Мино уже почти исполнилось девять, когда он впервые услышал этот звук. В погоне за прекрасной бабочкой feronia он выбежал в просвет джунглей. Эта светло-розовая бабочка с темными точками на крылышках обычно садилась высоко на стволы деревьев, слишком высоко для сачка Мино. Ему пришлось кидать ветки, чтобы спугнуть ее и заставить лететь дальше и, возможно, сесть пониже.

Он остановился. Что за странный звук? Глубокое грозное рычание, звучавшее то выше, то ниже, смешивалось с резкими вскриками белых цапель, порхающих в кронах деревьев над головой Мино. Это был не зверь. Словно какая-то машина вгрызалась в рощи магнолий. Он остановился, прислушиваясь. Точно машина, но что здесь делать какой-то машине? Как она вообще сюда попала? Он забыл о бабочке и со всех ног ринулся назад к кладбищенской стене, он знал, что Лукас и Пепе ловят там муравьев, суетящихся по своим делам между камнями на стене.

Лукас и Пепе сидели, болтая ногами.

– Слышите? – закричал Мино.

– А ты думаешь, мы глухие?

Втроем они вытянулись на стене во весь рост, пытаясь разглядеть происходящее за зелеными верхушками, за редкой рощицей, которую и рощицей назвать можно было с трудом, хотя это возвышение, на котором росли магнолии и лавровые деревья, выделялось на фоне бесконечных джунглей. В те редкие дни года, когда дул восточный ветер, деревенские старики, страдавшие бронхитами и слабым горлом, усаживались на стульях под кладбищенской стеной. Они сидели, подставляя свои дряхлые тела живительному благоуханию лавровых деревьев, приносимому ветром.

Ничего не было видно, но рычание то усиливалось, то затихало, ритмично и монотонно.

– Может, там самолет упал, и мотор то включается, то выключается? – предположил Пепе.

Пришла сеньора Серрата с полным подолом таро, остановилась и прислушалась. Потом дедушка хромого Друсиллы. И вот уже целая толпа взрослых и детей собралась возле кладбищенской стены, гадая, что за непривычный звук внезапно ворвался в их жизнь и заглушил тысячу знакомых звуков.

– Небось дон Эдмундо раздобыл какую-нибудь адскую машину, чтобы напугать нас до смерти! – прохрипел старик.

Дон Эдмундо был ближайшим соседом деревни, он владел огромными земельными угодьями, простиравшимися от плодородной саванны вниз до реки и дальше через джунгли до деревни. Однажды дон Эдмундо даже заявил, что и земля, на которой стоит деревня, принадлежит ему, но в ответ получил жесткий отпор: засвистели острые ножи и мачете, в районный центр направилась делегация, дети и жены со свиньями и курами под мышкой и полными мешками маниоки за плечами заполнили личный шикарный patio дона Эдмундо, там они вопили, кричали и шумели несколько ночей напролет, так что могущественный землевладелец был вынужден взять свои слова обратно и подписать документ, который отец Макондо выложил перед ним, где было написано, что он не имеет никаких прав на деревенскую землю.

Выдвигалось много самых невероятных теорий о происхождении загадочного звука, но Эльвира Мунко, дочь сеньора Мунко, который выращивал самые красивые гардении, прибыв на вечернем автобусе, преодолевшем двадцать миль из районного центра по петляющей размокшей дороге, выехавшем на площадь и остановившемся перед лавочкой сеньоры Риверы, рассказала вот что:

Там, где дорога вилась мимо заросшей тиной плотины, за тем камнем, где дон Эдмундо совершенно напрасно запретил сеньору Ривере и отцу Макондо сажать деревья сергата, стояли гигантские машины, выплевывая выхлопные газы и пар. Большой участок джунглей вокруг них был вырублен и расчищен, а рядом кишели американцы в белых пластиковых шлемах, они кричали, орали, бегали вокруг с рулетками, биноклями и разными причудливыми устройствами. В самом центре участка копали яму; устрашающий механизм вколачивал в землю железный штырь, всаживая его все глубже и глубже.

Все это Эльвира Мундо успела рассмотреть за те полчаса, которые автобус был вынужден простоять в ожидании, пока уберут с дороги огромное дерево. Говорить ей было нелегко, потому что в районный центр она ездила, чтобы вырвать больные зубы на верхней челюсти. Она добавила, что там находились оба сына дона Эдмундо, а также директор Лаззо. Их перепачканные землей лица в белых касках выглядели очень смешно.

Многие собрались у автобуса, чтобы послушать рассказ Эльвиры Мундо. Отец Макондо сцепил пальцы за спиной и выглядел очень серьезным, сеньор Ривера пнул ногой жестяную банку и напугал пса, спавшего в тени лестницы, ведущей к лавке. Луис Энкатор, запасной водитель автобуса, всегда мысливший очень трезво, сплюнул.

– Нефть, – сказал сеньор Ривера.

– Нефть, – ответил отец Макондо.

– Нефть, – шептали все собравшиеся у автобуса.

– Нефть, – сказал Мино, толкнув в бок Лукаса.

Он облазил всю гору вдоль и поперек, обыскал все выступы и ущелья. Это была увлекательная охота. Почти такая же, как охота на редких бабочек.

Второй день они находились в пути. Они кропотливо прорубали себе тропинки в джунглях вокруг овальной скалы, весьма внушительной по размеру. Она вздымалась высоко над кронами самых высоких деревьев, а окружность ее превосходила три сотни метров. Но синих цветов с золотой серединкой отыскать так и не удавалось.

В руке Мино зажал маленький прутик. Он колотил им по камням перед собой, чтобы отогнать ядовитых змей, кишевших повсюду. Он добрался почти до половины скалы и шел по небольшому уступу. Внизу у подножия стоял Исидоро и отмахивался от назойливых насекомых своей огромной шляпой. Белая рубашка его покрылась пятнами, но фиолетовый бант по-прежнему был изящно повязан на ней. Иногда Мино становилось смешно, когда он смотрел на этого чудаковатого, но доброго человека, который забрал его с собой из джунглей. Если бы не он, Мино бы умер и попал на Небеса к маме, папе, братьям и сестре, Лукасу, Пепе и отцу Макондо. Мино подумал, что им там вряд ли так же интересно, как ему на земле.

Он замер, разглядывая гору прямо перед собой. Она была абсолютно гладкой. Но что это? Не рисунок ли, нацарапанный на камне? Он провел пальцем по бороздкам и выемкам. Да! Кто-то вырезал рисунок в скале. Лицо какого-то человека и много странных завитков. Кружочки, линии. Какие-то буквы.

– Изидоро! – закричал Мино.

И рассказал ему то, что увидел.

Тот сбросил шляпу на траву и принялся скакать вокруг, словно в причудливом танце.

– Мино! – закричал он, смеясь. – Это здесь! Это то самое место! Именно об этом рассказывали мне индейцы. Цветы! Ты видишь рядом какие-нибудь цветы, Минолито, маленький акробат!

И тут Мино увидел цветы: они были большими, синими, с огромной желтой сердцевиной. Они заполнили весь уступ скалы!

Мино бросал цветы вниз. Охапку за охапкой. Изидоро строго приказал ему оставить расти несколько из них. Но и так их было предостаточно. Их было так много, что вечером, когда они уселись у костра и принялись выдавливать из них масло в кувшин, тот быстро наполнился, и им пришлось воспользоваться одной из винных бутылок. Но сначала Изидоро опустошил ее содержимое себе в горло.

Масло было вязким и светлым. Оно пахло почти так же, как пахнет жженая скорлупа маниоки, так показалось Мино.

– Посмотрим-ка, хе-хе-хеммм! Все готово для великого испытания.

Руки Изидоро, всегда такие твердые, дрожали от предвкушения.

Он налил на ладонь немного масла и опустил в нее левый указательный палец. Затем достал небольшую горящую палочку из костра. Очень осторожно Изидоро поднес палец к пламени. Он не отдернул ее от боли, но держал прямо в огне. Долго! Затем он упал на спину и принялся хохотать, кататься в экстазе и выкрикивать какие-то непонятные Мино слова. Затем он снял с себя один сапог и натер маслом стопу и волосатую ногу. А когда Изидоро засунул всю ногу в костер, глаза Мино расширились от ужаса.

– Не отужинать ли Минолито и папе Маджико небольшой жареной ногой, а? Хо-хо-хе-хемм!

Наконец он достал ногу из огня, она была цела и невредима. А когда он стряхнул с нее пепел, Мино увидел, что не опалился ни один волосок.

– Вы… вы что-нибудь чувствовали? – пробормотал Мино, не в состоянии поверить в то, что такое возможно, даже с волшебным маслом.

– Nada. Ничегошеньки! – улыбнулся во весь рот Изидоро. – Теперь люди увидят величайший espectáculo во всем белом свете! Мы разбогатеем, Минолито, вот увидишь! Хе-хе-хеммм!

Мысль о грядущем богатстве не особо занимала Мино, когда он залезал в гамак, готовясь ко сну. Прежде чем заснуть, он подумал о прекрасной неизвестной бабочке, лежавшей в его коробочке. Как бы ему хотелось заглянуть в атлас и узнать ее имя.

Однажды утром, когда он собирался в город и ждал своего автобуса, к нему подошла маленькая худенькая девочка. В руке у нее была холщовая сумка, на коленках ссадины, а за спиной две толстые сине-черные косы. Она посмотрела на Мино большими карими глазами.

– Это ты живешь в том доме? – спросила она, указывая в направлении его дома.

Мино кивнул, не отрывая взгляд от красного песка под ногами.

– Меня зовут Мария Эстрелла Пинья, я живу в доме наверху.

Девочка кивнула в сторону группы домов в плодородной долине у ручья за дорогой.

Мино посмотрел на нее и почувствовал, что краснеет. Ей было не больше двенадцати лет. На ней было чистое, хотя и простенькое платьице. Он ничего не сказал.

– Я знаю, что ты живешь один, но не знаю, как тебя зовут.

Мино оторвал взгляд от красного песка и посмотрел в сторону, откуда должен был приехать автобус.

– Марипоса Мимоса, – быстро сказал он.

Девочка хихикнула.

– Таких имен не бывает!

Подошел автобус, и Мино поспешил занять место в самом конце. Он уселся за двумя крупными сеньорами с корзинами помидоров в руках. Внезапно девочка снова оказалась рядом и села возле него.

– Я живу почти одна, – сказала она.

– Почти? – Мино решился взглянуть на нее.

– Да, я живу с мамой. И еще с дедушкой, он очень болен и не встает с постели. Мой отец умер, когда я была маленькой. А вся твоя семья умерла?

– Вся моя деревня умерла, – твердо сказал Мино.

Он посмотрел на колени девочки. Они были очень красивые, хотя и израненные. На платье девочки были оборки, а впереди, на груди, там, где платье чуть выдавалось вперед, висела небольшая брошь. Красный пластиковый жучок с белыми пятнышками.

– Да, в этой стране много болезней, – сказала она очень по-взрослому. – Зачем тебе в город?

– Купить хлеба и свежего зеленого перца.

– А мне надо в школу. Ты ходишь в школу?

Мино не ответил. Он смотрел в окно автобуса. Наконец автобус остановился, и он вышел. Девочка поехала дальше.

– Можно прийти к тебе как-нибудь в гости? Я принесу с собой свежие яйца! – крикнула она ему вслед.

Он видел, что она махала ему из окна автобуса. Не задумываясь, он поднял руку и помахал в ответ.

Мино прошел по парку. Медленно поднялся вдоль реки, пахнущей сточными водами. Ярко-зеленые игуаны сидели на стволах деревьев, нависавших над рекой. Красно-черные бархатистые геликониды порхали между тенями, эти бабочки встречались здесь очень часто, он это уже отметил. Стайка шумных малышей-оборванцев со ссадинами на лицах бросались камнями в лягушек в тинистой запруде. Culebra – ужик – торопился спрятаться между ржавыми жестяными банками.

Мино поднялся на небольшой холм возле реки и осмотрелся. Вдалеке, там, где лес был выжжен или вырублен, виднелась коричневая земля. Мино видел красные дороги, петлявшие повсюду. Словно свежие раны на теле зверя, подумал Мино.

Он снова спустился в город.

На углу улицы Мино купил у торговца кокос. Выпил свежее прохладное молоко через трубочку, оторвал кусочек мякоти осколком скорлупы. Потом он хотел спуститься к супермаркету, но остановился чуть ниже на улице, там собралась толпа людей.

Прямо посреди улицы в луже крови лежали две фигуры. Женщина и маленький ребенок. Рядом стоял большой автомобиль, CHEVROLET, прочитал Мино. Мино понял, что их сбили насмерть. Проходившие мимо мужчины снимали шляпы.

Муравьи, подумал Мино.

