Предел – афелий. Призраки солнечного ветра
Какие сны тебе снятся в бескрайнем космосе? Где обитает твоя душа? Нет той бездны, что удержала бы нас, потому что чем больше леденеет сердце, тем сильнее оно кричит о жизни. Далекие звезды жаждут указать нам путь. Не верь их холодному отблеску. Он теплее, чем тебе кажется. Чем ближе к ним душа, тем сильнее солнечный ветер. Поток подхватит своими золотистыми крыльями и вынесет к земле, наполненной твоими мечтами. Не отпускай их. Схватись за неосязаемые перья. Пусть кожу обжигает горячий свет, а легкие не чувствуют воздуха. Ты поймешь, что все не зря, когда растает твое сердце. Когда же растает твое сердце? Завтра, сегодня, или тысячу лет назад? Так ли это важно, если времени нет? Так ли это страшно, как то, что было до этого? Пусть призраки солнечных ветров сделают то, что не смог ты.
Глава 1. Бегство
Медея свалилась с кровати. Благо, до пола было совсем недалеко. Уже давненько она задумывалась о том, что хорошо бы постелить матрас вместо упирающегося в стену спального места. Для того, чтобы удобней падать после таких вот ночных приключений. Которые, к слову, до сих пор случались почти каждую ночь. Она старательно взвешивала все «за» и «против»: стоили ли усилия того, чтобы выбить дефицитную вещь? В конце концов, перспектива добавить еще пару синяков на и без того уже помятое тело выглядела не столь устрашающей, как неравный бой с корабельным завхозом. С другой стороны, девушка прикидывала, является ли тот аргумент, что по статистике смерть от падения с кровати занимает не последнее место, достаточным для убеждения непробиваемого дядюшки Миззер? В конце концов, может ли страх гипотетической возможности потерять боевую единицу перевесить страх потери строго учтенного матраса? Хотя, боевая единица из нее была так себе.
С тяжкими насущными думами Медея села на край чрезмерно узкой кровати и принялась натягивать на ноги тяжелые берцы. Времени оставалось совсем не много, ведь сегодня была ее очередь делать обход. На скорую руку собрав в пучок черные жесткие волосы, девушка зафиксировала за спиной слишком длинный для нее меч. К счастью, достаточно легкий. Оружие уютно зажурчало тонким энергетическим потоком, тянущимся через все лезвие. Слабый голубой свет засиял позади спины. Началась настройка на носителя, мурлыча, словно кот. Пришлось немного подождать.
Этот звук всегда успокаивал. Может, поэтому девушка не зафиксировала параметры на свое ДНК, а, может, потому, что того требовал протокол безопасности. Оружие всегда должно было находиться в боевой готовности, даже если его прежний хозяин уже мертв. Штраф в виде лишения сух пайка за перенастройку тоже не особо радовал.
Мурлыканье стихло. Медея, обреченно вздохнув, взяла с прикроватной тумбочки регистратор аномалий и выдвинулась в путь.
Эсхекиаль Каэрдевр вздрогнул, когда в дверь постучали. Целую ночь мужчина корпел над трактатами, и теперь уже почти засыпал. Повторный стук, более настойчивый, заставил его встать со стула и тяжелым шагом направиться к двери. Впрочем, гость оказался не столь уж неожиданным. Эсхекиаль уже давно ждал этого трудного разговора, хотя и старался всячески его оттянуть.
– Утро доброе, если можно так выразиться. Не помешал? – на пороге скромной комнатушки стоял среднего роста мужчина в кожаной куртке и черных брюках.
Его коротко стриженные волосы не несли и намека на какую-либо прическу. Глаза стали красными от нехватки сна. Оставалось неясным, являлись ли они зелеными, серыми или карими, поскольку гость явно перебарщивал со стимуляторами зрения. Это плохо сказывалось на радужке глаз. Густые, черные, практически сросшиеся брови делали его взгляд суровей, чем есть на самом деле. Резко выдающийся нос с горбинкой говорил об упрямом и резком нраве. Впрочем, в текущих обстоятельствах это только помогало.
– Доброе, капитан. Сегодня одеты не по форме? – как бы невзначай заметил Эсхекиаль.
Попытка создать непринужденную атмосферу все равно бы не повлияла на его решения, и он дал понять это сразу.
– Нужно же когда-нибудь отдыхать от бесконечных суровых будней, – подколол хозяина скромной обители капитан. – Можно войти?
– Конечно.
Гость вошел в тесную комнатушку, где находились только стол, стул и небольшой матрас на полу. Он растерянно оглянулся, прикидывая, куда же можно было приземлиться. Непродолжительное замешательство прервал вежливый жест, указывающий на стул.
– Господин Арвэйн Анман, вы с дружеским визитом, я полагаю? – улыбнулся Эсхекиаль, нарочито непринужденно садясь на тоненький матрас.
То бишь прямо на пол. Решение разрядить обстановку привело лишь к тому, что капитана передернуло, и он напрягся. Не исключено, что на то и было рассчитано.
– Как вы уже догадались, не совсем, – Арвэйн взял себя в руки, поборов сиюминутную слабость. – Но, безусловно, я вам друг.
В подтверждение своих слов он вынул что-то из-за пазухи. Маленькая стеклянная бутыль полностью умещалась в широкой ладони. Внутри плескалось нечто янтарное, и конечно же, очень алкогольное. Капитан был известен своим пристрастием к хорошему коньяку, поэтому сей маленький презент был вполне ожидаем. И не то чтобы очень неуместен.
– Это кстати, – почти безразлично сказал сидящий на матрасе мужчина. – У меня в последнее время страшная бессонница. Сойдет за снотворное.
Анман, получив добро, тут же материализовал две прелестные рюмки, явно сделанные по заказу. Далее разговор протекал в более непринужденной атмосфере. По крайней мере, поначалу.
– А знаете, мы неплохо наладили быт, – начал издалека капитан, после первой рюмочки расслабленно развалившись на неудобном стуле.
Настолько издалека, что кое-кто и вовсе засомневался, правильно ли была угадана цель визита. Тем более, что утверждение в этих четырех стенах не выдерживало никакой критики.
Комнатушка, от силы насчитывающая семь квадратных метров, обходилась без каких-либо изысков. Эти самые стены уже давно нуждались в основательной реставрации. Более того, в некоторых местах начала проглядывать ржавчина, что считалось недопустимым по технике безопасности. В кладовой, коей являлось помещение до того, как стало жилым, не предусматривалось интерактивного покрытия стен. Впрочем, как и нормального освещения, душевой и даже отхожего места.
Куча носителей информации различной формы и размера валялись на стальном, начищенном до блеска полу. Простая, списанная еще пару лет назад мебель из пищеблока несла на себе не просто потертости. Кажется, ее несколько раз ломали. В сомнительном ансамбле благополучия молодцом держался только темно-синий матрас в дальнем углу помещения, не имевшего практически никаких признаков пережитых испытаний. Чего нельзя было сказать о его владельце, устало восседающем сверху.
Худой, жилистый мужчина лет за пятьдесят всегда выглядел одинаково. Поверх серой водолазки и брюк красовалась белая туника с черным крестом, некогда покрывавшая экзоскелет. Неизвестно, по каким причинам Эсхекиаль никогда ее не снимал и тем более неизвестно, каким образом ему удавалось сохранять этот предмет одежды всегда белоснежным. Некогда голубые, а теперь практически прозрачные глаза мужчины отражали отстраненность от реальности, будто он глядел на нее из-под толстой толщи стекла. Длинное тело заканчивалось таким же вытянутым лицом с острыми, сухими чертами. Многодневная щетина, основательно тронутая ранней сединой, покрывала добрую половину впалых щек. Хозяин комнаты напоминал стоящую в ней поломанную мебель, которую неоднократно чинили.
– Для военного корабля – совсем неплохо. Кто бы мог подумать, что гражданские так хорошо уживутся в тесных солдатских казармах. Да и я, если позволите так сказать, не ожидал, что смогу управлять военным кораблем. Пересесть на штурмовик конфедерации с холеного круизного лайнера… Без должной подготовки, это вам, знаете ли, не к бабушке на Луну за блинчиками слетать. Я, признаюсь, до сих пор изучаю техническую и профильную литературу. Так же, как и вы свои трактаты. Правда, зрение иногда подводит…
Арвэйн выудил из нагрудного кармана маленький пузырек с жидкостью и закапал в каждый глаз по паре капель лекарства.
– Зря вы злоупотребляете стимуляторами. Вы же понимаете, чем это может закончиться.
– Зря вы так мало спите. Вы же понимаете, чем это может закончиться, – парировал капитан. – Для всех нас. Я знаю, что у вас нет бессонницы.
– Пока мы огибаем разрывы на должном расстоянии, я могу себе это позволить, – задумчиво ответил Эсхекиаль, вращая жидкость в рюмке. А затем полностью ее осушил, прекратив бессмысленные движения.
– Мы в космосе долго, непростительно долго. Я на все сто уверен, что вы знаете что делать, и ваши методы не безосновательны. Однако, считаю, что за эти годы они некоторым образом себя изжили, – капитан не стал ходить вокруг да около, решив брать быка за рога, – Пора двигаться дальше.
– Семь лет – это совсем недолго.
– Недолго для кого? Для Моисея? – съязвил обладатель внушительных размеров носа и слегка усмехнулся.
Он явно остался доволен своим ответом. Скептическое молчание в ответ недвусмысленно намекало о том, что оппонент шутку не оценил. Разговор, плавно перерастающий из диалога в монолог, продолжился:
– За эти годы мы встречали много кораблей, также летевших к Марсу. Все они уже, наверняка, в точке конечного пребывания, а ведь на многих бортах даже не было Проявителей. Крестоносец без Проявителя – мертвый крестоносец, рано или поздно. Они выжили. Это может означать только одно: разрывы затухают, и в космосе становится безопасно. Нет больше необходимости их огибать. Простите уж, что без вас, но на корабельном совете мы решили протестировать ближайшую аномалию в миллионе километров отсюда. Надеемся на вашу помощь.
Эсхекиаль вздрогнул. Естественно, вечно так продолжаться не могло, и капитан был прав. С годами Марс превращался в некий долгожданный мираж. Близкий, но вместе с тем призрачный. Корабль за семь лет успел вылететь за пределы солнечной системы, а потом вернуться по весьма запутанной траектории. Но тогда, семь, пять лет назад, и даже относительно недавно, такое бегство являлось ужасающей необходимостью. Аномалии в космосе то появлялись, то затягивались. Они могли быть размером с горошину, но попадались и такие, что растягивались на многие миллионы километров, образуя непроходимые пояса на пути следования корабля. В первый год погибло более половины населения. Женщины, дети, и почти все военные, их охранявшие. Двести тридцать семь человек. Эсхекиаль вспоминал это время с ужасом и скорбью. Однако, понимал, что спасти всех ему все равно бы не удалось. Утешало только то, что те двести четырнадцать жизней, находившиеся сейчас на борту – целиком его заслуга.
Со временем аномалии действительно становились менее активны, а то, что из них выходило уже не было столь опасным, как раньше. Последнего монстра, проникшего на судно, обезвредили полгода назад. Того, что способен убить человека. В последнее же время Эсхекиаль занимался тем, что ходил по темным закоулкам корабля и проявлял чудовищ, больше похожих на мелких членистоногих. На что изрядно ворчал дядюшка Миззер, так как на оттирание пятен, остающихся от раздавленных существ, уходило много чистящих средств.
«Лучше бы тараканов с моего склада гонял, от них и вреду гораздо больше», – ругался он.
– Считаю, что лучше пару лет подождать, пока аномалии окончательно не затянутся. Можно добраться до Марса своим ходом вместо того, чтобы рисковать людьми и телепортироваться.
– Вы понимаете, что такое пара лет для некоторых, живущих на корабле?
– Может быть, целая жизнь?
Повисла усталая тишина, смягченная только запахом коньяка. В пространстве послышался тяжелый вздох. Становилось душновато. Вентиляция работала плохо.
– Вот именно. Целая жизнь. За потерянное время придется расплачиваться не только мне. Как вы прикажете мне кормить сотни людей? Наши запасы не бесконечны.
– Вы слишком привыкли угождать тем, кто не любит слышать слово «нет».
Арвэйн поджал губы, вытянув их немного вперед. Окружающая атмосфера не располагала к каким-либо конфликтам, а обидам – тем более. Впрочем, капитан не имел обыкновения принимать все близко к сердцу и сейчас раздумывал над тем, как бы склонить чашу весов в свою пользу. Не найдя мгновенного решения, он сделал большой глоток прямо из бутыли и протянул ее в сторону храмовника, намереваясь наполнить его пустую рюмку. Эсхекиаль противиться не стал.
– Угождать богеме на круизном лайнере входило в мои обязанности. Это были лишь капризы и сиюминутные пожелания, никак не влияющие на безопасность корабля. Сейчас все по-другому. Да и обстановка, знаете ли, далека от курортной…
– Только что вы этим бытом восхищались.
– Одно другому не мешает.
Выпив коньяк залпом и откинувшись на спину, Эсхекиаль вызвал небольшой хлопок резким приземлением на матрас. И, сложив руки на животе, уставился в облезлый потолок. Пустая рюмка покоилась между длинными, немного костлявыми пальцами.
– Что со связью? – спросил он, вовсе не заботясь о негостеприимной позе.
Казалось, он просто хотел сменить тему, но это было не так. Капитан не пришел бы, не будь решен этот вопрос. Предпринимать серьезные попытки добраться до Марса и не иметь представления о том, что твориться вокруг, было верхом неразумности. Это понимали все.
– Сегодня «утром» удалось связаться с ближайшим кораблем через пару аномалий отсюда. Они уже прыгнули. Их храмовник это одобрил, – с некоторым оживлением ответил Арвэйн, не получив очередную порцию упреков.
– Может быть, это не лишено смысла, – неожиданно сменил позицию крестоносец. – Дайте мне пару дней, я все обдумаю. Нужно кое-что проверить.
– У вас будет больше, – еще более воодушевился собеседник, стараясь не потерять тонкую нить взаимопонимания.
– Я иду навстречу не потому, что того требуют верхние ярусы. И еще не принял окончательного решения.
– Понимаю.
– Рад.
– Это я рад, что мы нашли общий язык, – выдохнул капитан. – Без вашей помощи мы не справимся.
Пауза. Арвэйн вытянул шею, пытаясь взглянуть поверх торчащих колен Эсхекиаля. Таким образом он старался понять, не заснул ли тот, ибо крестоносец перестал придавать признаки жизни. Встать и подойти ближе, чтобы выяснить наверняка, он не решился.
– Ну… пожалуй, откланяюсь. Очень надеюсь, что вы отдохнете, – на всякий случай произнес капитан, вставая со стула.
– Не беспокойтесь, как раз этим я и планировал заняться, – ожил вдруг храмовник.
Гость встал, кивнув в знак почтения и поспешно покинул комнату, даже не забрав с собой фирменную рюмку. Как только дверь захлопнулась, Эсхекиаль закрыл глаза и тяжко вздохнул. Разговор выдался трудным. Он хоть и сдал позиции, но внутренне все равно не изменил своего мнения. А теперь судорожно искал варианты, которые привели бы к решению проблемы меньшей кровью. Кровью в прямом смысле. Существовали некоторые сферы, которые капитану объяснить было нельзя, не выставив себя при этом в неприглядном свете. Положение бы только ухудшилось, и возникло бы вполне логичное в подобных ситуациях неприятие. Особенности ремесла иеромонаха многих пугали. Они оставались непонятны, и в некотором смысле вопиюще неуместны в обществе, столь развитом технически и информационно. Но Эсхекиаль Каэрдевр четко видел ту грань, которая красной нитью разделяла полные энтузиазма достижения науки и незыблемые правила этого мира. И больше всего пугало то, что эта грань исчезала.
С этими тревожными мыслями храмовник провалился в сон.
Смех резвых детишек звонко пронесся по всей оранжерее. Двое непосед хаотично перемещались среди растений, нарушая слаженную работу персонала. Кажется, они играли в салки. А, может, что-то другое, или даже во все сразу, так как правила менялись прямо на ходу. Никто не хотел уступать победу в странной игре, до конца непонятной даже им самим.
– Фидгерт, Анна! Прекратите! Вы мешаете работать! – прикрикнула на них невысокая женщина лет сорока.
Уже к этому возрасту глаза ее потухли, и под ними прочно обосновались темные круги. Появились они, скорее, от переживаний, нежели от недостатка сна.
Женщина посмотрела на своих детей. Они выглядели такими веселыми и беззаботными. Радовались жизни всей своей детской непосредственностью. Остальные сотрудники оранжереи, казалось, завидовали им. Странно, но никто из семи человек в смене не возмущался, когда неуправляемый ураган проносился мимо них, норовя что-нибудь задеть и обязательно уронить. Радость, врезавшаяся в общую атмосферу удрученности, вносила нечто обнадеживающее в жизнь военного штурмовика.
– Да полно тебе, Симона. Они просто играют, – прервал сиюминутный гнев низенький старичок, специализирующийся на выращивании пасленовых.
Женщина до сих пор поражалась, как ей удалось не только выжить, но еще и родить в космосе. Во времена всеобщего хаоса и пугающей неизвестности, когда рядом гибли десятки людей. Фидгерт и Анна – белокурые двойняшки, появившиеся на свет через несколько месяцев после посадки на корабль. Остальные дети уже выросли, а за семь лет путешествия «Гофора-3» по бескрайним просторам Солнечной системы на нем не появилось ни одного ребенка. Симоне пришлось многое пережить и со многим смириться. Смерть мужа, голод, бессонные ночи над беспокойными кроватками не прошли бесследно и оставили отпечаток, который невозможно стереть.
– Уф, кому сдались эти капсулы гибернации? Их можно использовать под хранилища свежих овощей. И вообще, они занимают слишком много места. Можно сказать, отбирают наш хлеб, – недовольно проворчал старичок, перебирая пробирки на столе, а потом указал на один из массивных механизмов. – Вот на месте этой я хочу поставить куст колоновидной клубники.
Незапланированная оранжерея хорошо вписалась в просторный отсек, где когда-то помещали в летаргию серьезно раненных бойцов, ученых и первооткрывателей. В этих случаях их доставляли живыми на Землю из колоний с недостаточно развитой медициной.
Капсулы гибернации изобрели еще тогда, когда мгновенного перемещения не существовало. Военные и исследователи использовали их в длительных путешествиях, занимавших годы, а то и десятилетия. Для погруженных в сон времени не существовало. Организм переставал стареть и меняться. Тяжелые раны не могли убить боевую единицу с вовремя приостановленной жизнедеятельностью организма. Даже после появления телепорта от гибернации не отказались, так как Земля имела монополию на порталы, а повсеместное их внедрение встретило больше конфликт интересов, нежели технические трудности.
Нежилого пространства внутри отсека оставалось много. Закрытые капсулы не сильно страдали от большой влажности и пышно растущих по соседству растений. Но на модули уже неоднократно покушались. Многие выступали за отключение их от центрального питания и перемещение куда-нибудь подальше от оранжереи. В этом случае потребление энергии снизилось бы в разы, а капсулы прекрасно сошли бы за обычные морозильники. Однако, отключить их от единого блока и переместить означало бы оставить только локальное питание. Способные разве что сохранять свежими помидоры да капусту, работать по своему прямому назначению модули больше бы не смогли. Руководство корабля не могло позволить себе раскидываться сложной подотчетной электроникой, за которую обязательно спросят по возвращении на Землю. Поэтому оно не сдавало позиции и стойко отбивало посягательства пожилого агронома на столь дорогостоящий девайс. Впрочем, как и богатых дам с верхних ярусов, желающих сохранить свою увядающую молодость до прибытия на Марс. Они же являлись и главной движущей силой в давлении на капитана корабля. Чопорные мадам желали быстрее прибыть в точку назначения, и терпение их заканчивалось. В целом, как и терпение других жителей «Гофора-3».
Ужасы, случившиеся в первый год полета потихоньку стирались из памяти. Люди быстро привыкали к более спокойной жизни. Кто-то хотел обратно на Землю, кто-то желал продолжить путь к Марсу, но все сходились в едином: они жаждали ощутить под ногами твердую поверхность планеты. Хоть какой-нибудь.
– Симона, прием, – прервал монотонное ворчание старичка голос в динамике рации, неизменно стоявшей на столике рядом с пробирками.
– Слушаю, господин Эсхекиаль Каэрдевр, – Симона обрадовалась, услышав голос храмовника, потому как устала от бесконечного фонтана недовольства подле себя.
– Медея заходила в оранжерею во время обхода или опять ее пропустила?
Симона густо покраснела. Не хотелось сдавать девушку, потому что она, конечно же, не заходила. Женщина знала, что та получит хороший нагоняй и, возможно, даже лишится дневного питания. Однако, врать было нельзя. Точнее, бесполезно. Сухой и проницательный иеромонах всегда чувствовал, когда человек говорит неправду. Не исключено, что сейчас он прекрасно знал, насколько сильно пылают ее щеки.
– Нет, господин Эсхекиаль, – женщина с силой зажмурила глаза и поморщилась, будто съела кусочек кислого лимона.
– Спасибо Симона. Как дети? – спокойно спросил храмовник.
– С ними все хорошо, спасибо. Играют, – ребятня в этот момент подозрительно притихла.
Дети катали по полу зеленые помидоры черри, пытаясь попасть в импровизированные лунки, сделанные из ладошек. Нужно было срочно это прекращать.
– Хорошо, если Медея объявится, сообщи, – голос храмовника оставался сухим.
– Конечно, не волнуйтесь.
Рация замолкла. Женщина тут же отвлеклась и решительно настроилась устроить мелюзге хороший нагоняй.
Верхний ярус. Место обитания всех важных персон, негласно делившихся по своей значимости. Прежде всего, здесь жил экипаж корабля, занимающий высшие должности. Затем, парочка выживших ученых, занимавшихся обучением людей гидропонике, а также главный инженер. Оставалась и еще одна категория людей, удостоившаяся проживать в отличных условиях и получать увеличенный по качеству и количеству сухпаек. Эта прослойка, состоявшая, по большему счету, из дам бальзаковского возраста, не отличалась особенными личными достижениями или выдающимися профильными познаниями. Самая большая их заслуга, несомненно, состояла в том, что они были богаты. Лучшие места на борту военного корабля они выкупили еще задолго до отправки очередного рейса на Марс.
Десятки кораблей ежедневно прибывали к красной планете и отбывали обратно. По большей части – грузовые. Тогда о телепортах уже не могло быть и речи. Путешествия занимали не мгновения, а, в лучшем случае, пару месяцев. Когда стало совсем плохо, и люди принялись массово отбывать с Земли, в качестве транспорта использовалось все, что хоть как-то могло поддерживать жизнеобеспечение.
Ученые совершили фатальную ошибку. Все происходило слишком быстро, чтобы казаться правдой. Расчеты оказались неверны, и у человечества оставалось гораздо меньше времени, чем прогнозировалось. Корабли перегружались в два, три раза, так как большинству из них приходилось петлять в космосе между аномалиями, а желающих покинуть Землю набиралось слишком много. Люди понимали, что выжить удастся не всем и делали поправку на погибших.
Месяцы текли сквозь пальцы, растягиваясь в года. Путь занимал все больше времени, и вероятность выживания уменьшалась с каждым днем. Космос оказался не панацеей, не долгожданной защитой и обителью, превратившись в поле боя, начиненное минами. И чем ближе к Земле, тем опасней. Большинство беглецов погибало в первые часы полета, не успев отдалиться даже от орбиты Земли. Недостаток знаний о происходящем сделал свое дело, и неверно рассчитанная траектория стоила многим жизни. Тем кораблям, что вылетали в сторону Солнца, и по сильно изогнутому маршруту уходили вглубь Солнечной системы, повезло больше. Далее следовало долгое блуждание по просторам космоса, в основном, заключавшееся в пережидании кризисных пиков активности аномалий. Марс оказался оплетен ими, словно цветок лепестками. Некоторым планетам повезло меньше. Особенно колонии на Венере, принявшей удар космических разрывов во всей своей полноте.
Ушлые предприниматели бежали первыми с тонущего корабля под названием Земля, заранее озаботившись вложением в освоение и колонизацию красной планеты. Большинство из них уже имели значительную долю недвижимости на Марсе. И если в покинутом доме вовсю разгорался неконтролируемый хаос с непонятной экономикой, то там уже сформировалось вполне развитое цивилизованное общество, живущее по привычным финансовым канонам.
Состоятельные пассажиры могли позволить себе просторные каюты с усиленным энергетическим щитом, большой кроватью и значительными привилегиями в плане продуктового снабжения. И никто не смел отказать им.
Патрульные не любили делать обход в этой части корабля. Никто не желал встречать вечно недовольных дам, жалующихся на жизнь. Если простое ворчание еще и можно было как-то терпеть, то придирки по любому поводу и выходящие за все рамки приличия подколы могли взбесить даже самого терпеливого человека. Случалось и такое, что умирающие со скуки женщины пытались затащить в постель молодых караульных, что, конечно, строжайше запрещалось. Эсхекиаль испытывал праведный гнев в подобных случаях, жестко отчитывая молодых юношей, а пару раз даже с прискорбием вычел драгоценные боевые единицы из списка кандидатов в храмовники. Женщины в подавляющем большинстве упреков в свою сторону не получали, ибо крестоносец знал, что взывать к их разуму бесполезно. Тонкости борьбы с монстрами аномалий понять доводилось далеко не всем. Храмовник в отношении пресытившейся элиты больших надежд не питал. Именно поэтому Эсхекиаль Каэрдевр все чаще стал посылать на верхние этажи девушек, что, к слову, тоже не всегда являлось панацеей. Однако, в этом отношении работа оказалась куда проще, что облегчило задачу всем. Кроме Медеи, которой приходилось вести тяжкую ношу нудных замеров ежедневно.
Постучать в дверь пришлось три раза подряд. Стояла умиротворяющая тишина и создавалось ощущение, что внутри никого нет. Каюта номер сорок семь стойко хранила покой своего обитателя. Девушка не уходила. Строгий график требовал отчетности.
Громкий, настойчивый стук не унимался, и через некоторое время все же достиг своей цели. Внутри закопошились, шаркая подошвами мягких тапочек. Однако, к конечному пункту назначения жителю элитных апартаментов дойти удалось не сразу. До этого несколько раз что-то громыхнуло. Потом – глухо ударилось о пол. Похоже, кто-то спросонья натыкался на внезапные комнатные препятствия. На мгновение снова воцарилась тишина, готовая порушить все надежды на быструю и эффективную работу. К счастью, индикатор соответствия ДНК на двери внезапно зажегся синим и та, откатившись, явила хозяйку комнаты.
На пороге стояла женщина слегка за сорок, но удивительно хорошо сохранившая свою привлекательность. Бархатная кожа не имела и намека на морщины. Острые, правильные черты лица ни на толику не утратили свою четкость. Оставалось неясным, была ли эта неувядающая молодость следствием хорошей генетики, глубоким восстановлением физиологии или результатом достижений современной косметологии. В любом случае, семь лет вдали от благ цивилизации почти не изменили ее первоначального облика.
– А, это ты, Медди. Что-то ты зачастила. Если память мне не изменяет, сегодня в патруле числится Нерд, – слегка разочарованно посетовала аристократка.
Отпив что-то из длинного прозрачного бокала, она переместила свое стройное тело на шаг вправо. Девушка юркнула вглубь полуосвещенной спальни.
– Добрый день… Он отдыхает. Трудная выдалась тренировка, госпожа Ланшерон, – соврала Медея.
Она поспешно прошмыгнула мимо женщины, стараясь не смотреть на практически голое тело, едва прикрытое длинным шелковым халатом с кружевными оборками. То, что девушка приняла за мягкие тапочки, на самом деле оказалось домашними туфельками на каблуках, отделанными мягким мехом. Какой зверек пожертвовал свою шкурку на столь изысканный предмет туалета осталось неясным, ибо его заблаговременно выкрасили в красный цвет.
Началась рутинная проверка. Анализатор аномалий по очереди переносился по всем углам комнаты, и даже заменил собой пустую бутылку из-под вина в одном из них. Прибор напряженно гудел при преодолении критической точки отсчета. Периодические пощелкивания походили на звук лопающегося пузыря жевательной резинки.
– Знаешь, моя дорогая, я с блаженством вспоминаю свои молодые годы, – мадам Меннив Ланшерон опустилась на мягкую постель. – И, когда встречаю здешнюю молодежь, то мне становится ее очень жалко.
Непринужденно откинувшись назад, женщина оперлась на тонкую ручку, никогда не знавшую труда.
«Моя дорогая» стояла к кровати спиной, изображая сильную занятость. На самом деле Медея просто ждала, когда прибор закончит свою работу. Стоял полумрак, просить включить свет было почему-то неловко. Наверное, просто не хотелось лишний раз давать повод для диалога.
– Еще совсем недавно моя красота просто поражала воображение. Гораздо больше, чем сейчас, – продолжила Меннив, кокетливо сократив несколько десятков лет до более короткого срока. – В таких ужасных условиях тяжело поддерживать свои природные данные. Не говоря уже о тех, у кого их нет. Ох, нет, персик мой, не думай, что я считаю тебя уродиной.
«Персик мой» так и не думал. А что считала дама – его вообще не волновало. Чего хотелось, так это быстрее убраться отсюда. К тому же, картинное сожаление Меннив выглядело слишком наигранно, чтобы ему поверить. До девушки уже дошел сладкий аромат свежего алкоголя поверх стойкого запаха вчерашнего перегара. Раздражало еще и то, что драгоценные плоды гидропоники тратились на производство вина, в то время когда многие на корабле недоедали.
– Ты миленькая, но мне никогда не нравились слишком детские черты лица. В сочетании с твоей бледностью это выглядит несколько устрашающе, – поток слов все не прекращался. – Это мне напоминает кукол из коллекции моего дяди. Они всегда нагоняли на меня страх.
Плечи Меннив невольно содрогнулись. Еще один глоток вина прервал неприятные воспоминания. Оставался последний угол. И центр комнаты, который как раз занимал край кровати.
– Хотя, признаюсь, цвет твоих глаз сглаживает этот ужасный диссонанс. Такой оттенок трудно подобрать. Не часто врачам удается так точно попасть в спектр. Твой был очень талантлив. Но по мне, если и выбирать что-то действительно полезное в платных мутациях, то лучше сделать приличных размеров грудь. Неужели глаза – это все, на что хватило денег у твоих родителей? – развеселенная вином женщина перешла все грани бестактности.
Стройная ножка стала монотонно покачиваться, отчего с нее почти уже сползла красная туфелька. Слегка склонив голову на бок, Меннив нахально рассматривала невольную собеседницу и вертела в руке бокал. Жидкость непонятного цвета начала двигаться по часовой стрелке, увлекаемая плавным движением запястья.
У Медеи появилось стойкое желание подойти к этой наглой вертифлюхе и дать хорошую пощечину. Пришлось сдержаться, ибо приемный отец не одобрял подобных всплесков эмоций и точно остался бы недоволен ее необдуманными, импульсивными действиями. Навлечь на себя лишние проблемы не хотел никто, потому девушка приняла поспешное решение не заканчивать ставший пыткой осмотр и быстрее откланяться. Скептический взгляд, наполненный скукой, проводил гостью до выхода.
За спиной захлопнулась дверь. На душе скребли кошки. Медея вспоминала как когда-то, очень давно, они с мамой путешествовали. Целую вечность назад. Бабушка не одобряла подобный образ жизни для ребенка, но кого это останавливало?
Гвента в молодости была девушкой веселой, общительной и несколько легкомысленной. Она любила свободу, море и мужчин. Таких как она называли «эркин», или «дети мира». Природа щедро наделила ее красотой, и та порхала по жизни, словно бабочка, не задумываясь о будущем и не вспоминая прошлого. Удивительно, но Гвента так и не утратила своей доброты и, порою, глупой наивности, присущей ей с самого рождения. Может быть, именно поэтому после рождения дочери все изменилось.
От прежней жизни остались только тяга к морю и путешествиям, а забота о внезапно свалившемся счастье встала на первое место. Девочку очень любили. Чтобы обеспечить дочери насыщенное детство в разных уголках планеты, Гвента стала больше работать. Правда, и себя не оставила без небольшого подарка.
«Медди, ты мое маленькое море. Раньше я жить не могла без бирюзовых волн. Теперь не представляю жизни без тебя», – эти слова навсегда врезались в память маленькой девочки, смотрящей на свою мать большими, нежно-бирюзовыми глазами.
Воспоминания прервал внезапно налетевший из-за угла Эуридид. К его странной способности неожиданно появляться в самый неподходящий момент привыкнуть не мог никто. Высокий жилистый юноша с голубыми глазами, извечной полуулыбкой на тонких чуть розоватых губах и такими же светлыми волосами, как и у матери, не стремился избавиться от своей отличительной особенности. Правильные, не лишенные дерзости черты лица с острыми скулами подчеркивали стройность паренька. Бледный юноша с сумасшедшим блеском в глазах сводил с ума многих девчонок на корабле. Не стала исключением и Медея. Девушка всегда краснела, сталкиваясь с Эуридидом Ланшерон. К своему стыду, скрыть сие было задачей невыполнимой, потому как на белом, словно мел, лице, румянец казался особо заметен. По этой причине девушка старалась не смотреть в глаза предмету своего обожания. Юношу это забавляло, но в силу благородного воспитания он делал вид, что ничего не замечал. Оставалось загадкой, откуда он это воспитание получил.
– Ты от моей матери? – нарушил неловкое молчание младший Ланшерон.
– Как ты догадался? – смутилась Медея.
– Ты стоишь прямо напротив ее двери, – сверкнул свей извечной полуулыбкой юноша.
– А… Ну да. Делала замеры.
Бесполезно, бесполезно отворачиваться. И без того совершенно понятно, что все лицо стало пунцовым.
– Она опять говорила какие-нибудь глупости? Не сердись, это все от стресса. Мама пережила тяжелое потрясение, когда умер мой отец, – попытка оправдать своенравную мадам выглядела благородно, но вовсе не убедительно.
Многие в тот год потеряли своих мужей. И потом, с тех пор прошло более шести лет. Непростительно много для скорби, отвлекающей от нужд тех людей, которые пока еще живы.
– Нет, все в порядке, – с трудом произнесла девушка, соврав уже второй раз за день.
– Эсхекиаль передал, что хочет видеть тебя вместе со всеми. Он недоволен, что ты пропускаешь тренировки. Просил завтра обязательно быть, намечается что-то очень важное, – в этот раз юноша улыбнулся двумя уголками рта, и стало совсем непонятно, о чем он теперь думал. – И да, Миззер согласен выдать тебе новую рацию, взамен сломанной. Зайди прямо сейчас, а то многоуважаемый храмовник через всех нас пытается тебя найти.
– Конечно, прямо сейчас зайду…
– Ну и отлично, – загадочно прищурил глаза Эуридид и удалился, оставив ее краснеть в гордом одиночестве. – Хорошего дня, Медди.
Юная особа затрясла ладошками, будто обожглась о что-то очень горячее. Сердце почему-то начало учащенно биться. В голове роились разные мысли. Одна из них с дрожащим трепетом отметила, что Эуридид назвал ее «Медди». Казалось, что он произнес это с какой-то теплотой и нежностью… Медея уже начала было придумывать все, что так свойственно барышням в свои семнадцать, и что, естественно, к реальности не имело никакого отношения, но чувство внезапной грусти оборвало витания в облаках. Затесавшаяся капля здравого смысла недвусмысленно намекала на то, что ей ничего не светило. И дело состояло даже не в громадной пропасти между социальными положениями, на которую девушка смело закрывала глаза, ибо «для подлинной любви такие мелочи – не помеха». Проблема заключалась, скорее, в слишком большом количестве доступных вариантов, которыми Эуридид мог «коварно соблазниться», и в которых Медея не числилась. Однако, несмотря на все трудности и перипетии, в мыслях украдкой проскальзывали мечты о пышном белом платье и длинной кружевной фате. Прямо как в классических романах прошлого тысячелетия.
Девушка стояла посреди длинного коридора с множеством кают, и работы оставался еще непочатый край. Завтра предстояло идти на тренировку, чтобы снова обзавестись парочкой добротных синяков. Поблажек никому не давали, и потом приходилось отходить по нескольку дней. Но не прийти было нельзя.
Глава 2. Случайности не случайны
Когда человечество осознало причины происходящего? Когда смогло ухватить ту неочевидную связь между причиной и следствием, ставшим фатальным для всех? Нашло в себе силы признаться в собственном бессилии и посмотреть правде в глаза? В любом случае, слишком поздно, чтобы обратить процесс вспять. И разбираться кто прав, а кто виноват.
Многие ученые утверждали, что им удалось прикоснуться к темной материи. Они же полагали позже, что именно это и стало фатальным. Другая часть научного сообщества поднимала их на смех, обвиняя в надругательстве над всеми мыслимыми законами физики. Существовали и такие, кто видел во всем вселенский заговор правительства, не гнушаясь заявлять об этом во всеуслышание. Так или иначе, все случилось слишком быстро, чтобы обстоятельно рассмотреть происходящие процессы. Предположения лились как из рога изобилия, но гипотезы так и остались гипотезами.
Человек сотни лет шел к тому, чтобы разорвать ткань пространства. Найти ключ к невидимой двери, ведущей в любую точку вселенной. Он вложил слишком много сил, времени и энтузиазма, чтобы отказаться от возможности надеть на себя окончательный венец эволюции, вырвавшись далеко за пределы Солнечной Системы. Когда же ему это все-таки удалось, он, словно хищный зверь, сомкнул челюсти мертвой хваткой. Вцепился в долгожданное изобретение, естественным образом не замечая никаких тревожных звонков. Да и кто мог предположить, что когда откинется завеса неизведанного, а любопытный взгляд устремится в его глубь, то оттуда посмотрят в ответ?
Гостей из неведомых глубин не брало ничто. Ни пули, ни лазерные расщепители, ни огонь. Ядерные заряды и ядовитые газы тоже оказались бесполезны. Как убить то, что не имеет плоти? Кто игнорирует любые способы воздействия? И, в конце концов, как убежать от того, кто повсюду и нигде?
Никто не знал, сколько существ просочилось в эту реальность на самом деле, ибо тела их оставались невидимы, и многих зафиксировать просто не удавалось. Тем не менее, кровожадность большинства из них поставило в тупик целую цивилизацию. Настал момент, когда критическая масса пришедших достигла того уровня, что счет пошел на дни, а то и часы. В это нелегкое время неожиданная экспансия унесла жизней гораздо больше, чем все пандемии месте взятые за последнюю сотню лет. Более того, возникшая во всеобщей неразберихе паника добавляла масла в огонь, заставив экономику планеты трещать по швам.
Оставив любителей различных теорий ломать голову над тем, каким образом монстры аномалий воздействуют на видимый мир не имея обратной связи, более обстоятельные ученые принялись тестировать все, что только можно на практике. И, как говорится, ищущий да обрящет. Труды их не остались бесплодны, когда выяснилось, что энергетическая броня, предназначенная для защиты от солнечной радиации, является непреодолимой преградой для неизвестных сущностей. В подтверждение этому приходили многочисленные свидетельства очевидцев, находящихся в это время на орбите.
То, что защищало путешественников на пути к иным планетам, теперь стало спасительной соломинкой и для оставшихся на Земле. Космические технологии стремительно ворвались в жизнь простого населения, и человечество получило временную передышку. Правда, передышкой это можно было назвать с большой натяжкой, потому как гости из глубин уходить обратно явно не хотели. А как заставить их это сделать не знал никто.
Торговля – двигатель прогресса. Стимуляция потребления своей продукции – цель любой уважающей себя корпорации.
«Новинка! Опасаетесь за сохранность любимых вещей? Теперь они в надежных руках! И только Ваших! Материя, способная считывать ДНК в любой точке соприкосновения с ней! Одно касание – и она предана вам, как любимый пес!» – пестрела реклама на всех баннерах городов.
Fidela. Преданная. Материя, настраивающаяся на ДНК носителя и несущая его индивидуальный код. Из нее начали делать специальные покрытия. Удовольствие оказалось не из дешевых, но бизнес приносил больше выгоды, чем это предполагалось поначалу.
Кампания, масштабно развернутая по всему земному шару, была обречена на успех. Людям нравилось чувство уверенности в том, что все, приобретенное ими, уж точно никуда не денется. А если и денется, то не сможет функционировать и сразу же найдется. Устаревшие датчики навсегда канули в лету. Доходы от госзаказов разных стран и рядом не стояли с теми прибылями, что приносил сбыт среди простого населения.
Так появились противоугонные чашки, машины, одежда и даже унитазы. Многие не безосновательно пытались понять, почему именно последнее нуждалось в такой тщательной защите, но товар имел спрос. Это значило только одно: есть люди, испытывающие в них несомненную необходимость, а, как известно, покупатель всегда прав.
Жарким летом 2437 года Аддиш Треф копался в клумбе местного парка. Оставалось пересадить еще несколько саженцев, прежде чем пойти на обед. Работа, вроде, спорилась, и время близилось к полудню. Все шло спокойно. Можно даже сказать, умиротворяюще. В этом секторе аномалии случались довольно редко. Те, что все же появлялись, как правило, оказывались небольшими и не несущими особой опасности. Монстры, хоть и невидимые, не могли причинить существенного вреда здоровью даже гуляющим животным. Именно поэтому префект решил определить сюда всего одного караульного.
Становилось жарко. Аддишу пришлось снять часть нагрудной брони и белую тканевую тунику, неизменно покрывавшую экзоскелет. Если боевое обмундирование можно было бросить прямо на землю, то накидку он аккуратно сложил на скамейке красным крестом кверху. Прохожие косились на происходящее с некоторым недоумением, некоторые – с недовольством. Треф не обращал внимания, давно уже свыкшись с подобным отношением. Правда, сейчас невольно вздохнул. Он давно думал о том, что Церковь уже совсем не та, что раньше. Несла ли она теперь в себе хоть какой-то смысл, для многих вообще оставалось загадкой. Выполняя функцию, скорее, представительскую в качестве всеобщего культурного наследия планеты, она еле сводила концы с концами.
Люди, недовольные праздношатающимися храмовниками, каждодневно заваливали префекты жалобами. Население целыми днями вкалывало, чтобы вытянуть мир из экономической клоаки. Беззаботные священнослужители многим мозолили глаза, поэтому главенствующий архиерей благословил храмовников на общественно полезную работу. Местные же власти бесплатной рабочей силе оказались только рады.
Уже более полугода Аддиш работал в этом довольно большом парке на окраине города, за которым раскинулся обширный пустырь. А сразу за ним, как оплот мирового финансового кризиса – большая свалка. В этом районе, в основном, проживали неблагополучные слои населения. Работяги, бывшие заключенные, вкалывающие на заводах корпораций за пару стел, матери-одиночки, потерявшие мужей-военных и живущие теперь на крошечные пособия. В общем, все те, кто не мог позволить себе жизнь в безопасных городах под мерцающим куполом. Зеленый клочок земли стал для многих отдушиной в это трудное время, поэтому преображение парка силами Трефа воспринималось на ура. Последний, в свою очередь, гадал, почему же его определили на такой спокойный относительно аномалий участок, ведь имелись и гораздо более проблемные сектора. Закрадывалась скромная догадка, нашептывающая, что сей факт, скорее всего, был связан с некоторой неопытностью молодого священника. Сан он принял чуть более года назад и еще не получил должную закалку. К тому же, иногда опаздывал на литургии, по поводу чего не раз получал не хилый нагоняй от начальства и ропот среди братьев. Оправдания в виде наличия у него маленького ребенка и связанного с ним хронического недосыпа, не принимались.
– День добрый! – веселый голос за спиной вырвал из задумчивости ландшафтного дизайнера-самоучку. Сегодня позже, чем обычно.
– Добрый, – не оборачиваясь, ответил крестоносец.
– Как работка идет? – сегодня собеседник просто излучал хорошее настроение.
Храмовник промолчал. Не то, чтобы недовольно или бестактно. Скорее, больше риторически. Остин Неб плюхнулся на скамью, вытянув руки по всей длине ее спинки. На тревожную реакцию своего молчаливого собеседника он ответил насмешливой улыбкой исподлобья. И, нарочито, саркастическим движением, изобразил стряхивание пылинок с поверхности лежащей рядом белой туники.
Местный полицейский тоже патрулировал парк, и в каком-то смысле они с Аддишем друг друга дублировали. Только один в качестве рабочего снаряжения использовал дубинку с нейрозамораживателем, а другой – четки, да садовый инвентарь. Ну и, само собой, где-то в глубине парка слонялся искусственный интеллект, в качестве силовой поддержки в этом неспокойном районе. Неспокойном, надо сказать, даже в светлое время суток.
Неб был одет по форме, не предусматривающей столь громоздкого, хоть и довольно дешевого, экзоскелета. Легкое обмундирование состояло из сплошного костюма из серебристого нановолокна, с датчиками физиологии, силовыми усилителями мышц и кучей электронных девайсов для обыденной коммуникации, позволяющих постоянно держать связь с различными государственными структурами. На поверхности одежды то и дело возникали тонкие ниточки питающего потока.
– Представляешь, сегодня ваши к нам пожаловали. Ваши! У нас! – немного наигранно посетовал патрульный.
– Ну, а чего ты хочешь? Рано или поздно это должно было случиться.
Остин посмотрел вглубь парка: зеленые растения слишком близко кустились друг к другу. Некоторые росли на почве, другие довольствовались исключительно достижениями гидропоники. Взгляд плавно скользнул вверх, туда, где вдали возвышался мерцающий купол мегаполиса. Время понемногу перетекало от прохладного утра к палящему полудню, а вместе с ним приходила нестерпимая скука.
– Слушай, дружище, ты же не Проявитель, да? – непонятно, чего в этом вопросе ощущалось больше: желания отогнать эту скуку или прервать свою же задумчивость.
– Нет.
– А в чем разница?
– Проявители сильнее.
Полицейский снова задумался. Кажется, в его голове протекал сложный мыслительный процесс. Рабочий день сегодня начался гораздо позже обычного, потому как утренняя планерка немного затянулась. На нее пришли крестоносцы, которых просили любить и жаловать. Любить и жаловать, конечно же, их никто не собирался, но кто же будет спорить с начальством? К тому же, все прекрасно знали, что руководству и самому не по нутру такие гости. Однако, сложившиеся обстоятельства требовали строгой субординации. Приглашенный лектор по классификации аномалий ситуацию особо не прояснил. Неб плохо разбирался в метафизике.
– Ради сопротивляемости нам приходится вкалывать каждый день, а Проявитель – это… – немного помедлив, пояснил Аддиш. – Ну… не знаю. Дар, что ли.
– А че сразу ордена? Их же вроде как кучу времени уже нет.
– Не я так решил. Людей с сопротивляемостью больше всего внутри Церкви. Видимо, так просто проще в плане организации.
– И что, прям всех в мире посчитали? – ухмыльнулся полицейский. —
А по-моему просто кто-то очень ушлый пытается вернуть свою былую влиятельность.
Аддиш промолчал, ибо точного ответа не знал. Людей, в той или иной степени имеющих иммунитет к воздействию монстров, насчитывалось крайне мало. В процентном отношении к общему числу населения планеты – какие-то сотые доли. Озвучивать теорию, каким образом этот иммунитет вырабатывался, мужчина не имел никакого желания. Солнце нещадно палило и пот градом лился со лба.
– Дар…– протянул погруженный в себя Остин.
Затем вдруг оживился, и на лице его вновь появилась беззаботная улыбка. Выгнувшись, полицейский слегка приподнял тело над скамейкой и поискал что-то в заднем кармане.
– Кстати, о дарах. Смотри, какая приблуда, – в руке Остина материализовался прямоугольный чип-носитель со встроенным питанием примерно размером с ладонь.
На поверхности небольшого предмета располагалось что-то вроде герба: континенты Земли, омываемые океаном из ярко-голубой светящейся энергии. Мерцая и вибрируя, она огибала стального цвета материки. Все это великолепие обрамляли две оливковые ветви. Некогда официальная эмблема Организации Объединенных Наций теперь заняла свое законное место на флаге Объединенной Земной Конфедерации, обозначающей суверенность по отношению к государственным образованиям Луны и Марса. ОЗК контролировала незыблемую монополию на производство противорадиационной брони, а теперь и брони против аномалий. В свою очередь, Луна и Марс, все еще находившиеся в зависимом полуколониальном состоянии от Земли, пока безропотно с этим соглашались. Эмблема лишний раз напоминала, кто есть в доме хозяин.
– Карманный щит, представляешь? Чего только не придумают, чтобы деньги зажать. Города обесточивают. Излучения от брони не хватает для заглушки разрывов. Даже внутри куполов уже людей жрут. Зато выдали эту фигню. Хотят, чтобы мы гонялись за этой шельмой, а сколько народу при этом помрет их не волнует. Эх! Мы щас для них расходной материал, – на секунду нахмурился полицейский, но потом вновь заулыбался, отогнав от себя негативные мысли.
– Ну, допустим, локализуете вы монстра, а что дальше делать собираетесь? – с недоумением спросил Треф.
– Ваших звать, я так понял. Поговаривают вы их того… голыми руками. А если кого за причинное место схватите? – заговорщицким тоном прошептал Остин, а потом неприлично захохотал.
Треф, впрочем, и к этому давно привык. И даже бесцеремонный, но все же положительный нрав полицейского совсем его не раздражал.
Диалог прервало назойливое чириканье. Прямо перед глазами Остина выскочила голограмма, на которой красовалось очень недовольное лицо. Полицейский невольно напрягся, ибо выражение этого самого лица не сулило ничего хорошего. Звонок тут же локализовался, дабы лишние свидетели не присутствовали на приватном разборе полетов.
– Дарова. Да. Нет…– патрульный снял перчатку из андроволокна, отстегнул нейрозамораживатель от ремня и взял его в руку, – Щас посмотрю… Да нет же, говорю, не мог я.
При первом же легком касании поверхности оружия по его окружности побежали красные буквы, дублирующиеся голосовым сообщением. Они крутились вокруг дубинки, будто спеша куда-то, а женский голос вещал: «Внимание, несанкционированный носитель. Подтвердите свой статус. Время до отправки протокола в центр учета составляет 59…58…57…». Цифры неукоснительно приближались к нулю и, несомненно, достигли бы точки назначения, если бы все вдруг не пропало. Бархатный голос замолк. Раздражающее своей краснотой предупреждение растворилось в воздухе. Остин глубоко выдохнул, но, судя по его напряженному лицу, собеседник на том конце связи все еще оставался очень недоволен.
– Да, понял. Спасибо, Динкруфт. Нет, настройки менять не буду. Нет, не потеряю. Вечером сдам. Обещаю, такого больше не повторится, – стараясь реабилитироваться, быстро и по делу отвечал Остин.
После завершения звонка он тяжело вздохнул и присвистнул. Что ж, такова была плата за хорошо проведенный накануне вечер.
– Проблемы? – почти с участием поинтересовался Треф.
– Пока нет, но, чувствую, скоро будут. На обед пойдешь?
– Дык рано же еще.
– Что-то я ужасно проголодался. Надо закинуть че-нибудь в желудок, за одно и расскажешь че там к чему, – потянулся полисмен и снова заулыбался.
Казалось, ничего, абсолютно ничего не могло его расстроить.
– Ну, пошли.
Аддиш никогда не отказывал в просветительской деятельности, однако, в данном случае сомневался, что от нее будет толк. И что жизнь вообще способна кое-кого хоть чему-то научить.
Кафе представляло собой обычную парковую забегаловку. Стандартные аляповатые цвета, радующие разве что детей. Непритязательное меню, и робот в качестве менеджера. Внутри ощущалась значительная прохлада. Система, формирующая внутренний микроклимат помещения, работала четко, как часы. После изнурительной жары снаружи это казалось чем-то особенно приятным. Зал насчитывал около десятка столиков из прозрачного стекла с обширным функционалом. Порт в центре стола доставлял посетителю заказ тут же после ее приготовления. Затем происходило недолгое самоочищение. Все проблемы, не относящиеся к наличию или отсутствию блюд, решал менеджер. Искусственный интеллект работал исключительно в рамках своей профессии, и другие сферы жизни не воспринимал.
Несмотря на ограниченное количество мест, народу собралось достаточно много. В подавляющем большинстве это были пришедшие на обед работники местной свалки. Несколько женщин из местного клуба матерей-одиночек с шумными, снующими всюду детьми что-то громко обсуждали, пытаясь перекричать собственных чад. Из-за этого в зале стоял непереносимый гвалт.
Само же меню представлялось нехитрым: несколько видов бургеров, бутерброды, оладьи с различными наполнителями, а также парочка диетических салатов. В общем все то, что не занимало много времени на потребление и вполне подходило для поглощения на ходу. В раздел «Напитки» почему-то добавили пилюли «Анти-голод», частично заменявшие однократный прием пищи. Они предназначались для тех, кто не любил долгий процесс жевания или просто не имел на это времени. В ситуации экономического кризиса подобное пользовалось бешеной популярностью.
Лавировать между излишне активными детьми оказалось не так-то просто – единственный незанятый стол стоял в дальнем углу забегаловки.
– Ууу, тут лучшие блинчики в городе, – блаженно морщился полицейский.
Круглое, жирное тесто со сливочным кремом поглощалось с завидным проворством, практически не разбавляясь содовой. Сразу видно, что радоваться мелочам Остин умел и делал это с превеликим удовольствием.
– Следи за оружием. Тут полно детей. Схватят, и не заметишь, – предостерег Аддиш.
Догадаться о том, что настройки в данный момент сброшены, было не трудно. Это означало, что выбор нового носителя мог произойти в любой момент, достаточно было только прикоснуться к поверхности дубинки.
– Ты прав, дружище, – обеспокоенно произнес патрульный, тревожно схватившись за оружие. – Эта штука стоит огромных денег. Там не только этот новомодный нейрозамораживатель. Все сделано из Фиды. Не только покрытие… Представляешь? Вот и приходится потеть, если случится что.
«Если что», несомненно, означало взятое по ошибке оружие коллеги. Изменение настроек с одного пользователя на другого, мягко говоря, не приветствовалось. Закрепление значительно снижало восприимчивость вещества к ДНК нового пользователя при последующем использовании. Поэтому Остин и предпочел не вводить свои данные, чтобы вернуть оружие его законному обладателю в первозданном виде. Однако, это означало, что подвижная незакрепленная ткань могла откликнуться буквально на любую ДНК, соприкасавшуюся с ней.
– Я, вообще, не понимаю, зачем в парке нужен живой полицейский. Да и зачем вам такое дорогое обмундирование? Что тут может случиться? Разве что ограбят кого или изнасилуют, но с этим и робот неплохо справится, – священник уплетал уже вторую оладушку и в нем вдруг проснулась тяга к общению.
– Деньги с госзаказов отмывают, к гадалке не ходи. Похеришь такую, – рука в перчатке скользнула по прибору, – административка и месяца четыре без зарплаты, как минимум, – вздохнул Остин, а потом захихикал в кулак. Поперхнулся и начал откашливаться. Запив содовой, он продолжил:
– Где-то месяца три назад казус случился. Ночью. Патрулируется парк как обычно, все дела. Вдруг крик женский, помогите мол спасите: грабят, насилуют, убивают. Наш робот туда, а там баба вся зареванная. И в кустах мужик сидит. Ну, о чем тут можно было подумать? Мужика в участок, бабу в больницу, автоматический запрос в суд и госпиталь. А потом оказалось, что у них такие ролевые игры были, мать их. Искусственный интеллект не вывез так сказать, не разрулил. Хрен пойми, че у этих женщин в головах творится… Устроила короче эта мамзель скандал в кабинете начальника, да такой, что аж стены дрожали. Весь участок потом ржал… Все б ничего, дык эти двое из каких-то шишек оказались. Босс красный ходил как рак, орал люто… Попортила она всем нервишки, ох попортила! С тех пор в этом парке железки не одни, – глубокомысленно закончил Остин.
Наконец, все встало на свои места. Аддиш понял, почему именно этот человек занял данный пост. Степени его коммуникативности многие могли бы позавидовать. Лучшего кандидата было и не найти.
Далее обед протекал в относительном молчании. Пока один приятель продолжал заказывать себе дополнительные порции блинчиков из обновленного меню, второй смотрел на менеджера, пытающегося устранить какой-то конфликт с посетителями. О чем именно шла речь понять оказалось не просто, так как события развивались слишком далеко, а детские крики все заглушали. Робот, полностью имитирующий телосложение человека, притягивал взгляд своей полупрозрачностью. Исключения составляли только отдельные части машины, не состоящие из высоко проводимой, подвижной материи, и предназначенные для скрытия программного обеспечения. Вместо головы – такая же полупрозрачная пластина, на которой, словно на экране, отображалось объемное лицо. Каждый раз это лицо менялось, в зависимости от собеседника, с которым приходилось иметь дело. Искусственный интеллект считывал характеристики посетителей и тут же подбирал методы коммуникации: от эмоций до тонких психологических приемов. И, конечно же, воспроизводил символы вежливости, характерные для культуры той или иной расы. Данные модели выпускались простенькими, незамысловатыми, без ненужной имитации кожного покрова и расширенных возможностей искусственного интеллекта. Впрочем, для этой работы большего и не требовалось.
Конфликт никак не желал разрешаться. Бедный дроид уже, наверное, устал улыбаться своим приятным юным личиком с миндалевидными глазами.
– Почему не проходит код? Нам нужно оплатить обед, мы опоздаем на работу! – верещал пожилой японец, глядя на свою обеспокоенную супругу.
Миниатюрная женщина лет пятидесяти что-то искала в своей сумочке. Наконец, она достала что-то похоже на небольшую флешку и протянула ее роботу.
Лицо его сменилось, изобразив виртуальный мужской образ с крепкими скулами и широким носом. Его большие зеленые глаза казались слишком неестественными.
– Госпожа, любые способы оплаты совершить временно невозможно. Мы проводим анализ, и уверены, что в скором времени проблема будет решена. На данный момент можем предложить только кредитный знаменатель, – пытался успокоить их менеджер.
– Нам не нужны никакие кредиты. Оплата нужна сейчас же! – вышел из себя мужчина. Бестактная смена лиц начала его раздражать слишком сильно.
Досадный возглас выдернул Аддиша из почти медитативного созерцания:
– А! Чертов хлам. Да проходи ты! Я хочу свой блин! – нервничал Остин.
Аддиш снова взглянул туда, вглубь зала. Дроид поменял лицо, на этот раз уже третье, а потом сделал это еще раз. Мужчина заметил, что речь его стала прерывистой и неразборчивой. Начались сильные помехи. Учтивые движения, предназначенные для умелого синтеза двух культур, сделались хаотичными и дерганными.
– Что-то не так, – беспокойно выдохнул священник.
Это было сказано негромко, будто про себя. Холодок пробежал по его спине. Тело напряглось, глаза рыскали по залу, отчаянно пытаясь нащупать то, чего так не хотелось видеть.
Время замерло. Кажется, мгновения растянулись в вечность. Слышалось собственное дыхание. Чувствовалось, как в висках пульсирует кровь. Воздух стал тяжелым и вязким. Таким, что неохотно втягивался в легкие, норовя перекрыть горло и задушить. Где-то далеко, словно за стеклом, гудели веселые голоса играющих детей и привычный шум общественного места. Мышцы словно застыли, в одно мгновение став дубовыми. Пришлось приложить значительные усилия, чтобы запрокинуть голову и посмотреть наверх. Оно находилось там. Еле уловимое глазом, практически незаметное. Его тело, вжимаясь в потолок, ползло обжигающим воздухом пустыни. Определить сразу, где начало, а где конец пришедшего гостя, оказалось не так-то просто. Был различим только исказившийся, замутненный воздух, переплетенный сам с собой подвижными нитями. Бесшумный хищник выжидал, выбирая свою жертву. Наполненный непрекращающимся голодом и жаждой крови, он был рабом собственной нужды в смерти, боли и свежей плоти.
Аддиш Треф на автомате вскочил со стула, который тут же исчез в пространстве. Практически одновременно с интуитивной, животной реакцией крестоносца последовало полное отключение всей электроники в зале. Мгновенно погасли вульгарные убранства столов, до этого щедро напичканные рекламой, меню и государственными памятками безопасности. Теперь это были обычные столы, причем не самого лучшего дизайна. Робот-менеджер окончательно заглох, вдогонку издав протяжные, лишенные всякой фильтрации металлические звуки. Кое-где замкнули фиолетовые потоки его материи, извергая в окружающую атмосферу газообразное вещество.
Еще до того, как мозг осознал, что все-таки происходит, пространство наполнилось острым ощущением тревоги, страха и грязи. Последняя скрипела на зубах так, что хотелось плеваться. Более того, создавалось впечатление, что грязь заполонила не только рот, но и легкие, кишки и мышцы.
Священнослужитель встретился глазами с Остином, поймав в его взгляде страх и недоумение. Не оттого, что приятель резко поднялся, напугав при этом позади сидящего посетителя, а потому, что тоже догадался о причине всеобщего выгорания электроники. Видимо, лекции по классификации аномалий все же не прошли даром.
Начав подозревать что-то неладное, люди стали беспокойно переглядываться и верещать. Дети невообразимым образом притихли. Глухая тишина, накрывшая всех с головой, казалось, стала непроницаемой.
Словно провисшая капля слизи, бесформенное, плохо видимое существо тяжелым липким телом шмякнулось с потолка. Первым, на что оно наткнулось, оказался стоявший во весь рост Аддиш. Пронзительный, полный ужаса крик одной из посетительниц породил настоящий хаос.
Существо, вопреки своему намерению и стремлениям, словно мячик, отскочило обратно наверх. Отпружинило оно бесшумно, издав разве что еле слышимый звук, похожий на шелест влекомых ветром листьев. Вспышка ярко-оранжевого пламени, похожая на небольшую волну, прошлась по потолку. На белоснежной поверхности отпечаталась огромная закопченная полоса. Система пожаробезопасности почему-то не сработала. Датчики упорно молчали.
Треф, оглушенный и сбитый с ног, валялся на полу. В ушах звенело, будто на голову надели металлическое ведро и хорошенько отколошматили железным прутом по его поверхности. Сквозь полуоткрытые глаза были видны только ноги, снующие вокруг. Люди в панике бежали к заблокированному электронным замком выходу, толкаясь и ничего не разбирая перед собой. Именно по этой причине мужчине как следует зарядили в грудь и лицо. И если экзоскелет защитил от первого удара, то последующий расколошматил нос в кровь. Резкая боль впилась в мозг одновременно с четким ощущением, что кто-то рванул сзади, стараясь поднять полуобмякшее тело. По неестественной для обычного человека силе храмовник догадался, кто это был. Остин Неб пытался поставить коллегу на ноги, одновременно расталкивая напирающих со всех сторон посетителей.
– Вставай, дружище, не время разлеживаться! – кричал в ухо Аддишу полицейский. – Работенка наклевывается!
Священник, будучи в шоковом состоянии, еле дотянулся до грудной части экзоскелета.
– Стандартная доза транквилизатора, – прошептал он.
Сплюнув кровь, Треф с прискорбием обнаружил, что кроме носа разбита еще и губа. После негромкого, но резкого шипящего звука его зрачки сократились, превратившись в маленькие, практически незаметные бусинки на голубой радужке глаз. Сознание стало стремительно возвращаться к своей исходной точке. Более того, благодаря допингу все стало восприниматься намного острее. Мысли выстроились в четкий, ясный план.
Монстр снова плюхнулся на пол и передислоцировался в центр зала, тем самым отрезав путь к выходу доброй половине посетителей. Те, в свою очередь, забились под столы, стойки и массивные горшки с цветами. Некоторые сидели на полу, обняв колени руками.
– Что будем делать, дружище? – дрожащим голосом спросил Остин.
– Что-то должно было его привлечь, – Аддиш осторожно глянул через плечо, прикидывая, какой следующий шаг предпримет существо.
То, что сразу бросилось в глаза, не вызвало никаких иных эмоций, кроме негодования. Среди всех посетителей, ничем не примечательных и обычных на первый взгляд, ярко выделялся только один. Он лежал чуть поодаль, в метре от соседнего столика. В отличие от других посетителей, очень молодой на вид мужчина почти не придавал признаков жизни и только изредка подергивал конечностями. Половину его головы покрывала металлическая пластина. Рука целиком являлась плодом кибернетического вмешательства. Полное отсутствие век не скрывало сферические глаза с зелеными точками вместо зрачков.
Легкие подергивания конечностей в какой-то момент перешли в мелкую дрожь, а потом в нечто, похожее на судороги. Точнее сказать, конвульсии. Тотальное отключение электроники не обошло и импланты усовершенствованной плоти. Сколько у паренька осталось времени без неотложной медицинской помощи, оставалось неизвестно.
– Легкая добыча, – с досадой выпалил Аддиш, – Дело дрянь.
Сиюминутная злость на мгновение вытеснила все остальные чувства: неужели у кого-то еще хватает смелости покидать города, будучи напичканным железом по самое «не хочу»?
Между тем, некогда совершенно прозрачное существо начало уплотняться. Из бесцветного желеобразного вещества, в которое оно постепенно превращалось, вырывались язычки красного, белого и синего пламени. Они то появлялись, то затухали: маленькие, жалящие и опасные. Температура в зале постепенно начала расти. Система кондиционирования, естественно, тоже приказала долго жить.
– Готовь свою приблуду, нужно его поймать, – Аддиш озвучил, в принципе, очевидный факт, потому как Остин уже держал в руке карманный щит.
Прибор успел обернуться в ярко-голубой мерцающий свет. Сразу возникла мысль, насколько дальновидны иногда бывают болваны из центра разработок.
– Я справа зайду, а ты слева, – предложил полицейский.
– Нет. Ты стой здесь и жди. Иначе он сожжет тебя, – возразил священник, – и приготовь щит.
Патрульный только сейчас заметил, что позади лежал парень. Трудно точно сказать, являлся ли он киборгом, ибо эту тонкую грань определить, порою, было совершенно невозможно. Неизвестно, догадался ли Остин о связи существа с лежащим без сознания парнишкой. Задавать вопросы сейчас – последнее, что собирался делать полицейский.
Аддиш Треф двинулся вперед. Медленно. Шаг. Еще шаг. Они смотрели друг на друга, пусть у одного из них и вовсе отсутствовали глаза. Однако, его пристальный взгляд ощущался всем телом. Напряжение нарастало, усиливаясь мертвой тишиной. Бесшумные вспышки пламени и те казались громче всего остального вокруг.
– Я знаю, кто ты, – полушепотом сказал храмовник, будто убеждая самого себя.
Аддиш не врал. Он действительно знал, кто перед ним. Вечно алчущий, неуправляемый, безумный в своей ярости монстр. Воплощение необузданной стихии, которая могла уничтожить все на своем пути. Обратная сторона двуликого Януса Пламени – Ифрит. Тот, кого нельзя схватить руками, вступить в рукопашный, пусть и неравный, бой. Его, даже мало-мальски проявленная плоть, не становилась беспомощной грязной субстанцией, как в подавляющем большинстве случаев. Ифрит сжигал заживо, опаляя плоть до костей. Единственное его слабое место – медлительность. Поэтому сегодня он пришел за добычей, которая не сможет скрыться.
Предметы физической реальности в большинстве случаев не являлись препятствием для непроявленных существ, находящихся в иной плоскости бытия. Разные же формы живых существ воспринимались, в основном, как источник пищи. Неочевидная перемычка, связывающая два разных мира, разрывалась с большим трудом. Люди, имеющие иммунитет, способны были достать пришельца в защищающей его невидимости и убить на пути к нашему миру. Правда, на убийство это походило мало, ибо существо не умирало как таковое. Потеряв свою целостность и способность цепляться за наш мир, остатки сущности незваного гостя проваливались в свою реальность. Назад оно не возвращалось, ибо создавать новую связь само по себе не умело.
Священник знал, что оружие Ифрита не возьмет. Для этого нужно было тело, полностью обретшее свою плоть. Сделать это могли только Проявители, к которым Аддиш не относился.
По мере движения храмовника вперед Ифрит потихоньку пятился, избегая нежелательно контакта. Монстр уже почувствовал опасность, но сдаваться просто так не собирался. Голод, словно мощный двигатель, заставлял клокотать все внутри.
Вперед, вперед. Всего-то нужно преодолеть одну незначительную преграду… Монстр знал, что опасен, знал, что силен, и что проявить его не смогут. Если противник не дурак, то не пойдет в рукопашную с огненной стихией. С пламенем не совладает никто. Так можно поступить с другими, но не с Ифритом. Он – особенный.
Аддиш закрыл глаза и застыл на месте. Четки, зажатые в кулаке, заставили хрустнуть костяшки пальцев. Тварь, зависшая в паре метров от мужчины, наброситься не решалась. Она лишь созерцала с тихой яростью, как тот что-то бормочет себе под нос, быстро перебирая тонкими, бледными губами. Остин Неб, явно ожидавший, что напарник кинется на монстра, малость прифигел от подобного развития событий.
– Дружище… – пытаясь привлечь внимание Аддиша, тихо прошептал он. – Ты чего? Че делать то?
Ответа не последовало, как и какой-либо другой реакции. По желеобразному телу монстра прошла мелкая дрожь. Начали вырываться мелкие, полупроявленные языки пламени. Вопреки всякой логике и собственной яростной природе, он оставался на месте, а происходящее все больше начало смахивать на театр абсурда.
– Пусти, – вдруг донеслось со стороны Ифрита.
От неожиданности Аддиш открыл глаза, не веря своим ушам. Он был готов поклясться, что не ослышался. Слишком разборчиво было произнесенное слово, и слишком шокировало оно своим осознанным звучанием. Подобных сюрпризов не ожидал никто. Поток бесшумных слов, произносимых четко и без запинок, прекратился.
Небольшое замешательство не осталось без внимания. Ифрит навис над препятствием жаркой, безумной злобой. Останавливала ее только боль, возникающая при приближении к человеку с иммунитетом.
– Ты – следующий, – прошипело существо с нескрываемой ненавистью.
Священнослужитель глубоко вдохнул и поднял руку, давая знать Остину, чтобы тот подготовил щит.
– Что ты сделаешь?! – взвыл монстр и рванул вперед.
Треф выгнулся дугой, уходя от лобового столкновения с Ифритом. Прежде, чем ладонь погрузилась в бесформенное тело, экзоскелет предусмотрительно окутал руку тонкой серебристой броней.
Пронзительный вой наполнил пространство. Монстр дернулся, силясь оторвать руку. Фиксируя заданное положение, экзоскелет стойко принял на себя весь удар. В воздухе почувствовался запах паленой плоти. Будучи не проявленным, прозрачное тело прошло сквозь все преграды и, коснувшись ладони, обожгло кожу огнем.
– Щит! – закричал что есть мочи Аддиш.
Лицо его стало пунцовым. Зубы сжались до скрипа. Кровь на лице запеклась от жара, обдававшего сверху.
Остин стремительно бросился в противоположный конец зала. Не подозревая о медлительности монстра, он решил отрезать твари путь к отступлению и не пустить того в парк. Пришлось упасть на четвереньки, чтобы проползти прямо под визжащим от боли Ифритом. Густая кудрявая шевелюра, всегда вызывавшая гордость, опалилась до самого черепа. От нее осталась только пара черных клоков на вздутой, покрывшейся выжженными язвами коже. Пламя прошлось и по плечам, выжигая плоть под тонкой тканью экзоскелета. Правда, не дойдя до поясницы, успело стихнуть. Чудовище, казалось, и вовсе этого не заметило.
Трясясь от боли, Остин вытирал с лица струи собственной крови, попадавшей в начинавшие слепнуть глаза. Пришлось напрячь все внутренние резервы, чтобы не упасть в обморок от шока. Костюм никак не среагировал на состояние своего носителя и не ввел экстренную дозу обезболивающего. Времени же на то, чтобы механически ввести под кожу запасную капсулу транквилизатора не осталось совсем. Полицейский тысячу раз проклял тех болванов, которые проектировали костюм. Самоуверенных, заносчивых болванов, полагающихся только на абсолютно надежную технику. По их мнению – надежную.
Устройство, заблаговременно активированное ДНК-кодом, упало точно под монстром. Окончательно осознав, что легко не отделаться, Ифрит начал отчаянно биться, реветь и пытаться подняться наверх. Полупроявленная плоть, обретя уже некоторый вес, сделать этого не дала. Путь к отступлению резко поменял свое направление. Теперь он лежал прямо через полицейского, лихорадочно искавшего спасительную дозу транквилизатора в одном из карманов. Голубой, с чуть синеватым отливом свет тонкой стеной преградил пришельцу путь прямо перед трясущимся Остином. Щит успел включиться за мгновение до того, как монстр прошелся бы по нему своим раскаленным телом.
Удар, снова рев. Энергия щита замкнулась. Вокруг Ифрита образовался цилиндр, поймавший пленника, словно в консервную банку. Теперь деваться было некуда. Везде – тупик. Сбоку, сверху, снизу. Аддиш отстегнул часть экзоскелета, сбросив его с руки, обожженной по локоть. Впрочем, не так сильно, как плоть его напарника. Хотя, если признаться, легче от этого не становилось. Транквилизаторы едва покрывали болевой порог. Остин же, уже успев вколоть себе двойную дозу лекарства, с блаженством откинул голову.
Стихия забилась внутри своей тюрьмы. Она рвала и метала. Жар раздувался, словно мехами в кузнице. Ифрит не собирался сдаваться без боя.
На поверхности энергетической брони начали вспыхивать тоненькие беловатые трещинки. Разрывы становились все больше, оплетая своей паутиной голубую энергию. Питания явно не хватало, чтобы сдержать такого мощного монстра. По сравнению со среднестатистической тварью он был слишком силен.
Удар, удар, удар. Трещины, ставшие опасно широкими, объяли всю готовую уже вот-вот лопнуть броню. И она лопнула, выпуская обезумевшего пленника на свободу. Тот метнулся ввысь с диким ревом, поднимая свое тучное, отяжелевшее тело. И завис. Замер резко и неожиданно, не сумев подняться выше. Израсходовав львиную долю мощи на преодоление преграды, он занял выжидательную позицию. Либо для новой атаки, либо для бегства.
Портативный щит остался прямо под ним, и приятный женский голос начал прерывисто вещать: «Внимание! Нехватка заданной мощности, ожидайте перезаряда устройства. Повышение потенциала на два пункта». Тихие щелчки отметили старт перезарядки. В это время у Аддиша Трефа в голове пролетали возможные варианты, каким образом можно достать устройство из-под Ифрита. Поспешно оглянувшись, он не нашел подходящего длинного предмета. Вокруг не нашлось ничего, чем можно было бы дотянуться до лежащего на полу устройства без угрозы оказаться испепеленным. Универсальный, гладкий, без сучка и задоринки дизайн помещения не оставлял ни единого шанса. Полицейский, как это ни странно, сразу догадался о мыслях священника. Вернувшись из сладкого забытья в реальность, он отстегнул от бедра дубинку и с силой бросил ее сквозь тело монстра. Соваться в это пекло снова у Остина не было никакого желания, ибо самоотверженное геройство и так уже стоило ему слишком многого.
Как только поверхность оружия коснулась обожженной ладони, послышался знакомый женский голос, озвучивающий очередной стандартный протокол. Слова прерывались, теряясь в пространстве: «Внимание! Настройка на нового носителя начата, дождитесь окончания загрузки, осталось десять…девять…». Размышлять о номенклатурных перипетиях не оставалось времени, как и о возможных проблемах для Остина. Аддиш распластался на полу и принялся подползать на пузе под Ифрита. Тот, сообразив к чему идет дело, со всей дури опустился вниз огненным телом, преграждая единственный путь к спасению.
Внезапно вновь проснулась девушка, приятным, но официальным голосом пытаясь донести какую-то информацию. На этот раз слова заглатывались практически целиком, и уже невозможно было разобрать, что именно она говорит. Даже рассчитанная на сверхперегрузки электроника государственного резерва не выдерживала натиска пылающей стихии. Щелчок. В пространстве отпечаталась четкая, идеально слышимая фраза: «Настройка завершена. Текущий носитель утвержден». А затем – протяжный рев. Рука машинально дернулась, прошив твердым веществом все тело монстра и оставив в нем глубокую, черную борозду. На дубинке – ни царапины, и даже не оплавилась ткань «Fidela».
Мысль, словно стрела, пронзила мозг. Священник мгновенно все осознал. Он вскочил и набросился на Ифрита. И начал бить со всей силы, опуская неожиданно приобретенное оружие в податливое, желейное тело. Монстр завизжал, перекатываясь с боку на бок. Обманчивую бесцветность заполонил густой черный дым. Начавшая проявляться огненная плоть являла миру непрерывный поток пламени. Его языки вспыхивали и затухали в тщетной попытке дотянуться до своего истязателя. Сквозь мутнеющее тело стали заметны яркие огни перезаряженного щита. Аддиш принял единственно верное решение: полностью, по плечо погрузить левую руку во все больше проявляющееся существо. Как только он нажал кнопку, голубая энергия вновь метнулась вверх, кое-где, словно лезвие, разрезав податливую тушу монстра. Серия ударов дубинкой повторилась вновь. На этот раз рева не последовало. По полу растеклась полупроявленная оранжево-коричневая масса. Потеряв всю свою способность опалять и плавить, она вдруг приобрела свойство источать нестерпимую вонь. Густой черный дым, покидающий полупроявленную плоть, начал проваливаться в свою реальность.
Щелкнули пришедшие в чувство датчики пожаробезопасности. С потолка полилась плотная водяная масса. Остин Неб залился истерическим, безумным смехом.
Где-то в глубине зала, раскрыв рот и скрючившись в неестественной позе, лежал мертвый юноша. На его потухший бионический глаз падали капли, тут же стекавшие с твердой холодной поверхности. Они касались кожи, начавшей уже остывать.
Вдалеке послышался истошный вой приближающихся сирен.
Аддиш Треф стоял посреди лужи грязи, крови и слизи, а с его рыжих волос падали капли смешанной с потом воды. Обожженная рука дрожала, отчаянно сжимая оружие из вещества «Fidela». Казалось, расплавленная кожа прилепилась к рукояти так сильно, что оторвать ее можно было только с мясом. Аддиш и не думал отпускать оружие. Теперь – уже никогда. Теперь оно было продолжением его сердца.
Так началась совершенно другая эра. Эра абсолютно нового оружия, filo de fidela. Сынов Преданной.
Глава 3. Ничего личного, просто бизнес
И ввел я вас в землю плодоносную,
чтобы вы питались плодами ее и добром
ее; а вы вошли и осквернили землю
Мою, и достояние Мое сделали
мерзостью
Иеремии 2:7
2385 год. За 52 года до появления «Сынов Преданной».
Уже к 2385 году Дифодол-и-Ддидас стал одним из крупнейших научных городов Объединенной Земной Конфедерации. Сюда съезжались все самые светлые умы планеты. Требовалось не мало постараться, чтобы получить работу в таком месте. Зато редкий работодатель читал дальше скромной пометки «предыдущее место работы: Дифодол-и-Ддидас…». Молодым и не очень ученым всегда находилось место в этом мире. Конечно же, желающих покинуть рог изобилия встречалось не так много. Страшно представить, сколько миллионов монеро ежегодно вкачивалось в Дифодол-и-Ддидас на различные разработки.
Определенная доля загадочности всегда окружала спокойный уклад города. Казалось, он жил отдельно от всего остального мира. Тут воплощались в реальность проекты, которые казались, скорее, мифом, чем просто несбыточными фантазиями. Методы эффективной терраформации, первые гравитаторы и, конечно же, противорадиационный щит – вот то немногое, что составляло вершину айсберга бесчисленного числа изобретений. Полезных, и не очень. Здесь же увидела свет и «Fidela». Это дало толчок расцвету города как маленького государства в государстве с колоссальными инвестициями извне. С тех пор, как человечество устремило свой взор в космос, заказы на научные разработки текли рекой. Каждый из сильных мира сего пытался успеть застолбить место там, где большие деньги могли принести еще больше денег.
Белый, синий и зеленый – официальные цвета Дифодол-и-Ддидас. Вся архитектура проектировалась в едином дизайне, не терпя никаких беспорядочных линий и направлений. Изначально она задумывалась с грандиозными взглядами в будущее. Человечество хотело доказать, что прогресс не остановить и свою безоговорочную уверенность оно выразило амбициозно. Первая половина города была построена прямо на волнах Лионского залива. Ожидалось, что со временем станет возможным поднять постройки высоко над водой, воплотив на практике будоражащую теорию об антигравитаторах. Парящий город стал бы символом человеческого разума.
