Запах полыни бил в ноздри – стойкий, навязчивый и при этом не ощутимый никем, кроме нее. Настороженная, Морриган сжала в руках плеть-молнию – хлыст, по воле владельца мгновенно превращающийся в сокрушительный искровой разряд.

Как рассветным колдунам удалось не просто подчинить себе стихию, но и заключить ее силу в плеть, одной только Дану известно. Богиня-мать явно не желала, чтобы рассветную стихийную магию использовали в качестве оружия: призванный огонь гас, едва коснувшись человеческой кожи, осколок льда не мог вонзиться в сердце подобно кинжалу. Молнией никто из ныне живущих и вовсе не умел управлять. Кроме таинственных колдунов, создавших главный атрибут охотников и охотниц.

Несмотря на особые таланты в своем арсенале, Морриган с хлыстом не расставалась. Ей нравилось, как это выглядит со стороны. Девушка, которая держит в руках прирученную молнию… разве не зрелищно?

Взгляды ранних пташек скользили по плеть-молнии и белой коже ее костюма. Зачарованный, а потому вполне практичный, он эффектно контрастировал с черным цветом глаз и волос. Появление Морриган здесь, в захудалом городишке на севере Ирландии, означало лишь одно: у кого-то из местных жителей серьезные неприятности.

Забавно, как, едва завидев ее, вздрагивали редкие прохожие. Как торопливо сворачивали в ближайший проулок, на ходу перестраивая привычный маршрут. След из тэны вел не к ним, тогда почему люди спешили скрыться, будто приписывая себе чужие грехи? Даже если за закрытыми дверьми они позволяли себе баловаться полуночным колдовством низшего порядка, Морриган явилась не по их душу. А значит, эти забавы слишком невинны, чтобы привести к их порогу Трибунал. Или его охотницу.

Многие наемники (особенно те из них, что отличались силой мускулов, но не ума) отчаянно пытались понять, отчего Трибунал раз за разом предпочитал обращаться именно к ней, девятнадцатилетней охотнице. А ведь одно это словосочетание для большинства ее прожженных, повидавших жизнь собратьев звучало как оскорбление. Обладая узким мышлением, туза в рукаве Морриган они не замечали. Или предпочитали не замечать. Что ж, это исключительно их проблемы. Пока они упражнялись в остроумии, избрав Морриган мишенью, она упорно шла к своей цели – однажды (желательно задолго до того, как ее призовет мир теней) стать лучшей охотницей Ирландии.

Морриган остановилась напротив ряда жмущихся друг к другу невысоких домиков, выкрашенных в белый и серо-зеленый цвет и увенчанных двускатными черепичными крышами. Шумно втянула носом воздух: запах полыни стал сильней. Чуть запрокинув голову, взглянула на светлеющее небо. Занимался рассвет – время Дану. Морриган мысленно произнесла короткое воззвание к ней и почувствовала приток живительной силы, блаженным теплом пронесшийся по венам.

Совсем некстати в памяти всплыло красивое, вечно молодое лицо матери. Что сказала бы Бадб, узнав, что с недавних пор ее дочь по утрам исправно взывает к Дану, богине рассветных ведьм? Обвинила бы в лицемерии? Или в предательстве? И так ли уж она оказалась бы неправа?

Морриган с досадой поморщилась. Даже в ее мысленном споре Бадб умудрялась одерживать верх.

Напомнив себе, что матери (к счастью) нет рядом, а дело не ждет, она вынула из сумки осколок истины – заговоренный кусок разбитого зеркала. Вместилище рассветной силы. Для любого, кроме привязанной к нему ведьмы, он был бесполезен. Если не сказать хуже. Заглянувший в чужой осколок обрекал себя на жестокое проклятие – семь лет напастей, горестей и бед.

Ни Трибунал, ни собратья-наемники (и снова, к счастью) не подозревали, что осколка у Морриган два. Она и сама не знала, зачем по-прежнему хранит полуночный осколок, через который когда-то заглядывала в мир теней. Отныне она выведывала тайны исключительно через мир живых. И все же что-то останавливало Морриган от уничтожения полуночного осколка, который был важной частью ее прошлого. Она усмехнулась иронии, проскользнувшей в собственных мыслях: темное прошлое – темный осколок.

Разум сделал странный кульбит, и в памяти всплыл их старый дом в Кенгьюбери. Рука невольно потянулась к амулету зова. «Не сейчас», – одернула себя Морриган. Потерять концентрацию для ведьмы – приговор, а такой оплошности она никогда себе не позволяла.

В отражении осколка на уровне глаз Морриган видела всю ту же стену домов, омытых бледными лучами солнца. Однако магия истины проявила и нечто иное, чужеродное: рассеянную пыльцу темной энергии, складывающейся в нечеткий шлейф. Тэну.

Существовало немало гипотез о том, что вызывало появление тэны – остаточного следа полуночных чар. Одни считали, что тэна – это вытянутая из мира теней мертвая энергия, которая не приживалась в мире живом, а значит, прямое свидетельство использования полуночных чар. Другие объясняли умение видеть тэну изменением человеческой генетики, хотя до сих пор большинство людей не обладали подобными способностями и «цвета» магии не различали. Существовало и еще более дерзкое объяснение, будто каждого человека при рождении повитухи-целительницы помечали невидимыми метками, чтобы в будущем Трибунал мог отслеживать применение им полуночных чар.

Как бы то ни было, и наемникам, и блюстителям порядка тэна служила серьезным подспорьем в охоте на колдунов-отступников. Однако нужны были годы, чтобы научиться распознавать ее, а с ними – и умение расфокусировать зрение, рассеять и перестроить его. В их лагере были хорошие следопыты, за долгие годы развившие в себе способность идти по следу тэны. Морриган не из их числа. Ведьминская сущность позволяла ей не столько видеть тэну, сколько улавливать ее запах. Горький и тревожный аромат полыни.

И все же перед теми, кому не давалось чтение следов, у нее было очевидное преимущество: осколок, собственноручно зачарованный рассветной магией истины. Очередной туз в рукаве. Однако сейчас Морриган чувствовала себя гончей, полагаясь не на видимый шлейф тэны, а на ее запах.

Охота привела ее к дому, на первый взгляд неотличимому от остальных. Но только на первый взгляд. Вместо обычной печати, украшающей двери доброй половины Ирландии, осколок показал ей легкую примесь крови. Полуночная печать.

Кто-то очень хотел оставить свои тайны при себе.

Морриган знала быстрый способ сломать печать, и что-то внутри, всего на мгновение, едва не одержало над ней вверх. С этим соблазном – призвать магию, что была яростнее, разрушительнее… сильнее, в конце концов, – ей приходилось иметь дело каждый день.

«Нет, – сказала она себе, проклятой двери, печати, миру. – Нет».

Она дала слово и не собиралась его нарушать.

На рассветную магию кровавая печать реагировала медленно, неохотно. Не в силах разорвать звенья, Морриган была вынуждена изменять их. Изгоняла кровь колдуна, выжигая ее светом и создавая рисунок, который легко могла взломать слепленным из энергетического импульса ключом. Не прошло и нескольких минут, как печать была сорвана.

Свет, как всегда, победил.

Усмехнувшись этой мысли – довольно наивной и спорной, надо сказать, – Морриган с ноги открыла дверь. Всегда мечтала это сделать. Обычно мешало то, что колдуны-отступники предпочитали вершить свои темные дела как можно дальше от городских стен и портал-зеркал. Либо содеянное под наплывом эмоций (ярость часто провоцировала всплеск полуночной силы) гнало их прочь из города. Туда, где, по мнению беглецов, Трибунал с его охотниками до них не доберутся.

Стоило ли говорить, как жестоко они ошибались?

Морриган вошла в дом, пахнущий полынью, что для нее было почти равноценно запаху смерти. Колдуна-отступника звали Даррен Келли. Список прегрешений короток и вполне стандартен: призывал магию из мира теней и использовал ее во зло. Дальше, однако, интереснее. В качестве пропуска в царство фоморов и их короля Балора, Даррен, за неимением родовых талантов и способностей к магии, использовал кровь. Вот только в отличие от большинства колдунов не свою.

Кровавых колдунов презирали даже в не самом уважаемом обществе отступников. Все же многие полуночники, обратившиеся к шаманизму, вуду, ноктурнизму или веретничеству, постигали колдовскую науку ценой колоссальных усилий, посвятив ей большую часть жизни. Кровавые колдуны выбирали легкий путь. Они питали своей кровью темных сущностей мира теней, в обмен получая жалкие крохи их сил. Одурманенные ощущением сопричастности к магии, порой они увлекались настолько, что навсегда уходили в мир теней, перед силой которого так преклонялись. Проще говоря, умирали.

Даррен оказался практичнее большинства кровавых колдунов, а потому сначала таинственным образом исчез его брат, который по слухам, собранным младшими агентами Трибунала, измывался над ним с самого детства. Затем отец, который всегда заступался за старшего сына, при этом вовсе не замечая младшего.

Морриган не сомневалась, что тел в доме Даррена не найдет. Впрочем, заказы, которые Трибунал давал охотникам, не требовали от них доказательств вины колдуна. Расследования – для законников, агентов Департамента, который тоже, кстати, находился под пятой Трибунала. Столь загадочное разделение обязанностей настораживало Морриган, но вопросов она, как и другие охотники, не задавала. Каждый, кого она преследовала по заказу Трибунала, носил клеймо полуночной, смертельно опасной для окружающих, магии. А значит, каждый из них был виновен. Этого ей было достаточно.

Главное, настойчиво гнать от себя мысль, что при ином раскладе охотники Трибунала однажды оказались бы и на ее пороге.

В дом Даррена Морриган ворвалась посреди очередного ритуала. В осколок истины не заглядывала, но прекрасно представляла, что в нем бы увидела. Тэна густилась в воздухе – легкие заполнила полынная горечь. Даррен, находясь в трансе (наверное, получал плату от мира мертвых), стоял на коленях посреди комнаты. Отросшие темно-рыжие волосы падали на щеки, почти скрывая глаза. Он выглядел очень молодо, лишь на пару лет старше. Другого Морриган и не ожидала. В силу молодости многие из кровавых колдунов порывисты, импульсивны и жадны до магии, которую мир теней мог им дать.

Даррен дернулся, вероятно, наконец получив подсказку от слуг Балора. Морриган дала себе секунду, чтобы насладиться ужасом в расширяющихся глазах. Выхватив плеть-молнию, послала разряд. Сотканная из электрических искр нить оплела запястье колдуна. Он зашипел от боли, отшатнулся назад и прокричал заклинание, призывая фоморов из мира мертвых. Видимо, надеялся, что те заступятся за своего кормильца. Может, так бы и случилось, однако теневые тропы для демонов Балора еще нужно было проложить. А для этого надо быть чуть сильнее.

Не сводя с Даррена глаз, Морриган медленно сокращала расстояние. Поигрывала хлыстом, отчего тот со змеиным шипением соприкасался с полом. Догадываясь, что кровавый колдун сделает в следующее мгновение, она не выпускала рассветного осколка из руки. Даррен не разочаровал. Отчаявшись получить помощь от фоморов, он выкрикнул заклинание, которое Морриган не узнала. Очевидно, его однажды в качестве платы нашептал колдуну мир теней.

Она стремительно выставила вперед осколок, покрытый тонкой сетью отражающих чар. Заклинание сгустком тэны врезалось в него… и обратилось против своего создателя. Глядя в отражение, словно в окно, за которым таился скрытый от человеческих глаз мир тонких материй, Морриган наблюдала, как энергия мира теней – полуночная энергия – наполняет Даррена, просачиваясь сквозь кожу. Он захрипел и вытаращил глаза, от помертвевшего лица отхлынула краска. Какую бы кару ни приготовил кровавый колдун для Морриган, та настигла его самого. В отражении осколка его жизненные нити казались хлипкими, словно вот-вот порвутся… но нет. То ли заклинание получилось слабым (что вполне вероятно), то ли Даррен был на редкость живучим, однако умирать он не собирался.

Морриган не имела ничего против. Она не приветствовала убийства без необходимости. Охота на отступников представлялась ей эдакой игрой в хищника и жертву. Рано или поздно, наигравшись, кошка прихлопнет лапой мышь, однако в своем собственном сценарии роль карающей длани Морриган отводила Трибуналу.

Прошептав «Istos arachnis», она сплела рассветное заклинание. Воздух сгустился и стал липким, словно сладкая вата, пальцы перевила тонкая воздушная нить. Морриган опутала ей руки колдуна и, на всякий случай, залепила рот. Пойманные отступники были весьма изобретательны в оскорблениях и проклятиях.

Благодаря встроенному в портал-зеркала прямому пути в резиденцию Трибунала не прошло и часа, как она сдала закутанного в паутинный кокон Даррена в руки трибунов. Без косых взглядов со стороны околачивающихся неподалеку коллег, конечно же, не обошлось. Уязвленное самолюбие оставляло глубокие раны, и для опытных охотников она была хуже занозы под ногтями. Мелкая с виду помеха, но, если не вытащить – загниет. Сложно смириться с тем, что какая-то малолетка, которая так и не научилась обращаться ни с освященным силой Дану мечом, ни с пистолетом, уводила у них из-под носа самые прибыльные заказы.

Морриган всегда интересовало: знают ли они, чья она дочь? Или недоверие ко всем ведьмам без исключения, даже рассветным, у охотников в крови?

Уже уходя, она услышала за спиной «чертова ведьма». Голос принадлежал Карлу, наемнику, с которым у нее имелись давние счеты. Морриган развернулась, сверкая ослепительной и опасной улыбкой.

– Ведьма – да. А за чертову можешь и ответить.

Ее внешняя расслабленность была обманчива, однако Карл не дурак начинать драку в резиденции Трибунала. Верней, дурак, но не настолько. Он пробормотал что-то неразборчивое и отвернулся. Пожав плечами, Морриган ушла.

Дверь захлопнулась, маски спали. Мысль, которая все это время терзала ее, даже задвинутая силой воли в самые дальние уголки сознания, впилась в мозг. Морриган сжала амулет зова. Так сильно, что в какой-то момент заныла рука.

«Клио, прошу, отзовись».

Осенью Кенгьюбери – город, покинутый Морриган Блэр пять лет назад, – был особенно красив. Но сегодня ей не до ностальгии.

Морриган стиснула в ладони амулет зова. Гладкий и прохладный, он, казалось, вот-вот лопнет под ее напором, словно перезрелая вишня. Сестра не откликалась.

«Клио, это я».

Тишина.

Морриган чертыхнулась. Сколько они не общались? Неделю? Две? Больше.

«Балрог тебя забери».

Она злилась вовсе не на Клио, лишь на саму себя. Сестра знала, что лишний раз беспокоить Морриган не стоит. В момент вызова та могла плести заклинание, скручивать очередного отступника или идти по следу. Отвлекать ее было строго-настрого запрещено. Они давно договорились: Морриган сама вызывает Клио. Конечно, когда вспоминает о необходимости поддерживать связь с младшей сестрой.

Вина – словно яд на кончике иглы, а иглой была тревога. Морриган выдохнула, заставляя себя успокоиться.

Страж междугороднего портал-зеркала сжал ее руку и скользнул пальцами по коже, проводя невидимую черту от запястья до локтя. Под чарами истины проявился стройный ряд вытатуированных кельтских символов. Страж внимательно проверил личные данные Морриган – имя и присвоенный Трибуналом ранг охотницы.

– А, вольная, – поморщился он.

«Да, и на ваших изнеженных городских ни капли не похожа».

Не нужно быть эмпатом, чтобы понять всю глубину неодобрения стража. Впрочем, далеко не он один горел неистовым желанием поведать Морриган о своем отношении к вольным. Некоторые ограничивались снисходительными взглядами или покачиванием головы, а из других так и выплескивалась желчь.

Самое любопытное, что к опытным охотникам за головами – ярчайшим представителям касты вольных – большинство людей относилось с уважением, практически равняющим их с законниками. А вот молодых вольных, даже охотниц, чаще воспринимали как досадное недоразумение, эдаких неоперившихся птенцов, которые вздумали поиграть в героев и воинов. Наверняка считали, что они путаются под ногами старших и лишь создают тем помехи.

Вот они, двойные стандарты во всей красе.

– Знаю я таких, как ты. Обиженные на судьбу сиротки, одичавшие, озлобившиеся, словно выброшенные на улицу щенки.

Зло сощурив глаза, Морриган выдернула руку. На этот раз ей попался явно недовольный жизнью экземпляр. То ли жена от него ушла, то ли ужин подгорел, то ли дочь полуночной ведьмой стала. На кончике языка вертелось множество ядовитых реплик разной степени цензурности. Однако в Кенгьюбери ее привело дело. Она не собиралась терять время на препирательства.

«Мне всего девятнадцать, я свободна и вольна делать все, что захочу, и быть там, где захочу. Ты подчиняешься мэру и всем, кто по званию выше тебя, и застрял тут на веки вечные», – мстительно подумала Морриган. Вслух же подчеркнуто сухо осведомилась:

– Я могу идти?

– Иди, – буркнул страж.

Мощеные улочки города украшали золотисто-багряные ковры из опавших листьев, которые, повинуясь чарам городских рабочих, вот-вот превратятся в пыль. После них останутся лишь медленно гаснущие в воздухе золотистые искры. Обычно Морриган нравилось наблюдать за красочным процессом распада – явлением таким же естественным, как сама жизнь. Но чем ближе она подходила к дому сестры, тем больше мрачнела. Тем сильнее – глупо, конечно, и совершенно бессмысленно – сжимала в руках амулет зова, раз за разом воскрешая в памяти образ Клиодны. Сестра не откликалась.

Очередная попытка самоуспокоения с треском провалилась. Сердце – или же присущая ведьмам обостренная интуиция – подсказывало: что-то случилось. В душе поднялась волна тревоги, заглушая все прочие чувства, смывая раздражение от разговора со стражем. С Клио что-то произошло, теперь Морриган знала это наверняка.

Она готовилась вспомнить полузабытое плетение-ключ для рассветной печати на двери, однако та оказалась открыта. Дом семьи Блэр, в котором последние годы жила одна Клио, встретил ее тишиной и прохладой. И незаметной для глаз простых обывателей тэной, заполонившей все вокруг, словно черный туман. Морриган сглотнула, глядя в рассветный осколок. Тэна… Откуда она здесь?

С детства избрав путь света, Клио не сходила с него. Она не интересовалась полуночной магией, просто их мать смогла принять это далеко не сразу. Даже рассветную зеркальную, так почитаемую старшей сестрой, Клио отвергала. Боялась однажды ненароком перешагнуть опасную грань, на которой сама Морриган балансировала с трудом. Грань, за которой магия становится запрещенной. И все это несмотря на принадлежность к семье Блэр, заслужившей особую репутацию и широко известной среди ведьм.

А значит, есть лишь два варианта: либо что-то спровоцировало Клио на полуночные чары, либо на нее напал тот, кто их практиковал.

Гостиная. В узком плафоне порхала разбуженная сущность света, на стеклянном журнальном столике стояла чашка с остывшим чаем – излюбленным напитком Клио. Экфовизора у сестры не было – фильмам, спектаклям и шоу она предпочитала книги, которыми был доверху набит ее шкаф.

Что ни говори, а сестры Блэр выбрали разные судьбы. Морриган стала вольной в четырнадцать лет: бросила школу и отправилась в лагерь Картрай, где обучали охотников и охотниц. Несколько месяцев ее натаскивали, а затем вместе с группой старших наемников послали отлавливать отступников. Работа в команде длилась три года, но стало ясно, что ей куда комфортней в роли одиночки. Только так Морриган достигала наилучших результатов. Ей самой это казалось вполне закономерным. Пока держишься за чью-то юбку, пока тебя прикрывает чья-то спина, пока кто-то думает и действует за тебя, самодостаточной личностью не станешь.

Клиодна – приверженец старых традиций. Она продолжала учебу в школе и была одной из лучших ее учениц. Что, впрочем, совсем не удивительно. Несмотря на пропасть различий между членами семейства Блэр, имелось у них и кое-что общее: желание во всем и всегда быть лучшим.

Младшая сестра Морриган (в этом году ей исполнялось семнадцать) собиралась поступить в институт и получить нетипичную для потомственной ведьмы профессию врача. Стоит ли говорить, что Бадб, глава семейства, ее решение не одобряла?

Чутье привело Морриган в спальню. В светильниках бесновались сущности света, кровать не заправлена, на столе – остатки обеда. Кончиком пальца она коснулась овощного пюре. Холодное. Взгляд выцепил новую, прежде не замеченную деталь: разбитое зеркало на стене в дальнем конце спальни. Трещины черной паутиной покрывали всю его поверхность. Клио защищалась? Или зеркало разбили чары нежданного гостя? Где тогда она сама?

Все остальные предметы в комнате оказались целы. Если не считать незастеленной кровати и остатков еды на столе, в спальне царил порядок. Застыв посреди комнаты, Морриган прикрыла глаза. Что могло здесь случиться? Кому могла помешать скромница Клио – олицетворение доброты, искренности и жизнелюбия?

Не успела она додумать последнюю мысль, как хлопнула входная дверь. Морриган потянулась к ремню с закрепленной на нем плетью. Ее инстинкты были обострены до предела, и она успела бы воспользоваться оружием, но вовремя удержала порыв призвать искусственную молнию.

Первое, что бросилось в глаза – вошедший был облачен в черное пальто с серебряной нашивкой агента Департамента. И только потом Морриган осознала, кто предстал перед ней, держа в вытянутой руке револьвер. Выдержка помогла сохранить лицо и остаться внешне невозмутимой, хотя в желудке на какое-то мгновение поселилась щекочущая пустота.

За время, что они не виделись, он возмужал. Кроме того, судя по нашивке, успел примкнуть к «цепным псам Трибунала» и дослужиться до младшего инспектора. Темно-русые волосы были аккуратно, волосок к волоску, уложены, голубые глаза смотрели с нескрываемым изумлением. Николас Куинн – лучший друг детства, а ныне – агент Департамента полиции… и почти незнакомый молодой мужчина.

Надо сказать, его новая должность стала для Морриган полной неожиданностью. Либо Клио не говорила о нем (что вряд ли), либо подобного рода новости она просто пропускала мимо ушей (что вероятнее всего).

– Морриган? – сорвалось с его губ удивленное.

– Ник, – спокойно кивнула она. – Что ты здесь делаешь?

Он нахмурился, отточенным движением возвращая револьвер в кобуру.

– Ищейки унюхали… в смысле, почувствовали исходящую из дома тэну. Отправили запрос. Я как только увидел адрес, вызвался проверить. Не знал, что ты в городе.

– Только сегодня переместилась, буквально несколько минут назад.

Повисло неловкое молчание. Неужели когда-то они могли болтать часами напролет?

– Что-то успела найти? – деловым тоном осведомился Ник.

– Что-то странное с зеркалом. Оно треснуло, но не раскололось и не осыпалось на пол. Скорее всего, воздействие чьих-то чар: или Клио, или того, кто здесь побывал. Печать на двери нетронута, защитный барьер – тоже, и не похоже, чтобы его вообще кто-то касался. Возможно, Клио впустила гостя сама. Больше ничего, кроме плотного облака тэны. Но это ты, разумеется, и сам видишь.

Ник вдумчиво кивнул.

– Вижу. Клио говорила тебе что-нибудь?

– Именно поэтому я здесь, – хмуро бросила Морриган. – Клио убеждала, что все в порядке, но по лицу и голосу я догадывалась, что это не так. Во время нашей последней беседы она сильно нервничала. Призналась, что иногда чувствует, будто за ней кто-то наблюдает. Потом рассмеялась, сказала, что это глупости, что у нее просто буйное воображение. Но ты же знаешь, Клио никогда не волновалась по пустякам. Думаю, она что-то подозревала, только не сочла нужным поделиться со мной.

Ник хмуро огляделся по сторонам, словно ожидая, когда Клио с криком «Разыграла!» выскочит из ближайшего шкафа. Подойдя к треснувшему зеркалу, он вынул из кармана пальто стопку бумаги размером с игральную карту. Зажал один лист между ладонями и вгляделся в кривое зеркальное отражение. Как только он отнял руку от покрытой спектром бумаги, на ней тут же проявилось изображение – точно та же картинка, которую мгновение назад запечатлело его сознание. Внимательно изучив спектрографию, Ник положил ее в прозрачный пакет. Методично запечатлел кровать, стол и окно, и карман пополнился новыми изображениями.

– Зачем это? – не выдержала Морриган.

Она была лишь поверхностно знакома с работой полиции, и в любое другое время не стала бы ничего менять. Однако сейчас речь шла о Клио.

– Иногда экспертам удается распознать использованные чары – благодаря вызванным тэной колебаниям воздуха, которые искажают окружающее пространство.

– А, чтицы, – поморщилась Морриган.

Отмахнулась от мысли о том, как сильно сейчас ее тон похож на пренебрежительный тон стража, узнавшего о том, что она вольная.

Ник хмыкнул, искоса взглянув на подругу детства.

– Клио говорила, ты теперь тоже используешь рассветную магию истины. – «Рассветную» он выделил особенно.

Морриган повела плечом, не желая объяснять разницу между штатными чтицами и ею, истинной зеркальной ведьмой. Ник посерьезнел, между бровей пролегла складка.

– Если честно, что-то мне подсказывает, что в этот раз на спектрографии чтицы ничего не обнаружат. Исхожу из того, что в рисунке тэны вижу я сам.

Спектрографии эти, надежда на чтиц… Морриган начала раздражаться, кожей ощущая, как утекает драгоценное время.

– Ты видишь След? – не выдержав, спросила она.

Людей с более чутким восприятием, а значит, умением отличать полуночную магию от рассветной, во всем мире существовало не так уж мало. Куда меньше тех, кто среди облака тэны мог отыскать След – призрачный шлейф, который при должном мастерстве следопыта мог привести к полуночному колдуну. Именно таких чаще всего вербовали в охотники и агенты Департамента и Трибунала. И раз к двадцати трем годам Ник дослужился до младшего инспектора, он должен быть неплохим следопытом.

Он мрачно покачал головой.

– След рассеян, прости. Но я сделаю все возможное, чтобы отыскать Клио. – У порога Ник на мгновение задержался. Проронил, не оборачиваясь: – Я рад, что ты обратилась к свету.

– Ой, иди ты, – вспылила Морриган, но дверь уже беззвучно закрылась.

Полностью положиться на Ника и бездействовать? Увольте. В детстве они дружили, но достаточно ли этого, чтобы полиция бросила все силы на поиски Клио? Морриган не могла так рисковать, не могла отдать судьбу сестры в чужие руки. Да и сидеть без дела не умела.

Она скинула на стол кожаную сумку с длинным ремешком, которую носила через плечо. Выудила оттуда полуночный осколок истины и тонкие свечи, аккуратно сложенные в картонную коробку.

Рассветная магия проявляла далеко не все.

Жизнь и смерть всегда были неразрывно связаны, неотделимы друг от друга, как две части змеи, что кусала себя за хвост. Мир теней накладывал отпечаток на мироздание, оставлял в мире живых свой след. Чтобы тайное стало явным, оставалось только этот след разглядеть.

Зеркальные колдуны пользовались уважением благодаря достаточно редкому и весьма непростому в освоении дару. Во всяком случае, это касалось дара полуночных зеркалиц и зеркальников. Никому не под силу переубедить Морриган в том, что рассветная магия истины до смешного проста. Силой Дану рассветная энергия окутывала все живое пространство. Даже не слишком сильные рассветные ведьмы могли различить линии жизни, пронизывающие и людей, и горы с реками, и деревья с цветами, и самый крохотный лепесток, что было важно для природных ведьм и друидов[1].

А вот заглядывать в мир теней и пытаться разгадать его знаки – все равно что пытаться говорить со смертью на ее языке. Трудно сказать, насколько тяжело далось Морриган умение читать мир живых через призму мира мертвых. С одной стороны, это было так же легко и естественно, как дыхание. С другой – потребовались долгие годы, чтобы научиться дышать… так.

Растерев воздух между большим, указательным и средним пальцем, Морриган разожгла искру. Прикоснулась к фитилю свечи, и мгновение спустя на нем заплясало пламя. Она помедлила, прежде чем поднести зажженную свечу к осколку. «Я не использую полуночную магию, – напомнила Морриган самой себе. – Лишь ее касаюсь».

Для большинства богобоязненных фанатиков даже мельком брошенный в мир теней взгляд – преступление против Дану. Дескать, мир смерти должен оставаться там, за завесой, как это было когда-то, века назад. Что ж… хорошо, что их здесь нет.

Поднеся зажженную свечу на уровень глаз, Морриган заглянула в мир теней сквозь полуночный осколок. Незримо путешествуя по Вуали, она надеялась увидеть то, что скрыто от глаз обычных людей. Отпечаток, знак, символ – что-нибудь, что даст понять, где искать Клио.

Реальность превзошла все ее ожидания.

Сначала не происходило ничего особенного. Будто густой слой сажи, окружающее пространство в отражении покрывала тэна. Подобное происходило всякий раз на месте действия полуночных чар. Мир теней молчал: вглядываясь в искаженное отражение мира живых, Морриган не замечала ничего необычного. Пока взгляд не упал на испещренное трещинами зеркало у стены, которое привлекло ее внимание, едва она перешагнула порог спальни. Закаленная охотой на отступников и самыми жуткими последствиями их чар, Морриган почти разучилась и бояться, и удивляться. Но то, что предстало глазам, ее потрясло.

Там, на дне зеркальной глади, отраженной осколком истины в ее руке, застыла… Клио. На нежном лице – шок. На тонкой шейке – амулет зова и простая серебристая цепочка с трилистником, оберегом для защиты и удачи, который когда-то подарила ей Морриган.

Не помог.

Это была не сама Клио. Вернее, не ее тело, а эфемерное подобие, энергетический слепок, видимый лишь в мире теней. Душа Клиодны Блэр, запертая в треснувшем зеркале, словно муха в янтаре.

Она все-таки здесь, в Кенгьюбери.

Клио исступленно закричала: «Морри!» Не в первый и не в последний, наверное, раз. Замолотила бы по зеркалу, существуй оно в этой реальности. Но здесь была лишь пугающая чернильная мгла и тишина, что прерывалась зовущими голосами. Да и в руках не осталось прежней силы, что отличала мертвых от живых.

Отныне она – лишь еще одна из сонма духов, блуждающих в мире теней.

Тьма за ее спиной была живой и… голодной. Клио не оборачивалась, но постоянно чувствовала бегущий по позвонкам холодок.

«Как это возможно? Разве душа может чувствовать? Фантомные ощущения?»

Отрешенные мысли прирожденного исследователя – или же истинной представительницы семейства Блэр – сменились горячей, удушающей волной паники.

– Морриган!

«Не оставляй меня здесь. Пожалуйста, не оставляй!»

«Она не услышит тебя».

Был ли это ее собственный внутренний голос или шепот одного из духов, Клио не знала, но, протестуя, закричала громче:

– Морри!

Сестра смотрела на нее сквозь завесу широко раскрытыми глазами. В них, полуночных, плескался ужас, который едва вязался с образом Морриган. Не каждый день видишь запертую в зеркале душу младшей сестры.

Клио раз за разом прокручивала тот злополучный полдень, пытаясь понять, что же случилось… и могла ли она это предотвратить. Уроки в школе, дорога, быстрый обед… Детали словно тонули в тумане. Она ощутила нечто странное, некую чужеродную силу, проявившуюся в одно мгновение. Шагнула к зеркалу, по которому пробежала рябь…

Морриган подобной легкомысленности никогда бы себе не позволила.

А потом темнота… и ни малейшего проблеска боли. Только холод, идущий откуда-то изнутри, прорезающие тишину голоса и чернильная пустота без конца и без края. Такой, во всяком случае, она казалась на первый взгляд. А еще чудом сохранившееся окно – замочная скважина, через которую Клио могла заглядывать в мир живых. Напомнивший о себе после ее смерти родовой дар зеркалицы.

Отсюда, из зеркала, ставшего мостом между двумя мирами, Клио не видела улицу, а потому не знала, сколько дней – или бесконечно долгих часов – минуло.

Зато она увидела Морриган.

Сестра, что ворвалась в дом хищной птицей, выглядела еще жестче, еще решительнее, чем прежде, а она и в детстве мягким характером похвастаться не могла. Алая помада, подведенные темным глаза. Как и прежде, Морриган отвергала естественность и скромность, будто ежечасно бросая вызов окружающему миру, желая одним своим появлением стереть его безликость, взорвать серость и пустоту. Истинная аристократка с тонкими чертами, и вместе с тем… истинная ведьма: тяжелая волна черных волос ниспадает на спину, черные глаза, обычно холодные и бесстрастные, горят на побледневшем лице. Клио казалась самой себе лишь тенью старшей сестры, ее юной и выцветшей копией… Что же, теперь об этом можно не волноваться.

Следом появился Ник. Прерывисто вздохнув, Клио прильнула к зеркалу, словно к биноскопу[2] на смотровой площадке Кенгьюбери. Тревога на его лице казалась такой чуждой… Он и впрямь так сильно волновался за нее?

Когда-то они дружили, все трое. Ник, в детстве – сама неугомонность, россыпь шуток, проказ и невинных подтруниваний. Клио, радостно хохочущая над любой, даже самой нелепой его шуткой. Всегда серьезная Морри, которая при любом подходящем и совершенно неподходящем случае напоминала, что «она, как-никак, потомственная полуночная ведьма». И хотя Ник на четыре года старше, именно Морриган была вожаком их маленькой стаи. На редкость суровым и упрямым, надо сказать, вожаком – из тех, с кем лучше согласиться, чем затевать все равно обреченный на провал спор.

Дружба распалась, когда Морриган стала вольной. Пока она училась в школе охотников и путешествовала по провинции, выполняя наемничьи заказы, Ник пошел по стопам отца, став агентом Департамента. Пускай в последние пару лет они и отдалились друг от друга, пусть встречались лишь пару раз в месяц, да и то случайно, наспех обмениваясь улыбками и банальными фразами, Клио всегда была рада его видеть. Даже сейчас, когда их разделяла зеркальная стена.

Иногда казалось, что в мире существовало два Николаса Куинна. Один – улыбчивый, никогда не унывающий молодой мужчина в потертых джинсах и хлопковой рубашке с небрежно закатанными рукавами, что неизменно притягивала внимание Клио к его рукам. Тем, что больше подошли бы пианисту, нежели детективу. Привлекательный парень с вечно растрепанными густыми волосами, в которые так и хотелось запустить пальцы.

Другой – педант, чинный, деловитый агент, так непохожий на проказливого мальчишку, которым он был когда-то. Случалось, Клио сталкивалась с Ником, идущим по следу. Плотно сомкнутые губы, прорезавшаяся складка меж темных бровей, цепкий взгляд, скользящий по ней и не замечающий, потому что не она была его целью. В такие моменты он напоминал охотничьего пса или тихого, но опасного хищника. Такому Нику она старалась не мешать.

И все же казалось, что этот образ – от носков начищенных ботинок до кончиков приглаженных волос – Ник, ее Ник, доставал из гардероба, встряхивал и надевал перед работой. Прятал за безупречной маской мальчишескую улыбку, которая, заставляя ее сердце сбиваться с ритма, выдавала его молодость и легкий нрав. Боялся, наверное, что коллеги посчитают его слишком несерьезным. Быть может, такой образ необходим, когда в двадцать три ты уже младший инспектор. И без того многие считали, будто Ник стал агентом исключительно благодаря отцу, в прошлом – главе Департамента, а после его смерти продвинулся по карьерной лестнице по протекции его друзей. А не потому, что был прекрасным следопытом.

Но тот, первый Ник, что был старым другом, а не почти незнакомцем, увидев Клио, всегда останавливался, чтобы немного поболтать. Спросить, что у нее нового, как она справляется, как ее учеба, словно заботливый старший брат. Знал бы он, что Клио не желала видеть его своим братом. Точно не им.

За спиной раздался голосок. Тонкий, слабый, он все же заставил ее вздрогнуть.

– Иди к нам…

Клио обхватила себя руками за плечи. Сейчас она казалась себе такой слабой! Будь на ее месте Морриган, уже давно бы разорвала Вуаль ко всем демонам, перевернула бы мир теней вверх дном, прорубила бы в нем тоннель… но выбралась. Клио подавила желание затравленно обернуться. Толку-то? Чем ее слабая рассветная магия может помочь здесь, в мире вечной полуночи?

– Стань одной из нас…

Шептали не души. Тени. Жалкие отголоски душ, что бродили на нижних планах мира теней, недоступных даже таким сильным полуночным ведьмам, как Морриган. Какой была Морриган в свои четырнадцать лет.

Клио нервно теребила спутавшиеся светлые волосы, глядя в пустоту, заменившую окно в мир живых. Портал-зеркало, ставшее для нее, увы, односторонним. Она не отрывала взгляда от комнаты в шаге от себя. От комнаты, что осталась в ином, живом мире. От учебников в книжном шкафу, оказавшихся теперь бесполезными. В мире теней ей пригодились бы совсем иные знания – те, которых она всю жизнь старалась избегать.

– Идем со мной.

А в этом голосе слышалась жизнь – потерянная, но не забытая. Свежая душа, новая гостья потустороннего мира, готовая отправиться в путь – навстречу покою, что неотделим от забвения.

Клио боялась оторвать взгляд от комнаты. Боялась, что, потеряв зрительный контакт, разорвет протянутую между ними тонкую ниточку, и комната, последний фрагмент ее прошлой жизни, исчезнет. И все же стрельнула глазами в сторону души. Отчего-то стало светлей, хоть источника Клио обнаружить не сумела. Тусклый свет, разлитый нигде и всюду, будто вшитый в окружающий полумрак, позволил разглядеть рыжие волосы и усеявшие лицо веснушки. Чистокровная ирландка, дитя солнца, оказавшаяся в царстве темноты. Кажется, или свет исходил от нее?

– Идем со мной, – настойчиво повторила она.

– Не могу, – сдавленно проговорила Клио.

Рыжая незнакомка скорбно поджала губы.

– Придется. Не знала раньше, а теперь чувствую: когда-нибудь придется уйти.

Когда-нибудь – это уже что-то. Это уже не «сейчас», а значит…

– Я подожду. Морри… Моя сестра… Она что-нибудь придумает.

– Ты надеешься обмануть смерть? – хохотнула рыжая.

Почудилось, тьма за спиной Клио рассмеялась тоже. Надменно, неискренне. Придвинулась ближе, разевая голодный рот, и света на их островке стало меньше.

«У семьи Блэр непростые отношения со смертью».

Клио прерывисто вздохнула. Невозможно быть дочерью Бадб и не знать хоть немного о мире теней, что ожидает тебя за гранью. Даже если тебе всего шестнадцать, и твоя мечта – стать врачом – никоим образом не связана с магией.

Карты разложены на незримом столе, и теперь ей предстоял нелегкий выбор. С помощью матери привязать себя к живому миру, зная, что до самого конца она так и останется для него чем-то чуждым, инородным. Что пребывание среди живых будет сопряжено с болью и неумолимым тиканьем невидимых часов, отсчитывающих время до неизбежного возвращения в мир мертвых.

Отказавшись от полуночной магии, что нитями прошьет ее душу, можно навсегда остаться в этом доме. Тенью, видимой лишь для таких, как Морриган, полуночных ведьм-зеркалиц. Ощущаемой лишь такими, как Ник. И провести безликую жизнь в облике тени – эха, отголоска себя прежней.

Или же уйти на глубину, чтобы там обрести покой.

«Я не готова. Прости меня, Дану, за такую банальность! Но я правда еще не готова».

– Я просто хочу поговорить с сестрой в последний раз, – упрямо прошептала Клио.

Вот только что сказать Морриган, она еще не придумала. «Я тебя люблю»? Неловкая, неудобная для них обеих правда.

Плавное движение хрупких плеч, скрытых светлым платьем.

– Как хочешь. Меня она все равно не спасет.

Рыжая скользнула взглядом по пространству, в которое так упорно всматривалась Клио. Для нее Морриган останется невидима: этот осколок живого мира сшит с душой Клио, а потому открыт только ей одной.

– Удачи, – после недолгого молчания сказала она.

Когда Клио обернулась в следующий раз, рыжей уже след простыл.

Она стиснула руки, от накатившей волной острой тоски царапнула ногтями по ладони. Не слишком болезненно, но… неприятно. Прикрыла веки и, сосредоточившись, представила боль в виде отдельного от души элемента. Представила, как чья-то белая, объятая мягким свечением рука погружается в плоть и вырывает его из груди. Это казалось правильным, естественным и совсем не страшным.

Духи ведь не могут испытывать боль.

Выдохнув, Клио вонзила ногти в ладонь, и… ничего не почувствовала.

«Кукла, – подумалось ей. – Мертвая кукла».

Испугавшись, она вернула боль в эфемерное тело. Потерянно взглянула на замершую по ту сторону зеркала Морриган.

– Не уходи, – лишившись последних сил, прошептала Клио.

– Не уходи, – вторили тени.

Сестра протянула руку, и мир вдруг потух, как будто в комнате перегорели все лампочки и погасли все сущности света.

– Нет!

Зеркало – мост между мирами – исчезло. Осталась только Клио – душа с фантомным отголоском боли.

И голодная тьма.

Руки, сжимающие осколок и свечу, задрожали. Из горла вырвался сдавленный всхлип. Морриган зажмурилась и стояла так, мысленно отсчитывая секунды. От одной до бесконечности – пока страх, боль и ярость не перестанут рвать душу. В какой-то момент поняла, что не дождется. Оставалось одно: запрятать эмоции в непроницаемый, непробиваемый кокон. Клио нуждалась в помощи хладнокровной охотницы, умелой ведьмы, а не сходящей с ума от беспокойства старшей сестры.

Она осторожно приблизилась к зеркалу, через осколок истины глядя на его отражение в мире теней. Всмотрелась в лицо той, что казалась застывшей между двумя мирами – миром мертвых и миром живых. Миловидное лицо сердечком, широко распахнутые глаза цвета морской волны. Обеих сестер природа и материнские гены наградили черными волосами, но Клио упорно красила их в жемчужно-платиновый блонд разрешенной Трибуналом иллюзорной магией. Да так искусно, что никто и не догадывался, что этот цвет волос ей не родной.

Тот самый случай, когда облик идеально отражал истинную сущность, таким нехитрым способом словно проводя между сестрами черту. Клиодна – мягкая, нежная, отзывчивая, мечтающая спасать чужие жизни, оставалась на светлой стороне, тогда как Морриган, охотница за головами и практикующая ведьма, балансировала на тонкой грани между тьмой и светом.

– Что с тобой сделали? – прошептала она, ледяными пальцами касаясь зеркальной глади. Касаясь щеки того, что было слепком, отражением ее сестры.

Казалось, какая-то неведомая сила затянула Клио в зеркало. Но если там, внутри, ее душа, то где же тогда искать тело?

Безмолвная Клио в зазеркалье не могла дать ответ, но и оставлять сестру пойманной в клетку Морриган не желала. Отставила свечу и положила осколок на пол таким образом, чтобы в нем отражалась Клио. Прикрыв глаза, соткала из воздуха прочную сферу, магией холода отшлифовала стенки, чтобы та стала видимой, напоминающей стеклянный шарик.

Сжимая в руке филактерий[3], дитя союза простейших рассветных чар, Морриган протянула руку к зеркалу.

– Anam sa roino.

Отдельные элементы заклинания на пракельтском звучали как «душа», «из» и «граница». Душа, вырванная из оков – так Морриган его перевела.

Зеркало с хрустом ломалось, опадая осколками на пол, высвобожденная энергия Клио тонкой эфемерной дымкой перетекала в сферу. Удостоверившись, что вытянула всю до последней капли, Морриган срастила осколки, придавая зеркалу первоначальный вид. На случай, если в дом нагрянут агенты Департамента.

Призвав на помощь магию истины, она тщательно и неспешно изучила филактерий. Спустя час сдалась, так и не сумев понять, что за чары заточили Клио. Плохой знак, если учесть, что Морриган была не кем иным, как зеркалицей. А значит, тот, кто затянул душу Клио в зеркало, в обращении с ними был куда искуснее сестер Блэр.

Морриган не слишком доверяла спиритуалистам. Хотя стоило признать, список людей, которым она могла всецело довериться, состоял всего из двух имен: Клио и… Морриган Блэр. Однако сейчас она нуждалась в помощи того, кто способен заглянуть в чужую душу, провести ниточку от нее в мир теней и помочь ей услышать сестру.

Все, что так или иначе связано с миром теней, а значит, со смертью, относилось к магии полуночной. А потому с поисками подходящей кандидатуры Ник, законопослушный слуга Департамента, помочь ей не мог. Пришлось перетряхнуть старые связи, погребенные под пылью прожитых вдали от Кенгьюбери лет, и отыскать спиритуалиста самостоятельно.

Удивительно, но колдун принимал посетителей не где-нибудь на окраине города или и вовсе в печально известных Ямах, а в так называемом деловом квартале – «стеклянном сердце» столицы графства Колуэр. Морриган странно чувствовала себя среди стоящих поодаль, будто чурающихся друг друга стеклянных высоток. Броские, холодные, они были так не похожи на остальную часть Кенгьюбери – лабиринты склеенных в сплошную стену аккуратных прямоугольников домов, не вырастающих выше трех-четырех этажей.

Здесь в большинстве своем зарабатывали на жизнь не только рассветные колдуны и ведьмы, но и люди вроде Клио. Те, кто отказывался иметь к магии хоть какое-то отношение. Большинство из них либо с детства бесталанны, либо полны дурацких предубеждений. Главное из них: стоит только обратиться к магии, и продиктованное любопытством желание превратится в неутолимую жажду. А там и до полуночной магии недалеко – а значит, и судьбы человека, вечно преследуемого Трибуналом.

Может, в этом и была доля истины. Может, магия – и впрямь вечный соблазн. Но на что людям дана сила воли?

Брови сами собой взлетели вверх, когда Морриган увидела, чем официально занималась контора спиритуалиста Лукаса МакМурри. А именно продажей охладителей из решетчатого пластика с запечатанной в них рассветной магией, создающей в комнате легкий ветерок. Достаточно бесполезное устройство, если учесть, что подобными стихийными чарами в городе владел каждый третий.

Морриган одобрительно хмыкнула. Выходит, никаких магических шаров, свечей и спиритических досок?

МакМурри не понравился ей с первого взгляда, даром что о нем ходила молва как о самом лучшем специалисте по «связям с обще… с ушедшими в мир теней». Слишком белые, явно крашеные, волосы, слишком скуластое, даже близко не ирландское, лицо, покрытое золотистым загаром. Иностранцам Морриган доверяла еще меньше, чем всем остальным. А еще у МакМурри был на редкость нелепый для сорокалетнего (на вид) наряд: линялые драные джинсы, сквозь которые просвечивала загорелая кожа, обтягивающая футболка с ярким абстрактным принтом (Морриган мысленно охарактеризовала его словом «мазня») и модные белые кроссовки, которые ожидаешь увидеть на одноклассниках Клио.

Имя сестры впилось в разум колючей проволокой, напоминая, зачем она здесь. Уж точно не для порицания чужого (без сомнения, ужасного) вкуса.

МакМурри провел пятерней по волосам и нарочито небрежно засунул ее в карман джинсов. Морриган на всякий случай поискала взглядом человека, более подходящего на роль спиритуалиста, но, если не считать их двоих, контора оказалась пуста.

– Интересуют наши охладители?

Морриган на мгновение ослепила белоснежная улыбка.

– Даже близко нет. Скорей, дополнительные услуги.

Спиритуалист тут же посерьезнел. Даже руку из кармана вытащил.

– Как я могу быть уверен, что тебе можно доверять?

Рассветная магия его не убедит – многие агенты Трибунала владеют ею. Нужна именно полуночная. «Ну, мне не привыкать», – с усталым раздражением подумала Морриган.

Столько лет сторониться полуночных чар, чтобы теперь призывать их одни за другими. Но если эта та цена, которую придется заплатить, чтобы отыскать убийцу Клио… или даже просто услышать ее голос…

Она взяла в руки осколок, огненным касанием зажгла свечу. Подойдя к МакМурри, оплела ниточкой тянущейся из зеркала полуночной энергии часы на его запястье. Прошептала: «Farto moralia». Часы, оставшись в отражении осколка, с руки спиритуалиста исчезли. МакМурри, хмыкнув, недоверчиво потер опустевшее запястье.

Бесхитростный трюк, ничьей жизни не угрожающий, и все же относился он к магии теневой, а значит, полуночной. Еще одно доказательство того, что порой бескомпромиссное разграничение на рассветную и полуночную магию неоправданно, а агенты Трибунала – фанатики и глупцы, одержимые по-детски наивной идеей, что мир так легко поделить на черное и белое.

На губах Морриган заиграла улыбка, стоило только вспомнить, как малышка Клио донимала мать расспросами о том, почему две главные ветви магии называются именно так. И почему та, которой обучает дочерей Бадб (когда-то она пыталась привлечь к полуночной магии обеих), запрещена и наказуема.

От ответа Бадб в памяти осталось немного – Леди Ворон любила вопросы исключительно по существу. Например, как поглотить чужую душу или заставить человека задохнуться собственной тенью, словно туго обернутым вокруг шеи шелковым шарфом. На худой конец, в какой последовательности смешать травы, чтобы развязать человеку язык. Тогда, как умела, объяснила Морриган. Рассказала о том, что в древние века люди в большинстве своем были подвержены страхам и суевериям. Именно они решили, что мир, каким его знали сейчас, появился одновременно с Дану. А вместе с богиней-матерью появился и свет – прежде мир утопал во тьме.

Рассветные чары – это сила, которая олицетворяла Дану. Свет, жизнь, исцеление, созидание. Стихия – пока она не призвана, чтобы навредить другим, пока в чары не вплетены капли чужой крови. И ничья душа не отнята чужим колдовством.

Темные дела вершились в темное время. Только с приходом ночи на погосты, в некрополи и могильники приходили кладбищенские ведьмы, чтобы, оставшись никем не замеченными, унести в широких рукавах человеческую кость – необходимый атрибут для большинства их ритуалов, еще до рассвета превращенный в костяную пыль. Колдуны хаоса в ночи приносили жертвы Балору. После полуночи принимали свою темную, пугающую личину вервольфы и, сбившись в стаи, долго выли на луну. Охотились кровожадные бааван-ши, прячущие под платьями оленьи копыта, зная, что во тьме никто не увидит горящих голодом глаз, никого не испугает кровь на клыках, заострившихся и выросших вдвое.

Ночь надежно укрывала колдунов-отступников и существ древней крови складками темноты. А потому чары запретные, разрушительные, тайные назвали магией полуночной.

МакМурри кашлянул в ладонь.

– Идем, – глухо бросил он. – Только сначала верни мне часы.

Морриган картинно повела рукой в воздухе, шепча слова обратного заклинания, и пропажа вернулась из Вуали на положенное место.

Мрак комнаты, дверь которой распахнул перед ней МакМурри, вспугнули вспыхнувшие по щелчку свечи. Горели они странным призрачным светом, что выдавало в чарах не стихию, но трансмутацию[4]. В природе их мира такой призрачный голубоватый свет существовать попросту не мог, а значит, все это было ложным, наносным. Магический трюк, призванный создать особую атмосферу?

Разделенные пустым столом, они сели в кресла друг напротив друга. Морриган вынула из сумки филактерий с душой Клио и положила на темное стекло.

– Это то, о чем я думаю? – медленно проговорил МакМурри, глядя на яркую золотисто-белую энергию, что искрилась внутри сферы.

– Я не умею читать чужие мысли, – раздраженно бросила Морриган. Выдохнула, успокаиваясь. – Это душа моей сестры. Кто-то забрал ее в мир теней, притом весьма необычным образом. Я хочу знать, кто. – Замялась на мгновение. Она приучала себя в первую очередь думать о деле, оставляя эмоции за некоей невидимой гранью. И все же, не выдержав, выпалила: – И как она там.

Сфера с душой Клио заменила спиритуалисту шар, который часто можно встретить на рисунках, изображающих гадалок. Сжимая в руках тонкую, словно скорлупа, но прочную оболочку, он вглядывался в филактерий. Какие образы внушала ему энергия Клио?

– Что вы видите? – не утерпела Морриган.

– Странно…

– Что? Что именно?

– Ваша связь. – МакМурри покачал головой. – Она слишком слаба. Вы родные сестры?

Морриган резко выдохнула через ноздри.

Слабая ментальная связь – закономерное последствие, когда в четырнадцать лет объявляешь себя вольной и получаешь полную свободу действий во всем, что касается выбора жизненного пути. В случае Морриган это означало уход из дома, от матери (пусть и не слишком живой) и родной сестры, и становление охотницей.

Не секрет, что подавляющее большинство вольных – полуночные и рассветные колдуны. Те, что способны магией проложить себе путь во взрослую жизнь, чарами уничтожить малейшие преграды. Чаще всего они становились наемниками. Магия помогала заработать на жизнь, особенно в тех провинциях и графствах, где не хватало штатных рассветных колдунов и полуночников, предоставляющих особые услуги.

– Будет что-то по существу? – Слова получаются не слишком внятными, когда цедишь их сквозь зубы.

На спиритуалиста пылающий в ней гнев не произвел ни малейшего впечатления.

– Мне просто нужно больше времени, чтобы настроиться на ее… ммм… волну.

– Так настраивайтесь. – Пламя сменил лед. – Разве не за это вам платят?

– Ты пока еще ничего мне не…

– Заткнитесь, ради Дану, и действуйте.

Существовали колдуны, что управляли другими, словно марионетками. Дергали за ниточки не самих людей, но их тени, заставляя своих жертв им вторить. Вот бы она могла слепить из МакМурри, словно из глины, послушного и молчаливого спиритуалиста. Или залепить его рот паутиной. Или…

– Какой из вопросов интересует тебя больше?

Морриган сощурилась, выискивая подвох. Не найдя его, позволила плечам немного расслабиться. Однако ни на дюйм не ослабила внутреннюю пружину.

– Она… – Напугана? Потеряна? Одинока? – …в порядке?

– Относительно да, – сдержанно отозвался МакМурри. – Я не чувствую в ней ослепляющего страха. Она не умиротворена, конечно, не совсем спокойна, но… – он помолчал, подбирая подходящее слово, – сосредоточенна.

Прежде крепко сжатые, губы Морриган дрогнули, складываясь в улыбку.

– Это Клио, – просто сказала она.

Спустя время ментальная связь между МакМурри и Клио окрепла. Вглядываясь в сферу с ее душой, спиритуалист пересказывал все осколки воспоминаний, что та ему являла. Жаль, совсем не те, что интересовали сейчас Морриган. Яркие обрывки прошлого – когда их мать была еще жива, а их жизнь казалась такой простой, расписанной на годы вперед. Ощущение, впрочем, обманчивое: трудно назвать жизнь предсказуемой, когда ты – дитя легендарной Бадб.

В осколках воспоминаний не было ничего о том, кто поймал Клио в зеркальную ловушку.

– Я могу пообщаться с ней напрямую?

– Магия так не действует.

– Ваша магия так не действует, – поправила она.

Жаль. Очень жаль.

Морриган расплатилась со спиритуалистом, чувствуя жгущее изнутри неудовлетворение. Она могла бы попытаться через зеркала отыскать сестру в мире теней, но поговорить с ней все равно не сумела бы. А лишний раз видеть Клио там…

Не хотелось призывать на помощь Ника, но другого выхода Морриган не видела. Как и любая ведьма, всесильной она не была, и все имеющиеся у нее ресурсы уже исчерпала. Оставалось надеяться на связи бывшего друга в Департаменте.

Ник появился в доме Клио час спустя и принес с собой очередное разочарование. Эксперты не сумели определить по спектрографиям вид чар, что Морриган, впрочем, ничуть не удивило. Если уж бывалые охотники, к которым она, скрепя сердце, обратилась за советом, за годы странствий по Ирландии не сталкивались ни с чем подобным, что могли знать агенты, просиживающие штаны в уютных кабинетах?

– Я попытался поймать След за пределами дома. Бесполезно. И соседи ничего подозрительного не заметили, – мазнув ладонью по лицу, устало сообщил Ник.

Итак, у них по-прежнему ни единой зацепки. Кроме души Клиодны.

Чем больше Морриган рассказывала Нику о проведенном в квартире сестры обряде, тем сильнее вытягивалось его лицо.

– Подожди… ты хочешь сказать, что вот здесь находится душа Клио? – потрясенно произнес он, указывая на сферу.

– Верно, – сухо сказала она. – А теперь мне нужно отыскать ее тело.

Ник смотрел на Морриган с сочувствием, и это безумно злило.

– Я разослал ориентировку агентам и патрульным. Спектрография Клио встроена в каждый портал в Кенгьюбери. Если она в городе, ее найдут. Но…

– Она не мертва, Ник, – не выдержала Морриган. – Ее душа здесь, а значит, она еще жива. И точка.

– Но ты… – Он шумно выдохнул. – Прости, но ты сама сказала, что в сфере душа Клио. Ее мысли, чувства, воспоминания… А значит, в ее теле не осталось ничего.

– Ты не понимаешь очевидных вещей, – резко бросила Морриган.

Может, даже чересчур резко. Но ее выводили из себя тон Ника, сочувствие и печаль в его взгляде, его причиняющие боль слова. Он говорил и вел себя так, будто Клио уже нет в живых. А это неправда.

– Может, это оттого, что ты никогда не рассказывала мне о своем ремесле? – с холодной усмешкой отозвался Ник. – Ты постоянно пропадала на чердаке или в лесу, творила чары, но лишь отмахивалась, стоило полезть к тебе с расспросами. Твердила, что я не колдун, все равно ничего не пойму. Вот и вся благодарность за то, что постоянно тебя покрывал.

Морриган помрачнела. Спасибо, что напомнил. Сколько ей тогда было? Лет девять? Десять? Жадная до всего, что касалось полуночной магии, она порой и впрямь перегибала палку, распространяя вокруг себя облако тэны. Поймай ее тогда отец Ника или его друзья из Департамента, ее ждали бы серьезные неприятности.

– Может, если бы ты мне открылась, я бы понимал больше? И не выглядел бы сейчас идиотом, изо всех сил пытаясь понять, как человека с вынутой душой можно считать живым и невредимым?

Что-то в глазах Морриган заставило Ника осечься.

– Во-первых, «человек с вынутой душой» – моя сестра, Клиодна Блэр, и не смей ее обезличивать, – прошипела она. – Во-вторых, я не говорила, что она невредима, но это не значит, что я должна перестать лезть из кожи вон, чтобы ее найти! В-третьих…

Морриган заготовила длинную обличительную речь, в которой слово «идиот» звучало неоднократно и с заметной долей экспрессии, но произнести ее не дали. Помешал амулет зова на груди Николаса, внезапно загоревшийся красным.

Он не стал уходить в другую комнату, а тут же активировал амулет – простой, невзрачный на фоне золотого медальона Морриган в форме трикветра, украшенного капельками-рубинами. Перед Ником выросла полупрозрачная стена, по другую сторону которой находился совсем юный паренек с темными глазами.

– Сэр, пришло сообщение по вашему последнему запросу «КБ1».

Морриган вскинула голову, словно зверь, почуявший дичь. «КБ» в коде запроса, очевидно, обозначало «Клиодна Блэр», а один – степень приоритетности, некий маячок для младших агентов, собирающих для инспекторов информацию по тому или иному делу. Отрадно, что Ник присвоил делу об исчезновении ее сестры – не убийству и не нападению на политическую элиту – самый высокий статус. Впрочем, Морриган окончательно разочаровалась бы в нем, поступи он иначе.

– В Восточном квартале обнаружено тело девушки, предположительно принадлежащее Клиодне Блэр.

Морриган рвано выдохнула. Уточнив информацию и поблагодарив агента, Ник деактивировал амулет зова – безыскусную пластину серебристо-белого оттенка. Взглянул на Морриган.

– Идешь?

– Не-а, лучше посижу дома, журнальчик почитаю.

Совершенно неподходящее время для препирательств, но скопившееся внутри напряжение давило, требовало выхода – хотя бы в виде мимолетной вспышки раздражения. Ник остался невозмутим. Наверное, за годы дружбы успел привыкнуть к тому, что легко и просто с ней не бывает.

Морриган выскочила из дома раньше него – нетерпение подгоняло. Ключ-плетение она так и не вспомнила, но создавать на двери новую магическую печать не стала. Не было ни времени, ни желания. Лишь одним коротким жестом, движением пальцев и слетевших с губ слов накинула на дверь призрачную рассветную паутину. В квартире Клио и поживиться-то нечем, но даже если какой-нибудь идиот покусится на то малое, что в ней есть… пусть пеняет на себя.

Морриган шла рядом с Ником, но мыслями находилась далеко от него. Ее сердце сейчас рядом с той, что лежала, бездыханная – бездушная – между домами Восточного квартала.

Портал-зеркало перенесло их на несколько миль, отозвавшись легким трепетанием в желудке, которое тут же исчезло. Ник уверенно вел Морриган вперед. Спустя несколько шагов она увидела агентов и зевак. В голове помутилось, окружающий мир поблек и расплылся по краям, лица смазались в едва различимые пятна, а голоса превратились в неразборчивый шум. Четким осталось только лежащее на улице тело.

Морриган подходила ближе, медленно сокращая дистанцию между собой и казавшейся такой хрупкой фигуркой. Шаги отзывались в голове ударами молота по наковальне.

Девушка полулежала, спиной прислонившись к стене. Лицо сердечком, рассыпавшиеся по плечам платиновые локоны. Это была она. Клиодна.

Морриган обдало могильным холодом. Не чары – эмоции, против которых на сей раз оказался бессилен даже хваленый самоконтроль. Когда глаза твоей младшей сестры бездумно смотрят в небо, хладнокровие куда-то исчезает.

И все же со стороны Морриган могла показаться даже равнодушной: лицо превратилось в маску, в глазах – ни слез, ни сожаления. Она не плакала, не тормошила бесчувственное тело сестры, не умоляла ее вернуться и задышать. Не было горя утраты, только твердое, как отколовшийся от скалы камень, желание исправить допущенную мирозданием – или судьбой – ошибку. Вернуть Клио к жизни во что бы то ни стало.

Даже сейчас, видя сестру бездыханной, Морриган отказывалась признавать ее мертвой. Клиодна Блэр была потомственной полуночной ведьмой, хоть и всячески скрывала этот факт от других.

А полуночные ведьмы так просто не умирают.

Видеть Клио такой – холодной, с белой, как снег, кожей – было невыносимо. Но еще тяжелей наблюдать, как агенты Департамента кладут ее тело в черный мешок.

Перед этим молодой эксперт осмотрел тело Клиодны и по спектрографии попытался распознать отпечаток чар. Морриган кривила губы, наблюдая за его тщетными попытками произвести на нее, хорошенькую ведьму, впечатление. Эксперт полностью оправдал ее ожидания и с треском провалился. Более того, он даже не понял, что лежащую перед ним девушку убили не здесь. С вырванной душой, которую наверняка заменила другая, Клио миновала портал-зеркало, ведущее в Восточный квартал, прошла несколько шагов и… умерла у одного из домов. Почему?

Кто заменил в теле сестры запертую в зеркале душу? Почему Клио? Кому помешала не признающая в себе ведьму ученица обыкновенной, не магической, школы и не слишком умелая зеркалица, главные дары которой – сострадание, жизнелюбие и доброта?

Столько вопросов, столько разбегающихся мыслей в голове… Не собрать. Как бисерины, рассыпавшиеся по мраморному полу.

Морриган затесалась среди зевак, чтобы лишний раз не мозолить глаза агентам. Охотников те не жаловали и из вредности могли запретить использовать магию на месте происшествия, восприняв это как вмешательство в ход расследования. В надежде обнаружить хоть какой-нибудь знак, который поможет расшифровать своеобразное послание, оставленное в доме Клиодны, Морриган вынула из сумки свечу и полуночный осколок.

Мир мертвых безмолвствовал.

Даже здесь, на улице, она видела клочья тэны, повисшие в воздухе как черно-сизый дым. Этот след, оборванный, уже порядком растаявший, оставляла за собой Клио, когда шла сюда. Однако даже в мире теней Морриган не могла соединить лоскуты тэны в цельное полотно, чтобы последовать за тем, кто наложил на сестру столь странные чары. И Николас, который какое-то время стоял неподвижно, прислушиваясь к своим ощущениям, к разочарованию обоих покачал головой. Все ниточки, которые могли привести их к убийце Клио, оборвались.

Морриган вернулась в дом сестры. В воздухе все еще витал шлейф ее легких цветочных духов. Оставшись в одиночестве и тишине, она лихорадочно размышляла. План, поначалу показавшийся едва ли не безумным, понемногу обрастал деталями и все отчетливее формировался в голове. В тот момент, когда Морриган твердо решила действовать, раздался настойчивый стук.

Зависнув в воздухе, ворон клювом стучал в закрытое окно. Любой другой счел бы это плохим знаком. Любой другой, но только не она.

Морриган открыла ставни. Черная, словно тэна, птица вспорхнула в комнату. Приземлилась на полу, чтобы мгновением спустя обернуться обворожительной молодой женщиной с изящными чертами лица и длинными иссиня-черными волосами. Мало кто догадывался, что в венах этой красавицы застыла такая же черная – мертвая – кровь.

– Здравствуй, мама, – спокойно сказала Морриган.

Та, конечно же, ничуть не изменилась. Все так же бесстыдно молода, на вид едва ли старше собственной дочери. Все та же горделивая осанка, приподнятый будто в вечном вызове подбородок. И ослепительная, неувядающая красота.

Бадб Блэр, легендарная полуночная ведьма. Леди Ворон – или же Леди Война, как называли Бадб те, кто не боялся сказать правду ей в лицо. Плохое о ней страшились говорить даже шепотом, ведь всем известно: у стен есть уши. А Леди Ворон, как никто другой, умела слышать голоса стен.

В воздухе густилось напряжение. Ничего удивительного: когда они виделись в последний раз, Морриган была полуночной ведьмой, сейчас же – охотницей на полуночных ведьм.

– Морриган…

Голос Бадб звучал хрипло. За время, проведенное в обличье ворона, она понемногу разучивалась говорить, и каждая новая беседа с дочерьми давалась ей непросто.

Сила Бадб позволяла ей принять любое обличье, будь то птица или хищный зверь, но она неизменно выбирала ворона – символ утраты, горя и кровавых жертв. Наверное, вполне закономерно. Та, к чьим ногам прежде складывали трупы убитых на войне (развязанной самой Бадб или во имя Бадб), и та, что давным-давно была мертва, но отказалась навсегда покидать родной мир, воспевала смерть как неотъемлемую часть жизни.

Даже после смерти Леди Ворон не оставила дочерей. Хотя Морриган, которая унаследовала ее характер и часть способностей, Бадб благоволила куда больше, чем Клио. Она не могла отдать дочерям свою силу, львиную долю которой потеряла вместе с физическим воплощением. Не могла защитить их своей некогда невероятной по мощи магией – почти все, что у нее осталось, уходило на то, чтобы поддерживать существование в мире живых. Но она была рядом. Так часто, как могла. Правда, для Морриган встречи с матерью закончились, как только она стала вольной.

– Клиодна…

– Ты что-то знаешь? – встрепенулась Морриган. – Видела, как это случилось?

Ей бы толику везения… Но не в этот раз – Бадб сокрушенно покачала головой. Разочарованно выдохнув, Морриган побарабанила по столу ногтями.

– Я знаю, о чем ты думаешь.

Еще бы. Она твердо встретила взгляд матери.

– И отказываться от задуманного не собираюсь.

– Может, лучше оставить все как есть? – Голос Бадб все больше походил на прежний: глубокий, грудной, с хриплыми нотками, в свое время очаровывающий и легковерных юнцов, и искушенных мужчин.

Морриган с упреком взглянула на мать, которая растирала ладонями руки и плечи. В пограничном состоянии между жизнью и смертью она отчего-то все время мерзла. Не помогали ни рассветная магия, которую призывали для матери Морриган и Клио, ни теплые шали, ни растопленный камин. Смерть, даже не отнимая души́, все же что-то забирала. И, наверное, этим «чем-то» было живительное тепло, которого мертвым так недоставало.

– Ты предлагаешь мне смириться со смертью сестры?

– Смерть – еще не конец, – наставительно сказала Бадб.

– А только начало пути, знаю-знаю, – раздраженно отмахнулась Морриган.

В любимом изречении матери было зерно истины, и говорить подобное справедливо… о ком угодно, но только не о Клио.

– Только подумай – она всегда будет со мной рядом. Мы вместе, две прекрасные черные птицы, будем приглядывать за тобой.

– И кому от этого станет лучше? Кому, кроме тебя?

Они обе знали: Морриган не желала, чтобы за ней «приглядывали». Защитить себя она и сама как-нибудь сумеет.

Бадб ничего не ответила. Впрочем, все и так было ясно.

Легендарная Леди Ворон страдала от одиночества. И пускай посмертие открывало перед ней новые горизонты – возможность видеть то, чего не видят другие, наслаждаться свободой и изучать мир, раскинувшийся за ее черным крылом, – она все же… тосковала. Бадб хотела превратить трагедию с Клио в новую жизнь для них обеих.

– Нет, мама. – В голосе Морриган звенела сталь. – Клио мечтала стать врачом и помогать людям. Хотела учиться, любить и быть любимой. Завести семью. Забрав Клио, ты лишишь ее шанса прожить жизнь как нормальный человек, а не мертвая, перевоплощенная ведьма.

– То, что ты задумала… это слишком опасно и непредсказуемо.

– Мама, моя сестра мертва! Мертва, понимаешь? Сделать ей хуже я уже не могу!

– Можешь, – холодно возразила Бадб.

Морриган молчала, кусая губы. Мать была права. Но другого способа вернуть к жизни Клио она просто не знала.

– Если что-то пойдет не так… если она сойдет с ума или перестанет быть собой, я не стану ее мучить. Но я должна хотя бы попытаться. Неважно, чего хотим мы. Клио прожила слишком короткую – несправедливо короткую! – жизнь. И она ненавидит полуночную магию. Если ты превратишь ее в лича [5]…

– Ревенанта[6].

Морриган скривилась, но исправляться не стала.

– …и наделишь своими способностями, она будет в ужасе. От того, что ты сделала, в кого ее превратила, от своей новой сущности. Я это знаю. То, что собираюсь сделать я – меньшее из двух зол. А ничего другого нам и не осталось.

– Тебя действительно так волнуют чувства сестры? – Голос Бадб похолодел на несколько градусов, чувственные губы искривила ледяная усмешка.

Леди Ворон не привыкла отступать – правило жизни, которое Морриган впитала с молоком матери, и которое нередко доводило их до ссор. А ссоры между двумя полуночными ведьмами – разрушительное явление.

Морриган кожей чувствовала надвигающуюся бурю. Но первой оружие она не сложит.

– Представь себе, волнуют.

– Будь так, ты бы ее не бросила, – хлестко сказала Бадб.

Морриган будто дали пощечину. Оглушенная, она не сразу нашлась с ответом. Леди Ворон его и не ждала: распалась тут же растаявшими в воздухе перьями. Картинный, театральный уход. Казалось, она постоянно представляла себя на сцене, утопающей в ярком свете софитов.

Морриган ошиблась: бури не будет. В этот раз Бадб решила оставить последнее слово за собой.

Она медленно, очень медленно выдохнула, унимая раздражение и ярость. Чтобы успокоиться, прошлась по комнате, ненадолго задерживаясь то у стола со сферой, в которой искрилась душа Клио, то у шкафов, где аккуратным рядком стояли многочисленные книги. Никакой развлекательной литературы, сплошь философские труды, медицинские справочники, учебники по целительству (единственная магия, которую сестра признавала), по биологии и медицине. Она загодя готовилась к поступлению в институт.

Клио и в детстве постоянно подгоняла саму себя, и вряд ли с тех пор что-то изменилось. Читала до поздней ночи, зубрила или часами сидела в башне всезнающих цеури[7], чтобы узнать самую свежую информацию: новые рецепты целительных зелий, последние медицинские статьи и научные дискуссии.

Морриган поймала себя на мысли, что не думает о сестре как о мертвой. Сдаться можно лишь тогда, когда она перепробует все способы вернуть Клио. И пусть Бадб не одобряет ее выбор, Морриган пойдет до конца.

Она сжала в руках амулет зова, воскрешая в памяти образ Ника. Понадобилось время, чтобы ниточка ментальной магии дотянулась до сознания инспектора. Как только это произошло, Морриган увидела лицо бывшего друга, отгороженное от нее прозрачной стеной.

– Я хочу присутствовать при обследовании тела.

Прежде чем принять решение о вскрытии, эксперт Департамента обязан был провести полный осмотр, чтобы определить возможные наложенные на тело чары. Он ничего не покажет, раз даже мир теней не дал никаких ответов. Ей важно помешать проведению вскрытия.

– Морриган…

– Ник, я два года отлавливала отступников для Трибунала, на который работает и твой Департамент. Помоги мне понять, что сделали с Клио. Обещаю, я не буду путаться под ногами.

Ник какое-то время молчал, испытующе глядя на нее. В любой другой ситуации он наверняка не позволил бы Морриган вмешиваться в расследование. Но сейчас, когда дело касалось ее сестры и его подруги…

– Хорошо.

Из груди вырвался облегченный вздох. Портал-зеркалом Морриган добралась до Центрального квартала. Над входом в здание полицейского управления Кенгьюбери висело небольшое зеркало, которое на фоне выкрашенной в песочный тон стены выглядело довольно странно.

Морриган раздраженно поморщилась. Прежде зеркальных колдунов ценили за способность читать мир живых как открытую книгу (если речь шла о рассветных зеркальниках) или заглядывать в мир теней в поисках глубоко запрятанных тайн мироздания (в случае колдунов полуночных). Практикующие зеркалицы и зеркальники дорого брали за свои услуги, но без работы все равно не оставались. Многие становились охотниками и использовали силу зеркал для поиска отступников, нередко – в тандеме с боевыми колдунами.

Однако времена меняются, а магические способности при смешении крови имеют свойство слабеть. И те зеркалицы, чьих сил не хватало для мощных чар (а даже простое наблюдение за миром теней выпивало массу энергии), стали работать на Департамент и переквалифицировались в чтиц – агентов, способных считывать изображения со специальных зеркал, установленных рядом со всеми важными точками Кенгьюбери. Чтецы и вовсе не гнушались работой охранников в различных заведениях города – от баров до продуктовых магазинов. Это злило Морриган. Предать их науку, тонкую и сложную магию зеркальных чар!

Впрочем, каждому по способностям.