Он купил два пакета еды и поехал домой. Очутившись дома, он спустился на пристань и прыгнул в зеленую воду. Он больше не боялся волн. Он нырял за ракушками и кораллами, которые стройными рядами выкладывал на ступеньках лестницы.

Мино уселся на середине лестницы и стал смотреть на море. Он не считал корабли. Он считал мертвецов, которых ему довелось увидеть с того момента, когда он прибыл в этот город. Он насчитал четырнадцать штук. Включая ступню, которую однажды заметил в реке.

Мино получил все необходимое. Он ел и пил, постепенно обретая силы. Ему все еще было больно ходить, но постепенно раны затянулись. Ему строго-настрого запретили выходить из дома, чтобы никто не узнал, что в доме прячется беглый арестант. Многие из круга приближенных к начальнику Аквирре близко общались с коммандерами и не погнушались бы заработать несколько крацев, сообщив важные сведения. Вот так вот и извивалась эта чумная страна, как выражался Винсенте Ибаньез, живя с ядом в теле, быстро и смертельно поражавшим всех, кто вставал на скользкую дорожку.

Мино рассказал о себе совсем немного. Он сказал, что он сирота и что коммандеры убили великого волшебника Изидоро, который заботился о нем. И тогда он убил двух гринго и трех коммандеров. За это его посадили в тюрьму и пытали. И поэтому он бежал.

Однажды Мино помогал сеньоре Ибаньез вставлять листья банана между перекрытиями крыши, чтобы она не протекала во время сезона дождей, вдруг в дом вбежал Винсенте.

– Святая Дева, – закричал он. – Мы все пропали, нужно быстро что-то придумать! Команданте Рудольфо Кордова приехал на плантацию с целой армией коммандеров. Они собираются обшарить всю территорию и каждый дом, они ищут беглых арестантов и террористов. Вчера утром несчастных братьев Педро и Альберта Риверу нашли в придорожной канаве, изувеченных и застреленных. Tropas negras, палачи правительства, стоят за этим злодейством, команданте Кордова утверждает, что братья участвовали в организации «Рабочий фронт» и что здесь прячутся и другие террористы. Это всего лишь предлог, но подобные рейды они проводят регулярно, чтобы продемонстрировать свою власть и напугать людей. Йезус Мария, что же нам делать, они найдут тебя и убьют всех нас!

Ибаньез в отчаянье крутил бороду и набил в рот целую охапку фруктов чили, лежавших на блюде.

– Грузовик, – сказала спокойно сеньора Ибаньез. – Ты ведь обычно в это время навещаешь своего брата. Возьми его с собой.

– Проверки, – завопил Винсенте. – Они проверяют все машины.

И Коррина Ибаньез приняла командование на себя. Длинные волосы Мино красиво уложили в пучок, прикрыв отрезанное ухо. Затем его одели в платье, напудрили и накрасили.

– Прелестная сеньорита, – сказала Коррина, закончив работу. – Посмотри-ка в зеркало.

Мино посмотрел на свое отражение. Он увидел красивую молодую девушку с чистыми правильными чертами лица и большими карими глазами.

И все завертелось. Грузовик Винсенте набили разными вещами для его брата. Мино посадили на переднее сиденье, под платьем он спрятал нож, пистолет и патронташ, которые принес с собой. Винсенте завел двигатель и тронулся. Очень вовремя. Почти сразу же в дом сеньора Ибаньеза ворвались коммандеры, Коррина встретила их отборной бранью.

Они ехали три часа и добрались до местности с высокими холмами, покрытыми цилиндропунцией, агавой и кустами серро. Где-то здесь жил брат Винсенте. Дважды их останавливал патруль, но Мино мило улыбался, и проверяющие лишь вежливо позволяли им проезжать.

Машина, подскакивая на кочках, пробиралась по заросшей тропинке для мулов. Наконец Винсенте остановился и громко подул в рожок четыре раза. Через некоторое время появился оборванный мужчина с неопрятной бородой и прической, на груди у него висели три пояса с патронами, а в руке было ружье. Братья обнялись, Винсенте смахнул слезу. Он быстро рассказал брату о ситуации, и тот не смог удержаться от смеха, когда выяснилось, что Мино – мужчина. Но затем он сразу же посерьезнел. Его сын, Карлос, был серьезно болен. Его тело постепенно лишалось мышц. Он уже не мог вставать с постели. Позвали доктора, но тот, оценив его состояние, лишь покачал головой. Вылечить эту болезнь невозможно. Сам же брат был бодр и здоров и с нетерпением ждал того дня и часа, когда la revolucion совершит прорыв. Но это случится не раньше, чем завянут банановые деревья, подумал Винсенте.

Втроем они начали переносить продукты в узкую влажную долину. Там, под скалой, в укрытии стоял ветхий дощатый домик. Здесь жили Хуан Ибаньез и его сын Карлос. Здесь они получали сообщения от Эстебара Зомозола о текущей ситуации и перспективах будущего восстания.

Мино увидел тощего бледного юношу, лежащего на кровати в глубине дома. Юноша приподнял руку в знак приветствия, и слабая улыбка на секунду озарила его лицо. Винсенте опустился на колени возле кровати, помолился и поцеловал юношу в лоб. Хуан принес домашнее кактусовое вино.

Братьям нужно было много всего обсудить, а Мино сел на ящик в углу комнаты и принялся слушать. Он стер с лица косметику и снял женское платье. Сейчас на нем были его старые брюки, которые сеньора Ибаньез выстирала и зашила.

После того как с третьим бочонком вина было покончено и в дело пошел четвертый, Мино услышал, что разговор зашел о нем. Винсенте был уверен, что Мино хочет примкнуть к революционным силам, когда начнется восстание. Но до тех пор ему следует прятаться, потому что у него нет никакого удостоверения личности. Хуан кивнул и посмотрел на Мино. Ему здесь пригодятся лишние руки, ведь его сын болен. Но что он скажет, если придут коммандеры и попросят предъявить документы Мино? У них с сыном был статус искателей золота, так что их не тревожили. И у них были документы – паспорта и удостоверение личности. Так что, если придет кто-то незнакомый, Мино придется прятаться в горах среди оцелотов и ядовитых змей.

Затем они выпили за чудесную жену Винсенте Коррину. Потом выпили за тридцать две тысячи банановых деревьев, которые Винсенте высадил на плантации и которые сдохнут ко всем чертям после того, как отплодоносят пару раз.

– Троя, – сказал Хуан, и Винсенте напрягся.

Ему не нравилось, что его сравнивают с породой лошадей, которую он никогда не видел. Затем Хуан и Винсенте выпили за свое невероятное терпение тайных революционеров. Потом за чудесную мать, умершую более двадцати лет назад, но успевшую вырастить таких замечательных сыновей, живших разной жизнью, но все же в глубине души, в самой своей сути похожих друг на друга как две капли воды. Затем они выпили основательно за скорейшее выздоровление Карлоса.

Весь пятый бочонок кактусового вина они выпили, провозгласив душещипательный тост за разоренную выжженную деревню, вместо которой посадили плантации бананов, за революцию, которая отомстит за все причиненное зло. Опустошив бочонок, братья заснули сидя, уткнувшись лбами в стол и положив руки друг другу на плечи.

Карлос давно заснул. Не спал только Мино, сидя на ящике в углу дома. Три сальные свечи, освещавшие спартанский домик, почти сгорели. В руках у Мино был нож. Медленными движениями он перекатывал его между пальцами, заставляя исчезать и вновь появляться на ладони, готовясь нанести удар. Мино закрыл глаза и подумал о том, сколько коммандеров находится в этой стране. Вполне возможно, несколько тысяч. И, наверное, столько же тысяч гринго. И некоторое количество владельцев плантаций. И владельцев шахт. И владельцев нефтяных вышек. И целые толпы других никому не нужных людей, которые лишь бродят вокруг и со всем соглашаются.

Всех ему не перебить.

И это лишь в одной стране. А есть и другие. И там живут армейцы, карабинеры, солдаты и жадные гринго, работающие на ту или иную компанию. Они мучают бедняков, убивают невинных животных и уничтожают большие леса. И так будет продолжаться и дальше, продолжаться до тех пор, пока на свете не останутся лишь гринго и их автомобили. Весь мир погрузится в зловоние.

Мино встал и на ощупь отыскал дверь. Сальные свечи погасли. Выйдя на улицу, он почувствовал легкий цветочный аромат. Неподалеку журчал ручеек. Мино понял, что ему трудно определить источник звука, приходилось поворачиваться и крутить головой, чтобы понять, где находится ручей. Ведь теперь у него осталось лишь одно ухо.

Мино пробирался в темноте. Совсем скоро он опустился на корточки и почувствовал, как между пальцами струится прохладная вода. Он зачерпнул воду ладонью и напился. Услышал журчащую, похожую на переливы флейты, песню жаворонка в кроне дерева над головой и сел, прислонившись к стволу дерева. Здесь пахло гораздо лучше, чем в бесконечных зарослях бананов.

Он расстегнул ремень и спустил брюки. Очень осторожно он принялся ощупывать себя между ног, пах и половые органы. Раны давно затянулись, но что еще было уничтожено? Он попытался подумать о Марии Эстрелле, теребя пальцами член, что, как он знал из предыдущего опыта, всегда приводило к сильному возбуждению. Но ничего не произошло. Он остался вялым и безжизненным. Мино больше не был мужчиной.

В саду у дома где-то очень далеко у моря росло дерево анноны. По имени Мами.

Мино сжал губы, и если бы кто-нибудь проходил сейчас мимо, то увидел бы в темноте два горячих пылающих глаза со сверкающими золотом зрачками. Даже хищник не решился бы приблизиться к этим глазам.

Марипоса Мимоса села на живот Таркентарка и пощекотала великого вождя. «У меня тридцать четыре сына, но ни одной дочери», – пожаловался он. «Если ты послушаешься моего совета, могущественный вождь, совсем скоро у тебя появится дочь, такая прекрасная, что джунгли захотят сделать ее своей королевой», – прожужжала красивая бабочка. «И что мне нужно сделать?» – спросил вождь и вытащил свое огромное пузо, колыхавшееся на поверхности воды, на берег. – «Да, великий вождь, слушай меня: ты был не слишком добр к джунглям, растущим вокруг твоей деревни, правда ведь? Ты вырубил множество деревьев и уничтожил цветущие растения, чтобы появилось место для кассавы, не так ли? Ты выращивал только кассаву, больше тебя ничего не интересовало. Теперь тебе и твоим сыновьям нужно отправиться в джунгли и собрать плоды и семена всех встретившихся вам растений. Каждый из сыновей должен найти свои фрукты и семена, и никто не должен повторяться. Их нужно посадить и посеять возле твоей деревни. Через некоторое время, когда растения и деревья вырастут, они не оставят места для корней кассавы. Ты должен ухаживать за ними, ни одно растение не должно завянуть или погибнуть. И однажды ты увидишь, как из джунглей прилетят мои родственники всех цветов радуги и отложат яйца на листьях этих растений. Через некоторое время из яиц вылупятся гусеницы, потом гусеницы превратятся в куколок. Теперь слушай внимательно, великий вождь: ты должен внимательно рассмотреть этих куколок, одна из них будет намного крупнее остальных. Если ты отыщешь ее, тебе нужно будет забрать ее домой и отдать той жене, которую ты любишь больше других. Пусть она проглотит эту куколку. Но ни в коем случае нельзя раскусывать ее. В эту ночь ты должен лечь со своей женой и любить ее изо всех сил. И не успеет миновать год, как у тебя родится дочь, люди и животные назовут ее Тамбурином Джунглей. Она будет прекрасной, а ее движения будут похожи на музыку. Благодаря ей твой род продолжится на много поколений». С этими словами Марипоса Мимоса взмахнула крыльями и исчезла в джунглях. Бедный вождь с большим животом не знал, что ему и думать, но решил все-таки сделать так, как велела ему бабочка. Вскоре возле деревни выросли необычайные растения, за которыми следил и ухаживал Таркентарк. От работы, а еще оттого, что корней для приготовления кассавы больше не было, живот вождя постепенно втянулся и стал нормальным. Прилетели бабочки, отложили яйца, вылупились гусеницы и превратились в куколок, и Таркентарк после тщательных поисков отыскал самую большую куколку. К своему глубокому разочарованию, нашел он ее под самыми потрепанными и некрасивыми листьями корявого куста, на котором не было ни красивых цветов, ни вкусных ягод. Он пришел к той из своих жен, что не подарила ему ни одного сына, но которую он все равно очень любил, и попросил ее проглотить куколку целиком. В последующие ночи он любил ее так, как еще никогда раньше никого не любил. Через год она родила ему дочь, такую прекрасную, что глаза Таркентарка заполнились слезами. С этого дня Таркентарк объявил все растения и деревья в джунглях священными. Человека, который уничтожит растение, каким бы бесполезным и некрасивым оно ни казалось, и не посеет на его месте новое семя, ждут смертельные болезни и жалкая смерть. Да будет так на веки вечные, провозгласил Таркентарк. И так оно и случилось.

