Гроссмейстер

Он меняет своё решение, едва видит врача.

Путь от лифта до дверей кабинета не самый короткий – длинный серый коридор, поворот направо, а потом ещё один – только уже покороче. На миг останавливается у двери и кладёт ладонь на металлическую ручку. Она холодная и немного шершавая.

Внутри, по его ожиданиям, все должно быть так: заваленный книгами стол, стеллажи, пожелтевшие от старости и изношенности жалюзи, закрытые не до конца, а ещё пыль, танцующая в вечерних лучах солнца.

Однако он ошибается, едва толкает дверь от себя, предварительно постучавшись. Это случалось с ним нечасто.

Здесь всё по-иному, отлично от того, как он представлял – просторный кабинет, светлые стены и гармонирующий пол, будто сделанный из мрамора, белый невесомый тюль на окнах, почти пустое рабочее место, один небольшой шкаф с книгами по психологии, журналами про биохимию, нейропсихологию и нейронные связи. Пахнет озоном – видимо, врач проветрил помещение перед приходом нового пациента. Девятого и, к счастью, последнего за пятничный день.

Тео здоровается и садится на кушетку – она же для пациентов, да?

А после большое кресло разворачивается, и он видит в лице психиатра некогда хорошо знакомую ему личность.

«Да, надо остаться. Точно надо остаться.»

***

Эти жалкие секунды, что они разглядывали друг друга, тянулись как вечность. И ни один из них не решался отвести взгляда – неуважение. Увы, их положение обязывает соблюдать меры приличия и делового этикета.

Она совсем не такая, какой была в средней школе. Да и на фотографию с досье тоже не сильно-то уж и похожа – взгляд пронзительный, вкрадчивый, холодный и, по ощущениям, совсем неживой. Скулы более строгие, а глаза немного впалые – а может, это и из-за очков так кажется. Губы бледнее, чем пятнадцать лет назад – это не косметика. Она действительно настолько изменилась.

Он её и не узнал, если бы увидел на улице – в его воспоминаниях была юная девчушка со строго собранными волосами, в красивых облегающих костюмах со стразами, исполняющая сольную программу в Ледовом дворце Альменд. Так она выглядела тогда.

На той фотографии с личного дела, которое изучил Тео, у неё бесчувственное и безразличное выражение лица, короткие рыжие волосы, бронзовая кожа и серебряные запонки на тёмно-зеленом воротнике.

Они смеряют друг друга взглядом, акцентируя внимание на изменениях в своём собеседнике. Точнее, молчаливом оппоненте. Девушка визуально оценивает состояние пациента.

– Добрый вечер, что Вас беспокоит? – диалог начинается. И почему-то у врача есть предчувствие, что он будет не самым простым.

Тео делает глубокий вдох и медленным шагом идёт к креслу около рабочего стола. Усаживается, а после вальяжно кладёт руки на подлокотники.

– Здравствуйте, – осматривая кабинет ещё раз, говорит он. – Понимаете ли, у моей семьи и моего компаньона по бизнесу есть подозрения на тему моего психического здоровья.

Лина втягивает носом воздух, не отрывая взгляда от медицинской карты. Читает историю болезни, изредка шурша страницами.

– У Вас нет ПТС.

– Вы это определили по моему внешнему виду?

Девушка кивает и смотрит из-под лба на сидящего напротив парня. Его тяжело назвать парнем – широкие плечи, квадратная челюсть и легкая небритость. Вырос. Почти пятнадцать лет прошло, как никак.

Веббер улыбается. Досье не лжёт – она и вправду лучший специалист.

– Не будете задавать вопросов или чего-то такого?

– Это потеря и моего времени, и Вашего.

Вот кто-кто, но она точно могла определить это сразу – с ПТС она встречается почти каждый день на протяжении последних пяти лет точно. На Ближнем Востоке, откуда она вернулась меньше полугода назад, это абсолютно обычное дело. И там уж это куда страшнее, чем здесь, в городской суете.

– Однако мне нужно медицинское заключение.

Лина вздыхает, кладёт перед собой маленький диктофон и включает запись. Вертит ручку в левой руке.

Если бы и этот специалист ничего не нашёл, то он послал бы партнёров по бизнесу. Он абсолютно здоров. А вот семью переубедить не так уж сложно. По крайней мере, главное – заверить отца. Но сейчас он хочет здесь остаться и поговорить.

– Скажите, Вы помните аварию?

– Да, – ответ последовал незамедлительно. Этот вопрос он слышит не первый раз за последние два месяца.

– Можете описать тот день?

– Было около семи часов вечера, однако стемнело достаточно быстро из-за непрекращающегося весь день дождя. Я возвращался в Берн из Цюриха, где находился по рабочим делам. На загородной трассе дорогу размыло. Я старался сбросить скорость на повороте, но тормоза защёлкнулись, въехал в ограждение, а после меня унесло в кювет. Автомобиль перевернулся.

– Что Вы испытали в тот момент?

И на этот вопрос ответ находится так же быстро, как и на прошлый.

– Ничего особенного. Ни страха, ни ужаса, если Вы об этом.

– Боль?

– Терпимая. Мне рассекло руку осколком стекла, да и пару трещин в рёбрах заработал при ударе о землю.

Врач делает пару пометок в блокноте и переворачивает страницу. Переводит взгляд сначала на белую стопку бумаг, а после на пациента.

– Вы были всё это время в сознании?

– Нет, – едва заметно машет головой тот, а после слегка приподымается и расправляет спину. – Я пару раз отключался. Последнее, что я помню – как меня вытаскивали из машины.

– Как долго Вы ждали помощь?

– Около четырёх часов.

– Смерть?

– Я думал о ней, но был уверен, что выживу.

– Семья? Вы думали о ней?

– Нет.

– А о чём же Вы тогда вообще думали?

А здесь уже сложнее – Тео размышляет какое-то время, а после встаёт. Меряет комнату шагами. Всматривается в светло-серую пустоту, где у прошлых посещенных им специалистов все было увешено патентами и наградами. Здесь же нет этих бумажек. В целом, они бы и не подошли к интерьеру кабинета, как ему кажется. Подходит к окну и смотрит на серое вечернее небо.

– Если для Вас это сложный вопрос, то мы можем поговорить о других вещах. Более простых и отвлеченных, – Вьери подымает глаза на маленькие настольные часы – половина седьмого, рабочий день уже должен был закончиться ещё полчаса назад. Однако не может уйти, бросив пациента. Врачебный долг.

– Нет, – отрезает он ледяным голосом. От него становится не по себе, а по спине пробегают мурашки. – Я думал о вещах, которые я не успел сделать.

Она опять делает пометки на листе, сжимая в руках маленькую фигурку, стянутую с шахматной доски, стоящей в углу стола.

– И много таких вещей?

– Нет. Всего две.

– Расскажете?

– Только если Вы согласитесь отужинать со мной завтра.

Лина откладывает ручку в сторону, сплетая пальцы. Они белые, намного светлее, чем основной тон кожи. Непропорционально длинные. Не очень красиво, но что-то есть в этом зрелище цепляющее.

– Извините, однако я предпочитаю не иметь каких-либо контактов со своими пациентами вне моего кабинета.

– Жаль, – уверено говорит парень, возвращаясь на место. – Как жаль, что у Вас нет права на отказ.

Девушка снимает очки. Увы, но этот проблемный пациент лишь потерял чёткое очертание, а не исчез вовсе. Делает глубокий вдох и потирает переносицу.

Тео не может отвести взгляда от тонких запястий, прикрытых чёрной рубашкой. Ей не шёл этот внешний вид. Он сам не знал, что так залюбуется.

Берёт белого слона и передвигает на поле G5. Ему так виднее. Задерживает палец на нём и спрашивает:

– Играете?

– Нет, – едва ли рука парня оставляет в покое шахматную доску, она возвращает фигуру на место. – В более молодом возрасте увлекалась. На данный момент это лишь часть интерьера.

Часы пропищали три раза. Она завела их сразу же, как только дверь её кабинета открылась, а новый пациент вошёл вовнутрь.

– На сегодня мы закончим, – закрывая тетрадь, выдыхает Лина. – Благодарю за сеанс.

***

За последние полчаса, что длился этот сеанс, Лина не раз успела пожалеть о том, что вообще согласилась взять его на приём. По нему не было заметно, что он страдает из-за последствий аварии, да и его поведение не отличалось от основной массы здоровых людей.

Своих пациентов узнает за милю – большой опыт, полученный в горячих точках. Она в миг определяет их по бегающим встревоженным глазам и перепуганным лицам. Вот отличались они и всё. Такое ни с чем не спутать.

Она вздыхает, обходя стол и снимая с плеч белый халат. Заостряет внимание на слоне на G5.

– Я уверена, что вернула всё в первоначальный вид, – голос немного охрипший. Дождливая и студёная погода сделали своё дело. – Чёртов гроссмейстер.

Надо же, насколько удивителен мир – они не виделись полжизни, по факту. Однако сегодня судьба свела их вновь, только уже совсем в другом месте и в другом положении. Теперь они не школьники, а взрослые и самостоятельные люди. Вьери фаталист до мозга костей.

Пятнадцать лет прошло, а Тео Веббер почти не изменился – всё те же привычки и характерные сыну известного бизнесмена повадки. Одно радует – изменилась реакция Лины на него. Ранее она бы сразу отказалась от приёма и перенаправила проблемного пациента к коллегам, но сейчас эта встреча не вызвала подобных эмоций – подумаешь, встретиться со врагом лицом к лицу. Это он тогда был устрашающим и жутким. Сейчас же всё прошло – она его врач. Только от чего лечить-то?

Лина глухо посмеивается, а после отвечает на телефонный звонок. Два пропущенных. Это ею так мысли овладели, что она не услышала трели?

– Да? – спрашивает она усталым голосом.

– Добрый вечер, извините за столь поздний звонок, – голос по ту сторону провода говорит медленно и размеренно. Приятный тембр и чёткая дикция. – Я Хьюго Веббер, отец Тео, хотел узнать у Вас – как прошёл приём?

А, вот оно что.

– Я не имею права разглашать эту информацию. Медицинская тайна, прошу прощения.

– Послушайте, – и почему у неё возникает чувство, будто её зажимают в тиски? Медленно, но уверенно. – Вы обязаны обследовать его как следует.

– Мне придётся перенаправить его к другому специалисту. По моей части он абсолютно здоров.

– Я настаиваю на том, что ему необходимо посещать именно Ваш кабинет.

– Мой секретарь отправит Вам контакты других высококвалифицированных диагностов. Извините, мой рабочий день окончен, позвоните в начале следующей недели.

Она сбрасывает звонок и кладёт телефон в карман пальто. Закрывает кабинет и шагает по длинному коридору.

Эта забота явно дурно попахивает. Его пытаются признать вменяемым? Или наоборот – делают всё, чтобы упечь сына в место, где хорошо лечат нервы? Какая вообще цель у этого?

Спускается на лифте, забывая о том, что нужно было занести отчёты за прошлый месяц в архив. Да и чёрт с ними.

Использовать психиатрию в своих делах – ужасно и подло, так ещё и впутывать туда ни в чём невиновных людей. Бизнес – дело грязное.

***

– Доброе утро, доктор Вьери. У Вас на обед записан пациент ещё, – голос Сары, работающей в регистратуре, Лина признаёт не сразу. – Перенести?

– Я же говорила, что я ушла на больничный, – заходясь надрывистым кашлем, хрипит врач. – На следующую неделю запишите, там к концу где-то окно есть. Пусть приходит.

– Хорошо, тогда в пятницу в два часа дня у вас сеанс с Тео Веббером.

Лина сразу же сбрасывает трубку, едва слышит знакомое имя. Бред.

Сюр какой-то. Зачем он вновь записывается на приём, если здоров? Это очередная его издёвка? Да, скорее всего. Только сейчас, в отличие от средней школы, Лине некуда было бежать. Она словно зажата в клещи.

Смех, хоть к коллеге на приём записывайся.

И это было лишь начало понедельника. Хорошо, если так хочет, то будет ему справка о том, что он здоров. Пусть только появится.

В целом, день проходит достаточно лениво – Лина весь день пролежала под двумя покрывалами, каждый час меряя температуру и читая книги о психиатрии. Вот как не вовремя эта болезнь приходится.

К вечеру на красных цифрах градусника наконец-то наступило изменение – 38,6 превратились в 38,1. Прогресс, как ни крути.

Она сидит на пустой кухне, упираясь локтями в барную стойку – стемнело быстро из-за непрекращающегося весь день дождя. Город погрузился в полумрак. И лишь огоньки с окон хоть как-то освещали эту непроглядную дождливую бездну.

Вертит в левой руке ручку, вчитываясь в строки анамнеза нового пациента, пришедшего в среду на той неделе: «…посттравматический синдром…», «…служба на Среднем Востоке…», «…плен…». Каждое слово, с которым она сталкивалась в истории болезни, было до боли знакомым. Кажется, будто и не было четырёх последних месяцев, проведенных в спокойной обстановке, в тихом кабинете и в новой, совсем необжитой серой квартире.

Час проходит в раздумьях и заполнении отчёта, составлении плана лечения. Она бы назвала его самым тяжелым пациентом за последний месяц. Самое главное – грамотно подобрать препараты и темы для сеансов. Ей приходилось часто работать с подобным во времена службы на Востоке. Как она только сама не сошла с ума?

Время близилось к десяти часам, как вдруг раздался стук в дверь. И Лина, ворча о том, кого это принесло в столь позднее время, шаркает тапочками, по пути заправляя серые короткие волосы под ободок.

– Добрый вечер, доставка лекарств, – едва открыв дверь, ей тут же протягивают в руки пакет с эмблемой аптеки.

– Прошу прощения?.. —в ответ недопонимающий взгляд, она вскидывает бровь в вопросе.

– Вы ведь Лина Вьери?

– Так точно.

– На Ваше имя оформлена доставка лекарств. Всё оплачено, – а после он скрывается, так и не ответив на вопрос, от кого эта посылка.

Она возвращается на кухню и развязывает пакет. Внутри лежали противовирусные препараты и записка: «С пожеланиями скорейшего выздоровления, Тео Веббер».

– И даже адрес уже мой узнал, – вздыхает.

Пишет короткое «Благодарю» и отключает телефон, бросая его на диван. Закутывается в плед поплотнее и идёт в спальню. Падает на кровать и проваливается в сон.

***

– Доктор Вьери, Тео Веббер ожидает, – говорит администратор, едва девушка выходит из кафетерия. До конца обеденного перерыва оставалось ещё четверть часа.

– Давно?

– Уже около десяти минут.

Лина вздыхает и идёт в сторону лифта, допивая по пути остатки кофе в бумажном стаканчике. Сминает его и выбрасывает в мусорную корзину, едва поворачивает во второй коридор. Тео медленным шагом измеряет пространство, внимательно разглядывая висящие на стены патенты. Они в аккуратным рамках, немного отсвечивавших из-за яркого света ламп.

– Здравствуйте, – холодно говорит она, выискивая ключи в кармане. Достаёт и старается открыть дверь, но замок никак не поддается. – До Вашего приёма ещё двенадцать минут, подождите, пожалуйста, в коридоре.

С этим новым проблемным пациентом она и вовсе забыла про очередной приём Веббера. На самом деле, ей особо и не нужно было этого помнить – причин для беспокойств нет, он абсолютно здоров. Но почему-то в груди сдавило, а под ложечкой засосало – как выяснилось, быть неготовым к встрече неприятно.

Эти десять минут пролетели как мгновение – всё, что Лина успела сделать – повесить пальто в шкаф и накинуть на плечи халат. Даже волосы не хватило времени уложить.

Он заходит в кабинет своей вальяжной походкой и садится в кресло, укладывая руки на подлокотники. От неожиданности Вьери дёргается – секунду назад она была в кабинете одна.

– Зачем Вы здесь? – усаживаясь за стол и доставая из ящика стола блокнот и ручку, спрашивает она.

– Мне нужно медицинское освидетельствование о состоянии моего здоровья. Я не знаю, сколько сеансов положено, чтобы доказать то, что я вменяем, но потерпите – я постараюсь сделать так, чтобы Вам было нескучно.

– Вы должны пройти полное медицинское обследование у других специалистов, я говорила об этом. Я не имею права выписать справку о Вашем общем состоянии. Только об отсутствии посттравматического синдрома.

Она опять стягивает очки, протирая линзы в них.

– Мне нужна именно Ваша, – настаивает он на своём. – И об общем состоянии здоровья. Понимаете ли, я уверен, что только с Вами не теряю своего драгоценного времени. Просто я посетил немалое количество врачей. Например, до Вас я был у одного диагноста – такая симпатичная блондинка. Может, как человек она и неплохой, но как врач – увы…

– Я уже всё объяснила и Вам, и Вашей семье, – твердит она, проглатывая слово «чёртовой». – У меня узкая специализация. Ввязываться в эти игры я не намерена, так что я ещё раз попрошу Вас покинуть пределы моего кабинета.

Она успевает вернуть холодный пластик на глаза ровно в тот момент, чтобы заметить вскинутую вверх бровь Тео.

– Игры?

– Не держите меня за дуру. Меня просят досконально обследовать абсолютно здорового пациента. Никак иначе это грязные игры, в которые Вы и Ваша семья пытаетесь втянуть невинных людей, – протягивая справку, Вьери встаёт из-за стола и подходит к окну. – Это всё?

«Посттравматический синдром не выявлен» – гласили чёрные буквы в строке «Диагноз». А рядом стояла размашистая и резкая подпись.

– На самом деле, мне просто нравится проводить с Вами время. К тому же, у нас остался отложенный ужин. Я заеду за Вами в семь.

Опять он за старое. Возмущению врача нет предела, но она делает глубокий вдох и возвращается на место. Замечает стоящую посреди стола шахматную доску.

– Сыграйте со мной партию, – просит он. – Если Вы выиграете, то я отстану от Вас с ужином.

– Грубый шантаж.

– В любви и на войне все средства хороши.

Девушка глухо смеётся, прикрывая лицо ладонью. Через секунду кидает всё тот же бесчувственный взгляд и строго заявляет:

– Не смешите.

– Неужто я сказал что-то забавное?

– Вы – гроссмейстер. Я же последний раз прикасалась к фигурам в средней школе.

– Но это не значит, что у Вас нет шанса. Выбирайте сторону.

Она складывает руки на груди и откидывается на спинку кресла. В комнате виснет тишина. В воздухе будто чувствуются частички напряжения. Лина кривит губы.

– Как жаль, что у меня есть ещё пациенты. Вас перенаправить к другому специалисту или сами дорогу найдете?

– Бестактно, – качает он головой, усмехаясь. – Как это бестактно с Вашей стороны.

– Прошу прощения, но у меня действительно много дел. Мне сейчас явно не до партии.

И демонстративно встаёт, подходя к окну. Пару минут смотрит, а после делает шаг к шкафу. Открывает его и выискивает карты болезней для сегодняшних оставшихся трёх сеансов. Стук пальцев по рабочему столу отвлекает её, а после и вовсе доносится грохот со спины. В голове начинает противно звенеть.

– Вам плохо? – спрашивает Тео, подходя сзади. Девушка чуть пошатнулась и закрыла уши руками. – Что с Вами?

И он едва ощутимо касается худых дрожащих плеч. Вьери резко отпрыгивает, скидывая его ладони с себя.