Здания, словно соты, располагались вовсе не в хаотичном порядке. Они аккуратно группировались, и их белые бока идеально гармонировали с цветом океана. Зеленые деревья нагружали строения, превращая их в небольшие плавучие острова. Медленно расползаясь по суше, спустя несколько десятков лет город расширился и вышел далеко за пределы залива. Несмотря на это, он не сменил своих сдержанных цветов. Университеты и научные центры составляли основу белого города, утопающего в зелени. Аккуратные купола зданий неизменно красились в синий цвет, символизируя стремление вверх.
Изобретение антигравитаторов все затягивалось, и встал вопрос о дальнейшем существовании проекта. Пришлось его отложить в долгий ящик, и в результате наземная часть Дифодол-и-Ддидас оказалась лишена тех архитектурных решений, что применялись на бирюзовых волнах. Кто-то счел это отступлением от цели, но все понимали, что так просто дешевле. Учитывая, что на суше осуществить многие из задуманного оказалось гораздо трудней, а что-то невозможно в принципе.
На территорию Дифодол-и-Ддидас не допускались лица, не относящиеся к зарегистрированным жителям. Вход осуществлялся строго по пропускам. Это исключало превращение города в обычный, когда семьи сотрудников, преподавателей и студентов начинали разбавлять научную составляющую. Именно из-за этого многим пришлось выбирать между карьерой и личной жизнью. И большинство выбирали первое.
Приятное субботнее утро 2385 года сулило для Майера Варгандфида большие перспективы. Именно в этот день должна была состояться очень важная встреча, которая могла перевернуть всю его жизнь. Наспех сваренный кофе уже раза два окропил белый халат, пока молодой мужчина носился туда-сюда, пытаясь собрать воедино ключевые документы своих научных разработок. К слову, не выпуская чашку из рук. Казалось, пятна совсем его не волновали. Да и не очень опрятный халат со следами отсутствия попыток устранить предыдущие оказии говорил о том, что внешний вид, в целом, мало заботил молодого ученого. Если бы не самодостаточный в плане ухода за собой материал одежды, то все выглядело бы совсем плачевно.
Накануне раздался звонок. Молодой, очень вежливый человек с располагающей улыбкой на лице сообщил о желании кое-кого встретиться с Майером в неофициальной обстановке. Этот некто заинтересовался плодами трудов его отца.
Гонтар Варганфид всю свою жизнь отдал науке, при этом прослыв добродушным, веселым стариком. Он вдохновлял окружающих в стремлении осуществлять неосуществимое, и помогал многим талантливым студентам найти свое место в жизни. Его любили и уважали. Пришло время, и совсем молодой Майер вступил в команду, став предметом гордости и бесконечного доверия. Сын всеми силами старался оправдать ожидания, целыми днями корпя над учебниками и не вылезая из лаборатории. Это оказался тот редкий случай, когда отец ценил старания своего ребенка, а он, в свою очередь, действительно имел незаурядные умственные способности. Майер унаследовал гибкость мышления и нестандартное видение реальности, что позволяло находить неожиданные решения в сложных вопросах. Редко кто мог заикнуться о том, что место в престижной команде разработчиков парню досталось по «блату». Хотя, безусловно, так оно и было.
После смерти Варганфида-старшего многое изменилось. Какие-то проекты, ведомые лично им, пришлось закрыть. Часть команды разбежалась, решив, что Майер не потянет дело отца в силу своего юного возраста. Некоторые остались, отдавая дань уважения памяти Гонтара.
Молодой мужчина уже несколько лет вел пару амбициозных проектов практически в одиночку. Добиться финансирования оказалось не такой уж и простой задачей, потому как затянувшиеся разработки мало кого привлекали. Без дохода даже самые идейные сотрудники начинали колебаться, принявшись прощупывать почву в других, более перспективных местах.
В дверь постучали.
– Входи, Флорри.
Приятной наружности женщина мягко впорхнула в просторный кабинет, радуя глаз длинным голубым платьем.
Флорри, или по-другому «Аrtefarita Inteligenteco «Floro» gen.4», работала секретарем. В основе мыслительных функций прототипа лежал искусственный интеллект четвертого поколения. То бишь, самого последнего, введенного в широкую эксплуатацию относительно недавно. После правовой неразберихи, случившейся почти сотню лет назад, ОМК строго контролировало рамки мыслительных функций и возможности сознания новоиспеченных роботов. Новые стандарты пришлось установить, когда встал вопрос об их позиционировании самих себя в мире людей. В определенный момент времени сознание дроидов превзошло самого человека, и в силу своей более стабильной природы составило конкуренцию ему самому как виду. Все бы ничего, так как протоколы, ограничивающие возможности роботов, все еще работали как часы. Ситуация усугубилась тем, что люди, некогда бывшие живыми, но выбравшие существование в цифровом мире, начали переселять свои сознания в более крепкие тела дроидов. Человек, имеющий ничем не ограниченное сознание и практически бессмертную оболочку, объявил искусственный интеллект своим братом. Не только по положению в обществе, но и по оружию. Всемирный переворот тогда удалось избежать руками самих же роботов, задействовав экстренный протокол защиты. С тех пор вопрос курировался строжайшим образом, разграничив области влияния каждого вида в своей нише.
– Мистер Варгандфид, вас ждут. Машина уже внизу, – мило улыбнулась секретарь, показав ровный ряд белоснежный зубов.
– Конечно, уже спускаюсь, – ускорился ученый.
Чашку все же пришлось поставить на стол, задействовав уже обе руки. Желание попросить Флорри о помощи исчезло так же быстро, как и появилось. Почему-то не хотелось, чтобы кто-то прикасался к личному, сокровенному. Однако, Майер все же любил, когда женщина к нему заходила. Явно предпочтение отдавалось живому общению вместо призрачных дистанционных голограмм. Для своего юного возраста Майер был слишком старомоден.
– Вы в этом точно уверены? – мужчина лет пятидесяти сидел в удобном кресле дизайна еще тех времен, когда люди из всех благ цивилизации больше всего ценили коней.
Будучи довольно тучным по своей природе, он полностью занимал полость внутри мебели. Будто в изысканное, винтажное кресло тело основательно вросло. Мягкие изогнутые подлокотники деликатно поддерживали напирающие со всех сторон бока.
Откинув край классического пиджака, мужчина ловким движением выудил из-за пазухи большую сигару. Начался приятный, вдумчивый ритуал. Маленькая карманная гильотинка обрезала сигару чуть выше своих плечиков. Зажегся беспокойный огонек, заставивший тлеть ее край красным. Изящный, грациозный дым, танцуя и извиваясь, пролетал сквозь висевшую в воздухе полупрозрачную голограмму. Картинки на ней постоянно мелькали, отображая то какие-то сложные вычисления, то моменты из жизни различных насекомых.
– Абсолютно. Все перепроверили несколько раз, – ответил высокий худощавый собеседник.
Трудно сказать, сколько именно составлял его рост, потому как сидячее положение не позволяло сделать однозначные выводы. К тому же, излишняя худоба визуально увеличивала рост. Несмотря на то, что ткань официального костюма, облачавшего гостя, состояла из интерактивного волокна. Кресло под длинным, жилистым телом явно не вписывалось в общий интерьер. Являясь продуктом уплотнения мобильных частиц посредством локального гравитатора, оно раздражало своим примитивным минимализмом. Любовь к утонченности тут явно не обитала.
– Господин Гэддифол, вы же понимаете, какой это риск? – важно спросил толстяк, выпуская густой дым из маленького объятого щеками рта.
– Мы все прекрасно понимаем, – вмешался в короткий диалог третий участник, сидевший на элегантном диванчике напротив двух остальных.
Хотя, он скорее полулежал, опершись о подлокотник. По сравнению с другими мужчина выглядел довольно молодым. Возраст не больше сорока лет, рост чуть меньше среднего и приятные, немного изнеженные черты лица. Последние не несли в себе и тени пластических изменений. К слову, при его должности следовало бы сделать более представительный, можно сказать, суровый облик. Овальное, без единой жесткой черты лицо выглядело несколько прилизанным, особенно вкупе с острым выпирающим носом прямо посреди бледных гладких щек. Однако, внешность несколько сглаживалась хорошо посаженным костюмом серо-голубого оттенка с немного металлическим отливом. Мужчина решил не менять своих природных данных, руководствуясь вполне понятными причинами. Ллевид Бид, всемирно избранный президент Объединенной Земной Конфедерации, не любил показушных действий, и отдавал предпочтение профессиональным качествам, нежели внешнему виду.
– Однажды мы уже упустили монополию на планетарные гравитаторы, и теперь Марс наступает нам на пятки, – задумчиво продолжил президент. – Он развивается слишком быстро. Их либеральное движение выходит из-под контроля, господин Бастеррог. Не пройдет и полвека, как мы потеряем над ним контроль.
– Можно просто ограничить им поставки, – предложил Трихос Бастеррог, чуть колыхнув обширными щеками. – Как вариант…
– И поставить под угрозу сотни тысяч жизней. Я представляю интересы Земли, но никак не готов выступить палачом, – ответил Ллевид, каким-то образом нащупав тонкую эмоциональную грань между возражением собеседнику и уважительным посылом к нему же.
– Согласен. Единственный шанс сохранить лидирующие позиции надолго —монополизировать телепорты, – поддержал президента Гэддифол Гаунд. – И вам, как крупнейшему магнату транспортной промышленности это должно быть интересно в первую очередь.
– Если телепорты будут работать так, как задумано, то не станет ни машин, ни дорог. Что нам останется? Космические корабли, в лучшем случае? Я рискую потерять все, – прищурился толстяк.
Казалось, дым попал ему в глаза, но это было не так. Мужчина волновался, и пытался это скрыть. На кону стояло слишком многое. Если изобретение антигравитаторов только упрочило бы лидирующие позиции в бизнесе, то порталы дистанционного перемещения могли его просто уничтожить.
– Не только вы, – улыбнулся сидящий в кресле, не вписывающимся в интерьер. – Вопрос финансирования стоит даже не так остро, как необходимость подготовки транспортной системы. В любом случае, нынешние доходы и рядом не стоят с теми, что принесут мгновенные перемещения в любую точку планеты. Да что там планеты… После первых успехов придется отбиваться от желающих включиться в проект.
– Если вы гарантируете мне то, что обещали, то получите сумму, на которую рассчитываете, – облизнул несуществующие губы Бастеррог.
– Есть только одна загвоздка. Паренек очень принципиальный, и может пойти на попятную, – вставил свое слово Ллевид.
– Я вас умоляю, господин президент, – усмехнулся транспортный магнат, хотя всем показалось, что он хрюкнул. – Если молодой человек не согласится, значит, вы просто мало предложили.
Повисло неловкое молчание. В этот момент каждый погрузился в свои мысли. Занятно, но господин Гэддифол Гаунд думал о том, какая интересная метаморфоза происходит с модными тенденциями в современном мире. Глядя на толстяка, становилось немного противно. Когда-то худоба и подтянутость считались хорошим тоном. Признаком успешности. Нынешние реалии стремительно менялись. Современность почти не предлагала еду без модификаций и всевозможных имитаций пищевого «благополучия». Ты ел жирное, запивая сладким, которое в действительности не содержало жира, а сладким в и помине не было. Триггер нейронных связей. Дешево, сердито, прибыльно. В организм поступала минимальная доза необходимых для жизнедеятельности организма пищевых добавок, утвержденная Министерством Здравоохранения ОЗК. Остальное – белковый наполнитель, который трансформировался в кишечнике, имитируя действие натуральной клетчатки. С одной стороны, дело полезное и нехитрое, а с другой имело свои психологические последствия для социума. Располнеть стало гораздо трудней, чем оставаться стройным. Натуральные продукты стоили баснословных денег, и отъесть такой внушительный второй подбородок, несомненно, должно быть под силу только очень состоятельному человеку.
Сам же виновник возникших раздумий отключил порядком уже надоевшую голограмму. Размышляя о своем, он только вскользь упрекнул Гэддифола в том, что из уважения к хозяину дома тот мог бы не приходить с собственным стулом, и любезно принять имеющийся интерьер как должное. Тем более всем известно, насколько он любил старинную, будуарную атмосферу и трепетно относился к тому, что его окружало. В принципе, на том и закончил.
И только президент не думал ни о чем. Он жаждал действий. Встав со своего места, он подошел к окну, наполовину завешенному тяжелой шторой. Яркий солнечный свет пробивался в полуосвещенную комнату, отчасти падая на потухший камин. В солнечных лучах кружили пылинки. Наступила осень, и на улице уже стало холодать.
– Или мы, или Марс, – тихо сказал Ллевид Бид, глядя вдаль на бирюзовый залив, где широко раскинулся Дифодол-и-Ддидас.
Молчание продолжилось еще совсем недолго, так и не успев стать неловким. Его нарушило входящее сообщение.
– Мистер Трихос Басстеррог, к вам Майер Варгандфид. Ему назначено, – вежливо оповестила голограмма, на том конце которой сидела очаровательная девушка с огненно-рыжими волосами.
– Конечно, дорогая, пусть войдет.
Майер зашел в небольшое помещение, размер которого, скорее, добавлял уюта, чем экономил пространство. Густая тьма поначалу обескуражила, так как после полуденного света что-то разглядеть оказалось просто невозможно. Несмотря на это, он решил не прибегать к помощи корректоров зрения, встроенных в глазные яблоки. Через некоторое время организм должен был сам адаптироваться к полумраку.
Чувствовался стойкий запах хороших сигар. Спокойный дым расслаблял, наполняя комнату. Буквально через несколько секунд стало светлее. Стоявший у окна человек небрежным движением руки откинул тяжелую штору с золотистой вышивкой. Свет заполнил кабинет, создав схожую с вечерней атмосферу. Гэддифол Гаунд поднялся и учтиво пожал руку молодого ученого, вежливо указав тому на свободное кресло. Толстяк кивнул, в знак приветствия, но не встал. Никто его в этом не винил. Только последний из тройки остался стоять лицом к окну, отвернувшись от всего происходящего. Не поздоровался, и не пожал руки. И, казалось, даже не собирался показывать своего лица.
Варгандфид заметно нервничал, не зная куда себя деть. Он неловко опустился в кресло, крепко сжимая в дрожащих руках кожаную сумку с самым сокровенным, что имел в своей жизни. Мелкие капельки выступили на широком, бледном лбу. Пришлось выудить из кармана платок и осушить вспотевшую кожу. Конечно, нехорошо проявлять волнение в такой ответственный момент, но крепкие нервы отличительной чертой Майера никогда не были.
– Как доехали? – учтиво начал Гаунд.
– Благодарю, очень хорошо. Тут недалеко, – прозвучало нарочито спокойно.
На лице ученого скользнула мимолетная, неуверенная улыбка. Попытка разрядить обстановку с треском провалилась.
– Чаю? Кофе?
– Нет, благодарю.
– Полагаю, вас известили о цели наших интересов, – не стал ходить вокруг да около сухощавый мужчина.
– Да…
– И что вы готовы рассказать нам по этому поводу? Что можете предложить?
– П-примерно месяц назад, – запнувшись, начал Майер, – Drosophila melanogaster и Blattella germanica… Это… Мы смогли переместить их… На сегодняшний день это самые высокоорганизованные биологические виды, которые удалось телепортировать. Никто пока даже не приблизился к тому, чего удалось добиться нашей команде.
При этих словах на лице молодого ученого появилась немного горделивая, даже блаженная улыбка. Конечно, не специально. Однако, она была замечена и произвела располагающее впечатление.
– Дрозофила, насколько я осведомлен, мертва. А таракан? – толстяк смачно затянулся тут же выпустив новую струю сладковатого дыма.
– Да… Она перемещение, к сожалению, не пережила. А вот таракан до сих пор жив. Наблюдение ведется круглосуточно. И все же, это невиданный прорыв, несмотря на некоторые неудачи. Сам факт того, что удалось перенести органику такого сложного организма, без потери структуры…
– Вы уже связывались с кем-то по этому поводу? Политика конфиденциальности города пока не позволяет освещать эту тему в СМИ, но не запрещает заключать контракты и получать гранты, – довольно грубо прервал Бастеррог, больше понимающий в финансах, нежели в физике или биологии.
Майер сжал губы. Не хотелось признаваться, что на днях прошла встреча с представителями Марса и Луны. Они изъявили желание выделить на проект баснословную сумму в двести миллионов монеро, и, что немаловажно, с гарантией дальнейшей поддержки. Кроме всего прочего, переговоры имели один серьезный пункт, имеющий, скорее, момент этический, нежели коммерческий. Оппоненты Земли не накладывали права вето на патент. Это означало, что никакой монополии на производство и реализацию не будет.
– Полноте, мистер Варгандфид, – будто прочел его мысли Трихос и многозначительно посмотрел исподлобья. – Мы все понимаем, что Марс крайне заинтересован в этом проекте. Нет ничего зазорного в том, что вы ищете спонсоров для своего детища. Но вы же понимаете, что ни одна колония, даже быстро развивающаяся, даже с устойчивой экономикой и богатыми ресурсами, не способна потянуть такое серьезное дело? Вы рискуете встрять еще на долгие годы. Как это сделал ваш отец.
Отмашка достигла цели, хоть и походила на удар ниже пояса. Сказанное оспаривать никто не стал. Юный Варгандфид понимал, что такая крупная неудача может стоить ему не только дела всей жизни, но и карьеры в целом. Успех напрямую зависел от того, хватит ли финансирования. В идеале хотелось выбить из инвесторов еще хотя бы сотню-другую миллионов.
– Время покажет, – взгляд молодого человека уперся в пол. Прямо на персидский ковер, мягкость которого чувствовалась даже сквозь подошвы обуви.
– Не волнуйтесь за Марс. Он никуда не денется. Будет так же развиваться… Глядишь, раз, и не угонишься. Вспомните, еще каких-то двести лет назад эсперанто был разве что мечтой гуманистов-романтиков, а сейчас это мировой язык. Да и ОЗК вовсе не существовала как государственная структура, – в пространство выпустилась новая, густая, пахучая струя дыма. – Прогресс не остановить. Мы лишь хотим сохранить баланс вселенной, так сказать…
– Это был, скорее, вынужденный компромисс, чем прогресс – голос Майера зазвучал растерянно. – А какой же компромисс тут?
Попытка углубиться в нравственную сторону вопроса оказалась не самым удачным способом подойти к главной теме разговора – количестве инвестиций. Ученый понял это уже после того, как произнес фразу. Выдохнув, он пожалел о том, что не послушался Флорри, советовавшей ему послать на встречу вместо себя ушлого семейного юриста. Тогда личное присутствие казалось знаком уважения, готовности сотрудничать… Сейчас же все представлялось не несколько ином свете.
– Государства всегда конкурировали за свои лидирующие позиции. В этом нет ничего криминального, – любитель дорогих сигар развел пухлые руки в стороны. – А вот то, что пауки в банке нашли в себе силы не кусать друг друга, а сообща открутить крышку и выползти в большой, неизведанный мир – это общая, колоссальная заслуга всего человечества. И что с того, что внезапное дружелюбие стало следствием страха перед гибелью цивилизации? Главное – результат, а он феноменален. И сохранение этого результата – наша задача. Если конкуренция продолжится, но уже в масштабах целых планет, то что станет с человечеством?
Эти слова заставили Майера задуматься. Повезет ли цивилизации снова? Сможет ли она удержать собственные амбиции и не влезть в гибельное соперничество? Сотни лет назад Земля находилась на пороге третьей мировой войны. Напряжение нарастало, никто не хотел идти на уступки. Все чаще вспыхивали локальные войны, метастазирующие, словно раковая опухоль и превращающиеся в поле борьбы за влияние лидирующих государств. Казалось, пузырь нетерпения вот-вот лопнет и небо вспыхнет огнем ядерных взрывов. В этот момент и произошла трагедия, которая, ко всеобщей неожиданности, предотвратила еще большую трагедию. Пандемия, прошедшая своей смертельной волной по всему земному шару стерла в прах не только амбиции многих стран, но и их экономики. Впрочем, ненадолго. Страны, бросившие значительные ресурсы в разработку вакцины заявили о собственном привилегированном положении. И мало кто мог с этим поспорить. Так продолжалось около тридцати лет. Ровно до того момента, когда вторая волна совсем иной болезни не уравняла всех. Цивилизация, понесшая значительные людские потери, с растерзанной вдрызг экономикой, не могла оправиться полвека. Можно сказать, повезло, что она не поглотила сама себя. С тех пор начались совсем другие времена. Человек вдруг осознал, что не имеет спасительного аэродрома. Осознал со всей той глубиной ужаса, что заставляет остервенело искать решения в ситуациях, казалось, безвыходных. Готовность сотрудничать и слушать друг друга взлетела до небес. До небес в прямом смысле этого слова. С бешеным энтузиазмом началось освоение космоса. Наученная горьким опытом, ни одна страна мира не стала продвигать свой язык в качестве единого космического. Общим решением им стал эсперанто – нейтральный, универсальный, объединяющий.
Влияние покорения звездного пространства изменило мир до неузнаваемости. Эсперанто стремительно ворвался в быт не только колоний, но и самой планеты Земля. Улетавшие и возвращавшиеся со временем покорители космоса использовали его уже как основной. Сложилась необходимость изучать язык по всему миру. Прошло совсем немного времени, а эсперанто уже стал вторым государственным во множестве стран. Этому поспособствовала и единая валюта «монеро», в которую обращались все вложения общего космического бюджета.
Ученый прекрасно понимал, чего от него ждут и чего хотят. Несмотря на всю правильность вышесказанного, условия спонсорства, без сомнения, будут содержать передачу права на патент. Это могло означать только одно: спутники и планеты-колонии окажутся не у дел.
– Я не могу передать вам права на наши с отцом разработки – это общечеловеческое достояние, – юноша нашел в себе силы с уверенностью объявить свою принципиальную позицию.
– Сколько вам предложили? – наконец, заговорил худощавый Гаунд, чуть наклонившись к собеседнику и обескураживающе взглянув в его глаза.
– Чтобы воплотить проект в реальность, требуется оборудование. Очень дорогое… Даже при современном развитии технологий. Я не говорю уже о том, сколько понадобится времени для теста безопасности основных элементов… – слова не содержали ни капли лжи, но паренек явно набивал себе цену.
Худые, короткие пальцы с большими костяшками сильней сжали кожаный портфель, вызвав тем самым характерный хруст.
– Мы предложим больше, но монополия останется у нас. А у вас – деньги и слава. Навсегда.
Ученый сомневался. Он не знал, о какой сумме идет речь, а озвучить желаемую у него не хватало моральных сил. И если совсем уж честно, главная причина сомнений заключалась вовсе не в финансовом вопросе, а в нежелании отдавать права на разработки. Сделать это – означало переступить через собственные принципы, гордость, и, в какой-то степени, предать все человечество.
– Полтора миллиарда вас устроит? – Ллевид, стоявший все это время у окна и внимательно слушавший собравшихся, неожиданно повернулся.
Если бы Майер в этот момент все-таки пил кофе, от которого так предусмотрительно отказался, то наверняка поперхнулся бы. Немного оцепенев, он смотрел на приблизившегося президента, беззаботно облокотившегося о спинку дивана. Пребывая в невольном замешательстве, ученый испытал двоякие чувства. С одной стороны, стремительное развитие событий заставило впасть в некоторый ступор, с другой – испытать стыд. То ли оттого, что оцепенение не позволило должным образом поприветствовать такую важную персону, то ли потому, что при всем своем обширном образовании молодой мужчина не в состоянии оказался вспомнить, сколько же нулей было в озвученной только что сумме.
– ОЗК выделит вам полтора миллиарда монеро. Это, конечно же, для начала. При условии, что вы согласитесь со всем, предложенным ранее, – беспечная улыбка Ллевида совсем не вписывалась в контекст создавшейся атмосферы.
Доброжелательный взгляд чуть прозрачных голубых глаз оставался убийственно спокойным. Ллевид остался доволен проделанной работой, но виду не подал. В конце концов, мир выбрал его на должность президента не просто так.
Майер нашел в себе силы вскочить с места, но что делать дальше – понятия не имел. Подойти и пожать руку через диван? Будет ли это уместно, учитывая, что официальная церемония знакомства давно прошла? Которой, впрочем, как таковой и не было.
– Господин президент, – сказал Майер и просто поклонился.
Ллевид, не стирая с лица мягкой, приветливой улыбки, слегка кивнул в знак одобрения, а затем продолжил:
– Не стану ничего скрывать. Ваши разработки и гибкость ума выделяют вас на фоне остальных. Однако, вы далеко не единственный, кто занимается этим вопросом. Свое финансирование мы могли бы направить совсем в другое русло, и ведь пути назад не будет. Что бы сказал господин Гонтар, узнав, что труд всей его жизни так бездарно загублен? Что кто-то менее одаренный, но более целеустремленный достиг желанной цели? – шло явное давление, почему-то не чувствовавшимся таковым. Скорее, создавалось ощущение, будто кто-то старший журит нерадивого подростка за неподобающее поведение.
– Предложение ошеломительное… Но я хотел бы подумать, – только и смог выдавить из себя Майер. – Это так неожиданно…
– Ну, подумайте, подумайте… – прозвучал ответ с тонкой ноткой разочарования.
Ученый опустил голову. Ощущение, что он стоял в кабинете директора и отчитывался перед всем преподавательским составом набирало силу. Как тогда, более тринадцати лет назад, когда он сжег школьную химическую лабораторию, по дурости перепутав реагенты. Уже тогда юноша заканчивал школу экстерном, чтобы скорее поступить в университет под предводительством своего отца. Усталость брала свое, и сей инцидент был совершен по запарке. Помнится, влетело тогда по первое число. Не помогло даже то, что Варгандфида-старшего уважали и знали все. Более того, от него-то как раз подростку и досталось больше всего.
На этот раз повисшая тишина опустилась всей своей тяжестью. Молчание стало не просто неловким, оно обжигало своей остротой и неоднозначностью. Толстяк даже перестал курить, оставив сгоревшую более чем наполовину сигару на уровне пояса. Хотя, скорее, там располагалась обширная выпуклость.
Президент буравил своим располагающим взглядом стоявшего напротив собеседника. Решение приходилось принимать быстро, лихорадочно взвешивая все преимущества и недостатки. Слишком многое стояло на кону. Конкуренты, и правда, дышали в спину. В любой момент могло прийти неприятное известие из других научных центров. Это значило бы, что финансирования теперь не видать.
– Я… Я согласен, – наконец, сломался Майер, в одно мгновение обрушив гнетущую тишину.
На довольные, уверенные улыбки своих собеседников Майер ответил своей, но какой-то уж совсем растерянной.
– Пожалуйста, идите за мной. Я вас провожу той же дорогой, – услужливо проверещала симпатичная рыжеволосая девица сразу же, как только за мужчиной захлопнулась дверь.
Майер шел, опустив глаза и думал о перспективах, которые только что открылись. Еще размышлял о том, какие трудности его ждут впереди, и какие вопросы нужно начать решать в первую очередь. Казалось, ученый совсем не замечал удивленные, осуждающие взгляды проходящих мимо людей. Оно и понятно, ведь его собственный взгляд был устремлен аккурат на заднюю часть женских прелестей. Округлые выпуклости, туго стянутые классической юбкой-футляром, гармонично колыхались от мягкой походки женщины. Под эти ритмичные движения планы выстраивались плавно и непринужденно. Ученый совершенно без задней мысли пялился именно на эту часть тела, даже не подумав, что это может показаться актом вопиющей бестактности. Он погрузился в свои проблемы. И, выйдя из здания, тут же позвонил Флорри и попросил купить метроном.
Глава 4. Дом там, где мы
2453 год. Наши дни. На пути к Марсу.
Вспышка, еще вспышка. А, чтоб тебя! Пальцы устали, запястье болело. Никак не получалось, даже близко не было. И как только можно это делать всем телом, если даже руками не выходит? Еще эта насмешливая улыбка в углу зала никак не дает сосредоточиться… Так, чтобы стрелка анализатора преодолела хотя бы пару делений. Отвернуться, пусть скалится в спину.
Начинало раздражать абсолютно все. Что в комнате слишком жарко, что свет слишком яркий, и даже то, что учебка слишком маленькая, и должным образом в ней не развернуться. Больше этого раздражала только ломота во всем теле.
Стены мерцали слабым голубоватым светом, напоминая, что комната ограждена со всех сторон. Даже выход, перекрытый сверкающей аурой щита, не стал исключением. Убранство тренировочной комнаты выглядело скудно: пара матрасов да столик с литературой. Никому не хотелось потом собирать обломки выведенных из строя приборов. Хотя, если б в этот момент что-либо в ней и находилось, то точно бы не пострадало. Космический день с самого начала не задался, и обучение совсем не клеилось.
Снова попытка. Нужно сосредоточиться.
– Tu essayes en vain, tu ne peux jamais comparer avec[1], – отчетвливо послышался женский голос за спиной.
– Шла бы ты отсюда.
– Il était ordonné de regarder et d'apprendre, comment on peut désobéir?
Est-ce que tu vas me mettre à la porte?[2] – с язвительным ехидством прилетело в ответ, – Vas-tu me chasser?[3]
– Я тебя не понимаю. Не зли меня.
– Злость! Поэтому у тебя и не получается, – голосе девушки явно чувствовалось назидательное превосходство. – Никакой сосредоточенности.
– Чья бы корова мычала. Кому-кому, а не тебе меня учить, – смело парировал парень.
В точку. Отмашка достигла цели, больно уколов собеседницу. Та фыркнула и отвернулась.
Наступившая тишина хоть и не мешала дальнейшим тренировкам, но и появиться каким-либо успехам не помогала. Бесполезные, уже превращающиеся в мучение потуги прервало громкое объявление: «Внимание, всем рекрутам явиться в тренировочный зал. Опоздание будет приравниваться к пропуску занятия».
– Хватит мучиться, Неввид, пошли.
С огромной горы сложенных в стопку матрасов спрыгнула стройная подтянутая девушка. Оттенок кожи хорошего молочного шоколада с немного бронзовым отливом и легкой бархатистостью не могли изменить даже интенсивные отблески от щита. Иссиня-черные, прямые, словно стрела, волосы, были собраны в тугой хвост и продолжались толстой длинной косой ниже плеч. Значительно растягиваясь в области груди, майка из стандартных армейских запасов облегала приятную женскую фигуру. Из нехитрого гардероба, так же состоявшего из штанов и военной обуви, выделялся разве что поясной ремень. На нем висела пара ножей и странное оружие вытянутой формы. Очевидно, расставаться с данными штуковинами хозяйка не любила.
Лицо девушки не отличалось неземной красотой. Простоватые черты, высокие скулы. Такие лица встречались на Земле повсеместно и считались характерными для жителей Республиканской Франции африканского происхождения. Правда, одна деталь в облике многое меняла.
Глаза цвета голубого топаза врывались в сознание смотрящего еще до того, как он обратит внимание на все остальное. Синяя каемка по краю радужки уходила к зрачку рваными молниями. Она предупреждала о непростом, колком характере. Захлестнувшая когда-то общество модная волна на локальные генетические мутации отметилась и тут.
– Твоя взяла. Погнали, – с некой долей облегчения выдохнул Неввид.
Постанывая, он поднялся с пола. Колено глухо хрустнуло: приятно было размять затекшее тело после часового напряжения.
Путь пролегал по просторному круглому коридору из металла и проводов размером с запястье. Когда-то их скрывала обшивка, но теперь все это красовалось на всеобщее обозрение. Просто потому, что так легче было устранялись неисправности после близкого контакта с аномалиями. Возникнуть они могли где угодно, а действовать приходилось быстро.
Металлическая решетка пола лязгала в такт шагам. Небольшой военный штурмовик не отличался комфортабельностью. Отовсюду стали появляться люди, так же державшие путь в спортзал. В основном, зрелые мужчины и женщины в возрасте, перевалившем далеко за бальзаковский. Молодых парней и девушек насчитывалось гораздо меньше.
– Берегись, сегодня я тебе всыплю по первое число! – прямо перед спутником темнокожей хищницы с походкой дикого зверя возник среднего роста молодой мужчина.
Он весело улыбался, глядя на Неввида. Лысая голова отражала падающий неестественный свет, с каждым шагом перетекающий с одного глянцевого бугорка на другой.
– Боюсь, не получится, – расхохотался в ответ высокий рыжеволосый парень.
– С чего бы это?
– Сегодня бой по спискам. Твой соперник – Аши, – на лице Неввида проскользнула ехидная ухмылка.
– Готовь булки, мои розги бьют больно, – прищурилась спутница рыжика, при этом комично высунув язык.
Лысый мимолетно взглянул на странный девайс на поясе Ашеры Гловшессинг, прицепленный аккурат рядом с ножами. Улыбка куда-то странным образом исчезла с его лица. Голова развернулась по направлению движения. Шаг ускорился. Старательно изображая, что ему абсолютно все равно, он незамедлительно удалился уверенной, брутальной походкой.
– Как ты уломала капитана? – весело, но все же заинтересованно спросил Неввид.
– Хамомилле всегда идет мне навстречу. Я же ее любимица, – немного горделиво презентовала Ашера. – Кто-то должен поставить этого борова на место.
Вскоре стал слышен шум, создаваемый почти пятьюдесятью живыми душами. Из открытой металлической двери спортзала доносился смех и глухие звуки падающих тел. Подростки уже начали развлекаться.
Не успела Ашера с последними входящими переступить порог, как одна из женщин, дернув ее за руку, указала куда-то в сторону.
– Давно тут стоит, тебя ждет, – улыбнулась она.
Там, где разветвлялся центральный проход, из-за стены из толстых кабелей и решеток выглядывал маленький голубой глазик. Круглое детское личико скромно пряталось за проводами, робко выглядывая и снова прячась. И вот, казалось бы, таинственный незнакомец набрался смелости показать себя во всей красе, но, вдруг передумав, ловко юркнул обратно в безопасное место. Неудивительно, ибо объект интереса уже приблизилась вплотную.
– Фидгерт, ты что тут делаешь? – с улыбкой на лице спросила Ашера, наклонившись к мальчику и сложив руки на груди.
Он тут же уставился в пол, опустив светлую голову. Сделал вид, что внимательно рассматривает становившуюся уже не по размеру обувь. Спрятанные за спиной ручонки явно что-то скрывали.
Поскольку малыш ничего не говорил, продолжая смотреть в пол, девушка выпрямилась и стала задумчиво разглядывать потолок. Тусклый свет от ламп на потолке почти не раздражал глаз. Тактичное решение подождать объяснений оказалось не самым лучшим. Девушка совершенно не знала, как обращаться с маленькими детьми. Что-то внутри подсказывало, что бездействовать еще хуже, чем пытаться поддержать разговор. О том, чтобы развернуться и просто уйти мыслей и вовсе не возникало.
– Ты что-то хотел мне сказать? – неожиданно мягко для себя начала Ашера.
Небольшая светлая голова затряслась, обозначая отрицательный ответ. А потом Фидгерт, не меняя положения тела, вынул из-за спины кулачок. Маленькие пальчики сжимали веточку ярких незабудок. Мальчик внезапно поднял большие глаза, и со всей решительностью в голосе произнес то, к чему долго готовился:
– Ашера Гловшессинг! Вы прекрасны, как спелый баклажан. Будьте дамой моего сердца! – и протянул цветы.
Произнесенная фраза прозвучала немного пискляво. Однако, без запинки, что вызывало своего рода уважение. Девушка собрала все свои силы, чтобы не расплыться в улыбке и сохранить всю серьезность, соответствующую моменту.
– Какие красивые. Сам вырастил? – букетик, унизанный небольшими голубыми цветочками, тут же переместился из детской ручки за смуглое ухо и плотно укоренился в густых, черных как смоль волосах.
– Сам, – гордо ответил мальчик. – Только тетя Медди немного помогала. Почти не помогала!
Сразу стало ясно, откуда растут ноги и с чего вдруг Фидгерт принялся изъясняться пышными, старомодными фразами. Только не до конца осталось понятным про баклажан. Появилось ли подобное сравнение из-за скудности физических примеров красоты, или Медея просто подсказала, чтобы подколоть Ашеру? Скорее, все-таки первое, потому как второе слишком низко. Особенно для наивной тихони.
– Очень красивые. Спасибо, – Ашера опустилась на одно колено перед мальчиком, при этом лихорадочно размышляя, как же уйти от ответа. Вряд ли ребенок в таком возрасте до конца понимал смысл произнесенной им фразы. Тем более, что кроме как от тихони подобного понабраться ему было неоткуда. Вопрошающе широко распахнутые глаза жгли своим простодушным ожиданием.
– Давай ты станешь сначала большим и сильным, хорошо? А пока будем дружить, – протянула руку девушка.
Мальчик закивал головой. Затем вытер рукавом почти всегда сопливый нос. Пожатая в ответ ручка явно означала согласие.
– Ну, вот и хорошо, – облегченно выдохнула Аши, разворошив свободной рукой светлые волосы Фидгерта.
Потом встала и стремительно ретировалась, стараясь не оборачиваться. Неввид ожидал у входа в спортзал, вальяжно подперев плечом перегородку двери. Сложив руки на груди, он смотрел дразнящим, томным взглядом.
– Зря ты так. Он единственный, кто не боится с тобой мутить, – беззлобно засмеялся парень, за что тут же словил тяжелый, смачный подзатыльник.
Среди зелени стояла тишина и спокойствие. Прозрачные сосуды, совершенно не скрывавшие корней растений, полностью заполняли каюту гибернации. Над капсулами возвышалась пышная листва помидор, перцев, баклажан, и других весьма востребованных на корабле овощей. Сочные, зеленые стебли свисали под тяжестью массивных плодов, покрытых водяной испариной. Рассеянный свет имитировал солнечное излучение и по суточным ритмам время приближалось к закату. Повышенная влажность делала помещение немного удушливым. Этот небольшой дискомфорт с лихвой покрывался безмятежностью, смешанной с запахом свежей травы. Казалось, если прислушаться, то можно было услышать, как вода течет по сосудам растений. Конечно же, в действительности так звучали едва слышно работающие насосы гидропоники.
Нахождение в подобном месте для некоторых на корабле становилось отдушиной. Не все довольствовались хоть и реалистичными, но все же искусственными изображениями природы на интерактивных стенах в тесных, узких казармах. Медея не стала исключением. Ее преимущество состояло втом, что она здесь работала. В моменты подростковой меланхолии девушка любила углубиться в пышную растительность и представлять себя ее частью. Многие находили это странным. Правда, никто не решался высказываться по этому поводу, так как Эсхекиаль Каэрдевр подобное занятие не считал вредоносным.
В сопряжении с молчаливой, но живой тишиной чувствовалось что-то волшебное. Раньше влюбленность в космос заставляла мечтать о поступлении в Дифодол-и-Ддидас. Долгие семь лет в бесконечной, пустой бездне подтолкнули изменить свои взгляды. Решение Медеи принять активное участие в терраформировании Марса было вызвано, скорее, юношеским максимализмом с рвением сделать мир лучше, чем уже приобретенными навыками в гидропонике. Во всяком случае, без знаний основных дисциплин о поступлении в университет не могло идти и речи. Поэтому все основное время Медея тратила на штудирование литературы, совмещая сие действие с прятками в зелени.
– Я знал, что ты здесь, – вырвал из задумчивости тихий мужской голос.
Большие кусты винограда притихли еще больше, вместе с тем, кто находился в зарослях. Попытка скрыть собственное присутствие провалилась еще до того, как иеромонах вошел в каюту гибернации. Камуфляжные навыки девушки не выдерживали никакой конкуренции с чутьем Проявителя. Поджав под себя ноги, Медея читала книгу – непрозрачную голограмму, выходящую из небольшого железного цилиндра. Дешевенькая версия устройства не отличалась удобством, потому как приходилось держать цилиндр в руках и тем самым закрывать нижний правый уголок.
Неестественно беззаботная улыбка на бледном лице так же не смогла замаскировать внезапное чувство вины.
– Делала замеры. Не успела сегодня утром…
– Ты никогда не умела врать, – улыбнулся Эсхекиаль Каэрдевр.
– Ты меня накажешь?
– Я – нет. Хамомилле – да.
– Мне нужно готовиться к поступлению. Времени совсем не остается.
– Ты еще не определилась?
– Мне все нравится.
– Медицина более перспективна, чем гидропоника.
– Может быть… А, может, и нет…
– В любом случае, пора на тренировку. За опоздание – наряд вне очереди.
– Не хочу идти. От меня там мало толку, – девушка насупилась, опустила голову и уперлась взглядом в буквы на голограмме.
– Опять упрямишься?
– Нет, ты что, пап… – вдруг спохватилась Медея, не желая расстраивать отца. – Просто… расставляю приоритеты.
Эсхекиаль рассмеялся. Однако, про себя все же посетовал. Своенравность дочери шла вразрез с ее же идеалистическими представлениями о жизни. Мужчину нередко это беспокоило.
– Ты обязана уметь за себя постоять, а если будет необходимость, то и за других.
– Я хуже, чем остальные.
Крестоносец опустился на пол напротив девушки и посмотрел ей в глаза.
– Твоя сила не в том, насколько хорошо ты умеешь драться, – он говорил плавно и вкрадчиво. – Твоя сила в том, что у тебя здесь и здесь. – Эсхекиаль указал пальцем на лоб девушки, а потом на ее грудь. Медея сложила руки на животе, отвернулась и закусила губу.
– Я хочу быть полезной, – с грустью сказала она. – Просто у меня не получается.
– Ты от себя слишком многого требуешь. Я в твоем возрасте был таким же.
Медея хлюпнула носом и немножко приподняла уголки губ в грустной улыбке.
– У тебя иммунитет. Ты не имеешь права лишать других своей помощи. От этого зависят жизни всех, – Эсхекиаль перешел от подбадривающего тона к мягкому, ненавязчивому давлению. – Я очень дорожу тобой и постарался вложить в тебя все самое лучшее. Ты же меня не расстроишь?
– Ужас какой… Нет конечно! – округлились глаза девушки.
Голограмма исчезла в воздухе, книга отключилась. Окружающая зелень чуть колыхнулась, потревоженная покидающим ее гостем.
– Я рад, – улыбнулся Эсхекиаль и поцеловал в лоб Медею, когда они оба встали. – А теперь – быстро в зал!
Иеромонах смотрел вслед удаляющейся девушке и вспоминал. Тогда, семь лет назад он вынес ее с истерзанной, уничтоженной посадочной полосы, спасая от неминуемой гибели. Впечатлительный десятилетний ребенок долго оправлялся от пережитого. Медея какое-то время не разговаривала. Она совершенно отгородилась от всего, что происходит вокруг. Ходила за мужчиной хвостиком, порою, совсем надоедая и походя на тень. Эсхекиаль проявлял стойкое терпение и назидательность, прекрасно осознавая, что так, возможно, поможет справиться со стрессом. Поэтому вовсе не удивился, когда через пару лет услышал, как его назвали папой. Он смотрел на одинокого, сломленного ребенка и не мог позволить себе оставить его одного среди всего этого ужаса.
– Медея Пинглин! Наряд вне очереди за опоздание! Займите свое место! – выкрикнула вслед юркнувшей в спортзал девушке капитан Миллен Хамомилле.
Капитан представляла собой крупную, высокую женщину. Хотя, слабый пол в ней распознавался разве что по изредка накрашенным ресницам, да по мелодичному, по мнению многих, имени. Крепкое накаченное тело являлось результатом упорных тренировок, и, возможно, некоторого медицинского вмешательства. Правда, никто не решался об этом спросить. Широкое лицо, на котором красовался многократно сломанный нос, казалось высеченным из камня. Изредка его озаряла лучезарная улыбка, но, говорят, свидетелей этого знаменательного события обычно передергивало. Немного кривоватый рот просто растягивал губы, при этом выражение всего остального лица почему-то не менялось. Создавалось впечатление, что этот разрез просто наспех посажен на клей. Однако, несмотря на суровый внешний вид, Миллен Хамомилле никогда не позволяла себе излишне строго обращаться со своими подчиненными, и всегда справедливо оценивала возможности каждого. Удивительный дар разглядеть потенциал человека давал возможность эффективно организовать работу бойцов и выжать из них максимум пользы. Особенно, если учесть, что каждый рекрут был на счету. Выносливость и работоспособность этой женщины многих поражала. Некоторых – даже пугала. Титулованный мастер рукопашного боя и нескольких армейских дисциплин никогда не давала себе покоя, как, в принципе, и другим. Когда-то в далекой молодости она поставила себе цель ни в чем не уступать мужчинам, и зашла в своем стремлении слишком далеко. Хотя, в этом заключались и свои плюсы.
Незаметно прошмыгнуть мимо всех в зеленый сектор не вышло. Громко, даже слишком громко, прозвучали два имени для спарринга. Ашера Гловшессинг, сидевшая в красном секторе, тут же вскочила со своего места и пошла прямо на Медею, специально изменив для этого траекторию своего движения. Та сжала зубы, стараясь как можно убедительнее изобразить невозмутимый вид. Проходя мимо, Ашера с нарочитой силой толкнула девушку плечом. Так сильно, что та, потеряв равновесие, немного качнулась в сторону.
– Тихоня, – с насмешливым пренебрежением сказала зачинщица небольшого конфликта, получив в ответ взгляд, полный ненависти.
Медея заняла свое место в зеленом секторе, считавшемся средним и предназначенном для тех, кто имел частичные проявительные способности. Еще были синий и красный сектора. Сортировка производилась чисто для удобства распределения боевых единиц во время военного положения, потому как на Земле таких классификаций не существовало. В условиях ограниченного пространства и ресурсов идея распределения активного состава показалась продуктивной.
Синий сектор состоял из тех, кто готовился посвятить себя исключительно службе в рядах крестоносцев, приняв посвящение. К этим людям предъявлялись особые требования, и процесс обучения контролировал сам Эсхекиаль Каэрдевр. Он прилагал все силы, чтобы не допустить инцидентов, которые могли стоить жизни кому-то из его подопечных. Крестоносец говорил им так:
– Согласившись на посвящение, вы берете на себя определенные обязательства. Не удивляйтесь, если, нарушив клятву, вы потеряете свою сопротивляемость. Вернуть ее будет невозможно. Так что перед тем как сделать выбор, хорошенько подумайте, а сделав его, лучше не испытывайте судьбу.
Зеленый сектор, или «плавающий», как многие с иронией его называли, состоял, в основном, из подростков, упорным трудом боровшихся за место под солнцем. Они, как и люди сектором выше, имели в своем арсенале обязательный атрибут – меч, испещренный тонкими струйками голубой энергии. Имея частичные способности, они могли достать тварей в любой проявленной фазе, даже самой незначительной. Периодически состав «плавающего» сектора менялся. В основном, переходом ниже. Никто не мог точно сказать, из-за чего стрелка анализаторов вдруг переставала сдвигаться с места при тестовых отсчетах рядом с «зелеными». Эсхекиаль говорил, что происходило это из-за несоответствия между тем, что находилось в сердце и тем, что человек хотел показать миру.
Основной костяк боевого крыла корабля состоял из персон «красного сектора». Здесь собралось больше половины посетителей спортзала. В основном, это обычные люди, выжившие военные, а также подрастающее поколение. Им приходилось хорошенько постараться, чтобы не вылететь окончательно, перейдя в обслуживающий персонал. Эти мужчины и женщины, юноши и девушки, при активности аномалий могли передвигаться исключительно рядом с Проявителем. Человеком, который одним своим присутствием выдергивал тварей из разрывов, делая их абсолютно уязвимыми.
Твари, приходящие в этот мир, испытывали нестерпимую боль. Обретая плоть и кровь, большинство из них превращались в бесформенную массу отвратительной грязи. Скопище жил и сосудов, неспособных существовать в новой реальности. Однако, попадались и те, что являлись вполне жизнеспособными машинами для убийства. Имея щупальца, жвала и острые, словно клинки, когти, монстры аномалий могли пополам разорвать человека. Даже полностью проявленные, они не теряли своего бесконечного голода и поглощали свою добычу с неимоверной быстротой, только чтобы начать искать новую. Проявитель мог выжечь все на своем пути, но чаще всего ему приходилось двигаться гораздо быстрее, чем он успевал обезвредить пришедшую в этот мир тварь. За ним подчищали «красные», способные благодаря своей ловкости и профессионализму убить опасного противника. Увы, сами они оставались уязвимы перед тварями в непроявленной фазе. Которая, к слову, встречалась значительно чаще.
Марур Мохшин – огромный бритоголовый задира. Бесстыдно скалясь, пялился на грудь Ашеры Гловшессинг, которую данный факт порядком злил. Более того, она приходила от этого в бешенство. Несмотря на то, что прекрасно понимала: таким образом ее просто провоцируют. Однако, когда дали сигнал к началу боя, никто не сдвинулся с места. Не пошли в ход кулаки и прочие разрешенные виды оружия. Соперники знали, что просто так, в лоб, взять противника не выйдет. Мужчина прекрасно отдавал себе отчет в том, что чернокожая бестия по сравнению с ним слишком увертлива. Та в свою очередь осознавала, попадись она в жесткие тиски его «объятий», то бой, считай, проигран. Ни в коем случае нельзя было дать себя поймать, нужно было как можно дольше изматывать противника. А потом, уловив хоть малейшее промедление, самой переходить в наступление.
Медея смотрела, как Ашера водила кругами раскрасневшегося от раздражения мужчину, то и дело бросая затравки в виде кратковременных остановок. Как только появлялась возможность достать ее и схватить, она тут же ловко ускользала, демонстрируя удивительную пластичность тела. Прямо-таки змеиную гибкость. Со стыдом девушка призналась себе, что завидует. Как бывшая гимнастка, Ашера вынесла из своего детства привычку к дисциплине, выносливость и ловкость. Возрастом она превосходила Медею всего на неполных три года. Однако, разница между ними двумя была колоссальна.
Первая в свои десять лет уже имела разряд по спортивной гимнастике. Как только ей исполнилось тринадцать, начались выступления на юниорских соревнованиях, а первые места брались уже с достаточной уверенностью. Девочка отдавала всю себя любимому делу, и на нее возлагали огромные надежды. Медея же, в свою очередь, могла похвастаться лишь тем, что на скорость могла съесть в два раза больше пончиков, чем мать. И то ее терзали смутные сомнения в том, что та ей просто поддавалась. Ашера была выше, стройнее и выносливей. Кроме того, имела такие формы, о которых приходилось только мечтать.
Опустив голову, Медея сделала вид, что рассматривает свои запястья. На самом деле она незаметно посмотрела туда, где теоретически должна была находиться грудь. Когда взгляд ничего так и не нащупал, расстроенно вздохнула.
В тренировочный зал вошел Эсхекиаль, а через некоторое время – капитан корабля. Они о чем-то тихо, но увлеченно беседовали.
– Ахаха! – раздался наполненный превосходством возглас Марура.
В центре зала лицом вниз лежала Ашера. Правда, продолжалось это не долго. Она мгновенно вскочила, показав, что в руках ничего нет. Губа кровоточила. Несколько прядей выбились из стройного ряда жестких волос так, будто через них прошел электрический ток. Мужчина стоял в боевой стойке, сжав в кулаках по ножу. Расслабляться было рано, так что смуглый, накаченный Мохшин следил за каждым движением соперницы. Девушка медленно опустила руку к бедру, отцепив небольшую рукоять странного оружия.
– Ну, пошла жара, – весело сказал Неввид, сидевший рядом с Медеей. Рыжие веснушки вытянулись по лицу. В глазах заплясали довольные искорки.
Ашера сплюнула кровь, не выпуская из вида противника. Вытерев губу тыльной стороной ладони, она нажала кнопку на гладком цилиндре. Выскочили несколько толстых энергетических шнуров с крючками. Оружие походило на кистень, но в очень модернизированной форме. Сначала цвет нитей отметился красным, но через мгновение сменился на серебристый. Одновременно с этим пропали крючья. Легкая улыбка и призывный взгляд выглядели однозначно: теперь бой начался по-настоящему.
Девушка напала первой. Обманное движение заставило Мохшина податься вперед. Согнув в коленях ноги и выгнувшись всем телом, будто танцуя лимбо, она откинула голову. Сокрушительный кулак мелькнул совсем рядом. Тут же крутанув не полный оборот в противоход удару, Ашера опустилась на одно колено и оказалась аккурат сбоку промахнувшегося парня.
По спортзалу прокатился громкий, обиженный возглас: «Аа!». Протяжность этого крика, наверняка, звучала бы дольше, если бы его не заглушила взорвавшаяся хохотом толпа. Даже капитан Арвэйн и иеромонах Эсхекиаль не смогли сдержать улыбки. Ашера, оказавшись на коленях, со всей дури влупила мини-кнутами по ягодицам мужчины, отчего тот просто не смог сдержать возмущения.
– Тварь! – потирая задницу, заорал Мохшин. Он стал красный, словно помидор. И злой. Очень злой. Ашера достигла цели: противник потерял свою внимательность.
Движения стали напряженными, удары сильными, но хаотичными. Попытки схватить уже не казались такими результативными. Резкие выпады успешно парировались. Отчаянная попытка реабилитироваться в глазах остальных понемногу лишалась всякой надежды. Сколько бы раз Марур не пытался схватить бывшую гимнатку, все оканчивалось очередным ускользающим выпадом. Все походило на какой-то странный, совсем неслаженный танец.
– Как отдохнули? – учтиво спросил Арвэйн Анман как только зашел в зал и поравнялся рядом с Эсхекиалем.
– Сносно, благодарю.
– Что с вашими? Есть продвижения?
– В синем все так же. Я придерживаюсь мнения, что отсутствие каких-либо новостей сейчас и есть лучшая новость.
– А как Неввид Индеверин?
– С периодическими успехами. Думаю, в скором времени у него получится волна, хоть он и не Проявитель. Я возлагаю на него большие надежды. Такому трудолюбию можно только позавидовать, – ответил храмовник.
– Вот а когда мы в детстве играли, то представляли себя волшебниками. У меня даже посох был. Знал бы тогда, что магия станет реальностью, не поверил бы, – усмехнулся Арвэйн, глядя, как Ашера со змеиной ловкостью уходит от очередного удара.
– Тут ее нет и капли. Магии не существует. Есть только торговля душой. Тут другое.
– И что же? – густые брови собеседника удивленно приподнялись.
Крестоносец повернулся и внимательно посмотрел в глаза капитану. После непродолжительной паузы он сказал:
– Не забивайте голову. Вам это не нужно.
Внимание его снова вернулось к бою. По заднице Марура еще раз хорошенько прилетело. Непроизвольная улыбка растянулась по лицу храмовника, которую он тут же скрыл, делая вид, что кашляет в кулак. Впрочем, этот знак тактичности был лишним, потому как смеялись все.
Собеседников отвлек помощник капитана – невысокий мужчина средних лет. Он ворвался в зал, запнувшись о металлический порог. Сразу бросились в глаза неестественная дрожь по всему телу и его смертельная бледность. Несколько секунд слова не могли вырваться из открывающегося рта, но потом все-таки смогли преодолеть невидимый барьер:
– Капитан Анман… вас на мостик… там Марс… – прерывисто дышал мужчина.
Даже не пытаясь выяснить в чем конкретно обстояло дело, капитан развернулся и быстро вышел. Эсхекиаль последовал за ним.
– Аши, давай! – искренне болел Неввид, в то время как остальные смотрели с нескрываемым интересом. Однако, выказывать каких-либо бурных эмоций не спешили.
Каждый из сидящих тут в свое время пострадал от обоих соперников, в большей или меньшей степени. По большому счету, не важно кто бы выиграл, исход боя устроил бы всех. Главное, чтобы схватка проходила активней и мордобоя было побольше.
Маруру удалось схватить Ашеру за руку, и с разворота ударить коленом в живот. Удар оказался настолько сильным, что та, согнувшись пополам, упала на четвереньки. Дыхание сперло. Из горла вырвался судорожный хрип. Какое-то время она совсем не могла пошевелиться, так как боль сковала все тело. Девушку схватили за косу, разок обернув волосы вокруг широкой ладони. К тому времени она уже упала на бок. Через мгновение ей и вовсе пришлось сесть на пятую точку, помогая двигаться всеми конечностями за тащившим ее бугаем. Марур волочил девушку по полу, не стесняясь дергать посильнее.
Все дружно посмотрели на капитана Хамомилле. На лице ее не мелькнуло ни тени эмоций, и ни один мускул не дрогнул. Руки Ашеры машинально потянулись к голове, с которой, по ощущениям, вот-вот должен быть снят скальп. Резкая боль пронзила мозг, и кистень чуть не вывалилась из рук. Девушке удалось перевернуться на живот, закрутив волосы еще сильнее. Резкая боль второй волной прошлась по телу. Однако, Ашера нашла в себе силы хлестнуть толстыми нитями, обмотав щиколотки противника. И тут же с силой дернула. Марур запнулся, потеряв равновесие. Он рухнул вниз, впечатавшись носом в пол. Падая, мужчина рефлекторно выпустил волосы, тем самым подарив девушке свободу. Больше мгновения ей не потребовалось. Запрыгнув противнику на спину, Ашера заранее втянула и снова выпустила нити своего оружия. Обвив ими шею мужчины, она начала его душить. В настройках усиливалась сила натяжения, нити затягивались все крепче и крепче. Навалившись всем телом, бестия не давала Маруру сменить своего положения. Тот задыхался и хрипел, наливаясь багровой кровью. Капитан вдруг оживилась.
– Ашера Гловшессинг! Отставить! Бой окончен! – громко и четко отдала приказ Миллен Хамомилле.
Это не подействовало. Там, в центре зала, клокотала ярость. Широкие ноздри девушки судорожно вздымались, она жаждала отмщения и намерена была его выбить.
– Отставить! Это приказ! – голос стал еще громче, и капитан сама направилась к сцепившейся паре.
Все притихли. Тишина из наблюдательной тут же превратилась в тревожную.
Второе предупреждение не прошло даром, и пальцы тут же разжались. Оружие упало на пол, втянув в себя все свои серебряные нити. Хрипя и кашляя, Марур судорожно принялся хватать ртом воздух. На красном лице вздулись вены. На шее осталась широкая красная борозда.
– Если не научишься контролировать свою злость, то тебе нечего делать в рядах красных, – сдерживая гнев, сказала Ашере капитан.
Подойдя ближе, Миллен склонилась над учащенно дышащей девушкой, не желая, чтобы кто-то слышал ее одобрительный тон:
– Займи свою позицию.
Марур, окончательно отдышавшись, с трудом встал и качнулся. Многие повскакивали с лавок, но помогать никому не пришлось. Мужчину поддержала Миллен Хамомилле, подставив ему свое широкое плечо.
– Чего уставились?! Продолжаем тренировку! Ваши враги не люди, а монстры! Все к тренажерам! – отдала она приказ, когда пострадавшего отвели в лазарет.
Стоял полумрак, в который врывались вспыхивающие и тут же затухающие огоньки на массивном пульте управления. Он занимал практически половину рубки, описывая аккуратный полукруг напротив входного шлюза. Щелкающие, журчащие и пищащие звуки давали знать, что жизнь теплится в корабле как в большом, сильном и надежном существе. Над панелью возвышался массивный экран в два человеческих роста и с десяток метров в ширину. На него транслировалась обстановка вокруг судна.
Экономия энергии добралась и до капитанского мостика. Многие не находили в этом минуса. Отсутствие массивного освещения не мешало эффективно выполнять ежедневные, рутинные манипуляции. Находясь в самом центре корабля, отсек защищался от внешних воздействий. Он сохранял свои функции даже в экстренных ситуациях, связанных с повреждением корпуса судна. Вся необходимая информация выводилась на экран, включая данные телескопической и навигационной связи. Правда, последние несколько лет эта связь не отличалась особой эффективностью, способная прощупывать обстановку только до ближайшей аномалии. Разрывы поглощали все сигналы, проходящие сквозь них и, нередко, на миллионы километров вокруг. В этой ловушке оказались сотни тысяч путешественников, блуждавших по космосу, словно слепые котята.
Мужчины стояли посреди помещения, вслушиваясь в хрипящие, захлебывающиеся помехи.
– Т-только что было, есть запись, – запинающимся голосом в третий раз повторил помощник. – Мы пытаемся поймать еще раз…
Анман жестом руки велел ему замолчать и даже чуть наклонил голову, будто это поможет услышать нечто большее. Связист старательно что-то нажимал и подкручивал, и, казалось, шепотом матерился.
– В.…е, это Марс…– звучали обрывки слов, появляясь и снова пропадая.
Какое-то время это еще продолжалось. Потом шипящий голос стал отчетливей, и вскоре фразу уже можно было разобрать целиком. Все на мостике услышали прерывистое, но четко слышимое: «Внимание! Это Марс. Терраформирование проходит успешно. Земли больше нет. Принимаем всех выживших». И потом сразу, практически без перерыва то же самое: «Внимание! Это Марс. Терраформирование проходит успешно. Земли больше нет. Принимаем всех выживших»… – Далее – по кругу. Бесконечному, убивающему своей реальностью кругу.
Капитан стоял посреди полумрака, переняв смертельную бледность от своего помощника. Мелкая дрожь охватила все его тело. На лбу выступил холодный пот. Не отрывая невидящего взгляда от чего-то скрытого в темном пространстве, Анман стал хлопать себя по карманам, пытаясь найти сигарету. Сам он давно уже не курил, но всегда носил одну с собой как напоминание о победе над вредной привычкой. За одно и как тренировку собственной силы воли.
Найдя устройство во внутреннем кармане кителя, он едва не уронил его, пытаясь включить голографический элемент имитации горения. Когда это все же удалось, руки окончательно перестали слушаться. Дрожь стала настолько сильной, что вскоре перекинулась и на плечи. Пальцы одеревенели. Сигарета никак не могла попасть в рот, предпринимая попытку упасть во второй раз.
– Господин Анман, что это значит? – помощник большими, испуганными глазами смотрел на своего непосредственного начальника.
– Это значит, что все, кого ты знал на Земле – мертвы, – с леденящей душу холодностью ответил капитан, глубоко, нервно и смачно затягиваясь химическим дымом.
Связист сидел, склонившись над приборами и обхватив голову руками.
Затяжки продолжались одна за другой, практически без перерыва. Помещение все больше наполнялось тягучим смогом. Очевидно, в голове капитана протекал тяжелый, не совсем хладнокровный анализ. В воздухе ощущался лихорадочный мыслительный процесс. Курение длилось не больше минуты, хотя, казалось, время замерло, и прошла целая вечность.
– Завтра мы прыгаем. Хватит плутать и прятаться, – уверенно, с металлическим отливом в голосе заявил Арвэйн Анман.
Эсхекиаль, все это время стоявший неподвижно и хранивший молчание, незамедлительно возразил:
– Я считаю это поспешным решением. Гибель Земли не должна быть причиной необдуманных поступков.
– Гибель Земли?! Вы хоть слышите, что говорите? – губы капитана дрожали. – Вы хоть осознаете, что произошло?!
– Я все осознаю. Случилась трагедия. Большая часть цивилизации погибла, – с расстановкой отчеканил храмовник. – Сейчас мы обязаны сохранить ту, что осталась в живых.
– Капитан здесь я, и решения принимаю я, – все больше начал выходить из себя Арвэйн, из последних сил стараясь сохранить официальный тон.
– Может, вам напомнить, как вы стали капитаном?
Это был удар ниже пояса. Неожиданный, и в какой-то степени недостойный. Напоминать не имело смысла. Это время и так не мог никто забыть. В условиях тотального дефицита пилотов Арвэйна назначили помощником действующего капитана, много лет управлявшего военным штурмовиком, и имевшего в этом солидный опыт. Будучи военнообязанными, все гражданские пилоты экстренным образом распределялись на все мыслимые и немыслимые космические корабли. Те, что в состоянии были долететь до Марса. К сожалению, научиться тонкостям управления военным судном у своего начальника Арвэйн не успел, так как тот погиб в первые месяцы полета. А вот то, как это произошло, до сих пор снилось ему по ночам.
Там, в тревожном забытье, он видит красные угольки глаз, нависающие сверху. И кровь, стекающую на грудь со жвал густой, еще теплой массой. Не его кровь. Помнит то чувство, когда пытался уползти, но ноги совсем не слушались. Руки скользили по липкому кровавому полу, натыкаясь на останки тел. Видит оторванную голову своего капитана и кричит. Каждую ночь. Обычно на этом моменте мужчина всегда просыпался в поту. Арвэйн мог бы навсегда остаться там, в своем сне, если бы не Эсхекиаль, пришедший вовремя на помощь. Он в последний момент вырвал жертву из когтей хищника, спалив его мощной волной.
– А, может, это вы объясните мне, как вы, лучший из лучших, оказался на каком-то задрипанном кораблишке, а не на огромном лайнере с богачами? – парировал в ответ офицер.
– Пути Господни неисповедимы, – пространно ответил храмовник.
От этой фразы у Анмана окончательно сорвало крышу. Он больше не сдерживал себя. Губы его дрожали от злости. Глаза заблестели нездоровым блеском.
– Немыслимо… И где же он был, когда умирали люди? Женщины, дети? Где он был, когда погибала целая планета?! Где были все ваши доблестные крестоносцы? Что они сделали? Ничего! Ничего уже не вернуть! Грош цена вашей вере и вашим молитвам! Ничего не помогло! А знаете почему? Потому что херня это все. Думаете, что вы умнее других? Вы…Вы… – задохнулся мужчина, не в силах договорить остаток фразы.
– Скажите мне это.
– Гребаный фанатик, – выпалил Анман, освободившись от тяжкого груза, давящего изнутри.
Храмовник вздохнул, почувствовав, как нечто очень массивное вырвалось из груди. Не было ни злости, ни обиды или непонимания. Осталось только облегчение, что более осязаемая боль отвлекла от самого страшного.
– Завтра важный день. Нужно всех подготовить, – после долгой паузы сказал Эсхекиаль.
Затем, не желая продолжать разговор, просто вышел.
– Плейдлинн, оповести всех. Пусть бойцы подготовятся, а гражданские не высовываются, – из-за накатившей вместе с никотином слабости ноги стали ватными.
– А… Насчет Земли… – лишь только заикнулся связист, как его тут же оборвали.
– Ни в коем случае.
– Раз, два, три, четыре… Так, а где же Фидгерт с Анной? – с толикой раздражения спросил бортовой инженер Цефеид, что-то настраивая в открытых капсулах гибернации.
– Не ругайся, Медея приведет их с минуты на минуту, – попыталась успокоить его Симона. – У нас ведь еще есть пара часов.
Суетясь вокруг, она пыталась привести в порядок весь тот хаос, что ворвался вдруг в привычное положение вещей. Тридцать две капсулы из сорока уже получили своих безмолвных обитателей. Погруженных в сон, граничащий со смертью. Это была тонкая, еле уловимая грань, умело поддерживаемая техникой в таком равновесии, чтобы жизнь не переступала черту невозврата. Состав команды, введенный в состояние гибернации, подбирался самым логичным способом: те, кто не мог вести бой и те, в ком не было острой необходимости в обслуживании корабля во время прыжка. То есть детей, стариков и обслуживающего персонала, не относящегося к инженерным профессиям.
– Никого с верхних не будет? – из рук женщины предательски выскользнула колба с концентратом перегноя и звонко шмякнулась об пол. Не разбилась, но расплескала все содержимое. Которое тут же растеклось обширной, дурно пахнущей жижей.
– У них щиты. Если нет стопроцентных гарантий, эти сволочи и носа сюда не сунут, – инженер закончил проверку тридцать третьей капсулы, и принялся за следующую.
– Цефеид, а вдруг не сработает? Я боюсь за детей, – она обеспокоенно повернулась к мужчине, вытирая о штаны запачканные бледные ладони.
– Не волнуйся. Если тогда сработало, то сейчас и подавно.
– Но, ведь двое умерли… – испуганно прошептала Симона.
– Некоторые твари вызвали кое-где замыкание. В системе было слабое место. Я уже давно его устранил, и сейчас как раз все перепроверяю. Волноваться совершенно не о чем, – Цефеид постарался уверить в своей правоте испуганную женщину.
В оранжерею вошла Медея с детьми. На этот раз ботинки надели на Анну. Мальчик шел только в носочках, замотанных вокруг ножек и подогнутых сверху. Никто не рассчитывал на детей в космосе, тем более, на такой долгий период. Приходилось выкручиваться. Когда троица дошла до капсул и обеспокоенной матери, девушка присела на корточки перед Анной и Фидгертом, и крепко-крепко обняла их по очереди.
Медея никогда не любила детей. На Земле они казались ей избалованными, капризными и наглыми. Будучи еще совсем маленькой, ей доводилось сталкиваться с себе подобными. Тогда не возникало никаких иных чувств, кроме недоумения и некой доли отстраненности. Может быть, потому, что сама она росла тихим, замкнутым ребенком и чрезмерная активность других ее пугала. В душе всегда вертелось смутное чувство, что все должно быть не так. Но как именно должно быть, так и осталось непонятным. Все изменилось, когда на истерзанном корабле родились двое прекрасных малышей, никогда не знавших, что значит получать все в избытке. Отсутствием контроля тут и не пахло. Малышня росла в условиях ограниченных ресурсов и строгих требованиях к дисциплине. Только изредка случались поблажки в виде возможности резвиться и почти беспрепятственно передвигаться по кораблю. Мелюзгу все принимали с добротой, и особенно «тетя Медди», которая в свое время переменяла не один десяток пеленок. Дети резко отличались от тех, что она помнила из Земной жизни. Иногда и в голове не укладывалось, как такое вообще возможно. Может, поэтому Медея к ним так привязалась. Хотя, может, еще и потому, что Фидгерт, несмотря на свой юный возраст, чем-то напоминал ей двоюродного дядюшку Ридау. Она не часто виделась с ним на Земле, но все воспоминания, связанные с теми временами, остались в памяти очень теплыми.
– Мамочка, – сидя в открытой капсуле Анна крепко обняла Симону за шею.
Уже без ботиночек, в неумело сшитом платьице. Светлые кудри падали на маленькие плечики, к концу и вовсе превращаясь в сплошные завитки.
– Все будет хорошо. Ты просто заснешь и сразу проснешься, – с нежностью в голосе сказала женщина, поцеловав дочку в маленький лобик.
– А бабаек не будет? – большие голубые глаза с доверием смотрели на мать.
– Бабаек не будет. Мы вас спрячем, и они вас не увидят.
– Я тебя люблю, – девочка снова прижалась к груди, теперь уже крепко-крепко, так, что оторвать ее оказалось совсем не просто.
– Жизнедеятельность при гибернации сведена к нулю. Это не жизнь и не смерть. Они их не учуют, – успокоила Симону Медея, после того, как включилась подготовительная фаза сна.
Бледная ладонь лежала на плече матери, обнимающей холодное стекло своим телом. Несколько крупных слез Симоны упало на прозрачную поверхность, так и не коснувшись бархатной кожи дочери, лежащей по ту сторону.
Эсхекиаль Каэрдевр тяжелой поступью поднимался на второй ярус космического штурмовика. Там находилась обширная площадка с модулями экстренной эвакуации. Их потеснили к правым шлюзам, оставив довольно пространства для того, чтобы иеромонах смог сделать то, что должен. Мужчина всем телом чувствовал не только разбитость, но и слишком затянувшуюся, ставшую хронической усталость. Возраст, только переваливший за пятьдесят, ощущался гораздо большим. Руки уже успели покрыться морщинами. Глаза приобрели свою бесцветность. Слишком много боли хранилось в измученном сердце, всеми силами противившемуся происходящему. Потерянная форма могла сильно сказаться на результате, но в сложившейся ситуации поздно было давать задний ход. Капитан категорически отвергал все просьбы о необходимости немного подождать, чтобы набрать нужную силу. Все разговоры об этом воспринимались в штыки, и рассматривались как попытка оттянуть момент прыжка. Даже если бы Эсхекиаль не согласился, он бы все равно состоялся.
«Красные» стояли на верхних ярусах и смотрели сверху, не скрывая своего любопытства. Ожидая фееричного зрелища и того момента, когда можно будет подойти ближе. Ожидая настоящего дела. Всем уже порядком поднадоели бесконечные тренировки без возможности проявить свои навыки. Особенно жаждала этого молодежь, попутно выясняя между собой, кто же из них все-таки сильнее. «Красных» не допустили слишком близко, ибо сила Проявителя могла подействовать и на обычных людей. Вызвать тошноту, потерю координации и сознания. Случалось, что в своей наивысшей точке концентрации волна могла сжечь и человека. Правда, происходило это крайне редко и только в том случае, когда Проявителю в пылу схватки приходилось выбирать между убийством скопища монстров и жизнью стоящего на пути «счастливчика». К счастью, люди, имеющие сопротивляемость, противостояли такому воздействию. Именно по этой причине «синие» и «зеленые» на момент первичной проявляющей вспышки располагались ближе всех к храмовнику.
Рядом с Эсхекиалем стояла Медея. Таковое принципиальное решение не встретило у капитана сопротивления, а девушка не смела ослушаться приемного отца.
На весь корабль прозвучало сообщение: «Внимание! Включен подпространственный телепорт. Экипажу приготовиться к прыжку».
Храмовник уже стоял на коленях, держа на уровне глаз оформленную в виде креста гарду меча. Голубоватые нити стекали с рукояти на лезвие и прятались под длинными ладонями. Губы Эсхекиаля двигались, отпуская на волю слова, произнесенные за жизнь уже несчетное количество раз. Тело Проявителя понемногу стало испускать слабый рассеивающийся свет. Постепенно он, раздуваясь и мерцая, усиливался. Взгляд храмовника потерял свои зрачки. Изменившись, глаза запылали холодным белым Пламенем. Оно танцевало и извивалось, выходя за границы глазниц.
Время остановилось. Медея успела только сделать вдох, отчетливо слыша, как воздух вошел в легкие. На мгновение гравитация исчезла. Тело стало невесомым. Пространство схлопнулось.
[1] Напрасно стараешься, тебе с ним никогда не сравниться (фр.)
[2] Было приказано смотреть и учиться, как можно ослушаться? (фр.)
[3] Ты меня выгоняешь? (фр.)
Глава 5. Очнись, тебе кажется
Не пойман – не вор.
Народная поговорка.
– И давно это у вас? – сидя в удобном кресле, участливо спросила женщина средних лет.
– Галлюцинации или сны?
– И то, и другое.
– Около полугода. Сначала вроде бы ничего, терпимо. С кем не бывает… – пожилой мужчина, расположившись на кушетке, виновато улыбнулся. – Меня, вообще, всегда кошмары мучили…
– Когда начались ухудшения?
– Больше месяца назад. Все так реалистично… Как будто я нахожусь на каком-то военном корабле. Везде кровь. Много крови и крики… – повествование запнулось и заглохло.
– Если вам трудно об этом говорить, можете отвлечься и рассказать о чем-нибудь другом. Например, что с вами случилось на прошлой неделе?
Пожилой человек только набрал воздуха в легкие, чтобы начать говорить, но тут же осекся. Казалось, ему стало почему-то стыдно.
– Не бойтесь, господин Риффед Хендолл. Все, что вы скажете, останется в этих стенах. Это профессиональная тайна, – почти не соврала полноватая дама.
– Ну… – неуверенно начал Риффед. – Это случилось уже почти ночью. Я, как обычно, выпил перед сном апельсинового сока и уже ложился спать. Вдруг мне показалось, что в комнате кто-то есть. То есть никого не было, но я точно это чувствовал, клянусь вам!
Господин Хендолл, лежа на кушетке, смотрел прямо в потолок и нервно мял пальцами белый льняной платок. Невысокий сухонький мужичок уже разменял шестой десяток и обзавелся солидной проплешиной.
– Продолжайте. Я вас внимательно слушаю, – пришла своевременная поддержка, рассчитанная на выуживание более полной информации.
– Как сказать… Я не могу точно это описать. Сначала появился такой страх, не знаю откуда. В комнате – пусто. Вдруг сердце так забилось… Я даже почувствовал, как волосы на теле встали дыбом. А потом… Потом я посмотрел на себя в зеркало… и… Оно искажалось, как… ну… Помните раньше, когда еще отражающие элементы барахлили, лицо корчилось так смешно… И тут так же… Только это было не смешно, было очень страшно. Очнулся утром уже на улице. Порезы по всему телу, больно, холодно… И ничего не помню из того, что случилось. Абсолютно ничего, – Риффед оторвал правую руку от платочка и закрыл ею глаза, словно желая спрятаться от этого мира. – Будто кусок из жизни вырвали.
Собеседница задумалась, что-то записала в электронном блокноте и посмотрела на пациента. Казалось, доктор в чем-то сомневалась.
– Знаете, это довольно серьезно. Провалы в памяти и такого рода сомнамбулизм могут быть опасны для вашего здоровья. Это уже выходит за рамки простого психоанализа, – женщину беспокоил рассказ, но она не подала виду, ограничившись профессиональными рамками поведения.
– И что же делать? – даже немного приподнявшись с кушетки, встревожился господин Хендолл.
– Хм… Давайте сделаем так. Я свяжусь с психиатрической клиникой Арганды, и мы решим, что делать дальше.
– Психиатрической больницей? Я не хочу в больницу! Что скажут люди?
– Не беспокойтесь, пожалуйста, – с покровительственными нотками в голосе ответила доктор. – Там лучшие врачи на побережье. Вместе мы обязательно найдем оптимальный курс лечения.
– Я не уверен…
– Поймите. Сейчас вам нужна помощь. Если предотвратить приступы опасного сомнамбулизма сейчас, то в будущем они никогда не повторятся.
– Правда? Вы так думаете?
– Уверена.
– Хорошо… Я согласен. Но при условии, что никто не узнает.
– Никто не узнает, – утвердительно кивнула женщина, с одобрением прикрыв глаза.
Мужичонка встал с кушетки и принялся усиленно пожимать руку своему психологу. Женщина не сопротивлялась, позволив благодарному пациенту выплеснуть положительные эмоции.
Закрыв дверь за спиной шестого за этот день посетителя, Иса Цвейтль устало провела рукой по лицу, растягивая на нем кожу цвета черного бархата.
– Ааа… – заунывно протянула она, подняв голову вверх. Размяла шею, хрустнув пару раз позвонками. Улеглась на кушетку прямо на место больного.
Сегодня ночью сон совсем не шел. Впрочем, как и вчера. В последний год накопилось неестественно много работы. У всех больных, в основном, вырисовывались одни те же проблемы: беспричинная бессонница, кошмары и опасный сомнамбулизм.
Бывали и более тяжелые случаи. Вспышки агрессии, приводящие к травмам и причинению вреда другим, хронические кошмары, служившие причиной глубоких нарушений психики, галлюцинации, в ходе которых человек совершенно не понимал, где находится и что делает… В ходе последних люди могли скрываться от воображаемых преследователей. Встречалось также, что они заново проживали давно минувшие дни. Некоторые оказывались настолько уверены в текущей дате, что могли прийти на свое привычное место работы, с которого уволились с десяток лет назад. Подобное в психиатрической практике случалось нередко, но чтобы в таком количестве – никогда. И тенденция только набирала обороты. Клиники потихоньку переполнялись.
Саму же Ису радовало то, что ее бессонница имеет более прозаическую причину – банальную перегрузку. Захотелось вдруг хорошенько вздремнуть. Удобная кушетка притягивала к себе магнитом, и расслабляющий сон мгновенно окутал уставшую женщину. Провалившись в теплую дрему, она все же отдаленно слышала свой заливистый храп.
Неизвестно, сколько прошло времени. По ощущениям, сон так и не успел прийти к своему логическому завершению, когда входящий звонок секретаря выдернул женщину из сладостного забытья.
– Госпожа Цвейтль, я вам не помешала? – улыбнулась на том конце связи девушка с каштановыми волосами.
– А, что? – Иса начала ошарашенно оглядываться вокруг, пока не заметила перед собой голограмму.
– Звонил ваш муж. Сказал, что сам заберет детей из детсада, если вы снова задержитесь. Просил передать, что любит вас, – все с той же учтивой улыбкой проверещал искусственный интеллект третьего поколения.
– Ах… Да… Сколько у нас еще приемов по графику? – немного растерянно спросила психолог.
Сев на край кушетки, она свесила свои полные ноги и потянулась.
