В мир абсурда Андрей попал в семнадцать лет. Тогда он учился на первом курсе юридического и преподаватель порекомендовал всей группе прочитать роман Франца Кафки – «Процесс». Многие проигнорировали рекомендацию старого, заслуженного юриста, но не Андрей. Проза, вскрывающая противоречия окружающей действительности, сильно подействовала на молодого человека.

Сначала он шутки ради стал записывать в блокнот разные нелепицы, происходящие с ним и его друзьями. Доска объявлений в ректорате, реклама на улицах, реплики работников районной поликлиники, сценки в общественном транспорте – все вокруг пестрило логическими противоречиями. «В гостях у Кафки», «Кафка жил, Кафка жив, Кафка будет жить» – шутил Андрей, когда подмечал что-нибудь эдакое. Но когда он окончил институт, и устроился помощником судьи по гражданским спорам, ему стало уже не до смеха. В первый же день работы Андрей почувствовал себя Йозефом К, главным героем романа «Процесс». Он посещал суд и различные канцелярии, пытался разобраться в бюрократических процедурах, видел неэффективность работы государственных инстанций и противоречивость их решений. И, несмотря на то, юридический диплом, Андрей, как и кафкианский герой, был бессилен что-то изменить.

Больше всего ему было неудобно перед истцами, вынужденными блуждать по лабиринтам суда, где на каждом углу их поджидали алчные адвокаты. Несведущие в юриспруденции люди доверялись им, а те, как бешеные псы, вгрызались в их карманы, вырывая последние сбережения. Все это называлось на профессиональном языке «решить вопрос». К сожалению, Франц Кафка, не самый популярный в российской провинции писатель, поэтому земляки Андрея не видели абсурда в этом выражении. А ведь вопрос нельзя решить, на него можно только ответить. Однажды Андрей вслух подметил алогичность этого словосочетания, а судья, его начальник, недовольно ответил:

– Суд не дает ответов, суд выносит решение.

– Как-то это по-кафкиански – возразил Андрей – в институте нас учили, что право зиждется на логике. Однако чем больше я работаю, тем больше наблюдаю абсурда. По-моему в этом вообще нельзя разобраться.

– Ошибаетесь, Андрей. В юриспруденции все просто. «Кто процесс допускает, тот его проигрывает», – судья окончил фразу цитатой из любимого Андреем романа и подмигнул молодому юристу.

– Вы читали Кафку? Здорово, тогда вы меня понимаете. Меня не покидает ощущение, что я живу в его тексте. Сначала это было весело, но теперь, когда я сам стал частью судебной системы, повсеместный абсурд стал меня пугать. Мы, юристы, «ищем смысл, а творим всякую бессмыслицу – Андрей парировал судье другой цитатой из «Процесса». Например, адвокаты обязаны защищать людей. А получается, что они, заодно с судьями, нарочно запутывают клиентов, чтобы обобрать до нитки.

– «Суд, собственно говоря, защиту не допускает, а только терпит ее». Вы, Андрей, должны хорошо помнить эту фразу Кафки. Так вот, я говорю вам, как начальник – она ключевая в романе. Настоятельно рекомендую вам это усвоить. А так же вам следует понять, что в институте вам рекомендовали прочитать «Процесс» не для того, чтобы вы, став юристом, принялись искоренять абсурд. А для того, чтобы вы поняли всю абсурдность судебной системы, государственной бюрократии и организации российского общества. Поняли, приняли и смогли в нем жить и работать. Понятно? – судья всем своим видом показывал, что устал от этого философского диспута.

– Понятно, – кивнул Андрей и отчаяние поселилось в его душе. Руки потянулись к бутылке. После работы он приходил домой и, листая свой кафкианский блокнотик, откупоривал одну за другой пивные бутылки. Все бы закончилось плачевно, если бы, однажды, на встрече одноклассников он не разговорился со школьной подругой, Аленой. Она окончила журфак и работала на местном новостном телеканале. Андрей пожаловался на окружающее кафкианство, Алена понимающе кивнула:

– Ты так унываешь, как будто ты один в этом «процессе». У каждого своя задача в кафкианском мире. Ты – служишь абсурду, плодя бюрократию в суде. Я занимаюсь тем же, штампуя свои сюжеты. Сам подумай. Я готовлю критические материалы про работу городских служб. В конце каждого сюжета администрация города наказывает виновных. Хотя городские службы напрямую подчиняются власти, и получается, что власть воюет сама с собой. Россия – страна абсурда. И правильно твой судья сказал, Кафку надо читать и учить наизусть, чтобы выжить здесь.

– И как ты выживаешь?

– Я путешествую по Европе. Селюсь в отелях, где все логично и удобно для гостя. Пользуюсь удобным общественным транспортом. Фотографирую чистые улицы, а потом, когда возвращаюсь, наступает осень и крепчает абсурд, я рассматриваю фото из поездок, и воспоминания греют меня.

– Грустно.

– А ты заведи блог. Что ты ходишь со своим бумажным блокнотом, как пещерный человек? В интернете найдешь единомышленников, и станет веселей.

Андрей так и сделал. Бюрократические казусы пришлись по вкусу пользователям сети. Каждый горожанин сталкивался с абсурдом. В поликлинике, в ЖЭКе, в сфере обслуживания, на земле, на воде и в воздухе. Андрей работал в суде, вместе с судьями и адвокатами путал истцов, перекладывал бумажки, и каждую абсурдную ситуацию публиковал в интернете. Вскоре он достиг популярности. Под каждым постом множились возмущенные комментарии и жалобы на похожие ситуации.

Прошел год, и он случайно встретил Алену возле своего подъезда. Она курила, пока съемочная группа налаживала оборудование.

– Привет, звезда экрана, – обрадовался встрече Андрей.

– Это ты у нас теперь звезда Интернета. Надо будет тебя как-нибудь в передачу пригласить. Власть перед выборами заискивает перед молодежью. Ты, как блогер, можешь подзаработать на этом. Обсужу с редактором и позвоню тебе.

– Спасибо. А чем мой неприметный двор привлек телевизионщиков?

– Капремонт у вас будут делать. Утеплят фасад, покрасят подъезд, и даже заменят лифт. Все за счет федеральной казны. Поздравляю, дождались.

– Заменят, если абсурд не вмешается, – улыбнулся Андрей и пошел на работу в суд.

Вскоре в доме юриста, в самом деле, начался капитальный ремонт. Поднялась пыль, а также шум и гам. Появилась куча сюжетов для блога. То рабочие забудут раствор в бетономешалке, то покрасят лестничные перила, не предупредив жильцов. Но записи про эти мелочи не пользовались популярностью в блоге Андрея. Привыкшие к абсурду горожане, переживали стоически мелкие неудобства. Настоящий фурор произвел лифт. Он просто встал. Рабочие демонтировали кабину и наглухо заколотили двери в шахту. Начались хождения жильцов по этажам и инстанциям. А детали нового лифта стояли во дворе на поддонах, мешали автовладельцам парковать машины и ждали своей установки. Детям надо было где-то играть. Дети не читали «Процесс» им было сложно понять, что норматив установки лифта в 9-ти этажном доме – тридцать дней. Но дети не искали логику, не страдали от столкновений с абсурдом. Этим они займутся позже. А пока они отрывали доски от ящиков с запчастями и дрались ими, как на мечах, а еще отрывали защитную пленку и хлопали на ней пупырышки. Закончился месяц, отведенный законодательством на монтаж лифтов, пошли дожди. Выяснилось, что оборудование пришло в негодность. В суд поступили иски граждан, жалующихся на нарушение сроков капитального ремонта.

– «Клетка вышла на поиски птички» – шутил судья кафкианской цитатой и вместо штрафа подрядной организации выносил решение оштрафовать истцов за вандализм их детей.

– «Нельзя так отупеть, чтобы ко всему привыкнуть», – парировал Андрей своему начальнику в своем сетевом журнале и призывал соседей бороться дальше. Оказалось, что подобный простой лифтов случился во всех домах, где проводился капитальный ремонт. Вдохновленные популярным блогером горожане, нанимали адвокатов, потому что неосведомленный человек всегда смел. Вера в справедливость дурманила жильцов. Но адвокаты и судьи знали право лучше истцов и всегда находили законные уловки, чтобы не наказывать нерадивых монтажников. Андрея расстраивали решения начальства, но он в своем блоге продолжал подрывную работу против абсурда. Пока ему не позвонила подруга Алена.

– Привет, хочешь пригласить меня в студию? – обрадовался он звонку.

– Нет Андрюш, предупредить хочу. Хозяин компании по монтажу лифтов – племянник мэра. Сам знаешь, чем заканчиваются тяжбы с властью. Твои соседи понесут судебные издержки. Зачем им это?

– А что пресса?

– Пресса финансируется из районного бюджета. Капитальный ремонт идет по плану. Такой у нас нынче информационный заказ. «Не придумано лучшего, чем принимать все как есть», – Алена закончила мысль цитатой Кафки.

Андрей вздохнул.

– Мне порой кажется, что это бесконечное цитирование Кафки, которое с моей подачи стало так популярно среди горожан – это какая-то издевка над писателем и самим собой. Все понимают, что кругом абсурд, смеются над ним, но ничего не меняется.

– Нет, Андрей. Мода на кафкианские афоризмы – это как анекдоты про Брежнева, которые травили наши родители. Юмор позволяет спускать людям пар.

Андрей успокоился, а вместе с ним и соседи. Бессмысленность борьбы породила инертность. Люди ждали, пока власть проведет новый тендер, а выигравшая его компания установит лифт. Снова дворы загромоздили коробками с оборудованием, опять затянулись работы. Но к зиме лифт все же удалось запустить. Целый день Андрей и его соседи пользовались новым, красивым и чистым лифтом. Один прекрасный, великолепный и памятный день! Но следующим утром на дверях шахты уже висела табличка «Лифт не работает». На этот раз, привыкшие к нелепости существования горожане принялись бунтовать. Прибывший по вызову монтер, отбивался от разгоряченных соседей со словами: «я не виноват, лифт работает». На скандал в подъезде приехал наряд полиции. Андрей не мог не вмешаться. Он показал удостоверение работника суда. Полицейские дали ему высказаться.

– Милейший, – обратился Андрей к перепуганному монтеру, – лифт работает?

– Работает, – не моргнув глазом, ответил монтер.

– Так почему же он не едет?

– Потому, что не работает.

В городе привыкли к абсурду, но фраза «лифт работает, но не работает» ввела в ступор даже бывалых кафкианцев.

– Да он издевается, – народ наступал на монтера. Андрей понял, что сейчас правовая коллизия перейдет из гражданской в уголовную юрисдикцию. Тогда он признался, что он тот самый блогер «Йозеф К» и пообещал разобраться. Ему поверили, толпа разошлась. А Андрей, принялся слать судебные запросы в Фонд капитального ремонта города, в управляющие компании и в организацию по монтажу лифтов. Судья подержал Андрея, ведь система абсурда умеет быстро вставать на рельсы логики, когда задеты интересы своих.

В Фонде капитального ремонта заявили, что деньги на замену лифта выделены, а далее суду следует спрашивать с подрядчиков. Но и подрядчики не растерялись, отписавшись, что лифт работает. Выяснилось, что подъемный мезанизм остановлен по требованию городского управления Ростехнадзора. Начальника управления вызвал судья. Вежливо, как и положено обращаться к представителю исполнительной власти, судья поинтересовался, почему Ростехнадзор не подписал акт приемки.

– Я бы подписал, да не с кем, – посетовал чиновник.

– Как не с кем, домом заведует управляющая компания ООО «Логос»?

– Да, но заведовать она начала, выиграв тендер, после того, как прежняя компания ООО «Сюр» официально объявила себя банкротом. «Логос» готов подписать акт приемки, но не является заказчиком работ. Да и «Сюр», как заказчик, с удовольствием подмахнул бы документ, но лишен судом права подписи по причине банкротства.

Судья задумался:

– Налицо правовой казус. Надо решить вопрос.

– Очень надо. А то, если начать копать, может выясниться, что установку лифтов задержала подрядная организация ООО «Призрак».

– Не племянник ли мэра ее возглавляет? – влез в разговор начальников Андрей.

– Он самый. Мальчика очень расстроила неудача с лифтами, и он лечит нервы в заграничной клинике.