– Не трогайте меня, – голос всё такой же спокойный, но едва уловимая дрожь всё-таки проскользнула.

– Успокойтесь, – он медленно отходит назад, держа руки перед грудью. А после аккуратно присаживается на пол, подымая упавший маятник. – Всё хорошо, это просто Колыбель Ньютона.

Девушка делает пару глубоких вдохов, а после наливает воды из графина, выпивая весь стакан маленькими глотками. Приоткрывает окно и возвращается на место.

– Прошу прощения, – виновато произносит она. – Просто… Неважно. У Вас ещё остались ко мне вопросы?

– Партия, – кивает он на доску.

– Я никогда не думала играть на профессиональном уровне, – вращает между пальцев фигурку белого короля. – А Вы профессионал.

На самом деле, здесь Вьери явно лукавила – для любителя она очень даже неплохо разбиралась в шахматах. А ещё одним из её увлечений было коллекционирование журналов по этой причудливой игре. Любимой серией были брошюры «Путь к чёрному королю». Поиграть с гроссмейстером – это не только возможность проверить себя, но и набраться опыта.

Одобрительно кивает головой.

Ладно, всё равно следующий пациент назначен на половину четвертого. Немного времени ещё есть.

Пешка на Е4 со стороны белых.

– Оригинально, – говорит Лина, передвигая свою пешку на Е5. Её просьбой было желание второго хода.

– Я чувствую сарказм в Ваших словах, доктор Вьери.

Почему-то от этих слов её немного тряхнуло.

Чёрный слон на G4. А потом, через ход, этот слон срубает стоящего на F3 коня.

– Только что я выиграл пешку, а также лишил Вас рокировки, – во время игры у него совсем иная манера общения. Он более спокойный, а вечно нахмуренные брови расслаблены.

Он перемещает ферзя с D1 на F3. Срубает черного слона и перебирает его пальцами левой руки. Эти движения идеально правильные, но в то же самое время такие естественные и непринужденные. Его беспечность немного напрягает.

А Лина в ответ перемещает свою пешку с D6 на E5, забирая белую фигуру себе. Ставит её справа от себя и вновь концентрируется на игре.

Белый слон меняет свою позицию со стартовой на клетку C4. В ответ девушка не находит ничего лучше, кроме как передвинуть коня на F6. Дерзко – по-другому никак.

Тяжело сконцентрироваться на трёх вещах сразу – на новом пациенте, на шахматной партии и, самое главное, на Тео.

Его надменный взгляд пропал – сейчас же он более самоуверенный и чётко знающий цели мужчина. Бизнесмен, владелец крупной медицинской фирмы и искусный мастер своего дела.

– Ферзь с F3 на B3.

– Тогда я в ответ тоже сменю позицию своего ферзя. С D8 на E7.

– Пока что это единственный верное Ваше решение, – заявляет гроссмейстер. – Несмотря на то, что я угрожаю Вам дать мат в два хода.

В ответ доносится лишь тихое и немного раздраженное цоканье.

– Ваш ферзь на E7 спасает ладью с такой комбинацией. Вы вынуждены были сходить ферзём на это поле, блокируя своего же слона на F8. Однако самое главное – препятствовали рокировке собственного короля. Вы точно начинающий игрок? Или у Вас четырёхлистный клевер припрятан за пазухой?

– И у кого из нас сарказм струёй льется?

И Тео двигает своего коня на С3. Отдаёт предпочтение быстрому развитию, нежели материальному перевесу. Отказывается от выигрыша пешки, собираясь поставить быстрый мат, а потом продолжить наблюдать за девушкой.

– Почему Вы перевелись в другую старшую школу?

– О чём Вы?

– Мы учились в параллельных классах. Я был удивлен, не увидев Вас в ряду старшеклассников нашего пансионата.

– Увы, я Вас не помню, – мгновенно лжёт Лина. Воспоминания о школьных годах слишком близко подводили её к той подростковой влюбленности, о которой она так старалась забыть.

– Как Вы попросили не делать из Вас дуру, так и я попрошу – не считайте меня глупцом. Вы меня прекрасно помните.

По спине Лины мурашки пробегают двойной марш. Почему-то сейчас его тон был неестественно и жутко холодным.

Она прекрасно знала определение слова «страх». Она пережила и бомбёжку, и автобус, где себя взорвала смертница в десятке метров от неё, и плен, и самые длительные три часа в её жизни под дулом автомата. Конечно, признаваться в своих слабостях она боялась, но трусом уж точно не была. Скорее так, просто легкое стеснение. Но не страх, нет.

Только вот почему эта фраза заставила её содрогнуться?

Черная пешка делает шаг вперед – С6. Белый ферзь в ответ перемещается с С1 на G5. Ещё одна малая фигура смещает позицию с B7 на B5. И всё это происходит в полной тишине кабинета.

– Подведём итоги дебюта. У меня развиты все три лёгких фигуры, король готов рокировать в обе стороны, а ферзь атакует с удобного поля B3. У Вас же, милая леди, неотрокированный король, застрявший в центре, а единственная развитая фигура – конь – под связкой, другой конь лишён ходов на C6 и D6, слон и обе ладьи выключены из игры, ферзь перегружен, вынужденный защищать сразу все проблемные пункты. Что скажете?

– Заткнитесь, пожалуйста, – не теряя вежливости в тоне, просит Лина. – И никакая я Вам не «Милая леди».

Тео посмеивается, вращая в руках фигуру. Не подымая головы, смотрит на резкое и немного скованное движение оппонента. Белым конём срубает пешку, совсем недавно поставленную на B5. В ответ же стоящая рядом пешка встаёт на его место, отправляя причудливую фигуру к остальным. Немногочисленная коллекция выглядит достаточно плачевно.

Она решает вернуться к теме его психического состояния. В этом не было необходимости, но слушать эту тишину и редкий стук фигур по деревянной доске ей не хотелось:

– Как Вы спите по ночам? Не просыпаетесь?

– Хорошо, не просыпаюсь.

– Расскажите мне один из своих снов. Они как-то изменились после аварии?

– Нет, мне в целом редко снится что-то. Хотя днём после аварии приснился белый двухвостый лис, сидящий на ступенях моего сада в цветах рододендронов. На его передней правой лапе было чёрное пятно. Он принёс мне в руки серебряный аграф, украшенный жемчугом.

– В своем роковом значении серебро символизирует тленность человеческого существа, которое должно непрестанно бороться со своими негативными наклонностями, если желает достичь совершенства. Так Вы намекаете на то, что хотите избавиться от своих пороков?

Ответа так и не поступило – только легкая усмешка.

Пусть Веббер и потерял одну из главных фигур, но он явно не чувствует себя даже на малую толику напряженным – этой эффектной жертвой коня он удерживает инициативу. Лине кажется, что она ощущает давление стен на неё.

– Для выравнивания игры Вам не хватает буквально одного темпа, – изрекает мужчина.

С опасным противником нужно придерживаться привычной безопасной стратегии и лишний раз не рисковать.

Вздох девушки заменяет любой ответ.

И эта пешка тут же отправляется к другим срубленным фигурам – стоящий наискось слон занимает B5. Чёрный конь закрывает короля, находясь на D7.

А после виснет небольшое молчание – рука Вьери зависает в воздухе над доской – кажется, она сама не поняла, что произошло.

– Три нуля. Никогда не слышали о длинной рокировке? Рокировка – ход в шахматной партии, имеющий целью увести короля из центра; при короткой рокировке король эвакуируется на королевский фланг, при длинной – на ферзевый. При осуществлении рокировки король переносится через одно поле, ладья ставится на то поле, через которое «перепрыгнул» король

– Я в шахматы играла четыре раза в жизни, так что да, впервые сталкиваюсь с подобным в реальности. Однако я нахожу нечто знакомое в этой партии. Спасибо за пояснение.

– Отлично, наша с Вами игра станет юбилейной.

И Лина ещё раз начинает жалеть, что согласилась. В первый раз она пожалела, что приняла его две недели назад, сегодня успела пожалеть дважды – первый раз, что ответила согласием на шахматную партию, а второй – что врачебная этика не позволяет врачам заклеивать рты особо говорливым пациентам скотчем. По крайней мере, не в кабинете.

Чёрная ладья с A8 наконец-то делает первый ход – примыкает к королю. Ладья Тео тут же встаёт на D7, отправляя коня за пределы доски. Но сама следующим темпом отправляется туда же. Фигура с H1 встаёт на первое D поле.

– Ваша черная ладья не может быть спасена, потому что она связана слоном и атакована моей ладьей. Несмотря на то, что конь защищает, он занят прикрытием ферзя.

Ферзь чёрных делает шаг вперед. Лина пропускает мимо ушей слова Веббера. Уж слишком много он говорит.

Однако этот ход был лишь бесполезной попыткой развязать коня, позволив ему полноценно сконцентрироваться на защите ладьи.

– Это такое замечательно предложение разменять ферзей? Вы пытаетесь подавить мою атаку?

Конь Лины срубает слона на D7, а следом и ферзя на D8, которого туда переместил Тео прошлым ходом. Эта элегантная и красивая жертва ферзя стала последней.

Белая ладья поднимается с D1 на D8. Мат. Быстро, жёстко, но красиво. Ничего не поделаешь. Она отстраняется и откидывается на спинку кресла. Кладёт левую руку на стол и подымает взгляд.

– О чём я и предупреждала, в общем-то…

– Я заеду за Вами в семь, – говорит он, подымаясь со стула и аккуратным движением указательного пальца заставляя фигуру чёрного короля упасть. Этот театральный, но безумно красивый жест приковал внимание Вьери.

Вспомнилось, чем именно Тео так нравился ей в средней школе. Спокойной уверенностью в себе, достоинством, скользящем в каждом его движении.

– «Оперная партия». Мне не показалось, да?

– Верно.

– Вы пожертвовали важными фигурами, а в конце и вовсе подставились.

– Я должен хотеть убить чёрного короля и быть готов умереть сам. Только так я могу получить желаемое. Спасибо за партию, мне было интересно сыграть с Вами.

В ответ доносится лишь тихое «Ну-ну».

***

Лина выходит из кабинета, закрывая его на ключ. Смотрит на наручные часы, висящие на правом запястье – три минуты восьмого. К сожалению, она уже опаздывала, чего обычно старалась не допускать.

Выходит, замечает чёрный автомобиль. Водитель открывает дверь девушке, протягивая руку. Она вежливо отказывается и едва заметно улыбается.

– Что-то случилось? – спрашивает Тео, не отвлекаясь от дороги.

Он ведёт машину аккуратно, но в то же самое время уверенно – лишнее подтверждение доводам Лины. Травмы у него нет.

На нём тёмно-синий деловой костюм, белая рубашка и галстук. Брюки выглажены до состояния идеальных стрелок. Русые волосы, которые ещё небрежным ёжиком торчали в обед, аккуратно зачёсаны назад, а щетина идеально сбрита.

– Вы о чём?

– Вы выглядите более загруженной и задумчивой, чем в обеденное время. К тому же, опоздали, что Вам несвойственно.

– А Вы знаете мои привычки? – вскидывает бровь в вопросе Лина.

– Разумеется, – эта улыбка на губах была естественной, но уж слишком красивой. Он её репетировал дома перед зеркалом? – Я много знаю о Вас. Например, даже то, что по вечерам Вы проводите время с детьми на ледовой арене в соседнем районе, обучая их. Всё-таки, я должен знать, к кому пойду на приём.

– Да уж, – раздраженно цыкает она.

– Что Вас так удивило?

Лина складывает руки на груди и отворачивается к окну. Действительно, что её так удивило?

– Так что у Вас случилось?

– Ничего особенного, просто меня задержали по рабочим вопросам. Прошу прощения за то, что Вам пришлось меня ожидать.

Не будет же она рассказывать, что последний пациент расплакался во время приёма, пришлось долгое время успокаивать его.

Дорога до ресторана заняла больше тридцати минут – пробки на выезде из города в пятничный вечер чуть не стали провокаторами для откровенных разговоров в ожидании проезда, но, к счастью Вьери, пронесло.

За окном моросил лёгкий дождь, а по дороге медленной рекой плыл едва заметный туман.

***

Ресторан сделан в стиле ампир. Сплошное воплощение роскоши и богатства. Их провожают в отдаленный маленький зал с выходом на террасу. Приносят меню и оставляют наедине.

Лина осматривается – перед ней большой стол с белой скатертью, стоящие рядом мягкие стулья с лирообразными спинками, пилястры, живописное панно в дальнем углу, мраморные стены с бронзовыми вставками, шикарные позолоченные лепки, оригинальная резьба, а ещё идеально вписывающаяся в эту атмосферу отделка из красного дерева.

Здесь тепло и уютно – а самое главное, тихо. Только слабое постукивание капель дождя доносится через приоткрытую дверь террасы.

Когда приносят заказ, то тут же начинается разговор, отложенный уже две недели как.

– Вы хотели мне рассказать о Ваших мыслях, – начинает Вьери.

– Какие мужчины Вам нравятся, Лина?

Она чуть не подавилась. Аккуратно кладёт вилку и вытирает губы салфеткой. На них остаются едва заметные следы помады.

– Какие две вещи Вы не успели сделать? – настаивает она.

– Единственная информация, которую я не смог найти о Вашей личности – семейное положение и пристрастия.

– Простите, что? – и нельзя сказать точно, что застыло на её вытянутом лице – возмущенная или удивленная гримаса.

– Вы замужем?

Нет, это бессмысленный диалог. Он игнорирует её вопросы, а она не реагирует на его провокацию. Долго так продолжаться не может.

Однако через минуту сдаётся, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

– Нет, я не замужем.

– Так какие мужчины Вам нравятся?

Так и подмывало Лину спросить – чем вызван этот вопрос. Но она не хотела слышать ответ, который, кажется, она уже знала заранее. Находит в себе силы и гордо отвечает, словно ставит мат белому королю:

– Умные. Образованные. Немного старше меня и уверенные в себе. Всё?

– Надеюсь, что для Вас образование и ум важнее возраста. Увы, мы одногодки.

– Не думайте, что сможете использовать эту ситуацию для шантажа. Я не раз говорила, что я не собираюсь иметь никаких контактов с пациентами за пределами своего кабинета.

– Шантаж? Опять Вы меня обвиняете в этом грехе. Разве я на такое способен?

– Не Вы ли мне в тот раз ответили простой фразой «В любви и на войне все средства хороши»?

– Если я буду принуждать Вас к свиданиям, то это уже насилие, но никак не искренние чувства.

Она едва заметно смущается и отворачивается. Кажется, Тео абсолютно серьезен, хотя это никак не укладывалось в голове. С чего вдруг? Резко вспыхнула любовь? Бред.

Скорее, это похоже на очень сложную партию в шахматы. Игра, в которой два полководца руководят своими войсками с целью свержения вражеского короля. А Тео хорош в этом, даже слишком. И в той партии он намеренно пожертвовал всем, что у него есть, лишь бы получить желаемое. Быть одной из фигур ей не хотелось. Тем более пешкой. Именно так Лина себя чувствует в текущей обстановке.

– Я не завожу романов с пациентами. Всё-таки, врачебную этику не зря придумали.

Веббер качает головой, немного прикусывая губу и посмеиваясь:

– К Вашему сожалению, этот аргумент теперь бесполезен. Вы мне выписали справку, что я здоров. С сегодняшнего вечера я начну ухаживать за Вами всерьез.

А после он церемонно, словно показывая своё превосходство, отпивает чай из кружки. Эти жесты наполнены величием.

– Это Вы называете победой?

– Ещё нет.

А дальше они изредка переглядываются в остаток вечера.

– Какая литература Вас интересует? – спрашивает Лина. Разговоры на отвлеченные темы давались ей ну очень уж тяжело.

– У меня разные предпочтения. Нет какого-то определённого направления.

– Любимая книга?

– «Язык жестов и любви».

Как символично. Она хочет что-то сказать, но не успевает открыть рот:

– А Ваша?

– «Игры, в которые играют люди» Эрика Берна.

– Не знал, что Вы увлекаетесь психологией, доктор Вьери.

– Это одна из моих специализаций. Я работаю с людьми, а потому должна понимать их ход мысли.

– Расскажите о причинах Вашего желания отправиться в горячие точки.

Она вздыхает и снимает очки. Какая глупая тема, которую ей совсем не хочется развивать. Так что лучший вариант – задать встречный вопрос. Как-то по-детски это…

По-детски… Возможно, она так реагирует не на сами вопросы от Тео, а на него самого. Он был её первой школьной любовью, несмотря на то, что в те года был достоин звания плохого парня. И плевать на всю строгость его воспитания – его язвительный и гордый характер никак не мешал его отличной учебе. Скорее всего, так и есть – дело не в рассуждениях о прошлом, а в том, с кем идёт этот диалог.

– Две вещи, которые Вы боялись не успеть сделать – какие?

– Я не смог перешагнуть свою гордость в юном возрасте, а с годами это желание ушло в дальний ящик. К сожалению, или же к счастью, я изменился.

Она помнит прекрасно его модель поведения в средней школе. Да, он явно перерос того мальчишку-задиру с пренебрежительным взглядом на окружающих.

– А вторая?

– Я хочу сыграть лучшую шахматную партию в своей жизни.

– И какая же она в Вашем понимании?

– Партия с достойным противником, в которой я смогу выложиться на максимум и действительно буду размышлять над каждым ходом, а не просто бездумно передвигать фигуры, как делаю это в большинстве игр сейчас.

– А Вы весьма надменны, Веббер.

– О, прошу Вас, отставьте эти формальности. Обращайтесь ко мне по имени.

Натерев линзы, она возвращает очки на глаза. Мир снова обретает чёткость, но лучше бы он оставался размытым пятном и уродливым смешением всех красок вокруг. Желание определенности было во всем, но только не в этой встрече.

Ливень усилился, а потому в зал вошёл официант и предложил либо закрыть двери террасы, либо принести обогреватели. Они сходятся во мнении и выбирают второй вариант.

По ним и не скажешь, что они придерживаются строгих рамок «врач-пациент». Вообще не скажешь. Однако видно, что это и не дружеская встреча – висящее напряжение словно током металось по комнате.

Прерванный разговор всё никак не оживал. Им обоим стало неловко, а потому эту тишину прекращает Тео:

– Вы продолжаете заниматься фигурным катанием?

Лина немного наклоняет голову набок, сплетает пальцы и упирается локтями в стол.

– Нет, я оставила эту затею сразу же, как перешла в старшую школу.

– Что стало причиной отказа от этого наипрекраснейшего вида спорта?

Едва заметно качает головой и делает глубокий вдох. Лине не хотелось отвечать на такие вопросы. Для неё это было слишком личным. И к тому же – какое ему дело?

– Отпало желание.

И вновь безмолвие.

– Вам нравится Ваш бизнес?

– Да, меня действительно заинтересовали новые медицинские технологии и их разработка в особенности.

А дальше они оба интересуются обычными мелочами жизни. У Вьери было много вопросов, но задавать что-то «глубокое» и осмысленное не хотелось – сеансов психотерапии ей хватает в течение рабочего дня.

На удивление, ужин прошёл лучше, чем предполагалось. Если ставить оценку по пятибалльной шкале, то это твердая тройка – выше, чем «отвратительно» и «ужасно», но ниже, чем «хорошо» и «прекрасно». Лина даже не стала особо возражать, когда Тео настоял на том, чтобы проводить её до дома.

