Абдуррахман Джами (1414-1492) принадлежит к числу крупнейших персидско-таджикских деятелей культуры классического периода. Он был писателем, философом, филологом, музыковедом. Характерная черта его поэтического творчества разносторонность и многожанровость. Джами известен и как мастер виртуозных стихотворных форм.
В настоящем сборнике представлены основные традиционные поэтические жанры, в которых работал поэт, — газели, касыды, рубаи, философские поэмы и т. д.
Переводы произведений Джами заново отредактированы для данного издания. Многие произведения даются в новых стихотворных переводах.
АБДУРРАХМАН ДЖАМИ, ЕГО ВРЕМЯ И ТВОРЧЕСТВО
Джами принадлежит к плеяде великих поэтов и мыслителей средневекового Востока. Творения Джами явились достойным завершением, своего рода венцом классического периода персидско-таджикской литературы, которая, возникнув в IX веке, блистательно развивалась на протяжении шести столетий.
Выдающийся деятель культуры и литературы XV века, ученыйэнциклопедист и духовный наставник многочисленных учеников, Джами при жизни был признанным авторитетом для миллионов современников. Влияние его на последующие поколения художников и литераторов Ближнего и Среднего Востока и Средней Азии было огромно.
С XVIII века произведения Джами становятся достоянием мировой культуры.
1
XV век составляет одну из самых смутных и противоречивых эпох в истории Ближнего и Среднего Востока; периоды относительной политической стабилизации и стремительного культурного подъема не раз перемежались с годами кровопролитной междоусобной борьбы за власть, приводящей к разорению страны.
В 1405 году скончался Тимур (Тамерлан), основатель обширной феодальной империи, созданной огнем и мечом. Государство, просуществовавшее около тридцати пяти лет и объединившее Мавераннахр, Туркестан, Иран, Афганистан, часть Индии, Малую Азию, часть южного Кавказа, распалось. В военных схватках власть захватил один из сыновей Тимура — Шахрух (правил в 1409-1447). Он занял престол и стал признанным верховным главой тимуридов. Но фактически возникли два самостоятельных тимуридских владения: Хорасан с резиденцией Шахруха в Герате и Мавераннахр со столичным городом Самаркандом, где обосновался внук Тимура — правитель и ученый Улугбек (правил в 1393-1449).
Джами родился 7 ноября 1414 года (по мусульманскому летосчислению 23 шаабана 817 года) в селении Харджард, расположенном между Гератом и Мешхедом. Полное имя поэта — Нураддин Абдуррахман ибн Низамаддин Ахмад ибн Шамсаддин Мухаммад. Литературное имя (тахаллус) он получил, как это было принято в то время, по месту рождения, а именно от названия небольшого городка Джам, центра одноименной области, в которой находился Харджард. Джами — значит «родом из Джама».
Отец и дед Джами были законоведами, занимали в области видные должности. С четырех лет Джами стал посещать школу. Необычайные способности ребенка позволили ему, в короткий срок овладев грамотой, пройти курс арабской грамматики, хорошо изучить Коран и познакомиться с классическими произведениями персоязычной литературы. Основным наставником будущего поэта был его отец Низамаддин Ахмад, человек образованный и просвещенный. Позднее Джами о нем сказал: «Воистину, мы были учениками своего отца, так как владеть языком выучились у него».
Одиннадцатилетним подростком Джами вместе с родителями переезжает в Герат.
Герат был оживленным столичным городом, где пересекались многие международные пути. Хорасан имел торговые и дипломатические связи с соседними странами — Россией, Индией, Китаем, поэтому в Герате постоянно находились дипломатические, торговые, военные миссии. Здесь было место стоянок дальних купеческих караванов. К пышному двору правителя стекались ученые, поэты, художники, музыканты, мастера-умельцы. Жизнь в столице бурлила, как в кипящем котле. Герат XV века был одним из крупнейших культурных центров Востока. Здесь развивались, достигнув высокого уровня, наука и поэзия, музыка, живопись, архитектура, декоративное и прикладное искусства, ручные ремесла. Сын Шахруха Байсанкур (ум. 1433), который состоял при отце в должности везиря и правителя столицы, основал в Герате замечательную для своего времени библиотеку При библиотеке действовал постоянный штат стихотворцев, музыкантов и знатоков литературы, а также мастеров книжного дела — каллиграфов, позолотчиков и переплетчиков. Художникиминиатюристы, работавшие при библиотеке, положили начало превосходной школе книжной миниатюры. Библиотека Байсанкура не только решала задачу собирания ценнейших рукописей, здесь создавались новые манускрипты, доныне поражающие специалистов искусством книжного оформления. Ставились и такие сложные задачи, как собирание литературного наследия классиков и составление сводных списков. Так, здесь впервые был составлен сводный текст эпопеи «Шахнаме» Фирдоуси на основе нескольких старейших списков, с предисловием Байсанкура. Здесь же было впервые собрано литературное наследие Амира Хосрова Дехлеви, в десятках экземпляров переписывались шедевры классики — «Пятерица» Низами, «Куллийат» Саади, диван Хафиза.
По сведениям историографов, Герат с окрестностями насчитывал в XV веке свыше миллиона жителей. Город расширял свои границы, в нем было много парков, рынков, караван-сараев. Пышное великолепие дворцов и мечетей и жалкие лачуги, фанатическая религиозность одних и утонченный разврат других, аскетические обители дервишей и роскошные увеселительные заведения, хранилища ценнейших рукописей — и неграмотное в своем большинстве население — такими были поразительные контрасты этого столичного города.
Джами продолжает в Герате образование, сначала в медресе Низамийе, затем в медресе Дилкаш. Изучает арабский язык, логику, поэтику риторику, теологию, философию. Слушает лекции видных ученых Мавляны Джунайда Усули, Ходжи Алааддина Али Самарканди и других. Затем постигает основы точных наук: астрономии, математики, геометрии. Приобретя серьезные познания, он начинает заниматься самостоятельным научным творчеством.
Двадцатилетний Джами пишет специальный комментарий к астрономическому трактату и посылает его в Самаркандскую обсерваторию Улугбека. Ознакомившись с работой Джами, известный астроном Кази-заде Руми высоко оценивает труд начинающего ученого и приглашает его в Самарканд. Полученным приглашением Джами смог воспользоваться только через год. В 1435 году Герат постигло тяжелое бедствие — повальная эпидемия чумы, которая унесла в округе Герата сотни тысяч человек. В 1436 году, по окончании карантина, Джами переезжает в Самарканд, уже давно привлекавший его как центр наук и образования.
Время правления Улугбека было для Мавераннахра периодом большого культурного подъема. В Самарканде возводились величественные архитектурные ансамбли — административные здания, медресе, торговые кварталы. В 1417 году было построено медресе в Бухаре, в 1420 году — в Самарканде, в 1432-1433 годах — в Гиждуване (по собственной инициативе Улугбека).
Улугбек ввел ряд полезных и новых по тому времени преобразований в области просвещения. Помимо традиционного официального ислама и мусульманского законоведения, учащиеся медресе стали изучать математику, астрономию, географию, геодезию, медицину. Углубленно изучалась философия. В 1428-1429 годах была построена знаменитая Самаркандская обсерватория, наблюдения за небесными телами вели в ней сам Улугбек и другие крупные ученые — Кази-заде Руми (ум. 1437), Гиясаддин Джамшид (ум. ок. 1433), Али Кушчи (1404-1478).
В 1436 году Джами поступает в знаменитое медресе Улугбека и продолжает совершенствовать свои знания в области астрономии, геодезии, математики, философии и теологии у ведущих ученых самаркандского круга — Улугбека, Кази-заде Руми, Фазлуллаха Абулайси. Преподаватели отмечали у Джами, так же как это было и раньше, в Герате, исключительные способности и неутолимую жажду знаний. Этот молчаливый и худощавый юноша не стремился, подобно большинству его сотоварищей по учебе, брать верх в схоластических спорах или выставлять напоказ свою эрудицию, но неизменно оказывался первым, когда от учеников требовалось проявить глубину мысли и независимость суждения. Скупой на похвалы Кази-заде Руми однажды не удержался от того, чтобы не сказать о Джами: «С тех пор, как существует Самарканд, еще не переправлялся к нам через воды реки Аму человек, равный по уму, благородству и находчивости этому юноше из Джама».
Скромность и дружелюбие сочетались в молодом Джами с развитым чувством собственного достоинства.
Абдуррахману Джами было ненавистно раболепие перед знатными и власть имущими — эту черту он пронес через всю жизнь. Средневековые обычаи требовали от учеников своеобразного прислужничества: ученикам вменялось в обязанность сопровождать пешком выезд учителя и выполнять для него многие домашние работы. Джами не следовал этому обычаю, хотя его независимое поведение влекло за собой уменьшение положенной ему стипендии.
Не раз впоследствии он отклонял предложения поступить на службу при дворе того или иного вельможи. К годам молодости поэта относятся эти его строки:
Завершив учебу в медресе, Джами остался в Самарканде еще на несколько лет, не желая порывать с научной и литературной средой города.
Со смертью Шахруха в 1447 году политическая обстановка в Самарканде обострилась до крайности. Ожесточенная борьба за престол привела к гибели Улугбека и двух его сыновей.
После Улугбека Самарканд постепенно теряет значение ведущего научного центра в Азии. Ученые покидают город, переселяясь в Герат, Балх, Нишапур, Багдад, в Малую Азию. В 1451 году власть в Самарканде захватил тимурид Абусаид. Период его правления в Мавераннахре был отмечен усилением влияния религиозно-дервишского ордена «Накшбандийе», который возглавлял Ходжа Ахрар (1404-1490), сыгравший зловещую роль в судьбах многих талантливых деятелей науки и культуры того времени. Одни были казнены и брошены в тюрьмы. Другие, успев покинуть Самарканд, долгие годы скитались на чужбине. Знаменитая на весь мир своими открытиями обсерватория Улугбека была в первые же годы правления Абусаида разгромлена толпой религиозных фанатиков, погибла и библиотека Улугбека, насчитывавшая тысячи редчайших рукописей.
