Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Ася Лавринович, 2021

© Алекс Хилл, 2021

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021

Первый класс

2 сентября

Детский гомон звучит в длинном школьном коридоре, двери кабинетов открыты. Первоклашки свободно носятся туда-сюда, радуясь большой перемене, и даже не подозревают, что это здание станет одним из самых важных на ближайшие одиннадцать лет. Местом взлетов, падений, новых друзей и первых врагов…

– Смотрите! Близняшки! Вы что, правда близняшки? – кричит какая-то девочка, показывая пальцем на одноклассницу, а после переводит его за спину первоклашки.

– У них одинаковые блузки и банты, – говорит вторая, наморщив нос.

– Да-да. Погляди…

Тася осматривает свою идеально выглаженную блузку и резко оборачивается, нахмурив брови. Выискав взглядом белокурую девочку, сидящую на скамейке с раскрытым журналом в руках, Тася решительно направляется к ней и замирает напротив.

Верно… Блузка и банты – и впрямь одинаковые, но какие же они близняшки? У одной блузка заправлена в юбку, у второй – в брючки. У одной – непослушные пушистые кудряшки собраны в два высоких хвоста, а у другой – густые светлые локоны, лежащие на плечах.

– У тебя красивая блузка, – говорит незнакомка, подняв голову и приветливо улыбаясь.

– Спасибо, – теряется Тася, но быстро справляется со стеснением. – А мне нравятся твои банты.

– Спасибо.

Первоклашки улыбаются друг другу, а после тихонько смеются в унисон. И как же получилось, что сегодня их одели одинаково? Хотя обе девочки сами сделали выбор еще вчера вечером, поэтому это не иначе, как судьбоносное решение.

– А чего ты здесь одна сидишь? – спрашивает Тася. – Ни с кем еще не познакомилась?

– Не люблю носиться по коридорам, – отвечает одноклассница, наблюдая, как мимо сломя голову бегают мальчишки и девчонки, толкая друг друга.

– И я тоже! Такие игры для глупых, – серьезно говорит Тася, пытаясь казаться взрослее. – А что ты читаешь?

– Смотрю тысячу самых известных в мире картин. Хочешь, я покажу тебе мою любимую?

– Конечно!

Девочки делят скамейку пополам, усаживаясь плечом к плечу.

– Как тебя зовут?

– Тася Козырь. А тебя?

– Аля Макарова.

– Приятно познакомиться.

– И мне тоже.

Правило номер один: одинаковая одежда – это круто, но только если она на твоей лучшей подруге, ну, или будущей лучшей подруге…

Второй класс

20 декабря

– Аля, почему ты не сказала мне, что у тебя аллергия? – спрашивает Тася, с ужасом наблюдая, как на лице подруги загораются красные пятнышки.

– Я не знала, что в твоих пряниках есть орехи, – отвечает Аля, прикрывая рот рукой. – И я не хотела отказываться и расстраивать тебя. Ты же старалась… Пекла их с мамой, принесла в школу и красиво завернула…

Тася действительно весь вечер провела с мамой на кухне, постигая таинства кулинарного мастерства. Она очень хотела порадовать подругу и совершенно не собиралась ей вредить.

– А я не знала, что у тебя вообще есть аллергия. Что теперь делать? Позвать учителя? Это сильно страшно? Тебя положат в больницу?

Аля умиляется ее волнению. Приятно, когда о тебе переживают.

– Я сейчас позвоню маме… Нужно принять лекарство.

– В больницу точно не положат? Давай я выпью просроченный йогурт и скажу, что мне тоже плохо. Будем лежать в одной палате. Я слышала, там кормят невкусно, но попрошу папу привозить нам еду каждый день.

– Тась, какая больница? Я не умираю. Но лучше скорее сообщить маме.

– Тогда звони! Чего ты ждешь? А потом расскажешь мне о всех продуктах, на которые у тебя аллергия. Или лучше список напиши. Мне придется его наизусть выучить. И вообще, что за глупости? – топает ногой Тася. – Я бы не стала расстраиваться, если бы ты отказалась. Мне бы больше досталось.

Аля вымученно улыбается, а Тася в знак поддержки кладет ей руку на плечо и легонько сжимает:

– Хорошо, что ты съела только ухо у медведя. Я бы сразу отгрызла голову.

– Кто бы сомневался… – смеется Аля и достает из рюкзака телефон, чтобы вызвать скорую родительскую помощь.

Правило номер два: ничего не скрывать друг от друга, иначе последствия могут быть неутешительными…

Третий класс

12 марта

– Та-а-а-с-я-я-я… – протяжно поет Аля, занимая свободный стул за третьей партой.

Тася молчит, понуро глядя в стол. И так с самого утра. Она даже ни разу не улыбнулась и не сделала ни одного замечания одноклассникам о разбросанных учебниках и тетрадках, что вообще на нее не похоже. Аля уже перебрала в голове все варианты, но никак не может понять, что происходит с лучшей подругой.

– Что случилось? Ты со мной целый день не разговариваешь!

– Ничего… – бурчит Тася.

Аля понимает, что надо идти на крайние меры.

– Если будешь молчать, защекочу тебя до икоты. Ты ведь знаешь, что я могу.

Аля тянется к бокам подруги, чтобы привести угрозу в действие, как вдруг та резко бросает:

– Если не хочешь со мной дружить, так и скажи!

– С чего ты взяла? – удивляется Аля, шире распахивая глаза.

– Я слышала, как ты утром говорила Ритке, что жалеешь о знакомстве с этим чудовищем еще с первого класса… Вот с чего!

В глазах Таси появляются слезы обиды, и она отворачивается, сжимая губы. Она не станет плакать в школе, как бы больно ни было. Ни за что! Репутация важнее всего. Кто будет слушать плаксу?

– И ты что, решила, я говорю о тебе? Совсем с ума сошла?! Что за мысли?

– А о ком еще? Мы знакомы с первого класса, дружим. Вот я и подумала…

– Да я Макара имела в виду! Он – чудовище, которое никак от меня не отстанет. Сегодня снова привязался ко мне в школьном дворе. Проходу не давал! Еле отбилась. И что ему от меня нужно? Выбесил, жуть!

– О Макаре Бойко? – переспрашивает Тася, вспоминая мальчика из параллельного класса, который и в самом деле достает ее подругу с завидной регулярностью.

– Да! Глупая! Я бы никогда не сказала такого о тебе, а его не только чудовищем обозвать можно, но и еще… Ух! Как же он мне не нравится!

– Блин… – Тася осознает ошибку и кривится.

Аля протягивает руку и сжимает ладонь подруги, с улыбкой заглядывая ей в глаза:

– Давай-ка в следующий раз, если ты решишь обидеться, то не станешь бегать от меня, а скажешь прямо. Я вообще-то с утра переживала.

– Прости, – натянуто улыбается Тася. – Хочешь конфетку?

– Ха-ха. Очень смешно, – закатывает глаза Аля. – Ты теперь всю жизнь будешь прикалываться над моей аллергией?

– Если ты будешь дружить со мной всю жизнь, – веселее отзывается Тася.

– Ла-а-а-дно. Тебе можно, но только иногда, – великодушно отвечает Аля.

Перемирие закрепляется обсуждением чудовища Бойко и следующего урока.

Правило номер три: если есть обида или недопонимание, то это сразу нужно обсудить, чтобы не оказаться в глупой ситуации.

Четвертый класс

16 марта

– Козырь украла мои фломастеры! – заявляет во всеуслышание Лиза Коробкина и для пущей убедительности указывает на Тасю пальцем. И это – при всем классе!

– Сдурела? – задыхается от возмущения Тася. – Нужны мне твои фломастеры!

– Конечно, нужны! Мне папа их из Германии привез. Они дорогие, двусторонние и ими можно цвета смешивать. Я видела, как ты смотрела на них на уроке рисования!

– Мне просто стало интересно, – уже спокойнее возражает Тася, зная, что в пропаже дорогих фломастеров Лизы Коробкиной нет ее вины. – Мой папа может мне и покруче достать.

– А давайте проверим ее рюкзак?! – не отступает Лиза.

– Пф, да пожалуйста! – фыркает Тася.

В другое время она бы показала противной однокласснице, где раки зимуют, но теперь даже интересно стало посмотреть на разочарованную физиономию Коробкиной, когда та увидит, что фломастеров в рюкзаке нет. Еще и прощения прилюдно попросит…

Но каково же удивление всех вокруг, в том числе и самой Таси, когда из яркого рюкзачка на ее парту приземляется коробка с пропавшими фломастерами.

– Что я говорила?! – победоносно восклицает Лиза, обводя довольным взглядом притихший класс.

– Ах ты!.. – кричит Тася, хватая с парты коробку. Вскоре та уже летит в сторону заверещавшей Лизы, а яркие разноцветные фломастеры высыпаются по пути – и со стуком, один за другим, падают на пол. – Ты сама мне их подкинула, дура!

Лиза, в последний момент увернувшись от коробки, собирается в ответ броситься на Тасю с кулаками, но в эту секунду на пороге кабинета возникает классная руководительница Ольга Михайловна.

– Девочки, в чем дело? – удивляется она.

Несколько ребят вскакивают со своих мест и, ползая на четвереньках, собирают разбросанные фломастеры. Только Тася и Лиза продолжают стоять друг напротив друга, сердито сжимая кулаки.

– Еще немного, и вы бы точно подрались, – говорит Аля подруге уже на перемене, когда девчонки выходят из класса в коридор и усаживаются на широком подоконнике.

– Вот еще, руки марать о всяких, – морщится Тася, поправляя на голове красивый яркий ободок. – Леди так себя не ведут. И чего эта Коробкина ко мне привязалась? Ведь всем понятно, что никаких фломастеров я не брала! Поэтому с Лизой никто не дружит в нашем классе. Только девчонки из параллельного с ней и общаются. Такие же дуры!

– Лизка просто тебе завидует, – пожимает плечами Аля. – Ты ее на олимпиаде обошла, она и бесится. А у меня теперь есть…

Аля достает из сумки черный фломастер.

– Откуда он у тебя? – удивляется Тася.

– А я под шумок один подобрала и себе оставила. Без черного цвета Коробкиной туго придется, – улыбается Аля. – А мне вдруг пригодится? Мало ли…

Позже Аля встречает Коробкину в шумном коридоре возле выхода из столовой.

– Чего тебе? – настороженно спрашивает Коробкина.

Аля в их классе – спокойная и со всеми дружелюбная. Это не Козырь с обостренным чувством справедливости и раздутым самомнением, как считает Лиза. Алю бояться нечего. Тем не менее Лизе не нравится взгляд Макаровой…

– Лизонька, у меня для тебя сюрприз, – приветливо улыбаясь, говорит Аля.

– Какой еще сюрприз? – удивляется Лиза.

Но Аля так тепло и искренне улыбается, что Коробкина не чувствует подвоха.

– Очень приятный, – продолжает интриговать Макарова. – Ты закрой глаза…

– И открой рот? – усмехается Лиза.

– Нет, рот открывать не надо, – тихо смеется Аля. – А глаза все-таки закрой.

Поддавшись чарам Макаровой, Лиза послушно зажмуривается. Аля легким движением руки успевает нарисовать над ее верхней губой два забавных усика. Коробкина, ахнув, отскакивает в сторону.

– Макарова! Ты дура? – верещит она.

Из столовой выходят остальные одноклассники и ребята из параллели. Веселясь и дурашливо улюлюкая, они смотрят на стоящих посреди коридора девчонок. Коробкина, прикрывая ладонью нарисованные усы, готова вот-вот разреветься.

– Надеюсь, фломастеры у тебя и правда хорошие. Водостойкие, – все с той же дружелюбной улыбкой говорит Аля.

Правило номер четыре: враги твоей подруги – твои враги.

Пятый класс

2 сентября

Белый плафон, сильно раскачавшись, срывается вниз, приземляется на пол и разбивается вдребезги. Девочки, взвизгнув, успевают отскочить в разные стороны.

– Не нужно было нам беситься в коридоре, – обескураженно говорит Тася, поддев носком лакированной туфельки осколок. – Это игры для глупых. Забыла?

– Да уж, такой себе первый учебный день в средней школе, – со вздохом соглашается Аля, подбирая с пола кожаный рюкзак, который минуту назад девчонки со смехом перекидывали друг другу.

На жуткий звон из классов выбегают учителя. А самое страшное, что плафон разбился недалеко от кабинета директора.

– Кто это сделал? – Вскоре в коридоре появляется и директор – невысокий, седенький и вечно нахмуренный мужчина.

– Понимаете, я просто не рассчитала траекторию… – тихо оправдывается Аля. – Я его – раз! А он – бац! Я не хотела, честное слово!..

– Неправда! – сразу вступается за подругу Тася. – Аля здесь ни при чем! Я предложила кидать рюкзак…

– Ты предложила кидать его друг другу! – протестует Аля. – А я запустила под самый потолок…

– И кто же все в итоге начал?! – перебив Алю, сердится директор.

– Это не она!

– Это я! – вразнобой кричат девочки.

– А если я позвоню родителям, что вы скажете?

– То же самое! – отвечают теперь уверенно и хором.

Правило номер пять: защищать друг друга перед учителями и родителями.

Шестой класс

13 ноября

– Козырь, а я и не думал, что ты так хорошо рисуешь. Отличная работа. Не хуже, чем у Макаровой. Я бы, конечно, мог заподозрить, что именно Макарова тебе и помогала, но… Шестнадцать лет работы учителем изобразительного искусства не проходят даром. Я могу различить работы детей, которых сам научил рисовать. Отлично, Козырь. Садись. Пятерка.

– Спасибо, – скромно отвечает Тася, мило хлопая ресницами, и забирает альбом с учительского стола.

– Жуков! – Игорь Валерьевич называет следующую по списку фамилию, не замечая, как на лице ученицы появляется хитрая улыбка, а добрая половина класса качает головами или закатывает глаза.

Ребята хорошо знают, что Козырь и Макаровой все всегда сходит с рук. А кто мешает остальным немного пораскинуть мозгами? Голова нужна, чтобы думать. Ну и еще чтобы носить ободки, шляпки и делать красивые прически.

Тася гордо вышагивает по проходу между партами, держа подбородок приподнятым, и встречается взглядом с лучшей подругой. Аля победно улыбается и распрямляет плечи. Шалость удалась. Снова! Такими темпами они смогут скоро покорить всю школу.

Козырь занимает свое место позади Макаровой и наклоняется вперед:

– Как хорошо, что ты умеешь рисовать в разных стилях. А Игорю Валерьевичу пора перестать хвастаться своим опытом и съездить на курсы повышения квалификации или подумать о пенсии.

– Точно, – тихо отвечает Аля, усаживаясь вполоборота, чтобы было удобнее шептаться. – Ты готова к контрольной по математике? Я вчера полночи наши работы ваяла, смогу решить только первые четыре задания.

– Не дрейфь, подруга. Я готова на все сто. Моя ночь прошла за решением заданий на скорость. Успею забабахать два варианта за тридцать минут.

– Тогда поменяемся местами на следующем уроке, чтобы я смогла у тебя списать?

– Естественно.

– Девчонки, вы опять собираетесь пересаживаться? – спрашивает Мишка Рыбкин, на его широком лбу между темных бровей появляется складка недовольства.

Обоюдное шиканье подруг становится ему ответом, не терпящим возражений.

Правило номер шесть: всегда помогай подруге, ведь вместе вы сильнее и круче, чем в одиночку.

Седьмой класс

17 мая

Аля распахивает дверь и замирает на месте.

– Та-ся… Твои волосы…

– Знаю, знаю! – морщится Тася, воровато оглядываясь по сторонам. – Ты одна?

– Мама Маню в секцию отвезла, папа на работе еще…

Тася молнией влетает в квартиру и отрешенным взглядом рассматривает себя в зеркальной дверце шкафа-купе.

– Я ужасна, да?

– Но зачем ты отрезала волосы?

– Я похожа на одуванчик! Ты только посмотри! Реально ведь похожа!

– Кто с тобой сотворил такое? Ему нужно руки оторвать и вставить их…

– Я сама, – тихо признается Тася.

– Как сама? – ахает Аля. – Тася, зачем?

– Ненавижу свои кудрявые волосы! – чуть не плача, отвечает Тася.

Аля притягивает подругу к себе и крепко обнимает.

– Вот ты дуреха, Козырь! У тебя роскошные волосы!

Тася обнимает подругу в ответ и шмыгает носом:

– Аль, если что… Версия такая – во всем виноват криворукий парикмахер… Иначе меня сочтут за сумасшедшую – добровольно сотворить с собой этот кошмар!

– Ты и есть сумасшедшая, – смеется Аля. – Я такое только с Барби решалась провернуть, а ты – просто отчаянная. Волосы – это же святое!

Тася первой отстраняется от подруги и снова придирчиво осматривает свое отражение.

– Думаешь, так нельзя ходить по городу?

– Ну только если ты хочешь, чтобы тебя приняли за внебрачного сына Уилла Смита… Шучу!

Аля отодвигает дверь зеркального шкафа-купе и достает оттуда одну из своих соломенных шляпок.

– Не переживай, за лето отрастут. Возьми на первое время. Она тебе очень идет!

Правило номер семь: поддержать в любой ситуации, но все-таки сказать честно, если подруга выглядит стремно.

Восьмой класс

14 февраля

– Дай! Дай мне посмотреть! – вопит Тася, прыгая на высоченных каблуках вокруг подруги.

– Тася, ты сейчас плитку проломишь или шею сломаешь, – рычит Аля.

– Ну интересно же…

– Что тут интересного? Каждый год одно и то же. – Аля закатывает глаза, протягивая подруге валентинку, и запрыгивает на широкий подоконник.

– Как мило… Бу-у-э-э-э, – Тася изображает рвотные позывы и смеется. – Макар в своем репертуаре.

Аля нервно проводит ладонью по волосам, поправляя прическу, а после прищуривается, глядя на подругу:

– А тебе кто подарил? Я видела большое ярко-розовое сердечко с наклеенными цветочками. Все, как ты любишь.

Козырь мгновенно подхватывает настроение Макаровой. Теперь они на одной волне.

– А-а-а… Это Глеб снова стебется. Каждый год мне отправляет и обязательно выбирает ужасный цвет фуксии. Знает же, что я его не переношу! Ничего, я ему такое подарю на двадцать третье! Обрыдается.

– И когда уже появится кто-то нормальный в нашем окружении? – страдальчески вздыхает Аля, запихивая ворох валентинок в сумку.

– Что ты творишь? Не влезет и все помнется! – Тася хлопает ее по рукам и сама аккуратно складывает валентинки. – Когда-когда? Никогда! Нормальные люди закончились, когда мы с тобой появились на свет. Наверху взяли отпуск.

– Звучит не слишком оптимистично.

– Блин, Аль… Если серьезно, то когда-нибудь точно появится кто-то, с кем не стремно будет замутить.

– Главное, чтобы он был не один. Нас вообще-то двое.

– Ну да. Эй, наверху! Нам, пожалуйста, два классных парня прожарки медиум! Можно и больше, чтобы выбор был, верно? – Тася опускает голову и смотрит на подругу, улыбаясь. – Не нас должны выбирать, а мы. Я готова делиться с тобой чем угодно, только не этим.

– Я тоже, но не думаю, что это когда-нибудь случится. У нас с тобой слишком разные вкусы. Тебе нравятся темноглазые бруталы, а мне – смазливые зеленоглазые брюнеты.

Девчонки примеряют на себя предпочтения друг дружки и морщат носы.

– Мы никогда не западем на одного и того же парня. Это исключено, – серьезно произносит Тася.

– Конечно, нет. Делать нам больше нечего, – кивает Аля.

Правило номер восемь: никогда не западать на одного и того же парня, потому что его никак нельзя разделить пополам (если только у вас нет пилы и лишней жизни, чтобы провести ее за решеткой)…

Девятый класс

20 ноября

– Аля, ты почему трубку не берешь? – сердито спрашивает Тася, наконец дозвонившись до подруги. – Я уже ништяков купила к фильму и иду к тебе. Ты выбрала, что будем смотреть? Предлагаю что-нибудь из Тима Бертона…

– Опять? – вяло отзывается Аля. – Сколько можно…

– Не опять, а снова! Его фильмы – лучшее, что есть в этом мире. После сгущенки, конечно. А вообще… Что с тобой такое?

– Думала, ты захочешь провести время с Глебом, – признается Аля. И язвительно добавляет: – Не хотелось вам мешать. Вы в последнее время еще больше сдружились. А я – как лишнее колесо…

– Какое еще колесо? – хмурится Тася.

– Пятое, – подсказывает Аля.

– Ага! Десятое! С ума сошла?

– Но ведь он был рядом, когда твоя команда продула… Да он постоянно рядом, – ревниво замечает Аля. – Вы точно только дружите?

– Точно, – смеется Тася. – У меня, если честно, и в мыслях никогда не было…

– А у него? – перебивает подругу Аля. – Может, парень маринуется во френдзоне?

– Ты снова глупости говоришь! – хмурится Тася. – Глеб – мой друг. А ты просто спятила, если думаешь, что я могла тебя на кого-то променять. Тем более в пятницу. Выключай обидки и включай «Битлджус»!

– Ну не-е-т… – доносится разочарованный голос подруги.

– Я уже у домофона! – со смехом предупреждает Тася и первой кладет трубку.

Правило номер девять: вечер пятницы – девчачье время, даже если наступит Армагеддон.

Десятый класс

31 декабря

За несколько минут до боя курантов Тася и Аля выбегают на заснеженный нарядный участок.

– Тася, вы бутылку шампанского стащили? – доносится в спину девочкам голос отца Таси.

– Антон Антонович, это я! Мы по глоточку, честное слово! – вопит в ответ Аля.

– Ага! – весело соглашается Тася. – Пап, мы только бумажки с желаниями подожжем! – Затем она обращается к Але: – Ты все взяла?

Аля быстро качает головой и демонстрирует два фужера и бутылку дорогого шампанского.

– Зажигалка в кармане.

Здесь, за городом, новогодняя ночь тихая и звездная. В темном воздухе кружатся легкие снежинки.

– Как здорово, что вы прямо во дворе елку нарядили, – говорит Аля, оглядывая высокое пушистое дерево.

Тася в это время старательно выводит на клочке бумаги свое желание.

– Что ты загадываешь? – без обиняков спрашивает Аля.

– Не скажу! А то не сбудется, – ворчит Тася.

– А как же наше правило номер два? – напоминает Аля. – Ничего не скрывать друг от друга?

Тогда Тася смущенно улыбается.

– Ты будешь смеяться.

– Честное слово, Тасечка, не буду! Что ты загадала? Сдать экзамены?

– Вот еще! – теперь лукаво улыбается Тася. – Экзамены от судьбы никак не зависят. Я их и так сдам. И они только в следующем году…

– Тогда что?

– Ладно, – вздыхает Тася. – Скажу тебе. В этом году я хочу встретить свою настоящую любовь. Чтоб не как в прошлый раз…

Аля тихо смеется в варежку.

– Я ведь сказала, что развеселю тебя, – усмехается Тася.

– Нет! Просто я загадала то же самое, – сообщает Аля.

Теперь обе девочки громко хохочут.

– Ой, две минуты до Нового года осталось! – ахает Аля. – Тась, умеешь шампанское открывать?

– Нет! Откуда? Но никогда не поздно научиться. Давай сюда бутылку…

После боя курантов в черное небо одна за другой взмывают петарды и, словно рассыпавшиеся звезды, падают на землю. Девочки молча наблюдают за фейерверком и лишь изредка переглядываются, восторженно улыбаясь друг другу.

– Мне так хорошо, – склоняется к уху подруги Аля. – И в эту минуту кажется, что все обязательно сбудется…

– Мне тоже хорошо, – соглашается Тася. – Давно нам нужно было добавить десятое правило…

Правило номер десять: встречать Новый год вместе и быть счастливыми. Ведь как его встретишь…

Тася

– Ну почему именно сегодня? – рычу я, утыкаясь носом в зеркало.

Пытаюсь рассмотреть поближе уродца, что вскочил на подбородке, и крепко хватаюсь за край туалетного столика.

– Нет. Я не стану тебя трогать. И не проси. Я тебя знаю. Приведешь родственников и друзей и будете тусить у меня на лице до конца осени. Фиг тебе!

Открываю пузырек с sos-средством и аккуратно наношу на прыщ. Наверное, есть «Киндеры» в три часа ночи – плохая идея. Но они же такие вкусные. Что за подстава? Может, все-таки… Ноготь тянется к подбородку, но я роняю руку на столешницу и с силой вжимаю в нее ладонь.

Нет! Нет, Тася. Не глупи! Хочешь стать похожа на разросшуюся картошку? Никакая тоналка потом не спасет.

– Детка, завтрак готов! – кричит папа из коридора.

– Сейчас накрашусь и приду!

– Уже все плесенью покроется к тому моменту!

– Я быстро, пап!

Отец заглядывает в комнату и улыбается:

– Знаю я, как ты быстро. Еще в пижаме сидишь. Мы точно опоздаем.

Да. Он-то в курсе, сколько времени отнимает женская красота, живя столько лет рядом с двумя прекрасными представительницами человечества. Но что поделать? Я ведь не виновата, что быть девушкой трудно, а быть красивой девушкой – еще труднее. А мужчинам хорошо: проснулся, помылся, причесался, и уже красавец. Хотя… Моему отцу еще приходится укладывать волосы и пользоваться специальным средством для фиксации. Быть кудрявым – полный отстой. И никто – никто! – не сможет убедить меня в обратном!

– Всего пять минут, пап. – Его недоверчивый взгляд меня веселит. Где пять, там и двадцать пять. – У тебя, кстати, рубашка мятая, – сворачиваю разговор о времени, указывая пальцем на пару складок ниже нагрудного кармана.

– Я ее гладил! Только что!

– Чем? Ладошкой? А приговаривал волшебные слова? Уходите складки-неполадки? – хихикаю я. – Попроси лучше маму.

– Лучше надену другую рубашку, после глажки твоей мамы вещи обычно отправляются в мусорку.

– Да, – соглашаюсь я, вспоминая, что отношения у мамы с техникой – такие же, как у меня с готовкой. – Зеленую. Ее я гладила. Не ошибешься.

– Хорошо. Тоня! – кричит папа, повернув голову. – Завтрак готов!

– Накрашусь и приду! – отзывается мама.

– У меня самые красивые женщины в мире, и каждое утро они пытаются усовершенствовать совершенство, испытывая мое терпение. И что мне с вами делать?

– Любить, ценить и никому не отдавать, – предлагаю я. – А еще – желательно не мешать.

– Понял, – кивает отец и закрывает за собой дверь.

Перевожу взгляд на три наряда, вывешенных напротив. Я еще с вечера все продумала, но… Руки тянутся к лицу – и снова приходится себя одернуть. Больше никаких шоколадок! Хотя бы сегодня.

Юбка, брюки или сарафан? Хм-м… Прогноз погоды обещает ясный денек, настроение хорошее. Почти. Отвести взгляд от инопришельца на подбородке помогут только открытые ноги. Брюки отпадают. Как и яркая помада, она только подчеркнет лишнюю красноту на лице, поэтому сарафан с малиновыми пуговицами – тоже мимо.

Образ без деталей – такая скукотища. Зачем еще ходить в школу, если не вызывать восхищенные взгляды?

О’кей. Строгая юбка и блузка с серебряной тонкой вышивкой на карманах и манжетах. Добавлю любимый серебристый ободок, туфли и новую матовую черную сумку.

В голове появляется картинка, как в школе с завистью на меня будут пялиться девчонки в обычных белых рубашках и прямых юбках. Серая масса создана для того, чтобы оттенять ярких людей. Это жизнь. Думаю, они уже привыкли к своей роли за последние десять лет.

И если еще кто-то считает, что девицы одеваются для парней… Упс! Я вас разочарую. Мы одеваемся для других девушек. И соревнование длится уже несколько веков. И правильно сказал кто-то из соцсети «ВКонтакте» – если бы девчонки одевались для парней, то ходили бы голыми.

Определившись с образом, приступаю к макияжу. Пробегаю пальцами по любимым средствам и беру в руки крем. Движения отточены. Я могу накраситься в темноте одной левой. Опыт – такая штука. Никто ведь не задумывается, как чистить зубы или ходить. И тут – то же самое.

В голове крутятся мысли о предстоящем дне. Блин… Одиннадцатый класс… Поверить не могу… Кажется, только вчера мы с Алей разбили плафон в школьном коридоре, а это случилось целых пять лет назад. Пять лет!

Хватаю мобильник, пара секунд уходит на набор короткого сообщения для Али:

«Ты вообще веришь, что сегодня начнется наш последний год в школе?»

Ответ приходит быстро:

«Надеюсь, он будет лучше, чем все предыдущие».

Конечно, будет. Иначе просто невозможно. Мы ведь – Козырь и Макарова. Мы – сила и мощь. Пока нас двое, ничего не страшно.

Залетаю в лифт, в голове еще гремит голос папы: «Я жду тебя внизу пять минут и уезжаю!» Конечно, он меня не оставит, и пусть прошло на несколько минут больше положенного, лучше не испытывать его терпение. Он у меня – добряк, но даже максимально миролюбивые люди иногда взрываются покруче самых отвязных психов.

Автоматические двери открываются на седьмом этаже, и я расплываюсь в улыбке:

– Доброе утречко. А кто у нас такой помятый и недовольный?

– Из-за тебя мы опять опаздываем, – выпаливает Глеб, потирая припухшие от сна глаза, и входит в кабину.

– У-у-у… – кривляюсь я. – Глебка-Хлебка не выспался и очень-очень зол. Шел бы пешком. Я не заставляю тебя ездить с нами. Упс! Ты ведь сам проспал. Я вижу следы от подушки на твоем лице. Поэтому сам виноват.

– Когда ты успела стать такой злыдней?

– А когда ты успел забыть, как пользоваться расческой? – парирую я и осматриваю парня с ног до головы.

Глеб за лето еще сантиметров на пять вымахал, а он и раньше был немаленьким. Такими темпами скоро сможет забрасывать мяч в баскетбольное кольцо просто приподнимаясь на носочки. Ну ничего себе!

Только сейчас понимаю, что мы практически не виделись за последние три месяца, лишь иногда пересекались у подъезда. И рост Глеба – не единственное изменение. Плечи стали шире, ткань белой рубашки натянута на груди и руках. Качался, что ли? Не помню, чтобы он когда-то интересовался чем-то подобным. Задираю подбородок и смотрю в знакомые карие глаза. Погодите… Где они? Где милые смешинки и добродушный взгляд? Даже уголки губ неестественно опущены.

Где мой Глеб Юдин? Что за дела?

– Отстань, Тась. Я еще не проснулся, – сухо отвечает он и пытается пригладить каштановые жесткие волосы. Только вот безуспешно, становится еще хуже, чем было. – И вообще, твой папа мне сам предложил. Я не напрашивался.

– Это было в пятом классе! Ты уже пять лет не платишь за проезд.

Глеб молчит, не оценив шутку, и продолжает строить из себя деревенского паренька, которого лизнула корова. Раздраженно бью парня по руке и запускаю пальцы в его шевелюру, чтобы создать видимость модной небрежной прически.

– Я могу и пешком пойти, если тебе что-то не нравится, – бубнит он.

Убираю руку и склоняю голову набок, глядя исподлобья. Мне не нравятся его тон и желтые подошвы на кроссовках. И я просто не понимаю, в чем дело.

– Кто тебя покусал? Тетя Зина из второго подъезда? Чего ты такой бешеный с утра пораньше? Не рад меня видеть? Закрой глаза!

Глеб смотрит на меня, сжимая губы в тонкую полоску. Он собирается что-то сказать, но двери лифта открываются раньше, чем его рот. Не дожидаясь объяснений, выхожу первая и даже не оборачиваюсь.

От кого-кого, но от Глеба я не ожидала такой подставы в первый учебный день. Взял и испортил мне настроение. Хорошо хоть мы в разных классах, а тренировка по баскетболу только на следующей неделе. Надеюсь, к этому времени он придет в себя или хотя бы выспится.

Прощаюсь с папой и вылезаю из машины. Каблуки уже давно стали для меня привычной и удобной обувью, поэтому Глеб плетется где-то позади. Так ему и надо. Бесит меня своей недовольной рожей.

Замечаю у парадного входа копну шикарных светлых волос и еще немного ускоряю шаг, подлетая к лучшей подруге. Хлопаю ее по плечу, Аля оборачивается.

– Привет, – широко улыбаюсь я, потому что эта девочка всегда поднимает мне настроение, даже просто находясь рядом. – Мне нравится твоя блузка.

– Привет. А мне нравится твой ободок, – отвечает Аля на традиционное приветствие. – А теперь честно. Как я выгляжу?

– Потрясающе! – говорю без тени лукавства. – А я?

– Сногсшибательно!

Когда с формальностями покончено, заключаем друг дружку в теплые объятия, и в эту секунду к нам приближается Глеб.

– Привет, – здоровается с ним Аля, но парень демонстративно проходит мимо. – Что с ним?

Пячусь, глядя Глебу вслед.

– Гормоны, наверное… Может, девчонка не дала.

– Тася!

– Что? – поворачиваюсь к подруге. – Он с самого утра такой. И мне настроение подпортил. Дурак!

– А точно – не ты ему?

– За кого ты меня принимаешь? – оскорбленно прижимаю руку к груди.

– Я тебя знаю, дорогая. Уж мне-то не надо рассказывать, на что ты способна.

– Большинству приемчиков меня научила ты, цветочек ты наш. Я тоже в курсе, что скрывается за твоей ангельской внешностью и милой улыбкой.

Заговорщицки смеемся, пока муравейник заполняется ребятами, желающими (и не очень) учиться. Большинство из них поглядывают на нас с интересом, кто-то с завистью и даже ненавистью, но это их проблемы.

– Ну что? – произносит Аля, изящно приподнимая голову. – Идем?

– Вперед, – подмигиваю ей.

И мы гордо переступаем порог школы, шагая с одной ноги.

Первый день учебы оказывается не слишком веселым. На каждом уроке одно и то же! Экзамены. Подготовка. Тесты. Проверочные работы. Стоп. Остановите планету. Еще куча времени. Зачем нас сразу загружать?

На большой перемене после четвертого урока выходим с Алей в коридор и залезаем на подоконник. Владения хорошо рассматривать с высоты. Малышня, как всегда, носится, ребята постарше сбиваются в стайки и утыкаются в телефоны, кто-то наперебой делится последними новостями. Школьная жизнь кипит.

– Не бегать по коридорам! Романов! Отойди от горшка с цветами! – гремит мужской голос.

А вот и наш «совладелец»! И он выбрался на прогулку по своей территории.

– Здравствуйте, Сергей Валентинович! – произносим с Алей хором.

– Здравствуйте, девочки. Вам скамейки не хватило?

– Здесь удобнее, – говорит Аля нежным голосом.

– У вас такой красивый галстук, Сергей Валентинович. Оттеняет цвет глаз, – подключаюсь я. – Я такой же отцу подарю.

– Спасибо, – расцветает директор, сменив тон строгого преподавателя на тронутого комплиментом человека. – Смотрите не упадите. Я за вас переживаю.

– Что вы? Мы осторожно.

– Не волнуйтесь.

Сергей Валентинович удаляется, поглаживая мною нахваленный галстук.

– Ты хотела сказать, что он оттеняет его седину? – смеется Аля, когда директор уже отходит достаточно далеко и принимается отчитывать младшеклассников.

– Сработало ведь.

– С седьмого класса срабатывает.

– Ну любит человек похвалу. Что такого? Главное, нас не трогает. Мне не жалко. Но в барбершоп я бы его отправила.

– Ага. И еще половину планеты, – подмечает Аля.

Что тут скажешь? Она права.

– Ой-ой… – Вижу неприятную личность и не могу удержаться. – Коробкина побежала к своим жучкам-подружкам. Что у нее за рубашка? Она ее у бездомного в карты выиграла? Боже! Галочка покрасилась. Интересно, реально задумывался желтый?

– Ты сейчас ядом захлебнешься, – хохочет Аля.

– Сама посмотри.

Аля бросает взгляд в другой конец коридора, и вот змеючка уже не только я:

– Судя по корням, задумывался балаяж, а получился… Я бы сказала, если бы леди употребляли фразы, начинающиеся на букву «г». И Лида, похоже, решила сменить стиль. Сейчас в моде трупы или ее просто возненавидела консультантка, которая подбирала тональник?

Наша «любовь» с этой троицей процветает еще с начальной школы. Лиза Коробкина, Галя Митрофанова и Лида Кристенко ненавидят нас с Макаровой, а мы отвечаем им взаимностью. Идиллия.

– Погоди-ка… – произношу я, заметив кого-то незнакомого. – Это еще кто? Аль, ты как думаешь? У тебя ведь хорошая память на лица.

– Впервые вижу.

Русоволосый парень в модных черных джинсах и белом поло мило беседует с моими «любимицами». А он весельчак. Иначе почему девчонки так хохочут? Облепили его с трех сторон, руки в волосах, попы оттопырили. Что, блин, происходит? Мы на шоу «Холостяк»? Я им эти розы…

Аля действует первой.

– Наташенька! – зовет девочку из параллельного класса. – Иди сюда.

Скромница Рюшина направляется к нам и неуверенно оглядывается, пытаясь убедиться, что обращаются к ней.

– Привет, – тихо говорит она.

Мой взгляд цепляется за ее вылезшую из-за пояса кофточку, и Наташа сразу ее поправляет, а после убирает неряшливые пряди, выбившиеся из хвоста, за уши. Аля легонько толкает меня ногой, чтобы я отстала от «источника информации».

– Привет, – доброжелательно продолжает Аля, а я предусмотрительно молчу. – Наташ, что за парень говорит с Галей и Лидой? Мне кажется, я его знаю, но никак не могу вспомнить…

– Он новенький. Олег Дымарский. Перевелся в этом году.

– А-а-а… – с пониманием тянет Аля. – Наверное, обозналась. Спасибо, Наташ.

– Не за что.

Рюшина возвращается к своему одинокому уголку, а мы с Алей поворачиваемся друг к другу.

– Новенький, значит? – произношу я голосом следователя.

– Свежее мяско. – Аля меняет тон на более зловещий.

– И он в лапах у троицы дур.

– Ненадолго. Просто с нами он еще не знаком.

– Повеселимся?

– Конечно.

Аля

Спрыгиваю с подоконника и направляюсь к курицам из параллельного класса, на ходу доставая из рюкзака толстый блокнот в кожаной обложке. Тася следует за мной.

– Привет, – первой здороваюсь я, игнорируя девчонок и лучезарно улыбаясь новенькому.

Он в этот момент о чем-то болтает с Митрофановой, но тотчас отвлекается от разговора и переводит взгляд в нашу с Тасей сторону. Вижу, какой недовольной становится мина у Галочки.

– Привет, – отзывается парнишка и настолько беззастенчиво разглядывает нас с Козырь, что на секунду мне становится не по себе.

– Меня зовут Алевтина. Можно просто Аля.

– А я – Таисия. Но для тебя – Тася, – дружелюбно представляется за моей спиной Козырь.

Коробкина, Митрофанова и Кристенко уже ядом брызжут из-за того, что мы отвлекли их от беседы с симпатичным мальчиком. Но нам, конечно, все равно.

– Олег, – представляется новенький, в ответ улыбаясь нам, и на его щеках появляются милые ямочки.

А он прикольный. Просто лапочка! Только больно смазливый. Тася таких не любит. Я чувствую, что немного подвисла, стряхиваю внезапное наваждение и раскрываю блокнот.

– Очень приятно, Олег. Ты ведь новенький? Записался в какую-нибудь секцию?

– В секцию? – удивляется Олег.

Следом за блокнотом ищу в сумке ручку с огромным фиолетовым пером на конце – подарок Таси. Она обожает всякие яркие прикольные штучки, в том числе и канцелярские. Я бы выбрала что-то менее кричащее, но ручка мне нравится. Похожая была у героини Алисии Сильверстоун в фильме «Бестолковые»[1]. А я этот фильм обожаю.

– Мы с Тасей возглавляем профсоюзную организацию школы…

– Чего?

– Профсоюз, – услужливо подсказывает Тася: в ее голосе звучит едва заметная насмешка.

– А-а-а…

– Будет здорово, если решишь принять активное участие в жизни нашей школы и запишешься в одну из секций.

– А что за секции? – Кажется, Олег находится в полнейшем замешательстве.

– Хор, КВН, рок-группа… – снова приходит на помощь Тася.

– Да, – киваю я. – Например я посещаю драмкружок. На Новый год будем ставить спектакль в актовом. Скоро прослушивания начнутся… Нам не хватает мальчиков.

– А я – капитан женской команды по баскетболу, – говорит Тася. – И мужская команда у нас есть. Тренировки – два раза в неделю. Тренируемся со следующей недели все вместе. Это весело.

Новенький Олег с интересом слушает нашу болтовню и явно забывает про новоиспеченных одноклассниц. Первой не выдерживает Митрофанова.

– Разве твоя команда, Козырь, не продула в прошлом году? – ядовито интересуется она.

Чувствую, что Тася вот-вот закипит. Оборачиваюсь к подруге и делаю страшные глаза: мол, потерпи. Они свое еще получат. А ведь я даже не помню, с чего началась наша война… Но то, что девчонки из параллельного первыми ее развязали, – это факт. Чего только стоят подброшенные фломастеры в рюкзак Таси… А сколько еще стычек было?

Сейчас главное – новенького не спугнуть. А он вроде бы уже угодил в наши обаятельные сети.

– В общем, в секции обычно записываются интересные и талантливые ребята, – повернувшись к Олегу, подытоживаю сказанное.

Выразительно смотрю на троицу, зная, что ни одна из куриц кружки не посещает. Единственная их общественная деятельность – прошлогоднее выступление на Новый год, где они втроем отплясывали под «Отпусти меня» группы «Серебро». И так развязно двигали бедрами на словах «Не твоя, не твоя, не твоя я…», что у бедолаги Сергея Валентиновича в первом ряду чуть инфаркт не случился. Аж красными пятнами пошел! Мы с Тасей до сих пор со смехом это выступление вспоминаем.

Новенький перехватывает мой красноречивый взгляд и незаметно улыбается.

– Ага, простите, девчонки, – не выдерживает Тася. – Се ля ви.

– Пф, больно надо! – фыркает Лиза Коробкина. – Своих дел помимо школы – по горло. Еще в выпускном классе дурацкой самодеятельностью заниматься…

– А записываться – у вас? – внезапно перебивает ее Олег, и Коробкина надувается, как индюшка.

Снова оборачиваюсь к Тасе, и мы победоносно ухмыляемся друг другу.

– Нет, не у нас, – с приветливой улыбкой отвечаю я. – Но я сейчас выпишу тебе все секции и номера кабинетов, куда нужно подойти после уроков…

Внезапно в конце коридора раздается такой пронзительный свист, что мы вшестером от неожиданности вздрагиваем, а мое фиолетовое перо едва не выпадает из руки.

Оглядываюсь на источник шума и вижу ненавистную довольную физиономию Бойко.

– Макар! – кричит мне этот недоумок. – С началом учебного года!

Олег растерянно оглядывается в поисках неизвестного Макара. А я от злости и стыда готова под землю провалиться! Не думала, что при новеньком мне станет так неудобно за мою дурацкую кличку, которой наградил меня Бойко. Еще и Митрофанова теперь злорадно усмехается…

– Макар! – продолжает надрываться в конце коридора Бойко. – Ты оглохла, любовь моя?

– Это он кому-то из вас? – наконец догадывается Олег.

Мне не остается ничего другого, как признаться, что Макар – и есть я. Фамилия у меня – Макарова. Главное не покраснеть при всех и не выдать смятение. Я ловлю на себе сочувствующий взгляд Таси. Подруга, как никто другой, знает, что Бойко у меня уже в печенках сидит. Макар прицепился ко мне еще в первом классе, когда мы всей параллелью отправились на «Веселые старты» на городской стадион. Меня определили в пару с Бойко, хотя я очень хотела быть с Тасей… Так мы и участвовали в испытаниях с Макаром рука об руку. Даже призовое место заняли. Тогда Бойко очень повеселила моя фамилия, созвучная с его именем. После тех соревнований он мне прохода не дает. Время от времени караулит у школы, провожает до дома, сталкерит в социальных сетях… Даже записался в те же кружки, что и я!.. Одно время нас в школе в шутку называли Два Макара, из-за чего я готова была плакать. Ну почему Бойко привязался именно ко мне?

Я игнорирую вопли этого идиота и склоняюсь над блокнотом.

– Писать на весу неудобно, – говорю я, опять улыбаясь новенькому. – Олег, повернись, пожалуйста…

Олег с готовностью поворачивается и подставляет мне спину. Отлично. Она у парня широкая… Заодно и Макара закрывает.

– Готово! – Вырываю листок из блокнота и протягиваю Олегу. – Определяйся и записывайся.

– Будет весело, – обещает Тася.

Звенит звонок на урок. Олег, кивнув на прощание, вдруг поочередно одаривает нас с Тасей таким пристальным взглядом, что у меня даже сердце екает. Мне показалось или?..

Я растерянно смотрю на Тасю. Интересно, я одна это заметила? Козырь провожает Дымарского заинтересованным взглядом. Неужели он ей понравился? А мне? Ну, вблизи он, конечно, еще симпатичнее. И кажется воспитанным. Приветливый…

– Как он тебе? – первой решаюсь я задать вопрос.

У нас, в отличие от «бэшек», пятым уроком – «окно», поэтому мы никуда не спешим.

– Он такой высокий… – довольным голосом произносит Тася и словно спохватывается: – То есть я имею в виду, у нас атакующего защитника в команде в этом году не хватает. Хорошо, если б он все-таки в секцию записался. А так… Стильный малый. Ему бы только подкачаться.

– Да, хиленький, – слишком быстро соглашаюсь я, зная, что подруге нравятся ребята покрепче.

– А тебе? – хитро прищуривается Тася.

– Что мне?

– Тебе он как?

– Увы, не брюнет, – развожу я руками. – Ты ведь знаешь мои вкусы.

– Страдаешь по своему итальянцу? – с сочувствием вздыхает Тася.

– Не будем о прошлом, – морщусь я: мне хочется как можно скорее перевести тему разговора. – Значит, новенький – не огонь?

Тася хмурится и неопределенно пожимает плечами:

– Тоненькая спичка – даже не согреет.

И я почему-то выдыхаю с облегчением.

– А ты видела окрашивание Митрофановой? Вблизи еще хуже…

После уроков мы с Тасей прощаемся у школьного крыльца, как обычно, перед этим долго треща на разные темы. Расставаться не хочется. Мы будто целое лето не виделись… Хотя стоит нам прийти домой и пообедать, как снова спишемся или созвонимся по видеосвязи.

У школьных ворот на меня налетает теплый ветер. Ласкает, треплет подол бежевого плаща. Мне нравится начало сентября. Я счастливо вышагиваю по проспекту; слушаю, как вокруг гудят машины и кротко звенит трамвай. Когда из-за угла серого дома вылетает кошмарное белобрысое «нечто», я подскакиваю на месте от неожиданности.

– Макар, ты почему сегодня меня игнорируешь? – нарочито обиженным голосом вопрошает Бойко, пристраиваясь рядом.

Я молча иду дальше. «Сегодня»? Он шутит, наверное? Я его игнорирую десять лет.

Бойко шагает со мной в ногу, чем страшно злит.

– Видимо, ты только со мной забываешь про свои королевские манеры? – насмешливым тоном продолжает Макар.

Я молчу.

– Может, ты оглохла и не слышала, как я звал тебя в коридоре?

Продолжаю молчать.

– Еще к тому же и онемела? – ужасается Бойко, а затем тянет свою лапищу и обнимает меня за плечо. – Ничего, Макар, я на тебе любой женюсь…

Руки распускать – последнее дело. Я так возмущена, что пихаю Бойко локтем под ребра. Этот идиот отстает от меня и притворно корчится от боли. Потом догоняет и, быстро склонившись, шепчет на ухо:

– Макар, когда ты злишься, у меня мурашки по коже.

– Как же ты меня достал! – не выдерживаю я, нарушаю обет молчания. – Лето – мое любимое время года, потому что тебя нет рядом!

Но Макара ничем не проймешь. Он пропускает неугодные ему слова мимо ушей и продолжает как ни в чем ни бывало шагать рядом со мной.

– Уже познакомилась с Дымарским?

– С Олегом-то? Да! Он очень хорошенький! – последнюю фразу добавляю специально, чтобы побесить Макара.

– Возможно, – легко соглашается Бойко. – Я не по этому делу. Меня гораздо больше ты привлекаешь.

Я лишь от злости сжимаю кулаки. Никак не могу взять в толк: действительно ли я так небезразлична Макару, что он всю школьную жизнь меня преследует, или он уже по привычке отлепиться не может?

– Но ты будь поосторожнее с Олежкой.

– Почему? – настораживаюсь я.

– Какой-то мутный тип, по-моему.

– А по-моему, Олежка просто идеальный. А мутнее тебя никого не найти, Макар.

– А вот это было обидно, Макар.

Меня. Просто. Выносит. С этого. Прозвища.

– Перестань меня так называть! – взрываюсь наконец я. Мне очень хочется быть в глазах других сдержанней, правда. Но ведь всему есть предел! – Ты бессердечный, Бойко, столько времени меня изводишь…

– Воины не показывают сердца, покуда их грудь не вскроет топор, – важно заявляет Бойко, и я останавливаюсь посреди тротуара, не в силах сдержать хохот.

Макар сначала продолжает гордо вышагивать дальше, не заметив потери бойца, а потом тормозит, оборачивается и с удивлением осматривает хохочущую меня. Ненавижу свой хрюкающий смех! О моей особенности некрасиво смеяться знает только Тася: в школе я стараюсь ограничиваться улыбками. Но Бойко меня довел! Это, наверное, нервное.

Макар растерянно смотрит на меня, а затем тоже начинает смеяться. И теперь мы вместе ржем посреди шумного проспекта. Он как-то настороженно, а я – похрюкивая.

– Ты что, не смотрела «Викингов»? – спрашивает Бойко.

– Видел бы ты… свое важное лицо-о, – сквозь смех отзываюсь я. – Терпеть тебя не могу!

Макар больше не ржет. Стоит на месте, засунув руки в карманы брюк, и ждет, когда я отсмеюсь.

– Теперь у тебя хорошее настроение, Макар? – в конце концов спрашивает он.

– Теперь – да!

– Тогда поехали целоваться, – с тем же серьезным лицом предлагает Бойко, кивнув куда-то в сторону.

Мне хочется рычать от злости, рвать и метать! Именно этого он добивается. Но я опять натягиваю маску безразличия и гордо прохожу мимо Макара. Ускоряю шаг и едва не перехожу на бег – только каблуки звонко стучат по асфальту. К счастью, Бойко меня не преследует, и до дома я добираюсь без приключений.

В квартире меня встречает бодрая песенка группы BTS. Поморщившись от громкой музыки, сбрасываю с ног бежевые лодочки, вешаю плащ и, разглядывая свое отражение в полный рост, поправляю бант на блузке. Люблю свой вкус в одежде… И волосы свои люблю. Все-таки укладка получилась идеальной. Мне нравится рассматривать себя в зеркале, особенно с этим приглушенным светом. Зеленые глаза в полутьме блестят, как у кошки.

Из кухни выглядывает наш старый пес Арнольд породы бассет-хаунд.

– Арни, ты так обленился, что даже не идешь меня встречать? – интересуюсь я.

Арни тяжело вздыхает, будто я принесла ему трагическую новость о гибели всего человечества, и плетется обратно на кухню. А музыка теперь играет еще громче. Это Маня открыла дверь своей комнаты и выглянула в коридор.

– Ты уже дома? – строго спрашиваю я вместо приветствия. – Сколько у тебя сегодня было уроков?

– Три, – не моргнув глазом отвечает Маня. Хотя я знаю, что сестра может и запросто прогулять. – Я – не выпускница! Нас ведь с первого дня не загружают.

– Понятно, – отзываюсь я, улыбаясь своему отражению.

Когда я не злюсь и глупо не хрюкаю – то ничего. Очень даже хороша! Мой выбор – улыбка, приветливость, сдержанность, загадочность… Я долго работала над своим образом и, кажется, теперь полностью им довольна.

– Видела сегодня Макара в школе? – как ни в чем не бывало спрашивает Маня, и мое лицо снова искажает недовольная гримаса.

Буквально двадцать минут назад еле отделалась от него, а сестра снова напоминает!

– Что ты привязалась ко мне со своим Макаром? – сердито спрашиваю я.

А взгляд Мани становится мечтательным. Так уж получилось, что к Бойко моя младшая сестренка испытывает совершенно противоположные чувства, нежели я.

– Рано тебе о мальчиках думать.

– Мне тринадцать! – возражает Маня.

– Тем более о таких шутах гороховых, как Макар.

Маня сердито хлопает дверью, и музыка звучит глуше. В коридоре становится темнее, и теперь мои глаза опять загадочно блестят.

Мне в этом году не до любви. На носу – выпускные экзамены и новая взрослая жизнь… Но почему-то неожиданно для себя я вспоминаю ямочки на щеках новенького Дымарского.

Тася

Водоворот школьных дней затягивает со страшной силой. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Целая неделя пролетает, как один миг, оставляя только горстку воспоминаний о ранних подъемах и кипе распечатанных тестов, которые я уже не знаю куда складывать.

Что-то я не ожидала такого поворота. А жить когда? Что за подстава?

Аля, по всей видимости, тоже не в восторге. В последние дни она погружена в свои мысли и вздыхает так, словно все-таки напялила винтажный корсет, за которым охотилась несколько месяцев на интернет-аукционе.

– У тебя сейчас тренировка? – уточняет подруга, когда мы выходим из класса.

– Ага. Хоть мозги проветрю. Ты ведь тоже чувствуешь, как они давят на череп? Если я еще хоть один раз за сегодня услышу слово на букву «э», то…

– То ты психанешь, – по-доброму усмехается Аля. – Тебе действительно пора выпустить пар и постучать мячом по полу.

– Я бы лучше постучала им по физиономии того, кто придумал эту дурацкую экзаменационную систему.

– Хотелось бы мне на такое посмотреть. Я бы даже создала для тебя канал на «Ютубе». Мы бы стали знамениты.

– Рада, что тебе весело, – беззлобно хмыкаю я. – Ладно. Мне пора. Я позвоню тебе после тренировки.

– Глебу привет передавай.

Затихаю, вспоминая о друге. Аля мгновенно чувствует неладное.

– Он все еще не разговаривает с тобой? – удивляется она.

– А я и не страдаю, – беспечно пожимаю плечами.

– Мне-то не надо рассказывать. Сколько вы знакомы? Лет тринадцать? Может, тебе стоит спросить, что случилось? Мне кажется, там что-то серьезное.

– Я так спрошу, что ему понадобится ванна изо льда и перекиси водорода.

– Только не убей его. Не хочу ближайшие лет двадцать говорить с тобой через решетку.

– Постараюсь.

– Удачи! – кричит Аля мне вслед, и я чувствую, как ее поддержка придает недостающих сил.

Меня передергивает, когда я прохожу мимо душевой в женской спортивной раздевалке. Ну и вонища… Ржавчина, моющее средство и болото. Самое мерзкое, что может быть в этом мире. Хотя нет, на первом месте все-таки овсянка из нашей столовой. Бр-р… Гадость.

– Тася!

– Привет!

– Мы думали, что ты нас кинула!

Девочки из команды встречают меня веселым щебетом, и я расцветаю, глядя на них. Волосы собраны, форма чистая и выглаженная. Косметики – необходимый минимум. За последний год я вымуштровала их до идеала. Кому нужна потекшая тушь и прыщи? Спорт и макияж – две несовместимые вещи, но это не значит, что нужно выглядеть, как чушки. Опрятность никогда не бывает лишней.

– Мамка дома, дорогие. Всем расслабиться и готовиться к тренировке. Сегодня будет жарко.

– Мы готовы.

– Всегда готовы!

