Сюрприз

Макги едва взглянул на очерк, который я положил перед ним на письменный стол, с возмущенным ревом разорвал его на части и швырнул в мусорную корзину.

— Кто тебе сказал, что ты репортер, Прайс? — прорычал он. — Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что «Глоуб» не печатает такой вздор!

Макги — самый крутой редактор из всех, кого мне доводилось встречать. Но ужаснее всего то, что его укусы куда опаснее, чем лай. Еще немного, и я потеряю работу, которая сейчас мне просто необходима. Меня уже уволили из двух других газет Спрингфилда, и если теперь Макги укажет мне на дверь, придется переехать в другой город. А мне этого совсем не хотелось.

И хотя я смертельно ненавидел даже землю, по которой ходил Макги, я заставил себя говорить спокойно:

— Мне показалось, это вызовет интерес у читателей. Ладно, жаль, что оказалось не в тему. У вас есть для меня, другие поручения?

Он посмотрел в свой деловой календарь и проворчал:

— Навести Таркингтона Перкинса. Возможно, он уже созрел.

— Боюсь, я не помню…

— Похоже, ты даже свое имя успел забыть, олух несчастный. Речь идет о безумном изобретателе, которого мы высмеяли четыре месяца назад. Он работал над дешевым заменителем воды. Нужно выяснить, чего ему удалось добиться и над чем он работает сейчас. Возможно, получится интересная статья.

— Конечно, — сказал я и вышел.

С Макги не спорят.

Получив адрес Таркингтона Перкинса в нашем архиве, я поехал к нему на трамвае. Поездка оказалась долгой, и я развлекался, представляя себе разные беды, которые могли бы свалиться на голову Макги. В последнее время это были самые приятные мысли из тех, что крутились у меня в голове. К сожалению, мои фантазии никогда не осуществлялись.

Я позвонил в дверь дома, адрес которого мне выдали в архиве. Дверь распахнулась, и я отступил на шаг назад. Открывшая мне женщина оказалась невероятно отталкивающим существом. Она весила никак не меньше двухсот пятидесяти фунтов и походила на линейный корабль вражеской державы, приготовившийся к сражению. Женщина производила впечатление даже более крутой, чем Макги, да и смотрела на меня так же, как он.

Я попытался держать фронт.

— Это дом Таркингтона Перкинса?

— А что вам от него нужно?

— Я из «Глоуб», — торопливо сказал я. — Мне бы хотелось поговорить с ним о его последних изобретениях. Если вы не возражаете.

Женщина посмотрела на меня так, будто я пришел исключительно с целью заразить ее дом клопами, однако отступила в сторону и разрешила войти.

— Этот червь в подвале, — злобно сообщила она, словно я был виновником всех ее несчастий. Потом наклонилась в лестничный пролет и истошно заорала: — Тарк! Тут какой-то болван хочет тебя видеть.

Вновь обернувшись ко мне, она фыркнула:

— Другие люди работают водопроводчиками или грабителями банков! А меня угораздило выйти замуж за изобретателя.

Брошенный на меня испепеляющий взгляд давал понять, что это лишь немногим лучше, чем быть репортером.

Я осторожно обошел ее и содрогнулся, как только скрылся за поворотом лестницы.

Маленький человечек, склонившийся над скамейкой, выглядел как мужчина, много лет женатый на женщине, от которой я только что унес ноги. Он даже не поднял на меня глаза, когда я вошел.

— У вас есть десятицентовик? — жалобно спросил он.

— Что? — удивился я.

— Или монетка в двадцать пять центов. Мне нужно немного серебра.

Я порылся в кармане и нашел десятицентовик. Он взял монету, так и не взглянув на меня, но я успел его рассмотреть. Таркингтон Перкинс даже в пальто и с чемоданом весил бы вдвое меньше жены. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что в течение долгих лет его используют в качестве дверного коврика, если не буквально, то фигурально. Наконец он повернул голову, и его усталые совиные глаза уставились на меня.

— Привет, — сказал он. — Э-э, надеюсь, вы простите…

Он не нашел в себе мужества продолжить, но я сразу же понял, что он имеет в виду оставшийся наверху танк «шерман». И я вдруг почувствовал к нему симпатию. Мне захотелось сказать, что мой редактор почти так же ужасен, но сейчас говорить об этом явно не стоило. Поэтому я лишь улыбнулся и ответил:

— Я Джейк Прайс из «Глоуб». Мой редактор говорит, что вы работаете над чем-то интересным. Кажется, речь шла о заменителе воды.