В 1451 году Джами возвращается в Герат. Живя постоянно в Герате, Джами в последующие годы неоднократно посещал города Средней Азии — Карши, Мерв, Бухару, Самарканд, Ташкент, Фергану, а также совершал дальние поездки — в Ирак, Сирию. В 1472 году Джами совершает традиционное паломничество в Мекку — священный город мусульман. Это путешествие продолжалось, без малого полтора года. Джами посетил ряд городов — Нишапур, Сабзевар, Дамаск, Халеб, Табриз, побывал в Курдистане. В некоторых городах он задерживался ненадолго, в других жил месяцами. Джами имел возможность близко познакомиться с крупнейшими научными и культурными центрами Ирана, Азербайджана, Сирии, Ирака, Аравии. Были установлены более тесные творческие связи со многими известными деятелями науки и литературы, с которыми Джами ранее был связан перепиской.
Эта поездка оказала сильное воздействие на мировоззрение Джами. Великолепие дворцов, богатство библиотек порлжали воображение поэта, и еще более нетерпимо-тягостными представали повсюду следы войн и грабежей, картины нищенского народного быта, бесправие, болезни, голод и невежество простого люда. В поездках сформировались основные идеи поэта — гуманизм и справедливость. Где то мерило, которым можно измерить цену человека? — спрашивает поэт себя и отвечает:
Герат, как и Хорасан, переживал в 50 — 60-е годы XV века один из тяжелейших периодов своей истории. Войны, разрушения, беспощадный феодальный гнет свирепствовали здесь, как и в Самарканде, страна была полита кровью и слезами. Ожила наводящая ужас система Тимура — к населению применялись такие карательные меры, как бросание живьем в кипяток, сдирание кожи. В 1458 году на территории Хорасана правили двенадцать «независимых» падишахов. В результате непрерывных войн с жителей Герата поземельная подать — десятина — была взыскана в течение года девять раз. В этот же год население было трижды обложено податью «шукране» (буквально: «благодарствие»), которую взыскивали по случаю восшествия на престол нового правителя.
Трудовое население выплачивало еще свыше пятнадцати других поборов и привлекалось к принудительным отработкам — то есть бесплатно работало на строительстве каналов, мостов, городских стен, мечетей, тюрем и дворцов. Случалось, что на эти принудительные работы уходило до двухсот пятидесяти дней в году.
В 1469 году правителем Хорасана, в состав которого входили в это время подчиненные ему области восточного Ирана, северо-западного Афганистана и юга Средней Азии, стал султан Хусейн Байкара. Он продержался на троне до 1506 года. Период правления султана Хусейна Байкара отличался сравнительной политической стабильностью, хотя положение местного населения, по-прежнему истязаемого налогами и поборами, улучшилось ненамного. Новый правитель не чужд был интереса к литературе и просвещению.
Точную и образную характеристику этого правителя дал выдающийся таджикский писатель Садриддин Айни: «Султан Хусейн Мирза, будучи сам поэтом и любителем литературы, до некоторой степени покровительствовал просвещению.. Собирая к себе поэтов, ученых, слушал научные споры, устраивал поэтические состязания. Но постепенно он увлекся вином, любовными похождениями и оказался настолько во власти пороков, что от его первоначальных благих помыслов не осталось и следа. Пьянством и развратом занимался не только сам Хусейн Байкара, но они обрели повальный характер при его дворе».[1]
«...Когда о подданных своих правитель не радеет, Он по миру пускает их и трон его слабеет» эти строки Джами характеризуют, по-видимому, положение дел при султане Хусейне Байкара.
Как шло творческое становление Джами-поэта? Еще в годы учебы в Самарканде Джами близко познакомился с религиозномистическим учением суфийского ордена «Накшбандийе». Вернувшись в Герат, Джами попадает под влияние главы гератской общины этого ордена Саададдина Кашгари. В сорокалетием возрасте Джами вступает на путь суфизма, требовавшего от человека смирения, отказа от собственной воли и полного подчинения духовному наставнику. В 1456 году, после кончины Саададдина Кашгари, Джами становится духовным главой суфийского ордена.
Слово «суфий» восходит к арабскому «суф», что значит «грубая шерстяная одежда» (ранние суфии, проповедовавшие аскетизм, носили власяницу) Как религиозно-мистическое учение, противопоставившее себя ортодоксальному исламу, суфизм получил распространение на территории Ирака и Сирии в конце VIII века, несколько позже нашел благодатную почву и в Хорасане. С конца X — начала XI века суфизм быстро распространяется по всей территории Ирана и Средней Азии, превратившись в широкое демократическое движение городских низов. Суфизм содержал в себе три основных слагаемых: мусульманское отшельничество, любовно-религиозный мистический экстаз и пантеизм. Как общественное явление движение суфиев было очень сложно, оно проявляло себя в больших диапазонах от ортодоксального ислама до атеизма, от прямых антиправительственных действий до послушного подчинения господствующей власти.
Последователи суфизма признавали как незыблемую реальность божественное начало: мир, познаваемый в опыте, утверждали они, лишь эманация теоса. Изначальная формула единобожия, провозглашенная в Коране: «нет бога, кроме бога», согласно суфийской Доктрине, получила редакцию: «нет ничего, кроме бога». Обожествляя природу, они стремились постичь сущность бога путем духовного и телесного самоочищения, нравственного самоусовершенствования, а в идеале — в мистическом слиянии своего «я» с теосом.
Учение имело и определенную социальную направленность: суфии отрицали богатство и власть, утверждая отказ от земных благ во имя служения богу, выступали за равенство людей на земле. Отвергая любую светскую иерархию между людьми, провозглашали, что любой человек в равной степени есть частица божественной субстанции.
Суфийский орден «Накшбандийе», во главе которого стоял Джами, представлял собой традиционную мусульманскую общину, исповедовавшую пренебрежение земными благами во имя духовных, следование заветам пророка и служение ближним. Однако многие шейхи понимали требование материального самоограничения как нечто отвлеченное: превратившись, по существу, в разбогатевших феодалов-землевладельцев, они безжалостно угнетали крестьян. Шейхи оказывали сильное влияние на политическую жизнь страны, разжигая междоусобные распри и борьбу придворных партий.
Дух наживы и лицемерие такого рода «святых отцов» не были скрыты от Джами. В стихах его мы встретим мотивы обличения подобных служителей культа и насмешки над ними:
По свидетельству учеников Джами, поэт не выступал с открытыми проповедями. Время его было посвящено научным и творческим занятиям. В суфизме Джами был увлечен преимущественно теоретическими проблемами, комментировал произведения пантеистов. Сохранились рассказы о том, что Джами иной раз даже отговаривал молодых людей от связей с суфиями. Так, согласно этим рассказам, один гератский юноша, бросив медресе, высказал желание поехать в Самарканд для постижения учения тамошних дервишей. Когда он пришел к Джами попрощаться, поэт посоветовал ему отказаться от этого намерения. «В твоем возрасте все помыслы надо устремлять на приобретение знаний и воспитание разума, — сказал Джами. — Мы хорошо изучили особенности образа жизни невежественных суфиев. Это люди темные и вредные».
Восточный, или иранский, суфизм говорил преимущественно голосом поэзии. Поэзия суфиев с самого начала противостояла литературе феодального замка. Крупнейшие поэты классического периода в Иране и Средней Азии — Санаи, Низами, Саади, Хафиз, Камал Худжанди — испытали на себе влияние суфизма. Сложная система иносказаний суфийской поэзии служила для них блестящей формой выражения гуманистических, свободолюбивых и антиклерикальных идей. Джами, как выразитель передовых взглядов своего времени, носящих, согласно традиции, одежды суфийской символики, принадлежит к числу величайших поэтов средневековья.
Стихи Абдуррахмана Джами пользовались неслыханным успехом У его современников. Газели, которые поэт стал слагать еще в годы учения в медресе, сразу же получили признание у ценителей изящной словесности, они пелись в собраниях дервишей, на дворцовых увеселительных приемах, перешли в изустную народную песенную литературу. Многие его газели были положены на музыку известными профессионалами XV века, к некоторым своим стихам музыку писал сам Джами.
В зрелые годы Джами, как свидетельствуют его современники, познал славу всенародного поэта. Стихи Джами, едва вышедшие из-под его пера, переписывались во множестве экземпляров и расходились далеко за пределы Герата, повсюду, где язык фарси был основным литературным языком. Люди самых разных сословий передавали и посылали друг другу в дар списки его произведений.
Среди представителей ортодоксального ислама находились вместе с тем яростные противники Джами, усматривающие в его лирических стихах вероотступничество и недопустимое вольнодумие. Средневековые источники сообщают факты сжигания его стихов как религиозной крамолы.
Примерно до 1458-1459 годов Джами проживал в самом Герате возле соборной мечети, потом переехал в Хийабан — северовосточный пригород Герата. Ему было уже около пятидесяти лет, когда он женился на внучке Саададдина Кашгари. Семейная жизнь поэта была омрачена тем, что из четырех появившихся на свет сыновей трое умерли в младенческом возрасте. У Джами остался лишь один сын — Зийааддин Юсуф, родившийся третьим, в январе 1477 года. Поэт страстно любил сына, нежно заботился о нем, стремился привить ему здоровые навыки трудолюбия и любознательности. Многие строки произведений Джами написаны как отцовское наставление Зийааддину Юсуфу. Семена заботливого воспитания принесли хорошие плоды — сын Джами, по свидетельству современников, был образованным человеком, писал стихи, отличался добротой и великодушием, охотно оказывал помощь нуждавшимся. Он Умер в 1521 году.