В спортивном зале носятся парни. Ларисы Михайловны сегодня нет, и мы – сами по себе. Учителя иногда тоже болеют. Они ведь обычные люди, страдающие от вирусов и головных болей. Терпеть постоянно орущих и бесящихся детей не слишком просто. А мама говорит, что все недуги от нервов. И у меня нет повода с ней не согласиться.

Здороваюсь с несколькими ребятами, выискиваю взглядом Глебку-Хлебку. Сколько можно от меня бегать? Совсем страх потерял?

Нахожу быстро. Сидит на скамейке, широко расставив ноги и упираясь локтями в колени. В его руках телефон, а на лице – блаженная улыбка. Не устаю удивляться переменам. Еще немного, и он станет похож на Хью Джекмана в лучшие его годы.

Так! Стоп! Понесло меня куда-то…

Глеб чувствует мой пристальный взгляд и поднимает голову. От улыбки не остается и следа. Всего секунда его внимания, и он вновь утыкается в мобильник.

Ну и… жук! И я еще должна подходить к нему первой? Ага… Размечтался!

– Три круга разминочных, – командую девчонкам и пристраиваюсь в хвост строя, скрипя зубами.

Не на шутку разозлившись, гоняю их покруче, чем олимпийских спортсменов. И сама не отстаю. Отрабатываем броски, пасы. Тренируем проходки и реакцию на мяч. В целом я довольна. Все девочки в отличной форме, несмотря на длительный перерыв.

– Ай! Ноготь! Бли-и-и-н! – скулит Дашка.

– Сломала? – И я подлетаю к ней. – Я сказала, никакого мани…

– Привет! Здесь тренируются баскетболисты?!

Оборачиваюсь к выходу и вижу новенького. Олег Дымарский вальяжно шагает в центр зала, засунув руки в карманы спортивных штанов. Взгляд равнодушен, даже немного надменен, тело расслабленно. Образ дерзкого хулигана немного разбавляют ямочки на щеках, но с натяжкой могу согласиться, что парню они в общем-то идут.

Олег проходит мимо девчонок, глядя на меня, и неожиданно подмигивает, прежде чем перевести взгляд на команду парней. Сердце пропускает удар. Ловлю себя на том, что чувствую недоумение. Вот так номер…

А в нем что-то есть. Это было эффектно. Какая поразительная, но приятная наглость. Уверенные мальчики всегда вызывали у меня уважение. И новенький, похоже, на пути к медальке от Таси Козырь.

– Привет, – произносит Глеб, взяв на себя роль капитана. – Как видишь, здесь. У тебя к нам какой-то вопрос?

На самом деле Санек, который занимал эту должность последние три года, выпустился в прошлом году. И насколько я знаю, его место должен был занять Глеб или Димка Задорожный. Но судя по опущенным глазам Задорожного, Глеб все-таки забрал титул себе. И возможно, не совсем честно, что совершенно не в его духе.

– Хочу в команду, – весело отвечает Олег. – Я слышал, вам людей не хватает.

– Всего лишь слухи, – отмахивается Глеб.

Что за бред? Не могу стоять на месте и подхожу к парням, останавливаясь рядом с Дымарским.

– Ты шутишь? – обращаюсь к Глебу. – Вам трех человек в составе не хватает.

– Тась, это вообще не твое дело, – огрызается Глеб.

Ну-у-у все-е-е… Война, чувак. Ты сам напросился.

В зале повисает гробовая тишина. Ребята таращатся на нас. Никто ведь ни разу не видел, как мы ругаемся серьезно. Такие случаи, конечно, бывали, и я-то думала, что мы их переросли. Но кое-кто, кажется, ударился в детство.

– Не мое дело? – усмехаюсь я. – Наоборот, Глеб. Репутация школы, в которой я учусь, – мое дело. А ты, – указываю на него пальцем, – если уж метишь в капитаны, то неплохо бы включать иногда голову. К вам пришел классный парень. Вы бы хоть посмотрели, что он умеет, а потом делали выводы.

Тихий гомон за спиной Глеба означает, что его команда согласна со мной, а не с ним. Юдин прищуривается, глядя то на меня, то на Олега.

– Хорошо, – нехотя соглашается Глеб. – Проведем тренировочную игру.

– Мы вам поможем. Правда, девочки? – Оглядываюсь на свою команду и получаю одобрительные возгласы в ответ.

– Тась, это несерьезно, – вдруг говорит Юдин, чем злит меня еще больше.

Собираюсь ответить ему как следует, но наперекор мне вылезает Олег, сохраняя абсолютное спокойствие:

– Я сыграю в команде девушек. Вы сможете на себе почувствовать, на что я способен. По-моему, отличная идея.

Поворачиваю голову и не могу сдержать улыбки. Дымарский дарит мне свою в ответ. Так… Намечается что-то интересное. Мне вообще нравится быть сильной и независимой, но принимать помощь от парня, собирающегося стать настоящим мужчиной, всегда приятно.

– Мы согласны, – с боевым настроем произношу я и смотрю на Глеба. – Смотрите, не облажайтесь!

Юдин едва заметно закатывает глаза и отходит к своей команде, оставляя нас с Дымарским вдвоем.

– Спасибо за поддержку, – говорит Олег, глядя на меня с нескрываемым интересом.

– На здоровье. В конце концов, я сама тебя пригласила. Глеб не всегда ведет себя как придурок. Не обращай внимания.

– Он твой парень?

Я очень часто слышу подобный вопрос и уже научилась реагировать на него без эмоций.

– Нет… – Но вдруг меня накрывает заминка.

Раньше я просто добавляла слово «друг», но в свете последних событий мне кажется, не стоит этого делать. Олег недолго ждет от меня разъяснений и продолжает беседу.

– Ну что, капитан? Поборемся?

Его почтительное отношение к моему статусу придает еще больше уверенности и совсем немного вгоняет в краску. Мое мнение о симпатяге Олеге меняется с каждой секундой. Приятный парень. Даже слишком.

– Ты хоть знаешь правила? Надеюсь, я не зря за тебя вписалась.

– Коби Брайант – мой кумир. Как думаешь, я знаю правила?

Подкол засчитан. У меня уже щеки сводит от улыбки.

– Тогда ты – в атаку и на защиту, – предлагаю я.

– Есть, капитан! Я вас не подведу.

– Наворковались?! – кричит Глеб. – Играть будем или нет?

Не перестаю удивляться метаморфозам Юдина. Он играет куда жестче, чем обычно. Благо девчонкам почти не достается, все шишки сыплются на новенького. Но и Олег не промах, что очень меня радует. Он отлично показывает себя в роли атакующего защитника. Минимум пробежек, ни одного фола. Чего нельзя сказать о Глебе.

Я устала орать на него. Да что с ним творится? Под конец не выдерживаю и влепляю ему смачный подзатыльник, когда он проходит мимо.

– Сдурела?!

– Получай штрафной. Будь мы на соревнованиях, тебя бы давно удалили с поля! – рычу я, тяжело дыша. – Не хочешь поговорить?

– Тебе разве не с кем поговорить?

– Ты ведешь себя как придурок. Ты в курсе?

– Раз сама Козырь так сказала…

Его слова меня ранят, и я не успеваю натянуть защитную маску пренебрежения прежде, чем отвести взгляд. Глеб в момент меняется в лице, заметив, как меня задевают его слова.

– Последние две минуты! – кричит Дашка, которая сегодня у нас вместо судьи, потому что сломанный ноготь в женской команде приравнивается к тяжелейшей травме.

Звучит свисток. Разыгрывается мяч, который получает команда соперников и сразу бросается в нападение. Блокирую Глеба, внимательно наблюдая за мячом. Юдин – единственная наша настоящая угроза. Если не подпускать его к Олегу, то мы можем победить.

На площадке возникает нездоровая возня. Игроки слишком напряжены. Парни ведут с отрывом в два очка, но это еще не приговор.

Мяч переходит к Свете, и она, ловко обводя его вокруг одного из парней, пасует Дымарскому. Олег быстро соображает, кого стоит остерегаться, поэтому, не пересекая дугу, взмывает вверх и отправляет мяч прямиком в корзину.

– Трехочковый! – хором выкрикивают радостные девчонки.

– Девять-десять! – подводит итог Даша. – Побеждает команда девушек!

– Эй! – сквозь смех возмущается Дымарский.

– Девушек и Олега! – предлагаю свой вариант.

Девчонки сияют улыбками. Взгляды счастливые, а щеки румяные. Парни вытирают лбы футболками, заставляя меня скривиться. Фу! Умывальники для кого придумали?

Мальчишки подлетают к новенькому, рассыпаясь в одобрениях. Вот и отличненько. Я собой довольна. Игра на самом деле была крутой. Олег молодец.

Замечаю краем глаза, как Глеб тоже направляется к Дымарскому. На лице Юдина сияет неоновая надпись: «Я тебе сейчас всеку». Готовлюсь подбежать, но замираю, когда вижу, что Глеб всего лишь протягивает руку новенькому:

– Ты в команде. Тренировки два раза в неделю. На сегодня все! – И он широкими шагами покидает зал, глядя четко перед собой.

– Да. Всем спасибо. Вы большие молодцы и умницы! – тоже завершаю тренировку, но в более положительном ключе.

Пропускаю девчонок в раздевалку. Надеюсь, отец на парковке. Мне срочно нужно в душ, а в школьный я не войду даже под страхом смерти.

– Тася! – окликает меня Олег.

– Да?

– Спасибо. Было очень круто.

– Ты уже дважды меня поблагодарил.

– И мне кажется, что этого недостаточно. Знаешь, быть новеньким не особо прикольно.

– Но ты прикольный новенький.

– Вау. Ты правда так считаешь?

– Немножко.

– Значит, есть куда расти?

– Определенно.

– Я учту. Увидимся на следующей тренировке?

– Конечно. Если ты не испугаешься прийти сюда еще раз.

– Испугаюсь? Я начинаю сомневаться в твоем хорошем расположении ко мне.

Мамочки… Флирт? Я все правильно понимаю? Давненько я не практиковалась.

– Девушки не слишком любят сомневающихся парней, – говорю я, склоняя голову набок.

– Я запомнил. Зато парни точно любят таких ярких и бесстрашных девушек, как ты.

Бум! Комплимент попадает точно в цель, но сознаваться я не буду. Еще чего?

– Пока, Олег, – произношу я, улыбаясь, и круто разворачиваюсь, направляясь к раздевалке.

– До встречи, Тася…

О-бал-деть! Веселую историю я расскажу сегодня Але. Она точно оценит.

Аля

Уже третий урок подряд я получаю замечания от учителей. Сама себя не узнаю. Целый день витаю в своих мыслях, глядя в окно на мелкий беззвучный дождь. А все потому, что из головы никак не выходит разговор с Тасей. Накануне подруга рассказала мне, что новенький Олег Дымарский записался к ним в баскетбольную команду. Да и вообще он прикольный парень… Ха! Конечно, прикольный. Я это еще в нашу первую встречу поняла.

Признаться, до вчерашнего дня я лелеяла надежду, что Олег выберет наш драмкружок. За неделю мы несколько раз пересекались с Дымарским в столовой, и я ловила на себе его взгляд. Когда наши глаза встречались, он продолжал внимательно меня рассматривать, чем приводил в смятение. Может, я просто навоображала себе, что он ищет в толпе именно меня? Ведь я – натура романтичная и впечатлительная. А мечтать – это вообще дело всей моей жизни…

– Не спи на ходу, – пихает меня локтем Тася. – Двояк схлопочешь.

– Угу, – быстро отвечаю я.

– Да что с тобой такое? – искренне удивляется Козырь, подняв темные, красиво очерченные брови. – Я тебя не узнаю!

Не скажешь же ей, что я постоянно думаю о Дымарском. А вчерашняя новость о том, что он предпочел спорт искусству, выбила меня из колеи.

– Все в порядке, дорогая, – отвечаю я, улыбаясь. – Просто до сих пор не могу влиться в учебный процесс…

– А пора бы, – добродушно ворчит Тася. А затем передразнивает нашу классуху Александру Анатольевну Колобкову по кличке сами-догадайтесь-какой: – Ведь ты, Макарова, на пороге великих жизненных открытий…

Я тихо смеюсь. Очень похоже получилось. Умеет моя Тася разрядить обстановку…

Действительно, ну что я зациклилась на Олеге? Будто на нем свет клином сошелся. В конце концов, мне сейчас действительно есть о чем переживать. Ведь я на пороге великих… Тьфу. За эту неделю Колобок успела заразить нас своими речами.

Однако после последнего урока я плетусь в актовый зал не с таким энтузиазмом, с каким хотелось бы. Неделю втайне ото всех я мечтала, что Дымарский запишется в драмкружок. Иначе где мне еще с ним пересечься, не вызывая подозрений? На переменах он тусуется с новыми одноклассниками, в том числе нередко с «Митрофановой и Ко»… Фу! Ничего, совсем скоро поймет, как устроена школьная иерархия и дружба с какими персонажами отнимает несколько очков в рейтинге.

В актовом зале, где мы собираемся пару раз в неделю, царит привычная суета. Между составленных в несколько рядов кресел носятся ребята, у которых, видимо, детство в одном месте разыгралось. Нашего худрука Якова Ефимовича еще нет…

Я привычно улыбаюсь каждому из нашей разношерстной труппы. Драмкружок я посещаю с девятого класса. Мне нравится. Здесь все, как в настоящем театре. С репетициями до позднего вечера, афишами и премьерами… Даже антракт с буфетом есть во время показа спектакля. Я знаю, что Тася равнодушна к театру и посещает школьные постановки лишь ради меня. За это я безумно ей благодарна. Мама с папой тоже обязательно приходят полюбоваться на меня. И Маню тащат, хотя сестра орет, что театр ненавидит и жаждет лишь антракта, будто в любой другой день не может пообедать в школьной столовой…

Внезапно мой взгляд натыкается на незнакомую темноволосую девочку. Новенькая, наверное. Интересно, из какого класса? Наверное, из десятого. Отмечаю ее симпатичный черный жакет. У девчонки – короткая стрижка, которая жутко ей идет. Сама она выглядит довольно интересно и очень стильно. Хочется долго ее рассматривать… Я так увлекаюсь изучением новенькой, что едва не пропускаю главного: на сцене сидит Олег. В одиночестве. Он что-то разглядывает в телефоне, и я, замерев на месте, осторожно наблюдаю за ним. Нет, мы классно могли бы смотреться вместе, и все равно, что он не брюнет. Олег поднимает голову, видит меня и, приветливо улыбнувшись (ох уж эти ямочки!), кивает мне, приглашая присесть рядом. Я пытаюсь не улыбаться слишком широко и направляюсь к сцене.

– Привет, – первым здоровается Олег.

– Привет! – отзываюсь я, усаживаясь возле него.

А сама просто не в силах скрыть ответную радостную улыбку. Он все-таки пришел на прослушивание! Это ли не счастье? Мы будем ставить пьесу «Обыкновенное чудо» по Евгению Шварцу. В том, что мне достанется роль Принцессы, я ни капли не сомневаюсь… Я посещаю драмкружок не первый год и являюсь любимицей Якова Ефимовича. Ну а кто, если не я? Только если эта необычная новенькая вдруг так покажет себя на прослушивании, что мы все свихнемся от ее таланта и главную роль отдадим ей… Но вряд ли.

Только вот роль Медведя, возлюбленного Принцессы, совершенно точно не подходит никому из присутствующих, кроме Олега. Кто? Стас Белобородкин слишком крупный и неуклюжий. Зиновий Аксенов страшно заикается, поэтому большие роли ему не дают… А с парнями, как я уже ранее сказала Олегу, у нас в кружке прям беда. Девчонкам часто приходится играть мужские роли. Классные и популярные ребята не горят желанием посещать драмкружок. Поэтому Дымарский на прослушивании – просто оазис в засушенной пустыне. Небеса, молю, пусть ему у нас понравится!

– Ты решил себя попробовать? – спрашиваю я.

– Да. Люблю искусство.

– Серьезно? – удивляюсь я.

– В прошлом году мы с мамой были на постановке в театре драмы. Я как-то проникся.

– Круто! Я обожаю их спектакль «Три толстяка». Раз шесть смотрела, наверное.

Олег явно достойный паренек. Мало того что симпатичный, еще и искусство любит. И где он прятался от меня столько лет? Почему сразу не пришел учиться в нашу школу?

– Почему ты перевелся? – спрашиваю я.

Замечаю мелькнувшее в глазах Олега смятение. Дымарский отвечает не сразу.

– Отца определили на новую работу. Надо было искать другую школу, иначе на дорогу бы тратил пару часов в день. Я и с репетитором, который в этом районе живет, занимаюсь.

– Определился с будущей профессией?

– Языки. Родители настаивают. Это престижно. Хотя моя душа лежит к искусству…

– Правда?

Я не верю. Такого просто не может быть! Он будто сканирует меня или читает, как книгу…

– Я собираюсь поступать на искусствоведа, – говорю я.

– Ты веришь в родство душ? – внезапно спрашивает Олег, едва касаясь плечом моего плеча.

И я затаиваю дыхание. Верю. Конечно, верю! Она точно есть, моя родственная душа… Живет где-то поблизости, только никак не может меня найти. Или быть может, она сейчас находится на сцене школьного актового зала…

– Бонжур! – раздается над моим ухом.

Я быстро оборачиваюсь и нос к носу сталкиваюсь с Бойко.

– Ты что здесь делаешь? – сердито спрашиваю я.

Француз недоделанный! Бойко поперли из драмкружка еще в том году, когда он превращал каждую репетицию в балаган и в конце концов довел даже добродушного Якова Ефимовича. Невозможно нормально работать под вечный ржач. Мы серьезные вещи ставим, между прочим…

В драмкружок Макар записался, разумеется, из-за меня. Раньше была секция изобразительного искусства и шахматы в шестом классе… Иногда мне кажется, Бойко таскается за мной не для того, чтобы добиться расположения, а просто от скуки и чтобы побесить. Энергетический вампир, вот он кто.

– Как я мог пропустить громкую премьеру? Город стоит на ушах… – ерничает Макар.

Все его слова – насмешка. Сдались ему сто лет и театр, и наша постановка.

– Яков Ефимович не возьмет тебя обратно, – язвительно заявляю я.

– Обижаешь! Яков Ефимович пообещал мне главную роль.

– Ага, как же! Ты такой болтун, Бойко! – не верю я.

Мне бы и в самом страшном сне такое не приснилось… Хотя наш худрук расстраивался из-за того, что Макара пришлось выгнать. Парней не хватает, а тут: «Такой рост! Такая фактура! Такая харизма! Мальчику бы больше серьезности…» Нет, Яков Ефимович не может со мной так поступить.

Макар усаживается, и теперь я зажата между двумя парнями. От одного сердце учащенно стучит, а второго придушить хочется. Но я уже так увлекаюсь спором с Бойко, что забываю об Олеге.

– Здорово, кстати, – протягивает Дымарскому свою клешню Макар, и ребята пожимают руки.

Бойко учится в «В» классе, Дымарский – в «Б». Они успели познакомиться? А может, и не знакомы вовсе. Просто Бойко имеет дурацкую суперспособность с первого дня считать каждого своим корешом. И что самое интересное: остальные ему словно подыгрывают. У меня от его панибратства зубы сводит. Надеюсь, Олег не станет вести себя как все и будет держать дистанцию с Бойко.

– Привет, – сдержанно отзывается Олег.

Чутье меня не подводит: Дымарский чувствует себя не в своей тарелке рядом с расхлябанным Бойко. А может, и рядом со мной? Мысль меня просто ужасает. А если я у Олега буду теперь ассоциироваться с этим исчадием ада? Ведь где я, там и он! Господи, и почему Макара снова принесло в самую неподходящую минуту?! Наказание какое-то!

Правда, Бойко ничего не смущает. Из нас троих он самый расслабленный. Сидит на сцене, болтает длинными ногами в старых стоптанных «Вансах» и в ус не дует, кто там и что о нем думает.

В этот миг в актовом зале наконец появляется Яков Ефимович. Он постоянно опаздывает, к чему наша труппа уже привыкла. Запыхавшийся, вспотевший, с забавными редкими усиками над губой. Якову Ефимовичу тридцать шесть лет. Он не женат. Помешан на своем предмете (он преподает литературу) и на нашем драмкружке…

– Здра-авствуйте, Яков Ефимович! – вразнобой тянем мы из разных уголков актового зала.

Разумеется, громче и радостнее всех нашего худрука приветствует Макар. Я закатываю глаза.

Яков Ефимович рассеянно кивает, раскладывая вещи на стуле. Потом окидывает взглядом зал и неопределенно манит кого-то пальцем.

– В этом году есть новенькие? Подойдите сюда!

Олег спрыгивает со сцены и идет к Якову Ефимовичу. Я провожаю Дымарского взглядом.

– Макар, ты что, серьезно на него запала? – вопрошает Бойко, внимательно рассматривая меня.

Я страшно сержусь.

– Во-первых, меня зовут Аля…

– Ага, понятно. А во-вторых?

Я даже слов не могу подобрать – настолько возмущена. Поэтому просто молча отворачиваюсь и смотрю в конец зала, где Стас и Зиновий, придуриваясь, сражаются на деревянных мечах.

Макар кладет голову мне на плечо.

– Не кручинься, Макарушка, – насмешливо говорит он. – Зато я буду всегда с тобой.

Я дергаю плечом, чтобы согнать наглого Бойко.

– Слушай, это уже не смешно. Я в том году только вздохнула с облегчением, когда тебя отсюда поперли… – начинаю ругаться я, но Бойко меня, разумеется, не слушает: он смотрит в ту сторону, где Яков Ефимович собрал новеньких.

– Ш-ш, – внезапно шипит Макар, перебивая меня.

Еще и палец прикладывает мне чуть ли не к губам, отчего я совсем прихожу в бешенство. Что он себе позволяет? У меня даже дар речи пропадает, и я все-таки затыкаюсь.

– Кто эта нимфа? – спрашивает Макар, не отводя взгляда от компании собравшихся.

– Какая нимфа? – не врубаюсь я. – Яков Ефимович?

У меня совсем вылетает из головы новенькая девчонка. А ведь я сама несколько минут назад с интересом ее рассматривала… Перевожу взгляд. Точно. Она стоит рядом с Олегом и внимательно слушает, что вещает наш любимый худрук.

– Аля, – Макар внезапно обращается ко мне по имени. – Посмотри, насколько она прекрасна!

Честно говоря, я в полнейшем замешательстве. И оттого, что Бойко назвал меня Алей, и от его внезапной симпатии к другой девчонке.

– Ущипни меня, – просит Макар, не переставая следить взглядом за Короткой Стрижкой.

А вот это я с превеликой радостью. Щипаю Макара со всей дури, от души, но тот даже не морщится. Новость о том, что Бойко в стенах школы может запасть на кого-то, кроме меня, повергает в шок. Меня бы теперь кто ущипнул. Я даже про Олега забываю.

– Думала, что я твоя единственная, – зачем-то ехидно говорю я и ужасаюсь своим словам. Что я несу? Такой шанс выпал: наконец-то избавиться от назойливого поклонника!

– Я – за гарем, – нагло заявляет Макар. – Но, так и быть, ты будешь главной женой.

– Какая честь! – притворно восхищаюсь я. – Ну ты и хамло, Бойко!

– Глупенькая, неужели ты думала, что за все эти годы была у меня единственной?

Я не сдерживаюсь и снова бью его кулаком в плечо. Единственная, значит. Я вообще о нем в принципе никогда не думаю. Много чести. Но мне в голову приходит мысль, что я понятия не имею, как живет Макар. С кем по-настоящему дружит? Чем он занимался на каникулах, например? В школу вернулся довольный, посмуглевший от солнца, с выгоревшими светлыми волосами. И три месяца – ни слуху ни духу. А может, правда, я – просто хобби и развлечение в его школьной жизни? Хотя… Будто мне есть до этого дело. Какая-то разница! Отвалил бы уже, и слава богу.

Макар громко смеется и, обняв меня, притягивает к себе. Я утыкаюсь носом ему в шею. Бойко постоянно нарушает личные границы, в то время как я их тщательно берегу. Нет, все-таки мы совершенно разные. Вот с Олегом мы бы стали идеальной парой. Оба сдержанные, воспитанные, знаем, как вести себя в обществе… Просто Кейт Миддлтон и принц Уильям! Зато Бойко в клетчатой рубашке и кепке козырьком назад совсем не вписывается в мою жизнь… Макар, скорее, принц Гарри в свои лихие годы.

– Как думаешь, – спрашивает Макар, по-прежнему не выпуская меня из объятий, – она будет не против, если я ее провожу после школы?

– А ты обычно спрашиваешь разрешение на то, чтобы проводить? – отвечаю я.

Так замечталась о паре с Олегом, что даже не сразу даю отпор Макару. А когда его рука опускается ниже моей талии, быстро прихожу в себя, отпихиваю Бойко и сердито смотрю ему в глаза. Мне кажется, что в жизни я могу так сильно злиться только на двух людей: на Макара и на Маню, когда она берет без спроса мои вещи и портит их. Хотя сестру я все равно при этом нежно и бесконечно люблю, а Макара… Бойко смотрит на меня, и глаза у него смеющиеся, беззлобные… Ему просто нравится меня выводить: ясно как божий день.

– Тоже верно, – соглашается со мной Макар. – Она не устоит.

Я фыркаю и спрыгиваю со сцены. Тем более что Яков Ефимович уже зовет нас, чтобы решить организационные вопросы, а затем отпустить домой. Из-за педсовета прослушивание переносится на следующую неделю.

Однако после собрания худрук снова зачем-то задерживает Олега (ведь и в нем наверняка есть «рост, харизма, фактура…»). Я ловлю на себе сожалеющий взгляд Олега. Если бы мы вместе выходили из зала, он наверняка предложил бы проводить меня до дома или прогуляться. Но топтаться посреди зала и ждать парня – унизительно. И все-таки я останавливаюсь в проходе, чтобы в очередной раз бросить якобы мимолетный случайный взгляд на Олега. Как раз в этот момент навстречу идут Макар и новенькая. Та уже счастливо хихикает, и я с каким-то непонятным раздражением отмечаю, что с улыбкой она еще симпатичнее.

Как Макару удалось быстро добиться ее расположения? Неужели он не может найти подход только ко мне и именно поэтому столько лет стучится в закрытую дверь?

Одно хорошо – сегодня я точно буду возвращаться домой без назойливого Бойко, потому что он провожает другую.

Но Макар не будет собой, если напоследок не выведет меня из себя. Убедившись, что я за ними слежу, гад поворачивается ко мне, два раза стучит кулаком по груди, а затем поднимает указательный палец. Мол, ты всегда будешь номером один в моем сердце. Моя первая жена. Не забывай об этом.

Тогда я, помня о своей безупречной репутации, предусмотрительно поглядев по сторонам, тоже демонстрирую Макару палец. Правда, не указательный. Бойко довольно улыбается (ему снова удалось вывести меня из образа) и склоняется к уху новенькой…

Тася

– Аля, где тебя носит? Я уже на месте! – шиплю я, крепче сжимая телефон. – Ты забыла, кто уговорил меня сюда припереться?

– Тась… – Из трубки доносится вздох сожаления, растворяющийся в шуме автомобильного двигателя. – Я не виновата, что Маня свои ключи посеяла. Не могу же я оставить ее под дверью. Родители уехали за город по делам, вернутся еще не скоро.

– Четвертая связка за последние полгода! Кажется, стоит подумать о том, чтобы сделать ей пирсинг и на него прицепить ключи!

– Не вздумай при ней это ляпнуть! Еще пирсинга нам не хватало. – Аля включает режим строгой старшей сестры, хотя я знаю, как сильно она любит маленького монстрика. – Тась, я мигом. Туда и назад. Буду минут через сорок.

– Это будут самые долгие сорок минут в моей жизни, – отвечаю я и обвожу взглядом ресторан, украшенный золотыми шарами и букетами из живых цветов. – Ладно… Малявке привет от меня. Буду ждать тебя здесь. Ждать и медленно покрываться морщинами.

– Не скучай, – весело бросает Аля и отключается.

Как будто такое возможно.

В общем и целом мне нравятся вечеринки, но конкретно дни рождения… Не особо. И так понятно, кто звезда праздника, а перетягивать внимание на себя – не слишком вежливо. Правда, это не мешает мне устроить выгул новенького легкого костюмчика лимонного цвета и потрясающей пары сережек «Тиффани» в форме крупных капель из белого золота, которые папа подарил в честь нового учебного года. Может, я не центральная фигура, но точно – не серое пятно.

Замечаю, что ко мне с широкой улыбкой приближается виновница торжества, оставляя стайку подружек у фуршетного стола. Рыжикова сияет так, что хочется прикрыть глаза, а еще лучше – надеть солнцезащитные очки. И если бы сегодня не был ее день, то я бы устроила ей лекцию – золотое платье и салатовые туфли стоит носить по отдельности.

Настя Рыжикова учится в десятом классе, ее родители владеют сетью ресторанов по всему городу, и каждый ее день рождения проходит как тусовка самых популярных ребят нашей школы. Естественно, первые в списке приглашенных – мы с Алей. Ничего крутого невозможно без нас двоих. Вот правило, которое знает каждый.

– Привет! – радостно произносит Настя. – Тася, я так рада тебя видеть. Спасибо, что пришла.

«Будь добрее»,– слышу голос папы в своих мыслях.

Расплываюсь в ответной улыбке и вытягиваю руки, чтобы обнять именинницу. Праздник ведь у человека. Стоит сократить дистанцию.

– Я не могла такое пропустить, – отвечаю я с теплотой и отстраняюсь. – С днем рождения! Настюш, всего-всего тебе, и побольше. Твой подарок прибудет вместе с Алей. Она немного задерживается, поэтому придется потерпеть.

– Да брось! – хохочет она смущенно. – То, что вы обе будете здесь, – уже подарок. Ты видела фотозону? Пробовала закуски? Тарталетки с креветками очень вкусные. Ты же любишь морепродукты?

Я люблю макароны со сгущенкой, но вряд ли мне сейчас такое подадут. Да и вряд ли, что кто-то подобное оценит.

– Конечно. С удовольствием попробую.

– Составлю тебе компанию, – улыбается Настя и указывает пальцем на стол с закусками.

– Здорово… – киваю я, сжимая губы, и шагаю следом за именинницей.

– Через полчаса начнется развлекательная программа. Приедет ведущий, даже можно будет спеть в караоке, – тараторит Настя с воодушевлением. – Надеюсь, вы с Алей покажете класс. Как вы умеете. О! Смотри! Фотозона освободилась. Сфоткаешься со мной?

Аля-я-я… Ну где ты? Без тебя мне совсем невесело.

Спустя несколько сотен кадров, три тарталетки, два стакана сока и бесчисленное количество глупых разговоров и вопросов я начинаю закипать. Бросаю взгляд на телефон – прошло сорок минут. Ведущий трещит в микрофон, половина присутствующих рассаживается за столики, а другая часть кучкуется у стеклянной стены, за которой открывается вид на садик. Да-а-а… Самые сытые и общительные. И в их числе новенький… Так-так-так…

Интерес к Олегу появился после нашего разговора в спортивном зале. Нет. После флирта в спортивном зале. Переварив ту беседу и прокрутив ее в голове не меньше ста раз, я точно уверена, что не ошибаюсь в определении.

Дымарский коротко приветствует меня кивком головы, не сдвигаясь с места. Чудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. И все? Он не собирается подходить? Меня немного раздражает подобный факт, но спустя пару мгновений я нахожу объяснение, за которое пока что могу простить Олегу эту оплошность. Он окружен ребятами из своего класса, бурный треп набирает обороты. Но Олег находит время, чтобы еще раз посмотреть в мою сторону.

Снова встречаюсь с ним взглядом и отвечаю улыбкой на его внимание. Олег тоже улыбается, демонстрируя милые ямочки на щеках. Что-то в нем все-таки есть…

Открыто оцениваю его внешний вид – сдержанно, но стильно. Белая плотная, не затасканная и не застиранная футболка, хорошо сидящие синие джинсы, белоснежные «Эйр Форсы». О! Мой! Бог! Мне даже издалека видно, что подошвы – в идеальном состоянии, хотя модель выпущена несколько лет назад. Он следит за своей обувью? Десять очков Гриффиндору!

Вижу намерение Олега сократить расстояние между нами. Победная ухмылка стремительно растягивает мои губы. Дымарский делает шаг в мою сторону, сердце внезапно вздрагивает и расстроенно замирает. Штельман, выпучив глаза, отвлекает Дымарского, спрашивая о чем-то определенно важном. Уверена, что-то вроде: «Прикинь, я вчера съел червя, как думаешь, останусь в живых?»

Досадливо вздыхаю, отворачиваясь. Не везет мне сегодня на развлечения. Блуждаю взглядом по залу. Олег еще не заслужил такое количество моего внимания. Я сделала достаточно, чтобы дать ему понять, что нужно делать, остальное за ним. Захочет поговорить – поговорит. Нет? Не стану бежать к нему первой. Не мой стиль.

Натыкаюсь на трех любимых курочек. Лиза с неприязнью морщит губы, а после поворачивается к Гале и Лиде, что-то нашептывая. Меня обсуждают? Какая прелесть… Я бы тоже их с удовольствием разобрала на составляющие, но…

Где, блин, Аля? Надо бы ей позвонить.

Поднимаюсь из-за стола с намерением выйти на воздух, но крупный мужчина восточной внешности радостно смотрит на меня и протягивает руку, произнося в микрофон:

– А вот и первая желающая поздравить именинницу! Иди сюда, милая.

Что он сказал? Милая? Из какой деревни он приехал? И с какой стати я должна говорить тост первой? Что за прикол у ведущих – ставить гостей в неловкое положение? Понимаю, что моя персона уже привлекла внимание присутствующих. Они ждут тост. Но я не была бы Тасей Козырь, если бы решила подстроиться под толпу.

– Прости, дорогой, не сейчас, – миленько улыбаюсь я, копируя его легкий акцент. – Я жду напарницу. И когда она приедет, это будет лучший тост, который ты слышал в своей жизни. А пока предлагаю дать слово родителям, это ведь и их праздник тоже.

Ведущий слегка теряется, но быстро подхватывает мой пас, рассыпаясь в комплиментах старшим представителям семьи Рыжиковых. Вот так-то лучше. Может, мне ему программу написать? Она вообще у него есть?

План срабатывает. Родители Насти заводят речь о любви к ребенку. Надеюсь, они сейчас наговорятся и свалят отсюда, позволив молодежи по-настоящему повеселиться. И ведущего могут с собой прихватить. Диджея вполне достаточно.

Выхожу на улицу, мягкий и теплый свет солнца касается кожи, ветерок подхватывает выпущенные из пучка кудряшки и снижает градус раздражительности. И все из-за того, что я здесь одна. Не люблю так!

Спускаюсь по ступенькам и шагаю по выложенной плиткой дорожке между ровными рядами молодых елей. Территория ресторана стилизована под лесную сказку. Это даже мило. Деревянные резные скамейки, беседки с коваными элементами и узорами, повсюду зелень, лишь немного тронутая прохладной рукой осени.

Нахожу спокойный уголок и присаживаюсь на лавочку, вынимая из черной сумочки телефон. Заношу палец над кнопкой вызова, но входящее сообщение меня опережает. Мы точно чувствуем друг друга.

Аля: «Стою в пробке. На мне – те самые босоножки, которые тебе так нравятся, а мне жмут, поэтому пешком идти – не вариант. Буду минут через двадцать. Как обстановка? Может, мне и ехать не стоит?»

Тася: «Ты еще ничего не пропустила, но все ждут наш тост и песню, поэтому не вздумай меня кинуть! А еще меня бесит ведущий, Коробкина запарила пялиться, остальные курицы просто раздражают. Короче, я тебя жду и колдую, чтобы пробка поскорее рассосалась, потому что я скоро начну откусывать головы…»

Аля: «Лечу, дорогая. Сожми зубы покрепче».

Тася: «Только если на шее Коробкиной».

Аля: «Дождись меня. Я не могу такое пропустить».

Тася: «Я убежала в лес, чтобы утихомирить своего внутреннего зверя».

Аля: *куча смеющихся до слез смайликов*

– Не помешаю? – справа раздается знакомый голос.

Специально не поворачиваю голову, делая вид, что сильно занята. Он заставил меня ждать, теперь подождет сам.

– Секунду… – отвечаю я, набирая сообщение Але, которое даже не собираюсь отправлять.

Старательно жму по кнопкам, делаю задумчивые паузы. Олег терпеливо стоит рядом. И только после того, как я блокирую телефон, садится на лавочку. Очень близко садится, что смущает, но не настолько, чтобы это показывать. Поворачиваюсь к нему и приподнимаю брови, намекая на то, что ему уже надо что-то сказать.

– Ждешь свою половинку? – спрашивает Дымарский с лукавой улыбкой.

– Может быть, уже дождалась, – шутливо отвечаю я, пожимая плечами.

Олег смеется, оценив шутку. У него очень приятный бархатный смех, хочется присоединиться. Необычные ощущения теснятся в груди, щеки теплеют. Пока мне не хочется думать о том, что именно это значит. Но только лишь пока…

– Ты не устаешь меня поражать, Тася.

– А ты не прекращаешь делать мне комплименты.

– Выходит само собой. Не слишком на меня похоже… Но я не могу промолчать и не сказать о том, что ты классно выглядишь.

– Спасибо. Но мне с трудом верится, что это так на тебя не похоже. Могу поспорить, ты тот еще Казанова.

– На что будем спорить? – не теряется Олег, хитро прищуриваясь.

Его взгляд медленно опускается на мои губы, которые вспыхивают, как от огня. Будто Олег не просто подумал о поцелуе, а и в самом деле поцеловал меня. А может, он и не думал? Может, это только я? Б-р-р! Фантазия, остановись! Ты, наверное, забыла, что случилось с нами в прошлый раз из-за тебя, но я-то все помню.

Злость и обида на придурка, который бросил меня через неделю после первого поцелуя, еще живы. И те эмоции до сих пор распространяются на всех парней, которые попадаются на пути. И пока что ни одному из них не удалось ничего изменить. Хотя есть предчувствие, что Олег сможет попытаться это сделать. Дам ему шанс, но только один.

– Понял, – говорит Олег, правильно расценив мое молчание. – Проехали. Лучше расскажи, почему ты сбежала?

– Я не сбегала.

– Да? Просто я заметил, как ты уходишь, и подумал, вдруг у тебя что-то случилось… Вот и решил…

– Ты волновался обо мне? – спрашиваю я, расцветая от возможности еще раз попытаться смутить его.

– Конечно. – Олег достойно отвечает на мой выпад, что не может не радовать. – Мы с тобой – почти друзья.

– А ты быстро заводишь себе друзей.

– Что ты имеешь в виду?

– Такую толпу сегодня собрал вокруг себя.

– Кто бы говорил. Я пытался подойти еще в первые двадцать минут, как ты приехала, но к тебе непросто пробиться. Повезло, что поймал тебя здесь.

– Поймал? – вскидываю бровь, по-доброму насмехаясь. – Может, я тебя заманила?

– О нет… – с наигранным удивлением задыхается Олег, прижимая руку к груди. – И что теперь? Вырвешь мое сердце?

Это было забавно. Мой поощряющий смех подхватывает прохладный порыв ветра, и мы замираем вместе с Олегом – с улыбками на лицах, глядя друг другу в глаза. Он недолго о чем-то думает и снова берет инициативу в свои руки, продолжая разговор и заполняя неловкую тишину:

– Так ты ждешь Алю?

– Как ты догадался?

– Это нетрудно. Вы ведь все время вместе. В школе и после уроков. Вас практически невозможно увидеть поодиночке.

– Крыть мне нечем. Ты прав. Она, кстати, говорила, что ты записался в драмкружок. У тебя и правда есть талант? И спортсмен, и актер? Неплохо.

– А у вас с ней и впрямь нет секретов… – задумчиво произносит Олег.

– А что скрывать? – с недоумением задаю вопрос я, но даже не жду ответа. – Секреты нужны тем, кто боится самого себя. Остальные прекрасно живут и без них. По крайней мере, от близких незачем прятать себя настоящего, соответственно… дружба и секреты несовместимы.

– Ух ты… Я бы хотел стать твоим другом.

– Я тебе сообщу, когда появится вакантное место.

– А какие еще есть вакантные места?

– Смотря какой у тебя опыт…

И снова сердцебиение меняет темп, щеки чуть щиплет румянец, но я довольна собой на все сто. Да и чувствую себя лучше, чем еще десять минут назад. Это прогресс. Олег долго смотрит мне в глаза, не пытаюсь ему как-то помочь или намекнуть. Мне слишком интересно, что он может сделать. На что ему хватит смелости.

Дымарский касается ладонью моей руки. Легонько, ненавязчиво, но на лице – такая решимость, что обзавидовались бы и триста спартанцев. Если бы я хотела, то могла отдернуть руку в любую секунду, но я не хочу. Огонек взаимного интереса разгорается ярче и ярче. Стараюсь скрыть участившееся дыхание, контролируя каждый вдох и выдох. Олег наклоняется чуть ближе и понижает голос:

– Думаю, нам стоит чаще общаться, чтобы ты смогла узнать меня и сама во всем убедиться.

– Испытательный срок? – предлагаю я, приподнимая уголок губ.

– Согласен, – довольно отзывается Дымарский, смелее сжимая мои пальцы.

– Тогда рассказывай, Олег. Я могу уделить тебе… – поднимаю левую руку так, словно на ней есть часы, – …пятнадцать минут.

– А ты смешная, – с ноткой нежности говорит он, вздыхая перед тем, как начать говорить снова. – На самом деле к спорту у меня больше лежит душа, но я решил, что мне будет проще освоиться на новом месте, если начну участвовать в культурной жизни школы.

– Разумно.

– Твоя похвала бесценна, Тася.

– Радуйся, пока я добрая. У тебя осталось еще тринадцать минут.

И минуты пролетают, как секунды. Болтаем с Олегом, держась за руки. Жест довольно невинный, но все-таки сближающий. Отрывает нас друг от друга только звонок моего телефона.

– Да? – отвечаю я, даже не глянув на дисплей.

– Я на месте, – слышу звонкий голос лучшей подруги. – Встретишь меня?

– Конечно. Три секунды, – отвечаю Але и поднимаюсь со скамейки.

Олег еще держит меня за руку, и я улыбаюсь.

– Я должна встретить Алю.

Повисает долгая пауза. Дымарский смотрит на меня снизу вверх, на его губах – та же хитрая улыбка, а в блестящих светлых глазах беснуются непонятные мне эмоции.

– Конечно, Тась. Дружба – это святое, – наконец-то произносит он, отпуская меня.

– Точно, – отвечаю я, добавляя еще десять очков к привлекательности новенького.

Аля

После ухода Рыжиковых-старших вечеринка набирает нешуточные обороты. На столах появляется алкоголь, который парни тайком пронесли в ресторан, да и музыкальный репертуар резко меняется… Каждый хочет поставить свою музыку. От песни про новый «Кадиллак» меня уже слегка подташнивает – совершенно не мой стиль. Какая безвкусица…

Вскоре я начинаю откровенно скучать. Конечно, пару раз мы с Тасей спускались на танцпол, приковывая к себе взгляды остальных… И даже исполнили в караоке свою «короночку» – «Ты же меня прости-и-ил» Гагариной. Но ничего не спасает тусовку Рыжиковой. Девчонки по углам о чем-то шушукаются, бросая на нас косые взгляды… Мальчиков симпатичных нет. Настя позвала лишь парней из нашей школы, а это полный отстой. Конечно, есть Дымарский – луч света в темном царстве. Но и он где-то весь вечер теряется. А еще мне жутко натерли босоножки от Джузеппе Занотти… В общем, не вечеринка, а просто мрак. И хорошо, что я еще задержалась… А ведь Козырь, бедняжка, тусуется здесь с самого начала!

Потеряв из вида Тасю, направляюсь на просторный балкон, по пути прихватив с подноса тарталетку. Сентябрьский вечер по-летнему теплый. В темно-синем небе красуется бледная луна, а в симпатичном искусственном пруду отражаются первые звезды. Жую тарталетку, свободной рукой поправляю накинутый на плечи жакет, пританцовываю под доносящуюся из зала музыку…

Идиллию прерывает внезапный шорох в кустах. Внимательно оглядываю освещенную и ухоженную территорию ресторана. Сверху отлично вижу знакомый черный снепбек с вышитым логотипом «Стусси». Меня бросает в холодный пот. Что он тут забыл? Еще и пробирается сюда не как нормальный человек, а как дикарь какой-то – через кусты. Позорище! Естественно, никто бы не впустил Макара в шикарный ресторан, где установлен дресс-код. А где Бойко и где дресс-код? Не удивлюсь, если он и на торжественную часть вручения аттестатов припрется в рваных джинсовых шортах и со скейтом под мышкой.

Отпрянув от перил, резко разворачиваюсь и нос к носу сталкиваюсь с Тасей.

– Вот ты где! – улыбается подруга. – А я тебя по всей территории ищу. Меня подруги Рыжиковой атаковали. Чувствую себя взрослой теткой на детском празднике. Вопросы, вопросы… А свои мозги включить, не?.. Не пробовали? Спрашивали, где костюм брала. Нормальные? Я им что, «Гугл»? Может, мне им весь свой гардероб расписать?

Вдруг Тася резко замолкает и внимательно разглядывает мое лицо.

– А ты чего такая напуганная? Прячешься от кого-нибудь?

– Ш-ш! – шиплю я. – Пока нет! Но, чувствую, надо…

Я киваю головой в сторону перил. Тася осторожно подходит к ним и посматривает вниз. Разумеется, сразу под балконом замечает разгуливающего по территории Бойко. Тася отскакивает и с нескрываемым восторгом глазеет на меня:

– Нет, а Макар – непробиваемый чувак!

– Непробиваемый идиот! – кривлюсь я. – Что он здесь забыл? Сам же вечно выпендривается, что его бесят наши модные школьные тусовки со списками приглашенных…

– Думаю, мы обе понимаем, из-за чего он тут. Вернее, из-за кого, – красноречиво глядит на меня Тася, а затем играет бровями.

Мне остается только закатить глаза.

– И когда он отвалит? Тусил бы со своей новенькой… Из драмкружка, – сердито говорю я. – Неужели дала ему от ворот поворот? Конечно, кто Бойко выдержит больше одного дня?

– Что за новенькая из драмкружка? – удивляется Тася.

Конечно, я ей рассказала только о лапочке Дымарском. Вот еще – новую пассию Бойко обсуждать… Много чести!

– Потом как-нибудь просвещу, – морщусь я. – Ничего интересного.

Бойко слышит наши приглушенные голоса и напоминает о себе.

– Макар, ты?.. – вопрошает он громко в темноту.

Я сразу зажимаю рот ладонью и на всякий случай делаю пару шагов назад. Зато Тася вновь перевешивается через перила.

– Ее тут нет, – весело говорит подруга. – Я одна. По телефону разговариваю.

Представляю себе, как Бойко стоит посреди нарядной территории ресторана, задрав голову в черном снепбеке. Как же он не вписывается во всю эту нарядную обстановку с коваными беседками и красивыми клумбами…

– Привет, Тася! – здоровается Бойко.

– Привет-привет! – отзывается Козырь и звонко хохочет: – Господи, Макар, где ты взял эту розу?

Я стою в стороне и потихоньку закипаю. Почему Тася всегда дружелюбна с ним? С Бойко нужно вести себя грубо, только тогда он отвянет. Но Тася не раз признавалась, что Макар ей симпатичен, и если бы он не был таким «маньяком», то мог бы сойти за вполне приличного парня.

– Сорвал на участке, – отзывается Макар.

А меня накрывает новый приступ раздражения. Кто рвет цветы на частной территории? Я снова вообразила себе, как Бойко в сумерках стоит под балконом с розой в зубах… Холостяк недоделанный!

– Ты прямо Ромео, – улыбается Тася.

– А где моя Джульетта? – вопрошает насмешливым тоном Бойко.

Тася оборачивается ко мне. Глаза Козырь весело искрятся.

– Я сейчас поднимусь и найду ее, – предупреждает Макар, в моем случае скорее угрожает.

Я подаю Тасе знаки, что ухожу. Подруга кивает: мол, конечно, беги. Я его задержу. Для этого и нужны настоящие друзья… В случае беды – прикрыть.

Я, словно Золушка, несусь прочь с балкона. Разве что туфельки по пути не теряю, потому что они страшно жмут. Вот что случается, когда хватаешь единственный оставшийся размер босоножек своей мечты на распродаже.

Бегу через танцпол, и танцующие расступаются, поглядывая на меня с интересом. В коридоре замедляю шаг. Не хочется привлекать к себе внимание. Да, я люблю быть в центре движухи, но сейчас не до этого. Теперь иду торопливо, гордо задрав голову и попутно оглядывая места, где можно спрятаться от Бойко. Не будет же он вечно караулить меня на вечеринке?

Кажется, я слышу где-то поблизости веселый голос Макара. Тянуть больше нельзя! На первом этаже замечаю дверцу. Похоже, за ней – какое-то подсобное помещение. Не раздумывая ни секунды, тяну дверную ручку и быстро прикрываю дверь, потому как теперь за мной явно кто-то гонится. Представляю себе довольную ухмылочку Бойко, и меня еще сильнее злость берет.

Ожидаю, что попаду в помещение более-менее просторное и там хотя бы будет гореть свет. Но на деле это комнатушка метр на метр, в которой царит такая темнотища, что хоть глаз выколи. Лишь узенькая полоска света сочится из-под двери, но и с ней здесь особо ничего не разглядишь. Когда глаза немного привыкают к темноте, я замечаю, что стою в окружении швабр, ведер и полочек с моющими средствами. Пусть Макар только сунется сюда – мало ему не покажется! Обязательно чем-нибудь огрею.

Здесь тесно и душно. А еще слышны грохот басов и завывание одноклассниц, которые в эту самую секунду, пока я стою, зажатая между швабрами, «плачут на техно». Сержусь на Бойко и на себя: мне вечно приходится попадать в глупые неприятности из-за него. Играем в кошки-мышки десять лет. Его это заводит, а меня лишь сильно раздражает.

Сколько мне тут сидеть? Засекаю пять минут и сваливаю… Правда, только сейчас понимаю, что оставила где-то сумочку с телефоном. Проклятие! Как я пойму, что прошло пять минут? Даю мысленный отсчет! Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

Внезапно дверной замок щелкает, и в каморку проникает высокая тень. Макар выследил меня? Как это все бесит! На ощупь хватаю Бойко за грудки и понимаю, что передо мной – вовсе не он… С балкона я успела разглядеть, что Макар заявился к ресторану в толстовке и шортах, а тут – футболка… И еле уловимый знакомый аромат мужского парфюма. Не Макара. Я чувствовала запах на сцене актового зала… У меня перехватывает дыхание.

– Аля, полегче, – хрипловато смеется Олег, и теперь от волнения я чувствую в ногах слабость.

Такого поворота событий я никак не ожидала! Конечно, видела Олега в зале, когда еще только пришла сюда, но мы лишь едва заметно друг другу кивнули. Мне вообще показалось, что он меня сегодня избегает. По крайней мере, пока мы тусовались с Тасей и я пыталась поймать на себе его взгляд…

– Привет, – еле слышно произношу я. – Никак не ожидала тебя здесь встретить.

– Похоже, ты кого-то ждешь, Аля? – спрашивает Олег, и я чувствую, что он улыбается.

Представляю его ямочки, и сердце учащенно стучит, а в голове – сплошной туман.

– Да я… – начинаю бормотать что-то невразумительное, что совсем на меня не похоже. – Я думала, здесь туалет.

Сказала это, а сама готова сквозь землю провалиться от стыда. В моем воображении в следующий раз мы должны были встретиться в драмкружке, когда Яков Ефимович раздаст нам с Олегом главные роли… Дымарский обязательно влюбился бы в меня, увидев на сцене. Ведь знаю, что на подмостках я хороша. А встретились в чулане со всяким хламом… Да еще и, по моей легенде, «по дороге в туалет».

Олег снова негромко смеется, а я понимаю, что до сих пор держусь за его футболку. Руками упираюсь в крепкую грудь… Хорошо, что в подсобке темно, иначе бы он понял, как сильно я сейчас смущена.

– А сам-то что здесь забыл? – выпустив Олега «из объятий», ехидно спрашиваю я.

Ехидство – защитная маска. Не хочется никому показывать, что меня так легко выбить из колеи.

– Искал тебя, – прямо заявляет Дымарский, и мне совсем не хватает воздуха. Вот так поворот!

– А… а зачем?

Олег в темноте осторожно дотрагивается до моих волос.

– Пообщаться, – говорит он.

– Очень странное место для общения, – заключаю я с улыбкой.

– Да. И мне интересно, как ты здесь оказалась. И вообще очень интересна ты, Аля.

От его слов я начинаю волноваться еще больше.

– И ты мне интересен, – наконец признаюсь я.

Что ходить вокруг да около? Скажу как есть.

– Это хорошо. Правда, сейчас имеется кое-какая проблема…

– Какая же? – шепотом спрашиваю я. – У тебя есть девушка?

– У меня клаустрофобия. И мне очень-очень страшно, – доверительно сообщает мне Дымарский, и я выдыхаю с облегчением.

А еще понимаю, что никакой клаустрофобии у него, разумеется, нет. Просто он, как и я, хочет, чтобы мы стали друг другу ближе.

– Бедняжка! – притворно вздыхаю я. – Очень-очень страшно, говоришь? Давай я тебя обниму?

Набираюсь смелости и обхватываю Олега за талию. Он сразу обнимает меня в ответ, утыкаясь носом в мои волосы.

– Тебе полегчало? – спрашиваю я, даже не пытаясь утихомирить разволновавшееся сердце.

– Намного, – отвечает мне на ухо Олег. – Мне стало очень хорошо.

Так мы и стоим, обнявшись, в тихой темной комнатке под глухие басы и едва доносящиеся до нас вопли одноклассников. Пахнет лимонным моющим средством… Можно представить, что мы не в чулане, а на побережье Средиземного моря. И уловить запахи солнца, соленой воды и цитрусовых…

Конечно, мечтать не вредно. Я вдруг понимаю, что Тася, возможно, отправилась на мои поиски. А еще мне нужно отыскать сумочку с телефоном…

– Нам надо выходить, – с сожалением говорю я, хотя стояла бы так целую вечность. – Наверняка Тася меня потеряла.

– Может, встретимся как-нибудь вне школы? – спрашивает Олег, и по голосу Дымарского я понимаю, что и ему не особо хочется выпускать меня из объятий.

Нет, как все-таки здорово мы смотрелись бы с ним вместе…

Покидаем чулан по-прежнему в обнимку. Олег напоследок крепче прижимает меня к себе, и я еле удерживаюсь от того, чтобы положить ему голову на плечо. Эх, если нас сейчас заметит Тася… Я даже не знаю, как ей обо всем сказать. Почему-то до сих пор не решилась поведать лучшей подруге, что Дымарский мне очень нравится. Даже когда рассказывала о том, что Олег записался в драмкружок, старалась делать это с самым безразличным видом. Как-то странно… Ведь обычно я сразу делюсь с Тасей всем-всем-всем… Но Дымарского хочется придержать в секрете.

Но Тасю мы не встречаем. Зато Бойко сидит в конце коридора на высоком широком подоконнике и сверлит нас рассерженным взглядом. Пробрался сюда, проныра!

– Поищу Тасю, – внезапно смутившись, говорю я, высвобождаясь из объятий Олега.

Конечно, мне плевать, что подумает Бойко. Просто не хочется, чтобы он раньше времени растрепал в школе о том, что мы с Олегом нравимся друг другу. Если Тася узнает об этом не от меня… Она страшно обидится.

Но рассказывать об Олеге волнительно. Ведь это могут быть мои первые серьезные отношения. Меня немного потряхивает. Хочется дать волю эмоциям: счастливо смеяться, кричать и бежать по коридору вприпрыжку… Дома бы я ни за что не сдержалась, но сейчас, попрощавшись с Олегом, иду по коридору с невозмутимым видом, как ни в чем не бывало, походкой от бедра.