— Ах да. Два месяца назад я прекратил работу над проектом. Да, мне удалось создать заменитель, но, боюсь, он не получился более дешевым. С тех пор я занимаюсь имыньлогокла напитками.

— Прошу прощения, — сказал я, — но не могли бы вы повторить…

— Имыньлогокла, — повторил он. — Это «алкогольными» наоборот. Ну, эффект у них обратный.

— Вы хотите сказать… — пробормотал я, не в силах даже представить себе, что это может означать.

— У них обратное действие. Иными словами, сначала похмелье, а на следующее утро вы чувствуете себя прекрасно. Парите, словно…

— Воздушный змей?

— Благодарю вас. Хотите выпить?

Должно быть, я что-то упустил. Мне действительно хотелось выпить, но я не связал предложение Перкинса с тем, что он говорил до этого. Поэтому я согласился, и он принес мне бутылку с чем-то и стакан. Помню, что сначала я понюхал и уловил знакомый запах виски. И тогда я щедро плеснул себе в стакан и выпил.

— Но этот проект я завершил несколько дней назад. Теперь я работаю над новым и почти закончил перед тем, как вы пришли. На самом деле оставалось только добавить немного серебра. Это переключатель.

— Как мило. А почему вы не выпили со мной?

Он нахмурился:

— Я бы хотел, но… — Его глаза обратились к потолку. Взгляд был таким выразительным, что слов не потребовалось. — Но вы не стесняйтесь, можете добавить. И спасибо за десятицентовик. Когда-нибудь я верну вам долг.

— Не стоит об этом, мистер Перкинс, — великодушно заявил я и налил себе приличную порцию, по меньшей мере на пятьдесят центов. — Вы сказали, что закончили новый проект…

— Да, переключатель. Но это только я его так называю. На самом деле это психореверсоментатрон.

— Ага, — пробормотал я. — У вас просто замечательное виски, мистер Перкинс. Вы и правда не против, если я…

— Пейте сколько хотите.

— А что он делает?

— Я ведь вам уже сказал. Сначала у вас будет похмелье, а потом, завтра утром, вы ощутите себя чудесно пьяным.

— Я имел в виду психоре… переключатель.

— Ну, естественно, он переключает разумы.

Я посмотрел на него и налил себе еще порцию чудесного виски, решив, что могу посидеть с изобретателем до тех пор, пока бутылка не опустеет. Забавно, я не ощущал никакого эффекта, хотя выпил уже четвертую порцию и каждая была весьма приличной. Учитывая цену, которую мне пришлось заплатить за угощение, я мог себе позволить достойные порции.

На лице Перкинса читалось нетерпение, ему ужасно хотелось, чтобы я продолжал расспросы. Я так и сделал, налив себе в пятый раз. И вновь не стал себя ограничивать.

— Он переправляет разум из одного мозга в другой. Достаточно нажать на маленькую кнопку, сконцентрировавшись на каком-то человеке, и твой разум переходит в его сознание. И наоборот.

— Наоборот? — спросил я.

— Да, и наоборот.

В первый раз за время нашего разговора я посмотрел на предмет, лежавший на скамейке. Мне показалось, что он собран из фонарика, будильника и деталей непонятного назначения. Мой десятицентовик был припаян в качестве соединения между фонариком и будильником, позади кнопки, на которую показывал Перкинс.

— Вы хотите сказать, что можете обменяться мозгами с человеком, направив на него ваш прибор?

Он энергично затряс головой:

— Не мозгами, а разумами. Ваш разум начинает управлять его мозгом. И наоборот. И не нужно ни на кого наставлять прибор, достаточно направить фонарик себе в лицо и нажать кнопку. Но вам необходимо сосредоточиться и представить себе того, с кем вы хотите поменяться местами. Если, к примеру, я бы решил стать губернатором, то оказался бы в его теле и в его особняке, а он бы переместился в мое тело. Ему пришлось бы перебраться сюда и жить с Мартой.

В его глазах появилось мечтательное выражение, но он тут же жалобно добавил:

— Если прибор работает. Расстояние не имеет значения, но я полагаю, что в первый раз я должен находиться рядом. На всякий случай.

— Рядом? — спросил я. — Рядом с кем?

— С губернатором.

Я подумал о Бетти Грейбл.[1]

— Вы станете губернатором, — сказал я. — А я буду Гарри Джеймсом.[2]

Я налил себе еще. Странное дело, но этот напиток не вызывал у меня ни малейшего опьянения. Однако я начал слегка нервничать, и к тому же воздух в подвале был не слишком свежим, так что у меня разболелась голова.