Джами приобрел высочайший авторитет при жизни не только как духовный наставник, ученый-теолог, но и как поэт и покровитель искусств, воспитатель творческой молодежи.
Зрелые годы Джами прошли в тесном общении с представителями городской интеллигенции. Вокруг Джами часто собирались гератские поэты, ученые, музыканты, художники, устраивались диспуты и литературные собрания. На одном из собраний, между 1456 и 1459 годами, произошла первая встреча двух самых крупных поэтов XV века — Джами и Навои. Алишер Навои брал у Джами, авторитетного теоретика, уроки по искусству стихосложения. Через несколько лет[2], которые Навои провел в Самарканде, завершая свое образование, встречи двух поэтов стали регулярными. В 1476 году Навои вступает в суфийское сообщество «Накшбандийе» и избирает своим духовным учителем Абдуррахмана Джами — многозначительное свидетельство общности основных политических, философских, эстетических и нравственных взглядов двух поэтов.
Прочитав «Пятерицу», написанную Навои, Джами дал высокую оценку его поэтическому таланту, утверждая, что Навои выступил основоположником новой литературы на языке тюрки. Поэтов роднили не только широта взглядов и многообразность таланта, но и отсутствие этнических предрассудков. Вспомним четверостишие Джами:
С большой долей вероятия можно предположить, что речь в стихотворении идет о тюрке по происхождению Алишере Навои и таджике Джами, которых сроднила единая вера — то есть суфийские идеалы.
У Джами-поэта и Джами-ученого был обширный и разнообразный по составу круг учеников: не только поэты и писатели, но музыканты и певцы, каллиграфы и художники. Из школы Джами вышли такие ученые-богословы, как Абдулгафур Лари, Камаладдин Масуди Ширвани, Мухаммад Бахрабади, и такие известные литераторы, как Баяни, Бинаи, Сухайли, Давлатшах Самарканди, Хатифи, Ками, Сайфи и др. Многие из крупнейших произведений литературы XV Еека посвящены Джами, так как были созданы или под прямым руководством Джами, или не без его влияния и поддержки.
Для культурной жизни второй половины XV века было характерно значительное усиление общественной роли поэзии. В литературный процесс были включены самые разные круги населения: от носителей власти до средних и низших слоев городских жителей.
Так, Навои в известной литературной антологии «Собрание утонченных» сообщает имена шестидесяти двух поэтов-ремесленников — представителей тридцати ремесел. По справедливому замечанию А Н. Болдырева, «специфика феодального Герата эпохи Джами — Навои заключалась именно в том, что, в отличие от предшествующего времени, почти каждый ремесленник-хозяйчик, каждый лавочник, мелкий мулла, писарь-чиновник и прочие являлся или мог являться более или менее активным участником и носителем блестящей культурной жизни Герата»[3]. Ярким примером вступления «бюргерства» в литературу является «ремесленная поэзия» Сайфи Бухараи (ум. между 1500-1504), элементы «ремесленной поэзии» можно найти у Джами и других поэтов того времени. «Ремесленные» газели отличались простотою, свежестью красок, изображением реальных событий, сочностью языка.
Процесс социального расширения литературы во второй половине XV века сопровождался некоторым упрощением поэтического стиля. Таджикско-персидская литература к началу XV века достигла вершин формалистической изощренности, поэзия изобиловала смысловой иероглифпкой, вычурной игрой слов, сложным символическим кодом. Витиеватый риторический стиль подчинил себе и художественную, и научную прозу и даже язык государственной документации. Таковы были, например, произведения Катиби (ум. 1436), Арифи (ум. 1449), Исмата Бухараи (ум. 1436) и др. Сильное звучание в поэзии обрели темы шиизма.
Передовые тенденции к упрощению языка и стиля литературного произведения, к ясности поэтической мысли также связаны с деятельностью Джами и его прямых учеников — поэтов Навои, Сухайли, Асафи, Хатифи. Джами был для своего времени одним из крупнейших теоретиков литературы. Он утверждал высокое назначение поэзии «Стих это птицы разума паренье, стих — это гордой личности творенье») он полагал, что тяжелый труд поэта обращен в будущее («Поэт — добытчик и рудоискатель, а время — казначей и покупатель») и миссия поэта — говорить правду, быть честным и бескорыстным в своем творчестве. Поэт призван показать людям путь к счастливой жизни. Эти передовые для своего времени высказывания исходили прежде всего из интересов широких слоев городского населения — ремесленников, торговцев, мелких служащих и интеллигенции и, по сути дела, отражали интересы трудовою народа.
Джами требовал от поэзии высшей гармонии формы и содержания, отказа от искусственных и формалистических приемов, простоты изложения и, следовательно, широкой доступности литературного произведения. Традиционное придворное продажное славословие Джами клеймит презрением:
С именем Джами связана и тенденция очищения родного языка от арабизмов, широкое использование богатства фольклора. Упрощение стиля, которое отстаивал Джами, коснулось в XV веке и художественной и научной прозы — в трудах Кашифи, Али Сафи, Давлатшаха и др. Тенденция эта вышла за пределы Герата и охватила и другие культурные центры. Виртуозное владение поэтическим словом, традиционное для персидско-таджикской классики, сказалось в это время в расцвете особого стихотворного жанра — поэтической шарады — муамма. Составлению муамма обучали в медресе, теоретики создавали специальные трактаты по искусству стихотворной шарады. Теорию муамма и практическое руководство к их составлению Джами разработал в четырех специальных трактатах.
Для литературной жизни конца XV века характерно также усиление взаимосвязи и взаимовлияния ираноязычной и тюркоязычной литератур. В это время на литературной арене все чаще появлялись двуязычные поэты. Первым в этой области был Навои.
Джами был наставником и покровителем не только для деятелей просвещения и литературы Хорасана. За советом к Джами приезжали писатели и ученые из дальних земель — Мавераннахра и Азербайджана, Индии и Ирака, Турции и Аравин, — вели с ним постоянную переписку. Правители многих стран причисляли себя к почитателям Джами. Так, эмир Ирана, Хамадана и Азербайджана (1438-1467) Музафараддин Джаханшах, питавший склонность к поэзии и писавший стихи под именем Хакики, выслал Джами свой диван, в сопровождающем письме в стихах просил Джами высказать свое мнение. В ответном письме Джами отозвался о стихах с похвалой. Факт этой переписки показывает, что Джами представлял собой литературный авторитет, признанный далеко за пределами Хорасана.
Наряду с расцветом литературы и науки в Герате второй половины XV века достигли высокого уровня развития многие изящные искусства: каллиграфия, книжное дело, изготовление расписных пюпитров (лавх) переплетное дело, золочение, миниатюрная живопись и все виды прикладного искусства, связанные со строительством и архитектурой, — резьба по дереву и камню, чеканка, узорная роспись, изготовление облицовочного материала.
По свидетельству источников, подлинность которых подтверждает Навои, многие гератские художники могли совершенствовать свое мастерство лишь благодаря материальному покровительству Джами. К их числу относились прекрасные художники-каллиграфы, занимающиеся профессиональной перепиской литературных произведений, в том числе и произведений Джами. Это искуснейшие каллиграфы — Азхари Табризи, который наряду с Мирали Харави и Джафари Байсункари был выдающимся мастером почерков (насталик и сулс) также Султанали Капни (ум. 1508) Султанали ибн Мухаммад Машхади (ум. 1503), Султанали Сабзи Машхади (ум. 1520) Султан Мухаммад Хандан (ум. после 1501), Пнрали Джами (ум. 1526) Султан Мухаммад Нур (ум. 1533) и др. Каллиграфы-художники работали в библиотеках султана Хусейна Байкара и Алишера Навои. Перепиской только произведений Джами занимались каллиграфы Мавляна Мирали и Пахлаван Катиб. Джами сам обладал красивым почерком. До нашего времени дошло несколько автографов Джами. Среди них — «Свидетельства пророчества» (список датирован 1486 годом), ныне хранящийся в собрании восточных рукописей Академии Наук Узбекской ССР Две поэмы Джами, «Золотая цепь» и «Четки праведников», переписанные самим поэтом, находятся сейчас в Национальном музее Кабула; еще один автограф трактата в Афганистане.
С расцветом книжного дела был связан небывалый подъем миниатюрной живописи. В Герате работали мастера книжной миниатюры Мирак Наккаш (ум. 1507), Камаладдин Бехзад (ум. 1536), Касимали Чехракушай, Махмуд Музаххиб и другие, чьи замечательные творения и в наши дни остаются лучшим украшением музеев и библиотек.
Культурный расцвет коснулся и музыкального искусства. Эта эпоха отмечена творчеством прекрасных знатоков — теоретиков музыки, высоким мастерством исполнителей, разнообразием музыкальных жанров и активным обогащением классической традиции.
Наряду с шедеврами музыкальной классики — двенадцатью макамами — широкое распространение получили новые мелодии, созданные под воздействием музыкальной культуры соседних народов: узбеков, туркмен, османских тюрков. В трактатах по музыке Джами и его ученики Камаладдин Бинаи, Мир Муртаз, Кавкаби Бухараи сформулировали многие теоретические положения, связанные с современной им музыкальной культурой, выявили и классифицировали новые направления ее развития.
Герат второй половины XV века переживал подъем и в градостроительстве. В городе и его окрестностях были возведены десятки медресе и мечетей, дворцов и монастырей, мостов и караван-сараев, больниц и бань. К шедеврам архитектуры, поражающим утонченной резьбой и филигранностью отделки, следует отнести медресе Ихласийе, комплекс больниц и монастырей Навои, медресе квартала Тифлакан, дворец Сари Хиябан и многие другие.