Мино сидел, слушая, как ручей рассказывает ему сказку голосом, который он никогда не забудет, – голосом отца. Все было как вчера. Иногда Мино терялся во времени: события, которые давно должны были забыться и исчезнуть, всплывали перед ним с пугающей четкостью и ясностью. Может быть, он просто вообразил себе время? Может быть, отец прямо сейчас сидит в темноте между деревьями и рассказывает ему сказку? Может быть, вождь обохо все еще бродит вокруг, ухаживая за своими растениями? Где же ему отыскать его прекрасную дочь, Тамбурин Джунглей? Внезапно над кромкой холма поднялась луна и осветила ручей. Чуть выше того места, где сидел Мино, находился небольшой пруд. Он подошел туда и присел на камень. Наклонился над водой и увидел свое отражение в серебристой глади пруда. Мино пристально вглядывался в него. Потом картинка распалась и превратилась в нечто совсем иное.

Мино вернулся к домику и зашел внутрь. Братья по-прежнему сидели за столом, похрапывая. Мино пробрался в свой угол и лег на пол.

Винсенте Ибаньез вернулся на банановую плантацию. Он пожелал Мино удачи в деле революции. Теперь Мино стал частью организованной борьбы.

Хуан Ибаньез хорошо принял Мино и сразу же подключил его ко всем делам: сбору дров, охоте на черепах и змей для жарки и запекания. А еще к мытью золота в ручье. В ручье было золото, очень мало, как раз столько, что, ежедневно трудясь не покладая рук, Хуан и Карлос постепенно набирали маленький кожаный мешочек сверкающих комочков. Хуан продавал его в банке в городе в семи милях отсюда. Каждый месяц он ездил в город с мешочком золотых камушков и возвращался с сахаром, солью, мукой, кофе, рисом и бобами. И оружием. Хуан и Карлос уже собрали небольшой оружейный склад. Они готовились к революции, которая была не за горами.

Мино усердно учился мыть золото. Он использовал лоток Карлоса, большой жестяной лоток. В тот момент, когда он нашел свою первую золотую горошину, он почувствовал себя богачом.

– Расслабься, парень, – пробормотал Хуан, – отмывание золота – это лишь алиби, чтобы власти и коммандеры ничего не заподозрили. Достаточно того, что нам есть чем посолить пищу. Мы готовимся к революции. Comprendre?[23]

– Si, сеньор, – ответил Мино, продолжая усердно мыть.

Карлос был очень болен. Мино понимал, что он скоро умрет. От его тела остались лишь кожа да кости. Говорить он мог только шепотом. Мино кормил его, когда отец стоял на своем наблюдательном пункте, высматривая коммандеров или гонцов от Эстебара Зомозола. Гонцов, которые никогда не приезжали.

– Прошло уже два года, – шептал Карлос. – Революции не будет никогда. Они наверняка убили Зомозола и его людей. Мы все умрем в этой стране. Только отец не понимает этого. Он думает, что в каждой горной пещере прячутся революционеры и ждут. Ждут знака, сигнала. Отец сошел с ума.

– Думаю, это чертово змеиное логово – наша страна – поет свою прощальную песню!

Хуан Ибаньез вошел в дом и бросил у двери ружье.

– Я сам это чувствую. Возможно, все начнется уже на следующей неделе. Сообщение от Зомозола может прийти в любой момент. Тебе удалось хоть немного поесть, Карлос?

Он подошел к сыну и встал на колени перед его постелью. Мино отошел. Хуан говорил с сыном так, словно верил в то, что он скоро выздоровеет. Что же случится, когда Карлос умрет? Мино знал: Хуан Ибаньез с еще большим трепетом будет ждать прихода революции. День за днем, месяц за месяцем он будет подниматься на свой наблюдательный пункт и, замерев, словно статуя, высматривать гонцов. Высматривать черный дым вдалеке. Выслушивать приглушенный гул пушек.

Когда-нибудь, подумал Мино.

На следующий день Мино принес с собой в парк большую подробную карту района, находящегося в самом центре страны. Правительство официально объявило его заповедником, и состоял он в основном из нетронутого дождевого леса. Здесь все еще обитали племена индейцев, которые, с некоторой натяжкой, можно было назвать дикими.

– Вот туда, – сказал Мино, показывая на карте, – мы вряд ли доберемся. Но мы можем пройти по периферии. Мы доберемся в эту деревню на самолете. Здесь проходит граница la terra pazada.

Орландо заинтересованно проводил по карте соломинкой. Предложенное приятелем путешествие увлекло его. Хотя он и не разделял страсти Мино к бабочкам, там наверняка найдется много всего интересного. Денег у него не было, но Мино сразу же объяснил, что так как идея принадлежит ему, он, естественно, возьмет на себя все расходы.

Сложное оборудование было не нужно: лишь сетка от комаров, гамаки, ножи и непромокаемая обувь. Плюс оборудование Мино для ловли бабочек и дополнительный сачок для Орландо.

– Вопрос в том, как часто туда летают самолеты. Может быть, всего дважды в год, – сказал Орландо.

Они решили сразу же это проверить и отправились в единственное турагентство в городе. Им сказали, что туда, куда они собрались, самолеты летают раз в неделю. Из столицы. Им нужно было полететь на самолете в столицу, а там сделать пересадку.

Юноши сразу же решились. Бахтар не имел ничего против того, что Мино возьмет четырнадцать дней отпуска.

Они заказали билеты с отправлением через неделю и возвращением через четырнадцать дней.

– Когда мы вернемся, – сказал Орландо, – в городе будет новый бургомистр. Будь уверен: его будут звать Диего Наварро. Я лично поприветствую его орхидеей из джунглей. Собственноручно собранной.

Мино засмеялся:

– Ты не знаешь эту систему, amigo. Кларо, Наварро станет бургомистром. Но почти сразу же он перестанет быть тем Наварро, которого ты знаешь. Власть ударит ему в голову, и он мгновенно забудет, что когда-то был рыбаком. Единственное, что будет по-настоящему его интересовать, это толщина его кошелька. Так что однажды ночью его застрелят и поставят нового бургомистра. И так будет продолжаться целую вечность до тех пор, пока кто-нибудь не остановит это вращающееся колесо.

– О, остроумный сын революционного кактуса, как однажды сказал поэт с родины баккалао Хенрик Ибсен, мои иллюзии – святая ложь, от которой я на короткое время становлюсь счастливым. Конечно, Диего Наварро через несколько лет превратится в свинью. И тогда не исключено, что я вспомню свои былые навыки мясника.

Прежде чем вернуться в бар «Педро Бахтар Аш», Мино купил сачок для Орландо и попросил его потренироваться с ним. На охоте за самыми красивыми бабочками джунглей умелый ассистент был бы весьма кстати.

Мино оглядел свои вещи, лежавшие в пансионе. Их было немного: кожаный мешочек с заработанными деньгами, несколько книг, среди которых – потрепанная ливанская грамматика, которую ему дал Бахтар и которую он тщательно зубрил, три ножа и, наконец, самое важное – самозарядный пистолет. Его стоило припрятать получше, чтобы хозяйка не нашла его в отсутствие Мино. Он решил закопать его где-нибудь возле реки. Надо было давно это сделать.

Удивительным образом Орландо раздобыл себе наимоднейшую одежду для джунглей: зеленые непромокаемые полотняные брюки с семью накладными карманами, такую же рубашку, толстый кожаный ремень и пробковый шлем. Сидя рядом с Мино в грохочущем старом пропеллерном самолете, который должен был отвезти их к месту назначения, он выглядел как настоящий первооткрыватель.

Все восемнадцать мест в самолете были заняты. Там были только мужчины. Орландо и Мино с удивлением обнаружили, что четырнадцать из них были одеты в оранжевые рабочие куртки, на спинах которых большими синими буквами было написано: AQUA-ENTREPO CO.

– Джунгли, – сказал Мино, – обозначены на карте как la terra pazada, то есть заповедник. Посмотрим.

Они пролетали над морем зелени. Но это море вдоль и поперек было пронизано черными и красными полосками. Дорогами. Встречались и большие коричневые участки. Выжженный или вырубленный лес. Спустя три часа самолет приступил к снижению. Они увидели, как среди джунглей проступила коричневая взлетная полоса. А вокруг нее горстка домов. Вдоль полосы выстроились бульдозеры. На них тоже было написано AQUA-ENTREPO CO. Мино спросил одного из мужчин и узнал, что здесь собираются строить дамбу. Огромную дамбу. И когда закончат, здесь появится самое большое озеро в стране. Оно будет простираться до границы соседней страны.

– А как же заповедник? – спросил Мино.

Мужчина хрипло рассмеялся.

– Электричество, amigo. Для бокситового завода чуть ниже. Полудиким индейцам дадут настоящую работу.

Орландо и Мино бродили по тому, что с большой натяжкой можно было назвать деревней. Бараки явно были построены совсем недавно. Перед каждым домом валялись груды пустых банок. Пиво «Полар». Любимый напиток индейцев, сказали им. Здесь был магазин. Орландо и Мино купили там сушеные продукты. А потом они отыскали подходящее место, чтобы повесить гамаки.

– Плохо дело, – Орландо жевал печенье и отмахивался от мушек. – Я думал, нас ждет старая живописная деревня с прекрасными девушками-метисками, танцующими вокруг известняка, разрушенным домиком миссионеров-иезуитов и маленьким овощным рынком, где мы будем покупать папайю и плоды змеиного фрукта. А это больше похоже на колонию отчаявшихся алкоголиков, раздобывших себе в качестве игрушек бульдозеры.

Мино ничего не ответил. Он лежал, вытянувшись, в гамаке и слушал крики попугаев ара. Если он не ошибался, еще несколько лет назад здесь была деревня индейцев. Возможно, когда-то здесь действительно стоял домик миссионеров. Возможно, сотни кабокло мирно жили здесь, обрабатывая свои маленькие делянки. Возможно, на краю деревни в маленьком покрытом известняком доме жило маленькое семейство, отец зарабатывал на жизнь продажей бабочек, которые старший сын добывал в джунглях. Пока не прилетели вертолеты. А за ними бульдозеры стерли ее с лица земли. Мино подумал о том, сколько человеческих костей погребено под красной посадочной полосой аэродрома.

– Здесь нет солдат, – сказал он самому себе.

– Вместо них здесь пиво «Полар», – ответил Орландо, услышав слова приятеля.

На следующий день Орландо и Мино отправились в джунгли. Они шли по тропинке вдоль реки. На берегу постоянно попадались полусгнившие пиро́ги. Они шли почти весь день, а прямо перед заходом солнца разбили лагерь. К этому моменту Мино с помощью Орландо поймал семнадцать новых видов бабочек.

Они продолжили путь вдоль реки. На четвертый день тропинка исчезла. Они нашли место для лагеря и решили остаться здесь на несколько дней, прежде чем повернуть назад.

Орландо джунгли понравились. Каждую минуту он чем-то восхищался. Когда он начал собирать орхидеи и другие прекрасные цветы, чтобы отвезти их домой и подарить девушкам, он просто впал в экстаз. Когда они вернутся, то устроят невероятную цветочную вечеринку возле его дома, так он сказал. Но, к его глубокому разочарованию, всего через несколько часов цветы завяли. Затем он попробовал соорудить ловушку для птиц. Он хотел сделать из них чучела, вернувшись домой. Но у него ничего не вышло. Ни одна птица в ловушку не попалась.

– Повезло тебе, – сказал Орландо Мино, – ты выбрал себе удачное хобби. Твоих бабочек хотя бы можно поймать.

– Да, – ответил Мино. – И они никогда не поблекнут. Они останутся такими же яркими сотни лет.

Вечером накануне того дня, когда они собирались повернуть назад, они долго сидели у костра.

– Перед тем как поехать сюда, ты сказал, что хочешь собрать бабочек, – сказал Орландо. – Ты это сделал. Такой коллекции я не видел ни у кого. Но ты сказал кое-что еще: что ты хочешь получить ответ на один вопрос. Ты его нашел?

Мино посмотрел на своего приятеля через огонь костра. Видно ли ему, что его глаза сверкают ярче, чем угли?

– Почти, – ответил Мино.

Орландо понял, что сейчас Мино что-то ему расскажет. Поэтому он промолчал. Оба долгое время не говорили ни слова.

Мино встал и подошел к Орландо. Достал нож из ножен и присел на корточки. Он осторожно провел пальцем по лезвию ножа. А потом сделал неглубокий надрез, из которого начала сочиться кровь. Ее капли падали на землю.

– Видишь мою кровь? – спросил он. – Она белая.