Они шагают по ночному Берну, считая фонари по разные стороны дороги. Наслаждаются красотой набережной Ааре, изредка переглядываясь друг с другом.

– Красный костюм подчеркивает Вашу изящность, – делает комплимент он. – Но, как мне кажется, белый цвет подойдет больше к Вашему миловидному лицу и глазам.

Она невольно смущается и делает маленький шаг к парапету. Смотрит на ясное небо – дождь прошёл, а потому тучи быстро исчезли. Считает звезды.

Тео и сам не ожидал, что так залюбуется этой строгостью – её глаза в серебряном свете Луны казались серыми. Днём же он отметил невероятное благолепие и тёмные вкрапления на радужке цвета морской волны.

Она похожа на фарфоровую вазу. Хрупкая, любое неосторожное движение будто разобьет её на тысячи маленьких осколков. Её сделал искусный мастер – не придерёшься к этому творению. Однако есть одно мешающее «но».

Он вспоминает обстоятельства её службы и моменты из досье. Увы, Лина не так хрупка, как кажется на первый взгляд. И управлять ей очень непросто. Не пешка. Однозначно не пешка.

Веббер едва ощутимо накрывает её ладонь своей. Её руки холодны, а пальцы слабо ощутимо подрагивают.

– Не стоит, – услужливо просит она. Даже и прерывать этот момент не хочется, но нужно. – Благодарю Вас за вечер, мне нужно идти.

***

– Доктор Вьери, – словно залетая в кабинет, тараторит администратор. – Переключитесь на вторую линию, срочно.

Лина тут же нажимает кнопку на стационарном телефоне, стоящем на тумбе и говорит:

– Добрый день, чем могу помочь?

– Как Вы посмели выписать ему справку о том, что он здоров? На основании чего?

И кто этот фамильярный незнакомец с лающим акцентом?

– Представьтесь, пожалуйста. И о ком Вы говорите?

– Ахлф Йегер. Я компаньон Тео Веббера, и я прекрасно знаю, что он посещает Ваши сеансы.

«А, немец» – делает выводы Лина, рисуя произвольные линии ручкой в личном блокноте. Зажимает телефон плечом и поворачивается в сторону окна. Всматривается в светлое небо и медленно плывущие облака.

Ахлф что-то очень быстро говорит в своей грубой манере, не стесняясь в выражениях. Едва ли не кричит в трубку, распинаясь и стараясь подобрать оскорбления, слова о некомпетентности и бестолковости врача.

Она кладёт телефон на подоконник и начинает ходить по кабинету, собирая сумку. Благо, пациенты были записаны только на утренние часы.

– Если Вам так будет угодно, то пожалуйста.

***

Резиденция компании «Медтек» больше походила на президентские имения: огромный сад, каменные мощеные дорожки, большой дом в европейском стиле и беседка из белого дерева.

Дорога сюда заняла чуть более двух часов – это поместье находилось в лесу за городом. Солнечная погода предзнаменовала хороший вечер, который она планировала провести на ледовой арене. Только вот нужно быстро расправиться с этим жутко назойливым делом и вернуться в город к пяти часам.

На входе её встречает мужчина со строгими чертами лица, квадратной челюстью, но тёплым и приветливым взглядом. В отличие от карих глаз сына, эта янтарная красота была наполнена добротой.

– Добрый день, госпожа Вьери.

– Добрый, – в ответ кивает головой она. Проходит в холл по приглашению хозяина. – Я бы хотела поговорить с Вами, Веббер.

Лина прекрасно знала то, как выглядит Хьюго – уж часто его показывали по телевизору рядом с Тео.

Внутри достаточно прохладно, несмотря на жаркий июльский день. Пустовато – в необжитой роскоши находиться очень тяжело. Вьери втягивает носом воздух, немного запрокидывая голову назад. Одёргивает бордовый пиджак и поправляет галстук.

– Прошу Вас, – жестом приглашая пройти по коридору, говорит глава семьи Веббер. – Нас уже ожидают.

На удивление самой девушки, этот мужчина с небольшой проплешиной на макушке куда приятнее в общении, чем его сын. Говорит медленно и размеренно, а телодвижения его плавные и открытые. У него широкие плечи и большие ладони.

Конференц-зал здесь тоже просторный. Кафель, сделанный в стилистике шахматной доски, белые стены. В голове Лины невольно вспомнилась та партия, сыгранная вчера в её кабинете – элегантная и красивая жертва. Тео подставился сам под удар, но сделал это с твердой уверенностью в своей победе.

– Понимаете ли, у Тео Веббера нет никаких признаков посттравматического синдрома, – поправляя очки левой рукой, вновь повторяет врач.

– А как Вы объясните его странное поведение? Этот идиот потратил такие суммы на покупку «Марджин-лекари»! А эта шарашкина контора должна была закрыться в следующем месяце!

Девушка тут же переводит взгляд на перебившего её собеседника. Опять этот лающий акцент.

– Ахлф, дай ей договорить, – с небольшим нажимом вмешивается Хьюго. – Простите, продолжайте.

– Я провела с ним пару сеансов, – вытаскивая из сумки предварительно распечатанные листы, она приглашает мужчин ознакомиться с заключением. – Он абсолютно здоров, по крайней мере, по моей части точно. Найдите диагноста другого профиля для полной уверенности в его состоянии.

Она хочет добавить ещё пару фраз, но понимает, что с такими узкими терминами в психиатрии они навряд ли знакомы.

– Значит мы наймем другого, более компетентного специалиста! – ударяя ладонью по столу, чуть ли не выкрикивает партнер по бизнесу Тео.

От громкого хлопка Лина едва заметно дергается, но не подаёт виду. Это младшему Вебберу приходится работать с таким неуравновешенным человеком? Да уж, теперь понятно, почему на большинстве крупных сделок Тео был единственным представителем.

Бегло осматривается ещё раз – удивительно, что вместо привычных офисов, у «Медтек» имеется своя резиденция за городом. Сюда они приезжали на работу, проводили приёмы, важные встречи и собрания. Компания хоть и крупная, но чтобы настолько – она не поверила, если бы ей об этом рассказали. Однако сейчас она сидит здесь. Под пристальным и колючим взглядом Ахлфа. Он будто съедал её заживо.

На двух стенах висят патенты и грамоты – их бесконечное множество, а считать их безумно лень. Пусть не будет чёткой цифры – четыре десятка здесь точно соберется.

В дальнем углу стоит небольшой столик с расположенной на нём шахматной доской. Фигуры расставлены, а несколько из них лежит на краю стола – срубленные. И кто играл здесь? Небось, Тео с отцом. Почему-то у Лины есть чёткое ощущение, что такой буйный и эмоциональный человек, как Йегер, не способен на требующие усидчивости игры. Уж слишком он мешкает в своих телодвижениях.

– Это бесполезная трата времени, Хьюго. Спасибо, мы найдем другого специалиста.

О нет, бесполезная трата времени – это попытки Лины доказать бизнесменам, что их компаньон абсолютно здоров. И тут никакие дипломы не помогут против этого упорства. Она встаёт:

– Прошу меня простить, но у меня есть дела. Заключение я вам оставляю, всего доброго.

По пути домой она испытала мозговой штурм: смешались тысячи мыслей. Однако она отбрасывает всё лишнее. Осталась несчастная пара вариантов – бороться до конца и доказать вменяемость Тео, либо же откреститься и оставить давнего знакомого на произвол судьбы. Второй исход Лине нравится больше, чем первый – не хочется ввязываться в грязное танго на шахматной доске бизнеса. Не её епархия.

Убить в аварии не получилось, так они пытаются объявить его психом и упечь в клинику. Почему-то Вьери была уверена в том, что эта авария не случайность. Но в этом случае от младшего Веббера ничего не останется. Уж она-то знает, как лечат в таких заведениях. Он станет безликой серой массой. Такого и врагу не пожелаешь.

В груди щемит от осознания того, что может произойти с этой душой. Нужно как-то помочь, иначе на её место быстро найдут другого специалиста, сфальсифицируют диагноз и отправят в жёлтый дом.

Простыня как раскаленный на палящем солнце лист металла. Обжигает кожу, прилипает и словно пропускает электрические импульсы через тело. Было невыносимо жарко, но едва она открывала окно, то тут же становилось слишком холодно. Уснуть не получалось никак – и плевать, что все мышцы ныли после трудового дня, мозг всё равно бодрствовал и требовал новых задач.

– Тео, – Лина словно перекатывает на языке имя своего пациента. Оно мягкое и звучит как-то ласково. – Те-о…

В третьем часу ночи она вскочила и пошлёпала босыми ногами в сторону прихожей. Вытащила аптечку и прописала себе снотворное. Поднесла белые пилюли ко рту и остановилась – нет, не выход. Ей нужна завтра свежая голова.

Пару раз вставала попить воды, попутно то открывая балкон на кухне, то закрывая. Мучительно.

Вся ночь прошла без сна, а на первых двух сеансах должны быть очень тяжелые пациенты. Им действительно нужна помощь, не то что абсолютно здоровому Тео. Только вот сердцу было неспокойно.

***

Как и предполагалось – утро было слишком загруженным из-за больных. Один из них вновь расплакался на приёме. Лине пришлось даже накапать успокоительное и заставить перепуганную девушку выпить воду.

Заполняет личную тетрадь для ведения своих пациентов: «… в результате аварии…», «…посттравматический синдром…», «…гибель родственника…», «…состояние аффекта…». Было что-то знакомое в этих строках. Только вот что?

Её внимание приковала к себе трещина на шахматной доске. Она была и раньше, только вот не такой огромной. Разлом делил пространство для войны наискось. Лина с сожалением вздыхает и сметает все фигуры в нижний ящик. Доламывает доску, складывает и выбрасывает в урну под столом.

Рано или поздно, но всему в этой жизни приходит конец. Будь то вещь или живой человек – под влиянием времени всё превращается в мусор.

– Доктор Вьери, к Вам посетитель, – говорит Сара по корпоративному телефону.

– Но у меня следующий пациент через четыре часа только, – неподдельно удивляется Лина. – Ладно, пускай заходит.

Этих трёх минут, пока незнакомец шёл от входа до лифта, подымался наверх и шагал по длинным коридорам пятого этажа, хватило лишь на то, чтобы убрать ненужные бумаги со стола и вернуться на рабочий лад.

Не сказать, что она действительно была поражена появлению Тео в дверном проёме, но в глубине души она надеялась, что это будет кто-то другой.

– У Вас на сегодня нет записи, как и на другой день. Или Вы к другому специалисту? – не отвлекаясь от бумаг, колко бросает девушка.

– Нет, я бы хотел предложить Вам пообедать вместе. Здесь неподалёку есть хороший ресторан.

Он своей изящной, но непринужденной походкой шагает в сторону кресла. Видать, оно ему полюбилось, как и этот кабинет в целом. Кладёт руки на подлокотники и закидывает ногу на ногу.

– К сожалению, у меня ещё есть дела, – недоговаривая «или к счастью», Лина подымает взгляд и смотрит из-под лба на бывшего пациента.

Какой же он настырный. Однако его упрямство достойно похвалы.

– Следующий душевнобольной у Вас записан на пятнадцать минут пятого. Неужели Вы не найдете и получаса для нашего диалога? – почему-то именно слово «душевнобольной» он выделяет на фоне других, акцентируя на нём все внимание.

Вертит ручку в пальцах, подпирая подбородок правой рукой. Возвращается к тексту.

Тео опять невольно залюбовался ею. Он скользит взглядом по идеально уложенным серым волосам, едва прикрывающим кончики ушей, неестественно тонкой шее, худым и бледным запястьям, выглядывающим из-под манжет черной рубашки. Кожа начала бледнеть, вес вернулся в норму – на той фотографии с досье её снимали сразу после возвращения с Востока.

– Что-то не так? – спрашивает Лина. Её глаза быстро соскакивают с одной строчки истории болезни на другую.

И Веббер, понимая, что долгое время не отводил взгляда, ухмыляется:

– Нет, всё хорошо. Меня просто привлекают Ваши нетривиальные привычки. Впервые с такими сталкиваюсь.

Интересно, он со всеми врачами так общается?

Лине это начинает уже мешать. Она закрывает медицинскую карту очередного пациента с диагнозом «ПТС» и встаёт.

– Нетривиальные? Что Вы имеете в виду?

– Я ещё никогда не видел, чтобы человек крутил ручку мизинцем и безымянным пальцами. А ещё, когда Вас что-то не устраивает, Вы немного подергиваете носом. Когда смущаетесь, то картинно поджимаете губы и вскидываете подбородок. Продолжать?

– Вы весьма наблюдательны, могу я сказать.

– Не желаете сыграть партию?

Лина качает головой. Она же выкинула шахматы перед приёмом.

– К сожалению, не могу. Моя доска испорчена, мне пришлось её отправить в корзину.

Мужчина ставит пакет, с которым он вошёл, на стол.

– Я видел. Именно поэтому я прошу Вас принять небольшой подарок от меня.

– Нет, я не могу этого сделать.

Она снимает очки и кладёт их на стол. Закрывает лицо руками. Тяжелая ночь без сна и не менее простое утро с пациентами. Уже язык заплетается, а мысли начинают смешиваться в одну массу. Нужно выпить ещё кофе.

– Почему? Вы же мне помогли, неужели я не могу отблагодарить Вас такой мелочью?

– Я врач, это мой долг – лечить людей. Так что благодарю, но не стоит.

И вовремя успевает вернуть чёрный пластик на глаза, чтобы заметить вскинутую темную широкую бровь.

– Вы смогли убедить моего отца, что не входит в Ваши обязанности. К тому же, Вам пришлось преодолеть такой долгий путь до резиденции нашей компании.

И об этом уже узнал? Хотя, глупо было полагать, что этот разговор останется в неведении. Глубокий вдох был настолько тяжелым, что, если бы это было возможно, проломил бы пол в комнате.

– Я убедила Вашего отца? Прекрасно, но этого недостаточно. Ахлфу я так и не смогла доказать Вашу вменяемость.

– Прошу Вас, не беспокойтесь об этом. Йегер слишком упрям и туп.

Он настойчиво пододвигает бумажный пакет в сторону девушки, ставя его прямо перед носом. Выбора нет.

Внутри лежал подарочный набор шахмат. Невероятно красивый, выполненный в английской стилистике середины 18 века.

– Барлейкорн, – поясняет Тео. – Люкс Ампир. Вам ведь понравился тот ресторан, вот я и решил, что подобный стиль Вам придётся по вкусу.

Лина внимательно рассматривает причудливые фигуры: каждая из них расположена на небольшом округлом постаменте индивидуальной формы, низ подклеен бархатом для более мягкого скольжения по изящной, но такой массивной доске из тонированного ясеня. У короля, слона, ферзя и пешек имеются украшения, напоминающие популярные в то время гофрированные воротнички. У главного полководца высокий головной убор – круговой узор на короне напоминает ячменные зерна.

– Верхняя крыша доски съемная – внутри бархатный ложемент с ячейками для каждой из фигур. Этот набор прекрасно дополнит Ваш опустевший рабочий стол.

***

– Расскажите о себе, – просит Веббер, отпивая чай из тявана.

Традиционный японский ресторан и вправду находился недалеко от работы Лины. Удивляется своей невнимательности – она никогда не замечала, что на окраине города есть такое прекрасное и тихое место.

Они сидят в уединённом зале с выходом в сад, низким столиком и мягкими подушками. Комната освещалась падающим через открытые сёдзи дневным светом. Немного мрачновато, но они оба отказываются от традиционных масляных ламп. В воздухе повис ненавязчивый пряный аромат благовоний. Идеальная атмосфера.

– Не Вы ли говорили, что всё знаете обо мне? – шуточно язвит она. Точнее, именно так показалось Тео.

Обстановка, к счастью, более разряженная, чем в прошлую их встречу в подобном месте. Да и диалог идёт как-то проще, нежели два дня назад.

– Какая Ваша жизненная позиция? Что Вы можете назвать своим девизом?

Лина ставит кружку на блюдце и сплетает пальцы. Тео заметил – это её привычное действие, когда она о чём-то думает.

– Важна не продолжительность жизни, а её качество.

– Цитируете Эрика Берна? – улыбаясь, задаёт вопрос Веббер. Он не нуждается в ответе.

– А Вы как позиционируете себя?

– Победитель берёт от жизни всё. И неважно, какими жертвами достаётся эта победа.

Эти слова заставили Лину призадуматься. На самом деле, ранее у неё была схожая точка зрения. Только вот её быстро вытеснили и заменили на пацифизм. Мирная и спокойная жизнь оказалась слаще, чем искушение быть лучшей во всем.

Почему-то она не удивилась этому, вспоминая «Я должен хотеть убить чёрного короля, но быть готов умереть сам. Только так я могу получить желаемое.». В целом, эта позиция подходила к его образу.

– Расскажите о своих вкусовых предпочтениях. Какая национальная кухня Вам нравится больше всего?

– Я отдаю предпочтение острым блюдам, – Тео постукивает большим пальцем правой руки по деревянному столу. – Поэтому мне нравится индийская. А Вам?

– Голландская.

– Любите пресную пищу?

– Не совсем, – она слабо качает головой. – Мой желудок просто привык к такой. У меня не было возможности выбора, а потому и по сей день употребляю еду почти что без специй.

– Вы ведь служили на Востоке. Неужели там действительно такой скудный стол?

– Увы, у нас был именно такой.

– Какая погода привлекает больше всего?

– Дождь.

– Аналогично, – освобождая Лину от нужды во встречном вопросе, он добавляет: – Вы любите прогулки после работы под зонтом, насколько я знаю.

– А Вы, Тео, чем увлекаетесь в свободное от работы время? – спрашивает девушка, осматриваясь по сторонам. Задерживается на пару секунд на книжном стеллаже, стоящем позади мужчины.

– К сожалению, его слишком мало, чтобы посвящать себя чему-то грандиозному. Когда выдаются такие вечера, я отдаю их полностью своему шахматному клубу. Учу тех, кто хочет окунуться в это искусство, а по возможности и играю с другими гроссмейстерами.

– У Вас есть свой клуб? – глупо было предполагать, что у человека, которого такое звание и такая страсть к шахматам, не будет своего угла.

– Да, скорее, это как небольшая школа. Туда приходят новички для того, чтобы чему-то научится, а иногда и захаживают более статные персоны. Совсем недавно мы проводили турнир – и вышло интересно. Кстати, в конце следующего месяца будет проводиться ещё один. Я бы хотел увидеть Вас среди участников, если не возражаете.

– Я подумаю над Вашим предложением, Тео.

Виснет короткое молчание, которое прерывается звонком.

– Да? – спрашивает Лина, едва снимает трубку. – Что? Да, хорошо, записывайте. Я успею, она ведь на консультацию. Приём с Фейбером у меня лишь в четыре часа. Скоро буду.

– Что-то случилось? – Веббер внимательно следил за мимикой девушки во время разговора. Суть он не уловил, но заметил слабое подергивание носом. Недовольство.

– Я прошу прощения, что прерываю эту прекрасную встречу, – здесь она не лжёт, этот обед ей и правда понравился. – Но меня попросили срочно принять пациента моего заболевшего коллеги. Приём через двадцать минут.