– По записи числился еще один, но его только что отменили. Зато звонили из центрального госпиталя. Просили заехать к одному из пациентов. Желательно, сегодня.
– Центральный госпиталь? – прозвучало с нескрываемым изумлением.
– Да. Попытка суицида. Необходим квалифицированный психолог, – на лице искусственной девушки промелькнула тень едва заметной эмоции. Вполне возможно, это было сострадание.
– Причем тут я? Этим занимаются психиатрические клиники, а не частные специалисты, – устало посетовала дама.
– Пациента зовут Майер Варгандфид. Сказали, что вы поймете.
После этих слов сонное состояние как рукой сняло. Несколько мгновений ушло на то, чтобы осознать неожиданную информацию.
– Майер? Надо же… – засуетилась Иса, начав приводить себя в порядок, – Хорошо… конечно… Скажите, что я скоро буду.
– Приготовить порт для перемещения сейчас? – услужливый тон стал немного раздражать.
– Нет, спасибо… Нужно еще подкрепиться. В баре на первом этаже есть порт, им и воспользуюсь, – отмахнулась от секретаря женщина, прежде чем отключить голограмму.
Исе Цвейтль не нравились искусственные интеллекты. Они умело изображали настоящие человеческие эмоции, но на самом деле никаких чувств в полном смысле не испытывали. Ученые постоянно обещали, что последующие поколения будут в точности имитировать человеческое поведение и при этом не станут претендовать на лидирующие позиции в обществе. Ровно так, как это произошло несколько десятков лет назад. Контроль ОЗК охлаждал излишний энтузиазм изобретателей, и люди уже давно перестали верить во всякие прогнозы.
Несмотря на это, роботы вытеснили людей из множества профессий. Правда, за свою Иса пока не переживала. Когда-то попытка реорганизации, модернизации и упрощения института психологии с треском провалилась просто потому, что люди не захотели ходить к железкам и делиться с ними своими проблемами. Не только из-за ограничений рамок восприятия дроидов, но и после этих самых конфликтных событий. По окончании попытки переворота государственного строя роботами у человека засело стойкое восприятие того, что он – вид отдельный и подсознательно воспринимал механизмы как нечто враждебное. Это еще больше упрочило мнение госпожи Цвейтль в том, что психолог работает, оперируя не только своими знаниями, но и душой. Однако, искусственные интеллекты, будучи дешевой и надежной рабочей силой, так и не ушли из экономики Земли.
Бар представлял собой нечто среднее между уютной забегаловкой и алкогольным магазином. После запрета продажи увеселительных напитков в дневное время суток бары все равно продолжили появляться, как грибы после дождя. И при этом вовсе не боялись прогореть. Разрешение касалось только горячительного со пиринтоловым наполнителем, так что своя клиентура находилась всегда. Постоянно наступающий экономический кризис и безработица, связанная со стремительным захватом рабочих мест искусственным интеллектом, многих оставляли на улице. И эти многие находили свое утешение в бутылке. Это было не лучшим решением проблемы для правительства, но в качестве временного вполне подходило. Население Земли на ура восприняло инициативу ОЗК. Праведный гнев граждан захлебнулся в добротном горячительном.
За стойкой, как и всегда, стоял сам владелец. Огромный чернокожий детина, с неизменно белоснежной улыбкой на лице и языком без костей. Он целый день натирал что-то до блеска, будь то бокалы, столы или даже пол. Один глаз бармена был механический, другой – свой. Плод кибернетических технологий светился небольшим красноватым огоньком. Иногда он немного мерцал, обозначая начало и конец записи происходящих вокруг событий.
Обширные стеллажи с алкоголем пестрели этикетками с цветастой жидкостью, намекая, что находящееся внутри решит все проблемы. По крайней мере, до похмелья. Имитирующих натуральное дерево столиков в помещении стояло немного, но, уютно оформленные, они создавали приятную атмосферу. Мягкий полуденный свет пробивался сквозь широкие окна, заливая зал мягкой теплотой. Недалеко в углу, там, куда свет не доставал, висел голографический проектор. Последние новости, творившиеся в мире, развлекали вялых посетителей. В это время их насчитывалось не много, а те, что сидели за столами, заходили сюда только пообедать.
Иса Цвейтль ввалилась в бар. Колыхая широкими бедрами, она направилась прямо к барной стойке. Господин Тиввалт Ду уже ее заприметил, заблаговременно ослепляя своей белоснежной, обезоруживающей улыбкой. Не дойдя до места назначения, женщина решила ненадолго задержаться у высокого громоздкого зеркала, расположенного прямо у входа в обеденный зал. Оглядев себя с ног до головы, она отметила, что имеет прекрасный вкус и эти леопардовые брюки безумно ей идут. Большие треугольные серьги золотистого цвета сочетались с высоко поднятыми кудрявыми волосами, собранными в хвост. Пышные формы намекали на добродушие и хороший аппетит, а насчет обаяния обладательнице четвертого размера груди можно было и вовсе не беспокоиться. Оно вступало в бой буквально с первых минут общения, зачастую полностью обезоруживая собеседника. К тому же регулярные, хоть и совсем недешевые процедуры по восстановлению физиологии приносили умопомрачительные плоды. Вздохнув, Иса подумала, за что же господину Цвейтлю досталось такое счастье, как она.
– Как обычно, дорогая? – с ходу спросил Ду, не дождавшись, пока завсегдатая водрузится на слишком узкий для нее стул.
– Добрый день, Тиввалт. Ох, как же я устала… Подумать только, шесть пациентов и выезд. Я так с ума сойду!
Сумка шмякнулась о барную стойку, и уже через минуту началось проворное поглощение любезно предоставленной шакшуки. Тратить много времени не хотелось. Внутри, словно больная заноза, засела тревога.
– Вы бы видели, что тут творится вечером… Я подумываю приобрести еще пару уборщиков, – высокорослый амбал с белоснежной улыбкой, иногда смахивающей на оскал, явно имел желание поболтать.
– Я вижу, тебя с обновкой можно поздравить? – взгляд женщины поймал в поле зрения небольшие серебряные ниточки, мелкой пульсацией оплетающие правую руку Тиввалта. То появляясь, то исчезая на темной коже, они были особенно заметны.
– Аа… дааа… – с удовольствием протянул мужчина, и напряг свои бицепсы, без стеснения демонстрируя их силу. Он выдвинул руку прямо перед Исой, встав в классическую позу бодибилдера, чтобы та могла в полной мере оценить его мускулы.
– Оптические нити с кибернетическими нано-ботами, – продолжил бармен. – Позволяют в пять раз увеличить силовой лимит.
– Куда тебе еще увеличивать лимиты, ты и так вон какой огромный! – засмеялась толстушка и отпила из большой кружки горячий кофе со сливками.
– Совершенству нет предела, – ответил мужчина без особой горделивости, но с легким пафосным налетом.
Услышав о совершенстве, женщина в который раз мысленно поблагодарила свой метаболизм за идеальную фигуру, являвшуюся следствием хороших генов, а не питательности съеденного. Тиввалт наклонился, скрывшись за стойкой почти целиком. Осталась видна только широкая поверхность большой спины. Начавшееся методичное перебирание посуды периодически отмечалось легким позвякиванием. Каждый погрузился в свои мысли. Женщина думала о господине Майере и том, что с ним могло случиться. Пришлось с горечью признаться себе в том, что время прибытия на помощь оттягивается сознательно. Страшно было увидеть свое светлое прошлое в больничной палате. Теперь – печальное и сломленное прошлое.
Отец госпожи Цвейтль почти всю жизнь дружил с Варгандфидом-старшим, будучи его личным лечащим врачом. Многолетнее общение давно вышло за рамки чисто деловых отношений. Семьи частенько собирались в загородном доме ученого. Госпожа Варганфид готовила такие прекрасные булочки с кремом, что запах воспоминаний до сих пор вызывал аппетит. Будучи заядлыми рыбаками, мужчины часто проводили время на берегу озера, иногда больше внимания уделяя спиртным напиткам, нежели рыбе. Мать будущего психолога сильно расстраивалась по этому поводу, строя совместно с женой ученого планы по возвращению мужей в дом. Майер, тогда уже почти сформировавшийся юноша, вечно суетился и куда-то спешил. У него всегда находились какие-то идеи и разработки. Однажды, несмотря на свою крайнюю загруженность, парень взял на себя школьный проект Исы. Одним из самых ярких воспоминаний ее детства стал день, когда они с дядей Майером заявились в школу с огромным гравитационным динозавром. Он возник прямо из воздуха, собравшись из множества разноцветных шариков, наполненных гелием. Они двигались и волновались, делая движения животного удивительно живыми. Визг одноклассников и одобрительные взгляды учителей тогда запомнились на всю жизнь. К сожалению, после смерти Варгандфида-старшего их пути разошлись. Годы шли один за другим. Только изредка, раз в несколько лет, находилось время встретиться вместе с родителями за одним столом.
Бармен прибавил звук голографического вещателя. Затем снова взял какой-то бокал и принялся тщательно его натирать.
Из пленительной задумчивости Ису вырвали слова, донесшиеся из прибавленного динамика: «…Общество все еще расколото на части. Вчера прошли протесты противников глобализации по всему миру. Они вылились в погромы и массовые беспорядки. Арестовано свыше тысячи человек. Напомним, что большинство землян, включая цифровую вселенную, выступают за объединение с колониями Марса, Луны и Венеры. Создана петиция за отмену монополии ОЗК на телепорты. Неожиданную позицию заняла Церковь, наложив полный запрет на использование порталов мгновенного перемещения внутри официальных представителей конфессий. Патриарх Московский Иоаким третий так же призвал землян последовать их примеру. Религиозных догматиков резко осудили экологические организации по всему миру. Так, по данным всемирной ассоциации «Живая планета», телепорты кардинально меняют экологическую ситуацию в положительную сторону. Напомним, ранее Церковь уже запрещала импланты и кибернетические…»
– С ума посходили, им лишь бы все запрещать. Так и до средневековья недалеко, – громко посетовал Тиввалт, пару раз моргнув красным глазом. Тот, немного пощелкивая и журча, покрутил оптическим элементом.
– Пусть делают, что хотят. Телепорт, я вижу, ты перенес? – оглядываясь, спросила Иса.
– Перетащил к углу здания. Ты не представляешь, какая очередь тут собиралась по вечерам… Места посетителям совсем не хватало. Странно, что ты не заметила.
– В последнее время я очень рассеяна, – доев и выпив последнее, женщина начала собираться. – Сколько с меня?
– Нисколько. Сегодня обед за мой счет. Это тебе в благодарность за созерцание прекрасных форм, – улыбка мужчины была лучезарна, а язык – действительно без костей.
– О, ты просто душка, Тиввалт. И у тебя лучший кофе на улице, – заговорщицким тоном, с легкой долей кокетства поблагодарила Иса.
Комплимент дошел до нежного сердечка бармена и тот, наверняка, покраснел. Жаль, что разглядеть этого было нельзя.
Госпожа Цвейтль вышла на улицу в приподнятом настроении. Сладкий кофе и хороший обед сделали свое дело. Хотелось дальше жить и нести прекрасное в этом мир. То бишь, себя.
Еще не так давно перед баром находилась оживленная улица и транспортный тоннель с прозрачными стенами. По последнему то и дело носились мобильные капсулы с пассажирами, но от тех времен мало что сохранилось. Многоуровневые дороги все еще составляли неотъемлемую часть внешнего облика города. Правда, потихоньку их вытесняли стационарные и частные телепорты. Приемники устанавливались на каждом углу, но устройства плохо справлялись с потоком, очереди к ним все еще оставались огромными. Несмотря на это, модернизация шла вполне уверенными, широкими шагами.
Из некогда оживленных высотных трасс сделали своего рода «зеленые радуги». Инженеры гидропоники неплохо постарались. Решение не демонтировать пережитки прошлого, трансформировав их в своеобразное архитектурные наследия, не вызвало сопротивления народа. Пышные, величественные линии в небе из цветов и листвы олицетворяли теперь переломную эпоху в истории человечества. Рассекая небеса, они переплетались между собой и все еще действующими путями. Люди могли наблюдать пышность красок самых разнообразных цветов, петляющих, порою, прямо между гладкими небоскребами. Особенная красота наблюдалась ночью, когда лепестки флюоресцировали красным, синим, зеленым и фиолетовым свечением. Словно тысячи, миллионы светлячков, поднявшихся в небо.
На все так же оживленной пешеходной улице двигался плотный людской поток. Все, как обычно, куда-то спешили. Очередь к стационару оказалась не менее загруженной, но отстоять ее все равно было проще, чем добираться своим ходом. Взяв свой номер, Иса принялась ждать.
Прошла примерно пара минут, как в стройный хаос буднично движущейся толпы ворвалась незапланированная сумятица. В нескольких метрах от телепорта начали останавливаться люди.
– Что там? – спросила Ису рядом стоящая пожилая женщина.
– Не знаю, – честно ответила та, пытаясь разглядеть, что происходит.
– Вы видите, видите это? – среди недоумевавшей толпы, притягивая взгляд к своими ярко-алым волосам, суетилась молодая девушка в коротком летнем платьице.
Половина головы незнакомки поблескивала металлической пластиной, как и кисть правой руки. Легкие сабо и большая пляжная сумка никак не сочетались с видом, мягко сказать, экстравагантным. Пытаясь привлечь внимание, девушка хватала людей за руки. Поскольку получалось не особо хорошо, она становилась настойчивей. Панический, острый страх повис в воздухе. Люди начали шарахаться в стороны, ускоряя шаг.
– Неужели никто не видит? Оно здесь! Помогите, помогите мне! – голос становился все громче, пока не перерос в истерический крик.
Наполненный ужасом взгляд судорожно бегал по толпе. Через какое-то время аловолосая в бессилии плюхнулась на мостовую. Она громко заплакала, закрыв лицо руками. Иса вздохнула и направилась к ней, мысленно приплюсовав себе еще одного пациента.
– Как вас зовут? – спросила психолог, склонившись над плачущей. – Не волнуйтесь. Я вызову скорую и вам помогут.
– Вы же видите это, правда?! – девушка резко подняла голову, посмотрев обезумевшими от страха глазами.
Бионическая ладонь потянулась к Исе. Острые металлические пальцы больно впились в кожу, кое-где разодрав руку до крови.
– Отпустите меня! – закричала Иса, пытаясь освободиться от железной хватки.
То, что случилось дальше, объяснить не смог никто. Только потом, недели через две, в обзоре криминальных новостей расскажут, что люди стали свидетелями эффекта запрещенного в ОЗК наркотического вещества, приводящего к необратимым сдвигам в психике человека. Что его количество в крови погибшей многократно превышало максимально допустимую дозу. Что состояние женщины оказалось несовместимым с жизнью и организм просто не выдержал. Конечно, им поверят. Никого уже давно не удивляло, что наркотики прочно укоренились в повседневности городского жителя.
Но все случилось именно так, как случилось. И никак иначе. Доктор видела это своими глазами и могла поклясться любому. Что-то сильное, невидимое и по ощущениям очень огромное резко рвануло несчастную назад. С такой силой, что бионические пальцы разорвали кожу на руке Исы, оставив глубокие кровавые борозды. Кто-то истошно закричал. Разбегающиеся в панике люди сбивали друг друга с ног. Нечто, протащив девушку по камню несколько метров, подняло ее над быстро редеющей толпой. Худенькое тело выгнулось дугой. Руки безжизненно повисли. Затем они, как и пальцы, скрючились неестественным образом, выйдя из своих суставов. Наполненный ужасом людской хор заглушил нестерпимый крик, отчаянно доносившийся сверху. Стало так шумно, что хотелось зажать уши и закрыть глаза. Но, несмотря на всю эту панику, Иса на каком-то совершенно неведомом ею уровне отчетливо услышала хруст ломающегося позвоночника. Девушку просто сложило пополам в обратную сторону, а после отшвырнуло назад на выложенный брусчаткой тротуар. Изуродованное тело незнакомки так и не смогло разогнуться. Алые волосы разметались по холодному камню, и кому-то показалось, что это кровь.
Медицинский робот выполнял стандартные манипуляции – обрабатывал разодранную плоть. Кроме этого, пришлось так же наложить заживляющую пену прямо в бороздки ран. Она зашипела, выпуская микроскопических, шустрых ботов. Несколько небольших уколов, восполняющих ресурсы по ходу повреждений, и рана уже начала заполняться прозрачной желеобразной массой. Временная плоть пролегала тоненькой ниточкой, призванная со временем полностью замениться настоящей.
– Какое-то время будут небольшие отметины. Со временем они пройдут, – сказал дроид, явно наделенный имитацией участливого сострадания.
В ответ Иса лишь безразлично промолчала. Она не считала своим долгом отвечать машине, зная, что угрызения совести ее за это преследовать не будут.
Несмотря на пережитое потрясение, женщина все же решила посетить Майера Варгандфида. После того, как поверх нежных, только что заживших бороздок наложили совершенно прозрачную защитную пленку, она собралась. Защитная пленка тут же приняла темный цвет в тон кожи. Признаки только что полученной травмы практически полностью скрылись.
– Велено никого не пускать, – отчеканил робот-охранник, намертво вставший у входа в палату пожилого ученого.
– Я – Иса Цвейтль. Психолог. Мне назначено.
– В списке допусков вы не значитесь, – слова звучали, как приговор, не подлежавший рассмотрению.
Иса растерялась. Персонал больницы все время сновал туда-сюда, но никого, кто бы мог прояснить ситуацию, среди них не нашлось.
– Все в порядке, пропусти ее, – вдруг послышалось откуда-то позади.
За спиной возник крепкий мужчина лет сорока пяти. Резкие, жесткие черты лица говорили о сухом, неуступчивом характере. Маленькие, широко поставленные глаза все время бегали. Трудно было предугадать, куда именно они смотрели в данный момент. Простенький, с преобладанием серых цветов костюм выглядел вопиюще обыденно. Можно сказать, заурядно. Невысокое тело ничем не примечательного телосложения успешно смешивалось с общей суматохой настолько, что становилось практически незаметным. Плавно выплыв из потока людей, оно поставило собеседника перед фактом своего существования.
– Позвольте представиться, Унлер Хаул. Я слежу, чтобы господин Майер Варгандфид скорейшим образом пошел на поправку, – мужчина в знак приветствия протянул Исе руку.
Однако, едва та протянула свою в ответ, он развернул розовую ладонь тыльной стороной, склонился и поцеловал руку с галантностью, которой позавидовали бы былые джентльмены.
– Очень приятно, Иса Цвейтль… – обескураженно улыбнулась женщина.
– Надеюсь, вы не обижены, что мы не послали своих представителей, а передали просьбу дистанционно? – галантность незнакомца казалась излишне нарочитой.
– Так даже лучше… Я все равно бы пришла.
– Очень хорошо. Он только что проснулся. Не смею вас задерживать, – господин Хаул поклонился и незамедлительно отошел, направившись в другую сторону коридора. Сцепив руки за спиной, он удалялся непринужденной походкой с праздностью, совсем несоответствующей моменту.
В палате было темно. Пришлось подойти к окну и отрегулировать прозрачность стекла вручную, потому как панель управления завалялась неизвестно где. После того, как в помещение проник мягкий солнечный свет, стали видны детали, скрытые до этого от глаз. Внимание привлек огромный букет в углу, находившийся практически рядом с окном. Хотя, запах цветов распространялся по всей палате и чувствовался от самого входа. Смесь нескольких видов роз большой пирамидой взгромоздилась на аккуратный больничный столик. Замшевых бордовых и флюоресцирующих нежно-кремовых. Самыми главными в букете, несомненно, считались фиолетовые, бархатистые. Их лепестки медленно складывались в аккуратный бутон, а потом снова раскрывались, трепеща, словно крылья бабочки. Это были его любимые цветы.
Большая просторная палата резко отличалась от нагоняющих тоску помещений для среднего класса. Тут висели настоящие шторы. Прикроватные тумбы не имели и намека на гравитаторные модели. Голографические редакторы высшего качества позволяли сделать облик комнаты именно таким, каким желал пациент. Все ограничивалось только личной фантазией и некоторыми уголовными статьями ОЗК по использованию и распространению материалов насильственного характера. В подобном интерьере оставалось только не перепутать настоящее с фантомным.
В центре, на большой кровати лежал Майер. Кровать еле заметно колыхнулась, приподняв голову больного. Установленные мини-датчики, считывающие импульсы с центральной и периферической нервных систем корректировали положение тела без посторонней помощи. Порою, машина знала лучше человека, как именно ему будет удобней.
Встав рядом, Иса грустно посмотрела на мужчину. Тот сильно постарел. От увлеченного, живого юноши не осталось и следа. Слегка приоткрытый рот ученого выглядел немного кривоватым. Кожа высохла, обтянув острые скулы. Истончившиеся губы почти исчезли. Бледные ниточки, оставшиеся от них, не несли в себе и капли крови. Светлые пряди когда-то густых волос сильно поредели, оставив в центре головы большую проплешину. На кровати лежал измученный, иссохший старик. Ни довольно молодой, по современным меркам, возраст, ни поддержание физиологии не смогли предотвратить то разрушающее действие переживаний, что истощили Майера за считанные годы.
Острое желание разбудить мужчину госпожа Цвейтль временно подавила. Мысль, проскользнувшая в голове, заставила заняться голографическим редактором. Прошло минут пять, прежде чем в семейном архиве удалось отрыть необходимый файл. Несколько небольших манипуляций с настройками, и окружающее пространство преобразилось. Безликую палату теперь заменяла частичка общих воспоминаний. Редактор полностью воспроизвел интерьер гостиной, где собирались две семьи за совместными вечерними посиделками. Иса начала моргать, будто ей что-то попало в глаза. Туго сглотнула, тщетно пытаясь подавить накатившие ее эмоции. Профессионализм психолога всеми силами им сопротивлялся, но женщина так и не смогла ничего с собой поделать. Мягко коснувшись руки Майера, она тихо произнеся его имя. Реакция последовала не сразу. Только с третьей попытки мужчина медленно, неохотно поднял веки.
– Кто здесь? – еле слышно прошептал он.
– Майер, это я, Иса.
– Иса? Ты? – в осиплом голосе проскользнули удивление и мимолетная, чуть заметная нотка надежды.
Тяжко поднявшиеся веки открыли беззащитный, измученный взгляд. Нижние же веки немного оттянулись, обнажив на влажной слизистой плотную сетку красных капилляров. Глаза заблестели от слез, быстро наполнивших алые полости. Те переполнились, не в состоянии удержать напирающий поток. Слезы одна за другой покатились по морщинистым щекам.
– Давно не виделись…
– Целую вечность, – уголки рта Майера чуть приподнялись в робкой попытке улыбнуться.
– Помнишь? – женщина посмотрела туда, куда падал взгляд ученого.
Там, у дальней стенки, на небольшом столике лежал тряпичный заяц, подаренный ей Майером на пятнадцатилетие. Ученый не знал, что дарить детям и не учел, что Иса уже давно выросла. Обид тогда он получил больше, чем праздника.
– Да, – сквозь слезы, поневоле засмеялся мужчина. Вдруг глубокий, сухой кашель вырвался из его груди.
– Тихо, тихо… – теплая розовая ладонь погладила быстро лысеющую голову. – Постарайся не волноваться.
На некоторое время воцарилась тишина. Казалось, с каждым легким прикосновением Исы с души Майера сваливается тяжкий груз. Когда дыхание стало ровным и спокойным, он повернул голову и взглянул в глаза своему светлому прошлому.
– Как бы я хотел вернуться назад и все исправить, – пронзительная печаль отразилась в обессиленном взгляде. – И остаться там, в прошлом.
– Что исправить?
– Я виноват. Перед всем миром виноват.
– Не думай сейчас о проблемах, – мягко ответила женщина. – Знаю, это плохое утешение… Но теперь я здесь. И больше тебя не брошу.
– В груди… тяжело, – тугой вздох с трудом приподнял грудь. – Я не могу… нести этот груз один.
– Тогда расскажи мне, – Иса сказала это явно не как доктор. – Будем нести его вместе.
– Правда? – крупная слеза покатилась по впалой щеке. – Ты сделаешь это для меня?
– Конечно.
Глаза Майера снова закрылись. Губы сжались. Он собирался с духом.
– Деньги, Иса. Во всем виноваты деньги. И жажда власти. Они погубили этот мир.
– Эта история не нова… – грустно улыбнулась женщина.
– Я просто хотел осуществить мечту. Сделать мир лучше.
– Ты его сделал, – чуть наклонившись вперед, улыбнулась Иса. – Тебя боготворит вся планета.
– Этому миру скоро конец, – голос Майера задрожал. – Я… я говорил… что телепорт еще не готов, что испытания безопасности только на начальном этапе. Что нельзя запускать производство. Они не слушали! – старика окончательно захлестнуло волнение, и грудь принялась порывисто вздыматься. – Время – деньги. Да… Так они сказали.
– Тихо… – Иса немного растерялась. – Майер, порталами пользуются уже много лет. За эти годы ничего плохого не случилось.
– Ты не понимаешь. Никто не понимает! Я думал, что справлюсь. Все преодолею. Бежал к своей мечте, как дурак. А они ее растоптали. Они весь мир растоптали, Иса! – отчаянно замотал головой пожилой мужчина, будто стараясь отогнать от себя навалившийся кошмар.
– Я не понимаю, о чем ты, милый мой. Это меня пугает…
– У нашего мира есть подпространство. Оно позволяет миновать наш трехмерный, как бы сворачивая его. Только… Только дело в том, что наш мир – не единственный. Есть еще другой, и его изнанка почти соприкасается с нашим. Эти каналы переплетаются друг с другом. При перемещении ткань бытия рвется. Из другого мира в наш может прийти все, что угодно, – запнулся старик, измученный долгим монологом. – Кто угодно.
– Но теория параллельных миров не доказана. Ты сам, помнится, над этим смеялся, – опешила женщина.
– Да… – измученно выдохнул мужчина. – Но я все проверил… да… я все проверил… Наша трехмерная реальность непроницаема для них… Но мы открыли им дорогу. Мы пустили их в наш мир.
– Кого, Майер? – в голосе Исы зазвучала уже неподдельная тревога.
– Я не знаю. Знаю только, что они очень опасны и несут смерть. Их – бесчисленное множество, – хныканье стало словно детским. – Я пытался все исправить, клянусь тебе.
Вдруг мужчина застыл, уставившись перед собой. Потом медленно огляделся, молча и вкрадчиво. Казалось, он что-то осознал, и от этого ему стало еще горше.
– Не оставляй меня одного. Пожалуйста… Мне так страшно. И одиноко. У меня не осталось ничего, кроме моих ошибок, – сказал он сломленным голосом.
Пышная дама сползла со стула, встав прямо перед кроватью. Склонившись, полными руками обняла голову Майера Варгандфида и прижала к своей грузной, мягкой груди:
– Нет, Майер. Больше ты никогда не будешь один. Я тебе этого не позволю.
Глава 6. Сквозь жизни
Какие сны тебе снятся в бескрайнем космосе? Где обитает твоя душа? Нет той бездны, что удержала бы нас, потому что чем больше леденеет сердце, тем сильнее оно кричит о жизни. Далекие звезды жаждут указать нам путь. Не верь их холодному отблеску. Он теплее, чем тебе кажется. Чем ближе к ним душа, тем сильнее солнечный ветер. Поток подхватит своими золотистыми крыльями и вынесет к земле, наполненной твоими мечтами. Не отпускай их. Схватись за неосязаемые перья. Пусть кожу обжигает горячий свет, а легкие не чувствуют воздуха. Ты поймешь, что все не зря, когда растает твое сердце. Когда же растает твое сердце? Завтра, сегодня, или тысячу лет назад? Так ли это важно, если времени нет? Так ли это страшно, как то, что было до этого? Пусть призраки солнечных ветров сделают то, что не смог ты.
– Вставай, твое время еще не пришло.
– Кто здесь?
– Ты не узнала меня?
– Папа…
– Проснись.
– Ты бросил меня! Ты обещал всегда быть рядом! Обещал меня разбудить, когда все закончится!
– Я делаю это сейчас. И всегда буду рядом.
– Я… Я не успела так много сказать тебе…
– Знаю. Все знаю. Ты успела все, что хотела. Поверь мне.
«Вставай! Вставай! Вставай!», – оглушающим эхом прозвенело в голове. В легкие с дикой болью вошел воздух. Хрип сдавил горло. Вдох, выход. Вдох, выдох. Как бешено колотится сердце… Тело совсем не слушается. Оно скрючилось вне зависимости от того, какое хотелось принять положение. Мозг не может, не может управлять им…
– Превышение уровня адреналина в одну целую пятьдесят четыре сотых от допустимой нормы. Не двигайтесь. Начинаем процедуру реабилитации, – неразборчиво, с заглатыванием букв прозвучал голос где-то рядом с капсулой гибернации. – Невозможно активировать нано-ботов. Отказ системы восстановления. Отказ системы… – тужился голос из динамика, через мгновение полностью заглохнув. Протяжно, с понижающимся звуковым тоном.
– Медея Пинглин. Удовлетворительное физиологическое состояние. Номер сто сорок три в списке передачи командных полномочий. Производится передача… – где-то далеко, словно в другой вселенной, оповещал о проводимых манипуляциях искусственный интеллект корабля.
Звуки, доносящиеся до ушей, так же глохли, периодически прерываясь помехами. Девушка пыталась открыть глаза, но веки будто примерзли к поверхности глазных яблок. Тело окоченело. Стоял дикий, дикий холод. Через узкие щелки титаническим трудом приоткрытых глаз не удалось толком ничего разглядеть. Тем более, что мозг не слушался ровно так же, как и тело. Затуманенное сознание реагировало только на пробирающий до костей ледяной воздух. Расплывчатые аварийные огни в полумраке помещения прорывались сквозь периодически мутнеющий взгляд. Щелкнули ремни фиксации положения. Медея почувствовала, что медленно поднимается наверх. Гравитации не было.
– Перенаправление энергии на активацию гравитации гибернационного отсека, – прозвучало где-то в пространстве и тут же неумолимая, яростная сила потянула вниз.
Со всей дури Медея Пинглин шлепнулась с полутораметровой высоты прямо на решетчатый, обжигающий своим холодом пол. При этом ударилась головой о металл и в кровь разбила лоб. Ладони мгновенно примерзли к оледеневшей поверхности, не давая оторвать их без риска остаться без кожи. Пришлось замереть, стоя на четвереньках. Как ни странно, боль отрезвила. Дала дорогу ясности, мигом проявившейся в голове. Глаза чудом раскрылись, постепенно восстанавливая фокусировку. И первое, что заметила девушка – густой непрозрачный пар собственного дыхания. Температура, явно перевалившая далеко за нулевую отметку, сковывала все окружающее.
– А… а… – первая попытка выдавить из себя хоть звук с треском провалилась.
Слова болезненным комом застревали в горле. Голосовые связки вели себя так, будто их и не было вовсе. Кровь стекала со лба густыми, тягучими каплями, тут же превращаясь в яркие кристаллы, похожие на спелые семена граната.
– Артифа… Коррекция системы жизнеобеспечения, – едва разборчиво прохрипела Медея, искренне надеясь, что искусственный интеллект корабля сможет распознать речь.
Затрещали модули фильтрации воздуха. Оживляющее тепло начало расползаться по помещению, даруя шанс на выживание. Примерзшая к решетчатому полу кожа начала отлипать сама, хотя на ее поверхности все же отпечатались клетчатые ожоги обморожения.
Появилась возможность откинуться назад, сесть и опереться спиной о стенку модуля. Реальность поплыла. Внезапное облегчение принесло с собой такое расслабление, что даже все еще учащенно бившееся сердце не помешало провалиться в глубокое забытье.
Неизвестно, сколько прошло времени. Когда глаза снова открылись, в отсеке стало совсем тепло и гораздо светлее. Однако, в помещении стойко чувствовалась спертая затхлость. Это могло означать только то, что система жизнеобеспечения давала сбой. Правда, данный факт дыханию не мешал. Все члены тела потихоньку начинали слушаться.
Девушка подняла голову. Взгляд уперся в ближайшую капсулу, в которой кто-то еще спал. Кто именно – неизвестно, ибо снизу были видны только работающие части модуля. Попытка подняться на ноги, по большому счету, окончилась вполне удачно. Давление поначалу упало и пространство закружилось перед глазами. Медея согнулась пополам и отдышалась, а затем резко выпрямилась. Вырвало. Стало легче. Первый шаг и внезапная слабость в ногах. Тело подалось вперед, падая на соседнюю капсулу гибернации. Ладони уперлись в прозрачную поверхность крышки модуля. Взгляд рефлекторно опустился вниз: Ашера Гловшессинг. Безмятежное, неподвижное лицо застыло под толстым стеклом, заляпанное какой-то странной жидкостью. Впрочем, как и вся ее одежда. Раздвинув рваные края, от плеча и почти до локтя проходил глубокий порез. Осмотрев себя с ног до головы, Медея с ужасом поняла, что и сама вся в крови. Не своей крови. Оттаявшая, она кое-где стекала по коже маленькими, чуть заметными капельками.
Впереди расположилось еще несколько закрытых капсул, некоторые из которых так и остались пусты. Медея притихла. Все еще опираясь ладонями о модуль, она не решалась выпрямиться и обернуться назад. Тягучее, тяжелое предчувствие упало в грудь, пробиваясь сквозь физическое недомогание. Что бы там ни было, видеть этого не хотелось. Вдох. Выдох. Тело, несмотря на отчаянное желание замереть, почему-то отлипло от стекла и развернулось.
Ужас. Дыхание сперло криком, застрявшем в горле.
Две шеренги открытых капсул ровными рядами уходили вглубь зала. И в каждой из них лежало мертвое тело.
Зажмурив глаза, в надежде, что это лишь видение, девушка потрясла головой. Но, когда веки поднялись, ничего не исчезло. С трудом передвигая ноги и схватившись за живот, Медея побрела мимо трупов. Она не хотела смотреть на них, но глаза сами с жадностью впитывали картинку.
Ближайшее тело принадлежало Корфу Гинтафу. Ему недавно исполнилось пятьдесят девять. Повар и отличный собеседник. Не проснулся. Тело замерзло, сохранив свой первоначальный облик. Теперь, когда температура приближалась к оптимальной, стало потихоньку оттаивать.
Иллар Марф. Шестьдесят три года. Помощник завхоза. При жизни честно заработала репутацию такой же скряги, как и дядюшка Миззер. Правда, не настолько занудной. Спокойное, умиротворенное лицо женщины покрылось кристаллами льда, начавшими подтаивать.
Дальше – больше. Трийод Акклист, Венфель Зирт, Игорь Морример… Отчаянно хотелось кричать. Сердце снова бешено заколотилось.
Не дойдя и до половины, Медея остановилась, пытаясь хоть как-то отойти от шока. Оперевшись обеими руками о бортик рядом стоящего модуля, она опустила голову и глубоко вздохнула. А потом взглянула на соседний труп. Составив конкуренцию запекшейся ране, легкие морщинки непонимания появились на заляпанном кровью лбу. В очередной раскрытой капсуле лежала мумия. Самая что ни на есть настоящая: с высохшей коричневой плотью, оголенными, словно оскал, зубами и впалыми глазницами. Время на мгновение остановилось. Девушка подняла голову и огляделась вокруг. Пришло нестерпимо ужасающе понимание, что вокруг больше ничего нет. В самом натуральном смысле – ничего. Растения испарились. Сквозь толстый слой пыли, местами не тронутой фильтрацией воздуха, с трудом узнавались сосуды гидропоники. Склянки, приборы и все твердое валялось на полу где попало, разбитое и частично выведенное из строя. Ужасная догадка иглой вонзилась в мозг. Медея бросилась к панели ближайшей капсулы, чтобы посмотреть дату вывода из сна.
Перферд Грандзор. Четырнадцать лет. Дата окончания сессии 8 августа 2701 года по грегорианскому календарю.
Ноги сами понесли от одного модуля к другому: 14 декабря 2648 года, 17 мая 2614, 3 июля 2503… Шеренга иссушенных тел раскинулась до самого конца отсека, а даты неумолимо таяли, теряя свои годы. Остановившись, Медея посмотрела на оставшиеся мумии. Резко развернувшись, она побежала к своей капсуле, даже не удивившись, откуда взялось вдруг столько сил. Поравнявшись со своим модулем, девушка увидела тусклые цифры на запыленном мониторе временного отсчета: 27. 09. 2844. Дата стояла, как приговор. Силы покинули тело. Рот раскрылся сам, издавая нечто, похожее то ли на судорожный хрип, то ли на неудачную попытку заплакать. Мысли, и до этого не отличавшиеся стройностью своего хода, начали путаться.
Сколько времени прошло? Час, два, три… Может, больше. Медея лежала на полу. Почти так же безжизненно, как и все, кого она знала. Без каких-либо мыслей и желаний. И, наверное, так бы и осталась лежать, если бы не Артифа.
– Напоминаю о критическом уровне энергии. Система жизнеобеспечения локализована до одного отсека. Ее поддержание будет производиться за счет отключения капсул гибернации.
Слова заставили выйти из транса, вздрогнуть и, казалось, даже вернуться в новую реальность. Вдруг стало понятно, откуда взялся такой колоссальный разрыв между датами смерти экипажа корабля. Модули работали за счет ядерной энергии, идущей от центральной энергетической системы и оттягивали на себя в разы больше ресурсов, чем рядовая система жизнеобеспечения. Когда ресурсов стало не хватать, корабль начал будить экипаж без приказа капитана, применив базовый протокол на случаи нештатных ситуаций. Что-то пошло не так. Случилось нечто, что не активировало систему реабилитации и люди просто погибли.
Все еще лежа на металлическом полу, девушка робко взглянула через плечо. Вверх. Безмолвные, но живые, впереди лежали несколько человек и ждали своего пробуждения.
– Артифа, сколько лет прошло с первой активации последней фазы сна? – хлюпая носом, пропищала выжившая.
– Прошел триста девяносто один год, четыре месяца и двенадцать дней.
Сев на пятую точку, девушка обхватила руками колени и задумалась. Решив взять себя в руки, она исполнила задуманное слишком буквально.
– Каково состояние корабля?
Бессмысленно спрашивать иное. Больно было спрашивать иное.
Через мгновение пришел полный отчет: «Состояние корабля предкритическое. Разгерметизация третьего, пятого и четырнадцатого отсеков. Пробита обшивка. Уровень стойкости щита к астероидному потоку крайне низок. Запас ядерной энергии – шестьдесят восемь мегадоурсов, что составляет восемьдесят семь лет, двадцать три дня, девять минут и три секунды поддержания системы жизнеобеспечения отсека гибернации, включая продление в виде оптимизации ресурсов. Выведены из строя часть мыслительных модулей и логический отдел искусственного интеллекта корабля. КПД его процессоров – пятьдесят шесть процентов. Выведены из строя три двигателя из пяти. Два из них не подлежат восстановлению. Доступные источники энергии – батареи солнечного ветра. Необходимые условия активации: разворот корабля по заданной траектории. Начать расчеты координат?»
Не без труда, Медея снова встала. Пройдя мимо Ашеры Гловшессинг, она направилась к остальным работающим модулям. Облегченный выдох. Фидгерт и Анна. За ними – Баргет Скайни. Остальные – пустые. Триста девяносто один год, и это все, кто остался в живых.
На задворках разума сама собой возникла внезапная догадка. С ней вместе прорвалась неожиданная, совсем неуместная радость.
«Если бортовой помощник счел солнечные батареи достаточным источником питания, значит, излучение достаточно сильное», – осенило девушку.
– Артифа, как близко мы от Солнца?
– Расстояние до Солнца – двести тридцать восемь миллионов километров. Все данные будут выведены для ознакомления. Предоставить более точные?
– Пока не нужно, – Медея не была уверена, что справится с потоками цифр. – Скажи, сколько примерно до Марса и когда будет оптимальная точка сближения?
– До Марса тридцать пять миллионов километров. При движении по оптимизированной траектории с имеющимися ресурсами возможно достичь точки сближения через два месяца и семнадцать дней.
– Сможем ли мы долететь до Земли?
– Общее состояние корабля позволяет долететь до Марса, если использовать энергию солнечного излучения. Вероятность достижения Земли составляет семнадцать целых и три десятых процента.
Вздох то ли облегчения, то ли разочарования вырвался из груди. С одной стороны, выжившим крупно повезло, что осталась возможность достигнуть обитаемой планеты. А с другой чувствовалась острая досада оттого, что вернуться домой не выйдет. При этом не было никакого страха, что Марс за такое долгое время может оказаться не обитаем. Может быть, потому, что шок еще не прошел. Все делалось автоматически, будто в тумане.
– Начни расчет координат и запускай солнечные батареи. Восстанови жизнеобеспечение корабля по основным пунктам. Жилые зоны пока не трогай, займись только командным, медицинским отсеками и столовой. Предоставь отчет и… и спроси меня, если будут какие-то трудности.
Немного качнуло, корабль начал оживать. Вибрация прошла по корпусу, послышался скрип металла. Шум пробуждающихся внутренностей судна немного пугал, но более все же вселял надежду. Началась кропотливая, важная работа. Пока только в единственном месте, в котором еще теплилась жизнь.
Бледные ладони прикоснулись к поверхности входного люка. Теплый. Прошла пара часов с тех пор, как Артифа начала приводить корабль в чувство. Хотя искусственный интеллект дал добро на выход из бывшего отдела гидропоники, Медея мялась около входа, каждые пять минут проверяя, не стал ли металл снова ледяным. В помещении не нашлось ни одного костюма для выхода в безвоздушное пространство. Однако, даже если бы они и были, то вряд ли сохранились в рабочем состоянии. Приходилось рисковать, преодолевая свою врожденную трусость. С которой, впрочем, девушка боролась с периодическими успехами. Страх, голод и желание разбудить остальных помогли в этом благостном начинании. Убедившись, что работающие капсулы герметичны, Медея глубоко вдохнула, зажмурилась и вышла за пределы отсека.
Люк, тяжело скрипя, грузно отодвинулся вправо. К сожалению, заев на полпути. Впрочем, этого вполне хватило, чтобы пролезть в образовавшейся проем. Подбодренная наличием атмосферы снаружи, девушка переступила через порог.
Впереди, на много метров вокруг распространилась чернота. Что-то похожее на копоть покрывало решетчатый пол, перила уходящей вниз лестницы и ближайшие стены. Густая плотная масса запачкала пальцы сразу, как только Медея прикоснулась к ней. Дрожь прошла по телу. Здесь побывало Пламя. Оно опалило окружающее, кое-где расплавив и металл. Среди всей этой черноты ярким пятном белизны выделялся кусок ткани, висевший в нескольких метрах от входа.
Бледные пальцы прикоснулись к гладкой поверхности плотной туники из прочного самоочищающегося материала. За эти столетия он успел порваться и кое-где истлеть, но все еще можно было отчетливо разобрать черный крест на белом фоне. Тело Эсхекиаля Каэрдевра в экзоскелете висело в метре от пола, пронзенное широкой костью какой-то твари. Девушка смотрела на иссушенную, кое-где потерявшую плоть мумию и не чувствовала, как крупные слезы катятся по щекам. Она думала, что готова к этому. Почему же так больно?
Тяжелые пинки обрушились на опаленную часть монстра. Настолько плотную и прочную, что та даже не двинулась с места. Девушка плакала и толкала что-то похожее на острую конечность, пытаясь освободить отца из векового плена. От тряски шея крестоносца треснула. Будучи не скован экипировкой, его оголенный череп рухнул вниз. Глухо ударившись о пол, он не раскололся, а прокатился по полу метра полтора и остановился. Девушка кинулась за ним. Запнувшись, упала. Оказавшись лицом к лицу с прошлым, она подтолкнула к себе голову Эсхекиаля и прикоснулась лбом к его лбу.
Триста девяносто один год назад развернулась кровавая бойня с заранее известным финалом. Монстры заполонили все уровни корабля, убивая людей одного за другим. Эсхекиаль не успевал передвигаться по обширной площади и проявлять сектор за сектором. Некоторые из проявленных пришельцев отличались такими размерами, агрессивностью и живучестью, что «красные» не могли к ним даже приблизиться. Когда стало понятно, что дело плохо, крестоносец отдал приказ выжившим укрыться за щитами верхних ярусов. Сам же решил выжать из себя все, что мог. Медея помнила, как бежала по стальному коридору вместе с остальными бойцами. Как им отрезали путь наверх полчища тварей и вспышку Пламени такой силы, что потеряла сознание. Дальше – темнота. Девушка не спрашивала себя, как отец смог найти ее среди всего этого хаоса и смерти. Проявители обладали способностями и посерьезней. Медея спрашивала, почему именно она. Не кроется ли несправедливость в том, что ее жизнь оказалась ценней любой той, что прервалась почти четыреста лет назад? В последний момент привязанность встала над всеми принципами, вынеся приговор остальным. Храмовник до конца защищал вход в отсек и всех тех, кто спал внутри между жизнью и смертью.
Лежа на холодном решетчатом полу девушка поняла, что не имеет душевных сил двигаться дальше.
Отодрать руками дверку шкафа с резервами корабельного лазарета оказалось не так просто. Открывающий механизм давно приказал долго жить. Большинство тревожных опасений, к сожалению, подтвердились. Автоматические ампулы-шприцы с адренофиртом можно было выбросить, потому что внутри давно образовались кристаллы. Теперь они представляли собой не более, чем стеклянные пробирки с камнями внутри. Кассеты с нано-ботами просто разваливались в руках, и не имело даже смысла смотреть процент активных единиц. Остальное тоже превратилось в мусор: истлевшие, разложившиеся упаковки лекарств, барахло медицинской кибернетики и чудес фармацевтических достижений. Тут же стояло портативное устройство для фильтрации крови, так же превратившееся в полный хлам. Надежды на то, что в медицинском отсеке осталось хоть что-то полезное, мгновенно испарились. Если тут дела обстояли не лучшим образом, то что говорить о местах, совсем лишенных минимально допустимых температурных условий для хранения хрупких приборов?
Рискуя повторно впасть в депрессию, Медея активно шарила в поисках хоть чего-то полезного. Несколько упаковок армейских пластырей слегка спасли ситуацию. Основа их базировалась на продуктах полиэтилена, так что в функциональных возможностях сомневаться не приходилось. Возможно, их дезинфицирующие свойства уже были ни к черту, зато стянуть рану на руке Ашеры вполне могли.
Из-за сбоя в логическом модуле корабля порядок побудок сбился. Вместо того, чтобы приводить в чувство людей по списку передачи руководящих полномочий, искусственный интеллект принялся выполнять простейший логический алгоритм. Капсулы отключались справа налево, начиная с самой первой. Медея оказалась единственной, кому удалось проснуться. Две неиспользованные изначально капсулы, в которые поместили девушек, отделяли остальных от неминуемой гибели. Их оставили пустыми только потому, что они подвергались неоднократному ремонту, и ведущий инженер сомневался в их полной надежности.
– Ашера Гловшессинг, – поморщилась девушка, будто съела кусочек лимона. – Гадина.
Искренняя радость от того, что она не одна в этом пустом космосе, омрачалась осознанием, что тот, кто составит ей компанию – надменная зазнайка-задира. С которой у нее обоюдоострое, мягко говоря, не переваривание.
Острое желание оставить все как есть и не будить никаких нежелательных личностей разбилось о банальное отсутствие выбора. У Медеи очень плохо обстояли дела с физикой. И, как следствие, с техникой. Починить все то бесчисленное, что нуждалось в неотложном внимании, она уж точно бы не смогла. С этой задачей прекрасно бы справилась Ашера, несколько лет проучившаяся на инженерных курсах. В первый год полета, когда половина экипажа погибла, рук стало не хватать. Впрочем, как и специалистов. Выживших распределили по необходимым направлениям. Ашера, будучи личностью целеустремленной, в своем начинании преуспела.
Глядя на безмятежное, испачканное грязью лицо, Медея высказала объекту своей неприязни многое, что накопилось у нее на душе. Она припомнила все, от начала и до конца: как та зажимала ее к стенке и выворачивала руки, как совершенно безосновательно обзывала обидным прозвищем «тихоня», и как постоянно жаловалась Эсхекиалю на ее косяки. Вспомнились и постоянные высмеивания перед всеми за незнание физики. Даже перед Эуридидом…
В каждое обидное прозвище, в каждое воспоминание Медея вкладывала не только прошлую боль, но и настоящую. Слова лились сами собой. И когда фантазия с не очень обширными знаниями ругательств начали иссякать, вдруг пришла какая-то внутренняя легкость. С последними звуками грудь приподнялась в глубоком выдохе облегчения. Улыбка засветилась на бледном лице.
– Ну что, пора просыпаться, – закончила свою тираду Медея и на секунду задумалась. – Визгопряха…
На мгновение воцарилась тишина. Безмолвные трупы составили ей компанию. Бардак, царивший в помещении, создавал ощущение полного хаоса. Неизбежной безысходности. Запыленные прозрачные сосуды и склянки, казалось, валялись везде: от пола до полок под самым потолком. Серые, облупившиеся стены испачкались многовековым налетом пыли и грязи, с которыми не справилась даже двойная фильтрация воздуха. Фиксирующие ниши, предназначенные для сохранения семян, медикаментов и остальных полезных инструментов во время путешествия превратились просто в зияющие дыры в стенах. Только металлические столы, в обилии расставленные вдоль этих самых стен, не потеряли былой формы.
– Артифа, активируй протокол пробуждения. ДНК-код Ашера Гловшессинг, – отдала приказ Медея и принялась ждать.
Внутри сложного механизма что-то запищало и зашевелилось. Возникло тихое журчание. Голубые огоньки мелких деталей обозначили начало процесса. Плотная крышка капсулы запыхтела, стабилизируя давление.
Через полтора часа Ашера лежала в открытом модуле, а из ее руки сочилась теплая кровь. Грудь ровно вздымалась, дрожащие веки закрывали голубые глаза с электрическими разрядами. Сон не проходил. Надежда на то, что адреналин послужит причиной пробуждения точно так же, как и в предыдущем случае, рухнула. Получилось совсем по-иному. Гораздо хуже.
– Артифа, почему она не просыпается?
– Активность мозга минимальная. Отказ системы реабилитации. Нехватка входящих импульсов, – отчеканивал искусственный интеллект приятным женским голосом. – Уровень адреналина, угрожающий текущему состоянию организма.
Словно в подтверждение слов дыхание Ашеры стало учащенным. Складывалось ощущение, что она начала задыхаться. Проверив пульс на запястьях и приложив ухо кгруди, она с ужасом поняла, что сердце спящей бешено колотится. Вслед за этим начало бешено колотиться и сердце Медеи. Ее охватила паника. В голове хаотично зароились мысли.
– Что делать, Артифа?!
– Замена входящих импульсов, – прозвучал пространный, но вполне понятный ответ.
Не дожидаясь пояснений и того момента, когда Ашера перестанет придавать признаки жизни, Медея без всякой задней мысли, со всей силы возникшего энтузиазма дала ей по уху. Второй раз чернокожей бестии прилетело уже тогда, когда та успела резко открыть глаза.
Моментально согнувшись пополам и выпучив глаза, Ашера начала хаотично махать руками в воздухе, будто желая за что-то схватиться. Пробудившаяся девушка тут же попыталась слезть со стола, при этом совершенно ничего не соображая. Препятствовать этому импульсивному намерению никто не стал, опасаясь за собственное физическое благополучие. Как только подошвы сапог Ашеры коснулись пола, ноги, не помня зачем они предназначены, предательски подломились. Девушка свалилась на пол. Прямо на кровоточащую рану. С трудом зажимая плечо плохо контролируемыми пальцами, бестия щурила глаза. Она пыталась рассмотреть человека, стоявшего прямо в потоке искусственного света.
– Ты только не волнуйся… – послышался встревоженный голос тихони. – Все очень плохо.
– Когда пыхнуло, я находилась на нижнем ярусе, – тихо, спокойно рассказывала Ашера. В ее голосе уже не чувствовалось былой силы. Звучал он слабо, и девушка изредка клала руку на грудь. Взгляд не выражал ничего, кроме пугающего безразличия. Такой Ашеру не видел никто и никогда, и от этого становилось жутковато. Память потихоньку возвращалась, а с ней и осознание собственного положения.
Скривив рот, Ашера поморщилась. Правда, не от всплывающих воспоминаний, а от того, что пластырь неприятно стал щипать рану.
– Как себя чувствуешь?
– Сойдет.
– Рана от проявленного? – попыталась разрядить обстановку Медея, колдуя над рваными краями пореза.
– Да.
– Не помнишь, кто это был?
– Откуда я знаю, кто. Цапнул меня прямо перед тем, как моя малышка порезала его на части, – ответила девушка все с тем же безразличием.
– Надеюсь, заражения не будет…
– Лекарств нет?
– Все на выброс, – поджала губы Медея. – Нам нужно решить, что делать дальше.
– Чтобы починить капсулы, потребуются инструменты. И время.
– Его у нас как раз-таки нет. Скоро закончатся силы, а потом мы умрем с голоду.
– Я не уверена, что если мы снова заснем, корабль сможет долететь до Марса самостоятельно, – Ашера протерла тыльной стороной ладони мокрый от выступившего пота лоб. Болела голова. А еще больше – ухо.
– Подождем. Может, нас заметят и придут на помощь?
Полный осуждения взгляд сразу пресек всякие поползновения в сторону позитивного настроя:
– Мы в миллионах километров от Марса. За четыреста лет нами никто не заинтересовался. Неужели ты думаешь, что сейчас начнут?
– Ну, мы же двигаемся…
– А раньше не двигались? Вообще, как мы тут оказались?
– Не знаю. Может, не допрыгнули. Артифа не помнит. Стоял стандартный протокол на удержание текущих координат после прыжка.
– Странно это все, – задумалась Ашера. – Марсианские спутники работают… Значит, планета живет.
– Входящие сигналы очень слабые, а обратная связь вообще не работает. Мне кажется, никто просто не знает, что мы живы.
– Или им просто все равно, – в голосе почувствовались стальные нотки. – Я всегда считала, что надеяться нужно только на себя. И сейчас не собираюсь менять своего мнения.
– У меня есть идея, но она может тебе не понравиться, – опустила глаза Медея.
– В нашей ситуации любая идея хороша.
– В пищеблоке должны остаться капсулы «анти-голод». «Гофор-3» – военный корабль, рассчитанный на дальние экспедиции. У этих срок годности может достигать сотни лет. Правда, условия хранения, скорее всего, не соблюдались.
– Какая разница. Холод есть холод, – пожала плечами Ашера. – Это твои плохие новости?
– Нет… Здесь есть фонд семян и спор, да и почти вся химия сохранилась. Запас прочности у них такой же. Если температура падала не ниже сорока, то, скорее всего, удастся что-нибудь вырастить.
– И как ты собираешься это сделать?
– На трупах…
– Это лучше, чем есть столетних мертвецов. Ну, или тебя.
– Не смешно.
– А я и не шучу.
Повисла неловкая пауза. Каждый о чем-то думал. Где-то вдалеке послышался скрежет металла. Звук работающих двигателей немного успокаивал, обещая, что шанс на выживание все еще есть.
– Ты не помнишь, как ты здесь оказалась? – спросила Медея, желая замять образовавшуюся неловкость.
– Не смей, тихоня. Мы не подруги.
Снова тишина. Медея отошла подальше от источника агрессии, сделав вид, что рассматривает окружающее пространство. По большому счету, так оно и было. Работы намечалось непочатый край.
– У нас нет времени заниматься ерундой, – Ашера спрыгнула на пол, чуть качнулась, но потом выпрямилась всем телом. – Что там с полномочиями?
– Передам.
– Вот и отлично. Погнали.
Почти две недели прошло с тех пор, как началась трудоемкая, кропотливая работа на корабле. На двух еле дышащих двигателях предстояло преодолеть огромное расстояние. Работы оказалось больше, чем девушки могли осилить. В ходе обсуждения, последнее слово в котором, по большому счету, все равно осталось за Ашерой, было решено разбудить Баргета Скайни. Паренек проходил курсы вместе с ней примерно полгода, и лишние руки пришлись бы как нельзя кстати.
Капсулы «анти-голод» справились со своей основной задачей, хотя, порою, от просрочки хотелось есть еще больше. Сил значительно прибавлялось, но не меньше пучило и тошнило. Иногда приходилось подолгу просиживать в туалете, мучаясь резями в животе. Впрочем, побочные эффекты казались не такими серьезными, как мучительная смерть от голода. Ко всеобщему счастью, недели через две рацион значительно расширился. Уж неизвестно, что там Медея наколдовала, но Ашера несказанно радовалась длинным белым грибам с божественным ореховым вкусом. А еще ненавистной ею редиске, в более удачные времена всегда выкладываемой из тарелки.
Пока не удалось восстановить систему дальней связи. Приходилось лететь вслепую, вглухую и практически на одних положительных ожиданиях. Еще крупно повезло, что из строя не вышла система навигации. Хотя телескопическая связь все же приказала долго жить. Практически все свое время Ашера находилась в капитанской рубке, стараясь ее починить и хоть как-то оглядеться. Попутно восстанавливались утраченные данные бортового журнала. Удалось добыть только кое-какие отрывочные записи повседневной жизни и технические данные. В эти моменты посещало двоякое чувство. Осознание того, что прошла целая вечность входило в диссонанс с ощущением, что все происходило только вчера.
Иногда при совершении обхода уже более или менее освещенных коридоров встречались скелеты погибших и кости монстров. Последних тут же выбрасывали в космос, а трупы собирали, чтобы похоронить как положено. Некоторые умершие отдавали себя целиком, чтобы жить могли уцелевшие. Элементы одежды и прочие останки тщательно укладывались в ящики в ожидании всеобщего погребения. Правда, Ашера не спешила собирать всех. Не просто оказалось делать над собой усилие каждый раз, склоняясь над очередным покойником. Порою, просто не хватало смелости.
И сейчас, когда она встала посереди темного коридора с инструментами в руках, ее вдруг посетила странная слабость в ногах. Впереди валялись какие-то трупы практически полностью развалившихся монстров и людей в истлевших одеждах. Стояла такая тишина, что никуда не хотелось идти. В груди вдруг заныло. Сердце билось и кричало в закрытой клети: «Неужели тебе все равно?! Посмотри, ты понимаешь, что ничего уже не вернуть? Нет тех времен, нет тех надежд, и его уже тоже нет».
Пытаясь прогнать назойливое чувство, Ашера затрясла головой. Черные, еще влажные после скудного душа пряди задрожали в такт движениям. Розовая ладонь накрыла широкий лоб, будто могла спрятать возникающие в мыслях образы. Не хотелось позволять себе слабость в такое сложное время. Вообще, никогда не хотелось. Будучи седьмым ребенком в семье, Ашера отродясь не получала от родителей столько любви, сколько сверстники в более маленьких семьях. Более того, с самого детства приходилось биться за свое место в этой жизни, а иногда буквально драться за еду. Практически с пеленок она слышала недовольства в свой адрес. Упреки в том, что на нее потратили кучу денег еще до рождения. Родителям стоило больших трудов оплатить локальную генетическую мутацию, чтобы сделать глаза чисто-голубыми. Многочисленная родня постоянно на этом настаивала, так как семейная традиция подразумевала определенный оттенок радужки у рожденных девочек. Крошка родилась с «дефектом». Предательская темно-синяя кайма по краю радужки, уходящая к зрачку рассеивающимися волнами, сделала малышку предметом нападок на долгие годы.
Платить за детский сад родителям было накладно, как и содержать постоянное нахождение ребенка дома. Именно поэтому уже с шести лет девочка пошла в школу, чему и сама оказалась несказанно рада. После уроков начались долгие прогулки по школьной территории. Домой возвращаться совсем не хотелось. И тем более не хотелось терпеть обиды от старших братьев, сестер и вечно кричащей матери. Иногда малышка задумывалась о том, чтобы сбежать из дома и никогда уже не возвращаться назад. В этот непростой период вдруг появился господин Аттро Гурменер – учитель по физкультуре старших классов. Однажды, заметив гуляющую Ашеру по школьной территории поздно вечером, он подошел и спросил, что она тут делает. С тех пор этот человек перевернул маленькую, но тогда уже сложную жизнь. Аттро договорился со знакомым тренером, и девочка стала заниматься гимнастикой. Каждый день. Совершенно легально получив возможность не возвращаться домой до самого позднего вечера. В занятия вкладывалось максимум упорства и старания. Поначалу многочасовые тренировки стали отдушиной. Однако, со временем занятия превратились в нечто более осознанное. Тогда-то и появилась цель. Национальная Антидопинговая Организация признала мутацию Ашеры не влияющей на текущую физиологическую деятельность организма, подарив ей билет на соревнования среди «генетически чистых» людей.
Когда началась эвакуация, ее зачислили в списки сохраняемого спортивного резерва и отправили к Марсу на время Земного карантина. Тогда уже вполне сформировавшийся тринадцатилетний подросток не знал, будет ли скучать по родным, и на какое время придется покинуть дом. Девочка улетала с полной уверенностью, что обязательно вернется. Дабы доказать отцу и матери, а также всем многочисленным братьям и сестрам, что и она чего-то да стоит. Что тоже достойна их любви. Нет. Ашера хотела доказать себе, что достойна их любви. В ее понимании не существовало понятия «просто так». Дорожить человеком можно было только за что-то. За пользу, которую он приносит обществу. Поэтому с таким же остервенением вцепилась в изучение инженерного дела, которое начали преподавать спустя полгода после вылета. Именно тогда стало ясно, что путешествие затянется.
«Шаг. Еще шаг. Пусть ноги ступают бесшумно. Пусть не нарушается эта вечная, безвременная тишина. Я знаю, что ты здесь. Знаю, что, наконец, нашла тебя. Я не слышу своих шагов, а, значит, не слышу своей боли. Ничего нет, ничего не может существовать в этом огромном, бескрайнем космосе. Пусть все утонет в молчаливом пространстве. Вместе со мной и с тобой. Сейчас мы на одной ступени. Сейчас мы одинаково живы. Или я так же мертва».
Оставалось несколько метров до лежащего в полуосвещенном коридоре тела, закованного в неплохо сохранившейся экзоскелет. Голова мумии, погруженная в броню, оказалась проломлена в районе лба. Скорее всего, это случилось, когда включилась гравитация. Раскрытый рот застыл в безмолвном крике. В руке, стянутой цепкой броней, сжимался меч. Сын Преданной. Она узнала его сразу. Узнала рыжие полоски краски, нанесенные на лезвие, и сразу поняла, кем был этот человек. Подобрав под себя согнутые в коленях ноги, девушка опустилась рядом. Молчаливый взгляд спокойно взирал на умершего. Моргающий тусклый свет то падал неясными кляксами на давно безжизненное тело, то снова исчезал. Воспоминания врывались в сознание, их невозможно было удержать. Не сейчас. Пусть несутся потоком, унося вдаль все терзания. Окончательно, и больше не возвращаются. Никогда.
– Аши! Беги! – кричал он тогда, триста девяносто один год назад, когда монстры заполонили весь нижний этаж.
Путь отступления вел на верхние ярусы, и Неввид отбивался за них двоих. От раненной спутницы толку было не много. Оторванная от Проявителя, девушка оказалась совершенно бесполезна. Рана на руке сильно кровоточила. Дезориентирующий яд монстра обессиливал и путал сознание. Несмотря на это, непримиримый характер мешал позорному бегству. Ашера рвалась обратно к храмовнику, чтобы продолжить сражаться.
– Беги на верхние ярусы, там щит! – шипел Неввид, от напряжения переходя на крик.
– Я никуда не пойду. Я должна остаться! – упрямство Ашеры не знало ни границ, ни логики.
Позади внезапно появился монстр – отвратительное непроявленное существо с огромными паучьими лапами. В принципе, это все, что мог увидеть непосвященный глаз. Не испытывая необходимости оборачиваться, юноша ловко уклонился от занесенных над ним невидимых жвал. Неввид с полуоборота рубанул мечом, успев отсечь их под корень. Нечто взвыло и метнулось в сторону, откинув девушку на несколько метров. Та ударилась затылком о стену с такой силой, что искры брызнули из глаз. Окружающее поплыло. Перед ней возник рыжеволосый веснушчатый парень. Его последние слова запомнились очень отчетливо: «Прости, Аши». Дальше – резкая боль в районе челюсти и мгновенное забытье. Сквозь бессознательную пелену смутно ощущалось, как ее бесцеремонно тащат на себе. Отрывистые картинки воспоминаний заключали в себе только крики и кровь. Вокруг творился хаос. Последнее, что отпечаталось в сознании – это закрывающаяся крышка модуля и безумный страх. Страх, вызванный нахождением рядом очередного монстра. Сердце бешено заколотилось, а потом наступила темнота.
Ашера Гловшессинг молча легла на экзоскелет Неввида Индеверина. Она старалась не касаться засохшей плоти и не сильно прижимать хрупкие останки своим телом. Хотелось почувствовать его рядом в отчаянной попытке догнать давно минувшее время. Или заглушить боль, которая, словно неудержимый поток, рвалась наружу? В любом случае, то, что случилось, останется в безвозвратном прошлом. Мучить память просто не имело смысла. Неввид был самым близким другом. Единственным по-настоящему дорогим девушке человеком. Ни одной слезинки не упало с бархатного лица, наполненного скорбью. Ашера не позволила себе плакать.
– Все подготовила? – с напускным безразличием спросила Медея.
– Да. Церемонию погребения можно начинать в любой момент, – прозвучал ответ с такой же холодностью.
– Не сейчас, подождем немного.
Глядя на стол, заставленный какими-то склянками с дурно пахнущей жижей, Ашера на мгновение задумалась. В последнее время ее раздражало практически все. На данный момент – нестерпимый запах гниения. Больше из себя выводили только нелепо торчащие пряди волос Медеи из кое-как закрепленной прически. Хотелось взять что-нибудь острое и просто отсечь их под корень.
– Сегодня я прочесала верхний ярус. Кстати, я нашла Меннив. Эуридид, естественно, был с ней, – как бы между делом бросила Ашера. – Тебе не интересно?
В ответ – игнорирующее молчание.
– Прятался за щитом, как обычно. Всегда считала его слабаком. Умер, наверное, от голода, – тон сменился на язвительный. – Они даже никому не открыли. Так и сидели вдвоем.
Не отличавшийся особыми навыками рукопашного боя, Эуридид Ланшерон всегда держался подальше от любой опасности. Миролюбивый нрав парня, граничащий с трусостью, щедро подменялся аристократическим обаянием, а также галантными манерами и обходительностью. С подобным набором наповал сражающих качеств вкупе с довольно смазливой внешностью он украл на корабле много девичьих сердец. Впрочем, не только сердец. Факт того, что его упомянули в подобном ключе, Медею больно уколол. Тем более, что Ашера прекрасна знала о великой неразделенной любви девушки к предмету недосягаемых мечтаний. Слухи о похождениях парня Медея искренне считала наговорами. Проявления же чрезмерной осторожности воспринимала как доброе, чуткое сердце, чуждое ко всякому насилию.
Несмотря на вопиюще дерзкую подачу информации, претензий предъявить было не к чему. Да и смысла разжигать конфликт на ровном месте Медея совсем не хотела. Поэтому, поджав губы, просто промолчала.
В помещение вошел Баргет Скайни – худощавый юноша с коротко стриженными каштановыми волосами. Судя по всему, стриженными им самим. Обильная россыпь красноватых прыщей на бледной коже недвусмысленно намекала о начале пубертатного периода. С самого пробуждения Баргет ходил мрачный, и почти ничего не говорил. Все задания выполнял молча. Точно следовал инструкциям, что давали старшие девушки. Занятые своими делами, они даже не замечали его немногословности.
Все трое изо всех сил старались поддерживать систему жизнеобеспечения на должном уровне, не говоря уже об остальном. К тому же, капсулы экстренной эвакуации нуждались в серьезном ремонте. И еще неизвестно, сколько модулей из пятидесяти вообще подлежали восстановлению.
Уже несколько дней корабль ловил отчетливые, но отрывистые сигналы. Они потоком шли со стороны Марса. В основном, какие-то разговоры и обрывки развлекательных передач. Целенаправленных сигналов, направленных на поиск выживших в космосе, не обнаружилось. Оно и понятно, прошло слишком много времени.
– Посадочные модули можно еще немного подлатать, но приземление все равно будет жестким, – мрачно сказал Баргет, опуская на пол ящик с инструментами. – Я не досчитался больше половины капсул класса «А». Такое ощущение, что здесь побывали мародеры.
– А корабль не сможет сесть сам? – с недоумением поинтересовалась Медея.
Две пары удивленных глаз посмотрели на нее, как на умалишенную.
– Ну, если есть такое непреодолимое желание, можешь попробовать, – съязвила Ашера. – А мы полетим на модулях.
Покраснев, Медея опустила голову.
– Как ты вообще управлялась с гидропоникой с такими отвратительными знаниями по физике?
– Ашера, хватит, – поджала губы Медея.
– Вполне возможно, ближе к орбите Марса нас встретят, – сменил тему юноша.
– Может, да, а может, и нет. Пошаманим над телескопической связью, а там решим. Судя по входящим сигналам, жизнь на планете кипит, – голос девушки почему-то звучал озлобленно. – Чем дальше, тем загадочней…
– Тогда детей надо будить прямо сейчас. Иначе, им тяжелее будет пережить перегрузки при посадке. Нужно их поразмять. Гидропоника вполне в состоянии прокормить нас всех, – спохватилась Медея.
– Ну дык буди! – на нее смотрели два голубых глаза, исчерченные синими переплетающимися ниточками. Раздражение вспыхнуло буквально на ровном месте.
– Пойду проверю телескопическую систему, – быстро бросил Баргет и поспешно вышел.
Повод, чтобы покинуть помещение, выбрался не самый удачный. Парень только что пришел как раз с этой самой проверки. Однако, никто об этом даже не подумал. Девушки, поглощенные взаимными препирательствами, не заметили подобных подробностей. Не перенося агрессии в любой форме, Баргет старался всегда избегать конфликтов внутри коллектива. Поэтому, когда между остальными стала остро ощущаться напряженность, появились первые попытки отделиться от сложившегося маленького общества. Со временем все становилось только хуже. Порою, в воздухе буквально летали искры. Отношения достигали такого накала, что иногда находиться рядом становилось совсем невозможно.
Не отрывая глаз от стационарного ферментера, заставленного дожившими до сего времени химическими реагентами, Медея встала. Конечно, измерить точно, какая доля веществ в них потеряла свою активность она не могла. Именно поэтому работа велась практически вслепую. Благо, интуиция девушку подводила редко. Да и метод проб и ошибок никто не отменял. Учитывая, что удобрения – понятие весьма растяжимое. И в то время, пока взгляд буравил какую-то жижу на столе, пальцы Медеи напряглись и сильно надавили на поверхность стола. Отец всегда учил ее сдерживать свои эмоции. Сейчас же что-то щелкнуло внутри и недовольство, словно лавина, набирало свою силу. Обостренное чувство справедливости взяло верх. А Эсхекиаля, всегда охлаждающего своенравный пыл дочери, рядом не оказалось.
– Я разбужу их тогда, когда посчитаю нужным, – сквозь зубы процедила Медея.
– О, да мы умеем что-то решать.
Насмешка имела очень тонкую грань с унизительным, ядовитым сарказмом.
– Представь себе.
– И с каких пор? – искрила Ашера. – За тебя же всегда это делал твой любимый Эсхекиаль! Ты без него и чихнуть не смела!
– А что, завидуешь? Что он считал своей дочерью меня, а не тебя?
Это было сказано прямо, не завуалировано и попало в самый больной нерв. Почувствовав, как электрический ток проходит через тело, зачинщица конфликта выпучила глаза.
– Кому? Тебе?! Ты – трусиха, и боец из тебя никакой!
– Я не трусиха!
– Пингвин неповоротливый! Да тебя на лопатки уложить – как высморкаться. А потом ты, наверняка, еще и заплачешь. Ты постоянно ревешь! У тебя не должно быть сопротивляемости, ты ее не заслуживаешь!
– Ты мерзкая! Ненавижу тебя! Ты всегда старалась меня унизить! – словно в подтверждении предыдущих слов, у Медеи навернулись слезы на глазах, – И я честно билась рядом со всеми, мне не в чем себя упрекнуть! Я… я…
– Я мерзкая?! А ты убогая! Не удивлюсь, если на спаррингах многие просто тебе поддавались! Из жалости! – добивала чернокожая бестия, усилив громкость голоса в несколько раз.
– Неправда!
– Правда! Твое место здесь. Копаться в говне только тебе и подходит!
– Благодаря этому, как ты выразилась, «говну», мы все сейчас живы! – в ответ срывала голос Медея.
– Нет, мы живы только благодаря тому, что оказались в капсулах. Эсхекиаль же тебя в нее затолкал, да?
– Тебе какое дело, не суйся куда не следует!
– Лучше бы он спас любого другого. Пользы было бы больше!
Закрыв глаза и почти незаметно откинув голову, будто получив в лицо смачный плевок, Медея тихо, холодно и с дикой ненавистью процедила:
– Ты… ты никто без Проявителя. Просто мясо.
Все. Это была последняя капля в и без того переполненной чаше терпения. Почему-то, вопреки всякой логике и многолетним тренировкам, обе девушки не стали вспоминать боевых изысков. С диким воем, сравнимым разве что с безумным визгом дерущихся по весне кошек, они вцепились друг другу в волосы.
Когда цепкие пальцы с силой рванули корни, еще чувствительные после схватки с Маруром, Ашера заорала не своим голосом. Противница, зная это, тянула только сильнее. Она не обращала внимания на собственную шевелюру, распустившуюся до лопаток и разметавшуюся по плечам черными непослушными волнами.
– Девочки… де… – мертвенно-бледный Баргет замер на пороге.
Клубок когтистой ярости, пронесшийся совсем рядом, чуть не сбил его с ног. Успев вовремя отступить на шаг назад, он ушел от неминуемого столкновения с дерущимися. Некоторое время юноша обреченно наблюдал, как Ашера пыталась коленом ударить соперницу в живот. Та, опровергая обвинения в неповоротливости и вопреки своему щуплому телосложению, ловко парировала все удары. Ни одна не спешила выпускать космы, хотя разумнее всего именно это и стоило сделать, чтобы освободить руки.
Молча, не сказав не слова, юноша, почти еще мальчик, снова вышел из отсека. Тем временем, чернокожая фурия, словно очнувшись от наваждения, выпустила, наконец, черные, извивающиеся, словно змеи, локоны. Сжав зубы от боли, она, развернувшись, повторила уже знакомый ей маневр. Жесткие волосы хрустнули на затылке, перекрутившись еще больше. Со всей силы Ашера наступила тяжелым армейским ботинком на пальцы Медеи, как назло оказавшейся босой.
– Иии! – послышался истошный писк.
Хотя боль острой иглой впилась в мозг, контроля девушка все же не потеряла. Вместо того, чтобы сдать позиции и схватиться за ноющие пальцы, она воспользовалась тем, что противница повернулась к ней спиной. С еще большей злостью натянув черные кудри, девушка запрокинула голову Ашеры и обхватила ее шею руками. К сожалению, сил для того, чтобы закончить прием, не хватило. Удушения в полной мере не вышло, зато открыло существенную брешь в тактике. Фурия в долгу не осталась, с размаху всадив локоть в живот Медеи, и та, выпустив волосы, согнулась пополам. Воздух сам покинул легкие. Последующий вдох застрял в горле. Откатившись в сторону, Медея отчаянно закашлялась. Благо, Ашера контратаковать не спешила. Некоторое время появилось у обеих. Медея схватила осколок разбившейся лабораторной посуды, слетевшей со стола во время их бурной схватки. Это немного охладило пыл соперницы.
Возможно, вынужденная передышка продолжалась бы дольше, и неясно, чем бы закончилась, если б не входящее системное сообщение: «Внимание. Несанкционированная попытка открытия внешнего шлюза в отсеке номер семь. Подтвердите свои полномочия для завершения».
Эти слова мгновенно отрезвили. Да так, что склочницы одновременно сорвались с места, толкая друг друга в попытке опередить.
Огромный ангар со сваленными в кучу эвакуационными модулями имел множество пусковых отсеков, ведущих в открытый космос. Некоторые из них удалось починить. В одном расположился своего рода «погребальный погост», вобравший в себя кости всех людей, погибших на корабле. Неизвестно, что ожидало выживших на Марсе. Поэтому после церемонии останки должны были отправиться в космос в свое последнее путешествие, упокоившись навсегда.
В этот отсек и забрался Баргет Скайни, сумев запереться наглухо с той стороны. Юноша пытался разворотить защитную панель. За ней, согласно технике безопасности, скрывался аварийный рубильник. Судя по тому, что применявшийся для этого острый ломик звонко шмякнулся о пол, ему это удалось. Дрожащая рука легла на рукоять. Лоб юноши покрылся холодным потом. Губы стали еще бледнее обычного, и, казалось даже, немного посинели. За прозрачной переборкой друг на друге стояли большие, средние и совсем маленькие ящики с останками погибших. В них лежали кости, истлевшая одежда и кое-какое вышедшее из строя оружие. На некоторых располагались таблички с именами и должностью, выдававшиеся членам экипажа при жизни. Дабы почтить прах погибших, их украсили скромными маленькими цветами.
– Баргет… Баргет… Парень, ты чего? – не на шутку перепугалась Ашера, прильнув почти всем телом к толстому, особо прочному стеклу.
Розовая ладонь билась о прозрачную преграду. Несвязные вразумления звучали слишком нервно, чтобы быть убедительными. Казалось, достаточно протянуть руку, чтобы втащить юношу обратно. Однако, открыть проем можно было только изнутри: электронный механизм снаружи паренек предусмотрительно вывел из строя.
– Ничего нет. Все пропало… Ничто не имеет значения… – плакал Баргет.
Сначала слова, вылетавшие из динамиков над головой, воспринимались сумбурно. Они звучали так тихо, что пришлось притихнуть, чтобы разобрать, что именно говорил юноша. Парень повторял одно и то же вновь и вновь. Рука не выпускала рычаг рубильника. Слезы ручьем текли по щекам, сделав лицо полностью мокрым.
– Бедный малыш… Мы поступили совсем, совсем неправильно, – тараторила Медея. – Никто даже не заметил, как тебе плохо.
– Нет ничего, все пропало! – уже почти кричал юноша, отчаянно тряся головой.
– Неправда, не пропало ничего. Мы живы, летим на Марс. А там и до Земли рукой подать. Скоро будет совсем другая жизнь. Будет лучше, обещаю. Скоро все закончится, – на одном дыхании выпалила Ашера.
– Лучше не будет. Уже не будет. Земли больше нет. Нет планеты Земля! Нет ничего! Корабля нет! Мамы и папы нет! И вы обе злые! Ненавижу вас! – выпалил Баргет и замолк, поскольку рыдания сотрясли его худощавое тельце.
Шокирующая догадка холодной змейкой прошлась по спинам девушек. Телескопическая связь. Баргет увидел то, что им двоим еще предстояло узнать. Аши замолкла, развернулась, легонько ударившись спиной о гладкую поверхность перегородки и сползла по ней вниз. Показалось, будто ее обесточили. Будто электрические разряды, маленькими молниями плясавшие в глазах, вдруг стали гаснуть.
Застыв на мгновение, Медея медленно поднесла к горлу тот самый подобранный во время драки осколок. Казалось, она делала это неосознанно, на каком-то животном, инстинктивном уровне.
– Если ты опустишь рубильник, я перережу себе горло, – слова с трудом прорывались сквозь плотно сжатые губы.
Юноша поднял голову, и его удивленные глаза напоминали две больших олимпийских медали.
– Ты чего? – растерялся он. – С ума, что ли, сошла…
– Если ты откроешь шлюз, то последнее, что увидишь – как из моей шеи бьет кровь, – металлическим голосом отчеканила девушка. – Я сделаю это, не сомневайся.
Рука ее дрожала, как, впрочем, и все тело. В подтверждение слов Медея с силой вдавила острый кусок стекла в бледную гладкую кожу. Ярко-алая струйка побежала по шее, за отворот грязной майки. Далее – по стеклу и сжимающим его пальцам. Парень настолько испугался, что сразу отпустил рычаг и нажал кнопку, открывающую внутренний люк. Ашера, едва услышав шипение, известившее о падающем в замке давлении, сразу же схватила Баргета за руку. Втащила его внутрь и наглухо загерметизировала все пути отступления.