– Вот ведь какую запутанную ситуацию спровоцировали дети-вандалы! – судья грозно посмотрел на Андрея и кафкианский опыт подсказал молодому юристу в дальнейшем помалкивать.

– Но должно же быть какое-то решение, – качал головой чиновник из Ростехнадзора.

– Решение? Решение суда вступает в силу по истечении срока на апелляционное обжалование. Если управляющая компания опротестует в надлежащем порядке свое банкротство, суду придется его рассмотреть. И пока суд не отклонит апелляцию, управляющая компания не будет формально являться банкротом. И сможет подписать акт приемки лифта.

Система абсурда снова удивила Андрея. Оказалось, что она может быть логичной, и при этом противоречить самой себе, она может создать казуальную ситуацию, и сама же найти из нее выход. Андрей всю жизнь думал, что нелепица, дезорганизация, и беззаконие парализуют его общество, но кафкианский мир только что утер ему нос. Абсурд показал свою эффективность. Нужная бумажка была подписана, лифт заработал, но жители пользовались им с опаской. Да и Андрея не оставляло чувство, что счастье не будет долгим. Так и вышло, лифт снова встал. У Андрея опустились руки. Но тут снова позвонила Алена:

– Андрюш, сегодня делаем сюжет про ваш лифт. Готовься, это твой звездный час.

– Лифт не работает, абсурд снова победил.

– Это не абсурд. Лифт остановили по просьбе нашего телеканала. Сегодня пригоним в ваш подъезд, все службы. И лифт торжественно запустят. Виноватыми за простой будут объявлены мошенники из управляющей компании «Логос».

– А что не дети-вандалы?

– В администрации города сказали, что дети вандалы – это абсурд. Скоро ведь выборы.

– «Правильное восприятие явления и неправильное его толкование никогда полностью взаимно не исключаются», – Андрей уныло процитировал любимого писателя.

– Брось, Андрюш. Лифт заработает. Люди будут рады. А в конце сюжета мы объявим, что ситуация разрешилась благодаря вмешательству блогера «Йозефа К». Глядишь, с моей легкой руки у тебя рекламодатели появятся. Ты же пишешь про всякие юридические казусы. После появления в телеэфире, многие адвокаты захотят размещать баннеры у тебя в блоге. Может, и на путешествие заработаешь. Может даже в Европу. Может даже со мной вместе.

– Спасибо тебе, Аленка, второй раз меня из депрессии вытаскиваешь. Хорошо же ты научилась систему доить.

– Андрей, гляди на жизнь веселей! В абсурде жить – по Кафке выть! Мой афоризм. Дарю для твоего блога. Моя передача слишком официозная, для такого креатива. Увидимся. Жди звонка.

Они увиделись. Передача вышла в эфир и лифт, наконец, заработал. Но все это было уже неважно. Потому, что зимой городу было суждено пережить небывалое нашествие крыс. Виной ему станет закрытие областного мусорного полигона. Все компании по перевозке мусора разорятся. Мусор станет некому вывозить. Санитарно-эпидемическая служба, опасаясь, задеть влиятельных людей, поднимет тревогу слишком поздно. В городе введут карантин и комендантский час. По улицам будут ходить солдаты в противогазах и защитных костюмах. Ветер будет разносить по пустынным улицам обрывки газет и мусорные пакеты. Блог Андрея растеряет своих читателей, в моду войдут блогеры, пишущие про апокалипсис. Но это тоже будет неважно, потому что вскоре в городе отключат интернет. А потом наступит весна. На проблему обратит внимание президент. Мусорный полигон вновь откроют. Виновных накажут. Мусор вывезут, улицы подметут. И тогда Андрею снова позвонит Алена и скажет:

– Вот видишь, я же говорила, что все будет хорошо!

Васильев проснулся и лежал. В густой тьме, окружавшей его, не определялись даже предметы обстановки. Рядом громко сопела жена, видимо простыла накануне.

– Лежи-не-лежи, а все равно вставать, – подумал Васильев и продолжал лежать.

Постепенно потолок стал светлеть, от него отделилась люстра. Потом стали проявляться стены, гардероб, ночной столик. Когда стали видны узоры на обоях и полоски на шторах, сработал будильник. Васильев лежал.

Жена высунула из-под одеяла руку и толкнула Васильева в плечо. Тот выключил будильник и сел на кровати. С полминуты он сидел, потом почесал поясницу и пошел в туалет.

Васильев сидел на унитазе и курил. На кухне скрипнул кран, загремела о дно кастрюли вода.

– Бля, опять геркулес, – подумал он и выбросил окурок.

Полоска на бритвенном станке, которая должна быть зеленой, стала совсем белой. Значит, лезвие вконец затупилось. Васильев пустил горячую воду, стал набирать ее в ладони и отпаривать щеки. Когда кожа покраснела, он намылился и долго скреб щетину. Потом смыл все и ткнулся в полотенце – жгло все лицо.

В дверях кухни он столкнулся с женой:

– Довари! – бросила она.

– Солила?

Она не ответила. Васильев зачерпнул ложку каши и долго дул на нее. Попробовал – не солила.

Потом они сели друг против друга и стали есть:

– Тебе к скольки?

– К девяти.

– Ты же говорил, они с восьми работают.

– Контора с девяти.

– Тебя точно возьмут?

– Не знаю, с мастером я договорился.

– Как будто мастер что-то решает.

– Сегодня скажут.

– Хорошо бы взяли.

– Не возьмут, к Игорю пойду.

– Ты же говорил, у Игоря совсем не платят.

– А я временно.

– У тебя все временно.

Васильев положил пустую тарелку в раковину:

– Спасибо.

И подумал еще:

– Бля, опять геркулес.

Потом он долго шел тихим безлюдным переулком и слышал свои шаги. Хотел закурить на ходу, достал сигарету, поджег ее и почти успел затянуться…

Но как только переулок кончился, на него набросился шквальный ветер. Это случилось, сразу на площади, первым порывом выбило сигарету, вторым сдуло с ног…

Он хотел было вскочить, но его снова бросило об асфальт и понесло. Он кувыркался, бился локтями, глотал песок, отбивался от листьев.

Вокруг стоял страшный гул, звенели стекла, Васильева тащило… Ему удалось сгруппироваться, он обнял руками голову и подогнул колени. Кувыркаться стало удобней, но на куртке треснула молния и из внутреннего кармана выскочили документы. Паспорт он успел поймать, но трудовая завертелась в пыльном вихре.

Васильев метался по земле, и временами видел свою серую книжицу. Вот от нее оторвался и покатился советский герб, вот пружинами выстрелили линии таблиц. Буквы, потеряв опору, посыпались со страниц и закружились на ветру.

Рабочая история Васильева, вся его жизнь трескалась на осколки. Трудовые дни и годы вперемешку с комьями грязи, опилками, цементной пылью валилась из документа. Вот пошла пятидесятка, из того неудачно сворованного штабеля, по милости которого, Васильева выперли с последней работы. Доски одна за другой бились о землю, трескались, и разлетались в щепки. Затем начало вышвыривать знакомых мужиков – Колян, Мишка, Рябой, другие – все кричали, матерились, бились оземь головами… За ними выскочил мужик в сварной куртке, с электродом в руке. Упал, тут же попробовал встать – сдуло, бросил маску и в страхе обхватил голову. А за ним, со скрежетом и лязгом, выехал и развалился на куски сварочный аппарат.

Васильев было подумал – «Сон все это»! Но тут его ударило спиной об бордюр.

– Ыыыы, – взвыл он, чувствуя каждый позвонок – какой уж тут сон!

А ребята из книжки кричали: «Оглянись, оглянись Васильев»!

Последних, из тех, что падали, он уже не узнавал. В сознании он держался еле-еле, больше из страха потерять трудовую. Слышал только, что они кричали, и кричали все одно – «Оглянись»!

Так его протащило до центрального сквера. Там трещали и гнулись до самой земли тополя. После была лестница. Васильев кубарем слетел по ней… и подумал еще: «тупик Монастырский, как пить дать!» Еще пару улиц и его хлопнуло об дверь седьмого строительного управления. Ветер внезапно стих.

– Твою мать, часы разбил! – он сидел на ступеньках перед проходной управления и оглядывал себя. Трудовая книжка лежала рядом на асфальте. Васильев аккуратно взял ее и стал собирать растерянные записи. В туалете он умыл лицо и залепил бумажкой ссадину.

– Опаздываете! – упрекнул начальник отдела кадров.

– Извините. Там ветер сильный… и это…

– Что у вас с лицом?

– Порезался.

Кадровик листал трудовую Васильева:

– В книжке-то свободного места нет. Все бегаете, и к нам, небось, ненадолго! А?

Васильев молчал.

– Вот, мастер Зимин хорошо о вас говорит. Рекомендует…

– Я с ним до армии еще работал, на пилораме… И потом тоже!

– Вижу-вижу! Я давно в кадрах, мне книжка трудовая лучше любого мастера о человеке расскажет. Трудовая – не просто документ, трудовая – это и есть вся жизнь человека! Поощрение у вас, смотрю, имеется… Это хорошо!

Васильев сглотнул слюну и огляделся – хорошая контора, линолеум свежий, обои что надо! Сколько платить будут, интересно?

Кадровик, тем временем, копался в книжке.

– Вот, только не знаю в какую вас бригаду…

– В столярную, в какую же еще!

– Так вы ведь и сварщиком были, а сварщики наши на сдельной. У них за месяц больше выходит. Так что?

– Да я варю так себе…

– Потолочный шов держите?

– Какой там! Могу прихватить где-то по мелочи, и то, бывает, соплей навешаю.

– Ну, тогда к Зимину.

Васильев вздохнул и поднялся.

– Получите спецодежду, инструмент, и с обеда приступайте. Я вас сегодняшним числом оформляю…

Васильев сразу метнулся к двери, открыл уже… А кадровик ему:

– Зимин говорил, вы в институте учились?

Опытный попался кадровик, взял и раскорячил в дверях напоследок.

– Не доучились, значит?

– Бросил, – буркнул Васильев и поковылял к столярке.

Кое-как отстоял смену и домой. Пешком идти сил не было. Васильев залез в автобус. Расслабился, расплылся по сиденью и закрыл глаза:

– Ну денек!

Затарахтел мотор, «Пазик» тронулся. Город был спокоен, дома стояли по местам, деревья не шевелились, горели фонари. Все как надо.

Васильев прятал лицо в воротник порванной куртки и трясся. Вдруг, он почувствовал чужую руку на плече и застыл.

– Проезд оплачиваем! – рука ослабила хватку.

Васильев вынул из кармана комок мятых денег, рука забрала их. Васильев так и не оглянулся.

Трудовая книжка лежала в отделе кадров, скрепкой к ней была приколота карточка с надписью «Васильев». Все, что утром из нее выпало… Все – буква в букву – было в ней.

Славик устроился на первую работу в середине лета. Июльское солнце нещадно пекло крышу завода, специалисты конструкторского отдела изнывали от жары. Славик, разомлевший после обеда, окончательно потерял способность соображать. Он бездумно тыкал курсор мыши в монитор, вспоминая, как прогуливал пары по проектированию в Парке Горького. Из оцепенения молодого инженера вырвала вредная офис-менеджер.

– Славик, – приказным тоном обратилась она к нему, – канцелярия приехала, -возьмите накладную и бегом получать бумагу для принтера.

– Вообще-то я – инженер, а не разнорабочий.

– Ой, не смешите Славик, какой вы инженер!

После разгрузки машины Славик курил вместе со слесарем, которого выделили ему в помощь.

– Славик, давай с нами пивка после работы? – предложил рабочий.

– Вячеслав Алексеевич, вообще-то, – строго заметил Славик. Слесарь расхохотался в ответ.

В это время его бывший сокурсник Виталик, пытался разобраться в электрической схеме лифта, застрявшего между восьмым и девятым этажом московской высотки. Этот лифт регулярно выходил из строя и каждой своей остановкой лишал начинающего инженера премии.

Еще недавно друзья наслаждались студенческой вольницей, а теперь, Славик ждал конца рабочего дня, а Виталик пожилого электромеханика, который оперативно запускал лифт, даже не заглядывая в схему.

