МУДРАРАКШАСА
или
ПЕРСТЕНЬ РАКШАСЫ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Чандрагупта Маурья Низкорожденный,[1] царь Магадхи.
Вишнугупта Чанакья Каутилья, его наставник и главный советник.
Малаякету, царевич, сын Парватешвары, правитель Горной Страны.[2]
Ракшаса, главный советник династии Нанда.
| Бхагураяна.
| Индушарман, он же нищенствующий монах Дживасиддхи.
| Нипунака.
| Сиддхартхака, он же палач Ваджраломан.
| Самиддхартхака, он же палач Бильвапатра.
| Человек с веревкой.
| Шарнгарава, ученик Чанакьи. } Сторонники и соглядатаи Чанакьи.
| Чанданадаса, старшина цеха золотых дел мастеров.
| Шакатадаса, писец.
| Вирадхагупта, он же заклинатель змей Джирнавиша.
| Карабхака.
| Приямвадака, слуга Ракшасы. } Сторонники и соглядатаи Ракшасы.
Вайхинари, дворецкий Чандрагупты.
Джаджали, дворецкий Малаякету.
Бхасурака, слуга Бхагураяны.
Шоноттара, привратница Чандрагупты
Виджая, привратница Малаякету.
Жена Чанданадасы.
Маленький сын Чанданадасы, два певца (за сценой), слуги и т. д.
Театральный руководитель, Актриса. ) в прологе
Действия 1-е и 3-е происходят в Паталипутре (называемой в пьесе также Кусумапура или Пушпапура); действия 2-е и 4-е — в столице Горной Страны; действие 5-е — в лагере Малаякету; действие 6-е — в саду у ворот Паталипутры. действие 7-е — частью в Паталипутре, частью за городом.
ПРОЛОГ
БЛАГОСЛОВЕНИЕ[3]
Парвати.
Шива.
Парвати.
Шива.
Парвати.
Шива.
И еще:
Театральный руководитель. Довольно многословия. Повелела мне публика, чтобы сегодня представлена была мною новая пьеса под названием «Перстень Ракшасы»,[7] сочиненная поэтом Вишакхадаттой,[8] сыном махараджи Бхаскарадатты,[9] внуком саманты[10] Ватешварадатты. Поистине, великое наслаждение — играть перед публикой, умеющей оценить достоинства поэтического произведения. Ибо
Ну, так я пойду домой, позову хозяйку и сейчас же со своими домочадцами начну представление.
Ладно. Позову хозяйку и спрошу у нее.
Актриса. Я здесь, господин. Да соизволит господин отдать мне приказание.
Театральный руководитель. Не говори о приказаниях, госпожа. Скажи, зачем затеяна эта необычная стряпня? Осчастливлен ли сегодня наш очаг приглашением святых брахманов, или в доме принимают желанных гостей?
Актриса. Господин, я пригласила святых брахманов.
Театральный руководитель. А по какому поводу?
Актриса. Говорят, что господин Месяц затмился.[14] Театральный руководитель. Кто это сказал? Актриса. Да народ в городе об этом толкует.
Театральный руководитель. Госпожа, я со тщанием изучил науку о небесных светилах в ее шестидесяти четырех разделах.[15] Пусть готовится эта особая трапеза в ожидании святых брахманов. Но что касается затмения Месяца — Чандры, — тебя кто-то ввел в заблуждение. Смотри:
Голос за сценой. Эй, кто это хочет захватить Чандру, когда я здесь?
Театральный руководитель.
Актриса. О господин, кто же это, живущий на земле, хочет защитить Месяц от нападения похитителя?
Театральный руководитель. Поистине, госпожа, я его не вижу. Ладно! На этот раз буду внимательней и узнаю его по голосу.
Голос за сценой. Эй, кто это хочет захватить Чандрагупту, когда я здесь?
Театральный руководитель (
Так уйдем же отсюда.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Чанакья. Отвечайте! Кто это хочет захватить Чандрагупту, когда я здесь?
И еще:
И еще:
Шарнгарава! Шарнгарава!
Ученик. Приказывай, о учитель.
Чанакья. Сын мой, я хочу сесть.
Ученик. Учитель, ведь в покое у главного входа есть тростниковые сиденья. Да соизволит учитель отдохнуть здесь.
Чанакья. Сын мой, я упрекаю тебя не из суровости, присущей наставнику; я поглощен государственными делами и поэтому раздражен.
И еще:
Но теперь я, хотя уже исполнил свой обет, не оставляю меча[20] ради Низкорожденного. То я
Однако можно ли сказать, что искоренен род Нанды и утверждена власть Чандрагупты, когда Ракшаса на свободе?
И потому, стремясь захватить тебя, мы преследуем цель: как бы заставить тебя принять должность советника при Низкорожденном! Ибо,
Я же тружусь неусыпно в этом деле. По мере сил стараюсь захватить его. Как именно? В свое время мы распустили в народе недобрый слух о Ракшасе: будто бы это он умертвил с помощью ядовитой девушки[24] несчастного Парватаку, нашего верного союзника и друга; якобы он рассчитывал, что гибель либо Низкорожденного, либо Парватаки будет ударом Чанакье. Чтобы сделать это обвинение явным и уверить в том людей, я побудил к бегству Малаякету, сына Парватаки. Для этого я поручил Бхагураяне устрашить его, передав ему тайно весть: «Отец твой Чанакьей умерщвлен». Можно было, конечно, захватить его хитростью в плен, чтобы не дать ему возрасти в силе, объединившись с Ракшасой. Однако не хочу я избавить Ракшасу от бесчестия, которое налагает на него обвинение в убийстве Парватаки; [а если бы мы пленили Малаякету,] все было бы разоблачено... Затем, чтобы выявить в народе верноподданных и недовольных нашего лагеря и вражеского, разосланы были соглядатаи в разных обличьях, хорошо знающие языки, одежду и обычаи различных областей. И теперь тщательно выслеживается каждый шаг живущих в Кусумапуре друзей советника Нанды... Я заставил Бхадрабхату и других сановников, связанных в своем возвышении с Чандрагуптой, притвориться недовольными, дав для того им тот или иной повод...[25] Противодействовать проискам подосланных врагом убийц и отравителей назначены к царю телохранителями доверенные люди, бдительные и испытанной преданности. Далее: есть у меня школьный товарищ и друг, брахман по имени Индушарман;[26] он же достиг совершенства в науке Ушанаса[27] о политике управления и в шестидесяти четырех разделах науки о небесных светилах. Я послал его в Кусумапуру сразу же после того, как дал обет уничтожить род Нанды. Под личиной нищенствующего монаха[28] он свел там дружбу со всеми приближенными Нанды; особенное же расположение снискал у Ракшасы. Теперь ему предстоит выполнить поручение великой важности... Таким образом, с моей стороны ничто не упущено. И только сам Низкорожденный остается постоянно безучастен ко всему этому, возлагая бремя государственной политики на меня, главного советника. И действительно, ведь тогда лишь счастливо царствование, когда оно избавлено от тягчайших забот, связанных с личным участием в делах. Ибо
Соглядатай.
И еще:
Войду в этот дом, покажу там изображения Ямы и спою свои песнопения.
Ученик
Ученик. Нашего учителя, достославного и благородного Чанакьи.
Соглядатай
Ученик (с
Соглядатай. О брахман, не гневайся! Ведь нет человека, который знал бы все. Есть вещи, о которых знает твой учитель, есть вещи, о которых знают люди, подобные нам.
Ученик. Глупец, ты хочешь отказать учителю во всеведении!
Соглядатай. О брахман, если твой учитель знает все, он должен знать и о том, кто Месяцу — Чандре[30] не предан.
Ученик. Глупец, что из того, знает он это или не знает?
Соглядатай. А вот твой учитель и узнает, что из того. Тебе, между тем, достаточно знать, что дневные лотосы не преданы Месяцу. Видишь ли:
Чанакья
Ученик. Что означает эта бессмыслица?
Соглядатай. О брахман, именно в этом был бы смысл.
Ученик. Если бы что было?
Соглядатай. Если бы встретился мне сведущий слушатель.
Чанакья. Любезный, входи без тревоги. Будет тебе такой слушатель.
Соглядатай. Я войду.
Чанакья
Соглядатай. Как прикажет господин.
Чанакья. Теперь, любезный, рассказывай о том, что было тебе поручено. Любят ли подданные Низкорожденного?
Соглядатай. Может ли быть иначе? С тех пор, как ты, о господин, устранил все причины для недовольства, неколебимо привержены подданные достославному государю Чандрагупте. Но есть здесь в городе трое людей, которые связаны с советником Ракшасой давней дружбой и преданностью. Им ненавистна власть владетельного государя Чандры.
Чанакья (с
Соглядатай. Как бы стал я говорить господину, не зная имен?
Чанакья. Ну, так я хочу их слышать.
Соглядатай. Слушай, о господин. Во-первых, приверженец твоих врагов — некий нищенствующий монах...
Чанакья
Соглядатай. Имя его — Дживасиддхи. Это тот самый человек, который по поручению советника Ракшасы свел ядовитую девушку с государем Парватешварой.
Чанакья
Соглядатай. Господин, а другой — закадычный друг советника Ракшасы, писец по имени Шакатадаса.
Чанакья
Соглядатай. Третий — это вторая душа советника Ракшасы, старшина цеха золотых дел мастеров в Пушпапуре по имени Чанданадаса. В его доме оставил советник Ракшаса свою жену, когда бежал из города.
Чанакья
Соглядатай. Господин, этот перстень с печатью убедит тебя.
Чанакья
Соглядатай. Слушай, о господин. Посланный тобою, господин, для тайного наблюдения за поведением горожан, я бродил, взяв с собою эти изображения Ямы, чтобы не возбуждать ни у кого подозрений при входе в частные дома. И случилось мне зайти в дом старшины золотых дел мастеров Чанданадасы. Там развернул я изображения Ямы и принялся петь песнопения.
Чанакья. Что же потом?
Соглядатай. Потом из какого-то внутреннего покоя выглянул мальчик лет пяти, прехорошенький собою, с глазами, широко раскрытыми от детского любопытства. Тогда — «Ой, вышел, ой, вышел!» — раздался из глубины того покоя тревожный гомон женских голосов. Из-за двери показалась женщина, и, браня, схватила нежной рукой-лианой мальчика, хотевшего выйти. С пальцев ее, дрожащих в поспешном стремлении задержать ребенка, соскользнул этот перстень, предназначенный для мужской руки. Не замеченный ею, он упал на порог, покатился и лег у ног моих недвижно, как добрая жена, согнувшаяся в поклоне. Этот перстень, на котором вырезано имя советника Ракшасы, я и доставил теперь к ногам господина. Вот как я его достал.
Чанакья. Понятно, любезный. Ступай, ты немедленно получишь награду, соответствующую твоим трудам.
Соглядатай. Как прикажет господин.
Чанакья. Шарнгарава! Шарнгарава!
Ученик. Приказывай.
Чанакья. Сын, мой, принеси чернила и лист.
Ученик. Как прикажет учитель.
Учитель, вот чернила и лист.
Чанакья
Привратница. Победа господину!
Чанакья
Привратница. О господин, воздев к голове сложенные в ладони руки,[33] подобные бутонам лотосов, высокочтимый государь Чандра повелел передать тебе следующее: «С дозволения господина я хочу позаботиться о посмертных обрядах для государя Парватешвары. Я дарую брахманам драгоценности, которые носил он при жизни».
Чанакья
Привратница. Как прикажет господин.
Чанакья. Шарнгарава, передай от нашего имени Вишвавасу и обоим его братьям, чтобы они получили драгоценности от Низкорожденного; а затем я должен увидеться с ними.
Ученик. Слушаю.
Чанакья. Главный смысл письма будет в конце его. Но как начать?
Ученик. Приказывай, о учитель.
Чанакья. Сын мой, почерк ученых неразборчив, даже когда пишут они со старанием. Передай от нашего имени Сиддхартхаке: пусть доставит он мне письмо такого же содержания, переписанное Шакатадасой, без указания имени того, кому оно посылается, якобы ему самому некто поручил передать кому-то послание на словах. Но пусть он не говорит Шакатадасе, что это письмо поручил переписать Чанакья.
Ученик. Слушаю.
Чанакья
Сиддхартхака. Победа господину! Господин, вот письмо, переписанное Шакатадасой.
Чанакья
Ученик. Приказывай, о учитель.
Чанакья. Да передадут с наших слов Калапашике, начальнику городской стражи:[37] «По повелению Низкорожденного нищенствующий монах Дживасиддхи, подосланный Ракшасой и умертвивший Парватаку посредством ядовитой девушки, после того, как огласят его преступление, должен быть изгнан из города с позором».
Ученик. Слушаю.
Чанакья. Погоди, погоди, сын мой! «Другой же тайный агент Ракшасы, писец Шакатадаса, постоянно злоумышляющий против нашей жизни, после того, как огласят эту его вину, да будет посажен на кол. Семья же его должна быть заключена в тюрьму».
Ученик. Слушаю.
Сиддхартхака. Господин, вот запечатанное письмо. Что еще нужно исполнить?
Чанакья. Любезный, я хочу поручить тебе некое дело, для исполнения которого требуется надежный человек.
Сиддхартхака (с
Чанакья. Сначала ты пойдешь на место казней. Там палачи должны быть предупреждены об условном знаке. Когда появишься ты с яростным видом и подмигнешь правым глазом, палачи, предупрежденные об условном знаке, разбегутся в притворном страхе; ты же похитишь Шакатадасу с места казни и доставишь его к Ракша се. От Ракшасы, обрадованного спасением друга, ты примешь награду. И некоторое время тебе придется пробыть у него на службе. Потом, когда враги будут близко, ты исполнишь следующее...
Сиддхартхака. Как прикажет господин.
Чанакья
Сиддхартхака. Господин, я уловил...
Чанакья
Сиддхартхака. Я уловил смысл поручения господина. Итак, я пойду выполнять свое дело.
Чанакья
Сиддхартхака. Слушаю.
Ученик. Учитель, начальник городской стражи Калапашика сообщает, что повеление государя Чандрагупты будет исполнено.
Чанакья. Превосходно. Сын мой, теперь я хочу видеть Чанданадасу, старшину золотых дел мастеров.
Ученик. Слушаю.
Сюда, сюда, старшина.
Чанданадаса
И я сказал Дханасене и двоим другим нашим жильцам: «Рано или поздно проклятый Чанакья устроит обыск в доме; поэтому с осторожностью переведите оттуда в безопасное место семью нашего господина, советника Ракшасы. Со мной же будь что будет.
Ученик. Эй, старшина, сюда, сюда. Чанданадаса. Я иду, господин.
Ученик
Чанакья
Чанданадаса
Чанакья. О старшина, не говори, не говори так! С людьми нашего положения это вполне приличествует тебе.[39] На эту скамью садись.
Чанданадаса
Чанакья. О почтенный Чанданадаса, возрастают ли прибыли в делах?
Чанданадаса
Чанакья. А разве погрешности Чандрагупты не приводят на память подданным добродетели предшествующего государя?
Чанданадаса
Чанакья. О старшина, если это так, от своих осчастливленных подданных благодарности ожидают цари.
Чанданадаса. Пусть господин прикажет: что именно и сколько требуется от нас.
Чанакья. О старшина, это царство Чандрагупты, не царство Нанды. То корыстолюбивого Нанду радовала денежная благодарность.[40] Чандрагупту же радует, если подданные его живут, не ведая печали.
Чанданадаса
Чанакья. О старшина, и неужели ты не спросишь у меня, чем достигается это беспечальное существование?
Чанданадаса. Приказывай, господин.
Чанакья. Коротко говоря, должно жить, не противодействуя царю.
Чанданадаса. Какого же несчастного считает господин противником царя?
Чанакья. Хотя бы тебя первого.
Чанданадаса
Чанакья. Ты и есть такой противник! Ведь ты поныне, в доме своем приютив, укрываешь семью советника Ракшасы, государева противника!
Чанданадаса. Господин, это неправда! Какой-то низкий человек донес об этом господину.