У входа ее ждал Николас. Темно-русые волосы вновь аккуратно уложены, сам он серьезен и сосредоточен. Держась рядом с инспектором и другом детства, Морриган миновала пропускной пункт и углубилась в лабиринт коридоров. Они спускались все ниже, пока не оказались в самом тихом и спокойном месте во всем здании. В морге.

Клио лежала на столе. Красивая, холодная и безучастная – настоящая ледяная принцесса. Не удержавшись, Морриган провела пальцем по обескровленной коже щеки, заслужив недовольный взгляд грузного мужчины с темными вихрами – по всей видимости, эксперта по чарам.

– Вескиль, это Морриган Блэр. Морриган…

– Я слышала, – сухо оборвала она. Вскинула голову, одарив эксперта изучающим взглядом. – Вы уже приступили?

– Нет, по просьбе Ника ждал вас. – В его голосе отчетливо звучало недовольство. Что это за выскочка, которая вмешивается в рабочий процесс?

– Так я уже здесь.

Ноздри Вескиля расширились. Ник покачал головой, послав ему красноречивый взгляд, и эксперт предпочел оставить свои мысли при себе. Он простер ладони над телом Клио, целомудренно прикрытым простыней. Морриган успела заметить слабое свечение, охватившее руки Вескиля от запястий до кончиков ногтей. Видела и сеточку паутинных чар, которые оплели тело сестры. Какой-то подвид магии истины, основанный на чтении энергетики, а не спектрографий или зеркал?

То тут, то там по бледно-золотистой паутине пробегали яркие темно-красные всполохи.

– Что они означают? – осведомилась она.

– Попытки воздействовать на ауру погибшей, – буркнул Вескиль, недовольный тем, что его отвлекают. – Чары, проще говоря.

– Вы можете их распознать?

– Могу попытаться, если перестанешь лезть ко мне с пустяковыми вопросами.

Морриган гневно сощурилась. «Возьми себя в руки», – резкий, как удар хлыста, приказ самой себе. Она должна знать, чьи чары затянули душу Клио в зеркало, чтобы виновный расплатился сполна.

Вескиль коснулся одного из багровых сгустков. Превратившись в подобие молниевой нити, тот послушно перекинулся на руку эксперта. В наступившей тишине Морриган отчетливо слышала стук собственного сердца. Вескиль пристально вглядывался в свою ладонь, которую оплели взятые с тела Клио чары. Долго – не меньше нескольких минут – изучал их, прежде чем сокрушенно покачать головой.

– Что это значит? – нервно облизнув губы, выпалила Морриган.

– Я впервые сталкиваюсь с подобными чарами. Точнее я отчетливо вижу зеркальную магию, что совершенно неудивительно. Но, кроме этого, есть еще одно плетение… Возможно, тот, кто убил твою сестру, применял чары, как-то связанные с миром теней.

– Возможно? – едко спросила Морриган. – Хорошо, но что это за магия? Теневая? Веретническая? Магия хаоса?

Вескиль снова помотал головой.

– От плетения остался только слабый остаточный след. Звенья порваны, недостает слишком многих, чтобы его классифицировать. Я попытаюсь найти совпадения в базе, но шанс очень мал. С такими исходными данными это как искать иголку в стоге сена.

Морриган разочарованно прикрыла глаза. Очередное поражение.

– Вы можете еще что-то узнать? Хоть что-нибудь?

– До вскрытия – точно нет.

Она быстро кивнула и посмотрела на Ника.

– Спасибо за попытку помочь. Мне пора идти.

Что-то странное отразилось в его взгляде. Неужели разочарование? Не мог понять, почему Морриган так спокойно восприняла смерть единственной сестры? Почему так холодна и сдержана? Что ж, раскрывать карты перед ним она не собиралась.

Ник кивнул, но провожать ее не стал. Задержался, чтобы перекинуться парой слов с Вескилем. Морриган это было только на руку.

Закрыв за собой дверь, она огляделась по сторонам. Убедившись, что коридор пуст, вынула из сумки осколок истины и свечу. Фитиль вспыхнул от одного касания пальцев. Стоило приблизить свечу к заговоренному зеркалу, и мгновение спустя в нем отразилась Вуаль – верхний план мира теней, отражение существующей реальности, в которой все тайное зачастую становилось явным. Завеса, отделяющая мир мертвых от мира живого.

Коридор в отражении тонул… нет, не во мраке, как казалось вначале, а в переплетающихся призрачных шлейфах, сотканных из самой тьмы. Энергия смерти, пропитавшая холодные помещения морга, в мире теней была видна как на ладони.

Морриган знала, что не добьется новых ответов на мучивший вопрос, но сейчас дар зеркалицы нужен был ей для другого. В пальцах зародился странный зуд, желудок сжался в твердый ледяной комок. Не впервые с возвращения в Кенгьюбери она собиралась нарушить обещание, данное себе пять лет назад. Однако с каждым разом заходила все дальше.

«Это ради Клио», – напомнила Морриган самой себе. Но вся ли это правда? Или помощь Клио – лишь благовидный предлог вернуться к полуночной магии, которая с рождения текла в ее крови? Поддаться влекущему зову, утолить жажду, которая порой не давала покоя? Кожей почувствовать пульсацию полуночной энергии в момент, когда брошено заклинание? Ощущение, которого ей порой так не хватало.

Морриган завораживало то, как тесно переплетены между собой ветви магии. Не дерево даже (образ, который часто использовали в пособиях для юных рассветных ведьмочек и колдунов) – скорей, паутина. Или, если требовалась более романтичная аналогия – кружевная вязь. Переплетение линий, складывающихся в изящный узор.

От зеркального дара, которую сестры Блэр унаследовали от Бадб, у Морриган после «перехода на светлую сторону» осталась только магия истины. Однако зеркальная магия все же нечто большее, чем просто ясновидческий, открывающий тайное, взгляд в зеркала. Куда сложней и опаснее были теневые чары, использующие их как некое подобие портала в мир мертвых.

Кажется, настала пора для кратковременной ностальгии.

– Kes amuada atroin, – прошептала она и дунула на огонек.

Он сравнялся цветом с миром теней, став пепельно-серым. Не погас, напротив, разгорелся с новой силой. Морриган поднесла свечу как можно ближе к осколку, опаляя пламенем его поверхность. Отражение подернулось рябью, напоминая озерную гладь. Рука со свечой прошла сквозь зеркало.

Черноволосая девушка в отражении шагнула в ставшую мягкой и податливой, как пластилин, стену. Настоящая Морриган Блэр просто исчезла.

Когда Ник с Вескилем вышли из комнаты, на ходу обсуждая рисунок чар на теле Клио, перед ними был лишь пустой коридор… и стены, сокрывшие в себе Морриган. Если бы инспектор, поднимаясь по лестнице, обернулся, он бы увидел черные глаза, прямо из камня глядящие ему вслед.

Когда мужчины скрылись, Морриган выскользнула из стены, морщась от едкого запаха полыни. Прямой контакт с миром теней всегда сопровождался проникновением полуночной энергии в мир живых. Она сильно рисковала, используя запрещенные чары в здании, которое кишело агентами Департамента. Рассветной магией Морриган развеяла полупрозрачную вуаль тэны. Вот оно, преимущество владения обеими ветвями магии.

Вынутая из сумки пустая, сотканная из воздуха и холода сфера опустилась на стол, где подобно прекрасной жрице, спящей долгим и безмятежным сном, лежала Клио. Сдернув простыню, Морриган отбросила ее в сторону. Положила руки на ледяную кожу сестры и прошептала: «Eibias amorai».

Тело Клио растеряло все краски – те немногие, что оставила ей смерть. Стало прозрачным, едва осязаемым, а затем распалось на мириады искр. Они превратились в серебристых бабочек и закружились по комнате, взбивая воздух в невидимую пену. Повинуясь воле Морриган, выстроились в ряд и серебристой лентой впорхнули в филактерий. Она провела пальцами по прозрачной стенке, запечатывая в ней брешь. Невольно улыбнулась, глядя на порхающие крылышки.

Клио любила бабочек. Морриган как-то предложила сестре коллекционировать самых красивых. Ответом ей был убийственный взгляд – редкий гость на милом личике сестры – и фраза: «Невозможно восхищаться тем, что мертво». Клио тогда едва исполнилось одиннадцать. Было лишь одно исключение – их мать, к тому времени прочно укоренившаяся в мире теней.

Морриган беспрепятственно покинула полицейский участок. Пользоваться портал-зеркалом не стала, чтобы лишний раз не попадаться в поле зрения зеркал Департамента. Оказавшись в доме сестры, выложила на стол оба филактерия.

В ее руках наконец-то оказались две половинки одного целого: душа и тело Клиодны Блэр.

Клио больше не видела сестру. Последняя ниточка, связывающая ее с миром живых, истончилась, исчезла. И вроде бы за долгие годы странствий Морриган по Ирландии в качестве наемницы Клио должна была привыкнуть, что старшей сестры никогда нет рядом. Как оказалось, расстояние все же имело значение. Раньше их разделяли мили, сейчас – целые миры.

– Мама? – неуверенно позвала она.

Сгустившаяся вокруг тишина, как и положено ей, молчала.

Рано или поздно Леди Ворон вынырнет из глубин, что служили ей чем-то вроде колыбели. Найдет ее здесь, так близко от мира живых для Бадб и так далеко от потерянной прошлой жизни для самой Клио. А пока…

Она не могла просто ждать, пока мама откликнется. Просто ждать и надеяться, что Дану проложит ей путь из темноты к свету.

Клио сама создала подобие последнего, призвав простейшие рассветные чары, которым обучали даже детей. Искрящийся шарик какое-то время парил над ладонью, но как же быстро его поглощала темнота! Он тускнел на глазах, пока не исчез вовсе. В мире живых подобного никогда не происходило.

«Но я больше не в мире живых».

Клио попыталась еще, но с тем же успехом – свет погас спустя несколько секунд. Поглощали его не блуждающие тени, а складки вечной живой темноты. Они будто вытягивали рассветную силу. Слишком мало ее оказалось у Клио – отказ от какой бы то ни было магической практики на целых три года не мог пройти бесследно.

С призывом света что-то в окружающем пространстве изменилось. И хорошего в этом, увы, было мало. Грызущее изнутри чувство до жути походило на то, что предшествовало ее смерти. Клио опустила веки, лишая себя зрения, чтобы сосредоточиться на внутренних ощущениях. Заглянуть внутрь себя.

В детстве Бадб наотрез отказывалась учить младшую дочь рассветной магии. В одном только желании изучать ее мама видела едва ли не предательство. Приходилось добывать знания самой, и первое, чему научилась Клио – улавливать и распознавать знаки. Колебания энергии, след присутствия чужеродной силы. Ту же тэну, которую Ник мог видеть, она могла ощущать. Не так, как Морриган – горьким запахом полыни, а кожей, будто покрытой невидимыми символами Дану. Чары, которые она, тогда еще девятилетняя девчушка, намертво вшила в себя.

Морриган и Бадб, две сильные полуночные ведьмы, в ту пору смотрели на нее, рассветную, как на диковинку. Да и сама Клио часто гадала, отчего так слаба в полуночной магии. При этом постоянно ощущала живущую в ней рассветную силу, не слишком выдающуюся, но все же… Разумеется, она не могла оставить возникший в ее голове вопрос без ответа. Проштудировала немало книг, прежде чем поняла, что вариантов могло быть только два. Первый заключался в том, что ее отец (о котором ни она, ни Морриган не знали ничего, даже имени) – рассветный. Причем столь сильный, что, невзирая на исключительный полуночный дар матери, Клио перепало и немного рассветного дара.

Стоило ли говорить о том, что вопрос об их отце Бадб в очередной раз оставила без ответа?

Еще одна версия больше походила на миф, нежели на научную теорию. Поговаривали, что порой Дану сама награждала души рассветным даром. Души, достойные называться истинными Туата Де Даннан – «народом богини Дану», древним племенем, от которого и произошли ирландцы. Многим современным ирландцам нравилось считать, что они по-прежнему могут называться туата. Что в них по-прежнему течет сила Дану-Даннан, пусть и разбавленная смешением с кровью других народов, и ослабленная тем, что Дану больше не живет, как обычная смертная, среди них, не вдыхает в них свою силу. Однако полуночная магия была табу еще во времена Туата Де Даннан. Рассветная богиня отрицала, порицала ее.

И как бы Клио ни любила сестру и маму… Как они могли считать себя истинными туата?

Да и она сама не имела права считать себя таковой. Как и Морриган, Клио – потомственная полуночная ведьма. Неважно, что еще в тринадцать лет она отказалась от обеих ветвей магии, избрав путь обычного человека. От своего наследия не убежать. И как бы ни хотелось верить в то, что она при рождении была отмечена Дану… ет, все-таки не верилось. Будь так, ее рассветная сила затмила бы полуночную, а Клиодна Блэр была посредственной ведьмой в обеих магических ветвях.

Мысли об источнике ее смехотворной силы лишь ненадолго сбили концентрацию. Глубоко вздохнув, Клио заставила себя отринуть все лишнее, закрыться от помех. И тогда почувствовала, что пространство вокруг и впрямь изменилось. Будто сгустившаяся подле тьма прежде была слепа, а теперь впилась в Клио цепким взглядом. Взглядом сотен глаз.

Тени! Она привлекла их внимание!

Будто псы, сорвавшиеся с поводка, они вихрем закружились вокруг – голодные, одичалые.

– Чего вы от меня хотите? – взвизгнула Клио.

Закрыла лицо руками, но неведомая сила, обхватив запястья, потянула назад. Словно желала распять ее, приковать к темноте, плотным маревом сгустившейся за спиной. Откуда у теней такая сила? Разве им не положено быть эфемерными? Или это те тени, что, усилием воли сохранив связь с миром живых, ночами врывались в дома людей? Те, о которых написали столько книг? Те, которым даже дали особое имя, отличающее их от прочих – призраки?

Одна из теней, что была ближе остальных (в тонком переплетении черт едва угадывалась юная женская натура), вдруг сплелась с ней в болезненном объятии. Клио отчетливо видела, как от ее тела отделяется призрачная оболочка – словно с луковицы снимают слой за слоем. Тень тянула из Клио энергию, крала ее силу… или подобие жизни, еще теплящееся в ней.

Как противостоять теням, Клио не знала. Корить себя некогда, и все же она корила – ведьма ведь, пускай и не практикующая, почти бесталанная, годами не призывающая на помощь родовую силу. Она больше других должна знать о мире теней.

Но когда тебе шестнадцать, последнее, о чем ты думаешь – это о смерти.

Клио зажмурилась и сжала в кулаки руки, по-прежнему захваченные в тиски. «Не позволю, не позволю, не позволю». Она мысленно закрывала свою энергию от чужих жадных лап, от смертоносных – она ощущала это – прикосновений. Запечатывала силу внутри, в эфемерном сосуде, что назывался душой, а здесь, в мире мертвых, стал ее телом.

Была ли это рассветная ментальная магия, или рассветная защитная, или вовсе полуночная теневая, Клио не знала. Просто чувствовала, что в ее безотчетных, интуитивных действиях есть толк. Натиск ослаб, боль, разрывающая душу на части, притупилась. Тень уплыла прочь, шепча то ли оскорбления, то ли проклятия. Остальные растворились во тьме, разом потеряв к ней интерес.

Клио обессилено опустилась на холодную мертвую землю и свернулась в клубок. Она не знала, сколько пролежала так. Ожидание превращалось в муку, убивало смелость, мясницким топором отрубая от нее целые куски, кислотой растворяя остатки хладнокровия. Казалось, с каждой минутой мир теней отбирал что-то у нее. Что-то… живое, настоящее.

Может, именно так души себя и теряют, именно так и истончаются до теней?

Клио медленно, нехотя поднялась. Не могла больше оставаться на месте. Видеть, как тени кружат над ее головой, слышать стоны и рыдания тех, кто только осознал, в каком жутком месте оказался.

«Юдоль Печали», – вдруг вспомнила она. Так называли верхний план мира теней, своеобразный перевалочный пункт для неприкаянных душ, еще не смирившихся со своей смертью. И их жутковатых потерянных отголосков – теней.

Тоскливое постоянство разбавил новый звук, похожий на шелест крыльев.

– Мама, – выдохнула Клио.

Странно даже думать так, но здесь, в мире мертвых, Бадб словно искрилась энергией жизни. Или энергией совсем иной? Проведя несколько дней в мире живых, Леди Ворон начинала увядать, что лишенная живительной силы воды черная роза.

– Дитя, – нежно Бадб, проводя по ее щеке тыльной стороной ладони, – мы с Морриган тоскуем по тебе.

Представить Морриган с тоской на лице не получалось. Злость, ярость, гнев – да, но тоска? Да и в блестящих глазах Бадб не разглядеть печали. Она отыгрывала роль безутешной матери – возвышенно-трогательную, но достаточно сдержанную, чтобы не начать причитать и в отчаянии заламывать руки.

– Как ты?

В голове бился крик: «Забери меня отсюда!»

– Я… в порядке.

– Неправда, – отрезала Бадб. – Но не волнуйся, я это исправлю.

Решимость в голосе матери лишь насторожила Клио – вместо того, чтобы подарить хотя бы толику спокойствия.

– Я обучу тебя всему, что знаю. И для темной науки представить места лучше невозможно.

Темная наука… Бадб предлагала то, от чего Клио бежала уже несколько лет. Магию. Полуночную магию.

– Я… – Слова рассыпались, затерялись во мраке. – Мне надо… подумать.

Последнее слово прозвучало едва ли не шепотом.

– Я не позволю моей дочери сгинуть в месте, которое стало моим домом, – обрубила Леди Ворон, без труда читая в ее глазах сомнение, протест и горечь.

Дом. Клио поежилась, словно островок темноты захлестнуло порывом ветра.

– И не позволю теням поглотить твою душу.

– Но как же Дану?

– Ты хочешь уйти к ней? – Судя по гримасе на лице Бадб, желание дочери стало для нее неприятным сюрпризом. – Оставить нас с Морриган одних на белом свете?

Клио беспомощно обхватила себя руками. Ну зачем она так…

– Может, я смогла бы стать хранителем рода? – робко улыбнулась она. – Наблюдать за вами из чертогов Дану и оберегать вас?

Леди Ворон насмешливо скривила губы.

– Прости, но ты слишком юна для хранителя рода. – Прочитав что-то новое во взгляде Клио, она поспешно добавила, смягчая тон: – Пойми, я говорю это для твоего же блага. Чтобы ты не питала ложных надежд. Да и Дану… Боюсь, тебя она не заберет.

Клио отшатнулась, ошеломленная. Перед глазами замелькали картины прошлого – как у утопающего или летящего с высоты в последние мгновения жизни. Учеба в школе, редкие посиделки с друзьями – редкие оттого, что у потомственной полуночной ведьмы по обыкновению немного друзей. Где и когда она успела запятнать свою душу?

– Дело не в тебе, – ласково проговорила Бадб. – Это расплата за то, что совершала я. За войны, развязанные мной.

«Ты разгневала Дану пролитой на ее землю кровью, а значит, прокляла наш род». Она никогда не сказала бы такое вслух. Никогда не обвинила бы маму, даже зная, что правда на ее, Клио, стороне.

– Я виновата перед вами, – сдавленно прошептала Леди Ворон. – Перед тобой. Дану никогда не одарила бы Морриган своим благословением. А вот тебя…

«Но ведь это ты обучила ее полуночной магии. Ты показала ей, как сладка темная сила, как соблазнительна охота на слабых и как почетна война, когда ты – та, кто ее развязал».

Чтобы Морриган родилась рассветной ведьмой, не стала охотницей и осталась с семьей, им нужна была другая мама. А свою Клио очень любила. Не вина Бадб, что самое важное для нее – величие, а главный ее девиз – невозможно получить власть, не пролив ни капли крови, своей или чужой. Она просто такой была.

– Позволь мне загладить свою вину, – вкрадчиво сказала Бадб, сжимая руки дочери в узких ладонях. – Тем единственным способом, который мне доступен.

Клио давно научилась читать между строк. Она предпочитала видеть мир правдивым, пусть порой и уродливым в своей наготе. Леди Ворон была права. Путь к Дану для нее заказан, а значит, оставалась лишь дорога к глубине, к Юдоли Хаоса. Дорога, устланная одичавшими тенями, тенями-охотниками и охочими до чужой силы фоморами – демоническими тварями, слугами их короля, владыки смерти Балора.

И все же она колебалась.

Леди Ворон тактично (что было для нее внове) решила дать дочери время. И, приняв любимую личину с угольно-черными и едва различимыми здесь крылами, улетела куда-то по своим делам. Что за дела могли быть у матери в мире мертвых, Клио – что тогда, что сейчас – предпочитала не знать.

Острое, будто кончик ножа, одиночество. Звуки, что рвали безмолвие на части. Плач. Стоны. Стенания. Уж лучше тягостная, режущая уши тишина.

– Что мне делать? – спросила Клио темноту.

С самого детства она отстаивала право выбирать собственный путь, хоть удалось это и не сразу. Она выбрала обучение в обычной школе, затем в обычном, немагическом институте. Бессонные ночи за зубрежкой, лекции, практика и главная награда – диплом хирурга.

От Бадб ей, как и Морриган, перешел дар зеркалицы, позволяющий видеть скрытое от чужих глаз в зеркалах. Клио могла исцелять, правда, совсем немного, и отчаянно не хотела к этому привыкать. Потому что полноценной целительницей стать все равно не смогла бы. Недоставало таланта, родовой дар иной, да и резерв магии невелик. Восстанавливая порванные нити жизни, Клио быстро уставала, даже если речь шла о содранной коленке или порезанном пальце.

А еще… когда-нибудь она хотела семью – крепкую и, желательно, большую. Только вот родить для ведьмы значило отдать часть своего дара, даже если в ребенке он не проявится никогда. Клио не хотела привыкать к магии и к тому, что она делает жизнь легче, зная, что так будет не всегда.

Клиодна Блэр твердо решила не становиться ведьмой. Но так было до того, как она умерла.

Дрожа, она всматривалась в темноту, словно подспудно надеясь разглядеть сокрытые в мире теней знаки. Вроде тех, что в детстве с помощью свечей и зеркал искала в Вуали ее старшая сестра. Она очень хотела быть стойкой, но здесь, вдали от мира живых, отчаяние и страх заслоняли прочие чувства. Казалось, больше не будет ничего, кроме тьмы и одиночества.

Мир живых, пусть и сузившийся до размеров одной-единственной комнаты, давно исчез, забрав с собой Морриган. И пускай от Бадб Клио не ощущала тепла живых, а порой – и материнского тепла… сейчас ей не хватало мамы. Сколько минут, часов, дней назад она ушла? Казалось, будто целую вечность.

Однако духи, кружащие вокруг, словно присмирели. Наверное, Бадб напоследок рассеяла в воздухе свои чары. Какие бы сложные отношения их ни связывали, она всегда защищала дочерей. Подобно черной пантере, что, даже будучи раненой, рвется на защиту своих детей.

Бадб наконец вернулась, и Клио в порыве чувств подлетела к ней и уткнулась в грудь, только что бывшую птичьей. Не обнимала, просто стояла так, прижимаясь головой к материнскому плечу. Леди Ворон осторожно гладила ее волосы.

– Все хорошо, Клио. Я здесь. И если захочешь, никогда тебя не оставлю.

Ник бешеным вихрем ворвался в дом. Черные полы пальто на мгновение взлетели в воздух, словно вороньи крылья, чтобы мягко опуститься к ногам, обтянутыми идеально отглаженными брюками. Будет взрываться мир, а Николас Куинн выкроет пару минут, чтобы не оставить на своем наряде ни морщинки. Такими – идеальными, почти обезличенными в своей безукоризненности – и представлялись ей агенты Департамента.

Когда он успел стать… таким? Раздражение вспыхнуло внутри и тут же погасло. Какое ей, собственно, до него дело?

– Что-то не так? – спокойно поинтересовалась Морриган.

– Тело Клио пропало. А потом чтица по зеркалу слежения увидела тебя выходящей из полицейского участка, и произошло это за несколько минут до того, как Вескель обнаружил пропажу. Твоих рук дело?

Будь прокляты эти чтицы.

– Я никогда бы не пошла против Департамента, – вкрадчиво сказала Морриган, натягивая на себя тесную маску невинной овечки.

В конце концов, ее наставницей долгое время была не кто иная, как Бадб, в чьем арсенале – десятки масок.

– Ой, да брось! Ты вообще никогда не считаешься с другими. Я думал, ты изменилась, думал, что твое обращение к вере…

– Я всегда верила в Дану. Глупо не признавать существование богини-матери.

– Я думал, твой отказ от полуночной магии что-то да значит… – Ник безнадежно махнул рукой. – Ты не могла вынести тело Клио, не прибегнув к полуночным чарам. Значит, обращение к рассветной силе для тебя – пустой звук?

– Что-то я не замечала за тобой раньше особой любви к морализаторству.

Ник вскинул голову, в его взгляде читалась усталость.

– Морриган, мы были детьми. Ты была ведома матерью…

– Я никем никогда не была ведома, – процедила она.

– Ты хотела подражать ей. Это нормально.

– Забавно слышать это от тебя. Разве не по той же причине ты пошел по стопам отца?

– По той же, – не стал спорить он. – Но разве прошедшее с тех пор время не помогло тебе отделить зерна от плевел?

Морриган начинала закипать. Она и в самом деле должна тратить время на бессмысленный и старый как мир спор?

– Мы оба охотимся на колдунов-отступников, пусть и делаем это по-своему. Тогда почему я, в отличие от некоторых, не будем указывать пальцем, не спешу записывать любой призыв полуночной силы в список грехов?

– Может, потому что ты предвзята? – холодно отозвался Ник.

Морриган исподлобья смотрела на него. Длинные ногти впились в ладонь.

– Слушай, пока ты не переступила черту, можешь делать все, что захочешь. Твое дело. Твоя жизнь. Но ты хоть понимаешь, какие неприятности сейчас навлекла на нас обоих? Тело человека исчезло!

Она не спешила отвечать. Чуть наклонив голову к плечу, изучала Ника из-под прикрытых век. Забавно, как сейчас, с крепко сомкнутыми в кулаки руками, с горящим взглядом, он походил на призрак ее прошлого. В тот его момент, когда бросался на защиту Морриган и Клио от обидчиков, которые ядовито называли сестер «черными ведьмами». Справедливости ради стоило сказать, что чаще всего их гнев был не беспочвенным – слишком больно жалил острый язык маленькой Морриган Блэр, и слишком сильно она гордилась своим полуночным наследием.

Он, обычный паренек, разве что наделенный способностью видеть тэну, которая перешла ему от отца, защищал ее, полуночную ведьму.

Зачем она вспомнила? Эти времена все равно не вернешь. Они изменились, все трое. Все изменилось.

В детстве Ник никогда ей не перечил, никогда и ни в чем не обвинял, какие бы темные Морриган ни творила ритуалы. Отшучивался, даже если была с ним слишком груба, перегибая палку в попытках отстоять свое право на лидерство. Обидеть его, казалось, невозможно вовсе. Тем непривычнее эти стальные нотки в голосе и суровый взгляд.

Ей бы вернуться в хаос настоящего, но прошлое никак не отпускало. Смеющаяся Клио, с еще темной копной волос, худой, как щепка, непоседливый Ник с белоснежной улыбкой на загорелом лице, до смерти серьезная Морриган, прячущаяся в тени от ослепительного солнца. Уже и не вспомнить – то ли она уверилась в мысли, что настоящая ведьма должна быть белокожей, то ли отчаянно пыталась походить на вечно бледную (даром что мертвую) мать. Почему-то в памяти всплывало именно это лето. Казалось, так, легко и беззаботно, будет всегда.

Глупая, вечности не бывает. Даже для девушек семейства Блэр.

– Ты вообще слышишь меня? Мор!

Ник никогда бы не назвал Морриган именем, которое так ее раздражало, без веской на то причины. Именем, которое, имея прочную связь со смертью, куда больше подошло бы Бадб, нежели ей самой. Значит, он в ярости. Плохо, очень плохо. До ярости бывшего друга как таковой Морриган не было никакого дела. Однако, украв тело из морга, она нарушила закон, а Ник, кажется, очень серьезно воспринимал свой новый статус. Если инспектор Департамента начнет вставлять ей палки в колеса или и вовсе доведет дело до суда…

Оправдываться бессмысленно – он знал достаточно, чтобы сделать верные выводы. Объяснять, что она задумала… Нет, Ник никогда этого не поймет.

Морриган опустила голову, глядя в пол.

– Я просто хотела сделать для Клио хоть что-то… – срывающимся голосом проговорила она. – Знаю, это противоречит всем мыслимым правилам, но у нас, ведьм, свои обряды. Я похитила тело Клио, чтобы… чтобы проститься с ней так, как могу.

Морриган не умела плакать. Бадб, которая взяла ее обучение и воспитание под строгий контроль, всегда твердила: слезы – это слабость. «Каждый раз, когда ты, словно безвольное дитя, позволяешь себе расплакаться, ты пробиваешь свой внутренний щит. И не дай бог рядом окажется тот, кто увидит твою уязвимость и воспользуется ею». Морриган с детства привыкла превращать свою боль в ярость и крушить все вокруг. Ярость – это сила. Так ее учила мать.

Слеза, покатившаяся по щеке, была фальшивой, вызванной магией и ничем иным. Ник подлетел к ней, сгреб в охапку и прижал к себе, встревоженный, растроганный таким редким для Морриган проявлением чувств. От его гнева не осталось и следа.

Мужчины… Пытаются казаться такими сложными, а на деле так предсказуемы и просты.

– Но… Морриган, вдруг вскрытие поможет нам найти убийцу? Разве ты не хочешь этого?

– Не поможет, – убежденно сказала она. – Я все перепробовала. И твой эксперт… Ты же его слышал. Кто бы ни сотворил это с Клио, он тщательно замел следы. Мне никогда его не отыскать, если только…

– Если только что? – Николас Куин покорно шагнул в расставленную для него ловушку.

– Если только я не спрошу об убийце у нее самой. Если церемония прощания с ведьмой пройдет по всем правилам, она никогда меня не покинет. Пусть и в обличье духа, но Клио всегда будет рядом со мной.

Ник выглядел сбитым с толку. Не его вина, что большая часть ведьмовских секретов навеки так и останется для него секретами. Он не знал и про Бадб Блэр, которая присутствовала в жизни дочерей и после смерти. Морриган многое скрывала от него даже тогда, когда они дружили. Тайны всегда были неотъемлемой частью ее странной жизни.

– Прости, Ник, что так с тобой поступила. Но я не могла иначе. Я должна была пойти на это, не только ради себя, но и ради Клио.

Морриган рассчитывала, что ее слова окончательно растопят лед в сердце бывшего друга. Ему ли не знать, что извиняться не в ее правилах. И Клио… Она наверняка заняла особое место в сердце Ника. Светлая, искренняя, открытая, так непохожая на старшую сестру, она играючи завоевывала чужую симпатию.

Он тяжело вздохнул. Морриган услышала в этом вздохе невысказанное и спрятала довольную улыбку. В этом раунде победа осталась за ней.

– Тебе нужна помощь? С обрядом? – тихо спросил Ник.

Совесть кольнула острой иглой, но лишь на мгновение. Морриган улыбнулась так искренне, как только могла.

– Я справлюсь. Спасибо.

Ник потоптался на месте и, неловко попрощавшись, ушел.

Морриган задумчиво повертела в руках амулет зова, но пользоваться им не стала. Некоторые вопросы нужно решать с глазу на глаз. Накинув на плечи кожаный плащ и вставив в петлю на поясе плеть-молнию, она вышла из дома.

Окраины. Здесь проживали семьи, находящиеся у самой черты бедности. Еще не нищие, но уже почти отчаявшиеся изменить свою жизнь к лучшему. И все же недостаточно отчаявшиеся, чтобы жить в Ямах. Морриган остановилась у многоквартирного дома – редкое явление как для Кенгьюбери, так и для Ирландии в целом. Лестница на ее появление отозвалась недовольным скрипом, перил она старалась не касаться вовсе.

Наверняка большинство здешних жителей подрабатывали донорами для всемирно известной корпорации «Экфорсайз», производящей экфо – дорогостоящие, но незаменимые браслеты с магическими кристаллами, служащие агентам и охотникам экстренной «подпиткой». Или, что куда хуже, донорами совершенно неизвестных фирм, пытающихся повторить успех «Экфорсайз» менее законными методами. Легкие деньги, но взамен – полное магическое истощение. Поэтому у квартирантов не хватало энергии на починку дома, которая была нужна ему как воздух. Краска на стенах облупилась, в единственном окне зияла прореха, наскоро и не очень умело залатанная чарами.

Морриган постучалась в нужную дверь. Подождала несколько мгновений, прежде чем повторить стук. Нетерпеливо вздохнула. Обостренное ведьминское чутье подсказывало: за дверью кто-то стоит. И, судя по медлительности, гостей он не ждет.

– Мистер Клэнси, откройте.

За дверью зашевелились. Миг – и снова воцарилась тишина.

Морриган раздраженно фыркнула. Как утомительно следовать приличиям!

– Мистер Клэнси, это Морриган Блэр. – Тишина. – Открывайте, пока я не взорвала эту дверь к демонской матери!

В скважине завозился ключ. Вероятно, с чарами в семье совсем беда, раз они пользовались не рассветной печатью, а обыкновенным замком.

На пороге показался Райан Клэнси. За месяцы, прошедшие с их последней встречи, он еще больше осунулся и будто… выцвел. И без того блеклые голубые глаза совсем потухли и стали практически белесыми. Спускающиеся ниже ушей темные волосы свисали неопрятными тонкими прядями, помятая одежда болталась мешком.

– Морриган, – настороженно произнес Клэнси.

Оттеснив его плечом, она прошла в квартиру – очень маленькую, скудно обставленную, но на удивление опрятную. Заметно, что хозяйничала в ней женщина.

– Келли с Эвелин только уснули. Пожалуйста, тише.

Морриган скользнула равнодушным взглядом по закрытой двери, ведущей в соседнюю комнату. Нахмурилась. Ощущение, появившееся, как только она вошла, обострилось, острей стал и горьковатый запах полыни. Морриган мельком осмотрела комнату сквозь осколок истины. Тэна… Она не клубилась плотным туманом, как в день гибели Клио, но висела в воздухе рваными сгустками дыма.

Она не умела ткать след, собирая клубки тэны воедино, сплетая из них призрачный шлейф, который вел от источника чар к колдуну. Однако сейчас этого и не требовалось: последний стоял за ее спиной.

Долго искать не пришлось. Самый большой сгусток тэны обнаружился у одного из ящиков ободранного, по всей видимости, котом, комода. Морриган уверенно потянула на себя ящик, игнорируя протестующие вопли Клэнси, позабывшего о спящих жене и дочке. Содержимое зазвенело. Изогнув бровь, она окинула взглядом зачарованные кольца, браслеты и ожерелья для не особо придирчивых покупателей. От них всех фонило запрещенной магией. Разбираться, какие на безделушки наложены чары, Морриган не стала. Будто у нее и без того мало дел.

Развернувшись, она в упор посмотрела на Клэнси.

– Взялись за старое? – Ни капли упрека – она ему не мать и не жена, чтобы диктовать, как жить. Злило ее другое. – Хотя бы прикрывались получше, что ли. В следующий раз на моем месте может оказаться кто-то другой. Более… принципиальный.

Некстати на ум пришел Николас Куинн. Кто-кто, а он скорее умрет, чем нарушит букву закона. Зануда. Ладно, в свете последних событий это не слишком справедливо. Все же о том, что Морриган похитила тело Клио, Департаменту он докладывать не стал.

Клэнси виновато отвел взгляд, сгорбил плечи.

– Зарабатывать надо. Здесь вечно сыро… Эвелин болеет…

– Не давите на жалость, – обрубила она. – Всем нелегко. Вы бы лучше подумали, что будет, если вас поймает Трибунал. Как Келли в одиночку прокормит дочь?

– Я осторожен. Просто ты застала меня врасплох.

– Осторожен он, – пробурчала Морриган.

Пока Клэнси задвигал ящик обратно, поставила легкий экранирующий щит, впитывающий в себя остатки тэны. На какое-то время этого хватит, чтобы ищейки не унюхали у дома запрещенную магию.

Клэнси выпрямился, и она поспешно прекратила плетение рассветных чар. Не хватало еще прослыть сострадательной и мягкотелой охотницей. Репутация в их деле важна не меньше, чем боевое мастерство, которое Морриган с блеском подменяла магическим.

– Зачем ты здесь? – устало спросил он.

– Вернулась за долгом.

– Этого-то я и боялся.

– Мне нужно попасть в Пропасть, – бросила Морриган, скрестив на груди руки.

На какое-то время Клэнси потерял дар речи.

– Но зачем?

– Не ваше дело, – бархатным голосом отозвалась она.

– Морриган, я… я не знаю, правда… Я слышал о Пропасти, но никогда там не был. Туда может попасть не каждый отступник. Только если он обладает нужной информацией и связями.

– Так найдите мне того, кто меня туда отведет! – теряя терпение, воскликнула она.

В соседней комнате послышались возня и шепотки. Келли и Эвелин проснулись.

– Морриган… – Клэнси отступал к стене под ее прожигающим взглядом, глаза его бегали из стороны в сторону. – Я правда ничем не могу тебе помочь.

Она подлетела к нему, схватила за шею и прижала к стене. Приблизив лицо к его лицу, прошипела:

– Полгода назад я могла сдать вас Трибуналу и потратить заработанное на новую красную помаду, но не сделала этого. Только благодаря мне вы не оказались в тюрьме, а ваша жена – на улице, с маленьким ребенком на руках. На вашем месте я не стала бы давать мне повод пожалеть о моем решении… и передумать. Я все еще охотница, а в вашем доме целая гуща тэны и безделушки, зачарованные запрещенной магией. Мне нужен человек, который проведет меня в Пропасть, и вы мне его найдете!

Ослабив хватку, Морриган отступила на шаг. Из комнаты вышла изможденная светловолосая женщина, сжимающая в руке револьвер. Страшно представить, сколько денег Келли за него отдала. Вероятно, Окраины оставались одним из самых опасных кварталов во всем Кенгьюбери, раз последние деньги Клэнси потратили на столь дорогую игрушку.

– Что происходит? – звенящим от напряжения голосом произнесла Келли.

– Просто разговор старых знакомых, – хладнокровно отозвалась Морриган.

Клэнси молчал, потирая шею со следами чужих пальцев.

– Райан, что эта девчонка хочет от тебя? – требовательно спросила Келли.

Рука ее, наведенная на незваную гостью, ни разу не дрогнула. Морриган даже на миг восхитилась силой духа этой хрупкой с виду женщины.

– Милая, это Морриган Блэр, вольная охотница. Я рассказывал те…

– Я помню.

– Она хочет, чтобы я нашел человека, который проведет ее в Пропасть.

– Долги нужно возвращать, – спокойно сказала Келли, опуская револьвер.

– Но я понятия не имею…

– Дэмьен Чейз.

С лица Клэнси сошли все краски. Он испуганно переводил взгляд с жены на охотницу и обратно.

– Милая, я едва рассчитался с ним за тот раз!

– Вы, я смотрю, многим задолжали? – хмыкнула Морриган.

Келли остановила на ней холодный взгляд.

– Можно поспорить насчет того, насколько позволительно заявляться в мой дом, пугать мою дочь и душить моего мужа…

– Я его не душила.

– …но мы действительно тебе обязаны. – Она повернулась к мужу. – С Дэмьеном мы как-нибудь разберемся. Вызови его.

– Хорошо. – Клэнси устало прикрыл глаза. – Я устрою тебе встречу с Дэмьеном – он отступник и, по слухам, живет в самой Пропасти. Но я не уверен, что он согласится отвести тебя туда.

– Это уже мои проблемы, – пожала плечами Морриган.

– Я найду его, но на это может потребоваться время, – торопливо сказал Клэнси. Добавил, заметив ее недовольство: – Клянусь, я не сбегу. Нам… нам просто некуда бежать.

Выбора у Морриган не было. Назвав адрес Клио, она сухо попрощалась с супругами. Развернулась, чтобы уйти, и едва не налетела на девочку лет шести, которая вышла из спальни. Светлые волосы, серые глаза, миловидное личико – вся в маму. В глаза бросалась ее худоба и нездоровая бледность кожи. Украдкой глянув через осколок, Морриган рассмотрела на груди Эвелин темное плетение чар. Не владеющим магией истины его ни за что не заметить.

Простая душница – легкое проклятие, вызывающее слабость и удушающий кашель. Похоже на работу кладбищенских ведьм. Наверняка проделки недоброжелателей или конкурентов Клэнси. Призвав толику рассветной силы, Морриган нарисовала в воздухе трискелион[8] – кельтский знак очищения и защиты от полуночной магии – и послала его в сторону Эвелин. Искорки осели на ее волосах. Проникнув сквозь кожу, они со временем очистят кровь и избавят малышку от проклятия.

Куда эффективнее расплести полуночные чары, и Морриган, хорошо знакомая с плетением, знала, за какую ниточку потянуть. Однако чужие нити жизни или же проклятия ускользали из ее пальцев.

Родители девочки, к которым Морриган стояла спиной, ее манипуляций не заметили.

– Эвелин, иди к себе!

Испугавшись тону матери, та скрылась за дверью.

– Дэмьен найдет тебя сам. Больше никогда сюда не приходи, – ледяным тоном сказала Келли.

Помедлив, Морриган перешагнула порог. Дверь тут же захлопнулась, замок закрыли на три оборота и, кажется, еще накинули сверху цепочку. Нелегко приходилось тем, кого не защищала магия.

К счастью, Морриган не из их числа. И слава Дану.

Сменившая обличье ворона на человеческое, Бадб снова до хрипоты убеждала дочь, что ее затея обречена на провал.

– От воздействия столь мощных чар Клио может сойти с ума!

– Она сильная, мама. А еще, позволь напомнить, она ведьма. Сила, которую ты передала Клио при рождении, ее защитит.

– Ты ее мучаешь…

– Клио мертва, – оборвала Морриган. – И если я ничего не предприму, мертвой она и останется. А ты убеждаешь меня прекратить бороться. Я никогда на это не соглашусь.

Леди Ворон сложила руки на груди и одарила дочь тяжелым взглядом.

– Но с моей смертью ты смирилась.

– С тобой все было иначе, – отрезала Морриган. – У меня не было ни твоего тела, ни души, и ты… совсем другая. Для тебя смерть – привычное явление, магия смерти – твоя родная стихия. Клио ранимая, чуткая, впечатлительная. Ты можешь представить ее бредущей среди духов по миру теней?

Морриган резко качнула головой. Нет, она этого не допустит – во всяком случае, не сейчас. Смерть всегда одерживает верх над жизнью, но так быстро Клио она не получит.

Упрямство матери злило. Бадб сама признавалась, что ей часто снятся кошмары, мучают галлюцинации. Так смерть пыталась затянуть ее в свой омут, оборвать последнюю нить, связывающую ее с миром живых. А хрупкой и нежной Клио всего шестнадцать лет…

– Морриган, ты строишь воздушные замки. Ты даже не знаешь, где искать бокора[9]!

– Узнаю. Ты переживаешь за нее или за то, что снова останешься в одиночестве? – холодно поинтересовалась Морриган.

Леди Ворон приняла оскорбленный вид.

– Клиодна – моя дочь.

– И моя сестра. Если есть хоть один шанс вернуть ее к жизни, я готова вывернуться наизнанку, нарушить все мыслимые законы, но сделать это.

Жаркий спор прервал стук в дверь. Наградив дочь на прощание немым укором и недовольным покачиванием головы, Бадб обернулась вороном и выпорхнула в открытое окно. Морриган проводила ее взглядом прищуренных глаз, и только после этого отперла дверь.

Она ожидала увидеть Ника, Клэнси или трибуна, принесшего ей, официально зарегистрированной в канцелярии Трибунала охотнице, заказ на очередного отступника. Вместо этого увидела высокого незнакомца с коротко остриженными и бритыми по бокам темными волосами. Крепкие руки в карманах кожаной куртки, облегающие тело черные джинсы, на бритой части головы – россыпь кельтских рун. Холодный, даже хищный прищур серых глаз.

Молодой, лет на пять лет старше нее, чужак источал отчетливое ощущение внутренней силы.

– Дэмьен Чейз? – поняла Морриган.

Выдержала его взгляд. «Не на ту напал, милый. В гляделки я могу переиграть и самого короля демонов».

Он не оставил без внимания и ее белый кожаный костюм. Торопясь, сменной одежды с собой Морриган не взяла, а та, что висела в шкафу Клио, ей не подходила. Сестра была тоненькой и хрупкой, словно изящная статуэтка.

– Серьезно? Охотница? – Взгляд Дэмьена словно подернулся ледком. – Клэнси не сказал мне об этом.

«Потому что иначе ты бы не пришел».

Морриган внутренне подобралась, готовая остановить Дэмьена – хоть словом, хоть делом. Однако он не торопился разворачиваться и уходить. Решил дать ей шанс объясниться? Она мысленно фыркнула. Дэмьен Чейз скорей походил на человека, который сначала закопает твой хладный труп, а потом уже будет разбираться, что к чему.

Он вынул руки из карманов (запястья оплетали татуированные змеи, чьи головы весьма красноречиво заканчивались у фаланг средних пальцев) и прошел мимо нее в дом. Не спрашивая разрешения, вольготно расположился в кресле. Обескураженная такой наглостью, Морриган смотрела на гостя, красноречиво изогнув бровь.

Дэмьен в свою очередь без стеснения изучал ее. Насмешливо заметил:

– Что-то ты слишком маленькая для охотницы.

– Маленькая? – вспыхнула она. Усилием воли подавила возмущение, поняв, что именно этого Дэмьен и добивался – вывести ее на эмоции. Сказала подчеркнуто хладнокровно: – Мне рано пришлось повзрослеть. Как, полагаю, и тебе.

– Вольная? Что-то многовато нас в последнее время развелось.

Морриган неопределенно повела плечом. Люди – вестники перемен. А этот мир давно изменился.

– Зачем ты хотела меня видеть?

– Я ищу того, кто покажет мне вход в Пропасть. Если, конечно, она – не миф.

– Как я понимаю, других кандидатов в проводники у тебя нет. Тогда вопрос: с чего ты взяла, что я открою вход в обитель отступников тебе, охотнице? Чтобы ты поубивала половину колдунов или всучила их в лапы шавкам Трибунала, торопясь выслужиться перед ними?

– Я никогда ни перед кем не выслуживаюсь, – процедила Морриган, но ее протест нахала только позабавил. – И, если твое имя заставило Райана Клэнси побледнеть, думаю, ты успел заслужить определенную репутацию. Но, как видишь, вызывать трибунов я не спешу.

– Так себе утешение.

Внутри поднималась волна раздражения. План и прежде казался трудновыполнимым, но проводник Морриган попался куда более несговорчивый, чем она предполагала. Впрочем, что с него взять? Дэмьен был отступником. Бесцеремонным, беспринципным, готовым идти против правил… но защищать свою стаю.

– Я тебе хорошо заплачу. Деньгами, чарами, чем угодно.

– Чем угодно, говоришь? – хмыкнул Дэмьен. Окинул ее с ног до головы оценивающим взглядом, словно впервые увидел.

– Сотри ухмылку со своего лица, иначе я сделаю это за тебя, – прошипела Морриган.

Не слишком разумно ссориться с единственным информатором, но, Дану всемилостивая, как же он раздражал!

На лице Дэмьена отразилась скука.

– Разговор окончен. Мне это неинтересно, – отрывисто бросил он, поднимаясь.

Морриган не могла позволить ему уйти. Ей нужен был бокор. Ей нужен был путь в Пропасть.

Ей нужна была живая сестра.

– Стой!

В отчаянной, злой попытке задержать Дэмьена, Морриган схватила его за руку. В тот же момент ее отбросило к стене мощнейшим магическим импульсом.

Мгновения полета оборвались, когда ее голова со стуком встретилась со стеной. Сознание помутилось, но прежде она увидела глаза стремительно обернувшегося к ней Дэмьена. И готова была поклясться – они полыхали алым пламенем.

В горле запершило от заполонившего комнату запаха полыни. Как только мир перестал вращаться и раздваиваться, Морриган вскочила на ноги. Выхватила плеть-молнию и, подскочив к Дэмьену, ударила его искровым разрядом. Еще и еще раз. Молния касалась кожи ломаными фиолетовыми линиями, причиняя отступнику невероятную боль.

– Прекрати… – прохрипел он, падая.

– Прекратить? – Морриган была вне себя от ярости. Разрывая Вуаль, вытянула энергию из мира теней. – Eskies tala!

Дэмьен отлетел назад и впечатался затылком во входную дверь. Такая сладкая месть… И прозрачный намек – выход прямо перед тобой, больной ублюдок!

Он выставил ладонь, жестом прося ее остановиться. Потряс головой, приходя в себя. Глаза приобрели нормальный серый оттенок, но Морриган не усомнилась ни на мгновение: алый огонь в них не был плодом ее воображения.

– Подожди, я… Прости. Никогда не касайся меня так резко, слышишь? – глухо проговорил Дэмьен.

Она уже ничего не понимала.

– Это что, какая-то патология?

– Просто защитная реакция, – бросил он, тяжело поднимаясь с пола.

Морриган нервно рассмеялась. Ну уж нет. Произошедшее никак не укладывалось в рамки понятия «защитная реакция». Это какие-то сверхчеловеческие рефлексы! Она своими глазами видела: стоило коснуться его руки, и в следующее мгновение ее отбросило назад магическим импульсом. Невидимым, но хорошо ощутимым ударом.

– Теперь мне хочется, чтобы ты ушел.

– Я же извинился.

– Иногда этого недостаточно, – отрезала Морриган, до сих пор чувствуя пульсирующую в затылке боль.

Пожав плечами, Дэмьен развернулся, чтобы уйти.

– Хотя… если ты покажешь мне, где находится вход в Пропасть… – вкрадчиво начала она.

– То, что я воспринял тебя как угрозу и, защищаясь, слегка переборщил, не означает, что я готов загладить свою вину, впустив тебя в Пропасть. Я лишний раз удостоверился в том, что ты опасна для ее обитателей.

– Если отказываться быть покорной овечкой и не терпеть молча, пока тебя бьют, значит быть опасной, то я согласна, – ядовито сказала Морриган. Прикрыла глаза и медленно выдохнула. – Дэмьен, мне нужна твоя помощь.

Как оскорбительно – просить того, кто посмел броситься на нее, будто не поддающийся дрессировке пес!

– Это касается моей сестры. Она мертва, но…

На холодном, отрешенном лице промелькнуло подобие заинтересованности. Морриган поспешила этим воспользоваться.

– Есть шанс, что ее смерть можно… скажем так, предотвратить.

– Предотвратить то, что уже случилось? – изумился Дэмьен.

– Клио, как и я – потомственная полуночная ведьма.

Он вскинул брови.

– Ты – полуночная ведьма и при этом охотница? Не кажется ли тебе это лицемерием?

– Не кажется, – отрезала Морриган. – Для Трибунала я вполне законопослушная рассветная ведьма, но по своей природе я… та, кто я есть. И наша с Клио маленькая особенность дает некоторые преимущества – нас не так-то просто заставить навсегда покинуть мир живых. У меня есть тело сестры, есть ее душа, которую я вытянула из проклятого зеркала… Неважно. Теперь мне нужно отыскать бокора. Я знаю, что они скрываются от Трибунала в Пропасти.

– Как и другие отступники, – сухо отозвался Дэмьен, складывая руки на груди.

Крепкие, закаленные в драках руки. Даром что он явно был полуночным колдуном.

– Дэмьен, пожалуйста, – взмолилась Морриган. – Я никому не причиню зла. Мне нет дела до тех, кто прячется от Трибунала. На кону жизнь Клио. Я иду в Пропасть не как охотница, а как обычная девушка, которая хочет вернуть к жизни сестру.

Какое-то время Дэмьен пристально изучал ее лицо, словно пытаясь заглянуть в самую душу.

– Есть в тебе что-то… странное. Не внушающее доверия.

Правдоруб чертов. Морриган бесстрастно пожала плечами.

– Меня воспитала мертвая женщина, прославившаяся талантом развязывать войны одним взмахом ресниц. Мне положено быть странной. И не внушающей доверия.

Дэмьен понимающе усмехнулся.

– Покажи мне Клио.

– Что? – задохнулась Морриган.

– Покажи. Мне. Свою. Сестру. Ты сказала, у тебя есть ее тело. Я хочу удостовериться, что это не ложь.

Морриган вонзилась зубами в нижнюю губу, угрюмо глядя на Дэмьена. Мало того, что она и так рассказала ему – незнакомцу! – больше, чем знал даже Ник, так еще и должна была выставить на обозрение сокровенное, не предназначенное ни для чьих глаз, кроме ее собственных – тело мертвой младшей сестры.

– Если я покажу тебе Клио, ты отведешь меня в Пропасть?

– Два условия. – Серые глаза сощурились. – Первое: однажды я стребую с тебя долг. Ответную услугу.

Ну разумеется. В нынешние времена без подобных бартеров не обойтись. Да и отступнику выгодно иметь охотницу в должницах.

– Хорошо, – произнесла она, без особого, впрочем, удовольствия.

– Второе: перед путешествием в Пропасть я нанесу на твою кожу печать, которая заблокирует твою полуночную магию. Рассветная, так и быть, останется при тебе.

– То есть я, находясь среди опаснейших полуночных колдунов, окажусь практически безоружной? И стоит тебе шепнуть кому-то, что я – охотница, как меня тут же разорвут на мелкие клочки? – холодно поинтересовалась Морриган.

Усмешка Дэмьена была не теплее ее собственной.

– Видишь, мы оба рискуем.

Играть по чужим правилам – что может быть унизительнее для ведьмы? Она закрыла глаза, ненавидя его, ненавидя всех отступников в целом и весь мир заодно.

– Хорошо. Я согласна.

– Но ты еще не выполнила первое условие.

Морриган пробормотала под нос нецензурную фразу, но Дэмьен и ухом не повел. Бесстрастное, со скудной мимикой, его лицо казалось высеченным из камня. Впрочем, Морриган и сама не могла похвастаться широким спектром эмоций в своем арсенале. Ведьминская сущность, взросление под надзором устрашающей Бадб Блэр, а после – среди грубоватых охотников за головами наложили свой отпечаток. Наверняка и Дэмьен Чейз, молодой отступник с каменным лицом, полыхающими алым, когда им вздумается, глазами и невероятными рефлексами, хранил в своей душе немало тайн.

Морриган жестом велела ему следовать за ней. Подошла к столу и коснулась лежащей на нем сферы, снимая защиту. Рой серебристых бабочек взлетел к потолку, чтобы несколькими мгновениями спустя опуститься на пол и образовать человеческую фигуру. Клио спала безмятежным сном, даже не подозревая, какая борьба развернулась за ее жизнь.

– Красивая, – равнодушно заметил Дэмьен.

Чужая смерть его не пугала. Наверняка и ему приходилось терять близких и родных.

– Очень, – прошептала Морриган, глядя на миловидное личико сестры. Ей всего шестнадцать, а она уже мертва. Тряхнула головой, сбрасывая оцепенение: – Так ты мне поможешь?

Тяжелый взгляд глаз цвета пасмурного неба. Короткий кивок.

– Помогу.

В шаге от Клио плакал худой вихрастый мальчишка. Исходящее от него сияние выдавало в нем душу, еще не потерявшую свет жизни во мраке мира мертвых. Тени как коршуны слетелись на его отчаянье и боль. На страх, что пожирал его светлую душу (а душа ребенка и не могла быть иной), на сладкие для них слезы, закипающие в голубых глазах.

– Куда исчезла мама? Она бросила меня, бросила?

К несуществующему горлу Клио подступил комок. Паренек умер рядом с собственной матерью, но, должно быть, провел в мире теней немало времени, раз темнота поглотила ее образ. Он вообще осознавал, что мертв?

Ох, только бы не ей сообщать ребенку такую жуткую правду.

Клио присела на колени рядом, но обнять мальчика не решилась. Не ее, незнакомки, прикосновения ему сейчас нужны.

– Я понимаю, как тебе больно, но прошу, оглядись. Ты не видишь вокруг какие-нибудь знаки?

Говорят, Дану помогает чистым душам. Проносит свой свет даже сюда, сквозь складки темноты. Но увидеть маяки дано не всем. Не всем позволено пройти в ее чертоги, дотянуться до верховной богини, матери всего сущего, владычицы магии и жизни. Что бы ни говорили другие народы, Дану благоволила не каждому ирландцу. Лишь тем, кто сумел сохранить чистоту души. Вероятно, за те души, в ком тьма довлела над светом, боролся король демонов.

Рыдания затихли. Мальчик шмыгнул носом и с надеждой воззрился на нее. Вытер нос рукавом тонкого свитера и взглянул наверх.

– Темнота жуткая. И я ничего не вижу.

– Точно? – расстроилась она.

Мальчишка, сморщившись, кивнул. Кажется, он собирался заплакать снова.

– Как тебя зовут? – мягко спросила Клио.

– Эрик, – всхлипнув, выдавил он.

– Эрик, я знаю, смотреть во тьму страшно, но попробуй еще раз. Попытайся разглядеть какие-нибудь светящиеся знаки.

Знать бы, на что похожи путеводные звезды Дану…

Эрик долго и старательно вглядывался в темноту, словно ученик – в написанное на доске. Крепко зажмурившись, помотал головой. Плечи его напряглись, кулачки сжались. А тени, что обступили его, заключив в круг, подступили ближе.

Клио вздохнула. Ей не разглядеть маяки за Эрика.

– А ему не разглядеть их вовсе.

Она резко повернулась на звук.

У незнакомца были светлые волосы, томный голос и скучающий взгляд. Как будто все, что творилось вокруг, смертельно ему надоело. И Клио, которая лишь недавно появилась в мире теней, успела опротиветь одним своим видом.

Она не стала спрашивать, прочитал ли незнакомец ее мысли или просто доверился чутью (Ник частенько посмеивался, что на лице Клио, как в зеркале, отражаются все ее мысли). Был вопрос, который интересовал ее куда больше.

– Почему?

– Тьма застилает ему глаза, – лениво отозвался незнакомец. – Слишком велик его страх, слишком сильна его боль, а тьма Юдоли Печали питается болью и страхом.

Клио мазнула взглядом по теням – терпеливым, выжидающим.

– Тени-охотники, – доверительно поведал незнакомец. – Они тоже питаются страхом. Поглощают его, чтобы стать сильней.

– Для чего?

Любая сила не могла существовать сама по себе, без какой-либо на то цели. Даже темная, злая.

– Чтобы прорубить себе путь в живой мир, – брезгливо поморщился незнакомец. Очевидно, мания теней его не коснулась.

Клио закусила губу. Те призраки, что пугали людей, обитающих в домах, которые принадлежали умершим при жизни, те, что сбрасывали книги с полок, открывали дверцы шкафов, пугая малышню, что скрипели по ночам половицами… Быть может, силу они черпали отсюда? Поглощая эмоции душ, лишь недавно бывших живыми людьми?

– А ты, пигалица, неглупа, – хмыкнул незнакомец. – Поумнее большинства представителей своего вида.

– Моего… вида?

Среди теней могло найтись немало тех, кто причислял себя к людям исключительно из упрямства. Клио попыталась понять, считает ли она, умершая, себя все еще человеком, но помешали вернувшиеся фантомные ощущения – подкатившая к горлу тошнота.

Да и не похож незнакомец на тень. Невысокий ростом, почти тщедушный, но под тонкой кожей ключом билась знакомая энергия, которую Клио в минуты сосредоточения ощущала и в Бадб, и, в меньшей степени, в Морриган. Мощная полуночная энергия, которой недоставало кружащим вокруг Клио теням.

Правда в том, что в мире теней обитали не только тени…

Клио остановила на незнакомце взгляд расширившихся глаз.

– Вы – фомор? – громко сглотнув, спросила она.

Побледнела, когда тот, осклабившись, кивнул. Шагнула в сторону, заслоняя Эрика.

При всей своей любви к истории Ирландии о фоморах Клио знала совсем немного. Ровно столько же, сколько любой среднестатистический ирландец. Когда-то фоморы обитали в мире живых и были слугами и подданными короля Балора, бессмертного правителя Ирландии. Вот только страна в те времена была иной. Мир был иным. Он утопал во мраке и хаосе, пока Дану не озарила его своим светом и своей магией.

Богиня-мать создала Туата Де Даннан, которых Балор, как ни старался, покорить не сумел. Их с Дану война для будущего короля демонов закончилась бесславно – вместе с фоморами он был низвергнут в мир теней. Тогда – навеки, казалось, запечатанный, отделенный от мира живых непроницаемой, непреодолимой стеной.

Из всех учебников и древних трактатов, что оказались в ее распоряжении, Клио так и не смогла понять, почему завеса между двумя мирами разорвалась. Почему однажды магия мира теней ворвалась в мир живых, породив полуночную магию.

– Но я думала, вы…

– Что? Одноногие? Однорукие? Одноглазые?

«А еще отвратительные и жуткие, да», – поежившись, подумала Клио. Однако вслух ничего говорить не стала.

Историки до сих пор спорили, всегда ли фоморы выглядели столь ужасно, как их привыкли изображать. Одноногость и однорукость объяснялась тем, что, одержимые желанием вырваться из мира теней, одной половиной тела они находились на теневых тропах, ведущих в мир живых, а второй были навсегда прикованы к миру мертвых. Уродство демонов Балора объяснить сложнее.

Некоторые считали, что сам мир теней изувечил их, изуродовал. Что энергия мира мертвых неизбежно меняет тех, кто постоянно ее касается. Другие – что обезобразили фоморов преступления против людей, верней, человеческих душ.

– Хочешь увидеть мою настоящую личину? – вкрадчиво поинтересовался демон.

– Н-не х-хочу.

Он радостно захохотал. Клио подавила желание развернуться и убежать.

«Куда бежать, глупая?»

– Я думала, вы обитаете в глубинах мира теней, – дрожащим голосом сказала она.

– Здесь я охочусь. – Фомор широко повел рукой. – Столько душ, жаждущих освобождения! Этого я, конечно, не могу им дать. Но могу подарить им силу, которую они алчут не меньше.

Ту самую, что в нем переливалась через край.

Эрик переводил испуганный взгляд с одного незнакомца на другого. Желание забиться в уголок читалось на его лице куда отчетливее, чем спрятанные в темноте маяки.

– А вы можете разогнать тени вокруг него?

Фомор прищурился, с откровенным любопытством разглядывая Клио.

– Зачем?

– Мне кажется, они заслоняют от него маяки Дану. Я знаю, они где-то здесь. Он должен, просто обязан их видеть!

– Какая отчаянная, жгучая вера. – Демон облизнулся, вызвав у Клио новый приступ тошноты. – Ну что ж, могу. Только не задаром.

– Что вы хотите взамен? – тихо спросила она. Знала, что плата будет немалой.

– Твою рассветную силу.

Клио растерла ладонями плечи, безуспешно пытаясь прогнать озноб.

– Не понимаю. Кем бы вы ни были раньше, сейчас вы – создания полуночного, мертвого мира. Полуночная магия – основа вашей сущности. Она питает вас, наполняет силой. Ведь так?

Осклабившись, демон продемонстрировал неестественно белые зубы.

– Кто-то увлекается фоморами?

– Скорей, кельтской культурой в целом, – возразила Клио, чтобы демон, напугавший ее до чертиков, сильно не задавался. – Но вы не ответили. Зачем вам рассветная сила – сотворение, созидание, жизнь? Разве она не должна быть для вас отравой? Разве не поэтому вы заключаете сделки с веретниками и веретницами, чтобы в чужой, человеческой шкуре проникнуть в мир живых? В мир, чей воздух ядовит для вас и словно усеян шипами и осколками?

Она замолчала, смущенная. Но кто из ее знакомых мог похвастаться тем, что говорил с настоящим фомором? Разве ей не простительна толика любопытства?

Демон склонил голову набок, усмехаясь уголком рта.

– А разве люди порой не пробуют яд, чтобы погрузиться в сладкую эйфорию?

– Хотите сказать, рассветная сила для вас подобна наркотику? – скривилась Клио.

Фомор пожал плечами.

– Мир теней навеки стал нашей ловушкой – Дану позаботилась о том, чтобы не пустить нас в свой мир. В таком месте, как этот, рассветная сила – единственный способ для нас… убежать. А еще напоминание о том, что мы потеряли.

«От себя не убежишь». Но не спорить же с демоном!

Клио обернулась. Эрик сидел на земле, уткнувшись подбородком в колени. Сколько таких, как он, светлых душ бродят по миру теней в поисках спасения?

– Как полуночная магия – твоя сущность, так и рассветная – часть меня. Помощь одной душе – недостаточно равноценная плата. – Она перевела на фомора твердый взгляд. – Научи меня разгонять теней, чтобы не заслоняли от душ знаки Дану.

– Маленькая ведьма торгуется? – удивленно-восторженно протянул демон. – Тогда она должна знать, что чары, которым я научу ее – если, конечно, не передумаю – принадлежат миру теней.

Кончики пальцев закололо. Клио отказалась изучать полуночную магию, отказала собственной матери, и притом уже дважды: в мире живых и мире мертвых. Однако она все равно настигла Клио. Неужели это и есть ее судьба?

– Я не уничтожу теней?

Фомор расхохотался.

– Думаешь, я вложу тебе в руки такую силу? Чтобы потом стая демонов самого короля Балора разорвала меня на куски?

Закономерно, наверное, что мир живых вторгался в мир мертвых, соседствуя с ним уже более четырех веков. И все же было странно узнать, что и в мире теней существовала своего рода иерархия: обычные, вероятно, слабые, низшие демоны и своеобразная элита – «демоны короля Балора». Клио так и подмывало расспросить поподробнее – дурацкая неуемная натура! Жаль, время совсем не подходящее, да и источник информации мог оказаться не слишком достоверным.

– Вы неправильно поняли, я не собиралась уничтожать теней. Я хотела убедиться, что не причиню им зла, только… отпугну.

Морриган наотрез отказалась бы ограничиться подобным – все-таки дело касалось теней-охотников, а не людей. Клио вздохнула. Стоило ли и после смерти продолжать гадать, к лучшему ли, что она совсем не похожа на сестру?

Фомор, сощурившись, наблюдал за ней.

– Интересная ты птица, маленькая ведьма. Уверена, что хочешь именно эти чары? Я ведь могу помочь тебе раз и навсегда избавиться от теней-охотников, идущих по твоему следу. Нет, не убить их. Породнить тебя с теми тенями, кто слаб и миролюбив, скрыть тебя среди них. Так ты сможешь незамеченной добраться до Юдоли Безмолвия, где тебя ждет покой. Все вы, души, этого хотите.

Клио невидящим взглядом смотрела вдаль.

– Что меня ждет, если я позволю теням-охотникам себя поглотить?

– Уж точно не покой и безмолвие. Они разорвут твою душу на части, и части тебя будут жить в них. Твои воспоминания затеряются среди чужих. Ты забудешь всех, кого любишь.

– Все равно бы забыла. Там, на глубине, – прошептала Клио.

Она не останется здесь, бесплотной тенью рядом с матерью и сестрой цепляться за жалкие лохмотья жизни. Быть запертой в доме, где умерла, и одновременно – в Юдоли Печали. Поглощать другие тени в надежде, что однажды сумеет вывести на стекле свое имя, разбить чашку или распахнуть запертое окно.

Нет, это не жизнь. Или жизнь, но для кого-то другого.

– Там, на глубине, я расстанусь с прошлой жизнью, чтобы однажды обрести новую.

– Если доберешься.

Вскинув голову, Клио посмотрела на демона.

– Доберусь, – твердо сказала она. – Но до тех пор… Эрик и другие невинные души… Они получат то, чего по-настоящему заслуживают. Пусть мне не попасть в чертоги Дану, я могу сделать так, что они попадут.

Что-то странное проявилось во взгляде фомора. Он смотрел на нее, склонив голову набок и жуя серые губы. Так, словно пытался разглядеть всю ее душу до основания, до самих темных ее глубин.

– Ты знаешь, что такое «опустошение»?

– Я не фомор, – осторожно заметила Клио, – но догадываюсь.

– Я могу выпить твою рассветную магию досуха, и ты никогда не сможешь ее призвать. Та часть твоей души, что у ведьм и колдунов всех мастей до краев наполнена магической силой, будет иссушена, пуста, словно заброшенный колодец.

Клио стало холодно и неуютно, даром что и в мире живых она почти не обращалась к рассветной магии. Здесь, в мире мертвых, та и вовсе почти бесполезна. И все же сложно примириться с мыслью, что какая-то часть нее будет отнята навсегда.

– Но я не стану этого делать. Я заберу… не все, и ты останешься источником рассветной силы. Чтобы однажды я смог прийти за ней снова.

Разумеется, ему выгодно, чтобы рассветная энергия в ней не иссякала. Наверное, именно так рассуждали румынские стригои, трансильванские стрыги и ирландские ланнан-ши[10]. Их кодекс чести (не путать с законами их стран) запрещал убийства людей, но не запрещал постоянное кормление ими. К тому же такой подход куда более рационален. Можно высосать из человека всю кровь, убив его… и лишить себя источника живительной энергии. А можно позволить человеческому организму – не вечному, но все же исправному механизму – восполнить потерянную кровь, чтобы однажды явиться за новой порцией.

– Но знай, я рискую. В любой момент твоя душа может сгинуть, лишив меня оговоренной платы.

– Тогда к чему такой риск?

Она прикусила язык, кляня себя за любопытство. Зачем давать фомору повод передумать?

– В тебе есть кое-что еще, не уступающее магической силе и даже превосходящее ее, – отозвался он, задумчиво глядя на Клио.

– И что же это?

– Я назвал бы это духом. Твой дух поможет тебе выстоять, когда магия будет бессильна.

Демон-философ. Пожалуй, теперь она видела все.

– Давайте начинать, – устало произнесла Клио.

Установление связи с демонами мира теней – сложный ритуал. Куда проще взывать к темным силам, не пытаясь докричаться до них сквозь разделяющую два мира завесу. Да и фомор уже рядом, а значит, не нужно прокладывать для него теневые тропы в мир живых.

– Я бы посоветовал твоему маленькому другу отвернуться, – приблизившись к ней, доверительно шепнул демон.

На губах задрожало «почему», но вместо этого Клио выдавила:

– Эрик, сделаешь кое-что для меня?

Вихрастый мальчишка торопливо закивал.

– Смотри вон туда, в темноту, и ищи там знаки, ладно?

Эрик послушно отвернулся.

Фомор коснулся ее правой рукой. Клио подозревала, что только эта рука у него и имелась, а все остальное лишь морок, иллюзия. Знала бы она, как скоро предстоит в этом убедиться! Левая рука демона тянулась к ее груди, истаивая на глазах. В момент их связи проявилась истинная личина фомора: изувеченное, словно расколовшееся надвое тело, покрытое буграми наростов, гниющими язвами и нарывами.

Когда сотканная из теней призрачная рука вонзилась в девичью грудь, ледяным прикосновением смерти вытягивая из Клио рассветную силу, затопивший ее ужас сменила ослепляющая боль.

Для похода в Пропасть Морриган пришлось пробежаться по магазинам. Задача перед ней стояла вполне очевидная – как можно меньше походить на охотницу, которая вздумала наведаться в убежище заклятых врагов. Или, если быть точней, тех, кто считал ее врагом по определению.

В юности Морриган отдавала предпочтение готическому стилю, пусть и выраженному не в платьях в пол, а в практичных брюках, топах и водолазках. И, разумеется, черному цвету. В последние пару лет едва представляла себя без белого костюма охотницы. Но ее всегда манил броский, яркий стиль, и в особенности – шелковые платья всех оттенков красного. Будучи наемницей, рано сбежавшей из дома, Морриган едва ли могла позволить себе подобное облачение. Потому неудивительно, что она остановила выбор на обтягивающем платье до колен глубокого винного оттенка. Вдела в уши длинные серьги и, взглянув в зеркало, удовлетворенно хмыкнула. Никому и в голову не придет заподозрить в ней наемницу.

В кожаную сумку поместились оба филактерия, зеркала, набор длинных свечей в коробке, пахучие травы, чехол с эликсирами и верная плеть-молния. На этот раз дверь Морриган заперла магической печатью. Кто знает, сколько времени уйдет на поиски бокора?

Дэмьен ждал снаружи. Прислонился к стене дома, скрестив руки на груди. Челюсти сжаты так, что обозначилась четкая линия, прищуренные глаза изучают прохожих, гуляющих по вечернему Кенгьюбери.

– Давно здесь не был? – поинтересовалась Морриган.

Отступник стрельнул в ее сторону коротким взглядом, но ничего не ответил. Она фыркнула. Не больно-то и хотелось вести светскую беседу. Ее мысли сейчас всецело принадлежали Клио… и тому, куда они направлялись.

Пропасть. Пристанище отступников, сбежавших от наказания Трибунала или практикующих полуночных ведьм и колдунов, которые хотели творить чары, не попадаясь на глаза служителям закона. Убежище отщепенцев, отбросов цивилизованного общества, ставящего рассветную магию во главу угла и избегающего магии полуночной. Общества, которое боялось нарушать запреты.

Морриган с детства слышала разные байки о Пропасти, не существующей ни на одной карте Кенгьюбери. То ею провозглашали некий храм, окруженный столь мощными чарами, что делали его совершенно невидимым для посторонних глаз. То Пропастью назывались канализационные тоннели, в которых прятались отступники – пожалуй, самая беспомощная из всех возможных версий. Если обитель беглых колдунов можно было найти, просто спустившись под землю, почему ни Трибунал, ни Департамент еще этого не сделали?

И только Бадб, которая в обличье ворона путешествовала по всему Кенгьюбери, проникала в самые секретные и темные его уголки, и, оставаясь незамеченной, подслушивала людские разговоры, смогла приоткрыть для дочери завесу тайны. В Пропасти, в отличие от тщательно контролируемого Трибуналом Кенгьюбери, в отношении полуночных чар царила полнейшая вседозволенность. Судя по долетающим до вороньих ушей слухам, там действовали иные законы. Ни агентов Департамента, ни трибунов – правосудие вершили короли города. На поддержание чар, защищающих Пропасть от вторжения чужаков, уходили огромные силы, но только так можно было сделать ее надежным убежищем, гарантируя колдунам-отступникам свободу и безопасность.