Миную Бойко. Тот сидит на подоконнике и смотрит на меня немигающим и сердитым взглядом. Будто он – отец, а я блудная дочь, вернувшаяся домой под утро. Ничего-ничего, пускай побесится. Не все ж ему выводить меня из равновесия? Интересно, кстати, куда он дел розу? Передарил кому-нибудь, наверное… Например, имениннице. А Рыжикова, конечно, сразу и поплыла…

– Ничего не забыла? – спрашивает Макар и достает из-за спины мою сумочку.

Держит теперь ее за цепочку на одном пальце, слегка покачивая.

– Отдай! – вспыхиваю я и поспешно выхватываю сумку. Глупо себя веду, ведь Макар сам мне ее предлагает. Но мне внезапно приходит в голову мысль, что он мог рыться в моих вещах и шарить в телефоне… Хотя это на него и не похоже.

– И чем вы занимались? – усмехается Макар, не сводя с меня внимательного взгляда.

Мы с Олегом не занимались чем-то непотребным, но отчего-то мне хочется еще сильнее разозлить Бойко. Я достаю из сумочки зеркальце и помаду. Внимательно рассматриваю свое отражение, касаюсь кончиками пальцев губы, а затем провожу по ним помадой, словно поправляю макияж после поцелуев.

– Да так, ничем особенным, – отвечаю наконец, захлопнув зеркальце.

Бойко вымученно выдыхает и опускает глаза.

– Дура ты, Макар, – говорит он. – Счастье свое упускаешь.

– Ты, что ли, мое счастье? – смеюсь я, усаживаясь рядом с ним, и привычно издевательски толкаю Бойко плечом.

Но Макар спрыгивает с подоконника, будто я ему вмиг стала неприятна, и нащупывает в кармане шортов пачку сигарет. Я знаю, что обычно он не курит. Только когда волнуется или сильно переживает…

Ничего не ответив, Бойко направляется прочь по коридору, минуя главный зал, из которого доносится грохочущая музыка. Я с задумчивым видом гляжу ему в спину. И снова злюсь на себя. Ведь вместо мыслей о том, что несколько минут назад произошло в чулане – все-таки меня впервые пригласили на свидание, – прокручиваю в голове вредные привычки Макара…

Как все-таки хорошо я его знаю.

Тася

– Что-то вы рано, – папин голос доносится из динамика телефона.

– Ты приедешь или нам лучше вызвать такси? – спрашиваю я, подавляя зевоту.

– Приеду, конечно. Еще чего не хватало. Ждите на территории ресторана.

– О’кей.

– Неправильный ответ, дочь, – строго произносит отец.

– Спасибо, папулечка. Ты самый лучший на свете. Ждем и не рыпаемся.

– Умничка, – довольно отвечает он.

Сидим с Алей на свободной скамейке у ворот и наблюдаем, как народ рассаживается по машинам. Кто-то идет на своих двоих, кого-то ведут под руки. Зады у них будут полосатыми, это точно. Опускаю голову на плечо подруги, она упирается виском в мою макушку.

– Как тебе?.. – произносим с Алей хором и дружно смеемся, обрывая фразу на середине.

Мы и думаем одинаково. Столько лет крепкой дружбы не проходят бесследно.

– Отстой, – отвечаю первой на незаконченный вопрос о вечеринке.

– Полнейший, – подхватывает Аля.

– Мне иногда кажется, что сверстники по сравнению с нами – малолетки.

– Их развитие остановилось где-то в седьмом классе.

Штельман, будто желая подтвердить Алины слова, запрыгивает с разбегу на дерево, обхватывая ствол руками и ногами. Его приятели дружно ржут и не останавливаются даже после того, как он валится на землю, размахивая конечностями, словно толстый жук. Бойко выходит из толпы и решает продемонстрировать, как все делают настоящие профессионалы. Он ловко забирается на нижнюю ветку под ободряющие крики и подмахивает ладонями, принимая овации.

– Зоопарк на выгуле… – недовольно говорит Аля, и я нутром чую, что она закатывает глаза: так обычно всегда происходит, если она смотрит на проделки Макара.

– Даже я не сказала бы лучше, – усмехаюсь. – Знаешь, по-моему, настоящая жизнь начнется только тогда, когда мы закончим школу.

– Думаешь, в универе не будет подобного?

– Думаю, выбор будет куда больше. Если здесь это, – указываю пальцем на веселых «обезьянок», – последнее звено в цепи, то там – только первое.

Впереди, у самых ворот, появляется Дымарский. Он с кем-то говорит по телефону и направляется к машине, которая только-только подъехала к ресторану. В голове еще кружат мысли о звеньях и цепях. И парень пока не вписывается в мою теорию. Откуда он такой взялся?

Олег поворачивается в нашу сторону и поднимает руку, перебирая пальцами. Машем вместе с Алей ему на прощание.

– Дымарский – единственный, кто сегодня не вытворил какой-нибудь фигни, – произношу я, наблюдая, как Олег садится в машину.

– Он не из нашего зоопарка. Он другой, – соглашается Аля.

– А значит, год не будет скучным.

– Что ты имеешь в виду? – Макарова вдруг поднимает голову, поворачиваясь ко мне.

Смотрю подруге в глаза. Сердце разгоняется от волнения: я чувствую какой-то подвох в ее вопросе, чего не было, кажется, никогда.

– То, что он… – подбираю слова, замечая, как брови Али опускаются все ниже и между ними появляется хмурая складка, – …классный парень.

– Да. Классный… – кивает Аля и отводит взгляд, оставляя меня наедине с неловкостью.

– Аль, в чем дело? – ласково спрашиваю я, касаясь ее руки и наклоняясь вперед, чтобы вновь наладить контакт.

– Он мне… – тихо отзывается подруга. – Вроде как… нравится. По-настоящему. Не просто как человек.

Моя очередь отстраниться. Опускаю подбородок, собираясь с мыслями. Такого я не ожидала. Вернее, я видела, что новенький приятен Макаровой, но о чем-то большем… Я и не думала! Мы ведь с ним… Мы… Между нами что-то появилось. Искорка, интерес… Симпатия! Причем взаимная.

Вроде бы меня подташнивает.

– Тась… Судя по твоей реакции, я тут такая не одна.

Уже хотела было выпалить, что одна, но язык не поворачивается солгать. Кому угодно, только не ей. Мне тоже нравится Олег. До сегодняшнего вечера это не было таким явным, зато после… все именно так.

– Не одна… – выдавливаю сквозь сухость в горле.

– Не знаю, что и сказать, – растерянно произносит Аля.

– А я знаю. Мы в дерьме…

– Да. И я чувствую его запах.

Напряженное молчание сжимает со всех сторон. Сдавливает и душит. Этого ведь не могло случиться. Не с нами. Не может быть! Я не хочу в это верить! Не хочу!

Поднимаю голову и смотрю на Макарову. Я знаю девчонку десять лет. Она мне как родная. Да у нас иногда один мозг на двоих. А теперь еще и сердце? Бред какой-то…

Я люблю Алю. Очень сильно. И готова разделить с ней все-все. Только любовь разделить невозможно. Такое отдают полностью, а после прощаются навсегда. Конечно, о любви к Олегу еще и речи быть не может, но я что-то к нему почувствовала, а это уже звоночек.

Треугольник – опасная фигура. Вершины связаны между собой, и лишь две из них могут быть счастливы. Третья будет страдать. И я не хочу, чтобы третьей стала я… или Аля.

Правило номер восемь из нашего списка о крепкой дружбе стучит по черепушке, напоминая о себе. По сосредоточенному выражению лица подруги догадываюсь, что она думает о том же.

– Значит, Дымарский идет лесом? – спрашиваю с улыбкой, но без особого веселья.

– А у нас есть еще варианты?

– Если мы не хотим разрушить нашу дружбу, то нет.

– Значит, идет лесом, – твердо подводит итог Аля, но в ее голосе прослеживается легкая грусть.

Свет фар ослепляет на секунду. Вглядываюсь в очертания прибывшей машины. Большая и белая – папина. Очень кстати. Кажется, нам обеим нужны передышка и время, чтобы все обдумать и смириться. В конце концов, на Дымарском свет клином не сошелся. Ну, мальчик. Симпатичный и веселый. Таких будут сотни. Нам не из-за чего ссориться. Нужно только пережить минутную слабость, и скоро все станет как прежде.

– Обе к нам – или Алю домой? – уточняет папа, когда мы едем по улицам засыпающего города.

– Домой, – тихо отзывается Аля, глядя в окно.

Мы не договаривались о ночевке сегодня, и в ее ответе нет ничего необычного, но и спонтанные пижамные вечеринки для нас не редкость. Дымарский нас обеих немного выбил из колеи, и мне это совсем не нравится. Но сейчас я тоже хочу побыть одна, поэтому решаю не настаивать, а просто тоже отворачиваюсь к окну. В салоне автомобиля повисает гнетущая тишина, которую никто не собирается нарушать.

Привозим Алю к дому и ждем, пока она зайдет в подъезд. Прежде чем закрыть дверь, подруга оборачивается и машет на прощание. Поднимаю руку и активно ею трясу, даже не уверенная в том, что Аля меня видит.

«Все как всегда, ничего не изменилось», – твержу себе, а после устало откидываюсь на спинку сиденья.

– Вы поссорились? – спрашивает отец, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида. – Вели себя слишком тихо.

– Нет. Просто вечер был стремным.

– А по-русски можно?

– Плохая вечеринка, пап.

– Хорошо, что она не последняя в вашей жизни.

– Точно… – вздыхаю я, выпуская наружу вместе с воздухом дурные предчувствия.

Она, может, и не последняя, но не хотелось бы, чтобы стала переломной. И не станет. Мы ведь все решили. Только почему мне так горько?

Когда мы с отцом выходим из лифта, в нос бьет резкий запах сигаретного дыма, а с этажа ниже слышится приглушенный знакомый голос. Короткие фразы, односложные ответы. Разговор по телефону, это точно.

– Пойди скажи Глебу, что я прощу его только один раз. В следующий – возьму за ухо и отведу к отцу.

– Не за что будет. Я ему сейчас оба уха оторву, – недовольно цежу я сквозь зубы.

Шагаю к лестнице и спускаюсь на пролет ниже. Глеб стоит лицом к приоткрытому окну, не замечая моего приближения. Верхушки деревьев качает тихий ветер, а внутри меня раскачиваются эмоциональные качели.

– Ага… Да… Угу… – говорит Юдин, придерживая мобильник плечом.

Дожидаюсь, когда Глеб закончит разговор, а затем подхожу и хлопаю его по руке, в пальцах которой зажата сигарета. Окурок падает на пол, рассыпая красные искорки по светлой плитке. Тушу его, не жалея подошвы туфель. Глеб таращится на меня, пребывая в легком ступоре от происходящего, а я гневно дышу носом, глядя прямо в глаза недоумку, которому жить надоело. Если его отец узнает, то совсем скоро у меня будет много пакетиков с конфетами и печеньем и повод посетить не самое приятное место с кучей мраморных плит.

– С ума сошла? – произносит Глеб, наклоняясь, чтобы подобрать окурок, и выкидывает его в окно.

– У меня к тебе тот же вопрос!

– Тебе-то какое дело? – хлестко произносит он, стреляя в меня суровым взглядом.

Словесная пощечина ощущается слишком по-настоящему. И что за день такой? Каких богов я разгневала, а главное, чем? Смотрю на парня, которого с детства считала другом и который теперь по неизвестным мне причинам вдруг стал вести себя, как полный идиот, и у меня окончательно заканчиваются силы. Горечь и печаль смешиваются со злостью на несправедливость судьбы. Мало того что Аля запала на того же парня, что и я, так еще и этот… Что я ему сделала? Или что он сделал с собой?

Я едва узнаю в нем Глебку-Хлебку. И дело не только во внешних изменениях, такое чувство, что ему промыли мозги инопланетяне или он целое лето сосался с дементорами.

– Знаешь что? – шиплю я, прищуриваясь. – Пошел ты! Я не понимаю, в чем дело, да и плевать! Не хочешь со мной общаться? И не надо! Я просто пришла сказать, что мой папа знает, чем ты здесь занимаешься, а в следующий раз и твой окажется в курсе.

Собираюсь гордо развернуться и удалиться, но Глеб ловит меня за предплечье на середине оборота и шагает поближе, заглядывая в глаза:

– Ты чего ревешь?

До того как он спросил, я этого даже не замечала, но сейчас ощущаю, как влажные дорожки холодят щеки под натиском прохладного ветра, задувающего в окно. Стираю их свободной рукой и резко дергаюсь:

– Тебе-то что?

Глеб держит крепко, не позволяя уйти. Отвожу взгляд, ругая себя за слабость. Глеб, Аля… Почему все, что было привычным и казалось крепким, в один миг начало рушиться? И если с Алей я уверена, что мы все уладим, то с Глебом… Он ведь ничего и не сказал мне, даже не попытался. Обходит стороной, словно у меня какая-то зараза, а все мои попытки прояснить ситуацию он отсекает. Ну и пожалуйста! И не нужно!

И снова с ресниц срывается пара предательских соленых капель.

– Тебя кто-то обидел? – обеспокоенно спрашивает Глеб.

– А что? Побежишь разбираться? – отвечаю я и резко втягиваю носом воздух. – Морду ему набьешь?

– И не только.

– Тогда можешь с разбегу об стенку стукнуться. – Поднимаю голову и сжимаю губы, глядя ему прямо в глаза и стараясь контролировать эмоции настолько, насколько возможно.

– Тася… – вздыхает Глеб, ослабляя хватку на моей руке. – Я…

Замираю в ожидании, надеясь услышать хоть что-то, но он молчит. Отступает, отпуская меня и кусая щеку изнутри. Он всегда так делает, когда очень нервничает или расстроен. Может, у него какие-то проблемы, а я, дура, истерики закатываю?

– Что случилось? – спрашиваю спокойно, без обычной крутизны, словно нам – опять семь и самая большая проблема, если мама не выпустит гулять, после того как зайдешь домой попить воды.

– Ничего не случилось, – сухо отвечает Глеб, засовывая руки в карманы спортивных штанов, а потом вытаскивает зажигалку и принимается крутить ее в пальцах.

– Вот и поговорили… – усмехаюсь я.

– Что ты хочешь от меня услышать, Тась?

– Да хоть что-нибудь вразумительное… Когда ты начал курить?

– Летом.

– Ты ведь ненавидишь это. Сам твердил, что курящие спортсмены – идиоты. Как же твои мечты о соревнованиях и профессиональном баскетболе?

– Фигня все это, – отмахивается он и достает пачку сигарет.

– Фигня – то, что ты держишь в руках!

Выхватываю у него зловредную пачку и немедля выбрасываю в окно.

– Что ты творишь? – устало спрашивает Глеб.

– Спасаю своего друга.

– Разве я тебя просил?

– А я не спрашиваю.

– Тась, мы выросли из нашей дружбы. И давно. Хватит уже притворяться, что тебе не наплевать на меня.

– Тебе мячом по голове не прилетало? Что ты несешь?

– Правду, которую ты сама мне никогда не скажешь.

– И кто тебе сказал ее за меня?

– Я сам понял.

– Какой ты умный… Вундеркиндер, блин. А меня ты забыл спросить?! – не сдерживаясь, повышаю голос.

– Тише ты, – шикает Глеб. – Нас услышат.

– А я не знаю, как еще разговаривать с людьми, у которых явные проблемы со слухом. Да и с головой тоже. Ты разобиделся на меня из-за того, что сам себе что-то придумал? Нормальный вообще? Я тебе еще раз повторяю: не хочешь общаться – не будем, только не надо сваливать проблемы на меня и в придачу делать виноватой.

Тяжело дышу от длинного эмоционального монолога, а Глеб остается абсолютно спокойным, чем бесит только сильнее.

– Сколько раз мы виделись летом? – спрашивает он, приподнимая бровь.

Стараюсь вспомнить. Я точно сталкивалась с ним в лифте в середине каникул, встречала в магазине вместе с мамой, а еще у подъезда однажды вечером.

– Парочку… – размыто отвечаю я.

– А сколько раз созванивались или переписывались? – продолжает допытываться Глеб, словно допрос может все объяснить.

– Ты мне не писал!

– Ты перестанешь орать?!

– А ты перестанешь нести чушь?!

Из коридора доносится шум открывающейся двери и грозный мужской голос:

– Молодежь! Решайте свои проблемы в другом месте!

– Простите, – отвечает Глеб. – Мы будем потише.

Он красноречиво поднимает брови и таращится на меня, намекая, что предупреждал. Складываю руки на груди и недовольно закатываю глаза, мол, мне все равно на психозы дяди Миши.

– Ты тоже мне не писала, – с неприкрытой обидой говорит Глеб.

И тишина. Оба молчим, глядя куда угодно, только не друг на друга. Ком вновь вырастает в горле. Такое чувство, будто что-то важное ускользает из рук. Мы ведь оба не писали, почему он вдруг жертва, а я преступник?

– Я тебя поняла, – сухо произношу, поднимаясь вверх на пару ступенек. – Лучше найди себе другую курилку, мой папа быстро теряет терпение. Он и правда может все рассказать твоему.

– Тась…

– А? – оглядываюсь я.

– Ты в порядке?

– Нет. Но тебе ведь должно быть все равно, верно? Мы-то уже не друзья, – резко бросаю я и быстро поднимаюсь по лестнице, больше не останавливаясь.

Захожу в квартиру, из гостиной доносится тихое бормотание телевизора. Скидываю с ног туфли и топаю сразу в ванную, наслаждаясь приятным покалыванием в ступнях. Нужно скорее смыть с себя напоминания о сегодняшнем вечере: запах креветок, шампанского, теплого осеннего дня и сигаретного дыма.

Добравшись до спальни, первым делом ставлю телефон на зарядку. Даже малыш меня подвел. Выключился на середине песни Бейонсе «I Was Here», под которую я в душе пыталась выплакать негативные эмоции, чтобы очиститься изнутри и снаружи. Вместо этого слушала, как барабанят капли по стеклянной перегородке, и не смогла выдавить ни слезинки.

Может, позвонить Глебу? Пусть еще скажет мне какую-нибудь гадость, чтобы я разрыдалась. У него ведь отлично получается! И даже сейчас единственное, что я чувствую, – это злость и негодование. Просто не верится, что такое происходит. Не верится и очень раздражает.

Как только мобильник оживает, сразу приходят два оповещения. Новая заявка в друзья и мессенджер. Захожу сначала во «ВКонтакте». Сердце психует и ударяется в ребра, а я крепче сжимаю телефон в руке.

Олег Дымарский хочет добавить вас в друзья.

Заношу палец над кнопкой «Отклонить», но замираю, глядя на круглую фотографию, с которой на меня смотрит симпатичный улыбающийся парень. Мгновенно вспоминаю наш разговор на лавочке у ресторана. Как мы держались за руки, смотрели друг на друга и смеялись. Как легко и весело нам было провести эти несколько минут вдвоем.

И как же мы с Алей могли так вляпаться? Как?!

Сворачиваю приложение, не отреагировав на зов Олега. Я не могу согласиться, но и отказывать ему не хочу. Сегодня уже просто не в состоянии. Открываю новое сообщение. Оно от Глеба. Кажется, я все-таки могу поплакать сегодня.

Глебка-Хлебка: *смайлик, закатывающий глаза* *смайлик пистолет*

Тася: «Это слишком гуманно. Возьми лучше молоток или биту».

Глебка-Хлебка: «Я не знаю, что сказать…»

Тася: «Зачем тогда пишешь?»

Глебка-Хлебка: «Не могу найти себе место, зная, что ты сейчас расстроена из-за меня».

Тася: «Твое место у параши».

Глебка-Хлебка: «Тась, я как лучше хочу, а ты как всегда» *смайлик, закатывающий глаза*

Пишу на эмоциях, с такой силой нажимая на экран, что он может треснуть в любой момент. Но это льется правда. Без шуток и прикрас. Чистая и разрывающая сердце правда.

Тася: «Хочешь как лучше – верни мне моего друга!»

Проходит минута. Две. Три. На дисплее светится «собеседник печатает», и я уже готова вылезти в окно и заорать во все горло: «Ну что там можно так долго печатать?!» Спасительный короткий сигнал звенит в тишине комнаты, пробегаю взглядом по строчкам, а затем еще раз. И еще… Пока ком в горле не превращается в сладкий зефир.

Глебка-Хлебка: «Я здесь. И я до сих пор твой друг, как и ты мой. Прости меня, Тась. Мне просто было обидно, что ты совсем забыла обо мне. И я подумал, что так будет лучше».

Чувствую, как дрожит нижняя губа. Взгляд размывает пелена слез. И это не слезы горечи, скорее радости и облегчения.

Хотела пореветь, Тася? Реви!

Тася: «Я о тебе никогда не забывала. То, что мы становимся старше, не означает, что мы больше не можем дружить. В следующий раз, когда решишь играть в обиженку, просто позвони мне, и я вправлю тебе мозги. Извинения приняты, мой свежий хлебушек. Бла-бла-бла… Забить. Забыть. Подпись, печать, и все дела» *смеющийся до слез смайлик*

Глебка-Хлебка: «Представим, что ты тоже извинилась…» *смайлик с недовольной мордочкой* «И я прощаю тебя, королева сгущенки. Бла-бла-бла… Забить. Забыть» *улыбающийся смайлик*

На одну проблему меньше. Но что-то прям сильно легче не стало…

Аля

Лампочка в подъезде зловеще мигает, как в фильме ужасов. Я долго стою перед дверью квартиры, не решаясь нажать на кнопку звонка. Чувствую, как на глаза набегают непрошеные слезы.

Домой заходить не хочется. У меня совершенно нет настроения рассказывать маме о том, как прошло торжество. А ведь она точно захочет обсудить вечеринку Рыжиковой. Обязательно спросит, кто в чем был одет, кто с кем танцевал, что Насте подарили… Мы всегда обсуждаем такое, это что-то вроде нашей девичьей традиции. В другой раз я с удовольствием потрепалась бы с мамой, но только не сегодня… Сегодня свершилось непоправимое. На мой мир обрушилась буря, сметая все на своем пути и вонзая острые молнии в самое сердце… Мы с Тасей запали на одного парня.

Лампочка мигает в последний раз и гаснет. Я нащупываю кнопку звонка. Раздается негромкая трель, а спустя минуту распахивается дверь квартиры.

– Снова лампочка перегорела? – возмущенно шепчет мама. – Что-то ты сегодня рано! Одна?

– Одна, – тоже шепотом отвечаю я и захожу в квартиру.

Из кухни умопомрачительно пахнет свежей выпечкой – сладкими булочками с корицей. Из комнаты доносятся напряженный голос комментатора и папины возбужденные выкрики. Отец – бывший хоккеист, сейчас тренирует молодежную команду. День, когда по телевизору показывают хоккей, – священный день в нашем доме. В такие вечера мы папу не трогаем. Если любимый клуб проигрывает, мы всей семьей «несем траур».

Дверь в комнату Мани плотно закрыта. Наверняка смотрит своих любимых блогеров на «Ютубе». Вот и хорошо. Если бы еще и она полезла с расспросами в духе «Кто там был?» – я б с ума сошла!

Мама внимательно разглядывает мою расстроенную физиономию и наверняка догадывается: случилось что-то неладное. В машине дяди Антона я очень старалась делать вид, что все в порядке, но дома эмоции рвутся наружу.

Материнское выражение лица вмиг становится сочувствующим.

– Алечка, солнце, что с тобой?

Я резкими движениями скидываю ненавистные босоножки и быстрым шагом направляюсь в свою комнату. Падаю на кровать, не снимая жакета и нарядного идеально отутюженного платья, зарываюсь лицом в подушку и принимаюсь горько плакать, не боясь, что меня услышат родители. Мама осторожно прикрывает за собой дверь и садится рядом на край кровати. Она ни о чем не спрашивает: знает, что в конце концов я сама ей обо всем расскажу, когда придет время. Она лишь осторожно гладит меня по спине, и от ее ласковых прикосновений мне хочется рыдать еще громче.

Постепенно слез становится меньше, хотя мне казалось, что они никогда не закончатся. Едва я приподнимаюсь с кровати, как мама заключает меня в объятия.

– Ну-ну, доченька, все хорошо, – гладя меня по голове, повторяет она. – Все хорошо.

Я и сама понимаю, что катастрофы нет, но ранее неизвестные мне эмоции захлестывают. Впервые я испытываю вселенскую несправедливость! Ну почему? Ведь нам с Тасей нравятся совершенно разные парни! И я не смогу поступить так ужасно с Тасей, не стану встречаться с Олегом… Ах, если бы я знала об этой симпатии с самого начала!.. Ведь навоображала себе всякого, дура!

– Мама, – снова всхлипываю я. – Мам, я влюбилась… И Таська – тоже. В Олега. Он в нашей школе – новенький…

И не замечаю, как быстро и эмоционально рассказываю обо всем. А ведь планировала держать в секрете. Хотя теперь понимаю, почему психотерапия столь популярна. После того как я выговариваюсь, становится намного легче. Мы с мамой долго беседуем по душам и приходим к выводу, что смазливый новенький не стоит многолетней дружбы с Тасей Козырь. Умом-то я понимаю, но сердцем… Сердце предательски дрожит при каждом упоминании об Олеге, и слезы опять застревают где-то в гортани…

Ночью, когда в квартире уже погас свет, я долго ворочаюсь и не могу уснуть. Прокручиваю в голове сцену, которая произошла в кладовке. Вспоминаю, как Олег обнимал меня и гладил по волосам. И как вокруг пахло его парфюмом и цитрусовыми.

Плетусь на кухню, чтобы выпить воды. По коридору гуляет сквозняк, холодя мои босые ноги. По пути в свою комнату я замечаю, что у Мани горит свет. Свихнулась так долго не спать? Сестра никогда не следит за режимом сна! Я, особо не церемонясь, без стука захожу в Манину комнату. Как я и думала, младшая сестра зависает в Сети. Перепугавшись, Маня поспешно захлопывает крышку ноута, но я успеваю разглядеть профиль, на котором торчит моя сестра. У меня от возмущения даже не сразу находятся слова.

– Тебя не учили в дверь стучать? – сердито пыхтит Маня.

– А тебя не учили, что подслушивать плохо? – шиплю в ответ я, боясь разбудить родителей.

Профиль в соцсети, который изучает Маня, принадлежит Дымарскому!

– Ты сама разнылась на всю квартиру, – ворчит сестра и нагло передразнивает рыдающую меня: – Ах Олег, Олег!.. Наверное, глухая баба Таня за стенкой расслышала твои причитания… Мне стало интересно, что там за Олег такой драгоценный, которого вы с Козырь не поделили.

– Ну ты и стерва, мелкая, – вздыхаю я, заваливаясь на кровать к младшей сестре.

Касаясь друг друга плечами, лежим рядом под приглушенным светом настенного светильника. Маня тянется к ноутбуку и кладет его на живот. Теперь мы молча перелистываем фотографии Дымарского, которые я и без того уже засмотрела до дыр.

– Симпатичный, конечно, – заключает наконец Маня. – Но Макар все равно красивее!

– Маня! – хмурюсь я. – Опять за свое?

– Что Маня? Я просто констатирую факт! – огрызается сестра.

Мы снова молчим и смотрим на экран. Вот Дымарский вместе с родителями отдыхает в Барселоне. Загорелый, стильный, с белозубой улыбкой и полюбившимися мне ямочками… У меня болезненно екает сердце.

– И теперь Макар никогда больше не появится у нас дома? – возвращает меня из мечтаний в реальность Маня – и опять вещает о придурочном Бойко!

– А зачем ему бывать у нас дома? – настораживаюсь я.

Раньше время от времени Макар захаживал к нам в гости. Одно время вообще как к себе домой повадился, чем страшно раздражал. А моя мама парня еще и встречала каждый раз радушно, угощая всякими вкусностями. Ее всегда умилял мой поклонник. Особенно в детстве, когда Бойко был пухлым, белокурым и ниже меня на полголовы. С цветами как-то притопал… Умора!

– Мало ли… – тушуется Маня.

Когда Макар появляется на пороге квартиры, сестренка сразу активируется и крутится рядом.

– То, что мне понравился другой парень, не означает, что Макарушка отклеится от меня, – самонадеянно говорю я.

– Не зна-а-ю, – тянет Маня. – Он уже отписался от тебя в «ВКонтакте».

Новость повергает меня в шок. Бойко всегда висел у меня в подписчиках, периодически напоминая о себе и присылая глупые надоедливые сообщения и тупые мемы. И вдруг – отписался… С чего бы? Конечно, мне до этого нет никакого дела. Пусть Маня отслеживает всякие подобные глупости и сталкерит Макара в соцсетях.

– Понял, видимо, что ты попала, – ехидно продолжает сестра.

А я вспоминаю наш с Макаром короткий разговор в коридоре о том, что я упускаю свое счастье…

Перед сном мне приходит привычное сообщение. «Доброй ночи, Аля!» Только теперь не от Бойко, а от Олега. Сердце учащенно и взволнованно стучит. Как ему сказать, что между нами ничего не может быть? И какую назвать причину?

Проваливаясь в сон, вновь с горечью прокручиваю в голове редкие встречи с Олегом… Возможно, все пройдет не так просто, как мне хотелось бы… Но обязательно пройдет.

И хотя мы с Тасей сходимся на том, что Дымарский во имя нашей дружбы нам не сдался, утром мы, как обычно, не списываемся. Хотя, возможно, Тася еще спит. А с моей стороны будить ее в законный выходной – просто свинство.

Тем не менее настроение у меня в воскресное утро, на удивление, отличное. Я – Близнецы по гороскопу, и ничего тут не поделаешь. Иногда кажется, что во мне уживаются сразу два человека – напускная и с виду беззаботная леди (образ, который я использую чаще всего в школе) и эмоциональная придурковатая Макарова (та льет слезы в три ручья или громко, похрюкивая, хохочет дома). В этот уик-энд явно лидирует вторая Аля.

Когда яркие лучи сентябрьского солнца бьют в окно, грустить больше не хочется. Родители с утра умотали куда-то по делам, а мне в записке, приклеенной на холодильник, велели вывести на прогулку старину Арни. На Маню в этом деле надежды никакой – слишком долго она обычно дрыхнет.

С верным бассет-хаундом мы гуляем дольше обычного, накручивая круги в городском осеннем парке, который находится через дорогу от дома. Утренний осенний воздух бодрит и вышибает вчерашнюю дурь из головы. И почему я устроила вечером такую трагедию? Наматывала сопли на кулак при маме, с ума сойти! Хотя я великодушно прощаю себя за вчерашнюю истерику. Мне всего семнадцать. И кажется, я впервые влюблена. Могу себе позволить.

Домой мы с Арнольдом возвращаемся слегка уставшие, но очень воодушевленные. Я даже не сразу могу расслышать приглушенные голоса, доносящиеся из кухни. Может, родители вернулись? Хватаю тяжеленного и флегматичного Арнольда на руки и тащу в ванную комнату – мыть лапы.

– Знакомьтесь! Госпожа Макарова – повелительница собачьих какашек! Не желаете ли сполоснуть пятки, старина железный Арни? – пыхтя от груза, вопрошаю я придурочным голосом у собаки, абсолютно не стесняясь.

Домашние ко всякому привыкли. А в школе бы явно удивились, лицезрев подобный спектакль. Волоча свисающего пса, я направляюсь к ванной, но замираю, когда прохожу мимо кухни: за столом восседают Бойко и моя довольная младшая сестрица.

– Что он здесь делает? – вспыхиваю я, подтягивая к себе сползающего Арнольда. И смущаюсь, вспоминая свои вопли. Хотя плевать! Это всего лишь Бойко.

Макар смотрит на меня насмешливым взглядом. Наверняка ведь слышал и про старину Арни, и про его железные пятки… Из-за чего переживала Маня? Что Бойко больше никогда не появится на пороге нашего дома? Ха! Как бы не так! Вот же он – притопал с первыми лучами солнца, довольный, как кот после сметаны, еще и чай дует… Я сразу замечаю рядом с Макаром чашку с недопитым чаем и вазочку с конфетами.

– Тебя дома не кормят? – спрашиваю я, не дождавшись ни от кого ответа.

– Вообще-то я думал, что тебе помощь нужна, – наконец отвечает Бойко. – Пришел, как только Маруся позвонила. Но, похоже, помощь моя тебе не требуется.

Я перевожу сердитый взгляд на младшую сестру. А Маня, конечно, растеклась от бойковского «Маруся».

– Все это мило, но о чем он? – строго спрашиваю у сестры.

Арнольда держать тяжело, поэтому я отпускаю собаку на пол. Теперь пес сидит у меня в ногах и тяжело вздыхает: мол, когда безобразие закончится? Помойте мне уже лапы и отпустите, пожалуйста, восвояси…

– А я сказала ему, что ты на вчерашней тусовке креветок поела! – сообщает Маня.

– Что-о? – задыхаюсь я.

На креветки у меня страшная аллергия. Как, в принципе, и на большинство других продуктов, которые люди обычно едят, а им хоть бы что.

– Зачем ты это выдумала? – продолжаю возмущаться я и лишь тогда замечаю, что Маня с утра пораньше сидит с накрашенными глазами.

Так сильно намазалась тушью, что ресницы склеились и напоминают паучьи лапки. Выглядит это одновременно смешно и нелепо.

– Но ты ведь страдала весь вечер, – ехидно отвечает сестра. – Тебе было очень-очень плохо, забыла?

Такое забудешь! Но ведь не от креветок же! От несчастной любви!

– Держи его! – И указываю сестре на Арни.

Раздосадованная Маня вылезает из-за стола и направляется ко мне. Устроила, блин, рандеву за мой счет! Сидят теперь, чаевничают.

– И косметику смой, – говорю я сестре, когда она подходит к собаке.

Маня одаривает меня таким ненавидящим взглядом, что даже не по себе становится.

Когда Маня вместе с Арнольдом скрываются в ванной, я наконец поворачиваюсь к Бойко. Развалился как барин за столом и смотрит на меня снисходительно. Устроили мы с Маней спектакль перед Макаром, ничего не скажешь!

– А ты уматывай отсюда, – сурово говорю я, кивнув в сторону прихожей.

– Это мне приказывает госпожа Макарова – повелительница собачьих какашек? – уточняет Бойко.

Внутри себя я просто взрываюсь от негодования! Теперь Бойко слишком много знает. И я бы с радостью его прибила.

Макар усмехается и встает со стула. Проходит мимо меня, едва задев плечом, и выходит в светлый коридор. Там нарочно долго возится со шнурками на «Вансах», привалившись спиной к стене. Я, нахмурившись, наблюдаю за каждым его ленивым движением.

В конце концов, Макар обувается, небрежно накидывает на голову снепбек и отворачивается к дверным замкам. Потом опять оглядывается.

– Напомни, когда у нас прослушивание? – спрашивает он.

Я снова со скоростью света разлетаюсь на миллион злющих Аль (просто громкий вселенский БАМ!), но стараюсь держать себя в руках.

– Напомни, когда ты от меня уже отклеишься? – парирую я.

– А кто сказал, что я иду туда ради тебя? – искренне удивляется Бойко. – Ну и самомнение у тебя, Макар. Пока!

Я вспоминаю симпатичную девчонку с короткой стрижкой и вспыхиваю. Из-за переживаний и мечтаний по поводу Дымарского я как следует не готовлюсь к роли и до сих пор не учу монолог. А ведь прослушивание уже на следующей неделе…

Я не успеваю ответить Бойко. Он быстро выходит на лестничную клетку и хлопает дверью. В ванной по-прежнему плещется вода. Я так зла и раздосадована на все и всех вокруг, что готова выместить обиду на Мане.

Тася

За завтраком сегодня очень тихо. Впрочем, как и в последние несколько недель. Начало ноября в этом году разочаровывает поспешными холодами. Вроде еще есть время до зимы, но ледяной ветер и пасмурное небо забирают последнюю надежду на ласковые прощальные объятия теплого солнышка.

Мама потягивает через трубочку из нержавеющей стали латте на банановом молоке, глядя в телефон. Папа в скоростном режиме доедает овсяную кашу, то и дело поднимая руку с часами на уровень глаз. Он – единственный в нашей семье, кто постоянно куда-то торопится. Вот и хорошо, иначе бы его любимые девушки вечно везде опаздывали.

– Ретроградный Меркурий в Деве… – бормочет мама.

– И что это значит? – интересуюсь я, услышав свой знак Зодиака, и закидываю в рот пару жареных грецких орехов.

– Сейчас посмотрим. Может, астрология подскажет, что происходит с моей дочерью, раз она сама не может этого сделать?

– Мам! – недовольно качаю головой. – Со мной ничего не случилось. И ты не веришь в астрологию.

– А ты снова худеешь, – кивает она на мою тарелку, где лежат огурец и горстка орехов на свежем салатном листе.

– Клетчатка и полезные жиры. Здоровый завтрак.

– У твоего отца завтрак, а у тебя… – и тычет в тарелку пальцем, – еда для птичек. У тебя мать – курочка? Ласточка? Гусыня или голубка?

– Нет, у меня мама психологический экзекутор. Интересно, чем они питаются?

– Тася! – вмешивается папа, а мы с мамой дружно хихикаем.

Мы всегда так общаемся, она играет роль строгой и жесткой родительницы, а я вредного саркастичного подростка. А может, мы и не играем. Иногда бывает и такое, что наши отношения никак не портит. Чувство юмора у меня мамино. Она понимает и чувствует меня с полуслова. И именно поэтому она целый месяц пытается мягко вывести меня на разговор, к которому я до сих пор не готова, потому что окончательно запуталась.

– Все, выезжаем, – строго говорит отец, поднимаясь со стула, и с грохотом, означающим, что его приказ не обсуждается, ставит тарелку в раковину.

Радуюсь его пунктуальности как никогда: сейчас она помогает мне в очередной раз соскочить с беседы о моем неестественном поведении. Потом… Лучше уж потом…

Шагаем с Глебом к крыльцу школы. Сразу замечаю, что последняя ступенька лестницы пустует. Сердце судорожно сжимается в груди, но я не подаю вида.

– А где Аля? Заболела? – спрашивает Глеб, тоже заметив отсутствие Макаровой на привычном месте.

Открываю рот, но ответить получается не сразу. Спроси меня месяц назад что угодно о Макаровой, я могла ответить не задумываясь, поскольку знала все. Где она. Когда придет. С какой прической, в каком наряде и с каким настроением. Но сегодня мы не списывались с утра. Да и не только сегодня. Мы, конечно, пытаемся притвориться, что ничего не изменилось. Но, блин! Изменилось. И я не знаю, что делать. Неловкость и напряжение между нами растут с каждым часом. И это фигня неубиваема. Причем каждый раз, когда мы пытаемся начать разговор, что раньше для нас было спасением от всех трудностей, он не длится и пяти минут.

– Вот же она, – говорит Глеб. – Ну ладно. Увидимся на тренировке.

– Ага. Давай… – отвечаю я, глядя на приближающуюся подругу.

Макарова ловко перебирает ногами, обходя лужи. Ее волосы собраны в высокий объемный пучок. Для меня это как нож в сердце.

– Привет, – говорю я, натягивая на лицо беззаботную улыбку.

– Привет, – отвечает она, немного запыхавшись. – Прикинь, проспала…

– Клевый пучок.

– Да… – Аля касается пальцами затылка и отводит взгляд. – Маня решила, что хочет стать парикмахером-стилистом. Тренируется. А у нас сегодня у женского состава должна быть примерка костюмов к постановке. Лучше заранее собрать волосы, а то без них останусь. Пуговицы и застежки – хуже криворуких парикмахеров.

Выдавливаю смешок, будто меня позабавила ее шутка. И раньше это было бы правдой. Но на самом деле хочется топнуть ногой и зарычать, сжав руки в кулаки. Ведь именно я всегда делаю ей пучки. Я! Почему она не попросила меня?!

– Идем? – киваю на главный вход. – Я сегодня делаю доклад по истории. Не хочу злить Рождественскую, а то опять завалит.

– Угу… – кивает Аля.

И даже когда мы оказываемся в коридоре школы, я чувствую, как за шею меня обнимает холодный ноябрьский ветер.

Девочки из команды по баскетболу с первых трех секунд определяют мое настроение, поэтому разумно обходят меня стороной и не заводят пустых разговоров. Переодеваюсь в спортивную форму и собираю волосы на макушке в тугую гулю. Мелкие пушистые кудряшки, словно насмехаясь, выпрыгивают из общей массы, и я с остервенением приглаживаю их ладонями, раздражаясь еще больше и вспоминая о прическе лучшей подруги.

Бред… Бред, бред, бред! Нет здесь ничего особенного. Когда я стала подозрительной и жадной на внимание? Ну сделала Маня прическу Але. Ничего страшного. Наоборот, нормально! Они сестры. Такое бывало и раньше. Но что-то меня цепляет. Душа клокочет и бьет в гонг, оповещая о скором разрушении привычного мира. Нельзя закрывать на это глаза. Нам нужно поговорить и решить проблему. Уверена, Аля копит в себе похожие эмоции. Мы ведь всегда были заодно. Так почему не можем все вернуть?

– Тась…

Резко поворачиваю голову. Хворова испуганно поджимает губы и протягивает мне синюю баночку. Тишина в женской раздевалке почти нереальная.

– Гель для волос, – поясняет Хворова. – Органический. Хороший состав. Мне сестра из Кореи привезла. Возьми.

Божечки… Что я творю? Еще немного, и начну бросаться на людей, которые просто хотят мне помочь. Точно нужно уже что-то делать!

– Спасибо, Карин, – отвечаю потеплевшим голосом и принимаю гель для укладки.

– Тась, ты в порядке? Мы за тебя переживаем.

Обвожу взглядом всех присутствующих девчонок. Ни с кем из них я не общаюсь слишком близко, но… Мы команда. Этим все сказано. На душе становится светлее. Улыбаюсь девчонкам и в ответ вижу добрые и понимающие улыбки. Как же здорово. Только мне нужна такая же милая моська от совсем другого человека. От моей лучшей подруги.

– Я в норме. Спасибо. Если все готовы, то идите в зал. Я догоню, – говорю я и принимаюсь укладывать дурацкие вредные кудряшки.

Капитан из меня сегодня никудышный, голова забита мыслями и переживаниями, но Лариса Михайловна, наш тренер, справляется не хуже обычного и без моей помощи. Из равновесия меня выбивает одна-единственная личность, которую я старательно игнорирую, но не могу удержаться от коротких взглядов украдкой, пока он этого не замечает.

Дымарского благополучно приняли в мужскую команду по баскетболу. Глеб признал, что он – парень достойный и играет неплохо. И я уже сто тысяч раз пожалела, что тогда на первой тренировке поддержала Олега. Лучше бы нам с ним не пересекаться, потому что чем больше я нахожусь с ним рядом, тем сильнее меня к нему тянет. Какой-то парадокс. Мы ведь даже не общаемся почти. Я для этого делаю все возможное. Наш максимум – приветствия и прощания, и то если я не успеваю убежать с тренировки первой.

Отрабатываем с девчонками проход с мячом. На мгновение отвлекаюсь и выпускаю мяч из рук, пиная его ногой. Он катится на ту половину площадки, где занимаются парни, и я, раздосадованно вздохнув, бросаюсь следом.

Мяч все катится и катится, пока не ударяется об идеально белые спортивные кроссовки. Торможу и выпрямляю спину, наблюдая, как Олег ловко поднимает «беглеца» и вертит его в руках. Жду, что он даст мне пасс, принимаю стойку и сгибаю руки в локтях, но Дымарский, будто специально, продолжает играть с мячом, не обращая на меня внимания.

– Олег! – громко произношу я, взмахнув ладонями, намекая, что готова к броску.

Издевательство какое-то… Дымарский, оглянувшись на парней, занятых атакой кольца, решительно шагает вперед. Сжимаю зубы, заставляя себя не думать о том, какая клевая у него походка, как сжимается сердце от его полуулыбки и ямочек на щеках и как круто и стильно сидит на нем спортивная форма.

– Привет, – говорит он, останавливаясь передо мной.

– Привет, – бросаю я и тянусь за мячом, который легким движением руки отправляется за спину, сокращая расстояние между мной и Дымарским.

– Не так быстро, – произносит Олег, глядя мне в глаза. – Тася, скажи честно, я тебя чем-то обидел?

Набираю в легкие побольше воздуха и с трудом выдерживаю гнетущую паузу, пытаясь нагнать на себя дымку безразличия.

– Нет, – отвечаю я. – У тебя все? Верни мяч.

– Он в заложниках. Выживет, если ты ответишь на мои вопросы, – и снова эта очаровательная раскованная улыбка и шутливые нотки в голосе.

Фу! Перестань! Ты можешь быть хоть на десять процентов не таким идеальным?

– Мы на тренировке, – серьезно произношу я, отчаянно отмахиваясь от его обаяния.

– А я быстро, – не сдается Олег. – Мне кажется, ты меня избегаешь…

– Тебе не кажется.

– И могу я узнать почему?

Потому что ты умудрился дотянуться сразу до двух сердец, которые связаны между собой уже больше десяти лет.

– У меня есть причины… – не выдерживая напряжения, понижаю голос и опускаю голову.

– Это я понял. Но я хочу понимать, какие именно.

Засада! Я не могу позволить себе раскиснуть прямо сейчас. На помощь приходит тихая злость и придает немного сил.

– Зачем? – спрашиваю я, гордо вскидывая подбородок.

Олег отвечает без заминки и даже не поменявшись в лице, разве что его взгляд становится нежнее:

– Затем, что ты мне нравишься, Тася. И я хочу узнать тебя поближе. И ты тоже была на это согласна, а потом просто… – Олег расстроенно качает головой и выгибает брови. – Ты начала бегать от меня и прятаться. Даже на сообщения не отвечаешь. Не знаю, что теперь делать.

Легкие сжимает судорожный спазм, сердце замирает в груди, отстукивая фразу: «Ты мне нравишься, Тася».

«Ты мне нравишься…»

«Ты мне нравишься…»

«Ты мне…»

«И ты мне тоже», – мысленно признаюсь себе, проглатывая кислый привкус фразы, потому что не могу… Не могу сказать ее вслух. Он нравится не только мне. А как же Аля? Я не поступлю так с ней. Ни за что!

– Ничего не делать. Отстать от меня, – грубо выдаю я и, наклоняясь вперед, выбиваю мяч у Олега из рук.

Обхожу Дымарского, снова догоняя злосчастный мяч. В носу неприятно щиплет от подступающих слез, но у меня есть правило – никогда не плакать в школе. Ни при каких обстоятельствах.

– Я не отстану, – прилетает серьезное и многообещающее мне в спину.

Оборачиваюсь, сжимая мяч дрожащими ладонями. Олег смотрит на меня, не моргая, полный решимости и без капли сомнения. Что он творит? Откуда он вообще свалился в нашу школу? И почему именно нам с Макаровой на головы?

Ничего не отвечаю: боюсь услышать еще один ответ, который заденет минорную струну моей ранимой девичьей души. Передергиваю плечами и возвращаюсь на другую половину площадки, чувствуя жжение между лопаток от пристального взгляда Дымарского.

Выхожу из раздевалки последняя, чтобы точно избежать очередного разговора с Олегом. Я его точно не переживу. Что ж так фигово-то, а? Впервые за долгое время появился парень, который признался мне в чувствах, и мне хочется ответить ему взаимностью, но между нами – высоченный забор, обтянутый высоковольтной проволокой.

Слышу шаги в другом конце коридора, из-за двери в раздевалку парней. Одним прыжком добираюсь до выхода, но не успеваю выскочить наружу, как слышу удивленное:

– Тась?

Облегченно выдыхаю, превращаясь в грустное желе.

– Ты что здесь делаешь? Душ принимала? Ты ведь терпеть не можешь школьную душевую, – спрашивает Глеб, подходя ближе, а после касается моего плеча. – Что-то случилось?

– А ты что здесь забыл? – ловко увиливаю от ответа, задавая встречный вопрос.

– Как раз это самое. Был в душе.

– Полчаса? – говорю я, поворачивая голову, и в нос ударяет ядерная смесь запахов: ментоловый гель, шоколадный дезодорант и яркий кофейный парфюм. – Глебка! Ты че надухарился? Просто какая-то удушающая бомба! А-а-а… Аж глаза режет.

Глеб открывает дверь и первым оказывается в школьном холле, оттягивая ворот свитшота и принюхиваясь к себе:

– Реально так плохо?

– Идем на улицу скорее, – говорю я, упираясь ладонями в его спину и толкая вперед. – Скоро сигнализация включится.

– Какая сигнализация?

– Охранная. Приедет отдел по борьбе с особо опасными вонючками.

Ждем вместе с Глебом на парковке моего отца. Белая иномарка уже виднеется в дальнем ряду на повороте.

– Понюхай еще раз. Выветрилось? – просит Глеб.

– Сам себя нюхай! У меня нос заложило.

Друг обиженно морщит губы и утыкается носом в воротник куртки, а я прячу замерзшие руки в карманы пальто, отстукивая каблуками ритм «ча-ча-ча», чтобы немного согреться.

– Боишься, что мой папа высадит тебя через пять минут после того как мы тронемся? – насмешливо произношу я, наблюдая, как Глеб очень старается поймать встречный ветер.

– Я и не собирался с вами ехать.

– В смысле? – спрашиваю я, нахмурившись.

– В коромысле, – усмехается Глеб.

– А зачем тогда торчишь тут со мной?

– Да у меня есть еще минут двадцать… – Друг достает телефон и удовлетворенно кивает, глядя на дисплей.

– Двадцать минут до чего?

Отцовская машина останавливается позади меня, а я все еще глазею на Глеба, ожидая ответа.

– У меня сегодня свидание, – весело отзывается он и смотрит чуть выше моего плеча: – Здрасте, дядя Антон.

– Привет, Глебка, – говорит папа. – Чего встали? Не май месяц. Поехали.

– Ладно, Тась, я побежал, – подмигивает мне Глеб. – Пожелай мне удачи.

– Удачи, – произношу я механическим голосом, глядя, как он разворачивается и уходит в противоположную от меня сторону.

– Тась, – зовет папа, – залезай скорей. Мне еще нужно вернуться в магазин. Деловая встреча с поставщиками корма для рыб и ящериц.

– Ага… – глухо отзываюсь я и на автомате забираюсь на заднее сиденье машины.

У Глеба свидание? Интересно, с кем? И почему я ничего не знала?

Аля

– «Обыкновенное чудо» – какое странное название! Если чудо, значит, необыкновенное! А если обыкновенное, следовательно, не чудо. Разгадка в том, что у нас речь пойдет о любви. Юноша и девушка влюбляются друг в друга – что обыкновенно. Ссорятся – что тоже не редкость. Едва не умирают от любви. И наконец сила их чувства доходит до такой высоты, что начинает творить настоящие чудеса…

В то время как Яков Ефимович негромко декламирует со сцены вступительную речь, я украдкой скашиваю глаза на Олега. Дымарский сидит со мной в одном ряду, через пару кресел, и, подперев кулаком щеку, скучающе смотрит на нашего худрука. Внезапно, будто почувствовав на себе чужой взгляд, Олег резко поворачивает голову в мою сторону, и я сразу тушуюсь. Дымарский снова застает меня врасплох. А ведь нашим «переглядкам» уже почти месяц… Месяц я избегаю Олега, но никак не могу перестать тайком наблюдать за ним на репетициях. Это просто не в моих силах. Магнетизм какой-то… С тех пор как мы с Тасей договорились, что Олег идет лесом, он… Он нравится мне еще больше! Почему? Ведь мы даже толком не общаемся! Я постоянно напоминаю себе о нашем правиле номер восемь, будь оно неладно. Никогда не западать на одного и того же парня. Но старая поговорка «запретный плод сладок» не дает мне покоя…

Я не свожу взгляда с Якова Ефимовича, но чувствую, что Олег по-прежнему смотрит на меня. Мои щеки алеют, и знакомо болезненно ойкает сердце. Теперь я неловко ерзаю в кресле. Что за наказание такое? Моя первая влюбленность – полный провал.

В это воскресенье мы сидим в актовом зале с самого утра. На улице давно рассвело, но день выдался пасмурным. В зале ярко горит свет, за окном ревет осенний ветер, и дождь настойчиво просится к нам, барабаня по крыше и царапая стекла.

– Олег! – внезапно громко объявляет Яков Ефимович, отчего мы, не выспавшиеся, вздрагиваем. – Твой выход!

Дымарский отводит от меня взгляд, словно нехотя поднимается со своего места и бредет к сцене. А я наконец-то могу выдохнуть с облегчением. Месяц дался мне непросто. Олег, будто нарочно, постоянно оказывался рядом со мной на репетициях, просил дать свой текст, давал глупые советы… Когда Яков Ефимович собирал нас после прогона, Дымарский каждый раз садился в соседнее кресло, расставляя локти, и словно невзначай то и дело касался меня…

Шарахаться от него как ненормальная я не могу, но, конечно, держу нейтралитет, не позволяя лишнего. Но как же сложно! Еще и расстроенное лицо Таси вечно перед глазами… Я вижу, что ее наша ситуация тоже беспокоит. Как бы она ни храбрилась, ни улыбалась мне… Знаю, что она переживает не меньше моего. И нет бы нам уже это обсудить, но мы упорно обходим тему Дымарского. Оттого и разговоры у нас по большей части выходят натянутыми и неестественными, потому что каждая думает об одном и том же. Мы даже впервые в жизни забили на правило номер девять, оставшись без совместных пятничных ночевок. Один раз я придумала совершенно нелепый отмаз, второй раз – Тася. Но, похоже, так больше не может продолжаться. В пятницу мы обязательно должны встретиться и поговорить по душам. Иначе я не выдержу… Я с ума сойду!

На сцене Олег выглядит слегка забавно, что его ничуть не портит. Да его вообще ничего и никогда не сможет испортить… Он – идеал. Я с умилением смотрю, как Дымарский без особого выражения тарабанит текст. Конечно, с такими актерскими данными роль Медведя ему не досталась. Сейчас думаю, что лучше бы его поперли из драмкружка… Мне стало бы намного легче. Но Яков Ефимович бережет каждого мальчика как зеницу ока. Поэтому все-таки выделил Олегу второстепенную роль охотника. Теперь Дымарский топчется на сцене и, постоянно запинаясь, произносит свои слова, а Яков Ефимович парня постоянно поправляет. Я так переживаю за Олега, что автоматически негромко проговариваю его реплики, невольно подсказывая.

Вдруг Яков Ефимович резко оборачивается к залу и выкрикивает:

– Готовятся Принцесса и Медведь. Где Медведь?

– В спячке! – бодрым голосом сообщает с последнего ряда Стас Белобородкин.

– Ага, – подключается к нему Зиновий Аксенов. И, привычно заикаясь, добавляет: – Он, наверное, про-про-проспал. Как о-обычно.

Я лишь тяжело вздыхаю. Яков Ефимович сдержал обещание и отдал главную роль Макару. Хотя стоит признать, что на сцене Бойко выглядит намного живее и увереннее, чем Олег. Но Бойко – он и в Африке Бойко. И на том континенте выведет из себя крокодилов-бегемотов…

– Да что же такое… – сердито начинает наш худрук, но в этот момент дверь с грохотом распахивается, и в зал быстрым шагом заходит Макар.

Вид у него и правда заспанный, а еще очень недовольный. Даже непривычно видеть Бойко хмурым, а не улыбчивым. Я перевожу взгляд на Алину – девчонку с короткой стильной стрижкой, которая теперь является пассией Бойко. Она, заметив Макара, хмурится и отворачивается. Так-так-так, голубки поссорились. Я едва сдерживаю ехидную улыбку. Не знаю, какое мне до них дело, но новость, что все неладно в датском королевстве, приносит мне какое-то неизвестное ранее удовольствие.

Пока бедолага Дымарский, мучаясь и запинаясь, произносит текст, Макар располагается на последнем ряду, рядом со Стасом и Зиновием. И если Олег в последний месяц сам ищет повод быть ближе ко мне, то Макар, наоборот: всячески меня избегает. Все началось с того самого дня, когда я выгнала Бойко из квартиры… А может, и еще раньше. Скорее, вечером в ресторане на дне рождения Рыжиковой, когда Бойко увидел нас с Дымарским вместе. Надо же как. В один вечер вдруг все в моей жизни вмиг перевернулось с ног на голову.