В Герате и его окрестностях были разбиты прекрасные парки, предназначенные для отдыха горожан. Наиболее известный из них носил название «Джахан-ара» — «Украшение вселенной». Он был заложен в 1469 году по приказу Хусейна Байкара. Этот сказочно разукрашенный парк — с цветными фонарями и причудливой росписью павильонов, с цветниками, декоративными растениями и водоемами, населенный певчими птицами — в течение десятилетий служил местом собраний городской интеллигенции.
Высоким мастерством славилось ковроделие и другие прикладные искусства — ювелирное, гончарное, также лудильное и стеклодувное. В источниках встречаются подробные описания уникальных изделий. Так, например, Абдурразак Самарканди сообщает, что один искусный гончар изготовил огромный кувшин (хум) для розовой воды (гулоб), поверхность которого была покрыта изображением фигур тридцати двух ремесленников — портного, чесальщика хлопка плотника, кузнеца и других; некоторые из них были изображены в трудовой деятельности.
Источники сообщают о личной причастности Джами ко многим видам культурного строительства Герата. Обладая значительным достатком, поэт довольствовался скромной бытовой обстановкой. Дары и подношения, которые стекались к нему от многочисленной паствы, он тратил на городское благоустройство, на развитие просвещения, поддерживал и поощрял культурные начинания.
На собственные средства Джами построил два медресе, представляющие собой примечательные архитектурные сооружения, ханаку обитель для суфиев и. странноприимный дом. Абдуррахман Джами никогда не занимал должности мударриса — учителя в медресе. Но для круга очень близких друзей и избранных учеников проводил уроки по теории поэзии, по философии и труднейшим вопросам теологии. Нередко на этих уроках изучались произведения самого Джами, поэт подробно комментировал для учеников свои стихи и произведения предшественников. Навои сообщает, что под руководством Джами он изучил семнадцать его произведений; Абдулгафур Лари впоследствии воспроизвел многие из этих комментариев Джами, эти записи позволяют судить о глубоком философском содержании подобных уроков.
Свидетельства современников донесли до нас живые черты Джами. Поэт носил самую простую одежду, был непритязателен в еде. Окруженный почетом, он сторонился дворцовых увеселений, любил общение с простыми людьми. В мемуарах младшего современника поэта Зайнаддина Васифи приводится целый цикл рассказов, из которых великий поэт и мыслитель XV века предстает человеком большой личной скромности, обаяния, редкостного остроумия и находчивости.
Абдуррахман Джами скончался 9 ноября 1492 года. Трауром по поэту было охвачено все население Герата. Оплакивание поэта продолжалось целый год. Гробница Джами до наших дней остается местом паломничества. Жители Герата по нерушимой давней традиции каждый четверг приходят поклониться его праху.
2
Активная творческая деятельность Джами, начавшись в ранней молодости, продолжалась свыше пятидесяти лет. Литературное наследие его обширно и сложно, до настоящего времени нет четкого представления о полном его составе. Если мы обратимся к свидетельствам учеников Джами и лиц, близко стоявших к поэту, о количетве написанных Джами произведений и их названиях, то обнаружим противоречия и у них.
Алишер Навои в «Пятерице смятенных» называет тридцать девять произведений Джами, а в биографическом своде «Свежий ю вп» упоминает дополнительно еще одно его сочинение.
Один из первых биографов Джами, Абдулгафур Лари, в сочинении «Дополнения к „Дуновению дружбы"» приводит сорок семь названий; автор «Жизнеописания Джами» Абдалвасе Низами говорит о сорока двух произведениях. В свидетельствах средневековых антологистов большой разнобой; один из них — Ширхан Луди (XVII в.) — отстаивает цифру девяносто девять.
Весьма распространенным было утверждение, что количество произведений Джами равно, в соответствии с традиционной системой «абджад», сумме цифрового значения букв, составляющих тахаллус (литературное имя) поэта — Джами, то есть пятидесяти четырем. Эту точку зрения разделяет, в частности, современный иранский библиограф Бадри Атабай.
Рукописи произведений Джами до самых последних лет не подвергались развернутому текстологическому анализу. Только создание критических текстов могло приблизить нас к решению спорной проблемы реконструкции литературного наследия великого поэта, к которому с течением веков примешались не только стихотворения, но и крупные произведения других авторов, имевших тот же поэтический псевдоним — Джами[4]. К произведениям, приписываемым Абдуррахману Джами, относятся, например: «История Герата», «Словарь омонимов», «Трактат о логике», «Комментарий к „Сокровищнице тайн“», «Сто изречений Али ибн Абуталиба» с персидским переводом, «Гуль и Науруз» и многие другие.
В советской науке к началу 50-х годов был поставлен вопрос о необходимости филологического исследования старейших списков произведений Джами с целью обнаружения дублетов названий[5]. В результате тщательного изучения многочисленных списков произведений Джами и каталогов главных рукописехранилищ мира, проводимого в течение пятнадцати лет автором этих строк, мы располагаем надежными данными, что Джами в последние годы жизни сам подготовил свой куллийат — то есть полное собрание произведений. Один из самых ранних списков этого куллийата, хранящийся в фонде восточных рукописей Академии наук Узбекской ССР, изготовлен в 1502 году в Герате, он включает тридцать восемь произведений Джами. Еще один ранний список куллийата находится в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, он датируется 1525-1530 годами. Перечень произведений, помещенный в ленинградской рукописи вслед за заглавием, также включает тридцать восемь произведений. Их названия соответствуют составу ташкентского куллийата.
Другие ранние списки куллийата включают приблизительно те же произведения, названия их иногда варьируются.
Современники Джами называют помимо этих тридцати восьми еще несколько других его сочинений, из тех, по-видимому, что были написаны Джами после 1490 года времени составления куллийата. Поэт не включил в собрание своих сочинений также некоторые неоконченные вещи. По крайней мере два сочинения (большой трактат об обрядах паломничества и юношеское сочинение по геометрии или астрономии) были утрачены еще при жизни Джами.
Материалы, которыми мы располагаем в настоящее время, позволяют добавить к куллийату еще ряд сочинений Джами. Перу Джами, по-видимому, принадлежало сорок шесть произведений. Перечень всего написанного Джами (читатель может ознакомиться с ним в примечаниях к данной книге) показывает, насколько широк был диапазон его литературного и научного творчества. Письменное наследие Джами включает крупные произведения художественной литературы в стихах и прозе, лирические стихотворения, представляющие все жанровые формы персидско-таджикской классики, научные трактаты по поэтике и риторике, литературный комментарий и руководства по сложнейшим стихотворным жанрам, трактаты по музыке, по философии, по грамматике и эпистолографии, сочинения по теологии и мистике, огромный биографический свод, посвященный деятелям мусульманского мистицизма. Некоторые из сочинений написаны на арабском языке.
Показательно, что Абдуррахман Джами практически во всех видах литературного творчества был для средневекового читателя на протяжении столетий крупнейшим авторитетом. Так, арабская грамматика Джами «Наставление Зийааддину» в течение пяти веков служила основным пособием по арабскому синтаксису в мусульманских медресе Средней Азии, Ирана, Афганистана и Поволжья. Она использовалась как учебник в Индии, Турции и арабских странах, знаменитое сочинение Джами «Дуновение дружбы», в котором собраны биографии шестисот шестнадцати известных представителей суфизма (в том числе и тридцати четырех женщин-подвижниц) и систематически изложена суть существовавших суфийских доктрин, до настоящего времени остается ценным источником сведений по истории идеологических течений на Востоке.
Спрос на сочинения Джами был необычайно высок, о чем свидетельствует множество средневековых переработок и подражаний, а также огромное количество дошедших до нашего времени рукописей его сочинений.
В рукописном фонде Института востоковедения Академии наук Узбекской ССР хранятся ценнейшие автографы Джами — триста тридцать четыре его письма.
Творческое наследие Абдуррахмана Джами энциклопедично. Но для народа он прежде всего был и остается великим поэтом.
3
На протяжении всей своей жизни Абдуррахман Джами писал лирические стихи. Они собраны в трех диванах, которым Джами дал названия: «Первая глава юности», «Средняя жемчужина в ожерелье» и «Завершение жизни». Диваны были составлены поэтом в 1475 (работа над первым диваном началась с 1462 г.), в 1489 и 1491 годах; общий объем трех диванов превышает шестнадцать тысяч бейтов.
В диванах Джами — в отличие от подавляющего большинства средневековых диванов мы не найдем традиционных придворных касыд с безудержным восхвалением феодальных правителей и их приближенных. Сам поэт так характеризует содержание своих диванов, которые он знаменательно называет «Книгой деяний»:
Стихи, которые Джами обращал к правителям, проникнуты духом назидания. Они призывали к добру, милосердию, правосудию и справедливости, к щедрости, заботе о подданных и наказанию притеснителей народа. Поучения, обращенные к царям, звучащие в наше время, может быть, несколько наивно, в XV веке, в жестокую эпоху феодальных междоусобиц, религиозной нетерпимости и жестокого гнета народных масс, были актом высокого гражданского мужества и свидетельствовали о передовом сознании автора. В устах Джами — авторитетного духовного наставника — эти поучения имели значительную силу.
Касыды Джами пейзажные, философские и лирические — отличаются глубиной мысли и отточенностью формы. Некоторые из них автобиографичны. Но главное содержание диванов Джами составляют не касыды, а газели. Поэт написал их около двух тысяч.
Газель короткое любовно-лирическое стихотворение — появилась в персоязычной литературе уже в IX веке, имея своим источником народную любовную песню. Одним из первых ввел этот жанр в письменную поэзию основоположник персоязычной поэзии Рудаки (858-941) Известные поэты X века Шахид Балхи, Дакики, Кисаи Марвази, поэтесса Рабиа Балхи и другие пробовали свои силы в сложении газели. Газель с самого начала своего формирования исполнялась пелась или декламировалась под музыкальный аккомпанемент.