– Я Вас отвезу.

И он довозит её до дверей клиники, а после открывает дверь пассажирского сидения. От протянутой руки она всё так же вежливо отказывается.

– Разрешите встретить Вас после работы? Я хочу предложить Вам прогулку по набережной.

Она кивает и уходит.

***

– Понимаете ли, меня беспокоят вновь вспыхнувшие чувства к человеку, которого я когда-то знала. Мы встретились на днях в офисе, теперь он работает в моём отделе, – говорит девушка, лёжа на кушетке.

Вьери хоть и специализируется на ПТС, но азы психологии тоже освоила. Поправляет очки и записывает что-то в тетрадь.

– Расскажите, что Вы испытывали к нему до этой встречи?

– Мы познакомились ещё в начале подросткового возраста. Нам было по одиннадцать или двенадцать лет, точно не помню. Он был грозой всей параллели в школе, держал всех в страхе и был тем ещё задирой. Его даже побаивались старшие ребята. Не все, разумеется, но сам факт этого есть. Я тоже была одним из тех, кого он шугал и издевался.

– Какие эмоции Вы испытываете сейчас? Гнев, ненависть, злость, любовь, желание, привязанность?

– Честно говоря, это достаточно сложный вопрос, – вздыхает пациентка. – Я не могу отпустить старые негативные эмоции, но одновременно и понимаю, что начинаю влюбляться. Я схожу с ума уже, да?

– Нет, что Вы так отзываетесь о себе? Это абсолютно нормально.

И Лина делает очередные заметки в блокноте. А после на миг задумывается – какая-то это уж слишком знакомая ситуация.

***

– Мне бы хотелось побольше времени провести на улице, – поясняет она. – У меня завтра только после обеда начинается приём пациентов, так что я могу позволить себе немного подольше погулять.

– И несмотря на отсутствие сна этой ночью, Вы выглядите весьма бодро.

Лина вскидывает подбородок и поджимает губы, отворачиваясь от собеседника. Не совсем вежливо, но уж лучше так, чем он увидит её текущее выражение лица.

И даже такую мелочь он заметил – легкая несобранность. У неё уже организм привык к такого рода испытаниям. Нехватка отдыха вполне нормальное явление, особенно в условиях ближнего Востока.

Ночь сопровождалась слабым шумом реки, мерцающей в серебряном лунном свете. Дома через дорогу, мерцающие фонари и маленькие размытые облака на тёмном небесном полотне – всё это было вполне обыденным. Тео прав – она в любой свободный вечер выходит и прогуливается по малолюдным улицам города.

– Расскажите, что заставило Вас выбрать такой путь? Он не совсем… – пытаясь подобрать слова, Тео щёлкает пальцами. – Женский, я бы сказал.

– Я уж думала, что стереотипное мышление Вам несвойственно.

– Не совсем это хотел сказать, извиняюсь. Просто я был поражен, прочитав Ваше личное дело.

– И откуда оно у Вас, Тео? У Вас нет доступа к военному архиву.

– Нету, Вы правы. Однако я знаю все его положения.

У Лины отпадает желание задавать последний вопрос повторно. Пусть останется без ответа.

На улице немноголюдно. Тихая и умиротворенная обстановка становится провокатором душевных разговоров. В любом случае, скрывать нечего. Вьери делает глубокий вдох и замедляет темп ходьбы:

– На самом деле, я не смогу дать точного и внятного объяснения своему поступку. Просто так получилось.

– Если Вам не нравится эта тема – предлагаю сменить её на что-то более позитивное.

– Дело не в том, что мне нравится этот разговор или не нравится. Скорее, у меня правда нет какого-то чётко сформулированного ответа на этот вопрос, простите.

– Хорошо. Скажите, Вы любите танцевать?

– Не особо, – Лина дёргает плечом. – Мне не приходилось проверять это, если не считать танцев на льду.

– Эрос? Или Агапе?

– В большинстве своём – Агапе. Однако пару программ откатала в Эросе.

– Тогда разрешите пригласить Вас на танец? – он протягивает руку.

И Лина вкладывает свою маленькую ладонь в его большую и тёплую. Немного краснеет, но тут же освобождается от этой скованности.

Тео снимает с неё очки и кладёт в нагрудный карман своего пиджака.

Прямая широкая мужская спина, сменившийся взгляд. Кого он представляет на этом месте? Так не смотрят на человека, с которым почти не связывает. Так смотрят на любимую девушку. Так смотрят на ту, которой дарят танец. Так не касаются временной партнерши и едва знакомой девушки, встреченной в кабинете. Это что-то большее. Это чувственнее. Это искреннее.

На пивотах голова кружится, и всё, что попадает в поле зрения, смазывается, превращаясь в бесконечную карусель из образов и вспышек фонарей. И в этот момент рождается то самое чувство легкости и полета, что переполняло их двоих.

Движения Лины так гармоничны, так беспечны, так непринужденны, как будто в этом для неё все, как будто она больше ни о чём не думает, ничего не чувствует, и, конечно же, в эти минуты всё остальное перестаёт для неё существовать. Единственная её связь с отстранённой реальностью – Тео и их совместный танец.

Его руки на худых женских плечах, её прерывистое дыхание, секунды остановки, в которых они встречаются взглядами. Это незабываемо.

Они кружатся в серебряном свете Луны на пустой набережной, наслаждаясь этим моментом. Забывают обо всех проблемах – сейчас есть только он, она и их танец.

Прохладный ветер с реки раздувает её серые волосы – они обрамляют немного вытянутое лицо.

Лина прогибается в спине – Тео прекрасно чувствует своей рукой, аккуратно обхватившей талию, небольшую дрожь в теле. Это чудо всегда выглядит восхитительно.

Во всех движениях Тео прослеживается благородство, изящность, но в то же самое время мужество и строгость. Он отдаётся этому танцу полностью, без остатка.

Сладострастная стыдливость, нежное и чистое самозабвение словно витало в воздухе.

Они следуют такту неслышимой никому музыки – музыки сердца. Двигаются так плавно, что на миг кажется – мир останавливается.

И в эту остановку он наклоняется к Лине, медленно накрывая её губы своими. Его легкая робость, её рваное дыхание, его рука, лежащая чуть выше талии, её пальцы, прикасающиеся к разгоряченным мужским щекам – всё это похоже на картину великого художника.

Ей будто снова пятнадцать. Она словно забыла весь свой прошлый опыт, сердце бешено стучало в груди, а руки дрожали. Ей кажется это всё сном – вполне возможно, что это лишь несбывшаяся мечта из её подросткового возраста.

Это длится вечность и одну секунду.

Через миг Вьери смущенно отстраняется. Раздаётся шум – на набережной собралось много людей, внимательно наблюдающих за этой парой. Они аплодируют их танцу.

– Благодарим Вас, – театрально кланяясь, говорит Тео. А после берёт под руку покрасневшую девушку, ведя дальше по мощёной мостовой.

***

Лина появляется в клинике под конец обеденного перерыва.

– Доктор Вьери, остановитесь на секунду, – просит администратор.

– Что такое, Сара? – упираясь руками в стойку, Лина делает пару стуков каблуком по кафелю.

– Вас ждёт посетитель. Он около кабинета, сказал, чтобы, как только я увидела Вас, попросила незамедлительно подойти.

– Опять от Мейла перенаправили? Можно его карту?

– Нет-нет, – ворочает головой девушка с чёрными волосами. – Это с полицейского управления. По поводу одного из Ваших пациентов. Фаббер, кажется, у него фамилия.

– Веббер?

– Да!

А, дело опять касается Тео.

И Лина, кивнув головой, гордой походкой идёт в сторону лифта. Подымается наверх, попутно читая новости сегодняшнего дня. Всё достаточно спокойно и, как на миг показалось, скучно. Единственное, что приковало её внимание, так это яркий заголовок «В городе участились нападения с целью кражи личных вещей. Будьте осторожны на улицах в позднее время суток.»

В кабинет она входит первой, а следом проходит и мужчина в форме.

– Скажите, у Вас наблюдается Тео Веббер?

– Да, – усаживаясь за стол, говорит врач. Быстро достаёт тетрадь из верхнего ящика стола и ручку. – Он посещал мой кабинет недавно. Что-то случилось?

– Скажите, как Вы оцениваете его психическое состояние?

– По моей части он абсолютно здоров. В этом я убедилась на основании тестов и сеансов, проведенных с мистером Веббером. У меня есть медицинское заключение.

– Скажите, на сколько Вы квалифицированный специалист? Какое у Вас образование и опыт?

Лина немного опешила от бестактности этого вопроса.

– Я окончила медицинский факультет военной академии, а после работала в полевых условиях несколько лет. У меня есть все дипломы, а также лицензия и разрешение на работу в клинике.

– Какими языками Вы владеете? Для работы психиатром Вы обязаны знать минимум ещё два языка.

– Я в совершенстве владею английским, немецким, корейским. Могу спокойно говорить на итальянском и французском языках в том числе. Altre domande, signor poliziotto? *

– Расскажите подробнее о диагнозе Тео Веббера.

Вьери кривит губы – уж слишком этот член полицейского управления дотошный. Много воды льёт, лишние вопросы задаёт. Все документы у неё в порядке и находятся в архиве клиники.

– Как я уже сказала ранее, ПТС у него не наблюдается, – она стягивает очки. Потирает переносицу и возвращает их на место. – По моей части он абсолютно здоров.

Она выделяет словосочетание «абсолютно здоров». Она не попугай, ей начинает надоедать повторять одно и тоже. И вообще – она не обязана это делать. Копия медицинского заключения должна быть пришита к делу о ДТП.

– Понимаете ли, в ходе расследования мы выяснили, что авария, в которой пострадал Веббер, была неслучайна, – и почему Лина не сомневалась в этом? – И отпечатки пальцев Тео есть на поврежденных тормозах.

– Подождите, – Вьери перестаёт крутить ручку, выпрямляется и пристально смотрит на полицейского. – Вы хотите сказать, что он сам подстроил эту аварию?

Голубые глаза округляются. Он сейчас не шутит?

– Скорее всего. Мы стараемся выяснить цель этого происшествия. К тому же, у господина Йегера, его компаньона, есть подозрения о том, что справка сфальсифицирована. Что Вы на это скажете?

– Моя специализация слишком узкая. Посттравматического синдрома, с которым он обратился ко мне, я у него не выявила. И я это могу подтвердить и подкрепить доказательствами.

– В любом случае, мы Вас ещё вызовем в управление на допрос.

После ухода этого мерзкого типа, Лина берёт телефон в руки и листает книгу номеров. Останавливается на Тео и пишет сообщение: «Приходили сегодня по Вашему делу из управления.»

Держит палец над кнопкой «отправить», но тут же меняет свое решение и убирает мобильный в ящик стола.

Нет, зря всё это.

– И какого чёрта я ввязалась в эту кашу? – спрашивает она, передвигая белую пешку на две клетки вперед.

И ждёт. Словно пустота может ответить ей на все вопросы. И эта тщетная попытка на поиск каких-либо ответов не увенчается успехом. Опять. В который раз.

Игра началась.

* Altre domande, signor poliziotto? – Ещё вопросы, господин полицейский? (с итал.)

***

В отличие от того вечера, в последующие Тео не касался Вьери. И даже сегодня он молча наблюдает за её аккуратными и плавными телодвижениями: как она придерживает рукав, тянясь за едой, как поворачивает чашку перед тем, как отпить немного терпкого чёрного чая, как элегантно поправляет волосы, убирая выпавшую прядь с лица.

– Расскажите, как Вы начали играть в шахматы?

Обстановка не такая напряженная, какой могла бы быть.

На нём сегодня белая рубашка, чёрная бабочка и идеально выглаженные брюки.

– Я всегда считал, что человек должен быть развит гармонично. А потому своё немногочисленное свободное время проводил в кабинете своего отца, читая книги. На его полке стоял подарочный набор – кто-то привёз ему китайские сянци. Меня они заинтересовали. Но в силу того, что мы живём в Швейцарии, здесь они не распространены. А потом я впервые увидел то, как играл мой отец в европейские шахматы. Кстати, в то время он как раз стал гроссмейстером.

– И Вас поглотило это занятие?

– Нет, – качает головой. – Сказать честно, первые мои мысли были из разряда «Фу, что это за ужас?», а потом как-то само пришло желание попробовать. Спустя год или около того.

Лина кивает головой, не находя вариантов на продолжение этого диалога. В целом, ей была интересна история жизни Веббера, но каких-то прямых вопросов не возникало.

– А какая настольная игра нравится Вам, Лина?

Девушка наклоняет голову. Сплетает пальцы в замок и утыкается в окно. Дороги пустые, пешеходов нет.

Темно – они вновь засиделись допоздна в кафе. В целом, за временем никто и не следил. На удивление, дневная тишина и тепло сменились на шквалистый ветер и холод.

– Если рассуждать о том, что мне нравится – шахматы. Однако толком и не играла в них – что-то не сложились у меня отношения ними. А то, во что я действительно когда-то отдавала своё время – «Морской бой».

Тео картинно вскидывает бровь.

– Я бы даже и не подумал.

– Ну почему же? Просто в казармах не во что было больше играть. А Вы служили?

– Нет. Вы считаете, что армию должен пройти каждый мужчина?

Лина пожимает плечами и отпивает немного чая. Переводит взгляд на лампады с белым стеклом, всматриваясь в мерцающий огонёк.

С самого начала Вьери засомневалась, когда Тео пригласил провести вечер пятницы в готическом ресторане – такое себе место, чтобы отметить победу в городском шахматном турнире. Однако едва она села в мягкое кресло, обтянутое чёрной кожей, то тут же успокоилась – здесь атмосфера куда спокойней и приятней, чем ожидалось. Даже тихая музыка попала точно в тему, оказывая расслабляющий эффект.

– Расскажите, и что Вы теперь собираетесь делать с «Марджин-лекари»? Это ведь загибающаяся фармакологическая сеть, насколько я знаю, её вообще собирались закрывать в следующем месяце.

– А, Вы про ту сделку, на которую жаловался Йегер? Вам это действительно интересно? – спрашивает Тео и качает головой.

Он улыбается. У него, несмотря на острые скулы, достаточно миловидное лицо: пухлые губы, пушистые ресницы и карие глаза.

Лина кивает.

– Хорошо. «Медтек» – компания отца, перешедшая в моё владение три года назад. Ему стало тяжело управлять такой большой монополией. Мы поставляем оборудование высочайшего качества в медицинские учреждения, являясь лидерами на рынке не только по продаже, но и по производству.

Он смыкает губы и смотрит на девушку. Замечает несвойственную ей бледность и спрашивает:

– Вы в порядке?

Вьери кивает головой, поправляя очки левой рукой. Садится в более собранную позу и поджимает плечи.

– Простите, продолжайте. И каковы Ваши намерения?

– Не стоит извиняться. Я выкупил эту компанию с целью расширения сферы нашего влияния.

– Вы хотите изготавливать не только оборудование, но и лекарственные препараты? – удивляется девушка. – Но ведь у этой сети были неоднократные нарушения в технологии производства, да и в целом, насколько я знаю, то у неё достаточно шаткое положение на рынке. Точнее, не нарушения, а отклонения от общепринятых нам технологий.

– Найм персонала и его обучение – это не такие уж большие трудности, как может показаться на первый взгляд. Кто знает, быть может, эта технология станет лучше той, которую используют большинство предприятий сейчас? – здесь он как-то по-змеиному улыбается, словно что-то задумал. Пару секунд размышляет и добавляет: – К тому же, у меня есть доверенное лицо, которому я могу поручить это дело.

– Ахлф?

Тео посмеивается и качает головой, складывая руки на груди.

– Нет, эта бестолковая пешка не способна на какие-то большие вещи. Мой отец.

Пешка? Пешка. Именно пешка. И почему у Лины вновь возникает такое чувство, будто она стоит на соседнем поле с Йегером?

Да уж, разговоры с Веббером ей всегда будут напоминать о том, в каком нестабильном положении находится она сама.

– Тогда почему Вы продолжаете сотрудничать с ним? Если он не вносит большого вклада в бизнес – не проще его устранить? – осознав, насколько грубо звучало это слово, она кивает и добавляет: – Убрать из компании, я имею в виду.

– Опять же – мой отец. Это он попросил меня оставить Йегера. Насколько я понял, с его отцом они и основали бизнес. Будь моя воля – я бы давно его уже выпер из «Медтек».

– Боитесь гнева Хьюго?

– Ни в коем разе. Я хочу, чтобы он сам понял – Ахлф не самый лучший компаньон. И я сделаю для этого всё возможное.

– Теперь я убедилась в своих наблюдениях.

– Наблюдениях? О чём Вы, Милая леди?

Лина поджимает губы и немного отворачивается, вскинув подбородок. Однако спустя пару секунд возвращается – сплетает пальцы в замок и кладёт руки на стол.

– Слишком вспыльчивая и неуравновешенная личность этот Йегер.

– Если бы дело было только в этом…

Он не успевает договорить, как раздаётся звонок. Тео сжимает в руках телефон и некоторое время думает – ответить или нет.

– Тео Веббер, да? – басит он. От этого голоса у его собеседницы мурашки пробежали по коже.

А после хмурит брови.

Девушка внимательно следит за его телодвижениями – большой палец левой руки постукивает по чёрному деревянному столу. Нервничает? Но с чего бы? Мужчина поджимает губы и убирает телефон, сжимая кулаки. Говорит на выдохе тихое: «Чёрт».

Взгляд устремлен куда-то в сторону.

Лина пересаживается ближе, занимая соседний от Тео стул.

– Что-то случилось?

– Нет, – он в миг добреет, едва видит её около себя. – Просто незапланированная командировка нарисовалась. Всё хорошо, мисс Вьери.

– Когда? Надолго? – словно пропуская мимо ушей это «мисс», интересуется девушка.

– Завтра в половину шестого утра самолёт. Сказали, что на пару дней. Ахлф заболел и не сможет присутствовать на мед-экспо. Они должны были лететь с отцом вдвоём – у Хьюго тоже есть возможность подписывать договора. Попросили заменить.

Вьери вздыхает.

– А меня как раз вызывают в управление по Вашему делу.

– К сожалению, я не смогу Вас отвезти, но могу попросить об этом своего водителя.

Она отрицательно машет головой:

– Не стоит, спасибо. У Вас есть свой водитель? Почему Вы сами за рулём тогда?

– Я получаю наслаждение от вождения автомобиля. К тому же, в этом нет необходимости. Следственный комитет находится ведь на другом краю города. Уверены?

– Так точно.

Тео улыбнулся, увидев строгость во взгляде и услышав твёрдость в её военном «так точно». Всё-таки, это никогда не исчезнет из неё.

– И куда именно Вас вызывают? С какой целью?

– На допрос, насколько я понимаю. Хотя они и утверждали, что это всего лишь беседа. Нет, СК не умеет проводить простые беседы, кого я обманываю.

– И часто Вы посещаете это заведение? – Веббер хочет накрыть худую и бледную ладонь своей, но передумывает. Откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди.

– Раз на раз не приходится. За свои четыре месяца работы в клинике я уже побывала там девять раз. Ваш будет десятым.

– И опять я становлюсь юбилейным. Забавно, не так ли?

– Я бы не сказала, если честно. Не очень люблю такие места.

