Автор – по первой своей профессии врач. В Москве был инфекционистом, в Израиле – реаниматором, а в Камбодже, куда его занесла судьба, пришлось заняться целительством, начала которого он познал от магини Джуны. Так что не случайным представляются его «пособие по диетологии» и «пособие для алкоголиков», написанные легко и парадоксально. Эти черты присущи и другим его очеркам и эссе – и о семейной жизни, где немаловажную роль играла его мама, писатель Галина Щербакова, и о таких глобальных материях, как происхождение жизни вообще и на Земле в частности, о возможной участи человека как вида под воздействием неумолимых законов эволюции и т. д.
Отчего умерла моя мама, Галина Щербакова
Открытое письмо брата-алкоголика
Дорогая Катя!
Я долго колебался, а стоит ли мне вообще как-то реагировать. Ну, написала моя сестренка некое произведение, так и бог с ней. Мне-то какое до этого дело? Написала – и написала себе. Мне ж ты, Катя, не позвонила и не сказала: «Саша, прочти». А уж о том, чтобы специально разыскивать этот шедевр в интернете, я и не думал, хотя, если бы его мне кто-нибудь распечатал и на блюдечке принес, может, и почитал бы.1
А впервые услышал я о нем от возмущенных родственников, но не от родителей. Однако, несмотря на бурную реакцию родни, не придал этой истории никакого значения. Отношения с папой и мамой ты, сестренка, испортила давно, и поэтому особого удивления я не испытал. Ведь все люди совершают глупости или маются дурью. Нечто подобное я подумал, Катя, и о тебе. Решил, что ты, может, в жарком Израиле, в котором ты живешь намного лет меньше меня и еще не привыкла, просто перегрелась на солнце и накропала на больную голову какую-нибудь глупую статейку, за которую будешь потом у мамы с папой просить прощения. И представляешь, Катюша, выкинул всю эту историю напрочь из головы. Но однажды позвонил маме, той самой Галине Щербаковой, и голос у нее был какой-то не такой. А она так разговаривает, только когда очень устает или больна. Естественно, я стал выяснять, что случилось, и снова услышал упоминание о твоей литературной деятельности в интернете. А больше всего меня поразило и заставило внимательнее отнестись к услышанной информации было то, что мама вовсе не возмущалась, Катя, тобой, а вдруг как-то нервно и всерьез начала убеждать меня ни в коем случае твое произведение не читать, и, главное, не пытаться тебя, сестричка, разыскать и вступать в разборки. Обрати внимание, Катя, на странность. Мама, которую ты на весь мир представила лицемерным чудовищем (впрочем, как и меня с батюшкой, эдаких членов банды), похоже, пыталась тебя от меня защитить, опасаясь, что как бы я, рассердившись, не зарезал тебя и не съел. Но меня просить настойчиво что-то не делать – это значит сто процентов нарваться на обратную реакцию. И, конечно же, я заинтересовался твоим творчеством. И чуть ни сел на задницу. Бог ты мой, оказалось, ты написала не статейку, а целую сагу о Форсайтах. Одно только озадачило. Я так и не сумел определить литературную форму твоего труда. Сага – все-таки не сага, биография – не биография, художественный роман – так и не роман, хроники – тоже не хроники и даже не хреники. И более того, каюсь, Катерина, одолел из твоего опуса только двадцать, может, чуть больше, страниц. И вовсе не из-за того, что ты не владеешь русским языком. А из-за содержания. Честно пытался, но не пошло дальше в горло, как последняя рюмка водки в рот алкоголику. Мне ли этого, как ты понимаешь, не знать. Что же касается самого труда, то в неведении о дальнейших перипетиях твоей горькой судьбы я не остался, и содержание следующих серий этого ужастика мне в подробностях, сопровождаемых ехидными смешками, было передано многочисленными знакомыми.
Но и не дочитать твою исповедь мне показалось мало. Я, хуже того, не удосужился заглянуть и ни в один из многочисленных комментариев к ней, ни в положительный, ни в отрицательный, проявив таким образом неуважение к твоим читателям и почитателям. Хотя допускаю, что они – прекрасные люди и ни в чем предосудительном замечены не были. Уж точно не алкоголики, как я. И зря, наверно, не читал. Говорят, и в комментариях кипели страсти.
Кстати, о них, мною непрочитанных. Меня ужасно развеселило, когда узнал от друзей, что ты, сестренка, вступила в перепалку с какой-то Марусенькой или Машенькой, думая, что под этим именем скрываюсь я. Должен тебя огорчить. Я – не та и не другая. Да и кем ты себя вообще вообразила, если подумала, что я буду от тебя, младшей сестры, скрываться под каким-то девчачьим псевдонимом?
Но в итоге, как уже упоминалось, после разговора с мамой и знакомства с твоим, Катерина, трудом я впал в длительное раздумье, отвечать тебе публично или нет. Особенно с учетом того, что мама, возможно, вспомнив одну известную поговорку, просила тебя не трогать. Но в итоге пришел к выводу, что выбора у меня, по-видимому, нет и надо отвечать, но, желая провести для начала рекогносцировку, я, если помнишь, вступил с тобой в короткую переписку. И написал тебе довольно нейтральное письмо с очевидным, по крайней мере, для меня намеком признать, что ты, Катя, немножко дура и совершила глупость. Мама тогда еще была жива, и, если бы ты по-человечески ответила и я понял, что ты сожалеешь о том, что натворила, и готова попытаться загладить вину, я бы попытался помочь тебе хоть как-то наладить отношения с родителями. Но оказался наивен. Ответ я получил не от тебя, а от твоего нового мужа, которого я и в жизни-то никогда не видел. В результате произошел некий обмен странноватыми по содержанию письмами по очереди – то от него, то от тебя. Но, клянусь, Катя, я искренне пожалел, что он так быстро прекратился. Чтение писем от супругов Шпиллер было хорошим средством избавления от скуки. Особенно восхищали высокопарные и нравоучительные послания твоего благоверного, к которому я в общем-то за комментариями не обращался. Но он, а я его за это уважаю, как истинный джентльмен, видимо, не смог не встать на защиту интересов дамы сердца от ее непутевого братца-изувера. А твои нежные ручки поначалу, наверно, скрутил писчий спазм. Знаешь, бывает болезнь такая у машинисток, из-за которой они печатать не могут.
В итоге, придя к выводу, что рассчитывать на возможность некоего теоретического компромисса в отношениях между родителями и тобой, Катя, невозможно (то, что ты написала или еще напишешь про меня, честно говоря, меня не волнует, буду только рад услышать новые о себе подробности), я, наконец, скрепя сердце, начал составлять свой вариант письма запорожских казаков турецкому султану. А ужасно не хотелось. Уж больно вся эта история выглядела недостойно и стыдно. Но не для мамы, сестричка. Для тебя, родная.
С другой стороны, согласись, мое право на ответ совершенно законно. Меня все-таки против моей воли начали обсуждать на страницах интернета неизвестные мне люди, мнение которых я снова готов выслушать в дальнейшем при личной встрече, чтобы они могли поглядеть мне в мои серо-зеленые глаза и, сидя напротив, вслух повторить свое мнение обо мне и моей семье. А то ведь, наверно, как было обидно тебе, моей сестре, и твоим поклонникам, что ни один член нашей страшной и ужасной семьи не пожелал отреагировать. Но хватит уже. Это пока еще не сам ответ. Только присказка.
Добавлю только одно. Ты, Катя, наверно, удивишься, а может, даже обидишься, но самым сильным чувством, возникшим у меня во время чтения твоего труда, было недоумение. Я мог бы понять, если б ты попыталась написать чуть ироничный роман о подобной девочке, живущей в плену своих болезненных фантазий, с аналогичным сюжетом, и он мог бы стать бестселлером, но выдавать подобное за историю собственной жизни… Это не могло вызвать у меня ничего, кроме огорчения: все же ты моя сестра.
Итак, я – тот таинственный монстр, который в ряду других обижал, унижал, не любил и бил Екатерину Шпиллер. Я – брат Александр, алкоголик. И этот брат тоже хочет высказать свою точку зрения. Но не думай, Катя, я вовсе не собираюсь, как ты, вероятно, предполагаешь, занудливо по пунктам опровергать написанное тобой. Я просто расскажу о себе, нашей семье и о своем детстве. А оно ведь и твое тоже. О детстве, каким его помню я. Ты ведь, как я понимаю, именно в нем видишь корень своих душевных проблем.
А для начала замечу, что, наверно, в жизни многое пропустил и недопонял. Я-то, дурак, всегда считал, что рос в обыкновенной, чуть ли не заурядной и законопослушной семье интеллигентных и небогатых советских служащих (к тому моменту, когда мама стала известной писательницей, я уже был взрослым и самостоятельным), а в ней (семье), оказалось, творятся такие дела, просто не приведи господь. Но мне чувствовать себя чудовищем показалось забавным и даже комфортным, ведь не каждый может этим похвастаться. И теперь я иногда раздумываю, не повесить ли себе на стену портреты Чикатило или Полпота.
Но давай по порядку, и познакомься, Катя, с моей версией нашей с тобой жизни. Впрочем, заранее прошу извинить, что в отношении точных дат и мелких подробностей могу ошибиться, потому что уже и не помню. И не собираюсь, подобно тебе, не очень к месту заявлять, что веду чуть ли не с полугодовалого возраста дневник, и у меня все записано. Да и алкоголик я, не забывай.
Где-то в середине пятидесятых годов сочетались законным браком раб божий Режабек Евгений Ярославович и раба божья Руденко Галина Николаевна. Он – то ли студент, то ли уже аспирант, изучающий философию, а она – студентка филологического факультета ростовского университета. А вовсе не челябинского педагогического института, который в маминых биографиях упоминается как ее ключевое место учебы. Однако ни о какой карьере учителя мама сроду не помышляла. Но мужа «распределили» в Челябинск, ради него она бросила университет и за неимением лучшего перевелась в местный пединститут. А плодом их любви стал я, Режабек Александр Евгеньевич, который не знал еще тогда, что ему предстоит стать монстром, хотя уже при рождении можно было бы распознать намеки. Моя голова при родах сплющилась с одной стороны, в связи с чем меня показывали профессору, который таким пустяком, как выглядевшая как прихлопнутая энциклопедией голова, заниматься не стал. Хотя, может, если бы стал и выпрямил череп, глядишь я бы и не стал монстром. А еще, когда я был младенцем, меня, подобно последнему герою романа «Сто лет одиночества», должны были на съемной квартире съесть крысы, но, видимо, побрезговали. Или помогло толченое стекло, которое мама сыпала в крысиные норы.
Но в браке моих родителей что-то не сложилось, и они расстались. И были три человека, которые от этого только выиграли. Это твои папа с мамой и я. Потому что мама встретила другого человека, а именно Александра Сергеевича Щербакова, и на всю жизнь полюбила его. А он ее. А такое счастье выпадает в жизни далеко не всем. Развод же четы Режабеков был банальной житейской историей, которая, в принципе, не стоила и выеденного яйца, если бы ты, Катя, в своих «исторических хрониках» не упомянула о том, что он происходил с привлечением парткома и еще каких-то общественных организаций. Видимо, желала подчеркнуть скандальность ситуации. Но ты, Катя, как известная всему миру интеллектуалка, целиком занятая исследованием высших материй, а не подробностями жизни никчемных людишек, упустила из виду некоторые детали истории собственной страны. Время-то было тогда советское. И естественно, что мальчику от философии, которая была исключительно марксистско-ленинистской, и девочке, учительнице в советской школе, бдительная общественность не могла не погрозить пальчиком и не сказать свое «ну-ну-ну» за то, что они так не по-коммунистически легкомысленно отнеслись к святости уз маленькой, но исключительно важной ячейки будущего общества всеобщего равенства. А противно и грустно в этой истории, скорее всего, было разводящимся – и потому, что ошиблись в выборе друг друга, и потому, что были вынуждены выслушивать нравоучения старых пердунов. Но вендетта между теперь уж бывшими супругами не возникла, и никакой драмы в итоге не произошло. Обе стороны побухтели свое и покисли, но в окно, как в известном фильме «Вам и не снилось», никто не сиганул. А в итоге мама вышла замуж по любви за выпускника Уральского университета Александра Сергеевича Щербакова, но при этом из-за меня сохранила фамилию первого мужа (меня никогда формально не усыновляли). Но, с другой стороны, она же, когда начала писать, взяла себе литературный псевдоним уже по фамилии Александра Сергеевича, став в дальнейшем известной писательницей Галиной Щербаковой. И в результате после твоего, Катя, рождения сложилась странная семья, где два ее члена, я и мама, по паспорту были Режабеками, а два Щербаковыми, то есть ты, Катя, и батюшка. Кстати, спасибо тебе, Екатерина, что позаботилась сообщить читателям, что я называю Александра Сергеевича батюшкой. Только ты забыла уточнить, что вообще-то до юношеского возраста я называл его папой, потому что таковым и считал, даже зная, что у меня другой биологический отец. А батюшкой он стал случайно. Мы вместе и, по-моему, даже при твоем участии по какому-то поводу хохмили, и я сказал Александру Сергеевичу, что папа – это чересчур банально, а ему подходит что-нибудь более оригинальное. От «тятеньки» мы отказались из-за явной слащавости слова, а вот «батюшка» звучало и солидно, и по-доброму. И, честно говоря, я даже не ожидал, что батюшка так батюшкой и останется. Хотя из-за этого я иногда попадал в дурацкие ситуации. Наверно, и батюшка тоже. До сих пор помню, как в советские времена разговаривал с ним с работы по телефону, и какое любопытство и подозрение вызвало у сослуживцев обращение «батюшка» к какому-то таинственному собеседнику. Уж не с попом ли говорил из больницы комсомолец-доктор?
А Режабек-старший, который ко всей этой истории перестал иметь какое-либо отношение, по жизни тоже оказался не промах и еще пару раз женился, в связи с чем у меня по отцу есть еще две сестры и брат. Правда, я их не знаю, хотя двоих видел.
Кстати, регистрация брака твоих родителей, Катя, не обошлась без эксцессов. Видимо, сама судьба пыталась вмешаться, чтобы они не поженились и на свет не появилась ты. Уже в те времена все было против тебя, Катя. Но виноват во всем был аккордеон. Я не имею представления, знаешь ли ты об этом, но батюшка в молодости хорошо играл на этом музыкальном инструменте. И я, в отличие от тебя, даже слышал, как он это делает. А он не только в студенчестве подрабатывал музыкой на танцах, но его были готовы взять в музыкальное училище, куда в свое время, помимо университета, он подал документы. Следует отметить пикантную подробность: учился батюшка играть самоучкой и поступал в училище, куда идут обычно после музыкальной школы, ни бельмеса не понимая ни в нотной грамоте, ни в сольфеджио, ни в прочей хренотени. И только чистая случайность, а точнее мудрость экзаменатора музучилища, сказавшего, что аккордеонистов много, а выпускники университета все-таки наперечет, сделала батюшку известным журналистом, а не работником какой-нибудь провинциальной филармонии или учителем музыки.
Так этот вот Александр Сергеевич, твой папа, возжелал перед свадьбой произвести на свою возлюбленную впечатление и взял напрокат аккордеон, оставив, как положено, в залог паспорт. Но вот незадача, день свадьбы, в который батюшка поехал возвращать инструмент, в прокатном пункте оказался выходным. И, как выражаются сейчас, паспорт оказался вне зоны доступа. А без него соваться в ЗАГС было бесполезно. И никакие силы, ни звонки «сверху» не смогли заставить работницу прокатного пункта выйти на службу, нарушив при этом нормы КЗОТ. И свадьбу перенесли на следующий день, а батюшке пришлось до этого момента терпеть надувшуюся маму.
А свадьба была совсем не такой, какой она стала сейчас с лимузинами и прочими прибамбасами, и даже не такой достаточно скромной и домашней, как моя, советская, а просто бедной, но веселой и молодежной. Мама и батюшка тогда оба работали в газете с такими же, как они, молодыми шалопаями-журналистами в тот лихой период их жизни, когда о богатстве свадебного стола никто особенно не задумывался, а ценность подарков при общей хронической нехватке денег определялась не их денежным эквивалентом, а количеством смеха, который они вызывали. Мне было тогда 5 лет, и я многое не помню, но один подарок меня ужасно насмешил. Это был эмалированный ночной горшок с крышкой, заполненный пивом, в котором на дне плавали копченые колбаски. Тот, кто когда-нибудь пользовался этим предметом, наверно, поймет, как это выглядело и что весьма правдоподобно напоминало. Но, тем не менее, колбаски были съедены, а пиво выпито. А вот судьба горшка осталась покрытой мраком. Мне он уже нужен не был, и поэтому так и остался где-то валяться. Но у меня есть подозрение, что в дальнейшем, Катя, им пользовалась ты.
Так кто же эти чудовища, мои мама и батюшка? Мама выросла в маленьком шахтерском городке в Донбассе и тоже, как ни странно, с отчимом, который был горным инженером. А бабушка, как и многие дамы на Украине, не работала, занимаясь домом и солением-варением многочисленных плодов немаленького по размеру сада, разведением кур и время от времени свиней. А дед еще делал хорошее вино. Впрочем, как и многие другие. Надо же фрукты и виноград утилизировать. Родители же батюшки работали учителями в школе в таком же маленьком городке, но на Урале. Из чего вытекает, что, как сказали бы сейчас, ни у кого из наших с тобой, Катя, предков не было никакой «волосатой лапы», которая могла бы посодействовать им в карьерном росте. А значит, рассчитывать им, молодым да ранним, приходилось только на себя. Впрочем, амбиции и упорства им было не занимать, и в результате, расставшись без особого сожаления со своими родными местами, через промежуточный в их жизни и судьбе перевалочный пункт в виде города Челябинска, где я и родился, оба оказались в Ростове, где батюшка женился на маме, получив в нагрузку меня. А тебя, сестренка, еще и в планах не было. Вот такая недоработка. Но, как ни странно, и кто бы мог подумать, через какое-то время мама забеременела. Но твоя, Катя, история о том, что на вопрос родителей, хочу ли я сестричку или братика, я ответил, что предпочитаю собаку, является не совсем точной и похожа на интерпретацию старого бородатого анекдота. Я тогда честно ответил, что предпочитаю братика, за что меня вряд ли можно упрекнуть. Но не очень умные мама и батюшка тут же радостно закудахтали и сказали, что точно не обещают, но, если родится мальчик, они назовут его Кирюшой, то бишь Кириллом. А меня затошнило. Я представил, как я, уважаемый член дворового братства, буду выходить на улицу с братом, которому навеки суждено быть Кирей, пацаном с именем, над которым все будут смеяться, и пришел в ужас. У нас во дворе уже был мальчик с именем Артур. Армянин, который жил над нами. Так вот он достаточно нахлебался за страсть родителей к звучным именам. Поэтому, естественно, после этих мыслей я и заявил родителем, что предпочитаю собаку. А девочки, Катя, ни маленькие, ни большие, извини, меня в том возрасте не интересовали. Да, Катя, как видишь, уже в свои восемь лет я всеми силами пытался воспрепятствовать твоему рождению.
Но, сестренка, давай вернемся к периоду, когда тебя пока еще нет, и мы живем в Ростове. И, как уже упоминалось, бедно, но весело. Мама после пединститута недолго выдержала работу в школе, хотя та, по моему мнению, не лучшим образом отразилась на ее мозгах, ибо иногда она начинала думать, что в глубине души Иоганн Гейнрих Песталоцци. Но, к счастью для всех, преподавательскую деятельность она все-таки оставила и из учительницы русского языка и литературы превратилась в журналиста. Коим был и батюшка.
А сейчас на минутку попробуй представь Ростов в те времена. Этот южный, во все времена вольнолюбивый казачий город. А в стране еще Хрущев, чувствуется запах свободы, все верят в прекрасное будущее, и даже космос кажется уже покоренным. И для меня, Катя, это не выученные слова. Я, хотя и был мальчишкой, помню это время. Я его успел почувствовать. А от Хрущева я, можно сказать, и вообще пострадал. Это произошло в последний год его правления. Но он все еще был самым главным дядей в стране. И какое ему могло быть дело до какого-то первоклассника, остающегося каждый день на продленку? Да никакого. Он понятия не имел о моем существовании. Но только при Хрущеве жили люди, выросшие при Сталине. А холуйству и страху перед вышестоящими их учили с детства. Но я об этом ничего не подозревал. Наоборот, я же хотел, как лучше. Поэтому, когда учительница попросила нас, детей, нарисовать что-нибудь, решил, что больше не хочу рисовать «войнушку» или домики. Я решил нарисовать что-нибудь эпохальное. Следует отметить при этом, что мои способности к живописи и в те годы и сейчас были близки к таковым у Остапа Бендера, хотя и он для меня Пикассо. Но, несмотря на это, меня вдруг охватил творческий зуд.
Я не знаю, как сейчас устроены буквари, но тот букварь, по которому учился я, по мере того как заканчивалось изучение алфавита и сходили на нет предложения типа «мама мыла раму», становился все более политизированным и социалистическим. А на последней его странице, как апофеоз обучения грамоте, был расположен портрет Хрущева со всеми его регалиями. И я его, главного дядю страны, решил перерисовать. Бог ты мой, как я старался и как в итоге гордился результатом. И, естественно, передавая его учительнице, я ожидал похвалы и пятерки. Но как же изменилось ее лицо, когда она увидела мой шедевр. Она выглядела, как будто с ней случился детский грех и она накакала в штанишки. Впрочем, надо отдать ей должное, она меня не ругала. Но и не хвалила. Она просто конфисковала мой рисунок, а потом провела разъяснительную беседу с нашей с тобой, Катя, мамой. И больше я никогда не рисовал портреты начальников. И, надо сказать, им в связи с этим повезло.
Но я, Катя, забежал вперед. А пока я еще не школьник, а детсадовский ребенок, родители которого работают в газете «Комсомолец» вместе с командой таких же, как они, молодых, максимум чуть за тридцать, коллег-журналистов. Веселых, ироничных, ставящих под сомнения все авторитеты. И все-таки идеалистов, верящих, что до настоящих свободы, равенства и братства рукой подать. Как же мне с ними было здорово. Это была удивительная жизнь. Мы семьей мотались с одного съемного угла на другой. И каждый переезд для меня был приключением. Вставая по утрам, я часто понятия не имел, куда пойду в этот раз. Мой детский садик регулярно к моей радости закрывался на карантин, и тогда – удача – меня брали с собой в редакцию, где предоставляли самому себе. И я таскался из кабинета в кабинет и совал всюду свой любопытный нос, мешая людям работать. Но к моим посещениям мои взрослые друзья относились философски. Я был неизбежным злом, потому что и у других были дети и проблемы, куда их пристроить. А со мной было не так уж тяжело, потому что я никогда не был капризным и избалованным. Радовался тому, что есть. Проводя время в редакции, я быстро научился у батюшки, работавшего ответственным секретарем, как готовить макет газеты, и, пользуясь специальной линейкой со звучным названием «строкомер», часами мог рисовать макет «Комсомольца». Кстати, я до сих пор уверен, что делал это интереснее, чем он. А еще в редакции был «козел», но не парнокопытное, а машина, которую водил, как я его называл, Маркосяныч, что означает Умар Касьянович. И он, если мне везло, брал меня с собой в поездки по области. Я не знаю, какие дела он там крутил, но порожняком никогда не возвращался и привозил в редакцию когда арбузы, когда фрукты, когда вяленую рыбку или другую вкуснятину, которая, конечно же, перепадала и мне. Единственный человек, который меня недолюбливал, была уборщица. Но я не виноват, что глупые взрослые как-то не подумали, что ребенку иногда хочется писать, а роста, чтобы помочиться во взрослый унитаз, у меня не хватало. И я, как ребенок, с детства привыкший преодолевать трудности, конечно, нашел решение. В углу мрачновато-торжественного, паркетного, начищенного красноватой мастикой коридора редакции стояла не менее торжественная урна, за которую я и наловчился писать, что не могло не остаться незамеченным бдительной уборщицей, которая наполовину по-русски, наполовину по-украински сердито возмущалась: «Яка дытына тут усё вримя ссыт?.
А чего стоили регулярные домашние посиделки молодых журналистов, когда за неимением мебели и денег на полу стелились газеты, а на всех жарилась одна здоровенная сковорода картошки. И, конечно, было много хорошего донского вина, и были песни.
А летом начинался двойной, а то и тройной кайф. Во-первых, Дон и купание. Во-вторых, садик летом вывозили на дачу, на Черное море. Правда, условия были страшноватенькие, но разве в этом дело. Это же было раздолье. Море, ракушки. Не очень строгие воспитательницы. Кузнечики, ящерицы, ворованная алыча, ежевика. И как высший пилотаж – общий костер вечером, когда нам как деликатес раздавали кусочки черного хлеба с солью, натертые с горбушки чесноком. Это было ужасно вкусно. А еще летом была бабушка на Украине и ее волшебный сад с возможностью есть с веток и кустов все подряд вне зависимости от степени зрелости. Правда, за это приходилось расплачиваться поносами. А дедушка был построже, и он, когда я стал старше, под угрозой отлучения от телевизора, которого у наших родителей еще не было, заставлял резать яблоки для сушки. Правда, это было не так уж обременительно и при этом вкусно. А еще у дедушки была машина «Москвич-401», и в ней здорово пахло, а еще лучше было на ней ездить по всяким непонятным мне взрослым делам. Но ты, Катя, еще не родилась.
Я только не понимаю, сестренка, с каких пирогов ты решила, что тебя планировали родить в определенный год, якобы из-за того, что через 17-18 лет в связи со снижением рождаемости в середине 60-х должен быть самый низкий конкурс в институты. Просто бред какой-то. Чтобы мои и твои довольно безалаберные по молодости лет родители планировали что-то на семнадцать лет вперед? Чепуха. Катя, в те времена определить до родов пол плода было невозможно. А ты, я полагаю, понимаешь, что у мальчиков и девочек могут быть разные интересы в отношении высшего образования. Кроме того, конкурс в институты, как тебе известно, зависит не столько от демографических факторов, сколько от их престижности и места расположения в стране. А наши родители – кто угодно, но не идиоты. И причина твоего появления на свет в 1965 году, я думаю, намного более проста и логична. Родители вполне преуспевали в своей журналистской карьере, а к сдаче готовился дом, в который должны были въехать сотрудники редакции, и они в том числе. И тебя, Катя, из роддома привезли в новый дом, в хрущевскую двухкомнатную квартиру трамвайчиком. Не бог весть что, но по тем временам дворец. Потому что последнее жилье, в котором тебя, как я полагаю, и сострогали, было комнатой без удобств в общежитии, которая была перегорожена на две части стеллажом до потолка, разделяющим детскую и взрослую половины. Кстати, в роддом за тобой ездил и я. Наверно, хотел заранее познакомиться, чтобы знать, кого и куда бить. А ты была ничего. Пухленькая. Три восемьсот шестьдесят по весу, если мне не изменяет память. Но новым составом из четырех человек мы пожили в новой квартире недолго. И на этом, можно сказать, ростовский период нашей жизни закончился.
Осмелюсь предположить, Катя, что написанное мной должно тебя только убедить, что нам было хорошо и без тебя, и ты была нежеланным ребенком. По крайней мере, так должна работать твоя логика. Но хочу тебе напомнить, что наши родители – чудовища. И поэтому должен сказать, что и для меня не всегда все было безоблачно. И пока не было тебя, они успели «поизмываться» и надо мной. Если помнишь, я упоминал, что мама работала учительницей, и это плохо отразилось на ее голове. А проявлялось это в том, что временами она вдруг спохватывалась и вспоминала, что нужно заниматься моим воспитанием, и тогда что-нибудь отчебучивала. Я помню, что как-то она изготовила из разноцветных картонок медальки, на которых было написано «Саша – хороший мальчик» или «Саша – шалун» и другая подобная дребедень. И награждала меня ими по итогам дня. А я ужасно злился и обижался. Слава богу, педагогический запал у нее быстро проходил, и все возвращалось на круги своя. А мама снова становилась молодой веселой женщиной, как и все ее друзья и подруги. Но ущерб, нанесенный ей советской системой образования, все-таки сохранялся и иногда давал себя знать. Например, когда я был уже постарше и поинтересовался, красивый ли я, мама ничтоже сумняшеся ответила, что верхняя половина лица – да, а нижняя – нет. Так я и жил какое-то время со странным ощущением, что наполовину красавец, наполовину урод. Но эдакие приступы, если можно так выразиться, «умопомрачения» у мамы ни в коей мере не уменьшали мою любовь к ней и батюшке. Просто некая безалаберность, странность и непоследовательность поступков родителей и их друзей меня только убедили в глупости и беспомощности взрослых и отучили спрашивать совет у старших. Я, в отличие от тебя, Катя, рос как дворовый мальчишка, и место, где я чувствовал себя комфортно, было там, под открытым небом. Это то, чего ты всегда была лишена, и в принципе определило разницу в отношении родителей к тебе и мне. Дело не в том, что меня любили больше. Это чушь. Глупо даже предположить, что батюшка любил меня больше своей родной дочери. Я же помню, как он на тебя смотрел и как тобой гордился. От ребенка ведь невозможно скрыть проявление чувств. И он всегда отличит фальшь от искренности. И я помню, как любила и гордилась тобой мама. И у меня никогда не возникала мысль, что ты кому-то, включая меня самого, мешаешь. Хотя ты, естественно, мешала, как мешают все маленькие дети молодым родителям, не привыкшим к зависимости от кричащего, писающегося, какающегося и требующего еды и внимания младенца. Не забывай, Катя, у меня растут три сына, и я хорошо знаю, каково оно воспитывать детей, когда поблизости нет бабушек и дедушек. А основным отличием отношения родителей ко мне по сравнению с тобой было то, что они, по-видимому, подсознательно не только видели во мне ребенка, но, что важнее, относились и как к товарищу. Я, Катя, был их товарищем и соучастником их веселой и интересной молодости. Я терпел их закидоны. Я присутствовал на всех их пирушках. Я не сердился, что остаюсь последним в садике и не знаю, кто меня заберет. И спокойно уходил иногда с совершенно незнакомыми дядями и тетями, потому что никто из родителей по неизвестной мне причине не мог за мной прийти. Я до сих пор не понимаю, что можно делать допоздна в редакции советской молодежной газеты во времена, когда подача информации в СМИ строго контролировалась и регламентировалась. И не приходилось тогда журналистам срочно ездить на места пожаров, землетрясений и преступлений. И вполне допускаю, что компашка друзей-газетчиков могла просто засидеться в кафе «Золотой колос», в котором со взрослыми неоднократно был и я. Но, Катя, во мне и моем детстве не было никакой исключительности. Так же росли и другие мальчики и девочки из семей журналистов. Мы были дети редакции. Я, Катя, был не просто сыном своих родителей. Я был их сообщником. А это совсем другое.
А затем судьба сделала очередной виток. И тут я обязан отдать должное родителям. Какое бы впечатление ни сложилось о них у тебя из написанного выше, они упорно трудились и неплохо продвигались по карьерной лестнице. В связи с чем мы переехали в Волгоград. И уже не в двухкомнатную, а трехкомнатную казенную квартиру в центре города, так как мама стала главным редактором тамошней молодежной газеты, а батюшка – собственным корреспондентом газеты «Комсомольская правда» по Волгограду и Астрахани, а это почти что чрезвычайный и полномочный посол. И у него даже была служебная «Волга» с шофером. Одна только беда – не черная, как у партийных боссов. Я даже помню буквы из номера «СГС». Забавно, но в номерах машин Волгоград остался городом на «С», Сталинградом.
Правда, богаче, в общем, мы не стали, и в новой квартире нам честно служили оставленные прежними хозяевами списанный казенный письменный стол с ободранным зеленым сукном и прибитой жестяной биркой и старенькая пишущая машинка, правда, без турецкого акцента. Я же к тому времени закончил в Ростове первый класс и в Волгограде пошел во второй во вторую школу в моей жизни. А ты, Катя, была маленькой и тогда еще не могла никому рассказать про то, как ты страдаешь от всей этой несправедливой жизни. Я открою тебе тайну. Когда никого не было дома, я раскаливал на газу иголки и загонял тебе их под ногти. А ты ужасно орала. Веришь? Жалко, что не помнишь. Кстати, к вопросу о том, что ты помнишь, а что нет. Есть факт из твоей биографии, который должен подтвердить горесть твоей судьбы. У тебя были няньки. И однажды, наверно, чтобы от тебя избавиться, родители наняли тебе Бабаню, то бишь бабу Аню, здоровенную не очень опрятную старуху, которую, если бы удалось найти другую, они бы и в дом не пустили. И она единственная из твоих нянек, которая меня раздражала. И не тем, что нахально заявляла, что подряжалась нянчиться только с тобой, а за меня не отвечает. Мне была по фигу ее ответственность. А залезть в холодильник и найти или приготовить что-нибудь пожрать я умею с малых лет. Меня бесило то, что она не открывала мне дверь, когда я приходил из школы. И я мог так и прокрутиться до вечера на улице до прихода родителей. Как ты, Катя, должна догадаться, единственное, что меня с ней примиряло, так это ожидание, что она с тобой что-нибудь эдакое коварное да сделает. Я просто дни считал. Представляешь, Катя, какой садист я был еще в девять лет. И каким стал, когда вырос. Просто маркиз де Сад.
А что касается Бабани, то она по неизвестной науке причине любила греть себе задницу и делала это простым и надежным способом. Она кипятила чайник и прямехонько своим необъятным, прикрытым слоем юбок задом на него садилась, подложив еще для верности и безопасности хозяйскую подушку. Но однажды вышла промашка, и чайник она опрокинула тебе на ногу. Родители, конечно, сделали вид, что очень о тебе беспокоятся и поставили на брови всю педиатрическую службу Волгограда и даже, что удивительно, вытолкали Бабаню взашей, но я полагаю, они только прикидывались, а на самом деле еще ей и приплатили.
Мои воспоминания достаточно сумбурны, и меня часто уводит в сторону. Вот и сейчас я вспомнил нечто, что связано с твоей, Катя, сагой. Скажи мне, сестричка, пожалуйста, что у тебя за проблема с фотографиями из детства. Чем тебе не угодила мама? Почему ты решила, что она не хотела с тобой сниматься? Что за чушь о нежелании фотографироваться с тобой, нелюбимой? Нет, я, конечно, понимаю, что мама – чудовище. Но разве стала бы она так мелочиться? Наоборот, она скорее наснимала бы десятки фоток вместе с тобой, чтобы потом со смехом хвастаться своим приятелям-монстрам: «Смотрите! Это я со своей дурой и уродиной дочерью». А меня, твоего брата, красавца (ого!) и умницу (ого-го!), конечно, фотографировали без конца. Но есть одна мелкая, даже малюсенькая деталь. Я родился, когда маме было 25 лет, и тогда беременность никак на ней не отразилась. И она осталась тоненькой очаровательной брюнеткой, вокруг которой увивалось много мужиков, в том числе и фотожурналистов. И, естественно, ее любили фотографировать, и она по-женски с удовольствием позировала. И есть, к примеру, очень хорошее художественное фото, где мама снята со мной в виде мадонны. Только ты, Катя, напрасно решила, что главной фигурой на фотке являюсь я, любимый сын. Ты забыла простую вещь. На подобных фотографиях и картинах любуются женщиной, а не ее ребенком. Мама с таким же успехом могла бы держать на руках завернутый в пеленку чурбак. Кстати, есть много ее фотографий того времени и без меня, в том числе нередко в паре с другой привлекательной женщиной Нелей Егоровой. Они обе были контрастны и красивы. Одна брюнетка, другая блондинка. Если бы они жили в наше время, то спокойно могли сделать карьеру фотомоделей. А мои детские фотографии – это большей частью труд моего и твоего дяди Саши (бог мой, тоже Саши), который, когда я был маленьким и приезжал к бабушке, был еще старшеклассником и снимал на свою «Смену-2» все подряд, в том числе и меня. А когда появилась ты, он был уже взрослым дядей и ушел в армию.
Маме же, когда ты родилась, было уже 33, а беременности в этом возрасте часто протекают тяжелее, чем в более молодом, и она ужасно растолстела, просто, прости меня господи, раскабанела. И не фотографировалась с тобой не из-за тебя, а из-за себя самой, потому что не хотела видеть себя в таком виде и, тем более, хранить фотки на память. Поэтому и снимали тебя, Катя, отдельно профессиональные и хорошие фотографы, имена которых ты, может, и слышала. Например, Генриетта Перьян. А мама просто не хотела остаться в памяти людей толстой и некрасивой. Фотографии ведь практически бессмертны.
Но это, так сказать, мысли в сторону. А мы все еще живем, не тужим в городе Волгограде. Хотя и в этот период случались забавные истории, о которых ты, Катя, не имеешь представления. Например, в первое лето нашего там пребывания родители меня, как всегда, а тебя в первый раз решили отправить к бабушке, но, как это ни парадоксально, у них, главного редактора областной волгоградской газеты и собственного корреспондента «Комсомольской правды», не оказалось денег на железнодорожные билеты. И было принято нестандартное решение, которое на казенном языке называется злоупотребление служебным положением. Мы поехали к бабушке всей семьей на батюшкиной служебной «Волге». А это неблизкий путь. Но, Катя, было здорово. Почти шестнадцать часов на колесах. Тем более что все получали удовольствие, глядя на твои страдания. Бедную девочку укачивало, и тебя пару раз по дороге к общей радости вырвало. Но, к сожалению, ты выжила.
Жаль, я не помню точно, произошло ли это в то лето или на следующее (наверно, все-таки на следующее), однако каникулы ты, Катя, мне сумела отравить. Дело в том, что родители укатили в Москву, «по делам, или так погулять», оставив нас одних на попечение бабушки. И, надо же случиться такому, ты, Катя, видимо, не догадываясь, как я тебя ненавижу, отказалась подпускать к себе никого, кроме меня, и все попытки разлучить тебя со мной заканчивались диким ревом. И мне, бедолаге, вместо того, чтобы играть, как обычно, в саду или гараже, приходилось тебя кормить, укладывать спать и постоянно находиться в зоне видимости, потому что иначе децибелы твоего плача выдержать не мог никто. У нас даже сохранилась фотография из того периода, где я с кислым видом держу тебя на руках, а ты с ненавистью смотришь в объектив. Но, слава богу, в конце концов приехали родители, я и смог вздохнуть с облегчением.
Однако благополучный и спокойный период жизни в Волгограде длился недолго. Батюшку позвали в Москву. И мама бросила вполне респектабельную начальственную должность и, не имея никаких реальных перспектив, последовала за ним. Это было лето 1968 года, а тебе, Катя, было только три годика, и ты была пухленькая смешливая девчушка. Как здорово ты уже в том возрасте умела скрывать свои страдания. А Москва мне не понравилась, как и не начала нравиться за все те двадцать с лишним лет, которые я в ней прожил.
Ты вряд ли помнишь тот период, но первым нашим пристанищем в Москве, а точнее, в Московской области, была дача газеты «Комсомольская правда» в поселке Заветы Ильича. И для меня это оказалось последним летом из детства, о котором я вспоминаю с грустью. Рядом был лес, а на соседней даче жил дедушка Иван Никифорович, который взял надо мной шефство и научил собирать грибы и ориентироваться в лесу. В итоге я стал заправским грибником, а моя страсть к этому занятию стала чуть ли не маниакальной.
Однажды родители принимали друзей из прошлого и по старой памяти хорошо погуляли. Было, наверно, часа два ночи, когда им в голову пришла блестящая идея подшутить надо мной. Они с большим трудом растолкали меня и сказали, что пора идти за грибами. И я, как сомнамбула, начал одеваться. Как они потом с несколько виноватым видом объяснили, проблема оказалась не в том, чтобы меня разбудить, а как потом уложить обратно. Я категорически отказывался раздеваться и упорно стремился выйти из дома, чтобы не заставлять ждать Ивана Никифоровича. Наверно, ты в этом только найдешь подтверждение дурных наклонностей наших родителей. Но я, пообижавшись в свое удовольствие, выкинул эту историю из головы, видя в ней подтверждение того, что все взрослые – те же маленькие дети, только ростом повыше.
Но, пожалуй, есть одна история из того дачного периода, которая касается лично тебя. Это операция спасения Кати от петуха. Был такой памятный случай.
Однажды я с родителями мирно стоял на веранде, когда вдруг послышался дикий крик. И мы увидели зрелище. Ты, Катя, с выпученными глазами улепетываешь со всех ног, а за тобой гонится здоровенный, ростом с тебя саму, красивый петух с соседнего участка. Я думаю, родители специально попросили соседей, чтобы они натравили на тебе эту разъяренную птицу. И, видимо, поэтому родители почему-то обратились ко мне. Мол, давай, сделай что-нибудь. А что я мог сделать? Честно говоря, перспектива быть поклеванным петухом меня вовсе не прельщала. Но я все-таки был мальчишкой, а в руках у меня был сделанный мною же самим лук. И, почти не колеблясь, я натянул тетиву и выстрелил. И, самое смешное, попал в петуха, и тот, вскудахнув как курица, позорно бежал с поля боя. А ты еще потом долго ревела, а папа с мамой также совершенно по-курячьи кудахтали над тобой, чтобы успокоить. Скажу честно, Катя. Я целился в тебя, а не в несчастную птицу. Она-то что мне плохого сделала? Думал, подстрелю тебя, гадину, а петух доделает начатое.
Но последнее памятное мне лето детства быстро закончилось, и мы перебрались в город в двухкомнатную квартиру на последнем этаже в типовой пятиэтажке, и я пошел в третью в моей жизни школу. И так начался один из самых тяжелых периодов жизни нашей семьи, длившийся более десяти лет, хотя, будь наши родители по характеру большими приспособленцами, все могло пойти и по-другому. Но такое произойти не могло, потому что они обладали тем, что не готовы были променять на материальные блага, и тем, что они, похоже, не сумели привить тебе, понятием о собственном достоинстве и чести. Поэтому батюшка прилежно и честно работал в «Комсомолке», а потом журналах «Журналист» и «Огонек», но ни под кого не прогибался и не подхалтуривал написанием ура-патриотических передовиц о торжестве социализма вообще и в каждом отдельно взятом секторе производства в частности. Не писал он, хотя и мог, и умные демагогические статьи за партийных бонз. Хотя, как и все, был в меру конформистом, иначе и быть не могло в общесоюзных изданиях такого ранга, и, боже сохрани, не был никаким оппозиционером. Да и не было в России со времен Сталина никакой оппозиции. Смехотворной была так называемая оппозиция диссидентов, с которой советская власть всегда играла как хотела и во что хотела. Другое дело, на нашей, Катя, с тобой родине всегда было полно кухонных «оппозиционеров», которые, выпив рюмочку и незаметно писая от страха, но в то же время гордо надувшись от собственной храбрости, уютно сидели за кухонными столиками и критиковали неприкасаемых партийных вождей и саму социалистическую систему. И, особенно, Сталина, вокруг личности которого было сломано немало копий. Тем более что Сталина и сталинизм критиковать было совершенно безопасно. Советской власти было давно и глубоко наплевать на покойного вождя, а двадцатый съезд уже сделал свое дело. А батюшка в этот непростой и непонятный период, когда многие опасались нового витка закручивания гаек, старался соблюсти золотую середину и, главное, сохранить чистую совесть, поэтому, кроме зарплаты и гонораров за статьи на не просоветские темы никаких бонусов не получал. И, наверно, поэтому медленнее, чем остальные, продвигался по службе. А маме было намного сложнее. Она-то ведь до переезда в Москву была редактором газеты в крупном областном центре, а, попав в столицу, оказалась вдруг никем. И никто ее способности и опыт в расчет не брал. И достойного места работы она в итоге, покочевав из издания в издание, так и не нашла.
Но дело даже не в том, что бывшему начальнику трудно было вновь становиться подчиненным, а в том, что уже в то время мама поняла, что журналистика – это не ее, а она должна писать настоящую, большую литературу. Это сейчас легко сказать, что она оказалась права, но каково тогда было им, нашим с тобой родителям с двумя маленькими детьми, а, в особенности, батюшке, решиться рискнуть материальным благополучием и жить вчетвером на одну папину зарплату, пока мама пишет, и ждать безо всяких гарантий, когда она получит признание. Это ожидание продолжалось более десяти лет. Более десяти лет очень бедной, хотя, на мой взгляд, и нескучной жизни. Но, к сожалению, какой бы интересной не казалась та жизнь, бедность в какие-то моменты становилась унизительной, и я, к примеру, не люблю вспоминать один из самых плохих периодов, когда наша с тобой, Катя, красивая, умная и талантливая мама, не имея возможности приобрести себе новые вещи, не очень умело перекраивала старье, а однажды вместо того, чтобы выбросить какое-то свое совсем уж ветхое осеннее пальто, перекрасила его в отвратительный зеленый цвет и даже начала носить. А я стеснялся с ней такой показаться на людях. Не люблю я вспоминать и про то, как батюшке его отец с Урала переслал донашивать свои старые брюки, из которых он «вырос». Слава богу, батюшке хватило ума их не надевать.
Именно в тот период я понял, что у меня никогда, как у других пацанов, не будет фирменных джинсов, кроссовок и прочих предметов зависти подростков, но не унывал. Моя адаптация в новой школе, хоть и не обошлась без эксцессов и разборок местного значения, прошла вполне успешно, и своими новыми друзьями я был более чем доволен. Странное дело, Катя, заканчивая предыдущую фразу и оглядываясь назад, я, будучи уже совершенно взрослым человеком, неожиданно понял, что мне в жизни ужасно повезло. Я практически не встречал плохих людей. Встречал глупых, встречал несдержанных, встречал мелких пакостников, встречал злых, встречал предателей, а по-настоящему плохих могу пересчитать по пальцам.
Но тогда о том, как мне повезло, я еще не знал и был просто школьником. Не хулиганом, но и не «ботаником». В общем, просто озорником. Как и мои друзья. И такого добра, как мы, в школе было немало. Директриса Анна Фоминична, чтобы использовать бьющую из нас энергию в мирных целях, придумала хитрую штуку, которая, по логике, не должна была сработать, но удивительным образом сработала. Она организовала в школе духовой оркестр, руководить которым взялся замечательный азербайджанец-флейтист из московской филармонии. У него был странный, но, по-видимому, эффективный подход к подбору музыкантов. Ни слуха, ни знания музыкальной грамоты не требовалось. Главное, было желание играть. А какому пацану не захотелось бы подудеть в красивую медную трубу или еще круче – извлечь звук из валторны? И мальчишки табуном пошли записываться. Но выяснилась странная штука. Выдуть музыкальный звук из духовых инструментов оказалось не так просто, и большая часть желающих потихоньку отсеялась, а осталась только небольшая группа, в которую по удивительному стечению обстоятельств вошли самые хулиганистые. А солистом-корнетистом стал вообще один из самых, что говорится, отпетых Юра Дизенгольф, которого из школы потом все-таки выгнали. Пришел из любопытства в оркестр и я. И был безо всяких вопросов радушно встречен и посажен для начала, а так начинали все, за большой барабан. Знаешь, Катя, такой здоровенный, почти вполовину роста взрослого, ставящийся на бок барабанище с колотушкой, делающей бум-бум. А потом меня повысили и, когда я научился играть гамму, пересадили на настоящий духовой инструмент, альт. И теперь вместо бум-бум я играл ту-туту-ту, подыгрывая главной музыкальной теме. Но, как я уже упоминал, никто не поинтересовался, знаю ли я ноты, а я, хотя и понимал, на каком месте нотного стана расположена каждая нота, понятия не имел, что существуют еще и паузы, поэтому к моменту завершения мелодии оркестра успевал раза четыре от начала до конца сыграть свою партию, обижаясь, что вызываю недовольство дирижера и других музыкантов. Но, в конце концов, мне объяснили и про эти чертовы паузы, и я, наконец, влился в оркестр как полноправный член и играл в нем до его распада, произошедшего, как принято говорить сейчас, из-за недостаточного финансирования. Но память об этом периоде осталась, а особенно об одном концерте.
Над нашей школой шефствовал завод «Калибр», оплативший, кстати, далеко не дешевые инструменты для оркестра, который, в свою очередь, не мог не стать обязательной нагрузочной частью всяких торжественных заводских мероприятий. Однажды мы выступали перед первым мая. И, как и следовало ожидать, получили порцию громких аплодисментов, вызванных отчасти умилением талантливыми советскими детьми, а отчасти радостью, что мы так быстро закончили. Мы, теперь уже никому не нужные музыканты, вместе с нашими инструментами потащились пешком обратно в школу, благо идти до нее по проспекту Мира, а это, как ты помнишь, центр Москвы, было минут пятнадцать. Но разве мы, лишенные присмотра взрослых, могли упустить такой случай и не сыграть на публику, но уже, так сказать, в неофициальной обстановке. (Поверь, Катя, я не пересказываю известную сцену из фильма «Веселые ребята».) А у нашего оркестра был свой «хит». Лучше всего мы играли революционный марш «Варшавянка». Помнишь? «Вихри враждебные веют над нами…». Но мало кто слышал, как этот совсем неплохой марш звучит, если его исполнять на манер похоронного. Это, надо сказать, нечто… И вот мы в эпоху развитого социализма, в центре Москвы, перед праздником первого мая грянули. И хорошо грянули. Как ты думаешь, Катя, что многочисленные прохожие сделали с кучкой одетых в общую для всех серую, как в приюте, школьную форму шкетов, которые, играя и фальшиво изображая скорбь, медленно шли по проспекту Мира? А ничего. Советские граждане союза нерушимого республик свободных, включая милиционеров, чуть ли не легли от смеха. А сыгранная похоронная «Варшавянка», в конце концов, надрывно закончилась плаксивым пассажем корнета, на котором хорошо играл солист Юра Дизенгольф, и последним опоздавшим ударом колотушки. Мы, можно сказать, оттянулись. День пропал не зря.
А вот ты, Катя, в этот период, что говорится, попалась. Я даже иногда думаю, что мама осталась сидеть дома не из-за литературы, та была только предлогом, а из-за тебя. Как иначе она могла выкроить время, чтобы поиздеваться над тобой? Теперь можно было не нанимать никаких нянек, чтобы жгли тебя кипятком. Для тебя, Катя, это был полный облом. Это же ужас. Ты вроде, ничего не подозревая, приходишь из садика, а позднее из школы домой, надеясь отдохнуть и поиграть в куколки, а тут на тебе – мама, а иногда и я. Приятно вспомнить, как мы с мамой предвкушали, когда же ты, наконец, придешь, чтобы начать тебя мучить. Я еще восхищался извращенным коварством наших родителей, которые не могли позволить, чтобы правда всплыла, и какие-нибудь органы опеки отняли у них такую забавную игрушку, как ты, и поэтому старались тебя и подкормить, и приодеть иногда даже в ущерб довольно скудному семейному бюджету. И это только для того, чтобы никому и в голову не могло прийти, какому психологическому и физическому насилию ты подвергаешься в семье. И поэтому в те годы ты, сестричка, была эдакой пышечкой с круглыми щечками, симпатичной, аккуратно, не хуже других, одетой девчушкой. Ну, кто бы мог подумать, какие страдания на самом деле выпали на твою долю.
Я, Катя, как тебе уже известно, не дочитал твое эпохальное произведение, но тот немалый его кусок, с которым я все-таки познакомился, в некоторой степени поставил меня в тупик. А именно в части, которая касается меня. Ты ведь уже поняла, я не отрицаю: помимо того, что я алкоголик, то еще садист и извращенец. Но есть маленькая нестыковка. Одновременно с прозрачными намеками на физические и психологические муки, которые ты перенесла от мамы, меня и коллаборациониста – родного папы, в твоем труде прозвучало и возмущение, что я тебя как сестру игнорировал. В этом есть некоторое противоречие. Должно быть или то, или другое. Если я тебя мучил, то, значит, не мог в то же самое время игнорировать. Мучители свои жертвы не игнорируют. С другой стороны, если я над тобой издевался, то ты по логике вещей должна была только радоваться, что есть в жизни моменты, когда я тебя игнорирую. Но бог с этим, Катя. Давай представим, что тебе повезло, и ты родилась в другой, хорошей семье, а не среди таких уродов, как мы, и у тебя есть брат, который старше на восемь с половиной лет. Интересно, какие, по твоему мнению, у вас с ним могли быть в детстве общие интересы? Придумай что-нибудь, ты ведь умная. Что может делать мальчик-пятиклассник с девочкой трех лет? Какие интересы могут объединять девятиклассника с первоклашкой? Он что, должен с тобой в куклы играть или сюсюкать над тобой? Кстати, у тебя, наверно, немного отшибло память, но я, понятное дело, задыхаясь от ненависти к тебе, делал все упомянутое выше не один раз. А еще, когда родители оставляли нас надолго одних, я строил для тебя из стульев и прочих подручных средств крепость, в которой мы играли часами. Но сейчас, поскольку ты уже раскрыла миру тайну нашей семьи, я могу сознаться: это было хорошо продуманным ходом, основанным на принципе контрастного душа. Я специально создавал у тебя иллюзию, что жизнь, может, и не так уж ужасна, а на следующий день злорадно выдавал тебе снова по полной программе порцию издевательств.
А со стороны наша семья выглядела вполне благополучно. И те редкие приличные люди, которые попадались среди, как ты утверждаешь, толпы тупых провинциалов и алкоголиков, посещавших нас, ничего не подозревали об ужасах, творящихся за стенами этого дома. Куда там Стивену Кингу. Они ошибочно думали, что имеют дело с обычной для России семьей бедных интеллигентов, где мать безуспешно бьется как рыба об лед, пытаясь доказать, что ее литературные труды достойны быть изданными, а отец корячится на работе, пытаясь обеспечить своим близким какое-то сносное существование. А еще есть двое детей. Мальчик постарше, любящий сидеть за столом со взрослыми и влезать в их разговоры. И девочка помладше. Обыкновенная домашняя девочка, живущая под крылышком у мамы и не сталкивающаяся ни с какими реальными проблемами.
Как же эти люди ошибались. Они не могли даже и представить, как коварны наши родители. Они не только обрекли дочь на физические муки, ответственным за которые был я, но и поставили себе цель сломать тебя, Катя, психологически. И поэтому они коварно внушали тебе мысль, что ты самая умная, самая талантливая и самая симпатичная девочка на свете. И, как и следовало ожидать, у тебя, Катя-домашняя девочка, возникла проблема в отношениях, когда ты начала общаться со сверстниками в садике и школе, где и другие дети для своих родителей были самыми умными, талантливыми и красивыми. Выяснилось, что твое право первенства никто не признает, и есть другие мальчики и девочки, которые многие вещи умеют делать намного лучше, чем ты. Снова облом. Дома – пытка, а вне его стадо глупцов, не понимающих, с какой глыбой, с каким человечищем они имеют дело. И в какой-то момент уже в старших классах мама даже отправила тебя к психологу. Но вовсе не для того, чтобы тебе помочь. Ты, Катя, так и не догадалась о настоящей цели визита. Мама просто хотела подстраховаться. Ей нужно было это обращение к врачу, чтобы, если правда о нашей семье всплывет, можно было сказать, что девочка больна на голову и все придумывает, и у нас даже есть об этом справка. Но случилось непредвиденное. Психиатр, открыл тебе глаза на загадку твоей психики. Ты была не больной. Ты оказалась
А моя жизнь в Москве была совершенно обыкновенной мальчишеской. Учеба давалась мне легко, я не перенапрягался, хотя предметы, вроде географии и некоторых других искренне не любил и их не учил, стараясь проскочить «на ша̀ру» и не скатиться на тройки, за которые мне грозила выволочка от матери. Впрочем, от плохих отметок я на всякий случай подстраховывался по-своему, вырывая позорящие меня страницы из дневника или пользуясь его дубликатом, который я подавал учителю, когда мне грозила плохая оценка. В общем выкручивался. Правда, в целом я оставался хорошим учеником, не отличником, а твердым хорошистом.
И чем старше я становился, тем больше отдалялся, Катя, от тебя, потому что у меня появились другие интересы. Я влюбился без памяти. Но, поскольку из-за неких особенностей характера в моей жизни многие вещи происходили не как у нормальных людей, я умудрился влюбиться с одинаковой силой сразу в двух девочек, которые к тому же были лучшими подругами. Представляю, что они обо мне говорили, когда я, сгорая от страсти, по очереди носил букеты цветов то одной, то другой. Так что моя первая, совершенно невинная мальчишеская любовь (или любови) осталась безответной, а сердце разбитым. Но не навсегда. И в общем, как уже говорил, я, Катя, благополучно отучился в трех хороших школах с хорошими ребятами и учителями. Мелкие междуусобные войны и конфликты с частью преподавателей или учеников не в счет.
Но мне странным образом аукнулось то, что я был в семье, как и мама, Режабеком. Ей-то, взрослой, в общем было все равно, а я с этой странной нерусской фамилией нахлебался. Хотя она совершенно безобидна по смыслу. Она чешская и происходит от слова jerabek, которое читается как «ержабек» и в переводе означает «рябчик». Мы, Катя, с мамой – рябчики. Но тогда я этого не знал. И это не спасало меня от насмешек, которые начались еще в детском садике. Я не помню, чтобы кто-нибудь из детей читал известный стишок «Робин-бобин Барабек скушал сорок человек» правильно. Все говорили только Робин-бобин Режабек. Знали, по-видимому, что из меня вырастет монстр. Это целая отдельная история, как коверкали нашу с мамой фамилию. Самые забавные варианты я помню до сих пор, и из них Жеребек и Режопек. Поэтому в какой-то момент родители решили эту вакханалию с фамилией прекратить, и после того, как я Режабеком закончил первый класс, уже во второй, в городе Волгограде, я был записан как Щербаков и так и проучился с молчаливого согласия директоров волгоградской, а затем московской школ Щербаковым до шестнадцати лет, когда неожиданно возникла проблема.2 Нам на основании свидетельств о рождении, где я был записан как Режабек, начали выдавать паспорта. И в школе из небытия вдруг возникло никому не известное лицо. Причем о том, что школа в новом учебном году составляет списки учеников по паспортным данным никто, в том числе и я, не знал, и поэтому случился конфуз.
Я так и не понял, почему учеба в этот год началась с урока физкультуры, да это и не важно. Главное, что физрук устроил нам, много лет знакомым ему недорослям, уже успевшим переодеться в спортивную форму, перекличку по журналу. Считая себя Щербаковым, я спокойно считал ворон и косился на голые ноги девчонок, ожидая пока по алфавиту дойдет очередь до моей фамилии, но не дождался. Хотя это меня совсем не смутило. Мало ли что. Подумаешь, забыли внести в список. Зато вызвали какого-то Розабона. Розабон – раз. Розабон – два. Розабон – три. А я еще подумал, какая безобразная фамилия. Но никто не отозвался. У нас новенький, который почему-то не пришел, решили ребята. И кто он вообще? Мальчик или девочка? И что за странная фамилия. Наверно, опять еврей. И вдруг до меня дошло. Бог ты мой, Розабон-то, а точнее Режабек, это ведь я. И мне пришлось, смущаясь и краснея, встать, и я начал мямлить, что на самом деле не Щербаков, а Режабек, а Розабон – это ошибка в написании. По мере моего выступления взгляд физрука становился все более подозрительным, а мои не отличающиеся особой тактичностью друзья ржали все сильнее. Но в итоге меня снова записали Щербаковым, таким, каким знали уже пять лет, и так я Щербаковым школу и закончил. Правда, не скрою, Катя, пару раз мне пришлось строго поговорить с некоторыми умниками, которые пытались окликать меня Розабоном.
А по окончании школы жизнь закрутилась в бешеном темпе. Нужно было решать, что делать дальше. Перспектива загреметь в армию в те годы меня, наивного пацана, совершенно не пугала, но я не пошел служить не потому, что хотел закосить, а потому, что самолюбие не позволяло дать маху и не поступить в институт. Однако с выбором профессии была загвоздка. Это только моя бесхитростная родня думает, что я всегда мечтал стать врачом. Все было несколько сложнее. У меня в голове тогда сидела мысль и еще о двух видах деятельности. И об одной мечте родители даже и не подозревали, а я тем временем потихоньку собирал нужную информацию. Представляешь, Катя, я, садист и извращенец, в свои юные годы во времена тотального атеизма хотел поступить в духовную семинарию. Как я сейчас понимаю, меня, наверно, тогда, как выражался один мой знакомый, стукнули из-за угла пыльным мешком по голове. Остановил этот богоугодный порыв другой умный знакомый, который вроде бы меня и поддержал, но, с другой стороны, не без ехидства спросил, а как я отношусь к сотрудничеству с КГБ. А я, дурак дураком, только разинул рот. И тогда приятель объяснил, что практически все духовные лица высшего и среднего ранга православной церкви так или иначе связаны с этой интересной организацией, а на это я никак не подряжался. Я, конечно, вначале возмутился таким поклепом, а затем задумался. А ведь действительно, как в тоталитарном атеистическом государстве могла существовать неподконтрольная, чуждая христианская идеология? Ответ прост. Церковь была
А еще я хотел стать так же, как батюшка, журналистом. Но реакция моих родителей на мое заявление об этом намерении оказалась более чем странной. Мама испуганно на меня посмотрела и пробормотала «окстись», а батюшка неожиданно раскипятился и заявил, что у него нет никаких связей, чтобы помочь мне поступить в медицинский институт, но их более чем достаточно, чтобы меня
А затем началась каторга. Два месяца я не отрывался от книг и готовился к экзаменам в мединститут. Родители, чтобы не мешать заниматься, оставили меня одного в нашей квартире, выразив тем самым мне, семнадцатилетнему балбесу, полное доверие, которое я не мог не оценить, а сами с тобой, Катя, уехали на казенную дачу от папиной работы. И поступлю я в медицинский институт или нет теперь зависело только от меня самого. И я не взвидел белый свет. Я поделил сутки на часы, из которых 12 было посвящено учебе. То есть четыре захода по три часа с тремя часовыми перерывами по будильнику. Остальное – сон. В девять часов утра садился за ненавистные учебники и другие книжки, по которым занимался, и, преодолевая скуку и отвращение, грыз и грыз гранит науки. И я поступил, перебрав на три с половиной балла больше проходного, став студентом 2-го Московского медицинского института им. Н.И. Пирогова. Он, кажется, сейчас называется академией.