Пройдя через творчество таких выдающихся мастеров стиха, как Масуд-и Сад-и Салман, Анвари, Хакани, Камал Худжанди, газель достигла своего высочайшего расцвета в беспримерном поэтическом искусстве двух великих лириков — Саади (1184-1292) и Хафиза (1320-1389)
В первой половине XV века газель приобрела широкое распространение. Большой популярностью пользовались газели Нематуллаха Вали 1329-1431) Касима ал-Анвара (ум. 1433), Исмата Бухараи (ум. 1436) Катиби (ум. 1436), Хаили Бухараи (ум. 1447), Шахи Сабзавари 1385-1452), Азари (1382-1462), Тути (ум. 1462), Туси (ум. 1464) и др.
Во второй половине XV века газель отвоевывает ведущие позиции среди поэтических жанров. Знатоки изящной словесности, в том числе и сам Джами, называют это время «веком газели».
Классическая газель это монорифмическое стихотворение, в 5-12 двустиший, с парнорифмующим первым бейтом, который в средневековой поэтологии носит особое название мабда — «начало». Последний бейт газели, называемый хатиме — «завершение», включает литературное имя поэта — тахаллус. Газель — любовно-эротическое стихотворение; описание красоты возлюбленной и пересвязанных с неразделенной любовью, составляет основную тему газели. В газели развиты также гедонические мотивы — прославление вина, красоты природы, радостей жизни. Абдуррахману Джами принадлежит выражение: «среди жемчугов — разновидностей поэзии — нет жемчужины изящнее и благороднее, чем газель». Большая часть — девять десятых — газелей Джами состоит из семи бейтов (двустиший)
Средневековая поэтология предъявляла к газели требование, чтобы каждое двустишие отличалось смысловой и художественной завершенностью, являло собою самостоятельное поэтическое высказывание, дабы стихотворение уподобилось нити, на которую нанизаны прекрасные — каждая сама по себе — жемчужины. Особая песенная мелодичность, изящная лексика, радующая воображение образность, художественная экспрессия — все это характеризует жанр персоязычной газели.
Газели Джами — это лирическая классика средневековья.
Художник большой эмоциональной силы, Джами создал высокие образцы поэзии любви в ее земном человеческом понимании. Мы найдем в его газелях всю гамму любовных переживаний: надежду влюбленного и его отчаяние, самоуничижение и гордость, пылкую страсть и терпение, нежность и гнев.
Тонкой кистью рисует Джами традиционный образ прекрасной возлюбленной — ее затмевающую все красоту, властность, непостоянство и жестокость, — влекущий поэта неизменной надеждой. В окружающей природе поэт видит образные аналоги красоты кумира и своих любовных переживаний. Любовное страдание не лишает газели светлой тональности. Поэт, согласно литературной эстетике времени, сам любуется силой своих мук. В то же время любовь для него — праздник жизнеощущения, разделить этот праздник с ним он предлагает и читателю.
Повествование о любовных страданиях во многих газелях не лишено юмористической окраски; заключительный бейт газели, который поэт по традиции обращает к самому себе или подводит в нем итог своему состоянию, звучит чаще всего как забавный пуант — остроумная, иногда неожиданная для читателя концовка.
В лирическом творчестве Джами представлены и самые малые из стихотворных форм: рубаи — четверостишия и фарды одиночные бейты.
Четверостишия принадлежат к исконно народным, старейшим формам персоязычной поэзии, по популярности и жизнеспособности не имеющим себе равных. В классической поэзии персоязычных народов, с их высокоразвитой культурой слова и выраженным стремлением к афористичности мышления, жанровая форма четверостишия достигла степени совершенного искусства. Классическое четверостишие развилось в жанр широкой тематической емкости: любовь, вакхические и эпикурейские мотивы, философия жизни, сетования на судьбу сюжеты и темы рубаи столь же многообразны, как пословицы любого из народов. Помимо классического четверостишия — рубаи в творчестве Джами можно найти и его разновидность — дубейты, отличающиеся от рубаи только нестандартным стихотворным размером (хазаджам) и иногда самым способом рифмовки.
В еще большей степени афористичность присуща фарду — бейту. Фард это лаконичное, строго организованное поэтическое высказывание, своего рода крылатая сентенция, нравственного, социально-этического, дидактического и философского содержания. Такого рода литературные пословицы — хикматы — мудрые изречения были в большом ходу в средневековом обществе. Согласно литературной моде, ими обильно уснащали произведения литературы, научные и богословские сочинения, «зерцала» и политические трактаты, дипломатическую и личную переписку они широко употреблялись в личном общении людей.
В диванах Джами есть и строфические формы средневековой поэзии, образцы их представлены в настоящем томе. Это тарджибанд, составленный из нескольких газелей, написанных единым стихотворным размером, каждая из которых имеет свою собственную монорифму газели-строфы заключаются одним и тем же повторяющимся в виде рефрена бейтом. Более усложненное строфическое стихотворение таркиббанд, в котором строфы-газели завершаются каждый раз новым бейтом, а завершающие бейты образуют самостоятельную газель. И мурабба четырехстрочник, редкий вид строфической газели, где каждая строфа состоит из четырех строк с монорифмами.
Мелодические и эмоциональные строфические стихи близки народному песенному творчеству. Газели Джами вошли в репертуар народных певцов, афористические строки его стихов получили широкое устное обращение как народные пословицы.
Помимо этих распространенных форм средневековой поэзии, представленных в настоящем томе, Джами творил и в других, более сложных поэтических формах.
Лирика Джами предлагает русскому читателю несколько непривычную для него систему художественных ценностей. Читая газели, нельзя не заметить в них некий повторяющийся круг мотивов и образных средств. В этом кажущемся однообразии следует видеть определенную литературную норму эпохи, отличительные черты национальной эстетики восточного средневековья.
В персидско-таджикском литературном процессе XIV — XIX веков господствующие позиции занимал метод творческого варьирования. Классические поэтологические трактаты выработали теоретические установки, рекомендующие несколько разновидностей подражательного метода. Разновидности эти обозначены в трактатах соответствующими терминами и детально охарактеризованы. Это — пайрави (буквально — «следование»), истикбал («выход для почетной встречи»), джаваб («ответ», конкурирующее подражание), татаббу («последование»), назире («подобие», творческое подражание), таклид («имитация», эпигонское подражание). И еще — в отличие от всех перечисленных разновидностей подражания, рекомендуемых и поощряемых, сиркат-и адаби (собственно плагиат).
В XV веке процветала литературная практика джаваб и назире — метод «ответов» и «подобий». Поэзия накопила к этому времени не только традиционный фонд излюбленных тем и мотивов, но и основной фонд образов и даже лексических средств. Встреча при восприятии литературного произведения с традиционно знакомым, но несущим неожиданно новую образную информацию составляла для средневекового читателя послемонгольского периода главное наслаждение от поэзии. Искусство стиха понималось как тончайшая ювелирная отделка детали традиционного образа.
XV век создавал «ответы» как на крупнейшие произведения ранней классики — «Шахнаме» Фирдоуси, «Пятерицы» Низами и Амира Хосрова Дехлеви (1253-1325), «Бустан» и «Гулистан» Саади, так и на произведения малых форм — касыды, газели, четверостишия. В создании газелей «ответы» играли в это время ведущую роль. Авторы газелей чаще всего подражали Хафизу. Некоторые поэты — например, Бинаи, а также поэтесса Мехри (первая половина XV в.) — создали целые диваны в ответ на диван Хафиза. Из 554 сохранившихся до нашего времени газелей Навои (он писал их под литературным именем Фани) 237 написаны как «ответы» на газели Хафиза.
В XV — XVI веках появился особый вид литературных сборников, которые назывались «Радаиф ал-ашар» — «Антология поэзии с одинаковыми рифмами». Первые образцы таких антологий созданы известными поэтами Сайфи Бухараи (ум. между 1504-1510) и Фахри Герати (ум. 1539).
Метод «ответов» — то есть метод творческого варьирования — был своеобразной школой совершенствования мастерства. «Ответы» писались, как правило, на лучшие произведения прославленных мастеров. Цель «ответа» заключалась в творческом соперничестве с высоким эталоном литературного искусства. Сохраняя заданную тему, стиль, стихотворный размер, рифму и рефрен, опорные слова и словосочетания и общую поэтическую идею, создатель «ответа» все силы своего таланта и творческого воображения направлял не только на чеканку поэтической формы, но и на изобретательное развитие фабулы, свежую детализацию традиционного образа, на обогащение смысла каждого из заданных элементов. В этих литературных состязаниях, которые были чрезвычайно характерны для культурной жизни той эпохи, поэт утверждал себя как мастер наивысшего разряда.
Среди коротких стихов Джами мы встретим подражания — ответы на стихи Хакани, Саади, Хафиза, Камала Худжанди. Стихи Джами в оригинале отличает высочайший уровень поэтического искусства. Ювелирное гранение каждого бейта, блеск поэтической формы, чеканное изящество афоризмов и зримость метафор — все эти лучшие черты персоязычной классики нашли в его творчестве совершенное воплощение.
4
Свои крупные литературные произведения Абдуррахман Джами написал уже к концу жизни.
Вершину поэтического творчества Джами составляет цикл больших эпических поэм, получивших в дальнейшем общее название «Семь престолов». История создания «Семи престолов» такова.
