что-то живое, или изотопный датчик внутри, вносящий в мелькание картинок элемент истинной непредсказуемости, тогда другое дело. Но внутри бездушной машины работал - в этом не сомневался Уткин - грубый имитатор случая, компьютерный алгоритм, при повторной попытке выдающий одну и ту же комбинацию якобы случайных чисел, приводящих к одной и той же комбинации картинок на экране. Это значило, что первый - проигранный - вариант игры после каждого возврата должен был повторяться в точности - с тем же, естественно, результатом.
В поисках человеческого начала Уткин подумал о наперсточниках. У них неподалеку от метро было свое место. Работали двое: один гонял шарик между наперстками - не в буквальном смысле наперстками, разумеется, а между непрозрачными стаканчиками из пластмассы - другой собирал деньги. Первый был крупный, широкоплечий, с короткой стрижкой. Второй - тощий, с бритым затылком, на котором был вытатуирован китайский иероглиф с непонятным значением. Самое то, подумал Уткин.
Перед тем он несколько раз опробовал действие гаджета на продавщицах в уличных ларьках. В одном ларьке взял бутылку пива, в другом - шоколадный батончик. Еще - пирожок с мясом и другой - с капустой. И нигде не платил, отменяя требование расплатиться нажатием красной кнопки. В видимой реальности он, разумеется, ничего не нажимал, достаточно было мысленно сформулированного намерения: "будет требовать денег, нажму кнопку". И торгующие тетки замирали перед ним с сомнамбулическим выражением на лицах.
Уткин начал играть по известному правилу: "Не угадаю, нажму кнопку". И всё пошло путем.
Он выиграл семь раз подряд и решил, что достаточно. Наперсточники его не задерживали. Кажется, пребывали в шоке.
Поддавшись голосу совести, Уткин пошел обратным путем по ларькам и аккуратно расплатился за пирожки и прочее, снимая возможное недоумение тайным нажатием кнопки.
- Погодь, - кто-то положил руку ему на плечо.
Обернувшись, Уткин увидел наперсточников. Тех двоих, и с ними - третьего, который, наверное работал в толпе на разогреве.
"Будут бить, нажму кнопку", - принял решение Уткин, опустив правую руку в карман, где лежало устройство.
- Куда спешишь, постой, говорю, - сказал третий.
- В чем дело? - спросил Уткин, осторожно на шаг отступая.
- Покажи, что в кармане.
- Почему я должен показывать?
- По кочану, - сказал стриженый, И, обернувшись к третьему, добавил. - Не знаю, что у него кармане, но руку он держал там все время.
- Мой карман, моя рука, - сказал Уткин, смелея.
- Покажи, и разойдемся, - ласково попросил третий.
- Клиент зассал, - коротко хохотнул стриженый.
- Дайте пройти. - Уткин заметил вдруг, что оказался в невыгодном положении в темном проходе между двумя ларьками. Сделал шаг к свету мимо широкого плеча стриженого.
...............................................
Кто-то схватил Уткина за плечо. Начал выворачивать правую руку, одновременно высвобождая ее из кармана.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
Кто-то схватил Уткина за плечо. И за правую руку, выворачивая ее в локте и одновременно высвобождая из кармана.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
Кто-то схватил Уткина за плечо. Выворачивал правую руку, одновременно высвобождая ее из кармана.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
Кто-то схватил Уткина за плечо. И одновременно за правую руку, выворачивая ее в локте и высвобождая из кармана.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
Кто-то схватил Уткина за плечо. Вывернул правую руку, одновременно высвобождая ее из кармана.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
Кто-то схватил Уткина за плечо.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
Кто-то схватил Уткина за плечо.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
Кто-то схватил Уткина за плечо.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
Бритый и стриженый застыли, тупо глядя друг на друга. Они ничего не могли сделать. Всё, что могли осталось в отмененном времени.
- Он все время держал руку в кармане, я заметил, - сказал стриженый.
- И сейчас он держит там руку, - сказал бритый.
- У него там что-то лежит в кармане, - заметил стриженый.
- Что-то такое лежит, если он держит там руку, - сказал бритый.
- А что он держит там руку, я сразу заметил, - сказал стриженый, осторожно трогая Уткина за локоть
- У него что-то лежит в кармане, потому он и держит, - сказал бритый.
- Рука, карман, деньги, - пробормотал стриженый. - У него кошелек в кармане, большие деньги.
- Деньги у него в другом кармане, - сказал бритый и, подумав, добавил, - но в этом кармане тоже деньги.
- За деньги держится, которые в кошельке, - сказал стриженый, снова трогая Уткина за локоть, - а зачем держаться? Не бзди, не отнимем.
- Нормальный чел, что мы к нему пристали, - бритый похлопал Уткина по плечу. - Скажи, ты нормальный?
- Нормальный он, и пойдем отсюда, - сказал стриженый.
Они двое пошли, а третий остался.
- Поговорим? - сказал третий и направился в противоположную сторону.
Уткин последовал за ним.
- Впечатляет, - сказал третий. - Я подумал сперва, что гипноз. Но ведь и не только гипноз?
Уткин промолчал.
- Я ведь тоже заметил, что у вас что-то в кармане. Не сейчас. С самого начала было заметно. Я не спрашиваю, что это. И думаю - что-то мне подсказывает, что пытаться выяснить это э-э... принудительным образом не стоит. Ведь так?
- Возможно, - сказал Уткин.
- Хотя тут ведь могут быть разные способы, - произнес третий, садясь на скамейку под кустом персидской сирени. - Меня зовут Николай, - представился он.
- А меня - Павел, - сказал Уткин.
- Так вот, Павел, можно грубо взять вас за руку и залезть в карман. Но что-то мне опять же подсказывает, что это не проканает. А можно оглушить битой по голове - тихо, сзади. Никто не заметит, и вы в первом числе. Здесь на соседней скамейке весной зарезали человека - среди бела дня, ножом - и никто не обратил внимания. Такие времена, такие люди. Но доставать неизвестно что из кармана у трупа, не имея возможности понять, что это такое, - не вижу смысла.
- Рука в кармане - это у меня нервное, - нашелся сказать Уткин. - Если надо, могу и вынуть.
Он вынул руку из кармана и показал раскрытую ладонь Николаю. Тот посмотрел внимательно, словно хотел изучить дактилоскопический узор ладонных линий.
- Обыкновенная рука, - произнес он разочарованно. - Как у любого на этой улице. Или, по крайней мере, у каждого второго. А вот в кармане у вас, мне кажется, лежит что-то необыкновенное. Не могу даже представить, что. В наше время появляются иногда удивительные предметы. Мои друзья, - он показал взглядом, и Уткин увидел на противоположной стороне улицы знакомую парочку, - почему-то решили, что это деньги.
Если он сейчас не встанет и не уйдет, я нажму кнопку, подумал Уткин.
Николай поднялся со скамейки, посмотрел на часы.
- Забыл об одном деле, - сказал он. - Но мы еще встретимся. Но хочу предупредить.
Ни слова больше и пусть уходит, подумал Уткин, мысленно обращаясь к кнопке.
Николай, забыв о том, что хотел, повернулся и ушел, не оборачиваясь. Уткин смотрел ему в спину, пока тот не скрылся. Поискал глазами парочку на другой стороне улицы. Те наблюдали со своего места. Пусть смотрят, подумал Уткин.
Он пошел, держа руку в кармане, палец на кнопке, и чувствовал себя вполне защищенным. При первом же нападении, каким бы оно ни было, достаточно нажать кнопку. И он даже не будет знать, напали на него или не напали. Напавшие тоже не будут знать. Забавно. Уткин вынул руку из кармана, потом засунул обратно.
Лифт не работал, и Уткин поднимался пешком на свой четвертый. Немного не дойдя до своего этажа, остановился. Сквозь вымытое по какому-то случаю окно (неожиданно чистые стекла) виднелись разрозненные крыши домов и деревья. И за ними, на миг показалось Уткину, открылась даль, которой никак не могло быть на этом месте - какая-то морская гладь, вытянувшаяся яркой синей полоской, белые корабли у причала, далекий гористый берег.
Уткин вглядывался, прищурив глаза, но всё исчезло. Тем не менее, оставшиеся двенадцать ступенек он преодолел в приподнятом, радужном настроении, даже что-то напевал, вставляя ключ в замочную скважину.
Кто-то крепко схватил его за руку.
Кто-то надел черный мешок на голову.
Уткин дернулся.
- Тихо, - сказал знакомый голос. - И без глупостей.
Это был голос Николая. Уткин узнал его, и стало как-то спокойнее.
С мешком на голове его провели по коридору - по его коридору. Усадили на стул - его стул, в его комнате. Гаджет с кнопкой, естественно, вынули из кармана.
- Какая-то шняга, - сказал другой голос - не Николая, а, наверное, его стриженого приятеля.
- Вот почему он держал руку в кармане, - сказал еще один голос - должно быть, бритого, если прошлый был стриженого.
- Значит, эту кнопочку он нажимал в кармане, - сказал стриженый.
- А мешок сняли бы, - попросил Уткин.
- Это мы сами решим, снимать или нет, - сказал Николай.
- А смысл? - возразил Уткин. - Вы думаете, я вас не узнал?
- Не надо ля-ля, - сказал Николай.
- Я не гипнотизер, - сказал Уткин.
- Не надо ля-ля, - повторил Николай и сильно ударил Уткина в живот.
- Что вы хотите от меня? - проговорил Уткин, переведя дыхание.
- Догадайся с трех раз, - сказал Николай и снова ударил.
- Погодь, - это был голос стриженого, - он сейчас сам все расскажет. Правда?
И тут же ударил.
Мешок на голову - это психологично, думал Уткин. Кто говорит, кто бьет - непонятно. Это деморализует. Тот ли говорит, который бьет, тот ли бьет, который говорит? Добрый следователь, злой следователь - а бывает, что оба в одном флаконе.
- Молчать - это плохая идея, - сказал кто-то новый. Голос был тихий, вкрадчивый, и Уткин напрягся, ожидая удара.
- Я расскажу, расскажу, - быстро пробормотал Уткин.
- Что это за шняга? - спросил стриженый, - Для чего кнопка?
Что у них всех, слова другого нет кроме "шняга", подумал Уткин.
- Не тяни резину, - сказал тихий голос.
- А подумайте простую вещь, - начал Уткин. - Почему никому из вас не пришло в голову ее нажать, эту кнопку?
В том-то и дело, что пришло. И нажимали бессчетно. Но все нажатия - они, как водится, оставались в отмененной реальности. А в действительной реальности кнопка оказывалась ненажатой, и у каждого, кто ее нажимал, появилась конкретная причина, по которой он не нажал ее.
- И даже сейчас, когда я прямо обратил ваше внимание на эту проблему. Когда, фактически, предлагаю нажать эту кнопку - никто ее не нажал и, заранее могу сказать, не нажмет, - сказал Уткин. - А почему не нажал, кто-нибудь скажет?
- А вдруг рванет? - предположил бритый.
- Потому что она красная, - выпалил стриженый и тут же поправился: - Я тоже думаю, что может рвануть.
- Потому что придурки, - пробормотал Николай.
- Снимите с меня этот мешок, - сказал Уткин. - Если что-то пойдет не по-вашему, вы можете повторить попытку. С каким-то другим подходом. Например, битой по голове - кажется, кто-то намекал на такую возможность?
Мешок сняли. Уткин поискал глазами обладателя тихого голоса. Такого не было. Странно, конечно - голос был слышен, и говорил понятные вещи..
- Для начала хочу предупредить, - сказал Уткин. - Эта кнопка заточена лично под меня. Никто другой не сможет до нее даже дотронуться. Хотя нет, - поправился он. - Дотронуться может, если осторожно. Нажать - нет.
- На отпечатки пальца, что ли настроена? - предположил стриженый.
- На биотоки мозга, - сказал Уткин. - И действует, между прочим, на мозги тому, кто пытается на нее нажать. Так что не советую.
- Как действует? - спросил Николай.
- По-разному, - сказал Уткин. - Нарушение координации движений, страх, тошнота, галлюцинации. А можно и ничего не почувствовать. Кому интересно, может попробовать.
С удовлетворением Уткин отметил, что желающих попробовать не нашлось.
- Если такое дело, то придется нам подружиться, - сказал Николай.
- В моем положении я не против, - сказал Уткин.
- Прости друг, мы тут немного погорячились! Ха-ха-ха! - засмеялся стриженый. Бритый засмеялся следом.
- Беспричинная веселость тоже входит в список, - заметил Уткин. - А теперь - главное. Когда я нажимаю кнопку, мы переносимся на несколько секунд в прошлое. И те события, которые произошли за эти несколько секунд, имеют шанс произойти по-другому. Например, - Уткин замешкался, подбирая пример понагляднее, - например, если кто-то бросил игральный кубик, на котором выпало одно очко, и я нажимаю кнопку, то время возвратится к тому моменту, когда он еще только начал бросок, и после броска - повторной, так сказать попытки - у него может выпасть другое число.
- А вот с этого места - подробнее, - оживился Николай.
В итоге решили пойти в казино - там хорошие крутятся деньги, и способ их отъема достаточно прост. Главное, что процессом управляет живой человек крупье, а не бездушный автомат. Остановились на рулетке. Договорились, что кто-нибудь из троицы будет делать ставки, а Уткин с гаджетом в кармане наблюдать за игрой и нажимать кнопку, обеспечивая выигрыш. Был вариант повесить гаджет на шею, под рубашку, чтоб не держать подозрительным образом руку в кармане. Но решили оставить, как есть, а кнопку нажимать сквозь полу пиджака. Все равно это наружное, вроде бы для всех заметное, движение будет вычеркнуто из реальности.
- А на сколько секунд конкретно эта кнопка переносит в прошлое? - спросил Николай.
- Около пяти секунд - когда больше, когда меньше. Есть какой-то разброс, - неуверенно ответил Уткин. - Этого, наверное, хватит, - добавил он, прикидывая - действительно хватит ли.
Крупье крутит колесо - вспоминал Уткин принцип действия рулетки - бросает шарик. Какое-то время шарик катится по колесу, не слишком большое время. И перенестись к моменту до запуска шарика, то есть до того, как живая человеческая неопределенность уступит место жесткой механике, представлялось вполне реальным.
- Наверное, хватит, - повторил Уткин.
- Да, - спохватился вдруг Николай, - а ты уверен, что те, кому надо, не знают про этот гаджет? Там ведь не лохи сидят.
- Не должны, - успокоил его Уткин.
В казино вошли, разбившись на две группы, чтобы не возбуждать подозрений. Уткин был в паре с Николаем, а стриженый - с бритым (стриженого звали Олег, а бритого - Игорь).
Николай обменял несколько денежных бумажек на фишки, поделился с Уткиным. Они вошли в игровой зал, подошли к столу, где играли в рулетку. Стриженый Олег был уже там. Уткин не спешил приступить к игре. Смотрел, как крутится колесо, смотрел на людей вокруг стола и в зале, одни из которых играли, а другие - тоже смотрели. Среди них попадались знакомые лица - человек с загипсованной ногой, нашедший туфельку Трофим, сосед Виталий. Виталий присутствовал даже в двух экземплярах - люди бывают удивительно похожи друг на друга.
И вдруг Уткин увидел действительно знакомое лицо - это был бородатый ассириец из санатория. Собственной персоной, потому что не изменился от пристального взгляда. Его спутницу - была с ним какая-то женщина - Уткин не разглядел, но ему показалось, что это Марина. Уткин хотел встать и подойти ближе, но Олег приступил к игре, и нужно было включаться.
Было заранее решено, что время от времени Уткин будет давать Олегу проигрывать. Чтоб течение игры выглядело более-менее естественным. Но затягивать процесс тоже не стоило. Стопки фишек множились перед Олегом. Наконец, по условному сигналу Николая Олег закончил игру и забрал выигрыш. Сколько там было? Уткин думал, не меньше миллиона.
Ведя игру за Олега, Уткин не забывал и себя, делая небольшие ставки - в основном на цвет, красное или черное. Небольшой риск, небольшой выигрыш, долгая вялая игра с горсткой фишек. Компаньоны ушли, и он дал себе волю. Играл, намеренно не используя гаджет, и поддался примитивному азарту. У него даже, как у заядлого игрока (по крайней мере, он так представлял себе этого игрока) появилась своя Система. Конечно, он знал, что никакой системы в принципе быть не может, что пущенный по кругу шарик остановится против выбранного им, то есть шариком, числа независимо от того, где он останавливался прежде. Именно что независимо, хотя нормальный человеческий разум противится такому порядку. И все же, все же. Если держать в уме два последних номера, то можно строить предположения относительно третьего. Какие-то варианты покажутся лучше, какие-то - хуже. Шансы на выигрыш у каждого варианта одинаковы, но разве система должна быть нацелена только на выигрыш? Это может быть красивое правило типа того, что если два раза выпало по 12, то в третий выпадет 24. И если действительно выпадет, то будет приятно от совпадения. А денежный выигрыш - это уже в качестве бонуса.
"В качестве бонуса, в качестве бонуса", - повторял про себя Уткин, придвигая к себе столбики выигранных фишек. "Это самая глупая система, которую можно представить, - словно объяснял кому-то, - но у нее есть одно свойство: она работает".
Фишек набралось тысяч на 50, и Уткин решил, что хватит.
Вставая из-за стола, он обвел взглядом зал и действительно увидел Марину. Рядом с ней он увидел ассирийца и еще одного человека с мелкой козлиной бородкой. Моя борода гуще, с тайным удовлетворением подумал Уткин.
Марина сидела за столом в дальнем конце зала. Кажется, она не играла.
Пусть она встанет, скомандовал Уткин, опуская руку в карман с гаджетом. Марина медленно встала.
Пусть идет к выходу. Чуть помедлив, она направилась к выходу и, кажется, у нее действительно возникло желание выйти. Во всяком случае, дальнейшей коррекции Уткину не понадобилось.
- Привет! - Он окликнул ее, догоняя.
- Это ты? - Она обернулась, не выказав удивления. - Здравствуй.
- Ты оттуда? - Он кивнул на дверь, из которой они только что вышли.
- Оттуда. Хотела выиграть миллион, но не сошлось.
- А я почти выиграл, - похвастался Уткин. - Сорок тысяч с копейками.
- Я с тобой дружу, - сказала она.
- Есть разные системы игры в рулетку, - рассказывал Уткин, - разные способы добиться успеха или хотя бы увеличить вероятность выигрыша - это я как специалист тебе говорю.
На заднем сиденье такси они сидели в опасной близости друг к другу. В прежнее время Уткин рисковал бы задохнуться - задохнулся бы уже после первого вдоха - но сейчас даже прыскалки не понадобилось. Наверное, чай зеленого доктора оказал благотворное действие. А может быть, он, Уткин, как бы тайком от самого себя нажимал красную кнопку при каждом начале приступа - и ничего не происходило.
- Первый и самый простой способ, - продолжал Уткин, - это прямое мысленное воздействие. То есть, когда шарик уже готов остановиться, нужно пристально смотреть на него, стараясь затормозить или, наоборот, подтолкнуть, чтобы он упал в нужную ячейку. Этот способ подходит в том случае, если игрок поставил на красное-черное или на чет-нечет. Другой способ - пихокинез в широком смысле. Игрок входит в медитативное состояние и пытается силой мысли воздействовать на результат игры непосредственно, не думая о механике движения колеса и шарика. Третий способ - прогнозирование. Игрок пытается предсказать результат игры. Ничего невозможного, если он хороший экстрасенс. Некоторые, впрочем, считают, что между этим способом и предыдущим нет принципиальной разницы. Следующий способ касается стратегии игры. Хитрый способ, вроде бы гарантирующий, что игрок в любом случае не останется в проигрыше. Суть его в том, что игрок начинает с какой-нибудь небольшой суммы и при каждом очередном проигрыше удваивает ставку. Например, если он начнет с одного доллара, то должен будет последовательно выставить 2, 4, 8, 16 и так далее. Но первый же выигрыш при выплате два к одному полностью компенсирует все его затраты и дополнительно приносит один рубль чистой прибыли, точнее - доллар. Но если делать ставки на дюжину с выплатой один к трем, выигрыш будет реально крупным. Один только нюанс: каким бы значительным ни был начальный капитал, вероятность полного разорения для игрока будет больше вероятности того, что он выиграет этот самый рублик.
- А какой метод у тебя?
- У меня формула, - сказал Уткин. - Если шарик в первый раз остановился в одной ячейке, во второй раз - в другой, то по номерам этих ячеек формула вычисляет номер ячейки, в которой шарик остановится в следующий раз.
- Что за формула, скажешь?
- Не сейчас. - Уткин выразительно посмотрел в сторону водителя.
Затарившись в маркете, поднялись пешком на уткинский четвертый этаж. "Лифт как-то нечетко работает в последнее время", - объяснил Уткин.
- Ну, расскажи мне теперь про свою формулу, - попросила Марина уже за столом, когда естественным образом выпили то ли за удачу, то ли за встречу.
Уткин не успел ответить, как в дверь позвонили. Он нехотя поднялся, открыл. Думал, там сосед Виталий, но оказался Николай с товарищами. Кажется, у него не было проблем с кодовым замком нижней двери.
- Привет, - сказал Уткин. - Как выигрыш? И сколько мне причитается?
- В зуб ногой тебе причитается, - сказал Николай и прошипел сквозь зубы: - О чем договаривались, сука? О чем, бля, договаривались, я тебя спрашиваю?
- Я без кнопки играл, - сказал Уткин. - Мне просто повезло.
- Бабки, - сказал Николай.
- Какие бабки?
- Бабки гони, которыми повезло.
- Мы тебя сейчас учить будем. - Стриженый Олег засмеялся за спиной Николая, а бритый Игорь ухмыльнулся, оскалив зубы.
- Я сейчас не могу, у меня гости, - сказал Уткин, опуская руку в карман с кнопкой. Готовясь отменить все нежелательные действия нежелательных лиц.
- Ну, мы пойдем, пожалуй, если такое дело, - сказал Николай и тут же добавил: -Прямо сейчас и начистил бы тебе морду, но живи пока.
Уткин вернулся к столу.
- Кто это был? - спросила Марина.
- Сосед. У него нога болит. Он где-то в западной Африке воевал и там потерял ногу. Ноги нет, а она все равно болит. Так бывает.
- Мне показалось, он был очень сердитый, - заметила Марина.
- Так нога же болит, - сказал Уткин и задумался. - В последнее время как-то много людей вокруг, у которых проблемы с ногой. Вот сосед этот самый. Потом приятель у меня есть, который сломал ногу. А на улице иногда встречается человек, у которого нога в гипсе и голова забинтована. Вот он действительно сердитый, с ним даже лучше не заговаривать.
- Ты про формулу хотел рассказать, - напомнила Марина.
- Формула простая, - начал Уткин, но в дверь опять позвонили.
Уткин посмотрел в глазок. Николай и товарищи, это были снова они.
Как бы их удалить отсюда, подумал Уткин.
- Его нет, - сказал за дверью стриженый Олег.
- У него гости были, наверное, он ушел к гостям, - предположил бритый Игорь.
- Эти гости должны быть где-то здесь, но не будем же мы вызванивать его по всем квартирам? - сказал Олег.
- Уходим, - принял решение Николай. - Но мы еще вернемся, - сказал он, в упор глядя в дверной глазок, - так, словно видел за ним Уткина.
- Очень простая формула, - сказал Уткин, вернувшись к столу: - к первому выигравшему номеру прибавляем второй выигравший номер и получим...
Он не договорил. Раздался музыкальный сигнал мобильника. Марина взяла трубку.
- Привет, - сказала она. На той стороне слышался мужской голос, в котором Уткин узнал - или ему показалось, что узнал - голос ассирийца.
- Нет. Нет, - говорила Марина. - Вспомнил, наконец. Ничего, просто скучно стало. Пока.
Она спрятала трубку, и тут заголосил телефон Уткина. Звонил Мясоедов. Ему позарез нужно было встретиться.
- Ты бы еще ночью позвонил, - сказал Уткин. - А завтра зайду. Сам собирался зайти. Тут много чего произошло за это время, тебе будет интересно.
- Я хотел предупредить, завтра последний день, - сказал Мясоедов.
В каком смысле "последний"? - подумал Уткин, давая отбой. И отключил телефон вообще, чтоб не беспокоил.
- Ну вот, - продолжил он объяснения, - два номера складываешь и получаешь номер той ячейки, где шарик остановится в следующий раз. Например, если выпало сперва 7, потом 8, значит следующим должно быть - 15. Если число получается слишком большим, отнимем 36, чтобы не выходить за рамки игрового поля. Например, если выпало 20 и 25, следующим будет 45 минус 36, то есть 9.
- Ты меня так заинтриговал: система, говоришь, система, а тут какая-то ерунда.
- Дурацкая, конечно, система, но у нее есть одно свойство: она работает.
- Что дурацкая - это верно.
- На самом деле это та же система номер два - психокинез, только усовершенствованный. Основная трудность психокинетического метода - это необходимость сочетать стремление к цели - то есть усилие - с полной расслабленностью, ибо прямое усилие здесь противопоказано. Это так, как если бы твоей целью было уснуть - чем больше усилий прилагаешь, тем дальше будешь от того, к чему стремишься. А в моей системе усилий прилагать вообще не нужно - тот номер, который должен выпасть, - ты не сам его выбираешь, а его предлагает тебе формула. И она же якобы берет на себя контроль за процессом. Ты не тратишь усилий, стараясь, чтобы выпал именно этот номер, а просто доверяешь естественному, как ты думаешь, процессу, а на самом деле подсознательно влияешь на результат.
- Скажи просто, если я буду играть по твоей формуле, я выиграю?
- Ты сама будешь играть или этот? - Уткин жестом очертил вокруг лица ассирийскую бороду.
- Может и этот, а в общем - не твое дело.
- Что выиграет - это не обязательно, но вероятность выигрыша будет больше, - сказал Уткин.
- Настолько больше, что никто не заметит. - Марина засмеялась.
- Бвабац, - тихо произнес Уткин.
- А? Что ты сказал? - Она положила обратно на тарелку кусок буженины, который подносила ко рту, и вдруг спросила.
- А как чувствует себя твоя астма?
- Хорошо чувствует, - сказал Уткин. - Проверим?
- Ну, проверим, - сказала она.
Он обнял ее, уткнулся носом в какое-то щекотное место между плечом и ухом. Вдохнул, выдохнул. Дышалось легко. Легко дышалось. - Вот так, - он сказал, - вот так.