А став студентом, я начал все больше и больше отдаляться от семьи. То-то ты, наверно, радовалась, что меня целыми днями не было дома, и некому было, кроме, само собой разумеется, мамы, над тобой издеваться. И я за тебя не волновался. Что мне было волноваться? Ты придешь из своего второго или третьего, уже не помню, класса, а там мама. А она тебя покормит, напоит, выслушает твой подробный девчачий отчет о том, что за день произошло в школе, и начнет над тобой измываться. Я был, Катя, уверен, что ты в надежных руках.
Но я, дурак, как и мои друзья-однокурсники, наивно думал, что каторга – это период подготовки к институту, а он оказался просто легкой разминкой. Впрочем, Катя, я говорю это только от имени тех ребят, которые поступали за счет своих знаний и рассчитывали только на себя. И я до сих пор не без стыда вспоминаю ту еще не прошедшую после поступления эйфорию от мысли, что я – студент-медик, с которой пришел на первое занятие по анатомии и, гордый собой, расслаблено, без особого интереса слушал объяснения о строении позвоночника и позвонков. Все это поначалу казалось таким же глупым, простым и не требующим усилий для понимания, как какой-нибудь урок ботаники в школе. И, само собой разумеется, учебник анатомии перед следующим занятием я открыть не удосужился. Что я, с печки свалился, чтобы заниматься такими пустяками? Но выяснилось, что про позвонки нужно было не только прочитать, но и выучить наизусть расположение на них каких-то бугорков и их название на латыни. И, как назло, отвечать вызвали меня. Полагаю потому, что меня вновь подвела фамилия, которая завершалась характерным для среднеазиатских республик окончанием «бек», кстати, подчеркивающим в Азии уважаемый статус ее обладателя. Преподаватель, я думаю, не без некоторого сарказма предположил, что я, вероятно, какая-нибудь «чурка» из Узбекистана, которая и по-русски-то ни бум-бум, а должна еще отвечать и по-латыни. А главное, моя фамилия была не слишком сложна в произношении. У нас в группе учился отличный парень, грек из Грузии, с фамилией Скитотомиди. Вот ему, в отличие от меня, везло больше. Его фамилию выговорить никто не мог, поэтому во время всей учебы в институте его вызывали реже. В отношении же меня преподаватель оказался частично прав. Он действительно нарвался на «чурку», но московскую. И я, получив неуд, попал на «отработку», то есть дополнительное занятие. Мы и так находились в институте с восьми утра до шести, а иногда и до семи вечера, а «отработка» означала, что ты должен прийти еще раз вечером, чтобы отзаниматься полное занятие и отчитаться за невыученный до того материал.
Но, помимо того, что с нас на анатомии драли три шкуры, с этим предметом были связаны и забавные истории. Все мы, по крайней мере, те, кто только что закончил школу, начиная изучать анатомию, испытывали некоторые опасения по поводу того, как будем себя чувствовать, имея дело с трупами. Однако первоначальные страхи оказались беспочвенными. Пролежавшие долгое время в формалине препараты частей тела и органов лишь отдаленно напоминали что-то человеческое. И это нас, студентов, не устраивало. Мы хотели видеть то, что действительно могло пощекотать нервы.
Надо сказать, что кафедра анатомии находилась на четвертом этаже учебного здания, а первые этажи и подвал занимали судебно-медицинский морг и кафедра судебной медицины. С кафедры судебной медицины нас шугали, чтобы не мешались, а вот морг был совершенно доступен. Заходи – не хочу. И мы выкраивали время, чтобы группками по два-три человека спуститься вниз поглазеть, а заодно и укрепить силу воли. Ты, Катя, наверно, видела в зарубежных, а сейчас уже и российских фильмах, что морг – это чистенькое помещение, в котором в оцинкованных холодильных ячейках по одному хранятся тела умерших или убитых. И только в момент надобности их аккуратненько вынимают, чтобы потом закрыть вновь. Все это фигня. Наш простой советский морг выглядел иначе. Это был мрачноватый, плохо освещенный подвал с холодильными камерами, как на мясокомбинате, в которых вповалку валялись на полу мужские и женские трупы с бирками на ногах, а в коридоре у стеночки на каталках лежал прикрытый простынками «свежачок», ожидающий судебно-медицинского вскрытия или привезенный сразу после него. Другими словами, сестренка, свеженькие или уже разрезанные от шеи до лобка и потом зашитые трупики. Именно этот «свежачок» и представлял для нас, студентов-«первоклашек», наибольший интерес.
И как-то я потащился туда один. Морг, как всегда, был безлюден, а свет неярок. Как обычно, у стены рядком стояли каталки с трупами. Я решил начать осмотр с самой дальней. Но, бог ты мой, когда я проходил мимо второй каталки, из-под простыни высунулась здоровенная мужская рука и, перегородив мне дорогу, вцепилась в карман моего халата. Так, по крайней мере, это выглядело. Мне, мягко говоря, «поплохело». Я, сглотнув от страха, откинул простыню и увидел уже вскрытый труп крупного, покрытого татуировками мужчины, который безразлично лежал с откинутой в сторону, повисшей на моем кармане рукой. Прошло, наверно, минуты две, а я продолжал его разглядывать и только потом рискнул отцепить крепко зацепившиеся за мой халат пальцы и уложить руку обратно на каталку. А она, как назло, соскальзывала и падала, но почему-то в этот раз не в сторону, загораживая проход, а вниз. Вот такая, Катя, странная история, которая наверняка объяснима какими-нибудь заурядными причинами, но любопытная. Почему рука высунулась именно в тот момент, когда мимо проходил я? Я ведь каталки и тела не касался…
Вообще на кафедре анатомии мне и моим сокурсникам мужского пола пришлось испытать много странных ощущений. К примеру, на самой кафедре в формалиновых ваннах хранились не цельные трупы, а только их части, и, если по роду занятий было необходимо человеческое тело целиком, мы спускались за ним в морг. Естественно, был грузовой лифт, который поднимал тела в «судебку» или к нам, но он был старенький и часто ломался. И тогда нам, пацанам, приходилось тащить покойников на носилках на четвертый этаж по лестнице, совершая целое путешествие, во время которого особое удовольствие получал тот, кто шел сзади. Мало того, что на него приходилась большая часть веса, но труп еще и начинал соскальзывать вниз, и, чтобы уравновесить нагрузку и уменьшить сползание, заднему приходилось поднимать носилки до уровня плеч, но покойник, зараза, сползал все равно. Ты, Катя, не представляешь, как нам, пацанам, «нравилось», когда пятка трупа внезапно упиралась кому-нибудь в нос или щеку.
Все это на самом деле пустяки, но они, тем не менее, в какой-то степени влияли на наши взаимоотношения с обычным миром, в котором ни трупов, ни их частей не было. Один мой тогдашний приятель увлекся анатомией и начал ходить в студенческий кружок. А там занимались в основном препарированием. И вот как-то вечером я ехал с ним на троллейбусе домой. Нам повезло, мы даже сидели, благо стариков, старушек и беременных женщин рядом не было. Мы беседовали, или, точнее, мой друг мне что-то объяснял, оседлав своего конька, анатомию, а я клевал носом. И все было бы хорошо, если бы приятель, рассерженный моим безразличием к теме, не решил перейти к более веским аргументам. Он достал из портфеля целлофановый пакет, а из него частично препарированную человеческую руку от кисти до локтя и стал размахивать ею перед моим носом, тыкая пальцем в какие-то артерии. Увлекся, так сказать. Представляешь, Катя, в какой «восторг» пришли окружавшие нас ни в чем не повинные пассажиры?
Но тяжелыми оказались только первые два года, когда изучались базисные дисциплины и проходил основной и практически окончательный отсев неуспевающих. А дальше интенсивность занятий начала уменьшаться, и меньше надо было механически зубрить, а больше понимать. И постепенно студенческая жизнь становилась все больше похожей на «халяву». Правда, дома я раньше появляться не стал, но к учебе это уже не имело отношения. Возраст, знаешь ли, был такой. А ты, Катя, в те годы тоже была уже ничего себе бабцом, вступившим, выражаясь языком педиатров, сначала в препубертантный, а затем пубертантный возраст. Ох, зря я тебе тогда не уделял достаточного внимания. Отбилась ты от моих рук. Хотя, странное дело, мне тогда совершенно ошибочно, как я полагаю, показалось, что ты начала меня немного ревновать к моим реальным или выдуманным тобою подружкам. Видимо, у тебя от чувства полной безысходности развилось нечто вроде стокгольмского синдрома. Надеюсь, ты слышала о таком. Я прав, Катя? Но, как я не сожалел, что не могу уделить тебе достаточного внимания и поиздеваться, я верил, что мама не подведет и спуску тебе не даст. А батюшка придет и добавит.
Так мрачно и уныло прошли еще несколько лет твоего мученического девичества. А у меня весело и незаметно пробежали годы институтской учебы. И я влюбился.
Я делал это много раз, но, по непонятной мне причине, успехом у девочек не пользовался. Видимо, они интуитивно чувствовали, что имеют дело с садистом и будущим алкоголиком. А вот новая девочка дала маху и потеряла бдительность, и в итоге вскоре после получения диплома врача я на ней женился. И как ты, Катя, понимаешь, тогда уж мне стало совсем не до тебя. У меня теперь была своя собственная игрушка, которую я мог мучить. Я даже переехал к ней жить. А потом у нас родился сын, которого я назвал Сашей в честь своего отчима. Он в итоге стал Александром Александровичем, тем, кем я мог бы и хотел стать, но не стал, поскольку много лет до этого возникли какие-то неизвестные мне до сих пор проблемы с моим усыновлением, и мальчику Саше Режабеку стать Сашей Щербаковым на законных основаниях не пришлось. Если бы, Катя, я был тобой, то наверняка сделал бы из этого вывод, что батюшка просто побрезговал записывать себе в родню нелюбимого пасынка, который, кстати, мог бы в дальнейшем предъявлять и какие-нибудь права наследования.
Говорят, дети вольно или невольно повторяют историю своих родителей. И это правда. В моем случае судьба позабавилась надо мной оригинальным манером. Я не испытывал иллюзий в отношении того, насколько удобно в СССР носить фамилию Режабек, и посоветовал своей невесте сохранить свою девичью Шарай, тоже не сахар, но намного более простую. И когда у нас родился ребенок, записал его по матери Шараем. А потом сообразил, что в нашей молодой семье Режабеков Режабек-то только я, а жена и сын нет. Точь-в-точь как когда-то, когда в аналогичной по составу семье Щербаковых, пока ты, Катя, не родилась, был только один Щербаков.
А ты после моего ухода из семьи могла вздохнуть спокойно. По крайней мере, один мучитель перестал тебя донимать. Но дальше произошло нечто странное. И года не прошло с моей свадьбы, как ты привела в дом мальчика, с которым стала жить в гражданском браке. Я просто разинул рот от удивления тобой, тихоней и маменькиной дочкой, а еще больше – своими родителями. Мне и в голову не могло прийти, что они настолько либеральны и будут сквозь пальцы смотреть на едва достигшую шестнадцатилетия дочь, приведшую к ним хотя и чуть более старшего, но все еще несовершеннолетнего пацана. Я в свои шестнадцать не рискнул бы привести в дом девочку на «пмж». Но я рот как открыл, так и закрыл.
Однако одна вещь вызывает у меня недоумение. Если тебя, Катя, так сильно мучили в родном доме твои мама и папа, то почему ты привела мальчика к ним, а не сбежала к нему? На привязи тебя ведь точно никто не держал. А пацан, кстати, оказался классный и тоже Саша (просто наказанье с Сашами). Умный, веселый. Мне, к примеру, всегда с ним было по кайфу. Но опять беда. Как я догадался задним числом, он уже тогда тебя начал разочаровывать. Ты, вся такая наивная и бесхитростная, полагала, что Шурик Климов, в дальнейшем ставший твоим мужем и отцом твоего единственного ребенка, дочери Алисы, защитит тебя от тирании матери и потакающего этой тирании отца. Но мир, как всегда, оказался к тебе несправедлив, и твой, казалось бы, самый близкий и любимый человек оказался обманщиком, который, вступив в коалицию с тещей и тестем (какое коварство!), тоже начал тебя мучить. И делал это более двадцати лет (так ведь, по-моему?), вначале живя с тобой и родителями, а потом в отдельной двухкомнатной и затем трехкомнатной квартире, которые купила вам твоя мать-тиран. Но, слава богу, в конце концов, и от этого Климова тебе удалось избавиться, и после почти тридцати с лишним лет ужасных страданий, ты, наконец, нашла свое счастье в лице твоего нынешнего мужа, дай бог ему здоровья и, главное, удачи. А то вдруг окажется, что и он недостаточно хорош, чтобы оценить величие твоей души?
Я дописал последнее предложение, Катя, и задумался. Меня вдруг начали мучить угрызения совести. А что такое и зачем я пишу? Ведь исповедь твою я не дочитал. И, может, дальше текст совсем иной, и моя ирония в отношении тебя неуместна? И, клянусь, сестричка, я полез в интернет. И прочитал «Мама, не читай» от корки до корки, не пропуская ни слова. И успокоился. Слава богу, пронесло. Ты меня не разочаровала. Моя совесть может спать спокойно. Все оказалось даже глупее и хуже, чем я предполагал. И снова повторюсь, не потому, что ты не умеешь писать, а потому, что сама себе, даже не замечая, противоречишь, или пишешь о том, о чем не могла и не можешь в силу определенных обстоятельств иметь понятия. Твое произведение во многом построено на ссылках на конкретные разговоры с матерью, в которых она то делится с тобой воспоминаниями из прошлого, то внезапно, совершенно потеряв лицо, прикидывается больной и плаксивой, стараясь вызвать к себе жалость, то вдруг зверем набрасывается на тебя, несчастную. Мне это кажется странным, потому что никогда и ни при каких обстоятельствах наша гордая, по твоему выражению, «держащая фасон» мама не выбрала бы на роль исповедника сопливую девчонку вроде тебя, не позволила бы при тебе распускать нюни, а уж несчастных и болезненных, к каким ты причислила и себя, вообще никогда не обижала. Юродивых жалела, был такой грех, а вот юродствующих, как некоторые, презирала. Это точно. Понимай, как знаешь. Более того, из твоего произведения логичнее было предположить, что на роль исповедника и хранителя грязных тайн семьи выбрали бы скорее меня, успешного, умного, красивого и т. п. сына (правда, алкоголика). У меня возникло даже ощущение, что у нас с тобой разные родители, одни мои, а другие – твои, те, которые все отрицательные черты характера берегли только и только для тебя. Ведь даже никто из окружающих нас людей не подозревал, насколько лицемерны, зловредны, тираничны и трусливы наши папа с мамой. А в исповеди, сестричка, тебе скорее всего надо было ссылаться не на то, что ты услышала от матери, а на то, о чем проговорился, скажем, по пьяни старший брат. Это бы по тексту было правдоподобнее. Заодно могла бы и добавить, что поэтому-то я впоследствии, не выдержав гнусности известного мне компромата на родителей, и запил. Но я в общем даже не утверждаю, что то, что ты написала, брехня. Это вероятнее всего компиляция сведений, вырванных из контекста разных взрослых разговоров, краем уха услышанных девочкой-подростком, а также сказок, сериалов и книжек, Золушка ты наша.
И еще одно маленькое отступление. Я, Катя, с улыбкой и вниманием прочитал все, что касается лично меня. Благодарю, что не забыла брата. И мне практически нечего добавить. Я вполне удовлетворен, и написанное искренне меня позабавило. Позволю себе лишь реплики по двум пунктам, поскольку не понял, какое это имеет отношение к генеральной линии исповеди и прямо не касается наших с тобой взаимоотношений. Хотя, должен заметить, что любая допущенная неточность всегда ставит под сомнение правдивость всего текста.
Первое. Ценю твое мнение, как и мнение твоего супруга по поводу моего рассказа. Хотя больше был заинтригован не тем, что вы прочитали мой рассказ, а тем, что он вообще попал к вам. Но все-таки одно не понял. Зачем ты, назвав меня графоманом, после этого, как бы сожалея, написала, что хорошо, что я не обратился к тебе, чтобы узнать твое мнение. Но ты ведь уже написала,
И, второе. На кой ляд ты, Катя, стала писать о моей жизни в Израиле? О ней-то ты вообще понятия не имеешь. Ты ведь даже не знаешь, где я живу. А врачом в Израиле я проработал 15 лет, а не три, как получается из твоего текста, и работы не «лишился». Это я «лишил» работу своей персоны, хотя в больнице и не хотели, чтобы я уходил. Но медицина, которой отдал 25 лет жизни, мне тогда уже совсем встала поперек горла, и я с ней распрощался. Но по своей воле – и не пожалел.
А теперь хочу снова вернуться к хронологии этой истории, хотя уже успел сильно забежать вперед.
Первые лет шесть-семь нашей жизни в Москве в отличие от прежних были довольно безрадостными. Мама с головой ушла в литературу, хотя написанные ею романы, рассказы и пьесы не печатались и не приносили в дом ни копейки, а батюшка делал, что мог, чтобы мы хоть как-то существовали. Начав в «Комсомолке», он перешел с повышением в более солидное, хотя и незнакомое широкой публике издание – журнал «Журналист», а затем в престижный и известный в середине-конце 80-х годов своей злободневностью журнал «Огонек» Виталия Коротича. Но, Катя, я был поражен характеристиками, которыми ты его, нашего и твоего, в первую очередь, отца-кормильца, наградила. То есть своего родного папу, моего отчима, которого, по логике твоего произведения, я должен недолюбливать. Выдвиженец, приспособленец, трус и слабак под пятой деспотичной жены. Мне, Катя, такой Щербаков неизвестен. Мне трудно назвать его красавцем, но он вряд ли на это обидится. Невысокий, худенький, сутуловатый, сильно близорукий. Но именно он отбил красавицу-жену у высокого, плечистого, крепкого и без сомнения куда более привлекательного мужчины, которого ты, Катя, никогда и не видела, моего биологического отца. Я и сам удивлялся, как это могло произойти, но произошло. И я от такого оборота истории только выиграл. Но, извини, Катя, за банальность, мужские достоинства (не в пошлом понимании этих слов) определяются не внешними данными. А в батюшке всегда была некая неожиданная несгибаемость, удивительная для такого доброжелательного и неконфликтного человека. Он мне всегда напоминал Ливанова в роли Саши Зеленина из фильма по повести Аксенова «Коллеги». Вроде бы ботаник, ан нет. А то, что ты пишешь, Катя, про льготы от работы как о результате приспособленчества, то это вообще чушь. Их давали не за заслуги и не за услуги. Они были независимы и от личности человека, и от его партийности. Совокупность льгот, а они были ох какие разные в то, советское время, определяла должность. Хочешь-не хочешь, а получай. Смешно, Катя, и твое пренебрежительно-неуважительное отношение к тому, что батюшка был какое-то время секретарем партийной организации в редакции, «парткомычем», как тогда говорили. Это опять свидетельствует о полном невежестве и непонимании функции «парткомычей» в те времена в коллективе. И, в первую очередь, того, что «парткомычи» не назначались, а избирались. Я, Катя, не собираюсь оспаривать хорошо известный факт, что при наличии у человека соответствующего склада характера работа в этой должности могла весьма способствовать карьерному росту, но нужно помнить и том, что партийные организации вовсе не были сделаны под копирку и сильно отличались и по образовательному уровню, и по количеству членов. В крупных коллективах, при избытке безликой серой массы, характерном для больших производств, быть секретарем парторганизации было более чем престижно. Другое дело, организация при не очень небольшом штате редакции, где все друг друга хорошо знают, образованны и умны. Где никто «парткомычем» быть не хочет, потому что это – одна головная боль. Никаких денег или дополнительных льгот эта должность не приносила, а только заставляла заниматься дурацкими вопросами типа, заплачены ли партийные взносы или нет, и готова ли редакция к встрече очередного советского праздника. Надеюсь, что им, журналистам, хотя бы не нужно было, как комсомольцам, за которыми тоже нужно было якобы присматривать «парткомычу», выпускать стенгазету. Поэтому в маленьком коллективе только идиоты могли избрать на эту должность карьериста или склочника. И поэтому батюшку его коллеги скорее всего во время очередных выборов просто, что говорится, сдали с потрохами, будучи уверенными, что он глупостями их донимать не станет и подсиживать не будет.
Я, кстати, Катя, был удивлен, что ты почему-то не захотела упомянуть, что твой папа по праву может считаться одним из отцов-основателей радиостанции «Эхо Москвы». Факт, который нынешнее ее руководство не любит упоминать, хотя даже само ее название придумал никто иной, как Александр Сергеевич. Родителей, Катя, надо знать, а не выдумывать о них истории.
Этот же плохой период нашей жизни ознаменовался изменением характера и поведения наших, несмотря ни на какие трудности, частых гостей, когда-то молодых журналистов, которых мальчишкой знал и я, но уже, как и наши родители, куда более степенных и заматеревших. Они по большей части делились на две категории: на тех из прежней жизни, которые остались в Ростове или Волгограде и делали карьеру там, и тех, которые тоже перебрались в Москву. Первые, как правило, были давно и хорошо устроены, стали местными начальниками большего или меньшего масштаба. Они с иронией и снисхождением смотрели на наш убогий быт, но любили вспоминать молодые годы и частенько после бурного и веселого вечера просыпались утром у нас на одеялах, лежа поперек крохотной кухни. Спал, уступив очередному гостю свое кресло-кровать, частенько там же, но не без удовольствия, и я. Вторые, приехавшие в Москву кто раньше, кто позже нас, были вроде бы и ближе нам по духу, но, с другой стороны, постепенно становились все более чужими. Они ведь тоже успели остепениться и заматереть. И, хотя им были понятны проблемы выживания, с которыми столкнулись наши, Катя, родители, взаимоотношения бывших близких друзей развивались со временем не в сторону укрепления, а наоборот. На это были объективные причины. Во-первых, все уже были значительно старше тех мальчишек и девчонок, которыми они, по сути, были в периферийных молодежных газетах, а возраст, как известно, не улучшает характер и не прибавляет ума. Но главное было даже не в этом. Москва разбросала их по разным изданиям, которые даже в советское время позволяли себе быть более либеральными или более консервативными. И старых друзей начала разводить в стороны разница в мировоззрениях. И поэтому посиделки становились все более напряженными, а страсти постепенно накалялись. Я, к примеру, до сих пор помню жаркий спор, возникший у нас дома в 1968 году по поводу ввода войск в Чехословакию, когда наши родители настаивали на том, что это – агрессия против чужой страны, а любимый всеми душа компании дядя Саша Яковенко рвал на себе рубаху и орал, что идет добровольцем воевать против капиталистических приспешников, стремящихся разрушить социализм в братской славянской стране. И с каждым годом такой раскол только усугублялся, а количество сохранившихся старых друзей уменьшалось. Кстати, с семьей дяди Саши наши родители дружили дольше всех остальных, а ты, Катя, повзрослев, успела познакомиться с его двумя сыновьями.
А еще я, сестричка, не понял ту часть твоей исповеди, в которой ты утверждаешь, что мама со страхом умоляла тебя, не дай бог, никогда не передавать никому того, о чем говорилось дома в компании гостей из-за угрозы грозящих нам репрессий и чуть ли не лагерей. Если такое говорили тебе, то нечто подобное должен был слышать и я. Но не слышал. Или мои родители так вдруг изменились? А я всегда шокировал друзей и бедных учителей своими пацанячьими, но, в общем, диссидентскими высказываниями. В итоге учителя жаловались родителям или вызывали маму в школу, а я получал нахлобучку, в конце которой мама, сдерживая смех, дружески советовала придерживать болтливый язык, но в ее словах не было ни угрозы, ни страха перед реакцией советской власти. Не надо, Катя, считать родителей глупее, чем они есть. Никто из родителей никогда и не думал опасаться, что дурацкая болтовня их детей в школе может заинтересовать какие-нибудь серьезные советские органы. Не нужно, Катя, пытаться изображать брежневские времена сталинскими.
В тот же период, может, чуть позже, в доме стали появляться неприятные, но ухоженные личности, которые и вели себя, и говорили не так, как другие знакомые мне взрослые. Они были связаны, или утверждали, что связаны, с издательствами и предлагали свои услуги в организации публикаций маминых произведений, но не безвозмездно. Их цена была – или значительный процент гонорара, или соавторство. Маме тогда удалось спастись от издательского рэкета, но перебороть ту же, практически легальную, схему в кино уже не смогла.
Это время, Катя, описывается тобой как период, когда твои ручки и ножки мерзли, бедные ступни стирались от неудобной обуви до кровавых мозолей, а ты за неимением колготок, чтобы согреться, пришивала чулки к трусам. Не буду врать, я видел этот гибрид одежды в нашем доме. Я тогда так и не понял, что это значит. Помнишь, я упоминал твою няньку Бабаню, которая грела себе зад, усаживаясь на вскипевший чайник, так ты могла бы и не утруждаться и воспользоваться ее способом. Но, если ты предпочла пришить чулки к трусам, you are welcome. Только я хочу спросить, ты действительно веришь, что все в доме было специально повернуто против тебя, несчастной? Тебе в голову не приходило, что не
Ты, Катя, многократно повторила в своей исповеди, какая мама темная неухоженная и безвкусно одетая провинциалка. Я не собираюсь тебе, аристократка ты наша, напоминать известную поговорку «о вкусах не спорят», тем более что семейство Шпиллер неизвестно ни миру, ни даже Израилю как эталон хорошего вкуса и интеллигентности. Скажу другое. Тебе, Катя, сейчас 45 лет. Ты немалую часть своего произведения посвятила себе, взрослой и любимой. Поделилась всеми ощущениями своего ухоженного, намазанного разными кремами, измученного массажами, бассейнами, а главное, бездельем тела, разве что не сообщила, какой у тебя стул. Мама тогда, когда ты пришивала (до сих пор, кстати, не уверен, что это сделала ты сама) трусы к чулкам, была приблизительно тех же лет, как ты сейчас. И я полагаю, ей тоже хотелось хорошо одеваться, иметь дорогую косметику и лежать, подобно тебе, ничего не делая, кверху пузом на солнышке. Но она не могла себе этого позволить. Так как же тебе, Катя, хватает наглости попрекать маму за то, что она экономила на всем в ущерб качеству и внешнему виду, стараясь уложиться в рамки нашего убогого семейного бюджета?
Мне, Катя, показались странными твои относящиеся к той поре претензии, что, оказывается, тебя ничему, кроме ненавистной музыки, не учили или не хотели учить, не помогали делать уроки и вообще бросили на самотек обучение тебя навыкам жизни. И, самое обидное, мама не захотела помогать тебе решать задачки по математике. (Я открою тебе, Катя, страшную правду. Мама так же поступила и со мной.) Из чего ты сделала вполне логичный вывод, что все рассказы о маминых школьных успехах всего лишь блеф. А сама она ничего не понимает, и тогдашняя недалекая девочка Галя оказалась чуть умнее детей тупых шахтеров захолустного городка. А, как известно, каков городок, таковы и учителя и образование. Может быть, это и близко к истине, но только когда речь идет не о точных науках. А вот здесь загвоздка. Ты, Катя, то ли забыла, то ли по невежеству не знаешь, но образование в СССР было унифицированным. И учебники в Москве не отличались от учебников в Дзержинске. И там и здесь были те же десятичные логарифмы и тригонометрические функции, теорема Пифагора не преподавалась в облегченном для шахтеров варианте, так же, как и закон Бойля-Мариотта. И решала мама те же задачи, и учила те же формулы, что и ты. А за 30 лет, которые разделяют время обучения нашей мамы и тебя, в программе точных наук принципиальных изменений не произошло. Смешны, Катя, и твои намеки на сложность школьной программы 70-х годов. Я, Катя, учился в трех разных городах в трех разных спецшколах и выдержал. Хотя в Ростове попал даже не просто в английскую школу, а еще и так называемого безотрывного письма, не хочу тратить время на глупости и объяснять, что это такое. Но факт, что потом в Волгограде пришлось переучиваться. Кстати, твой папа, который пишет хоть и разборчиво, но как курица лапой, вообще в школе писать не учился. Он сильно болел в первый год и много пропустил, поэтому писать ему пришлось учиться самому. Мне же, Катя, к примеру, уже в Москве экономическую географию пришлось учить на английском языке, то есть на языке, на котором ее преподавали. Но я выжил. Правда, английский, хотя и получил за него четверку на выпускном экзамене, толком не выучил. Так что, Катя, про сложность школьной программы в обычной школе расскажи кому-нибудь другому.
Но выяснилось, что проблема не только в том, что мама не помогает решать тебе задачки, но она еще и такая неумеха, у которой нет швейной машинки, и не может помочь тебе в девчачьих заданиях по труду. Какая драма. Какой облом. Я расскажу тебе, Катя, одну историю. Когда я учился в Волгограде, кто-то не очень умный решил, что нет смысла на занятиях по труду разделять мальчиков и девочек. И как-то мы все получили задание сшить фартук. Естественно, у всех пацанов челюсти поотвисали. И ничего. Твой непутевый братик выкроил и иголочкой с ниточкой безо всякой машинки, правда, чуть не матерясь, несмотря на юный возраст, подшил. Правда, со сдачей учительнице швейного изделия припоздал, но свою пятерку получил. Потому что, Катя, в жизни надо заниматься не поисками того, кто за тебя что-то сделает, а делать самому.
Ты в исповеди не один раз упомянула и извинилась, сразу себя прощая, за то, что не умеешь готовить, потому что мама тебя не научила. Извини, Катя, а почему я умею? Почему я умею варить украинский борщ, а ты нет? Может, и в этом проявилась дискриминация по отношению к тебе? Или мама давала мне конспиративные уроки кулинарии? Я до сих пор уверен, что когда уже в моей собственной семье почти каждую неделю принимал гостей, большая часть из них приходила просто пожрать, потому что я, научившись у мамы, вкусно готовлю.
А вот к середине 70-х в жизни нашей семьи стал, как на Курской дуге, намечаться коренной перелом. Во-первых, с наших родителей и меня свалился груз тревожного ожидания, связанного с окончанием мной школы и сдачей экзаменов в институт. Во-вторых, мы из маленькой двухкомнатной, слава богу, переехали в кажущуюся тогда огромной трехкомнатную квартиру и смогли, наконец, разъехаться по разным углам. А главное, в литературной среде начало меняться отношение к маме. Ее еще не начали печатать, но совершенно очевидно, что заметили. И в доме стали появляться известные в стране литературные критики. К этому же периоду относится знакомство мамы с Георгием Николаевичем Мунблитом, сценаристом популярных в свое время комедий «Музыкальная история» и «Антон Иванович сердится». Знакомство с ним и его женой Ниной Николаевной, ставшей маме близкой подругой, во многом способствовало тому, что маму в дальнейшем начали издавать, а по ее произведениям снимать фильмы. В этот же период незаметно стал меняться и круг знакомых батюшки. Как я уже упоминал, дороги родителей с их друзьями из прежней жизни незаметно, но без обид и к взаимному удовлетворению разошлись, и в доме стали появляться журналисты другого круга и ранга. Тогда же батюшка начал ездить в короткие командировки заграницу, правда, в основном по соцстранам, но это все равно для СССР было большой удачей. Я до сих пор помню первые в моей жизни фирменные джинсы «Rifle», которые он мне привез из Болгарии, когда я был уже студентом.
А затем под дурацким названием «Вам и не снилось», испортившим оригинальное «Роман и Юлия», которое намного более соответствовало историческому литературному источнику, напечатали мамину повесть. А позже сняли фильм.3 И машинка потихоньку закрутилась. И в доме не сразу, но постепенно появился достаток. Но родителям уже было хорошо за сорок, и на себя тратить деньги они не умели. Более того, и учиться этой в общем нехитрой науке не стали. Так их доходы всегда и шли на построение нашей с тобой, Катя, благополучной жизни. А первым их солидным капиталовложением стала двухкомнатная кооперативная квартира для моей молодой семьи, купленная перед рождением сына в 1984 году. Должен, Катя, тебе заметить, что с 1986 года и момента, когда я стал ассистентом кафедры инфекционных болезней ММСИ, а моя зарплата сравнялась с зарплатой батюшки, я и моя жена Лера (Валерия), а не какая-та Мурочка, как ты почему-то называешь ее в своих хрониках Нарнии, брать какие-либо деньги у моих и ее родителей перестали. Уезжая в Израиль и встав перед необходимостью доплатить за квартиру недостающую до ее полной стоимости сумму в ЖСК, иначе я ее не мог продать, я попросил недостающие деньги у матери, но все вернул. Кстати, по ценам 90-го года наша тогда уже трехкомнатная квартира в хорошем доме в Москве на свободном рынке стоила около 5 тысячи долларов. Представляешь, Катя, какой облом.
Когда я, Катя, еще учился в школе, разница в материальном достатке родителей детям мало бросалась в глаза, потому что, как, кажется, и в годы твоей учебы, и мальчики, и девочки носили одинаковую школьную форму. Разницу можно было заметить на переменках, когда небольшая часть учеников, «буржуинов», доставала из портфелей разные по цене и «деликатесности» завтраки. У меня завтраков никогда не было, да и не надо было. В школе была столовая, где нас кормили. А самыми крутыми из детей были те, кто мог принести в школу что-нибудь заграничное, «жвачку», например. У нас в классе, как, наверно, и в любом другом, был толстый претолстый мальчик, который, конечно же, был мишенью нападок. Но папа у него был какой-то «выездной» чин и привозил, естественно, всякие заграничные сокровища. Так этот парнишка навострился откупаться от своих мучителей жевательной резинкой. Я был озорным и ехидным пацаном, по недоумию не стесняющимся злых шуток, но слабых никогда не обижал. По крайней мере, старался этого не делать. Меня этому научила мама. Не могу сказать, что я встал на защиту того толстяка от всех. Но сам его не обижал и крайности со стороны других пресекал. За это тоже получал «жвачку». Но не как мучитель.
А вот когда я поступил в институт, тут уж всем было видно, у кого в кармане вошь на аркане. Но я, хоть и комплексовал, но сильно не переживал. Был уверен, что свое место займу за счет ума и чувства юмора. И частично оказался прав. Но все равно разница в материальном достатке, хотя мои друзья сроду даже не намекнули, что она существует, все же чувствовалась. Может, только у меня в голове. А мне так хотелось их чем-нибудь удивить. И я не нашел ничего лучшего, как начать использовать батюшку, журнал которого относился к огромной издательской империи «Правда». А у «Правды» было много пансионатов для сотрудников. Я встал на горло твоему папе, Катя, чтобы он организовал для меня и моих друзей путевки в очень неплохой подмосковный дом отдыха в Планерном. Батюшка кисло скривился, но я не удивился. Я знал, что использовать свое служебное положение в личных целях, даже если речь шла о членах семьи, ужасно не любил, а тут вообще бог знает какие друзья. Но с его горла я не слез и додавил. В итоге я свозил друзей, и даже не один раз, в Планерное, в какой-то степени усмирив свои собственные комплексы.
Но одно место, ресторан Дома журналиста, не давало мне покоя. Это ведь почти булгаковский «Грибоедов». И как-то я выкрал у батюшки удостоверение члена союза и попробовал пройти туда вместе с друзьями. Но номер не прошел. Face control меня не пропустил, уж больно молодо я выглядел. Другими словами, я облажался перед своей юношеско-девической компанией и очень из-за этого переживал, затаив недоброе против ЦДЖ. И когда уезжал в Израиль, решил, что пора свести счеты с этим ни в чем не повинным местом. Мне перед отъездом, как положено, надо было отгулять отвальную, а заказывать банкет в обычном, пусть и престижном ресторане ужасно не хотелось. И я вспомнил про ЦДЖ. Но на мою умильную улыбочку и незатейливые намеки на то, что хорошо бы прощальный банкет устроить в Доме журналиста, батюшка категорически ответил, что заниматься подобными глупостями, как организация мне банкета, не будет. А мне и не надо было. Я так ему и сказал. И объяснил, что мне нужно только его формальное согласие на банкет на случай, если вдруг возникнут вопросы. А с дирекцией ЦДЖ от его имени поговорю я сам. Батюшка снова скривился, но возражать не стал. Я позвонил директору и представился ответственным секретарем журнала «Огонек» Александром Сергеевичем Щербаковым, человеком достаточно известным в журналистских кругах. И наплел ему, что якобы хочу отметить сыну, то бишь себе самому, годовщину свадьбы. Но меня ждало разочарование. Вежливый и внимательно слушавший директор вдруг рассыпался в извинениях и сказал, что рад бы помочь, но ЦДЖ и ресторан закрыты на ремонт. Вот такая непруха. Повисла пауза, и я уже хотел повесить трубку, когда директор в раздумье добавил: «Хотя ресторан, наверно, мы могли бы на день банкета и открыть». И, Катя, даже несмотря на определенные сложности, потому что часть продуктов и выпивку пришлось везти из других точек, для меня одного на один день открыли ресторан закрытого ЦДЖ. Отвальная удалась на славу. И я закрыл свой счет с домом журналистов. 1:1.
Я и сам не очень понял, почему вдруг вспомнил про историю с ЦДЖ, но, видимо, хотел еще раз показать, что в жизни человек сам должен решать свои проблемы. А твоя исповедь, кроме постоянных жалоб на нелюбовь и тиранию чудовища-матери и потакание этому отца наполнена причитаниями, что тебя ничему не учили. Интересно мне знать, а чему ты научила собственную дочку, которая, насколько мне известно, тоже ничего не умеет? Но бог с ней, с Алисой, я не собираюсь переводить разговор на нее.
Более того, я намерен привести подтверждения того, что наши родители – монстры. У меня ведь, прости, даже слезы от этого наворачиваются, тоже в детстве не было мамы, которая, читала мне по вечерам книжки, ждала, волнуясь, с обедом, клала завтраки в портфель, сходила с ума от того, надел я шарф или нет, не было папы, который играл со мной футбол, ходил на рыбалку или учил хитрым приемчикам борьбы, другими словами, не было канонизированных идеальных родителей из какой-нибудь слащавой книжицы. Но у меня были родители, с которыми никогда не было скучно. Я, открыв рот и выпучив от удивления глаза, мог бесконечно слушать их истории. Я знал, что всегда могу задать самый хитрый не обязательно детский вопрос и получу интереснейший нестандартный ответ, сильно отличающийся от уже известного мне варианта, полученного из дворовых источников, в школе или из телевизионных передач. А на шарфики и на, слава богу, редчайшие и очень непродолжительные моменты неизвестно откуда свалившегося на мою голову сюсюканья мне было наплевать. Я с детства понял, что каждый человек может дать только то, что может. И играл со мной батюшка в футбол или нет, мне было безразлично. И если выяснялось, что, когда я голодный приходил из продленки, всю еду в доме, приготовленную мамой, подчистую подъели внезапно завалившиеся гости, драмы из этого не делал. Но я хорошо помню батюшку, с которым азартно резался в купленный им детский бильярд, батюшку, который научил меня играть в шахматы и ездить на велосипеде. А в футбол и хоккей я научился играть и без него, как и тому, как выживать среди таких же, как я, сверстников-волчат. Я помню маму, которая научила, может, самому главному, тому, о чем ты, Катя, отозвалась так презрительно, пониманию необходимости во всех жизненных обстоятельствах «держать фасон». Это значит – сохранять свое лицо.
Если, Катя, рассматривать историю наших с тобой взаимоотношений, то ее четко можно разделить на два периода – «до» и «после». В период «до» у меня была сестренка, которую я знал до своего отъезда в Израиль. А в периоде «после» существует некая дама, которая мне незнакома.
Ту первую девочку, похожую на Аленку с шоколадки, все любили и старались баловать, хотя иногда она становилась невыносимой, как всякий «залюбленный» ребенок. Но проблем с девочкой не было, да никто и не ожидал, что у такой симпатяшки они могут быть. Девочка росла и в какой-то момент, как и все подобные ей, покрылась прыщиками, что не вызвало в доме никакой бури чувств, поскольку, что такое период полового созревания знали все, и огород из этого не городили. Девочка, конечно, переживала, но, слава богу, прыщики, а с ними и переживания прошли. Училась девочка хорошо, но без интереса, и в общем ни в чем не блистала. Ни мать, ни отец, в отличие от многих других, не старались любой ценой доказать ее гениальность в какой-нибудь области, кроме музыки, но все же, как любящие папа и мама, иногда чудили, показывая дочку всяким авторитетам от искусства. В результате моя сестренка отучилась через «не хочу» в музыкальной школе и, хотя бухтела по поводу своего «насильственного» обучения, вряд ли потом была всерьез недовольна тем, что умеет играть на фортепиано. Даже начала писать романсы:
Стоял он красивый и рослый
На круче у горной реки…
Привет тебя, Катя, от поэта Ляпис-Трубецкого:
Страдал Гаврила от гангрены,
Гаврила от гангрены слег.
А в твои пятнадцать лет случилось «непредвиденное». Женился старший брат, к невесте которого девочка по-девчачьи приревновала. И всем назло через год привела в дом хорошего мальчика, с которым начала жить, успокоив тем самым бурлящие гормоны. Учиться девочка не хотела, ее все-таки избаловали, но, чтобы не слушать ворчание родителей, устроилась после школы на какую-то «не бей лежачего» секретарскую работу. Мама и папа все-таки были недовольны, что их умница и красавица не хочет получать высшее образование, и Катя, чтобы от нее отвязались, поступила в самый халявный из близлежащих учебных заведений институт культуры. Но учеба там ей скоро наскучила, и она его бросила. Драмы не произошло. Родители, привыкнув к мысли, что дочь идет своим путем, надеялись, что рано или поздно она повзрослеет и решится получить настоящее образование или найти серьезную творческую работу. В конце концов, не в дипломе дело.
А дальше девочка как-то незаметно стала женой при муже, взяв того под полный контроль, и жила припеваючи, благо мама не забывала отстегивать денежку на то, чтоб доченька не бедствовала. А потом родилась Алиса, внучка папы и мамы, и все остальное у бабушки и дедушки ушло на второй план. Весь мир начал крутиться вокруг этого крошечного существа, которое сестренка при любой возможности пыталась им подкинуть. А мама и батюшка безропотно, хотя часто в ущерб своим интересам, забирали внучечку к себе. А ты ведь, Катя, нигде долго не работала, в основном сидела дома, правда, как потом выяснилось, измученная страданиями, которые у тебя вызывал этот несовершенный мир. Алису, говоря по справедливости, в детстве воспитывали мама и батюшка.
Я тебя, сестренка, не осуждал. Если материальное положение позволяло родителям оказывать тебе и твоей семье при нестабильности заработка твоего мужа достаточную поддержку, чтобы обеспечить вам, точнее тебе, барскую жизнь, то почему этим не пользоваться. Кому-то ведь должно в жизни повезти. Я был рад, что у тебя хорошая, благополучная семья и достаток. Что еще от жизни надо? Мы ведь тогда дружили семьями и часто все вместе весело проводили время.
Кстати, сестренка, не мог не обратить внимания, что в твоем произведении неоднократно звучит осуждение алкоголизма, перемежающееся с выражением жалостливого презрения к брату-алкоголику, чему в противовес ты поставила вашу с твоим нынешним мужем Женечкой принципиальную трезвость. В связи с этим позволь мне вспомнить одну историю.
Это было в горбачевские времена, когда повсеместно началась война с пьянством и алкоголизмом, и выпивку было не достать. Но только не сотрудникам кафедр медицинских институтов. Я не знаю, кому пришла гениальная идея, да будет этому человеку земля пухом, выдавать нам медицинский спирт, якобы для научных опытов. (Хотел бы я видеть ту каплю спирта, которая действительно пошла на опыты.) Ассистентам, коим был и я, полагался литр, что эквивалентно пяти поллитровкам водки. И я навострился делать настойку из польской мороженой смородины, причем дошел в этом до совершенства. Мой напиток на вкус был подобен морсу, и алкоголь в нем не чувствовался вообще, хотя крепость составляла все те же водочные сорок градусов. И из-за этого «букета» мне, знавшему о коварности настойки, приходилось не один раз оправдываться перед гостями за то, что я, жмот, разливаю «компотик» по водочным рюмкам.
Однажды мы встречали у меня новый год. И были ты, Катя, с мужем и мой двоюродный брат с женой. Все молодые, любящие повеселиться и не чурающиеся спиртного. Я тебя, Катя, честно предупредил быть поосторожнее с моим «морсиком», но, похоже, он тебе сильно понравился. Ты к нему основательно присосалась и в результате попыталась нам испортить новый год, потому что демонстративно ушла «умирать» на диван, а потом заблевала весь туалет. Может, ты стала той единственной, которой действительно удалось сдержать данную с перепоя клятву больше не пить?..
А через какое-то время я уехал на ПМЖ. И связь с тобой, Катя, практически прекратилась. Я так и не понял, почему, как не понял и то, почему ты ни разу не поинтересовалась с тех пор ни знакомым тебе племянником Сашей, родившимся в Москве, ни появившимися позже в Израиле Мишей и Даником. Я, как ты знаешь, по отношению к твоей дочери Алисе вел себя по-другому.
Первые годы все было еще ничего. Регулярно разговаривая с мамой, я, в общем, был в курсе семейных событий и искренне обрадовался, когда узнал, что ты написала книгу, продолжение истории «Вам и не снилось». Более того, я эту книгу прочитал и маме похвалил. Сказать честно, у меня в тот момент отлегло от сердца. Я решил, что ты, как автор книги, нашла себя и теперь сумеешь занять достойное место если не в литературе, то в журналистике, и мамины переживания из-за твоей неприкаянности, наконец, прекратятся. Но я ошибся. Ни писателем, ни журналистом ты не стала. И чем больше я общался с матерью, тем больше понимал, что, продолжая в финансовом отношении эксплуатировать ее, ты, помимо всего, превратила ее в помойное ведро для своих комплексов, жалоб на то, что тебя не ценят, подсиживают, что все к тебе несправедливы, и вообще мир ополчился против тебя. И чем дальше, тем было хуже. А ведь мама была уже немолода.
В твоей исповеди, Катя, меня удивило и позабавило повторяющееся противопоставление тебя, настоящей интеллектуалки, серости и необразованности матери и отца. Про себя я не говорю. С алкоголика-то что взять? А про других родственников даже боюсь упоминать. Это вообще мрак. Но особый восторг у меня вызвало еще и более конкретное заявление в одном из твоих писем ко мне о том, что мы, твоя убогая родня, не соответствуем выставленной тобой с юного возраста высокой интеллектуальной планке, и только сейчас, слава богу, нашлись люди, с которыми ты можешь разговаривать на одном уровне. В связи с этим я предлагаю тебе поиграть со мной в детские «считалочки».
Ты, Катя, окончила школу, честь тебе и хвала, но в этом ты не отличаешься от миллионов других детей, в том числе и меня. Ты окончила (а может, и нет, не уверен) также музыкальную школу. Замечательно, но таких, как ты, тоже миллионы. Признаю, тут ты меня, конечно, обскакала, потому что меня музыке никто учиться не заставлял. Куда ж мне с моим-то слухом. Но забавная деталь. После девятого класса я сам, по собственной инициативе пошел сдавать экзамены в вечернюю музыкальную школу по классу игры на семиструнной гитаре и отучился год, благополучно сдав два экзамена. Жаль, что мне не хватило пороху пойти учиться раньше, потому что из-за института музыкальную школу пришлось бросить.
Дальше «считалочки» становятся все интереснее. Я не собираюсь упоминать в них все твои краткосрочные потуги где-нибудь работать, включая журналистские, потому что все они развивались по принципу «начала-кончила» и ни к какому результату не привели ни с точки зрения карьеры, ни с точки зрения престижа. Но всегда, заметь – всегда, твое расставание с работой происходило, конечно же, по независящим от тебя причинам.
Далее. Ты поступила в институт культуры. Честь тебе и хвала. Но бросила его, потому что, оказывается, необходимость сдавать экзамены вызвала у тебя тяжелую, чуть не приведшую к смерти болезнь. (Я правильно понял эту часть твоей исповеди?) А я, толстокожий алкоголик, поступил в медицинский институт, в котором и конкурс, и уровень обучения чуточку, самую малость, отличается от таковых в институте культуры, и, поскольку не болел и не умирал от экзаменов, получил диплом врача.
Ты, Катя, написала книгу. Это круто. Жаль только, что не придумала что-то свое оригинальное, а лишь развила идею мамы. Но брата, вроде, засунула за пояс. Одна слабина. У меня в Эстонии в русскоязычном журнале «Вышгород» вышел триллер «Déjà vu». Он, может, и не шедевр, но уж точно далек по всему от творчества Галины Щербаковой.
А дальше мне про тебя, Катя, нечего считать, придется – только за себя самого.
Я закончил двухгодичную клиническую ординатуру по инфекционным болезням и, сдав экзамены, получил соответствующую «ксиву» специалиста по инфекционным болезням.
Я три года отмотал в аспирантуре и стал кандидатом медицинских наук.
Четыре года отработал ассистентом кафедры инфекционных болезней, сочетая работу врача с преподаванием студентам.
Получив израильскую лицензию врача, я пять лет учился и работал в университетской клинике наравне с израильтянами, чтобы, сдав два сложнейших экзамена, стать специалистом по внутренним болезням.
Меня в той же клинике взяли на должность старшего врача, в обязанности которого, помимо лечебной работы, входило, как и у ассистентов в России, обучение молодых врачей и студентов, и проработал на этом месте восемь лет.
Я, Катя, соавтор американского патента по кардиологии. Можешь поискать в интернете, если интересуешься болезнями аортального клапана.
Глупо об этом упоминать, но я еще и бывший офицер медицинской службы израильской армии и служил на египетской границе.
Так какую, сестренка, ты мне, сыну своих и твоих интеллигентнейших родителей, можешь установить интеллектуальную планку? Или есть такая отдельная для подобных тебе недоучек?
В одном ты права. Я действительно алкоголик. Но это не помешало мне достичь того, что я достиг.
Мне уже 53, и, хотя это еще далеко не старость, волей-неволей начинаешь думать, а что останется после смерти. И кто, кроме собственных детей, да и то, если повезет, тебя вспомнит? Я пытаюсь себя успокоить тем, что в жизни все-таки чего-то добился. И когда умру, надеюсь, помянут меня добрым словом какие-нибудь пациенты, сочувственно кивнут коллеги, возможно, всплакнет кое-кто из докторов немужского пола, может, вспомнит мой триллер кто-нибудь в Эстонии и ухмыльнутся в память о былом друзья-собутыльники. А кто и за что вспомнит тебя, Катя?
Ты для меня долгое время оставалась загадкой. Мне, как доктору, была совершенно непонятна твоя болезнь. Справедливости ради надо отметить, что ты никогда не пользовалась моими услугами как специалиста, и я врачебный осмотр тебя никогда не проводил. Впрочем, осмотр был и не нужен, потому что речь шла всегда не столько о проблемах соматических, сколько о психических. Но все равно прошу прощения за то, что большая часть информации о тебе получена не напрямую, а опосредованно, через родителей, хотя, в конце концов, короткая переписка с тобой и прочтение твоей исповеди в какой-то степени помогли мне прийти к определенным выводам.
Ты можешь, Катя, не поверить, но в течение многих лет основной темой моих разговоров с мамой был не я, не моя жена и дети, а ты и Алиса. Об Алисе практически до последнего времени все говорилось только в превосходной степени, а о тебе – по-разному. Вначале, в первые годы – почти как об Алисе, затем – озабоченно-сочувственным тоном, а потом – каким-то подавленным. Все это выглядело как следствие развития у тебя какой-то болезни, заставляющей тебя навязывать матери бесконечные изматывающие ее разговоры, цель которых, если вдуматься, была одна – оправдать собственное безделье. Оттуда и вечное недовольство всем и всеми, жалобы на упадок сил, неизвестного происхождения боли, невозможность пошевелить ни ручкой, ни ножкой, преувеличенное внимание к ощущениям своего тела, его температуре и артериальному давлению. У мамы просто стали кончаться силы из-за этого непрекращающегося нытья. А ведь объективно ничего с тобой не происходило, ты как была, так и оставалась очень хорошо выглядевшей ухоженной дамой. Зато что-то происходило с отцом и матерью, которые от тебя устали. Но тебе, по-видимому, было мало, что они материально обеспечивают достаточно высокий уровень жизни твоей семьи и занимаются внучкой, тебе хотелось, чтобы они считали это еще и за честь. И ваши отношения начали портиться, что и привело в конце концов к разрыву. И, полагаю, это вызвало у тебя вполне обоснованные опасения, что кормушка может закрыться, а один только Шурик, твой первый муж, не мог обеспечить желаемый уровень жизни. И ты полезла в сайт знакомств. Как ты честно сообщила всем читателям, правда, в несколько завуалированной форме, перепихнуться с другими мужиками тебе проблемы не составляло, а идея найти обеспеченного мужа давно не оригинальна и придумана не тобой.
Я, Катя, восхищен тем, сколько сил ты потратила, пытаясь убедить окружающий мир, что тяжело больна. Но если наивный и любящий муж (мужья) вместе с родителями покупались на эту удочку легко, то с врачами было сложнее, они не очень были впечатлены твоими жалобами. И как ты сама, Катя, пишешь, ты только методом проб и ошибок нашла, наконец, доктора-спасителя, который, удивившись, как его дураки-коллеги сразу не догадались, поставил тебе диагноз
Если помнишь, Катя, то до того, как я полностью прочитал твою исповедь, я в переписке предположил, что у тебя синдром Мюнхаузена, чем вызвал бурную негативную реакцию семьи Шпиллер. Я прошу прощения за допущенную ошибку. Для этого синдрома у тебя недостаточно критериев. Хотя я бы даже гордился таким диагнозом, уж больно название оригинальное. У тебя, Катя, вообще нет ни синдрома, ни заболевания. Есть определенный тип нарушения личности. А лекарств от этого не существует. Ты, сестренка, страдаешь (этот глагол не очень подходит по смыслу) от нарциссизма, осложненного патологической завистью к маминой славе. В этом корень всех проблем. Пока ты была девчушкой и тебя и так все любили, а мама еще не была писательницей, жаба тогда тебя еще не душила, ты была чудесной, на радость всем девочкой, дочкой и сестричкой. Но когда стала подрастать и понимать, что не весь мир собирается тебя любить и тобой восхищаться, а мама, получив известность, вдруг стала привлекать в доме больший, чем ты, интерес, ситуация стала меняться, и ты, сознательно или нет, стала переключать внимание на себя, бесценную. И появился образ никем непонятой, пренебрегаемой всеми, страдающей от тирании матери девочки Золушки, который с годами становился все более ярким и многоликим.
Ты, Катя, много места в своей исповеди посвятила описанию симптомов своей неизлечимой болезни, употребляла такие термины, как депрессия и послеродовая депрессия. Лучше бы ты этого не делала. Конечно, на невежественных людей, вроде твоих подружек-интеллектуалок, это может произвести впечатление, но у любого грамотного доктора это вызывает только насмешку. Если бы ты написала, что после родов тебе захотелось задушить или покалечить собственного ребенка или самой покончить жизнь самоубийством, я бы, может, и поверил что это проявление депрессии, которая, кстати, временная, но описание как симптома избыточного беспокойства за здоровье дочери – это, извини, не в кассу. Развлекло меня описание и твоих попыток самоубийства. Что-то типа «…я взяла горсть таблеток и хотела проглотить, но какая-то сила остановила меня». Ты, Катя, на кого хочешь произвести впечатление? Ты таблетки даже для виду в рот не положила. А полное трагизма описание, как ты резала себе вены… По твоим словам, ты нанесла себе страшные раны, но кровь почему-то не потекла. Что ж это за раны такие? И в каком месте ты их наносила? Вообще-то, где режут самоубийцы вены на руке, знает любой дурак, и вызвать порезом кровотечение из них не составляет большого труда. Может, ты просто поставила себе усложненный вариант пробы Пирке? А рассказ о том, как ты после резания вен чудом еле-еле доползла до кровати… А почему ты, собственно говоря, ползла? Что тебе мешало идти? Ты резала руки, а не ноги. Кровь у тебя не пошла. Значит, кровопотери не было. Так почему же еле-еле? Я, работая в приемном отделении больницы в Израиле, насмотрелся, слава богу, всякого, в том числе и на самоубийц. И есть среди них одна совершенно определенная категория. Это те, кто совершает, чтобы привлечь к себе внимание окружающих, демонстративную попытку суицида, при этом стараясь не нанести себе особого вреда и ни в коем случае не собираясь умирать. Спектакль устраивается или в присутствии близких, сразу приходящих на помощь, или в непосредственной близости от телефона, чтобы немедленно вызвать «скорую помощь». Привет тебе от них, Катя. А что стоят в исповеди твои полные скрытого кокетства разговоры про смерть и новое самоубийство, которое ты, конечно, не совершишь, чтобы не причинить горя любимому человеку Женечке. Я так и вижу тебя стоящей с этими словами на сцене любительского театра.
Забудь, Катя, про депрессию. Это не про тебя. Она у тебя какая-то странная и, по твоим же словам, удивительным образом проходит, когда ты сидишь с Женечкой в Риме в кафе и пьешь красное вино или когда шляешься по бутикам. Твой случай – это настоящий case report для солидного психиатрического журнала.
А на матери ты просто паразитировала и, чем старше становилась, тем сильнее. Ведь ты, даже когда писала книгу, неслучайно сделала ее продолжением «Вам и не снилось». Кто тебе, такой талантливой, мешал написать что-то свое? Но ты не стала. Все было просчитано. Напиши ты что-нибудь просто от себя, шанс быть опубликованной был бы равен нулю. Напиши продолжение «Вам и не снилось» какая-нибудь Люба Холобудина из Урюпинска, и ее шанс опубликоваться тоже был бы нулевым. А тут почти беспроигрышный вариант. Талантливая дочка пишет продолжение романа талантливой матери.
Меня, Катя, мучает любопытство, почему ты выпустила в свет свою исповедь именно сейчас, а не десять лет назад? Или что-то изменилось? Можешь, не отвечать. Конечно, изменилось. Ты, по странному совпадению, заявила о себе в интернете в год тридцатилетия фильма «Вам и не снилось», когда страна не могла не вспомнить о повести-первоисточнике писательницы Галины Щербаковой. А разве справедливо вспомнить о ней и забыть про тебя, бесценную. Но кто бы тебя заметил, напиши ты какой-нибудь никому не нужный рассказик. Зато кто пройдет мимо истории, где дочь поливает грязью свою знаменитую мать, о которой как раз вновь заговорили, а заодно и остальных родственников? Разве мало в миру вуайеристов?
Ты, Катя, много места уделила в своей исповеди вопросам чистоплотности, противопоставляя нас, грязнуль, вам, чистюлям, т. е. тебе и Женечке. Хочу заметить, что, кроме физической чистоплотности, существует и нравственная чистоплотность. Но что это такое, тебе, похоже, неизвестно.
Я на этом бы мог и закончить, но потерпи, Катя, осталось немного.
Я полагаю, что тебя вряд ли мучает совесть от того, что в январе ты выпустила свое «Мама, не читай», а в марте мама умерла. Это ведь для тебя просто стечение обстоятельств. У пожилой женщины после тяжелой операции на печени не выдержало сердце. Со всяким может случиться. А я, Катя, человек дотошный и досконально расспросил батюшку о том, что произошло в день маминой смерти, и прочитал всю медицинскую документацию. А о том, что происходило до этого, знал и так из предыдущих разговоров с мамой и отцом.
Наша мама, сестричка, была человеком очень терпеливым к физическим страданиям и боли, которую она предпочитала перебарывать самостоятельно. Зато была душевно очень ранима и довольно легко обижалась, хотя и старалась это скрыть. Это почти диаметрально противоположно образу, описанному в исповеди тобой. Этот дурацкий стоицизм к физическим страданиям и привычка пытаться все перебороть запутывала иногда не только ее саму, но, главное, и меня, потому что я никогда не знал, как относиться к употребляемой ей фразе «нет сил» или «нет прыгучести», и считать ли это признаком просто хандры или симптомом настоящего заболевания, ведь мама продолжала, несмотря ни на что, вести себя как обычно. Путало это и лечащих ее врачей, обращаться к которым, как и к любым другим, она ужасно не любила.