Взрослая жизнь встретила молодых людей неприветливо. Начальство словно сговорилось с бывалыми сотрудниками, чтобы доказать Славику и Виталику важную истину: лентяям и троечникам на рынке труда не место. Поэтому парни хотели воскресить ушедшую юность, каждую пятницу отдыхая в ночном клубе.

Но веселого уикенда в этот раз не получилось. У друзей не было настроения и сил на пятничный отрыв. Славик и Виталик, крепко выпив, боролись со сном за барной стойкой. Им мешали поговорить молодые люди, спешившие опрокинуть рюмку и вернуться на танцпол. Когда-то Славик с Виталиком тоже веселились изо всех сил, много пили и употребляли вещества. Казалось, у родителей никогда не закончатся деньги, а энергии молодости хватит на всю жизнь. Но теперь все было по-другому. Усталость после рабочей недели одолевала парней. Знакомиться было лень, разгоряченные танцем девушки не привлекали, хотелось только снять обувь и вытянуть ноги. Они вышли из душного клуба, купили по стаканчику растворимого кофе в ночной палатке и задумались о жизни.

Славик говорил:

– Виталь, помнишь, как врали незнакомым девчонками, что песок на волейбольную площадку в Парке Горького доставлен из Тайланда по приказу мэра Москвы. Они не верили, а ты клялся и говорил, что твой отец – префект центрального района Москвы. Потом оказалось что префект – отец одной из девчонок. Вот смеху-то было!

– Надо было их до упора кадрить. Подженились бы выгодно и работать не пришлось, – грустно заметил Виталик, – Разве для того мы пять лет за институт платили, чтобы теперь корпеть над чертежами за жалкий оклад специалиста? – возмущался Виталик – О том ли мы мечтали, Славик?

– Нет, Виталик, не о том!

– А о чем мы мечтали, Славик?

– О солнце, море и любви!

– Горячий песочек, холодный коктейлчик, Славик. Только так я согласен жить. Ярко, весело и без напрягов. А работу пусть ботаники и лохи за нас работают! – подытожил Виталик и оба друга почувствовали большой эмоциональный подъем. Тогда Виталик заявил, что у него есть решение. Он озвучил свой бизнес-план и заверил, что этот вечер – начало их восхождения и конец унылому существованию наемного работника.

Виталик из разговоров начальства не раз слышал крылатую фразу «лифт на коленке». Погуглив, он выяснил, что это расхожее выражение на языке профессионалов означает некачественный, и, по сути, преступный подход к ведению бизнеса в его отрасли. Виталик углубился в тему и понял, что преступный подход, не всегда незаконный, но зато всегда прибыльный. В этом он красноречиво убеждал друга.

– Славик, обслуживание лифтов – это золотое дно. Сейчас за их производство отвечает Росстандарт, за монтаж – Госстройнадзор, за эксплуатацию – Жилинспекция. Лифты эксплуатируют управляющие компании, а ремонтируют и обслуживают подрядчики. В этой неразберихе заявиться на тендер может кто угодно.

– А требования к подрядчикам?

– Славик, ты будешь смеяться!

– Жги!

– Диплом инженера и уставной капитал в десять тысяч!

– Долларов? – настороженно предположил Славик.

– Рублей, чувак, рублей!

– Виталик, а вдруг, нас прижучат? Я в тюрьму не хочу. Сидеть – это еще хуже, чем работать.

– Славик, повторяю, за обслуживание лифтов отвечает только Ростехнадзор. И то, с тех пор, как лифт исключили из реестра опасных объектов, постольку поскольку. Чиновники не проверяют проектную и эксплуатационную документацию, а лишь следят за тем, чтобы она в принципе существовала.

– А где мы ее возьмем, Виталик?

– А где мы брали рефераты, курсовые и дипломные работы?

Славик воодушевленно принял предложение друга. В понедельник молодые люди написали заявления об увольнении, ведь «работать на дядю» – это удел неудачников, а бизнес требует от коммерсантов полной отдачи. Начальник Славика облегченно вздохнул, организация по обслуживанию лифтов, в которой трудился Виталик, тоже отпустила его с легким сердцем.

Начинающие предприниматели заняли денег у родителей, чтобы не отдавать кредит в случае провала. Учредили Акционерное общество, открыли расчетный счет в банке, оплатили госпошлину и через интернет-агентство набрали рабочий персонал.

Все контракты с дьяволом содержат слово «безбожный». Славик и Виталик выбрали словосочетание «безбожный демпинг». Они снизили цену на услуги по ремонту лифтов ниже самого низкого предела, эта не была игра на грани, нет, это был откровенный и неприкрытый фол. Было очевидно, что у вчерашних выпускников фирма-однодневка, что в ней нет достаточного числа механиков, как нет оборудования, опыта и технической базы. Но в управляющих компаниях и жилищных кооперативах нашлись люди, готовые поддержать их блеф. Славик и Виталик начали работать.

С первых дней стало понятно, что без знающего человека им не обойтись. Поэтому пришлось нанять технического директора. Выбор пал на их бывшего сокурсника Эдика, отличника и краснодипломника, который уже успел жениться и дважды стать отцом.

– Эдуард, сделай так, чтобы лифты ездили, – хором приказывали ему Виталик со Славиком, а Эдик шел и делал. Шел, прекрасно осознавая, что в один прекрасный день в какой-нибудь девятиэтажке лифт сорвется вниз и всей компании несдобровать. Но, в отличие от своих нанимателей, он был технически подкован и уповал на автоматические улавливатели, которые в 1854 году изобрел Элайша Отис, чтобы сегодня молодой инженер Эдик смог прокормить семью.

Первые барыши Славик и Виталик решили отметить в сауне. Коммерсанты расслаблялись в ванной с пузырящейся водой, а потом открывалась дверь в парную, оттуда выбегали голые путаны и с визгом прыгали к ним. Веселье вновь стало безудержным, как в молодости. Веселье стало даже лучше. Виталик и Славик чувствовали этот качественный прирост. Наконец-то, парням хватало денег, чтобы сделать свое веселье по-настоящему безбожным. Все испортил технический директор Эдуард, который без приглашения явился в сауну, да еще и в невеселом взволнованном настроении.

– Три управляющие компании разорвали с нами договора, так как мы не проводим техобслужвание, – Эдик был полон отчаяния, он уже успел набрать потребительских кредитов и не меньше своих сокурсников-бизнесменов боялся краха фирмы.

– Как это не проводим, у нас же акты о проведении работ есть? – удивились голые предприниматели.

– Они заказали независимую экспертизу. Есть саморегулируемая организация экспертов по лифтам. Профессиональное сообщество, созданное самими лифтовиками для борьбы с такими, как мы.

Славик и Виталик переглянулись. Зачем эти люди так усложняют жизнь? Неужели кому-то лифты важнее доходов, неужели кто-то не хочет в сауну и в Тайланд? Все указывало на то, что прибыли надо пускать в дело: покупать комплектующие, увеличивать штат механиков, проводить профилактические работы и черт знает что еще. Получалось, что бизнес, это – работа, да еще и посложней, чем просиживать часы в должности специалиста, потому что вся ответственность ложилась на тебя, а не на того, пресловутого «дядю». Веселье снова откладывалось. Виталик и Славик не были готовы к такому повороту.

– Эдуард, кто у нас технический директор?

– Я, – обреченно признался Эдик.

– Вот и придумай технической решение, – Славик посмотрел на бывшего сокурсника со всей серьезностью, которую может изобразить пьяный голый человек.

– Расслабься Эдуард, креатив в человеке просыпается, только когда он в кризисе, – Виталик налил техническому директору водки и стал его почти насильно раздевать. Отчаяние овладело молодым отцом, он выпил три стакана водки, закусил японскими роллами, но мозгового штурма не получилось. Эдик уснул. Ему снился пляж. Он грел свое белое тело на солнце, дети хохотали над шутками аниматоров, а его уставшая от забот жена, во сне загорелая и веселая, беззаботно попивала холодный напиток.

Но его наниматели не дремали, они устроили спящему коллеге фотосессию. Жрицы любви обнимали и целовали спящего инженера. В студенчестве пьяного Эдика разрисовывали помадой и заклеивали скотчем, теперь же ставки выросли, студенческие шутки превратились в сознательный сбор компромата. Все изменилось, только наивный Эдик остался прежним, он спал и улыбался.

На следующее утро, когда Славик и Виталик мучились похмельем, в офис ворвался небритый, помятый, но радостный Эдик.

– Придумал! Эврика! – решение явилось техническому директору во сне – Утилизация лифтов ничем не регламентируется. Законодательный пробел!

Виталик и Славик сразу смекнули, в чем дело. В этот же день, по налаженной схеме приятели оформили дочернее предприятие, затем объявили тендер. Безбожный демпинг совпал с удачной конъюнктурой – в стране действовала программа по замене отработавших ресурс лифтов. Демонтированные лифты надо было куда-то девать, а тут Славик с Виталиком за сущие копейки взялись за их утилизацию, которая на деле оказалась разбором на детали и комплектующие. Старое железо и автоматика продолжили свою службу, теперь основное предприятие компаньонов не знало недостатка в запасных частях. Ремонт и другие регламентные работы теперь производились на деле, а не только на бумаге, как на начальном этапе. Бурная деятельность и низкая цена успокоили, проснувшуюся было бдительность заказчиков. Никто не проверял, где фирма берет запасные части.

К услугам Славика и Виталика прибегали все больше управляющих компаний, парк, обслуживаемых ими лифтов рос, прибыль шла в гору. Компаньоны не жалели денег на вино, травку и любовь, носились по ночной Москве на скоростных авто и даже правильный, осторожный и рассудительный Эдик решился на ипотечный кредит. Одно не давало покоя друзьям – работа. Дела фирмы требовали постоянного присутствия директоров. Осуществить мечту юности – ничего не делать и жить в достатке – никак не получалось. Бесконечный отпуск на райском острове все время откладывался. И, однажды, случилось такое, что Виталику и Славику показалось, что откладывается навсегда.

На место трагедии первым прибыл Эдик, он первым взглянул в шахту, первым увидел тело электормеханика. Эдика поразило неестественное положение его конечностей, живой человек, у которого цела хоть одна кость, так неестественно изогнуться не мог. После того, как следователи все сфотографировали, спасатели достали труп. Руки механика свисали с носилок. Эдик захотел помочь и положить руки покойника на грудь, схватился за рукав и ощутил, что держит мясной кисель. К горлу подкатил ком, инженер в ужасе отбросил конечность мертвеца. Полицейские требовали от технического директора разъяснений, задавали вопросы, а Эдика, парализовал страх, ему казалось, что у лифтовой шахты нет дна, что это не шахта вовсе, а адское жерло.

Виталик и Славик тоже испугались, но не адских мук, а того, что пришел конец их безбожному везению. Причина смерти была установлена. Электромонтажник разбился, потому что разогнулся единственный карабин страховочного троса, которых для надежности должно быть два. Славик смутно припоминал, что Эдик просил денег на какой-то инвентарь, но друзья, как всегда, решили сэкономить. Самое простое было списать все на покойного – нарушение техники безопасности. Но про гибель рабочего рассказали по телевизору, следователи копали и не думали униматься. Тогда приятели вызвали технического директора на серьезный разговор.

– Эдуард, ситуация неприятная, спустить дело на тормозах не получится. Кому-то придется сесть.

– Я не виноват. У меня дети, – запричитал Эдик.

– Мы все виноваты, Бог нам судья, – Виталик подмигнул Славику, – но дело не в этом. Мы можем во всем признаться и сесть все вместе. Тогда фирме – каюк. Да и черт с ней, человек ведь погиб. Заигрались мы и, по справедливости, отвечать надо всем вместе.

– Но мы то, холостые, вольные люди,– Славик поддержал линию друга, – а у тебя, Эдуард, ипотека, дети.

– Кто их поддержит, если фирма исчезнет, а мы все вместе поедем в Воркуту? – Виталик достал из кармана смартфон так, словно, это боевое оружие.

Эдик, вдруг, все понял и замотал головой. Он категорически отказался менять показания и брать вину на себя. Тогда Виталик стал показывать фотографии, сделанные в тот день, когда технический директор имел неосторожность напиться и уснуть в компании своих нанимателей. Бывший отличник, краснодипломник и парень, когда-то подающий большие надежды, весь поник, ссутулился и по-детски всхлипнул.

– За семью не волнуйся, фирма своих в беде не бросает, – покровительственно изрек Виталик и положил Эдику руку на плечо.