Даже душа Бадб в эфемерном теле ворона не сумела проникнуть сквозь барьер, оберегающий полуночную обитель. Что самое любопытное, каждый день вход туда менял местоположение. Прикрытая иллюзией дверь в Пропасть пряталась то в бухте на юге города, то на черном рынке, умело маскирующемся под обычный, где из-под прилавка торговали амулетами с запрещенными чарами вроде тех, что мастерил Райан Клэнси.

Иной раз выбравшиеся в Кенгьюбери колдуны приводили Леди Ворон к неприметному домику, который, по всей видимости, принадлежал одному из посвященных в тайны Пропасти. Затем колдуны плели странные, незнакомые Бадб чары, и иллюзия развеивалась, открывая лестницу вниз. Что находилось там, у подножья, Леди Ворон увидеть так и не смогла. Когда она в обличье чернокрылой птицы решила нырнуть вниз, больно ударилась о пол, сомкнувшийся над головами исчезнувших.

Неудивительно, что колдуны-отступники так трепетно хранили тайну своей обители. Тем поразительней, что Морриган – охотнице, наемнице, получающей заказы на поимку полуночных колдунов напрямую от Трибунала, выпала возможность увидеть легендарную Пропасть. Главное, чтобы Дэмьен не обманул, натравив на нее одержимых местью отступников. От этого зависели жизни двух людей – и самой Морриган, и Клио. И если Морриган еще могла представить себя в мире теней, в этой мерзлой безжизненной серости, и в краткие моменты в мире живых – в обличье ворона, змеи или волка… Для Клио такой участи она не желала.

– Для нуждающейся в помощи девушки ты нарядилась идеально, – с одобрительной усмешкой заметил Дэмьен.

– Не хами, – бросила Морриган.

Он оттолкнулся от стены.

– Дай руку. Нужно поставить печать.

– И что? Она полностью заблокирует мою полуночную магию? А если мне будет угрожать опасность?

Что-то странное таилось в его пристальном взгляде.

– Раньше же ты как-то справлялась. Сама сказала, для Трибунала ты – законопослушная рассветная ведьма.

Дэмьен был прав, и это злило. Но не признаваться же в том, что долгие пять лет полуночной магии она не касалась вовсе. А коснувшись, вспомнила, каково это. Каково на высшем уровне владеть столь разрушительной, столь опасной силой. А после вынуждать себя ограничиваться силой чистой, священной… и способной лишь созидать.

Морриган проворчала что-то неразборчивое.

– Не хочу, чтобы ты убила кого-то из моих знакомых или друзей. Или отдала в жертву своей богине охоты. Или что еще вы, полуночные ведьмы-охотницы, делаете с людьми.

Морриган закатила глаза. При других обстоятельствах она бы показала Дэмьену, что значит насмехаться над ведьмой… и охотницей. Увы, она пока еще нуждалась в нем.

Дэмьен коснулся ногтем ее кожи у локтя, повыше спрятанных сейчас личностных татуировок. Вслед за прикосновением пришла жгучая боль. Стиснув зубы, Морриган терпела. Таким, как он, ни в коем случае нельзя показывать свою слабость. Даже вполне оправданную. Дэмьен водил пальцем по коже, и на ней прямо на глазах проявлялся причудливый узор из золотистых линий, сотканный из рассветной магии. Огамическое письмо[11], когда-то в прошлом – тайнопись друидов.

Морриган озадаченно нахмурилась. Знак, который Дэмьен своей магией рисовал на ее коже, она уже видела. Такие печати Трибунал ставил полуночным колдунам, находящимся в ожидании суда. Загвоздка в том, что просто увидеть ее однажды недостаточно. Морриган сама могла по памяти нарисовать печать, вот только заставить ее действовать не сумела бы. Откуда отступник знал, как вдохнуть в огамические знаки силу?

– А теперь я завяжу тебе глаза.

Не успела она и рта раскрыть, как на лицо опустилась черная повязка, плотно закрывшая глаза. Мелькнуло машинальное: «Хорошая иллюзия. Ткань, как настоящая». Чуть запоздало пришло возмущение.

– Мог бы и предупредить!

– Я предупредил, – невозмутимо отозвался Дэмьен. – Разве нет?

Морриган резко выдохнула через ноздри. Ничего, терпеть общество бесцеремонного отступника осталось недолго.

Поскольку Дэмьен, совершенно не беспокоясь о реакции прохожих, накинул на нее иллюзию прямо посреди улицы, а затем еще несколько шагов вел вперед, придерживая за локоть, она понятия не имела, где прятался вход в Пропасть и что сделал Дэмьен, чтобы его открыть. Когда повязка слетела, превратившись в тонкую нить остаточной рассветной энергии, Морриган уже находилась в Пропасти.

Она ожидала увидеть подземные тоннели, путаную сеть пещер или даже каменную громаду иллюзорного форта. Но реальность превзошла все ее ожидания. Перед Морриган раскинулся огромный город, самый необычный и поражающий воображение из всех, в которых ей, странствующей наемнице, довелось побывать.

Над ее головой больше не было неба – лишь толща земной тверди. Вверх поднимались гигантские скальные столбы, на которых стояли каменные дома всех форм и размеров. Некоторые дома были вырублены прямо в скальной гряде, сталактитами свисающей с потолка подземелья. Туда явно не попасть без особых чар… или крылатого средства передвижения.

Разбитый на островки, связанные между собой перекинутыми через пропасть мостами, подземный город казался многослойным – некоторые островки имели несколько ярусов, соединенных друг с другом каменными лестницами. Ступени уходили вниз, туда, где чернела пропасть, очевидно, и давшая название этому странному месту. В центре, на обособленном островке, отгороженный от всех окрашенной мраком бездной высился настоящий замок.

Света здесь хватало. Его обеспечивали пять небольших солнц, парящих в «небе» подземелья. По одному на каждую из частей Пропасти, включая и замок в самой ее сердцевине.

– Вау, – коротко резюмировала Морриган.

Усмехнувшись, Дэмьен направился вниз по ведущей к подножию города лестнице. Перила совсем тонкие, перепрыгнешь – и отправишься в долгий полет до самой бездны. Морриган порывалась спросить отступника, что находится внизу, но передумала. Была уверена, что он не ответит. Все-таки в Пропасти она – лишь незваный гость.

После сотой ступени она сбилась со счета и просто с интересом озиралась по сторонам. Еще одна лестница, теперь уже наверх. Перейдя по перекинутому через пропасть мосту, они достигли одного из островков. Морриган застыла, разглядывая башню, изрешеченную вытянутыми стрельчатыми окнами, в которых мелькали человеческие фигуры. Башня возвышалась над протяженной площадью, шумной и многолюдной. Казалось, здесь было больше народа, чем на главной площади Кенгьюбери.

Жители Пропасти оказались весьма колоритны. За несколько минут пребывания в подземном городе Морриган успела увидеть леди в шляпке с перьями и платье с длинным шлейфом, который придерживала измученная служанка; дикарку в рваной юбке, с обнаженной грудью и костяными бусами на шее; беловолосую незнакомку в простом платье, к которой жался внушительных размеров волк, и худого как скелет бритоголового колдуна с совершенно белыми глазами и лицом, украшенным узором из синей краски. Стучали о каменную кладку каблуки дам, и одетых по последней ирландской моде, и облаченных в старинные одеяния вроде платьев с кринолинами или балахонов с низко надвинутыми на лоб капюшонами.

Аромат дорогих духов… и одуряющий запах полыни. Полуночный осколок явил плотное облако тэны, повисшее над головами горожан. Никому и в голову не приходило развеивать ее. Да и вряд ли здесь вообще бывали такие, как Морриган – умеющие чувствовать и распознавать тэну.

«Абсолютная вседозволенность», – вспомнились ей слова Бадб.

Наверное, это очень соблазнительно.

Остановившись в центре площади, Дэмьен развернулся к Морриган и насмешливо сделал приглашающий жест.

– Добро пожаловать в Пропасть.

С трудом удержавшись от того, чтобы в очередной раз не закатить глаза, она поинтересовалась:

– Ты ведь не первый год здесь живешь, верно? Тогда ты должен знать хотя бы одного бокора.

– Может быть, – пожал плечами Дэмьен. – Ну пока.

Он развернулся и попытался затеряться в толпе прохожих. Морриган от такой наглости остолбенела. Она привыкла, что мужчины охотно идут ей навстречу, но Дэмьен, хоть и провел ее в Пропасть, к судьбе Клио остался совершенно равнодушен. Впрочем, отчасти Морриган его понимала. Кому, как не ей, знать: доброта в этом мире выжить не поможет, а вот эгоизм – лучший способ достичь своих целей, не отвлекаясь на чужие проблемы.

Вот только Дэмьен еще не знал, что от Морриган Блэр избавиться не так-то просто.

Она догнала его, ловко лавируя на высоченных шпильках между спешащими куда-то людьми. Уже протянула руку, чтобы коснуться затянутого в кожу плеча, но вовремя вспомнила неконтролируемую вспышку то ли чар, то ли эмоций. Ускорив шаг, поравнялась с ним.

– Чего ты хочешь? – отрывисто спросила Морриган.

– Что, прости?

Своего она добилась: Дэмьен остановился.

– Мне нужен бокор, – заставляя себя проявить терпение, вкрадчиво сказала она. – А ты знаешь, где его искать. Так скажи мне.

– Ты ведь не отвяжешься, да? – мученически вздохнул он. – Будешь преследовать меня в кошмарах? Или что вы, ведьмы, творите на досуге с невинными людьми?

– Ты живешь в Пропасти. Ты больше моего знаешь о ведьмах. Да и менее невинного человека, чем ты, представить сложно, – парировала Морриган. – А теперь, будь добр, сэкономь нам обоим время. Просто скажи мне, где искать бокора.

– Слушай, ты мне надоела, – устало бросил Дэмьен.

Она задохнулась от возмущения. Испепелить бы зарвавшегося нахала на месте! Заодно и репутацию безжалостной полуночной ведьмы подтвердит.

Жаль, но ей все еще требовалась помощь проводника. Если бродить по Пропасти и приставать к прохожим с вопросами, рано или поздно кто-нибудь заинтересуется, кто она такая. Один взгляд на татуировки на руке, и о ее профессии узнает вся Пропасть.

– Дэмьен… – голос Морриган звенел от тщательно скрываемого гнева.

– Я не люблю охотниц, ясно? – резко оборвал он. – Свою часть сделки я выполнил. Ты мне уже задолжала. Больше с тебя взять нечего.

– Чего ты хочешь? – не сдавалась она. Не бывает такого, чтобы человека нельзя было подкупить. – Денег? Магии? Я могу поделиться с тобой частью своей силы.

– Чтобы ты оставила меня в покое. Вот чего я хочу.

Засунув руки в карманы кожаной куртки, Дэмьен направился прочь.

Морриган смотрела ему вслед, закипая от злости. Пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы не наслать на отступника какое-нибудь проклятие. Она медленно разжала руки, сами собой сжавшиеся в кулаки. На ладонях отпечатались полукружья ногтей.

«Ты, Дэмьен Чейз, только что нажил себе врага».

Морриган не могла отождествлять Пропасть с родным Кенгьюбери, слишком уж подземный город выглядел иным и… чужим. Чуждым. Она сама была здесь чужой. Взгляды прохожих жгли затылок, кто-то и вовсе откровенно ее рассматривал. Ускорив шаг, Морриган нырнула в проулок между двумя домами с покатыми крышами. Выглянула из своего укрытия и несколько мгновений просто наблюдала за людьми.

Или не совсем людьми…

Мимо, звонко цокая копытцами, прошла красивая женщина в коротком изумрудном платье с пышными рукавами и глубоким вырезом. В верхнем мире глейстиг были вынуждены или носить платья в пол, или прикрывать козлиные ножки вуалью иллюзии. Во всяком случае, в Ирландии. Как с правами Зеленых Дев обстояло на их родине, в Шотландии, Морриган не знала.

Однако в Пропасти и глейстиг, и плещущаяся в пруду неподалеку мерроу, морские девы с чешуйчатой кожей и рыбьим хвостом, и волосатые карлики-гроганы, трудолюбивые домашние духи, и фуки, проказливые, зловредные гоблины, могли чувствовать себя спокойно и свободно в том обличье, в каком были созданы природой и богиней-матерью.

Что же до верхнего мира, Трибунал не просто разрешал существам древней крови пользоваться чарами трансмутации, он обязывал их с формулировкой «чтобы не приводить в смущение человеческих существ». Морриган в этом чудилось явное нарушение прав и свобод носителей древней крови. К несчастью для последних, с Трибуналом им приходилось считаться – их было куда меньше, нежели людей.

Первое, что требовалось Морриган, чтобы не выделяться из толпы – соответствующий наряд. Большинство жителей Пропасти одевались так, будто собрались на карнавал или пересмотрели иллюстрированных книг о колдунах и ведьмах прошлых столетий. Разумеется, женщины, питающие страсть к роскошным нарядам, особенно отличились: высокие воротники, глубокие декольте, пышные юбки или юбки с разрезами, оголяющие стройные ноги. Некий коктейль из современной моды и моды прошлых эпох.

Несмотря на раннее взросление, бунтарскую жизнь вольной, что подразумевало пусть безрезультатное, но обучение боевым искусствам и владению оружием в Гильдии Охотников, и наемничью жизнь, в глубине души Морриган считала себя леди. Именно стремление быть леди вопреки всему и заставило ее подойти к вопросу выбора наряда с особым рвением.

Черный атлас с кружевами – лучший выбор для вечернего выхода молодой ведьмы. Подол она опустила до самых пят, но спину оставила оголенной, все равно в подземном городе царила вечная весна. Взбила руками волосы, алой вуалью иллюзии тронула губы, очерчивая контур, подчеркнула глаза и скулы, прибавляя себе пару-тройку лет. Теперь ни один мужчина не сможет перед ней устоять. Даже к чарам прибегать не придется. Бросив мимолетный взгляд в зеркальце, она усмехнулась.

Берегись, Пропасть. Морриган Блэр вышла на охоту.

С самоуверенностью пришлось повременить, когда стало ясно, что она понятия не имеет, куда идти и кого, собственно, обезоруживать своим обаянием. Не кричать же на каждом углу: «Эй, кто поможет мне найти бокора?»

Первым делом стоило раздобыть информацию. Морриган отыскала гостиницу и сняла комнату – кто знает, на сколько дней придется задержаться. Владелицей оказалась молодая молчаливая девушка с тяжелой копной рыжих волос. То ли гостиница досталась ей по наследству, то ли иллюзией сбавила себе несколько лет.

В Ирландии магия иллюзии (или, более научно, трансмутация) делилась на несколько ступеней, которые строго контролировал Трибунал. Первая, наипростейшая ступень, позволяла вносить лишь легкое изменение в собственную внешность, добавляя красок, но не затрагивая черты лица – то, что назвали макияжем. Либо обновить интерьер, вроде невинного разукрашивания обоев и обивки дивана… или смены цвета огня зажженных свечей.

Благодаря второй ступени можно было создавать предметы мебели из воздуха (увы, исключительно нематериальные и весьма недолговечные) и изменять фигуру, к чему охотно прибегали представительницы прекрасного пола. Но, как и любые чары, иллюзия не могла существовать вечно и требовала постоянной подпитки. Желая визуально постройнеть, женщины или тратили огромное количество энергии на поддержание иллюзии, или запасались экфо, если их собственного резерва не хватало и на бытовые (куда ж без них), и на трансмутационные чары. Тут уж приходилось выбирать: или тренировать силу воли и худеть естественным путем, или тратить немалые деньги на экфо для поддержания чар.

А вот третья ступень, позволяющая незначительно изменять и корректировать черты лица, относилась к «пограничной» магии. Формально признавалась рассветной, но применять ее можно было только после официального разрешения Трибунала и нанесения на кожу соответствующей печати, подделать которую, по слухам, было почти невозможно. Применишь чары третьей ступени самовольно – получай выплеск тэны и пущенных по следу ищеек, которые доставят тебя прямиком на суд.

Чтобы получить разрешение на трансмутацию третьей ступени, нужно договориться об аудиенции с одним из младших трибунов, выложить кругленькую сумму, предъявить личностные татуировки, которые прогонят по базе Трибунала, доказав тем самым, что не скрываешься от Департамента, а меняешь внешность исключительно для эстетики… В общем, та еще морока.

А уж четвертая ступень – полное изменение обличья – и вовсе была официально запрещена. Не удивительно: позволь Трибунал людям изменять внешность по собственному желанию, и добрая половина отступников никогда не попалась бы в лапы правосудия.

Но если уж Пропасть жила по своим собственным законам, то владелица гостиницы вполне могла применить и третью, и четвертую ступень иллюзии и на самом деле оказаться беззубой старухой. Это заставило Морриган задуматься: как, оставшись без надзора Трибунала и Департамента, город, где нет разделения на полуночную и рассветную магию, еще не скатился в абсолютную анархию. Неужели короли города и впрямь были способны держать жителей Пропасти – на минуточку, отступников – в узде?

Неулыбчивая хозяйка «Подземелья дракона» (то еще, надо сказать, название для гостиницы), показала Морриган комнату. На все попытки ее разговорить отвечала односложно и без особой охоты. Явно подумала, что перед ней новоприбывшая отступница, скрывшаяся в Пропасти от всевидящего ока Трибунала, но облегчать ее положение не спешила. Морриган ничего не оставалось делать, как, недовольно поджав губы, замолчать и оставить неразговорчивую хозяйку в покое.

Пришлось искать новую потенциальную жертву ведьмовских чар.

На первом этаже располагался небольшой ресторанчик. Его Морриган заметила краем глаза, когда вслед за владелицей гостиницы поднималась в комнату. Прежде чем отправиться туда, чуть подкорректировала внешность. Кожа вокруг глаз покраснела, подводка расплылась. Создалось впечатление, что Морриган безутешно рыдала не меньше получаса. Она хмыкнула, довольная проделанной работой. Образ только что попавшей в Пропасть отступницы, потерянной, одинокой, отчаянно нуждающейся в чьей-то помощи – то, что ей сейчас нужно.

Народу в ресторане было мало, наверняка большинство из них – постояльцы гостиницы. За стойкой бара прекрасная ланнан-ши с распущенными по плечам золотыми волосами лениво потягивала кровь из высокого бокала. Морриган едва удостоилась ее мимолетного взгляда. Жизненные силы «чудесная возлюбленная» высасывала только из мужчин.

Выкрашенные в багряно-красный деревянные столы, в тон им стулья с высокой резной спинкой и кажущиеся в полумраке черными стены… Колоритное местечко, но назвать его уютным язык не повернется. Больше всего Морриган позабавили светильники в виде распахнутой драконьей пасти, из которых периодически вырывались языки пламени. Занятная отсылка к названию «Подземелье дракона». В таком случае и столы могли бы сделать из камня.

От мыслей об интерьере ее отвлекли шепотки за спиной – заплаканная девушка мало кого оставила равнодушной. Сочувствие и жалость – один из мощнейших рычагов воздействия. К нему Морриган прибегала редко, предпочитая делать ставку на силу, но здесь, в обители сильнейших полуночных магов, она не в самой выигрышной позиции.

Только сейчас Морриган поняла, что на ее руке по-прежнему красуется печать, не позволяющая призывать полуночную магию. А чертов Дэмьен Чейз исчез…

Ладно. По одной проблеме за раз.

Морриган села за свободный столик и попросила большую чашку кофе у худенькой официантки в черном платье с оранжево-красным передником. Подумав, добавила к заказу шоколадное пирожное. Множество девушек заедают свои маленькие и большие трагедии чем-то вкусным, как будто сахар способен волшебным образом залатать душевные раны и избавить от бед. Морриган к этой категории не относилась, предпочитая выпускать пар и залечивать нервы удачной охотой, взмахом хлыста и парочкой умело сплетенных чар, но постояльцам «Подземелья дракона» знать об этом было не обязательно.

Для достоверности пару раз шмыгнув носом, она принялась безрадостно ковырять ложечкой невообразимо сладкое пирожное. Изображать муку на лице даже не понадобилось. Чтобы прогнать эту жуткую сладость, каждый кусочек приходилось запивать хорошим глотком кофе. Вот он был сварен на славу – крепкий, с горчинкой.

Ждать, пока в расставленные сети кто-то попадется, долго не пришлось. Когда к ней за столик подсела румяная пышнотелая блондинка (вот кто точно не считал нужным пользоваться иллюзией), Морриган с несказанным облегчением отставила в сторону тарелочку с пирожным.

– Новенькая, да? – В больших голубых глазах плескалось сочувствие. – Как зовут? Я Нора, если что.

– Морри, – мысленно кривясь, отозвалась она.

На какие только жертвы не пойдешь, чтобы получить необходимую информацию. Своенравной ведьме по имени Морриган не так-то просто втереться людям в доверие, а вот плаксе Морри…

– Будем знакомы! – радостно откликнулась Нора и тут же посетовала: – Народ в Пропасти непростой. Особо и не поговоришь.

А поговорить оживившаяся блондинка явно любила, и на сей раз своей жертвой выбрала «бедняжку Морри». Впрочем, та была совсем не против.

– А тебя кто вниз провел?

Ах, ну да. Входы в Пропасть обычным людям так просто не открываются.

Морриган внимательнее присмотрелась к Норе. Ни подозрительности, ни настороженности, лишь бесхитростное любопытство. Но расслабляться не спешила: за свою жизнь она встречала достаточно людей, что лишь притворялись простаками ради достижения собственных целей. Такие «перевертыши» могут оказаться опасны. Лучше быть начеку.

– Знакомый. – Морриган решила не слишком увлекаться враньем. Одна ложь непременно порождает другую. – Пришлось хорошо ему заплатить, но оно того стоило. Иначе… сама понимаешь.

Нора шумно вздохнула.

– Уж как не понимать.

Морриган ожидала расспросов, что она натворила такого, из-за чего пришлось скрываться от Трибунала в Пропасти. Даже успела придумать легенду, однако Нора молчала, крепко задумавшись о чем-то своем. Видимо, чтобы задавать подобного рода вопросы, нужно достичь определенной степени взаимного доверия.

Будто очнувшись, блондинка покосилась на недоеденное пирожное.

– Хочешь? – предложила Морриган, кивая на десерт. Призналась с тяжелым вздохом: – Кусок в горло не лезет.

Нора попросила у проходящей мимо официантки новую ложечку и радостно подвинула к себе пирожное. Очевидно, уровня их отношений для такого оказалось вполне достаточно. Морриган передернула плечами, но увлеченная пирожным Нора не заметила ее жеста. Пока десерт стремительно исчезал с тарелки, она размышляла, как бы разузнать у новой знакомой, где найти бокора. Начать решила издалека, чтобы не возбуждать лишних подозрений.

– Ты знаешь, тот знакомый, о котором я тебе говорила… У нас непростые отношения. – Что правда, то правда. – Он и помочь-то мне согласился только из-за денег, и то торговался до последнего. Пришлось выложить почти все свои сбережения.

Нора понимающе фыркнула.

– Тоже мне, удивила. В этом городе люди душу готовы продать, если хорошо заплатят. Говорят, некоторые выходцы из Пропасти сговариваются с продажными трибунами, вызнают, на кого те охотятся, приходят к ним и предлагают убежище. За кругленькую сумму, естественно. А отступникам-то деться некуда, если Трибунал уже у них на хвосте! Вот и отдают все до последней монеты.

Морриган удивленно покачала головой, записывая в памяти услышанное. На всякий случай.

– В общем, я это к тому, что в Пропасти я как слепой котенок, – печально продолжила она. – И Дэмьен, мой знакомый, исчез, прежде чем я успела хоть что-то у него разузнать. Сказал, что, если захочу его отыскать, надо обратиться к какому-то бокору – он что-то вроде посредника. Вот только имени я не запомнила.

Не самая ловкая ложь, но терять драгоценное время, окольными путями подбираясь к интересующей ее информации, Морриган не хотела. Ее младшую сестру словно распилили напополам, и обе ее половины – и душа, и тело – оказались заперты в сферах. Слишком жестокая участь для такой светлой девушки, какой была Клио.

Морриган мысленно дала себе пощечину. Какая Клио и какой всегда будет.

Нора облизнула ложку и с сожалением посмотрела на пустую тарелку. Сосредоточенно нахмурилась.

– Бокор? А свой Дом он не называл?

– Дом? – осторожно переспросила Морриган.

Впервые в распахнутых, по-детски наивных глазах Норы появилось нечто похожее на подозрительность.

– Твой проводник тебе что, вообще ничего не рассказал?

– Я же говорю, он исчез сразу, как только привел меня сюда, – как можно небрежнее бросила Морриган и едва удержалась от стихийного желания потереть печать Дэмьена.

Нора помолчала.

– Честно говоря, я слышала о бокорах, но по именам их не знаю. И к каким Домам они принадлежат, тоже. – Видя непонимание на лице Морриган, охотно пояснила: – В Пропасти большинство жителей, кроме одиночек, добровольных или вынужденных, входят в какой-нибудь Высокий Дом. Чаще в качестве союзников… м-м-м, адгерентов[12] – так их называют. Потому что от лордов, на самом деле, осталась жалкая горстка. Они любят, знаешь ли, уничтожать друг друга. Особенно в борьбе за титул короля Пропасти. Не советую, кстати, стоять у них на пути. Сыновей и дочерей Высоких Домов – прямых наследников лордов – больше, но и среди них идет постоянная вражда.

– Лорды? – озадаченно переспросила Морриган.

– Главы Высоких Домов. Только они имеют право так называться. Их сыновья и дочери, адгеренты Дома – нет.

Короли города, лорды Высоких Домов… Морриган покачала головой. Впрочем, стоило ли удивляться? Пропасть – не город, а театральная постановка с красочными декорациями, тончайшим слоем пафоса, точно сверкающая позолота, и ноткой высокомерия.

– То есть даже если я не родственница главы Высокого дома, то могу стать его частью? – уточнила она. Любопытная вырисовывалась перспектива.

Нора снисходительно фыркнула.

– Если докажешь лорду, что можешь быть Дому полезной. Ну а тем, у кого ни особого ума, ни сильного дара, приходится существовать вне Высоких Домов. Или образовывать их жалкие подобия. За таких, как мы, никто не заступится, некому дать нам крышу над головой, работу, новые чары и все такое прочее. Приходится выкарабкиваться самим.

Морриган не торопилась ободрять приунывшую Нору. Через пару дней она не вспомнит ни имени, ни лица словоохотливой блондинки. Но вот информация из ее уст вышла прелюбопытная. Бокоры – невероятно сильные колдуны, способные повелевать жизнью и смертью, а потому наверняка в качестве адгерентов вхожи в тот или иной Дом. Осталось только выяснить, в какой именно.

Она поднялась, не сразу осознав, что Нора продолжает говорить – сетовать на свою нелегкую долю.

– Прости, мне нужно прилечь, – бросила Морриган, прерывая жалостливый монолог.

Губы растерявшейся блондинки сложились в идеальную «О».

– Л-ладно. Да, конечно. Тебе непросто сейчас. Первый день в Пропасти, все такое. Встретимся как-нибудь здесь?

– Да. Как-нибудь.

Теперь, когда Морриган выжала из Норы все, что могла, интерес к ней был безвозвратно утерян. Она поднялась в комнату и устроилась на подоконнике со сферой с душой Клио в руках.

– Потерпи еще немного, малышка, – прошептала Морриган, хоть и знала, что сестра ее слышать не может. – Я обязательно что-нибудь придумаю. Обещаю.

Первым был Эрик.

Клио встала перед мальчишкой, заслоняя его от теней, а затем сплела чары, которым (кто бы мог подумать) научил ее демон. Заклинание создавало вихрь – противоестественный, рожденный силой тьмы, но не силой стихии. Поднявшийся ветер расшвыривал теней в стороны, точно тряпичных кукол.

Она старательно гнала от себя мысль, как приятно чувствовать в руках такую разрушительную мощь. Вот отчего при жизни Клио так боялась обращаться к полуночной магии. К подаренной ею силе легко привыкнуть и так же легко начать желать еще и еще. Большей силы, большего могущества, большей власти – над телами, разумами, судьбами других. И в конце концов стать такой, как Бадб – той, что играючи ломает чужие жизни. Просто потому, что может. Просто потому, что кто-то встал на ее пути.

– Я… вижу! – пораженно ахнул Эрик за ее спиной. – Маяки! Они правда похожи на звезды!

– Беги, – со слезами на глазах прошептала Клио. – Следуй за ними.

Как же горько, что она даже увидеть их была недостойна.

Потом Клио нашла Сибил – девочку с полыхающей, словно сама заря, рассветной силой. Тени облепили ее, из глубин мира теней в Юдоль Печали на свет души потянулись фоморы. Предлагали сделки наперебой: увидеть маму, вернуться в мир живых сильнейшим призраком, для общения с которым семье даже не потребуется спиритуалист. Все, лишь бы отдала им драгоценный нектар, лакомую энергию.

Было что-то неправильное, извращенное в том, как сильно демоны – создания, пропитанные магией полуночной – вожделели рассветную силу.

Стоило Клио подойти к девочке, фоморы, повернувшись к ней, зашипели. Явно уловили что-то если не в ней самой, то в ее полном решимости взгляде. Осталось только не выдать холодящий желудок страх, спрятать его понадежней, поглубже.

Половина фоморов даже не пытались прикрыть собственную личину. Одичавшие в своих глубинах, слишком плохо знали реакцию людей на подобное устрашающее уродство. Другим масками служили человеческие тела, полноразмерные слепки с живущих по ту сторону завесы. Третьи, как черным плащом, прикрывались клубящейся энергией мира мертвых.

– Как тебя зовут, милая? – ласково спросила Клио.

Девочка окинула ее настороженным взглядом. Она была чуть старше Эрика и казалась храбрей. Не плакала, лишь сидела на земле, съежившись, словно нахохлившийся воробушек.

– Сибил. Ты такая же, как я, да? – Она указала на демонов дрогнувшей рукой. – Они меня пугают.

– Я – такая же душа, как и ты, но в тебе столько силы… Ты могла бы попытаться призвать свет, чтобы прогнать теней, и, может даже, построить защиту от демонов.

Сибил понуро опустила голову.

– Меня не учили магии. Я из общины Барлоу.

Барлоу… Обскуранты[13], противники прогресса (в основном потому, что в Ирландии прогресс от магии стал практически неотделим), они отвергали любые, даже самые безобидные магические творения: спектрографии, мемокарды[14], порхающие в плафонах сущности света, бытовые приборы с сущностями холода или огня. Убежденные, что любая магия – зло, потому что исходит она из мира мертвых, Барлоу считали Дану лишь легендой.

Клио была последним человеком, кто стал бы указывать людям, во что им верить, но лишать девочку с такой рассветной силой внутри шанса развить свой дар – самое настоящее преступление. При должном таланте и умелом наставнике Сибил могла стать сильнейшим целителем, к которому бы стекались за помощью со всей Ирландии. А то и со всего мира. Или сильнейшей рассветной, стоящей на защите их страны что от внешних врагов, что от внутренних – отступников и полуночных колдунов.

Но Барлоу посчитали иначе. И вот к чему привело их невежество, слепая убежденность в том, что магия – порождение тьмы. Дитя их общины не может разглядеть путь наверх, потому что истинное зло, истинная тьма – сущности мира теней – его заслоняют.

– А теперь слушай меня внимательно, – наклонившись к уху Сибил, зашептала Клио. – Когда я произнесу заклинание, времени у тебя будет немного. Я не так сильна, и эта сила для меня новая. Не знаю, как долго смогу их сдерживать. Твоя задача – разглядеть в темноте сияющие знаки и идти по ним. Они укажут тебе путь к Дану. Но медлить нельзя.

– Я не буду… медлить, – прошептала Сибил, глядя на нее широко раскрытыми глазами. – Обещаю.

– И оглядываться, и бояться ты тоже не будешь, да? – улыбнулась Клио.

– Да, – серьезно подтвердила Сибил.

Темная масса, сплетенная из призрачных тел, заволновалась – словно по глади озера пробежала рябь.

– Ke gardo! – во всю силу легких выкрикнула Клио.

Уже не порыв ветра, а кружащийся вихрь, что расшвыривал тени как перышки, а потом, подчиняясь воле Клио, сплетал их, глухой стеной заслоняя Сибил от демонов. Тени кричали. Неужели от боли?

«Простите меня», – беззвучно взмолилась она.

– Я вижу, – прошептала Сибил с той же зачарованностью, что слышалась и в голосе Эрика.

Клио крепко зажмурилась. Сила в ней стремительно убывала. Еще немного – иссякнет совсем, и тогда она станет тем самым засохшим колодцем. Душа, лишенная полуночной магии. Душа, лишенная магии рассветной.

– Беги!

Сибил побежала – но не к знакам, а к Клио, с раскинутыми руками застывшей перед живым клубком тьмы. Поднялась на цыпочки и чмокнула в щеку.

– Спасибо.

Губы Клио дрогнули. Она улыбнулась сквозь слезы.

– Беги.

Силуэт Сибил исчез в темноте. Или же в невидимом для всех, кроме нее самой, сияющем золотистом зареве.

Клио почти вычерпала свою силу до дна и потому вынуждена была отпустить контроль над полуночным вихрем. Теней как ветром сдуло, некоторые самые слабые фоморы позорно сбежали, но другие… остались. И взгляды их не предвещали ничего хорошего.

Один из демонов сделал шаг к ней. Тут же отшатнулся, скуля, как побитая собака. Вслед за ним на разные голоса заскулили и остальные. Поджав хвосты, убежали прочь.

«Мама».

Жаль, но Морриган не умела проникать в мир теней так глубоко, как Бадб.

Что-то подсказывало, мать давно за ней наблюдает. Сдвинутые брови, плотно поджатые губы и… неужели обида в черных, как вечная ночь за спиной, глазах?

– Откуда в тебе полуночная магия?

Ах вот оно что. Вздохнув, Клио все рассказала.

– Выходит, обратиться к полуночной магии тебя убедила не я, а какой-то… демон? – Последнее слово Леди Ворон буквально выплюнула.

«Не демон, мама. Эрик. И Сибил, хотя тогда о ней я еще не знала. А еще мир теней – такое же средоточие несправедливости, как и мир человеческий».

Бадб не терпела проигрывать. Уступать. Ненавидела, когда кто-то достигал цели, которой она достичь не сумела. А такое, надо сказать, случалось редко. Быть может, чуть чаще с тех пор, как она умерла.

– Мам, – осторожно позвала Клио. Сказала виновато: – Я просто хотела помочь.

– Понимаю, – с усилием кивнула Бадб, но ее красивое лицо оставалось непроницаемо холодным. – В тебе с детства эта жажда помогать. А теперь, когда уже ясно, что врачом ты не станешь… – Она осеклась под изменившимся взглядом дочери.

Порой становилось заметно, что слишком мало времени Леди Ворон проводила среди живых и слишком много – среди мертвых. Оттого и забывала о таких мелочах, как такт и сострадание. Будь Морриган здесь, не упустила бы случая ей об этом напомнить.

Извиняться Бадб не любила, поэтому просто перевела тему.

– Раз ты у нас теперь практикующая ведьма…

Тоже не лучшее начало, если учесть, как долго Клио пыталась избавить себя от подобной участи, но явно поудачней тезиса «Мертвые не становятся врачами».

– Позволишь хоть немного тебя обучить?

Клио окинула взглядом Юдоль Печали. Еще несколько мгновений назад, сразу после того, как исчезла Сибил, а теней и фоморов прогнала Леди Ворон, здесь воцарились тишина и покой. Жаль, что они были так недолговечны. Юдоль Печали уже заполнялась новыми душами, и на их свет, будто мотыльки, стягивались алчущие рассветной силы тени.

Что ей терять? И что толку сокрушаться о содеянном?

Назад дороги нет.

К тому же чары, которыми в совершенстве владела Бадб, помогут Клио не только защищаться самой, но и защищать других, невинных. Странно и даже болезненно не причислять себя к ним, но… правда часто бывает странна и болезненна.

Клио кивнула, и Бадб будто ожила. Черные глаза заблестели, и казалось, сам воздух заискрил энергией.

– Начнем с самого простого: как вытянуть полуночную силу из окружающего пространства. И для этого тебе нужно сначала почувствовать ее каждой своей порой.

Простого? Может, для легендарной Леди Ворон подобные чары и были просты, но для всех остальных соизмерялись попытке втянуть кожей воду, купаясь в озере. Да, ты чувствуешь ее, прохладную, рядом, но сможешь ли вобрать в себя? То-то же.

Клио вздохнула, смиряясь.

«Я потомственная полуночная ведьма». И пусть от этой мысли отчего-то становилось неуютно, от правды, как и от смерти порой, не убежать.

– Закрой глаза. Протяни вперед руку. Нет, не так, переверни вверх ладонь. Теперь почувствуй мизинец, безымянный палец, средний, указательный и большой. Не шевели ими, просто… почувствуй.

Подготовительная тренировка походила на упражнения для концентрации, которые Клио в свое время практиковала. Училась сосредотачиваться так, чтобы никакие внешние раздражители вроде уличного шума или разговоров не отвлекли. Готовилась к тому, что придется переехать в студенческий городок, когда она поступит в…

«Ох, Клио».

Усилием воли она вернула мысли в правильное русло. Вернее, на какое-то время вовсе отказалась от них. Остались лишь ощущения – осознание ее пальцев в пространстве.

– Теперь фаланги, тыльная сторона, внутренняя. Почувствуй ладонь всей ее поверхностью. Проще говоря, почувствуй собственную кожу.

И снова это «проще». Бадб порой забывала, что она в некоем роде… уникальна. Не всем – даже ее дочерям – повезло родиться с такой силой. И все же Клио старалась.

«Представь, что ты на лекциях какого-нибудь строгого профессора мединститута, который обзывает вас неучами, невеждами, бездарями и говорит, что ты ни на что не способна. Твоя задача – переубедить его».

Она готовилась и к такому сценарию – к тому, что учеба не дастся легко. Что ж, в каком-то смысле это пригодилось.

– Когда получится, следующий шаг – почувствовать то, чего касается твоя ладонь.

Что значило – пульсирующую полуночную энергию, пронизывающую мир теней.

Получилось не сразу. Время здесь казалось вязким, засасывающим, словно зыбучие пески. Вместо них была тьма, что поглощала секунды, минуты, часы. Может, и к лучшему, что Бадб и Клио торопиться уже было некуда.

– Чувствую, – наконец выдохнула она.

– А теперь почувствуй, что эта сила состоит из крохотных крупинок, мельче пор на твоей юной гладкой коже.

Вспомнилось детство и первые чары, которые обретали силу в основном благодаря мысленному представлению. Уже потом ему на смену пришла истинная ведьмовская воля. Когда полуночная магия в тебе настолько сильна, настолько крепко переплетена с твоими жилами, суставами, плотью и костями, достаточно выкрикнуть нужные слова, чтобы зеркало разбилось на крохотные осколки – вместо того, чтобы минутами рисовать в голове в мельчайших деталях, как именно это произойдет. Освоив эту ступень, ведьма может постигать иные, более сложные чары. Например, видеть в зеркалах верхний план мира теней. Но по этой тропинке Морриган под неусыпным контролем матери пошла уже без Клио.

Живое воображение помогло справиться с задачей. Тьма разбилась, как то самое зеркало, и его осколки, крошечные, словно пыль, проникли под кожу. Клио пыталась представить, что тьма сама ищет путь и льнет к ней, но испугалась этой мысли и едва не испортила все, над чем так старательно работала.

Вдох. Выдох. И вот тьма уже внутри, заполняет ее полые стеклянные вены. Клио – лишь сосуд, хрустальное деревце, чьи ветви сейчас наполняются темнотой. Хотела бы она сказать, что ощущения этой целостности, единения с полуночной магией были ей неприятны, но сила билась внутри как второе сердце.

– Хорошо. – Чувственные губы Бадб изогнулись в довольной, сытой улыбке. – А теперь я научу тебя притягивать тени, а затем сплетать из них живой щит. И если они будут достаточно сильны, никакой демон из самой глубины мира теней тебя не тронет.

– Им больно. Я пыталась… Они так страшно кричали…

– Это фантомная боль, – отрезала Леди Ворон. – Если они слишком немощны и глупы, чтобы избавиться от нее, это исключительно их проблемы.

Клио не стала говорить, что и сама до сих пор испытывала фантомную боль. Даже ощущала отголосок настоящего голода, и горло порой сохло от жажды. Да, эти чувства ненастоящие, порожденные ее разумом, воспоминаниями и отчаянным, иррациональным стремлением до последнего цепляться за мир живых. Отрицать собственную смерть… до последнего.

Она знала, что первым делом, очутившись в мире теней, Бадб собственной волей, словно острым ножом, отрезала все человеческие чувства и ощущения. Как от балласта, избавилась от них. Но Клио не могла так… или до сих пор не решалась. Какой безвольной сочла бы ее мама, узнай она правду!

– Что будет, если, защищая меня, они… истлеют?

– Клио, ради всего святого! – взорвалась Бадб.

«Прости, но не тебе такое говорить».

– Я не могу. Извини, не могу. Защищать себя, даже призывая полуночную магию на помощь, я согласна. Но защищать себя ценой мучений других…

– Они тени, Клио, просто тени!

– Которые когда-то были людьми, – тихо возразила она.

Леди Ворон покачала головой. В темных глазах сверкала темная ярость.

– Ты ведешь себя неразумно. Рядом с тобой наставник, о каком мечтают тысячи ведьм. Ты буквально купаешься в источнике полуночной магии! Руку протяни, и она прильнет к твоим пальцам! И ты отказываешься от всего этого? Ради чего? Ради слепой веры во всемогущую Дану, которая будет так тронута твоей жертвенностью, что спустится с сияющего небесного трона, возьмет тебя за руку и уведет за собой?

Клио развернулась, ни слова не говоря.

– Куда ты? – донеслось ледяное ей в спину.

– Помогать тем, кто в этом нуждается. Так, как смогу.

Завеса тайны над Пропастью приоткрывалась неохотно – слишком разительно ее отличие от Кенгьюбери. Жители подземного города подчинялись другим правилам, жили по иным законам, и привычные рычаги воздействия здесь оказались бесполезны. Даже магия не помогала. Особенно если учесть, что возможность практиковать полуночные чары Дэмьен у нее отобрал.

Проклятая печать!

Морриган попыталась сломать ее, но добилась лишь жесточайшей головной боли, от которой ей же самой и пришлось себя лечить. Чувство собственного бессилия выводило из себя и здорово било по самолюбию. В конце концов ей пришлось сдаться. Усмирить свою гордость ради самого близкого человека в целом мире и обратиться за помощью к той, которая должна была стать самой близкой, но отчего-то так и не стала. Ни до смерти, ни, уж тем более, после.

К легендарной Бадб Блэр и, по совместительству, собственной матери.

Она не была уверена, что чары вызова подействуют. Обычно Бадб появлялась сама, не особо заботясь, хочет ли дочь, чтобы в тщательно оберегаемое ею личное пространство кто-то вторгался. Да и Морриган привыкла разбираться с проблемами самостоятельно. Разве не этому ее всегда учили?

Ситуация осложнялась тем, что прежде Бадб не удавалось проникнуть в святая святых отступников и отступниц из-за чар, окружавших Пропасть нерушимым барьером. С другой стороны, она привязала себя к дочерям магическими узами, чтобы в любой момент иметь возможность их найти. Правда, как показало время, узы действовали, пока в их груди билось сердце, а в жилах текла горячая кровь. Когда из Клио вынули душу, ее тело Леди Ворон отыскать не смогла.

Прикрыв глаза, Морриган произнесла уже полузабытые слова:

– Gesse lifaade, Badb.

Напряжение в воздухе стало почти осязаемым, тишина давила на уши, пробуждая едва утихшую головную боль. Чары Пропасти сопротивлялись колдовству Бадб Блэр. Кто победит? И гадать не стоило.

Послышался странный звук, похожий на треск рвущейся ткани. Казалось, сама завеса реальности рвется под натиском агрессивных полуночных чар. Если бы Морриган заглянула в осколок истины, увидела бы темную вуаль тэны. Магия мертвой ведьмы, даже самая невинная, так или иначе имела полуночную окраску.

Морриган не сумела уловить тот миг, когда реальность переменилась. Вот она стоит одна в комнате, а в следующее мгновение перед ней появляется черный ворон. Эффектно взрывается изнутри, и перья опадают вниз, превращаясь в пышный и весьма откровенный наряд Леди Ворон: платье с глубоким декольте и пышной юбкой из перьев. Ожерелье с агатами подчеркивало лебединую шею. Нетерпимость к скромности, пожалуй, роднила Бадб и Морриган. А еще – принадлежность к клану ведьм и любовь к черному цвету. Больше между ними не было ничего общего. Впрочем, Морриган давно смирилась с таким порядком вещей и не испытывала сожалений.

– Мне нужна твоя помощь, – без лишних предисловий сказала она. – Я сумела проникнуть в Пропасть…

– О, так мы в Пропасти! – воодушевилась Бадб.

– …но не могу найти бокора для Клио. Я не знаю, к какому Дому они принадлежат, но сомневаюсь, что они одиночки. Носителей такой сильной магии вряд ли оставят без внимания.

Морриган вкратце объяснила матери иерархию Пропасти. Та слушала, не перебивая, но выглядела отрешенной, взгляд ее бездумно скользил по стенам комнаты. Безучастность Бадб выводила из себя. Все-таки речь шла о Клио! Лишнее подтверждение тому, что Леди Ворон выгоднее видеть ее мертвой ведьмой, нежели живой. Бадб научила бы дочь магии мира теней – стань Клио личем, выбора у нее не останется. Чары мертвых ведьм и колдунов кардинально отличаются от чар живых: рассветная магия личам уже недоступна, и только за счет теневой им удастся поддерживать некое подобие жизни. И за полуночную магию, в отличие от рассветной, приходится чем-то расплачиваться. Спокойным сном, здоровьем… жизнью.

И только бокор, полуночный жрец вуду, мог воскресить мертвого, не обращаясь к некромагии, не превращая его в лича. Имея пойманную в филактерий душу, колдуны вуду могли вдохнуть жизнь в мертвое тело, тогда как некромаги заменяли живительную энергию энергией смерти.

А значит, Клио мертва лишь до тех пор, пока порванная нить, соединявшая тело и душу, не будет восстановлена.

– Мне нужна твоя способность оставаться незамеченной и проникать в любые уголки. Рано или поздно кто-то из горожан должен упомянуть о бокоре. Или упомянуть тех, кого он воскресил. А через них можно протянуть нить и к самому воскресителю.

Бадб рассеянно покивала.

– Мама, Клио – не я, – напряженным голосом сказала Морриган. – Сама знаешь, полуночную магию она ненавидит.

От ее внимания не укрылось странное выражение, промелькнувшее на лице Леди Ворон. Морриган нахмурилась, силясь его расшифровать.

– Магия бокора – тоже полуночная магия, – заметила Бадб.

– К ней я прибегну только раз. Возможно, даже удастся стереть воспоминания Клио о собственной смерти, чтобы они не преследовали ее в кошмарах. Но если она станет личем…

– Ревенантом.

– Проклятье, мама! – Запал иссяк, натолкнувшись на глухую стену невозмутимости. – Ей придется каждый день обращаться к полуночным чарам. Забыть о медицине и целительстве. Клио никогда не простит нам, если мы не попытаемся спасти ее. Ее настоящую. Если отберем единственный шанс исполнить мечту – помогать людям, спасать человеческие жизни.

Мертвые не могут исцелять живых, могут только забирать их силу. Кому, как не Бадб, это знать?

Та вздохнула, словно признавая поражение. Но не удержалась, чтобы не пробормотать себе под нос что-то подозрительно похожее на: «И в кого она такая?»

И впрямь – в кого?

Об отце Морриган не знала ровным счетом ничего – в их неимоверно странной семье это считалось запретной темой. Бадб с самого их детства, даже не стараясь смягчить резкие слова, твердила, что их отца для нее не существует. И Морриган, и Клио очень быстро поняли, что некоторые границы, установленные вспыльчивой Леди Ворон, переходить не стоило. Так может, именно отец – та причина, по которой Клио разительно отличалась от них обеих?

– Я сделаю все, что в моих силах.

Даже голос Бадб изменился, стал более мягким, более подобающим безутешной матери, потерявшей дочь. Но была ли она безутешна?

Морриган зачем-то коснулась рукой висящего на стене зеркала. Мысль о том, что Клио – потерянная, одинокая – бродит среди теней, убивала.

– Ты нашла ее в Юдоли Печали?

Бадб ответила сдержанным кивком, однако, разогнавшим пульс до предела.

– Как… она там?

– Держится, – поразмыслив, сказала Леди Ворон. – Налаживает контакты с обитателями. Ты же знаешь Клиодну. Она и в царстве Балора найдет себе друзей.

Морриган тихо рассмеялась. Посчитав разговор законченным, Бадб обратилась в ворона и вылетела в приоткрытое окно.

Ожидание сводило с ума. Не в силах усидеть на месте, Морриган мерила комнату шагами. Застывала, подходила к филактерию с душой сестры, нежно прикасалась к нему кончиками пальцев. Все казалось, что в этот миг Клио чувствует присутствие сестры, как восприимчивые люди ощущают присутствие духов предков за спиной – наблюдающих, оберегающих. Глупая иллюзия…

Долгое отсутствие Бадб злило. Наверняка та потратила уйму времени, чтобы удовлетворить любопытство и бесцельно полетать по Пропасти.

В конце концов Морриган создала в центре стены мишень и принялась метать в нее созданные из воздуха ножи. Причинить вред сотворенное подобным образом оружие не могло, а вот для снятия напряжения и тренировки меткости подходило идеально. И ловкость нарабатывалась, и раздражение бесследно исчезало.

Бадб появилась в тот момент, когда пущенный из-за спины нож угодил в яблочко и тут же растворился в воздухе. Морриган провела рукой, стирая иллюзию, и нетерпеливо развернулась к матери.

– Узнала что-нибудь?

– Интересное, надо сказать, местечко, эта ваша Пропасть…

– Мама!

Леди Ворон театрально тронула пальцами виски, намекая на повышенный тон дочери, но Морриган подобными жестами смутить было непросто. Сама та еще актриса.

– Должна признать, сплетников в Пропасти немного. Очевидно, отступникам, как никому, известно, что уши есть и у стен. Пришлось прибегнуть к чарам, иначе нужную информацию я искала бы до второго пришествия.

– Что ты узнала?

Морриган не волновало, каким именно способом Леди Ворон добилась желаемого. Быть может, вспомнив былые годы, и вовсе заполучила себе в пользование живого – или не очень – слугу. С нее станется.

– Судя по тому, что я узнала, бокоров на всю Пропасть всего трое. Один, правда, на старости лет совсем выжил из ума. Говорят, он намеренно коверкает ритуал воскрешения и вместо того, чтобы вдохнуть душу в тело, забирает ее, посвящая своему Геде Лоа[15]. Правда это или нет, но свою дочь в руки старому безумцу я не отдам. А значит, остается только Векеса Анен и Ганджу Ямара. Один принадлежит Дому Маккормак, второй – Дому О`Флаэрти. Глава первого Дома, – Бадб закрыла глаза, припоминая, – Эрин Маккормак, немолодая и весьма заносчивая особа. Во всяком случае, так говорят. Глава второго, напротив, довольно молод. Ходят слухи, что Доминик О`Флаэрти убил своего отца, чтобы занять его место и стать главой Дома. То ли наслал проклятие, которое медленно выпивало из отца жизненные силы, то ли подливал ему в вино яд, от которого он долго и мучительно умирал.

Морриган пожала плечами, давая понять, как она относится к подобного рода слухам. Интересовало ее другое: главой первого Дома была женщина, второго – молодой мужчина. С последними она ладила куда лучше. К тому же, если Эрин Маккормак – дама с характером, договориться с ней о помощи бокора, принадлежащего ее Дому, будет непросто. А по собственной инициативе он вряд ли станет кому-то помогать.

– Ты знаешь, где находится Дом О`Флаэрти? – молниеносно приняв решение, спросила Морриган.

– Ну разумеется! – оскорбленно фыркнула Бадб.

Едва договорив, она обернулась вороном и вылетела в окно.

Морриган схватила сумку с ведьмовскими атрибутами и спустилась на первый этаж «Подземелья дракона». Слава богам, Норы там не оказалось. Тратить драгоценное время на беседы со словоохотливой блондинкой она была не настроена.

Порыв ветра растрепал волосы. И откуда он взялся здесь? Не иначе благодаря рассветным фокусам колдунов. Или для того, чтобы придать большую реалистичность подземелью, притворившемуся городом, или же для того, чтобы в нем было чем дышать.

Ворон описал круг над Морриган и мягко спланировал на плечо. Удивленно повернув голову, она несколько мгновений смотрела на черную птицу. После чопорного Кенгьюбери и дюжины городов с одинаково строгими законами и порядками непросто привыкнуть к мысли, что можно спокойно обращаться к полуночным чарам… или разгуливать с ее источником и воплощением на плече.

Путь до резиденции Дома О`Флаэрти не занял много времени. Внушительных размеров трехэтажный особняк из камня песочного цвета с черепичной крышей располагался на одном из островков Пропасти, где не было ничего, кроме самого дома и разбитого неподалеку роскошного сада. Пройдя по подвесному мосту, Морриган с Бадб на плече ступила во владения Доминика О`Флаэрти. Никакой ограды – это место защищалось иначе. Доказательством служило облако тэны, коконом окружившей дом, и настойчиво бьющий в ноздри запах полыни.

Морриган постучалась в дубовую дверь. Та распахнулась лишь пару минут спустя, словно стоящий за дверью проверял на прочность ее терпение. Застывший на пороге сухопарый мужчина в строгом костюме окинул гостью оценивающим взглядом, не забыв удостоить вниманием и ворона.

– Добрый день. Чем я могу вам служить?

Надо же. И среди отступников не перевелись знатоки хорошего тона.

– Я хотела бы увидеть Доминика О`Флаэрти. Это насчет его бокора, Ганджу Ямара.

Слуга – по всей видимости, дворецкий – позволил им войти и удалился в поисках главы Высокого Дома. Заслышав шаги, Морриган вскинула голову.

Заготовленная речь распалась бессвязными словами, а дежурная улыбка растаяла, когда она рассмотрела того, кто спускался по широкой лестнице.

Дэмьен Чейз собственной персоной.

– А от тебя действительно не так-то просто избавиться, – качая головой, произнес Дэмьен.

– Ну ты и гад, – прошипела Морриган. – Ты знал, что я ищу бокора, но не мог просто сказать, где его искать!

Татуированный отступник хладнокровно пожал плечами.

– Я тебе в няньки не нанимался.

– Знаю, что слово «помощь» тебе малознакомо, – едко заметила она, – но я предлагала сделку!

– Все, что я хотел – чтобы рядом со мной было как можно меньше охотниц. Жаль, что идея сплавить тебя в Дом Маккормак пришла запоздало.

«Тугодум», – мстительно подумала Морриган.

– Да брось, я еще не сделала ничего, чтобы заслужить твое недоверие.

– Ты – угроза. Мелкая, желторотая…

– Ты ненамного меня старше! – возмутилась она, оскорбленная до глубины души.

Морриган будто вернулась на пять лет назад, когда вольные были еще малочисленной группой, когда каждый день приходилось сталкиваться с предубеждением и снисхождением со стороны старших. Впрочем, неверие других – лучший стимул преуспеть.

– …возомнившая себя крутой ведьмой, но угроза. А Пропасть – мой дом. Какой есть. – Усмешка вышла горькой. – И я защищаю его так, как умею. В том числе и от охотниц с живыми молниями, которые одним взмахом руки могут на досуге кого-нибудь испепелить.

Морриган собралась уже напомнить, что именно с его вспышки ярости все и началось, но ее опередили.

– Дэмьен – солдат, – раздался низкий голос откуда-то сбоку. Круто развернувшись, она увидела высокого мужчину с волевым лицом и рыжими волосами. – И солдат превосходный.

– Я. Просил. Никогда. Не называть. Меня. Солдатом, – процедил Дэмьен, вмиг ощетинившись иголками.

Однако смутить вышедшего из комнаты человека оказалось не так-то просто. Он лишь пожал плечами.

– Страж. Воин. Телохранитель. Не все ли равно? Слова – это просто слова, Дэмьен.

Судя по мрачному лицу отступника, он был категорически не согласен. И с чего его так разозлило одно невинное слово? Морриган знала Дэмьена лишь пару дней, но уже создалось впечатление, что тайн у него не меньше, чем татуировок.

Она перевела взгляд на рыжего незнакомца. Военная выправка, изучающий прищур. По-своему привлекателен, но вместе с тем в его облике было нечто такое, что призывало держаться от него подальше. Однако подобной роскоши Морриган позволить себе не могла.

– Доминик О`Флаэрти, я полагаю?

– Верно полагаете.

Уголок рта приподнялся в попытке улыбнуться, не слишком, впрочем, убедительной. В отличие от улыбки, которая не затронула оставшихся холодными глаз, сами глаза – голубые, очень светлые и яркие – отчего-то приковывали внимание.

Морриган даже задалась вопросом, а не использовал ли глава Дома ментальные чары? На всякий случай поставила в сознании непроницаемый барьер. Насторожилась, когда по губам Доминика О`Флаэрти скользнула усмешка. Он словно почувствовал ее манипуляции.

– Значит, вы и есть та ведьма-охотница из Верхнего города, которую Дэмьен провел в Пропасть?

– Уже наябедничал? – съязвила Морриган.

– Дэмьен обязан докладывать мне обо всех посетителях Пропасти, – с убийственно серьезным выражением лица проговорил Доминик. – О чужаках, которых здесь по обыкновению не жалуют.

По неизменно хмурому лицу Дэмьена с неизменно сведенными бровями (колдуны Дома О`Флаэрти вообще умели улыбаться?) сложно было понять его истинные эмоции. Однако Морриган показалось, что его неудовольствие стало… острее. Не привык находиться на вторых ролях и кому-то подчиняться? Но что тогда привело Дэмьена в Дом О`Флаэрти, если только он не был родственником Доминика?

– Значит, несмотря на то, что вы так тщательно оберегаете вход в Пропасть, здесь все-таки бывают гости из Верхнего города?

– Обычно они покидают Пропасть куда быстрее, чем отыскивают вход в нее, – заверил Доминик. – Но так как приходят они сюда исключительно за полуночной магией, нет резона видеть в каждом потенциальную угрозу. Прибегая к запрещенным Трибуналом чарам, они и сами становятся колдунами-отступниками. И прекрасно знают, что в случае предательства мы, жители Пропасти, молчать не станем.

Недвусмысленное предупреждение. Морриган усмехнулась, давая понять, что выпад лорда О`Флаэрти оставил ее равнодушной.

– Так что привело в Пропасть и непосредственно ко мне вас и вашего… гм… фамильяра?[16] – Взгляд Доминика остановился на вороне на ее плече.

Морриган не сомневалась, что эти слова ее мать без внимания не оставит. Бадб тут же взвилась вверх, возвращая себе человеческое обличье. Не успело толком проявиться ее тело, как она, разъяренная, уже накинулась на Доминика.

– Фамильяр?! Прежде чем что-то говорить, советую для начала подумать!

Морриган закатила глаза – матушка в своем репертуаре. Знала ведь, как важно для них обеих расположение главы Дома О`Флаэрти, но держать себя в руках даже не пыталась.

На лице Доминика, однако, не отразилось ни тени недовольства. Напротив, проявившуюся перед ним, словно видение, черноглазую ведьму он окинул взглядом, в котором явственно читалось сдержанное, но все же восхищение. Голос, произносящий «Простите мне мою оплошность», приобрел еще большую глубину и нотки драматического баритона.

Юная – и, главное, живая – Морриган не произвела на Доминика и десятой доли такого эффекта. Это не ревность, конечно. Скорее хмурое разочарование, что в этом раунде их бесконечной гонки Бадб одержала верх.

Морриган тряхнула головой, усилием воли избавляясь от пустых мыслей. Что ж, если раньше ключом к сердцу лорда Дома О`Флаэрти она считала себя, то теперь ситуация немного изменилась. Главное – любыми путями завоевать расположение Доминика. И, судя по его хищному прищуру, обращенному на Леди Ворон, семейка Блэр на верном пути.

Поняв это, Бадб перехватила инициативу. В жесте отчаяния прижала руку к груди и заговорила надтреснутым голосом:

– Морриган – моя старшая дочь. Мою младшую дочь жестоко убили. Но по воле случая в моих руках оказались и ее душа, и ее тело. А значит…

– А значит, мой бокор может попытаться вдохнуть в нее жизнь, – кивнув, закончил Доминик. Такая родственная связь Морриган и Бадб, которые со стороны казались сестрами, его не удивила. Во всяком случае, с виду. Он помолчал, не сводя задумчивого взгляда с Бадб – явно намеренно тянул время. – Не вижу причин вам отказывать. Семья – это святое. Я лично буду присутствовать при ритуале и прослежу за тем, чтобы Ганджу сделал все от него зависящее.

Леди Ворон зашептала слова благодарности. Морриган едва заметно покачала головой. Странно слышать слова о священности семьи от человека, которого обвиняли в отравлении собственного отца. Впрочем, и о себе она успела наслушаться диких слухов… Правдой была лишь половина из них.

Задумавшись, Морриган не сразу заметила, как ладонь матери оказалась в руке Доминика. Сжав пальцы Бадб в жесте ободрения, он с видимой неохотой их отпустил.

– Идемте со мной. Я познакомлю вас с Ганджу.

Вслед за Домиником и Бадб Морриган спустилась вниз, в подвал особняка. Дэмьен, словно сторожевой пес, не отходил от гостий ни на шаг, чем несказанно раздражал.

Вся подземная часть дома принадлежала бокору – это стало очевидно, стоило только оглядеться по сторонам. Сама Морриган никогда не прибегала к магии вуду, но многие атрибуты узнала с первого взгляда.

Четыре месяца назад, будучи проездом в небольшом городке на юге графства, она получила заказ Трибунала на поимку колдуна-отступника, который мнил себя бокором. Мнил – потому что, несмотря на многолетнее изучение вуду и непосредственно ритуала воскрешения, он нарушил самый главный его закон, гласящий, что тело и душа объекта воскрешения должны быть едины. На опрометчивый шаг его толкнула смертельная болезнь дочери – результат проклятия кладбищенских ведьм, от которого колдун долго и безуспешно пытался ее избавить. Умирающее тело девочки, пораженное проказой, стало ловушкой для ее души.

Морриган не знала, в какой момент любовь к дочери настолько затмила рассудок бокора, что он решился на преступление. Как бы то ни было, колдун заключил душу дочери в филактерий, а затем убил похожую на нее ирландку и попытался соединить ее тело с душой дочери. Разумеется, ничего хорошего из этого не вышло – при таких чудовищных нарушениях ритуала магия вуду сработать не могла. Дочь бокора ожила, но превратилась в безмозглого и беспомощного зомби, ходячего мертвеца, не способного ни говорить, ни мыслить. И главное, не способного быть человеком – лишь только притворяться им.

Пришлось отлавливать и бокора, и безумный итог слияния чуждых друг другу души и тела. Колдун отправился в тюрьму. За такие шутки с полуночными чарами, скорее всего, пожизненно. Что случилось с недочеловеком, слепленным из двух разных людей, она не знала – Трибунал забрал зомби в свои тайные казематы. Печальный, но закономерный исход.

На полках шкафов в подземелье дома О`Флаэрти обнаружились огве – чаша для ритуалов, гови – горшочек для смешивания трав, пемба – мелки для рисования печатей духов, свечи разных цветов, длинные иглы и ритуальные ножи. В углу стояли барабаны, на столе у стены были рассыпаны травы, камни, пузырьки с маслами и кусочки ткани для изготовления гри-гри[17]. Довершал картину митан – столб в центре комнаты, символизирующий дорогу, по которой во время обрядов духи спускались в мир людей.

Ганджу Ямара оказался очень высоким и худым мужчиной с кожей цвета горького шоколада и короткой седой бородой. Облаченный в свободные штаны и рубашку, он невозмутимо смотрел на вошедших, опираясь о стену и покуривая сигару. Бадб рассказала бокору о Клио, торопливыми фразами изображая волнение. Однако Морриган знала наверняка: ее мать в эту минуту предельно собрана и хладнокровна.

Бокор молчал, и сладковатый дым его сигары щекотал ноздри. Совсем скоро его сменит запах полыни.

– Вы должны знать: ритуал воскрешения непредсказуем. – Голос у Ганджу был хриплым и прокуренным. – Ваша дочь и сестра может не выжить, если Лоа этого не захочет. Она может выжить, но стать помешанной, если ее рассудок не выдержит чар.

– Клио сильная, – жестко сказала Морриган. Ей надоело молчать.

Пропустив ее слова мимо ушей, Ганджу закончил:

– Даже если она выживет и сохранит рассудок, это не гарантирует, что как человек она останется полноценной. Когда рвутся нити, соединяющие душу и тело, очень легко навсегда потерять важную часть себя.

– Клио – ведьма, – упрямо тряхнула головой Морриган. – Ей под силу справиться с этим испытанием.

– Ах, ну раз ведьма… – усмехнулся Ганджу.

– Да, ведьма, – неприязненно повторила она. – Потомственная полуночная ведьма и, несмотря на юные годы, сильный духом человек.

– Может, стоит все-таки обдумать это еще раз? – В голосе Бадб прозвучала столь несвойственная ей неуверенность.

– Тут нечего думать, – отрезала Морриган. – И не волнуйся, в случае неудачи не тебе до конца жизни ухаживать за Клио.

Черные глаза Леди Ворон гневно сверкнули, но она сумела сдержаться. Морриган перевела взгляд на Ганджу.

– От нас что-нибудь требуется?

– Только одно. Не мешать.

По просьбе бокора Дэмьен позвал вниз еще двух членов Дома О`Флаэрти: смуглолицую Саманью, оказавшуюся мамбо, жрицей вуду, и чернокожего Аситу – хунгана, жреца. В высокой и тоненькой Саманье прослеживалось неуловимое сходство с Ганджу. Морриган не удивилась бы, узнав, что она его дочь.

Ганджу скрылся в одном из закутков подземелья, а Саманья и Асита тем временем кукурузной мукой начертили на полу вокруг столба веве. Являясь религиозным символом и воплощением астральных сил, во время церемонии он служил своеобразным маяком для вызываемых жрецами духов лоа, обязывая их спуститься на землю. Морриган разглядела в ритуальном знаке венчающий алтарь крест и схематичное изображение гробов по обеим сторонам от алтаря. Веве принадлежало Барону Самеди, одному из самых сильных и противоречивых Лоа, который покровительствовал мертвым. Только от его решения зависело, выживет Клио или умрет. А какой она станет, воскреснув, зависело от случая, мастерства бокора и силы ее духа.

Морриган понимала, что сильно рискует, но так рано отдать сестру миру теней не могла.

Когда веве Барона Самеди был закончен, мамбо и хунган начали размещать на нем подношения Лоа. Наряду с резной трубкой, бутылкой рома и игральными картами, среди них оказались кофейные зерна, рис, черные бобы и стручки красного перца.

Молчаливая Саманья жестами приказала присутствующим отойти к стене – чтобы ненароком не наступили на веве. Зажгла черные свечи и расставила их по кругу возле символа. Вернулся Ганджу, облаченный в мешковатый черно-фиолетовый наряд – цвета Барона Самеди. Морриган отдала ему филактерий с душой сестры, второй положила рядом с веве. Рой серебристых бабочек обратился Клио – спокойной, умиротворенной, казалось, просто уснувшей.

Саманья и Асита принялись выстукивать на барабанах четкий ритм. Церемония началась. Ганджу запел песню-прошение, обращенную к Лоа Легбе – посреднику и своеобразному хранителю врат, разделяющих мир живых и мир Лоа. Без его помощи врата не открыть и до духов не добраться.

Под ритмичную пульсацию барабанов бокор начал танцевать, не выпуская из рук сферу с душой Клио. То бормотал, то выкрикивал обращение к Барону Самеди. Движения его были рваными, диковатыми, даже нелепыми… но вот смеяться отчего-то совсем не хотелось. Изредка он подносил ко рту початую бутылку рома, чтобы распылить напиток на подношения и веве Барона Самеди.

Что-то в окружающем пространстве неуловимо менялось. Воздух сгустился, нервы натянулись как струны. Глаза Ганджу загорелись безумным огнем, и он резко оборвал свой танец – Барон Самеди ответил на призыв, зарядил его своей силой. Бокор поднес филактерий с душой Клио к лицу и что-то зашептал, почти касаясь ее губами. К его рту потянулась тоненькая серебристая струйка энергии. Ганджу выпил душу Клио до дна, и сфера под его пальцами рассыпалась на мельчайшие осколки. Бокор опустился на колени перед телом Клио, пальцами осторожно раскрыл ей губы и, наклонившись вперед, медленно выдохнул.

Все та же струйка серебристой энергии – душа, временным вместилищем которой стал Ганджу – призрачной змейкой потянулась ко рту Клио, чтобы наполнить собой ее тело. Воздух разом похолодел, по рукам Морриган побежали мурашки. Она стояла, не шелохнувшись, словно статуя, не в силах сделать ни единого движения. Напряжение достигло апогея, и когда Ганджу резко выкрикнул то ли призыв, то ли заклинание, Морриган вздрогнула всем телом.

И… ничего не произошло.

Клио лежала на полу, почти такая же красивая, как и при жизни, если не считать побледневшего до серости лица. Веки плотно сомкнуты, губы приоткрыты. Но дыхания нет.

Как и жизни.

– Почему она не оживает? – надтреснутым голосом выдавила Морриган.

Она же сама ощущала переполняющую Ганджу сверхъестественную энергию. Сверхъестественную даже для нее! Не божественную, но… кто знает, быть может, для колдунов вуду их Лоа сродни богам.

Ганджу опустился на колени перед Клио, положил на ее грудь широкие темные ладони.

– Связь души и тела разорвана, Клио не под силу пробить возникшую между двумя мирами стену.

– Разве это не ваша задача? – взъярилась Морриган.

Слишком велико напряжение… и разочарование – оттого, что Клио не открыла глаза.

Бокор ответил ей спокойным взглядом.

– Я соединил тело и душу твоей сестры, черноглазая. Но что-то держит ее там, мешает душе по-настоящему вернуться. Какая-то часть твоей сестры находится в реальном мире, в ее теле, но часть по-прежнему застряла в теневом. Нужен тот, кто приведет ее сюда. Это могу быть я, но будет лучше, если проводник будет связан с ней кровными узами.

– Я это сделаю.

– Неразумно, дорогая, – небрежно, будто ничего страшного не происходило вовсе, протянула Бадб. – В мир теней отправлюсь я.

– С тебя станется оставить ее там, – буркнула Морриган. – И сказать, что не нашла ее душу. Тогда в мире мертвых тебя ждала бы одна дочь, а в мире живом – другая.

Ганджу тихо хмыкнул, отворачиваясь. Бадб ахнула, но потрясение ее было притворным. Она не могла не рассматривать подобный вариант. Иначе не звалась бы Леди Войной, не славилась бы умением повернуть любую ситуацию в свою пользу.

– Я бы никогда…

– Не надо, мама. – Морриган редко называла ее так и, как ни парадоксально, чаще всего в приступе гнева или раздражения. – Ты спишь и видишь, что твои дочери пойдут по твоим стопам и посвятят жизнь полуночной магии. Я уже в Пропасти, Клио и того хлеще – в мире теней. Удачно складывается, не так ли? Осталось только хорошенько напугать Клио ужасами, которые ее там ожидают, и сказать, что только полуночная магия сможет ее спасти.

Кошачьи глаза Леди Ворон негодующе сузились.

– Между прочим, к полуночной магии Клио пришла сама. И, надо сказать, весьма успешно ее практикует.

Морриган задохнулась. Огни расставленных всюду свечей словно выжгли воздух в ее легких. Мало того, что все это время она была лишена возможности поговорить с сестрой – не учитывать же провальную попытку обратиться к спиритуалисту, когда она лишь кончиками пальцев прикоснулась к воспоминаниям Клио. Мало того, что Бадб могла видеть Клио, разговаривать с ней, будто та все еще оставалась здесь, в живом мире. Жизнь сестры – пусть для других именуемая посмертием – продолжала идти своим чередом. Морриган ничего не знала о ней и перестала быть ее частью.

– Как ты могла не сказать мне об этом? – прошипела она, глядя на мать.

Та утомленно взмахнула рукой.

– Столько событий происходит, разве все упомнишь?

– Ты просто забыла сказать мне, что твоя дочь, которая всю жизнь отвергала полуночную магию, вдруг решила изменить свое мнение? Она же не прическу, Балор тебя забери, сменила!

Судя по их виду, Саманье и Аситу хотелось быть где угодно, но только не здесь, в наэлектризованном от напряжения подвале. Доминик и Ганджу остались безучастны, а вот Дэмьен откровенно развлекался, наблюдая за перепалкой двух Блэр. Ничего. С ним Морриган еще разберется.

– Что могло заставить ее пойти на такой шаг? – сдавленно спросила она.

Не верилось, что ее сестренка обратилась к полуночной магии. И, если верить Бадб (что избирательно, но Морриган все же делала), не мать убедила Клио.

Леди Ворон вздохнула. С лица слетела маска кокетства.

– Желание помочь другим. Что же еще?

И правда.

Усилием воли Морриган заставила себя вернуться к главной проблеме. Той, что все же казалось решаемой – в отличие от их вечных и незыблемых разногласий с Бадб.

– Мы пойдем вместе, – припечатала она, прежде чем мать успела хоть что-то сказать.

– Моя собственная дочь мне не доверяет, – сокрушенно покачала головой Леди Ворон.

Ганджу закурил новую сигару. Глубоко затянувшись, взглянул на Морриган.

– Это может быть слишком опасно для тебя. Засосет – навеки останешься там.

– Знаю. Но мы идем вместе.

Бокор, помедлив, кивнул.

– Один ритуал – воссоединения души и тела. Другой – разъединения. Сегодня Лоа нашим вниманием не обделены.

Перспектива, пусть и ненадолго, расстаться с собственным телом не слишком прельщала. Вот только у Морриган был выбор, а у Клио, с той самой поры, как ее душу забрали в зеркало – нет. Она должна вернуть сестру.

Должна.

– У меня есть свои способы попасть в мир теней, – мурлыкнула Бадб, покидая подвал под изумленные взгляды Доминика, Саманьи и Аситы.

Не захотела лишний раз демонстрировать другим свою истинную сущность живого мертвеца. Однако усмешка Ганджу натолкнула на мысль, что для него подобные тайны – не тайны вовсе.

Потушив сигару о каменную стену, что заставило Доминика едва заметно поморщиться, бокор перевел взгляд на Морриган.