Если помнишь, Катя, я начал свое открытое письмо со ссылки на разговор с матерью, в котором она советовала не читать твою исповедь. И у нее был тогда ужасный голос, который, как она полагала, объяснялся тем, что была полностью выбита из колеи твоим произведением. Одновременно она жаловалась на какие-то непонятные боли справа в области нижних ребер, вроде бы, по мнению доктора, объясняемыми межреберной невралгией. С другой стороны, этот же врач порекомендовал на всякий случай сделать УЗИ живота. А мама продолжала чувствовать, что у нее совершенно нет сил, а такое бывало и раньше, когда она чересчур перерабатывала, или очень редко, когда случалось нечто внешнее из ряда вон выходящее и неприятное. Найдя себе объяснение, почему плохо себя чувствует, мама перестала обращать внимание на общее недомогание и постаралась забыть о боли в правом подреберье. Кончилось это тем, что батюшка, когда ей уж стало совсем невмоготу, чуть ли не силком потащил ее на ультразвук, и там были обнаружены камни в желчном пузыре. Но мама, что на нее похоже, опять особо жаловаться не стала. Ей было сказано, что необходимости в срочной операции нет, ее можно сделать, когда общее самочувствие улучшится. Но улучшение не происходило. А время шло. И только на сделанной позднее компьютерной томографии был обнаружен абсцесс, в связи с которым она была срочно прооперирована.
Абсцессы печени – штука редкая. А уж такие, которые развиваются как осложнение воспаления желчного пузыря в наши дни не встречаются практически вообще, потому что холециститы диагностируются и лечатся так же легко, как насморк. Мама, по-видимому, оказалась таким редким случаем. И было это результатом нескольких факторов: 1) клиника острого калькулезного холецистита была затушевана общим плохим состоянием, вызванным душевной травмой, нанесенной, Катя, твоим произведением, 2) симптомы были неправильно интерпретированы как самой мамой, так и пошедшими у нее на поводу врачами, и 3) следствием вышеизложенного было то, что холецистит был диагностирован поздно и успел привести к развитию абсцесса печени.
Но операция была сделана успешно, и мама пошла было на поправку, но не совсем. В течение всего послеоперационного периода у нее продолжались подскоки температуры, что говорило о «тлеющей» инфекции, но антибиотики она не получала. Точнее, получала, да не те. Хирургами, великолепно выполнившими свою хирургическую часть, абсцесс был, с моей точки зрения, неправильно расценен как паразитарный, т. е. вызванный возбудителем, вообще не встречающимся ни в Москве, ни в центральной России, в связи с чем был назначен соответствующий антибиотик, который не действует на микроорганизмы, характерные для острого холецистита. Скрытая инфекция продолжала развиваться и дала о себе знать в день смерти, когда у мамы произошел сосудистый коллапс.
Мама умерла не от сердечной недостаточности, а от септического шока, приведшего к сердечной недостаточности. Если бы мама не была выбита из колеи и не чувствовала себя плохо из-за твоего, Катя, произведения, холецистит мог бы быть диагностирован и пролечен вовремя, и всех остальных последствий, вероятно, можно было бы избежать. Обвинять тебя, Катя, в маминой смерти бессмысленно. Это – как падение в пропасть, но ты маму туда не толкала. Но, уверен, что подвела к краю именно ты.
Девочка
День начинался погано. Я должен был идти на лекцию нудного профессора, который и лектор был никакой. Видимо, он это понимал и просто терроризировал студентов в аудитории. «Перестаньте шептаться». «Повторите, что я сейчас сказал». А потом требовал сдачи экзамена на основе конспектов его лекций.
Пропустить эту пару было не сложно. Конспекты всегда можно достать. Но было худшее зло: семинар, на который я бы предпочел не ходить. Я немножко запустил учебу и, честно говоря, понятия не имел, о чем на нем пойдет речь. А выглядеть дураком очень не хотелось, а потом еще и ходить на так называемую «отработку».
И вдруг фортуна улыбнулась мне. Я увидел маленькое объявление о дне донора. Это же решение проблемы. Студент, сдавший кровь, освобождается от занятий и получает талон на бесплатный обед.
Но было маленькое «но». Я, выпускник, шестикурсник медицинского института, который не боялся разложенных трупов, спокойно стоял на операциях, падал снопиком в обморок, когда у меня брали кровь. Я пытался закалять характер, несколько раз был донором, но результат был один и тот же. Я находил себя на полу.
Передо мной была дилемма. Идти и со скукой провести этот день? Или полежать пару минут в обмороке?
Я выбрал обморок.
Я сидел в очереди на сдачу крови. Вокруг вертелись первокурсницы, делая вид, что чем-то занимаются. Их одели во все стерильное, надели хирургические маски. Девочки должны были почувствовать свою важность.
И вдруг я увидел глаза. Не знаю, как это произошло, но я понял, что на этих глазах хочу жениться.
Дальше все прошло, как обычно. Я сдал кровь и в конце бухнулся в обморок. Потом минут пять, довольный, посидел в коридоре. Я своего добился.
Я мог спокойно ехать домой, но почему-то задержался.
Не знаю, как сейчас выглядит главный корпус института имени Пирогова, а тогда это было дореволюционное достаточно помпезное здание с широченной лестницей в холле, по которой, не задевая друг друга, в ряд могли проходить минимум пятеро.
Я стоял внизу. Мимо меня следовали знакомые парни и хлопали по плечу.
– Идешь на семинар? – спрашивали они.
– Халява, парни, – отвечал я и показывал талончик о сдаче крови.
Похоже, в тот день семинар не состоялся.
Но неожиданно по лестнице навстречу мне спустились… глаза. Они находились на прелестном личике, а к нему была еще приставлена изящная фигурка.
Я обмер. У меня с девушками всегда была одна проблема. Я не умею с ними знакомиться. Но она первой обратилась ко мне:
– Вы себя лучше чувствуете?
Мне по фигу был обморок, но, как мужчине, было не очень приятно. Подумайте сами, парень отключился от укола.
Я что-то глупо заблеял и не нашел ничего лучшего, как предложить ей свой талон на бесплатный обед. Та, естественно, отказалась.
А я вдруг подумал: сейчас или никогда. И попросил номер телефона. Не понимаю, как это произошло, но я его получил, хотя видел, как она сомневается.
Прошло не так уж мало времени, прежде чем я рискнул позвонить. Я снова что-то бекал-мекал, хотя в итоге предложил встретиться. И, к моему удивлению, девочка согласилась. Мы договорились встретиться на станции метро Белорусская.
Но у каждого свое счастье.
Была холодная осень. Все ходили закутавшись.
Я пришел минут за десять до назначенного времени. На соседней скамейке, метрах в пяти, сидела молодая, нахлобучившая на себя кучу теплых одежек женщина. Ее лица я не видел, а она не смотрела на меня.
Я прождал час и ушел. Понял, что шансов уже нет. Минут за пятнадцать до этого ушла и женщина. Она тоже, видимо, кого-то не дождалась.
Я не хотел звонить самой желанной девочке моей мечты. Но все же позвонил.
– Почему ты не пришла? – спросил я.
Она возмутилась.
– Да я тебя сорок минут прождала в метро.
Мы, сидя рядом на разных скамейках, не узнали друг друга.
Я, ужасно боясь отказа, снова предложил встретиться, и, странная вещь, она опять согласилась. Теперь мы долго и нудно обговаривали, как друг друга узнаем.
И мы встретились.
Я, а это не все понимают, ужасно застенчивый. Но первое, что я сделал, когда мы ехали в метро, предложил ей выйти за меня замуж. Ей всего-то было 18 лет, и видела она меня минут двадцать.
Ее глаза удивленно округлились. Она ушла от ответа.
Я не из богатой семьи, а какие могут быть доходы у студента? Я водил ее в кино. Иногда в кафе. Но дальше этого ни в чем не продвигался. Я знал, где она живет, но никогда не был у нее дома. На 8 марта я подарил ей тюльпаны.
Эта была типичная для меня ситуация. Ни тпру ни ну. В какой-то момент я решил все бросить.
Время, о котором рассказываю, называлось то ли развитым, то ли зрелым социализмом.
Многие студенты тогда увлекались тем, что называлось КСП, клуб самодеятельной песни. Это то, что начинали Окуджава, Галич, Визбор, Высоцкий и т. п., в песнях которых некоторые правительственные учреждения узревали протест против власти.
Эти люди умерли. Но зато вдруг запели все. Не пел и не придумывал песни только ленивый.
Только эти песни были про дырочку в правом боку. Про ежика, или еще кого-то. И правительственные органы совершенно резонно решили спустить молодежь с поводка и дать ей попеть. И отдали это дело под эгиду комсомолу.
Моя девочка тоже увлеклась этим и несколько раз водила меня на встречи каэспэшников. Одни пели хорошо, другие плохо. Я не мог в этом поучаствовать. Я приходил ради девочки. А если бы запел, то в радиусе 40 километров завыли бы все собаки.
Я терпел эти вечера как наказание. Хотя, по сути, это просто был вариант молодежной тусовки того времени.
Была уже весна, когда один мой приятель сказал, что организовывается всесоюзный слет КСП, и не хочу ли я на него пойти. Я стал отнекиваться. Но случайно выяснил, что девочка тоже на него идет, и в итоге согласился.
Надо понимать тогдашнюю нашу жизнь. Я не знаю подробностей процедуры, но были выделены официальные делегаты от институтов. Так называемые лучшие из лучших. Мы же с другом пошли на слет вольными казаками. Договорились, что я беру водку, а приятель жрачку.
Не знаю, какой идиот выбрал место для слета, но до него надо было несколько часов ехать на электричке, а потом семнадцать километров шлепать пешком. Может, несмотря ни на что, боялись студенческих беспорядков. Но в итоге мы дошлепали.
Мама дорогая. Было ощущение, что мы попали в развернутый полевой гарнизон. Симметрично, с геометрической точностью стояли ряды одинаковых брезентовых палаток. В середине высился купол большой палатки, медпункта.
Мы нашли ребят из нашего института, а я увидел девочку, которая довольно холодно со мной поговорила. Не судьба, подумал я.
Как потом выяснилось, она приехала туда с другим мальчиком моего возраста. По планам ее родителей он был завидным претендентом на ее руку. Он был из семьи дипломатов и вскоре должен был уехать на работу в консульство в Сирию.
Ну, не судьба значит не судьба. И мы с приятелем спросили своих сокурсников, где нам поставить отличавшуюся от остальных палатку.
Не тут-то было. Подошел какой-то придурок и сказал, что мы не значимся в списках. О'кей, не значимся, так не значимся. Мы отошли метров на сто и разбили свой оппозиционный лагерь. Разожгли костер, что-то перекусили, выпили водки.
Наступил вечер. Мы решили посмотреть, что же творится на пресловутом слете.
Русские пословицы умные. Например, заставь дурака молиться, он себе лоб расшибет. Между палатками торжественно стройными рядами ходило факельное шествие, а его участники надрывно пели хором:
– Под музыку Вивальди, Вивальди, печалиться давайте, давайте…
Да печальтесь хоть до послезавтра, если делать нечего.
Мы походили между палатками. Кое-где все-таки сидели нормальные ребята и пели под гитару. И совсем неплохо. Но и это нам быстро надоело. И мы пошли в медпункт. Там сидела хорошая девчонка с параллельного потока. И оторва. Мы не очень хорошо ее знали, но почему бы не потрепаться? Но вдруг появился какой-то комсомольский хмырь и начал спрашивать, кто мы такие.
Я вижу, друг собирается рассказать все, как есть. А у меня бывают закидоны.
– Слушай ты, канделябр с ушами, – спокойно заявляю я, – мы местные, деревенские. Хочешь, я сейчас всех парней сюда приведу?
Комсомольца как ветром сдуло.
Глядим, и девчонки нет. Однако нашли. Сидит в темном углу палатки и, извините, уссыкается от смеха. Она-то знала, какие мы деревенские.
И мы, похоже, получили негласный «карт бланш» гулять, где хотим. Вот и таскались туда-сюда, в легкую задирая народ.
В конце концов, это «первомайское» мероприятие стало сходить на нет. Люди начали расходиться по палаткам. И нам тоже было пора идти восвояси. Но мы не учли одну вещь. Наш костер в тумане не светил, а искры не гасли на ветру. Он просто погас. Если в лагере было освещение, то наша палатка стояла где-то в кромешной тьме. И мы еще нахлебались, пока ее нашли. На новый костер у нас настроения не было, и мы просто кое-как упаковались в спальные мешки.
Ночи были холодные, и утром мы проснулись, стуча зубами. Я спросил:
– Будем дальше тусоваться, или на фиг?
Тот удивленно на меня посмотрел. Слет был рассчитан еще на два дня.
– Конечно, на фиг. Я же не думал, что так будет. Тоже мне устроили пионерский лагерь усиленного режима.
Мы съели какие-то гадкие консервы и собрали манатки. Хотя я и был обижен, но перед уходом все-таки зашел к девочке. Сказал ей «до свидания», хотя поначалу намеревался сказать «прощай». Обменялись парой нейтральных фраз, и мы с другом потопали семнадцать километров обратно до станции.
Уже в электричке мы стали подводить баланс удовольствия и досады от путешествия и поняли, что оба – мазохисты.
Девочке я перестал звонить. Сколько можно. У нее есть свой мальчик, и пусть с ним ей будет хорошо.
Но жизнь противоречива. Все часто происходит наоборот. Она позвонила сама. Она была не дура и понимала, что я, который не любит КСП, прошел в сумме 34 километра, только чтобы повидать ее. А с будущим консулом она вусмерть разругалась. Причин не знаю, ибо не люблю лишние вопросы.
С тех пор наши отношения начали теплеть.
Я познакомился с ее строгими папой и мамой и с еще более строгой и волевой бабушкой по папиной линии. Я съездил в гости в загородный дом к ее добрейшим бабушке и дедушке по линии мамы. У нее, оказалось, была еще и младшая сестричка. Смешливая и симпатичная девчушка. Но всегда ужасно плакала, когда мы с девочкой обыгрывали ее в подкидного дурака. Тоже, на самом деле, два героя-умника, справившихся с семилетним ребенком…
Родители девочки за нашими отношениями наблюдали достаточно спокойно. Я думаю, они верили, и справедливо, в то, что дочь достаточно хорошо воспитана и умна, чтобы не влезть в неприятности. За нами, конечно же, присматривали, но не сильно.
А я продолжал ей капать на мозги, чтобы выходила за меня замуж. Она вешала мне на уши лапшу, мол, что ей только 18 и она начала учиться. Видимо то, что насвистела мама или бабушка. Но я продолжал настаивать. И со временем сопротивление начало ослабевать. Крепость пала. Однажды она сказала:
– Я согласна, но при условии.
Я сделал заинтересованное лицо.
– Я должна закончить институт.
В моей голове по странной аналогии мелькнула нелепая фраза: «Статья такая-то уголовного кодекса об условном заключении с испытательным сроком в 5 лет».
Но совершенно спокойно согласился. Девочка хуже меня знала русские пословицы. Например: коготок увяз – птичке конец. Птичка попалась. Через месяц мы подали заявление в загс.
По странному стечению обстоятельств я скрывал девочку от родителей, но, когда заявление уже было подано, мне стало неудобно. И я повез девочку знакомиться. Отец был на работе, а мама дома. Но вышел конфуз.
Если помните, тогда в практике домохозяек были короткие соломенные веники, и женщине, чтобы подмести, нужно было хорошо наклониться, подняв заднюю часть.
Окрыленный, я влетел в квартиру.
Мама спокойно мела что-то с коврика в коридоре спиной к нам. И я, счастливый остолоп, не нашел ничего лучшего, как сказать, обращаясь к попе:
– Мама! Познакомься. Это – девочка, на которой я женюсь.
Если мне не расшибли голову веником, то это чистая случайность.
А дальше произошла встреча на Эльбе. Переговоры титанов, моих и ее родителей.
С моими было просто. Девочка им понравилась, а мне было уже 23 года. Большинство друзей переженились. А я закончил институт и знал, где буду работать. В общем, грубо говоря, им было «по барабану». Может, стало бы только легче от того, что я создаю свою семью. У меня тоже была младшая сестра, которой тогда было пятнадцать. Проблемный возраст, когда дети начинают бороться за независимость, а за ними, наоборот, нужно присматривать. Так лучше за одним, чем за двумя.
Но с родителями девочки была проблема.
Они не были готовы. Представьте людей чуть больше сорока. В полном соку. Только совсем молодой человек думает, что они пожилые. У них полноценная самостоятельная жизнь. А тут юная дочь собирается выйти замуж. Та, с которой они всю жизнь сдували пылинки и очень гордились, когда она поступила в медицинский. Теперь ее учеба может полететь «под хвост». Или захочет завести ребенка, и тогда они обретут новый статус дедушки и бабушки. Не уверен, что каждый хочет стать дедушкой в сорок.
Но все обошлось мирно. Как я выяснил потом, мне помог «серый кардинал». Тот, кто на самом деле руководил семьей. Проголосовала «за» свекровь мамы девочки. Не знаю, чем я ей понравился, но она всегда хорошо ко мне относилась. Поэтому расскажу отдельную историю, не входящую в рамки этой. Бабушка с возрастом становилась все более сенильной4 и нуждающейся в уходе.
Как-то она спросила меня:
– Вы помните, как пленных немцев в 44-м году вели по Садовому кольцу?
А я родился в 57-м.
Мы все после этого долго посмеивались над этим, включая меня.
Но ведь я – доктор, и я задумался.
У сенильных людей в первую очередь путаются пласты памяти. Я знал многих пациентов, которые не узнавали детей и внуков. Они просто у них стерлись из памяти. А бабушка помнила мое имя, хотя знала меня не так уж много времени. Но в каком-то пласту я для нее остался. Так, может, то, что помнит, и есть самый лучший комплимент. Пусть лучше в 44 году, чем никогда.
А девочку я получил. Я женился на ней через месяц.
Я женат уже 25 лет. Она – мать моих детей.
И ни на кого ее не променяю.
«Ученик чародея»
Все началось с Джуны Давиташвили, если вы помните или знаете, кто она такая. А она вряд ли меня помнит.
Это было лет 20 или 25 назад, когда я намеревался уйти из медицины. Но не мог, потому что это был постоянный заработок, и неплохой. Я начал подрабатывать в газете «Известия» и через нее попал к Джуне.
В традиционную медицину я уже мало верил.
Она тогда жила в хорошем доме рядом с Театром Вахтангова. Это скрывалось от публики, а услугами знаменитой целительницы пользовались многие высокопоставленные начальники, включая членов тогдашнего политбюро. А квартиру ей помог получить, кажется, Промыслов, председатель Моссовета.
Нетрадиционная медицина официально не признавалась. Но Джуна верила в то, что она делает, и огромное количество людей были ей благодарны.
Я, неимоверно стесняясь, вошел в ее дом, но все было не так, как я предполагал. Мне открыла дверь обаятельная грузинского вида женщина, а точнее – ассирийка. В доме была куча людей. Дверь, похоже, вовсе не запиралась. Меня тут же попытались чем-то угостить. Я отказался и попросил разрешения просто понаблюдать за работой Джуны. Она много говорила по телефону и как будто ничего не делала, но в какие-то промежутки времени вдруг звала очередного человека и делала какие-то пассы. Я внимательно смотрел, хотя ничего не понимал и очень во всем сомневался. Она потрогала мои руки и сказала, что у меня очень сильная энергия.
Я стал учиться, но оказался «учеником чародея»: у меня все получалось наоборот. Ведь энергией нужно уметь управлять, а у меня человек, который приходил со стенокардией от моих пассов хватался за сердце. Жена как-то попросила снять ей приступ мигрени и чуть не хлопнулась в обморок.
Как-то я пришел к ней, и в это время ввалились иностранцы с переводчицей. Телевидение Люксембурга. Джуну на западе знали тогда лучше, чем в СССР. Им нужно было интервью. А ей, видимо, все это уже надоело. И она вдруг брякнула, показав на меня:
– Вот мой ученик. Поговорите с ним.
У меня отвалилась челюсть. Конечно, приятно, когда тебя снимают для иностранного телевидения. Но и идиотом себя чувствовать не хотелось. Я судорожно искал выход из положения и в итоге сообразил. Я сказал:
– Вы не слушайте, что она говорит. Я никакой не ученик. Я представитель КГБ и приставлен за ней присматривать.
Нужно помнить те времена. «Люксембург» мгновенно от меня отвалил. А Джуна укоризненно на меня посмотрела.
Вскоре я это занятие забросил, но все же однажды позвонил Джуне и поздравил ее с 8 марта. По-моему, ее это, к моему удивлению, тронуло. Ходил-то я к ней, может, всего месяца три.
В итоге я вернулся к своей обычной профессии.
А потом началось послабление с выездом за границу. Перестройка. И моего близкого друга по работе, который в служебной иерархии занимал более высокое положение, отправили в недолгую командировку в Камбоджу укреплять местную медицину. Тамошние кхмеры только что освободились от коммунистического диктатора Полпота, но все еще шла партизанская война.
В целом их государство тогда еще не отказалось от коммунистических идей и пускало в страну только представителей социалистического лагеря.
Мы загрузились коробками с какими-то лекарствами, благотворительной помощью и полетели. Как выяснилось, с нами были еще несколько женщин из института эпидемиологии.
Все-таки те времена были удивительными.
Мы с приятелем отправились заграницу в первый раз.
Полет в Камбоджу длинный. Где-то 18 часов. Самолет для дозаправки сделал остановку в Индии, в Бомбее. Пассажиров, как принято, попросили выйти, и мы, приехавшие из унылой, тогда уже горбачевской Москвы, оказались в сумеречно освещенном зале, который вдруг расцвел ярким светом. Мы попали в «дьюти-фри».
Наши глаза полезли из орбит. Чего там только не было. Услужливые индусы наперебой предлагали разные товары.
Но все было не так просто. Для нас это был просто музей. Мы могли только посмотреть. В том советском прошлом никто не удосужился дать нам хотя бы 10 долларов в дорогу. Просто на мороженое. Мы пускали слюни, но ничего купить не могли. Рубли были не в ходу.
В конце концов добрались до Пномпеня. Никто не встречал нас с цветами. А точнее, не встречал никто. Мы долго и тупо, начиная волноваться, сидели в аэропорту, если этот большой барак можно было так назвать. Наконец, с большим опозданием, приехала какая-то машина.
Встреча была вежливо равнодушной. Мы не были инспекционной комиссией. Мы, в принципе, вообще там никому не были нужны, но все же поселили нас в красивом месте. Представьте себе странного почти красного цвета реку, название которой я не помню и которая не вызывала желания в нее окунуться, а на ее берегу – деревянные домики, построенные в виде пагод, причем со всеми удобствами внутри. А вокруг тропическая, но ухоженная природа с пальмами, цветами и т. п. Просто рай.
Вы помните, как раньше ездили русские заграницу. Со своими консервами, кипятильниками, чаем. Мы были такими же. И поскольку не имели ни гроша, то это нас, голодных представителей великой державы, здорово выручило. Но через пару дней нам в консульстве выдали деньги на месяц из расчета 18 долларов в день. И к тому же за жилье платить было не нужно. То есть каждый получил по 540 долларов карманных денег. И мы для постполпотовской Камбоджи вдруг оказались очень состоятельными людьми. Если пересчитывать их местные деньги, реалы, в доллары, то средняя зарплата коренного жителя составляла в месяц только 4 бакса.
Мы прошли строгий инструктаж: как себя вести, куда можно ходить, а куда нет. В принципе, оказалось, что никуда, кроме больницы. Впрочем, нам показали рынок, где мы могли тратить деньги. Для поездок по городу за нами закрепили какой-то задрипанный джип.
Мы познакомились с колонией русских врачей, которая, как бы сейчас сказали, в качестве гуманитарной помощи обслуживала бывший французский гопиталь: Камбоджа в прошлом – колония Франции.
Русские врачи говорили на плохом французском, который знали многие кхмеры, а мы не понимали ни бельмеса.
Вскоре выяснилось, что мы со своей двухмесячной командировкой скорее крутимся под ногами и мешаем, чем помогаем: все прекрасно справлялись и без нас. Нам тогда было лет по 30, и мы были намного младше тех, кто там работал, хотя оба были кандидатами наук.
В результате, мы, может, пару раз что-то и сделали по профессии, а в сущности просто приходили в больницу отмечаться. Привезенные нами благотворительные лекарства украли на второй или третий день нашего пребывания. Но удостовериться, что они существуют, можно было еще долго. Напротив госпиталя стояли ряды лавочек, где продавали все, включая лекарства. И скоро мы увидели распакованные коробки с русскими надписями.
Не думаю, что это был прибыльный бизнес.
Вообще, я до сих пор не понимаю, зачем кхмеры госпитализировались. Они не принимали таблетки, которые им прописывали доктора. Они верили в свою народную медицину, и мы не сразу поняли, почему у некоторых больных три круглых синяка на лбу, а на животе следы ожогов. Кхмеры ставили «банки», как в России, но не на спину, а на лоб. Или прижигали живот. А порядочную кхмерскую женщину, чтобы осмотреть, вообще нельзя было уговорить раздеться. И мы, грубо говоря, работали как шаманы, не понимая, что происходит.
Но кхмеры, выздоравливая, тепло благодарили. Слава богу, от многих болезней выздоравливают и так. Но потом выяснялось: аккуратно собрав в целлофановый пакет выдаваемые им лекарства, местные жители продавали их следующему пациенту, объясняя, что это панацея.
Естественно, что местные традиции и порядки за столь короткий срок мы не могли понять. Но с русскими врачами, которые вначале отнеслись к нам довольно высокомерно, я решил «разобраться». И решил сыграть на том, что все тогда держались зубами за свои долгосрочные контракты.
По чистой случайности через несколько дней пребывания в стране нам предложили вместе с персоналом сняться на видеокамеру. И я решил воспользоваться тем же трюком, что и с телевидением Люксембурга. В несколько ином варианте.
Когда на меня направили объектив, я строго сказал, загородившись рукой:
– Ребята, извините. Нам сниматься нельзя. Запрещено.
Бог ты мой, как они все сжались. Так вот кто на самом деле эти парни, выдающие себя за врачей, как видно подумали они. И даже стали приносить кляузы… А мы с приятелем ржали полночи.
Не стоит говорить, что после этого наши взаимоотношения с «аборигенами» изменились в лучшую сторону, и мы даже могли себе позволить разговаривать со всеми чуть строже.
В целом все было вначале интересно, а потом стало скучно. Мы, конечно обалдели от рынка и сразу купили по японскому двухкассетному магнитофону и какие-то шмотки для жен. При наличии денег получить здесь можно было все, что хочешь. Товары были контрабандой, но высокого качества. Вот только мы тогда не знали, что надо было еще и торговаться. Много переплатили. Но, в конечном итоге, не пожалели. Вещи служили нам много лет.
Но если для женщин-эпидемиологов посещения рынка были милым развлечением, то нам с приятелем это скоро надоело. И чем мы могли себя занять после необременительной работы?
Очевидная наша ненужность через какое-то время дошла и до сведения камбоджийского министерства здравоохранения, и приставленные к нам его представители куда-то исчезли, прихватив симпатичную переводчицу. А затем стал регулярно пропадать и работавший на нас кхмер, водитель джипа, и нам чаще приходилось ходить пешком. Потому что пользоваться каким-то другим транспортом, включая рикш, нам категорически запретили. Впрочем, на рикшу я бы и сам не сел. Я видел как в одной из них везли прикрепленную ремнями здоровенную свинью.
Как-то вместе с женщинами мы вышли прогуляться. Хорошо походить по красивому, хотя и загаженному городу. Но ведь надо было и возвращаться обратно. А было ужасно жарко. У меня кончилось терпение и, увидев какой-то грузовичок, я начал голосовать.
– Что ты! Что ты! – зашикали на меня женщины. – Запрещено.
Грузовичок остановился. В нем сидел европеец и водитель-кхмер. На плохом английском я спросил его, не могли ли они нас подвезти. Тот спокойно сказал:
– Залезайте.
Я спросил остальных, присоединятся они ко мне или пойдут пешком дальше. Никто не отказался. Мы с приятелем подсадили женщин и вскоре оказались в своей гостинице. Европеец, живший там же, был венгром, каким-то инженером. Я дал его водителю немного денег, хотя венгр говорил, что не надо. С тех пор я испытываю к мадьярам большую симпатию.
Как выяснилось чуть позже, в гостинице жили три группы иностранцев. Немцы из бывшего ГДР – вокально-инструментальный ансамбль, венгры-инженеры и мы. Никаких отношений мы не поддерживали. Видимо, у них были такие же строгие инструкции, как и у нас. В конце концов, мы с приятелем начали умирать от скуки. А я к тому же страдал от страшной ностальгии.
Конечно, там была классная местная банановая водка, называемая «Баньон». Но сколько можно было ее выпить?.. Хотя бухали в Пномпене все иностранцы.
В итоге мы начали по вечерам петь.
Приятель пел очень хорошо, а я плохо. И репертуар был специфический. Это были песни или военных лет, типа про танкиста, «Враги сожгли родную хату», или блатные, вроде «Таганки». Представляете, сидят два подвыпивших мужика и орут во весь голос. Мы всех поставили на уши. Кхмеры запутались. Кто же приехал на гастроли? Немцы или мы? А нам было пофигу.
Правда, скучно было на самом деле не всегда. Запомнились некоторые встречи с местной живностью.
Врачи, приехавшие по контракту, жили в отдельном доме на территории больницы. Как-то нас пригласили в гости, и по дороге в жилой корпус между нашими ногами проскользнула крупная змея. Сказать, что мы не труханули, было бы преувеличением.
Русские доктора держали здоровенного мохнатого пса, привезенного из Союза. Сами кхмеры относились к собакам плохо, может, и оправданно: местные породы выглядели, как большие крысы.
Мы рассказали о происшествии доктору, который нас принимал. Он спросил:
– А какого размера змея была? И цвета?
Я сказал, что черная, толщиной в мое запястье.
– Так это же кобра, – спокойно объяснил доктор. – Вы думаете, для чего мы пса держим? Он змей отпугивает и не дает им заползти в дом. И нас о них предупреждает.
Ничего себе успокоил! С тех пор мы стали чаще смотреть под ноги.
Есть и другая история.
Если помните, мы жили в домике наподобие пагоды, стоящем на земле. Однажды мы пришли домой и хотели помыться, но в ванной сидел паук. Не паучишка. Противное мохнатое чудовище с мою ладонь, к которому были прикреплены длинные, сантиметров в десять, лапы. А я вообще страдаю арахнофобией. Ни мне, ни приятелю трогать эту дрянь вовсе не хотелось. Хотя, может, она вообще не была ядовита. Но выбора не было.
У нас, запасливых русских, была кастрюля с ручкой. Я ею накрыл паука, хотя гадкие лапы продолжали торчать наружу. И скоренько выкинул из номера. Мы вздохнули с облегчением…
А потом мы случайно познакомились с другой русской колонией – с летчиками. Не помню даже как. По-моему, кто-то услышал, что приехали доктора из Москвы, и попросил посмотреть какого-то родственника.
У летчиков жизнь была намного более свободной и вольготной, чем у докторов. Они были пофигисты побольше, чем мы с приятелем, и не слабонервные.
Их пофигизм по отношению к посольским запретам был объясним. Если врачи выполняли гуманитарную миссию, несмотря на то, что там были и свои врачи, то летчиков в Камбодже не было. Вся их авиация обслуживалась русскими. Не Камбоджа была нужна им, а они Камбодже. Конечно, они тоже держались за свои контракты, но чувствовали себя намного свободнее других. Они и жили лучше, чем врачи, и, в общем, делали, что хотели.
Как-то один из них в благодарность за какую-то медицинскую консультацию позвал нас в гости. Встретили прекрасно. Но существует известный всем докторам феномен. Как только вы приходите к кому-то, он считает долгом поделиться с вами, что у него болит. И изменить это нельзя. Хотя доктора – такие же люди и пришли просто отдохнуть.
Так произошло и в этот раз. Когда мы уже хорошо поддали, вначале один отвел меня в сторону и стал рассказывать, что у него проблемы с эрекцией, а потом второй долго говорил, что у него после травмы боли в спине, и никакие лекарства не помогают.
Что я мог сделать? Ведь они оба замечательные ребята.
– Мужики, – сказал я, – я сегодня выпил. Давайте договоримся на завтра.
На следующий день они повезли меня к себе.
Чуть отвлекусь.
Кто не забыл то время, знают: после окончания контракта и того, и другого воздушного извозчика ждали те же «малокалиберные» квартиры в СССР. Но для них авиаторы купили все, какое можно, престижное барахло и технику. Один послал домой даже самшитовую дверь. Знаете, дерево такое. Приятно пахнет и твердое как сталь. Представляете, самолет несколько тысяч километров везет дверь. Они ездили на японских машинах, и я первый раз в жизни проехался в «Ниссане».
Кстати, про машины летчики рассказали смешную историю.
Они сильно что-то отпраздновали и стали разбредаться по домам. Один из них сел в машину, а руля нет. Он, бедолага, ничего не понял, но в ней, в машине, и уснул, потому как был сильно пьян. Через несколько часов очухался. Видит – руль есть. Он забыл, что из экономии купил машину с правым рулем, предназначенную для Гонконга.
Да, хотя «Ниссан» и очень хороший автомобиль, я по дороге к новым приятелям испытывал ужасную тревогу. Потому что осознавал: проку от меня, как от козла молока. Я ничего не понимал в лечении потенции и болей в спине, тем более что лекарства уже не помогли. Все это далеко от моей специальности.
Но летчики надеялись. Все-таки доктор из Москвы.
И вдруг я вспомнил про уроки Джуны. Чем черт не шутит, подумал я. Попробую, не поможет – скажу, что нужно еще несколько сеансов. А там, глядишь, и моя командировка закончится.
Но шарлатаном себя чувствовать не хотелось.
Меня привезли в двухэтажную виллу. Как выяснилось, летчик с болями в спине был каким-то большим начальником.
Первое, что я спросил:
– Слушай, а ты не боишься здесь? Все-таки неспокойное место. Партизанская война. По ночам стреляют.
И это было правдой.
Тот невозмутимо ответил:
– Это не наша война. Кроме того, у меня авиационный пулемет на крыше.
Интересная страна Камбоджа.
Я какое-то время поразмышлял, каково оно жить с пулеметом на крыше, но мы выпили по рюмке, и я перешел к непосредственной цели визита. Я объяснил летчику, что если традиционная лекарственная медицина не помогла, то нужна или операция на позвоночнике (он сразу категорически отрицательно замотал головой), или что-то другое, нетрадиционное. И рассказал про Джуну. Кто она, он знал и мгновенно согласился.
Я уложил его на кушетку и, потея от опасений, сделал, как меня учили, сеанс пассов над его поясницей. Потом сказал, что немедленного эффекта ждать нельзя, скорее всего нужно будет повторять процедуру, и попросил доложить мне на следующий день о самочувствии.
Дальше я ехал уже в другой машине к пациенту номер два.
История почти полностью повторилась, только пассы я делал вокруг детородного органа. И хотя я был уверен только в одном, что не нанес вреда, меня все же мучили угрызения совести, что я обманываю хороших людей.
На следующий день, под вечер, приехали оба летчика. Довольные. У одного прошли боли, а другой получил то, что хотел.
С тех пор наша с приятелем жизнь в Пномпене изменилась коренным образом. Мы вышли из замкнутого круга посещения больницы, рынка и распевания песен. Летчики показали нам другой город. Нас повезли в ресторан, где я впервые попробовал лягушек. Между прочим, очень вкусно и не противно. Хотели предложить змею, но мы решили, что экзотики уже хватит.
Не думайте, что летчики все время платили за нас. Встречаясь, мы это делали по очереди. Да и стоило это копейки. Нужно было знать Камбоджу того времени. Как-то нас позвали в китайский ресторан, где мы, четыре здоровых бугая, от души поели лобстеров и выпили прилично водки, а я заплатил за всех 10 долларов, включая чаевые. Представляете уровень цен?!
Мы побывали в каком-то древнем музее восточной культуры, и я до сих пор удивляюсь, как он уцелел при Полпоте.
Однажды нас повезли в центр города в какой-то парк, где кхмеры проводили свободное время. И я увидел удивительную игру. Они развлекались чем-то, что по дальней аналогии можно назвать подобием того, как, например, в России, играют в кружочек волейбольным мячом. Только играли они ногами и не мячиком. Они перебрасывали нечто вроде бадминтонного волана, хотя более тяжелого, потому что он летал быстро.
Я, отвесив челюсть, стоял и смотрел минут пятнадцать, а те, увидев это, стали откалывать такое, что в цирк ходить не надо. Диего Марадона рядом не стоял. А потом кхмеры меня куда-то позвали. Там стоял слон. Они знаками предложили мне на него влезть и сфотографироваться. Я было подошел и посмотрел ему в глаза. Замученное, грязное животное с жалкими глазами. И отказался.
Кстати, летчикам я обязан и еще одним своим, последним, свиданием с экзотической фауной страны.
Авиаторы своими руками на территории так называемого международного аэропорта построили себе маленькую сауну. Ее зданьице было вдали от прочих его помещений. Был график: день мальчиков, день девочек – когда парилку посещали жены летчиков.
Как-то в нее пригласили и нас с приятелем.
Я мужественно высидел, сколько положено, хотя при температуре воздуха под сорок снаружи не скучал по жаре. Большее удовольствие я получил от маленького холодного бассейна.
Следует сказать, что дверь в сауну не закрывалась, и я не помню, была ли она вообще.
И вдруг туда вползает какая-то тварь. Рептилия размером с варана. Нас там было человек десять в одежде Адама. Гляжу, а летчики вдруг прыг – и на скамейках. Но я же новичок, к тому же любопытный. Стою разглядываю. Варан-то он варан, только спина покрыта рядами красных точек, и в пасти зубы, как у крокодила. Пока я занимался своей исследовательской деятельностью, один из летчиков схватил швабру и ткнул это существо. Оно мгновенно в нее вцепилось.
Это надо было видеть. Абсолютно голый мужчина вышел из сауны на территорию летного поля. Он сделал из швабры с этой гадостью подобие винта вертолета и закинул подальше. А потом объяснил мне, что хотя тварь не ядовита, ее сложно отодрать, если укусит, а раны не заживают годами.
Презанятная страна Камбоджия.
А потом летчики свозили нас на другой рынок контрабанды, куда из соображений безопасности русским было ходить запрещено. Мы и от разрешенного рынка очумели, поражаясь непривычному изобилию и дешевизне. А тут он был в три раза больше, и все было еще дешевле.
В итоге мы отоварились за эти два месяца по полной программе. Сейчас это уже никого не удивит, а тогда было что-то…
Наконец командировка кончилась, и мы отправились домой. Тот из летчиков, который был начальником, велел пересадить нас из туристического в бизнес-класс. В «Аэрофлоте» того времени это не имело большого значения, кроме одного: было больше места, и можно было свободно расправить ноги. А для 18-часового полета это немаловажно.
Однажды, уже в Москве, я принимал этих летчиков с женами у себя дома. Традиционная советская встреча на уровне салата оливье. Больше после этого я их не видел. Надеюсь, что у них все в порядке. Но все равно сохранилось ощущение, что чем-то я этим людям помог. Может, на неделю, может, на месяц, может, на год. Не знаю. В традиционной медицине часто говорят формальное «спасибо», за которым ничего не стоит. Но в этот раз было что-то другое.
Наверно, благодаря Джуне.
«…То же стадо, но на другом конце луга»
Пособие для алкоголиков
Алкоголиком быть нелегко. Знаю по себе. Но алкоголизм – это еще не конец света. Это просто клубок проблем, который рано или поздно приходится распутывать пьющему человеку или отправляться на кладбище. Впрочем, туда мы отправимся все. Поэтому сразу и возникает вопрос: «А зачем с алкоголизмом бороться?». Вот об этом и поговорим, хотя заранее предупреждаю, что много раз слышанные вами нравоучения о вреде спиртного вы от меня не услышите. Я сам их уже давно перекушал. И хорошо запомнил, какой я умный, какой способный, какая у меня хорошая работа и семья и как при этом мне должно быть стыдно пить. Помню и о том, что такому сильному человеку, как я, позорно оказаться неспособным отказаться от этой гадости. Но, несмотря на позор, я не отказываюсь, потому что все эти слова – большая развесистая клюква для наивных.
Вопрос первый. Почему мы пьем?
Практически все, кто пытался лечиться от алкоголизма, знаком со схемой, по которой с вами работают всякого рода психологи или психиатры. Она проста. В процессе умных бесед вас пытаются вынудить признаться в чем-нибудь из следующего:
первое: вас так или иначе обижали в детстве,
второе: недостаточно ценили и ценят на работе и мешают вашему продвижению,
третье: у вас проблемы в личной жизни (измены, плохой секс, его слишком много или, наоборот, слишком мало).
Наверно, в мире человека, который не получил когда-нибудь подзатыльник от отца или матери, или который не обижался на родителей за то, что не купили ему, скажем, велосипед. Так же практически у всех в воспоминаниях детства есть взрослые поцелуи и объятия, которых вам не нравились. И вы легко можете такие примеры привести. Но берегитесь, таким образом вы позволяете психологу сделать вывод, что в детстве вы подвергались тому, что называется child abuse, а проще говоря, физическому, психологическому или сексуальному насилию. И поэтому даже хорошо, что, повзрослев, стали алкоголиком, а не серийным убийцей или сексуальным маньяком. При этом ваши дальнейшие уверения в том, что на самом деле ничего такого особенного в семье не было, а у дяди Пети, приходившего на семейные праздники, просто неприятно пахло изо рта, когда он слюняво целовал вас в щечку, а родители вас не били и, заставляя есть кашу, вовсе не стремились сломать вашу волю, пропадут втуне. Оправдания будут отнесены на счет естественного желания скрыть постыдные тайны семьи. Вот так и будет найдена причина вашего порока. Детская травма, трансформировавшаяся во взрослом возрасте в злоупотребление спиртным.
Если же вы уперлись рогом и стали категорически отрицать, что вас обижали в детстве, существуют и другие альтернативы. Например, вы жертва преследований на работе. Причем, ни один психолог вам так не скажет, но создаст у вас впечатление, что, возможно, корень проблемы закопан там. Вас когда-то не продвинули вовремя на работе, или кто-то обошел вас по службе. И вы, человек в высшей степени достойный и высоко себя оценивающий, от такой несправедливости сломались и докатились до бутылки. Существует и другой вариант. Скажем, в детстве, хотя впрямую вас и не обижали, но, тем не менее, родители сформировали у вас заниженную самооценку. И поэтому во взрослой жизни, несмотря на то, что вы и так старались не высовываться, какие-то неприятности опять же таки подтолкнули вас к «злодейке с наклейкой». Хотя понятно, у любого человека бывают неприятности на работе, и мало кто считает, что его карьера и заработок соответствуют его собственным амбициям. А там, где дело касается амбиций, сам черт не разберет, когда их можно считать завышенными, а когда недостаточными. Но в любом случае еще одна причина алкоголизма налицо.
А уж что касается семейной жизни, то здесь для психологов просто целина непаханная. Тут развлекаться по поводу того, у кого из супругов какая самооценка и кто кого третирует, можно бесконечно. А у кого, скажите на милость, жена в какой-то момент не повела себя как стерва? А у кого муж когда-то не оказался сволочью или кобелем? И как тут не запить?
В результате таких бесед вы, странным образом, почувствуете себя белым и пушистым, потому что, оказывается, не вы причина своего алкоголизма, а тяжелые жизненные обстоятельства. У вас же другая проблема – ваша самооценка. Иногда чересчур завышенная. А иногда наоборот. По обстоятельствам. Вот вы и пьете, потому что ни одна душа на свете, кроме собутыльников, если они есть, вас не понимает.
Очень удобное и со всех сторон приятное объяснение. А то человек понапрасну думал, что он просто говно, потому как нажрался и нассал в штаны. А тут выяснилось – не-ет…
Так почему же мы все-таки пьем?
Для меня это загадкой никогда не было. Я всегда утверждал и продолжаю настаивать, что, во-первых, пью от скуки. И никакой занимаемый мной социальный статус на это не влияет. Я знаю, что пока мне есть чем заняться и мне интересно, мысль о выпивке не приходит в голову. Но стоит жизни превратиться в однообразную смену декораций, как я начинаю искать своего друга, зеленого змия. Забавно, что нечто подобное описал Конан Дойл в записках о Шерлоке Холмсе. Если помните, когда знаменитому сыщику становилось скучно, он или играл на скрипке, или колол себе морфий, что ничуть не хуже алкоголя.
Но это только половина правды. Мы пьем не из-за повышенной или заниженной самооценки, не потому, что случилась настоящая или выдуманная беда, не потому, что кто-то нас обидел или просто скучно, а потому, что нам
А разве можно человека лишать того, что ему нравится?.. Поэтому алкоголизм, с моей точки зрения, это не болезнь, как принято считать, а способ существования, если хотите, ее смысл. И тогда становится понятно, почему остальное со временем начинает иметь в жизни все меньшее и меньшее значение.
И только через годы, когда алкоголь приводит к поражению печени, сердца или поджелудочной железы, человек становится по-настоящему больным, но эта болезнь уже называется цирроз, кардиомиопатия или панкреатит, а не алкоголизм. И умирают, кстати, от них, а не от непосредственно злоупотребления алкоголем, за исключением редких случаев настоящего перепоя. Для объективности картины следует упомянуть, конечно, и о травмах, грозящих человеку в состоянии опьянения, но это уже другая опера.
Вопрос второй. В чем водка виновата?
Итак, для меня алкоголизм – это относительно доброкачественная разновидность антисоциальной системы поведения, при которой формируется противопоставление отдельной человеческой индивидуальности миру остальных. Мы, алкоголики (индивидуумы), против вас, неалкоголиков (общество). Хотя, разумеется, алкоголики ради защиты своих прав не идут на баррикады, не устраивают антиправительственные демонстрации. Они, в большинстве, просто хотят, чтобы их оставили в покое и дали спокойно пить.
А как же относиться к большому количеству преступлений, совершаемых, по общепринятому мнению, под влиянием алкоголя? Разве он не увеличивает процент противоправных действий? Вопрос далеко не простой, потому что я не уверен, что существует отдельная статистика преступлений, совершенных в состоянии алкогольного опьянения, но задуманных на трезвую голову, и тех, которые совершались «под кайфом» спонтанно.
Наверно, у читателя могло возникнуть подозрение, что я пытаюсь защитить право человека на алкоголизм. Это, по сути, не так уж далеко от истины. Но вопрос о взаимосвязи алкоголя и преступлений я затронул неслучайно.
Это не меняет в значительной степени существа дела, но, с моей точки зрения, преступления совершаются не под влиянием, а на фоне приема алкоголя, что не совсем одно и то же. Не водка совершает преступление, а человек, так же как водка сама не приходит к человеку, чтобы он ее пил.
Вспомним о том, как действует выпивка. Алкоголь, как известно, ума не прибавляет, а по мере увеличения дозы лишь сильнее и сильнее отключает у человека тормоза, позволяя обычно подавляемым желаниям пробуждаться и искать способ реализоваться. Поэтому, если вы человек, не склонный к насилию, то, выпив, вероятно, станете глупым, болтливым, иногда смешным, скорее всего, заблюете весь унитаз, а утром проснетесь больным с угрызениями совести и намерением больше никогда не пить. И слава богу. Слава богу, что вы оказались просто смешным и глупым, и что, как это не парадоксально звучит, ваша душа чиста и свободна от грязных мыслей. Или же, что тоже слава богу, ваша система самоконтроля над самыми гадкими из побуждений не поддалась взлому отмычкой (алкоголем).
Но если применение физической силы и желание любой ценой восторжествовать над оппонентом при выяснении отношений для вас не в новинку и пьете вы в компании себе подобных, то легко можете оказаться фигурантом уголовных дел, связанных с телесными повреждениями, изнасилованием или даже с убийством. Если вы женщина, скрывающая свои сексуальные фантазии, то запросто можете оказаться утром в постели с незнакомым и не обязательно приятным мужчиной или оказаться жертвой изнасилования. У меня есть приятель, который много лет уже не пьет. Так он любит вспоминать историю из прошлой жизни, когда однажды проснулся в номере гостиницы с «гориллой». Так он, протрезвев, охарактеризовал даму, которую накануне подцепил в баре. Я пытался заставить его признать, что он преувеличивает. Но он только сердился и повторял, что не врет, и она действительно была «горилла».
Алкоголь не делает нас плохими, но, соскоблив шелуху приличий, дает прячущейся в человеке гадости вылезти наружу. Алкоголь – катализатор, он волшебный препарат, позволяющий мистеру Хайду проявиться в тех личностях, в которых он есть. То, что натворил по пьяни некий мистер «икс», он бы мог натворить и на трезвую голову, если бы был уверен в своей безнаказанности. Алкоголь – ключ от двери к нашему примитивному дикому «я».
Вопрос третий. Кому нужно, чтобы мы бросили пить?
Странный вроде бы вопрос. Естественно, нам. Но на самом деле – это ложь.
Алкоголиков, начинающих лечение, принято спрашивать, каким они в идеале хотели бы видеть результат. Я слышал этот вопрос не раз и каждый раз удивлялся. Вы бы, наверно, посчитали стоматолога кретином, если бы он вместо того, чтобы лечить разрывающийся от боли зуб, стал выяснять у вас, какого результата вы хотели бы достичь. Но, тем не менее, алкоголикам этот вопрос задается. Видимо, потому, что ответ на него не всегда однозначен. Вместо ожидаемого решительного «нет» спиртному чаще высказывается пожелание вернуться к жизни «как все», то есть пить, но уметь остановиться. Что свидетельствует о том, что ни один пьющий человек в глубине души полностью отказаться от алкоголя не хочет. Но ведь это именно то, к чему его будут стремиться склонить в результате лечения. И при этом, как правило, никто из целителей не удосужится объяснить, что у полной «завязки» есть немалая психологическая цена. Большая, чем простое преодоление собственного «хочу выпить». Речь о человек, который приносит в жертву свой образ жизни.
Но интересы алкоголиков для окружающих их людей ничего не стоят и не учитываются. В противовес им выставляется необходимость пойти наперекор своему «я» ради любви, семьи, карьеры или, если повезет, ради какого-либо интересного занятия. Что часто и происходит. И даже бывает успешным. Такого рода личности выглядят вполне благополучно и часто преуспевают. Но, по сути, они – зомби, лишенные своей природы. Та жизнь, которую они ведут, при всей ее благопристойности не их и им не принадлежит. Потому что, кто бы что ни говорил, а алкоголикам выпивка никогда, кроме как с похмелья, не мешает. И это горькая правда.
Но при этом только дурак может думать, что алкоголики не понимают, что они творят со своей жизнью, что не осознают, что могут умереть от последствий алкоголизма, потерять семью, работу, жилье, быть убитым или покалеченным, просто оказаться за решеткой. Это ставка, которую приходится платить за алкоголизм, но она известна и стоит на кону, а не выскакивает как киллер из-за угла на наивного пьяницу, который даже вроде и не подозревал, что может до такого докатиться.
Алкоголики (и наркоманы), как правило, умеют прекрасно манипулировать окружающими. Они чемпионы по вранью, оправдывающему их пьянство. В жизни нет конца причинам выпить: горе, радость, чистый четверг или черный понедельник. И нет в мире лучших специалистов по выклянчиванию или мелкому воровству денег ради выпивки. Но самих себя алкоголикам не обмануть. Они все, кроме явно слабоумных, знают, чем они рискуют, и чем, с точки зрения здоровья и положения в обществе, в итоге придется платить. Но это их не останавливает. Как риск сломать шею не останавливает людей, занимающихся экстремальными видами спорта.
Так кому же нужно, чтобы вы бросили пить? Вам? Нет, другим. Вашей жене или мужу, детям, друзьям, сослуживцам, обществу, в конце концов. Иными словами, всем, кто вас окружает. Это вы мешаете другим, а не водка вам. Вы – изгой. Пария. И останетесь с этим клеймом на всю жизнь вне зависимости от того, продолжаете пить или нет. И это тоже цена, которую приходится платить. Вы можете не пить годами, но, если живете в том же месте, работаете в том же учреждении и ваше окружение осталось прежним, вы так и останетесь для всех не господином N, а алкоголиком, который завязал. И каждый, даже близкие люди, стоит вам не выйти на работу или не прийти вовремя домой, будет думать, что вы вновь пошли и напились. Но не надейтесь, что это будет сочувствие к человеку, который оступился, это будет плохо скрытое злорадство по типу «я так и знал». И не удивительно. Среднестатистический человек априори принимает мораль общества, какой бы она ни была, и живет в соответствии с ней. А она требует отвержения всех, не укладывающихся в рамки принятой «нормы». Алкоголики – не герои, они обыкновенные и часто не самые счастливые люди, но они все-таки другие. Их никому не хочется погладить по головке и пожалеть. На них и их проблемы обществу наплевать. Или живи как все, или подыхай. Впрочем, это касается всех, отличающихся от стада, а не только алкоголиков. Алкоголики – то же стадо, но на другом конце луга.
На том, что вы в первую очередь мешаете обществу, а не самому себе, доброхоты, занимающиеся вашим лечением, сосредотачиваться не будут. Вам, наоборот, всячески будут подчеркивать субъективный компонент, то есть ухудшение вашего социального статуса и здоровья. Хотя, с моей точки зрения, упор на причиняемый алкоголем вред здоровью бессмыслен, по крайней мере, до тех пор, пока алкоголику реально не начинает угрожать смерть. Я перенес довольно тяжелый алкогольный гепатит и в какой-то момент был уверен, что из больницы не выйду, но поправился. И не пил месяцев восемь. Потому что боялся. А потом перестал бояться. И я не являюсь исключением. Поэтому, по моему мнению, в ряду других причин состояние здоровья будет последним, из-за чего алкоголик может бросить пить.
Вам будут на вашем примере или на примерах других демонстрировать, до чего вы докатились или можете докатиться с точки зрения социального статуса. Следует отметить, что истории всех алкоголиков написаны под копирку с незначительными вариациями. Вы потеряли или вот-вот потеряете семью, работу, друзей, материальный достаток. То есть то, что по общепринятому мнению должно составлять основу жизни. Но, как ни странно, с этим алкоголики могут жить и живут. Гораздо хуже, а такое вы от ваших психологов напрямую можете и не услышать, то, что вы потеряли собственное достоинство. И от вас все отвернулись. Вас боятся. Вам не доверяют. А с этим жить тяжело. Но это, к сожалению, чистая правда. Пьяные или посвятившие свою жизнь поиску выпивки забавны только в кино, а в реальности отвратительны. Алкоголик понимает это. Утрата чувства собственного достоинства, с моей точки зрения, единственная настоящая причина, по которой имеет смысл поставить под контроль тягу к спиртному. Ведь нет для человека более строгого судьи, чем он сам. И пусть нам часто наплевать на семью и положение в обществе, пусть нас не так уж сильно волнует, что говорят о нас другие, но осознание самим собой того, что ты можешь из человека превратиться в опасную и примитивную амебу, чрезвычайно болезненно.
Полагаю, что у тех, у кого хватило терпения дочитать до этого места, может возникнуть впечатление, что я докатился до пафоса. Но это не так. Я просто постарался наиболее доступно сформулировать мысль, до которой дошел не сразу, хотя, как кажется, она лежит на поверхности.
Алкоголики, искренне или лицемерно соглашаясь с тем, что хотят бросить пить, считают главным критерием успешности лечения достижение полной трезвости и сопутствующее этому восстановление социального status quo. Но это восстановление, если можно так выразиться, byproduct5. Вам ведь просто возвращают то, что и так принадлежало по праву. А вы, в сущности, наступили себе на горло, но, кроме своего, не получили ничего, кроме порции унижений, взамен. И ваша дальнейшая карьера – это не следствие того, что вы бросили пить, а того, что вы ст
Поэтому временная трезвенность как таковая не является решением проблемы. Она лишь средство достижения неустойчивого и чаще всего недолговечного равновесия с социумом. Но это равновесие можно укрепить, если вы поймете: то, как вы выглядите в глазах других, на самом деле шелуха. Именно поймете и прочувствуйте, а не согласитесь с этим утверждением, не вникая в его смысл, как это делает большинство. Это вовсе не значит, что алкоголик настолько оригинален и необычен, что может ставить себя выше окружающих. Наоборот, алкогольное поведение удручающе стереотипно и предсказуемо. Поэтому независимость алкоголика от других – это прежде всего осознание того, что не ваше окружение творит вашу судьбу, а вы. Что вы проживете жизнь, которую каждым своим поступком и шагом сформировали сами. Вы и только вы. А больше никто. И поэтому для вас самое главное –
Только дурак думает, что это вопрос лишь силы воли. Попробуйте, если вы не алкоголик и не понимаете, как это можно не уметь бросить пить, ради эксперимента волевым решением отказаться от приема пищи. Хотел бы я посмотреть, сколько продержитесь. А для алкоголика выпивка – его еда. И в прямом, и переносном смысле. В запущенных случаях алкоголизма, когда аппетит обычно притупляется, спиртное становится основным источником калорий для организма.
Вопрос четвертый. Что ждать от лечения? Зайдите в интернет или откройте газету, и вы найдете миллион рекламных объявлений, предлагающих быстро и гарантировано избавиться от алкоголизма или выйти из запоя. Но одно только их количество говорит о том, что никакого эффективного лечения не существует. Вы просто заплатите деньги и какое-то время не будете пить. Хотя то же самое могли бы сделать и бесплатно, если бы не считали, что вам нужна «помощь».
Долговременное, но имеющее предел непитие – не проблема. Тот, кто через это прошел, знает, что «завязавшему» тяжело только где-то первые две недели, а дальше вы неожиданно начинаете ощущать, как будто вернули себе «девственность». Организм и, главное, мозг практически вернулись к состоянию, в котором вы были в лучшие времена, когда не были алкоголиком. Вы вновь начинаете чувствовать себя прежним достойным господином, отцом семейства и уважаемым работником. И правда, вы действительно почти по всем объективным критериям, если бы кто-то удосужился проверить, вернули себе самого себя. Но не испытывайте иллюзий в отношении остального человечества. Для него вы как были, так и остались алкоголиком. И это тяжелый удар по вашему чувству собственного достоинства. Вы-то хотели крикнуть миру, посмотрите, я прежний, а он только брезгливо отвернулся и поинтересовался, ходите ли вы на встречи анонимных алкоголиков. И продолжаете ли принимать таблетки от депрессии.
Если вы действительно алкоголик, то, наверно, обращали внимание на последних забулдыг из «наших», которые крутятся вокруг мест скопления народа и помоек. Уверен, смотрите вы на них не как простой обыватель со смесью опаски и презрения, а по-другому, с интересом, потому что понимаете: ваша жизнь не гарантирует того, что вы не окажетесь среди этих изгоев.
А вы не пытались задавать вопрос, почему у алкоголиков происходит социальная деградация? Ответ вроде бы знает каждый дурак. Конечно, водка виновата. Ведь человек пропивает последние мозги. Но почему тогда деградируют не все? Почему, чем выше социальный класс и уровень образования алкоголика, тем меньше вероятность того, что произойдет деградация? А потому что не водка является ее непосредственной причиной. Деградация происходит из-за феномена отторжения алкоголика окружающими, неалкоголиками. Это подобно тому, как в заключении «опускают» некоторых зэков, переводя их в низший класс тюремной иерархии. Большинство подавляет и отторгает меньшинство, которое, оказавшись в изоляции, деградирует. Поэтому правильно и обратное. Чем больше людей продолжают поддерживать с человеком нормальные социальные связи, несмотря на его алкоголизм, тем выше вероятность, что он избежит деградации.
Я отвлекся, но, если помните, писал о том, что вы преодолели первый короткий, но без преувеличения ужасный период воздержания от алкоголя и вернулись к более или менее нормальному состоянию. Вам будет казаться, что проблема решена, потому что, как только организм перестает требовать алкоголь, чтобы «поправить здоровье», становится ясно, что и тяги-то к нему у вас особой нет. И так бы оно и было, если бы, к примеру, вас послали в экспедицию на Марс. Абсолютно иная обстановка, незнакомые люди, да еще и космонавты, щекочущая атмосфера полета. Какой тут, к черту, алкоголь. Но этого, как вы понимаете, не произойдет. Вы вернетесь «домой», то есть туда, где стали алкоголиком. Те же стены, те же люди, те же знакомые маршруты и даже те же разговоры. Те же долги и проблемы. И вам рано или поздно захочется выпить. Вы начнете с капелюшечки, потому что от нее ведь ничего плохого произойти не может, но капелюшечка будет расти, и за пару недель (может, больше) вы вернетесь к тому, с чего начали.
Это, наверно, какой-то закон человеческой психики. Вначале вы сами добровольно встроили алкоголь в стереотип своей жизни, а теперь этот стереотип сопротивляется разрушению и требует восстановления. Перебороть это сложно, хотя в редких случаях возможно. Поэтому я, кстати, и назвал таких успешных ратоборцев зомби. Их жизнь – борьба за каждый день без алкоголя. Вы хотели
Но все-таки вернемся к принятым в мире методам лечения. Есть две разные взаимоисключающие школы. Они единодушны только в одном. Алкоголизм вылечить нельзя. Он остается с вами на всю жизнь. Но зато можно быть «сухим» алкоголиком. Это подобно тому, что принято в концепции лечения сахарного диабета. Он неизлечим, но уровень глюкозы можно держать под контролем и таким образом избежать осложнений, инвалидизации и смерти. А расходятся школы в принципиальном вопросе. Одна требует категорического отказа от алкоголя, другая (менее признанная) утверждает, что с помощью поведенческой терапии алкоголика можно научить не злоупотреблять и пить «как все».