Чанакья. О старшина, оставь тревогу! Когда чиновники предшествующего царя бежали в страхе в другие страны, они оставляли семьи свои в домах горожан, не спрашивая их согласия. Преступление заключается только в сокрытии этого обстоятельства.
Чанданадаса. Именно так это и было. В то время семья советника Ракшасы находилась в моем доме.
Чанакья. Сначала ты сказал: «это ложь», теперь говоришь: «так было», — твои слова противоречивы.
Чанданадаса. Как раз относительно этого я сделал оговорку.
Чанакья. О старшина, у царя Чандрагупты — без оговорок! Выдай семью Ракшасыг и будешь избавлен от вины.
Чанданадаса. Господин, я ведь сказал, что семья советника Ракшасы была в моем доме в то время.
Чанакья. А где она теперь?
Чанданадаса. Не знаю.
Чанакья
Чанданадаса
Чанакья. И что как Вишнугупта Нанду...
И еще:
Чанданадаса
Чанакья. Шарнгарава, узнай, что там такое.
Ученик. Сейчас.
Чанакья. Монаха! О, как жалко! Что ж, пусть пожинает плоды своей измены царю. О почтенный Чанданадаса, вот как царь сурово карает изменников. Последуй же благому совету друга. Выдай семью Ракшасы и пожинай долгие годы плоды царских милостей.
Чанданадаса. Семьи советника нет в моем доме.
Чанакья. Шарнгарава, узнай, что там такое.
Ученик. Сейчас.
Чанакья. Да пожнет он плоды своих деяний. О старшина, столь сурово карающий своих недругов царь не простит тебе укрывательства жены Ракшасы. Ценой чужой жены спаси свою жену и собственную жизнь.
Чанданадаса. Господин, зачем ты меня запугиваешь? Если бы семья советника Ракшасы и была в моем доме, я не выдал бы ее. О чем говорить, когда ее там нет?
Чанакья. Чанданадаса, таково твое решение?
Чанданадаса. Да, таково мое твердое решение.
Чанакья
Чанданадаса, Да.
Чанакья
Чанданадаса. Я готов. Поступай, господин, соответственно своей власти.
Чанакья. Шарнгарава, передай от нашего имени Каланашике, начальнику городской стражи: «Немедленно взять этого преступного торговца»... Или нет, постой... Передай начальнику крепости Виджаяпалаке: «Забери его имущество, а его самого с женой и сыном заточи и держи в заключении, пока я не доложу Низкорожденному. Низкорожденный же сам приговорит его к смертной казни».
Ученик. Как прикажет учитель. Сюда, сюда, старшина.
Чанданадаса. Я иду, господин.
Чанакья
Шарнгарава! Шарнгарава!
Ученик. Приказывай, учитель.
Чанакья. Что это за шум?
Ученик. Учитель, оказывается, когда Шакатадасу уже собирались казнить, его похитил с места казни Сиддхартхака и бежал с ним.
Чанакья
Ученик
Чанакья
Ученик. Слушаю.
Чанакья
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Заклинатель змей.
Как? Едва появившись, он уже ушел?..
И в борьбе между этими обоими мудрыми и искусными деятелями колеблется власть над царством Нанды.
Сейчас я увижусь с советником Ракшасой.
Ракшаса
Но нет!
И к тому же, о низкая,
Но я уничтожу твоего возлюбленного, беспутная, и лишу тебя твоей страсти.
Дворецкий.
Ракшаса. Я приветствую тебя, господин. Приямвадака, подай скамью.
Слуга. Вот скамья. Садись, господин.
Дворецкий
Ракшаса. Благородный Джаджали, передай от моего имени царевичу: «Именно пристрастие к твоим превосходным качествам заставило меня забыть о достоинствах покойного государя. Но
Дворецкий. При руководстве советника царевичу сопутствует удача. Поэтому окажи внимание этому первому знаку его уважения к тебе.
Ракшаса. Господин, твоим словам нельзя противиться так же, как словам царевича. Да будет исполнено его повеление.
Дворецкий
Ракшаса. Мое почтение тебе, господин.[58]
Приямвадака, посмотри, не ждет ли кто-нибудь у входа, чтобы повидать меня.
Слуга. Как прикажет советник
Заклинатель змей. Любезный, я заклинатель змей, зовут же меня Джирнавиша. Я хочу показать советнику представление со змеями.
Слуга. Подожди, пока я доложу советнику.
Ракшаса
Слуга. Слушаю.
Заклинатель змей. Любезнейший, передай советнику, что я не только заклинатель змей; я, кроме того, сочиняю стихи на пракрите. Поэтому, если советник не удостоивает меня лицезрения, пусть прочтет этот листок.
Приямвадака
Ракшаса
Приямвадака. Слушаю.
Заклинатель змей.
Ракшаса
Приямвадака. Слушаю.
Ракшаса. Друг мой, Вирадхагупта, вот скамья. Садись.
Вирадхагупта. Довольно, довольно печалиться, советник! Недалеко уже то время, когда советник восстановит нас в нашем прежнем положении.
Ракшаса. Друг мой, расскажи о том, что происходит в Кусумапуре.
Вирадхагупта. Но это долгий рассказ, советник. С чего же мне начать его?
Ракшаса. Друг мой, прежде всего я хочу услышать о том, что сделано нашими доверенными людьми, убийцами и отравителями, со времени вступления Чандрагупты в город.
Вирадхагупта. Слушай же, я поведаю тебе о том. С Чандрагуптой и Парватешварой пришли скифы, греки, кираты, камбоджийцы, персы, воины из Балха и других стран.[65] Как океан, вздымающий бурные воды в дни гибели мира, нахлынули на Кусумапуру их войска, руководимые Чанакьей, и осадили город со всех сторон.
Ракшаса
Вирадхагупта. О мой советник, успокойся! Это же рассказ о том, что было когда-то!
Ракшаса
Вирадхагупта. Тогда государь Сарвартхасиддхи увидел, что Кусумапура осаждена со всех сторон. Но не мог он долго выносить это, взирая на страдания горожан, подвергшихся бедствиям многодневной осады; ради блага жителей города он бежал через подземный ход и укрылся в лесной обители отшельников. Рвение ваших войск, оставшихся без предводителя, ослабело. Но при вступлении противника в город не прозвучали приветственные возгласы победы. Кроме того, и другие дерзости по отношению к противнику убедили вас, что среди городского населения еще много преданных людей, и вы покинули город через тот же подземный ход, чтобы постараться восстановить впоследствии царство Нанды. Как раз в то время погиб несчастный Парватешвара от ядовитой девушки, посланной вами убить Чандрагупту.
Ракшаса. Друг мой, не удивительно ли это —
Вирадхагупта. Что поделать, советник, то была причуда судьбы.
Ракшаса. Что же было потом?
Вирадхагупта. Потом, устрашенный убийством отца, бежал царевич Малаякету; в доверие к Чанакье вошел брат Парватаки Вайрочака; объявлено было о вступлении Чандрагупты во дворец Нанды. Тогда проклятый Чанакья созвал всех кусумапурских мастеров и сказал им: «Сегодня в полночный час — согласно указанию звездочетов — совершится вступление Чандрагупты во дворец Нанды. К тому времени вы должны украсить и отделать весь царский дворец, начиная с главного входа». На это сказали ему мастера: «Господин, узнав заранее о вступлении во дворец Нанды государя Чандрагупты, мастер Даруварман уже украсил главный вход царского дворца золотой аркой и различными другими украшениями. Нам теперь остается отделать только внутренние покои». Тогда презренный Чанакья, довольный, что мастер Даруварман украсил вход в царский дворец, не дожидаясь приказания, много хвалил Дарувармана за его искусство и сказал: «Ты немедленно получишь награду, достойную твоего искусства, Даруварман!».
Ракшаса
Вирадхагупта. Итак, ремесленники и все горожане узнали от проклятого Чанакьи, что в полночь по случаю благоприятного положения светил Чандрагупта вступит во дворец Нанды. В это самое время брат Парватешвары Вайрочака и Чандрагупта, восседая вместе на одном троне, разделили между собой земли царства.
Ракшаса. Неужели брату Парватаки Вайрочаке действительно отдали ранее обещанную половину царства?
Вирадхагупта. Именно так.
Ракшаса
Вирадхагупта. И вот в ту ночь, когда должно было произойти заранее объявленное вступление Чандрагупты во дворец Нанды, совершилось также помазание Вайрочаки на царство. Облеченный в красивые доспехи, усыпанные чистейшим жемчугом и драгоценными камнями, увенчанный блестящей драгоценной короной, плотно облегающей голову, покрытый яркими гирляндами и цепями благоухающих цветов, завесивших его широкую грудь, Вайрочака преобразился так, что даже для ближайших друзей стал неузнаваем. По указанию проклятого Чанакьи он сел на царскую слониху Читралекху, принадлежащую Чандрагупте, и в сопровождении [подвластных] царей, составляющих свиту Чандрагупты, вступил во дворец государя Нанды. Мастер Даруварман, человек, подосланный вами, принял его за Чандрагупту и обрушил на него заранее приспособленную к тому арку. В то время, как цари из свиты Чандрагупты успели осадить своих животных перед дворцовым входом, погонщик Читралекхи Барбарака, другой ваш доверенный, схватил золотую трость, висевшую у него на золотой цепочке, чтобы вытащить спрятанный внутри нее кинжал.
Ракшаса. О, неуместные старания обоих!
Вирадхагупта. Тогда слониха, ожидая удара тростью по брюху, внезапно ринулась вперед, ускорив бег. Падение арки, рассчитанное на прежнюю скорость слонихи, произошло не во время, и погиб несчастный Барбарака, уже извлекший меч, но не успевший достать Вайрочаку, которого он принимал за Чандрагупту. Между тем Даруварман, предвидя смерть, грозящую ему за подстроенное падение арки, заранее взобрался на верхнюю перекладину и оттуда железной палкой, которой приводилось в движение его приспособление, убил несчастного Вайрочаку, ехавшего на слонихе.
Ракшаса. О, горе! Две неудачи разом. Не убит Чандрагупта, и волею судьбы убиты Вайрочака и Барбарака. Но что же стало с мастером Даруварманом?
Вирадхагупта. Пешие воины из охраны Вайрочаки забросали его камнями насмерть.
Ракшаса
Вирадхагупта. Все сделано.
Ракшаса
Вирадхагупта. Нет, советник, волею судьбы он не убит.
Ракшаса
Вирадхагупта. Он приготовил для Чандрагупты лекарство, в которое подмешал колдовское зелье. Но проклятый Чанакья освидетельствовал напиток и, заметив, что он изменил цвет в золотой чаше, сказал Чандрагупте: «Низкорожденный, это лекарство отравлено, не пей его».[68]
Ракшаса. Ну и хитер же этот плут! А что же наш врач?
Вирадхагупта. Его заставили выпить то лекарство и он умер.
Ракшаса
Вирадхагупта. То же, что и с другими.
Ракшаса
Вирадхагупта. Да этот глупец принялся с великой расточительностью тратить на свои удовольствия те большие деньги, которые он от вас получил. Конечно, с него потребовали отчета, откуда у него взялось такое богатство. Отвечая, он запутался в противоречиях, и проклятый Чанакья предал его мучительной казни.
Ракшаса
Вирадхагупта. Их постигла ужасная судьба, советник.
Ракшаса
Вирадхагупта. Именно так, мой советник. Раньше Чандрагупты в дом, где помещается царская спальня, явился проклятый злодей Чанакья. Сразу же при входе он внимательно осмотрелся вокруг и увидел, что из какой-то щели выползают вереницей черные муравьи и тащут с собой кусочки вареного риса. Тут он догадался, что в доме скрываются люди, и приказал поджечь то здание, где помещалась царская спальня. И когда вспыхнул пожар, Бибхатса и все бывшие с ним, ослепленные дымом, не могли найти двери, через которую можно было выбраться оттуда и которую они перед тем загородили. Все они погибли в пламени.[69]
Ракшаса (со
Вирадхагупта. Однако, советник, что уже предпринято, того нельзя оставить. Смотри:
И еще:
Ракшаса. Друг мой, я не бросаю начатого дела, — ты сам это видишь. Но продолжай свой рассказ.
Вирадхагупта. После того бдительность проклятого Чанакьи в охране жизни Чандрагупты возросла тысячекратно. Разнюхав, кто может совершать подобные вещи, он стал преследовать преданных вам людей среди городских жителей.
Ракшаса
Вирадхагупта. Сначала он с позором изгнал из города нищенствующего монаха Дживасиддхи.
Ракшаса
Вирадхагупта. За то, что он убил Парватешвару с помощью ядовитой девушки, подосланной Ракшасой.
Ракшаса
Вирадхагупта. Затем в городе было объявлено, что покушениями на жизнь Чандрагупты, совершенными Даруварманом и другими, руководил не кто иной, как Шакатадаса; после чего Шакатадаса был посажен на кол.
Ракшаса
Вирадхагупта. О советник, но ведь ты же и борешься для завершения дела своего господина!
Ракшаса. Друг мой,
Вирадхагупта. Это не так, о советник.
Ракшаса. Рассказывай дальше, я готов услышать о новых бедах, постигших моих друзей.
Вирадхагупта. Видя все это, Чанданадаса переправил семью советника в безопасное место.
Ракшаса. Напрасно он это сделал. Он пошел против этого изверга, презренного Чанакьи.
Вирадхагупта. О, советник, разве он лучше сделал бы, предав друга?
Ракшаса. Продолжай.
Вирадхагупта. От него потребовали, чтобы он выдал семью советника, но он отказался. Тогда презренный Чанакья пришел в ярость и...
Ракшаса
Вирадхагупта. О, нет. Он был лишен всего своего имущества, закован в цепи и брошен в темницу с женой и сыном.
Ракшаса. Зачем же ты говоришь тогда с довольным видом, что семья Ракшасы переправлена в безопасное место? Теперь можно сказать, что скован Ракшаса по рукам и ногам и с женою и с сыном.
Слуга. Победа советнику! Пришел Шакатадаса и ждет у ворот
Ракшаса. Любезный, правду ли ты говоришь?!
Слуга. Могу ли я, слуга советника, произнести ложь?
Ракшаса. Друг мой, Вирадхагупта, как это может быть?
Вирадхагупта. Советник, кому суждено уцелеть, того хранит провидение.
Ракшаса. Приямвадака, так что же ты медлишь? Сейчас же введи его.
Слуга. Слушаю.
Шакатадаса
Ракшаса
Друг мой, Шакатадаса, кто же даровал такую радость моему сердцу?
Шакатадаса
Ракшаса (с
Сиддхартхака
Ракшаса. Любезный, о чем речь! Шакатадаса, сделай по его желанию.
Шакатадаса. Как прикажет советник.
Ракшаса
Сиддхартхака. Есть в Кусумапуре некий старшина золотых дел мастеров по имени Чанданадаса. Я подобрал этот перстень у дверей его дома.
Ракшаса. Это подходит к обстоятельствам.
Сиддхартхака. Что подходит, советник?
Ракшаса. Что такую вещь, любезный, можно было подобрать только у дверей дома богатого человека.
Шакатадаса. Дорогой Сиддхартхака, на этом перстне вырезано имя советника. Советник удовлетворит тебя, даст за этот перстень гораздо больше денег, чем он стоит. Дай его сюда.
Сиддхартхака. О господин, я сочту за милость, если советник примет от меня этот перстень.
Ракшаса. Друг Шакатадаса, ты используешь этот перстень с печатью при исполнении своих обязанностей.
Шакатадаса. Как прикажет советник.
Сиддхартхака. О советник, у меня есть просьба к тебе.
Ракшаса. Говори смело.
Сиддхартхака. Советнику известно, что, совершив неугодное презренному Чанакье, я не могу теперь вернуться в Паталипутру. Смиренно прошу советника взять меня к себе на службу.
Ракшаса. Любезный, ты радуешь меня. Я не предложил тебе этого только потому, что не знал твоих намерений. Пусть будет так.
Сиддхартхака
Ракшаса. Шакатадаса, позаботься об отдыхе для Сиддхартхаки.