– У Вас ведь узкая специализация, так почему Вы постоянный гость в органах?

Лина кривит губы. Снимает очки, потирает глаза, сжимает переносицу пальцами и делает глубокий вдох. Неделя выдалась очень тяжелой из-за новых пациентов.

– Всё-таки, у меня образование, связанное с психиатрией. Иногда меня просят провести освидетельствование или независимую экспертизу. В любом случае, это выматывает.

И тут у неё возникает резкое желание задать вопрос, связанный с аварией. Не хочется портить этот прекрасный вечер, но нужно. Ей нужно знать правду.

– Скажите, Тео, – надевая очки обратно, начинает Лина. – Что с этой аварией не так?

– О чём Вы?

Пусть он и строит недоумённый взгляд, но она замечает, что мужчина что-то недоговаривает.

– Не стоит пытаться что-то скрыть. Как любой язык, язык тела состоит из слов, предложений и знаков пунктуации. Каждый жест подобен одному слову. То, как двигается собеседник во время диалога, может многое рассказать о нём.

– Да? – поиграв бровями, он разворачивается и наклоняется ближе, упираясь локтями в стол. – И о чём же говорят мои жесты сейчас?

Её щеки немного краснеют. Она отстраняется и хмыкает:

– Вернёмся к разговору. Вы действительно самостоятельно подстроили аварию?

– Я понял… Вы виделись с Ахлфом?

– Нет, – уверенно отрицает она и устремляет взгляд на собеседника. – Поймите, я всего лишь хочу разъяснить ситуацию и помочь.

– Я Вашей помощи просил? – грубо отзывается он. А после дополняет: – Нет.

– Простите.

И они не разговаривают более. Даже по пути домой, в машине висела мёртвая тишина. Лина выходит из автомобиля, бросая короткое: «Спасибо. Удачной командировки», а после скрывается в подъезде.

***

Из-за необходимости поездки в управление, Лине пришлось сместить всех пациентов в одну половину дня – выбор пал на дообеденное время. Как показывает практика, пятнадцатиминутный разговор с представителями органов изнуряет не меньше, чем марш-бросок по пересеченной местности с полной выкладкой в армии. Поэтому она покидает кабинет с последним посетителем, попутно вызывая такси.

– Скажите, Вы утверждаете, что Тео Веббер, Ваш бывший пациент, абсолютно здоров? – спрашивает мужчина с проплешиной на макушке. У него низкий и противный голос, немного с хрипотой, тёмные глаза, чёрные волосы и щетина.

– Я не выявила у него никаких признаков посттравматического синдрома, а также каких-то отклонений в поведении, – набирая побольше воздуха, отвечает Вьери. Ей кажется, что стены здесь давят на пространство, которое всё провоняло терпким табаком.

– Вы абсолютно в этом уверены?

– Так точно.

– Вы – квалифицированный специалист? У Вас есть диплом, свидетельствующий о Вашем образовании?

– Все мои документы находятся у начальства. Копии я предоставляю, – доставая из сумки чёрную папку, она рукой толкает её вперед. Пластик скользит по длинному деревянному столу и останавливается на краю.

Массон долго изучает их – докапывается к каждой детали, даже к незаконченному курсу по направлению наркологии.

– Почему Вы оставили этот раздел? Неужто Вам, как психиатру, неинтересно было изучить влияние ПАВ на человека?

– Интересно. Однако в следующем документе указано, что я прошла этот курс в военной академии, а не в штатной городской.

Мужчина цокает.

В кабинете прохладно. Бежевые стены, серый паркет, отсутствие флоры и огромное количество бумаг на каждой полке – всё это уже знакомо Вьери. Только вот этого человека она видит перед собой впервые. И слишком он уж мельтешит в своих движениях.

– Расскажите, как Вы поняли, что он здоров? – откладывая папку в сторону, он наклоняется и упирается руками в стол.

– Я провела несколько сеансов с ним. Низкий уровень тревожности, отсутствие каких-либо психопатологических репереживаний, ночных кошмаров или же диссоциативных реакций – это всё противоположность посттравматическому стрессовому расстройству.

– Вы уверены в своих словах?

– Однозначно. И я подкрепила это медицинским освидетельствованием самого Веббера, – уверенно кивает Лина и складывает руки на груди. После понимает, что эта поза не очень подходит – так она словно пытается защититься от давления Массона. Откидывается на спинку стула и кладёт руки на колени.

– У нас есть справка от другого специалиста. И там написано, что Тео Веббер находится в нестабильном психическом состоянии. И как прикажете это понимать?

Вьери ежится от холода и застёгивает бордовый пиджак – середина августа достаточно жаркая пора в Берне, однако в кабинете осел какой-то неестественный холод.

– К сожалению, мне нечего сказать на это. Моей задачей было выявление у пациента ПТС. Я его не выявила. Возможно, он имеет отклонения в другой области психиатрии, но не в этой. Найдите ещё одного диагноста с иным направлением, быть может, там удастся выяснить хоть что-то.

Чёрт. Они уже успели сфальсифицировать диагноз и подкупить какого-то врача. А что остаётся делать? Рассказать обо всем самому Вебберу – не вариант. Лина запомнила его реакцию на желание помочь и не хочет испытывать судьбу во второй раз.

– Как Вы можете говорить, что он здоров, если его же отпечатки обнаружены на поврежденных тормозах?

Пару глубоких вдохов, чтобы успокоить учащенное сердцебиение. А после она собирается с мыслями и возмущается:

– Чёрт возьми, мне Вам нужно в тысячный раз говорить, что я не определяла его общее психическое состояние? Я ручаюсь только за отсутствие у него посттравматического синдрома, всё. И как вообще может быть связано то, что он сделал до аварии и последствия, которые могут проявиться в результате каких-то событий?

В этот момент в дверном проеме появляется блондинка. Лина беглым взглядом пробегается по ярким накаченным губам, накрашенным глазам, стыдливо большому вырезу декольте, короткому платью и огромным шпилькам. И как она только ходит на такой обуви?

– А вот второй эксперт, – говорит Массон, приглашая жестом девушку сесть за стол и присоединиться к беседе. – Это Кейт Горни, психиатр из клиники «Гринвей».

– Это очная ставка? – вскидывает бровь в вопросе Вьери. Ей жутко неприятно находиться с такой разодетой персоной.

– Вы имеете что-то против? У Вас есть то, что Вы скрываете от следствия?

Боже, как же хочется провалиться под землю от этого чувства.

– Я всё сказала.

– Мисс Горни, пожалуйста, Ваше мнение о состоянии господина Веббера?

Кейт кладёт руки на стол и стучит ногтями по деревянной поверхности.

– Я провела с ним беседу и выявила у него отклонения: он достаточно нестабилен и склонен к принятию импульсивных решений.

Это что? Диагноз? А где хоть одно уточнение?

– Извините, не могли бы Вы уточнить? – заставляя себя улыбнуться, просит Лина. Тошнит от этой обстановки. – Тесты, исследования?

– Я не обязана этого делать, – заявляет девушка, бросая небрежный взгляд в сторону. – К тому же, сомневаюсь, что ты знакома с такими терминами.

Если сравнивать Лину с чайником, стоящим на плите, то она вот-вот вскипит. Делает вдох и выравнивает дыхание. Бестактность и фамильярность, а также вызывающий вид этой персоны жутко бесит Вьери.

– По акту Вашей некомпетентности будет проведена проверка, мисс Вьери, – Массон качает головой. – И все факты на лицо – Тео Веббер не здоров.

«Во что я ввязалась…»

***

– Доктор Вьери, – окликает её Сара, привставая из-за большой стойки.

– Да? Что случилось?

Лина выглядит достаточно уставшей – тяжелый рабочий день уже закончился, только вот она прокорпела над отчётами ещё час. Пришлось вернуться после управления в клинику. Она шагает по холлу первого этажа, понурив голову. Хочется принять горячую ванну, а потом провалиться в сон. Желательно, часов на двадцать.

– А что происходит? Просто и Вы, и директор Вайсер выглядите достаточно напряженными и вымотанными.

– Ой, – на выдохе отвечает девушка. – Если бы ты только знала, Сара, во что я ввязалась…

– Может, Вам взять выходной и провести этот день с собой? Разобраться там, решить свои проблемы… Просто тяжело смотреть на Ваше изнеможённое состояние. Я не думаю, что смогу помочь советом, но Вы только скажите…

– Спасибо, – качает головой она и упирает подбородок в руки. Локти немного разъезжаются на идеальной поверхности стола. – Можешь сделать мне кофе?

– Конечно.

И пока Сара крутилась вокруг кофемашины, Лина в общих чертах рассказывала всё то, что приключилось с ней за последний месяц.

– Честно говоря, я не знаю, правильно ли я поступила, когда решила заступиться за пациента. Теперь я в такую грязищу попала, что век не выберусь с неё.

– Жалеете об этом?

– Нет. Я буду жалеть, если ничего не смогу сделать. К тому же – глупо отступать на половине пути.

– Возможно, Вам будет легче, если Вы выговоритесь. Скажите, я ведь правильно поняла, что Ваше знакомство с Тео началось задолго до кабинета?

Вьери беглым взглядом осматривает присевшую перед ней собеседницу – изумрудно-зеленые глаза, длинные чёрные волосы и бежевый брючный костюм.

Снимает очки, кладёт их на стол и сжимает переносицу пальцами.

– Мы учились в одном пансионате до десятого класса. Сколько себя помню, всегда в сторонке находилась и старалась не контактировать с кем-то, что, собственно, не нравилось надменному и самовлюбленному сыну богача – Тео со школьной скамьи уже проявлял себя не в лучшей красе: заработал репутацию мальчика-плохиша, был главной задирой. Одним словом – засранец редкостный. Там мы и были знакомы.

– А потом? Вы виделись после?

– Нет, – Лина устало качает головой. – Я окончила среднюю школу, а после моя семья переехала из Берн-Миттельланд. Отца перевели в другое подразделение, а мать не захотела его отпускать одного.

– И давно Вы вернулись в Швейцарию? Точнее, в Берн? – отпивая чай, налитый в пластиковый стаканчик, Сара устраивается поудобнее в кресле. Закидывает ногу на ногу.

– Меньше полугода как. После школы я поступила в военную академию, а уже оттуда попала в горячие точки. Мне было около двадцати четырёх лет. Потом несколько лет службы, – после этих слов по её бледной коже пробегают мурашки.

На улице окончательно стемнело. Однако возвращаться в пустую квартиру как-то не хотелось.

– А Ваша семья? – задаёт вопрос она. – Как они отнеслись к этому?

Лина опять качает головой.

– Отец погиб, когда мне было семнадцать. С матерью и братом у меня очень напряженные отношения – она не смогла принять мой выбор. А Лукас просто включил режимы обиды, что я оставила его и мать после смерти отца вдвоем. Мы с братом полуидентичные близнецы, как называют это в медицине, – поясняет Лина. – По возвращению с Востока я хотела наладить с ними контакты, но брат упёрся и сказал, чтобы я не тревожила ни его, ни мать. В любом случае, отец хотел, чтобы я шла по его стопам.

– Вы поступили в военную академию по своему желанию? Или это была своего рода жертва во имя погибшего отца? Как я понимаю, он тоже служил, верно?

– Да. Во время одной из спасательных миссий он прикрыл собой заложника от пули. Отчаянно боролся за жизнь в реанимации, но, увы, проиграл, – Вьери пожимает плечами, а после тупит взгляд в почти опустевшую кружку кофе. – Признаюсь – это было моё осознанное желание.

Виснет неловкое молчание. Шум изредка проезжающих автомобилей тревожил эту тишину. Клиника полностью пустая, а свет горит только в приёмном отделении – ощущение, будто за поворотом полнейшая бездна и нескончаемая пучина тьмы.

В целом, в её необжитой двухкомнатной квартире было так же. Она появлялась там лишь с одной простой целью – переночевать да поработать на ночь глядя. Что, собственно, можно ещё делать в гордом одиночестве, где нет даже ни одного цветка? Что за провал?

– Вот Вы встретились с Тео. Что Вы испытываете сейчас?

Лина подымает задумчивый взгляд и некоторое время молчит. А после выдыхает:

– Я чувствую то, что я в такую грязь вляпалась… Одному Богу известно, что будет дальше.

– У Вас всё получится. Я всегда постараюсь Вам помочь.

Ставит уже опустевшую кружку на стол, поправляет вишневый пиджак, чуть одёргивая его полы вниз, а после встаёт.

– Спасибо, Сара.

По приезду домой, как и предполагалось, её ждал полный упадок – пустая и промерзшая из-за сквозняка квартира. Лина проходится по комнатам и закрывает окна – даже не включает свет, а просто проваливается в этот чан со сгущающейся по углам тьмой.

Переодевается, кинув костюм в стиральную машину – займется стиркой на выходных.

– А ещё столько дел, – тянет Лина, растягиваясь по дивану на кухне. Утыкается носом в подушку и начинает засыпать.

Даже не хватило сил на ужин. На самом деле, она вполне привыкла к нерегулярному приёму пищи – после возвращения с Востока её вес уже пришёл в норму, а неестественная худоба и впалые щёки вернулись к более людскому виду.

Ей снится лабиринт – высоченный, с огромными белыми лакированными стенами, с неприятным деревянным и сливающимся полом. Над ней лишь небольшая полоска света, пробивающаяся в это пространство и едва освещая его.

Лина стоит на перекрестке – в какую сторону идти? В каждой из них есть этот обещанный в дешевых романах «свет в конце туннеля». Может, пойти прямо? В целом, понятие направления здесь достаточно относительное – может, она будет думать, что пойдет прямо, но уйдет на самом деле назад?

Или стоит пойти в тот коридор, что находится по правую руку от неё? А вот куда она выйдет? И если она зайдет в тупик, то сможет ли из него выйти и вернуться на первоначальную точку? Вьери сомневается – здесь нет даже намёка на какие-то опознавательные знаки, чтобы не потеряться. Что уж говорить о каких-то указателях – смешно.

Долго размышляет, задрав голову к тому, что она прозвала «небом» – абсолютно серое полотно, даже ни облачка. А может… Нет, она стоит твёрдо на ногах, не падает. Значит – находится в привычной ей плоскости.

Осматривает себя – в целом, всё в порядке нормы. Только вот это белое платье на ней было непривычным: подол многослойный, сотканный из кусочков, каждый из которых похож на гофрированные воротнички, а верх – не совсем аккуратный, похожий больше на рубаху. Ладно, чего только не проецирует мозг во снах.

Вариантов немного – оставаться на месте не хочется, а идти в какую-то из сторон, не имея потом возможности вернуться обратно – такая себе перспектива.

Это сон. Она прекрасно это понимает. Только вот почему-то сердце сжалось, а горло будто охватило кольцо огня. В любом случае, даже если это сон, то его тяжело назвать кошмаром – так, один из рядовых полётов её фантазии. Очередная головоломка. Почему бы не решить её? Только с чего начать, собственно?

Из царства Морфея её вырывает настойчивый телефонный звонок. Она продирает глаза и на пару секунд зависает, осматриваясь вокруг: солнце уже пробивалось через жалюзи на кухне, а шум машин доносился через единственное открытое окно.

Смотрит на наручные часы.

– Чёрт! – выкрикивает Лина, вскакивая с дивана.

Хватает телефон и отвечает, даже не глядя:

– Лина Вьери на связи.

В ответ легкий смешок.

– Ох, моя Милая леди, я не знал, что Вы настолько любите сон. Нужно будет запомнить.

– У Вас что-то случилось, мистер Веббер? Что-то срочное?

Глазами ищет одежду, а потом вспоминает, что та лежит в стиральной машине. Быстрым шагом идёт в комнату и открывает шкаф: выбор пал на тёмно-синий брючный костюм с жилеткой.

– На самом деле, я хотел узнать, как прошла вчерашняя беседа в управлении?

– Мне некогда сейчас. Да и простите, но я не обязана говорить об этом.

– Но Вас ве… – он не успевает договорить, как Лина сбрасывает звонок и кидает телефон в сумку.

На ходу причёсывается и выскакивает из квартиры, запирая её ключом.

***

– Доктор Вьери, – аккуратно постучавшись, Сара заходит в пустой кабинет во время обеденного перерыва. Держит в руках поднос. – Можно?

– А? – отрывая взгляд от медицинской карты, она подымается. – Заходи.

– Вы выглядите совсем измученной. Я принесла Вам кофе и немного рёшти, угощайтесь.

От вида вкусной еды у Лины сводит желудок – ничего не ела со вчерашнего дня.

– Вы сегодня едва успели к пациенту, хотя обычно приезжаете за сорок минут до начала работы. Что-то случилось?

Лина отпивает кофе и откидывается в большом кожаном кресле. Прикрывает глаза и делает глубокий вдох:

– Всё хорошо, просто немного выбилась из режима дня с этими поездками. Да и вчерашний разговор в комитете истощил меня.

– Кстати, на Ваше имя пришло письмо сегодня, – вспоминает девушка. – Оно у меня в ящике осталось, принести?

– Да, если не затруднит.

И пока Сара бегала вниз, её отвлекло сообщение. Экран подсветился: «Новое сообщение от абонента Тео Веббер».

Лина отключает телефон и кладёт его в нижний ящик стола, отодвигая старые фигуры из первого набора. Кстати, те шахматы достались ей от одного из спасенных – тот мальчишка с копной рыжих волос смотрел на неё так, словно на какое-то божество. Он плакал – серые глаза блестели в свете заходящего солнца. И умолял лишь об одном – не стрелять.

Вьери хватается за голову и жмурится. Хочется забыть его и всю свою прошлую жизнь. Только вот это невозможно – словно выжжено на коре головного мозга.

– Вот, – Лина даже не замечает, как Сара зашла в кабинет и встала перед столом. В её руках несколько конвертов. – Мне нужно идти. Если что-то нужно – звоните.

И она уходит, оставляя врача один на один со своими проблемами.

Тьма клубится под потолком – почти так же, как и в её квартире. И даже не хочется одёргивать тяжёлые портьеры на окнах. Темнота щерится беззубым мягким ртом и медленно вытаскивает из коробки, что стояла на верхнем шкафу в дальнем углу её сознания, воспоминания. И все они отнюдь не самые приятные.

Вот репереживания с Востока, а следом идут кадры из средней школы – и плевать, что с тех лет у неё не осталось чего-то хорошего. Единственное, что украшало те серые и тяжелые будни, так фигурное катание. В целом, это то, из-за чего в её памяти пансионат находится выше, чем отметка «полный отстой».

А под конец, словно вишенка на торте в этот парад уныния – встреча с Тео. Прошло ведь даже не пять лет, не десять. Пятнадцать, а может и больше. Только вот почему реакция за чёртову половину жизни никак не поменялась?

«Пойду вправо» – думает Лина, вновь оказываясь среди белых лакированных стен. А как вернуться назад, если там окажется тупик? И ничего лучше в голову не приходит, кроме как оборвать подол платья – здесь, как ей кажется, сотня гофрированных элементов. И лоскут остаётся на перекрёстке.

В любом случае – это сон. Можно делать всё, что захочешь – даже прыгать с обрыва, а потом очнуться в реальности и продолжить заниматься своими делами: разумеется, если получится перевести свой взгляд на что-то более утопическое и отвлечь свой мозг от тянущих назад мыслей.