– Нет, красная, – возразил Орландо.

– Заткнись! – взревел Мино. – Белая.

Внезапно он задышал тяжело и напрягся, как пружина.

– Она белая! Как у насекомого! Даже тоньше, чем у насекомого! Хуже. От нее воняет. Как от молока гнилого кокоса. Ты когда-нибудь разбивал гнилой кокос?

– Тысячу раз. – Орландо едва сдерживал смех, глядя на безумство приятеля.

Мино расслабился. Орландо был здесь. Он не ощетинился, не спрятался в свою скорлупу. Не сдвинулся ни на миллиметр. Это было испытание, решающее испытание. Мино убрал нож в ножны и прислонился к стволу дерева. Потом он улыбнулся.

– Орландо, – сказал он. – Друг мой. Ты именно такой, как я и думал. Я получил ответ на свой вопрос. Ты часть этих джунглей, которые планируют затопить. Но ты будешь жить. Нам обоим скоро семнадцать, часть жизни мы уже прожили. Как и я, ты никогда не ходил в школу. Но у тебя много книг. Ты знаешь больше тех, кто ходил в школу всю свою жизнь. И поэтому ты, как и я, понимаешь, где находится центр мира. Здесь. Именно здесь, там, где мы сидим. На дне будущего озера. Центр мира – в джунглях. В этих джунглях, ведь они самые большие в мире. Джунгли – важнейший орган планеты. Здесь живет девяносто процентов всех обитающих на планете видов растений и животных. Здесь производится воздух, которым мы дышим. Я занимался историей. Я прочитал целую гору книг по истории. Истории войн Человека. Бессмысленных войн. Не имеющих никакого значения. Тысячи и миллионы человек убивали то здесь, то там, но что это значит? Да ничего! На земле все еще предостаточно людей. Душе планеты ничего не угрожает. Душа планеты лишь почесывалась от удовольствия каждый раз, когда начиналась новая Человеческая война. Война между людьми абсолютно безвинна, она даже приносит пользу с точки зрения планеты. Человеческое общество с его городами, машинами, асфальтом и нефтью – тело без головы. Бесконтрольно растущая, жизнеугрожающая опухоль на теле планеты. Человек вопит от восторга: еще асфальта, еще денег, еще нефти! И считает себя венцом творения. А на самом деле он ничтожнее чумной крысы. Человек не делает то, для чего его создавала природа: он не стал матерью всему живому на земле.

Мино выдохнул. Он держал непростую речь. Он не знал, выражают ли его слова то, что он чувствовал и хотел сказать. Слова звучали так громко, так величественно, а ведь их содержание было совсем-совсем простым.

– Я знаю, что джунгли – центр мира, – продолжал он тише. – Хотя люди считают, что центр мира – в Риме, там, где сидит Папа. Гринго думают, что центр мира – в Нью-Йорке или в Вашингтоне. Но как только умрут джунгли, умрут все. Когда я вернусь, я скажу Бахтару, что не смогу долго работать у него. Я слишком мало знаю. Возможно, все мои мысли ошибочны. Мне нужно поехать в столицу, в большой город. Там есть такое заведение, которое называется университетом. В нем невероятно много книг по самым разным темам. А еще студенты, которые дискутируют, как мы с тобой. Было бы здорово, если бы ты, Орландо, поехал со мной, и мы бы учились вместе.

Орландо очень серьезно выслушал то, что сказал Мино. И теперь он вскочил на ноги, выхватил из костра горячую палку и рванул к реке. Там он скинул с ног ботинки, стянул брюки и рубашку и бросился в темную воду. Мино видел лишь отблески факела и слышал плеск. А потом ночные джунгли пронзил голос Орландо:

– Вождь племени обохо, вождь племени обохо, не бойся будущего! Ведь Орландо Виллалобос и Карлос Ибаньез выжмут правду из тьмы мироздания. Сын кактуса и мясник перевернут мир с ног на голову! Ночь тысячи мыслей позади!

Взрывая воду руками, он вылез на берег и остановился возле костра, отряхиваясь как собака. Обнаженный Орландо присел на корточки.

– Посмотри, вот я такой, какой я есть, – сказал он, широко улыбаясь. – Ягуар, огонь и солнце. Все это в едином теле. Тысячи мыслей, тысячи желаний. Совершенно неподходящее создание для зоопарка Менгеле. Без отца, без матери, без жалости, без веры. Но не без разума. До того, как ты появился в этом бездушном городе, мне не с кем было словом перемолвиться. Рыбаки, черт, да они погрязли в политике и только и могут, что спорить о различиях между PCP[27], CCP[28], «Союзом трудящихся» и «Народным фронтом». Когда я лежал по ночам в моем домике, мне казалось, что я сошел с ума. Что мои ступни не касаются земли. Когда я прочитал эту книгу о Йозефе Менгеле, я понял, что я не свихнулся. Свихнулся мир вокруг меня. Ты думаешь, что профессор Гелло Лунгер, который написал эту книгу, работает в университете? Разве не там обитают все профессора? Claro, давай это выясним! Amigo, знаешь, какая самая большая глупость из тех, что Орландо слышал за свою жизнь? Да, радуйся: то, что все эти джунгли, где мы с тобой бродили, окажутся под водой! Ты думаешь, я не понимаю, что джунгли – центр мира? Вопрос только в том, как нам остановить это безумие. Я готов убивать ради такой цели.

Орландо подкинул веточек в костер.

– Предлагаю, как только мы доберемся до столицы, отыскать офис этой компании по строительству дамбы и гидроэлектростанции и взорвать его к чертям собачьим. А потом примемся за директора бокситового рудника.

Мино рассмеялся. Эта мысль была ему близка. Вот только потом появятся новые офисы и новые директора. За каждым человеком, обладающим какой-либо властью, стоит бесконечная очередь жаждущих занять свободное место. Как Питрольфо занял пост сержанта после смерти Кабуры.

– Возможно, ты прав, – сказал он. – Надо бы это выяснить. Возможно, на свете многие думают, как мы. Что они делают? Я слышал, что в университете произошла стычка между студентами и солдатами. Это хороший знак. Нам туда надо. Там-то мы и начнем.

– Да, звучит очень неплохо. К тому же в университете наверняка немало симпатичных сеньорит. Например, на факультете обработки ноготков. Ты ведь знаешь, что университет поделен на отделения, занимающиеся разными темами. Они называются факультетами. Красивое слово? Где мы начнем? А есть ли там факультет углубленного мясничества? А как ты думаешь, таких, как мы, вообще пустят внутрь?

– Я спросил в библиотеке, – ответил Мино. – Университет открыт для всех. Нужно просто разобраться в системе. Я сначала хочу стать профессором лепидоптерологии. Это про бабочек. Потом займусь географией и историей. Возможно, даже политикой. Еще я хотел бы выучить двадцать-тридцать языков. Это будет несложно. Затем я хотел бы узнать о звездном небе. Попытаться выяснить, где живет Бог. И постепенно я наверняка выясню, как наилучшим образом защитить джунгли. Возможно, в конце концов я стану Папой Римским. И тогда я перенесу папский престол в бамбуковую хижину – вот здесь. И отлучу от церкви всех гринго.

– А твой отец, – сказал неожиданно Орландо, – ты никогда не думал о том, чтобы освободить его от существования в форме кактуса?

– Нет, – ответил Мино, – ему лучше быть кактусом. К тому же он не мой отец. Я тебе наврал, – сказал он медленно. – Я из совсем другой страны. Моих родителей, как и всю мою деревню, уничтожили армейцы. Я единственный выжил. Мое настоящее имя Мино Ахиллес Португеза.

Орландо притих, ворочая палочкой угли костра. И Мино рассказал ему все.

Он снял брюки и показал Орландо ужасные шрамы между ног. Откинул волосы и продемонстрировал отсутствующее ухо. Заканчивая рассказ, он сказал:

– У реки, недалеко от твоего дома, я закопал пистолет и девятнадцать из двадцати патронов, которые у меня были. Двадцатый я потратил на бургомистра.

– Я не ем курицу, – фыркнул Зульк. – Куры – худшие существа на свете. Их гнусные клювы и злые глаза отталкивают меня.

Мино пригласил Зулька в их новую квартиру, занимавшую весь второй этаж в доме на улице Калле Кордова прямо возле университета. Мино приготовил рагу из курицы с бананом и чили, следуя всем правилам поварского искусства. Главная цель приглашения заключалась в том, чтобы показать Зульку свою коллекцию бабочек, которую он забрал из дома у моря. Особенно ему было интересно мнение Зулька о Papilio portoguesa. Зульк оказался большим специалистом, он знал чуть ли не больше самого профессора Хонатана Бургоса, наивысшего авторитета на кафедре бабочек.

– Курица! – снова фыркнул Зульк, довольствуясь сухим хлебом и водой и изучая коллекцию Мино. – Колоссально! – сказал он. – Впечатляет. Вы, видимо, половину джунглей прошли, чтобы их собрать.

– Вот эта, – сказал Мино, показывая на бабочку. – Вы когда-нибудь видели такую?

Мино очень волновался, ожидая ответа Зулька по поводу сине-желтой бабочки, которую он назвал Papilio portoguesa.

– Homerus, – сказал Зульк. – Должно быть, это Homerus. Нет, подождите-ка, это не Homerus. Она слишком большая, да еще эти кружки. Удивительно, – он посмотрел на Мино своими странными глазами с бегающими зрачками за большими треснутыми стеклами очков. – Но ведь здесь указано название, portoguesa. Никогда не слышал о такой. Это вы ее так назвали?

Мино кивнул.

– Ей же нужно было имя.

– Хммм, – Зульк перестал фыркать. – Можно мне одолжить ее на несколько дней? Я хочу все выяснить.

После того как Зульк пообещал, что будет крайне осторожен, Мино разрешил ему взять бабочку для более детального изучения. Ее разместили в отдельный пластиковый ящик.

Через три дня Мино получил бабочку обратно. Зульк не смог ничего выяснить. Она произвела маленькую сенсацию на кафедре. А Мино прославился – как среди студентов, так и среди преподавателей. На вопрос о том, не согласится ли он оставить ее в коллекции университета, он лишь отрицательно покачал головой. Но разрешил сфотографировать, зарисовать и каталогизировать бабочку под именем portoguesa.

Они ждали Ильдебранду. Сидели под гибискусом и нетерпеливо посматривали на улицу. Время давно перевалило за девять часов, стемнело. Они договорились встретиться именно в этот день. То, что кто-то из них приехал раньше, не имело никакого значения, но опоздание считалось недобрым знаком. Ильдебранда была в Испании. А Испания совсем недалеко.

В тот вечер Ильдебранда не приехала. Не приехала она и на следующий день. Мино, Орландо и Ховина постепенно мрачнели, сидя в саду священника и терпеливо ожидая Ильдебранду. Пока вся их группировка не соберется в полном составе, они не смогут выдохнуть.

На третий день, когда колокол церкви Святого Петра возвестил о начале вечерней мессы, у ворот остановилось такси. Из него вышла самая элегантная дама, когда-либо ступавшая на улицы Фуншала, – Ильдебранда Санчес.

– Матери моей предательницы надушенный пупок! – взорвался Орландо.

– Нерожденные дочери Таркентарка! – простонал Мино.

– Откровения Святого Луки! – прошептала Ховина, стараясь скрыть выступившие на глазах слезы счастья.

Ильдебранда несколько раз обернулась вокруг себя на высоких шпильках, пытаясь понять, откуда слышатся эти родные ей голоса, и увидела скрытых гибискусом друзей. Мино, Орландо и Ховина бросились к ней, обняли ее и понесли на руках ее и ее багаж к столу, за которым сидели.

Мино принес из своей комнаты давно заготовленный поднос с плодами анноны.

Первые полчаса все говорили одновременно, перебивая друг друга, так, что ничего не было понятно. Затем Ильдебранда начала всхлипывать и вскрикивать, как попугай ара.

– Greve, – выдавила наконец она. – Забастовка. По всей Испании бастуют работники аэропортов, – шмыгнула она носом. – Мне пришлось ехать на автобусе до Порто. А то я была бы здесь еще три дня назад.

Слезы и тушь ручьями потекли по ее щекам, и Ховина принялась по-матерински вытирать их салфеткой.

Когда Орландо наконец выставил на стол две бутылки сверкающего и бурлящего розового вина, Ильдебранда рассказала свою историю.