– Я могу дать тебе минут десять, не больше. Задержишься – насильно вырву из мира теней. Нельзя душам живых надолго отрываться от тела, могут не найти обратную дорогу.

Она кивнула. Погасшие свечи снова вспыхнули, но пламенем неестественным, темным. Саманья запела воззвание, отворяя незримые врата.

Морриган не видела, как падает, бездыханная, на разрисованный веве пол. Но надеялась, что это будет красиво.

Охотница за головами в мире теней. Что может пойти не так?

Например, окажется, что твоя аура, ведьминская кровь или Дану знает, что еще, для теней – что брошенная кость для собаки. И вот они уже стягиваются к кругу тусклого света, пока Морриган пытается понять, как в этом чернильном мареве отыскать сестру. Смотрят, зло и ненавидяще, смотрят…

И Бадб, конечно же, рядом не оказалось.

Происходящее напоминало дурную пародию на старинную русскую забаву – перетягивание каната. Только вместо каната Клио, а по обеим сторонам от нее Морриган и Бадб.

– Я не стану мешать тебе вернуть сестру в мир живых, что бы ты там ни думала.

Морриган, вздрогнув, ругнулась сквозь зубы. Леди Ворон возникла рядом с ней, словно призрак.

– С чего тебе так легко отказываться от мечты сделать одну из нас своей преемницей?

Что значило не просто передать знания о полуночной магии, но и иметь соратника в мире теней, не равного, но близкого по силе. Или, во всяком случае, обладающего схожими способностями. Леди Ворон отчаянно желала поделиться с дочерьми своим даром, но Морриган все никак не могла понять, почему. Не вязалось это с образом Бадб – надменной, самолюбивой и если не эгоистичной, то эгоцентричной, всегда, во все времена, в той или иной жизни, сфокусированной в первую очередь на себе.

Могла ли Морриган попросту ошибиться в матери? Вернее, ошибаться в ней всю свою жизнь?

– Я никогда не пойду против желания Клио, – отчеканила Бадб. Приподняв подбородок, посмотрела на дочь с неким вызовом, как будто знала, что Морриган берет под сомнение едва ли не каждое ее слово. – А она… Истинная полуночная магия, темная магия, как называли ее в старые времена, Клио ненавистна.

– Но разве ты не говорила, что…

Бадб досадливо поморщилась.

– Ту магию, что призывает Клио, можно с легкостью спутать с рассветной. Ее чары безвредны, безобидны – как твой взгляд в мир теней через зеркала.

Ох, не все согласились бы с Бадб – с тем, что назвала магию Морриган невинной. Для Трибунала, под пятой которого находился и Департамент полиции, и Гильдия охотников, чьей «выпускницей» стала Морриган, любой, даже самый крохотный шажок за грань считался непозволительным, а значит, достойным наказания.

С плеч словно рухнула гранитная плита. Быть может, кому-то вроде Дэмьена, который и без того не стеснялся в выражениях в отношении нее, показалось бы лицемерием ее облегчение. Но по какой-то причине, которую сама Морриган не могла для себя объяснить, ей не хотелось, чтобы подросшая, но все еще милая и невинная Клио касалась полуночной магии – разрушительной, порочной. Той, что так легко увлечься… и в этой темной страсти потерять себя.

Тени вокруг сплелись плотнее. Вытянутые лица, мертвые глаза, и исходящий от полупрозрачных тел холод. Не холод смерти, скорей, ледяной жар ненависти.

– Напугали, – проворчала Морриган.

Собралась было поинтересоваться у матери, где (и, главное, как) искать Клио, но тени вдруг пришли в движение. Их руки – неестественно длинные, тонкие – потянулись к лицу Морриган. Больно потянули за волосы, обоюдоострыми кинжалами вонзились в грудь, рождая обжигающе холодную, противоестественную боль.

– А ну вон! – в ярости закричала она.

Попыталась взмахнуть рукой (что бы ни последовало за этим импульсивным жестом), но ее крепко держали за запястья. Холод был уже всюду. Влился в горло, словно годами стоящее в студеном погребе вино, добрался до груди и желудка. Конечности и вовсе оледенели.

«Бадб», – вертелось на губах, но заставить себя молить о помощи Морриган не смогла. Билась в теневых оковах, неуклюжая, беспомощная, словно угодившая в паучьи сети муха. «Kessem rue», – вместо имени матери шептала она. Да, печать Дэмьена не позволяла призвать полуночную магию, но печать все же не на душе, а на теле, оставшемся в мире живых. Так почему, черт возьми, заклинание не срабатывало?!

– Моя милая, милая Морриган… – пропела Леди Ворон, подплывая ближе.

Этот ласковый тон и мягкое покачивание головы воскресило в памяти картины далекого детства. Ей семь, и полуночная магия никак не дается. Не дается, к слову, и рассветная зеркальная магия. Именно с нее, скрепя сердце, пришлось начать Бадб, чтобы развить в дочери способности зеркалицы.

Перенос отражения представлял собой простейший магический трюк, бесполезный, призванный лишь позабавить публику или отточить навыки колдовства. Нужно было поднять зеркало, чтобы в нем отразился какой-то предмет, человек или часть комнаты, а затем повернуть зеркало и заставить изображение в нем остаться прежним.

Но сколько бы Морриган ни шептала заклятье, отражение упрямо менялось, как и предначертано зеркалу, послушно отражая реальность. Был тогда и этот взгляд, и покачивание головы, и затаившееся на дне черных глаз разочарование. Морриган, которая унаследовала от матери не только дар, но и неумение проигрывать, с пылающими от стыда и гнева щеками выкрикнула: «Sera mortale». Она подслушала это заклинание у Бадб и никогда прежде его не тренировала. Однако ярость в ней зажгла невидимый фитиль, и проклятое зеркало разлетелось на осколки. Наградой ей стала довольная, как у сытой кошки, улыбка матери.

Сегодня придется обойтись без награды.

Леди Ворон взмахнула руками, словно крыльями – скрестила на груди на мгновение и резко развела. Что она шептала в этот миг, Морриган ни услышать, ни прочитать по губам не сумела. Теней разметало по разным сторонам мира мертвых, смело штормовым ветром. Будто их сила для Бадб ничего не значила.

Освобожденная, Морриган потерла запястья, прогоняя когтями вцепившийся в кожу холод. А с ним досаду, будто с детства оставшуюся в ней, прочно пустившую корни. Даже столько лет спустя она все еще была слабее, все еще проигрывала матери во всем. Пожалуй, кроме того, что осталась живой. Однако если учесть силу Бадб, казалось, только возросшую со времени ее смерти…

Сомнительное преимущество.

Морриган представляла, что года спустя историки скажут о ее матери. «Великая Бадб Блэр… ей не составило труда подчинить себе даже мир мертвых».

Выпрямившись, она с вызовом взглянула на мать. Странно, но Бадб ничего говорить не стала. Успела вдоволь насытиться ее унижением и, одновременно, своим превосходством?

– Идем, я проведу тебя к Клио.

Ну конечно. Не подчеркнуть свою значимость она не могла.

Все чувства смыло волной, когда Морриган увидела сестру. От нахлынувшего облегчения закружилась голова. По телу, которое в мире теней было всего лишь иллюзией, разлилась слабость.

«Мы нашли ее. Клио будет жить».

Сестра застыла в океане тьмы, очерченная исходящим из ниоткуда светом. Куда более ярким, чем тот, что освещал путь Морриган и, уж тем более, Бадб.

«Свет души»? – мелькнуло в голове насмешливое, недоверчивое.

Только подойдя ближе, Морриган разглядела позади Клио другую душу.

– Уходи, – почему-то с улыбкой сказала сестра.

Душа затерялась в темноте, на прощание сверкнув ослепительной вспышкой. Клио обернулась. Родное до боли лицо сердечком, нежная улыбка на тонких губах и неразличимые в темноте глаза цвета океана.

– Морри, что слу?..

– Все в порядке, я жива, – поспешно заверила она.

Обняла сестру, чего не делала… сама уже не помнила, сколько. Мир теней не сохранил запах Клио – аромат шампуня и легкий шлейф цветочных духов. Не сохранил ее тепла, гладкости юной кожи. И все же это была ее Клио.

– Ты… пришла за мной?

Бадб скромно, что совсем на нее не похоже, стояла в стороне.

Они снова вместе. Даром что в мире теней.

– Да. Пора возвращаться.

Вздох облегчения и заблестевшие от набежавших слез глаза. И тут же, миг спустя – отразившееся в них сомнение.

– Но я могу помочь душам…

– Поможешь, обязательно поможешь. Просто не сейчас. Твое время еще не пришло.

Клио посмотрела вверх, словно пытаясь разглядеть в этой угольно-черной толщи голубое небо мира живых.

– Может, если у меня будет больше времени, я сумею ее убедить? – тихо произнесла она.

Слова предназначались не Морриган, и Клио казалась сейчас так глубоко погруженной в себя, что она не решилась расспрашивать. Если сестра захочет, расскажет все сама – за чашкой горячего чая, под вкусное пирожное. Но не здесь, не в чуждом для нее пока, мертвом, мире.

Морриган протянула сестре ладонь, и Клио горячо ее сжала. Взглянула на Бадб, которая за весь разговор не произнесла ни слова. Та кивнула и обратилась вороном. В полете она словно пронзила клювом завесу между мирами, распорола скрепляющие их швы. В этот миг особенно отчетливо проявилась глубокая пропасть между их с матерью полуночными силами. Однако именно сейчас меньше всего Морриган завидовала ее способностям. Возможно, после смерти она иначе посмотрит на возможность так легко, почти играючи, переходить из одного мира в другой. Но чего не было у Бадб, так это выбора. Живой мир воспринимал ее исключительно как гостью, и при всей силе Леди Ворон этого уже не изменить.

Ганджу вскоре получил весть о том, что они отыскали Клио. Все это время Морриган крепко держала за руку сестру. Ей передалась дрожь Клио, которая почувствовала то же, что и она – разверзшуюся где-то в животе засасывающую воронку. Магия вуду или сами Лоа гнали их прочь, чему обе они были несказанно рады.

Спустя мучительные секунды перехода, когда всю ее душу, казалось, перемололи меж жерновов, Морриган пришла себя на полу подвала.

Лицо застывшей рядом с Домиником Бадб излучало холодное, сдержанное самодовольство. Впрочем, стоило признать: без ее магии, без ее власти в мире теней Морриган вряд ли сумела бы отыскать сестру. Во всяком случае, поиски заняли бы куда больше времени.

Резко выпрямившись, Клио закашлялась и открыла глаза.

Морриган первая бросилась к ней. Упала на колени рядом, схватила за руку. Знала, что может напугать, но желание почувствовать тепло сестры оказалось сильнее. Вот только ладонь Клио все еще оставалась холодной – горячая кровь только заструилась по венам и не успела согреть тело. И что-то странное было с ее взглядом – мертвым, остановившимся.

Невероятно долгие, страшные секунды Морриган думала, что ничего не вышло. Что ритуал провели неверно, и сестра стала ходячим мертвецом, потеряв и рассудок, и человечность.

Клио выкрикнула ее имя, но прежде, чем с губ Морриган сорвался вздох облегчения, в панике вскрикнула:

– Мои глаза! Я не вижу… Я ничего не вижу!

В особняке Доминика О`Флаэрти царила гнетущая атмосфера. Морриган сидела у кровати сестры. Саманья насильно погрузила Клио в сон, потому что та вырывалась и кричала, не понимая, где находится и что случилось с ее глазами. Бледная, как никогда, Бадб стояла у окна, обхватив себя руками за плечи. Доминик тихим голосом заверял ее, что они могут оставаться в его доме столько, сколько потребуется, но, кажется, Леди Ворон его не слышала. Даже Дэмьен был тут – подпирал плечом стену, со странным выражением глядя на Клио.

Ганджу повесил на шею спящей – живой, слава Дану, просто спящей – Клио только что сделанный гри-гри, который, по его словам, должен был ниспослать ей успокоение и защитить от злых духов. У бокоров существовало поверье: только что поднятый из мертвых человек может стать легкой добычей для темных сил, которые повсюду преследуют воскрешенного, прячась в его тени.

Злые духи волновали Морриган в последнюю очередь. От духов она сестру защитит, а вот вернуть ей зрение не сможет. Мамбо, помимо магии вуду, изучали и искусство врачевания, поэтому вердикта Саманьи она ждала с замиранием сердца. Но жрица, напоив Клио отваром каких-то трав, который не возымел эффекта, с сильным акцентом произнесла:

– Простите, мисс, я ничем не могу помочь.

Видя отчаяние Бадб и Морриган, Доминик пригласил в особняк адгерента Дома – рассветную ведьму-целительницу Орлу, то ли по какой-то причине обитающую в Пропасти, то ли вызванную из самого Кенгьюбери. Тонкокостная женщина со светло-русыми волосами и узким лицом часами колдовала над Клио. Вытягивая энергию из окружающего мира, Орла оплетала ею хрупкую фигурку. Глаза младшей сестры, словно золотистая ленточка, теперь покрывала сверкающая паутинка чар.

Через рассветный осколок Морриган видела и чары Орлы, и нити жизни Клио. А толку? Да, для целителей магия истины необходима: как сращивать сломанные кости, сшивать порванные связки и заживлять раны, не видя их? Целители обладали способностью обнаруживать тайное благодаря особому видению, подаренному им Дану, тогда как Морриган и ей подобные искали истину через зеркала. Но одного этого дара оказалось недостаточно. Она видела чужие нити жизни, но не могла касаться их, а значит, не умела и исцелять. Единственным человеком, чьи раны Морриган могла излечить, была она сама – лишь потому, что чувствовала собственные жизненные нити.

До рези в глазах вглядываясь в тело сестры, она раз за разом видела одно и то же. Одна из нитей порвана и, что бы ни делала Орла, восстановиться не могла.

Клио оставалась слепа.

Теперь правду от нее не скроешь. Не объяснишь ее блуждание в мире теней клинической смертью или комой, на что Морриган надеялась до последнего. Иначе как оправдать внезапно возникшую слепоту? Хуже всего, что потеря зрения стала не единственным побочным эффектом воскрешения.

– Клио не сможет вернуться в Кенгьюбери, – глухо проговорила Морриган, опуская полуночный осколок. Упавшая рука повисла вдоль тела безвольно, как плеть. – Может, когда-нибудь, но… не сейчас.

Дэмьен непонимающе вскинул голову.

– Ты о чем?

– Тэна, окружающая ее тело… Я думала, она развеется, как только закончится ритуал. Но она не исчезает.

– Клио сейчас – сосуд полуночной магии, и только полуночная магия, магия вуду, позволяет ей жить, – сказал Ганджу. – В тот миг, когда рассеются чары, перестанет существовать и она.

Морриган вонзила ногти в ладонь. Почему она не подумала об этом раньше? Как могла так сильно ошибиться в том, что касалось Клио? Не зря же ее собственная мать, обитательница мира мертвых, всегда появлялась в гуще тэны, словно фокусник в туманно-дымном облаке.

Значит, сейчас в Верхний город, как здесь называли Кенгьюбери, для Клио вход закрыт. Первый же попавшийся на пути агент Трибунала или Департамента, первый же охотник распознает в ней источник тэны. И тогда Трибунал навсегда ее заберет. Как и ту зомби. Куда? А кто его знает?

Клио придется остаться в Пропасти. Возможно, навсегда, если Морриган не найдет способ все исправить. Придется забыть о друзьях и школе, о поступлении в институт и карьере врача.

«Она никогда меня не простит», – обожгла едкая, словно кислота, мысль.

– Я могу постоянно накладывать чары, которые будут развеивать окружающую ее тэну, – с жаром произнесла Морриган, ни к кому конкретно не обращаясь.

Дэмьен смерил ее скептическим взглядом.

– Ты хоть представляешь, сколько энергии на это потребуется?

– Кажется, не так давно ты не хотел пускать меня в Пропасть. Говорил, что я опасна. А опасна – значит, сильна, – парировала она.

– Ты же понимаешь, что тебе придется оставить в прошлом кочевую жизнь охотницы и постоянно находиться рядом с сестрой? – подала голос Бадб.

– Если это позволит Клио жить нормальной жизнью и исполнить ее мечту, я пересмотрю свои приоритеты, – холодно отозвалась Морриган. – Разве ты не пошла бы на это, будь у тебя такая возможность?

Леди Ворон предпочла промолчать.

Когда Доминик, Дэмьен и жрецы вуду ушли, оставив семью Блэр наедине друг с другом, Морриган бросила матери:

– Тебе нужно вернуться в мир теней. Я же вижу, как тебе тяжело.

Бадб с видимым усилием кивнула. Она выглядела изможденной, дышала часто, прерывисто. На бледной коже лба проступили бисеринки пота. Долгое нахождение здесь не могло не сказаться на ее самочувствии – толща мира живых давила на плечи тяжелым грузом. Даже сила Леди Ворон не была безграничной.

– Я ни на шаг не отойду от Клио, – заверила Морриган.

Успокоенная ее словами, Бадб обратилась в ворона. Спустя мгновения в комнате не стало и его.

Какое-то время Морриган сидела на краю постели сестры и любовалась умиротворением на ее милом личике. Мысль ударила по нервам: как скоро эта умиротворенность разобьется, как скоро Клио начнет ненавидеть себя, сестру и весь окружающий мир?

Спустя несколько часов от тщательно сохраняемого самообладания не осталось и следа. Морриган то подходила к окну, замирая, но не видя ни силуэтов, ни лиц, то вновь возвращалась к сестре, чтобы услышать ее размеренное дыхание. Просто убедиться, что она жива.

Ресницы дрогнули, глаза цвета морской волны распахнулись.

– Привет, – тихо проговорила Морриган. Подошла к сестре и осторожно взяла ее за руку. – Я рядом.

– Мои глаза…

– Все еще не видят? – возродившаяся надежда снова рассыпалась в пыль.

– Нет, – хрипло сказала Клио. – Что со мной случилось?

Морриган рассказала ей все – уже не видела другого пути. Оправдания не помогут. Мягким тоном и уклончивыми фразами зрение не вернуть. Клио – ведьма, она – Блэр, и должна принять правду, какой бы тяжелой та ни оказалась.

– Значит, я воскрешенная…

– Ты такая же живая, как я, Ник или кто-либо еще. Ты не лич, как мама, в твоих жилах течет кровь, а сердце бьется. Просто…

– Просто я слепа, – тихо закончила Клио.

Ком в горле помешал произнести фразу с первого раза. Морриган попыталась еще.

– Прости меня.

Светлые брови удивленно приподнялись.

– Тебя? За что?

– Ты знаешь, за что. Ритуал воскрешения всегда непредсказуем. Бадб говорила, что это слишком большой риск… но я все равно отдала твои тело и душу в руки бокора.

Веки устало опустились, полностью закрыв сине-зеленую радужку с застывшим зрачком.

– Ты хотела как лучше, я знаю. Морри… я не хочу уходить в мир теней навсегда.

Только одному-единственному человеку на всем белом свете Морриган позволяла называть себя так. Мать всегда звала ее полным именем – легендарная Леди Ворон к нежностям не привыкла.

– Понимаю, этого не избежать, но… сейчас не хочу. Я пока не готова.

– Я понимаю, милая.

– Я что хочу сказать… – Клио взволновано, прерывисто вздохнула. – Главное, я все еще жива. Благодаря тебе. А то, что я стала слепой… я научусь жить и с этим.

– Это еще не все. – Морриган прикрыла глаза. – Из-за того, что бокор воскресил тебя, в твоей крови слишком много полуночной магии. Ты источаешь ее, ты – ее вместилище. И это значит…

– Что в Кенгьюбери мне не вернуться, – обреченно произнесла Клио.

Морриган яростно покачала головой.

– Я не сдамся, Клио, и ты не должна! Я найму для тебя лучших целителей, всю Ирландию обойду, но придумаю, как вернуть тебе зрение. Обещаю. И тэна… я думаю, есть способ ее развеивать. Нужно только понять, как.

– Все в порядке, сестренка. – По бледным губам скользнула слабая улыбка. – Все будет в порядке.

Морриган нежно провела ладонью по прохладной щеке Клио. И пусть она старше, опытнее и сильнее как ведьма и зеркалица, ей было чему поучиться у сестры.

Обессиленная от эмоций и переживаний, Клио снова уснула. Морриган вышла в коридор, тихонько прикрыв за собой дверь. Коснулась амулета зова, воскрешая в памяти образ Ника. Противоположная стена коридора тут же превратилась в проекцию, изображающую не на шутку взволнованного инспектора.

– Слава богу, ты объявилась, – выдохнул он. – Почему ты не отзывалась?

Морриган и впрямь несколько раз проигнорировала пульсацию амулета, догадываясь, кто именно пытался до нее достучаться. Впрочем, на то у нее была веская причина.

– Я в Пропасти, Ник.

Глаза бывшего друга удивленно округлились.

– Зачем тебе по…

– Клио со мной.

– Что? – деревянным голосом спросил он.

Пусть те времена канули в прошлое, когда-то они трое были по-настоящему близки. Наверняка Нику небезразлична судьба Клио. И Морриган не хотела, чтобы он продолжал думать о ней как о мертвой.

– У меня получилось ее оживить.

Она уже успела забыть о том, что мимика человека может быть настолько живой и эмоциональной. Шумно выдохнув, Ник запустил ладонь в густые волосы, да так и замер.

– Но… как?! Прошу тебя, только не говори, что ты прибегла к некромагии!

– Нет, – сухо ответила Морриган. – Магия вуду. Бокор вдохнул в нее жизнь.

Ее слова потушили блеск в голубых глазах. Лицо Ника застыло, превратившись в маску. Рука медленно опустилась.

– Но это полуночная магия.

– Полуночная магия, которая спасла моей сестре жизнь.

Ник долго молчал. Морриган представляла, какая борьба происходит у него внутри, но упрашивать друга детства не выдавать ее Трибуналу не собиралась. Пусть принимает решение сам… а с последствиями она разберется.

– Значит, не было никакого обряда прощания? И не планировалось?

– Да, я солгала. Я бы никогда так легко ее не отпустила.

– Кто бы сомневался, – ледяным тоном сказал Ник. – С каких пор обман стал второй твоей натурой? Или уловкам, лжи когда-то близким тебе людям и краже тел учат в лагерях охотниках?

Морриган поморщилась. Кажется, слова о том, что его невозможно обидеть, стоило взять назад. Ничего, простит, никуда не денется. Однако надежда на то, что их дружбу еще можно вернуть, умирала вместе с остатками тепла в его взгляде.

Туда ей, надежде, и дорога.

– Что с Клио? – хрипло спросил Ник.

– Еще не пришла в себя. – Проще солгать, чем рассказывать о побочных эффектах ее воскрешения.

– Но…

– С ней все будет в порядке, – убежденно сказала Морриган. – Что насчет поиска того, кто напал на нее? Что-нибудь прояснилось?

– Не совсем.

Ник пятерней взлохматил и без того не слишком аккуратную прическу. Морриган подавила улыбку. Детская привычка оказалась сильнее прожитых лет и серьезного статуса инспектора Департамента.

– Мы обнаружили еще один труп. Есть нечто общее между ним и Клио, какой мы нашли ее в Восточном квартале. Гуща тэны, окружающая тело и рассеянная вокруг него, но источник не определить. Следов насилия нет. Будто в какой-то момент просто остановилось сердце. Случайные прохожие опознали жертву, и в ее доме я увидел то же, что в доме Клио. Следов взлома и грабежа нет, ценные вещи не тронуты, но большое зеркало в зале не просто треснуло, а превратилось в пазл. Словно что-то разбило его, а затем собрало заново.

– Мне нужно это увидеть, – быстро проговорила Морриган. – Давай встретимся у центрального портал-зеркала. Только мне понадобится какое-то время – нужно найти способ вернуться из Кенгьюбери в Пропасть.

Сказанное Нику явно не понравилось. Он нахмурился.

– Зачем тебе возвращаться в Пропасть?

Морриган вздохнула. Итак, разговора по душам не избежать.

– Клио не может сейчас вернуться в Кенгьюбери и жить, как прежде. Само ее существование противоречит законам рассветной магии. Поэтому ее всегда… поэтому сейчас ее тело окружает тэна. И значит, тебе подобные будут охотиться за ней, как за отступницей, хотя Клио не виновата в собственной смерти. Не виновата в том, что я воскресила ее. Может, я была для нее не самой лучшей сестрой, когда выбрала жизнь вольной, но сейчас я ее не оставлю. Останусь в Пропасти до тех пор, пока буду ей нужна.

На лице Ника отразилась целая гамма эмоций.

– Морриган, ты собираешься жить среди отступников, среди людей, на которых охотилась всего несколько дней назад! Да еще и оставить там Клио! Ты хоть представляешь, насколько это для нее опасно?

– А есть выбор? – холодно осведомилась Морриган. – В любом случае, я уже все решила. Встречаемся у центрального портал-зеркала через полчаса.

– Мо…

Она отпустила амулет, разрывая связь. Заглянув в гостевую спальню, удостоверилась, что Клио крепко спит.

С Дэмьеном Морриган столкнулась в роскошной, богато обставленной гостиной, где царствовали дуб, мрамор и позолота. Аляповатое на первый взгляд сочетание смотрелось на удивление гармонично – у Дома О`Флаэрти был хороший дизайнер. Роскошную люстру на цепях венчали десятки свечей, покрытых тонкой вязью рассветных чар и зажигающихся от одного щелчка. Немного старомодно, но эффектно.

– Мне нужно в Верхний город. Как мне потом вернуться в Пропасть?

Морщинка между насупленными бровями стала глубже. В серых глазах – ни проблеска доверия.

– Брось, Дэмьен, – резко бросила Морриган. – Здесь меня ждет сестра, и от мамбо и целительниц Пропасти зависит, вернется ли к ней зрение. Неужели ты думаешь, что, поднявшись наверх, я вернусь с ордой инспекторов и агентов Трибунала? Не знаю, отчего ты так предан Доминику О`Флаэрти или Пропасти в целом…

– Это тебя не касается, – отрезал Дэмьен.

– …но я не собираюсь крушить здесь все вокруг, особенно когда на кону стоит жизнь Клио. Или что? Скажешь, что я полуночная ведьма, поэтому от меня можно всего ожидать? Так вот, истинная полуночная ведьма – моя мать. Я – рассветная ведьма…

– И охотница, – с неприязнью добавил он. Тирада Морриган, казалось, не произвела на него ни малейшего впечатления. – Ты хоть представляешь, судьбы скольких моих друзей и просто неплохих людей, которые, может, принимали и не самые верные решения, ты и тебе подобные разрушили? Сколько жизней вы оборвали? Сколько семей оставили без кормильцев, без родных и близких? Ты хоть узнавала, что натворили те, по следу которых тебя пустили? Нет, а зачем?

– Слушай, я прекрасно знаю, что Трибунал иногда заносит. Что он… м-м-м… не слишком справедлив и иногда склонен приписывать любой, самый безобидный призыв магии к полуночным чарам. Но на таких колдунов охоту не открывают.

– Откуда ты знаешь? Морриган, они до одури боятся нас! И поэтому скорей предпочтут перестраховаться, чем оставить кого-то из полуночников на свободе. А существа древней крови? У многих из них, так уж вышло, полуночная магия в крови. Как думаешь, они виноваты в этом, они выбирали свою природу? Но их наказывают, их откровенно притесняют! Балор с ним, с Трибуналом. Они действуют, исходя из своих идиотских убеждений. Но почему на отступников охотишься ты? Потому что считаешь, что вершишь правосудие, делаешь правое дело? Нет. Даже агентов Трибунала и их цепных псов-полицейских я готов уважать больше, чем охотников и охотниц. Потому что для таких, как ты, важно только одно: звонкие монеты за поимку или смерть очередного безликого для вас отступника.

Морриган открыла рот, чтобы обрушить гнев на зарвавшегося нахала, но не успела. Дэмьен шагнул к ней – порывисто, будто зверь, которого слишком долго держали в клетке.

– Как доверять тому, кто шел по пути полуночной ведьмы, а затем начал преследовать своих же? А после, называя себя рассветной, сокрушался, что полуночная ему больше не доступна? Да у тебя же мнение меняется по щелчку пальцев!

– Хватит вынюхивать обо мне! – Морриган с шумом выдохнула через ноздри. Даже странно, что воздух, а не дым или огонь.

Дэмьен и бровью не повел. Застыл, возвышаясь над ней и цедя слова:

– Ты охотилась на таких, как мы, наваривалась на наших загубленных жизнях, но как только твоей сестре понадобилась помощь, тут же примчалась в Пропасть! Так почему я должен тебе доверять? Тебе, лицемерке?

Хрупкое хладнокровие треснуло и раскололось. Лишенная оков, ярость вырвалась на свободу. Морриган вскинула руку и залепила Дэмьену звонкую пощечину… и в ту же секунду отлетела назад, словно подхваченная сильнейшим торнадо. Сшибла стоящий на пути пуфик, задела край низкого стеклянного столика, рукой смахнув с него вазу. Та разлетелась на мелкие осколки, а Морриган, уже не встретив сопротивления, впечаталась в стену спиной. Да так, что хрустнули позвонки. В голове помутилось. Из последних сил она прошептала: «Artego alaya». Прохладная исцеляющая нить, сотканная из воздуха и рассветной магии, оплела позвоночник, залечивая и успокаивая боль.

Дэмьен в четыре шага преодолел разделяющее их расстояние. Порывисто наклонился, нависая над ней. Первая мысль, стремительно пронесшаяся в мозгу, почему-то была: «Хочет добить». С изумлением и неверием Морриган увидела в его взгляде раскаяние. Просто уму непостижимо. Дэмьен внезапно напомнил ей пса, который со злости укусил хозяина и теперь смотрел на него полными вины и сожаления глазами.

Мгновение спустя все исчезло, сменившись привычной хмурой маской – если не сказать, броней. Но, как и в случае с алыми вспышками в его глазах… ей не показалось.

– Я же просил так ко мне не прикасаться.

– Больной придурок, – прошипела Морриган. – А как я должна к тебе прикасаться?

– Нежно и ласково, – усмехнулся Дэмьен.

Подал руку, которую она с каменным видом отвергла. Держась за ноющую спину, поднялась.

– Просто скажи мне, как, черт возьми, вернуться в Пропасть к Клио!

– Я нанесу на твою руку метку. Она позволит тебе беспрепятственно проникнуть обратно, – нехотя предложил он.

«Попытка откупиться от меня принята», – мрачно подумала Морриган. Но это его буйство и нечеловеческие рефлексы… Она передернула плечами.

Дэмьен взял ее за запястье.

– А мне точно можно тебя касаться? – ядовито спросила она. – Меня не постигнет смертельная кара?

Отступник закатил глаза.

– Я же извинился. И, кстати, предупреждал.

– Что ты такое, Дэмьен? Откуда это в тебе?

Брошенный на Морриган взгляд, казалось, был способен заморозить ее, превратить в ледяную статую. По тому, как изменилось его лицо, она поняла, что сказала лишнее. Ненароком надавила на больную мозоль… или вскрыла едва затянувшуюся рану.

– Не твое дело.

Кипящая ярость сменилась пронизывающим холодом.

Не произнеся больше ни слова, Дэмьен нанес на ладонь Морриган метку – новую вязь кельтских рун. Не повторишь, даже если очень сильно захочешь: стоило Дэмьену нарисовать один огамический знак, как другой исчезал, будто растворяясь на ее коже.

– И не стыдно вам, полуночникам, использовать тайнопись друидов, верных последователей Дану?

– Не стыдно тебе, потомственной полуночной ведьме, использовать рассветную магию? И жить в мире, который озарила своим светом Дану?

Она не нашлась с ответом. Осталось только прожигать отступника взглядом.

Когда рисунок был завершен, метка исчезла.

– Не пытайся ее проявить, – сухо предупредил Дэмьен.

Морриган безразлично пожала плечами. Пропасть ей не дом – лишь временное пристанище. Как только Клио поправится, они обе уберутся отсюда.

И хотелось бы верить, что навсегда.

Волна паники сдавила горло. Подавшись вперед, Клио часто-часто задышала. Нащупала на тумбе стакан с водой и залпом выпила. Поставить его обратно уже не получилось – рухнув с тумбы, стакан покатился по полу. Но, судя по звуку, так и не разбился.

Одну темноту она променяла на другую. Только эта, кажется, уже никуда не уйдет.

Клио убеждала себя, что самое страшное позади. Зрение – такая малая плата за право называться живой. За спокойную жизнь вдали от теней и фоморов.

«Такая малость», – повторяла она, слепо шаря руками в воздухе и ощущая каждый синяк на теле.

Наверняка впервые за долгое время обратившись к стихийной магии, Морриган превзошла саму себя. Каждый предмет мебели в выделенной сестре спальне она пометила огненным знаком, чтобы Клио, чувствуя его на расстоянии, смогла избежать бесконечных столкновений с острыми углами. Но знаки располагались слишком близко друг к другу, и огонь в них быстро угасал – все-таки Морриган не была полноценной рассветной. В какой-то момент Клио вообще перестала их различать. Сестре знать об этом было не обязательно. Из-за смерти Клио, а после ее воскрешения и слепоты итак поднялась нешуточная суматоха. Не хотелось причинять родным еще больше неудобств, чем она уже причинила.

Она сама не заметила, как задремала. Сон был рваным, беспокойным, пробуждение – тяжелым, словно с похмелья, хотя о последнем Клио имела весьма отдаленное представление. Но это уже что-то. Все эти несколько дней, минувшие с воскрешения, она почти не спала, если только в сон ее не погружали целительницы.

Стоило закрыть глаза, как возникало жуткое ощущение, что некая сила затягивает ее… куда-то. На смену черному цвету приходил кипенно-белый, природу которого понять она не могла. Вдобавок начинала сильно кружиться голова. Клио пугалась и заставляла себя проснуться.

Шелест порошков, пересыпаемых из одной чаши в другую, хруст растираемых веточек и трав. Саманья колдовала над очередным амулетом или зельем, которое поможет Клио вернуться в нормальную жизнь. Или, во всяком случае, облегчит это возвращение.

– Расскажи мне о ритуале, который меня оживил, – попросила Клио.

Она мало говорила в эти дни – собственная речь казалась какой-то неправильной. Будто ее губы замерзли на холоде и теперь никак не могли отогреться и четко произносить слова. К тому же… что ей говорить? Спасибо, что вернули? Ничего страшного, что ваши чары лишили меня глаз?

С телом еще хуже. Порой Клио сама себе напоминала куклу, брошенную сразу нескольким нищим детям. И теперь они тянут ее в разные стороны, торопясь отобрать, поиграть. Порой оно просто отказывалось подчиняться, притворяясь кулем муки. Клио то внезапно переставала чувствовать собственные руки, то на ровном месте подворачивалась нога, то пропадали болевые ощущения. А когда возвращались, Клио обнаруживала, что, желая ощутить хоть толику тепла, подставляет руки под кипяток, который лился из крана с выкрученной до упора сущностью огня.

– Связь между душой и телом слишком долго была потеряна, – объясняла Саманья, покрывая ушибы и ссадины толстым слоем остро пахнущей мази из перемолотых листьев, целительной змеиной крови, толченых костей и… богиня знает чего еще.

Сейчас же отвечать на вопрос она не спешила. Пока Саманья готовила очередное магическое средство, которое поможет ее душе примириться с тем, что отныне у нее есть хрупкое смертное тело, Клио пыталась представить, как выглядит дочка бокора. Наверняка она очень красива. Высокая, с гладкой смуглой кожей и широким полногубым ртом. Она носила длинные дреды – это Клио выяснила, когда Саманья, склонившись над ней, лежащей на постели, вешала на шею гри-гри. Одна из тонких косиц мазнула по запястью, и Клио схватила ее плохо слушающимися пальцами, как новорожденный хватается за большой палец мамы или врача.

Это воспоминание было одним из первых в новой жизни Клио, в новом для нее – темном, невидимом – мире живых.

– Зачем тебе это? – глухо спросила Саманья, и Клио в очередной раз отметила, какой у нее диковинный, но интересный говор.

– Если я узнаю, – чуть помедлив, ответила она, – может, чуть меньше буду чувствовать себя мертвой. И чуть больше – воскресшей из мертвых.

Не смогла бы объяснить лучше, но Саманье этого не требовалось.

– Ну что же. Перво… Как вы это говорите? Перво-наперво, мы призвали Папу Легба.

– Подожди, – нахмурилась Клио, приподнимаясь на локтях и принимая удобное положение. – Морриган говорила, вы взывали к Барону Суббота.

– Самеди, да. Но прежде чем призвать кого-то из Лоа, мы призываем Папу Легба. Он – проводник. Нет. Как это говорится? Посредник. Без его участия связи с Лоа не произойдет.

– Он тоже требует… плату?

Саманья хрипло рассмеялась.

– Задобрить его несложно – кофе, сладости, ром да сигары. Но для призыва нужны верные слова и знаки.

Она рассказывала, что за веве чертила на полу и о чем просила пришедшего на зов Папу Легба. Но ни на миг не прекращала свой ритуал. Порошки сыпались в чашу, травы мололись и смешивались с глиной (по ощущениям на коже от мазей Саманьи) и водой.

– Значит, Барон Самеди вдохнул в меня жизнь?

– Да, но этого могло не случиться. Ты не нашей крови, не нашей веры, но он решил, что ты заслуживаешь жизни.

Сердце на миг перестало биться, будто она снова оказалась в мире теней. Дану не сочла Клио достойной, а Лоа вуду, источник полуночной магии… счел. Она тяжело сглотнула.

– Почему? Как он понял, что я этого заслуживаю?

– Спустился в мир теней и взглянул на твою душу. Ты не видела его там? Не помнишь встречи с ним?

Клио безотчетно поежилась.

– В мире теней со мной говорил только демон.

Она помолчала, представляя Барона Субботу, каким знала его из книг: в черном смокинге, в высоком цилиндре и с тростью в руках.

– Если он решил, что я не заслуживаю смерти, значит… – было неловко спрашивать, но Клио все же договорила, – у меня чистая душа?

Недвусмысленное молчание Дану, отказ забирать ее с собой оставил след на душе. Тонкую, с волосок, но глубокую рану. И неважно, что стало тому виной: прошлое Бадб, кровь Блэр или родовая полуночная магия.

Божество, которому Клио шептала молитвы под одеялом, боясь, как бы не услышала мама, ее отвергло.

– Кто сказал, что Барон Самеди спасает лишь чистые души? – хохотнула Саманья.

Клио нахмурилась.

– Тогда зачем он меня вернул?

– Может, он просто нашел тебя достаточно интересной. Чтобы, оставив печать на твоей душе, наблюдать за тобой.

Совсем не такое объяснение Клио хотела услышать. Наверное, она должна быть просто благодарна за то, что Лоа спас ее… по той или иной причине. Но желание узнать правду, какой бы она ни была, вместо того чтобы гадать на кофейной гуще и разгадывать мистические знаки, не уйдет. Свернувшись на глубине, оно будет зудеть, царапать, вызывая не боль, но мучительное любопытство. Неутоленную жажду интереса.

– Ты… поклоняешься ему?

Саманья покрывала ее грудь тонким слоем теплой травяной кашицы. Горьковатый запах щекотал ноздри и вместе с тем почему-то успокаивал.

– Самеди? Нет. Ему поклоняется мой отец.

– А ты?

– Как и большинство знахарок – а я, что бы ни думал Доминик, не целительница, а знахарка – Маман Бриджит.

– Супруге Самеди, да?

– Верно.

– А ты… ты давно…

На заплетающемся языке вертелись десятки вопросов, но Клио поняла, что если и задаст их, то не сейчас. Веки отяжелели, мысли запутались.

– Тебе надо поспать, – ласково произнесла Саманья.

Страх, что по ту сторону сна ее будет ждать мир теней, захлестнул на мгновение ледяной волной. Но на этот раз магия Саманьи или магия самой Маман Бриджит оказалась сильней.

По возвращении в Кенгьюбери Морриган пришлось сменить роскошное платье, которое уместно смотрелось только в Пропасти или на костюмированном балу, на наряд охотницы из белой кожи. Нацепив на пояс плеть-молнию, она направилась к месту встречи с Ником.

Осмотр тела предположительно еще одной жертвы убийцы Клио ничего не дал. Как и сказал Ник, никаких следов насилия: ни царапин, ни ран, ни повреждения внутренних органов. Просто в один ужасный миг сердце тридцатиоднолетней женщины вдруг перестало биться. Эксперт разводил руками, чтицы в рисунке тэны на спектрографии ничего толкового рассмотреть не смогли.

Даже зная, что ничего не обнаружит, Морриган вместе с Ником наведалась в квартиру жертвы. Ниам О`Ди жила одна и весьма скромно. Вечеринок, по словам соседей, не устраивала, гостей не приглашала. Ее и видели только тогда, когда она уходила на работу или возвращалась домой. Все остальное время Ниам предпочитала проводить в одиночестве. Судя по обширной библиотеке, она, заядлый книголюб, коротала часы за чтением. Быть может, как Клио когда-то – с кружкой горячего чая в руках.

Морриган скользнула задумчивым взглядом по лежащей на столике книге. Потрепанная обложка, закладка на двух третях страниц. Вздохнула. Окончания этой истории Ниам уже никогда не узнать. Хотя сейчас у нее наверняка другие заботы. Например, как сохранить память о том, кем она была когда-то, что удается далеко не всем. Те, кто утрачивал память, становились тенями – обезличенными копиями духов, утратившими всякое подобие человечности. Среди таких теней с человеческими лицами Бадб была вынуждена находиться каждую минуту, не считая времени, которое она проводила в мире живых.

Другие духи все свое посмертие посвящали тому, чтобы быть рядом с оставшимися в живых близкими. Своеобразным призрачным щитом они вставали за их спинами, в меру своих сил защищая от напастей, болезней и проклятий. Духи предков могли и вовсе спасти жизнь живым, но судя по скромной биографии Ниам О`Ди, ей спасать особо и некого. Кто знает, может, именно в мире теней она, воссоединившись с родными, и обретет эфемерное счастье.

Вынув из сумки бессменные атрибуты – осколок истины и свечу, Морриган приблизилась к стоящему в гостиной зеркалу.

– Серьезно? Полуночные чары?

– Если ты снова заведешь свою шарманку… – угрожающим тоном начала она. Выдохнула, успокаиваясь усилием воли. – Рассветной магией истины здесь не обойтись. Ты это знаешь. Даже чтицы, которые ни черта не могут найти в спектрографиях, это знают.

Ник потер лицо ладонями.

– Я не могу привыкнуть к тому, что кто-то в моем присутствии призывает полуночную магию. И, если честно, не хочу к этому привыкать.

– Не придется, – сухо сказала Морриган и зажгла свечу.

Всю поверхность зеркала испещрила сеть трещин – глубоких, пролегающих до самого основания. Осколки удерживались в раме только благодаря тому, что были плотно подогнаны друг к другу. Стоит вынуть хоть один, и хрупкая конструкция рассыплется.

Морриган вздрогнула, когда огонек осветил отражение в осколке. Ниам не могла обрести свободу. Часть ее души отправилась в мир теней, но другая была намертво привязана к миру живых. Как и душа Клио несколько дней назад, она оказалась в ловушке зеркальных осколков. А значит, на глубину мира теней, в Юдоль Безмолвия, ей не уйти.

– Что ты видишь? – раздался голос Ника за ее спиной.

Свеча дрогнула. Увлеченная блужданием по миру теней в поисках правды, Морриган успела забыть о присутствии в доме мисс О`Ди бывшего друга.

– Ее душу, – тихо ответила она. – Что-то вырвалось отсюда, из зеркала, а после затянуло душу Ниам внутрь. Запечатало ее, как в филактерии. Или большой зеркальной шкатулке.

Поразмыслив, всучила в руки Ника осколок истины.

– Хоть на что-то сгодишься. Все лучше, чем стоять столбом.

– Эй! – возмущенно воскликнул он. – Я вообще-то привел тебя на место преступления!

– Тс-с-с.

Встав спиной к зеркалу с душой Ниам и глядя в отражение осколка в руках Ника, Морриган прошептала: «Geora salaya». Раздался скрежещущий хруст, и куски треснувшего зеркала, покинув раму, взмыли в воздух. Шепча слова заклинания, сплетая стихию воздуха и рассветную магию распада (бытовую магию, влияющую исключительно на неживую материю), Морриган превращала каждый осколок в труху. Когда все они были уничтожены, душа Ниам О`Ди обрела свободу. Теперь только от нее самой зависело, тенью, духом она станет… или же сумеет обрести покой.

Неспособный увидеть отражение мира теней и души, освободившейся из ловушки, Ник не мог понять манипуляций Морриган.

– Зачем ты это сделала?

– Захотелось.

По взмаху руки усеявшая пол зеркальная стружка отправилась в корзину для бумаг. Позади осталась только голая рама. Ее вид внезапно натолкнул Морриган на мысль. Высвободив душу Клио, изучать зеркало, ставшее сестре капканом, она не стала. Может, зря? Что, если в нем, отраженном в мире теней, таились подсказки?

– Мне надо идти.

Ник сосредоточенно кивнул.

– Есть догадки, кому и зачем понадобилось это делать? – негромко спросил он, взглянув на искореженное зеркало.

Морриган покачала головой. Некоторые соображения у нее все-таки имелись, но делиться ими с Ником она пока не собиралась.

Вчера, когда Клио спала, Морриган, чтобы не сойти с ума от бесконечного ожидания целительницы, которая, по заверениям Доминика, должна была помочь ее младшей сестре, отправилась в город. Неудивительно, что в Пропасти оказалась своя собственная обширная библиотека. Шкафы высотой с три человеческих роста были плотно забиты книгами – как современными, так и древними, едва не рассыпающимися в руках. Морриган пересмотрела с десяток томов о самых разнообразных магических практиках, но так и не смогла понять, к какой из них относился убийца. Картинка никак не желала складываться, продолжая рассыпаться на десятки разрозненных деталей. Все, что удалось выяснить: официально не существовало магического учения, которое позволяло бы запирать души в шкатулках из зеркал.

Самой подходящей была, разумеется, зеркальная магия, вот только одной ею дело явно не обошлось. Полуночные зеркальники и зеркалицы могли узнавать истину, с помощью дара и несложного обряда заглядывая в мир теней, могли даже блуждать по нему, но умением заманивать в зеркала человеческие души не обладали.

Даже Морриган, потомственная полуночная ведьма, которой досталась часть некогда великой силы Бадб Блэр, на подобное была не способна. Она могла «путешествовать» по миру теней, но лишь по верхнему его плану, который соприкасался с миром живых. Духов в Вуали не было, как не было и возможности удерживать их.

И только сейчас в голову Морриган пришла дерзкая мысль. Что, если зеркальник – не человек, а… дух? Что, если он затягивал человеческие души через зеркала в Юдоль Печали, находясь непосредственно в ней? Это многое объясняло. Но как дух овладел способностью вселяться в чужие тела, обменивая свою душу на чужую? Сложные чары, даже уникальные. Иначе почему ни о чем подобном не знала даже Пропасть, обитель полуночных колдунов? Безусловно, эти чары – смешение нескольких ветвей магии, переплетающихся, словно паутина. Зеркальная, теневая и… магия душ?

Вот только ни о чем подобном она прежде не слышала.

– Морриган… пускай я не слишком одобряю твои методы…

– Правда? А я и не заметила. Ты так мастерски скрываешь свои чувства!

Ник рассмеялся. На мгновение перед ней мелькнула тень старого друга, но слишком невеселым, незнакомым был его смех.

– Если вам с Клио понадобится моя помощь…

– Я справлюсь, – твердо сказала она, задержав взгляд на его лице.

– Знаю. – Ник понимающе усмехнулся, будто предугадал ответ.

Кажется, уже в четырнадцать лет, когда Морриган оставила в прошлом их дружбу, а за спиной – Кенгьюбери, она была знатной упрямицей.

– Просто помни об этом.

Они покинули дом мисс О`Ди вместе, но у портал-зеркала на центральной площади их пути разошлись. Ник исчез в зеркальной глади первым, наверняка торопясь отправить в Департамент очередной отчет.

Морриган поморщилась. Когда-то их объединяла не только дружба, но и нелюбовь к жестким рамкам и правилам, которые нельзя нарушать. Еще детьми они оба мечтали стать вольными и строили планы побега из Кенгьюбери. Мечтали вершить справедливость, странствовать по провинции, выполняя наемничьи заказы и охотясь на отступников.

Ник передумал – не захотел оставлять ни отца, ни родной город. Повзрослев, он продолжил дело отца, Эдгара Куинна, и стал одним из агентов, которые напрямую подчинялись Трибуналу. Выбрал путь относительного спокойствия, уверенности в завтрашнем дне и… стабильности.

Морриган снова поморщилась. Это слово нагоняло на нее скуку. Она предпочитала не иметь собственного дома, не знать, где окажется неделю спустя и будет ли у нее работа и крыша над головой. Как в омут с головой бросаться в сомнительные авантюры. Браться за самые рискованные заказы, от которых из-за своих детей и любимых отказались старшие охотники. В отличие от Морриган, им было что терять.

Только действуя на пределе возможностей, только находясь в сумасшедшем вихре событий, она ощущала себя по-настоящему живой.

В какой момент то, что роднило их с Ником, стало их разделять? Впрочем, отчасти его можно понять. Она – ведьма, ее ждет долголетие и некое подобие жизни после смерти. Ник – обычный человек, а значит жизнь, как таковая, у него только одна.

Портал-зеркало привело Морриган в Зеленый квартал. Несколько шагов по узкой чистой улочке, с обеих сторон усаженной аккуратно подстриженными кустами, и она оказалась в доме сестры. В комнате, пропитанной запахом Клио, ее любимыми цветочными духами. Улыбнувшись, Морриган взяла бутылек с полки шкафа – мелочь, но, возможно, она порадует Клио. Улыбку прогнала хмурая мысль: способны ли любимые духи, весточка из прошлой жизни, порадовать девушку, которая только что ослепла?

И все же пузырек в сумку Морриган убрала.

Не тратя времени даром, приблизилась к зеркалу, из которого не так давно вытягивала душу сестры. Провела рукой по трещинам-змейкам на его поверхности, и…

Голова едва не раскололась на части. Казалось, источающий жар вихрь пытается ворваться в ее сознание. Кожу изнутри опалили огненные шипы. Морриган попыталась окутать тело непроницаемой рассветной пеленой, но ничего не вышло. Тело ломило, внутренности скручивала боль. Будто кто-то пытался вытянуть из нее жилы… или забрать душу.

Проклятье. Почему ей не пришло в голову, что убийца может воспользоваться одним и тем же зеркалом дважды? Морриган пыталась слепить ментальный щит, защищающий уже не тело – сознание. Слишком поздно поняла, что нечто, напавшее на нее, выпило почти все силы без остатка. Дрожащей от кипящего в венах адреналина рукой Морриган потянулась к экфо. Не успела. Взорвавшаяся в голове боль заставила рухнуть на колени и зажать уши. Что-то липкое появилось на ладонях.

Кровь… из ее ушей текла кровь. Горячая струйка скользнула из носа и попала на губы, рождая во рту металлический вкус.

Что-то было не так – помимо невидимого убийцы… духа, который пытался украсть ее тело, лишив его души.

Не так, потому что тела Клио и Ниам О`Ди остались нетронутыми. Никаких ран, ни капли крови. Казалось, убийца, пытаясь затянуть душу Морриган в зеркальную гладь, терпел поражение. Не оттого ли, что она была ведьмой? Вряд ли, если учесть, что сейчас у нее почти не осталось магических сил.

Прямо перед тем, как рухнуть в бездну небытия, она поняла истинную причину неудачи напавшего. Ею была черная руническая вязь на руке, нарисованная Дэмьеном Чейзом. Нахальный отступник, кажется, спас ей жизнь. Печать, не позволяющая Морриган использовать полуночные чары, не позволяла и ворвавшейся в ее тело чужой душе в полной мере их применить. Дух из зеркала оказался в ловушке ее тела.

Приходить в себя было тяжело и мучительно. Привкус крови во рту, фиолетово-черные пятна, мелькающие перед глазами. Сидя на коленях, Морриган со стоном сжала виски, недовольно поморщившись от вида крови на руках. Кровь… Ее было слишком много.

Когда зрение чуть прояснилось, она обнаружила, что находится на улице, а не в доме Клио. Вокруг – искаженные ужасом лица зевак, рядом – чей-то окровавленный нож. Прямо перед ней – мертвое девичье тело.

В глазах прохожих Морриган прочитала ответ на невысказанный вопрос. Незнакомку лежащим на земле ножом на глазах у всех убила она.

Руки Морриган обагряла кровь, на белом костюме охотницы, словно спелые ягоды на снегу, алели капли, а прямо перед ней лежал… человеческий труп.

Та холодная, рациональная часть рассудка, что обычно брала верх, понимала: сейчас как никогда опасно поддаваться оцепенению. Однако та, что отвечала за эмоции, на этот раз оказалась сильней. Морриган пустым взглядом смотрела перед собой. Красивая, молодая ирландка, убитая ее руками. Волосы, шелковым огненным покрывалом разметавшиеся по земле.

Будучи охотницей, карающей дланью Трибунала и изо всех сил пытаясь быть рассветной ведьмой, в глубине души она понимала, что от родового дара, от полуночного наследия никуда ей не убежать. Но Морриган всегда старалась оставаться человеком. Не отнимать чужую жизнь, пока не угрожают ее собственной. Она не хотела походить на мать, силы которой питали войны и человеческая боль.

А теперь на ее руках кровь невинной жертвы.

– Это не я, – прошептала Морриган. – Это не я.

Кому она это твердила? Себе, зевакам или новой обитательнице мира мертвых, которая смотрела сейчас на мир живых через Вуаль? Окажись она на месте незнакомки, хватило бы ей этих слов для прощения?

Реальность грубо ворвалась в опутавший ее кокон безвременья и тишины. Сбрасывая с себя путы оцепенения, Морриган вскочила на ноги. Какой-то прыткий горожанин попытался поймать ее в своеобразную паутину. На то, чтобы впрыснуть в кровь кристаллы экфо и зарядиться магической энергией, времени не хватало. Решение созрело быстро. Сорвав с пояса верную плеть-молнию, Морриган послала вперед искровой разряд, вздыбивший землю под ногами наглеца и разорвавший на мелкие клочки посланные им паутинные чары. А затем…

Унизительно, но ей, потомственной полуночной ведьме, пришлось бежать – так быстро, как только несли ноги.

На ходу Морриган все же активировала экфо. Нырнула в отбрасываемую домами тень, дрожащими руками вынула осколок и сорвавшимся с губ заклинанием попыталась войти в тень куда более глубокую, холодную, неживую. Попыталась затеряться в Вуали… и мгновенно была наказана за забывчивость сжавшим виски раскаленным обручем. Согнувшись пополам, она застонала от боли и ярости. Проклятая печать! Впрочем, стоило признать: если бы не она, Морриган повторила бы участь Ниам и Клио.

Пришлось бежать снова и позорно пережидать преследование в тени домов.

Убедившись, что опасность миновала, Морриган направилась к дому Клио. Окутала проклятое зеркало чарами и удостоверилась, что никакой посторонней сущности внутри нет. Скрипнула зубами от злости на саму себя. Это надо было сделать раньше!

О недавнем присутствии убийцы говорила пропитавшая зеркало полуночная энергия. Морриган хищно улыбнулась. Если убийца – дух, то она говорила на его языке. Языке мира теней. Языке смерти.

Она зажгла свечу, чтобы ее огоньком прогнать отразившийся в зеркале непроглядный мрак мира теней. Закрыла глаза, собираясь с духом. Это ведь простое, знакомое ей с детства заклинание истины… Беда в том, что рассветная магия истины ничем ей сейчас не поможет – только полуночной знакомы понятия «смерть» и «посмертие». Рассветная знает лишь жизнь.

Стоило прошептать «Issia eliss», и голова едва не взорвалась от боли. В глазах начало двоиться, но Морриган, моргая и давясь собственным стоном, упрямо вглядывалась в Вуаль. Дух был здесь, он оставил свой след в прорехе завесы между двумя мирами. Оставил эхо своей души, жизненную энергию – или же то, что ее сейчас заменяло. Нужно только суметь ее прочитать.

Несправедливо, что невинный взгляд в зеркала оборачивался такой одуряющей болью. Призови она чары разрушительные, смертоносные, наверное, ее убило бы на месте. Пока в голову ввинчивался раскаленный штырь, Морриган пыталась расшифровать знаки, которые являл ей мир теней. И все, что ей удалось прочесть, это одно короткое слово. Нет, имя.

Итан.

Она сползла по стене рядом с зеркалом, вытирая проступившую на лбу испарину. Не заглядывая в него, знала, что смертельно бледна. Лишь спустя несколько минут подкатывающая к горлу тошнота отступила, а в голове перестал играть органный концерт. Слишком обессиленная, Морриган могла лишь трансмутировать зеркало, уменьшив его до карманного, чтобы захватить с собой. В большую сумку собрала вещи Клио, которые пригодятся сестре в Пропасти. Застыла, покусывая губы и прокручивая в голове события безумного дня.

Итак, каким-то образом дух из зеркала все-таки подавил защитную магию печати, но только благодаря ей убить Морриган не смог. Лишь заблокировал ее сознание, временно взяв на себя солирующую партию, чтобы убить ее руками более слабую жертву. Но зачем? Просто чтобы перетечь в чужое тело? Могло быть так, что дух следовал за ней по зеркалам? Что дожидался часа, когда она останется одна, без Ника? А потом… что случилось потом? Куда он исчез? Нашел новое вместилище?

Морриган так глубоко погрузилась в размышления, что раздавшийся в дверь стук заставил ее вздрогнуть.

– Морриган, это я.

Судя по голосу, Ник был не на шутку взволнован.

Она обреченно вздохнула. Разборок и объяснений все-таки не избежать. Но прежде чем открыть дверь, Морриган наслала на нее чары трансмутации, со своей стороны сделав полностью прозрачной. Хотела убедиться, что это не ловушка и что Ник не привел с собой агентов Департамента. Доверять людям, даже тем, что когда-то звались друзьями, она давно уже разучилась.

Ник влетел в квартиру, едва она сломала печать на двери.

– Морриган, что происходит? С какого перепуга тебя объявляют в розыск?

Ну конечно! Наверняка кто-то из случайных свидетелей успел сделать весьма занимательные спектрографии, запечатлев ее с ножом в руках.

– Тот, кто попытался убить Клио, – начала она, мысленно отметив, что вернее было бы сказать «убил», – прятался в ее зеркале. И, судя по всему, он ненадолго завладел моим сознанием. Если бы не случайность, он бы меня просто-напросто убил. Затянул бы мою душу в зеркало, как делал это с другими. Мне повезло, но… он подавил мою волю и некоторое время управлял моим телом, как своим собственным. Он убил моими руками. Однако я для него – добыча слишком непокорная. Долго занимать мое тело он, по всей видимости, не мог. Чары явно причиняли ему жуткий дискомфорт.

В глазах Ника на долю секунды отразился шок, но он быстро вернул себе самообладание. Инспекторская выдержка, не иначе.

– Что за чары? – требовательно спросил он.

Морриган коротко объяснила. Имя Дэмьена Чейза не упоминала, но его навязчивый образ все равно всплыл в голове, вызвав мимолетный укол недовольства.

– Его зовут… звали Итан. Это все, что мне удалось узнать. – Она с досадой поморщилась. – Я не знаю, почему он напал на Клио и остальных. Не знаю, были ли все его жертвы случайны, или же в действиях духа есть какой-то смысл.

– Духа?

И снова пришлось объяснять.

– Пленник мира теней, который перетекает из одного тела в другое, забирая их души через зеркала, – выслушав, медленно проговорил Ник. – Значит, он может прятаться в зеркалах и оттуда наблюдать за миром живых?

Морриган вздрогнула, подумав о Клио, запертой в зеркальной ловушке. Как это должно быть невыносимо: чувствовать свою беспомощность, понимая, что отрезан от мира живых. Но неужели одно это способно заставить духа охотиться за людьми? Впрочем, ей ли, охотнице, не знать, что людей на преступление толкало и меньшее.

– Определенно. Во всяком случае, все, что происходит за зеркалами, в которых он прячется, для него не тайна. А это опасно. Он видит нас, но мы его не видим. – Она побарабанила пальцами по подлокотнику кресла. Нервное, отрывистое стаккато. – Не знаю, откуда у духа такие силы, но, когда я доберусь до этой твари, я все ее призрачные позвонки пересчитаю.

– И как ты, во имя Дану, собралась это сделать? Морриган, тебя повсюду ищет Департамент!

От этой мысли неприятно засосало под ложечкой. Совсем недавно она отлавливала отступников, мечтая прослыть одной из лучших охотниц Ирландии, а теперь цепные псы Трибунала сами открыли на нее охоту. Прежде Морриган думала, что если это и случится, то лишь потому, что ее темная, полуночная, сторона однажды одержит верх над светлой, рассветной. Какая ирония…

– Ничего, справлюсь, – деланно небрежно отозвалась она. – Принесу тебе голову убийцы на блюдечке и добьюсь того, чтобы с меня сняли все обвинения.

– Сначала его нужно поймать, – заметил Ник, тот еще Капитан Очевидность. – До того, как он выберет в качестве сосуда или убежища чье-то тело и отправит в мир теней душу его хозяина.

– Ты сомневаешься в моих силах?

Хмурая гримаса откровенно ему не подходила (зато как влитая ложилась на лицо Дэмьена). Будто подражая им обоим, Морриган поморщилась. Она что, скучает по широкой, лучезарной улыбке бывшего друга?

«Прекрати это».

– Я никогда в тебе не сомневался, – тихо произнес Ник. – Но пока тебе лучше не показываться на улицах города.

– Меня ждет Клио. Я не собираюсь забиваться в норку, пока не найдут убийцу! – вскипела она. – Мне нужно добраться до Пропасти.

– Просто подожди несколько дней. Вдруг эксперты на теле Лары Кэнни обнаружат след чар, которые приведут нас к колдуну.

– Это та, которую я…

– Да.

Морриган шепотом повторила ее имя. Ник отвел взгляд. Знал… помнил, что она терпеть не может чужое сочувствие.

– А до тех пор… – начал он, обращаясь к стене.

– Мне не стоит выходить на улицу, слышала. Но знаешь, что я тебе скажу? К черту запреты. К черту осторожность. К черту Трибунал! Там, в Пропасти, меня ждет сестра.

– Я понимаю. Просто не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты же не видишь границ, вечно идешь напролом и…

– Мне нужно попасть в Пропасть, – отчеканила Морриган. – Надеюсь, ты не собираешься приковывать меня к себе цепями?

Она тут же пожалела о сказанных сгоряча словах. Все-таки Ник искренне переживал за нее. Но всякий раз, стоило только кому-то начать учить ее жизни и говорить, что ей делать, Морриган мгновенно ощетинивалась иголками – защитная реакция, заложенная в ней самой природой. Подобная той, что обладал Дэмьен, пусть и не настолько… эффектная.

Тревога в глазах Ника сменилась сдержанной холодностью.

– Я сообщу тебе, если появятся какие-то новости, – бросил он.

Несколько мгновений спустя входная дверь закрылась за его спиной. Тихо и аккуратно. Морриган протяжно выдохнула. Иногда казалось, что она обладает некими врожденными чарами рушить все, к чему прикасается.

Тряхнув головой, Морриган сжала амулет зова в ладони.

– Не сердись, – примирительно сказала она, глядя на эфемерную копию друга детства.

– Ни за что не поверю, что ты вызвала меня, чтобы извиниться, – хохотнул он.

Не выдержав, Морриган рассмеялась. Как же хорошо он ее знал.

– Можно попросить тебя…

– Твоя просьба подразумевает нарушение закона?

– Нет. Ну… может, самую малость. Мне нужно зеркало Ниам О`Ди. То, через которое дух проник в ее дом.

– Морриган, я не могу просто вынести из квартиры жертвы главную улику!

– Твои чтицы все равно ничего в нем не найдут! И в конце концов, можно никому не говорить о том, что это улика. Я все равно поймаю убийцу сама.

– Никому не гово… – Ник забавно вытаращил глаза. – Дану милосердная, это так не работает!

– Пожалуйста.

– Нет. Ни за что.

– Ладно, забудь.

– Морри…

Не дослушав, она отпустила амулет зова, но через пару секунд снова его коснулась. Вызвала в памяти образ: атлетичное, хорошо сложенное тело в облегающих футболках и черной коже, серые глаза и скрытые под одеждой татуировки. Не будь Дэмьен таким хамом с неконтролируемыми вспышками ярости, Морриган могла бы назвать его привлекательным.

Она раздраженно выдохнула, злясь на саму себя. И немного на Дэмьена.

– Морриган?

Радуясь, что имеет дело не с телепатом, она без лишних экивоков сообщила:

– Я убила человека.

– Я должен этому удивиться? – хмыкнул Дэмьен.

– О да, я ведьма, охотница и все такое, – скривилась Морриган. – Будь ласков, огради меня от своего поразительного остроумия. Я не собиралась ее убивать…

«Лара… ее зовут Лара».

Сделав над собой усилие, она заставила себя продолжить:

– Это сделал моими руками напавший на Клио дух. И хуже всего то, что это произошло на глазах свидетелей.

– Хуже того факта, что ты убила человека?

Закусив губу, Морриган отвернулась.

– Зависит от того, кого ты спрашиваешь, – хрипло ответила она.

Дэмьен покачал головой, всем своим видом говоря, что ничего другого от нее и не ожидал. Будто она была счастлива запятнать свои руки невинной кровью.

И еще на шаг приблизиться к Бадб.

– Теперь ты хочешь, чтобы я снова спас твою шкуру?

– О своей шкуре я позабочусь сама, – холодно отозвалась Морриган. – И, кстати говоря, не припоминаю, чтобы ты вообще спасал меня когда-то. То, что ты открыл мне вход в Пропасть, еще не делает тебя героем.

– Меня всегда раздражали герои. Они скучные и предсказуемые, – доверительно сообщил Дэмьен.

Морриган закатила глаза.

– Да все уже поняли, что ты не из хороших мальчиков, и чесать за ушком тебя не стоит.

– Я тебе что, вервольф? – хмыкнул он. – А вот гладить можно. Только ласково.

Повторять драматичное закатывание глаз Морриган не стала. Хотя очень хотелось.

– Кстати, добро пожаловать в нашу теплую и дружную компанию отступников! – Наверное, Дэмьен хотел изобразить широкую улыбку, но получился скорее волчий оскал. – Ты ведь теперь одна из нас?

– Пожалуй, откажусь от вечеринки в свою честь, – буркнула она. – Лучше скажи мне, как попасть в Пропасть.

– Цветочный квартал, сувенирная лавка, – разом поскучневшим голосом сообщил Дэмьен. – Во втором зале будет запертая дверь. Коснешься ее ладонью с меткой, и вход откроется.

Едва договорив, он тут же исчез.

Морриган покачала головой – никакого воспитания! Перекинув через плечо ремень сумки с вещами для Клио, она покинула дом.

Наверняка именно Нику поручили идти по следу тэны, оставшейся рядом с телом Лары Кэнни. Хорошо, когда твой бывший лучший друг – инспектор и следопыт. Плохо, когда он по старой памяти пытается оберегать и с какой-то стати ждет от тебя послушания. Впрочем, из свалившихся на нее проблем эта – самая незначительная.

Скрываясь в тенях, Морриган добралась до дома Ниам О`Ди. Знала, что рискует, но, в конце концов, ее и так уже объявили вне закона. Что ей терять?

Зеркало Ниам она успешно умыкнула (точнее, позаимствовала), но не стала пытаться прочесть оставшуюся в нем энергию духа. Не в чужом доме и не будучи почти полностью опустошенной от призыва полуночных чар. Очередным препятствием на пути стало портал-зеркало и застывший рядом с ним страж. У агентов была ее спектрография, а значит, стоит только приблизиться к порталу, чтицы тут же вычислят ее местонахождение. Пришлось сделать крюк и добираться до нужного квартала окольными путями. Через зачарованную дверь в сувенирной лавке она проникла в Пропасть, вновь оставляя Кенгьюбери позади.

Прежде чем отправиться в дом Доминика, ставший им с сестрой временным пристанищем, Морриган наведалась на местный рынок, который про себя ехидно окрестила «черным рынком». Чтобы добраться до него, она не без опаски пересекла несколько хлипких на вид подвесных мостов, раскинутых прямо над пропастью.

Морриган отчего-то совсем не удивилась, обнаружив за прилавками с дюжину лепреконов с цилиндрами на голове. Однако большинство из них оказались подозрительно высокими. Уж не прибавляли ли они себе иллюзией рост? Этих существ древней крови выдавали хитрые, жадные, ищущие взгляды, заостренные кончики ушей и любовь к старомодным зеленым костюмам. И, разумеется, к деньгам – торговаться лепреконы могли до хрипоты.

Она пробежалась взглядом по прилавкам с диковинками. Кельтские обереги и амулеты из дерева и серебра, посохи для друидов[18], позолоченные ступки и пестики для алхимиков и ведьм, свечи, пустые и исписанные заклинаниями гримуары, магические талисманы, резные фигурки, зеркала в резных рамах, зачарованные камни…

После долгих поисков Морриган купила изумительное ожерелье с кулоном-ракушкой, который каждый час менял свой запах. Чтобы ракушка «запомнила» нужный аромат, нужно было капнуть в нее духи. Морриган скупила половину флаконов из парфюмерной лавочки, чтобы Клио могла напитать зачарованный кулон десятками упоительных ароматов. Не видя цветов, она сможет хотя бы ощущать их запах.

Приободрить Клио милым подарком – самое меньшее, что она могла сейчас сделать. Но этот глупый жест не поможет прогнать преследующее Морриган чувство, что в попытке стать хорошей сестрой и исправить собственную ошибку, она постоянно делает недостаточно.

Спальни обитателей дома Доминика О`Флаэрти находились на втором этаже. Поднявшись по крепкой дубовой лестнице, Морриган почти сразу увидела Клио – дверь ее комнаты оказалась открытой. Сестра была не одна, но не с Саманьей, которая от нее в эти дни почти не отходила, а с Дэмьеном. Клио оживленно о чем-то рассказывала отступнику, сидящему в кресле напротив ее кровати.

Ну надо же, Клио и с Дэмьеном уже успела найти общий язык. Впрочем, по-настоящему Морриган удивило другое: оказывается, отступник умел смеяться. Не дерзко, не вызывающе, а искренне, открыто. Даже… заразительно.

Морриган поняла, что немного засмотрелась. Причем поняла в тот момент, когда их с Дэмьеном взгляды пересеклись. Смеяться он перестал и, сказав что-то Клио на прощание, вышел из ее комнаты. Прежде чем оставить сестер Блэр наедине, Дэмьен подмигнул Клио. Кажется, за время их недолгого знакомства ее сестренка успела очаровать отступника.

Коридор был узким, столкновение – неизбежным. Морриган не знала, чего ждала: кивка, брошенной невзначай насмешливой фразы или даже короткого разговора. Но он был не тем человеком, с которым можно поговорить о Ларе Кэнни. А кто был? Бадб, для которой человеческая жизнь едва ли что-то значила? Клио, жизнь которой перевернулась с ног на голову? Морриган не имела права беспокоить сестру своими ничтожными душевными терзаниями. Ник? Время, когда она могла поделиться с ним, давно и безвозвратно ушло.

Дэмьен прошел мимо, слегка задев ее плечом и обдав терпким запахом одеколона.

Кивнув собственным мыслям, Морриган нацепила на лицо улыбку и вошла в комнату сестры.

– У меня есть кое-что для тебя. – Она торжественно повесила ожерелье на шею Клио, а флакончики с духами поставила на подоконник. – Каждое утро я буду приходить и капать в ракушку новые духи. Так что каждый день для тебя будет начинаться с аромата цветов. И каждый раз – новых.

Клио пришла в восторг. От этой чистой радости, затронувшей даже невидящие глаза, Морриган стало не по себе. Искренне желая сделать сестре приятное, она все равно чувствовала себя фальшивкой. Будто покупала радость Клио за гроши вместо того, чтобы сделать что-то по-настоящему значимое.

Поймать того, кто ее убил. Вернуть ей зрение. Вернуть ее саму в Кенгьюбери. В привычную, знакомую… нормальную жизнь, из которой Клио выдернули, словно цветок из земли.

Рассказывать о том, что случилось в Кенгьбери, Морриган, конечно, не стала. Зато почитала сестре несколько глав книги из внушительной библиотеки О`Флаэрти, невольно сожалея о детстве, которого у них не было. Бадб никогда не читала дочерям сказки. У Леди Ворон хватало других забот: проведение обрядов полуночной магии, изучение тонкостей искусства некромагии, поиски проводников в мир теней и человека, способного превратить ее в лича после смерти. Найти-то она нашла, но совершенно не ожидала, что к его услугам придется обратиться так скоро.

– Ты еще не заснула? – Морриган притворно вздохнула. – Плохая из меня рассказчица.

– А мне нравится, – улыбнулась Клио.

Морриган покусала губы, слушая тишину, потом все же спросила как можно небрежнее:

– Я видела, как ты разговаривала с Дэмьеном. Он рассказывал тебе что-нибудь о себе? О том… м-м-м… кто он? Какую магию практикует или…

– О, он тебя заинтересовал! – лукаво воскликнула Клио.

Морриган громко фыркнула.

– Глупость какая! Просто есть кое-что, чего я никак не могу понять. То ли патология, то ли проклятие, то ли…

– То есть ты не отрицаешь, что думаешь о нем! – Клио улыбалась во весь рот.

Морриган задохнулась от возмущения. Открыла рот, чтобы на правах старшей сестры высказать все младшей. Если она и думала о Дэмьене, то безо всякого подтекста. Просто – исключительно из любопытства – задавалась вопросом, что скрывается за его странными рефлексами и вечной угрюмостью, неприветливостью и неразговорчивостью (за исключением моментов, когда он беседовал с Клио). И почему каждый раз, когда они сталкивались, Дэмьен предпочитал делать вид, будто видит вместо эффектной Морриган Блэр журнальный столик? Гадала, что означают его многочисленные татуировки и сколько их у него вообще…

Ей совсем не понравился ход собственных мыслей.

– Знаешь что, забудь, – мрачно бросила она.

Клио рассмеялась. Стало и радостно… и больно – оттого, что Морриган не могла увидеть, как искрятся смехом ее глаза.

– А теперь все-таки попробуй уснуть. Ладно?

– Ладно, – шепнула Клио, натягивая одеяло до подбородка.

Выйдя из комнаты, Морриган прислонилась к стене. И еще долго стояла с закрытыми глазами, проигрывая в голове смех сестры.