Выронив из дрожащих пальцев запачканный кровью осколок, Медея медленно опустилась на пол. Не в силах пошевелиться, она еще долго сидела, глядя в одну точку.
– Не ожидала я от тебя такого, – спокойно сказала Ашера.
Казалось, она была погружена в собственные мысли. Случай с Баргетом заставил глубоко задуматься и в корне пересмотреть отношение к невольным соседям.
– Мы должны дать друг другу слово, что больше не будем ссориться, – ответила Медея.
– Не будем, – казалось, Ашера хочет озвучить то, о думала последние несколько дней. – Знаешь, прошло столько времени… Ведь и не осталось больше никого, кроме нас.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну… что мы теперь вроде как команда. И вести должны себя, как команда. Иначе нам не выжить.
– А я думала, что мы теперь семья, – опустила голову Медея, не сумев подавить невольную улыбку.
Ашера с удивлением вскинула брови. Учитывая последние события, это было последним, что она ожидала услышать.
– Не наглей, тихоня. В сестры я тебя записывать уж точно не собираюсь.
– Ну и ладно. Хуже сестры все равно не придумаешь.
Легкий смешок прокатился по капитанской рубке, немного разогнав окружающий мрак.
– Слушай, ты же блефовала, да? Там, у эвакуационных модулей.
– Нет…
– Тогда ты не тихоня. Ты – псих.
Повисла неоднозначная пауза, которая, впрочем, продолжалась недолго.
– До Марса лететь еще кучу времени. Если хочешь, могу тренировать тебя все это время. Кое-кому просто не хватало практики, – Ашера предприняла робкую попытку пойти на сближение.
– Почему бы и нет? – улыбнулась девушка бирюзовыми глазами. – Только спуску мне не давай.
– Даже если ты будешь сильно просить, – рассмеялась темнокожая бестия.
– Если честно, не думаю, что на Марсе нам понадобятся эти навыки. Там уже давно мирное время. Я надеюсь, что и нам найдется там место.
– Эх ты, тихоня… Ты такая наивная. Всегда нужно быть готовой, что все пойдет не так, как ты ожидаешь или хочешь. И надеяться нужно только на себя.
Две девушки стояли посреди полуосвещенной рубки, тьмы в которой было больше, чем света. На гигантском экране проецировалось изображение, полученное по восстановленной телескопической связи. Там, в холодной бездне, пылая десятками действующих вулканов и затянутая черным смогом, плавилась в потоках лавы планета Земля.
Глава 7. Поющие ветра долин
– Ветры… ветры и моря… твоя юбочка как вихрь, закружилась голова, ла-ла-ла… – уже который день беззаботно напевал себе под нос капитан полиции города Сиднай Кареф Слоттэ.
Популярная песенка доносилась из каждого динамика последние три недели. Не то, чтобы она многим сильно нравилась… Скорее, напротив. За несколько дней бесконечное повторение одной и той же фразы с непереносимо приставучей мелодией выработало к ней стойкое отвращение. Хотелось во что бы то ни стало разорвать этот порочный круг и навсегда выбросить из головы эти порядком уже надоевшие слова. Увы, все старания оканчивались фиаско.
Стояла невыносимая жара. Столбик термометра уже приблизился к отметке +32°С. Геоинженеры обещали дальнейшее повышение. Автоматическая система охлаждения вполне справлялась с такой температурой, но то, что придется ее отключить на время пылевой бури вызывало невольное раздражение. Впрочем, оно немного смягчалось, когда капитан подходил к окну насладиться бризом. В голове не укладывалось, как могла такая жара сочетаться с потоками свежего воздуха, приносимого с побережья морским ветром.
Находился Сиднай на берегу моря Маринер, образовавшегося после терраформирования. Оно, словно стрела, пронзало массивный Марсианский материк. Проникая глубоко в сушу, некогда огромный каньон теперь превратился в поражающий своей красотой водный массив. Еще на заре колонизации была произведена масштабная операция по «шлифовке» Синайского плато и плато Солнца. Уже тогда ученые прогнозировали быстрое разрастание колонии и предложили не откладывать в долгий ящик освоение территории. Занимая огромную площадь планеты и располагаясь выше уровня моря на несколько километров, плато не подходили для проживания людей. Поэтому платирование, или по-другому «срезание гор», производилось основательно. Но, увы, полностью завершить работы так и не удалось.
Вдоль берегов моря Маринер то и дело встречались небольшие туристические городишки, излюбленные почитателями природного очарования и неплохой рыбалки. Уютные поселения жемчужной россыпью оплели побережье, словно ожерелье тонкую женскую шейку. Местное население, жившее в относительном спокойствии, с радостью принимало новоприбывших. Но только в том случае, если те щедро платили за оказанные им услуги. Иначе на искрометную доброжелательность гость мог не рассчитывать, кем бы он ни являлся. Столь чопорный, расчетливый характер был хорошо известен жителям с большого материка, придумавшим по этому поводу немало баек и анекдотов. Обычно они начинались словами, вроде: «Однажды встретились Олимпиец, Маринерец и Арсиец…» – после чего следовал, как правило, вполне предсказуемый, но от этого не менее смешной финал.
Каждое из небольших поселений в равной степени утопало в зелени, освежающей прохладе и солнечных лучах. Словно однояйцовые близнецы, они практически ничем друг от друга не отличались. Похожие, прекрасные и спокойные, они проживали день за днем, ни о чем не заботясь и совершенно никуда не спеша. Единственное, что заставляло их шевелиться – это вращение вместе с планетой.
К категории полусонных поселений Сиднай не относился. Находясь на окраине Синайского плато, он постоянно страдал от жара каменистой пустыни. Об этом неказистом городке обычно говорили «в семье не без урода». Сиднайцы, тем не менее, гордились, что отличаются от засыпающих ленивцев, которые ни к чему не стремятся. Важничать ведь гораздо легче, если все достается просто так. Впрочем, может быть, жителям просто хотелось почувствовать себя не такими, как о них думают. Поводом для выделения себя из общей массы могло стать что угодно. Хотя бы и географическая особенность, выходящая из общего правила. Создававшийся как перевалочный пункт для геофизиков и национальной гвардии, городок вполне справлялся со своей основной задачей. В остальное свободное от наплыва государственных служащих время мучился от скуки ровно так же, как и их благодатные соседи. И, порою, довольно нехотя выполнял указания, поступающие с верхов.
Слишком медленно приближалась обеденная пора. Раскаленный полдень растягивал минуты, добавляя изрядную долю сонливости. Капитан Кареф Слоттэ рассчитывал прикорнуть после еды в своем уютном кресле, повидавшем не один час безмятежного забытья. Со сном у мужчины была обоюдная любовь. Все в отделе знали о его безобидном увлечении, и весьма этим пользовались. Благо, никто протестовать и не думал. Во время законного перерыва, который незаконно продлевался на лишний часок, каждый занимался своими делами. Отчасти как бы компенсируя нервозность тех дней, в которые после наплыва национальной гвардии превращались тягучие будни отдела. Ничуть не меньшим раздражителем, кстати, были и без конца чего-то ищущие ученые, будто у них застряло шило в одном месте.
Небольшой кабинет со стенами серо-голубого цвета и парочкой шкафов особо не отличался от остальных интерьеров казенных помещений. Обширный стол с информационными ячейками и опечатанными ящиками с ДНК-кодом занимал внушительное пространство. Неизвестно, зачем капитану понадобилась такая большая поверхность стола. Вполне возможно, для нескольких массивных горшков с зелеными кустами цветов, разбавляющих унылые виды однообразной пустыни.
Радужные предвкушения об отдыхе в самый разгар трапезы прервал входящий звонок. Кареф быстренько отодвинул от себя уже на половину початый контейнер с котлетами. Потому как салфеток поблизости не оказалось, наспех вытер жирные губы рукавом служебной рубашки. В голове мелькнуло, что опять придется выслушивать очередное нытье жены по поводу его неряшливости. Впрочем, мысль эта оказалась слишком мимолетна, чтобы ее уловить.
– Слушаю Вас, господин полковник, – учтиво проговорил Кареф, немного даже вытянувшись на стуле.
От этого его только начавший набирать массу живот стал почти незаметен. Голограмма явила лицо человека еще не пожилого, но уже оставившего в памяти свои лучшие годы.
– Утро доброе, Слоттэ. Правда, я в этом сомневаюсь, – лицо начальника явно выражало безвыходную удрученность.
Сюрпризов он конечно, тоже не любил. А что-то подсказывало, что именно такой неприятный подарок преподнес им этот пылающий полдень.
– Случилось что-то экстренное? – чуть расслабился капитан.
Полковник Брефф Амдфин был его непосредственным руководителем. Однако, Сиднайцев, несмотря на должности, объединяло некое чувство солидарности, присущее всему прибрежному народу. Поэтому Кареф позволял себе несколько опускать формальности в общении. В разумных пределах, разумеется.
– Да все то же. Думали, что очередной корабль-призрак. Сколько их тут шатается… – пожаловался собеседник, так же отбросив условности. – Оказалось, что нет. Трясут с меня выполнение директивы. Деваться некуда. Не вовремя это все, ох как не вовремя.
– Это все-таки пираты? – сразу поняв, о чем идет речь, с неподдельным разочарованием вздохнул полицейский.
Без сомнения, доесть котлет все-таки не удастся. Не говоря уже о сне в кресле, периодически манящем его своими мягкими формами.
– А пес их знает. Входящих сообщений спутники не зафиксировали. Может, связи нет, может, отмалчиваются. Кому нужно это ведро с гайками? Оно ж старое, как говно мамонта, – басистый, заливистый смех немного разрядил обстановку, явно имея ввиду земные экспонаты в музеях Марса.
– Возможно, там что-то ценное. На судне-то. Не зря же они в сейсмический карантин залетели, – аргумент выглядел вполне разумным.
– Может, и ценное. Но нужно быть наглухо отбитым, чтобы пытаться таким образом скрыться от властей, – не менее рассудительно ответил полковник. – Да еще и на плато.
– Эх, они все-таки к нам? Значит, траекторию не меняли? – последние надежды на обед рассыпались, как карточные домики.
– Все к тому идет… По расчетам через часа два будут на месте. Модульные капсулы отделились, так что дело, скорее, не в корабле. Телепорт все еще сломан, своим пехом придется. Бери ребят, встретимся на границе, – можно сказать, отдал приказ начальник.
– А подлететь никак? – с хрупкой надеждой в голосе осведомился капитан.
– Рисковать не будем, так справимся, – отрезал Брефф и отключился.
Кареф Слоттэ нехотя поднялся с рабочего места и вышел из кабинета. Окинув задумчивым взглядом отдел, он почесал пузо. Полицейские поняли, что для кого-то обед не просто не продлится на лишний часок, но и вовсе завершится досрочно. Все притихли, затаив дыхание.
– Тривволд, Крайтер, Ханнед, Тарасов и хм… А где Лоутер? – недовольно спросил капитан, не найдя на месте одного из сотрудников.
– На выезде. В семействе Виннэгов опять дерутся, – ответил Крайтер, смирившись с тем, что оказался в списке.
– Чтоб через десять минут был здесь. Собирайтесь, контрабандистов вязать будем. Оружейный набор стандартный. И пошевеливайтесь. Времени мало, – поторопил капитан немного раздраженным, зато совсем уже не вялым голосом.
Лоутер слыл лучшим стрелком, и при том умел обращаться с энерговоронкой. Которая, как нашептывало чутье, очень даже могла понадобиться.
Отметка термометра плавно приближалась к +37° С. Воздух изнывал тишиной, плавящейся под обжигающим солнцем. Казалось, его выложили на раскаленную сковороду, на которой он медленно закипал. Варил в себе каменистую пустыню, искажая однообразие ее очертаний. Размашистые, до самого горизонта пустоши то и дело сменялись гигантскими валунами, дразнящими глаз оранжевой поверхностью. Взгляд быстро уставал от слишком долгого созерцания такого однообразия. Отчаянно хотелось хоть чем-то его освежить. К сожалению, другого цвета, не похожего на окись железа, здесь просто не существовало. Некоторое разнообразие вносили разве что незначительные оттенки всевозможного рыжего. От ржаво-персикового до почти красного. Да забавная, порой, полосатость породы. Тишина стояла такая, будто зной поглощал все звуки и все то, что могло их издавать.
Далеко в вышине неба все сильнее закручивало массивные воздушные потоки. Они незримо увлекали с поверхности мелкие частички песка. Пока что совсем робко и вяло. Небольшие вихри возникали то тут, то там, разгоняя раскаленный воздух и делая его еще более удушливым. Впрочем, исчезали они так же неожиданно, как и появлялись. Назревала буря.
Служебный аэромобиль несся бреющим полетом над пустыней примерно в двух метрах от поверхности. Стальной корпус обтекаемой формы нес на себе гордую эмблему Сиднайской полиции: бычья голова с красными глазами, зажимающая в массивных челюстях изогнутый кинжал. Местные стражи порядка явно себе льстили.
Солнце, отражаясь от лобового стекла аэромобиля, выдавало двигавшихся за километры. Звук гравитационных глушителей в этом деле не отставал. Рассекая пространство, словно нож масло, транспорт оставлял за собой воздушную воронку, стремительно разбрасывающую мелкий песок и камешки. Скорость приближалась уже к трестам пятидесяти километрам. Поначалу тихо журчащий двигатель начал гудеть, а вскоре и вовсе задался мерным свистом.
Сидящие в просторной машине оперативники уже настроились на встречу контрабандистов. Согласно расчетам, они численно превосходили приземлявшихся. Не говоря уже о вооружении и экипировке. Оснащенные новейшими экзоскелетами с автоматической системой охлаждения, позволяющей не беспокоиться о, мягко говоря, неприятной температуре снаружи, они владели существенным преимуществом.
– Люси, что там по координатам? – спросил капитан, сидящий с остальными в просторном пассажирском салоне.
– Одна капсула сменила траекторию. Столкнулась с восходящим воздушным потоком. Остальные приземляются примерно в заданных точках. Ну как, приземляются… – замялась Люси Ханнед.
Девушка подобрала более подходящее для этого слово, но так и не решилась его озвучить. Она отслеживала падающие модули по дистанционным пеленгаторам, четко транслирующим картинку в реальном времени. Иногда на проецируемых голограммах возникали помехи, проявляющиеся небольшой рябью.
– Они что, на энергоподушках садятся? – оживился полковник Брефф, обернувшись с переднего сиденья.
– Видимо… Иначе буря так на них не повлияла бы.
– Останови! – отдал приказ полковник рядом сидящему водителю.
После того, как машина окончательно замерла, они вместе с капитаном Карефом вышли и уставились в небо. Там, высоко над землей, словно пуля, прорезал пространство автоматический посадочный модуль, предназначенный для экстренных эвакуаций. Энергетический ореол голубым полупрозрачным коконом оплетал капсулу. Он расходился вокруг переплетающимися бело-голубыми полосами, плавно тормозя падение аппарата. Огня не было.
Брефф Амдфинн примерно прикинул, куда упадут незваные гости. Вспомогательная система уже рассчитала траекторию и вывела результаты на сетчатку глаза. Километрах в пятидесяти уже можно было ждать первый спасательный блок. С остальными оказалось сложнее. Те разминулись почти на сто пятьдесят километров друг от друга.
– Думаешь, рванет? – поинтересовался Кареф.
– Да не, не должно, – практически с полной уверенностью ответил полковник, но это было не точно.
– Долбанный перхлорат, – с раздражением бросил капитан. – Лучше бы эти геофизики плато почистили. А то не вздохнуть, не пернуть.
Капсула ударилась о поверхность. До этого модуль несколько раз спружинил при помощи незаметной издали энергетической подушки. Когда страхующее устройство отключалось, он врылся в землю, пропахав ее несколько сотен метров и затих. Уже через несколько минут к нему приблизились полицейские.
– И нравится тебе все время таскаться за контрабандистами? – стараясь не отставать от остальных, спросил коллегу капитан.
– Ну, а чего штаны в офисе просиживать? В конце концов, пусть и преступники, но в моих полномочиях сохранить им жизни.
– Господин полковник! Капитан! Тут две девки! – послышался удивленный возглас сержанта Тривволда.
– Вот уж сюрприз дык сюрприз, – Кареф смотрел на девочку, маленькие белые кудряшки которой разметались по железному полу аэромобиля.
Укутанная в охлаждающее одеяло, малышка лежала без сознания. Штатный медик в лице Люси Крайтон считывала ее состояние, нервно отмечая что-то в электронном журнале. Женщина с беспокойством смотрела на бледное маленькое личико. Сразу чувствовалось, насколько она встревожена. Изредка отрывая взгляд от приборов, Люси украдкой косилась на начальство. Напряжение чувствовали и остальные.
– Не беспокойся, мы их не отдадим, – не оборачиваясь, сказал Брефф.
Аэромобиль снова летел, хотя уже не так беззаботно и обыденно. Скорость насчитывалась немалая, но все равно хотелось дать хорошего пинка машине, чтобы та поторапливалась.
Вторая пассажирка спасательной капсулы сидела в углу. Поджав колени и положив на них голову, она зажимала руками уши. Голова гудела. Растрепанные черные волосы разметались по плечам непослушными локонами. Порванные на коленях старые армейские штаны выглядели удручающе. Сильно контуженная, девушка находилась практически в бессознательном состоянии.
– Как вас зовут? – очень громко спросила Люси.
Черноволосая вздрогнула и подняла невидящие, бирюзовые глаза.
– Медея… Медея Пинглин! – прокричала она в ответ.
– Полковник! – позвал Лоутер, пытаясь привлечь внимание.
– Что такое?
– Кажется, у нас гости.
– Дай угадаю, – ухмыляясь, догадался Брефф, – Наемники?
– Так точно.
– Официальные?
– Ага, официальней некуда.
– Час от часу не легче, – вздохнул полковник, устремив взгляд к далекому горизонту.
За ним уже виднелась пыль, поднимаемая аэромобилями головорезов.
– Их нет в базе данных. Ни по ДНК, ни по именам, – сказала Люси, проверяя темноволосую девушку.
Медик впрыснула ей что-то под кожу, немного растерев место инъекции.
– Сейчас будешь как новенькая, – шепотом сказала она, скорее, больше для себя, чем желая успокоить девушку.
Еще раз внимательно проверив физиологическое состояние, взгляд медика остановился на строчке, отмеченной красными буквами. Брови слегка приподнялись.
– Что случилось? – тут же среагировал капитан Кареф.
– У нее положительный статус по сопротивляемости.
– Да ладно… Проверь еще раз!
– Уже проверяла. Все правильно.
– Для пушки сгодится? – воодушевился Тривволт.
– Ну как, Люси, выдержит? – осведомился капитан. – Нам бы резервиста лишний раз не подставлять… А нелегалам-то все равно.
Тривволт замялся, поправив небольшой шеврон на плече в виде синего креста на белом фоне.
– Вполне. Она хоть и худенькая, но крепкая. Сейчас оклемается и можно ее вытаскивать, – выдала заключительный анализ Люси.
– Ну, сегодня твой день, Тривволт, – рассмеялся капитан.
Черноволосый смуглый мужчина с огромными желтыми глазами широко улыбнулся, оголив белые зубы.
Не прошло и пяти минут, как две компании встретились. Еще издали заприметив конкурентов, наемники предусмотрительно сбавили скорость. Технические характеристики их аэромобиля существенно превосходили возможности служителей закона. Не удивительно, что свою задачу наемники выполнили гораздо быстрей.
Отряд полиции, возглавляемый непосредственно самим полковником, вышел им навстречу. Брефф Амдфинн частенько мотался с подчиненными по делам нелегалов и беглецов. Будучи человеком принципиальным, он считал своим долгом вмешиваться туда, где его положение могло повлиять на дальнейшие судьбы преступников. А также туда, где можно размять стареющие кости и разбавить скучные штабные будни. Среднего роста крепкий мужчина следил за собой, не позволяя телу терять формы. Густая седина лишь кое-где разбавлялись небольшими островками черных волос. Карие глаза немного потеряли свой цвет, но все так же излучали твердость.
Вслед за основной командой Люси вывела пришедшую в себя новоприбывшую, иногда запинающуюся о собственные ноги. Два отряда встали друг напротив друга.
– Трэвиус Эркенар, и почему я не сомневался, что это ты? – первым начал полковник Брэфф.
– Это наши угодья, – улыбнулся рослый, обожженный пустынным солнцем мужчина примерно одного с полковником возраста.
«Наши» всем составом стояли у него за спиной. Больше десяти человек в возрасте от двадцати лет до сорока. Практически все в экзоскелетах и вооруженные до зубов. На черной грудной пластине каждой без исключения брони четко отпечатывалась красная голова пантеры с раскрытой пастью. Контингент подбирался соответствующий. Все до единого головорезы отличались высоким ростом и плотным телосложением. Исключения не составляли даже женщины, порою, значительно превосходя габаритами некоторых из соратников.
Выдерживая многозначительную паузу, главарь замолчал. Потом, смачно сплюнув в сторону, достал сигару и демонстративно закурил. Как и почти вся его команда, стрижен он был практически под ноль. Не худое, но жилистое тело выглядело закаленным. В глаза бросались импланты, тонкими нитями вживленные в мышцы рук и мерцающие холодным металлическим блеском. Походный жилет Трэвиуса и штаны, заправленные в тяжелые сапоги, сливались с ландшафтом благодаря оптосканирующей маскировке. Мимолетные проблески точек охлаждающей системы, встроенной в одежду, делались заметными только вблизи.
Продолжая спокойно курить, предводитель наемников надменно рассматривал стражей порядка. Самоуверенный вид давал понять, что ситуация держится под контролем и добыча ему нужна вся. В общем-то, подобное поведение строилось не на пустом месте. Все ресурсы, начиная с численного превосходства и заканчивая количеством вооружения, значительно превосходили стражей порядка. Только на поясе Трэвиуса оружия висело столько, что, не будь он легальным охотником, надолго загремел бы за решетку. А то и оказался на месте своих жертв. Несмотря на все это, Брефф Амдфин точно знал, что на серьезный конфликт с властями тот не пойдет. Лишние проблемы с законом преумножать не собирался никто. Особенно ушлые наемники, всегда настроенные на денежную выгоду, нежели на необдуманные силовые маневры.
– Что, и пса своего притащил? – спросил полковник, заглянув за спину главаря.
Туда, где стоял один из членов его отряда. Молодой мужчина выглядел ниже многих своих соратников, но все равно был ощутимо выше среднего. Возраст наемника определить было практически невозможно из-за основательно помятого вида. Помятого как в прямом, так и переносном смысле. Маскировочные куртка и брюки, такие же, как и у босса, явно не вписывались в общие правила экипировки команды. Пожеванные и кое-где засаленные, они напрочь перечеркивали все старания маскировки. «Легкая» недельная небритость прочно засела на широкой челюсти. Казалось, сухие пески совсем недавно высушили белую кожу, отчего она потрескалась и кое-где нещадно шелушилась. Парень ежился, будто от холода, а эти удушливые +42°С были со знаком минус. Трудно сказать, являлось это результатом некорректной работы охлаждающей системы или следствием тяжелого похмелья. Однако то, что он все время озирался в поисках какого-нибудь валуна, говорило, скорее, о втором.
– Время жатвы, – с превеликим удовольствием в голосе ответил Трэвиус.
Смачный, мясистый бас при этих словах дрогнул особо надменной хрипотцой. Не выпуская сигарету из зубов, босс расставил руки и выгнул тело. Озвученный факт доставлял ему немалое удовольствие.
Ежившийся все это время мужчина заметил поодаль подходящий камень в вполовину своего роста и побрел к нему нетвердой, заплетающейся походкой. Достигнув, наконец, места назначения, он, совершенно не обращая внимания на присутствующих, приготовился опорожнить мочевой пузырь. Однако, не дождавшись начала сего действа, вдруг замер. Уперся руками о твердую породу и, согнувшись пополам, начал громко блевать.
– Что-то хреново у вас с кадрами, – с ехидной усмешкой сказал полковник.
– Нормально у нас все с кадрами, – изменился в лице главарь, снова став серьезным.
Жестом он велел что-то одной из синеволосых девиц, не уступавшей габаритами самому головорезу. Та, развернувшись, быстрым шагом ушла к машине. Вернулась уже с частью пойманной добычи. Она вела связанную чернокожую девушку и маленького мальчика. Оба находились в сознании. Их бесцеремонно подгоняли толчками в спину так, что девушка запиналась и пару раз чуть не упала. Руки, скованные за спиной, чувства равновесия не прибавляли.
Поставив обоих на колени, Трэвиус принялся торговаться.
– Скажем так… – сальная улыбка с сигаретой в зубах осенила его лицо. – Желаю увидеть, каков ваш урожай. Я честно показал свой.
Тем временем, парень за валуном перестал содрогаться от вырывавшегося из нутра содержимого. Затем, немного поморщившись, решил продолжить начатое ранее дело, ради которого, собственно, и проделал этот тернистый путь. Достигнув, наконец, желаемого, он блаженно закатил глаза.
Пристально взглянув в глаза Карефа, Брефф многозначительно ему кивнул. Потом, скрывшись за спинами подчиненных, что-то сказал Лоутеру с глазу на глаз, пропуская того вперед вместе с бледной черноволосой девушкой. Лоутер шел медленно, тихо и вдумчиво, оценивая обстановку.
– Это все? – прозвучало несколько разочарованно. – Внутренний голос мне подсказывает, что вы хотите кого-то обмануть.
– У меня такое же чувство, – парировал полковник. – Зажали кого?
– Справедливо. Как будем договариваться?
– У меня есть полномочия изъять у вас людей, не числящихся в розыске и обвинения которым не предъявлены, – медленно, с расстановкой сказал Брефф.
– Эти ребята не числятся в списках учтенного населения. Значит, они – нелегалы. У меня столько же прав на них, сколько и у вас, – голос головореза снова приобрел уверенный, сочный тон с хрипотцой.
– Тогда у нас неувязка.
– А если так? – Трэвиус одним движением выхватил из-за спины оружие и направил его в голову девушки, стоявшей на коленях.
– Аши… – выдохнула до того молча стоявшая черноволосая и рванула вперед.
Одернувший ее Лоуренс больно сжал плечо. Недобро, даже грубо посмотрев на нее, мужчина дал понять, что глупить не стоит. Медея замешкалась. Не решаясь двигаться дальше, она с ужасом внимала происходящему. Глядела на Ашеру с дулом у виска и на Фидгерта, которого держали за хрупкую ручку, чуть приподняв над землей. Несмотря на крайне неудобные условия, мальчик не сопротивлялся. Даже и не пытался поменять положения своего худого тельца. От творящегося вокруг в голове у девушки случилась паника. Сердце бешено заколотилось.
– Что вам с мертвых нелегалов? Такие хорошие экземпляры стоят дорого. Не часто можно найти молодняк законно, – полковник не считал себя наивным, и прекрасно понимал, что угроза оружием – всего лишь блеф. Однако, любой блеф мог окончиться вполне реальными смертями. И это он тоже учитывал.
– Ну, допустим, этой можно пожертвовать. Мне нужны дети, а девок можешь забрать себе.
– У нас больше нет детей, – соврал Брефф.
– Да? Прямо-таки и нет? – смачно засмеялся Эркенар. – А Анна, которую малой постоянно звал? Неужто мамка его?
– Это она, – кивнул полковник в сторону бледной черноволосой девушки.
– Ты мне голову не морочь, – чуть прищурил глаз наемник, то ли от дыма догорающей сигареты, то ли от честной подозрительности. – Он и некую «тетю Медди» тоже звал. Значит, одну вы спрятали. Логично предположить, что неспроста.
Ашера подняла голову. Тут же сощурилась от попавшего в глаза света. Разбитая губа и рассеченная бровь блестели от подтекающей по бронзовой коже крови. Казалось, каждое движение давалось ей с большим трудом. Находясь в прострации, она медленно водила пустым, затуманенным взглядом, не очень понимая, что происходит. Медея напряглась. Видя бесцеремонно избитое лицо, она не понимала, почему так грубо обошлись с прибывшими. Совершенно ясно стало только одно: эти люди деликатничать не станут.
В это время мальчик немного пришел в себя и начал ерзать. Его с силой одернули. Встряхнули и, будто куклу, приподняли над землей. Вот только головорезы Эркенара не учли, что в худенькой ручке живой плоти было гораздо меньше, чем материала плотной рубашки. Грубо сшитая из старой армейской куртки лет так четыреста назад, она, не выдержав напряжения, лопнула. Ручонка выскользнула из сжимавших ее пальцев сама собой. Освободившись, Фидгерт побежал вперед, неожиданно резво уворачиваясь от пытавшихся схватить его рук.
– Тетя Медди! – прозвенел сильно напуганный детский голосок. Мальчишка быстро бежал к уже готовой сорваться ему навстречу девушке.
– Куда, щенок?! – зло прикрикнул небритый тип.
Именно тот, что так самозабвенно обмочился на пустынный валун. Подняв пацана за шкирку, он оборвал его бег. Потом хорошенько встряхнул, и тот, звонко пискнув, тут же затих. Старая ткань вновь не выдержала грубого рывка и с треском разошлась по швам.
Начавшаяся суматоха подарила драгоценные секунды. Отвлекшийся главарь побудил Бреффа действовать.
– Давай! – отдал он приказ и рефлекторно отступил на шаг назад.
Лоуренс среагировал мгновенно. Что есть сил он толкнул Медею в спину. Та, сделав огромный шаг вперед и стараясь сохранить равновесие, выставила перед собой руки.
– Прости, подруга, – отчетливо послышалось позади.
А дальше случилось кое-что из ряда вон выходящее. Девушка почувствовала, как что-то уперлось в спину в районе лопаток. Нечто огромное и жесткое прошло сквозь плоть. Тело, приподняв, выгнуло дугой. Голова запрокинулась назад, а носки ботинок еле касались твердой поверхности. Время на мгновение замерло. В воздух поднялись мелкие песчинки, будто гравитация исчезла. Послышался противный, режущий слух свист. За ним – глухой отзвук падающих друг за другом тел. Дыхание сперло. Внезапная тишина.
Стоя на четвереньках, Медея пыталась перевести дыхание. Голова гудела, будто в ней поселился пчелиный рой. Внутренности болели, не слабо отбитые прошедшей сквозь них волной. Вдох. Выдох.
Страх прошел на удивление быстро. Сознание стало возвращаться. Видимо, введенные ранее препараты действовали, активно приводя организм в тонус. Не прошло и половины минуты, как девушка подняла голову и попыталась сориентироваться. То, что она увидела, поразило. Более пятнадцати человек валялись на земле абсолютно неподвижно. Среди них на боку лежала Ашера со скованными за спиной руками. В метре от нее упал Фидгерт.
Частички пыли в воздухе делали его мутным, а песок скрипел на зубах. Вскоре наступившая тишина нарушилась нарастающим с каждой секундой гулом. Внутренние механизмы экзоскелетов активировались один за другим, пытаясь привести физиологическое состояние носителей в удобоваримую форму. Сотрудников полиции, включая самого полковника и Лоуренса, постигла та же участь. Капитан Кареф пытался пошевелиться, но лишь мычал что-то невнятное. Люди Трэвиуса Эркенара, находясь на прямой линии удара, не подавали признаков жизни. Кроме одного. Пошатываясь, головорез переминался на месте. Он не упал, а, немного согнувшись, только помотал головой. Потом, глубоко вздохнув, выпрямился, огляделся и громко отрыгнул. Отключившаяся маскировка куртки вдруг открыла взгляду весь ужас положения измятой, запачканной пылью одежды. Осквернитель валунов размял плечи и шею.
Поднявшись на дрожащие ноги, Медея начала лихорадочно озираться. Пустота в голове непостижимым образом сменилась потоком хаотичных мыслей. Некоторые из них вырывались из общей массы и побуждали к действию. Страх, до того сковывающий почти все существо, казалось, вылетел вместе с прошедшим сквозь тело ударом. Стоя напротив последней преграды на пути к свободе, Медея не собиралась долго оценивать ситуацию. Мысли внезапно замерли. Вакуум, создавшийся внутри, принес предельную ясность и решительность. Спрятанный в голенище сапога нож – единственное оружие, не отобранное полицейскими по прибытии на Марс, жег лодыжку даже сквозь толщу твердой ткани.
Впившись взглядом в изнемогающего от похмелья страдальца, Медея не нашла в его лице ничего, смахивающего на интеллект. Грубые, некрасивые черты делали выражение лица злым, угрюмым и недовольным. Тонкие губы и острый нос смотрелись нелепо вместе с широкой челюстью. Нависающий над покрасневшими глазами лоб покрылся болезненной испариной.
Головорез с несоответствующим обстановке безразличием смотрел на Медею, спокойно спрятав руки в карманы. Он не бросился помогать своим, и даже шагу не сделал в сторону полицейских. Просто спрятал нижнюю половину головы в ворот черной куртки, не без некоей доли блаженства вдыхая охлажденный внутри воздух. Наемник просто ждал, когда экзоскелеты товарищей сделают свое дело.
Раздумья длились меньше минуты. Девушка подняла руки, показывая, что безоружна. Сделав шаг вперед и демонстративно бросая вызов, она надменно вздернула подбородок. Все протекало в какой-то звенящей ясности, не требующей ни вопросов, ни объяснений.
Мужчина снисходительно ухмыльнулся кривой некрасивой улыбкой. Потом, подумав немного, отстегнул пояс с оружием и бросил на землю. Так же показал пустые руки. Широко развел пальцы. Жест этот выглядел, скорее, насмешкой, чем принятием правил. Однако, по какой причине оружие оказалось сброшенным, Медее было все равно. Все произошло быстро. Промелькнувшая в голове девушки мысль о том, почему наемник после удара остался стоять на своих двоих, тут же провалилась в всепоглощающий вакуум. Землянка резко сорвалась с места.
– Куда, дура!? – глухо и далеко послышался вопль капитана Карефа.
За несколько шагов до цели противник внезапно вскинул руку перед. Чуть беловатая пелена выплеснулась в атмосферу, разгоняя все еще не осевшую пыль. Мощная волна энергии разрезала пространство. Удар точно сбил бы Медею с ног, если б девушка рефлекторно не ушла вниз. Упав на пыльный грунт, она по инерции прокатилась на бедре мимо охотника за головами. Уроки с Эсхекиалем не прошли даром. Умение уворачиваться от посылаемых Проявителем волн, которые в пылу боя с монстрами могли задеть и человека, мгновенно пробудилось в мышечной памяти. Оказавшись за спиной головореза, Медея вскочила на ноги и с разворота резанула наотмашь. Успевший к этому моменту повернуться, мужчина скривился в злой, непонимающей гримасе. Вынутый в движении из голенища нож глубоко пропорол его лицо от верхней губы и до левой брови. Лезвие глубоко вошло в глазное яблоко, выдавив его за пределы своих границ. Брызнула кровь. Наемник взревел, схватившись за лицо. Сквозь дрожащие пальцы потекли теплые струйки, падая на мгновенно поглощающий их Марсианский грунт.
Отступив на несколько шагов, Медея открыла рот в парализующем ужасе. В одно мгновение мурашки пробежали по спине. Открывшаяся жестокая картина свалилась тяжким осознанием содеянного. Девушка замерла, шокированная собственным поступком. В первый раз в своей жизни она ранила человека. Испуг сковал тело. Нож медленно выскользнул из дрожащих рук, звонко ударившись о какой-то плоский камень.
Наемник низко согнулся, будто поверхность планеты притягивала его с двойной силой. Шумное прерывистое дыхание дополнилось возникшим вдруг странным, булькающим звуком. Мужчина пошатнулся. И снова не упал. Напротив, несмотря на страшную травму, головорез быстро пришел в себя. Казалось, боль совсем не вывела его из строя. Более того, придала сил. Наемник повернул обезображенное лицо с почти вывалившимся наружу глазом. Верхние зубы оголились за подвижными краями кровоточащей раны. Рот, искаженный ненавистью, превратился в оскал.
– Ах ты, сука! – прохрипел мужчина, захлебываясь собственной кровью.
Раненый резко выпрямился и буквально за мгновение оказался рядом. Последнее, что увидела девушка – занесенный над ней окровавленный кулак. Медея зажмурилась и рефлекторно втянула голову в плечи.
Он ударил с размаху. Не было ни пресловутых искр из глаз, ни боли. Сознание просто отключилось. Хватило одного удара, чтобы вырубить девушку, упавшую на песок без чувств.
Аэромобиль несся, разрезая пространство с бешеной скоростью. Красная голова пантеры с раскрытой пастью, отчеканенная на боку машины, терялась в бурном потоке воздуха. Казалось, двигатель отчаянно свистел и готов был издохнуть окончательно. Баргет Скайни сидел в углу рядом с Ашерой, испуганно всех разглядывая. Девушка обнимала Фидгерта, прижавшегося к ней, как к собственной матери. Ему было страшно. Мальчик не смел смотреть туда, где лежал окровавленный человек, которого то и дело била дрожь. Сначала судороги волной проходили по телу мужчины, словно электрические разряды. Затем, мышцы будто расслабились и он начал задыхаться.
– Морган, Морган не вырубайся, – трясла его синеволосая женщина, пытаясь привести в чувство. – Сейчас будешь дышать, потерпи.
– Гони, тварь, гони что есть мочи! – орал на водителя Трэвиус, сидящий на переднем сиденье.
Главарь сжимал дверную ручку и, казалось, мышцы его настолько напряжены, что он готов вырвать ее с корнем.
– Нож с микролезвиями, а на них еще какая-то дрянь, – сказала вторая девица с синими волосами, как две капли воды похожая на первую.
Одна проводила физиологический анализ, пока другая делала искусственное дыхание, полностью перепачкавшись в крови.
– Надо было пристрелить эту мразь, – прошипел один из мужчин, державший на коленях огромную лазерную винтовку.
– Я щас сам вас всех тут порешу, если он умрет! Потеряете Жнеца, можете искать другую работу! – орал Трэвиус своим подчиненным в салон.
Он был весь красный и настолько злой, что вены вздувались на его крепкой шее.
– До Арсии десять минут пути, должны успеть, – тихо сказала синеволосая.
В ее руках агонизировал соратник, и весь его вид говорил о том, что, возможно, это было не так.
Глава 8. Лики Марса
Марс оказался настолько же предсказуем, насколько изменчив. Слишком мало времени прошло с начала первого терраформирования. То, что должно быть проделано как минимум в течении тысячи лет, удалось совершить всего за двести. Тогда, шестьсот лет назад, формировалась искусственная сейсмическая активность, наблюдать за которой приходилось не одну сотню лет. Правда, вовсе не корректировка магнитного поля планеты стала труднорешаемой проблемой, поставившей под вопрос саму колонизацию Марса.
Гравитация. Коварная и непримиримая. Первые поселенцы – закаленные, подготовленные представители цивилизации не испытывали каких-либо проблем в первые два десятка лет после переселения. Тренировки и разработанная программа поддержания здоровья в условиях пониженного притяжения зарекомендовали себя довольно успешно. Проблемы начались с первым поколением детей. Гравитационная биология, занимавшаяся изучением развития организмов в условиях гравитации, отличной от Земной, признала свои ошибки. Более развернутые данные и обширные примеры в реальных условиях показали, что идет вырождение человека уже во втором поколении. Проблемы с развитием костной системы, сердечно-сосудистой и нарушение работы нервной – вот то немногое, что встало на пути к долгожданной цели новой цивилизации. Даже незначительные отклонения от Земных параметров приводили к патологиям. Чем больше насчитывался разрыв, тем быстрее они проявлялись. Больные поколения оказались не приспособленными к тяжелым условиям терраформации. Человечество решило, что у него нет лишнего времени пока эволюция сделает свое дело и, как обычно, взяло все в свои руки.
В который раз на помощь пришли космические технологии. Гравитаторы, использующиеся на кораблях, адаптировали к небольшим марсианским городкам. А далее – ко всей планете. Правда, не совсем так, как это происходило естественным образом на Земле. Действие притяжения создавалось только на поверхности. Это сказалось и на толщине атмосферы Марса, и на геологические параметры и, что самое важное, на его флору. Которую, к слову, формировали с нуля.
С тех пор Марс, богатый полезными ископаемыми, стал ценной ресурсной жилой. Добывающие прииски и заводы росли как на дрожжах, а с ними поднималась и сама колония. Остановить стремительное освоение планеты не мог уже никто. Человек рвался к завоеванию, к новой жизни и новым открытиям. Сомнений не оставалось, что именно эта неуемная жажда покинуть свой дом и обрести новый дала человечеству шанс на выживание.
Как известно, не бывает ничего идеального. Невозможно подчинить целую планету в такие короткие сроки, не вызвав в ней гнев и сопротивление. Марс, некогда неподвижный, неповоротливый и толстокорый, показал свой непокорный, непримиримый характер. Началось недовольное пробуждение и медленное потряхивание от сна. Как бы не старались ученые, как бы не просчитывали ходы на сотни шагов вперед, планета все равно преподносила свои сюрпризы. Шторма, бури и засуха – это одни из немногих вещей, прочно вошедших в обыденную жизнь марсианина. Цветущие долины сменялись знойными пустынями, вместо безмятежного штиля могла нахлынуть бушующая морская стихия. Стремительная смена погоды вполне соответствовала названию планеты. Ведь как известно, как корабль назовешь, так он и поплывет. Человек же, несмотря на все происходящее, суеверен не был. И не был бы человеком, если не поставил бы себе цель усмирить бешеного зверя.
С возросшим уровнем технологий и интенсивным снабжением с Земли, в последние годы жизни последней, задача эта стала более, чем реальной. Да и эвакуированная впоследствии часть населения материнской планеты тоже нашла в себе силы встать на ноги и начать все заново. Очевидно, ей просто не оставили выбора. Скорбь и общая трагедия людей тогда крепко сплотили, а чувство самосохранения и жажда жизни придали сил. Нести долгий траур стало непозволительной роскошью. Упиваться собственным горем значило терять шансы на выживание. Боль быстро запрятали глубоко внутри. Никто не решался смотреть ей в лицо. Марс превратился в землю обетованную, принимающую всех лишившихся дома скитальцев. С Луны, с растерзанной Венеры, с Каллисто и многих других колоний. Всех тех, кто оказался слишком слаб, чтобы жить в одиночестве.
Несмотря на то, что работа по усмирению зверя проходила успешно, людям все же приходилось считаться с его буйным, порой, характером. Природные феномены, необычные и непредсказуемые, стали неотъемлемой частью их жизни. Некоторые из них многим случалось видеть и на Земле. Никого давно не удивляли засухи или проливные дожди. Не пугали пустынные смерчи и бури. Даже многометровые цунами постепенно превратились в обыденность. Но случались и такие, что поражали воображение, а, порою, даже сводили с ума. Одной из таких природных аномалий стал «Полет миражей», или «Flugo de miraĝoj».
Ученые считали, что причины его возникновения лежат в искусственном аналоге озонового слоя, предназначенного для защиты планеты от солнечной радиации. Что это явление, дескать, лишь ненамного отличается от Земного северного сияния и ничего особо необычного в нем нет. Но те, кто являлся свидетелем этого события, категорически это отрицали. Никакие Земные записи протекающего события и рядом не стояли с той аномалией, что происходила на Марсе.
Очевидцы говорят, будто планета рассказывает им свою историю, что беседует с ними. Она показывает им свои воспоминания в красочных картинах прошлого. В немыслимом танце света и цвета, разливающегося по небу. Далекие миражи ушедших эпох врывались в сердце смотрящего, увлекая его в призрачный, огромный мир. Никто не знал, как это происходит. Не мог предугадать, где и когда планета начнет свое очередное повествование. Но тот, кто хоть раз стал свидетелем полета миражей, уже никогда не выпускал его из своего сердца. Многие, не в силах расстаться с воспоминаниями, потратили жизни в погоне за очередным зрелищем. Трудно противиться мощи столкновения астероидов о поверхность гиганта, трудно ощутить могущество и неподвижность вечности в миллионах лет, и совершенно невозможно устоять перед соблазном узнать, что же было тогда, в самом начале. Говорят, некоторым Марс открылся настолько глубоко, что те сошли с ума. Планета делала свой выбор, не оставляя альтернативы, забирая сознание навсегда.
Хрустальное забвение. Так это назвали. Вместо человека оставалась истощенная, неподвижная статуя с устремленным внутрь себя взором. Искривленные, застывшие тела с распахнутыми невидящими глазами и раскрытым в безмолвном восхищении ртом тянули вверх костлявые руки. Любое существо, попавшее под воздействие стихии, замирало неподвижно. Только точные приборы фиксировали неуловимые дыхание и пульс, говорившие о том, что внутри еще теплилась жизнь. Глаза становились глянцевыми и, казалось, совершенно прозрачными. Изредка взгляд затуманивался, оставляя на темном фоне причудливые проблески белесого глазного яблока. Марс жил внутри догнавшего призраков планеты как неотъемлемая часть организма. Именно поэтому погоню за полетами миражей объявили вне закона. Всех, кто охотился за ним, считали преступниками.
«Flugo de miraĝoj» стал не единственной аномалией планеты, влившейся в обыденную жизнь так же, как смена дня и ночи. Человечество постепенно привыкало к новому дому. Большой, непривычный мир обретал свои очертания, принимая свое особенное, тонкое звучание.
Кидония расположилась в глубине материка, прямо в центре Керавнского купола. Несмотря на то, что одноименный горный хребет находился достаточно далеко, город все же назвали в его честь. Первоначальный проект мегаполиса разрабатывался именно для тех мест. Однако, особенности терраформирования и природные условия заставили переместить изначальное место постройки. Будучи одним из городов-миллионников, он занимал не последнее место в экономической и научной жизни планеты.
Полковник Брефф Амдфинн решил заранее прибыть на место, чтобы успеть пройтись по улицам, теша взор, уставший от занесенных песками городов. В воздухе пахло озоном и свежестью. Чувствовалась повышенная влажность. Впрочем, как и всегда в этом районе. Привыкшие к иссушающему воздуху, легкие с трудом адаптировались к новой среде. Пышная растительность, характерная для тропических типов местности, радовала и расслабляла. Немало труда уходило на то, чтобы держать под контролем быстро разрастающуюся флору, то и дело норовящую оплести очередное здание.
Как и все густонаселенные города, Кидония имела свой внешний купол. Он всегда находился в выжидательно-активном состоянии. Хотя, за практически четыреста лет его раскрывали от силы раза два. Все прекрасно понимали: потеряй Марс свою атмосферу, ничто не смогло бы спасти колонию. Кроме округлого полупрозрачного свода. Именно поэтому налогоплательщики честно отдавали часть своих доходов за чувство собственной безопасности. По изначальной директиве люди не имели права жить за чертой города. Создавать иные, незащищенные оседлые места проживания. Но кто же будет слушать правительство несколько сотен лет? Деревушки, поселения и городишки, словно прыщики, рассыпались по материку и прибрежным зонам, вполне справляясь с борьбой за выживание.
Полковник смотрел на высокие, сужающиеся к верху здания. На их острые, заканчивающиеся длинными стержнями крыши. Небольшие небоскребы, похожие на гигантские гладкие стебли травы, отливали металлическим блеском. Некоторые сооружения проектировались так, что стебли эти переплетались между собой, образуя изящные, змеиноподобные узлы. Но, несмотря на некоторые вольности, общий смысл во всей архитектурной концепции города оставался однозначен: все до единого здания, будь то жилые дома или развлекательные центры, имели острый шпиль, блестящий в лучах солнца. Бывавшего, к слову, здесь гостем не частым. Этому давалось простое объяснение: Кидония находилась в области, характеризующейся повышенной электрической активностью. Мощные разряды молний могли по несколько дней держать в напряжении местных жителей. Во время сейсмического карантина активность их ощущалась особенно остро. Дома здесь не имели особенного громоотвода. Сами являясь гигантскими заземлителями, они активно поглощали все вспышки бушующей стихии. Материал, которым их покрывали, непрерывно освобождал пространство от наэлектризованности, висевшей в воздухе.
Несмотря на то, что абсолютно спокойных мест для жизни насчитывалось на планете не так много, наверняка, можно было найти и более пригодное. Причина же, по которой Кидонцы не покидали города, лежала на поверхности: он давал рабочие места. Мегаполис стал грандиозным генератором бесплатной энергии. Которую любезно, хотя, естественно, не по своей воле предоставлял людям Марс.
В отличие от других мест, пестревших завлекающим рекламой неоном, Кидония не могла позволить себе подобной роскоши. Все это пряталось внутри зданий. Внешний облик города представлял собой довольно строгое, консервативное зрелище. Мало кто сразу мог привыкнуть к столь категоричным архитектурным решениям. К нависающим, уходящим ввысь абсолютно гладкими зданиями, словно вышедшими из зазеркалья. Для полковника Амдфинна такой проблемы не возникало. Он любил здешний пахнущий озоном и сожженной травой воздух. Обожал пышную растительность и простой, открытый народ. Работяги нравились ему больше праздного населения иных мегаполисов. Однако, даже здесь, в суровой Кидонии, Брефф с прискорбием замечал, что глаза многих встречавшихся ему людей стали иными. То и дело ловя на себе измененные взгляды, он понимал, что вместе с ними начнет меняться и сам город. Старая добрая Кидония трансформировалась. Вряд ли кто мог это остановить. Рано или поздно это должно было случиться. Вот только возникали сомнения, и не безосновательные, что происходящее можно было считать прогрессом.
До назначенной встречи оставалось еще около получаса. Брефф уже сидел у входа в кабинет, разглядывая стенд с мотивирующими плакатами на противоположной стене. Того, с кем предстоял столь важный разговор, он всегда считал больше, чем просто давним знакомым. Скорее даже, хорошим другом. Когда-то они вместе начинали карьеру в полиции. Тогда, много лет назад, Мазнар Циварфид слыл душой компании. При этом считался чрезвычайно амбициозным уже в свои неполные двадцать лет. Когда их пути разошлись, Брефф уже получил звание капитана. В отличие от него, Мазнар не нашел призвания в служении закону и подался в совершенно иную сферу. Благо, его родственные связи всячески этому способствовали. Теперь на импозантном пятидесятилетнем мужчине лежала ответственность за всю экономику такого энергетического гиганта, как Кидония.
– Господин Брефф Амдфинн? – с улыбкой спросила высокая девушка, прямые волосы которой плавно перетекали от черного сверху к ярко-фиолетовому на концах.
Секретарь, видимо, выходила по каким-то делам. Теперь, вернувшись, заметила мужчину. В руках она держала кипу бумаг, в довесок нагруженных сверху несколькими информационными блоками.
– Привет, Лора. Я немного пораньше. Прогулка заняла меньше времени, чем я ожидал, – голос хоть и был наполнен некой теплотой, но и какая-то доля разочарования в нем все же присутствовала. – Город изменился.
– Понимаю… Может, кофе? Или что-нибудь покрепче?
– Нет, спасибо. Я подожду.
– Я могу оповестить господина Мазнара. Возможно, он уже освободился, – еще более учтиво проверещала секретарь, разместившись за широким столом.
– Нет, спасибо. Я дождусь своего часа, – воспротивился полковник.
Представляя собой человека пунктуального, он не терпел всяких заминок и не любил заставлять собеседника ждать. Впрочем, и опережать события тоже не любил, считая, что всему непременно должно настать свое время. Хотя, вполне возможно, Брефф просто хотел еще немного поглазеть на красивую девушку.
– Брефф! Ну что ж ты не предупредил, что пришел раньше? – обрадовался Мазнер, приглашая старого друга присесть.
– Не волнуйся, я не скучал.
– Ох, тыщу лет тебя не видел. Выпьешь? – вопрос чиновника прозвучал уже после того, как он приблизился к внушительному бару с напитками всевозможного цвета.
– Хм. Не откажусь, – стараясь более комфортно расположиться в кресле, кивнул полковник.
Подав старому другу широкий низкий стакан, Мазнер сел напротив и сделал небольшой глоток. Немного поморщившись и слегка вздрогнув, он издал полный удовольствия шипящий звук.
– Ты уж извини. Я сегодня не с дружеским визитом, – чувствуя некоторое неудобство, сказал полицейский.
Учитывая, что Мазнер – человек занятой, отвлекать его долгим введением в курс дела Брефф не хотел. Впрочем, тот и сам подходил к вопросу экономии времени с разумной стороны.
– Я, вообще, сомневаюсь, что в нашем возрасте можно дружить просто так, – без тени какого-либо огорчения ответил хозяин просторного кабинета. – Что там у тебя?
– Позавчера мы взяли нелегалов. Спустились на модулях в районе Синайского плато, – задумчиво начал полковник, тщательно подбирая нужные слова.
– Ну, нелегалы в наше время не редкость. Странно только, что произошло это во время сейсмического карантина, – пожал плечами Мазнер. – В этот период даже пираты стараются сидеть тихо и не высовываться.
– Сначала мы думали, что это очередной корабль-призрак. Сколько таких шатается по Солнечной Системе… Даже то, что он двигался точно к Марсу, не вызвало ни у кого подозрений. Такое бывает… Иногда замыкания в искусственных интеллектах кораблей заставляет их идти по заданной ранее траектории полета, – Брефф отпил несколько больших глотков из внушительного стакана. – Только тут совершенно иной случай. На борту оказались люди.
– Я так полагаю, это очень загадочные нелегалы.
– Это уж точно… И это совсем не преступники, а дети. Пятеро, двое из которых совсем мальцы. Старшей, по нашим данным, только-только исполнилось двадцать.
– Правда? Это очень странно, – поднял брови Мазнер, все же углядев в рассказе определенный интерес.
– Более, чем странно, – оживился собеседник и принялся ерзать в кресле еще усердней. – Если бы это были обычные беглецы, за плечами которых полно всякой всячины, я бы даже и не вписался. Но это просто дети.
– Ну, дети – понятие относительное. Тебе ли не знать, сколько они могут наворотить за свою короткую жизнь.
– Так-то да…
– Ты сказал, что по вашим данным старшей уже двадцать, – как-то тяжко вздохнув, Мазнер не дал другу договорить. – Мне показалось, или ты чего-то не договариваешь? Девушка не у вас?
– Мы взяли только двоих. Ту, которой семнадцать и совсем маленькую девочку. От них у нас вся основная информация, – пояснил полковник.
– А на остальных браслеты уже надели?
Лакированный ботинок господина Мазнера начал мерно покачиваться вверх-вниз.
– Не знаю. На наших – нет. Я торможу процесс, как могу. Но долго так продолжаться не может.
– Дело плохо. Если браслеты уже надеты, то максимум, что можно выбить для них – это Гон или Арену.
– Поэтому я и пришел к тебе. Мне нужна твоя помощь, – полковник, наконец, отхлебнул из бокала светящуюся жидкость и вздохнул.
– Ну, хорошо, а какой помощи ты ждешь? Этим занимаются правоохранительные органы. Я просто снабжаю города ресурсами, – нахмурился собеседник. – Пришельцы со старых консервных банок уж точно не по моей части.
– Правоохранительные органы не хотят проблем с Высшими.
– Тогда дело глухо.
– Не совсем… Наша, та, что постарше, назвалась Медеей Пинглин. Утверждает, что проспали в капсулах почти четыреста лет. Божится, что никогда до этого не были на Марсе.
– Хм… И пираты ими не заинтересовались? Модули гибернации – вещь весьма ценная. К тому же, редкая. И потом, ими пассажирские суда никогда не оснащались.
– Поверь, там интересоваться нечем. Без боли на это корыто и не взглянешь, – усмехнулся полковник. – Однако, это не пассажирский корабль, а военный. Некоторые из них все-таки оснащались капсулами. Если удастся доказать их наличие на судне и то, что дети провели там время, то у нас есть шанс.
– Если бы да кабы… – задумчиво вздохнул Мазнер.
– До конца карантина еще пара месяцев. Никто не станет посылать проверку до его окончания.Мы можем не успеть, – полковник снова замешкался.
На этот раз чиновник промолчал. Настроение стало совсем уже не тем, чтобы расточать учтивость с хорошими манерами.
– Я знаю, у тебя большие связи на Олимпе. Четверть острова зависит от твоих поставок. Если бы временники занялись этим делом… – робко начал полковник, пристально глядя на старого друга и пытаясь угадать, какие мысли у того в голове.
– Да. У меня есть пара человек, которые могли бы помочь. Но проблема совсем не в этом. Ты прекрасно это знаешь.
– Понимаю.
– Если все действительно обстоит именно так, как ты говоришь, это создаст прецедент. Для истории Марса подобное в новинку. Как в итоге все обернется? Большие риски – большие проблемы. Кажущееся благополучие слишком хрупко, – все же решил озвучить и без того очевидные вещи напрягшийся чиновник. – Отбери у зверя добычу, и он кинется на тебя.
Полковник промолчал.
– Если бы ты стоял перед дилеммой, держа в одной руке судьбу нескольких человек, против сотен или даже тысяч в другой… что бы ты выбрал? – вопрос звучал спокойно, но ощущался, будто выстрел в голову. – Стоит ли это того, чтобы залить города кровью?
– Нет, не стоит. Но я не собираюсь до этого доводить.
– Кто знает, как оно обернется…
Мазнер встал со своего места и подошел к огромному окну, являющемуся, скорее, абсолютно прозрачной стеной. За стеклом открывался завораживающий вид на город. Стальные дома, словно зловещие колючки, протыкали небо. Густые тучи затянули высь. Кое-где в них проскальзывали тонкие полоски молний. Быстро, практически незаметно, будто стесняясь еще касаться острых пиков. Они жили там, в далекой вышине. Прятались в облаках, словно юркие ящерки. Настал момент, и один из многочисленных разрядов вырвался вперед, отодвинув все остальные на второстепенные места. Собрав в себе внушительную мощь и притянутый острым шпилем, он ударил в одно из зданий. Белый свет вспыхнул на стенах постройки. Рассыпался многочисленными, искрящимися точками и поглотился.
– Подойди, – спокойно позвал Мазнер.
Полковнику пришлось покинуть удобное кресло. Встав рядом и вглядевшись в мерцающую даль, он испытал какой-то внутренний страх. Умело управляемая человеком, суровая стихия металась по пустынным улицам. Только посвященный мог осознать и принять то, что творилось за спасающими стенами зданий.
– Когда-то здесь торчали только пара шпилей, и то не жилых. Марс оказался постоянен в своем гневе. После запрета искусственных интеллектов многое поменялось. Люди учились жить здесь, подстраиваясь под жесткие условия. Чем Кидонцы отличаются от других? – Мазнер многозначительно посмотрел в глаза друга. – Дисциплиной и трудолюбием. Человек может приспособиться ко всему, если будет такая необходимость. Я в ответе за все это, понимаешь?
В это время огромная, могучая молния попала в здание, в котором находились собеседники. Нельзя сказать, что это вызвало какие-то особо странные ощущения. Только волосы немного зашевелились и Брефф почувствовал, как они встали дыбом по всему телу. Белый свет залил на мгновение все стекло, тут же расколовшись на тысячи мелких ручейков и исчез.
– Я посмотрю, что можно сделать, – наконец, сказал чиновник после долгого созерцания величия стихии. – Нужно поговорить с девушкой. До этого я вышлю кое-кого на Олимп, а там посмотрим.
– Нужно подождать хотя бы пару дней. Сейчас общение возможно только через мыслительно-речевой счетчик. В нашем случае это не может считаться официальными показаниями.
– Так. Есть еще что-то, чего ты мне не рассказал? – в голосе прозвучала недовольная настороженность.
– Есть, но я бы все равно рассказал. Такие вещи скрывать нельзя, – вздохнул Брефф, допивая остаток коньяка.
– Не томи.
– Девчонка порезала Жнеца, – почесал затылок полковник. – Серьезно. Даже не знаю, жив ли он сейчас… Все произошло слишком быстро. После никто не стал стоять на своем, просто разошлись с тем, что есть.
– Да… дела… – только и мог протянуть Мазнер. – А ты говоришь – дети. Как она к нему подобралась-то?
– Сопротивляемость. Ушла от волны… Вопрос, если честно, не в этом, – замешкался Брефф. – Энерговоронка сработала очень странно, и в обратную сторону тоже. Положило всех. Причем, у девчонки счетчик все время скачет. То показывает сопротивляемость, то нет. Наши разводят руками. Сдается мне, что дело это очень мутное. Без специалистов не обойтись.
– Если Жнец умрет, не надейся, что хоть что-то выгорит.
– По мне, лучше бы сдох.
– Ты далеко не единственный, кто так думает. Одна половина планеты их ненавидит, а вторая хочет убить. Тем не менее, мы обязаны с ними считаться.
Полковник промолчал. Гроза уже начинала набирать свою силу, превращая город в мишень для бесконечно бьющих в шпили молний. Становилось все светлее и светлее. Скоро сгустившаяся тьма превратилась в непрекращающийся пылающий день. Вспышки ослепляли, заставляя щурить глаза, но оторвать взгляд от этого электрического танца было невозможно.
Глава 9. Вещие сны
Морган Алонсо резко вздохнул, внезапно очнувшись от затягивающего кошмара. Глаза открыть не получалось. Сознание периодически проваливалось в сон. Держало только четкое осознание, что если он уснет, то может уже никогда не проснуться. Несмотря на то, что липкое забытье норовило снова замотать в свою колючую проволоку, страх оказался сильнее путающегося сознания. Мужчина сделал усилие и повернулся на бок. Дрожь волнами проходила по телу, заставляя двигать болящие мышцы. Мелкие холодные капли скатывались по коже, соединяясь одна с другой и превращаясь в маленькие лужицы. Тонкие струйки стекали на простыни больничной кровати. Чувствовался холод. Взгляд уперся в серую гладкую стену. Хотелось поморщиться, этот цвет вызывал теперь только негативные эмоции. Впрочем, неясно, имели ли они место вообще. Каждое движение давалось с трудом. Хотя, в принципе, боль казалась терпимой, если не делать резких движений. Приняв позу эмбриона, мужчина замер. Борьба со сном дополнилась попытками привести дыхание в норму. Удавалось не очень.
Жесткая кровать и до боли знакомый запах дезинфекции немного успокаивали. Морган знал, где находится. Гостить здесь приходилось довольно часто. Правда, по такому серьезному поводу – никогда.
Маленькая, но очень важная борьба продолжалась еще какое-то время, прежде чем сознание полностью вернулось в этот мир, прочно заняв свое привычное место. Мужчина ощутил браслет на запястье. С облегчением выдохнул, в надежде, что скоро эта ноющая, засевшая глубоко в мышцах боль пройдет.
Надежды оправдались. Считывающий физиологические параметры девайс изменил цвет, оповещая о том, что пациент пришел в себя. Через какое-то время за спиной послышалась возня. В палату кто-то вошел.
– Очнулся? – спросил голос за спиной.
– Протрезвел, – невнятно промычал пациент, еле ворочая сухим языком.
Голосовые связки скрипели, выдавая только обрывистые звуки. Впрочем, и этого оказалось достаточно для понимания, того что пациент очнулся, но чувствует себя пока не важно.
К кровати полуосвещенной палаты подошел невысокий сухонький мужичок лет сорока пяти на вид. Его обширная залысина имела следы множественных попыток вернуть шевелюре ее лучшие годы. Голубой халат из поглощающей пятна ткани украшала на плече отличительная эмблема в виде змеи, оплетающей чашу.
Почувствовав небольшой укол в руку, Морган тут же блаженно вздохнул. Дрожавшие от боли мышцы тут же расслабились. Неприятные ощущения притупились, прежде чем исчезнуть совсем. Появилось дикое желание снова заснуть. Освобождение от страданий оказалось слишком приятным.
– Не спать, не спать, – торопливо принялся бить по щекам вошедший доктор.
Мужчина, сделав над собой усилие, приподнялся, с трудом сел на кровать и свесил ноги. Чуть покачиваясь, он попытался поймать равновесие, чтобы не упасть. Голова кружилась. Почувствовав теплоту собственного тела, пульсирующую по жилам кровь, горячую кожу и упругие мышцы, Морган с облегчением выдохнул. Живой.
– Тебе дико повезло. Считай, с того света вытащил. Еще б минут так пять, и адью, – спаситель улыбнулся масляной, лягушачьей улыбкой. – Как себя чувствуешь?
– Хреново… Спасибо, док. Чтоб я без тебя делал…
– Ничего. Потому что б помер, – раздался несколько частый, похожий на хихиканье, смех.
Озвученная шутка явно не требовала одобрения слушателей. Троссендир Одрин, являясь лицензированным врачом, имел частную практику. Изначальная специальность, посвященная нейрохирургии, со временем значительно расширилась. В некоторой степени, даже отошла на второй план. Род его сегодняшних занятий лежал далеко за рамками официальных. Однако он, как и многие другие служители медицины, имел в определенных кругах сильную протекцию. Конечно же, вместе с ней и дурную славу. Министерство здравоохранения Демократической Империи Марса до определенной степени закрывало глаза на незаконную деятельность частных хирургов. Ровно до того момента, пока те имели покровительство заинтересованных слоев населения и исправно платили налоги. Налоги, надо сказать, немалые.
Частные эскулапы занимались, в основном, грязной работой. Той, что не следует афишировать в государственных медицинских учреждениях, ведущих строгую отчетность. Штопанье раненых наемников, а иногда и преступников, установка не занесенных в реестр имплантов, индивидуальные и личные заказы богачей с толстыми кошельками – вот что составляло основной костяк их заработка. Существовала еще категория врачей, осуществляющих клонирование за кругленькую сумму. Даже несмотря на то, что ДИМ держала монополию на воспроизведение и весьма жестко карало тех, кто смел ослушаться закона. В таких случаях даже протекция элиты не всегда могла помочь. Естественно, Троссендир Одрин к таким врачам относился.
Мужичонка с гордой залысиной протянул Моргану закрытый стакан, из которого вежливо торчала тонкая трубочка.
– Пей. Восстанавливающий состав. Поядреней того, что я раньше давал, – лягушачья улыбка вновь озарила лицо.
Терпкая жидкость приятным холодком растеклась по пищеводу. Дыхание на мгновение сперло. Создалось ощущение, будто свежий горный воздух ворвался в легкие. Глубоко вздохнув, мужчина размял плечи и спину. Зрачки сузились. Вдруг острая боль пронзила левый глаз. Морган схватился за лицо, но рука наткнулась на что-то гладкое и выпирающее.
– Ничего страшного, потерпи, – забирая стакан обратно, сказал Одрин. – Повязку, конечно, можно снять.
Вставая с кровати, Морган опустил пятки на холодный пол. Медленными, пока неуверенными шагами он подошел к высокому, во весь рост зеркалу, висевшему в углу палаты. Голографические элементы работали не ахти, изображение шло мелкой рябью. Еле заметный взмах рукой, и рядом появилась трехмерная голографическая копия пациента, зеркально повторявшая все движения исходника.
Морган посмотрел на себя и поморщился. Плотная повязка занимала половину головы. Медленно, стараясь не задеть ненужного, началось снятие полимерного пластыря. Тот, в свою очередь, чувствуя направление движения пальцев, легко поддавался и совсем не травмировал плоть. Доктор не спешил помочь, да и звать медбрата тоже не стал. Зачастую работу Одрина сильно облегчало то, что большинство завсегдатаев уже знало многие процедуры и прекрасно справлялось само.
Закончив, мужчина улыбнулся своей кривой, еще более некрасивой улыбкой. Почему-то ему стало смешно. Глядя на свое отражение, он сделал вывод, что нынешний вид вполне соответствует его внутреннему состоянию. Работа в пустыне подарила немного комичный загар: бронзовые натренированные руки резко переходили в белые широкие плечи. Все, что оказывалось под одеждой, избежало воздействия ультрафиолета. Таким образом, над плотным бледным телом возвышалась загорелая голова, с обветренной, кое-где потрескавшейся кожей. Длинный глубокий шрам под левым ребром напоминал о том, как опасно расслабляться во время охоты. Три аккуратных полосы над правым ухом рассекали отросшие темные волосы. Это могло б сойти хоть за какую-то стрижку, если бы не сморщенная зарубцевавшаяся кожа. Других, более мелких шрамов насчитывалось предостаточно, но ни один не мог сравниться с новым. Тем, что шел от левой брови через затянутый пеленой забеленный глаз и до рассеченной надвое губы. Небольшая часть последней отсутствовала, замененная еще совершенно прозрачной, временной плотью. Сквозь нее проглядывал один из верхних зубов. Это не было похоже ни на оскал, ни на вымученную улыбку. Первое, что Морган испытал, увидев себя – это неприятное чувство противоестественности.
– Я сохранил тебе зрение, но внешним видом пришлось пожертвовать, – произнес доктор как-то совсем уж весело.
– Меня устраивает.
– Без имплантов и наноботов пришлось нелегко. С тобой всегда непросто, – посетовал Одрин. – Губа еще какое-то время будет такой, потом останется только небольшой шрам.
– Сплошные хорошие новости.
– Ну, если хочешь, за отдельную плату я неплохо поколдую.
– Олимпийским шлюхам все равно, – улыбка стала шире, хотя, скорее, от того, насколько двояко, но точно была произнесена фраза. – Если и подрихтуюсь, то только перед отбытием. В новую жизнь без шрамов и с мордой… посимпатичней.
– Это начинание я решительно поддерживаю, – одобрительно кивнул доктор и тут же засобирался. – Одевайся. Можем еще поболтать, пока ты пьешь вторую порцию, а потом можешь выметаться.
Слова прозвучали обыденно, даже с неким положительным посылом. Означавшим, скорее всего, что угроза миновала и пациент способен справиться дальше сам. Чем, впрочем, он и планировал заняться.
Собеседники переместились в небольшой кабинет с высокими узкими окнами, выходящими на людную улицу окраины Арсии. Явный недостаток освещения с лихвой компенсировался неоновыми отблесками, проникающими внутрь помещения и делая его немного пестрым.
Заприметив в углу большое удобное кресло, Морган поспешил приземлиться. Пушистая поверхность ткани податливо изменила свою форму. Все еще приходящее в себя тело блаженно расслабилось.
– Кто тебя так? – с некоторым любопытством поинтересовался врач.
– С медведем подрался, – головорез с наслаждением втягивал новую порцию волшебного напитка. – Сколько меня не было?
Оценив шутку, Одрин сально захихикал. Однако, упорствовать в своем любопытстве не стал.
– Неделю… Еле тебя вытащил. Пришлось попотеть, лезвие ножа хорошенько сдобрили ядом Селективного Аконита.
– Это что за зараза?
– В свое время ботаники изгалялись как могли, усиливая полезные свойства растений. В нашем случае, полезность оказалась весьма условна, – оскалился Одрин. – На Марсе СелАк не растет. Такой может находиться только в частных коллекциях, поэтому в походной базе и не нашлось противоядия. Травма глаза ухудшила ситуацию. На этот раз ты и впрямь висел на волоске.
– Значит, Пламя подсобило.
– Не исключено. Отделаться неделей в бреду – невиданная удача. То, что ты сейчас не пускаешь слюни и не гадишь под себя – это чудо.
– Неделя – это много. У меня заказ висит, – откинувшись на спинку кресла, Морган посмотрел в потолок.
– Сколько жатв тебе еще осталось?
– Еще пяток-другой крупняка и все. До тридцатника обернусь, – глаза все еще изучали белый свод кабинета. – Надеюсь…
– Если хочешь, могу посмотреть, есть ли ты в списках Олимпа. – Одрин посмотрел исподлобья взглядом, наполненным ожиданием. – У меня есть связи среди временников.
– Не надо, – отклонил предложение Алонсо. – Не желаю знать. Хочу иметь цель.
– Цель, – рассмеялся доктор. – Не удивлюсь, если тебя, только-только оказавшегося на острове, уже на следующий день найдут обдолбанным в говно в постели первой же попавшейся шлюхи. И не факт, что живым.
– А что? Вполне благородное стремление, – засветил своей уродливой улыбкой головорез.
– Олимп стоит дорого, – Одрин немного подался вперед, многозначительно глядя в здоровый глаз. – Чтобы накопить на него так быстро, нужно выполнять очень грязную работу. Пламя-то не против?
– Лишнее любопытство тебе не к лицу, док, – притормозил собеседника наемник, недовольно взглянув в глаз собеседнику. – Отношения с Пламенем – это мое личное дело.
Наполняя энергией, бодрящий коктейль разливался по жилам Моргана. Становилось хорошо и приятно. Снова появились силы, и даже настроение немного приподнялось.
– Как хочешь. Жнецы становятся слишком чувствительны, когда затрагиваешь эту тему. Но я ж не просто так, – Одрин поднял руки и показал ладони в демонстративном жесте. – Испытывать лишний раз терпение Пламени тебе сейчас совсем не полезно. Особенно в свете последних событий. Это я тебе сейчас как доктор говорю. Ну, или человек со здравым взглядом на жизнь.
– Может, ты и прав, – задумчиво пробормотал про себя Морган.
Глядя на своего пациента, Одрину тоже захотелось выпить. Только чего-то покрепче. В небольшое окно ворвались новые краски с вывесок напротив. Стало еще чуть светлее, на стенах закружились разноцветные пятна. Серый интерактив обоев будто старался компенсировать пеструю вакханалию улиц. Впрочем, как и угрюмый цвет стола и шкафов.
За дверью послышался приглушенный женский смех, становившийся с каждой секундой все громче. В кабинет вломились две обнаженные особы. Весело хихикая, совершенно одинаковые белокурые девицы начали кружить вокруг доктора. Девушки настолько походили друг на друга, что даже смеялись абсолютно одинаково.
– Так, дамочки, дамочки! Вот только не сейчас! – принялся выставлять их Одрин, слегка подгоняя шлепками по полным ягодицам.
Состроив наигранно недовольные гримасы, девушки направились к выходу. Каждая кокетливо сверлила доктора глазками. Провожая их взглядом, Морган молча склонил голову набок. Посмотрел на полные, колыхавшиеся при каждом шаге ягодицы. Когда дверь снова закрылась, то поерзал в кресле, будто текущая поза надоела, и он решил ее поменять.
– Все контрабандой промышляешь?
– Это приносит хороший доход. Высшие хорошо платят за свои игрушки. И потом, это просто болванки без мозгов, – будто самому себе улыбнулся Троссендир и тут же начал растерянно хлопать по карманам, будто потерял что-то важное. – Видишь, у меня тоже есть принципы.
– А чего просто так гуляют?
– Ну… Мне нравится, – вскинул брови Одрин.
– А, – более чем кратко ответил наемник, прикрыв глаза.
– А ты что, до сих пор на сухпайке? – между делом осведомился доктор, наконец, найдя в кармане небольшой флакон с дозатором.
Содержимое емкости небольшой капелькой упало в прозрачную жидкость невысокого стакана, окрасив ее в оранжевый цвет.
– Ты сам сказал, что терпение Пламени лучше не испытывать, – уверенно произнес мужчина, размяв плечи и покинув, наконец, кресло. – В любом случае, до Олимпа недалеко.
Когда Морган покинул частную лечебницу, время уже близилось к рассвету. Улица пестрела разноцветными неоновыми огнями и рекламой. Огромные баннеры на стенах высоток расхваливали очередной модный товар. Гигантские голограммы вещали о каких-то непременно важных новостях. Мужчина понимал, что нужно подготовиться к выполнению заказа, но решил все же с ним не спешить. На углу располагался приличный кабак, в котором он когда-то любил зависать. И сегодня тоже намеревался хорошенько надраться. Настроение было паршивое.
Глава 10. Двуличие Марса
Прошло уже более получаса после того, как Фидгерт заснул. У мальчика случилась дикая истерика. Он постоянно вырывался из рук, кричал и пытался кусаться, чем сильно всех удивил. Когда Ашеру выволакивали из аэромобиля, он впился своими маленькими зубками в руку одного из головорезов. За это, собственно, чуть и не схлопотал хорошую затрещину. От неминуемого возмездия спас только недвусмысленный приказ не портить особо ценный товар. Наемники решили не заморачиваться, вколов ребенку дозу снотворного. Когда всех троих завели в какое-то темное помещение, то тут же сняли с глаз повязки и оставили одних.
Ашера сидела на жестком матрасе, забравшись с ногами на кровать и обхватив руками колени. Запястья болели, впрочем, как и разбитая губа. Внутренняя злость и усталость щедро разбавлялись вполне естественным страхом. Баргет Скайни лежал рядом с мальчиком, на второй кровати в противоположном углу узенькой комнатки. Серые простыни, видимо, давно не стиранные и не глаженные, покрывали два спальных места. Гораздо более неудобных, чем на «Гофоре 3». Непонятного цвета покрытие стен местами облупилось. Небольшое зарешеченное окно, открывающее вид на улицу, напичканную неоном – вот то единственное, что связывало ребят с внешним миром. Смотреть туда не хотелось. Не хотелось даже двигаться.
– Что с нами будет? – испуганно спросил парень.
– Я не знаю, Баргет, – Ашера старалась говорить тоном, как можно более успокаивающим, но удалось ей это не важно. Озвучить, что она тоже боится, девушка не решилась. Сейчас ей предстояло быть сильной за всех.
Следующие полчаса никто не смел нарушить тишину. Периодически накатывала усталость. Глаза слипались. К тому времени, когда Ашера провалилась в тяжелое забытье, Баргет уже спал. Чуткий сон прервал скрип открывающейся двери. Неожиданный звук встревожил всех, корме маленького мальчика. Тот все еще пребывал в сладком забытье.
В небольшую комнатку впорхнула маленькая изящная фигурка в плаще. Черном, ниспадающем шелковыми волнами прямо под ноги худенькой девушки. Низко опущенную голову скрывал широкий капюшон, раскинувший свои края, словно большие уши. Когда тонкие ручки в белых перчатках неспешно откинули его назад, сомнений не осталось – гостьей являлась особа женского пола. Практически еще девочка. Маленькая головка горделиво держалась на хрупкой тоненькой шейке. Золотистые локоны робко выбивались аккуратными кудряшками из-под капюшона. Правильное овальное личико ласкало глаз идеальными чертами и сияющей, белоснежной кожей. Неподвижные зрачки, судя по всему, корректировали цвет с помощью гало-модификаторов, встроенных в радужку. Они плавно меняли окрас с голубого до темно-синего.
В руках девушки возникла небольшая резная шкатулка.
– Добрый вечер, – пропищал тоненький писклявый голосок.
Оставаясь полностью невозмутимым, личико посетительницы не выражало абсолютноникаких эмоций. И, похоже, невозмутимость эта тесно граничила с надменностью.
Дверь за спиной девушки осталась открыта. К всеобщему удивлению, с ней не было охраны. Баргет вздрогнул и насторожился. На паренька, будто угадав его мысли, посмотрели пристальным взглядом.
– Не советую, – на тоненьких, чуть бледных губах появилась снисходительная улыбка.
Медленно, вдумчиво и очень осторожно незнакомка поставила шкатулку на край ближайшей кровати, выудив из ее недр нечто совсем небольшое. Тоненькие пальчики сжимали черный, как и плащ, браслет. Маленькие гладкие бусины заблестели, отражая тусклый свет комнатушки. Кроме этой удивительной способности сверкать без веской на то причины, аксессуар выглядел совершенно обычно.
Побрякушку молча протянули Ашере. Та, в свою очередь, замешкалась, но почему-то подала руку. Внутреннее чувство подсказывало, что сопротивление могло привести к еще более серьезным последствиям. Гораздо худшим, чем текущее положение. Решение занять выжидательную позицию показалось сейчас самым здравым поступком.
Неприглядная бижутерия, едва сомкнувшись на запястье, тут же присосалась к плоти. Глянцевые бусины расплавились, запуская черную, похожую на тушь массу под кожу. Субстанция начала расходиться в разные стороны ломаными линиями, словно ветви засохшего дерева. Лицо Ашеры скривилось от боли. Казалось, острые иглы впились в ткань, раздирая ее вместе с кровеносными сосудами. Сдавленный крик вырвался из груди.
Колющая боль растворилась только через несколько секунд. Девушка размяла запястье. Не осталось никаких неприятных ощущений, кроме легкого покалывания на кончиках пальцев. Правда, некрасивые полосы в виде ветвей никуда не делись, протянувшись практически до локтя. Последовав примеру негласного лидера компании, Баргет так же не стал сопротивляться процедуре. Когда те же манипуляции проводили с Фидгертом, тот и вовсе не проснулся.
Выражение бледного личика посетительницы резко поменялось. В нем появилось некое подобие почтения.