В суде все прошло как по маслу, Эдик сказал все как надо. Через пару месяцев в офис пришла его жена. Она требовала обещанных денег, но Славик и Виталик пожимали плечами.

– Мы и сами в шоке! – наигранно удивлялись друзья, – Эдик нам казался таким порядочным, а оказалось, что он брал у нас деньги на ремонт лифтов, а сам спускал их на алкоголь и оргии. Вот посмотрите сами!

Супруга Эдика, увидев фотографии, не стала плакать, как ее наивный муж. Она посмотрела на компаньонов с презрением, гордо встала и почти ушла. Но Виталик, который весь разговор рассматривал коленки женщины, окликнул ее:

– Фирма своих не бросает. Место технического директора вакантно. Вы же тоже инженер, не так ли? С нами весело, по выходным сауна, а скоро в корпоративный отпуск полетим!

– Я, по-вашему, на шлюху похожа? – зарделась жена Эдика.

– Ну, как знаете – нахмурился Виталик – ипотека, дети! Я бы на вашем месте задумался.

Через месяц вся компания: Виталик, Славик и жена Эдика летели в Тайланд. Компаньоны гладили технического директора по коленкам, прихлебывал из фляги коктейльчик и произносили тосты за процветание бизнеса. Было весело, пока самолет не закачало в воздухе. Когда с верхних полок полетела ручная кладь, пилоты попросили пассажиров сохранять спокойствие.

– Что за хрень, Виталик? – испугано заорал Славик.

– Наверное, зона турбулентности, все будет хорошо! – не очень уверенно отозвался Виталик.

– А что, если самолеты обслуживают и ремонтируют такие же мошенники, как вы двое? – зло и как-то отрешенно предположила жена Эдика. Тогда компаньоны почувствовали тот страх, который испытал их коллега, смотревший в шахту с мертвым электромехаником на дне.

– Мы падаем, – крикнули они хором и самолет начал разваливаться. Крылья отвалились еще в воздухе, остальные детали разлетелись при взрыве, соседей по салону разорвало на куски, и только Славик с Виталиком все летели. Друзья уже пропахали головами земную кору, верхнюю и нижнюю мантию, пробили ядро, а приземлиться никак не могли, как будто у планеты не было дна.

Наконец, они остановились. Ощущенье было, что они завязли в горячем песке. Так и было. Кое-как Виталик и Славик выкарабкались и запрыгали с ноги на ногу, потому что на месте приземления песочек оказался слишком горячим. Друзья оглянулись, вокруг кипела стройка. Закопченные сажей строители закидывали в бетономешалки огненный песок и огнеупорный цемент.

– Мужики!– отчаянно крикнул Виталик – кто у вас тут старший?

Начальник строительства появился сам, он вполне мог сойти за типичного московского прораба, красный цвет его кожи можно было принять за алкогольный загар. Но рога и копыта не оставляли сомнений на его счет.

– А, горе-инженеры, как же, как же, ждем вас! – весело поприветствовало компаньонов существо, – лифты в аду запрещены, чтобы особо шустрые на нем в рай не въехали. Так что будете лестничные марши строить. Искупать, так сказать, вину ударным трудом.

Приятели взялись за лопаты и принялись за работу. Слово искупление звучало обнадеживающе. Пятки горели от горячей почвы, кожа ладоней мгновенно покрылась волдырями от раскаленных черенков лопат. Бетон при такой температуре застывал быстро, сборные ступени ложились на балки, лестница стремительно росла. Было горячо, тяжело, но ведь с каждым смонтированным маршем рай становился ближе. Это здорово мотивировало, пока Виталик не крикнул: «обернись!». Славик послушался и увидел, что вся их конструкция расплавилась, рассыпалась и превратилась обратно в огненный песок. Целыми оставались только последние ступеньки, на которых стояли они сами. Грешники-работяги с сочувствием посмотрели на новичков.

– За что вас сюда, бедолаги? – спросил Виталик подземных строителей.

– Мы город Ленинакан строили, немножко арматуру воровали и бетонную смесь налево сливали. Кто ж знал, что землетрясение случится, и тысячи людей погибнут. Мы ж коммунисты были, в ад не верили.

– Жесть, – ужаснулся Славик, лучше б я умер.

– Ты и так умер, – прошептал Виталик.

– Не мешкайте, ребята, – целые ступеньки стремительно рассыпались и аборигены преисподней стали подгонять новичков, – лучше без конца ступеньки строить и горячим воздухом дышать, чем вечно вязнуть и огненным песком захлебываться. Это мы сами придумали.

Друзья заплакали, но слезы тут же испарились. Позади была короткая жизнь, впереди – огненная вечность. Бригада продолжила работу.

Был конец ноября. Москва копошилась в серой мгле, а солнце светило другим городам. Сантехники уныло грохали сапогами, брякали ключами, считали мятые деньги, покупали портвейн. Их землистые лица несли серую печать хмурого неба. Им, как и всем, было гадко – две недели ни одного солнечного дня.

Тамара Николаевна привыкла жить одна, но в дни, когда электрический свет, когда пальто и неуклюжая шапка, когда темнеет кожа и прорезаются морщины – острее ощущалась пустота квартиры и от этого колотил нутряной озноб.

Хмурых сантехников к Тамаре Николаевне направил мастер участка. Около часа назад, они заперлись в ее туалете. Сначала мужики гремели и стучали, громко переговаривались, а потом все стихло. Женщина стала подозревать, что они спят. Она перебирала гречку на кухне, обычно это ее успокаивало, но не сегодня.

Сантехники сначала и вправду хотели помочь. Старший определил причину неисправности:

– Из-под прокладки давит, придется демонтировать.

Они поломали кафель на полу, скрутили шланг подводки и сняли сливной бачок. Старший взял из чемодана силовую отвертку и сказал:

– Отойди Витек!

– Старший сел на корточки и напрягся, кровь прилила к лицу:

– Не идет!

Старший попробовал другой шуруп – та же история. С большим усилием он стронул один и выкрутил, но дальше дело не пошло. Тут вмешался Витек, он долго безрезультатно тужился, корчил гримасы, потом резко дернулся и свернул шурупу шляпку.

Старший, закрыл крышку унитаза и поставил на нее стакан.

Они по очереди выпили – запахло прелыми яблоками.

Тамара Николаевна умела держать себя в руках, но год от года, она переживала ноябрь все трудней. Бледные щеки и мешочки у глаз это еще ничего, это пока можно спрятать. Но перед протечкой унитаза женщина бессильна. Серые лица гостей, треск кафеля в туалете и следы сапог на ковре делали свое дело. «Эти двое специально себя так ведут, чтобы я чувствовала себя последней неудачницей», – подумала женщина и сжала горсть гречки в кулаке.

Слесаря ничего такого не думали. Их стремительно развозило от алкоголя и тепла батареи. Тем не мене им удалось освободить унитаз от крепления. Витек снова налил.

– Чтобы нам с тобой Витек, и другим людям этого города, стало теплей! – сказал старший, выпил и зажмурился.

Сантехники перевели дух и принялись за работу.

– Надо поменять прокладку, пока совсем не разморило. Надо, – старший попробовал покачать унитаз, но тот стоял как влитой, – надо оторвать его, дай отвертку плоскую!

Старший пытался подсунуть отвертку между унитазом и полом:

– Эх, закипело все намертво! Эх, никак не идет! Эх, Ых, Эх…

– Чего это? – напрягся вдруг Витек, – Треснуло, или показалось?

Тамара Николаевна закончила с гречкой – сантехники не выходили. Она подошла к двери туалета, прислушалась, но не услышала ничего кроме ровного дыхания двух мужчин. Она вернулась на кухню, и стала барабанить пальцами по столу – губы ее дрожали.

В это время участковый инспектор Игорь осторожно спускался в подвал, было темно и пахло сыростью. Ступеньки кончились, и он уперся в дверь, долго стучал и наконец:

– Кто? – еле слышно отозвались из-за двери.

– Милиция в пальто! Открывай, Анвар-ака!

Дверь скрипнула, пахнуло жильем, Игорь прикрыл нос форменным кашне.

– Собирай всех Анвар-ака, будете сегодня общественным трудом заниматься, – Игорь окинул взглядом узбеков.

Они лежали на нарах, сидели за столом и на полу.

– Командир, ты обещал нас не трогать! Мы ведь честно платим!

– Вы че опухли?! Я сказал, собирайтесь! Пойдете в отдел, подметете двор и бордюры побелите. Или вам милиция уже не дом родной?

Сырость лезла в легкие, хотелось кашлять. Игорь выбрался на воздух и закурил. В нагрудном кармане зашевелился телефон.

Игорь ответил на звонок.

– Ты далеко от Мурановской? – спросил дежурный.

– Что там?

– Соседи говорят – стрельба.

– А я-то что!?

– Да пэ-пэ-эсники все на территории! Твой, ведь, участок. Разберись!

– А если там война!?

– Да какая война! Ноябрь – одна бытовуха!, – сказал дежурный и продиктовал адрес Тамары Николаевны.

За минуту до этого в квартире одинокой женщины происходил напряженный диалог:

Предупреждаю, по образованию я – металлург, и знаю, как собрать и разобрать мартеновскую печь! – крикнула Тамара Николаевна на нетрезвых мужчин.

Слесаря хором гэкнули и ей ударило в нос плодово-ягодным.

– Так вот, – продолжила хозяйка, еле сдерживаясь, – адекватно оценить качество починки унитаза я в состоянии, и не выпущу вас из квартиры, пока работа не будет закончена!

А уже через десять минут участковый уполномоченный Игорь звонил в дверь, за которой выясняли отношения одинокая металлург и, скучающие по солнцу, сантехники. Ответа не последовало. Милиционер снял пистолет с предохранителя и постучал ногой. Дверь медленно отворилась. В прихожей стояла густая завеса порохового дыма, на полу лежали двое мужчин в грязных ватниках, женщина средних лет целилась в Игоря из ружья.

– Весело у вас! – Игорь поднял глаза, весь потолок был иссечен мелкой дробью.

– На уток охотитесь? – сказал он и отметил про себя, что женщина хоть и на излете, но еще ничего.

– Это папино ружье, – ответила Тамара Николаевна и грустно улыбнулась.

Видно было, что она держала оружие из последних сил. Ствол, то и дело, клонило вниз, но женщина была начеку и все время вскидывала его.

– Они хотели вас ограбить? – Игорь показал пистолетом на сантехников.

– Хуже. Они сломали мой унитаз.

– Какие подонки! – Игорь еле сдерживал смех.

– Да он от старости треснул! – подал голос Витек.

– Я их не выпущу! – Тамара Николаевна повысила голос, – Слышите, на выпущу, пока не почините!

Игорь убрал пистолет в кобуру:

– А что с унитазом, мужики?

– Менять надо, – отозвался старший, – сегодня все равно не успеем.

– Сильно течет?

– Да нет, мы сухой сваркой замазали – пару дней подержит. А потом новый поставим.

– Вот видите, – Игорь посмотрел Тамаре Николаевне в глаза, – пару дней подержит, а потом новый поставят!

Она тяжело опустилась на пуфик, Игорь забрал ружье:

– Потерпевшие – подъем и на выход!

Слесаря встали и принялись отряхивать побелку.

– На выход! – повторил Игорь.

Когда сантехники вышли, Тамара Николаевна заплакала. Потом они с участковым, молча, ехали в лифте, тускло горела лампочка, и пахло мочой. Игорь думал о том, что угроза убийству – это от трех до пяти. Баб сажают редко, дадут трешник условно. Тамара Николаевна думала, что милиционер совсем мальчик, и что у него красивое лицо.

Игорь: «Потерпевшие – валенки, и если правильно построить допрос, можно вообще без суда разобраться».

Тамара Николаевна: «Форма участковому очень к лицу, хоть бушлат порядком изношен».

Игорь: «Вечер – обезьянник битком набит».

Тамара Николаевна: «Худой какой, наверное, одинокий».

Игорь: «Может не везти ее в отдел, а если слесаря с заявлением заявятся»?

Тамара Николаевна: «Глаза, какие глубокие. Наверное, умный»!

Игорь: «Жарко как»!

Тамара Николаевна: «Что он так смотрит»?