В 1472 году Джами, уже снискавший широкую известность как тонкий лирик и автор многочисленных трактатов, создал первую из поэм «Золотая цепь». Джами написал ее тем же стихотворным размером, что и знаменитые философские поэмы его предшественников: «Сад истин» Санаи, «Семь красавиц» Низами и «Чаша Джама» Аухади. Тождественностью литературной формы Джами хотел подчеркнуть, как это было принято у средневековых поэтов, идейнотематическую соотнесенность своего произведения с названными поэмами. «Золотая цепь» трактует труднейшие положения философии суфизма, комментирует мистические формулы, разъясняет предписания суфийской практики. Следующая поэма, «Саламан и Абсаль», была написана только спустя семь лет Идея создания этой поэмы была подсказана Джами, как считается, письмами султана Якуба ж-коюнлу, правителя Ирана и Азербайджана, в которых султан неоднократно обращался к поэту за советами и наставлениями. «Сааман и Абсаль» сюжетное произведение, в основе которого лежит весть о пылкой любви греческого царевича Саламана и его юной прекрасной кормилицы Абсаль. В коллизии поэмы скрыты глубокие мистические аллегории, но самый рассказ о любви щедро расцвечен красками реальной жизни.
Обе поэмы проникнуты духом гуманизма, Джами осуждает жестокость и тиранию властителей, превозносит благородство служения народу. Поэт высказывает смелую для своего времени мысль, что для процветания страны и спокойствия подданных важно одно — чтобы монарх был справедлив, это значительно важнее, чем его приверженность к истинной вере:
Перо большого мастера придало этим философским и мистикоаллегорпческим поэмам высокохудожественную форму: в поэмы в обилии введены народные рассказы, искусно и с жизненной наглядностью иллюстрирующие теоретические положения. Каскады афористических строк, вставные назидательные притчи обеспечили яркую занимательность поэм.
Следующие пять поэм написаны Джами в традиции классической «Пенталогии» — «Пятерицы».
Начало этой традиции положили пять поэм, созданные Низами {1141-1203) Исследователи полагают, что название «Пятерица», объединившее поэмы, разные по характеру персонажам и литературной форме, не принадлежало самому Низами. Но поэмы Низами вошли в историю персоязычной классики как нечто единое. Крупнейшие поэты последующих веков пробовали силы в создании «ответа» на «Пятерицу» Низами. Согласно литературным средневековым канонам, они писали свои пять поэм, разрабатывая заданные сюжеты, в заданном стихотворном размере, состязаясь со своими предшественниками в искусстве варьирования деталей и образного орнаментирования слога.
Одним из первых «ответов» на поэмы Низами была «Пятерица» Амира Хосрова Дехлеви (1253-1325) — блестящего персоязычного поэта, писавшего в Индии. Многие поэты XV века также вступали в состязание с Низами. Среди них можно назвать Ашрафа (ум. 1450), создавшего полную «Пятерицу». На ту или иную из пяти поэм писали ответы Катиби, Дай Ширази (ум. 1469), Салими (ум. 1474) и др.
Задачу создания «Пятерицы» поставил перед собой и Джами. В течение трех с половиной лет он написал пять поэм: «Дар благородным» (1481) «Четки праведников» (14-82) «Юсуф и Зулейха» (1483). «Лайли и Маджнун» и «Книга мудрости Искандарх» (обе в 1484 г.)
Джами творчески видоизменил традицию создания «Пятерицы». Вместо одной философско-дидактической поэмы он создал две. В составе его «Пятерицы» нет аналогов «Семи красавиц» и «Хосрова и Ширин», но введен новый романический сюжет — «Юсуф и Зулейха». Поэма «Четки праведников» написана сложнейшим стихотворным метром (редкой разновидностью рамаля) которым предшественники Джами и его последователи избегали пользоваться для крупных произведений.
В 1485 году Джами написал еще одну поэму, назвав ее «Второй тетрадью „Золотой цепи“». Поэма посвящена толкованию понятия Любовь в ее мистическом, аллегорическом смысле. Касается поэт и вопросов земной человеческой любви. Притчи и рассказы, вкрапленные в изложение, имеют своими персонажами известных деятелей суфизма (Баязид Вистами, Зуннун Мисри, Ибн ал-Араби и др.). Рассказы отличаются занимательностью, тонким юмором и лиризмом, некоторые из них перерастают в самостоятельные произведения. Таково, например, «Повествование об Уайяне и Райе».
Вскоре Джами пишет «Третью тетрадь „Золотой цепи“», посвятив ее османскому султану Баязиду II (1481-1512) с которым поэт вел переписку. Это произведение имеет в литературном обиходе самостоятельное название «Тетрадь справедливости». «Третья тетрадь» занимает особое место в творчестве Джами. Поэт нарисовал в ней свой идеал правителя, приводящего подданных к благоденствию. Справедливость, милосердие и разум вот необходимые основы, утверждал Джами, для тех, кто облечен властью. Ложь, обман, низость и невежество лягут несмываемым клеймом позора на тех, кто призван быть образцом для подданных. Окружение правителя должны составить, по мнению поэта, мудрые везири, такие, как Низам аль-Мульк, ученые-медики, образцом которых был Авиценна, философы, астрономы и талантливые стихотворцы.
Завершив «Третью тетрадь „Золотой цепи“», Джами собрал все свои поэмы в один том, предпослав ему прозаическое предисловие.
Поэт дал название своему собранию поэм «Семь престолов» так называют созвездие Большой Медведицы.
Обратимся снова к «Пятерице» Джами.
Первые две поэмы «Дар благородным» (1712 бейтов) и «Четки праведников» (2885 бейтов) философско-дидактические трактаты, искусно изложенные своды нравственных требований, предъявляемых к суфию, и поучение о путях самосовершенствования. Поэмы включают традиционные вступительные разделы и ряд глав — своеобразных проповедей; в первой поэме их двадцать, во второй — сорок. Главы-проповеди трактуют о создании мира и человека, о поучительных деяниях духовных наставников, мудрецов и справедливых правителей, о пользе знаний, о старости и молодости, о красоте и любви (в первой книге); о Коране, о суфизме, об отречении от мирской суеты, о правдивости и долготерпении, об управлении государством и т. д. (во второй поэме). Главы носят названия соответственно содержанию проповеди. Смысл каждого поучения раскрывается поэтом в рассказе с живым занимательным сюжетом, нередко проникнутым народным юмором. Наставления уснащены афористическими сентенциями и крылатыми выражениями.
«Пятерица» Джами включает две романические поэмы. Первая из них, «Юсуф и Зулейха» (4000 бейтов), по объему составляет третью часть «Пятерицы». Библейское сказание об Иосифе Прекрасном, перешедшее в священную книгу мусульман — Коран (сура XII — «Юсуф»), имело на Востоке много народных версий. Легенда об Иосифе Прекрасном, младшем и любимом сыне патриарха Иакова, проданном завистливыми братьями в рабство и увезенном в Египет, трансформировалась в изустном хождении в народный роман о неодолимой и запретной любви Зулейхи — жены соправителя египетского фараона — к юному Юсуфу (Иосифу). Сказание об Иосифе имеет множество литературных обработок в разных литературах мира.
Первые литературные обработки этой легенды в персоязычной литературе относятся к X веку. По свидетельству средневековых источников, авторами их были современники Рудаки — поэты Абульмуайад Балхи и Бахтияри; их произведения до нашего времени не дошли. Утрачены также поэмы Амака Бухараи (ум. 1147) и Масуда Герати (ум. 1220). Из сохранившихся до нашего времени ранних литературных обработок надо упомянуть популярную поэму «Юсуф и Зулейха», приписываемую Фирдоуси (X в.), но, возможно, принадлежащую, как показали новейшие изыскания, поэту XI века Амани, а также роман в прозе, автором которого считают знаменитого поэта и теоретика суфизма XI века Абдаллаха Ансари. От XIV века сохранилась поэма Шахина Ширази.
И после Джами, вплоть до наших дней, этот сюжет привлекал больших художников. Томас Манн опубликовал в 1926-1933 годах четырехтомный роман «Иосиф и его братья». Назым Хнкмет создал в 1957 году пьесу «Иосиф Прекрасный».
Среди множества литературных обработок сказания о прекрасном Иосифе поэма Джами выделяется как вдохновенный гимн живому человеческому чувству. Развитие сюжета у Джами очень динамично. Безмятежное детство Юсуфа, раздор в семье после смерти матери, злодейство завистливых братьев, бросивших доверчивого юношу в колодец, а затем продавших его в рабство, перепродажа Юсуфа на базаре, тяготы заключения в темнице и, наконец, явление любви. И все же главный персонаж поэмы Джами не Юсуф, а Зулейха, любящая женщина, способная на страстное, всепоглощающее чувство, сознающая свое право на счастье и умеющая за него активно бороться. По сложности и подвижности характера, по яркости палитры в описании противоречивых переживаний охваченной любовью женщины — образ Зулейхи принадлежит к шедеврам мировой литературы. Зулейха показана мудрее и благороднее стоящих возле нее двух мужчин, и не только мужа безвольного и слабого духом азиза, но и Юсуфа, осторожного и рассудочного.
Вторая романическая поэма «Пятерицы» Джами — «Лайли и Маджнун» (3860 бейтов) В основе этого распространенного на Востоке сюжета своеобразного аналога повести о Ромео и Джульетте лежит предание из быта кочевых арабов: история исступленной любви юноши поэта Кайса к девушке враждебного племени — Лайли. Легенда возникла в бедуинской арабской среде в VII веке. Надо заметить, однако, что в изначальных версиях любовная линия сюжета развита слабо, они рисуют в основном образ Кайса — поэта, прозванного за одержимость любви Маджнуном, то есть Безумцем. В арабской литературе даже было распространено особое сочинение: любовные стихи Маджнуна, предваряемые кратким изложением той или иной ситуации его многострадальной любви. Появление этого сборника относят к XI веку и приписывают некоему Абубекру ал-Валиби.
Первая разработка легенды в виде целой поэмы в персоязычной литературе принадлежала Низами (1188) Его бессмертное творение, в котором арабская легенда приобрела художественную и сюжетную законченность, способствовало широкому распространению сказания о трагической любви Маджнуна и Лайли. В течение многих столетий она волновала воображение писателей, и для многих из них отправной точкой служила именно поэма Низами.