Потом, в темноте, почему-то вспомнил про полосатую маечку в дальнем ящике комода. Лежащую там как бы наготове - словно повешенное на гвоздь ружье, готовое когда-нибудь выстрелить. Как ружье, как ружье.
Уткин купил в магазине рулетку.
Проходя, увидел в витрине и купил - деньги были.
Колесо рулетки было разделено на тридцать семь секторов (тридцать семь ячеек).
Ячейки были раскрашены в цвета красный и черный, одна - в зеленый.
Они были пронумерованы числами от 0 до 36.
Красные и черные ячейки правильно чередовались друг с другом.
А в чередовании четных и нечетных не проглядывалось никакой закономерности.
В зеленый цвет была окрашена ячейка под номером 0 (зеро).
Сумма номеров всех ячеек была 666 - число зверя.
Колесо приводилось в движение крестообразной рукояткой.
Это была детская игрушечная рулетка, но совсем как настоящая.
Уткин играл сам с собой и выигрывал, играл красными фишками против синих с переменным для каждой стороны успехом, а потом решил, что как-нибудь позовет гостей.
В мыслях была Марина и почему-то Воронин, которого давно не видел.
А Мясоедова звать не буду, думал Уткин.
Уткин пошел к Мясоедову для серьезного разговора.
- Машинку твою я принес, - сказал Уткин, - можешь не беспокоиться. Но есть предложение.
Он выложил на стол пачку денег. Почти все, выигранные вчера в рулетку.
- Что это? - спросил Мясоедов.
- Это деньги. Ты не просек, что с твоим гаджетом можно хорошо заработать? Не только мух гонять. Не бойся, деньги чистые. Я не украл их - с гаджетом мог бы и украсть, это элементарно - вытащить у кого-нибудь из кармана - но я не украл, а честно выиграл в рулетку. И давай договоримся - кнопка пока останется у меня, а я тебе каждую неделю буду приносить по столько - Уткин подвинул пачку в сторону Мясоедова. - Или почти по столько, - поправился он, подумав, что на регулярный выигрыш рассчитывать пока преждевременно.
- Этого нельзя было делать, - сказал Мясоедов.
- Почему?
- Просто нельзя. И верни мне пульт.
- Не сейчас, - сказал Уткин. - Не прямо сейчас. Есть нюансы. Тут одни конкретные люди оказались при деле, им так просто не объяснить.
- Господи, - простонал Мясоедов. - Какие еще люди?
- Ты их не знаешь.
- Разумеется, я их не знаю! - Мясоедов вскочил и начал ходить по комнате. Гипс ему сняли, и он ходил свободно, только слегка прихрамывая. - Сколько их?
- Два человека, - смягчил ситуацию Уткин. - Но это правильные два человека. Болтать не будут.
- Их не должно быть вообще никого.
- Успокойся, так получилось. А теперь не убить же их в самом деле. - По глазам Мясоедова Уткин понял, что как раз в этом тот видит выход из положения. - Но это ведь не конец света, что-нибудь придумаем.
- Что мы можем придумать? - сокрушенно произнес Мясоедов.
- Можно перепрошить им память.
- Что, что? - Мясоедов не понял.
- Переписать память, так что знакомство с этим гаджетом покажется им не стоящим внимания сном. И гаджет позволяет такое сделать - ты не догадывался? Память вообще вещь деликатная. Человек забывает то, что с ним случилось, а иногда вспоминает то, чего с ним никогда не случалось, и при этом практически не контролирует процесс. Он не может по своей воле забыть или вспомнить, но кто-то другой подскажет, и он поверит. Например, психоаналитик может помочь своей пациентке вспомнить, как в детстве ее пытался изнасиловать двоюродный дядя, который на самом деле и близко к ней не подходил. А опытный следователь сумеет поставить дело так, что подозреваемый вспомнит - реально и в деталях - как совершил то преступление, которого не совершал в действительности. Такие случаи отмечены. Но это долгая процедура. Несколько сеансов психоанализа, несколько сеансов допроса. А с гаджетом всё происходит просто и быстро. Вовлечь клиента в разговор, гасить кнопкой ненужные реплики, вопрос-ответ, вопрос-ответ - и пропускать в реальность только нужные для дела ответы.
Теперь уже Мясоедов сидел и покорно слушал, а Уткин ходил по комнате и вещал. Он казался себе всемогущим инженером человеческих душ - не душ, скорее мозгов, что выглядит еще круче. Кукловодом, дергающем мелких людишек за ниточки.
Иногда Мясоедов пытался возразить - Уткин видел, как менялось его лицо. Но он принял решение гасить все проявления Мясоедовского протеста, давая пропуск только возгласам одобрения и знакам согласия.
- Я не о том, - говорил Уткин, - что в принципе хозяин кнопки может добиться от ведомого им человека любого сиюминутного движения, все они представлены в облаке его потенциальных возможностей. И он сам же придумает этому обоснование, причину, по которой поступил именно так, а не иначе. Меня интересует, что происходит с самим хозяином кнопки. Ведь кнопка - это орудие, можно сказать, обоюдоострое. При возврате во времени состояние хозяина кнопки каждый раз как-то меняется. И вопрос: могут ли эти изменения постепенно накладываться друг на друга, так что в конце процесса после нескольких миллиардов нажатий хозяин кнопки в чем-то реально изменится? Я не теоретизирую, вопрос очень конкретный, особенно если хозяин кнопки изменяет свое собственное состояние. Я вот реально пробовал бороться со своими приступами с помощью гаджета и теперь впервые за сколько-то лет могу дышать свободно. Но насколько прочен этот эффект? Стал ли я реально здоровее? Я ведь пока не могу сказать, почему у меня нет приступов, - потому что я излечился или потому что, сам не догадываясь, отменяю приступы нажатием кнопки, которая у меня в кармане? И пока я не разберусь в этом, кнопка должна остаться у меня.
Уткин выговорился и дал, наконец, слово Мясоедову.
- Всё хорошо, - пробормотал Мясоедов. - Всё правильно. Правильно, говорю, всё. Интересно. Оно всё. И правильно. А я не изобретатель этого. Я только человек-человек. Человек, который. А так всё правильно.
Всё правильно, думал Уткин. Это лучше чем то, другое. И если все идет так, как оно идет...
Он представлял сейчас Мясоедова как своего рода радиоприемник, который нужно переключить на другую волну. Стоит только нажать кнопку. Но то ли слабость, то ли усталость, то ли внезапное безразличие овладело им. Лень было поднять руку, и голова кружилась, и тошнота, тошнота. Уткин еле успел добежать до унитаза, и его стошнило. Рядом стошнило Мясоедова.
Что это было? Полный облом? Но Мясоедова, вроде, удалось уломать. Или не удалось? Или усилия, потраченные в отмененной реальности, как-то смогли накопиться? У Мясоедова тоже усилия, он, наверное, сопротивлялся. И кто кого поборол в итоге?
Уткин вымыл лицо под струей холодной воды. Прополоскал рот и сплюнул.
Мясоедов был рядом. На мгновение их взгляды встретились.
- Я пойду, - сказал Уткин. - И кнопка будет моя. Пока.
- Твоя, - согласился Мясоедов.
Уже выходя на улицу, Уткин вспомнил, что принесенная пачка денег осталась на столе. Он совсем забыл про нее, но не возвращаться же было.
Восемь мальчиков плясали вокруг костра.
Десять мальчиков прыгали и скакали.
Двенадцать мальчиков вскидывали колени.
Их тела были умащены жиром.
Их тела были раскрашены красным и белым.
Кто-то скрывался в лесу, похожий на бога.
Он носил свое имя на шее на шнурке из змеиной кожи.
Он носил свое имя на шее на веревке, сплетенной из травы.
Он глядел из леса, он говорил свое "Бц", Хозяин Тихого Слова.
Он сказал свое "Бц", и те, кто прыгали, они стали кружиться.
Он сказал свое "Бц", и те, кто скакали, они стали трясти плечами.
Он сказал свое "Бц", и те, кто вскидывали колени, они стали раскачиваться из стороны в сторону.
Он сказал свое "Бц", сказал "Бц", и те, кто кружились, те, кто трясли плечами, они стали подбирать с земли камни и палки.
Они слышали "Бц" - то, что было у них в руках, они высоко поднимали - кверху бросали камни, размахивали палками.
Они слышали "Бц" - то, что было у них в руках, они обратили друг против друга.
Они бились палками, они бросались камнями.
Кто упал, они того добивали.
Тогда тот, кто носил свое имя на шнурке из змеиной кожи, он вышел из леса.
Кто носил свое имя на веревке, сплетенной из травы, он вышел из леса, и с ним другие.
Тем, кто пал, разрезают чрево они, разнимают кости.
Вынимают у тех, кто пал, они сердце и печень.
Досыта едят теплого мяса.
Сладкого мозга костей пьют вволю.
На ночь Уткин отключил звук в телефоне. Не хотел звонков Мясоедова, если бы тот решил позвонить, что казалось вполне вероятным. Посмотрел трубку уже после завтрака, который по времени можно было считать обедом.
В списке непринятых несколько вызовов были действительно от Мясоедова. Но последний, совсем свежий, был с незнакомого номера. На незнакомые номера Уткин из осторожности не перезванивал, но тут, движимый внезапно возникшим чувством, решил позвонить.
На звонок ответила Кристина, племянница Мясоедова. Сквозь слезы сообщила, что Мясоедов умер.
Он как-то нехорошо, неправильно умер - выпал из окна.
Этого не могло быть, просто не могло быть. Он ведь боялся высоты, даже на балкон четвертого этажа в квартире Уткина отказывался выйти. А у Мясоедова девятый этаж. Страшно лететь с девятого этажа. Не потому страшно, что вообще страшно, а потому, что успеешь осознать всю безнадежность положения. Сколько времени лететь с девятого этажа? Ускорение свободного падения девять и восемь, округленно - десять. Высота - наверное, метров двадцать пять. Время падения - Уткин вспомнил формулу - корень квадратный из два аш, деленных на же. Корень из пяти, следовательно. То есть около двух секунд с хвостиком. Можно успеть осознать. Можно даже успеть нажать красную кнопку в кармане. Если б она была у него в то время. Ну ладно, нажал бы и оказался б наверху у окна - так, словно ничего не произошло. А там бы его уже ждали - ну, не ждали в полном смысле слова, а были рядом, то есть остались, где были, потому что куда же они делись бы, те, которые... которые его... ведь не сам же он вывалился из окна. Картина складывалась в подробностях: пришли те самые - в каких отношениях с Мясоедовым они были, неизвестно, но Мясоедов знал, что придут, накануне паниковал, говорил, что последний день, - пришли и потребовали отдать гаджет и, не получив... Нет, не складывалась картина. Какой им смысл выбрасывать Мясоедова из окна, это не помогло бы им. Тогда - не хотелось верить, но это был единственный вариант, который оставался, - они выведали - выпытали - у Мясоедова, где гаджет, а потом... убрали того, кто слишком много знал. Значит, Мясоедов показал им на Уткина. Хреново, очень хреново. Или все же он мог сам... с балкона? То есть - это самоубийство, если говорить открытым текстом. Или несчастный случай? Вчера Мясоедов был явно неадекватен, когда расставались. Гаджет, конечно, он уступил Уткину - против лома нет приема, но и этих - тех, которые... боялся до смерти. Сшибка интересов - так, кажется, это называется по-научному. Верный способ довести до нервного срыва. Хреново, ой как хреново. Уткин запретил себе думать на эту тему. На слово "самоубийство", на "прыжок из окна" положил запрет. Это просто - если мелькнуло в мыслях, то нажал кнопку, и пусть мелькает что-нибудь другое.
Уткин вышел из дому, шел по улице, сел в какой-то автобус. Ехал долго и неизвестно куда. На незнакомом перекрестке вышел. Пошел дождь, и Уткин встал под козырьком у входа в какое-то кафе. Рядом стоял человек, очень похожий на кого-то. Люди бывают очень похожи друг на друга. Человека звали Григорий - имя тоже было знакомо. Они зашли в кафе, взяли пельменей и водки. Григорий поздравил Уткина с праздником. В календаре всегда есть какой-нибудь праздник. И вас также, сказал Уткин. Будем на "ты", сказал Григорий.
- У меня к тебе есть вопрос, - сказал Уткин, - как к непредвзято мыслящей стороне, не отягощенной избыточной информацией. Если человек выпал из окна девятого этажа, что это по твоему мнению - убийство или, - Уткин замолчал, не в состоянии выговорить нужное слово, - или это - другое.
- Я сам не скажу, - произнес Григорий, подумав, - но я знаю человека, который скажет.
Ехали на маршрутке. Вышли. Здесь был парк или, возможно, лес. Озеро. Шли вдоль берега, мимо пляжной зоны.
Подошли к тому месту, где на траве была расстелена синяя скатерть. Несколько человек сидели вокруг. Один лежал навзничь, рыжей бородой кверху. Бабочка летала над его головой.
Чуть поодаль в складном кресле сидел человек. Крупный, с породистым лицом. На нем был свободный костюм - что-то вроде пижамы - и черная круглая шапочка. Гуру, сэнсэй, академик? Уткин выбрал последнее.
- Присаживайся, - сказал Григорий и сам опустился около скатерти. Выложил еду, которую принесли с собой, поставил бутылку. - С праздником всех.
Действительно, был какой-то праздник. Уткин выпил, положил на хлеб кусок ветчины. Потом сделал бутерброд с сыром. Хотелось есть, и он ел.
Григорий тронул его за локоть. В смысле "пора".
Уткин оторвался от скатерти и подошел к "академику".
- С девятого этажа? - полувопросительно произнес академик.
Уткин молча кивнул.
- Минувшей ночью?
Уткин кивнул.
- Неизвестно, что там произошло, но ты надеешься услышать, что это убийство?
Уткин снова кивнул, на этот раз чисто машинально.
- Убийство, а не что-то другое. С какой-то стороны так комфортнее, понимаю. Но с другой стороны и тревожней, правда?
- Правда, - согласился Уткин.
- И все-таки твой вариант - убийство, ты хорошо подумал?
- Разве то, что я думаю, что-то изменит?
- Оба варианта пока остаются возможны. Наравне с другими возможными вариантами. Ящик еще не открыт - ты понимаешь, что я имею в виду.
Он замолчал, коротким движением руки отпустил Уткина.
Что ж, мертвый кот лежит в правом углу ящика, мертвый кот лежит в левом углу ящика. Ящик открывается, но кот в любом случае мертв. Уткин отошел на свое место у скатерти. Опустился на землю. Даже лег. Даже заснул, задремал. Надеясь на то, что когда проснется, то ужасное, что случилось, окажется сном. В конце концов, много ли значат для реальности мира несколько слов, услышанных в телефонной трубке?
Проснулся, и нет, не оказалось. Откуда узнал? Просто почувствовал, ощутил. Но, что было хуже всего, каким-то образом понимал, что мог бы почувствовать и другое. И тогда оно, случившееся, действительно оказалось бы сном. Ему был дан шанс, и он упустил его. Можно было переиграть момент, нажать кнопку, и следующий вариант пробуждения мог оказаться более удачным. Но когда Уткин понял это, было уже поздно.
А может - не поздно? Мертвый кот лежит в ящике. Или живой? 50 на 50, как водится. Приходит человек, говорит, что открыл ящик, и что кот мертв, который внутри. Вопрос закрыт. Но остается вероятность, что человек солгал, и на самом деле он не открывал ящик. И тогда кот, возможно, еще жив. Но можно ли думать, что Кристина по какой-то причине его обманула? Или что в телефонной трубке был не ее голос? Или что саму Кристину ввели в заблуждение? Открыт ящик или еще закрыт? О каких там возможных вариантах говорил академик?
Уткин открыл глаза и сел. Пока он спал, академик исчез вместе со своим креслом. Григория тоже не было видно. Люди вокруг скатерти были другие - не все, но некоторые. А времени, кажется, не прошло нисколько, хотя спал вроде бы долго.
- У вас такое мрачное лицо, - сказала девушка, сидевшая напротив Уткина, - вам что-то приснилось?
Девушки не было раньше. Захочу, и она пойдет со мной, подумал Уткин. Или пойдет любая другая.
- Здесь есть кофе, - сказала девушка. - Вы хотите кофе?
Стоит только захотеть, подумал Уткин, отрицательно мотнув головой.
Он достал телефон. Набрал номер. Какое-то время слушал длинные гудки в трубке, потом вдруг понял, что ошибся и вместо Марины, как уже случилось однажды, вызвал Мясоедова. Никиту. С излишней поспешностью Уткин сбросил вызов. Снова набрал номер, теперь уже правильно.
- Может, пересечемся как-нибудь? - спросил Уткин.
- Ты теперь каждую ночь намерен со мной пересекаться?
- Не каждую, - сказал Уткин.
Она неожиданно легко согласилась. И кнопку не пришлось нажимать. Но о кнопке не хотелось думать.
Все повторялось. Спасительный аэрозоль был далеко, кнопка - тоже, и все повторялось. Уткин снова задыхался в темноте. Снова умирал, как уже было. Но не умер, и не задохся. Не умер, не умер. Когда кончилось, лежал, как вынутая из воды рыба. Почему рыба - непонятно.
- А обещал, - сказала Марина.
- Так не умер же, - возразил Уткин.
- Еще немного, и умер бы, а мне это нужно?
- Я как-то думал, что уже совсем выздоровел, - сказал Уткин.
- И глупо с твоей стороны.
- А я деньги потерял, - сказал Уткин, чтобы сменить тему разговора. - Не потерял, правильней сказать - утратил.
Насчет денег скорее всего так и есть. Если труп, если неестественная причина смерти, то и полиция посетит место - следователи, расследователи, кто там еще. И обнаружат деньги неизвестного происхождения. Всё так.
Марину интересовали подробности.
Оставил вчера у приятеля, объяснял Уткин, а там утром обыск. Не то чтобы обыск, но полиция посетила. Стало быть, все-таки обыск. Следственные действия. Что-то там случилось, темное дело. Нет, он, приятель, ничего такого не совершал, но что-то такое все же да. Не хочу рассказывать, пока сам толком не знаю. Короче, деньги изъяли в качестве возможного вещдока.
- Бедненький. Так ты хотел, чтобы я тебя утешила?
- А я не расстроен. У меня же система, я еще выиграю. Обещаю.
- Ну, ну, - сказала она. Кажется, не поверила.
- Завтра придешь? - спросил Уткин с надеждой в голосе. - Все будет нормально.
- Сперва выиграй, а потом я подумаю, - она ответила.
- Хоть прямо сейчас, - сказал Уткин. - Пойдем?
- Только без меня, - сказала она и вызвала такси.
Все как-то так, и ничего не понятно, думал Уткин неизвестно о чем, и тут раздался звонок. Звонила Марина, как высветилось на телефонном дисплее, но голос в трубке оказался мужской и незнакомый.
- Спускайся вниз, - сказал голос. - Быстро и без фокусов.
Внизу Уткина ждали трое наперсточников. Бритый Игорь держал за локоть Марину. Маринин мобильник был у Николая в руке. Это его голос в трубке показался Уткину незнакомым.
- Стой, где стоишь, - сказал Николай, когда увидел выходящего из подъезда Уткина. - И гони бабки. Я этого так не оставлю. Или битой по репе - ты сам хотел.
- Бабок нет, - вздохнул Уткин. - Я правду говорю, нет.
- Я вас, пожалуй, покину, мальчики, - сказала Марина и забрала у Николая свой мобильник. Ушла, не оборачиваясь.
- Я потерял эти деньги, - сказал Уткин. - Может, не совсем потерял, но ситуация сложная, я уже и повестку получил к следователю.
Он замолчал, не зная, с чего начать.
- Давай, колись, что там у тебя, - поторопил его Николай.
Уткин рассказал, все слушали.
- Что ж, лох, он и в Африке лох, - вынес свой приговор Николай. - Теперь слушай меня. Ложимся на дно. Никакой игры. Два крупных выигрыша за одним столом подряд - кто-то там уже навострил ушки. Поэтому жди. Но когда я приду, ты открываешь мне без фокусов - с бабой ты, не с бабой - открываешь. Понятно?
- Понятно, - сказал Уткин. - Но какие-то деньги мне нужны. Один раз, наверное, я могу сыграть? Есть ведь и другие казино кроме этого.
...............................................
- Хрен тебе, а не казино, - сказал Николай.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
- А битой по репе? - поинтересовался Николай.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
- Ладно, - сказал Николай. - Отстегну тебе. Живи. Слушайся меня, и будешь богатым.
Достав из кармана пачку, он отделил часть и протянул Уткину. Уткин принял деньги - там было 80 тысяч, он потом сосчитал.
Люди бывают живые и бывают мертвые.
Мертвые от руки.
Мертвые от камня.
Мертвые от воды.
Мертвые от дерева.
Мертвые с проломленным черепом.
Мертвые с перерезанным горлом.
Мертвые от удушения.
Умерщвленные по правилам.
"Опытный следователь может так глубоко проникнуть в душу подозреваемого, что тот вспомнит - реально и в деталях - как совершил то преступление, которого, возможно, и не совершал в действительности". Уткин не помнил, в какой книге прочел эту истину и прочел ли вообще, но кажется, что майор, который допрашивал Уткина, был той самой породы. Он только начал свою процедуру, а Уткин уже чувствовал себя виноватым, даже виновным.
- В каких отношениях вы состояли с погибшим? - Майор не называл Мясоедова по фамилии-имени (Никита Дмитриевич, между прочим), а говорил "погибший" иногда сбиваясь на "пострадавший" или "потерпевший".
- В нормальных, - отвечал Уткин. - Когда-то работали вместе.
- Где вы были вечером, 23-го августа?
- Наверное, у него, у Мясоедова.
- Почему наверное?
- Не помню, когда было это двадцать третье, но вас ведь, наверное, интересует именно вечер перед тем, как это случилось?
Майор то ли усмехнулся, то ли поморщился.
- И какова была цель вашего визита?
- Никакой, собственно, цели. Я в отпуске без сохранения, свободного времени много. Вот и хожу по гостям.
- По гостям, значит ходите. - Майор уже открыто усмехнулся, чем-то довольный.
Сейчас спросит про деньги, подумал Уткин.
- Есть один деликатный момент, - сказал он, играя на упреждение, - глупость, конечно, но я там, когда уходил, забыл пакет с деньгами. Сорок тысяч с чем-то.
- Точно, значит, не помните?
- Не помню, но там должны остаться мои отпечатки пальцев на пакете. Скажите, я должен написать заявление?
- Какое заявление?
- Чтобы деньги вернули.
- Можете писать, - равнодушно, даже как бы зевая, произнес дознаватель. Давая понять, что заявление можно писать хоть президенту, хоть премьер-министру. Следом пояснил, что деньги, если это действительно деньги Уткина, а это еще не факт, переходят в разряд вещественных доказательств. Но они, эти деньги, очень возможно, принадлежат -принадлежали - потерпевшему, то есть погибшему, - это в том случае, если они были переданы пострадавшему в качестве возмещения, то есть, говоря русским языком, если Уткин купил у него какую-то жутко ценную шнягу. Тогда понятны и деньги, и отпечатки. А в феноменальную уткинскую забывчивость что-то не верится. Уткин, со своей стороны, даже представить не мог, чтобы какая-то шняга (освоился-таки с новым словом) стоила сорок тысяч. А деньги принес похвастаться выигрышем. Первый раз в жизни играл в рулетку и сразу выиграл. И даже не столько похвастаться выигрышем, а рассказать про придуманную им систему, благодаря которой выиграл. Полная глупость, конечно, абсолютно невозможная вещь, но она работает. И вот ведь какой нюанс: если он, Уткин, снова пойдет играть и снова выиграет, и опять, и опять... - это не должно считаться какого-то рода мошенничеством. С формальной точки зрения это будет чистым везением, вокруг которого фантазия игрока нагородила какую-то легенду. А система должна быть признана невозможной и существующей только в уткинском воображении.
- Вот о чем-то таком мы и беседовали, - сказал Уткин.
- И о чем-то недобеседовали, если потерпевший несколько раз звонил вам в течение ночи.
- Наверное, он хотел сообщить мне про деньги, которые я у него оставил, - предположил Уткин.
- А когда по какой-то причине не смог дозвониться, и сообщить про деньги, он выбросился из окна. - Майор произнес вслух те слова, которые Уткин запретил себе думать. Нет, это не тот был вариант. Категорически не тот.
Человек был живым, он стал мертвым.
Он ходил, он двигался, он стал мертвым.
Кровь текла в его жилах, в нем билось сердце, он стал мертвым.
Он дышал, он пел, человек, он больше не дышит.
Он лежит на земле, в нем сердце его не бьется.
Не я был причиной того, что он стал мертвым,
Не я прекратил дыхание в его теле,
Не я преградил путь его крови в жилах.
Это прилетел камень, его ударил.
Камень прилетел один и другой, большой, тяжелый.
Камень один и другой, за ними третий.
Я не держал их в руке, я их не касался.
Откуда они прилетели, я их не видел.
Человек на землю упал, он лежит неподвижный, мертвый.
Он лежит на земле, в нем сердце его не бьется.
Кто отведает человека теплого мяса?
Человека сердце и печень кто примет, как подношенье?
Сладкий мозг костей человека кто выпьет?
Мясоедова хоронили в закрытом гробу.
Значит, оставалась возможность вариантов.
Пусть мертвый на 50 процентов кот Шредингера вынут из своего ящика и перемещен в другой. Человек, который его переносил, утверждает, что кот мертв. Но есть вероятность, пусть хоть миллиардная доля процента, что человек лжет. И тогда остается шанс, что кот жив внутри нового ящика или что кота там нет вообще.
И если открыть гроб, есть вероятность того, что там не окажется тела. Пусть одна десятимиллиардная.
Провожавших было немного. Из родственников - два брата Мясоедова, Алексей и Григорий, с женами, и племянница Кристина.
- Дядя Паша, ведь вы были последний, кто его видел в тот вечер? - при встрече спросила Кристина и, не дожидаясь ответа, заплакала. - Ну почему, почему он это сделал?
- Он этого не делал, - сказал Уткин.
- Что же тогда - убийство? - спросил брат Алексей, - но кому понадобилось?
- Я и насчет убийства не так уж уверен, - сказал Уткин, - но выброситься сам он никак не мог. Он ведь всегда боялся высоты, он даже с четвертого этажа не смог бы выброситься, а тут девятый.