Игорь зажал клавишу «стоп» – лифт остановился. Тамара Николаевна обвила шею милиционера, его рот был колючий и мокрый. Игорь правой рукой неуклюже обнял ее, а палец левой продолжал держать на кнопке.

Сантехники мерзли возле подъезда.

– Снег будет, – поежился старший и кашлянул.

– Чего они там телятся – не май-месяц, – Витек пританцовывал возле своего чемодана.

– Пошли в контору.

– Мент сказал – ждать, – возразил Витек.

– Десять раз можно было спуститься.

Молча закурили.

– Снег будет, – сказал старший и пошел прочь. Витек постаял немного, плюнул и поплелся за ним.

Вернувшись в квартиру, Тамара Николаевна взглянула в зеркало. Лицо и щеки ее краснели – участковый натер щетиной. Она улыбнулась, включила воду и встала под душ.

Густо валил снег. Игорь подходил к милицейскому общежитию, знакомый кинолог выгуливал овчарку на пустыре. Собака носилась, ныряла носом в снег, ловила пастью большие, мокрые хлопья.

– Ночью будет метель, а на утро обещали – солнечно и мороз до минус пяти, – сказал кинолог и отхлебнул пива из горлышка.

Игорь посмотрел в небо: над Москвой ползли серые тучи под завязку набитые снегом. Атмосферное давление менялось. Надвигался мощный циклон.

Вика быстро шла против ветра. Каблуки бойко стучали, волосы развивались, девушка улыбалась. В 23 года ей уже было чем гордиться. Она выдержала стрессовую стажировку в консалтинговой компании. Теперь вела первый самостоятельный проект.

Заказчики, нанимая консультантов по эффективности, думают, что те махнут волшебной палочкой, и прибыли начнут расти. На деле, предприниматели за огромные деньги заказывают бизнес-аналитика, который тыкает их в собственные недочеты. К тому же ни одна оптимизация не обходится без увольнения работников. За это консультантов никто не любит. Терпеть ненависть – часть работы, для этого нужен характер. И у Виктории он был. Сегодня она убедила клиента принять свою концепцию сокращения издержек. Это было самое трудное. Она твердо настояла на ликвидации нескольких сервисных центров по обслуживанию лифтов. Диспетчера, электромонтеры и пару инженеров должны были лишиться работы. Клиент внимательно изучил Викины расчеты, вздохнул, и сдал своих людей. Вика ликовала.

Девушка снимала квартиру на окраине Москвы. Девятиэтажки в спальном районе строились без учета розы ветров. Из-за этого в любую погоду в ее дворе кружили холодные вихри. Вика торопилась. Однако чем ближе она подходила к подъезду, тем сильнее ее одолевала необъяснимая тревога.

В лифте отвратительно пахло, двадцативатная лампочка еле освещала кабину. Вика нажала кнопку нужного этажа, и ощутила на пальце что-то мокрое и вязкое. «Какой гадюшник» – подумала она. Тошнота подступила к горлу. Девушка попыталась чистой рукой достать салфетку, но приглядевшись, внезапно поняла, в чем испачкалась. Красно-бурой жижей были забрызганы стены. На двери отпечаталась чья-то ладонь с растопыренными пальцами. Вика переступила с ноги на ногу и почувствовала, как туфли липнут к полу. Боже, что здесь произошло? Девушку охватила паника. С детства приступы страха у Вики сопровождались острой болью в животе. Сейчас спазм был такой силы, что она едва удержалась в сознании. Хотелось только одного – быстрей приехать. Мамочка, как же страшно. Господи, помоги вырваться отсюда. Помоги мне, Господи! Но лифт, как будто специально замедлял ход.

Наконец, двери лифта открылись. Дома Вика тут же сбросила одежду и приняла горячий душ. Кожа уже покраснела, недалеко было до ожога, но внутренний холод не отпускал. В съемной квартире Вика не чувствовала себя в безопасности. В комнатах было мало мебели, каждый шаг вызывал эхо. Девушку стали пугать собственные шаги. Тревожные мысли лезли в голову. Что если тот, или те, кто были в лифте до нее, бродят сейчас по подъезду? У хозяина есть второй комплект ключей. Что у него на уме? А вдруг запасная связка осталась и у прежних квартирантов? Алкоголя дома не было, пришлось пить «Карвалол». Но и капли не помогли. Вика позвонила маме и расплакалась.

– Викуся, – пожилая женщина тоже всхлипывала, ей передался дочкин страх, – Викуся, тебя прокляли. Вспомни, доча, ты иголку с обломанным ушком не находила?

– Мама, ты слышишь, что я говорю? В лифте кровь, там кого-то убили. Я боюсь в глазок посмотреть. Причем тут твои колдуны. Ты «Битвы экстрасенсов» насмотрелась?

– Вика, это все не случайно. Помнишь, как папа сильно пил? Это был подклад. Нам под дверь песок сыпали. Потом я к тете Гале ходила, она порчу сняла, и отец сразу остепенился.

– Он остепенился, когда поджелудочную прихватило. Мама, не надо про нечисть, помоги мне успокоиться.

– У тебя много врагов. Это все твоя работа. Возвращайся домой, сходим к тете Гале, и все будет хорошо.

Вика повесила трубку. Проклятие, сглаз, порча – мистика окружала девушку с детства. Мама часто обращалась к гадалкам. В детстве Вику это пугало, но подростком она взбунтовалась и стала высмеивать увлечения матери. Пережитое сегодня в лифте вернуло детские страхи. Уснуть не получалось. В памяти всплывали подробности дурных пророчеств. Предсказательницы, все как одна, твердили: Вике надо беречь волосы и остерегаться высоких домов.

Девушка долго не могла уснуть, но под утро ее все же окутало тревожное забытье. Проснувшись, она громко вскрикнула: ее кровать стояла в кабине лифта. От потолка к полу струились багровые потоки. Вика судорожно щелкнула выключателем, и только тогда свет торшера, окончательно рассеял образы ночного кошмара. Собираясь на работу, девушка старалась не дотрагиваться до стен, виниловые обои казались ей липкими от крови.

Одна только мысль, что снова придется нажимать окровавленные кнопки, вызывала ужас. Выйдя из квартиры, Вика спускалась пешком, прислушиваясь к шорохам и голосам в квартирах. Осталось всего пару пролетов, как, вдруг, тишину разорвал громкий лай. На Вику бросилась овчарка, но зверя в последний момент одернул хозяин.

– Фу! – гаркнул он на весь подъезд, а потом доброжелательно добавил – не бойтесь, Инга не кусается, она сама боится. У нее течка, мы вчера немного наследили в лифте, так на бедную собачку все соседи ополчились.

– Убери псину, козел, – закричала Вика и нащупала в кармане баллончик – я сейчас в нее газом прысну!

Собачник пожал плечами, открыл дверь своей квартиры, пропустил вперед животное и гневно бросил:

– Ведьма!

Остаток пути Вика проделала бегом.

Рабочий день начался с неприятностей. Клиент наотрез отказался сообщать работникам об увольнении и поручать это дело своим кадровикам. «Вы это придумали, вы и исполняйте» – изрек он тоном, нетерпящем возражений. И Вика исполнила. Сначала она уволила мужиков, напоследок оставив пожилую лифтершу. Виктория долго колебалась, перед тем как вызвать ее на разговор. Мешало гнетущее предчувствие. Наконец, Вика решилась и вот они сели друг против друга. По документам женщине было немного за пятьдесят, но выглядела она на десяток лет старше. Все мужчины, молча, приняли свою судьбу. А эта, закатила истерику, угрожала судами и хвасталась родственниками в прокуратуре. «Ничего, ничего, отольются вам мои слезки, кровью умоетесь», – шипела она, уходя. В другой день Вику бы рассмешил такой эмоциональный выпад. Но через призму пережитого накануне страха, все виделось иначе. Горбатый нос, всклокоченные волосы и скрипучий голос – это еще полбеды. Самое неприятное – лихорадочно бегающие глаза – черта, свойственная всем адептам черной магии. После ее ухода, Вике стало плохо. Снова скрутило живот, как вчера в лифте. Она почувствовала, что на нее надвигается что-то непоправимо ужасное. Что-то такое, чему она не в состоянии противостоять. Прошла еще одна ночь без сна.

Утром девушка долго искала свой любимый брашинг. Это была не просто расческа с щетинками. Укладка от природы волнистых волос – был важный для Вики ритуал. Глядя, как непослушные кудри превращаются в идеально прямые струящиеся линии, Вика каждое утро успокаивалась и настраивалась на победу. Сначала она дико расстроилась, но когда осознала, что оставила расческу в приемной клиента, губы ее задрожали. Волос жертвы – идеальный материал для колдовства. Для чего, лифтерша устроила истерику? Что это было? Спонтанные эмоции? А может маневр для отвлечения внимания с целью овладеть личной вещью Вики? Мысли ходили по кругу: кровь в лифте, лифты в высоких домах, ведьминские глаза и волосы. Береги волосы, избегай высоких домов. О работе думать было некогда. Только волосы и дома. Волосы и дома.

После третей бессонной ночи Вика наспех собрала чемодан.

– Срочно звони тете Гале, я вылетаю, – сказала она матери и заказала билеты через интернет.

В родном городе стояла теплая бархатная осень. Тротуары были завалены разноцветными листьями. Школьницы щеголяли в мини. Приятно пахло дымом костров. Гадалка Галина приняла Вику как родную, говорила, что помнит ее еще вот такой и показывала руками какой. Ужас отступил. А потом тетя Галя несколько раз кинула карты. Во всех раскладах выходила дама пик. Галина вложила карту в Викину руку и дала напутственный совет.

Ночью девушка прилетела в Москву. Таксист, по ее просьбе, чуть-чуть не доехал до дома. Она вышла на пересечении трех дорог и дождалась пока машина уехала. Огни светофора мигали желтым цветом, моросил дождь. Вика достала из сумочки карту из тети Галиной колоды и наклейку со схематическим изображением лифта. Пиковая дама – символ колдующей женщины. Лифт – место, где Викторию подстерегает зло. Перекресток – место силы. Девушка чиркала зажигалкой, но огонь никак не мог завладеть сырой бумагой. Все же она добилась своего, и ушла только, когда дождь растворил последний пепел.

Понадеявшись на тетю Галю, Вика на следующий же день попробовала воспользоваться лифтом. Но то ли колдовство не сработало, то ли последние события в конец истрепали ее психику. Страх сковал все тело, и войти в кабину она так и не смогла. С тех пор Вика стала ходить по лестницам пешком. Теперь она боялась лифтов и варикоза.

Однажды ее вызвал президент компании. Эта была очень важная встреча. Пропустить ее означало бы распрощаться с карьерой. И тогда девушка отважилась. Комфортабельный скоростной лифт повез ее на 20-ый этаж. Расстояние, отделяющее Вику от земли, стремительно увеличивалось. С каждым метром беспокойство нарастало. Сердце бешено молотилось в груди. В висках стучал пульс. Девушка чувствовала, как источает запах кислого адреналинового пота. И, вдруг, лифт остановился.

– Высокий дом, – отчаянно прошептала она и нажала кнопку связи с аварийной службой. Зашипел динамик, Вика ждала ответа лифтера, но вместо него услышала детский плач. Она закричала и заметалась по кабине, но очень скоро устала. Двигательная буря сменилась полным бессилием. Ноги подкосились. Уже теряя сознание, Вика услышала скрипучий голос лифтерши: «кровью умоетесь». Через пару минут ее освободили и сунули под нос вату с нашатырем. «Не трогайте мои волосы», – сказала она, очнувшись.

Утром Вика узнала, что уволенная лифтерша умерла от сердечного приступа. Коллеги и представители консалтинговой компании собрались возле дома покойной. Вынесли гроб, запахло формалином. Вика подошла попрощаться. Лицо женщины выглядело спокойным, глаза были закрыты. А может это не она? Может я себя накрутила? Вике стало стыдно. Когда-нибудь я тоже стану такой: одинокой, старой и мертвой. На кладбище девушка ехать отказалась. Тогда президент компании неодобрительно покачал головой и сунул ей визитку:

– Это номер лучшего психолога Москвы. Расходы беру на себя. Приведите себя в порядок, консалтинг – это не для слабонервных!