– Ты действительно жива, – выдохнул Ник.

Клио кожей ощущала шок и смятение друга, пусть их и разделяла толща земли. Он видел ее мертвой. Устремив пустой взгляд в темноту перед собой, Клио содрогнулась от мысли, что тело, к которому она только-только училась заново привыкать, когда-то было мертво.

Она попросила сестру ничего не говорить Нику о последствиях, которые ритуал воскрешения повлек за собой. Считала правильным сказать самой, хоть и боялась услышать в голосе Ника не сожаление и дружеское участие, а… жалость.

– Морриган ведь обещала, что вытащит тебя с того света, а я, дурак, не верил, – признался Ник. Добавил недовольно: – Хотя ее методы…

– Не вини ее, – мягко попросила Клио, – у нее не было выхода. И… это ведь Морриган. Чья-то другая сестра давно бы уже смирилась. Но только не моя.

Он буркнул что-то неодобрительное. Кажется, упрямство Морриган заразительно.

Клио нарисовала Ника в своем воображении. Не могла только определиться, какой из двух образов предпочесть. Серьезный, вдумчивый инспектор в строгом пальто с нашивкой агента и с аккуратной прической? Или улыбчивый парень с взъерошенными волосами и открытой нараспашку душой, каким Клио привыкла видеть его в обычной жизни?

Правильнее сказать, в жизни прошлой.

– Ты уже заметил мой застывший взгляд, да? Ты как-никак инспектор…

Смешок неожиданным образом превратился во всхлип. Клио зажала рот ладонью, шумно втянув носом воздух.

– Клио…

– После воскрешения… обнаружились кое-какие последствия, – выдавила она.

– Боже мой, ты пострадала?

Клио помолчала, прогоняя подступившие к незрячим глазам слезы. Не знала, как смягчить то, что билось в голове ежечасно, поэтому сказала прямо:

– Я слепа, Ник.

– Совсем?! Ох, черт. Я совсем не то хотел сказать…

– Совсем. Навсегда.

Это слово отдавало горечью и, почему-то, полынью.

Раздался тяжелый стук и сдавленный стон. Как будто чья-то рука, опережая разум, обрушилась на стену.

– Мне так жаль…

Клио кивнула. Почему-то подумалось, что Ник не увидит ее кивка. Потом вспомнила, что это она не видит. А казалось, что все окружающее пространство утонуло в темноте – словно мир живых стал отражением мертвого мира.

– Я просто хотела, чтобы ты знал.

– Спасибо. В смысле, что сказала. Прости, я идиот.

Клио улыбнулась. Тяжелый для обоих, неловкий разговор, но отчего-то ей стало самую капельку легче.

– Я могу спросить?..

– Как это случилось? Ганджу считает, что мое зрение – плата Барону Самеди. Еще одно своеобразное подношение. Что прочих за мою жизнь недостаточно.

– Почему? Разве в подобных ритуалах вуду дань не неизменна?

– Я не знаю, – устало призналась Клио. – Саманья говорит, обычно предложенных подношений хватало. Может, кто-то другой при переходе из мира теней в наш мир забрал мои глаза.

Показалось, ее слова заставили Ника вздрогнуть.

– Пресвятая Дану…

Как жаль, что Клио не видела его лица. Не видела, как он, волнуясь, запускает руку в волосы. Ей так не хватало сейчас его участливого, теплого взгляда…

Они говорили о всякой ерунде, и с каждым мгновением дышать становилось легче. Отпустив амулет зова, Клио долго лежала в тишине, вдыхая цветочный аромат из подаренной Морриган чудесной ракушки. Ее разум снова затягивала сонная пелена, но что-то тянуло его глубже и глубже… Пытаясь бороться, пытаясь слепо противостоять тому, названия и природы чего не знала, Клио барахталась в складках тревожной дремы.

– Ты обманула меня, ведьма!

Крик ворвался в уши, на мгновение словно вырвав ей сердце. Кто-то вложил его, бешено бьющееся, обратно, на место зияющей дыры. Клио слепо таращилась в потолок, силясь понять, где она находится и что происходит.

– Как ты посмела оставить меня с носом, ты, мерзкая девчонка?

«Демон!»

В его голосе больше не слышалось былого дружелюбия, да и звучал тот странно – глухо, словно доносился через стеклянную призму.

– Вырвалась из мира теней, будто из вонючего болотца, и решила выбросить нашу сделку из головы?

– Я…

Что она вообще могла сказать? Что ее выдернули из мира теней, но она, в общем-то, рада, что это случилось? Не слишком похоже на оправдание.

– Я обязана вам, знаю. Благодаря вашим чарам я сумела помочь душам…

– Вот именно! Благодаря мне!

Клио шумно выдохнула. Она не знала, как фомор нашел ее в мире живых, вернее, как сумел проследовать сюда за ней. Хотя Саманья как-то рассказывала, что в Пропасти порой случаются «прорывы» – когда из-за огромного количества вытянутой энергии мира теней Вуаль становится тоньше. Фоморы пользуются этим, чтобы прорезать в ней брешь и соткать теневые тропы в мир живых, что обычно делали сами колдуны.

– Это вы затягивали меня в этот… омут, когда я пыталась заснуть?

– Какая же ты глупая, ведьмовская кукла. Зачем мне твои дурацкие сны?

Измученная недосыпом, испуганная, она лихорадочно пыталась придумать, что сказать. Тщетно – голова была пустой и гулкой.

Демон потерял самообладание. Подлетел к ней – Клио ощутила его движение скользнувшим по лицу порывом ветра.

– Может, в твоей крови осталось немного рассветности? – прошипел он на ухо, больно схватив ее за волосы.

Клио закричала.

Прошли, казалось, лишь мгновения, прежде чем мир за пределами спальни отозвался топотом чужих ног.

«Дэмьен или Морриган»? Клио не спрашивала себя, кто из них бросится ей на выручку. Лишь гадала, кто окажется в комнате первым.

Дверь сорвали с петель заклинанием, а ведь хватило бы легкого толчка, чтобы ее открыть. В спальню вплыл… нет, ворвался запах духов – тягучий, тяжелый, восточный.

«Морриган», – улыбаясь, подумала Клио. Она больше не боялась.

Фомор, странно взвизгнув, отпустил ее волосы. Судя по наполнившим комнату звукам, Морриган, схватив демона за шкирку, как щенка, задала ему хорошую трепку.

– Что он хочет от тебя? Какого демона присосался к тебе, как пиявка? – прошипела сестра.

Жалобный скулеж фомора не утихал – Морриган ни на миг не оставляла свою жертву без внимания.

– Мою рассветную силу, – прошептала Клио. Вжалась в кровать, отчаянно желая, чтобы это не весь окружающий ее мир, а она сама стала невидимой. – Она для него как… наркотик.

– Ах, ты хочешь рассветную силу, тварь? Ну получай!

Скулеж превратился в крик. Спустя долгие мгновения все затихло.

– Вот зараза, – процедила Морриган.

– Нужно было закрыть теневые тропы, по которым он пришел.

Клио улыбнулась. А вот и Дэмьен…

– О, правда? Раз ты такой умный, мог бы заняться этим, пока я выворачивала наизнанку эту тварь!

– Я не владею полуночными чарами.

– Дану всемилостивая, что ж ты за полуночный колдун-то такой!

– Кто сказал, что я полуночный колдун?

Клио была только счастлива, что про нее ненадолго забыли. Впрочем, радовалась она недолго.

– Рассказывай, – ледяным тоном потребовала Морриган. – Все.

Набрав в легкие побольше воздуха и мысленно пожелав себе удачи, Клио подчинилась. Сестра ожидаемо пришла в ярость.

– Заключить договор с демоном ради чужой души – форменное безумие! Это такая феерическая глупость!

Клио не сомневалась, что сказанные слова – самые мягкие из тех, что крутились у Морриган в голове.

– Это называется сострадание, – негромко вставил Дэмьен.

– К черту сострадание, – взорвалась сестра. Иногда казалось, что Морриган – порох, подставленный к огоньку фитиль, который может полыхнуть в любое мгновение. – К черту, если для того, чтобы помочь кому-то, ты жертвуешь собой!

– И звание главной бессердечной эгоистки практически без борьбы выигрывает Морриган Блэр, – лениво прокомментировал Дэмьен.

«Оу».

Клио представила пылающий взгляд сестры. Она бы обожглась, но Дэмьен наверняка и бровью не повел.

– Я практична. И трезво смотрю на жизнь, – отчеканила Морриган. – Я знаю, что в нашем мире никто не позаботится обо мне лучше меня самой. Потому что всем остальным плевать. И если для того, чтобы выжить и быть на две головы выше других, придется прослыть эгоисткой – так тому и быть.

Дэмьен молчал, и о его реакции оставалось только гадать. Клио подумала, что самое страшное миновало… но не тут-то было. Морриган еще не закончила с ней.

– Проклятье, Клио, ты всего несколько дней провела в мире мертвых! Как за столь короткое время ты умудрилась натворить дел?

– Спасти чью-то душу от участи быть поглощенной – это для тебя «натворить дел»? – холодно осведомился Дэмьен. – Как часто, Морриган, ты сама кого-то спасала? Не жгла своей молнией, не разила полуночной магией, не наказывала… а спасала?

– Чаще, чем ты думаешь, – припечатала та.

Клио съежилась под одеялом. Она словно вернулась в прошлое, только место Дэмьена занимала Бадб, а Морриган была лет на шесть моложе. Их с матерью схожие темпераменты, сталкиваясь вместе, создавали гремучую смесь похлеще кипящего в котле злобной ведьмы зелья. Жизнь с ними двумя походила на жизнь на вулкане. Клио до сих пор кляла себя за то, что после ухода Морриган из дома испытала что-то вроде мимолетного, стыдливого облегчения. Впрочем, это чувство быстро сменилось тоской по сестре.

Кровать скрипнула, запах духов с восточными нотами стал ярче.

– Слушай, я… – Морриган вздохнула. – Мы разберемся, ясно? Я не отдам тебя демону. Ни ему, ни кому-то другому.

Клио на ощупь нашла ладонь сестры и сжала ее, улыбаясь.

– Я знаю.

Ярость все еще плескалась где-то внутри, но уже утихала. Долго злиться на сестру Морриган не могла. Понимала, как важно было для Клио найти себя даже в таком жутком и, казалось бы, безнадежном месте, как мир теней. Любой другой бы смирился. Жаль, не стала врачом, жаль, умерла. Но даже там, Балор тебя побери, Клио отыскала способ быть нужной, помогать и спасать. Окажись Морриган на ее месте, заключила бы сделку лишь для того, чтобы потребовать для самой себя защиту от теней-охотников.

«Хорошо, что Клио – не я».

Доминик по просьбе вернувшейся в мир живых Бадб созвал и рассветных целительниц, и таинственных полуночных ведьм, которые использовали незнакомые Морриган и Леди Ворон чары, и даже подкупил мамбо из другого Дома, чтобы та навестила Клио. Деньги Дома О`Флаэрти решали многое, но… далеко не все. Зрение Клио вернуть так и не смогли – ее глаза поразила магия в разы сильнее рассветной. А значит, впереди сестру ждали долгие месяцы смирения с мыслью, что видеть окружающий мир она больше не сможет.

Невидящие глаза Клио теперь закрывала широкая лента из белой шелковой ткани. Лицо выглядело вечно бледным и осунувшимся – сказывалось отсутствие сна и аппетита. И если с последним удавалось справиться силами Саманьи, то крепкий и долгий сон ей не могли подарить ни чары, ни зелья, ни травяные отвары. Однако на все вопросы, как она, Клио неизменно отвечала: «Нормально».

Ложь. В происходящем не было ничего нормального. И никогда уже не будет.

Как же сильно все изменилось. Каких-то пару недель назад Морриган собирала нехитрый багаж, чтобы навестить сестру в Кенгьюбери. Клио училась, неизменно получая самые высокие оценки, и расписывала жизнь на годы вперед. А теперь…

Глаза Клио застилала пелена, окрасившая мир в густо-черный. Морриган из охотницы превратилась в одну из тех, кого преследовала последние два года. Их убежищем стала Пропасть, которую прежде они считали едва ли не городской легендой, а ближайшим окружением – колдуны-отступники.

А тут еще эта проклятая сделка.

«Gesse lifaade, Badb».

Надо же, эти слова стали уже почти привычны.

Бадб вспорхнула вороном в открытое окно. Оборотившись, выглядела изможденной – вероятно, Морриган вызвала ее не из мира теней. Летала по Пропасти, изучала округу? К тайному городу полуночных магов Леди Ворон давно выказывала неподдельный интерес, но чем он был вызван, Морриган до конца не понимала. Дело явно не только в любопытстве – для столь тривиальной причины Бадб слишком много лет. И слишком много пережитого, увиденного, оставленного за плечами.

– Ты знала, что Клио заключила сделку с демоном?

Леди Ворон повела безупречно гладким фарфоровым плечом.

– Ей просто потребовалось немного силы.

– Проклятие, мама! Ты должна была ее остановить!

– Глупости. Условия сделки с ее стороны смехотворные – глоток рассветной силы. Зачем она Клио в мире теней? Я и подумать не могла, что у тебя действительно получится вытащить ее оттуда.

Мать и дочь смотрели друг на друга несколько мгновений. Бадб старательно делала вид, что не допустила оговорки, Морриган – что не расслышала досады в ее голосе. Не до того сейчас.

– Клио… – голос все-таки дрогнул, – она может считаться веретницей, раз заключила договор с сущностью мира теней?

Веретничество считалось одной из самых опасных ветвей полуночной магии – как для самого колдуна, так и для его жертв. Но и цена за подобную силу была немалой. Чтобы овладеть мастерством в наведении изощренных порч, сглазов и прочих малоприятных для их жертв чар и стать источником полуночной магии невероятной силы, веретники и веретницы заключали договор с демонами. Становясь «добровольными одержимыми», они впускали в свое тело фомора из мира теней, и в качестве вознаграждения получали полуночную магию – их, демонов, силу.

– Так вот что тебя тревожит? – вскинула тонкую бровь Бадб. – Честно? Я не знаю. Все же договор заключался в мире мертвых. Обычно одно из условий веретничества…

– Чтобы веретник находился в мире живых. Чтобы фомор в его коже мог вырваться из мира теней в мир человеческий.

Бадб кивнула.

– Да и не использовала Клио ни печатей, ни скрепов, ни заклинаний вызова. Демон не сможет тянуть из нее жизнь.

– Но это не помешает ему приходить к ней и тянуть из нее рассветную силу. – Морриган вскинула голову, заглядывая в черные глаза – почти точное отражение ее собственных. Холода только в них, пожалуй, больше. – Мама, Клио слепа. И она, рассветная ведьма…

– Откровенно говоря, Клио никогда не была полноценной рассветной…

– И она, обычная шестнадцатилетняя девочка, в Пропасти. Ей страшно. Как бы она ни пыталась скрывать это, ей страшно! А тут демон врывается в ее спальню прямиком из мира теней и требует вернуть ему долг… Как он, кстати, это сделал?

– Прорывы в завесе реальности, – скривилась Бадб. – Эти дорвавшиеся до магии отступники… скажем так, многие из них в своих действиях очень неосторожны. Они призывают слишком много силы, разумеется, черпая ее напрямую из мира теней. Глупо думать, что он не отзовется.

Морриган потерла пальцами виски.

Люди нередко готовы пойти на все, чтобы обрести силу. И самый наикратчайший путь – продать демону если не душу, то хотя бы тело. Молодые и не очень ведьмы и колдуны охотно заключали сделки с фоморами, считая плату вполне равноценной награде. Кому нужно долгое безрадостное существование, кому нужна старость без магической силы, способной исполнить едва ли не любое сокровенное желание? Но проходили года, а жизнь из тела утекала словно песок сквозь пальцы, ведь веретники были вынуждены делить его с демоном. И тогда приходило осознание, что сделанное – ошибка, только вот однажды заключенный договор уже не разорвать.

Но что, если?..

– Что, если кто-то пытался? – прошептала Морриган.

Бадб, которая меланхолично осматривала комнату, послала дочери вопросительный взгляд.

– Всегда найдутся люди, которые жалеют о совершенных когда-то сделках. Всегда найдутся те, кто попробует их расторгнуть.

– Ты хочешь, чтобы Клио…

– Он не оставит ее в покое. Мы в Пропасти, а значит, прорывы могут случиться в любой момент. Кто знает, на что он способен, если снова дотянется до Клио из мира теней.

Леди Ворон вдумчиво кивнула.

– Они связаны незримой нитью, словно пуповиной. Прорвавшись в мир живых, фомор всякий раз сможет находить Клио.

– Значит, нам нужно придумать, как эту нить перерезать, – жестко сказала Морриган.

Бадб развела руками.

– Не смотри на меня, я не знаю.

– Серьезно? Ты, буквально создание полуночной магии, не знаешь, как разорвать полуночную связь?

– А вот сейчас было обидно, – словно капризная барышня, надула губы Бадб.

– То, что я назвала тебя, лича, полуночным созданием?

Леди Ворон терпеливо вздохнула. Кокетливо поправила прическу и только потом сказала:

– Ты наверняка встречала некоторых молодящихся… я хотела сказать, потрясающе выглядящих матерей, которые не любят, чтобы дочери называли их матерями?

– Сплошь и рядом, – хмыкнула Морриган.

Бадб одарила дочь острым и прямым взглядом. Из лица и жестов исчезло кокетство, в голосе прорезалась сталь.

– Так вот: мне не нравится, когда меня называют личем.

Казалось бы, когда ты успел стать живой – условно говоря – легендой, и тебе больше сотни лет, пора избавиться от комплексов, но… каждый имеет право на уязвимость. Как оказалось, была она даже у Бадб.

– Приняла к сведению, – сухо отозвалась Морриган.

На какое-то время в комнате повисло колкое, неуютное молчание. Она решила попытать удачу еще раз.

– Ты точно не знаешь, как избавить Клио от сделки?

– Я хотела бы помочь, – неожиданно мягко сказала Бадб. – И да, знаниями я обладаю огромными, но большинство из них касаются или в целом полуночной магии, или самых привлекательных для меня ее ветвей – магии теневой и зеркальной. Не тебе говорить, что каждая ветвь хранит свои тайны, и самые важные секреты каждой ветви известны только их последователям.

– А значит, мне нужна веретница, – резюмировала Морриган. Помолчала. – И есть еще кое-что. Я как-то слышала, что некоторым, особенно сильным колдунам, достаточно лишь узнать имя другого человека, чтобы обрести над ним власть.

– О, милая, приятно, что ты считаешь меня сильнейшей!

– Я говорила не о те…

– Но это лишь легенда, – с сожалением вздохнула Бадб. – Популяризованный миф. Подумай сама: если бы для победы над соперником требовалась такая малость, кто знал бы наши истинные имена?

Морриган мрачно кивнула. Она чувствовала себя… нет, не глупой, потому что сама до последнего в это не верила. Скорей, цепляющейся за соломинку.

Что значит – неуверенной в собственных действиях. Слабой.

– У меня есть душа убийцы Клио.

– Несостоявшегося убийцы, ты хотела сказать?

– Нет, мама. После встречи с ним ее сердце перестало биться, и на долгие несколько дней она исчезла из мира живых. Что это, если не убийство?

– Не знаю, но звучит как то, за что ты жаждешь отомстить.

– Ты так проницательна, – пробормотала себе под нос Морриган. Вскинула голову, глядя на Леди Ворон. – Прошу тебя, полетай по Пропасти и по Кенгьюбери – тебе проще перемещаться туда через мир теней. Послушай людские разговоры. Поговори с духами…

– Ты хоть представляешь, сколько духов могут носить имя «Итан»?

И снова чувство, что она – утопающий, который цепляется за тоненький прут.

– Представляю, – сухо ответила Морриган. – Но, если у тебя есть идеи получше, я слушаю.

Бадб молчала, недовольно хмурясь.

– Я попытаюсь прочитать в его душе что-нибудь еще. Если узнаю что-то, дам тебе знать.

И, попрощавшись с матерью, Морриган отправилась задавать вопросы.

Дэмьен стоял у окна в комнате второго этажа, отведенной под библиотеку, и с сосредоточенным видом изучал какой-то пухлый томик.

– Гадаешь, какую еще татуировку набить? – немного нервно, а потому без особой фантазии, съязвила она.

Послав в ее сторону неодобрительный взгляд, Дэмьен преувеличенно медленно повернул книгу обложкой к ней. Не успев сдержать эмоции, Морриган вытаращила глаза.

– Древнескандинавский? А ты не пробовал выучить язык попроще? Норвежский там, датский?

– Я их уже знаю.

– Оба?

– Еще шведский, – пожал плечами Дэмьен. – Они похожи.

Морриган беззвучно произнесла «вау», глядя на Дэмьена, как на диковинного зверя. Эрудированный отступник, с ног до головы (не проверяла, но была уверена) покрытый татуировками. Ну надо же.

– И поэтому ты решил начать с их праязыка? – насмешливо поинтересовалась она. – А что дальше? Латынь? Древнегреческий?

Дэмьен удивленно воззрился на нее.

– Ты, полуночная ведьма, не знаешь латынь?

– Мне хватает пракельтского, – огрызнулась Морриган. – И некоторых заученных на память заклинаний.

– Святая Дану, – пробормотал он.

Раскрыл книгу и вновь уткнулся в нее. Но, не выдержав, захлопнул несколько мгновений спустя.

– Ты серьезно проводишь ритуалы, даже не зная, что именно шепчешь во время них?

– Я знаю их результат. Этого достаточно.

Дэмьен покачал головой. В светло-серых при ярком свете дня глазах сквозило откровенное недоумение.

– Но разве тебе не интересно, что означают слова, которые ты произносишь? Разве не задаешься вопросом, как они, банальный результат работы наших мышц и голосовых связок, способны менять и конструировать реальность? Разве тебе не хочется заглянуть глубже в колдовскую науку, понять, что за этими словами стоит?

Морриган утомленно вздохнула.

– Просто я человек действия, – защищаясь, сказала она. Скользнув взглядом по словарю древнескандинавского языка в руках Дэмьена, добавила: – А ты исследователь.

– Разве одно как-то мешает другому? По мне, так это навешивание ярлыков – лишь попытка оправдать собственное невежество. Нежелание выбраться за пределы своего маленького, уютного, изученного вдоль и поперек мирка.

В груди медленно вскипал гнев. Она не маленькая девочка, чтобы позволять кому-то себя отчитывать!

– Моя сестра недавно вернулась из мира теней и вернулась ослепшей. Ты действительно считаешь, что сейчас самое подходящее время, чтобы…

– Чтобы что? Разговаривать с тобой? Критиковать за то, что ты не желаешь сделать над собой усилие, а обращаешься лишь к тому, что легко тебе удается? Если ты требуешь к себе особого отношения, то я не вижу причин. На твоем месте должна быть Клио. А от нее я за все это время ни единой жалобы не услышал.

– Полуночная магия никогда не давалась мне легко, – процедила Морриган.

Где-то в уголке сознания билась одинокая мысль, что она тратит на споры драгоценное время, но отмахнуться от нее оказалось удивительно просто.

Дэмьен развел свободной рукой.

– Как и всем полуночным колдунам. Но скажи мне… что ты делала, когда тебе не удавались полуночные чары?

Вспомнился трюк, что никак не давался… и его финал – расколовшееся на части зеркало.

Слова Дэмьена стали отзвуком ее мыслей:

– Выходила из себя. И тогда, напитанная силой твоей ярости, полуночная магия обретала невероятную, разрушительную мощь. Ведь так?

Морриган молчала, с невесть откуда взявшейся ненавистью глядя на него. За то, что слой за слоем сбрасывал с нее шелуху. За то, что видел насквозь.

– Знаю, что да. Потому что именно так полуночная магия и работает. Но чтобы выучить чертов древнескандинавский, освоить немагические науки – научиться хоть чему-то, что к магии не имеет никакого отношения, нужно нечто большее, чем умение по щелчку пальцев приходить в ярость. Сила воли, усидчивость, умение взять себя за шкирку и заставить корпеть над тем, что не принесет сиюминутных плодов.

– О да, ты разгадал меня, – сощурившись, прошипела Морриган. Шагнула к нему, и яростью отдалось каждое ее движение. – Я неусидчива, нетерпелива. Но, если что-то вобью себе в голову, я не отступлюсь.

Она оказалась совсем близко от Дэмьена. Пришлось чуть запрокинуть голову, чтобы заглянуть в потемневшие, словно пасмурное небо, глаза.

– И да, ярость питает меня.

Громко захлопнув книгу, Дэмьен швырнул ее в кресло. Подался вперед, едва не соприкоснувшись с ее носом своим, и глухо сказал:

– Ярость разрушает.

И такая в его глазах застыла мука, что воинственный пыл Морриган мгновенно угас. Только сейчас она вспомнила, зачем вообще пришла в библиотеку. Но Дэмьена расспрашивать больше не хотелось. Видеть – тоже. Не беда, найдет новых жертв… то есть более сговорчивых информаторов.

Спустившись на первый этаж, Морриган застала Доминика у входной двери. Какие дела ни ждали его в Пропасти, оделся он в великосветском старомодном стиле: белая рубашка, черные брюки и черный фрак с короткими фалдами. Для полноты образа не хватало только шляпы и трости.

Лорд Дома О`Флаэрти улыбнулся Морриган дежурно-вежливой улыбкой и хотел было уйти, но ее голос заставил его остановиться.

– Могу я спросить вас?

– Да? – Доминик развернулся к ней вполоборота.

– Где в Пропасти можно отыскать веретниц?

– Зачем они тебе?

Выслушав рассказ Морриган, Доминик свел к переносице рыжие брови.

– Я не слишком хорошо знаю ни тебя, ни Бадб, но вы кажетесь мне очень похожими.

Признание Доминика вызвало у нее двойственные чувства. С одной стороны, кто не мечтал походить на ту, что вписала свое имя в историю? Легендарную ведьму, которая выиграла десятки войн. Точнее, помогла их выиграть, стоя за плечом вождей и королей. Нашептывая заклинания, полуночной силой разрывая врагов на части и вдыхая яростную силу в солдат. Поднимая павших и заставляя их сражаться, не испытывая страха и боли до самого, победного, конца. Однако при всем своем могуществе Леди Ворон была холодна, чересчур самоуверенна и – безусловно – на редкость эгоистична. И все эти черты унаследовала от нее Морриган.

– Вы не торопитесь соглашаться с судьбой и идти у нее на поводу, верно?

В голосе Доминика слышалось сдержанное восхищение (в основном наверняка направленное на Бадб), но Морриган лишь неопределенно повела плечами. Не любила она все эти претенциозные речи.

– Веретники, значит, – пробормотал Доминик. – Тогда тебе нужна Агнес Фитцджеральд.

Морриган вскинула брови. Насколько она успела узнать, Агнес Фитцджеральд была бессменной королевой Пропасти на протяжении двадцати семи лет – самый долгий срок правления за все время существования подземного Кенгьюбери. Многие лорды Высоких Домов пытались скинуть ее с насиженного места и отобрать «трон», но такие бунты не заканчивались для них ничем хорошим. Теперь ясно, отчего.

Королева Пропасти, обители полуночных колдунов, была веретницей.

– А нельзя найти кого-то… м-м-м… попроще?

– Можно, – согласился Доминик. – Веретников в Пропасти наверняка немало, хотя я и не знаю каждого по именам. Но никто из них не обладает силой, подобной силе Агнес Фитцджеральд.

Скрестив руки, Морриган побарабанила пальцами по локтю. Прием у местной королевы? Что ж, почему бы и нет.

– Мой тебе совет: попытайся застать Агнес, когда рядом будут ее дочери.

– Почему? – нахмурившись, поинтересовалась она.

Доминик отвечать не спешил. Скользнул по ней чуть отрешенным взглядом и так же прохладно и отрешенно улыбнулся.

– Просто совет. Отправляйся в Тольдебраль через пару часов. Примерно в это время Агнес обучает дочерей полуночному колдовству.

– Что же мне это напоминает… – хмыкнув, пробормотала Морриган. – Откуда вы вообще это знаете?

– Просто знаю.

– Ладно, – озадаченно протянула она. – И еще кое-что…

Взгляд Доминика – само терпение.

– Да?

– Дэмьен Чейз – сын Дома О`Флаэрти?

– Дэмьен? – удивился Доминик, словно это никак не могло быть возможным. – О, нет, он мне не родственник. Увы, когда я после гибели Патрика О`Флаэрти стал лордом, сынов и дочерей Дома О`Флаэрти не осталось вовсе.

– Мне жаль, – бесстрастно отозвалась Морриган. – Выходит, если я верно поняла местные порядки, он – адгерент Дома?

– Дэмьен – особый случай. Адгеренты Дома О`Флаэрти – это Ганджу, Саманья, Аситу и Ада. Я дарую им покровительство, они платят мне своими умениями. У Дэмьена другая позиция. Он не принадлежит и не собирается принадлежать ни одному из Домов.

– Но что он тогда здесь делает?

Доминик усмехнулся, сказал уклончиво:

– Такие, как Дэмьен Чейз, на вес золота. Мне повезло, что мой отец оставил на счетах Дома О`Флаэрти внушительную сумму, которая позволила нанять его на достаточно долгий срок.

– Вы имеете в виду контракт?

– Да, и это большая удача, что Дэмьен согласился. Несмотря на молодой возраст, он – весьма востребованный в Пропасти «специалист по разрешению проблем».

Морриган изогнула бровь. Что ж, следовало признать – это вполне в его стиле. Однако что-то подсказывало, что здесь, в обители полуночных магов всех видов и мастей, Дэмьен был не единственным человеком, способным уладить ту или иную щекотливую проблему.

– Бьюсь об заклад, он еще и превосходный защитник Дома О`Флаэрти.

Доминик задержал на ней взгляд чуть прищуренных глаз.

– Я так полагаю, ты уже успела познакомиться с его… гм… особенностями.

– О да, – пробормотала Морриган.

Неудивительно, что Доминик О`Флаэрти готов был выложить баснословную сумму за контракт с Дэмьеном. Если учесть, что он оба раза, как куклу, швырнул Морриган о стену из исключительно рефлекторной реакции на ее прикосновения, страшно подумать, на что он был способен в полной боевой готовности. Преисполненный ярости, которая давала ему невероятную – даже нечеловеческую – силу.

Но что тогда крылось за тем взглядом и брошенными Морриган словами «ярость разрушает»? Неужели Дэмьен вовсе не желал этой силы?

Как, во имя Дану, подобную силу можно не желать?

Поразмыслив, Морриган все же решила последовать странному совету Доминика. Выждала пару часов и только тогда направилась к королеве Агнес. Оказалось, тот самый замок в самом сердце Пропасти, расположенный на отдельном островке, и есть имение семьи Фитцджеральд.

Тольдебраль с его изящными зубчатыми башенками и донжоном, парапетами и галереями, со стенами, увитыми плющом и исчерченными стрельчатыми окнами выглядел как настоящий королевский замок. К счастью, Агнес Фитцджеральд все же не была настоящей монаршей особой. Владычица тайной обители отступников, вожак многоголовой полуночной стаи, но не недоступная простому смертному небожительница. Вряд ли будет сложно добиться с ней встречи.

Однако стража, что держала караул у кованых дверей, вдвое превышающих человеческий рост, насторожила. Землистые лица, пустые безучастные взгляды и гнилостный запах, исходящий от тел. Будто невзначай поднеся к глазам рассветный осколок, Морриган едва не присвистнула от изумления. Все нити жизней были разорваны.

Сердца стражей не бились.

– Назовись, – прошелестела стражница со впалыми щеками и темными запавшими глазницами.

– Морриган Блэр. – Скрывать свое имя в Пропасти не имело никакого смысла. – У меня есть дело к Агнес Фитцджеральд.

– Какое… дело? – запнувшись, проговорил стражник. Его голос звучал глухо, будто доносился со дна глубокого колодца.

– Личный разговор.

В руках стражницы невесть откуда появилась тонкая игла.

– Проколи палец. Королева прочтет твою кровь. Убедится в твоих намерениях.

Вряд ли сама Агнес, скорей кто-то из адгерентов королевского Дома. Чтобы овладеть даже одной ветвью магии, требовалось невиданное мастерство, природный талант, упорство и время. И раз Доминик называл Агнес сильнейшей веретницей Пропасти, вряд ли она сумела бы в достаточной мере изучить еще и магию истины, к которой относился навык чтения по крови. Все же ведьмы и колдуны в большинстве своем предпочитали кидать все свои силы на освоение одной ветви магии. Да, Бадб удалось постичь в совершенстве две – теневую и зеркальную, но у нее на это ушел целый век. Вряд ли Агнес располагала таким количеством времени… и была столь же одарена.

Морриган стиснула зубы. Ее буквально припирали к стенке. Кто знает, насколько силен колдун истины, прислуживающий Агнес Фитцджеральд? Как много информации мог выудить из одной крохотной капли крови? Как много деталей ее прошлого?

Открыть всю душу перед кем-то, да еще… так?

«Ради Клио, – стучало в голове, – только ради нее».

Шумно выдохнув, она протянула руку. Тонкую кожу пропорола игла. Стражница постояла мгновение, будто не осознавая, что процедура закончена, потом все же стряхнула каплю в крохотную коробочку из стекла. И исчезла за дверьми Тольдебраль.

Под пустым взглядом стража становилось неуютно. Чтобы отвлечься, Морриган принялась осматривать окрестности – без особого, правда, интереса. Разбитый во внутреннем дворе сад выглядел ухоженным, но магия в его создании, кажется, не участвовала вовсе. Никакого проблеска фантазии, никаких причудливых, не существующих в Верхнем городе цветов. Аккуратные, выложенные камнями, тропинки, так же аккуратно подстриженный газон. Пожалуй, слишком скучно для Пропасти. Будь Морриган хозяйкой собственного замка, как минимум посадила бы на ворота сада каменную горгулью.

Стражница очень скоро вернулась на свое место, но ничего не сказала Морриган и внутрь не пустила. За нее это сделал выглянувший несколько минут спустя отступник. Вероятно, тот самый колдун истины. В его глазах читались и сдержанный интерес, и настороженность. Похоже, недавнее прошлое Морриган в качестве охотницы тайной для него не осталось. В противном случае он оказался бы совершенно бездарным колдуном.

Дождавшись кивка, Морриган проскользнула мимо него в замок.

– Госпожа ждет в учебной комнате. Я вас проведу.

– Что, даже не будет приема в тронном зале? – печально вздохнула Морриган.

Колдун юмора не оценил.

– Тронный зал в Тольдебраль переделали под гостиную. Госпожа предпочитает принимать гостей в своем кабинете. Но только тех, кто заслуживает ее внимания.

Замок оказался под стать своему величественному названию. Слоновая кость и золото, стеновые панели из темного дерева и обитые красным бархатом кресла. Сложенный из белого камня растопленный камин и виднеющийся из столовой длинный банкетный стол. Широкая лестница, занимающая половину вестибюля, подвешенная на цепях люстра и даже белоснежный рояль…

Поднимаясь по каменным ступеням, укрытым багряно-золотым ковролином, Морриган с интересом изучала портреты рода Фитцджеральд в несколько устаревшем, готическом стиле. Но, что странно, ни одна из картин не запечатлела все семейство целиком. Насколько же дружественная атмосфера царила в семье, что даже на стенах члены семейства Фитцджеральд находились по отдельности?

Стражей в замке она заметила немало, и каждый из них был как будто заговорен. Глаза пустые, лица гладкие, без единой эмоции, без намека на присутствие мысли. Морриган, напротив, чем дальше, тем больше хмурилась.

Перед двустворчатой резной дверью ее обыскали и к огромному неудовольствию забрали прикрепленную к поясу плеть-молнию. Пришлось смириться – в этом огромном доме правила устанавливала не она. И только потом Морриган наконец позволили воочию увидеть его хозяйку.

Взгляд королевы промораживал. Внушал неконтролируемое желание одернуть одежду, поправить волосы, выпрямить спину. А ведь Агнес Фитцджеральд не была красавицей, как та же Бадб, которая внушала женщинам неуверенность одним своим видом, жестом или ленивым изгибом губ. Напротив, королева оказалась поразительно некрасивой. Худая, высохшая, словно чудом выжившее на пустыре одинокое дерево, она была затянута в строгое темно-синее платье. Кожу покрывали пигментные пятна и сеточка морщин, волосы – перец с солью, и белого намного больше. По словам Доминика, Агнес Фитцджеральд исполнилось пятьдесят семь, но выглядела она старше. А ведь веретницы могли потребовать у темных сил, для которых стали сосудом, и молодости, и красоты.

Очевидно, ни то, ни другое королеву Пропасти не интересовало.

Вслед за колдуном подойдя к открытой двери учебной комнаты, Морриган застала веретницу и двух ее дочерей за каким-то явно невеселым разговором. Фитцджеральд роднили глаза черного цвета – к вечной досаде Морриган, отличительная черта веретников и веретниц. Однажды коснувшись, мир теней будто оставлял на их лицах печать. Все трое Фитцджеральд были серьезны, и только в глазах младшей не видно надменности, а на губах – холодной усмешки, которые что в жизни, что на портретах отличали Агнес и ее старшую дочь.

Теперь все трое делали вид, будто тишина – их родная стихия. Сестры и вовсе отвернулись друг от друга. Старшая, поразительно похожая на мать, только без седины в светлых локонах, стояла у длинного стола из полированного темного дерева. Младшая, миловидная девушка лет двадцати с чуть вьющимися волосами до плеч, замерла у окна рядом с матерью.

– Полуночная ведьма и охотница в бегах, – задумчиво протянула Агнес.

Младшая веретница вздрогнула и перевела на Морриган взгляд расширившихся глаз. Холод во взгляде старшей сменился легким интересом.

– Не в бегах, а в самовольной отставке, – сухо отозвалась Морриган.

Лишний раз вспоминать о том, что ее жизнь перевернулась с ног на голову, не хотелось. Подставившего ее убийцу она найдет и рано или поздно вернется к роли охотницы. Но говорить об этом полуночной колдунье-отступнице Морриган не спешила.

– И все же ты охотилась на таких, как я. – Голос Агнес был монотонным, почти усыпляющим, взгляд – острым и прожигающим насквозь. – Что мешает мне уничтожить тебя на месте?

Не самое приятное начало знакомства, но она была к этому готова. Да и слишком рано Морриган коснулась мира теней, слишком долго он незримо присутствовал в ее жизни, чтобы она так легко пугалась смерти.

– Если вы хотите наказать всех, кто причинял вред полуночным, вам придется поднять на воздух весь этот город.

Отступники никогда не славились товарищеским духом и охотно перегрызали друг другу глотки, стоило сколько-нибудь заманчивой перспективе замаячить на горизонте. Морриган знала это не понаслышке. С Трибуналом отступникам не договориться, а вот с охотниками… Полуночники с радостью выкладывали охотникам информацию о своих же в обмен на гарантию, что их самих не отдадут Трибуналу. Пусть не матери своих детей, но братья – братьев, а сестры – сестер тоже порой предавали.

Агнес хмыкнула. И она это знала.

– Я буду следить за тобой, ведьма. Твоя кровь у меня.

А значит, и у прислуживающего ей демона.

На миг стало неуютно, пока Морриган не вспомнила, что мир теней наблюдает за ней куда дольше. Не самая приятная для кого-то другого мысль ей принесла успокоение. Будто почувствовав это, Агнес резко спросила:

– Зачем ты здесь?

– Поговорить о веретничестве.

И снова расхождение в реакциях: Агнес осталась бесстрастна, старшая Фитцджеральд подалась вперед, опираясь о стол обеими руками и пытливо заглядывая в лицо Морриган, а младшая словно потухла и вовсе отвернулась к окну.

– Иди за мной, – бросила Агнес.

Судя по всему, привели ее в тот самый кабинет, где так называемая королева беседовала с заслуживающими внимания гостями Тольдебраль. На столе из темного, почти черного дерева, лежали книги Эсекка Брайса – талантливого, но несколько зацикленного на своем искусстве алхимика прошлого века. Выбор королевы Пропасти Морриган не удивил – женщину, обладающую такой властью и суровой, строго-чопорной внешностью, вряд ли застанешь за чтением дешевых любовных романов.

Когда они остались наедине за закрытой дверью, Агнес указала на обтянутое кожей кресло. Морриган усмехнулась. Знала она эти уловки влиятельных лиц. Они любили возвышаться над тобой, смотреть сверху вниз, лишний раз подчеркивая собственный статус. Самоутверждаясь за счет одной простой позы.

– Спасибо, мне и так непло…

– Сядь, – припечатала Агнес.

Морриган, к собственному удивлению, подчинилась.

«Принуждение? Ментальная магия?»

Однако она была защищена от подобного рода воздействия и, даже поддавшись сильным чарам, почувствовала бы их влияние на свой разум. Приходилось признать: ее просто задавили силой характера. А ведь с тех самых пор, как Морриган заслужила право называться ведьмой, такого не удавалось даже Бадб.

Мелькнуло подозрение, что они обе сейчас на мгновение сдержали собственные эмоции. Она подавила желание досадливо поморщиться, Агнес – самодовольно усмехнуться. Вместо этого они бесстрастно смотрели друг на друга.

– Хочешь стать одной из нас?

Морриган едва удержалась от брезгливой гримасы – симпатии королевы города ей это не добавит.

– Нет. Мне нужно знать, можно ли разорвать заключенную с демоном сделку.

Она ожидала любой реакции – верней, исходя из того, что уже успела увидеть, не ожидала никакой. Потому откровенный ужас, промелькнувший на лице Агнес, на мгновение выбил ее из колеи.

– Разорвать? – змеей прошипела королева. – Какое кощунство!

Морриган не сразу нашлась с ответом. А такое с ней случалось нечасто.

– Бросьте. Ни за что не поверю, что ни одна из веретниц – в том числе веретниц вашей семьи – ни разу не пожалела о совершенной сделке. Особенно, когда настала пора платить. Будь я на месте…

Агнес подлетела к ней хищной птицей. Сходство усиливали скрюченные пальцы, вцепившиеся в подлокотники кресла, в котором сидела Морриган. Лицо королевы оказалось слишком близко от ее лица.

– Слава Балору, что ты не веретница. Такие, как ты, порочат честь нашего рода!

Морриган, сама того не ведая, явно наступила на больную мозоль. И все же это не повод вторгаться в ее личное пространство. Невольно она вспомнила Дэмьена. А как бы отреагировал он, окажись Агнес от него настолько близко? Отшвырнул бы королеву Пропасти, как когда-то ее? Или для подобной вспышки требовалось прикосновение?

Безумие, что она вообще сейчас думала о нем.

– Давайте сойдемся на том, что мы обе рады тому, что я не веретница, – сухо роняя слова, предложила Морриган. – И все же наверняка на вашей памяти случалось что-то подоб…

– Убирайся, – потребовала Агнес.

Оттолкнувшись от подлокотников, наконец отстранилась, увеличивая расстояние между ними – еще не до комфортного, но вполне терпимого.

Больше всего Морриган хотелось послушаться спесивую королеву и поскорей покинуть Тольдебраль. Прячущаяся по углам тьма здесь казалась живой, воздух – пропитанным запахом пепла, полыни и смерти. И если Морриган Блэр, дочери той, что повенчана с миром теней, а стало быть, и со смертью, было неуютно здесь… это говорило о многом.

Но в том, что случилось с Клио, есть и ее вина. Да, прошлое не перепишешь – никакая, даже самая сильная магия на это не способна. Но Клио, на которую за короткий срок свалилось так много несчастий, была в настоящем. Хоть сейчас Морриган могла запрятать поглубже свою гордость и заглушить вопящие во все горло инстинкты, призывающие немедленно бежать из Тольдебраль.

– Послушайте, я не хотела вас обидеть, – устало произнесла она.

– Обидеть? – неприязненно переспросила Агнес. – Я, по-твоему, похожа на ранимую девчонку? Нет, ты не обидела меня. Лишь оскорбила древнейшую ветвь магии, к которой я принадлежу.

Морриган попробовала начать сначала.

– Моей сестре нужна помощь…

– Она веретница?

– Нет.

– Полуночная?

Морриган замялась, без труда сохраняя внешнюю невозмутимость – нельзя, чтобы Агнес прочитала что-то по ее лицу. Соврать? Но у королевы Пропасти достаточно прислужников, способных увидеть правду с той стороны. Магия, к которой Морриган, будучи зеркалицей, так часто обращалась сама, внезапно обернулась против нее.

– По крови.

Агнес скривилась.

– Как и ты. Но это не мешало тебе предать свою кровь и стать охотницей.

Удержать раздраженный вздох оказалось сложнее. Похоже, Агнес принадлежала к категории людей, которые от скуки или маниакальной одержимости контролировать все доходят до того, что выдумывают кодексы, устанавливают жесткие рамки правил, а после требуют неукоснительного их соблюдения. Впрочем, возможно иначе никак, когда ты королева колдунов-отступников, обладающих разрушительной полуночной магией и вместе с этим готовых ради магии и исполнения своих темных желаний на все.

– Клио стала полуночной, спустившись в самую бездну. – Если что и спасет Морриган сейчас, так это правда. Точнее, крохотная ее часть. – Она провела в мире теней несколько дней, когда ее душа была отделена от тела.

Агнес сложила руки на груди, явно заинтригованная рассказом. Вдохновленная, Морриган продолжила. Рассказала о том, что Клио заключила сделку с фомором, надеясь, что это станет для них с Агнес связующим звеном и расположит королеву к сестрам Блэр. Раз она так защищает догмы веретничества, должна проникнуться симпатией к той, кто пошел по ее стопам.

– Останься Клио в мире теней – чего я, конечно, для нее не пожелала бы, – она продолжала бы платить по счетам, отдавать демону свою силу. Но сейчас она на это просто не способна!

– Рассветная, – прошипела Агнес так, будто обожглась.

– Больше нет.

– Но была.

Морриган утомленно прикрыла глаза. Диалог с твердолобой королевой Пропасти выпивал из нее все соки.

– Расскажите мне все, – вдруг прошептала Агнес, уставившись в пустоту перед собой.

Холодок пробежал по коже, стоило понять, что обращается она к сущности мира теней.

Обычно веретница заключала сделку с одной демонической тварью, тем самым привязывая фомора к себе, пропуская в мир, который так их манил. На то, чтобы поддерживать симбиотическую связь даже с одним демоном, у веретников уходило немало сил. Но что-то подсказывало Морриган, что в Тольдебраль сущностей было больше. Шея зудела от скользящих по ней ежеминутно взглядов – невидимых, но от этого не менее ощутимых. Вряд ли все прирученные Агнес твари мира теней были демонами. Но велика вероятность, что, взгляни Морриган по сторонам через полуночный осколок, увидела бы, что замок буквально кишит тенями.

Отвернувшись вполоборота, Агнес вела с прислужниками тихий разговор. О том, что выпытала та достаточно, Морриган поняла, когда с ее лица схлынула вся краска. Стало понятно и то, что помощи от королевы Пропасти она не дождется.

– Твоя сестра, – Агнес выплюнула это слово так, будто оно было ругательством, – отправляла души мира теней в чертоги Дану.

Морриган нахмурилась, недоумевая.

– И это плохо, потому что…

И без того тонкие губы королевы сложились в едва заметную, словно ниточка, линию.

– Мир теней принадлежит Балору, как и все души мира теней. Дану крадет их…

Последовала страстная тирада о коварстве Дану, которая оказалась настолько нахальной, что посмела позариться не только на живое, но и на… мертвое. Морриган озадаченно смотрела на Агнес. Очевидно, слишком много времени она провела в скитаниях по Ирландии в качестве вольной. С каких это пор полуночники, которые все так же оставались потомками великого племени Туата Де Даннан, решили отречься от богини-матери и поклоняться Балору?

Пусть люди, к счастью, были далеки от божественных противостояний, Морриган знала о них достаточно благодаря Бадб, которая на своих крыльях облетела весь свет и говорила с сотнями душ мира теней, одиноких, истосковавшихся по человеческому голосу. Они о многом поведали Леди Ворон.

Другие дети в ее возрасте требовали сказки на ночь, Морриган – уже не дитя, а инициированная полуночная ведьма – просила рассказать о мире теней. Таком близком и таком будоражащем. И первое, о чем она узнала – это о короле демонов Балоре и его ненависти к Дану. Будь Морриган одноглазым великаном, навеки сосланным в мир теней, сама возненавидела бы ту, которой принадлежал весь живой мир. Может, поэтому Балору нравилось натравливать своих демонических слуг на попадающие в его владения невинные души. Не пускать их к Дану, наказывая за то, что сотворила с ним богиня-мать. А может, ему просто нравилось истязать невиновных.

Но чего Морриган никогда не понимала, так это ненависть людей к себе подобным. Убийственную, разрушительную ненависть.

Ритуальные знаки, начертанные на полу. Тела, часто – юные, хрупкие. Терпкий запах крови. Так слабые колдуны призывали силу хаоса – первозданную силу фоморов и их владыки Балора. Чтобы заслужить благословение короля демонов, требовалась человеческая жертва – отправленная в мир теней невинная душа. Однако просто убить было недостаточно. Мало убить человека безвинного, безгрешного. Нужно было совершить обряд, оставив на теле жертвы печать, которая поймает душу в демоническую ловушку. Чтобы, попав в мир теней, она не смогла найти путь к чертогам Дану.

Взамен колдуны получали частицу темных сил Балора, крупицу родственной ему магии хаоса. И возможность овладеть чарами, которые называли «глазом Балора»[19] – способностью сглазить человека или довести его до смерти за считанные мгновения. В то время как кладбищенским ведьмам, главным мастерицам по проклятиям и исцелениям от них, требовались долгие многоступенчатые обряды, колдунам хаоса достаточно было бросить на свою жертву один только взгляд.

Отчего-то многим из них казалось, что плата за дарованную им магию – это отнятая жизнь. Кровь, в которой они искупали руки по локоть. Истинную цену их силы им еще предстояло узнать.

Казалось, Балор до сих пор тосковал по тем временам, когда он и его слуги хаоса обладали куда большей силой, чем туата. Слуг из людей Балор кроил по подобию фоморов, тех, что одной половиной тела находились в мире живом, второй – в потустороннем. Такими стали и присягнувшие ему на верность люди. Радость новообращенных колдунов хаоса неизменно меркла, когда их рука и нога – если сильно повезло, обе левые – начинали усыхать. Один глаз отчего-то переставал видеть. Но другой… другой видел все. То, что Морриган через зеркала искала в мире теней, для слуг хаоса, верных почитателей Балора, теперь было открыто. Вопрос в том, как воспользоваться новым знанием, когда ровно половина твоего тела существует лишь номинально. Для красоты.

Большинство колдунов, на свою голову связавшихся с Балором, заканчивали жизнь, запершись в своих домах вместе с сиделками или целительницами. Если, конечно, могли себе это позволить. Тратили годы, пытаясь понять, как обратить вспять то, что натворили. Долгожданная сила теряла свою значимость оттого, что шла об руку с уродством и кровью на обеих руках: и на той, что отобрал Балор, и на той, которую оставил.

Но Морриган знала и тех, кто своей участью остался доволен. Седрик Вальцхорн даже не пытался замаскировать грубые деревянные протезы иллюзиями и иной раз не прикрывал руку даже перчаткой. Дерево, переплетенное с плотью Вальцхорна, навсегда изменило походку колдуна, чего не скажешь о его планах. Он был одержим Балором – вероятно, особенно с тех пор, когда король фоморов наградил его силой. Вальцхорн преданно служил Балору, притаскивая ему новых жертв, новые невинные души, как верный пес – брошенную палку.

Охота на Вальцхорна продолжалась два месяца. Долго, если учесть, что везде, куда бы ни шел, колдун хаоса оставлял за собой шлейф из тэны. Слишком сильна была его связь с миром теней. О том, что в горячке боя Вальцхорна пришлось убить, Морриган ни капли не сожалела.

Итак, Агнес Фитцджеральд попросту выставила Морриган за дверь – не смогла простить Клио помощи ненавистной ей Дану. Когда она шла, ведомая под обе руки костлявыми, дурно пахнущими стражами, уже у самого порога неожиданно столкнулась с младшей Фитцджеральд. В карман плаща из тонкой черной кожи скользнуло что-то, прохладным ветерком коснувшись ее руки. До ушей донеслось едва слышное: «Раньше нас было больше».

– Прости?

Веретница прошла мимо, на лице – холод и безучастность. Впору было решить, что ей просто послышалось… но Морриган доверяла собственным ушам.

И что, Балор тебя забери, это значило?

Клио лежала на земле. Какой бы удар ни сбил ее с ног, его источника не было рядом. Ничего не было. Потух свет, что прежде освещал ей путь, будто исходящий из ее души, из глаз, или – через тонкую, призрачную кожу – из сердца. Она была слепа как новорожденный котенок, а рядом таились тени-охотники.

– Мама! – В голосе прорезалась паника. – Мама!

Бадб где-то здесь, в мире теней. Но если нет, должна услышать ее зов даже через призму иного мира.

Нечто почти бесплотное и невообразимо холодное коснулось лица. На миг показалось, что из Клио тянут жилы, а ее душа рвется прочь. Она застонала, протестуя, вслепую замахала руками. Могильный холод исчез, но совсем рядом раздался шепот. Древние, позабытые слова или просто бессвязная речь, разгадать которую не под силу никому из живущих? Что бы это ни значило, его шепот пробирал до костей.

Пусть Клио не могла видеть теней, что кружились над ней, она их чувствовала.

– Мама!

Сила, у нее ведь теперь есть сила! Но невидимые руки повисли вдоль тела как плети. Губы, скованные страхом, который слепота лишь усиливала, отказывались произносить заклинание. Как же невыносимо ощущать себя столь беспомощной…

– Милая, я здесь.

Морриган?

– Ты в мире живых, Клио. – В голосе сестры слышалась то ли горечь, то ли усталость. Любая из этих эмоций не вязалась со смыслом сказанных слов. – Ты вернулась.

А ведь верно. Она вернулась. Только спросонья, когда ты слепа, когда все вокруг окрашено в черный, сложно отличить родную реальность от мира теней.

– Но тени… те жуткие тени-охотники, – прошептала Клио, хватаясь за ладонь сестры как за спасительный прутик. От человеческого тепла чуточку полегчало. Пусть и не сразу, ее перестал бить озноб. – Они были там. Здесь. Я их чувствовала.

– Тебе показалось, родная.

В слепоте есть одно преимущество – ты замечаешь то, что прежде не замечал. Оттенки голоса, малейшую интонацию, отголоски эмоций…

Морриган беспокоилась. А она никогда не волновалась понапрасну.

– Я теперь веретница, верно? – дрогнувшим голосом спросила Клио.

Это бы объяснило преследующее ее ощущение незримой связи с миром теней.

– Честно? – Морриган вздохнула. – Мы с Бадб не можем понять. Мы не знаем таких… прецедентов, когда душа, заключившая в мире теней сделку с демоном, возвращалась в мир живых. Обычно веретницами считаются те, кто впускает фомора себе под кожу, устанавливая с ним прочную связь.

– И все же главное условие – заключенная с сущностью мира теней сделка – соблюдено, – тихо заметила Клио.

Рациональная часть нее требовала порядка в суждениях, поисках логики… и никакого трусливого бегства от правды. Другая отчаянно хотела съежиться под тонким одеялом, как в детстве превратив его в убежище, и остаться там навсегда.

Только вот темнота теперь будет следовать за Клио всюду. А с ней и жутковатое ощущение, что окружает ее мир теней.

Мысль ударила в голову, выбивая из равновесия. Стало страшно до тошноты. Что, если это правда? Что, если никуда Клио не возвращалась? Что, если она по-прежнему находится в мире теней? А Морриган, Бадб и даже Саманья с Дэмьеном, Ганджу и Домиником – лишь призраки, плод ее смертельно уставшего, напуганного, отчаявшегося сознания? И не было никакого ритуала, который «забрал ее глаза». Или, быть может, сестрой притворяется демон, который высасывает из Клио энергию и силу, пока она позволяет себе отдаться во власть сладкой дреме. И вот сейчас, когда она все поняла, демон расхохочется и, в последний раз припав к ее шее, выпьет до капли ее жизнь.

– Что такое? – заволновалась Морриган. – Родная, мы во всем разберемся. Все будет хорошо, слышишь?

Ее рука, еще сильнее сжавшая руку Клио, в реальности происходящего больше не убеждала. Как и исходящее от Морриган тепло, тепло жизни, которого в мире теней не было и в помине.

Клио слышала о демонах иллюзий – то ли изменивших свою сущность фоморах, то ли и вовсе иных созданиях мира теней, что не принадлежали Балору. Прежде они представлялись ей не более чем фантазией, монстрами из сказок, которыми пугают непослушных детей. Но после того, как Клио сама побывала в мире этих монстров… Что, если она сейчас находится во власти одного из них?

– Хочешь, я посижу рядом? – Морриган словно признавала, что в утешении не сильна.

Клио помотала головой.

– Я посплю еще, ладно?

– Конечно. Тебе нужно отдохнуть.

Шаги сестры медленно затихали, пока в комнате не осталось звуков… кроме одного – сбившегося, тяжелого дыхания Клио.

Сжать бы в руках амулет и вызвать в памяти лицо Ника. Странно, но теперь, когда их разделяла толща земли, что служила Пропасти небом, они общались больше, чем раньше, когда находились в сетях одного города, ходили теми же улицами…

Важно лишь, что как бы ни было плохо, Ник всегда умел ее приободрить. Клио уже понемногу привыкала к собственному телу, оно больше не казалось ей фантомным, чужим. И все равно могла по часу лежать в ванне с душистой пеной и так и не согреться. Тело было горячим, распаренным, пальцы покрывались забавными на ощупь морщинками от воды, однако холод не отступал. Он шел откуда-то изнутри, куда горячая вода, теплый плед или обжигающее губы какао не могли дотянуться.

Но стоило поговорить с Ником, и что-то внутри словно отпускало. От звучащей в его голосе улыбки, от неуклюжих шуток становилось легче… и теплей.

Беда в том, что он всегда безошибочно распознавал ее эмоции. Или Клио не умела их скрывать, что обычно без труда удавалось Морриган. А Ник… Он все принимал близко к сердцу. После разговора с Клио он будет переживать, будет терзаться тем, что помочь ей ничем не может…

Если больно, не нужно выпускать эту боль в мир, распространять ее, словно ядовитые пары, заражать людей своей болью.

Беззвучно всхлипнув, Клио натянула одеяло по самую макушку. Как будто это могло помочь. Темнота была всюду. Холод был всюду.

А в голове билось горькое: «Веретница».

«Раньше нас было больше».

Судя по всему, младшая Фитцджеральд – Оливия – подслушала их с Агнес разговор. Или сама, или с помощью прислужников из мира теней. Но если в ее словах и крылась подсказка, то весьма туманная.

Хмуря брови, Морриган разглядывала «подарок» Оливии – тонкий газовый шарфик, пропитанный цветочными духами, которые так нравились Клио. И что это значит? Она мрачно вздохнула. Ненавидела чувствовать себя так, будто ворвалась на чужую вечеринку… или вломилась в чужой монастырь. Блуждать, как новорожденный котенок, не видя связей, не зная правил, не понимая, куда идти.

Впрочем, варианта лишь два. Либо продолжать слепо тыкаться в стены в надежде отыскать нужный путь и тратить драгоценное время, либо стиснуть зубы и обратиться за помощью к тому, кто чувствует себя здесь, словно в родной стихии.

«Проклятье!»

Морриган выбрала второе. Нет, не так. Ей пришлось.

Дэмьена она нашла в тренировочном зале – большой пустой комнате с зачарованными стенами, в которой боевые колдуны Дома О`Флаэрти оттачивали свое разрушительное мастерство. Он отрабатывал удары на своеобразном манекене – иллюзорном противнике, удивительно похожем на человека. Морриган и сама поддерживала форму с его помощью. Сотканный из чар «живой манекен» был идеальным противником: запоминал твою технику и пытался копировать ее, а потому с каждым разом сражаться с ним становилось все сложнее. Приходилось идти на хитрости, использовать подсечки, уворачиваться и постоянно быть начеку.

Морриган увидела вытатуированные вдоль позвоночника кельтские руны. Успела рассмотреть и другие татуировки: знак бесконечности на шее сзади, на правом плече – лев, распахнувший пасть в оскале, на левом – воющий на невидимую луну волк. По покрытому испариной телу с упругими мускулами было очевидно, что отступник много времени уделяет тренировкам.

Было очевидно, что Морриган слишком долго смотрит на полуобнаженного Дэмьена Чейза.

Она кашлянула, привлекая внимание.

– Морриган? Ты вовремя.

– Вот как? И почему же? – предельно небрежно поинтересовалась она.

– Мы заключили сделку, помнишь? – Дэмьен взмахом руки рассеял иллюзорного противника. – И я требую ответную услугу.

Она скрестила руки на груди и приподняла подбородок, готовая слушать. Но Дэмьен тянул с объяснением, будто пытаясь выиграть время у самого себя. Наконец с видимой неохотой проговорил:

– Мне нужен соперник в битве. Настоящий живой соперник. И достаточно сильный, чтобы мне противостоять.

– Почему я?

– Ты сильная ведьма и сможешь защититься. К тому же, ты охотница, а значит, сумеешь за себя постоять.

– Хорошо, но я все еще не понимаю, чем тебя не устраивает манекен.

– Это связано с тем… кто я есть.

– Берсерк, я знаю.

Забавно, но именно момент, когда Морриган застала отступника с учебником древнескандинавского, окончательно укрепил ее подозрения. Подумалось: зачем Дэмьену изучать праязык? Не для того ли, чтобы отыскать в древних текстах ответы на вопросы о собственной природе? О пробуждающейся в нем ярости, которая, судя по всему, лишь мешала ему жить?

Морриган приходилось слышать о берсерках – людях, обладающих несокрушимой мощью и дикой отвагой. Впадая в ярость, они превращались в беспощадных убийц, способных голыми руками раскидать целую толпу и крушить все вокруг до тех пор, пока их не усмирят или приступ ярости не прекратится. Осуществить первое куда сложней: в бою берсерки отличались сверхбыстрой реакцией и нечувствительностью к боли.

Однако обычно ярость берсерка – особое, измененное состояние сознания, которое не имело ничего общего с яростью обычного человека, – достигалось лишь ценой долгих упорных тренировок. «Боевое безумие» имело несколько стадий: от всплеска сил и улучшенной реакции при более-менее ясном сознании до всепоглощающей ярости. Достигая последней стадии, берсерки становились практически неуязвимы. Что, однако, не равнялось бессмертию. Смерть могла настигнуть их после битвы – от нервного истощения, сердечного приступа или потери крови. Находясь в трансе «боевого безумия», берсерки не замечали ранений, какими бы серьезными те ни были. После тяжелых битв они спасались только сном. Он мог длиться и сутки, и двое – в зависимости от количества растраченных сил – и был настолько глубок, что прервать его было почти невозможно.

Вот кем, без сомнения, и являлся Дэмьен Чейз. Берсерком. Превосходным телохранителем и – при желании – превосходным же наемным убийцей. Был ли он таковым? Или устранение проблем не включало в себя хладнокровное устранение конкурентов?

Дэмьен с минуту буравил ее взглядом.

– Чтобы я не догадалась, кто ты такой, нужно было поменьше швырять меня, как куклу, – холодно усмехнулась Морриган.

– Это было всего два раза.

– Это на два раза больше, чем нужно.

– Прежде я держал себя в руках, – хмуро заверил Дэмьен. – Когда я отшвырнул тебя к стене из-за того, что ты схватила меня за руку… такого давно не случалось. И не должно было случиться. Не знаю, что произошло. Боюсь, я снова начал терять над собой контроль.

Теперь стала ясна нетипичная для него скованность. Сильным личностям нелегко признаваться в собственной уязвимости. Кому, как не Морриган, об этом знать.

– С манекеном у меня не получается. Он бьет меня, я впадаю в боевой транс, но вынужденный. А он не так силен, как вспышки дикой, неконтролируемой ярости. Мне нужен живой человек, чтобы научиться держать себя в руках. Я постоянно нахожусь среди людей и не могу вести себя, как дикое животное.

– Знаешь, может, нас и не назвать закадычными друзьями, и мы не слишком хорошо ладим, но… я не бессердечная ведьма, какой ты меня, судя по всему, считаешь. Ты мог бы просто попросить меня о помощи. Видишь ли, как бы ты ни относился к охотникам за головами, как бы ни относился ко мне, но я стала охотницей, чтобы помогать тем, кто в этом нуждается. Да, я не Клио, во мне нет ее самоотверженности, готовности жертвовать всем ради других, ее человеколюбия… но все же достаточно было просто попросить. А вместо этого ты потребовал тебе помочь.

Морриган ожидала получить в ответ очередное колкое замечание, ехидную реплику или фирменную усмешку, но Дэмьену удалось ее удивить.

– Наверное, я просто уже не помню, каково это, когда кто-то приходит на помощь, не требуя ничего взамен. В Пропасти так не принято. Здесь сделки, контракты и соглашения – единственные гарантии того, что ты получишь от человека желаемое. А доверие – непозволительная роскошь.

– А как же… не знаю… друзья?

А вот и фирменная усмешка, но горькая, без толики ехидства.

– Ты сама-то давно называла кого-то своим другом?

– Давно, – не стала спорить Морриган. – С моим прошлым это неизбежно. Полуночной магии Бадб начала учить меня с семи лет, вольной я стала в четырнадцать, охотницей – в семнадцать. И я действительно хотела этого, даже зная, что профессия наемницы предполагает некоторые… лишения. И да, жизнь научила меня не доверять людям. Но знаешь, из каждого правила есть исключения. Есть люди, которые помогали мне, несмотря ни на что. Несмотря на то, кем я была и кем стала. Их мало, но тем они ценнее.

Дэмьен пожал плечами, и Морриган на мгновение засмотрелась на то, как перекатываются мышцы под его кожей.

– Многие охотники пытались посадить меня на цепь, чтобы с радостью всучить Трибуналу. После этого сложно испытывать симпатию к таким, как ты. Я рисковал, впуская тебя в Пропасть, но решил довериться чутью. И я рад, что не пошел на поводу у предубеждений. Клио – хороший человек, она достойна нормальной жизни. Или хотя бы близкой к той, что принято называть нормальной. И все же тебе самой выгоднее трактовать помощь мне как часть сделки. Тогда ты перестанешь быть моей должницей.

Или, иными словами, «ты, полуночная ведьма-охотница, мне не друг и другом никогда не станешь». Поразмыслив, Морриган бесстрастно кивнула. Выгода и в самом деле очевидна.

Она облачилась в сверхпрочный и удобный наряд – белый кожаный костюм охотницы. В тренировочный зал вошла, небрежно поигрывая плетью. Дэмьен предпочел остаться в свободных черных брюках и с обнаженным торсом, который прикрывала лишь морда черного тигра, переходящая в орнаментальные узоры с вплетенными в них кельтскими рунами.

Берсерк напал без предупреждения. Морриган отпрыгнула в сторону и пустила в ход плеть-молнию. Разряд едва не подпалил Дэмьену волосы, но в последний момент он успел податься назад. О таких отточенных рефлексах она, закаленная сотней тренировочных боев со старшими охотниками и десятками настоящих с отступниками, могла только мечтать.

Морриган вновь призвала магию плети, крест-накрест ударила молнией о пол. И снова не достигла цели: стремительный, словно выпущенная из лука стрела, Дэмьен играючи уклонился. Снова удар – и снова мимо. Морриган приглушила магию плети, чтобы не причинить сопернику слишком сильного вреда. Изловчившись, хлестнула берсерка по лодыжке и позволила плети ее обвить, а затем с силой рванула рукоять на себя. Дэмьен просто обязан был рухнуть на пол. Куда там! Она будто гору пыталась с места сдвинуть! Мало того, что берсерк каким-то непостижимым образом устоял на ногах, так он еще и, стремительно наклонившись, разорвал хлыст голыми руками.

Морриган изумленно вытаращила глаза. Она впервые наблюдала берсерка в деле… и зрелище было впечатляющим. Провела ладонью по рукояти, передавая свою силу. Фиолетовые искры – только предвестники молнии, но еще не она сама – пробежались по поверхности поврежденной плети, сращивая ее, вновь делая цельной.

Пока Морриган возилась с оружием, Дэмьен не терял времени зря – мощный кулак едва не изменил форму ее носа. Не успевая поставить блок, она опустила голову и приняла удар в лоб. Разбивая костяшки пальцев об ее череп, чертов берсерк даже не поморщился! Морриган зашипела от боли и злости одновременно и попыталась вывернуть его руку из сустава. Пожалуй, она несколько переоценила свои силы.

Глаза Дэмьена подернулись алой пеленой. Уже знакомый воздушный удар, поток невидимой, но смертельно опасной силы, протащил Морриган по полу.

– О чем я и говорил, – тяжело выдохнул Дэмьен, отступая к стенам. Глаза снова стали серыми, словно пасмурное небо над головой. – Я не могу это контролировать. Магия словно сама вырывается из меня.

– Я видела, – прохрипела Морриган. – Как и то, что твои глаза налились кровью. Это, знаешь ли, немного жутковато.

Такого не происходило, когда кожи Дэмьена касался хлыст.

Ниточка рассветной энергии обручем обвила голову, скользнула по спине и ниже, залечивая ушибы и синяки. Морриган поднялась, размяла плечи и, как кошка, бросилась вперед. Плеть-молнию отшвырнула в сторону – сейчас та ей не нужна. Проблема Дэмьена заключалась в чужом резком прикосновении. Именно оно действовало на него как красная тряпка на быка.

– Борись с собой, – крикнула Морриган, влепив берсерку звонкую пощечину.

Не вкладывала силу, хотя могла бы, и все равно ярость окрасила алым его глаза. Дэмьен снова не сдержался – тело оказалось быстрее разума. Но Морриган была к этому готова. Мягкий как облако, но прочный как сталь воздушный щит удержал ее от падения.

– Возьми себя в руки, – процедила она. – Мне надоело летать!

Дэмьен стоял, широко расставив ноги и сжав руки в кулаки. Взгляд его приковывал к земле. Он тяжело и рвано дышал, готовясь к новой атаке.

– Я не могу стоять столбом, когда ты меня бьешь!

– О, конечно! Иначе тут же перестанешь быть крутым берсерком! Вот только не думаю, что ты мечтаешь умереть в гордом одиночестве. А это очень даже вероятно. Ни одна нормальная женщина не простит тебя, если на ее пощечину – а женщины бывают вспыльчивы, уж поверь мне – ты ответишь ударом. И близкие тебе люди, которые захотят однажды сжать твое плечо и заработают сильнейшее сотрясение мозга, вряд ли сделают скидку на твою тонкую душевную организацию, – ядовито выпалила Морриган.

– Что ты предлагаешь? – сухо спросил Дэмьен, явно не в восторге от ее слов.

– Позволь мне ударить тебя. Терпи. Возьми под контроль свою ярость. А я помогу тебе… для начала.

– Поможешь? – не понял он.

Объяснять она не стала, просто бросилась вперед. Дэмьен не шелохнулся, когда Морриган ударила его кулаком в грудь, не дернулся, когда колено с силой впечаталось ему в живот. Стоял, уподобившись каменному изваянию: зубы стиснуты, на скулах играют желваки. А в глазах медленно закипает ярость.

Удар ребром ладони по шее переполнил чашу терпения. Завидев алую вспышку, предвестницу опасного импульса, Морриган крикнула, облекая слова в оболочку ментальной магии: «Eskede!»

«Остановись!»

Тот же призыв прозвучал в сознании Дэмьена. Не самый хитрый трюк, но сработал безукоризненно: в последний момент берсерк сумел сдержать бурлящую внутри разрушительную ярость. Исторгшаяся из него сила лишь ударила ветром в лицо, растрепав ее волосы. Но расплата за призванную полуночную магию Морриган все же настигла. В голову вонзились огненные иглы, отчего мозг взорвался кипящей болью.

Согнувшись от пронзившей виски боли, она какое-то время стояла, хватая воздух ртом. Переведя дух, выдавила:

– Вот видишь. Не так уж и плохо.

Дэмьен кивнул. Что-то странное таилось в его взгляде. Неужели благодарность? Это неожиданно смутило, и Морриган – из чувства противоречия – вернула берсерку когда-то брошенные слова:

– Но так как в няньки я тебе не нанималась… – пока Дэмьен закатывал глаза, она продолжила: – …и хвостиком ходить за тобой не намерена, тебе нужно научиться сдерживать порыв без моей магии.

– Ладно. Тогда давай без поддавков. Без магии и оружия.

Морриган отступила на шаг, увеличивая дистанцию и позволяя Дэмьену напасть первым. Чем он незамедлительно и воспользовался.

Пусть магия, сделавшая из него берсерка, и дала сбой в виде бешеной реакции на прикосновение, она обеспечила его целым букетом преимуществ. Морриган чувствовала себя куклой для битья или тем же иллюзорным манекеном. Дэмьен не оставлял ей шанса напасть, позволяя только защищаться.

Но Морриган Блэр, дочь Леди Ворон, охотница и ведьма, не привыкла сдаваться.

Она сделала вид, что ее силы кончаются: оставила попытки атаковать и ушла в глухую защиту, локтями закрывая корпус и лицо. Улучив момент, когда Дэмьен расслабится и потеряет бдительность (рано или поздно это случалось со всеми самоуверенными мужчинами), Морриган, подобно вихрю, бросилась в контратаку. Удар коленом в пах, локтем в лицо, каблуком ботинка по коленной чашечке, подсечка… и Дэмьен рухнул у ее ног.

Оседлав поверженного врага, Морриган в насмешку прижала к его шее только что сотканный из воздуха кинжал. А что? Она заслужила пару минут триумфа – соперник ей попался не из легких.

– Ты побежден.

– Я поддавался, – с невозмутимым видом заявил он.

«Он что, вообще не чувствует боли?!»

Кажется, все-таки чувствовал, но только не как обычный человек.

– Неправда, это была честная борьба. Просто признай, что впервые в жизни девушка одержала над тобой вверх.

Дэмьен взял ее за талию и легко, словно пушинку, сбросил с себя. Начал подниматься, но Морриган, не желая мириться с таким положением вещей, схватила его за руку и увлекла за собой. Расхохоталась, но смех затих, как только она осознала двойственность ситуации. Опираясь руками о пол, берсерк нависал над ней. Его лицо оказалось в дюйме от ее лица, его дыхание щекотало щеку.

Глаза Дэмьена вспыхнули. Не яростью – желанием. Почудилось, или он и впрямь хотел ее поцеловать?