О фантастическом зубном враче, в которого она влюбилась и который умел показывать такие фокусы, которые не по зубам даже Мино. Удаляя зуб или высверливая его, врач не применял анестезию, о нет, Рульфо Равенна просто смотрел в глаза своим пациентам и – миг! – они начинали дремать прямо в кресле, доверчиво распахнув рот. Он и на нее так посмотрел в тот раз, когда она пришла к нему удалять воспалившийся зуб. И продолжал смотреть на нее так в те бесконечные жаркие ночи под бумажными фонариками на побеленных стенах мавританской библиотеки Кордовы, где они встречались. Рульфо Равенна был таким же призраком, как Святой Габриель или Святой Себастьян. Прозрачные, словно зеркало, ногти на руках, взглянув на которые можно было разглядеть оазис с искрящимся водоемом и пальмами, а стоило ему в гневе указать пальцем на провинившегося перед ним человека, как палец начинал искриться.

Рульфо Равенна был чудом Господним. Четыре раза он на глазах Ильдебранды вывернул наизнанку совершенно новый и абсолютно целый теннисный мяч так, что внутренняя поверхность мяча оказалась снаружи, а потом вернулась обратно, а на самом мяче при этом не появилось ни единой царапинки. Рульфо просто держал мяч на ладони, закрыв глаза, и – хлоп! – мяч выворачивался сам собой.

Рульфо Равенна был близким другом дона Хорхе Фигурейро и сеньора Альфонсо Муиерре, владевших крупным цинковым заводом, из-за которого в одной из беднейших стран Латинской Америки десятилетиями страдали растения, животные и люди. Ильдебранда знала об этом, когда впервые пришла с больным зубом к Рульфо Равенне.

Так получилось, что дело заняло гораздо больше времени, чем она рассчитывала. Лишь неделю назад ей наконец удалось совершить задуманное: в темном подвальчике, где подавали жареные сардины, во время того, как Рульфо со своими друзьями – владельцами завода и их любовницами – пили за здравие тореадоров, отмечая весьма удачную корриду, Ильдебранде удалось незаметно подсыпать асколсину им в бокалы. К сожалению, яд достался и Рульфо, другого выхода не было. Через несколько минут, когда их головы постепенно стали опускаться на столы, она выложила фотографию синей бабочки и незаметно выскользнула из бара. Затем она отправила письмо в пять крупнейших газет страны.

– Бедный мой Рульфо, – рыдала Ильдебранда, роясь в своей сумочке и доставая оттуда экземпляр газеты «Паис». – Вот смотрите!

Все сомкнули головы над передовицей газеты, половину которой занимал символ группировки «Марипоса». На второй половине был снимок пяти человек, заснувших за столиком в ресторане.

– Вот, – сказала Ильдебранда, указывая покрытым красным лаком ногтем на одного из мужчин, безвольно лежавших на краю стола, – здесь испустил дух самый лучший любовник Испании. Когда нога его ступит в чертоги Царства Небесного, у Девы Марии пробудятся новые желания.

– Но сначала ему нужно будет удалить ей зубы, – заметил Орландо, не скрывая своей ревности.

Они все похвалили Ильдебранду за тщательно спланированную и блестяще проведенную операцию.

Мино глубоко задумался. Он никак не мог выкинуть из головы историю о выворачивающемся наружу теннисном мячике. Какое потрясающее волшебство! Жаль, что Рульфо Равенне пришлось умереть. Он бы стал весьма полезной бабочкой.

Они ели плоды анноны и пили вино.

Затем все четверо прошли в номер Орландо, у которого была самая широкая кровать. Ночь они провели в тесном сплетении, а их любовь и нежность туманом просочилась сквозь открытые окна к мандариновым деревьям, растущим в саду священника. Позже, собирая урожай, священник поражался сладости и мощи созревших плодов.

На несколько недель они оставили мир вращаться вокруг своей оси. Они носились по благодатному острову, словно стайка вырвавшихся на свободу детей, они раздобыли полные разнообразных снадобий корзинки и забрались на вершины гор Пику-де-Ариейру и Пику-Руйву, где Мино, вооруженный знаниями геологии, отыскал окаменевшее животное с семью парами ног, двумя парами крыльев и двойными усиками. Редкую находку передали директору музея на острове, а тот отправил ее в Лиссабон для дальнейшего изучения.

Они посетили небольшую деревушку китобоев Канисал на южном краю острова, побродили среди груды костей и огромных зубов, а Ховина смахнула двадцать мух, ползавших по лицу спящего у солнечной стены полицейского и чуть не забившихся ему в нос. В знак своей глубочайшей признательности за спасение, а также за то, что внесли разнообразие в его скучнейшую жизнь, он угостил их несколькими стаканами местного агуардиенте, бутылка которого совершенно случайно оказалась возле его стула.

А еще они бродили вдоль бесконечных левад – каналов, проложенных по долинам вплоть до горных склонов в полном соответствии с архитектоническим принципом, согласно которому вода в половодье должна попадать в конкретные районы. Здесь Орландо и Ильдебранда внезапно уединились под пышной елкой, ибо гравитационные волны притягивали их друг к другу и требовали интимности. Над ними сияли звезды, красные звезды с вершины елей и недостижимые звезды с небосклона.

Но бо́льшую часть времени они проводили в единственной купальне на острове, в бассейне, расположенном посреди туристических отелей на окраине Фуншала. Они смешивались с туристами, с бледными англичанами, закрывавшими свою нежную кожу цветастыми твидовыми пледами, обгоревшими до красноты скандинавами, с огромным трудом добивавшимися коричневого оттенка кожи, который, если бы не цвет волос, вполне мог бы помочь им скрыть свое происхождение, с необузданными итальянцами, развлекавшими себя тем, что обливали водой главу семейства – старого дедушку, неустанно следившего за остальными тридцатью четырьмя членами семьи, и с жеманными высокомерными французами, изо всех сил пытавшимися сохранять статус интеллектуальной элиты: даже плавая в бассейне, они не выпускали из рук труды забытых философов Огюста Конта, Сартра и Симоны де Бовуар.

Дни следовали один за другим.

В день двадцатилетия Мино и Орландо, который они решили отпраздновать вместе, Ховина и Ильдебранда выглядели особенно таинственно и постоянно исчезали по каким-то делам, смысла которых молодым людям выведать не удавалось. Мино и Орландо сидели в саду, обсуждая миф о затонувшей Атлантиде и возможность того, что ее уцелевшим жителям удалось добраться до американского континента и стать родоначальниками цивилизации, остатками которой были майя и инки. Орландо положил на стол книгу, в которой, в частности, говорилось, что европейские баски и майя – единственные в мире носители определенной группы крови. И как же так могло получиться? Единственный вариант: обе эти цивилизации – наследники добравшихся до берегов по обе стороны Атлантики жителей Атлантиды. Орландо даже собирался проверить свою кровь – он предполагал, что и сам может являться носителем этой группы. Перед тем как забраться на башню высокого напряжения и покончить с собой, его отец говорил на языке, который не понимал никто из жителей деревни. Позже Орландо узнал, что это был один из древних диалектов индейцев. Отец обладал необычным характером, он мгновенно переключался от холерической решительности к флегматичному равнодушию, и это тоже могло быть признаком индейского происхождения.

– Тебе, – сказал Орландо Мино, – уж точно стоило бы проверить свою кровь. Ты ведь родился и вырос в джунглях.

– Моя кровь, – ответил Мино, – не похожа на кровь других людей. Я – обохо. Последний индеец племени обохо.

По стоявшей на столе между ними тарелке с оливками танцевали солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву гибискуса и создавая причудливые узоры. В саду священника царил божественный покой.

В шесть часов вечера пришли Ховина и Ильдебранда, они притащили с собой огромную картонку, которую сразу же занесли в комнату Ильдебранды. Сквозь открытые окна Мино и Орландо слышали приглушенный смех и хихиканье девушек. Разумеется, они догадались, что готовится что-то очень необычное.

– Мойте руки, лица и ноги и идите к нам! – прокричала, высунувшись из окна, Ховина.

Мино и Орландо удивились, но проделали запрошенные ею гигиенические процедуры и поднялись по лестнице в комнату Ильдебранды. Они остановились в дверях и разинули от удивления рты.

Пол покрывали ковры и пледы в несколько слоев. На столе и полках стояли свечи, пахло лавандой, тархуном и ладаном. Одеты Ховина и Ильдебранда были в полупрозрачную тюль, сверкающую при свете свечей, лица их также были закрыты прозрачной тканью так, что видны были лишь темные призывные глаза.

«Добро пожаловать в «Тысячу и одну ночь»!» – гласили большие буквы на окне, написанные помадой Ильдебранды. Девушки, покачивая верхней частью тела, сидели по обе стороны от башни, размещавшейся на огромном подносе прямо посреди пола, и выдували дым из длинных курительных трубок.

Рассмотрев удивительную башню поближе, Мино и Орландо увидели, что это торт в виде небоскреба. В крышу был воткнут бумажный флажок с надписью «JAMIOMICO». Вокруг здания стояли человечки разных цветов, на каждом из них была прикреплена бумажка: «Ломбардо Пелико», «Д. Т. Стар», «Эмма Оккенхауэр», «Вальтер Шлоссоффнер», «Альфонсо Муиерре». Каждый из важных персон, которых группировка «Марипоса» отправила на тот свет, присутствовал на торте в виде фигурки из теста. А их было немало.

Мино и Орландо не знали, что и сказать. Их сразу же попросили избавиться от лишней одежды, устроиться удобно на полу и зажечь маленький фитилек, который выступал из-под торта.

Словно загипнотизированные, они сидели, ожидая, что сейчас произойдет. И вот – раздался приглушенный хлопок, крем полетел во все стороны, а здание рухнуло. Под ним оказалась бутылка мадейры большой выдержки. К ней была прикреплена записка с надписью: «С днем рождения, Морфо и Арганте!»

Они бросились в объятья друг друга, смеялись и радовались. И начался пир, с самого первого мгновения окутанный флером волшебства.

Они ели торт руками. Вытирали крем друг у друга с лица, целовались кремом, слизывали крем и втягивали его губами. Очень скоро весь небоскреб и все человечки были уничтожены. В легком опьянении от ладана и камфары, старой мадейры и сладострастных откровений они слились друг с другом в единый комок Камасутры, словно чудовище ацтеков в экстазе, словно божественный Змей майя Кецалькоатль, танцующий на восходе солнца.

И так они лежали на полу среди хаотично разбросанных пледов и ковров, постанывая, вздыхая, изможденные и насыщенные величайшими деликатесами. Голова Мино покоилась на груди Ильдебранды, а пальцем ноги он рисовал круги вокруг пупка Ховины. Орландо отпил из бутылки мадейры и вытер пот с довольного лица.

– Святые Себастьян и Габриэль, как же плачет сейчас на небесах Рульфо Равенна, глядя на тебя, Ильдебранда! – подразнил ее Орландо.

– Пфф! Я чуть было не позабыла нежные пальцы Мино и твою буйволиную страсть, Орландо. А Рульфо я давно выбросила из головы! – она потрясла головой так, что непослушные локоны приоткрыли сверкающие глаза.

– А я, – сказал задумчиво Орландо, – тоже повстречал красивую девушку. Ее зовут Мерседес, она из Андорры. Я встречусь с ней снова. Я ей пообещал.

– Ты не сдержишь свое обещание, – вздохнула Ховина.

– Вот увидишь, – твердо сказал Орландо.

Все остальные принялись закидывать его подушками, и совсем скоро он оказался погребен под их грудой и лежал, бормоча что-то невразумительное.

– Ну, вот и он заговорил по-индейски, как и его отец, – засмеялся Мино. – Он ведь вбил себе в голову, что он – потомок затонувших атлантидинян.

Девушки принялись за уборку, а юбилярам велели помыться, одеться и подготовиться. Праздник только начинался.

– Эй, ты так здоровья лишишься, – озабоченно покачал головой Орландо, когда Мино поскользнулся на свежевымытых ступенях лестницы и совершенно невредимый оказался на полу в холле, обдумывая, как же можно вывернуть наизнанку теннисный мяч, совершенно его не повредив.

– Para casa de fado Marcelino, face favor[39], – сказала Ховина таксисту.

Они ехали в дом фаду. Португальцы обожали фаду и могли просидеть всю ночь, слушая бесконечные сладчайшие баллады с трагической концовкой. Все португальцы в подходящий момент времени могут спеть фаду. В качестве аккомпанемента, как правило, выступают гитары или специальное банджо.

В «Марселино», самом лучшем доме фаду в Фуншале, их встретили очень тепло. Оказалось, что Ховина и Ильдебранда сняли на этот вечер весь дом, но разрешили прийти всем, кто только пожелает. Гостям дозволялось пить и есть сколько угодно, за все платила Ховина.

Их усадили на самые лучшие места, а когда оркестр заиграл самую популярную фаду в Португалии, «Casa Portugesa», на глазах у Мино выступили слезы, так глубоко он был тронут. «Португеза» – это слово было очень похоже на его фамилию, которую ему предстояло забыть навсегда.