Из таджикско-персидской литературы сюжет проник в другие итературы Востока. К настоящему времени насчитывается более ста поэм на эту тему на таджикском, персидском, турецком, узбекском, азербайджанском, грузинском, курдском, армянском языках, на языках панджаби, урду, пашто. Некоторые из этих поэм были переведены наа языки других народов. Тема любви Лайли и Маджнуна проникла в изобразительное искусство, музыку, в наши дни — в театр, кино и телевидение. В XX веке этот сюжет, обработанный таджикскими, узбекскими, азербайджанскими, туркменскими, арабскими и урдуязычными писателями, стал темой многочисленных драматургических произведений. Среди них можно назвать одноименную трагедию Ахмада Шауки (1868-1932), оперу У. Гаджибекова (1908) и таджикский балет, снятый в виде фильма-спектакля. Одна из самых последних прозаических обработок легенды принадлежит известному писателю современной Турции, сатирику Азизу Несину, его произведение издано в Анкаре в 1972 году в серии «Народная книга».
Среди множества поэм о Лайли и Маджнуне творение Джами можно поставить на одно из самых почетных мест, и не только по высокой поэтичности и немеркнущей яркости созданных образов, по удивительной, литой афористичности стиха, но и в силу активного гуманистического начала основной идеи поэмы. Джами творчески обогатил известный ему сюжет и в детальной разработке конфликта, и В особом динамизме повествования, и в тонком психологизме переживаний несчастных влюбленных. В поэме Джами явственно слышится голос осуждения косных и жестоких сословных установлений, протест против ограничения свободы чувств.
Светлое человеколюбие и эмоциональная напряженность творения Джами наделили эту поэму непреходящей силой воздействия на читателя. Поэма оказала огромное влияние на последующих поэтов, писавших на персидском, таджикском и тюркском языках: Навои, Хатифи, Сухайли, Физули и др.
«Пятерицу» Джами, так же как и у Низами, завершает поэма об Александре (Искандаре в персидском употреблении).
К XV веку персоязычная литература накопила уже многовековой опыт воссоздания образа Александра Македонского. Исследователи отмечали, что восточная трактовка образа Александра существенно отличалась от западных «александрий» — рыцарских романов о подвигах великого полководца, о завоевании им диковинных стран и победах над фантастическими чудищами. Восток воспринимал Александра Македонского прежде всего в его связи с Аристотелем, и центр тяжести в повествовании об Александре перемещался на вопросы политического управления страной, теорию военного дела, систему философско-этических учений. Уже в VI веке за Ближнем Востоке сложилась традиция придавать Александру черты идеального правителя.
Восточные «александрии» сближаются с жанром «зерцала», адресованного правителям. Эти романы, где действующим лицом выступает и Аристотель, были одновременно и занимательным чтением, и своеобразными энциклопедиями, из которых можно было почерпнуть необходимую сумму научных представлений.
Как своды политической и этической мудрости создавших их эпох восточные сказания об Александре интересны и ценны не только с историко-литературной точки зрения, но и, в частности, для воссоздания истории идеологических учений на Востоке.
«Книга мудрости Искандера», созданная Джами (она насчитывает 2315 бейтов) в этом отношении наиболее показательна. Образ идеального правителя получился у Джами более завершенным, чем у его предшественников. Если Александр у Фирдоуси (934-1020) обрисован прежде всего как завоеватель, у Низами — как носитель божьей справедливости, у Хосрова Дехлеви — как блестящий венценосец, любитель пышных дворцовых празднеств, то Искандар у Джамн главным образом воитель за земную справедливость, несущий освобождение обездоленным и бесправным, воплощающий народную мечту о справедливом монархе.
Просвещенность одно из главных требований, которое поэт предъявляет правителю. Готовящий себя к власти над людьми, утверждает Джами, должен с юных лет получить воспитание и образование у мудрого наставника, такого, каким для Александра был Аристотель. Но и принявшему корону правителю надлежит в своих заботах о подданных повседневно держать совет с мудрецами.
Джами обращает к правителям слова Искандара:
Великий гуманист Джами идет, вслед за Низами, еще дальше, рисуя развернутую картину идеального государства без войн, без господ и без рабов, где царствуют равенство, свободный труд и справедливость. Это идеальное общество, не нуждающееся в правителе:
Социальная утопия Абдуррахмана Джами воплотила давнюю общечеловеческую мечту. «Книга мудрости Искандера» была венцом общественно-политической мысли поэта-гуманиста.
«Семь престолов» Джами — это поистине ярчайшее созвездие на небосклоне персидско-таджикской поэзии.
5
Одним из бессмертных творений Джами является его «Бахаристан» — «Весенний сад». Это широко известное дидактическое произведение можно считать венцом литературной деятельности Джами.
«Весенний сад», написанный в 1487 году, в конце жизненного пути Джами, представляет собой своего рода свод идей великого гуманиста. Изложив их в доходчивой и увлекательной форме, Джами дал «Бахаристану» и самый широкий адрес. Прежде всего он имел в виду воспитание юношества, которое было олицетворено для поэта в образе его сына. Сыну — десятилетнему Зийааддину Юсуфу — посвятил Джами «Весенний сад», так же как и многие вставные поучения, включенные в поэмы.
«Весенний сад» написан как ответ «Розовому саду» «Гулистану» Саади. Подобно последнему, «Весенний сад» состоит из восьми глав «садов», как их назвал Джами. В предисловии к «Бахаристану» Джами обращается к читателям с такими словами: «Просьба к тем, кто будет ходить по этим садам, в которых нет ни шипов испрашивания даров, ни сухой травы истребования наград: внимательно пройдя по ним, усердно всмотревшись в них, помяните добром и порадуйте хвалой садовника, который обливался кровью, чтобы вырастить эти сады, и разлучался с жизнью, чтобы выходить их».
Первая глава «Весеннего сада» повествует о поучительной жизни знаменитых шейхов и мудрецов; во второй главе собраны изречения великих людей; третья глава посвящена рассказу о справедливых деяниях носителей власти. Щедрости, великодушию и благородству учит четвертая глава, тема пятой — любовь и верная дружба. Ше< стая глава представляет собой собрание анекдотов из жизни известных людей и забавных притч. В седьмой главе рассказывается о поэзии, глава состоит из краткого очерка эстетической природы стиха и небольшой антологии поэтов-классиков X — XV веков, насчитывающей тридцать девять имен: Рудаки, Дакики, Фирдоуси, Насири Хосров, Низами, Муиззи и др. Завершает «Весенний сад» глава, содержащая басни, персонажами которых выступают животные.
В целом «Весенний сад» — это своеобразная энциклопедия жизни и нравов XV века, охватывающая все слои населения, от мусорщика до падишаха.
«Бахаристан» написан в художественной манере «Гулистана», то есть изложен орнаментированной прозой — саджем — с вкраплением стихов. Как и произведение Саади, «Весенний сад» отличается предельной простотой и ясностью языка, мерные строки саджа и иллюстрирующих стихов сближены с народными пословицами, так же как и сюжеты этих назидательных и юмористических новеллпритч соприкасаются с народной изустной литературой. Произведения Саади и Джами сближает также позиция активного гуманизма, которая и продиктовала поэтам самый их замысел. Джами развил и продолжил многие темы «Гулистана»: о справедливости, о нравах дервишей, о любви и молодости. Вместе с тем Джами ввел много новых сюжетов. Новеллы его более разнообразны по построению. Назидательное начало книги несколько усилено: каждой главе «Весеннего сада» поэт предпосылает небольшое введение, называемое «Фаиде» «Польза», где кратко изложен общий смысл главы. Завершается это введение соответствующим стихотворным резюме. Так, например, «Польза» четвертого «сада», называемого «О деревьях щедрости и благородства, которые дают плоды своих цветов даром», звучит следующим образом: «Щедрость — это дарение без помыслоз корысти и надежды на воздаяние, даже если под воздаянием понимается искреннее восхваление или благодарность.
Джами утверждает идеалы социальной справедливости — равенства людей, искоренения тирании и очерчивает круг нравственных требований к каждому человеку — благородство помыслов и действии, верность и доброжелательство в отношениях людей между собой. Примечательны рассуждения Джами о ценности человеческой личности, которая заключается не в знатном происхождении, не положении и богатстве, а в красоте духовного мира, силе ума «Весенний сад» Джами и по истечении пяти веков со времени создания остается любимым чтением народа, и не только в Таджикистане и Иране, но в Индии и Афганистане. Это произведение Джами вошло в сокровищницу мировой культуры, переведено на латинский, французский, английский, немецкий, русский, чешский, турецкий, узбекский, азербайджанский и другие языки.
Творчество Джами необычайно полно и ярко воплотило целую литературную эпоху во всем своеобразии ее классических канонов, многовековых эстетических традиций, господствующих социальных и нравственных идеалов. Художник с необычайно широким диапазоном творческой деятельности, Джами как никто другой отразил и всю сумму острейших противоречий своего времени. Это утопическая идея процветающего общества равных, не нуждающегося в правителе, — и образ идеального монарха; уход от реального существования в мистику, в самосозерцание — и призыв к активному познанию жизни, прославление науки и созидательного труда; проповедь аскетизма — и воспевание земных человеческих радостей; доминирующая тема любви в ее сложном и нерасторжимом переплетении мистического и реального; скучное морализующее ханжество — и по-народному веселый и лукавый взгляд на вещи; утонченный аристократизм поэзии — и ее живые тенденции сближения с фольклором.
Джами как художник и Джами как духовный пастырь не всегда единодушны. Но широта философского и гуманистического взгляда ученого, духовное прозрение поэта берут верх над ограниченностью суфийского проповедника.