Прежде чем продолжу, я должен сделать маленькое отступление. Мир полон «кудесниками», которые кодированием или иными способами «излечивают» алкоголизм. По этому поводу мне даже нечего сказать, потому что до сих пор, несмотря на раздутые слухи, никто из них не вылечил
Итак, на ваш выбор предоставляются несколько вариантов лечения.
Первый – то, с чего многие начинают: те или иные таблетки. Наиболее распространенная схема, в которой сочетается антидепрессант и некий препарат, якобы уменьшающий тягу к спиртному.
Не знаю, как на остальных, на меня они не подействовали. Точнее подействовали, но не так, как бы я хотел. Я стал импотентом. Импотентом в квадрате. Не столько начал страдать от ухудшения или отсутствия эрекции, когда еще можно что-то исправить виагрой, сколько от тотальной потери интереса к слабому полу. В этом, кстати, есть свои плюсы. Представляете, от какой головной боли вы неожиданно избавились? Но я был молод, и у меня была молодая и красивая жена. Лечение я прекратил. А пить не перестал. Если говорить о побочных воздействиях, моя история типична.
Вторая опасность – поражение печени, которая и так у алкоголиков не в самом лучшем состоянии. Вам придется, по крайней мере, если ваш врач ответственный человек, регулярно проверяться и сдавать анализы.
В некоторых странах продолжают применять дисульфирам, или антабус, который, частично блокируя распад алкоголя в организме, приводит к накоплению токсичных альдегидов, вызывающих тяжелые побочные эффекты, а иногда и смерть пациента. И люди не пьют, потому что боятся умереть. Так препарат должен действовать, по крайней мере, в соответствии с аннотацией. Я боялся несколько месяцев, а потом начал закусывать этими таблетками коньяк. Пару раз было сердцебиение, и все. Но другим экспериментировать все же не советую.
Второй способ лечения. Индивидуальные беседы с психологом или психиатром (в разных странах есть нюансы в определении этих специальностей). Я уже ранее касался этого вопроса и повторяться не буду. Только замечу, что в основе лежит психоанализ, начавшийся с Брейера и превращенный в научный метод Фрейдом. Я в течение своей алкогольной жизни познакомился со многими психологами, и при всем моем уважении к ним надеюсь, что Фрейд все-таки был умнее.
Почему же люди так любят обращаться к психологам даже без связи с алкоголизмом? В первую очередь, потому что нужно выговориться, а некому. А тут сидит человек и не торопит. Чем дольше вы к нему будете ходить, тем больше денег он заработает. Поэтому даже самые стеснительные в итоге могут поделиться чем-нибудь сокровенным. А это приносит облегчение. Если вы когда-нибудь задумывались, как протекают такого рода собеседования, вы должны были бы обратить внимание на то, что психолог играет с вами в своего рода пинг-понг. Вы вроде пришли к нему со своими вопросами и проблемами, а он их вам же и возвращает, заставляя вас самих и отвечать. Это, по сути, основа лечения. Слушая самих себя, переводя сумбурные мысли в связанную речь, вы тем самым раскладываете все по полочкам, и искусство психолога состоит только в том, чтобы вас к этому подтолкнуть. Я говорю без малейшей иронии.
Загвоздка в том, что многие психологи в глубине души считают себя полубогами. Еще бы, они ведь «анализируют» самое сокровенное, психику человека. И… начинают активно вмешиваться, навязывая собственные стереотипы понимания. А это ошибка. Лечение становится неэффективным, у внушаемых и слабовольных людей существует опасность, что они примут навязанный им сценарий за свой, и ложные предпосылки приведут к ухудшению ситуации как для самого пациента, так и для его близких.
Мне вообще-то с психологами было легко. Я позволял им думать, что раскрываю перед ними душу и по капельке выдавал им частично правдивую, частично завиральную информацию (боюсь разочаровать психологов, но полагаю, что так поступают многие), чтобы те могли с умным видом указать мне, в чем корень моей проблемы и как с ней бороться. Но один раз мне стало стыдно. Я ходил к одной замечательной женщине-психологу, считавшейся одной из лучших специалисток. Она была миловидная дама средних лет из Аргентины со смешными кудряшками на голове. Я пел ей соловьем и рассказывал страшные истории из «травматичного» детства, которые, по логике, и должны были сформировать мое алкогольное поведение. Я не помню, что наплел в тот раз, но вдруг услышал всхлипывание. Я поднял голову и вдруг увидел, что мой психолог плачет, а я представления не имею, почему. И вдруг она говорит, что ей меня очень жалко, потому что мне пришлось пережить такое. Я, как мог, стал ее успокаивать. Но потом мне было стыдно. Такую хорошую женщину на ровном месте довел до слез.
Мои визиты к психологам при всем моем скепсисе позволили понять важную вещь. Очень важно переводить в слова то, что творится у вас в голове и слушать самого себя. Попробуйте наедине, ради эксперимента, облечь какую-нибудь случайную мысль в слова, и вы увидите, что то, что вы в итоге сказали, а до этого подумали, – не совсем одно и то же. Или вообще не одно и то же. И тогда я задумался. Если психолог просто играет со мной в пинг-понг, так зачем он вообще мне нужен. И я взял зеркало. Кто может быть самым внимательным и понимающим собеседником, как не я сам? Не буду посвящать вас в подробности, как я учился разговаривать с зеркалом. Одно могу сказать, со стороны это выглядит ужасно глупо. Но, с моей точки зрения, такая беседа не менее эффективна, чем посещение психолога. Правда, чтобы заговорить с зеркалом, все-таки должно быть немножко чувства юмора.
Не начинайте беседу сразу. Сначала просто смотрите на себя. Изучайте черты собственного лица. Постарайтесь взглянуть на себя как бы со стороны. И ждите, потому что вначале вы будете видеть не себя, а ту физиономию, которую вы сами себе строите, смотрясь в зеркало: мы всегда хотим выглядеть получше… Дайте мускулатуре лица расслабиться. Пусть вдруг вы станете таким, каким вы не хотели бы выглядеть. Но это вы. Изучите каждую складку. Посмотрите себе в глаза и скажите, что вы в них видите. Вслух. А потом начните себе строить рожи. Любые. Под настроение. Смешные или страшные. Это поможет расслабиться. И не стесняйтесь. Общение с зеркалом интимно и требует уединения. А потом выберите тему. Любую. И задайте той обезьяне, которую вы только что видели, вопрос. А потом попытайтесь на него ответить. Продолжайте внимательно следить за собеседником, за его мимикой, за выражением глаз. Помните, что он в этот момент не вы, а некто другой, который отвечает на вопрос. И вы можете заметить, что выражение лица не всегда точно соответствует смыслу сказанного. На лице могут отразиться эмоции, которые вы или пытались скрыть, или они проявились спонтанно. И тогда задайте новый вопрос. Почему ваша эмоциональная реакция не совпадает с рациональной? Попытайтесь это понять, но
Я понял, что могу обойтись без психологов. Но, между прочим, не забудьте спросить у зеркала, хотите ли вы бросить пить, и если «да», то – как это сделать, а если «нет», то – что вы ждете от дальнейшей вашей жизни. Последнее – самое главное.
Третий способ лечения. Групповая терапия. Она может проводиться под руководством психолога, но наибольшее распространение получили собрания анонимных алкоголиков (или, по аналогии, анонимных наркоманов, обжор, азартных игроков и пр.). Считается, что посещение сообществ АА (анонимных алкоголиков) эффективнее и предпочтительнее других видов лечения, в особенности в сочетании с другими видами терапии, хотя реальная статистическая разница составляет несколько процентов. Наверно, часть из читателей видела очень неплохой американский фильм «My name is Bill W.», посвященный жизни алкоголика Вильяма Вилсона, одного из двух отцов-основателей этого метода лечения. Кстати, Вилсон не был доктором, и когда был относительно трезв, занимался маркетингом. Я не собираюсь пересказывать содержание фильма или биографию Билла, а попытаюсь рассказать о впечатлении, сложившемся у меня от посещения собраний АА.
Во-первых, вы чувствуете себя легко. Буквально через несколько минут начинаете понимать, что можете говорить совершенно свободно и не стесняясь, потому что собеседники не только находятся в вашем же положении, но зачастую докатились еще и до худшего. Руководит собраниями спонтанно (или с помощью интриг) выделившийся лидер, нечто вроде гуру, который, как правило, не пьет дольше всех. У него есть один-два помощника-«любимчика», тоже долго непьющих. Впрочем, иерархия собрания ничем не отличается от стихийно складывающейся структуры любого человеческого сообщества: есть лидеры, есть ни то, ни се – большинство, и есть своего рода парии. Хотя у АА эти различия размыты и не сразу бросаются в глаза.
На собраниях АА, как правило, нескучно, потому люди раскрепощены, много шутят и не боятся выглядеть смешными. АА демократичны, в общество принимается любой человек, и разница в социальном положении и достатке в расчет не принимается. Следует, однако, отметить, что иногда случайным (или неслучайным) образом складываются группы, в которые собрались преимущественно люди, объединенные одной расой, национальностью, общностью языковых корней или чем-то другим, и если вы – не первое, не второе и не третье или -…надцатое, то будете чувствовать себя в них неуютно, хотя посещать их вам никто не запретит. Включая самих членов группы, которые, наоборот, будут с вами сама любезность. Но вы будете чувствовать себя гостем на чужом празднике.
Я не могу поклясться, что во всех сообществах АА все происходит одинаково. Но почти уверен, что сохраняется общий принцип. Я был в нескольких разных группах, и везде меня, склонного к одиночеству и не любящего стадность, раздражало одно и то же. Ритуальная часть. Попав к АА, вы через некоторое время начинаете понимать, что попали в своего рода церковь. В тех группах, в которых был я, все всегда начиналось и заканчивалось с молитвы: «Господи! Дай мне сил бороться с тем, что можно изменить, дай мужество принять неизбежное и дай мне мудрость отличить первое от последнего». Слова замечательные, но, когда их произносишь бессчетное количество раз, они почему-то теряют смысл.
Вторым столпом лечения АА является нечто вроде философского учения, которое называется «Двенадцать шагов». Это своего рода претензия на глубокую психологию и глубинный анализ мотиваций алкоголика. Если отвлечься от разных умных слов, смысл сводится к простой поговорке: «Всякий сверчок знай свой шесток». Алкоголикам стараются объяснить, что, правильно понимая свое место в жизни и взаимоотношения с остальным человечеством, они начинают верно оценивать реакцию окружающих на себя и, достигнув таким образом гармонии, преодолевают тягу к алкоголю.
Может, конечно, я что-то недопонял, а это немудрено, потому что на АА обрушивается каша из якобы многозначительных слов, которые можно трактовать на любой лад. Было бы желание. Мне это напомнило сказку про голого короля. В «Двенадцати шагах» люди видят «платье», которого на самом деле нет. Чем туманнее и многозначительнее звучит текст, тем меньше в нем реального смысла. Или, если хотите, он подобен фигуре (вазе) датчанина Эдгара Рубина, рисунок на которой совершенно обоснованно можно интерпретировать двояко. Я продолжаю утверждать, что для сложившегося алкоголика никакого значения не имеет то, что произошло в прошлом, которое изменить уже нельзя; на то, что думают о нем окружающие, ему наплевать; все «трагические обстоятельства», вынуждающие его, бедненького, прикладываться к бутылке, – лишь отговорки, прикрывающие простую истину. Нам, алкоголикам, нравится и хочется пить. Да, из-за алкоголизма и его последствий мы часто страдаем от тяжелейших угрызений совести и чаще других кончаем жизнь самоубийством. Но все это – с похмелья, которое само по себе лечится легко.
Так почему же АА популярны и даже чуть более, чем другие методы, эффективны?
Первое, АА – это времяпрепровождение. Причем, серьезное. Дисциплинированные алкоголики ходят на собрания, как на работу, иногда несколько раз в неделю. А поскольку между посещениями проходит не так уж много времени, полученной от АА поддержки в стремлении не пить хватает, чтобы оставаться «сухими» несколько дней или недель.
Второе. В основе эффекта АА, с моей точки зрения, лежит, если хотите, «энергетический вампиризм». Более сильные подпитываются за счет бед более слабых. Другими словами, не пьющие дольше и поэтому более благополучные члены обществ АА «заряжаются» от историй неофитов, только вступивших на путь отрезвления и часто еще находящимся в полном дерьме.
Третий фактор близок ко второму. Он включает в себя два компонента: театральный и конкурентный.
Неотъемлемая часть собраний АА – выступления его членов. Помните, у Булгакова сон председателя жилищного товарищества Никанора Ивановича Босого про театр, в котором надо было сдавать валюту? Так вот, у АА происходит нечто подобное. Члены общества время от времени встают и рассказывают, часто не чураясь малоаппетитных подробностей, «страшные» истории алкогольного прошлого, чередуя их рефреном: каким я был и каким стал, как бросил пить. Остальные аплодируют и сочувственно кивают. Я внимательно следил за реакцией окружающих и не мог отделаться от ощущения, что, сочувствие-то хотя отчасти и искреннее, но в удовольствии посмаковать рассказ никто себе тоже не отказывает. Это театральная часть. Отсюда вытекает и конкурентный момент. Сравнивая себя с другими, человек не может не отметить, что он в положении или в худшем, или в лучшем, чем выступающий, а следовательно, начинает стремиться или к достижению лучшего, или к сохранению того, что уже достиг. Важно то, что алкоголики конкурируют с себе подобными, то есть изгоями, а не с приводимыми семьей в пример друзьями детства или родственниками.
Другими словами, для меня и молитвы, и совместное стояние, взявшись за руки, и «Двенадцать шагов» – просто своего рода декорация на сцене. Толку о нее – чуть.
Напоследок должен сказать об АА следующее. Наиболее эффективны группы, где сложился постоянный костяк, а не те, где люди то и дело приходят и уходят. Но, к сожалению, устойчивые группы встречаются не всегда, и они не вечны. Они тоже проходят свою молодость, зрелость, старость и умирание. Так же, как и люди. Сделать с этим ничего нельзя. А поменять одну группу на другую не так просто. Это все равно, что перевести ребенка из одной школы в другую. Учат вроде одному и тому же, а учителя и дети разные. Поэтому алкоголик-абстинент, «привязанный» к определенной группе, в случае ее распада может оказаться «сиротой» и, не прижившись в других местах, запить.
Последний способ лечения – это сочетание в разных комбинациях любых из вышеназванных, хотя никакой убедительной литературы о том, что комбинированное лечение лучше взятого по отдельности, нет. Впрочем, несмотря на распространенность и актуальность проблемы, об алкоголизме на удивление мало серьезных исследований. И поэтому, основываясь на склонности человека верить, что две таблетки против болезни лучше, чем одна, большинство алкоголиков сочетают все возможные конвенциональные и неконвенциональные виды терапии. Но все с тем же успехом, не считая историй типа чудесного воскрешения Лазаря. Не забывайте также, что вне зависимости от обстоятельств треть алкоголиков все-таки не будет пить три года, а пятая часть – и до смерти.
Кстати, о неконвенциональных методах терапии. Со мной был забавный эпизод, когда ко мне за большие деньги и по большому блату привели какого-то якобы профессора, который творит чудеса, потому что умеет воздействовать прямиком на подсознание человека. И поскольку деньги были не мои, а родственников было жалко обижать, я согласился. Не хочу врать, но, помимо всего прочего, мне было интересно, как же этот разодетый хмырь собирается разговаривать с моим подсознанием. Мы остались с ним наедине. Он попросил меня встать неподвижно и закрыть глаза, а после этого начал свистеть. Самым натуральным образом свистеть. Безо всякой мелодии, но и не слишком противно. И так он просвистел минут тридцать. На этом сеанс закончился. Но «профессор» еще попросил меня полчасика полежать успокоиться. Хотя я вовсе не разнервничался. Но, наверно, он полагал, что моему подсознанию нужно прийти в себя после «разговора». Этим же вечером я напился вусмерть.
Для полноты опыта я согласился, чтобы мне посвистели еще один раз. На этом мое подсознание окончательно оглохло. Кстати, не подумайте, что я изначально был настроен против лечения и поэтому оно не подействовало. Наоборот, я никогда не лицемерил, когда говорил, что хочу бросить пить, пока по прошествии лет не понял, что этот ответ точен лишь частично. Но я всегда с открытой душой поддавался на все проводимые надо мной «опыты», если их цель была излечить меня от алкоголизма. Но, простите, свистеть мне и утверждать, что говоришь с подсознанием, – это уже слишком.
Как видите, я раскритиковал практически всех и вся. Но хотел ли я этим сказать, что лечиться от алкоголизма бесполезно, а существующие методы неэффективны? Нет. Я только старался показать, что проблема намного сложнее, чем просто «пью-не пью», что, в конце концов, алкоголизм – не столько внутренняя трагедия алкоголика, сколько проблема его взаимоотношений с социумом, в котором он не может адаптироваться, поскольку тот его отвергает. И, чего греха таить, правильно делает. Поведение пьяного омерзительно. Оно стереотипно. И не зависит ни от уровня образования, ни от социального статуса, ни от воспитания. А опасность, которую мы представляем для окружающих, зависит только от того, насколько сильна подавляемая в нормальном состоянии наша тяга к агрессии. И лечиться надо. Но каждый волен выбрать свой собственный путь. И 20-30 процентов успеха – это тоже не так уж плохо. Это многие миллионы судеб. И поэтому я всячески готов поддержать тех, кто утверждает, что то или иное лечение ему помогло, и он не испытывает никаких проблем. И слава богу. И дай вам бог здоровья и терпения. Но я пишу от имени остальных, не таких везучих, как вы, и для них.
Боюсь, у части читателей может возникнуть мнение, что я сознательно рисую чересчур черную картину. Мол, на самом-то деле проблемы для человека, готового лечиться, нет. Пусть он пребудет в трезвости три года, но ведь потом снова может пройти курс лечения и опять не пить.
К сожалению, это не так. Алкоголизм подобен метастатической раковой опухоли. Больного пролечили, и он на какое-то время выздоровел. Но опухоль вернулась, и человек опять вынужден начать лечение, которое снова вроде бы подействовало, но в этот раз ремиссия стала уже короче. В третий раз – еще короче. А потом лечение вообще перестает быть эффективным. Поэтому алкоголики, в сущности, нуждаются в лечении в течение всей жизни, а это значит, что они сами себе не принадлежат. Они зависимы или от психологов, или от АА.
Наиболее низкой в отношении устойчивости результата является лекарственная терапия. Нет конца причинам, объясняющим прекращение приема таблеток. От побочных действий до невозможности достать в аптеке. Да, иногда обстоятельства объективны. Но чаще это отговорки. Алкоголику просто хочется найти причину. Я, если помните, даже и не прекращал принимать таблетки, а пил алкоголь вместе с дисульфирамом. Клянусь, я один раз, чтобы покрасоваться перед самим собой, запил таблетку коньяком. И снова повторяю, не пытайтесь повторить этот опыт дома. Это глупо и небезопасно. Я дурак, что в тот период своей жизни пошел на риск.
Вопрос пятый. Так что же все-таки делать нам, многократно леченным и продолжающим пить? Если б я знал ответ… Но, впрочем, одна версия у меня есть, хотя она многим может не понравиться.
В сущности, алкоголикам внушается одна и та же, правильная мысль: брось пить – и все вернется. И жена (если захотите), и работа, и уважение окружающих. Социум ставит условия, при которых он готов принять вас обратно. И имеет на это полное право, потому что сильнее вас. Это вы изменить не в силах. Но, если вдуматься, из чего складываются ваши отношения с окружающим миром? Из простых вещей. Вашего отношения с семьей или другими близкими людьми, которые не хотят видеть вас пьяным, и ваших отношений на работе, на которой не заинтересованы держать недисциплинированного и ненадежного работника. Остальное – шелуха. Так можно ли пить и сохранить и близких, и работу? И да, и нет. Нет – потому что ни в какую возможность алкоголика держаться в рамках и пить «как все», не злоупотребляя, я не верю, хотя, может, и не прав. А да – потому, что, как ни странно, есть способ усесться сразу на два стула. И пить, и не вредить взаимоотношениям с окружающими. Но для этого требуется определенный компромисс. И серьезные уступки с вашей стороны и со стороны вашего социума.
Я бросал пить не один раз и держался без алкоголя достаточно долго. И, поверьте, ужасно жить, считая «сухие» дни, недели, месяцы, и ощущать себя под дамокловым мечем страха, что сорвешься и все твои усилия пойдут насмарку. Бывалые алкоголики иногда говорят: «Жизнь с алкоголем – ад, но и без него тоже ад, и неизвестно, меньший ли». Убеждение трезвенников, что алкоголикам без спиртного будет хорошо, – иллюзия. Те большей частью заковывают себя в вериги трезвости не ради себя, а ради других.
Однако водка, как ни странно, тоже надоедает. Помните Высоцкого? «Сыт я по горло, сыт я по глотку, даже от водки стал уставать». Владимир Семенович, похоже, понимал, о чем пишет. И мне моя алкогольная жизнь с традиционными нюансами соответствующего поведения надоела. Я устал просыпаться утром и бежать на кухню, чтобы налить полстакана спиртного, а рюмку в руках, не разлив, я удержать не мог. Устал прятать бутылки дома и на работе. Устал ругаться с женой, видеть укоризненные взгляды сослуживцев и слышать их озабоченно-презрительный шепоток за спиной. Я потерял уважение к самому себе. Надо что-то делать. Но при этом продолжал осознавать, что пить все равно будет хотеться.
И тогда решил расставить в своей жизни акценты по-другому. Из формулы: примирение с социумом через абстиненцию, я последнюю как самоцель убрал, оставив главное – восстановление нормальных взаимоотношений с окружающим миром. Для этого многое пришлось изменить в себе. И прежде всего – алкогольные привычки, которые у всех или похожи, или вообще одинаковые.
Первое: перестаньте корчить из себя героя и демонстрировать окружающим, что вы или завязали, или можете пить «как все». Это лишняя и бессмысленная трата душевных сил. Знакомые все равно вам не поверят, а посторонним до вас никакого дела нет.
Второе: не будьте идиотом и не пытайтесь любой ценой избегать мероприятий, где традиционно употребляется алкоголь. Вначале ваше нежелание участвовать в них будет понятно окружающим и простительно, а потом о вас просто забудут и выкинут из компании. Помните, если люди, с которыми вы встречаетесь, вам приятны и интересны, то, чтобы нормально с ними общаться, алкоголь вам не понадобится. Если же вы по той или иной, служебной или семейной, причине не можете избежать участия в застолье, то просто, как говорится, «отбудьте номер». И с алкоголем, и без него такого рода мероприятия протекают одинаково скучно.
Третье: никогда не пейте в общественных местах или компаниях, если заранее не ставите себе целью напиться. А значит, не пейте совсем, потому что в каждом конкретном случае,
Мой опыт, в конце концов, заставил меня понять и, главное, прочувствовать несколько очевидных вещей. Ни в коем случае нельзя, чтобы окружающие видели тебя в алкогольном опьянении. Нельзя становиться в позу и пить назло «несправедливому» к вам миру. И нельзя жить как с камнем на шее с мыслью, что нельзя пить. Искусственные запреты, особенно, с которыми приходится сталкиваться постоянно, деструктивны для психики. Но вряд ли кто-то удосужился изучить, как запрет спиртного влияет на личность алкоголика (как, скажем, запрет есть пирожные на личность какой-нибудь пухленькой женщины. Кому какое дело, что они стали сварливыми и у них погано на душе, если алкоголик, о радость, не пьет, а женщина влезла в сорок шестой размер).
Поняв эти три вещи, я стал учиться «забиваться в нору». Но первое, что сделал, – снял внутри себя запрет, что нельзя пить. И, как ни странно, сразу стало легче, тяга к спиртному парадоксальным образом уменьшилась, видимо, потому, что алкоголь перестал быть запретным плодом. Я заметил, что не думаю, как раньше, о выпивке каждый день, а желание выпить, если и возникает, не носит характера императива. Я могу себе позволить порассуждать сам с собой, как будто и не алкоголик вовсе, выпить мне или нет, и не пить, нисколько не пожалев об этом. Потому что знаю, если все-таки приспичит, я пойду и напьюсь. Но это перестало быть самоцелью. Эта, если можно так выразиться, «разрешительная» часть очень важна. Она позволяет понять, что вы и только вы, а не какие-то дяди и тети, контролируете ваше поведение.
Но иногда мне все-таки хочется выпить, и я позволяю себе расслабиться. Если хотите, делаю алкоголю дружескую уступку. Именно так я к этому отношусь. Не как к краху трезвого образа жизни, а именно как к простительной уступке собственной слабости. Я не удержался и съел «пирожное». Ну и что?
Возникает закономерный вопрос: как часто я позволяю себе такие уступки?
Нет смысла говорить о каком-то контроле над алкоголизмом, если вы позволяете себе «расслабиться» каждые несколько дней или раз в неделю. Это ничего, в сущности, ни для вас, ни для окружающих не меняет. И вам не имеет смысла пытаться следовать моему совету, если у вас, когда вы уже стали алкоголиком, не было периода, в течение которого вы без ущерба для себя не пили несколько месяцев. Но если же не пить в течение какого-то периода времени и не сходить от этого с ума для вас не проблема, не следует также и составлять строгий график типа того, что я пью раз в один, два или три месяца. Необходимость соблюдать временн
Относитесь к продолжительности безалкогольных периодов проще. Не дотерпели – и бог с ним, а продержались больше – на здоровье. Никто вас «план по выпивке» выполнять не заставляет. Снова повторяю: вы сами управляете собой, и больше никто. У меня в течение времени сложилась схема, по которой я пью в среднем раз в два-три месяца. Иногда срок чуть меньше, иногда значительно, я повторяю, значительно больше. Но голову я себе этим не морочу. Приспичит выпить – выпью. Но должно приспичить, а не просто где-то в дурацком, пропитанном спиртным мозгу как бы из ничего родится мысль, что уже пора. Если вы настоящий алкоголик, такая идея у вас будет рождаться чуть ли не каждые пятнадцать минут. Вы же должны понять, что настал момент, когда, продолжая воздерживаться дальше, вы лишь снова возвращаетесь к опостылевшему вам счету безалкогольных дней, ухудшаете настроение и самочувствие, что не может, в свою очередь, не сказаться и на ваших близких.
Выход из этого простой – алкоголь. Плюньте на неоправданное доверие, выпейте. Поверьте, я не идеализирую образ алкоголика и его способность к самоконтролю. Но считаю, что, если он самостоятельно или с посторонней помощью преодолел первый, тяжелый насильственный период, а это – где-то месяц, то в дальнейшем он в большинстве случаев, как и не пьющий, без психологического ущерба для себя способен отказаться от шальной мысли выпить. Но только в том случае, если он действительно хочет заключить с алкоголем «мирный договор», то есть поставить его под контроль. Если же он по тем или иным причинам только пытается создать впечатление, что хочет избавиться от беды, а на самом деле вместо того, чтобы двигаться вперед, просто раскачивает вагон, то ему нет смысла следовать моим советам. Впрочем, как и советам других.
Я, если собираюсь выпить, делаю это в полном одиночестве, чтобы никто не видел и не слышал. Покупаю столько, сколько хочу, выпивки, запираюсь дома и отключаю телефон. Мой совет, покупайте столько, сколько вам нужно, чтобы хватило «напиться». У вас не должно оставаться ощущения, что «праздник» был неполным, а то вы его вскоре захотите повторить. Мне хватает 2-3 литров водки, которые я выпиваю за два дня. После этого несколько дней я «болею». Простыми словами, нахожусь в «лёжке». Таким образом, период выпивки и восстановления занимает в среднем неделю. А дальше снова два, три, четыре и больше месяцев не пью.
Если исходить из худшего по сроку вариантов, что выпиваю 3 литра водки за два месяца. Или 50 граммов в день, то есть одну рюмку. Вряд ли какая-нибудь женщина рискнула назвать мужа алкоголиком, если бы он выпивал ежедневно за ужином рюмку водки, и не более того.
Самой трудновыполнимой частью вашей попытки поставить свой алкоголизм под контроль будет вовсе не само воздержание (вы вскоре поймете, это – пустяки), а налаживание взаимоотношений с близкими людьми. Я не имею в виду сослуживцев, которых вы, как везде, волнуете только как работник или помеха в карьере. Поверьте, если вы работаете нормально, то пахнет от вас перегаром или нет, на работе будет восприниматься не более как неприятная особенность вашей личности. В конце концов, есть же люди, у которых плохо пахнет изо рта или от которых пахнет потом, и они не всегда в этом виноваты. Более того, вы, алкоголик, можете оказаться ценным работником. Ваше начальство, зная, что со своими функциями вы справляетесь, будет склонно наваливать на вас лишнюю нагрузку. А вы, понимая, что из-за выпивки рыльце у вас в пушку, будете землю рыть, чтобы доказать свою состоятельность и не поставить свою работу под угрозу.
Но какую роль в ваших попытках справиться с самим собой будут играть ваши близкие? К сожалению, отрицательную. То, что, по их мнению, должно вас поддерживать, скорее всего, будет только раздражать. Ваша жена, если станет снисходительной к вашей выпивке, начнет вызывать подозрение, не хочет ли она от вас избавиться и не завела ли себе другого. Если будет за что-то хвалить, вы не поверите и будете считать ее, как минимум, лицемеркой, если – ругать, будете считать, что подвергаетесь травле. Алкоголики – параноики. И на них, таких никем не понятых, не угодить. Ваши близкие не виноваты, они просто не знают, что с вами делать, хотя от этого вам не легче. Есть замечательная книга американского психиатра (точнее, канадца из семьи еврейских эмигрантов из России) Эрика Берна «Игры, в которые играют люди» («Games people play»), в которой алкоголизм рассматривается как ролевая игра. В ней действуют несколько персонажей: вы, то есть Алкоголик, а также Преследователь, Спаситель и Простак (он же Провокатор). Но вы единственный, кто исполняет свою роль от начала до конца. Остальные роли в зависимости от ситуации меняются и исполняются разными близкими вам людьми. Самый лучший друг может в разные периоды жизни быть Преследователем, потому что постоянно упрекает вас, Спасителем, когда добивается того, чтобы вы пошли лечиться, Простаком, когда, пожалев вас и поверив в какую-нибудь душещипательную историю, дает деньги, которые вы непременно пропьете, и Провокатором, потому что на самом деле он вас недолюбливает и прекрасно знает, что вы на его деньги напьетесь, а значит, падете еще ниже в глазах окружающих. Я не буду пересказывать то, что великолепно изложено у Берна, но хочу подчеркнуть, что так же, как ваше поведение будет шокировать окружающих, их реакция на вас будет удивлять и обижать вас. Не ждите от близких понимания. Его не будет. Ни один человек в здравом уме не может понять, как это можно в ущерб себе и своей жизни пить, если можно не пить. Не верьте и сочувствию. Оно временно, часто фальшиво и, как правило, возникает, когда вы страдаете от последствий алкоголизма, то есть на самом деле болеете. Но так же жалеют и больную собаку. А наиболее стойкое чувство к вам окружающих – осуждение, смешанное с разной степенью презрения.
Впрочем, будьте уверены, вас все-таки пожалеют. Но когда вы умрете. И тогда скажут, каким хорошим вы были человеком, но только жаль, что водка вас погубила. А все роли, которые исполняются вашим окружением, по сути, преследуют одну цель – избавиться от вас как от проблемы. Хотя бы временно. А это возможно или путем насильственного лечения и лишения доступа к алкоголю. Или, наоборот, поощрением вашей выпивки, чтобы упились и не мозолили глаза, а еще лучше сдохли. А в супружеских парах – просто разводом. Во всех случаях цель одна – избавление от вас как личности в том виде, в котором она существует, то есть человека, который сформировался на основе всего вашего жизненного опыта, в том числе и под влиянием опыта алкоголизма. Но пленку назад отмотать нельзя, и вы стали тем, кем стали. Перестав пить, вы не станете нормальным человеком, а будете исполнять роль Нормального Человека. А то, насколько хорошо и долго, будет целиком зависеть от вашей мотивации и желания пойти навстречу своим близким. Поэтому в борьбе со своим алкогольным образом жизни вы – одиночка, воюющий только от своего имени, и вы тот, кто определяет тактику и стратегию войны.
И вновь возникает вопрос: зачем вообще это нам, алкоголикам, надо? Ответ неоднозначен. Все зависит от вашего характера и отношения к жизни. Если социальная изоляция и разрыв с близкими не являются для вас проблемой, то и борьба с алкоголизмом бессмысленна. Это – ваш путь. Вы вряд ли умрете в почете и окружении скорбящей родни и друзей. Но вы этого хотели сами. Единственное, чем вы могли бы гордиться, – тем, что пошли наперекор всем. Противопоставили себя социуму. Но это тоже чушь. Алкоголиков, сознательно считающих свой алкоголизм формой протеста и инакомыслия, единицы, большинство же просто плывет по течению и слишком лениво, чтобы что-нибудь изменить.
И я пришел к странному выводу. Чтобы справиться с собой, я должен алкоголика в себе полюбить и с ним подружиться. С тем, с кем дружишь, понятное дело, и договориться легче. Я стал относиться к алкоголю как к живому человеку. Представьте, что он – ваша любовница. И вот история взаимоотношений с ней. Вначале – период ухаживания. Вы встречаетесь, но до секса дело еще не дошло, хотя вы постепенно все сильнее сходите с ума. Затем вам удалось сломить сопротивление дамы сердца, и она стала вашей. Вы при каждом удобном случае стараетесь сбежать к ней. Но при этом вынуждены соблюдать конспирацию и врать жене и на работе. Затем положение стабилизируется. Ваша жена, наверняка, уже успела понять, что у вас кто-то есть. Но она, хоть и злится, мирится с ситуацией, потому что не хочет разрушать семью. Потом эта история превращается в рутину и начинает надоедать всем. Жена хочет, чтобы вы бросили любовницу, любовница – чтобы вы ушли к ней, а вы чувствуете себя баран бараном и не знаете, как ситуацию разрулить. Но вам нужно сделать выбор.
У водки как любовницы по сравнению с живыми женщинами огромное преимущество: она не стареет, у нее не портится характер, она не болеет и не капризничает. Она всегда верна и готова к услугам. Так справедливо ли ее бросать? И как в такой ситуации вести себя настоящему «джентльмену»? А так и вести. «По-джентльменски».
«Любовнице» нужно указать ее место. Объяснить, что не бросаете ее, потому что она все равно самая лучшая, но и продолжать дальнейшие отношения в прежнем виде не можете, потому что у вас есть обязательства перед семьей. Но это, боже упаси, не означает полный разрыв. И вы, конечно, будете ее навещать и проводить с ней время, но в пределах возможного. Настоящая женщина после такого объяснения, скорее всего, влепила бы вам пощечину, но за водку не волнуйтесь. Она стерпит и будет вас верно ждать. Стоит только свистнуть.
Вот так я и живу. От свиста до свиста. И хорошо себя чувствую. Впрочем, вся наша жизнь и без водки протекает от одного свистка до другого, но по другим поводам. Так что не привыкать.
Теперь немного о друзьях. Большая их часть на вашем пути волей-неволей начнет исполнять одну из упомянутых ролей в пьесе «Алкоголизм друга» и чередовать приступы заботы и беспокойства о вас с периодами осуждения и презрения. Последние чувства в итоге победят. Но есть и еще одна категория друзей, которым вы со временем начнете отдавать предпочтение. Это собутыльники. В России существует распространенное, но неверное мнение, что пьющий в одиночестве становится алкоголиком. Ерунда. Умный алкоголик неосознанно поступает так, как велит ему организм, который из опыта знает, что через какое-то время вы, как минимум, частично утратите контроль над собой и, находясь на людях, можете попасть в неприятную или даже опасную для вас ситуацию. Вас, пьющего в одиночестве, бог бережет. Забудьте про своих корешей, какими бы милыми вашему сердцу они не казались. Избавьтесь от иллюзии, что, если вы пьете с друзьями, то вы не алкоголик. Забудьте про то, что вы вместе уже съели пуд соли и ездите каждый сезон вместе на охоту или рыбалку. Если ваш друг – непьющий или малопьющий человек, в компании с вами ему уже давно неуютно. А если нет, ему на вас, в сущности, наплевать. Как и вам на него. Ваша и его доминирующая мысль при встрече – не то, как хорошо пообщаться с интересным человеком, а хватит ли выпивки, а если нет, куда за ней бежать и кто будет платить. Поэтому, как это ни печально, ради того, чтобы сохранить контролируемые отношения с «любовницей»-водкой, я советую, разорвать связи с собутыльниками. Если вы задумаетесь, то поймете, что, когда вы трезвый, вам не так уж и хочется их видеть, а когда выпьете, они уже вроде и не нужны и даже начинают раздражать. Собутыльник – лишь атрибут ритуала служения богу Алкоголю. Ненужный и опасный.
Вопрос шестой. А можно ли так вообще жить?
Вроде бы праздный вопрос. Ведь только что я написал, что так и живу. Но я далеко не пример для каждого. У меня так сложились обстоятельства, что я стал «пофигистом». А это может позволить себе не всякий.
Я живу бедно, но не все способны отказаться от преимуществ обеспеченной жизни. Даже не так. Обстоятельства могут вынудить принять любые условия существования, включая нищету, но амбиции иных людей будут им мешать, и они останутся в зависимости от мысли, что жили намного лучше. Что, в свою очередь, вновь приведет их к водке. Она-то всегда пожалеет и простит. Помните, у Сент-Экзюпери алкоголика, который пил, потому что ему совестно пить?.. Мне же бедность не мешает.
Я вольно или невольно разорвал связь с семьей и большинством друзей.
Я бросил работу и утруждаю себя только тем, что мне интересно делать. И не испытываю ни малейшего желания возвращаться к отработке часов ради куска хлеба. По мне лучше сдохнуть.
В целом все это – немаленькая цена за «пофигизм». Так что решайте сами, как вы хотите жить. В сущности, это Раскольниковский вопрос: тварь ли я дрожащая или право имею?
В таком образе жизни есть преимущества. Я адаптируюсь в окружающем мире таким, каким я стал, я измененный, а не таким, каким меня хотели бы видеть. Тот человек умер.
Но ведь большинство людей каждый день ходят на работу или хотят это делать. Где найти работодателя, который согласится предоставить неделю «отгула», только чтобы его сотрудник «оттянулся»?..
Моя схема, вероятнее всего, может подойти тем, кто изначально в социальном и психологическом отношении независим. Это люди творческого труда, бизнесмены, любой человек, который работает только на самого себя. Они способны выкроить в несколько месяцев неделю, чтобы выпить. Остальным же, находящимся в ловушке восьмичасового рабочего дня или сдельной оплаты намного тяжелее. Хотя и здесь возможны варианты. В конце концов, нанимателя, если он не дурак, волнует, не сколько часов вы на работе, а каков вы работник. И если он вас ценит, вы себе отгулы можете заработать.
Вопрос последний. Можно ли, не держа себя в жесткой узде, полностью победить алкоголизм?
Думаю, да. В начале этого «пособия» я говорил о том, что алкоголизм – это образ жизни. А образ жизни можно изменить, найдя ему адекватную замену. Борьба общества с алкоголизмом (и наркоманией) бесполезна, пока оно не способно обеспечить достойную, наполненную смыслом жизнь.
Но забудьте про общество. Оно о вас не позаботится. А если и «позаботится», вы проклянете день, когда обратились за помощью. Попытайтесь сами найти адекватную замену водке. Это может быть что угодно, лишь бы вы чувствовали, что это вам интересно и придает смысл жизни. У Зощенко есть забавный рассказ об алкоголике, который случайно в день, когда он обычно напивался, попал в театр. И ему так понравилось, что он начал ходить в театр каждую неделю, а выпивку перенес на другой день. Это, конечно, шутка, но в ней заключена мудрая мысль. Не только алкоголь может манипулировать вами, но и вы им.
Еда
Пособие по диетологии
Мы живем в мире, населенном не живыми существами, а священными коровами, которым мы не перестаем поклоняться, тратим на них время, здоровье и даже жертвуем ради них жизнями. Эти парнокопытные могут быть разными, иногда пугающими, а когда, наоборот, весьма привлекательными или даже комичными, но во всех случаях они постепенно становятся захватчиками, оккупирующими наше сознание, ограничивая или даже лишая способности независимо мыслить, и превращают тем самым нас в своих рабов. Любопытно, что священной коровой может стать все что угодно, и такой пустяк, как спортивная команда, и вовсе не пустяк, а некая книга или книги, которые вдруг становятся священными и влияют на судьбы целых народов. Но вне зависимости от степени исторической и социальной значимости все священные коровы имеют склонность превращаться в смысл жизни человека. Я не принадлежу ни к болельщикам, ни к верующим, и ни те, ни другие могут не беспокоиться, что я задену святость их чувств. Речь не о них. Однако одна забавная священная корова современной жизни давно вызывает у меня желание отдать ее мясникам. Эту корову называют диетологией.
Мне не хотелось бы выглядеть мракобесом, и поэтому я заранее хотел бы расставить точки над «i». Я собираюсь говорить о диетологии как лженауке, навязываемой здоровым людям, потому что последних большинство, но именно их почему-то учат правильно питаться, и в меньшей степени – о клинической диетологии, имеющей дело с больными, и к которой я тоже отношусь скептически, но она, по крайней мере, при некоторых заболеваниях приносит несомненную пользу. Приведу примеры.
Вряд ли многие знают, что голод во время второй мировой войны был не только в Ленинграде, а в 1944-м и в Нидерландах. Это была, так называемая, «голодная зима» (hongerwinter), во время которой в маленькой по населению Голландии умерло 18 тысяч человек. Ужас заключался в том, что голод был искусственно спровоцирован немцами в оккупированной и не оказывавшей сопротивления стране, чтобы вынудить союзные войска, высадившиеся в Нормандии, прекратить наступление. Но, как ни странно, именно голод стал причиной того, что был найден способ лечения довольно распространенного заболевания, которое раньше считали исключительно детским, хотя, как выяснилось в последнее время, им болеют и взрослые. Это заболевание называется целиакия (celiac disease). Проявляется оно нарушением всасывания пищевых продуктов в кишечнике, что в итоге приводит к истощению, сопровождающемуся букетом сопутствующих симптомов, и в конце концов к смерти. Так вот, именно во время «голодной зимы» голландский педиатр (но не диетолог) Виллем Дике обратил внимание, что у больных целиакией детей, когда из-за голода было резко уменьшено количество выдаваемого хлеба, на удивление всем наступило улучшение. Доктор предположил, что причина заболевания, вероятно, кроется в непереносимости организмом злаков, что в дальнейшем и было подтверждено. Больные целиакией не «переносят» содержащуюся в злаках клейковину, глютен, который у них вызывает атрофию слизистой кишечника. Понимание причины болезни привело к тому, что теперь она успешно лечится безглютеновой диетой, хотя нужно понимать, что такого рода пациенты вынуждены жить в местах, где безглютеновые продукты доступны, а это далеко не везде.
Другой пример – это не столько определенная диета, сколько коррекция питания. Есть такое заболевание – эндемичный зоб, оно сопровождается пониженной функцией щитовидной железы и связано с недостатком йода в окружающей среде. Рождение детей матерями, страдающими дефицитом йода, приводит к появлению на свет так называемых кретинов. Кретинизм – это форма врожденного гипотироидизма (заболевания щитовидной железы), сопровождающаяся необратимым нарушением физического и умственного развития. Интересна, кстати, этимология слова «кретин». По мнению лингвистов, оно происходит от искаженного произношения на французском альпийском диалекте слова «христианин», считавшемся эквивалентом безгрешности (поскольку кретины в силу ущербности грешить не могут). Так вот, чтобы избежать появления в «безйодистых» районах появления зоба и кретинов, в некоторых странах в поваренную соль и другие распространенные продукты добавляется йод в виде йодистого калия.
Если же говорить о самой поваренной соли, то и ее содержание в диете иногда требует ограничения, рекомендуемого больным, страдающим гипертонической болезнью сердца и заболеваниями, приводящими к накоплению жидкости в организме, т.е. отекам. А это – сердечная недостаточность и поздние стадии хронических заболеваний почек и печени.
Касаясь клинической диетологии, я не без улыбки вспоминаю свои первые годы работы врачом и ту неуверенность, которую я испытывал, когда дело заходило о лечебном питании. Не знаю как сейчас, а 30 и больше лет назад существовало 15 так называемых «столов», читайте диет, которые назначались в зависимости от заболеваний. И я очень удивился, когда обнаружил, что в Израиле никаких «столов» нет. В больнице вам могут просто предложить на обед что-нибудь на выбор, но, по правде говоря, это на вкус такая же гадость, как и в больницах прежнего СССР. Больные в принципе едят одно и то же. Исключение составляют пациенты с сахарным диабетом и страдающие уже названными заболеваниями, требующими ограничения соли. Иногда в индивидуальном порядке некоторые нефрологи могут попросить ограничить количество белка в диете для больных с далеко зашедшей почечной недостаточностью, но и среди этих специалистов существуют разногласия, ухудшает ли избыток белка нефротический синдром и уремию или нет. А еще я был поражен тем, что нет никаких специальных «столов» для больных, страдающих поносами из-за гастроэнтерита или вирусными гепатитами. Представляете, каково было мне, когда-то рутинно обрекавшего такого рода пациентов есть всякую диетическую дрянь, еще более худшую, чем общий, т. е. без ограничений, стола. Да еще и рекомендовавшего в случае перенесенного гепатита долгие месяцы молочной диеты и кашек после выписки. Кстати, совсем недавно видел свежую статью, которая вновь подтвердила, что больным вирусным гепатитом, не злоупотребляя и не через силу, можно есть все.
Вегетарианство, очевидно, тоже можно считать разновидностью диеты. Врачи, достаточно долго работающие в медицине, к вегетарианцам относятся скептически. И есть на то причины. Человеку для того, что нормально существовать, необходим витамин В₁₂, а также железо. Растительные продукты не содержат первый и являются неполноценным источником второго. А они необходимы для кроветворения. Их недостаток ведет в случае дефицита В₁₂ к мегалобластической (большие эритроциты) анемии, а в случае дефицита железа к ее микроцитарной (маленькие эритроциты) форме. Впрочем, последняя представляет угрозу не для всех вегетарианцев, а для пременопаузальных женщин, поскольку они в условиях использования неполноценных источников железа и регулярных менструальных кровотечений истощают запасы железа. Если же нет ни В₁₂, ни железа, то черты обеих анемий сочетаются и ее тяжесть усугубляется. В итоге «строгий» (strict), т. е. питающийся только растительной пищей вегетарианец может умереть. Поэтому, когда опытный врач встречает цветущего человека, который утверждает, что много лет ест только растительную пищу, то кивает головой, но при этом в глубине душе считает его вруном. Если только этот человек, настаивающий на своем праве не есть животные продукты, не принимает препараты железа и витамина В₁₂. А делать это, между прочим, он вынужден все время, пока остается вегетарианцем. Природу не обманешь, и человек не приспособлен только к растительной пище. Впрочем, на Западе в разговорах о вегетарианцах давно употребляются термины: ovo-lacto vegetarians и low meat eaters. Первые едят яйца и молочные продукты, а вторые едят мясо, хотя и мало. Другими словами, как и предполагали врачи, вегетарианцы, строго говоря, никакие не вегетарианцы.
Теперь, чтобы перейти к диетологии для здоровых, мне хотелось бы сделать некое отступление. Не знаю, как вы, а я считаю себя продуктом эволюции, и поэтому, как это ни печально, не очень люблю смотреть на себя в зеркало и фотографироваться. Признавая факт, что
И вот тут-то возникает загвоздка. Вряд ли у кого-то возникает сомнение, что мир в значительной степени полярен по культурным, религиозным и, главное, экономическим составляющим различных человеческих сообществ. А это значит, что есть такие, в которых поиск пищи и производство продуктов питания является вопросом выживания, и люди в таких сообществах довольствуются тем, что им просто удается, если повезет, добыть у матушки-природы. А есть и такие, где вопрос, что покушать, давно перестал быть проблемой, и такое понятие, как голод, люди понимают только теоретически. Речь идет об экономически развитых странах, которые плодят все большее и большее количество бездельников, настаивающих на своем праве жить, то есть бездельничать, как можно дольше, и поэтому испытывают просто болезненный интерес к здоровому питанию. Именно такие государства претендуют на роль авангарда цивилизации и сознательно, или нет, навязывают себя как пример для подражания во всем, в том числе и в такой простой вещи, как, что и сколько есть.
В не таком уж далеком прошлом привилегия «правильно» питаться принадлежала монархам, аристократии или просто богатеям, которые верили, следуя советам лекарей того времени, что поедание тех или иных животных или растительных продуктов может укрепить организм, мужскую силу или продлить жизнь. Дольше жить они точно не стали, а остальное проверить не представляется возможным, потому что не с чем сравнивать. Зато нет никаких сомнений, что отголоски прежних представлений о «правильном» питании сохранились и сейчас в вере людей в исцеляющую и укрепляющую силу некоторых съедобных растений (я имею в виду не траволечение как некую сомнительную область медицины, а собственно съедобные растения как часть диеты) и традиционных афродизиаков. Самое смешное, что, несмотря на прогресс и изменения представлений, что полезно, а что вредно, современное общество мало отличается от прежних в смысле идеи «правильно» питаться. Разница лишь в том, что этой идее была придана некая наукообразность, а доступ к «правильному» питанию стал несложным для верящего во всякую туфту населения.
Пищеварительная система человека сформировалась в процессе эволюции и схожа с таковой у высших приматов. (Я хотел было добавить, чтобы не погрешить против научных фактов, – и свиней, которым, как известно, все впрок, но побоялся задеть нежные души читателей). А чтобы понять, как кто питается, нужно рассматривать пищеварительную систему существ с самого начала, то есть с зубов, ведь именно они, как ни крути, определяют способность поедать ту или иную пищу.
Так что же представляют собой зубы человека? В принципе, довольно жалкое зрелище. Прежде всего, у него не развиты клыки, что в ряду хищников опускает его на самую низшую ступень, зато неплохо развиты резцы и коренные зубы, что дает возможность откусывать и жевать характерную для травоядных пищу. Для сравнения можете взглянуть на клыки приматов, а взглянув, слегка вздрогнуть, потому что они мало отличаются по размерам от таковых, скажем, у волков. И, тем не менее, приматы в основном травоядные, но за некоторыми «но». Обезьяны нуждаются в белке, и поэтому, первое, активно поедают насекомых, и, второе, охотятся на мелких зверьков. Шимпанзе любят разнообразить диету обезьянками других видов, а бабуины, к примеру, при случае всегда готовы сожрать детеныша антилоп-импал, с которыми живут в близком взаимовыгодном соседстве, или подвернувшуюся птичку. А кроме того, большинство обезьян склонны тянуть в пасть все что ни попадется, включая падаль. У человека, который, как было сказано, анатомически и физически более слабый хищник, чем приматы, в силу его природных ограничений не могло не сложиться предпочтение к падали как источнику животной пищи. Я утверждаю, что человек эволюционно сформировался как всеядное существо и падальщик.
Вы когда-нибудь задумывались, откуда у человека еще с первобытных времен возникла привычка к кулинарной обработке пищи? Ведь в тех условиях, когда каждый час спокойной жизни дорог, это просто пустая трата времени. А все просто. Любой неживой, но свежий биологический продукт подвергается двум процессам: гниению, вызванному гнилостными бактериями, и аутолизу, то есть самоперевариванию клеток за счет содержащихся в них ферментов. Среди падальщиков только единичные способны переваривать гниющие продукты, большинство же предпочитает относительный «свежачок», то, что успело подвергнуться аутолизу, но не успело сгнить. Так вот, кулинария человека – это, в сущности, способ активировать аутолиз, препятствуя гниению. И термическая обработка, и добавление рассолов или консервантов служат одной и той же цели – превратить свежий продукт в похожий на падаль. Впрочем, и здесь есть исключения. Некоторые народности Северной Канады вообще, не мудрствуют лукаво, просто закапывают на пару месяцев печень акулы в землю, то бишь, по сути, хоронят ее, а потом с удовольствием поедают без дополнительной кулинарной обработки.
Подтверждением факта того, что человек – естественный падальщик, являются и некоторые каннибальские традиции. Надо сказать, что даже среди каннибалов человек никогда не рассматривался напрямую как источник питания и на него не охотились ради прокорма. Поедание человечины всегда носило ритуальный характер. Съедаемый был побежденным в войне врагом, а отдельные части его тела служили укреплению силы и доблести победителей. Но большего распространения достиг даже не этот каннибализм, а акт поедания умерших соплеменников, в сущности эквивалентный и замещающий традиционные способы захоронения. Часть южноамериканских индейцев, в современных условиях отказавшихся от ритуального поедания, когда-то практиковали странный обряд. Они не просто ели умерших. Они вначале на несколько дней относили труп в джунгли, где тот подвергался естественным процессам разложения, и лишь потом съедали его. Разве после этого человек не падальщик? Да, он таков, и таким сотворила его природа.
Жизнь существ контролируется двумя кардинальными взаимодополняющими инстинктами. Первый – это выживание, который непосредственно стимулирует поиск пищи. Второй заставляет самцов тратить силы и «бодаться» друг с другом в поисках партнерши для спаривания, и это – инстинкт воспроизведения. Так вот, первый из инстинктов всегда и везде построен по принципу: проголодался, пошел искать, нашел, поймал и съел. А значит, поедание пищи, как, кстати, и секс, является удачей и удовольствием, которое надо заслужить помучившись, пройдя стадию голода, степень которого возрастает по мере затрат времени и сил на поиск съедобного. В живой и гармоничной природе, сформированной миллионами лет эволюции и естественного отбора, почему-то нет, да и не может быть ни «сбалансированного», ни регулярного питания. Поедается то, что удалось поймать, и, следовательно, у наших меньших братьев нет ни завтраков, ни обедов, ни ужинов, а у их бедных детенышей-младенцев вне зависимости от того, хотят они или нет, шестиразового питания по часам. А значит, и человек, думая, что разумен, с раннего возраста приучает себя есть без связи с физиологическими потребностями. И он и уверен, что поступает правильно.
Думаю, что корни современной «науки» о здоровом питании кроются вовсе не в стремлении улучшить качество жизни и ее продолжительность. Это скорее лозунги, произносимые иногда бескорыстно в силу искреннего заблуждения, а иногда откровенно лицемерно. Диетология и производство «здоровых» продуктов или пищевых добавок – это бизнес, сравнимый по доходности с нефтяным, доходами ВПК и наркокартелей.
Голод многие века оставалась насущной проблемой, и она не потеряла актуальность в слаборазвитых и развивающихся странах и сейчас. Но кого волнуют проблемы бедных? Не они являются лицом мира, да и не думают они о здоровом питании. Им бы просто поесть. Другое дело – развитые страны западного и восточного полушария, которые за счет индустриализации сельского хозяйства проблему голода давно решили, и у которых вопрос, скорее, не в том, чтобы произвести достаточно, чтобы накормить, сколько в том, куда девать избытки сельскохозяйственной продукции.
Развитой мир наводнен доступными и в меру дешевыми продуктами питания, которые по карману даже не самому благополучному населению. Хорошо ли это? Смотря с чьей позиции смотреть. Нет сомнения, дешевое питание окупается и выгодно за счет массовости потребления. Но любой предприниматель понимает, что еще лучше, чтобы и массовость сохранилась и платили подороже. Покупательная способность среднестатистического жителя благополучной европейской страны высока, и он может тратить на еду больше, чем на обычный ширпотреб из супермаркета. Как его заставить это делать? Ответ известен из неписанных законов рыночной экономики. Лучший способ победить конкурента – опорочить его. Точнее, не самого его, а его продукцию.
Самое простое – сказать, что его продукты низкого качества и не вкусные. Наверно это не так уж далеко от истины, но нужно сделать оговорки. Вряд ли кто-то сомневается, что томат из «супера» проиграет помидору с бабушкиного огорода. Но дело не в бабушке. Это лишь отражение преимуществ и недостатков массового производства по сравнению со штучной работой. Кто поспорит, что «мерседес» немецкой ручной сборки лучше, чем его тезка с конвейера турецкого завода, но оба «мерсы», а что на самом деле ездит лучше, могут показать только сравнительные испытания. Так и бабушкин помидор, может, и вкуснее, но он тот же помидор, что из магазина, и нет в нем никаких особых целительных и полезных веществ, как бы вам ни пытались доказать обратное.
Второй способ охаять массовую пищевую продукцию – заявить, что она вредна. По любым причинам. Например, в ней много инсектицидов, консервантов, холестерина и пр. Или, наоборот, мало микроэлементов, витаминов или новомодного «чуда» – 3– или 6-омега жирных кислот. Это тоже лукавство. В развитых странах применение химических удобрений, консервантов строго регламентировано, нарушение правил карается законом. И общественность не дремлет, в печати регулярно проскакивают скандальные публикации об обнаружении, какой ужас, токсичных веществ в продуктах питания или превышении их допустимой концентрации. Поднимается шум, производители терпят убытки или даже разоряются, но затем буря утихает, и все возвращается на круги своя. Однако, несмотря на шумно обсуждаемую угрозу отравления и заболевания раком, я не помню, чтобы в печати когда-нибудь упоминались пострадавшие. А ведь многие из этих «отравленных» продуктов значительное время находились в продаже. Где же жертвы? Неужели их от нас скрывают?.. Скорее всего, эти скандалы не столько отражают реальную угрозу здоровью, сколько являются частью конкурентной борьбы.
Хочу сразу коснуться одной легенды, распространяемой диетологами и сторонниками здорового питания, о постепенном накопление токсинов в организме при употреблении «нездоровой» пищи. В природе существует не так уж много веществ, способных накапливаться в человеческом организме. Типичный пример – это тяжелые металлы. Все они яды, и в производстве сельскохозяйственной и пищевой продукции не применяются. Другие же химические вещества, ядовитые или нет, с разной скоростью, но выводятся из организма без остатка.
В связи с этим хотелось бы упомянуть о популярном бреде доморощенных и профессиональных диетологов о продуктах, способствующих выделению «шлаков» из организма. Шлак, согласно словарю Ушакова, – это или побочный продукт при плавке металла, или остаток при сгорании твердого топлива и, исходя из определения, в организме человека накопиться никак не может. Но если считать шлаки неутилизированными в силу ненадобности или вредности продуктами обмена веществ, то есть два традиционных способа их выведения. Извините за вульгарность, но для этого нужно просто сходить покакать и пописать. Нет и не было никогда в природе никаких питательных веществ, «очищающих» организм. Но если вы, снова простите, обожретесь незрелыми сливами, то скорее всего у вас будет понос, и вы активно «очиститесь», а если будете питаться только рисом и яйцами, вареными вкрутую, то, вероятно, о том, чтобы «очиститься» поскорее будете только мечтать.
Впрочем, для полноты картины следует упомянуть, что помимо людей, искренне верящих, что в них накапливаются вредные «шлаки» и поэтому у них не заладилась жизнь, есть и другие, которые к угрозе реального, а не выдуманного отравления относятся философски. Например, в отношении угрозы интоксикации тяжелыми металлами при приеме пищи я могу привести курьезный пример того, что аппетит и желание получить удовольствие от еды могут победить страх быть отравленным. Японцы, как известно, и так рискуя отравиться и умереть, традиционно едят рыбу фугу. Но, кроме того, они, в особенности жители прибрежного городка Таиджи (Taiiji), едят и дельфинов. Этот не могло не спровоцировать вспышку праведного гнева защитников живой природы. К сожалению, настойчивые увещевания последних не привели ни к каким результатам, потому что японцы резонно ответили, что они дельфинов испокон веков ели и будут есть. Тогда защитники природы предприняли обходной маневр. Дело в том, что океан, как помойка, аккумулирует продукты всех видов человеческой деятельности, в том числе и широко применяемые в промышленности тяжелые металлы, которые накапливаются вначале в планктоне, а затем по пищевой цепи в более крупных морских созданиях и, в частности, в дельфинах. Что было подтверждено и научными исследованиями, обнаружившими повышенные концентрации ртути в их организмах. И это теоретически при регулярном употреблении дельфинов в пищу и постепенном накоплении металла может привести к отравлению человека.
В Японии была издана соответствующая брошюра. Но японцы все равно не перестали есть бедняг дельфинов. И это при том, что у жителей страны Восходящего солнца уже был печальный опыт массового отравления ртутью в виде так называемой странной болезни Минамата, поразившей город с одноименным названием и проявившейся тяжелыми неврологическими расстройствами. Но в том случае после длительных разбирательств выяснилось, что прямым виновником все-таки являются не сами морепродукты, игравшие роль аккумуляторов токсинов, а промышленное предприятие города, годами бесконтрольно сбрасывавшее токсичные отходы в океан.