Шакатадаса. Слушаю.
Ракшаса. Друг мой, Вирадхагупта, докончи свой рассказ. Чувствуют ли подданные Чандрагупты плоды нашего тайного подстрекательства?
Вирадхагупта. О да, советник, они чувствуют, это стало известно.
Ракшаса. Что стало там известно, друг мой?
Вирадхагупта. О советник, вот что стало известно. Со времени бегства Малаякету Чандрагупта разгневан на Чанакью. А Чанакья, возгордившись своими блестящими успехами, еще увеличивает раздражение Чандрагупты, то и дело нарушая его приказания. Я говорю это по собственному впечатлению.
Ракшаса
Вирадхагупта. Как прикажет советник.
Слуга. Советник, Шакатадаса просил доложить, что продаются вот эти три украшения высокой ценности. Пусть советник сам посмотрит.
Ракшаса
Слуга. Хорошо.
Ракшаса. Ая между тем пошлю еще Карабхаку в Кусумапуру.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Дворецкий
Что вы говорите? «Господин, будет исполнено повеление государя». Любезные, поторопитесь. Вот уже пришел государь Чандрагупта. Это он...
Голос за сценой. Сюда, государь, сюда.
Царь
И к тому же даже хорошим правителям трудно умилостивить царственную Лакшми. Ибо
Кроме того, по совету господина, я должен притвориться, что поссорился с ним, и некоторое время действовать самостоятельно. Так приходится мне пойти на этот грех. Ведь в то время, когда ум наш постоянно обогащается советами господина, мы всегда остаемся истинно независимы. Ибо
Дворецкий. Сюда, сюда, государь.
Царь
И еще:
И так же,
Дворецкий. Конечно, было объявлено!
Царь. Так почему же горожане не следуют нашему слову?
Дворецкий
Царь. Тогда почему же не начинают праздновать торжественный день полнолуния в Кусумапуре?
Дворецкий. Это именно так и есть.
Царь. Что так и есть?
Дворецкий. Государь, это самое.
Царь. Говори яснее.
Дворецкий. Праздник полнолуния запрещен.
Царь (с
Дворецкий. Государь, я не смею сказать более.
Царь. Но не благородный же Чанакья лишил зрителей высочайшей отрады очей?
Дворецкий. Кто другой, дорожа своей жизнью, мог пренебречь повелением государя?
Царь. Шоноттара, я хотел бы сесть.
Привратница. Государь, вот тронное сиденье.
Царь
Дворецкий. Как прикажет государь.
Чанакья. Смеет ли соревноваться со мной злодей Ракшаса?
Дворецкий. Ну и несчастная же моя служба!
И поистине государь Чандрагупта для него только «Низкорожденный».
Чанакья. Вайхинари, что привело тебя сюда?
Дворецкий. Господин, государь Чандрагупта, благословенно его имя, чьи ноги-лотосы покраснели от рубинов, украшающих венцы-на головах властителей, спешащих склониться перед ним в почтении, склоняет голову в почтении перед тобою и велит передать тебе: «Если не помешает это занятиям господина, я хотел бы видеть его».
Чанакья. Низкорожденный хочет меня видеть! Вайхинари, не дошел ли до него слух о запрещении, которое наложил я на праздник полнолуния!
Дворецкий. Конечно, господин.
Чанакья (с
Дворецкий
Чанакья. О, понимаю. Это ваше тайное подстрекательство способствовало гневу Низкорожденного. Как же иначе?
Дворецкий
Чанакья
Дворецкий. Сюда, сюда, господин.
Вот дворец Суганга.
Чанакья
Царь
Чанакья
Царь. Только по милости господина обрел я все. Пусть господин сядет.
Чанакья. Низкорожденный, зачем ты призвал нас?
Царь. Дабы иметь счастье лицезреть господина.
Чанакья
Царь. Господин, какую цель преследовал ты запрещением праздника полнолуния?
Чанакья
Царь. Боже избави, боже избави. Нет, никоим образом. Лишь для разъяснения.
Чанакья. Если так, ученик, конечно, не должен противиться воле наставника, к которому обращается за разъяснением.
Царь. Именно так. Какое может быть сомнение? Но господин никогда ничего не делает без причины; отсюда и наш вопрос.
Чанакья. Ты правильно рассуждаешь, Низкорожденный. Чанакья даже во сне не действует без причины.
Царь. Господин, желание узнать причину и заставило меня начать этот разговор.
Чанакья. Слушай же, Низкорожденный. Сочинители трактатов, посвященных науке о государстве, говорят о трех способах правления: оно может быть возложено на царя, или на министра, или на них обоих. Поскольку у нас правление подчинено министру, к чему тебе дознаваться о причинах? В данном случае это наше дело — знать о них.
Первый певец.
И еще:
Второй певец.[91]
И еще:
Чанакья
Царь. Благородный Вайхинари, выдай обоим певцам сто тысяч золотых монет.
Дворецкий. Как государь прикажет.
Чанакья
Низкорожденный, к чему эти огромные бесполезные и неуместные расходы?
Царь (с
Чанакья. Низкорожденный, подобные беды постигают всех царей, которые сами не способны править. Если же ты не выносишь этого, попытайся править сам.
Царь. Своими делами я займусь сам.
Чанакья. Мы рады этому. А мы займемся своими делами.[92]
Царь. Что ж, если так, я хочу знать, по какой причине запрещено празднование полнолуния?
Чанакья. А я хочу знать, Низкорожденный, по какой причине должен справляться праздник полнолуния.
Царь. Во-первых, чтобы не нарушалось мое приказание.
Чанакья. А первой причиной запрещения праздника, Низкорожденный, было мое стремление воспрепятствовать твоему приказанию. Ибо
А если хочешь, я расскажу тебе и о другой причине.
Царь. Рассказывай.
Чанакья. Шоноттара, передай от моего имени писцу Ачале, чтобы он выдал список с именами Бхадрабхаты и других недовольных, бежавших с нашей службы и прибегших к покровительству Малаякету.
Привратница. Как прикажет господин.
Чанакья
Царь. Я весь — внимание.
Чанакья
Царь. Но я хотел бы знать причины недовольства этих людей.
Чанакья. Слушай, Низкорожденный. Начальник над слонами Бхадрабхата и начальник над конницей Пурушадатта оба привержены к женщинам, пьянству и охоте, оба не смотрели за слонами и конями и были отрешены мною от должности; только жалованье было им оставлено. Теперь они бежали во вражеский стан и поступили на службу к Малаякету, каждый по своей должности. Двое других, Дингарата и Балагупта, одолеваемы необычайной жадностью. Они сочли недостаточным жалование, получаемое от тебя, и. желая большего, перебежали на службу к Малаякету. Что касается Раджасены, дядьки царевича, то он испугался, как бы огромное богатство, состоящее из слонов, коней и большой казны, нажитое им неожиданно от твоей милости, так же неожиданно не было у него отобрано. И он бежал и поступил на службу к Малаякету. Другой же, Бхагураяна, младший брат полководца Синхабалы, в свое время завязал дружбу с Парватакой; он спугнул тогда Малаякету, поведав ему тайно, что отца его убил Чанакья. Когда были схвачены Чанданадаса и другие государевы изменники, он, памятуя о своих преступлениях, бежал и поступил на службу к Малаякету. А тот из благодарности, считая, что Бхагураяна спас ему жизнь, немедленно предоставил ему должность советника при своем дворе. Наконец, Лохитакша и Виджаяварман, оба преисполненные чрезмерной гордости, не могли вынести той чести, которую оказывал ты другим своим родственникам, и перешли на службу к Малаякету. Таковы причины их недовольства.
Царь. Но, зная причины их недовольства, почему господин своевременно не воспрепятствовал этим людям бежать?
Чанакья. Им нельзя было препятствовать, Низкорожденный.
Царь. Ты был не в состоянии им воспрепятствовать? Или это было сделано по расчету?
Чанакья. Почему же не в состоянии? Конечно, по расчету. Царь. Я хотел бы теперь услышать, в чем состоял расчет. Чанакья. Слушай же и замечай. Надо сказать, что недовольным подданным можно воспрепятствовать двумя способами: милостью или наказанием. По отношению к обоим смещенным чиновникам — Бхадрабхате и Пурушадатте — милость заключалась бы в восстановлении их в прежней должности. Восстановить же в должности подобных людей, заведомо непригодных по своей порочности, означало бы погубить слонов и коней, опору всего государства. Алчные Дингарата и Балагупта не удовлетворились бы, даже если бы им даровать все царство, — какую можно было оказать им милость? Где было найти возможность для оказания милости Раджасене и Бхагураяне, боявшимся потерять свое состояние? Какого рода милость утешила бы гордецов Лохитакшу и Виджаявармана, не выносящих почестей, выпавших на долю твоим родственникам? Таким образом первый путь был для нас закрыт. Остается второй способ. Но если бы мы, едва сменив Нанду у власти, подвергли бы жестокому наказанию поддержавших нас в борьбе сановников, это вызвало бы к нам недоверие приверженных еще к роду Нанды подданных. Следовательно, и этот путь был для нас закрыт. Так вошли в милость к Малаякету бывшие наши сторонники. Теперь же сын Парватаки, разгневанный убийством своего отца, готовится напасть на нас с громадным войском иноземцев, руководимый Ракшасой. Так что наступает время испытаний, не время праздников. Разве до празднования дня полнолуния сейчас, когда нужно заняться приготовлениями к обороне?[100] Поэтому оно п отменяется, это празднество.
Царь. Господин, у меня по этому поводу много вопросов к тебе.
Чанакья. Спрашивай без стеснения, Низкорожденный. У меня тоже есть много о чем сказать тебе по этому поводу.
Царь. Почему допустили бегство Малаякету, который явился причиной всех этих неурядиц?
Чанакья. Низкорожденный, не допустить это можно было двумя путями: либо захватить его в плен, либо отдать ему обещанную половину царства. Схватить его силой — значило бы сознаться в своем вероломстве, признать, что Парватака умерщвлен нами. Если бы мы отдали ему обещанную половину царства, то и это могли бы счесть лишь попыткой загладить вероломное убийство Парватаки. Так мы позволили Малаякету бежать.
Царь. Пусть будет так. Но как объяснит господин, почему упустил он Ракшасу, который тоже был здесь?
Чанакья. Ракшаса долго жил в городе, и за это время верные подданные Нанды хорошо узнали достоинства его. Это обстоятельство, так же как и его непоколебимая преданность своему государю, завоевало ему чрезвычайное уважение в их среде. Одаренный умом и мужеством, располагая множеством верных друзей и большой казной, этот человек, оставшись в городе, неминуемо возбудил бы великое возмущение против нас в народе. В отдалении же, какое бы возмущение он против нас ни поднял, с ним не так трудно будет справиться. Поэтому ему позволили бежать.
Царь. Но почему было не принять меры, пока он еще был здесь?[101]
Чанакья. Да ведь меры были приняты. Оставаясь здесь, он был для нас как шип в сердце. Теперь, когда он удалился, этот шип извлечен.
Царь. Почему было не захватить его силой в плен?
Чанакья. Но ведь это же Ракшаса! Если бы мы попытались захватить его силой, он либо перебил бы многие твои войска, либо погиб бы сам. В обоих случаях это было бы несчастьем. Смотри:
Царь. Мы не в состоянии опровергнуть мнение господина. Но если кто достоин похвалы во всех отношениях, то это советник Ракшаса.
Чанакья
Царь. Слушай. Ведь этот великий человек
Чанакья
Царь. Но ведь все это сделано другим, не тобою; разве господина это заслуга?
Чанакья. О, неблагодарный.
И еще,
Царь. Но ведь все это сделано другим, не тобою.
Чанакья. О! Кем же?
Царь. Роду Нанды враждебною судьбой.
Чанакья. Только непросвещенные верят в судьбу.
Царь. А просвещенные избегают хвастовства.
Чанакья (с
Царь
Чанакья
Царь. Благородный Вайхинари, пусть будет объявлено подданным, что отныне Чандрагупта сам будет править царством, не считаясь с Чанакьей.
Дворецкий
Царь. Господин, о чем ты задумался?
Дворецкий. Государь, ни о чем. Благодарение судьбе, государь стал ныне государем поистине.
Царь
Дворецкий. Как государь прикажет.
Царь. Шоноттара, после этой жестокой ссоры меня мучает головная боль. Проводи меня в дом, где помещается моя спальня.
Привратница. Идем, идем, государь.
Царь
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Слуга. Ах, чудеса, чудеса.
Ну, я пойду в дом советника Ракшасы.
Привратник. Любезный, говори потише. Советник еще не вставал, он страдает от головной боли после бессонной ночи, проведенной в размышлениях о делах государства. Поэтому подожди немного. Я доложу о твоем прибытии, когда представится возможность.
Слуга. Любезнейший, так и сделай.
Ракшаса
И еще,
Привратник. Победа...
Ракшаса. ... Нанесут поражение...
Привратник. ... Советнику!
Ракшаса
Привратник. Советник, Карабхака ждет у ворот.
Ракшаса. Немедленно введи его.
Привратник. Хорошо.
Карабхака
Ракшаса
Карабхака. Как прикажет советник.
Ракшаса
Слуга.[111] Расступитесь, расступитесь! Дайте дорогу! Разойдитесь, разойдитесь, люди. Разве вы не видите?
Малаякету
О чем здесь толковать?
Дворецкий. Хорошо.
Малаякету. Господин, ты тоже возвращайся со слугами. Пусть сопровождает меня один Бхагураяна.
Дворецкий. Хорошо.
Малаякету. Друг мой, Бхагураяна, сказали мне Бхадрабхата и те люди, что прибыли с ним сюда: «Не советник Ракшаса побудил нас искать покровительства царевича. Нет, это твой военачальник Шикхарасена побудил нас, недовольных Чандрагуптой следующим руководству дурного советника, искать покровительства царевича, наделенного столь привлекательными достоинствами». Я долго размышлял над их словами, но так и не мог постичь их значения.
Бхагураяна. Царевич, их значение не трудно угадать. Покровительства завоевателя, наделенного соответствующими достоинствами, ищут через его верного друга[115] — таково естественное объяснение их слов.
Малаякету. Мой Бхагураяна, но советник Ракшаса и есть мой ближайший и верный друг.
Бхагураяна. Да, это так. Но советник Ракшаса враждует с Чанакьей, а не с Чандрагуптой. И если когда-нибудь Чандрагупта лишит Чанакью должности советника, не стерпев его надменности победителя, Ракшаса, может быть, и войдет в союз с царем, из своей преданности роду Нанды, отпрыском которого Чандрагупта является, а также ради его друзей. Чандрагупта же согласится на союз с советником, перешедшим к нему в наследство от отца. Поэтому [люди, поступающие к тебе на службу,] опасаются, что царевич не станет доверять им, если они будут действовать через Ракшасу. В этом значение их слов.
Малаякету. Похоже на правду. Проводи меня в дом советника.
Бхагураяна. Сюда, сюда, царевич.
Вот дом советника. Пусть царевич войдет.
Малаякету. Я вхожу.
Ракшаса
Карабхака. Разумеется, советник.
Малаякету
Бхагураяна. Как прикажет царевич.
Ракшаса. Любезный, удалось ли то предприятие?
Карабхака. По милости советника удалось.
Малаякету. Друг мой Бхагураяна, что это за предприятие?
Бхагураяна. Царевич, глубоко таинственна речь советника. Еще нельзя ее уразуметь. Погрузимся пока во внимание.
Ракшаса. Любезный, я хочу, чтобы ты рассказал обо всем подробно.
Карабхака. Слушай, советник. В то время советник дал мне такое приказание: «Ступай в Кусумапуру, Карабхака. Передай там от моего имени придворному певцу Станакалаше, что всякий раз, как проклятый Чанакья станет нарушать повеления Чандрагупты, он должен декламировать шлоки,[117] которые разжигали бы гнев царя».
Ракшаса. Продолжай, любезный.