Поначалу мне было непривычно без внимания надоедливого Бойко. Но я быстро с этим смирилась. Честное слово!

Оборачиваюсь к Макару и внимательно смотрю на него сердитым взглядом, давая понять, что опаздывать некрасиво. У него – одна из главных ролей, а он подводит коллектив.

Раньше бы Макар послал мне дурашливый воздушный поцелуй, но сейчас даже взглядом не удостаивает. Сверлит Алинину макушку в первом ряду. Я фыркаю и снова отворачиваюсь к сцене. Подумаешь!

Когда мучения Дымарского подходят к концу, Яков Ефимович поочередно находит глазами нас с Макаром и кивает на сцену. Олег, хмурясь, спрыгивает в зал и теперь, тоже не глядя на меня, усаживается в первом ряду. Когда поднимаемся мы с Бойко, все почтенно замолкают. Ребята находятся в ожидании настоящего спектакля. Потому что где Бойко, там не театр… Там цирк. Но Макар сегодня явно не в духе. Я ожидаю увидеть след от подушки на его лице, но замечаю воспаленные после бессонной ночи глаза. Теперь он мне и вовсе кажется каким-то осунувшимся, потерянным и непривычным. А я думала, что взаимная любовь должна окрылять.

– С тобой все в порядке? – подивившись себе, спрашиваю я, когда мы стоим за кулисами.

– О чем ты? – настораживается Макар, приглаживая взъерошенные светлые волосы.

– Выглядишь так себе.

– Ты всегда щедра на комплименты, Макар. За это тебя все и любят.

– Нет, я серьезно. Ты не заболел?

Бойко долго и удивленно смотрит мне в глаза.

– Какое тебе до меня дело? – наконец спрашивает он.

Я почему-то смущаюсь. Действительно, какое мне дело до Бойко? Но от его растерянного и уставшего вида сжимается сердце.

– Ну… – впервые в жизни смутившись перед Макаром, начинаю бормотать я. – Ну… я ведь обычный человек.

– Ты – необычный человек, Аля, – грустно произносит Макар. – Ты – Принцесса, и это так тебе идет. – Затем Бойко слегка подталкивает растерявшуюся меня вперед. – Давай дуй на сцену. Наша очередь.

Когда Макар не придуривается, то играет свою роль очень хорошо. Еще ни разу за месяц наших репетиций я не получала такого удовольствия от процесса. Нет, все-таки неразделенная любовь действует на него благосклонно. Может, почаще их с драгоценной Алиной ссорить?

Теперь зал замирает не оттого, что ждет очередного подвоха от Бойко, а потому, что мы действительно круто отыгрываем сцену. И я чувствую, что именно сегодня очень хороша в роли Принцессы. Не столько потому, что наделена огромным актерским талантом. Просто рядом со мной сегодня какой-то другой, неизвестный мне Макар. В тандеме у нас все получается по высшему разряду.

Пару раз я, не удержавшись, смотрю в зал и ловлю на себе заинтересованный взгляд Олега, что дает мне еще больше сил выкладываться на все сто, никого не стесняясь. А ведь Дымарский еще не видел меня в платье Принцессы… Воздушное, с золотыми оборками, открытыми плечами и пышной длинной юбкой… Жду не дождусь, когда мы начнем репетировать в костюмах. Мне снова стыдно за мысли об Олеге, но я ничего не могу с собой поделать. Разве можно заставить свое сердце разлюбить?

После репетиции я даже не успеваю ничего сказать Макару – так быстро он исчезает из зала, как и его возлюбленная Алина. Я действительно была готова поблагодарить Бойко за сегодняшнюю репетицию. Но вместо этого за нас двоих получаю похвалу от Якова Ефимовича. Худрук долго распинается о том, что мы с Макаром, наконец, взялись за ум и перед Новым годом покажем на сцене настоящий класс. Раньше-то наши прогоны больше походили на военные пикировки…

После репетиции я некоторое время стою на крыльце и слушаю, как дождь проходится мерной дробью по козырьку. Это вполне в моем репертуаре – забыть дома зонт. Решаю переждать непогоду здесь. Из школы выходят ребята из нашей театральной труппы и, поочередно раскрывая зонты, бросают напоследок: «Пока, Аля!» Прогноз погоды показывает, что дождь будет продолжаться еще минимум час… Я тяжело вздыхаю и хочу убрать телефон в сумку, но на экране всплывает сообщение от Мани.

«Мы с па и ма уехали мне за новыми зимними сапогами. Я забыла выключить твой утюжок для волос! Не ругайся, плиз!»

Мне даже отвечать сестре не хочется. Сообщение настолько в ее стиле… Я устала от ежедневных проколов Мани. Иногда мне кажется, что она проворачивает все это нарочно. Но делать нечего – надо бежать домой сейчас, под дождем.

Укутавшись в свитер и теплую куртку, я слетаю с крыльца и в два счета вымокаю до нитки. Морщась от сильных струй, добираюсь до школьных ворот, а затем ливень внезапно словно затихает. Теперь над головой раздается дробный стук по брезенту. Я украдкой смотрю вверх и вижу незнакомый темно-синий зонт. И чувствую запах парфюма Дымарского.

– Аля, ты ведь промокнешь, – укоризненным голосом говорит Олег. – Не возражаешь, если я тебя провожу до дома?

А я возражаю. Еще как возражаю! Но язык почему-то меня не слушается и отказывается ворочаться во рту.

– Я здесь недалеко живу, – в конце концов произношу я. И при этом чувствую себя просто ужасно!

Я – предательница!

Некоторое время мы идем молча. Капли барабанят по зонту, вокруг кипят и пузырятся лужи, бубнят водосточные трубы… А я, огибая грязь, придерживаю Олега под локоть и не могу отделаться от ощущения, что мне это безумно нравится.

– Ты сегодня была очень классной на сцене, – говорит Олег, и от его слов мне хочется широко улыбаться. – Вернее, ты всегда классная, Аля, не подумай… – Дымарский забавно путается в словах, и я все-таки больше не в силах сдержать улыбку. – Но на сцене – особенная.

– Спасибо, – выдыхаю я вместе с паром. – Ты тоже… Э-э-э…

Олег громко смеется, и я млею от его хрипловатого смеха.

– Перестань. Сам знаю, что я – как полено на сцене. Это совершенно не мое.

– Тогда почему не бросишь драмкружок? – искренне удивляюсь я.

– Ты еще не поняла? – поворачивается ко мне Олег и так выразительно смотрит на меня, что сердце радостно разгоняется в груди. – Из-за тебя.

– Из-за меня? – еле слышно переспрашиваю я.

– Забыла? – озорно улыбается Дымарский, демонстрируя любимые ямочки. – Ты обещала мне свидание вне школы. Но почему-то не держишь свое слово. Все время меня избегаешь… А ведь я кружок правда только ради тебя посещаю.

После многозначительных взглядов Олег склоняется ко мне, и я сразу же обо всем забываю: о слезах, о напряженных отношениях с лучшей подругой и о забытом утюжке для волос… Только отчаянное тук-тук-тук-тук в ребра. Неужели я ему настолько нравлюсь? Все серьезно!

Я словно ужаленная выпрыгиваю из-под зонта обратно под дождь. Нет, я не могу продолжать разговор в таком ключе до тех пор, пока не поговорю с Тасей…

– Аля, куда ты? – удивляется Олег.

Я резко разворачиваюсь к школе и бросаю на ходу:

– Извини, телефон в зале забыла!

Сердце стучит так громко, что перебивает грохот дождя.

Нет, лучше я вызову такси из школы и проеду пару дворов, чем буду сходить с ума под зонтом Дымарского.

Подбегая к крыльцу, вижу Алину и Макара и резко торможу. Они о чем-то говорят, лица у обоих напряженные. Тогда я не нахожу ничего умнее, как спрятаться под навес у спортзала. Замерзшими пальцами ввожу свой адрес в приложении такси и попутно наблюдаю за сладкой парочкой. Мне не очень хочется следить за ними, но вокруг все равно никого нет… Куда интереснее смотреть на них, чем, задрав голову, пялиться в серое небо.

Вот Макар напоследок повышает голос, а затем сбегает с крыльца и натягивает на голову капюшон. Дождь с еще большей силой лупит по асфальту, вокруг взрываются лужи… Я отвожу взгляд от удаляющейся спины Макара и встречаюсь глазами с Алиной. Она долго смотрит в мою сторону таким холодным и ненавидящим взглядом, что меня пробирает дрожь. С навеса ручьями стекает вода, и вскоре я не могу видеть Алину четко. Хорошо, что машина уже подъезжает к школьным воротам. Я первой отворачиваюсь и направляюсь к такси.

Что со всеми нами происходит, черт возьми? И разве этим должна быть забита моя голова в последний учебный год?

Тася

Все, решено! Это случится сегодня. Больше невыносимо тянуть и откладывать разговор на потом. Лучшего момента не придумаешь. Мы с Алей уже нарушили одно из правил, но нас могут спасти другие. Правила два и три: ничего не скрывать и решать проблемы сообща, и правило номер девять: пятница – святой день. И то, что мы откладывали наши традиционные пятничные посиделки несколько недель, не просто опасный звоночек, а пароходная сирена. Пора это прекращать.

Встречаемся с подругой у магазина и убегаем от холодного влажного ветра, прячась за автоматическими дверьми. Аля проводит руками по волосам, перекидывая их на одно плечо, а я заправляю за уши вьющиеся пряди.

– Нам нужно поторопиться. Я не взяла зонт, – говорит Макарова.

– А я взяла, – отвечаю и трясу рюкзаком на плече. – Но лучше быстренько затариться и бежать ко мне, пока не начался дождь.

На самом деле мне плевать на возможную непогоду, да и на остальное тоже. Нет уже сил терпеть, хочется обсудить все без утайки и расслабиться за поеданием вкусностей и просмотром хорошего кино. Хочется вернуть нас прежних.

Аля кивает, и мы разбредаемся по рядам. Я набираю кучу шоколадных батончиков, мармеладок и конфет, Аля ограничивается ассортиментом с полки для худеющих и диабетиков. С ее аллергией это самый безопасный вариант. И если считать постоянные прыщи аллергией, то мне следовало бы брать пример с подруги, но сегодня определенно стоит подсластить вечер. Он будет не сахар.

Встречаемся с Макаровой на кассе, оплачиваем жир на моей заднице и отсутствие сыпи на Алиной мордашке и запихиваем провизию в мой рюкзак. Здорово, что я его взяла. Кажется, мы обе сильно нервничаем. Иначе для чего еще можно было скупить почти половину магазина? Мы это и за месяц не съедим.

Серое небо, кажется, стало еще мрачнее, а порывистый ветер набирает злость с каждой секундой. Дождя еще нет, но его скорое приближение ощущается в воздухе. Он близко.

Хватаю Макарову под руку и шустро перебираю ногами в направлении своего дома. Первая крупная капля падает мне на нос, ускоряю шаг на максимум, но ливень обрушивается с неба, заставая врасплох прямо посередине двора старых панельных многоэтажек.

Аля пронзительно взвизгивает и, прикрывая свободной рукой лицо, тянет меня к ближайшему подъезду под козырек. Благо он достаточно большой, чтобы под ним поместилась парочка слонов, а две миниатюрные школьницы могут разбить здесь целый лагерь. Летний дождь еще можно было бы пережить без проблем, но вот холодный осенний ливень в преддверии зимы… Как-то не очень хочется подвергать себя риску заболеть.

Ныряю в рюкзак за зонтом, но его поглотил ворох шелестящих упаковок.

– Он нас не спасет, – говорит Аля. – Ветер слишком сильный. Промокнем до нитки.

Поднимаю голову и из-за водной стены едва ли вижу очертания соседнего дома. Ветер меняет направление капель так быстро, словно спятил, и не понимает, куда ему нужно на самом деле. Отходим с Алей к стене, чтобы спрятаться от обстрела, и обреченно переглядываемся.

– Всего два двора не добежали. Надо ждать, пока утихнет, – произношу я, прижимаясь плечом к подруге.

Ответом мне становится оглушающий раскат грома, от которого мы обе вздрагиваем и, вместо того чтобы прижаться друг к другу теснее, расходимся в разные стороны.

– Значит, подождем, – отзывается Аля, задумчиво отводя взгляд.

Молчание между нами такая же редкость, как и подобный ливень в сухих долинах Антарктиды. Мы не произносим ни слова, лишь капли барабанят по крышам и асфальту. Неловкость электричеством потрескивает между нами.

Делаю глубокий вдох, ощущая, как фраза подкатывает к горлу.

– Нужно поговорить, – выдыхаем с Макаровой в один голос и с одинаковой интонацией: усталость и серьезность.

Мы поворачиваемся друг к другу. Я смотрю в печальные глаза Али. Ее вид пронзает сердце ледяной иглой. Пауза затягивается. Насколько мы можем быть с ней похожи, что думаем и чувствуем одно и то же? Боюсь, разговор будет тяжелым, но раз уж природа загнала нас в тихий уголок на нейтральной территории, то это определенно что-то значит.

– Речь о Дымарском? – спрашивает Аля.

– Ты и сама в курсе. Все, что происходит, – настоящая жесть. И проблему нужно как-то решать.

– Согласна. Девятое правило не имеет смысла, потому что это уже случилось. Не представляю, как у тебя, Тась, но у меня все по-настоящему. Я честно пыталась игнорировать его, но…

– Сердцу не прикажешь, – заканчиваю за нее фразу. – Понимаю. И у меня – по-настоящему.

Замолкаем. Шум ливня и вой ветра утихают магическим образом. Остаемся только мы двое, наша многолетняя дружба и наша нечаянная влюбленность в одного и того же парня.

– Я ему нравлюсь, Тась, – надломленно, но решительно говорит Макарова. – Я просто знаю и вижу. У нас с ним очень много общего и действительно может что-то получиться.

Сжимаю зубы, поднимая подбородок. У них много общего? О чем она говорит? Она шутит? Я не только вижу, что нравлюсь Дымарскому, я еще и слышала это. Олег мне признался. Он. Мне. Признался.

Наверное, Аля все приняла на свой счет. Олег – милый парень, и обычное общение с ним может легко заставить такую мечтательную девушку, как Макарова, запутаться. Только сказать об этом в лоб – значит разбить ей сердце прямо сейчас. Я не могу так сделать, но и свое сердце топтать не могу. Замкнутый круг.

– А по-моему, ему нравлюсь я. Аль, ты – моя лучшая подруга. И я ненавижу то, в какой ситуации мы оказались, но… Черт! Мы здесь! Последний год школы. Идеальный парень… И это сводит с ума! Не хочу терять тебя, но все изменилось. Мы не можем нормально общаться, не можем проводить время вместе. В конце концов, мы просто разойдемся и Олега упустим. И я не могу избавиться от мысли, что вдруг он – моя судьба…

– Он же совсем не в твоем вкусе! – разводит руками Макарова, чем впервые меня раздражает.

– А вот и нет, – качаю головой я, вспоминая наши разговоры с Дымарским – и его поведение: смелый, веселый, следит за обувью, в меру настойчивый и милый. – В моем. Картинки картинками, но когда встречаешь реального человека, то все становится иначе.

Аля сжимает губы. Вижу, как ей неприятно, но и я сейчас не «Киндеры» трескаю. То есть она реально считает, что подходит ему больше, чем я? Что у меня нет шансов?

– Тогда выбирать должны не мы, – подводит итог Макарова, резко охладев и накинув на себя сдержанный образ настоящей леди. – Ведь как-то бессмысленно получается. Ты права, дружба рушится между нами. И чем дольше мы тянем, тем хуже будет. Я устала держать это в себе и пытаться контролировать свои эмоции и чувства.

Глаза жгут слезы обиды. Так все глупо, что сил нет. Человек, на которого ты всегда мог положиться, внезапно оказывается на вражеской территории и целится в тебя из дробовика. Знаю, что чувствую это не я одна – и не одна разрываюсь на части.

Эгоизм или жертвенность?

Любовь или дружба?

Счастье или несчастье?

Сложный выбор, но очевидный.

Макарова не уступит, и она понимает – я тоже. Нам ничего не остается. Аля дело говорит. Мы теряем нашу дружбу (или уже потеряли), а в придачу лишаем себя шанса даже попробовать начать отношения с Дымарским. Как-то неправильно. Каждая должна быть в первую очередь за себя. По крайней мере, это будет честно. И лучше, чем две несчастные девчонки, ненавидящие друг друга, и упущенная возможность.

Распрямляю плечи, стираю эмоции с лица и произношу:

– Не думала, что когда-нибудь соглашусь на такое, но ты права. У нас есть дурацкий выход, но выход. Пусть Олег решит, кто из нас должен быть с ним.

Очередной громовой залп сотрясает небо, но ни я, ни Аля даже бровью не ведем, глядя друг другу в глаза. Мы никогда не были соперницами, никогда не боролись. Каждая занимала свою нишу, была лучшей на своей стезе, а теперь мы схлестнулись. И я понятия не имею, чем все может обернуться. Я уверена в себе и в симпатии Дымарского, но не знаю, станет ли мне легче когда-нибудь.

Будет ли это предательство с моей стороны? Я не делаю ничего такого за спиной подруги, но все же… Это супермерзко. Но иного выхода просто нет. Может быть, когда Олег выберет меня, Аля через какое-то время успокоится и смирится? Может, мы даже будем общаться. Я надеюсь на это.

Макарова еще встретит своего принца. И наверное, встретила. Взять того же Бойко. Он подходит ей, делает ее живой. Заставляет забыть о масках и напускной идеальности. Вот кто ей нужен! А Олег… Он подходит мне. У нас есть эмоциональная связь и взаимная симпатия. Это лучший вариант.

– Я всегда думала, что ты поддержишь меня в первых нормальных отношениях, – произносит Макарова, тяжело вздыхая.

Боль пронзает сердце, дрожь бежит по рукам, а глаза наполняются слезами. Запрещенный прием! Хочется прямо сейчас прекратить муки, отдать ей Олега и забыть обо всем, но… Не только она так думала. Я тоже. Последний месяц показал, что ничего не получится. Я не смогу смириться. Мы с Дымарским идеально подходим друг другу. Ему нужна не Аля, а я. И я не хочу даже представлять их вместе. Как они будут гулять, держась за руки, обниматься, целоваться…

Нет! Ничего подобного не будет! Я не готова пойти на такое. Даже ради нее.

– А я думала, что ты всегда будешь на моей стороне, – сухо отвечаю ей в тон, сдерживая из последних сил непрошеные слезы.

– Не знаю, как мы теперь будем общаться.

– Никак… Мы не сможем. Лучше обрубить контакты на то время, пока все решается. Аль, единственное, что я могу обещать – честную борьбу, если с твоей стороны не будет подстав.

– Не будет, – отрезает она.

– Тогда договорились.

– Удачи тебе, – со скрытым сожалением говорит Макарова, но меня ей не надурить.

– Ага, – отзываюсь я, раскрывая спасительный зонт, который так кстати сам ложится в руку. – И тебе удачи.

Выбегаю под дождь. Мысли и эмоции делятся на два лагеря. С одной стороны, облегчение и будоражащая радость из-за того, что мои руки развязаны, а с другой, печаль и тоска по лучшей подруге, которую я могу навсегда потерять. Но все правильно. Мы правильно поступили. Теперь каждая отвечает только за себя.

Честная борьба – значит честная борьба. Такова жизнь. За счастье приходится бороться. Иногда и с близкими людьми.

Первым делом, очутившись дома, захожу во «ВКонтакте» и принимаю заявку в друзья от Олега.

Ну все, красавчик, можешь писать мне. Горит зеленый свет.

Пританцовывая, переодеваюсь в домашнюю одежду, расчесываю непослушные волосы и собираю их на макушке, каждые десять секунд поглядывая на телефон.

Так и косоглазие заработать можно.

Залезаю на кровать и держу телефон перед глазами. Жду пять минут. Десять. Третий раз пролистываю фотографии Дымарского, ожидая, когда он будет онлайн и постучит мне в личку.

Да где его носит?! Он свое счастье пропускает!

В комнату заглядывает мама:

– А где Аля?

Ее вопрос отзывается тупой болью в груди.

– Мы отменили ночевку, – отвечаю я, вновь уставившись в телефон.

– Что-то случилось?

– Нет.

– Тась…

– Мам! Все в порядке. Тебе не о чем волноваться. Ладно?

– А тебе незачем грубить матери!

Вздыхаю, поднимая голову, и смотрю в строгие, но искренние обеспокоенные глаза самого близкого человека на планете, который точно никогда не предаст. Я не хочу обсуждать с мамой свою ситуацию, но стоит ее хотя бы успокоить.

– Прости. У меня все хорошо. Честно. Я не получила двойку, не принимаю наркотики и не лишилась девственности…

– Тогда мне действительно не о чем волноваться, – усмехается мама.

– Я же говорила, – пожимаю плечами. – А теперь можно мне немного личного пространства?

– Ужин на плите, – говорит мама и закрывает за собой дверь.

Сорок четыре минуты. Я жду почти час, а Дымарский так и не отреагировал на мой широкий жест. Эмоциональные качели набирают скорость. Мысли крутятся в голове, падая из крайности в крайность.

Что я наделала?!

Как я могла так поступить с Алей?

Я знаю ее десять лет, а Олега – пару месяцев!

Вжух! И все кардинально меняется.

Почему Аля думает, что лучше меня?

Она просто хочет больше внимания, Олег ей даже не нужен.

Олег…

Он ведь такой классный…

Он…

Вжух!

Какого чижика-пыжика он до сих пор мне не пишет?!

Чем он так сильно занят?!

А-а-а-а!!!

Вскакиваю с кровати, в глазах темнеет от резкого подъема. Это что? Старость? Едва не теряю равновесие и глубоко вдыхаю. Я не могу сидеть здесь одна. Так и до дурки недалеко. Нужно отвлечься. Отвлечься…

Чисто машинально тянусь за телефоном, чтобы написать Макаровой, но не касаюсь его. Аля и правда была огромной частью моей жизни. Трудно перестроиться, но придется.

Мне срочно нужна компания, иначе я себя загрызу, а потом и Дымарского тоже. Опускаю взгляд на пол и улыбаюсь. Точно! Как я могла забыть?

– Привет, Тасечка, – говорит тетя Таня, открыв дверь. – Оболтус в душе. Можешь подождать его в комнате, если хочешь.

– Здрасте. Э-э-э… Да. Спасибо.

Вхожу в квартиру Юдиных и слышу шум воды из-за двери ванной комнаты, а еще – приглушенную ругань из гостиной. Тетя Таня цокает языком и наклоняется ко мне. Она округляет глаза и произносит, понижая голос:

– Я бы попила с тобой чаю, но мы с Гришей собираемся в гости, а он снова растерял все свои носки. Мужчины такие беспомощные, когда дело касается порядка. Ты знаешь, куда идти. Будь как дома.

Мама Глеба оставляет меня одну. Плетусь в комнату друга, сжимая в руке пакет с конфетами. Сейчас у меня случится приступ… Точно случится…

Эй! Что за свинтус?! Кошмар какой-то!

Морщусь от лютого беспорядка Глебки, осматривая пацанскую комнату: десяток грязных кружек на столе и у кровати, листы, тетради, учебники, упаковки от печенья. Оставляю дары, которые принесла, и принимаюсь за наведение чистоты, пока у меня не началась вторая стадия припадка. Как так можно, а? Как?!

Погружаюсь в уборку с головой и забываю о времени. Уже добираюсь до компьютерного стола, собрав здоровый пакет мусора, как вдруг за спиной разносится испуганный рык:

– Ты че здесь делаешь?!

– Убираю за свиньей, – бросаю я, продолжая складывать тетрадки в ровную стопку.

– Я тебя не просил! – грохочет Глеб.

Он подбегает ко мне и хватает за руку. В нос бьет свежий запах геля для душа и мятной зубной пасты. Поворачиваю голову, взгляд Глеба в мгновение из грозного превращается в обеспокоенный.

– Что ты тут делаешь? – спрашивает он куда мягче.

– Зашла в гости.

Глебка хлопает глазами, и я залипаю. Ого… У него такие длинные ресницы. Я не замечала. А еще лоб кажется слишком чистым. В прошлом году он был весь в бугорках и красных пятнах. Неужели друг купил себе линейку косметических средств по уходу за кожей, о которой я говорила?

– Ты что, пьяная?

– Нет, – отмахиваюсь я и, отступая, выдергиваю руку из его хватки.

Что-то меня и правда повело… Блин, а его гель для душа классно пахнет. Совсем не так, как тогда в спортивном зале. Легкий морской бриз, лайм и еще что-то сладкое и знакомое, но никак не получается понять, что именно.

– Сегодня же пятница, – произносит Глеб, нахмурившись.

– А ты у нас что, календарь?

– Почему ты не с Макаровой? Вы ведь…

– Потому что я здесь!

– Вау! – Он взмахивает руками и оставляет их поднятыми до уровня груди, будто готовится защищаться. – Спокойно. Я просто спросил.

Кусаю нижнюю губу и смотрю в пол, и до меня внезапно доходит… Глеб вкусно пахнет, намывался в пятницу вечером, а еще на кровати лежат идеально отглаженные джинсы, футболка и рубашка, которые выбиваются из общего хаоса. Он куда-то собирается. И не просто куда-то, а… Вот невезуха. Меня кинули все кто только мог. Круто! Ничего не скажешь.

– У тебя свидание? – спрашиваю я, не глядя другу в глаза.

– Тась, у тебя что-то случилось? С Алей поругалась?

– Я… – запинаюсь, потому что, услышав страшную фразу со стороны, все вдруг становится реальным и болезненным. Такое чувство, словно меня только что сбил поезд на полном ходу. – Мне пора. Извини, что помешала…

Делаю пару шагов к выходу, слезы градом падают из глаз. Сегодня самый ужасный день в моей жизни. Самый! Глеб ловит меня у двери, обнимая рукой за плечи. Наклоняет голову и стирает слезы со щек большим пальцем.

– Эй-эй… – тихо и ласково говорит он. – Тась, все нормально. Все хорошо. Давай посмотрим что-нибудь. Хочешь – даже что-то из Тима Бертона.

– Я принесла конфеты… – всхлипываю я, опуская голову на плечо Глебу.

– Тогда я заварю чай. А когда уедут родители, сделаю кое-что получше.

– Угу… – подвываю я. – А как же твое свидание?

– Перенесу, – не задумываясь, отвечает Глеб.

– Спаси-и-и-бо…

– Господи, Козырь… Какая ты нюня. Платочки принести?

– Угу-у-у…

– И за что мне такое счастье, как ты?

– Ты был маньяком в прошлой жизни, а теперь расплачиваешься за грехи.

– Я хотя бы просто был им, а не остаюсь до сих пор, – усмехается Глеб.

– Шнеля, Глебка! Где мой чай и платочки?! – шутливо отзываюсь я и смеюсь сквозь слезы.

Как здорово, что мне не придется провести вечер в одиночестве.

Аля

– Боже мой! – восклицает мама. – Ты можешь не торопиться? Ешь медленнее!

Но Маня, еще не прожевав бутерброд, тянется к сладкому.

– Не могу, мамулечка, – с набитым ртом отзывается сестра. – Меня Светка ждет!

Мать переводит нахмуренный взгляд на меня:

– А ты почему опять ничего не ешь?

Я, подперев кулаком щеку, с задумчивым видом уже несколько минут размешиваю ложечкой чай.

– Что-то не хочется, – наконец откликаюсь я.

– Тебе который день ничего не хочется, – сердится мать. – Совсем исчезнуть решила?

– Чур, если Алька исчезнет, я перееду в ее комнату, – вклинивается Маня. – Она у нее больше!

Отец, впервые за долгое время решивший позавтракать с нами, кажется, вот-вот сойдет с ума.

– Что случилось? – точно так же, как мама, хмурится он. – Почему одна из моих дочерей объявляет голодовку, а вторая глотает все, не жуя, как утка? Расскажите хоть, как у вас дела?

Мне не хочется посвящать папу в свои личные проблемы. Признаваться в том, что я потеряла близкую подругу, а еще вроде бы и любимого парня… Вернее, он даже еще не успел побыть моим. Тася дала мне зеленый свет, но я до сих пор не решила, как лучше подобраться к Дымарскому… Яков Ефимович простудился, репетиций на следующей неделе не предвидится. А выслеживать Олега в школе и ходить за ним по пятам… Как-то унизительно.

А еще мне не хватает Таси… Как непривычно и тоскливо ложиться спать, не наболтавшись как следует с подругой перед сном по телефону. А что будет в школе? Как держать нейтралитет? Мы ведь сидим за одной партой. Возможно, первое время будем изредка общаться на нейтральные темы, касающиеся уроков, но не делиться самым сокровенным… Рассказывать Тасе, как продвигаются дела с Дымарским? Бред! Будет очень тяжко. Без Козырь мне с пятницы даже сны снятся какие-то тусклые и совсем незапоминающиеся. Будто все потеряло привычные краски и жизнь мигом выцвела.

Отец по-прежнему смотрит на меня, ожидая, когда я поведаю ему о том, что произошло. Но я упрямо молчу и продолжаю размешивать чай. Зато Маня никак не успокоится. В конце концов сестра прожевывает бутерброд и начинает докладывать:

– Папуль, я в кино опаздываю. Мы со Светкой договорились в десять у кинотеатра встретиться. Идем на новый фильм с Тимоти…

– Тимати в кино снимается? – удивляется папа. – Бургеров ему мало?

– Да нет же, пап! Господи, фильм с Тимоти Шаламе! Какой же он лапочка! А Алька просто с Тасей поссорилась. Они запали на одного пацана, Олега Дымарского из одиннадцатого «Б». А может, она еще из-за Бойко дуется…

– Глупости! – наконец оживаю я и кидаю на сестру возмущенный взгляд.

Маня пожимает плечами:

– Нет, ну а че? У Макара теперь другая девчонка, красивая, между прочим, Алина! Она этим летом на городском молодежном конкурсе красоты победила!

– Флаг ей в руки, – сердито отзываюсь я.

– Ого! Видите, как бесится! На двух стульях усидеть хочет: и с Дымарским гулять, и чтоб Бойко за ней по-прежнему бегал…

– Маня! – И я швыряю в сестру кухонное полотенце.

Маня ловко уворачивается, полотенце шлепается на стол и переворачивает сахарницу.

– Девочки! – восклицает мама.

– Да, зря спросил, как у вас дела, – бормочет папа, поспешно выбираясь из-за стола.

Друзья вечно над ним по-доброму потешаются. Отец в молодости грезил сыном-хоккеистом, а у него уродилось настоящее девичье царство.

Маня, и не думая собирать рассыпавшийся сахар, увязывается за папой. Слышу из коридора ее быструю речь:

– Дашь на карманные? На попкорн не хватает! Я те деньги на набор гель-лаков для ногтей потратила. Хороший такой наборчик, со скидкой продавался. Ну, пап! А на следующей неделе я ни копеечки не попрошу…

Я утыкаюсь взглядом в чашку с чаем. Чувствую, что мама не сводит с меня встревоженного взгляда.

– Вот что случилось. Поэтому ты в пятницу вернулась домой, вымокшая до нитки? Вы все-таки с Тасей не поделили Олега?

– Маня просто трепло.

– Не говори так про сестру. Очень достойный мальчик Олег, раз вы из-за него…

Я лишь пожимаю плечами.

– Мы даже узнать его лучше не смогли. Каждая из нас боялась обидеть другую.

– А теперь?

– А теперь они друг друга во «ВКонтакте» добавили, – сухо отвечаю я.

Это я заметила в тот же день, когда мы с Тасей поссорились. И если честно, страшно рассердилась на Тасю… Как ловко она начала действовать! С места в карьер. А у меня до сих пор осталось неотвеченным сообщение от Олега: «Доброй ночи, Аля», – которое Дымарский, кинув заявку, написал мне сто лет назад.

– И что вы теперь с Тасей… – неуверенно говорит мать.

– Мам! Прошу тебя!..

– Горе мое луковое. – Она встает с места и, подойдя ко мне, целует в макушку. – Ничего, ничего… Переживете. Как там у Шварца в твоей школьной постановке? «Влюбляться полезно». Даже безответно. Все это – опыт.

Погода сегодня по-ноябрьски тоскливая. Небо хмурое и грязное. Похоже, вот-вот из набитых серых туч повалит пушистыми перьями первый снег. Ветер и вовсе сбивает с ног. Поэтому я сама до конца не понимаю, что заставляет меня в такой холод удрать из дома. Просто хочется немного проветриться. Стены давят. И мама… Безусловно, желающая помочь, но пока мне не до разговоров по душам.

Я и не замечаю, как оказываюсь недалеко от дома Дымарского. Как самая настоящая влюбленная дура я давно знаю его адрес. Еще в сентябре подсмотрела улицу и номер дома в журнале «Б» класса, когда относила в учительскую наш журнал. Как выяснилось, живем мы совсем рядом. Теперь брожу под окнами Олега, сама не представляя, для чего.

А если он увидит меня? Плевать. Неужели я не могу просто прогуливаться здесь в воскресенье и дышать свежим воздухом?

Думаю об этом и сама себе усмехаюсь. Да-да, Макарова. Кого ты хочешь обмануть? Северный ветер леденит лицо, и даже слезы на глаза выступают.

Когда я уже собираюсь уйти, как назло замечаю Олега. Он выходит из «Дикси», попутно убирая что-то в карман модной стеганой куртки. Дымарский смотрит себе под ноги, но как только я собираюсь незаметно улизнуть, поднимает голову и встречается со мной взглядом. Тогда я останавливаюсь как вкопанная посреди улицы и смотрю ему в глаза.

Олег улыбается, и я улыбаюсь в ответ. Дымарский мне кивает, и я, подняв руку, машу ему в знак приветствия. Время от времени Олег пропадает из виду, потому как между нами все время снуют прохожие. Но потом Олег подается вперед и идет ко мне навстречу. А у меня внутри все обрывается. Догулялась. Жду, пока он подойдет, и не знаю куда себя деть. Топчусь на месте посреди улицы и улыбаюсь как дурочка. Значит, любовь делает из людей блаженных идиотов…

– Привет, – первым здоровается Олег.

– Привет! – эхом откликаюсь я, не сводя с него зачарованного взгляда.

– Ты как здесь оказалась с самого утра? – со смехом спрашивает Олег, заглядывая мне в глаза.

Он понимает, в какое смятение приводит меня его присутствие, и ему это нравится.

– Да я тут недалеко живу, – киваю я неопределенно в сторону.

– Где ты живешь, я пока не сумел выяснить. Ты ведь в прошлый раз не дала проводить себя до дома.

Вспомнив нашу прогулку под дождем, я тут же смущаюсь. Мне казалось, что тогда Олег хотел меня поцеловать… Да, точно! Мой первый поцелуй мог произойти под холодным осенним дождем под одним зонтом с самым лучшим парнем в школе, если бы… Если бы не Тася. Она ведь вообще не выходила у меня из головы! Да и сейчас, если честно, не выходит. Но Козырь сказала, что теперь – каждая за себя… И ноги привели меня к дому Олега.

Дымарский видит, как я мрачнею, и меняет тему разговора:

– А я спустился жвачку купить. И… погулять. Погода хорошая.

– Ага.

Олег протягивает ко мне руки и аккуратно, до конца застегивает молнию на черном пуховике, теплыми пальцами слегка коснувшись моего подбородка. Я как завороженная слежу за его движениями. Мы оба стоим под порывами сильного ветра и ежимся от холода. Олег пытался поцеловать меня под зонтом, а сейчас предлагает прогуляться… Кого мы обманываем? Ведь оба до чертиков нравимся друг другу. И с чего Тася взяла, что она небезразлична Олегу? Просто подруга привыкла к вниманию парней. А теперь, наверное, неправильно все поняла…

– Хотя, если ты не против, я бы где-нибудь погрелся, – говорит Дымарский. – Ты как?

– А где? – оживаю я, потому как у меня от холода зуб на зуб не попадает.

– Рядом есть классная кофейня, за углом, прогуляемся?

– Я и ты? – еще туплю я.

Как-то быстро разворачиваются события. Я хотела просто побродить под окнами Олега и вернуться домой ни с чем. А у нас вроде как… первое свидание?

– Ну да, – смеется Олег. – Аля, что с тобой с утра пораньше?

– Не выспалась, извини, – смеюсь я в ответ. – Конечно, давай погреемся.

И Олег без лишних разговоров берет меня за руку, а я вроде как больше и не сопротивляюсь… Я впервые в жизни иду с понравившимся парнем в кофейню. Это у Таси уже был бойфренд, с которым они гоняли на свидания и даже целовались. Правда, в итоге он оказался настоящим козлом, но Олег не такой. Если мы с Козырь обе запали на него, значит, что-то стоящее действительно в нем есть. Не могли ведь мы обе в нем ошибиться?

Кофейня оказывается очень стильной и уютной. А главное – в ней тепло. Мы с Олегом занимаем столик у окна, и прехорошенькая официантка приносит меню. Я замечаю, как она стреляет глазками в Олега, но Дымарскому на нее плевать. Пока мы снимали куртки, он не сводил с меня взгляда. И сердце у меня счастливо трепыхалось в груди.

– Здесь готовят классный чизкейк на завтрак, – говорит Олег, пока я разглядываю меню. – Всегда его рекомендую.

Я поднимаю голову:

– Часто водишь сюда девчонок на свидания?

– А у нас разве свидание? – укалывает меня в ответ Олег.

– Похоже на то. Я надела сегодня счастливую блузку.

Тогда Дымарский с нескрываемым интересом оглядывает меня и тепло улыбается. Я знаю, что выгляжу хорошо. Никогда не выхожу из дома черт-те в чем. Вдруг любовь всей жизни поджидает за углом, а я без укладки? Тем более что я целенаправленно брела навстречу судьбе… Олегу то есть. И вот мы сидим в милой кофейне друг напротив друга. Здесь славно, а еще негромко играет старый альбом OneRepublic. В детстве я тащилась с этой группы.

– Здесь еще есть классный миндальный торт, – сообщает Олег.

– У меня аллергия на миндаль.

– Серьезно? Жалко. А на что еще у тебя аллергия?

– Если начну перечислять, то мы отсюда до закрытия не выйдем, – смеюсь я.

– Я бы только с радостью провел с тобой целый день, – добавляет Олег. – А может, и всю жизнь.

Вау! Ну и поворот! Конечно, такого мне никто и никогда не говорил… Кроме Бойко, разумеется. Но я те слова в расчет не беру.

Мы с Олегом переглядываемся и улыбаемся друг другу, как заговорщики. Из колонок на репите льется песня «Secrets», за окном туда-сюда шныряют угрюмые прохожие, мигают светофоры и, кажется, несмело летят с неба первые снежинки… И все бы хорошо, но я внезапно понимаю, что при Олеге не могу расслабиться. Приходится держать маску и быть отстраненной Алей из школы. Почему? Боюсь разочаровать его? Разонравиться? Или Тася не дает мне покоя? Конечно, мысли о лучшей подруге (наверное, никогда не смогу к Козырь применить сочетание «бывшая лучшая подруга») не исчезают из головы… Теперь мне кажется: зря мы это затеяли. Что за дурацкий разговор произошел между нами в пятницу…

В какой-то момент, за всеми горькими думами, ловлю себя на мысли, что совершенно не слушаю Олега. Хотя о свидании грезила с начала учебного года. Дымарский что-то заливает мне с обаятельной улыбкой, я мило улыбаюсь ему в ответ, а сама ни черта не могу разобрать, что он говорит. Словно и не хочу вникать в суть сказанного… Будто Олег мне стал вмиг неинтересен. Хотя это не так! Я хочу быть с ним. Очень! В чем дело?

Нет, все из-за Таси. Точно-точно. Ох, и погано я себя чувствую. Интересно, когда-нибудь оглушающее чувство вины пройдет? Если вдруг у нас с Олегом… будет по-настоящему? Или меня до конца жизни изгрызет совесть?

В финале нашего воскресного завтрака я чувствую себя так ужасно, будто на самом деле слопала столько миндального торта, что впору вызывать «Скорую». И если я думаю, что самое страшное позади, то сильно ошибаюсь. Вскоре меня постигает новое неприятное открытие.

Поглядывая в окно, вижу, как по улице идет Бойко со своей ненаглядной Алиной. В первую секунду сердце победоносно замирает. Ага, наверняка Макар здесь из-за меня! Но я сразу себя одергиваю: Бойко не мог знать, что я сижу в кофейне с Олегом. И он вообще в нашу сторону не смотрит. Только Алиной любуется. И тогда я испытываю… разочарование? Досаду?

Макар идет по высокому бордюру спиной вперед, время от времени оборачиваясь, и что-то весело втирает Алине. А та и рада ухохатываться, как истеричка. Никакой сдержанности. Ржет на всю улицу. Холодный ветер треплет короткие волосы Алины, и так по-киношному развеваются полы ее пальто… А Бойко смотрит на нее так привычно и знакомо… Как смотрел долгие годы на меня.

Внезапно меня душит обида. Маня права. Я просто собака на сене. Макар мне не сдался – это всем известный факт. Но почему-то когда вижу их с Алиной вместе, то начинаю страшно злиться. Будто девчонка забрала у меня дорогую и любимую игрушку. Но Бойко – не вещь. Он человек. Дурной, конечно, но все-таки человек. А я – слишком эгоистична…

Олег перехватывает мой взгляд и тоже смотрит в окно.

– О, Макар с Алиной. Позовем их?

Его предложение застает меня врасплох. Как раз в эту минуту я наблюдаю, как Бойко останавливается напротив Алины и, стянув с головы шапку, отдает ее девушке. Алина, в строгом и модном пальто, смотрится забавно в черной мальчишеской шапке. Но все выглядит довольно трогательно.

– Куда позовем? К нам? – откликаюсь я. – Зачем? Нужны они сто лет в обед.

Смена моего настроения не остается незамеченной для Дымарского. Олег с подозрением смотрит на меня, а я быстро утыкаюсь взглядом в чашку с горячим зеленым чаем.

– О чем ты говорил, Олег? – снова привычно улыбаюсь я Дымарскому.

Вопрос актуальный, потому как последние несколько минут я снова совершенно не слушаю парня.

Но тут Олегу приходит сообщение. Он слегка теряется, а на его лице появляется хитроватая и счастливая улыбка. Если бы не наше спонтанное свидание, я бы решила, что он переписывается с другой девчонкой. Но это было бы полной наглостью с его стороны. При мне, такой красивой и влюбленной, сидящей напротив…

– Все в порядке? – на всякий случай спрашиваю я.

– Да. Просто отлично, Аля. Маме нужно ответить.

– Понятно, – вздыхаю я и, подперев щеку ладонью, снова отворачиваюсь к окну.

Макара и Алины за ним больше нет. Из колонок доносится:

Тася

Олег Дымарский: «До сих пор не могу поверить, что ты перестала морозиться от меня» *смайлик-улыбочка*

Тася Козырь *корона*: «Ты ведь сказал, что не отстанешь».

Олег Дымарский: «И не отстал бы» *смайлик-чертик*

Тася Козырь *корона*: «Ну вот… Значит, общаемся».

Олег Дымарский: «Тась, у тебя все хорошо?»

Тася Козырь *корона*: «Да. А что?»

Олег Дымарский: «Чувствую через сообщения твое плохое настроение».

Тася Козырь *корона*: «Нормальное у меня настроение».

Олег Дымарский: «Может, я могу его чем-то улучшить?»

Тася Козырь *корона*: «А ты подумай…»

Олег Дымарский: «*музыкальная композиция VERBEE – Зацепила*».

Олег Дымарский: «Ну как? Стало лучше?» *смайлик-улыбочка*

Тася Козырь *корона*: «С музыкальным вкусом у тебя беда…»

Олег Дымарский: «Зато со вкусом на девушек полный порядок. Выбрал самую красивую»*подмигивающий смайлик*

Тася Козырь *корона*: «Вот теперь стало лучше».

Олег Дымарский: «Я понял… Ты любишь комплименты… Тася, ты самая классная и офигенная девчонка в нашей школе и, наверное, даже в мире. Да простит меня Джессика Альба» *руки, сложенные в молитве*

Тася Козырь *корона*: «Фу… Она же старая».

Олег Дымарский: «Для меня она всегда молода, как в „Городе грехов“. Обожаю этот фильм. А ты?»

Тася Козырь *корона*: «Я его не смотрела».

Олег Дымарский: «Это же классика! Обязательно посмотри)))»

Тася Козырь *корона*: «Спасибо за рекомендацию. Олег, мне нужно идти маме помогать».

Олег Дымарский: «Напишешь, как освободишься?»

Тася Козырь *корона*: «Ага».

Олег Дымарский: «Буду ждать»*смайлик-поцелуйчик*

Выхожу из «ВКонтакте» и блокирую телефон, а перед глазами стоит желтая мордочка с сердечком, вылетающим изо рта. Мы общаемся с Дымарским уже второй день с небольшими перерывами на сон и дела. Он написал мне в субботу утром, и я сначала очень обрадовалась маленькой победе, а теперь… Снова чувствую себя паршиво. Нет той долгожданной эйфории, на которую я рассчитывала. И какого черта?

Мысли постоянно возвращаются к Але, к нашей договоренности и потерянной дружбе. Что сейчас она делает? Тоже пишет Олегу или ждет новой недели, чтобы подобраться к нему поближе? Я не знаю. И меня это бесит. А еще бесит, что Дымарский чешет языком – и больше ничего. Даже на свидание не зовет. Я уже столько раз намекнула. Не могу ведь я сама его пригласить!

– Тась, а можно вопрос? – спрашивает Глеб. – Ты здесь надолго прописалась?

Бросаю взгляд на недовольного Юдина. Он опускает игровые наушники на шею и разворачивается ко мне. Блин… Я и забыла, что сижу у него в комнате. Это место давно стало мне вторым домом, но настоящий хозяин пространства что-то не слишком рад моей компании.

– Я тебе мешаю?

– Да не особо. Просто думаю, стоит ли попросить родителей купить вторую кровать, чтобы тебе было максимально удобно…

– Мне и на твоей неплохо, – отвечаю я, падая на подушку и раскидывая руки в стороны. – Ты все равно дни и ночи в игры рубишься. И вообще, я же не с пустыми руками прихожу. Конфеты, корм для рыбок, собачий корм… – перечисляю гостинцы, что таскала сюда все выходные.

– Тась, у нас нет собаки, – вздыхает Глеб.

– Чего ты протявкал? – хохочу я, но когда замечаю, что Глебка дергается с намерением подняться, сразу сдаю назад. – Ладно, ладно… Не рычи. Твоя мама попросила принести списанный товар, чтобы бездомных песиков возле работы прикормить. Это для них, поэтому даже не покушайся…

Сжимаю губы, чтобы не заржать во весь голос. Глеб сурово качает головой и медленно поднимается с кресла.

– Хана тебе, – мрачно произносит он и бросается на меня, растопырив пальцы на руках.

Визжу, когда щекоточная кара обрушивается на ребра. Смеюсь и задыхаюсь, приказывая Глебу отвалить, но он намерен исполнить приговор до конца.

– Ик! Прекрати!

– Проси пощады…

– А-а-а-а! Ни за что!

Выкручиваюсь, пытаясь схватить Глеба за руки, но парень с легкостью отбивает атаку. Он продолжает щекотать одной рукой, а второй блокирует мои нападки, как настоящий мастер рукопашного боя. И когда Юдин успел стать таким сильным? Еще пару лет назад мы бы быстро поменялись местами, и Глебка бы молил меня остановиться. Всегда так было, но жизнь меняется.

– Пощади, пощади! – прошу я и мотаю головой, больше не в силах бороться.

Из-за метаний волосы паутиной оплели лицо и шею.

– Нечем дышать, – хриплю я, изображая удушье.

Глеб ловко справляется с непослушными волнистыми прядями, выпутывая меня из плена. Перевожу дыхание и расслабляюсь, но ненадолго. Юдин наклоняется ниже, заглядывает в глаза и убирает последнюю прядь с моего лба, задевая пальцами кожу. Проводит вниз по виску, поглаживает костяшками мою щеку, наблюдая за движениями своей руки.

Вместо того чтобы успокоиться после битвы, сердечный ритм вновь набирает обороты. Глеб прихватывает мой подбородок, не отпуская мой взгляд. Карий цвет родных глаз почти полностью перекрывает расширяющийся зрачок. Ощущаю на губах теплое дыхание. В нос проникает запах лимонного чая, который нам принесла тетя Таня.

Собираюсь сказать что-нибудь, чтобы разрушить странный момент, но все слова улетают, будто я выпускаю из рук охапку воздушных шаров. Напряжение сдавливает грудь. Где-то в глубине души чувствую холодок страха перед неизвестностью. Я еще не видела Глеба таким. Собранным, загадочным, решительным. Это вообще не он!

Расстояние между нашими лицами медленно сокращается, а я даже не могу пошевелиться. Веки дрожат, ресницы опускаются.

Что происходит?

Что, черт возьми?!

– У меня есть дела сегодня вечером, – выпаливает Глеб, поднимаясь, и быстро отводит взгляд в сторону.

Стоп, стоп… Очень быстро. Можно мне отдышаться хотя бы?

Часто моргаю, стараясь прийти в себя. Отрываю спину от кровати и сажусь, поправляя взлохмаченные волосы. Дорожка от прикосновений Глеба еще пульсирует на лице приятным теплом. Растираю это место пальцами, чтобы избавиться от навязчивых ощущений.

– Ты у меня разрешение спрашиваешь? – удивляюсь я.

– Еще чего, – нервно отзывается Глеб. – Просто предупреждаю, что сегодня мне реально нужно уйти. Я не могу и дальше сидеть здесь с тобой.

Крошечная обида колет в груди, но я отметаю ощущения. Он ведь прав. Весь вечер пятницы (да и большую часть вчерашнего дня) мы провели вместе, пора бы и честь знать.

– Хорошо, – непринужденно отзываюсь я. – Никаких проблем. Вали, если нужно.

– Я же сказал, что не спрашиваю твоего разрешения, – фыркает Глеб.

– Да что ты злишься?!

– Я не злюсь! – громко протестует он и возвращается за компьютер, поворачиваясь ко мне спиной.

Его реакция мгновенно замораживает все чувства легкости и невесомости, которыми я была переполнена еще минуту назад. Неужели за два дня я ему настолько надоела? И что я сделала, чтобы заслужить подобное отношение?

– И поэтому ты орешь на меня… – обиженно бурчу я. – У тебя какие-то проблемы?

– Нет никаких проблем.

– С девушкой поссорился?

– Нет.

– А может, я смогу помочь? Кстати, кто она? Я ее знаю? Ты так и не рассказал, что это за несчастная.

– Тась, – напряженно вздыхает Глеб, опять разворачиваясь ко мне.

Он складывает руки на груди и морщит лоб, словно собирается сообщить что-то не очень приятное. Настораживаюсь. Ему лучше сто раз подумать, прежде чем…

– Ты же понимаешь, что я не Аля… – наконец выдает он.

– При чем здесь Макарова?

– При том, что вам нужно помириться.

– Зачем?

– Издеваешься? – возмущается Глеб, взмахивая руками. – Сидишь у меня сутками, пялишься в телефон, все время вздыхаешь и ничего не рассказываешь. Тебе нужна твоя подруга.

– Мне и тебя хватит, – продолжаю спорить я.

– Я не отказываюсь быть твоим другом, но…

– Без но!

– Тебе плохо без нее!

– Мне отлично!

– Ври больше!

– Знаешь что? Отвали! Шуруй на свидание и отстань от меня. Нафиг ты мне нужен!

Дверь в комнату распахивается и на пороге появляется тетя Таня:

– Дети, чего расшумелись? Голодные?

Она переводит взгляд с Глеба на меня и обратно.

– Мам, все нормально. У нас небольшой спор. Мы будем потише.

– Тася, он тебя обижает? – Тетя Таня выразительно приподнимает брови, мол, ты только намекни, я ему уши надеру.

– Да кто ее обидит?! – негодует Юдин. – Она ведь мелкий монстр с кудряшками.

– Смотри, Глебка… – шутливо произносит его мама. – Замучаешь Тасю – и некого будет в жены брать.

– Что-о-о? – тяну я.

– Ни за что! – подключается Глеб.

Тетя Таня только снисходительно хмыкает и закрывает дверь. Молчим с Глебом около минуты, не глядя друг на друга. Подколки наших родителей, кажется, никогда не закончатся.

Юдин встает с кресла и направляется к кровати. Подвигаюсь, освобождая ему место, и скрещиваю ноги, обнимая подушку. Он садится рядом, облокотившись спиной о стену, и сгибает ноги в коленях.

Первый шаг сделан. Мы оба устроились удобно, но разговор легче не станет. Глеб – та еще липучка. Надо ему все рассказать. Тем более что кроме него теперь некому.

– Почему вы поругались? – спрашивает Глеб, и я сжимаюсь в комок. – Я бы в жизни в это не поверил, если бы услышал от кого-то другого. Такое ведь просто невозможно, как… Как дождь из щенков и котят или порядок в моей комнате!

– Мы не можем больше общаться… – расстроенно произношу я, упираясь подбородком в край мягкой подушки.

– Из-за чего?

– Из-за кого… – подсказываю я.

– Шутишь? Кто мог встать между тобой и Макаровой? Вы бы ему башню снесли в один щелчок…

Как по заказу на мой телефон приходит сообщение. Глеб хватает мобильник и меняется в лице, только взглянув на экран.

– Серьезно? Этот петух?

– Отдай! – вырываю телефон из рук парня. – Он не петух.

– Тася… Я тебя не узнаю… – разочарованно произносит Глеб и смотрит так, будто у меня вырастает вторая голова.

– Но… – опускаю голову, чтобы спрятать дрожащую нижнюю губу. – Он мне тоже нравится. Почему я должна была отдать его ей?

– Чем он может нравиться?

– Ты сам говорил, что он нормальный.

– Для баскетбола, а не для отношений с тобой! – взрывается Глеб.

– Это не тебе решать! – парирую я, вмиг сменив печаль на злость.

– О’кей, – остывает Глеб, но тихий шок еще чувствуется в его интонациях. – Але тоже нравится Олег?

– Да. И мы решили, что борьба должна быть честной… Вот и… Короче…

– Вы обе – дуры, – сухо выдавливает Юдин, не глядя на меня. – А Олег ни одной из вас не стоит.

– Ты его не знаешь… – Пытаюсь хоть как-то оправдаться и уже не понимаю, перед кем именно. Кому я это доказываю? Глебу или… себе?

– И слава богу, – холодно усмехается он.

Но мне нужно высказаться. Слова подкатывают к горлу, мешая вздохнуть. Юдин теперь – мой единственный друг, он должен меня понять.

– Если он выберет ее… – в ужасе качаю головой. – Даже не представляю, как я справлюсь. Я ведь должна буду порадоваться за подругу, но смогу ли? Да и подруги мы после этого? Все развалилось, понимаешь?

Глеб протягивает руку и накрывает мою ладонь, крепко сжимая пальцы:

– Он ее не выберет. Тебе не стоит переживать.

– Почему ты так уверен? – спрашиваю я, поднимая на него взгляд.

Глеб улыбается, но его глаза почему-то полны скрытой печали. А может, просто жалостью ко мне.

– Аля… Она… Слишком…

– А ну не смей! – отбрасываю его руку и тычу пальцем в лицо. – Не смей говорить о ней плохо!

– Вот видишь. – Улыбка на лице Глеба становится шире. – Ты до сих пор ее лучшая подруга. Может, ну его? Этого Олега. Других парней, что ли, мало?

Задумываюсь на несколько мгновений. А если мой Глебка-Хлебка прав? Наверное, мы обе поторопились и есть шанс все исправить? Вибрация телефона ударяет в ладонь, и я смотрю на дисплей.

Олег Дымарский: «Тась, ты тут?»