Мое состояние не улучшилось, когда сверху внезапно раздался рев:

— Послушай, Тарк! Пора стирать. Отправь к черту своего бесполезного репортера и принимайся за работу.

На лице Перкинса появилась извиняющаяся улыбка, и он сказал:

— Сожалею, но вы же сами видите.

— Действительно, — ответил я и налил себе последнюю порцию (в бутылке оставалось совсем чуть-чуть), чтобы проверить, не пройдет ли мое паническое состояние и головная боль.

Затем я сделал глубокий вдох и постарался побыстрее проскочить мимо страшного чудовища, стоявшего, уперев руки в бока, на лестничной площадке. Только очутившись на улице, я вздохнул с облегчением.

Я вернулся в редакцию и зашел в кабинет Макги.

Он бросил на меня свирепый взгляд, который теперь почему-то не казался таким уж страшным. Очевидно, жена Таркингтона Перкинса была гораздо опаснее.

— Боже мой, у тебя такой вид, словно ты только что проснулся после хорошей пьянки. Однако ты был совершенно трезв, когда несколько часов назад выходил из моего кабинета, не так ли?

Я положил руки в карманы, чтобы Макги не заметил, как сильно они дрожат, и попытался придать своему взгляду осмысленность, чтобы он не спросил о маленьких человечках, которые колотят молотками по заклепкам у меня в затылке.

— Я был трезвым. И сейчас я трезв. Но завтра утром…

— Забудь про завтрашнее утро. Над чем работает изобретатель?

Я подумал о переключателе и решил, что лучше о нем не упоминать. Поэтому я рассказал ему о моньлогокла напитке, который на вкус ничем не отличается от виски. И вдруг обнаружил, что верю во все это и что действительно трезв как стеклышко.

Макги так взревел, что я едва не вылетел из его кабинета.

— Прайс, — сказал он, когда немного успокоился и заговорил более членораздельно, — это твой последний шанс. Точнее, завтра будет твой последний шанс. Уже почти пять. Отправляйся домой, отоспись и завтра приходи трезвым — или можешь забыть сюда дорогу.

На следующее утро я пришел на работу… забалдевшим, причем по полной программе. Я чувствовал себя замечательно, уж и не помню, когда в последний раз у меня было такое прекрасное настроение. Я был не просто пьян — я был пьян и счастлив, чего со мной никогда прежде не случалось. Если сделать над собой усилие, я мог бы вести себя как совершенно трезвый человек. Когда меня вызвали в кабинет Макги, я сделал над собой усилие.

Он бросил на меня суровый взгляд.

— Таркингтон Перкинс, — сказал он. — Почему ты не предупредил меня, что он спятил?

Я не стал отвечать сразу, пытаясь обдумать ситуацию, и Макги заорал на меня:

— Ты опять все прошляпил, придурок! Его увезли в сумасшедший дом — забрали из дома вчера вечером, всего через несколько часов после того, как ты брал у него интервью!

Я что-то пробормотал в ответ — сам не помню, что именно. Несмотря на состояние эйфории, мне было жалко Перкинса. Я искренне сочувствовал маленькому человечку, он мне понравился.

— Его увезли вчера вечером. Утренние газеты все равно нас опередят, но ты должен хоть что-то сделать. Нам в любом случае нужно дать о нем материал.

— Что произошло? — спросил я.

— Вчера вечером его скрутили на лужайке у особняка губернатора. Перкинс кричал, что он губернатор и что кто-то украл его тело.

Я закрыл глаза.

Когда я вновь их открыл, оказалось, что мне удалось благополучно покинуть кабинет Макги. Добравшись до своего письменного стола, я сразу же позвонил в редакцию утренней газеты и довольно быстро вышел на репортера, который написал о задержании Перкинса. Он был моим приятелем, поэтому я без труда получил у него полный отчет. В целом он повторил то, что сказал Макги.

— А что случилось с губернатором? — поинтересовался я.

— А он здесь при чем? — удивился приятель. — К нему эта история не имеет никакого отношения. Рано утром он отправился в Вашингтон на встречу с президентом.

— Ага, — пробормотал я.

Я не пошел в клинику для душевнобольных, чтобы взять интервью у Перкинса или у людей, которые его задержали.