Карабхака. Затем я отправился в Паталипутру и передал поручение советника придворному певцу Станакалаше. В это время, чтобы развлечь горожан, опечаленных гибелью рода Нанды, царь объявил о торжественном праздновании дня полнолуния. Народ с радостью воспринял весть о любимом празднике, давно уже не справлявшемся, как весть о встрече с родным и желанным человеком.
Ракшаса
Карабхака. И вот этот праздник, столь отрадный для глаз народа, наперекор ему запретил проклятый Чанакья. Тогда Станакалаша и выступил со стихотворением, предназначенным для возбуждения гнева Чандрагупты.
Ракшаса. Что это было за стихотворение?
Карабхака
Ракшаса
Малаякету. Это именно так.
Ракшаса. Продолжай.
Карабхака. Чандрагупта был оскорблен нарушением его повеления; он вознес хвалу твоим предпочтительным достоинствам, советник, и отрешил от должности проклятого Чанакью.
Малаякету. Друг Бхагураяна, похвала Чандрагупты достоинствам советника показывает благосклонность его к Ракшасе.
Бхагураяна. И не столько похвала достоинствам Ракшасы, сколько смещение презренного Чанакьи.
Ракшаса. Одно только запрещение праздника полнолуния явилось причиной гнева Чандрагупты на Чанакью, или еще что-нибудь другое?
Малаякету. Друг мой, какую цель он имеет в виду, допытываясь о причинах гнева Чандрагупты?
Бхагураяна. Царевич, умный Чанакья не возбудил бы гнев Чандрагупты без особого намерения; и Чандрагупта, ведающий чувство благодарности, не пошел бы на крайние меры только из-за этого дела. Во всяком случае, если между Чанакьей и Чандрагуптой произошел полный разрыв, тому должны быть многие причины, Карабхака. Есть и другая причина гнева Чандрагупты.
Она касается бегства Малаякету и советника Ракшасы также.
Ракшаса (с
Бхагураяна (
Малаякету. Друг Бхагураяна, что значат эти слова: «в моих руках»?
Бхагураяна. Что другое это может значить, как не то, что теперь, когда Чандрагупта расстался с Чанакьей, советник не видит какой-либо трудности в свержении его.[120]
Ракшаса. Любезный, где же теперь этот презренный, лишенный своей должности?
Карабхака. Он живет все там же, в Паталипутре.
Ракшаса
Карабхака. Советник, говорят, что он уходит в лесную обитель.
Ракшаса. Шакатадаса, это не похоже на правду. Смотри:
Малаякету. Друг мой, удалится ли Чанакья в лесную обитель или даст новый обет — какая от этого польза Ракшасе?
Бхагураяна. Об этом не слишком трудно догадаться. Чем дальше будет проклятый Чанакья от Чандрагупты, тем больше ему от этого пользы.
Шакатадаса. Полно, оставь сомнения. Все это очень правдоподобно. Пусть советник рассудит:
Ракшаса. Это верно, Шакатадаса. Ступай, позаботься об отдыхе для Карабхаки.
Шакатадаса. Хорошо.
Ракшаса. Ая хочу повидать царевича.
Малаякету. Я сам пришел повидать советника.
Ракшаса
Малаякету. Вот, я сажусь. Садись, господин.
Ракшаса. Царевич, как может утихнуть моя головная боль, пока твой титул царевича не заменился званием верховного царя?
Малаякету. Раз господин обещал, этого не трудно будет добиться. Но долго ли еще нам ожидать с собранными войсками, высматривая слабость у неприятеля?
Ракшаса. Да можно ли теперь терять время? Выступай в поход за победой.
Малаякету. Господин, обнаружилась слабость неприятеля?
Ракшаса. Обнаружилась.
Малаякету. В чем же именно?
Ракшаса. В чем же другом, как не в советнике! Чандрагупта порвал с Чанакьей.
Малаякету. Господин, потеря советника — не слабость.[121] Ракшаса. Может быть, для других царей потеря советника — не слабость. Но не для Чандрагупты.[122]
Малаякету. Господин, это неверно. Пороки Чанакьи вызвали недовольство подданных Чандрагупты; теперь когда он удален, те, кто был предан Чандрагупте, станут выказывать еще большую преданность ему.
Ракшаса. Нет, это не так. Ведь есть два рода подданных одни поддерживают Чандрагупту, другие преданы Нанде. И пороки Чанакьи вызывали недовольство только у сторонников Чандрагупты, не у приверженцев рода Нанды. Что касается последних, то их гнев и отвращение вызваны неблагодарностью Чандрагупты, истребившего род Нанды, род своего отца; только на неимением достойного властелина повинуются они Чандрагупте. Но если явится завоеватель, подобный тебе, способный одолеть врага и выступивший против него, они немедленно покинут Чандрагупту и перейдут на твою сторону. Да вот я сам — тому пример.
Малаякету. Господин, только ли эта слабость, касающаяся советника, дает нам возможность напасть на Чандрагупту, или есть еще и другая причина?
Ракшаса. К чему еще и другие причины? Эта — самая главная.
Малаякету. Почему же самая главная, господин? Разве не может теперь Чандрагупта возложить бремя дел на другого министра или же взять его на себя и оказать нам сопротивление?
Ракшаса. О нет, конечно не может.
Малаякету. Почему же?[123]
Ракшаса. На это способны лишь цари, правящие самостоятельно или совместно с советником. Негодный Чандрагупта всегда доверял дела правления своему советнику и в мирских делах — совершенный слепец. Какое может он оказать нам сопротивление?
И еще:
Малаякету
Ракшаса. Царевич может быть совершенно уверен в успехе. Ведь
Малаякету. Если господин видит сейчас удобный момент для нападения, зачем же тогда медлить?
И еще:
Ракшаса. Эй, кто там?!
Слуга. Приказывай, советник.
Ракшаса. Приямвадака, кто сейчас есть поблизости из звездочетов?[127]
Приямвадака. Нищенствующий монах...
Ракшаса
Ракшаса. Позаботься о том, чтобы он не выглядел слишком отвратительно,[129] и введи его.
Приямвадака. Хорошо.
Монах.
Ракшаса. Святой человек,[132] определи благоприятный день для нашего похода.
Монах
Ракшаса. Святой человек, день полнолуния сам по себе не внушает доверия.
Монах. Благочестивый,
Ракшаса. Святой человек, следует посоветоваться с другими звездочетами.
Монах. Пусть посоветуется благочестивый. А я ухожу домой.
Ракшаса. Ведь святой человек не гневается на меня?
Монах. Не святой человек гневается на вас.
Ракшаса. Кто же тогда?
Монах. Всемогущая судьба.[138] Ибо ты бросаешь своих приверженцев и обращаешься к чужим.
Ракшаса. Приямвадака, узнай, сколько сейчас времени.
Приямвадака. Божественное солнце клонится к закату.[139]
Ракшаса
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Сиддхартхака. Ах, чудеса!
Поэтому я взял это письмо, написанное тогда по повелению благородного Чанакьи и запечатанное перстнем советника Ракшасы, а также этот ларчик с драгоценностями, отмеченный той же печатью. Итак, я отправляюсь в Паталипутру. Я пошел.
Монах.
Сиддхартхака. Мое почтение тебе, святой человек.
Монах. Благочестивый, да обретешь ты спасение.
Сиддхартхака. Как мог узнать об этом святой человек?
Монах. Что здесь узнавать, благочестивый? Эта дорожная шкатулка и письмо в руке выдают тебя.
Сиддхартхака. Святой человек угадал. Я направляюсь в другие места. Да скажет мне святой человек, каков сегодня день?
Монах
Сиддхартхака. Святой человек, но разве уже миновало время? Скажи мне, и если приметы будут благоприятны, я отправлюсь в путь.
Монах. Благочестивый, тебе нельзя покинуть лагерь Малаякету, хотя бы и в благоприятный день.
Сиддхартхака. Отчего это? Скажи, святой человек..
Монах. Слушай, благочестивый. Раньше доступ в лагерь был свободен, так же как и выход из него. Но теперь, ввиду близости Кусумапуры, никто не смеет ни выйти из лагеря, ни войти в него без пропуска, отмеченного печатью.[145] Если есть у тебя пропуск, отмеченный Бхагураяной, ступай беспрепятственно, если нет, оставайся. Иначе местные стражники[146] представят тебя на царский суд, связанного по рукам и ногам.
Сиддхартхака. Разве не знает святой человек, что я приближенный советника Ракшасы? Так кто же посмеет задержать меня, даже если я выйду без пропуска?
Монах. Благочестивый, будь ты приближенный Ракшасы или самого дьявола,[147] ты не можешь выйти без пропуска, отмеченного печатью.
Сиддхартхака. Не гневайся на меня, святой человек, и пожелай мне удачи.
Монах. Ступай, благочестивый. Да будет тебе удача. А я. пойду, попрошу пропуск у Бхагураяны.
Бхагураяна
Слуга. Вот скамья. Садись, господин.
Бхагураяна. Любезный, тех, кто захочет меня видеть для получения пропуска с печатью, ты должен вводить ко мне.
Слуга. Как господин прикажет.
Бхагураяна
Малаякету
Привратница. Царевич, вот он выдает пропуска с печатью желающим выйти из лагеря.
Малаякету. Виджая, стой не двигаясь, я подойду и закрою ему глаза руками, пока он смотрит в другую сторону.
Привратница. Как царевич прикажет.
Слуга. Господин, там пришел монах и хочет видеть господина на предмет получения пропуска.
Бхагураяна. Впусти его. Слуга. Слушаю.
Монах. Да обретут спасение благочестивые!
Бхагураяна
Монах. Боже избави, боже избави! Благочестивый, я иду туда, где ни ракшасы ни пишачи нет в помине.[150]
Бхагураяна. Сильно рассердился ты на своего любимого друга! Чем же обидел Ракшаса святого человека?
Монах. Благочестивый, ничем не обидел меня Ракшаса. Я сам, погибший несчастливец, терзаюсь собственными деяниями.
Бхагураяна. Святой человек, ты разжигаешь мое любопытство.
Малаякету
Бхагураяна. Я хочу слышать твой рассказ.
Малаякету
Монах. Зачем тебе слышать то, что не должно слышать?
Бхагураяна. Если это тайна, пусть остается при тебе.
Монах. Благочестивый, это не тайна, но это великое преступление.
Бхагураяна. Если это не тайна, тогда рассказывай.
Монах. Благочестивый, это не тайна. Но все-таки рассказывать я не стану.
Бхагураяна. Ну, а я не дам тебе пропуска с печатью.
Монах
Малаякету
Бхагураяна. Продолжай, святой человек.
Монах. Потом я, будучи другом Ракшасы, был с позором изгнан из города проклятым Чанакьей. Ну, а теперь Ракшаса, столь искусный в различных способах улаживать государственные дела, собирается предпринять нечто такое, от чего придется мне покинуть этот мир живущих.
Бхагураяна. Святой человек, но мы слышали, что это злодеяние было совершено не Ракшасой, а проклятым Чанакьей, для того чтобы не отдавать обещанной половины царства.
Монах
Бхагураяна. Вот тебе пропуск. Ступай и поведай о том царевичу.
Малаякету
Монах
Малаякету
Бхагураяна
Малаякету
Бхагураяна. Царевич, ведь люди, занимающиеся государственной политикой, становятся врагами, друзьями или равнодушными силою политических соображений, а не по личной склонности, как обыкновенные люди. Между тем в то время Ракшаса желал, чтобы царем был Сарвартхасиддхи. Государь Парватешвара, благословенно его имя, явился великим препятствием на пути его стремлений, врагом, более могучим, чем даже Чандрагупта. И я считаю, что в этом поступке Ракшасы нет большого греха. Пусть рассудит царевич.
Поэтому не следует порицать Ракшасу в этих делах. И нужно удержать его при себе, пока не завоевано царство Нанды. После чего царевич волен решать: оставить его или прогнать.
Малаякету. Это так, друг мой, ты правильно рассуждаешь. Казнь советника вызвала бы недовольство подданных и даже сделала бы сомнительной нашу победу.
Слуга. Победа царевичу! Господин, начальник стражи Диргхаракша докладывает: «Нами задержан человек с письмом, пытавшийся выйти из лагеря, не имея пропуска. Пусть господин его повидает».
Бхагураяна. Введи его, любезный.
Слуга. Хорошо.
Сиддхартхака
Слуга. Господин, вот этот человек.
Бхагураяна
Сиддхартхака. Господин, да ведь я слуга советника Ракшасы!
Бхагураяна. Тогда почему же ты хотел выйти из лагеря без пропуска, любезный?
Сиддхартхака. Господин, я спешил ввиду важности порученного мне дела.
Бхагураяна. Что же это за важное дело, из-за которого нарушают царский указ?
Малаякету. Друг Бхагураяна, возьми у него письмо.
Бхагураяна
Малаякету. Оставь печать, разверни письмо и покажи мне.
Малаякету
Бхагураяна. Любезный Сиддхартхака, чье это письмо?
Сиддхартхака. Не знаю, господин.
Бхагураяна. Ах, мошенник, ты несешь письмо и не знаешь, от кого оно? Ну погоди же! Кто это должен выслушать, что передашь ты ему устно?
Сиддхартхака
Бхагураяна. Мы? Что это значит?
Сиддхартхака. Вы меня схватили, высокочтимый... я сам не знаю, что говорю.
Бхагураяна
Слуга. Как советник прикажет.
Слуга. Господин, вот этот запечатанный ларчик выпал у него из-под мышки.
Бхагураяна
Малаякету. Друг мой, это очевидно и есть безделица, посылаемая с письмом. Так же оставив печать в целости, открой и покажи мне.
Малаякету
Бхагураяна. Царевич, это рассеивает все сомнения. Любезный, пусть его продолжают бить.
Слуга. Слушаю.
Малаякету. Пусть говорит.
Сиддхартхака
Малаякету. Любезный, подневольный человек может считать себя в безопасности. Расскажи о том, что было.
Сиддхартхака. Да внимает царевич. Это письмо дал мне советник Ракшаса и послал меня с ним к Чандрагупте.
Малаякету. Теперь я хочу слышать, что должен ты был передать на словах.
Сиддхартхака. Царевич, советник повелел мне передать следующее: «Мои товарищи, пятеро царей, стали твоими приверженцами. Это — властитель Кулуты Читраварман, властитель Малаянагара Синханада, Пушкаракша, Правитель Кашмира, Синдхусена, царь страны Синдху, и царь персов Мегханада. Из них первые трое царей хотят земель Малаякету, прочие двое — его войско слонов и его казну. Как великий царь даровал мне милость изгнанием Чанакьи, так же пусть удовлетворит он этих вышесказанных».
Малаякету
Привратница. Как царевич прикажет.
Ракшаса
Однако! Ведь причины их недовольства Чандрагуптой известны, и они уже давно последовали нашим внушениям, эти перебежчики. Так что мне незачем сомневаться в них.
Приямвадака. Слушаю.
Привратница. Победу советнику! Советник, царевич хочет тебя видеть.
Ракшаса. Любезная, погоди немного. Кто там есть, кто там, эй!
Слуга. Приказывай, советник.
Ракшаса. Передай Шакатадасе: «Царевич даровал нам украшения, и потому неприлично явиться пред его очи, не принарядившись. Поэтому пусть он даст мне одно из трех купленных украшений».
Слуга. Хорошо.
Ракшаса
Привратница. Следуй за мной, советник.
Ракшаса
Привратница. Советник, вот царевич. Пусть советник приблизится.
Ракшаса
Малаякету. Привет тебе, господин. Садись на это место.
Мы сожалеем, господин, что не видели тебя так долго.[159]
Ракшаса. Царевич, я устанавливал походный порядок движения войска; тем навлек я на себя этот упрек.
Малаякету. Господин, какой же походный порядок ты установил, хочу я слышать.
Ракшаса. Царевич, сопровождающим тебя царям были даны следующие указания
Малаякету
Ракшаса. Теперь сношения с Кусумапурой не имеют смысла.
В ближайшие дни[160] мы сами прибудем туда.
Малаякету
Ракшаса
Сиддхартхака
Ракшаса. Какую тайну, любезный? Я ничего не понимаю.