Жить в иллюзиях – губительно. Особенно если эта ипостась куда приятней реальности, настолько, что хочется остаться в этом сладком мире, сотканном изо лжи.

Лина медленным и размеренным шагом идёт вперед, придерживаясь стены – кончиков пальцев левой руки касается приятное и идеально отшлифованное дерево. Босые ступни, на удивление, не мерзнут – холодный пол заканчивается. Дальше обрыв. В целом, как и предполагалось – ничего удивительного. Вьери выносит ногу над бездной – такой же серой, как и небо – и некоторое время думает.

Вариант спрыгнуть и очнуться в реальности ей понравился. Но есть второй – решить эту головоломку. И искушение разгадать загадку слаще.

Она возвращается назад, обходя каждый сброшенный лоскут подола – пусть остаётся. Возможно, в этом лабиринте всё связано, а потому, чтобы не заблудиться, это будет опознавательным знаком.

И каждые пять метров она подымает голову кверху, делая глубокий вдох. Неизменность.

По возвращению на изначальную точку в её сознании проскальзывает мысль – а дальше куда? Прямо? Или назад? Или влево?

Надо присесть и подумать.

***

– Доктор Вьери, что с Вами?

Лина медленно открывает глаза.

– А?

– Вы упали в обморок, – в полумраке кабинета она не может идентифицировать личность говорящего – всё вокруг превратилось в огромное размазанное пятно.

– Я в порядке, – медленно подымаясь с пола под руку, бормочет врач. – Где мои очки, не подскажете?

– Они разбились… – виновато произносит женский голос.

Чёрт. Всё некстати. И на мир приходится смотреть через мутное матовое стекло. Быть почти что слепым, как выяснилось, неприятно.

– Прилягте, – просит девушка, усаживая потерянную Лину на кушетку. А после помогает лечь. – Я позову Мейла, сейчас.

Стук каблуков, щелчок открывания двери – всё это звучит так отдаленно.

Лина некоторое время размышляет о том, как добраться до ближайшей оптики и купить очки. Потому что сейчас она действительно беспомощна – даже свои руки, вытянутые вперед, мылятся так, что дальше носа всё просто превращается в бежевое пятно.

– Вот, – говорит Сара, а следом раздаются увесистые шаги и скрип кушетки.

– Лина, ты хорошо видишь меня? – спрашивает Мейл.

В ответ тихий и немного охрипший смех.

– Как бы так сказать… Мои очки разбились, а моё зрение минус восемь надо мной надсмехается.

– Ну, шутишь – уже хорошо.

А после Вьери ощущает почти что бесплотное касание к её лицу – ладони Мейла тёплые. Подушечками больших пальцев он аккуратно придерживает нижнее веко и светит в глаза фонариком на конце ручки.

***

На следующий день, несмотря на возражения коллег, Лина вновь вышла на работу. И первое, что она сделала – сверилась с личным графиком и расписанием в электронной базе. И записи в тетради гласили о том, что на сегодня у неё четыре пациента – база же выдавала ноль.

Она накидывает на плечи халат и спускается вниз, перепрыгивая через ступеньку – не любит лифты. Выходит в регистратуру и упирается локтями в стойку:

– Доброе утро, Сара, – спокойным голосом говорит Лина. – Не подскажешь, что у меня с расписанием на сегодня?

– Так-так-так, – стуча ногтями по клавиатуре, бормочет девушка. Быстро набирает что-то на компьютере, а после подымает взгляд. – У Вас пустой день, доктор Вьери.

– Не может быть, – ворочает головой она. А после на миг призадумывается – не могла же она ошибиться в записях? – У меня на сегодня…

Её прерывает Сара, вскочившая со стула.

– Я чуть не забыла! Директор Вайсер попросил Вас зайти к нему!

Кажется, всё становится на свои места. Вьери благодарит администратора, а после удаляется в сторону приёмной директора.

В коридорах много людей – и все они чем-то недовольны. Кто-то возмущается, кто-то кричит, а кто-то машет руками.

Глаза жутко болят и слезятся – носить линзы ей было противопоказано, но выхода другого не было.

Лина протискивается между толпой и прячется в приёмной. Здесь тихо и пусто – только за столом сидит мужчина в форменной рубашке с закатанными рукавами. Он медленно подымает взгляд:

– Вас уже ожидают, мисс Вьери, – его манера общения холодна и равнодушна. За очками в черной квадратной оправе виднеется некая неприязнь и пренебрежение. – Заходите.

Лина дёргает на себя ручку второй двери и её обдаёт ледяным ветром – окно в кабинете было открыто настежь, несмотря на мерзопакостную погоду за окном.

В этом году июль и август выдались чересчур дождливыми, что непривычно для Швейцарии. Из-за постоянного ливня даже позакрывали многие курорты, что сказалось и на праздничных днях – на тот же самый Фестиваль голубых шаров в Люцерне приехало не так много музыкантов, а фейерверки в честь Дня Конфедерации были отменены.

– Директор Вайсер, вызывали? – с осторожностью спрашивает Лина. Прикрывает за собой дверь и ожидает дальнейших действий.

– Садись, – просит мужчина, кивнув головой в сторону стула напротив. И едва девушка присаживается, он делает глубокий вдох и пододвигает бумаги к ней. – Это Ваши документы. С сегодняшнего дня Вы больше не работаете здесь.

На миг кажется, что земля уходит из-под ног. А что теперь делать?

– Причина?

– Мне было приятно работать с Вами, но… – тянет мужчина, потирая виски. – До меня дошли бумаги о деле Тео Веббера, помните такого?

Она кивает.

– И есть указ о том, чтобы я уволил Вас из-за некомпетентности. Ваших пациентов передали уже другим врачам. Освободите кабинет до обеденного перерыва, пожалуйста.

И Лина не помнит, в каком состоянии она бросила простое «Меня уволили» Саре, спросившей о разговоре, как сняла табличку «Кабинет 511. Лина Вьери, психоаналитик» с металлической двери, как собрала вещи в одну маленькую коробку – четыре журнала да две книги, вот и всё, как села на кушетку и бездумно смотрела в стену.

– Да как так? Почему Вас уволили? – возмущается Сара, измеряя кабинет шагами. И плевать, что она покинула своё рабочее место – ближайший посетитель только через час. – По какому праву?

– Не знаю, – равнодушно пожимает плечами Лина. Взгляд её опустошен и совершенно безжизненен. – Однако факт остаётся фактом – теперь я здесь не работаю.

– Это из-за той ситуации с полицейским управлением, да?

– Угу.

А после пятиминутного молчания она встаёт и собирает последнее, что принадлежит ей в этом кабинете – шахматы, стоящие на краю стола, подаренные Тео. Он всё ещё находится в командировке. Собственно, Лине абсолютно плевать на него теперь – она не его врач, даже не бывший. У него есть другой психоаналитик, а Вьери теперь выброшенная и сломанная пешка. На доске игры Тео она стоит где-то с краю, за пределами поля – срубленная и никому не нужная.

– Знаешь, Сара, – шепчет девушка, подымая коробку и направляясь к выходу. – Пошло оно всё к чёрту.

***

Дни тянулись один за другим – серые, пустые и холодные. Они ничем не наполнены – привычной рабочей рутины не было.

Когда она могла переключать своё внимание на что-то утопическое, требующее концентрации и полной отдачи, было куда легче. Можно было отвлечься и увести своё сознание от гнетущих мыслей, заставляя хоть на время, но забыть о том, что тяготило назад.

А сейчас, бездумно сидя на кухне глубокой ночью, она не знает, чем заняться теперь. Вся привычная жизнь шла под откос: ни работы, ни семьи, ни друзей. Единственное, что хоть как-то украшало этот отстой, так это вечерние занятия на ледовой арене в соседнем районе.

Делать что-то не хотелось – её совсем выбило из колеи увольнение. Ну а что, собственно, теперь делать? С трудовой книжкой, в которой красуется запись о её некомпетентности, можно пойти работать только дворником. Возвращение в медицину – полный бред и что-то несбыточное.

И в своих снах она продвинулась лишь на малость – исследовала ещё два направления, но снова натыкалась на обрывы. В последний раз ей захотелось спрыгнуть вниз и узнать, что находится там. Однако она вернулась назад, смотря в последний проход. А после уверенными шагами отправилась туда, не забывая оставлять гофрированные обрывки подола – он всё ещё тянулся за ней длинным белоснежным шлейфом.

И через короткую бесконечность этих стен она выходит в абсолютно белое пространство – только вот пол изредка менялся на чёрный. Вот и все изменения.

Жизнь дальше шла своим чередом – она просыпалась, пила кофе, а после весь день занималась чем-то. Спроси у неё, что она делала сегодня – она не ответит. Всё это на автоматизме, ведь мысли заняты другим.

И телефон она не включала – всё равно за последние две недели никто и не мог звонить. Просто некому.

А после, в один из дней, не отличающихся от предыдущего, она натыкается на статью в газете пятидневной давности: ««Медтек» заключает выгодное партнёрство с мировой сетью клиник «Гейзер», в ходе которого фирма охватывает огромную доля рыночной капитализации. Будет ли это концом для мелких компаний? Способно ли это стать новой эпохой для столь быстро развивающегося «Медтек»?». На фотографии снизу запечатлен момент подписания договора – Тео и какой-то мужчина в очках, а также Хьюго Веббер на заднем фоне.

– Хоть у него удалась поездка.

***

Вечером, как и обещала Лина своим ученикам, она пришла в платье. Оно не походило на те, в которых она каталась когда-то, но оно было комфортным и красивым – рубинового цвета с тоненьким золотым пояском, коротким шлейфом и длинными рукавами. Эта страсть выглядела изысканно и утонченно, подчеркивая фигуру танцовщицы.

Сегодня было небольшое выступление. Обычная показательная программа для родителей и всех желающих – детвора часто просила устраивать такие вечера. И Лина согласилась – раз в полтора месяца они открывали двери ледовой арены для всех желающих насладиться фигурным катанием и «Вечером сияния».

Единственное, что было в новинку – прокатка самой Вьери в самом начале. Это первое её выступление за последние пятнадцать лет, хоть она и частенько посещала каток, но надевать костюм и исполнять какую-то программу не решалась. Да и ранение мешало – пару лет назад на Востоке пришлось сшивать подколенную связку в полевом госпитале. Сделали аккуратно, но боль при беге давала о себе знать. А что уж говорить о катании?

– Лина! – кричит Эшли. На этой маленькой девчушке сегодня нежно-лиловое платье со стразами, а длинные белобрысые косы собраны в косички. Она подбегает и обнимает Вьери за пояс. – Вы сегодня такая красивая!

Лина смущается. Присаживается перед ученицей и смотрит на неё:

– Ты готова показать класс?

А та улыбается:

– Конечно! У меня ещё родители пришли посмотреть!

– Я так рада за тебя, – она сжимает маленькие ладошки в своих и встаёт. – Разомнись хорошенько, скоро начнём.

– Мисс Вьери, Вы безупречна сегодня! – подбегая со спины, восхищается Мартин, ещё один её ученик.

А после вокруг неё собирается огромная толпа детей, смеющихся и искренне радующихся сегодняшнему вечеру. Лина немного и сама начала забывать о проблемах, которые ждут её дома – пустота, одиночество и вечный холод в душе. Лишь только эти улыбки хоть как-то согревают её сердце. И плевать, что она едва может смотреть им в глаза – перед ней сразу появляется образ того мальчишки с рыжей копной. Они, по факту, единственное, что держит её от падения в рутинную бездну.

– Лина, можно тебя на минутку? – она подымает взгляд и видит машущего рукой Чедда, ведущего и директора ледового дворца. На удивление, он часто посещал тренировки и контактировал со многими посетителями арены.

Девушка пробирается через толпу детей, а после поправляет платье.

– Что-то случилось?

– Всё хорошо, – отвечает он. У него зеленые глаза, горящие азартом и интересом. – Я хотел уточнить моменты по порядку выступлений.

– А? Что там? Я старалась всё расписать, – она перехватывает планшет из рук и садится на деревянную скамейку, закидывая ногу на ногу. Вчитывается в строки и проверяет всё.

Через пару минут в раздевалке становится тихо – все ушли в сторону арены и прорезиненных дорожек, чтобы хорошо размяться. Только стук, издаваемый каждый раз, когда конёк Вьери соприкасался с модульным покрытием пола, тревожил это спокойствие.

– Всё верно, – протягивая планшет обратно, кивает головой Лина. Затягивает шнурки потуже и встаёт. – Давно я не каталась в таких нарядах, конечно…

– А зря. Ты выглядишь просто шикарно, – делает комплимент Чедд. Протягивает ладонь и добавляет: – Сегодня трибуны будут в восторге, увидев не только учеников, но и учителя. Пойдём, сейчас начнём.

Когда собрались люди и подошло время начала, Лина удивилась – зрительский зал был забит на восемьдесят процентов, чего не было в прошлый раз. Едва ведущий выходит на лёд с микрофоном в руках, вся галдящая толпа в миг умолкает.

– Добрый вечер, дамы и господа! Мы рады приветствовать вас на нашем традиционном вечере сияния! Сегодня будут продемонстрированы как одиночные программы, так и групповое выступление «Цветок любви». И это мероприятие откроет мисс Вьери, обучающая группы младших возрастов со своей программой «Мир и Агапе».

Арена погружается во тьму – только свет прожекторов сходится на Лине, стоящей посреди катка.

Агапе – это жертвенность, это полная самоотдача, растворение самого себя в танце и заботе. Здесь и страсть, и нежность, и беззаветная преданность.

И эта чувственность прослеживается в каждом её движении – и в тройном акселе, и в четверном тулупе, и во вращении бильман. Эта элегантность смешивается с резкими элементами, но выступление выглядит как нечто неземное – смесь страстного Эроса, пылкой и жадной любви, и Агапе, невесомой и надёжной.

***

– Ты действительно была неотразима, – улыбается Чеддстер, садясь рядом. В зале проката коньков уже пусто, детвора ушла по домам. – Я и не думал, что ты так умеешь.

Лина качает головой и посмеивается.

– Это либо последний вечер с моим участием, либо я здесь буду появляться куда чаще, чем прошлые месяца.

А после никнет, глубоко вздыхая.

– Что-то случилось?

Вьери мазнула по нему взглядом – лицо немного обеспокоенное и уставшее, широкие плечи малость ссутулены. Пиджак в сложенном виде лежал на предплечье, рукава рубашки закатаны до уровня локтя, а верхняя пуговица расстёгнута.

– Не знаю, – она пожимает плечами и выпрямляется, запрокидывая голову назад. Снимает очки и закрывает глаза. – Меня уволили.

– За что? – удивляется мужчина.

– Да есть там один пациент…

И здесь она вспоминает Тео – их первую встречу в кабинете, шахматную партию, танец на набережной и их поцелуй. Всё это так отдалённо и так неестественно, что мурашки пробегают по коже. Лина мотает головой, отгоняя от себя эти мысли. Это всё в прошлом. Так же, как и её жизнь до увольнения.

Она рассказывает в общих чертах основные моменты истории, иногда делая глубокие вдохи. Вдохи сожаления или отчаяния – не понятно.

– В общем, если кратко, то я меняю специализацию и переезжаю из страны.

– И куда ты теперь?

– Скорее всего, в Корею. У меня остался один хороший знакомый со времен службы, списались на днях, сказал, что ждёт меня и поможет найти работу. Сомневаюсь в правильности принятия этого решения, но другого выхода я не вижу.

– Может… – Чедд умолкает и переводит взгляд на девушку. Она сидит в той же позе, а свет ламп падает ей на лицо. Макияж тоже непривычный – бордовые тени, аккуратные стрелки и золотые блёстки на щеках. – Останешься? Будешь тренировать здесь.

– Нет, – равнодушно отказывается она. – У меня нет соответствующего образования, да и я не смогу. У меня были ранения, так что даже сегодняшний прокат со вкусом боли.

– А кем ты будешь работать?

– Не могу этого сказать, потому что сама не знаю. Начну с малого.

– Ты знаешь корейский язык?

Лина кивает, а на вопрос о том, откуда у неё такие познания в языках, выдаёт:

– Никогда не угадаешь, где тебе пригодятся эти знания. С детства в голову родители вдолбили: заставляли посещать языковые курсы, а потом и вовсе отдали в пансионат с лингвистическим уклоном.

А после разговора она выходит на улицу, закинув на плечи сумку с коньками. Тепло – хороший вечер для прогулки по набережной. К тому же, скорее всего, это последняя её прогулка по мостам над Ааре – ближайшую неделю обещают непогоду, а через шесть дней самолёт. Оставлять свою маленькую квартирку не хотелось, но жизнь не стоит на месте. Порой лучше отречься от прошлого и пойти вперед с гордо поднятой головой и широко расправленными плечами.

До реки ещё нужно пройти пару кварталов – поздним вечером здесь тихо и безлюдно, а потому можно полноценно насладиться умиротворенной обстановкой.

Только вот вместо каких-то хороших мыслей невольно вновь вспомнился Тео – его история и ситуация с купленной справкой. Что делать теперь? Она уже успела поссориться с мужчиной из полицейского управления, доказывая, что её пациент здоров, а диагноз – сфальсифицирован. Однако всё бессмысленно – даже полная папка дипломов не помогла, наоборот, лишь усугубила ситуацию. А после Массон попросил её не совать свой нос куда не просят. Конечно, ментальное чувство правды в Лине не дало ей спокойно сесть – она написала заявку в городской комитет. И эта просьба о пересмотре дела не понравилась даже самому Вебберу. Ну или так кажется самой Лине. Это не столько желание, сколько дело принципа. И они, к сожалению, а может быть и к счастью, сильнее страха.

Она достаёт из сумки наушники и втыкает один из них в правое ухо. Красный свет на светофоре яркими пятном расплывается по всей плоскости, едва Лина стягивает очки. Сжимает переносицу, а после натирает линзы рукавом платья.

Неподалеку доносился шум – там находится один из крупнейших ресторанов города. И людей стало куда больше, нежели квартал назад. Внутри возникло какое-то навязчивое желание набрать номер Тео и спросить о том, как прошла его командировка. И всё равно, что она знала её результат из газет, ей хочется услышать приятный низкий бас в последний раз. А последний лишь по одной причине – больше её ничто и никто здесь не держит.

– Эй, красотка, оставишь свой телефончик? – пара ребят возникла из ниоткуда. У того, кто это сказал, был прокуренный и охрипший голос.

Вьери делает маленький шаг в сторону, не желая нарываться на конфликт. Возвращает холодный пластик на место и поправляет левой рукой очки.

– Ой, стеснительная какая! – говорит ещё один парень, появляясь под правой рукой девушки. Обнимает за талию, но она тут же сбрасывает руку с сигаретой с себя.

– Идите своей дорогой, – равнодушно бросает она, пробежавшись по ним пренебрежительным взглядом, полным отвращения.

– О, дерзкая! – ухмыляется первый. – Как я и люблю!

А после тянет свои длинные и татуированные руки в сторону Вьери.

Девушка отмахивается и делает большой шаг назад – бежать через дорогу на красный небезопасно, а возвращаться в тёмный переулок и подавно не хотелось. Остаётся одно – идти туда, где больше людей, а после затеряться в толпе. Только вот один из парней схватил её за локоть и не дал убежать.

– Да ладно, мы же просто номерок попросить хотели!