Вместо этого я отправился к особняку губернатора, показал охране свои документы репортера «Глоуб» и попросил отвести меня на место, где задержали Таркингтона Перкинса. Мне пришлось несколько раз обойти кусты, прежде чем я нашел то, что искал. Диковинный прибор, собранный из фонарика, будильника и еще неизвестно чего.

Я долго смотрел на него, пытаясь понять, кто из нас сошел с ума: я или Таркингтон Перкинс? А быть может, безумен сам прибор?

Я посмотрел на стекло фонарика — оно выглядело как самое обычное стекло.

Не забывайте, я все еще был пьян. В противном случае, размышляя о Таркингтоне Перкинсе, который перебрался в тело губернатора и сейчас беседовал с президентом — а вдруг президент что-нибудь заподозрит? — я бы не стал нажимать на кнопку.

Меня ослепила вспышка гораздо более яркая, чем свет любого фонарика, если, конечно, он работает не от атомной батарейки. Я услышал мелодию, мучительно прекрасную, как будто неземную. Она глубоко тронула меня, хотя обычно я стараюсь слушать совсем другую музыку. Например, Гарри Джеймса. Быть может, в тот момент мне следовало подумать о Гарри Джеймсе, а не о президенте. Но было поздно.

Да, музыка тронула меня, еще как тронула! Она мгновенно перенесла меня на несколько сотен миль.

Открыв глаза, я обнаружил, что нахожусь в овальной комнате, которая показалась мне знакомой. Однажды, когда я приехал в Вашингтон, мне довелось там побывать. Но тогда она была пустой: президент уехал из столицы, и мне как приезжему репортеру разрешили осмотреть Белый дом.

Однако на сей раз президент не покидал столицу. Во всяком случае, я был в столице.

Секретарь президента поклонился мне.

— Мистер президент, — сказал он, — губернатор, которому вы назначили встречу, уже здесь. Но… я не уверен, что вам стоит с ним встречаться. Он ведет себя немного странно.

— Но ведь мы все так себя ведем, разве нет? — спросил я.

— Прошу прощения, мистер президент?

— А, пустяки. Пусть губернатор Андрессен войдет. И отмените на сегодня все остальные встречи.

— Но, мистер президент, представитель Белуджистана…

Я сообщил ему, что он должен сказать представителю Белуджистана, и ошарашенный секретарь ушел. Но через мгновение вернулся с губернатором Андрессеном.

Я предложил губернатору сесть напротив моего письменного стола и подождал, пока секретарь выйдет за дверь. Потом я ткнул указательным пальцем в своего гостя и сказал:

— Таркингтон Перкинс, тебе это даром не пройдет.

Никогда прежде я не видел, чтобы человек так падал духом. И мне вновь стало его ужасно жалко.

— Ничего страшного, Тарк. Я не дам тебя в обиду. Постараюсь все исправить.

— Но, мистер президент, как вы могли узнать?..

— ФБР, — сказал я, — видит все, знает все и докладывает мне. Мне жаль тебя, Тарк, но мы не можем оставить все как есть. Слишком многие могут пострадать. Так начинаются войны или, еще того хуже, проигрываются выборы. Ты ведь все понимаешь, верно?

Он едва слышно согласился.

Я взял телефонную трубку и сказал тому, кто мне ответил:

— Немедленно подготовьте чартерный рейс в Спрингфилд. На двух пассажиров.

— Да, мистер президент. Но… разве ваш личный самолет не подойдет?

— Меня не интересуют детали, — ответил я. — Сгодится любой самолет. Пусть вертолет сядет на лужайке перед Белым домом и отвезет нас в аэропорт. Вам известен адрес Белого дома?

— Да… конечно, мистер президент.

— Вертолет мне нужен немедленно, — строго приказал я.

Трубка была опущена на рычаг и тут же поднята вновь.

— Соедините меня с шефом полиции Крэнделлом из Спрингфилда. Быстро. И сделайте так, чтобы никто не подслушал наш разговор.

Я не стал опускать трубку — и через три минуты услышал голос шефа Крэнделла. Я ненавидел этого типа, поскольку он презирал репортеров.

— Мистер Крэнделл, это президент Соединенных Штатов Америки. Я звоню вам из Белого дома.

Я произнес все это очень внушительно, выделяя прописные буквы. Судя по голосу, Крэнделл затрепетал от благоговейного страха.

— Мистер Крэнделл, — продолжал я, — ко мне поступили серьезные жалобы относительно неуважения, которое вы демонстрируете прессе. Вы недостаточно тесно сотрудничаете с местными газетами, даже в тех случаях, когда это совершенно необходимо. Такое поведение противоречит нашей политике.