Пожалуй, Морриган была бы не против, чтобы татуированный отступник и опасный берсерк, знакомство с которым началось с взаимного неприятия, ее поцеловал. Совсем не против… И в этот момент Дэмьен рывком поднялся, словно воздвигая между ними невидимый барьер. Протянул руку, которую Морриган приняла с ехидной фразой: «А мне за это точно ничего не будет»?

Неловкая пауза, взгляды, которые старательно не пересекались. Казалось, Дэмьен перешагнул некую черту и теперь корил себя за это. И вместе с тем Морриган готова была поклясться, что он жаждал этого поцелуя не меньше, чем она сама.

Реакция берсерка охладила ее пыл и развеяла романтический флер в голове, возвращая рассудку ясность. Очень вовремя Морриган вспомнила, зачем вообще искала с ним встречи, даже не предполагая такой ее финал.

– Что ты можешь рассказать мне о семье Фитцджеральд? – осведомилась она, стряхивая с кожаных брюк пылинки.

Дэмьен удивился перемене темы, но определенно не возражал.

– А почему тебя вообще интересует королевская семья?

– Просто ответь, – нетерпеливо сказала Морриган.

– Как прикажете, моя госпожа, – усмехнулся он. – Про дочерей Агнес, честно говоря, почти ничего не знаю. Не могу сказать, чтобы их присутствие в Пропасти было хоть как-то заметно. Что касается самой Агнес… деспотичная, властная. Всегда жестоко подавляла малейшие беспорядки и сурово наказывала виновных. Королевой Пропасти она стала в двадцать лет, после смерти матери. Агнес сочли легкой добычей, но она удерживала престол долгие четыре года, пока Дом Треагор, ныне исчезнувший, не напал на Тольдебраль. По ходившим тогда слухам, убили и Агнес, и ее младшего брата. Как выяснилось несколько лет спустя, свою смерть она подстроила, а потом заключила договор с демоном и стала веретницей. Получив от фомора достаточно сил, она уничтожила Дом Треагор. Затем сговорилась с кладбищенской ведьмой и с ее помощью привязала к себе главу Дома Фитцджеральд – приворотом «до гроба».

Морриган понимающе кивнула. Кладбищенские ведьмы делали самые сильные, даже смертоносные привороты.

– У Теодора Фитцджеральда были деньги, у Агнес – сила веретницы. С ее помощью он стал королем города, а она родила ему дочерей-погодок. Теодор долго не протянул, хоть и был младше супруги. Умер, как только на свет появилась третья дочь. Поговаривают, приворот кладбищенской ведьмы выпил из него все силы. Есть и другое мнение: Агнес Фитцджеральд просто-напросто избавилась от супруга, как только получила желаемое. В тридцать один год она снова взошла на престол, и больше трон никому не отдавала.

– Вторая дочь, – поправила Морриган.

– Что?

– Ты сказал, Теодор Фитцджеральд умер, когда на свет появилась его третья дочь. Я так понимаю, ты имел в виду вторую, младшую дочь Агнес, Оливию?

– У Агнес Фитцджеральд три дочери, и Оливия – средняя.

«Раньше нас было больше».

– Ты не сказал «была», – осторожно заметила Морриган.

– Верно.

– Тогда почему, когда я узнавала имена дочерей Агнес, чтобы понять, кто из них шепнул мне на ухо весьма странную фразу, Доминик и словом не обмолвился о третьей? Упомянул лишь Оливию и Линн, которых, судя по всему, я и встретила в Тольдебраль?

– Его можно понять. Если прямо сейчас в этом зале находятся вездесущие слухачи Агнес, мне не поздоровится. А Доминик привык подчиняться правилам.

Морриган подозрительно огляделась по сторонам. И снова возникло ощущение, будто она, чужачка, упускает нечто важное.

– О каких правилах вообще речь?

– О правилах насчет обезличенных – отвергнутых обществом отступниках. О тех, кого Агнес и ее стража осудили за преступления против жителей Пропасти. Они вынуждены носить серую маску, полностью закрывающую лицо.

– И что, ее нельзя просто снять? – фыркнула Морриган.

– Представь себе, нет. Иначе какое тогда это наказание? Однажды надетая, маска держится на лице как приклеенная – чары сращивают ее с кожей лица и костями черепа. Обряд, способный снять маску, известен только стражникам Пропасти и, разумеется, Агнес, которая и натаскала их, словно псов. Но, боюсь, маска – это не самое страшное. О тех, кто стал обезличенным, запрещено упоминать в разговоре, их имена запрещено произносить, их деяния, благородные или ужасающие, запрещено вспоминать. Общество просто вычеркивает их из жизни на оговоренный срок ношения маски. И, разумеется, они лишаются права использовать что рассветную, что полуночную магию. – Дэмьен невесело усмехнулся. – Обезличенные – изгои даже в Пропасти, которая сама по себе – обитель таковых.

– Так значит, третья дочь Агнес…

– Третья дочь Агнес, Сирша Фитцджеральд – обезличенная.

Когда Дэмьен, наскоро приняв душ, спустился в гостиную, в руках он держал газету полугодичной давности.

– Между прочим, хранить издания, в которых упоминаются обезличенные, запрещено тоже, – словно невзначай заметил он.

– Тогда зачем ты хранишь?

– Может, я просто люблю нарушать правила?

– Может, ты просто любишь образ отчаянного бунтаря?

– Или так, – с ухмылкой сказал Дэмьен.

Выдернув газету из его рук, Морриган опустилась в стоящее рядом кресло – невероятно мягкое, охотно принявшее ее в свои бархатные объятия. Единственное неудобство заключалось в том, что теперь ей приходилось смотреть на берсерка снизу вверх. Служанка дома О`Флаэрти подала горячий чай, который Морриган с удовольствием пригубила. И только после этого пробежала глазами статью, в которой говорилось о каком-то благотворительном вечере в замке Тольдебраль.

– Благотворительный вечер? Здесь? В Пропасти?

– А чем, по-твоему, мы так сильно отличаемся от жителей Кенгьюбери? – насмешливо спросил Дэмьен. – О, дай угадаю. Ты наслушалась сказочек о том, что в Пропасти обитают жуткие полуночные ведьмы и колдуны, способные обратить неугодного в пепел одним взглядом. Что Пропасть кишит убийцами, ворами и насильниками, скрывающимися от суда Трибунала. Что здесь можно убивать направо и налево, оставаясь безнаказанным. Да, мы практикуем полуночную магию, не боясь Трибунала и его цепных псов, да, здесь полно убийц – к слову, как и в самом Кенгьюбери. Но в Пропасти есть и вполне добропорядочные потомки отступников, не желающие менять семью на сомнительную перспективу плясать под дудочку Трибунала. А еще – благотворительность, азартные игры и правосудие…

– Весьма своеобразное, – пробормотала Морриган.

– Да, рамки дозволенного здесь шире, а борьба за власть ожесточеннее. Но предел есть всему. Немертвая стража не допустит бесконтрольного кровопролития и хаоса на улицах Пропасти.

Вот тебе и беззаконие…

– Подожди. Какая-какая стража?

– Немертвая, созданная самой Агнес Фитцджеральд. Причем весьма нетривиальным способом.

Морриган отложила газету на стеклянный столик. Она любила все… нетривиальное.

– Видишь ли, отступники слишком устали от навязанных Трибуналом правил и даже в Пропасти не горели особым желанием становиться стражами порядка. Думаю, их можно понять. Тогда Агнес с помощью веретничества создала своих «законников». Она призвала низших демонов из мира теней и дала им тела, подняв из земли недавно умерших колдунов. Немертвые стражи оказались идеальными солдатами, несмотря на исходящий от их тел смрад. Главное – они безоговорочно подчинялись Агнес.

– Кукольник и его мертвые марионетки… – пораженно пробормотала Морриган.

– Да, и еще: магия иллюзии выше второй ступени в Пропасти под запретом.

– Вот как?

Пожав плечами, Дэмьен опустился в соседнее кресло.

– Королева Пропасти разумно рассудила, что опасно позволять колдунам-отступникам присваивать чужую внешность. Чревато… последствиями. Так что совет на будущее: не стоит заниматься перекройкой лица. Распыленные в воздухе чары мгновенно тебя пометят и пошлют сигнал страже.

– Чтоб ты знал, своим лицом я целиком и полностью довольна, – с достоинством ответила Морриган.

Дэмьен какое-то время поизучал ее и вынес вердикт:

– Ну да, нормальное лицо.

Она с трудом сдержала порыв ударить берсерка по голове свернутой газетой. Нормальное!

Вернувшись к статье о благотворительном вечере, Морриган внимательно изучила спектрографию, которая запечатлела все семейство Фитцджеральд. Седовласая Агнес с идеально прямой осанкой и суровым взглядом, несколько надменная Линн, спокойная Оливия и, судя по всему, Сирша – единственная на снимке, кто улыбался. Она вообще… отличалась. У нее единственной из всего семейства были яркие голубые глаза, милые щечки вместо выпирающих скул и женственные формы. Что Оливия, что Линн, что сама Агнес были очень худыми, словно высохшими. Ничего удивительного: веретничество – особая ветвь магии, за принадлежность к которой приходилось расплачиваться.

Ведьминское чутье подсказывало: неспроста Сирша так сильно не похожа на сестер и мать.

– Сирша, в отличие от Линн и Оливии, не пошла по стопам Агнес. Она не веретница.

– С чего ты взяла? – удивился Дэмьен.

– Посмотри, у всех остальных черные глаза, которые выдают сидящего внутри их тел демона. У Агнес они вообще как сама бездна. Жутко смотреть. Того и гляди, затянет.

Берсерк не упустил случая ее поддеть:

– В тебе, выходит, тоже сидит демон?

Морриган закатила глаза. Ну вот пожалуйста.

– Это один из признаков, но не единственный. Второй – неестественная худоба. Сирша – нормальная стройная девушка со здоровым румянцем. Верный знак, что в ней не сидит потусторонняя темная сущность, которая выпивает ее силы. Да, веретницы могущественны, но им приходится делиться жизненной энергией с созданием мира теней, и этот симбиоз продолжается на протяжении всей жизни. Вот отчего Агнес выглядит такой изможденной и постаревшей раньше времени. И это несмотря на то, что она ведьма.

– А Оливия и Линн выглядят лучше просто потому, что не так долго взаимодействуют с сущностью, – понял Дэмьен.

– Да, но Сирша на фоне сестер выглядит просто цветущей. Она не веретница, в этом я полностью уверена.

– Значит, одна из дочерей королевы Пропасти пошла против воли матери, – после паузы проговорил Дэмьен. – Представляю себе ее гнев.

Морриган задумчиво кивнула. Для ведьмы невероятно унизительно, если ее сын или, тем более, дочь выбирали собственную дорогу – другую ветвь магии. Если же дочь ведьмы и вовсе отказывалась от колдовского дара, своеволие могло закончиться для нее изгнанием из семьи. При лучшем раскладе – презрением матери и навсегда испорченными отношениями.

– Могу себе представить, какая атмосфера царила в их семье до того, как Сирша стала обезличенной. Такие, как Агнес Фитцджеральд, не поощряют своеволие и отречение от родового дара. И если Сирша в свое время действительно отказалась от веретничества, отношение сестер и матери к ней должно быть холоднее льда.

– Вряд ли это самая большая ее проблема, – заметил Дэмьен. – Сейчас, когда от нее отвернулся весь мир.

Морриган хмуро покивала.

– Где вообще держат обезличенных? Какая-то тюрьма или что-то вроде?

– Не совсем. Они могут свободно передвигаться по Пропасти, но с ними нельзя разговаривать, нельзя впускать их в свой дом, нельзя помогать им едой или деньгами. Увидят – накажут по всей строгости закона. Что значит, наденут маску, пусть и не на такой долгий срок. Существуют специальные монастыри, где обезличенных бесплатно кормят и дают им крышу над головой. Именно там, в основном, они и обитают. Впрочем, обезличенные сами сторонятся людей – за каждое нарушение срок ношения маски увеличивается. А этого, поверь мне, не хочет ни один осужденный.

Что-то в голосе Дэмьена заставило Морриган вскинуть голову и всмотреться в дымчатые глаза.

– Ты был обезличенным?

– А ты проницательна. – Никакой горечи, только насмешливо приподнятый уголок губ. – Недолго. Но быть вычеркнутым из жизни, забытым всеми, быть никем – самое худшее из всех возможных наказаний.

Морриган не знала, что сказать, боялась, что избитое «мне жаль» прозвучит фальшиво. Поэтому предпочла вернуться к делу.

– Как вообще жители Пропасти узнают о тех, о ком теперь нельзя говорить?

– По так называемым столбам позора. Предполагается, что только там, на камне, остаются имена обезличенных после того, как немертвая стража наденет на них маску.

– Подожди. Ты же не хочешь сказать, что эти мертвые куклы расследуют дела тех, кого потом назовут обезличенными?

Дэмьен хохотнул.

– Нет. Конечно, нет. Немертвые стражи вообще не думают. Они действуют механически, следуя заложенной Агнес Фитцджеральд программе. Да и в Пропасти нет ничего похожего на Департамент или Трибунал. Правосудие здесь обычно вершат сами жертвы преступления. Но есть и такие отступники, которые уверены, что все должно быть по закону. И такой закон существует. Если пострадавший своими силами поймает преступника, приведет его к судье и сможет доказать факт преступления – на преступника наденут маску. Но судья Пропасти (в отличие от стражи, вполне себе живой человек) лишь выносит приговор. Расследование ведет само заинтересованное лицо – пострадавший или его близкое окружение.

Морриган покачала головой. Нет, все-таки в Кенгьюбери жить куда безопаснее. Правда, она была вынуждена согласиться с Дэмьеном: перспектива отсидеть положенный срок в тюрьме казалась более привлекательной, нежели… стать обезличенной.

– Ты можешь узнать, за что имя Сирши внесено в список на позорном столбе?

Он заинтересовано прищурился.

– Расскажешь, что стоит за столь пристальным вниманием к королевским особам?

Морриган со вздохом побарабанила пальцами по подлокотнику кресла. В памяти всплыл пропитанный духами шарф.

– Думаю, Оливия очень хотела, чтобы я нашла ее сестру. И то, что это случилось после разговора с Агнес… Во имя Дану, просто скажи: ты можешь это сделать или нет?

– Есть у меня одна знакомая. Ее задача – знать подобные вещи.

– И она будет говорить с тобой на запрещенную здесь тему?

Ухмылка Дэмьена стала шире.

– Я говорил, что это очень хорошая знакомая?

Морриган снова закатила глаза. Берсерк исчез в одной из многочисленных комнат особняка, предпочтя вести беседу по амулету зова подальше от чужих ушей.

Интересно, она хорошенькая?

«Святая Дану, ты что, ревнуешь?»

Разговор Дэмьена затянулся. Морриган начала раздражаться. Неужели ему требовалось так много времени, чтобы получить ответ на один-единственный вопрос?

Не в силах усидеть на месте, она поднялась в спальню сестры, однако та безмятежно спала, убаюканная отварами Саманьи. Морриган покусала губы, глядя на Клио, и нехотя ушла.

Прохаживаясь по особняку, она увидела на балконе воркующих Бадб и Доминика. Леди Ворон поигрывала бокалом с вином, глава Высокого Дома не сводил восхищенного взгляда с ее фигуры, прикрытой декольтированным платьем с неизменными перьями и высоким воротником. Интересно, подозревал ли он, что вожделеет мертвую, пусть и сохранившую весьма соблазнительную личину? Или Бадб оправдывала свое превращение в черного ворона, притворившись аниморфом?[20] Знал ли Доминик, сколько ей на самом деле лет?

И хоть Леди Ворон никогда не называла свой истинный возраст, Морриган знала, что мать родила ее в сто с небольшим лет – вполне распространенная практика для столь сильной полуночной ведьмы. А значит, сейчас Бадб не меньше ста двадцати, хоть и выглядела она на двадцать пять. Гладкое лицо, кожа, словно белый атлас. И все это – не иллюзия, а истинная, сохраненная и после смерти, личина. Просматривая немногочисленные спектрографии в их семейном архиве, Морриган поняла, что в какой-то момент Леди Ворон просто перестала стареть.

Многие ведьмы не спешили обзаводиться потомством потому, что рождение детей влекло за собой передачу части силы, с чем большинству из них было нелегко смириться. С другой стороны, нельзя позволять роду прерваться, особенно если его представительница обладала уникальными магическими способностями.

К сожалению, передача дара – весьма непредсказуемое явление. Единственное, что можно ожидать наверняка – что дочери ведьмы унаследуют больше сил, нежели сыновья, и что старшие дети получат от матери в разы больше, чем младшие. Так вышло и с сестрами Блэр. Дар зеркалицы и потенциал в области полуночной магии (от которой она, впрочем, наотрез отказалась еще в детстве) у Клио был гораздо скромнее, чем у Морриган.

Наверное, вместе с силами Морриган забрала и часть тьмы Леди Ворон, и на младшую дочь ее попросту не хватило. Чистота и невинность Клио не так уж и предсказуемы, если учесть, что ее мать была той, кто ради достижения заветной цели готов идти не просто по головам – по трупам. И неважно, заклятые ли это враги, вставшие на пути безумцы или бывшие единомышленники.

Впрочем, стоило признать: во многом именно благодаря Бадб им не приходилось скитаться по Пропасти в поисках пристанища. Вряд ли Доминик разрешит им примкнуть к его Дому – одной симпатии к Леди Ворон для этого недостаточно. Однако именно эта симпатия позволила Морриган выиграть немного времени, чтобы разобраться в том хаосе, который воцарился в жизни семейства Блэр.

Проходя мимо стеклянной двери балкона, она стала свидетелем сентиментальной сцены прощания. Перед тем, как исчезнуть, Бадб прильнула к губам Доминика долгим и страстным поцелуем. Морриган поморщилась, но, в отличие от нее, рыжеволосый лорд Дома О`Флаэрти был на редкость доволен. Она фыркнула. Мужчины всех возрастов, семейных и общественных статусов поголовно сходили с ума от Бадб Блэр. При жизни она играючи завоевывала мужские сердца, и даже смерть не стала ей в этом помехой.

С видимой неохотой оторвавшись от привлекательного любовника, который ей в правнуки годился, Бадб без стеснения обратилась в ворона и улетела. Хоть догадалась не исчезать в мире теней, на глазах у Доминика распадаясь на тающие в воздухе черные перья. Это уже, пожалуй, было бы чересчур.

Заслышав за спиной шаги, Морриган обернулась.

– Сиршу Фитцджеральд провозгласили обезличенной четыре недели назад, – сообщил Дэмьен. – Срок ношения маски – три месяца. Интересней другое. Обезличенной Сиршу сделали по прямому приказу ее матери, Агнес.

– За что?

– За то, что предала саму суть веретничества, когда решила отказаться от сделки с фомором. Ты почти угадала. Агнес все-таки заставила Сиршу стать веретницей, но та нашла способ разорвать договор с демоном и разрушить связь с миром теней.

– Доминик знал, – обхватив себя руками, прошептала она. – Он не просто так направлял меня к Агнес именно в тот момент, когда та была с дочерьми. Он надеялся, что кто-то из них решит намекнуть мне о Сирше. Возможно, даже знал, что это будет именно Оливия.

Морриган медленно выдохнула через приоткрытые губы.

– В Пропасти же есть вервольфы?

Дэмьен фыркнул, словно она сказала несусветную глупость. И правда, где им еще обитать, как не здесь? В Кенгьюбери их определенно недолюбливали.

– Думаю, у меня есть принадлежащая Сирше вещь. Она может помочь вервольфу отыскать ее среди обезличенных.

– Не каждый вервольф согласится на это. А если не предупредить, кого именно предстоит искать… скажем так, колдуны-отступники не очень терпимы к обману.

– Какой деликатный эвфемизм к фразе «он перегрызет тебе горло».

Дэмьен отвесил шутливый поклон.

– Я старался не травмировать твою нежную психику.

– К слову о подходящих вервольфах… – Морриган резко выдохнула. – Слушай, ты знаешь Пропасть как свои пять пальцев, а я здесь все еще чужачка. Разумеется, я могу заставить сотрудничать самых несговорчивых… но, боюсь, мои методы слишком радикальны.

– Ну надо же, охотница заботится о своей репутации? – едко произнес Дэмьен.

– У охотницы есть сестра, которой, возможно, предстоит прожить в Пропасти до конца своих дней, – спокойно парировала она. – Которая и так настрадалась из-за репутации матери и принадлежности к роду Блэр.

Берсерк понимающе усмехнулся.

– В общем, мне бы пригодились твои связи. Предлагаю снова заключить сделку. Или я могу нанять тебя в качестве… м-м-м… устранителя проблем?

– Ты можешь просто меня попросить.

Морриган невольно рассмеялась.

– А ты быстро учишься.

Дэмьен отлучился, чтобы поговорить с кем-то из вервольфов, и Морриган оказалась предоставлена самой себе. Поднявшись в спальню, она выложила из сумки карманные версии зеркал Клио и Ниам О`Ди. Правда о сделке Клио с фомором спутала ей все карты. Куда важнее избавить сестру от демона, грозившего однажды вместе с рассветностью выпить из нее и жизнь. Но это не значило, что Морриган забыла про Итана. Она никогда не забывала.

Шипя от боли сквозь стиснутые зубы, Морриган через зеркала вглядывалась в Вуаль. Внезапно она уловила нечто странное. То, что даже зеркальная магия истины, которую она призывала, не могла облечь в слова. Не некое знание вроде имени – скорей, ощущение, что энергия духа ей… знакома.

Сердце забилось где-то в горле, Морриган задышала чаще. И боль, раскалывающая надвое виски, тут ни при чем. Она лихорадочно пыталась вспомнить, был ли среди знакомых Клио некто по имени Итан. А среди ее собственных? На колдуна с таким именем она не охотилась, но этот мир любил маски и фальшь. Что, если убийца Клио – дух отступника, когда-то пойманный Морриган и после смерти вздумавший наказать ее через Клио?

Спустя мучительные минуты стало ясно, что ничего, кроме имени духа и смутного ощущения узнавания, мир теней ей не откроет. Но она могла попробовать кое-что еще.

Во время едва ли не первой своей охоты Морриган шла по следу одного колдуна, Брана Берка, практикующего весьма своеобразные чары. Из короткого разговора с ним (закончившегося, разумеется, его скоростной доставкой к дверям Трибунала), Морриган узнала, что отступник мечтал стать просветителем полуночных колдунов, а потому вел подробные записи. Они обнаружились тут же, в его доме. Не дневник, скорей, черновик ни много ни мало целого научного труда. И некоторые заметки оказались на редкость любопытными.

Если верить Берку, люди оставляли частицу своей души едва ли не во всем, чего касались. Особенно, если испытывали в тот момент сильные эмоции. А мог ли кто-то – пусть даже дух – остаться безучастным, совершая покушение на убийство?

По установленным Трибуналом правилам все записи отступников, их гримуары[21] и колдовские атрибуты охотники были обязаны передать, собственно, Трибуналу. Что Морриган и сделала. Но прежде, разумеется, выучила заклинание из черновиков колдуна. Просто на всякий случай.

Пользоваться им ей еще не приходилось. Тот же Берк утверждал, что извлекать чужую душу из окружающего пространства – значит, лишать человека (все еще живого) частицы его души. Собственно, на этом и были основаны его чары. Берк, оказавшийся не только колдуном-отступником, но и вором, крал личные вещи незнакомцев, вытягивал из них частицы их душ и открывал некий канал… что-то вроде теневых троп, только проложенных в мире живых, но не ведущих в мир мертвых. По этому каналу он тянул жизненную энергию тех, чьи осколки душ украл. Благодаря ей Берк, от рождения хилый и болезненный, набирался сил. Пиявка. Проклятый паразит.

Что ж, кара его настигла стремительно, а потому единственным человеком, кого колдун сумел просветить, стала Морриган. Даже забавно, как много полуночных чар она узнала от тех, на кого охотилась. Бадб в пору ее ученичества делала ставку не на разнообразие, а на разрушительную мощь давно опробованных и весьма эффективных чар.

Чужая жизненная сила Морриган не интересовала, собственной хватало с лихвой. А вот осколки чужой души…

Она коснулась кончиками пальцев прохладной поверхности и проронила: «Anam sa roino». Раскаленный прут был тут как тут, примерялся к ее вискам, чтобы пронзить до самого мозга. Едва не стерев в порошок стиснутые зубы, Морриган извлекла из зеркала энергию духа, из памяти – полузабытое плетение рассветных путеводных чар. Хоть их она могла свить без угрозы для собственного рассудка. Жаль только, ни к чему путному это не привело. Не хватало энергии самого духа? Ее собственной силы? Или все дело в том, что убийца сейчас находился в мире мертвых, запертый по ту сторону зеркал? Рассветная путеводная нить не смогла бы ее туда привести.

– Проклятье!

Не желая сдаваться так легко, Морриган заключила энергию духа в филактерий, как когда-то душу сестры. И вызвала мать.

– Я ничего не смогла узнать, – сокрушенно призналась Бадб, едва ее завидев.

– Догадалась. Мне нужна твоя помощь. И твои познания в теневой магии.

Леди Ворон по-птичьи склонила голову набок. Сходство довершал и наряд – платье с украшенными множеством черных перышек юбкой и лифом.

– Я хочу, чтобы ты соткала полуночную путеводную нить из души убийцы и отыскала его в мире теней. Я могла бы попытаться, но… ты чувствуешь себя в мире мертвых, как рыба в воде.

– Вернее, птица в небе.

– Как скажешь. Только не убивай его. Приведи его ко мне.

– А где же волшебное слово? – игриво спросила Бадб.

– Мама!

Она театрально вздохнула.

– Я подразумевала другое слово, ну да ладно. Я сделаю это для тебя, но не жди меня слишком скоро, мир теней поистине велик.

Филактерий перекочевал в узкие ладони Бадб. С вызывающей зависть легкостью свила полуночную путеводную нить – дымчатую, эфемерную – и, не обращаясь, растаяла в воздухе.

Морриган оставалось только ждать.

Знакомым Дэмьену вервольфом оказался молодой мужчина с темно-русыми, почти черными, волосами. Ничто не выдавало его принадлежность к оборотням… разве что хищный взгляд карих глаз. Он был высок, но не выше Дэмьена, и обладал таким же крепким, правда, лишенным видимых татуировок, телом.

Чтобы убедить верфольфа помочь, Морриган пришлось отстегнуть внушительную сумму. В любом другом случае она с удовольствием сбила бы спесь с наглеца, потребовавшего такие деньги за исполнение простейшей просьбы. Но ее обуревали нетерпение и желание отыскать Сиршу Фитцджеральд. К тому же Дэмьен был прав: искать обезличенную, тем самым нарушая закон Пропасти, решились бы немногие.

Вервольф, представившийся Кеннетом, спрятал деньги в карман черных джинсов и приложил к носу пропахший духами шарф. Постояв так какое-то время, резко сорвался с места. Острый нюх, звериное чутье, выносливость и силу вервольфы сохраняли и в человеческом облике. Они вообще никогда не обращались на глазах посторонних, тем самым и сохраняя таинство процесса перевоплощения, и соблюдая букву закона. Разумеется, там, где он был.

В Кенгьюбери за нарушение правила появляться на улицах города исключительно в человеческом обличье верфольфа могли посадить в тюрьму на приличный срок. А вот разгуливающего по Пропасти волка Морриган легко могла представить. Нравы здесь царили куда более свободные, чем в городе, который освещало лишь одно солнце. Лису и тигра – скорее всего, это были аниморфы – здесь она видела точно.

Кеннет уверенно вел их к восточному острову вперед, лавируя между прохожими. Суровый взгляд, черные джинсы, черная футболка, обтягивающая мускулистый торс… и нежно-бирюзовый шарфик, зажатый в ладони. Мило.

Транспорт в Пропасти представлял собой хаотичную систему, которую Морриган мысленно окрестила «кто во что горазд». Здесь отчего-то было очень мало портал-зеркал. Большинство прохожих, вздумавших попасть в другое место, просто колдовали временный портал – разрыв в завесе реальности, который захлопывался сразу, как только колдун переносился в пункт назначения. Но были и те, кто предпочитал более эффектные способы перемещения.

Пока Кеннет шел по следу Сирши Фитцджеральд, Морриган увидела и парящую в воздухе платформу, работающую исключительно на магии и медленно плавающую от одного острова к другому, и странное приспособление, имеющее одно колесо, подставку для ног и шест, за который держался пассажир. Вся эта сомнительная конструкция довольно резво катила по улицам Пропасти. Еще им встретилась беловолосая ведьма на вороном коне и грозного вида парень, оседлавший сотканного из чистой иллюзии, но удивительно правдоподобного ящера.

С каждым проведенным здесь днем нижний город нравился Морриган все больше. Все-таки скучный и подчиненный строгим правилам Кенгьюбери проигрывал в оригинальности и яркости чуть театральной Пропасти.

Пока Морриган любовалась видами, Дэмьен, похоже, тренировал лицевые мышцы – старательно хмурил брови, погрузившись в глубокие раздумья. Что ни говори, а хорошим собеседником язык не повернулся бы его назвать.

Место, в котором в конце концов оказались вервольф, берсерк и ведьма (прямо-таки начало для хорошего анекдота), сюрпризом ни для кого не стало. Морриган увидела внушительное здание, сложенное из белого камня – один из монастырей, о которых рассказывал Дэмьен. Всю территорию огораживал невысокий белый забор, к зданию вела широкая дорога из щебня. Подстриженные кусты, ухоженный газон – было заметно, что здесь обитают трудолюбивые люди.

Как объяснил вынырнувший из глубокой задумчивости Дэмьен, здесь выращивали и готовили еду для обезличенных и нищих отступников. На территории монастыря находились небольшая ферма, огород с садом, где работали как рассветные жрицы, так и их добровольные помощники – обезличенные. К труду их не принуждали, они сами приходили сюда. Наверное, просто не знали, куда деть время, которое раньше тратили на общение с близкими и родными. А может, просто тянулись к человеческому теплу.

– И что, даже жрицам запрещено с ними разговаривать?

– Запрещено. Немертвая стража следит за тем, чтобы наказание обезличенных было полноценным. И хотя главный принцип веры рассветных жриц – всепрощение, они не могут ослушаться приказа стражи. В противном случае маски наденут уже на них самих.

Они прошли мимо жрицы, читающей на скамье книгу. Строгое белое платье в пол, накидка, темные косы, уложенные на манер короны. Оторвавшись от чтения, она мимолетно им улыбнулась. А Кеннет уверенно направлялся к раскинувшемуся за спиной жрицы саду.

– Зачем им это? – вполголоса поинтересовалась Морриган. – Жить здесь? Помогать тем, чьих имен они не знают?

– Среди жриц много рассветных ведьм, чье призвание – помогать попавшим в беду людям. Они верят, что у каждого есть шанс измениться: искупить свою вину, очиститься от совершенных когда-то грехов. Говорят, многие жрицы – бывшие обезличенные, которые, сняв маску, по той или иной причине вернулись в монастырь. Они сродни отшельникам, селящимся вдали от людей где-нибудь высоко в горах. С той лишь разницей, что здесь людей они видят, но не слышат. Каждая рассветная жрица принимает обет молчания в знак солидарности. Обезличенные могут говорить, но какой смысл это делать, если никто их не слышит? Точнее, делает вид. Вот и рассветные жрицы молчат, чтобы лишний раз не напоминать обезличенным о том, что они – изгои.

– А ничего, что многие из этих несчастных изгоев убивали и насиловали? – резко бросила Морриган.

Взгляд Дэмьена задержался на ней.

– Как я и говорил, рассветные жрицы верят в искупление и всепрощение.

– А как тут со жрецами?

– Они скорее исключение.

– Ну, разумеется. Женщины куда сердобольнее мужчин.

– Не пойму, ты осуждаешь их за это или одобряешь? – усмехнулся Дэмьен.

Ответить Морриган не успела. Кеннет остановился в двух шагах от девушки, срезающей с куста пожухлые листья, и указал на нее рукой.

– Она.

Незнакомка тут же обернулась.

– Спасибо, великий конспиратор, – не скрывая недовольства, произнесла Морриган.

Кеннет пожал плечами и, посчитав свою миссию выполненной, направился к арочным воротам монастыря.

Морриган окинула взглядом стоящую перед ней Сиршу Фитцджеральд. Наглухо закрытое серое платье до пят облегало стройную фигуру. Волосы спрятаны под глубоким капюшоном, лицо закрыто серой маской с узкими прорезями для глаз и рта, не оставляющими и дюйма лишней кожи. Среди однообразной серости выделялись яркие голубые глаза.

Дэмьен встал так, чтобы загородить обзор немертвому стражу, который прохаживался вдоль стен монастыря. Страж словно был призван разделить любовь обезличенных к серому цвету, пусть таковой была не его одежда, а кожа. Вместо брони или любого другого облачения – лохмотья, в которых его когда-то похоронили. В черных, веретнических, глазах не наблюдалось и тени мысли. Как и сказал Дэмьен, думать стражи не умели. За них, неразумных куколок из плоти и костей, действовали сидящие внутри демоны, которых подчинила себе Агнес Фитцджеральд.

– Сирша Фитцджеральд? – обратилась Морриган к обезличенной.

Изящные руки в серых перчатках взлетели к скрытому под маской лицу. Бедняга. Наверняка уже отвыкла, что с ней говорят.

– Кто… Почему вы… – Сирша огляделась по сторонам, явно выискивая стражу в страхе получить наказание за нарушение правил. Голос из-под маски звучал глухо. – Вы знаете, что со мной запрещено…

– Знаю, и мне наплевать, – пожала плечами Морриган.

– Кто вы такие? – спросила Сирша. Опустила руку и с опаской покосилась на Дэмьена.

– Неважно. Главное, я знаю, кто такая ты.

– Такта тебе не занимать, – сердито проворчал берсерк.

– Я ничего такого не сказала! – возмутилась Морриган. – Вместо того чтобы критиковать меня, лучше отведи глаза стражу. В смысле, наведи морок.

– Я знаю, что значит «отвести глаза».

– Так сделай это! Не все же мне одной тратить энергию на чары.

– Это такой щадящий самолюбие способ сообщить, что ты этого не умеешь? – с издевательской усмешкой осведомился Дэмьен.

Морриган устремила на него взгляд, который должен был передать, насколько она возмущена подобным смехотворным предположением. Чтобы она, дочь Леди Ворон, и чего-то не умела! К счастью, у Дэмьена было слишком мало времени, чтобы убедиться в собственной правоте. Сосредоточив внимание на немертвом страже, он нарисовал в воздухе огамический знак.

– Я знаю, что ты нашла способ разорвать веретническую связь, – хрипло произнесла Морриган.

Сирша стиснула руки и отвернулась.

– Я… Я хотела стать рассветной ведьмой. – Она вздернула подбородок, но поникла мгновение спустя. – Смешно, правда? Оказалась среди себе подобных, но не могу даже с ними заговорить.

Рассветная ведьма? Не так уж и удивительно. Нередко дети полуночных ведьм, насмотревшись на жуткие ритуалы матерей и на их не менее жуткие последствия, навсегда зарекались обращаться к полуночной магии. Что уж говорить о веретничестве, которое даже у Морриган вызывало брезгливую гримасу. Впустить в себя темную сущность, которая будет паразитировать, пить твои жизненные соки, взамен давая право творить мощнейшие полуночные чары, привлекать на свою сторону демонов и духов, насылать порчу на людей… Она всегда считала веретничество самым мерзким из всех разновидностей полуночной магии. Даже более мерзким, чем магия крови. Кто знает, как повернулась бы ее судьба, если бы Бадб была веретницей. Вполне возможно, что тогда Морриган пошла бы по пути Клио, навсегда отринув родовой дар.

Впрочем, пять лет назад, казалось, она сделала именно это.

– Сирша, ты должна рассказать мне, как разорвать связь с миром теней.

Обезличенная настороженно взглянула на Морриган.

– Я… не могу.

– Сирша!

– Ты не понимаешь. Я уже совершила предательство и несу наказание за это. Но мама никогда не простит меня, если тайна выйдет за пределы нашего клана. Нет, за пределы этого двора!

Морриган шагнула к ней. Ее голос зазвенел от напряжения:

– Разве ты не хочешь освободить тех, кто, как и ты, против своей воли оказался связан с миром теней?

Сирша молчала, обхватив себя серыми руками за серые плечи, будто пытаясь согреться. Морриган понимала: с каждой секундой охватывающего недоверия к чужакам она все больше замыкается в себе.

– Заклинание, Сирша! Или что там, обряд? Воззвание к Дану? Сирша!

Голос веретницы упал до едва слышного шепота.

– Прости. Я… не могу.

Морриган мысленно чертыхнулась. Терпение – это ресурс, который в ее организме истощался слишком быстро.

Плевать, если поставленная Дэмьеном печать превратит ее разум в кашу. Она выбьет из Сирши эту маленькую тайну. И неважно, что успела проникнуться к ней симпатией. Обезличенная стояла между Морриган и нормальной жизнью Клио – пусть со слепотой, но без преследующего ее демона из мира теней. Значит, Сирша – враг. А с врагами у Морриган разговор короткий.

Едва она успела крутануть кистью, привлекая энергию мира теней и позволяя ей оплести пальцы, раскаленный шип вонзился в голову, отчаянно пытаясь выжечь мозг. Дэмьен молниеносно перехватил ее ладонь. Несколько мгновений они казались влюбленной парой, которая нежно держится за руки на романтической прогулке. Потом берсерк сбросил свою, ледяным тоном сказав:

– Морриган, можно тебя на минуту?

Не дожидаясь ответа, Дэмьен за локоть оттащил ее в сторону.

– Охлади свой пыл. Твои замашки охотницы здесь не помогут, – прошипел он, едва не сверкая глазами. Спасибо, хоть не алыми.

– Тогда говори с ней сам! – взорвалась Морриган, вырывая из его хватки руку.

– Мне она не доверится. Я могу не знать многого, но людей я знаю. Научился их понимать. Она чувствует во мне силу зверя. Чувствует во мне берсерка и подсознательно боится. Но ты… – Дэмьен развернул Морриган за плечи лицом к себе, ловя ее ускользающий взгляд. – У тебя есть история. Ты можешь завоевать расположение Сирши. Но только если покажешь другую свою сторону, если забудешь на минуту об образе дерзкой и независимой охотницы за головами и полуночной ведьмы, готовой в любой момент испепелить весь мир. Если поговоришь с Сиршей как любящая сестра.

– Какая пламенная речь. Долго репетировал?

Недобро усмехнувшись, он отступил на шаг. «Тебе решать», – говорил его взгляд.

Разговор по душам – что может быть проще для такой, как Морриган? Для той, что запирала эмоции внутри, прекрасно зная, что всегда найдутся люди, которые захотят воспользоваться ее уязвимостью? Она привыкла не оставлять камня на камне от своих слабостей или, если не могла избавиться от них, старательно их прятать. Ее так научили.

Запрокинув голову, Морриган резко выдохнула и решительным шагом направилась к Сирше. Та съежилась, словно испугавшись, что ее сейчас ударят. Нет, в семье Фитцджеральд определенно только одна королева.

– Сирша, я понимаю, что прошу от тебя многого. Но я прошу не для себя. Мою сестру убили. Благодаря магии вуду я сумела вернуть ее к жизни… или к некоему ее подобию, но я слишком долго искала способ ей помочь. Находясь в мире теней, она заключила сделку с фомором. Она не желала становиться веретницей. Она вообще не думала, что вернется в мир живых, и хотела посвятить свое посмертие тому, чтобы помогать душам. Но теперь… теперь демон врывается в мир живых и мучает Клио, высасывая из нее рассветную силу. – Морриган прикрыла глаза. – Я знаю, тебе нелегко. Но однажды ты снимешь маску и счастливо заживешь рядышком с сестрой. А моя ослепла на всю оставшуюся жизнь и вынуждена навсегда остаться в Пропасти, в чужой для нее вселенной. Я должна сделать для нее хоть что-то. Хоть как-то изменить к лучшему ее новую жизнь.

Сирша долго молчала. Так долго, что Морриган уже потеряла надежду на ответ.

– Хорошо. Я помогу. Есть одни чары…

Морриган в нахлынувшем порыве обняла ее. Отстранилась, смущенная, но все же прошептала сердечное «спасибо». Сирша расплылась в улыбке, которая странно смотрелась в тандеме с жутковатой маской и переизбытком серого.

На землю их обеих спустил прохладный голос Дэмьена.

– Есть только одна проблема. Прежде, чем Сирша сможет наложить на Клио чары, нам нужно расплести печать, запрещающую колдовать. И поверь мне, она гораздо серьезнее той, что красуется на твоей ладони.

Точно. Если Дэмьен забрал у нее способность призывать полуночные чары, то печать обезличенных лишала отступников и рассветных. Серьезное наказание – быть колдуном по крови или по способностям, но вообще лишиться возможности колдовать.

– Кто может знать плетение печати, которое позволит нам ее сломать?

– Мама, – тихо ответила Сирша. – И доверенные ей лица. Я не знаю, кто они, извини.

– А еще Трибунал, у которых отступники Пропасти эту печать и… позаимствовали.

– А значит, и Департамент, – задумчиво рассматривая внутренний двор монастыря, отозвалась Морриган. Смиренно вздохнула, сжимая в ладони амулет зова. – Есть у меня один знакомый…

Вот только ли согласится ли он помочь?

Просьба отыскать по каналам Департамента способ сломать печать явно обескуражила Ника.

– Я знаю, что прошу тебя о многом… – вкрадчиво начала Морриган.

– Что именно вы собираетесь делать?

– Помогать Клио. Вот так новость, да?

– Кто она такая? – Ничуть не смутившись, Ник подбородком указал на Сиршу. – И что это за маскарад?

Интерес в глазах Сирши слегка померк, Дэмьен еще больше нахмурился.

– Что за допрос? – Морриган скрипнула зубами.

– Я не доверяю полуночным. Вот так новость, да?

– А есть другие кандидаты в помощники? – с прохладцей спросил Дэмьен, который нелюбовь к законникам впитал, наверное, с молоком матери.

– А это еще кто? – насторожился Ник. Вероятно, в поле его зрения берсерк не попадал.

– Так, вы оба! – прикрикнула Морриган. – Клио нужна наша помощь!

– Расскажи мне все, – потребовал Ник. – Без утайки. Без уловок. Без обмана. Представь, что мы – наши версии десятилетней давности.

Дэмьен переводил хмурый взгляд с него на Морриган. Казалось, ему не нравилось хоть о чем-то быть не осведомленным.

Выслушав Морриган, Ник долго молчал. Лаконичный ответ «Хорошо» – словно четкая, аккуратная подпись.

– Невероятно… так много людей готовы ей помочь, – стискивая ладонью узкое запястье, тихо сказала Сирша.

А ведь правда. Она, закутанная в серое веретница, помогала незнакомому человеку по просьбе таких же незнакомцев, берсерк проявлял чудеса неравнодушия, а инспектор Департамента полиции был готов поступиться собственными принципами и преступить закон. И все это – ради Клио.

– И я благодарна тебе за то, что ты – одна из них. Неважно, чем все это закончится… но если я когда-нибудь смогу ответить тебе тем же…

– Не нужно, – с улыбкой покачала головой Сирша. – Я просто рада, что смогу помочь хоть кому-то.

«Вы с Клио точно найдете общий язык».

– Ладно, – решительно сказала Морриган, будто подводя черту. Взглянула на Ника. – Я спектрографирую для тебя печать Сирши. Попробуешь отыскать нужное плетение?

Он с готовностью кивнул. Морриган повернулась к Дэмьену.

– Что? Только не говори, что хочешь позвать в Пропасть и его!

– Предлагаешь расплетать печать на расстоянии? Как ты себе это представляешь?

– Не Пропасть, а проходной двор. Сначала охотница, теперь инспектор полиции. Что дальше? Пригласим на чай мэра Кенгьюбери? Или сразу верховного трибуна?

– Хватит быть таким твердолобым! – С вызовом глядя в лицо берсерка, Морриган процитировала: – По мне, так это навешивание ярлыков – лишь попытка оправдать свое невежество и нежелание выбраться за пределы своего маленького, уютного, изученного вдоль и поперек мирка.

Память у нее всегда была прекрасная. Или вернее назвать это злопамятством?

– Только через мой труп, – отрезал Дэмьен. – А чтобы это устроить, тебе придется постараться.

И как говорить с человеком, который на каждый твой аргумент отвечает безоговорочным «нет»?

– Я могу устроить нам встречу в одном местечке Кенгьюбери, куда никакие ищейки носа не сунут, – предложил Ник.

– А я могу, так уж и быть, провести Сиршу наверх, – сказал Дэмьен таким тоном, будто делал всем присутствующим величайшее одолжение.

Морриган решила, что с ним разберется позже. Подарить Клио свободу сейчас куда важней.

– Хорошо.

– Но времени наверху у нас будет немного, – предупредил берсерк. – Метка у обезличенных не одна. Если бы каждый из них мог так легко покидать Пропасть, наказание потеряло бы всякий смысл. К счастью, я знаю человека, который может деактивировать метку и ненадолго отправить Сиршу в отпуск.

– Звучит здорово, – тихо рассмеялась та.

Морриган обвела всех присутствующих взглядом.

– Тогда за дело.

Взволнованную Клио через созданный Дэмьеном временный портал провели в какой-то пустующий дом – встречаться с обезличенной в доме Доминика О`Флаэрти и впрямь было неудачной идеей.

– Клио, это Сирша. Сирша – Клио.

– Привет, – одновременно и одинаково застенчиво произнесли обе. Рассмеялись, развеивая сгустившееся в воздухе напряжение.

– Морриган сказала, ты можешь разорвать связь между мной и фомором… только не сказала, как.

– Потому что сама не знаю, – буркнула сестра.

– Это чем-то похоже на полуночную магию истины, но… не совсем.

– То есть? – требовательно спросила Морриган.

Клио поспешно спрятала улыбку. Сестра не успокоится, пока не выведает все до мельчайших деталей. В чем в чем, а в этом они с Дэмьеном были ой как похожи.

– Знаешь, как целители… они видят нити жизни, токи жизни, энергию всего сущего. Я вижу связь души с миром теней. Например, могу видеть, что человек вот-вот умрет – от его души в Вуаль тянется тоненькая ниточка. И чем ближе он к смерти, тем эта нить крепче, зримее… чернее. Еще я легко могу распознать веретников.

– Как и я, – фыркнула Морриган. – Эти чары не уникальны. Это и есть полуночная магия истины. Просто ты видишь чуть больше.

– Да, но ты полуночница…

– Я не полуночница.

– Разве? Хм…

– Сирша, – обманчиво ласково протянула Морриган.

– Я хочу сказать, полуночные колдуны истины просто видят связь живого мира с миром теней, но никак не взаимодействуют с ней, не способны на эту связь повлиять. Целители, используя рассветные чары истины, умеют скреплять, сращивать нити жизни. Я же вижу нити смерти – нити, которые связывают человека с миром теней… и могу их обрубить.

Клио ахнула, впечатленная.

– То есть ты можешь спасти человека от смерти?

До нее долетел огорченный вздох.

– Только отсрочить ее. Спустя время нити все равно появляются. Я… проверяла. У судьбы, у богов на нас свои планы. Мы не можем, вероятно, вмешиваться в них.

– Но это все равно очень здорово!

– Спасибо. – В голосе Сирши звучала улыбка и толика смущения. – Я хотела, пусть и ненадолго, помочь людям спрятаться от смерти, которая следовала за ними по пятам. Чтобы они подольше побыли с родными. Знаю, этим их не спасти, но я… я просто хотела сделать что-то хорошее. Хоть немного возместить ту боль, которую моя мать причинила людям. Тем, кого прокляла, убила или лишила семьи.

Клио молчала, кусая губу. Не по той же причине она сама захотела стать врачом, а Морриган избрала путь охотницы? Чтобы искупить вину – чужую, но не чужого им человека?

– Не успела, – горько бросила Сирша. – Едва я освободилась от веретничества… за мной пришли.

– И долго ты училась обрубать нити смерти? – Морриган, похоже, заинтересовалась всерьез.

– С тех самых пор, как мать начала обучать меня веретничеству. Знаю, я слабая, я должна была сразу настоять, чтобы…

Клио шагнула на голос, мягко сжала плечо Сирши, и та изумленно замолкла.

– Ты не слабая. Просто иногда наши матери гораздо сильнее нас. Особенно когда мы еще дети.

Оттого взаимоотношения Клио и Бадб далеко не всегда были просты. Клио долго шла на поводу матери, вместе с сестрой обучаясь полуночному колдовству. Однако она разочаровывала маму куда чаще, чем Морриган. Но самое главное разочарование ждало ту впереди. Какой позор для легендарной Леди Ворон – ее дочь выбрала путь обычного человека!

Потребовалось время, чтобы она смирилась с желанием дочери стать врачом, а не ведьмой. Счастье, что Клио унаследовала от нее упрямство и умение до последнего стоять на своем. Счастье, что Бадб, пусть и по-своему, но все же любила дочерей.

– Только в тринадцать я смогла убедить мать, что не стану полуночной ведьмой, – призналась она. – И то, подозреваю, во многом благодаря своей бездарности и слабой колдовской силе. Мама просто поняла, насколько никудышная из меня ведьма, и сдалась.

Сирша совсем невесело рассмеялась.

– Моя мама обычно говорила так: младшая бесталанна, а средняя вечно витает в облаках.

Клио округлила невидящие глаза. Жестоко. Впрочем, нечто похожее, выходя из себя, говорила им с сестрой и Бадб.

– Но она ошибается. Олив не бесталанна, в ней просто слишком мало сил. Не то, что в Линн. Линн очень похожа на маму и сильнее нас двоих вместе взятых. – Сирша испустила протяжный вздох. – Но даже зная, как мне ненавистно веретничество, мама не ожидала, что я… пойду на предательство. А может, просто не думала, что я найду в себе решимость дойти до конца.

В словах и тоне Сирши таилось столько муки! Как же похожи истории двух, с виду таких разных, семей: Фитцджеральд и Блэр. Властная, сильная, холодная мать, наказывающая за малейшее непослушание. Преданная колдовской науке, готовая на любые жертвы ради силы, которую она даровала. Одна сестра, отказавшаяся от родового дара. Другая покорно – до поры до времени – следующая ему.

– Я просто не могла больше жить… так. Я не хотела быть такой, как они. Как Линн и мама. – Сирша трогательно, по-детски всхлипнула. – Нас сторонятся. О нас ходят такие слухи… мол, криво посмотришь на Агнес Фитцджеральд или ее дочерей – нашлют на тебя пожизненную порчу. Вздумаешь оскорбить или обидеть – весь твой род до седьмого колена проклянут. Ах да, еще призванные нами демоны порой вырываются из наших тел и бродят по Пропасти, ищут жертв для кровавого пира.

– Я одно время даже фамилию хотела сменить, – тихо призналась Клио. – Из-за того, что одноклассники чурались меня, потомственную Блэр. Будто я была прокаженной.

– Клио… – сдавленно прошептала Морриган. – Почему ты не рассказала мне?

– И что бы ты сделала? – с горьким смешком спросила она. – Подняла бы на воздух всю школу?

В объятой мраком комнате повисло неловкое молчание. А так как никто из присутствующих явно не обладал умением разряжать обстановку, это грозило затянуться.

– Привет, звали? – раздался жизнерадостный голос.

Клио едва не подскочила на месте от восторга и изумления.

– Ник? Ты здесь, в Пропасти? Или я…

– Ты в Кенгьюбери.

Ник стиснул ее в крепких объятиях.

– Но… зачем? Не думай, я рада снова тебя увидеть…

Смутившись, Клио оборвала себя на полуслове.

«Лучше молчи».

– Я не виноват, что вы даже в Пропасти не можете справиться без меня.

Рассмеявшись, она очень живо представила, как Морриган в этот момент закатывает глаза.

– Я нашел нужное плетение. – Ник, судя по звуку, повернулся к ее сестре. – Даже не спрашивайте, как мне это удалось.

– И не собирались, – нетерпеливо отозвалась Морриган. – Давай уже, ломай печать.

Происходящее для Клио было покрыто завесой тайны, своей чернотой и непроницаемостью похожей на Вуаль. Вероятно, когда сестра снова заговорила, печать Сирши уже была сломана.

– Ты видишь связывающую их нить? Ее и фомора? – тихо спросила Морриган.

– Вижу. Узы не слишком прочные, потому что договор заключили в мире теней. А теперь, когда Клио оказалась здесь, фомору мешает возникшая между ними препона. Завеса между двумя мирами.

– Вуаль, – кивнула Клио.

Что ж, еще один хороший повод порадоваться тому, что она больше не мертва.

– Обрубай, – жестко потребовала Морриган.

– Taen Fatalle!

Многие шепчут заклинания, чтобы другие не украли ключ к их мастерству, но Сирша говорила громко и отчетливо.

Клио не ощутила никаких перемен, но верила, что связь между ней и фомором отныне и навсегда разорвана. Она представляла, в какую ярость впадет демон, но все равно испытывала облегчение, получив свободу от связывающих ее прежде пут.

И если однажды они снова встретятся в мире теней… Она будет к этому готова.

Бадб появилась в комнате без всякого призыва. Что-то было не так. Морриган поняла это, бросив на мать один-единственный взгляд.

Леди Ворон тяжело дышала, атласная кожа посерела, исчез блеск из черных глаз. А ведь она только что вернулась из мира теней, который ее питал. Но казалось, что на этот раз мир мертвых выпил ее силу.

– Прости, – прохрипела она.

Откашлялась, устало опираясь о стену. В желудке Морриган поселилась щекочущая пустота: Бадб Блэр никогда не извинялась. Ее и впрямь сильно потрепало.

– Кто-то скрывал его от меня. Этого… Итана. Пустил по моему следу теней-охотников. Я, конечно, отбилась, но чуть не растеряла последние силы. А потом меня едва не заперли в коконе из тьмы.

– Кому это вообще под силу? – поразилась Морриган.

– Кому-то могущественному. Тому, кто призвал духа из мира мертвых.

Она издала тихий стон. Этого еще только не хватало.

Бадб опустила на подоконник филактерий с осколками души Итана. Отдернула длинные пальцы, словно боясь обжечься кислотой.

– Я… пойду. Надо… подлечиться. – Ее глаза едва не закатывались от изнеможения. Еще немного – и рухнет без сознания на пол.

– Да, конечно.

Леди Ворон исчезла, затерялась в Юдолях мира теней.

Морриган стояла у окна, сжимая в руках филактерий. Хмурясь, изучала его сквозь призму сказанных матерью слов. Кто такой, Балор его забери, этот Итан? Откуда в нем сила красть человеческие души и повелевать мертвой тьмой?

– Морриган?

Она вздрогнула, филактерий едва не выскользнул из пальцев. Обернулась, изумленная. Дэмьен? В ее спальне?

– Что-то хотел? – ровным тоном поинтересовалась она.

Проходить в комнату берсерк не стал. Замерев на пороге, облокотился о дверной косяк.

– Это насчет Клио.

Морриган внутренне подобралась, словно готовая к прыжку большая кошка. Отложила в сторону филактерий.

– У меня появилась идея, но понятия не имею, что из этого выйдет. Во-первых, многое будет зависеть от самой Клио. Во-вторых, в случае, если задуманное удастся, это не будет… нормальным человеческим зрением, а значит, Клио придется еще долго привыкать к своему новому существованию.

– Моя сестра слепа, Дэмьен, – сухо проговорила Морриган. – Хуже быть уже не может. Если есть способ вернуть Клио возможность видеть мир – пусть не так, как прежде, но видеть, я должна его знать.

– Лесные ведьмы.

Нахмурившись, опустилась на стул с высокой спинкой, на которую был небрежно наброшен ее плащ. Что-то подсказывало, разговор будет долгим.

Глядя на Дэмьена, она озадаченно пыталась понять взаимосвязь между лесными ведьмами и слепотой Клио. Лесные ведьмы, большие мастерицы в управлении живой природой, растениями и животными, с неприязнью и страхом относились к камням и металлам. Сильнейшие из них и вовсе подчинили себе оборотничество – аниморфизм, овладев способностью по собственной воле, пусть и на короткий срок, превращаться в зверей. Существовало поверье, что каждая лесная ведьма после своей смерти становилась животным в лесу, близ которого жила и который питал ее силы при жизни.

Многие лесные ведьмы слыли хорошими знахарками. Их отвары с толикой магии могли избавить человека от легкой хвори или проклятия вроде душницы. Но целительная сила лесных ведьм ограничивалась природной стихией, а никакие травы, даже сдобренные магией, не способны вернуть человеку зрение.

– Лесные ведьмы? – не скрывая скепсиса, переспросила Морриган.

– Что бы ты ни слышала, среди них есть не только знахарки и травницы, но и целительницы.

– И все равно я не понимаю. Что в арсенале лесных ведьм есть такого, чего нет у полуночных ведьм и мамбо? И чем они отличаются от тех целительниц, которые пытались помочь Клио, но с треском провалились?

– Они – туата.

В словах Дэмьена ей почудился некий вызов. Чтобы он, и защищал ведьм? Всегда готовая обороняться, Морриган скрестила руки на груди.

– Все мы, ирландцы, потомки Туата Де Даннан. А значит, так или иначе, принадлежим к туата.

– И как думаешь, насколько чиста кровь современных ирландцев? Сколько первородной силы Дану они сумели сохранить?

Морриган покусала губы, не желая так быстро признавать поражение. Уловив ее сомнения, Дэмьен продолжил цеплять ее на крючок.

– Лесные ведьмы не допускают смешения крови. За редким исключением не допускают в свой клан чужаков. Браки – только своих со своими. А сохраняя чистоту крови, они сохраняют и силу Дану.

«А значит, сильнее прочих ведьм».

– Хорошо. Давай навестим этих твоих лесных ведьм.

Кто она такая, чтобы упускать, возможно, последний шанс вернуть зрение Клио?

Остановившийся на ней взгляд был пристальным и острым.

– Ты должна отпустить Клио со мной.

– Никогда, – резкий ответ сорвался с губ прежде, чем Дэмьен успел закончить. Морриган выдохнула, смягчаясь. – Я должна быть с Клио.

Хотя бы сейчас.

Рядом с сестрой она все время чувствовала свою вину. Оттого, что не справилась. Не защитила. Не смогла предотвратить безумие, в которое превратилась ее жизнь.

– Если что-то снова пойдет не так, и надежды Клио разобьются, как хрупкая ваза, я должна быть с ней. Я боюсь… боюсь, что еще одного разочарования она просто не выдержит.

Дэмьен, помедлив, кивнул.

– Только есть одна проблема.

– Я знаю, что лесные ведьмы живут закрытой общиной. Но даже если они ненавидят чужаков, я сумею убеди…

– Ты не понимаешь. Лесные ведьмы охотно помогают тем, кому требуется помощь. Я знаю это наверняка, потому что не раз приводил к ним людей, которым никто во всей Ирландии помочь не сумел – против их болезней и проклятий любые чары оказывались бессильны. Таких людей, как… Клио.

– Почему ты молчал?

– Умеешь ты проявлять благодарность, – усмехнулся Дэмьен. – Я говорю сейчас. И к тому же… Я до последнего был уверен, что уж в Пропасти найдется тот, кто поможет ей.

Морриган помрачнела.

– Как и я. Но если лесные ведьмы не против чужаков, в чем тогда проблема?

– В свой лес они впускают лишь тех, чья душа чиста, а руки – не запятнаны кровью.

Она отвела взгляд.

– И что, нет никакого способа переубедить их?

– Способ есть, – со странным вздохом ответил Дэмьен.

Морриган так резко повернула к нему голову, что хрустнули позвонки.

– Но весьма болезненный и жестокий. Обряд очищения. Это долгое и сложное испытание и для тела, и для разума, и для души.

Она подалась вперед и впилась в берсерка яростным взглядом.

– Почему ты думаешь, что, едва услышав о том, что мне предстоит, я тут же поверну назад? Почему все считают, что мне нет дела до других? Я кажусь эгоисткой? Да, возможно, так и есть. Но существуют люди, которые мне дороже всего остального мира. Если ради Клио нужно будет вывернуть наизнанку свою душу и тело, я это сделаю. Если нужно будет продать демонам душу лишь для того, чтобы сестра осталась жива, я и на это пойду. Я сделаю все…

– Знаю. Я знаю, каково это – бороться за любимых.

Не сводя глаз с Дэмьена, Морриган откинулась на спинку стула. Неожиданно слышать от ехидного, грубоватого отступника-берсерка с тяжелым взглядом подобные слова. Но что-то новое, непривычное было в его голосе и в выражении лица: гремучий коктейль из горечи, печали и безграничного отчаяния. Мелькнуло и пропало, будто никогда и не было.

Что же прятал Дэмьен Чейз в своем прошлом и своей душе?

– И еще одно. Обряд очищения – это милость, дарованная самой Дану. Только подумай: всю жизнь ты мог грешить сколько хотел, а после взять, и одним, пускай и болезненным, обрядом очистить свою душу. Начать жить с чистого листа, забыв и простив себе все прежние прегрешения.

– Полагаю, лесные ведьмы позволяют пройти обряд далеко не всем, – пробормотала Морриган.

Дэмьен кивнул.

– Но тебе позволили пройти, раз ты бывал у них, и неоднократно. Или ты – непорочная, безгрешная душа, и никогда чужой жизни не отнимал?

На скулах берсерка заиграли желваки. Почудилась скрытая в ее голосе издевка? Он помолчал, буравя Морриган взглядом, словно решая, стоит ли открывать ей правду. В конце концов, одна из чаш на невидимых весах перевесила другую.

– Отнимал. Но я спас лесную фэйри – самое чистое, самое красивое создание в мире. Этого ведьмам Тербурского леса оказалось достаточно, чтобы позволить мне пройти обряд очищения. Крови на моих руках было… немало. Меня предупреждали, что я могу сойти с ума. – Он усмехнулся. – Как видишь, не сошел.

Какое-то время они сидели в тишине – короткая передышка перед очередной погоней за Святым Граалем[22]. Когда Дэмьен снова заговорил, голос его звучал глухо.

– Я должен предупредить: обряд займет не меньше нескольких часов, в течение которых в реальном мире ты просто не будешь существовать. Ты не будешь знать, что происходит с Клио, не сможешь разговаривать с ней и видеть ее. Поверь мне, ты даже думать о ней забудешь. Как и о любом другом человеке в целом мире.

Морриган склонила голову набок, заинтригованная его словами.

– Почему? Что такого особенного в этом обряде?

– Тебе придется пропустить через себя предсмертную боль всех тех, кого ты убила когда-то. И поверь мне, эти несколько часов покажутся тебе вечностью.

Своими словами Дэмьен выбил воздух из ее легких. Теперь Морриган понимала, почему от обряда лесных ведьм так легко было сойти с ума.

– И многие идут на это? – Она сама едва себя расслышала.

– Не многие. Те, кому необходимо благословение лесных ведьм, их помощь или защита. Они охотно принимают под свое крыло отверженных – так они называют скрывающихся в Пропасти отступников, обучают их магии и защищают, но только если те пройдут обряд. Лесные ведьмы делят мир на черное и белое, но каждому дают шанс искупить свои грехи. Ладно, с каждым я погорячился. Тем, кого считают достойным.

– Если ты прошел это испытание, то пройду и я, – решительно тряхнув головой, заявила Морриган. – Главное, Клио оно не грозит. Пойду скажу ей.

Сестра лежала на кровати, и из-за белой ленты на глазах сложно было понять, спит она или бодрствует. И в прежние времена, в детстве, Морриган часто заставала младшую сестру молча глядящей куда-то вдаль, иногда и вовсе в стену. А на самом деле – в саму себя. Она не допытывалась тогда, о чем думает Клио, а сейчас жалела об этом. Жалела, что не знает, что таят в себе мысли младшей сестры.

– Родная, – шепотом позвала Морриган.

Клио тут же откликнулась оживленным: «А?», хотя все время, что сестра наблюдала за ней, лежала совершенно неподвижно. Морриган улыбнулась. Как она и говорила Дэмьену, есть деятели, а есть исследователи… даже мечтатели. Такие, как Клио.

– Как ты смотришь на то, чтобы отправиться в небольшое путешествие?

– Путешествие? А куда?

– К лесным ведьмам.

– Оу.

Клио завозилась на постели. Морриган присела на край кровати.

– Я не хочу тебя обнадеживать, но…

– Я понимаю. Я готова, – быстро, отрывисто произнесла Клио.

Как бы она ни пыталась делать вид, что жизнь осталась прежней, и ей не хотелось повернуть время вспять, они обе знали правду.

– Значит, первое приключение сестер Блэр? – через силу улыбнулась она.

Морриган тихо рассмеялась.

– А ведь верно. Только с нами будет еще Дэмьен.

Теперь произнесенное «оу» имело совсем другой смысл из-за прозвучавшей в нем недвусмысленной интонации.

– Перестань! – еле сдерживая смех, нарочито строго произнесла Морриган.

– Что? Я же ничего не сказала!

– Но подумала!

– А есть о чем думать?

– Клио!

Их шутливая перебранка привлекла внимание Саманьи. Заглянув в комнату, смуглокожая дочка бокора удивленно воззрилась на Морриган, будто та была последним человеком, которого она ожидала здесь увидеть.

Настроение мгновенно испортилось. Поднявшись, Морриган суховато сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Пойду переоденусь. – Вина уколола острой иглой. О себе она подумала в первую очередь. – Потом. Сначала помогу тебе приготовиться…

– Все в порядке, иди. Саманья мне поможет.

Морриган выдохнула, пряча раздражение внутри. Пока она, сбиваясь с ног, старалась хоть немного облегчить жизнь сестры, близким окружением для Клио становились другие люди. Ник, с которым она вечно разговаривала по амулету зова, Саманья… даже Дэмьен. Вот только Бадб, пожалуй, в этот список не входила. Иной раз казалось, что лорд Дома О`Флаэрти интересовал ее куда больше, нежели собственная дочь.

Черные брюки, алая шелковая блуза с V-образным вырезом на спине, сапоги с устойчивым толстым каблуком, доходящие почти до середины бедер – кто сказал, что одежда для путешествий должна быть унылой и неизменно практичной? Особенно когда ты в Пропасти, а твой… спутник… может спокойно наколдовать временное портал-зеркало.

Увидев ее, Дэмьен одобрительно хмыкнул.

– Молчи, – велела Морриган, предвидя, что ничего хорошего он все равно не скажет. Даже несмотря на то, что откровенно изучает ее, скользя взглядом по изгибам фигуры.

Отвлекшись от созерцания, берсерк наколдовал портал. Морриган взяла сестру за руку и одновременно с ней шагнула вперед.

Охотница не впервые оказалась в лесу. Отступники нередко сторонились больших городов и селились в какой-нибудь глуши, а то и вовсе в гуще леса. Там, где на многие мили вокруг – дикая природа, можно без опасений практиковать разрушительные чары и устраивать кровавые жертвоприношения. Однако лес, в который привел их Дэмьен, выглядел, пах и воспринимался иначе. Особенно по контрасту с Пропастью, из которой они только что выбрались. Морриган безотчетно повела поднятой рукой, будто пыталась потрогать на ощупь сам воздух.

– Ни капли тэны, – выдавила она ошеломленно.

Пространство такой чистоты, словно пруд или озеро на краю мира, в которое не ступала еще нога человека.

– Еще бы – рядом жилище лесных ведьм, – заметил Дэмьен.

Морриган чуть нахмурилась, опустив руку.

– А ты, помнится, упоминал что-то о тайных тропах. Какие же они тогда тайные?

– Тербурский лес – не конец пути. Нам нужен особенный человек… и особенное место.

Клио, которая смешно нюхала воздух, словно котенок, впервые выпущенный на улицу в самый разгар весны, с какой-то надеждой взглянула на Дэмьена. Морриган почувствовала вспышку раздражения, а следом, молниеносно – вспышку вины. Снова.

Как бы она ни относилась к Дэмьену, именно он сейчас – главная их с Клио надежда. Это справедливо. Морриган просто не могла знать… всего, пускай и очень хотелось. Хотя бы для того, чтобы как можно реже обращаться за помощью к своенравным берсеркам.

Едва заметная тропка, петляющая между деревьями и невысокими, поросшими травой, холмами, привела их к прозрачному озеру. Ведьминская интуиция подсказала: озеро не простое. Энергия, исходящая от него волнами, казалась очень знакомой.

– Зеркальная магия? – с недоумением проговорила Морриган, не зная, куда смотреть, и в то же время кожей чувствуя, что смотреть надо на озеро.

– Ее лесная версия, – загадочно улыбнулся Дэмьен.

– Не понимаю…

Морриган подошла к самому краю и посмотрела на свое отражение – блеклое, бледное, как и подобало отражению в воде. Источник рассветной силы располагался прямо перед ней, а потому она не стала пользоваться осколком истины. Повела рукой, прошептала: «Issia eliss», что означало «Прояви тайное». На сотую долю мгновения в озерной глади что-то промелькнуло, заставив ее отшатнуться. Там, на глубине, были люди. Затем сработало что-то вроде щита, нечто стерло увиденное, и осталась только она и ее изумленное отражение.

– Даже зеркальной ведьме не открыть вход, – не скрывая удовольствия от этого факта, сообщил Дэмьен.

– Вход? – заинтересовалась Клио. – Вход куда?

Морриган пересказала сестре увиденное. Наклонившись, коснулась воды кончиками пальцев.

– Энергия была живой, – пробормотала она себе под нос. Люди, на миг показавшиеся в воде – кто угодно, но только не утопленники. – Озеро – это портал-зеркало.

Клио ахнула.

– И много в Ирландии таких озер? – полюбопытствовала Морриган. – Озер, которые ведут к общине лесных ведьм?

– Достаточно, – уклончиво отозвался Дэмьен.

Она подозрительно сощурилась, но ничего не сказала. Берсерк вынул из кармана продолговатый амулет на серебристой цепочке.

– Что это? – оживленно спросила Морриган. Протянула к амулету руку, но Дэмьен стремительно (а это он умел) отвел свою.

– Ключ, – сухо обронил он. – Отвернись.

– Что? – Она задохнулась от возмущения.

– Не хочу, чтобы ты видела, как я открываю вход.

– Ты шутишь, да? Зачем мне, по-твоему, может понадобиться эта информация?

Дэмьен молча смотрел на нее, потом его взгляд переместился левее. Он будто пытался сказать: «Ты хочешь помочь сестре или нет?» Морриган зло стиснула зубы.

– Я не собираюсь вредить твоим драгоценным лесным ведьмам.

Разумеется, берсерк и не подумал ответить. Лишь смотрел с ничего не выражающим выражением лица, забывая моргать.

Шумно выдохнув – единственный доступный сейчас способ высказать протест – Морриган отвернулась. Выждала пару секунд и осторожно покосилась через плечо. И оторопела, обнаружив, что амулет – и впрямь ключ! – торчит в озерной глади, будто в невидимой замочной скважине. Амулет повернулся сам собой, по часовой стрелке, и исчез.

«Разовая акция? Или у него несколько таких ключей?»

– Готово, – объявил Дэмьен.

Морриган взяла сестру за руку и вместе с ней шагнула к озеру. Думала, придется войти в воду, намочив наряд. Дэмьен придержал ее за талию. Через тонкую блузу Морриган почувствовала тепло его руки. Помедлила лишь мгновение, прежде чем резким жестом сбросить ее. И осталась недовольна тем, что помедлила.

– Не касайся ме…

Она изумленно оборвала себя на полуслове. От озера поднимались тысячи капель, словно падающий вверх дождь. Не прошло и минуты, как озеро испарилось, оказавшись не глубже лужи на площади Кенгьюбери. Однако никуда не исчезло, а просто встало перед Морриган, Клио и Дэмьеном мерцающей голубым стеной. Нет… идеально круглым и гладким зеркалом.

– Что там такое? – настороженная повисшей тишиной, забеспокоилась Клио.

Морриган успокаивающе сжала ладонь сестры и, как могла, описала происходящее.

– Здо-о-рово!

Морриган с содроганием ждала продолжения «жаль, я этого не вижу» и уже подыскивала ободряющие слова, но Клио молча улыбалась, словно блуждая в лабиринтах собственной фантазии, любуясь тем, что та подсказывала ей.

– Дамы вперед, – осклабился Дэмьен.

Слишком ошеломленная, чтобы говорить, Морриган, не отпуская руки сестры, шагнула прямо в портал-зеркало. Озеро-зеркало. Озеро-портал.

Они оказались на поляне перед рощей с деревьями столь огромными, что казалось, будто верхушкой изумрудной кроны они касаются облаков.

– Святая Дану… – выдавила Морриган.

– Что? Что там? – заволновалась Клио, вертя головой по сторонам, словно это движение как-то могло помочь ей увидеть.

– Деревья-великаны. Я впервые… Я никогда такого не видела.

Морриган двинулась вперед, торопясь коснуться толстенных стволов, которые они втроем могли обхватить, лишь взявшись за руки. Даже на расстоянии в несколько шагов от деревьев исходила волна рассветной силы, многократно превышающая ту, что таило в себе озеро.

– Стой! – Окрик Дэмьена был подобен удару плети.

Морриган застыла как вкопанная. Обернулась, с вызовом глядя на него.

– Тебе туда нельзя.

– Почему?

– Это Неметон[23].

Он произнес это так, что в ответ просилось понимающее «ааа». Однако загадочное слово отозвалось в памяти лишь смутным, туманным узнаванием.

Дэмьен смотрел выжидающе, приподняв одну бровь, Клио смущенно улыбалась. Морриган знала эту улыбку, знала и спрятанный за повязкой взгляд. Что-то вроде: «Ты не виновата, что такая глупая». Ладно, Клио никогда бы не назвала ее глупой. Или невеждой.

– Неметон – священное для друидов и лесных ведьм место их ритуалов, – тоном терпеливого учителя, беседующего с ученицей, которая плохо выучила урок, пояснил Дэмьен. Впрочем, его терпения хватило ненадолго. – Уму непостижимо! Как, скажи мне, ирландка может этого не знать?

– Ты прекрасно знаешь, что я вольная, – хмуро проговорила она.

– Неметон – часть истории Ирландии, которую, к слову, изучают в начальных классах. Или у тебя аллергия на книги?

Морриган бросила на него уничтожающий взгляд. Обязательно смешивать ее с грязью на глазах у сестры? Что думал о ней берсерк, ее ни капли не волновало. Клио была единственной, чьим мнением она дорожила.