Олег Дымарский: «Слушай, я не хотел давить на тебя, но…»

Сердце вздрагивает, когда взгляд упирается в многоточие. Открываю диалог и дочитываю сообщение.

«…но не хочу больше ждать. Давай сходим после тренировки в кафешку, пообщаемся. Мы ведь не младшеклашки, чтобы только переписываться. Я очень хочу увидеть тебя и пообщаться вживую. Соскучился по твоему чувству юмора и улыбке».

– Тась, – зовет меня Глеб, но я едва его слышу.

Откидываю подушку и встаю с кровати. Топаю к двери, уткнувшись в телефон.

– Все нормально, Глебка. Все под контролем. Собирайся на свиданку и передавай привет своей таинственной девушке.

Аля

Мой первый поцелуй произошел в Италии на побережье Средиземного моря. Вокруг негромко шипели волны, обнимающие скалистый берег. А целовал меня высокий темноволосый юноша с красивым именем Аллесандро… Или Лоренцо. Или Маттео. Честно сказать, я так и не придумала имя своему первому парню. Когда рассказывала историю Тасе, опустила момент с именем. Для нас с Козырь мною выдуманный итальянский бойфренд стал кем-то вроде таинственного мистера Икс. Мой принц на белом коне, предел девичьих мечтаний…

До сих пор не могу взять в толк, для чего все это выдумала, да еще и Тасе растрепала. Не было никакого иностранца. И никакого поцелуя тоже. Наш с родителями отпуск в Италии скорее был похож на злоключения. У папы украли рюкзак со всеми документами на одной из экскурсий, потом наш арендованный «Фиат» заглох посреди серпантина, затем мы дружно всей семьей отравились морепродуктами… А в предпоследний день отдыха Маня так обгорела, что у нее опухло лицо и поднялась высоченная температура.

Но мне хотелось привезти из Италии сказку. И Тася, зная, что я никогда и ничего от нее не скрываю (смотри наше правило номер два), приняла все за чистую монету… Мне и сейчас очень стыдно за ту историю.

Но я всегда верила и верю, что мой первый поцелуй произойдет при самых волшебных обстоятельствах и с самым классным человеком в мире. Я достойна только такого первого поцелуя. Возможно, я просто визуализирую…

Перестать дружить с Козырь оказалось невыполнимой задачей. С понедельника все идет кувырком. И напряженная тишина, которая царит за нашей партой, просто убивает. Я даже подумываю забрать вещи и пересесть к Толе Агафонову, нашему отличнику. Агафонов вроде как изгой в классе. Странный, нелюдимый, но отлично шарит по всем предметам. Для меня изгой или популярный мальчик – значения не имеет. Я поддерживаю с каждым нормальные отношения. Поэтому репутация Толи меня не пугает.

Представляю, какой фурор произвел бы мой поступок. Учителя и так с удивлением отмечают, что за нашей партой стало слишком тихо. В понедельник мы с Тасей еще пытались обменяться дежурными бестолковыми фразами, но потом поняли, что все бесполезно. Разговоры наши выглядят неестественными и натянутыми. Козырь вообще на этой неделе словно в облаках витает. Вечно торчит в телефоне и набирает кому-то длинные сообщения. А сама выглядит такой загадочной, будто ей Крис Эванс пишет. А меня просто разрывает от любопытства… Кто с ней там общается? Глеб? Конечно, Тася тщательно делает вид, что не замечает симпатию от друга детства, но я-то вижу, как Юдин украдкой пялится на нее в коридоре… Вот бы у них все вышло! Тогда я могла бы со спокойной совестью встречаться с Олегом. Но что-то мне подсказывает: адресат, которому строчит послания Тася, вовсе не Глеб. А кто? Неужели Козырь ринулась в наступление и ведет активную переписку с Дымарским? Быть не может! Да, наше с Олегом свидание в воскресенье было не на десять из десяти, но день мы провели отлично. Особенно под конец, когда я смогла немного отвлечься от проблем и на некоторое время забыла о Тасе, Макаре и Алине…

Жаль, сейчас не удается пообщаться с Дымарским как следует. Наш класс, как и остальные одиннадцатые, с начала недели загрузили контрольными. На носу – завершение полугодия. А я просто ни черта не успеваю! Жаль, мы с Тасей не можем разделить домашку как в старые добрые времена. Вот и отдуваюсь одна и сижу с уроками дольше обычного. Мы не дружим всего неделю, а я уже эмоционально выжата как лимон. Теперь даже особо не до любви.

И если первые четыре дня я держусь, как мне кажется, молодцом, то к пятнице – совсем разбита. Слишком накручиваю себя. Еще и ситуация, которая произошла на диктанте по английскому… Козырь впервые в жизни закрыла ладонью слово, которое я хотела у нее подсмотреть. Глупость, естественно. Детский сад. Но меня это почему-то настолько выбивает из колеи, что со звонком я первой вскакиваю из-за парты и, сдав двойной лист с плохо написанной контрольной, пулей вылетаю из класса. И мне даже впервые плевать, что подумают одноклассники. Наверняка нашему разладу злорадствует Коробкина… Хорошо еще, что пока никто не в курсе, из-за чего – а вернее, из-за кого, – дала трещину наша дружба. Сплетен в будущем не оберешься.

В столовой мы с Тасей демонстративно сидим за разными столами. Это тоже бесит и сильно расстраивает. Я вижу, как за соседним столом весело болтают «Митрофанова и Ко», и впервые испытываю к ним чувство зависти. Хочется разреветься прямо в столовой, на глазах у всех. Но я героически откусываю слойку и медленно, словно нехотя, жую. Непрошеные слезы жгут глаза. Дабы от них избавиться, опускаю голову и часто моргаю… А когда поднимаю, натыкаюсь взглядом на Макара. Тот сидит через пару столов от меня и как-то озадаченно рассматривает. Наверное, со стороны у меня слишком жалкий вид, что на меня не похоже… Несколько секунд мы с Бойко смотрим друг на друга, а затем Макар кивает: мол, что с тобой?

Я демонстративно отворачиваюсь. Пусть общается со своей драгоценной Алиной. А я и без них отлично проживу. Без Таси и Макара. Ничего, ничего. Зато у меня есть Олег – самый красивый, умный, понимающий парень на свете…

Отодвигаю недоеденную слойку в сторону и покидаю столовую. В класс идти не хочется. Осталось два урока истории, но у меня по этому предмету одни пятерки. К тому же историчка – давняя мамина приятельница, и я с ней в отличных отношениях. Навру потом что-нибудь. Но возвращаться на урок и снова сидеть рядом с Тасей как на иголках… Нет, я этого просто не вынесу!

Уже на крыльце вдыхаю морозный воздух и натягиваю шапку, потому что волосы свои нежно люблю, а без головного убора в такой холод они точно испортятся. Домой сейчас не тянет. У Мани закончились уроки, кроме того, она знает мое расписание. Обязательно сдаст меня родителям. Выдумывать болезнь для исторички – глупо. Еще маме позвонит, чтобы справиться у своей знакомой о здоровье. Лучше тихонечко сама с училкой договорюсь, а пока – прогуляюсь.

На улице морозно, но безветренно и как-то непривычно тихо. Давно прозвенел звонок, опустел школьный двор. Выйдя за ворота, сворачиваю в противоположную от дома сторону. Шагаю к городскому парку. Там сейчас тишина и покой. То, что мне нужно.

За своими невеселыми мыслями не сразу замечаю слежку. Лишь после негромкого покашливания за спиной резко оборачиваюсь и вижу озадаченного Бойко. Мы уже добрались до железнодорожных путей, за которыми начинается безлюдный осенний парк.

– Ты зачем за мной следишь? – поежившись, спрашиваю я и, словно очнувшись, смотрю по сторонам.

Голые лесопосадки – впереди, и одинокий пустырь с двух сторон. Так себе картина. Летом здесь, конечно, все выглядит по-другому. Еще и внезапно сильный ветер подул: стало совсем холодно и неуютно.

А если бы за мной увязался какой-нибудь маньяк, а не Макар? Бр-р. Хотя пару месяцев назад я маньяком и Бойко могла обозвать. Прозвище ему подходило. Но теперь он одержим Алиной…

– Нашла где погулять, – говорит Макар.

– Тебе-то что? – с раздражением откликаюсь я. – Гуляю где хочу.

– Как кошка – сама по себе? – усмехается Бойко, пронизывающий ветер забавно взъерошивает его светлые волосы.

– Что-то вроде этого, – соглашаюсь я.

Макар продолжает стоять напротив и внимательно наблюдать за мной, будто я в любую секунду могу сорваться с места и сделать что-нибудь из ряда вон выходящее. Например, лечь на пути и ждать, когда меня перережет поезд. Но у меня и в мыслях нет ничего подобного. Я смотрю на Бойко и не двигаюсь. Пахнет мокрыми листьями, и откуда-то издалека доносится одинокое унылое карканье.

– Серьезно, Макар, зачем ты ушел с уроков и потащился за мной?

– Потому что ты грустная, – отвечает Бойко.

Я, неожиданно для себя, широко улыбаюсь.

– Весомая причина.

– Для меня – да. Ты в столовой чуть не плакала.

– Слойка черствая и невкусная попалась.

– Это из-за Козырь? В школе вы больше не тусуетесь вместе.

– Какая тебе разница, Бойко? – повышаю я голос. – Чего лезешь? Сержусь я, грущу, чуть не плачу… С кем дружу, кого люблю? Что ты нос суешь в чужие дела? У тебя теперь есть Алина… Вот и топай…

Ей-богу, не хотела я про Алину говорить! Но ее имя прямо-таки вылетает из моих уст. А еще отчего-то снова в носу чешется, будто слезы вот-вот из глаз хлынут… Последние слова я произношу с каким-то театральным надрывом. Аж от самой себя тошно становится. Зато Макар, услышав мою пламенную речь, неожиданно разулыбался. Чем снова выбесил.

– Чего скалишься? – не выдерживаю я.

Тогда Бойко негромко смеется и шагает мне навстречу. Теперь мы стоим рядом прямо перед путями и слушаем звук приближающегося поезда.

– Аля, ты ведь только со мной так общаешься. Я очень польщен.

– Было б чем гордиться…

– Значит, я – избранный? Как Нео из «Матрицы».

– Ой, Макар, заткнись!

– Вот тебя и прорвало. Ты вообще ни с кем ничем не делишься?

– А с кем мне теперь делиться? – глухо и растерянно отзываюсь я, немного остыв.

– Давай сюда руку, – говорит Макар.

– Это еще зачем? – настораживаюсь я.

Вместо ответа Макар молча берет меня за руку.

Поезд, гремя тяжелыми вагонами, приближается к нам на всех парах и предупреждающе гудит. А Макар не удостаивает меня ответом.

– Слушай, Бойко, надеюсь, мы с тобой не будем вдвоем прыгать под поезд? Я, конечно, расстроена, но не настолько, чтобы Анну Каренину изображать.

– Кричи, – громко говорит Макар.

– Что? – теряюсь я.

Мой вопрос тонет в грохоте подходящего к нам поезда.

– Кричи! – повторяет Бойко, повышая голос. – Все, что накопилось… Легче станет! Мне тоже в последнее время хреново… Хочешь, я первый начну?

Макар, запрокинув голову, хриплым голосом начинает:

– А-а-а-а!

Поезд в этот момент проходит мимо, но совсем близко от нас. Грохочет, раскачивается… Я вижу мелькающие окна и светлые занавески. Голос Макара тут же тонет в этом грохоте, и тогда я, последовав его примеру, ору что есть мочи:

– А-а-а-а!!!

Я получаю безумное удовольствие от процесса, а еще кажется, что вот-вот сорву голос. Макар больше не кричит, зато я продолжаю громко орать, выплескивая все, что скопилось за осенние месяцы. Бойко, глядя на меня, смеется. Тогда я прекращаю свой крик и тоже смеюсь… Нет, смеюсь – это мягко сказано. Я истерически хохочу, привычно похрюкивая.

Поезд длинный. Он торопится, рвется вперед, гремит, стучит, громыхает как гром. Шумит так же громко, как мое вдруг разволновавшееся сердце. Оно готово вот-вот выскочить из груди, когда Макар вдруг, не отпуская моей руки, притягивает меня к себе и как одержимый начинает целовать.

Тася

Трудно ли жить без одной руки или ноги? Я думаю, да. Но сейчас кажется, что мне отрубили половину тела, разделив пополам. Все не так. Слишком трудно ходить, размышлять, дышать, говорить. Я потеряла часть себя – и не представляю, как такое пережить или хотя бы привыкнуть.

Первая неделя после ссоры с Алей – ад. Мы еще сидим за одной партой, но между нами такой холод, что зима может смело брать отпуск в этом году. Мы и без нее все заморозим. По школе уже прошел слушок о нашем разладе. Его трудно не заметить. Радует, конечно, что нас с Макаровой или слишком уважают, или боятся, чтобы расспрашивать напрямую, но… пристальные взгляды, шепотки, обсуждения только прибавляют нервозности к моему и без того шаткому состоянию.

С трудом доживаю до пятницы, мечтая отдохнуть от ледяного котла под названием «школа». Конец полугодия давит на плечи, а на голову сыплется такое количество заданий и контрольных, что черепушка вот-вот расколется. И последний удар на этой неделе получаем на уроке английского вместе с грозным заявлением Виктории Олеговны: «Сегодня пишем диктант!»

По классу разлетаются тяжелые вздохи и тихие ругательства, но учительница непоколебимо шагает между парт и раскладывает перед учениками чистые листы. По привычке смотрю на Макарову, чтобы вместе ужаснуться и поддержать друг друга, но быстро себя одергиваю. Это больше не про нас. Мы попытались в понедельник изобразить нейтралитет, но получилось откровенно фигово и неискренне. Аля так на меня смотрит… Будто я что-то у нее украла. Но это неправда! Я…

– Готовы? – произносит Виктория Олеговна, прерывая мои мысли, и начинает зачитывать текст.

С головой погружаюсь в выполнение работы. Вслушиваюсь в слова учительницы и орудую ручкой. В целом все не так уж плохо. Текст несложный, есть парочка заковырок, но я уверена, что получу как минимум четверку.

Под конец урока перепроверяю диктант и замечаю краем глаза, что Аля наклоняется ко мне, заглядывая в листок. Действую чисто машинально, даже не успев подумать о том, что делаю. Подвигаю руку и закрываю последние два абзаца.

Бам!

Сердце ударяется с такой силой о ребра, что жжет в груди. Судорога сковывает легкие, мешая вздохнуть, в левом виске пульсирует острая боль от перенапряжения. Боюсь представить, какое сейчас у Али лицо, и замираю.

Громкая трель звонка едва воспринимается на слух, сижу, не шелохнувшись, и гляжу перед собой в пустоту. Макарова резко подскакивает, и парта чуть не взлетает в воздух. Аля пулей выбегает из кабинета, оставив свой листок на учительском столе, а я все не могу вернуть душу в тело.

Что я сделала? И главное, зачем?

Медленно поднимаюсь из-за парты, руки дрожат. Подхожу к учительнице. Я – самая последняя. Виктория Олеговна забирает у меня работу, вглядываясь в лицо:

– Тася, ты в порядке? Плохо себя чувствуешь? Может, сходишь в медпункт?

– Все хорошо, – отвечаю голосом робота. – До свидания.

Покидаю кабинет практически вслепую. В глазах стоят слезы разочарования, ком в горле мешает дышать. Быстрым шагом направляюсь в комнату для девочек. Не смотрю ни на кого и сдерживаюсь из последних сил, чтобы не разрыдаться. Еще не хватало, чтобы кто-то увидел мои слезы. Тася Козырь не плачет. Из-за меня ревут, да. Но я… ни за что!

На мое счастье, в туалете никого нет. Видимо, все понеслись в столовку. Захожу в крайнюю кабинку и как только закрываю щеколду, соленый град льется из глаз по щекам и капает с подбородка на лавандовую рубашку. Остервенело вытираю пальцами лицо, чувствуя, как меня рвет на части изнутри.

Какая я ужасная… Худшая подруга на свете. Моя обида на Алю и злость на ситуацию в целом делают из меня монстра. Я не была ангелом, но чтобы так низко пасть…

Даже не представляю, что теперь делать. Кажется, назад уже все равно нет пути. Я его только что обрубила, показав характер. И откуда это вылезло? Мы ведь с Алей всегда были заодно, при любых обстоятельствах. И мне до сих пор сложно поверить, что все закончилось. Так по-идиотски.

Потихоньку успокаиваюсь и достаю из сумки косметичку, чтобы убрать следы катастрофы с лица, прежде чем выйти отсюда. В любом случае нужно всегда выглядеть хорошо. Я создавала имидж годами и не позволю его разрушить. Особенно себе самой.

Заканчиваю поправлять макияж и слышу, как на дне сумки жужжит телефон. Выпускаю воздух через ноздри и хлопаю крышкой карманного зеркальца. Я догадываюсь, кто именно мне настрачивает. В голове мерцает секундная мысль, что это он во всем виноват. Лучше бы он вообще не переводился в нашу школу!

В памяти всплывают моменты, что стали так дороги. Веселый взгляд, смелое признание в чувствах, наши сплетенные пальцы и теплый осенний ветер, касающийся лица. Нет. Я бы не хотела отказываться от знакомства с Олегом даже ради того, чтобы предотвратить нынешний Армагеддон. Нежное чувство врезается в грудную клетку, заставляя сердце радостно встрепенуться и забыть о расстройстве.

Сегодня наконец-то должно состояться наше с Олегом свидание. Мы откладывали его целую неделю. Я начала это первой, потому что гулять после тренировки по баскетболу – ужасная идея. Как бы я выглядела? Потная, лохматая, без нормальной укладки и макияжа… Дымарский в курсе, сколько времени надо девушке, чтобы привести себя в порядок? И даже если на минуточку представить, что можно взять с собой все необходимое, то в женскую спортивную душевую я не вошла бы и ради Марио Касаса. Да простит меня Олег.

В среду он, кстати, отменил нашу встречу, сказав, что не успевает из-за репетитора. Я немного расстроилась, поэтому сейчас я в образе ледяной королевы, сердце которой еще предстоит растопить. Олежа, конечно, нервничает, не получив от меня четкого ответа. Ну а как он хотел? Пусть проявит настойчивость. Мне это нравится.

Бросаю взгляд на телефон – двадцать минут до следующего урока. Хорошо бы успеть перекусить, а то урчание в животе не будет давать покоя. Добегу до столовой и тогда уже отвечу Олегу.

Распахиваю дверь, чувствуя себя не на все сто, но немного лучше, чем пять минут назад. Правда, длится подъем совсем недолго. Коробкина стоит перед раковиной ко мне спиной, и я встречаюсь взглядом с ее отражением в зеркале. На ее лице нет привычной откровенной неприязни и зависти, но в глазах читаются ликование и удовольствие. Будто она знает – и специально пришла сюда посмотреть, насколько мне плохо.

Вскидываю подбородок и шагаю вперед, не отводя глаз. Включаю воду в кране, подставляю ладони под холодную струю и мысленно приговариваю: «Ну давай… Скажи что-нибудь… Дай мне повод…» Но Лиза молчит: уголки губ трогает злорадная усмешка. Сглатываю горечь ее удовольствия, что камнем падает на дно желудка.

Она ведь и правда здесь не просто так. Вероятно, вся компания в восторге от нашего с Алей распада, но Лиза… У нас с ней – давняя война. И сейчас она думает, что побеждает.

Коробкина уже было собирается сдвинуться с места и уйти. Насмотрелась? Встряхиваю мокрыми пальцами так, чтобы осыпать одноклассницу мелкими каплями.

– Спятила? – вопит Коробкина, оборачиваясь и вытирая шею ладонями.

– Ой, – отвечаю я, хищно улыбаясь. – Извини…

Обхожу Лизу и топаю к двери, гордо расправив плечи.

– Овца, – слышу злобную ругань за спиной и улыбаюсь еще шире.

– От овцы слышу.

Кое-что в мире точно остается неизменным. Никакие коллапсы не страшны нашей взаимной ненависти с Коробкиной. И если дружбу или любовь можно разрушить, то ненависть – это точно навсегда.

Хлопаю дверью, ныряя в теплый салон автомобиля. Взрослый мужчина в черной шапке оглядывается и грозно произносит:

– Девушка, а можно поаккуратней? Не холодильник закрываете.

– А можно уже поехать? – резко отвечаю я. – Я опаздываю.

Я не собиралась грубить таксисту, но меня так колотит от стресса, что не получается себя контролировать. Все началось с того, что я уронила насадку для душа на голову, обожгла палец утюжком для волос, а в довершение сорок минут не могла нарисовать ровные стрелки. Хорошо, что родителей нет дома, иначе они бы отвезли меня в больничку с подозрением на психическое расстройство.

Сжимаю руки в кулаки, уговаривая себя немного успокоиться. Я ведь радоваться должна – еду на свидание со своим идеальным парнем. Что может быть лучше? Но вместо окрыляющего счастья чувствую убивающую настроение злость. И даже не особо понятно на кого. На Алю, Олега или на саму себя? Как мне хочется сейчас позвонить лучшей подруге и рассказать о переживаниях! Получить волшебный пендель, услышать ее забавный смех и какую-нибудь шутку в духе любимой Макаровой. Аля бы точно придумала, как меня подбодрить, поделилась бы уверенностью. Никто не верил в меня больше, чем она.

Мне ее так не хватает…

Встречаемся с Олегом в небольшой уютной пиццерии, которая находится в одном из самых крупных торговых центров города. Милое местечко. Отзывы в Сети – только положительные, народу не слишком много, мягкие кресла и симпатичные элементы декора. Но, несмотря на приятную атмосферу и слюновыделительные запахи, даже маленький кусочек пиццы не лезет в горло. Медленно потягиваю глинтвейн на вишневом соке и поддерживаю вялую беседу.

Дымарский очень старается. Без устали болтает обо всем на свете: экзамены, поступление в университет, приближающийся баскетбольный матч. Смотрю на парня и пытаюсь разгадать свои ощущения. Все в нем вроде отлично, но есть предчувствие… Маленький червячок, разъедающий сердце и не дающий расслабиться.

Неделя прошла с того момента, как мы с Алей разделились. Олег сейчас здесь со мной, но что происходит между ними? И происходит ли вообще что-то? Стоит ли мне переживать?

– Тась, твоя пицца уже остыла, – говорит Дымарский, кивая на мою тарелку.

– Я не голодная. Хочешь, съешь сам.

– Давай я лучше попрошу ее подогреть? Ты какая-то грустная. Этот кусочек поднимет тебе настроение.

– Не…

Олег вскидывает руку, прерывая мой протест. К нашему столику подбегает рыжий паренек с широкой улыбкой:

– Чем могу помочь?

– Подогрейте пиццу для девушки, пожалуйста. И принесите малиновый чизкейк.

– Да. Конечно. Одну минуту, – кивает официант и убегает.

– Я ведь сказала, что…

– Тася, – вздыхает Олег и накрывает мою ладонь своей, наклоняясь вперед, – я не отпущу тебя домой грустной и голодной. Что случилось? Ты целую неделю такая замученная, а сегодня – особенно.

А я целых три часа колдовала над образом. Надела лучший наряд, проработанный до мельчайших деталей. Небесно-голубой комбинезон прекрасно подчеркивает все достоинства, его дополняют цветные голубые линзы, перекрывающие родной карий цвет глаз. От одного взгляда на размер каблука моих ботильонов может проснуться боязнь высоты, но какая у меня в них походка – просто бомба. Волосы идеально прямые и гладкие, стрелки на глазах не просто сестрички, а точно близняшки. Все выверено до миллиметра. И теперь я слышу, что выгляжу замученной?

Олег, похоже, пугается изменений на моем лице и сразу пытается исправиться:

– Нет. Я не об этом. Ты потрясающе выглядишь. Правда! Но глаза у тебя грустные. Ты почти не улыбаешься и совсем не шутишь. Я, конечно, догадываюсь, в чем дело, но…

– И в чем же? – спрашиваю я, нахмурившись.

– Тась, все об этом знают.

Собираюсь выдернуть руку, но Олег усиливает хватку и нежно гладит большим пальцем мою ладонь, успокаивая. Он с сочувствием смотрит мне в глаза и слабо улыбается:

– Может, оно и к лучшему. Аля вроде неплохая девчонка, но… То, что она говорит о тебе…

– А что она говорит обо мне? – удивляюсь я, мгновенно подобравшись.

– Ну-у-у… – мнется Олег, и я замираю в пугающем ожидании. – Мы с ней успели пообщаться во время репетиций. Я хотел узнать о тебе больше, поэтому и решил спросить у Али, что тебе нравится и все такое…

– И-и-и?.. – сверлю его нетерпеливым взглядом.

– Короче, не такая уж она тебе и подруга.

– Что именно она сказала? – настаиваю я.

– Что ты грубая и надменная. А парень тебе нужен только затем, чтобы хвастаться перед остальными.

Обмякаю, растекаясь по креслу, будто незастывшее желе. Отвожу взгляд и медленно хлопаю ресницами, переваривая информацию, которую мозг упрямо отрицает.

– Думаю, я ей нравлюсь, – добивает меня Олег. – Она иногда пишет мне, пытается завести разговор. Но мне нравишься ты, Тася. И мне очень жаль.

Вот, значит, как? По-честному, да, Аля? Никаких подстав?

Как она могла?! А я ведь, идиотка, переживаю за каждый шаг. Волнуюсь, как там Аля и…

Ай! К черту! Нет ее теперь для меня. Все. Конец нашей дружбе. А может, ее и не было никогда?

– Да… – тихо отзываюсь я. – И мне тоже.

К нашему столику подбегает официант и ставит передо мной дощечку с пиццей и тарелку с десертом. Хватаю свободной рукой треугольный кусок горячего теста, обжигающий пальцы, и подношу ко рту.

– Вот это другое дело! – радостно произносит Дымарский. – Никогда не понимал людей, которые едят пиццу ножом и вилкой. Неудобно…

– Я – не все, – произношу с улыбкой и вонзаюсь зубами в пиццу.

– Я давно понял.

Следующая пара часов проходит замечательно. Меня ничего не сдерживает и не сковывает. Никаких больше ограничений, а главное – никаких мыслей о Макаровой.

С удовольствием слушаю истории Олега и впечатления о новой школе, обсуждаем последний альбом Билли Айлиш, хохочем над мемами и видеороликами из Сети. Прекрасный вечер. Такой, что даже не хочется прощаться, но мне пора. Папа обещал позвонить ровно в десять, к этому времени я должна быть дома и хлопнуть дверкой микроволновки для убедительности. Отец все еще не признает видеозвонки.

Олег оплачивает счет, и мы выходим из пиццерии в большой светлый холл, начавший преображаться к зимним праздникам. Надо же… Я и забыла, что скоро Новый год. Всего месяц остался, и можно будет смело начинать жизнь с чистого листа. Ставить цели, выбирать мечты. Забавно, что я принялась делать это прямо сейчас, не дожидаясь отмашки от календаря.

Замечаю в противоположном углу у входа в кинотеатр знакомую куртку. Расплываюсь в улыбке при виде друга, но как только понимаю, что он не один, веселье засыхает, как сорванный цветок под палящим солнцем.

Перед Глебом стоит девушка на полторы головы ниже парня. Длинные русые волосы легкими волнами рассыпаны по плечам, а хрупкая фигура закутана в модное пальто молочного цвета. Не могу понять, знаю я ее или нет, но, кажется, точно где-то видела.

Юдин закидывает руки ей на плечи и наклоняет голову, чтобы шутливо чмокнуть в нос. Девчонка хохочет, а затем поднимается на носочки и вытягивает шею, приближаясь к его губам.

– Тась, идем? – зовет меня Олег.

Молча киваю, позволяя ему вести меня за руку к выходу из торгового центра. Но перед поворотом все-таки еще раз оглядываюсь, чтобы посмотреть на Глеба, который самозабвенно целует свою девушку.

Что-то тихонько скулит в груди. Незнакомое прежде чувство заставляет скривиться, как от кислой конфеты. Настроение вмиг исчезает, оставляя после себя огромную черную дыру.

И я уже не слышу, что говорит Олег. Его голос не более чем просто шум. Забираем верхнюю одежду из гардероба. На автомате вызываю такси, и мы направляемся к парковке. Машина подъезжает быстро, что радует, потому что мне безумно хочется поскорее остаться одной.

Ощущаю прикосновение теплых ладоней к моим рукам и выхожу из транса. Олег стоит напротив и ласково растирает мои пальцы. Смотрю парню в глаза, а сама до сих пор вижу Глеба и его девушку.

– Это было лучшее свидание в моей жизни, – произносит Олег и наклоняется ко мне.

Сейчас идеальный момент для первого поцелуя. Это должно случиться, я ведь мечтала, что именно так все и будет. Подаюсь вперед, и наши губы встречаются. Жду, что меня вот-вот поднимет в воздух ураганом чувств, но ничего не происходит. Никакой сказки и пения волшебных птичек. Механическое действие, от которого немеет тело, а в голове звучит громкий гудок, сигнализирующий об ошибке. Холодный ноябрьский ветер бьет в спину, Олег пытается углубить поцелуй, но я открываю глаза и делаю поспешный шаг назад. Рот сводит, будто меня заставили съесть килограмм горькой редиски. Замечаю обеспокоенный взгляд Дымарского и понимаю – надо валить!

– Спасибо за вечер, – бросаю я и шустро запрыгиваю на заднее сиденье такси. – Поехали! – снова грублю водителю, но зато он сразу выжимает газ, увозя меня домой.

Аля

Плоская шайба, похожая на блинчик, со звонким стуком в очередной раз влетает в чужие ворота. Яркие огонечки мигают над нашими с Олегом головами, а из динамиков льется веселая трель. Электронное табло показывает счет: шесть-ноль.

Смотрю на озадаченное лицо Дымарского и сдержанно улыбаюсь.

– Аля, где ты научилась играть в настольный хоккей? – восхищенно спрашивает Олег. – Ты не даешь мне шанса!

Я лишь довольно пожимаю плечами. Приятно, что моя игра производит на него сильное впечатление.

– Гены, наверное. Папа – бывший хоккеист. Разве я тебе не рассказывала?

– Ты еще многое о себе не рассказывала, – улыбается Олег, оглядывая меня. Когда он так смотрит – я немного смущаюсь. Становится не по себе. – А я хочу знать о тебе все-все…

С этими словами Олег подходит ко мне и берет за руку. Мы шагаем к кожаным диванчикам, которые расположены на некотором расстоянии от бара и игровых автоматов. По пути заказываем два безалкогольных коктейля. Здесь, в глубине зала, музыка играет тише. Мы плюхаемся на диванчик, и я опускаю голову на плечо парня, а Олег, в свою очередь, осторожно меня обнимает. У него обалденный парфюм и новая стильная рубашка. Это уже наше второе свидание, если брать в расчет тот спонтанный воскресный завтрак… На субботу мы уже договорились погулять по парку, а потом согреться где-нибудь глинтвейном. С Олегом интересно. Правда, встречаемся мы в этот раз почему-то у черта на куличках… Слишком далеко от дома. Приходится тратить время и деньги на дорогу. Олег сказал, что ради наших встреч прогуливает репетитора по английскому языку, и если нас в городе заметит мама, ему несдобровать. А я и не против прокатиться в другой район. В том, чтобы ехать в автобусе, держась за руки и слушая музыку в одних наушниках, тоже есть своя романтика.

Сегодня наше второе свидание… А значит, возможен и первый поцелуй. Я страшно волнуюсь, но стараюсь не показывать вида. Олег чмокает меня в макушку и спрашивает:

– Как тебе здесь?

– Балдеж, – откликаюсь я, не поднимая головы. – Классное заведение! Ты раньше жил в этом районе?

– Да, и часто здесь бывал.

– Скучаешь?

Олег некоторое время молчит, а затем сухо отвечает:

– Если только совсем немного.

Мне не в первый раз кажется, что Дымарский не любит вспоминать старую школу. Хотя кто любит вспоминать о школе в принципе, какой бы старой или новой она ни была? Это ж кошмар!

Когда нам приносят коктейли, я первой хватаю бокал. Почему-то в горле пересохло. Жадно тяну напиток через трубочку, а Олег с умилением наблюдает за процессом.

– Ну как тебе? – снова спрашивает он.

– Балдеж! – восторженно отзываюсь я, оторвавшись, наконец, от коктейля.

Олег смеется, запрокинув голову.

– Аля, ты просто прелесть!

От его приятного комплимента хочется мурлыкать, как кошка, но Олег сразу продолжает:

– Поверить не могу, что кто-то может считать тебя…

Он озадаченно смотрит на меня и замолкает.

Мурлыкать больше не хочется: я чувствую странную тревогу.

– Кем? Не прелестью?

Кто говорит гадости за моей спиной? У меня со всеми в школе отличные отношения. Не считая Лизы Коробкиной и ее подруг… Ах, ну да. Они ведь учатся с Дымарским в одном классе. Что успели эти дуры наплести про меня Олегу?

– Лицемерной, – отвечает Дымарский, а лицо у него такое растерянное…

Ясно как божий день – он не хотел меня задеть.

Я издаю нервный смешок.

– Передай своим одноклассницам… – начинаю я. И замечаю, как удивленно Олег поднимает бровь.

Стоп. Лицемерной меня считают не они? Но тогда кто?

Вид у меня, вероятно, озадаченный. Олег вздыхает:

– Ладно, забей. Зря я начал. Как-то не к месту вырвалось. Извини.

– Да ничего…

– Это ваши личные девичьи терки…

– Наши? – не понимаю я.

– Ну… С Тасей Козырь, – огорошивает меня Олег. – Разве вы не в ссоре?

– Почему в ссоре? Просто… мы больше не общаемся, – бормочу я, пытаясь взять себя в руки.

Тася назвала меня лицемерной? Но почему? Когда? И главное – за что? Я ведь все-таки призналась ей в симпатии к Олегу. И на свидания с ним начала ходить лишь после того, как мы выяснили отношения. Я и не думала делать или говорить что-то плохое о Козырь! Тогда почему она назвала меня лицемерной? Может, из-за того, что в школе я веду себя сдержаннее, чем дома? Но Тася в курсе… И вдруг начинает считать это лицемерием? Или всегда так считала? Но почему она обсуждает все с Олегом?

Тогда я задаю волнующий меня вопрос Дымарскому:

– А вы разве говорили обо мне с Тасей? Когда?

Дымарский на мгновение тушуется, а потом, словно нехотя, признается:

– Ну-у… Ты ведь помнишь, что мы в одной команде по баскетболу? Я сегодня сказал на тренировке, что мне нужно уйти пораньше, потому что у меня свидание. С тобой. А Козырь вдруг так завелась…

– Понятно, – мрачнею я.

Тася специально выкладывает Олегу про меня всякие бредни. Делать такую подлость по отношению к подруге… Пусть и бывшей! Новость просто выбивает меня из колеи.

Олег, заметив мое состояние, кладет руку мне на талию и притягивает к себе.

– Не представляю, что вы не поделили. А может, кого… – шепчет он мне на ухо, и от его слов бежит холодок по спине.

Он знает. Все знает! Возможно, понимает, что и Тасе небезразличен…

В доказательство моих мыслей Олег продолжает:

– Но я выбрал тебя. Мне нравишься только ты, Аля.

А потом Олег находит мои губы. «Вот и наш первый с Олегом поцелуй», – услужливо сигнализирует мне мозг. Будто я без него не знаю! Я так долго этого ждала… Еще с начала сентября. С того самого дня, когда впервые увидела парня в школе.

Вообще-то поцелуй должен был стать первым в моей жизни. Именно с этим человеком – с красавчиком Дымарским. Но разумеется, не все так просто. Кое-кто нарушил мои планы… Макар снова все испортил. Зачем в тот раз у железнодорожных путей полез меня целовать?..

С Олегом мы целуемся уже больше минуты. Монотонно, размеренно и, как положено, с языками. И все время я прокручиваю недавние события в голове и думаю только о Бойко. Что за наказание?! Чем я провинилась в прошлой жизни, что судьба в этой наградила меня Макаром?

Сравниваю эмоции и с ужасом понимаю, что сравнение – не в пользу Олега. Нет, целуется он очень даже хорошо, чувствуется опыт… Но у меня внутри ничего не дрожит и не обрывается, как в те мгновения, когда я целовалась с Макаром. Тогда ноги были ватными, а сердце прыгало в груди словно сумасшедшее. Тогда вообще все было как во сне…

…Мы долго целуемся под грохот колес. Макар крепко обнимает меня и гладит по щеке. И мне в ту минуту кажется, что важнее любви, нежности и поцелуев нет ничего на свете. Гремящий поезд проезжает, и мы с Макаром еще какое-то время стоим обнявшись. Лишь когда вокруг становится тихо-тихо, я, словно очнувшись, отпихиваю Бойко.

– Ты зачем меня поцеловал? – шиплю я на парня.

– Да я вообще-то давно хотел, – отвечает Макар.

– Надо же! Хотел он! – продолжаю возмущаться я. – Бойко, ты совсем дурак?

– Ты вроде была не против, – усмехается Бойко. – Тебе ведь понравилось? Можем повторить…

С этими словами Макар наклоняется ко мне, но я в ответ опять с силой отпихиваю парня.

– Иди ты! Ненавижу тебя!

Конечно, о том, что мне понравилось (и еще как понравилось!), говорить не хочу. Я, наконец, перехожу через пути и направляюсь к парку. Необходимо остыть и все хорошенько обдумать. Но Бойко, разумеется, увязывается за мной.

Мы молча заходим в пустынный осенний парк. Здесь никого, кроме одинокого дворника на соседней аллее, который медленно шуршит метлой.

– Больше никогда не прикасайся ко мне, понял? – сержусь я, ни разу к Макару не обернувшись.

– Угу, – лениво отзывается он.

Эмоции после всего происходящего захлестывают. И коленки по-прежнему дрожат от слабости. Я останавливаюсь посреди голой аллеи и резко оборачиваюсь.

– Если ты еще раз решишь что-то испортить в моей жизни…

Макар приближается ко мне практически вплотную и раздраженно перебивает:

– Макарова, думаешь, мне легко жить, влюбившись в тебя по уши? Тебя ж, дуру, из башки не выкинуть!

– Ты кого дурой обозвал?..

– Это кто из нас еще кому жизнь портит, – с горечью продолжает Макар. – Я, может, сам тебя сто лет бы не видел… Сдалась ты мне. Но ты вечно мельтешишь перед глазами.

– Вот и не смотри.

– Да пошла ты…

– Сам иди!

– Я к тебе никогда не прикоснусь и в жизни в сторону твою не посмотрю, довольна?

– О, еще как!

Тогда Макар сплевывает себе под ноги, а я, поморщившись, разворачиваюсь и бреду в глубь парка. Но обернувшись, снова вижу Макара.

– Опять тащишься за мной?

– Не могу ведь я позволить, чтобы тебя здесь какой-нибудь маньяк выловил? – хмурится Макар.

Вокруг сумрачно и неуютно. И каркающие вороны над головой кружат.

– Действительно, – глухо отзываюсь я.

Так мы с Бойко, «прогулявшись», добираемся до моего дома, не проронив больше ни слова. Я – впереди, он – чуть поодаль. Оба обиженные, злые и немного обескураженные тем, что случилось.

Молча проводив меня до подъезда, Макар уходит. И с пятницы держит свое слово – теперь мы даже в школе взглядами не пересекаемся. А я все время думаю о том дне…

Думаю о том дне и в то время, когда целуюсь с Олегом. Когда мы играем очередную партию в настольный хоккей и едим мороженое. Когда, одевшись, выходим на вечернюю нарядную улицу, шагаем мимо разукрашенных витрин. Мир сияет, сверкает золотом и серебром… А мне плевать. Я продолжаю думать о том дне даже в тот момент, когда Олег, проводив меня до подъезда, целует на прощание. И меня это сводит с ума. Мало мне в жизни проблем со школой и ссоры с Тасей… Почему еще и Бойко все только усложняет?

Когда Олег уходит, а мой мозг снова подает странный сигнал. «Наконец-то!» – я усаживаюсь на лавку и тяжело вздыхаю. Наверное, свидание далось мне непросто из-за противоречий в моей голове. И почему я такая сложная?

Нестерпимо хочется позвонить Тасе и потребовать от нее объяснений. Почему она решила действовать настолько гадко? Говорить обо мне всякие глупости за спиной… Это на нее не очень похоже. Такой поступок можно совершить в состоянии отчаяния. Как Тася себя чувствует сейчас? Что случилось в ее жизни? С тех пор как мы перестали общаться, меня не покидает чувство, что я упускаю что-то важное…

Стянув варежку зубами, лезу в сумку за телефоном. Нахожу Козырь в контактах и долго кружу пальцем над ее номером, раздумывая, стоит ли звонить. Если бы Тася хотела помириться, то она хотя бы дала мне знак… Наверное. А она почему-то называет меня лицемерной при Дымарском и, как обычно, перетягивает одеяло на себя.

Решительно сворачиваю телефонную книжку и снова пялюсь в экран. Макар Бойко. Вот кто виноват во всех моих бедах. И нестабильном психическом состоянии. Идеальное свидание пошло наперекосяк, потому что я не могу выкинуть из головы ситуацию, которая произошла в парке. Зачем он полез целоваться?

Разбередив душу, отправляю Бойко послание.

«Ты снова мне все испортил!»

Сообщение прочитано, но Макар не торопится на него отвечать. И это бесит! На улице совсем темно, только одинокий фонарь освещает лавку. Сидеть на ней уже холодно, надо идти домой. Бреду к крыльцу, не отрывая взгляд от горящего экрана. Почему Макар не отвечает? Думаю об этом и страшно злюсь.

Я. Жду. Сообщение. От. Бойко.

Приехали.

Может, он побывал у гадалки и меня приворожил?

Только в лифте получаю от него ответ. Сердце тяжело колотится, пока я открываю сообщение.

«Макар, ты там пьяная, что ли?»

Я негромко смеюсь и, привалившись спиной к стенке, печатаю ответ. Лифт гудит и медленно ползет вверх на одиннадцатый этаж.

«Ненавижу тебя, Бойко!»

И следом еще одно.

«Я не Макар, а Аля… И почему-то не могу перестать думать о том, что случилось в пятницу».

Но последнее сообщение не доходит до Бойко. Наверное, в лифте связь не ловит.

Зато, как только я выхожу на лестничную клетку, вижу новое сообщение от Олега.

«Спасибо за сегодняшнее свидание, Аля. Ты лучшая!»

Но признание почему-то не вызывает во мне никаких эмоций, в отличие от эсэмэски Бойко про «пьяного Макара».

Дома я громко хлопаю дверью, кидаю сумку на пол, а ключи с грохотом отправляю на тумбочку. Из комнаты выглядывает Маня.

– Свидание не удалось? – спрашивает сестра.

– Ах, при чем здесь это? – в сердцах восклицаю я, мучаясь с замком молнии на сапоге. Стоит мне только присесть на корточки, как тут же вразвалочку подходит Арнольд и пытается облизать лицо.

– Ну и как он целуется? – продолжает допрос Маня.

Почему-то снова первый, о ком я думаю, – это Макар. Поэтому на всякий случай уточняю:

– Кто? Олег?

– Нет, блин! Наш Арнольд! – сердится сестра, а бассет-хаунд действительно все-таки успевает облизать мне щеку. – Или ты еще с кем-то успела поцеловаться?

Представляю Манино лицо, когда она узнает, что этот «кто-то» – ее обожаемый Бойко.

– Не твое дело, Манюня, – говорю я, наконец справившись с сапогом.

Быстро снимаю куртку и шагаю в ванную. Маня – за мной.

– А я думала, ты с Олежкой поссорилась. Он ведь с Тасей…

– Не говори мне об этой предательнице!

– Значит, ты все знаешь? – ахает сестра. – Я их видела.

– Ага. Козырь болтает всякие гадости про меня.

– И как ты… – начинает Маня.

– Мне неприятно это обсуждать! – повторяю я и захлопываю дверь перед носом Мани.

Включаю воду, и пока та с шумом стекает, растерянно смотрю в зеркало. И чем дольше гляжу в свои испуганные зеленые глаза, тем сильнее кажется, что мое отражение вот-вот растворится…

Что со мной? Я словно под дурманом. Достаю телефон из кармана джинсов. Отправив Олегу в ответ несколько сердечек, пялюсь на последнее сообщение для Бойко. Зачем я ему написала про пятницу? Дура!

Но послание не доходит до адресата. И только теперь меня осеняет, что дело не в плохой связи. Макар просто сунул мой номер в «черный список»…

Тася

Двадцать пять… Двадцать шесть… Двадцать семь…

Шумно выдыхаю на подъеме, напрягая пресс. Мышцы живота горят, лоб и шея вспотели, но я упрямо продолжаю третий круг упражнений, стараясь не обращать внимания на заложенный нос.

– Тася! – строго произносит мама.

Ложусь на пол и запрокидываю голову, чтобы встретить недовольный родительский взгляд.

– Я тебя дома оставила, чтобы ты поскорее выздоровела, а не для того, чтобы ты надрывалась. Что за шутки? И не надо рассказывать, что с высокой температурой жир сжигается быстрее. А ну, марш в постель!

Спорить нет никакого желания. Поднимаюсь на ноги, ощущая легкое головокружение, валюсь в кровать. Мама подходит ближе и присаживается рядом, укрывая меня одеялом. Касается прохладной ладонью моего лба, смотрит в глаза и напряженно вздыхает:

– Тась, что ты творишь? А?

– Я за последние четыре дня съела годовой запас шоколада и цистерну сгущенки, – тихо отвечаю я. – Как думаешь, можно ли где-то арендовать фуру? Потому что другой транспорт теперь мне не подойдет…

– Я не об этом…

Свожу глаза к носу, пытаясь отвлечь маму своими кривляниями. На серьезные разговоры у меня сейчас точно не хватит сил.

– Не сработает… – строго предупреждает мама.

– Все хорошо, мам. Тебе…

– И это тоже, – перебивает она, накручивая на палец одну из моих тугих кудряшек, которые сбились в псевдодреды из-за трех дней валяния в постели. – Дочь, давай выкладывай. Что случилось?

Что? Ничего не случилось! Ничего, блин, кроме катастрофы вселенского масштаба. Меня предала лучшая подруга; парень, который мне нравится, начинает отчего-то меня больше раздражать, чем привлекать, а мой, казалось бы, единственный друг забил на меня, потому что у него появилась девушка. И все прекрасно! Замечательно! Лучшее время в жизни!

В глазах появляются слезы, и я накрываюсь одеялом с головой. Чувствую, как мама наклоняется ниже и прижимается щекой к моему лбу. Она обнимает меня через преграду и срывает последний хлипкий замок на двери, за которой я спрятала боль и разочарование.

Есть что-то отпускающее в объятиях матери. И я позволяю самому родному человеку увидеть меня без ширмы стойкости и безразличия. Выпускаю наружу все, что копилось последние пару месяцев, и рассказываю историю с самого начала, наблюдая, как мои ладошки крепко сжимают теплые и ласковые руки.

– Девочка моя, какой ужас, – произносит мама, не пытаясь скрыть негодование. – Просто кошмар! Я бы хотела сказать, что это ерунда и ты обо всем забудешь, только сама знаю: легче не станет.

– А вообще станет? – спрашиваю с царапающей душу надеждой.

– Конечно. Такое нужно пережить. Ты у меня сильная девочка. Дай себе время. И не надо прятаться здесь, так проблемы не решаются.

– Знаю, мам… Но лучше мне еще немного побыть в изоляции. Не хочу никого из них видеть, для их же безопасности. Думаешь, папа обрадуется, если меня придется забирать из полицейского участка?

– Собираешься побить их всех? – усмехается мама, глядя на меня больше с одобрением, чем с предостережением. – И теперь массу набираешь?

Она в молодости была грозой района, все ее врагини ходили и оглядывались, переживая за свои прически. Мне папа рассказывал и, по-моему, даже восхищался. Может быть, поэтому и я рассматриваю подобный вариант развития событий. Лучше пусть тебя боятся и недолюбливают, чем унижают и смеются, – закон джунглей, – а школа тот еще обезьянник.

– Не хочу, но могу… – бурчу, сдувая надоедливую кудряшку со лба.

– Тогда и правда тебе лучше посидеть дома, пока не остынешь. Во всех смыслах. Похоже, снова температура поднялась. – Мама трогает мой лоб, а после убирает руку, недовольно поджимая губы. – Никакого спорта, пока не выздоровеешь! Ясно?

– Кристально… – сухо отвечаю я, предвкушая еще несколько дней самобичевания. Если я ничего не делаю, то думаю. Но думать получается только о плохом.

– Тась, мне с трудом верится, что Аля могла так поступить с тобой. Совсем на нее не похоже.

Ауч! Удар в больное место. Ничего меня не задевает так сильно, как подстава от Макаровой.

– И я тоже так считала, мам. Но Олег бы точно не стал врать.

– Уверена?

– А зачем ему это?

– Мальчики не отличаются особой хитростью, но и списывать со счетов их нельзя. Ты сама говоришь, что у тебя к нему двоякие чувства. А это уже интуиция, доченька. Иногда стоит к ней прислушиваться.

– А ты сразу влюбилась в папу?

– Конечно, нет! Он раздражал меня до ужаса. Весь такой правильный и спокойный, что хотелось станцевать у него на макушке, лишь бы увидеть хоть какие-нибудь человеческие эмоции.

– И-и-и?.. Как получилось, что вы вместе двадцать лет?

Мама меняется в момент. На лице проступает сияние нежности, взгляд теплеет. Она определенно вспоминает что-то очень хорошее и дорогое сердцу.

– Только рядом с ним я могла быть собой, – признается она с улыбкой. – Ничего из себя не строить и не переживать из-за потери имиджа. Он принял меня такой, какая я есть, полюбил и уже не отпустил.

– Прямо как Аля с Макаром, – ухмыляюсь я, вспоминая эту парочку.

Ну ведь правда. Бойко (так же, как и я) знает Алю совсем с другой стороны: с нормальной, настоящей. Он видит, что она не идеальна, но до сих пор ходит за ней хвостиком, несмотря ни на что. Пуленепробиваемый пацан. Вот за что я его и уважаю. Какие глубокие чувства. И почему Аля ничего не замечает?

– И не только Аля с Макаром, – говорит мама, хитро улыбаясь.

– А кто еще?

– Ох, доча… Когда у тебя глаза-то откроются?

– О чем ты?

– Проехали, – отмахивается она. – Сама скоро поймешь.

– Мам, что мне делать?

– Отмечу сегодняшний день в календаре. Тася просит совета… – хихикает она, а я злюсь.

– Мама!

– Мама, мама… – Она качает головой, будто устала от меня, но я-то в курсе, что это просто дразнилки. – Как минимум тебе стоит поговорить с Алей еще раз.

– Мне сложно… Я тоже натворила дел. – Вспоминаю, что на диктанте по иностранному повела себя, как настоящая жаба. – Она злится и вряд ли будет разговаривать со мной.

– А я думаю, она скучает по тебе, как и ты сама, – произносит мама и проводит пальцами по моей щеке, глядя в глаза. – Вы ведь подруги. И ты это знаешь.

Хотелось бы верить… Тоска ложится камнем на грудь. Три дня постельного режима я практически ни с кем не общалась. Не хотела. Даже переписку с Дымарским свела к минимуму, объясняя это тем, что у меня очень высокая температура и каждую минуту хочется спать. Хотя по-настоящему мне каждую минуту хочется рыдать и орать во всю глотку: ведь я не понимаю, что со мной происходит и каким боком в мыслях об Олеге постоянно появляется Глеб, облизывающий свою девушку.

– Ладно. – Мама хлопает себя по коленям и встает. – Сварить тебе макароны? Я купила твои любимые фарфалле[2], и сгущенка, кажется, тоже есть.

– Ну мам! – ною я. – Хочешь, чтобы на меня точно никто больше не посмотрел и я осталась старой девой?!

– Один парень смотрит на тебя уже десять лет, а ты еще этого не заметила. Проблема не в твоей внешности, а, скорее, здесь, – и она стучит пальцем по голове.

– У меня нет проблем с внешностью! И вообще! – хмурю брови, с вызовом глядя на мать. – Вари макароны! Такую прелесть, как я, нельзя не любить! И не важно, сколько я вешу!

– А вот это – моя дочь, – довольно произносит она и выходит из комнаты, подмигнув мне, прежде чем скрыться за дверью.

Бантики в сладкой подливке блестят на тарелке, и я улыбаюсь, хватая вилку. Один кусочек, и ты уже в раю. Еда богов, и пусть никто не разделяет моих вкусов, но я ни за что не откажусь от любимого блюда, даже под страхом целлюлита и прыщей. Но стоит мне поднести лакомство к губам, как стук в дверь заставляет остановиться.

Кого еще принесло? Папа звонил и сказал, что задерживается из-за инвентаризации. Мама двадцать минут назад уехала на встречу с тетей Снежаной, и они не могли обсудить все сплетни так быстро. А больше… больше я никого не жду. Кто бы это ни был, ему не повезло. В доме Козырь сегодня неприемный день.

Собираюсь продолжить трапезу, но громкий стук в дверь снова меня отвлекает.

Что ж такое?!

Встаю из-за стола и топаю в коридор, по пути бросая мимолетный взгляд в зеркало. Незваный гость точно пожалеет, что пришел. Я еще неделю буду являться ему в кошмарах. Волосы напитаны кокосовым маслом, на лице – тканевая маска с рисунком панды, а из одежды на мне только огромная зеленая толстовка и розовые полосатые носки с разделенными пальцами. Да я прямо гибрид фламинго, попугая и панды, упавший в чан с маслом. Красотень!

Распахиваю дверь, собираясь послать куда подальше человека, нарушившего мой покой, но стоит увидеть его, как я на автомате тяну дверную ручку на себя, желая спрятаться. Глеб ловит дверь и наполовину протискивается в щель, не сводя с меня глаз. На его лице застывает выражение, которое можно описать фразой: десять секунд до истерики и валяния по полу, задыхаясь от смеха.

– Можно тебя сфоткать? – сдавленно спрашивает он, очень стараясь не заржать.

– Это будет последнее, что ты сделаешь в жизни, – отвечаю я, и щеки обжигает стыд. Хорошо, хоть сквозь цветную маску будет незаметно.

Вообще-то я никогда не стеснялась Глеба. Он видел меня всякой, но сейчас… Зачем приперся?

– Я войду? – спрашивает Юдин, пытаясь влезть в квартиру через щель, но я его не пропускаю.

– Нет.

– Тебя не было в школе.

– И что?

– Ну-у-у… – хмурится Глеб, и смешинки в глазах парня растворяются. – Я писал тебе, но ты…

– Я спала.

– Три дня?

– Да хоть четыре! – выпаливаю я и давлюсь сухим кашлем.

Прикрываю рот ладонью и теряю контроль над проходом. Глеб все-таки проскальзывает в коридор, а сквозняк хлопает дверью за его спиной. Мысли мечутся и отскакивают от стенок черепушки, как маленькие попрыгунчики. Я не знаю, что это, но не хочу видеть Юдина сейчас. Не могу на него смотреть. Хочется заорать, чтобы он проваливал к своей девушке и посчитал ее зубы. Нестерпимая ярость заполняет грудную клетку, сдавливая до боли сердце. И до меня наконец-то доходит. Это… ревность. Но как? Почему? Меня же не должно ничего волновать.

– Ты заболела? – обеспокоенно спрашивает Глеб.

– Все нормально.

– Родители дома?

– Нет.

– Тебе что-то нужно? Хочешь, сделаю чай или что-нибудь еще?

И в его словах нет ничего странного. Глеб частенько сидел со мной, когда я болела. У него, конечно, были и свои корыстные цели – он надеялся, что подхватит простуду и тоже отправится на больничный. Даже один раз умолял меня чихнуть ему в рот. Идиот…

Наши детские воспоминания вызывают скулящую грусть. Смотрю под ноги, не желая видеть лицо друга. И внезапно на душе становится пусто… и одиноко, даже несмотря на то, что Юдин находится в шаге от меня. Чувствую себя на вершине снежной горы под порывами ледяного ветра.