– Госпожа, Господин, – присела посетительница в легком книксене, снова опустив головку.
– Кто? – не совсем поняла Ашера, и даже решила, что ослышалась.
– Госпожа, – гораздо громче произнесла девушка, больше похожая на девочку-подростка.
– Я ничего не понимаю… – недоверчиво покачала головой Ашера.
– Вы свободны, – взяв высокую ноту, словно птичка проверещал красивый голосок.
– Как свободны? Совсем? – немного ошарашенно спросил Баргет.
– В ваших браслетах лимит в три миллиона монеро. Свободный доступ передвижения по планете везде, кроме Олимпа. Допустимы модели поведения, соответствующие Высшим в рамках текущего законодательства, – казалось, хрупкая головка с некоторой стыдливостью опустилась еще ниже. – Если есть еще вопросы, я на них отвечу, госпожа.
– Мы можем уйти прямо сейчас? То есть выйти и все? – переспросил Баргет.
– Да, – с таким же спокойствием и уважением кивнула странная особа. – Еще какие-то вопросы?
– Ты! – выпалила Ашера, совершенно вызывающе ткнув пальцем практически в лицо юной леди. – Можешь убрать со своего лица это мерзкое выражение и объяснить, что все это значит?!
Небольшой мускул гостьи около вздернутого носика чуть дрогнул, мимолетно выдав проскользнувшую эмоцию. Однако, настолько быстро, что остался незамеченным.
– Это значит, что вам выпала великая честь, – с каким-то холодком в голосе ответила белокурая девчушка.
Галантно склонившись, она легким жестом, словно приглашая на прогулку, указала на открытую дверь.
– Подожди! – вдруг пожалела о собственной импульсивности Ашера. – Вы принимаете нас за кого-то другого… Мы вообще не с Марса! Кто знает, какие тут болезни?
– Данные вопросы вне моей компетенции. Не волнуйтесь, все отклонения от нормы считываются браслетом, – сделала прощальный книксен белокурая фигурка и спокойно развернулась, не забыв забрать с собой шкатулку. – Позвольте откланяться.
У выхода девочка-подросток мельком взглянула на спящего Фидгерта и прямо перед тем, как ступить за порог небольшой комнатушки, небрежно бросила:
– Мальчик проспит еще пару часов. У вас достаточно времени, чтобы узнать то, что вас интересует, лично.
После того, как земляне вновь остались наедине с собой, Ашера еще некоторое время сидела на кровати, глядя в одну точку. Потом внезапно встрепенулась, будто ей в голову пришла какая-то важная мысль.
– Слушай, – нарушила молчание девушка.
– Да?
– Знаешь, что значит фраза «у вас достаточно времени»?
– Что?
– Что у нас его нет совсем.
После недолгого, но довольно напрягающего визита ребята единогласно решили ускориться. Пока Фидгерт спал, у них оставалось немного времени. Комнатка, как оказалось, располагалась на втором этаже небольшой простенькой гостиницы, явно ожидающей ремонта уже много лет. За стойкой регистрации сидел пожилой пузатый китаец с проплешиной вместо волос. При виде постояльцев мужчина не расплылся в улыбке и не поприветствовал учтиво. Лишь преисполнился безразличием, молча созерцая попытки гостей что-то до него донести. Вскоре Ашера выбилась из сил. Усталость закономерно приносила с собой и раздражение. Ей показалось, что хозяин специально не хочет идти на контакт.
– Может, он нас не понимает? – предположил Баргет.
– Мог хотя бы сделать вид, что пытается. Или этот клоповник так и ломится от тех, кто хочет здесь остановиться? – выпучила глаза девушка и почти прокричала фразу в лицо хозяину.
После этих слов азиат нагнулся и принялся что-то искать под стойкой. Выудив из какого-то ящичка две черные коробочки, он положил их перед надоедливой парой и отвернулся. Ашера фыркнула и взяла со стола вымученные дары.
После беглого изучения устройств не осталось сомнений, что перед ними портативные навигаторы. К счастью, с понятным и максимально простым управлением.
– Ну хоть что-то, – вздохнула Ашера. – Надо заскочить обратно к Фидгерту. В этих штуках вроде как есть обратная связь. Можно будет узнать, когда он проснется.
– Я не понимаю названий. Тут половина не на эсперанто, – пожаловался Баргет.
– Наверно, местный диалект, – задумчиво ответила девушка. – Помнишь эту странную девку? У нее был такой же ужасный акцент, что и у тех головорезов. Некоторые слова я вообще не разобрала.
– Прошло слишком много времени. Нам еще повезло, что мы вообще что-то понимаем.
– Еще бы знать, где именно мы находимся…
– Так, мы находимся здесь… Геолокация показывает, что это окраина. Это что-то типа трущоб?
– Знаешь, не удивлюсь.
Понять, что город назывался «Арсия» особого труда не составило. Несколько улиц вели вглубь мегаполиса, в котором, по-видимому, насчитывалось чуть более четырех миллионов жителей. Относительно недалеко находилось какое-то массивное сооружение, к которому вели более или менее широкие улицы. Земной опыт подсказывал, что лучше держаться открытых пространств. Потеряться в густонаселенном районе – раз плюнуть.
– Может, это какое-то административное здание? – выразил надежду парень.
– Надо найти полицейский участок. Если он вообще у них есть… Или хоть какую-то администрацию. В любом случае, нужно что-то делать, – в голове у Ашеры постепенно начал вырисовываться план дальнейших действий. Так становилось немного легче. Тревожные мысли утихали, уступая место лихорадочному любопытству.
К концу дня коррекция атмосферы на бедной солнечным светом планете совсем не давала о себе знать. Время близилось к десяти вечера, а ночь уже давно вытеснила непродолжительные сумерки. Ребята встали перед выбором, по какому маршруту проложить путь. Две большие улицы вели к выбранной точке. Одна из них была написана на непонятном диалекте, а вторая носила гордое название «В добрый путь». Баргету это название показалось если не обнадеживающим, то, по крайней мере, внушающим доверие. В этом отношении Ашера с ним согласилась.
Резкий запах уличной еды ударил в нос, соблазняя многообразием ароматов. Снующие тут и там экстравагантно одетые люди пестрели безвкусицей и ядовитыми цветами. Салатовые, желтые, красные и фиолетовые цвета перемешивались с обилием светящихся элементов макияжа. Довольно быстро стало понятно, что фиолетовая неоновая помада пользовалась большой популярностью у жителей Арсии. Толпа в сгустившихся сумерках выглядела множеством суетливых светлячков, скакавших туда-сюда.
Город жил. Шум улиц кружил голову, заставляя отвлекаться на новые, незнакомые звуки. Вывески баров, забегаловок и магазинов соревновались в своей оригинальности по привлечению клиентов. Танцующие голографические девушки с несколькими огромными кружками пенящегося янтарного напитка указывали туда, где находится питейное заведение. Исчезающий после нескольких невидимых укусов большой кусок пирога, наверняка, означал место, где можно хорошенько перекусить. В одностороннем порядке Ашера решила временно воздержаться от незапланированных остановок и продолжить путь. Хотя, Баргет этого мнения не разделял и пытался сопротивляться.
Ловко лавируя в людском потоке, Ашера увлекала подростка за собой. При этом девушка старалась не выпускать его руку и не сбавлять быстрый темп ходьбы. Жадно вглядываясь в лица, она замечала некоторые особенности, не присущие некогда земному обществу. И дело состояло даже не в совершенной вульгарщине, царящей в модных тенденциях Марсиан. Странными казались сами люди. Несколько раз возникало ощущение, что мимо проходит один и тот же человек. Можно было поклясться, что облик, то и дело встречающийся на пути, уже не раз попадался на глаза. Хотя, вполне возможно, что преследующее дежавю являлось всего лишь следствием усталого сознания. И все же, чувствовалось в Марсианском населении нечто такое, что никогда не встречалось на материнской планете. Никто не решался строить преждевременные теории, списав внутреннее чувство дискомфорта на своеобразную моду местного населения. Включая странные иероглифы, встречающиеся на лицах через раз.
Иногда прохожие бросали в сторону ребят настороженные, пристальные взгляды. Создавалось ощущение, что люди каким-то образом чувствовали чужаков. Однако, их внимание не успевало толком зацепить незнакомцев, так как поток уносил молодых людей быстрее, чем те успевали что-либо осознать.
Наконец, выбравшись с узкой улочки, странники оказались на большом перекрестке.
– Как ты думаешь, где тут «В Добрый Путь?» – поинтересовался Баргет.
– Наверное, там, – девушка пальцем указала на зависшее высоко над дорогой светящееся название, оформленное витиеватым красным узором.
На перепутье двух улиц стояло взмывающее в небо высотное здание. Оно терялось в отблесках голограмм и неона. Там, куда не доставали разноцветные пятна рассеянного цвета, царила кромешная тьма. Ровно половина стены занимал огромный, размером в несколько этажей голографический экран. Транслировался танец двух девушек с длинными дредами, исполняющих незамысловатую искрометную песенку. Писклявые, нарочито завышенные тона резко били по слуху. Источаемый визг мало походил на пение, отчего вокальные данные певиц вызывали большие сомнения. Это был именно тот случай, когда искусственный интеллект делал работу явно лучше, чем сам человек. Короткие, очень резкие движения как-то нелепо сочетались с кокетливыми подмигиваньями и манящими жестами. Веселый мотив никак не вязался с обтягивающими кожаными шортами и агрессивным готическим макияжем. Колготки в крупную черную клетку делали диссонанс ощутимым до невозможности. Трудно сказать, какой именно посыл несло их творчество, но попыткой внести вклад в культурное наследие Марса тут точно и не пахло.
– Эти тоже с акцентом, – подметил Баргет.
– Да… придется туго, – согласилась девушка. – Хотя, может, просто песня такая.
– Знаешь, Аши, – с улыбкой сказал паренек. – А я ведь город видел только в детстве. Почти не помню ничего…
В ответ спутница только улыбнулась, но ничего не ответила.
Бесхитростная песенка закончилась, сменившись навязчивой рекламой. Помпезная заставка показывала крупные планы какого-то обширного места, походившего на старинный земной Колизей. Голографические образы то и дело срывались с экрана в пространство в местах, видимо, особенно проникновенных. С высоты птичьего полета картинка пронеслась над ревущей толпой, плененной каким-то завораживающим зрелищем. Потом кадр сменился, показав размалеванного мужчину с комичной прической. Его черные волосы торчали во все стороны, усыпанные бабочками с прозрачными узорчатыми крыльями. Губы, густо накрашенные фиолетовой светящейся помадой, сложились в трубочку. В пространство вылетел неоновый поцелуй.
– Ооо! Да! Вы так долго этого ждали, мои дорогие котятки! – вещал жеманным голосом ведущий.
Перья на плечах его синей облегающей футболки пышно поднимались до кончика высокой прически. Множество всевозможных браслетов на обоих запястьях делали образ выходящим за грань разумного. Яркая татуировка в виде трех переплетенных роз спускалась по правому плечу, выбиваясь из-под обтягивающего, косо срезанного рукава. Шоумен выдал несколько эффектных па своим гибким, изящным, довольно тощим телом и послал еще один воздушный поцелуй. Тот тут же слетел с экрана неоновым образом и растворился в воздухе.
– Уже до конца карантина! Они! Сойдутся! – мужчина выгнул тело назад и поднял руки. Тонкие пальцы немного согнулись, дрожа от напряжения. – Скала Хооортрон! – протяжно взвыло пространство вокруг экрана.
Практически весь экран заняло нечто, когда-то бывшее человеком. Сюрреалистическое существо трясло остатками биологической плоти, игралось механическими конечностями и хвалилось своими огромными, воистину гигантскими размерами. Ашера с Баргетом переглянулись: в ОЗК существовал строгий лимит на технологические преобразования. Шансы встретить киборгов такого типа на Земле приближались к нулю. Конечно, если ты не интересовался подпольными боями с нелегальными любителями улучшения собственного тела. Кроме того, с появлением тварей на Земле применение имплантов и вовсе сошли на «нет». Люди, увлекавшиеся их вживлением, тысячу раз пожалели о своем выборе. Инородные структуры делали человека легкой добычей. В основном, из-за того, что сложную электронику при близком контакте с некоторыми монстрами не редко коротило. А чаще всего – просто вырубало. Исключением не стали даже менее уязвимые перед разрывами аномалий кибернетические механизмы, находящиеся в гармонии с органикой. Поэтому многие просто отказались от преобразования собственного тела.
– Иии…! – широко расставил руки ведущий и буквально весь вылетел в пространство вечерней улицы. – Наша несравненная, пленительная, просто космическая Виииктресс!
Высокая, стройная, накаченная женщина лет тридцати подмигнула зрителям своим красивым глазом миндалевидной формы. Одетая в более чем облегающий экзоскелет, она стояла, широко расставив ноги и уперев кулаки в крутые бедра. Эта волевая поза только подчеркивала ее хищный взгляд исподлобья. Синяя помада резко выделялась на светлой коже, а на щеках виднелись точки хирургических модификаций. Длинные волосы, собранные в тугой хвост, доходили женщине буквально до пояса.
– Битва года, – шоумен сделал вид, что шепчет в слишком широкую для своих тонких рук ладонь. – За право быть лучшим из лучших, за вашу любовь, мои котятки, и… – тон вдруг набрал силу и перешел почти на крик. – За право взойти на Олимп! – громогласно прокатилось по всей улице.
Экран озарился вспышками фейерверков, вырывающихся за его пределы, будто им стало совсем тесно.
– Делайте ставки, господа! И, может, кто-то из вас, – длинный палец указал, казалось, прямо в Баргета Скайни. – Взойдет на него вместе с победителем!
Еще несколько взрывов разлетающегося салюта, и реклама неожиданно оборвалась. Вновь появились какие-то песни и пляски, которые, впрочем, никого уже не занимали.
– Пошли. Мы уже больше получаса шляемся тут, а так ничего полезного и не сделали, – Ашера потянула парня за собой, на освещенную синим неоном улицу.
Вездесущий запах еды исказил какой-то терпкий, раздражающий нос аромат. Иногда он сменялся цветочным благоуханием, растворяющимся в ярком свечении воздуха. Это заставило насторожиться. Какое-то тревожное чувство посетило идущих, когда они углубились в сторону огромных вывесок.
Народ чуть поредел. Улица освободилась от чрезмерного количества людей. Теперь можно было спокойно их рассматривать, не особо заботясь о том, что это могло вызвать у кого-то раздражение. Прохожие с ответным интересом буравили взглядами, не испытывая абсолютно никакого стеснения. Баргет вдруг остановился и замер. Навстречу шло нечто, не очень похожее на киборга, но точно не бывшее уже человеком. Среднего роста мужчина неспешно прошел мимо, поигрывая при каждом шаге объемными мускулами. Из одежды на нем были только штаны и громоздкие сапоги. Уже знакомые странные символы, будто временные кольца дерева, опоясывали тучное тело. На голове вместо волос колыхалась прозрачная желеобразная масса. Она чуть пузырилась, спускаясь вдоль позвоночника, а затем выходила спереди прямо через накаченный торс. Вещество пульсировало и жило. Та же субстанция толстыми жилами оплетала и руки, бугорками проступая сквозь мышцы. В местах соединения с человеческой плотью она окрашивалась в красный. Видимо, цвет обуславливался общей кровеносной системой.
Ребята проводили существо глазами, не в силах скрыть искреннего недоумения. Честно сказать, даже отвращения. Застыв прямо посреди улицы, они слегка затормозили людской поток. Когда существо скрылось в бурном потоке разноцветных тел, Баргет развернулся. Настолько неожиданно, что в него чуть не врезалась проходившая мимо женщина.
– Простите, – только и успел сказать паренек.
Женщина посмотрела на ребят, заставив их невольно вздрогнуть. Во взгляде прохожей танцевала тьма. В самом прямом смысле этого слова. Темный дымок извивался, словно горячий смог. В глазницах не было ни зрачков, ни белков. И Ашера могла поклясться, что это не линзы.
– Простите, господин, – торопливо, с тревожной покорностью начала извиняться женщина, – Чем я могу загладить свою вину?
– Я… я… – замешкался Баргет.
– Где тут можно найти средство связи, местную администрацию и переодеться? – подвинула замешкавшегося спутника Ашера.
– Магазин одежды и вейл-связи через два дома. Администрация – в конце улицы, – учтиво произнесла незнакомка. – Прямо за монументом.
– Спасибо, – коротко бросила Ашера, перед тем, как по-быстрому убраться, дернув за собой и Баргета.
Однако, если бы двое убегающих подростков обернулись, то увидели бы женщину, стоявшую в покорной позе и с опущенной головой.
Пока Ашера изучала всевозможные приспособления, предназначенные для голографической связи, Баргет оторвался и куда-то ушел. Девушка долго стояла у витрины с незнакомыми вещицами, слабо поблескивающими энергетическими потоками. Чувствовалась некоторое разочарование от того, что творения эти гораздо сложнее тех, что даровал хозяин гостиницы. На изучение бы ушло больше времени, а его как раз-таки катастрофически не хватало. К тому же, предстояло еще выбрать одежду.
Оглядевшись в поисках юноши, землянка вышла обратно на улицу. Народа вновь прибавилось. Бьющие в нос цветочные ароматы усилились. Понемногу яркая масса, проходящая мимо, начинала гаснуть. Люди, словно уставшие светлячки, отключали яркие элементы своих одежд.
Искать Баргета долго не пришлось. Отбившийся от рук юноша стоял в нескольких метрах, на другой стороне узенькой дороги и пялился в витрину очередного магазина. Он, чем-то завороженный, почти прильнул к стеклу. Ашера недовольно фыркнула уже второй раз за вечер и уверенным шагом направилась к подростку. Шла она с твердым намерением объяснить пареньку на пальцах, почему не стоит разделяться в неизвестном, густонаселенном районе. Особенно, находясь не на своей планете.
Не успела девушка открыть рот, как тут же потеряла дар речи. «Товар» в витрине оказался совсем не тем, что она ожидала увидеть. За большим прозрачным стеклом, как выяснилось, имеющим к торговле отношение весьма специфическое, верхом на мужчине сидела женщина. Временами она, томно улыбаясь, поглядывала на вспотевшего Бергета. Тьма, лишь кое-где разгоняемая красными огоньками, освещающими черный бархат, заполняла небольшое помещение за стеклом. Паренек смотрел туда, куда совсем не следует и, видимо, совсем не собирался этого прекращать. Ашера быстро осмотрелась вокруг. Конечно же! Только теперь она поняла, чем именно отталкивало это место. У полуосвещенных стен высоток стояли женщины, мужчины, а также что-то между, явно отрабатывающие ночную смену. Одетые разве что в некоторое подобие одежды, они зазывающе подмигивали прохожим в поисках очередного клиента.
Девушка схватила юношу за руку и, грубо дернув, увлекла за собой.
– А что?! Я уже взрослый! – на удивление, заинтересованный зритель начал яростно сопротивляться.
– Ты с ума сошел?! Ты понимаешь, где мы находимся?! – словно фурия, взвилась девушка.
– Ты мне не мать! Я буду делать, что захочу! – неожиданно резко выдал Баргет, до этого совсем не склонный к конфликтам.
– Как хочешь. Можешь оставаться здесь, а я пойду дальше. Только если тебе понадобится помощь, меня рядом не будет, – еще более резко процедила Ашера, готовая разметать все вокруг.
Потупив взгляд, юноша внезапно сомкнул губы. Ни слова возражения не вырвалось наружу. Перестав вырываться, он лишь раздраженно дернул плечом, а когда получил желаемую свободу, то не стал возвращаться обратно к витрине. Молча пройдя мимо злой Ашеры, паренек ускорил шаг. До конца улицы они не сказали друг другу ни слова.
Когда взору открылась широкая площадь, народу вокруг практически не осталось. Ноги ступили в мягкий белый песок. Очень мелкий, какой бывает на самых лучших пляжах.
Молчание продолжилось, только возникшая ссора вряд ли стала тому причиной. Медленными шагами спутники продвигались к центру площади, освещенной лишь отблесками соседних зданий. Остановившись у массивного сооружения, Ашера и Баргет подняли головы. Там, над огромным постаментом, будто не подчиняясь гравитации, парила трехметровая монета, вытесанная из каменного монолита. Она крутилась, разгоняя горячий воздух. Иногда с колотой поверхности сыпался сухой песок, мысленно унося смотрящих в жаркий зной пустыни. На одной стороне этой цвета ржавого железа медали красовалось высеченное человеческое лицо. Улыбающееся лучезарной улыбкой, с ниспадающими вьющимися локонами. На другой – лицо, искаженное гримасой ужаса, а вместо волос – закрученные книзу рога.
– В знак вечного союза, искренней дружбы и совместного будущего, – гласила прочитанная парнем надпись на постаменте.
Ниже – дата: 1 сол Марса 1 год общей эры – бесконечность.
– Двуликий Янус, – в голосе Ашеры чувствовались металлические нотки.
– И что это значит?
Опустившись на теплую поверхность, девушка скрестила ноги. Взяв в руки горсть, она закрыла глаза, ощущая, как песчинки сочатся сквозь пальцы.
– Ничего хорошего, Баргет, – куда-то в пустоту сказала Ашера. – Ничего хорошего.
Глава 11. Цветы ненависти
Глава 12. Надежды будущего
– Когда море покажет свой цвет
Светлячки приблизят рассвет
Мы пойдем по кромке воды
Ты и я – на гребне свободны…
– Свободы, Анна. На гребне свободы, а не свободны, – улыбнулась Медея.
– Я все время забываю, – пропищала малышка.
– Ничего страшного, так даже лучше.
Ниспадая чуть ниже лопаток, волосы Медеи Пинглин черными тугими спиралями спускались по плечам. С особым старанием, подогнув маленькие ножки под себя, их расчесывала рядом сидящая девочка. Широкое ложе специально перенесли в детскую больничную палату. Ребенок категорически отказывался спать в одиночку, периодически просыпаясь от ночных кошмаров.
Простой, но приятный для слуха текст песни часто звучал в этих стенах. Мелодия брала начало из детства Медеи. Того времени, где они с еще живой матерью вместе колесили по миру. Гвента, расчесывая локоны дочери, любила тихо напевать себе под нос. Деревянный гребень, доставшейся по наследству от бабушки, полностью погружался в густые локоны, мягко скользя от корней и до самых кончиков. Каждодневная процедура уже вошла в привычку. Стала каким-то обязательным ритуалом, без которого Медея и заснуть не могла.
Мать умерла. Там, на космодроме. Не осталось ровным счетом ничего, что могло бы напомнить о временах, казавшихся уже мимолетным сном. Никаких личных вещей. Ни единой фотографии. Со временем пришло осознание, что стало забывается лицо даже самого близкого человека. Его привычки, повадки, эмоции и черты. Память о минувшем постепенно стиралась, оставляя большую, зияющую дыру внутри. Это пугало. И только когда Медея расчесывала свои волосы и начинала петь общую с матерью песню, картинки всплывали в голове, унося далеко в прошлое. Туда, где она была так счастлива.
Прошло уже несколько дней с тех пор, как девушка очнулась после неприятного инцидента в пустыне. Получив сотрясение мозга, сломанную челюсть и пару глубоких ссадин на лице, она, по мнению медиков, еще очень легко отделалась. Восстановление проходило быстро, хоть и местами не без закономерного дискомфорта.
Находившаяся все время рядом Анна как прилежная девочка всегда знала, чем себя занять. Просторная детская палата пестрела яркими цветами. На кровати, креслах и столике были аккуратно расставлены игрушки, которых она рассадила по росту. Бесконечные мультики прорывались сквозь бессознательное состояние Медеи, вызывая яркие, фантасмагорические сны. Они крутились днями напролет, без перерыва. Ребенок часами просиживал у голографического проектора, отрываясь от него только чтобы поесть, поспать, да немного поиграть.
Медицинский персонал приходил и уходил, не говоря ни слова. Первое время никаких попыток что-либо выяснить девушка не предпринимала, потому как просто физически не могла говорить. Процедуры обходились без наноботов, поэтому восстановление шло медленней, чем хотелось бы. И даже считывание мыслеобразов проходили в сильно укороченной форме. Вся информация предоставлялась в одностороннем порядке.
Когда Анна отрывалась от круглосуточного просмотра мультфильмов, то накручивала импровизированной кукле различные прически. Иногда даже делилась своими детскими историями. Медея знала их все наизусть. Парочке из них она даже была свидетельницей. Однажды на корабле прорастили зараженные саженцы, и вместе с редисом выросли жирные гусеницы. Мелкотня их собирала и незаметно проносила в столовую. Анна отвлекала, а Фидгерт бросал насекомых в тарелки тем, кто обижал их на корабле. Детям тогда было весело, но Симоне здорово попадало. Впрочем, как потом и им самим. По обиженному голосу Анны Медея решила, что она до сих пор считает это несправедливым. Почему-то девушка не стала ее в этом разубеждать. Просто слушала и иногда спрашивала детали, которые уже и так знала. В конце концов, чем было еще занять ребенка? Малышка давно начала задавать вопросы, на которые Медея ответить не могла. Как и не могла в свое время ответить, куда делась их мать, и почему дети никогда ее больше не увидят.
Оказавшись в вынужденной изоляции, землянке выдалось достаточно времени, чтобы подумать. Оглядываясь на несколько дней назад, Медею, порою, посещали тревожные мысли. То, что случилось в пустыне, черным осадком засело в душе. Признаться, девушка и сама до конца не могла себе ответить, зачем так поступила. Если быть точнее, то совершенно не знала. Момент, когда пришло решение рвануть вперед и выхватить из голенища нож казался наполненным предельной ясностью, какой-то внутренней уверенностью. Можно сказать, даже, правильностью. Сейчас же все обернулось ужасным, глупым кошмаром. Попытки оправдать себя тем, что совершенные действия были необходимы, чтобы спасти остальных, разбивались о крепкие стены запоздало вернувшейся логики. Если бы получилось убить оставшегося в сознании головореза, то дальше что? Землянка ничего не знала о новом мире. Не представляла, сможет ли помочь своим и понятия не имела, как быстро пришли бы в себя полицейские. И смогла бы она вести машину. Которую, к слову, и водить-то не умела.
Обычно на этом месте Медея гнала дурные мысли из головы, в тайне надеясь, что неприятная ситуация разрешится сама собой. В конце концов, не она одна была повинна в произошедшем. Идея с ядом принадлежала Ашере, привыкшей тысячу раз перестраховываться перед каждым ответственным мероприятием. Когда девушка поняла, что выращивает, то хотела уничтожить крайне ядовитое растение. Ей помешали.
«На войне все средства хороши», – сказала тогда Ашера, опасавшаяся непредвиденных ситуаций при приземлении.
– Есть хочу, – пожаловалась Анна, доплетая, наверное, уже десятую косичку.
– Потерпи, еду скоро принесут.
Конечно же, Анна не была голодна. Ребенок только теперь узнал, что можно питаться совершенно иначе, не трясясь над скудными постными порциями. После вынужденной овощной диеты и просроченных пищевых пилюль больничная еда казалась чем-то запредельным. За все годы в космосе не удавалось так вкусно поесть, как в последние несколько дней. А после того, как девочка попробовала желе со сливками, в ее глазах и вовсе засверкали искорки. Впрочем, в пристрастии к вкусной еде Медея отставала не сильно. Что-что, а о недоборе веса пациентов врачам волноваться не приходилось точно.
– Они обе там. Решили их не разлучать, – послышалось из коридора, когда дверь мягко скользнула в сторону.
В палату вошли несколько человек. Парочка, представлявшая персонал больницы, как-то уж слишком скромно спряталась за спинами новоиспеченных гостей. Медея их видела в первый раз. Двое – в экзоскелетах, огромные и грузные, с нарочито серьезными лицами, стояли позади молодого мужчины в гражданском. Сам же мужчина обладал жилистой, довольно гармоничной фигурой. Высокий рост это лишь подчеркивал. Коротко стриженные, пепельного цвета волосы были уложенны в приятную глазу прическу. Кожа, бледная и совершенно без какого-либо румянца, отдавала нежной бархатностью. Прозрачные глаза с легким зеленоватым оттенком выглядели неподвижными, отчего взгляд казался задумчивым и спокойным. Абсолютно белый классический костюм резко контрастировал с черной жилеткой и того же оттенка ботинками, начищенными до блеска.
– День добрый, – безразлично бросил приветствие незнакомец.
– Добрый, – ответила девушка настолько тихо, что, вполне возможно, только сама сказанное и услышала.
Незнакомец прошел вглубь палаты и устроился в удобном кресле, предварительно скинув с него пару плюшевых зайцев. Бегло окинув комнату скептичным взглядом, он вальяжно закинул ногу на ногу. Анна испуганно прижалась к Медее.
– То есть, вы утверждаете, что проспали в капсулах практически четыреста лет? – спросил мужчина, опершись локтем на мягкий подлокотник и положив голову на ладонь.
– А… Вы кто? – еще тише задала вопрос Медея, даже тише, чем поздоровалась вначале.
Красивое, с идеальными чертами лицо слегка изменило положение в ладони и выразило нечто, отдаленно похожее на заинтересованность.
– А какая разница? – прозвучало абсолютно спокойно. – Хотя… Наверное, ты права. Не представиться с моей стороны несколько бестактно. Фальх Диттэ. С этого дня твой лечащий врач.
– Очень приятно, Медея Пинглин, – кивнула девушка, удивленная тем, что незнакомец говорит на чистом эсперанто.
Робко повернувшись к Анне, она хотела представить девочку, но не успела.
– Танавицкая Анна Григорьевна, – задумчиво выдохнул Фальх. – Странная, скажу я, фамилия.
– Почему?
– Длинная.
– На Земле так бывало…
Гость о чем-то напряженно размышлял. Казалось даже, говорить он мог только в те моменты, когда удавалось оторваться от собственных мыслей. Это витание в облаках обескураживало не меньше, чем и внезапный визит с неизвестными целями. То, что в кресле сидит действительно лечащий врач, Медея решительно не верила.
– Нам никто ничего не говорит. Может, вы можете что-нибудь объяснить? – робко продолжила девушка. – Мы прибыли на планету не одни. Где наши друзья?
– Обожди. Всему свое время. Спешка сейчас – не самое лучшее решение, – голос собеседника сквозил безразличной холодностью. – Хотя, твое беспокойство я понимаю.
Озвученное «понимание» землянки себя ничем не выдавало. Ни в эмоциях, ни в желании пойти навстречу в ходе беседы.
– Ответь на вопрос, что я задал вначале.
– Разве так трудно определить, находился ли человек в гибернации? – девушку начала раздражать манера гостя держаться нагловато-презрительно.
И все же, она нашла в себе силы взять себя в руки, не ляпнув что-то, не подумав. Признаться, после случая в пустыне Медея дала себе слово в будущем контролировать каждый свой шаг.
Легкая ироничная улыбка скользнула по лицу Фальха.
– Не трудно, – загадочно ответил он.
– Эм… тогда я не понимаю.
– Трудность только в определении точной даты. – улыбнулся Фальх, не позволяя губам приподняться больше, чем следовало. – Напомни, когда вы покинули Землю?
– Может, когда мы погрузились в сон? – совсем обескураженно переспросила Медея.
– Нет.
– Эм… – немного замялась девушка. – В 2446 году, примерно через пару недель после битвы под Исфаханом.
– Ах да… да… знаю. Печальное было… событие, – с изрядной долей иронии протянул «доктор».
Отвернувшись, Медея закусила губу. Вспоминая скудные рассказы отца, она даже мысленно не хотела представлять тот кошмар, что творился тогда на земле Республиканского Ирана. Эсхекиаль находился в центре бойни, перемоловшей практически всех участников в заранее проигранной битве. Выжило всего несколько Проявителей, да пара храмовников.
«Кровь, грязь и пепел», – коротко описывал произошедшее крестоносец, практически сразу же прекращая нежелательный разговор.
– Семь лет мы блуждали в космосе, а потом прыгнули. Вот тогда…
– Ну, это вы зря, – перебил Фальх, и его вялая улыбка стала просто убийственно неприятной.
Беседовать Медее как-то резко расхотелось. Что толку от разговоров, если собеседнику, судя по всему, совершенно безразлично происходящее? Что человеку с подобным отношением вообще понадобилось в этих стенах?
– Давай так. Сегодня вас переведут в другое место, – неожиданно серьезным тоном продолжил «лечащий врач». – Я буду приглядывать за вами. Ты сможешь свободно передвигаться по городу. Без ребенка.
– Почему без?
– Девочке лучше пока не слоняться по общественным местам. Защиту же для тебя я могу предоставить с легкостью.
– Защиту от кого? – напряглась Медея.
– Вы долго спали. Мир сильно изменился. Появилось слишком много нюансов, которые могут повлиять на ваше благополучие. Думаю, у тебя будет время, чтобы во всем разобраться. По крайней мере, я на это надеюсь, – господин Диттэ неожиданно встал и направился к выходу.
Телохранители расступились, пропуская босса.
– Это все? – встрепенулась землянка. – Подождите, а как же мои друзья?
– Мы занимаемся этим. Но помните, что вы нелегалы, а, значит, вне закона. И на твоем месте я бы меньше задавал вопросов, и больше слушал, – с холодным спокойствием закончил Фальх, ненадолго задержавшись в проеме.
После того, как дверь окончательно захлопнулась, повисла неоднозначная, обескураживающая тишина. Ни маленькая девочка, ни Медея так и не поняли, что это было. Вернее, кто это был. Ясно стало только одно – этот мир гораздо сложнее, чем кажется. И совет незнакомца показался не лишенным смысла.
Фальх Диттэ вышел из палаты, буквально на пороге столкнувшись с полковником Бреффом Амдфинном. Тот, видимо, уже давно ожидал у входа.
– Приветствую. Я так понимаю, вы от господина Мазнара Циварфида? – протянутая в знак приветствия рука была встречена скептическим взглядом, но все же пожата, – Позвольте представиться: полковник Брефф Амдфинн. Мне доверено курировать дело этих ребят.
– Слышал, – надменно ответил мужчина, не представившись в ответ. – Что ж, ваша помощь может понадобиться. Мои люди уже разыскивают остальных, но вы же понимаете, что их, скорее всего, уже обраслетили.
Собеседники торопливо шагали вдоль больничного коридора под пристальным взглядом молчаливой охраны. Фальх вынул откуда-то белые перчатки и принялся натягивать их на свои бледные ладони с тонкими длинными пальцами.
– Понимаю, но дело-то неординарное… Вполне можно попытаться сделать их гражданами, – выразил надежду полковник.
– Честно признаться, если бы вопрос заключался только в том, дать им гражданство или нет, то меня здесь и в помине бы не было, – снова погрузившись в себя, Фальх остановился напротив собеседника, но смотрел при этом куда-то в сторону. – А Высшим – все равно.
Возникшее молчание продлилось несколько секунд, и оборвалось рассеянным продолжением монолога, бесцеремонно прервав полицейского, желавшего что-то сказать:
– Сегодня девчонок переведут под купол Гекаты. Я хотел бы предложить вам сопровождать ту, что постарше, когда она сможет выходить за пределы исследовательского центра, – после непродолжительного раздумья неожиданно заявил все еще не вышедший из статуса незнакомца мужчина. – С вашим начальством я договорюсь. Оформят как командировку.
– Конечно, если есть такая возможность, я не откажусь, – учтиво кивнул Брефф, не сильно стараясь скрывать удивления.
– Было бы неплохо. Не вижу смысла подключать к этому деликатному делу еще кого-то, если есть, такой человек, как вы? – улыбнулся своей ленивой улыбкой собеседник. – Я наслышан о вашем богатом опыте. Сегодня же с вами свяжутся.
Полковник кивнул в знак согласия. Если честно, ему действительно хотелось довести это дело до конца. А еще услышать о Земле из первых уст. От тех, кто когда-то там жил. И это сладкое, тянущее чувство под ложечкой не давало покоя.
После того, как мужчины попрощались, Брефф Амдфинн смог все-таки поймать мимо проходящую медсестру.
– Кто этот молодой человек? – спросил он украдкой, кивнув в сторону удалившихся фигур.
– Фальх Диттэ, – бросила медсестра и быстро убежала по своим делам.
Брефф опешил. Он не мог поверить своим ушам. Один из самых влиятельных людей Олимпа только что стоял перед ним. Легенда Марса, и одна из его неразрешимых загадок. И, черт побери, было абсолютно неясно, что именно его заинтересовало в этом деле.
Не хватало глаз, чтобы увидеть все. С детским восторгом Медея шла по научному центру Гекаты под конвоем из нескольких человек. Девушка, настолько отвыкшая от величия развитых цивилизаций, воспринимала все остро и с восторгом.
К сожалению, не представилось возможности осмотреть сам город, так как перемещение проходило через телепорт. Этот факт насторожил, но сопровождающие уверили, что теперь с ними все в порядке, а прошлые проблемы решены. После прибытия, прошедшего более, чем удачно, путь пролегал по длинному коридору, на стенах которого проецировались сцены важнейших событий истории Марса. Все, от начала первой колонизации. Многие картины были непонятны и, порой, даже пугающи. Зацикленные голограммы раз за разом воспроизводили заложенный в них сюжет. И так – до бесконечности. Времени рассматривать детально, а, тем более, размышлять об их содержании не выдалось. Остановок никто не совершал.
Коридор выводил к основному зданию комплекса, огромному и еще более величественному. Из разговора с сотрудниками стало понятно, что название «купол Гекаты» являлось, скорее, просторечным, прочно вошедшим в повседневный обиход горожан. Такая аналогия сложилась в силу особенностей архитектуры сооружения. Сам же купол научного центра, словно подтверждая свое название, массивной полусферой возвышался над зданием. Иногда по нему проплывали изображения, отражающие подводную жизнь океана. Многие виды, населяющие водную стихию, выглядели совершенно незнакомо. Вероятнее всего, они выводились уже после второй волны колонизации.
Пол, выложенный из отполированного до блеска искусственного мрамора имел замысловатый узор. Дневной свет, врываясь в помещение, оставлял на нем мерцающие отблески. Из-за прозрачности купола создавалось ощущение, что до неба можно дотянуться руками. Умиротворяющее спокойствие и мягкая шуршащая тишина оплетали все вокруг. Медее нравилось ощущать задумчивость, господствовавшую в университетах. Именно поэтому, когда они с матерью приезжали к бабушке, обязательно навещали ее на работе. Мать Гвенты преподавала генетику положительных мутаций в Афинской академии наук. Внучка садилась вместе со студентами и делала вид, что внимательно слушает. Ее увлеченное «мыслительным процессом» личико выражало крайнюю напряженность. Само же дитя думало, что выглядит очень умным, и весьма этим гордилось. Так же девочка была убеждена, что для того, чтобы сойти за ученую, хватало лишь сделать максимально серьезный вид. Со временем выяснилось, что этого было далеко недостаточно. Особенно, когда Медея сама начала готовиться к поступлению.
Фальх Диттэ возглавлял процессию. То тут, то там сновали научные сотрудники и работники центра, изредка бросающие на идущих беглый взгляд.
Путь оборвался неожиданно. Жестом указав охранникам на одну из дверей, мужчина дал знать, что дальше он справится сам.
– А что, больше никого не будет? – удивленно спросила девушка, лежа в жестком, но на удивление удобном кресле.
– Первые замеры я сделаю лично, – улыбнулся «лечащий врач». – Не бойся, все будет запротоколировано.
– Я не боюсь, – по традиции, ответ прозвучал так тихо, что шепот никто даже и не услышал.
Кабинет оказался очень просторным. Цветовое решение в помещении, выполненное в бело-голубых тонах, как в общем-то и во всем научном центре Гекаты, поразительно напоминало Дифодол-и-Ддидас. По обе стороны от кресла, на котором уже лежала Медея, стояли еще несколько точно таких же. Небольшая панель, находившаяся по правую руку, отражала цифры и символы. На столе, располагавшемся немного дальше, у окна, она сразу заметила занятную вещицу: плоскую стеклянную пластину, внутри которой сиял эллипс. Он немного походил на спиралевидную галактику, только нежно-фиолетового цвета, с небольшими вкраплениями черного. Вполне возможно, она служила лишь украшением, или даже своего рода настольной лампой.
– Прямо как в Дифодол-и-Ддидас, – девушка предприняла робкую попытку разрядить обстановку.
– Что? – отвлекся Фальх, переспросив несколько рассеянно.
Кажется, он снова погрузился в собственные мысли. Прикрепив что-то прозрачное и липкое ко лбу Медеи, мужчина что-то увлеченно изучал в голограммах.
– Говорю, белое и голубое. Как в Дифодол-и-Ддидас, – пояснила подопытная и немного покраснела.
– Ах, да… Мало кто знает теперь, почему были выбраны именно такие цвета. Люди забывают. А мы помним. Все, кто работает здесь. Ты была там? – не отрываясь от работы, спросил мужчина.
– Нет, не была. Только мечтала.
– Сейчас не двигайся, – предупреждение прозвучало слишком поздно, и что-то больно кольнуло в висках.
– Ай…
– Все в порядке. Просто более глубокая детализация ресурсов мозга, – улыбка ученого выглядела настолько же успокаивающей, насколько и безразличной. – У тебя были когда-нибудь галлюцинации, потери сознания без внешних причин, кровотечения из носа?
– Нет, что Вы. Никогда.
– Хм… Странно.
И снова молчаливая тишина. Столько полезного времени, казалось, так неумолимо уходило сквозь пальцы…
– Можно вопрос? – переборов стеснительность, все-таки не выдержала девушка. Любопытство взяло верх. Принцип больше слушать и меньше задавать вопросов дал трещину, продержавшись совсем недолго. Медея знала, что, возможно, выбрала не совсем верный путь, но удержаться уже не могла.
– М?
– Есть такая вероятность, что в университеты Марса примут без Земного аттестата о начальном образовании?
Девушка понимала, что все знания, полученные ею там, на корабле, уже давно устарели. Научные методы за долгое время сна поменялись, состав фауны и флоры, может быть, тоже. Но попытка была не пытка.
– Нашла, о чем сейчас спрашивать, – рассмеялся Фальх, и даже немного отвлекся от своего занятия.
– Но ведь когда все это закончится… – попытка взглянуть на мужчину оказалась провалена, – Нужно стать кем-то…
Жестом Фальх дал понять, что делать лишних движений не стоит.
– Может быть, – после недолгого молчания пространно пробубнил ученый.
Однако, потом, немного оживившись, спросил:
– А чем бы ты желала заняться?
– Либо медициной, либо гидропоникой, – улыбка озарила девичье лицо, теперь смахивающее на детское. – Если честно, я еще не определилась.
– А ты готовилась? Есть знания, опыт?
– Несколько лет. Правда, в лазарете я редко бывала. В основном, работала в отсеке гидропоники, – тихо ответила девушка, – Люди у нас болели реже, чем хотели есть…
Фальх отошел к шкафчику, стоявшему у стола со странной лампой. И вдруг замер. И снова задумался. Девушка смотрела на него, застывшего, будто сломанный робот, и не понимала, что происходит. Стало немного не по себе. К счастью, ученый так же неожиданно ожил, вынув из ящика прозрачную ленту. Разместил ее на остром плече Медеи и снова вернулся в реальность.
– Вполне может быть, – немного запоздало, с загадочной улыбкой ответил ученый. – Сейчас большой провал по кадрам. Можно предъявить этот аргумент в довесок к заявке на гражданство. Думаю, это будет не последним доводом, чтобы убедить судью.
Девушка расслабилась. Видимо, в ленте содержались еще и успокоительные. В глазах забегали юркие мушки, словно она посмотрела на облачное небо.
– Но, если и выбирать что-то максимально востребованное, то я бы посоветовал все же медицину, – где-то далеко услышала она. – Тут уж точно не прогадаешь. Вставай.
Уходить не хотелось. Хотелось спать. Медея смотрела вверх. Сквозь стеклянный потолок, теперь проецирующий густые кроны тропического леса. Прекрасно работающая вентиляция наполняла помещение свежим прохладным воздухом. Внутри поселилось сладкое чувство ожидания. Ожидания будущего. Снова ожили надежды и мечты. Пришло четкое ощущение, что все обязательно получится.
Глава 13. Танец со зверем
Бар «Шепелявый робот» находился в восточной части города Арсия. В принципе, он почти ничем не отличался от всех остальных подобных заведений, исправно поставляющих местному населению дешевую выпивку и шлюх в неограниченных количествах. Его выделяло только то, что здесь продавалось такое огненное пойло, после которого далеко не каждый мог вздохнуть полной грудью. У иных речевой аппарат атрофировался настолько, что разобрать хоть слово из сказанного было просто невозможно. Все попытки произнести хоть что-то членораздельное походили на конвульсии робота, словившего короткое замыкание. Впрочем, к тому моменту, когда наступала данная кондиция, слова уже и не несли особого смысла. Бар на отшибе мегаполиса определенно оправдывал свое название. Даже в дневное время огромное количество народа находило здесь свое временное пристанище. Ни утреннее, ни обеденное солнце никогда сюда не заглядывало. В «Шепелявом роботе» всегда царил полумрак, и время растворялось в нем без остатка.
Умело поставленное освещение и одиозная атмосфера располагали к азартным играм и приятному времяпровождению. Тем не менее, несмотря на расслабляющую обстановку, веселый мордобой здесь не являлся чем-то из ряда вон выходящим. Возможно, из-за этой самой обстановки.
– Господин Морган Алонсо, какими судьбами? – улыбка бармена блистала лучезарней самого белого жемчуга, сияющего на солнце.
– Привет, Кэрв, – кивнул мужчина, не ответив на улыбку той же степенью приветливости. – Есть чего?
– Обижаете, – улыбка не спала с лица ни на мгновение. – Вам как обычно?
– Пожалуй, – Морган приложил руку к автоматическому считывателю ДНК и ввел пятизначный код. – Сегодня я не собираюсь никуда торопиться.
Мужчина решил оплатить все и сразу, ибо не был уверен в своей дальнейшей дееспособности.
– Думаю, вы заказали слишком много, – вопреки всякой ценовой политике проявил благоразумие бармен.
– Ты слишком за меня беспокоишься, Кэрв, – попытка улыбнуться в ответ потерпела фиаско, растянув исказившую лицо рану настолько сильно, что сквозь прозрачный биологический имплант стало видно сразу два белых зуба вместо одного.
– Отнюдь. Мне просто не нужны проблемы, – радость с физиономии служащего чуть спала, оставив лишь учтивое, в рамках приличия, выражение.
– Если они и будут, то точно не на территории твоего бара, – угрюмо бросил парень и замолчал.
Каждый знал, что пьяный Жнец – источник крупных неприятностей только по факту своего существования. Впрочем, как и трезвый. С повышением концентрации алкоголя в крови прямо пропорционально возрастала вероятность нарваться на группу тех, кому не по душе общество данных представителей общества. Недоброжелатели редко упускали возможность воспользоваться неважным состоянием противника. Поэтому, как бы ни хотелось расслабиться и пустить все на самотек, всегда приходилось себя контролировать. Исключения составляли только моменты, когда группа Жнецов собиралась на общую попойку. В подобных случаях одного «несчастного» всегда оставляли за старшего. Трезвым. Данный выбор, как правило, производился путем честного жребия. Однако, такие гулянки случались крайне редко. Плотный рабочий график и жизнь, похожая на вечный марафон, зачастую не оставляли свободного времени чтобы как следует отдохнуть.
Наступившую паузу нарушил глухой звук чего-то упавшего в глубине зала, а затем громкий смех сразу нескольких человек. Происходившее за спиной Моргана не касалось, потому он даже не обернулся. Стойкий запах выкуренных сигарет резал глаза. Казалось, он въелся даже в стены. Посетители, те, что считались завсегдатаями данного заведения, давно привыкли к такому. Более того, многим это даже нравилось.
Настроение никак не желало подниматься и даже предвкушение скорой попойки не могло его улучшить. Бармен по-своему решил разрядить обстановку.
– Вижу, вы решили немного изменить внешность? – сарказм всегда являлся неотъемлемым спутником Кэрва.
Удивительно, но при этом бармен всегда как-то избегал его последствий. Умение произносить колкие фразы с непробиваемой невозмутимостью обескураживало собеседника. Впрочем, зачастую юмор был просто не понят.
– Да. Вариантов было много, но я выбрал лучшее, – парировал Морган, не меняя интонации.
– Вам идет.
Неприкрытую, как всегда двоякую ухмылку заметили, но оставили без должного внимания. В принципе, нежелание продолжать этот унылый разговор было обоюдным. После и вовсе захотелось куда-нибудь отойти и не квасить прямо у стойки. Выбор пал на свободный столик, где алкоголь располагался ближе, а бармен – дальше.
Плюхнувшись в удобное кресло и ощутив, как первый глоток приятным теплом расходится по телу, мужчина блаженно вздохнул. Да… Жизнь определенно становилась краше. Размяв плечи и немного потянувшись, он, не выпуская стакана с янтарной жидкостью, откинулся на спинку и вытянул ноги. Прикрыв глаза, Морган Алонсо с искренним удовольствием наслаждался каждым согревавшим изнути глотком. Даже убогая реальность, казалось, начинала приобретать более радужные оттенки.
Бар, как обычно, наполняли все сливки общества: наемники с временными спутницами, местные пьяницы, а также простые работяги, отдыхающие после ночных смен. Изредка за отдельными столиками встречались проститутки, глазами выискивающие своих клиентов. Все посетители кучковались обособленными компаниями по интересам, заполняя большой, богатый на потайные закоулки зал.
Рассматривая посетителей, Морган почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. А затем – увлекающее чувство и легкое головокружение. Взор скользнул в сторону, выискивая источник раздражения в разношерстной толпе. Раздражение это возникло не от действия алкоголя или плодов собственных фантазий. Четкое, осязаемое воздействие ощущалось точно и без каких-либо ошибок.
Недолго пошарив по залу, взгляд остановился на среднего роста грудастой брюнетке. Коротко стриженное каре дополняла аккуратная прямая челка. Грубые скулы выдавали темпераментный характер, а строгое платье-футляр сильно выделялось на фоне общей массы пестрых одежд. Женщина, опершись локтем о высокий столик, буравила взглядом потенциального клиента. Мужчина ответил взаимностью, напряженно, но спокойно рассматривая красотку. Точнее, глубокое декольте, открывающее многообещающий вид на полные груди. Сколько бы это продолжалось – неизвестно, ибо никто не спешил переходить к действиям.
– Красавчик, – послышалось где-то совсем рядом.
Даже не сразу стало понятно, к кому именно обращались. Голос воспринимался как-то отдаленно. Вполне возможно, из-за того, что внимание было полностью поглощено совсем другой персоной.
– Эй, красавчик, – более настойчиво позвал жеманный голос, явно обращаясь к одинокому алкоголику, смахивающему на наемника.
Медленно обернувшись, Морган мельком отметил про себя, что и до травмы не считался особо прекрасным. Слишком грубые черты, щедро сдобренные почти всегда кислым выражением лица, вряд ли могли особо радовать глаз. А с появлением шрама статус красавчика отодвинулся на расстояние, мягко сказать, совсем недосягаемое.
У стола, за которым проходила единоличная попойка, стоял человек неизвестного пола. За тонной косметики и пестрой одеждой определить половую принадлежность субъекта оказалось совершенно невозможно. Едва Морган повернул голову, фигура вздрогнула, заметив шрам, проходящий через все его лицо. В тот момент, когда мутный, забеленный глаз моргнул, кое-кто уже пожалел, что решил подойти.
– Иди куда шел, – сказал Морган, холодно смерив взглядом местного завсегдатая.
Вернувшись к прежнему занятию, он одним залпом осушил стакан. Затем звонко, с размаху, опустил его на стол. Цветастая личность, испугавшись увиденного, больше не упорствовала в намерении познакомиться. А грудастая брюнетка, словно получив команду к действию, сорвалась с места. Покачивая при каждом шаге широкими бедрами, она направилась прямиком на влекущий ее взгляд. Как только женщина вышла из-за высокого столика, Жнец увидел то, что и так ожидал.
Тело девушки начало проявлять физические трансформации. Ноги выгнулись в обратную сторону, а стопы наполовину ороговели. Густую волосистость ниже колен скрыть было уже невозможно. По мере приближения стали заметны и небольшие рожки, начавшие выступать из-под густых волос. Легкое цоканье по кафельному полу внесло свою нотку в общий звуковой поток этого злачного места. Ощущение воздействия усилилось. Головокружение сменилось легким покалыванием в висках, а затем – закономерным раздражением.
Гипноз. Врожденная, многократно усиленная современными знаниями способность, которой обладали все суккубы. Правда, применяли они ее в очень узком диапазоне, ограниченном исключительно рамками собственной профессии. Не потому, что не могли, а потому, что данный пункт закреплялся законодательно. Отточив свои природные способности, они становились идеальными любовниками и самыми востребованными работниками в интимной сфере, практически полностью вытеснив из нее людей. Вне зависимости от пола, мало кто мог противиться воздействию гипноза суккуба.
Подойдя вплотную, суккуб улыбнулась, сверкнув желтыми глазками. Положительных эмоций в ответ она не получила, да и покидать своего законного места за столиком никто не собирался. Морган продолжал медленно цедить холодный алкоголь, то опуская глаза на вновь наполненный стакан, то поднимая их на декольте.
– Пятьсот за ночь, – наконец, не выдержала женщина.
Оперевшись рукой о край стола, она выгнулась всем телом и начала напирать своей роскошной грудью. Желтые глаза огненным янтарем светились во мраке, заключив в себе практически неподвижный зрачок.
Поскольку ожидаемой реакции потенциального клиента не последовало, соблазнительница решила воспользоваться иным, более эффектным методом агитации.
– Ты не представляешь, что я умею им делать, – суккуб вывалила изо рта язык, длинный, словно змея, и извивающийся ровно так же.
Розовая склизкая плоть, покрытая небольшими пупырышками, пульсировала, словно в каждом из них по отдельности теплилась собственная жизнь. Оторвавшись, наконец, от стакана, Морган поставил его на стол и взглянул в глаза работнице артели плотских утех. Повисла неловкая тишина, сменившаяся недоумением.
Женщина в упор сверлила взглядом упрямого клиента, максимально усилив свое воздействие. И вдруг замешкалась, подозревая неладное. Убрав неприлично длинный язык, она громко сглотнула слюну. И вдруг осознала, кто перед ней. Один шанс на сотню тысяч, когда никакое воздействие не принесет желанного результата… Легкое покалывание на коже подтвердило страшную догадку. Нервно моргнув, будто что-то попало в глаза, суккуб попыталась отстраниться. Такой шанс, увы, ей не представился.
Реакция, натренированная многолетним опытом, сработала молниеносно. Схватив тварь за шею, Морган несмотря на небывалую для представительниц слабого пола силу, притянул ее к себе. Все попытки вырваться оказались тщетны. Поцелуй в губы застал врасплох. Особенно – бесцеремонно засунутый в рот язык. Действо сие продолжалось не более нескольких секунд. Все это время пленница рычала, пытаясь укусить Жнеца. Дикие, шипящие вопли взбудоражили все заведение. После того, как парень выпустил существо, оно затряслось на полу в конвульсиях. В нем билась слепая, бессильная ярость. И боль. Обожженная кожа полумонстра продолжала обугливаться. Ожоги, словно неудержимый поток лавы, расползались по всему телу. Язык вывалился и, словно кусок грязной тряпки, безжизненно обвис. Засунуть его обратно уже никак не получалось. На дикий визг сбежалось еще несколько сущностей. Таких же, как то, что сгорало на холодном полу. Некоторые проститутки находились совсем на последней стадии: полностью сформированные копыта и большие рога превратили их в зверей. Они не были даже людьми. Большинство из них – никогда. Их оболочка была лишь красивым обманом, не содержащим в себе ничего человеческого. Душа, тем более женская, никогда не жила в этих телах. Являясь результатом умелого симбиоза, они подчиняли себе тела клонов без развитого сознания, выращенных в рамках государственного лимита ДИМ.
Утащив коллегу куда-то вглубь зала, суккубы пытались испепелить Моргана ненавидящими взглядами. Жнецу угрожающие, наполненные бессильной злобой взгляды были знакомы, безразличны и неинтересны. Собрав всю слюну, скопившуюся на тот момент во рту, он смачно сплюнул на пол. Точно туда, где только что лежала его жертва. Одним большим глотком допив ядреный алкоголь, он смачно сплюнул еще раз.
– Ты бы воспитал своих бл***й, – взгляд «невидящего» белого глаза наблюдал за янтарной каплей, одиноко стекающей по стенке стакана.
Стало немного грустно.
– Простите, господин. Вас долго не было, – Кэрв протер прозрачный сосуд для виски и аккуратно поставил его на полку.
Морган задумался. Это было действительно так. Почти тринадцать земных лет он пробыл в гибернации, пробудившись лишь ради очередной большой жатвы. Проспал гораздо дольше, чем планировал. Вечная погоня за большими деньгами обходилась ему слишком дорого. Однако, для многих Жнецов это была вполне адекватная цена, чтобы дожить остаток жизни именно так, как захочется. Без всяких условностей и страхов.
Следующая порция алкоголя заходила плохо. Во рту стоял стойкий привкус мертвечины.
Из задумчивости выдернул входящий звонок, совершенно неожиданно зазвеневший в голове. Моргану давно следовало настроить форму оповещения, но руки как-то не доходили. Увидев знакомое лицо на всплывшей голограмме, мужчина невольно улыбнулся. Вполне возможно, испытав первую, действительно положительную эмоцию за день. Конечно же, не ответить он не мог.
– Морган! Шельмец! Ты где вообще? – на другом конце улыбался веселый мужчина лет тридцати. – Две недели как проснулся и ни слуху, ни духу!
Звонил Хамфрид Диффар, в каком-то смысле его старый друг. Когда-то они вместе учились в школе Жнецов. Только Морган тогда уже выступал своего рода наставником для подрастающего молодняка. Мальчишке едва исполнилось двенадцать, и он обучал его базовым навыкам, необходимым в их непростом ремесле. Когда же Хамфриду стукнуло шестнадцать, наставник уже ушел в свою очередную «спячку».
Морган так и не смог привыкнуть к тому, как быстро меняется без него мир. Старый приятель не хило вымахал за время между гибернациями, и выглядел теперь намного старше самого учителя. Непривычно было видеть вчерашнего подростка, превратившегося в такого же головореза. Легкая тоска кольнула сердце, но Морган поспешил отогнать это чувство.
– Да так, занят немного, – ответил мужчина, не пытаясь скрыть ложь.
– Бухаешь что ли? – рассмеялась голограмма.
– Типа того, – признаться было не стыдно.
– Чего так?
– Устал.
– Дык ты же только что проснулся. Когда успел?!
– А что, нужно успевать?
– Ахаха! А сейчас-то что планируешь?
– Закругляюсь, – честно ответил Жнец.
Оставаться в баре не хотелось. И вообще, осознание того, что все больше чего-то не хочется, чем хочется, начинало угнетать.
– Тогда гони на центральную Арену Фарсиды. Мне нужна помощь, – мужчина говорил уверенно и безапелляционно, наверное, потому что хорошо знал реакцию друга. – Ты же не откажешь мне?
– Нет конечно, в чем вопрос, – оживился Морган, очередной раз за день дернув плечами. После яда мышцы немного дубели, и, если не разминать их, чувствовался неприятный дискомфорт.
– Кстати, он все еще у меня. Храню как зеницу ока!
– Ну, тогда уж точно буду, – просветлел Алонсо.
– Инфу скину через пару минут, просмотри по дороге, – расплылся в улыбке Хамфрид. – Жду, бывай.
Город Фарсида, как и другие крупнейшие мегаполисы, имел свою собственную Арену. Бои между людьми и монстрами, киборгами и людьми, людьми и людьми, а также зрелища в других всевозможных комбинациях населением планеты воспринимались на ура. Народ любил сражения. Они скрашивали скучные будни и добавляли драйва в повседневность. Марс без ежедневных схваток – мертвый Марс. Народ жаждал крови и готов был платить за развлечения большие деньги. Хлеб и зрелища – вот в чем нуждалось современное общество.
Как и прочие арены, «Фарсида» строилась из гигантских плит песочного цвета. Исключением являлся только Колизей Арсии, высеченный из серого камня. Площадь, на которой проходили бои, покрывали песком. Даже в цветущих городах места битв становились маленьким отголоском пустыни. Год за годом эта традиция не менялась, а любые попытки внести нечто более яркое и живое воспринимались населением в штыки. Народ любил острую, угнетающую атмосферу. По крайней мере, какая-то его часть. Оставшаяся половина подчинялась первой, предпочитая не идти наперекор.
Хамфрид Диффар позаботился, чтобы друга пропустили на служебную территорию. Проходя узкий длинный коридор, Морган чувствовал мягкость песка под ногами. А еще монстров, бьющихся о стены в своих тесных каменных тюрьмах. Их разделяла только порода не более полуметра толщиной. Маленькие, большие и средние, они нетерпеливо урчали, иногда скребли острыми когтями о шершавую поверхность. Иной раз и вовсе начинали грызть гранит, пытаясь вырваться из ненавистного плена. Почувствовав рядом Жнеца, они затихали, настороженно и напряженно. Некоторые отступали дальше от стен, за которыми ощущали опасность. Никто из чудовищ не хотел обжечься или вывалить свои кишки наружу. Жить, конечно, хотелось всем.
Коридор вывел к большой площади. В центре располагался внушительных размеров загон, отгороженный стальной решеткой и генератором голубого поля. Морган остановился, огляделся и отметил про себя, что за этим местом основательно ухаживают. Даже песок под ногами казался настолько чистым и рассыпчатым, будто частички подбирали одну к другой, используя микроскопы. На камнях почти не было капель крови и следов содержимого кишок. Впрочем, скорее всего, этого добра более чем в достаточном количестве встречалось там, где на потеху толпе проходили сами бои. Зрителям нравилось созерцать результаты схваток на стенах «Фарсиды». Поэтому их не чистили никогда.
Около решетки, перегородившей проход загона, что-то высчитывая в голографическом манипуляторе, стояла длинная худая фигура. Периодически она давала команды тому, кто находился внутри. Поначалу Морган старался держаться от нее подальше, но подойти ближе все же пришлось. Поскольку оба уже почувствовали друг друга, вести себя соответственно не составляло труда.
– День добрый, – головорез учтиво склонил голову.
– Как всегда, – с налетом некоторой загадочности прохрипел незнакомец.
Оторвавшись от своего занятия, он повернул голову и поднял глаза цвета крепкого абсента. Человек лет сорока пяти с острыми скулами, одетый в бесформенный черный балахон с капюшоном, делающий его образ еще нелепей, безразлично смотрел на Жнеца. Худое тело терялось в ткани, создавая ощущение, будто тряпку просто закинули на первую попавшуюся жердь.
– Я к Хамфриду Диффару, – сказал Морган. – По работе.
– Да, да… Он уже в загоне, – болезненная хрипотца в голосе мужчины усилилась. – Я отыскал любопытный экземпляр… Весьма, весьма живуч. На Марсе ему будет комфортно. Повнимательней, пожалуйста.
Острые желтые зубы обрисовали внезапный оскал, обозначающий, видимо, улыбку. Получив в ответ понимающий кивок, худая фигура в балахоне безразлично отвернулась.
Стальная решетка двинулась с места, заботливо приглашая внутрь. Хамфрид что-то старательно шагами вымерял на песке. Иногда он поглядывал на голограмму и чесал затылок, а потом снова ходил взад-вперед.
– Диффар! – окрикнул его наставник.
– О, Морган! Наконец-то! – сильно подросший ученик бросился душить в объятьях старого друга.
– Из тебя все так же позитив бьет ключом, – в голосе прибывшего возникла некоторая обескураженность. – Даже слишком…
– А че грустить? Жизнь хороша!
Способность мальчишки в любых обстоятельствах излучать хорошее настроение и не унывать Моргана всегда восхищала. Оптимизм был неотделимым спутником его сознания и ничто не могло его омрачить. Видимо, со временем это свойство души никуда не делось, что было удивительно при том образе жизни, что вели Жнецы.
– Слушай, столько рассказать тебе надо… За эти годы чего только не происходило! – повествование о лихих заслугах началось с неподдельного хвастовства. – Я уже совсем не тот сопливый мальчишка, что раньше.
Морган смотрел на высокого двадцатидевятилетнего верзилу, а видел того же шестнадцатилетнего подростка, все время пытавшегося доказать наставнику, что чего-то да стоит. Может быть, он был слишком строг с ним тогда. Может быть, во многом перегибал палку. С одной стороны, и по собственной молодости, с другой, из опасения. Боязнь допустить ошибку в воспитании и упустить что-то очень важное все время подгоняли невидимым кнутом ответственности. Слишком опасна была профессия Жнеца, чтобы допускать промахи, стоящие жизни.
Вот и сейчас, казалось, Хамфрид пытался выслужиться. Доказать, что хорош в своем деле и достоин уважения. Несмотря на то, что теперь на несколько земных лет был старше наставника. От осознания этого факта становилось не по себе, но все еще комично торчащие в стороны широкие уши Хамфрида расставляли все на свои места.
– Расскажешь, как закончим, – притормозил его наставник, недвусмысленно намекая, что Высший уж точно не будет ждать, пока они наговорятся.
Что ж, здравую мысль пришлось принять и отложить дружеское общение на более подходящее время.
– Короче, – лопоухий парень вздохнул с неподдельной усталостью. – Арсия запустила рекламную акцию для боя года. Они отхватили себе Хортрона и Виктресс. Если не знаешь, кто они – то это нереально крутые гладиаторы. Сейчас все внимание приковано только к этому событию. Деньги в Колизей текут рекой, ставки просто бьют все рекорды. Из-за этого остальные несут нехилые убытки, включая «Фарсиду». Нужно что-то, что могло бы хоть немного оттянуло внимание на себя. Начальство уже все нервы выело…
– Поэтому Высший тут?
Необходимость в подробностях тут же отпала. Морган, отличавшийся проницательностью в делах насущных, тут же смекнул в чем дело. Когда речь шла о деньгах, Высшие частенько забывали о своем статусе, нисходя до дел житейских.
– Точно, – ответил Хамфрид, опустив глаза. – Высшего прислали, чтобы выбрать экземпляр посвирепей. Есть пара вариантов, но, если честно, я не уверен в своих силах.
Показалось, что ему стало немного стыдно. И лихая, горделивая спесь тут же куда-то подевалась.
– А почему не позвал кого-нибудь?
– Ну… я позвал тебя, – почесал затылок приятель.
– Понятно. И много сейчас наших на Аренах?
– Очень много. Ты не представляешь, сколько сейчас бабла платят за проявление этих тварей. В последнее время мода на бои монстров с людьми просто на пике. Народ сходит с ума от вида крови и размазанных по стенам кишок, – довольно ответил бывший ученик. – Трудность только в том, чтобы пробиться на топовые Арены.
– И много платят? – не особо скрывая заинтересованность, криво улыбнулся Морган.
– Хм… за рядовых средненько, – перейдя почти на шепот, Хамфрид приблизился к другу и, немного склонив голову, еще тише добавил с видом, будто раскрывал великую тайну: – А вот за этого – полмиллиона.
– Сколько? – опешил мужчина, решив, что ему послышалось.
– Пятьсот тысяч монеро, дружище. Пятьсот тысяч! Естественно, с тобой я поделюсь. Двадцать на восемьдесят устроит? – одна из бровей при этом вопросительно, и вместе с тем весьма комично, поднялась.
– Сорок на шестьдесят, – ответ прозвучал тоном, не терпящим возражения.
– Идет, – сказал Хамфрид, раздвигая улыбкой полные щеки, и подал руку старому другу.
Сделка свершилась быстро и без всяких проволочек.
– Вы готовы, господин Хамфрид Диффар? – отвлекла от насущных вопросов возникшая в воздухе голограмма.
– Да, господин Риффед Гос, – оживился тот, заулыбавшись еще шире.
Госом оказался тот самый мужчина, проводивший расчеты у ворот загона. Внутрь он не входил, предпочитая общаться на расстоянии. Вероятно, сразу два Жнеца для него было уже слишком.
– Поторопитесь, скоро привезут корм, – прохрипел загадочный голос. – Не хотелось бы, чтобы остальные долго чуяли запах свежего мяса.
– Все еще кормят клонами? – поинтересовался Морган.
– Все по-старому. Клоны, люди, морские гады… Весь неликвид к нам. Это не моя работа. Я не особо слежу за рационом борцов. По мне дык им все равно чем питаться. Иногда создается ощущение, что они и камни готовы жрать. Хотя, если кормить их чистым проявленным мясом, то они дохнут, – расхохотался Хамфрид.
– Отодвинься немного. Мы должны встать по обе стороны, чтобы его дезориентировать, – отдал четкие указания бывший наставник. – Как только появится, будет какое-то время, чтобы успеть его вырубить.
– Ты уже проявлял таких? – с надеждой в голосе, смешанной с какой-то мимолетной робостью, осведомился Хамфрид.
– Бывало, – коротко бросил в ответ напарник. – Только в живых оставлять не доводилось.
Расплывшись в улыбке, Морган практически полностью обнажил два верхних зуба. Хотя Хамфрид тактичностью никогда не отличался, но все же не подколол наставника по поводу внешности. Не спросил, откуда шрамы и даже мельком не поинтересовался, как его так угораздило. Жнецы никогда не затрагивали тему травм в силу негласной этики, разве что потерпевший сам не хотел похвастаться в ходе какой-нибудь попойки.
– Я включаю нестабильный телепорт. Непроявленная фаза появится в центре загона через полминуты. Клетка уже готова, – поступило предупреждение от Высшего.
Морган скинул на песок черную куртку с коротким воротником. Вытащив из кармана потрепанный деревянный крестик, он зажал его в кулаке. Встал сначала на колени, но потом все же сел. Напарник проделал то же самое. Уперев кулаки в колени, Жнец закрыл глаза, напряженно к чему-то прислушиваясь. Потребовалось всего мгновение, чтобы ощутить пространство кожей. Мышцы на лице немного дернулись, когда в нос ударили запахи, мягко говоря, неприятные. Чувства обострились до предела. Внимание сжалось в одну точку.
Слова молитв произносились быстрым, натренированным темпом. Заученные до автоматизма строки вылетали из уст, заставляя воздух застывать. Время начало замедляться. Пространство между Жнецами обретать плоть.
Звуки, выпускаемые в пространство, словно стрелы, распаляли Пламя. Оно реагировало на них, словно живая, огромная, мощная стихия, рождающаяся где-то глубоко внутри тел Жнецов. Морган никогда не нарушал правил и схем.
Острые, резкие запахи стали перебиваться ощущением свежести и легкой прохлады. В воздухе начал чувствоваться озон. Столкновение двух противоположностей дезориентировало, но сознание к этому уже давно привыкло. Невозможно было приучить себя только к боли. Родная, ожидаемая и предсказуемая, она возникала внутри, крепко цепляясь за струны души. Появляясь вместе с Пламенем и уходя с ним же, когда то затухало.
Не издавая ни звука, грузная, бесформенная масса медленно рождалась в центре загона. Она проникала сквозь слои пространства, приходя в этот мир. Сущность прорывалась из своей родной стихии в иную, незнакомую ей и непривычную. Плоть обретала свою твердость, сводя с ума от боли. Она имела иную природу, нежели боль Жнецов. При соприкосновении с Пламенем эта боль становилась сильнее, острее, опасней. Страдание при трансформации настигало всегда, приводя в бешенство любого монстра. Она переплеталась с нестерпимой жаждой и голодом, превращая пришельца в большой комок того, что уничтожает все на своем пути.
Тихое стрекотание послышалось вполне отчетливо, говоря о том, что проявление началось. Тварь чувствовала Жнецов по обе стороны от себя, но почему-то не двигалась. Гневный стрекот набирал силу, ровно как и страдание, которое испытывало чудовище. Морган не спешил. Он знал, что действовать необходимо деликатно, чтобы мучение монстра не оказалось сильнее страха перед Жнецами. В противном случае, пришлось бы уничтожить его еще на подходе в текущую реальность и вся работа – насмарку.
Обычно на Арену кидали тварей, сопоставимых человеческим параметрам. Не столь разрушительных, чтобы уничтожить казенное имущество, но достаточно опасных, чтобы намотать пару метров кишок на свои отростки. В основном, этого вполне хватало для подогрева восторженных эмоций беснующейся толпы. Сейчас дело обстояло совсем иначе. Прощупав размеры особи, Хамфрид убедился в правильности решения позвать на подмогу старого друга. Это не был безобидный комок с непонятными конечностями, боящийся и шагу ступить в сторону Жнеца. Дальности применения силы не хватало, чтобы проявить товар полностью, без дополнительных усилий. Для полного проявления пришлось бы обойти чудовище по кругу, или, на худой конец, бросить волну. Если в первом случае имелся существенный риск нарушить хрупкое равновесие и спровоцировать атаку, то во втором – повредить товар, чего не хотел никто. Силы же напарника с лихвой хватало, чтобы спокойно выудить монстра без крайних мер, и даже не двигаясь с места. Это означало, что поведение зверюги будет более предсказуемо.
Чуть прозрачное, беловатое сияние округлым ореолом охватило мужчин. В глазах каждого из них танцевало белое Пламя. Постепенно, с возрастающим воем, сменившем мерное урчание, стали проявляться тугие кожистые щупальца пришельца. С загнутыми, крючковатыми когтями на конце, они оплетали огромные костяные клешни.
Брови Хамфрида метнулись вверх. Мужчина слышал о гибридных видах, но воочию видел впервые. За два года работы на Арене подобная халтура еще не встречалась.
Постепенно становилось понятно, что существо не меньше трех метров в высоту. Похоже на огромную мутированную смесь краба и кальмара, смотрящую на своих мучителей стеклянными рыбьими глазенками. Панцирь его казался настолько толстым, что вряд ли его смогли пробить обычным лазерным расщепителем или рядовой сегментарной пилой. То есть всем тем оружием, бывшим популярным в боях на арене. Из-под твердого покрова то и дело вываливались пока еще плохо управляемые, мягкие на вид отростки. В основном, они безжизненно спадали на сухой песок, лишь немного извиваясь и подергиваясь. Сразу несколько рядов клешней расположилось совсем не там, где полагалось бы морскому представителю привычного вида. Они поочередно сжимали и разжимали свои члены, заново обретая способность двигаться.
– Грхр, – прорычал монстр, глядя сверху и пытаясь поймать в поле зрения маленькие, по сравнению с ним, фигурки.
Похоже, недостатка в обзоре «краб» не испытывал, потому как глаза на подвижных стебельках находились по обе стороны от его грузного туловища. Гадина явно не боялась неожиданностей, контролируя все происходящее вокруг себя. И тем не менее, не стремилась сорваться с места. Казалось, она выжидала, пока сможет вновь управлять всеми частями своего обретенного тела.
Подняв руки, Морган показал ладони, давая понять, что нужно двигаться осторожно. Медленно поднявшись на ноги, мужчина не выпускал чудаковатое существо из вида. Внимательно прощупывал наличие главного нервного центра, являющегося аналогом мозга. У такого огромного существа с множеством конечностей его не быть просто не могло. Особенно, если учесть наличие глаз и вполне осознанное поведение.
Монстр встревожился. Сферические, склизкие глазенки задвигались, лихорадочно пытаясь уловить источник неприятных ощущений. Огромная бронированная туша с неровными наростами приподнялась, чуть обнажив гладкое, массивное брюхо. Белое, с коричневатыми полосками поперек. Это продолжалось несколько секунд, после чего существо с той же тревогой прижалось обратно к песку, вполне предусмотрительно спрятав уязвимое место. Морган выругался про себя. Такое поведение было признаком наличия достаточно развитого интеллекта. Значит, необходимо избегать неожиданных выпадов.
После того, как проявленный пришелец замер и, кажется, начал втягивать в себя воздух с окружающими запахами, звуки перестали существовать. Никто не решался двинуться, и даже дыхание не создавало предательского трения. Где-то вдалеке, за пределами Арены кипела жизнь, слышались отзвуки города и, казалось, даже, голоса людей. Но не здесь. Пространство сгустилось и застыло.
– Аргх, – вдруг разорвал создавшуюся тишину смачный рык.
Сначала Морган решил, что тварь снова выказывает недовольство, но тут же до него дошло, что это не так.
– Блин, – с виноватым видом обронил Хамфрид.
Громкая, неподдающаяся контролю отрыжка плотного завтрака покинула его нутро, нарушив столь хрупкое равновесие. Оглушительный вой тут же сотряс стены, практически сразу стойко принявшие на себя сильнейший, совершенно незапланированный удар гигантской клешни. Морган успел отскочить, чтобы не попасть под тяжелые конечности. Кувыркнувшись через плечо, он прокатился по песку, изрядно наглотавшись последнего. Нервно сплюнув, Жнец вскочил на ноги, застыв в полусогнутом движении и выставив вперед руки.
– Гони его на меня, – поспешно бросил Морган. – У него мозг близко к поверхности.
– Понял, – сосредоточенно отозвался Хамфрид.
Белое Пламя, ненадолго потухшее в его глазах, снова вспыхнуло. Жнец двинулся вперед в осторожной попытке оттеснить чудовище обратно к центру загона. И оно начало пятиться, ощущая обжигающую силу своего гонителя. Морган прикрыл глаза и сосредоточился: не так-то легко нанести точечный удар. Гораздо проще было бросить волну и просто сжечь на хрен эту тварь. Двести тысяч монеро, которые явно не валялись на дороге, заставляли искать более тонкий подход. Пришлось показать чудеса изворотливости и гибкости, уходя от оживших, выползших из-под панциря щупалец. Оказавшихся, к слову, гораздо длиннее и подвижнее, чем предполагалось. Прежде, чем удалось занять идеальную позицию для атаки, парочка клешней успела щелкнуть над головой, грозя раскроить череп. В тот момент, когда во всем этом хаосе переплетенных змеевидных колец открылось нужное место, Морган выбросил вперед руку. Из ладони вырвалась тонкая, еле заметная волна, ударившая точно в маленький вырост промеж выпученных глаз.
Что-то, похожее на затухающий скулеж, поглотилось безразличными стенами Арены. Они приготовились принять очередного пленника. Резкий шаг навстречу, и обезумевший краб отпрыгнул назад, всеми силами пытаясь спастись от источника нестерпимой боли. Словно пьяный, он потерял и без того не блестящее равновесие, врезавшись в ближайшую стену. Раскрошил жестким панцирем камни, заставляя те разлетаться мелкими осколками в разные стороны. Оставив глубокую борозду в твердой поверхности, он на мгновение замер. Моргнул всеми своими многочисленными глазенками. Перед тем как вырубиться, монстр чуть не упал прямо на ошалевшего Хамфрида, за какую-то долю секунды успевшего отскочить в сторону.
После нескольких дерганых движений все затихло. Осторожно переступая через кожистые конечности, Хамфрид подошел к твари. Он постарался не касаться ее и особо не брызгать своей силой. Пламя еще не утихло, слабо отражаясь в глазницах.
Панцирь новоиспеченной сенсации вздымался и опускался, издавая слабое шипение. Улыбка озарила сосредоточенную физиономию. Морган увидел большой палец, довольно поднятый вверх.
Медицинский кабинет пах лекарствами и потом.
– А, черт, аккуратней! – жаловался нерадивый пациент, когда на левую руку накладывали заживляющий пластырь.
Когда Хамфрид уворачивался от падающей зверюги, одно из щупалец успело зацепить его когтем. Кожа на бицепсе разошлась, словно разрезанная бумага.
– Сам виноват, – смеялся Морган, отметив про себя хороший повод подкалывать старого друга по поводу забавного случая с отрыжкой.
Плюс одна байка, которую можно мусолить из года в год.
– Теперь это не имеет значения… Оплата будет через пару дней. Я перешлю на твой счет, – не переставал радоваться событию старый друг, и от широкой улыбки, казалось, его лопоухость стала еще заметнее.
– Спасибо.
– Слушай, не хочешь тоже на Арену перебраться? Работка не пыльная. Такого, как сегодня, почти не бывает, а платят весьма неплохо. Я помогу тебе устроиться. Связи-то есть. Сколько ты будешь по жатвам скитаться? Так все проспишь, – ударил по больному приятель.
– Предложение заманчивое… Я подумаю, – озадаченно протянул Морган, прикинув в уме, что при таком раскладе времени для того, чтобы накопить на Олимп, уйдет значительно больше. С другой стороны, не придется терять всех, кого знал. Заводить новых друзей у него получалось не особо.