Сиддхартхака. Я же говорю, что меня избили, и...
Малаякету. Бхагураяна, от страха или от стыда, он не будет говорить перед своим хозяином. Объясни ты сам господину.
Бхагураяна. Как прикажет царевич. Советник, вот он рассказывает, что ты послал его к Чандрагупте с письмом и устным поручением.
Ракшаса. Любезный Сиддхартхака, правда ли это?
Сиддхартхака
Ракшаса. Это неправда. Чего не скажет человек, если его будут бить?
Малаякету. Друг Бхагураяна, покажи ему письмо. Пусть его слуга изложит устное поручение.
Бхагураяна. Советник, вот письмо.
Ракшаса
Малаякету. Вот украшение, посланное советником вместе с письмом. Какое же это дело рук врага?
Ракшаса
Бхагураяна. Отдать подобному человеку такую драгоценность, да еще драгоценность, которую сам царевич снял с себя?!
Малаякету. Господин пишет, что еще на словах что-то должно быть передано.
Ракшаса. Кому должно быть передано, от кого? Ведь это не мое письмо.
Малаякету. Тогда чья же это печать?
Ракшаса. Мошенники могли изготовить поддельную печать.
Бхагураяна. Советник правильно говорит, царевич.
Любезный Сиддхартхака, кем написано это письмо?[161]
Любезный, не навлекай на себя новых побоев. Отвечай.
Сиддхартхака. Шакатадасой, господин.
Ракшаса. Царевич, если оно написано Шакатадасой, значит это мое письмо.
Малаякету. Виджая, я хочу видеть Шакатадасу.
Привратница. Как царевич прикажет.
Бхагураяна
Малаякету. Виджая, так и сделай.
Бхагураяна. Царевич! Пусть принесут также перстень с печатью.[162]
Малаякету. Принеси и то и другое.
Привратница. Как царевич прикажет.
Малаякету
Ракшаса
Однако, какое может быть сомнение?
Малаякету
Ракшаса. Оно куплено у торговцев.
Малаякету. Виджая, узнаешь ли ты эту драгоценность?
Привратница
Малаякету
Ракшаса
Малаякету. Господин, эти украшения носил раньше мой отец, а потом они попали в руки Чандрагупты; не может быть, чтобы их продал торговец. Но вот что может быть:
Ракшаса
Малаякету. Я спрашиваю благородного господина...
Ракшаса
Малаякету.
Ракшаса. Вот именно, царевич; ты сам отвечаешь на свой вопрос, показывая всю нелепость этого. И что за беда тебе от этого?
Малаякету
Ракшаса
Малаякету (с
Ракшаса
Малаякету. Кто же тогда погубил моего отца?
Ракшаса. Спроси о том у судьбы.
Малаякету
Ракшаса
Малаякету
Слуга. Слушаю.
Малаякету
Бхагураяна. Царевич, не будем терять время. Прикажи нашим войскам сейчас же выступить для осады Кусумапуры.
Ракшаса (с
ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ
Сиддхартхака.
Наконец, после долгой разлуки я увижу моего дорогого друга Самиддхартхаку.[171]
Самиддхартхака.
Я слышал, что мой дорогой друг Сиддхартхака прибыл из лагеря Малаякету. Я ищу его.
Сиддхартхака
Самиддхартхака. Могу ли я хорошо поживать, когда ты, давно вернувшись с чужбины, до сих пор не зашел ко мне домой?
Сиддхартхака. Прости, дружище! Едва явился я к благородному Чанакье, как он приказал мне: «Ступай, Сиддхартхака! Поведай радостные вести славному государю Чандре». Когда же я рассказал ему обо всем, то получил от него этот поистине царский подарок, после чего сразу отправился к тебе домой, повидать моего дорогого друга.
Самиддхартхака. Дружище, если мне дозволено слышать о том, расскажи, какие радостные вести поведал ты властелину Чандре Прекрасному.
Сиддхартхака. Дружище, может ли быть что-нибудь, чего я не рассказал бы тебе? Слушай же. Проклятый Малаякету, обманутый происками Чанакьи, прогнал Ракшасу и казнил пятерых главных царей во главе с Читраварманом. Видя его взбалмошность и жестокость, прочие союзные ему цари в страхе и печали со своими охваченными смятением войсками и со всеми своими Самантами благоразумно покинули лагерь проклятого Малаякету и разошлись в свои владения. Тогда Бхадрабхата, Пурудатта, Дингарата, Балагупта, Раджасена, Бхагураяна, Лохитакша и Виджаяварман захватили Малаякету в плен.[172]
Самиддхартхака. Дружище, в народе была молва, что Бхадрабхата и другие, недовольные государем Чандрагуптой, перешли на службу к Малаякету. Почему же так вышло: начало — одно, а развязка совсем иная, как в пьесе плохого драматурга?
Сиддхартхака. Дружище, слава политике Чанакьи, пути которой неисповедимы, как пути судьбы.[173]
Самиддхартхака. Ну, дальше, дальше!
Сиддхартхака. Затем благородный Чанакья выступил с сильным и сплоченным отрядом и разгромил войска иноземцев, лишенные всех своих военачальников.
Самиддхартхака. Где это произошло, дружище?
Сиддхартхака. Там, где
Самиддхартхака. Пусть будет так, дружище. Но как благородный Чанакья, открыто перед всеми отказавшийся от своих обязанностей советника, вступит теперь опять в эту должность?
Сиддхартхака. Ну и глуп же ты, когда хочешь постичь смысл действий благородного Чанакьи, чего даже советник Ракшаса не мог постичь в свое время.
Самиддхартхака. А где сейчас советник Ракшаса, дружище?
Сиддхартхака. Во время всего этого ужаса и смятения он покинул лагерь Малаякету, сопровождаемый соглядатаем по имени Удумбара.[175] В настоящее время он направляется в Паталипутру, — так сказал мне благородный Чанакья.
Самиддхартхака. Дружище, покинув Паталипутру с твердым намерением восстановить царство Нанды, советник Ракшаса опять возвращается сюда теперь, когда цель его осталась недостигнутой?
Сиддхартхака. Я думаю, он делает это ради своей дружбы с Чанданадасой.
Самиддхартхака. Похоже на то, что Чанданадаса будет освобожден.
Сиддхартхака. Как может быть освобожден этот несчастный? Ведь сейчас мы оба по приказу благородного Чанакьи должны отвести его на лобное место и казнить.
Самиддхартхака (с
Сиддхартхака. Дружище, кто среди живущих, если ему дорога жизнь, посмеет противиться приказу благородного Чанакьи? Так иди же. Примем обличье чандалов[176] и отведем Чанданадасу на место казни.
Человек.
Ракшаса
И еще:
Когда же
О неспособность варвара[181] к отличению доброго от злого! Ибо
Так и теперь Ракшаса скорее погибнет, попав в руки врага, но не войдет в союз с Чандрагуптой. Ибо величайшим бесчестием для меня будет нарушение верности ради своей корысти, а не то, что я был обманут врагом.
Куда же теперь пойду я, несчастный?
Но нет уже того, по чьей милости я пользовался этими почестями.
И еще:
И эти несчастные деревья,
Отдохну пока на этом обломке скалы, столь подобающем моему бедственному положению.
Человек. Он сел. Буду действовать, как приказал мне благородный Чанакья.
Ракшаса
Человек
Ракшаса
Человек. Господин, это не тайна и не настолько тяжело. Но я не могу и на такое время медлить со смертью, когда сердце мое удручено гибелью моего дорогого друга.
Ракшаса
Человек. Ах, как настойчив господин. Что делать? Придется рассказать. Есть в этом городе почтенный торговец драгоценностями по имени Вишнудаса.
Ракшаса
Человек. Это — мой любимый друг.
Ракшаса (с
Человек. Ныне он роздал свои драгоценности и все свое богатство и покинул город с намерением броситься в костер. И я пришел в этот заброшенный сад, чтобы повеситься прежде, чем мне доведется услышать невыносимую для слуха весть.
Ракшаса. Любезный, почему же хочет сжечь себя твой друг?
Человек. О нет, о нет!
Ракшаса.
Человек. Боже избави, господин, боже избави! Чандрагупта не обращается с народом столь бесчеловечно.
Ракшаса.
Человек
Ракшаса.
Человек. Господин, именно так.
Ракшаса (с
Человек. Не могу я, несчастный, откладывать долее свою смерть!
Ракшаса. Любезный, расскажи мне эту повесть, достойную того, чтобы ее услышать.
Человек. Что поделать! У меня нет иного выхода. Придется рассказать. Слушай же, господин.
Ракшаса. Любезный, я обратился в слух.
Человек. Есть в этом городе старшина золотых дел мастеров по имени Чанданадаса.
Ракшаса
Человек. Он и есть любимый друг Вишнудасы.
Ракшаса
Человек. Сегодня Вишнудаса обратился к Чандрагупте, как подобает любящему другу.
Ракшаса. Скажи, как же именно?
Человек. «Государь, — сказал он, — в моем доме достаточно добра и всякого богатства. В обмен за все это освободи моего дорогого друга Чанданадасу!».
Ракшаса
Человек. Господин, в ответ на эти слова Чандрагупта сказал почтенному Вишнудасе: «Не ради денег заключили мы в тюрьму Чанданадасу, но за то, что он скрывал в своем доме семью советника Ракшасы, насколько мне известно. И сколько ни просили его, он ее не выдал. Если он ее выдаст, то получит свободу. Иначе карой ему будет смерть». Сказав так, он повелел отвести Чанданадасу на место казни. Тогда, чтобы не услышать невыносимой для слуха вести о казни Чанданадасы, почтенный Вишнудаса решил броситься в огонь и с тем покинул город. Я же, чтобы не слышать о гибели Вишнудасы, покончу с собой, повесившись, и потому пришел теперь в этот заброшенный сад.
Ракшаса. Любезный, но не казнен же Чанданадаса?
Человек. Сегодня он будет казнен. И теперь от него снова и снова требуют, чтобы он выдал семью советника Ракшасы. Но не выдаст он ради своей преданности другу. По этой причине я не стану оттягивать свою смерть.
Ракшаса
Человек. Но каким же образом ты избавишь Чанданадасу от смерти!
Ракшаса
Человек. Господин, твое стремление спасти жизнь почтенного Чанданадасы выдает, кто ты, впавший в столь бедственное положение. И все же я не могу признать с уверенностью:[187] неужели судьбою дано мне видеть советника Ракшасу, благословенно его имя?
Ракшаса. Встань, встань! Довольно медлить теперь. Передай Вишнудасе, что Ракшаса избавит Чанданадасу от смерти.
Человек. Но окажи мне милость, рассей мои сомненья!
Ракшаса. Да, это я, видевший гибель моего господина, я — причина бедствий моих друзей, я действительно тот презренный Ракшаса, чье проклято имя!
Человек
Ракшаса
ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ
Чандала. Прочь с дороги, прочь с дороги! Берегитесь, берегитесь!
И еще:
А если не верите, смотрите — вот ведут на казнь государственного преступника старшину Чанданадасу с женой и сыном.
Жена Чанданадасы[191]
О Вишнудаса, дорогой друг, почему ты ни слова не скажешь в ответ? Но в такое время едва ли увидишь вблизи кого-либо из друзей.
Чанданадаса
Чандала. Благородный Чанданадаса, ты пришел на место казни. Отошли своих домашних.
Чанданадаса. Жена, возвращайся теперь с сыном обратно. Не приличествует вам провожать меня далее.
Жена Чанданадасы
Чанданадаса. Госпожа, я гибну ради друга, не за грех свой человеческий. Поэтому перестань горевать обо мне.
Жена Чанданадасы. Господин, если даже так, не время теперь верной жене уходить отсюда.
Чанданадаса. Так что же ты решила делать, жена моя?
Жена Чанданадасы. Благословить себя на то, чтобы последовать по стопам супруга.[193]
Чанданадаса. Плохо же ты решила жена! Вот сынок наш, еще несведущий в жизни. Ты должна посвятить себя заботе о мальчике.
Жена Чанданадасы. Пусть позаботятся о нем милостивые боги! Подойди сюда, сынок, поклонись последний раз в ноги отцу.
Сын Чанданадасы
Чанданадаса. Поселись в стране, где не будет Чанакьи, сын мой.
Чандала. Благородный Чанданадаса, кол установлен. Приготовься.
Жена Чанданадасы. Господа, спасите, спасите!
Чанданадаса. Госпожа, зачем ты кричишь и плачешь? Ушел на небо государь, сострадавший своим подданным в несчастьи. Я гибну за друга, не за какое-нибудь преступление. Тебе надо радоваться — зачем же ты рыдаешь?
Первый чандала. Эй, Бильвапатра, хватай Чанданадасу! И сами уйдут его домашние.
Второй чандала. О Ваджраломан, я схватил его!
Чанданадаса. Любезный, подожди немного. Дай мне проститься с сыном.
Сын Чанданадасы. Батюшка, зачем говорить мне это? Ведь в этом закон чести нашего рода.
Чандала. Эй, хватай его!
Жена Чанданадасы
Ракшаса. Не бойся, госпожа, не бойся. Эй, эй, палачи,[195] не казните Чанданадасу!
Чанданадаса
Ракшаса. Это лишь слабое подражание твоему подвигу.
Чанданадаса. Советник, ты сделал бесплодными все мои страдания. Зачем ты это сделал?
Ракшаса. Я только достиг своей цели. Не упрекай меня. Любезнейший, доложи злодею Чанакье...
Ваджраломан. Что именно?
Ракшаса.
Ваджраломан. Эй, Бильвапатра, возьми Чанданадасу и подожди с ним в тени дерева у погребального огнища, пока я но доложу Чанакье, что взят в плен советник Ракшаса.
Бильвапатра. Хорошо, Ваджраломан, ступай.
Ваджраломан. Идем, советник.
Ракшаса
Ваджраломан. Вот плененный советник Ракшаса, мудрость которого была побеждена политикой господина!
Чанакья. Рассказывай, рассказывай, любезный.
Ваджраломан. Государственная мудрость и проницательность господина.
Чанакья. Нет, о нет! Скажи лучше: враждебная роду Нанды судьба.
Ракшаса
Чанакья
Ракшаса
Чанакья. О советник Ракшаса, оба они — не чандалы. Тот, кого ты видишь, — царский слуга по имени Сиддхартхака. Это он по моему поручению под видом друга побудил бедного Шакатадасу, ни о чем не подозревавшего, написать то самое подложное письмо. Другой — тоже царский слага, зовут его Самиддхартхака.
Ракшаса
Чанакья. Что долго рассказывать? Скажу коротко:
Ракшаса
Царь
Однако
Чанакья. Низкорожденный, исполнились все твои желания. Приветствуй присутствующего здесь главного советника.[202]
Ракшаса
Чанакья. Вот обретенный нами советник Ракшаса, поклонись ему.
Царь
Ракшаса
Царь. Господин,
Ракшаса
Чанакья. Советник Ракшаса, хочешь ли ты, чтобы Чанданадаса остался жив?
Ракшаса. О Вишнугупта, можно ли в этом сомневаться?
Чанакья. Советник Ракшаса, хотя ты и почтил Низкорожденного, явившись сюда, но ты не принял меча — вот почему я сомневаюсь. Если ты действительно хочешь, чтобы Чанданадаса остался жив, — прими этот меч.[204]
Ракшаса. О Вишнугупта, нет, это невозможно! Я не достоин принять его, особенно — после того, как ты его держал в своей руке.
Чанакья. Ракшаса, как это может быть, чтобы я был его достоин, а ты — нет. Смотри:
Однако о чем толковать? Если ты не примешь этот меч, Чанданадаса расстанется с жизнью.
Ракшаса
Чанакья
Царь. Чандрагупта с благодарностью принимает милость господина.
Слуга. Победа господину. Там Бхадрабхата, Бхагураяна и другие доставили к воротам скованного по рукам и ногам Малаякету. Пусть господин отдаст распоряжение.
Чанакья. Любезный, доложи советнику Ракшасе. Теперь он ведает этими делами.