Япония таинственная и очень интересная страна, и мне трудно судить, насколько в ней популярна западная диетология. Но полагаю, японцы в основном не «парятся». Они продолжают в буквальном смысле откармливать популярных в народе борцов сумо, за что те платят ранней по сравнению с другими гражданами смертностью. Впрочем, одно все же является неоспоримым фактом: у японцев, а они в большинстве, как ни крути, не борцы сумо, самая высокая продолжительность жизни в мире, составляющая 86 с хвостиком лет для женщин и 79 с хвостиком для мужчин. При этом следует напомнить, что Россия занимает 135 место, и продолжительность жизни у мужчин – на месяцы чуть меньше 62-х, у женщин – 73-х. Но, поверьте, не диета в этом виновата.
Любопытно, что США, которые, возглавляемые женой собственного президента, бегут, высунув язык, в авангарде борьбы за здоровое питание, занимают по продолжительности жизни лишь двадцатое место, да и то делят его с Великобританией и Германией, а уж немцы – точно не дураки хорошо и вкусно покушать, запив пивом. Более того, американцев значительно опережают французы, итальянцы и даже бедные (экономически) греки, я не говорю уж об израильтянах. Заранее предполагаю, что в последних примерах любой оппонент торжествующе сошлется на «здоровую» средиземноморскую диету, богатую 3– и 6-омега жирными кислотами и травой. Но что же тогда сказать об опережающих и тех, и других шведах и норвежцах, у которых в силу климатических особенностей в основе рациона всегда были энергетически богатые, но «вредные» продукты животного происхождения и рыба, которые северяне для большей «вредности» еще коптили или солили? Это уж вовсе не «здоровая» растительная пища.
И снова меня тянет в сторону. В ветеринарию. Я недавно услышал о странном, неизвестном мне заболевании, панстеатите, или yellow fat disease. Больше всего оно, очевидно, знакомо кошатникам, хотя может поражать многие виды животных и рыб. Недуг проявляется дегенерацией и трансформацией природных жировых тканей и проявляется общей воспалительной реакцией, напоминающей инфекционное заболевание, и, если его не лечить, приводит к смерти. Мне в принципе мало дела до болезней животных, но меня удивил патогенез панстеатита. Оказывается, он развивается, когда животные употребляют в пищу излишнее количество полиненасыщенных жирных кислот, да-да, именно тех, которые рекомендуются в большинстве диет человека. Естественно, вы ответите, что человек – это человек, а кошка – это кошка. Согласен. Но я лишь хотел подчеркнуть, что в природе ничего абсолютно безвредного нет. А животные болеют потому, что, в отличие от людей, получают мало витамина Е и хуже его усваивают. До последнего времени в ветеринарии добавление именно этого витамина лежало в основе терапии. А что будет с человеком, если и он по каким-то причинам страдает от недостатка витамина Е, но при этом в большом количестве употребляет в пищу жирную рыбу или растительные масла?
Витамин Е, который в мире известен как И, является для многих таинственным и чудотворным, хотя, в сущности, нет никаких научных доказательств, что он обладает приписываемыми ему свойствами уменьшать сердечнососудистую заболеваемость, риск рака и увеличивать мужскую силу. Он, как и его такой же дутый собрат витамин С, более всего известен как антиоксидант. Слово, которое, видимо, очень нравится дилетантам, и они любят его произносить. Потому что после этого нужно говорить другие умные слова, вроде оксидативного стресса и свободных радикалов. Что это и с чем их едят, плохо понимают даже профессионалы, но существует мнение, что антиоксиданты, ограничивая образование свободных радикалов, якобы атакующих и повреждающих здоровые ткани организма, препятствуют развитию некоторых заболеваний. Но это в теории.
Лет эдак десять назад была опубликована серьезная, но оказавшаяся в итоге провокационной статья, написанная финнами, которые ничего дурного не замышляли. Они взяли группу испытуемых и кормили их известными антиоксидантами, витаминами Е и С, бета-каротеном (в русской литературе – каротин, предшественник витамина А, содержащийся в изобилии в моркови) и чем-то еще, а затем сравнили заболеваемость некоторыми болезнями с результатами контрольной группы. Ни к каким убедительным, подтверждающим профилактический эффект результатам исследователи не пришли. Но одно вызвало недоумение. Мужчины, принимавшие бета-каротен, чаще болели раком легких. Ничего себе. Употребление моркови увеличивает риск рака легких? Вряд ли. И врачи, читатели статьи, как это часто бывает, достаточно иронически восприняли результаты исследования. То, что антиоксиданты – это мыльный пузырь, они полагали и раньше, а повышение заболеваемости раком, хотя от этого не отмахнешься, все-таки отнесли к погрешностям статистической обработки. Но нужно быть честным. Некоторое увеличение числа онкологических заболеваний на фоне регулярного приема антиоксидантов было обнаружено и в других исследованиях.
Да, опять отвлекся. Я ведь писал о том, что индустриализация производства продуктов питания привела к их удешевлению и общедоступности, и в то же время явно утяжелились кошельки потребителей. И естественно у производителей возникло желание эти кошельки облегчить. Чтобы заставить покупателя тратить деньги на более дорогую, но якобы «лучшую» продукцию хороши все методы. Наиболее перспективно – объявить массовую продукцию вредной для здоровья. Не в плане ее прямой токсичности, хотя и это может сгодиться, а в смысле долговременного отрицательного эффекта, связанного с качеством и продолжительностью жизни.
В связи с этим не могу не упомянуть бредовую для человека, получившего минимальное образование, кампанию против генно-модифицированных продуктов. Похоже, ее инициаторы знания о генетике почерпнули из известного ужастика «Муха», где в результате случайности в ходе научного эксперимента в генотип человека встроились гены мухи, что привело к леденящим кровь последствиям.
Модифицирование генотипа за счет искусственного встраивания в него чужеродных генов, придающих генотипу хозяина новые, требуемые свойства (например, устойчивость к какой-нибудь болезни) является гениальным достижением. Собственно говоря, модифицирование просто заменило давно известный, но трудоемкий и длительный процесс селекции, когда того же результата добивались путем бесконечных экспериментов по скрещиванию видов.
Человек ежедневно проглатывает миллиарды чужеродных генов в виде бактерий, микроскопических клещей и прочей гадости, о которой мы даже не подозреваем, а также в виде того, что едим. Но в природе нет и никогда не существовало никакого биологического механизма, благодаря которому гены из пищи могли бы встроиться в генотип человека. Хотя китайская поговорка и утверждает, что человек – это то, что он ест, еще ни у одного из потребителей говядины (кроме некоторых мужей) не выросли рога. Однако в некоторых странах и сейчас существует запрет ввоз генно-модифицированных продуктов. Иногда дело доходит до абсурда. Например, бедная и слаборазвитая Замбия, которой вдруг захотелось выглядеть передовой, в свое время запретив ввоз генно-модифицированного маиса, вызвала голод в стране.
Существуют и другие категории популярного и модного вранья. Это якобы потенциальный вред, наносимый наивным потребителям «неконтролируемым» применением гормонов и антибиотиков при откорме скота и птиц. Мне сложно судить, что один отдельно взятый, живущий в глубинке фермер может творить со своей скотиной и чем он позволяет себе ее кормить. Пусть остается на его совести. Однако если речь идет о промышленных масштабах, в развитых странах применение вышеупомянутых «вредных» веществ регламентируется соответствующими службами, а в Штатах мощной и не склонной к коррупции организацией FDA (Food and Drug administration).
Как, очевидно, известно читателям, гормональные препараты, вводимые животным из установленного на всю жизнь ушного импланта, применяются для того, чтобы ускорить их рост и увеличить массу мышечных тканей, что параллельно сопровождается уменьшением накопления жира. И, как результат, это приводит к суммарному сокращению расхода кормов и улучшению вкусовых качеств продукта. Используемые же гормоны относятся к двум группам: первая – это женские и мужские половые гормоны, такие же, как и человеческие, и вторая – синтетические аналоги гормона роста, отличные от естественного.
И все было бы хорошо, но вдруг выяснилось, что, как в случае применения первых, так и вторых, общественность, подстегиваемая СМИ и поддерживаемая диетологами, страшно озаботилась потенциальной опасностью употребления мяса животных и птиц, которых откармливали, применяя гормональные препараты. Особенно обеспокоила доброхотов возможность развития рака молочной железы у женщин и преждевременного полового созревания у девочек.
Все началось много десятилетий назад с ДЭС, диэтилстилбэстрола, аналога женского полового гормона, который в свое время применялся при разных женских болячках, а главное, для профилактики выкидышей. В дальнейшем же выяснилось, что прием женщинами ДЭС приводит к развитию у их дочерей аденокарциномы влагалища, а у сыновей, хотя и реже, рака яичек, и, кроме того, для самих женщин оказывается тератогенным, т. е. вызывает образование malformations, отклонений от нормы (не совсем точный, но близкий перевод), у плода. И ДЭС из употребления в США изъяли. Но в те же времена он употреблялся и в качестве стимулятора роста в животноводстве. И тогда до кучи перестали применять его и там. Но, тем не менее, озабоченность, не подтвержденная ни фактами, ни научными исследованиями в отношении потенциального вреда употребляемого в пищу мяса, якобы содержащего экзогенные гормоны, не снижается, а даже возрастает. Должен заметить, что дотошные американцы в 80-х годах все-таки провели проверку на содержание гормонов в производимом мясе, и ничего не обнаружили. То есть не обнаружили и следа гормонов вообще.
А с антибиотиками и вообще дело темное. Многие производители мяса в США клятвенно утверждают, что антибиотики животным и птицам назначают только в лечебных целях при возникновении болезней. Но антибиотики из группы хинолонов и тетрациклинов применяются на постоянной основе в так называемых субтерапевтических (ниже, чем для лечения) дозах и для стимуляции увеличения массы тела. Механизм этого феномена непонятен, хотя существует точка зрения, что антибиотики, влияя на бактериальную микрофлору кишечника и изменяя ее, улучшают всасывание и усвоение кормов.
Так вот, обыватели очень волнуются, что остатки антибиотиков попадут с мясом в их организм и натворят там такое… А что, собственно, они натворят? В принципе ничего, если не брать случай невезения, когда у потребителя есть аллергическая реакция именно на тот препарат, который давали убиенным свинье, корове или курице. А это статистически маловероятно, да и давно стало бы предметом медицинских дискуссий, если бы проблема существовала на самом деле. Другой предмет озабоченности – возможность появления супербактерий, тех, которые нечувствительны ни к каким антибиотикам. Но эта озабоченность большей частью праздная, происходящая от неграмотности. В природе практически не существует нечувствительность ко всем антибиотикам сразу, потому что невосприимчивость бактерии по отношению к конкретному антибиотику возникает исключительно при контакте с ним, другими словами, может расширяться только за счет распространения на аналоги из той же группы. Например, устойчивость к пенициллину может охватывать и другие антибиотики именно пенициллинового ряда.
Из этого следует, что предполагаемая супербактерия, чтобы появиться на свет, должна была бы в прошлом иметь контакт со многими, а не одним антибиотиком, или «нахвататься» устойчивости от других бактерий, что практически маловероятно при применении в животноводстве и птицеводстве субтерапевтических доз антибиотиков. Другое дело, что, как и у людей, микробы животных могут стать нечувствительными к определенному антибиотику, но и в этом случае проблема у людей возникает только тогда, когда этот микроб патогенен, то есть вызывает у человека болезнь. Но таких микроорганизмов у скота и птиц, к счастью, не так много, и они, по крайней мере, по существующим правилам, должны выявляться ветеринарами.
И еще один момент, которому почему-то в литературе не было уделено внимание, а может, я просто пропустил соответствующую статью. Он касается и гормонов, и антибиотиков. Люди, если помните, как правило, не едят сырое мясо и птицу, а подвергают их кулинарной обработке. Кроме того, при промышленном производстве мясо никогда не попадает на стол сразу после забоя, и свежее мясо – это то, которому уже минимум пара недель. И что же тогда происходит с остатками антибиотиков и гормонов, если они имеются, при продолжающемся естественном аутолизе тканей и дальнейшей термической обработке? Что от них остается? Стоит ли вообще огород городить? Ничто ведь не вечно под луной. В том числе и гормоны, и антибиотики в падали.
К счастью для сторонников здорового питания и его апологетов, диетологов, у них есть никогда не подводившая их палочка-выручалочка, позволяющая вмешиваться в гастрономические пристрастия обывателей. Это лишний вес населения, бич многих развитых и развивающихся стран, и сопутствующие ему высокий холестерин, сердечнососудистые заболевания и прочая бяка. Но и в такой, казалось бы, простой вещи, как избыток веса есть место для откровенного лукавства или, проще говоря, жульничества. Западная медицина четко разделяет два понятия: overweight person, т. е. человек, имеющий лишний вес, и morbid obesity, т. е. болезненное ожирение, сопровождаемое букетом хронических болезней и ранней смертностью. Другими словами, нет никакого идеального веса, к которому надо стремиться и который навязывается диетологией, а есть просто здоровый вес в противоположность нездоровому. Но с тех пор, как у женщин (или мужчин?) вошли в моду девушки-«кащеи бессмертные», так их образ и продолжает навязываться в представлениях о красоте, хотя нет доказательств, что они живут дольше и счастливее.
Никакой определенной количественной границы в килограммах между условно здоровым и нездоровым весом нет. Нет никаких доказательств, что полные мужчины или женщины, ведущие активный и здоровый образ жизни и не имеющие факторов риска сердечнососудистых заболеваний, живут меньше и болеют чаще. Нет и все. А как же холестерин, скажете вы, ведь уж он-то, зловредный, точно должен быть повышен у толстых. Или да, или нет. Высокий холестерин не обязательно сопровождает умеренный избыток веса. И вообще больше всех его количество занимает не самих пациентов, а фармацевтические фирмы, выпускающие препараты для его снижения. А это – многомиллиардный бизнес.
Согласно классификации Фредриксона существует пять типов семейных, то есть первичных гиперлипопротеинемий, которые проявляются увеличением по отдельности или в комбинации концентрации тех или иных липидов, к которым относится и холестерин в крови. Но большая часть этих метаболических заболеваний нас не должна интересовать, потому что они редки. Самым распространенным и, кстати, относительно безобидным является тип IIb, поражающий приблизительно 10% населения. Но это не значит, что каждый десятый из нас должен умереть от инфаркта. Диетологи и врачи то ли лукавят, то ли, что простительно, не тратят время и не проверяют то, что написано в каждом учебнике. Я, боже упаси, тоже не собираюсь спорить с тем, что повышение холестерина действительно увеличивает в некоторой степени риск сердечнососудистых заболеваний. Вопрос, насколько.
После того, как я переехал в Израиль, то ли из-за этого, то ли из-за старения у меня начал портится характер, и я стал занудой, что стало проявляться в излишней дотошности. А может, работа в израильской системе приучила меня проверять всю получаемую информацию. Поэтому я как-то не поленился и поднял старые научные статьи, являющиеся основой современных преставлений о повышенном холестерине как причине атеросклероза и сердечнососудистых заболеваний. И был удивлен. Холестерин действительно увеличивает риск, но на какие-то относительно небольшие проценты. И если бы я лучше разбирался в статистической математике, то, наверно, рискнул бы поспорить, имеют ли эти проценты веское значение. Кстати, если говорить о математиках-профессионалах, то в медицинской литературе время от времени мелькают статьи, в которых они поднимают на смех результаты статистической обработки данных, сделанные врачами.
Здесь я позволю себе некое отступление, касающееся медицинских статей. Чтобы их понимать, нужно помнить, что медицина как статистическая наука оперирует вероятностями. И клинические исследования проводятся по определенным достаточно строгим правилам. К примеру, для того, чтобы, скажем, доказать, что избыток некоего теоретического фактора А крови отрицательно влияет на состояние здоровья людей, нужны две группы однородных по демографическим и биологическим показателям пациентов, идентичных по возрасту и сопутствующим заболеваниям, но в первой группе фактор А должен быть повышен, а во второй, контрольной группе, нет. Далее необходимо определить продолжительность времени наблюдения, которое должно быть достаточно долгим, чтобы быть уверенным, что предполагаемое отрицательное влияние успело проявиться.
Пусть в нашем гипотетическом случае это будут два года, и, допустим, они уже прошли. И мы выяснили, что в контрольной группе инфаркт перенесли 4 человека, а в группе риска, где фактор А был повышен, 6, что на 50% выше. То есть, несмотря на разницу лишь на 2 человека, это, тем не менее, половина случаев в контрольной группе. И это, естественно, статистически значимо. Исследование сумело доказать, что повышение фактора А в крови увеличивает риск инфаркта миокарда. Со стороны это может выглядеть не очень убедительно, но если верить, что полученные результаты не случайны и экстраполировать цифры на большие группы, например, вместо 200 человек представить 200000, то мы получим уже не 2 дополнительных случая инфаркта, а 2000, и тогда скептическое отношение к необходимости лечения фактора А будет поколеблено.
Аналогично строятся исследования и по испытанию каких-либо лечебных препаратов. Если они успешны и обнаруживается статистически значимая разница между леченными и не леченными, это значит, что в примере с холестерином лекарства, его снижающие, или определенная диета в определенном проценте случаев уменьшат риск инфаркта миокарда. Но, даже веря в эффективность лекарств и диеты, вы не можете знать, попадете ли в статистику счастливчиков, которым они помогли. Это знает только господь бог. И это хорошо понимают практикующие врачи, которые работают не со многими тысячами человек, а с конкретным пациентом и назначают лекарства, снижающие холестерин, или посылая больного к диетологу. Для них вовсе не тайна, что эффект возможен только статистически, и они скорее озабочены тем, чтобы не отклониться от общей генеральной линии медицинской науки любой ценой «лечить» холестерин, чем самими его цифрами, поскольку в большинстве случаев он лишь незначительно или умеренно повышен. Должен подчеркнуть, что, говоря о гиперлипидемии, я имею в виду не тех пациентов, у которых уже есть доказанная ишемическая болезнь сердца и букет факторов риска, а тех, которые на момент выявления гиперхолестеринемии были практически здоровы.
Высокий же холестерин, как я говорил, в качестве отдельного фактора, если речь не идет о некоторых редких формах гиперлипопротеинемий, вызывает лишь относительно небольшое увеличение риска ишемической болезни. Проблема в том, что его повышение нечасто происходит изолированно само по себе. Стандартный пациент, как правило, или курильщик (фактор риска), или гипертоник (фактор риска), или диабетик (фактор риска). Да на свою беду еще, как правило, и мужчина. А те, как назло, болеют ишемической болезнью сердца чаще и раньше, чем женщины. Тех же в молодом, пременопаузальном возрасте охраняют женские гормоны. Поэтому, если рассматривать сказанное в комплексе, не холестерин стоит во главе угла, а комбинация факторов, имеющая куда более существенное влияние на риск инфаркта. Холестерин бессмысленно лечить тем или иным способом без коррекции других, более важных обстоятельств.
Я, не пытаясь поставить под сомнение целесообразность контроля за уровнем холестерина у больных из группы риска или уже известной ишемической болезнью, считаю, что страх перед повышением холестерина у в остальном здоровых людей сильно преувеличен. Не стоит забывать, что холестерин не только зло, а важный и необходимый субстрат человеческого организма. Из него, в частности, синтезируется ряд стероидных гормонов, без которых существование человека вообще невозможно.
И снова я отклонился от темы. Ведь статья не о холестерине, а о диетологии.
Так что же диетология, кроме похудания, рекомендует для снижения уровня холестерина? (Говоря о снижении, я имею в виду, конечно, «плохой» LDL холестерин). Арсенал у нее не так велик. Существуют два компонента пищевых продуктов, которые, как доказано, влияют на обмен липидов. Это ниацин, он же витамин В₃, и поли– или мононенасыщенные жирные кислоты, среди которых наибольше значение придается n-3 и n-6 (омега-3 и омега-6, как их называют в непрофессиональной аудитории) жирные кислоты. К счастью для людей и к огорчению диетологов, ниацин содержится в достаточном количестве в большинстве продуктов и поэтому трудно выдумать диету, которой можно было бы морочить голову наивным слушателям. Хотя исторически известно заболевание, вызванное авитаминозом В₃, так называемая пеллагра, в классической форме характеризующаяся триадой симптомов в виде дерматита, диареи и деменции, но в современном мире практически не встречающееся. Что же касается омега -3 и -6, то самыми богатыми их источниками являются рыбий жир (неважно, какой сорт жирной рыбы), а также растительные масла. Но я никогда не слышал, чтобы диетологи специфически рекомендовали кому-нибудь рыбий жир или жирную рыбу. Зато мало кто сомневается, что оливковое масло самое здоровое и полезное. И это странно, потому что никакой особой разницы в содержании полиненасыщенных жирных кислот в разных видах растительных масел нет. Зато есть существенная разница в цене. Оливковое масло дорогое или очень дорогое, но именно оно на разных уровнях активно лоббируется, поскольку производители хотят не только не потерять доходы, но и, наоборот, их увеличить.
Наверно, поэтому и пошел по всему миру звон о средиземноморском (или французском) феномене – меньшем в этом географическом районе по сравнению с другими числе инфарктов. А объяснено это было особенностями диеты, содержащей много зелени, оливковое масло и, прости господи, умеренное количество красного сухого вина. Доктора безропотно «скушали» идею о пользе оливкового масла, зато по поводу вина в медицинской литературе разгорелась ой-ой-ой какая дискуссия.
Повторю, мне меньше всего хотелось бы, чтобы читатель начал наплевательски относиться к гиперлипидемии. Я лишь в очередной раз хотел подчеркнуть, что само по себе изолированное умеренное увеличение холестерина не является драмой и далеко не всегда требует агрессивного терапевтического или диетологического подхода, а, возможно, диктует лишь желательность наблюдения. Если же речь идет о человеке с лишним весом, то, вероятно, наиболее эффективным и простым способом является похудание. Никаких головоломных диет не требуется. Нужно или уменьшить общее количество потребляемой за сутки пищи, или увеличить дневную физическую нагрузку. Кому что больше нравится. Или так, или эдак, или в сочетании.
А еще я хотел бы поговорить о докторе Аткинсе.
Но для начала коснусь понятия калорийности. Не надо быть большим умником и диетологом, чтобы понять, что переедание, избыточное употребление жирной или мучной пищи ведет к ожирению. Никакого подсчета калорий здесь не надо. Но весь мир тупо разглядывает этикетки, считая калорийность и жирность. Зачем? Вы же и так знаете, что бекон – это бекон, а пирожное – это пирожное. Какое вам дело до жирности йогурта или молока, или количества калорий в кока-коле? Вы думаете, их подсчет поможет сохранить фигуру? Черта-с два. Все указания на калорийность, в сущности, являются мистификацией. Есть только один известный, но совершенно суррогатный способ определения калорийности тех или иных веществ. Их сжигают в специальной камере и высчитывают выход калорий по количеству выделенного тепла. Все. Но если вы думаете, что фирмы-производители «парятся» и буквально сжигают собственные продукты, чтобы подсчитать калорийность, то, думаю, ошибаетесь. Не хотелось бы верить, что они берут эти цифры с потолка, но, скорее всего, пользуются какими-нибудь старыми замшелыми таблицами времен царя Гороха.
Мы же все-таки пищу в себе не «сжигаем». Действительно, часть полученной энергии выделяется в виде тепла, используемого нами же самими для собственных нужд, однако немалая ее часть расходуется на процесс переваривания и утилизации продуктов питания, который, как из этого следует, и сам является энергозатратным. Ведь белки, жиры и углеводы, которые мы получаем с пищей, нужно вначале разложить на первичные составляющие, среди которых простейший углевод, глюкоза, станет служить для нас «горючим» или в виде гликогена накапливаться в печени и мышцах, а остальные компоненты расщепленных продуктов пойдут на синтез тех же самых, но уже человеческих белков, жиров, углеводов и прочих биологических субстратов. Без глюкозы организм существовать не может, и если углеводы не поступают с пищей, организм начинает расщеплять на глюкозу упомянутый выше накопленный гликоген или синтезировать ее из неуглеводных субстратов в процессе, называемом гликонеогенезом.
Наиболее распространенные западные диеты являются high carbohydrate-low fat, содержащими много углеводов и мало жиров. Так вот, доктор Аткинс высказал сомнение в их физиологической обоснованности. С его точки зрения, низкоуглеводные диеты с большим содержанием жиров и белков более эффективны. И вполне логично это объяснил.
Переваривание углеводов в организме происходит легко и сопровождается быстрым подскоком содержания глюкозы в крови, что в свою очередь вызывает выброс инсулина, стимулирующего утилизацию глюкозы клетками и образование из ее избытков гликогена, своего рода запаса на черный день, а также липогенез, т. е. образование жировой ткани. В отличие от этого употребление жирной и белковой пищи вызывает медленное нарастание глюкозы как за счет ее остаточного содержания в продуктах питания, так и за счет ее образования заново в результате внутренних процессов гликогенолиза (распада гликогена на глюкозу) и гликонеогенеза, а, помимо этого, активирует липолиз, т. е. расщепление жировых тканей организма. Но упомянутый липолиз не ведет к образованию глюкозы. Вместо этого из жиров образуются кетоновые тела – альтернативное «горючее» для мозга и мышц при недостатке глюкозы. Другими словами, жирная и белковая пища предпочтительнее, потому что само ее переваривание по сравнению с углеводной намного более энергозатратно, растянуто во времени и способствует не только сохранению, а неувеличению веса, но даже за счет липолиза – и к похуданию.
Этим доктор Аткинс поставил современную западную диетологию с ног на голову. А чтобы понять, какой среди диетологов в связи с этим поднялся хай, достаточно покопаться в интернете. Но ведь Аткинса до настоящего времени никто опровергнуть не смог. И не сможет, потому что в диетологии нет строго научных сравнительных исследований и в основном все опирается на спекуляции и предположения, подобны утверждению о пользе трехразового питания. Чтобы говорить аргументировано, нужно образовать, как в примере с фактором А, две достаточно большие группы схожих по возрасту и состоянию здоровья людей, и одну кормить месяц исключительно стейками, изредка разнообразя рацион листьями салата или огурцами, а другую «травить» овощными салатами, время от времени давая погрызть кусочек нежирного мяса. А затем сравнить результаты. Я, конечно, утрирую, но, тем не менее, насколько мне известно, подобное исследование нигде не проводилось.
Впрочем, противниками Аткинса был проведен схожий эксперимент на двух мужчинах, однояйцовых близнецах, которых даже полностью изолировали от окружающего мира, и никакой значимой разницы в весе и самочувствии через месяц обнаружено не было. Это в очередной раз подчеркивает: не очень-то объективно мнение диетологов и их апологетов, что есть только две точки зрения – их собственная и неправильная. Неоспорим лишь факт, что похудание у людей с болезненным ожирением (morbid obesity) приносит благоприятные результаты, но, снова повторяю, речь не о них, а о большинстве, которое сходит с ума по диетам и здоровому питанию, не имея никаких для этого объективных оснований.
Несколько слов о распространенных легендах. Первая – что якобы те или иные пищевые продукты могут усилить иммунитет. Услышать такую чушь можно на каждом шагу. Не пытаясь вдаваться в подробности, хочу напомнить, что иммунитет состоит из двух параллельно действующих и взаимодействующих звеньев. Гуморальный иммунитет, опосредованный антителами и другими менее специфичными по действию, но обладающими бактерицидной активностью белковыми компонентами крови, слюны, слез и пр. биологических жидкостей. И клеточный, в котором непосредственно сами клетки, большей частью представленные Т-лимфоцитами, оказывают нейтрализующий эффект и просто убивают чужеродные микроорганизмы. Усилить работу обоих звеньев никакими пищевыми продуктами нельзя, потому что они поддаются регуляции только внутренними сигналами организма, передающимися биологическими медиаторами, типа интерлейкинов, а не поеданием проросшей пшеницы или еще чего-нибудь.
Другое дело, что и синтез антител, и процесс формирования и размножения цитотоксичных клеток требует энергетических затрат, которые можно обеспечить только, простите, кушая, а это значит, человек, сознательно ограничивающий себя в еде, из-за недостатка источников энергии рискует быть более подверженным инфекциям. Избежать этого поможет не какой-либо чудо-компонент диеты, а нормальное питание. Просто покормите бедолагу. Помните времена, когда взрослые, возвращаясь из санаториев и домов отдыха, а дети из пионерлагерей, с гордостью хвастались, что поправились на пару килограммов? Так вот, никакой в этом драмы, если у вас не переизбыток веса, нет.
Еще одна легенда здорового питания: «укрепление» организма витаминами. Это превратилось в своего рода обсессию (фобию) с сезонным обострением. Как только наступает весна, нет конца разговорам о том,
Витамины – это группа веществ, в функционирующих в организме большей частью как коэнзимы. В переводе с греческого название означает «всеобщий», «вездесущий». Они присутствуют в каждой клетке, где больше, где меньше, принимают непосредственное участие в образовании энергии, регулируют использование кислорода. Чтобы не морочить читателю голову умными словами, поясню, что, в сущности, они биологические катализаторы, необходимые для возбуждения и нормального протекания биохимических процессов. Проблема в том, что большей частью они самим организмом не синтезируются, поэтому человек должен получать их извне, с пищей. Так вот, авитаминозы – это группа заболеваний, которые, как и любая болезнь, определяются или на основании симптомов, или низкого содержания витамина в крови. Я уже упоминал пеллагру, она по симптомам отличается от цинги, связанной с дефицитом витамина С; рахита, у взрослых – остеомаляции, вызванных нехваткой витамина D; бери-бери, развивающейся из-за недостатка витаминаВ₁, тиамина; пернициозной анемии из-за недостатка В₁₂; кобаламина и известной в народе «куриной слепоты» из-за дефицита витамина А, ретинола. Но следует помнить, что все перечисленные заболевания в развитых странах являются экзотикой, о которой можно прочитать только в книжках. Впрочем, есть и исключения. Например, у стариков, живущих отдельно, в силу возрастных ограничений и ухудшения физических и ментальных функций, а также материальной необеспеченности формируется привычка употреблять одни и те же продукты, чаще всего мучные и молочные, что может привести к клинической картине авитаминоза В₁₂, С или D; у беременных, страдающих hyperemesis gravidarum, который в России называется ранним токсикозом беременности, и хронических алкоголиков может развиться форма авитаминоза В₁, и у тех же алкоголиков изредка бывает пеллагра. Но в совокупности эти случаи редки и являются проблемой для врачей только потому, что им в голову не приходит в условиях современного мира думать об авитаминозах, поэтому диагноз часто устанавливается поздно.
Суммируя, утверждаю, что в развитых и развивающихся странах ни один здоровый и всеядный человек, не зацикленный на употреблении только определенных продуктов, не находится под угрозой гипо– и авитаминоза. И сколько бы он ни пытался запихнуть в свой организм дополнительное количество витаминов, результат останется тем же. Организм возьмет столько, сколько ему требуется, и не более того. И сколько бы вы ни пили поливитаминов, ни давали их детям или престарелым родственникам в надежде укрепить «ослабленное» тело, вы ничего этим не измените (если только нет объективных данных об отсутствии или сниженном наличии конкретного витамина). Поэтому такой ерундой как рутинное измерение концентраций витаминов в крови никто в мире, кроме редких клинических случаев, не занимается. Это дорого и большей частью бессмысленно. Исключение составляет витамин В₁₂, обследование на наличие которого у стариков принят в западном мире и, что естественно, при выяснении причин анемии.
То же, что о витаминах, можно сказать и о некоторых микроэлементах и, в первую очередь, о железе и йоде. Допустим, в склонности людей придавать излишнее значение содержанию в продуктах железа есть какая-то логика. Железодефицитные анемии распространены, особенно у женщин. Не следует забывать, что дополнительные количества железа необходимы беременным. Поэтому определение концентрации железа в крови дело обычное. Но что касается интереса к морепродуктам как источникам йода, это очередной бред сумасшедшего. Да, существуют зоны с доказанным недостатком этого микроэлемента, но в большинстве стран они давно известны, и, как уже говорилось, там этот недостаток давно корректируется. Поэтому никакого смысла искать дополнительные источники в питании или вообще измерять содержание йода в организме нет. Рутинно определяется только функция щитовидной железы, которой йод нужен как хлеб, но, повторяю, в современном мире болезни «щитовидки» не связаны с его недостатком или избытком. Основная их причина – аутоиммунные (обусловленные реакциями иммунитета) процессы.
Любая пища, какого бы происхождения она ни была, для человека прежде всего источник энергии и поставщик строительных материалов, а также компонентов, необходимых организму, но не синтезируемые им самостоятельно. Не более того. Она служит не оздоровлению, а поддержанию функционального состояния. Естественно, в ней могут встречаться химические соединения, всем списком практически вошедшие в той или иной форме в медицинскую фармакологию. Они могут оказывать незначительный жаропонижающий, стимулирующий, седативный и другие эффекты, но те аналогичны действию соответствующих таблеток, поскольку в основе лежат те же самые вещества, и они ничуть не «здоровее» их. Примером может служить та же малина, жаропонижающие свойства которой обусловлены наличием в ней салициловой кислоты, предшественницы аспирина.
Итак, попытки «докормить» организм чем-нибудь, чтобы сделать его здоровее, бессмысленны. Это все равно, что пытаться залить в бензобак машины больше горючего, чем он может вместить. Человек, за некоторыми исключениями, практически не создает внутри себя запасы питательных веществ, витаминов или микроэлементов на черный день. Все они в достаточном количестве попадают в организм среднестатистического гражданина и так с обычным питанием вне зависимости от того, покупает он еду в дешевом «супере» или платит дорого за экологически «чистые» продукты в специализированных магазинах. Чтобы поддерживать здоровье, необходимо всего лишь питаться разнообразно, не зацикливаясь на определенной еде.
Впрочем, некоторые вещества человек накапливает. Это, в первую очередь, жировая ткань, которая расходуется как источник энергии, как и у животных в природе, при голодании. Кроме того, у людей есть запас железа в белке, называемом ферритин. Повторю, железо – краеугольный элемент кроветворения. Для объективности картины добавлю, что есть у нас и некоторый запас витамина В₁₂ и фолата, также необходимых для кроветворения. Это логично с эволюционной точки зрения. Человек создан так, чтобы у него были резервы, обеспечивающие в условиях дефицита или стресса его энергетические потребности, а также снабжение кислородом, который в составе железосодержащего белка гемоглобина переносится эритроцитами.
Моя статья называется «пособием». Но если бы я сконцентрировался непосредственно на здоровом питании, она заняла бы полстранички. Можете смеяться, но я хотел положить в ее основу слова паучка-доктора из забавного мультика «Одуванчик – толстые щеки»: если хотите поправиться, то вам нужно больше есть и меньше двигаться, а если похудеть – меньше есть и больше двигаться. Поэтому, если вы в остальном здоровы, не морочьте себе голову диетами и калориями, а просто больше двигайтесь. Но не в фитнес-центрах, тупо считая приседания, подъемы штанги или время пробега по беговой дорожке, а развлекайтесь, занимайтесь танцами, играйте в футбол или волейбол, бегайте наперегонки или просто гуляйте с приятными вам людьми.
Не могу не сказать, как мне жалко детей, которых не очень умные чиновники наробраза в коалиции с диетологами стараются заставить есть в школе мало того, что некалорийную, но еще и ужасно невкусную диетическую пищу. Они не понимают, что у здоровых детей вообще не бывает проблем с холестерином, и не помнят из своего прошлого, что детишки любят хорошо и вкусно поесть, и что на отсутствие аппетита они, как правило, не жалуются. Препятствовать им кушать в охотку не надо. Надо только учить их не злоупотреблять. Но чиновники все равно тянут из бюджета деньги на «здоровое» питание и делают вид, что не знают, будто мамы кладут своим чадам в ранец пару бутербродов да еще дают деньги, чтобы те купили себе что-то нормальное, съедобное, вроде пирожка или сникерса. И это вместо того, чтобы просто удлинить переменки и давать детям мячи, скакалки, бадминтонные ракетки и прочий несложный инвентарь, чтобы те могли побеситься и «сжечь» лишние калории. Неуемной детской энергии, чтобы она не переходила в жир, нужно давать выход, а не ограничивать ее уменьшением калорийности.
Я вообще-то мизантроп, и мне безразлично, насколько серьезен материальный ущерб, наносимый обывателю, который платит за посещения диетологов, покупает витамины, пищевые добавки и диетические или экологически «чистые» продукты. Это его личное дело. В конце концов, каждый сходит с ума по-своему. Но все-таки не могу не съехидничать. Господа, еще раз повторяю, нет ни одного научного доказательства, что так называемое «здоровое» питание удлинило хотя бы на полгода кому-нибудь жизнь или избавило кого-то от недуга. Большинство, а их немало, наукообразных статей, поддерживающих позиции диетологов и производителей «здоровых» продуктов, являются observational studies, то есть некими наблюдениями, которые максимум могут указывать на тенденцию, и не более того. Ни один из серьезных уважающих себя независимых научных центров не даст деньги на серьезное исследования такого рода. Они глупостями не занимаются.
Я – дурак
Не знаю, как вы, а я всю жизнь задаю себе вопрос, не дурак ли я. И даю в разное время противоположные ответы. Поверьте, это результат не «интересничания» перед самим собой или окружающими, а искреннего непонимания самой сущности процесса мышления и того, как к нему относиться.
Мы называем себя «человек разумный», но что это, черт возьми, значит? Для меня очевидно только то, что в этом определении проявляется человеческая гордыня. Мы просто противопоставляем себя иным живым, «неразумным», существам, хотя понятия не имеем, что такое разум.
Начнем с анатомии. Где находится наш разум?
В голове, в мозгу, естественно ответите вы. А откуда это известно? Оттого, что мы чувствуем, что мысли у нас – в голове? Или потому, что так объяснили ученые? А откуда знают они? Они ведь такие же люди, как мы.
Человек познает мир через органы чувств, другого способа нет. И не обольщайтесь в отношении так называемого научного метода познания. Самый головоломный и сложный научный прибор, создающий иллюзию объективности и якобы независимости от субъекта, в конечном итоге переводит изучаемое в конечный результат, который человек может увидеть, услышать, понюхать или пощупать. Так, например, физики «нюхают» элементарные частицы, хотя ни одна душа в мире, в сущности, понятия не имеет, что это такое. Но у специалистов по квантовой механике, по крайней мере, есть чувство юмора, которое проявляется в склонности давать забавные названия некоторым характеристикам адронов. Скажем, «очарование». Представляете, «очаровательная» элементарная частица. А еще есть «странность». Им подобны астрофизики, которые, изучая супермакромир, находятся на другом полюсе науки. Попробуйте понять, что такое «горизонт событий» или «теория струн», голову сломаете. Впрочем, я, может, и не прав, но они и сами-то не очень понимают. По крайней мере, консенсуса между ними нет.
Я пишу это для того, чтобы подчеркнуть: будучи ограниченными в познании возможностями органов чувств, мы тем самым ограничены и в возможностях самого познания. Америку я не открыл. Мы можем знать только то, что нам дано или, если хотите, позволено знать. И научное познание, основанное на доказательстве посредством получения желаемого результата, ограничено тем, что результат истолковывается тем же самым человеком. То есть его «думалкой», которая получает информацию исключительно через органы чувств. Если, конечно, не брать в расчет гипотетическую возможность, что у человека существуют и другие, пока неизвестные нам средства перцепции.
Мне не хочется выглядеть в ваших глазах совершенно слабоумным, поэтому признаюсь, что, как и все, склоняюсь к тому, что «думалка» все-таки находится в голове, хотя доказательства этого не так уж однозначны. Нейрофизиология обосновывает точку зрения, что мозг является средоточием мыслительных процессов тем, что стимуляция или, наоборот, разрушение определенных отделов мозга приводит к стимуляции или утрате тех или иных когнитивных, моторных функций или эмоций. Но с таким же успехом я могу утверждать, что пятка является центром радости, поскольку ее щекотание вызывает смех, а язык – центром речи, потому что без него вы точно не поговорите. Если же у вас, не дай бог, вырвать сердце, то гарантирую, что думать вы перестанете. Так, может, центр мышления – сердце? Я, конечно, шучу. Но, с моей точки зрения, нейрофизиология доказывает не то, что мышление осуществляется мозгом, а то, что мозг является своего рода пультом управления, опосредующим в реальные действия или эмоции процессы, возникающие в «думалке».
Вам, наверно, покажутся праздными мои рассуждения. Может быть, это и так. Но дело в том, что никто и никогда не смог толком объяснить, как в человеческом мозгу формируется мысль и рождается образ.
Мозг в понятиях нейрофизиологии не отличается от компьютера, другими словами, является системой по передаче сигналов, единиц информации, которые в пределах заданной программы (для человека это опыт и память) трансформируются в определенное осмысленное действие или образ. Но о памяти, физиологический механизм которой совершенно непонятен, хотя воздействием на определенные участки мозга на нее можно повлиять (это – как разломать будильник), я даже говорить не хочу, а остановлюсь лишь на физиологии передачи сигналов в мозгу.
Мозг, как известно, состоит из нейронов, а у тех имеется тело, т. е. «центр» клетки, и два функциональных ответвления: первое – то, что получает сигнал извне нейрона, дендрит, и второе – то, что проводит «обработанный» в теле сигнал на периферию, аксон. Нейроны связаны через синапсы, где передача сигнала с клетки на клетку происходит с помощью медиаторов, разнородной группы химических соединений, приспособленных соединяться с рецепторами, «получателями», на противоположной стороне синапса соседней клетки.
Человек – сложная электрохимическая машина, в которой функции клеток опосредуются за счет движения положительных и отрицательных ионов через мембрану клетки, что создает изменяющуюся разность потенциалов. Но все эти процессы имеют конечную скорость. И при всем моем уважении к науке я не могу понять, каким образом в клетках мозга, в системе, в которой задействовано так много «громоздких» элементов, мгновенно возникают образы и понятия. Мозг – все-таки не компьютер, где все намного проще и быстрее, хотя принцип, в сущности, видимо, схож. И если бы природа хотела создать просто биологический компьютер, она бы так и сделала. Но она создала мозг.
А в мозгу все происходит как-то странно. Если вернуться к той же пятке, которую пощекотали, то простейшее не болевое механическое раздражение приводит к целому комплексу реакций. Первое: вы рефлекторно пятку отдергиваете. Даже не засмеявшись. Это – самая примитивная и быстрая реакция, в которой головной мозг не участвует. Это ответ в виде сокращения мышц ноги, который замыкается на уровне спинного мозга. Но если «издевательство» над вашей пяткой будет продолжаться, то вы засмеетесь (если боитесь щекотки) и испытаете некоторое удовольствие. А смех – это куда более сложная мышечно-эмоциональная реакция, требующая участия дыхательной, мимической мускулатуры и голосовых связок, поскольку мы, как известно, смеясь, издаем звуки. При этом вы вначале будете испытывать беспричинное удовольствие. И это вообще непонятно, почему, но, вероятно, опосредуется в мозгу выделением определенных видов веществ типа эндорфинов. Следует помнить, что все это происходит практически одновременно с щекотанием пятки. Это значит, что вначале слабое механическое раздражение кожи пятки каким-то образом вызывает особую форму возбуждения нервных рецепторов (ведь нос таким же образом можно безо всякой реакции «щекотать» до посинения), что проявляется волной деполяризации-реполяризации мембраны дендрита, т. е. движением через нее ионов калия, натрия и прочих туда и обратно через особые каналы. Это не просто химическая диффузия, а активный, требующий затрат процесс, энергия для которого получается за счет биохимических реакций внутри клетки. Затем сигнал доходит до синапса, где для его передачи на другую клетку требуется выделение медиатора, и вся история повторяется снова, пока не заканчивается конечным сигналом на определенной группе мышц или выделением формирующих эмоцию нейромедиаторов в мозгу. Но самое интересное, что то же самое щекотание пятки, вначале вызывающее удовольствие и смех, при продолжительном воздействии станет неприятным, хотя механический раздражитель не изменился, а значит, мозг каким-то таинственным образом сменил «приятные» нейромедиаторы на «неприятные».
Я, убей бог, не понимаю, как все это происходит, хотя описал простую реакцию на щекотку. А что же тогда происходит в мозгу, когда мы думаем, рассуждаем, создаем образы и понятия? Я ведь сомневаюсь, что даже при обыкновенном щекотании все задействованные в процесс электрохимические реакции настолько быстры, чтобы вызвать практически мгновенный эффект. Хотя, может, и не прав. Да и не это главное. Если все-таки продолжать сравнивать мозг с компьютером, то последний действует на основе заложенных в него извне программы и информации и не способен выйти за их рамки. Естественно, и человек пользуется своими знаниями, опытом и навыками, которые он получает извне, взаимодействуя с внешним миром, но ведь, кроме этого, он способен сам создавать программы, только косвенно зависящие или вообще не зависящие от его прежнего опыта, другими словами, абстрактно мыслить. И какое, к черту, к этому имеют отношение нейроны, синапсы и медиаторы? Это, в конце концов, пресловутый вопрос, что было раньше, курица или яйцо. Возникает ли вначале мысль, которая активирует в мозгу упомянутые электрохимические процессы, реализующиеся в действие, эмоцию или и в то и другое, или же нейроцит (то же, что нейрон, нервная клетка) «стреляет» в другой нейроцит каким-то из нейромедиаторов – неизвестно почему, так сказать, от лукавого? А последние, к тому же, различны для разных групп нейронов и отделов мозга. То есть нейрон обуславливает не только сам «выстрел», но еще и определяет, из какого отдела и чем. Так кто же тогда решает, какую часть мозга задействовать, когда в комфортных условиях, в отсутствие внешних раздражителей человек праздно, как я, просто мыслит или воображает, что делает это? Кто подает первичный сигнал и как? Трудно как-то поверить, что где-то выделяется некая субстанция Х, которая инициирует рождение мысли. Поэтому мне строго научный (т. е. механистический) подход к мышлению кажется неубедительным. Но дуракам, вроде меня, свойственно ошибаться…
В итоге мне некуда было деваться, и я пришел к предположению, что у человека есть «думалка», некий непонятно как работающий и неизвестно из чего состоящий надмозговой центр мышления. (Только, ради бога, не подумайте, что я «открыл» существование души в религиозном ее понимании.) В свое время я увлекался научной фантастикой, и однажды мне самому пришла в голову некая фантастическая мысль. Представьте, что существует цивилизация, которая живет в условиях радиоактивности и воспринимает мир только в жестком рентгеновском излучении. Земля как планета была бы ей абсолютно враждебна, но интересна, поскольку на ней обнаружилась бы странная жизнь. Биологические объекты оказались бы для пришельцев невидимы, и за жизнь они приняли бы автомобили, которые, проявляя признаки живого существа, куда-то, соблюдая порядок, движутся, а также воспроизводятся, ремонтируются, зачем-то собираются в неподвижные группы, которые впоследствии непонятно почему распадаются. Вряд ли бы гости нашей планеты посчитали такую жизнь достаточно разумной, чтобы пытаться вступить с ней в контакт, но в какой-нибудь свой каталог Землю, как любопытный феномен, наверняка внесли бы.
Вот и человек – это биологическая машина, «хозяина» которой мы не видим. А может, и не увидим никогда.
Впрочем, лишать мозг «права» на какую-то способность к мышлению я не могу. Это было бы несправедливо. Но это мышление ситуационно, то есть направлено на конкретные вопросы выживания, добывания пищи и воспроизведения. А большинство людей, как бы они не надували щеки и не воображали себя центром вселенной, в течение жизни ничем иным, кроме поиска бутерброда с самым толстым слоем масла, не занимаются. Как это ни смешно, но мозг – единственный орган в организме, которым человек не пользуется и не тренирует его. То, что давно сформулировано Картезиусом (Декартом) как cogito ergo sum («мыслю, следовательно существую»), да простят меня латинисты, провокационное утверждение. Умение выживать и приспосабливаться как следствие ситуационного мышления присуще всем живым организмам без исключения. Но я полагаю, это не то мышление, которое подразумевал Декарт. А поскольку «думалкой» мы не пользуемся, то, по Декарту, мы не существуем, то есть «мертвы». Собственных мыслей у людей практически не бывает, они прекрасно пользуются чужими, иногда считая себя при этом умными и образованными, собственной же, так сказать, «соображалки» вполне хватает на то, чтобы максимально удобно жить, кушать и спать. Но ведь «думалка» к «соображалке» никакого отношения не имеет. И ее, «думалку», нужно упражнять, иначе она чахнет, как и любой неиспользуемый орган подвергается атрофии. Для меня все разновидности возрастных деменций человека – результат неиспользования «думалки», которая деградирует, что в конечном итоге на макроскопическом и на микроскопическом уровне приводит к болезни мозга. Никакой изначальный статус пораженного деменцией человека роли не играет. Надо просто больше пользоваться «думалкой», а не только «соображалкой». Не забывайте, что в развитии деменции в первую очередь страдает способность к абстрактному мышлению, за которое отвечает «думалка», а практические навыки жизни, контролируемые «соображалкой», сохраняются намного дольше, что позволяет людям со старческим слабоумием довольно долго не представлять серьезной проблемы для окружающих.
Человеческий мозг – одна из разновидностей «соображалок» в природе. И в данном случае его аналогия с компьютером уместна. Чем больше накоплено информации и приобретено навыков, тем «соображалка» эффективнее. Но не подумайте, что я отношусь к «соображалке» с пренебрежением. Ничего подобного. Люди с хорошо развитой «соображалкой» часто большие эрудиты и лидеры в коллективах. Так оно и должно быть с точки зрения выживания человека как биологического вида. Я просто говорю о том, что существуют два уровня мышления. И если функции мозга как «соображалки» как-то можно описать с точки зрения нейрофизиологии, то как работает и что такое «думалка», мне непонятно. А если вы в этот момент хмыкнули или цыкнули зубом, посмотрите заглавие статьи.
А в этом месте мне бы хотелось вообще отвлечься от «человека разумного». Многие ученые десятилетиями бились и бьются, чтобы понять, насколько разумны наши меньшие братья. В результате этих исследований не могла не сложиться определенная градация разумности живых существ. Человек, как венец творения, естественно вне конкуренции. А дальше по степени нарастания глупости в сравнении с ним идут высшие приматы, дельфины, собаки и по нисходящей: птицы, рыбы, медузы, растения и микроорганизмы. Конечно, я не упомянул всех, но принцип, очевидно, понятен. Никому и в голову не придет считать медузу или микроба хоть капельку разумными. Но в таком представлении не отражено ничего, кроме антропоморфического подхода и катастрофической амбициозности человека. Если живое существо не поступает или не пытается поступать как человек, не вступает с ним в контакт, значит, оно не разумно. И в то же время каждое живое существо в природе находится на своем месте и преуспевает (если не случится беда и не придет человек разумный) в своей экологической нише. Вот просто так преуспевает себе потихоньку, а мозгов-то нет. Странно, не правда ли? Но для большинства критерием разумности является не успешность сосуществования различных видов на планете, а степень развитости головного мозга и, конечно же, его наличие. Как будто природа, демонстрируя человеку многообразие живых существ и тем самым неиссякаемость своей фантазии, не намекает достаточно прозрачно, что она могла бы придумать и иные биологические механизмы получения, хранения и обработки информации, помимо головного мозга, в том виде, в котором он сформирован у млекопитающих или рыб.
Я снова вынужден вернуться к тому, с чего начал. Мы познаем мир в наших ощущениях. То есть через органы чувств. Вот тут-то и зарыта собака. Для того чтобы добиться взаимопонимания с другими существами, мы должны одинаково с ними воспринимать мир. А это невозможно. Диапазоны, в котором видят, слышат, ощущают запахи другие существа в значительной степени отличаются от человеческих. И то, что для человека выглядит как разумный организованный сигнал, для нечеловека – каша из зрительных или слуховых раздражителей. Удивительно, например, что собаки с их острым слухом, для которого человеческая речь, вероятно, подобна скрежетанию ножа по алюминиевой миске, научились в какофонии звуков окружающего мира различать какие-то команды. Но мало того, что тот сигнал, который мы пытаемся передать другому существу трансформируется в его мозгу в неизвестно что, скорее всего, маловразумительное, так человек еще никогда и не задумывается над тем, что ситуационное мышление должно быть адаптировано биологической сущности объекта. А тот, как и человек, проходит те же самые стадии развития: рождается, взрослеет, достигает зрелости, стареет и умирает. Другими словами, этот процесс должен быть приспособлен к продолжительности жизни существа. Пчела – сложно организованное насекомое. Большую часть роя составляют рабочие пчелы, и их продолжительность жизни в активный сезон (не зимой) составляет приблизительно два месяца. Но ведь невозможно представить, чтобы природа человеку дала возможность прожить полноценную «счастливую» жизнь, а пчеле почему-то нет. А это значит, что эти два месяца для пчелы те же семьдесят человеческих лет с ее пчелиными терзаниями, взлетами и падениями. Из этого следует, что из расчета 60 пчелиных дней на 70 человеческих лет разница в ритме жизни составляет 1:420. Но это было бы невозможно, если бы скорость получения и передачи информации у пчел равнялась бы таковой у человека. И следовательно, можно предположить, что миг жизни пчелы равен 420 мигам человека. А теперь представьте, что какая-то слишком умная пчела решила, что и человек тоже разумен, и какому-то праздному прохожему задала вопрос, как люди себя как вид называют. И чудо, человек даже понял, что от него хотят. И, очумев на секунду от удивления, все-таки ответил. А это 420 пчелиных секунд, или 7 минут. И пчела, скорее всего, поблагодарив, тут же улетела бы от ошарашенного прохожего куда подальше. А вы бы захотели иметь дело с существом, у которого ответ на простейший вопрос занял 7 минут? У вас хватило бы терпения столько ждать? Мы для пчел – полные кретины. Одно из явлений природы. Но, впрочем, ситуация, при которой мы поняли бы вопрос пчелы, нам не грозит, потому что она теоретически должна передавать информацию в 420 раз быстрее. Мы вопрос просто не заметим. (Хочу, на всякий случай, напомнить, что мои расчеты носят гипотетический характер, и поэтому бессмысленно искать их научные источники).
Мы не знаем, как живые существа передают информацию, и каждый раз, изучая вопрос, самих же себя ставим в тупик, пытаясь впихнуть способность животных и прочих к коммуникации в рамки понятия о человеческой второй сигнальной системе. А это означает, что единственными средствами передачи и приема осмысленной информации могут являться только зрение и слух. Другими словами, если живое существо не способно понять произносимые человеком слова или зрительно воспринять знаки, которые рисует человек, то оно в уровне развития разума, по меньшей мере, ниже своего «господина».
Человек в ряду других видов возник, вероятно, в результате случайного сбоя в эволюционной программе как беспомощное создание, лишенное силы, острых зубов, нюха, ловкости и даже (а это-то почему?) шерсти. Но в компенсацию природа не лишила его «соображалки», которая в отсутствие врожденных физических преимуществ не могла не искать выход в виде использования посторонних предметов – как средств нападения, шкур животных – как одежды и укрытия от холода и т. д. Все это никоим образом не выходит за рамки способностей «соображалки», «выданных» для выживания каждому живому существу. Лось живет как лось, медведь как медведь, а человек как человек. И нет ни в первом, ни во втором, ни в третьем случае никакого разума с большой буквы. Может, единственное, что отличает человека от других, это нахальство. Впрочем, это все-таки скорее проявление генетического родства с приматами. Точнее, с мартышковыми или собакоголовыми обезьянами.
Но вернемся ко второй сигнальной системе, которая, по мнению ученых, является основой разумности. Другими словами, если бы мы не говорили, то и не думали бы. Хотя интересно, можно ли говорить, не думая? Я знаю, что последнее умеют делать многие, но я имею в виду доисторическую эпоху. Как мог заговорить первый человек со своим соплеменником, если бы у него перед этим не возникла мысль, что с помощью звука можно передавать информацию? А значит, человек вначале подумал, а потом заговорил.
Мне однажды удалось услышать одно совершенно гениальное, но смешное научное объяснение лучшего развития мозга человека по сравнению с его родственниками-приматами и другими млекопитающими. Оказывается, дело в том, что в процессе эволюции и мутаций у части наших с приматами предков появились особи с недоразвитой жевательной мускулатурой. Двумя основными жевательными мышцами высших млекопитающих и человека являются mm. masseter и temporalis, которые вы легко можете на себе прощупать, имитируя жевание, в височной области и в месте сочленения челюстей. У животных они намного более развиты, поэтому они и кусаются сильнее. Но, поскольку жевательные мышцы крепятся к костям свода черепа, их напряжение в процессе жевания ограничивает рост черепной коробки и, следовательно, мозга. Так вот, недоразвитие этих мышц у предка человека привело к тому, что череп, а вместе с ним мозг, могли достичь больших размеров. Человек «разумен», потому что когда-то плохо жевал?!
Итак, речь, неважно устная или письменная, – краеугольный камень разумности. Другие, «глупые» существа, не говорят. Они не обладают соответствующими анатомическими особенностями речевого аппарата, а орган слуха по диапазону различаемых частот отличается от человеческого, и, следовательно, мы не можем знать, в каком виде сигнал доходит до нашего меньшого брата. Нет соответствия и в зрительном восприятии человека и других существ. Мы передаем им то, что понятно нам. А у животных возникает другой вопрос: что от них хотят. Наш по-человечески упорядоченный сигнал для существа с иным восприятием может выглядеть хаотичным и бессмысленным. Можно долго пытаться научить человека летать, но он вряд ли это когда-нибудь сделает, так и ни одно животное невозможно научить адекватно понимать человеческие сигналы, особенно, если они будут касаться отвлеченных понятий. Хотя многие существа, вне зависимости от того, спровоцировано это контактом с человеком или без него, доказывали, что ведут себя даже с человеческой точки зрения разумно. Но, кроме непродолжительного удивления сообразительностью питомца, это никогда ни к чему не приводило. А эффективность всяких якобы научных методов проверки способностей находящихся в неволе животных к аналитическому мышлению, основанная на поощрении-наказании, а не на сознательном участии испытуемого, вообще сомнительна в силу нечистоты эксперимента. Если бы какой-нибудь не в меру любопытный, но могущественный пришелец поймал группу людей и за еду или спаривание заставил бы их проходить лабиринты, разбирать пирамидки и заниматься прочей ерундой, вы повели бы себя не слишком отлично от лабораторных крыс. Кстати, крысы – очень умные существа.
Для того чтобы общаться с другими существами, у нас с ними должна оказаться одинаковой, если можно так выразиться, система координат, т. е. порядок приема и передачи взаимно понятных сигналов, а также совпадение скорости их восприятия. А это практически невозможно. Ведь даже с заведомо «умными» и анатомически близкими созданиями возможности взаимопонимания ограничены. Так свидетельствует ли это о том, что человек умнее? Или, наоборот, глупее? Взаимоотношения хозяин-раб, которые, в сущности, определяют ситуацию в экспериментах над животными, как бы зоологи не верещали, что обожают своих подопечных, не способствуют пониманию, кто из участников более разумен.
Человек – малюсенький элемент эволюции и общей картины мира, и, как и все другие элементы, участвует в процессе естественного отбора как внутри вида, так и между ними. И никакой исключительной роли не играл и не играет. И так же, как он использует другие живые существа в своих интересах, так используют и его самого. Я имею в виду не только микроорганизмы, клещей, комаров и прочие божьи твари, питающиеся его плотью и кровью, или животных, паразитирующих на человеческой цивилизации, вроде крыс. Однажды я задумался, каким образом животные попадают в питомники и зоопарки? Очевидно, что, подобно другим хищникам, человек вне зависимости от цели охоты убирает из популяции самых слабых, больных и глупых. Но, если принять во внимание то, что я считаю все живые существа не менее разумными, чем человек, то полагаю, что определенный (может, и немаленький) процент оказывающихся в неволе животных попадается охотникам сознательно, в расчете на гарантированные питание и уход, потому что сами по тем или иным причинам не могут обеспечить себе выживание на воле. Естественно, такая добровольная сдача в плен несет в себе немалый риск, но, видимо, нередко окупается. Человек в большинстве сердоболен к других живым существам, особенно, симпатичным, что нельзя сказать об его отношении к себе подобным.
Мне всегда оставалось неясным, почему человек считает, что исключительно он обладает способностью к передаче осмысленной информации. Это ведь чистейший обратный антропоморфизм. Если ты не можешь, как я, человек, значит, не можешь вообще. Я не знаю, как и какую осмысленную информацию передают друг другу живые существа, но вряд ли кто-то сомневается, что у них иная система перцепции, сходная с человеческой только по аналогии. А следовательно, методы коммуникации могут быть иными. Но, как всегда, амбициозный человек разумный, признавая, что существует внутривидовое общение живых существ между собой, тем не менее отрицает, что это может происходить осмысленно. И все потому, что сам он предмета разговора понять не может.