– Отвали, – она выкручивает его руку, а после толкает от себя.

На каблуках бегать неудобно, особенно по мощёной камнем дороге.

Через пару метров её настигает ещё один мужчина – он выше и крупнее тех. Ей на миг показалось, что она знает этого парня – какие-то черты отдалённо напоминали ей кого-то, только вот личность и имя вспомнить не получалось, да и капюшон чёрной кофты был натянут на глаза.

Он сжимает пальцы на её худом плече до боли, а после начинает волочить в переулок между домами. Вьери брыкается, старается кричать, но безуспешно – рот закрыт ладошкой.

Через секунды до неё доходит – она кусает руку. Мужчина ослабляет хватку, а после она выворачивается. Но тут же падает, чувствуя дикую боль. Сумку выхватывают из ослабевших рук, тело в миг обмякает – на груди расцветает тёмно-красная роза.

А дальше всё как в тумане – полиция, скорая, а также невесть откуда появившийся Тео с окровавленными руками.

***

– Как она? – едва услышав скрип металлической тяжелой двери, дёргается Тео.

– Тео Веббер, – говорит Массон, заходя в допросную. Небрежно кидает чёрную пластиковую папку на стол и садится напротив. – На Вас возбуждено уголовное дело о покушении на жизнь Лины Вьери, Вашего врача. Может, расскажете о причинах?

Веббер сидит с руками, заведенными назад и скованными наручниками – руки уже затекли от этих железных браслетов. Последние пару дней он что и делал, так старался доказать полиции свою непричастность. Только вот выходило не очень.

– Я не совершал это нападение, – в тысячный раз повторяет он. – Я нашёл её уже в полуобморочном состоянии.

– Вы утверждаете, что на неё напали. Вы видели преступников?

– Да, их было трое.

– Почему Вы их не попытались задержать?

Тео подымает взгляд – глаза красные, уставшие, а мешки просто ужасали. И этот вопрос сейчас действительно задан с полной серьёзностью?

– Потому что, чёрт возьми, я старался спасти Лину. Я держал рану до приезда скорой помощи. Если бы я этого не сделал, то Вам пришлось бы на месте оформлять двухсотую форму. Как она?

Однако следователь пропускает мимо ушей вопрос, который за последние тридцать секунд задал дважды Тео.

– В нашем распоряжении появились записи с камер видеонаблюдения, расположенных на том перекрёстке. И там видно, как Вы наносите колотое ранение в район груди жертве. С какой целью Вы старались её убить?

А после он поворачивает ноутбук, стоящий на столе. И действительно – там прекрасно видно, как человек, очень похожий на Веббера, сначала заталкивает Лину в переулок, а после ударяет ножом.

– Черти, – шипит он, кусая и без того искусанные и разбитые губы. Методы допроса в таких делах явно не руководствовались гуманностью. – И здесь они поднаторели.

– Что Вы скажете на это?

– Где доказательства того, что это именно я? Как там Лина?

Но мужчина вновь покидает кабинет, оставив вопрос без ответа. Тео кажется, что он скоро сойдет с ума от незнания того, что творится с девушкой. Он мог догадаться, ведь ему сказали, что дело о покушении, а не убийстве. Но в такой ситуации эта мысль вылетела из головы.

Вдруг она не выжила? Вдруг то, как она слаба сжала его ладонь – последнее её движение в жизни? Вдруг она больше никогда не откроет свои прекрасные глаза?

От одной только мысли начинает мутить – вокруг весь мир превращается в простое и уродливое смешение всего. Даже когда с него действительно «выбивали» правду – а её действительно силой вытряхивали из перепуганного Тео – он едва различал голоса и крики. Для него это было как при контузии – всё мутное и какое-то инородное. Будто бы он находится не здесь, а где-то далеко. Возможно, так же далеко, как и Лина.

В груди неприятно сдавливает – страх не за себя, а за важного человека. Он сжимает кулаки до побелевших костяшек, а после дёргает плечами. Спина жутко ныла и плечи сводило от неизменного положения. А почему его держат в такой позе? Он и не сопротивляется особо – понимает, что с таким количеством охраны вокруг он не сможет сбежать. А всё лишь по одной причине – та несчастная справка со сфальсифицированным диагнозом. Они считают его психом, а потому он сидит в отдельной комнате, где кроме кровати и одного стола нет ничего, чтобы хоть как-то провести досуг. Сказать честно, то ему и не хотелось что-то делать, даже разговаривать – все его мысли сводились лишь к одному – он молился, чтобы с его Милой Леди всё было хорошо.

Вообще, он и не знает, выжила ли она. Его тут же скрутили, а на крики с просьбой помочь Лине никто не отозвался – они это делали с такой неторопливостью, что ему хотелось наорать на них. Его бьют в живот, отчего он складывается, и силой толкают в машину. А потом каждый день не отличался от предыдущего – допрос с пристрастиями, разбитое лицо, вечный металлический привкус во рту и ночи без сна.

Тео злится. Не на полицейских или на тех преступников, а на самого себя – он не смог защитить то, что ему так дорого. Он не ошибся в своём плане – да, у него всё шло именно по нему – только вот момент с ранением он не смог предугадать. Опоздал.

И так тянутся дни – полные грузных мыслей и переживаний.

***

– Доктор Шёнтре, как она? – спрашивает Мейл, стоя в палате. Около него мужчина в больничном халате, выглядывающим из-под него операционном костюме, держащий в руках планшет с историей болезни.

– Я не хочу Вас обнадёживать, – он качает головой. Садится на скамейку и переводит взгляд на больного. – К сожалению, за последние две недели ничего не поменялось. Она всё так же в тяжелом состоянии.

Мейл присаживается рядом и сжимает в руках ткань халата – он тоже обязан был его надеть в приёмной, куда наведывался каждый день.

– У неё есть шансы?

– Активность мозга всё ещё есть, я бы сказал, что электроэнцефалограмма у неё очень хорошая, особенно для человека, лежащего в глубокой коме. Шансы есть всегда, нам остаётся только следить за её состоянием, – мужчина делает небольшую паузу, встаёт и добавляет: – Через десять минут отбой, покиньте палату, пожалуйста.

– Да, спасибо, – бурчит Мейл, покидая помещение с тёмно-синими стенами.

В коридорах пусто: лишь изредка снуют медсёстры, а ещё реже – пациенты, возвращающиеся в свои покои.

– Скажите, у неё есть ещё родственники?

Парень тупит взгляд, а после растерянно чешет затылок:

– На сколько мне известно, кроме матери и брата никого. Что-то случилось?

– Просто странно это – мы смогли найти только контакты брата. Позвонили господину Лукасу в день, когда мисс Вьери поступила к нам, но он резко ответил, что ему всё равно. У нас в больнице закончилась первая отрицательная, а ей срочно нужно было переливание – потеря более 35% ОЦК сопровождается тяжелыми нарушениями и высоким риском летального исхода. Счёт шёл на минуты – мы надеялись на помощь ближайшей родни, но… Одним словом – спасибо тому курьеру, который бросил все дела и, несмотря на свой выходной, помчался в банк крови. Если она очнётся, то ей потребуется поддержка близких.

Последние слова как-то канули в лету – Мейл задумался. Что значит «Если она очнётся…»? Нет, он сам тоже врач – нельзя терять голову. Но с другой стороны – он успел соскучиться за эти недели по тем посиделкам в кафетерии их клиники, по вечно строгому лицу Лины и по её аккуратным записям в тетрадях. Для него она как важный и близкий друг. Когда ему становилось тяжко, то он всегда знал – может зайти в соседний кабинет в перерыве, сесть в кресло и высказаться, попивая свежезаваренный листовой чай. Они могли задерживаться после работы на час и просто просидеть на диване в кабинете Мейла, пялясь через панорамное окно на медленнотекущую жизнь в городе.

И от одной только мысли, что он будет готовить речь на её похороны, становилось не по себе. Будто обухом по голове ударяли.

***

– Какой отстой, – изрекает Лина, упираясь в огромную чёрную стену. Она уже изрядно устала бродить в одном и том же сне столько времени.

Сколько времени ей потребовалось, чтобы пройти белый лабиринт? Как кажется – вечность. И едва она выходит на полевое пространство – именно так прозвала Вьери тот отрезок пути, где не было ни единой стены, а лишь изредка меняющийся пол – то в мышцах начинает ощущаться дичайшая слабость. Она волочится маленькими шагами, стараясь держаться прямо и не уплывать в стороны.

Здесь тепло – и босые ноги не мерзнут, и невесомый белоснежный гофр изредка подымается на слабом и едва ощутимом ветре. Обрывков явно стало меньше – однако в серой пустоте тянулась едва заметная дорожка из ткани, по которой, в случае чего, девушка может вернуться назад. По крайней мере, всегда есть вариант спрыгнуть в бездну и проснуться в своей кровати. А что делать, собственно, если не хочешь просыпаться? Ну, в этом сладком мире лжи хотя бы можно погулять и порешать замысловатые загадки.

На ощупь черная стена такая же, как и белая – лакированное дерево, идеально зашкуренное и гладкое. Она возвышается вплоть до небес – резюмирует Лина, задирая голову вверх.

А ещё привычная здесь тишина тревожится слабым звоном колокольчиков – его не было раньше. Вообще, тут стояла такая мёртвая обстановка, что Вьери, как ей кажется, слышала то, как двигаются лёгкие при каждом вздохе. Он доносится из первого пролёта, который Лина считала входом в лабиринт. Судя по всему, находится несколькими метрами левее. Она не отпускает руки и идёт на звук, придерживаясь стены кончиками пальцев правой руки.

И замирает тут же, как видит в абсолютной черноте лабиринта двухвостого белого лиса.

***

И так проходит ещё несколько дней. В целом, все они обыденные – Массон, допрос, прессинг, адвокат и тонна бумаг. Тео уже сам начал сомневаться, действительно ли он спас Лину – быть может, ему так кажется? Только вот остатки здравого ума ему твердили – на видеозаписи не он. Он был уверен в этом, однако до доказательств добраться он не мог – находиться в четырёх стенах следственного изолятора и не иметь возможности выйти из него было слишком утомительным делом.

Он всё так же, как и в прошлые недели, не знал о состоянии пострадавшей – и это его гложет больше всего. В целом, в его плане была лишь одна ошибка – он не смог предотвратить падение очень важной ему фигуры. И эта шахматная партия напоминала ему что-то, только вот идентифицировать это у него не получалось. Ответ словно за матовым стеклом – нужно только набраться сил и разбить его.

– Тео, – выдыхает Хьюго, сидя напротив своего сына. Он еле как смог добиться этой встречи. – Тео, что произошло?

Его голос уставший, а внешний вид вымотанный. Кажется, он даже забыл погладить рубашку утром, а потому на рукавах, выглядывающих из-под серого пиджака, виднеются заломы. Хьюго никогда не позволял себе ходить два дня в одних и тех же вещах, но сегодня на нём вчерашний брючный костюм, а появившаяся щетина не сбрита.

– Отец, – отвечает сжато тот. – Я не совершал этого преступления.

– Я знаю, – кивает головой Веббер-старший. – Я нанял лучших адвокатов, чтобы тебя вытащить отсюда. Ты должен рассказать мне всё.

Тео выпрямляется настолько, насколько ему позволяют сведенные руки за спиной. Елозит на стуле и делает глубокий вдох. Наручники противно залязгали о металлические прутья стула.

– Сначала ответь мне – та девушка… Она?..

– Критическое состояние миновало, но она до сих пор в глубокой коме.

Как камень с души упал. Значит, есть смысл бороться дальше. Но времени чертовски мало, нужно быстро выбираться отсюда и ехать в больницу, к его Милой Леди, ведь она… Она просто жива, этого уже достаточно, чтобы перейти к третьей и, последней части плана. И эта игра наконец будет завершена, а королю чёрных будет поставлен мат.

– Слушай меня внимательно, пап. В сейфе за картиной матери в моём кабинете лежат документы. Там есть как биометрический замок, так и кодовый – найди личное дело клиента с идентификационным номером 559846 среди сделок за прошлый год. Прочитай его внимательно и выцепи оттуда ключевые строки – они связаны с его прошлым бизнесом, я их пометил точками на полях. Достань из нижнего ящика стола лампу – пройдись по тексту, увидишь код для открытия основной дверцы. Возьми папку документов с маленькой красной меткой на задней странице.

– Тео, что за шпионские страсти? Ты по существу можешь сказать? – кривит губы мужчина.

– Это очень важно. Потом вернись в мою квартиру, в горшке с барвинком на дне найди ключ – аккуратно, растение ядовитое. Это от второй секции в сейфе. Когда откроешь, увидишь шахматную доску – достань её, сними верхнюю крышку и разрежь бархатный ложемент. В центре увидишь флешку – возьми её и передай адвокату. Там находится вся информация по последним нашим годам в бизнесе. И, пожалуйста, – он подымает взгляд. – Не медли. От этого зависит не только моя жизнь.

– Как это тебе поможет сейчас? Я сделаю всё это, но подумай о себе – тебя ведь не посадят, тебя отправят на принудительное лечение. Скажи мне, как ты до этого докатился? Ты ведь не псих, что за справка?

На удивление, его голос твёрд и спокоен – даже в такой ситуации Хьюго не теряет уверенности.

Он прекрасно управлял «Медтек» много лет, а за это время компания пережила и прессинг со стороны общества, и разорение, и полный распад. Но сейчас она лидирует на рынке, и всё благодаря упорству Тео и Хьюго.

– Я знаю, что я делаю. Не беспокойся. Что с компанией?

– Если тебя упекут в жёлтый дом, то есть два варианта. Первый – по бумагам бизнес вернётся в моё владение, а второй – часть, которой заведовал Ахлф, перейдёт под его управление.

– Отец, – от холода этого тона дёрнулся даже сам Тео. – Ни в коем случае не подписывай передачу части «Медтек» Йегеру.

– Я тебя понял, – он встаёт, подходит к сыну и целует его в макушку. Подобные приступы нежности случались у них не часто – последний раз на памяти Тео такое было ещё до смерти матери, то есть лет двенадцать назад, не меньше. – Я всё сделаю.

***

Лабиринт ничем не отличается от прошлого – разве что цветом и интересным обитателем. Лина некоторое время смотрит на это существо – белый лис с двумя пушистыми хвостами, машущими в разные стороны, бордово-красными глазами, маленьким чёрным пятном на передней правой лапке. В зубах он держит что-то блестящее, инкрустированное белыми камнями. Однако находится в трёх десятках метров от неё – не разглядеть.

Лина тянет руку, чтобы поправить очки – хорошие, раз позволяют видеть настолько четко на дальнем расстоянии – но их на лице не оказалось.

– Ну… – тянет она, истерично посмеиваясь. – Единственное, что радует – нормальное зрение. Чувствую себя человеком, а не троглобитной креветкой.

И с неуверенностью в шаге она заходит в лабиринт, идёт ровно туда, где стоит посланник божества.

Белые лисы в мифологии считаются хорошим знаком, означающий скорые перемены в лучшую сторону. Только вот почему он здесь?

Едва она сближается, он тут же поворачивает и бежит в один из проёмов.

– Погоди, – шепчет Лина, переходя на быстрый шаг.

Внутри неё развилось странное чувство – детские мечты. В любом случае, Вьери прозвала их так по одной причине – они были схожи с тем сладким вкусом желаний в юности. Это схоже с сахарной ватой – мягкое и пушистое облако, имеющее приторный вкус. Однако сейчас хочется придаться этим воспоминаниям и расслабиться, позволить своим эмоциям выйти наружу.

Несмотря на цвет лабиринта, в нём было всё отчётливо хорошо видно – и линию чёрного пола, и мрачные стены, и полный упадок. Солярные мифы – когда-то Лина увлекалась ими, вычитывая строки на рваных листах на Востоке. Один из сослуживцев частенько рассказывал им истории народов мира. И одна из них была про погасшее Солнце – серое как полотно небо, царствующая в груди паника и медленная гибель. И над ней было ровно такой же небосвод.

А когда она успела уснуть, собственно? Она смутно помнит события того вечера.

Бегать за шустрым лисом по мрачным лабиринтам оказалось достаточно утомляющим и выматывающим делом, и когда она прислонилась к стене, чтобы отдышаться, то тут же потеряла его из виду. В целом, это было не так уж важно – можно было исследовать эти дебри так же, как и белые, делая это постепенно и выходя на края. И отрывает гофрированный кусок ткани с подола платья.

***

– Как она? – спрашивает Сара, шагая по коридору больницы с Мейлом.

Мейл качает головой. Подходит к палате с номером 113 и на миг замирает, набирая как можно больше воздуха в грудь. Поправляет волосы, а после неуверенно толкает от себя белую дверь.

– Терминальное состояние удалось купировать на следующий день, как её привезли в больницу. Но сейчас состояние крайне тяжелое – опять сильно упало давление.

– Ты же говорил, что пару дней назад всё было хорошо…

Они вымотаны. Все. И Мейл, что каждый день после работы приезжал в больницу и часами сидел у кровати Вьери, читая ей её любимые вырезки из журнала «Путь к чёрному королю». И плевать, что многого там не зачтёшь, но он как-то ухитрялся изъясняться, не разбираясь в шахматах – например, «Я не знаю, что это за три буквы О, но тут что-то странное… А… Это не О, это нули. Прости, научишь меня читать эти дурацкие схемы?». Ещё он читал ей книгу про Кносский лабиринт, запинаясь через слово. А иногда – как правило, когда уже темнело, он принимался рассказывать о том, как прошёл день в клинике.

Сара не имела возможности каждый день посещать палату с синими стенами, но каждое утро спрашивала у Мейла о состоянии их бывшей коллеги.

– Говорил… Только вот утром позвонили и сказали, что ей стало хуже.

– Как думаешь, она в… – начала Сара, но Мейл бросил колкий взгляд и грубо прервал её.

– Молчи. Она выживет. И даже не думай об этом.

В субботу и воскресенье, когда были свободные от работы дни, он проводил весь день в палате реанимации. Врач разрешил посещения, но при определенных условиях: соблюдение тишины и порядка, а также никаких слёз у койки. Всё это может негативно сказаться на состоянии больного. Путь и бессознательного, но всё же…

Откровенно говоря, в один день он пустил пару скупых слезинок, смотря на монитор пациента. Говорил, что без неё работать стало невыносимо скучно, да и на перерывах ему как-то не хочется пить кофе в одиночестве в кафетерии. Будто бы из его жизни забрали лучик солнца – маленького и серого, но согревающего. Они хорошо общались, а потому он даже признался, что перебрался в её кабинет – отпало желание смотреть в панорамные окна своего по вечерам. Ведь они делали это вместе, обсуждая прошедший день, а теперь она лежит тут, прохлаждается и крепко-накрепко спит. Ему хочется верить, что она спит. Теперь он сидит за её столом на её стуле, хранит вещи в её шкафах и работает в её 511 офисе.

– Прости… – извиняется тихо Сара, подходя ближе к кровати.

Лина неестественно бледна – это всё из-за большой потери крови, под глазами тёмные круги, а выступающие синие вены слишком хорошо оттенялись падающим светом. И даже сейчас у неё на тонких губах застыла едва заметная мягкая улыбка.

– Я хочу найти её семью, – неожиданно заявляет Мейл, встав со стула, на котором просидел последние минут десять в полной тишине.