Они пили сангрию из больших кувшинов. Атмосфера царила потрясающая, а туристы никак не могли взять в толк, почему они попали в мир такой расточительной щедрости. Совсем скоро шведы и немцы, финны и голландцы решили, что и они тоже прирожденные португальцы и могут без проблем подпевать сложнейшим песням.

Вечер шел своим чередом, царило оживленное настроение, и большинство межнациональных барьеров попросту исчезли; все смешались друг с другом, а Мино и Орландо, которые, как поняли почти все присутствующие, и были виновниками торжества, множество раз поднимали бокалы за свое здоровье.

Когда на сцену поднялся финн, чтобы спеть фаду со своей родины, все мгновенно затихли. Финские фаду – величайшая редкость, и, собрав всю силу воли, преодолевая алкогольный туман и мелкие неточности в мелодии, финн спел короткую песенку, которая оказалась совсем непривычной для слушателей. Финн потратил столько сил, что, спускаясь со сцены, запутался в собственных ногах и рухнул под стол, где и остался лежать на целый час. Его падение было встречено оглушительными аплодисментами.

Вскоре настоящие музыканты фаду не смогли больше играть. Никто их не слушал, уровень шума превысил все допустимые пределы, и если бы не мягкие, но настойчивые убеждения персонала, все могло бы перерасти в настоящий хаос. И вдруг группа испанских гитаристов заиграла фламенко и задорные ритмы, в зале освободили место, начались танцы. Первым вышел танцевать Орландо.

Он кружился по полу, словно тореадор, а светловолосые скандинавские девушки визжали от восторга и заливались румянцем, встречаясь с ним взглядом. Орландо танцевал румбу, сальсу и ранчо, а вместе с Ильдебрандой, этим фейерверком красоты и элегантности, они исполнили самую смелую эротическую самбу, которую когда-либо видели на свете. Он поднимал Ильдебранду на вытянутых руках под самый потолок, и она, извиваясь, спускалась по его телу вниз, словно бесплотный дух.

Это была колдовская ночь, во время которой могло произойти все что угодно.

Мино решился показать несколько простых фокусов: вынул охапку индюшачьих перьев из рубашки смущенного толстого немца, жена которого понемногу мрачнела, укрепляясь в мысли о том, что ее муж действительно постоянно носит под рубашкой птичьи перья. Мино вылил четыре полных кувшина сангрии на шею дремлющего норвежца, и при этом на его рубашке не появилось ни единой капли. Никто даже представить себе не мог, куда подевалась сангрия с апельсиновыми корками, кусочками фруктов и остальными ингредиентами. А еще он засунул себе в рот огромную стопку салфеток, из кухни принесли еще, и они тоже исчезли в глотке Мино, а он при этом даже ни разу не сглотнул. Когда он наконец закрыл рот и явно с усилием сглотнул, всем сразу же стало ясно, что сейчас он задохнется от невероятного количества бумаги. Но Мино был абсолютно невредим, серьезный, как сфинкс, он открыл рот и вытащил оттуда сверкающий нож длиной в два фута! Он подбросил нож в воздух, и тот превратился в голубку, испуганная, она уселась на сияющую макушку потного датчанина и тут же обделалась.

Ночь все не кончалась. При виде божественных Ильдебранды и Ховины звезды сыпались из глаз мужчин. Орландо и Мино пришлось столько раз поднять тост за свое здоровье, что постепенно они утратили способность говорить и перешли к ассоциативному искусству жестикуляции. Но все четверо застыли, превратившись в ледышки, в ту секунду, когда сильно пьяный швед с рыжей бородой, закрывавшей большую часть лица, шатаясь, забрался на стол и прогнусавил на ломаном английском, что это самая крутая вечеринка, на которой ему довелось когда-либо бывать, и поэтому в этой безграничной радости он не может сдержать слез, думая о всех тех несчастных, кому не удалось быть здесь сегодня, тех, кто сидит в джунглях, посасывая землю, потому что больше им нечего есть, и поэтому он, находясь в сентиментальном состоянии, благодаря которому его мысли чисты, как кристаллы, хочет поднять тост за тех, кто рискует своей жизнью, чтобы спасти планету от неизбежной гибели, и кто, несмотря на всю кровавость поступков, на самом деле заслуживает симпатии, а не осуждения.

– Тост за группировку «Марипоса»! – закончил он, с трудом выговаривая слова, а затем с помощью окружающих спустился со стола.

На секунду или две воцарилась полнейшая тишина, словно все собирались с мыслями, а затем раздались оглушительные аплодисменты, люди кричали и превозносили группировку «Марипоса» на всех возможных языках.

Когда Мино, Орландо, Ховина и Ильдебранда вышли из оцепенения, вызванного неожиданным тостом, никто из них не решился взглянуть на другого, опасаясь разрыдаться в открытую. Это было сильно. Так сильно, что им казалось, что все происходящее – лишь сон.

Но эта ночь была колдовской.

Юбилярам потребовалось выйти подышать. Глаза их затянуло поволокой, а слова стали совсем неразборчивыми. Все четверо незаметно покинули «Марселино» в тот момент, когда гости, выстроившись в длинную змейку, прыгали вперед и назад и вскидывали в разные стороны ноги.

Ильдебранда и Ховина подхватили юношей по обе стороны и осторожно повели их по набережной. От мягкого морского воздуха юноши ожили, глаза их прояснились, и слова начали приобретать свою форму.

– Святой Джованни, – прошептал Орландо хрипло.

– Прах отца Макондо, – пробормотал Мино.

– Зо-зоопарк Менгеле, – икнул Орландо.

– Они любят нас, – четко и ясно проговорила Ховина. – По всему миру нас любят за то, что мы сделали.

Они долго шли молча. Просто шагали вперед. Мимо скал к молу. И по нему до самого края.

Но эта ночь была не просто колдовской. В своем нерушимом единстве эти четверо несли с собой мысли, надежды и чувства всего континента, всего мира, цветущие заросли фантазийных слов и выражений слились воедино с реальностью и богатством языка, и чудеса случились.

– Спустимся, – сказал Мино, указывая на платформу у моря.

Очень осторожно они по одному перебрались через край мола и спустились вниз. Прижавшись к стене, они чувствовали, как морские капли щекочут им кожу. Было темно. Прохладно и спокойно.

– Тетраподы, – сказал Мино, указывая на контуры серых бетонных колоссов, защищавших мол. – Волнорезы. Они называются тетраподами, потому что у них четыре ноги, расставленные во все стороны. Эта конструкция как нельзя лучше подходит для той цели, для которой они созданы: приглушить, разбить разрушительные волны. Их форма совершенна, сам по себе тетрапод – прекрасная скульптура.

– Тетраподы, – прошептала Ильдебранда.

– Тетрапод, – повторила Ховина, задумчиво поглаживая Мино по волосам.

– Тетраподы, – пробормотал Орландо, засыпая в объятиях Ильдебранды.

Агент Z, Херобан З. Моралес, с шипящим звуком прогонял воздух сквозь свою единственную ноздрю, изучая вместе с Урквартом и Гаскуанем имеющиеся данные. Тексты мерцали на экранах компьютеров.

– Я не сомневаюсь, – наконец сказал он. – Это не совпадение. Карлос Ибаньез и Мино Ахиллес Португеза – одно и то же лицо. В студенческой среде все знают, что он постоянно тусовался вместе с Орландо Виллалобосом. У Португезы был дом у моря, где после его ареста жила его возлюбленная Мария Эстрелла Пинья вместе с матерью. Мать мертва, а девушку посадили в тюрьму за нанесение тяжких телесных повреждений полицейскому. Через несколько дней ее выпустят, мы проследим, куда полетит птичка.

– Не огорчайте меня, – пробормотал Уркварт, усевшийся в самом углу, подальше от шипящего и посвистывающего Моралеса. – Все случится завтра или послезавтра. Именно здесь, в этом вонючем городе. Вам нужно неотступно следовать за делегацией Касамура и указать на террористов, как только они к ним приблизятся. Если они подойдут к японцам ближе чем на сто метров, мы их схватим. И гореть вам в аду, если вы их не узнаете!

Херобан З. Моралес обиженно сжал губы. Ему не нравились эти двое охотников за террористами, руководящие расследованием. Им достанется вся слава. А ведь именно он идентифицировал Морфо и Арганте.

– Япошки, – сказал Гаскуань, поднимая взгляд от бумаг, которые он листал. – Дело не только в япошках. Это большое дело, если наши навозные мухи на него не клюнут, они уже никогда ни на что не клюнут. Я просмотрел документы членов делегации. Среди них четыре наблюдателя из Европы и двое из США. Все они играют определенные роли в крупнейших мировых проектах по добыче и вывозу леса из развивающихся стран. Еще с ними два экономиста, представляющих правительства соответствующих стран. А что касается самих япошек: восемь самых влиятельных и богатых людей в Японии, мафиози и династийные короли. Скажу вам, если навозным мухам удастся их уничтожить, поднимется грандиозный скандал!

– Хуже уже вряд ли будет, – пробормотал Уркварт. – С тех пор как все это началось, мир полностью помешался. Все время появляются какие-то коммунисты и дебоширы.

– Делегация, – продолжал Гаскуань, – прибудет сегодня вечером. У нас все под контролем. Если что-то и произойдет, это случится либо завтра, либо послезавтра. Мы знаем, где и когда.

– Если вы все и так знаете, зачем я здесь? – агент Z еще обижался.

– А вы еще не поняли?! – зарычал Уркварт, вскакивая со своего стула в углу. Он не смог сдержать раздражение, которое вызывал в нем этот тщедушный выскочка, который даже дышать нормально не мог. – Вы будете рядом с ними постоянно! Рядом, я понятно выражаюсь, а?

– Спокойно, спокойно, все будет хорошо, – Гаскуань пытался затушить искры, разлетевшиеся по номеру на верхнем этаже отеля «Хилтон». Но и ему было неспокойно. Совсем скоро что-то произойдет. Что-то, от чего зависит и его будущее. На кон поставлено все.

Зашипел телекс.

«ОТЧ. СЕК. +10. ПРЯМОЙ КАНАЛ: Несколько журналистов разузнали о ликвидации девушки. Избежать обнародования сведений невозможно. Повторяю: невозможно. Крайний срок обнародования: утро. Журналист из UPI идентифицировала девушку как Мерседес Паленкес. Профессия: журналист. Гражданство: Андорра. Политические симпатии: ETA. Ждем дальнейших указаний».

Уркварт схватился за волосы.

– Черт подери, да какая уже разница! Ликвидация – это их проблема, пусть сами разбираются с общественным мнением. Группировка «Марипоса» будет уничтожена завтра или послезавтра, еще до того, как новость распространится по всему миру. Мы схватили их!

– Мерседес Паленкес, – пробормотал Гаскуань, задумчиво глядя на море света под ними. Дворец «Долмабахче» во всей своей роскоши простирался прямо под окном. – Я помню это имя. Она писала для газеты «Эхо», поддерживавшей левых. Она совершенно точно симпатизировала навозным мухам. Но она не входила в группировку. Откуда же она знала…

– Да пошла она! Идите сюда и помогите проверить все, что понадобится завтра. Тысяча вещей должны сработать. Просто обязаны сработать!

Гаскуань занял место рядом с Урквартом перед экранами компьютеров. Херобана З. Моралеса предоставили самому себе. Он презрительно ухмыльнулся и принялся протирать потрескавшиеся стекла очков. Лишь он один знал, как нужно обращаться с бабочками. И как их ловить.

Они сидели в саду священника за столом под гибискусом, и никто их не тревожил. Другие проживающие в отеле туристы, как правило, уезжали рано утром и возвращались поздно вечером.

Они тщательно проанализировали осуществленные акции и произведенный ими эффект.

На официальном уровне, судя по высказываниям глав государств, полиции и правительств, их, безусловно, осуждали. Группировка «Марипоса» считалась бандой слепых фанатиков, убивавшей безвинных граждан и сеявшей повсюду ужас и панику. Но на неофициальном уровне, среди обычных людей, в среде ученых, исследователей и студентов, в экологических организациях и даже в той прессе, которая не ставила себе целью служить однозначным рупором власть имущих, акции воспринимали как знак того, что в мире происходит такое, что происходить не должно. Газеты, разумеется, не высказывали свои симпатии группировке «Марипоса» в открытую, но начали задавать критические вопросы тем, кто несет ответственность за ситуацию в дождевых лесах.

В этом было нечто новое.

Ни одной из террористических организаций ранее не удавалось вызвать симпатию к своему делу при помощи насилия. Но с группировкой «Марипоса» дело обстояло иначе.

Они наказывали в основном только виновных.

Они действовали по всему миру.

За ними должна была стоять большая и очень богатая организация, а исполнители должны были быть профессионалами до мельчайших деталей.

До сих пор они были абсолютно невидимыми.

Сообщения, которые они рассылали и обнародовали, были четко сформулированными, ясными и содержали легко проверяемые факты, понятные любому человеку.