Тогда что же? - естественные поступили вопросы - вроде должно быть либо одно, либо другое. Нет смысла гадать, сказал Уткин, может быть там что-нибудь вовсе неожиданное, и спросил про гаджет, видел ли кто-нибудь это устройство. Все видели, держали в руках. Любопытная игрушка, пульт к телевизору. В руках у Никиты она работала, но только у него. У всех остальных ничего не получалось. Нет, к разработке этой шняги он не имел никакого отношения, а просто подписался на проведение эксперимента, натурных испытаний - кажется, так. Он говорил, что набирается группа. (Это уже интересно, подумал Уткин.) Но чтобы из за какой-то игрушки могли так вот выбросить из окна - в это не верится. Так никто пока и не говорит про выбросить, сказал Уткин. А игрушка далеко не какая-то. Не просто пульт от телевизора. В ней Никита прозрел какие-то новые супервозможности. А потом, может, проговорился перед кем-то. И гаджетом заинтересовалась какая-то третья сила.
- У следователя, по-моему, версия не про гаджет, - сказал брат Георгий, - и он больше расспрашивал про деньги, сорок тысяч, которые лежали на столе.
- Это мои деньги, - сказал Уткин. - Я выиграл их в казино.
- Не знал, что ты ходишь в казино.
- Первый раз в жизни сходил, и вот - выиграл. Я показал их Никите, похвастался, а когда уходил - забыл.
- Мы бы их тебе отдали, но майор забрал в качестве вещдока, - сказал брат Алексей. - Наверное, с концами.
- Сорок тысяч - большие деньги, - сказал брат Григорий.
- Ничего, - сказал Уткин, - я еще выиграю. У меня есть система.
- Пульт, между прочим, потерялся, - заметил Алексей.
Люди бывают живые и бывают мертвые.
Для живых придуманы разные правила умерщвления.
Повешение, утопление, отрубание головы - это простые.
За ними следуют сжигание на костре, распинание, сажание на кол.
Острие кола скругляют, чтоб человек мучился дольше.
Человеку ломают кости, его укладывают на колесо, прижимают пятки к затылку. Это называется колесование.
Можно содрать с человека заживо кожу, сварить в кипятке, живым закопать в землю.
Таковы правила умерщвления, придуманные человеком для человека.
Никиту хоронили в закрытом гробу, и это странным образом вселяло в Уткина какую-то надежду, хотя и непонятно, на что.
Если открыть гроб, есть вероятность того, что там не окажется тела, думал Уткин. Пусть одна десятимиллиардная. Или тело окажется, но не то. Или окажется не тело. О чем там говорил академик? Ящик еще не открыт, поэтому возможны варианты. А с кнопкой в кармане мы знаем, что делать с этой одной десятимиллиардной.
С той же кнопкой можно было уломать кого следует, чтобы открыли гроб. Но на это Уткин не смог решиться. Не мог представить себе, что там будет в случае одной десятимиллиардной. Случай "кот-жив"? И Никита Мясоедов поднимется из гроба, живой и здоровый, махнет приветственно ручкой. Нет, так не бывает. А если и бывает, то я в это не верю, думал Уткин. Верить, наверное, не обязательно, но представить возможность чего-то такого, почувствовать, чего, собственно, можно ожидать от этой десятимиллиардной (не воскресения, разумеется, из мертвых, тогда чего?) - наверное, надо. Иначе - это каким-то образом понимал Уткин - ситуация будет представляться тупиковой (неважно, такова она или нет на самом деле) и изменчивый мир не прогнется под хозяина кнопки, а прогнется как раз хозяин. А все-таки это бред, полный бред - пришло внезапное понимание. Самоубийство, конечно самоубийство - слово проскользнуло через установленный кнопочный запрет. И причина понятна. Целиком понятна причина. А эти бредни про одну десятимиллиардную в закрытом ящике - это только увертки разума, которому запрещено видеть то, что перед глазами.
Хреново, ой как хреново.
...............................................
"Хреново, ой как хреново".
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
"Он был как сошедший с ума, когда я уходил".
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
"Разве я думал, что он на такое решится".
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
"С девятого этажа, это страшно, это ужасно".
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
"Самоубийство".
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
"Самоубийство".
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
"Самоубийство".
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
И все-таки убийство, решил окончательно Уткин. И тогда я оказываюсь на очереди. Или нет? Если - да, то ко мне должны были наведаться в тот же день. Хотя бы позвонить. Контрольный звонок для проверки. Могли позвонить с телефона Никиты, чтоб не светиться. Но на звонки я не отвечал. Может, это вообще не Никита звонил ночью, а звонили они - с его телефона. Телефон, кстати, был доступен... уже после того, как оно случилось.
Уткин взял трубку, сделал вызов. Слушал длинные гудки, с трепетом ожидая, что услышит сейчас незнакомый мужской голос на том конце.
- Дядя Паша? - Голос был не мужской и знакомый.
- Кристиночка, я тут случайно нажал, - стал объясняться Уткин.
- У нас квартиру взломали, дяди Никитину, - сказала Кристина.
Взломали, но вроде не ограбили. Уткин пришел, поддержать, так сказать, морально.
Все уже были в сборе: братья Мясоедовы с женами и племянница Кристина. Все сидели на кухне и пили чай в тесноте.
- Должны прийти полицейские, - сказал брат Алексей, - но что-то не торопятся. А пока здесь ничего нельзя трогать.
- К кухне это, наверное, тоже относится, - сказал Уткин.
- Что ж, и чаю тогда не попить? - отозвалась жена Алексея. Жену звали Татьяна.
- Унесли что-нибудь? - спросил Уткин.
- Не знаю, - сказал Алексей, - Ноут, вот, не взяли, а денег здесь и так не было.
- Даже в сливной бачок залезли, - сказал Уткин, выходя из туалета. - Мне кажется, они искали что-то конкретное.
- Что он мог прятать в сливном бачке? - удивился Алексей.
- Что они думали, что он мог там прятать? - поправил его Уткин, и уверенно произнес: - Я думаю, они искали гаджет, то есть пульт.
- В бачке?
- Положить в водонепроницаемый пакет, так делают.
- А что ты так беспокоишься об этом пульте?
- Потому что это, наверное, не просто пульт. Никита показывал мне, как управляет полетом мух с помощью этого пульта. В испытательной партии был, наверное, один такой особенный пульт, его и ищут.
- Про мух он мне тоже показывал, - сказала Кристина.
- Полет мух - большое дело, за него нобелевку дадут, - сказал брат Григорий.
...............................................
- Может быть этот пульт просто у тебя?, - поинтересовался Алексей.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
- А ты, случайно, не положил его к себе в карман, когда был здесь в тот вечер? - поинтересовался Алексей.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
- А не ты ли сам взял этот пульт? Больше некому. - поинтересовался Алексей
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
- Выходит, что многие охотятся за этим гаджетом, - сказал Алексей. - Ведь те, которые шмонали в квартире, это явно не те, которые выбросили Никиту из окна.
- Выходит так, - согласился Григорий.
В очередной раз закончился чай зеленого доктора. Уткин пошел в знакомый магазин, тот, который был как бы индийский, но магазин оказался на ремонте.
Когда Уткин, посмотрев на закрытую дверь магазина и на окно, загороженное изнутри фанерным щитом, пошел обратно, его догнал человек в сером балахоне и трехцветной вязаной шапочке.
- Есть чай, - сказал человек.
- Какой чай? - спросил Уткин.
- Тот самый чай, - сказал человек и, распахнув балахон, показал пришпиленный там пакетик с распечатанной на принтере этикеткой.
- Действительно, тот самый? - спросил Уткин.
- Самее не бывает, - сказал человек и провел Уткина в подвал в соседнем доме, вход со двора.
Чай подорожал с прошлого раза, но Уткин купил его больше, чем собирался, потому что не чувствовал уверенности в завтрашнем дне.
Чай был тот самый, даже лучше того. Уткин пил его исключительно по вечерам. И видел сны.
С новым чаем Уткину приснился сон про свиней. Свиньи, как говорят, довольно умные животные. Не глупее собак. Но собака - друг человека, а свинья - нет. Так сложилось.
Уткину приснилось, что в какое-то давнее время был заключен договор между людьми и свиным народом. Суть договора была в том, что люди кормят свиней - вкусно и досыта, но за это имеют право забить определенное количество поросят и кабанчиков для своего стола.
В те дни на землю свиного народа пришел небывалый голод, и договор оказался спасением. Тот вождь-правитель, который заключил его, стал народным героем.
У него было английское имя Сноуболл, как у знаменитого борова из романа Оруэлла.
Первую группу поросят и кабанчиков, отдаваемых на заклание, провожали плясками и битьем в барабаны. Их тела раскрасили красными и белыми полосами. Это был торжественный, великий день.
Этот день каждый год отмечали как праздник, устраивая массовые шествия с флагами и транспарантами.
С годами свиное племя размножилось до небывалых пределов, а многие дикие племена, не заключившие союз с человеком, полностью вымерли. "Слава Сноуболлу", - говорили в свином народе. "Дело Сноуболла живет и побеждает", - писали на плакатах.
Сноуболлу ставили памятники, на бойнях висели его портреты - в память о том, как в давнее время этот боров пожертвовал своей жизнью на общее благо, когда возглавил первую колонну поросят и кабанчиков, идущих на заклание. Ибо жизнь рода важнее, чем жизнь индивида.
На деле он прожил до преклонных лет в почете и уважении. Но после того как с его именем на устах миллионы его соплеменников отправились на бойню, исторической правдой стал жертвенный, духоподъемный вариант событий.
У людей тоже был великий герой, вождь-правитель, в уткинском сне оставшийся безымянным.
В трудное для страны время он дал указание продать за границу тысячи тонн зерна. Несколько миллионов крестьян остались без хлеба и умерли от голода, но на вырученные деньги были построены заводы по производству оружия и, в конечном итоге, одержана победа в большой войне.
Уткину приснился плакат с надписью "Дружба навек", на котором оба вождя, улыбаясь, пожимали друг другу руки. Упитанные, гладкие лица обоих странным образом были похожи. Однако неизвестно, насколько эта картинка соответствовала исторической правде, и какой именно правде.
Уткин шел по улице с красной кнопкой в кармане и в полном сознании своего могущества.
На тротуаре несколько человек стояли и курили. Стоявших было четверо. Их вид не вызывал положительных ассоциаций. В другое время Уткин, поглядев на эту четверку, поостерегся бы проходить мимо, хотя вид человека бывает обманчив. Теперь же он смело прошел и даже подвинул кого-то плечом.
...............................................
И получил удар кулаком сбоку.
И нажал на красную кнопку.
...............................................
И получил удар кулаком в челюсть.
И нажал на красную кнопку.
...............................................
И нажал красную кнопку.
...............................................
И нажал красную кнопку.
...............................................
Вот, я получил удар кулаком, подумал Уткин, и нажму сейчас красную кнопку. И что в результате? Меня, вот этого сиюсекундного меня, который получил удар в челюсть, больше не будет. Я буду вычеркнут из реальности, а по сути это ведь не что иное, как самоубийство. Я должен пожертвовать собой, чтобы кто-то - в данный момент чужой для меня человек - наслаждался своей неуязвимостью.
Уткин нажал красную кнопку.
...............................................
Меня сейчас ударили, подумал Уткин, и я нажму сейчас красную кнопку. И что с того? Меня, вот этого сиюсекундного меня, которого ударили, больше не будет. Я сам себя вычеркну из реальности, а ведь по сути это самоубийство. Почему я должен жертвовать собой, чтобы кто-то - в данный момент чужой для меня человек - наслаждался своей неуязвимостью?
Он убрал палец от кнопки.
Сохранив в себе боль от удара и какое-то время пребывая в недоумении от собственного поступка.
...............................................
Но когда, повалив на землю, его стали пинать ногами, он все-таки нажал кнопку.
...............................................
- Сперва будем есть, а потом плясать, - сказал Куггук, Красный Камень.
- Сперва будем плясать, а потом будем есть, - сказал Кургурак, Белый Камень.
И они плясали, а потом ели, а потом - снова плясали.
Уткин сел в знакомый уже автобус, потом в маршрутку. Доехав, вышел. Лес, берег, озеро. Люди на берегу. Люди отдыхали. Их мангалы дымились.. У людей был праздник. Уткин остановился у того места, где в прошлый раз была разостлана синяя скатерть, но место было пусто. Видно не тот праздник сегодня.
Уткин присел на траву, достал из рюкзака термос с лекарственным чаем. Налил в стаканчик и медленно выпил. Берег перед ним словно опустел, только что полный народу. Ветер подул и снова затих. Высоко в небе какие-то птицы летели клином. К северу? К югу? И снова подул ветер.
Если долго сидеть у реки, по ней проплывет труп врага... или труп друга. Или еще какой-нибудь труп.
Если раз за разом открывать ящик, из него кто-то покажется.
Уткин огляделся. Берег был открыт в обе стороны, и оттуда никто не мог появиться внезапно. Уткин повернулся спиной к тропинке, по которой пришел, немного подождал, давая время подойти тому, кто, возможно, идет по тропинке. Теперь обернусь - он отдал себе команду - и если никого не окажется за спиной, нажму кнопку.
Уткин не думал о том, кого собирается увидеть: незнакомого человека Григория, девушку, которая наливала ему кофе, академика в черной шапочке, или, может быть, того рыжебородого, который спал здесь у скатерти совсем недавно, и над головой у него летала желтая бабочка. Бабочка, кажется, еще кружилась над этим местом.
Увидел, однако, сердитого человека с загипсованной ногой. Голова у него тоже была забинтована. Наверное, в прошлый раз Уткин ошибся, принимая бинты за шапочку.
- Присаживайтесь, - сказал Уткин. Человек опустился на траву и оказался совсем не таким сердитым, как казалось.
- Выпейте чаю, - предложил ему Уткин.
- Какой интересный вкус, - сказал человек с загипсованной ногой.
- Это лекарственный чай зеленого доктора. Он помогает от всех болезней, - сказал Уткин. - А, между прочим, бананы - вы не поверите - реально полезны для сращивания костей.
- Мои уже срослись, - человек с загипсованной ногой улыбнулся, - завтра и гипс снимут.
- У меня есть вопрос, - сказал Уткин, - тот, собственно, вопрос, для которого я хотел вас увидеть.
Он еще не вполне представлял, о чем будет спрашивать, но это должен быть важный вопрос, вопрос жизни и смерти.
- Вы увидели, - сказал человек с загипсованной ногой.
Уткин выпил немного чаю, и вопрос прояснился: пришли нужные слова и встали на нужное место.
- Некоторого человека хоронят в закрытом гробу, - произнес Уткин, - и вот вопрос: есть ли в этом случае ненулевая вероятность того, что в гробу находится не его тело, или вообще нет тела?
- Если он - безымянный солдат, это вполне возможно.
- Не солдат и не безымянный. Нормальный человек с именем, почти семейный.
- Или если он погиб в катастрофе, в которой от всех погибших остались только неопознанные фрагменты.
- Хорошо бы, но тело было всего одно.
- И это было не его тело?
- Это как раз вопрос: его или не его? И я спрашиваю: есть ли какая-нибудь вероятность, что не его?
- Мне это напоминает один анекдот, - сказал человек с загипсованной ногой. - Блондинку спрашивают, какова вероятность встретить на улице динозавра. "50 процентов", - отвечает она. - "Почему?" - "Либо встречу, либо не встречу".
- Не вижу сходства, - возразил Уткин.
- Сходство прямое: бедность альтернатив в обоих случаях. "Встречу динозавра - не встречу динозавра", "его труп - не его труп". И все это словно подвешено в безвоздушном пространстве. А событие, о вероятности которого есть смысл говорить, должно быть некоторым образом укоренено в реальном мире. Применительно к встреченному на улице динозавру мы должны представить, откуда он мог появиться на улице, то есть в результате сочетания каких конкретных событий. Скажем, где-то в пустыне была найдена кость динозавра с сохранившимся генетическим материалом. Конечно, за миллионы лет все молекулы ДНК должны разрушиться, но разрушение происходит случайным образом, и есть ничтожно малая вероятность - может быть, одна тысячемиллиардная - что несколько молекул уцелели. Случайным образом эти молекулы попадают к нужному специалисту, который определяет их уникальность раньше, чем они успеют разрушиться, - для этого тоже есть какая-то вероятность. Далее - никто не сомневается, что рано или поздно появятся технологии, позволяющие вырастить полноценный живой организм на основе имеющегося генетического материала. Можно предположить, что с какой-то вероятностью эти технологии уже разработаны. В общем, понятно.
- Меня больше интересует конкретный труп в конкретном гробу, - сказал Уткин.
- Тут уж ты сам придумай какую-нибудь историю, - сказал человек.
- Это поможет? - спросил Уткин и вдруг понял, что обознался. Перед ним был не человек с загипсованной ногой, а Трофим, небритый человек в шляпе. Он подмигнул Уткину, и Уткин проснулся.
Он открыл глаза. Желтая бабочка еще кружила над травой. Птичий клин летел к югу. Берег озера был пуст. Солнце садилось. Дул ветер.
Уткин позвонил Марине на предмет встретиться, но она не хотела.
- С тобой, мне кажется, опасно быть рядом.
- Ничего такого, - сказал Уткин. - Это были друзья, они пошутили.
- У меня рука реально болит от этих шуток.
- Я им выговор сделаю, - пообещал Уткин.
- Это они тебе сделают - слышала я ваш разговор.
- Ты не понимаешь нюансов.
- И не собираюсь понимать. Мог мне позвонить сразу и объяснить нюансы. Чтоб понятно было, что не лежишь где-то в подвале с паяльником в жопе, как это там у вас принято.
- У кого это у нас?
Она сбросила вызов. Уткин позвонил снова.
- Хочешь, они извинятся перед тобой? Прямо сейчас.
Может ведь так случиться, что Николаю, одному или с компанией, заполучив много денег, захочется пойти в казино, сыграть в рулетку. И перед самой дверью он оборачивается. Или ему по пути придет в голову выпить бокал холодного пива в жаркий июльский вечер. И может статься, он приземлится где-нибудь за соседним столиком в этом кафе. Или в соседнем баре под тентом. Или проходя по соседней улице, он, задумавшись, свернет не туда, куда собирался, и окажется здесь, и обернется, проходя мимо. Хотя вряд ли он разгуливает пешком по улицам. Конечно, берет такси. Или на своей машине рассекает. И вот, мотор у него вдруг глохнет - кончается бензин или еще что. И он выходит - прямо здесь, почему бы нет. Или проще - кончились сигареты, нужно купить, и он выходит, перед дверью магазина оборачивается, видит Уткина с Мариной, подходит, почему бы не подойти. - Привет. - Как дела? - Пока нормально. - Николай. - Марина. - Очень приятно. - А при знакомстве почему бы не извиниться за прошлое, это естественно. - Вы уж простите меня за это недоразумение. Хотите я на колени встану? - Нет, на колени - это уже лишнее.
Из каких-то таких соображений Уткин и выбрал это кафе, с видом на казино и перекресток, этот столик на улице, где они сидели с Мариной и пили кофе.
- Ну и где они, твои друзья? - спросила Марина.
- Должны подойти.
Город большой, в нем улицы, перекрестки, мосты, кафе, рестораны, бары, кафе, еще кафе, кафе, рестораны - ничто другое Уткину не приходило в голову - в этом лабиринте Николай с какой-то (ненулевой) вероятностью мог в любой момент оказаться в любом месте. Надо только реализовать эту вероятность.
- Не слышно уверенности в твоем голосе.
- Я с уверенностью говорю, сейчас будут. Может, не все сразу, но одного, самого главного, тебе хватит?
Пора было действовать. Сейчас обернусь, принял решение Уткин, и если не увижу Николая, нажму кнопку.
И увидел.
Теперь пусть подойдет.
Достаточно было кнопки, но Уткин привстал и замахал рукой.
Николай подошел.
- Привет, - сказал Уткин.
- Привет. - Николай пододвинул стул, сел.
- Что скажешь? - как бы с намеком поинтересовался Уткин.
................................................
- Это уж ты говори, - сказал Николай. - А я послушаю.
Уткин нажал красную кнопку.
................................................
Нажал.
................................................
Нажал.
................................................
Нажал.
................................................
- Что было не так, извините, - сказал Николай, обернувшись к Марине. - Мы с бабами не воюем. - И, поднявшись, ушел.
................................................
Уходя, обернулся.
- Финты свои брось, ты меня понял?
Уткин нажал красную кнопку.
................................................
- Обманщик, - сказала Марина.
- Почему обманщик? - Уткин изобразил удивление.
- Ты просто с ним сговорился.
- А какая разница? - теперь уже по-настоящему удивился Уткин. - Я попросил его извиниться или мы договорились, что он извинится - не все ли равно?
- Сговорились, - поправила Марина. - И он так неискренне извинялся, просто произносил слова. А где тот, с тату на затылке, который меня хватал? Ему и нужно было извиняться в первую очередь.
- Бритый Игорь, - сказал Уткин. - Он тоже, наверное, где-то поблизости.
И сразу появился упомянутый Игорь. С ухмылкой на лице и банкой пива в руке.
- Что было не так, извините, - выпалил залпом. - Мы с бабами не воюем.
И тут же исчез, словно сам удивившись своему выступлению.
- Не понимаю, - сказала Марина. - А в общем, круто. Как это ты устроил?
- Теперь довольна? - спросил Уткин, игнорируя прозвучавший вопрос.
- С какого перепуга мне быть довольной? Хватают, заламывают руки, потом извиняются. Мне легче от их извинений? И деньги твои мне не нравятся. Ты ведь их не выиграл, тут что-то другое.
Она встала, чтобы идти. Уткин тоже встал. - Вот казино, - сказал. - Хочешь, прямо сейчас проверим систему?
Крупье лопаточкой сгреб со стола проигравшие фишки. Запустил по колесу шарик. Правильно, вроде, говорить не крупье, а дилер, но неважно. Уткин уже любил эту игру. Четкость движений крупье, арифметику чисел, геометрию линий. Выпало 8, а перед тем было 19. 8 и 19, значит, следующее число - 27 по придуманной Уткиным схеме. Марина оглянулась. Уткин кивнул. Система простая, играй сама. Только ставить нужно не прямо на квадрат 27, а на его угол, который покрывает четыре смежных номера. Случаю надо дать какую-то степень свободы, он это любит. И все фишки не ставь, раздели пополам.
Марина поставила на четыре номера: 26, 27, 29, 30.
Крупье запустил шарик, выпало 30. Выигрыш восемь к одному.
Уткин прикинул: 30 и 19 в сумме - 49. Минус 36, значит следующее - 13.
Марина протянула руку к выбранному квадрату. Правильно сосчитала. Уткин кивнул. Поставила столбик фишек на угол. Крупье запустил шарик, выпало 13. Ура! Марина захлопала в ладоши. Хватит, подумал Уткин. Больше не помогаю. Он вынул руку из кармана. Даже сложил руки за спиной, чтобы исключить незапланированное нажатие кнопки - нажмешь в пользу выигрыша, и сам не будешь знать, что нажал.
Марина, однако, выиграла - восемь к одному. И еще раз выиграла. И снова еще раз.
Уткину пришлось вмешаться, чтобы прекратить этот приступ везения. Не стоило так выставляться. Ему казалось, что внешне невозмутимый крупье поглядывает на него с подозрением. И еще откуда-то смотрит невидимый глаз видеокамеры.
- Пойдем, - сказал Уткин.
- Я хочу еще, - сопротивлялась Марина.
Уткин позволил ей проиграть еще два раза.
Когда выходили с деньгами, она сказала:
- Не слишком хорошо работает твоя система.
- А где ты видела систему, которая хорошо работает? - поинтересовался Уткин.
- Прикольно, - сказала Марина, помедлив, - но думаю, ты все равно обманщик. Только не знаю в чем.
- Ты не думай, - посоветовал Уткин. - Верь фактам. И пойдем куда-нибудь, отпразднуем победу. Может, прямо ко мне?
Аххкуаг, Воронья Лапа, поднял свою руку, и все тоже подняли.
Угхахак, Перо поднял свою ногу, и все подняли.
Аггавак, Ребро топнул ногой, Уккадак, Череп подпрыгнул - и все топнули и подпрыгнули вслед за ними.
Они поднимали руки, топали ногами, подпрыгивали, и это называлось "плясали".
Гоп! Гоп! Гоп!
Они плясали, потом ели, потом снова плясали.
Кто-то, сидящий в лесу, смотрел оттуда, а потом сказал: "Бц".
Уткин думал о квартире на восьмом этаже. Той, что была прямо под Мясоедовской. Они, тамошние жильцы, должны были при определенных условиях увидеть пролетающее мимо - падающее с верхнего этажа - тело. Или, при определенных условиях, не увидеть, что могло бы послужить дополнительным доводом в пользу того, что Уткин не решался явным образом сформулировать. Безотчетно опасаясь, что точная формулировка сделает очевидной невозможность того, что сформулировано.
Притворившись гостем, Уткин подошел к двери, нажал звонок.
Дверь открыл худой человек с неприметным лицом. Сказав "Привет", посторонился, пропуская. Что он при этом чувствовал? Может, принял Уткина за кого-то знакомого?
Квартира восьмого этажа не повторяла собой верхнюю. Какая-то перепланировка была, наверное, сделана. Комната, куда Уткин вошел, была больше мясоедовской. Посреди комнаты стоял длинный стол. За столом сидели люди. Уткин остановился в замешательстве.
- Садитесь сюда, Павлик, - сказала седая женщина с рыжим котом на коленях и показала место. Почему "Павлик"? - удивился Уткин. В каком варианте событий, вызванном к реальности кнопкой, могло быть произнесено его имя? Наверное, существует какой-то конкретный, "свой" Павел, который ожидался, но не пришел. А пришел "не свой" Уткин, которого каждый, с кем он обменяется взглядом, должен принимать за своего после скольких-то нажатий кнопки. И кратчайший для этого путь - это обознаться, незнакомого Уткина принять за знакомого Павлика. С кем не случается? С ним, Уткиным, такое случалось неоднократно. Люди бывают удивительно похожи друг на друга.
Уткин обвел взглядом собравшихся. Женщина, назвавшая его Павликом, была, что неудивительно, похожа на соседку Анну Ивановну, а крупный, с породистым лицом, мужчина, сидевший у дальнего конца стола, сильно напоминал академика в черной шапочке - того самого, из озерного парка. Да, скорее всего, он и был тем самым академиком. Люди бывают не только похожи. Иногда они - те же самые люди.
Других знакомых лиц за столом Уткин не увидел. А ведь были варианты: небритый человек Трофим в шляпе, человек с загипсованной ногой, бритый Игорь, стриженый Олег, похожий на кого-то Григорий. И Золушка могла быть. Особенно Золушка. Уткин еще раз провел взглядом по лицам. Золушки не было. Жалко, конечно, но разве не глупо надеяться ее здесь увидеть. А надеяться на что-то другое, ради чего он пришел сюда, разве в меньшей степени глупо?