Я почему-то всегда считала, что он – только мой. И так будет всегда. Подумаешь, девушки: они парню меня не заменят. Да и я их ему не заменю. Но теперь уже – не их. Ее. Ту самую русоволосую куколку, с которой он целовался у кинотеатра. А если у них все серьезно? Я даже через расстояние ощутила, какая нежность струится между ними. А между нами – что? Только воспоминания и старые привычки…

– Нет. Ничего не нужно. Тебе… – лопочу я, заламывая пальцы. – Тебе лучше уйти. Подхватишь еще бациллы, а послезавтра – игра.

– Но…

– Все хорошо, Глеб, – обрываю его, усилием воли поднимая голову и растягивая губы в слабой улыбке. – Я в порядке. Отлежусь – и готово.

Мне не хочется ругаться. Не хочется ничего выяснять или в привычной манере высмеивать отношения Глеба. Может, пора перестать портить ему жизнь и постоянно над ним смеяться? Может, пришло время его отпустить? Я ведь чувствую, что между нами все изменилось, но Юдин слишком добрый, чтобы послать меня к черту. Вот и носится со мной, как с маленькой, понимая, что, кроме него, у меня никого не осталось. Никого настоящего. Все верно, он давно перестал быть мне другом, но я заставляла его играть эту роль. Не по мне слышать то, что не нравится.

– Ладно, – тушуется Юдин, а после поднимает палец и грозит им перед моим носом. – Но чтобы до матча выздоровела и пришла. Как я без твоих подбадривающих криков?

Как будто ему не хватит своей прелестницы на трибунах. Интересно, долго он еще будет притворяться, что волнуется за меня? Какая тупость…

– Ага, – соглашаюсь только для того, чтобы выставить его поскорее. – Ладно. Шуруй домой. Вирусы не дремлют.

– Поправляйся, Тась, – говорит Глеб, открывая дверь, но отчего-то медлит. – Слушай… Я…

Замираю, глядя на его напряженные плечи. Глеб молчит несколько секунд, замедляя мое дыхание и сердцебиение затянувшейся паузой. Ну что за пытка? Толкаю его в спину и закрываю дверь. Опускаю голову и медленно выдыхаю. Кажется, пора подумать о своей жизни. Что-то мне подсказывает, что в ней слишком много фальши.

Я не собиралась этого делать, но девчонки из команды меня уговорили, а градусник наконец-то разрешил вылезти из постели, поэтому… все-таки посещаю баскетбольный матч между мужской командой нашей школы и гимназией.

Просторный спортивный зал залит ярким дневным светом, вдоль стен стоят длинные скамейки в несколько рядов, но они пустуют. Последний тайм, команды идут нос к носу. Невозможно усидеть на месте, болельщики подпрыгивают от нетерпения и напряжения, крича слова поддержки любимым игрокам.

Если бы не больное горло, то я наверняка бы надрывалась, но я сверлю взглядом девушку, стоящую рядом. Она хлопает в ладоши каждый раз, когда Глеб получает в руки мяч, а я все сильнее сжимаю зубы. Лишь бы не раскрошились…

Мне не зря тогда в торговом центре показалось, что я ее знаю. Это Ира Покровская – десятиклассница из нашей школы. Ничего особенного, совершенно обычная девчонка. И вот я пытаюсь понять, но никак не могу – что в ней нашел Глеб? Ну что?!

Зал взрывается громкими криками, разочарованными и радостными. Последний мяч залетает в корзину, и звучит свисток судьи.

– Молодец, Олег!

– Красавчик!

– Да! Мы выиграли!

– Дымарский – форевер!

Девчонки разрываются, а я молча смотрю на команду наших парней, которые на радостях хлопают друг друга по спине пыльными и потными ладонями. Ребята из гимназии с понурым видом бредут к победителям, чтобы обменяться рукопожатиями. Капитаны выходят вперед. Глеб сияет широкой улыбкой, и я думаю о том, какой же он сейчас классный. Даже с красными щеками и мокрыми, торчащими во все стороны волосами. Как ему к лицу спортивная форма и сколько уверенности он излучает!..

Юдин и в самом деле изменился. Это уже не тот странный и смешной мальчонка, каким я его видела раньше. Теперь он симпатичный и статный парень с характером и отличным чувством юмора. А еще с железным терпением. Иначе как бы он выдержал дружбу со мной столько лет?

С гордостью улыбаюсь, глядя на друга. Сердце тянется к нему в желании искренне поздравить с заслуженной и первой победой в статусе капитана. Глеб шагает в мою сторону, словно почувствовав зов. Расслабленно размахивает руками и строит довольную моську, вызывающую умиление. Мышцы на моих ногах напрягаются, готовясь к прыжку. В воображении появляется картинка, как я запрыгиваю Глебу в объятия. Он кружится на месте, звонко хохоча, а я весело визжу, вцепившись в его плечи.

Глеб проходит мимо…

Мир вокруг меня в момент теряет краски и становится черно-белым.

Юдин останавливается рядом с Ирой, и она обнимает его, звонко целуя в щеку. Мысли покрываются тяжелым густым туманом, опускаю взгляд. Сердце размеренно и тихо стучит в груди и, кажется, вот-вот навсегда остановится.

Перед глазами появляются идеально белые и туго зашнурованные кроссовки. Сердце не реагирует. Даже чуть-чуть. Нехотя поднимаю голову и вижу светлые счастливые глаза, ждущие от меня чего-то особенного.

– Не хочешь поздравить победителя? – спрашивает Олег.

– Поздравляю, – произношу я, изображая радость. – Последний мяч был отличным.

– А обнять?

– Сначала переоденься.

– Все что угодно, – подмигивает мне Дымарский. – Подождешь меня? Я быстро. Потом могу проводить тебя домой.

– Я далеко живу.

– Погода сегодня классная. Можно и прогуляться.

– Насморк мне за это спасибо не скажет.

– Тогда на автобусе. В салоне тепло. Пожалуйста, Тась. Я соскучился. – Дымарский делает умоляющее лицо, и я не могу ему отказать.

А что? Может, хоть немного отвлекусь от всего, что на меня навалилось.

Оглядываюсь на Глеба, который с удовольствием принимает поздравления от девчонок, крепко держа за руку Иру. Встречаемся с ним взглядами, так тяжело видеть его мне еще не доводилось. Произношу одними губами: «Поздравляю», – а потом ухожу, не желая оставаться в этом дурацком спортивном зале. И зачем я вообще сюда приперлась?

Ненавижу ездить в автобусе. Даже не понимаю, что здесь романтичного или милого? Смотрю в окно и думаю, сколько микробов на поручне, за который мне приходится держаться. Дымарский, исчерпав все темы для разговоров за первые двадцать минут и не встретив от меня отклика, сдается и предлагает послушать музыку. Соглашаюсь, но начинаю беситься еще больше, потому что наушник постоянно выскакивает из уха из-за дергающихся движений общественного транспорта.

Радуюсь приближению своей остановки: выскакиваю из автобуса, не дожидаясь, когда он полностью затормозит. Олег выходит следом и уже привычно берет меня за руку.

– А ты – дитя комфорта, да? – насмешливо спрашивает он.

– Что тут плохого? Если есть выбор, то я выбираю лучшее.

– А у кого-то выбора нет?

– А я при чем? В чем виновата? – спрашиваю резко, и Олег замолкает, мигом помрачнев.

Шагаем в молчании до подъезда. Мечтаю поскорее подняться домой и залезть под одеяло. Еще и голова снова начинает болеть. Кажется, градусник утром соврал.

– Тась, – говорит Дымарский, разворачивая меня к себе и приближаясь почти вплотную. – Что с тобой случилось? Я что-то делаю не так? Ты на меня злишься?

У меня нет ответов на его вопросы. Смотрю в лицо, которое еще пару недель назад казалось идеальным, и не вижу ничего, что раньше меня привлекало.

– Я просто плохо себя чувствую…

– Тогда я знаю, что тебе поможет.

Олег обхватывает мой затылок и наклоняется вперед, приникая поцелуем к моим губам. Упираюсь ладонями в его грудь, отстраняясь.

– Ты можешь заразиться.

– Мне все равно, – шепчет он и целует вновь.

Позволяю себе забыться. Всего на несколько секунд. Закрываю глаза, из-за заложенности носа не чувствую никаких запахов и достаю из воспоминаний аромат парфюма Глеба. Свежий, как морской воздух, с кислинкой цитруса и сладостью шоколадных батончиков, которые мы трескали в детстве. Замена происходит мгновенно, и я перестаю понимать, кто сейчас смело вторгается в рот языком, зарываясь пальцами в волосы.

Отдаюсь поцелую, отключая мозг. Только чувства, поднимающие в воздух и наполняющие счастьем. Но удар о землю настигает быстрее, чем я ожидаю. Мое имя срывается с губ Олега, заставляя вспомнить, где я и с кем.

Мягко отталкиваю парня, выжимая улыбку из последних сил. Поспешно прощаюсь с Дымарским и забегаю в подъезд. Да что со мной творится? Сама себе поражаюсь!

С силой жму на кнопку лифта, но тупая коробка не хочет подъезжать. Поднимаюсь по лестнице и проклинаю все на свете: начиная с Дымарского, Глеба и градусника, а заканчивая управляющей компанией и изготовителями скользкой напольной плитки.

На седьмом этаже вынуждена остановиться: меня ждет сюрприз. Глеб смотрит в окно, сжимая в пальцах сигарету. Хочется влепить парню подзатыльник, но я больше не вправе его поучать. Эта роль отдана другой – пусть Ира и заботится о его здоровье.

Юдин оборачивается, его взгляд путается в сером облаке дыма, выходящего изо рта.

– Рад, что у тебя все хорошо, – произносит он блекло.

Это прощание… Я чувствую. Глеб, похоже, видел нас с Олегом и решил, что уже не должен возиться со мной и может сдать меня на попечение другому. И это, наверное, честно.

– И я за тебя рада, – отвечаю, игнорируя жжение протеста на языке, и поднимаюсь дальше.

Аля

Наконец в зале гаснет свет, и на мгновение становится тихо. Затем из колонок грохочет музыка, а на экране высвечивается первая реклама. Я в волнении вжимаюсь в спинку кресла, будто нахожусь не в кинотеатре, а в кабине вертолета и готовлюсь к первому в жизни полету над землей. А все потому, что рядом со мной, по левую руку, устроилась Тася. Сидит и как ни в чем не бывало жует попкорн, хотя фильм еще не начался… «Она всегда так делает, никакого терпения», – с умилением думаю я, но тотчас себя одергиваю. Мы вроде как больше не подруги. Нечему умиляться.

Мы не виделись почти неделю. Эти дни Тася не ходила в школу. Наша классная Колобкова сообщила на одной из перемен, что Козырь простыла и слегла дома с высокой температурой. Как я изводила себя мыслями о том, что нужно обязательно позвонить Тасе… Но почему-то ничего не делала. Обида по-прежнему не отступала. Я злилась на Тасю за то, что она нелестно отзывается обо мне втихаря. Зачем она так поступает и старается настроить Олега против меня?.. Конечно, своя рубашка ближе к телу… Но должны быть и какие-то моральные принципы в жизни! Ведь договаривались же о честной игре…

На этот фильм мы с Тасей планировали сходить еще летом, как только увидели трейлер. Вернее, я его показала Тасе. И все уши прожужжала, какая же классная картина и мы обязательно должны быть на премьере. Помню, Козырь тогда, как обычно, хмыкнула: мол, что за розовые сопли, ты, Макарова, в своем репертуаре. Вот если б ужастики… Но ради меня посмотреть фильм согласилась.

Поэтому теперь, когда мы находимся в ссоре, я и подумать не могла, что Тася вспомнит про премьеру и тоже придет в кино. И – какое совпадение! – будет сидеть со мной по соседству. Просто злой рок какой-то! Мало нам неловкости в школе (все-таки до того, как Тася слегла с температурой, я пересела к отличнику Толе Агафонову, и это – скука смертная), вот и сейчас и в кинотеатре нас судьба свела…

На экране мигает трейлер глупого боевика, вокруг все шумит, гремит и взрывается, а я думаю над тем, почему мы постоянно оказываемся вместе. А если это действительно знак? Сигнал такой: хватит уже валять дурочек, Козырь и Макарова, пора вам что-то предпринять… Мне не хватает Таси. Очень! И дня не проходит, чтобы я забывала о нашей ссоре. Наверняка Козырь беспокоит то же самое… А если нет? Если она навсегда вычеркнула меня из жизни и даже никогда обо мне не вспоминает? А я, глупая, буду делать первые шаги к примирению… Да и Олег. Он-то никуда не делся. Как и симпатия Таси к парню. Если говорить обо мне, то далеко не Дымарский в последнее время не дает мне покоя… И это очень пугает.

Осторожно поворачиваю голову и кошусь на Козырь. Тася хрустит попкорном и пялится на экран: ее яркий ободок с крупными стразами поблескивает в полутемном зале. Внезапно Козырь поворачивается ко мне, и я не успеваю отвести взгляд. Тася вопросительно кивает мне, а я лишь в ответ пожимаю плечами. Тогда Козырь протягивает мне ведерко с попкорном:

– Будешь?

– Только если совсем чуть-чуть…

Беру несколько зернышек и отправляю в рот. Жую, не сводя взгляда с Таси. Козырь смотрит на меня.

– Ну… как твои дела? – негромко спрашивает она.

Я на секунду кошусь в сторону экрана, где до сих пор рекламируют глупую стрелялку, дожевываю попкорн и отвечаю:

– Хорошо, а у тебя?

На самом деле у меня-то в жизни ничего хорошего. Наверное, следует сказать Козырь, как сильно я по ней скучаю? Но Тася отвечает:

– И у меня. А как с Олегом?

Ух ты! С места в карьер… Правильно, чего ходить вокруг да около. Нас обеих волнует лишь одна тема. Ведь Дымарский и стал яблоком раздора в нашей дружбе.

Тася хмурится и долго ждет ответа. Я беру у нее из ведерка попкорн и отзываюсь:

– Замечательно. Я ему нравлюсь.

Козырь поднимает бровь:

– Вот как! Я тоже ему нравлюсь…

Отлично! Ехали мы, ехали и наконец приехали к тому же, с чего и начали…

Тася рассерженно придвигает ведерко с попкорном к себе. Тогда я демонстративно расставляю локти на оба подлокотника, благо сосед справа своим не пользуется. Зато Тасю сердит моя вальяжная поза. Она упирается в наш общий подлокотник локтем, задев мой…

Что мы делаем? Не хватало нам еще в кино подраться! Но тот факт, что Тася пихает меня в ответ, очень злит. Поэтому я наклоняюсь к ней и говорю:

– Мы с Олегом вовсю на свидания ходим.

– Надо же! – притворно удивляется Козырь. – Какое совпадение. Мы – тоже!

Что еще за ерничество?

– Надо же! – передразниваю я ее.

– И целуемся на свидании, – добавляет Тася.

– Да что вы говорите! – теперь ахаю я. – И мы… И не один раз, между прочим! Целуемся везде…

– Да что вы, что вы! – дразнит меня Тася.

Сидящие впереди нас люди оборачиваются и шикают, хотя фильм еще даже не начался. Мы с Тасей одновременно сердито стреляем глазами в их сторону. Сейчас не до хороших манер. Здесь судьбы людей решаются.

– Завела себе парня, чтобы, знаешь ли, похвастаться перед остальными, – продолжает Тася.

А это она вообще к чему? Не понимаю!

– Я ведь грубая и надменная, да, Алечка?

– Что есть, то есть, – вворачиваю я. – А я – лицемерка. Так ты называешь меня при Дымарском на ваших «свиданиях»?

Слово «свидания» я беру в кавычки, изобразив их указательным и средним пальцами на обеих руках. Встречается-то Олег только со мной… А Тася все назло придумывает.

– Что? Как я тебя называю? Макарова, ты что, с дуба рухнула? – шипит Тася.

Но я вместо ответа демонстративно тянусь к ведерку с попкорном, которое Козырь прижимает к груди, беру большую горсть и набиваю полный рот.

– Не зелаю больсе с тобой гофорить, – сообщаю я и отворачиваюсь к экрану. – Предательниса, – добавляю, не глядя на Тасю.

– Как ты меня назвала? – сердится Тася, и мне в лицо летит несколько мягких шариков попкорна.

– Ты фто делаес? – едва не подавившись попкорном, восклицаю в голос, а до нас доносится шиканье со всех сторон: на экране уже начались титры…

В ответ я толкаю Козырь локтем, и попкорн из ведерка взлетает вверх. Что-то падает ей на колени, что-то запутывается в темных кудряшках… Я тоже – вся в попкорне. Мой сосед справа, приличный с виду дяденька лет сорока, наклоняется к нам и сердито шепчет:

– Я сейчас администратора позову, дуры малолетние!

Чувствую, что Тася готовится ему жестко ответить, и привычно хватаю Козырь за руку. Сжимаю ее теплую ладонь… Обычно я всегда так успокаивала взрывную Тасю, когда подруга была на взводе. В темноте мы растерянно переглядываемся, и я отпускаю Тасину руку…

Теперь мы обе пялимся на экран, но я готова поспорить, что ни одна из нас не понимает сути происходящего. Зато мужик, мой сосед справа, глядит романтический фильм с придыханием… Даже платочек из кармашка пиджака достал. Где-то на двадцатой минуте у меня вибрирует телефон. И Тасин мобильник бренчит в сумке: Козырь, чертыхаясь, быстро его отыскивает.

Сообщение от Олега.

«День без тебя тянется невыносимо долго… Скучаю. Когда мы снова увидимся?»

Как мило! А паренек дня без меня прожить не может. Это ж надо так запасть. А Козырь сидит пыжится, небылицы выдумывает. Не сдержав победную улыбку, поворачиваюсь к Тасе: у нее точно такое же довольное выражение лица. Сияет, как начищенный пятак.

– Мне Олег только что написал, – шепчу я, помахав в воздухе телефоном.

– Очень рада за тебя, Алечка, – откликается Козырь. – Мне тоже!

Тася повторяет мой жест. При этом вид у нее такой насмешливый, будто мне не верит.

– Пишет, что время без меня тянется невыносимо долго… А еще он скучает, – назло продолжаю я.

У Козырь удивленно вытягивается лицо. Она уже не выглядит такой счастливой, как минуту назад.

– Ага, – кивает растерянно Тася. – И спрашивает, когда мы снова увидимся…

Я молча пялюсь на Козырь. И плевать, что происходит на экране. Пускай сосед справа хоть уревется в три ручья… Здесь, в двенадцатом ряду, разворачивается драма похлеще, чем в долгожданной премьере.

Мы с Тасей молча обмениваемся телефонами. Я долго пялюсь на последнее входящее сообщение, а затем быстро проматываю переписку вверх, особо не вчитываясь. Но от эмодзи в виде сердечек и поцелуйчиков рябит в глазах… Это точно Олег. Его манера. А с последним сообщением он вообще не заморачивался… Просто отправил нам одинаковое послание. Массовая рассылка… Как унизительно! Наверное. Потому что я внезапно чувствую не разочарование, а облегчение…

– Ка-пец, – громким шепотом говорю я.

– В себя пацан поверил, – соглашается Тася вполголоса.

– Нет, ну ты представляешь?

– Я его убью.

– Интересно, а Коробкина знает?

– И их троицу тоже.

– Вот козел!

– Кобелина!..

– Я вас сам сейчас убью! – извещает сосед, перевесившись через подлокотник моего кресла. От неожиданности я вздрагиваю и жмусь к Тасе.

Козырь хочет его послать куда подальше в ответ, но потом лишь тяжело вздыхает и первой поднимается со своего места. Я вскакиваю на ноги. Мы берем сумочки и вдвоем протискиваемся к выходу.

Выползаем из зала. Яркий свет с непривычки бьет в глаза. Сначала мы недовольно щуримся, словно совсем недавно проснулись и отдернули шторы на окнах, а потом переглядываемся. Обе находимся под впечатлением и не знаем, что и сказать… Молчим.

– Я думала, такое только в кино бывает, – наконец говорю я.

– Как он все ловко провернул, а? – возмущается Тася, тряхнув кудряшками.

– Да уж. А мы с тобой чуть не подрались из-за него, – вздыхаю я.

Тася сдавленно смеется.

– Не представляю, как ты дралась бы… Прости, Алька!

Я вдруг начинаю хихикать, представив себя, непривычно воинственную, со стороны…

– Ага!

– А знаешь, кто самые большие дуры? Не Коробкина с Митрофановой… А мы! Поссориться из-за куска собачьего дерь…

Тася говорит слишком громко, и я на нее привычно шиплю. Тогда Козырь опять смеется и негромко добавляет:

– Узнаю старую добрую Макарову.

– Я и не менялась…

– И это хорошо, – широко улыбается Тася. – Потому что я – тоже.

Вдвоем мы молча бредем к гардеробу, каждая осмысливая случившееся. Действительно, угораздило нас вляпаться… Я осторожно кошусь на довольную Козырь. Мне кажется, ее не особо опечалил тот факт, что Дымарский оказался лгуном и последним козлом на земле. Неужели она сейчас испытывает такое же чувство облегчения? Но если Олег, как выяснилось, обеим нам был и не особо интересен, почему мы в него вцепились? Наверное, из принципа…

На улице бесшумно падает крупный снег. Мы переглядываемся с Козырь. У Таси такой восторженный вид, будто она приехала из Африки и видит снегопад впервые. Я не сдерживаю смешок.

– Мне тебя не хватало, – вырывается у меня.

Тася смотрит на меня с теплотой и вместо ответа раскидывает руки в стороны, крепко обнимает и пытается приподнять от земли.

– А-а-а-! – верещу я. – Тася! Дурында! Надорвешься!

Прохожие смотрят на нас с нескрываемым интересом. Козырь со смехом выпускает меня из крепких объятий. Снег хаотично летит, кружится в воздухе, и белые снежинки облепляют темные кудряшки Козырь. Я натягиваю вязаный берет.

– Нет, ну я не могу! – продолжаю я истерически и счастливо хохотать. Давно я не испытывала таких чувств: будто огромный груз упал с плеч. – Как нас угораздило вляпаться в этого… Дымарского?

– Хрюкаешь уже? – поддевает меня подруга.

– Не то слово! – еще звонче смеюсь я, не в силах сдержать дурацкий смех. – Прости меня, Тася. Я такая дура… Ведь было бы из-за кого! Я – худшая подруга!

– Перестань, – морщится Козырь. – Мы с тобой обе хороши… Лучшие худшие подруги.

– Точно…

Припаркованные машины прячутся под шапками снега. Вокруг метет – не видно противоположную сторону улицы. Снег кружится и искрит в свете автомобильных фар. А мы с Козырь, как в старые добрые времена, беремся за руки и бредем вдоль нарядного проспекта, украшенного веселыми огнями.

– Я пока болела, столько думала обо всем, – говорит Тася. – О нас с тобой… И вообще…

Чувствую, что Козырь хочется поделиться со мной чем-то очень-очень сокровенным. И кажется, не об Олеге… Да и мне не терпится рассказать подруге о своих муках. Чего только стоят постоянные навязчивые мысли о Бойко. Вот Тася удивится переменам…

– Сильно болела? – с сочувствием спрашиваю я. – Очень о тебе беспокоилась. Но Колобок сказала, что ты идешь на поправку… Как ты сейчас?

– Ты ведь знаешь, я ненавижу болеть. Валяешься целыми днями, как овощ… Или бродишь за лекарствами по квартире со спутанными волосами…

– С прической, как у Хагрида, – снова смеюсь я.

– Иди ты! – хохочет в ответ Козырь, и мы, остановившись посреди дороги, крепко обнимаемся.

Снег продолжает лететь крупными белыми хлопьями… И мне кажется, что мы с Тасей попали в новогоднюю сказку, в которой зло должно быть обязательно наказано.

– Что будем делать? – спрашиваю я.

– Ты о Дымарском?

– Конечно! Не оставим же мы это просто так.

– Разумеется! – Глаза Таси воинственно блестят. – Он еще пожалеет, что с нами связался.

Тася

Ну и метель! Будто зима наконец-то поняла, что между мной и Макаровой больше нет холода, и решила поднапрячься. Пыльные улицы и тротуары укрыты чистым одеялом, а голые деревья красуются в мягких белых шапках. Ледяной ветер свистит за спиной, морозный воздух щиплет щеки и нос.

Мы с Алькой после недолгой прогулки становимся похожи на двух симпатичных снеговиков. Вваливаемся в первое попавшееся кафе и стряхиваем друг с дружки снег, налипший на головы и плечи, тихонько хихикая.

И пусть на улице зима, в душе у меня настоящее лето. Солнце жарит так, что сердце пылает от счастья и облегчения, когда я смотрю в яркие и довольные глаза лучшей подруги. Такое ощущение, что мы сто лет не виделись и последние пару месяцев это были совсем не мы, а злые инопланетяне, поработившие наши дурные головы.

– Капец! Посмотри, макияж не потек? – просит Аля, стреляя взглядом по сторонам, чтобы оценить обстановку.

– Что ты там спросил, мини-Джокер?

– Блин! А у тебя даже стрелки целые! Что за магия? – бурчит Макарова и лезет пальцами к глазам, чтобы вытереть растекшуюся тушь, но я вовремя ее останавливаю.

Хуже ведь сделает! И как она выживала без меня в эти ужасные дни? Думаю, так же фигово, как и я без нее.

– Водостойкая подводка – лучшее изобретение человечества, – серьезно отвечаю я и пихаю ей в руки косметичку с экстренным набором для наведения красоты. – Потом дам тебе попробовать. А теперь иди в дамскую комнату и все поправь, а я пока сделаю заказ.

– Я бы выпила чего-нибудь очень горячего и сладкого. Нужна энергия, чтобы все обдумать.

– Понял. Принял, – шутливо отзываюсь я.

Аля направляется к уборным, а я к небольшой стойке, за которой стоит молодой приветливый бармен. На его макушке красуются оленьи рога, а над головой в украшении цветных гирлянд висит черная табличка: «Новогоднее меню! Горячий шоколад со вкусом праздника!»

– Добрый вечер. Чай, кофе, перекусить? – выдает заученную речь парнишка.

– Добрый, – задумчиво отвечаю я, разглядывая витрину с десертами. – Сможете сделать горячий шоколад на банановом молоке?

– Конечно, – с готовностью отвечает бармен.

Ох, парень, это еще не все… Выпрямляюсь и смотрю ему в глаза, четко выговаривая каждое слово, потому что от этого зависит хорошее самочувствие подруги:

– Без меда, без орехов, без сахара. С сиропом топинамбура или агавы. И никакой корицы и других пряностей.

Парень шире распахивает глаза, словно я заговорила на иностранном языке.

– Какие-то проблемы? – уточняю я.

– Никаких, – вздыхает он. – У вас все?

– Нет. Еще лавандовый раф. Большой. Веганский «Баунти» и два… Нет! Три эклера: малиновый, манго и фисташковый. Теперь все, – широко улыбаюсь и разворачиваюсь, чтобы выбрать самый лучший столик.

У нас сегодня праздник. Нечего скромничать. Хотя мы с Макаровой никогда подобным и не страдали.

– До сих пор не могу поверить, что этот слизняк нас легко провел! – возмущенно говорит Аля, грея руки о теплые края белой чашки. – Надо устроить ему разнос. Такой, чтобы навсегда запомнил. Может, назначим ему встречу и придем на нее вместе? Послушаем, как он тогда запоет о любви к нам обеим.

Болтаю трубочкой в высоком стакане, перемешивая густую пенку, и усиленно размышляю. Дымарского нужно вывести на чистую воду и заставить заплатить за наши с Алей мучения. Это даже не обсуждается. Однако чего-то не хватает.

– Хороший вариант, но недостаточно унизительный, – наконец отзываюсь я. – Он должен страдать так же, как и мы. Да мы чуть с ума не сошли, зато Олежа наслаждался обществом сразу двух лучших девчонок на планете. Нет, такое непростительно. Он просто… Он…

Сдавливаю пальцами пластиковую трубочку, и она сгибается пополам, а я представляю на ее месте шею Дымарского.

– И что ты предлагаешь, Тась? Устроить темную? Мы же не в боевике.

– Нет, но я бы с удовольствием дала ему по морде. Даже Глеба бы подключила, чтобы наверняка. Хотя это уже невозможно… – Упоминание о друге звенит грустным колокольчиком в груди.

– Почему? – удивляется Аля.

– Потом расскажу, – отмахиваюсь я. – Сейчас важно другое. Олег нас развел, как последних дур. Заставил чуть ли не возненавидеть друг друга. Нас! Причем действовал уверенно и умело. Но как он?.. – нервно поджимаю губы, раздражаясь все больше. – Меня с самого начала насторожило, что Дымарский понравился нам обеим. Ладно внешность, но по характеру и манерам мы представляем себе идеальных парней совершенно по-разному. Ты ведь тащишься от милых, романтичных и возвышенных, а я – от смелых, дерзких и веселых. Как так получилось-то?

– Олег со мной был милым. – Аля безразлично пожимает плечами. – Рассказывал, что любит театр. У нас вообще оказалось много общих интересов.

– Весело, – морщусь я. – Со мной он был другим. Много шутил, говорил о спорте. И мы частенько сходились во мнениях. Получается, у нас есть два разных Олега. Один для меня, второй для тебя.

– А что, если… – Аля хмурится, улетая в размышления, и вдруг резко выпаливает, хлопая ладонью по столу: – Коробкина!

– Лиза? – переспрашиваю, не совсем въезжая в догадку Али.

– Конечно! Кто еще ненавидит нашу парочку так сильно? Дымарский не мог знать о нас много, а куриное трио положило на него глаз в первый же день. Может, они были знакомы и раньше. Ему точно кто-то помог разработать этот гениальный план. Курицы – первые подозреваемые. Разделяй и властвуй! Точно. Они рассказали Олегу о наших предпочтениях, и поэтому он феерично лил нам в уши то, что мы хотим услышать.

Алька – мегамозг! Все логично.

– Ты права, – соглашаюсь с подругой и тяжело вздыхаю. – Только они еще не догадываются, на кого нарвались. Не так-то легко нас разбить, как им бы того хотелось.

– Но у них почти получилось, – печально подмечает Макарова.

– Ни черта у них не получилось! Не было и дня, чтобы я не думала о тебе и о том, что хочу помириться. Мне было очень стыдно за все, что я творила. Честно. А они нас запутали. Дымарский, – произношу фамилию бывшего краша с лютой злобой, – чтобы ему сейчас икнулось… Да так! Что б…

– Тише, тише, – хохочет Аля, хватая меня за руку, чтобы успокоить. – Тоналка потрескается. – Замечание срабатывает на ура, и я немного остываю. – Тась… – ласково продолжает Макарова. – Я тоже места не находила. Чувствовала себя просто отвратительно. Каждый день хотела написать или позвонить, но не знала, что сказать. Как исправить…

– Пофиг! Проехали. Главное, что мы теперь разобрались – и снова вместе. Козырь и Макарова в деле, пусть хавают все.

– Точно, – с широкой улыбкой произносит Аля. – И какие у нас еще варианты?

– Должна быть какая-то зацепка. Парень переводится в новую школу на другом конце города. Последний год перед экзаменами. Зачем ему это? Новые учителя, учебная программа… Тебе не кажется странным? Олег что-нибудь рассказывал о старой школе?

– Мм… – задумчиво тянет Аля, и через мгновение ее взгляд светлеет. – Вообще ничего. У меня даже сложилось впечатление, что ему неприятно о ней вспоминать. Я и не спрашивала.

– Аналогично, – произношу я, хищно оскалившись. – Значит, продолжаем разыгрывать ссору. Пусть они думают, что план еще работает, а мы пока подготовимся к финалу. Это должно быть эпично. Нужно выведать все о прошлом Дымарского. Уверена, мы раскопаем что-то очень интересное. Кажется, Глеб знает парочку ребят из района Олега… Блин, как же не вовремя он меня кинул… Придется действовать самостоятельно.

– Вы снова поссорились с Юдиным? Что теперь?

– Лучше бы поссорились, – хмыкаю я и запиваю разочарование теплым сладким кофе.

– Да что случилось? – теряя терпение, наседает Аля.

– Похоже, мы выросли из нашей дружбы. У Глеба есть девушка. – Пытаюсь скрыть за пренебрежением настоящие чувства, что перед Алей – практически невозможно, поэтому опускаю маску. – И у них, похоже, все серьезно. А я… я ему больше не нужна.

– Бред какой-то, – недоверчиво произносит Аля. – Юдин влюблен в тебя по уши.

– Аль, я сто раз тебе говорила…

– И я тебе тоже! – настойчиво перебивает она. – Это каждый замечает, но только не ты. Смирись. Глеб тебя любит. Наверное, он устал сидеть во френдзоне, поэтому и…

– А если я не хочу держать его во френдзоне? – признаюсь я и зажмуриваюсь.

– Ты… Что? Тася? – осипшим от удивления голосом говорит Макарова. – Тебе?..

– Да! – взрываюсь я, зарываясь пальцами в кудряшки, потому что голова едва ли выдерживает давление этой мысли. – Он мне, блин, нравится! Но поняла я только сейчас! Когда уже поздно!

Открываю глаза и понимаю, что посетители кафе таращатся в нашу сторону. Хмуро оглядываю зал. Ну чего? Влюбленных подростков никогда не видели? Гормоны, неконтролируемые эмоции, все дела. Тоже мне событие!

– Кажется, – тихонько похрюкивает Аля, – мы сегодня с тобой настоящие королевы драмы. Надо деньги брать за просмотр концерта.

– В следующий раз так и сделаем, – ухмыляюсь, откидываясь на мягкую спинку кресла.

– Можем прямо сейчас начать. – Аля отводит взгляд и впивается зубами в нижнюю губу. – И у меня есть новость.

– Какая? – настороженно спрашиваю я, замечая в глазах подруги искорку печали.

– Я целовалась с Макаром…

– Что-о-о?! – начинаю вопить на все кафе.

– И-и-и… – мнется Аля, словно ей физически тяжело это произносить. – Мне понравилось.

Ее очередь зажмуриваться, а моя – таращиться на подругу. Сколько же всего мы пропустили в жизни друг друга?!

– Он тебе?..

– Да! – вскрикивает Макарова и закрывает лицо ладонями.

– Офигеть… – в полнейшем шоке выдыхаю я. – Не думала, что доживу до этого момента.

– До какого? – Аля опускает руки и хватает салфетку, принимаясь ее отчаянно рвать. – У Макара, вообще-то, есть девушка. Он даже кинул меня в ЧС. Представляешь?

Обе замолкаем, пытаясь обдумать услышанное и заесть обиду на парней и злодейку-судьбу сладостями. Кажется, мы – дважды дуры. Дуры в квадрате – почти название книги. Чуть не разрушили нашу дружбу из-за глупости и эгоизма, а вдобавок профукали парней, которые по-настоящему нам нравятся. Интересно, дают ли какие-то награды за тупость? Можно нам парочку?!

Наверное, карма решила стукнуть нас по башке. Но… Возможно… Если бы ничего не случилось – Олег, ссоры, два месяца ада, то до нас бы и не дошло… Кто на самом деле важен и нужен.

Мы одновременно с Алей поднимаем головы и встречаемся взглядами, восстанавливая прочную связь. Глаза подруги горят решимостью. Уверена, в моих мерцает похожий огонь. Мы думаем об одном и том же. Сто пудов! Я это чувствую.

– Мы ведь Козырь и Макарова, – произношу я, улыбаясь.

– Ага. И от Али и Таси еще никто не уходил.

– Дружбу мы спасли, а значит…

– Обидчиков накажем, а ребят завоюем.

– Да-а-а… – довольно произносим в один голос.

Аля

Зиновий Аксенов уже в пятый раз лабает на расстроенном школьном фортепиано «Собачий вальс». Всякий раз сбивается, страшно злится и начинает заново. В то время как на репетицию опаздывает наш любимый Яков Ефимович, труппа галдит на весь актовый зал. Девчонка из параллельного «В» класса, Таня Сумарокова, принесла домашние кексы, торт и конфеты. Решила угостить нас в честь прошедшего в субботу дня рождения. Поляну накрыли прямо на сцене. Теперь ребята, наряженные в костюмы, весело и увлеченно переговариваясь, с аппетитом уминают сладости. Особенно колоритно в компании смотрится Стас Белобородкин, которому досталась роль Короля. Без зазрения совести он слопал половину торта и, поправив на голове сползающую пластиковую корону, тянется за новым куском.

Я не принимаю участия во всеобщем веселье. Настроения нет. Восседаю в наряде Принцессы в кресле на первом ряду и гипнотизирую подмостки. Под моим платьем – несколько пышных подъюбников из тюля, поэтому сижу я словно на облачке. Многочисленные юбки топорщатся в разные стороны. А пялюсь я на Макара, который, расслабленно развалившись на сцене, уминает Танин кекс и что-то непринужденно рассказывает имениннице. Ребята хохочут над его шутками, а Таня смущенно хихикает в кулак. Макар лучезарно улыбается, и я тоже не могу сдержать улыбку.

Мы по-прежнему не общаемся. Макар держит слово и в школе даже не смотрит в мою сторону. Мы контактируем только во время репетиций, и как считает Яков Ефимович: «Это просто восторг». Худрук говорит, что между нами искры летят. Особенно когда мы ссоримся… Да, Макар сдержал обещание. Зато я себя веду как настоящая дура. Постоянно первой цепляю Бойко. Прямо как и он меня долгие годы… Мы будто поменялись ролями. Но тогда Макар постоянно талдычил о своей любви, а я теперь всячески фыркаю и почему-то стараюсь показать, что он мне безразличен, хотя со стороны, наверное, все выглядит наоборот. Но я не могу отстать от парня. Не получается. Не выходит у меня простить ему «черный список», «испорченный» первый поцелуй, изорванное тоской сердце и собственный перевернутый мир.

– Скучаешь? – ко мне подсаживается Олег в забавном костюме Охотника.

В шапочке с красным торчащим пером, как у Питера Пэна, он выглядит просто нелепо. Но я так расхвалила внешний вид Дымарского на примерке, что он, разумеется, купился… Более самовлюбленного парня еще надо поискать. И как я раньше ничего не замечала? Поначалу мы в понравившемся человеке выискиваем сплошные плюсы и закрываем глаза на минусы. Любовь на самом старте делает нас слепыми котятами. Ну и не будем забывать, что Олег оказался искусным лгуном. И как так получилось? Актер из него никакой… В этом я убедилась в драмкружке.

– Голова разболелась, – сухо отвечаю я, не сводя взгляда со сцены.

Наблюдаю, разумеется, за Макаром. Слышу его хрипловатый смех. Разглядываю красивый профиль… Четко очерченные скулы, изогнутые ресницы, прямой нос. Почему я раньше на это не обращала внимания? Ведь Маня вечно талдычит, что Макар красивый. Но Бойко для меня всегда был просто Бойко… К тому же – блондин. Блондины не в моем вкусе… Но будем объективны: из белокурого пухляша, который доводил меня в детстве, Макар превратился в привлекательного подтянутого парня, не обделенного харизмой и хорошим чувством юмора. Бойко умеет располагать к себе людей. Всех, кроме меня… Хотя теперь и эта стена пала. Сейчас мне хочется подойти к сцене, крепко обнять Макара за шею и поцеловать…

– Конечно, разболелась. Зина бренькает уже полчаса, – Олег кивает в сторону Зиновия Аксенова, который, опять сбившись, начинает заново. – По ходу, он заикается не только в разговоре. – Олег громко смеется, и его смех звучит противно и раздражающе. – Думал, раз ты не в настроении, то я в чем-то провинился, – добавляет Дымарский.

– Что-о ты-ы, – выдыхаю я и с улыбкой поворачиваюсь к Олегу. – Ты для меня – луч света в темном царстве.

– Серьезно? – обескураженно откликается Олег.

– Конечно! Я раньше думала, что Тася – главное сокровище в моей жизни. Но я в ней ошибалась… Козырь – обычная завистливая лжеподруга. Мне вообще кажется, что она просто на тебя запала, потому что ты очень классный. Она хочет помешать нашему счастью!

Возможно, последние слова я произношу слишком высокопарно, но Дымарский не чувствует подвоха. Сидит польщенный, сияет… Идиот.

– Никто не помешает нашему счастью, Алечка, – говорит Олег и тянется ко мне за поцелуем, но я машинально уклоняюсь.

Затем показываю на губы:

– Помаду только что нанесла, извини.

Тогда Олег все-таки склоняется ко мне и целует в щеку. Надо же было в этот момент нам схлестнуться взглядами с Макаром. Бойко смотрит в нашу сторону не больше пары секунд и снова отворачивается к развеселившейся и смущенной Тане. А я лишь тяжело вздыхаю, наплевав на то, что обо всем подумает Олег… Хорошо еще, что нашу труппу покинула обожаемая Макаром Алина. Взяла и пропала в один прекрасный для меня день. Не пришла на репетицию. Ее небольшую роль отдали другой девчонке… Однажды мы столкнулись в женском туалете, и я, не выдержав, открыто спросила, что у нее с Макаром и почему она не посещает драмкружок. На что Алина холодно ответила: «Забирай его, этот фанатик мне не нужен. Он же только о тебе постоянно и говорил… Не хочу ни с кем делить своего парня». А я вспомнила их ссоры и то, каким ненавистным взглядом Алина провожала меня в школьных коридорах… Что ж, у нее есть причины, но, честно сказать, мне как-то не по себе. К счастью, со следующего полугодия десятиклассники будут учиться в другую смену…

В конце актового зала появляется Яков Ефимович и просит занять ребят свои места. Зиновий, напоследок жалобно брякнув по клавишам, наконец отлипает от бедного фортепиано. Таня, оставшись одна на сцене, суетливо собирает угощения. Когда я прохожу мимо, Сумарокова протягивает мне кексик:

– Аля, держи!

– Спасибо, – откликаюсь я, принимая из ее рук угощение. – С прошедшим тебя, Танечка.

– И тебе спасибо, – смущенно улыбается разрумянившаяся Таня: она не привыкла к такому вниманию.

Поднимаюсь на сцену и направляюсь за кулисы, где творится полный хаос. Исчезло что-то важное из реквизита, и теперь ребята носятся из стороны в сторону в поисках пропажи. Я стараюсь абстрагироваться от суматохи и задумчиво оглядываю пустые подмостки из-за кулис. Подношу кекс ко рту и вдруг слышу над ухом знакомый мужской голос:

– Осторожно, он с орехами.

Резко оборачиваюсь и сталкиваюсь с Макаром. Стоит за моей спиной и пристально смотрит мне в глаза. Это впервые, когда Макар нарушил обет молчания и заговорил со мной (репетиции – не в счет).

Осознание того, что за все эти годы Макар, как и Тася, был в курсе любых моих слабостей, немного обескураживает. Но я не успеваю поблагодарить Бойко, потому как Яков Ефимович громко кричит из зала и зовет Макара на сцену…

Снег скрипит под ногами, вокруг весело галдят синицы. Макар шагает впереди, я – следом. Сама не понимаю, для чего это делаю. Мой дом совсем в другой стороне. Представляю, как неудобно было Бойко годами провожать меня до подъезда…

Слава богу, что Олежка сегодня слился. После репетиции отправился прямиком на тренировку по баскетболу. Надеюсь, Тася ему между делом втащит мячом. Выпишет штрафной. А ведь Макар меня предупреждал еще в начале учебного года, чтобы я держалась от Дымарского подальше… Олег действительно оказался мутным.

Задумавшись, не сразу замечаю, что Бойко останавливается и разворачивается ко мне. Опустив голову и рассматривая заснеженные следы, едва в него не врезаюсь.

– Что это? – сердито спрашивает Макар, глядя на меня сверху вниз.

– Где? – удивленно откликаюсь я, не сводя с него взгляд.

С бесцветного неба начинает падать мелкий колючий снег. Мы стоим посреди сквера с пустыми белыми лавками и голыми деревьями, ветки которых напоминают оленьи рога.

– Ты следишь за мной? – продолжает допрос Макар.

– Слежу? Нет! Просто хотела поблагодарить тебя за спасение, – мямлю я: ничего другого в голову не приходит.

– И поэтому ты тащишься за мной на другой конец города? – насмешливо уточняет Макар.

Его тон меня бесит. Поэтому я фыркаю:

– Конечно! Мечтай! Больно мне надо за тобой прям тащиться…

– Прям тащишься за мной и прям по мне, – склонившись к моему лицу, передразнивает Бойко.

От волнения сердце резко подскакивает. Я вижу близко-близко голубые глаза Макара и его губы…

– Ты, Бойко, в себя поверил? – дрожащим голосом возмущаюсь я. – Ты мне сто лет не нужен! Кажется, я тебе это не раз говорила.

– «Три дня я гналась за вами… Чтобы сказать, как вы мне безразличны», – цитирует Макар мою реплику из нашего спектакля.

Теперь я лишь подавленно молчу. Бойко прав. Глупо скрывать свою симпатию.

– Тащишься по мне? – опять спрашивает Макар, словно мстит, мучая в ответ, как я все эти годы мучила его.

– Хочу, чтобы ты меня поцеловал, – вдруг вырывается у меня помимо воли.

Макар смотрит мне в глаза и начинает смеяться. Я, глядя на него, тоже смеюсь.

– Нет, – наконец отсмеявшись, говорит Бойко.

– Нет?! – подавившись смехом, возмущенно кричу я. – Но почему? Я же хочу!

Для убедительности мне остается только капризно ножкой топнуть. Как настоящей принцессе.

– А я больше не хочу, – отвечает Макар.

– Врешь.

– Не вру. Я не знаю, что от тебя ожидать. И с чего ты вдруг решила обратить на меня свое королевское внимание? Может, это для тебя игра, Аля? Очередной каприз. Почему вдруг ты изменилась?

Он смотрит на меня выжидающе, а я просто не знаю, с чего начать и как все объяснить. Для меня это тоже стало полной неожиданностью, между прочим.

Макар горько усмехается:

– Любить Алю Макарову как-то больно, если честно. Тем более теперь у тебя есть парень. Я принял факт как должное, отступил, и меня вроде немножко даже отпустило. Как летом, на каникулах. Когда мы долго не видимся… Я не хочу снова тобой заболеть.

– А Алина? – вдруг спрашиваю я. – Она тебя излечила от «болезни»?

Макар лишь качает головой.

– Мы расстались. В тот же вечер, когда я не удержался и тебя поцеловал. Некрасиво было бы по отношению к Алине продолжать встречаться. Поэтому мы прекратили общение, пока не зашли слишком далеко. Алина такого не заслуживает.

– Я думала, ты ее любишь.

– И я думал, что смогу полюбить.

Я опускаю глаза и пялюсь на дутый спортивный пуховик Макара. Мне физически больно от разговора. Будто с силой ударили под ребра, и вот я лечу в белый сугроб под откос. Но Бойко вдруг снова негромко и грустно смеется:

– Блин, Аля, что за болтовня вообще? Сопли какие-то. Ладно, ты у нас драма квин, но я-то куда…

Бойко шутливо сдвигает мне шапку на глаза, а затем разворачивается и быстро удаляется прочь. Тогда я, поправив шапку, наклоняюсь, наскоро леплю кривой снежок и запускаю в Макара. Он, разумеется, пролетает мимо, но зато Бойко разворачивается.

– А драмкружок? – кричу я.

Макар лишь разводит руками:

– Я теперь не могу подвести Якова Ефимовича. У нас с ним договор. Увидимся на выступлении, Аля.

Когда Макар уходит, я остаюсь в сквере одна. В меня летит колючий игольчатый снег, из-за которого я вынуждена щуриться. От обиды и горечи предательски щекочет в носу. А в голове почему-то эхом звучат слова из нашего спектакля, которые в самом конце произносит Яков Ефимович: «Любите, любите друг друга, да и всех нас заодно, не остывайте, не отступайте – и вы будете так счастливы, что это просто чудо!» И речь его в эту минуту кажется мне насмешкой. В глазах мокро от слез и от летящего в лицо снега. Я так мечтала, а теперь… Лучше бы и не было на свете дурацкой любви.

Тася

– Тася! Мяч!

Слышу крик Карины и вскидываю руку вверх, защищая лицо, но все равно получаю удар прямо по пальцам. Со злости пинаю летящий к полу баскетбольный мяч и вскрикиваю от боли, пронзающей ступню.

Да что такое! Сегодня явно не мой день…

Хотя нет. Почему же? Все было прекрасно, ровно до того момента, пока я не столкнулась в коридоре между спортивными раздевалками с Глебом и его Ирочкой-Пупырочкой. Они зажимались прямо у двери так, словно прощаются на сто лет, а не на полтора часа. Хорошо хоть Глеб не привел свою возлюбленную прямо на тренировку, иначе вместо щита я бы целилась только ей в лоб.

Прижимаю горящие пальцы к губам и отхожу к стене. Взгляд улетает в направлении противоположной части зала, где тренируются парни. Глеб с командой отрабатывают трехочковые броски. В груди что-то жалобно скулит. Какой он все-таки…

Юдин выделяется из толпы. Так, наверное, было всегда, но я не придавала этому особого значения. Голос парня звучит громче, смех – ярче и выразительней. Он выше всех ростом и прыгает так, будто собирается взлететь. Он классный и веселый. С ним не бывает скучно, а еще…

Опускаю глаза в пол, ощущая новую волну чувств. В последние дни у меня два состояния: либо я готова рвать и метать, извергая разрушающую энергию, либо мне хочется свернуться калачиком прямо на полу и зарыдать что есть сил. И приступы сменяют друг друга так быстро, что мне страшно открывать рот и говорить с кем-то, потому что я могу сначала наорать, а после извиняться со слезами на глазах. Аля даже предложила к врачу сходить, потому что так вести себя – ненормально.

– Тась, ты как? – слышу рядом голос Дымарского.

А вот этот крендель раздражает меня даже больше, чем существование Пупырочки, но… Ему еще можно пожить. Недолго и не совсем счастливо. Ровно до тех пор, пока мы с Макаровой не придумаем достойную месть.

– Нормально, – вздыхаю я, глядя на Олега, который строит взволнованную и обеспокоенную мордочку.

– Дай посмотрю. – Он хватает мою руку и подносит к лицу, разглядывая ушибленные пальцы.

Так и хочется схватить его за нос и мотать из стороны в сторону: пусть взмолится о пощаде! Делаю глубокий вдох и тихий выдох… Как мне сейчас не хватает Али рядом, только она может по-настоящему меня успокоить. Но мысли о нашем примирении помогают не выпадать из образа. Олежа – козлина, и ему придется за все ответить. Скоро… Очень скоро…

– Поцелуй, – прошу я, делая жалостливые глазки, и легонько перебираю пальцами, а в голове звучит демонический хохот.

Му-ха-ха-ха! Я полчаса не выпускала из рук мяч, а он где только не валялся. На пальцах сейчас – столько же микробов, сколько на блюдце, куда складывает чайные пакетики школьная повариха тетя Даша. И судя по налету, она не мыла его… Хм… Никогда?

Олег ненадолго теряется от моей просьбы, но выполняет ее, чем подкармливает моего внутреннего чертика.

– Лучше? – с нежностью спрашивает он.

– Я еще и ногой ударилась, – произношу, пребывая в образе милашки Таси, и приподнимаю ногу. – Оближешь подошву?

Дымарский в ужасе распахивает глаза, пока я невинно хлопаю ресницами. Я бы с удовольствием посмотрела, как он чистит мне кроссовки, но, похоже, уже и так заигралась. Олежа скоро разрыдается или психанет.

Что, теперь ему не так просто мне угодить? И как я вообще высмотрела в нем что-то классное? Он – обычный лицемерный хамелеон. В нем нет и капли индивидуальности.

– Шучу, – усмехаюсь я, ударяя парня по плечу чуть сильнее, чем положено.

– Ха-ха, – совсем невесело отзывается Олег.

– Брось, пупсик. Не обижайся. Я любя…

Олег хмурит брови и нервно сглатывает, а я едва сдерживаюсь, чтобы не заржать в голос. Так весело бесить его, понимая, что он в любом случае меня не пошлет. Он ведь заварил эту кашу с конкретной целью и пока еще ее не достиг. Догадки есть, но я не уверена до конца. Но занавес лжи падет, мы с Макаровой получим цветы и овации, а вот Олежа…

– Внимание! – громко говорит Лариса Михайловна, выходя из тренерской. – Мне срочно нужно уехать. Закончите сами. Юдин, Козырь! Сюда!

Оставляю насупленного Олега и вместе с Глебкой подбегаю к учительнице. Стоим с Юдиным плечом к плечу и внимательно слушаем.

– С техникой у ваших ребят все неплохо, но с командной игрой… – Лариса Михайловна недовольно качает головой. – Глеб, вы выиграли последний матч, но игру тащили ты и новенький. А вы оба – выпускники. Что будет в следующем году? Тася, – она смотрит на меня и поднимает вверх указательный палец, – у вас намечается несколько игр после праздников. Девочек нужно погонять. Проведите дружеский матч сегодня? Это полезно для ребят.

– Э-э-э… – Глеб собирается возразить, но строгий взгляд Ларисы Михайловны заставляет его передумать. – Хорошо.

– До свидания, Лариса Михайловна, – произношу вслед уходящей учительнице и поворачиваюсь к Глебу, но его уже нет на месте.

Как бесит его игнор. Проглатываю обиду и направляюсь за Юдиным в центр спортивного зала. Смотрю на сильную спину, обтянутую черной футболкой, а перед глазами всплывают воспоминания…

Взъерошенные темные волосы, ростом пониже и в мышцах поменьше, но та же легкая пружинистая походка и широкий шаг. Я с разбегу прыгала ему на спину, заметив в школьном коридоре, а Хлебка кружил меня, пока я не начинала вопить что есть мочи.

Интересно, что будет, если я сделаю так сейчас? Наверное, Глеб скинет меня на пол и просто пойдет дальше… Хотя… Он уже это сделал.

– Играем, девочки против пацанов, – бросает Глеб, оглядывая собирающихся вокруг него ребят.

Замечаю по лицам девчонок, что они не очень-то рады. Играть против парней весело, но силы не равны. А если нет надежды на победу, нет и настроя.

– Сделаем замену игроков, – говорю я, останавливаясь рядом с Глебом.

– Нет, – отрезает он.

– Да! – рычу я, поворачивая голову в его сторону.

Глеб искоса смотрит на меня и снова повторяет:

– Нет!

Сжимаю кулаки, готовясь к долгому спору, но внезапно на помощь приходит мой лживый герой:

– Я сыграю за девчонок, Глеб. Не проблема.

Мои аплодисменты Дымарскому. Сейчас его позерство очень даже кстати. Только я не хочу играть с ним в одной команде.

– Вот и решили. А я сыграю за парней, – растягиваю губы в победной улыбке.

– Еще чего! – выплевывает Глеб.

Все… Поворачиваюсь и толкаю Юдина в плечо, чтобы и он повернулся ко мне лицом. Задираю подбородок, глядя ему в глаза. Ну и шпала вымахала, прям шею сводит от неудобного положения. Но я решительно сверлю Хлебку взглядом и упираю руки в бока.

– Юдин, что за детский сад? Я не брала твою лопатку и ведерко не ломала. Мне нужно погонять девчонок, поэтому лучше быть в команде соперников. Или ты как капитан еще настолько не состоялся, что не понимаешь элементарных вещей?

– Не нарывайся, Козырь, – сквозь зубы высекает Глеб, устрашающе нависая надо мной.

– А то – что? – Не ведусь на провокацию, самое страшное он уже сделал, больше меня ему нечем напугать.

Оглушающая тишина повисает на площадке, из коридора доносится храп охранника, а мы с Глебом продолжаем таращиться друг на друга, закипая от злости. Но все меняется в один хлопок его длинных темных ресниц. Юдин вдруг смягчается и первым отводит взгляд, словно скрывает в нем что-то особенное для меня.

– Только не забывай, кто в команде капитан, – говорит он и отходит к корзине с мячами.

– Не забывай, кто капитян, – тихо кривляюсь я и направляюсь к девчонкам, чтобы дать наставления перед игрой.