Они не оставляли своим жертвам ни капли чести.

Но все это было лишь полуправдой. Что бы они могли сделать, если бы Мино не повезло найти на морском дне золотые слитки? Обладая неограниченным запасом денег, они могли покупать себе все что угодно: даже фальшивые паспорта не были проблемой. Им не нужно было подвергать себя неоправданному риску, они могли путешествовать и жить в комфорте.

Что бы они могли сделать, если бы не знания Ховины о растительном яде асколсине? Без него им пришлось бы орудовать бомбами или огнестрельным оружием. А сейчас они действовали бесшумно. Преимущество их оружия заключалось в его беззвучности и эффективности.

Что бы они могли сделать, если бы не любили друг друга? Они существовали как единый организм, мыслили одинаково, чувствовали одинаково, ненавидели одинаково.

Их было всего четверо. Они были невидимыми.

Мино Ахиллес Португеза. Двадцать лет. Худощавый, среднего роста, красивый, стройный, немного женственные черты лица, ухоженные борода и усы, густые аккуратно уложенные волосы. Серьезное выражение лица, глаза с постоянно присутствующим огоньком, меняющимся от мягкой теплоты до интенсивного жара.

Орландо Виллалобос. Двадцать лет. Мощный, стройный, темнокожий. Элегантно одет, очарователен, с искренним притягивающим смехом. Легкомысленный, но одновременно очень внимательный. Дразнящий взгляд и неугомонность энтузиаста, из-за которых окружавшие его люди казались вялыми и медлительными. Проходившие мимо Орландо девушки всегда оборачивались, чтобы взглянуть на него еще раз.

Ховина Понс. Двадцать два года. Маленькая и хрупкая, с кукольным, но очень серьезным лицом. Тихая и сдержанная, но внезапно взрывающаяся целым фейерверком чувств. Незнакомцам она казалась неприступной, холодной и отстраненной.

Ильдебранда Санчес. Девятнадцать лет. Пышная и огненная, элегантная своей классической красотой, но совершенно не надменная. Веселая и жизнерадостная, при этом способная обратить обстоятельства в природную катастрофу. Блудница и мадонна в одном лице.

Четыре разные личности. Вместе творившие нечто недоступное остальным. Пытавшиеся разрушить их волны разбивались, превращались в пену и разлетались в разные стороны, ударившись о сердцевину из армированного бетона.

Морфо и Арганте. Дафлидис и Клеопатра: Ховина выбрала себе дафлидис, белянку, – белую бабочку с коричневыми пятнышками на крылышках, живую, быструю, летавшую повсюду и встречавшуюся повсюду. Клеопатра Ильдебранды – желто-оранжевая дневная бабочка, красавица, порхающая в кронах деревьев.

До сих пор они действовали поодиночке, каждый искал себе жертву самостоятельно, опираясь на общие цели группировки. Но теперь они объединились. Все их дальнейшие действия должны были следовать определенному плану. В этом случае эффект будет еще больше.

Действовать они планировали двумя способами: совместно они составили список лиц, занимавших важные посты в проектах, тем или иным способом вредивших дождевым лесам. Этих лиц они выбрали, тщательно изучая журналы о финансах, газеты и экономико-политические публикации со всего света. Этих людей нужно было убить четверками, друг за другом, одновременно, члены группировки должны были разъехаться и попытаться провести акции в одно и то же время. Таким образом сохранится иллюзия масштаба и многочисленности группировки «Марипоса». Но между этими рейдами loco lobo, как прозвал их Орландо, они должны проводить солидные совместные акции: отследить конгресс, важную встречу или делегацию, собравшуюся для обсуждения деловых вопросов в определенном месте. При помощи разработанной ими методики они должны были напасть и уничтожить членов этих делегаций. Такие акции они назвали picaduras juntas, «совместные укусы». Первым в списке picaduras juntas стоял конгресс, на котором собирались члены «Мирового банка».

Loco lobo и picaduras juntas. Такова тактика. Ни одному гринго, европейцу или японцу не позволено безнаказанно уничтожать уязвимую землю Латинской Америки и обильные джунгли, а также выгонять людей в чумные крупные города, выбрасывая их в лапы нищеты и гибели.

Расстрельный список для рейдов loco lobo наконец был закончен. На данный момент он выглядел так:

Сэмуэль В. Пирсон, генеральный директор Equador Steel Company. Место жительства: Торонто, Канада. Виновен в истреблении индейцев племен гуихиано, миатинхи и ситсхя. Виновен в уничтожении 26 000 квадратных километров дождевого леса, шести водопадов, а также в осушении большого и важного болота с принадлежавшей ему флорой и фауной.

Ойобон Лукайтон Бойобон, верховный представитель династии Бойобон. Место жительства: Куала-Лумпур, Малайзия. Виновен в сознательном уничтожении крупных районов дождевого леса в Азии, Африке и Южной Америке. Виновен в превращении более 70 000 квадратных километров джунглей в пустыню.

Доктор Клаус Вильгельм Хенкель, директор института Мерсера, дважды выдвинутый на соискание Нобелевской премии по химии. Место жительства: Франкфурт-на-Майне, Германия. Виновен в разработке и продвижении на рынке пестицидов и вредных инсектицидов, которые нанесли невосполнимый ущерб животным, растениям и насекомым верхней Амазонки при строительстве Трансамазонского шоссе Боа Виста – Порту-Велью. Химикаты Хенкеля навсегда уничтожили по меньшей мере двадцать тысяч форм жизни.

Джеффри Шерман, мультимиллиардер, директор нефтяной компании COCC. Место жительства: Майами, США. Виновен в истреблении энхибами-индейцев Колумбии, обвинялся в подкупе членов правительства страны и организации систематической охоты на энхибами с вертолетов, однако обвинение не доказано. Виновен в уничтожении больших районов дождевого леса.

Хиро Накимото, президент группы SUNYA, японского монополиста по производству эксклюзивных видов бумаги. Место жительства: Токио, Япония. Виновен в разорении районов дождевого леса на острове Борнео и в Бразилии. Владелец концессий на огромные территории джунглей в этих странах. Виновен в изгнании более 200 000 человек из джунглей в трущобы больших городов.

Стефан Стефансон Иксенхаммер, директор концерна SUEBRA. Место жительства: Стокгольм, Швеция. Виновен в разработке и реализации энергетических проектов во многих странах Латинской Америки, в результате которых был нанесен колоссальный ущерб природе. Три проекта концерна SUEBRA привели к серьезным изменениям климата.

Харольд Олдоак Смайт, руководитель мирового концерна Pipeway Corp. Место жительства: Шеффилд, Англия. Виновен в строительстве нефте- и газопровода в Бразилии, Венесуэле, Эквадоре и Колумбии, что привело к катастрофическим последствиям для мелких крестьян, индейцев, флоры и фауны. Смайт также владел акциями нескольких золотых приисков в Эквадоре и концессиями в регионах, ранее объявленных заповедными.

Пинсон Леопольд Пинсон, основатель династии Пинсонов. Место жительства: Бостон, США. Виновен в уничтожении больших лесных массивов Панамы, Коста-Рики, Эль Сальвадора, Гондураса и Белиза. Организовал частную армию, сражавшуюся с партизанами во многих странах. Заработал миллиарды на фруктах, кофе и хлопке.

Так выглядел их список. И это только начало. В продолжение можно было составить бесконечный список гринго, совершивших жестокие преступления против окружающей среды и людей в беднейших районах мира. Группировка «Марипоса» хотела бы распространиться по всему миру. Их дело касалось всех.

Орландо показал Мино статью в газете «Financial Times». В статье говорилось об общем собрании акционеров мультинациональной компании «BULLBURGER», сети, производившей бургеры для продажи по всему миру. Мясо для бургеров они получали у фермеров из Латинской Америки, выращивавших крупный рогатый скот. Компания «BULLBURGER» созывала общее собрание, на котором собирались обсуждать планы строительства нового крупного предприятия в Африке. Благодаря этим планам курс акций «BULLBURGER» заметно подскочил в последнее время.

Мино кивнул. Собрание акционеров должно было состояться в Париже примерно через месяц. Все складывалось отлично. Прекрасное начало для picaduras juntas.

– С каждым съеденным гамбургером, – серьезно проговорила Ховина, – исчезает пять квадратных метров дождевого леса.

Планы были ясны. Сначала каждый из них отправится в рейд loco lobo. Первые четверо из списка должны были быть уничтожены. Затем они встретятся в Париже, чтобы стереть с лица земли руководство «BULLBURGER».

Мино спустился вниз по крутому каменистому склону Пику-Арейро в пышную долину под названием Куррал-даш-Фрейраш, «убежище монахинь». По преданию, когда на Мадейру пришла чума, группа монашек укрылась в этой потаенной долине. Теперь там находился монастырь.

Орландо, Ховина и Ильдебранда поехали на автобусе в Фуншал после горного похода. Мино настоял на том, чтобы спуститься в долину одному. Он сказал, что хочет поискать окаменелости на горных склонах. По правде говоря, он заметил несколько разноцветных крупных бабочек, парящих там, и почувствовал нестерпимое желание выяснить, как именно они выглядят. Но другим он сказать этого не мог, ведь он дал торжественное обещание не заниматься бабочками до тех пор, пока акции группировки «Марипоса» не станут историей. Слишком рискованно, он и сам прекрасно это понимал. Но ему хотелось просто взглянуть на них.

Спускаться по склону было сложно. Мино обнаружил заросшую леваду и пошел рядом с ней. Агава и акация изо всех сил уцепились за расщелины и уступы горы, повсюду росли красные бальзамины и фиолетовые наперстянки. Мино отыскал подходящее место и присел, чтобы насладиться тишиной. Вокруг него порхали большие бабочки, он легко мог схватить их голыми руками.

Золотистые с черно-белыми пятнами. Из семейства Данаид. Мино подумал, что они принадлежат к роду plexippus, который прозвали монархом. Большие. Гораздо больше данаид из его коллекции.

Его коллекция. По ночам Мино просыпался от кошмаров, в которых кто-то уничтожал его коллекцию. Он лежал, уставившись в темноту, всей душой стремясь оказаться сейчас в доме у моря рядом с Марией Эстреллой и своими бабочками. Иногда это желание было настолько сильным, что он вставал с постели, твердо решив разбудить Орландо и сообщить ему, что он уезжает обратно, забывает все их акции и будет жить спокойно и мирно всю оставшуюся жизнь. Но каждый раз Мино менял свое решение. Когда пелена сна полностью спадала и возвращалась способность мыслить разумно и ясно, он понимал, что не успокоится, пока не завершит дело. Пока они не достигнут поставленной цели. Разве сможет он жить спокойно, если вся Латинская Америка превратится в серо-коричневую грязную вонючую пустыню, где люди будут жить на грудах мусора? Откуда он возьмет зеленую тишину, если ничего зеленого и тихого на континенте не останется?

И все же. Он скучал. Скучал очень сильно.

Оставалось меньше года до освобождения Марии Эстреллы. Что они будут делать? Власти выяснили, что Мино Ахиллес Португеза жив. Они никогда не выпустят из вида его возлюбленную; они будут преследовать ее, шпионить за ней и ждать, когда он появится в том или ином обличье, под тем или иным вымышленным именем. И так будет продолжаться вечно.

Как она выглядит теперь? Мино закрыл глаза и представил себе ее. Они не виделись очень давно, немыслимо давно. Она все еще носила желтое? Все так же пахла? Лучше всего он помнил ее запах. В любой момент он мог воспроизвести в памяти ее аромат.

Нет, он ничего не позабыл. Все было, как прежде. Он оставался ей верен. Ховина и Ильдебранда не считались, они – часть его тела, сейчас они были единым организмом. А что будет дальше? Им придется разъехаться и начать свою собственную жизнь с новой личностью. Получится ли?

Если джунгли будут спасены, там поместятся все. Они смогут поселиться там вместе, и никто их никогда не найдет. Они смогут основать деревню, маленькую красивую деревню на берегу кристально чистой реки. Они будут заботиться о джунглях так, как научила великого вождя Таркентарка прекрасная бабочка Марипоса Мимоса. Это будет совсем не трудно. Они будут растить детей, их станет много. Они построят глиняные домики и побелят их известкой, выкрасят окна в синий и красный цвет. Их кусты томатов будут сгибаться под весом плодов, а таро будут давать невероятный урожай.

Мино знал, что нужно сделать, чтобы джунгли могли их прокормить, но при этом оставались невредимы. Он помнил каждое слово из лекций профессора Константино Кастилло дель Круза. Используя свои знания, Мино мог без проблем обеспечить пропитанием свою семью прямо посреди джунглей. Теми же знаниями обладали и Орландо, и Ховина, и Ильдебранда. А еще Мино построит себе отдельный домик для занятий бабочками; это будет лаборатория с самым лучшим оборудованием на свете. Он пройдет джунгли вдоль и поперек и отыщет новые виды, новые удивительные создания с совершенными цветовыми комбинациями. Свою коллекцию бабочек, а еще солидную сумму денег он в конце концов завещает подходящему университету. Чтобы они основали институт имени профессора Константино.