Уткин отпил из стоявшего перед ним бокала, и вино вступило в странное взаимодействие с выпитым перед тем лекарственным чаем. Он видел перед собой лица, шевелящиеся губы, слышал произносимые слова, но смысл слов оставался далек, пока кто-то не обратился к нему прямо:
- А вы, Павел, что думаете?
Говорил "академик". С отчетливой интонацией экзаменатора, спрашивающего урок.
Уткину даже захотелось встать, отвечая.
- Все таки убийство - это убийство, - сказал он неожиданно для самого себя и, кажется, попал в тему.
- Формально - так, а по сути - передергивание фактов, - возразил человек с неприметным лицом. Это Алексей Михайлович, вдруг понял Уткин. Что-то произошло - словно щелкнул переключатель и для каждого сидящего за столом определилось его имя. Прежде сидели безымянные, теперь - с именами: Петр Алексеевич (он же академик), Иван Васильевич, уже упомянутый Алексей Михайлович, Николай Павлович, Елизавета Петровна (сухонькая старушка с планшетом в руках, по которому она время от времени проводила пальцем), Екатерина Алексеевна, уже упомянутая Анна Ивановна. Две девушки, сидевшие по обе стороны Петра Алексеевича (академика), по молодости своих лет остались без имени, - по какой-то причине одно вытекало из другого.
Это можно понять, думал Уткин. Если меня здешние люди принимают за какого-то, им известного Павла, то и я, в принципе, должен принимать каждого из них за кого-то, известного мне. Из известных, впрочем, были только Петр Алексеевич (академик) и Анна Ивановна (соседка), остальные не были похожи ни на кого конкретно. Почему так получилось, Уткин не знал, да и зарекся докапываться до объяснения нюансов обратного действия кнопки.
- Так можно и забой скота объявить убийством, - продолжал Алексей Михайлович.
- А я думаю, что смертная казнь вообще недопустима в цивилизованном обществе, - сказала девушка, сидящая справа от академика.
- Цивилизованном? Не смешите меня, - сказал Николай Павлович. - Скажите еще прогрессивном. Весь прогресс заключается в изобретении новых методов казни - гильотина, электрический стул, инъекция яда. А гуманизм весь в том, чтобы в случае, если приговоренный к смерти преступник заболел, сперва вылечить его - очень гуманно - а потом уже привести приговор в исполнение.
- Болезни бывают разные, - сказал Алексей Михайлович. - Допустим, приговоренный преступник находится в коме. Тогда встает вопрос: привести приговор в исполнение, не выводя его из комы, или дождаться, когда он из нее выйдет?
- А пусть это даже не кома, а летаргический сон, который может длиться годами, - подхватил Николай Павлович. - Тогда по идее нужно дождаться, когда приговоренный проснется, и уже над человеком, находящимся в сознании, свершить правосудие.
Странные темы для разговора возникают в этой компании, подумал Уткин.
Анна Ивановна поперхнулась куском и закашлялась. Недовольный кот спрыгнул с ее колен и удалился.
- У меня есть целебный чай, - сказал Уткин, вынимая фляжку. - От аллергии, кашля и все такое. Хотите?
Откашлявшись, Анна Ивановна покачала головой. Не хотела.
Уткин сам сделал несколько глотков.
- Убийство - необходимая часть человеческой культуры, - взял слово Иван Васильевич. - В каждом обществе имеется свод правил, предписывающих, когда и при каких условиях допускается убийство, и каким образом оно должно совершаться. И не только при исполнении смертного приговора. Человеческие жертвоприношения в наше время не приняты, но слово "жертва" осталось. Вы обратили внимание, что при победе в сражении или в войне количество принесенных - понесенных - в процессе жертв становится предметом отдельной гордости?
Уткин кивнул. Лицо оратора плыло и менялось перед глазами, покрывалось морщинами, темнело, на нем появлялась борода. Через мгновение - нужно было моргнуть, встряхнуться - борода исчезала, но появлялась вновь как наваждение.
- Это глубинное, - заметил Алексей Михайлович. - Человек был ребенком с трудной судьбой. Если обратимся к истории его происхождения, то в темном его прошлом обнаружится нечто ужасное, неприемлемое и непредставимое, то, в чем мы боимся себе признаться, но что остается в нас жить, замаскированное чувством долга, ритуалом, чем-то еще... Вам не приходило в голову, что у самых разных народов мы встречаем культуру истязаний, воспринимаемых в определенном роде как благо? Страданий, добровольно принимаемых на себя человеком?
Это книга профессора Поршнева, подумал Уткин, которую я читал. Читал-то, положим, я, а говорит он.
Говорящий Алексей Михайлович замолчал и замер. Стоял с приоткрытым ртом, не зная, о чем говорить дальше.
Интересное явление, продолжал думать Уткин, но все это не приближает меня к цели. Надо сменить тему.
- А какая, интересно будет вероятность, - Уткин задал наводящий вопрос, - что когда человек, упав с верхнего этажа, пролетит здесь мимо окна, кто-то из присутствующих его заметит?
- Самоубийство - это не выход, - сказала девушка.
- Я и не говорил, что это самоубийство, - возразил Уткин.
- Значит, кто-то помог, как говорится, - заметил Николай Павлович.
- Это тоже не факт.
- В любом случае вероятность ненулевая, - сказал Петр Алексеевич.
- У нас на той неделе был случай, и никто не заметил, - сказала Анна Ивановна.
- Пишут, что человек упал с девятого этажа, перелезая с балкона на балкон, - сказала старушка Елизавета Петровна, глядя в планшет.
- Где упал? - оживился Уткин.
- Где-то в Новосибирске, - сказала старушка.
- Не наш случай, - заметил Николай Павлович.
С балкона на балкон - это идея, подумал Уткин.
- А наш какой будет случай? - осторожно спросил он.
- Собственно, такой же, - сказал Николай Павлович. - Человек потерял ключи и решил, что может перелезть к себе с соседнего балкона.
- Какой человек?
- Иванов, Петров - какая разница.
В дверь раздался звонок.
Уткин не обратил внимания, но когда Алексей Михайлович направился к двери, вдруг вздрогнул. Это, должно быть, пришел Павел, настоящий Павел. Уткин хотел нажать кнопку, но понятно было уже, что не успевает. И что будет, когда два Павла - настоящий и самозванец, окажутся в одной комнате? Что-то, конечно, будет, так не бывает, чтобы ничего не было, но Уткину не хотелось думать о том, как это будет. Лица за столом кривились, стараясь сохранить свои - или уже не свои? - очертания. На лице Ивана Васильевича прочно обосновалась борода. У Алексея Михайловича тоже что-то такое было. А у Петра Алексеевича (академика) были только усы, которых раньше вроде бы не было, когда он был только академиком. Разруливать новую ситуацию? Уткин мысленно пожал плечами. Кто-нибудь сойдет с ума от всего этого. Проще постараться, чтобы новый гость не вошел, кем бы он ни был.
Алексей Михайлович уже вплотную приблизился к двери.
- Кто бы это мог быть? Мы ведь никого не ждем, - произнес Николай Павлович.
- Не открывайте! - испуганно воскликнула Елизавета Петровна. - Не открывайте ему.
- Посмотрите в глазок, кто там, - сказала Екатерина Алексеевна.
Подойдя к двери, Алексей Михайлович заглянул в глазок.
- Я его не знаю, - сказал он тихо.
В девятом месяце буддистского лунного календаря в Таиланде проводится Праздник девяти богов. Ключевым событием праздника является шествие, участники которого истязают себя, нанося порезы и разнообразными способами протыкая свои тела. Чаще всего истязательной процедуре подвергаются щеки. Их протыкают ножами, мечами, копьями. В прорезанные отверстия вставляют самые невообразимые предметы. На фотографиях можно увидеть бычьи рога, скрещенные пистолеты, руль мотоцикла, гитару, лопату, два зонтика, а также ветвь, полную цветов и листьев.
Истязания угодны богам.
А на Филиппинах в Страстную неделю истязают себя христиане. Они до крови бьют себя специальными плетками, снабженными бамбуковыми палочками. Немногие избранные подвергаются натуральному распятию, прибиваемы гвоздями к крестам. В старое время вместо плеток могли использовать дубинки, утыканные острыми стеклами, но с тех пор нравы смягчились.
Мусульмане-шииты в праздник Ашура бичуют себя цепями с острыми лезвиями на конце, наносят себе удары кинжалами и саблями.
У индуистов тоже есть праздник Тайпусам, во время которого они прокалывают свое тело многочисленными иглами и крючками, к которым подвешивают грузы и даже привязывают тросы, на которых они тянут за собой ритуальные платформы, украшенные цветами.
Истязания угодны богам. Именно через истязания достигали святости многие святые. Их распинали, жгли огнем, рвали железными когтями, расчленяли, колесовали, бросали зверям на растерзание - и вот, они удостоились. А кто не сподобился, те сами подвергали себя истязаниям разного рода. Можно усмотреть в этом нечто от обряда инициации.
Эти инициационные обряды могут быть весьма жестокими. Пишут, что в одном австралийском племени при совершении обряда юношам распарывали пенис вдоль мочеточника. Только после этого они могли считаться настоящими мужчинами.
- Я его не знаю, - сказал Алексей Михайлович, заглянув в глазок.
Иван Васильевич подошел и тоже приложился к глазку.
- И я не знаю, - сказал он.
- У него что-то в руке, - сказал Алексей Михайлович, опять посмотрев, и уступил глазок Ивану Васильевичу.
- Это нож, - сказал Иван Васильевич.
- А по-моему это пистолет, - сказал Алексей Михайлович.
Николай Павлович тоже подошел к двери.
Звонок раздался снова.
- Надо позвонить в полицию, - сказал Николай Павлович, оторвавшись от глазка.
Алексей Михайлович стал набирать номер.
Лучше без полиции, подумал Уткин.
- Это не полиция, - сказал Алексей Михайлович, отложив трубку.
- Я позвоню. - Николай Павлович достал мобильник и тут же уронил его. Гаджет распался на части. Крышка и аккумулятор разлетелись в разные стороны.
Николай Павлович опустился на корточки и стал собирать с полу рассыпавшиеся телефонные части.
- Откройте! - закричал тот, кто был за дверью, и забарабанил в дверь кулаками.
- Не открывайте, - сказала Елизавета Петровна.
- И не собираюсь, - сказал Алексей Михайлович и возвратился на свое место. Борода прочно обосновалась на его лице.
А у Николая Павловича были только усы.
Тот, кто за дверью, замолчал. Раздались звуки, будто его тошнило. Что-то упало со стуком, потом стало тихо.
Николай Павлович посмотрел в глазок.
- Никого нет, - объявил он.
- А вы все-таки не открывайте, - сказала Елизавета Петровна.
- Ничего страшного, - сказал Николай Павлович и открыл дверь. Там действительно никого не было.
Надо уходить, подумал Уткин. Что надо знать, я, кажется, уже узнал.
- Заходите еще, Павел, - сказал ему на прощание Петр Алексеевич. Имя "Павел" он произнес с явной двусмысленностью. - Интересные повороты возникают в дискуссии при вашем участии. - И, улыбнувшись, добавил: - А вероятность, если хотите знать, всегда ненулевая.
Значит, упал, перелезая с балкона на балкон. И не Мясоедов, а неизвестно кто. Интересно, думал Уткин, спускаясь по лестнице, эта полученная информация соответствует действительности? Или же она относится к категории бреда, стимулированного его желанием услышать что-то подобное? Он остановился на первом варианте как более перспективном. Тогда получалось, что неизвестный Петров-Иванов, живший в квартире с соседним балконом, был каким-то образом знаком с Мясоедовым. Весьма вероятно, что заходил в гости. И, потеряв ключи, решил воспользоваться соседством. Никита, конечно, его отговаривал - пробовал отговорить, но безуспешно. И, наверное, он, боявшийся высоты, ушел с балкона, чтобы не видеть, как человек перелезает. И, может быть, даже не видел, как тот сорвался. Есть вероятность, что не видел, если уж все остальное мы допустили. Хотя видел, не видел - какая разница. Другой вопрос - каким образом этот Петров-Иванов оказался в гробу под именем Никиты? И куда делся сам Никита? И каким образом могли - не только родственники, но и официальные органы - так обознаться, притом что посторонние люди (конкретно, Николай Павлович) каким-то образом знали? А каким, собственно, образом? Видели своими глазами? Слышали от кого-то? А где в таком случае источник слухов?
Уткин пробовал восстановить ход событий. Возможно, гипотетический Петров-Иванов был двойником Мясоедова. Можно еще представить, что он по какой-то причине надел Мясоедовский пиджак с документами. По какой - непонятно, но вероятность ненулевая. Возможно, у него в тех же зубах пломбы, что у Мясоедова - это элементарно, с той же ненулевой вероятностью. С пиджаком, кстати, объясняется просто - оба сидели за столом, сняв пиджаки. Когда встали, Петров-Иванов по ошибке надел пиджак Мясоедова. А потом полез через перила и упал с мясоедовского балкона. Упав, он разбил лицо, что затруднило опознание. Отсюда, кстати, и похороны в закрытом гробу. Картина выстраивалась - логически непротиворечивая и цельная. Только осведомленность Николая Павловича туда не вписывалась. Конечно, могло быть так, что он, стоя внизу или проходя мимо, был непосредственным очевидцем события, но в этом случае он был бы и главным свидетелем.
Следовало признать, что версия Николая Павловича могла не иметь прямого отношения к действительности. Просто он, Уткин, хотел услышать что-то такое, и вот - услышал. Но имела ли, не имела - это не так важно. Не в том дело, чтобы знать, как оно происходило. А понять, как оно могло происходить - вот в чем дело. И тогда остается шанс.
Но картина, однако, не была полной. С Петровым-Ивановым понятно, а что с Никитой? Вот он видит, как его приятель срывается с балкона. Бежит сломя голову вниз, останавливается над безжизненным телом. И тут что-то происходит. Должно произойти. Может быть, происходит даже раньше - когда Мясоедов только выбегает из дома. Он выбегает, и какие-то люди хватают его, заклеивают рот скотчем, надевают мешок на голову, кидают в машину. Похищение? Но зачем? Кто эти люди? Что они собираются делать? Материала не хватало для создания полноценной истории. Если это те, у которых Мясоедов брал гаджет, и который они требовали, чтобы вернул, то непонятно, зачем похитили. А может, это были не те, у кого он брал, а какие-то другие, которые хотели завладеть гаджетом. А может, не похитили, а сам убежал - другой вариант. Вопрос - куда убежал. От кого. От тех самых, это понятно. А кто они, эти самые?
Уткин обнаружил вдруг, что какое-то время уже стоит на нижней площадке лестницы перед дверью. Он нажал подсвеченную зеленым кнопку, вышел, опасливо огляделся. На краю газона из земли торчал обрезок железной трубы, обозначая собой угол несуществующей ограды. Вокруг столбика на земле и листьях Уткин заметил бурые пятна, на самом столбике - тоже. Сюда - Уткина передернуло - Мясоедов упал лицом. Не Мясоедов - он тут же поправился - Петров-Иванов, разумеется.
А кто такой этот Петров-Иванов? Существует ли он вообще? А если существует, то в каком смысле? То есть существует ли человек, жилец соседней квартиры, совершивший набор действий, приведший к определенному результату?
Уткин вернулся в парадную, поднялся на девятый этаж. Остановился перед дверью в ту самую соседнюю квартиру. Поднес палец к кнопке звонка, но звонить не спешил.
Наконец, нажал кнопку.
Повременив, нажал снова. Никто не вышел.
Уткин несколько раз ударил в дверь кулаком. Повернувшись задом, добавил ногой.
Соседняя дверь открылась и скрипучий голос сказал:
- Что шумишь, глухой, что ли?
- Не я глухой, а тот, кто за дверью.
- А там нет никого, - сказал обладатель скрипучего голоса - худой человек с маленькими голубыми глазками. Уткин где-то уже видел такие. - В любом случае нет смысла стучать в дверь кулаками, когда есть звонок.
- Я для верности, - сказал Уткин, - мало ли что.
- Тем более, что там никого нет, - сказал человек.
- Похоже на то, - сказал Уткин. - А почему вы думаете, что там никого нет?
- Нет, потому что нет. И уже несколько дней не было - с начала недели.
- А кто там живет, в этой квартире? - осторожно спросил Уткин.
- А я должен отвечать? Вчера двое приходили, интересовались. Из органов, с удостоверением. У вас есть удостоверение?
- Удостоверения нет, но отвечать надо, - строго произнес Уткин.
- Отвечу, отвечу, - человек выразил готовность. - Его зовут Евгений. Фамилия длинная, грузинская. Кончается на "швили". Типа Квирвиришвили. Но на грузина не похож - лицо простое, славянское. Не женат. Время от времени выпивает, но не алкоголик. Хотя близок. Иногда очень близок. Вам достаточно?
Человек сделал попытку закрыть дверь. Уткин придержал створку. Человек не сопротивлялся. Человек... человек. Хотелось как-то его мысленно обозначить, но не завязывая знакомства - это было бы лишнее. Уткин посмотрел на человека, в его маленькие голубые глазки. Николай? Филипп? Всё не то. Иннокентий - тоже нет. В конечном итоге Уткин выбрал имя, которым он прежде называл Евгения, и которое теперь освободилось. Пусть будет Петров-Иванов.
Он слышал про первобытное племя, в котором имя человека обладало отдельным, независимым от хозяина существованием. Можно было отобрать его, потерять, передать другому. За этим, казалось Уткину, скрывался какой-то иной, отличный от современного, порядок - может быть, более совершенный. Все-таки имя (а следом и слово) предназначено к тому, чтобы быть чем-то большим, чем простым обозначающим знаком.
- Вам достаточно? - повторил новоназванный Петров-Иванов, прервав размышления Уткина.
- Не знаю, - неуверенно произнес Уткин, - хотелось бы понять, что это за человек, способен ли он, - Уткин замешкался, подбирая нужное слово, - способен ли к импульсивным, спонтанным, в каком-то роде рискованным действиям?
Типа перелезть с балкона на балкон, подумал он про себя.
- Не знаю, - сказал Петров-Иванов. - Я с ним в разведку не ходил. А Никита вас не интересует из девяносто четвертой? Те двое, в основном, про него спрашивали. Только он погиб. Совершил свое спонтанное действие - упал с балкона. Навернулся лицом, опознать смогли только по татуировкам.
- У него не было татуировок, - сказал Уткин.
- Может, и не было, - согласился Петров-Иванов, - темное дело. Но родственники опознали, нужно верить.
- А у Евгения были татуировки?
- Не знаю, я его голым не видел. А что, вы думаете, это он мог сорваться с балкона?
- Не думаю, - сказал Уткин.
- А почему нет? Какая-то вероятность всегда существует. Два человека пропали в один день - практически так. Один плохоопознанный труп под балконом. Кто из двоих? Это вопрос. Родственники опознали, конечно, но могли и ошибиться, человеку свойственно ошибаться. Я мог бы даже допустить, что с балкона упали они оба - Евгений и Никита, каждый со своего. Самоубийство влюбленных - известный сюжет.
А это уже бред, подумал Уткин, что, вероятно, отразилось у него на лице, потому что Петров-Иванов поспешил заявить:
- Я вас не обидел таким предположением? Тогда извините.
- Ничего, - успокоил его Уткин, - валяйте дальше.
- Начитался японской классики, вот и лезет ерунда в голову. А у японцев это известный сюжет. Помните историю про то, как два влюбленных друг в друга молодых самурая оказались вовлечены в ситуацию кровной мести? И оба покончили с собой.
- Харакири?
- Просто самоубийство. Вы скажете, конечно, что трупу исчезнуть гораздо сложнее, чем живому человеку. Согласен, но если задаться целью, то можно представить, как это могло бы произойти. Хотите?
- Не надо, - сказал Уткин.
- Например, он не до конца расшибся, падая, и уполз с места падения. А потом подъехала снегоуборочная машина.
- Не надо, - повторил Уткин. - И какая, к черту, снегоуборочная машина летом.
- Тогда он свалился в открытый люк или в траншею, выкопанную строителями. Или даже смог убежать с места. Ветки деревьев, кусты смягчили падение, и он смог убежать, по факту будучи смертельно травмированным, но в состоянии шока... В состоянии шока человек может многое.
- Прекратите! - закричал Уткин.
- Хорошо, хорошо, - послушно согласился Петров-Иванов. - А в девяносто четвертую загляните. Там кто-то есть.
- Загляну, - сказал Уткин.
- Те дознаватели тоже спрашивали про татуировки, - вдогонку ему сказал Петров-Иванов.
Дверь открыла племянница Кристина. Как-то сложилось, что Уткин про себя называл ее этим словом - "племянница", хотя племянницей она ему не была, а была Мясоедову.
- Дядя Паша? - она удивилась.
- Проходил мимо, решил зайти, - сказал Уткин. - Я, вообще-то, думал, здесь нет никого. А потом подумал, дай, все-таки, зайду. Но я не думал, что здесь именно ты, - сказал он, продолжая стоять на пороге, - думал, брат Алексей или брат Георгий. Мне, конечно, нужно было сперва позвонить по телефону, предупредить. Но непонятно, кому звонить из тех, кто может здесь оказаться. Да и записан у меня только старый номер Никиты, который уже не отвечает.
- Заходите уж, - сказала Кристина. - А папы нет сейчас, но скоро придет.
- Петров-Иванов из девяносто шестой говорил, что здесь кто-то есть, - стал объяснять Уткин, - но не сказал, кто. Я и решил зайти.
- Почему Петров-Иванов? - удивилась Кристина. - Его зовут...
- Нет, нет, - поспешно остановил ее Уткин, - не говори. Пусть остается, как есть. Знаешь, у меня такая привычка - я иногда даю незнакомому человеку при первой встрече какое-то прозвище или имя.
- Я сварю кофе, - сказала Кристина.
- Люди бывают так похожи друг на друга, пусть хоть именем отличаются, - сказал Уткин и, усаживаясь, заметил: - Кресло, кажется, новое. Раньше я его здесь не видел.
- Папино кресло, - сказала Кристина. - Мы решили, что будет правильно, если кто-то из нас поживет в этой квартире. А у меня и работа здесь рядом. Вам со сливками? - спросила, разливая кофе по чашкам.
- С коньяком, - сказал Уткин. Начатая бутылка уже стояла на столе.
- А почему не хотите знать его настоящее имя?
- Вот, не захотел, как-то так. А почему - не знаю. Если отвечать на каждое "почему", то можно погрузиться в такие глубины подсознания, что без специалиста не обойтись. Я, собственно, совсем не собирался общаться с этим Петров-Ивановым, а хотел поговорить с Евгением из девяносто седьмой, но его не было дома. И не было, оказывается, уже несколько дней. Есть что-то странное в этом совпадении: Евгений и твой дядя: один падает с балкона, другой исчезает. И то, и другое - в один, по всей вероятности, день. Можно задуматься.
- Зачем? - вздохнула Кристина. - Это ведь ничего не изменит.
- Надо все-таки понять, что произошло... и что происходит, - сказал Уткин. - Может, это было совсем не... - Он замешкался, не в силах произнести роковые слова "убийство" и "самоубийство", - совсем не то, что мы сейчас думаем.
- Не знаю, - Кристина еще раз вздохнула. - Мне страшно. Сегодня приходили какие-то люди. Представились, что из полиции. Задавали вопросы.
- Я знаю, - сказал Уткин.
- А мне кажется, это я виновата. - Кристина готова была заплакать. - Надо было пожить здесь в эти дни. И тогда, может, ничего бы не случилось. Я несколько раз предлагала, а он не хотел.
- Он не считал себя инвалидом, - сказал Уткин. - Мне даже кажется, он какой-то кайф ловил от своего перелома. А потом, гипс-то уже давно сняли. Ты пять раз вернулась бы домой к этому времени.
Успокаивая, он погладил племянницу по руке, отчего она расплакалась уже по-настоящему.
- Только те, которые приходили, - сказала она сквозь слезы, - мне кажется, они не из полиции. Те быстрее вызвали бы повесткой, ведь так?
- Почему обязательно повесткой? Бывает, приходят сами. Тем даже удобнее, к кому приходят.
- Они и про вас спрашивали, дядя Паша, Кто вы, и вообще... Вы ведь в тот день заходили сюда. Не надо было рассказывать, да?
- Ничего, - сказал Уткин. - Они и так всё знают, что им нужно.
Я бы тоже поспрашивал, подумал Уткин. Ведь затем и пришел.
Он прокручивал в уме список вопросов:
- От кого дядя Никита получил гаджет, и на каких условиях?
- Кто опознал тело?
- Были ли дядя Никита и сосед Евгений знакомы друг с другом?
- Был ли сосед Евгений каким-то образом похож на дядю Никиту (рост, телосложение)?
- Бывал ли сосед Евгений в гостях у дяди Никиты?
-Пили ли они вместе коньяк?
- Играли ли они друг с другом в щахматы?
- Показывал ли дядя Никита соседу Евгению гаджет?
- Показывал ли дядя Никита соседу Евгению, как управляет полетом мух с помощью гаджета?
Уткин посмотрел на Кристину. На какие-то вопросы она, может быть, знала ответ. На другие - не знала. Но если она ответит даже на все вопросы, что это даст? Только то, думал Уткин, что область возможного сократится. И какой-то вариант событий, который меня устроил бы, окажется полностью нереальным.
- А зачем вам понадобился Евгений? - спросила Кристина.
- Так, хотел кое-что выяснить.
- Можете что-нибудь выяснить и у меня, - она улыбнулась. - Если уж решили заделаться сыщиком.
- Я подумаю, - сказал Уткин. - Но кажется, я все-таки не сыщик.
Он отпил коньяку из своего бокала.
Кристина тоже пригубила.
- Петров-Ивановым я сперва обозвал Евгения, - сказал Уткин. - А потом, когда имя освободилось, я стал им называть соседа из девяносто шестой. Когда-то, - упредил он недоуменный вопрос, - имя не было так жестко привязано к человеку. Вместо пары "человек-имя" была тройка "человек-имя-предмет". Кого-то могли звать, например, "Собачья нога" или "Лисий Хвост", как индейца из романа. И он мог носить этот хвост на шее, как знак своего имени. А если хвостом завладевал кто-то другой, то имя могло перейти к нему вместе с предметом.
- Не слишком удобно, - заметила Кристина.