Матч выходит жарким и подвижным. А еще меня радует, что мы с Глебом, не договариваясь, думаем об одном и том же и действуем практически одинаково: держимся на вторых ролях, позволяя команде полностью погрузиться в процесс. Зато Дымарский как заноза в одном месте. Куда ни глянь – везде он.

– Олег! – кричу я. – Дай пас Насте!

– Ты в команде соперников, солнышко. Так что не указывай мне, что делать, – бросает он и несется в атаку один.

Идиот…

– Идиот, – бурчит Глеб, пробегающий мимо.

«Ты не лучше», – отвечаю ему мысленно и тяжело вздыхаю.

Парни ведут с отрывом в три очка. Последний тайм. Олег напрочь забывает о команде, и я, не выдержав, несусь к нему. Покидаю свою зону и обхожу парочку девчонок, которые даже не пытаются мне помешать. Умницы какие. Наверное, жить хотят больше, чем победить. Дымарский встречает меня насмешливым взглядом, умело играя мячом.

– Ну… попробуй, – дразнит он.

Злобно прищуриваюсь, оценивая ситуацию.

Ох, милый… Я не только попробую.

Обманным выпадом заставляю Олега качнуться на месте, потеряв бдительность. Забираю мяч из его рук, обвожу за спиной и бросаю назад не глядя. Поворачиваюсь спустя секунду и вижу именно то, что ожидала. Глеб принимает «слепой» пасс и тут же отправляет мяч в кольцо соперников, взмывая вверх.

– Эй! – возмущается Дымарский.

– Я – в команде соперников, пупсик, – произношу я и убегаю.

Навстречу мне несется счастливый Глеб. Лыбится так, будто у него сегодня день рождения и родители разрешили до прихода гостей съесть шоколадную машинку с верхушки праздничного торта.

Этот трюк у нас никогда не получался, хоть мы даже отрабатывали его какое-то время. Глебка поднимает руку, и я хлопаю по ней раскрытой ладонью, как в старые добрые времена. А потом… Мир исчезает: Юдин заключает меня в крепкие объятия. И мне не хочется отбиваться и вопить, что он вонючий и потный. Прижимаю голову к его груди, чувствуя, как быстро и сильно бьется сердце. Так же, как и мое. И совсем не от бега.

– Юдин, мы вообще-то играем, – говорит Дымарский с явным намеком «не тронь – это мое».

– И ты проигрываешь, – отзывается Глеб, отпуская меня, не удостоив взглядом.

Поворачиваюсь к Дымарскому, и, честное слово, если бы мой рот открывался достаточно широко, то откусила бы ему голову прямо сейчас.

– Пять минут! – оглашает оставшееся время Саша Рябинина, и раздается рокочущий свист.

Перестаю следить за мячом, в голове шумит, а душа протестующе мечется из угла в угол. Все так запуталось, что я не понимаю, как себя вести. Тяжелая усталость давит на затылок, и я на мгновение опускаю веки, чтобы справиться с эмоциями, но меня отвлекают странный грохот и взволнованные вздохи.

Распахиваю глаза и не понимаю, что происходит. Под одним из баскетбольных колец на полу валяются Глеб и Олег, сцепившись друг с другом. Мелькают кулаки и слышится ругань, а забытый баскетбольный мяч катится под скамейку, будто не желая участвовать в драке.

– А ну прекратите! – кричу я и срываюсь с места. – Гоша, Женя! Разнимите их!

Лимарев и Ложкин смотрят на меня, как на умалишенную, и продолжают наблюдать с восхищением и интересом за потасовкой.

– Глеб! – ору я, замирая над дерущимися парнями.

Юдин сжимает шею Дымарского, вдавливая его затылком в пол. Олег прикрывает руками лицо, переставая сопротивляться.

– Глеб, – повторяю тихо, но жестко. – Отпусти его.

– Да пожалуйста, – отвечает он и поднимается на ноги. – Девочки победили. Тренировка окончена!

Голос парня гремит на весь зал, а от топота тяжелых шагов вибрируют стены. Бросаю взгляд на потрепанного Олега. Губа разбита, а в остальном – жить будет.

– Принесите ему холодную банку «Колы» из автомата, – обращаюсь к Карине и Насте, которые послушно кивают. – Узнаю, что кто-то рассказал учителям или директору, будете выглядеть хуже, чем он. Теперь свободны.

В гробовой тишине покидаю спортивный зал следом за Глебом.

Толкаю дверь, выходящую на задний двор школы, и на бегу застегиваю куртку, которую успела накинуть поверх спортивного костюма. Сегодня целый день идет снег: крупные пушистые хлопья, напоминающие пух, падают с неба. На ровном белом ковре видна только одна дорожка свежих следов, и я знаю, кому она принадлежит. Кроссовки тонут в сугробах, но я продолжаю идти. Оглядываю летнюю спортивную площадку и сворачиваю влево, где из-за лысых кустов торчит темная макушка.

– Что ты творишь?! – с ходу набрасываюсь на Глеба.

– Тась, уйди, пожалуйста…

Замечаю в его руке сигарету и выхожу из себя. Меня ослепляет яркая вспышка, вызванная взрывом чувств, что я пыталась сдерживать все это время.

Раз!

Выбитая из руки Глеба сигарета летит в снег.

Два!

Пачка отравы отправляется в далекий полет.

Три!

Глеб хватает меня за плечи, встряхивая, а я ору, что он – неземной придурок.

Четыре!

Толкаю Глеба в грудь, и он валится на спину, утягивая меня за собой.

Пять…

Смотрю в родные сердцу карие глаза и опускаю голову, прижимаясь губами к его губам.

Бесконечность…

Я и не думала, что поцелуй может заставить почувствовать безграничность и беспредельность так явно и остро. Я не выбирала Глеба. Не обдумывала свою симпатию. Даже не знала о ней до недавнего времени. Но она есть. И она настоящая.

Глеб обнимает меня одной рукой, а второй обхватывает затылок. И вот мы два дурака, что знакомы с детства, лежим в сугробе и целуемся во дворе школы, пока снегопад скрывает нас от лишних глаз.

Теряю счет времени, ощущая только его горячие губы на своих и жар собственного сердца, которым можно было бы отопить небольшой городок. И мне кажется, что беды позади. И все теперь точно будет идеально, но…

Глеб резко отстраняется и толкает меня в бок. Одновременно поднимаемся на ноги, снег тает на открытой коже и морозит пальцы на руках. В глазах Юдина – такая же метель, что и метет вокруг нас.

– Козырь, ты сдурела совсем? Еще не наигралась?

– Что? – опешив, спрашиваю я.

– Тебе всегда мало, да? Всего и побольше! Твоя жадность меня достала. И Олег нужен, и я. А завтра еще кто-нибудь добавится. Люди – не игрушки. Тебе самой не надоело?

– Глеб, я… – хочу объясниться, но голос слишком сильно дрожит от волнения и услышанных грубых слов.

– Хватит! Не хочу тебя слушать! И знать не хочу! Слышишь? Не вздумай больше ко мне подходить!

Юдин разворачивается и оставляет меня стоять ледяной статуей. Перевариваю его слова и не могу поверить. Медленно моргаю, слезы падают с ресниц и катятся по щекам, стягивая кожу. Не могу сделать вдох, будто меня только что с силой пнули в живот.

«Лучше бы я тебя тоже не знала», – проносится в голове.

Потому что эта боль не сравнима ни с чем на свете. Опустошающая и оглушающая. Минус бесконечность.

Когда я возвращаюсь в раздевалку, там никого нет. Мельком вспоминаю об Олеге и достаю из сумки телефон.

– Да? – отвечает Аля после пары гудков.

– У меня две новости… Хорошая и плохая.

– Хорошую, – вздыхает подруга, и я чувствую, что настроение у нее даже хуже моего. – Плохих-то хватает.

– Дымарский сегодня получил по морде, – без особого удовлетворения рассказываю я.

– Так ему и надо, – сухо отзывается Макарова. – А плохая?

– Я поцеловала Глеба, и он теперь меня ненавидит, – говорю я и стираю очередную слезинку с щеки.

– Тась, – тихонько всхлипывает Аля. – Приходи ко мне. Вместе поплачем. Меня сегодня Макар отшил.

– Буду через двадцать минут.

– Жду.

Аля

Арнольд бредет вразвалочку по шумному вечернему проспекту, оставляя забавные следы на свежем снегу. На улице к вечеру похолодало. Мороз щиплет щеки, под ногами весело поскрипывает снежок… В такую погоду и разговаривать особо не хочется, но Маню сильный «минус» ничуть не смущает. Она, как обычно, трещит без остановки всю дорогу. Слушаю сестру вполуха, потому что нет никакого настроения вникать в сюжет ее нового любимого сериала. Сегодня вечером к маме в гости должны приехать подруги детства, поэтому дома с утра творилась суматоха с готовкой и генеральной уборкой. А ближе к вечеру мама решила отправить нас с Маней с ночевкой к бабушке. Еще и Арнольда предложила взять, потому как Арни вечно крутится под ногами и имеет вредную привычку разваливаться на полу посреди кухни. Мешает, как и мы, в общем. «Заодно и выгуляете его», – напутствовала нас мать, протягивая варежки укутавшейся в шарф Мане. У родительницы с подругами за несколько лет скопилось слишком много новостей. Да и мне, если честно, не хотелось оставаться дома. В комнате в такой ситуации не отсидишься: ведь обязательно пристанут малознакомые женщины с расспросами об учебе и женихах… И если с учебой у меня все более или менее понятно, то с женихами сложно.

Иней топорщится на голых липах, в свете уличных фонарей пляшут снежинки. Но мне не до зимней красоты. Всю дорогу я думаю о том, в какой момент в душе образовались такие пустоты. Макар, Макар, Макар… И мысли только о нем. Дни и ночи думаю о нашем поцелуе и о том разговоре после школы…

– Ты меня совсем не слушаешь! – капризно заявляет Маня.

Мы в очередной раз останавливаемся у одного из столбов, который Анри долго-долго обнюхивает.

– А? Прости… Что сделал этот твой…

– Помер, – бурчит Маня.

– Как помер? – удивляюсь я. – Уже? В конце первого сезона? Как много я пропустила…

– Ага, и потому что ты меня не слушаешь! – возмущенно повторяет Маня.

– Прости, Манник, – вздыхаю я. – Не до этого как-то.

– А я знаю, о чем ты думаешь… – загадочно говорит Маня. – Вернее, о ком.

– И о ком? – вяло откликаюсь я. Арнольд в этот момент телепает вдоль сугроба.

Я уверена, что Маня назовет имя Олега, но сестренка вдруг выдает:

– О Макаре!

– С чего ты так решила? – настораживаюсь я.

Дома я старалась никак не выдавать свою симпатию к Бойко. Неужели Маня научилась мысли читать?

– А нечего на его странице целыми днями сидеть.

– Маня! – ору я возмущенно, и Арнольд на секунду даже останавливается, оборачивается и внимательно смотрит на нас воспаленными красными глазами. – Ты лазила в моем браузере?

– Я реферат готовила по истории, – оправдывается Маня, впрочем, без особого сожаления в голосе. – Пока ты в школе была. А что? У меня ноутбук полетел…

Я не нахожу слов. С утра мы успели поссориться с сестрой из-за того, что она без спроса взяла мою новую блузку. Когда я развопилась, мама предложила пойти на компромисс и дать младшей сестре какую-нибудь другую вещь. Тогда я великодушно разрешила взять белую рубашку. На что Маня не моргнув глазом сообщила, что рубашка лежит в стирке с пятном от «Колы»… Ох, как я была зла! Мы чуть не подрались. Подозреваю, поэтому родительница и отправила нас к бабушке… Проветриться.

– Ну что? – хитро прищуривается Маня.

Мы больше не в ссоре. Помирились сразу, как только вышли из подъезда. Я отходчивая…

– Что? – вяло откликаюсь я.

– Ты все-таки решила ответить ему взаимностью?

– Маня, тебе какая разница?

– Как это какая? – оскорбляется Маня. – Макар мне – не чужой человек, между прочим. Сколько мы часов с ним на кухне проболтали…

– Да уж, – обескураженно отзываюсь я.

В то время как я отсиживалась у Таси, Макар не терял надежды завоевать мое расположение, околачиваясь у нас дома. К Мане Бойко всегда относился хорошо, несмотря на то, что она младше. Я бы не стала развлекать чью-то сестренку… Даже если бы это было в моих интересах.

– Как будущего жениха своей старшей сестры я Макара одобряю, – заявляет Маня.

– Какого еще жениха? Манька, с ума сошла?

– Он намного лучше, чем ваш Олежка. Который и с тобой, и с Тасей гулять успевает… Я ж тебе говорила, что их вместе видела! А Макар – он преданный… Ладно, забирай его себе. С ним мне все равно ничего не светит. Слишком большая разница в возрасте. Макару в январе восемнадцать. Пять лет – целая пропасть…

Мне хочется возразить, что пять лет – не такая и пропасть, будь мы все немного постарше, но сейчас не могу спорить с Маней. Она права. Кроме того, Маня скромно умолчала о столь немаловажном нюансе, как симпатия самого Бойко. Маня-то Макару как девушка не нравится. Да и сама сестренка в последние несколько дней прицепилась к нам с мамой с рассказами о каком-то Боре, который записался в ту же танцевальную студию, что и Маня. Неужели мечты о Бойко в прошлом?

Как этот учебный год переворачивает все с ног на голову!

– А ты знаешь, когда Макар в тебя влюбился? – не отстает Маня с вопросами о Бойко.

Мне разговор дается нелегко, поэтому сначала я и отвечать не хочу, лишь морщусь, как от зубной боли. Но потом говорю:

– Да. На городских соревнованиях, когда нас в пару поставили.

– А вот и нет, – лукаво улыбается Маня. – Когда был конкурс сочинений среди параллели и самые лучшие сочинения зачитывали… Помнишь такое?

– Когда мы писали о мечте всей жизни? – уточняю я, что-то смутно припоминая.

– Ага. Макар сказал, что твое сочинение при всех зачитали… Кто-то мечтал получить велосипед или телефон, кто-то игрушку дорогую… А ты мечтала о настоящем еноте. Чтобы он пожил у тебя хотя бы один день. Дурочка ты у нас, конечно! Неужто такое было?

Живой енот действительно был моей заветной мечтой детства. Я хотела, чтобы он подружился с Арнольдом, устраивал милый бардак в наших комнатах, а вечером мы вместе смотрели мультики, развалившись на диване, и я гладила бы его мягкую серую шубку… А самое главное – мне хотелось вместе с ним стирать вещи. Казалось, что это так весело и необычно. Вот о чем я и написала в сочинении, еще будучи в начальной школе. То сочинение прочитали на всю параллель. Не знаю, почему учительница выбрала мою работу, возможно, из-за образности и интересных сравнений… Но ребята, слушая про енота, ржали как ненормальные. Будто я анекдоты настрочила. С тех пор мне пришлось поменять мечту… Тем более что на тот момент она оказалась неосуществимой. Мама сказала, что хватит нам и Арнольда, папа недавно купил новую стиралку-автомат, а бардак мы с Маней и сами неплохо умеем устраивать. Она за дочерями убирать не поспевает, а тут еще и енот…

– И что такого в сочинении? – пожимаю я плечами. – Дурацкое. Да и все, кроме Таси, потом надо мной смеялись.

– Макар не смеялся, – заявляет Маня, – а сказал, что в нем что-то есть… Его умилило и зацепило, в общем. Это как попросить отца привезти цветочек аленький.

Я задумчиво молчу, а после тяжело вздыхаю.

– Да уж, Манюня! Мальчики – странный народ. Никогда не знаешь, по какой причине ты можешь понравиться… Только толку-то теперь? Макар меня и знать не хочет.

– Из-за того, что ты их с Алиной рассорила? – с пристрастием продолжает допрос Маня.

Будто мы с ней на ток-шоу, где я гость, а сестра – приставучий скандальный ведущий. Вообще мы редко говорим на такие темы. Маня мне кажется еще маленькой для подобных бесед. Даже сейчас, когда мы останавливаемся в глухом сквере, она с восхищением пялится на другую сторону дороги, где рядом с торговым комплексом наряжают высоченную ель. Вижу, как сестра с неописуемым восторгом разглядывает игрушки и украшения… Ребенок! А все туда же: Боря, Макар, Пак Чимин…

– Ничего я их не ссорила! – возмущаюсь я. – Они сами… И вообще, не хочу я о Бойко говорить. Он меня отверг, пускай теперь…

Внезапно я замолкаю и тоже смотрю в ту сторону, где устанавливают елку.

– Теперь что? – в нетерпении поторапливает меня Маня, а затем перехватывает мой взгляд. – Ты кого увидела?

Недалеко от входа в торговый центр стоит Юдин. Парень смотрит на часы и явно кого-то ждет. Все, что мне сейчас нужно, – выйти из сквера и перебежать проезжую часть.

– Маня, постой здесь, – приказываю я, мельком взглянув на прогуливающегося Арнольда.

Пес к тому времени с важным видом принимает сидячую позу, чтобы сделать свои дела.

– Что? Сейчас? Нет-нет-нет! – протестует сестра. – Куда ты? А мне за Арни убирать? Хитренькая!

– Я быстро, Маня! Туда и обратно!

Не даю договорить сестре и, срезав путь, перелезаю через невысокий кованый забор, провалившись в итоге обеими ногами в сугроб. За пару секунд добираюсь до пешеходного перехода и перебегаю дорогу на мигающий зеленый. Больше всего переживаю из-за того, что Юдин может ждать свою подружку – Иру Покровскую из десятого. Тася говорит, они с сентября встречаются… Ушлые десятиклассницы! И откуда они свалились на наши бедные головы?

И если на моей личной жизни можно смело ставить крест, то любовь Таси еще можно спасти. Нет сил смотреть на печальную Козырь… Как же она страдает. А ведь эти два гордых упрямца в жизни не поговорят по душам, продолжают мучиться и дуться друг на друга… А в том, что Глеб терзается так же, как и Тася, я ни капельки не сомневаюсь. В школе Юдин по-прежнему смотрит на мою подругу так, что у меня сердце от тоски сжимается. Неужели она этого никогда не замечала?

Едва позорно не поскользнувшись в последний момент, добегаю до крыльца торгового центра. Народу вокруг много, за спиной у елки жужжит подъемный кран, из динамиков над головой льется Jingle Bell Rock.

– Привет! – пытаясь отдышаться, первой здороваюсь я и выпускаю в воздух облачко пара.

– Привет, Аля, – с удивлением откликается Юдин.

Парень явно не ожидал меня здесь увидеть. В жизни мы не так много общаемся, обычно лишь перекидываемся дежурными фразами «привет-пока». Признаться, поначалу Глеб мне не нравился… Наверное, я просто ревновала Тасю. Но позже смирилась и поняла, что для Козырь присутствие в ее жизни Глеба – нечто такое же естественное, как рисовать ровные стрелки каждое утро и есть макароны со сгущенкой.

– Кого ждешь? – без стеснения спрашиваю я.

– Родителей, – с удивлением отвечает Глеб, заглядывая мне куда-то за спину. – Они диван новый покупают. Мне надоело в мебельном торчать. Решил воздухом подышать.

– Мм, понятно, – мычу я.

А дальше – молчу. Не знаю, с чего начать. Такой щепетильный разговор.

– Аля, тебя Тася подослала? – вдруг спрашивает Глеб.

– Тася? Нет конечно! – качаю я головой. – Я… сама. Но ты правильно понял, что поговорить я хочу о ней… Вернее, о вас.

– О чем мы еще с тобой можем разговаривать? – усмехается Юдин.

Верно. Больше общих тем, кроме Козырь, у нас быть не может.

– Она тебе сообщила о том, что случилось после тренировки? Вы наконец помирились и снова делитесь друг с другом всем-всем?

Да! И это круто! Будто крылья вырастают за спиной… Но надо оставить лирику. Сейчас не до нее.

– В том числе и парнем? – добавляет Юдин.

Вот и колкость. Ведь официального разрыва отношений с Дымарским не было ни у Таси, ни у меня…

Я до сих пор ничего не ответила, и Глеб сухо продолжает:

– То, что произошло, уже не повторится. Я не хотел. У меня и девушка есть… Не знаю, что задумала Тася, но я в ваших играх…

– Глеб, Глеб, послушай! – пытаюсь перебить я, но парня не остановить: ему небезразлична эта тема.

– Я – не этот ваш осел Дымарский. Если Тася хочет вызвать его ревность или…

– Да любит она тебя! – выкрикиваю я надрывно.

В тот же миг лицо Глеба озаряет яркий теплый свет: за моей спиной рабочие зажигают ель. В карих глазах Юдина бликуют желтые огоньки.

– Любит? – переспрашивает Глеб. – Тася меня любит? С чего бы?

«Вдруг»… Просто так бывает, что люди осознают свои чувства внезапно… Всегда так и происходит! Неужели любовь можно спрогнозировать?

– Так получилось. А ты, Глеб, сразу полюбил Тасю? – спрашиваю я. – С самого первого дня? Ведь, возможно, тоже поначалу относился к ней просто как к другу… – Глеб хмурится и хочет мне возразить, но теперь я не даю вставить ему ни слова: – И ты ее любишь, я знаю. Я все вижу! И давно… Но до нее не сразу дошло. Что имеем – не храним, понимаешь? Каждый по-своему приходит к своим чувствам… Главное, что пришел…

Я говорю нервно, сбивчиво, боюсь что-то упустить. Вероятно, Глеба пугает моя горячность, но я выплескиваю все, что скопилось… Да и я тоже влюбилась как-то нечаянно и «вдруг».

– Аля, ты в порядке? – осторожно спрашивает Глеб, когда я немного затихаю.

– Ага, – шмыгаю носом. Не представляю, куда себя деть… Снова так тоскливо. – В общем, я сказала все, что хотела. Тася тебя любит и мучается… А теперь – разбирайтесь сами!

Поворачиваюсь и бреду в сторону сквера. На противоположной стороне улицы замечаю в толпе прохожих растерянную Маню с Арнольдом на поводке. Как хорошо, что я не одна… Сейчас придем к бабушке. Будет светло, тепло и уютно. Станем пить чай и болтать на отвлеченные темы… Очень хочется перестать хотя бы секунду о своей тоске не думать.

На светофоре все-таки оборачиваюсь. Глеб стоит недалеко от украшенной нарядной ели и задумчиво смотрит мне вслед.

Тася

Сижу на широком подоконнике, упираясь лбом в ледяное стекло. Желтый свет фонарей гуляет по сугробам, а в окнах соседних многоэтажек мерцают яркие огоньки праздничных гирлянд. Умиротворяющая картинка, которая совершенно меня не успокаивает. Новый год наступает на пятки старому, хочется оставить в нем все проблемы и переживания, которые больно ударили по голове и оцарапали сердце. Но что, если боль не пройдет никогда, сколько бы сожженных бумажек я ни проглотила вместе с шампанским под бой курантов?

Вновь думаю о Глебе и о нашем поцелуе, после которого Юдин избегает меня покруче любого ниндзя. Я бы смогла ему все объяснить, но, кажется, уже слишком поздно. Он так на меня смотрел… С лютым презрением и ненавистью. Это вряд ли можно исправить, сколько бы милых детских воспоминаний нас ни связывало.

Поражение, Тася Козырь. Ты проиграла.

– Дочь, слезай с окна. Простудишься.

Оборачиваюсь и вижу, что на пороге комнаты стоит папа. В нашем доме есть правило – не входить без приглашения. Личные границы важны даже между родителями и детьми. Как же мне все-таки повезло с предками.

– Присаживайся, – киваю я в сторону диванчика рядом с книжным шкафом и свешиваю ноги с подоконника.

Папа недолго мнется, а после проходит в комнату и занимает предложенное мною место. Он напряженно вздыхает, словно готовится к суперудару: значит, хочет серьезно поговорить.

– Я в порядке, пап, – отвечаю, не дожидаясь вопроса, и улыбаюсь, умиленная отцовской заботой.

– А по тебе не скажешь… Сидишь и грустишь одна. Может, сходите куда-нибудь с Алей? Я вас отвезу. На каток или по магазинам. Куда захотите.

Не выдерживаю зашкаливающих показателей на «ми-ми-метре» и спрыгиваю на пол, бросаясь в папины объятия. Сажусь рядом и кладу голову ему на плечо, он обнимает меня одной рукой, крепко прижимая к своему боку.

– Спасибо, папуль. Ты у меня самый лучший, но Алю сегодня отправили к бабушке, поэтому в другой раз.

– А хочешь тоже к бабушке? – подхватывает он.

Я бы, если честно, не отказалась. Наша бабуля вообще крутая. Напокупала себе квартир в приморском городе, теперь сдает их приезжим, а сама живет у океана. Говорит, море ей приелось, да и классных мужиков за бугром побольше. Шестьдесят пять лет человеку, а она не отчаивается найти себе нового мужа. В прошлом году чуть было на свадьбу лететь не пришлось, но бабушка разорвала помолвку, заявив, что тот австралиец – не ее единственный.

– Полетим на Бали? – смеюсь я. – А как же конец полугодия?

– Точно! Тогда слетаем к ней на праздничных каникулах. А что? Мы давно не виделись.

– Ага. Только ты сначала с мамой поговори. Они с бабулей хоть помирились?

Вот еще одна давняя история. У бабушки с мамой тихая война вот уже много лет, но я не в курсе, с чего все началось. Папа не хочет рассказывать, а от родительницы и бабушки я все время слышу разные версии развития событий. Они обе, наверное, и сами забыли, но упрямо держатся каждая своей стороны. Ведь даже не кровные родственники, а характер – один в один.

– Мм… – тянет папа. – Бабушка сказала, что помирится с невесткой только перед смертью. Правда, не уточнила, перед чьей.

Тихонько смеемся. Если мама узнает, почему мы хихикаем, то помирится с бабулей на наших похоронах.

– Тась, скажи, я могу тебе чем-то помочь? – внезапно серьезным тоном спрашивает отец.

Было бы здорово, но…

– Ты умеешь путешествовать во времени? – усмехаюсь я, понимая, что мне никто не поможет.

– Нет, – удивленно отзывается он.

– Значит, не можешь. – С моих губ срывается печальный вздох.

– Слушай, дочь… Возможно, сейчас тебе кажется, что дела очень плохи, но любые ошибки можно исправить и без путешествий во времени. Все решаемо.

Верно, но я не знаю, что именно мне нужно сделать. Как это исправить?

– Пап, а если бы девушка сделала тебе больно, но, поняв свою ошибку, захотела извиниться… Ты бы ее простил?

– Если бы девушка мне нравилась, то конечно. Знаешь сколько раз мне пришлось прощать твою маму, пока она пыталась разобраться в чувствах ко мне? Сотни. Она же ерунду творила. Игнорировала меня, отшивала, выводила на эмоции. Ой… Такое было… – качает головой папа, предаваясь воспоминаниям. – Я однажды даже решил все бросить и перестать ее добиваться. Надоело стучаться лбом о железную дверь.

– И почему не перестал?

– Во-первых, любил. А во-вторых… Длинная история, но если коротко, то мама – та еще гордячка. Она никогда не подошла бы сама. И как только я от нее отдалился, она продолжала делать вид, что ей все равно, но… Ее подруга рассказала, что Тоня, оказывается, без меня очень страдает. И когда я пришел к ней, то больше не отпускал, а она меня не отталкивала. Как-то так.

Колесики в мыслях начинают вертеться быстрее и быстрее. История отца будто приоткрыла дверь в светлое будущее. Не мое, но… С Глебом уже нет шансов. Он теперь с распрекрасной принцессой Пупырочкой. И в ней столько плюсов: миленькое личико и отсутствие ужасного характера. Он с ней будет счастлив. И я, наверное, когда-нибудь тоже буду. Но вот Бойко и Аля… Я ведь еще сумею спасти этих котят, заблудившихся в темноте. Ну не может Макар сдаться, я в такое просто не верю. Наверное, он, как и мой папа, потерял энтузиазм. И кто, как не я, способен отвесить ему волшебный пендель в нужном направлении?

Я даже через сообщения чувствую, как Аля страдает и грустит. Макару осталось сделать всего один шаг, постучать в железную дверь – и она распахнется без проблем.

– Пап! – воодушевленно выпаливаю я. – Одевайся. Мы с тобой прокатимся. Только я сейчас позвоню кое-кому.

– Хорошо. Жду тебя, – отвечает он и, оставив поцелуй на моей макушке, выходит из комнаты.

Судорожно листаю список контактов, пытаясь отыскать нужный номер. Надеюсь, Бойко его не сменил. Телефон парня у меня еще с тех пор, когда мы с Алей пытались отвадить от нее Макара, притворяясь его сумасшедшими фанатками. Веселье было недолгим, Бойко быстро нас раскусил, но насмеялись мы тогда на несколько лет вперед.

Есть!

Жму на значок с зеленой трубкой и с бешено колотящимся сердцем молюсь, чтобы услышать гудки.

– Да? – гремит грубый басовитый голос.

– Привет. Это Тася, – смутившись, представляюсь я.

– Козырь? Ты? – уточняет стопроцентный Бойко, меняя тон: теперь его голос звучит непринужденно.

Мальчишки… Вечно выделываются. И обязательно нужно было так грубо отвечать? Я чуть не… Ну я ему…

– А ты знаешь еще какую-то Тасю, которая станет звонить тебе по ночам, Бойко?

– Прости, не признал сразу, – ржет он.

– И почему у тебя нет моего?.. Ай, ладно! Не важно. Ты где?

– А что?

– Цветы заказываю, хочу курьера попросить прямо к ногам твоим бросить. Макар, блин, ответь на вопрос. Дело есть.

– Тась, если это касается ваших с Алей разборок, то…

– Нет у нас с ней никаких разборок, а вот у ва-а-ас…

– Что ты имеешь в виду?

– То, что ты валенок! Я пять минут тебе втираю – нужно поговорить. Лучше лично. Куда мне приехать?

– Козырь, ты меня пугаешь.

– Если не скажешь мне адрес, я реально начну тебя пугать, – произношу с нешуточной угрозой.

– Ладно, ладно… Я на стадионе. Вот ненормальная…

– Зато ты у нас нормальный, обрыдаешься. Буду через двадцать минут.

Иду по расчищенной дорожке, рыская взглядом по территории в поисках того, кто мне нужен. Справа виднеется баскетбольная площадка, острый клинок проходится по сердцу, и я сбавляю шаг. Мы часто бывали здесь с Глебом, когда еще только решили заняться баскетболом. Отрабатывали броски и подачи, но больше смеялись или бесились.

В одно мгновение, как по взмаху волшебной палочки, с легкой руки памяти, снег тает, на деревьях появляется зеленая листва, а на небе ярко светит весеннее солнце. Останавливаюсь у ограждения и смотрю на дальнее баскетбольное кольцо.

Мальчик и девочка носятся друг за другом, перекидывая мяч и звонко крича. Девчонка спотыкается и летит на прорезиненную поверхность, растягиваясь пластом. Темноволосый мальчишка тут же бросается к ней, раздосадованно всплеснув руками. Он опускается рядом на корточки и помогает ей сесть. Берет ее руки в свои и рассматривает содранные ладошки. Девчушка плачет, но скорее от стыда и обиды, чем от боли, а парнишка всеми силами пытается ее успокоить:

– Тася, чего ты? Все заживет. Хочешь, я сейчас тоже упаду?

– Хлебка, ты что, дурак? Зачем? Тогда нас обоих будут дразнить. Скажут, неуклюжие. Не нужны нам такие в команду.

– А мы соврем, что отбивались от банды разбойников и победили. И нас точно не будут дразнить.

– Ты же никогда не врешь.

– Ради тебя я готов, – серьезно заявляет он, нахмурив брови, не давая усомниться в своих намерениях.

– Глебка… – улыбается девочка. – Ты самый крутой. Как мне повезло, что ты мой друг…

Мальчишка лучезарно улыбается.

Помню его улыбку настолько отчетливо, будто вижу ее прямо сейчас. В глазах появляются слезы. Какая же я дура.

Друг? Друг?!

Глеб для меня – куда больше, чем просто друг. Но я была так уверена, что он никуда не денется, что потеряла его.

– Козырь?! – окликает меня Бойко.

Быстро хлопаю ресницами, чтобы сморгнуть подступающие слезы. В конце концов, можно спихнуть все на злобный мороз. Поворачиваюсь к парню и глубоко вдыхаю, готовясь произнести самую важную речь в своей жизни. Я должна помочь Але. И я это сделаю.

– Привет, – говорит Макар, кутая подбородок в высокий ворот огромной куртки.

– Привет. Может, зайдем куда-нибудь? Холодина… – пританцовываю на месте, чтобы немного согреться.

– Тася, я же сказал… Если хочешь задеть Макарову, устроив свидание со мной…

– Нужен ты мне! – возмущаюсь я, извергая изо рта облачко пара, а может, и дыма.

Если Макар и дальше будет тупить, я точно превращусь в дракона, а он – в горстку пепла.

– Тогда я не понимаю, чем обязан? – отшучивается Бойко, проделывая подобие галантного поклона. – Я – с друзьями, поэтому давай решим все на месте.

– Минус двадцать, а вы здесь гуляете?

– Не все ведь такие мажоры, как ты…

– Ты поругаться хочешь? Я помочь пришла, – обиженно морщу нос, и Макар в мгновение ока снимает колпак шута.

Ну наконец-то! Не могу сказать, что мы с Макаром много общались, но я все-таки сумела разглядеть в нем нормального парня. Он тщательно скрывает эту свою сторону, особенно от Али. Вот самая большая его глупость, но в какой-то мере мальчишку можно понять. За чем еще, как не за улыбками и шутками, можно скрыть обиду и боль? Лучше масок пока не придумали.

– Тась, выкладывай. Я не знаю, что думать.

– А я не могу поверить, что ты так легко сдался, – говорю расстроенно и качаю головой. – Я всегда ставила на тебя.

– Я тебе что, скаковая лошадь?

– Не придирайся к словам!

– А ты можешь нормально объяснить, а не сыпать метафорами? Мы не на сочинении по литературе.

– Ладно, – соглашаюсь я и смотрю ему прямо в глаза, чтобы увидеть ответ раньше, чем парень сможет его произнести. – Ты еще любишь Макарову?

Бойко передергивает плечами, будто я только что всадила ему иглу в сердце. Над нашими головами пролетает ворона, громко каркнув, мол, достали, все о любви да о любви. На землю летят снежинки, упавшие с еловой ветки и несущие с собой сжимающие грудь чувства.

– А какая разница? У нее ведь есть Олег… – Бойко опускает голову, и мне становится его безумно жаль.

Говорю же, оба страдают, а все зря. Но Тася-спасительница здесь. Примчалась на машине-ракете, чтобы восстановить справедливость.

– Нет никакого Олега! Точнее, есть, но он козлина, и мы работаем над тем, чтобы его проучить, но… Не важно, Бойко. Слышишь? Вообще не важно.

– Я ничего не понял, – хмуро отзывается Макар. – Вы с Алей помирились?

– Да!

– А Дымарский?..

– Он нас развел! – завожусь я, вспоминая выходку Олега и ее последствия. – Да и пофиг. Не случись его, Аля бы и не поняла, кто ей нужен на самом деле! – радостно восклицаю я.

– И кто же?

– Бойко, ты что, издеваешься? – таращусь на него, закипая так, что уже не чувствую холода.

– Это вы издеваетесь! Что вам от меня надо?! Одна десять лет меня гонит, вторая теперь говорит, чтобы я… Что ты от меня хочешь, Тася?!

Мне становится стыдно. Жутко. И за себя, и за Алю. Макар столько всего вынес в гонке за любовью, а я теперь ору на него за то, что он впервые выбрал не Алю, а себя.

– Слушай, Макар. Извини. Я просто немного на нервах. Я ничего от тебя не требую, но хочу, чтобы ты кое-что знал… – Облизываю замерзшие губы, о чем еще пожалею, когда появятся трещины. – Але плохо без тебя, она скучает. У нее не хватит духа подойти к тебе, но она точно все осознала, поэтому я и решила поговорить с тобой. Если то, что ты говорил десять лет, – правда, то дай ей шанс. Всего один. И ты потом сам увидишь. Вот что я хотела тебе сказать… – заканчиваю я и собираюсь уйти, но Бойко снова подает голос.

– А что нужно? Что мне сделать? – тихо спрашивает он, вызывая легкую улыбку на моем лице.

– Поцелуй ее, – весело бросаю я и быстро перебираю заледеневшими ногами, которые не спасают даже меховые сапожки.

– Спасибо! – кричит Бойко мне вдогонку.

– Я еще ставлю на тебя, Макар!

Аля

– Девчонки, есть булавка? Срочно! Замок на юбке разошелся… Мамочки! Что теперь делать?

За кулисами все суетятся, бегают, шипят друг на дружку и толкаются. Я слушаю их голоса сквозь непонятный гул в ушах. Нет, я ни капельки не волнуюсь… Наверное. Нет, я точно не волнуюсь. Я выходила на сцену много раз и еще ни разу не ощущала подобных эмоций… Но сейчас почему-то коленки дрожат, и пальцы немеют от страха. Может, дело в том, что мне предстоит играть спектакль вместе с Макаром? Я оглядываюсь и нахожу Бойко взглядом. Он в этот момент о чем-то разговаривает со Стасом и Яковом Ефимовичем. Рассматриваю красивый профиль Макара, и сердце опять ноет. Макар, как и прежде, не обращает на меня никакого внимания. Мы сможем пообщаться лишь на выступлении, проговаривая свои реплики. Только там Макар снова посмотрит на меня светлыми лучистыми глазами, и я наконец испытаю радость.

Тяжело вздохнув, отворачиваюсь от Бойко и осторожно выглядываю из-за кулис. Полный актовый зал. Уже по-новогоднему украшенный, с желтыми гирляндами на огромных окнах. Сначала я нахожу в зале родителей и Маню. Мама, как обычно, нарядная и взволнованная… Будто я играю не в школьной постановке, а в Большом драматическом театре… Папа с Маней сидят не такие торжественные и воодушевленные, но я очень рада, что они здесь. Сестра жует круассаны и наверняка шелестит упаковкой всякий раз, когда достает новый. Ох, если она не успеет слопать их до начала спектакля и будет мешать артистам… Я всю душу из нее после спектакля вытрясу!

Отыскиваю взглядом Тасю. Подруга сидит в предпоследнем ряду и со скучающим видом оглядывает собравшихся. Я рада, что Тася пришла. Обычно мы никогда не пропускаем мероприятия друг друга, правда, из-за нашей ссоры я прогуляла несколько игр Козырь… Но как же хорошо, что мы наладили наши отношения, и я теперь могу поболеть за подругу и искренне ею гордиться.

Мне хочется высунуться из-за кулис и помахать родителям и Тасе, но в последнюю секунду я сдерживаюсь. В зале замечаю Лизу Коробкину и прячусь за тяжелой портьерой. Ведь мы с Тасей по-прежнему делаем вид, что находимся в ссоре.

– Аля, у тебя есть булавка? – кричит мне в ухо расстроенным голосом девочка из нашей труппы – Юля Иванова.

– Что у тебя случилось? – оборачиваюсь я.

– Замок… на юбке… – чуть не плачет Юля.

– Дай посмотрю!

По счастливой случайности кто-то из девчонок находит булавку и протягивает мне. Мы гурьбой собираемся вокруг Юли и пытаемся починить молнию на юбке. Взволнованно шушукаемся и смеемся.

– Аля, а шпилька есть? Запасная… Пучок разваливается.

– У меня есть!

– Девочки, помогите!

По очереди я помогаю каждой девчонке, которая обращается ко мне. Где помаду поправить, где прическу… Периодически все-таки не могу сдержаться и скашиваю глаза в сторону Макара. Теперь Бойко тоже периодически кидает на меня задумчивый взгляд. Один раз я не сдерживаюсь и улыбаюсь ему, и Макар растерянно улыбается уголком рта мне в ответ.

Первое и второе действия мы отрабатываем как на духу. Когда я нахожусь на сцене рядом с Макаром, то не чувствую от него былой обиды, что немного обескураживает. Со своей ролью я пока справляюсь отлично и, в очередной раз убежав за кулисы, с облегчением выдыхаю. Слышу, как на сцене путается в словах Дымарский. Запинается и блеет что-то невразумительное, а из зала доносятся несмелые смешки. Да, за несколько месяцев Олег успел завоевать авторитет среди старшеклассников, но с драмкружком у него явно не сложилось. Кто-то из зрителей не хочет обижать Олега, а кто-то откровенно ржет. Уже ясно, что сцена – не для него. Хотя и странно, конечно, что в жизни парень так ловко плетет лживые паутины, пудрит мозги и является отличным актером!.. Но на сцене все его очарование сразу теряется.

Услышав из зала смешок, не могу сдержать злорадную улыбку. Может, игра в баскетбол и приносит Олегу удовольствие, но с драмкружком Дымарский просчитался. Сцена доставляет ему огромный дискомфорт. Отыграв свою роль и скрывшись за кулисами, раскрасневшийся Олег, не глядя на меня, хватает куртку и убегает. Вряд ли он вернется к концу спектакля… Мне на правах его «девушки» следовало бы броситься следом и попробовать успокоить. Но во-первых, скоро мой выход… А во-вторых, я – не его девушка. В Олеге Дымарском мне теперь отвратительно абсолютно все. И смех, который когда-то казался волнующим, и повадки, и даже «очаровательные» ямочки на щеках…

Перед третьим действием, отойдя к заднику, замечаю, как в зал проникает Юдин. Хорошо, что у меня сейчас нет слов, иначе бы я обязательно сбилась… Наблюдаю, как Глеб отыскивает взглядом темную макушку Таси и пробирается к Козырь. Позади подруги как раз пустует место… Я стараюсь не улыбаться. Кажется, Глеб в этот момент смотрит на меня. Внезапно парень прикладывает палец к губам, и я еле заметно киваю. Сердце взволнованно стучит… Если ребята поговорят по душам, я буду на седьмом небе от счастья. Независимо от того, как пройдет их разговор. Главное – начать его и открыться друг другу.

Наконец моя реплика. Я делаю шаг вперед и произношу речь. Затем, от волнения позабыв обо всем, скрываюсь за кулисами. Когда перед импровизированным звонком на антракт снова выглядываю в зал, оба кресла в предпоследнем и последнем рядах пустуют. И теперь я уже не могу сдержать широкую улыбку.

«Ну вот и хорошо. Я так счастлива, что не верю ни в смерть, ни в горе. Особенно сейчас, когда ты подошел так близко ко мне. Никто никогда не подходил ко мне так близко. И не обнимал меня. Ты обнимаешь меня так, как будто имеешь на это право. Мне это нравится, очень нравится. Вот сейчас и я тебя обниму…»

Произнеся одну из последних реплик, крепко хватаюсь за плечи Макара и не хочу отпускать его никогда и никуда. А во время нашего постановочного поцелуя на сцене, когда парень лишь едва касается губами моих губ, сердце колотится с такой страшной силой, что кажется, в зале дребезжат окна… Хотя скорее всего, это снова от волнения звенит у меня в ушах.

Когда Яков Ефимович произносит последние слова: «Не остывайте, не отступайте – и вы будете так счастливы, что это просто чудо!», кулисы потихоньку закрываются, и мы слышим бурные овации. Продолжаем стоять с Макаром в обнимку… Я боюсь, что он выпустит меня из объятий, но Бойко продолжает крепко держать за плечо, а я держу его за талию. Я жмусь все ближе и чувствую, как громко и отчаянно стучит сердце Макара. Ребята и Яков Ефимович с восторженными счастливыми улыбками смотрят друг на друга. Спектакль прошел отлично. Без сучка и задоринки, если не считать Дымарского, забывшего слова. Зиновий снова открывает кулисы, и многие делают шаг вперед для поклона, а мы с Бойко стоим, словно приклеившись, не смея посмотреть друг на друга. Когда кулисы закрываются во второй раз, ребята оживленно обсуждают, куда теперь можно завалиться после спектакля, чтобы отметить премьеру. Уговаривают худрука отправиться вместе со всеми. На удивление, нас никто не трогает и ни о чем не спрашивает… Только напоследок, покидая сцену, Стас громко спрашивает у Бойко:

– Макар, вы к нам присоединитесь?

– Да, чуть позже, – откликается он, и я чувствую, как взволнованно и хрипло звучит его голос.

Наконец мы остаемся одни. В зале еще слышно оживление. Зрители потихоньку покидают актовый зал. Я поднимаю голову и смотрю в глаза Макару. Бойко в ответ глядит на меня. На сцене уже погасили основной свет, и мы стоим впотьмах за огромными плотными портьерами. Стоим, обнявшись, с самого спектакля, и смотрим друг на друга. Мне так многое хочется сказать Макару… Про свои сильные чувства, про долгую «слепоту», про главную ошибку – Олега… Ведь Бойко ничего не знает. Он злится на меня, он обижен. И почему вдруг так просто снова меня обнимает – и вид у него такой, будто вот-вот хочет сообщить мне что-то хорошее. Но мы оба не говорим ни слова, изводя друг друга молчанием. В зале становится еще тише, потихоньку гаснут и остальные лампы. Мое сердце вновь колотится как сумасшедшее.

Мы с Макаром еще несколько секунд стоим, а затем, не сговариваясь, тянемся друг к другу и начинаем целоваться. Теперь все по-настоящему.

Гула в ушах больше нет, но сердце продолжает дико толкаться в груди. А когда между поцелуями я слышу в ухо горячий шепот – признание в любви, меня и вовсе захлестывает волна огромного, вселенского счастья. Я не раз слышала признания от Макара, но они были дурашливыми и какими-то издевательскими. А сейчас… Сейчас… Поначалу я не нахожу слов, лишь крепче обнимаю Бойко, но затем все-таки шепчу в ответ:

– И я… я люблю. Представляешь, люблю! Люблю, Макар. Люблю.

Мне хочется плакать и счастливо смеяться одновременно. Ведь я не могу поверить, что бывает вот так: отчаянно и неожиданно… Как вспышка, которая ослепила все вокруг. И никуда от нее не скрыться.

– Знаю. – Макар внезапно отстраняется и серьезно смотрит мне в глаза. – Я понял, что ты меня любишь, раньше, чем ты поняла это сама…

– Бойко, ты опять выпендриваешься? – тихо смеюсь я и тянусь за поцелуем.

Но Макар продолжает:

– Брось, я ведь видел, как тебе небезразличны наши кошки-мышки… Именно поэтому не отступал.

Несколько секунд я задумчиво молчу. В какой момент Макар захотел меня отпустить? Лишь когда решил, что я всерьез влюбилась в другого парня? Но это неправда! Та симпатия оказалась обманом…

Бойко продолжает смотреть на меня с непонятной тревогой. Тогда я широко улыбаюсь и признаюсь:

– Я больше не хочу убегать, Макар. Ты меня поймал.

Сначала мы целуемся за кулисами, а потом в зале, усевшись вдвоем на одно из кресел. И хотя свет давно погасили, вокруг тускло переливаются новогодние гирлянды на высоких окнах. И я, сидя у Бойко на коленях в ворохе тюля многочисленных подъюбников, так счастлива, будто уже получила подарок на Новый год. Просила у Деда Мороза одно, а он неожиданно принес мне другое – в миллиарды раз круче. Главный подарок всей моей жизни.

– А можно набить морду твоему любимчику Дымарскому? – неожиданно спрашивает Макар, оторвавшись от моих губ.

– Он не мой любимчик! И откуда ты все знаешь?.. – удивленно распахиваю я глаза.

– Тася сказала, – признается Бойко.

И мне вдруг становится очень смешно. Вспоминаю Юдина в свободном кресле последнего ряда… Мы с Козырь даже за спиной друг друга действуем одинаково.

– Ну этого Олега к черту! Все потом.

Я крепко обнимаю Макара за шею и снова касаюсь губами его губ.

– Мне кажется, я сегодня умру от счастья, – шепчу между нашими поцелуями.

– Не умирай, пожалуйста. Только не сегодня, Алечка, – в своей дурашливой манере притворно ужасается Бойко.

– Можешь называть меня Макаром, – смеюсь я и склоняю голову для очередного поцелуя.

Тася

– Ты куда меня тащишь? – спрашиваю я, едва успевая за широкими шагами Глеба, который идет впереди и крепко сжимает мою руку. – Эй! Что случилось?!

Но Юдин молчит и даже не оборачивается, петляя со мной на буксире по школьным коридорам. Я вообще-то собиралась досмотреть спектакль до конца. Не скажу, что мне было очень интересно, но Аля сегодня явно в ударе, и я ею бесконечно горжусь. А как они с Макаром смотрятся на сцене вместе… Такие лапочки. Надеюсь, Бойко меня хорошо понял. Возможно, постановочный финальный поцелуй превратится в настоящий, а я теперь могу это пропустить, потому что у Глеба поехала крыша. Да что с ним такое? Я ведь ничего не сделала. Даже Ирочку его на фиг не послала, когда она сегодня задела меня плечом в гардеробе. А ведь хотелось…

Добираемся до спортивного зала, Глеб резко толкает дверь, продолжая тащить меня следом, а после открывает еще одну – в каморку, где хранится инвентарь. В нос ударяет запах моющих средств, и мы заходим внутрь. Глеб захлопывает дверцу и припечатывает меня к стене. Упираюсь лопатками в холодную поверхность, колени дрожат. Свет из маленького окошка под потолком освещает комнатушку, и я вижу перед собой серьезные карие глаза, заглядывающие прямиком в душу. Сердце яростно клокочет в груди, резкий выдох срывается с приоткрытых губ, когда Глеб подходит ближе и упирается ладонью в стену рядом с моим виском.

Он меня пугает.

– Ты любишь меня? – глухо спрашивает Глеб, не отпуская мой взгляд.

– Что? – с ужасом переспрашиваю я, вжимая голову в плечи.

– Любишь или нет?

– Глеб, что с тобой?

– Понятно, – недовольно выпаливает он, отталкиваясь от стены, и делает шаг назад. – Я так и думал…

Понимаю, что Глеб собирается уйти. Тело реагирует быстрее, чем мозг. Хватаю его за руку, задерживая дыхание. Всего три слова. Три правдивых слова, но меня душит ком в горле, и не получается издать ни звука.

Глеб медленно поворачивает голову. Грудь сдавливает железная призрачная клешня, а пальцы слабеют. Что изменится, если я признаюсь? Зачем ему это? Хочет посмеяться надо мной? Хочет отомстить? Выпускаю его ладонь, глаза жгут подступающие слезы.

– И на что я рассчитывал? – ядовито ухмыляется Глеб. – Чего еще от тебя можно было ожидать, Козырь? Хватит…

Он поворачивается ко мне спиной и касается дверной ручки. Если Юдин сейчас уйдет, то точно уже навсегда. Осознание неизбежного крушит преграды, гордость прячется в тень. Неужели я готова так все оставить? Даже не попытаться?

Поднимаю руки, с силой хлопаю Юдина по плечам и кричу:

– Да! Я люблю тебя! Понятно?! Люблю! Можешь ржать надо мной сколько хочешь! Можешь гордиться собой! Но я люблю, дурацкий ты Хлебка!

Тарабаню по его спине, выплескивая эмоции. Повторяю одно только слово, что меняет интонационные окраски, но не меняет суть:

– Люблю.

– Люблю!

– Люблю…

Силы быстро кончаются, опускаю голову и упираюсь лбом между лопаток Глеба, продолжая шептать чертово признание, которое разрывает душу на части. Юдин оборачивается, а я не решаюсь поднять на него взгляд. Не могу поверить, что все-таки призналась ему. И что теперь?

Юдин внезапно обхватывает меня и прижимает к себе, крепко обнимая и касаясь щекой моей макушки.

– И я люблю тебя, мой маленький монстр, – тихо произносит он. – И спасибо за массаж.

Запрокидываю голову, не веря собственным ушам:

– Ты? Любишь меня?

– Конечно, – ярко и открыто улыбается Глеб. – Уже давно. Сам даже не помню сколько лет и когда это началось, но да. Я люблю тебя, Тась. Очень.

– Тогда на фиг так пугать?! – завожусь я, вспоминая, где мы находимся и как сюда попали.

– Потому что мы бы поседели и успели завести детей и даже внуков, пока ты сама решилась бы это мне сказать, – смеется Глеб, а мне жуть как хочется еще разок треснуть его.

Но я обнимаю его за шею и тяну вниз. Прижимаюсь губами к его губам в горячем яростном поцелуе. А Глебка только рад. Вот ведь жук. Он проводит ладонями вверх по моей спине и забирает контроль над ситуацией. Теперь все по-другому. Нет горечи обиды, нет злости и паники. Только чувства и нежность. Будто мы знакомимся заново и опять привыкаем друг к другу. Будто возвращаемся домой после долгого отсутствия и дышим воздухом из детства. И это головокружительный полет над прошлым прямо к светлому будущему. Сладкие шоколадные батончики, звонкий смех, бормотание телевизора, на экране которого бегают Том и Джерри. Горячие смелые губы, нежный шепот, цитрусовый аромат парфюма.

Не можем оторваться друг от друга. Ноги едва держат. Шагаю спиной вперед и спотыкаюсь о баскетбольный мяч, теряя равновесие. Глеб подхватывает меня на руки и усаживает на высокую стопку гимнастических матов. Его лицо – прямо перед моим. Глаза блестят.

– Я так долго хотел это сделать, – признается он, дрожь волнующего голоса Глеба пробивает кожу.

– Почему не сделал раньше?

– Тебе напомнить, сколько раз угорала надо мной и говорила, что моя девушка будет самой несчастной на свете?

Виновато прикусываю нижнюю губу и отвожу взгляд. Грешна…

– Я ведь шутила, – пытаюсь оправдаться, хотя понимаю, как глупо это звучит.

– Мне было не до шуток, – серьезно говорит Глеб.

– Наверное, я подсознательно пыталась удержать тебя рядом с собой.

– Ага… рядом… и целое лето обо мне даже не вспоминала…

– Ты тоже! – защищаюсь из последних сил.

– Тася, – с печальной нежностью говорит Глеб, – я думал о тебе каждый день, но быть просто другом больше не мог и… Я решил, что пора это закончить и, возможно, взглянуть еще на кого-то, кроме тебя. У моих друзей кипит личная жизнь, а я смотрю с тобой ужастики по выходным и получаю тысячу и один подзатыльник.

– Я настолько плохая подруга, да? – спрашиваю расстроенно.

– Нет! Дело не в этом. Ты замечательная подруга, с тобой никогда не скучно, ты умеешь поддержать и дать хорошего пинка, но мне ведь мало…

– Почему ты со мной помирился?

– Потому что был нужен тебе…

И если я точно наказание для Глеба, то он – мой подарок судьбы.

– Ты прямо ангел, – хмыкаю я. – А я черт.

– Зато теперь ты мой черт. И я смогу направить тебя по истинному пути и очистить.

– Ты че, Хлебка? В себя поверил? – шутливо пихаю его в плечо.

– Ага… Пять минут назад, – говорит он и наклоняется за новым поцелуем.

Но я закрываю ему рот, положив ладонь на ладонь и не подпуская, поскольку вспоминаю одну маленькую вредную пупырчатую деталь.

– А как же твоя девушка, Хлебка? Или что, у нас будет шведская семья?

Глеб берет мои руки в свои и прижимает к груди, улыбаясь и хитро прищуриваясь:

– Я сейчас смотрю на свою девушку. Другой у меня нет.

– А Пупырочка?

– Ты всем клички придумываешь?

– Всем, кто бесит, – закатываю глаза.

– Хлебка… – напоминает Глеб.

– Всем, кто меня бесит, и тебе, – исправляюсь я. – Не уходи от темы. Что у тебя с Ирой?

– Ничего.

– Ты ее бросил?

– Вообще-то, она – меня, но это ведь уже не важно… – смущенно отвечает Юдин.

– Что-о-о?! Она?! Как такое возможно? Нельзя бросать моего парня!

– Козырь, у тебя совсем крышу снесло? – хохочет Глеб. – Что ты несешь?