Конечно же, они поселятся в джунглях! Если они будут действовать осторожно, если будут слушать и учиться, они разгадают много удивительных тайн. Например, он найдет загадочное растение, от листьев которого камень становится мягким, как воск. А еще они расшифруют тысячелетние рисунки на скалах и камнях. Но если они узнают нечто такое, что привлечет в джунгли жадных и властолюбивых людей, они никому об этом не расскажут. Свое знание они передадут детям, а те – своим детям, и так дальше на веки вечные.

Ховина обнаружит сокровищницу с животными и растениями, которые она сможет использовать для фармакологии. Мино был уверен, что не существует на свете такой болезни, которую нельзя вылечить с помощью растений. Старые индейцы обохо почти никогда не болели. А Ильдебранда со своей плодовитостью точно быстро нарожает целую стайку детишек. И станет их учить. И их станет много.

Но сначала джунгли нужно спасти. Сначала нужно убить. Убить многих.

Духовые трубки, стрелы и асколсина. Достаточно ли этого? Или им нужно более серьезное оружие, такое, какое он использовал в стране гринго? Это была очень рискованная, почти безумная акция, ему просто повезло. Или не просто повезло? Динамит заполучить было не сложно. И все же случайностей в деле хватало. Если кого-то из них схватят, сказал Орландо, нужно переходить к динамиту. И тогда Мино высказал идею поехать в Ливан, к родственникам Бахтара Аш Аши: они, конечно, будут рады ему помочь, когда он покажет им письмо от Бахтара. В Ливане, этой разрушенной до основания и уничтоженной стране, где все стреляли друг в друга, он точно сможет научиться всему, что нужно знать про использование динамита, бомб и других взрывчатых веществ.

Он сжег письмо от Бахтара. Во время пограничной проверки оно могло сыграть с ним злую шутку.

Они не будут использовать ни огнестрельное оружие, ни динамит. Слишком многие до них пытались изменить мир при помощи подобных средств. И ничего не вышло. Как и остальным земным созданиям, для того чтобы добиться серьезных изменений, людям нужно действовать крайне осторожно. Разве недостаточно легкого ветерка, чтобы с осеннего дерева облетела вся листва? Разве недостаточно маленькой заледеневшей капли в ручье, чтобы река вышла из берегов?

Они наловчились использовать духовые трубки. В укромной долине они провели дополнительные тренировки. Ильдебранда и Ховина научились стрелять не хуже Орландо и Мино. Они уменьшили трубки и стрелы, теперь те занимали совсем мало места. Маленькая полая трубочка размером с карандаш не вызвала бы на пограничном контроле никаких подозрений. А стрелы они разобрали: острие воткнули в игольницу вместе с другими принадлежностями для шитья, а сами стрелы можно было вполне принять за крупные зубочистки. Оружие собиралось одним движением руки. Сам яд Ховина очень ловко запрятала в тюбики с зубной пастой, прикрыв его сверху настоящей зубной пастой. Все было тщательно продумано, все детали соблюдены.

Мино встал и подошел к одной из данаид, усевшейся на лепесток цветка фламинго. Бабочка высунула длинный носик, видимо, собираясь напиться сладкого нектара.

Когда Мино наконец добрался до самой долины, уже смеркалось. Деревня была небольшая: церковь, школа, несколько магазинов и автобусная станция. А еще монастырь. Он видел на улице несколько одетых в черное монахинь. Поджидая автобус до Фуншала, Мино зашел в церковь. Там было темно и сыро, лишь пара свечей тускло мерцали в углу. Перед скульптурой Девы Марии сидела, сгорбившись, монашка. Пахло пылью и грибком. Мино остановился в дверях, ни о чем особо не помышляя. Вдруг монашка обернулась к нему.

Она посмотрела на него добрыми глазами. Улыбнулась и кивнула. А потом перекрестила его.

Но не все происходящее казалось людям нормальным: крупнейшие газеты объединились и в жестких выражениях осудили ту заразу, которая захватила и ослепила человеческие массы, из-за чего те стали симпатизировать хладнокровным расчетливым террористам из плоти и крови, которые, по всей видимости, получали финансирование от некой фанатичной организации до сих пор неизвестного калибра. В редакции поступили самые серьезные указания от верховных властей соответствующих стран: защищать китов в океанах и морских котиков на Северном полюсе вполне позволительно. Но здесь речь идет совершенно о другом. Мы имеем дело с систематической злонамеренной кампанией, направленной против ценностей и морали человечества, да, в общем и целом, против всего, ради чего и существует человечество и что оно создавало в ходе исторического прогресса.

Постепенно именно на такой точке зрения сошлись газеты. Сообщения официальных печатных изданий правительств казались тяжелее свинца: редакционным креслам и телевизионным студиям напоминали заповеди Моисея. Даже Муаммар Каддафи в повторявшихся заявлениях из разбомбленного Триполи уверял в своей непричастности к этим акциям.

Вне досягаемости общественности, в закрытых кабинетах самых неприступных коридоров, там, где власть имущие скрывались в кризисных ситуациях, когда требовалось принять крайне непопулярные решения, царил полный хаос. Представители самых разных органов власти постоянно встречались с экспертами и авторитетами из полицейских и военных ведомств, а также служб разведки. Заключались самые невероятные альянсы, те, кто никогда даже словом друг с другом не обмолвился, составляли совместные теории и планы. Агенты встречались с контрагентами, лидеры мафии и священники пожимали друг другу руки; в ход шли любые силы, которые могли противостоять общему врагу. Под предводительством США, предоставивших неограниченные ресурсы капитала и высоких технологий, нации объединили свои усилия для совместной борьбы.

Группировку «Марипоса» надлежало уничтожить.

Был учрежден особый орган с неограниченными полномочиями. Был определен штаб. С международным статусом. Были открыты забытые катакомбы под улицами Парижа, их переоборудовали в ультрасовременный координационный центр. Он получил особое закодированное наименование, и всего пять человек в мире знали, где он расположен. В этом деле нужны были все возможные меры безопасности. Никто не знал, в какую сторону метнется общественное мнение; никто из власть имущих не доверял другим на сто процентов в этом крайне деликатном проекте.

Координировать охоту на террористов назначили двух агентов. Выбирали их крайне тщательно. Эти двое были достаточно отчаянными, чтобы не сдаться, а их послужной список заставил бы побледнеть даже героев войны. Им был предоставлен выбор: провести остаток жизни в невероятной роскоши или в кромешной мгле.

Одним из агентов был Бенжамин Уркварт из Израиля. Пятьдесят восемь лет, принимал участие почти во всех процессах, касавшихся «Лехи», «Иргуна» и «Моссада». Крайне неприятный человек. Не оставлявший после себя шрамов. Только трупы.

Второго агента звали Люсьен Гаскуань. Франко-алжирец. Сорок девять лет, успевший к этому возрасту поучаствовать в алжирской освободительной войне в таком статусе, что ему аплодировали бы даже самые крутые французы. После этого он работал на различные службы разведки, по меньшей мере, правительства шести стран хотели бы увидеть его разорванное на кусочки тело. Оказывал услуги советника по вербовке в «Иностранный легион», однако был настолько засекречен, что его имя не фигурировало ни в одной из официальных зарплатных ведомостей Франции.

В их распоряжении были любые средства. Благодаря договоренности между пятьюдесятью шестью странами им было предоставлено неограниченное поле деятельности. По щелчку пальцев им доставляли сведения, которые могли раздобыть только правительства этих стран. Их распоряжений ждала целая армия агентов. На случай, если удастся поймать кого-то связанного с деятельностью террористов, был подготовлен специальный пыточный центр. Руководителем этого центра был назначен психолог по кличке Полковник.

Все было засекречено. Ни одна газета, ни один из редакторов новостей не знал, что происходило за закрытыми дверями потайных коридоров.

Господам Уркварту и Гаскуаню понадобилось совсем немного времени, чтобы высказать следующее предположение: группировка «Марипоса» маленькая. Она состоит не более чем из десяти человек, а возможно, даже всего из четырех. У нее совсем немного помощников, скорее всего, их вообще нет. Именно поэтому террористам удается избегать розыскных мероприятий, прятаться и не привлекать к себе внимания. Если бы у группировки была более широкая организационная сеть, их бы, скорее всего, давно схватили. Чем меньше вовлечено людей, тем меньше риск ошибок и провалов.

У группировки, по всей видимости, нет экономических проблем, поэтому поиск необходимо сосредоточить на идеалистах из богатых слоев общества с хорошим образованием и материальной независимостью. Именно поэтому Уркварт и Гаскуань сначала посчитали маловероятной связь мальчика Португезы из бедной страны в Латинской Америке с террористической группировкой. К тому же сведения о его возможной второй личности, Карлосе Ибаньезе, были весьма противоречивыми.

Метод работы, которым пользовались агенты, был простым и рано или поздно обязательно дал бы результат: отрядам агентов в разных странах была дана команда наблюдать за отелями и пансионами. Прежде всего теми, в которых размещались делегации и конгрессы, которые могли бы стать целью группировки «Марипоса». Кроме того, тщательно изучались все организации, занимающиеся защитой окружающей среды. Под наблюдение взяли все объединения и клубы лепидоптерологов.

Но следы не появлялись.

После того как делегацию концерна «BULLBURGER» в составе сорока четырех человек обнаружили мертвыми в постелях отеля Victor Hugo, Уркварт и Гаскуань тут же прибыли на место преступления. Целая армия технических экспертов пропылесосила каждый квадратный миллиметр отеля, прежде всего пятый и шестой этажи, но единственными следами, оставшимися от группировки «Марипоса», были сорок четыре фотографии синей бабочки. Эти фотографии были напечатаны на фотопринтере в общественном месте, отпечатки пальцев отсутствовали.

Были обнаружены и допрошены все постояльцы отеля за исключением одного человека, который отбыл в неизвестном направлении утром 28 сентября. Это была молодая девушка с итальянским паспортом. Звали ее Лиза Мария Сордини. Дизайнер. Описание было крайне неточным, под него подходили почти все хорошо сложенные девушки между двадцатью и двадцатью пятью годами. Ее искали по всем каналам, но так и не нашли.

Вот так близко им удалось подобраться к группировке «Марипоса».

Крутясь всем телом, Зульк заполз под стол. Он издавал ужасные фыркающие звуки. С огромным трудом ему удалось дышать тихо, когда они были здесь. На всякий случай, прежде чем встать, он достал бутылку. Маленькая, но такая важная бутылочка. Ему было не так уж и сложно уговорить руководство фармацевтического факультета произвести антидот к асколсине. Рецепт совсем простой. Сложность лишь в том, что антидот работал только в том случае, если его принимали до того, как яд поступал в организм. В последние сутки Зульк постоянно прикладывался к бутылочке. На всякий случай, для пущей уверенности, он отпил из нее и сейчас. Агент Херобан З. Моралес на случайности не полагался. Он, и только он один знал, как ловить бабочек. Эти двое надменных европейцев получили по заслугам.

– Олюдениз, – фыркнул он и поднялся.

На стойке регистрации все было спокойно. Они расплатились и вежливо попрощались. Отказались от подъехавшего такси и спустились вниз по улице. Там они поймали случайное такси и попросили водителя отвезти их в маленький пансион в районе Кадикёй.

Орландо, конечно, еще не вернулся. Мино и Ховине пришлось прождать три часа на вонючей лестничной клетке рядом с четырьмя собаками и храпящим бездомным, прежде чем они услышали веселое насвистывание Орландо.

Когда Орландо увидел своих друзей, он вздрогнул.

Они вкратце рассказали ему, что случилось. Они сказали ему, что Мерседес Паленкес мертва. Что нужно бежать. Прямо сейчас. По одному.

Орландо согнулся от боли. Он отвернулся от своих друзей. И долго стоял так. Затем он выпрямился, пнул ногой пустую баночку от йогурта, которая ударилась об стену, и посмотрел прямо в глаза Мино.

– Она не могла нас выдать, – сказал Орландо. – Это невозможно. Клянусь.

Мино пожал плечами.

– Как знать. Мы знаем только то, что знаем. Возможно, мы узнаем больше из бумаг, которые Ховина забрала с собой. Пошли.

Они спустились по темной улице. Мино шел впереди. Ховина вела Орландо, который безвольно брел за ней.

Возле открытого бара они разделились. Договорились о маршрутах. Они будут передвигаться на автобусах и такси. Не говоря ни слова, Орландо сел в первое прибывшее такси.