- А кто говорит, что это должно быть удобно? Удобство - не то направление, в котором двигался человек. Кто-то сравнил разумного - сделавшегося разумным - человека с сороконожкой, которая начала осознанно переставлять свои ноги.
Уткин замолчал. Чуть не начал рассказывать об истории происхождении человека по профессору Поршневу, но понял - не стоит.
- Тело опознал дядя Георгий, - сказала Кристина. - По татуировке на левом плече. Лицо было разбито.
- Я знаю, - сказал Уткин. - Я видел ту железку под балконом, на которую он упал лицом.
Вдруг включился телевизор. Сам по себе.
На экране человек пел под гитару. Человек был не знаком Уткину, слова были знакомы: "Две тысячи лет война, война без особых причин. Война - дело молодых, лекарство против морщин"
Только не две тысячи лет, а скорее двести тысяч, подумал Уткин.
- Всё в точку, с тем уточнением, что изначальным смыслом войны была заготовка молодого мяса, - начал он излагать теорию профессора Поршнева, но встретив взгляд Кристины, пресекся.
- Дядя Паша, - медленно проговорила она. - Признайтесь, пульт от телевизора у вас?
- Да, - признался Уткин. Он достал гаджет, положил на стол и начал рассказывать. Рассказал всё. Может быть, почти всё.
- Значит, с помощью этой кнопки ты можешь заставить человека сделать то, что ты от него хочешь? - осторожно спросила Кристина, внезапно переходя на "ты".
- Не совсем, - сказал Уткин. - Только выбирая из тех вариантов поступков, которые человек мог бы сделать по своей воле.
- Среди этих поступков могут быть и вполне безумные.
- Только безумные и считаются, - сказал Уткин.
- Тогда зачет? - Она потянулась к Уткину и поцеловала в губы. - А папа сегодня не придет.
- Почему не придет? - спросил Уткин.
- А он тебе нужен? - Она засмеялась и, снова поцеловав, спросила: - Признайся, ты нажимал сейчас кнопку на своем пульте?
- Да, - сказал Уткин. - Да. - И тут же поправился. - Нет, конечно нет. - И не знал, каким из произнесенных слов можно верить.
Могло ведь случиться, что он стал нажимать кнопку, не имея сознательного намерения и даже не догадываясь о том, что нажимает. Или не могло? А если могло, тогда выходило, что тот Уткин, который смог, захотел и нажал, сильно отличается от того Уткина, который не смог, то есть не захотел, то есть которому даже в голову не могло прийти что-то подобное. Но тот Уткин, который сидел и думал обо всем этом, тоже отличался от того Уткина, которым он был какую-то минуту тому назад. Было мгновение, когда что-то изменилось внезапно. И он, и она, которую помнил еще ребенком, стали другими - отчасти даже незнакомыми, новыми друг для друга, словно некто третий с какой-то своей целью действительно нажал кнопку лежащего на столе гаджета.
- Нажимал, - сказала она, - а то почему я тут рядом? Ты ведь этого от меня хотел? Хотел ведь, да?
- Хотел, - признался он, и не противился больше течению.
- И так тоже? - спросила она через некоторое время, меняя позу. - А так?
- Да, да, - проговорил он, задыхаясь. - Конечно, да.
Уткину снилось, что он ищет Золушку, хозяйку туфельки - девушку, которая с одной стороны была той самой, конкретно знакомой, а с другой стороны каким-то образом оказывалась неизвестной.
Уткин сидел на скамейке, а девушки проходили мимо. Как в сказке, как в сказке.
Уткин удерживал их - за подол платья или за коленку, они останавливались, проявляли интерес, но туфелька никому не подходила. Хотя была не такой уж и маленькой туфелька.
Потом картина изменилась.
Не скамейка была, на которой сидел Уткин, а естественное возвышение (пень? камень?). И девушки проходили мимо чисто первобытные, не нуждающиеся в какой-либо обуви. Однако туфельку послушно примеряли. Это длилось неопределенно долго. Кажется, некоторые проходили по второму и третьему разу. Бил барабан или что-то такое, во что можно бить. Уткин уже не принимал в этом участия.
Наконец, случилось. Избранницу поволокли, посадили на камень. Тело раскрасили красными и белыми полосами. На шею повесили бусы из ракушек. Другие - из костей. Дали имя - что-то вроде Анна-Мария-Тереза. Барабан продолжал бить. Продырявили уши.
Рядом был лес. В лесу скрывался кто-то, похожий на бога. Уткин ждал страшного, но пришел человек с лицом Николая, сказал: "С бабами мы не воюем".
Уткина разбудил звонок в дверь.
- Это, наверное, папа, - сказала племянница. - Ты можешь что-нибудь сделать?
- Попробую, - Уткин протянул руку к гаджету. - Есть вероятность, что он вдруг прямо сейчас вспомнит о каких-нибудь срочных делах.
Звонок замолчал, и молчал долго.
Кристина вышла из комнаты и тут же вернулась.
- Прикольно, - объявила она, - он ушел. Может, это был и не папа, но все равно прикольно.
- А то, - сказал Уткин.
- Теперь ты, наверное хочешь, чтобы я принесла тебе утренний кофе.
Больше не буду называть ее племянницей, подумал Уткин.
Ожидая лифта, Уткин бросил взгляд на дверь девяносто седьмой квартиры - квартиры Евгения - и ему показалось, что она закрыта не совсем плотно. Может, еще со вчерашнего дня, только вчера он этого не заметил, а сейчас оно просто бросалось в глаза.
Уткин осторожно потянул дверную ручку - не пальцами берясь, а сгибом запястья, инстинктивно стараясь не оставить отпечатков. Дверь с легкостью открылась, и он осторожно вошел.
Замок на двери был с защелкой, следовательно хозяин квартиры - Евгений - действительно мог неосторожно захлопнуть за собой дверь и оказаться снаружи без ключа с последующим развитием событий по известному сценарию. Но те, которые побывали в квартире потом, зафиксировали защелку замка и, когда уходили, оставили дверь незапертой. Зачем? Планировали вернуться?
Уткин прошел по коридору. Заглянул в кухню, зашел в комнату. Комната была почти такая же, как у Мясоедова. Минимум мебели: диван, шкаф, тумбочка с телевизором, пара книжных полок. И дверь на балкон... балкон. Был ли хозяин квартиры аккуратен, неряшлив, одинок, общителен, подвержен запоям, склонен к экстремальным поступкам? Трудно судить, потому что те, кто побывали, все перевернули вверх дном. Книги - с полок, содержимое ящиков - наружу. Что-то искали, Уткин догадывался - что именно. Он прошел среди разбросанных по полу бумаг, книг, мелких предметов: ножичек, несколько карандашных огрызков, пластмассовая линейка, циркуль, увеличительное стекло. Какие-то интересы были у человека, какие-то варианты жизни. И он, Уткин, выбрал для него из многих возможных полет с балкона вниз лицом на железо. Зачем он сюда пришел? Как преступник, которого потянуло на место совершения. Под ногой мелькнула фотография - человек, голый по пояс, держал в руке рыбу, поднимая вровень с плечом. Рыба была большая.
Уткин поднял фотографию. Человек не был похож на Мясоедова. Да, собственно, и не был обязан. А татуировку на плече имел - не разобрать какую. Уткин нагнулся положить фото на место и вдруг услышал звук открывающейся двери, слабый, но отчетливый. Кто-то вошел в квартиру. Уткин положил палец на кнопку - пусть уйдет. Но тот не уходил. Медленно шел по коридору в сторону кухни. Тяжелыми шагами. Он не нужен мне здесь, думал Уткин, но почему не уходит? Что не так? Почему на него не действует кнопка? Шаги в коридоре затихли. Медленно двинулись в обратную сторону.
Уткин прижался спиной к балконной двери. Ему стало страшно. Человек в коридоре остановился, зашуршал бумагой. Наверное, он уже на пороге комнаты. Если появится, нажму кнопку, думал Уткин. Но что-то идет не так с этой кнопкой, что-то не так.
Уткин выскользнул на балкон. Спиной вперед, не отводя взгляда от дальнего угла, где должен был появиться тот, кто затаился сейчас в коридоре. Уткину казалось, что именно затаился, никак не иначе.
Балкон мясоедовской квартиры был рядом, рукой подать. Уткин прикинул - полтора метра, не больше. Даже меньше - расстояние широкого шага. Уткин посмотрел вниз - девятый этаж, высоко. Увидел цветочные грядки, ограждение и железяку-столбик со следами засохшей крови, неразличимыми с высоты девятого этажа. Уткин отвел взгляд и почувствовал вдруг - не слухом, а каким-то спинным чувством, что тяжелые шаги раздаются уже в только что оставленной им комнате. Он неуклюже перевалился через перила и шагнул, цепко держась правой рукой, а в левой руке сжимал гаджет - на всякий случай. Жутко неудобно, но какая-никакая страховка - в случае чего до земли остается две секунды свободного падения, хватит, чтобы нажать кнопку.
Уткин толкнул мясоедовскую балконную дверь, которая легко поддалась, и прошел в комнату. В ней никого не было. Папа Алексей, видимо еще не пришел за короткое прошедшее время, а Кристина по косвенным признакам была на кухне. Там в кране шумела вода. Слышался голос телевизора.
В комнате оставался еще утренний беспорядок. Уткин поднял со стула голубую майку с принтом, посмотрел, положил на место. Даже понюхал. Задерживаться не стал и направился к выходу. Открыл дверь на лестничную площадку, но тут же закрыл и стал смотреть в дверной глазок. Из квартиры Евгения вышел высокий человек в джинсовых брюках и куртке. Аккуратно прикрыл за собой дверь. Нажал кнопку лифта.
Уткин подождал, пока человек войдет в кабину, и спустился по лестнице пешком.
Выйдя на улицу, он подумал, что так и не задал ни одного вопроса из тех, что собирался. По какой-то причине решил, что это не нужно. Может, и действительно? Если выяснится, например, что сосед Евгений никак не был знаком с Никитой, не играл в шахматы, и не мог, следовательно воспользоваться его балконом... Если это выяснится, возведенная им умственная конструкция идет лесом. А в неопределенности сохраняется надежда.
Сделав несколько шагов, Уткин обнаружил, что до сих пор держит в руке голубую майку. Тонкая, она целиком помещалась в горсти. Уткин положил ее в карман.
Уткин время от времени играл сам с собой в рулетку - ту, которую он как-то купил, случайно увидев в витрине. Это была игрушечная рулетка, но совсем как настоящая.
Выигрывать, держа палец на кнопке, было неинтересно, и Уткин усложнил задачу.
Он склеил из толстого картона коробку - достаточно большую, чтобы накрыть колесо рулетки. Обклеил ее черной бумагой - натуральный черный ящик. Замысел был такой: запустив шарик, накрыть колесо ящиком и открыть только по прошествии времени - чтобы при нажатии кнопки возвратиться не к моменту запуска, а существенно позже. Таким образом нажатие кнопки приводило не к повторному запуску шарика, а только к повторному открытию черного ящика, внутри которого шарик подобно коту Шредингера, покоился в состоянии "ни то, ни се" или "ни здесь, ни там". И если это состояние неопределенности, в котором пребывал шарик, не сводилось к простому факту отсутствия информации о его местоположении, а имело реальную физическую природу, то при повторном открытии ящика шарик мог оказаться уже в другой ячейке - возможно, выигрышной.
Однажды Уткин уже предавался абстрактным рассуждениям на эту тему, а теперь появилась возможность проверить.
Он крутанул колесо, запустил шарик, накрыл рулетку ящиком. Отсчитав 40 секунд, достаточное вроде бы время, поднял ящик. Шарик лежал в ячейке под номером 25 - то самое число, которое Уткин задумал. Уткин еще раз повторил опыт, и еще несколько раз. Результат был неизменный.
Это круто, думал Уткин. А, в общем, он уже понимал, что иначе и быть не могло.
Свое маленькое открытие он решил отпраздновать. Среди приглашенных были Воронин, Марина, еще пара знакомых, в общем-то случайных.
Из гостей Уткин никого не мог посвятить в детали, поэтому причину торжества держал при себе. Для прочих был повод - поиграть в рулетку, хоть и игрушечную, но совсем как настоящую.
Правила гуманно скорректировали, чтобы сметаемые со стола фишки через какое-то время возвращались к хозяину и игра, к общему удовлетворению, продолжалась.
Играли, пили вино, а кто хотел - водку.
"Жизнь налаживается", - говорил Уткин, думая про себя о новых перспективах, которые открывались перед гаджетом - почти безграничных, по сравнению с тем, что представлялось ранее. И для Никиты Мясоедова просматривалась, после нескольких рюмок коньяку, вполне реальная возможность найти свой шанс и обнаружиться на дне черного ящика в состоянии "жив".
Непонятно только, почему он не обнаружился до сих пор. Уткин выпил еще коньяку. Могло быть два варианта. Первый - похищение. В этом случае Никиту держат в темном подвале люди, которым нужен гаджет. И тогда почему он не перевел стрелку конкретно на Уткина? Второй вариант - бегство. Отсиживается где-нибудь на даче... и не на своей. Но тогда почему он не дал знать о себе хотя бы ближайшим родственникам?
А может, как раз дал, под условие хранить тайну. Они ведь мне не обязаны сообщать. Даже Кристина. А что Кристина? Что я про нее знаю? То есть, то ли я про нее знаю сейчас, что знал раньше? И то ли, может быть, буду знать завтра, что знаю сейчас? Или не знаю? Уткин налил себе еще коньяку и выпил, чтобы привести мысли в порядок.
А может, Никита и не собирался никому сообщать о себе. Ну, уехал и уехал. Кстати, может быть, у него сейчас отпуск. И ведь он, скорее всего, не знает, что его похоронили под видом Евгения... Нет - что Евгения похоронили под видом его. Такие вещи не просчитываются. Или он думает, что сообщил, а на самом деле не сообщил. На сбои памяти многое можно списать. Может быть, он вообще потерял память или лежит где-то в коме - неопознанным пациентом скорой помощи. Хотя этот вариант рассматривать не надо.
Надо такой вариант - и вживе представить его - который допускает в итоге своем счастливое естественное возвращение. И тогда я могу взять гаджет и сказать себе - если Никита сейчас не войдет в эту дверь, то нажму кнопку. И он войдет. Уткин налил себе коньяку и выпил.
Он представил: вот Евгений срывается с балкона, Никита выбегает из дома, склоняется над безжизненным телом, в этот момент подбегают какие-то люди, хватают его, надевают мешок на голову... Или нет, версию похищения мы решили не рассматривать.
- Как это у тебя получается: сидеть в компании, а выпивать в одиночку? - прервал медитацию Уткина оказавшийся вдруг рядом Воронин.
- Тогда выпьем вместе, - сказал Уткин, и они, чокнувшись, выпили.
Колесо рулетки крутилось, шарик катился. Оба смотрели.
- Ты знаешь, - сказал Воронин, продолжая наблюдать за движением шарика, - не могу отделаться от мысли, что наше сильное желание может как-то влиять на результат броска. Но только не впрямую: иногда притягивает удачу - тогда нам активно везет, а иногда - отталкивает, и тогда нас покидает даже тот шанс, который вроде бы гарантирован теорией вероятности. Мне кажется, что шарик больше подходит для таких штук, чем игральные кости. Поскольку шарик приближается к цели медленно, как бы давая возможность наблюдателю отождествиться с процессом - я правильно употребил это слово - отождествиться?
- Не знаю, - сказал Уткин, - я, вроде, не в теме.
- А кости вываливаются сразу, не успеешь подумать.
- Кнопку успеем нажать и в том, и в другом случае, - сказал Уткин.
- Какую кнопку? - Воронин не понял.
- Так, свободные ассоциации.
Не похищение, значит, а бегство, вернулся Уткин к своей теме. Никита видит подъезжающую машину с теми самыми людьми. Людей внутри он не видит, но чувствует, что это те самые люди. Он прячется от них за кустами - там вокруг дома высажены кусты, живая изгородь. Он, может, еще не настолько боится этих людей, чтобы бежать сломя голову, но в это время появляются другие люди - конкуренты первых. Подходя к подъезду, они сталкиваются, Никита из своего укрытия наблюдает жестокую схватку - страшные люди и с одной и с другой стороны - и тогда он действительно сломя голову убегает, как был одет по-домашнему, без денег, без документов, без телефона. И тут рядом останавливается авто, в котором какой-то хороший знакомый, друг. Он помогает Никите, увозит его к себе на дачу. Там он скрывается, на этой даче.
Но что должно заставить его вернуться?
Или что задерживает его, отчего он до сих пор не возвращается?
- Серьезная тема на самом деле, - говорил Воронин. - Есть люди, которые могут влиять на шарик. Есть люди, которые могут влиять на кости. Влиять, в общем-то, могут все, но одни могут более, чем другие. Есть даже такие, которые могут влиять на работу компьютера. Мне недавно попалась книга как раз об этом. Я потом покажу.
Шарик, наконец, остановился. Номер 25, красное. Игроки стали передвигать фишки по полю. По каким правилам они играли?
Подходя к дому, Уткин получил битой по голове, как и предупреждали.
Очнулся на скамейке в компании известной троицы. Руки были свободны. Уткин потянулся к заветной кнопке и не обнаружил гаджета на его месте.
- У меня твоя шняга, - сказал Николай. Пульт был у него в руке.
Уткин застонал и потрогал голову в месте удара.
- Дурак ты, Павел, - задумчиво произнес Николай. - А что делать с тобой, не знаю. - Он повертел гаджет у Уткина перед носом и спрятал в карман.
- Понимаю, что дурак, - признался Уткин. - Но так получилось.
- Сам-то где был, когда оно получалось?
Философский вопрос, подумал Уткин и промолчал.
Николай тоже не торопился со словом.
- Устройство верните, - сказал, наконец, Уткин. - Куда оно вам без меня?
- Скажи, какой незаменимый.
- Под меня ведь заточено.
- А с какой это стати под тебя? - Николай взял Уткина за отворот куртки и встряхнул.
- На биотоки мозга настроено... моего, - пробормотал Уткин.
- Давай, я ему зуб выбью, - предложил бритый Игорь.
- Кем настроено? - прошипел Николай. - Не надо лапши. Откуда устройство? И не говори, что его подарил добрый дядя.
- Не дядя, - сказал Уткин. - Мой приятель Евгений. Он показал мне эту игрушку, дал подержать. Но он не понял, что ее можно использовать таким вот образом. А я догадался.
- Так вот взял и догадался?
- Так вот догадался.
- А как эту игрушку использовал твой приятель?
- Это был экспериментальный пульт к телевизору.
- Дай, я ему зуб выбью, - сказал Игорь.
- Действительно пульт, - сказал Уткин, - я не выдумываю. А если не пульт, то не с меня спрос. Мне сказали, что пульт, а больше ничего не знаю.
- А что за лажа с биотоками мозга?
- Чтоб понятнее объяснить то, что управлять гаджетом могу только я.
- А мы, значит, непонятливые? - вкрадчиво произнес Николай, - Может, объяснишь для непонятливых?
Бритый Игорь коротким тычком ударил Уткина в челюсть.
- Мне и самому непонятны эти нюансы, - сказал Уткин, вытирая кровь с разбитой губы.
- Зубы целы? - поинтересовался Николай.
- Пока еще целы, - сказал бритый Игорь.
- Не встревай, - оборвал его Николай.
- Целы, - сказал Уткин.
- Забудь о нюансах и объясни, как нажимать на кнопку.
- Это не объяснить. Вы ведь уже пробовали. Можете попробовать еще. Результат будет тот же.
- А если мы хорошо попросим?
Николай кивнул Игорю и тот ударил.
- Это бесполезно, - сказал Уткин.
- А вдруг полезно? Придется тебе пострадать, чтобы мы поверили.
- Подождите, подождите, - поспешно сказал Уткин. - Я все объясню.
Игорь придержал занесенную для удара руку.
- Я ведь говорил уже, что гаджет не мой. Но он и не Евгения. Какая-то фирма ему предоставила вроде бы для тестирования. На время. И когда подошел срок, ему напомнили. Потом стали требовать. Он мне звонил несколько раз. Я говорю: скажи им, что потерял, или что ограбили. Ну, так случилось, скажи, всё может случиться. Что ли тебя съедят? Неустойку я тебе компенсирую. Он вроде бы успокоился, но на той неделе пропал. Дома его нет. Телефон не отвечает.
- Адрес давай и телефон, - сказал Николай.
Уткин продиктовал адрес Евгения, а телефон дал Мясоедова - не все ли равно.
- Я думаю, может быть, гаджет оказался особенным в серии. А я оказался особенным человеком, - сказал он. - Можете верить, можете нет.
- Так, пожалуй, и не поверим, - сказал Николай.
- И вот что. Мне кажется, этим гаджетом кто-то заинтересовался. Сосед из девяносто шестой квартиры говорил, приходили какие-то люди, спрашивали.
- Реально гонит чел, дай я ему зуб выбью, - сказал бритый Игорь.
- А еще мне кажется, что за мной следят, - повинуясь внезапному наитию, сообщил Уткин и описал приметы Трофима, небритого человека в шляпе.
- Посмотрим. - Николай повернулся к Уткину: - Сейчас встаем и медленно уходим. И спокойно, не дергайся.
- Иногда за мной следил и другой человек, - сказал Уткин, - но он не отложился в памяти, неприметный такой.
- Разберемся, - сказал Николай.
Они пошли. Игорь с Олегом остались на скамейке.
Ну что ж, думал Уткин, вероятность никогда не равна нулю, а терять в моем положении нечего.
Прошли молча по тротуару. Игнорируя светофор, перешли на другую сторону улицы. Свернули направо и, наконец, приземлились, в баре под названием "Улитка". Здесь было темно. Диваны с высокими спинками выстроились вдоль некоего завитка спирали, оправдывая название заведения.
Николай взял коньяку.
А Уткину не хотелось.
Скоро пришли Олег с Игорем.
- Все четко, - сказал Олег, - вот он сидит. И кивнул в сторону окна.
За окном Уткин действительно увидел Трофима. Он сидел за уличным столиком. Поймав взгляд Уткина, Трофим приветственно приподнял шляпу.
- Даже не шифруется, - сказал Игорь.
Николай допил свой коньяк и поднялся с места.
- Паспорт с собой? - спросил.
Уткин кивнул.
- Тогда поехали.
Вызвали такси. Трофим со своего места проводил машину взглядом. Рядом с ним за столиком появился человек, неприметного вида. Назову его Степаном, подумал Уткин. Может, еще встретимся.
На вокзале взяли билеты на "Сапсан".
В толпе пассажиров изредка попадались знакомые лица, мужские и женские.
Уткин хотел позвонить племяннице Кристине (все-таки племяннице) или, может быть, Марине, но Николай сказал не надо. Вообще сказал отключить телефон. Конспирация.
В вагоне кормили обедом. Как в самолете, подумал Уткин. Самолетные были и кресла. И скорость, в принципе, тоже.
- А фейсом немного не вышел, - обронил Николай на московском перроне, посмотрев на разбитую губу Уткина.
Зашли в салон красоты, наложили макияж на губу. А потом - в казино. Для того всё и затевалось.
- Все делаем, как в прошлый раз, - сказал Николай, возвращая Уткину гаджет. - И без лишних движений.
- Знаю, - сказал Уткин.
- И смотри. Расклад такой, что если тебя завтра достанут те люди, которые тобой заинтересовались, то останешься без своей кнопки, и следующего раза уже не будет. Поэтому играем по-крупному. Понятно?
Уткин кивнул.
- И когда будем забирать наши бабки, постарайся, чтобы они там не тормозили?
- Постараюсь, - пообещал Уткин.
На игру ушло около часа. Хватило бы и пятнадцати минут, но нужно было имитировать естественные зигзаги случая. Цвет фишек Николая был синий. Николай играл осторожно - отделял третью часть от своих фишек, ставил на равные шансы: красное-черное или чет-нечет. Уткин обеспечивал выигрыш. Столбики фишек росли перед Николаем. К столу подтягивались зрители взглянуть на везучего игрока. Уткин заметил, что кое-кто из играющих примазывается к чужой удаче, незатейливо дублируя ставки синих. Один особенно выделялся своей наглостью - низенький, черный, с густыми бровями. Цвет его фишек был сиреневый. Уткин разочаровал его, прервав серию выигрышей. Три раза подряд синие проигрывали. Сиреневые вместе с ними. После третьего раза бровастый ушел в сторону. Николай поставил на чет, бровастый - на красное. Шарик остановился на цифре 8 (комбинация черного с четным). Сиреневые фишки смели со стола. Бровастый злобно посмотрел на Уткина. Видимо что-то почувствовал.
Николай, решив ускорить процесс, поставил половину своих фишек на квадрат. И тут же сиреневый бесцеремонно положил пять своих фишек поверх его столбика. Вот же гад, подумал Уткин и загнобил ставку. Николай удивился - не мог не удивиться, хотя ничем не показал своего удивления. А бритый Игорь подошел сзади к Уткину и, приобняв за плечи, спросил:
- Не катит сегодня?
- Нормально, - сказал Уткин. - Еще не вечер.
У Бровкина оставалось еще пять фишек. Он не спешил ставить. Николай без помех выиграл три раза подряд. Крупье остановил игру. Он сосчитал синие фишки и обменял по четыре на одну, изменив номинал. Каждая фишка теперь стоила сто долларов.
Николай поставил пять сотен на квадрат. Бровкин решился. Положил свои фишки поверх синих. Все полностью. И проиграл вместе с Николаем.
Бросил злобный взгляд в сторону Уткина и исчез.
Наверное, пошел стреляться, подумал Уткин.
Николай выиграл подряд четыре раза. Крупье снова изменил номинал синих фишек. Теперь у Николая было одиннадцать фишек по тысяче долларов. Он поставил пять на квадрат. Еще два раза ставил на квадрат, после чего крупье закрыл стол, объявив, что деньги в казино кончились. Слова были сказаны какие-то другие, но смысл был тот самый.
Отметили выигрыш бокалом шампанского. Уткин съел бутерброд с красной рыбой. Спустились к кассе на первый этаж. Оказалось шестьсот с чем-то тысяч. В долларах, разумеется. Выдали легко. С улыбкой, пожиманием руки - поздравляем, заходите еще, всегда рады вас видеть.
Вышли, была уже ночь.
- Не пойму, в какую игру ты играл сегодня? - спросил Игорь,
- Был там один, который все пробовал примазаться к нашим ставкам. Я подумал, что нам он такой не нужен.
- Не дал чуваку выиграть, а?
- На нервы мне действовал, козел.