Я не знаю, как общаются «нел
Мне всегда казалось необыкновенно таинственным такое сложное чувство восприятия, как обоняние. Ухо воспринимает колебания воздуха. И все. Глаз – свет. И все. А нос умеет не только воспринимать молекулы веществ, но и различать их. (Но только не нос человека, способности которого примитивны и ограничиваются, за некоторым исключением, в основном делением запахов на приятные и неприятные.) Мне не хотелось бы принижать эффективность зрения и слуха в анализе информации, я просто хочу подчеркнуть, что существует их принципиальное отличие от перцепции обонянием. Прежде всего, и глаз, и ухо воспринимают информацию не прямо, а косвенно, или как свет, отраженный от объекта, или как звук, издаваемый объектом сознательно или случайным образом. И физическая основа сигнала для этих органов чувств всегда одна и та же – свет и звук, которые внутри самих себя различаются только в количественном отношении или в соответствии со специфическими для их природы характеристиками, такими, как спектр или частота. Нос же или другой орган обоняния (змеи, например, «нюхают» языком) различает сигналы качественно, непосредственно реагируя на молекулы вещества, составляющие сущность самого объекта.
Живые существа также, вероятно, делят запахи на приятные и неприятные, но способность к их распознаванию в разы превышает человеческую, и отношение к ним иное. Животные, в отличие от человека, принюхиваются друг к другу. И таким образом общаются. Но есть ли в запахах осмысленная информация? С нашей точки зрения, процесс выделения веществ, формирующих запахи, чисто рефлекторный, и дальше уровня феромонов человек в понимании запаха как источника информации не продвинулся. А значит, и обнюхивание, с его точки зрения, носит ознакомительный, но бессмысленный характер. Но так ли это? А кто его знает. Но если представить, что животные сознательно умеют регулировать свои запахи выделением микроскопических количеств тех или иных веществ, то запах как источник и способ передачи информации становится уникален, а обоняние как средство анализа куда более эффективным, чем зрение и слух.
Органы обоняния (в том числе и человека) совершенны настолько, что способны учуять единичные молекулы веществ. И представляете, сколько информации можно на молекулярном уровне закодировать в запахах. Естественно, человек вряд ли придет в восторг от такого способа общения, зная, какими способами запахи «создаются» живыми существами, но он человек, и ограничен рамками своего человеческого восприятия. А я не вижу причин не видеть в запахах аналогию со звуком. Они, как и звук, не только могут быть просто сигналом присутствия того или иного существа, выражением эмоции или физиологической потребности, но и нести осмысленную информацию. В конце концов, такая «мудреная» и недоступная нашим меньшим братьям речь – это всего лишь механический процесс сокращения-расслабления нескольких групп мышц, происходящий в фазе выдоха, и движения воздуха через изменяемый «струнами» голоса, голосовыми связками, просвет гортани.
Я предвижу хохот читателей, которые скажут, что мои аргументы абсурдны. Человек ведь доказал превосходство своего разума тем, что господствует на планете и создал неуклонно прогрессирующую техническую цивилизацию, в то время как другие живые существа с трудом борются за сохранение status quo и постепенно проигрывают человеку в конкурентной схватке в процессе естественного отбора. Возможно, читатели и правы. А может быть, и нет.
Человек на Земле не господствует, а находится в иллюзии собственного господства. Если уж на то пошло, то наиболее преуспевающими живыми существами на планете, скорее всего, являются микроорганизмы и насекомые. А что касается цивилизации как признака разумности, то здесь есть о чем поговорить.
Природа, как я уже говорил, создала человека по физическим данным ущербным. И если бы не «соображалка», то он, вероятно, вел бы жалкое существование последнего в иерархии подобных видов падальщика, доедая то, что не доели другие, или промышляя воровством. Даже охотиться на более мелких и слабых существ он был бы неспособен, так как недостаточно проворен и ловок. Разве что на насекомых, которые понеповоротливее. Но природа любому из своих детей дает шанс. И человеку она дала ловкие руки, чтобы пользоваться посторонними предметами, и язык, с помощью которого он мог научиться общаться и передавать информацию. Не высший разум, а средства, которые при соответствующем использовании «соображалки» позволили бы человеку выжить. Поэтому, с моей точки зрения, вся утилитарная часть человеческой цивилизации – это продукт активности «соображалки», мыслящей ситуационно в пределах потребностей выживания. Она не хуже и не лучше подобной у других существ, но, поскольку те изначально более приспособлены к внешним условиям, работает в ином режиме, в большей степени используя для адаптации к условиям природы внешние факторы. Помните поговорку «на фига козе баян»? Она очень точно отображает отношение представителей живой природы к результатам «разумной» деятельности человека. Впрочем, человеку муравейник тоже не нужен.
Очевидно, что на этом этапе контраргументация должна коснуться хранения и передачи информации от поколения к поколению, отсутствующих у «нелюд
Человеку свойственно замечать только то, что ему хочется заметить, а остальное отметать вообще или относиться как к чему-то несущественному. Так человек разумный поступил и с так называемыми инстинктами животных. Не умея объяснить природу сложноорганизованного врожденного и достаточно разумного поведения живых существ, он назвал его инстинктом, как будто это что-то кому-то объяснило. Почему птица умеет строить гнездо, хотя ее никто этому не учил? Почему некоторые виды змей, только вылупившиеся из яйца и беззащитные перед другими хищниками, умеют притворяться мертвыми и издавать трупный запах? Кто это объяснит? Вероятно, ответ прост. Это, конечно же, можно назвать инстинктом. Или еще как-то. Человек почему-то начинает себя чувствовать увереннее, когда дает название какому-нибудь процессу или явлению. Это заменяет ему понимание.
Но в данном случае речь, видимо, идет о наследственной памяти. То есть то, что человеку приходится в каждом поколении учить заново, в природе может передаваться генетически. По-видимому, и в таком пустяке, как наследственная память, природа человеку тоже отказала. Поэтому, очевидно, ни слонам, ни бегемотам, ни крокодилам, ни прочим тварям божьим не нужно держать штат учителей, чтобы обучать молодняк слоновой или крокодильей таблице умножения.
В начале статьи я высказал далеко не оригинальное предположение, что человек, как, вероятно, и другие живые существа, обладает двумя уровнями мышления. Первый практически постоянно находится в состоянии активности, это «соображалка»: ситуационное мышление живого существа, которое служит единственной цели – выживанию и адаптации к внешней среде. Оно изначально утилитарно. Второй уровень – загадочная «думалка», скорее затрудняющая, а не облегчающая жизнь тем, кто чрезмерно ею пользуется. Как в поговорке «если ты такой умный, так что же ты не богатый». Мышление на уровне «думалки» бесцельно, служит не решению задач повседневной жизни, а скорее созданию бесконечной цепочки вопросов, на которые нет и не может быть точных ответов. А запутавшись в паутине вопросов, человек в конце концов сдается. Кто раньше, кто – позже, и, изменив потребностям своей «думалки», заменяет собственное мышление ссылками на «авторитетные» источники. А ими могут быть кто и что угодно. От священных книг до командира взвода. Цели «думалки» абстрактны, ее сущность – это мышление ради понимания. А последнее не приносит ничего, кроме разочарований и редких мгновений собственного удовлетворения. Так зачем же копья ломать? Понимание, и только оно одно, – цель и конечный продукт деятельности «думалки». Естественно, что «соображалка» и «думалка» работают во взаимодействии, но последнее не является непременным. Решение головоломных математических задач не обязательно приведет к открытию какого-то нового математического закона, а какая-нибудь новая философская концепция существования мира скорее всего так и останется на бумаге, доступной пониманию нескольких специалистов.
А какое это имеет отношение к разумности или неразумности иных, помимо человека, существ? С моей точки зрения, прямое, потому что исключает возможность взаимопонимания на более глубоком, чем «подай-принеси» уровне отношений. «Соображалка» «нелюд
Кстати, о мухах. Вы когда-нибудь задумывались, отмахиваясь от этих назойливых насекомых, почему в полете они совершают так много бессмысленных движений из стороны в сторону? Опять инстинкт? Инстинкт чего? В большинстве случаев разозленный человек или, скажем, корова слишком медлительны, чтобы представлять опасность для мухи, так зачем же она в полете дергается туда-сюда? Ведь любой процесс требует затрат энергии. Получается, что муха зря расходует силы? А может, она передает или собирает информацию на каком-то недоступном нашему пониманию уровне? Или пишет какими-нибудь феромонами мушиный трактат «О роли двуногих в сохранении популяции навозных мух»?
Но ведь очевидно, что человек, а не другие существа господствует на планете. Он создал цивилизацию, научился лечить болезни, полетел в космос, скажете вы. А факты трудно оспаривать.
Но человек создал не цивилизацию, а тот же муравейник. Только на своем человеческом уровне. И в соответствии со своими «инстинктами» продолжает этот муравейник развивать и укреплять, пока, как и всему, тому не суждено будет разрушиться.
Существует бросающаяся в глаза странность в степени развития разных человеческих популяций. Вряд ли некий антрополог рискнет заявить, что мозг ребенка, родившегося в каком-нибудь до сих пор живущем примитивными охотой и собирательством племени, отличается от мозга ребенка европейца. Ни у кого не вызывает сомнения и то, что малыш дикаря, выращенный и воспитанный, скажем, в Лондоне, может стать таким же «кокни», как и другие, или же, если будет хорошо учиться, профессором Оксфорда. Но причина разницы в степени развития народов, при которой одни идут по пути создания технической цивилизации, цель которой – подчинение природы интересам человека, а другие, наоборот, сохраняют патриархально примитивные, но гармоничные взаимоотношения с природой (хотя обычные признаки «цивилизации» у них тоже присутствуют), совершенно непонятна. У «примитивных» народов есть своя религия, эпос и представление о мире, есть простейшие орудия труда и средства охоты, но почему-то их «соображалка» словно спит, они не занимаются изобретательством и не прогрессируют. Потому что не клюнул жареный петух? Или же «инстинкт» создания цивилизации не является основополагающим и доминирующим, а только одна из возможных форм адаптации?
Самое странное, что одним из самых очевидных доказательств разумности человека и человеческой цивилизации мы считаем то, что совершенно абсурдно с точки зрения эволюции и законов биологии, то есть безудержное размножение гомо сапиенс и повсеместного распространения его популяции. Я, конечно, не настолько идиот, чтобы оспаривать целесообразность землепользования или разведения скота для пропитания, но, разбирая в целом концепцию выживания человека разумного, не вижу в этой экспансии признаков именно разумности и целесообразности.
Вселенная существует в состоянии равновесия, нарушение которого и на микроскопическом, и на макроскопическом уровне вызывает автоматическое включение не всегда доступных нашему пониманию обратных процессов его восстановления. Природа, как ее живая часть, находится в постоянном взаимодействии двух противоположных процессов: выживания и умирания, на крайних полюсах которых находятся начальная и конечная точки жизни вообще: рождение и смерть. И изменить это нельзя. Даже надежды на клонирование как пути к бесконечному воспроизведению личности индивидуума, вероятно, иллюзорны. Конечно, продолжительность жизни, наверно, можно удлинить, но сохранение физической оболочки с помощью биологического «копирования» не гарантирует сохранение личностного «я» человека, если хотите, его «души», которая тоже должна в какой-то момент умереть. По крайней мере, в том виде, в котором она существовала до
Каким бы венцом творения человек себя не воображал, в течение жизни он подвластен влиянию двух основополагающих инстинктов: самосохранения и самоуничтожения. Но если первый всем понятен, то наличие второго у многих наверняка вызывает сомнение, хотя, с точки зрения всеобщего стремления к равновесию его существование бесспорно. Просто его влияние мы не замечаем, поскольку, кроме совершенно очевидных случаев проявления, а именно, самоубийств, действие его осуществляется незаметно. Естественно также предположить, что усиление одного из этих инстинктов должно вызывать компенсаторное усиление и другого.
Самосохранение связано с любовью к жизни и желанием жить, и, следовательно, оно доминирует в молодости, когда человек наслаждается преимуществами возраста и стремится продлить свое существование до бесконечности. Но, как это ни парадоксально, молодости же свойственны героизм и жертвенность. Мальчишки-солдаты совершают подвиги, отдавая свои жизни за «чужих дядей», спортсмены и искатели приключений рискуют сломать себе шею, чтобы поставить какой-нибудь никому не нужный рекорд, а объясняется все это якобы потребностью в адреналине, придающем жизни остроту. На самом деле так действует инстинкт самоуничтожения. Он подслащивает пилюлю и делает риск желаемым и приятным.
В сущности, это проявление подсознательного желания умереть. Возможно, потому, что неуемная тяга к выживанию не может не вести к желанию уничтожения всех реальных или воображаемых врагов, что нецелесообразно с эволюционной точки зрения. И инстинкт самоуничтожения исподволь подталкивает чересчур «любящих» жизнь эту жизнь прекратить. Кроме того, он активируется, когда существование индивидуума становится бессмысленным, а это происходит, когда человек или другое существо завершает свою биологическую роль по воспроизведению и сохранению потомства или когда жизнь как таковая оказывается бесполезной и ненужной. В последней части утверждения я имею в виду не депрессию, а сознательное или бессознательное понимание бесцельности существования, которое заставляет с одинаковым успехом как богатых и благополучных, так и бедных и совсем неблагополучных становиться экстремалами в квадрате. Люди думают, что хотят что-то доказать себе и другим, а на самом деле ищут смерти.
С течением времени человек психологически и физически начинает понимать неизбежность смерти, бренность своего тела. Это период активности инстинкта самоуничтожения, который в прямом смысле слова на органном уровне начинает выполнять свое предназначение. Происходит то, что называется старением. В компенсацию ему начинает активизироваться и инстинкт самосохранения, и человек начинает бредить идеями здорового образа жизни, ходить в спортзал и пить биодобавки. Но от смерти не убежать, не упрыгать, не уплыть. Не избежать ее с помощью «укрепляющих» таблеток или сбалансированного питания.
Если вы не хронический больной, нуждающийся в постоянном лечении, а просто сторонник активного, «научно обоснованного» здорового образа жизни и питания, то статистически в результате ваших усилий вы сможете прожить лет на пять дольше других обычных, не страдающих болезнями людей. Но помните, что эти пять лет вы, по сути, просидели за тренажером, пробегали на стадионе или в парке, проплавали в бассейне. А мне, знаете, жалко тратить несколько лет на приседания со штангой. А сколько вы упустили в жизни из-за того, что питались правильно? Я уж не говорю о других ограничениях, которые вы наверняка ради «долгой» жизни соблюдали.
Вряд ли кто-то попытается опровергнуть утверждение, что наступление смерти не нужно ускорять, и то, что ее боятся все, включая тех, кто утверждает обратное. Это нормально и правильно. Но нельзя и посвящать жизнь тому, чтобы ее отсрочить. Это биологически бессмысленно, а, возможно, и вредно для самого человека. Мы не знаем, что будет с нами после смерти. И боимся этого. А потому люди, не имея ответа на вопрос «а что потом», разделились на уровне веры на тех, кто верит, что после смерти жизнь индивидуума продолжается в иной, неважно какой форме, и тех, кто считает смерть окончательным финалом. Я не знаю, какой ответ правильный. Можно подбросить вверх монетку и решить. Но могу выразить свою субъективную точку зрения. Мне неинтересно чувствовать себя только звеном пищевой цепи. Жить ради того, чтобы есть, спариваться и тем или иным способом «мутить воду», чтобы запомниться своим соплеменникам, скучно. Первые две цели – вообще чистая физиология, а историческая память человечества коротка и случайна в своем выборе. Через сто лет мы все останемся фамилией на могиле, и не более того. Так что же в этой жизни такого хорошего, чтобы бороться за ее бесконечное продление?
Я понимаю, что человеку хочется оставаться молодым, бодрым и активным, в состоянии, когда можно полноценно наслаждаться всеми прелестями жизни, но ведь это только этап существования. И проблема даже не в том, что медицина не научилась длительно поддерживать хорошую физическую форму, а в том, что беспомощна перед неуклонным старением мозга. То есть нашей «соображалки» и «думалки». Медицина продлевает старость, и не более того. И как бы не молодились мужчины и женщины, тратя деньги на то, чтобы выглядеть более юными и соответственно себя вести, они никогда не обманут по-настоящему молодых, для которых они просто молодящиеся старики. Старые дурни. Нужно ли за такую «долгую» жизнь бороться? Если ты – только звено пищевой цепи, так не загораживай проход, освобождай дорогу молодым.
А если смерть – это не конец? Неважно, как вы представляете бытование после смерти, в религиозном или каком-либо другом варианте. Важно другое. Вы в любом случае – этап развития жизни, существующей в различных формах. Представьте, что вы – гусеница, а смерть – это переход гусеницы в бабочку. Разве вы хотите быть только гусеницей и не стать бабочкой?
Какое это имеет отношение к разумности человека и других существ, спросите вы. Для меня прямое. Чудовищная амбициозность человека и противопоставление им себя силам природы не могла не отразиться и на отношении к смерти. Даже зная, что perpetuum mobile невозможен, человек пытается его изобрести так же, как пытается победить смерть. А она – не наказание, а избавление от беспомощного прозябания старости, а также страданий и болезней, сопутствующих жизни в процессе борьбы за существование. И, вероятно, с философских позиций отношение других живых существ к смерти отлично от человеческого. Они не ищут ее, но принимают со смирением, возможно, понимая, что это не конец. Не следует забывать, что человек как вид с филогенетической точки зрения по сравнению с другими видами – младенец с соской. И то, что на уровне его «думалки» ему кажется сверхновым и оригинальным, для других существ – своего рода детская болезнь. Концептуальная «свинка».
А природа умеет мстить. Она не терпит «яканья».
Нет сомнения, что гибель видов в процессе конкурентной межвидовой борьбы неизбежна, как неизбежно и выживание более приспособленных особей внутри самого вида. Но природа не допустит бесконтрольного доминирования одного вида над другими.
Человек – одно из звеньев эволюции, которая на нем не кончается и далеко не обязательно будет развиваться, как надеются многие, по пути превращения homo sapiens в некоего homo maximus (человек величайший). Вполне вероятно, что где-то уже начал формироваться отличный от человека вид, которому суждено в дальнейшем стать временным «властителем» планеты, вроде rattus argutus (крыса хитрая, точнее – крыс).
Возможность бесконтрольного размножения видов ограничивается естественными факторами, такими, как наличие врагов – хищников, паразитов, микроорганизмов и прочее и, главное, конечностью ресурсов питания, достаточных для поддержания жизнеспособности популяции. Человек разумный якобы справился с двумя этими факторами, уничтожив или сильно ослабив большую часть «врагов», а заодно и многих других, попавших «под горячую руку», и уж точно сумел создать постоянно возобновляемые источники питания. Казалось бы, ничто не препятствует его господству. Но мельницы господни мелют медленно, но тонко.
В Австралии водится весьма неприятное создание. Сиднейский воронковый паук. Он ядовит, как и многие другие представители этого вида, но загадкой для ученых является то, что его яд опасен только для человека и обезьян, но не других млекопитающих. И ни один специалист не может дать ответ, почему у существа с таким ограниченным ареалом обитания появился яд такого специфического действия.
А это один из ответов природы. Человек – фактор естественного отбора, которому нужно противостоять, а это не может не привести в процессе эволюции к накоплению видов или ядовитых, или несъедобных для человека. Ждать результатов эволюции долго. И смерть от ядовитых пауков нам пока не грозит. Хотя сказать то же самое о микроорганизмах, то есть вирусах и бактериях, нельзя. Их эволюция протекает в намного более быстром темпе, чем в макромире. И вероятность возникновения смертоносных, неподдающихся лечению пандемий не так уж мала. Следует помнить и о том, что эти микромонстры могут возникнуть не только в результате спонтанных мутаций известных возбудителей, но и вследствие злонамеренных и просто научно-познавательных «игр» человека с генной инженерией. Но и от этого человек, скорее всего, не погибнет. Он погибнет от другого.
Потому что в одном он уникален. Нет другого такого создания, которого природа наградила бы таким эффективным и оригинальным механизмом самоуничтожения. Ни одно существо не убивает себе подобного, если речь не идет о борьбе за пищу, самку, потомство или территорию обитания. Но только не человек. Он единственный, кто убивает за идею. Просто за инакомыслие. Если взглянуть на человеческую историю, то период чисто грабительских захватнических войн (что, в общем, с биологической точки зрения объяснимо как борьба популяций между собой) давно прошел, и люди, ни минуты не сомневаясь в своей правоте, воюют по идеологическим причинам. Одни хотят навязать другим свой образ жизни. В итоге человечество так и погибнет или ради торжества демократии, или во славу ислама или другой религии. Или иного подобного бреда. А если и не погибнет, то скатится, как минимум, к средневековью в самом его мрачном проявлении. И тогда придет какой-нибудь rattus argutus.
У меня появилось ощущение, что я раскаркарлся как ворона и начал изрекать апокалиптические пророчества. Но это не так. На судьбу человечества мне, в общем-то, наплевать. Если ему суждено погибнуть на моем веку, то я погибну вместе с ним, и никуда мне от этого не деться. А если нет, то что будет через сто или двести лет – не моя головная боль. И, с моей точки зрения, те, кто считает, что делает что-то в жизни ради будущих поколений, если это не его собственные дети или внуки, по меньшей мере, наивен. Нужно просто жить в мире с собой, окружающими тебя людьми и природой, а остальное приложится. Только, боже сохрани, не подумайте, что я призываю вернуться «к истокам», начать жить на природе, пахать на быках землю и вообще стать вегетарианцами. Чушь. Человек такой, какой он есть. И не может быть другим. Глупо отказываться от достижений цивилизации, потому что это, при всех издержках, прежде всего доказательство человеческой успешности как вида. Но, если человек все-таки настаивает, что разумен, то его «соображалка» и «думалка» должны быть направлены на то, чтобы держать в узде собственные амбиции, давая жить другим.
Не знаю, как вы, а я так и не решил для себя вопрос, дурак ли я. И если да, является ли это моим личным признаком, присущим от рождения, или особенностью любого человека разумного как представителя вида.
Очень хотелось бы понять, о чем думает и мечтает бабочка или таракан, но наши с ними «соображалки» и «думалки», попросту говоря, не совпадают «по фазе». Но хочется верить, что существует какое-то иное пространство, измерение, называйте, как хотите, где разнородные сущности могут общаться между собой.
А понимать не обязательно.
К вопросу об эволюции
Знаете, профаном быть легко и очень удобно. Ты можешь свободно рассуждать на любую тему, не утруждая себя необходимостью ссылок на первоисточники, и пребывать при этом в блаженной уверенности в собственной правоте. Я, наверно, профан, правда, образованный, и поэтому люблю рассуждать на различные темы. Природное любопытство заставляет меня лезть в самые разные дыры и задавать самому себе вопросы, которые, скорее, более присущи пятилетнему ребенку.
Например, первый человек, по мнению ученых, появился в Африке. Я поначалу спокойно скушал эту информацию, а потом задумался. Ну, допустим, это правильно, а вдруг правильно и то, что человека сотворил бог? Так, значит, Адам и Ева были чернокожими? Представляете, какое недоразумение и удар по самолюбию всех так называемых арийских рас. Но, в принципе, мне все равно был ли мой пра-пра-прапапа, выражаясь не политкорректным языком, ниггером или нет, я не понимаю другое. По мнению ученых, далее африканцы, очевидно, в поисках лучшей жизни начали мигрировать на север и восток, и в итоге, по непонятной причине, часть из них побелела и «оголубоглазилась», а часть пожелтела и «окосоглазилась». Почему?
Я, конечно, профан, но не совсем уж дурак. В природе изменения видов носят приспособительный характер, иначе эти самые виды вымирают. Так зачем же черному становится белым, голубоглазым и большим или желтым, маленьким и косоглазым? Вряд ли же негроиды побелели, чтобы их не было видно на снегу, который покрывает земли обетованные только часть года. Куда эффективнее было бы покрыться для защиты от холода шерстью и менять как заяц посезонно цвет шкурки. Представляете, какая сформировалась бы замечательная высшая раса арийцев-зайцев. С точки же зрения физики черный цвет на севере предпочтительней, потому что поглощает больше солнечного тепла, а в Африке, как ни странно, лучше быть белым, чтобы поглощать этого тепла меньше и меньше нагреваться. А как объяснить желтоватый цвет монголоидной расы и их раскосые глаза я и вообще ума ни приложу. Почему, например, не зеленый? Вполне логичный, приспособительный и незаметный в растительности цвет. А может, и действительно были и зеленокожие? Не зря же люди до сих пор верят в зеленых человечков. Кстати, зеленый цвет оптически получается при наложении синего и желтого. Те, кто забыл, поиграйте с карандашами. Так, может, у «зеленой» монголоидной расы в результате какой-то мутации просто отщепилась синяя часть? Вот они и остались желтыми. Но почему же они все-таки раскосые? Может, дорога на восток была такой пыльной, что они все время щурились? А самое интересное, что вся эта эволюция от черного к белому и желтому вдруг вновь заканчивается черным, потому что коренное австралийское население является стопроцентно негроидным. Впрочем, ученые легко объясняют это тем, что Австралию заселили приплывшие из-за тридевять земель африканцы, хотя географически Индонезия и Малайзия с монголоидным, а не негроидным населением куда ближе. Более того, в теории африканского происхождения австралийцев есть чисто биологическая проблема. Для того чтобы в экологической нише создать устойчивую популяцию, туда нужно поместить некое минимальное число особей нового вида, в противном случае пройдут годы, и от пришельцев не останется и следа. Оговорюсь, что имею в виду высших животных, а не каких-нибудь колорадских жуков.
Так сколько же африканцев должно было приплыть в Австралию, чтобы создать достаточно жизнеспособную популяцию, способную заселить континент? Я боюсь наврать, но цифра, которую я помню, составляет около двухсот человек. Вы представьте, какую доисторическую флотилию надо было построить, обеспечить едой и питьем и послать в никуда из Африки через огромный океан, чтобы двести бедолаг все-таки доплыли. Хотя, может, и правда доплыли. А представляете, какая у этих древних мореплавателей должна была быть мотивация? Впрочем, под страхом смерти, возможно, и мы бы поплыли… Кстати, любопытный факт, дополняющий сказанное выше. Американские историки не любят об этом упоминать, но поселенцы из первых белых колонистов, представленные группами численностью не больше нескольких сотен, частично вымерли, а те, кто нет, смогли выжить только с помощью коренного населения, индейцев, которые, собственно говоря, и научили их азбуке выживания на новом континенте.
Но в связи с вышесказанным мой дурной характер заставил меня задать новый вопрос. Если для создания жизнеспособной популяции требуется энное количество особей, то как же тогда быть с Адамом и Евой? Могли ли два человека стать родоначальниками всего человечества? Любопытный ответ на этот вопрос дает сама библия. Если вы ее когда-нибудь читали, то помните, что Каин после убийства Авеля в наказание был проклят и изгнан. Но перед этим он успел испуганно пожаловаться богу, что теперь «всякий, кто встретится со мною, убьет меня». Интересно, кто этот «всякий»? После смерти Авеля должны были остаться только трое: Адам, Ева и Каин. Однако, несмотря на явный демографический кризис, изгнанный Каин умудрился найти какое-то «левое» население, жениться и родить Еноха, став родоначальником каинитов. Предваряя возможную критику, сразу заявляю: прекрасно понимаю, что вовсе не я первооткрыватель этого библейского парадокса, это было сделано веками раньше, но он настолько забавен, что стоит упоминания.
Но не о библии речь.
Меня всегда интересовала теория происхождения жизни вообще и на Земле в частности. И об этом я бы хотел по-профански поразглагольствовать. Но прежде чем начать, должен предупредить, что совершенно не понимаю общепринятый научный (псевдонаучный?) подход, требующий наличия белка как основы жизни. Хотя это вполне соответствует архаичному, не поверите чьему определению. Дедушка Фридрих Энгельс, он же друг и соратник Карла Маркса: жизнь есть способ существования белковых тел.
Однако и современная наука, вводя в определение жизни маловразумительные понятия вроде негативной энтропии и подмешивая к белкам еще и нуклеиновые кислоты, в сущности, мало добавляет к сказанному Энгельсом и просто описывает то, что наблюдается на планете Земля. Другими словами, чтобы возникла и существовала жизнь, необходима комбинация определенных составляющих: в первую очередь, набора основополагающих химических элементов – водорода, азота, углерода и кислорода, во-вторых, определенных геологические условий, то есть подходящего температурного режима, и, наконец, в-третьих, наличия главного из главных – воды. Вот почему астрофизики всех стран с завидным упорством разыскивают во вселенной звезды с планетами, содержащими воду. Там, по общему мнению, возможно, живут наши братья по разуму, или хотя бы кто-нибудь вообще живет.
Я человек примитивный, и для меня дать определение жизни не составляет труда. Жизнь – это способ хранения и обмена информацией между однородными по своей структуре объектами. Но если вы на секунду задумайтесь, то поймете, что под это определение подходит все сущее. Другими словами, нет никакого разделения на живую и мертвую материю. Проблема лишь в том, что у человека с его ограниченным восприятием и чисто антропоморфным подходом принять это, а уж тем более найти контакт с чуждой ему небиологической жизнью, никакой возможности нет. Впрочем, как и у той с ним. А оно нам надо? Возможно, вы скажете, что я сумасшедший, и будете правы. Если покопаюсь в бумажках, то, может, даже найду соответствующую справку. Но пусть в меня бросит камень тот, кто никогда не разговаривал с неодушевленными предметами или не пинал их в сердцах. Может, на подсознательном уровне мы все-таки понимаем, что они тоже живые и, возможно, разумные? Только их жизнь и разум другие.
Я не знаю, кто читает эту статью и будет ли вообще ее кто-нибудь читать, но исхожу из предпосылки, что большинство согласно с теорией эволюции, у истоков которой стоял выдающийся ученый Чарльз Дарвин. И я не исключение, хотя мир, к моему удивлению, до сих полярен, и многие продолжают стоять на позициях креационизма, то есть попросту верят в одномоментное сотворение мира и жизни всевышним. Я, в общем, предполагал и раньше, что такие люди должны быть, но меня поразили цифры от 2002 года (всего лишь 10 лет назад), приведенные английским «Обзервером». Оказывается, до 45% американцев США верят в сотворение жизни богом. И до сих пор в Штатах, правда, как правило, в захолустье делаются попытки запретить преподавание теории эволюции в школах подобно тому, как в 1925 году в штате Теннесси в так называемом обезьяньем процессе пытались в судебном порядке оштрафовать за это учителя Джона Скопса.
Я же готов снять перед Дарвином шляпу, потому что в эволюционное развитие глупо не верить. Но, пусть это и нахальство с моей стороны, никакого «происхождения видов путем естественного отбора» не существует.
Я слаб в терминах таксономии и, увы, быстро начинаю путаться, в каком случае надо говорить о классе, семействе, виде или подвиде какого-либо живого существа. Хотя принцип всех классификаций понятен: от общего (скажем, класс), объединяющего зачастую разнородные по виду и по форме объекты, но, тем не менее, во многом схожие анатомически и генетически, к частному (вид), описывающему более или менее идентичные по всем статям особи.
Для начала же напомню, как большинство из тех, кто не стоит на позициях креационизма, представляет происхождение и эволюцию жизни на Земле.
Когда-то планета была очень горячей, непригодной для жизни, но потом стала остывать, и совокупность химических элементов на ней, геологические условия, химические, электрические и прочие взаимодействия между веществами, составляющими атмосферу и кору Земли, привели к образованию простейших органических молекул (к жизни не имеющих никакого отношения), из которых затем по совершенно непонятной причине образовалась клетка, эдакая маленькая, автономная и самодостаточная единица всего живого. А теперь задайте вопрос, и никто вам не ответит: как и почему образовалась клетка? Хочется ответить грубо, но не могу, поэтому – просто не знаю. И никто не знает. Объяснения любых самых уважаемых ученых в конечном итоге превращаются в детский лепет. Да и не любит никто на эту тему распространяться. И поэтому самое время поверить в бога или палеоконтакт – посещение Земли в прошлом разумными существами.
С богом проще. Для верующих его существование и всемогущество не требуют объяснения и доказательства. А как быть с гипотезой, что жизнь то ли случайно, то ли по чьему-то умыслу была занесена на Землю извне, из космоса? Казалось бы, сразу и полегчало. Мы на планете не просто спонтанно выросшая плесень, а засланные казачки. Только вопрос-то остался. Мы, допустим, и засланы, а там, во вселенной, жизнь-то откуда? Ее-то кто заслал?
Я, чем становлюсь старше, те больше уверяюсь, что во вселенной все целесообразно и гармонично. Физика, если задуматься, разделена на две в некоторой степени антагонистических ветви – физику макромира, я имею в виду астрофизику, и квантовую физику микромира. Но, если краешком глаза попытаться взглянуть в эти полярные миры, то после первого искреннего восхищения умами ученых, имеющих храбрость строить теории и проводить исследования в этих областях (и понимания собственной никчемности), возникает подозрение, что физики пытаются понять то, что находится за гранью человеческого понимания, а значит, непознаваемо. Впрочем, я полагаю, они и сами это осознают. Не зря же они оперируют такими очевидно надуманными понятиями типа горизонта событий. Хотя, естественно, для всего находится математическая модель, придающая этим понятиям некую доказательную базу. Забавно, что нечто виртуальное обосновывается чем-то не менее виртуальным. В общем, на каком-то уровне физики мало отличаются от шаманов. И те и другие бормочут что-то непонятное.
Я сильно отстал в понимании квантовой физики, о которой и так, мягко говоря, знал мало. Но одно с давних пор втемяшилось в голову, а именно то, что существует корпускулярно-волновой дуализм элементарных частиц. Другими словами, они обладают одновременно свойствами и микроскопических физических тел, и волн. Упрощая, можно сказать, что чем меньше частица, тем выраженней ее волновая составляющая. Но, честно говоря, мне по барабану физические тонкости и формулы. Я, как уже и говорил, человек примитивный. И мне главное – понять, пусть и на самом дебильном уровне, принцип. Здесь я возвращаюсь к волновым свойствам элементарных частиц, адронов или как их там еще. Чем для меня характеризуется «волна»? Тем, чем и всякая другая волна, то есть частотой. А что такое частота? Это – определенный ритм. И что тогда совокупность по-разному в квантовом смысле звучащих ритмов? Это – квантовая мелодия. Музыка, если хотите. Поэтому для меня (хотя уверен, что до этого додумались намного раньше) в основе вселенной лежит какая-то чуждая и непонятная нам музыка. Музыка не может быть неупорядоченной. А следовательно, в основе всего лежат гармония и порядок. И не порядок является частным случаем хаоса. То, что мы воспринимаем как хаос, – кусочек смальты в мозаике.
Почему я об этом заговорил? Потому, что мелодия, гармония и порядок подразумевают под собой фатальную неизбежность последовательности событий. Одно событие следует за другим не по случайному капризу, как может показаться, а вследствие целесообразности, хотя эта целесообразность может быть и неочевидной. Вероятно, я фаталист, но любую мелодию можно сыграть по-разному. Ее можно сделать танцевальной, а можно исполнить и как похоронный марш.
И вот простой вопрос. Для чего она все-таки нужна, эта эволюция живых существ? В чем здесь фатальная целесообразность? С чего это вдруг из единичных клеток образовались многоклеточные организмы, которые стали плодиться, размножаться и видоизменяться? Наиболее банальным и распространенным, вероятно, будет ответ, что эволюция носит приспособительный характер, что изменения во внешней среде стимулируют живые организмы меняться, приводя тем самым к образованию новых видов. Если же организмы не успевают измениться или произошедшие изменения с точки зрения адаптации к новым условиям неэффективны, виды вымирают.
Противоречит ли это теории Дарвина? Не противоречит. Но я с этим не согласен.
Кого волнует мое несогласие? – резонно спросите вы. Да, в сущности, никого. Впрочем, признаемся, нас и так, кроме нас самих и самых близких, считанных по пальцам людей, никто и ничто не волнует. Но вернемся к эволюции. Если рассматривать ее как механизм развития, следующий целям выживания, она вообще бессмысленна и должна была бы давно закончиться достижением равновесия между живыми и неживыми элементами еще многие миллионы лет назад. Ведь мировой океан и до, и после появления первых клеток представлял и представляет собой превосходный питательный бульон, обслуживая их (клеток) потребности за счет утилизации ими их же самих, а также солнечного излучения и плюс-минус кислорода (минус – потому, что простейшие микроорганизмы могут прекрасно приспосабливаться обходиться и без него). И поверхность Земли должна была бы давно напоминать покрытое густой ряской болото, где все было бы хорошо и стабильно. Зачем возникать многоклеточным организмам, требующим для жизнеобеспечения больших энергетических затрат и, следовательно, нуждающимся в «усиленном» питании? Извините за пошлое, но точное сравнение: одну женщину проще содержать, чем трех, так же как одну клетку проще прокормить, чем миллион. Какого же черта живность вдруг полезла на сушу, когда значительная часть океана и сейчас достаточно свободна? Какого дьявола живность вдруг начала летать? Чего ей не хватало там, внизу? Я понимаю, мои вопросы могут выглядеть странными и глупыми, и предвижу, что кто-то мысленно уже пролистал какую-то знакомую ему научную брошюру и нашел там
Мы, употребляя слово «эволюция», чаще всего не задумываемся, что вкладываем в этот термин. Она нам представляется неким универсальным и однородным процессом. Да, как принцип она, возможно, и универсальна. Но однородна ли? Уверен, специалисты могут назвать большую цифру, но я полагаю, что на Земле проходило четыре параллельных процесса эволюции. Первый, наиболее знакомый, тот, что проходят в школе. Это – по нарастающей: клетка, простейшие морские организмы, рыбы, рептилии, млекопитающие и птицы (или птицы и млекопитающие). Процесс самый наглядный, потому что все перечисленные организмы, начиная с рыб, имеют значительное сходство внутренней анатомии, а развитие эмбрионов буквально по стадиям демонстрирует то, как мы произошли один от другого. Второй – тот, который привел к образованию созданий, которых мы все тайком побаиваемся, насекомых. Здесь говорить о каком-либо анатомическом и физиологическом сходстве с нами по количеству конечностей, глаз, способу пищеварения и циклу развития говорить не приходится. Они в большинстве своем совершенно чуждые, пугающие маленькие монстры, к тому же кусающиеся, а иногда и ядовитые. Не зря же самые удачные ужастики в кино получались тогда, когда чудовищ делали похожими на гигантских насекомых, а не на каких-нибудь захудалых динозавров. Третий – это эволюция растений. Странный процесс появления, развития и процветания совершенно «безмозглых» созданий. И четвертый, может, самый интересный, – процесс эволюции микроорганизмов, сохранивших свою девственную одноклеточность, несмотря на то, что на протяжении истории планеты подвергались тем же факторам воздействия внешней среды, что и будущие рыбки, жучки, ромашки и человечки. А им-то что помешало стать, как все, многоклеточными? Лень?
Пикантность ситуации заключается в том, что, несмотря на столь существенные различия, плоды этих разных эволюций не просто зависят друг от друга, но в буквальном смысле слова не могут друг без друга жить. А теперь пусть мне кто-нибудь с умным видом скажет, что вся эта картинка сложилась случайным образом в результате спонтанных мутаций на протяжении миллионов лет. Мол, было достаточно времени, чтобы из дерьма слепилась пуля.
Если исходить из того, что основная цель эволюции – максимальное приспособление к условиям внешней среды, то она носила бы тупиковый характер, потому что проходила бы по пути создания самого здорового по размерам и сильного, который съел бы всех и в итоге сдох бы от голода. Но это не так. Ни размеры, ни сила, ни одно-, ни многоклеточность, и даже ни мозги, которыми человек так гордится, не гарантируют выживания и идеального приспособления к среде. Все едят всех, и все гибнут в борьбе за существование. Надеюсь, вы не восприняли утверждение, что все едят всех, буквально. Я имею в виду круговорот биологических веществ.
К примеру, микроб, паразитируя в организме льва, вызывает болезнь и, погибая сам, убивает и его. Лев гниет и удобряет почву, на которой вырастает трава. Траву ест буйвол, которого съедает другой лев. И так до бесконечности. Никто никого не побеждает. Так, может, способность к эволюции – это не случайно приобретенное свойство организмов, а изначально заданная программа? И ее цель вовсе не приспособление? Точнее, приспособление – одна из целей и, возможно, второстепенная? А главная цель – просто созидание. Глупо звучит? Созидание ради созидания. Но ведь в мире все устроено по принципу «единства и борьбы противоположностей». Как ни странно, но мне трудно оспаривать Гегеля и Энгельса. И любое развитие в конечном итоге – результат столкновения по-разному заряженных полюсов, какой бы смысл ни вкладывался в это понятие. Эволюция – это механизм созидания, противостоящий механизму умирания и саморазрушения, реализующемуся в каждом конкретном существе. И, собственно говоря, успешность существования и возникновение новых видов – это следствие столкновения присущих всему живому стремления выжить и стремления умереть. Если преобладает первое – вид или выживает или образует жизнеспособный новый, если второе – вид вымирает или, даже видоизменяясь, остается все равно в исторической перспективе нежизнеспособным.
В связи с этим я подумал, что эволюция эволюции рознь.
Если вспомнить, чем занимаются селекционеры и специалисты по генной инженерии, то это очевидные примеры искусственной эволюции. Путем тщательного отбора объектов с заданными свойствами и их скрещивания ученые получают новый вид с ожидаемыми свойствами или признаками. Генная инженерия делает то же самое, но быстрее и путем введения в геном объекта чужеродных генов с известными свойствами. В природе происходит аналогичный процесс. Но он куда как нетороплив и действительно реализуется естественным отбором. Яркий пример – галапагосские зяблики (finches), или зяблики Дарвина, которые в силу различий в питании и изоляции друг от друга отличаются по внешнему виду и форме клюва. Да, это следствие эволюции, но в самом ее примитивном виде, то есть прямо приспособительном. Но, хотя таксономически результаты приспособительной эволюции могут относиться к разным видам или представлять проблему для классификации, в любом случае сходство очевидно. Вы можете поставить в один ряд гризли, барибала, гималайского, белого или бурого медведя, и у вас не возникнет сомнения, что речь идет о близкородственных животных. Поставьте рядом разных представителей рода собачьих – и также увидите, что они родственники. Но как усмотреть родство между курицей и динозавром? А птицы близки по строению к динозаврам больше всех ныне живущих существ.
Я много лет проработал в медицине и выучил одно грустное правило: мутации в генах человека, впрочем, как и животных, ведут к болезни и смерти. Науке неизвестна ни одна мутация, которая улучшила бы выживаемость. Исключение составляют микробы и вирусы, которые, мутируя, научились быстро приспосабливаться к изменениям среды. Но у них, в отличие от остальных живых существ, очень быстрые циклы развития и размножения. Что для человека день, для них, возможно, целая эпоха. С другой стороны, если в основе механизма эволюции лежат спонтанные мутации, так почему первозданные виды не вымерли, а, наоборот, стали родоначальниками новых?
Вот гипотетический пример. Допустим, некому доисторическому животному повезло, и мутация его не убила, а только чуть изменила. Напомню, что эволюция – медленный и постепенный процесс, занимающий десятки, сотни тысяч или миллионы лет, и все начинается с малого. Так вот, в популяции неких существ появилось новое – с каким-нибудь выростом, другого цвета или еще с чем-то, отличающим его от остальных. Какова была бы его судьба? Вероятно, печальной. Если бы его просто не заклевали как «гадкого утенка», то, вероятно, изгнали бы из стаи, обрекая тем самым на гибель. Более того, найти такому мутанту самку или самца не представлялось бы возможным. Кто ж на такого урода позарится? Я немножко утрирую, но – немножко. Современные животные по отношению к «чужакам» так себя и ведут. Впрочем, люди тоже.
А значит, если у мутанта нет партнеров для спаривания, а сам мутировавший ген не доминантен, то есть не способен стойко проявляться в последующих поколениях, то шанс появления в популяции особей с новым признаком приближается к нулю. Кроме того, если помните, для создания устойчивой популяции необходимо некое минимальное количество животных, а не одно или два. Простой вывод. Наша гипотетическая мутация должна была возникнуть одномоментно не у одной особи, а у многих. Другими словами, какой-то внешний или внутренний сигнал запустил в группе организмов каскад генных изменений, который привел в итоге к появлению нового вида или рода существ. И ящерица начала летать!
Глупо рассчитывать, что, беспорядочно прикладывая железочку к железочке, камешек к камешку, стеклышко к стеклышку, можно построить завод, но представления иных о происхождения видов примерно так и выглядят. Однако как завод нельзя построить, не имея плана, так и из примитивных морских беспозвоночных не могли возникнуть рыбы, если бы в них (беспозвоночных) не существовала программа такой возможности. А из первичной «стволовой» клетки-родоначальницы первичного океана не возникли бы насекомые, если бы где-то в ее генах не существовала соответствующая программа. Другими словами, эволюция, породившая буйство жизни – не игра случайных мутаций, а результат включения закодированных в генах программ. Откуда взялись эти программы, не знает никто. Снова хочется начать рассуждать о боге или палеоконтакте, но я это уже делал.
Странные мысли антифеминиста
Милые женщины, пожалуйста, не подумайте, что вам придется услышать нечто вроде исповеди оголтелого мужского шовиниста. Вовсе нет. Даже наоборот. Я с большой любовью отношусь к представительницам слабого пола, не вкладывая в словосочетание «с любовью» никакой пошлый сексуальный подтекст. Секс – это просто секс, важная, нужная и приятная часть физиологии человека. Но не более того. Женщина же – это намного больше и интереснее. Но она во многом чужда мужчине, что, очевидно, и является причиной межполовых разногласий и конфликтов. И я при всей моей приязни отношусь к прекрасным дамам с некоторой долей опаски и настороженности.
Знаете ли вы, генотип ближайшего к человеку примата, шимпанзе, отличается от человеческого только на два процента. У человека 23 пары хромосом, то есть всего 46, из которых две половые. У мужчины – ХУ, а у женщины – ХХ. Другими словами, мы, мужчины и женщины, отличаемся друг от друга на одну хромосому. Одну сорок шестую хромосомного набора. Чуть больше, чем на 2 процента, чуть больше, чем шимпанзе отличается от человека. Я не стану гадать, кто из нас, мужчина или женщина, в большей степени шимпанзе, хотя уверен, что женщины уже знают ответ, а лишь хочу подчеркнуть, что при очевидных анатомических и генетических различиях нам, мужчинам и женщинам, не имеет смысла выяснять, кто умнее, кто главнее и у кого больше прав. Мы, каждый представитель своего пола, сами по себе выполняем свою биологическую функцию, заложенную природой, а не решаем волюнтаристски, кем кому быть.
«Биологическая функция» звучит красиво, но не совсем понятно. Хочется заговорить о чем-то величественном… Но в конечном итоге речь идет о том, что мы только звено пищевой цепи в круговороте жизни, не более того. И наша природная миссия, как и любого другого живого существа, – выжить и оставить после себя потомство.
Роли мужчины и женщины здесь совершенно различны. Мужчина имеет преимущество в тех случаях, когда на первом месте стоит вопрос о выживании рода в конкретный момент времени, а женщина безусловно важнее для того, чтобы род сохранился в поколениях. Нет сомнения, что всем известны библейские имена двух первых людей Адама и Евы (точнее, Хавы), которые можно трактовать как Земля и Дом. Мужчина – добытчик, охотник или воин, но он же изобретатель, творец нового, ниспровергатель основ, обеспечивающий благосостояние. Женщина же – хранительница рода, сохраняющая порядок вещей, оплот стабильности. К сожалению, природа устроила так, что мужчины также – и ее расходный материал, очевидно, поэтому мальчиков рождается больше, чем девочек.
Я пониманию, что реалии современного мира совсем иные, чем в прежние века. Но надеюсь, Россия еще не дошла до уровня феминистского идиотизма, который становится все более значимым в Штатах и Европе. Беда в том, что россияне, не мудрствуя лукаво, обезьянничают и без раздумий перенимают все западное, и вполне вероятно, что нормальный русский мужчина вскоре просто так ручку женщине не поцелует, опасаясь быть обвиненным в сексуальных домогательствах.
Я с пониманием отношусь к классическому феминизму как к движению против дискриминации женщин и первый готов полезть на баррикады, чтобы защитить их гражданские права. Но, к сожалению, движение за права женщин в западном мире переродилось и продолжает далее перерождаться в движение против мужчин, а это несусветная глупость. Я сознательно подчеркиваю, что говорю о западе, то есть о странах, считающих себя авангардом цивилизации, и, особенно, о Штатах, где мужчина должен сто раз подумать, прежде чем что-нибудь сказать женщине, где нормальным считается обговаривать условия совместного ужина и прочая. Даже не понимаю, как у них еще рождаются дети.
С моей точки зрения, современные западные феминистки делятся на три категории. Первая, извините, просто дуры. Они даже не феминистки. Они просто никакие. У них слишком ленивый мозг, и он легко поддается влиянию извне. Как и феминистками, они могли бы стать активистками «зеленых» или каких-нибудь «синих». Вторая категория – инфантильные дамы, застрявшие в развитии в подростковом возрасте. Помните, как пацаны дергают девчонок за волосы, желая привлечь внимание и не умея по-другому выразить свой нормальный мальчишеский интерес к девочке. Так вот, в этой категории феминисток взрослые, но закомплексованные тетеньки, не обладающие способностью нормально реализовать себя как женщины, «борются» против гадов-мужчин. И последняя категория, возможно, самая многочисленная и проблематичная, это женщины с той или иной степенью нарушения сексуальной идентификации.
Я не имею в виду явных или скрытых лесбиянок. Женщины могут быть традиционны в своих половых взаимоотношениях. Но, снова повторяю, секс – это только секс, и у кого какие предпочтения, это личное дело каждого. Другое дело, что женщина и мужчина – это разные типы личностей и разные типы поведения. И чем больше, скажем, в женщине скрытых или явных мужских черт, тем вероятнее. что она видит в других мужчинах не партнеров, а соперников в «борьбе за существование». Такая женщина воюет не столько против засилья мужчин и дискриминации женщин, сколько против мужчин как конкурентов, которым она любой ценой хочет доказать, что она не хуже, а даже лучше. И таким образом противоестественно, в противоречие с законами природы, она и пытается разграничить полы. Хотя внешне это представляется совсем иначе. Мол, мы, мужчины и женщины, вроде как совершенно равны, а значит, в сущности, бесполы.
Но я не бесполый. И для меня мужчина и женщина не одно и то же. Я просто мужчина.
Горжусь ли я этим? – Нет. Зачем? Мой пол – случайность зачатия.
Хочу ли я быть женщиной? – Нет. Зачем?
Умнее ли я (и другие мужчины) женщин? – Не факт, когда как. У нас просто разное мышление.
Лучше ли мужчины женщин? – Однозначно – нет.
Равны ли мужчины и женщины? – Нет. И не могут быть равны, потому что никакого равенства людей вообще не существует. Равны бараны в стаде. Мы все разные, и слава богу. Представляете, какая была бы скукотища, если бы все были одинаковые и равные?
Должны ли у мужчин и женщин быть одинаковые гражданские права, и должно ли быть социальное равенство? – Без сомнения, да.
Вот и все. И не нужно никакого другого феминизма. А тому, кто обижает женщин, я первый готов оторвать голову.
Я написал эти строки и начал собой гордиться: вот какой я настоящий мужик.
Черта с два. Я вполне заурядная особь мужского пола, которая вовсе не открыла Америку, утверждая, что мужчина – это мужчина, а женщина – женщина. Кто этого не знает? Так откуда же, к чертям собачьим, взялся феминизм?
Ответ как будто лежит на поверхности. Патриархат и маскулинизм, господствующие в современной цивилизации на протяжении столетий, – его причины. Но так ли было всегда?
Прежде чем пытаться ответить на этот вопрос, отметим, что люди в течение тысячелетий своего существования не сильно изменились и не стали умнее. Цивилизация стала более технологичной, но не более того. Отдельный индивидуум 21 века ничуть не сообразительней своего собрата, жившего 10 тысяч лет назад, а современные философы по масштабу мысли далеко отстают от давно умерших Платона или Сократа.
Но что-то все-таки изменилось кардинально. Я довольно долго думал и, как ни странно, понял: этим изменением стало появление и торжество монотеистических религий. До них мир был наводнен богами обоих полов, которые или дружили, или воевали друг с другом, то есть были вполне человекоподобны. И, кстати, не было религиозных войн между людьми. Никто не ходил в крестовые походы и не объявлял джихад. Все изменилось с появлением еврейского бога Яхве, творца всего сущего, создавшего человека по своему образу и подобию, бога, которому поклоняются евреи, христиане и мусульмане.
Я человек циничный и нудный, поэтому не мог не привязаться к фразе первой страницы библии: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему…». И у меня возник вопрос. Сотворив человека, то бишь мужчину Адама, по своему подобию, бог наградил его и половым органом. Значит, этот орган должен быть и у бога. Глупо спрашивать, но на всякий случай я все-таки поинтересуюсь: а для чего используется эта часть тела? И если не только для того, чтобы помочиться, то где же тогда бог-женщина? Ее нет. Пусто. А ведь для Адама-то бог все-таки женщину сотворил. Даже дважды.
Однако в монотеизме во главе всего все-таки стоит одинокий бог-мужчина. А его ангелы согласно традиции христианства бесполы. Непонятненько. Что ж он себе-то самому женщину не сотворил? Или она ему не интересна?
Это был первый крупный ущерб, нанесенный прежней нормальной двуполой системе взаимоотношений как людей, так и богов. Бог теперь един, один – и он мужчина. А созданная богом женщина Ева хотя и существует, но она – соблазнительница и провокатор, нарушившая запрет божий, из-за которой бедные люди, ай-ай-ай, лишились права жить в раю. Первая же, не упоминаемая в христианстве женщина Лилит выступает как мать демонов. Женщины – носительницы зла. Любопытное, однако, отношение к тем, которые, собственно говоря, являются матерями всех мужчин.
Я не историк и не теолог, поэтому могу многого не знать и во многих вещах заблуждаться. Но вряд ли рискую ошибиться, если скажу, что современный иудаизм, христианство и ислам зародились в кочевых семитских племенах, вовсе не являвшихся авангардом человеческой цивилизации по сравнению, скажем, с тем же существовавшим и процветавшим в те же времена древним политеистическим Египтом с его великой богиней Исидой и богами-мужчинами Осирисом, Ра и другими. Египтяне строили величественные города и пирамиды, а семиты бродили со своими стадами. Каждому свое.
Но больше всего меня интересует не столько скотоводство как источник благосостояния кочевников, сколько внутриплеменные отношения между мужчинами и женщинами. Никто с уверенностью не может сказать, какими они были, но нет сомнения, что мужчины играли главенствующую роль. А женщины были дорогим товаром, за которых при женитьбе приходилось платить. И немало. При этом сами женщины правами собственности не обладали. Интересно, что именно в этом, то есть праве на собственность, скорее всего и кроется до сих пор популярная в некоторых культурах традиция сохранять девственность до свадьбы и соблюдение добрачной «чистоты» как женщинами, так и мужчинами. Девственность – это некая гарантия, что отцом будущего ребенка-мужчины будет именно муж, а значит, собственность перейдет по наследству его потомкам, а не какому-нибудь чужеродному байстрюку. В сохранении девственности исторически нет никаких моральных наворотов.
Собственно говоря, и в современном мире верующие монотеистических конфессий во многом придерживаются той же традиции, предпочитая для брака девственниц и избегая внебрачных половых контактов. Только все это чушь собачья, хотя на первый взгляд ничего плохого в этом нет. Более того, в рамках общественной морали соблюдение такого рода принципов служит дополнительным свидетельством порядочности или правоверности людей, в отличие от прочих, которые беспутны. Но, повторю, все это вздор.
Человек – дитя природы, но при этом, на мой взгляд, уродливое и нежеланное, хотя, без сомнения, он же продукт эволюции, действующей в соответствии с законами биологии. Возвращаясь к древним временам, я не могу не задаться вопросом, куда тогда было податься бедному еврею или другому семиту-кочевнику, у которого половое созревание наступало быстро, а свадьба была далеко, потому что на жену надо было заработать. А тронуть женщину вне брака было ой как опасно. Мне не хотелось бы вгонять в краску особо чувствительных читателей или читательниц, но против правды не пойдешь. Бедным семитам оставалось три пути: мастурбация, зоофилия и гомосексуализм. Впрочем, они существовали в человеческих сообществах испокон веков.
О мастурбации говорить неинтересно, потому что она, по-видимому, никакой роли в развитии человечества не сыграла. Безобидная и безвредная привычка, хотя библейский бог Онана все-таки умертвил. Скотоложество – известный и давно практикуемый грех, особенно в племенах и народах, занимающихся скотоводством. Хотя, как известно, и жена Миноса царица Пасифая тоже согрешила. Любопытен и другой факт. Я, например, очень удивился, узнав, что на западе бытует мнение, что любвеобильная русская императрица Екатерина Великая умерла во время попытки заниматься сексом с конем.
Ну вот гомосексуализм – это нечто другое. И я утверждаю, что человеческий социум, в котором нормальные взаимоотношения между мужчинами и женщинами по религиозным, социальным или культурным причинам затруднены, становится гомосексуальным и обречен на вымирание как тупиковая ветвь развития. Причем я имею в виду вовсе не саму практику половых взаимоотношений. И древние греки, и римляне, и египтяне, будучи представителями весьма развитых цивилизаций, были абсолютно либеральны в вопросах секса, и предпочтение того или иного пола, или обоих сразу, не вызывало у них особого удивления. Это ведь всего лишь интимный, личный вопрос индивидуальной психофизиологии. Другое дело – скрытая гомосексуальность, прикрываемая какой-нибудь философией и формально даже осуждающая «извращенцев».
Здесь я снова возвращаюсь к богу Яхве.
Скажите, вам никогда не приходило в голову, что библия уделяет чересчур большое внимание к вопросам секса? Почитайте ее тщательней. Многие вещи ускользают из внимания, потому что о них упоминается походя, как о малозначительных. Я уже намекал, что бог, являющийся анатомически мужчиной и моделью для создания человека, но почему-то одинокий и оставленный без женщины, не может не вызывать вопрос о его ориентации или даже сексуальной полноценности.
Да, я прекрасно помню историю с Содомом и Гоморрой. Так им, гомикам, вроде и надо. Но, странное дело, покарав гомосексуалистов, бог оставляет безо всякой критики произошедшее между «праведником» Лотом и его дочерьми. Этот достойный господин вступил с ними в кровосмесительную связь, став отцов библейских народов моавитян и аммонитян. Это при том, что в дальнейшем в Левите, в 18 главе, строго и подробно указано, кому никоим образом нельзя «открывать наготу» (прилагается длинный и подробный список), что в итоге ограничивает половые контакты мужчины только его женой, да и то лишь в дни, когда она «чистая». На этом список вроде и заканчивается, и далее бог говорит о другом и категорически запрещает отдавать детей на служение богу Молоху. То есть из области физиологии переходит к идеологии. И на этом месте Левита инструкция по упорядочиванию половой жизни евреев должна была бы и закончиться. Но нет. Вдруг ни с того ни с сего буквально двумя фразами бог запрещает вступать в интимные отношения с мужчинами и со скотом. Так, между делом. Но особенно на этом внимание не заостряет.
Да, действительно библейская история удивляет своим пристальным интересом к мужскому половому органу и вообще к половой жизни. Ведь не пытался же всемогущий Яхве, создавая весь мир, упорядочить сексуальную жизнь, скажем, обезьян или гиппопотамов. Нет, только людей. А зачем? Сказал ведь уже: плодитесь и размножайтесь. Так и забудь. А что он выбрал символом своего союза с избранным еврейским народом? Вспомнили? Отрезанный кусочек крайней плоти мужского члена. Каким боком его заинтересовала именно эта часть? И почему, скажем, не ухо? Ухо ведь и виднее, мол, вот я какой правоверный, и повредить его не так страшно.
Как врач, могу сказать, что циркумсизия, то бишь обрезание, в зрелом возрасте вещь болезненная, а рана заживает долго. Так что Авраам и его мужская челядь от союза с Яхве хлебнули лиха. Не меньше пострадал и его первенец Исмаил (Ишмаэль), которому было уже 13 лет, и относительно дешево отделался лишь беспомощный младенец Исаак (Ицхак), которому от роду всего-то было 8 дней. И пискнуть не успел… Все это, конечно, хиханьки да хаханьки, но ведь большинство евреев и мусульман обрезаны. Более того, есть балбесы, которые утверждают, что это даже полезно. А надо просто чаще мыться…
И, кстати, как быть с еврейками и мусульманками. Их-то бог никак не пометил. Они что, второй сорт? Вообще библия относится к женщинам как-то странно. Любопытно, как в главе 12 Левита регламентируется жизнь женщины после родов. Вроде, что там регламентировать? Родился ребенок, и радоваться надо. Так нет. Во-первых, после родов женщина становится «нечистой» после рождения мальчика на неделю, а после рождение девочки уже на две. С чего это – на две?.. Но и этого мало. Женщине указано еще и «сидеть, очищаясь от кровей», не касаясь священных предметов и не приближаясь к святилищу после рождения мальчика 33 дня, а после девочки – 66. Другими словами, девочки «грязнее» и «пачкают» больше. Более того, по истечения этих сроков молодая мама должна еще и принести искупительную жертву за совершенный грех. Какой грех? А все тот же самый: зачала и родила. Куда ни кинь, а совокупление с женщиной греховно.
Так с кем же мужикам все-таки подобает иметь дело?..