***

Этой ночью Тео не спалось – так же, как и в прошлый месяц, проведенный в изоляторе управления. Простыни жгли и противно липли к коже. Всё тело болело. Синяки не сходили с него неделями, потому что почти каждый день их обновляли. Массон не прекращал попыток заставить подписать Тео чистосердечное признание – а зачем? Он же псих. Сейчас придут результаты очередной купленной экспертизы, а после он отправится на длительный отдых, длиною в жизнь, в лечебницу. Звучит заманчиво, но не для Веббера-младшего.

Ранним утром должен прийти адвокат – и Тео очень надеется, что отец смог добраться до правды, спрятанной за портретом матери. Ведь если у него получилось – то будет поставлен шах и мат королю чёрных. Та партия, которую не успел доиграть в офисе – гроссмейстер прозвал её «слепой битвой». Он не знал, кто его противник – каждое утро он возвращался в конференц-зал и замечал, что оппонент сделал ход. Некоторое время размышлял, а потом перемещал одну фигуру в ответ.

В последний день, когда он совершил один темп, он оказался в шаховой позиции. Выбора особо нет – можно уйти из опасной ситуации и заставить чёрных заняться защитой своего короля, но при этом пожертвовать ферзём. Тео зря открылся, но свои ошибки нужно принимать.

В любом случае, теперь всё зависит от правильности последующих действий – один неверный шаг, и он будет повержен. Этого допустить ни в коем случае нельзя. Смысл тогда этой игры?

Сейчас он ждёт лишь одного – хода своего противника. Что он будет делать: пойдет до конца, играя в ва-банк, либо же отступится и будет защищаться?

О чём он думает, лёжа на жутко неудобной койке? Наверное, о своих несбывшихся мечтах. Несмотря на всю свою строгость и исполнительность, в глубине души ему хочется иметь что-то очень дорогое и важное – какую-то дополняющую его однообразную жизнь деталь.

Когда-то давно это была его мать – прекрасная женщина с русыми вьющимися волосами и глазами цвета малахита. И именно она была тем самым лучом света, способным уговорить строгого отца дать немного свободы маленькому сыну. Тео в детстве приходилось несладко: он единственный сын рода Веббер, а потому главной его обязанностью было превосходство. С юных лет его готовили к тому, чтобы принять управление компанией на себя. А ещё ему твердили лишь одну фразу: «Ты должен быть лучше других, Тео.». И он стал – получил высшее шахматное звание на тринадцатом году жизни, стал лучшим учеником пансионата, а после лучшим студентом Массачусетского технологического института. Во многом заслуга именно госпожи Веббер, что поддерживала его во всех его начинаниях.

Едва он окончил второй курс, из дома пришло сообщение – мать его тяжело заболела. Отец строго-настрого запретил приезжать, говоря, что всё будет хорошо. А потом, спустя пару месяцев, его оповестили из лечебницы об ухудшении её состояния. Ни диагноза, ни каких-то уточнений. Она выгорела меньше, чем за полгода. И даже тогда отец не дал ему приехать на прощание.

И его нагрузка ещё больше возросла – даже в восемнадцать лет он не был волен выбирать. И лишь по возвращению с Америки, он смог выдохнуть. Только вот потом почти сразу началась кутерьма вокруг компании и бизнеса. Тонна бумаг, разъезды, командировки – до личных желаний ли?

И когда он говорил о двух несделанных вещах, он не врал – просто преподнёс это немного в другом свете. Не смог перешагнуть себя? Он боялся решиться на что-то, что ему неведомо, что совершенно непривычно для него. Для него это была как будто бы новая страница жизни – а страх перевернуть старую тянул его назад.

А что до второго пункта? Ну, сыграть лучшую шахматную партию. Этим он сейчас занимается, но есть одно уточнение – вместо доски была его реальность, а вместо фигур живые люди.

И это ему совсем не нравится – будь на месте того пожертвованного ферзя кто-то другой, скорее всего, он бы и ухом не повёл. Какое ему дело до малознакомых людей? Но, увидев Лину, осознал, что зря всё это затеял – однако отступать было уже поздно.

Во время учебы в пансионате он часто ездил на соревнования в город – договаривался с руководителями, а те соглашались, ссылаясь на то, что ничего плохого не случится, если со спортсменами будет маленькая группа поддержки из двух-трёх учеников. И все выступления Вьери он помнит наизусть и по сей день – её грацию и самоотдачу, полную жертвенность и растворение самой себя в танце.

А ещё он легко раскусил её ложь. Она соврала, ответив, что бросила фигурное катание из-за нежелания – на одной из тренировок она недовернулась в прыжке и упала на лёд, повредив колено. Травма была несерьезной, но спорт пришлось оставить – не хватало силы на толчок с левой ноги. В глазах Тео до сих пор стояла та картина: девчушка с длинными рыжими волосами, собранными в косу, лежащая на арене. И как-то это будоражит его сознание, пропуская сотни импульсов по телу.

***

Квартира Лукаса Вьери находилась на окраине города, почти что на самом выезде, в достаточно старом трёхэтажном доме с небольшим палисадником на заднем дворе. Здесь тихо – только поскрипывающие на слабом ветру детские качели тревожили эту обстановку. Они минуют площадку и заходят в подъезд, дёргая на себя деревянную входную дверь. Подымаются на верхний этаж, не говоря ни слова. Они вдвоем и так прекрасно знали цель этого разговора.

Мейл и Сара стоят перед дверью, обтянутой бордовым дерматином. Некоторое время переглядываются, а после девушка нажимает на звонок. Раздаётся неприятная птичья трель, и через десять секунд дверь открывается.

– Доброе утро, кто вы? – спрашивает появившийся на пороге мужчина.

Мейл опешил – точная копия Лины, только с более квадратной челюстью и широкими плечами. В остальном они были полностью идентичны – взглядом, мимикой, телодвижениями, такими же скованными и резкими. Его удивил настоящий цвет волос – огненно-рыжий. На секунду закрывает глаза и представляет Лину – вполне возможно, что её серые волосы не вписывались в этот образ.

А после коротких объяснений, что они коллеги его сестры, он тут же меняется в лице. Становится более хмурым, пару секунд думает и добавляет:

– В любом случае, мне всё равно. И я попрошу вас не тревожить меня более.

– Да подождите, – не выдерживает Мейл и ставит свою ногу прямо перед закрывающейся дверью. Створка неприятно ударила стопу, но он не обратил на это внимание. – Вас ничего не смущает, да? Она может умереть, Вы упорствуете.

– Лукас, – доносится хриплый голос из глубины квартиры. – Лукас, кто там?

Вьери раздражается и выдыхает. Поворачивается и кричит:

– Всё нормально, мам. Так, просто ошиблись дверью.

– Тогда объясните нам, почему Вы себя так ведете?

Сара, мазнув взглядом по мужчине, переключила внимание на появившуюся позади него женщину. Она немного сутулится, шаркая тапочками по паркету. Если бы она увидела её рядом с Линой, то ни в жизнь бы не догадалась, что та её мать. Совсем не похожи – женщина низкого роста и с мельтешащей походкой, с карими глазами и черными волосами.

– Всё нормально, мам, – цыкнув, повторяет Вьери. – Возвращайся в комнату.

– Госпожа Маргарет, а Вы знали, что Ваша дочь лежит в коме в больнице Хирсландене? – неожиданно для себя, выпаливает Мейл.

У женщины округляются глаза, а губу задрожали. Она садится на кресло у входа и подымает взгляд на сына:

– Лукас, о чём они говорят? Лина, моя милая Лина, она ведь погибла пять лет назад.

Сара и Мейл переглядываются, не понимая, о чём идёт речь. Как это погибла? Судя по реакции самого Лукаса, он явно недоволен тем, что сказали приходящие гости.

– Мам, они ошиблись дверью, не переживай.

– Ошиблись дверью?! – выпаливает девушка. – Лина Вьери, двадцать девять лет, Ваша родная сестра! И не надо мне говорить, что мы не туда попали! Она лежит в тяжелом состоянии после ранения, а Вы даже не удосужились приехать и навестить её.

Мейл достаёт из нагрудного кармана кофты визитку, подписывает что-то на ней и протягивает матери:

– Палата 113, лечащий врач – Шёнтре Эйбл.

Женщина мнёт в руках картонку с надписью «Hirslanden Klinik Beau-Site. Schänzlihalde, 11» и кусает губы. Смотрит непонимающим взглядом на сына.

– Пожалуйста, – просит Сара. Делает небольшой поклон и разворачивается, утягивая за собой друга.

Они спускаются вниз и перешептываются, удивляясь тому, что они видели меньше минуты назад.

– Ты понял, да? Он сказал матери, что Лина погибла, хотя она всё это время была жива. Какого чёрта…

– Ужас, – качает головой она в ответ. – А сама Лина в это время была на Востоке ведь, если брать по срокам пятилетней давности… Как так можно?

– Меня теперь интересует одно – причина этого.

***

В лабиринте нет понятия времени. Ровно так же, как и усталости или желания поспать – единственное, что хоть как-то напоминало о пройденном пути, так это небольшая тяжесть в ногах.

Лина делает пару глубоких вдохов, чтобы хоть как-то угомонить учащенное сердцебиение после бега. Несколько раз она вновь натыкалась на лиса, но теряла его из виду, путаясь в чёрных стенах. Глаза напрягались, чтобы хоть как-то различать окружение, а вытянутая вперед рука затекла. Не очень хочется вновь столкнуться лбом со стеной.

И лишь когда она выходит вновь на полевое пространство, то кричит:

– Эй, ну всё, хватит! Мне уже это надоело!

А после в миг оказывается в большой комнате с чёрными стенами и серым небом. Перед ней стоит небольшой стол, шахматная доска и белый лис.

Он машет хвостами, словно подзывает к себе. И невидимая сила заставляет её сделать шаг вперёд, сесть на колени перед игрой и внимательно рассмотреть окружающую обстановку.

Место похоже на то пространство, которое было между лабиринтами, но только меньше – вдали всё равно мутнели стены. Небесное полотно здесь больше – оно мягким светом озаряет эту коробку.

Лина подымает руку и подушечкой пальца едва ощутимо касается одной из фигур. Белый ферзь. Стоит в достаточно защищённой позиции, чего нельзя сказать о короле – один шаг со стороны чёрных и будет мат.

Несколько минут размышляет, а после подымает королеву и замирает.

– Уверена? – неожиданно подал голос лис. Или же так показалось самой девушке. Внутри что-то сжалось.

– У тебя есть другие варианты? – равнодушно задает вопрос Вьери, подымая взгляд.

– Осмотрись вокруг, – просит он. И делает это силой мысли – белоснежная мордочка неподвижна, а в зубах крепко сжато какое-то белое украшение. – Ничего не напоминает?

– Это… Шахматы?

В её голове всплывает картинка и те самые фигуры, которые когда-то ей подарил Тео. Барлейкорн, гофрированные воротнички и идеально зашлифованное дерево.

– Именно, – он чуть кивает головой и выпускает из пасти серебряный аграф с жемчугом. – И кто ты?

События последних двух месяцев выстроились в логическую цепочку. Всё стало на свои места.

– Я – белый ферзь, – резко отвечает Лина и ставит фигуру на опасное для неё место.

Весь мир рушится, и она летит в серую бездну с чёрным королём.

***

– Тео, – выходя рядом с ним из здания управления, Йегер останавливается и осматривает компаньона. – Скажи честно, ты знал?

Веббер посмеивается и потирает запястья – на них остались глубокие ссадины и насыщенно-чёрные синяки. Подымает голову к небу, несколько секунд смотрит на чистую голубизну и улыбается:

– Разумеется.

– Это всё? То есть, тебя не смутило, что твой отец тебя чуть не убил? – ошарашенный этой новостью, Ахлф запинается через каждые два слова. – Как ты можешь быть настолько спокойным?

Тео пожимает плечами.

День неестественно солнечный. На улице немноголюдно – после обеденного перерыва снуют работники в форменных рубашках, возвращаясь к своим делам.

– Отчасти я его понимаю, —вдруг говорит он равнодушно. – Когда я ему сказал, что собираюсь продать «Медтек», он явно был этим недоволен. Это бизнес всей его жизни, поэтому он постарался сохранить его. Отец был не в себе, когда повредил тормоза у моей машины.

– Чего? Ты и это знал?

– Конечно я знал это, Ахлф. В попытках дискредитировать меня на какое-то время из бизнеса, он забыл, что я внимателен не в меньшей степени, чем он сам. Признаюсь – сорвать сделку таким способом было весьма оригинально. И когда я был в душе в резиденции в Цюрихе, Хьюго спустился в гараж и подпортил только что починенные мною тормоза. Собственно, сделал он это аккуратно, – спускаясь по ступенькам, рассказывает мужчина. – Там остались только мои следы, а сам он работал в перчатках. В резиновых, кстати.

– Почему ты хочешь продать компанию? Она же приносит большую прибыль.

– Ты, как и он, не смотришь в будущее. Через три-пять лет технология производства сменится на принципиально другую – медицинские печатные платы выйдут из обихода и на их место придут новые разработки. И тому, кто купит «Медтек» придётся переучивать весь персонал и менять оборудование, а может и вовсе закрыться. И то, что сейчас я могу продать её в два раза дороже, чем какое-то время назад, пойдет мне на руку. В ближайшие года эта фирма и яйца выеденного стоить не будет. Зато «Марджин-лекари» выбьется в первые ряды.

– Ты сел в машину зная, чем всё закончится? – неожиданно для себя Йегер поймал быстро мелькнувшую в его голове мысль – он восхищается умом компаньона. – А если бы ты помер на той трассе?

– Не помер бы, – качает головой Веббер, подходя к машине Йегера. – Было бы слишком просто и тупо умереть для меня там. К тому же, повреждения были нестрашными.

– Какую роль я сыграл в твоём плане?

– Ты… – пару секунд Тео смотрит на компаньона, а после по-змеиному улыбается. – Ты был отличной приманкой. Мой отец был уверен, что я свалю всю вину на тебя, мол, это ты подстроил аварию, постарался упечь меня в желтый дом, а после подставил меня с тем нападением. И когда он убедился в тех фальшивых словах «Не отдавай компанию Йегеру», это полноценно развязало мне руки.

– А та девушка?

– Нападение на неё было обычным ограблением, – пожав плечами, Веббер уселся на пассажирское сидение, откинул голову и прикрыл глаза. – Это случайность. Я не хотел впутывать её в это, но, когда мы пересеклись в кабинете, я понял, что свидетеля лучше не найти.

Ахлф раздраженно цыкает, заводя двигатель. Не нравится ему быть пешкой в чужой игре.

– В любом случае, спасибо, – неожиданностью становится благодарность Тео.

***

– Лина, – говорит Маргарет, наливая воды. Её голос немного охрипший, а глаза красные. – Лина, моё милое солнце.

– Всё в порядке, мам, – тихо бормочет в ответ она. У неё ещё нет сил, чтобы делать что-то самостоятельно, а потому её даже пытаются кормить с ложки, пусть ей это и не нравится. Считает, что и сама может нормально поесть, но руки предательски дрожат, из-за чего выглядит малость беспомощной. Да и без очков она тоже плохо ориентировалась в пространстве. После разбитого стакана ей не доверяли даже такой простой задачи, как дотянуться до тумбы.

В палате стало как-то уютней, словно чувствовалась жизнь, воспарявшая в тёмно-синих стенах. Врач разрешил посещения, но только недолго, а также строго-настрого запретил волновать больного. Сюда входили и положительные эмоции тоже.

– Мисс Маргарет, – начинает Мейл, обходя кровать с другой стороны и откидывая уголок простыни, садится на койку. – Расскажите, почему Ваш сын не приехал?

– Ой, – выдыхает она, поправляя белоснежную больничную рубаху в районе груди у Вьери. Она малость скомкалась и помялась. – Он просто и по сей день не может смириться с её выбором. Просто после смерти Андреа, их отца, Лина почти сразу ушла в академию, а после и вовсе уехала на службу по контракту. Лукасу тяжко было принять то, что его сестра предпочла карьеру семье.

– Это не совсем так, – поясняет девушка. Её глаза закрыты, а ресницы едва заметно подрагивают. – Он обиделся, что я пошла по стопам отца. Лукас всем сердцем ненавидит войну и всё, что с ней связано. Возможно, поэтому он предпочел сказать, что меня застрелили во время одной из операций на Востоке.

Дверь палаты открывается и появляется медсестра. Лина это поняла по голосу:

– Мисс Вьери, к Вам посетитель, – услужливо и мягко говорит она, а после добавляет: – Представился Тео Веббером, пускать?

– Мама, – она сжимает морщинистую ладонь и улыбается. – Мам, Мейл, оставьте нас наедине.

И когда дверь щёлкает, а на стул около кровати садится Тео, она начинает машинально шарить рукой по тумбе в поисках очков.

– Немного правее, – подсказывает Тео.

И когда мир обретает чёткость, Вьери раздосадовано поджимается, смотря на разбитую губу бывшего пациента и на синяки на руках. Рукава рубашки закатаны, оголяя сильные предплечья.

– Больно?

Тео удивляется.

– Нет. Как Вы? Как Вы себя чувствуете?

– Благодарю, уже лучше. Нож прошёл на пять сантиметров левее сердца. Опасность уже миновала.

Они несколько минут молчат. Вьери приподымается в кровати насколько ей позволяет это её состояние.

– Что с Хьюго?

– Ах, Вы уже знаете, да? – улыбается мужчина. Краем глаза замечает газету, лежащую на тумбочке с последними новостями: «Совладелец «Медтек» обвиняется в покушении на собственного сына». – Всё хорошо. Не беспокойтесь об этом.

Веббер отворачивается к окну. Лина с таким легким любопытством разглядывает его, что говорить под этим взглядом становится нелегко. И вместо каких-то слов он кладёт свою руку на её всё ещё холодную ладонь. Делает это так аккуратно, словно боится причинить новую боль.

Тепло медленно распространяется по всему телу – от руки к голове, а от головы уже к сердцу. И становится так легко, как не было никогда. А когда большой палец начал поглаживать костяшки, то Вьери тут же расплывается в лёгкой и непринужденной улыбке.

– Я была тем ферзём белых, да? – вдруг спрашивает она. – Той жертвенной фигурой.

– Не совсем, но Вы близки к истине. Ваша роль была немного иной в этой партии. Вы просто оказались прекрасным свидетелем и ужасным лжецом. Вы бы не стали врать в диагнозе. Если это увидел я, то это увидел и мой отец. Не то, чтобы эта часть плана была очень важной, но без неё было бы куда сложнее. Признание отца сравнимо с ходом пешки – не очень полезным, но не сделай я его, игра, возможно, развернулась бы не в то русло.

– Класс, моя смерть могла оказаться бесполезной, – раздраженно язвит Лина.

– Нет, на самом деле я просто понял, что Вы нужна мне.

– Всё-таки я не ошиблась. Вы сыграли лучшую шахматную партию в жизни, да?

Он поворачивается на Лину и рассматривает её. Кожа несколько бледнее, чем обычно – всё ещё не оправилась после такой кровопотери. В глазах светится интерес и ум, но ни намёка на чувства. Будто бы не было их встреч, их танца и того поцелуя на набережной.

– А я вот ошибся. Вам не идёт белый, моя Милая Леди. Вам идёт красный.