- Ты, значит, такой крутой? Может, думаешь, ты вообще бог?
- Не бог, - сказал Уткин, и подумал - может, действительно, зря человека обидел.
Подошло такси, все счастливо погрузились в машину.
Все-таки козел, думал Уткин о бровастом. Но каким образом он смог догадаться? Вспомнился злобный взгляд, с которым тот посмотрел на Уткина после проигрыша. Неужели для кого-то могут быть заметны его манипуляции с кнопкой? Этого не могло быть. Не могло быть просто физически. Тогда что? Вина Уткина убедительно была написана у него на лице и прочитана? Это вариант. А может быть, он, Уткин, подсознательно ожидал такого именно отклика - такого взгляда. И подсознательно выбрал его нажатием кнопки. Тоже вариант. Нереально? Возможно. Но вероятность не бывает равной нулю.
Машина резко затормозила. Уткина бросило вперед. Он очнулся. Впереди, перегораживая дорогу развернулось черное авто. Другое стояло сзади, упершись бампером. Из переднего вышли двое и медленно приближались. У одного в руке был пистолет.
"Ни шагу вперед", - скомандовал про себя Уткин.
Двое остановились. Один что-то сказал, другой ответил. Из второго автомобиля вышли еще двое, подошли к первой паре.
"Пусть что-нибудь случится, - сформулировал задачу Уткин. И добавил, - пусть уберет пистолет".
Человек с пистолетом застыл на месте. С неестественно вывернутой ногой, отставленным в сторону локтем, судорожной гримасой на лице. Другие были не краше. Руки человека начали производить мелкие хаотичные движения. Ноги плясали.
Внезапно Уткина затошнило. Еле успел выбраться из машины, и это случилось. Бокал шампанского, бутерброд - все на асфальт. Переведя дыхание, Уткин поднял голову. Человек не выпустил пистолета из рук, крепко держал и размахивал, направив дулом в небо. Трое его товарищей тоже достали оружие. Стреляли в воздух. Трясли и размахивали руками. Подпрыгивали и взбрыкивали ногами, можно сказать - плясали. Действительно плясали - да, почему нет? Гоп! Гоп! Уткин, у которого тошнота снова начала подступать к горлу, вошел в круг, присоединился к плясу. Гоп! Гоп! И отпустило. И люди справа и слева оказались нормальные люди, правильные ребята, друзья, кореша, дружбаны. Гоп! Гоп! Кто-то положил руку Уткину на плечо. И Уткин положил кому-то на плечо свою руку. А еще кто-то, с ассирийской тяжелой бородой, засмеялся, оскалив зубы, и протянул Уткину свой пистолет. Рукоятка легла в ладонь как своя. Уткин тоже засмеялся, и выстрелил вверх два или три раза, и подпрыгнул. Ему было хорошо, он уже любил тех, кто слева, и тех, кто справа. Друзья, братишки. Гоп! Гоп! Им деньги нужны? А кому не нужны? Надо поделиться. Уткин направился к своей машине, которая потихоньку выруливала с неудобного места. Дверца распахнулась перед ним. Уткин нырнул внутрь. Николай вынул из его руки пистолет, аккуратно протер рукоятку и выбросил в окно на освещенный фарами пятачок асфальта.
- Ну, ты реально крутой, - сказал Игорь. - Что это было?
- Сам не знаю, - сказал Уткин, зевая. - Я хотел, чтобы они убрали свои пистолеты. А они, кажется, этого не хотели. И такая вот получилась равнодействующая сил.
Уткин зевнул снова. Нервная дрожь сменилась сонливостью. Он задремал на заднем сиденье автомобиля, подпираемый слева Игорем, а справа - Олегом. Так ему казалось, хотя на самом деле сидел с краю. И еще чемодан с деньгами был где-то рядом.
А потом он дремал в самолете.
Они, люди, плясали.
Они, люди, плясали.
Они топали ногами, они поднимали руки.
Они, люди, плясали.
Кто-то глядел из леса, похожий на бога.
Он носил свое имя на шее, на шнурке из змеиной кожи.
Он носил свое имя на шее, на веревке, сплетенной из травы.
Он глядит из леса, похожий на бога.
Они перед ним плясами, безымянные люди.
Они, люди, плясали.
Они, люди, плясали.
Громко топали они ногами.
Высоко они поднимали руки.
Тот, кто глядит из леса, он недоволен.
Видит, не так они, люди, пляшут.
Не так они топают, люди, ногами.
Не так они, люди, поднимают руки.
Им говорит он: "Бц", тот, кто глядит из леса.
Они, люди, выше они поднимают руки.
Они, люди, громче топают они ногами.
Они прыгают, они кружатся.
Но тот, кто глядит из леса, он недоволен.
Им говорит он: "Бц", тот, кто глядит из леса.
Он несет свое имя на шее, на шнурке из змеиной кожи.
Он несет свое имя на шее, на веревке, сплетенной из травы.
А они безымянные пляшут пред ним, люди.
Они прыгают, они кружатся.
Они, люди, скачут на четвереньках.
Катаются по земле они, люди.
Лица в кровь разбивают о камни.
Но тот, кто глядит из леса, он недоволен.
Им говорит он: "Бц", тот, кто глядит из леса.
Меж людей есть Уг, который без имени.
У него в бороде перо, но это не имя.
У него в волосах птичья лапа, но это не имя.
В нос продето ребро малого зверя, но это не имя.
Он раскрасил тело свое красным и белым.
Он пляшет, он кружится среди других безымяных.
Кто-то, похожий на бога, глядит из леса.
Что сделаю я, который без имени? Он, который без имени, кружится, пляшет.
Что сделаю я, который без имени? Он, который без имени, прыгает на четвереньках.
Он, который без имени, разбивает лицо о камни.
"Бц" говорит тот, кто глядит из леса.
"Бц" говорит он раз и еще раз.
Что сделаю я, который без имени? Он, который без имени, берет острый камень.
Что сделаю я, который без имени? Он, который без имени, себе разрезает чрево.
Что сделаю я? Вынимает сердце свое и печень.
Кто глядит из леса, он берет подношенье.
Кто глядит из леса, теплого мяса ест вволю.
"Ургх", говорит он, похожий на бога.
Уткин вышел из такси, не доезжая до дома. В сумке через плечо он нес деньги - свою долю выигрыша, - честно заслуженную, как сказал Николай. Нести в сумке большие деньги было некомфортно. Уткин зашел в отделение банка и открыл счет.
А все-таки приятно, когда сумка с деньгами тянет плечо, подумал он, и оставил какую-то часть денег в сумке.
В итальянском кафе он взял пиццу и бокал красного вина.
Съел, выпил, официанту оставил чаевые.
На улице встретил знакомого человека - того, который раньше ходил с загипсованной ногой.
Некоторые люди нам встречаются чаще, чем предписано случаем.
Уткин поздоровался с человеком. Поинтересовался, давно ли у него с ноги сняли гипс.
Человек сердито посмотрел на Уткина и ничего не ответил.
Уткин проводил его взглядом. Проверил содержимое сумки.
Зашел в чебуречную, взял два чебурека и бутылку пива.
Съел, выпил, вышел на улицу. И, немного пройдя, встретил высокого человека в джинсовых брюках и куртке - Уткин был уверен, что того самого, которого он видел выходящим из квартиры Евгения. Это был не тот человек, которого хотелось бы встретить, но какие претензии могут быть к случаю.
Уткин зашел в пельменную и взял порцию пельменей с уксусом и рюмку водки.
Съел, выпил. На душе было тревожно.
Он подошел к дому, поднялся на свой четвертый этаж. Случилось то, чего он опасался - дверь квартиры была взломана. Непрошеные люди приходили с визитом. Наверное, еще вчера.
Уткин взял трубку и набрал телефон Марины.
- А меня ограбили, - сообщил свежую новость.
Но Марина не проявила интереса к теме, и Уткин положил трубку, разочарованный и отчасти обиженный, а когда положил, позвонила Кристина.
- Дядя Паша, зачем ты взял мою голубую маечку?
Уткин промолчал.
- Кроме тебя некому, дядя Паша.
- Сам не знаю, как получилось, - признался Уткин.
- Ты уж верни, пожалуйста, можно прямо сейчас.
- Хорошо, - согласился Уткин.
- Привет, - сказал Уткин, входя, и протянул Кристине пакет с подарочной надписью. В пакете была голубая маечка.
- Как мило, - Кристина приняла пакет, заглянула внутрь. - А пульт у тебя с собой? - поинтересовалась.
- Всегда с собой, - сказал Уткин и начал расшнуровывать ботинки, чтоб переобуться.
Напевая какую-то мелодию, она вышла из прихожей и тут же вернулась почти голая.
Уткин застыл с ботинком в руке.
- Я знаю, - сказала она, снимая последнее, что на ней было.- Ты ведь этого хотел со своим пультом?
- Нет, - пробормотал Уткин, в душе начиная сомневаться - может, действительно что-то было такое, о чем он не догадывался, и его двойник, Уткин номер два поманипулировал кнопкой... но не сам Уткин, конечно не сам.
- Ладно отпираться. У меня никогда не было тяги к эксгибиционизму.
- Ситуация сложная, как бы тебе объяснить, - сказал Уткин, краснея.
- Значит, хотел, - сказала она, проходя на кухню. - И какие будут твои другие хотелки? Я как-то жду.
Уткин молчал, слегка недоумевая.
- И как ты надумал? - спросила она. - Будем пить кофе, а потом трахаться, или будем сперва трахаться, а потом пить кофе?
- Будем всё, - сказал Уткин.
И они пили, потом трахались, потом снова пили.
- Покажи мне пульт, - попросила Кристина между двумя глотками.
Уткин достал, положил на стол.
- Давай, что-нибудь придумаем. - Она взяла в руку гаджет, положила палец на кнопку.
Откуда-то появившаяся муха покружила над столом и зависла над чашкой Уткина. Описала правильный круг. Потом - треугольник.
Уткин удивился.
- Никита умел манипулировать мухами, но он говорил, что кроме него это ни у кого не получалось.
- У меня тоже не получалось. Но ты ведь мне все объяснил, как делать.
Муха поднялась вверх по спирали и улетела.
- Прикольно, - сказала Кристина.
- Очень, - согласился Уткин, - а теперь отдай обратно.
- Я ведь только начала, - разочарованно протянула Кристина.
- Отдавай, отдавай, - сказал Уткин и протянул руку к гаджету.
- Ни за что, - она спрятала пульт за спину.
Уткин попытался отнять устройство. Кристина сопротивлялась. Уткин стал выворачивать девушке руку, но остановился. "С бабами мы не воюем", - раздался явственный голос. Уткин отпустил девушку. Обернулся, но никого не увидел.
- Это опасная шняга, - сказал Уткин, - ты мне ее отдай, чтобы чего не вышло, а потом договоримся.
- А я хочу сейчас, - капризно заявила Кристина. - Поиграю немного, а потом будем договариваться.
Она стояла посреди комнаты, выставив перед собой руку с гаджетом, словно с оружием для защиты.
- Только спокойно, спокойно, - говорил Уткин, медленно приближаясь к девушке.
Не дойдя полутора шагов, он остановился, не в силах пошевелиться. Вот, значит, как оно бывает, мелькнула мысль. Хотел рвануться вперед внезапно и быстро, но вместо этого несколько раз подпрыгнул, замахал руками - словно кто-то дергал его за ниточки.
Пришла идея - глубоко присесть и из этой неожиданной позы сделать внезапный выпад и выбить гаджет из руки девушки. Уткин присел, вытянув руки вперед, как будто решил вдруг заняться полезной гимнастикой, сделал несколько приседаний, отметая возможные подозрения - три, четыре, пять - физкультура и ничего более - шесть, семь - непринужденно, естественно, без всякого умысла - восемь, девять... Для круглого числа надо догнать до двадцати. А лучше - до тридцати. Ничто не дается без усилий, это справедливо. Тридцать приседаний и получить приз.
- А теперь тридцать отжиманий в упоре лежа, - услышал он голос Кристины. Она стояла над ним и смеялась.
Уткин так и думал, что одними приседаниями не отделается. Но довести дело до конца был обязан. Чтобы показать добрую волю и усердие, он даже усложнил свою задачу. Вместо простых отжиманий лихо подпрыгивал на четырех точках, отталкиваясь от пола.
- Хватит, - сказала Кристина. - Я вижу, умеешь.
- А пульт? - спросил Уткин.
- Ну оставь мне его на пару дней, ну дядечка Паша, пожалуйста, - жалобно протянула она голосом маленькой девочки. - Я не сломаю.
Почему не оставить? - подумал Уткин. Обещала, что не сломает. Тем более что по факту пульт уже у нее.
- Бери, - сказал он, поднимаясь с пола. - Мне не жалко.
- Уже взяла, - сказала она быстро. - А тебе пора уходить, папа собирался зайти в гости.
И все-таки гаджет надо забрать, мелькнула мысль, но быстро исчезла. Машинально переступая ногами, Уткин двинулся по коридору и обнаружил вдруг, что уже стоит на лестничной площадке перед закрытой дверью - весь как был голый.
Кто-то поднимался на лифте.
Уткин несколько раз дернул за ручку двери. Забыв про звонок, застучал по ней кулаками.
Лифт остановился. Из него вышел уже знакомый сосед Петров-Иванов.
Остановился на Уткине ничего не выражающим взглядом.
- Натурный эксперимент, - шепнул ему Уткин. - И будьте внимательны. Нас снимает скрытая камера.
- Продолжайте, - кивнул сосед и отвернулся, гремя ключами.
Кристина выглянула в приоткрытую дверь, одетая в джинсы и ту самую маечку.
- Ты какой-то рассеянный, дядя Паша, но я здесь не виновата. Надень штаны.
Глядя на одетую Кристину, Уткин смутился, ему хотелось прикрыться.
- Ошибся дверью, - он стал объяснять. - Направо комната, налево выход... Хотел направо, повернул налево. Так бывает.
На Уткина снова напали. Не битой по голове, а в лицо из баллончика, вариант более гуманный, хотя не сказать чтобы совсем приятный.
Крепко схватили и, удерживая, обыскали.
- У меня нет того, что вам нужно, - хотел сказать Уткин, но промолчал.
И напавшие отпустили его, не задавая вопросов.
Это удачно получилось, что пульт оказался сейчас у Кристины - временно перешел к ней, Уткин надеялся, что временно. Кристине он позвонил через два дня, как вроде и договаривались.
- Как там поживает мой гаджет? - спросил вроде бы непринужденно, с легкостью этакой в слове "мой", но начало оказалось неудачным.
- Почему "твой", дядя Никита все-таки был мой дядя.
- Пусть будет "наш".
- И не наш тоже, а фирмы. Они звонили, просили вернуть.
- И ты вернула?
- Это было еще, когда мы все думали, что он потерялся.
- А теперь собираешься вернуть?
- Подумаю.
- Давай, подумаем вместе, - попробовал пошутить Уткин.
- Хочешь думать, думай, я тебе не мешаю.
- Мы бы могли вместе его использовать. Например, одну неделю ты, другую - я.
- Спасибо! Возьмешь свою кнопку и заставишь меня опять выделываться. Извращенец.
- Ничего кроме того, что ты сама хотела, - в сердцах заявил Уткин.
- Иди к черту, - и она повесила трубку.
Уткин звонил еще, но каждый раз не мог произнести ни одного слова по делу, говорил о погоде, о котиках, рассказывал анекдоты, чувствуя себя идиотом. Что ж, девочка хорошо научилась работать кнопкой. Дошло до того, что Уткин вообще не мог позвонить. Брал трубку, но набрать номер никак не получалось. Бродил пальцем по клавиатуре, все время сбиваясь. Ткнув на соседнюю строчку в адресном списке (что-то такое уже случалось с ним раньше) вызвал Льва Николаевича, начальника. Оба удивились, но пообщались какое-то время. Уткин спросил, можно ли надеяться на прекращение вынужденного отпуска, получил обнадеживающий ответ. Будем надеяться, сказал Уткин. Нет худа без добра, сказал Лев Николаевич, подводя итог. А может, это самим Уткиным было сказано. Кладя трубку в карман, он уже не помнил, кем именно, как и не представлял, в чем заключалось это упомянутое добро.
Итак, стало понятно, что телефонные звонки не имеют перспективы. Уткин решил поговорить с Кристиной лично и откровенно. Пришел, постоял какое-то время у двери, потянулся рукой к звонку и, охваченный внезапной робостью, убрал руку. Повторил попытку с тем же результатом. Следовало думать, что Кристина, когда открывает ему дверь и видит его на пороге, нажимает кнопку возврата. Неужели ее неприятие Уткина так категорично? А ведь казалось, что им было хорошо вместе. По крайней мере два раза А может быть, дело в том, что брат Алексей, то есть не брат, конечно, а папа сейчас там рядом? Или не Алексей, а кто-то еще, в присутствии которого визит Уткина оказывается резко нежелательным. Или даже, хотя не хотелось об этом думать, кто-то из недругов проник в квартиру, завладел гаджетом, но не успел уйти и держит там оборону.
Число вариантов множилось, Уткин терялся в догадках. В это время открылась дверь девяносто шестой квартиры. Оттуда вышел сосед Петров-Иванов. Они поздоровались, и Уткину пришла в голову мысль.
- Можно вас попросить об одном одолжении? - обратился он к Петров-Иванову. - Позвоните, пожалуйста, в эту дверь. Только не сейчас, а секунд через двадцать, и спросите Алексея Дмитриевича.
- Через двадцать секунд? - переспросил сосед.
- Через двадцать после того, как я дам отмашку, - подтвердил Уткин.
Двадцать секунд нужно было, чтобы лишить кнопку возможности влиять на действия Уткина. Отмашка дана, задача поставлена, и возврат на несколько секунд уже ничего изменить не сможет.
- А что дальше? - резонно поинтересовался Петров-Иванов.
- Дальше я подключусь, - сказал Уткин.- И еще: если я за эти двадцать секунд попрошу изменить эти мои установки, не надо меня слушать. Что бы я ни говорил, не надо.
- Опять натурный эксперимент? - спросил Петров-Иванов (надо бы все-таки нам познакомиться, подумал Уткин).
- Опять, - подтвердил он. - И не забудьте про скрытую камеру.
- Я готов, - сказал сосед и посмотрел на часы.
- Тогда начали, - Уткин махнул рукой.
Глядя на часы, сосед начал считать секунды.
- Подождите, - он опустил руку с часами. - Его ведь сейчас нет, Алексея Дмитриевича.
- Это все равно, - сказал Уткин.
- А двадцать секунд уже прошли, - сказал Петров-Иванов.
- Повторим, - вздохнул Уткин, и дал отмашку.
- Голова болит, - удивленно произнес Петров-Иванов.
- Не обращайте внимания.
- Вы мне не говорили, что будет болеть голова.
- А она и не должна болеть.
- Не должна, но болит. Вы уверены, что этот эксперимент не вреден для здоровья?
- Каким образом? Вы подходите, нажимаете кнопку. Какой тут может быть вред для здоровья?
- Не может, - вздохнул Петров-Иванов и посмотрел на часы. - А двадцать секунд опять прошли.
- В следующий раз не обращайте внимания. Главное, чтобы прошло не меньше двадцати секунд.
- А вы четче формулируйте, - сказал Петров-Иванов.
- И давайте, наконец, познакомимся, - предложил Уткин. - Меня зовут Павел... Андреевич, - добавил он после легкой паузы.
- Очень приятно, а я - Сергей Петрович.
- Голова не болит, Сергей Петрович?
- Спасибо, не болит, Павел Андреевич.
- Тогда, Сергей Петрович, давайте, еще раз, последний, - сказал Уткин, уже готовый отказаться от бесплодной затеи.
- А теперь меня тошнит, - пожаловался Сергей Петрович, но все же шагнул к двери и нажал кнопку звонка.
И дверь открылась.
"Его нет", - услышал Уткин голос Кристины (а сам стоял по другую сторону дверной створки, оставаясь незаметным).
- Проводим натурный эксперимент, прошу извинить, - сказал он и, обогнув дверь показался. - Будьте внимательны, вас снимает скрытая камера.
И отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Вместе с Сергеем Петровичем спустились по лестнице, а потом Уткин вернулся.
Он позвонил, дверь открылась.
- Может быть, выпьем кофе, - сказал Уткин. - Я кусаться не буду.
- А ты хитрый, дядя Паша, - сказала Кристина, отступая вглубь коридора. - Проходи.
Уткин обнял ее, она не сопротивлялась.
Уткин провел рукой вдоль ее спины и ниже, пока не наткнулся на гаджет, высовывающийся из заднего кармана.
- Ты что там делаешь?
- Ничего, - он сказал. - Ничего, - и двумя пальцами осторожно вынул устройство из кармана. - Зря мы сцепились по поводу этой шняги. Надо доверять друг другу.
Он положил пульт на прикроватную тумбочку.
Было хорошо как раньше. Даже лучше было, словно кто-то третий нажимал время от времени на кнопку, направляя процесс в нужное русло.
Когда закончилось, Кристина протянула руку и взяла с тумбочки гаджет. - Пусть будет пока у меня, ты не против?
Уткин не был против.
- И, пожалуй, не приходи больше, - сказала, прощаясь.
- А система твоя, между прочим, не работает, - сказала Марина.
- В другой раз заработает, - пообещал Уткин.
- А когда? - спрашивала Марина, каждый раз при случае напоминая.
Уткин, наконец, посвятил ее в тайну гаджета с кнопкой и сказал в итоге, что гаджет сейчас оказался у своей в каком-то смысле законной владелицы по праву наследства.
- И кто ты после этого? - сказала Марина. - Лох серебристый.
- Почему серебристый?
- Такое растет дерево в ботаническом саду.
- Нет, я, собственно, не собирался ей отдавать, - стал объяснять Уткин, - просто не думал, что она сможет нажать на кнопку, потому что до сих пор оказывалось, что это могу только я и Никита.
- На многих проверял?
- Проверял Никита. И как раз ее он должен был гарантированно проверить как родственницу. Между прочим, я ничего не потерял на этом. Если бы кнопка осталась при мне, то отняли бы. - Уткин рассказал про то, как на него напали на улице, прыснув перцовкой из баллончика. - А так, может, еще договоримся.
- Фиг ты договоришься.
- Ей, может, не так уж и нужно это устройство, - сказал Уткин. - Ну, в кино сходить на халяву, или на концерт. А про казино я ей не рассказывал. Поэтому договоримся - поиграет немного и вернет.
- Так позвони ей прямо сейчас.
Почему не позвонить, подумал Уткин, не все же время она держит под рукой гаджет. Он взял трубку, и, взяв, задумался.
- Ты знаешь, - сказал он, и положил трубку на место, - мне кажется, что Мясоедов - тот, у которого я позаимствовал эту кнопку, - на самом деле не погиб, упав с балкона, есть такая вероятность, а в гробу похоронили совсем другого человека. - Уткин поделился своими соображениями насчет возможной судьбы Мясоедова. - И с помощью кнопки, я думаю, можно устроить так, что реальностью станет именно эта возможность, - закончил он.
- Так позвони, - сказала Марина.
- В другой раз, - сказал Уткин решительно. - Сейчас не время.
И вот Мясоедов без денег и документов каким-то образом оказался в поезде дальнего следования. Такой сон снился Уткину. Может быть, ему даже снилось, что он и есть этот Мясоедов, который едет в поезде без денег и документов.
Он ехал в поезде, а потом вышел на конечной остановке. Это был не вокзал в большом городе, как полагалось бы, а заброшенная платформа в лесу.
Надо было выходить, и Мясоедов вышел.
От платформы вела тропинка, перегороженная красно-белым полосатым шлагбаумом, а в другую сторону - асфальтовая дорога шириной немногим более тропинки.
Мясоедов пошел по тропинке - надо было идти, он пошел. Иногда ему казалось, что он идет по дороге.
Мясоедов шел по тропинке, его встретили люди.
Четыре, или около того, человека, по-первобытному голые, с раскрашенными лицами и украшениями в волосах и на различных частях тела.
У одного в волосах была сухая воронья лапа, это был Аххкуаг, Воронья Лапа.
У другого в бороде было перо дятла, это был Угхахак, Перо.
У третьего в носу было продето ребро малого зверя, это был Аггавак, Ребро.
Четвертый на шее носил череп крысы, это был Уккадак, Череп.
Они сняли с Мясоедова пиджак и другую одежду.
Чьи-то глаза глядели из леса.
Голое тело Мясоедова раскрасили красными и белыми полосами. Красное - цвет крови, белое - цвет обглоданной кости. Понятно было, что Мясоедова подготавливали к тому, чтобы съесть с соблюдением правил, а он в общем был не против - надо, так надо. Его подняли и понесли. Какое-то время несли, а потом что-то изменилось. Может быть, уже не несли, может, вели под руки. И тропинка, может быть, была не тропинка, а асфальтовая дорога. Людоедского пиршества уже не было в перспективе. И люди, которые вели Мясоедова, оказались не первобытно голые, а по-полицейски одетые в форму.
У одного были погоны со звездочками, у другого лампасы. Нашивки, ремни, специальные особые дубинки для наведения порядка. Они вели голого Мясоедова по лестницам и коридорам, пока он не оказался в комнате с решетками на окнах - как был голый.
В комнате был стол, за столом сидел человек. Рядом - другой. На рукаве у первого была нашивка с черепом неизвестного зверя, а у другого - воронья лапа.
Мясоедову дали несколько листов бумаги. Специальной дубинкой два раза ткнули под ребра. Галочкой были отмечены места, где ставить подпись.
Мясоедов подписал, как водится, не читая.
Его усадили в кресло. Это был электрический стул. К рукам подсоединили контакты.
"Зачем?" - хотел спросить Мясоедов, имя в виду "За что?".
- Чистосердечное признание не избавляет от наказания, - произнес Череп почти в рифму, а Воронья Лапа повернул рычаг.
И Мясоедов проснулся. Впрочем, проснулся не Мясоедов, а Уткин, которому снилось, что он Мясоедов. Протерев глаза, он задумался - в тему или не в тему этот сон, который ему приснился. Решил, что все-таки в тему.
Уткин шел по улице без кнопки в кармане и ему по дороге встречались разные люди.
Был бы с кнопкой, встречал бы тех, кого хотелось. А кого не хотелось, тех не встречал бы. Но кнопки не было.
А человека в трехцветной вязаной шапочке все же встретил, хотя и был без кнопки.
- Это чай, - сказал человек, приоткрыв полу своего серого балахона. - Тот самый чай, самый-самый, - и провел Уткина к месту продажи.