Ракшаса
Чанакья. Да будет оказано уважение первому желанию советника Ракшасы.
Слуга. Как господин прикажет.
Чанакья. Погоди, погоди, любезный! Пусть передадут также начальнику крепости: «По случаю радости, которую дарует ему советник Ракшаса, соглашаясь служить ему, Чандрагупта повелевает назначить Чанданадасу главным старшиной цехов всех городов государства.[207] Кроме того, пусть снимут узы со всех,[208] кроме боевых коней и слонов». Впрочем, на что они нам теперь, когда советник Ракшаса стал нашим министром?
Слуга. Как господин прикажет.
Чанакья. О царь Чандрагупта, о советник Ракшаса, скажите, что еще могу я сделать для вас приятное?[209]
Царь. Что может быть еще приятнее для нас?
Ракшаса. Тогда выслушайте заключительное слово пьесы.[211]
ПРИЛОЖЕНИЯ
ПЕРЕВОД ОТРЫВКОВ ИЗ ДРУГИХ ПЬЕС ВИШАКХАДАТТЫ
I. ЦАРИЦА И ЧАНДРАГУПТА
От драмы Вишакхадатты «Царица и Чандрагупта» (Devicandragupta) сохранилось лишь несколько цитат, приведенных вместе с кратким изложением содержания пьесы в трактате по драматическому искусству «Natyadarpana» Рамачандры и Гуначандры и в некоторых других средневековых санскритских трактатах. Ниже следует перевод цитат, приведенных в «Natyadarpana» (по тексту, помещенному в примечаниях к статье: S. Lévi. Deux nouveaux traités de dramaturgie indienne. Journal asiatique. Octobre—decembre 1923, p. 193).
Изложение содержания пьесы см. в послесловии к настоящему изданию (стр. 143, 144).
1. Из 2-го (?) акта. (Царевич Чандрагупта видит царицу Дхрувадеви, потрясенную позорным решением ее супруга выдать ее скифскому царю, чтобы откупиться от победоносного врага).
Чандрагупта. Вот стоит царица...
2. Из 2-го акта. (Царь Рамагупта обращается к своему брату Чандрагупте, вызвавшемуся идти во вражеский лагерь в женском платье вместо царицы, чтобы убить скифского царя. Царица подслушивает, но, не видя Чандрагупты, воображает, что супруг ее обращается к другой женщине).
Царь.
Дхрувадеви. Если ты говоришь о любви, то ведь это меня, несчастную, ты покидаешь..
Царь. И еще,
Дхрувадеви. Я же расстаюсь с жизнью, но прежде мне суждено потерять супруга.
Царь. Мне без тебя и царство бесполезно.
Дхрувадеви. А для меня мое существование бесполезно. Покинуть жизнь будет мне отрадой.
Царь. Мне жаль царицу только как жену.
Дхрувадеви. Такова жалость моего супруга, который покидает меня, ни в чем не повинную.
Царь. Любовью связана с тобой по-прежнему душа моя.
Дхрувадеви. Вот я, несчастная, и покинута.
Царь. Из-за любви к тебе чрезмерной, ради тебя лишаюсь чести.
Дхрувадеви
Первая актриса.[215] Государыня, когда луна метеором падает с небес, что можем мы поделать?
Царь.
Дхрувадеви. И ты, безжалостный, еще чувствуешь горе от разлуки!
Царь.
3. Из 4-го акта. (Чандрагупта, преследуя цели политической интриги, притворно ухаживает за куртизанкой Мадхавасеной).
Чандрагупта. Милая Мадхавасена. Соизволь теперь
4. Из 5-го акта. (Чандрагупта, чтобы отвести подозрения своих врагов при дворе, притворяется сумасшедшим).
Чандрагупта.
5. В конце 5-го акта.
Чандрагупта.
II. ПЬЕСА НА СЮЖЕТ «РАМАЯНЫ»
Единственная сохранившаяся от этой пьесы Вишакхадатты строфа цитируется в санскритском трактате «Saduktikarnamrta». Ниже следует перевод по тексту, приведенному у К. Дхрувы в его издании «Mudraraksasa», упомянутом в послесловии. Эту строфу произносит, вероятно, Бибхишана, брат Раваны, во время нападения Рамы на Ланку.
(Бибхишана).
ВИШАКХАДАТТА И ЕГО ДРАМА «ПЕРСТЕНЬ РАКШАСЫ» (MUDRARAKSASA)
О существовании индийского классического театра и драматургии Европа узнала в конце XVIII в. Одновременно это было первым знакомством западного читателя с древней литературой Индии. Появление первых переводов на европейские языки знаменитой драмы Калидасы «Шакунтала» «вызвало, — по [выражению Дж. Неру, — нечто вроде смятения среди европейской интеллигенции».[218] То было открытие нового мира, первое соприкосновение с замечательно богатой и своеобразной культурой, созданной великим народом на протяжении тысячелетий. Именно с конца XVIII в. начинается история серьезного изучения Индии в странах Запада.
Почти через сорок лет после появления первого английского перевода «Шакунталы», в 1826—1827 гг., известный индианист Х. Х. Уилсон выпустил в свет сборник своих переводов избранных пьес санскритского классического театра.[219] Работа его означает вторую важную веху в истории изучения индийской драмы. Оказалось, что «Шакунтала» не является единственным шедевром индийского театра. Переводы Уилсона познакомили европейскую публику с рядом других замечательных пьес, среди которых особенного внимания заслуживали: «Урваши» (Vikramorvaçi) Калидасы, «Глиняная тележка» (Mrcchakatika) Шудраки и «Печать министра»[220] (Mudraraksasa) Вишакхадатты. Эти три пьесы вместе с «Шакунталой» Калидасы были признаны наиболее значительными и высокохудожественными памятниками индийской классической драматургии.
Классический театр древней Индии развился из народного искусства в середине первого тысячелетия до н. э. В истории мировой культуры Индия была второй по времени страной (после Древней Греции), создавшей самобытное и высокоразвитое театральное искусство и драматическую литературу. К сожалению, до нас не дошли древнейшие произведения индийской драматургии. Самые ранние из сохранившихся до нашего времени пьес относятся к I в. н. э. и представляют собой образцы уже вполне развитой драматической литературы.
Приблизительно в III в. н. э. творчество Бхасы знаменует собой начало периода высшего расцвета индийской классической драмы. В произведениях выдающихся драматургов этого периода — Бхасы, Шудраки, Калидасы, Вишакхадатты — нашло наиболее яркое и совершенное художественное выражение все своеобразие духовной культуры Древней Индии. «Театр есть высшее выражение породившей его цивилизации, — писал Сильвэн Леви в своем капитальном труде, посвященном истории индийского театра. — ... Оригинальность Индии полностью отразилась в ее драматическом искусстве. Она собрала в нем в сжатой форме свои догмы, свои учения, свои институты».[221]
Большинство исследователей отмечает резкое отличие индийской классической драмы от античной; при этом нельзя забывать, что объясняется оно не одним только национальным своеобразием. Характер индийского драматического искусства определяется историческими и социальными условиями, в которых оно развивалось. В отличие от древнегреческого театра, процветавшего на почве афинской рабовладельческой демократии, санскритская драматургия сложилась и развивалась в атмосфере восточных деспотий, где все культурные ценности сосредоточивались в руках правящих классов и преимущественно — жреческого сословия. Многие исследователи подчеркивают аристократический и религиозный характер санскритской драмы, оторванной от народа и от реальной жизни, доступной лишь узкому кругу просвещенных ценителей. Строгая традиционность и изысканность художественных форм, язык, понятный только образованной аудитории, отгораживают индийский классический театр от жизни современного ему общества.
Эти особенности отчетливо проявляются в древнеиндийских теоретических сочинениях по драматическому искусству. В «Натьяшастре» Бхараты, замечательном памятнике эстетической мысли индийской древности (II—IV вв. н. э.), наряду с глубокой и тонкой разработкой многих важных проблем драматического и поэтического искусства, мы находим места, явно свидетельствующие о тенденции ограничить общественную роль театра, трактующие его как утонченное и изысканное развлечение для немногих. Не говоря о прямых указаниях, воспрещающих доступ в театр представителям низших сословий,[222] теоретические трактаты определяют самое содержание классической драмы, тщательно устраняя из нее все мотивы, ведущие к связи с общественными проблемами и народной жизнью.
Серьезная драма — «nataka», — согласно теории, должна посвящаться исключительно возвышенным предметам. Главная задача драмы — пробуждать в душах зрителей тонкое и безмятежное эстетическое наслаждение. Санскритская драма не должна сильно волновать зрителя. В связи с этим в «Натьяшастре» приводится характерная система запретов. Строго запрещается показывать на сцене смерть, сражение, борьбу, свержение царя, народные бедствия, изгнание, всякие вульгарные, неприятные, обыденные действия и т. д. Пьеса всегда должна иметь счастливый конец; таким образом трагедия решительно исключается из санскритского театра.
Мы видим, насколько противоречат эти положения понятию драмы у древних греков и в европейской эстетике. «Любовь к чудесному, презрение к действию, однообразие интриги, боязнь трагических катастроф, вкус к смягченным эмоциям...»[223] — так определяет в своей книге С. Леви характерные черты индийской классической драмы.
И все же, обращаясь непосредственно к драматической литературе Древней Индии, мы убеждаемся, что эти черты не являются для нее безусловно характерными и определяющими. И менее всего они характерны для творчества выдающихся драматургов эпохи расцвета. Наиболее яркие и самобытные таланты восстают против мертвых канонов и правил и сбрасывают оковы, ограничивающие свободу поэтической фантазии. Бхаса не боится показывать на сцене смерть, борьбу, свержение царя и поднимается до трагического пафоса в отдельных сценах своих пьес, посвященных сюжетам «Махабхараты». Нарушают каноны «Натьяшастры» также и Шудрака и Вишакхадатта.
До нас дошли только немногие, хотя, очевидно, наиболее значительные и популярные произведения древнеиндийской драматургии периода расцвета. Это мешает нам достаточно ясно и полно определить истинный характер индийского классического театра. Большая часть сохранившихся санскритских пьес относится к более позднему времени, к концу первого тысячелетия н. э. и началу второго, когда классическая культура Древней Индии уже пришла в упадок и разрушалась. Эти произведения построены строго по предписаниям теоретических трактатов, но обнаруживают резкое снижение художественного уровня. Было бы, однако, ошибочно судить по этим пьесам о характере индийского театра в целом только на основании их количественного преобладания.
Золотой век индийской классической литературы и искусства по времени приблизительно совпадает с эпохой империи Гупта, последнего крупного рабовладельческого государства на территории Индии, объединившего под своей властью почти весь север страны и часть юга. К концу V в. н. э. могущество Гуптов ослабевает и империя рушится под ударами иноземных завоевателей. В истории Индии начинается долгий период феодальной раздробленности, опустошительных вражеских нашествий (только в VII в. значительная часть страны на короткое время объединяется под властью энергичного и удачливого завоевателя Харшавардханьт, царя Канауджа). Одновременно с падением политического могущества государства наступает упадок и в общественной жизни и в области духовной культуры.
Очевидно, в этот период еще более углубляется пропасть между народными массами и правящими классами, и власть последних становится еще более жестокой и деспотической. До нас дошло множество кодексов, строго регламентирующих права и обязанности отдельных сословий древнеиндийского общества. В рассматриваемый нами период число этих кодексов — так называемых «смрити» (smrti) и «дхармашастр» (dharmaçastra) — возрастает с каждым новым столетием, и правила их, освященные религией, становятся все более мелочными, жесткими и неумолимыми. В душной атмосфере кастового гнета и возрастающего засилия реакционного жречества, в обстановке феодальной раздробленности и замкнутости общественная жизнь замирает, искусство и литература не могут свободно развиваться. Более всего страдает при этом самое популярное из искусств — искусство театра.[224]
Первые признаки наступающего упадка в индийской драматургии проявились, очевидно, уже вскоре после Калидасы, поднявшего до высочайшего совершенства поэтическое мастерство в санскритской классической литературе. Но совершенная гармония художественной формы и глубина содержания, свойственные его творчеству, у позднейших драматургов подменяются изощренным и искусственным словотворчеством, лишенным жизни и идейной значительности.
Особенно характерна для драматургов позднего периода полная утрата чувства сцены; пьесы их почти лишены действия, необычайно тяжелы по языку и стилю. Театр, возникший и развившийся в условиях крупного рабовладельческого государства, потерял почву в раздробленной и пришедшей в упадок стране. Надо заметить также, что язык классической драмы — санскрит и пракриты — к этому времени окончательно оторвался от живого разговорного языка широких слоев общества и понятен был только сравнительно немногим высокообразованным людям. В подобных условиях традиция классического театра неизбежно должна была замереть и прекратиться; последнее произошло уже в эпоху мусульманских завоеваний.
Но в самом начале этого периода, когда в общественной и культурной жизни уже наметились черты грядущего упадка, когда Индия напрягала последние силы в борьбе с губительными варварскими нашествиями, появляется писатель, чье творчество, представляющее собой блестящее и единственное в своем роде явление в истории индийской драматургии, было особенно глубоко связано с жизнью и историческими судьбами страны. Это был Вишакхадатта, последний по времени представитель эпохи расцвета индийского классического театра.
В V в. н. э. на Индию нахлынули полчища белых гуннов (эфталитов). В напряженной борьбе с ними прошли годы правления последних императоров династии Гупта. Уже после падения империи кровопролитные войны с гуннами вели правители индийских государств, возникших на ее развалинах в Северной Индии. В конце VI в. сильное нападение гуннов было отражено Прабхакаравардханой (отцом знаменитого впоследствии объединителя Индии Харшавардханы), правителем государства Тханесар. В этой войне, закончившейся полным поражением гуннов, Прабхакаравардхану поддерживал его родственник и союзник Авантиварман, царь Канауджский. Полагают, что в царствование Авантивармана Канауджского и жил Вишакхадатта и что именно этому царю посвящена заключительная строфа его драмы «Mudraraksasa», прославляющая Авантивармана за спасение страны от нашествия варваров. Творчество Вишакхадатты относится в этом случае к концу VI или началу VII в.[225]
Как и для подавляющего большинства древнеиндийских писателей, датировка жизни и творчества Вишакхадатты остается только более или менее правдоподобным предположением. Также ничего определенного мы не можем узнать о личности драматурга и о его биографии. Сама пьеса его «Mudraraksasa» сообщает, что автор был сыном махараджи и внуком саманты, т. е. принадлежал по рождению к правящему классу, к аристократии страны. Род его возвысился, очевидно, при царе Авантивармане или его непосредственном предшественнике; отец драматурга, носивший титул «махараджи», занимал высокое положение при царском дворе, которое, возможно, перешло и к его сыну. Можно предположить, что Вишакхадатта (если судить по его произведениям) мог. на собственном опыте близко познакомиться с придворной жизнью, политическими интригами и тайнами государственного управления.
Вообще Вишакхадатта был, очевидно, одним из образованнейших людей своего времени. Он изучил важнейшие политико-экономические трактаты древней Индии, в первую очередь — «Артхашастру» Каутильи, имел серьезные познания в философии, логике, астрономии. Разумеется, Вишакхадатта хорошо знал санскритскую классическую литературу предшествующих веков; из его предшественников наибольшее влияние на него, по-видимому, оказал Шудрака, автор «Глиняной тележки». Вишакхадатта прекрасно знал классическую теорию построения драмы, что доказывает его пьеса; очевидно, он изучал «Натьяшастру» Бхараты.
Из его пьесы можно заключить также, что Вишакхадатта, подобно своему великому предшественнику Калидасе, принадлежал к последователям шиваизма. По-видимому, он был уроженцем и жителем северной Индии. Он мог познакомиться с древним городом Паталипутрой, в которой происходит действие его пьесы, прожив в нем некоторое время; в его эпоху этот город еще существовал на берегу Ганга.[226] Этим, пожалуй, и исчерпывается все, что мы можем сказать о личности и жизни писателя. Обратимся непосредственно к его творчеству.