Я прошу у верующих прощения, если задеваю их чувства. Я уважаю право на веру. Но я неверующий и смотрю на ситуацию со стороны, стараясь максимально отстраниться от влияния всякого рода болтунов-проповедников. И, объявляя себя антифеминистом, утверждаю, что библия написана мужчинами-гомосексуалистами, явными или скрытыми. Иначе никак не объяснить ее столь уничижительное отношение к женщине. И, пожалуйста, не ссылайтесь в качестве контраргумента на «Песнь песней». В библии много чего написано и по-разному. Но «Песнь песней» – это все-таки не заветы бога…
Но библия – не только Старый завет. Есть еще и Новый. Тот, на котором зиждется христианство. Что там говорится о взаимоотношениях мужчин и женщин? А ничего. Есть богородица, которая зачала непорочно и, по логике, согласно учению должна была сохранить девственность, поскольку ее законный муж Иосиф к ней не притрагивался. Полагаю, тот, кто это написал, испытывал отвращение от мысли, что с женщиной можно вступать в интимные отношения.
Существует еще и фигура Марии Магдалины, которую отцы католической церкви несправедливо называют блудницей. О ней практически ничего неизвестно, кроме возникших уже после написания евангелий историй. Но очень показательно возмущение католической церкви, последующее за публикацией романа Дэна Брауна «Код да Винчи». Я, к сожалению, и роман и фильм дочитал и досмотрел только до половины. Слишком скучно. Наверное, я человек примитивный. И все-таки мне понятна мысль автора о том, что Христос и Мария Магдалина были мужем и женой. Что, впрочем, многими предполагалось и ранее. С моей точки зрения – и слава богу. Совершенно нормально, если еврей Иисус, который в тринадцать лет не мог не пройти обряд достижения совершеннолетия, бар мицву, в течение последующих двадцати лет нашел себе подругу.
Так ведь нет, христианство это категорически отрицает. Вместо этого евангелия рассказывают о Христосе-мужчине и его учениках-мужчинах, бродивших туда-сюда по Иудее. Отвлечемся от древности и подумаем, в каких случаях мужчины по доброй воле собираются вместе в исключительно мужской компании? Чтобы выпить, сыграть в какую-нибудь игру или поболеть за какую-нибудь команду, или, в конце концов, сходить на охоту или на рыбалку. Против же воли они оказываются в сугубо мужском обществе в армии, тюрьме или интернатах-училищах для мальчиков. И вряд ли я открою Америку, если скажу, что все перечисленное в отсутствие женщин способствует возникновению гомосексуальных связей.
Я уже говорил и снова повторю, что люди за тысячелетия ничуть не изменились. Иисус и его ученики жили вместе на совершенно добровольных началах. Они были молодыми и здоровыми. Они не были ни спортсменами, ни болельщиками, ни выпивохами, как не были и артелью охотников и рыболовов. Так чем же Христос занимался во время, свободное от проповедей и творения чудес, а будущие апостолы – от выслушивания первых и взирания на вторые? Не знаю, что и предположить.
Закономерным потому выглядит и существующий у католических священнослужителей обет безбрачия. Чур их, правоверных, от женщин. Но есть и еще одно великолепное церковное изобретение. Монастыри. Отдельные для мужчин и для женщин. Хотелось бы надеяться, что головы монахов, монашек, послушников, послушниц и еще не знаю кого наполнены только праведными мыслями. Но куда же все-таки деть собственную природу, если ты здоров и психически нормален?
Получается, что и Новый завет скрыто гомосексуален. И это со всей очевидностью отразилось в христианском отношении к женщине как потенциальной служительнице Сатаны и блуднице.
Впрочем, это известный прием перевода с больной головы на здоровую.
Несмотря на то, что монотеистические религии, по моему мнению, скрыто гомосексуальны, человечество не прекратило с удовольствием и по-разному практиковать традиционные сексуальные отношения между мужчинами и женщинами. Но современный мир породил новый проблемы. Скрытая религиозная гомосексуальность получила неожиданную поддержку от светского общества.
Прежде чем продолжить, хочу прояснить мое отношение к гомосексуализму, поскольку наверняка кем-то буду обвинен в гомофобии. Мои дорогие гомосексуалисты, мне глубоко наплевать на ваши сексуальные предпочтения. Мне в принципе (если только это не я сам) совершенно безразлично, кто, как и с кем вступает в половые отношения, будь то гомо-, гетеро-, зоо– и. т.д. -сексуал. С тех пор как в цивилизованном мире перестали считать гомосексуализм извращением, пытаться его лечить, а людей преследовать по закону или на бытовом уровне, считаю эту тему закрытой и не стоящей обсуждения. И поэтому мне не понятны все эти публичные демонстрации сексуальных меньшинств. Что они демонстрируют? Им что, препятствуют заниматься сексом, как они хотят? И я, отец троих детей, что, тоже должен выходить на демонстрацию, чтобы показать, что отдаю предпочтение женщинам? Бред какой-то.
Но исторически случилось непредвиденное. В начале 80-х годов прошлого века в Штатах в общине гомосексуалистов среди молодых людей было обнаружено необъяснимо большое число больных саркомой Капоши, редко встречающегося злокачественного заболевания пожилых. И тогда был открыт вирус ВИЧ или СПИДа, называйте как хотите, названного чумой двадцатого века. Поначалу ни о вирусе, ни о способе его передачи никто ничего толком не знал. Было лишь известно, что он подавляет иммунитет, приводя к смертельным инфекционным и неинфекционным заболеваниям. ВИЧ-инфекция была приговором. Человечество впало в панику. И смертельно перепугалось, что гомики почему-то вдруг назло другим людям будут распространять вирус среди населения. И началось публичное заигрывание с гомосексуалистами. Все-то они стали вдруг талантливыми и необычными. У меня даже иногда создавалось впечатление, что быть геем – это все равно, что получить медаль. А болеть при этом СПИДом – это не просто медаль, а еще ореол мученика.
Время шло. Болезнь активно изучалась, а медицина не стояла на месте. Выяснилось, что, если избавиться от всякой шелухи, то ВИЧ-инфекция по всем критериям просто венерическое заболевание, хотя вы вряд ли встретите такое определение в литературе. Разница в том, что оно смертельно. Но и не леченный прогрессирующий сифилис тоже смертелен. Однако он лечится. Поддается контролю и течение ВИЧ-инфекции. И как только медицинские службы свели практически к нулю риск заразиться ею через переливание крови и ее продукты и повсеместно распространили использование одноразового медицинского инструментария, преобладающим способом передачи болезни, как и положено венерическим заболеваниям, стал половой путь. Хотя даже при половом контакте с носителем или больным риск заразиться ВИЧ намного ниже, чем при сифилисе, который намного более «липуч». При половых контактах, как и при других венерических инфекциях, простой кондом является достаточно надежным средством защиты. Если вы обыкновенный среднестатистический гражданин, не вступающий в беспорядочные половые связи со случайными партнерами, ваш риск заразиться ВИЧ равен нулю. Но, несмотря на очевидность этого факта, заигрывание с гомосексуалистами сохранилось. А мне, честно говоря, как разговоры, так и фильмы о них и о том, какие они все замечательные, уже сидят в печенках.
Девочки и мальчики! Берегитесь. Нас хотят разлучить.
На мой взгляд, основной вклад главных монотеистических религий, христианства и ислама, в мировую цивилизацию вовсе не формирование неких моральных ценностей, а сталкивание людей в религиозных войнах. Тем более бессмысленных, поскольку и мусульмане, и христиане молятся одному и тому же иудаистскому богу Яхве. Мир продолжает все глубже вязнуть в пучине раздоров между правоверными и неверными – вне зависимости от того, о какой конфессии речь. В итоге начнется полномасштабная мировая война, после которой человечество, если оно сохранится, ждет хаос и возвращение к временам темного средневековья.
Я задал себе вопрос, вяжется ли воинственность монотеистических религий с их скрытой гомосексуальностью? И пришел к странному выводу. Война, несмотря на то, что она очевидное зло, является эффективным способом разделения полов. Воюют-то в основном мужчины. Они даже с готовностью покидают своих жен и любимых, дабы влиться в мужское братство. Их и палкой подгонять не надо. Так за что же все-таки мальчики убивают друг друга, оставляя своих женщин? Поверьте, намного проще найти оправдание обычным, хорошо известным истории грабительским и захватническим войнам.
В биологии есть такое понятие – инвазивный вид. Строго говоря, это вид любого чужеродного живого существа, случайно оказавшегося не в своей экологической нише, где он не имеет естественных врагов и может бесконтрольно размножаться, вытесняя и уничтожая ее естественных обитателей. С моей точки зрения, человечество для всего живого на Земле является инвазивным видом. Но природа вынуждена защищаться. И она должна человека или уничтожить, или поставить его популяцию под контроль. Очевидно, для этого существуют свои механизмы. Мне не хотелось бы каркать и говорить о грядущих природных катаклизмах или возникновении каких-нибудь смертельных вирусов. Тут и без меня полно пророков. Я полагаю, что механизм самоуничтожения, в первую очередь, заложен природой в самом человеке. И в глобальном масштабе это, во-первых, переориентация полов на гомосексуальные отношения и, во-вторых, междоусобные войны вообще и, особенно, ведущиеся по надуманным идеологическим (религия) соображениям. Человек в обычной войне, как правило, может найти компромисс, деля территорию, собственность или имущество, но никогда не пойдет на компромисс в вопросах веры. Иначе рая ему не видать. Вот так-то.
И снова возвращаюсь к феминисткам. Даже если вы и умные, то все равно не будьте дурами. Поверьте, все нормальные мужчины за то, чтобы у вас всех были одинаковые с ними гражданские и социальные права. Не воюйте против мужчин. Этим вы только противопоставляете и разлучаете полы. И тем только пестуете вашу собственную и мужскую гомосексуальность. Просто помните, что мы разные, и относитесь к этому спокойно. Мужчине проще жить в хаосе, но бороться за то, чтобы в нем наступил какой-нибудь порядок. Однако нет никого лучше женщины, чтобы сохранять порядок вещей, каким бы он ни был.
А теперь скажите, что эту статью написал не сумасшедший.
Я – эмигрант
Я – эмигрант из России, точнее, из Советского Союза. Звучит это для меня странно, хотя живу заграницей уже более 20 лет. Я эмигрант 90-х годов, когда в переломный и кризисный период существования СССР под самыми разными предлогами страну покинули десятки, а то и сотни тысяч граждан. Бежали они не от войны или непосредственной угрозы собственному существованию, а из-за исторически сложившегося недоверия к власти и ее умению разумными путями находить выход из критических ситуаций. Уехавшие хотели спокойствия и большей уверенности в своем будущем, хотя в итоге не раз горько разочаровывались. Но, как бы ни складывалась ситуация, они оказались «пооборотистей» тех, кто это сделать не сумел.
Это был отъезд за «птицей счастья», что коренным образом отличало и отличает нас, эмигрантов новой волны, от наших предшественников времен революции, когда эмиграция помогла сохранить жизни и экономическое благосостояние законопослушных и, в целом, если бы не несущие смуту революционеры, аполитичных граждан. И эти эмигранты, даже не подозревая об этом, автоматически становились врагами новой социалистической республики, что привело ко многим трагическим историям после их возвращения, по наивности, на родину.
Мы, эмигранты новой волны, не враги и таковыми, по крайней мере, официально не считаемся. Скорее, к нам относятся как к крысам, сбежавшим с тонущего корабля, или просто завидуют. Каждая неудача эмигранта –повод для злорадства в России. Хотя большинство из нас, даже, скорее, подавляющее большинство, относятся к России с симпатией и состраданием. Но при этом не забывают произнести благодарственную молитву, что мы уже не там.
Забавно сравнивать, как отличается отношение граждан бывшего Союза к эмигрантам времен революции и к тем, кто покинул Россию в период так называемой перестройки. Они через 70 лет вдруг воспылали страстной любовью к бывшим, дышащим на ладан политическим врагам, и каждый готов продать душу дьяволу, лишь бы увериться, что и в нем течет хоть захудалая капля крови какого-нибудь графа, русского купца, заводчика или, на худой конец, старорежимного попа. Почему-то быть потомком крестьян и рабочих в России, превратившейся за времена социализма в государство рабочих и крестьян, перестало быть престижным. Откуда же у этого прошедшего годы унизительной селекции с помощью специфических и вовсе не биологических служб генетического быдла дворянская кровь? (Чтобы никого не обижать, замечу, что я тоже быдло и, вероятно, происхожу из внесословной группы населения, разночинцев. Они вовсе не были аристократами).
Интересно, будут ли нас, эмигрантов 90-х годов, лет через 30 также неприлично и навязчиво любить в России? Правда я, вероятно, до этого не доживу или буду уже настолько слабоумен, что мне будет все равно.
Я, как и многие эмигранты, хочу, чтобы в России все стало наконец-то хорошо, и по мере возможностей слежу за тем, что на ней, матушке, происходит. К моему сожалению, это наблюдение со стороны вполне замещает мне хождение в цирк. Не подумайте, что я пользуюсь информацией извне, которая может по тем или иным политическим причинам быть к России необъективной, а смотрю общедоступные программы российского телевидения. Для чистоты картины должен добавить, что наблюдение за перипетиями внутренней и внешней политики любой страны наводит на мысли о сумасшедшем доме, но в России это вообще вне категории рационального, особенно, если принять во внимание, что все происходит на фоне произносимых правильных и умных слов. И я, как и «дорогие россияне», продолжаю биться над величайшей загадкой России испокон веков, почему в этой богатейшей ресурсами и огромной по территории стране «хотят как лучше, а получается как всегда». То есть бардак. И «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» как составляло сущность политического устройства страны, так и продолжает составлять.
Я не историк, но для того, чтобы попытаться ответить на этот вопрос не мог не поинтересоваться историей государства, тем предметом, который, учась в школе, откровенно не любил из-за его занудства. Но, если дореволюционную историю России еще хоть как-то можно было терпеть, хотя бы из-за иллюстраций в учебниках, то история страны после победы Великой Октябрьской Социалистической Революции (кажется, это писалось так) была просто тошнотворна как по содержанию, так и по форме изложения.
Позвольте мне изложить свою дилетантскую точку зрения.
Россия сложилась в результате объединения группы мелких враждующих между собой княжеств на задворках двух к тому периоду зрелых цивилизаций: восточной и западной. И двух монотеистических одинаковых по корням, но враждебных религий: христианства и ислама. Географически на западе от будущей России расположилась находящаяся в процессе централизации власти правопреемница Западной римской империи Священная римская империя, а на востоке – Византийская империя, правопреемница Восточной римской империи, постоянно воюющая с третьей силой, мусульманскими государствами, набиравшими силу после распада Арабского халифата.
Русские княжества были этнически разнородны, а их языческое население веротерпимо. Удобное расположения в районе торговых путей, связывающих цивилизации востока и запада, богатство природных ресурсов позволяло славянским и неславянским племенам жить вполне достойно, занимаясь охотой, земледелием, скотоводством, а также рэкетом иноземных купцов. И все было бы хорошо, если бы их собственные князья не воевали все время друг с другом. Впрочем, междоусобица была не специфическим отличием русской истории, а этапом развития государственности всех народов. И, как все мелкие сообщества людей феодального типа того времени, русские княжества никакого вклада в развитие мировой цивилизации не внесли. Даже письменность у славян появилась только во второй половине 9-го века, практически одновременно с возникновением объединенной Руси, и то по указанию византийского императора Михаила третьего (возможно, с целью «оцивилизовать» «дикого» и довольно воинственного соседа). Следует помнить, что в западной истории русские того времени ассоциируются не столько со славянами, сколько с восточными викингами.
Этих мелкие и слабые княжества, расположенные в географически выгодном месте, должны были или обратиться в ничто среди более могущественных соседей, или объединиться, создав единое государство. Что в итоге и произошло, когда, вне зависимости от того, западник вы или славянофил, верите в приход на Русь варягов Рюрика, Тревора и Синеуса или в рождение межплеменного союза каких-нибудь древлян или бодричей, возникла Киевская Русь в виде обычной для того времени формы государственности, автократии, базирующейся на государственном «бандитизме». Другими словами, государства, существующего за счет грабительских войн и обкладывания данью соседей. Примеров таких автократий не счесть, начиная от вождя гуннов Аттилы до великого хана орды Темучина (Чингисхана). К тому же у Руси под боком был старый враг и пример для подражания Хазарский каганат.
У всех государственностей такого типа исторический век недолог, потому что по мере обогащения их начинают раздирать внутренние противоречия, которые в итоге приводят к распаду. Но Руси судьба государства, успевшего «почить на лаврах», не грозила, потому что и так вся ее государственность держалась из-за незатухающих междоусобных противоречий на соплях. А кроме того, она была окружена недружелюбными и не менее воинственными соседями. Для сохранения жизнеспособности Руси нужна была некая объединяющая идея, которая помогла бы консолидировать народ и, с другой стороны, найти внешних союзников. А в те времена ею была только религия. И Русь в лице Владимира Красное Солнышко, язычника, многоженца и братоубийцы, встала перед выбором.
Можно по-разному трактовать личность Владимира Первого: канонизировать или, наоборот, демонизировать, но правда, вероятно, где-то посередине. Он был подобен многим «царькам» того времени, но несомненно в политическом отношении не дурак. У него на выбор было четыре варианта или три религии: западное христианство, т. е. католицизм, восточное христианство, или то, что стали называть православием, ислам, влияние которого повсеместно росло, и, как ни странно, иудаизм, который, не будучи евреями, исповедовала правящая элита Хазарского каганата.
Существует много версий, включая анекдотические, почему Владимир выбрал «греческую» церковь. Уж точно не потому, что на него снизошла божья благодать. Католическая церковь ему показалась унылой и перегруженной всякого рода обетами, а, вероятнее всего, католические соседи были просто чересчур далеко, чтобы на них рассчитывать.
Я верю в версию, несмотря на ее комичность, что мусульманином Владимир не захотел стать из-за запрета вина. Да и народ бы его не понял.
А представителям иудаизма он, по слухам, резонно ответил, что не может принять их веру, потому что даже свой священный город Иерусалим они не сумели удержать. Византийская же империя выглядела могучей, да и явно напрашивалась на союз, согласившись отдать сестру императора Анну за варвара в случае, если он примет христианство.
Русь стала православной случайно, в силу волевого политического решения, которое в те времена, возможно, и было разумным, но с учетом перспективы – недальновидным. Византийская империя уже в те годы подходила к своему закату, и уже менее чем через сто лет возник исламский Конийский султанат, предтеча Османской империи и распада Византии. Византийская империя оказалась колоссом на глиняных ногах. Какую это роль сыграло для будущей России? Видимо, ужасную. Потому что неверный выбор религии сделал ее для основных носителей цивилизации на востоке и западе неродным ребенком.
Нет сомнения, что прими Владимир в свое время католицизм, Россия пошла бы по общеевропейскому пути.
Прими он ислам, то худо-бедно стала бы частью по-своему вовсе неплохо живущего мусульманского мира.
Вопрос о принятии иудаизма я не рассматриваю в принципе не столько в силу его смехотворности, сколько потому, что, даже пожелай этого Владимир, евреи, религия которых в отличие от ислама и христианства не ставит целью ни распространение среди иноверцев, ни борьбу с иноверием, принять предков «дорогих россиян» в свою веру вряд ли бы согласились. Принятие же иудаизма частью жителей нееврейского, в основном языческого Хазарского каганата – это некая историческая загадка. Хотя после того, как это случилось, туда естественным образом переселилось много евреев из мусульманских стран.
А вот Византийская империя, и даже не столько она, а православие, оказалась неверной ставкой. Византия с течением времени стала мусульманской, а восточное (или ортодоксальное) христианство – религией нескольких второстепенных европейских и неевропейских (не знаю, куда отнести коптов в Египте) стран. Она не играет никакой роли в развитии современной, преимущественно западной цивилизации. Двигателем прогресса стала борьба католицизма и куда более либерального протестантизма, которая и привела к формированию Старого и Нового света в том виде, в котором мы их знаем.
Православие в России вместо того, чтобы, подобно многим другим, остаться одной из форм чудачества христиан, по каким-то причинам решило примерить на себя роль центра христианской веры, хотя никаких исторических и культурных предпосылок к этому не было.
Эта исторически необоснованная амбициозность в конце концов и привела Россию к отчуждению. Ни Запад, ни Восток не посчитали ее своей. Грустно признавать, но фактически Россия никогда не была средоточием культуры, науки и цивилизации вообще. Она всегда только догоняла. Но, тем не менее, разрослась и стала государством, с которым нужно считаться. Но вовсе не как с Третьим Римом. Ее просто стали бояться. И потому, что была огромной. И из-за неограниченных людских ресурсов. И потому, что была богата всем: холопами, природой и полезными ископаемыми, то есть тем, что позволяло держать большую и боеспособную армию. Однако вряд ли положение п
Россия оказалась заложницей союза самодержавия с православием. Находясь в плену идеи построения Великой Империи (Третьего Рима), которая позволила бы стать центром христианства, самодержавие не могло развиваться по аналогии с монархиями Европы от абсолютизма до разумной демократии. Православие легло костьми, чтобы сохранить в неприкосновенности русский вариант абсолютизма, максимально ограничивая распространение знаний среди населения и всячески поддерживая феодальный – барин-холоп – уклад жизни. Интересен факт, что, в отличие от латинской на Западе, перевод православной библии с церковно-славянского языка, недоступного пониманию читателя, на русский был сделан только в конце 19-го века. До этого чтение и интерпретации Священного писания были привилегией попов. Для сравнения, перевод латинской библии на английский язык (так называемая библия Уиклифа) был сделан в 14-м веке.
Нельзя сказать, что православие не делало шагов, чтобы сблизиться с западным христианством. Такой попыткой сделать веру более привлекательной для неправославных был раскол, инициированный Никоном и сопровождавшийся массовыми казнями и преследованиями несогласных, ставших затем изгнанниками-старообрядцами.
Любопытно, кстати, наличие мусульманского полумесяца на православном кресте. Я, конечно, прочитал объяснения этому феномену, но теорией, что это древний христианский символ, пришедший из Византийской империи и не имеющий никакого отношения к исламу, остался не удовлетворен. Никакого отдельной истории христианства в Византии не было и быть не могло. Римский император Константин Великий в конце первой трети 4-го века сделал христианство единой государственной религией. Приблизительно через 60 лет другой император Феодосий разделил римское государство на западную и восточную империи, последняя и стала Византией. В западном христианстве никакого полумесяца в религиозной символике нет. Проще было бы представить, если бы православная церковь включила в крест в качестве раннехристианского религиозного символа Ихтис, рыбу. При взгляде издали ничего бы и не изменилось. А полумесяц – он явно мусульманский. Но вот причина его появления неясна. Можно только гадать. То ли это символ превосходства православия над исламом, поскольку он расположен внизу, то ли, наоборот, проявление миролюбия и терпимости к мусульманам.
Тандем «православие-самодержавие» привел Россию в двадцатый век все той же абсолютной монархией, какой она сложилась в результате территориальной экспансии и захватнических войн к 1721 году. Естественно, со своими особенностями, но, по сути, феодальной империей с зачаточным капитализмом.
Я не специалист по социологии и политэкономии, но все абсолютные монархии (если это не тирания) страдают двумя основными недостатками: слабостью центральной власти (до царя или короля далеко), приводящей к безнаказанному самоуправству местных властей, и вопиющей бедностью и бесправием большинства, то бишь быдла. Формируется и определенное общественное сознание, в котором за редким исключением превалирует психология или барина, или холопа. Но все хотят оставаться или стать барами. Для психологии холопа, как, впрочем, и раба, характерна одна особенность. Не имея реальной возможности изменить свое подчиненное положение и самим стать хозяевами, холопы мечтают об одном – хорошем, добром барине. «Вот приедет барин, барин нас рассудит…»
Говоря о господстве психологии взаимоотношений «барин-холоп», я имею в виду не сословную принадлежность, а построение межличностных отношений, исходя из известной формулы: «я – начальник, ты дурак; ты – начальник, я дурак». Холопство или барство являлись и являются сутью людей. Но холопство доминирует. Баре – те же холопы. Только им в жизни повезло.
Здесь я хотел бы сделать отступление. Как и многие мои ровесники-эмигранты, я закончил школу и институт в Советском Союзе, где, как и всем, мне вдалбливалась идея исторической неизбежности смены общественных строев и, как следствие, неизбежность победы социализма, а затем коммунизма как более передовых по сравнению с капитализмом формаций. Какая общественная формация придет на смену капитализму, пока не дано знать никому. Но очевидно другое. Не волевое решение или революционный переворот меняют общественную формацию, а изменения в общественном сознании. И пока общество само по себе не дозреет до смены уклада жизни, никакие насильственные способы сделать это даже из самых лучших побуждений ни к чему хорошему не приводят. На Западе этот урок выучили раньше. Кромвель в Великобритании. Французская революция… Европейцы, слава богу, пережили это с малыми потерями, разве что Франция перестала быть королевством, хотя почему-то, быстро позабыв об идеалах республики и эгалитэ, она все-таки попыталась найти замену обезглавленному королю в лице императора Наполеона Бонапарта.
Но русских революционеров уроки истории волновали мало. Они хотели как лучше. А тут вдруг, откуда ни возьмись, замечательная, пусть и утопическая идея коммунизма, общества всеобщего равенства, где от каждого по способностям, но каждому по потребностям. С экономической точки зрения какой-то бред. Но красивый. Наивные революционеры даже и думать не могли, что мечтают об обществе Шариковых. Потому что вне зависимости от названия общественного строя холоп так и останется холопом. Но, если повезет, станет барином. Скажем, депутатом думы. И ничего тут не поделаешь, потому что до других форм общественных взаимоотношений ни холоп, ни барин не доросли.
Все страны, в которых победила прогрессивная социалистическая идея, превратились в авторитарные государства. Хорошо, если это оказалась умеренная автократия, вроде Югославии с Броз Тито. Но была же еще и уродливая и жестокая тирания Пол Пота в Камбодже. Нужно ли напоминать об эпохе Сталина в первом социалистическом государстве в мире?
Но проблема даже не столько в дефектах социалистической идеи, в
Все это свидетельствует о том, что общественное сознание формируется эволюционно, и никаким поворотом выключателя, вроде государственного переворота, его не изменить. Оно инерционно. Как по-разному после краха социалистической системы повели себя страны при самоопределении и поисках своего места в мировой экономике и политике. Прибалтийцы и поляки, общественное сознание которых и при царизме было более развитым, чем у русских, практически моментально слились с другими европейцами, а туркмены вместо этого придумали себе «туркменбаши».
Непременный атрибут авторитарных государств – коррупция, поскольку централизация власти развязывает руки функционерам, сателлитам «суверена», управляющим «на местах» и являющимися средством «обратной связи» с автократией. Эти функционеры постепенно становятся единственными реальными правителями, непосредственно приближенными к холопам, и они же становятся основным источником информации для центральной власти о положении и настроении быдла. Это не может не стать источником злоупотреблений, назначение которых для функционеров – обогатиться, а для холопов, заплатив мзду, заслужить их покровительство. Такого рода взаимоотношения распространяются и на другие сферы жизни, в частности, на судебную практику и прочее. В России, кроме детей, наверно, нет ни одного человека, который, так или иначе, не соучаствовал бы в коррупции. Она – наша плоть и кровь.
Итак, я вернулся к России-матушке, судьба которой, хотя я и эмигрант, мне не безразлична.
Россия, как уже говорилось, шагнула в социализм прямиком из абсолютной монархии. А холопская психология всегда работала и работает в соответствии со своей природой. И вождь революции, защитник народных масс Ленин быстренько стал становиться «царем-батюшкой» и создавать опричнину в лице ЧК, но «поцарствовать» не успел. Скончался. И тогда пришел «Ванька Грозный», Иосиф Виссарионович, который довел опричнину, но уже под другим названием, до совершенства.
Как часто бывает в политически и экономически нестабильных авторитарных государствах, а судьба изменчива, «великого вождя» после смерти вначале положили в мавзолей к его предшественнику Ленину, а потом быстренько убрали, потому что, как сказали другие «добрые» баре, он был плохой. Следующие «цари» были более умеренными и, за редким исключением вроде событий Новочеркасска 1962 года, собственный народ расстреливать перестали. Но суть не изменилась. Разве что крестьянам отдали паспорта.
В цивилизованном мире вообще-то холопов к управлению стараются не допускать. Правят богатые, и не потому, что они богаче, а потому, что, в большинстве, уже прошли испытание богатством и властью.
Англичане, немцы, американцы, французы и прочие – то же стадо или толпа. Почему же они не чувствуют себя холопами? Ответ лежит, скорее, в плоскости веры, а не в реалиях повседневной жизни. Все эти уважаемые мной иностранцы искренне верят, что соучаствуют в управлении, а значит, могут что-то изменить. И эта вера делает их тоже чуточку барами, а не холопами. А во-вторых, и баре в этих странах изменились.
Вся существующая в мире аристократия начинала свою историю бандитами с большой дороги. Иного способа достичь богатства и власти тогда не было. Столетия она накапливала богатства и упивалась властью. Но и у страсти к наживе, и у «самодурства» наступает период насыщения. И когда-то стало модным и престижным делиться. Баре в душ
А в России аристократию уничтожили. Новые же баре, в сущности, нувориши, то есть те же бандиты, разве что не все с кистенем. Другими словами, советская и современная российская история ничего не дала в общественном сознании России, точнее, отбросила его назад. Цивилизованная и прогрессивная часть Российской империи или покинула страну, или была истреблена, а новые баре ни до какой стадии насыщения властью и богатством не дошли и занимаются, как в старину, междоусобной грызней. На холопов им наплевать. Разве что демонстративно отстегнут детишкам на молочишко в предвыборную кампанию. Но речи они произносят «правильные». Впрочем, баре и раньше, при царе-батюшке, радели за народ и говорили, по существу, все то же.
И из всего этого я пришел к выводу, который, вероятно, в значительной степени противоречит пониманию роли демократии в процветании западной цивилизации. Не победа демократии привела к тому, что Штаты и Европа разбогатели. Они вначале стали богатыми, а затем в них постепенно, не сразу, сложились условия для современного народовластия. И в России настоящая, а не бумажная демократия тоже когда-нибудь восторжествует, но для этого ей надо стать богатой. Только нельзя мерить богатство территориями или природными ископаемыми. Как бы Россия не надеялась на нефть и на газ, цивилизованный мир серьезно развивает исследования и поиски альтернативных источников энергии. Не американцы, так немцы, не японцы, так китайцы их в конечном итоге найдут. А уж то, что территории России вообще никому не нужны, даже ей самой, понятно, по-моему, всем. Я раньше не знал, но, оказывается, формально малюсенькая Дания очень большая страна. Ей до сих пор юридически принадлежит Гренландия, огромный кусок льда с населением в каких-то пятьдесят шесть с половиной тысяч человек, на который королевство тратит деньги из бюджета, чему не очень рады остальные пять с половиной миллионов датчан. Вот такая параллель.
Богатство страны определяется богатством ее граждан. Не каждый может быть Рокфеллером, но этого и не требуется. Большинство вполне удовлетворено своим положением и участием в стаде, но у этого большинства должно быть достойное существование и вера в уважаемую старость. Коррупция – болезнь бедных государств, а не богатых. У будущих, живущих достойно россиян (я в это верю) в конце концов победит реальная, а не декларированная демократия. «Жаль, только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе».
Долой свободу слова
У старости две проблемы. Первая – то, что ты считаешь себя самым умным, опытным и знающим. Это в некоторой степени правильно. Но только в некоторой. Да и то в сравнении. Хотя с кем сравнивать-то? С такими же, как ты? Тоже мне эталон. А вторая, дополняющая первую, то, что ты потихоньку и незаметно для себя впадаешь в детство, что проявляется ребяческим поведением, главной особенностью которого становятся своенравие и чисто ослиное упрямство в желании настоять на своем вне зависимости от того, прав ты или нет.
Я, мне кажется, нахожусь в промежуточной стадии. Еще и не совсем старье, но уже и не рысак. Так себе, мерин. Который борозды не испортит… Но и глубоко не вспашет. Как пошутил один из моих приятелей, я, как и все, перешагнув через пятый десяток, вступил в возраст «призывников». Я надеюсь, вы понимаете, кто и куда должен нас призвать. Но, как бы то ни было, не вдаваясь в глубинные причины, я написал то, что написал.
Любому человеку с раннего детства присущи две неотъемлемые черты: желание и умение врать и желание и умение утаивать информацию. Даже самый маленький ребенок с момента, когда он начинает ощущать себя личностью, старается скрыть собственные проказы от родителей и соврать, что он ничего запретного не натворил. Это абсолютно нормально, такой тип поведения развивает мозг и помогает адаптации к внешнему миру. Я войду в противоречие, возможно, с большинством, но скажу, что ничего плохого во лжи нет, всегда говорить правду стараются только очень ограниченные или просто глупые люди. Впрочем, это чаще одни и те же. Ложь – зло только тогда, когда ставит себе цель нанести вред другим людям, а это бывает далеко не всегда. Если же нет, то ложь или безвредна, или даже полезна, потому что во многих случаях позволяет сохранить существующее положение вещей, то есть то, что по-другому называется стабильностью. Но не о лжи я хотел поговорить. Мне намного более любопытна склонность человека утаивать информацию.
Ребенок так же, как и врет, скрывает свои «плохие» поступки или отметки. Это простительно. Интереснее то, что дети идут дальше и вообще зачастую стремятся создать свой мир, в который нет доступа взрослым и в котором они могут общаться, не боясь, что старшие их поймут. Я до сих пор помню, как некоторые мои друзья, мальчишки, болтали на выдуманном и достаточно простом языке, который делал их речь для непосвященных непонятной. Принцип был прост, надо было к каждому слогу слова прибавлять «та». И тогда, к примеру, «шапка» звучало как «таша-тапка».
Люди взрослеют, но их склонность скрывать информацию не уменьшается. Одним из наиболее простых способов сделать ее недоступной для посторонних являются всякого рода профессиональные сленги. Банальный пример – воровская «феня», которой, кстати, практически не пользуются, а так – слово там, слово сям…
В природе все целесообразно, так что же тогда означает наше нежелание делиться иногда совершенно безобидной информацией с окружающими, включая самых близких? А это значит, что в каждом из нас сидит внутренний цензор, который указывает нам, что и кому можно говорить, а что нет. Этот цензор схож почти во всех культурах. Есть вещи, которые мужчины не будут говорить при женщинах, а женщины при мужчинах, а есть – которые взрослые не говорят при детях, и наоборот. Уровень, на котором физик общается с плотником, будет отличаться от его общения с коллегой. Впрочем, если и плотник заговорит с физиком как со «своим», то вряд ли и тот что-нибудь путное поймет. Дело здесь не только в разнице образовательного уровня, а в том, что любая информация должна иметь достойного, а не любого слушателя. Другими словами, в идеале должно быть соответствие сложности и объема информации уровню понимания ее воспринимающего. Для всех без исключения годится только разве что совсем простенькое типа: небо голубое; солнце светит. Информация же, касающаяся людей, их взаимоотношений или влияющая на их жизнь, потенциально вредоносна.
Безобидный пример. Дядя Вася получил повышение по службе. Ура, все радуются. Васю наконец-то повысили. А дядя Коля задумался: интересно, сколько же этот Вася теперь будет получать? Маленькое, для большинства приятное событие вызвало у Коли реакцию, пробудившую скрытую зависть, хотя этот Коля даже не сослуживец, которому перешли дорогу. А зависть, как известно, не то чувство, которое улучшает отношения между людьми. Кстати говоря, эта ситуация не выдуманная, а приведена мной в измененной форме из одной книжки по психологии, где служила примером разницы между экстравертным и интровертным восприятием. К чему веду? А к тому, что никто и никогда не знает, какие струны в душе человека затрагивают те или иные сведения, пусть даже при кажущейся их нейтральности. И неизвестно, что он будет с ними делать, потому что любая информация не просто карточка с записью, которая ложится в архив памяти мозга и извлекается по мере надобности, а то, что нас учит и толкает на поступки. Я говорю об общедоступной повседневной информации, включая и такую, как прогноз погоды.
Мне не хотелось бы быть обвиненным в банальности, ведь я ничего нового не сообщил. Но в то же время не могу отделаться от ощущения, что что-то в этом мире с точки зрения распространения информации не так.
Сорок или чуть более лет в исторической перспективе подобны наносекунде, но для меня это период от детства в стране победившего социализма до нынешней современной жизни эмигранта. А для России – до становления капиталистических отношений, расцвета индивидуализма и во многом развития демократических принципов (правда, откорректированных российской холопской ментальностью). И, главное, люди наконец-то получили свободу слова. Каждый может безнаказанно выражать свое внутреннее червивое «я» не на заборе или в общественном туалете, как раньше, а как минимум в интернете, а, если повезет, и в СМИ. А везет любителям изрыгать из себя помои не так уж редко. Чем круче эпатаж, тем он более достоин попасть на страницы и экраны.
Да, я вырос в «тоталитарном» СССР под бдительным оком «большого брата», не имел, страдалец, возможности выехать за границу и ездил отдыхать, бедный, только в Крым, а не в Турцию. А еще был октябренком, пионером и даже комсомольцем, готовил политинформацию и участвовал в субботниках. Но, странное дело, в этом ужасном СССР продолжительность жизни была выше, чем сейчас, а милиционеры ходили по улицам большей частью с пустыми кобурами, чтобы не таскать зря с собой «пушку», необходимость в которой, как правило, равнялась нулю. Увидеть человека в форме и с автоматом можно было только на параде. Дети свободно играли во дворах, и никто бдительно не следил за ними. Мамы, папы или телохранители не встречали и провожали детей в школу. Я, кстати, учившийся в трех городах, с первого класса добирался до школы сам, пользуясь трамваями, троллейбусами и автобусами.
И это еще что. Незнакомый взрослый дядя (или тетя) мог угостить какого-нибудь малыша конфетой, а его мать, застигнув того на месте преступления, скорее всего просто улыбнулась бы в ответ, сказав, что дядя зря ребенка балует. И у нее не возникала мысль, что незнакомец – педофил или похититель детей. А дети без страха могли обратиться за помощью к чужому взрослому, а не жаться в его присутствии, пытаясь слиться с антуражем.
Так что же произошло? И когда все-таки люди жили лучше? Кстати, «лучше» не значит «богаче». Неужели за эти десятилетия люди так деградировали? Думаю, что знаю ответ, и заранее предлагаю всем ревнителям демократии начинать улюлюкать. Впрочем, в ответ могу неточно процитировать Уинстона Черчилля, который как-то сказал, что демократия – величайшая глупость, но, к сожалению, человечество не придумало ничего лучше. И я не собираюсь огульно нападать на всю демократию, хотя и очень хочется. Я коснусь только одной из ее основ: свободы слова. Точнее, ее извращенной интерпретации, здравствующей и процветающей как на Западе, так и в России. В России еще бытует термин «гласность», прилегающий к понятию свободы слова. Может, я неправ, но, с моей точки зрения, «гласность» – это то, что гарантирует открытость информации, а «свобода слова» – право ее беспрепятственно распространять. Только это ерунда. Эти два постулата демократии имеют лишь узко специальное применение. «Свобода слова» касается и должна касаться политических убеждений граждан и права их отстаивать, а также возможность критиковать власть имущих и выказывать к ним недоверие. А «гласность» – это подотчетность власть имущих народу и его право знать, как там вертятся божьи мельницы. Но не более того.
Но во всем так называемом цивилизованном мире СМИ трактуют свободу слова как право делать доступной любую информацию, за исключением запрещенной законом или секретной. Да и тут профессиональные информаторы стараются воспользоваться любой лазейкой, чтобы подкинуть зрителю или читателю что-нибудь «жареное». Я не оспариваю профессиональное право журналистов раскапывать факты, преступно скрываемые корыстными политиканами. Но все же журналистика это не игра в сыщиков, а от информации – когда польза, а когда и вред.
Я очень сомневаюсь, что домохозяйке из Урюпинска есть какое-то дело до ДТП в Благовещенске, даже если в нем погибли десять человек. А работяге из Магадана глубоко наплевать на то, что в Хасавюрте взорвались несколько милиционеров, если только по случайности там не служит его приятель.
Человеческое существо далеко от совершенства. Оно любит подглядывать и подслушивать. И всем людишкам, как и мне, более всего интересно, когда их приобщают к событиям, где есть кровь, насилие и секс. Поэтому всегда процветала и процветает «желтая» пресса. Ведь она, в сущности, является передовым оплотом «свободы слова».
Впрочем, человеческую страсть к подглядыванию и подслушиванию, как и желание журналистов заработать на ней, можно было бы понять, если бы не маленькое «но». Любая грязь, опубликованная в СМИ, это не только причина сокрушенно покачать головой и выступить с лозунгом «бороться и искоренить», но она же и очевидная инструкция к действию. Человек, простите меня, мизантропа, создание гнилое, в котором живут и прячутся до поры разные бесы. Я назову вруном того, кто утверждает, что в его голове крутятся только благочестивые мысли. Но, с другой стороны, не могу не отдать должное силе человеческого духа, который все-таки в большинстве случаев держит бесов в загоне. Дальше грязных мыслишек мы, как правило, не продвигаемся, а упомянутый выше внутренний цензор, помимо прочего, и не дает распускать язык. Однако загон для бесов у всех огорожен по-разному. Знаете, как в сказке про трех поросят, у кого соломкой, у кого ветками, а у кого и каменной стеной. А чтобы сдуть соломку и выпустить бесов наружу больших усилий не требуется. И в роли такого ветродуя в современной цивилизации выступают СМИ.
Представьте, живет в уездном городишке Хлюпове парень Серега. Парень как парень. Работает в автомастерской и живет с мамой. И девчонка Светка у него есть. Все как у людей. Только одно мешает Сереге. Мало ему Светки, и в постели с ней что-то не так. Его все на совсем молоденьких тянет. Только знает Серега, не дурак же, нельзя с ними. Да и слыхом не слыхивали в Хлюпове, чтобы кто-то малолеток трогал. А тут на тебе в газете статья. Оказывается, где-то в Тмутараканской области поймали наконец убийцу и насильника, который за последние семь лет изнасиловал и убил двенадцать девочек. А потом еще и целый фильм про него в «Честном детективе» по телевизору показали. И задумался Серега. У него в голове-то бесы были за загородкой, правда, соломенной. И сдуло ее. И решил вдруг паренек, что двенадцать девчонок за пять лет – это круто. А тот насильник, что попался, дурак. Совсем осторожность потерял. Вот и замели. А Серега таким не будет. И вообще девчонок будет выбирать не в Хлюпове, а в Дрынове. Вот так и появился в Дрыновском районе насильник и убийца.
Это работает так всегда. Тиражирование историй о чудовищах порождает чудовищ, хотя, по логике фантазеров-идеалистов, должно было бы предостеречь население и помочь поймать чудовище. Но никогда, к сожалению, распространение информации, скажем, о маньяке не способствовало его поимке, а только вызывало ненужную суету и нервозность как среди простых обывателей, так и задрюченных угрозами начальства сотрудников правоохранительных органов. Хуже того, праведная идея «поймать и наказать изувера» сносит перегородки в мозгах, и народ готов вершить суд Линча.
Любое растиражированное преступное или греховное, называйте как хотите, деяние является примером для подражания. И неважно, что текст, звучащий или напечатанный, осуждает преступника или пророчит ему беды. Люди – всего лишь люди, а зло привлекательно, ибо дает ощущение силы в отличие от добра, порождающего ощущение безнадежности. И неважно, что преступник натворил, всегда найдутся те, которые будут думать, что могут то же самое сделать и не попасться. Нужно только, чтобы СМИ давали больше примеров. Я, честно говоря, полагаю, что б
Нет сомнения, что свобода слова не безобидна, когда дело касается и политики. У меня, например, сложное отношение к «Викиликс» и Ассанжу. Я не очень верю, что он замешан в реальном сексуальном преступлении, но то, что было обнародовано его «некоммерческой организацией», не может не вызывать вопрос: зачем это кому-либо нужно? Я не считаю, что Ассанж ставил цель навредить США. Вся его информация – лишь средство создать шумиху вокруг своего имени, а «Викиликс» случайным образом срикошетировала сильнее, чем предполагалось. Императивный позыв (по Канту, черт возьми) любой ценой, пользуясь безнаказанностью «свободы слова», распространить добытые «жареные» факты дал слишком сильную отдачу. Хотя все напечатанное явно не является такой уж важной государственной тайной (если вообще ею является).
Дело в другом. Испокон веков известно, что политика и дипломатия – «грязное» дело, в котором не работают общепринятые нормы плохого и хорошего. Но политики и дипломаты должны уметь торговаться и договариваться, а значит, чем-то поступаться и что-то, даже неприемлемое, терпеть, а иногда и совершать. Закулисная сторона их профессий далеко не привлекательна. Но она не некая аномалия, характерная для злосчастных Штатов, а принятая, но не афишируемая норма для всех. Послушайте, все мы, разве что кроме вегетарианцев, любим съесть хороший говяжий стейк, но вряд ли кто-то хочет при этом смотреть, как режут и разделывают корову. Закулисная жизнь есть у всех и вся, но потому она и закулисная, что не предназначена для всеобщего обозрения. Надо, извините за выражение, уметь фильтровать базар.
Наверно, вы уже начали подозревать, что я сторонник цензуры. В принципе, да. Я полностью за свободное право человека отстаивать свои политические убеждения, критиковать власти и требовать у них отчета. Но это не значит, что власти должны по желанию обывателя выставлять на всеобщее обозрение, скажем, дипломатическую переписку. В принципе, любые чужие письма без согласия автора и вообще читать неприлично. И уж без сомнения я за цензуру в вопросах, касающихся личных и семейных отношений людей.
Но я понимаю, что в современном мире неложная, безоблыжная цензура едва ли возможна. И не потому, что демократы возмутятся ущемлением свободы слова и прав человека, а потому, что я не вижу никого, кто мог бы стать достойным цензором. Помните Грибоедова? «А судьи кто?» Уж Александр Сергеевич-то, как посол, видимо понимал, насколько важно уметь правильно распорядиться информацией. Но ему и другим русским дипломатам это, к сожалению, не помогло избежать гибели от рук фанатиков-персов. Как в наши времена не помогло и американскому послу Крису Стивенсу, а уж он-то как ратовал за победу демократии в наконец-то освобожденной от диктатора Ливии.
При царизме была цензура. Но я узнал интересную вещь. Во времена, когда зарождалась и формировалась российская социал-демократия, цензура распространялась в основном на дешевые многотиражные издания и гораздо меньше касалась толстых журналов. В этом было очевидное рациональное зерно. Дешевые издания покупал простой и плохо образованный люд, а толстые, дорого стоящие журналы – те, у кого были деньги. А достаток человека во многом предполагал и достаточно высокий уровень образования. Можно предположить, что цари были не столько против идей социал-демократов, сколько против того, чтобы они получили распространение у неподготовленных умов. Они, в общем, оказались правы в том смысле, что все-таки позднее растиражированная идея отнять и поделить, или грабь награбленное, получила широкий отклик среди быдла. За что и поплатилась Россия. И, возможно, поплатится и теперь, но уже под знаком национализма и православия.
К сожалению, лишь часть журналистов готовы нести ответственность за информацию, которую они доводят до ума ее потребителей. Повторюсь, я не имею в виду правдивость, хотя и брехни в СМИ навалом, а именно сам смысл ее распространения. Но вопрос о смысле того,
Но кроме права знать есть не менее ценное для нормального сосуществования людей право не знать. Я, конечно, вижу оппонентов: кто не хочет, может, пользуясь правами на свободу личности, СМИ не читать, не смотреть, не слушать и не лезть в интернет. Но это демагогия. Современный городской и в меньшей степени сельский житель не может изолироваться от СМИ. Люди в большинстве любопытны и доверчивы, но при этом не обладают достаточным жизненным опытом и образованием, чтобы уметь подвергать сомнению то, что читают, слышат или видят.
Суммарный результат свободы слова – созданная ею духовная атмосфера общества напуганных людей, видящих везде подвох и произвол, подозревающих в соседе врага и реально опасающихся растущей преступности.
Я не законченный мракобес. Люди имеют право знать о возникших, скажем так, неординарных событиях. Но этими людьми, я не имею в виду напрямую задействованных профессионалов, должны быть те обыватели, кого они касаются или могут коснуться. И им же в первую очередь должен предоставляться в СМИ и другими путями отчет о результатах, вне зависимости от того, положительные они или отрицательные. Но повторю: Благовещенску нет дела до Урюпинска. А если проблема потенциально способна распространиться за пределы конкретного места и времени, то ее решение должно быть головной болью экспертов, а не теть и дядь с Малой Тупорыловской.
Но все намного хуже. Джинна выпустили из бутылки. Джинна, который называется интернет. Он давно уже не только бесценное средство доступа к информации, но и неисчерпаемый источник помоев. И он, празднуя победу свободы слова, будет продолжать тиражировать инструкции по изготовлению ядов, взрывчатки, наркотиков, способах убийств, плодить истории о маньяках, убийцах и мошенниках. И те, кто помоложе и у которых под мышками проросло, а в голове не посеяно, будут, как зачарованные, всему этому внимать. И учиться.
Я не знаю, почему так повелось, но в интернете выступают анонимы. Хороший тон – придумать себе какой-нибудь идиотский «никнейм», вроде «носорог 1-03 хр», и после этого выставлять на всеобщее обозрение собственный словесный понос. Способом уменьшения количества грязи в сети могло бы стать лишение пользователей анонимности. Страна, в конце концов, имеет право знать своих «героев».
Мы живем в мире, который создаем себе сами. Я имею в виду не материальный мир, продукт творческой деятельности людей и внедрения новых технологий, а духовный мир, ту атмосферу, в которой мы живем и которая влияет на нас намного сильнее, чем появление нового высокотехнологичного, как любят говорить сейчас, гаджета. Это мир растиражированных убийц, террористов, мошенников, педофилов, насильников, коррупционеров и пр. Мы обречены жить среди этих персонажей и испуганно следить за тем, как они процветают, и с удивлением наблюдать, как, не смотря на всю борьбу с ними, их количество увеличивается, а они становятся умнее и хитрее.
Глупо, наверно, то, что я напишу сейчас, но как бы хотелось, чтобы информация в СМИ была проверенной и взвешенной, а люди продолжали, как когда-то, читать рыцарские романы, сентиментальные истории и сказки, где добро побеждает зло, кольцо всевластия горит в горе Ородруин, принцесса встречает своего принца, а девочка-сиротка наконец находит свою маму. Лучше верить в то, что за углом можешь повстречать хоббита, чем жить в страхе, что из-за дозы тебя пырнет ножом наркоман в ломке.
Во что веришь, то и сбывается.
Здрасте соврамши
Мы привыкли жить во вранье. Более того, нам это нравится. Мы чувствуем себя в нем уютно, потому что знаем, что обманывают не только нас лично, но и всех остальных, таких же, как мы, граждан вне зависимости от их национальности, вероисповедания, пола или возраста. А смешнее всего то, что ради защиты лжи мы готовы идти на баррикады и жертвовать своей жизнью. И ни-ни, чтобы кто посмел посягнуть и сказать: «Ребята! Остыньте. Может, то, во что вас убеждают верить, и неправда. Может, нужно сделать усилие своего ленивого и доверчивого мозга и собрать дополнительную информацию. A?»
Я родился и вырос при социализме. Вначале развивающемся, далее развитом, потом зрелом и затем де факто перезрелом. Никаких особенных претензий ни к стране, ни к системе ей правящей у меня не было. Как и большинство из некоего специфичного для России, политически беспомощного, почти всегда, хотя и неумышленно, наносящего вред стране, витающего в облаках социума, гордо называющего себя интеллигенцией, я вырос в уважении к демократии, свободе и в неприятии диктата. Как и большинство себе подобных, на деле был типичным представителем кухонной оппозиции, то есть тех, кто после рюмочки, в компании проверенных друзей мог покритиковать власть, да и то не без оглядки. Впрочем, прошу прощения за повторение, особенных претензий к советскому строю у меня не было. Советские люди без сомнения жили беднее, чем на западе, но, как ни странно, были человечнее, образованнее и, что немаловажно, веселее, чем сейчас. А всяких там разного уровня руководящих членов партии, комсомола, профсоюза и прочая я, не очень это скрывая, считал или дураками, или лицемерами. За что и наживал время от времени мелкие неприятности.
Но за полученное мною образование вообще-то СССР низкий поклон. Уж что-что, а при желании учиться его можно было получить без особого труда. Единственная проблема, которую создавал СССР мне подобным, а я единица среднестатистическая, заключалась в «коммунистическом воспитании» и сопутствующему ему промывании мозгов. Оно в зависимости от возраста индивидуума включало в себя идеологическое зомбирование в пионерской организации, комсомоле и КПСС, подкрепляемое преподаванием в школе таких предметов как обществоведение и новейшая история, а в вузах – истории КПСС и научного коммунизма. Слава богу, большинство советских граждан умело от дураков отбрехаться и состроить правильное выражение лица. Так и выживали.
До сих пор помню, как после первого года обучения в аспирантуре сдавал экзамен то ли по научному коммунизму, то ли по марксизму-ленинизму. У меня и из головы-то вылетело, что этот экзамен хочешь-не хочешь надо сдавать. Абсолютно случайно на работе, в больнице, мне напомнили о нем часа за полтора до начала. Я, естественно, ноги в руки и помчался в институт. Хотя при этом ни ухом, ни рылом, другими словами, совсем не в теме. Когда приехал, экзамен уже начался, и, как обычно, у дверей экзаменационной вертелся нервничающий народ. И тут нате я с сакраментальным вопросом, немало удивившим остальных: «А о чем, собственно говоря, идет речь?»
Но братья-аспиранты меня не бросили в беде. Подготовить меня к экзамену они не могли, но дали ценную информацию. Оказывается, Юрий Владимирович Андропов, а царствовал тогда он, сподобился накропать статейку в «Правде», не помню о чем, и предполагалось, что весь народ и, конечно, аспиранты только и живут тем, что ее читают-перечитывают, а в оставшееся время обсуждают. Ну, в двух словах мне эту статью пересказали (надо же, кто-то все-таки прочитал). И после того, как я, уже на экзамене, довольно бодренько общими словами оттрепался по первому вопросу, экзаменатор, глядя на меня глазами инквизитора, задает вопрос, а читал ли я статью Юрия Владимировича. Я ответил, что да, хотя и добавил, потупив скромно очи, что не проштудировал как надо. И мы вместе начали неизвестный мне шедевр публицистики обсуждать. Поскольку я не первый раз в жизни c умным видом рассуждал о предметах мне совершенно не знакомых, я что-то таки наплел. И получил пятерку. Но что меня убило и рассмешило, это то, что экзаменатор, рисуя мне оценку, сказал, что я, хоть и не штудировал, но очевидно статью внимательно прочитал и верно ухватил позицию руководства партии на что-то там.
Я привел эту историю вовсе не для того, чтобы похвастаться, какой я ловкий. Я только хотел, чтобы стали понятны и конформизм советских граждан, и скепсис, с которым они относились к любой информации, поступающей из официальных источников. Соответственно этому вышедшие из возраста коротких штанишек граждане относились и к изложению истории государства, по крайней мере, в его пред– и послереволюционном периоде. Даже умственно нормальные дети, жившие в абсолютно или в умеренно лояльных к советской власти семьях, понимали или подозревали: то, что им рассказывается о временах до и после 1917-го года, если и не совсем фуфло, то во многом из него состоит. С ними, детьми, играли краплеными картами, а дети – далеко не дураки. Те, кому, хотя бы иногда было интересно задуматься, относились к речам официальных болтунов и текстам учебников, брошюр и статей исходя из принципа: мели Емеля – твоя неделя.
Не сомневаюсь в том, что подтасовывание и искажение фактов в угоду правящей системе существует во всех государствах, какими демократическими они бы не казались. У всех есть скелеты в шкафу, которые не любят вытаскивать. Другое дело, какова пропорция вранья и правды, доходящая до гражданина, и те его законные права и возможности достать из шкафа спрятанный скелет и посмотреть на него. Тут-то и наблюдается существенное различие между западом и нашим когда-то социалистическим отечеством. Раньше СССР, а сейчас Россия во всех областях всегда почему-то хотели и хотят быть первыми. Зачем? Ладно, простительно хотеть стать чемпионом по никому не нужному керлингу, но зачем бороться за звание лучшего по обману народа или, скажем, чемпиона мира по коррупции?
Наступила перестройка. Какие-то шкафы стали открываться, и из них посыпались такие скелеты, что просто мама дорогая. И появилось ощущение, что наконец-то будет восстановлена историческая справедливость, а главное, люди поймут, не перекладывая вину исключительно только на каких-то отдельных личностей, что победа большевиков, например, была не более чем трагическая историческая случайность, а не закономерность. Как, кстати, и торжество НСДАП, партии нацистов Гитлера. И у русских, и у немцев в принципе было право выбора, которым они не воспользовались в силу инертности и уверенности, что кто-то за них всех в решит.
Я уже много лет живу в Израиле, но всегда внимательно и с искренним участием следил и слежу за перипетиями политического развития России. Я уехал в 90-м году и в первый раз снова побывал в ней в то ли в 91-м, то ли 92-м. И это был тихий ужас. Серая, грязная Москва, люди с напряженными лицами, везде ожидающие подвоха, их готовность сделать за несколько долларов все что угодно. Но прошло двадцать с гаком лет, и нет сомнения, что народ стал жить много лучше. Ездит на иномарках, строит весьма приличные дома, хорошо одевается, путешествует по миру. Казалось, уже близки времена процветания, о которых мечтали ратующие за державу и, главное, за простых, сермяжных граждан интеллигенты-демократы.
Но вот загвоздка. Дорогие россияне почему-то не выглядят счастливыми. Может, все-таки действительно «не одним хлебом живет человек» и смысл жизни заключается не только в дорогой машине, отдыхе на Канарах и лобстерах? Может, нужно что-то еще? И где это «еще» взять? Не для его ли определения существует мудрое руководство государства?
В конце 80-х и крутые 90-е были громко кричащие от возмущения несправедливостью либералы и демократы (не путать с ЛДПР) в кургузых костюмчиках и платьицах. Где они, эти демократы, сейчас? Вы не поверите, но они хорошо упакованы. И варежку особенно не раскрывают. Пришли другие, новые, тоже как бы демократы, но оппозиционеры, и они тоже разевают рот и широко. А что хотят? В чем их непримиримая оппозиция власти? Может, тандем Путин-Медведев когда-нибудь выразил какую-нибудь идею, противоречащую их позиции? Может быть, Путин или Медведев заявили, что они за коррупцию, за нечестные выборы, что они против справедливого суда и честной милиции-полиции, а может, они за то, чтобы пенсии или зарплаты бюджетников были низкими?
Так за что же борется оппозиция? В чем же разница? А ни в чем. У великолепного сатирика (хотя многие вряд ли считают его сатириком) Джонатана Свифта в его «Путешествиях Гулливера» описаны две враждующих империи, которые раньше были единым процветающим государством. А разделилось они после того, как принц порезался, очищая на завтрак яйцо с тупого конца, что привело к изданию императорского указа, запрещающего гражданам разбивать яйца с этой «опасной» стороны. Но в ответ на это в противовес партии власти – тупоконечников возникла оппозиционная партия – остроконечников, ратующая за право разбивать яйца с острого конца. Конфликт между ними привел к непримиримой войне и разделу государства.
Не пытается ли российская оппозиция вовлечь Россию в некое подобие такого конфликта? Но не нужно забывать, что Россия далеко не процветающее и не стабильное государство. Она не доросла до уровня, когда партии конфликтуют по мелочам. Как виги и тори в Великобритании, или республиканцы и демократы в США. Там борются за власть, обещая, что народ будет жить еще лучше. А в России – за то, чтобы выжить. А еще к тому же и ухватить кусок пожирнее. Вместо команды Путин-Медведев оппозиция просто посадит на правление своих.
Эти «свои» без сомнения достойнейшие, порядочнейшие и образованнейшие люди (я не иронизирую). Проблема в том, что все – до поры до времени. Пока и сейчас. Не станут ни по приказу сверху, ни по мановению волшебной палочки полиция и суды честными, независимыми и неподкупными. Не прекратят чиновники брать взятки, потому что коррупцию придумали не Путин с Медведевым, а душит она Россию уже столетиями. В итоге, вероятно, новой власти под тем или иным предлогом снова придется перераспределять собственность. Как же иначе. Надо восстанавливать справедливость. А «свои», может, и потерпят у властной кормушки на честном, но «голодном» пайке месяц-два, а потом махнут рукой. И залают тогда борзые щенки во дворе усадьбы, и закатится, куда нужно, откатик.
Или, может, оппозиция держит в кармане какой-то козырь, и раз – придет некий мессия от демократов Пупкин, и страна вместо нефти и газа начнет экспортировать нано– и прочие технологии?.. Никаких источников процветания, кроме тех, которые есть сейчас, у России нет. Ей очень повезет, если за рубежом не придумают иные, кроме нефти, газа и атома, источники энергии. Как торговала Россия-матушка природными богатствами, так и будет торговать, что при нынешней власти, что при последующей (последующих).
Здесь уместно вспомнить древнюю китайскую сказку. Наверно, ее кто-то слышал, а кто-то и нет.