Кабинет специалиста был похож на детскую: мягкие игрушки, доска с разноцветными мелками, мини-песочница на столешнице. Врач, женоподобный мужчина, вкрадчиво расспрашивал о детстве. Вика расслабилась и выложила историю своей лифтовой фобии.

– Сделаем одно упражнение – предложил психолог – представь маленькую девочку и расскажи, какая она?

– Ну, сидит, такая, в красных бусах, ножки тонут в больших маминых туфлях. Плачет.

– А теперь представь, что ты рядом. Что ты сделаешь?

Вика подумала. Заводить детей рано и не от кого. Приемное родительство – это для героев. Представила, что слегка пожалела девочку. Обняла, но не крепко, одной рукой. Психотерапевт что-то записал в блокноте и сказал:

– Девочка – это ты. То, что ты не берешь ее на руки, не прикрываешь ее головку своей ладонью, означает, что ты избегаешь брать ответственность за саму себя. Работа в консалтинге предполагает ответственность и не только за себя, но и за других. Нервная система не справляется, ты хочешь сбежать к маме, но не признаешься себе в этом. Навязчивая боязнь лифтов, страх проклятия – все это предлоги, чтобы бросить все и уехать. Поход к колдунье – бегство в бытовой мистицизм. Поиск волшебного решения проблемы. Классическое инфантильное поведение.

Вику разозлило услышанное. Она строила карьеру с первого курса института. Вся ее жизнь – стремление к успеху. А тут ее выставляют истеричной, незрелой дурой?

– Все ясно. Вы мне таблетки выпишете?

– Таблетки – это к психиатру. Но врач подавит тебе сразу все психические реакции. На время ухудшится память, сообразительность. Да и рабочий график вряд ли позволит тебе лечь в стационар. Я рекомендую завести дневник, в котором следует рационализировать все страхи. Разоблачать совпадения и мистические трактовки событий. Первая запись может быть такой: «кровь в лифте собачья, покойная лифтерша – просто женщина, а лифт самый безопасный вид транспорта. Я вижу во всем колдовство, потому, что меня приучила к нему мать». И еще, конечно же, аутотренинг, повторяй почаще: «Вика больше не боится». Сама не заметишь, как все пройдет.

В тот же день Вика позвонила приятелю, с которым когда-то было много хорошего секса, но мало общего:

– Можешь достать антидепрессанты?

– Не советую, лучше травки покури и займись любовью с кем-нибудь резвым, вроде меня.

Вика молчала

– Ладно, привезу.

После первого приема таблеток прошло три года. Сначала Вика лечила ими страх лифтов, потом боролась с привычкой пить их постоянно, потом не принимала вообще, и, наконец, научилась прибегать к их помощи только в острых стрессовых ситуациях. Тогда-то у нее и случился карьерный взлет. Последний проект – повышение прибылей сибирского металлургического завода, она завершила оглушительно успешно. И вот она летела бизнес-классом на работу своей мечты – учить казахских олигархов правильно управлять нефтяной компанией. Лайнер взлетел выше облаков, и Вика заворожено наблюдала восход солнца.

«Вика справилась, Вика – молодец!», – напевала она, расхаживая по гостиничному номеру обернутая в полотенце. На кровати лежало вечернее платье и подобранные к нему украшения. Девушка готовилась к приветственной вечеринке, которую клиенты решили закатить в честь российской консалтинговой команды.

Вика подошла к зеркалу, чтобы высушить и выпрямить волосы. Ее испуганный крик услышал весь этаж. На зеркале лежал ее брашинг, утерянный три года назад в Москве. От испуга она прибегла к приему психолога, старалась думать рационально. Может, в номере плохо убрались, и это расческа предыдущего жильца? Виктория осторожно, боясь удостовериться в обратном, прикоснулась к вещице. Не тут-то было. Надпись «sexy cat», выцарапанная парнем, когда-то гревшим ее постель, по-прежнему красовалась на ручке.

Логического объяснения событию не было. Астана – город, состоящий из одних высоких домов, построенных посреди степи. Расческа, появившаяся из ниоткуда. Волосы и высокие дома снова встретились. Трех лет успеха как не бывало. Вика больше не бизнес-аналитик, не успешная женщина, она – маленькая испуганная девочка. Злые тети пророчат ей большие беды. Ужас наступает и Вика снова бессильна перед ним.

В тупом оцепенении девушка бродила по номеру, машинально собираясь на вечеринку. Надпись на расческе напомнила о бывшем любовнике и таблетках, которые он ей по-прежнему доставал. Вика закинула в рот целую пригоршню лекарства. Антидепрессанты имели накопительный эффект. Вика знала, что полегчает, только через пару недель. А страшно было здесь и сейчас. За дверью был холл, в нем лифт и неимоверное количество этажей. Колдовство на волосах продолжало работать, значит, несчастья снова начнут преследовать ее. Поэтому нужно было что-то, что подействует здесь и сейчас. Вика выбрала алкоголь.

Страх не прошел, но притупился, как и все остальные чувства. Вика криво накрасилась и вышла в вестибюль. Следуя инструкции, нарисованной в приглашении, она искала праздничный холл. Услужливый казахский юноша, вызвался помочь ей и, придерживая за локоток, проводил. Видимо, она заметно шаталась. Над залом, в который ее привели, выселись балконы в несколько этажей. Между ними курсировали прозрачные панорамные подъемники. Вика никогда не видела столько лифтов в одном месте. К счастью, подвернулся официант с подносом, и она схватила первый попавшийся бокал.

Утром Вика не вышла на работу. Русские коллеги, зная ее обязательность, забили тревогу. Служащие отеля открыли дверь и обнаружили ее остывшее тело. «Отравление неясной этиологии» – было написано в заключении о смерти. Ее должность занял молодой амбициозный парень. Президент консалтинговой компании решил, что так надежнее – у мужчин нервы покрепче.

Жена давно знала, что Иван будет дежурить в новогоднюю ночь. Еще в начале года на календаре крестиками были отмечены его смены. Однако по мере приближения праздника в семье электромонтера возрастала напряженность. На днях, сдерживаемое до этого недовольство супруги вырвалось наружу.

– Ты подумал, кто будет Дедом Морозом? Или ты лишишь сына праздника?

Несколько лет подряд Ивану везло с графиком, и сынишка уже привык, что под бой курантов папа куда-то исчезает и появляется волшебный старик с мешком подарков.

– Давай закажем профессионального аниматора, – предложил Иван.

– А ты не боишься, что в твое отсутствие в доме появится посторонний мужик, скрывающий лицо под накладной бородой? Ты знаешь, что по статистике большинство преступлений происходит в праздничные дни?

– Ты меня так упрекаешь, как будто я без тебя отдыхать еду. Как будто я не хочу праздник сыну устроить. А я, между прочим, работать буду, пока все веселятся.

Иван понял, что его женщина затеяла разговор не для поиска конструктивного решения, а чтобы высвободить эмоции. Жена, сбросив пар, тут же устыдилась своей неправоты и стала жалеть мужа. Ссора сама собой угасла, в качестве Деда Мороза было решено пригласить тестя. Утром 31 декабря, супруги поцеловались и поздравили друг друга с наступающим. Иван отправился на дежурство.

– Ванюша, у тебя пять заявок, сделай до обеда, дружок, чтобы ночь поспокойней была, – диспетчер Тамара Ивановна, старейший сотрудник компании, уже изучила вахтенный журнал. Последнее сокращение персонала затронуло как диспетчеров, так и электромонтеров. Раньше, аварийная бригада, в которой работал Иван, занималась только высвобождением застрявших пассажиров и пуском остановившихся лифтов. Текущим ремонтом занимались другие электромонтеры, которые работали каждый день по графику 5/2. В уходящем году руководство уволило 20 процентов работников, перевело всех механиков на посуточный график, и вменило в обязанности аварийщиков ремонт и техническое обслуживание. Разумеется, такие перемены никому не нравились, но вслух недовольство никто не высказывал, понимая, что в 20 процентов попадают самые говорливые.

Коллеги Ивана, конечно, хотели бы начать рабочий день с чаепития и продолжить бы его перекуром. Но механики, понимая, что диспетчера, находясь поближе к начальству, могут заниматься доносительством, старались в диспетчерской не засиживаться. Тамару Ивановну подозревали все линейные рабочие и за глаза называли «сексотом». Прямых доказательств не было, но предпенсионный возраст, удручающая ситуация на городском рынке труда, и подозрительно заискивающий тон наводили на определенные мысли. Иван сочувствовал пожилой женщине, потому что находился в схожей ситуации, после того, как его назначили старшим в одной из объединенных аварийных бригад. В деньгах он выиграл несильно, но ответственности и проблем прибавилось. Одним из неприятных свойств новой должности стало подозрение и недоброжелательное отношение коллег. Но Иван был мужиком, работающим с такими же мужиками. Он знал, что в случае конфликта, он тряхнет обидчика за грудки и желание бузить поутихнет. Тамара Ивановна сделать этого не могла в силу пола и возраста. Иван это понимал, сочувствовал и старался общаться с ней доброжелательно.

Тамара Ивановна заметила это и стала относиться к его бригаде более благосклонно: давать заявки в непосредственной близости друг от друга, предупреждать о недоделках, оставшихся от прошлой смены, а иногда даже перебрасывать на его участок другие бригады. Так Ивану удавалось успевать за положенные 30 минут освобождать застрявших пассажиров, вовремя разгребать текучку, получать ежемесячные премии и оставаться на хорошем счету.

Устраивало ли его такое положение дел? Пожалуй, что нет. Но он знал, что в других компаниях дела обстоят еще хуже. Совсем недавно гремело дело о гибели женщины в лифте. По телевизору, в передаче «Чрезвычайное происшествие» объявили, что суд счел виновным электромеханика и определил ему в качестве наказания три года тюрьмы. Иван, как профессионал, сразу понял, что мужика назначили стрелочником. Наверняка на его участке было столько лифтов, что качественно обслужить их он просто не мог. Работал и надеялся на авось. В фирме Ивана тоже работы прибавилось, но до преступного попустительства пока еще не дошло, поэтому за работу стоило держаться.

В одном из лифтов запала кнопка вызова этажа, Иван и его ребята прозвонили цепь и выяснили, что виной неисправности стала катушка реле. Поменяли и позвонили диспетчеру. Первая заявка была выполнена. Со второй пришлось повозиться. Второй лифт начинал движение при открытых дверях шахты и кабины. Вышли из строя блокировочные контакты. Для их замены надо было отключить систему безопасности лифта. Иван поставил перемычку, а двое его подчиненных стали откручивать контакты. В этот момент зазвонил оперативный телефон. Это была Тамара Ивановна со срочной заявкой: в одном из лифтов застряла компания подростков.

– Ванюша, постарайся быстрей, там пьяные парни, я боюсь, они сами вылезти попробуют. Ты знаешь, чем это может закончиться.

– Мужики, заканчиваем, у нас срочный вызов – малолетки в лифте застряли.

– Отключаем или доделываем? – спросил Ивана один из механиков.

Иван секунду помедлил. Остановишь лифт 31 декабря – жди письменную жалобу. Жалоба – автоматическое лишение тринадцатой зарплаты для всей бригады. Однако инструкция требует останавливать текущие работы при поступлении экстренного вызова. Что делать?

– Заканчиваем, – сказал Иван и подумал, что когда-нибудь доиграется, как тот механик, которого сделали виновным в гибели пассажира.

Мужики быстро привернули новые датчики, Иван запустил лифт, и вся бригада побежала к аварийной машине, чтобы быстрей успеть на вызов. Опасения опытного диспетчера Тамары Ивановны сбылись. Поддатые подростки предприняли попытку самоспасения: разжали двери, подсадили самого смелого. Мальчишка уже наполовину пролез в зазор между потолком лифта и полом лестничной площадки. Понимая, что лифт в любую секунду может двинуться, Иван не стал тратить время на разъяснения. Вместо этого он наступил на руку подростку, тот с визгом одернул ее и оказался в кабине лифта.

– Попробуете вылезти сами, я вам все зубы выбью, – предупредил Иван несознательных юношей, пешком поднялся на 9-ый этаж и покрутил штурвал ручного привода, чтобы выровнять кабину.

Вниз Иван спускался на лифте и уже жалел, что позволил себе грубость.

– Не волнуйся, они не будут жаловаться, – улыбались электромеханики, – мы им пригрозили родителям сообщить, что они пьяные.