– Поразмысли хорошенько. Из-за того, что сейчас много Жнецов на Аренах, жатвы получаются очень опасными. Ты не представляешь, сколько сейчас должников и нелегалов. Слишком рискованно даже для нас, – с досадой в голосе сказал Хамфрид. – Пусть ими занимается полиция да Церковь. В конце концов, храмовники обязаны отрабатывать хлеб налогоплательщиков.
– Видимо, именно такие жатвы висят щас на мне, – Морган догадался, почему его разбудили именно сейчас.
Предстояла довольно крупная и грязная работенка, раз пошел такой перекос в силах. Если должников так много, возможно, будут будить кого-то еще. Впрочем, кого волнует безопасность Жнецов? Следовало пораскинуть мозгами взвесив все «за» и «против». Нарушение равновесия сулило серьезные риски. Которых, конечно, хотелось бы избежать.
– Если нужна будет помощь в жатвах, я всегда готов, – пожал плечами Хамфрид.
– А сколько сейчас храмовников?
– Хрен его знает, статистику не веду. Но эта сволота все еще принципиально не ходит на дело с нами. Приходится работать с наемниками, а у тех только оружие, и никакой силы. Приходится жопу самим прикрывать, – с еще большей досадой пожаловался бывший ученик.
– Все еще упираются насчет потерянных душ?
– Вся та же байда. Трясутся над людьми, как мамка над кутенком.
– Сколько не проспишь, а ничего так и не меняется, – вздохнул Морган, потягивая мышцы, понемногу приходившие в норму. – А если и меняется, то точно не к лучшему.
Хамфрид поморщился. Рана чуточку болела, но медик сказал, что яда в крови нет, как нет и заражения. Мужчина задумался, пару раз мельком взглянув на бывшего наставника.
– Что? – не выдержал Морган.
– У меня есть для тебя сюрприз.
– Правда?
Тревожное предчувствие на мгновение скользнуло в груди, оставив склизкий, неприятный след. Выжатая насильно радостная улыбка скривила лицо. Морган не любил сюрпризов.
Все встало на свои места, когда в помещение вошел Хамфрид Диффар. Точно такой же, что сидел сейчас перед Морганом. С той лишь разницей, что выглядел лет на двадцать старше, с обильной сединой, покрывавшей сильно отросшую шевелюру. Гладко выбритое лицо, обтянутое тусклой, почти увядшей кожей, смотрело печальными бесцветными глазами. Несмотря на то, что Морган сразу узнал бывшего ученика, внутренне в нем совсем не ощущал того радужного человека, которого знал.
– Здравствуй, старый друг, – одновременно и с грустью, и с радостью поздоровался Хамфрид номер два.
– Здравствуй…
– Вот. Ухожу на Олимп. Сам себя провожаю, – легкая улыбка коснулась уголков губ.
– Удалось-таки, – выдохнул Морган, стараясь изобразить радость.
Получилось плохо, несмотря на то, что чувство было искренним. Стать свидетелем временного скачка в прошлое, хоть и в разрешенных рамках законодательства, оказалось слишком неожиданным. Стремление правительства стимулировать Жнецов на самоотверженную службу государству зачастую обескураживало. ДИМ всегда считало, что Жнец будет вкладывать силы усердней, если точно будет знать, что ему удалось попасть на Олимп. Именно поэтому не препятствовало желанию многих из них вернуться в прошлое и встретиться с собой же. А затем провести остаток жизни в том отрезке времени, которые они предпочтут, хоть и на весьма ограниченном пространстве островов.
– Да. Удалось. Извини, не могу ничего рассказать. Директива, – будто извиняясь, в ответ улыбнулся теперь и вправду «старый друг».
– Да! Видишь, Морган. На Арене вполне можно заработать, – взбодрился Хамфрид номер один. – Значит, и у тебя все получится!
– Да, тот еще сюрпризик, – покачал головой Жнец.
– Так, ладно, – начал собираться Хамфрид номер один, осторожно натягивая футболку поверх наложенного на рану пластыря. – Я приготовлю твой мотоцикл, да и ты тут особо не засиживайся.
Оставшись наедине, мужчины не решались продолжить разговор. Конечно же, хотелось засыпать старика вопросами. Однако, оба понимали, что это невозможно. И каждый не хотел подставлять другого.
– Совсем ничего не можешь рассказать? – спросил Морган, пристально глядя в глаза неожиданного гостя. – Как там, в будущем?
– Совсем ничего, – категорично ответил тот. – На мне прослушка. Иначе – никак. Либо стирание памяти, либо рот на замок. Следят за каждым шагом, как шакалы.
– Понятно. Жаль…
Хамфрид номер два еще некоторое время смотрел на друга.
– Очень рад снова тебя видеть, – сказал, наконец, он и тут же осекся.
Даже это было уже лишним. Молча повернувшись, мужчина направился к двери, замерев в нерешительности уже в открытом проеме.
– Морган, – вдруг произнес он.
– Да?
– Просто хочу сказать… Сегодня для меня действительно особенный день… И… Когда будет совсем плохо – не беги, – не оборачиваясь, сказал Хамфрид.
– Я никогда не бегу, – спокойно отозвался Морган.
Старый Жнец ничего не добавил и просто покинул помещение, скрывшись в глубине полуосвещенного коридора.
В ангаре стоял полумрак. Пахло пылью. В центре, укрытый брезентом, расположился бесформенный предмет. Морган узнал знакомые очертания байка даже за скрывающей его плотной тканью. Подошел ближе, наслаждаясь сладостным предвкушением. Ткань, шурша, сползла на пол после крепкого рывка, обнажив глянцевую поверхность обшивки. Отливая серебром в тусклом свете, он стоял, излучая молчаливую мощь. Ровно такой же, как почти тринадцать лет назад. Мужчина провел пальцем по поверхности сиденья, убеждаясь, что на железном друге нет ни пылинки. Хамфрид действительно за ним следил.
Матовый дисплей на руле, едва к нему приложили ладонь, отозвался вспыхнувшими огоньками. По спине пробежали мурашки. Когда под темно-синим баком едва слышно зашептал реактор и загудели щитовые элементы, волоски на руках встали дыбом. Морган обошел байк, касаясь его подушечками пальцев и закрыл глаза. Вдохнув полной грудью, он почувствовал отзвук свободы, смешанной с терпким запахом смазочных жидкостей. Точно решив, что сегодня не хочет прожигать жизнь за стаканом крепкого горячительного, Жнец оседлал байк. Проверил двигатель, прибавляя мощность. Скорее, для собственного удовольствия, чем для практической пользы. Мерное рычание, казалось, резонировало с внутренностями, отдавая легкой вибрацией в живот.
Хамфрид уже успел уйти на работу и не застал восторженного взгляда наставника. Еще немного примерившись, Морган дал по газам, намереваясь выехать в город. Затем – на трассу, где действительно можно почувствовать скорость. Однако, все надежды возлагались все же на пустыню, где врубится воздушная подушка и можно будет выжать гораздо больше.
Прежде чем отправиться в путь, нужно было заехать сначала домой. Собрать снаряжение и захватить меч. Сегодня Морган решил выполнить заказ, взятый еще неделю назад. Дело не отличалось особой сложностью, и времени на исполнение ушло бы совсем не много. Тем не менее, оно подходило, чтобы размяться перед крупной жатвой.
Глава 14. Жатва
Мимо проносились привычные каменистые пейзажи. Сначала они отстраненно мелькали, создавая впечатление смазанной на холсте краски, но по мере снижения скорости вновь обретали свои прежние черты. Пустыня постепенно восстанавливала главенствующую роль. Неотступно, медленно и подавляюще. Она всегда брала верх.
Заглушив мотор, Морган вырубил энергетический щит, защищавший от встречного ветра. Слез с мотоцикла и проверил геолокацию. Цель охоты двигалась вглубь плато Солнца, совсем недавно успев пересечь Синайскую границу. Однако, в скорости она, несомненно, преследователю проигрывала. Выполнив некоторые расчеты, Жнец определил, что настигнет жертву в течении пары часов. При условии, что та не спрячется где-нибудь. Обычно человек в безвыходном положении выбирал места, где можно исчезнуть из поля зрения радаров и каким-либо образом заглушить сигналы браслета. Конечно же, в большинстве случаев этого не удавалось. Встречались и более отчаянные экземпляры, пытавшиеся затеряться среди скопления таких же меченых, рискуя при этом быть растерзанными или съеденными. И все же, некоторые считали такой исход лучшей альтернативой попаданию в руки наемника, или что хуже, Жнеца.
Местность тщательно сканировалась на наличие пещер и геологических полостей. На пути сбежавшего объекта раскинулось сразу несколько шахт, заброшенных еще со времен первой колонизации. Через несколько десятков лет после глобального переселения землян в поисках нового дома и возможности начать новую жизнь, пилигримы столкнулись с новой проблемой – нехваткой жилых земель. Сначала, казалось бы, огромная планета готова была принимала всех, но уже после первого миллиарда человеческих душ стало казаться тесновато. Глобальная программа терраформации по «срезанию» высоких плато получила название «синайское скалирование», но так и не была доведена до конца. Слишком масштабен оказался фронт работ, переставший получать финансирование вскоре после заявления колонии о собственной независимости. Земная Конфедерация, развернувшая мероприятие, отказалась заниматься благотворительностью, а новоиспеченная Независимая Колония Марса такой проект просто не потянула. Вместо этого она организовала не менее масштабную добычу полезных ископаемых, не заморачиваясь по поводу внешнего облика планеты. Плато заполонили пещеры, копи и тоннели. Таких рукотворных сооружений, уходивших вглубь планеты, насчитывалось несметное количество. Разветвляясь глубоко под землей, будто корни гигантского дерева, некоторые из них могли сообщаться между собой.
Стояла невыносимая жара. Приходилось торопиться, ибо совсем не хотелось застрять в пустыне еще на несколько дней, таскаясь с каким-то второсортным заказом больше положенного. Если жертва уйдет под землю, то поиски могли затянуться. Экипировка пока что справлялась с охлаждением. Столбик термометра уже перевалил за +38°С —сейсмический карантин был в самом разгаре. К счастью, песчаных бурь пока не обещали, но синоптикам Жнец доверял в последнюю очередь. Голографические камуфляжные элементы вышли из строя, и вся энергия уходила на кондиционирование. Прохладный воздух поднимался наверх: туда, где начиналось дыхание. Песочный цвет куртки вернулся к своему изначальному черному, впрочем, как и маскировка штанов. Жнец больше не сливался с пустынным пейзажем – вполне терпимая цена за живительную прохладу.
Внезапно выскочила голограмма с коммерческим предложением транслировать охоту. Морган раздраженно закрыл ее, так не вовремя нарушившую привычный ход мыслей. Мужчина никогда не занимался показухой. И вовсе не потому, что отличался скромностью, или имел в этом отношении какие-то моральные принципы. Выручка от онлайн-охоты не стоила тех проблем, которые могли возникнуть в будущем. Особо упорные должники, пытающиеся уйти от преследователей, тщательно изучали тактику ведения гона. И нередко получалось, что, зная особенности работы определенного охотника, им удавалось скрыться. В силу закона сорокадневной форы браслет всегда информировал, кому назначено преследование. Многие наемники считали, что некоторые пункты из него стоило бы выпилить уже давно. Однако, Высшие считали иначе, как и весь остальной Марсианский народ, любивший наслаждаться созерцанием погони в прямом эфире.
В былые времена Морган охотился только в развалинах брошенных городов. Некогда величественные здания, оплетенные лианами и другими пожирающими бетон растениями, заметно выигрывали у пустыни. В то время еще только начинающий свой путь юноша мотался со своим наставником, не выбирая работу и не имея привычки перечить старшим. С тех пор прошло достаточно настоящих биологических лет, и еще больше – во сне. Все осталось далеко в прошлом. Борьба за выживание превратилась в основной посыл существования, а стремление на Олимп – стимулом, оправдывающим методы в этой самой борьбе. Взгляд на мир сквозь пелену стекла капсулы гибернации стал привычен, как и для многих таких же, как он.
Мотор снова ревел, унося все дальше вглубь плато. Вновь замелькали образы пустынных пейзажей, быстро сменяя одно однообразие на однообразие другое. Моргану не хотелось останавливаться. Сейчас настал один из тех редких моментов, когда он действительно получал удовольствие от жизни, а не гнался за деньгами.
По мере приближения к сигнальной точке пришлось сфокусировать мысли на цели, нехотя меняя беззаботную радость на рабочую сосредоточенность. Жертва выбрала западные пещеры – довольно массивное туннельное образование, спрятавшееся внутри небольшой горы.
Остановившись и заглушив мотор, Жнец еще раз сверился с пеленгатором. Не желая давать лишнюю фору беглому должнику, он спешился, проверил оружие на поясе и решительно направился ко входу в пещеру. Черная зияющая дыра с рваными краями обдала прохладой еще до того, как тяжелый ботинок успел переступить границу света и тьмы. Из-под опершейся о край входа ладони посыпалась твердая порода, смешанная с песком. Морган замер. Тревожное, зудящее чувство на мгновение скользнуло внутри и вдруг растаяло, оставив после себя раздражающее чувство неприятия. Оно частенько возникало при охоте на людей являясь ни чем иным, как обыкновенным страхом. Жертва оставляла после себя настолько яркий, глубокий след этого первобытного чувства, что Жнец зачастую не использовал средства слежения. В такие моменты он, обладая врожденной чувствительностью, походил на хищного зверя, использующего свои животные инстинкты. Непрерывная нить, связывающая страх с целью, велась безошибочно тонким, не присущим обычному человеку чутьем охотника. Однако, сейчас дела обстояли несколько иначе. Несомненно, животное чувство ощущалось стойко. С той лишь разницей, что принадлежало оно не жертве, а самому Жнецу.
Из глубины разветвленных тоннелей пахнуло сыростью. Умиротворяющая глухая тишина раскинувшейся впереди темноты несколько сотен лет взирала на поверхность Марса с полным безразличием. Равнодушное одиночество, редко нарушаемое редкими гостями из беглецов и заядлых диггеров, ее вполне устраивало.
На секунду Моргану показалось, что тьма эта выскочила прямиком из его сна. Тошнота подкатила к горлу. Липкая бездна из ядовитого забытья снова напомнила о себе.
Развернувшись, мужчина направился обратно к байку. Желание сбежать от готовой поглотить его тьмы, раствориться в беспощадном солнце пустыни пересилило здравый смысл. Оказавшись рядом с транспортом, Морган взглянул на прикрепленный сбоку меч. Схватил рукоять правой рукой и рванул со всей силы, будто оправдывая свое несостоявшееся бегство желанием забрать забытое оружие. В пещерах меч нужен не был. Однако, Жнец разместил его на поясе аккурат рядом с лазерным оружием. Потом кому-то кивнул. Наверное, себе: он не испугался бесплотных видений, вызванных смертельным ядом в крови. Обычная заминка – забыл взять с собой самый необходимый рабочий инструмент. С кем не бывает…
Снова развернувшись, Морган вошел внутрь пещеры, полностью подавив накатывающие изнутри тревожные предчувствия. Прохлада внутри оказалась неожиданно приятной, а вот тьма никак не способствовала быстрому продвижению. Отсутствие глазных имплантов всегда вносило трудности. Приходилось больше полагаться на свои ощущения. Включилась оптика линз, превратив непроглядную тьму в нечто осязаемое. Наконец, получилось оглядеться: камни, камни и камни. Ответвления и стальные опоры. Частично демонтированное оборудование. Возможно, сразу после закрытия рудника. Развалившиеся, громоздкие механизмы давно заржавели, брошенные в разгар третьей колонизации. Может, о них забыли, а может, они простояли тут слишком долго и пришли в негодность еще до того, как закончилась глобальная заварушка.
Через несколько сотен метров острый запах гари неожиданно ударил в нос. Мужчина, вопреки показаниям приборов, двинулся на него. Маленький костерок уже давно остыл. Жгли его, на вскидку, пару дней назад. Внутри сети тоннелей явно находился кто-то еще. Возможно, он покинул шахту, а, может, и нет. Впрочем, пилинг не фиксировал никого, кроме Жнеца и его цели. Которая, к слову, уже как с минуту подозрительно пропадала с прибора, и тут же появлялась вновь. Морган долго смотрел на сгоревшую золу, прикидывая вероятность случайности подобных тревожных звоночков. Затем, принялся проверять навигационный чип на браслете правой руки. Мужчина нахмурился: странно, вроде, исправен.
Выйдя из гибернации, он несколько дней изучал все то новое, что появилось за тринадцать лет. Новые методы охоты, оружие последнего поколения, появившиеся способы беглецов уходить от преследователей и очередные нюансы жатвы. Что, вероятно, кто-то мог использовать глушилку браслетов, он догадывался. Хотя, такое казалось крайне маловероятным. Эта штука имела слишком высокую стоимость для должника, единственной ценностью которого оставалось его собственное тело. Как правило, в пещерах укрывались только бедняки, далекие от таких дорогих благ цивилизаций.
Датчик неожиданно запищал, оповещая о чьем-то приближении. Легкое удивление, словно ветерок, прошлось по сознанию Моргана. Это было что-то новенькое. Никогда еще кролик сам не шел к удаву.
– Бывали времена, когда такие, как ты, с мечом наперевес, мотались по пустыне с более благородными мотивами, – сказал кто-то из тьмы.
– Ты ошибаешься, – съязвил в ответ Алонсо.
Мужской голос… Это была не цель заказа, да и датчик не фиксировал зарегистрированный браслет. Незнакомец обнаружил себя слишком поздно. Маловероятная теория о заглушках стремительно набирала недостающие проценты для своего уверенного существования.
– Не боишься? – поинтересовался Морган.
Признав в неизвестном Тень, он решил тянуть время. Зрачки быстро забегали по невидимым строкам, проецирующимся на линзах, выискивая в базе данных нужную информацию.
– Бояться не так весело, – тихо послышалось в темноте, и, казалось, ощущалось присутствие саркастической улыбки.
База данных то и дело давала сбой. Плохо считываемые данные с браслета незнакомца выдавали ложные сведения, смешивая одну информацию с другой по совершенно не связанным друг с другом личностям. Использовать технологии с запутанным алгоритмами шифрования мог только Высший. Низшему было такое не по карману.
– Я упрощу тебе задачу, – словно прочитав мысли непрошенного гостя сказал Высший и открыл информацию своего браслета.
Спокойный, самоуверенный тон превратился в шипение хищника, наполненного ненавистью. Времени оставалось мало. Не желая терять драгоценные секунды, Морган стал жадно впитывать данные.
Цифрус Драйт. Высший. Официальное подтверждение ареста с обеих сторон: как обособленного сообщества Высших, так и человека. Причина – неизвестна. Занимаемая должность – неизвестна. Просрочка по закону форы – двадцать четыре сол, три часа и семнадцать минут. Открытый статус. Единый идущий по следу – не назначен. Награда за голову – один миллион семьсот тысяч монеро.
И все. Никакой дополнительной информации не предоставлялось. Данный факт заставил Моргана насторожиться. Особенно то, что не был выбрал конкретный охотник. Это могло означать, что фигура являлась чрезвычайно опасной, и правительство не могло доверить его поимку кому-то одному. С другой стороны, кругленькая сумма, высветившаяся в приятных неоново-красноватых тонах притупляла любое чувство самосохранения.
– Что, интересно? – усмехнулся Драйт.
Ему доставляло удовольствие созерцание заинтересованного Жнеца. Он чуял напряжение и получал от него немыслимое наслаждение.
– Господин… – откуда-то из темноты послышался робкий женский голос.
Женщину пеленгатор, естественно, не засек. Сколько еще таких играющих в прятки засело в недрах пещеры? Логичный вопрос растворился в насыщенности текущих событий.
– Молчать! Это моя добыча, – осадил Высший. – Ненавижу… Пусть не думает, что я для него не опасен.
Из тьмы медленно начала проявляться высокая плотная фигура мускулистого человека с горящими глазами. Он приближался, создавая помехи и грозя вырубить приборы. Голограмма, созданная линзами-преобразователями пошла рябью, периодически пропадая совсем. Морган неприлично выругался.
Затем произошло то, чего, в принципе, стоило ожидать. Началась трансформация. Явление, доступное далеко не всем Теням, застревавшим в симбиотических телах и слитых с ними в единое целое. Однако, некоторые особи проявляли завидную прыть.
Высший освобождался от человеческой оболочки, грозившей стать помехой при полном проявлении собственного тела. Сущность Драйта начала увеличиваться в размерах. Мышцы лопались под напором внутреннего давления. Кровь брызнула на стены. Черная, липкая и вязкая, смахивающая чем-то на нефть. Едкий запах тухлого мяса, смешанный с содержимым кишечника, заполонил тесное пространство тоннеля. Оболочка, словно тесная одежда, сползала с чешуйчатой туши, свисая с нее грузными кусками.
Тесная близость к Жнецу заставила тело Высшего начать проявление. Оно уже обретало видимые даже простым человеческим глазом черты. Явно не желая дожидаться окончания представления, Морган попытался занять более выгодную позицию, чтобы, бросив волну, окончательно проявить Высшего. Тогда один выстрел – и делу конец. Однако, сразу передумал. Слишком узкое пространство с хлюпкими, осыпающимися стенами грозило похоронить всех при мало-мальски сильном ударе. Жнец усмехнулся: неплохой ход. Высший – не дурак.
Рост продолжался еще некоторое время. Ровно до тех пор, пока гибкое чешуйчатое тело не заняло треть видимой площади пещеры. Человеческая голова существа отвалилась, уступив место другой, треугольной и приплюснутой, с двумя короткими отростками позади. Огромная, усеянная острыми зубами пасть больше всего напоминала голову дракона, неумело нарисованного в какой-нибудь детской книжке. Один глаз, намного больше другого, будто смотрел не на своего противника, а куда-то вверх. Существо явно страдало косоглазием.
Не имея достаточного времени чтобы раздуть Пламя, Жнец осторожно двинулся вперед, проверяя границы собственной силы. Возникли небезосновательные опасения, что легкий похмельный синдром, настигший около получаса назад, слегка потрепал его форму. Гигантский получеловек-полузмей, плавно извиваясь, попытался оттеснить Моргана в угол. На расстоянии примерно четырех с половиной метров он резко дернулся и отскочил назад. Жнец цокнул: границы его не устраивали.
Меч, давно уже крепко сжатый в ладони, описал в воздухе полукруг. Еле уловимый свист из-под лезвия совпал с рывком в сторону. Странное создание кинулось вперед, извиваясь всем телом, словно уж. Выполняя свои движения быстро и четко, оно пыталось максимально сократить свое взаимодействие с соперником. Ударившись о стену шахты, Морган вызвал дождь из песка и мелких камней. Проекции линз вновь пошли рябью. На чистых инстинктах Жнец рубанул от плеча по человеческой плоти, еще насаженной на тело змея, словно чулок на ногу. Никаких криков отчаяния, проявления боли и каких-то резких движений это не вызвало. Чудовище ловко ушло от столкновения, извернувшись в изящном движении. Удар пришелся по руке мертвого носителя. Отсеченная выше локтя она теперь безжизненно лежащей на земле. Для противника это не имело ровным счетом никакого значения. Человеческая плоть только мешала, являясь лишь отработанной оболочкой. Негромкий, язвительный смех прокатился по пещере.
Пока соперник полностью не сбросил «одежду», Морган решился на небольшую волну. Войдя в свою полную силу, Драйт обрушит пещеру с большей вероятностью, а помирать мужчина сегодня не планировал. В то время как сильная струя выплеснулась четким, отточенным движением в грудь змееподобного существа, оно недовольно отряхивало отмершие куски мяса и костей. Мгновенное перемещение вездесущих колец парировало большую часть энергии, но часть ее все же успела достигнуть цели.
– Уу… – прокатилось тихое завывание, наполненное болью.
Зрительные элементы одной из линз ослепительно вспыхнули на мгновение и потухли. Морган ослеп на правый глаз. Левый же неприятно кольнуло от свежей травмы. Волна, ударив о стену шахты, вызвала осыпание породы с потолка.
Ошарашенный Драйт замешкался. Морган перешел в наступление, не дожидаясь полного отказа техники. Воздух засвистел, рассекаемый клинком. Змей, поднырнув снизу, ушел от опасного контакта с оружием. Выгнулся и, словно хлыстом, ударил хвостом по руке Жнеца. Меч упал в глинистый грунт.
Стараясь зажать рану, Морган сквозь искажающие реальность помехи видел, как обожженное чешуйчатое тело нервно билось в конвульсиях. Хвост Драйта, совершенно неприличным образом выходивший прямо из ануса человеческого трупа, замер и безжизненно обвис. Тяжелый, смердящий дух вдруг повис в пространстве. Невольная гримаса отвращения исказила лицо с белым, замутненным глазом. Стало тошно и противно настолько, что пришлось сдерживать рвотные позывы.
Теплая человеческая кровь, просачиваясь сквозь пальцы, капала на пол шахты. Несмотря на боль, ее запах и клокочущая ненависть внутри дурманили сознание Драйта. Тварь, окончательно обезумев, раскрыла огромную пасть и снова бросилась вперед. На этот раз грузно, медленно и вяло. Морган увернулся от острых зубов и в полуобороте схватил крепкие челюсти голыми руками. Не давая им сжаться, он держал пасть открытой, пока капли крови начали заливать зияющую глотку. От визга, наполненного болью и страданием, заложило уши. Гулким эхом он прокатился по пещере, отразившись от неровных сводов.
Извивающееся тело Драйта в несколько раз превосходило по размерам изначального носителя. Хотя, трудно было однозначно оценить длину туловища, находящегося в постоянном движении. Пытаясь окольцевать Жнеца, заключив его в железные тиски, Высший запрокидывал хвост с маленькими крючковатыми наростами. Однако, делал это совсем вяло. Кровь Жнеца, окропив гладкую, кожаную тушу, словно кислота начала ее прожигать. Сила Пламени парализовала противника, не давая ему пошевелиться. Морган всем телом навалился на Драйта, прижав того к полу. Затем приподнялся и, упершись коленом в его позвоночник, одной рукой оттянул назад зубастую голову. Рукой дотянуться до меча он не мог, поэтому сделал это свободной ногой. Пока Морган пододвигал к себе меч, в пояснице раза два что-то хрустнуло. Мужчина выругался про себя: видимо, упражнений на гибкость ему все-таки не избежать. Ловко поддев концом ботинка рукоять меча, он резким движением приподнял его и схватил левой рукой.
Пришло время начать стандартную процедуру задержания с небольшими дополнениями для Высших. Для Моргана, привыкшего иметь дело по большей части с чернью, данный опыт выпадал не часто. Поэтому он предпочел пару секунд перевести дыхание. Передохнуть не получилось. Вонища стояла такая, что, казалось, испарений внутренностей в воздухе содержалось больше, чем кислорода. Это обстоятельство подтолкнуло все же не мешкать и значительно ускориться.
– Запись стандартного протокола задержания, – Морган активировал информационный браслет на запястье и тот сразу же подсоединился к чудом уцелевшей линзе.
Пошла запись, автоматически отсылаемая на единый сервер Западного Государственного Отделения по контролю за беглецами.
– Цифрус Драйт, согласно постановлению обеих сторон Союза, вы являетесь преступником. Истекший сорокадневный закон форы дает мне полномочия задержать вас, а в данном случае – лишить жизни. Все ваше имущество, согласно закону, переходит в распоряжение Высших. Вы депортируетесь туда, откуда пришли, – еще не совсем отдышавшись, хрипел Морган.
– Убью ссуку, – шипело чудовище.
Стены рудника начали вибрировать, осыпаясь мелкой породой. Стальные опоры недовольно заскрежетали, оповещая о том, что могут не выдержать напряжения. Пламя вступало в свою силу, заплясав в глазах Жнеца. Время и пространство сжалось в одну точку.
– Назови свое имя, – сдержанно сказал Морган, стараясь не распаляться слишком сильно.
Из глотки Драйта послышались булькающие звуки, похожие то ли на рев, то ли на отрыжку. Не в силах противиться приказу испепеляющего огня, он начал произносить нечленораздельные звуки. Они складывались в отрывистые слоги, и только после нескольких натужных попыток послышалось четкое, разборчивое имя.
– Сциталис, – прохрипел Высший.
Последняя буква произносимого имени дрогнула, будто провалившись в глотку чудовища. Меч полоснул по его горлу, и из широкого разреза фонтаном хлынула черная кровь. За ней, стелясь по земле, словно туман, повалил густой смог. Он впивался в землю, исчезая в ее недрах без следа. Морган сильнее сжал голову чудовища, не позволяя извивающимся кольцам вырваться из-под себя. Только убедившись, что основная масса вышла, а обожженное тело змееподобного существа перестало дергаться, он выпустил его из рук и брезгливо стряхнул с меча кровь.
– Задержание прошло успешно. Конец записи, – на тяжелом выдохе сказал наемник и поднялся на ноги.
Предстояло еще найти руку с браслетом, оформить образец ДНК и отправить запрос медикам, чтобы те забрали трупы. Полуживая линза уже не показывала все детали окружающего пространства, так что пришлось секунд тридцать настраивать свое внутреннее чутье. Что оказалось не такой простой задачей, ибо от запаха испражнений, хлюпающих под ногами, просто резало глаза. Смрад заполнил пространство, мешая сосредоточиться.
Впереди почувствовалось какое-то копошение. Там, где начал сбрасывать свою оболочку Драйт. Женщина лет сорока, одетая в песочные штаны и походный жилет, разгребая кишки, что-то лихорадочно в них выискивала. Морган подошел к ней, когда та схватила отрубленную руку с браслетом, до самого локтя опутавшего кожу темными разветвленными ветками.
– Что-то не очень умный у тебя хозяин, – скептично произнес Морган, начав оформление беглянки.
Женщина еще несколько секунд держала руку, что-то отчаянно пытаясь в ней отыскать. Затем, с досадой затрясла часть трупа и выкинула в сторону. Попытка поднять вываленное в грязи оружие Драйта Жнец жестко пресек.
– Фокси Мерр, согласно постановлению Обеих сторон Союза, вы являетесь преступником. Истекший сорокадневный закон форы дает мне полномочия задержать вас и доставить в распоряжение Высших. Все ваше имущество, согласно закону, переходит в пользу ДИМ, включая не принадлежащее вам с этой секунды человеческое тело, – тараторил стандартную процедуру Морган, пытаясь сделать это как можно быстрей.
– Жнец, пощади! – умоляюще простонала женщина, сразу же начав безутешно рыдать.
Они все ныли. Плакали, просили пощады. И если в первых заказах Моргана это трогало, то лет через пять уже начало раздражать. В последнее время и вовсе напоминало зуд надоедливого насекомого. Ну, или белый шум на фоне основной работы.
– Я не собираюсь тебя убивать.
– Не прикидывайся дураком! – зло огрызнулась Фокси, на мгновение забыв про слезы. – Ты знаешь, что они со мной сделают.
– Это уже не моя забота.
– Посмотри мне в глаза, – вытянула шею беглянка в надежде поймать взгляд палача. – И скажи, что тебе все равно.
Морган никогда не смотрел в глаза. И теперь просьбу выполнять не собирался. Сейчас его больше волновало то, почему Высший не применил оружие, а сразу начал трансформацию. Если Жнец опасался лишний раз обвалить слишком уж ненадежные стены шахты, то убитому ничто не мешало разобраться с противником именно таким, тривиальным способом. По большому счету смерть Драйта под толщей породы – событие временное. Ровно до того момента, пока не сгниет тело носителя, освободив непроявленную симбиотическую сущность. В любом случае, это лучше, чем вполне очевидная смерть от меча в схватке один на один.
На мгновение замерев, Морган мельком прислушался к Пламени. Вонь вновь смазывала ощущения. Не получив каких-либо внятных ответов, он все-таки решил, что сущность не обладала способностью проходить сквозь толщу марсианской породы. Хотя, крайняя переоценка собственных сил для некоторых Высших тоже, бывало, становилась причиной самоубийственных поступков.
Раздумывая о происходящем, наемник старательно что-то отмечал в журнале. Отправлял данные в центральный офис и старался дышать поближе к воротнику куртки. Туда, где дул приятный ветерок от локальной системы кондиционирования. Волокита утомляла. Бюрократия в этом мире процветала, как и всегда. Большие суммы требовали большого внимания. Морган предпочел зафиксировать все на месте, чтобы к нему не возникло лишних вопросов при встрече с юристами сыскного отделения. Трупы сами себя не оформят, а печальный опыт говорил о том, что приезжим медикам того же сыскного отделения доверять можно не всегда.
– Чей закон я нарушила? – женщина вопрошающе подняла блестящие от слез глаза.
– Долг в семьсот тысяч монеро. Просроченный кредит, азартные игры.
– Отпусти, Жнец. Ведь у меня больше ничего нет, кроме собственной жизни.
– Не мои проблемы.
– Ну ты и тварь.
Где-то рядом послышались короткие пикающие звуки. Беглянка отреагировала на них мгновенно, снова бросившись к недавно откинутой в грязь руке трупа. Небольшие красные огоньки засверкали под кожей носителя Драйта. Они, словно светлячки, хаотично задвигались по темным полосам браслета. Фокси засмеялась. Истерично, быстро и громко.
– Какого хрена? – не выдержал Морган, отбирая руку у женщины.
Удивительно, но браслет все еще работал. Наемник не припоминал, что изучал подобные новинки, когда проснулся. Видимо, упустил.
Пока продолжался напряженный осмотр явно не желающей выходить из строя техники, хохот усилился настолько, что перешел в тараторящий визг. Фокси хлюпала и дрожала всем телом.
– Чего такое? Не должно же работать… – сказал про себя Жнец и вдруг осознал, что, в принципе, оказался прав.
Браслет не работал. Светилась нелегальная надстройка, вплетенная в схему механизма и доживающая свои последние секунды. Та самая глушилка. И что-то подсказывало Моргану, что все это было не к добру. Мужчина сорвался с места еще до того, как волосы на руках встали дыбом и за мгновение, когда чутье забило тревогу. Бросив оформление документов и трясущуюся в конвульсивной дрожи Фокси, он рванул к выходу. Массовое копошение на нижних ярусах прожигало пятки даже сквозь толстую подошву ботинок. Пеленгатор истошно начал пищать, фиксируя один браслет за другим. Вскоре он перешел на один сплошной, раздражающих слух визг. Проекция передала на линзу множество точек, хаотично поднимающихся из глубин шахты. Из разных ответвлений и коридоров.
Рядом пролетело что-то белое, продолговатое и гладкое, словно огромный глист. Аккурат из большой дыры в стене, что удалось заметить краем глаза. Морган ускорился. Бежал быстро и матерился, как никогда.
Рычание множества глоток эхом прокатилось под каменистыми сводами пещеры. За ним – звуки заведенных моторов и почти сразу же в нос ударил запах топливных элементов. Спотыкаясь о собственные ноги, наемник пару раз едва не упал, плохо ориентируясь в темноте. Зрительные элементы последней линзы окончательно пошли рябью, практически ослепляя. Приходилось ориентироваться в прямом смысле на свет в конце туннеля и на собственное чутье, которое, к слову, значительно обострилось. И сейчас оно говорило о том, что те, кто преодолевает последние сотни метров до поверхности планеты совсем не жаждут эпичной дуэли один на один в поисках удовлетворения собственного эго. Отключение браслета Драйта разворошило осиное гнездо, оставшееся без защиты влиятельного покровителя. Наверняка, всех их уже запеленговали спутники. Морган знал, что теперь им терять нечего и они поднимаются для того, чтобы убить Жнеца. Поэтому проявил разумную трусость до того, как встретился лицом к лицу с противником.
Солнце ударило в глаза. Стремительное сокращение левого зрачка острой болью впилось в мозг, согнув мужчину пополам. Заживление происходило не так быстро, и подобные перегрузки переносились с трудом. Глубоко вздохнув, Морган затряс головой и, шатаясь, направился к байку. Когда он уже завел мотор, то рефлекторно обернулся на свод пещеры. Потребовалось всего мгновение, чтобы переварить увиденное. И еще мгновение, чтобы дать по газам и больше не останавливаться.
Несколько десятков Низших на последней стадии изменения человеческой плоти выбиралось на поверхность. Сатори, янари и гарпии. Большинство из них выползало из пещеры на технике. Благо, не так живо, ибо толкотня стояла знатная. Морган отметил про себя, что от многих удастся оторваться, если хорошенько дать газу. А вот с Оммораки и Ицумадэ сложнее. Такие умеют освобождаться от человеческой плоти, будучи на границе миров в непроявленном виде. Скорость их передвижения при этом может достигать невообразимых значений. Любители полетать, они, скорее всего, нападут с воздуха.
Словно в подтверждение промелькнувшей мысли сверху раздался протяжный, оглушительный вой поднявшихся в небо существ. В это мгновение сердце екнуло и склизкое, сковывающее чувство заполонило грудь изнутри. Страх. Руки начали дрожать, мешая адекватно управлять мотоциклом. Биение сердца отдавало в виски, а картинки из кошмарного забытья вновь встали перед глазами. Морган разозлился. Слишком дорого ему обходилось соседство с этим дезориентирующим чувством.
Поток поспешных мыслей внезапно оборвался. На скорости сто семьдесят километров в час всплыла входящая голограмма. На сей раз не реклама или навязчивое предложение. Хмурое лицо босса заполнило окно.
– Морган, дарова. Ты щас где? – послышался знакомый голос Трэвиуса Эркенара.
– Сука, я занят!
– Это я понял, – с готовностью ответил Трэвиус, ловко переместив массивную сигару из правого уголка рта в левый. – По пеленгатору ты у восточных пещер. Датчики засекли активное движение. У тебя там часть нашей жатвы, парень!
– Охренеть, какая неожиданность! – все так же кричал Морган, выкручивая ручку акселератора.
Байк разогнался почти до предела. Щит, окружая его ореолом, не давал ветру попасть внутрь. Практически овальная, обтекаемая форма мягко сглаживала потоки, образуя после себя воздушную воронку из пыли и мелких камней.
– Мы уже вылетели. Будем примерно через минут двадцать, продержишься? – беспокойно спросил Трэвиус.
– Раньше никак?!
– Никак. Телепорт на Синае все еще сломан, – озвучил неутешительные новости босс, которые, впрочем, оказались не единственными. – И, да, впереди каньон. Ты зря выбрал эту траекторию.
– Да я не смотрел!
– Ну, держись тогда, – прозвучала голограмма и исчезла, так же внезапно как и появилась.
Геолокация подтвердила слова босса. Огромная, длинная рана на теле планеты разрезала ее поверхность. Мужчина объезжал этот каньон по пути сюда. Однако сейчас, отступая по другой траектории, тот встал перед ним непреодолимой преградой. Поворачивать назад было уже поздно, как и менять маршрут: отклонение даст фору преследователям. Скорее всего, его настигнут раньше того, как он преодолеет препятствие.
Расщелина быстро приближалась, вынуждая принимать решение оперативней. Давление ударной волной било в виски, силясь разорвать сосуды. Адреналин зашкаливал. В голове внезапно возникла безумная, отчаянная по своей сути идея. Разрыв в некоторых местах достигал не больше пары десятков метров, и вполне можно было попытаться перепрыгнуть его на скорости. Когда-то Морган делал такие финты. Правда, очень давно. Оставалось довериться реакции, интуиции и рефлексам собственного тела.
Отклонившись незначительно влево, он примерно за километр до перешейка прибавил газу. Напрягшись, мужчина приготовился к отчаянному прыжку. Стремительно приближаясь к месту, выбранному для маневра, Морган глубоко вздохнул, уже четко наблюдая впереди темный провал в поверхности планеты. И вдруг резко дал по тормозам.
«Когда станет совсем плохо – не беги», – эхом пронеслось в голове.
Байк отчаянно закружило. Защитное поле, затрещав, чуть не лопнуло от запредельных перегрузок. Завалившись на бок, мотоцикл протащил ездока несколько десятков метров. Энергоподушка врубилась за мгновение до удара, что не помешало отбить значительную долю внутренностей. Впрочем, без нее тело и вовсе превратилось бы в нечто, что потребовалось бы собирать по частям. Дыхание сперло. Воздух никак не хотел входить в легкие. Датчик пеленгатора отчаянно визжал, предупреждая о приближении опасности. Фиксатор лопнул уже после того, как байк практически остановился. Морган свалился с сиденья. Адреналин не позволил лежать, прохлаждаясь и приводя себя в порядок. Вынужденный сразу же подползти к байку мужчина отцепил от него меч. Четко высветившиеся данные датчика заставили судорожно вдохнуть воздух. От страха. Первый воздушный ком, застрявший в горле, провалился с болью. Потом дыхание понемногу стало восстанавливаться. Хоть в чем-то это досадное чувство помогло.
Пеленгатор отметил ровно сто двенадцать целей. Не считая тех, кто освободился от сковывающей плоти носителей и передвигался своим ходом. Для непроявленных существ требовались отдельные приборы, но Жнецы без особого труда видели их невооруженным глазом. Мужчина знал, что именно они прибудут первыми. Оставалось не больше пары минут.
– И чего им дома не сидится, – посетовал Морган, роясь в настройках почти погасшей панели байка.
Не особо отличаясь застенчивостью, сейчас он все же искренне считал, что не заслуживает столь пристального внимания. А тем более – мести. Однако, статистика говорила сама за себя. Тени редко отказывались от возможности изучить внутренности Жнеца, приложив к этому общие усилия. В особенности, когда терять уже нечего.
Взяв в руки оружие, наемник перевел его в боевой режим. Потом замер на мгновение и с досадой откинул подальше от себя: времени на то, чтобы стрелять и одновременно махать мечом у него не будет. Энергетический лазер бесполезен против непроявленных, а твари не встанут в очередь для получения своей порции оплеух. Морган рассудил, что ничего, кроме своевременных волн и быстрой реакции в данном случае у него нет. Поэтому отключил голубой щит на панели и включил другой. Тот, что гасит энергетические вспышки входящих выстрелов. На случай, если подходящая орда имела при себе оружие. В чем, собственно, Жнец не сомневался. Поставив радиус в пятнадцать метров, еще раз подумал и включил дополнительно подавитель стандартных зарядов. Шкала топливных элементов скакнула, предупредив, что при таком раскладе защита отключится гораздо быстрее. Однако, наемник понимал: преодолев преграду щита, первое, что сделает противник – выстрелит.
С трудом поднявшись, мужчина чуть качнулся. В голове гудело, и, кажется, он повредил колено. Кровь с раненной руки стекала по мечу, окрашивая его в багровый. Не покидая границ щита, Морган встал чуть поодаль от байка и закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на бешено колотившееся сердце. Отбросил страх, как нечто надоедливое, и зажег Пламя. Оставалось меньше минуты для раздувания его до той степени, чтобы суметь сдержать надвигающийся натиск.
Время и пространство по обыкновению сжалось в одну точку. Биение сердца становилось размеренным. Течение времени сделало все вокруг медленным и неповоротливым. Душный ветер застывал на месте, делая воздух пустыни еще жарче. Энергетические молнии щита ползли настолько неторопливо, что, казалось, их вовсе можно схватить руками. Морган решил быть быстрым. Очень быстрым.
Первыми напали Оммораки. Как и предполагалось – с воздуха. От истошного крика, похожего на скрежет неисправного мотора, заложило уши. Невидимые обычному человеческому глазу существа спикировали с высоты птичьего полета, потряхивая полуголыми розовыми телами. Черные перья, неравномерно распределенные по мягким нежным тушкам с круглой головой и выпученными глазами то и дело отлетали при мало-мальски резких движениях. Они не были похожи на опасного противника, но Морган не обманывался. Он не привык недооценивать соперника. Существа, больше похожие на гигантских куриц имели большие лапы с длинными когтями, остроту которых Жнец проверять не хотел.
Сплошная волна встретила сразу троих, готовых вцепиться в потрепанную шевелюру наемника. Одного Оммораки сожгло на подлете, двое других проявились и шмякнулись о марс, истошно завопив от боли. Быстрое движение меча в одно мгновение полоснуло по тучным тельцам, высвободив густой черный дым. Смог пополз по поверхности планеты, проваливаясь в свою реальность.
Краем глаза Морган заметил, как расходятся на щите оранжевые круги. Это могло означать только то, что остальные почти на месте. Полностью отдавшись инстинктам, мужчина действовал на автомате. Практически не думая и даже не глядя в ту сторону, откуда шла очередная опасность. Ускорение достигло предела, вполне достаточного для того, чтобы быть быстрее противника.
Еще две волны. Двое обгоревших. Можно не добивать. Слева – Ицумадэ, извиваясь зеленым чешуйчатым телом пытался полоснуть по лицу своим хвостом. Слишком медленно. Пламя поглотило его раньше, чем монстра пронзил меч. Этого – чтоб наверняка.
Сзади – звук мотора. Прыжок в сторону и разворот. Мимо просвистел неподавленный заряд энергооружия. Первый байк ворвался за пределы щита, направляясь прямо на Жнеца. Его встретила очередная волна. Потеряв управление, тот завалился на бок, и щуплую, невысокую, но очень волосатую женщину протащило вместе с ним пару десятков метров. Больше она не встала. В небе затихло. Оммораки закончились – не сильный повод для радости.
Не дожидаясь очередного тарана, Морган подступил вплотную к щиту и бросил обширную волну вперед, предупреждая готовящееся нападение. Раздавшиеся крики и звуки падающей техники означали, что волна удалась длинной. Жнец не смотрел. Он рубил мечом тех, кто зашел с тыла. Упавшие байки препятствовали мгновенной атаке и тварям пришлось спешиваться.
Волна. Меч. Снова волна. Добить – быстро. Обернуться. Еле успеть прошить грудную клетку человека-парнокопытного, имевшего слишком большие прозрачные глаза. Оружие пронзило спустившуюся прямо с неба гарпию, выставившую перед собой когтистые лапы. За спиной послышался рык, говорящий о том, что и там все не слишком радужно. Мужчина вовремя почувствовал опасность, успев увернуться и четко ощутил клацанье над ухом острых зубов.
Пронзающая боль в колене начала замедлять. Концентрации уже не хватало, Жнец начал мазать. Вокруг в разнобой загремели истошные крики и улюлюканья. Пыль столбом поднялась вокруг Моргана, заключив в большой, все более сужающийся круг. Те, кто боялись подходить ближе, образовали сплошную стену травли. Байки неслись по кругу, а те, кто ими управлял наблюдали, как остальные смельчаки выматывают Жнеца. Они – умнее.
С силой выдернув оружие из трупа, Морган снова размахнулся. Траектория меча, пройдя по окружности от груди спадавшей с него мертвой гарпии, полоснула по горлу существо, похожее больше на химеру. Черная кровь брызнула в лицо, а раздвоенный, пупырчатый язык вывалился из горла получеловека. Голова его откинулась назад, глаза вылезли из орбит. Жнец сплюнул. Кровь попала в рот. Это не имело значения. Он и так уже весь был в крови и кишках.
Увернувшись от очередного броска, Морган снова кого-то полоснул и тут же почувствовал резкий толчок в спину. Не уследил. Грузно завалившись на кучу мертвых тел, он развернулся, увидев над собой худого бритоголового мужчину, с ног до головы покрытого татуировками. Его зубы, желтые и острые, явно давно не были чищены. Взвыв от боли, он дымящимися пальцами схватил Жнеца за горло. Радостная улыбка, смешанная со страданием, искривила его лицо. Когти впились в кожу на шее. Трясясь всем существом от нахлынувшей эйфории, нападавший начал громко гоготать. Мельком Морган заметил еще троих, вооруженных ножами. Через мгновение лезвия будут в его черепе.
«Это конец», – промелькнуло в голове.
Напрягшись, насколько это возможно, Жнец вцепился пальцами в запястья душителя и с трудом сделал последний, глубокий вздох. Истеричный, граничащий с сумасшествием смех напавшего прекратился неожиданно резко. Пальцы с кривыми когтями на мгновение замерли, а желтый взгляд застыл. Зрачки сузились в крошечные, практически невидимые точки. Улыбка окончательно спала, стерев даже следы пребывания на лице.
Морган замер. Нечто огромное, стихийное подступало изнутри, неся с собой неудержимую волну, сравнимую только с Марсианскими цунами.
Где-то далеко, сквозь пелену нахлынувшего забытья, слышались выстрелы, добивающие кого-то, издававшего нечеловеческие стоны.
– Найдите его! – послышался знакомый до боли смачный бас Трэвиуса.
Звук приближающихся шагов толчками выдергивал из бессознательного состояния, а неприятно шаркнувший прямо у уха сапог и вовсе заставил открыть глаза.
– Тут! – прокричал сверху женский голос.
Открывшиеся с большим трудом глаза тут же закрылись снова. Солнечные лучи ударили по сетчатке, и новая боль пронзила левый глаз. Потихоньку, заново привыкая к дневному свету, Жнец силился разглядеть хоть что-то над собой. Когда же окружающее перестало двоиться, а головокружение постепенно уступило место ясности, то увиденное заставило облегченно выдохнуть.
– Ну ты и психанул, дружище, – прохрипел босс, как всегда держащий в зубах сигару.
Он склонился так низко, что извивающийся дымок коснулся поверхности его лица. И конечно же, улыбка, как и всегда, ослепляла своей харизмой.
Вокруг Морган увидел выжженное до черноты поле с обугленными трупами, заполнившими пустынный пейзаж.
Как окажется позже, больше сотни запеленгованных и еще несколько десятков проявленных после вспышки. За исключением тех, кто после оной не решился продолжать атаку и свернул до того, как прибыть на место расправы.
Рухнувшие с высоты птичьего полета гарпии иногда дергали крыльями, жалобно повизгивая. Никому из прибывших наемников даже не понадобились портативные щиты на тот случай, если останутся полупроявленные особи. Многие Низшие просто застряли в своих человеческих оболочках. Кого-то выжгло до костей, некоторых только отчасти. Но все они застыли и не могли двинуться. Добивали их уже обычным оружием, тут же фиксируя статистику жатвы. Свежее, проявленное мясо в остатках человеческих тел тут же распределялись по заявкам Арен в качестве корма.
Черный дым потихоньку застилал и без того не менее черную, выжженную поверхность планеты.
– Если думаешь, что все бабло достанется тебе одному, то ты глубоко заблуждаешься, – самоуверенно, немного с насмешкой сказал полуулыбающийся, дымящий Трэвиус, и протянул руку своему Жнецу.
Морган нервно рассмеялся, а потом подал руку в ответ.
Глава 15. Призраки мертвых городов
Фальх Диттэ уже несколько дней находился вне Олимпа, и от этого испытывал некоторый дискомфорт. Нет, он вовсе не боялся за свою безопасность. За сотни лет своей жизни он видел достаточно и подготовился ко всему. Порою создавалось впечатление, что жизнь эта тянется слишком долго. Иногда даже становилось все равно, закончится она сегодня, завтра или прямо в эту секунду. Хотя, каким образом это произойдет мужчине было далеко не безразлично. Да и кое-какие незавершенные дела не давали покоя. Удручало и то, что дела эти лежали мертвым грузом на протяжении всей его жизни, никак не желая решаться. Вполне возможно, преследующая его блажь многим могла показаться совершенно беспочвенной. И уж точно не несла в себе веских причин на ней зацикливаться. Этим Фальх успокаивал себя на протяжении сотен лет. Однако, с годами начинал понимать, что капризы его души проходить не собирались. И то, что, казалось бы, нужно оставить далеко позади, наслаждаясь подаренным временем, костью вставало поперек горла и мешало жить спокойно. Эта неосязаемая, мифическая кость со временем обретала вполне четкие очертания, доставляя практически физическую боль. Поскольку Фальх Диттэ слыл человеком по своей природе дотошным, то не мог позволить себе существовать с этим гложущим ощущением внутри.
Выбираться на большую землю не приходилось уже очень, очень давно, и все окружающее казалось теперь непривычным. Изменившиеся обычаи в поведении людей, режущая глаз современная мода, новый, появившийся за последние годы акцент. Хотя, последний, все-таки, напрягал меньше всего, ибо Фальх, имея способности к языкам, чутко реагировал на любые изменения в этом отношении. На Олимпе официальным языком испокон веков являлся изначальный эсперанто. Чистый, и не претерпевший практически никаких изменений. Способ общения аристократии, не вмещавший в себя вольностей Марсианских реалий, не оставлял без работы лингвистов, вкладывавших много сил для сохранения чистоты диалекта. Вновь прибывавшие на «землю обетованную» в обязательном порядке сдавали экзамен на знание языка, и только потом селились в отдельные города. Этот маленький, но немаловажный пункт вносил существенные культурные различия в отгороженный от остального мира кусок планеты. Олимп оставался маленьким государством в государстве, расположившемся на острове, отделенном от основного материка Амазонским морем. Прорваться туда было делом не простым, и чаще это случалось по очень большой протекции или за огромные по своему значению суммы.
За триста пятьдесят лет своей жизни Фальх достиг достаточного положения в обществе, чтобы занять ведущие позиции на этом клочке благополучия и достатка. Особенно если учесть, что в свое время он принимал участие в становлении новой империи. Наверное, мужчина смог бы стать правителем планеты, если бы не допустил ряд ошибок и имел хоть какие-либо амбиции. Иной путь тогда казался более предпочтительным, а будущее размытым и светлым. Более того, подкрадывались справедливые подозрения, что именно не дающая покоя блажь и стала основным критерием выбора жизненного пути. Ни большая, ни малая политика не могла увлечь настолько, чтобы стать смыслом жизни. В свое время наигравшись ею вдоволь, мужчина сделал вывод, что дело это неблагодарное. Из века в век люди преследовали одни и те же цели, не гнушаясь использовать для их достижения методы, вызывающие внутреннее отвращение. Фальх был плохим дипломатом, и еще худшим полководцем.
Когда мужчине перевалило чуть за сотню, он углубился в науку и со временем очень пожалел, что не занялся изучением окружающего мира намного раньше. Слишком значительное время, которое могло бы послужить гораздо более полезным целям оказалось потрачено на бесплотные игры. Все последующие годы ушли на то, чтобы догнать упущенное, но старания все чаще терпели крах.
По возвращении под «купол Гекаты» нахлынули ностальгические воспоминания. Здесь делались первые шаги, и здесь впервые возник вопрос, что же он такое. Прибыв на планету в составе правительственного корабля еще младенцем, Фальха определили в местную семью, лишившуюся детей еще на Земле. Говорили, малыш родился на корабле, а мать его погибла на нем же. Ходили так же толки, что у него, дескать, и вовсе родителей не было. Слухами Марс полнится – гласила старая поговорка. Один из таких домыслов молвил, будто ребенок этот являлся плодом научных изысканий Объединенной Земной Конфедерации по выведению нового вида человека, имеющего сопротивляемость к воздействию монстров аномалий. Не для кого ни секрет, что загадка природы сопротивляемости долгие годы не давала покоя правительствам обеих планет. Попытки выведения данного свойства организма в более управляемое русло так и не дала существенных результатов.
Первые восемьдесят лет, будучи молодым и горячим, Фальх окунулся в жизнь второй волны колонизации. Туда, где начинали кипеть события, где индустриализация достигла своего пика. Люди, подгоняемые жаждой жизни и страхом смерти, выкладывались на все сто процентов. Выкладывался и Фальх. Когда стало заметно, что с мужчиной что-то не так, у многих стали возникать вопросы. Впрочем, как и у него самого.
Долгие, долгие месяцы он провел в стенах научного центра, где еще непрозрачный тогда купол Гекаты пытался раскрыть его таинственные секреты. Но так и не смог. Ни один из методов исследования ДНК не выделил каких-либо значимых отклонений. И даже то, почему мужчина жил, так долго совсем не меняясь – оставалось загадкой. По всем параметрам это был обычный человек, внешне практически ничем не отличающийся от остальных. Существовали некоторые сугубо внешние дефекты, только слегка выходящие за рамки нормы и устраненные еще на заре его молодости. Объяснялись они довольно легко и обыденно – отголоски поголовной моды на мутации в период легализации их на Земле через множество поколений проявлялись и в потомках. Даже, если потомки эти были лишь следствием использования генетического материала базового носителя. Все, что удалось отыскать ученым – лишь один не столь значительный недуг, в сущности не влияющий ровным счетом ни на что. Бесплодие. Да и эта новость не стала слишком неожиданной, ибо подобный диагноз отмечался у многих.
Если верить слухам и принять их за правду, то вполне можно было предположить, что такой проект, как Фальх, оказался более, чем удачным. Вот только повторить его никому так и не удалось. Непонятно каким образом появившаяся невосприимчивость к аномальным зонам тоже объяснения не нашла. Но факт оставался фактом: монстры разрывов его просто не воспринимали, проходя сквозь, совершенно никак не взаимодействуя ни с плотью, ни с нервной системой. Этот механизм разительно отличался от сопротивляемости. Если последняя причиняла боль монстрам аномалий, заставляя их частично или полностью проявляться и способна была отправить пришельцев обратно в их реальность, то талант Фальха состоял лишь в том, что он оставался невидим для всех фаз, кроме конечной, проявленной. Иными словами, уязвим он оставался только чисто физически.
Впрочем, как и все остальные жители планеты. Абсолютно никто не смог повторить тот научный гений, что сконцентрировался в этом загадочном человеке. Даже он сам.
Мужчина считал себя очень удачным экспериментом по выведению идеального человека, и в какой-то мере гордился этим. Но вместе с этим испытывал настолько непреодолимую тоску, и даже одиночество, что иногда хотел выть волком. Так Фальх и жил, с тянущим чувством неудовлетворенности. И с каждым днем этот внутренний протест разрастался, словно снежный ком на пике Олимпа. Желание взглянуть своим создателям в глаза стало непреодолимым. Эта блажь и стала камнем преткновения всех поступков и внутренних мотиваций. Мужчина понимал, что какой-нибудь ученый в большой, светлой лаборатории вряд ли мог считаться его полноценным родителем и вряд ли испытывал к ребенку все то, что должен испытывать отец или мать к своему дитя. Однако, как человек вхожий в научную среду, Фальх знал, что любой удачный проект, особенно, если он связан с генетическими операциями или выведением нового вида вызывает внутри гораздо больший отклик, чем рутинная мелкая работа. Удивительно, но ему этого было вполне достаточно.
Теперь, спустя сотню лет, Диттэ снова сидел в своем кабинете, и больше предавался меланхолии, чем делал подвижки в деле новоприбывших нелегалов. Для него этот случай был интригующим, потому как пахнуло далеким прошлым, которое явно не желало его отпускать. Возможно, удалось бы осуществить пару сумасшедших задумок, посетивших практичную фантазию ученого как только поступила информация о необычных преступниках. А, может, просто хотелось больше узнать о Земле. Прикоснуться к давно ушедшей истории. Сомнений не осталось, что многие захотят это сделать. Просто этот сенсационный случай еще не предался огласке. Впрочем, это было лишь делом времени. Но то, что он будет первым, мужчина знал точно.
Над столом вспыхнула входящая голограмма.
– Господин Диттэ, пятая группа уже прибыла, – предупредила старший научный сотрудник Дорол Меррианд.
– Сейчас буду, спасибо, – оживился праздно качающийся в глубоком кресле ученый. – Пусть подготовятся.
Пятеро человек уже находились в зоне карантина. Исследователи переодевались и производили полную дезинфекцию, попутно оформляя всю электронную отчетность о проведенной работе. Их начальник стоя за стеклом, пристально наблюдал за процессом. Его нетерпеливость немного удручала, но никто и не думал выказать недовольства. Работа есть работа.
Анализируя входящие данные в реальном времени, Фальх морщил лоб, напряженно о чем-то размышляя. Вообще, сосредоточенность, задумчивость и погруженность в себя стали в последнее время его неизменными спутниками. Трудно сказать, к чему это приведет, но опыт подсказывал, что плоды обязательно будут. Понятия «идти вслепую» не существовало. Скорее, применим был термин «идти на ощупь», где тонкое предчувствие цели заставляло двигаться в правильном направлении. Как и всегда.
Вернувшихся осмотрели и опросили сразу, как только те покинули зону карантина. Все происходило в какой-то тихой, напряженной атмосфере. Коллеги держались спокойно, но между ними чувствовалась какая-то отстраненность. Фальх знал, почему. Он сразу заметил худенькую женщину лет пятидесяти. Рабочий комбинезон висел на ней, словно безразмерный балахон.
– Где это произошло? – спросил Фальх.
– У южных ворот Птоломея, – тихо, подавленно отозвалась та.
– По приборам сейчас там ничего нет, – с легким недоверием протянул мужчина, не обращаясь при этом к кому-то конкретно. Попутно он тщательно изучал отчетность, сканируя местность в реальном времени.
– Датчики не фиксируют всплесков, но он там, – уверила его дама. – Не успела среагировать. Задело.
– Понятно. Мне очень жаль. Это моя вина, – скорее из вежливости, чем из сочувствия сказал Фальх.
Ответа не последовало. Женщина в некой растерянности молча опустила голову. Годы утекли безвозвратно, унося с собой большинство надежд на будущее.
– Можешь не беспокоиться, – успокоил ее босс, и, видя смятение, решил-таки проявить хоть сколько-то сочувствия. – Все будет возмещено. Восстановление физиологии я тоже организую по высшему разряду.
Легкая улыбка коснулась лица сотрудницы.
Фальх начал собираться. Его не устраивали результаты проделанной работы. Невозможно ловить на расстоянии то, что не способны засечь даже сенсоры. Это все равно что смотреть, как песок течет сквозь пальцы, в надежде, что он остановится.
– Если хочешь, чтобы сделано было хорошо – сделай это сам, – тихо сказал ученый.
Взяв с собой несколько человек из другой группы, он вылетел в давно покинутый людьми город. Фальх Диттэ намеревался поймать ветер с помощью воздушного змея и подчинить его себе.
Город Птоломей был одним из первых поселений, и имел довольно устаревшую систему жизнеобеспечения. После обновления нормативов оснащения населенных пунктов он уже не соответствовал технике безопасности, и со временем это стало чувствоваться особенно остро. Фундамент города, с вмонтированным в него намертво куполом, залегал очень глубоко. Строительство нового обошлось бы очень дорого, учитывая необходимые работы по демонтажу предыдущих механизмов. Старая защита не справлялась со своей задачей. Постройки, как выяснилось, не были способны выдержать природные явления, возникшие в результате последнего этапа терраформации. После окончания основных работ погода Марса сменила свой настрой. Многие города встали на пути неуправляемых стихий. Человек предпочел сдаться. Отступить. Люди ушли, и теперь здесь, в плену тропических зарослей, царили руины. Казалось, природа только этого и ждала. Она оплела плоды человеческих трудов густо разросшимися растениями, превратив их в синтез прошлого и будущего. В символ того, что ничто не бывает вечным. Словно напоминание венцу эволюции, что он все так же слаб, как и всегда. В таких брошенных городах всегда царила неестественная тишина, изредка нарушавшаяся криками животных или птиц. Хотя обычно подобные районы предпочитали обходить стороной и они.
Человек ушел, оставив родной дом, постепенно превращающийся в руины. Когда города переставали шуметь, они превращались в призраков. В прямом смысле этого слова. Это явление прозвали «Врата памяти». Марс любил истории. Он запечатлевал их, а потом рассказывал. Кому? Неизвестно. Может быть, самому себе, а, возможно, окружающим растениям или изредка забредавшим сюда беглецам. Ясно было одно: он все помнил.
Время от времени среди руин, на месте давно истлевших зданий, возникали их новенькие, только что построенные копии. Красивые фантомы ухоженных построек восстанавливали иллюзию давно ушедшего благополучия. Призраки жителей оставались такими же, как тогда, много лет назад. Нет, они не умерли. Все они прожили счастливые и не очень жизни, а многие из них покинули город задолго до своей смерти. Просто Марс помнил их такими, какими они прибыли сюда. Сцены из повседневной жизни, будто записанная голограмма, появлялись то тут, то там, циклично повторяя давно минувшие события. Образы людей вдруг возникали и начинали жить. Полупрозрачные, но достаточно четкие. Они смеялись и плакали, любили и ненавидели. Призраки так же быстро растворялись в воздухе, как и приходили в этот мир. Не замечая никого вокруг. А иногда и вовсе могли пройти сквозь дерево, зверя или смотревшего на них человека. Очертания растворялись, оставляя легкое ощущение грусти.
Такие города нередко были излюбленным местом тех, кто скрывался от закона. Приборы в подобных местах зачастую выходили из строя. Пеленгаторы выдавали неверную информацию. Даже датчики браслетов, порою, давали сбои. Однако, не каждый наемник решался войти сюда за добычей в одиночку, полагаясь только на сенсоры. Тут непременно нужно было чувствовать рядом крепкое плечо товарища, если что-то пойдет не так, как должно. А шло, по обыкновению, что-то не так практически всегда. Покинутые, некогда густонаселенные города создавали эффект «провалов во времени». В некоторых из них этот эффект достигал такой силы, что создавались аномалии. Почему они возникали именно в городах-призраках, точно ответить не мог никто. Но четко ощущалась связь между количеством некогда жившего в них населения, прошедшего времени и силой возникающих в пространстве отклонений. Птоломею в этом отношении равных не было.
Фальх стоял у Южных Врат, подняв голову и пытаясь отыскать где заканчивается массивная плита, уходящая в небо. Практически разрушенный бетон полуоткрытых ворот густо оплетался лианами и плющом. Яркие цветы свисали, будто специально приготовленные к особому празднику. Собравшиеся прислушивались, пытаясь уловить хотя бы вой ветра между массивных зданий. Никаких аномалий не фиксировалось. Ни приборами, ни визуально. Даже память планеты хранила тишину.
– Смотри! – вдруг послышалось где-то сбоку.
– Что? – переспросила Блеанор Вейтвир, женщина из группы сопровождения.
– Я ничего не говорил, – чуть обескураженно ответил Фальх.
Вскоре послышался веселых смех, и что-то шмякнулось о твердую поверхность.
– Приборы молчат, – отметил Увх Харрэг, второй из группы, пялясь на всплывшую голограмму. – Странно. Все в исправности…
– Это же всего лишь призраки, – удивилась Блеанор. – Должны фиксироваться всплески.
– Значит, оно, – улыбнулся ученый. – Оставайтесь здесь. Мне ничего не будет, а вот вам может навредить.
Никто не смел ослушаться. Все помнили, что случилось накануне с их коллегой, и повторять этот опыт никто не желал.
Звуки все приближались. Пришлось миновать массивные плиты ворот, чтобы увидеть все своими глазами. Среди обломков, густо заросших травой, играли дети. Двое из них гоняли мяч, периодически пиная его в невидимую стену. Мяч пролетал над давно рухнувшими останками с острыми бетонными гранями, торчащими из травы. Гулко ударившись точно в то место, что и сотни лет назад, он отскочил от пустого пространства. Мальчики бегали и смеялись, беззаботные и веселые. Полупрозрачные, призраки проживали какой-то далекий день, давно затерявшийся во времени. Тоска кольнула в солнечном сплетении. Это – нормально. Всего лишь побочный эффект.
– И мне дай! – просил самый младший, перебирая своими маленькими ножками и пытаясь угнаться за мячом.
Ребята постарше его будто не замечали, вовсе не собираясь брать малыша в свою взрослую игру. В очередной раз отскочивший от невидимой преграды мяч покатился по марсу, растворившись в развалинах рухнувшего фасада. Вскоре он снова появился, пройдя сквозь обломки, накрывшие улицу. Продолжая медленно катиться, игрушка замерла всего в нескольких метрах от мужчины. Фальх почему-то двинулся с места, неосознанно направившись к ней.
Мяч был гладкий, яркий и наполовину спущенный. На красном боку красовалась эмблема Птоломея третьей волны колонизации.
– Примерно двести пятьдесят лет назад, – сказал он настолько тихо, что и сам вряд ли это услышал.
Мужчина склонился над маленькой игрушкой, пристально вглядываясь в нее.
– Тогда мы с тобой и познакомились, – голос за спиной вдруг нарушил грустный покой, – Подумать только, сколько воды с тех пор утекло…
Голос сквозил холодностью, надменностью и безразличием. Фальх вздрогнул.
– Ты всегда пытаешься застать меня врасплох, – недовольно ответил он, не поворачиваясь к неожиданному гостю лицом.
– Тебя трудно поймать. Ты не вылезаешь с Олимпа.
– А ты пытаешься меня поймать?
– Ты же знаешь, я всегда рада тебя видеть, – наигранно и совсем не искренне ответила девушка. – Я же тебя люблю.
– Ты не способна любить, – отстраненно парировал ученый.
– Ну, может и так. Я тебя вожделею, так лучше?
– Вожделеть и желать сожрать – разные вещи.
– Ах, какая досада.
Все-таки пришлось обернуться. Да. Конечно же, это была она. Всегда преследовавшая его тень, которая не в состоянии схватить свою жертву. Отчего и бесившаяся в бессильной злобе. Облик за сотни лет так и не поменялся, отмечая удивительное для ее сущности постоянство. Перед ним стояла высокая стройная девушка лет двадцати пяти. Белая кожа бархатно сияла под мягким обеденным солнцем. Идеальные черты овального лица поражали своей правильностью и красотой. Каштановые волосы спадали по плечам мягкими волнами, а тонкие ручки имели все признаки аристократичности. Длинное шелковое платье облегающего покроя начиналось с плеч и заканчивалось только когда касалось земли. Кокетливый разрез в районе бедер открывал вид на стройные ножки в белых чулках. Образ был бы идеальным, если б не глаза. Скорее всего, когда-то они имели идеальный изумрудный цвет, но не смогли сохранить природной насыщенности. Яркий малахитовый теперь побледнел, едва дотягивая до болотного. Глаза – зеркало души. Ее как раз в этом теле и не было.
– Сколько ты уже в ней? Полгода?
– Ты удивительно проницателен, – засмеялась женщина.
– Ты всегда выбирала только самое лучшее.
– Властитель Империи может себе такое позволить, – женщина, уперев в бока тонкие ручки, чуть подалась вперед.
Фальх не обманывался. За свою долгую жизнь он научился различать человека и Тень. Девушка блистала красотой, сущность, поселившаяся в ней – нет. Периодически это становилось заметно. Она проступала на лице, настолько пугая и отталкивая, что хотелось бежать. Черты лица искажались, становясь совсем не женскими, некрасивыми и не привлекательными. Магнетизм пропадал, и легкое чувство обмана посещало видевшего подобное. А потом все снова менялось, возвращаясь на круги своя. Этот танец двух сущностей всегда заканчивался одинаково. Одна пожирала другую. Человек в этой войне всегда проигрывал. Высшие не оставляли ни капли, высасывая все без остатка. А потом выбрасывали тело как отработанный материал, перемещаясь в новое. И так – до бесконечности.
Несколько сотен лет назад мужчина ошибся, встретив такую обманку, и горячо об этом пожалел. Что-то повлекло его тогда. Некоторая необычность, притягательная загадочность потустороннего. Что-то совершенно новое, чего он еще не встречал. Желание изучить пласт новой реальности, которую открывали нестабилизированные телепорты, смешалось тогда с мотивами сугубо личными. Если бы Фальх знал, что кроется за этим, то ни за что не согласился бы на такую сомнительную связь. Даже если ему пообещали бы все золото мира.
– Думаю, без тебя этой империи было бы намного лучше, – озвученное мнение могло не понравиться красавице и, конечно же, не понравилось.
– А это не твое дело, – немного вспылила та, показав свое истинное лицо.
Однако, тут же взяла себя в руки. Возможно, начал разворачиваться лишь очередной спектакль. Хотя, кто знает?
– Хочешь ее? – словно пытаясь сгладить выплеснутые эмоции, предложила девушка. – Сделает все, что я прикажу.
– Не любитель суррогата. Избавь.
– Не стоит так сентиментально относиться к расходному материалу.
Не желая продолжать беседу, Фальх промолчал. Вообще, хотелось побыстрее избавиться от навязчивой собеседницы и скорее свинтить. И в этом направлении он уже сделал некоторые подвижки. Например, его показная отстраненность уже переросла в холодное безразличие. Не верилось, что когда-то все было по-другому, и они могли говорить часами. Естественное желание раскрыть загадки своего рождения нашло удивительный отклик в этой таинственной женщине. Она пошла ему навстречу, открыв новые возможности, о которых тот раньше и не догадывался. Кто же знал, что за всем этим кроется обман? Сейчас противно было даже вспоминать те времена, не то что говорить о них. Женщина сразу поняла это. Нет, она не читала мысли. Просто очень хорошо знала человеческую натуру.
– Остынь. Я не собираюсь тебя преследовать, и, вообще, пришла по делу, – блеснула она лучезарной улыбкой.
– В последний раз, когда мы занимались делами, это плохо окончилось.
– Мне нужен повод, чтобы отменить закон сорокадневной форы, – собеседница не стала ходить вокруг да около, и перешла сразу к делу.
Тонкая грань дружеской беседы стала рушиться с самого начала, а потому нужда в ней и вовсе отпала. Впрочем, изображением несуществующей дружбы добиться желаемого женщина и не планировала.
Дети, тем временем, перестали играть, растворившись в воздухе. Никто не среагировал на это. И, даже, казалось, не заметил. Где-то там, вдалеке, противно прокричала какая-то птица. Рассеивающейся свет, мягко огибая город, делал его невообразимо прекрасным. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь пустые окна, желтыми потоками рассекали воздух.
На руке девушки Фальх заметил браслет. Портативный телепорт. Такие есть только у некоторых Высших. И, конечно же, у нее в первую очередь. Даже сам ученый не имел такого. Уголок его бледных губ приподнялся в ироничной улыбке.
– Я больше не занимаюсь вопросами симбиоза, – спокойно сказал он, стараясь сохранить устоявшееся безразличие. – Я полагал, что за столько лет вы должны найти, как обойти трудности.
Девушка в ответ неприкрыто нагло, и в какой-то мере совершенно искренне рассмеялись.
– Представляешь, нет, – скривилась она в недовольной гримасе. – У людей отвратительная физиология. Если осуществлять симбиоз сразу после первой фазы соприкосновения, человек погибает. Эти сорок дней всем поперек горла.
– До сих пор пользуетесь браслетами для активации начальной стадии?
– Вот видишь, без тебя мы как без рук. Возвращайся. Я никому не скажу, – очень громким шепотом прошипела женщина и заговорщицки подмигнула.
– Я отошел от дел, и помогать тебе не стану, – категорично отрезал Фальх.
Девушка задумалась. Немного оглядевшись, она неспешно прошла в сторону величественных Южных Врат. Полы платья легонько колыхались в такт изящно-хищной походке. Походило это на демонстративное желание уйти. Но, вдруг развернувшись, она пристально посмотрела в глаза мужчины, прежде чем решительно двинуться в его сторону. Тот, в свою очередь отступил на столько же шагов назад.
– Что ты здесь делаешь? – подозрительно сузила глаза женщина.
– По работе, – сухо ответил ученый.
– Хм… Завтра мой маленький ежегодный праздник. Вся верхушка соберется. Ты тоже должен быть там. Раз уж покинул свое уютное гнездо…
– Надо – буду.
Больше он ничего не добавил. Мужчина твердо решил, что хочет закончить разговор и избавиться наконец от ее неприятного общества.
– Ну, хорошо, – кокетливо бросила гостья.
Поняв, что ловить здесь больше нечего, красавица решила все же удалиться эффектно. Подняв тонкую ручку, она коснулась браслета с портативным телепортом. Однако, не успела она набрать нужную комбинацию, как ее тут же окликнули.
– Азари!
– Да, милый?
– Ты когда-нибудь отстанешь от меня?
– Только, если найду кого-нибудь интересней, – улыбнулась та и исчезла.
Оставшись в одиночестве, Фальх ощутил некую неоднозначность. За все эти годы он так и не понял, чего хотела от него эта женщина. Когда-то он верил, что она влюблена в него. Но это оказалась очевидной ложью. Такие любить не умеют и делать этого не хотят. А если представлять ту настоящую сущность, что скрывалась за красивым личиком, то и вовсе пробирала дрожь. Те бесчисленные женские души, что она пожирала – не в счет. Собственной воли им никто не предоставлял. Мужчина вообще сомневался, была ли среди них хоть одна, способная противостоять воздействию Тени.
Второе логичное предположение заключалось в ее интересе разгадать причины невосприимчивости Фальха к воздействию Теней. В том числе и Высших. В свое время они вместе изучали этот вопрос, но так ни к чему и не пришли.
Другие возможные варианты так же рассматривались. Но, большинство из них, скорее, казались притянутыми за уши. Любые мотивы, основанные на человеческих эмоциях и здравой логике, просто не выдерживали критики. Пытаться понять Тень не имело смысла, ибо отсутствующая душа – потемки.
Опьяненный романтикой неизведанного, Фальх Диттэ шел тогда за Азари, увлеченный новыми знаниями. И совершил ошибку, о которой жалел всю свою жизнь. Именно он стал тем связующим звеном между двумя мирами в те времена, когда бесплотная сущность не могла еще сама в полной мере зацепиться на планете Марс в чужом для себя теле. Представ в тот день слабой, сломленной девушкой на его пороге, она попросила помощи. И не получила отказа.
За ней, изменив Марс навсегда, стали приходить другие Высшие. С последствиями этого считаться приходилось до сих пор. Конечно же, Фальх не искал себе оправдания, и чувство вины периодически его снедало. Правда, за сотни лет оно успело притупиться, а иногда и вовсе исчезало за общим безразличием к миру как к таковому. Оправдывал ученый себя лишь тем, что не мог знать о последствиях своей деятельности.
Со временем остался только один животрепещущий вопрос: почему он? Могла ли способность пропускать непроявленную сущность без каких-либо последствий для организма вызывать такой неподдельный интерес? Или дело в том, что, казалось, бессмертная жизнь открывала безграничные возможности вечного сотрудничества? Ответы на эти вопросы так и не были найдены.
Забавно, но именно странная способность организма не воспринимать непроявленных монстров помогла тогда еще молодому ученому выжить. Однако, это было очень давно. С тех пор Азари научилась справляться сама. Пользуясь общими разработками, она сумела наладить жизнеспособный симбиоз с человеческими телами и помогла в этом себе подобным. И все же, ее нездоровый интерес к Фальху так и не угас.
То, что случилось между ними, осталось между ними. Это был их секрет, который навсегда останется скрыт от всех людей, населяющих планету. Ученому стоило немалого труда, чтобы утаить свою причастность к возникновению Высших на планете. Иначе в годы третьей волны колонизации опасный авантюрист не сносил бы головы. К счастью, Азари никогда не открывала эту тайну. Являлось ли это следствием того, что сей факт она держала как потенциальный рычаг давления, оставалось неясным. Впрочем, его прошлые ошибки никогда не упоминались в качестве хоть какого-либо шантажа. Хотя, скорее всего, для него просто не настал подходящий момент. Минуло уже почти двести пятьдесят лет, и все чаще закрадывалось невольное чувство страха, что платить по счетам все же придется.
Совершенно точно мужчина знал одно: смерти его не хотел никто. По крайней мере, пока. Только двое знали все нюансы гармоничного синтеза Высших с человеческой плотью. Это была слишком большая власть, чтобы делиться ею с кем-то. Азари не стала бы просто так раскидываться даже гипотетической возможностью оглашения такой информации.
Вокруг стояла тишина, плавно перетекающая в вечерние сумерки. Призраки больше не появлялись. Только где-то там, вдали, слышались человеческие голоса. Продолжать поиски становилось опасно. Фальх не знал, что может прийти в голову этой женщине, и какие мыслительные конструкции она уже успела выстроить. Трудно поверить, что Азари не спешила встретить его у границ Олимпа, но внезапно появилась в такой глуши только для того, чтобы попросить о том, в чем он, несомненно, откажет. Нет, рисковать было нельзя.
Глава 16. Затишье перед бурей
Ашера прислушивалась к забавному, гулкому отзвуку своих новеньких сапог. Цоканье разлеталось по просторному коридору, когда та ступала по начищенному до блеска мраморному полу. Рядом гордо вышагивал Баргет, выпятив грудь вперед. В отличии от спутницы, он не сильно обращал внимание на картины, развешенные вдоль стен и изображающие значимые моменты истории планеты. Скорее, паренек старался держаться максимально представительно перед проходящими мимо сотрудниками научного центра Гекаты.