В одной китайской провинции поселился злой дракон и начал жечь огнем людей и деревни. Взмолились китайцы. А дракон сказал, что может и пощадить, если раз в год народ будет платить ему мзду золотом и отдавать самую красивую девушку. Так и порешили. Провинция стала платить мзду и отдавать девушку, а дракон людей и деревни не трогал. И, тем не менее, желая освободить людей от непосильного и унизительного бремени, регулярно находился герой-храбрец, которой шел воевать с драконом. Но ни один из этих воинов не вернулся.
Прошло какое-то время, и в очередной раз крепкий парень, девушку которого должны были отдать дракону, пошел воевать. Он нашел пещеру дракона и увидел довольно дряхлую зверюгу. Ему не составило большого труда победить его, но, что удивило, умирая, дракон, глядя на него, смеялся. Зверь умер, и герой огляделся. Вся пещера была усыпана золотом. И юноша вдруг подумал, что мог бы стать очень богатым, и каждый год ему могли бы еще и приводить самую красивую девушку. Ведь никто не знает, что дракон мертв. И чем он дольше об этом думал, тем больше идея ему нравилась, и не заметил, как его лицо вытянулось и превратилось в клыкастую морду, пальцы стали драконьими когтями, тело покрылось чешуей, а на заднице вырос хвост.
Эта сказка к вопросу о противостоянии Путину. Не поменять бы одного дракона на другого. Возможно, я и не прав. Но все-таки игру в русскую рулетку придумали в России.
Я вовсе не являюсь ярым сторонником тандема и не ставлю под сомнение, что власть должна быть выборной и сменяемой. Я понимаю опасения той части оппозиции, которая полагает, что Россия катится к диктатуре. Вполне вероятно. Но дело в том, что диктатором с бухты-барахты стать невозможно. Им человека делает не его исключительная харизма, а собственный народ и подходящая политико-экономическая ситуация. Был бы только кандидат не самый завалящий и в штаны не писал. Стал же малообразованный, убогий, с отталкивающей внешностью Гитлер фюрером, вождем образованной и технологически развитой Германии, и ничего. А Россия попыталась прыгнуть из самодержавия, абсолютной монархии, в демократию, что с точки зрения эволюции человеческого общества просто невозможно.
Народ и его страна, извините, если разбиваю чьи-то иллюзии, должны до демократии дозреть. А то все равно подавай гражданам то Сталина, то еще кого-нибудь крутого, чтоб порядок навел, хотя желательно, конечно, без репрессий, лагерей и расстрелов. А государство-то, что ему станется, можно назвать как угодно: демократией, джамахирией, раем господним, самодержавная сущность от этого не изменится. Именно поэтому демократическое оппозиционное движение в России вызывает у меня скепсис тем, что невольно повторяет путь своих предшественников, дореволюционных социал-демократов, и совершает те же ошибки из-за уверенности, что знает, как народу лучше. А черт его знает, как лучше для этого многонационального и хлебнувшего лиха российского народа.
При Путине и Медведеве люди хуже жить не стали, а наоборот. Можно, конечно, полемизировать до послезавтра, произошло ли это благодаря тандему или несмотря на него. Но это для тех, кому уж совсем делать нечего. Благосостояние людей в России пока растет. И ничего другого народу вроде бы как и не надо. А вопрос, нужно ли было прорывать полицейское заграждение на Болотной площади 6-го мая и было ли на «марше миллионов» 8 или 100 тысяч человек, это для повредившихся в уме от избытка знаний. И 8, и 100 тысяч для России – капля в море. Да и то среди тех, кто пришел, было больше зевак, чем реально протестующих. Поэтому, хотя я и за демонстрации, и за свободу волеизъявления, все-таки страшно опасаюсь, не раскачали бы сдуру новые оппозиционеры, подобно социал-демократам прошлого, лодку чересчур сильно. Прольется опять кровушка, как на Руси принято. Россия ведь к эволюционному пути развития не приучена. Народ в России непредсказуем и в состоянии возбуждения опасен. Только новой революции ради маловразумительных целей этой многострадальной земле и не хватало.
Но есть вещи в пределах нашего разума и нашего личного контроля. И не надо для этого лезть на баррикады до поры до времени. Если вернуться к началу статьи, я ведь договорился до того, что «не одним хлебом живет человек». Однако эту цитату из старого завета уместно и закончить: «но всяким словом, исходящим из уст Господа».
Я возвращаюсь к теме лжи, в которой мы живем, и моих несбывшихся надежд на то, что ложь, к которой я привык, которая стала почти родной при социализме, если не исчезнет, то хотя бы скукожится до приемлемых размеров. Задумаемся, однако, надобно ли рассказывать простому обывателю, что в 1939 году после захвата Польши Германией и Советским Союзом был совместный победный парад немецких и советских войск? И что Польшу гитлеровцы бомбили, взлетая с аэродромов в Белоруссии? Или что Черчилль, преодолев внутреннюю неприязнь к Сталину и СССР, накануне начала великой отечественной войны раньше, чем придворная шушера рискнула намекнуть на это отцу народов, в телеграмме сообщил лично Иосифу Виссарионовичу, что его союзник Гитлер собирается на него напасть? Или что гестапо проходило обучение людоедским навыкам в сталинском НКВД? Само название «гестапо» возникло изначального из ГПА потому, что очень близко было к советскому ГПУ.
Да, надо обо всем этом знать каждому. У человека в отличие от государственной системы есть совесть, с которой он должен разбираться сам. Поэтому, преодолевая брезгливость, нужно внимательно изучать то, что вывалилось из шкафов, всплыло, как из прорвавшейся канализации.
Однако, как и следовало ожидать, развенчание старого вранья стало сопровождаться возникновением нового, искажением и подтасовкой фактов. И теперь сам черт ногу сломит, пытаясь понять, чему на самом деле можно верить, а чему нет.
СССР был страной атеистов. То есть неверующих в бога. Ни в христианского, ни в мусульманского, ни в иудейского и прочая. Конечно, были старички и старушки, были некие блаженные, которые ходили в церковь. К ним относились снисходительно, как к тихо помешанным. Да и не могло быть иначе, строительство социализма, а тем более коммунизма, бога не требовало. Всякая церковь была чужда идеологии государства рабочих и крестьян, потому как от этого строительства отвлекала. Но церковь столетиями, если не тысячелетиями, училась приспосабливаться к любой власти. Попы, имамы, раввины и другие, не знаю кто еще, тихонечко с благословения и по согласованию с руководящими и направляющими органами и КГБ бухтели в тряпочку свои молитвы, совершали в угоду пастве необходимые ритуалы. А молодежь, типа меня, окончив совершенно безбожные средние учебные заведения, далее проходила в институтах предмет, называемый научным атеизмом, и сдавала по нему экзамен. Конечно, интерес у людей к религии был, но скорее праздный или протестный. Мол, вот на тебе, советская власть, возьму и назло тебе ребенка крещу. Или покрашу яйца на пасху. Все это советскую власть волновало мало, но, конечно, если бы секретарь райкома КПСС крестил свое дитя и это стало известно, вряд ли бы он сделал партийную карьеру. Но его и не посадили бы, и не расстреляли (речь идет о послесталинском периоде, с середины 50-х и до 90-х).
Забавными были дни перед православной пасхой. Как же, богослужение, крестный ход. Народу, в общем, суть праздника была до фонаря, но почему бы в пику набившим оскомину «агиткам» торжествующего социализма было не сходить в церковь потусоваться – вроде как примкнуть к вере. Именно «вроде как». Этой смехотворной разновидности протеста власть давала не менее смехотворный отпор. Музыкальная эстрада тогда была неплохой, но чересчур простецкой, советской по содержанию. Песни-то про лесорубов или металлургов петь никому не хотелось. А на телевидении для новогодней ночи была тогда придумана программа «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», в которой можно было увидеть и услышать зарубежных звезд. Так вот, эту программу, и даже в расширенном варианте, чтобы удержать молодежь дома, стали крутить на пасху. И это работало. Но, по-моему, власть имущие напрасно опасались, что народ бросит все и сбежится на молебен. Один раз я потащился в церковь где-то в районе Крестовского моста в Москве. Покрутился с полчасика среди таких же, как я, праздных зевак и свалил смотреть телик.
В общем, меня поначалу мало волновало, что народ в России с перестройки вдруг начал вешать себе на шею крестики, часть мусульман – одеваться в соответствии с требованиями их религии, наиболее храбрые из евреев украсили себя магендавидами, а самые отчаянные надели кипы (ермолки). Человеку как стадному животному нужен символ, который определяет его принадлежность к отаре, и, следовательно, дает защиту и, самое важное, возможность не думать самому, а поступать как остальные. В этом ничего плохого нет, пока все не перерастает в фанатизм, лелеемый и поощряемый всеми церквями.
А дальше в стране в этом отношении становилось все хуже. Вместо того чтобы строить или ремонтировать жилье, чтобы, наконец, привести в порядок старые и проложить новые дороги, государство рука об руку с церковью восстанавливает и строит храмы и монастыри. Правительство, нагло глядя люд
Ситуация часто доходит до идиотизма. Я однажды чуть не умер от смеха, увидев по телевизору интервью некоего хорошо откормленного начальника РУВД какого-то города. У него в углу в кабинете висела икона. У бывшего советского, а ныне российского мента над головой портрет очередного вождя, а в углу икона. Почем нынче опиум для народа, мент?
А эти чуть ли не ежедневные сообщения в новостях госканалов, что православные празднуют день какой-нибудь никому не известной святой Маланьи?
А передачи «Слово пастыря» и прочая? Кто-то же дал право попам вещать на всю страну и объяснять с умным видом, как будто открывая Америку, банальные вещи?
Практика богослужения, а также проповедования с помощью телевидения существует во многих странах. Но, пардон, если государство считает себя светским, то для этого существуют специальные каналы. Ради бога, пусть попы по отдельности или вскладчину с другими конфессиями купят на «пожертвования» телеканал, поделят между собой время и проповедуют сколько душеньке угодно. Кто захочет, будет смотреть. А то какой-то нонсенс: в стране, где более чем одна конфессия, дают возможность отдельной церкви вести себя как господствующей и, более того, практически государственной. Ни к чему, кроме как усиление националистических настроений и сепаратизма, это привести не может. И, повторюсь, эта вакханалия творится при том, что большая часть жителей, невзирая на моду религиозной атрибутики, по воспитанию и сущности атеисты (или, если хотите, агностики).
Мне в ответ начнут говорить о корнях, о том, что по переписи населения русские составляют почти 81 процент граждан, а следовательно, сам бог велел православным попам лезть во все щели, ибо русские, как ни кинь, православные. И вот тут-то снова начинается брехня.
Начну с конца, не с истории Руси, а с переписи. Ее достоверность с точки зрения распределения жителей по национальному признаку весьма сомнительна. Дело в том, что еще в советские времена граждане СССР поняли, что быть записанным русским в 5-м пункте паспорта надежнее и спокойнее, чем кем-либо другим. Это касается не только евреев. Кстати сказать, в России заподозренному в еврействе человеку никакие опровергающие это документы, как и необрезанная плоть, все равно не помогали. Но и другие малые народы, как и немалые, тоже стремились записаться русскими или из карьерных соображений, или заботясь о будущем детей. Так что, сколько в России русских на самом деле, бабушка надвое сказала.
И вообще, не очень понятно, что это за этнос такой, русские. В древности росами, называли восточных викингов, выходцев из Скандинавии. И, как известно, один из них, Рюрик, даже стал родоначальником царской династии. Естественно, эти росы смешивались со славянскими племенами. А поскольку Русь, а в дальнейшем Россия, расположилась на торговом пути в Азию, эти росы-славяне торговали и воевали с тюрками, что тоже приводило к смешению крови. Затем были 200 лет вассальной зависимости от татаро-монгольской орды, и так же происходил взаимовыгодный обмен генами. Так кто же тогда эти русские? Генетически, скорее всего, это миф, но нужно признать, что и многие другие этносы с точки зрения генотипа по похожим причинам давно уже сборная солянка. Значит ли это, что национальная принадлежность человека определяется по культуре и ментальности? Наверно, да. Но значит, мы – русские, потому что православные? Или православные, потому что русские? Чушь какая-то.
Великая русская и богословская православная культура – это вовсе не одно и то же. Мировая слава принадлежит первой, а не второй. Да и вообще ни росы, ни славяне христианами не были. Поклонялись каким-нибудь своим Хорсу или Мокоше, или Бальдру или Гору и в ус не дули. И князь Владимир Красное солнышко, завоевав Киев, поставил-то на площади все-таки шесть языческих идолов, а не христианский крест, при этом замордовав двух первых святых православных мучеников Феодора Варяга и его сына Иоанна.
Удивительную лубочную историю о том же князе Владимире Святославовиче рассказывают русскому народу: как он, многоженец, братоубийца и бандит, удачная копия многих других правителей того времени, вдруг просветлел душой и сердцем и принял христианство. Мол, поговорил с неким греческим философом и сподобился. Хотя в истории, как правило, если не примешиваются другие обстоятельства, мало что происходит в результате праздных душеспасительных бесед. А Владимиру уж в чем, а в уме и политическом чутье отказать было нельзя. Создаваемое государство, Киевская Русь, было слабо, раздираемо внутренними конфликтами и уязвимо для внешних врагов. Князю смерть как были нужны сильные союзники и консолидация собственного народа. Опыт близких и дальних соседей давал подсказку, что путем к такой консолидации является единая религия. Но какая? С одной стороны Руси были западные христиане, с другой – восточные, с юга – мусульмане и, как ни странно, иудеи. Откуда взялись эти евреи, и какой они могли представлять политический интерес для русских?
Читали былину «Илья Муромец и жидовин»? Полагаю, что нет. Знания о приключениях Ильи, как правило, ограничиваются Соловьем-разбойником. А я прочитал и призадумался. Вкратце в былине рассказывается о том, как Илья командовал дружиной, охранявшей границы Киева. И вдруг зашел на их территорию жидовин. Причем, просто так, как бы транзитом. Не понравилось это тогдашним пограничникам, и стали они базарить, кому ехать с жидовином воевать. Выбор пал на Добрыню Никитича. Поехал богатырь в чисто поле и начал жидовину, мягко говоря, докучать. Отметелил вражина Добрыню так, что мало не показалось, но пощадил. Пришлось тогда самому Муромцу на бой выходить.
Дальше в былине идет описание битвы, являющееся вариацией греческого мифа о Геракле и Антее, в котором Антей, ослабев, черпал силы от прикосновения с землей, богиней которой была его мать Гея. А в былине земля придала силы Илье, что и позволило тому, хотя и с трудом, но жидовина победить и убить. Очевидно, читатель былины может подумать, что жидовин – это никто иной как еврей. Как бы не так. Существует удивительный исторический феномен, даже не всеми исследователями признаваемый: правящая верхушка и аристократия исконного врага Руси Хазарского каганата, тюрки, по неизвестной причине приняли иудаизм. Впрочем, каганат был веротерпим, и его элитные войска были мусульманскими. От хазаров и происходил интерес князя Владимира к иудаизму. Но от него он отказался, по одной из версий сославшись на то, что не может принять веру народа, неспособного сохранить за собой свою столицу Иерусалим. От мусульманства, говорят, он отказался из-за запрета на спиртное. И остались тогда на выбор западные и восточные христиане. Существуют разные толкования того, почему у Владимира не сложился роман с католиками, но среди прочего, наверно, не последнюю роль сыграло и то, что Рим был далеко, а Константинополь относительно близко. Да и враги были общие скорее с греками и другими жителями Балкан и Малой Азии, а не с западной Европой. Кроме того, величие, красота, еще не иссякшая мощь Византии, бывшей Восточной Римской империи, не могли не произвести впечатление на Владимира.
Взаимовыгодный политический и военный союз требовал и взаимных реверансов. Князь, не будь дурак, положил глаз на сестру императора Василия Анну, на которой и женился, укрепив связь с Византией, а в обмен, подобно Козлевичу из «Золотого теленка», позволил себя охмурить попам и принял христианство. Вот так и свалилась на голову русских ортодоксия, которою не совсем точно перевели как православие, хотя на самом деле это – правоверие.
Еще одна легенда попов говорит о том, что распространение христианства на Руси проходило мирно и бескровно. Вранье. Начнем с того, что Красное Солнышко первым делом сбросил им самим же установленных славянских идолов в Днепр, проявив очевидное неуважение к своим соотечественникам. А на Руси, в разных местах по-разному, насаждение христианства сопровождалось кровопролитием. Растянулся этот процесс надолго. В частности, в Ростове и Муроме сопротивление крещению продолжалось до 12-го века. Что, в общем, и понятно. Представьте, жил себе русский человек не тужил, поклонялся, скажем, Даждьбогу. И вдруг приходят казенные людишки и говорят: «Мы твоего Даждьбога сейчас похерим, а c завтрашнего дня покрестишься и молиться будешь богу нашему Иисусу». А русский мужик в ответ только благостно улыбнулся и ответил: «И правильно. Я и сам давно хотел этого идола пустить на дрова». Бред.
И, тем не менее, христианство захватило Русь так же, как до этого захватило Рим и остальную Европу. Но после того, как весьма почитаемый христианами последний император Рима Феодосий объявил христианство в трактовке Никейского собора государственной и единственной разрешенной религией, Римская империя окончательно распалась на Западную и Восточную, и наступили «темные века». Однако виноваты в этом вовсе не пришедшие варвары, в чем пытаются убедить историки-монахи. Христианская церковь, ставшая после ослабления светской власти одной из самых влиятельных сил в Риме, сознательно начала проводить политику ограничения знаний. Некое подобие образования могли получать только монахи, они же были хранителями знаний, они же их на свой богоугодный лад и интерпретировали. Аристократия стала безграмотной, а о простом народе и говорить нечего. Были потеряны профессионалы, до того поддерживавшие в рабочем состоянии сложную инфраструктуру бывшей империи, постепенно исчезли и те, кто знал ремесла, требующие основательных технических навыков. Цветущая цивилизация пришла в упадок и развалилась. А народ просто «одичал».
Но у него были весьма «полезные» свойства. Им было легко манипулировать. Он боялся ведьм, колдунов и прочих сверхъестественных и злых сил и, конечно же, еще более бога. Церковь, засучив рукава, старательно занялась превращением его в перепуганных карами небесными людей, подчиненных попам фанатикам. «Темные века», сопровождавшиеся превращением людей в настоящих варваров, грабящих и убивающих друг друга из-за любой мелочи, но при этом благочестиво крестящихся, длились почти тысячу лет.
Слава богу, в конце концов, вопреки, а не благодаря церкви, наступил период ренессанса, и Европа, обратившись к светской культуре, ожила.
Тот же сценарий церковь пыталась применить и на Руси. Ей было даже проще. Простой народ и так был темным и необразованным. Напугать его грехами и геенной огненной было несложно. А для царей был припасен пряник. Попы всячески внушали им идею о России как великой империи, которая, являясь правопреемницей Византии, должна стать третьим Римом. Россия, не став третьим Римом, все-таки империей стала. Зачем ей это было нужно?..
Насколько церкви основных конфессий пытались захватить контроль над всеми сферами жизни, настолько светская власть им сопротивлялась. Например, Филип Красивый (Philip le Bel), король Франции, пускай из шкурных соображений, но прижал папу римского, и тот отдал ему на растерзание богатейший и влиятельнейший орден тамплиеров. А король Англии Генрих восьмой, у которого, как известно, было шесть жен, и вообще послал папу подальше за то, что тот не дал разрешение на расторжение брака с его первой женой, королевой, и отделил свою церковь от римской.
На Руси же, кстати, было не так уж много излишне богобоязненных, бегающих советоваться к попам, царей. Вероятно, это Алексей Тишайший, Иван третий и Иван четвертый, он же Грозный. Большинство же влияние церкви пытались ограничивать, а Петр Великий вообще попов не очень любил.
Православие, как известно, возникло в результате разделения христианства на западное, ставшее католическим, и восточное. Католиков всегда было больше, чем православных. И к ним (католикам) у меня есть серьезный вопрос. Я, если кто до сих пор не понял, мужчина, и мне совершенно непонятно отношение церкви к женщине как к сосуду греха, как непонятен и обет безбрачия, принимаемый священниками. Можете считать вашего покорного слугу циником, но у меня, врача по профессии, в связи с этим не мог не возникнуть вопрос о сексуальной ориентации отцов католичества. Непонятна и странная, возникшая с легкой руки папы Климента восьмого и длившаяся в апостольском дворце несколько веков любовь высшего католического духовенства к хору кастратов. Бог-то, если мне не изменяет память, велел плодиться и размножаться. И как же это делать без женщин?
Церковь видит в женщинах дьявольское начало, которое почему-то напрямую связывается с совершенно естественным природным актом совокупления. Бедная Жанна д'Арк прежде, чем попасть к королю Франции, дабы доказать, что ее видения не от лукавого, даже прошла проверку на девственность. То есть, если девица, значит, праведница, а если нет, сатанинское отродье. Верхом женоненавистничества католической церкви явилась охота на ведьм, инструкцией к которой послужил одиозный трактат «Молот ведьм». Удивительно при этом то, что супер-пупер католическая страна Италия до сих пор чаще обращается в молитвах к деве Марии, а не непосредственно к Иисусу.
Тут к месту вспомнить историю. Древний Рим был веротерпим и безразличен к культам как завоеванных, так и не завоеванных им народов. Более того, римские полководцы, уходя на войну, зачастую приносили жертвы и богам противника. На всякий случай. От греха подальше. Одним из популярных в Риме культов был египетский культ Исиды. Любопытно, что история девы Марии во многом повторяет историю египтянки. Муж той, бог Осирис, был убит и разрезан на куски. Исида эти куски слепила и сделала первую в мире мумию, но вот половой орган супруга не нашла, потому что его съели рыбы. Поэтому она сделала фаллос из глины и прилепила к мумии. А потом с помощью волшебства обратившись птицей, по сути непорочно зачала от Осириса и родила бога Гора. За что египтяне в память и знак почитания неоднократно изображали ее, кормящую сына грудью. Так вот, возникшие значительно позже иконы и картины богородицы с младенцем Иисусом (а если точнее, Иммануэлем, что значит: с нами Бог) точь-в-точь повторяют эти рисунки египтян. Так что итальянцы, сами того не подозревая, поклоняются не столько Марии, сколько новой ипостаси древней богини Исиды.
И еще вопрос. Отчего евангелист Матфей сделал реверанс в сторону римлян в истории о том, как душка Понтий Пилат, безуспешно попытавшийся спасти Христа, умыл руки?
Между светскими и религиозными историками существуют противоречия как в определении авторства Евангелия, так и во времени его написания. Последнее датируется от 50-60-х вплоть до 80-х годов н.э. Чем позже что-то было написано, тем менее достоверными выглядят детали и цитируемые слова. Часть светских ученых полагают, что Евангелие написано не Матфеем, а неким неизвестным еврейским автором. Неизвестно также, мог ли присутствовать Матфей на суде Пилата и слышать, что тот говорил. Нет никаких доказательств, что существовала традиции миловать преступников на еврейский песах, во время которого и происходили упоминаемые события.
Зато известно, что Пилат был жестоким и коррумпированным правителем из военных, отличившимся перед императором в войнах с германцами, и слепо преданным Риму. А любой человек, называвший себя царем иудейским и таким образом противопоставлявший себя власти императора, по тогдашним законам был изменником. Наказание за измену было одно, казнь. Поэтому никакого выбора у Пилата не было. К чему же эта приукрашивающая человеческие качества римского прокуратора (точнее префекта) история? А к тому, что Рим христиан невзлюбил, и нужно было искать пути к примирению с ним. Вот вам и «благородный» Понтий Пилат.
Но откуда все-таки эта нелюбовь к христианам, преследования, казни и дискриминации вплоть до правления императора Константина и принятия им в 313 году н. э. Миланского эдикта? А все дело в нескольких фразах евангелия от Иоанна и Луки, которые легко могут быть интерпретированы как инструкция по каннибализму. Каннибалов не любит никто. Православные, я не верю, что первые христиане были людоедами, хотя в любой конфессии могла появиться и секта изуверов. Но признайтесь, таинство евхаристии, во время которого верующим даются для поедания пресный хлебец и вино, символизирующие плоть и кровь Христа, выглядит, мягко говоря, довольно странным.
Впрочем, я, возможно, ломлюсь в открытую дверь, рассказывая эти истории. Целесообразнее, очевидно, адресовать читателей к интернету, желательно англоязычному, и к авторам, которые критиковали христианство намного раньше меня. Я бы посоветовал, кто не читал, взять написанные в конце 19-го века книги Лео Таксиля «Забавная библия» и «Забавное евангелие, или жизнь Иисуса», а еще лучше дать их почитать детям подросткового и старше возраста, ведь попы прямо или косвенно мозги промывают в первую очередь им. Следует, однако, заметить, что книги Таксиля посвящены не православию, а католичеству, но это сути не меняет. Оно – то же христианство, но с чуть другими ритуалами.
Но вернемся из прошлого в настоящее. Я, получая информацию о происходящем в России исключительно через телевидение, день ото дня узнаю все больше и больше нового. У меня, например, под его влиянием могло создаться впечатление, что православие в стране во время советской власти было чем-то вроде масонской ложи. Народ только напоказ как бы поддерживал советских вождей и, главное, подчинялся «мягкой», но руководящей и направляющей руке коммунистической партии, а на деле втихаря верил в бога и разве что не держал иконы под подушкой. Интересно тогда, в какой же стране жил я? Где была спрятана вера моих родственников, друзей, знакомых и многих других людей, с которыми мне приходилось встречаться по жизни? Видно, уж очень тайными они были «масонами»…
В России бесконечно обсуждается и тем или иным способом обыгрывается тема Отечественной войны. Нет конца посвященной ей фильмам. Но, странная вещь, если раньше благодарному зрителю показывали, как в советские времена победа ковалась под бдительной опекой секретарей рай– гор– и прочих комов КПСС или в худшем случае ВЛКСМ, то сейчас наконец-то народу стали открывать глаза на правду. Как же советские люди могли победить фашистов без попов? Я не хочу ерничать. Среди духовенства наверняка были патриоты, вставшие на путь борьбы с немецкими захватчиками, честь им и слава. Но никакого объединенного православного сопротивления не было. А немцы, как правило, не трогали служителей культа в оккупированных странах, если те не были замечены в нелояльном отношении к рейху.
Нонсенсом являются и кадры фильмов и сериалов, где офицеры и солдаты советской армии перед боевой операцией или провожая кого-то на бой, осеняют себя или кого-либо крестным знамением.
Но самый большой ужас у меня вызывает даже не это, а подобное всепоглощающей страсти желание церкви проникнуть в систему образования. И, боюсь, они тихой сапой своего добьются, ведь никакого организованного сопротивления, не считая слабеньких голосов некоторых представителей интеллигенции, светская, подчеркиваю светская, официальная власть им не оказывает. Всякие там факультативы в школах, типа истории религии, – это лишь промежуточный этап. Вначале преподаватель просто расскажет про христианство или ислам, потом покажет, как совершаются обряды, потом, как и о чем молятся, и, в конце концов, пригласит в церковь или мечеть. Так просто. На экскурсию. А чем все это в итоге закончится, догадайтесь сами. Гоните попов от школ поганой метлой!
А в армию они уже проникли. И служат молебны. И войска, конечно, стали от этого более боеспособными. Ведь раньше как было? Солдат служит себе и служит, а о спасителе не думает. А теперь думает. И, более того, армия в России уже не просто так. У каждого рода войск есть свой святой покровитель. Берегись враг.
Надеюсь, что кто-то из читателей добрался до этого места и предвижу лавину критических замечаний, если не пожеланий моей скорейшей смерти. Как я могу так говорить о великой(их) религии(ях), которые на протяжении истории , хотя и страдали временно (веками) некоторыми перегибами, но сейчас это, слава богу, прошло, и церковь является исключительно носителем и проводником моральных ценностей. Про перегибы я говорить не хочу, просто почитайте, скажем, об инквизиции и крестовых войнах, или о том, как «добрые» православные попы во главе с Никоном в соответствии с «Соборным уложением 1649 года» сожгли на костре протопопа Аввакума и еще троих староверцев, и неизвестно сколько еще раскольников во время и после пресловутой никоновской церковной реформы. Сотни точно, если не тысячи. Жгли деревнями. Не хотите вдаваться далеко в историю, почитайте о современном священном джихаде.
Что же касается тезиса о том, что церковь является носительницей морали, это очередная ложь. Нет никакой специфической христианской, исламской, иудейской и прочая морали. Я как-то в силу собственной дурости решил проверить и прочитать, что все-таки говорится в Старом и Новом завете о заповедях Моисея и Иисуса, то есть основах морали.
Непонятно только, зачем им обоим, чтобы их сформулировать, понадобилось лезть на гору. Моисею – на Синай, а Иисусу – на так называемую гору Блаженств. Почитал я соответствующие главы и, цитируя Ильфа и Петрова, аж заколдобился. Ничего не понял. В чем же они, заповеди? Что у Моисея каша из слов, что у Иисуса в нагорной проповеди каша из слов. Что, где, куда, где право – где лево? Куда ведь проще расписать все по пунктам: первое – нельзя это, второе – нельзя то, и т. д.
И тогда я подумал, что библия все-таки книга древняя. И, может, в те времена было принято излагать витиевато, непонятно и иносказательно. Так ведь нет же. Я-то сдуру увлекся чтением книги Исход и дошел до инструкции по строительству ковчега Завета (кивота). Мама дорогая, но ведь здесь-то все просто, как в детском конструкторе. Возьми отмерь того-то столько-то, такого материала отвесь столько-то, эдакого столько-то и т. п. Любо дорого. Хоть сейчас строй. Значит, древность книги – не препятствие четкости изложения. Так почему же мессии номер 1 и номер 2 говорят так непонятно? А чтобы оставить свободу для дальнейшей трактовки слов. Как хочешь, так и понимай, как хочешь, так и трактуй.
А мораль есть только одна, общечеловеческая. И сложилась она за тысячелетия до того, как появился первый христианин или мусульманин. Не были ни древние египтяне, ни греки, ни римляне заведомыми убийцами, ворами и лжесвидетелями. Не являются ими и сейчас аборигены племен джунглей Южной Америки или островов Бисмарка, слыхом не слыхавшие о Моисее, Иисусе и Магомете. Но любое объединение людей всегда пытается подогнать общечеловеческую мораль под свои интересы. Так в советские времена родилась мертворожденная мораль советского человека, строителя коммунизма. Своя мораль была у нацистов. Своя – у красных кхмеров. Вот и церковь над естественными и известными принципами общечеловеческой морали создала надстройку из выдуманных ею запретов (грехов), которыми пугала и пугает верующих. В сущности, церковь – это бюрократическая структура, целью которой является объединение людей по религиозному признаку, а задачей – контроль и манипулирование ими. И горе тем странам, где она объединится с государственной властью.
А как же всем известная благотворительная деятельность церкви? Ведь чего они только не делают для убогих и страждущих. И будут делать. Потому что пилюля должна быть сладкой, потому что должны быть те, которые с искренними слезами благодарности придут в храм и расскажут другим, неустойчивым в вере, какие попы хорошие.
Снова хочу сделать поправку. Я не сомневаюсь, что среди священнослужителей разных конфессий, монахов и монашек есть большое количество искренне верящих, порядочных и образованных людей, и они на самом деле делают все для того, чтобы у людей паствы и вне ее царил мир в душе, а в доме был достаток. Но они служат системе, а система бездушна и, на мой взгляд, порочна. Ведь и в КГБ не все пытали…
Как относиться к прекраснодушным интеллигентам, любящим рассуждать о христианской идее, приветствующим и поддерживающим христианскую философию? Многие из них являются гордостью русской культуры… А никак. Во-первых, они имеют право на собственное мнение. А во-вторых, если можно так выразиться, их идеализированное христианство – результат нахождения топора под лавкой.
Вряд ли можно представить себе образованного и здравомыслящего человека, который огульно отрицал бы идею бога. На это способны только очень недалекие. С другой стороны, живя в христианской, мусульманской, иудейской стране, человек не может не поддаваться влиянию исторического менталитета и культуры народа. В итоге русская, украинская, белорусская и пр. интеллигенция ищет истину в православии, итальянская и польская – в католицизме, арабская, турецкая или татарская – в исламе, а еврейская – в иудаизме. То есть находит топор под лавкой. Эта же интеллигенция придает религиям некий шарм, а также наделяет чертами, им не присущими. Что в итоге церкви идет только на пользу.
Есть, конечно, и другой путь. Можно создать собственную, свободную от богослужения и посредничества попов религию. Но на такое вряд ли кто рискнет. Хотя относительно недавно умерший американский писатель Курт Воннегут в своем произведении «Колыбель для кошки» рискнул и описал новую религию, боконизм (точнее, бокононизм), названную в честь ее создателя Боконона. Милая и привлекательная религия. Один из главных ее ритуалов называется боко-мару. Во время него два человека соприкасаются друг с другом голыми пятками. Это акт, символизирующий взаимную передачу любви и знаний.
Так в чем же вклад главных монотеистических религий в развитие цивилизации? Он огромен, и я был бы последним нахалом, если бы стал это отрицать. Но дело здесь не боге и вере в него. Это лишь вывеска, внешняя часть системы, объединяющей людей, приводящей их, так сказать, к общему знаменателю. И неудивительно, что объединение человеческого материала под знаком бога в одно стадо и изгнание или физическое уничтожение инакомыслящих способствовали как формированию, так и укреплению государственности в Европе, Азии, Северной Африке, а затем и в Америке. Но… и народы, исповедующие политеизм, прекрасно создавали свои государства и империи. Вспомним Грецию, Египет, Рим, Ассирию, Персию и пр.
Я не хочу выглядеть мракобесом и отнимать у церкви ее заслуг. Что было сделано, то сделано. Но, ставя на весы гирьки, условно обозначающие плюсы и минусы, я понял, что минусы перевешивают. Приведу самый простой пример: раздувание христианами антисемитизма, в сущности, культивирование ненависти к евреям, обвиняемым в казни Христа. А ведь его римляне распяли. Римляне. И по приговору префекта Римской империи. Но для многих христиан все это не имеет никакого значения. А проповедующие религиозный антисемитизм попы, даже относящиеся к разным, исторически враждебным друг к другу ветвям христианства, проявляют удивительное единодушие, говоря то голосом Иоанна Златоуста, почитаемого как католиками, так и православными (воистину золотые уста), то голосом реформатора-протестанта, отца лютеранства Мартина Лютера. Забавно, что с мусульманами у евреев были традиционно не самые плохие отношения. Дискриминация была, но не смертельная, и она распространялась на всех неверных, немусульман, гяуров или кафиров вообще. В пользу терпимости мусульман к евреям говорит в частности и то, что в конце 15-го века изгнанные из Испании в соответствии с Альгамбрским декретом евреи переселились не куда-нибудь, а в мусульманскую северную Африку, где веками и процветали. А существующая в настоящее время взаимная нетерпимость между мусульманами и иудеями – это уже результат современной истории, создания государства Израиль и конфликта между евреями и палестинцами. Любопытно, однако: если палестинцы всегда жили на этой территории, кто же тогда распял Христа две тысячи лет назад?..
Главный вклад монотеистических религий, христианства и ислама, в человеческую цивилизацию в другом. Они придумали религиозные войны. Люди вообще-то воевали друг с другом всегда. Но причины войн были если и не простительны, то понятны. Одно государство хотело ограбить и захватить другое, более слабое. Что и делало. А еще, если верить Гомеру, люди могли начать воевать из-за женщины, а, конкретно, прекрасной Елены. И надо же, десять лет мужики из-за нее, родимой, с завидным упорством убивали друг друга. Впрочем, есть и другой исторический пример – это похищение на заре основания Рима римлянами сабинянок, что тоже стало причиной войны. Но правда это или нет, никто достоверно не знает. История – наука полная вранья.
Зато возникновение христианства и мусульманства создало новый приоритет среди причин войны. Богоугодно и правильно, оказывается, резать и жечь еретиков и неверных и, соответственно, предавать огню и мечу их государства. И затем обращать выживших в свою веру. Так, например, христианская северная Африка стала мусульманской. А самое печальное то, что мы живем уже в 21-м веке, но эта религиозная война продолжает тлеть и уносить жизни ни в чем неповинных людей. Вот он монотеизм во всей красе.
На этом этапе статьи у меня неожиданно появилось желание начать извиняться. Дорогие христиане, православные, католики, протестанты, копты и прочие, я не хочу, чтобы вы думали, что я настроен исключительно против вашей религии. Я одинаково недолюбливаю все культы, будь то ислам, иудаизм, буддизм, вудуизм или другой -изм. Просто о христианстве я знаю больше, а православные попы и православие на госканалах телевидения достали как меня, так, по-моему, и многих граждан России, а также находящихся в эмиграции или в сопредельных странах бывших советских людей. Я отрицаю право любого человека узурпировать роль посредника между богом и остальными людьми и его право быть толмачом слова божьего. Но если вы меня спросите, верю ли я в бога, то, вероятнее всего, отвечу «да». Я надеюсь, что есть высшая и, вероятно, мудрая сила, а я и все живое – не просто звенья пищевой цепи. Бог по определению велик и всесилен. Поэтому нет создателю всего сущего необходимости обращаться к каким-то мелким людишкам, чтобы они выступали от его имени. Нет ему необходимости и требовать соблюдать идиотские обряды. Например, отрезать кусочек кожи от полового органа. Какое вообще дело богу до мужского причинного места? А что же говорить о разных бессмысленных обетах?
Приведу пример. В Индии сикхи, желая доказать крепость своей веры, сами придумывают себе испытания. Один чудик, демонстрируя преданность то ли ипостаси Абсолюта Ниргуну, то ли Саргуну, поднял вверх правую руку и перестал ее опускать. Так и жил несколько лет с поднятой рукой. Рука атрофировалась, в суставах развилась контрактура, и теперь он, наверно, и хотел бы руку опустить, но не может. И торчит она безжизненной сухой плетью.
А Бог, поверьте, если захочет, найдет путь к душе любого, каким бы ничтожным он себе не казался. И он наверняка регулярно это делает, только мы не замечаем. Нам проще и спокойнее участвовать в ритуалах и повторять молитвы. И главное, советоваться с попами. Они-то все знают.
Несмотря на все сказанное выше, я с уважением отношусь к верующим как личностям по отдельности. Когда они не совсем уж безумные фанатики. Человек имеет право на веру и право на то, чтобы верить так, как он считает правильным. Но вера в бога вещь интимная, как любовь, и делить ее ни с кем не надо. Для меня же, прошу прощения, верующие подобны болельщикам футбольной команды. Я спокойно отношусь к их переживаниям, готов быть лучшим другом и отдать последнюю рубашку. Но только до тех пор, пока меня не начнут, скажем, заставлять болеть за «Зенит» и носить дурацкий шарфик на шее.
А закончить я хотел бы бокононическим калипсо из упомянутого ранее произведения Курта Воннегута (к сожалению, не знаю имени переводчика):
Пожмем друг другу пятки.
И будем всех любить,
Любить как нашу Землю,
Где надо дружно жить.
Об авторе этой книги
Послесловие составителя
Я узнал его, когда ему было почти два года, влюбившись на всю жизнь в его маму. То, что тогда появилась еще одна моя глубокая привязанность – к мальчишке, Галя считала естественным, предопределенным: «Если мужчина полюбил женщину, он не может не полюбить и ее ребенка». Я не оспаривал это очень, по мне, зыбкое утверждение. Просто знал об одновременно появившихся двух разных чувствах – к женщине и к маленькому человеку. И казалось естественным (почему-то!), что и пацаненок проникся ко мне теплотой. Не хочу растекаться мыслью по древу, скажу одно: мы так и прожили отведенные нам пространство и время в этом сердечном созвучии.
Именно поэтому мне всегда казались ненужными, более того, коробящими наши отношения мысли о их бюрократическом оформлении, типа усыновления. Меня и Сашку скрепили до последнего дня моя любовь к Гале и его сыновнее обожание матери.
Вот сценка, запечатленная во мне навсегда. Вечер, мы все трое в общежитской каморке, усталые, ничего не делаем, я сижу на кровати, Галя за столом, Сашка – тоже, рисует. Вечернее умиротворение, мгновения тишины, о которых иногда мечтается. Сашка, прервав свое занятие, внимательно смотрит на Галю. И вдруг говорит:
– Сидит такая кисонька, ручки сл
Нет в мире таких букв и нот, чтобы можно было передать чувство, которое в те секунды переполнило эту душу, умиленную самой чистой на свете любовью, описать интонации детского голоса, непроизвольно выдавшего вдруг нахлынувшую признательность.
У нас не было еще свидетельства о браке, не было жилья, денег, даже точного намерения, где обитать… И вдруг эта детская фраза – «Сидит такая кисонька, ручки сл
Помните школьный учебник? Там в разделе органической химии много формул, показывающих, из чего состоят вещества. В основе всегда соединения-радикалы. Ну, радикалы как радикалы. Но если в формуле связать их палочками-стрелочками, они из сборища прилепившихся друг к другу атомов обращаются в портрет молекулы – реально имеющегося в природе вещества. Ибо палочки-стрелочки рисуются не для красоты, а показывают
Из моего письма родителям.
«Сашка уже зовет меня папой (причем без малейшего нажима с нашей стороны, сам), любит меня и хорошо слушается. Хороший и веселый парнишка. Вот только что я ему дал воды, подтепленной немного кипятком. Он выпил ее и заявил: «Вода такая, как будто ее во рту подержали и выплюнули». В хорошем настроении он способен каждую минуту выдавать по подобной шутке. Любопытный человечек.
В день рождения я подарил ему фильмоскоп (настоящий, большой), а недавно мы ему купили велосипед, комбинированный, может быть и двух– и трехколесным. Сейчас катается на трехколесном».
Как ни странно, поначалу моим самым значительным смысловым занятием с сыном стало… пение. Как мы вышли на эту неожиданную тропу, уже не помню. Влечение маленького Сашки к песням, обязательно сюжетным по тексту, как я понимаю, было вызвано какой-то нехваткой в его умственной жизнедеятельности эмоциональных и эстетических начал. Детский сад в этом смысле мало что давал, до детского театра (а был ли он в Ростове, где мы тогда жили?), до мысли о домашней фонотеке мы как родители и в своем собственном развитии, и материально еще не доросли…
Пел я. На втором месте по популярности у Сашки была простенькая композиция «Шумел сурово брянский лес» (композитор Сигизмунд Кац) – прелестная история Анатолия Софронова о том, как суровые, под стать самому лесу, партизаны-патриоты забросали гранатами фашистско-немецкий штаб. «В лесах спасенья немцам нет, летят советские гранаты, и командир кричит им вслед: «Громи, громи захватчиков, ребята!». Торжество справедливости, творимой лесными робингудами с гранатами в руках, было очень по душе ребенку.
Но хитом у нас был «Заветный камень» Бориса Мокроусова, сочиненная в лучших традициях советской песни мелодия, прихотливая, но удивительным образом сразу ложащаяся и на слух, и на душу. Любые наши музыкальные досуги заканчивались требованием: «Про камень»! А это была весьма печальная история. Последний защитник Севастополя, израненный, с куском гравия (или гранита), захваченным в последний момент на берегу, в утлой шлюпке уходит в открытое море. Но…
Друзья-моряки подобрали героя.
Кипела волна штормовая.
Он камень сжимал посиневшей рукою
И тихо сказал, умирая…
Начиная со слов «посиневшей рукою», малыш начинал сглатывать слезы, а в середине следующего куплета уже не мог их сдержать. С ним происходил, как сказал бы Аристотель, катарзис (возвышение, очищение, оздоровление). Я не видел в этом ничего плохого и повторял эту пьесу, как впоследствии Кобзон «Не думай о секундах свысока», – по первому требованию.
И кто бы мог подумать, что это наше ничего нам не стоящее отдыхательное развлечение вдруг сослужит нешуточную службу. Однажды в дверь постучали, и появилась комиссия от инспекции по правам детей, состоявшая из двух дородных дам. Ее задачей было дать заключение, с кем из родителей ребенку будет лучше – со своей мамой или с родным отцом, и, соответственно, на чьей стороне будут на суде органы народного образования.
Меня там не было, а была моя и Галина подруга Аида Злотникова. По ее рассказу, на посетительниц произвело не очень хорошее впечатление, что тут, еще до завершения бракоразводного процесса, живет другой мужчина. Еще большее их недоумение вызвало то, что мальчишка зовет его папой.
– И что вы с новым папой делаете? – спросили они у Сашки.
– А ничего. Песни поем.
– Какие?
– «Шумел сурово брянский лес», про камень.
– Про какой камень?
И бойкий парнишечка стал растолковывать двум инспекторшам, как каким-нибудь недоумкам, что была война с немцами, что был герой-моряк и что он камень сжимал посиневшей рукою…
Больше никаких таких инспекторов к нам не являлось, и даже ни на какой суд нас не вызывали, все решили в наше отсутствие. Поскольку в деле была такая справка. «…Воспитанию ребёнка уделяется большое внимание. Гражданин Режабек работает в гос Университете (так написано. –
Была проведена беседа с Сашей Режабек, мальчик очень любит свою мать и на вопрос – с кем он хотел бы жить, ответил: «Конечно с мамой». Мальчик с уважением говорит о своём отчиме. …Считаю, что нет оснований передавать Сашу Режабек на воспитание отцу – гражданину Режабек Е.Я.».
Тут самое время немного сказать о «гражданине Режабек Е.Я».
Когда его постигла такая же беда, как и Алексея Каренина, он тоже, как за спасительную палочку, схватился за ребенка и заявил, что не оставит сына
Понятно, для меня это было удручающе. Наша встреча с Евгением стала неизбежной. Режабек был высокомерен. Когда речь зашла о Гале, о том, что в этой ситуации она часто плачет, он, усмехнувшись, обронил:
– Пускай поплачет, ей ничего не значит.
Формально встреча закончилась ничем. Однако я на нее шел с очень тяжелым сердцем, а уходил, как ни странно, с облегчением. Я разговаривал не с монстром, который успел вырасти в моем воображении, а вполне с человеком. С человеком, в котором вопреки его внешнему поведению можно было ощутить неуверенность, в нем не было тяжеловесной Каренинской убежденности в своей заведомой, от бога данной правоте во всем. А главное, я понял, что просто превосхожу его в своем чувстве к Сашке, которое, оказывается, росло параллельно с любовью к матери мальчишки. И коль скоро будет борьба за него, я с таким «боезапасом»… обречен на победу.
Между тем, в глазах других лиц, заинтересованных в судьбе дитяти, – Галиных мамы, отчима, брата,
Гале, умученной тянущимися разводными сумятицами, это, кажется, даже понравилось. Но я, отловив ребенка, раскачивавшегося в саду на нижней ветке яблони, сказал, чтобы больше он так не говорил. И он не говорил – при мне. Но, лукавый бесенок, в мое отсутствие предавался вольной языковой стихии полуроссии-полуукраины, включая и полюбившееся то ли имя, то ли ругательство – «тот паразит». Я делал вид, что не замечаю этого, поскольку он все же как-то дисциплинирует себя по моему наказу. И рано или поздно эта грубость из него выйдет: как говорится, от внешнего к внутреннему. (Кажется, это – по
… Я увидел Режабека еще раз примерно вскоре после 90-го года. Евгений позвонил Гале. Он был в Москве на научной конференции и сказал, что хотел бы что-то узнать о нашем Сашке. Тот незадолго до этого уехал из СССР вместе со своей семьей. И как раз накануне мы получили видеопленку со сценами их тамошней жизни. Галя пригласила бывшего мужа приехать и посмотреть ее. Я пришел домой с работы, когда Режабек уже собрался уходить. Мы поздоровались и пожали друг другу руки – прощаясь.
От той встречи осталась в памяти деталь из рассказа Гали. Евгений сказал ей, в общем-то не шутя, что она проявила дурость, не подав заявления на выплату алиментов, что это были бы очень неплохие суммы. Ясное дело: профессор, зав. не только многими институтскими кафедрами марксизма-ленинизма, но и настоящими научными учреждениями. Но Галя-то хорошо понимала, что, получай мы те деньги, я, наверное, не мог бы полнокровно ощущать, что Сашка –
«Среди разных бумаг на верхней полке лежит у меня одно тайное письмо, – так начинается мой очерк, написанный в первую половину «нулевых» годов. – Собираясь рассказать эту историю, хотел достать его. Но подумал: зачем? Главное там для меня – первая страничка. А я ее и так помню».
Написал я этот очерк и… не отдал ни в какую редакцию. Сегодня я кое-что изменил бы в том тексте, как-никак автор, имею право. Но… не буду.
«…Все началось давно. Я, начинающий журналист, в одной редакции познакомился с прекрасной молодой женщиной. Так случилось, что я занял, не подозревая сего, предназначавшийся ей пост. Это не помешало мне влюбиться в нее, и, как ни странно, взаимно. Она была жена профессора (или без пяти минут профессора, не помню). Для меня это не было важным. Как не было важным и то, что у нее был маленький сын. Хорошенький двухлетний парнишка, в которого тоже трудно было не влюбиться (а кто из малышей такого возраста не мил и не неотразим?). Жизнь складывалась так, что вдвоем нам встретиться было трудней, чем втроем – я, она и мальчик по прозвищу Хока. У того оказался хороший, дружелюбный нрав.
В тот день, когда я впервые пришел в их общежитскую комнату (профессор был вытеснен как-то без меня – мои нелегкие встречи с ним были еще впереди), Хока – а ему к тому времени было уже четыре года – взял и назвал меня «папой».
– Разве он тебе папа? – удивленная, спросила мать.
– Папа! – твердо ответил мальчишка, без колебаний взяв на себя добрую половину моей мужской ответственности. Так впервые мы с ним совершили один мужской поступок на двоих.
Как я сообразил позднее, он в тот момент, видимо, в первую очередь думал о матери, которую любил безмерно, и о ее, прямо скажем, двусмысленном по отношению к нему положении.
С тех пор я как-то не верю в инфантилизм маленьких детей, в их неспособность «врубиться» в суть взрослых отношений, не разобраться, где и в чем им самим будет лучше. …Малышу лучше не там,
…Я помню странный случай в школе, на выпускном вечере сына. Потеряв его из виду, мы побрели разыскивать его по казенному и довольно пустынному зданию. Зачем? Не знаю сам. Мы открыли дверь спортзала – и едва успели увернуться от несущегося прямо на нас… стула, пущенного в полет сильной и меткой рукой нашего чада. Конечно, этот снаряд был предназначен не нам, а первому попавшемуся. Однако мать все равно разобиделась и, несмотря на все уговоры мальчишки, покинула поле предстоящего торжества.
Я думаю, она до сих пор не поняла причину «немотивированного вандализма» собственного дитяти.
Дело в том, что он ухитрился записаться в первый класс под моей фамилией – так ему захотелось, а мне, легкомысленному, это было приятно. В другом городе, где мы потом жили, это же проделать было уже легче. И в Москве – тоже. Подлог вскрылся перед экзаменами на аттестат зрелости. Надо было или срочно
Парень послал письмо родному отцу. И получил от него разрешение на перемену фамилии. Но… пришел ко мне.
– Скажи, тебе очень важно, чтобы у меня была твоя фамилия? Тогда я сейчас иду к нотариусу.
– Нет, меня не волнуют формальности, – ответил я.
– Спасибо, – сказал он, и я не понял, порадовал я его своей «сговорчивостью» или обидел «безразличием». Меня это тревожило. Его, видимо, еще больше.
В общем, аттестат зрелости ему был выписан на фамилию родного отца. А скопившаяся по этому случаю нервная энергия – дурная ли, благодатная ли – погнала его в тот вечер неведомо куда, и он схватился за первый попавшийся в руку предмет и, как говорят судейские, в не совсем вменяемом состоянии метнул в того, кто первым раскрыл дверь. А им оказался я.
…Бог ты мой! Какая это ерунда по сравнению с множеством известных мне (по роду службы, разумеется) случаев, происшедших на почве разводов и усыновлений. Про удочерения я вообще не говорю – там слишком часто все бывает еще в тысячу раз сложнее. Вот что для меня ясно: чем меньше взрослые вмешиваются в чисто формальную, даже юридическую сторону дела, тем лучше для всех – и для детей, и для самих взрослых. Единственно с чем надо бороться беспощадно – с проявлениями насилия в любой форме, физической ли, психологической, моральной. Не наше это собачье дело, с кем жить человеку, под какой фамилией, кого любить и почитать родным, а кого просто дяденькой или тетенькой. Что бы там ни говорили высоколобые юристы. Они ведь все равно всё со всех взыщут что положено. Ну, и ладно. А человеческое – человекам.
…Он пришел ко мне лет пятнадцать назад.
– Батюшка! – с каких-то пор он нашел, как ему кажется, самое точное обращение ко мне – «батюшка», а мне оно понравилось, так и живем. – А как бы ты отнесся к тому, если бы я со своей семьей уехал из страны?
То была еще пора довольно вонючего (это я о «Гастрономах» да столовых) социализма.
– Но почему?
– Потому что жить здесь – это для меня каждый день терять чувство собственного достоинства.
– Это правда?
– Правда.
– Тогда уезжай.
И уехал.
А я потерял что-то. Теплое, к чему можно было бы прислониться, согреться. Доброе, на которое можно было рассчитывать. Сильное, потому что молодое.
Но вскоре многое изменилось! Оказалось: можно ездить в гости. Оказалось: можно перезваниваться. И, в принципе, можно уезжать и приезжать. Ругайте демократию как хотите, но уже из-за одного этого она благословенна.
…И вот та первая страничка письма, которая запомнилась наизусть.
Сверху красным карандашом: «Персонально». И так же красным подчеркнуто: «Батюшка!..»
«Ты среди нас самый умный и самый рассудительный. Написал я, понимаешь ли, письмо всем вам, а потом стал мучиться, стоит его посылать или нет, потому что… Ты уж будь любезен, прочти и сам реши, что сказать, что нет, или вообще отнести письмо к разряду сугубо личных, направленных только тебе».
Под каждой крышей – свои мыши. Тем более в семье. Деликатные обстоятельства, о которых шла речь, могли кое-кому показаться обидными. Он опять думал о своей матери. И невольно стребовал с меня должок, выданный им в четыре года: теперь я должен был принимать наше окончательное решение.
Мы с ним не показали это письмо никому. И правильно сделали.
…А у него уже растет третий ребенок. Может, пора его усыновить?..»
Мы с Сашкой сумели стать близкими друг к другу. Вся предыстория, где он – подкупающий милотой малолетка, не имеет к этому касательства. Это заблуждение многих – считать, что наши родительские отношения с малыми детьми перетекают потом во взрослые. «Он уже мужчина, а для меня – все равно маленький»… Эту ставшую притчей во языцех неправду, придуманную, мне кажется, некими равнодушными газетчиками «для утепления» изначально остылых, фальшивых фигур в своих сочинениях, кое-кто ошибочно воспринимает как норму естества. И нередко расстраивается: почему у меня не так? А не так у всех психологически нормальных. Я занимался этой темой (конечно, не более как журналист), и при случае, может быть, поделюсь своими соображениями. А пока хочу высказать одно из них: отношения между родителями и выросшими детьми в большинстве случаев устанавливаются, как у всяких двух людей при их знакомстве. Мы друг друга открываем для себя. Прежние чувства при этом могут играть роль. Но чаще – нет.
Да, «в сплошной лихорадке буден» бывает трудно уловить момент этого знакомства, поэтому «вдруг» проявившиеся «новые» черты единокровного человека или его поступки могут оказаться обескураживающими, повергающими в недоумение.
Но я знаю и день, и час, когда моя жизнь пополнилась новой эмоцией. Ощущением человеческой близости к выросшему сыну. Обстоятельства, сопутствовавшие этому, скорее всего, случайные. Однако без их знания рассказ будет непонятным.
…Он уже был врачом, успешно работал и решил поступить в аспирантуру. Вдруг почему-то ему отказали в праве участвовать в конкурсе на поступление, не помню, к чему придрались – то ли к сроку подачи документов, то ли еще к чему. Кто должен был восстанавливать справедливость? Конечно, батюшка.
Естественно, я стал искать коллег, имеющих выход на министра здравоохранения. И нашел – но не министра, а его зама. Но зато нашел быстро – через коллегу в своей же редакции. А время в этом случае играло большую роль.
Работа в редакции журнала «Журналист» выработал во мне привычку, читая периодику, собирать вырезки по темам, почему-либо интересующим меня. Часто без всяких целей – вдруг пригодится. И вот по этому случаю заглянул в большой конверт с публикациями о сохранении здоровья. Там оказалась россыпь аспектов проблемы. Их было слишком много для телефонного разговора. И для его продолжения заместитель министра пригласил меня прийти к нему.
Я с самого начала раскрыл карты: рассказал о несправедливости, проявленной по отношению к моему сыну, и попросил помочь. Собеседник взглянул на настольный календарь:
– Боюсь, сроки прошли. Ну, ладно, там у меня знакомый ректор, спрошу у него.
Затем два часа мы говорили на темы здоровья и об их освещении в прессе. Как обычно в таких случаях, я пообещал ему, доктору меднаук, кандидату философии, заслуженному врачу РСФСР, через два дня прислать предварительный текст его статьи.
Уже нынче, через тридцать пять лет, я раскопал эту статью под названием «Здраво о здоровье» и с удивлением подумал: ее и сейчас можно опубликовать, было бы и интересно, и полезно.
Но рассказ о другом. О том, как поутру Саша пришел к нам принять душ, как он всегда делал после суточного дежурства в инфекционной больнице на Соколиной горе, чтобы не дай бог не притащить в свой дом какую-нибудь заразу: там был младенец, наш первый внук. Я уходил на работу, когда он, справившись, не забыл ли я про его просьбу, сказал с недоброй усмешкой:
– Ну-ну, посмотрим, какой у тебя журналистский авторитет.
Я в спешке только махнул на него рукой. И вспомнил эту фразу через сутки, когда на следующее утро взял в руки гантели. Без гантелей в этой истории не обойтись. Однако они ни в коей мере не свидетельствуют ни о какой моей спортивной сущности. Совсем наоборот. Физкультура была моим самым нелюбимым, после черчения, предметом и в школе, и в университете.
В 32 года у меня прихватило спину. Да так, что даже в постели не повернуться. Кое-как на такси доехал до поликлиники. Сжав зубы, взобрался на стол для рентгена. Пока – долго! – проявляли пленку, в голове клубились страшные мысли. Наконец, помахивая гибкими черными листами с изображениями моего костяка, появилась врачиха и весело объявила:
– Грыжа Шморля!
– И что же делать?
– А ничего, ждать, когда следующая появится. И впредь не поднимать более двух килограммов.
Галю тогда устрашило всего больше само название «грыжа Шморля», а меня предупреждение насчет двух килограммов. Как только прошел приступ, я тут же купил гантели. И надо же – угадал! Как многократно выражались авторы очерков из моего тематического конверта, «болезнь отступила». Конечно, в отличие от их героев я не полюбил физкультуру как родную, но от гантелей как от счастливо найденной панацеи боялся отказаться, принимал возню с ними как медицинскую необходимость.
Так вот, в тот день в руках у меня были гантели, а в голову абсолютно по-новому влетела вчерашняя фраза: «Посмотрим, какой у тебя журналистский авторитет». Вдруг все мое существо захватила волна такой всепоглощающей обиды… Во-первых, мне в голову не приходило как-то связывать семейные заботы с бесчувственным понятием «авторитет», хотелось верить, все идет от любви. А главное, подумалось, вот она, цена всех отношений: ты мне – я тебе. И где – в нашем доме. Было так горько!
Уже потом, вспоминая об этом, я оценил меткость расхожих русских фразеологизмов. Например, «убийственное слово». Или: «опустились руки»; «все валится из рук». Именно так и было. Сначала руки без моего ведома опустились. Потом из них вывалилось все, что было – гантели. А затем и я сел на пол. Тут еще можно было бы сказать: «ноги не держат». Но это было бы неправдой. Ноги – они устойчивые. Просто сел, как обиженный ребенок.
А тут на шум пришла Галина. Делать нечего, рассказал, как все было.
День прожил с сердцем как бы замороженным. А вечером пришел Сашка.
– Батюшка, ты что, обиделся? Брось, я же просто пошутил.
Но я-то знал, это была не шутка: я видел его лицо. Однако внутри потеплело.
– Да плевал я на эту аспирантуру! Пойду вон лучше на «Скорую помощь». И деньги, и практика… Батюшка, ты же знаешь, как я тебя люблю.
– Не знаю.
– Ну, так знай. Я тебя люблю.
Я ему таких слов никогда не говорил. По-моему, и он мне тоже. Вот с той секунды в моей жизни появилась еще одна внутренняя опора. Мне ничего не надо от него – только бы ее ощущать.
Мы не часто общаемся. Но мне хватает звучащих в моем сознании отзвуков его голоса.
Очень близко оказались его и мой день рождения. Кажется, только что звонил и поздравлял его. А вот пришел и мой день. И первый утренний звонок был его.
– Ну, ты же знаешь, почему я звоню?
– Не знаю.
– Батюшка, я люблю тебя.
– И я тебя тоже.
Александр ЩЕРБАКОВ
(