Морриган вообще не должна была реагировать на его слова. Кто вообще такой этот Дэмьен, чтобы выводить ее из себя? И все же злоба уколола на мгновение, стыд обжег щеки. Злоба ей, потомственной полуночной ведьме, подчас слишком импульсивной и вспыльчивой, была хорошо знакома. А вот стыд для той, что промышляла охотой на людей, пусть и имеющих весьма смутное представление о моральных ценностях…

– Мне, знаешь ли, было не до этого, – с трудом сдерживая кипящий внутри гнев – и на Дэмьена, и на саму себя, процедила Морриган. – Не до географии, истории, биологии и Балор знает чего еще. Я с семи лет обучалась магии, и да, колдовская наука казалась мне привлекательней всех остальных вместе взятых. К тому же, моей наставницей была Бадб, которая – как и я – тратить время на ненужное не привыкла.

– Ты называешь ненужной историю собственной страны?

Она выдержала его взгляд.

– Да. Я бросила школу, чтобы все свое время уделять магической науке…

– А потом, обучившись всему, бросила сестру.

Прозвучало невпопад, но удар все же достиг цели. Морриган широко раскрытыми глазами смотрела на Дэмьена, хватая ртом воздух и лихорадочно подбирая слова. Он, кажется, даже насторожился, не готовый к столь бурной реакции. Знал ли чертов берсерк, что нащупал уязвимость, мягкое место в ее броне? Или действовал наугад?

– Дэмьен, – сдавленно прошептала Клио, – зачем ты так?

Морриган шагнула вперед, оказавшись в полушаге от него. Жалея, что ниже ростом, а значит, вынуждена смотреть снизу вверх, резко вскинула голову.

– Да, вероятно, я совершила ошибку. Вероятно, даже не одну. Но исправить прошлое ни мне, ни кому-то другому не под силу. Все, что я могу сейчас – хоть как-то загладить свою вину перед Клио, помочь ей хоть чем-нибудь. Так что давай остановимся на том, что я безграмотная беспринципная эгоистичная ведьма и сосредоточимся на том, ради чего, во имя Дану, мы сюда пришли!

Взгляд Дэмьена, показалось, смягчился, в нем промелькнуло что-то сродни… пониманию? Сожалению о сказанных словах? Морриган отвернулась прежде, чем с ее губ сорвалось, что именно берсерк может сделать с… что бы он там ни испытывал.

Краем глаза она видела, как Дэмьен рисует в воздухе огамический знак. Тайнопись друидов. Уж не в общине ли лесных ведьм он этому научился? Как-никак, они давние приятельницы друидов.

Судя по всему, знак был призван привлечь внимание кого-то из ведьм, потому что Дэмьен какое-то время стоял, наклонив голову и прислушиваясь.

– Придется подождать.

Морриган неопределенно повела плечом. Просто стоять и ждать – то еще удовольствие. Одно радовало – наэлектризованную тишину разбавляли умиротворяющие лесные звуки: шорохи, шелест листьев, мелодичное пение птиц. Она успела уже соскучиться по голосу леса.

Но, как оказалось, Дэмьен не считал тему исчерпанной.

– А что насчет лагеря охотников? Неужели вас там не обучали наукам?

Морриган, не выдержав, расхохоталась. Берсерк на мгновение оторопел.

– Ты случайно не перепутал Картрай с городской школой? Ты сам сказал – это лагерь. Там никому не было дела до любых наук, кроме охотничьей.

– Полагаю, ты говоришь не об отлове животных.

Она сверкнула зубами.

– Верно полагаешь. Такой охоте не учат больше нигде…

Их, первогодков, поднимали ни свет ни заря, после холодного душа – для закаливания – как стадо овец гнали на улицу. Там они под пристальным взором егерей, старших охотников, тренировались друг с другом. Чаще всего дрались на палках, иногда – на кулаках. Главное, подчеркивали егеря, не мастерство владения оружием, а напор и сила. Поначалу Морриган вечно ходила в синяках. Ее не щадили. Девочек среди охотников было не так уж мало, таких юных, как она, первогодок обоих полов – и вовсе добрая половина. Она проигрывала схватки не от того, что была слабее или мягкосердечнее. Просто не привыкла драться, не призывая на помощь свой дар.

Плеть-молнию, главный атрибут, символ и отличительный знак охотников, выдавали далеко не сразу. Морриган хорошо помнила тот день, когда ей сунули в руку мягкую, подозрительно теплую кожаную плеть и велели превратить ее в молнию. Подумала тогда, что издеваются… но нет. Плеть стала молнией в ее руках, пусть и гораздо, гораздо позже.

Но самое яркое, глубже всех забравшееся под кожу воспоминание – это споры с егермейстером, мастером-охотником. До сжатых в ярости кулаков, ругательств и хрипоты. Егейместера звали Коннор, и прозвищем ему служило слово, от которого его имя и произошло. Конхобар. Что значило – любитель гончих… охотник.

Ведьм среди охотников было немного, что Морриган казалось вполне естественным. Рассветные в дела Трибунала старались не лезть и наемниками становились редко. Чаще сидели в городах, деревушках или в министерствах (у кого на что хватало влияния и дара), сращивали кости, исцеляли от проклятий души и тела. Полуночные же и сами считались отступниками.

Ожидаемо, что среди охотников не нашлось подобных Морриган – полуночных от рождения, но так и не перешедших очерченных Трибуналом границ. К тому же, когда тебе всего четырнадцать, легко убедить старших, что ты невинна аки агнец. Только Присцилла, затесавшаяся в ряды охотников рассветная ведунья, разглядела в ней «темную силу». Но и она не смогла представить доказательств, что Морриган обращалась к полуночной магии. А о своей матери, слава о которой облетела всю Ирландию, она, не будь дурой, ни единой душе не говорила.

Но Морриган росла, росло и ее недовольство, что сила, с которой она родилась, таилась внутри, будто запертый в клетке зубастый зверь. Ей надоело замазывать иллюзиями синяки (так издевательских смешков в ее сторону прилетало меньше), надоело рычать в ответ на такие же издевательские замечания первогодков. В конце концов, надоело чувствовать себя слабой.

Морриган Блэр – слабачка? Вот еще.

Она упрямо твердила себе, что отказалась от полуночной магии. Какое-то время эти мысли сдерживали ее, но выдержки хватило ненадолго. На несколько унизительных недель. В один из дней на удар Ангуса, который из всей «малышни» бил особенно зло и жестоко, она ответила ударом. Только немного… нетипичным. Прошипела заклинание, вытягивая энергию из мира теней и обрушила ее – ледяную, пахнущую полынью и погибелью – на Ангуса. Он рухнул как подкошенный, задыхаясь от ужаса. Уверенный, что смерть – прямо здесь, за его плечом.

Егери выглядели так, словно в их суп заползла змея и свернулась там уютным клубочком. Один из них, Томас, схватил Морриган за шкирку, как описавшего угол щенка, и потащил прямиком к егермейстеру. Услушав доклад Томаса, Конхобар будто не удивился.

– Выкладывай, откуда знаешь магическую науку?

Отряхнувшись и оправив одежду, Морриган вскинула подбородок.

– Научили.

– Семья, от которой ты сбежала? Или нет больше семьи?

Она помрачнела. Обычно в вольные шли не от хорошей жизни. Да, встречались дети-мечтатели, которые, начитавшись книг, ушли из дома, чтобы отправиться в свое собственное приключение. Но таких были единицы. Куда больше тех, кто бежал от бедности, отца-тирана или пьянчуги-матери. Или тех, у кого вовсе не было родителей.

Морриган среди них была белой вороной. Узнай, что дома ее ждет мать (пусть и лишь тогда, когда ее отпускает мир теней) и умница-сестра, юные охотники покрутили бы пальцем у виска. Будь на их месте Морриган, возможно, поступила бы точно так же. Но она была на своем.

– Это важно?

– Да, если твой наставник – а он явно сильней тебя – еще более сведущ в полуночной магии, а Трибунал…

– В моей семье нет отступников, – перебила Морриган.

Только Бадб, которую, несмотря на все преступления, никому вовеки не поймать.

– Допустим, я поверю тебе на слово…

Возможно, Конхобар хотел сказать что-то насчет наказания, возможно, что-то еще… Морриган снова не дослушала.

– Разрешите мне использовать магию. На тренировках. Во время охоты…

– До которой ты еще не доросла, – неодобрительно бросил егермейстер.

– Быстро дорасту, если позволите использовать магическую силу.

Все знали, что в охотники брали тех, кого одобрил лично Конхобар.

– Ты – наемница.

– А еще я ведьма. Не понимаю, почему нельзя это сочетать. Я могу стать одной из лучших воспитанниц вашего лагеря. Недосягаемой для отступников – оттого, что хорошо знаю их методы… и умею их применять.

Конхобар долго молчал, барабаня пальцами по столу и глядя на нее из-под насупленных бровей.

– Я приставлю к тебе проверенных людей. Имей в виду, они глаз с тебя не спустят.

Так Морриган стала первой практикующей ведьмой в лагере Картрай.

До своих семнадцати лет она охотилась вместе со старшими наемниками. Проверку прошла, приставленных к ней охотников впечатлила. Однако и в следующий их с Конхобаром разговор, состоявшийся почти через три года после первого, тон егермейстера ни на йоту не смягчился.

– С этого дня работаешь одна. Перейдешь грань, и я натравлю на тебя охотников. Тратить силы на поиски очередной отступницы им не потребуется. Если кто-то узнает о твоих, даже самых невинных, фокусах, я лично приведу тебя в Трибунал. Поняла меня?

Морриган выдержала его взгляд – тяжелый, пригвождающий к месту.

– Поняла.

Вольное плавание пришлось ей по вкусу, но… свобода искушала. Теперь, когда рядом не мельтешили охотники, появился соблазн призывать настоящие полуночные чары. Куда серьезнее тех трюков, что Морриган могла позволить себе прежде. Понадобилось не так много времени, чтобы понять: она стремительно возвращается к тому, от чего убегала. Ради чего тогда она оставила мать и сестру? И Морриган дала себе обещание.

Никакой. Полуночной. Магии.

Ни о чем из этого она Дэмьену, конечно, не рассказала. Тронув берсерка за локоть, кивнула на женщину, выходящую из священной рощи. Неметона, Балор его забери.

Легко, почти танцуя, незнакомка ступала босыми ногами по траве. Сухопарая, седовласая, с вьющимися волосами до середины бедер, она была облачена в белое платье, доходящее до самых щиколоток. Голову ее венчал причудливый головной убор – оленьи рога, перевитые цепочками с нанизанными на них бусинами и украшенные листвой.

Увидев Дэмьена, незнакомка тепло, почти нежно, ему улыбнулась.

– Веда, я…

Подойдя к берсерку, она ласково коснулась рукой его плеча. В этот раз сверхъестественная ярость в нем не спешила поднимать голову, что вызвало у Морриган странные, смешанные чувства.

– Знаю… знаю.

«Ведающая Мать», – поняла Морриган. Предводительница лесных ведьм – хотя вряд ли она сама так себя называла.

Поговаривали, что именно от Ведающих Матерей – первых живых сосудов силы Дану – и произошло слово «ведьма». Первыми рассветными ведьмами стали именно они, лесные. Возможно, поэтому и выбрали себе такую судьбу – спустя века оставаться истинными туата, не допуская смешения крови.

– Вы сможете помочь Клио? – стиснув в ладони амулет зова, чтобы хоть чем-то занять руки, спросила Морриган.

Ведающая Мать словно не услышала ее. Прошла – протанцевала – мимо, приблизилась к Клио.

– Дай мне взглянуть на тебя, дитя, – мягко произнесла лесная ведьма.

Долго всматривалась в лицо Клио, но не шептала заклинаний, не рисовала знаков, не заглядывала в зеркала. Но, очевидно, видела ее как на ладони.

Морриган лишь слышала о подобной магии истины – не требующей атрибутов, обрядов и слов. Первородной магии, позволяющей ее обладателю видеть мир таким, какой он есть. Каким видела его богиня-мать. Ведать обо всем.

– Сквозь чернильное облако окружающей тебя тэны я вижу твою истинную суть. Твоя душа чиста. Ты можешь войти в Неметон.

– Но… что? Но как? Я же…

– Клио?

Растерянно улыбаясь, Морриган смотрела на сестру. Клио зажала ладонями лицо.

– Я думала… Я все это время думала, что проклята Дану. То есть… нет, конечно, Дану не проклинает, я знаю. Я имела в виду, что… Я думала, что недостойна ее. Что она сочла меня недостойной.

– Почему, дитя?

– Когда я попала в мир теней, – сдавленно проговорила Клио, – она… она меня не забрала.

– Может, богам известно немного больше, чем нам, людям? Может, она просто решила, что твое время еще не пришло?

– Хотите сказать, Дану знала, что Морриган спасет меня? Что выдернет меня из мира теней?

Ведающая Мать улыбнулась как-то по-особенному, почти умиротворенно, но ничего не ответила. Повернулась к Морриган и уже без улыбки припечатала:

– В тебе сидит гнев, который ты выплескиваешь, применяя силу. Это – слабость.

Она вскинула подбородок, неотрывно глядя в глаза ведьмы.

– Но я вижу и иное… Ты знаешь, что тебе предстоит?

От волнения в груди сдавило. Значит, ей позволят пройти ритуал? Она с усилием кивнула.

– Ты готова познать предсмертную боль всех, чьей кровью обагрила свои руки, чьей смертью запятнала душу?

– Морриган? – В голосе Клио звучала тревога.

– Все в порядке, родная.

– Ты знала? Почему ты не сказала мне? Я не хочу, чтобы… чтобы тебя мучили!

Она нежно провела тыльной стороной ладони по щеке сестры.

– Поэтому и не сказала. Ты бы никогда не согласилась принять помощь ведьм, зная, что для этого потребуется.

– И сейчас не хочу! – Клио едва не топнула ножкой.

Морриган умилил такой несвойственный ей жест – что-то среднее между бунтом дерзкой барышни, сбегающей из дома по ночам, и повелением принцессы, привыкшей, чтобы ей подчинялись.

– Ты же знаешь, я никогда не считаюсь с чужим мнением, – улыбнулась она и шутливо нажала на кончик курносого носа. Повернувшись к Ведающей Матери, уже без улыбки сказала: – Я знаю, что меня ждет. Начинайте обряд.

Ведающая Мать нарисовала в воздухе причудливую вязь кельтских рун, на мгновение повисших перед лицом золотистым сиянием. Лесная ведьма и впрямь оказалась очень сильна – рассветная энергия, которую она призывала из окружающего пространства (и большую часть, без сомнения, из Неметона) оставалась видимой, зримой.

«Туата».

В собственных мыслях Морриган почудился слабый отголосок зависти, что заставило ее помрачнеть. Зависть – не для таких, как она. Вот только главный ее принцип – добиваться того, что являлось для нее предметом пусть и мимолетной, но зависти – тут, увы, не срабатывал. Что делать с кровью, тронутой, зараженной потомственной полуночной магией? Ее не очистить и первородной силой Дану не освятить. Она, в конце концов, такая, какая есть. Ну и плевать, что не истинная туата.

«А кто тогда? Полуночная ведьма? Рассветная? Кто?»

Морриган мотнула головой. И об этом она думает сейчас, в шаге от жесточайшего ритуала? Их взгляды с Ведающей Матерью на мгновение пересеклись. Казалось, седовласая лесная ведьма слышала все ее мысли, будто Морриган нашептала их прямо в ухо.

Из Неметона вышли несколько девушек – лесных ведьм – и несколько мужчин – или просто их помощников, как Дэмьен когда-то, или и вовсе друидов. По контрасту с буйством стилей и эпох Пропасти в их одеждах улавливалась некая согласованность. Ткани легкие, тонкие, светлые. Хлопок и лен, бахрома, мягкие складки и воланы, топленое молоко, алебастр и слоновая кость. На лицах – молчаливая сосредоточенность. Подойдя к Ведающей Матери, они выстроились за ее спиной.

– Я стану проводником между тобой и богиней-матерью. Она заронит в твою душу зерно света. Когда оно пустит корни… – Ведающая Мать странно улыбнулась, – начнется обряд.

– Но, если это делаете вы, зачем тут остальные ведьмы?

– Чтобы попытаться исцелить твой разум, если обряд расколет его на крохотные кусочки.

– Морриган? – жалобно протянула Клио.

Развернувшись, она сжала хрупкое плечико младшей сестры.

– Я никому не позволю измываться над моим разумом. Даже Дану, пусть она хоть десять раз верховная богиня.

За спиной раздалось неодобрительное покашливание Ведающей Матери. Терпеливо вздохнув, точно смотритель зоопарка, уставший от причуд дикого зверька, она спросила:

– Готова?

– Да.

Ведающая Мать встала на колени и жестом велела Морриган сделать то же самое. Когда та опустилась на траву, коснулась кончиками пальцев ее висков. Морриган ожидала услышать витиеватую, пылкую речь, произнесенную высоким слогом, но воззвание к богине-матери оказалось простым и лаконичным.

– Дану, прошу, прими запятнавшую твой свет, запутавшуюся душу. Прими и озари ее своей силой.

Почти сразу Морриган охватила странная слабость. Веки отяжелели и закрылись сами собой, тело стало ватным, голова – легкой и пустой. Или само воззвание, или чары лесной ведьмы медленно погружали ее в состояние летаргии. Очень скоро окружающий мир исчез, а на смену ему пришли призраки подсознания.

Все еще помня, кто она и что ей предстоит, Морриган пыталась цепляться за светлый образ Клио. Его стремительно смыло волной из чужих лиц и образов. Сознание раздваивалось, расходилось в стороны, как десятки лучей или трещины разбитого зеркала.

Голоса под кожей. Испуганные вскрики. Мольбы. «Защити», обращенные к Балору или даже… к Дану, к ней же – «пощади». Треск искрового разряда из плети-молнии. Крики боли и ужаса.

Время закольцевалось, бесконечно повторяя то, что было минутой, часом, вечностью назад. Раз за разом Морриган проживала последние мгновения жизни тех, кого когда-то убила по заказу Трибунала. А еще… Лары Кэнни.

Так много чужих чувств… Они прошили, пронизали все ее естество, разветвились, словно вены по телу.

Ярость. Боль. Ненависть. Страх за оставленных детей, мужей и жен, родных и близких. Надежда, отчаянная надежда, превращенная в пепел ее чарами или молнией, пущенной прямо в сердце.

Соленая горечь на губах – это ее или их слезы?

Боль там же, под кожей, и одновременно – в голове. Набухает, словно туча, наливается кровью. А еще – целый океан страха.

Снова и снова Морриган пропускала через себя их отчаяние, глухую ярость от того, как многого они не успели достичь.

И безудержное нежелание умирать.

Она рыдала навзрыд, билась в чьих-то объятиях – незнакомых, пахнущих лесом и травой. Прохладные пальцы коснулись висков, и наступил блаженный покой.

Нога Клио отбивала нервный ритм по мягкой, пружинистой земле, пальцы судорожно вцепились в ткань платья. Дэмьен придерживал ее за плечо – скорее, чтобы показать, что он рядом. И Клио была безмерно благодарна ему, но ей так сейчас не хватало Морриган!

Сестра все еще лежала в беспамятстве – одно из последствий ритуала, о котором их никто не предупредил. Однако Дэмьен заверил, что друиды принесли ее в Неметон одновременно с тем, как в рощу вошли они с Клио. Здесь, в средоточии рассветной силы, Морриган быстро придет в сознание.

«Не привыкай к ней», – холодное предупреждение самой себе.

Надолго она рядом с Клио все равно не останется. Глупо даже надеяться. Как только сестра поймает духа из зеркала (а она это сделает, это же Морриган!), она сумеет доказать невиновность перед Трибуналом и с радостью вернется к роли охотницы. Морриган порой казалась шквальным ветром. Ее не удержать.

Дэмьен, все так же осторожно придерживая ее, провел Клио в шатер Ведающей Матери.

– Не оставишь нас? Клио, ты не против?

– Нет. – Простое слово потребовало чуть больше сил и решимости, чем она ожидала. – Прежде чем вы… я хотела спросить…

– Да, дитя?

Негромкий ласковый голос Ведающей Матери успокаивал.

– Что-то странное происходит, когда я пытаюсь заснуть, – решившись, выпалила Клио. – Меня будто затягивает куда-то, как… в воронку. Это не то ощущение, которое испытываешь перед тем, как заснуть. Оно пугает меня.

– Но чего ты боишься, дитя? Уж точно не самого ощущения, насколько бы непривычным оно для тебя ни было.

– Того, что стоит за ним, да, – сглотнув, тихо призналась она. – Того, что меня ожидает… там. По ту сторону.

Ведающая Мать не подталкивала ее, но, чувствуя молчаливую поддержку ведьмы, Клио понемногу преодолевала барьер из страхов, обличая их в слова. Высказанные вслух, потаенные страхи переставали казаться чем-то неизведанным, пугающе туманным. Становились чем-то осязаемым, чему уже можно было противостоять. С видимым врагом сражаться все же проще.

– Я боюсь, что там меня ждет мир теней. Что то белое, что я вижу – лишь приманка, ловушка. Паутина, в которой я запуталась, лабиринт с белыми стенами, в котором я заблужусь.

– А если я скажу, что не позволю тебе заблудиться в следующий раз, когда ты будешь спать?

– Вы поможете мне? – с надеждой спросила Клио. – И с этим?

Ведающая Мать рассмеялась хрустальным смехом. В воображении она представлялась чарующе хорошенькой и молодой. Однако Клио знала, что Ведающими Матерями молодые лесные ведьмы не становятся.

– Ты думаешь, что у помощи лесных ведьм или попросту у людской помощи есть какие-то границы? Что, помогая тебе или кому-то другому, я в какой-то момент скажу: «На этом все, дальше справляйся сама»?

Она смущенно потерла кончик носа. Что-то теплое, щекочущее на мгновение коснулось руки.

– Сны – важная часть тебя, не отказывайся от них. Знак Дану на твоей коже приведет меня к тебе. И в следующий раз, когда будешь засыпать, помни: я рядом.

Клио благодарно улыбнулась.

– А теперь дай мне взглянуть на тебя.

Долгое, долгое молчание.

Клио чудилось, будто она стоит на краю пропасти. За спиной враги и единственный шанс спастись – прыгнуть в чернеющий провал перед ней. И вот она бросает камушек, чтобы узнать, насколько глубока пропасть. А он летит, летит, летит… И с каждым мгновением тишины, с каждым мгновением его беззвучного полета сердце в страхе сжимается все сильнее.

– Мне жаль, Клио.

Камушек ударился о землю. Слишком – недостижимо – глубоко.

– Родные глаза тебе никогда уже не вернуть. Это правда, с которой тебе предстоит смириться. Черное нельзя закрасить белым. Магия Лоа, вернувшая тебя к жизни, выжгла часть тебя, и она потеряна безвозвратно. Глаза – твоя плата за возможность жить.

– Я понимаю, – прошелестела она.

– Но Дэмьен правильно сделал, что привел тебя к нам. Выход есть. Я не могу наградить тебя – или кого-то другого – своим даром, но могу оставить зерно лесной магии в тебе. Дарованной мне Дану силой я могу связать тебя с тем, кто станет для тебя фамильяром, а однажды, быть может, и другом.

Клио ахнула, безотчетно подаваясь вперед.

– Вы хотите связать меня с каким-то лесным животным? Чтобы я…

– Чтобы ты могла видеть мир его глазами.

Она прикрыла рот ладонью.

– Но прежде ты должна знать две вещи. Связь между ведьмой и ее фамильяром появляется не всегда – не всех ведьм, не являющихся лесными, животные принимают. Ты будешь зависеть от их решения. Они свободны здесь, в Неметоне. Это их родина, их мир, их островок спокойствия. Должна быть важная причина покинуть его, чтобы до конца своих дней помогать человеку, быть привязанным к нему. И они должны найти эту причину в тебе. Ты ведь понимаешь, что однажды возникшую связь нельзя разорвать?

Клио торопливо закивала.

– И еще одно. Видеть мир как раньше ты не будешь уже никогда. Зрение животных и птиц отличается от человеческого. И тебе придется принять это.

– Я… понимаю.

– Тогда начнем.

«Сейчас? Так быстро?»

Клио хотела этого. До ужаса хотела. Мысль о том, что это ее последний шанс, заглушая все, билась в голове. И вместе с тем она боялась до дрожи.

Ей дали пригубить какое-то зелье – горькое, остро пахнущее незнакомой травой. А потом она погрузилась в сон.

О том, что это не явь, Клио догадалась сразу. Просто потому что… видела.

Она блуждала по Неметону, каким он был когда-то. Нетронутым, девственно чистым, свободным от людей: что лесных ведьм и друидов, друзей леса, что чужаков, которых лес впускал, не торопясь, впрочем, открывать свои тайны.

Клио прошла мимо поросшего мхом валуна, на котором по-царски восседал горделивый лев. Устремленный вдаль, за горизонт, взгляд лениво обратился к ней. Лев был так красив, а пальцам так хотелось запутаться в его роскошной гриве! Клио знала, он стерпел бы ее прикосновение. Но гладить льва, будто он был собачкой, казалось неуважением. А потому она оставила его обозревать свои владения и направилась дальше.

Поодаль в изумрудной кроне дерева-великана Клио приметила ворону. Та сорвалась с ветвей, покружила по роще, подлетела к ней. Что-то роковое таилось в глубине блестящих черных глаз, что-то тревожное чудилось в шелесте крыльев. Даже клюв казался угрожающе острым, как хорошо наточенный стилет. Клио торопливо прошла мимо, но до последнего чудилось, будто ее преследует недружелюбный черный взгляд.

В траве мелькал рыжий хвост. Она чувствовала, что, если подзовет лисицу, та откликнется, но делать этого не спешила. Юркое, беспокойное создание, почти равнодушное к ласке… Клио застала лисицу прямо посреди охоты и не решилась ее отвлекать. Видела она и царственную пантеру с гибкими, упругими мышцами, что перекатывались под лоснящейся шкурой. Грация и опасность… Морриган она бы понравилась.

В гигантском дупле, словно в пасти оказавшегося хищным дерева, сидела сова. Клио нравились ее глаза, ее всезнающий взгляд. Но чудилось в сове нечто большее, чем умиротворенность. Какая-то отрешенность от мира древнего, мудрого, уставшего от стремительного водоворота жизни существа.

Клио прошла, казалось, весь Неметон, прежде чем заметила ястреба, что напал на прекрасную голубку. Нежность и трепетность, воплощенная в белых крылышках голубки, полные печали и страха глаза. И если прежде она оставалась лишь наблюдателем, то сейчас ей отчаянно захотелось защитить раненую птичку. Клио безотчетно потянулась к голубке, пусть и не знала, чем может ей помочь.

Сон оборвался. Цветное сменилось черным. Лежащая на земле, она уловила травяное дыхание Ведающей Матери.

– Я выбрала, – хрипло сказала Клио. Она едва сдерживалась, чтобы не заплакать – объявшая мир темнота лишала последних крох самообладания. – Но она не выбрала меня, да?

А потом с ее глаз словно слетела повязка, хотя Клио продолжала ощущать прикосновение шелка к коже.

Первое, что она увидела – свет. Такой чистый, теплый, золотистый, будто сотни и тысячи сплетенных друг с другом искорок. Постепенно к золотому и белому добавлялись и другие краски. И пускай мир был размыт, словно упавшая в реку акварель, но…

Она видела, видела, видела!

Не сразу Клио поняла, что нечеткость мира рождена стремительным полетом той, что была отныне с ней связана. Голубка – ее голубка – летела к ней с другого края Неметона.

– Своим желанием помочь ей, своим неравнодушием ты завоевала доверие голубки. И ваши узы со временем будут только крепнуть.

Когда голубка опустилась на плечо Клио, связь между ними и впрямь словно стала прочнее. Паутинка превратилась в шелковую нить, чтобы дни, недели, месяцы спустя превратиться в стальной трос.

Ведающая Мать за локоть вывела Клио из шатра, чтобы она потихоньку привыкала к новому видению, новому восприятию. Как и предупреждала лесная ведьма, оно поменялось, и поменялось ощутимо. Клио всегда знала, что птичье зрение отличается от человеческого, но и представить не могла, что придется прочувствовать это на себе. Мир по-прежнему оставался цветным и казался даже ярче – человеческая палитра была гораздо скудней. Однако люди, на взгляд голубки, двигались так медленно! А еще птичка отличалась очень острым зрением и видела гораздо дальше, чем раньше видела Клио. Поразительно… и ужасно непривычно.

– Спасибо, – наклонившись к плечу, прошептала голубке Клио. – Спасибо, что показала мне мир.

Морриган обнаружила себя лежащей на тонком покрывале в шалаше из сплетенных друг с другом ветвей и листьев. Странно, но голова совсем не болела, а во всем теле поселилась какая-то странная, неестественная легкость. Ни следа прошедшего ритуала, но… Казалось, те отголоски чужих жизней, плавно перетекших в смерть, навсегда теперь останутся с ней. Где-то там, глубоко под кожей.

Она качнула головой. Не самое худшее, что могло случиться.

– Очнулась?

Дэмьен, пригнувшись, вошел в шатер. Места здесь только для двоих и хватало.

Колдовская интуиция? Или он не раз уже проверял в беспокойстве, пришла ли Морриган в себя? Она отвела помрачневший взгляд, ненароком вспомнив, как рыдала в объятьях Ведающей Матери прямо у него на глазах.

– Клио…

– Она в шатре Веды. Все хорошо. Веда просила дать тебе это.

Сев в позу лотоса, она подозрительно уставилась на протянутую ей чарку.

– Морриган, ради всего святого! Веда очистила твою душу светом Дану, впустила тебя в Неметон, а теперь бьется над тем, чтобы вернуть зрение твоей сестре! Можно в качестве исключения хоть капельку доверия?

Изумленная пылом Дэмьена, она взяла чарку. Кажется, их с Ведающей Матерью связывала крепкая дружба. Или она была одной из немногих, кого берсерк по-настоящему уважал?

Морриган выпила отвар, призванный, вероятно, восстановить часть сил, утраченных во время ритуала. Лучше бы дали зелье, способное стереть его из памяти навсегда. Дэмьен, усевшись прямо на земле, внимательно следил, чтобы она выпила все. Ни дать ни взять заботливая медсестричка. Слизнув последнюю каплю с края чарки, она продемонстрировала пустое дно.

– Теперь доволен?

– Ты даже не представляешь, насколько.

Морриган фыркнула, опуская на землю чарку, однако Дэмьен остался серьезен. Он продолжал смотреть на нее. Кому-то другому стало бы неуютно под этим молчаливым пристальным взглядом… но, разумеется, не ей.

– Знаешь, я никак не могу увязать в своей голове два образа. Один из них – та, что я вижу сейчас перед собой. Девушка, которая сильно меня удивила.

– И что это за девушка?

Легко, привычно спрятать волнение за ровным тоном, пропустив в голос лишь нотку любопытства. Куда сложней заставить себя не думать о том, отчего от слов Дэмьена у нее перехватывает дыхание.

– Девушка, которая ради сестры готова на все. Девушка, которая упрямо идет вперед, будто не замечая препятствий… или готовясь разбить их собственным лбом.

– Разве не каждый нормальный человек готов вылезти из кожи вон, чтобы помочь своим близким? Это норма, а не героизм.

Дэмьен рассмеялся.

– Что? – опешила Морриган.

– Святая Дану, ты готова спорить даже тогда, когда я делаю тебе комплимент!

Не сдержавшись, она рассмеялась в ответ.

– Не обязательно совершать героические поступки, чтобы быть хорошим человеком, – заметил он. – И восхищать других.

«Восхищать»?

Чтобы привести себя, разом будто опьяневшую, в чувство, Морриган задала вопрос, уже зная ответ:

– А вторая?

Из глаз Дэмьена ушла улыбка, из позы – расслабленность. Он подался вперед, на мгновение сжав челюсть, четче обозначая линию скул.

– Девушка, которая бросила младшую сестру.

Эти слова и впрямь ее отрезвили. Стало холодно, неуютно. Обхватить бы себя ладонями за плечи, но этот жест буквально кричал об уязвимости. Достаточно уже того, что Дэмьен видел ее плачущей. Морриган чувствовала, как воздвигаются щиты, что происходило всякий раз, когда на нее нападали. Даже если она это заслужила.

– Что поделать. – Губы искривила усмешка. – Я – уникальный образец сочетания несочетаемого.

Он покивал, глядя на нее, и откинулся на стену шалаша.

– Почему ты вообще решила стать наемницей? Почему отказалась от роли могущественной полуночной ведьмы – такой, как Бадб?

Морриган прищурилась.

– Все берсерки настолько любопытны?

– За всех говорить не могу. Но этот вопрос в твоей истории больше всего не дает мне покоя. И Клио, кажется, тоже.

Она вздрогнула.

– Откуда… с чего ты взял?

Дэмьен пожал плечами, отчего скрипнула кожа его куртки.

– Мне по долгу службы положено наблюдать за людьми. А еще узнавать все о тех, кто может представлять для Доминика угрозу. Я спрашивал у Клио напрямую. Просто расспросил о тебе.

Морриган едва не заскрежетала зубами.

– Да как ты сме…

– Клио была немногословна. Сухие факты, никаких эмоций. Кроме момента, когда она сказала, что совсем не знает тебя.

– Что она сказала? – Голос внезапно сел.

– Тебя не было в ее жизни слишком долго. Как, скажи на милость, она должна понимать, кто такая теперь ее сестра? – Дэмьен взглянул на ее окаменевшее лицо и слегка смягчил тон. – Это было раньше, Морриган.

– А что изменилось? – Горечь все же прорвалась. Скрыть ее она не успела. – Видишь ли, с тех пор, как Клио воскресла из мертвых, у нас было не так много времени на задушевные разговоры.

– Поступки куда красноречивее самых трогательных, берущих за душу слов. Может, она и не знает, чем ты живешь сейчас или жила до недавних пор, кроме охоты. Что заставляет твое сердце сжиматься от страха…

«Клио».

– Если ты, конечно, вообще способна испытывать страх. Может, она не знает, что заставляет его учащенно биться…

«Ты».

– Но теперь Клио точно знает, что ты любишь ее.

«Неужели она действительно когда-то в этом сомневалась? Неужели я заставила ее усомниться?»

– Идем, покажу тебе Неметон.

Морриган послала берсерку удивленный взгляд. И это все? Расспросов больше не будет? Впрочем, она была благодарна ему, что не стал допытываться. А ведь Дэмьен это умел. Она не готова открывать перед ним душу. Пока нет.

Они выбрались из шалаша в залитую солнцем рощу. Шатры лесных ведьм и друидов прятались в тенях, которые отбрасывали деревья-великаны. Неподалеку от Морриган олень с роскошными ветвистыми рогами мирно щипал траву. На снующих по Неметону людей он не обращал никакого внимания.

Проходящая мимо рыжая девушка с высокомерным видом подозрительно покосилась на Морриган. К ногам лесной ведьмы так и льнула такая же огненная, как ее волосы, молодая лисица. Ведьма наклонилась и небрежно погладила зверька.

– Это все – ваши фамильяры? – спросила Морриган, обведя рукой пространство.

Глаза рыжей ведьмы сверкнули.

– Это для вас, ведьм с грязной кровью, они фамильяры. Вы вынуждены заставлять их вам помогать. Нам они друзья. Нам их ни о чем просить не надо.

Морриган открыла было рот, чтобы осадить нахалку и показать, на что способны ведьмы с «грязной кровью», но ее остановил предупреждающий взгляд Дэмьена.

С губ сорвался тяжелый вздох.

«Будь лучшей версией себя. Ради Клио».

Морриган блуждала среди деревьев и шатров, в нетерпении кусая губы и нигде не останавливаясь дольше, чем на несколько секунд. Описав круг по Неметону, вернулась к шатру Ведающей Матери, в котором несколько часов тому назад скрылась Клио.

Дэмьен с тщательно скрываемым удивлением кормил с руки белого волка – не фамильяра, но друга лесных ведьм. Звериная сила в берсерке если не роднила, то хотя бы примиряла их. Делала братьями, что подчас так друг на друга непохожи. Один – прирученный зверь, другой – человек, который порой становился слишком диким.

Наконец из шатра Ведающей Матери вышла сияющая Клиодна. Морриган впервые с момента возвращения младшей сестры в мир живых видела ее улыбающейся так искренне, так радостно, так тепло. На ее плече гордо восседала белая голубка… но не это заставило Морриган замереть.

Глаза Клио по-прежнему закрывала белая лента. А значит, зрение лесные ведьмы вернуть ей не смогли.

Едкое разочарование кислотой затопило сердце. Даже глубоко-глубоко внутри понимая, что затея Дэмьена обречена на провал, что лесные ведьмы не сумеют помочь там, где целительницы и мамбо потерпели поражение, Морриган все же надеялась до последнего.

«Надежда, зараза, живучая», – с горечью подумала, а вслух преувеличенно восторженно воскликнула:

– О, ты решила завести себе фамильяра!

По правде говоря, подобный метод усиления ведьминских чар уже давно устарел. Мало кто из современных ведьм, не заставших традиции старших поколений, заводил себе фамильяров. Но Морриган готова была выполнить любой каприз Клио. Хочет завести себе домашнюю голубку – пожалуйста, пожелает двухголового питона, который, по слухам, обитал в пустыне Берагор – она раздобудет его для сестры.

– Верно, – с улыбкой ответила Клио. – Кстати, прекрасно выглядишь. Алый всегда был тебе к лицу.

Морриган остановилась на полпути. Тело словно опутали цепями, мешая двигаться и дышать. Рукой она инстинктивно скользнула по шелковой блузке, взглядом – по белой повязке на глазах сестры. Затем по темному зернышку-глазу птицы, которая, наклонив набок головку, внимательно смотрела на нее.

– Голубка…

– Она не просто мой фамильяр, – лучилась восторгом Клио. – Она – мои глаза!

Какое-то время Морриган молчала – просто не находила нужных слов. Очнувшись, обняла сестру, со смехом поцеловала в клювик голубку и в порыве безграничной благодарности обняла Дэмьена. Неожиданный для нее самой шквал эмоций длился лишь несколько секунд, но Морриган успела почувствовать, как окаменел берсерк, и как его ладонь непроизвольно скользнула по ее полуобнаженной спине. Кожу обожгло прикосновением. Это привело Морриган в чувство, и она поспешно отстранилась, заметив вспышку растерянности в серых глазах.

Подумать только, татуированный отступник-берсерк смутился. Впрочем, не меньше нее. Просто полуночные ведьмы хорошо умели скрывать смущение.

На губах Клио играла лукавая улыбка.

– Как… Как это было?

Даже понимая, что все осталось позади, Морриган почему-то никак не могла перестать волноваться.

Клио взахлеб рассказывала о своем странном сне, порожденном чарами Ведающей Матери. Слушая ее, Морриган с усмешкой качала головой. Черный ворон и белая голубка. Какая ирония…

Морриган задумчиво погладила белую голубку. Вздохнула, глядя на нее. Фамильяр, благодаря которому можно видеть окружающий мир во всех деталях и красках – это превосходно. Но все же ей отчаянно хотелось, чтобы сестра стала прежней. И вернула себе настоящее, полноценное, человеческое зрение.

Клио безошибочно угадала ее мысли.

– Это не страшно, Морри, правда. Я была так счастлива, когда узнала, как именно лесные ведьмы могут дать мне глаза! И я рада, что у меня появилась голубка. Она лучше сотни бабочек…

Морриган ободряюще сжала руку сестры. Они немного помолчали.

– И каково это?

– Непривычно, – тихо рассмеялась Клио. – Я успела побродить по шатру и обойти его пару раз снаружи, но хожу все еще неуверенно. И выглядит это, наверное, глупо. А еще верчу головой по привычке, вместо того чтобы попросить голубку повернуть свою.

Другой бы сказал «приказать» или хотя бы «передать свою волю». Клио же говорила так, будто они с фамильяром были… равнозначны. Равны.

– Со временем ты научишься, – мягко сказала Морриган.

– Научусь. Правда, не знаю пока, как быть с тем, что… голубка ведь не сможет постоянно находиться на моем плече. Ей надо и поспать, и полетать. А это значит, что на это время я потеряю ориентацию в пространстве и… глаза.

– Голубка – твой фамильяр. Она будет делать все, что ты захочешь, и полетит туда, куда скажешь ты.

– Но я не хочу ограничивать ее свободу! – запротестовала Клио.

Морриган невольно рассмеялась. Сестренка в своем репертуаре. Заботится даже о тех, кто призван заботится о ней самой.

Клио с голубкой на плече еще немного побродила по Неметону. Она иногда спотыкалась, если на пути возникало какое-то препятствие, и ей тут же на помощь приходила старшая сестра.

– Морриган? – раздалось за спиной.

С губ сорвался непроизвольный вздох. В присутствии Ведающей Матери Морриган чувствовала себя странно. Вроде бы и обряд очищения позади, а значит, она, если не чиста душой, как младенец, то по крайней мере достойна находиться среди лесных ведьм. Она отвоевала себе это право.

Морриган развернулась. Ведающая Мать – босоногая, в неизменном белом платье – казалась лесной нимфой с искрящимся на солнце серебром в волосах.

– Я должна тебя предупредить.

– О чем? – В голос, помимо воли, прокралась тревога.

– Произошедшее – лишь первый шаг кукловода, который дергает за ниточки через зеркала.

Морриган до острой боли закусила губу. Итан… Таинственный дух, который, если и не смог убить Клио, то перемолол в труху всю ее прежнюю жизнь.

– Я не знаю, кто он, – предупредив расспросы, сказала Ведающая Мать. – Он прячется в тенях, куда мне нет хода. Скрывается под складками темноты. Я вижу лишь, что Пропасть ждут большие перемены. И над каждым из лордов Высоких Домов нависла смертельная угроза.

– Подождите, что? Причем тут вообще Пропасть?

Ведающая Мать улыбнулась таинственно, многозначительно. Раздражающе, по правде говоря.

– Я сказала тебе все, что ведаю.

Им предстояло возвращение в Пропасть, и Морриган быстро выбросила из головы слова лесной ведьмы. Пользы от них все равно никакой. Однако новость, которую обрушил на нее Доминик О`Флаэрти, заставила пересмотреть свои взгляды.

Королева Пропасти, Агнес Фитцджеральд, была мертва.

– Убита не только Агнес, но и Линн – ее старшая дочь, – вполголоса добавил Доминик.

В нескольких шагах от них сияющая Клио знакомила Саманью, Ганджу и Аситу с голубкой. Молодые жрецы вуду, восторгаясь наперебой, спешили пригладить белые перышки фамильяра. Ганджу выглядел безучастным – наверняка на своем веку он повидал достаточно куда более удивительных вещей.

Дэмьен, прислонившись к стене, с улыбкой наблюдал за происходящим. В стороне остались лишь Морриган и Доминик.

– Большинство горожан еще ни о чем не знает. – Глава Дома О`Флаэрти бесстрастно усмехнулся: – Информация из первых уст.

Морриган недоверчиво вскинула бровь.

– У вас есть осведомитель в королевской семье?

– Можно и так сказать. Мои осведомители – прирученные Аситу призрачные слухачи. Благодаря им я узнаю самые свежие новости. Беда в том, что видеть они не умеют.

Так вот откуда Доминик о порядках в королевской семье известно так много. Как долго его призрачные слухачи – привязанные ведьмами к миру живых тени-соглядатаи – наблюдали за Тольдебраль?

– Как они убиты? – отрывисто спросила Морриган.

– Не знаю, – с видимой неохотой признался Доминик. – Слухачи не могут проникнуть в Тольдебраль – слишком сильна защита, вот и вьются вокруг. Все, что они услышали – это явные крики борьбы, бессвязные причитания служанки и слабый голос Оливии Фитцджеральд. Она явно в ужасе, но… жива.

Морриган задумчиво постучала пальцем по губам, провожая взглядом поднимающуюся к себе Клио. Саманья бережно поддерживала ее под локоток.

Мерилом ведьминского мастерства почти всегда выступало время. Годы учений, годы практик, годы жизни, переплавляемые в драгоценные знания и опыт. Чем старше ведьма, тем она могущественнее. Да, были исключения, яркие вспышки – невероятно талантливые юные колдуны и ведьмы, которым не понадобилось много времени, чтобы взрастить свой дар. Однако подобные уникумы встречались редко. Даже Морриган с ее нечеловеческим упорством, какого бы уровня ведьминского искусства ни достигала, матери уступала всегда. И до смерти Леди Ворон, и после.

Как же так вышло, что Оливия смогла выжить, а Линн и Агнес – нет? Удача? Более умелое владение веретническим даром? Более сильный демон? Или убийца добрался до Оливии, уже растратив на ее сестру и мать львиную долю сил? У ведьм и колдунов, которые по собственной воле сделали свое тело вместилищем темной сущности, дар нередко выходил из-под контроля. Поговаривали, что в этот момент над ними брали вверх их демоны. Возможно, нечто подобное, вроде «боевого безумия» берсерков, произошло и с Оливией.

Но как же это удобно: из трех женщин королевской семьи выжила только она одна.

Дэмьен подошел к ним, наверняка гадая, что они обсуждают наедине. Что ж, Морриган было что сказать им обоим.

– Перед тем, как мы покинули общину лесных ведьм, Ведающая Мать в неизменно туманном стиле всех ведуний предупредила меня кое о чем. – Она обвела взглядом Доминика и его непредсказуемого наемного защитника. – Она сказала, что отныне каждому из лордов Высоких Домов угрожает смертельная опасность. Судя по всему, охота уже началась.

Дэмьен изменился в лице, Доминик остался бесстрастен. Что-нибудь вообще в этом мире способно его напугать? Будто поняв, что от него ждут какой-то реакции, он широко ухмыльнулся, хотя глаза продолжали равнодушно смотреть на Пропасть через окно гостиной, и обронил:

– Обещаю, я буду очень осторожен.

Взяв со столика свежую газету, Доминик опустился в кресло и велел прислуге подать чай. Морриган, не в силах сдержать изумление, безостановочно качала головой.

С появлением в жизни Леди Ворон Доминика та стала куда чаще покидать мир теней. Но гадать, когда это случится в следующий раз, Морриган не стала. Произнесла заклинание и принялась мерить шагами пространство гостиной в нетерпеливом ожидании. Едва Бадб преодолела Вуаль – уже в человеческом обличье, спросила:

– Ты в порядке?

– Восстановилась, если ты об этом, – со сдержанной улыбкой отозвалась мать.

– Хорошо. Я могу попросить тебя об услуге?

– Конечно, ты же моя дочь.

Прозвучало пафосно и фальшиво, но Морриган сдержала усмешку.

– Ты не могла бы слетать до имения семейства Фитцджеральд и взглянуть, как именно были убиты Агнесс и Линн?

Бадб выглядела не на шутку удивленной.

– Я думала, дела Пропасти тебя не интересуют.

– Есть одна мысль, которую я хочу проверить, – уклончиво ответила Морриган. – Мне нужно, чтобы ты взглянула на них, пока не увезли тела. Или не бросили в бездну под городом, или не отдали кладбищенским ведьмам и некромагам… или что тут вообще делают с телами.

Леди Ворон расхохоталась, неожиданно потрепав ее по макушке.

– Морриган, мы не в землях варваров. Здесь с телами поступают так же, как и наверху. Хоронят их. Здесь, представь себе, есть вполне цивилизованное кладбище. А еще фамильные склепы – по одному на каждого из Высоких Домов.

– У меня не было никакого желания разбираться, как тут все устроено, – буркнула Морриган, недовольно возвращая прическе первоначальный вид.

Что еще за смехотворные потуги натянуть на себя маску любящей матери? Или просто желание выглядеть таковой в глазах Доминика, который не без интереса наблюдал за ними из кресла? Впрочем, не Морриган обвинять Бадб. Каждый из них – кроме людей вроде Клио, ненавидящих фальшь – играл свои роли.

Превратившись в чернокрылую птицу, Бадб исчезла.

Морриган прошлась по особняку, не представляя, чем себя занять. С адгерентами Дома О`Флаэрти – Ганджу, Саманьей, Аситу и пропадающей где-то Адой – сблизиться она не успела. Были дела поважней. Да и, признаться, не слишком-то к этому стремилась. Клио, как и ее голубка, спала – набирались сил после путешествия к лесным ведьмам.

Оглядевшись по сторонам, Морриган убедилась, что Дэмьена поблизости нет. Ушел, видимо, по своим отступническим – или берсеркерским – делам. Доминик после чая, как обычно, закрылся в комнате, куда никого никогда (замечено неоднократно) не пускал. Приглушив шаги, Морриган прокралась к дверям библиотеки Дома О`Флаэрти. Скользнула внутрь и после недолгих поисков нашла то, что искала: пухлый том «Истории Ирландии: от древних времен до наших дней». Устроиться решила прямо здесь, в глубоком кожаном кресле между высокими, до потолка, стеллажами. Перекинула ноги через мягкий подлокотник кресла, раскрыла книгу на первой странице и погрузилась в чтение.

Хватило ее ненадолго. То ли сказалась усталость (после выматывающего обряда Морриган так и не поспала), то ли усыпило академически-выверенное, монотонное, невыразимо скучное повествование, но она сама не заметила, как задремала.

Разбудило ее деликатное покашливание. Распахнув глаза, Морриган мрачно воззрилась на Дэмьена. Берсерк был серьезен, но в его глазах мелькали лукавые искорки. Она готовилась к откровенным насмешкам – либо по поводу выбора книги для чтения, либо насчет того, что уснула с ней в руках. Однако их, что странно, не последовало.

На какое-то время затерявшись среди стеллажей, Дэмьен вернулся с другим томиком, потоньше. На красочной обложке значилось «Хроники туата де даннан».

– Почитай эту. Она… м-м-м… поинтересней.

«Полегче, хотел сказать?»

– От «Истории» точно уснешь.

– Уже, – буркнула Морриган.

Неожиданно оба рассмеялись. Смех, обернувшись неловкостью, затих, но книгу она все же взяла. Скользила глазами по строчкам, едва понимая, что читает – отвлекало присутствие Дэмьена. Украдкой взглянула на него из-под опущенных ресниц. Стоя у окна, берсерк наблюдал за Пропастью.

– О чем думаешь? – заложив книгу пальцем, негромко спросила она.

– Гадаю, как скоро в Пропасть вернется хаос. Агнес Фитцджеральд держала город в ежовых рукавицах. Она была не первой, кто пытался придать царящей в Пропасти анархии подобие порядка. Но первой, кому это удалось. Созданная ею стража еще действует по старой памяти, но вряд ли это продлится долго. Что будет потом, боюсь даже представить. Совсем скоро Пропасть загудит как растревоженный улей. Вопрос времени, когда разразится война за трон.

Значит, заложенные в страже чары Агнес с ее смертью не рассеялись. Она действительно была невероятно сильной веретницей. Но что произойдет, когда они ослабеют? Немертвые стражи умрут или демоны возьмут над ними контроль? Морриган скривилась – как все не вовремя! Они с Клио окажутся в самой гуще битвы, к которой не имеют никакого отношения, в эпицентре разрушительной бури. Если, конечно, прежде она не найдет проклятого духа из зеркала, не обелит свое имя перед Департаментом и Трибуналом и не заберет сестру в Кенгьюбери.

Надо торопиться.

– Подожди, но как же оставшиеся в живых сестры Фитцджеральд? Хоть Доминик упорно не упоминает имени Сирши, мы-то знаем, что у мертвой королевы две дочери.

– Мало занять освобожденный со смертью королевы трон, его нужно еще и удержать, – заметил Дэмьен. – Агнес – железная старуха, но даже на нее лорды Высоких Домов неоднократно совершали покушения. Она, конечно, быстро расправлялась с глупцами, но все же. Быть правителем Пропасти – значит, быть готовым защищать титул до конца своих дней.

Морриган удивленно поморгала.

– Хочешь сказать, «королева Пропасти» – не фигуральное выражение, а настоящий титул? С церемонией, короной и прочей пафосной чушью?

Она, конечно, видела величественный Тольдебраль, обитель королевской семьи, но его сходство с настоящим замком считала лишь еще одной причудой колдунов Пропасти.

– Каждый правитель сам выбирает, как будет выглядеть его корона. Голову королевы Райсы, изгнанной в Пропасть лесной ведьмы, венчала корона из переплетенных ветвей. Ее дочь носила венок из роз, внучка – венец из голубиных перьев. Король Алдур, который правил до Агнес, предпочитал корону из тумана. Королева Октавия украшала зубцы иллюзорными звездами. Согласен, в этом есть некий налет театральности, но и Пропасть – не самое обычное место. Насколько мне известно, наши предки обходились без подобных атрибутов и громких титулов, нося принятое в Кенгьюбери звание мэра, но… мода диктует свое.

Морриган с лисьим фырканьем покачала головой. Да уж, мода и Пропасть – понятия, неотделимые друг от друга.

– Агнес Фитцджеральд в отношении короны брала пример с сильного пола, предпочитая носить простой и строгий серебряный обруч. Если вообще о нем вспоминала. Все, что по-настоящему ее интересовало – это магия и власть. Она ни в чем не желала уступать мужчинам. Когда Теодор погиб, и Агнес стала главой Дома Фитцджеральд, она запретила называть себя леди. Это обращение выводило ее из себя, и она заставила, иначе и не скажешь, всех называть ее лордом.

Лорд Агнес Фитцджеральд… Впрочем, вполне в ее стиле.

– Тихушнице Оливии и Сирше, которая отказалась от веретнического дара, до Агнес ой как далеко. Веретница Оливия или нет, но она в разы слабее матери. Легкая добыча для лордов Высоких Домов, которые облизываются на корону.

– Но в свое время так думали и об Агнес.

Дэмьен повернулся к ней вполоборота, однако мысли его все еще оставались там – на многочисленных лестницах и островках подземного города.

– Агнес обвела всех вокруг пальца, долгое время скрывая свое увлечение веретничеством и заставляя себя недооценивать. Она была знатной интриганкой: заводила нужные связи, убеждала людей в своей преданности, но едва заподозрив неладное, не гнушалась ударом в спину. Оливия ей и в подметки не годится. Она не удержит трон. Помяни мое слово: не пройдет и нескольких недель, как союзники Дома Фитцджеральд от нее отвернутся. Зачем поддерживать слабую королеву, если ее можно просто свергнуть?

– А Сирша?

– Сирша все еще обезличенная. Если учесть, что любой человек на время ношения маски официально не существует, даже останься последней из Фитцджеральдов, она не смогла бы в открытую заявить о своем праве на трон. И сильно сомневаюсь, что Высокое Собрание приняло бы ее в расчет при выборе правителя Пропасти. Вряд ли они стали бы дожидаться, когда она снимет маску, чтобы претендовать на корону. Хотя утверждать наверняка не могу, на моей памяти подобных прецедентов не было.

– Что за Высокое Собрание?

– Совет, на который собираются лорды Высоких Домов, по одному представителю от всех магических практик (клану, если хочешь) и по одному – от существ древней крови. Если никто не объявляет о своем праве на освободившийся трон, именно Высокое Собрание из его же состава выбирает нового короля Пропасти. Это более… дипломатичный способ заполучить корону.

– А какой тогда менее дипломатичный? – усмехнулась Морриган.

Дэмьен оперся о книжный шкаф. Ему явно надоело стоять столбом, однако в кресло напротив он не спешил садиться. Как она подозревала, лишь для того, чтобы и дальше смотреть на нее сверху вниз.

– Право узурпации. Он же наиболее популярный. Тот, кто убивает действующего правителя Пропасти, занимает его место.

– Король умер, да здравствует король… – пробормотала Морриган. Вскинула голову. – То есть если бы и глава, и все дочери Дома Фитцджеральд оказались убиты, их убийца мог бы заявить о своих правах на престол?

– Более того, чтобы занять трон, ему достаточно захватить Тольдебраль. Только сделать это надо, скажем так, над еще не остывшим трупом бывшего короля. До того, как Высокое Собрание узнает о его смерти. Есть, конечно, небольшая вероятность, что против захватчика выступят адгеренты Дома. Тогда все просто: кто выживет, тот и король. Если адгеренты слишком слабы или недостаточно честолюбивы, чтобы сражаться за корону, они переходят в Дом нового короля Пропасти. Если тот, конечно, пожелает. И не убьет их на месте, чтобы не плодить конкуренцию.

– А как же судья Пропасти и немертвая стража с их серыми масками? – поинтересовалась Морриган. – Убийце-узурпатору наказание не грозит?

Дэмьен скрестил руки на груди, словно защищаясь. Или защищая принципы города, который был ему домом.

– Борьба за престол – пусть кровавая, но честная игра, правила которой уважает каждый правитель Пропасти.

Морриган только головой покачала – весьма своеобразное понимание порядка и справедливости.

– Ладно, а если Высокое Собрание против узурпатора, который стал новым правителем Пропасти?

– Им останется либо смириться с этим фактом, либо… сговориться друг с другом и убить его, чтобы освободить место для более подходящей кандидатуры.

– Ого, – только и смогла сказать Морриган. – Хороши порядки.

– Главный девиз Пропасти: «Выживает сильнейший», – пожимая плечами, отозвался Дэмьен. – На правителей и лордов Высоких Домов он распространяется в первую очередь.

Знакомый девиз.

– Пойду разузнаю, что творится в Пропасти, – мрачно сказал Дэмьен. – Сейчас как никогда нужно быть начеку.

В одиночестве Морриган оставалась недолго.

Послышался шелест крыльев, и мгновением спустя в открытое окно библиотеки впорхнула Бадб. На лету обернулась в красивую молодую женщину в экстравагантном платье с перьями.

– Я тут поболтала немного с Оливией… – будто невзначай бросила она.

Морриган хмыкнула. Так вот что так задержало Бадб.

– Бедная девочка… она просто раздавлена произошедшим.

Настороженная тоном матери, Морриган вернула книгу на стеллаж и снова опустилась в кресло. Леди Ворон устроилась напротив, положив ногу на ногу и лениво обмахиваясь рукой, словно веером.

– Она рассказала тебе, что именно случилось в Тольдебраль?

– Конечно, – фыркнула Бадб, словно откровения с незнакомцем – обычное дело для Оливии. – Ну хорошо, возможно, я и привлекла на помощь кое-какие невинные чары…

– Что она сказала? – перебила Морриган. Меньше всего сейчас ее интересовало, как именно та добыла сведения.

– Моя невероятно нетерпеливая дочь… ладно-ладно, не смотри на меня так! Когда все случилось, Агнес обучала дочерей веретничеству. Все шло как обычно, пока зеркало в учебной комнате не взорвалось… изнутри.

Воздух в библиотеке словно заморозили. Морриган с силой откинулась на спинку кресла. Проклятие! Этого она и боялась.

– Дух, который убил Клио… он в Пропасти.

– Похоже на то, – кивнула Бадб. – И, как я и говорила, он силен. Настолько, что в какой-то момент Агнес – на которую, он, собственно, и обрушил свои чары – поняла, что не справляется с ним.

– С чего ты это взяла? – недоуменно спросила Морриган.

– Не я, Оливия. Агнес никогда не отступала и защите всегда предпочитала нападение. Но в этот раз вместо того, чтобы бросить все силы на уничтожение духа, она воспользовалась достаточно редким теневым заклинанием и заключила Оливию и Линн в некое подобие кокона, сплетенного из живых теней. Этим Агнес выжгла в себе всю полуночную магию. На то, чтобы защитить себя, сил у нее уже не хватило.

Морриган помрачнела. Сущности мира теней, живущей в тандеме с веретником, требовалась постоянная подпитка. Если магический резерв колдуна истощался, демон искал себе новое пристанище. Опустошенная веретница не представляла никакой угрозы.

Агнес Фитцджеральд, суровая королева Пропасти, «железная старуха», как назвал ее Дэмьен, отдала последние силы на то, чтобы защитить своих дочерей.

– Вместо того чтобы тихо сидеть в теневом коконе и молиться Балору, как ее сестра, Линн, идиотка, вышла из него. Решила, что достаточно сильна, чтобы совладать с духом. И поплатилась за свою самонадеянность.

– Или же Линн просто была готова на все, чтобы не позволить любимой матери погибнуть, – сухо сказала Морриган.

Бадб пожала плечами, но отвечать не стала.

И все же… зачем дух убил Агнес? И как он вообще попал в Пропасть?

Морриган резко поднялась с кресла. А она все гадала, куда Итан исчез после убийства Лары Кэнни, если поблизости не было никаких зеркал.

«Идиотка, какая же ты идиотка».

Она бросилась в комнату, проигнорировав недоуменные вопросы матери. Схватив сумку, с которой прибыла когда-то в Пропасть, Морриган вытряхнула на кровать все ее содержимое. Один взгляд на ведьмовские атрибуты, и все встало на свои места. Осколок истины – верный союзник любой зеркалицы – украсила паутина трещин. А такого просто не могло произойти естественным путем – осколок был зачарован от обычных, немагических, ударов.

Если даже Бадб не смогла проникнуть в Пропасть, пока связанная с ней магическими и родовыми узами Морриган не оказалась здесь, то и у убийцы был лишь один способ сюда попасть. Через осколок истины, который она постоянно носила с собой. Морриган заскрипела зубами от злости.

Она собственноручно открыла Итану вход в Пропасть. И, оказавшись здесь, он направился прямиком в Тольдебраль.

Бороться со сном становилось все тяжелее. Теперь, когда Клио видела мир глазами белой голубки – слишком быстрый, слишком яркий, но все же родной мир, прежде тонущий во мраке, словно в гуще тэны… дышать стало легче. Страх больше не бился в грудной клетке как второе сердце. Страх, что она навеки останется слепа. С плеч будто рухнула каменная плита – так велико было облегчение. Однако на смену ему пришла смертельная усталость. Клио ужасно хотела спать.

«Ведающая Мать будет рядом, она обещала», – убеждала она себя, пока веки наливались свинцовой тяжестью.

Правда, сама с трудом понимала, как предводительница лесных ведьм сможет преодолеть разделяющее их расстояние и быть рядом с ней. Но от самой этой мысли становилось легче.

Поерзав на согретой постели, Клио сомкнула веки. Медленно выдохнула через приоткрытые губы и по памяти коснулась знака Дану, оставленного Ведающей Матерью. Мысленно воззвала к ней, и метка ответила теплом. Оно разливалось по телу, даря покой и умиротворение.

Клио провалилась в сон, а вместе с ним – в протянувшуюся от края до края белую неизвестность. Она вскрикнула. Звук потонул в пространстве, будто набитом ватой.

– В-ведающая М-мать? – дрожа, позвала Клио. – Вы здесь?

Обернулась вокруг своей оси, но куда бы она ни смотрела, белизна оставалась нетронутой, неизменной. Сделала шаг, за ним другой, третий, сотый… но по однообразному пейзажу вокруг казалось, что и вовсе не тронулась с места. И пусть белая пустота лучше черной мглы мира теней, но и она пугала – своей незыблемостью, отсутствием даже проблеска жизни. Что, если Клио не зря так боялась засыпать и погружаться в это белое ничто? Что, если теперь она застряла здесь навсегда?

Страх взорвался в груди, Клио закричала:

– Морриган!

Белая пустота разбилась и осыпалась осколками на землю. Словно по щелчку во всем мире выключили свет.

«Я ничего не вижу!»

Паника накрыла с головой, руки, взлетевшие к глазам, задрожали. Будто спасительный огонек маяка, далеко-далеко впереди замерцала искорка света. Клио бросилась вперед, едва не плача от облегчения. А подойдя ближе, увидела… себя. Нет, свою чудовищную, искаженную копию, отвратительную карикатуру, поглощенную в зеркале, навеки оттиснутую в ней. Провал раззявленного в крике рта, глаза, в которых плещется ужас – отражение того, что Клио чувствовала сейчас.

Позади раздался сдавленный всхлип. Резко развернувшись, она налетела на Морриган. Все тот же наряд охотницы, то же выражение лица и тот же оттенок красной помады Клио уже видела однажды. Когда смотрела на старшую сестру через зеркала.

– Морри? – неуверенно произнесла она.

Сестра не отозвалась. Взглянув вниз, Клио с ужасом обнаружила, что ее руки… все ее тело прозрачно. Здесь она – не более чем дух.

Зеркало за спиной с оглушительным звоном разбилось.

– Нет! – Крик отчаянный, дикий.

Изрезав руки до крови, Морриган собрала осколки, в каждом из которых застыла часть тела Клио или фрагмент ее лица. Неподалеку в круге слабого света появилось другое зеркало, но запертая в нем Клио улыбалась. Когда сестра бросилась к нему, разбилось и оно.

Так повторялось десятки раз. Десятки зеркальных Клио меняли выражения лиц, но неизменно разбивались, стоило только Морриган подойти ближе.

Клио понимала, что находится в царстве кошмаров, и больше всего на свете хотела уйти. Только чтобы не видеть, как страдает ее сестра.

– Пожалуйста, – прошептала она, сама не зная, кого просит и о чем.

Но то, что прежде было белой пустотой – или же ею притворялось – откликнулось на мольбу. В царстве зеркал появилась дверь в странной, зеркальной раме. Клио без раздумий вошла в нее. Вряд ли за порогом ее ждало что-то страшней.

Это и впрямь оказался выход.

И вход в очередной мучительный кошмар.

Сон был рваный, путанный, склеенный из почти не связанных друг с другом осколков. Морриган то бежала по лесу, позволяя веткам хлестать себя по щекам, то пыталась скрыться в каких-то руинах, то судорожно запечатывала собственную дверь. Но они все равно ее находили. Окружив, лишали сил и… убивали.

Много людей, много лиц… но всегда одни и те же. По чарам, по шлейфу тэны Клио без труда узнала в них полуночных колдунов. Отступники, за которыми когда-то охотилась Морриган. Жертва и хищник в ее кошмаре поменялись местами.

Хотелось бы ей дотянуться до сестры, успокоить, подарить частицу своего тепла. Жаль, не получалось.

Клио бросилась прочь, в появившуюся прямо посреди неумело склеенного пространства дверь. Новая комната, а с ней – новый кошмар. Хрупкая девушка, вместо оружия сжимая в руках зеркальный осколок, раз за разом вонзала его в тело Морриган. И повторяла: «За что ты меня убила, за что, за что, за что?» Сестра не сопротивлялась. Стояла неподвижно, словно кукла, покорно снося каждый удар, и только шептала с мольбой, виновато: «Лара» и «Прости».

Клио бежала по лабиринту чужих кошмаров, всхлипывая от ужаса и жалости к старшей сестре. Почему Морриган не говорила, что ее мучают кошмары? Одиноко, наверное, быть такой, как она. Когда разделить свою боль ни с кем не можешь просто потому, что не желаешь ее делить. Как бы Клио хотелось, чтобы сестра чуть меньше оберегала ее… и чуть больше доверяла ей свои тайны.

«Прости, Морриган, но, запертая в твоих кошмарах, я ничем не смогу тебе помочь».

Замерев посреди хаоса, Клио закрыла не видящие в реальности глаза.

«Ведающая Мать, вы нужны мне!»

Осторожно разомкнув веки, увидела… ее. Лесная ведьма, сидя в тени исполинского дерева, гладила такого же седого волка. Глаза прикрыты, на губах блуждает умиротворенная улыбка. Мир сна Ведающей Матери казался таким настоящим, что Клио могла бы решить, будто неведомые чары перенесли ее в настоящий Неметон. Если бы только не была здесь зрячей без своей голубки.

Даже странно, что Ведающей Матери снился такой обыденный сон – почти зеркальное отражение реальности. Но может, и не стоило пытаться понять логику… сна?

Клио негромко окликнула лесную ведьму. У нее оказались столь же мудрые и голубые, как у ее волка, глаза.

– Дитя, ты нашла меня!

– Ведающая Мать… Почему я вижу сны Морриган? Почему вижу вас?

– Ты можешь называть меня Ведой. – Она ласково потрепала волка по загривку. – Что до твоего вопроса… Наверняка ты слышала истории о людях, которые, едва не погибнув, обнаруживали в себе новую силу.

– Те, кто пережили клиническую смерть, да.

– Не знаю я всех этих ваших ученых слов, – ворчливо отозвалась Веда. – Но я знаю, что магия, которая вернула тебя к жизни, забрала твои глаза, но при этом усилила то, что уже было в тебе. Так у человека ослепшего обостряется слух, – с мягкой улыбкой добавила она. – Магия непостижима, непредсказуема. Даже для нас, ведьм.

«Ведьма», – мелькнула в голове пропитанная страхом мысль, но Клио силой воли выжгла ее из собственного разума.

Она засыпала Веду вопросами. Утоляя ее любопытство, ее жажду ответов о новой себе, лесная ведьма не выглядела утомленной. Счастье, что время здесь текло иначе, однако в конце концов неизбежно настала пора уходить. Сон Веды таял, размывался, превращаясь в белое ничто.

Мир снов отпускал Клио, но она знала: он будет терпеливо ждать ее каждую ночь.

Морриган мрачно смотрела на испещренный трещинами полуночный осколок. Решительно тряхнула головой. Раз судьба не торопилась награждать ее за старания, свою награду она завоюет сама.

Хорошо, что рассветная магия полностью при ней. Морриган провела рукой над изувеченным осколком истины и прошептала слова заклинания. Трещины заполнялись золотистым светом, зеркало сращивалось, словно поломанная кость. Дождавшись, когда осколок вновь станет цельным, Морриган убрала его в карман черного кожаного плаща, где уже лежали уменьшенные зеркала Клио и Ниам. И отправилась в Кенгьюбери, надеясь, что метка Дэмьена все еще не утратила свою силу и позволит ей вернуться.

Морриган кралась по улицам, придерживаясь теней и стараясь держаться как можно дальше от зеркал слежения. Не слишком удобно, что спиритуалист вел дела в Центральном квартале, который кишмя кишел и ими, и полицейскими агентами. Морриган даже не удивилась бы, узнав, что заказ на нее уже передан охотникам. Конхобар ведь обещал: если о ее действиях станет известно Трибуналу, церемониться он не станет. Будет забавно, если кто-то из бывших коллег откроет на нее охоту на улицах родного города. Хотя «забавно», пожалуй, все же не слишком подходящее слово.

Увидев Морриган, МакМурри отчего-то просиял: то ли страдал от недостатка клиентов, то ли ему пришлось по душе ее общество. В этот раз на спиритуалисте был не менее эксцентричный наряд: узкие до неприличности белые джинсы, рубашка с бахромой на рукавах и ковбойская шляпа. Удержаться от ехидных замечаний оказалось невероятно сложно. Морриган могла по праву гордиться тем, что ей все же удалось.

– Снова твоя сестра? – спросил МакМурри, когда она выложила на стеклянный стол коллекцию зеркал и филактериев.

– Нет, ее убийца.

Белозубая улыбка сползла с загорелого лица.

Зеркала и филактерии МакМурри отложил в сторону почти сразу. Как и подозревала Морриган, его заинтересовал осколок истины. Бережность, с которой спиритуалист прикасался к одному из главных ведьмовских атрибутов, заставляла проникнуться к нему симпатией.

– Здесь – часть его души, его чар и его энергии. Не стала извлекать, оставила вам. – Она отвела взгляд, нехотя добавила: – Подумала, что вы сможете прочесть их лучше меня.

– Правильно сделала. Я попытаюсь с ним связаться. Знаешь его имя?

– Итан, – с ненавистью отпечатала Морриган. Сжала челюсти так, что заныли зубы.

МакМурри подался вперед. С тихим шепотом водил рукой над осколком истины, извлекая из него энергию убийцы. Накручивал ее на палец, словно шелковую нить. Но не спешил заключать душу в филактерий, не обрывал связь, оставляя осколок источником, а нить – проводником. В отражении эта связь напоминала пуповину. Вокруг плавали клочья тэны, запах полыни стал острей.

– Что вы видите?

Спиритуалист то открывал глаза, вглядываясь в осколок, то прикрывал их, будто глубже погружаясь в видения прошлого.

– Он был влюблен.

– Мило, – сухо сказала Морриган. Прикусила язык – ей важна каждая мелочь. Даже самое незначительное, на первый взгляд, знание о духе. – Кто она?

– Я не вижу ее лица – он влюблен не в ее красоту, а в ее светлый, чистый образ. Девушка с лучезарной улыбкой. Хрупкая, бежит куда-то от него, ветер играет ее волосами. Он любуется ею. – Меж бровей МакМурри пролегла складка. – В других его мыслях ее образ чем-то омрачен. У нее непростая жизнь, но он восхищен ею. Тем, что не позволяет трудностям себя сломить.

– Характеристика для львиной доли людей, – заметила Морриган. – У каждого из нас свои драмы. Мне нужно что-то более…

– Определенное, понимаю. Но любовь… Она не терпит фактов. И в осколке мало его самого. Лишь след того, что в нем осталось. Набросок. Отголосок эха.

– Хорошо, что еще вы видите?

МакМурри тяжело вздохнул.

– Снова много мыслей, воспоминаний о ней. Она чудесная, милая, любящая – девушка, сестра и дочь. В мечтах – мать для его ребенка. Но сквозь очарованность Итана ею проступает страх.

– Страх?

– Что их любви помешают. Разобьют, растопчут, как хрупкое стекло.

Судя по тому, что Итан мертв, боялся он не напрасно.

– «Мы из разных миров» – вот его главный страх, который стеной стоит между ними, который постоянно точит его изнутри.

Морриган пожевала щеку. Что, если он – полуночный колдун, а она – рассветная ведьма? Но при чем тут, во имя Дану, Клио? Случайная жертва чужой и, вероятно, трагичной истории любви?

– Почти все его мысли – те, что заперты здесь – о ней.

– Почти. Значит, есть и другие?

– Гордость. Он хочет спасать других. Иногда получается.

Ногти Морриган проехались по стеклянной поверхности стола, впились в ладони.

– Моя сестра, которую он убил, тоже хотела. Вот уж ирония, правда?

МакМурри с сочувствием посмотрел на нее. Она отвела взгляд.

– Я не хотела прерывать. Продолжайте.

– Его переполняет счастье. Он помог кому-то отыскать потерявшееся дитя.

– Как?

– Свечи и зеркала.

Морриган побарабанила пальцами по стеклу.

– Значит, он и правда зеркальник.

– Боль, что тайны, которые поведал ему мир теней, его не уберегли. Я вижу его смерть, его последние чары. Клетка из зеркал – то ли спасение, то ли ловушка. Он чувствовал себя джинном в зеркальном сосуде. Тем, кому суждено ждать века, прежде чем его освободят.

Мрачно кивнув, Морриган потянулась за кошельком.

– Долго, правда, ждать ему не пришлось.

– Еще раз? – Рука замерла в воздухе.

– Ему дали тело… Нет, тела. Как бы то ни было, его вернули.