- Кто купит три упаковки по цене четырех, тому четвертая упаковка в подарок, - сказал человек, когда пришли. Уткин купил девять.
Вечером заварил два пакетика, а ночью ему приснился тот самый сон про Мясоедова.
- Ты собирался позвонить своей племяннице, - сказала Марина.
- Она не моя племянница, а Мясоедова, - сказал Уткин и добавил: - Просто не люблю называть людей по имени.
- Собирался позвонить племяннице Мясоедова , - сказала Марина.
- Я видел сон про него, - сообщил Уткин. - Про Мясоедова сон, что он без денег и документов приехал в какой-то город, и там его арестовали по обвинению то ли в грабеже, то ли в убийстве. Им это надо было, чтобы поставить галочку в списке раскрытых преступлений. И я думаю, что вариант вполне реальный - в смысле того, что вероятность ненулевая. И тогда наш Никита сидит сейчас в камере следственного изолятора за чужие грехи и под чужим, может быть, именем. Почему нет? Когда-то заблудившегося чужака просто съедали.
- Ладно о Мясоедове, - оборвала его Марина. - Ты будешь звонить?
- Уже звонил, - соврал Уткин. - Она не хочет.
- Не хочет спасти своего дядю?
- Я так вопрос не ставил.
- Ну, поставь.
- Она не поймет, - вздохнул Уткин. - Или не поверит.
- Как-то я тоже не особенно понимаю, - призналась Марина. - Но если она не хочет договариваться, тогда нужно отобрать силой. Я понимаю, она все время носит с собой эту шнягу?
- Шнягу? - переспросил Уткин. - Думаю, носит.
- Оглушить по голове сзади и отобрать.
- Нет, так нельзя, - сказал Уткин.
- Тогда из слезоточивого баллончика прыснуть. И схватить за руку, чтоб не нажала кнопку.
- Нет, - замотал головой Уткин.
- Ты что, не хочешь спасти своего друга?
- Хочу, - сказал Уткин.
- Тогда действуй.
- Нет, не могу,- вздохнул Уткин. - Если бы я четко был уверен, что с этим спасением что-нибудь получится. Как ты думаешь, получится что-нибудь?
- Получится, - обнадежила Марина.
- Не знаю. Я, может, все-таки попробую договориться.
- Есть люди, которые могут помочь, - сказала Марина,
- Мафия?
- Нет, - она засмеялась, - просто один знакомый. Но он может и оглушить, и из баллончика прыснуть.
Наверное, ассириец, подумал Уткин.
- Так нельзя, - сказал он. - Не нужно, чтобы об этой кнопке знал кто-то лишний.
- Человек надежный, - сказала Марина.
- Какой бы ни был. Чем меньше людей знают, тем лучше, - сказал Уткин и, помолчав, добавил: - Я сам это сделаю. Она выходит из дома примерно в полдевятого, идет на работу.
- Пойдем вместе, - сказала Марина,- куда ты без меня?
Кристина вышла на пять минут позже сказанного. Уткин и Марина ждали в стороне на скамейке. Пошли следом, сохраняя дистанцию. Уткин не хотел быть узнанным, поэтому изменил свою внешность, надев солнцезащитные очки и парик с длинными волосами. Думал нацепить бороду, но борода у него была уже своя.
Уткин и Марина шли за девушкой по тротуару. В ожидании светофора на перекрестке они подошли к ней совсем близко. Тут бы и провести операцию, но людей вокруг было слишком много.
- Много народу, - сказал Уткин. - В это время дня ничего не выйдет.
И повернули обратно.
- Надо брать ее прямо у выходной двери, - предложила Марина. - Она выходит из парадной, я прыскаю ей в лицо из баллончика, или ты прыскаешь, она отключается, мы заталкиваем ее обратно в парадную, и там отнимаем шнягу. Без лишних свидетелей.
- А если выйдет не она? Там многие выходят в это время, и кое-кто из них меня знает.
- У тебя же маскировочка.
- Ты думаешь?
- Сто пудов.
- Не знаю, не знаю. Если выйдет она, - Уткин упорно отказывался называть девушку по имени. - Если выйдет она, мы прыскаем ей в лицо, и она не успеет разобрать, кто перед ней. А если выйдет кто-то другой, у него будет время вглядеться. А если ему еще придет в голову завязать разговор.
- Брось, тебя в этом виде родная мама не узнает.
- Мама, может, и не узнает, а люди бывают разные. И еще, может быть, кому-то приспичит спуститься по лестнице, как раз в тот момент, когда мы будем это самое. Вероятность всегда есть.
- Можно проще, - сказала Марина. - Прямо на квартире. Я звоню, она открывает дверь. Мы брызгаем из баллончика, и дальше по плану.
- Ну, она, может быть, не одна дома. И еще соседи. Есть там Сергей Петрович, любитель подглядывать. Нет, не нравится мне этот вариант.
- И что будем делать? - спросила Марина.
- Голова чешется, - пожаловался Уткин, безуспешно пытаясь почесать голову сквозь парик.
- Сними ты его, - сказала Марина. - Кому какое дело.
- Я придумал, - сказал Уткин. - Ты стоишь, дежуришь на лестничной площадке выше этажом и когда... э-э... объект появляется, звонишь мне с мобильного. Я принимаю сигнал, достаю баллончик и подхожу к двери. А если в это время появится кто-то еще, то кнопка будет уже у меня в руке, и я смогу подправить его реакцию.
- Только я лучше буду внизу, вместе с тобой. А наблюдать позовем моего знакомого. Сделает вид, что вышел покурить.
- Никаких знакомых, я же сказал.
- Я не хочу дежурить на площадке.
Уткин сдвинул неудобный парик в сторону и почесал-таки голову.
- А знаешь, - сказал он, - не надо никого заставлять дежурить. Мы сделаем это прямо на улице, на перекрестке. Завтра в это же время.
И вот, снова шли за девушкой. Теперь уже вплотную приблизившись. Уткин нервничал, боялся, что она обернется. У перекрестка остановились перед светофором. Как в прошлый раз, почти как в прошлый.
Уткин протянул руку с баллончиком над плечом девушки и нажал кнопку. Пока она кашляла, пока текли слезы, он скользнул рукой в передний карман ее джинсов, гаджет был там. Завладев устройством, Уткин выждал несколько долгих секунд - не следовало нажимать кнопку слишком рано, чтобы не откатиться в тот момент, когда гаджет еще не перешел в его руки. Излишняя, наверное, предосторожность, тем не менее, несколько секунд он выждал, прежде чем положить палец на кнопку. "Если кто-нибудь начнет обращать внимание, нажму кнопку". И люди вокруг все отвернулись и пошли своими путями, словно ничего не заметили. "А эта женщина, похожая на медсестру, пусть поможет пострадавшей. И эта, в платочке, которая рядом, тоже". Помедлив, Уткин добавил к помощницам третью - проходящую мимо блондинку в голубой кофточке. Пусть вытрут девушке слезы, заодно и внимание отвлекут.
- Прикольно. Как это у тебя получается? - с восхищением в голосе сказала Марина:
- А вот так, - скромно отвечал Уткин.
- Дай посмотреть, - она протянула руку.
Он дал, вложил устройство в протянутую ладонь.
И тут же подумал, что зря.
Задумавшись, Уткин шел домой.
Женщины - существа особые, думал он. Прирожденные манипуляторы, умеющие нажимать на кнопку. И одна и другая. "Ты не будешь возражать, если я попользуюсь этим гаджетом?" Конечно, не буду. Я щедрый сегодня, бескорыстный. Пользуйся.
Зазвонил телефон. Это была Кристина.
- Зачем так грубо, - сказала с укоризной.- Разве нельзя было по-хорошему договориться?
Неужели догадалась? - подумал Уткин.
- Извини, - сказал он. - Не могу сейчас говорить. Я тебе перезвоню.
Он выключил телефон и ускорил шаг.
Вечером к нему обещался зайти Воронин.
- Я звонил тебе, у тебя телефон не отвечает, - сказал Воронин.
- Совсем забыл, - сказал Уткин и включил аппарат.
- Принес тебе одну книгу. - Воронин протянул Уткину стопку листов в прозрачной папке.
- А профессора Поршнева ты уже разлюбил? - спросил Уткин, принимая пакет.
- Профессор вне конкуренции, но этот текст тебе, как я понимаю, в тему. Ты читай, а я пока покручу рулетку.
Воронин отошел к столу. Уткин начал читать.
ГИПНОЗ ДЛЯ КОМПЬЮТЕРА
В работе Налимова "На грани третьего тысячелетия: что осмыслили мы, приближаясь к XXI веку" есть раздел о непосредственном воздействии сознания на механические устройства, где, в частности, упоминается об экспериментах по телепатическому воздействию человека на работу компьютера.
Исследования проводились в научно-исследовательской лаборатории аномальных явлений Принстонского университета под руководством Роберта Джана и Бренды Данн. В проведенной ими серии опытов компьютер генерировал последовательность псевдослучайных чисел, а оператор (названный так Налимовым) пытался изменить, воздействуя дистанционно, значения этих чисел в сторону увеличения или уменьшения в зависимости от выданного ему задания.
Эксперимент, в целом, не выделялся из ряда других подобных экспериментов, в которых человек воздействует на колебания маятника, интенсивность радиоактивного распада, рост колонии бактерий, поведение белых мышей, выпадение очков на игральной кости и так далее.
За 12 лет было проделано около 2,5 миллиона опытов, что позволяет говорить о статистической значимости полученных результатов
Осмысливая итоги эксперимента, исследователи допускали наличие определенной формы сознания у компьютера (ставя его, некоторым образом, в один ряд с белыми мышами) Налимов, со своей стороны, употребляет слово "гипноз", вероятно, вкладывая в этот термин свой смысл, отличный от профессионального или общеупотребительного. Но это уже отдельная тема.
Вернемся к эксперименту Джана и Данн. Суть его, как сказано было, состояла в воздействии оператора на генерируемую компьютером последовательность псевдослучайных чисел. Именно псевдослучайных чисел, а не случайных, поскольку процесс функционирования компьютера в принципе детерминирован. Для получения последовательности действительно случайных чисел потребовался бы отдельный аппаратный датчик, использующий, например, в качестве генератора случайности процесс распада радиоактивного элемента и подключаемый к компьютеру как внешнее устройство. Псевдослучайные же числа генерируются компьютером по некоторому вполне детерминированному алгоритму, основанному на выполнении обычных арифметических операций - сложить, поделить, умножить. Последовательность генерируемых псевдослучайных чисел полностью определяется заданными начальными условиями (первое число последовательности плюс, возможно, какие-нибудь дополнительные параметры) и может быть в точности воспроизведена в случае необходимости.
Таким образом, с точки зрения физики процесса воздействовать на генерируемое компьютером псевдослучайное число это все равно, что пытаться изменить результат простого суммирования или перемножения двух чисел, что, по сути, означает инициирование сбоя в работе компьютера. Точнее сказать, оператору необходимо инициировать два согласованных сбоя в его работе: первый сбой изменяет результат выполняемой при формировании псевдослучайного числа арифметической операции (а может быть, изменяет значение этого числа при пересылке или промежуточном хранении в памяти - есть и такая возможность его испортить), а второй сбой происходит в схеме контроля. При несогласованности этих сбоев компьютером будет регистрироваться ошибка счета, приводящая к аварийному останову его работы.
Зазвонил телефон.
- Куда ты пропал?
- Телефон отключился, только сейчас на зарядку поставил, - сказал Уткин.
- Тебе нужно было так делать? Зачем? Я попользовалась бы, и вернула. Или мы не доверяем друг другу?
- Ты о чем? - Уткин сделал вид, что не понял.
- Не притворяйся, что не знаешь, о чем.
- Действительно не знаю, - Уткин помолчал и, покосившись на Воронина, спросил вполголоса: - Ты о пульте?
- О нем.
- Что-то плохо ловится сигнал, - сказал Уткин, - перемещаясь из комнаты в сторону кухни. - Ты хорошо меня слышишь?
- Слышу.
- А теперь?
- Слышу, слышу.
- Я ведь тебя предупреждал, - сказал Уткин, окончательно переместившись в кухню, - что есть люди, которые охотятся за этим гаджетом. Меня и битой по голове били, и из баллончика в лицо прыскали. А с тобой как обошлись?
Трубка молчала.
- Я бы тебя не стал бить битой по голове, - сказал Уткин. - И, между прочим, если бы кнопка была у меня, я бы перед тобой сейчас не оправдывался. Ты сама бы сейчас пришла ко мне мириться.
- И приду, - пообещала Кристина.
- Завтра вечером, - сказал Уткин. - Сейчас я не дома. И знаешь, если случайно увидишь меня на улице, не надо ударять меня битой или прыскать газом. Подниму руки вверх и можешь обыскать мои карманы.
Уткин вернулся в комнату и продолжил чтение.
Итак, то, что происходит в ходе эксперимента, теперь выглядит интереснее, чем казалось раньше: оно в некотором роде и впрямь оказывается похоже на гипноз - в том смысле, что операторское воздействие направлено не просто на изменение интенсивности какого-либо процесса (тогда оно могло быть представлено чисто в энергетической форме - как добавление или отнятие некоторой энергии неконкретизированной природы, что может происходить в упоминаемых Налимовым экспериментах с воздействием на маятник или колонию бактерий), но предусматривает выполнение определенной последовательности операций, логика которых неизвестна самому оператору. Таким же точно образом гипнотизер дает гипнотизируемому субъекту команду к действию, возможно и не имея представления о том, каким именно образом эта команда будет выполнена. Выполняя команду, гипнотизируемый опирается на свои знания и умение. Но можно ли говорить о том, что компьютер знает что-нибудь о внутреннем механизме своего действия? И в чем заключается смысл высказывания о сознательности компьютера? Этим вопросам Налимов уделяет какое-то место, но подробное их рассмотрение уводит нас в область гипотез, отрывая от более или менее твердой почвы имеющихся экспериментальных данных.
Что же касается эксперимента, то есть в нем один нюанс, который хотелось бы отметить. А именно: действительный эффект воздействия оператора на работу компьютера значительно превышает тот, который объявлен экспериментаторами. В самом деле, исследователи относились к псевдослучайным числам, выдаваемым компьютером, как к действительно случайным. Однако последовательность псевдослучайных чисел, как мы уже говорили, вполне детерминирована, и изменение даже одного конкретного числа в ней является чрезвычайно редким событием. Даже один сбой в работе компьютера приходится на сотни часов работы, а два согласованных сбоя счета и контроля должны рассматриваться как событие практически невозможное. В этом смысле, компьютер является не менее жестким, устройством, чем железный арифмометр. Для получения же статистически значимого результата может потребоваться не одна сотня таких сбоев. Итак, наш оператор оказывается похож на человека, который, думая, что поднимает килограмм груза, поднимает на самом деле десятки тонн и не подозревает об этом.
- Тут так дальше и будет про компьютеры? - Уткин оторвался от чтения и повернулся к Воронину.
- Компьютеры - это частный случай. - Воронин крутанул колесо рулетки, запустил шарик. - Хочу, чтоб выпало красное.
- А я хочу четное, - в тон ему произнес Уткин. - И чтоб делилось на семь.
- Почему семь?
- Так, - пожал плечами Уткин, - люблю числовые комбинации. А на красное-черное не стал бы ставить.
- Четырнадцать, красное, - сказал Воронин, поглядев на остановившийся шарик. - А знаешь, что среди красных ячеек есть десять нечетных и только восемь четных.
- Какое-то нарушение симметрии, - сказал Уткин. - Не хочешь чего-нибудь выпить? Тут осталось от прошлого раза.
Они выпили коньяку из высокой тонкой бутылки.
- Повторим? - предложил Воронин. - Ставлю опять на красное.
- Четное и чтоб делилось на шесть, - сказал Уткин.
- Замысловатые у тебя запросы, таких ставок и не принимают, - сказал Воронин и запустил шарик.
Уткин посмотрел напросвет высокую бутылку. Коньяк в ней кончился и Уткин взял другую, плоскую. На этикетке там были изображены заснеженные горы, замок в горах, а может - церковь. Архитектурная достопримечательность, подумал Уткин и разлил коньяк по рюмкам.
- 24 черное, - сказал Воронин и поглядел на Уткина со значением. - Шестью четыре. Как тебе это удается?
- Какая-то вероятность всегда есть, - сказал Уткин.
- За удачу, - Воронин поднял свою рюмку, Уткин свою. Они выпили.
- Я сейчас пробовал, - сказал Воронин, - по примеру того экперимента подействовать на шарик так, чтобы склонить выпадающие номера в сторону увеличения.
- Это сложно, - заметил Уткин, - Если бы номера ячеек шли по порядку, достаточно было б немного ускорить или замедлить шарик в конце его пути. Но числа на рулетке расположены практически в беспорядке.
- У того, кто ее придумал, наверное, был в уме какой-то порядок.
- Да, - согласился Уткин. - А скажи, это твое воздействие - насколько оно оказалось успешным?
- Определенный эффект есть. Небольшой, но несомненный. Но чтобы стабильно выигрывать - недостаточный. Тот выигрыш заведения, который заложен в правила, заведомо больше.
- Потренируйся, может улучшишь свой результат.
- Если б все было так просто , все выигрывали бы в рулетку.
- А тебе не приходило в голову, что они не выигрывают потому, что все тянут колесо в разные стороны?
- Признайся, - Воронин посмотрел на Уткина пристальным взглядом, - тебе каким-то образом удалось натренироваться.
- Иногда случай - это просто случай, - скромно улыбнулся Уткин.
- Не верю, - сказал Воронин. - Поршнев говорил о суггестивной силе, которой обладал первобытный человек. О силе гипноза. Которой и современные люди некоторые обладают, получив по наследству. А Налимов говорит о гипнозе компьютера - неодушевленного, вроде бы, предмета. Он мог бы сказать и о гипнозе рулетки, если б занялся рулеткой. Расширение понятия? - А почему бы и нет? Пристыкуем Налимова к Поршневу, и что получим? - То самое. Суггестивная сила воздействия на рулетку. Внушение неодушевленному. Так? - Он снова посмотрел пристально. - Ведь так.
- Ни разу не так, - сказал Уткин. - И не надо смотрить на меня таким взглядом, словно я перед тобой преступник, а ты следователь.
- Ты видишь сны , - сказал Воронин, - ты сейчас три раза подряд угадал в рулетку. Что-то в тебе есть, такое, чего и сам не знаешь.
Может, открыться ему, подумал Уткин. Почему не открыться? Но решил не открываться. Не от недоверия - к недоверию не было повода - а из принципального решения не умножать количества посвященных.
На самом деле очень хотелось ввести Воронина в курс дел. Был бы правильный советчик в его лице. Почему нет? А принципы пусть идут лесом. "Ты не поверишь, но есть такой гаджет" собрался сказать Уткин - и открыл уже рот, и вдохнул, но сказать не смог. Не из принципа уже, а от какого-то суеверного предубеждения. Открывший рот Уткин не сказал то, что собирался сказать, а сказал другое:
- Я чай специальный пью. Специальный целебный чай. Только где покупать - не скажу. Ко мне на улице подходят, предлагают.
- К тебе подходят, - вздохнул Воронин. - и это тоже что-то значит. А ко мне не подходят и не предлагают.
- Хочешь, я сейчас заварю?
- Нет, - отказался Воронин. - Кто знает, что это за наркотик? Лучше выпьем коньяку.
Они выпили, и Уткин сказал:
- Есть что-то этакое в том, что мы оба носим птичьи фамилии. И обе настоящие птицы, в том смысле, что летают - если бы ты назывался Курицын или Петухов, это было бы не то. А ворона - это настоящая птица.
- Спасибо, - сказал Воронин.
- В прежние времена ты носил бы в волосах воронью лапу, а я - утиный клюв в каком-нибудь другом месте. И считались бы в своем роде родичами. Наверное, нам нужно держаться друг друга, и когда-нибудь что-нибудь из этого выйдет.
- Может быть, уже вышло, - сказал Воронин.
Они молчали какое-то время, и каждый о чем-то думал.
- Я, наверное, должен тебе рассказать об одной вещи, - сказал Уткин.
- О какой вещи? - спросил Воронин.
- Я, может быть, расскажу о ней позже, - помолчав, сказал Уткин.
- Не темни, говори уж сейчас, если собрался.
- Есть такой интересный гаджет, - начал Уткин и замолчал, задумавшись над тем, какую часть правды может сейчас рассказать, и как ее рассказать, чтобы не сказать лишнего. - Его мне показал мой друг Мясоедов, который пропал на прошлой неделе.
- Разбился, упав с балкона, - уточнил Воронин.
- Нет, разбился другой человек, а Мясоедов исчез в тот же самый вечер.
- А кто разбился?
- Это неважно, я говорю о гаджете. Этот гаджет, - Уткин замолк, подбирая слова, - он каким-то образом увеличивает суггестивные возможности человека. Причем не каждого человека, а только некоторых. Мясоедов говорил, что немногих.
- И как же конкретно он их увеличивает? В чем это проявляется?
- Ну, например, он может заставить летящую муху изменить направление. Человек может с его помощью. Мясоедов мне показывал.
- Забавный фокус, - задумчиво признес Воронин. - Что ж. У тебя нет причин меня обманывать, у меня нет причин тебе не верить. И все таки не могу сказать, что я до конца поверил.
- У меня тоже получилось, - сказал Уткин. - Он, Мясоедов, хотел посмотреть, работает ли со мной этот гаджет. Оказалось, работает.
- Если так, то вы ведь не ограничились мухами? Как насчет живых человечков?
- Ну, - замялся Уткин, - это похоже на гипноз, но не в смысле популярно-эстрадном, когда добровольному клиенту внушают черт знает что, а скорее в тихом налимовском смысле, когда происходит перераспределение вероятностей между вариантами поступков, которые и сами по себе могли бы произойти. Даже не поступков, а, скорее, событий.
- А конкретно? Что вы делали со своими подопытными кроликами?
- Ну, например, Мясоедов бросал игральный кубик, а я старался повлиять на результат бросков так, чтобы шестерки выпадали чаще.
- Или чтобы шарик рулетки остановился на нужном номере, а? Теперь понимаю, откуда взялся твой выигрыш в казино.
Уткин неохотно наклонил голову.
- А тогда с какой стати ты мне начал рассказывать про свой целебный чай?
- Чай, я думаю, тоже играет свою роль. Сны, по крайней мере, я вижу как раз после этого чая. Но я хотел сказать о другом. Мы с тобой знаем, что в доисторическое - дочеловеческое - время первобытное стадо наших предков разделилось на две группы. Одни обладали большой суггестивной силой, другие в значительной степени утратили эту способность, но несли как первородный грех генетически заложенное стремление к убийству себе подобных.
- Положим, так, - согласился Воронин.
- И теперь, я думаю, настало время нового разделения. И гаджет этот - а я думаю, и не один такой гаджет, по всей вероятности их достаточно много - вброшен в народ, чтобы выявить тех, кто в достаточной мере обладает суггестивной силой. Эти люди должны будут стать родоначальниками новой расы. Они будут обладать сверхспособностями, и они будут лишены этого вечного стремления убивать или быть убитыми, от которого человек так и не смог освободиться.
- Интересные перспективы, - сказал Воронин, - но по второму пункту у меня есть возражения. До сих пор суггестивной силой отличались как раз наиболее кровожадные особи человеческого стада - этакие харизматические вожди, которые для достижения высокой цели не останавливались перед тысячами трупов, десятками тысяч, даже миллионами - в зависимости от масштабов того, что им было доступно. Почему ты думаешь, что на этот раз должно быть иначе?
- Мне так кажется.
- Разумный довод.
- Какой есть.
- Ты просто рисуешь перед собой ту картинку, которую хочешь видеть.
- Я еще в какой-то степени верю в прогресс в то, что этап эволюции человека, который, по словам профессора, еще не завершился, придет, наконец, к какому-то итогу.
- Не уверен, что этот итог обязательно должен быть приятен для нас.
- Может быть. Но единственная остающаяся альтернатива - это гарантированное самоуничтожение человечества. При том наборе человеческих качеств, который мы сейчас имеем, это рано или поздно случится, - сказал Уткин и, помрачнев, добавил: - И скорее уж рано, чем поздно. Сейчас столько придумано средств массового уничтожения, и столько желающих до них дотянуться, что удивительно, как мы вообще до сих пор живы.
- Положим, так. Пусть разделение, пусть новая раса.
- И все должно произойти очень быстро, - вставил Уткин. - Времени мало.
- Но куда денутся обычные люди? Со своим первобытным багажом внутри. Как с ними, с обычными?
- Ты меня спрашиваешь, словно я автор проекта, а я, собственно, ничего не знаю, только предполагаю, - сказал Уткин. "И ни о чем таком даже не думал", - сказал про себя. И продолжал: - Наверное, люди новой расы, применяя свою суггестивную силу, смогут гасить наиболее опасные вспышки агрессии. Возможно, они это уже делают, иначе - почему мы до сих пор живы?
- Это уже фантастика, - засмеялся Воронин. - И, между прочим, наряду со словом "суггестия" время от времени хорошо бы произносить слово "интердикция" - по примеру профессора Поршнева.
- "Интердикция" - это правильно, - согласился Уткин. - Такие слова надо употреблять время от времени. - И тоже засмеялся.
- Я надеюсь, что когда все случится, мы с тобой окажемся по одну сторону линии раздела, - произнес Уткин, отсмеявшись.
- Будем надеяться, - сказал Воронин. - Если, конечно, оно случится.
Они пожали друг другу руки, прощаясь.
- А, кстати, этот гаджет, можно его как-нибудь потрогать? - спросил Воронин уже по ту сторону порога.
- Гаджет пропал вместе с Мясоедовым, - сказал Уткин. - Это была такая маленькая небольшая коробочка. По размеру как пульт от телевизора.
Странное дело, задумался Уткин, когда остался один, почему Воронин не спросил, откуда взялся этот гаджет? Я сказал неопределенно "вброшен в народ", и он удовлетворился. Кстати, я в свое время тоже не проявил любопытства. Почему? Долго задумываться он, однако, не стал и перешел к чтению.
Поскольку последовательность псевдослучайных чисел в принципе детерминирована, мы могли бы фиксировать в ходе эксперимента, какие именно числа в ней были изменены в ходе операторского воздействия. Разумеется, после каждого наведенного оператором сбоя изменяется не только очередное случайное число, изменятся и последующие числа генерируемой случайной последовательности (алгоритм их выдачи будет работать уже с другими начальными данными), однако определение этих чиселпри известном расчетном алгоритме не представляет принципиальной сложности.