«Mudraraksasa» («Перстень Ракшасы»), единственная дошедшая до нас целиком пьеса Вишакхадатты, посвящена далекому прошлому, далекому даже для автора пьесы и его современников. В ней представлена эпоха, всегда привлекавшая особенный интерес историков Индии, — эпоха объединения страны под властью империи Маурья после успешной борьбы с греческими завоевателями в конце IV в. до н. э.
В то время Индия впервые соприкоснулась с античной цивилизацией; в борьбе с иноземным вторжением всколыхнулись и пришли в движение широкие народные массы; пробудилось с особенной яркостью сознание единства огромной страны, и было создано государство, поднявшее могущество Индии на высшую ступень, какой она не достигала ни до ни после на всем протяжении истории древности.
Было бы ошибкой искать в пьесе Вишакхадатты точного исторического воспроизведейия событий того далекого времени. Вишакхадатта был не историком, но художником; кроме того, мы знаем, что Древняя Индия вообще не знала исторической науки в нашем понимании этого термина. Едва ли Вишакхадатта в работе над своим произведением располагал достоверными документами эпохи или историческими хрониками. Однако не следует, очевидно, совершенно пренебрегать исторической ценностью пьесы, как бы ни была она ничтожна, тем более что об исторических событиях, непосредственно затронутых в пьесе, мы почти не имеем сколько-нибудь определенных сведений из других источников.
Греческие и римские историки смутно сообщают о существовании во время похода Александра Македонского в долине Ганга могущественного индийского государства под властью царя Ксандрамеса (Чандрама?). Царь этот был низкого происхождения, деспотичен и не любим народом. Юстин, историк III в. н. э., рассказывает о Сандракоттосе, человеке низкого происхождения, который оскорбил царя Нандруса и был за то приговорен к смертной казни. Однако ему удалось бежать, и впоследствии, после смерти Александра, он возглавил народное восстание против греков, а после изгнания иноземцев сам стал царем. Нет сомнения, что Сандракоттос — (Σανδρακόττος) — греческое искажение имени Чандрагупта и Юстин имеет в виду знаменитого Чандрагупту, основателя династии Маурья. О Чандрагупте упоминает также Плутарх, именующий его Андракоттос (см. «Жизнь Александра», 62). Под Ксандрамесом или Нандрусом, возможно, имеется в виду магадхский царь династии Нанда.
В индийской литературе пуран имеются сведения о правлении в Магадхе могущественной династии Нанда. Основатель этой династии Махападма Нанда был сыном женщины из низшей касты — шудр. Династия Нанда была свергнута брахманом Каутильей, способствовавшим возведению на трон Чандрагупты, который основал новую династию Маурья. О борьбе Каутильи с Нандой имеются упоминания и в других индийских источниках, в том числе в известном политико-экономическом трактате «Артхашастра», авторство коего приписывается самому Каутилье, в «Вопросах Милинды» — палийском памятнике I или II в. н. э. — и др. Любопытно отметить, что греческо-римские источники совершенно умалчивают о Каутилье (что не дает, однако, оснований сомневаться в том, что это — личность историческая), так же как индийские источники ни словом не упоминают об Александре Македонском. Не упоминает имени Александра и пьеса Вишакхадатты. О греках Вишакхадатта упоминает мельком; по-видимому, речь идет лишь о наемных солдатах в армиях индийских царей.
Но ни в греческо-римской, ни в индийской литературе до Вишакхадатты ничего не говорится о составляющей главное содержание его пьесы борьбе Каутильи с Ракшасой после свержения Нанды. Имя Ракшасы также нигде не встречается, и неизвестно, является ли этот образ исторической личностью или плодом фантазии драматурга.
Как сообщает индийский писатель Дханика в своем комментарии на трактат по поэтике «Daçarupa», написанном около 1000 г. н. э., Вишакхадатта заимствовал тему для своей пьесы из «Brhatkatha» Гунадхьи. «Brhatkatha» (III в. до н. э.), сборник древних преданий и сказок, богатый источник тем и сюжетов, использованный многими писателями санскритской классической литературы, до нас не дошел. Сохранились, однако, созданные много позднее сказочные сборники и поэмы, основанные на «Brhatkatha» или заимствовавшие материал из этого произведения. В «Kathasaritsagara» Сомадевы, в «Brhatkathamanjari» Кшемендры — позднейших обработках книги Гунадхьи — и в некоторых других произведениях классического периода содержится легенда о необыкновенных обстоятельствах царствования и гибели Нанды, царя Магадхи, и восшествия на трон Чандрагупты. В различных вариантах этой легенды рассказывается о том, что после смерти Нанды его место занял самозванец, принявший имя и облик покойного царя. Главную роль в борьбе с жестоким и вероломным Лже-Нандой играет в этих сказаниях мудрый и энергичный министр Шакатала. Каутилья выступает лишь как слепое орудие в искусных руках Шакаталы, с помощью которого последний свергает Лже-Нанду и возводит на царство Чандрагупту, сына настоящего Нанды. О Ракшасе в сказочной литературе не упоминается.[227]
У Вишакхадатты, как мы знаем, трактовка сюжета совершенно иная. Кроме того, легенда о Лже-Нанде изобилует различными фантастическими деталями — Вишакхадатта их решительно отвергает; пьеса его принадлежит к сравнительно немногим произведениям древнеиндийской драматургии, совершенно лишенным фантастического элемента. В легенде действуют также знаменитые древнеиндийские ученые Панини и Вараручи, явно принадлежащие к разным эпохам; Вишакхадатта избегает подобных анахронизмов. Короче говоря, трактовка сюжета у Вишакхадатты кажется гораздо более реалистической и более близкой исторической правде. Свидетельство Дханики поэтому справедливо было подвергнуто сомнению современными исследователями; очевидно, Вишакхадатта заимствовал сюжет не из литературы сказаний. Вероятнее, он черпал материал из исторических сочинений: различных rajavali, carita и т. п.[228]
Если сказочная литература умалчивает о Ракшасе, герое пьесы Вишакхадатты, последний в свою очередь совершенно исключает из драмы фигуру Шакаталы, передавая главную движущую действие роль Чанакье. Далее, Вишакхадатта вводит образ правителя Горной страны царевича Малаякету, главы враждебной Чандрагупте коалиции иноземных князей. В пьесе много раз упоминается погибший в результате политической интриги отец Малаякету, царь Парвата> которого некоторые исследователи (едва ли основательно) отождествляют с царем Пором греческих историков, главным противником Александра в Индии.
Драма Вишакхадатты отличается чрезвычайной сложностью интриги. Уже средневековые комментаторы этого произведения считали необходимым для облегчения понимания его содержания предварять его изложением событий, предшествующих действию пьесы. Различные варианты этой «предыстории», созданные различными авторами, не всегда удовлетворительно объясняют действие драмы и не во всем соответствуют ее содержанию. Некоторые из них опять вводят в действие Шакаталу или Шакатару, героя сказочной легенды (например, Джагаддхара, комментатор XIV в.), некоторые вводят фантастические элементы. Из наиболее достоверных комментариев и из самого произведения представляется следующая предыстория драмы:
У Сарвартхасиддхи,[229] царя династии Нанда, было восемь (или девять) сыновей, рожденных ему женою из касты кшатриев. Кроме того, он имел побочного сына по имени Чандрагупта, мать которого принадлежала к низшей касте; отсюда прозвище его «Vrsala», что значит «Шудра», «Низкорожденный». В некоторых комментариях Чандрагупта выступает как внук царя Нанды (комментарий Махадевы) или как его шурин (комментарий Джагаддхары), что, однако, не соответствует самой пьесе. Согласно легенде, все сыновья царя росли вместе, но между юными кшатриями и шудрой рано возникла взаимная ненависть и вражда.
Однажды царь тяжело оскорбил могущественного брахмана Каутилью (в пьесе он обычно именуется Чанакья), столкнув его с почетного места во время торжественного обряда в царском дворце. Чанакья поклялся жестоко отомстить и в знак своей клятвы завязал узлом прядь волос на своей голове. Он замыслил свергнуть Нанду и возвести на трон своего ученика Чандрагупту (неясно, был ли он наставником Чандрагупты до ссоры с царем или стал им только впоследствии). Как орудие в борьбе со своим врагом Чанакья использовал Парвату, царя Горной Страны (вероятно, в Гималаях), варвара, которому он обещал отдать половину царства [Нанды в вознаграждение за военную поддержку. С огромным войском, состоящим большей частью из иноземцев, Чанакья и-Парвата осадили Паталипутру, столицу Нанды. После упорной борьбы город был взят (благодаря измене военачальников Нанды, как сообщает комментарий Махадевы; однако в самой пьесе об измене не упоминается). Еще до взятия города Сарвартхасиддхи бежал из него через подземный ход и укрылся в лесном монастыре, где был убит агентами Чанакьи. К этому времени был истреблен весь род Нанды.
Но в Паталипутре остался Ракшаса, смелый и деятельный министр Нанды, мужественно защищавший город и оставшийся верным своему долгу даже после победы врагов и гибели царского рода. Ракшаса решает продолжать борьбу против Чанакьи и Чандрагупты до конца. Очевидно, для этого он тайно поступает на службу к Парвате и стремится посеять раздор между союзниками. К Чандрагупте Ракшаса подсылает «ядовитую девушку» (visakanya — единственный фантастический образ в пьесе, правда, только упоминаемый). Но к этому времени Ракшаса уже сам окружен агентами проницательного и предусмотрительного Чанакьи. Замысел его не удается; от «ядовитой девушки» вместо Чандрагупты гибнет Парвата. Чанакья, отражая удар Ракшасы, одновременно освобождается от сделавшего свое дело союзника и от необходимости отдать полцарства варвару. После этого Ракшаса бежит из города через тот же подземный ход. Но он не отказывается от мысли продолжать борьбу и оставляет в Паталипутре как залог своего возвращения жену и сына, которых вверяет попечению своего лучшего друга Чанданадасы. Своим друзьям и сторонникам Ракшаса поручает тайно сеять возмущение в народе; по его поручению они организуют также ряд покушений на жизнь Чандрагупты. Ракшаса же поступает на службу к Малаякету, сыну Парваты, с помощью которого создает сильную коалицию иноземных царей, направленную против Чандрагупты. Собрав большое войско иноземцев, Ракшаса и Малаякету выжидают благоприятного момента для нападения на Паталипутру. Оба не подозревают, что самый союз их подстроен коварным Чанакьей, который намерен спровоцировать это нападение в нужное время для верного и окончательного разгрома своих врагов.
Между тем Чанакья, восхищенный умом и энергией своего противника, а еще больше — его неколебимой преданностью своему долгу, задается целью привлечь Ракшасу на свою сторону и заставить его служить Чандрагупте. Для этого он измышляет чрезвычайно сложный и хитроумный план. С этого момента и начинается действие пьесы.
В первом акте мы видим Чанакью, поглощенного политическими делами. Он развивает кипучую деятельность для приведения в исполнение своего коварного плана. Он выслушивает доклад своего соглядатая, отдает распоряжения, засылает агентов в лагерь противника, допрашивает арестованного сообщника врага. У нас на глазах плетутся сети тонкой и сложной интриги, в которых неминуемо должен запутаться и обессилеть противник.
В последующих актах место действия меняется, переносится попеременно то в столицу Горной Страны, резиденцию Ракшасы, то опять в Паталипутру, то в лагерь Малаякету, и по мере продвижения действия развертывается и развивается замечательная по своей сложности, тонкости и продуманности в мельчайших деталях интрига Чанакьи. Политика Чанакьи действует с железной неумолимостью и точностью машины. Несчастный Ракшаса с каждым новым актом все глубже увязает в этой паутине, неуклонно приближаясь к уготованной для него ловушке. В пятом акте катастрофа разражается, обеспечивая полный успех всех планов Чанакьи, исполняющихся к концу пьесы.
В своей пьесе Вишакхадатта проявляет себя замечательным мастером в драматическом развитии действия, в развитии сложной и запутанной интриги. В этом отношении мастерство его примечательно не только в индийской, но и в мировой драматургии. Еще А. Вебер, один из первых исследователей его творчества в Европе, справедливо заметил, что во всей драматической литературе трудно найти более блестящий и характерный пример единства действия. Действие в «Перстне Ракшасы» развивается целеустремленно и динамично, и все элементы построения драмы служат этому развитию; ничего лишнего, отвлекающего, тормозящего действие. Драматическое напряжение нарастает от акта к акту, разрешаясь в завершающей катастрофе; в развитии действия раскрываются и обрисовываются характеры действующих лиц. Отдельные сцены пьесы, такие, как допрос Чанданадасы в первом акте или сцена мнимого разоблачения Ракшасы в пятом, по своей драматичности далеко превосходят все, созданное санскритским театром; немного подобных сцен найдется и у драматургов других народов.
Мастерство Вишакхадатты особенно выделяется в индийской классической драматургии позднего периода; в большинстве санскритских пьес действие движется замедленно, беспрестанно отвлекаясь в сторону и теряясь в громоздких отступлениях. Пьеса Вишакхадатты показывает, однако, что «презрение к действию» не столь свойственно индийской драме, как полагают некоторые европейские критики. Вишакхадатта был последним по времени драматургом классического театра с полно развитым и тонким чувством сцены. Он никогда не забывает, что произведение его — не поэма в драматической форме, но пьеса, предназначенная для актерского исполнения, чего нельзя сказать о позднейших драматургах.
Если Вишакхадатта и не нарушает прямо предписаний и запретов «Натьяшастры», как это делает Бхаса, все же он в своем творчестве идет вразрез с самим духом традиционной санскритской теории драмы. Не тонкое и безмятежное наслаждение поэтическими красотами вызывает его пьеса; Вишакхадатта стремится к сильному драматическому воздействию на зрителя; многие сцены «Перстня Ракшасы» потрясали в свое время зрителей индийского театра значительно сильнее, чем то допускали каноны брахманской поэтики.
Пьеса Вишакхадатты считается наиболее «драматической» из всех пьес санскритского театра, наиболее близкой к нашему пониманию драмы. Тем не менее и в «Перстне Ракшасы» мы видим, что индийский автор разрабатывает свою тему иначе, чем это свойственно европейской драматургии. В пьесе Вишакхадатты, хотя и полной действия, в сущности отсутствует элемент борьбы — это бросается в глаза европейскому читателю. Силы противников неравны — Ракшаса выступает лишь как беспомощная жертва Чанакьи. Европейский драматург наверное позволил бы Ракшасе добиться хотя бы временных успехов, постарался бы вселить в души зрителей сомнение в исходе борьбы для поддержания драматического интереса. Но индийский писатель пренебрегает подобными приемами. С самого начала пьесы и до конца ее читатель или зритель ясно видит все пружины тайной политики Чанакьи, последовательно убеждается все более и более в полной неспособности Ракшасы противостоять проискам своего могущественного врага; он готов даже усомниться в тех горячих похвалах, которые расточает уму и энергии Ракшасы сам враг его Чанакья. На всем протяжении пьесы Ракшасе не представляется случая применить на деле свои способности государственного деятеля и политика. В этом — несомненная слабость пьесы в глазах европейской критики; Вишакхадатта не мог преодолеть здесь каноны классической санскритской драмы, — что, однако, едва ли следует ставить ему в упрек.
Вместе с тем надо заметить, что образ Ракшасы нарисован автором с несомненной симпатией. На всем протяжении действия читатель с сочувствием следит за судьбой неудачливого министра, павшего жертвой своей доверчивости к людям. Все более запутывается Ракшаса в паутине дьявольских козней врага; как неумолимый рок, нависает над ним катастрофа, и вот она разражается; все планы и надежды несчастного Ракшасы терпят страшное крушение. Несмотря на благополучную развязку, обусловленную милостью Чанакьи, драма, выдержанная в суровых и мрачных тонах, носит явные черты трагедии. Холодный и бессердечный Чанакья торжествует над благородным героем.
Но Чанакья отнюдь не является драматическим злодеем. Несмотря на сочувствие автора Ракшасе, в пьесе ясно ощущается, что справедливость — на стороне дела, которому служит Чанакья. Трагедия Ракшасы в сущности есть трагедия человека, ставшего на пути истории и потому обреченного на поражение.