К вечеру бригада выполнила текущие заявки. Иван принес в диспетчерскую путевой лист, расписался в вахтенном журнале. Тамара Ивановна пригласила электромехаников к импровизированному столу. Мужики идти не хотели, но Иван настоял. Все хотели выпить, но атмосфера всеобщего недоверия делала свое дело – в бокалах был лимонад. Тамара Ивановна, на правах хозяйки, пыталась вести вечер, но веселой атмосферы не случилось. Зазвонил телефон. Тамара Ивановна быстро ответила и принялась. Она сухо произнесла адрес, номер подъезда, этаж и добавила:

– Четверо в застрявшем лифте. Сообщают о задымлении. Звонок по 112. Пожарные уже выехали, мальчики поторопитесь!

Мужики соскочили с мест, Иван задержался, чтобы взять путевку.

– Осторожней Ванюш, – сказала диспетчер с волнением в голосе.

– Угу, – бросил Иван на ходу.

Водитель хорошо знал обслуживаемый участок, следуя через дворы, он вдвое сократил путь. Бригада прибыла к месту вызова сразу после пожарных. Иван опытным глазом оценил ситуацию. Двое пожарных, меняясь, колотили кувалдой замок двери подвала. Их начальник вел радиообмен. Иван прислушался к его словам:

– Формирую звено ГДЗС для эвакуации, вскрываю цокольный эта – за дверью, которую пытались вскрыть огнеборцы – мусорный контейнер, значит, горит там. Дым распространяется по мусоропроводу. Иван немного успокоился. Похоже, что в кабине лифта ничего не горит. Но пассажиры могут задохнуться. А если задымление несильное и застрявшим людям ничего не угрожает, пожарные со свойственной им лихостью разломают двери кабины. Оба варианта Ивана не устраивали. Он подошел к старшему пожарному и показал удостоверение:

– Горлифт, старший аварийной бригады. Разрешите с вами. У меня есть ключ от кабины лифта и противогаз.

– ПЧ-43, начальник караула. Не разрешаю, – отчеканил начальник и продолжил свою работу.

– Со мной вы вдвое быстрей лифт откроете. А что если они там уже без сознания? К тому же задымление не сильное, вон жильцы по этажам шатаются.

– Ладно, – старший пожарный, оценив степень риска, подумал, что специалист вызволит пострадавших проворней его подчиненных, – дам тебе резервный баллон.

Пожарные сняли с Ивана телогрейку, вместо нее надели пожарную куртку и помогли включиться в дыхательный аппарат.

– Держись за баллон впередиидущего и ни в коем случае не разрывай звено, – напутствовал его начальник караула.

Иван кивнул и пожарные, держась друг за друга, потопали по лестнице. Задымление и вправду оказалось несильным. Видимость была хорошая. Мимо пожарного звена проходили кашляющие и матерящиеся жильцы. С недоумением они поглядывали на процессию в касках и дыхательных аппаратах. Лифт застрял на 5-ом этаже.

– Я сбегаю в машинное отделение, кабину выровняю! – крикнул Иван командиру звена. В ответ тот помахал головой.

– Открывай двери, а кабину я «хулиганом» заблокирую.

Иван послушно открыл шахтную и кабинную двери. Пожарный воткнул в распор между потолком кабины и полом лестничной площадки какой-то хитрый, универсальный лом с плоским клином и изогнутым шипом на конце. «Удобно», – только успел подумать Иван, а пожарные уже извлекли первого пленника лифта и тут же надели ему на голову маску, подключенную к собственному кислородному баллону. Так же они поступили и с остальными. Выйдя из подъезда, Иван снял маску и увидел, что она вся в поту.

Пока звено выводило пострадавших, второе отделение уже залило горящий мусорный контейнер. Пожарные поменяли баллоны и пошли назад – открывать окна подъезда. Второе отделение развертывало пожарный дымосос.

– Сколько у тебя зарплата, если не секрет? – спросил Иван у начальника караула, отдавая дыхательный аппарат. Пожарный назвал сумму.

– Надо же, меньше, чем у меня, – удивился он.

– Зато нас бабы любят, – рассмеялся пожарный.

По дороге назад все молчали. Ивана стала тяготить эта тишина.

– Чего приуныли, мужики?

– Отморозок ты, Иван, вот чего!

Зайдя в тепло диспетчерской, Иван почувствовал, что зверски устал и проголодался. Жадно поглощая дары Тамары Ивановны, он думал, что надо бы оставить место для домашней стряпни. Жена может обидеться. Однако остановиться не мог. Он наелся сначала до сытости, потом до тяжести, а потом до изнеможения. Поев, он развалился в кресле, равнодушно смотрел в экран телевизора и думал: не забыть бы позвонить жене, не проспать бы Новый год, не забыть бы…не проспать бы… И, вдруг, сна как не бывало: я забыл снять перемычку на первой заявке. Там до сих пор отключена система безопасности дверей.

– Мужики, выезжаем.

– Куда Ванюш, заявок нет? – удивилась Тамара Иванована.

– Никуда, наши дела, – грубовато отрезал Иван.

Бригада выехала по первому адресу. Иван бегом преодолевал лестничные пролеты. Плотный ужин подкатывал к горлу рвотным комком. Одолевала отдышка. Залетев в машинное отделение, он рывком открыл дверь щитка. Перемычки не было. Система безопасности исправно работала. Видимо, на фоне усталости и стресса, ему почудилось. Так бывает. Особенно часто люди вспоминаю про утюг, прибегают домой, но электроприбор выключен, а на работу уже не успеть. Иван посмотрел на часы – одна минута первого. Зазвонил телефон.

– Ваня. С Новым Годом! Люблю тебя.

– И тебя, любимая, с наступившим, – Иван слышал в трубке звонкий голос сынишки.

Иван спустился на лифте, у подъезда его ожидала разгневанная бригада.

– Перемычку забыл снять? – с вызовом спросили коллеги.

– Думал, что забыл, но…

– Нам пофигу, ты нас праздника лишил – гони бутылку, – Иван рассмеялся и сунул мужикам деньги. Соображали на капоте аварийной машины. В небе сверкали салюты петард.

– Как на войне: стреляют, а мы пьем и по сторонам оглядываемся, – заметил один из электромехаников.

– С Новым годом, – примирительно сказал Иван и выпил.

Зайдя утром в квартиру, Иван старался не шуметь. Он тихонько прокрался в кухню, открыл холодильник и достал салат, накрытый полиэтиленовой пленкой. Только он воткнул в него ложку, как в дверях появилась заспанная, но уже настороженная жена.

– Утром по стаканчику опрокинули. На смене не пили, – поспешил оправдаться Иван.

– Почему одежда дымом пахнет?

– Шашлыки жарили во дворе.

– Про пожар по телевизору показывали. Я сразу поняла, что на твоем участке. Люди в лифте застряли.

– Это дело спасателей. Я причем?

Жена достала из холодильника шампанское. Наклонилась, якобы чтобы поцеловать, но на самом деле понюхала волосы.

– Открой, отметим по-человечески, – Иван послушно откупорил бутылку.

Смотри, брат: у меня в руке пятизарядный револьвер – старая, надежная система по устранению неполадок в голов. Патроны, набиты порохом, закупорены пулями и ждут своей очереди. Барабан повернулся и щелкнул. Читай.

Я в Хельсинки, на улице Маннергейма, ищу музей современного искусства. Я – музыкант и ничего не понимаю в этой художественной практике. Тогда почему я здесь, в чужой стране, на незнакомой улице? Потому, что я не люблю мертвецов. Посмотри, брат, на художников, тех, что по старинке рисуют картины. Они мерзнут на Старом Арбате и рисуют понятную, статичную старину. Посмотри на них и на нас, брат! В русских гитарах кончилось электричество. Рок-н-ролл перекочевал в галереи. Поэтому я здесь.

Улица многолюдна. Люди идут и идут, а посередине голые чугунные кузнецы машут молотами. Такая скульптура. Мой убогий инглиш не понадобится. Итак, ясно, что музей экспериментального искусства где-то рядом. Я прав, вот он: без углов и с неровной крышей стоит рядом с конным фельдмаршалом.

На первом этаже – поле с гипсовой пшеницей и пластмассовая волна. На втором – скульптура женщины из гипса. На ее голову проецируется изображение лица. Кажется, что она шевелит бровями, двигает щеки, открывает рот. Мертвая статуя с подвижным лицом. С живым лицом. Как тебе такая Галатея?

У входа в третий этаж нужно снимать обувь. Третий этаж – одна большая инсталляция. На полу ковер – на потолке экран. Люди лежат на полу и смотрят в потолок. Я тоже ложусь.

Обычно, если в инсталляциях бывает звуковое сопровождение, то это вой, стон или писк. Здесь, наоборот, приятные звуки, почти фоновая музыка.

На экране большая голая женщина. Женщина молода. Она лежит в воде среди зеленых листьев. Камера подробно исследует ее тело. Вот над зрителями навис гигантский, на весь потолок сосок. Видны поры кожи и волосы. Волосы – это, на самом деле, маленькие светлые волоски, пушок вокруг соска. Их бы вовсе не было видно обычным зрением. Но съемка идет с увеличением, и волоски кажутся жесткой проволокой, красные точки на коже – пятнами, а пупок – огромным кратером.

Вот на экране межножье. Здесь, в рыжей жесткой шерсти, большие прозрачные капли. Бедра женщины погружены в воду. Ступни ее покрыты корнями растений. Тех самых, что на поверхности имеют зеленые листья.

Угол съемки меняется, теперь видоискатель поднимается над женщиной. Она уменьшается в размерах, она лежит в зеленых листьях, широко раскинув руки.

Женщина розовая, а вокруг болотная вода и зеленые листья.

Я лежу под ней на ковре. Смотрю на ее соски, веснушки, родинки, волоски, ногти. Мне хорошо.

Я смотрю на женщину, при этом мое кровяное давление в норме, пульс низкий, дыхание ровное, в паху все спокойно. Женщина голая, а я не возбужден.

Инсталляция называется «Homo sapiens». Человек.

Спуск, удар по капсюлю, отдача в руку. Ты жив, брат? Как тебе письмишко?

Ответа нет. День, другой, третий, молчит братан, молчит друг моей ушедшей студенческой юности. Где-то ищет свой рок-н-ролл, свою правду. Пишу ему снова.

Молчишь, некогда проверить почту? Хрен с тобой, лови следующую пулю. Российскую. Пулю-бомбу.

Полупустые вагоны бьются друг об друга. Много шума.

Сижу на деревянной скамейке в электропоезде. Осень. За окном голые деревья, гаражи и заборы.

Вот я на платформе подмосковного поселка. Воздух влажен.

Трехэтажный дом на Рабочей улице. Хозяин квартиры, в которую я иду, был рабочим. Когда я здесь жил, я тоже был рабочим. Здесь живут только рабочие и собаки. Собаки бегают по пустырям и лают на рабочих. Рабочие отбиваются от них и кидают камни. Это оттого, что животные не любят пьяных.

В квартире пахнет мочой. Хозяин – инвалид. В нем сто сорок килограмм живого веса. Он еле носит свою тушу из комнаты в комнату. Его ежедневный маршрут: кровать – холодильник – унитаз.

Я здесь, чтобы менять ему трусы.

Я здесь потому, что жена хозяина – моя родственница.

И еще я здесь, потому что обязан родственнице – живу в ее московской квартире.

И все-таки, зачем я здесь?

Я сижу в прихожей – привыкаю к запаху. В спальне надсадно скрипит кровать. Хозяин поворачивается:

– Любкаааа… Любка!

Захожу в комнату, говорю:

– Это не Любка, это я.

– А где Любка?

– К матери уехала.

– Когда Любка приедет?

– Послезавтра вечером. Есть хочешь?

– Сколько время?

– Десять.

– Утра или вечера?

– Утра.

– Может, вечера?

– Нет, утра.

– А почему темно?

– Осень.

– Ох, – хозяин поворачивается и с большим трудом садится. Его живот расплывается по кровати, груди расплываются по животу, подбородок – по груди.

Я подхожу и беру обеими руками его локоть. Хозяин начинает вставать, и часть его веса переносится на меня. Если не удержу, упадем оба. Но хозяин встает и упирается руками в стену.

– В туалет?

Хозяин кивает.