После того, как ребятам предоставили полную свободу действий, они добыли необходимую им информацию. А уже позже – встретились с полковником. Особого труда это не составило, учитывая, что он и сам их искал. Гораздо сложней было осознать происходящее и принять тот факт, что времени у них осталось не так много. Что кажущаяся свобода, приближенная к абсолютной, на самом деле временна, а конец ее более, чем печален. И тем не менее, полковник подарил надежду на иной исход, сославшись на то, что их делом занимается весьма влиятельный человек. Поэтому Ашера не раз уже одергивала Баргета по поводу необдуманных растрат. Полковник Брефф предупредил, что невообразимая сумма в три миллиона монеро во время форы может означать только одно: их тела предназначались очень влиятельным Теням. Шутка ли, выдержанная душа с настоящей Земли – более эксклюзивной одежки и не сыскать. Даже, если удастся вырваться из лап Высших, деньги в любом случае придется возвращать. Правда, каким образом, Ашера решительно не знала, а Баргет, казалось, об этом и вовсе не задумывался.
Процессия остановилась у большой двери с резными створками. Как это ни странно, на их поверхности красовалась искусно вырезанная чаша, плотно оплетенная змеей. Змейка, слегка подсвеченная изнутри, переливалась от светло-голубого оттенка до яркого зеленого. От легкого прикосновения дверь скрипнула и сразу открылась. В относительный сумрак коридора из библиотеки тут же пролился яркий свет. Внутри оказалось хорошо освещенное помещение с расставленными в несколько рядов столами. Половина читального зала была заставлена настоящими бумажными книгами. Хотя, скорее, для антуража, чем из практической пользы. Как, впрочем, и органы всевозможных существ, представляющих Марсианскую фауну в стеклянных емкостях с резервирующей жидкостью, расставленные среди фолиантов. Последние вызывали чувство гнетущего отвращения, если смотреть на них дольше пары секунд. Наглухо замкнутое пространство зала, судя по всему, совершенно без окон, помогало собраться с мыслями. Правда, как этому способствовали вырванные из когда-то живших тел глаза, желудки и прочие атрибуты жизнедеятельности организмов дизайнер помещения, видимо, умолчал.
Толкнув Ашеру в бок, Баргет с задорной улыбкой кивнул ей, показывая пальцем куда-то вглубь зала. Там, за одним из широких столов непонятного оранжевого оттенка лицом вниз на кипе каких-то бумаг спала Медея. Девушка, подложив под голову одну руку, другую вытянула так, что кисть свисала с противоположного края стола. Приложив палец к губам, Баргет с заговорщицким видом двинулся было вперед. Угадав и без того очевидные намерения паренька, Ашера быстро нагнала его, одернула и показала при этом недвусмысленный кулак. Выйдя вперед, она встала над мирно сопевшей девушкой, волосы которой походили на торчащие во все стороны пружины. На черных прядях дрожали голубые отблески включенных голограмм. Сделав для профилактики еще один предупредительный жест Баргету, девушка склонилась над ухом спящей.
– Ботанишь, тихоня?! – прозвучало над ухом Медеи гораздо громче, чем следовало.
Кипа бумаг с шумом посыпалась на пол, после того как испуганная Медея резко откинулась назад. На сонной щеке расплылось большое красное пятно, а на лбу отпечатался след от информационного браслета.
– Я же не виновата, что я сова! – неожиданно закричала Медея, ошалело озираясь вокруг.
Подняв голову, она увидела над собой улыбающееся во все тридцать два зуба лицо.
– Добро пожаловать в реальный мир.
– Аши, – облегченно выдохнула Медея и невольно улыбнулась.
– Держи, соня, – Баргет водрузил обратно на стол упавшие бумаги.
Медленно встав со стула, Медея полезла к Ашере обниматься. Та еще не успела привыкнуть к подобным душевным порывам, да и данную политику проявления чувств не особо поддерживала. Поэтому деликатно отстранилась, мягко изменив направление еще сонных движений. Медею, видимо, это вполне устроило, и она задушила в объятьях Баргета, не успевшего вовремя увернуться.
– Осторожней, куртку помнешь, – начал отбиваться паренек.
– Прости, – отстранилась девушка и протерла глаза тыльной стороной ладони.
После сладкого сна глаза не сразу привыкли к яркому свету. Перед девушкой предстали две фигуры в совершенно невообразимых нарядах. И если Баргету объективно шла продукция Марсианских портных, то Ашере наверняка бы стоило основательно пересмотреть свои вкусы.
Кожаные коричневые сапожки с желтой вышивкой не очень сочетались с бирюзовыми штанами. От бедра и до колен они стягивались тугой шнуровкой крест-накрест. Вычурная блузка яркого розового цвета обескураживала огромными оборками, делающими и без того пышную грудь чернокожей пантеры еще больше. Волосы, собранные все в тот же пучок, заканчивались знакомой заплетенной косой. Обескураженный взгляд и поджатые губы заставили Ашеру сложить руки на груди и смущенно поежиться.
– Выбирала то, что подешевле, – ответила она на немой вопрос, который Медея все равно постеснялась задать.
– Да нет, тебе идет, – улыбнулась девушка, плохо скрывая нарочитую вежливость.
– Ты шутишь? Да она на клоуна похожа, – рассмеялся Баргет и выдвинулся вперед, гордо расправив плечи. – Смотри. С боем отвоевал!
Мальчишка показал стильную кожаную куртку с заклепками, которую ему скрипя сердцем разрешила Ашера – противница всех лишних трат. Теперь паренек, словно маленький ребенок, игрался с обновкой. В куртке имелась не только климатическая система, но и встроенные средства связи, некоторые виды оружия и даже портативный щит. Правда, он оказался не столь сильным, как ожидалось, но именно его наличие и сыграло основную роль при выборе данной модели. При этом игнорировались все вразумления и доводы, что присутствие в опциях такой сомнительной защиты – всего лишь рекламный трюк, дающий повод загнуть цену. Однако, Баргет, не искушенный методами специалистов по продажам, с охотой повелся на очевидную уловку, потратив значительную сумму денег.
После нажатия какой-то кнопки на оборотной стороне рукава, та вдруг стала преобразовываться. Приняв форму худосочного тела, она села идеально по фигуре. Встроенное зеркало со зрительными элементами подтвердило сей факт, и Баргет улыбнулся, уверившись в очередной раз, что выбор его был не случаен.
Наконец-то он почувствовал себя комфортно, и даже комплекс по поводу излишней стройности почти не давал о себе знать.
– Очень красиво, – рассеянно сказала Медея, обескураженная приподнятым настроением Баргета. – А где Фидгерт?
– В Центральном госпитале Гекаты. Проходит модуляцию иммунитета. Ему сложнее, чем нам.
– Понятно, – Медея устало опустилась на стул и почему-то поникла. – Я так сильно вас ждала, что сейчас даже не знаю, что и сказать.
Опершись руками о край стола, Ашера, посмотрела куда-то в сторону и скептично приподняла уголок губ.
– Этот мир – слишком сложный, чтобы обсудить его за одну встречу. И, если честно, я сомневаюсь, что он достоин обсуждения, – сказала она.
– Браслет? – спросила Медея, увидев на правом смуглом запястье черные полосы, доходящие до локтя.
– Браслет.
– Да ладно вам, все будет хорошо, – подбодрил всех Баргет. – Полковник все решит. Он реально крутой.
– А где он? – вдруг очнулась Медея.
– Остался у телепорта со своими людьми, – ответила Ашера. – Что-то там с конечными координатами. Канал все время занят. Караулит нашу очередь.
Встав из-за стола, окончательно проснувшаяся Медея принялась собирать бумаги в стопку и закрывать голограммы. После сняла светло-зеленый студенческий халат, небрежно бросив его на спинку стула. Голубые джинсы и белая футболка со стандартным логотипом научного центра Гекаты смотрелись буднично, чем-то отдаленно напоминая непритязательность армейской экипировки. Корона древнегреческой богини, раскинувшей в стороны острые черные лучи заключила внутри большую букву «G», четко обозначив принадлежность учащегося к своему институту.
Сорвав с виска округлый металлический предмет, светящийся слабым красноватым светом, Медея невольно поморщилась.
– Все время забываю его выключить, прежде чем снять, – сказала она, с досадой потирая висок.
– А это что? – взяв в руки гладкую, приятную на ощупь диковинку, Баргет принялся с интересом ее рассматривать.
– Усилитель нейронных связей. Сокращенно – УНС. Запоминаешь все, что видишь. До мельчайших деталей, причем, навсегда. Помогает запомнить много информации в короткий срок.
– Слушай, крутая штука, – парень приложил прибор к виску.
Взгляд его упал на большую банку, в которой плавало непонятное существо, похожее на толстого червя с присоской на брюхе. Юношу перекосило.
– Главное не засыпать, когда она включена, – вздохнула Медея и ее почему-то передернуло. – Мне сейчас снилось, что я сова. Везде кролики бегают, а я за ними охочусь. Они маленькие такие, пушистые… Пытаются скрыться, но я быстрее. До сих пор перед глазами…
– Так вот в чем дело, – засмеялся Баргет.
– Когда суд? – перебила его куда более серьезная Ашера.
– Через полтора месяца. Если сдам основные дисциплины, могу попасть под программу защиты образовательного фонда. Никаких имплантов и каких-то других внешних носителей информации не разрешают. Приходится как-то выкручиваться.
– Учи, Медея, учи. Нельзя упускать такой шанс.
– Я говорила с господином Диттэ, он обещал и вам помочь… – начала было Медея, но договорить не успела.
Диалог прервал входящий звонок от полковника, немного нервного и напряженного.
– Ребята, поторопитесь. У нас пять минут, – начал подгонять Брефф, явно не желая добираться казенным транспортом и терять почти час драгоценного времени. – Не отправимся сейчас – опоздаем.
За спинами Баргета и Медеи потухла вспышка очередного портала, переместившего их последними. Прыгнувшие ранее уже стояли на небольшой песчаной дорожке, сворачивающей аккурат к широкой, мощеной площади. Путь вел через нее и к ступеням главного входа в полицейский участок.
Гладкие стены здания без каких-либо выступов довольствовались маленькими окнами, в которые, наверняка, проникало недостаточно света. Несмотря на то, что данное отделение для такого большого города, как Геката, центральным не являлось, оно все равно выглядело внушительно. Поднимаясь над землей, по меньшей мере, на десяток этажей. Над высокими, стеклянными вратами красовалась объемная эмблема: утренняя звезда с длинными лучами, объятая листьями лаврового венка. Лучи периодически источали свет, а по всей их длине туда-сюда сновали небольшие огоньки.
Рядом со зданием располагалась обширная парковка, заставленная казенными аэромобилями. Прямо напротив парковки, в не самой пышной зелени укрылась еще одна постройка, отличающаяся от основной, пожалуй, только размерами. Те же гладкие стены, высокие узкие окна и непритязательный бело-серый цвет. Однако, в отличие от массивной высотки, та занимала всего один этаж, а вместо плоской крыши имела нечто, похожее на купол. Создавалось ощущение какого-то нелепого недоразумения. Будто от здания полицейского участка отвалился значительный кусок, основательно примяв собой и без того скудное озеленение.
Чтобы получше рассмотреть странное сооружение, Медея замедлила шаг и немного отстала от остальных.
– С дороги! – прокричал кто-то сзади.
Громкий звук перегруженного телепорта, похожего на похрустывание под тяжелыми сапогами битого стекла, перекрыл все следующие возгласы. Прибывшие первыми ребята в последнюю секунду отскочили в сторону.
Пятеро человек пробежали мимо. Их облегающие экзоскелеты, перетянутые белыми тканевыми туниками, были перемазаны чем-то черным и сильно липким. Нанесенные на ткани большие красные кресты едва угадывались за всей этой грязью. Лица женщины и троих мужчин застыли в ужасе, перемазанные той же жижей, смешанной с алой, еще свежей кровью. Они бежали с носилками в руках, на которых почти в бессознательном состоянии лежала девушка с обожженным наполовину лицом. Туники на ней не было, а частично обугленная поверхность брони, видимо, вплавилась в кожу. От хрипящих звуков, рвущихся из того, что должно быть ртом, кровь застыла в жилах, а по спине побежали неприятные мурашки.
– В храмовый лазарет! – отдал приказ пятый, отделившись от команды.
Дышал он очень тяжело. Только сейчас стало заметно, что его экзоскелет не работал, сохранив только базовые механические функции.
– Что такое, Хернглев? – успел перехватить его Брефф.
Храмовник остановился и шумно выдохнул, нервно бегая взглядом. Казалось, ему трудно переключить внимание на неожиданного собеседника.
– Чертовы Ифриты, – снова выдохнул крестоносец и сплюнул черную жижу. – Все пожгли! Еле успели прыгнуть…
Затем он попытался вытереть лицо, заляпанное слизью, но только размазал ее гладкой перчаткой экзоскелета. Попробовал повторить тыльной стороной, но получилось это не более эффективно.
– Ифриты? Откуда?
– Хрен его знает! Не сейчас, Брефф. Вот тут мне уже все это! – храмовник приставил руку к горлу, показывая наглядно, где это уже у него все сидит и затем резко развернулся к регулирующим поток: – Не выключать телепорт! Чтобы канал все время был открыт! Никого не пускать, кроме Флегры!
Возбужденный и злой, крестоносец сжимал в руке меч, угадывающийся, впрочем, разве что по длине, ибо целиком был покрыт толстым слоем склизкой субстанции. Намотанная на клинок отвратительная масса походила на чьи-то внутренности, свисающие с гарды, будто обрубленный отросток лианы. Гладкие бугорки на ее поверхности подсказывали, что это все же не растительная органика, а, скорее всего, добротный кусок чьих-то рубленых кишок.
Мужчина сорвался с места и быстрым шагом удалился в направлении участка. Нервная, гневная походка усугублялась нарушенной механикой экзоскелета.
– Хм… – нахмурился Брефф и задумался.
– Полковник? – выдернул его из собственных мыслей робкий голос Медеи.
– Что?
– Можно я зайду? – девушка указала пальцем на странноватое здание за парковкой.
– Нет. У нас сейчас нет времени, – начал было полковник, но потом вдруг почему-то осекся. – Хотя.. ладно. Только быстро. Оди, сопроводи. У вас десять минут.
Один из полицейских, что составлял команду полковника, кивнул и, не теряя ни секунды, двинулся вперед. Девушка за ним еле поспевала.
Бледные ладони с тонкими пальцами коснулись серой безликой двери. Девушка испытала ворох чувств, среди которых больше всего преобладал страх. Внешний вид Церкви разительно отличался от рассказов ее отца о том, как все должно быть. Что, если внутри все будет не так, как она ожидала? Что, если она войдет, а внутри не окажется ничего, кроме пустоты? Медее было все равно на то, насколько все изменилось. У нее не было привязанности к тому, чего она никогда не видела. Труднее давалось понимание того, что все рассказы Эсхекиаля останутся только бесплотными образами. Будто долгая история завершится большим обманом, оставляющим в душе глубокую неудовлетворенность. Будто та память об отце, что теплилась сейчас, не выдержит натиска этой пустоты и станет стираться. Как когда-то забылось лицо матери. Навалившись на массивную дверь всем телом, девушка отворила ее и решительно вошла.
Проход оказался удивительно широким для небольшого с виду здания и с красочными фресками на стенах. Высокие своды Церкви переходили в купол, открывающий вид на Марсианское небо. Каменный пол, выложенный мозаикой, был бледнее, чем ожившие картины стен. Иконы спокойно взирали молчаливыми взглядами. Много икон. Белые цветы обрамляли массивные деревянные рамки. Аромат ударял в нос и заставлял кружиться голову. Он смешивался с терпким запахом воска. Зажженные свечи таяли под натиском огня. Людей не было.
«Ничего не изменилось. Все так, как он рассказывал», – подумала Медея, едва заметно улыбнувшись.
Запах воска неожиданно усилился. Девушка подняла голову и посмотрела на огонь. Ей показалось, что и само пламя начало источать аромат.
«Только не сейчас», – пронеслось в голове, покрытой густыми черными волосами.
Из глубины начало подниматься знакомое, все больше нарастающее ощущение бесконечности. То ощущение, которое, по большому счету, никогда ее и не покидало. Только пряталось в закоулках души, изредка выбираясь на поверхность. Руководствуясь советами корабельного психолога, в эти моменты Медея всеми способами пыталась подавить это всепоглощающее чувство. Вот и сейчас время с пространством навалились всей своей тяжестью, готовые раздавить неподъемной тоской ноющее сердце. Глубокий вздох. Девушка старалась вдыхать носом и выдыхать ртом: ее так учили, чтобы избежать панических атак.
Откуда-то появилась высокая фигура в черном и быстро прошла мимо. Медея обернулась. Священник. Не обратив на нее внимание, он прошел по своим делам.
Рядом с массивной иконой у дальней стены, прямо около сводчатого окна, глаз зацепился за что-то очень знакомое. Внутри екнуло. На экзоскелет, отражающий своей серебристой гладкой поверхностью дрожащие огоньки, была накинута белоснежная туника с черным крестом на груди. Медея уже знала, что на живом человеке такую теперь не найти и на всей планете. Туника сиротливо висела, словно напоминая о тех временах, когда борьба за выживание еще не встала выше всех человеческих принципов. Женщина с младенцем на иконе, немного прикрыв глаза, взирала на свое дитя. А, может, и не на него, а куда-то ниже, на белую ткань.
– Девушка. У нас без платка нельзя, – послышалось позади.
Тот же священник. Мужчина возвращался обратно и на мгновение остановился. Высокий, плечистый и темноволосый, он держал в руках каких-то три больших книги.
– Простите, я забыла. Никогда не бывала в подобных местах.
– Есть у входа, если что.
Мужчина намеревался продолжить свой путь, но Медея его остановила.
– Ну ведь это несправедливо! – выпалила девушка со всей силы своего юношеского максимализма.
– Что? – опешив, приподнял брови священник.
– Что Проявителей больше нет!
– Ну… это не совсем так, – озадаченно ответил мужчина. – Вы с кем-то приехали в участок?
– Да… С Бреффом Амдфинном. Он…
– Надо же, земляне. Слышал. Правда, не ожидал увидеть здесь кого-то из вас.
– Мы действительно Земляне.
– Тогда вам придется не просто.
– Сейчас все не просто! Раньше, если ты встречал человека с черным крестом на груди, то мог быть уверен, что он не причинит тебе никакого зла. Такой дар никогда не давался просто так! Проявителями становились только те, кто этого действительно достоин. Вот мой отец был достоин!
– Времена меняются.
Девушку немного качнуло. Она снова сделала глубокий вдох.
– Почему все так получилось? Хочется спросить… Только он не отвечает. Молчит. Всегда молчит.
– А просто слова тебя бы устроили?
– Я… я не знаю… – чуть задыхаясь, выдавила из себя Медея. – Просто… так обидно…
– Девушка, вам плохо?
Умиротворяющая, вопиюще спокойная действительность поплыла, заставив слиться мерцающие маленькие огоньки в одно большое, желтое пятно. Нечто огромное, неотвратимое навалилось зияющей пустотой. Время слилось воедино. Прошлое, настоящее, будущее. И исчезло. За ним, не в силах найти хоть какую-то опору в настоящем, стало таять и пространство. Бесконечность, вбирающая в себя все, что может испытывать в себе человек, вихрем закрутила Медею. В ответ неизвестности пришла такая паника, что сердце бешено заколотилось, а воздух еле проходил в легкие. Девушка мертвой хваткой вцепилась в рукав подскочившего к ней священника. Раньше в моменты кризиса с ней рядом всегда находился Эсхекиаль. Какими бы важными не были дела, он всегда бросал их и мчался к дочери, неизвестно каким образом чувствуя ее панические атаки еще до того, как они случались. Сейчас его рядом не было. Только совсем незнакомый служитель Церкви пытался что-то говорить, усаживая девушку на лавку у стены.
– Стены… давят… мне нужно уйти отсюда. Нужно выйти…– оттолкнув от себя мужчину, вскочила та.
– Я вызову врача.
– Не надо. Нельзя… это нам только навредит. Не ходите за мной! – закричала Медея и бегом направилась к выходу из здания.
Как только за спиной хлопнула массивная дверь, а в глаза ударил ослепительный солнечный свет, все прекратилось. Неожиданно, неестественно быстро. Не так, как обычно. Сердце начало замедлять свой бешенный ритм. Небольшая испарина на лбу дала приятную прохладу, когда подул легкий ветерок. Паника растаяла, не оставив после себя и следа. Ощущения времени и пространства вновь упали куда-то глубоко внутрь сознания, уступив место повседневности. Медея подняла голову и увидела вопросительный взгляд Оди, не пожелавшего входить в Церковь и оставшегося снаружи. Девушка попыталась выдавить из себя улыбку.
Босс глубоко засел в своем кресле, вытянув трубочкой пухлые губы. Казенная форма немного съехала вверх, отчего белая звезда на нагрудном кармане из темно-зеленой ткани практически сложилась пополам. Впрочем, как и лавровые листья, отливающие металлическим блеском. Кожа на смуглом, немного шершавом лице, казалось, тоже образовывала значительные складки. В основном, от нахмуренного лба и нарочито задумчивого выражения мясистого лица. Широкий нос с ямочкой посередине периодически дергался, словно обнюхивая пространство на предмет каких-либо перемен. Руки, сложенные на округлом животе, сцепились в плотный замок. Время от времени он нервно крутил большие пальцы вокруг друг друга, периодически останавливаясь. Кажется, он о чем-то думал. Или чего-то ждал. Медленно, в полной тишине, взгляд его прошел справа налево, осматривая сидящих впереди. Блиндо Уббос действительно размышлял о неприятной ситуации с Тенями. Если более конкретно, то нахрена все это ему нужно, и как из этого побыстрее выбраться. Естественно, без последствий. В последнее время хватало проблем с жатвой на периферии, и особенно с сильно накалившейся ситуацией внутри города. Низшие выражали недовольство, отказываясь выполнять общепринятые законы взаимодействия с людьми. Им было мало прав. Они хотели большего и добивались своего далеко не только демонстрациями и погромами, как все нормальные протестующие. Убийства мирного населения, включая себе подобных, кражи и разбои, многочисленные теракты – вот то немногое, с чем приходилось сталкиваться полиции. Некоторые особо усердные фанатики, освободившись от тела-носителя, не гнушались расхаживать в непроявленном виде по улицам, причиняя массовый вред. Храмовники не вылезали из патрулей целыми сутками. Местная полиция давно перестала выходить без них в ночные смены, а с некоторых пор и в дневные.
В принципе, такая напряженность периодически случалась и раньше. Обычно все заканчивалась «закручиванием гаек» по приказу Азари и последующим объявлением какого-нибудь вселенского боя на одной из ведущих Арен, призванного отвлечь всю планету от главных событий. Однако, обстановка последних недель отличалась от привычной тем, что крестоносцев просто катастрофически стало не хватать. Львиная их доля была занята устранением Ифритов у подножия гор Флегра, совершенно неизвестно откуда там возникших. Высшие же взирали на все свысока и не торопились давать команду Жнецам, законодательно находившимся в их подчинении. Наемники, в свою очередь, отказывались работать бесплатно и загибали такую цену за свои услуги, что администрация города категорически отказывалась их нанимать.
С пугающей прогрессией росло количество поражающих своей жестокостью преступлений. Порой Блиндо казалось, что никаких границ безумия уже не существует. Преступность в последние несколько лет резко подскочила в целом по городу, но правительство не спешило повышать квоты на численность стражей порядка. Это сильно пошатнуло равновесие и усилило нагрузку на действующие структуры. Приходилось закрывать глаза на «мелкие» провинности населения, отодвигая их на второй план. Правда, вызывало некоторые опасения, что список их расширялся с каждым днем.
Вопрос о нелегалах с Земли выскочил как черт из табакерки в самое неподходящее время и стал хуже горькой редьки. И все бы ничего, если б один из влиятельнейших людей Олимпа лично не курировал этот вопрос, не давая расслабиться и заняться более важными делами.
– Что-то они задерживаются, – отрешенно сказал Уббос, в упор глядя на Ашеру.
Та не смутилась, и демонстративно вылупила глаза в ответ. Начальник быстро заморгал. Его пустой задумчивый взгляд тут же стал осмысленным, переключившись на полковника.
– Думаю, нужно просто подождать, – успокоил его Брефф.
Признаться, он и сам не любил незапланированных промедлений, предпочитая верить, что если представители противоположной стороны не торопятся, значит, на то имеются веские основания.
– Думаю, у меня есть дела поважнее, – раздраженно посетовал начальник отдела.
Собеседник промолчал, подперев голову рукой и, кажется, подавив приступ зевоты. Прошло более получаса с тех пор, как они собрались в кабинете. Поступило предупреждение о том, что представитель Теней скоро прибудет. При этом недвусмысленно проскользнул намек, что ждать он не намерен. Поэтому пришлось собраться раньше, дабы не пропустить момент важной встречи.
Едва Блиндо хотел отвлечься и порыться в своих документах, как дверь в кабинет отворилась, впуская внутрь троих Теней. Две высокие, затянутые в облегающие экзоскелеты женщины сопровождали худенькую особу в длинном темном плаще с широким капюшоном.
Ашера вздрогнула, сразу узнав любительницу книксенов. Та гордо держала светленькую, мило улыбающуюся головку на тоненькой шее. Надменная хищность сквозила в изгибах тонких губ и, даже не сверкнув зубками, улыбка напоминала оскал.
Блиндо Уббос и Брефф Амдфинн поднялись с мест, чуть согнувшись в почтительном поклоне. Девушка, в свою очередь, оказала честь своим излюбленным способом. Чуть согнув в коленях тоненькие ножки и тут же спружинив обратно, Аст будто подпрыгнула на месте. Исполнила она это быстро, небрежно и, можно сказать, наплевательски.
– Приветствую. Прошу прощения, что заставили ждать. Надеюсь, мы не доставили вам неудобств? – учтиво осведомились девушка, взирая взглядом не менее хищным, чем улыбка.
– Нет, что вы, госпожа Виннербау. Вы как раз вовремя, – совершенно нагло соврал начальник участка, пригласив ее присесть в свободное кресло.
Быстрым жестом отдав команду охране отойти на шаг назад, гостья приняла приглашение. Кресло поглотило маленькое тельце, еще больше подчеркнув его миниатюрность. Положив ногу на ногу, Виннербау стянула белые перчатки с тонких ручек, аккуратно сложив их на коленях. Головка показательно вздернула аккуратный носик. Подняв очаровательные глазки на Блиндо, девушка принялась молча буравить его недовольным взглядом. От этого определенно становилось не по себе. Разговор предстоял не легкий. Воцарилась напряженная тишина.
Мужчина еще какое-то время сидел, разглядывая гостью, и даже несколько раз успел поменять положение тела. Правда, так и не мог решиться первым завести разговор. В конце концов, оно ему надо? Учитывая, что дипломат из него весьма посредственный. Вполне возможно, если бы не Диттэ, то встреча эта так и могла закончиться ничем. Или не состояться вовсе. Пожалуй, именно его давление стало тем самым стимулом, из-за которого пришлось-таки заставить себя хоть как-то шевелиться. Смекнув, что первый шаг остается все же за ним, Блиндо Уббосу пришлось напрячь все свои коммуникативные таланты, чтобы хоть как-то размять довольно скомканное начало.
– Хотелось бы узнать, госпожа Аст, что ответил на наш запрос господин Бидд-ин-рой Эндшду, – кивнул начальник, раздражаясь, что приходится мусолить очевидное.
– Его ответ однозначен – нет, – проверещала тоненьким голоском девчушка, повернув головку в сторону ребят.
Ответ звучал ультимативно, совершенно не способствуя дальнейшему развитию диалога. Былая почтительность словно улетучилась. Госпожа Аст смотрела на Ашеру, Баргета и остальных надменно, и даже пренебрежительно.
Нельзя сказать, что Уббос совсем уж не ожидал подобного исхода событий. Вырвать добычу из лап хищника – задачка та еще. Как действовать в ситуации, в которой закон на стороне Высших, он и понятия не имел. Конечно, разбираться с людьми Диттэ хотелось еще меньше.
Начав вдруг нервно дышать, Виннербау Аст опустила глаза в пол и немного поджала изящные губки. Затем неожиданно вздрогнула и напряглась. Полковник Брефф взглянул на девушку и инстинктивно перевел взор на прозрачную стену, начинающуюся аккурат у нее над головой. Очертания человеческой фигуры застыли, немного искажаясь в изгибах твердого материала. Возвышаясь над официальным представителем господина Эншду, прохожий прожигал взглядом так и не снятый капюшон из нежного бархата. Маленькая головка наклонилась вперед и дернулась, будто пытаясь стряхнуть с себя возникшее неприятное ощущение. Проведя по капюшону тонкими дрожащими пальчиками, девушка прикрыла лицо ладонью. Пришлось разрушить гармоничную позу, так точно выражавшую ее настроение.
Не желая нагнетать обстановку, Блиндо Уббос резким движением головы велел мужчине за стеклом испариться. Харнглев бросил последний, полный ненависти взгляд в сторону госпожи Аст и медленно удалился. Прозрачная стена снова стала матовой, но девушка еще долго держала в напряжении тщедушное тельце. Всем своим видом она выказывала крайнюю степень недовольства этим отвратительным недоразумением.
– Мы подали запрос в суд, – решив не давать недовольству дорогих гостей достичь пика, Блиндо незамедлительно продолжил беседу. – Вы же знаете, мы имеем на это право. Случай нелегального появления на планете будет оспариваться.
– Мой хозяин потратил время, деньги и силы, чтобы получить этот товар. На момент обраслечивания они не числились в действующих списках населения, а, значит, по закону не являются гражданами. Это положение четко описано законодательством. Вселение может проходить без суда.
Неприятный инцидент явно не прошел бесследно и раздражение довольно быстро выливалось в агрессию. Покинув кресло, Уббос вышел из-за стола. Что еще он мог сделать? До суда больше месяца, до вселения – гораздо меньше. Бидд-ин-рой Эндшду подсуетился, чтобы отодвинуть день заседания. Задача же на данный момент состояла именно в том, чтобы убедить противоположную сторону добровольно подарить то самое драгоценное время. Чего, понятно, она делать не собиралась.
Глядя в окно, Уббос лихорадочно думал. Нужно было заходить с другой стороны. Вот только с какой – он понятия не имел.
– Вообще-то, я тут не по этому поводу, – почти пропищала Виннербау.
Конечно же, не поэтому.
– Мой господин подал встречный запрос, – на лице Аст снова мелькнула хищная улыбка. – Я пришла проверить некую Медею Пинглин и Танавицкую Анну Григорьевну на наличие сопротивляемости.
Полковник Брефф, до того спокойно наблюдавший за разговором, приподнялся в кресле и заметно занервничал, явно не ожидая такого поворота. Медея вздрогнула, бросив испуганный взгляд в сторону Уббоса и вжалась в кресло.
– Мы собрали здесь всех детей, чтобы составить протокол отсрочки, – нарушил молчание полковник, еле сдерживая раздражение. – В присутствии обвиняемых и с вашего согласия. Вопрос о возможности обраслетить еще кого-то не поднимался.
– Ну, ведь не всех, – наигранно пожурила собеседника Аст.
– Да. Не всех. Мальчик сейчас в госпитале, потому что кое-кто не позаботился уточнить все детали и поставил под удар жизни людей.
– Ему ничего не угрожает. Впрочем, как и остальным. Я имею ввиду Танавицкую Анну.
Брефф промолчал. Девочку не взяли на встречу, поскольку на этом настоял сам Диттэ. Заставило ли его поступить так внутреннее чутье, или он просто слишком хорошо знал нравы Теней – неизвестно. Никакой сопротивляемостью Анна не обладала, что автоматически ставило ее в зону риска.
– Это действительно так, Брефф, – вдруг, встав на сторону оппонента, обреченно вздохнул шеф. – Они имеют право. Утром пришло сообщение, в котором содержится весь пакет документов.
В подтверждение его слов на всеобщее обозрение высветилась голограмма с электронными метками, подтверждающими официальный статус ордера. Половина текста, написанная на непонятном языке, состоящим в основном из каких-то символов, была выделена черным жирным курсивом. Печати светились после каждого абзаца, лишь иногда разбавляя поток символов штрих-кодами.
По напряженному, сосредоточенному лицу полковника, принявшегося внимательно рассматривать документы, становилось понятно, что пути к отступлению отрезаны. Его глаза быстро бегали по строкам, пытаясь найти хоть какие-то зацепки, которые помогли бы отсрочить неизбежное. Вот только времени для этого полицейскому совсем не дали. И наверняка, неспроста.
Фигурка в кресле победоносно улыбалась из-под широкого капюшона. Изящно поднявшись с кресла, девушка легким жестом передала перчатки одной из телохранительниц. Та отточенным движением приняла их и снова сложила руки за спиной. Немного одернув полы плаща, Виннербау расправила возникшие на нем складки и бесшумно проплыла в сторону Медеи. Та вцепилась пальцами в мягкое кресло. Полковник резко встал со своего места с намерением преградить дорогу посланнику Теней. Светлая головка тотчас же вздернула подбородок, впившись в него холодным взглядом.
– Сопротивление закону будет рассмотрено в суде, – надменное спокойствие Аст просто поражало. – Не в вашу пользу.
– Полковник Амдфинн, не надо, – осадил мужчину Блиндо Уббос, явно не желавший доводить ситуацию до точки, способной выйти из-под контроля.
Немного замешкавшись, Брефф кинул взгляд в сторону Медеи. Та еле заметно кивнула. Полковник нерешительно занял свое прежнее место.
– Протяни руку, – словно птичка, проверещала Аст.
Медея подчинилась, обнажив тонкие вены, проглядывающие сквозь бледную кожу. Тоненький проводок выплыл из небольшого устройства, невесть откуда возникшего в руках Виннербау. Не потребовалось никаких прикосновений, чтобы прикрепить датчик. Он сам, словно крохотная змейка, обвился вокруг запястья и присосался к коже.
– Хмм, – сдвинула бровки Аст, глядя на развернувшуюся голограмму.
То, что высветилось на информационном листе, воспринялось без особого позитива. Манипуляции с изменением настроек так же не внесли какой-либо ясности, только окончательно все запутав.
– Анализатор подтверждает наличие сопротивляемости, – раздраженно, с налетом легкого недоумения заключила госпожа Виннербау.
Несколько облегченных выдохов послышалось за спиной миниатюрной фигурки в плаще, сразу снизив градус напряженности.
– Но, я почему-то ничего не чувствую, – подозрительно сузила глаза Аст, не спеша потакать всеобщему расслаблению.
Молниеносным движением атакующей змеи склонившись над Медеей, она практически столкнулась с ней лбом. Лица оказались настолько близко, что обе почувствовали дыхания друг друга. Аст вдруг выжидательно замерла. Взгляд все еще суженных зрачков гипнотизировал и подавлял. Нереально, неестественно резко распрямившись, Виннербау схватила Медею за руку, настолько сильно сжав ее, что мгновенно разрушила миф о своей физической хрупкости. Цепкие пальчики глубоко вдавились в мягкую плоть. Попытки вывернуться оказались безуспешны и сулили только риск получить больше синяков. Только через несколько секунд Тень ослабила хватку, позволив Медее высвободить руку. Аст посмотрела на нежную ладонь, с неповрежденной, гладкой кожей и улыбнулась.
– Нет у нее сопротивляемости, – полным ехидства голосом заключила Виннербау, – Приборы ошибаются. Мы назначим еще ряд экспертиз.
Голограммы потухли все до одной, сделав пространство немного сиротливым.
– Что по поводу нашей просьбы? – спросил вновь взявший себя в руки полковник.
– Господин Бидд-ин-рой Эндшду не даст вам отсрочки. Вселение пройдет в установленные сроки и в штатном режиме, – отрезала Аст, со злой подозрительностью уставившись на Медею.
Решив, что этого достаточно, Тень совершенно бесцеремонно, без всякого права апелляции или попытки задать вопросы сделала свой коронный книксен. Означающий, видимо, что беседа окончена, а встречу пора заканчивать. Слишком быстро девушка юркнула за спины телохранительниц. И слишком быстро направилась к выходу, чтобы попытаться ее остановить. Оставалось только молча наблюдать, как захлопнулась дверь в кабинет, заставив вздрогнуть сидящих в креслах девушек.
Сначала послышалось прерывистое всхлипывание, но уже через мгновение Медея рыдала в голос, ладонями размазывая слезы по лицу.
– Хватить реветь, тихоня, – сдержанно осадила Ашера, осуждающе покачав головой.
– Хочу и реву! – огрызнулась в ответ та.
Мужчины стояли молча, не отрывая взглядов от закрытой двери. Первым, тяжко вздохнув, оживился Блиндо Уббос, разведя руками, будто оправдываясь за произошедшее.
– Прости, Брефф, тут я бессилен, – извиняющимся тоном произнес шеф, садясь обратно в кресло.
– Еще посмотрим, кто кого, – сдержанно ответил полковник.
Курилка была полна народу. Шутка ли, конец обеденного перерыва. Оставалось еще минут пятнадцать, и все старались успеть. Густой дым заполонял небольшое помещение, а потом и легкие. Впрочем, люди, приходившие сюда, этим фактом не обременялись, напротив, блаженно предвкушая долгожданную затяжку. Брефф тоже решил расслабиться после тяжелой встречи, удобно пристроившись возле окна. За ним открывался живописный вид на Гекату, наполовину скрывшуюся за огромным городским парком. Исполинские деревья возвышались над землей. Находились они довольно далеко от смотрящего, но их гигантские размеры оттягивали на себя все внимание. Давно исчезнувшая секвойя вновь нашла пристанище на новой земле, лишь немного измененная генетиками. Будучи выше любого здания в городе, она нависала над окружающими постройками, словно пыталась подавить окружающее своей массивностью.
Одна затяжка за другой понемногу снимала напряжение. Полковник усиленно себя в этом убеждал. Теплый сквозняк дул прямо в лицо, принося приятные запахи пыльцы цветущих деревьев.
– Трудный денек? – послышалось за спиной.
Неожиданный собеседник присоединился, так же оперившись о подоконник. Харнглев смачно затянулся, выпустив изо рта густую, плотную струю.
– Куришь? – удивился Брефф.
– Нет. Давно бросил, – снова затянулся Харнглев.
– Поздравляю, а я все не могу себя побороть.
Собеседник молчал, глядя на плотный частокол деревьев, раскинувшийся вдали. Стволы сливались друг с другом, в силу обмана зрения превращаясь в сплошную стену. Зрелище выглядело экзотичным, непривычным, отчасти парадоксальным. Даже для Марса. Будто схлестнулись две эпохи, смотрящие теперь друг на друга сквозь тысячи лет существования.
– Как она? – осведомился Брефф.
– В реанимации.
– Так плохо?
– Их было гораздо больше нас.
– А Жнецы что? Не помогают?
– Эти ублюдки и пальцем не пошевелят, если им не заплатишь.
– Не удивлен.
– Наших способностей не хватает против Ифритов. Эти твари – чистый огонь.
Сопротивляемость имели все без исключения храмовники, в большей или меньшей степени. Встречалось данное свойство организма и среди гражданских, открывая перед ними два пути: идти на службу в полицию, взяв в руки меч, либо отказаться и жить мирно. В последнем случае они в обязательном порядке зачислялись в государственный резерв.
И все же, крестоносцам жилось гораздо легче, чем Жнецам, имеющим врожденный дар Пламени. У храмовников был выбор. Шанс отказаться от навязанного образа жизни. Не имея внутри белого огня, в одиночку храмовник не представлял серьезной угрозы для множества Низших, составляющих добрую треть населения планеты. Крестоносцы, жившие относительно замкнутой, обособленной общиной в резервациях чем-то походили на Жнецов своей закрытостью для внешнего мира. Однако, градус ненависти по отношению к ним ощущался совсем не так остро, как к наемникам. Скорее, они воспринимались как часть массивной контролирующей системы Марса, как нечто раздражающее, но обыденное. Кроме того, ДИМ жестко ограничивало сферы влияния Церкви, дабы контролировать статистику прироста храмовников. Рост их численности вызывал напряжение в обществе, что объективно было не выгодно ни одной из сторон. Поэтому, не желая лишний раз вступать в конфликт с Тенями, правительство перестраховывалось, несмотря на постоянную нехватку кадров. Общество все понимало, концентрируя агрессию, в основном, на Жнецах.
– Мне очень жаль, – с искренним сочувствием выдохнул полковник.
Густой дым начал резать глаза, при этом неприятно пощипывая слизистую.
– Я теряю людей, Брефф, – в пустоту сказал Харнглев, устремив взгляд куда-то далеко, будто силясь посмотреть сквозь раскинувшийся вдали лес.
Глава 17. Марс выбирает
Морган решил устроить себе законный выходной. А то и два, или даже три. Троссендир Одрин чуть не выгнал его за порог, когда тот приперся к дверям частной клиники в день его же выписки. Вернее, мужчину снова привезли в экстренном порядке, бесцеремонно вломившись прямо в комнату ожидания. Новые ранения левой руки, поврежденное колено и множественные внутренние ушибы вывели доктора из себя. Он очень долго ворчал о том, что тяжкий труд врачевателя совсем не ценят и относятся к нему совершенно наплевательски. Однако, кругленькая сумма в сто пятьдесят тысяч монеро праведный гнев доктора немного смягчила. На этот раз лечение продлилось больше недели, так как еще неокрепший организм снова пришлось восстанавливать, не забывая при этом о предыдущих травмах. Строго-настрого запретив в ближайшее время выходить на работу, господин Одрин спросил Жнеца, нужно ли его для этого привязывать к кровати, или он воспринял рекомендации вполне серьезно? Морган, немного пораскинув мозгами, ответил, что все понял и в крайних мерах не нуждается.
Наглухо забурившись в гараж, где жил между гибернациями, Жнец принялся чинить мотоцикл. Ящик холодного пива, а также прямые трансляции с арен в этом неплохо помогали. Морган никогда и никого не допускал к своему байку. Всегда предпочитал делать все сам. Это был тот самый неизменный друг, который никогда не взрослел, не старел и не умирал. И при каждом пробуждении после гибернаций неизменно находился рядом.
В последнее время наемника посещали тяжелые мысли. Все чаще он стал всерьез задумываться о том, не притормозить ли на какое-то время в своей маниакальной погоне за мечтой? Предложение Хамфрида никак не выходило из головы. В конце концов, работа на Арене была не так уж и плоха. Подсчитанные в голове суммы, исчисляемые в тысячах монеро, весьма обнадеживали.
Мир потихоньку перестраивался. Менялись его правила и возможности заработка. Изменения эти никак нельзя было игнорировать, более того, следовало бы под них подстроиться. В появившемся окне между рейдами Морган провел серьезный мониторинг современного рынка, придя к однозначному выводу. При стабильном интересе к противостоянию людей и монстров окупаемость проявления на Арене составила бы примерно двадцать к одному против тех денег, которые платили Жнецам за среднюю жатву. При стабильной ежедневной работе это выходило чуть менее выгодным, однако лучше, чем лежать в гибернации годами, а то и десятилетиями.
Правительство всячески поощряло стремление погружаться в сон, предпочитая будить нужное количество Жнецов во время жатв различного уровня сложности. Каждая крупная жатва занимала до двух-трех лет, заключая в себя бесчисленное количество более мелких. По этому поводу полагались исключительные льготы, исчисляемые в повышенных процентных ставках к проделанной работе. А также возможности получить однажды заветный билет на Олимп по сниженной цене. Конечно, это подкупало, но Жнец многое приносил в жертву за такой самоотверженный труд. Постепенно уходили люди, которых он когда-либо знал, с которыми дружил и работал. Хотя, как правило, таковых было немного. В основном, те же Жнецы, или наемники, работающие бок о бок годами. Иногда на особо сложных жатвах встречались одновременно разбуженные товарищи, не пересекавшиеся по многу лет.
Общество менялось. Каждый раз приходилось привыкать к новой модели цивилизации, изучать современные методы жатв, последние виды оружия и нравы свежепризванных особей Теней. Не редко это тормозило, сказываясь на качестве работы, а Морган любил выполнять все чисто и без нареканий. За это платили охотней.
Мужчина понимал, что дисбаланс в экономике не будет вечным, что необходимо успеть урвать свое, пока не затянули пояса. И он вполне серьезно намеревался это сделать.
Изредка разбавляясь Марсианскими новостями, переключаемые каналы голографического проектора пестрили бесконечными развлекательными шоу и музыкальными трансляциями. Пришлось здорово попотеть, чтобы найти нужное. За прошедшее время исчезли многие телеканалы, которым когда-то отдавалось предпочтение. Да и сама модель транслятора уже давно вышла из моды. Хотя, если честно, Моргану было на это плевать. Он не гнался за сомнительными новинками, отличающимися от предыдущих поколений разве что брендом и ценой. Тем более, что на обновление ушла бы куча денег, которую, несомненно, отдавать не хотелось. Разумная жадность всегда приходила на помощь в самый ответственный момент.
Лежа на диване и изредка почесывая будущее пузо, Жнец искал что-нибудь интересное с какой-нибудь не сильно задрипанной Арены. На отметке «71» палец вдруг остановился, уловив знакомый образ. Худощавый, но удивительно гибкий мужчина с бросающейся в глаза фиолетовой неоновой помадой на мгновение заполнил весь экран, застыв в вычурной позе со вскинутыми руками. Все внимание было сконцентрировано на его персоне в новом, невообразимо пестром костюме. Затем кадр сменился. Забитый до отказа, перед зрителями предстал огромный Колизей Арсии. Народ гудел и кричал, пребывая в эйфорическом неистовстве. Ослепительные вспышки освещали крошечные, с высоты птичьего полета тела, мельтешащие и прыгающие внизу, словно в потревоженном муравейнике. Серый камень Колизея оживляли флаги, неоновые лазеры и яркие дымовые завесы. Крупный план выхватил из толпы раскрашенных в пух и прах зрителей, тех, что трясли плакатами с именами любимых бойцов. Морган помнил ведущего, практически не изменившегося за неполных тринадцать лет. И знал, что если тот взялся вести мероприятие, значит, его действительно можно считать из ряда вон выходящим. Даже припомнилось его имя. Кажется, ведущего звали Майф Дин-Сой. Морган вальяжно отпил из бутылки, прекратив монотонное перелистывание сменяющихся картинок.
Прозвучал писк электронной почты. Мужчина ненадолго отвлекся. Пришел очередной штраф за нарушение общественного порядка в подконтрольной городской зоне. На этот раз – за нанесение увечий той самой проститутке из местного бара. С досадой закрыв письмо, Морган отправил его к кипе таких же, чтобы оплатить все штрафы скопом в конце месяца. Характерный звук архивирования прервал всплеск аплодисментов. Визжащая женщина, показанная планом крупнее, чем следовало, несла на своей груди гордую отметку «V». Как и на обеих щеках. Смена плана – и вот уже бородатый мужчина, зло скалясь прямо в камеру, раздвинул полы кожаной куртки, демонстрируя три икса на своем внушительном животе. Что-то подсказывало, что он явно завысил количество букв.
– Странно, сегодня что ли? – отхлебнув из бутылки, пробубнил Морган.
Издав протяжный, полный удовольствия звук, мужчина вывел поверх список программ, окончательно убедившись в своей догадке. Да, именно сегодня проводится тот бой века, который так напряг Хамфрида по работе и о котором последние две недели так навязчиво вещала реклама. Морган совершенно не знал эту парочку, называвшую себя лучшими гладиаторами современности, но, на всякий случай, сделал изображение объемным.
Встав с дивана, он, не выпуская пива из рук, проковылял к байку. Пройдя сквозь верещавшую от восторга толпу, отцепил от сидения меч и положил его на стол у стены. Колено уже не болело, но при движении чувствовался неприятный дискомфорт. Твердо решив не испытывать судьбу и поберечь здоровье, мужчина старался двигаться как можно медленней. Хорошая физическая форма ему уж точно еще была нужна. Запил это дело новым большим глотком.
Внезапная жатва принесла хоть и незапланированную, но большую прибыль. Правда, Морган так и не доставил должника заказчику-Высшему. Тело Фокси Мерр нашли обглоданным до самых костей. Ее кишки смешались с остальными останками в пещере. Имея отменное здоровье и подпадая под программу распределения должников для вселения Высших, она была обещана очередной богатой шишке. Теперь, когда заказ сорвался, репутация охотника претерпела удар, хоть и не по его вине.
«Опять целый месяц работать на рейтинг», – погрустнев, подумал Морган.
Еще подумал о том, что мгновенная смерть от полчищ тварей все же лучше, чем если бы, будучи травмированной, Фокси пошла на корм для Арены.
Посещали и другие умозаключения, среди которых выделялись вопросы посерьезней. Нетрудно было догадаться, что Фокси заделалась информатором. Что испугалась спускаться на нижние уровни пещер, вполне оправданно опасаясь находящихся там полулюдей. Именно поэтому Высший встретил женщину практически у входа, применив свою заглушку на ее браслет. Удивительно, что настолько поздно. Удивительно, что Драйт не нашел кого-нибудь попроще, без хвоста и слежки. Первое объяснялось специфичностью работы антирадара, но не отменяло абсолютно халатного отношения к выбираемым кадрам для получения нужной информации. Зачем прятаться с отбросами общества, оснащая их техникой и оружием? Зачем подвергать себя опасности, связываясь с биологическим человеком, зная, что за ним, скорее всего, будет вестись индивидуальная слежка? Все эти вопросы Морган прокручивал в голове, следуя чисто профессиональному любопытству. Вместе с тем интуиция подсказывала, что дело это мутное и лучше туда не соваться. Чему, в итоге, Морган и последовал, напрочь выкинув из головы все то, к чему он отношения никак не имел. В любом случае, Фокси Мерр была мертва, ее планы заработать денег, оплатить долги и зажить спокойно потерпели крах. Все остальные дела оставались за сыском, а с этими ребятами лучше было не пересекаться даже мыслями.
– Ах, какие нехорошие у вас мысли, мои дорогие котятки! – покачал указательным пальцем мужчина с невообразимой фиолетовой помадой. – Я знаю, о чем вы думаете, глядя на нее. Я знаю, чего вы желаете, глядя на нее! Я знаю, кого вы боготворите!
После того, как Майф крупным планом пожурил орущую публику, он тут же приложил свои тонкие пальцы к губам. Воздушный поцелуй вырвался вперед, покрывая собой все пространство над теплым песком Арены. Огромные голографические губы растворились в сходящей с ума публике.
– Да! Сегодня она будет с нами, и вы увидите свою любимицу, – немного заговорщицки подмигнул господин Дин-Сой, чуть опустив свои длинные блестящие ресницы. – Завидуйте ее силе! Завидуйте ее красоте! Невообразимая, космическая, просто легендарная! Она – наша вожделенная Виктресс!
От крика взорвавшегося Колизея заложило уши, и Морган предпочел сделать звук тише. Все еще заляпанный кровью, меч лежал перед глазами. Черная плотная корка прилипла к лезвию. Мужчина не мог почистить его раньше и теперь с досадой отметил, что целую неделю позволил неизменному спутнику пролежать в таком виде. Поставив бутылку рядом, он вынул из ящика под столом чистящее средство, так и не успевшего выдохнуться за годы гибернации. Уже после первого движения стали видны синие полоски встроенного щита. Тихое журчание послышалось практически сразу. Меч приветствовал своего хозяина.
– Тссс, – успокоил его Морган. – Мы дома.
Клеймор достался ему от отца. Настройки менялись всего один раз, когда тот перешел к сыну. Из-за близкого родства ткань вещества «Fidela» не утратила своей высокой эффективности, исправно служа новому носителю. Будучи достаточно увесистым, оружие прекрасно справлялось со своей основной задачей. В нем не применялось встроенных, регулируемых утяжелителей – изначально заданная при производстве масса оставалась неизменной.
«Зачем Жнецу меч?» – усмехались многие. Однако, ни один Жнец в здравом уме не шел на жатву без него. Среди должников было немало тех, кто умел освобождаться от оболочек и еще больше тех, кто сделал это заранее. Твари не в конечной проявленной стадии представляли опасность для всех членов команды, кроме самого Жнеца. Наемники подходили, в основном, для обезвреживания видимой цели, да подчистки проявленной.
Такая система была эффективна при массовых жатвах, но в ней зияли существенные бреши. Толпа всегда была опасна. Жнец должен был уметь прикрывать себя сам от десятков, даже сотен должников тогда, когда его команда просто не справлялась с потоком. На пике концентрации удержания Пламени это было достаточно сложно, учитывая, что на щит Жнецы никогда полностью не полагались. Пламя в своей наивысшей интенсивности просто выжигало всю электронику. Когда концентрация давала сбой, начинали генерироваться волны, а это дело было весьма энергозатратным, учитывая, что в толпе особо руками не помашещь. В ход шел меч.
Поговаривали, что Проявители прошедшей эпохи могли одним своим присутствием полностью выдернуть сотни тварей из смежных пространств. Делать их уязвивыми для внешних воздействий и сжигать толпами, даже не прикоснувшись к рукояти Сына Преданной. Увы, Жнецы тех времен не застали.
Краем глаза схватилась яркая картинка, и звук снова пришлось прибавить.
Огромного вида мужчина-киборг показывал, насколько он свиреп и непобедим, профессионально кривляясь на потеху толпе.
– Хортрон! Хортрон! – скандировали люди и Низшие, заходясь на волне восторженного экстаза.
Соперники еще с полминуты демонстрировали свои умения и возможности, распаляя зрителей, после чего неожиданно, практически мгновенно, наступила мертвая тишина. Целый стадион затаил дыхание, напряженно ожидая начала схватки.
– Да. Сейчас. Сейчас… Три… два… один… – громким шепотом на всю планету проскандировал Майф Дин-Сой. А потом демонстративно, плавно откинувшись назад, вскинул вверх руки: – Да свершится неизбежное! – прокричал он, неистово замотав головой.
Звук громогласного, оглушительного гонга дал знать о том, что бой начался.
Дочистив меч, Морган внимательно осмотрел его на предмет царапинок и щербин. Подняв клинок на уровень глаз, он поиграл острием на свету, стараясь уловить какие-либо изменения. Конечно, электроника справилась бы с этим гораздо лучше, но ему так просто больше нравилось. По крайней мере, сейчас. Создавалось ощущение тонкой связи с оружием. Так приносились извинения за те дни, что оно оставалось без должного ухода. Мужчина полагал, что клеймор чувствует, когда о нем заботятся, и всегда отвечает хозяину тем же.
Серебряная поверхность ткани «Преданной» была в несколько раз прочнее стали. Повредить ее было задачей не из легких. Однако, бывали и такие соперники, что могли разорвать не только плоть, но и раскрошить самые твердые поверхности. Все зависело от того, какую тварь приходилось проявлять в очередной раз, и какие способы борьбы она принесла с собой из другого мира. Монстры – не люди, и даже при повышенной степени контроля со стороны властей они преподносили свои сюрпризы.
Морган заботливо повесил клеймор на стену. Вспомнил, что в эти три дня необходимо успеть перелопатить весь арсенал оружия, привезенного Трэвиусом для будущей жатвы. Кроме того, еще успеть заполнить пробелы по новинкам.
Развернувшись, и, проковыляв, наконец, к мотоциклу, мужчина повернул голову в сторону объемной голограммы. Высокая, мускулистого телосложения и не лишенная форм женщина кувыркнулась через плечо, подняв в воздух изрядную долю песка. Уйдя от сокрушительного удара, нанесенного огромным Хортроном, она тут же увернулась от рассекшего воздух металлического кнута, выскочившего из наручей его правой руки.
Толпа в очередной раз взревела. Маленькие фигурки на арене дублировались в реальном времени огромными голографическими копиями. Голограммы умело увеличивались и уменьшались, ведомые профессиональной работой аниматоров – чтобы всем и каждому было видно, что происходит внизу. Мотивирующие смайлы и картинки, выскакивающие над противниками, только подогревали неистовство публики.
Хортрон, не смирившись с промахом, не стал втягивать кнут и полоснул им вслед уходящей сопернице.
– Ну, это ты зря, – усмехнулся Морган, отпив из бутылки очередную порцию пива.
Жнец знал, чем окончится эта схватка. Он практически всегда угадывал исход сражений на арене. Тактика бойцов не являлась для него какой-либо загадкой. Их характеры и возможности читались, как открытая книга. Хватало мельком взглянуть на соперников, чтобы сделать логичный вывод, построенный на опыте и врожденной чувствительности, присущей всем Жнецам. Конечно, в основном, благодаря второй.
Морган мог бы делать ставки на результаты боев, срывая нехилые суммы, но это законодательно запрещалось персонально для Жнецов. Правительство предпочло обезопасить себя от потери ключевого звена в регулировании равновесия, создавшегося в обществе. Конечно, подобные дела проворачивались через подставных людей, но делать этого категорически не хотелось. Уже не один Жнец прогорел на пагубном пристрастии к азартным играм. Многие использовали свои способности для быстрого обогащения, не желая мириться со своим положением. Большинство поплатилось за это своим Пламенем.
У всех это случалось по-разному. Кто-то увлекался игрой годами, а кому-то хватило и раза. Последовательное пренебрежение внутренними тревожными звоночками всегда имело разрушительные последствия. Пламя никогда не исчезало внезапно. Жнец всегда чувствовал, какие именно действия подталкивают к той черте невозврата. И, когда терял силу, точно знал, за что. Настоятельные, порою даже раздражающие своей частотой предупреждения не оставались незамеченными. Они, как снежный ком, нарастали по мере каждой осечки. Связь с Пламенем была настолько крепка, что Жнец чувствовал происходящее своим нутром. Это приходило ему во снах. Более мудрые внимали разуму, не желая испытывать судьбу и лезть на рожон. Словно заядлые торговцы, учились искать удобоваримый компромисс. И, порою, успешно это делали. Иные же не могли смириться с тем, что не свободны, и вынуждены существовать, служа против своей воли. Как правило, именно они до последнего игнорировали внутренний голос, пытаясь максимально обналичить свой дар. Полагая, что успеют, наемники пытались набрать сумму, достаточную для переселения на Олимп. Некоторым это даже удавалось. Однако, далеко не всем.
Покидая Жнеца, Пламя забирало с собой не только силу, но и жизнь. За считанные доли секунд человек превращался в иссохшую мумию. Одна вспышка решала, жить или умереть. В течении недели Жнец покидал этот мир, и в том случае, если его не охраняли друзья, к нему приходили мстить Тени. Они, словно почуявшие ослабленную добычу звери, находили своего уже беззащитного палача. Это не транслировали по телевидению. Не оглашали, трубя о великолепном зрелище. Все происходило тихо и мерзко. Связанные одной цепью, зачастую Жнецы это чувствовали и знали, каким образом все заканчивалось.
Вздрогнув от мрачных мыслей, Морган глубоко вздохнул и постарался думать о приятном. В конце концов, не все было так плохо. Он, как и остальные, имел внутреннего путеводителя. Сговорчивые наемники, уделяющие должное внимание самодисциплине и умеющие торговаться с Пламенем, доживали до преклонного возраста. Статистика переселения их на Олимп вполне обнадеживала. Правда то, что доставалось обычным людям просто так, Жнецу приходилось выбивать тяжким трудом добрую половину своей жизни. За это чувствовалась обида.
Олимп – обитель элиты. Отдельное государство, окруженное щитом, надежно защищающим таких, как он, от любого воздействия Теней. Единственное место, что оставили Высшие в угоду людям. Он жил закрыто, тихо и обособленно. Как и храмовники, он сохранил старый язык, а летоисчисление там не менялось со времен гибели Земли. Десятки и десятки лет Олимп защищал своих жителей непреодолимой преградой на пути тварей. В остальных местах щитов не существовало. За исключением мобильных, разрешенных комиссией по контролю жатв для арсенала головорезов. Только на острове Жнец мог чувствовать себя в безопасности. Мог не бояться отступления Пламени. Врачи Олимпа умели лечить этот недуг, они запатентовали свой метод как единственный, приносящий результаты. Имели монополию на него и за десятки лет секреты технологии так и не покинули предела огромного острова. Это был еще один повод подстегнуть наемников к усердной работе. И к стремлению начать в новом мире жить так, как захочется и делать то, что вздумается.
Трибуны ахнули. Создавалось ощущение, что эмоции раздувались намеренно. Наверняка, так оно и было. Человеку всегда хотелось ощущать чуть больше, чем есть на самом деле.
Словно подтверждая мысли проницательного зрителя, Виктресс юрко вывернулась, несмотря на свой внушительный рост. Гибким, точно выверенным движением она схватила конец кнута, рванув его с такой силой, какую только мог выдать экзоскелет и усиленные мышцы. А потом пустила поверх него ток. Хортрон взвыл. А за ним взвыла и толпа.
Морган улыбнулся своей кривой, некрасивой улыбкой. Было предсказуемо.
Вырвав с корнем опасный железный хлыст, Виктресс отскочила в сторону. Пока киборг валялся на песке, воя от боли, она победно вскинула вверх его оружие, показав зрителям. Те громогласно скандировали ее имя, признаваясь в любви.
Осмотр мотоцикла оказался неутешительным. Твари в попытке отключить противооружейный щит раскурочили половину базовой электроники. Вторая половина просто выгорела при вспышке Пламени. Работенка предстояла не легкая. Основные запчасти уже подогнали, не хватало только кодировок. Трэвиус обещал раздобыть программы пятнадцатилетней давности, и основная работа намечалась после ближайшей жатвы. Морган вздохнул. Он решил, что поставит на байк все самое современное, не жалея ни времени, ни сил на изучение новых схем.
Объемная голограмма транслировала танец двух свирепых противников, не желающих уступать ни грамма любви многомиллионной толпы. А, тем более, своего законного места на Олимпе. Хортрон, оправившись от первого шока, твердо встал на обе ноги. Дышал он тяжело и прерывисто, но сдержанная свирепость говорила о том, что мужчина не потерял самообладания. Виктресс, в свою очередь, отшвырнула кнут вглубь зрительских трибун, где началась своя неистовая схватка за трофей, не уступая в свирепости соперникам на арене. Прошло уже более двадцати минут с начала шоу, и оба бойца стали немного выдыхаться. Чего, конечно, нельзя было сказать о зрителях.
– Что ж, пора закругляться, – с безразличием пробубнил Морган, уткнувшись в очередной выгоревший участок схемы.
Электроника была далеко не единственным, что нуждалось в ремонте. От удара при приземлении лопнули топливные элементы. К тому же обтекатель, помимо серьезных вмятин, покрывали следы когтей и зубов. Запас энергетических щитовых элементов тоже оставлял желать лучшего.
– Я не слышу вас, мои котятки! – кричала огромная голографическая голова ведущего над беснующейся внизу публикой. Призыв выглядел крайне нелогично, поскольку слова его практически тонули в восторженных криках.
Виктресс пошла в атаку. Вскинув голову, Морган сузил глаза. Какое-то склизкое, ноющее чувство проскользнуло в солнечном сплетении и, словно изворотливый червь, впилось в нутро. Ощущение было тошнотворным и препакостным, заставившим даже напрячь мышцы живота. Хортрон, готовый принять бой, в противоход бегущей к нему женщине выбросил второй кнут. Тошнотворное ощущение усилилось. Уходя от прямого удара, Виктресс юркнула вниз, прокатившись на бедре прямо под свистнувшим над ней хлыстом. Оказавшись за спиной мужчины, она тут же вскочила на ноги. В покрытой броней руке блеснул острый клинок из арсенала экзоскелета.
Морган замер. Он просто не мог ошибиться.
И не ошибся.
Хортрон резко выгнулся назад, уходя от смертельно разящего лезвия, прошедшего буквально в миллиметре от его лица. Воспользовавшись промахом женщины, по инерции развернувшейся к нему неприкрытым боком, он ударил ей в висок со всей силы кибернетической руки. А другой, ухватив ее за запястье, переломил кость вместе с экзоскелетом.
На мгновение все вокруг замерло. Толпа ахнула, погрузившись в заветный трепет. Липкое, шоковое состояние повисло в воздухе. Гладиатор поднял над собой лишенное чувств тело, включив дополнительные ресурсы для самого главного. Того, от чего зависело его дальнейшее будущее. А жизнь Виктресс теперь зависела только от выбора марсиан.
Держа женщину высоко над собой, Хортрон показывал всем обмякшее тело, нечеловеческим, нечленораздельным воплем обращаясь к толпе, начавшей уже верещать. Красные и синие голографические цифры вспыхнули и закрутились, перегоняя одна другую. Публика неистово, в экстазе жала кнопки голосования на своих местах.
– Оо, мои котятки! Так ли высока ваша любовь? Вы хотите видеть ее снова? Я не слышу вас! – голос ведущего звучал так же задорно и громко, но дрожь в бархатном тембре не могли скрыть никакие искусственные эмоции.
Самый невнимательный мог заметить излишнюю наигранность в интонациях, да и сам господин Дин-Сой не пытался этого скрыть. Он желал исключительного. Того, чего зрители не могли ему дать, потому что не хотели.
Прокрутка цифр начала замедливаться, заставляя их замирать одну за другой. На голосование отводилось меньше тридцати секунд. Миллионы зрителей, что купили право на голос в пределах Арены и за ее стенами, изъявляли свое законное право на убийство или помилование. Тридцать шесть миллионов, пятьсот тысяч и восемьдесят шесть граждан пожелали и дальше любоваться достижениями своего кумира. Сто восемьдесят миллионов, семьсот пятьдесят одна тысяча и двадцать один гражданин в этот день захотели созерцать более яркое и запоминающееся зрелище.
– Что ж, – явно дрожащим тоном выдавил из себя ведущий. – Сегодня Марс сделал свой выбор. И да будет так… – без былого задора, тихим, сломленным голосом закончил шоумен и резко отключился, предоставив зрителей самим себе.
Никакой ведущий им больше и не требовался. Толпа, только что признававшаяся в любви очередному своему кумиру, теперь жаждала его крови. Совсем недолговечна оказалась ее симпатия, и слишком стихийны решения.
Хортрон, издав дикий рев, разорвал пополам тело стройной, красивой Виктресс, умыв себя ее кровью. Марс принял свое решение, о котором забудет уже на следующий день.
Морган отключил проекцию. Смотреть дальше не имело смысла. Однако, после увиденного ноющее чувство внутри сменилось некой удовлетворенностью. Червь вдруг замер, перестав буравить кишки, а затем и вовсе растворился. Снова стало спокойно. От наступившего благополучия оживилась скука, усиливающаяся возникшей вдруг тишиной. Впрочем, вскоре ее нарушил входящий звонок.
– Морган, хорош бухать в одиночестве! Гони к нам, – смеялся с другой стороны уже изрядно поддатый босс. – У нас тут пойло получше!
– Уж в этом я сильно сомневаюсь! – засмеялся в ответ Морган, зная, что на этой степени опьянения в барах обычно начинают разбавлять всякую бормотуху.
– Да какая на хрен разница!?
Сзади к Трэвиусу подошла одна из крупных синеволосых женщин и обняла его за шею. Хотя, выглядело это будто она пыталась его задушить. Смачно поцеловав босса в губы, наемница уставилась в окно голограммы:
– Подгребай, гуляем по полной! – практически басом заявила синеволосая, стараясь перекричать беснующуюся позади них толпу.
Морган просветлел. Он совсем не прочь был сменить скучный вечер на хорошую гулянку. Вновь поднявшееся настроение к этому весьма располагало. Тем более, наметился веский повод. Шутка ли, практически миллион монеро за один рабочий день. Не отметить такое было просто непростительно.
Глава 18. Зависеть и желать
В спальне стоял промозглый холод, вызывающий липкую неуютность. Коррекция микроклимата, которая, вроде бы, должна приносить бодрящую свежесть, оказалась источником мерзкого дискомфорта. Этот факт лишь дополнял хоть и пышное, но довольно безвкусное убранство комнаты. Несмотря на то, что тяжелые шторы завешивали большие арочные окна не более чем на половину, пространство заполнял непроглядный мрак. Если бы кто-то зажег свет, то мог бы увидеть множество предметов роскоши, присущих самым различным историческим эпохам погибшей Земли. И если присмотрелся внимательней, то понял бы, что большая их часть являлась отголоском времен античной Греции.
Стены цвета слоновой кости украшали орнаменты антемиона, выполненные из чистого золота. Колонны, совершенно ненужные в помещении, все же создавали вид, что подпирают потолок. Громоздкий платяной шкаф из красного дерева и туалетный столик с внушительным зеркалом тоже, скорее, демонстрировали богатство, нежели имели практическую пользу. Зеркало не имело голографических элементов, являясь классической формой синтеза стекла с напыленным на него серебром. Небольшой стол-трапедза вместо своей основной функции нес совершенно иную – на нем стоял внушительных размеров лекиф, от которого расходился терпкий аромат эфирных масел. Меандр, огибающий окружность сосуда и изображающий сцену борьбы человека с большим быком, как ни странно, тоже блистал знакомой желтизной золота. Стоящий рядом удобный клинэ хранил следы частого использования. Его сильно продавленная поверхность была не менее протерта. Красный бархат обивки ложа сочетался с цветами вазы и столика. Наверное, это единственное, что отвечало относительной гармонии в окружающем пространстве. В центре спальни резко выделалась массивная кровать с шелковым бельем того же цвета, что и стены. Высокий балдахин с основой из небольших резных колонн полностью накрывал спальное место, заботливо укрывая своего обитателя.
Легкое шуршание изредка нарушало застоявшуюся тишину, оповещая о том, что спящий в очередной раз повернулся и тяжело вздохнул. Господин Бидд-ин-рой Эндшду отдыхал от тяжелого дня, проведенного накануне. Голова сильно болела. Чрезмерное количество выпитого и съеденного напоминало о том, что человеческое тело, так любезно принявшее его сущность, уже не справлялось с ежедневной нагрузкой.
Влияние Эншду на Марсе заключалось не только в богатстве. Будучи владельцем одной из самых популярных сетей общепита, он снискал неподдельную любовь народа. А главное – его благосклонность. Проделав длинный путь с самых низов, он вполне заслуженно получил статус Высшего. В большинстве своем, главной движущей силой его успеха стало не столько завидное упрямство в достижении собственной цели, сколько врожденный талант и полная поддержка существующей власти. Просидев пару человеческих жизней в клонах-болванках, неконфликтный, честно отдающий больше половины своего заработка в качестве налога за существование, Бидд-ин-рой доказал свою полную состоятельность. Немногие Низшие способны были удержаться в дарованных им телах больше одной жизни, при этом не поддавшись разрушительному влиянию своей природы. Бинн-ин-рой смог. Более того, блестящий повар получил квоту на развитие собственного бизнеса, после чего был обречен на успех. Чувствуя потребности людей, он давал им то, чего они так сильно жаждали. В своей стихии мужчина никогда не делал ошибок, заранее предугадывая даже то, что понравится населению в грядущие годы. Где в первую очередь необходимо запускать новый продукт, а главное – когда. Ибо Эншду знал толк в чревоугодии и, несомненно, с полной уверенностью можно было сказать, что жил им.
Как и многие Высшие, мужчина отличался от основной массы Теней некоторым сентиментальным отношением к истории. К тем временам, когда помнил себя человеком, и имел возможность воспринимать жизнь со всей ее непосредственностью. Тоска по ушедшему неизменно выливалась в нынешнем, физическом существовании. Господин Эншду старался окружить себя вещами, возвращающими его во времена молодости. Иногда он часами сидел в своих пышных комнатах, в равной степени предаваясь сладким воспоминаниям и возлиянию. Конечно же, золото, использовавшееся в отделке, уже не считалось самым дорогим материалом из существующих. Однако, тысячи лет назад, на Земле, оно ценилось гораздо больше.
В очередной раз тяжело вздохнув, мужчина попытался подняться. Гнилая отрыжка вырвалась из нутра. За ней пришло неприятное ощущение изжоги. Грузное, тучное тело никак не хотело сгибаться, а второй подбородок мешал привести голову в привычное положение. Нащупав кнопку на браслете пухлого запястья, Эншду снова плюхнулся в мягкие шелковые подушки и протяжно застонал. Резко включенный свет только усилил недовольство. Впрочем, как и страдания. Даже плотно зажмуренные глаза не спасли от резкого перепада освещения. Искусственные зрительные элементы под воздействием его сущности в очередной раз вышли из строя. Тонкая линза на зрачке теперь только мешала, создавая сильный дискомфорт. Вообще, этот факт весьма удручал. В последнее время приходилось слишком часто менять импланты и постоянно проверять их дееспособность. К тому же, частая их замена изнашивала тело и без того быстро приходившее в негодность.
В комнату вошло несколько человек, неся высоко над собой широкие кованные подносы, заставленные кувшинами с вином и ароматными фруктами. Эншду не любил с утра тяжелой пищи. Вслед за слугами вплыла меленькая фигурка в черном плаще с красной шелковой подкладкой. Она терпеливо ждала, пока персонал приводил хозяина в чувство.
Несколько нейтрализующих токсины инъекций, парочка расщепителей внутрикишечных масс и добротное обезболивающее сделали свое дело. Такой арсенал и мертвого мог поднять, а Эншду, несомненно, был еще жив. И даже относительно здоров.
– Доброе утро, господин, – довольно холодно, но несколько раболепно проверещала Виннербау Аст.
Глубокий, полный почтения книксен заставил худые коленки почти коснуться пола. В это время мужчине наконец-то удалось сесть посреди кровати, сложив тучное тело пополам. При этом оно превратилось в нечто шарообразное, похожее на огромную, мясистую гусеницу. Опухшие заспанные глаза рассеянно пробежались по комнате, пока не поймали в поле зрения девушку. На гладких полных щеках отпечатались складки постельного белья. Некогда густая шевелюра теперь взъерошилась, вздыбившись смешными клочками.
– Ох… дорогуша… – промямлил писклявым голоском глава корпорации общественного питания «БахусБонгуст».
Понемногу ему становилось лучше, и даже проснулся еще минуту назад казавшейся невозможным аппетит. Только возникла проблема, которую мужчина сам уж никак не мог решить. Слуги, привыкшие уже за годы службы к нуждам хозяина, помогли подняться рыхлому, тяжелому телу. Они осторожно отвели господина Эншду в уборную, где тот мог сделать все свои насущные дела. Лекарства подействовали слишком уж хорошо. Немощное человеческое тело, неспособное удержать в себе все лишнее, старалось избавиться от него как можно скорее.
Пока хозяин отсутствовал, Виннербау не сдвинулась с места. Терпкий аромат эфирных масел от стоящего неподалеку лекифа приятно щекотал вздернутый носик.
Вернувшись с непродолжительного похода, Эншду все же накинул на голое тело длинный белый халат с меховой обивкой. А после, не без помощи слуг, угнездился в большом мягком кресле рядом с кроватью.
– Что там у тебя? – с хрипотцой пропищал Эншду.
– Завтра выходит срок сорокадневной форы. Отдать приказ на изъятие тел? – с горделивым видом спросила девушка, самодовольно приподняв уголки рта.
– Ох, наконец-то, – выдохнул Эншду, будто испытав великое облегчение. – Конечно, дорогуша. А как иначе? Я так устал в этом теле… Мне нужно что-нибудь получше.
Подскочивший юноша поспешил налить вина в хрустальный бокал, отороченный рубиновыми вставками. Полная рука раздраженно затрясла его, давая понять, что лить уже достаточно и пора дать хозяину сделать, наконец, долгожданный глоток. Пухлые губки нетерпеливо вытянулись навстречу подносимому все ближе фужеру, будто стремясь сократить мгновения, отделяющие от долгожданного удовольствия. Отпив немного, Эншду блаженно прикрыл глаза и улыбнулся. Маленькие губки раздвинули округлые щеки, сделав лицо детским.
– Кого бы вы предпочли? – с вежливой мягкостью осведомилась Аст.
– Ох… Мальчика я уже пообещал в качестве оплаты в одной очень важной для меня сделке… Азари лично дала на него добро. А остальные… Ах… Есть окончательный отчет по метаболизму?
– Браслеты дали достаточно информации, – учтиво ответила помощница. – Баргет Скайни подходит больше всего. Он хоть и не спортивен, но…
– «Не в коня корм»? – застыл на мгновение в заинтересованной позе Эншду, выжидательно посмотрев на девушку.
– Да.
– Это хорошо. Люблю таких… Медленно толстеют, – маленькая ягодка винограда, оторванная с некоторой небрежностью, быстро отправилась в рот. – А эта… как там ее?
– Ашера Гловшессинг. Спортивна, стройна, тренирована. Однако, вследствие генетических особенностей при смене образа жизни склонна к набору веса.
– Жаль… Хорошее тело. Что там дальше? – закинув очередную виноградинку в рот, хозяин теперь вожделенно рассматривал сочную клубнику.
Однако, подумав, поймал себя на мысли, что от нее снова может разыграться изжога. От подобной досады лицо недовольно скривилось в обиженной гримасе: так быть не должно! Нужно срочно менять тело.
– Данные девочки, согласно закону о возрастных ограничениях на вселение, не разглашаются. Что касается необраслеченной Медеи Пинглин, то, согласно сведениям, полученным нами из центрального госпиталя Арсии, она так же имеет быстрый метаболизм. Накопление жировых отложений на бедрах в незначительных количествах, – четко и быстро докладывала маленькая Виннербау. – Правда, есть маленькая загвоздка…
Маленькие ботиночки с цокающими каблучками помялись на одном месте, незаметно всколыхнув своими движениями полы черного плаща. Нерешительность девушки угадывалась без всякого труда, которую она, впрочем, удачно преодолела. Сразу после того, как поймала на себе недовольный, нетерпеливый и не в меру заспанный взгляд:
– У нее отмечается сопротивляемость. Правда, нестабильная.
– Это как?
– Ну… то появляется, то нет.
– Странно… Такое разве бывает?
– Не знаю. Выясню…
Глубоко, неожиданно безразлично вздохнув, Эншду махнул пухлой рукой и широко зевнул:
– Порченым товаром пусть занимаются другие. Дай знать, если что-то изменится.
– Я прослежу за этим, господин.
Эншду поперхнулся виноградиной и закашлялся.
Горничный снова подскочил, но пухлая рука жестом остановила его, давая понять, что все в порядке и в помощи он не нуждается.
– Ну что ж, придется брать парнишу. Мне нравится. Забирайте и тащите его сюда, – голос магната, несмотря на писклявость, прозвучал твердо. – Ох… Моя очередь на вселение подошла еще дня три назад. Я не хочу заставлять Великую Мать ждать больше положенного.
Снова взмахнув рукой, Эншду на этот раз намекал, что желает остаться один.
Слуги молчаливой вереницей покинули спальню. Виннербау же, несмотря на приказ хозяина, не шелохнулась. Некоторое время она робко мялась на месте, пока не поймала на себе вопросительный, раздраженный взгляд.
– Господин… – тихо проверещала она.
– Что еще?
– Сегодня тот самый день. Не думаю, что такое событие возможно пропустить, – почему-то присела в книксене Виннербау, хотя еще не собиралась уходить.
Мгновение задумчивости принесло разочарование. Утро, обещающее пройти в спокойствии и сладостном завтраке, тут же растворилось на горизонте надежд.
– Ну вот… Совсем вылетело из головы, – захныкал Бидд-ин-рой Эндшду и с тяжким трудом начал подниматься с кресла. – Ох уж эти показательные казни. Как не хочется никуда идти…
Однако, необходимо было собираться. Народ требовал хлеба и зрелищ. Сегодня Низшим лишний раз должны были напомнить, кто в этом мире самый главный. И как следует себя вести. А, если быть точным, как вести себя не следует.
Залбатан слыл оплотом пафоса. Располагался он на берегу залива Арес, недалеко от холмистой Жемчужной земли. Чуть ближе к северо-западу. Населяла город исключительно элита и приближенная к ней знать. Все Высшие жили, в основном, тут. Именно сюда стекались все ресурсы планеты, делая его бриллиантом с дорогой огранкой. Величественные здания, даже близко не напоминающие Марсианские высотки, имели индивидуальный дизайн, играющий солнечными лучами, словно искусный фокусник. Черный мрамор исключительного качества, танцующие фонтаны, хрустальные аллеи – все это давно стало неотъемлемой частью облика города. Залбатан был не так велик, как Арсия или Фарсида, но размер являлся далеко не главным его достоинством. Никаких неоновых трущоб и рабочих кварталов тут не наблюдалось и в помине. Цельный, законченный ансамбль, высеченный из камня, возвысился над всеми остальными мегаполисами Марса. Без безобразных последствий для облика вследствие повседневной жизни обычного гражданина.