– Я несу людям радость и счастье, – кривляюсь. – Ты должен был ее бросить! Да кто она такая?! – Не могу перестать возмущаться.

– Ты несешь людям головную боль и заикание, – дразнится Глеб.

Бросаю на него суровый взгляд. Срабатывает на ура – друг в момент перестает лыбиться как идиот.

– На самом деле, после того как ты меня поцеловала тогда в сугробе, я на Иру и смотреть не мог… Ей это быстро надоело, вот она меня и кинула.

– Ну и ладно… Мне же лучше. Не придется тебя у нее отбивать.

– Ты бы решилась на такое? – Лицо Глеба вытягивается в удивлении. – Серьезно? Боролась бы за меня? Тогда я могу обратно с ней сойтись и…

– Если ты закончишь фразу, я сверну тебе ухо, – устрашающе качаю головой.

– Какая ты злыдня, Козырь, но как я тебя…

– И я тебя, – перебиваю его ласково и целую в губы.

– Погоди, – отстраняется Глеб, хмуря брови. – С моей девушкой мы разобрались, а как насчет твоего парня?

Дымарский… Я о нем и забыла…

– Ох, Глебка… До-о-олгая история…

– А я никуда не тороплюсь.

С трудом верится, что все происходит в действительности. Щеки сводит от широкой улыбки, но… Наша, не побоюсь этого слова, великолепная четверка собирается в кафешке недалеко от школы, чтобы отметить самое знаменательное событие уходящего года. Аля с Макаром сидят на диванчике бок о бок и с нежностью жмутся друг к другу. Бойко сияет и светится, как золотой перстень Сергея Валентиновича, который директор вечно протирает о лацкан пиджака, а Аля… Если бы я знала, что Макар сможет сделать ее настолько счастливой, то заперла бы их вдвоем на пару месяцев в каком-нибудь подвале, чтобы ускорить процесс создания влюбленной парочки.

Встречаюсь с подругой взглядом, Макарова корчит смешную умиленную рожицу, стреляя глазами то в меня, то в Глеба. Юдин обнимает меня одной рукой, не прерывая разговор с Макаром о новой компьютерной игре. Из колонок тихо льется рождественская мелодия, на окнах сияют цветные огоньки. Атмосфера пропитана сладким запахом горячего шоколада и чудом. Но магия уже здесь. Мы все вместе. Чего еще можно пожелать?

Официант расставляет на столе напитки. Каждый тянет руку к стакану, и только Бойко хватает сразу два – свой капучино и матчу на кокосовом молоке для Али.

– Хочу попробовать, – говорит он.

Аля приподнимает бровь, глядя на парня, а я с интересом наблюдаю за Макаром, потому что точно знаю, какова на вкус зеленая жижа. Будет шоу, пора доставать шляпу для сбора денег. Бойко делает маленький глоток, и его лицо перекашивает так, что парню позавидовал бы сам Джим Керри.

– Что за дрянь?! – ужасается Бойко под наш дружный смех. – Что сюда вообще налили? Если бы мы знали, что это такое, но мы не знаем, что это такое…

– Дай сюда! – Аля забирает у Макара чай.

– Аля, как ты можешь это пить? Да тут… тут… Как будто подогрели молоко, помешивая его жареным карасем, а сверху посыпали речной тиной!

– Зато полезно, – строго говорит Макарова и делает пару глотков, даже не поморщившись.

– Пей, пей, дорогая, – приговариваю я, потягивая из трубочки сладкий манговый чай. – Будешь сильная и здоровая.

– Да ну вас! – обиженно бросает Аля, дуя губы.

– Ладно тебе, Алечка, – успокаивает ее Бойко. – Хочешь я ради тебя ведро зеленой гадости выпью?

Глеб поворачивает голову и наклоняется к моему уху:

– Можно мне какое-нибудь другое испытание для доказательства своих чувств?

– Можно, – усмехаюсь я. – Помоги нам разобраться с Олегом.

– Что? – оживает Макар. – С Оленем? Запросто! Предлагаю начистить ему…

– Согласен, – подключается Глеб. – Я уже начал и с удовольствием продолжу.

– Стоп! – Аля с громким стуком ставит стакан на стол и обводит парней грозным взглядом. – Мы не в Средневековье. Нужен другой способ.

– Именно! – поддерживаю подругу. – Так он ничего не поймет. Синяки сойдут за неделю, а мы мучились несколько месяцев.

– Мы можем обновлять их каждые пять дней.

– Макар! – говорит Аля и недовольно поджимает губы.

– Ла-а-а-дно. Какие еще имеются варианты?

– У кого-то есть знакомые из его прошлой школы? – произношу я. – Может, мы узнаем о нем что-нибудь интересное? Такое, что заставит его почувствовать себя на нашем месте…

– Сейчас наберу Максу. – Глеб хватает телефон. – Кажется, его двоюродный брат учится там.

Спустя полчаса и еще один чайник зеленого чая Глеб получает сообщение от знакомого. Парень внимательно читает послание, и я замечаю, как резко его брови взлетают вверх.

– Не думаю, что девчонкам стоит это видеть, – говорит он и передает мобильник Макару.

Бойко ржет, глядя на дисплей, а после долго глазеет на экран, качая головой:

– Дымарский прямо герой-любовник. Ничему его жизнь не учит.

– Что там такое? – Не могу больше сдерживать любопытство.

– То, что вы не первые. И один раз ему уже прилетело за подобные игры, – сухо произносит Глеб.

Аля выхватывает у Бойко телефон, и я склоняюсь над столом, чтобы тоже посмотреть. Макарова пролистывает несколько фотографий не самого лучшего качества, но на них точно угадывается Дымарский. С красным лицом и… спущенными штанами! Провожу пальцем по экрану, поднимая переписку вверх к сообщению, которое прислал Максим. Все правда. Олег издевался над девчонками и в своей школе. Думал, что самый умный. Признавался им в чувствах, выпрашивал фотки и обманывал, встречаясь сразу с несколькими. Ясно, откуда у него такие таланты. Годы практики. Ну и козел!

Поднимаю глаза на Макарову. Аля выглядит очень злой.

– А это уже слишком! – рычит она. – Теперь он не должен отделаться только парочкой фоток!

– Публичная казнь? – предлагаю я.

– Елка! – сияет Аля. – Тась, как насчет совместного спектакля «Худшие подруги»?

– Шикарно! – Загораюсь идеей, даже не выясняя деталей, потому что догадываюсь о ходе мыслей Али. – Устроим шоу, которое никто никогда не забудет, как и провал Дымарского! Масштабное разоблачение.

– Я не понял… что вы задумали? – спрашивает Макар.

– Кто у нас отвечает за развлекательную программу на елке? – кидаю в него встречным вопросом.

– Э-э-э… Анастасия Викторовна и Маша.

– Получится выбить нам немного времени в программе?

– Думаю, да, – еще не въезжая, отзывается Бойко.

– Глеб, сможешь сделать презентацию? – поворачиваюсь к Юдину. – Ты ведь дружишь с Костей, который всегда на аппаратуре. Нам понадобится визуальное сопровождение.

– Ну-у-у… Ладно, – скованно отвечает Глеб.

– А драку устроим? – хохочет Аля.

– Посмотрим, как пойдет… – подмигиваю я подруге.

Аля

Мы с Макаром увлеченно целуемся под лестницей, когда из актового зала начинает доноситься громкая музыка. Я сразу отстраняюсь от Бойко и шепчу:

– Макар, пора! Сейчас начнется…

– Еще немного, Алечка, – говорит Бойко, делая попытку меня поцеловать.

– Нет, Макар, нас заметят раньше времени…

Мне и самой не хочется расставаться с парнем ни на секунду, но долг зовет. Я первой вылезаю из-под лестницы, на ходу поправляя растрепавшуюся укладку. Снаружи меня поджидает рассерженная Тася.

– Аля, куда ты пропала? Я тебя не узнаю! Что за безответственность? Договаривались же… Где была?

– Да я там… – начинаю я, стараясь придумать вескую причину опоздания, но следом за мной появляется довольный Макар.

Резко выскакивает и ударяется головой о лестницу.

– Ох, блин…

– Понятно, – усмехается Козырь. – Макар, тебя Маша ищет. Микрофоны нужно проверить.

Когда Бойко скрывается в актовом зале, Тася поворачивается ко мне.

– Готова? – спрашивает она шепотом: глаза у подруги азартно сияют.

– Волнуюсь немного, – честно признаюсь я. – Как выгляжу?

В это время из актового зала доносится голос Макара: «Йоу, йоу, йоу, как слышно?..»

Тася внимательно рассматривает меня и отвечает:

– Лучше всех! А я?

Я тоже оглядываю блестящее новогоднее платье подруги и, кивнув, улыбаюсь:

– Сногсшибательно!

Мы синхронно поправляем друг другу похожие ободки в волосах и расходимся, будто вовсе и не знакомы… Не нужно, чтобы нас увидели вместе раньше времени.

Актовый зал украшен шарами, по периметру переливаются и мигают новогодние гирлянды. Кресла предусмотрительно сдвинуты, поэтому освободилось место для импровизированного танцпола. На нем отплясывают несколько девчонок. Большинство парней привычно околачиваются у стены. На сцене установлен проектор, на котором сейчас слайд за слайдом меняются новогодние картинки. За ноутбуком сидит парень из одиннадцатого «В» – Костя Васильев. Рядом, склонившись, стоит Глеб и что-то быстро говорит Костику. В какой-то момент Юдин поднимает голову, и мы встречаемся взглядами. Глеб мне подмигивает, а я растерянно улыбаюсь в ответ. Что и говорить: все это волнительно. Затем нахожу взглядом Тасю, которая топчется в конце зала. Мы переглядываемся с подругой, и я поспешно отвожу глаза. Дымарского найти пока не удается. Я встретила его в коридоре у гардероба, где он о чем-то весело болтал с Тасей. Но как только заметил меня, тут же, разумеется, испарился… Бедняга. И охота ему ерундой страдать? Ведь все тайное рано или поздно становится явным.

Олег появляется в самый разгар вечеринки. В отличие от многих парней чувствует себя расслабленно и легко двигается в танце. К нему поочередно присоединяемся и мы с Тасей… Когда я танцую с Дымарским, он смотрит на меня таким взглядом, что если бы я не знала подноготную, то уверилась бы в его искренней симпатии… Но я сразу одергиваю себя: минуту назад, когда рядом с ним была Тася, он смотрел на нее точно так же! Козел!

Девчонки и парни одобрительными выкриками подбадривают Дымарского. За четыре месяца, что Олег учится у нас, он с легкостью сумел завоевать авторитет у старшеклассников. Это было несложно: приветливый и с каждым дружелюбный. В чем-то мы с ним даже похожи. Есть, правда, и отличие: я не поступаю так гадко с другими людьми.

Внезапно танцы прерываются, и на сцене зажигаются яркие прожекторы. Ведущую вечера – девятиклассницу Машу – заменяет Макар. Ребята в знак приветствия свистят и аплодируют Бойко.

– Народ, – говорит Макар. – Поступило предложение выбрать звезду сегодняшнего вечера. У меня даже приз есть.

Бойко лезет в карман белой рубашки и достает цветную картонку.

– Сертификат в пиццерию на двоих. Как вам?

Ребята снова с одобрением кричат.

– Думаю, будет справедливо отдать его тому, кто зажег сегодняшний танцпол. Олег Дымарский из одиннадцатого «Б»!

Прожектор, за который сейчас отвечает Глеб, указывает на растерянного Олега. Возможно, Дымарский чувствует подвох, потому как, щурясь от света, растерянно оглядывается по сторонам. Но Макар продолжает кричать в микрофон:

– Есть возражения? Девчонки, как вам сегодня Олег?

Девочки, конечно, счастливо визжат. И мы с Тасей в их числе. Ну а как нам быть? Не можем ведь мы не поддержать любимого парня. У меня даже получилось пронзительно свистнуть, заложив в рот два пальца. Не ожидала, что получится так громко… Макар накануне научил.

Одобрение явно приятно Олегу, потому как он тотчас приосанивается, и уже знакомая самодовольная улыбка появляется на его лице. И ямочки. Те самые, которые в начале учебного года свели меня с ума.

Олег поднимается на сцену. Идет чуть ли не вразвалочку, засунув руки в карманы модных брюк. И зал замирает в ожидании. Олегу явно льстит внимание. Как и тот факт, что его, новенького, выбрали «звездой сегодняшнего вечера».

Дымарский тянется за сертификатом, но Бойко прячет руку за спину. Олег немного озадачен и даже рассержен. Однако продолжает широко улыбаться.

– Погоди, дружище, – говорит Макар в микрофон. – Сертификат на две персоны. Есть кто на примете?

Олег заметно тушуется и мнется. Смотрит в зал. Но явно не ищет взглядом меня или Тасю…

– Будет классно, если наш принц сейчас же раскроет имя своей принцессы, – продолжает давить на парня Макар. – Ну же, Олег! Кого возьмешь с собой, чтобы отведать горяченькой свежей пиццы?

Олег молчит и растерянно пялится на зрителей.

– Может, твоя принцесса в зале? – насмешливо продолжает Макар.

– Я здесь! – вдруг выкрикивает Тася.

Я оборачиваюсь и наблюдаю, как Козырь гордой походкой направляется к сцене. Тут же поворачиваюсь к Дымарскому, и мы наконец схлестываемся взглядами. В его глазах испуг, в моих – недоумение. Я развожу руками: мол, Олег, какого черта?

– О, Тася, привет! – радостно отзывается Бойко. – Какой сюрприз! И давно вы вместе?

Я, недолго думая, тоже направляюсь к сцене, но поднимаюсь на нее с другой стороны. Теперь Дымарский окружен. Олег явно в замешательстве… Да что говорить – все в замешательстве! Даже Макар здорово разыгрывает изумление. И Тася удивленно поднимает брови.

– Привет, Макарова, – улыбается мне Бойко, опустив микрофон.

– Привет, Макар, – шепотом отзываюсь я и встаю возле Дымарского.

У Олега такое напуганное выражение лица, будто к нему подлетели два призрака.

– Ого! – с беспокойством восклицает Бойко уже в микрофон. Ну и актер! Актерище! – Аля, и ты встречаешься с Олегом?

– Ну да, – отвечаю я.

В зале – гробовая тишина.

– В смысле – «ну да»? – откликается Тася. – Я встречаюсь с Олегом!

– Ага, Козырь, мечтай! Может, и встречаешься, только в своих снах.

Теперь из зала доносятся шепот и смешки. Олег поочередно смотрит то на меня, то на Тасю. И кажется, готов прямо сейчас шмякнуться в обморок.

– Офигела, Макарова? – довольно правдоподобно возмущается Козырь. – Сама лишь об Олеге мечтаешь! Мы вообще-то с ноября встречаемся.

Я смеюсь, а затем хватаю растерянного Дымарского за руку.

– Ну-ну. Какое совпадение. И мы!

Тася берет Олега за другую руку, и я чувствую, какая мокрая ладонь у Дымарского. У него даже нет сил высвободиться. Сначала стоял красный как рак, а теперь бледнеет, словно мертвец. Я на мгновение пугаюсь, как бы с ним не случился сердечный приступ прямо на сцене. Такой поворот событий явно стал для него шоком. Как и для всех присутствующих…

– Олег – мой! – упрямо говорю я.

– Нет! Мой! – вторит Тася, сверля меня сердитым взглядом. Но я-то вижу, как у нее в глазах пляшут чертики.

Я тяну на себя растерянного Дымарского. Тася не отступает. А потом мы внезапно, не сговариваясь, отпускаем Олега и хватаем друг друга за волосы. Точно так же синхронно, как час назад любовно поправляли друг дружке ободки. В зале творится что-то невообразимое. Ребята галдят и что-то выкрикивают. Еще и Макар вопит в микрофон:

– Погодите! А кому сертификат-то на пиццу?

– Ой, Бойко, отвали!

– Сам ешь свою пиццу! – отзываемся мы, увлекшись представлением.

– Ладно, ладно! – продолжает кричать Макар и заявляет: – Тем более женские драки очень возбуждают! Вы на кого ставите, народ? Я сегодня букмекер!

Отстав от Таси, я не удерживаюсь и, привстав на цыпочки, влепляю Макару шуточный подзатыльник. А Тася забирает у Бойко микрофон и сертификат в пиццерию заодно.

– А мы его поделим, да, Олег? – спрашивает она у совершенно отрешенного Дымарского, который стоит в сторонке и рад бы сбежать, да только кто его теперь отпустит.

Тася передает микрофон мне и рвет липовый сертификат сперва пополам, а потом еще на несколько частей. Положив клочки бумаги на ладонь, подходит к Дымарскому и неожиданно сдувает их ему в лицо. Листочки плавно опускаются на сцену.

– Этого ты добивался, Олег? – спрашиваю я. – Чтобы мы рассорились? Подрались из-за тебя?

В зале снова становится тихо-тихо…

– И ведь мы повелись… Как последние дуры. Таким честным, искренним, правильным ты нам казался…

Глядя на потухшего Дымарского, меня вдруг захлестывают эмоции. Я вспоминаю темные осенние вечера, когда я переживала и горько плакала в подушку из-за Таси и Олега.

Голос предательски дрогнул, хотя несколько минут назад, когда мы понарошку делили Дымарского, я была готова расхохотаться. Макар обнимает меня за плечо, а Тася спасительно берет из рук микрофон.

– Взгляните на экран, – поставленным голосом говорит Тася. За нашими спинами на проекторе вспыхивают скриншоты сообщений. – Все эти признания наш дорогой Олег Дымарский писал мне. А эти… – слайд меняется, и Тася продолжает: – В то же самое время – моей лучшей подруге Але Макаровой.

В зале неодобрительно гудят. Я смотрю на Дымарского – на нем совсем лица нет.

– А мы, не разобравшись в ситуации, едва не потеряли самое дорогое – нашу дружбу. Дружбу с первого класса!

Голос Таси внезапно начинает подозрительно дрожать.

– Но самое интересное, дорогие мои, – добавляет она сердито, – что Олег промышлял подобным и в прошлой школе. Встречался с несколькими девчонками и выпрашивал у них фотографии… А одну из жертв, узнавшую об обмане, даже такой фоткой шантажировал!

Рассерженная Козырь резко поворачивается к Олегу:

– Дымарский, что с твоей самооценкой? Ты самоутверждаешься за счет бедных девушек? У тебя какая-то травма? Тебя недолюбили в детстве или бросила девушка, поэтому ты решил мстить всему женскому роду? Обратись к психологу!

Олег стоит, опустив голову, и теребит край рубашки.

– В прошлой школе Олега жертвы тоже узнали об обмане…

На следующем слайде должен был появиться Дымарский без штанов. Не знаю, кто их с него спустил и успел сфотографировать парня, но перепуганное лицо Олега надо было видеть. В зале явно ощущается недовольство. В основном, конечно, возмущаются девчонки. Но и некоторые парни готовы начистить Дымарскому рыло. Теперь Юдин сидит за ноутбуком вместо Кости и готов в любое время переключить на самый интересный слайд, но почему-то медлит. Ждет отмашки от Козырь. Мы с Тасей встречаемся глазами, и во взгляде подруги я читаю то же, о чем в эту секунду думаю сама. Качаю головой, и Тася в ответ кивает. А затем поворачивается к Глебу и скрещивает руки. На сегодня с Дымарского достаточно.

– В общем, – подытоживает Тася, – теперь вы в курсе, что из себя представляет Олег Дымарский. Выводы делайте сами. Спектакль окончен.

Во вновь воцарившейся напряженной тишине Тася первой спускается со сцены. Я собираюсь идти за ней, но Макар говорит мне на ухо:

– Почему вы не показали его во всей красе?

– Макар, это слишком жестоко, – качаю я головой. – Мы не хотим никого травить.

– А морочить вам обеим головы – не жестоко?

Мы смотрим друг другу в глаза, а после Макар притягивает меня к себе и целует в макушку.

– Добрая, благородная Алечка. И как ты дошла до жизни такой?

– И ты когда-нибудь дойдешь, – говорю я, уткнувшись носом в его грудь.

– У самурая нет цели, – важно отвечает Бойко, не разжимая объятий. – Есть только путь.

Тогда я, фыркнув, тычу Макара пальцем под ребра, и он в ответ громко смеется. Замечаю, как Дымарский спускается со сцены и бредет к выходу. Зрители провожают его разочарованными взглядами. Тася устремляется за Олегом. Точно. У нас осталось кое-какое неоконченное дело.

– Жди меня здесь, Макар, – говорю я. – Сейчас вернусь!

Выскакиваю из зала вслед за Тасей и Дымарским. Они стоят посреди пустого темного коридора и молчат.

– Я тут, – шепчу я Козырь, встав за ее спиной.

Тася, обернувшись, кивает.

Олег вымученно смотрит на нас. Вид у него жалкий.

– Ты ведь понимаешь, это не все, что мы хотели показать на сцене? – спрашивает Козырь.

Дымарский молча утвердительно трясет головой.

– И если узнаем, что еще пострадала хоть одна девушка… – продолжаю я.

– Простите! Я не хотел. Меня заставили! – перебив, начинает оправдываться Олег. – А фотки… Я не представляю, как они к ней попали… И как она вообще узнала о той позорной истории. Да я бы сам снова никогда…

Мы с Тасей переглядываемся и хором восклицаем:

– Коробкина!..

Тася

Вижу, как у Али подергивается глаз, и до боли стискиваю зубы. Значит, догадки подтвердились. Дымарский всего лишь пешка в игре, а главный злодей скрывается в тени. Ну конечно! Весь смысл выходки Олега был в том, чтобы рассорить нас с Алей, разрушить нашу дружбу. Ему это без надобности, зато «Коробкиной и Ко»…

– Девчонки… – мямлит Дымарский.

– А ты реально тупой?! – рычу я, поворачиваясь к Олегу. – Мозгами пораскинуть не пробовал?

– Что мне оставалось? – злится он, затравленно поглядывая из-под нахмуренных бровей на нас с Макаровой.

– Например… – Аля разочарованно всплескивает руками. – Рассказать все нам с самого начала, а не играть в раздвоение личности!

– И что бы вы сделали?! Да вы две тусовщицы, повернутые только на себе и своем положении. Вы ведь никого не цените, ни с кем не считаетесь. Строите тут…

– Уверен, что хорошая идея злить нас и дальше? – холодно перебиваю я, и Олег услужливо замолкает. – Ты нас совсем не знаешь, Олежа. Может, мы и тусовщицы, но точно не бездушные стервы. Обратись ты к нам сразу, мы бы придумали, как выйти из положения. Всем!

Дымарский опускает голову и печально вздыхает:

– Я просто хотел спокойно закончить одиннадцатый класс. А из-за вас меня втянули в дебильные разборки. Что вы не поделили с Лизой? Помаду? Парня? Корону? Это вы виноваты! – злобно выплевывает Олег. – И теперь еще удивляетесь? Неужели считаете, что все должны любить вас за красивые шмотки и постоянные придирки? Серьезно? Я вам больше скажу – половина школы вас презирает. А если заводите себе врагов, ждите удара в спину.

– Ты сейчас дождешься удара по роже, – едко произношу я и дергаюсь вперед, но Аля ловко хватает меня за руку.

Встречаюсь взглядом с Макаровой, и меня прошибает холодной волной. В глазах подруги трогающая душу боль. Олег, конечно, идиот, но кое в чем прав. В том, что случилось, есть наша вина. Аля это понимает, и теперь я тоже.

А может, нас и впрямь ненавидят? Может, наши короны на самом деле пластмассовые?

– Уходи, Олег, – просит Макарова.

– Спасибо, что отпустили, – презрительно усмехается он, но замирает вполоборота, стерев эмоции с лица. – И спасибо, что не показали фотки… Хотя теперь это может сделать Лиза…

Дымарский выглядит таким разбитым и сломленным, что мне становится его по-настоящему жаль. Он проиграл в чужой войне и пострадает больше всех. Он не святой, но каждый имеет право на ошибку. Важно уметь их вовремя исправить.

– Не сделает, – решительно заявляю я, скашивая взгляд на подругу.

Макарова одобрительно кивает, и ее поддержка придает уверенности. Мы закончим войну – да так, что все останутся целы. Хватит уже! Достало!

– Что? – переспрашивает Дымарский, оглядываясь.

– Ты же наш бывший парень…

– Ага… – хихикает Аля. – Мы своих не бросаем.

– Вы серьезно? – Олег, кажется, не может поверить в происходящее.

– Если ты клянешься, что никогда… – цежу я, пристально глядя ему в глаза, чтобы выловить хоть каплю лжи.

– Никогда! – твердо говорит он, вытягиваясь по струнке и задирая подбородок. – Клянусь!

– А еще ты должен сказать, кто из нас тебе нравится больше? Кого бы ты выбрал? – выдвигает условие Макарова.

Удивленно смотрю на подругу, и она пожимает плечами, мол, что такого? Интересно все-таки…

Утвердительно киваю. И правда. Не заканчивать ведь наш бой без результата. Ловлю себя на мысли, что ни капли не расстроюсь, если Олег выберет Алю. Наверняка она думает о том же. Ее глаза блестят чистым любопытством, а не огнем соперничества. Это в прошлом.

– Тут нет никакой проверки, Олег, – мягко произносит Аля, пытаясь его уговорить.

– Мы просто хотим знать, – поддакиваю я.

Глаза Дымарского в панике бегают из стороны в сторону. Он делает глубокий вдох и открывает рот, остановив внимание на Але, но не успевает ничего произнести.

– Советую хорошенько подумать, – звучит из-за спины голос Бойко. – Я очень хочу тебе врезать и буду рад любому поводу.

Олег вздрагивает, метнув в меня взгляд, но остается безмолвно стоять с приоткрытым ртом. Чувствую, как вокруг талии обвиваются руки, а на макушку ложится подбородок. Яркий цитрусовый аромат подсказывает, кто решил меня полапать.

– Вообще-то вы обе не в моем вкусе! – выкрикивает Дымарский и, круто развернувшись, спешит к гардеробу.

Улыбаясь, смотрю ему вслед, а после на Алю, которая строит смешную недовольную мордашку. Макар обнимает ее за плечи и пытается заглянуть в глаза:

– Ну и что здесь было?

– Поддерживаю, – говорит Глеб. – То есть нас вам мало? Нужны еще поклонники?

– Если только парочка, чтобы вы не расслаблялись, – усмехаюсь я, подмигивая Але.

– Че-го?! – в один голос возмущаются парни.

– Мы просто хотели утолить любопытство, – объясняет она, чтобы не разжигать очередную перепалку. – Проехали.

– Проехали так проехали. Я бы, например, утолил сейчас жажду. – Бойко вытягивает губы трубочкой и тянется к Але.

Ой, ну все… Началось… Может, им номер снять?

Запрокидываю голову, чтобы взглянуть на Глеба. Он смотрит на меня сверху вниз, на его лице еще держится серьезная маска. Неужели обиделся?

– Хлебка, я пошутила…

– Не в том дело.

– А в чем?

– Все закончилось? Больше никаких битв?

Задумываюсь на несколько мгновений… А закончилось ли? Мы рассекретили Олега, но все началось не с него. И даже не в этом году.

Как по заказу из актового зала выходит компашка нарядных куриц во главе с Коробкиной. Лиза стреляет в меня злобным взглядом, глаза вспыхивают ярче, когда она замечает Макара и Глеба. Кажется, ее даже начинает потряхивать от ненависти. Ее щеки дрожат.

Мы недолюбливаем друг друга. Так было всегда, но я впервые решаю задать себе вопрос – почему? Почему испытываем такую ненависть?

Коробкина дергает подбородком, отворачиваясь, и уносится по коридору к уборным. Снова поднимаю глаза на Глеба и натянуто улыбаюсь:

– Остался финальный босс.

– Справишься?

– Я буду не одна.

– Не думаю, что мне можно заходить в женский туалет.

– Вообще-то, я имела в виду не тебя.

Глеб целует меня в лоб и выпускает из объятий.

– А-а-аль! – зову Макарову, которая где-то на седьмом небе.

– Да? – отзывается подруга, пытаясь отлепить от себя Бойко. – Макар, подожди!

– Десять лет ждал!

– И еще полчасика подождешь, – говорю я и хватаю Макарову за руку.

– Удачи, девчонки. Если что, кричите громче, – подбадривает нас Хлебка.

– Если что, – подключается Бойко, – бейте в голову.

– Макар! – вскрикивает Аля, но я тяну ее за собой, спасая Бойко от порции нравоучений.

Шагаем с Алей по пустому школьному коридору, погруженному в полумрак. Минуем витражные окна, которые выходят в темный двор. В стеклах мелькают наши отражения. Две красивые яркие девушки, которые дружат десять лет.

Десять лет!

Столько всего случилось за это время. В основном хорошего и смешного, но последние полгода добавили равновесия. Мы едва друг друга не потеряли. Чуть было не лишились самого важного…

Аля сжимает мою ладонь, и мы останавливаемся, глядя на свои отражения.

– Думаешь, нас и правда ненавидит полшколы? – грустно спрашивает она.

– Не-е-е… Четверть.

– Тась, не смешно.

– А я и не шучу. Блин, Аль… Мы же не сто долларов, чтобы всем нравиться.

– А то, что Олег сказал про врагов?

– С этим нужно разобраться. Не хочу последние полгода учебы провести на поле боя.

– И что будем делать? – спрашивает она. – Молить Коробкину пощадить нас? Или просто прикопаем ее в сугробе?

– Не знаю, – отвечаю я тихо.

Взгляд цепляется за ободки, украшающие наши прически. Мы вчера с Алей целый час выбирали аксессуары к новогодним образам, и похожие детали показались нам классной идеей. Символом, что мы снова вместе и нас никому не разлучить.

Мелкие стразы переливаются в тусклом свете, завораживая и увлекая. Вспоминание приходит вспышкой. Яркой. Четкой. Ослепляющей.

Кабинет начальной школы. Одноклассники радуются перемене, а мы с Макаровой сидим за партой, разглядывая журнал. На ее голове – ободок с белыми цветами, а у меня точно такой же – с красными. Мы специально попросили родителей купить их нам как знак дружбы.

– Ух ты! Лиза! Классный ободок… – слышу я краем уха и поднимаю голову, сканируя взглядом класс.

Коробкина стоит у своей парты в окружении нескольких девчонок и держит в руках обруч для волос, и он… Один в один как и наши с Алей! Оборачиваюсь к подруге, она недоуменно морщит лоб.

Вскакиваю с места и направляюсь к Лизе, отодвигаю девочек и грозно упираю руки в бока:

– Лиза, ты не можешь его носить!

– Почему?

– Потому что у меня такой же! – указываю пальцем на свою голову.

– Но у Макаровой тоже!

– Да. Мы с ней дружим, а подруги могут носить одинаковые вещи.

– Но… и я ведь могу быть вашей подругой…

– Конечно, нет!

– Почему? – Голос Лизы дрожит, а в глаза появляются слезы.

– Мы дружим только вдвоем, – отрезаю я.

Коробкина отводит взгляд и закусывает нижнюю губу, наверное, из последних сил сдерживая слезы. Она крепче сжимает в руках ободок, а потом бросает его в дальний угол класса.

– Ну и не надо! Я не хочу с вами дружить! И ободки у вас страшные! – кричит она.

В кабинет входит учительница и наступает на злосчастный обруч. Хруст разносится по классу, и все замолкают.

– Что здесь творится? – строго говорит она, оглядывая присутствующих.

Молчание… Она поднимает сломанный ободок, на пол сыплются пластмассовые цветы.

– Ничего! – выпаливает Коробкина.

Лиза подбегает к учительнице, выхватывает из рук украшение и безжалостно выбрасывает в мусорку, стоящую в углу.

Моргаю несколько раз, выбираясь из плена памяти.

Это было так давно…

И уже после случились подброшенные фломастеры, а затем другие мелкие пакости с обеих сторон. Так и образовались две вражеские группировки. Моя неприязнь росла, как и детская обида Лизы. Ненависть крепла, получая подпитку от нашей открытой вражды. И постепенно все превратилось в уродливый сгусток злобы и жажды мести, свалившийся нам на головы.

Я не стану брать всю вину на себя и страдать от угрызений совести. Может, кожа у меня и толще, но Коробкина, как и я, без устали тыкала иголками своих соперниц при любой удобной возможности.

Это пора прекращать.

Нам всем нужно остановиться.

– Кажется, я знаю, что делать.

– Нам нужны лопаты и мешки или наколенники, чтобы синяков не осталось? – уточняет Аля.

– Постой рядом, хорошо?

– Прикрывать твою спину?

– Как всегда…

Сразу за дверью в уборную нас встречают два цербера – Галя и Лида. Они прищуривают глаза и загораживают проход, становясь плечом к плечу. Их кривой смоки айс царапает мое чувство прекрасного, но я помню, зачем пришла.

– Спокойно, это мирный визит, – говорит Аля, используя магию расположения. – Хотим поговорить.

– Да что вы? – цедит Галя.

– Не наговорились еще? – подхватывает Лида ядовитым тоном.

Две курочки попали под перекрестный огонь случайно. Смотрю на них и понимаю, что толком ничего не чувствую. Нет никакой ненависти. Мне вообще до них нет дела. Как и до того, что они думают о нас с Алей.

Невозможно нравиться всем – и не нравиться тоже. Не лучше ли сконцентрироваться на чем-то более существенном, чем общественное мнение? Родные люди, близкие друзья, любимый человек… Вот куда должно быть направлено внимание, куда стоит вкладывать силы и время. Остальное не так уж и важно.

– Где Лиза? – спрашиваю я спокойно.

– Чего тебе, Козырь? – слышу голос Коробкиной из туалетной кабинки. – Пришла насладиться победой?! Браво! Вы отлично выкрутились. Как и всегда. Козырь и Макарова получают то, что хотят. Даже если надо шагать по головам.

– А мы пришли предложить перемирие!

Митрофанова и Кристенко роняют челюсти на пол, слышу рядом с ухом удивленный вздох Али. Похоже, даже она от меня такого не ожидала. Ищу в глазах подруги одобрение и нахожу даже больше, чем рассчитываю. Аля не просто поддерживает меня, она понимает. Мы снова на одной волне. И вот настоящее счастье – когда рядом тот, кто разделит пополам все: чувства, эмоции, переживания. Все, кроме парня. Это не работает, уж мы-то знаем.

Хлопает дверца, Галя и Лида расходятся в стороны. Лиза появляется передо мной и с вызовом смотрит в глаза:

– Перемирие? Ты издеваешься?

– Прости меня, Лиз, – искренне говорю я.

Тишина взрывается, как бомба. Еще чуть-чуть, и девчонки могут броситься прочь с криками, что Козырь промыли мозги инопланетяне. Только это до сих пор я, просто немного взрослее, чем раньше.

– За все прости, – продолжаю я. – За насмешки, за соленый чай и испорченные колготки. Лиз, мы конкретно заигрались. Зашли слишком далеко. Я понимаю, ты злишься. Наверное, я это заслужила…

– Наверное?

– Ладно, – усмехаюсь. – Я заслужила. Но и ты хорошенько потрепала мне нервы. Только зачем?

– Затем, что ты овца! – бросает Лиза, но я не чувствую в ее голосе ядовитой злобы, скорее усталую насмешку.

– Ты тоже! – парирую я. – Напомнить тебе про разбитую косметичку и снег в моем рюкзаке?

– Да-а-а… – тянет Коробкина, и на ее губах появляется слабая улыбка.

Лиза опускает голову и проводит кончиками пальцев под глазами. Она что, плакала? Ладно, один-один. Тьфу! Снова я за свое! Встряхиваю головой и втягиваю ноздрями побольше воздуха:

– Мы должны прекратить вражду.

– Осталось полгода до выпуска, – помогает мне Аля. – И для нас это время может стать замечательным, если каждый займется своей жизнью.

– Знаешь что, Тася? – говорит Коробкина, поднимая на меня взгляд.

Блин! Похоже, придется прикопать ее в сугробе.

– Я ведь всегда хотела быть похожей на тебя.

Внезапное признание Коробкиной дезориентирует, язык не слушается, а в голове воет сирена. Лиза смотрит поверх моего плеча туда, где стоит Макарова, и продолжает:

– Хотела такую же дружбу, как у вас.

– А разве у тебя ее нет? – взмахиваю руками, указывая на Митрофанову и Кристенко. – Вы нас почти уделали, а это уже достижение. Мы два месяца не общались, переругались с Бойко и Юдиным. Чуть было не потеряли все, чем по-настоящему дорожим.

– Простите, – наступает очередь Лизы извиняться, и я слышу правду в ее словах.

Аля делает шаг вперед и становится со мной рядом. По обыкновению переглядываемся и обмениваемся улыбками. На душе – спокойно и легко, будто огромный груз наконец-то упал с плеч. Кажется, даже дышать теперь легче. И лопаты не понадобятся.

– Проехали, – говорит Макарова дружелюбно. – Вы нам больше помогли, чем навредили. Все мы хороши. Сделаем выводы и забудем. Согласны?

Коробкина кивает, улыбаясь шире. Курочки-подружки подступают к ней с обеих сторон. И вот мы уже милые и прекрасные друзья… Конечно, нет. Но окончание военных действий неплохо бы чем-то подкрепить.

Снимаю с головы ободок и протягиваю Лизе:

– Я тебе кое-что должна.

– Нет. Ты что? Не нужно…

– Бери. Это подарок.

Лиза боязливо принимает ободок и крепко сжимает в руках, так же, как и тогда… Только теперь совершенно с другими чувствами. Папа бы мной гордился. Да чего там? Сама сейчас собой горжусь!

– Ладно, девочки… – говорю я, понимая, что умилительная пауза затягивается, превращаясь в неловкую. – Если мы во всем разобрались, нам пора…

– Есть еще кое-что, – серьезно возражает Аля. – Лиз, не могла бы ты удалить фотки Дымарского? У парня скоро нервный срыв случится. Он уже свое получил.

– А? Да. Хорошо, – бормочет Лиза, стыдливо отводя глаза.

– Вот и отлично.

Выходим с Макаровой в коридор. Беру ее под руку, шагая вприпрыжку. Отходим на безопасное расстояние, и Аля подает голос, убедившись, что вокруг нет лишних ушей.

– Ну ты даешь! – хохочет она. – У нас не школа, а настоящий цирк уродов. Двуличные парни, девушки со змеиными языками…

– А мы с тобой – бессердечные королевы цирка, – улыбаюсь я.

– Но ведь теперь все будет по-другому.

– Надеюсь. Мы сделали то, что могли. Маски сорваны, яд сцежен, а сердца наши бьются. Даже удивительно, что все закончилось так хорошо.

– Я бы сказала, отлично. Коробкина обезврежена. Дымарский наказан. И самое главное – мы еще лучшие подруги. Вдобавок у нас обалденные парни, а впереди новогодние каникулы. Знаешь, а я рада, что мы пережили такое.

– Да? Может, еще разок? Вернемся, я заберу у Лизы ободок, она психанет и начнет все по новой.

– Нет же! – толкает меня плечом Аля. – Сама подумай, где бы мы были, если бы Дымарский, например, не перевелся в нашу школу?

– И пробовать не стану. Мне нравится там, где мы сейчас.

– В-о-от, как и мне. Только одно смущает…

– И что?

Макарова снимает ободок и выкидывает его в первую попавшуюся мусорку, задвигая ее ногой в тень. Наблюдаю за ней, приподняв бровь.

– Не буду я носить такой же ободок, как у Коробкиной! Или мы теперь впятером дружить будем?

Не сдерживаю смех, а Аля придирчиво поправляет локоны на плечах.

– Ага, как же. Нам и вдвоем неплохо. А на выходных пробежимся по магазинам, папа обещал нас свозить. Купим новые, – весело говорю я.

– Глеба и Макара возьмем?

– Давай у них спросим. Бойко весь измучился без тебя.

– Ой-ой… Кто бы говорил. Ты себя рядом с Глебом видела? Малиновый кисель.

– Да ну тебя!

– Тебя – ну!

– Ох, Алька! – закидываю руку на плечи подруге. – Как я тебя люблю.

– Так же, как и я тебя, – тепло отзывается она, обнимая меня. – Идем и взорвем танцпол. Все-таки наша последняя елка в школе. Хочу ее запомнить.

– Никто ее и не забудет.

Год спустя

Первый выдуманный поцелуй Али Макаровой произошел в Италии на побережье Средиземного моря. Вокруг негромко шипели волны, обнимающие скалистый берег. А целовал Алю высокий темноволосый юноша с красивым именем Аллесандро… Или Лоренцо. Или Маттео. Тогда Макарова не придумала имя своему воображаемому принцу.

Сейчас же бесшумным вихрем кружит снег. Аля и Макар стоят посреди сумрачного заснеженного двора. Из окон домов льется теплый желтый свет, и пляшут разноцветные огоньки. У Макара в руках тяжелые пакеты с продуктами, поэтому он не может обнять Алю. Зато Макарова, крепко обвив руками шею парня, целует его, никого не стесняясь. И вдруг, вспомнив глупые девичьи мечты, отрывается от поцелуя и смеется Макару в губы.

– Ты чего? – удивляется Бойко.

– Да так, вспомнила итальянские каникулы, – широко улыбается Аля, глядя в сияющие глаза Макара. – Бойко, все-таки ты целуешься лучше Аллесандро!

– Аллесандро? – растерянно переспрашивает Макар.

– Ага! И даже лучше Лоренцо.

– Кто такой Лоренцо?

– И Маттео!

– Ты издеваешься надо мной? Кошмар, Макарова, сколько у тебя их было? – ужасается Бойко.

Аля, запрокинув голову, громко хохочет. И ее заразительный смех разносится по двору.

– Я шучу, Макар!

– Шутница…

– Просто хочу сказать, что ты лучше всех на свете во всем! Я знаю. И мне даже проверять и сравнивать не надо…

– Ладно, пойдем. У меня сейчас пальцы отвалятся от холода и тяжести. И родители твои нас уже потеряли…

– Бу-бу-бу, – передразнивает Аля.

– Выдумала Маттео какого-то… Фантазерка ты, Макар.

Мама Али, Елена Дмитриевна, сразу принимается суетливо выкладывать покупки на стол. Арнольд, привычно развалившись посреди кухни, не дает спокойно подойти к холодильнику…

– Мыть руки и марш за салаты! – командует мама. – Скоро отец бабушку привезет. А потом и Гавриловы придут…

– Маня хитренькая, – ворчит Аля в ванной, намыливая руки ярким розовым мылом. Макарова смотрит в зеркало и жалуется довольному отражению Бойко. – Укатила с классом в Москву на кремлевскую елку. В комнате своей бардак устроила, а мне перед гостями все за ней разгребай…

Мыло выскальзывает из рук, и Аля с Макаром, дурачась, пытаются его выловить до тех пор, пока из кухни не раздается раздосадованный голос Елены Дмитриевны, которая не поспевает одна к приезду свекрови и гостей.

– Ладно, давай поможем твоей маме, – чмокнув Алю в макушку, говорит Макар и первым выходит из ванной.

Позже к готовке салатов присоединяется и бабушка Али. Только отец отказывается принимать участие в приготовлении блюд, сетуя на то, что и без него на кухне слишком тесно, да еще и стульев не хватает… Под шумок ретируется в большую комнату и смотрит «Джентльменов удачи». Остальные сидят вчетвером за столом, занимаются нарезкой и смеются над студенческими историями Макара.

– Значит, вы теперь и учитесь вместе? – качает головой бабушка Али. – Надо же! Прямо неразлейвода.

– Они всегда вместе, – улыбается Елена Дмитриевна, поочередно глядя на Макара и Алю. – С самого детства.

– Мы учимся на разных специальностях, ба, – поправляет Аля. – Я – на факультете искусств, а Макар поступил на артиста драматического театра и кино… Просто так. По приколу, представляешь? Он даже особо и не готовился!

Вот что значит талант!

– Как так получилось? – удивляется бабушка.

– Я и сам не знаю, – смеется Бойко. – Я в кружок из-за Альки записался. И потому что от уроков освобождали… И как-то втянулся.

Макарова с гордостью рассказывает о том, как Бойко в конце первого семестра признали лучшим первокурсником…

– Отучимся и переедем жить в Париж! Макар будет играть в Театр де ла Вилль! – увлеченно тараторит Аля, продолжая резать вареные овощи для оливье и не обращая никакого внимания на красноречивые взгляды Макара.

– Погоди, Алечка, ты куда так раздухарилась? – смеется бабушка.

– А что? Пофантазировать нельзя? – довольным голосом откликается Аля.

– Ага, я пока Аллесандро не переварил, а ты за новые фантазии принялась, – говорит Бойко.

– Какой еще Аллесандро? – удивляется Елена Дмитриевна.

Теперь Аля смеется и легонько пинает Макара под столом.

Покончив с салатами, ребята перебираются в комнату девушки. Макар, растянувшись на кровати, с интересом наблюдает, как Аля, перебирая многочисленные вешалки, подбирает наряд для встречи Нового года.

– Ты в любой одежде будешь красивой, – заявляет Макар, не поднимаясь с кровати.

– А ты будешь встречать Новый год в своей клетчатой рубашке? – поворачивается к нему Аля.

– Это моя праздничная клетчатая рубашка, – важно поправляет ее Макар.

Аля улыбается:

– Кое-что остается вечным…

– Как наша с тобой любовь, – соглашается парень.

В этот момент у Али в кармане толстовки вибрирует телефон. Тася пишет, что долго не могла подобрать наряд, поэтому даже подумывает надеть прошлогоднее «счастливое» платье.

– Кто пишет? – спрашивает Макар. – Козырь?

Аля задумчиво кивает.

– Еще одна вечная штука – ваша дружба.

Тогда Аля тоже решает отыскать платье со встречи прошлого Нового года. Красивое, золотое, в блестках… Все-таки то торжество стало самым счастливым в жизни… Почему бы не повторить?

Деревянные вешалки брякают друг о дружку. Бряк-бряк-бряк… Аля помнит, что видела здесь платье неделю назад… Снова быстро перебирает вешалки и вдруг замечает, что одна из них пуста. Вместо наряда – прицепленная записка.

«Взяла твое золотое платье в Москву! Спрашивать не стала, все равно бы ты не разрешила! Не ругайся, плиз!»

Макар, видя раздосадованное лицо девушки и догадавшись, в чем дело, начинает громко хохотать. Аля, глядя на заливающегося Бойко, выдыхает и расслабленно смеется.

– Ты прав, Макар, – отсмеявшись, говорит она. – Кое-что действительно останется вечным. Наша с тобой любовь, моя дружба с Козырь… И Маня, которая без спроса берет вещи.

Крупные хлопья снега липнут на стекло, за окном беснуется холодный ветер, несущий новогоднее настроение. Праздник наступает на пятки, на кухнях стучат ножи, салатницы наполняются до краев, а в духовках пироги покрываются хрустящей корочкой, наполняя дома уютным ароматом сдобы.

Тася кладет руку на живот, усмиряя недовольное урчание, и втягивает носом запах пряного мяса, над которым целый вечер колдует папа. Но не может ведь она выйти к столу в пижаме! Тася опять оглядывает шкаф в поисках подходящего наряда. Перебирает пальцами блестящие платья и останавливается на том, в котором год назад изменила свою жизнь к лучшему.

Воспоминания вызывают улыбку на лице. Сумасшедшее было времечко и очень поучительное. То, что казалось жизненно важным, стало бессмысленным и нелепым. Представление о счастье сузилось до простых и понятных вещей, и это осознание подарило свежий глоток воздуха для прорыва. Мир, наоборот, сделался ярче и гораздо шире: университет, новые знакомства, обязанности, цели и мечты. Многое изменилось, но кое-что осталось прежним…

– Тась, мы тебя до Пасхи ждать будем? – доносится из-за закрытой двери голос Глеба.

– Входи, Хлебка. Я в печали.

– А ты одета? – спрашивает он, заглядывая в комнату.

– Ты не дождался ответа! – строго произносит Тася, упирая руки в бока.

– Решил сам проверить, – ухмыляется Глеб, закрывая за собой дверь. – Ну что здесь у тебя?

Тася, вздыхая, глядит на открытый шкаф. Глеб подходит ближе и вытаскивает первый попавшийся комплект: теплый горчичный свитер под горло и черные брюки.

– По-твоему, это нарядно? – спрашивает Тася, закатывая глаза.

– Нам ведь после ужина ехать к Але и Макару. Очередное твое переодевание я не переживу. На улице мороз, а это лучший вариант, чтобы встретить Новый год у городской елки и не свалиться с простудой на каникулах, – раскладывает по полочкам Глеб, и девушка задумывается. – Тась… Ты у меня самая красивая. В чем угодно. В твоем гардеробе все нарядное. Ну… кроме пижамы.

– И похвалил, и унизил. Вот спасибо.

– Ты не в настроении?

– Ничего не хочешь мне рассказать? – сухо спрашивает Тася, глядя в пол. – Например, где ты был вчера?

Глеб надувает щеки, напрягаясь. Парень заметил, что Тася злится на него, но никак не мог понять, за что. Все ведь в порядке… Наверное.

– Я виделся с Костиком. Ты же знаешь.

– С Костиком, значит?.. – произносит Тася, отстукивая нервный ритм ногой. – А Костик случайно пол не сменил?

– О чем ты говоришь?

– О том, что тебя видели с какой-то девушкой в кафешке, – резко бросает Тася, поднимая голову. – Что ты теперь скажешь?

– Тась… – тихо выдавливает Глеб.

– У тебя появилась подружка?

– Конечно, нет!

– Уверен?

Глеб крепко зажмуривается, встряхивая головой. Первую волну взаимной ревности после поступления в университет они пережили с огромным трудом, но тем не менее справились, а сейчас… Все начинается по новой.

– Она мне не подружка.

– Тогда кто?!

– Блин, Козырь! – взрывается Глеб. – Даже сюрприз нормально сделать не даешь! Что за человек вообще?!

– Что-то не нравится? Ты знаешь, где выход! – гневно бросает Тася и отворачивается, чтобы скрыть непрошеные слезы обиды.

Глеб делает пару шагов вперед и обнимает расстроенную девушку, крепко прижимая к груди. Целует ее в висок и шепчет:

– Я заказал тебе подарок к Новому году. Вчера ходил забирать. Эта девушка немного опаздывала, и я зашел в кафе, чтобы ее подождать. Поэтому мы и встретились там. У меня есть только ты. И я люблю тебя. Тась…

Она резко разворачивается, отступая, и вытягивает вперед раскрытую руку, перебирая пальцами:

– Давай.

– Что давать? – удивляется Глеб.

– Как что? Подарок!

– Не хочешь дождаться двенадцати?

– Не хочу!

– Надо же… – бурчит Глеб. – Ладно. Больше никогда не буду делать тебе сюрпризы.

Юдин лезет в задний карман и достает широкую тонкую коробочку в упаковке цвета фуксии. Тася хмурится, а Глеб улыбается.

– Ты знаешь, что я не переношу такой оттенок? – уточняет Козырь.

– Ага. Но это мой фирменный знак.

– И почему я с тобой?

– Потому что ты меня любишь, – уверенно отвечает Глеб.

Тася не спорит, ведь все именно так. Она принимает подарок и безжалостно срывает упаковку. И как только Козырь видит то, что ждет ее внутри, напряжение и злость рассыпаются серебряными блестками, оставляя после себя лишь приятное радостное воодушевление. Тася вертит в руках чехол для телефона молочного цвета и зачарованно хлопает ресницами. На обратной стороне нарисована улыбающаяся булка хлеба и банка сгущенки, которые держатся за руки, а между ними сияет розовое сердечко.

– С Новым годом, моя королева сгущенки, – ласково говорит Глеб.

– Хлебка… – отвечает Тася, глядя ему в глаза. – Как мило…

– Было бы… Но у тебя совершенно нет терпения…

Тася подлетает к парню и крепко целует его в губы, забыв о разногласиях и глупой ревности. Глеб мгновенно отвечает на поцелуй. В раю снова спокойно.

– Кхм-кхм…

Тася и Глеб отстраняются друг от друга и смущенно косятся в сторону двери.

– Детишки, я все понимаю, но пора за стол, – произносит отец Таси, довольно улыбаясь.

– Ага. Сейчас, папуль.

– Ладненько… – ухмыляется он и скрывается из виду.

– Даже странно, что дядя Антон не грозится меня пристрелить, если я тебя обижу, – тихо говорит Юдин.

– Скорее уж дядя Гриша должен угрожать мне.

– Мои родители считают тебя ангелом. Они не очень хорошо разбираются в людях.

– Эй! – Тася легонько хлопает парня по лбу.

– Прости, чертенок. Пошутил.

– Отвянь! – хохочет Тася и бросает взгляд на дверь. – Думаешь, они планируют нашу свадьбу?

– Они спланировали ее лет десять назад.

– Ждать им придется еще долго.

– А может, и нет, – загадочно отвечает Глеб, делая шаг назад. – Одевайся и за стол. Всего два часа осталось.

Городская площадь украшена праздничными иллюминациями, яркие огни пляшут на поверхности белых сугробов. Играет новогодняя музыка, слышатся звонкий смех и выкрики поздравлений. Венцом становится, конечно же, огромная ель с яркой звездой на верхушке, вокруг которой толпится народ.

Тася высматривает в толпе Алю, но первым в глаза бросается Макар. Огромный зеленый колпак эльфа с накладными ушами трудно не заметить. Юдин и Козырь шагают к друзьям. Аля приветливо машет рукой в белой перчатке. Великолепная четверка в сборе. Парни обмениваются приветственными рукопожатиями, а девчонки обнимаются так крепко, словно не виделись несколько лет.

– Готовы? Восемь минут до курантов, – говорит Бойко, широко улыбаясь.

– Шампанское взяли? – спрашивает Глеб, и Макар достает из-под куртки бутылку. – А стаканы?

Бойко поднимает брови и сжимает губы, качая головой.

– Девчонки, стойте здесь. Мы мигом. – Глеб кивает в сторону палаток с уличной едой, и они с Макаром отходят.

Аля и Тася тепло улыбаются друг дружке и шагают ближе. Учеба в университете отнимает немало сил и времени. Они больше не встречаются на крыльце и не сидят за одной партой. Каждая идет своей дорогой, но это не значит, что их пути направлены в разные стороны.

– Уже придумала желание? – спрашивает Макарова.

– Сдать сессию, – усмехается Козырь. – А ты?

– Аналогично.

Девчонки смеются в один голос. На лицах отражаются мигающие огоньки. Глаза радостно блестят.

– Знаешь, я подумала о наших правилах… – начинает Аля.

– Не поверишь, и я тоже о них вспомнила, – подхватывает Тася.

– Настоящая дружба не нуждается в правилах…

– Точно! Мы – лучшие подруги, ничто этого не изменит. Зачем нам какой-то глупый список?

– Предлагаю оставить только одно…

– Десятое?

– Да!

– Встречать Новый год вместе…

– И счастливыми!

– Согласна, – довольно отвечает Тася. – Думаю, именно это напоминание нужно оставить.

Народ затихает, из колонок звучит первый бой курантов. Макар и Глеб бегут со всех ног к девчонкам. Бойко раздает бумажные стаканчики, а Глеб срывает фольгу с бутылки.

– Будете жечь бумажки? – спрашивает Макар.

Козырь и Макарова качают головами. Их желания и так исполнятся. Без всякой магии и поверий. Каждый человек – творец своего счастья. Все в его руках. Аля и Тася прекрасно это понимают и не собираются останавливаться на достигнутом.

Глеб разливает шампанское по стаканам. Макар становится рядом с Алей и обнимает ее, Тася прижимается к боку Юдина.

Бум!

Бум-бум!

Ребята громко кричат, вытягивая руки вверх. Козырь и Макарова обмениваются радостными взглядами. Сердце ускоряет темп, в груди щемит от наполняющих душу чувств.

Впереди еще столько всего интересно. Взлеты и, возможно, падения. Громкие вечеринки, важные события, тихие вечера. И если рядом есть родная душа, которой ты веришь, как себе, то это большое приключение обязательно будет успешным. Если рядом друг, ничего не страшно.

Бум-бум-бум!

– С Новым годом!

– С новым счастьем!