–Пошли.

Мы идем.

Мочиться, как все мужчины, хозяин не может – мешает живот. Поэтому мы подходим как можно ближе к унитазу, и хозяин просто расслабляется. Когда струя ослабевает, моча стекает на пол по его ногам. Потом я вытираю его ноги полотенцем, и мы идем обратно. Стонут пружины матраса. Хозяин ложится.

Замываю пол в туалете. Хлорный раствор перебивает запах мочи. Хозяин снова кряхтит на кровати. Захожу в спальн, хозяин смотрит виновато. На трусах мокрое пятно.

– Не успел.

– Вижу.

Меняем трусы. У хозяина большие покраснения на коже, член его болезненно красен и опрел.

На ужин грею котлеты и макароны. Хозяин ест руками, наполовину пережеванные куски падают изо рта. Хозяин подбирает и снова ест их. Доев, он еще долго сидит за столом. Я мою посуду.

– Сколько время?

– Десять.

– Утра?

– Вечера.

– Где Любка?

– К матери уехала.

– Когда приедет?

– Послезавтра вечером. Вставай, пойдем спать.

Курок – спуск, щелчок – хлопок. И такая пуля тебя не берет. Ты крепкий, брат. Но берегись!

Теперь я в офисе. На мне сорочка, галстук и пиджак – у нас так положено. «Серьезный государственный департамент!» – так говорит шеф о нашей работе. Мы отвечаем на депутатские письма. Мы – те, кто принимает на себя весь старческий маразм страны. Нет, не весь, еще есть такой же отдел при Совете Федерации.

Я сижу за столом и читаю очередное обращение: «…все письма, которые я направила депутату Коркишко – смысл их скрыт. Постарайтесь, прочтите это письмо! В прямом смысле! Иначе на вас суд! Вы должны! И после «сибазона», который мне противопоказан, я повторно упала на кафельную плитку. Сотрясение и сдвиг опухоли. Поэтому писать опасно для моей жизни. Вы их плохо знаете! Но есть документы! Я пригрозила Виноградову, так как я в парной поскользнулась, он угрожает Евстигнеевым. Начальник говорит: «Подавайте в суд»! Но у них везде свои люди. Воду остановили через страшный скандал, и то не до конца! У меня опять течет. Помогла мне только прокурор по надзору прав и свобод граждан. Морально! Это самое главное. Но Евстигнеев написал мне формальный ответ: вентиль в норме…».

– Алексей Викторович! – обращаюсь к шефу. – Гражданка Семянкова явно не в себе. Может, спишем как не поддающееся прочтению?

Шеф берет письмо и читает, морщится и трет лысину. Я стою напротив его стола.

– Алексей Викторович, по закону имеем полное право списать!

– Знаю, что по закону имеем право, но и вы меня поймите. Пойду я с отчетом в аппарат фракции, они посмотрят на цифры, и что они увидят? Увидят: отвечено ранее, не требует рассмотрения… И что? Они скажут: «Чем вы занимаетесь в своем отделе письменной корреспонденции? Стоит ли вас содержать налогоплательщикам?» И что тогда?

Молча стою, понимаю, что письмо не спишут.

– Постарайтесь, – говорит шеф, – прочитайте еще разок, может, выдавите искорку смысла. Вы же способный молодой человек, – шеф улыбается.

Сажусь на свое место и читаю сначала: «Я, Семянкова Е.Ф. – ветеран труда, инвалид войны, заслуженный работник печати, являюсь жертвой масона Евстигнеева и его команды: Медведя Д.У., Чубаря Е.Г. и Хныги Ф.К. Каждый день они делают это все с большей и большей жестокостью. Вот уже четыре года, как они не дают мне покоя. Только одна работница ДЕЗа отнеслась ко мне серьезно – вызвала врача. Это было прошлой осенью. Но больше я никогда не видела эту святую женщину. Наверное, они ее убили. Банда Евстигнеева способна на все!»

Шеф весь день смотрит, чтобы мы не спали и не сидели в социальных сетях, два раза в неделю он носит депутатам на подпись наши ответы. Потом идет на почту и отправляет адресатам эту писанину. Он неплохо устроился. Брат, ты видел когда-нибудь, чтобы почтальон ездил на «Лексусе»? А в Москве и такое бывает.

Откладываю письмо старухи и открываю вордовский документ. Чешу голову и набиваю следующий текст: «Уважаемая гражданка Семянкова Е.Ф.! По поручению депутата ГД РФ V созыва Коркишко В.И. ответ на Ваше обращение подготовлен специалистами консультационного центра Государственной Думы Российской Федерации. К сожалению, Ваше письмо не содержит достаточной информации для депутатского запроса на имя прокурора Ивановской области. Если Вы подозреваете техника-смотрителя ГУП ДЭЗ Фрунзенского района города Иваново Евстигнеева У.А. в совершении противоправных действий, угрожающих Вашему здоровью, рекомендуем обратиться с письменным заявлением в ближайшее отделение милиции. Всего Вам доброго».

Распечатываю, несу шефу.

– Ну что это за ответ?! Один абзац. Куда это годится?!

– Алексей Викторович, я юрист, а не психиатр. Я не знаю, как общаться с шизофрениками во время сезонных обострений. Что мне ей еще написать?

– Я понимаю, понимаю, но войдите и вы в мое положение – депутаты требуют развернутых ответов. Наши письменные консультации – это ведь элемент пиара! Вы должны понимать, что эта пенсионерка, получив письмо из Москвы, из Госдумы, за подписью самого депутата Коркишко, тут же побежит рассказывать об этом подругам и соседям. Это же бесплатные агитаторы, в марте думские выборы, явку в избиркоме прогнозируют еще меньше, чем в прошлый раз. Вы должны понимать важность нашей работы, прибавьте что-нибудь о законотворческой деятельности. Что наша фракция сделала для инвалидов?

– Предложила отменить для них бесплатный проезд в пригородных электропоездах.

– Не надо об этом! Напишите про прибавки к пенсиям, про что там еще можно написать? Здоровья пожелайте. И не подходите больше ко мне с этой Семянковой. У меня голова от нее болит.

Завариваю кофе, сажусь перед монитором. Открываю личный e-mail. Брат, ты ответил?!

Re: выстрел в голову.

Привет! Круто, что ты побывал в Европе! Я тебе всегда говорил: они – прогрессивные, они – молодцы! И искусство у них тоже в порядке! Правда, я его не догоняю.

Про мертвых художников я не понял и про револьвер тоже. Типа один выстрел –одно письмо? Одна история – одна пуля? Или события твоей жизни трэшовые, как пули? Ты всегда все усложняешь.

Сожалею, что твой дядя так плох. Ты уж там держись.

Кстати, помнишь Колю, моего корефана, который не пошел на юрфак, а сразу в музыкальное училище? Такой длинный, с дредами, мы у меня на квартире пирсинг его девчонке делали, ты еще ржал над нами и называл фриками, помнишь? Не помнишь и неважно, дело не в нем, его друган меня басистом позвал в свою команду. У них был свой гитарист, и покруче меня, но он в больничку прилег, в такую, откуда подолгу не выпускают. А у них турне: Варшава – Рига – Вильнюс – Минск. Поеду.

P.S. Привет Наташе.

Да брат, все ты правильно понял и про пули и про трэш. И твой ответ – тоже пуля, разрывная, типа «дум-дум». По-моему, они запрещены международным гуманитарным правом, однако, тебя, похоже, это несильно беспокоит. Но будь на стороже, я снова взвел курок!

– Идем с женой по Тверскому бульвару.

– Странное искусство. Я, честно говоря, не в восторге от этих поделок.

– Я тоже.

– Ты ожидал большего?

– Я видел большее.

– После поездки ты сильно изменился.

– Нет. Все по-прежнему.

Сворачиваем на Тверскую и долго идем мимо витрин бутиков. За стеклами неподвижные продавцы-консультанты. Они похожи на экспонаты музея современного искусства, они – герои инсталляции. Мертвые манекены.

– Страшно, да?

– О чем ты? – удивляется жена.

Гуляем дальше, доходим до памятника Владимиру Маяковскому.

– Зайдем в закусочную?

– Можно.

Я набираю поднос пива, картошки и куриных крыльев. Хожу между столиков. Свободных нет. За мной идет жена.

– Вон смотри – уходят!

Два милиционера встают из-за стола, и молодая узбечка уносит их объедки. Мы присаживаемся. Неудобно. Слева хороший столик, но его заняли двое глухонемых: седоватый мужчина и красивая женщина. Мужчина энергично жестикулирует.

– Глухонемые!

– Я заметил.

– Тебе не нравится здешнее пиво?

Жму плечами:

– Нормальное, как и везде.

– Расскажи мне что-нибудь!

– Мне друг написал.

– Тот, который брат?

– Тот, который лучше, чем брат.

– Что пишет?

– Едет на гастроли в Прибалтику и Восточную Европу. Будет на бас-гитаре играть.

– Он музыкант? Ты не говорил.

– Он такой же музыкант, как и я.

– Почему тогда тебя не зовут в группу?

– Потому, что я юрист.

– Ты думаешь, это из-за меня?

– Что?

– Думаешь из-за меня ты юрист, а не музыкант? По-твоему, я виновата, что ты пишешь письма старым бабкам, а не гитарные партии для рок-певцов?

– Нет. Не из-за тебя.

– У тебя всегда все виноваты. Отец заставил тебя поступить на юрфак, из-за меня ты должен работать не тем, кем хочешь. Я знаю, ты недоволен нашей жизнью, и что винишь во всем меня. Только хочу тебе напомнить – это ты меня притащил в Москву! Дома у меня была работа, и я не сидела на твоей шее.

– Наташа, давай просто пива попьем!

– Быстро ты хвост поджал, Джимми Хендрикс!

– Может, ты вместо меня будешь в поселок ездить?

– Это твой дядя, я не набивалась ему в сиделки. Мы можем снять квартиру и тогда не будем никому обязаны.

– Мы не можем.

– Я скоро найду работу.

– Круг замкнулся.

Жена отворачивается и смотрит на соседей. Я тоже перевожу на них взгляд. Глухонемой жестикулирует быстрее, у него багровеет лицо. Его собеседница спокойна.

– Извини, мальчик, – поддатая девушка выплескивает пиво из стакана и чуть не попадает на меня. Ее заметно шатает. Она садится за детский столик. Сейчас ее выгонят, вот уже идет охранник.

– Это детский стол, здесь нельзя сидеть!

Жена перевод взгляд с глухонемых на девушку.

– Возьми меня замуж, пожалуйста! – говорит девушка охраннику.

Охранник молчит – не хочет на ней жениться.

– Ох, горе. Никто замуж не берет! – девушка плачет.

– Здесь нельзя сидеть! – подошел второй охранник.

– И тебе я не нужна? А вот была бы замужем, пришла бы, как королева, крылышек заказала! Я бы острый соус взяла и картошку! Возьми меня замуж!

Девушка начинает громко рыдать. Первый охранник дергает за руку второго. Второй крутит у виска. Они отходят и смотрят издалека.

– Ой, пришла беда. Одна я одинешенька. – девушка хрипло воет. Все посетители смотрят на нее. И только глухонемые заняты своей беседой. Красивая женщина, наконец, реагирует на возню пальцев старика: она поднимает правую руку и делает быстрый жест. Глухонемой ненадолго замирает и, внезапно, начинает громко хохотать. Так громко, как может только тот, кто себя не слышит.

– Ох-хо-хо-хо…Ой, беда, беда, беда, – стонет пьяная девушка.

– А-Ха-ха-ха-ха-Хаааа, – смеется глухонемой старик.

– Ох-хо-хо…

– Ах-ха-ха…

– Ох-хо-хо…

– Ах-ха-ха…

– Пошли отсюда, – жена дергает меня за рукав. – Слышишь! Уйдем быстрей!

Re.Re: выстрел в голову

Ты прав, брат, я мажу. Все пули в молоко. Рок-н-ролл мертв.

Вот что мы сделаем: бери мой револьвер! Держи рукоять и направь на меня дуло.

Бери, брат – я знаю, что говорю. И прицелься получше.

Не хочу жить мертвым, лучше умереть живым.

Хочу лежать в воде, среди зеленых листьев неизвестного растения. И чтобы играла приятная музыка.

P.S. Тебе привет от Наташи.