Закрытый город не часто открывался для гостей извне, и уж точно на его территории не допускалось нахождение черни. Некогда задетые за живое, Высшие создали свой Олимп и всячески старались переплюнуть негласного конкурента по уровню роскоши и статуса. Старались настолько, что, порою, возникало стойкое ощущение нездорового перебора. Там, где следовало бы остановиться, бесцеремонно пересекались любые границы. От этого страдала не только архитектура, но и мода. Вычурность, пафос и самовозвеличивание жителей этого города одних забавляла, других вдохновляла и вызывала зависть, а некоторых и вовсе раздражала. Однако, как бы далеко не заходило самовыражение элит, культура их все равно широкими шагами шла в массы. Высшим подражали. Их обожали и копировали, на них хотели быть похожими. Многие жаждали прикоснуться к чему-то большему, чем они сами. К исключительной роскоши и привилегированному статусу, блиставшему гораздо ярче, нежели отблески замкнутой богемы Олимпа.
К обширной площади около высокого, выложенного из мрамора здания съезжались дорогие гости. Готические пики замка вовсе не вызывали ощущения мрачности или гнетущей атмосферы. Скорее, они казались изящной в исполнении деталью, дополняющей общий колорит. Сама постройка, выполненная в бежевых тонах с легким вкраплением серой дымки, одна из немногих притягивала взгляд светлым обликом. Особенно в общей величественной монотонности города. И, отчасти, поэтому сильно выделялась на фоне остальных. На широкой лестнице, ведущей к центральным вратам, лежал огромный ковер из красного бархата. Обшитый золотыми нитями, он провожал новоприбывших от самых первых ступеней до массивной резной двери и простирался по всему периметру большой площади. Словно малая река алой крови, ткань текла по краю каменной округлости, требуя пройти по своим водам до того, как разрешит войти в царственное здание.
Дорожка отделяла и парк, поглотивший площадь практически наполовину. Заставленный хрустальными статуями, застывшими в пугающе естественных движениях, он вносил нотки молчаливости в нарастающем вокруг гвалте прибывающих звезд. Прозрачные статуи играли светом, проходящим сквозь них, причудливо преломляя и отражая падающие лучи. В определенное время суток игра эта менялась, словно снова заставляя жить безмолвные тела.
К тем, кто уже продвигался по красной дорожке, Фальх присоединиться не спешил. Мужчина предпочел прийти последним, зная, что от него требуется лишь физическое присутствие. Впрочем, как и от остальных. Важность нахождения на подобных мероприятиях ограничивалась лишь отдачей некой дани уважения главе государства и тем самым поддержке ее же авторитета. После официальной части, как обычно, последует бурная вечеринка за закрытыми дверьми. Которая, по обыкновению, все равно окончится какой-нибудь вакханалией. Высшие Тени хоть и обладали интеллектом, значительно большим, чем у обычных, вечно жаждущих монстров, но все же любили иногда поддаться своей истинной сущности. И нередко организовывали для этого все условия. Только условия эти, словно тога-претекста, подбивалась пурпурной каймой. К тому времени ученый планировал покинуть докучливое место. Он знал, что после церемонии Азари будет не до развлечений, и в поле ее зрения уж точно попасть не хотел.
Подняв голову, Фальх встал посреди парка. Металл и песок подавляли. Редкие растения казались, скорее, упущением садовника, нежели выращенными намеренно. Многим Высшим растительность мешала, их стихия заключалась, как правило, в пустыне и камне. Редкие цветы встречались здесь исключительно для того, чтобы подчеркнуть противоречивость ансамбля. Посреди этого неоднозначного зрелища на каменном постаменте возвышалась фигура красивой женщины, застывшей в хрустале. Она сидела в длинном платье и расчесывала свои густые волосы. Немного склонив голову, она с нежностью смотрела куда-то в сторону. От хрусталя веяло спокойствием.
«Интересно, как им это удалось?» – подумал Фальх.
– Тонкая работа. Гибернация с сохранением отпечатка, – будто отвечая на не заданный вопрос, прозвучал голос за спиной.
– Я так и подумал, – улыбнулся ученый. – Просто интересно, как получилось уловить такой момент.
– Ну, хорошие специалисты есть везде, – встал рядом с ученым пожилой полноватый мужчина в дорогом костюме. Он был ниже собеседника на голову, но выпирающий вперед плотный аккуратный живот с галстуком сверху придавал ему немного солидности.
– Это правда, что в последнее время напряжение нарастает? – не отводя от статуи глаз, сменил тему Фальх.
– Оно всегда нарастает, – с некоей долей равнодушия ответил собеседник. – Мы все держим под контролем. Равновесие – это наша работа.
– Понимаю, – согласно кивнул Фальх. – Просто… странное предчувствие.
– Не волнуйтесь, господин Диттэ, – спокойным взглядом посмотрел на собеседника Эснеф Вэйдиант, министр обороны ДИМ. – Беспокоиться совершенно не о чем. Во всяком случае, в ближайший десяток лет.
Собеседники, вяло беседуя на отвлеченные темы, еще некоторое время постояли около статуи, искрящейся в лучах начинающегося заката. Затем все же решили влиться в плотный поток алой реки, покинув единственное относительно тихое место.
Город Залбатан никогда не делал поблажек для черни. Все Низшие, когда-либо ступавшие на эту территорию, подлежали уничтожению. Кроме элиты тут проживал лишь обслуживающий персонал, имеющий индивидуальные метки, и не являющийся Тенями. Вся до единого прислуга набиралась из людей. И в этот день никто не собирался делать исключений. Низшие ступили на территорию Высших только для того, чтобы умереть. Для этих целей здесь построили специальную площадь, по каменной поверхности которой проходили глубокие борозды. Они заполнялись сразу после того, как с плеч очередного должника слетала голова. В чем действительно не было недостатка никогда – это в крови. Она текла по светлому камню, заполняя извилистые ниши. В результате вырисовывалась стройная четкая картина с высоты птичьего полета: оборотная сторона улыбающегося двуликого Януса. К этому времени, словно суетливые птички, в небе уже роились камеры, знаменуя торжество справедливости.
Лучшие места, расположенные по окружности площади перед красной дорожкой, распределялись исключительно в соответствии статусу. Дамы и господа чинно проходили к своим ложам, совершая извечный казус, связанный с затаптыванием ног. Женщины на мероприятия подобного уровня одевали длинные изысканные платья в пол, пестрящие мелкими блестками. При этом приходилось все время придерживать подол, дабы не случилось конфуза, который наблюдали в прошлом году с мадам Лаввет. Этот случай еще долго, со смаком обсуждался в высших кругах. Правда, саму леди это никак не трогало. Ибо Лаввет всегда точно знала, что грудь у нее что надо. Мужчины не жалели средств на своих дам в преддверии показательных казней, украшая их с ног до головы дорогими побрякушками. Каждый стремился перещеголять соседа, бравурно доказывая окружающим, что он в этом мире надолго. Что никогда не окажется там, на эшафоте, и всегда будет сидеть здесь, в первых рядах.
В центре огромной площади располагался помост, на одной стороне которого высилась массивная трибуна. А на другой – изящная гильотина. Однако, мероприятие в ее участии не нуждалось. Зрители, успевшие устроиться на своих местах, с интересом изучали программки, любезно предоставленные им организаторами. Кто-то откровенно скучал. Многие переглядывались, стараясь отыскать знакомых. Заодно проверялось, кто именно в этом году удостоился большей привилегии, а кто сместился назад в сложной иерархии. Женщины о чем-то оживленно болтали, перемывая косточки общим знакомым.
Сидя с краю, в первом ряду, Фальх бегло окинул взглядом присутствующих. Шеренгу из удобных кресел занимали в подавляющем большинстве Высшие, практически полностью вытеснив людей. Занимать одно из главных мест вместе с ученым удостоилась разве что Цинтафа Айли, министр образования ДИМ. Миловидная женщина лет сорока в голубом облегающем платье и высокой прической склонилась к своему собеседнику, слегка улыбаясь. Собеседник что-то верещал ей с совершенно серьезным видом, временами отвлекаясь на прелести мимо проходящих дам. Высокий статный мужчина с идеальными чертами лица в строгом черном костюме являлся никем иным, как Цафриаксом Мардкором – обладателем крупнейшей сети борделей от низин каньона Мелас и до самой высокой точки горы Арсия. Какие превратности судьбы заставили ответственных за посадку дорогих гостей свести эти две совершенно разные личности вместе, для Фальха осталось загадкой. В конце концов, было бы логичней, если бы вместо сутенера мирового масштаба, как величал ученый Мардкора, посадили бы его. Как минимум, с Цинтафой у них бы нашлась парочка общих тем для разговора.
Камеры настроились, зависнув в готовности начать трансляцию. Огромный голографический экран под бархатный тембр диктора уже демонстрировал красочную заставку. Одна и та же информация торжественно подавалась из года в год, как неизменный ритуал перед началом самого шоу. Менялись только фамилии особо приглашенных. Впрочем, это и был самый интригующий момент. В эту секунду все узнавали, в какую сторону качнулся маятник благосклонности Азари. Бодрый голос перечислял всех приглашенных, особо уделяя внимание красоте внизу сидящих благородных дам. Камеры снимали их крупные планы, чтобы люди вне избранного круга могли ориентироваться на эталоны красоты, воочию наблюдая примеры будущих модных трендов. Лучезарные улыбки и томные взгляды кружили голову далекой толпе. Женщины, в свою очередь, не упускали случая послать воздушный поцелуй и кокетливо помахать в камеру. Губы бесшумно двигались, и по ним без труда читались банальные фразочки, наподобие: «Люблю вас!». Роскошные дамочки подмигивали нереально длинными ресницами. Словно маленькие опахала, они меняли свой цвет несколько раз в минуту, впрочем, как и цвет радужек глаз.
Стройные, облаченные в белоснежные чулки ноги лежали на подлокотнике большого кресла с мягкой фиолетовой обивкой. Азари лежала поперек, используя мебель совсем не так, как следовало бы. Прямая спина с узкой талией упиралась во второй подлокотник. Взгляд женщины устремился на острые носки туфель цвета спелой черешни. Смявшийся шлейф того же цвета платья выбивался из-под красивой фигуры, падая на паркетный пол и растекаясь огромной каплей запекшейся крови. Королева о чем-то думала. Заставляла пребывать в нерешительности собственного помощника, с полчаса стоявшего рядом. Невысокий, плотный мужичонка в аккуратном темно-зеленом костюмчике уже несколько раз проверил сценарий церемонии и теперь не знал, чем заняться. Он рассматривал уже и без того знакомую комнату с высокими потолками и такими же высокими сводчатыми окнами. Широкая левитирующая кровать с белой подсветкой, черные стены с золотыми цветами, массивный стол с резными ножками – все было привычно. Не смел личный секретарь взглянуть разве что на широкий камин, расположенный в центре дальней стены, ровно напротив окон. Пилястры его, выполненные в виде двух змей, переплетались между собой. Белые и абсолютно гладкие, они, извиваясь, аккуратно подпирали фриз, плавно переходящий в полку из черного мрамора. Если приглядеться, то становились заметны две пары красных глаз из сверкающих рубинов. Несомненно, самых что ни на есть настоящих. Складывалось впечатление, что оба гада могут в любой момент ожить и впиться тебе в глотку. А их гибкие тела наполнены ядом не меньше, чем тело хозяйки. Вполне возможно, так оно и было. Искусственные интеллекты подобного уровня не запрещались.
Очень давно, сразу после третьей колонизации большинство развитый искусственных интеллектов были запрещены. Остались только стационарные механизмы, защищенные троекратно усиленным щитом и кое-какие примитивные роботы. Остальные ДИМ во главе с Азари посчитала слишком опасными. Многие Тени вызывали замыкания и непредсказуемые реакции роботов. Кто-то меньше, кто-то очень сильно. Проблему решить так и не удалось, ибо свойство своей сущности ни Низшие, ни Высшие изменить не могли.
– Наше отделение по контролю за Низшими уже явилось? – вдруг нарушила долгую паузу женщина.
– Конечно. Они прибыли первыми, – радостно ответил мужчина, не смея скрыть облегченной улыбки.
Откинув голову, Азари посмотрела в зеркальный потолок. Оголенные округлые плечи скрывались в бордовой ткани. Жемчужная грудь монотонно вздымалась. Белые чулки контрастировали с платьем, но ненадолго. Королева знала, что скоро на них появятся капли крови. Белый перестанет быть белым.
– А храмовники? – спокойно спросила она, все еще не выйдя из получасового умиротворения.
Секретарь замялся. Открыл рот, но потом вдруг нахмурился и сжал губы.
– Как обычно, вежливо отказали?
– Да, госпожа.
– Говори прямо, что сказали, – голос Азари чуть затвердел, но все еще не разорвал пелены спокойствия.
Мужчина, не открывая рта, закатил глаза и посмотрел вверх. Туда, где отражалась его лысая, блестящая голова.
– Ну… – протянул он. – Сказали, чтобы вы засунули в жопу свои приглашения и шли на… хм… эм… куда подальше со своими спектаклями.
– В этом году они очень учтивы, – удовлетворенно улыбнулась женщина.
– Эээ… Да… – хотел было тоже улыбнуться мужичонка, но не совсем понял, насмехается Азари или уже начала гневаться.
Чтобы хоть как-то смягчить обстановку, он решил сменить тему:
– Жнец тоже прибыл, если…
– Не будет никакого «если», – сузив глаза вдруг перебила женщина и резко встала с кресла.
Жестом руки она дала понять, что желает остаться одна.
Мягко шелестя шлейфом длинной юбки, Азари подошла к окну. Оперлась длинными белыми ручками о мраморный подоконник и взглянула вниз. Туда, где на площади собиралась толпа лучших из лучших. Тех, кого сама сделала такими. Она смотрела на свою свиту, которую ненавидела. На сборище Теней, обеспечивающих ей ту жизнь, о которой мечтала слишком долго, чтобы теперь все потерять. В этот сол, случающийся один раз в Марсианский год, Великая Мать всегда стояла у этого самого окна и вспоминала. Вспоминала почему и каким образом получилось то, что получилось и как сделать так, чтобы это длилось вечно. Сегодняшний день не стал исключением.
Что она помнила о своем мире? Что помнили о том мире все те, которым удалось-таки из него сбежать? Те, что готовы были заплатить любую цену, лишь бы не возвращаться обратно? Процесс перехода зачастую стирал воспоминания, обращая их в прах. Оставался лишь панический ужас и непреодолимое желание остаться в новой, гораздо дружелюбной действительности. Лишь единицы помнили прошлое, и даже то как попали в место, которое можно назвать любым непотребным словом, но только не домом. Помнила и Азари. Она точно знала, что та клоака, вместившая в себя миллионы, если не миллиарды различных существ, имела гораздо более сложную структуру, чем Марс. Это был непростой, многоуровневый мир, тяжело поддающейся описанию в новой трехмерной реальности. Мир-ловушка, куда попадали глупые и не очень существа со всех возможных миров. Тюрьма, где одни пожирали других и каждый был сам за себя в условиях, и близко не похожих на комфортные. Пространственный провал? Ошибка, собравшая в себе незадачливых бедолаг? В любом случае, многим Азари дала второй шанс. Не потому, что жалела товарищей по несчастью. Потому, что они являлись гарантами ее собственной безопасности. Привнеся частичку того мира в новый, она создала свою империю на крови. Потому как считала, и не безосновательно, что все великие империи так и строятся.
Оказавшись в этом мире, Азари десятки лет дремала в катакомбах планеты, отдыхая от боли, тоски и кошмаров прошлого. Даже будучи невообразимо голодной, она набиралась сил. Сторонилась храмовников и искала возможности закрепиться. После встречи с Фальхом изменилось все. Амбициозный, фанатичный до новых знаний ученый открыл ей дверь к мечте. Вместе они выяснили, что большинство пришлых существ иного мира – лишь голодные звери, жаждущие прямого удовлетворения собственных потребностей. Многие не воспринимали иных понятий, кроме поедания и размножения. Фальха это расстраивало, Азари же не удивляло. Тем не менее, женщина подбадривала своего спасителя, призывая не опускать руки. Объясняя тем, что мир, где она жила – огромен, и они просто не там ищут. И это оказалось правдой. Найдя то, что искали, таинственные соратники столкнулись с проблемой посложнее, чем просто поиск мыслящих форм. Когда-то Фальх работал с храмовниками и точно знал, что большинство проявленных существ не выдерживают новых условий и погибают в течении нескольких дней. Если непроявленные или частично проявленные пришельцы существовали в сразу двух мирах, цепляясь за тонкую связь, соединяющую их со своим «домом», то полностью проявленные существа отрывались от него, становясь уязвимыми и абсолютно нежизнеспособными в этой реальности. Погибая физически, их сущности вновь теряли связь с окружающим, безвозвратно проваливаясь в свой мир. Фальх связывал это со значительным перепадом фаз. В этом и заключалась одна из уникальных способностей Проявителей – делать видимыми пробравшихся на Марс пришельцев, облекая их в уязвимую, чувствительную к планетарным условиям оболочку.
Однако, опыт Азари сразу расставил все на свои места и подал единственную на все времена разумную идею. Необходимость в проявлении отпала. Более того, связь была возможна только в непроявленных фазах. Явившись с теле хрупкой девушки с блестящими карими глазами, женщина показала один из своих самых выдающихся талантов, вступив в симбиоз с человеком, захватив его сознание. Уникальна, велика и прекрасна. Азари доказала, что тело человека – идеальный носитель, позволяющий жить двум существам в одном теле. Мыслить, дышать и наслаждаться всеми его благами. Правда то, что сознание изначального носителя со временем угасало безвозвратно, умолчала.
Ослепленный осознанием происходящего, Фальх оправдывал свои жертвы необходимыми для человечества открытиями. Он помог способности Азари обрести свое оконченное звучание. И горько пожалел об этом. Со временем он понял две вещи: не все открытия столь уж необходимы и то, что Азари скрывала гораздо больше своих талантов, чем он подозревал. Иногда, пребывая в меланхолии, королева убеждала мужчину, что могло быть гораздо хуже, и человеческой цивилизации еще крупно повезло. В основном в том, что женщина хотела построить мир, насыщенный материальными благами, красивыми телами и безграничной властью. Что вместо нее мог оказаться безумный тиран, оставивший после себя каменистую пустыню или нечто наподобие того, что произошло с погибшей материнской планетой. Женщина же имела натуру рассудительную и четко осознающую собственные желания и стремления. С нее было достаточно ужаса, голода и лишений. Она не хотела превратить Марс в точную копию тюрьмы, из которой вырвалась. Хотя, если признаться, до конца ей это все же не удалось.
Становление нового общества оказалось кровавым, ультимативным и безвыходным. Все же пришлые – не люди, и контролировать существ, раздираемых собственными внутренними противоречиями, поначалу оказалось очень трудно. При многих своих талантах Азари не имела самого главного – возможности изгонять неугодных переселенцев обратно. Неугодным, к слову, он становился именно тогда, когда влезал в долги и переставал выплачивать больше половины своего дохода в качестве налога за собственное существование. Низшие содержали Высших. Азари симпатизировала экономическая модель, в которой рабская эксплуатация не встречала сопротивления. Учитывая, что недовольные легко заменялись на бесконечное число благосклонных, согласных на любые условия. Малейшее сопротивление подавлялось, согласие – поощрялось. Относилось это не только к Низшим. Люди не получали каких-то особых привилегий, рискуя и вовсе сгинуть в пучине геноцида со стороны новой, пришлой цивилизации. К счастью, Азари не ставила себе целью полное уничтожение людей. Более того, в какой-то степени панически этого боялась. Человек оказался тем самым источником благ, позволившим планете процветать. Королева прекрасно отдавала себе отчет в том, что стереть с лица Марса человека – означало остаться одной среди полчищ себе подобных, без единого шанса на светлое будущее.
Тогда, двести пятьдесят лет назад она воспользовалась свирепостью тысяч непроявленных существ, уже оказавшихся на планете. И еще тысячи привела через телепорты, добытые Фальхом для исследований. Ей повезло, что при второй волне колонизации храмовников на планету прибыло не так много. Что они, в большинстве своем, остались на погибающей планете, пытаясь ее спасти. Что правительство колонии Марса на протяжении десятилетий всеми способами тормозило влияние Церкви, пытаясь сохранить свой главенствующий статус. Тогда полярные стороны вынуждены были установить взаимовыгодный союз: Азари не уничтожает человечество с помощью призванных существ, а храмовники с Проявителями помогают ей очищать Марс от неугодного «мусора» из Низших. Со временем соглашение трансформировалось, приняв искаженную, противоестественную гримасу повседневности. Проявителей законодательно обязали работать на Великую Мать, вызвав тем самым вереницу непредсказуемых, удручающих последствий. Так их не стало. И так появились Жнецы. И с тех пор две, на первый взгляд, совершенно разные цивилизации, но все же в чем-то похожие по своей сути, начали совместное существование.
– Пора, – тихо сказала Королева.
Легкая, еле заметная улыбка скользнула по алым губам Азари, когда она увидела, как внизу ведут пару десятков человек со скованными за спиной руками. Их остановили прямо посреди площади формы полной луны. Спиной ко всем собравшимся, лицом – к высокой трибуне, с которой собралась вещать единственная настоящая властительница этого мира.
Белые изящные ручки мягким движением оторвались от поверхности подоконника, стройное тело повернулось проворно и грациозно. Так, что даже окружающий воздух не посмел колыхнуться. Большая лужа запекшейся крови последовала за хозяйкой роскошного платья, не оставив на гладком паркете ни единого следа. Азари вышла из комнаты. Ее ждали все, ибо пришло время казней.
Повелительница эшафота стояла в вихре камер и улыбалась, как никогда. Она чувствовала на себе десятки горящих глаз, умело замаскированных имплантами. Шаг, медленный, вкрадчивый и величественный отсчитывал секунды жизней приговоренных. Азари почти сливалась с красной дорожкой, но точно знала, что это совсем не мешает прожигать ее взглядом. Она чувствовала, что добрая половина собравшихся искренне боится ее, а другая не прочь бы прибрать к рукам ее власть. Не составляло труда ощутить кожей всю силу ненависти, что бушевала в сердцах Высших в этот момент. В этом не было ничего удивительного. Азари уважала это чувство. Особенно когда оно компенсировалось показательной любовью неестественного уровня, сравнимого разве что с силой животного страха перед Королевой.
Заключенных поставили на колени сразу, как только Азари поравнялась с ними. Около каждого стоял представитель Южного Департамента по беглым преступникам. Служащие в черных казенных костюмах с дубинками из противорадиационного щита контролировали каждое движение осужденных. За спинами звякнули наручники. Никто не сопротивлялся. Головы склонились, уставившись в белый камень. Посмотрев свысока на приговоренных, Азари отметила, что Департамент неплохо поработал, чтобы избежать нежелательных казусов во время мероприятия. Синяки лицах, стоящих на коленях, почти не были видны.
Бегло скользнув взглядом поверх голов тех, кого собиралась придать сегодня смерти, Азари молча подняла глаза к присутствующим.
Ненавижу.
Вы хотите моей смерти? Вы получите свою. Хотите, чтобы я потеряла власть? Вы лишитесь богатства и статуса так же быстро, как затухает падающая в небе звезда. Хотите узнать мой секрет? У вас не выйдет это никогда.
Ненавижу.
Резко развернувшись, Великая Мать поднялась на трибуну с широким блестящим помостом. Все еще не говоря ни слова, она наслаждалась тем, что не слышит ни единого звука живого голоса. Только редкий кашель заключенных и пощелкивания окружающих механизмов. Небрежно подняв вверх правую ладонь, женщина подала знак рядом стоящему высокому мужчине в форме. И вновь отметила страх нарушить устоявшуюся тишину, повисший в воздухе. На этот раз он дополнился настороженным вниманием, смешанным с непониманием происходящего.
Все встало на свои места, когда через десяток секунд по рядам пронеслась серия изумленных возгласов.
Прямо сквозь ахнувшую толпу удобно расположившихся благородных зрителей повели еще одного приговоренного, скованного особо тяжелыми кандалами. Все присутствующие, конечно, сразу же его узнали. Неужели? Как такое возможно?
Глава Южного Департамента по беглым преступникам Дерфенс Гвендрог медленно шел, опустив голову. Вымученные шаги еле поддавались контролю. Вокруг мужчины распространялось усталое безразличие. Даже тогда, когда его затаскивали на эшафот, он доставил некоторые неудобства не потому, что сопротивлялся, а потому что у него просто не осталось сил преодолеть несколько ступенек. Военный, конвоировавший генерала, еще пару месяцев назад был его подчиненным. Сейчас он превратился в надзирателя, подгонявшего дубинкой очередного заключенного. Взглянув в глаза Азари, он спокойно кивнул, развернулся и покинул трибуну. Теперь они с Дерфенсом остались вдвоем под пристальным вниманием всей планеты. И те десятки лет, что сотрудничали два пришедших из другого мира существа подошли к концу.
Шок, объявший присутствующих, все не проходил. Подождав еще несколько секунд до момента, когда он достигнет апогея, Азари мягко взошла за трибуну, прошелестев длинной юбкой. Услышал это только Гвендрог. Заодно и почувствовал разъедающую атмосферу, витавшую вокруг Королевы. Словно рядом проползла змея, распрыскивая жгучий яд.
Печально опустив голову, Азари на секунду сделала паузу.
– Наш мир не так прост, – начала она свою речь, вложив в свой тон максимум скорби.
Миллионы взглядов устремились в одну точку, жадно впитывая все, что творилось на трибуне. Никого ни на секунду не смутило, что не было вступительных, приветственных речей. Эта формальная деталь полностью утонула в атмосфере напряженности, повисшей над площадью.
– Никто не может сказать, что будет завтра, но мы точно знаем, что было вчера. Каждый должен сделать из этого вывод, чтобы жить в новом мире в согласии, гармонии и понимании. Я даю жизнь всем вам, моим детям, потому что люблю вас. И мое сердце плачет, когда вы перестаете это понимать, – после неуместно долгой паузы по бархатистой щеке Азари покатилась крупная, прозрачная слеза. – Приводя Теней в эту реальность, я даю гарантии, что не пошатнется равновесие между миром нашим, и миром людей. И как же ранится моя душа, когда приходящие отказываются от своих клятв, предавая свою Мать! Скажите, должно ли быть так?
Поднятая голова и вопрошающие, полные слез глаза требовали немедленного ответа от своих подданных. Сначала по рядам прошлась волна то ли возмущения, то ли тревожных перешептываний. Потом пестрота собравшейся толпы встрепенулась, осознав, что от нее хотят. Сначала единичные, робкие возгласы стали едва улавливаться слухом то с одной стороны площади, то с другой. Затем они переросли в нарастающую волну праведного негодования, преисполненного состраданием к Королеве. Вслед за первой с ресниц, даже не коснувшись кожи Великой Матери, упала вторая слеза. Огромная, красивая и идеально круглая.
– Нет! Так быть не должно! – отчаянно кричали собравшиеся со зрительских мест.
Под бушующий гул камеры крупным планом показали плачущих, благодарных детей, обожающих свою мать. В каждом из них была ее частичка. И каждый из них пришел в этот мир с помощью симбиотических способностей Азари. Она помогла каждой Тени закрепиться в этом мире, и полностью заслужила называться Великой Матерью новой цивилизации.
– Мои милые, драгоценные, незаменимые! – растроганная Азари платком утирала прозрачные слезы, обращаясь не только к присутствующим, но и ко всем тем, кто находился по ту сторону экранов во всех точках планеты.
Стоя на коленях, Дерфенс Гвендрог усмехнулся. Тело его задрожало, и, закашлявшись, он начал давиться черной кровью. Руки, скованные за спиной, мешали двигаться. С трудом прочистив горло, он сплюнул тугой, вязкой жидкостью и с хрипом вдохнул. Правда, никто не заметил незапланированной агонии, ибо все внимание было приковано не к нему. Каким-то внутренним, животным чувством Высшие ощущали, что главное произойдет с минуты на минуту, без долгих официальных речей.
– Сегодня я вынуждена сделать то, чего не хочу всем своим существом. Но это необходимо для блага, прежде всего вас, мои любимые, обожаемые дети! – вскинув руки в сторону Теней, Великая Мать будто стремилась обнять их всех. – Пусть правосудие свершится!
Затем, робко прижав маленькие кулачки к груди, Азари спокойной и твердой походкой покинула трибуну, спустившись прямо на площадь. Туда, где на коленях стояли приговоренные. Их уже развернули к толпе, чтобы Высшие могли взглянуть в глаза заключенных. Личные надсмотрщики, что сопровождали каждого из них, предусмотрительно удалились с площади.
Королева шла медленно, вкладывая в каждый свой шаг то, что недосказала там, наверху. Каждое цоканье меленького алого каблучка наполнялось глубоким смыслом. Сотни пар кровожадных глаз сейчас с опаской наблюдали за ней. Хищники. Они – везде.
Вытянув руку, Азари встала позади одной из заключенных. Светлые волосы со значительно облезшей розовой краской дрожали, как и все худенькое тело, облаченное в серую робу.
Ненавижу.
Началось.
Каждый на планете в очередной раз стал свидетелем того, почему именно эта женщина стала тем, кем стала и почему нельзя было оспорить ее несомненное превосходство. Каждый год наблюдая за процессом казни, никто так и не смог привыкнуть к тому, что происходило в это время на площади. Может быть, потому, что каким-то подсознательным образом представлял среди заключенных себя.
Изящная ручка Азари сдавила не менее изящную шейку стоящей на коленях девушки. Тонкие пальцы легко проникли в горло, разорвав мягкие ткани, артерии и трахею. Девушка затряслась, пытаясь вырваться. Ее затуманенный взгляд с жадностью уперся в небо. Королева не отпускала, удерживая слабеющее тело на весу. Черная кровь брызнула во все стороны и потекла по локтю Великой матери. Все, что происходило с несчастной, с точностью до секунды дублировалось на остальных заключенных, окружающих женщину в платье цвета запекшейся человеческой крови. Все тела, словно тряпичные, повисли в воздухе, влекомые невидимым кукловодом. Кровь из разодранных сосудов текла черными струйками, заполняя ниши Двуликого Януса.
Окинув всех диким, яростным взглядом, Азари не смогла скрыть красные угли, танцующие в ее зрачках. Она и не хотела, ибо и являлась тем самым невидимым кукловодом, что стоял за спинами каждого заключенного и каждого жителя на Марсе.
Спрут, оплетающий планету. Уникальное существо. Единственный гигант на планете. Непроявленный монстр, имеющий бесчисленное количество щупалец, что отрастают, отруби ты их от бесконечно разветвленного тела. Залог выживания в те времена, когда храмовники пытались уничтожить пришельца, прижигая отростки один за другим. И не смогли. Оно появлялось вновь и вновь, наращивало массивное туловище, захватывало тела и пожирало себе подобных.
– Я – везде, – говорила про себя Азари. – Расколи кусок дерева и я там, подними камень и ты найдешь меня, окуни главу свою в Марсианские воды и узришь Великую Мать. Бойся. Ты можешь сделать свой последний вздох.
Затихший Марс наблюдал, как сущности заключенных в симбиотических телах пожираются без остатка, всасываясь в ненасытное, невидимое тело Королевы. Человеческое тело Азари чуть качнулось, когда ее сущность на мгновение покинула границы живой плоти. Прилюдная трапеза проходила открыто, гадко и без прикрас. Только идеальная, невозмутимая фигура в красном платье стояла среди всего этого кошмара, покрывая собственной красотой происходящее.
Черная вязкая кровь в шокирующих, неестественных количествах покидала безжизненные, отработавшие тела, и заполняла лик Двуликого Януса. Она словно стремилась покинуть сосуды, вопреки всем законам физики.
Благородные дамы на VIP местах подобрали ножки в дорогих туфельках. Они боялись запачкать их кровью, переливающейся через переполненные желоба и медленно подступающей к первым рядам. Парящие сверху камеры жадно впитывали зрелище, чтобы сидящие по ту сторону экранов могли в полной мере насладиться кровавым узором, вырисовавшемся в камне.
Подняв голову, Дерфенс Гвендрог понял, что теперь настал его черед. Он наблюдал за тяжелой, грузной походкой возвращающейся Королевы. Смотрел на правую руку, по локоть испачканную в крови и забрызганные ею же белые чулки. Даже на расстоянии нескольких метров чувствовал гнилую, отвратительную отрыжку после тяжелой пищи. Стройная женщина приближалась, а вокруг нее колыхалась еле заметная тучная масса.
Пытаться смотреть поверх округлых плеч, обтянутых шелковой тканью, не имело смысла. Дерфенс прекрасно знал, что увидит десятки раболепных подданных, объятых страхом и ненавистью. Да, несомненно, они боялись. Каждый из них своей мелкой, испорченной душонкой. Все до единого. А он не боялся. Никогда. Потому что привык к войне и смерти. Ему было все равно, умирать или жить, ибо итог всегда сводился к одному и тому же. Единственное, чего он все же жаждал в этот момент – это мести. Возможности, которой, ему, к слову, никто предоставлять не желал. Сама сущность Гвендрога обрекалась навсегда раствориться в сознании спрута, став его неотъемлемой частью.
Медленно шагая к трибуне, Азари почувствовала, что силы ее покидают. Несколько десятков тяжелых сущностей трепыхались в ее упругой утробе, сопротивляясь окончательному перевариванию. Большое количество народа не позволило подтянуть побольше щупалец, чтобы распределить нагрузку на пищеварение более равномерно. Это могло аукнуться рвотой в самый неподходящий момент. Едва Азари представила, как извергает из себя поглощенную пищу на глазах миллионов подданных, а проглоченные сущности сбегают с площади в хаотичном порядке, ее передернуло.
Дойдя нетвердой походкой до трибуны, женщина незаметно нажала что-то на ее поверхности. И, опустив голову, снова пустила слезу. Свое состояние она скрыла маской нестерпимой скорби по невосполнимой утрате. Никто не заметил еле уловимую, и все же полную ликования улыбку Дерфенса, когда тот понял, что его ждет более достойная смерть. Смерть, оставляющая возможность будущей мести. Опущенная голова не поднялась. Длинные волосы сальной челки, испачканной в черной крови, даже не колыхнулись.
Немного помолчав, Азари подняла к своему народу очередной проникновенный взгляд.
– Мне так больно, так плохо. Я слишком люблю вас, чтобы спокойно смотреть на гибель своих детей. Тем не менее, нужно жить дальше, двигаясь вперед. Всеобщее будущее зависит не только от нас. Но и от тех, кто идет рука об руку с Тенями. – с великой, и на этот раз искренней горечью произнесла Великая Мать. – Я говорю о Жнецах. Мне хотелось бы выразить признание, предоставив им совершить заключительное правосудие.
Внутреннее чувство забило тревогу. Азари напряглась, но с места не сдвинулась. Зрители, сидевшие наиболее близко, повставали с мест, сдвигаясь назад. На всякий случай. Королева усмехнулась: трусливые бараны.
Появившись позади трибуны, Жнец старался держаться как можно дальше, в принципе, от всех ближайших тел. Несмотря на то, что протокол предусматривал определенное расстояние, на которое присутствующие отстранялись от источника Пламени, внутренний страх Теней зачастую оказывался сильнее.
Более того, невидимое глазу тело Азари сейчас раздулось и буквально свисало невидимыми слоями с тела-носителя, занимая гораздо больший объем, чем обычно. Жнец приближался. Женщина почувствовала, как под одеждой начала плавиться кожа. Опущенная за трибуну рука, покрывшись волдырями, стала обугливаться. Невидимая плоть напряглась, готовая переходить в проявленную фазу. Приняв величественную позу, Королева шагнула назад, выиграв тем самым пару спасительных метров.
На эшафот взошел мужчина невысокого роста, телосложения, можно сказать, совершенно обычного. Нелепое треугольное лицо казалось немного несимметричным. Многократно сломанный нос таинственным образом имел аккуратную горбинку. Простенькая зеленая футболка и серые штаны выделяли фигуру из пестроты собравшейся толпы своей вопиющей, непростительной серостью. Зажатый в правой руке Сын Преданной магическим образом притягивал взгляды, заставляя ловить каждое движение лезвия с голубыми прожилками щита. Словно свирель заклинателя змей, меч гипнотизировал присутствующих, ввергая в поголовное оцепенение.
Ни один мускул на лице Жнеца не дрогнул, когда по рядам прошлась волна недовольных возгласов, переходящих в непроизвольное шипение. Мужчина знал, что в эту секунду вновь вспыхнула животная, историческая ненависть к таким как он и совершенно этому не удивлялся. Более того, он знал сейчас, о чем думают Высшие: сможет ли он в одиночку убить их всех, если те захотят его растерзать? Высшие ответа не знали, а Жнец знал, что сможет. Но сегодня он поднялся на эшафот не для того, чтобы обменять пару сотен жизней на миллионы человеческих душ, а для того, чтобы получить свои деньги.
Вскинув руку, Азари отдала приказ о начале церемонии. Хотелось, наконец, все закончить и убраться побыстрее от всех этих глаз.
Встав перед заключенным, Жнец посмотрел на опущенную голову:
– Дерфенс Гвендрог, согласно постановлению Обоих сторон Союза, вы являетесь преступником и обвиняетесь в государственной измене. Истекший сорокадневный закон форы дает мне полномочия лишить вас жизни. Все ваше имущество, согласно закону, переходит в распоряжение Высших. Вы изгоняетесь обратно туда, откуда пришли, – спокойно, монотонно и методично отчеканил Жнец, слегка звякнув лезвием меча.
– Я имею право знать имя моего палача, – прохрипел мужчина, вскинув голову и посмотрел горящими, красными глазами в лицо стоящему над ним убийце.
Наступила легкая заминка, заставившая напрячься всех присутствующих. Сжав кулаки, Азари вздохнула так глубоко, что легкие носителя, казалось, готовы были разорваться.
Убрав меч, Жнец обошел генерала. Тот напрягся, ожидая взмаха оружия и своей смерти. Однако, вместо этого почувствовал как разрубаются кандалы, сковывающие его руки за спиной. Испытав облегчение лишь на мгновение, Гвендрог уперся руками о гладкую поверхность эшафота. Вернувшись на свое место, палач вновь посмотрел в глаза приговоренному. Взгляды встретились. Белое Пламя едва танцевало во взгляде Жнеца, сжимавшего в руках оружие. Медленно раздуваясь, оно заставило замерцать кожу наемника.
– Тавель Диендвир, – назвал свое имя Жнец.
Лицо Гвендрога, уже обожженное наполовину, до конца пыталось сохранить невозмутимость. Кожа генерала пошла волдырями. Запахло паленым мясом.
– Назови свое имя, – отдал приказ палач, стараясь удерживать в себе силу, чтобы не убить Гвендрога до того, как пройдет официальная часть.
Громкий хрип, говорящий о безуспешности попыток контролировать связки, вырвался из напряженного, сдавленного горла. Изуродованное лицо обнажило обугленные мышцы и белеющие за ними зубы.
– Маахес, – оскалился Высший. – И я лично приду по твою душу, когда Пламя от тебя отступит.
Облетающая от жара плоть все больше обнажала зубы. Изуродованный оскал так и застыл на лице, потому что Тавель Диендвир в то же мгновение взмахнул мечом, не дав Тени больше сказать ни слова. Отрубленная голова покатилась по ступенькам. Упав, она глухо ударилась о белые камни. За ней пополз плотный, густой дым, уходящий вглубь Марса. Сын Преданной в очередной раз омыл себя черной кровью, капли которой стекали по холодному лезвию.
Глава 19. Крайние меры
Прошло больше двенадцати часов, как Медея заснула крепким, глубоким сном. Интенсивные занятия и практически круглосуточная зубрежка под транквилизаторами окончательно ее доконала. Девушка слишком рьяно взялась за поставленную задачу и не рассчитала силы. Накануне она упала в обморок прямо во время практики. После этого события руководящий состав, отвечающий за обучение нелегалов, изъял у Медеи все транквилизаторы и запретил УНС. По этому поводу Ашера отпустила пару язвительных шуток, но, благо, девушка их не услышала. Сейчас темнокожая бестия стояла прямо над высоким бугром из толстого одеяла и подушек, раздумывая, как бы разбудить зубрилу.
– Вставай, тихоня. Сегодня тот самый день.
– Я знаю, Аши. Прости, что сорвала детям сюрприз, – послышался сонный, немного виноватый голос.
Медея уже не спала. Правда, и не спешила покидать оплот спокойствия. Казалось, она заняла твердую позицию, обороняясь от вспыльчивого характера Ашеры.
– Нашла, о чем думать. Вставай. Сама себя не переботанишь, – с неожиданным задором произнесла Ашера и рывком лишила Медею единственной защиты в виде одеяла.
Взору предстало взъерошенное, сонное существо с огромными мешками под глазами. Длинная футболка доставала до острых коленок. На голове поселился неуправляемый хаос.
Настал день, который подводил к концу закон сорокадневный форы. Еще накануне вся тройка в виде Баргета, Медеи и Ашеры решили сделать сюрприз детям по поводу их совместного дня рождения. Дата являлась примерной, но никто не хотел откладывать празднество по известным всем причинам. К сожалению, оно было сорвано недомоганием Медеи, а без нее дети вряд ли бы почувствовали себя счастливыми. Поэтому было решено отмечать в последний день, когда ребята еще могли побыть все вместе.
Комната была небольшой. Стеклянные, немного тонированные стены казались чуть матовыми. Очень светлое помещение беспрепятственно пропускало солнечные лучи, поэтому внутри становилось даже жарче, чем могло показаться. Фикус в углу напоминал, что учреждение казенное.
– Что, кролики тебе твои снились? – снова рассмеялась Ашера, глядя как девушка пытается установить связь с окружающим миром.
– Снились.
– Много поймала?
– Не много, – пробубнила Медея и начала сползать с дивана.
– Ну, какая ж ты тогда сова?
В этот момент в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел Баргет Скайни с целой кучей мороженного в рожках.
– Половину уже отдал мелким, – посетовал он, споткнувшись о порог. —Прожорливые, ужас!
Глядя под ноги, парень все-таки вошел в комнату, но тут же замер в нерешительности:
– Во дела…
Медея мгновенно выпустила подол наполовину снятой футболки, тут же свалившейся обратно до колен.
– А тебя не учили сначала спрашивать, а потом входить? – недовольно проворчала Ашера и вытолкнула юношу за дверь.
– Стыдоба то какая, – Медея почесала покрытую красной сыпью щеку.
Накануне она снова объелась сладкого и чесалась даже во сне. Что у нее реакция на сахар, она узнала только на Марсе. В детстве подобного не наблюдалось, а корабельные завхозы разрешали выдавать кондитерские изделия только верхним ярусам, да тем бойцам, которые значительно преуспевали на тренировках. Ни к тем, ни к другим девушка не относилась. Временами Эсхекиаль пользовался своим положением и приносил парочку леденцов для приемной дочери, но это случалось крайне редко.
– Да ладно, глупости какие, – сказала Ашера. – Одевайся, все уже готово!
– Я быстро. Только… Прежде чем отправимся, зайдем в одно место. Хочу кое-что показать.
Длинный коридор вел вглубь научного центра. Баргет плелся чуть поодаль от остальных, доедая свою порцию мороженого. Казалось, он скучал. Медея бежала, охваченная каким-то лихорадочным возбуждением. Ашера выглядела спокойной, умело скрывая любопытство.
Проход неожиданно сузился, освещение стало тускловатым. Серые стены и глянцевый пол почти сливались с безликими дверьми, иногда попадавшимися по пути. Глазу было не за что зацепиться. Даже пресловутые фикусы, торчавшие в научном центре на каждом углу, куда-то пропали.
Девушки остановились у одной из простеньких дверей с цифрой «214». Медея воровато оглянулась и, вытащив из кармана какой-то треугольный значок, тут же приложила его к считывателю замка.
– Ты что, украла пропуск? – почти воскликнула Ашера. – Ты с ума сошла!
– Ничего я не крала, – покачала головой Медея. – Тут часто проходит практика. Мне сюда можно.
– Тебе-то можно, а нам?
– А вам нет.
– Дык тебе же попадет!
– Обязательно попадет! Но – потом. А сегодня у нас праздник.
– Девочки, кто-то идет! – предостерег Баргет, догнав обеих и втолкнув внутрь комнаты.
Как только все трое оказались внутри, Ашера издала приглушенный, сдавленный крик.
– Тихо! Это не трупы, – громко прошептала Медея, зажав рот паникерши ладонью.
В большой комнате царил полумрак, рассекаемый робкими солнечными лучами. Они проникали через слегка приоткрытый стеклянный потолок. Наверху по массивным балкам ползли стебли зеленого плюща, иногда свисающего вниз. Все обширное помещение было заставлено простенькими каталками, похожими на хирургические столы. У каждого располагался маленький прибор-диагност и емкость для искусственного питания. Едва улавливалось тихое журчание работающих компьютеров, ежесекундно считывающих данные. Застывшие, скрюченные тела лежали на столах. Многие из них поддерживались с помощью фиксаторов положений. Накрытые одинаковыми серыми простынями, они походили на мертвецов. Даже в плюще, вившемся под потолком, жизни чувствовалось больше, чем в этих нелепо изогнутых статуях. Запрокинутые головы людей смотрели вверх выпученными стеклянными глазами. Раскрытые рты застыли в безмолвном крике.
Не в силах что-то сказать, Ашера замерла на месте. Ее взгляд медленно скользил по шеренгам живых мумий. Только когда Медея углубилась в зал, девушка немного отошла от шока. Последовав прямо за ней, она все же старалась не издавать лишних звуков, будто боясь разбудить окружающих.
– Что ты делаешь? – спросила Ашера, глядя как Медея склонилась над одним из пациентов и поднесла ухо к его рту.
– Прислушиваюсь к их дыханию. Оно такое медленное, еле слышимое. Иногда кажется, что они и вовсе не дышат…
– А на практике-то ты чем тут занимаешься? – с задором спросил Баргет, весело осматривающий тело через пару столов от девушек.
Кажется, ему затея пришлась по вкусу. По крайней мере, сейчас заинтересованности в пареньке чувствовалось больше, чем когда он плелся за ними по коридору.
– Изучаю патологии феномена. Иногда проводим опыты на замедленном метаболизме, – ответила Медея. – Вы слышали про хрустальное забвение?
– Нет. Ничего мы такого не слышали, – строго ответила Ашера. – Мне кажется, нам лучше уйти отсюда.
– Да погоди ты, – возмутился Баргет. – Вечно всем кайф обламываешь!
– Просто кто-то делает глупости, не думая о последствиях.
– Посмотрите в их глаза, – сказала Медея, словно завороженная глядя в одну точку.
Переборов отвращение, Ашера опустила взгляд вниз. Девушку передернуло. В глазах мумии, затянутых мутной пеленой, отражался космос. Тысячи мелких белых точек, закрученных в спираль, казалось, дрожали и плыли куда-то. Только поморгав немного или помотав головой становилось ясно, что это оптический обман. Пятна никуда не двигались.
Медея осторожно положила ладонь на плечо мужчины со вскинутыми над головой руками. Пальцы его были скрючены в неестественном положении, а мышцы просто дубовыми. Казалось, она прикоснулась к дереву.
– На Марсе существует природный феномен, являющийся следствием формирования атмосферы. Называется «Полет Миражей». Говорят, он похож на северное сияние, которое было на Земле. Но… посмотрите на этих людей. Аши, ты могла бы сказать, что сияние могло вызвать подобное?
– Знаешь, не думаю, что я вообще могу сейчас что-то сказать.
– Так интересно, что они видят. Что чувствуют. Говорят, Марс поглотил их. Планета рассказывает им свои истории. Для них эти истории – новый дом. Новая реальность. Не думаю, что это самая плохая смерть. Если это состояние вообще можно так назвать… Иногда я прихожу сюда. Возникает жгучее желание прикоснуться к Марсу. Хоть глазком заглянуть туда, за эту завесу. Порой, мне кажется, я чувствую его… – девушка немного склонила голову на бок, и вновь прислушалась к слабому дыханию человека, лежащего на столе. – Активность мозга у этих людей есть, но крайне слабая. Мыслительные проекции нечеткие. В принципе, они ничего не могут дать. Поэтому невозможно узнать, что творится в их головах. Так жаль…
– А что творится у тебя в голове, Медея? – сдвинула брови Ашера, скрестив руки на груди. – Надеюсь ты понимаешь, что это не нормально?
– Брось, Аши! Если врачи интересуются этими куклами, почему ей нельзя? – в очередной раз заступился за Медею Баргет.
Несмотря на это, девушка как-то поникла.
– Прости, Аши. Я понимаю. Больше не буду заниматься глупостями, – опустила глаза Медея.
– Ты хоть отличаешь глупости от не глупостей-то?
Будучи человеком прямым и, в своем роде, довольно жестким, Ашера старалась всегда держать происходящее под контролем. Считала холодную рассудительность залогом благополучия их всех. И сейчас с прискорбием отмечала, что одна адекватно воспринимает действительность. Ни странности Медеи, помноженные на глупую мечтательность о будущих перспективах, ни жажда жизни Баргета не являлись истинным отражением текущего положения. Она понимала это, как никогда. Потому как с самого детства привыкла смотреть в глаза реальности, и делать все, чтобы эту самую реальность подчинить.
Нахождение среди полуживых-полумертвых начинало угнетать, и хотелось побыстрее убраться из этого странного места. Медея выпрямилась и смутилась, поймав себя на мысли, что на этот раз, возможно, перегнула палку.
– Упс, – послышалось в дальнем углу.
Баргет снова оторвался ото всех и куда-то слинял.
Что-то покатилось по полу, ударившись о ближайшую стену.
– Честное слово, оно само отвалилось!
– Баргет! – возмущенно возопила Ашера, подняв с пола что-то круглое и гладкое. – Устроили тут детский сад! Кто-нибудь кроме меня собирается быть серьезным?!
– Ой, а этот глаз, кажется, стеклянный по-настоящему, – хихикнула Медея, указав на то, что Ашера держала в руке.
Та рефлекторно выпустила гладкий шарик, который не преминул разбиться о пол. Вдруг сработал датчик, отвечающий за контроль изменений в телах подопытных. Безразличный, но бархатный голос назвал номер стола с водруженным на нем мужчиной без стеклянного глаза. Его голова была опущена вниз. Он смотрел на свои иссохшие растопыренные пальцы.
Все трое посетителей, не на шутку испугавшись, выбежали из помещения, даже не подумав замести следы своего пребывания. Только Баргет потом долго, истерично хохотал, вспоминая лицо Ашеры в тот момент, когда она осознала, что у нее в руках.
– Полковник, идите к нам! – весело позвала Ашера, отпив сладкий напиток из одноразового стаканчика.
Колпак на голове девушки смешно покосился, но никто не спешил ей на это указать. Брефф какое-то время сомневался, докуривая в стороне очередной заряд сигареты. Немного помешкав, он все же ее затушил и неспешно зашагал к девушкам. Руки почему-то спрятал в карманы, будто не зная, куда их деть. Усевшись прямо на траве, полковник скрестил ноги и задумчиво взглянул на цифру «7» на вершине торта. Голубой марципан крутыми волнами спускался к его основанию, удерживая на белой пене из взбитых сливок маленькие кораблики. Мужчина совершенно не знал, что ему делать и что говорить.
Национальный парк находился относительно близко от полицейского участка. За ним аккурат раскинулся кажущийся бесконечным лес из секвойи. Местные деревья казались карликовыми по сравнению с исполинами, хоть и находились от них на приличном расстоянии.
Окраина города была не такой людной, как предполагалось поначалу. Горожане спокойно прогуливались, выгуливая нечто, отдаленно напоминающее собак. «О Бел» почти ничем не отличался от сотен земных парков, разве что кое-где валялся мусор. Да не редко встречались лица, явно лишенные основного места жительства. На их лбах были отпечатаны красные татуировки в виде перечеркнутой буквы «C». Эти Тени, а, может быть, и люди, находились в шаге от потери гражданства, а, значит, и от потери собственных жизней. Парочку подобных ребята решили не тревожить, подыскивая приличную полянку для празднества. На той, что пришлась всем по вкусу, тоже расположилась персона, одетая явно не по последнему писку моды. Полковник вежливо попросил его сменить место дислокации, дав пару сотен на чай.
К сожалению, кафе, забронированное заранее, отказалось переносить дату празднества, а иное место в такие короткие сроки найти не удалось. В любом случае, дети все равно не заметили бы разницы, потому как им не с чем было сравнивать.
– Вы не против, если чуть позже к нам присоединится кое-кто? – спросил полковник.
Улыбка на его лице казалась вымученной и не к месту. К тому же, мужчина испытал неловкость оттого, что начал разговор с дел насущных.
– Кто? – поинтересовалась Ашера.
– Мои очень хорошие знакомые.
– Если знакомые, то конечно.
Отрезав большой кусок, Ашера протянула его гостю. Тот неуверенно принял его, поблагодарил и тут же попробовал. Полковник не любил сладкого:
– Спасибо, очень вкусно.
Сзади послышался оглушительный визг. Дети игрались на траве. Избыточное количество сладкого сделало малышню слишком активной. Они начали бушевать так же, как на корабле когда-то. На время забылись все трудности, снова стало беззаботно. Баргет решил принять участие в догонялках, принявшись ловить малявок. И периодически это у него получалось. Глядя на него создавалось впечатление, что и сам он еще не вырос.
– Полковник, можно задать вопрос? – спросила Ашера, поджав губы.
– Спрашивай, – оживился Брефф.
– Конечно, это делать должна не я. Правда, Медди?
Быстро проглотив очередной кусок торта, та напряглась и уставилась на одну из массивных волн. Сделав вид, что ничего не поняла, Медея рефлекторно потянула палец к сливкам. Отчего получила удар по тыльной стороне ладони. Сыпь еще не прошла. Ашера разрешила только один кусочек, и его девушка уже уничтожила.
– Тот Жнец жив или мертв? – спросила Ашера, держа под контролем готовность тихони снова атаковать торт. Которая, впрочем, тут же пропала, едва девушка услышала вопрос.
– Жив, – коротко ответил полковник. – Если б умер, вы узнали бы сразу.
– Травмы серьезные?
– Для обычного человека – да. Но этот оклемается.
– Меня за него накажут? – наконец, робко подала голос Медея.
– Нет, Медея, не накажут. Если бы за каждое увечье во время рейдов наемники шли разбираться, то тягаться бы пришлось с доброй третью планеты. Особенно – с Высшими. Население обвинило бы правительство в потакании Жнецам. Подобного оно старается избегать, поэтому законодательная ответственность накладывается только в случае их смерти.
– И что? Это все? Вопрос закрыт? – не унималась Ашера.
– Думаю, да, – задумчиво ответил Брефф. – Регулирующим органам всегда приходилось не сладко. Я, к примеру, никогда не тратил время на месть.
В повисшей тишине явно чувствовалась некоторая недосказанность. Доедать торт уже не хотелось. Осилив только половину куска, полковник отодвинул его подальше.
– Знаешь, Медея. Ты поступила очень глупо, – доверительно сказал полицейский и улыбнулся, чувствуя напряжение девушки. – Но, я не могу сказать, что не понимаю тебя.
Порой он задавался вопросом, что сам бы сделал на ее месте. Возможно, соблазн поступить аналогичным образом оказался бы слишком велик. Вот только в отличии от землянки, он мешкать бы не стал.
– Фидгерт! Стой! – послышалось где-то позади.
Баргет пытался поймать убегающего ребенка. При этом запнувшись о что-то, потерял равновесие и чуть не упал.
– Я хочу туда! – не останавливаясь, мальчик указал пальчиком на ближайшую рощицу за ограждением. Целеустремленно двигаясь к своей цели, он был слишком быстр.
– Вы его ловите, а я послежу за Анной, – подбежал в конец измотанный Баргет и плюхнулся в траву.
– Поторопитесь, я уйти не могу, – предупредил полковник, снова обеспокоенно оглянувшись.
Девушки вскочили и рванули за Фидгертом.
– Какой резвый, – задыхаясь, прохрипела Медея.
В воздухе повис стойкий запах хвои. Плотный покров из коричневых опилок усыпал все пространство под высокими, толстыми елями.
– Это не он резвый, а ты медленная. Хватит жрать, у тебя морда уже шире жопы, – вдруг оскалилась Ашера. Ребята стали расслабляться, и ей это не нравилось.
Не дожидаясь ответа, она побежала дальше. Медея, согнувшись пополам, уперлась руками в колени. К сожалению, упрек был обоснован. В перерывах между занятиями девушка только и делала, что ела и спала. Ела, к слову, в огромных количествах. Получив доступ к вкусной еде после семилетней голодовки на корабле, она просто не могла остановиться. За полтора месяца она набрала больше семи килограмм. Это помогло избавиться от нездоровой худобы, но в будущем действительно могло стать серьезной проблемой. Малоподвижный образ жизни влиял на выносливость, а набираемый вес – на гибкость и подвижность. Девушка утешала себя только тем, что физическая подготовка ей вряд ли еще пригодится.
Потеряв цель из виду, Ашера остановилась. Вокруг раскинулись густые заросли папоротника, достающего почти до груди. Пробежав чуть дальше, девушка оказалась на развилке протоптанных туристами дорожек. По обе их стороны рос пышный кустарник, украшенный белыми цветами. Таких на Земле не встречалось. Что, в принципе, не удивляло, ибо человек давно уже не ограничивал себя в экспериментах по выведению новых видов.
Тревога усиливалась. Детские страхи выползали из тени. Когда-то давно, в детстве, Ашера тоже заблудилась. Вся ее большая семья выехала на прогулку в национальный парк – обширный лесной массив. Практически дикий уголок природы. Дети вели себя шумно и совершенно не слушались родителей. Истерика матери заставила всех собраться и вернуться обратно домой. Во всей этой суматохе никто и не заметил, что кто-то из детей оторвался от остальных. Ашера имела привычку уходить не только из дома, но и, в целом, отстраняться от обижающих ее братьев и сестер. Средств связи у нее с собой не оказалось. О ней тогда никто не вспомнил. Датчики движения засекли малышку только к утру. К счастью, система распознавания признала в девочке человека. К тому времени она успела продрогнуть до костей, а губы ее посинели. На помощь пришел лесничий. Ашера запомнила черную униформу из жесткой ткани, резко пахнущей чем-то химическим. Девочка тогда заболела, а вечером ей еще влетело от матери за то, что она оторвалась от семьи.
– Бу! – неожиданно послышалось за спиной.
Заливистый детский смех спугнул какую-то живность с ветвей неподалеку. Обернувшись, Ашера увидела выглянувшего из кустов мальчика. Глядя на ее испуганное лицо, тот залился еще более громким смехом, показав маленькие зубки и язык.
– Фидгерт! – воскликнула девушка, готовая дать хороший подзатыльник беглецу.
Однако, почему-то этого не сделала. Она осеклась, а потом задрожала.
– Не смей, не смей больше так делать! Никогда! Ты понял?! – обняла мальчика девушка и прижала его к себе.
– Это тебе, тетя Аши, – протянул зажатый в ладони букетик мальчуган.
Мелкие голубоватые цветочки, очень похожие на незабудки, оказались прямо перед смуглым, отливающим бронзой лицом. Где он только их нашел?
Стремление Фидгерта дарить всем подряд цветы уже не удивляло, поэтому Ашера улыбнулась, взяла ребенка за руку, и они вместе пошли по тропинке. Навстречу выскочила запыхавшаяся Медея. Судя по виноватому выражению лица, она подбирала подходящие слова в свое оправдание.
– Проехали. Нам пора, – бросила Ашера.
Почти у выхода из рощи девушки столкнулись с мужчиной и женщиной, облаченными в туники с красным крестом. Они преградили дорогу.
– Мы от полковника Бреффа Амдфинна. Идите за нами, – сказал высокий крепкий мужчина с зелеными глазами.
Сопротивляться девушки не стали. Вряд ли они смогли бы что-то сделать против вооруженных до зубов людей.
Возвращались той же дорогой. Сопровождающие при этом часто озирались вокруг, при этом не убирая ладоней с рукоятей мечей. Вскоре стали четко видны силуэты нескольких людей, стоявших на месте проходящего праздника. Полковник стоял вместе с оставшимися детьми, чуть поодаль от храмовников в туниках. Последние с кем-то оживленно спорили. Широкие спины служителей закона закрывали обзор. Девушки смогли увидеть собеседников, только когда подошли вплотную. В этот момент спор неожиданно прервался и наступила тишина.
Маленькие, злые, но прекрасные глазки Виннербау Аст окинули взглядом подошедших. Она чуть улыбнулась, но никого не поприветствовала. Облаченная в свой неизменно аккуратный черный плащик с капюшоном и шелковой красной подкладкой, девушка держалась уверенно и гордо. За ее спиной стояли пара тех же телохранительниц, не уступающих в росте собравшимся храмовникам. К тому же, помощница влиятельного Высшего взяла с собой еще двоих мужчин, облаченных в экзоскелеты. Все они, включая саму Виннербау, старались не приближаться к храмовникам слишком уж близко.
– Я не могу уйти без товара, – продолжила Аст, снова переведя взгляд на крестоносца, стоящего к ней ближе всех.
Задрав свою прекрасную головку, она смотрела снизу вверх. Искорки в ее глазах готовы были выскочить и прожечь тунику храмовника насквозь. Недавний знакомый явно не вызывал в девушке восторга.
– Это не товар, – коротко ответил Харнглев.
– А что же тогда?
– Люди.
– Люди – самый ценный и востребованный товар в этом мире, – сдержанно процедила Аст.
Несомненно, она злилась. Как можно не понимать таких элементарных вещей? Какие дела можно вести с теми, кто упорно их отрицает? Человек – это товар. Его эмоции, ресурсы тела, способности мышления. Клоны без развитого сознания уходили по дешевке, с развитым – гораздо дороже. Самая высокая цена была у естественнорожденных с жизненным опытом от четырнадцати лет. Тени считали, что «выдержанное» сознание с пережитыми эмоциями «вкуснее», чем безликие клоны, выращенные в искусственных утробах. Такие должники, преступники и нелегалы уходили с молотка за сотни тысяч, а то и миллионы монеро. Выкупали таких в основном, Высшие. Как правило, закон о невозможности находиться в непроявленном виде на территории планеты не находил сопротивления со стороны населения. Человеческое тело давало те преимущества, которые существа из другого мира были лишены: чувствовать вкус и запах, осязать. Нередко – слышать. Не испытывать болезненный голод и наедаться при приеме пищи. Проваливаться в забытье сладкого сна. Уставать и отдыхать. В общем и целом все то, что обычный человек имел при рождении и воспринимал как данность.
Симбиоз давал новую жизнь миллионам существ. За это они готовы были платить и работать до изнеможения. Выполнять любые законы, принимаемые правительством.
Несговорчивость, узколобость и нетерпимость крестоносцев всегда выводила Виннербау из себя, хоть та и пыталась держать себя в руках. Сейчас же ей в этом помогало численное превосходство храмовников. К тому же, начищенные, блестящие мечи значительно охлаждали пыл. Девушка понимала, что глухая стена непонимания со стороны служителей закона вряд ли позволит ей вернуться к господину Эншду с новыми телами.
– Люди – это те, кто имеет право на жизнь. И что-то я не припоминаю, что кто-то по собственной воле соглашался стать кормом, – спокойно ответил Харнглев.
– Вы ошибаетесь. Таких немало.
– Вы про фанатиков?
– Фанатик – это вы! К тому же, небольшого ума. Меня возмущает то, насколько вы узко мыслите! Хотите создать конфликт и вызвать резонанс в обществе?
– Неужели господин Эншду хочет придать это огласке и создать проблемы Азари?
Девушка открыла было рот, но не нашлась, что ответить. Вместо этого она бросила еще один колкий взгляд на испуганных девчонок и малышню. Затем, искорки в ее глазах сменились неожиданным спокойствием. Она улыбнулась уголками губ и очень вежливо, подозрительно доброжелательно посмотрела на Харнглева.
– В следующий раз нас будет больше, господин Виддорол. Гораздо больше, – хищно сказала Аст. – А лично у вас будут огромные проблемы.
Сделав нервный, стремительный книксен, девушка резко развернулась. Красная подкладка плаща взметнулась, норовя открыть завесу, скрывающую тонкое, худенькое тельце. Аст юркнула между своими телохранительницами. Те от неожиданности вздрогнули и поспешили за ней.
Полы черного плаща тихо парили над мрамором пола. Колыхаясь в такт движениям, они делали свою хозяйку похожей на маленькую, но очень злобную тучку. Острые, невидимые молнии покидали ее, пронизывая воздух и все, что приближалось слишком близко. На территорию особняка Фальха Диттэ посланницу Теней пропустили без всяких проволочек. Неприкосновенность жителей Олимпа не распространялась на территорию вне самого Олимпа. Как бы они ни были влиятельны, и насколько бы ни были богаты.
Несмотря на то, что прибыла Виннербау со своей многочисленной свитой, подниматься по лестнице к комнате хозяина она предпочла в одиночку. Провожавший ее дворецкий нацепил на себя услужливую улыбку. Казалось, таким образом он еще больше выводил из себя девушку. Нарочитая вежливость была унизительна. Виннербау не желала чувствовать себя каким-то задрипанным коммивояжером, пытающимся вырвать у ушлых людишек свою же собственность.
Острые каблучки громко цокали. Винтовая лестница плавно поднималась вверх. Девушка не особо вглядывалась в окружающую ее обстановку. Фонтаны в парке снаружи совсем не впечатлили, а аккуратно подстриженная зелень вызывала дискомфорт. К тому же, эти бесконечные полки с печатными книгами на первом этаже совсем не подходили для приема гостей. Подобная безвкусица вышла из моды еще лет тридцать назад.
Широкий коридор, ведущий к спальне хозяина, заполоняла шеренга картин в плетеных оправах. Рамы изображали тонкие прутья с живыми листочками. Они трепыхались при приближении кого-то из обитателей дома. Между картинами располагались небольшие ниши с такими же небольшими статуэтками. Виннербау ненадолго остановилась около белого фарфорового зайца. Тот неожиданно поднял голову и оттопырил уши. Потом, несколько раз попрыгав вокруг одной точки, снова застыл. Девушка повернула голову чуть вправо. Желтое поле из подсолнухов красовалось на холсте. Она окинула взглядом остальные. Поля, поля. Лес. Океан и горы. Далее – еще что-то из природных ландшафтов. Виннербау снова передернуло. Очередная безликая безвкусица. Видимо, хозяину совершенно все равно что его окружало. Желание смыться из этого места возрастало в геометрической прогрессии.
Поклонившись в конце пути, дворецкий услужливо указал на дверь спальни, в которой почивал хозяин. Виннербау поджала губки. Красная помада сложилась в тонкую ниточку и без того не особо полных губ. Только убедившись, что дворецкий окончательно удалился, она постучала в дверь. В ответ пришлось слушать безразличную тишину. Через некоторое время – очередной в меру вежливый стук. После третьей попытки Виннербау принялась пинать дверь своей маленькой ножкой, нещадно сотрясая дорогую древесину. Сил в девушке явно оказалось больше, чем могло вместить худенькое тельце. Только после того, как щелкнул сработавший датчик ДНК, Виннербау приняла по возможности наиболее невозмутимый вид.
На пороге спальни появился заспанный, голый по пояс Фальх. Наспех натянутый на бледные плечи шелковый халат небрежно покосился чуть вправо. Мужчина облокотился локтем о дверной косяк, преградив путь Виннербау. Тело его выгнулось.
– Чем обязан? – с напускным безразличием поинтересовался ученый.
– Я от господина Бидд-ин-Рой Эншду.
Взгляд Виннербау был настолько злым, что хозяин начал потихоньку просыпаться.
Откинувшись немного назад, Фальх развернулся и направился вглубь комнаты. Дверь осталась открытой, и гостья юркнула внутрь. Теплый воздух тут же окутал со всех сторон. Сладкие ароматы эфирных масел ударили в нос.
В центре спальни стояли два белых кожаных дивана, между которыми расположился стеклянный стол. Прозрачную поверхность покрывала куча разноцветных бумажек, над которыми возвышалось несколько наполовину початых бутылок. Напротив камина из знакомого белого мрамора раскинулась широкая кровать. Голубое шелковое белье поблескивало в лучах, падающих с огромного окна. Занимало оно всю противоположную стену и выходило на цветущий сад.
Ворох мягких одеял на ложе вдруг зашевелился, оповещая о том, что под ним кто-то есть.
– Дорогой, кто там? – тихо пропел сонный женский голос.
Мгновение спустя вынырнула девушка лет двадцати. Одной рукой она пыталась пригладить длинные растрепанные волосы, а другой скрыть за мягким покрывалом внушительных размеров грудь.
Фальх, стоя у столика, осушал стакан с прозрачным содержимым.
– Собирайся. У тебя минута, – коротко бросил он ночной спутнице.
А затем, плюхнувшись на диван, вежливо пригласил госпожу Аст устроиться напротив. Та прошмыгнула мимо столика и с легкой изящностью присела на самый край второго дивана. Чинно сложила ручки на коленях и брезгливо вздернула головку.
Взгляд гостьи на мгновение уперся прямо в девушку на кровати. Блеск в глаза Виннербау заставил ту выпрыгнуть из-под одеяла и начать быстро подбирать одежду с пола. Не прошло и минуты, как дверь в спальню захлопнулась, оставив присутствующих наедине. Виннербау взглянула на Диттэ, раскинувшего руки по белой, кожаной спинке. По всей видимости, его начала одолевать легкая дремота.
– Это так вы встречаете официальных представителей господина Бидд-ин-рой Эншду? – еле сдерживая злость, прошипела Аст.
– А как надо? – без тени каких-либо эмоций переспросил Фальх.
Сменив положение, он склонился над стеклянным столиком и начал перебирать содержимое разноцветных бумажек. Отрыв, наконец, среди пустых фантиков нужный, мужчина аккуратно поддел порошок мизинцем и запрокинул голову. Запустив несколько кристаллов прямо в глаз, он немного недовольно простонал, закрыв лицо ладонью. Однако, буквально через несколько мгновений снова откинулся на спинку дивана. Натуральная кожа недовольно скрипнула под его весом.
– Я требую вернуть товар, – надменно вздернула аккуратный носик Аст.
– Не могу ничем помочь.
– Зачем они вам? – прищурила блестящие глаза девушка.
– Чисто научный интерес. Так сказать, желание прикоснуться к анналам истории.
Волна удовольствия начала подступать откуда-то изнутри. Белый потолок стал еще белее. Запахи – сильнее и резче. Однако, вместе с тем начинало уплывать и сознание. Бессонная ночь давала о себе знать. Фальх начал засыпать.
– Отзовите храмовников.
– Я никого не звал. Они мне не подчиняются. Это была их инициатива, – развел руками мужчина и ехидно улыбнулся уголком рта. – Кто я такой, чтобы препятствовать Церкви?
– И что же об этом скажет госпожа Азари?
Слухи о необычных отношениях Азари с Фальхом ходили всегда. За время пребывания последнего на Олимпе они чуть улеглись, но так и не затихли до конца. Корни странного интереса Великой Королевы к долгожителю не были известны никому. Как ни странно, даже самому Фальху.
– Честно сказать, мне это не особо интересно.
– Вы слишком забываетесь, господин Диттэ, – резко вскочила с места маленькая, но злая тучка. – Если Азари для вас не авторитет, то кто тогда?
Глядя на почти заснувшего хозяина комнаты, Виннербау окончательно осознала, что не сможет ничего добиться. Все потуги утопали в напускном безразличии и абсолютном нежелании содействовать. Приходилось внутренне готовить себя к тому, что придется расстроить хозяина. И, конечно же, к его гневу и праведному негодованию. И последнее, чего бы ей хотелось – оказаться в этот момент с ним рядом.
– Если позволите, я не буду вас провожать. Не сочтите за неуважение, ночка выдалась не из легких. Передайте всяческие извинения господину Эншду и мое глубокое почтение, – с вопиющим лицемерием ответил Фальх.
Затем ученый растянулся на диване, и, не дожидаясь пока девушка уйдет, отошел в сладкое забытье.
Некоторое время Виннербау Аст стояла в совершеннейшей тишине над спящим мужчиной. Сладкий соблазн придушить голыми руками беззащитное тело боролся с оправданным страхом ужасающих последствий.
Светлые ресницы мужчины дрожали, выдавая беспокойный сон хозяина. Бледная, бархатная кожа с синими венами проглядывала сквозь распахнутый халат стального цвета. Гостья смотрела, чуть заметно покачиваясь из стороны в сторону. Она решила не оставлять этого просто так. Девушка знала, что Фальх возомнил о себе слишком много. Что гордецы, подобные ему, часто заигрывают с Тенями, думая, что могут контролировать их. Если и не она – рядовое звено, то найдется тот, кто подомнет под себя самого несговорчивого смертного. Сколько людей считали себя неуязвимыми за щитами, силой и статусом? Сколько было уверенных, что у них хватит сил манипулировать Высшими, ничего при этом не отдавая взамен? Или пытавшихся откупиться жалкими ошметками благ этого мира? Где все они теперь? Не бывает действий без последствий. Глупая самоуверенность всегда оборачивается боком. Достаточно раз взглянуть на Тень, чтобы она смотрела на тебя всегда.
Прошло более трех часов, прежде чем Фальх Диттэ очнулся. Сон пошел на пользу. К тому же, действие наркотика еще не совсем закончилось. Настроение было вполне приемлемым, учитывая сложившиеся обстоятельства. Приняв сидячее положение, мужчина решил не давать продолжения вчерашним слабостям и уделить внимание более важным делам. Правда, принятие инъекций, нейтрализующих токсины, хотелось все же чуть отложить. До момента, когда эйфория от принятой дозы пройдет полностью. Подобные вольности плохо влияло на мозговую активность. Только постоянная скука, временами, все же заставляла разнообразить серые будни.
Порывшись в контактах, Фальх решился на то, что следовало сделать уже давно. Момент оттягивался до последнего. Теплилась надежда получить желаемое меньшей кровью. Увы, этого не случилось, и пришло время рисковать. Фальх твердо решил отстаивать жизни землян ровно до тех пор, пока не закончились его исследования. К тому времени должно было проясниться, кем можно пожертвовать, а кем нет.
Плавно мигала черно-фиолетовая заставка исходящего вызова. Оранжевый статус в углу деликатно предупреждал о том, что абонента, вероятно, не стоит беспокоить. Поэтому не стоит обижаться, если тот проигнорирует звонок. Фальх не торопился. Медленно приходя в себя, он опрокинул пару рюмок горячительного.
– Фальх, дорогой! Давненько о тебе не слышала! Куда пропал? – улыбнулась во весь экран ухоженная женщина лет сорока пяти, с толстой косой до плеч и в модных, чисто декоративных очках.
Прифрилл Глоуверг являлась владелицей центральной Арены Фарсиды. К тому же, держала в руках один из самых популярных каналов Марса, транслирующий все бои, которые только можно было себе представить. Включая платные, в ночные часы и с большими вопросами в их легальности.
– Да так, то тут, то там, – пространно ушел от ответа мужчина.
– Я так понимаю, не на чай просишься, – рассмеялась собеседница, мгновенно оценив положение вещей. – Что-то случилось?
– Мне нравится твой подход к делу, – просветлел Фальх. В данный момент последнее, чего хотелось ученому – это исполнять ритуальную часть приветствия и осведомляться о делах друг друга.
– Говори, что надо, сделаю все в лучшем виде.
– Нужно выбить либо Гон, либо Арену на кое-кого, – сдвинул брови Диттэ. – Мне нужна благосклонность Марса и любовь толпы. Ты понимаешь, о чем я?
– Обижаешь! Я этим на хлеб зарабатываю, – покачала головой Прифрилл. – Сильно Тени в кого-то вцепились?
– Правильно мыслишь.
– Мне нужна полная информация. Вышли на почту. А лучше – с личным представителем.
– Само собой. Запускай рекламную акцию. Мне нужен Дин-Сой, и никто другой.
Алкоголь в глотку больше не лез, но догнаться чем-то хотелось. Поэтому Фальх решил закурить. Благо, сигареты лежали тут же. Заменив содержимое на что-то полегче, мужчина затянулся и облегченно выдохнул густой дым.
– У него сейчас траур, умерла его близкая подруга, – Прифрилл забавно поправила очки. – Он очень чувствительная натура. Не знаю, получится ли его расшевелить.
– Найди, как его мотивировать, а я все оплачу, – прищурился Диттэ, чтобы дым не попал в глаза.
– Сделаю все, что смогу. Для тебя ничего не жалко.
– Спасибо, Приф. За мной не заржавеет.
– Брось. Я тебе по гроб жизни обязана, – очаровательно, во все тридцать два, улыбнулась Приффрилл. – Если бы не ты, разве я стала бы заправлять Ареной? Долги нужно отдавать.
После разговора Фальха посетило странное, тоскливое чувство. Разбавлено оно было чем-то таким, что мужчина не испытывал уже очень, очень давно. С тех самых пор, как он, полный надежд, только начал свой жизненный путь. Еще до того, как появились разочарование, скука и горечь непроглядного одиночества. Чувство покинутости, оторванности от чего-то жизненно важного появилось практически с рождения. Периодически ощущения удавалось загнать глубоко внутрь, отвлекаясь только раскрывающимся для него миром. Наигравшись, мужчина начал изучать структуру этого самого мира. Людей, общество, науку. Это заняло много времени. Гораздо больше, чем мог позволить себе обычный человек. И гораздо меньше того срока, который Фальх сам себе отмерил. Даже его собственные прогнозы не оправдались. Ученый продолжил жить, совершенно не постарев. Эпохи сменялись. Умирали люди, хоть что-то значившие для него. Проносились времена, казавшиеся роковыми, важными, решающими. В итоге, и они перестали что-то значить. История сгладила все острые углы. Время обесценило переживания. Ворох потерь, забываемых понемногу лиц и событий уже давно казались погребены в могиле воспоминаний. Ком, растущий с каждым годом, все сильнее тянул на дно.
Диттэ не собирался водиться с Тенями. Хотя, когда-то такое сотрудничество казалось ему оптимальным выходом. Тени жили очень долго, если не вечно. Однако, ни одна из них не смогла дать ему того, чего он так желал. Более того, дружить с ними оказалось себе дороже. Единственное утешение мужчина находил в изучении окружающей его природы, к коей он относил и медицину. Фальх мог месяцами не вылезать из зеленых джунглей островов у подножия Олимпа, ставя опыты на местной флоре и фауне. Скорее, для психологической разгрузки, чем для практической пользы.
Происходящие в последнее время события выдернули из застоялого безразличия. Вековая пыль начала слетать с застарелого ящика давно оставленных надежд. Фальх Диттэ жаждал знать, кто его создал. Посмотреть, наконец, в глаза тем людям, которых вправе называть своими родителями. И дети, прибывшие из космоса, должны были ему в этом помочь.
Марс потихоньку просыпался. Солнце лениво озаряло горизонт, давая знать, что наступал новый день. Именно в это время пришло совершенно оглушительное, уникальное по своей исключительности известие. Оно подавалось как самый драгоценный подарок многочисленному населению планеты. Из каждого динамика, на каждом канале и в каждом доме говорили только об одном. В одночасье прекратились все толки о прошедшем бое года, который в сравнении с новым известием казался чем-то блеклым и непримечательным. Рекламные постеры, пестревшие на каждом углу, кричали о пришельцах с далекой, погибшей давным-давно Земли. Преодолевших не только пространство, но и время. Ведущие обещали глубокие и трепетные откровения, наполненные ностальгической романтикой. Сам Майф Дин-Сой лично пообещал всем и каждому, что раскроет самые потаенные уголки душ землян. Раскроет этих диковинных созданий, несущих в себе давно утерянную культуру материнской планеты. Обнимая весь мир, он сулил разгоряченной публике, что так же обнять новоприбывших сможет каждый. Яркий, зажигающий души шоумен изъявил желание видеть любовь Марса во всей ее красе. И Марс не мешкал в своем ответе, взорвавшись неподдельным интересом. Он вожделел прочувствовать и высосать все до последнего. А под конец, как апогей всего, насладиться неописуемым зрелищем. Ибо по-другому любить не умел.