Он что-то пробормотал в ответ. Казалось, еще немного — и шеф Крэнделл расплачется.

— Мистер Крэнделл, обстоятельства складываются таким образом, что я вынужден заняться вещами первостепенной важности в Спрингфилде. Я вылетаю в самое ближайшее время вместе с губернатором Андрессеном. И если вы сумеете быстро и не привлекая излишнего внимания позаботиться о решении некоторых проблем еще до нашего прилета, я не стану делать выводов из ваших прошлых ошибок.

— Конечно, мистер президент. Все, что вы скажете.

— Во-первых, — продолжал я давать указания, — тщательно осмотрите лужайку перед особняком губернатора. Рядом с клумбой, с северной стороны, вы найдете устройство, похожее на помесь фонарика и будильника. Вы должны передать его мне в собственные руки. И ни при каких обстоятельствах не следует нажимать на кнопку. Вы меня поняли?

— Конечно, мистер президент.

— Во-вторых, я хочу, чтобы нас с губернатором Андрессеном ждали двое. Одного зовут Таркингтон Перкинс. Сейчас он находится в психиатрической клинике, куда его отправили вчера вечером. Второго зовут Джейк Прайс, репортер газеты «Глоуб». Вероятно, он также страдает от паранойи. Весьма возможно, его уже задержали, поскольку он утверждает, будто является президентом Соединенных Штатов.

— Он находится у нас, мистер президент. Мы собирались отправить его…

— Нет, — твердо сказал я. — Обращайтесь с ним как можно мягче. Пусть до нашего появления его и мистера Перкинса поместят в номер отеля «Карлтон». Обращайтесь с ними обоими с максимальным уважением, но смотрите, чтобы они не сбежали из отеля к тому времени, когда появимся мы с губернатором. И пусть перекл… устройство, о котором я упоминал, принесут в отель.

Четыре часа спустя президент Соединенных Штатов, губернатор штата, Таркингтон Перкинс и я сидели в президентском номере отеля «Карлтон». А в моих руках находился этот прибор, переключатель.

Я все объяснил, после чего сделал предложение. Предложение было принято вместе с полной амнистией. Потом мы вчетвером покинули номер. Президент вернулся в Вашингтон, губернатор отправился вместе с ним, чтобы провести беседу, которую они наметили. Таркингтон поехал домой — уж не знаю, какие объяснения он собирался дать своему танку «шерман».

Джейк Прайс — это я и в своем собственном теле — двинулся в кабинет редактора «Глоуб», прихватив с собой устройство.

Я положил его на стол Макги.

Макги посмотрел на него и перевел взгляд на меня. Его лицо слегка порозовело.

— Что это такое? — спросил он, потом снова взглянул на прибор и еще раз на меня и взревел: — Где ты пропадал целых семь часов? Ведь я дал тебе совсем простое задание!

— Послушайте, Макги…

— Ничего не желаю слушать. Ты уволен. Пошел вон отсюда! Чтобы я больше никогда тебя не видел!

К этому моменту я успел совершенно протрезветь и, наверное, был единственным пьянчугой, который не страдал от похмелья после обильной выпивки. Я был трезв, и у меня имелась замечательная идея.

Тихий звук помогает прогнать крыс, а Макги был самой мерзкой из всех известных мне крыс. Поэтому я сказал ему едва слышно:

— Ладно, мистер Макги. Я уйду. Вы не будете возражать, если я сделаю последний телефонный звонок? Я хочу кое-что проверить.

— Ладно, — прорычал он.

Я набрал номер Таркингтона Перкинса. Трубку взяла Медуза Горгона. Я попросил Тарка, и она ответила:

— Вы не можете с ним говорить. Сейчас с ним разговариваю я. Я ему сказала…

Я узнал все, что мне требовалось, и положил трубку. Потом взял устройство, направил фонарик в лицо Макги и спросил:

— Так кого я должен был найти?

— Что? Ты спятил? Таркингтона Пер…

Я нажал на кнопку. Один раз. А потом сломал прибор.

После того как я все объяснил Таркингтону Перкинсу, оказавшемуся в теле Макги, мы отправились вместе в бар, чтобы напиться так, как еще никогда не напивались.

Я бы хотел хоть одним глазком взглянуть на то, что происходит между Макги и миссис Таркингтон Перкинс, но, быть может, однажды я стану свидетелем атомной войны, хочется мне этого или нет, и лучше, пожалуй, подождать до тех пор.