– Проклятье, – под нос пробормотала Морриган. Она ошиблась. Знакомая энергия – не равно энергия знакомого ей человека. Просто, не отдавая себе в этом отчет, она почувствовала в Итане отражение того, кто с детства был с ней рядом. – Балор тебя забери, он лич.

Будь здесь Бадб, непременно поправила бы. Ревенант.

Она только не могла понять: некромаг, который вернул Итана к жизни… был ли он сильнее или слабее того, кто когда-то воскресил Леди Ворон? Лишенный постоянного тела, Итан не мог надолго оставаться в мире живых, но обладал способностями, незнакомым даже Бадб. Судя по всему, именно соединение зеркального дара и магии смерти – самой сильной из всех существующих и не изведанной до конца – позволило ему перетекать из одного тела в другое, прятаться в мире теней и опустошать своих жертв, запирая их души в зеркалах.

МакМурри отпрянул от осколка, потирая уставшие глаза.

– Больше ничего. Если найдешь еще вещь с осколком его души…

– Найду, – заверила Морриган. – Непременно найду.

Достаточно Итан от нее прятался. Если зеркала стали для него ненадежным капканом… пора создать клетку, из которой он не выберется никогда.

Невидимая метка беспрепятственно пустила ее в Пропасть – где на этот раз скрывался вход, она узнала у Доминика заранее. Приятно, что в Доме О`Флаэрти хоть кто-то ей действительно доверял. Или же был слишком беспечен.

Войдя в гостиную, она увидела Клио. Сестра сидела на софе, поджав под себя ноги, и о чем-то ворковала с голубкой. Морриган с облегчением отметила, что Клио выглядит отдохнувшей и посвежевшей. Она и есть стала лучше, а значит, потихоньку возвращалась к нормальной жизни. Почти нормальной. Поверить, что все вернулось на круги своя, мешала закрывающая прекрасные глаза белая шелковая лента. Эта повязка служила для Морриган вечным напоминанием, за кем она охотится и почему.

– Ты как, родная?

– Хорошо, – улыбнулась Клио.

– Не видела Дэмьена?

Пока он не снимет с Морриган печать, колдовать сложные полуночные чары она не сможет.

– Он куда-то умчался с утра пораньше. В Пропасти опять что-то произошло.

По позвоночнику пробежал холодок.

Начинается.

– Я хотела отправить голубку с ним, чтобы увидеть все собственными глазами… – Клио смутилась, – ну ты поняла. Но пока почему-то не получается. То ли она не хочет улетать далеко от меня, то ли мой страх остаться без нее мешает чарам.

Морриган чмокнула сестру в нос.

– Не торопись. Со временем у тебя все получится.

Клио светло и радостно улыбнулась ей, не переставая гладить голубку.

Морриган наскоро затолкала в себя еду, почти не чувствуя вкуса. В последнее время она часто забывала поесть и поспать, и каждый раз, когда изможденный организм посылал тревожные звоночки, напоминала себе: убийца Клио все еще на свободе. А они все еще в Пропасти.

Стиснув в ладони амулет зова, Морриган воскресила в памяти лицо Дэмьена. Как только он откликнулся, нервно спросила:

– Где ты?

– На площади, рядом с позорными столбами. – Дыхание берсерка было рваным и сбивчивым.

– Сейчас буду, – пообещала она и, ничего не объясняя, разорвала связь.

Стоило только покинуть особняк Дома О`Флаэрти (его глава снова где-то пропадал), как стало ясно: последствия смерти Агнес Фитцджеральд уже настигли Пропасть. Как и предполагал Дэмьен, началось все с созданной ею немертвой стражи.

Тут и там стражи замирали на месте, словно статуи с жуткими пустыми взглядами. Однако не все оказались так спокойны. Вполне предсказуемо самые сильные из фоморов, отказываясь возвращаться в мир теней, пытались взять контроль над мертвыми. Особо ретивых Дэмьен вместе с другими отступниками и успокаивали сейчас. Или упокаивали? И если колдуны выглядели уже порядком вымотанными, берсерку все было нипочем.

Алые глаза пылали гневом и яростью, в руках словно сосредоточилась сила пятерых. Дэмьен схватил одного из немертвых стражей за шею и без труда, будто котенка за загривок, поднял вверх. Ноги мертвой куколки задергались, как у повешенного. Берсерк, не размахиваясь, играючи швырнул стража в стену. Позвонки хрустнули, он обмяк, позволяя колдунам себя упокоить. Снова. Подбежавший к Дэмьену со спины демон в гниющей оболочке немертвого стража, вероятно, попытался застать его врасплох. Берсеркерские инстинкты не позволили. Стремительно развернувшись, Дэмьен сломал грудную клетку стража голыми руками. Другому, запоздавшему, свернул шею.

И, кажется, даже не сбил дыхание.

Морриган подоспела к самому окончанию боя. Памятуя о прошлом, очень осторожно тронула Дэмьена за плечо.

– Пришла помочь? Поздновато, но инициативу поощряю.

Она фыркнула. Вот еще.

– Слушай… я ведь никого не испепелила на месте с тех пор, как оказалась в Пропасти?

– Ты хочешь подарок за то, что была хорошей девочкой? – осведомился берсерк. – Или предлагаешь закатить по такому поводу вечеринку?

– Я хочу сказать… – Морриган с силой куснула нижнюю губу. – Ты можешь мне довериться?

– Прямо сейчас? – осторожно уточнил Дэмьен.

– Да. Прямо сейчас.

– И что конкретно ты от меня хочешь?

Однако подозрительно прищуренные глаза подсказали: он прекрасно понимал, что.

– Сотри с моей ладони печать. Мне нужна вся полуночная магия, чтобы поймать убийцу Клио.

Дэмьен долго смотрел на нее. Морриган ожидала возражений, но он и словом не обмолвился. Несколькими едва уловимыми движениями сломал печать, заставив черную вязь на руке поблекнуть и исчезнуть. Она смотрела на чистую, лишенную знаков ладонь. Неужели Дэмьен и правда решил ей довериться?

Проклятье. Неужели это волнует ее… сейчас?

Неподалеку от тех самых столбов позора, на камне которых, помимо прочих, значилось имя Сирши Фитцджеральд, застыл страж – один из тех, что предпочли притвориться статуей. Колдуны уже направлялись к нему – неподвижной, а потому легкой мишени.

– Стойте! – зычным голосом крикнула Морриган.

Они удивленно замерли, будто решив уподобиться мертвым куколкам Агнес Фитцджеральд. Морриган подошла к стражу, на ходу вынимая из кармана восстановленный полуночный осколок и свечу.

– Что делаешь? – осведомился Дэмьен тоном человека, привыкшего наблюдать за чужими причудами. Остаться в стороне от происходящего он, конечно, не сумел.

– Заглядываю в мир теней, что же еще.

Огонек свечи был ее маяком, не позволяющим заблудиться в мертвом мире. Поверхность осколка стала его отражением. Там, в зеркальной глубине, плоть слезла с костей, обнажая бьющуюся в клетке из ребер темную сущность. Мелкую, ершистую, с лучиками-тенями. Демон, отчаянно рвущийся наружу из костяной ловушки. Нет, по ощущениям скорее демоненок. Морриган озадаченно нахмурилась. Неужели среди фоморов были кто-то вроде… детей? Или то, что она видела перед собой – это слабая сущность, недавно сотворенная миром теней?

Только там, в отражении осколка истины, Морриган смогла увидеть веретнические чары Агнес. Многие плетения оказались порваны – ослабевшая с ее смертью, связь фоморов с миром живых чем дальше, тем сильнее истончалась. И когда она будет уничтожена, что станет с демоненком, выдернутым из мира теней в мир враждебный, незнакомый, чужой?

Морриган сама не понимала, что толкнуло ее на этот шаг. Не раздумывая, она прошептала заклинание. В одной руке сжимая полуночный осколок, вторую положила на грудь немертвого стража. Резко выгнулась – так, что захрустели позвонки, становясь не проводником в мир теней, но его дорогой. Хлынувшая через Морриган к демоненку сила позволила тому разорвать последние звенья чар. И через нее же вернуться в родной мир.

А немертвый страж, рухнув на землю, снова стал чьим-то мертвым другом, мужем, братом или отцом.

– Ты освободила его. Того, кто сидел внутри, – нахмурился Дэмьен. – Зачем? Что за странная симпатия к темному созданию?

– Он в клетке, Дэмьен. И он порабощен.

Берсерк покачал головой, но эмоции по его лицу прочитать было сложно. Глядя на лежащее у ног мертвое тело, Морриган глухо произнесла:

– Для многих мы, ведьма и берсерк, темные создания. Для многих мы – не заслуживающая свободы тьма.

Колдуны, вдоволь насмотревшись на Морриган, расходились. А для нее, кажется, пришло время покаяния.

– Помнишь, ты говорил, что я представляю опасность для Пропасти? Так вот… ты, кажется, все-таки оказался прав.

Дэмьен мгновенно посерьезнел.

– Та-ак… выкладывай.

Морриган рассказала о треснувшем зеркале в Тольдебраль и о своем полуночном осколке. Дэмьен – само неодобрение – покачал головой.

– Брось, – вспыхнула она, – ты не можешь меня осуждать. Откуда я могла знать, что дух увяжется за мной в Пропасть? Что решит убить королевскую семью?

– Мне нет дела до семьи Фитцджеральд. К тому же смерть Агнес дала Доминику шанс побороться за титул короля города. Но я дал обязательство защищать Дом О`Флаэрти и намерен следовать своему слову до конца. И если убийца решил перебить главных претендентов на трон…

– Разве тогда у Доминика не поубавится конкурентов?

Когда Дэмьену надоело играть в гляделки, он отчеканил:

– Делай, что хочешь, но исправь то, что натворила.

Морриган в ярости развернулась, но он придержал ее за локоть.

– Если тебе понадобится моя помощь… – глядя куда-то поверх ее плеча, с неохотой проговорил берсерк. – Иключительно в интересах дела…

Она закусила губу, чтобы спрятать улыбку. Было у них все же кое-что общее. Насколько ей сложно попросить о помощи, настолько и Дэмьену – ее предложить.

– Тогда я знаю, где тебя искать.

Он тихо рассмеялся.

В особняк Дома О`Флаэрти они возвращались в молчании. Шли рядом, почти касаясь друг друга плечами.

– От Оливии слышно что-нибудь?

Дэмьен покачал головой.

– Лучшее решение для нее – отказаться от титула, на доставшиеся в наследство деньги купить себе миниатюрную версию Тольдебраль и жить там припеваючи вместе с сестрой, когда с той снимут маску обезличенной. И в игры сильных мира сего не встревать.

– Я все еще не могу понять, есть ли взаимосвязь между духом зеркала и королевской семьей, – призналась Морриган. – Он, как-никак, принадлежит миру теней. Что, если кто-то из веретниц семьи Фитцджеральд однажды заключил сделку не с демоном, а с духом? Призвал его из мира теней и превратил в некую… карающую длань. Вот только я не верю, что Сирша пошла бы на это.

Губы Дэмьена растянулись в лукавой улыбке.

– Ну надо же, ты прониклась симпатией к отступнице.

– Она помогла Клио.

– Как и я. Ко мне ты тоже прониклась симпатией?

Какое-то время, не сбавляя шага, они молча смотрели друг другу в глаза. Морриган отвела взгляд первой.

– Ты сам говорил, что, раз Сирша по-прежнему обезличенная, у нее весьма сомнительные перспективы стать королевой. Но мне не дает покоя Оливия. Не слишком ли удачно она осталась в живых? Да, ты считаешь ее слабой. Но что, если она, пойдя по стопам матери, ради власти заключила сделку с миром теней?

– Ты не доверяешь даже той, кто привел тебя к Сирше? А значит, косвенно помог разорвать связь Клио с миром теней?

– Я никому не доверяю. – Морриган запнулась на мгновение. – Стараюсь не доверять.

Дэмьен поднял руки, будто сдаваясь.

– Ну хорошо. Тогда подумай вот о чем. Оливия упустила шанс объявить право узурпации. Почему? Какой резон организовывать покушение на собственную мать и, когда оно совершено, молчать? А ведь к этому моменту Оливия уже могла на законных основаниях занять трон.

– Репутация? – не слишком уверенно предположила Морриган, предугадывая реакцию берсерка. – Может, она не хотела выглядеть в глазах других убийцей?

Как и ожидалось, Дэмьен ответил снисходительным смешком.

– Это Пропасть. Здесь иная мораль. Да и что насчет других жертв? Клио и остальных? Для чего они ей?

Морриган помрачнела. Едва собранный, пазл снова распадался на части, а ей нужна была цельная картина. Чтобы отыскать духа зеркала.

Чтобы отомстить.

Первым, кого она встретила в особняке после дворецкого, оказался Доминик. Торжествующее выражение на лице обычно сдержанного лорда Высокого Дома натолкнуло на мысль, что призрачные слухачи донесли до своего хозяина свежую весть.

– Полагаю, королевой Оливия не стала?

Интуиция Морриган не обманула.

– Она официально заявила Высокому Собранию, что отказывается от притязаний на трон. Таким образом, право узурпации утеряно, и правителя Пропасти будет выбирать Высокое Собрание. – Довольство Доминика выдавал хищный блеск в глазах. – Пока решение не принято, Высокое Собрание будет играть роль регентского совета.

Морриган вскинула брови. Представители таких разных (и не всегда ладящих друг с другом) магических кланов, стремящиеся общими усилиями не допустить в городе хаос… не породят ли хаос они сами?

Доминик ушел, беззаботно мурлыкая под нос тихую мелодию. Морриган проводила его взглядом прищуренных глаз.

– Неглупая девочка, – заметил Дэмьен. – Отказавшись от королевского титула, она перестала быть угрозой для тех, кто будет до кровавой пены биться за трон.

– По правде говоря, мне наплевать, что будет с Оливией Фитцджеральд, и в чьи руки перейдет Пропасть, – бросила Морриган.

Теперь, когда ее полуночную магию не сдерживала печать, она стала еще на один шаг ближе к духу-убийце.

– Твоя мать явно не разделяет твоих взглядов.

– С чего ты это взял? – насторожилась она.

Дэмьен с цоканьем покачал головой, изображая крайнюю степень осуждения. К счастью, представление театра одного актера закончилось довольно скоро.

– Ты вообще не обращаешь внимания на то, что происходит вокруг, если это не касается Клио?

Морриган тут же все поняла. Глядя на Доминика О`Флаэрти, она видела в нем лишь неожиданного, но весьма полезного союзника. Да, Бадб флиртовала, но любовь к флирту была у нее в крови… что в алой и горячей, когда она была жива, что в черной и мертвой, когда стала личем. Однако слишком часто за последние несколько дней Морриган заставала Леди Ворон и Доминика О`Флаэрти наедине, слишком недвусмысленными взглядами они одаривали друг друга. Неужели между ними нечто большее, чем простая интрижка?

– Хочешь сказать, Бадб жаждет посадить Доминика на трон?

– Хочу, – невозмутимо отозвался Дэмьен. – Более того, она сама ему это предложила. Загвоздка лишь в том, что при всей силе твоей матушки, ее возможности в мире живых весьма ограничены. Просто потому, что долго находиться здесь она не может.

Морриган передернула плечами. Значит, и Доминику, и Дэмьену известно о том, что Бадб – лич. И, судя по всему, романтический интерес у Доминика это знание не отбило. Их дело, конечно, но было в этом что-то… противоестественное. Смертный и мертвая ведьма, которая старше его в несколько раз.

Бадб и после смерти не потеряла хватку и своим вкусам не изменяла: ее всегда интересовали только самые достойные из мужчин, в чьих руках сосредоточились и власть, и сила. Слабых она подавляла или попросту уничтожала, если вздумали встать на ее пути. Бадб не умела прощать людям слабости и в принципе не умела прощать. Она не разделяла людей на близких и посторонних и ко всем была одинаково нетерпима. Сила – вот что всегда ее привлекало. И если Леди Ворон не просто приблизила к себе Доминика, но и пообещала ему корону, значит, разглядела в нем что-то, чего Морриган не увидела.

Впрочем, ей и впрямь было не до того.

– Занятно, ничего не скажешь… – пробормотала она.

– Ты сказала, что тебе нужна твоя магия. Что ты собираешься делать?

Взгляд Морриган сделался жестким.

– Вспомню о том, что я охотница. А еще – полуночная ведьма.

Теперь, когда Морриган могла призывать полуночные чары, не боясь, что мозг превратится в кашу, стало возможным и создание ловушки.

Ловец духов – чары отнюдь не безвредные. Обращаться к ним постоянно без последствий могли лишь сильные полуночные ведьмы вроде Бадб. Будучи живой, она именно таким образом получала в пользование немертвых слуг, привязывая блуждающих по Юдоли Печали духов к себе и миру живых. По похожему принципу действовали колдуны вроде Аситу с его призрачными слухачами. Однако чтобы духи служили заклинателю верой и правдой, их сначала надо было поймать.

Дело осложнялось тем, что Морриган требовался конкретный дух, а не первый попавшийся в ловушку. Заперевшись в спальне, она собирала воедино все, что ей удалось узнать. Нанизывала крупицы знаний на незримую нить.

Итан. Зеркальник. Ревенант, каким-то образом объединяющий в себе бестелестность духа и колдовские способности лича.

Манипуляции с душой – прерогатива полуночных колдунов. К тому же, для рассветного стать личем значило предать свою веру. Нарушить главное табу, естественный ход вещей и вторгнуться в мир мертвых. К доказательству этой теории можно отнести и подсмотренная в осколке мысль Итана, что они с любимой из разных миров… Не все полуночные колдуны жили в Пропасти, но вряд ли Итан вернулся бы сюда просто так. Агнес – не случайная жертва. То, что дух дождался, когда Морриган попадет сюда, и почти сразу же убил королеву, не может быть простым совпадением.

А значит, связь Итана с Пропастью более, чем вероятна.

Выскользнув из особняка, Морриган отправилась на охоту. Расплачивалась за информацию звонкими монетами, лживыми улыбками и правдивыми обещаниями. Один из коридоров лабиринта, в котором она блуждала, обернулся тупиком – никто в Пропасти не знал о ревенанте с таким именем. Однако без добычи она не осталась.

Сыном Дома Галлахер был молодой полуночный зеркальник Итан, который исчез несколько месяцев назад. До сих пор не был найден ни он сам, ни его тело. Примерно в это же время, по рассказам очевидцев, мать и отец Итана спешно покинули Пропасть.

Дом семьи Галлахер встретил Морриган тишиной и пустыми комнатами. Если верить Брану Берку, на покрытых пылью стенах должен был остаться след Итана. Человеческий дух и впрямь все еще ощущался здесь, правда, видимый лишь сквозь рассветный осколок. Энергию Итана Морриган нашла через полуночный. Тающую, блеклую энергию. Слишком долго он провел в мире теней. В мире живых его след с каждым днем стирался все больше. Живи здесь его семья, быть может, сохранила бы память о нем, но теперь в этом доме его почти не осталось.

В отражении рассветного осколка Морриган прочитала два имени, который и без того уже знала – Брида и Дуглас, родители Итана. И ни следа его любимой. Выходит, встречались они не здесь. Если она рассветная (особенно, если ее дом – не Пропасть, а Кенгьюбери), это совсем не удивительно.

Морриган шумно выдохнула, опуская осколок. Рано сдаваться. Она впитала в филактерий осколки души лорда и леди Галлахер. Если будет нужно, она пойдет и по их следу. Но сейчас…

Она заперла дверь чужого дома печатью и поставила друг напротив друга три купленных на рынке Пропасти напольных зеркала. Так, чтобы и они, и наложенные на них чары образовали трикветр[24]. Каждое из зеркал покрыла огамическим письмом, вплетая в знаки осколки души Итана Галлахера. В зеркалах Клио и Ниам О`Ди оставалось лишь слабое эхо его энергии, но осколок истины – зеркало не обычное, а защищенное чарами и крепкими магическими узами связанное с ней. Да еще и узами полуночными. В нем энергии было куда больше. Таящиеся в стенах тусклые осколки души Итана Морриган тоже привязала к ловцу духов.

Используя чары такой сложности и мощи, главное – не выжечь полуночную силу дотла, как это случилось с Агнес. Чтобы позволить магии восполниться, нужно вовремя остановиться. Но слишком давно Морриган не обращалась к чарам, столь непохожим на простейшие фокусы вроде мимолетного взгляда в мир теней через зеркала. А потому предела достигла куда быстрее, чем рассчитывала. Не спеша сдаваться, зачерпнула еще немного, словно переплавляя жизненную силу в полуночную – трюк, которому в свое время ее научила Бадб. Опасный трюк, но незаменимый в такие моменты, как сейчас. Но и этого хватило ненадолго.

Драгоценная жизненная энергия утекала как песок сквозь пальцы. Все тело охватила слабость, такая сильная, что грозила свалить с ног. Ничего не выходило. Вернулось то позабытое чувство бессилия, которое в детстве заставило Морриган в ярости разбить зеркала.

Эти зеркала разбить она не посмела.

– Вряд ли ты слышишь меня, тварь, – хрипло сказала она. – Но я еще вернусь.

Морриган запечатала дом Галлахер, чтобы никто не нарушил ловушку. Сейчас она очень хорошо представляла, что значило быть берсерком – ярость буквально закипала в ней. Все попытки отыскать убийцу оборачивались крахом. Потеряв столько времени, она до сих пор топталась на месте. Мысль, в которой Морриган никогда и никому бы не призналась, точила изнутри, сводя с ума. Что, если Итан Галлахер ей не по зубам?

Если она не сможет поймать его, она должна хотя бы вернуть Клио в Кенгьюбери. Вернуть сестре собранную по кусочкам прежнюю жизнь.

– Все в порядке? – едва завидев ее, тихо спросила Клио.

– Все нормально. – Еще одна ложь, не первая и не последняя. – Я попробую кое-что еще, ладно?

Рассветной силы в Морриган еще было достаточно.

– Ладно, – улыбнулась сестра.

Уселась на краешек стула. Верная голубка вспорхнула на ее колени, позволяя гладить себе перышки. Используя кельтский знак, рассеивающий негативные эффекты чар, Морриган попыталась развеять тэну, в отражении осколка полупрозрачной черной накидкой окружающую тело сестры.

Подействовало – воздух вокруг Клио стал прозрачным. Но достаточно ли этого? Морриган засекла время. Отвлекая сестру разговорами, сама ежеминутно косилась на часы. Двенадцать минут – не плохо, но и не слишком хорошо. Пока предельное время, на которое исчезала тэна – двадцать пять минут.

– Морри, ты же видишь, ничего не получается.

– Давай попробуем еще раз, – упрямилась Морриган.

Клио вздохнула. Понимала, что проще согласиться, чем переубедить сестру.

Морриган пробовала и нейтрализовать тэну рассветной магией, и вбирать ее в себя. Последнее едва не закончилось плачевно: остаточная энергия полуночных чар на все живое действовала как своего рода токсин. Однако даже вдохнув в себя дымчатый яд, она ничего не добилась: спустя всего лишь десять минут тэна вернулась.

– Она внутри меня, Морри, – тихо проговорила Клио. – Ей никуда уже не деться. Мне просто нужно смириться с тем, что жить теперь я могу только в Пропасти, где за мной, ходячим источником тэны, не будет охотиться Трибунал.

Морриган решительно мотнула головой.

– Блэр не смиряются с обстоятельствами. Они ломают их под себя.

Клиодна уже второй раз за минуту устало вздохнула.

– Я посплю, ладно?

– Конечно, отдыхай. Но позже я попытаюсь снова.

Морриган оставила сестру с белой голубкой – привыкать друг к другу и к новой жизни на двоих.

Выходя из комнаты, она крепко стискивала кулаки. Она не собиралась свыкаться с мыслью, что с окружающей Клио тэной ничего нельзя сделать. Должен быть способ все исправить.

Морриган постояла в раздумьях и решительно направилась в каменную обитель Ганджу. Спускаясь по ступеням в объятия полутьмы, невольно подумала о том, что не хотела бы жить вот так, почти не видя света. Бокор очень редко выбирался на надземные, залитые солнцем, этажи, не говоря уже о том, чтобы покидать стены дома.

К своему удивлению, Морриган обнаружила внизу не только мамбо Саманью и хунгана Аситу, но и Дэмьена. Все четверо вполголоса что-то обсуждали. Лицо Саманьи было испуганным, лица мужчин – хмурыми. На мгновение стало любопытно, что они затевают, но она тут же мысленно махнула рукой. Все, что не имело отношения к Клио, сейчас ее не интересовало.

– Ганджу, я могу с вами поговорить?

Бокор поморщился, не скрывая недовольства тем, что его прервали, но кивнул.

– Это насчет Клио. – Морриган не видела смысла говорить с ним наедине, ведь каждый из присутствующих прекрасно знал суть проблемы. – Я перепробовала уже все возможные способы. Тэна уходит ненадолго… и неизменно возвращается. А значит, Клио не сможет жить в Кенгьюбери, под настоящим солнцем, не боясь преследования Трибунала. Не сможет стать врачом, о чем мечтала с самого детства. Не сможет найти друзей своего круга, вместо того чтобы искать их среди отступников, изгоев и убийц.

Лицо Саманьи вытянулось и помрачнело. Но последнее, о чем Морриган думала сейчас – как бы ненароком не задеть чьи-то чувства. Она задыхалась от невозможности помочь сестре, невозможности исправить собственную ошибку. Не отправься она на очередную охоту, вернись в Кенгьюбери раньше, ничего этого не случилось бы.

– Морриган, ты уже сделала для Клио все, что могла.

Голос Дэмьена звучал непривычно мягко, но сказанное лишь разъярило.

– Все, что могла, говоришь? – зло прищурилась она. – Все, кто угодно, помогают Клио. Все, кроме меня. Оживил ее Ганджу, приют в Пропасти дал Доминик, связь с фомором разрушила Сирша, зрение подарили Ведающая Мать и голубка…

– Ты и в самом деле не понимаешь, что всего этого не было бы без тебя?

Морриган зло мотнула головой.

– Даже если так… а что толку? Еще месяц назад Клио была здорова, а теперь она видит глазами птицы и вынуждена навсегда покинуть верхний мир.

– Еще три недели назад Клио была мертва.

Тяжелым бархатным занавесом повисло молчание. Морриган разрывалась между двумя правдами, не зная, какую предпочесть.

– Ненавижу компромиссы, – наконец выдавила она.

– Иногда они – все, что нам остается. Ты должна принять очевидное: тэну в Клиодне рождает магия Лоа, которая и дарует ей жизнь, – припечатал Ганджу. – Заберу ее, и твоя сестра существовать перестанет. Связь между телом Клиодны и ее душой разорвется, ведь только частица силы Барона Самеди поддерживает в ней жизнь.

– Не учите меня тому, что я и так знаю, – отрезала Морриган. Устало прикрыла глаза. – Я говорю о другом. Клио нужна энергия, которую сейчас заменяет темная сила Лоа. Но что, если вместо нее будет настоящая, чистая живительная энергия?

– Что ты предлагаешь? – сухо спросил бокор.

– Мою жизненную силу. Я могу делиться ею с Клио, как веретники – с сущностями мира теней. С той лишь разницей, что моим «адресатом» будет не демон, а родная сестра. Клио будет жива, и никакой полуночной магии. Как переливание крови, только на магическом уровне.

– И это непрекращающийся процесс, – со странной интонацией сказал Дэмьен. – Тебе придется делиться энергией с Клио всю твою – или ее – жизнь. А это значит…

– Я знаю, что это значит, – холодно оборвала Морриган. – Не страшно. Буду жить столько, сколько отмерено обычному человеку. Пусть не полтора века, а меньше раза в два. Люди же живут. Семьдесят, восемьдесят лет – не так уж и мало, верно?

Подумалось невеселое: некоторые ведьмы в этом возрасте только начинают жить полной жизнью, иные только заводят первого ребенка, а ей уже надо будет готовиться к переходу в мир теней.

– Не знаю, – бросил Дэмьен. – Берсерки обычно до семидесяти не доживают.

Морриган вопросительно вскинула бровь.

– Слишком часто мы находимся на пределе возможностей, – нехотя пояснил он. – Слишком сильные, даже для колдунов, получаем нагрузки. Слишком часто впадаем в ярость, которая подтачивает, разъедает наше тело изнутри.

– Я этого не знала, – нахмурилась она.

– Теперь знаешь.

На какое-то время в затопленной полумраком обители бокора воцарилась тишина.

– Ганджу, вы поможете мне с ритуалом? Кто-то должен связать меня узами с Клио. Это вам под силу?

Бокор на родном языке обратился к Саманье и Аситу.

– Ночью, – бросил он наконец. – Поспи несколько часов до полуночи. Ты должна быть отдохнувшей.

– Нет, сейчас.

– Ночью, – отчеканил Ганджу. – Не спорь, черноглазая. Если хочешь помочь сестре, придется мне довериться. Ритуал потребует много сил. Не знаю, что ты с собой делала, но магия в тебе еле теплится.

Морриган шумно выпустила воздух из ноздрей.

– Хорошо. Я спущусь сюда в полночь. Дэмьен… ничего не говори Клио.

Берсерк коротко кивнул. Успокоенная, она поднялась на первый этаж. Какой-то шорох привлек ее внимание. Резко обернувшись, Морриган увидела сидящую на шкафу белую голубку. Иногда она натыкалась на летающую по особняку птицу в те часы, когда Клио дремала. Хотелось бы надеяться, что сейчас именно такой случай.

Как бы то ни было, она не собиралась отказываться от своей затеи. Всего-то и нужно – вплоть до самого ритуала избегать встречи с сестрой. Морриган заперлась в выделенной ей спальне, поставив на двери рассветную печать, и легла на кровать. Из груди вырвался вздох блаженства, копившаяся днями усталость тут же налила веки свинцом.

«Я просто немного…»

Не успев додумать мысль, она провалилась в сон. Странный, сотканный из плохо сшитых лоскутов воспоминаний, тревог и страхов. События минувших дней проносились перед глазами вперемешку с кошмарами. Мертвое тело сестры, ритуал вызова Барона Самеди, крик Клио «Я ничего не вижу!», Бадб, в обличье ворона беспрестанно кружившая над ее головой…

И зеркала, зеркала, зеркала…

В одном из них вместо своего отражения она увидела Клио. Радостно улыбнулась, глядя в сине-зеленые глаза с живым, видящим взглядом.

– Морри, остановись. Я не хочу, чтобы ты это делала.

– Клио?

Морриган окружали огромные зеркала в тяжелых медных рамах, по которым медленно сбегали ручейки крови. Зеркала трескались, наполняя мертвую тишину хрустящим звоном. Но в остальном ощущение нереальности происходящего уступало место обыденности. Казалось, Морриган не спала, а на мгновение заглянула в чью-то иллюзию.

– Морри, это я, – тихо сказала Клио из зеркала. На его раме не было крови, а зеркальную гладь не тронули змейки трещин. – Я настоящая. Я тебе не снюсь, я… являюсь.

– Являешься?

– Недавно я рассказала Ведающей Матери о своих странных снах. Что всякий раз, когда я засыпаю, возникает ощущение, словно я в центре воронки, а водоворот пытается затянуть меня куда-то вглубь. И каждый раз меня преследовал жуткий страх того, что окажется там, на дне. Я боялась, что эта глубина – это…

– Смерть, – глухо произнесла Морриган.

Клио тряхнула светлыми волосами.

– Смерть, от которой ты меня спасла. Я боялась увидеть, что там, и Ведающая Мать предложила мне помощь. Она посоветовала не сопротивляться притяжению и попытаться понять, куда меня затягивает этот водоворот. И если что-то окажется не так, если мне будет угрожать опасность, она почувствует это и разбудит меня. И я… согласилась. Она подарила мне глаза… я знала, что могу довериться ей.

Острый, как стилет, укол ревности. Сестра вверила свою жизнь в чужие руки, а она даже ничего не знала об этом.

– Не злись, – мягко попросила Клио, как всегда превосходно улавливая ее настроение. – Я бы сказала тебе раньше, но ведь все обошлось, верно? Ты и так слишком много за меня беспокоишься. Так было всегда, но… Морри, я выросла. Мне уже почти семнадцать. Я должна сама делать выбор и нести ответственность за свои решения.

Морриган натянуто улыбнулась. Она понимала, что иногда перегибает палку в стремлении контролировать жизнь Клио. Временами даже боролась с неприятным ощущением, что не имеет на это права. Сама ушла из дома в четырнадцать лет, став вольной, оставила сестру на старую няню и Бадб, которой мир мертвых всегда был ближе мира живых, и вместе с тем донимала Клио бесконечными звонками.

Однако свобода и вседозволенность, что были в распоряжении Морриган с самого детства, порой не так хороши, как может показаться на первый взгляд. Особенно когда ты с семи лет погружаешься в мир полуночной магии, практикуя пока еще простейшие чары, а с десяти – Леди Ворон никогда не умела ждать – впервые шагаешь в загадочный и жутковатый мир теней. Взглядом, касанием, но дальше – больше…

Сколько дров Морриган наломала в детстве, страшно вспомнить. Измени ей удача, и жизнь могла бы закончиться иначе. Печально, бесславно и совершенно недостойно для потомка великого рода Блэр, в котором, к слову, рождались исключительно полуночные колдуны и ведьмы. Во всяком случае, до появления на свет Морриган, оставившей за собой право примкнуть к рассветной или полуночной стороне магии, и Клиодны, избравшей путь обычного человека.

– Прости, милая. Ты, конечно, права. И что ты увидела? – заинтересовалась Морриган.

– Пустоту. Белую пустоту без конца и края. А потом… обрывки твоих кошмаров.

Глядя мимо Клио, она кивнула с непроницаемым выражением лица.

– Но там был один сон… он будто… знаешь, выбивался из общего ряда. Странный такой… не похожий на кошмар.

– Что за сон? – глухо спросила Морриган.

– Ты в белом костюме охотницы преследовала какого-то колдуна. У него еще была странная печать на двери – я видела ее через твой осколок. Не рассветная. Алая.

– Даррен Келли. Кровавый колдун.

– Но почему тебе снился именно он? Что в нем такого особенного?

– Не в нем. – Морриган перевела взгляд на Клио. Безжалостный, острый взгляд. – Я тогда предпочла охоту тебе, и никогда себя за это не прощу. Никогда. Вернись я раньше, ничего бы не случилось.

– Морри…

Она рубанула воздух рукой. Никакие слова сестры ее не переубедят.

– Мне жаль, что видела твои сны… – виновато сказала Клио. – Я чувствовала себя так, словно подглядываю в замочную скважину, но уйти не могла. Не получалось.

– Это не страшно. Но почему ты вообще видела их?

– Ведающая Мать сказала, что это нормально. Магия Лоа или само воскрешение просто пробудило, усилило то, что было во мне скрыто. Что-то связанное со снами. А ты – самый близкий мне человек. То есть вас у меня двое, но…

Смутившись, она замолчала. Однако Морриган не сомневалась, что сказанное – не оговорка. Ближе Клио у нее никого не было, и сестра чувствовала то же самое, хоть и стеснялась признавать. Ведь это неправильно – не любить родную мать больше всех на свете.

– Я пока не знаю точно, как это работает. В прошлый раз я не смогла вмешаться в твой сон, а сегодня… получилось.

Морриган задумчиво смотрела на Клио. Ее сестра – сноходица…

– Но я сделала это не для того, чтобы похвастаться.

Клио хмуро насупила брови. Совсем не свойственная ей гримаса заставила насторожиться.

– Я знаю, что ты собираешься сделать. К черту сострадание, да? – Сощурившись, сестра процитировала: – К черту, если для того, чтобы помочь кому-то, ты жертвуешь собой, да?

– Клио, послу… – мысленно чертыхнувшись, начала Морриган.

– Нет, послушай ты, – неожиданно жестко оборвала Клио. – Я не хочу жить в Кенгьюбери и становиться врачом, если для этого потребуется такая жертва. Не хочу красть у тебя целые годы жизни, чтобы самой наслаждаться ею. Ты же знаешь, я не смогу…

– Знаю, – обреченно сказала она.

Клио никогда не согласится изменить жизнь к лучшему ценой чужих страданий.

– И даже не думай, что если бы я ничего не узнала… Я не глупа и понимаю, что магия Лоа не может просто исчезнуть, не убив при этом меня. Я бы догадалась, что что-то не так, и оборвала бы связывающие нас узы. И я рада, что узнала о твоих намерениях прежде, чем ты их осуществила. Я никогда не прощу себе, если из-за меня ты потеряешь хотя бы день своей жизни. Жизнь – это чудо и самый драгоценный дар. Нельзя разбрасываться им понапрасну.

Морриган устало закрыла глаза. Ей не переубедить сестру – они обе те еще упрямицы.

– Я научусь жить в Пропасти, – мягко заверила Клио. – И найду себе другую мечту.

Сон становился зыбким и туманным – новые, еще неизведанные до конца силы, которые Клио обнаружила в себе, таяли. Морриган впитывала в себя образ сестры, миловидной девушки со зрячими глазами цвета морской волны и грустной улыбкой на губах, словно неосознанно боялась наяву ее не увидеть.

Проснувшись, еще долго лежала без движения и бездумно смотрела в потолок. Слова Клио звучали в голове, заглушая и путая мысли.

Половина одиннадцатого ночи. Нужно сказать жрецам вуду, что ритуал не состоится. Морриган не имела права идти против воли сестры, зная, что до конца жизни Клио будет чувствовать себя виноватой даже за один-единственный украденный у нее день.

Значит, никаких путей отступления, никаких запасных вариантов. Чего бы это ни стоило, она поймает Итана Галлахера.

И заставит его платить по счетам.

Задумчиво постукивая пальцем по кончику носа, Морриган любовалась творением своих рук и чар. Трикветр зеркал покрывала тайнопись. Силу кельтских знаков она виртуозно переплела с энергией духа. Весьма иронично, что для того, кто убивал из зеркала, Морриган приготовила ловушку из зеркал.

Ладно, может, насчет «виртуозно» она несколько погорячилась. Чары-то хороши, особенно для человека, который вот уже несколько лет пытался забыть о причастности к полуночной магии, и последние два – особенно рьяно. Однако Морриган опасалась, что осколков души, важной составляющей ее собственного ловца духов, окажется недостаточно. Слишком много растрачено: на ее зеркальные чары истины, на свитую Бадб путеводную нить, на спиритуальную пуповину МакМурри. И слишком мало в ловушке личности самого Итана Галлахера.

Можно было набраться терпения и надеяться, что вплетенной в чары энергии хватит на то, чтобы ловушка сработала. Но больше всего на свете Морриган ненавидела две вещи: ждать и полагаться на судьбу. Был еще один осколок души, еще одно зеркало. Правда, достать его будет сложнее.

Для обряда Морриган выбрала пустующую сейчас спальню сестры. Сняв с комода большое зеркало, прислонила его к стене. Зажгла две свечи и поставила на пол так, чтобы оно отбрасывало длинную тень. Встала в этой тени, а третью зажженную свечу поднесла к глазам.

Дар теневой зеркалицы позволял не только заглядывать в верхний план мира теней, чтобы отыскать скрытые следы и магические знаки, но и напитаться его силой. А еще шагнуть в него, что даровало зеркальным ведьмам (тем немногим, у кого для подобных чар хватало сил и мастерства) огромные преимущества. Однако пользоваться подобными чарами постоянно означало раньше времени загнать себя в могилу. Живому блуждать по миру теней опасно – чревато потерей не только колдовской силы, но и драгоценной жизненной энергии. Каждая минута, проведенная в царстве теней и духов, по капле выпивала из человека жизнь. И хотя ведьмы задерживались на этом свете гораздо дольше обычных людей, понапрасну растрачивать отпущенный судьбой срок никому не хотелось. Поэтому входить в мир теней стоило лишь в исключительных случаях.

Сейчас был именно такой.

Держа свечу в руке, Морриган поднесла ее к поверхности зеркала. Пламенем описала в воздухе знак, застывший в пространстве оранжево-красными искрами. С каждым сорвавшимся с губ звуком заклинания тело становилось все более легким и невесомым. Борясь с тошнотой, на мгновение прикрыла глаза. Видеть, как собственное тело распадается на части – не самое приятное зрелище. Даже для нее, за свою короткую жизнь повидавшей немало жутких картин.

Платье из рубинового шелка, черный корсет на талии – все рассыпалось красно-черными искрами. Едва в воздухе растаяла последняя, Морриган шагнула на теневую тропу. Стоило последнему звуку заклинания затихнуть, окружающий мир набросил на себя теневую вуаль. Все цветное стало серым, черное – еще черней, даже белый потускнел и подернулся рябью, мир теней не допускал ярких цветов. Она видела и стены комнаты, и мебель – но искаженно, словно через залитую водой линзу.

Задача была, казалось, проста – пройти несколько десятков шагов до Тольдебраль и незамеченной пробраться в замок. Но одно дело блуждать по миру теней, оставив свое тело извне. Другое – погрузиться в Вуаль, не разрывая связь с телом, а потом проявиться где-то еще. О подобном уровне дара мечтали многие теневые зеркалицы, думая, что смогут влиять на реальность посредством своих действий в мире теней. На практике каждое такое «путешествие» могло закончиться для человека смертью. Если прямо посреди ритуала колдовской резерв ведьмы истощится, назад она не вернется – ее тело навсегда застрянет в мире теней.

Мир живых через призму мира мертвого представал перед Морриган размытой, сумрачной картиной. Цепляясь за знакомые уже образы (перекинутые через пропасть мосты, островки, как коронами увенчанные каменными домами), она медленно продвигалась вперед. Все же изменение реальности через мир теней – утопия, несбыточная мечта, если такая ведьма как Морриган Блэр едва могла преодолеть в мире мертвых несчастную сотню шагов.

Когда Тольдебраль вырос перед ней погрузившимся в сон, сотканным из теней исполином, она замерла. Взглянув на замок, неодобрительно фыркнула. Звук достиг границы между миром живых и миром мертвых и рассыпался, превратившись в едва слышный шорох. Защитная сеть Тольдебраль сильно истончилась со времени первого знакомства Морриган с семьей Фитцджеральд. По всей видимости, стены замка магической сетью оплетала сама Агнес, и после ее смерти чары слабели с каждым часом. А у Оливии, которой позволили остаться, чтобы организовать церемонию прощания с матерью и сестрой, не хватало сил, чтобы их подлатать. Дэмьен был прав: она недолго оставалась бы королевой.

Морриган, словно тень, скользнула в замок – в Вуали между ней и Тольдебраль не существовало никакой стены. Какое-то время блуждала по опустевшему замку, подобная слабому духу – оставаясь незамеченной, могла путешествовать по миру мертвых, но не могла воздействовать на материальный мир. Наконец она наткнулась на искореженное чарами зеркало в комнате, где Агнес обучала дочерей веретничеству. Только убедившись, что никакой посторонней сущности внутри нет, Морриган сошла с теневой тропы.

Казалось, здесь все еще пахло смертью, слезами и неизбежностью. Передернув плечами, она заставила зеркало сминаться, как пластилин. Уменьшив его в несколько раз, опустила в карман. И исчезла из замка так же тихо, как появилась.

Она старалась не задумываться о том, сколько дней – или месяцев – жизни заплатила за то, чтобы украсть из Тольдебраль… зеркало.

МакМурри встретил Морриган с приветливостью старого знакомого. Она окинула взглядом белую рубашку с бабочкой, классический черный пиджак с крупными пуговицами… и красный шотландский килт с белыми чулками. Резюмировала:

– Мило.

Улыбка спиритуалиста стала еще шире.

– Кажется, я обязан предложить тебе скидку как постоянному клиенту.

– Обойдусь. – Морриган положила на стол зеркало из Тольдебраль. – Мне нужно знать что-то личное об Итане Галлахере. Что-то… потаенное, присущее только ему. То, что отличит его миллионов других духов… личей… неважно. От других.

– Мне искать что-то конкретное?

– Для начала сосредоточьтесь на поиске его возлюбленной. Как я понимаю, ее в мыслях Итана куда больше, чем его родителей.

– Но почему тебе так важно узнать, кого он любил?

Морриган выпрямилась, невидяще глядя на зеркало.

– Я попыталась отыскать его следы в доме, в котором он жил когда-то. И кое-что поняла. Отпечаток наших душ, может, и останется на вещах, которые принадлежали нам при жизни. Но как бы дороги они ни были нам, вещи не способны сохранить память о мертвых. Те, кто остались по эту сторону, ее хранят.

– Память о нем жива не в стенах его дома, но в сердце любимой, – кивнув, тихо сказал МакМурри.

– Я должна ее найти.

Он понимающе улыбнулся. Сел перед столом, сцепив руки в замок. Чем дольше он вглядывался в зеркало, тем выше поднималась его бровь.

– Поэтому ты принесла мне именно это зеркало?

Морриган настороженно взглянула на него.

– Что значит «именно это»?

– Не знаю, где ты его взяла, но… – Он покачал головой.

– Что вы видите? – требовательно спросила Морриган.

– Я вижу ее. Видения очень яркие, зримые. Это зеркало полнится ею, ее энергией, памятью о ней. Молодая, красивая, хорошо одета – явно из обеспеченной семьи. Светлые волосы, черные, прямо как у тебя, глаза.

Она резко подалась вперед.

– Черные? Вы не могли сказать мне фамилию Итана, но увидели, что у его девушки черные глаза?

Спиритуалист пожал плечами.

– Сложно не увидеть. Она смотрелась в это самое зеркало.

– Балор тебя побери. – Морриган ошеломленно откинулась на спинку стула. – Покажите мне ее.

МакМурри вынул из секретера покрытую спектром бумагу. Зажал ее между ладонями и закрыл глаза, вызывая в памяти образ возлюбленной Итана Галлахера. Проявленная спектрография, словно игральная карта, опустилась на стеклянный стол.

Морриган кивнула. Уже почти без удивления. Со спектрографии на нее смотрела Оливия Фитцджеральд.

Девушка из другого мира… Нет, не из Кенгьюбери – из королевской семьи. Невероятно. Недостающая деталь ловца духов все время была у нее под носом.

Расплатившись с МакМурри, Морриган вернулась в Тольдебраль. Сила в ней едва теплилась. Оставалось надеяться, ее хватит на один невинный разговор.

Она без труда отыскала спальню Оливии. Захлопнула дверь комнаты и, прошептав «ges peraam», запечатала ее изнутри. Не самые мощные чары, но они на какое-то время задержат боевых ведьм и колдунов Дома Фитцджеральд, если Оливия вздумает позвать их на помощь. Та сидела на полу, складывая вещи в коробку.

– Поговорим? – миролюбиво спросила Морриган.

Оливия вскинула на нее красные, опухшие глаза.

– Морриган? Как ты?.. Поговорим… о чем?

– О твоем возлюбленном. Итане Галлахере.

Она сгорбила плечи.

– Мне не о чем говорить.

– А я так не думаю. Ты знаешь, что это именно он убил твою мать? Ну да, конечно, знаешь. Это ты его подговорила?

Оливия всхлипнула. В отчаянии оттолкнула от себя коробку, будто во всем была виновата именно она. Что-то внутри тоненько зазвенело.

– Я бы никогда… Да, иногда я ее ненавидела. То, как она относилась ко мне, то, что она сделала с Сиршей… Но для убийства родного человека недостаточно одной ненависти.

– Многие с тобой бы не согласились, – жестко усмехнулась Морриган.

– Хочешь – вызывай судью. Мне уже все равно. Но я… я ее не убивала. И не хотела, чтобы она умерла… так. Итан… Может, мы, Фитцджеральды, и не были образцовой семьей. Но он не имел права убивать мою мать.

– Что заставило его это сделать? Хотя дай угадаю – «железная старуха» Агнес Фитцджеральд была против вашего романа?

Оливия с усилием кивнула.

– Она. Линн. Родители Итана. Все, кроме Сирши. Она единственная, кто поддерживал меня. Прикрывала меня во время наших с Итаном встреч. Нам приходилось постоянно прятаться, будто наша любовь была чем-то уродливым, постыдным. Мы хотели сбежать. Я мечтала, что мы с Итаном однажды начнем все сначала, оставив Пропасть позади. Около полугода назад он оставил мне записку, чтобы я пришла к нему. Сказал, что мы уходим из Пропасти. Не знаю, как мама об этом узнала. У нее всюду уши. Духи. Призрачные слухачи.

– И она, конечно, пришла в дом Галлахер, чтобы помешать Итану тебя забрать.

– Она его убила.

– Твоя мать так все проблемы решает?

Веретница пожала плечами. Нехотя призналась:

– Большинство. Она привыкла не медлить, если ей что-то угрожает. Если что-то идет не так, как хочет она. Хотела. Как она хотела. – Оливия прикрыла глаза. На миловидном лице читалась мука. – Но Итан не умер… не совсем. Последним заклинанием он связал с себя с зеркалом, чтобы его душа не ушла в мир теней.

Морриган вскинула бровь. Она слышала о подобных чарах, но всегда записывала их в разряд легенд. Если Итану и впрямь удалось сделать подобное, он был на редкость сильным зеркальником. Что, впрочем, доказывает его способность путешествовать по зеркалам.

– Он не хотел оставлять меня. – Оливия говорила с закрытыми глазами. Усталость впечаталась в ее лицо, сделав его взрослее и печальнее. – Мать сожгла тело Итана, чтобы я не могла воскресить его с помощью магии вуду. Тогда я попыталась сделать его личем, отдала за сделку с демоном почти все свои силы. Помню, думала тогда: хоть какой-то толк от этого проклятого веретничества. Я не могла обратиться к Адифу или любому другому некромагу Пропасти. Мама бы это узнала. Но демоны… Им и не такое под силу.

– Но что-то пошло не так, верно?

– Да, – неохотно сказала Оливия. – Моей силы не хватило. Или демон пожадничал свою, я не знаю. Но Итан стал не полноценным личем, лишь его странным подобием. Для существования в мире живых ему по-прежнему требовалось тело, но сила, полученная от демона, позволила ему вселяться в чужие. Однако ни в одном из тел Итан не смог задерживаться надолго – его будто что-то выталкивало назад, будто что-то его отторгало. Ему ничего не оставалось делать, как уходить в мир теней через зеркала и искать для своей души новые вместилища.

– Бедняга Итан, – сочась ехидством, проговорила Морриган. – Как ему, должно быть, нелегко пришлось. Убивать других, чтобы жить самому.

– Я не знала этого! Я бы его остановила! – защищаясь, в отчаянии воскликнула Оливия. – Зеркало, в которой Итан запер свою душу, увезли его родители. Они возненавидели Пропасть, возненавидели меня и мою мать. Я их не виню. Обо всем, что происходило с ним, я узнала только после смерти матери. Итан пришел ко мне. В чужом теле. Сказал, как отчаянно все это время пытался попасть в Пропасть. Сказал, что отомстил за себя… за нас. Итан хотел, чтобы я снова обратилась к веретничеству и продала одному из фоморов душу Агнес в обмен на то, чтобы он стал полноценным личем.

Морриган удивленно помотала головой. Значит, слухи о том, что демону можно продать свою (или пойманную в ловушку чужую) душу – отнюдь не миф. Представить страшно, сколько сил получит фомор, в чье распоряжение попадет черная душа Агнес Фитцджеральд.

– Я… отказалась.

– Любовь не прошла испытание расстоянием между миром живых и миром мертвых?

Оливия вскинула голову.

– Нет, Морриган. Убийством моей семьи. Матери, но больше – Линн, которая, пускай была не самой лучшей сестрой на свете, но… Я ее любила. И в том, что случилось, она не виновата.

– Невиновность – любопытное понятие, – медленно, вкрадчиво проговорила Морриган. – Ты не убивала Агнес. Не убивала Линн. Не убивала Лару и Ниам. Не убивала мою сестру. Но из-за твоей любви она навеки лишилась человеческого зрения и своей мечты. Линн мертва, а Лара убита моими руками. Как бы сильно ты ни хотела обратного, именно ты запустила колесо событий. Так скажи мне, Оливия: ты невиновна?

– Полагаю, у меня будет вся жизнь, чтобы найти ответ, – тихим, бесцветным голосом сказала та. – Что будет с Итаном?

– Ты разве забыла? Итан Галлахер мертв.

Оливия отвернулась, поняв, что крылось за словами Морриган. Иногда законы играют на руку, особенно когда твой заклятый враг – лич. Когда веретница снова подняла голову, ее глаза блестели от набежавших слез, но взгляд был твердым.

– Я знаю, чего ты хочешь. Вижу это в твоих глазах. И как бы я… что бы я ни испытывала сейчас к Итану, помогать тебе его поймать я не стану.

– Ошибаешься, – тихо, но угрожающе отозвалась Морриган.

По-кошачьи ловко скользнула к Оливии. Оказавшись за спиной веретницы, зажала локтем шею и нарисовала на коже парализующий знак. Без сомнения, живущий внутри веретницы демон найдет способ выбраться из ловушки, но закончить начатое Морриган успеет.

– Anam sa roino.

Она никогда прежде не вытягивала энергию у живого человека. Не знала, чем обернется для Оливии потеря даже крохотной частицы души. Возможно, кошмарами, в которых она будет видеть мир теней, ведь именно ему в качестве своеобразной платы Морриган отдаст осколок ее души. Во всяком случае, Оливия будет жить. В отличие от Агнес, Линн, Лары и Ниам.

– Раз ты достаточно взрослая для того, чтобы любить, привыкай нести ответственность за тех, кого любишь. Несправедливо, понимаю. Но знаешь, что я тебе скажу? Жизнь вообще чертовски несправедлива.

Морриган покинула Тольдебраль, сжимая в руках филактерий с последним недостающим элементом. Какая ирония – девушка, в которую Итан был влюблен, и станет его погибелью.

Морриган вплела осколок души Оливии в трикветр ловца духов, завершая ловушку. Расставила позади еще десятки зеркал, занавесила окна плотными черными шторами. На этот раз никаких свечей, никакого источника света. Чтобы попасться в капкан, Итан Галлахер должен думать, будто продолжает свой никчемный путь по миру теней.

«На духов я еще, пожалуй, не охотилась…»

Морриган ждала в кромешной темноте, запершись ото всех и окутав комнату вуалью тишины. Невидимые часы над головой отсчитывали минуту за минутой. Нетерпение жгло изнутри. Она представляла себя хищником в засаде – эдакой грациозной пантерой, что застыла в траве, наблюдая за несчастной жертвой, не подозревающей о том, что ее ждет капкан. Хотя капканы все же по части охотников… Что ж, острые зубы и когти у нее тоже имелись. И имя им – полуночные чары.

Час. Два. Три. Четыре. Пять.

«К черту. Я иду искать».

«Anedore maes orvei» дословно переводилось как «пустите меня глубже». Что значило – на более глубокий план мира теней. Не в Вуаль – в Юдоль Печали, где обитали духи. На этом плане они могли существовать несколько месяцев или даже лет, пока глубинные планы мира теней не затягивали их подобно смертоносной воронке. Или пока их не поглощали тени-охотники. Здесь же обитал и Итан Галлахер.

Мир мертвых впустил ее, охотно принимая жертву – саму утекающую песчинками жизнь. Однако не преминул взбунтоваться против вторжения чего-то непозволительно живого. Душа Морриган, невесомая, словно перышко голубки, несла на себе почти неподъемный груз собственного тела. Каждый шаг длился, казалось, целую вечность. Духи, тени, прячущиеся за завесой мира теней, взывали к ней. Другие тянули руки, насквозь пронзали ее плоть. Тело сковал смертельный холод – обитатели мира мертвых пытались вытянуть из кусочка иного мира его живительное тепло. Третьи нападали, скаля зубы, желая растерзать ее на куски. Их лица Морриган узнавала.

– Идите к демону, – прошипела она сквозь стиснутые зубы. – Боль за вас я уже пережила.

В уши ворвался разъяренный многоголосый шепот. В ноздри – смрад разлагающихся тел, дыма, пепла и рассыпающихся костей.

– И ты думаешь, этого достаточно?

Морриган отмахивалась от теней и духов, призывая в помощь свою рассветность. Каждый шаг выпивал из нее колдовскую силу. Каждый грозил стать последним. Тропа, выстланная осколками души убийцы, рано или поздно должна была привести ее к нему. Но дойдет ли она? Хватит ли сил? Или духи разорвут ее на части и радостно выпьют все ее тепло?

– Жаль, что я не смог тебя убить. Но мило, что ты позволила мне исправить собственную ошибку.

Она круто развернулась. Темные волосы, серые глаза и молодое привлекательное лицо. Лицо убийцы Клио. И все же Итан не был полноценным личем. Он находился в мире теней так долго, что тот уже начал стирать его черты. Вскоре останется только нечеткий абрис, теневая туманная дымка вместо тела, потерявшего всякое сходство с человеческим.

Нет. Она убьет его прежде, чем это произойдет.

Двое замерли друг напротив друга. Один – воскрешенный демоном полулич, полудух со смертоносной зеркальной магией. Другая – обессиленная призывом полуночных чар ведьма, оставшаяся без печати, которая стала спасением в их прошлое столкновение.

Волк в шкуре ягненка.

В тот момент, когда Итан направил на нее смертоносные чары, снова намереваясь лишить ее души, Морриган сделала лишь один шаг назад. Сошла с теневой тропы, за проложенную ловцом духов связь между ними утягивая Итана за собой. Однако он уже сделал свой ход. Чары окутали тело Морриган плотным коконом. Раздался тонкий скрежет, и она распалась зеркальными осколками… чтобы мгновением спустя оказалась в нескольких шагах от своего убийцы.

– Что за?..

К чести Итана, он быстро взял себя в руки. Прошипел заклинание, и Морриган разбилась снова. А потом еще и еще раз.

– Не надоело? – спросила она в кромешной темноте. – Забыл, что я тоже зеркалица?

– Живая зеркалица.

Не видя Итана сейчас, Морриган кожей чувствовала исходящую от него ненависть.

– Мы в мире мертвых. Здесь я сильней.

– Идиот.

Шагнув к окну, она резким движением сдернула шторы. Залившее комнату лунное сияние осветило усеявшие пол осколки зеркал, которые Итан принимал за Морриган, трикветр ловца духов, а в его сердцевине – нечеткую, слишком чужеродную для мира живых фигуру.

Даже с закрытыми глазами она могла понять о том, что Итан Галлахер угодил в ловушку – по упавшей температуре и ознобу, вздыбившему волоски на затылке. Вторгаясь в мир живых, мир теней отчего-то всегда приносил с собой холод. Может, оттого, что в мире мертвых нет солнца? Или оттого, что нет человеческого тепла?

– Добро пожаловать в ловушку, – пропела Морриган, сделав приглашающий жест.

– Проклятье, – прошипел Итан.

– Ты в моей власти, тварь, – спокойно сказала она. – И только от меня зависит, как долго будет продолжаться твое существование.

Спокойствие было обманчивым: бурлящую в венах ярость приглушало лишь осознание того, что убийца всецело в ее власти. Итан так, однако, не считал. Дернулся, пытаясь разбить одно из поймавших его в ловушку зеркал. Морриган ударила по нему рассветным заклинанием. Истязала его. Развоплощала, как свет развоплощает тень.

Свет ведь всегда побеждает, верно?

Заорав от боли, Итан едва не рухнул на колени. Разряд, пущенный сорванной с пояса плеть-молнии, убедил его, что в ногах все же правды нет.

– Занятно, правда? – сыто усмехнулась Морриган, глядя на его мучения. – Свет тоже может убивать. Как и любовь. Не говори только об этом романтикам и фанатичным почитателям Дану.

– Что тебе от меня надо? – простонал Итан, царапая несуществующими в мире живых ногтями пол.

Она отчетливо скрипнула зубами.

– Зачем ты убил мою сестру?

– Попробуй побыть в мире теней столько, сколько я. Быстро поймешь, каково это. – Голос Итана был едва слышен. – Я терял воспоминания, становился тенью… Та, первая… Я терпел, сколько мог, но она коснулась зеркала и…

– Не та, первая, тварь, а моя сестра Клиодна, – прошипела Морриган, ощущая пульсацию крови в висках.

Желание испепелить его на месте стало нестерпимым. Ту же невыносимую жажду – пускай воды, а не крови, – должно быть, испытывал попавший в пустыню человек.

– Вы, люди, так похожи. Все на одно лицо, – прошелестел Итан.

– Вранье, – отрезала она. – Я не просто так оказалась в Пропасти. И Клио – не случайная жертва.

– Может, и так. – Дымчатая маска, заменяющая Итану лицо, исказилась. – Ты позволила мне убить Агнес Фитцджеральд. Я освободил Пропасть от ее гнета… Агнес ненавидели все. Она принижала сильных и играла на страхах слабых, чтобы укрепить свою власть. Линн, ее любимица, росла такой же, и со временем стала бы могущественней и безжалостней матери. Я уничтожил душу Агнес, а душу Линн выпустил в мир теней. Духи и демоны ей уже как родные, так что трагедией новый дом для нее не станет. Когда Сирша снимет маску обезличенной, она получит деньги матери, а веретничество, которое она ненавидела всей душой, навсегда исчезнет из ее жизни.

– Так ты у нас, выходит, благородный освободитель? – ядовито поинтересовалась Морриган.

– Если бы Агнес не убила меня, если бы не препятствовала нашему счастью с Оливией, ничего этого бы не случилось. Но скрывать не стану, мир без Агнес Фитцджеральд, в любом из воплощений – то, о чем я всегда мечтал.

– Но теперь, когда она мертва, вы-то уж заживете, верно?

Итан, подавшись вперед, зашипел. Уловил в ее тоне: ей известно, что их любовная лодка разбилась. Морриган соткала десятки клинков из света. Они зависли в воздухе, остриями целясь в дымчатую фигуру в ловце духов.

– Только дернись, – ласково предупредила она. – Будет не смертельно, но очень больно. Значит, все это – все эти смерти – ради мести Агнес Фитцджеральд?

Итан молчал.

– Отвечай! – взревела Морриган.

Чтобы думалось лучше, послала новый искровой разряд. Запертый в трикветре, защититься Итан был бессилен.

– Нет, – прохрипел он. – Это было мое условие.

– Условие в обмен на что?

– Чтобы я привел тебя сюда. В Пропасть.

– Зачем? Чтобы ты смог перебить лордов Высоких Домов?

Слишком долгое молчание нарушил щелчок опустившегося в центр ловца духов хлыста.

– Да. Нет. Не только. Чтобы породить хаос.

– Кто велел тебе сделать это? С кем ты заключил сделку?

– Не скажу. Делай со мной, что угодно, но…

– Ты уже мертв.

– Вот именно. – В голосе Итана слышалась усмешка.

– Так чего тебе бояться?

– Есть кое-что пострашнее смерти. То, что мне было обещано, если…

– Если что?

Терпение не иссякало. Иссякло совсем.

– Если я выберу правильную сторону. И тебе стоит этому научиться.

– Это еще что значит? – опешила Морриган.

Итан раздражающе ответил вопросом на вопрос:

– Долго ты еще будешь метаться между двумя мирами? Да, я наблюдал за тобой. И вот что я тебе скажу. Тебе, как и мне когда-то, рано или поздно придется выбирать.

– Не зли меня, Итан, больше, чем я уже зла, – предупредила Морриган. – Не говори загадками.

Он, кажется, не услышал.

– Тьма грядет. Она набирается силы и становится лишь голодней. На какую сторону ты встанешь, когда схлестнутся два мира?

– Проклятье, говори нормально!

По трикветру зеркал зазмеились трещины. Морриган выругалась. Все это время Итан лишь заговаривал зубы, незаметно подтачивая ее чары. Одному Балору известно, как ему, запертому в трикветре, это удалось, но теперь он пытался разрушить ее ловушку изнутри. И теневыми тропами вернуться в мир мертвых.

Ну уж нет. Морриган выкрикнула заклинание трансмутации, и зеркала сошлись, образуя треугольный филактерий. Призвав на помощь рассветную магию, она запечатала его сложным плетением. Зарастила трещины, не упустив из виду ни одной. Из этой ловушки Итан Галлахер сможет выбраться только в одном-единственном случае.

Если она этого захочет.

Спустившись вниз, в гостиной Морриган застала Дэмьена с книгой в руках. Рухнув в кресло напротив, устало спросила:

– Древнескандинавский?

– Он самый.

– Как насчет вина? – неожиданно для самой себя предложила она.

Дэмьен вскинул бровь, откладывая книгу.

– Что празднуем?

– Удачное завершение охоты. Я поймала духа. Невинным жертвам – и, судя по всему, лордам Высоких Домов – больше ничего не угрожает.

– Ого, – удивленно хмыкнул берсерк, – это и впрямь стоит отпраздновать.

Сидя на софе рядом с Дэмьеном и потягивая вино из бокала, Морриган впервые за несколько недель позволила себе расслабиться. Наверное, вино всему виной, но, любуясь игрой света в бокале, она медленно проговорила:

– Хочешь, открою секрет? Ты как-то спрашивал меня, почему я бросила Клио.

– Морриган, ты не обязана…

– Знаю. Просто считай себя моим исповедником.

Дэмьен коротко хохотнул.

– Это я могу.

Морриган помолчала, глядя через окно на окрашенную лунным светом Пропасть.

– Я понимаю, как это выглядит со стороны. Моя мать мертва, а я бросаю двенадцатилетнюю сестру одну. Правда в том, что свою новую ипостась Бадб воспринимала как преимущество. Мертвая, она могла больше не отвлекаться на «потребности тела». Она уходила в мир теней по ночам, набиралась сил и возвращалась, чтобы быть с нами. – Рассказывая, она украдкой изучала профиль Дэмьена. Полумрак смягчал черты его лица. – Я знаю, что многие говорят или думают о ней. О великой Леди Ворон и Леди Войне. Но она… изменилась. Смерть изменила ее или появление нас с Клио? Да, может, она не походила на образцовую мать, но она была рядом. Разве это не главное?

Глупо рассчитывать, что легендарная полуночная ведьма, единственной целью которой было могущество, будет возиться с детьми, читать им сказки, а ночью, укладывая спать, нежно целовать в щечку.

Наверное, где-то и существовали такие матери, но не в их клане точно. Возможно, их можно было встретить среди рассветных – лесных ведьм, друидов, «светлых» зеркалиц или целительниц. Но у полуночных, к которым принадлежали и теневые зеркалицы, действовал только один закон: «выживает сильнейший». Едва повзрослев, дети полуночных ведьм тут же ступали на тропу войны с недружелюбным миром. Те, кому повезло меньше, с самого детства были предоставлены самим себе. Остальные, как Морриган и Клиодна, боролись за лучшую судьбу и силу под строгим надзором матери, которая была скорее наставником, учителем, нежели мамой и другом. Она могла наставлять, но не вмешивалась, если юная ведьма или юный колдун совершали ошибку – чтобы приучить детей к тому, что все неверные решения имеют свои последствия.

И вроде бы все привычно и правильно, но иногда в Морриган просыпалась маленькая капризная девочка, которой казалось, что никто и никогда ее не любил. Она ненавидела себя за эти минуты слабости. Эмоции не должны довлеть над разумом. Так ее учили.

Дэмьен вдумчиво кивнул.

– Поверь, ваша семья – еще не самый странный случай, который мне встречался. И все же, почему ты ушла?

– Когда я блуждала по миру теней, оттачивая мастерство, практикуясь в чарах, которым обучила меня Бадб, я ненароком узнала, какой моя мать была в юности. Нежным цветком, светлым созданием – прямо-таки копия Клио. А стала… тем, кем стала.

– Думаешь, в этом виновата полуночная магия? – догадался Дэмьен.

Морриган коротко взглянула на него.

– Не думаю. Знаю. А еще знаю, что я куда больше, чем Клио, похожа на мать. В детстве я, как и Бадб до того, как умерла, упивалась своей силой. Настолько, что иногда переходила всякие границы.

– То есть?

Морриган усмехнулась. Ну конечно, как будто Дэмьен Чейз согласится довольствоваться общими фразами.

– Я практиковалась на знакомых. Вытягивала из них энергию. Ничего серьезного, но… Я подумала: «Что, если однажды моей подопытной станет Клио?»

– Морриган, ты никогда бы этого не сделала.

– Ты этого не знаешь, – отрезала она. – Магия – любая магия – искушает. Знать больше, видеть больше, стать лучше тех, кто не способен к ней обратиться. И чем глубже ты погружаешься, чем большую силу обретаешь, тем стремительнее стираются границы. Чем дальше, тем сложнее понять, что нормально, а что… нет. И в какой-то момент я испугалась, что стану такой, как легендарная Леди Ворон. Да, я тщеславна, да, эгоистична, но я никогда не считала себя жестокой и никогда не хотела идти к могуществу по трупам. Тогда я сказала Бадб, что завязываю с полуночной магией.

– Полагаю, спокойно она это не восприняла.

Морриган невесело хохотнула.

– Честно говоря, я думала, она в клочья разнесет наш дом. Или меня. Я не ожидала такой реакции. Не знала, насколько важно для Бадб, чтобы мы с Клио пошли по ее стопам. Мы наговорили друг другу много такого, о чем, думаю, жалели обе. Она, к примеру, сказала, что у нее теперь лишь одна дочь.

Дэмьен замер, не донеся бокал до рта.

– Будь я чуть мудрей… или, может, чуть старше, я бы поняла, что слова Бадб – лишь следствие ее импульсивности. Уж кому, как не мне, знать о ней. Всего-то и нужно было – остаться дома, запереться в спальне и злиться себе на мать и на весь остальной мир. Как это делают нормальные подростки. Я же предпочла уйти, громко хлопнув дверью. Если быть точней – в тот же день отправиться прямиком в Трибунал и объявить себя вольной. Собрать вещи, поцеловать на прощание Клио и покинуть Кенгьюбери на пять лет. Тогда я, конечно, считала, что навеки. – Морриган выталкивала слова из саднящего горла. – Это всегда было моей проблемой. Я не умею остановиться и подумать, действую, а думаю уже потом. Вернее, задним умом понимаю, насколько была неправа. Я пожалела о том, что ушла из дома, спустя… проклятье, меня хватило, наверное, на неделю! Я скучала по матери, пусть теперь это и кажется странным, но все же. И конечно, я скучала по Клио.

– Но вернуться тебе не позволила гордость.

Морриган усмехнулась, пригубив вино. Какого Балора Дэмьен так хорошо успел ее изучить? А она еще хотела остаться для него загадкой…

– Да. И за мою гордость поплатилась Клио.

– Послушай… есть то, что нам уже не изменить. Случается, человека всю жизнь преследует чувство вины за одну-единственную совершенную когда-то ошибку. Невинную, досадную, или такую, что разрушила чужую судьбу. И он ничего с этим поделать не может. Он просто вынужден… жить. Но тебе выпал шанс искупить свою вину – стать хорошей сестрой для Клио. И мне кажется, ты этим шансом воспользовалась.

Морриган улыбнулась, согретая вином и его словами. Они помолчали, каждый думая о своем. Берсерк и ведьма сидели очень близко друг к другу – на одной софе, на расстоянии ладони.

– Кажется, моя пора признаваться. – На губах Дэмьена заиграла столь непривычная для него улыбка.

Морриган рассмеялась.

– Это не игра. И не сделка. Ты не обязан платить мне той же монетой.

– А если я этого хочу? – отозвался он, пожимая плечами. – Вспышки ярости, которые я не мог контролировать… Они начались в тот же день, когда я встретил в Кенгьюбери тебя. Ты… странно на меня влияешь.

– Почему?

Подавшись вперед, ближе к нему, Морриган еще острее ощутила терпкий запах одеколона. В ушах запульсировала кровь.

– Магия? Химия? Выброс адреналина? Хотел бы я знать. Я научился жить с тем, кто я есть. Смирился, что останусь таким до конца жизни. Я научился подчинять свою сумасшедшую силу, пускай это стоило мне огромных трудов. А потом появилась ты… и все перевернула вверх дном.

В голосе Дэмьена звучала горечь. Отчего тогда Морриган так будоражили его слова? Неужели оттого, что хотела чувствовать себя рядом с ним, для него… особенной, уникальной? Знать, что действует на него так, что одним прикосновением срывает оковы контроля?

Бокал опустился на хрустальный столик. Морриган развернулась к Дэмьену, чувствуя приятное головокружение. Одно стремительное движение, и она оказалась у него на коленях. Пальцы, запутавшиеся в темных волосах, скользнувшие по узору татуировки на шее. Пахнущий вином долгий и страстный поцелуй…

И накатившее ледяной волной непонимание, когда берсерк, приподняв за талию, снял ее с колен и усадил рядом. Расслабленность ушла из серых глаз, и вдруг показалось, что где-то на дне пляшут алые искры.

– Это лишнее, – отрывисто произнес Дэмьен, стараясь не встречаться с ней взглядом.

Морриган побледнела от унижения. Берсерк охотно отвечал на ее поцелуй, она могла в этом поклясться. И только потом, словно опомнившись, оттолкнул.

– Да что с тобой не так? – взорвалась она. – Я же вижу, как ты на меня смотришь! Я знаю, что…

– Ты ничего обо мне не знаешь, – отчеканил Дэмьен. – И будет лучше, если так все и останется.

И он просто… ушел.

Морриган переполняли гнев пополам с неверием.

«Будь проклят этот Дэмьен! Пусть убирается прямиком в мир теней!»

Она схватила со стола бутылку вина и со всего размаха швырнула в стену. Осколки прозрачным дождем посыпались на пол, но облегчения она не ощутила. Призвала магию, которая уничтожила стекло и разлитое вино. Никто не должен догадаться, что она потерпела сокрушительное, немыслимо унизительное поражение. Никто не смел отказывать Морриган Блэр.

Пульсирующая внутри ярость требовала выхода. Самое время для мести.

Вернувшись в спальню, она сжала в руках зеркальный филактерий. Да, мастерством колдовской привязки, как Бадб и Аситу, Морриган не обладала. Но она и не планировала привязывать духа к миру живых и, уж тем более, призывать его себе на службу. Зато могла привязать его душу к зеркалам.

Стиснув зубы, Морриган выжигала полуночную силу – не дотла, но до знакомого уже опустошения. Душа запертого в трикветре убийцы вплеталась в огамические письмена. Руки дрожали – Морриган уже черпала энергию из собственных жизненных сил. Когда выматывающая и бессмысленная с первого взгляда привязка к зеркалам была закончена, магии в ней осталось лишь на одно-единственное заклинание.

– Eskies tala!

Этим заклинанием она когда-то впечатала проклятого берсерка в стену. Им же расколола трикветр, ставший «телом» для духа, на мелкие осколки. Не успокоилась, пока и их не превратила в пыль.

Возможно, она еще об этом пожалеет. Что же, жалеть о содеянном Морриган не впервой.