Итак, можно отметить два обстоятельства, сопутствующих эксперименту и, возможно, влияющих на его результативность: во-первых - неинформированность участников о неслучайном характере процесса, подвергаемого воздействию (как уже говорилось, с точки зрения физики процесса, равным образом можно было бы воздействовать на результат повторяемой многократно операции умножения 2х2), во-вторых - неполная регистрация процесса, не дающая нам возможности точно локализовать места сбоев, вызванные воздействием оператора (и эта неопределенность - не компенсирует ли она каким-то образом отсутствие случайности?).
Еще раз напомним, что эффективность операторского воздействия, установленная в ходе основного эксперимента, отвечает уровню представления его организаторов о характере процесса и не может быть пересчитана ввиду изначальной неполноты регистрации его состояний.
Возникает желание провести серию дополнительных экспериментов, в которых результат воздействия оператора сравнивался бы с предварительно полученной распечаткой последовательности псевдослучайных чисел, генерируемой с теми же начальными условиями.
Имея на руках распечатку, мы можем зафиксировать, какие именно числа псевдослучайной последовательности были изменены воздействием оператора, и по этим данным (исходя из вероятности каждого конкретного сбоя в работе компьютера) оценить заново эффективность воздействия оператора на его работу. Результат окажется намного более впечатляющим по сравнению с теми, которые обычно достигаются в экспериментах подобного рода.
Но эксперимент с предварительной распечаткой может завершиться совершенно иначе. Существует такая возможность - странная, даже невероятная, но которую по соображениям формальной логики нельзя отбрасывать.
Может получиться так, что, несмотря на полную регистрацию состояний процесса генерации псевдослучайных чисел, нам не удастся локализовать момент воздействия оператора на процесс счета. Это воздействие проявится не в измененных результатах конкретных компьютерных операций, на которые можно показать пальцем, а только в статистике. Иными словами, конкретных компьютерных сбоев, о необходимости которых так много говорилось на самом деле не происходит.
Все говорит о том, что именно этот вариант имеет место, потому что в противном случае вместе с согласованными и по этой причине нерегистрируемыми сбоями счета и контроля появлялось бы какое-то количество несогласованных (ведь эффект воздействия проявляется случайно, а значит и случайный разброс неминуем), которые незамедлительно приводили бы к аварийному останову в работе компьютера.
Тогда каким образом достигается эффект воздействия?
Действительно, каким? - подумал заинтригованный Уткин.
Остается предположить, что изменению подвергается сама программа, генерирующая последовательность псевдослучайных чисел. Например, константы, задающие ее начальные условия, изменяются так, что на протяжении какого-то периода времени значения генерируемых чисел отклоняются от среднего в сторону увеличения. Остается непонятным, как может осуществляться это изменение, если оператору неизвестны начальные константы, и совсем уже неизвестно, как их нужно изменить, чтобы добиться нужного результата.
Было бы понятно, подумал Уткин, если б у оператора была кнопка возврата в руке. Но кнопки нет, в том-то и дело.
Сделаем паузу и вернемся к эксперименту Джана и Данн. В результатах его обнаружилось нечто, не упомянутое мной ранее, но способное дать новый поворот мысли.
Варьируя условия эксперимента, исследователи провели ряд испытаний в условиях, когда воздействия оператора осуществлялись не в то время, когда компьютер генерировал свою последовательность чисел, а существенно раньше или позднее этого момента. Время операторского воздействия варьировалось от 76 часов до начала работы компьютера до 336 часов после нее и во всех случаях воздействие было одинаково успешным.
Подобное экспериментально установленное нарушение причинно-следственной связи (воздействие на уже завершившийся процесс) в настоящее время уже не является каким-то особенным результатом, однако требует обоснования, уже выходящего за рамки традиционной картины мира: введения дополнительных измерений пространства и времени, допущения множественности ветвящихся миров и т.д. Так или иначе, привычная картина мира рушится, и если уж теперь мы не можем обойтись без потерь для здравого смысла, то почему бы не предположить в качестве гипотезы, что вещи и явления, лежащие вне зоны нашего внимания, как бы не вполне существуют, или существуют и проявляют себя только в меру нашей информированности о них. Таким образом, когда мы считаем последовательность выдаваемых машиной чисел случайной, она оказывается подвержена воздействию оператора, словно случайная; когда же мы узнаем, что она не случайна, то провести пересчет оценки эффективности воздействия оператора на процесс оказывается невозможно ввиду невозможности локализации моментов его воздействия.
Уткин прекратил чтение и задумался. Кажется, некоторым людям и без кнопки что-то доступно. Даже не некоторым, а почти всем. И возможности кнопки теперь выглядят много обширнее, чем можно представить. В уткинской голове уже возникали планы экспериментов, которые он поставил бы, небрежно поплевывая на пространство, время и причинно-следственные связи. Но гаджет был у Марины, и Уткин не видел способа заполучить его обратно. Попросить помощи у Николая? И разрушить тем самым легенду о своей исключительности. После чего Николай предпочтет, может быть, сотрудничать с Мариной, а он, Уткин окажется не у дел.
Был еще вариант предъявить женщине конкретный ультиматум. Она владеет гаджетом ограниченный срок, потом передает Уткину. А если нет - тогда битой по голове. Не хотел, а придется. Уткин держит гаджет у себя на тех же условиях, потом передает Марине.
Уткин взял трубку, набрал номер.
И замолчал вместо того, чтобы сказать то, что собирался.
- Я слушаю, - сказала Марина.
- Нас узнали, - сказал он в трубку.
- Наверное, все-таки, узнали тебя.
- Неважно. У кого гаджет, тот пусть и разбирается.
- Ты ведь меня не выдашь?
- Не о том разговор - выдашь, не выдашь. Если бы кнопка была у меня, я разрулил бы ситуацию. А так - придется тебе. Флаг в руки.
- Как-нибудь справлюсь, - сказала Марина и, помолчав, добавила: - Но не хочу светиться, чтобы меня потом били битой по голове .
- Тебя не будут бить, - успокоил ее Уткин, - тебе прыснут из баллончика.
- Спасибо. - Она задумалась. Уткин тоже думал. - Тогда я приеду к тебе перед вашей встречей, - сказала она. - Где-нибудь спрячусь заранее, а там посмотрим.
- Посмотрим, - согласился Уткин.
- Ну и где здесь можно укрыться? - Марина обвела взглядом коридор уткинской квартиры. Дверь в кухню, дверь в ванную, дверь в комнату.
- Мы будем разговаривать в комнате, - сказал Уткин, - а ты можешь подождать в ванной или на кухне.
- О чем разговаривать? - В голосе Марины слышались нотки ревности. Или это только послышалось Уткину? - Я сделаю так, чтобы она ушла отсюда без разговоров.
- Она поймет, что работала кнопка, - сказал Уткин. - И, естественно, подумает, что на кнопку нажимал я. А кончится это тем, что я получу битой по голове в каком-нибудь переулке.
- Перестань все время повторять про эту биту.
- По-моему, это ты начала.
- Ты начал еще раньше. Еще вчера.
- Стоп, - оборвал ее Уткин. - Разберемся в том, что мы хотим. А хотим мы, чтобы она убедилась, что обозналась, когда узнала меня. И что гаджета у меня нет.
- А как это сделать?
Передай кнопку мне, и я сделаю все в лучшем виде, хотел сказать Уткин, но понимал, что не скажет. Бесполезно было говорить, да и думать бесполезно.
- Следи за разговором, - сказал он. - Услышишь что-нибудь несоответствующее, нажимай кнопку. И нажимай, пока она не скажет "кажется, я обозналась".
- А она скажет?
- Надо, чтобы сказала, - авторитетно произнес Уткин. Он примерял на себя роль лидера. И следил краем глаза за правой рукой Марины, которую она не вынимала из кармана, где по логике вещей должен был лежать гаджет. И палец, понятное дело, держала на кнопке. Уткин надеялся улучить момент, обездвижить руку и завладеть гаджетом. Находил способы, как это можно было сделать. Но случай не предоставился.
- Ты могла бы укрыться в кухне или в ванной. - сказал Уткин. - Оттуда хорошо слышно, что говорят в прихожей. А когда мы перейдем в комнату, ты пройдешь в коридор и будешь стоять за дверью. Кончим разговаривать, быстро уходишь обратно. Понятно?
- Нет, не понятно. А если она захочет помыть руки с дороги?
- Надо, чтоб не захотела. Это же элементарно. Нажимаешь кнопку, и всё.
- И меня не радует перспектива все время бегать по коридору, - отрезала Марина.
- Тогда где? И решай быстрее, времени уже мало.
Она обвела взглядом комнату, в которой совершенно точно не было места, чтоб спрятаться, и показав пальцем на стоящий в углу шкаф (а руку при этом вынула из кармана) сказала:
- Вот здесь.
Уткин следил за ее пальцем, следил за рукой. Можно было попытаться в броске схватить Марину за руку и добраться до гаджета в ее кармане раньше, чем она успеет нажать кнопку. Но успевала, наверное успевала. Сотни тысяч раз успевала, миллионы. Уткин воочию видел эти миллионы бросков, миллионы безуспешных попыток, оставшихся в отмененной реальности.
В изнеможении он опустился на стул.
- Делай, как знаешь, - сказал.
Кристина пришла не одна.
Уткин так и думал, что придет не одна.
Но он думал, что она придет с отцом - братом Алексеем, а она пришла с подругой. Подругой была та самая девушка-блондинка, которую он от щедрой души отправил Кристине на помощь и в утешение (успели, значит, за два дня подружиться). И это была Золушка.
Как могло получиться, что тогда, на улице, он не узнал в блондинке девушку Машу? Могло, стало быть. Зато сейчас узнал и ту и другую. Хотя несколько кратких мгновений думал, что обознался. Люди бывают удивительно похожи друг на друга.
- Это он, - сказала блондинка.
- Это Павел, - сказала Маша.
- Здравствуй, - сказал Уткин. - Ну да, я Павел. А в каком смысле я - это он?
- Он - это тот, который напал на меня на улице.
- Почему он - это я, может кто-то из вас обознался? Ведь обознались, скажите прямо, что обознались,
- Я не обозналась, - сказала Маша.
- Может, все-таки обозналась? - Уткин возвысил голос, чтобы в шкафу было слышно.
- Не обозналась она, - сказала Кристина. - Думаешь, если надел глупый парик, тебя не узнать?
- И парик, между прочим, не в тон твоей бороде, - заметила Маша.
- Я тебя искал после того, как мы внезапно расстались, - сказал Уткин.
- А это уже не в тему, - сказала Маша.
- Думаю, все-таки, что ты обозналась, - сказал Уткин и, перейдя в комнату, сел на стул. Женщинам предложил место на диване.
- Не обозналась, - сказала Маша.
- А я говорю, обозналась, - очень громко сказал Уткин.
- Нет, не обозналась.
Что она там, уснула? - подумал Уткин о той, что сидела в шкафу.
- Может быть, этот человек хотел, чтобы его приняли за меня, - сказал он.
- И одел ради этого дурацкий парик?
- Он хотел, чтобы вы подумали, что я маскируюсь, чтобы меня не узнали, но вы все равно как бы узнали меня под маскировкой, то есть подумали, что это я.
- Ты его поняла? - Кристина повернулась к Маше.
- Если бы это был я, то гаджет был бы сейчас у меня, - сказал Уткин. - А если бы он был у меня, она пять раз согласилась бы, что обозналась.
- А знаешь, мне сейчас кажется, что это, может быть, был и не он, - сказала Маша.
- Значит, гаджет у него, и он нажимает кнопку.
- Я ничего не нажимаю, посмотрите на мои руки. - Уткин поднял руки вверх.
- Может быть, и не он, - повторила Маша с сомнением в голосе.
- Надо связать ему руки, - сказала Кристина.
- Пожалуйста, - Уткин не сопротивлялся.
Она привязала его запястья к спинке стула - тут и веревка откуда-то взялась. Стала привязывать ноги к ножкам.
- Не туго? - поинтересовалась.
- Ноги-то можно было не трогать, - сказал Уткин.
- А теперь поищем устройство.
Она проверила карманы Уткина - на рубашке и в джинсах. Огладила ладонями, проверяя скрытые места.
- Ну что, - сказал Уткин, - ошибочка вышла?
- Мы еще поищем, - Кристина не отступала от своих намерений. - А если найдем парик, это тоже будет неплохо.
- Ищите парик, - громко сказал Уткин. И обратился к девушке Маше: - Я искал тебя после того, как ты так вдруг убежала. Объявление расклеивал на столбах.
- Дурацкое объявление, я читала. А туфельку я заберу, где она у тебя?
- Я ее отдал одному человеку, - неохотно признался Уткин. - Он обещал найти тебя.
- И нашел?
- Еще найдет, - пообещал Уткин. - В шкафу, - громко сказал он, увидев, что Кристина в своих поисках подбирается к шкафу. - В шкафу поищи.
- А вот в шкафу мы как раз искать и не будем, - объявила Кристина. - Мне кажется, мы зря подозревали невинного человека. Правда, дядя Паша?
Она погладила Уткина по голове.
- Правда, правда, - закивал головой Уткин.
- И мне тоже кажется, что я обозналась. Я даже уверена, - сказала девушка Маша. - Борода у того была совсем другая.
Она подергала Уткина за бороду.
- Совсем другая, - повторила она.
- Смотри, тут бутылка коньяку, - сказала Кристина. - Выпьем по поводу встречи?
- Выпьем, - согласилась девушка Маша.
- И шоколадка.
- Он меня совращал этой шоколадкой, - засмеялась Маша.
Кристина наполнила три рюмки.
Одну взяла в левую руку, другую - в правую.
- За здоровье хозяина.
Из левой пригубила, а из правой поднесла Уткину. Он выпил. Из ее руки закусил шоколадкой.
Она, наклонившись, поцеловала его в щеку.
- До свидания, дядя Паша.
А девушка Маша - в другую.
- Будет прикольно, если мы его так и оставим, - сказала Кристина.
- Оставим, - согласилась девушка Маша.
И они ушли.
Марина вылезла из шкафа, подошла к стулу, к которому был привязан Уткин .
- Интересно было послушать, - сказала она. - А что у тебя за дела с этой блондинкой?
- Странно, - сказал Уткин, - мне казалось, что это я направил ее, чтобы подошла к племяннице, то есть к Кристине, а теперь думаю, что она сама, когда узнала меня, напавшего, решила поделиться с пострадавшей своей информацией.
- Рассказывай, - поторопила Марина.
- Но, может, это простое совпадение, - задумчиво произнес Уткин, и, помолчав, добавил: - Хотел бы я знать, кто рулит этими совпадениями. И, кстати, может быть, ты меня развяжешь?
- А мне нравится так. Это прикольно. - Она провела ладонью по волосам Уткина, подергала за бороду. - Хочешь еще коньяку?
- Не хочу, - сказал Уткин.
- Но ты рассказывай, рассказывай.
И Уткин рассказал все - то, что хотел и то, чего, вроде бы, не хотел.
- Но ведь меня ты любишь больше, чем ее? - спросила Марина.
- Да, - сказал Уткин.
- Расскажи, как ты меня любишь, я хочу слышать.
- Приснилось, что беру интервью у Стаса Михайлова, - рассказывал Уткин Воронину. - Спрашиваю: Если бы вам предложили нереально трудное дело, которое невозможно довести до конца, вы могли бы взяться? Например, залезть на длинный столб - на очень длинный. А столб уже стоит рядом - гладкий, как стальная труба, и конца ему не видно. Но одновременно покрытый корой, как живое дерево типа сосна. И вот, я по этому столбу лезу, причем не человеческим способом, а каким-то медвежьим. Подтягиваюсь на руках, отталкиваюсь ногами - очень быстро. И вдруг понимаю, что столб не настоящий, а воображаемый. Какое-то время еще лезу, потом смотрю вниз - нет никакого столба. И падаю, лишенный опоры. Все же не падаю, а легко планирую. Это ведь можно считать полетом?
- Можно, - согласился Воронин.
- А полет во сне - это ведь что-то значит?
- Тоже верно.
- Сон, конечно, не в тему, но я его записал.
- Если записал, значит в тему, - сказал Воронин.
По вечерам Уткин звонил Марине. В семь часов или в восемь, иногда в десять. Почти каждый день. Он звонил вроде бы по своей воле и в то время, когда хотел, но знал, что на самом деле звонит потому, что именно в этот момент Марина достает гаджет и кладет палец на кнопку. Но это не имело значения, ведь он звонил тоже и по своей воле, и в то время, когда хотел. Здесь был некий акт синхронности, в котором Уткин видел знак своего рода близости, доверительности отношений, в каком-то смысле удостоверенный свыше.
Если он не звонил два или три дня подряд, то начинал чувствовать себя забытым и ненужным. А потом звонил, и оказывалось, что нужен. И находилась тема для разговора. Ты меня любишь? - спрашивала Марина, - расскажи, как ты меня любишь. И он рассказывал, произносил какие-то слова - те самые, конечно, которые она хотела услышать. Те самые, которые были ею по сути заказаны. Но разве это имело значение?
Сны бывают вещие.
А бывают и просто совпадения.
Был теплый осенний - теперь уже осенний - вечер. Уткин пил чай при открытом по случаю теплого вечера окне. Кто-то в доме напротив включил музыку, тоже при открытом окне.
Наверное, сегодня воскресенье, подумал Уткин.
Из окна в окно лилась песня, Уткин заслушался.
"Всё для тебя-я, рассветы и туманы, для тебя-я моря и океаны, для тебя-я цветочные поляны для тебя-я."
Стас Михайлов, он самый. Сон, следовательно, был в руку, хотя в уткинском сне Стас Михайлов не пел, и даже не сказал ничего вразумительного. Тем более, ничего вразумляющего. Не ответил на вопрос, который был задан. Что ж, мы любим его не за это, подумал Уткин.
"Для тебя-я живу и я под солнцем для тебя-я. Лишь для тебя-я живу и я под солнцем для тебя-я".
Уткин расчувствовался. Кажется, даже прослезился. Хотел тут же позвонить Марине. Взял трубку, но почувствовал, что не тот момент.
Песня отзвучала, но Уткин еше долго ходил по комнате и тянул: "Для тебя-я. Для тебя". И слезы проступали на глазах.
Он задумывался: что делать, если придут люди, одни или другие, которые будут допытываться о гаджете - более серьезные люди, чем Кристина? Особенно опасался Николая с друзьями, хотя с ними, вроде, уже объяснился. Марину он, разумеется, не выдаст, будет стоять до последнего. Скажет, ударили битой по голове, и у бесчувственного тела забрали то, что хотели. И всё. И поверят, должны поверить, куда они денутся? Залог этому - гаджет в руке Марины. Потому что настанет момент, когда она положит палец на кнопку и должна будет услышать его звонок. К этому моменту с ним не могло ничего случиться такого, что помешало бы набрать ее номер. Он не мог попасть в аварию. Его не мог переехать автомобиль. При пожаре он не мог задохнуться дымом. Падающий на голову кирпич тоже исключался. Если террорист взорвал бы рядом свое взрывное устройство, все осколки пролетели бы мимо. А пущенная в голову пуля изменила б свое направление. А упав с девятого этажа, Уткин мягко приземлился бы на ветки деревьев и кусты. Или оказался бы там внизу грузовик со свежескошенным сеном. Возможность левитации тоже никто не отменял - в том смысле, что были отмечены случаи. В общем, имела место ситуация Кащея бессмертного, смерть которого, как известно, спрятана в яйце, в удаленном секретном месте.
Трезвый внутренний голос внес поправки в идиллическую картину. Формула "Ничего не могло случиться" подразумевала только смерть и потерю голоса. Всевозможные варианты увечий отнюдь не исключались. Вместо благополучного приземления в подостланную соломку Уткину нарисовалась другая картина: он лежит под тем самым балконом весь в крови, с переломанными костями, но телефон цел, и правая рука еще действует. Тут как раз настает тот самый момент, и слабеющей рукой он берет трубку, чтобы сказать последнее "Я люблю". "Люблю, - говорит он, - люблю и умираю. Так случилось. А ты живи. Будь счастлива. Вспоминай обо мне, если будет случай". И с улыбкой на губах он умирает, счастливый от того, что может сказать это последнее слово. Врачи скорой помощи уже бегут с носилками, но им достается только бездыханное тело. "Мы его потеряли", - говорит седой доктор в зеленом халате.
От созерцания этой живоописанной картины Уткин расчувствовался и прослезился. "Все для тебя, для тебя", - запел в голове Стас Михайлов.
Уткин задумывался о судьбе Мясоедова. И приходило, как ему казалось, понимание. "Умножающий знания умножает печаль" - прав был творец "Экклезиаста", и изначальное знание обстоятельств исчезновения Мясоедова - нет, не гибели, никоим образом не гибели - только усугубляло ситуацию, являлось почти неодолимым препятствием к его возвращению.
Выйти на перекресток, держа палец на кнопке, произнести решительную фразу "если не появится сейчас из-за угла, то нажму кнопку" - и непременно появится, как ни в чем не бывало. Но для этого необходимо верить в шанс, в возможность. А он ведь видел тело в гробу - нет, тела, слава богу, не видел, только гроб с телом, - но много ли разницы для подсознания? И тогда ситуация разрешается каким-то другим образом - Мясоедов невозможен, и из-за угла появляется не он, а кто-то другой - Воронин, или Кристина, или брат Георгий, или сосед Евгений, или все разом. От неожиданности палец забывает нажать кнопку, а у них, всех, какое-то дело, какая-то новость - да еще такая, что не дай бог, и теперь уже становится не до Мясоедова.
Поэтому прав академик в шапочке: нужно иметь в голове реальный вариант событий с благополучным исходом. Уткин вспоминал сон, в котором оставшийся без денег и документов Мясоедов задержан полицией. Некоторые варианты дальнейшего развития событий не снились прямо, но логически могли быть экстраполированы.
В одном из этих вариантов Мясоедова продавали в рабство на какой-то полуподпольный кирпичный - Уткину представлялось, что именно кирпичный - заводик, где он питался и ночевал там же, за забором. Вариант относительно оптимистический в том смысле, что оставалась возможность побега и последующего счастливого возвращения.
Менее оптимистичный вариант заключался в том, что Мясоедова продали на органы, но, сделав необходимые анализы, пришли к выводу, что клиент болен, хил и требует доведения до кондиции. Необходимо усиленное питание, уход, лечение, для проведения которого клиент помещался в своего рода санаторий. С остающейся, опять же, возможностью побега при благоприятном стечении обстоятельств.
Обстоятельства могли быть разные - обрушение стены здания при землетрясении, внезапное умопомешательство охраны. Или что местные бандюки, замыслив ограбление банка, просчитались с рытьем тоннеля и вывели его в тот самый подвал, в котором содержались будущие доноры.
В продаже на органы Уткин видел современный вариант людоедства. И страшное подозрение закрадывалось в душу. Что если грядущее разделение человечества произойдет совсем иначе, чем он представлял до сих пор. То есть, он думал, что образуется новая раса людей, свободных от вековой тяги к убийству и мучительству, и вдобавок наделенных особыми сверхспособностями, способствующими установлению истинной гармонии отношений между ними. А на самом деле произойдет возвращение к доисторическим временам. Тогда по одну сторону черты разделения были обладающие суггестивной силой людоеды, а по другую - мясное стадо. Теперь же по одну сторону черты будут новые людоеды, не употребляющие впрямую человечину, но использующие чужие органы для пересадки и продления своей жизни. А по другую сторону новое мясное стадо, поставляющее органы для пересадки.
Вспомнился сон о свином народе - вот образец сосуществования рас. А человечий вождь и правитель из того же сна? Упитанное гладкое лицо, темная полоска усов над верхней губой - или не было усов? - или были? - насчет усов Уткин сомневался. Мягкая, добрая улыбка в уголках рта. В современных реалиях этот правитель, усатый или безусый, мог бы не морить крестьян голодом, а скопом продать на органы. И не надо употреблять такие слова как "мораль", "добро", "человечность" - надо помнить, что именно человек изобрел колесование, сжигание на костре, сажание на кол. Всё это в его природе, и глупо думать, что он так вдруг изменился. А мораль повернется на пол-оборота, и новые доноры, вольные или невольные, будут гордиться своим нелегким жребием. Будут считать за честь отдать свое сердце, почку, печень достойному хозяину.
Уткин вздохнул и вернул мысли к участи Мясоедова.
Пути его освобождения вроде бы нарисовались. Можно выходить на перекресток с пальцем на кнопке. Если бы только гаджет был у него, а не у Марины.
А впрочем, так, может быть, даже и лучше. Марина не отягощена лишним знанием, это плюс. Ей не нужно строить предположений на тему жив ли Мясоедов или мертв, и куда он делся в случае, если жив, и есть ли реальный - в смысле ненулевой - шанс для его возвращения. Тем более ее не будет волновать вопрос, от кого так спешно убегал Мясоедов, чего боялся? И если обстоятельства, побудившие его к побегу, не исчезли, то не помешает ли это ему вернуться? Да и незачем задаваться этим вопросом. Какие-то вещи надо уметь оставлять за скобками. Если вернулся, вызванный кнопкой, значит все обстоятельства по факту исчезли, и не надо ничего знать.
Уткин взял трубку, чтоб позвонить Марине, но медлил с набором номера. Момент был неподходящий. В определенном смысле неподходящий. В том самом смысле. За последнее время он научился определять момент.
Кроме того Уткин не был уверен, что ему удастся адекватно изложить свою просьбу по телефону. У Марины могли возникнуть вопросы, и ему пришлось бы удовлетворить ее любопытство, после чего задуманная операция потеряла бы смысл.
Уткин порылся в своем ноутбуке и нашел неплохую фотографию Мясоедова. На фотке они стояли вместе - Уткин и Мясоедов. Уткин был еще без бороды, совсем молодой, а Мясоедов ничуть не изменился с тех пор, как был сделан снимок. Уткин откадрировал фото, убрав себя, лишнего. Написал письмо: просьба и инструкция.
Писал: "Если появится человек, похожий, на того, который на фотографии, спроси, как его зовут, и если это не Никита Мясоедов, нажми кнопку. А если - Никита, передай привет от меня. И не надо пока ни о чем спрашивать. Знание лишнего может все испортить, ты понимаешь. Потом все расскажу. Люблю. Целую".
Уткин не знал майл адрес Марины, а спросить не решался. Поэтому создал новый аккаунт под именем "pavelmarin". Отправил письмо туда, а Марине переслал эсэмэской логин и пароль. "Посмотри по этому адресу, - написал, - там важная информация".