Было бы, конечно, напрасно ожидать от драматурга VI в. ясного понимания закономерностей исторического развития. И Чанакья и Ракшаса действуют, движимые в первую очередь личными побуждениями и склонностями. Кажется, что не забота о благе государства и объединении страны, но лишь ненависть к оскорбителю Нанде руководили Чанакьей в его действиях. Но все же чувствуется, что за этими личными страстями кроется нечто большее. Вишакхадатта очень хорошо сознает, что объединение страны под властью Маурьев, создание сильного централизованного государства было прогрессивным явлением в истории Индии. Устами Чанакьи автор подчеркивает, что лишь под властью Чандрагупты могло укрепиться могущество государства, объединившего разрозненные области страны; династия Нанды не в состоянии была поддержать это могущество, потому она и погибла.
Наивными кажутся горькие жалобы Ракшасы на судьбу, его сетования на то, что ветреная богиня счастья предпочла низкорожденного плебея Чандрагупту «благородному» Нанде. Здесь любопытно отметить, что все сказания о Нанде, а также многие исторические источники указывают на происхождение Нанды из той же низшей касты шудр, из которой происходил и Чандрагупта. Судя по многим репликам Ракшасы в пьесе, Вишакхадатта изменил здесь исторической правде (возможно, он воспользовался другой исторической версией, о достоверности которой нам трудно судить). У него Нанда — представитель касты кшатриев; конфликт между ним и Чандрагуптой принимает, таким образом, характер межкастового столкновения, кончающегося победой плебея над аристократом.
Главное содержание пьесы составляют политические интриги государственных деятелей. Естественно, древнеиндийский писатель полагал, что лишь ими движется история. Нельзя, однако, сказать, что Вишакхадатта совершенно забывает о народе. И Чанакья и Ракшаса в своих действиях постоянно считаются с настроениями «горожан» и на этом строят свои расчеты. С самого начала пьесы выясняется, что жители Паталипутры не питают враждебных чувств к власти Чандрагупты (см. рассказ соглядатая в первом действии). Агенты Ракшасы не находят активной поддержки среди горожан, хотя сам Ракшаса, как неоднократно отмечается в пьесе, пользуется большой популярностью в народе за свое благородство и мужество.
Представителем простых людей в пьесе выступает Чанданадаса, верный друг Ракшасы. Но и он, несмотря на свою любовь к Ракшасе и отвращение к холодной жестокости Чанакьи, не выказывает никакой ненависти к власти Чандрагупты. Все его поведение продиктовано лишь бескорыстной и самоотверженной преданностью другу. Образ Чанданадасы, человека из касты вайшьев, т. е. представителя среднего сословия ремесленников и торговцев, нарисован автором с большой теплотой и любовью, хотя в пьесе он играет лишь второстепенную роль.
Здесь проявляется еще одна сильная сторона таланта Вишакхадатты. Европейские критики единодушно отмечают, что, уступая своим великим предшественникам Калидасе и Шудраке в глубине и силе поэтического чувства и в совершенстве поэтической формы, Вишакхадатта не имеет себе равных и индийской драматургии в искусстве создания ярких и живых драматических характеров.
В обрисовке образов главных действующих лиц пьесы Вишакхадатта прибегает к приему противопоставления. Хладнокровный и расчетливый Чанакья, истинный гений политической интриги, противопоставляется Ракшасе, смелому и энергичному, но чрезмерно пылкому и доверчивому герою. Оба эти образа очерчены с замечательным мастерством. Столь же яркое и живое впечатление оставляют образы враждующих царей: Чандрагупты и Малаякету, также выведенные по принципу противопоставления. Чандрагупта соединяет в себе юношескую энергию и отвагу с трезвым умом государственного деятеля. Он питает безграничное доверие (вполне оправданное) к своему наставнику, старому и опытному политику; послушно следует всем его указаниям, сохраняя при этом царственное достоинство, подобающее правителю огромной империи. В противоположность ему, Малаякету являет собой типичный образ восточного деспота, взбалмошного, подозрительного и жестокого. В то же время эти черты сочетаются у него и с рядом положительных качеств. Ему нельзя отказать в мужестве и в известном благородстве; подозрительность уживается в нем с детской доверчивостью, которая и приводит его к поражению. Его преданность памяти погибшего отца, возбуждающая в нем жажду мести Чанакье, производит в высшей степени живое и трогательное впечатление.
Мы уже говорили о мастерски обрисованном образе благородного и самоотверженного Чанданадасы, самого привлекательного лица в нашей драме. С большим искусством очерчивает Вишакхадатта и все прочие образы пьесы. Даже третьестепенные фигуры агентов Чанакьи и Ракшасы драматург умеет наделить характерными индивидуальными чертами, которые показывают за этими слепыми орудиями политической интриги — живых людей, имеющих собственные страсти, собственные интересы и наклонности.
Характерной особенностью пьесы Вишакхадатты является почти полное отсутствие в ней женских персонажей. Исключая эпизодические фигуры актрисы в прологе, привратниц во дворцах Чандрагупты и Малаякету и, наконец, жены Чанданадасы, появляющейся на короткое время только в последнем акте, женщины в «Перстне Ракшасы» не действуют и не играют роли. Полное отсутствие любовной интриги усиливает суровый колорит произведения Вишакхадатты. Драма целиком посвящена политике; автор не допускает никаких сентиментальных мотивов. Мало заботится он и о религии; во всей санскритской литературе нет писателя, более равнодушного к вопросам религии и традиционной морали.
В связи с этим любопытно отметить еще одну характерную черту в творчестве Вишакхадатты. В отличие от античной трагедии рока, пьеса индийского драматурга лишена какого-либо элемента фатализма. В этом отношении Чанакья явно противопоставляется Ракшасе. Оба героя не лишены суеверия, верят в приметы и предзнаменования, что было естественно для людей той эпохи. Но если Ракшаса беспрестанно жалуется на судьбу и видит в ней главную причину своих неудач, Чанакья полагается только на собственные силы, на свой ум и свою энергию, и в этом проявляется его превосходство над Ракшасой. Да и сам Ракшаса, несмотря на все дурные приметы, продолжает борьбу и до конца надеется на победу. «Только непросвещенные верят в судьбу» — говорит драматург устами Чанакьи. Все это показывает в Вишакхадатте человека, сумевшего стать выше многих предрассудков своего века.
Чтобы закончить характеристику пьесы, нам остается сказать о ее языке и стиле. Согласно канонам классической драмы, в «Перстне Ракшасы» употребляется несколько языков, соответственно социальному положению действующих лиц. Лица высокообразованные и занимающие высокое положение в обществе говорят на санскрите. К ним относятся Чанакья, Ракшаса, оба царя, Бхагураяна, Шакатадаса, ученик Чанакьи и некоторые другие. Простолюдины и женщины говорят на пракритах. Из пракритов в пьесе употребляются шаурасени и махараштри, обычные для классической драмы, а также магадхи, на котором говорят: монах, агенты Чанакьи, переодетые чандалами, и некоторые другие. Любопытно, что агент Ракшасы Вирадхагупта, очевидно принадлежащий к одной из высших каст, говорит на пракрите, Когда выступает под видом заклинателя змей, и переходит на санскрит, когда отпадает нужда в притворстве.
Во времена Вишакхадатты и санскрит и пракриты были уже мертвыми литературными языками, далекими от разговорного языка современного автору общества. Пракриты, некогда стилизованные литературные формы народных диалектов, в «Перстне Ракшасы» носят уже явно искусственный характер и основываются не на живой народной речи, а на мертвых правилах грамматик.
Вишакхадатта жил в ту эпоху, когда классическая санскритская литература, окончательно оторвавшись от народа, уже определенно начинала клониться к упадку. Язык и стиль авторов, близких по времени Вишакхадатте или ему современных, характеризуется искусственной изощренностью или чрезмерной тяжеловесностью. В своей пьесе Вишакхадатта отдает известную дань характерному стилю эпохи. Особенно это чувствуется во многих вычурных и сложных метафорах стихотворных сентенций, перемежающих речь Чанакьи и некоторых других действующих лиц. Чанакья временами начинает говорить тяжелым книжным языком, свойственным санскритским теоретическим трактатам о политике; примером может служить его длиннейший монолог в начале первого действия. Но в целом язык и стиль Вишакхадатты отличаются простотой, редкой в санскритской литературе классической эпохи, и соответствуют динамическому и стремительному развитию действия в его пьесах.
Некоторые европейские исследователи (С. Леви, В. Рубен) видят в произведении Вишакхадатты иллюстрацию к санскритским трактатам по искусству политики. Они решительно отказываются видеть в «Перстне Ракшасы» какое-либо отражение индийской действительности того времени. Суждения их, однако, покоятся лишь на предвзятом мнении о безжизненном и искусственном характере всей индийской драматургии, и едва ли они справедливы. Пьеса Вишакхадатты производит слишком живое и яркое впечатление, чтобы можно было считать ее лишь художественной обработкой теоретических сочинений. Еще А. Б. Кейт, возражая Леви, отмечал, что изображение политической деятельности в пьесе носит типические индийские черты и несомненно связано с реальной политикой древнеиндийских государств.[230]
В литературе об индийской драме уже давно высказано было мнение о глубокой связи пьесы Вишакхадатты с современной ему жизнью страны, о ее актуальности.[231] В эпоху тяжелых испытаний для Индии, когда варварские орды угрожали независимости ослабевшей и раздробленной страны, Вишакхадатта обращается к эпохе, когда Индия обрела единство и могущество в борьбе с иноземными врагами. Выводя на сцене фигуры великих объединителей Индии — Чандрагупты и Чанакьи, драматург обращается к своим современникам с призывом воскресить славное прошлое, отстоять независимость родины. На это ясно указывает заключительная строфа «Перстня Ракшасы».
Патриотическая идея, лежащая в основе творчества Вишакхадатты, очевидно еще яснее выражена во второй его пьесе — «Царица и Чандрагупта» (Devicandragupta), — к сожалению, дошедшей до нас только в отрывках. Это, так же как и «Перстень Ракшасы», историческая пьеса. На этот раз драматург выбирает более близкую ему эпоху; но характерно, что это опять — эпоха расцвета могущества индийского государства и объединения страны под одной властью. Речь идет о времени высшего расцвета империи Гупта, крушение которой, очевидно, произошло за сто лет до написания пьесы. Героем драмы является Чандрагупта II, царь династии Гупта, при котором империя достигла наибольшего могущества. В отличие от «Перстня Ракшасы», в этой драме Вишакхадатты политическая интрига переплетается с любовной.
Содержание драмы вкратце следующее:
Царь Рамагупта[232] побежден скифами (çaka); скифский царь диктует ему условия позорного мира, по которому он должен отдать победителю свою жену Дхрувадеви. Рамагупта вынужден принять условия, побуждаемый к тому своими советниками.
Положение спасает царевич Чандрагупта, младший брат Рамагупты. Переодевшись в женское платье, он проникает во вражеский лагерь под видом Дхрувадеви со своими соратниками, переодетыми, как женская свита царицы. Он убивает скифского царя, спасая тем страну от вражеского нашествия и царицу — от бесчестия.
Восхищенная мужеством Чандрагупты Дхрувадеви влюбилась в него. Рамагупта, жестокий и трусливый деспот, ненавидит брата, завоевавшего своим подвигом популярность в народе и любовь царицы. Чтобы отвести подозрения, Чандрагупта в 6-м и 7-м актах пьесы притворяется сумасшедшим (любопытная сюжетная деталь, напоминающая европейскому читателю о «Гамлете» Шекспира). Драма кончается тем, что Чандрагупта убивает Рамагупту, сам становится царем и женится на Дхрувадеви.
По сохранившимся немногим отрывкам пьесы мы угадываем в ней те же характерные для Вишакхадатты черты: суровый и воинственный тон произведения, яркую драматичность действия, пренебрежение канонами утонченной аристократической драмы, а главное — ту же основную идею, что и в «Перстне Ракшасы»: идею могущества и независимости Индии, победоносной борьбы с иноземными завоевателями. В лице Чандрагупты II драматург рисует образ идеального государя, очевидно развивая идею, намеченную им в «Перстне Ракшасы» в образе Чандрагупты Маурья. Проблема идеального государя представлялась весьма важной и актуальной в ту эпоху, когда независимость Индии могла поддержать лишь сильная централизованная царская власть; неудивительно, что она занимает важное место в творчестве Вишакхадатты.
Вишакхадатте принадлежит также драма на сюжет из «Рамаяны», великого индийского эпоса. Но от нее сохранилось лишь одно четверостишие, судя по которому, одна из сцен драмы происходит, по-видимому, во дворце демона Раваны; ничего более мы о ней сказать не можем.
Произведения Вишакхадатты пользовались, очевидно, в свое время значительной популярностью в Индии. Это относится главным образом к «Перстню Ракшасы»; большое количество рукописей пьесы, дошедших до нас, целый ряд комментариев, многие упоминания и цитаты в санскритской литературе, начиная с X в., говорят о том, что интерес к творчеству Вишакхадатты в Индии не угасал на всем протяжении индийского средневековья. Все же надо заметить, что должного признания этот самобытный и яркий писатель не получил в средневековой Индии. Брахманская критика, выше всего ценившая уточненное словотворчество по образцам канонических трактатов и признанных авторитетов, не простила Вишакхадатте его пренебрежения традиционными формами классической драматургии. В этом отношении Вишакхадатта разделил судьбу Шудраки, другого могучего таланта, смело порвавшего условные путы брахманской поэтики. В традиционной индийской критической литературе оба они не признаются крупными писателями и художественные достоинства их произведений замалчиваются.
Тем не менее художественное и историческое значение творчества Вишакхадатты несомненно. Живой интерес к его замечательной драме в современной Индии доказывается многочисленными переводами ее на новоиндийские языки. Еще в прошлом веке Бхаратенду Харишчандра перевел на хинди «Mudraraksasa» в тот период, когда своими переводами из классической драматургии он закладывал основы для создания самобытной драмы хинди. Уже в наше время Дж. Неру в своей книге «Открытие Индии» дал такую оценку пьесе:
«Около 400 г. н. э., в царствование Чандрагупты II, была написана... замечательная драма «Мудра-Ракшаса», т. е. перстень с печатью, Вишакхадатты. Это чисто политическая пьеса, без какого-либо любовного или мифологического сюжета... В некоторых отношениях эта пьеса удивительно актуальна и сейчас».[233]
В новое время пьеса Вишакхадатты получила известность и за пределами Индии. Западного читателя она особенно заинтересовала как произведение, из всей древнеиндийской драматургии наиболее отвечающее европейским представлениям о драме. После первого перевода Уилсона, о котором упоминалось выше, «Mudraraksasa» неоднократно переводилась на английский язык, а также на многие другие европейские языки: французский, немецкий, итальянский, шведский, голландский и др.
Предлагаемый перевод является первым переводом драмы Вишакхадатты на русский язык. Переводчик ставил своей целью передать содержание оригинала с максимальной точностью, стараясь также сохранить по возможности стиль и манеру выражения санскритского автора; это относится и к переводу стихов. В основу перевода положено критическое издание К. Т. Теланга «Mudraraksasa by Vis’akhadatta. Ed. by Kas’inath Trimbak Telang. 6th ed. Revised by prof. V. S. Ghate. Bombay, Pandurang Jawaji 1918» [в дальнейшем: Изд. Теланга]. Были использованы также издания К. X. Дхрувы «Mudrarakshasa or The signet ring. A Sanskrit drama in seven acts by Visakhadatta. Critically ed.... by K. H. Dhruva. 2nd ed.: thoroughly revised and enlarged. Poona, Oriental book-supplying agency, 1923» [в дальнейшем: Изд. Дхрувы] и А. Гиллебрандта «Mudraraksasa by Visakhadatta. Ed. from MSS... by prof. Alfred Hillebrandt. Breslau, Marcus, 1912». Наиболее значительные разночтения отмечены в комментариях.