Время — прошедшие пять столетий, отделяющие нас от Джами, — произвело свой строгий отбор. Из огромного литературного наследия, оставленного Джами, не потеряла своего живого и пленительного звучания именно его поэзия — лирика, поэмы и «Весенний сад».
I
ИЗ ПЕРВОГО ДИВАНА
ТАРДЖИБАНД
1
ТАРКИББАНД
2. НА СМЕРТЬ СЫНА
ГАЗЕЛИ
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
135
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
148
149
150
151
152
153[7]
154
155
156
157[9]
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
169[10]
МУРАББА
170
КЫТА
171
172
173
174
175
176
177
178
179
180
181
182
183
184
185
186
187
188
189
190
191
192
193
194
РУБАИ
195
196
197
198
199
200
201
202
205
204
205
206
207
208
209
210
211
212
213
214
215
216
217
218
219
220
221
222
223
224
225
226
227
228
229
230
231
232
233
234
235
236
237
238
239
240
ИЗ ВТОРОГО ДИВАНА
ГАЗЕЛИ
241
242
243
244
245
246
247
248
249
259
251
252
253
254
255
258
КЫТА
257
258
259
260
261
262
263
264
265
266
207
268
269
279
271
272
273
274
275
РУБАИ
276
277
278
279
280
281
282
283
284
285
286
287
288
289
290
291
292
293
294
295
296
297
298
299
300
301
302
303
304
305
306
307
308
309
310
311
312
313
314
315
316
317
318
319
320
321
322
323
324
ФАРДЫ
325
326
327
328
329
330
331
332
333
334
335
336
337
338
339
340
341
342
343
344
345
346
347
348
349
350
351
352
353
354
355
358
357
358
359
360
361
II
362. ЗОЛОТАЯ ЦЕПЬ
ИЗ ПЕРВОЙ ТЕТРАДИ
РАССКАЗ О ЦАПЛЕ, КОТОРАЯ ВОЗНАМЕРИЛАСЬ ОХОТИТЬСЯ ЗА ГОЛУБЯМИ, ПОДОБНО ОРЛУ, НО ЛИШИЛАСЬ ВОЗМОЖНОСТИ ДОБЫВАТЬ ДАЖЕ ЧЕРВЕЙ И САМА СТАЛА ДОБЫЧЕЮ ПРАЧКИ
О ЗНАЧЕНИИ ВОСПИТАНИЯ
РАССКАЗ О ПЛЕШИВЦЕ, КОТОРОМУ ВЕЛЕЛИ УЙТИ, КОГДА ОН СТУЧАЛСЯ В ДВЕРИ ТОЙ, В КОГО БЫЛ ВЛЮБЛЕН
В ОСУЖДЕНИЕ ТЕХ, КТО ВНЕШНЕ ВЫСТАВЛЯЕТ СЕБЯ СУФИЕМ И УКРАШАЕТ СЕБЯ СУФИЙСКИМ НАРЯДОМ
О ТОМ, ЧТО НЕ НАДО ТРАТИТЬ ВРЕМЯ НА ИЗЛИШНИЙ СОН, И О ТОМ, ЧТО НАДО РАНО ВСТАВАТЬ
РАССКАЗ О СЕЛЯНИНЕ, КОТОРЫЙ ХОТЕЛ ПРОДАТЬ НА БАЗАРЕ СВОЕГО СТАРОГО ХРОМОГО ОСЛА
ТАЙНА ТОГО, ПОЧЕМУ ПРОДАВЕЦ РАСХВАЛИЛ ОСЛА, РАСКРЫВАЕТСЯ В СЛЕДУЮЩЕЙ ПРИТЧЕ
В ПОРИЦАНИЕ ЗАВИСТИ И ЗАВИСТНИКОВ
В ИЗЪЯСНЕНИЕ ТОГО, ЧТО ВЛЮБЛЕННОМУ МИЛО ВСЕ, НАПОМИНАЮЩЕЕ ЕМУ О ЛЮБИМОЙ
НАСТАВЛЕНИЕ
В ИЗЪЯСНЕНИЕ ТОГО, ЧТО УСЛОВИЕМ ДРУЖБЫ ЯВЛЯЕТСЯ СТАРАНИЕ КАЖДОГО ИЗ ДРУЗЕЙ ИСПРАВИТЬ СЛОВОМ ИЛИ ДЕЛОМ ЗАМЕЧЕННЫЕ НЕДОСТАТКИ ЛЮБОГО ДРУГОГО
РАССКАЗ О МЕДВЕДЕ, КОТОРОГО УНОСИЛО БУРНЫМ ТЕЧЕНИЕМ, И О ЧЕЛОВЕКЕ, КОТОРЫЙ ПРИНЯЛ ЭТОГО МЕДВЕДЯ ЗА НАДУТЫЙ БУРДЮК И РЕШИЛ ЕГО ВЫТАЩИТЬ ИЗ РЕКИ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПЕРВОЙ ТЕТРАДИ «ЗОЛОТОЙ ЦЕПИ»
ИЗ ВТОРОЙ ТЕТРАДИ
ИЗ «СКАЗА О ЛЮБВИ»
РАССКАЗ О ЛЮБВИ ЦАРСКОЙ ДОЧЕРИ К МОЛОДОМУ НЕГРУ
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА О ЦАРСКОЙ ДОЧЕРИ И МОЛОДОМ НЕГРЕ
НЕГР ЗАСЫПАЕТ, И КОРМИЛИЦА ВОЗВРАЩАЕТ ЕГО ОБРАТНО В ЕГО ЖИЛИЩЕ
ПОВЕСТВОВАНИЕ ОБ УЯЙНЕ И РАЙЕ
МУТАМИР НЕДОУМЕВАЕТ, КТО ЖЕ БЫЛ ТОТ СТЕНАВШИЙ, И СОЖАЛЕЕТ, ЧТО НЕ ПОШЕЛ НА ЕГО ГОЛОС
МУТАМИР ИДЕТ НА ГОЛОС НЕИЗВЕСТНОГО И НАХОДИТ УЯННУ
УЯЙНА РАССКАЗЫВАЕТ МУТАМИРУ О СЕВЕ
МУТАМИР И УЯЙНА НАПРАВЛЯЮТСЯ В ПОИСКАХ РАЙИ К СОБОРНОЙ МЕЧЕТИ
МУТАМИР БЕРЕТСЯ ПОМОЧЬ УЯЙНЕ, ПРИВОДИТ ЕГО К АНСАРАМ И ЕДЕТ С НИМ К ОТЦУ РАЙИ — ПРОСИТЬ ВЫДАТЬ ДОЧЬ ЗАМУЖ ЗА УЯЙНУ
ОТЕЦ РАЙИ ГОВОРИТ ДОЧЕРИ О ТОМ, ЧТО ЕЕ СВАТАЮТ ЗА УЯЙНУ, И СОВЕТУЕТСЯ С НЕЙ ОБ ЭТОМ
МУТАМИР, ЧТОБЫ СОЧЕТАТЬ БРАКОМ РАИЮ И УЯЙНУ, СОГЛАШАЕТСЯ НА ВСЕ ТРЕБОВАНИЯ ОТЦА РАНИ
ПОСЛЕ ПЕРВЫХ СОРОКА ДНЕЙ СУПРУЖЕСТВА ОТЕЦ РАЙИ ОТПРАВЛЯЕТ ЕЕ ВМЕСТЕ С УЯЙНОЙ В МЕДИНУ, НО ИМ ПРЕГРАЖДАЮТ ПУТЬ РАЗБОЙНИКИ, И РАЙЯ И УЯЙНА ПОГИБАЮТ ОТ ИХ РУК
НЕСКОЛЬКО ЛЕТ СПУСТЯ МУТАМИР ПРИЕЗЖАЕТ К МОГИЛЕ УЯЙНЫ И РАЙИ И ВИДИТ ДЕРЕВО, ВСЕ В ЖЕЛТЫХ И КРАСНЫХ ПОЛОСАХ
НЕ ПОРИЦАЙ ВЛЮБЛЕННЫХ
ИЗ ТРЕТЬЕЙ ТЕТРАДИ
О ТОМ, КАК АБУАЛИ СИНА ЛЕЧИЛ СТРАДАЮЩЕГО МЕЛАНХОЛИЕЙ, КОТОРУЮ ОТЧАЯЛИСЬ ИЗЛЕЧИТЬ ВСЕ ДРУГИЕ ВРАЧЕВАТЕЛИ
СЛОВО В ПОХВАЛУ СТИХА И ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ ЕГО НА ДВЕ НЕСОВМЕСТНЫЕ ЧАСТИ, ПЕРВАЯ ИЗ КОИХ — БЛАЖЕНСТВО ДУШ, А ВТОРАЯ — ОБИДА СЕРДЕЦ
О НЕКОТОРЫХ ПОЭТАХ ПРОШЛОГО, КОТОРЫЕ БЫЛИ ОБЛАСКАНЫ МОНАРХАМИ, ИМЕНА КОИХ ОСТАЛИСЬ НА СКРИЖАЛИ ВРЕМЕН ЛИШЬ ПОТОМУ, ЧТО ИХ ВОСПЕВАЛИ ЭТИ ПОЭТЫ
363. САЛАМАН И АБСАЛЬ
РАССКАЗ О ПРОСТАКЕ, КОТОРЫЙ В ГОРОДСКОЙ ТОЛПЕ ПРИВЯЗАЛ К СВОЕЙ НОГЕ ТЫКВУ, ЧТОБЫ НЕ ПОТЕРЯТЬ СЕБЯ
РАССКАЗ О ВОЗГОРДИВШЕМСЯ РАБЕ
РАССКАЗ О СТИХОТВОРЦЕ, ХВАЛИВШЕМСЯ, ЧТО ОН НАПИСАЛ ДЛЯ ПРОСЛАВЛЕНИЯ СУЛТАНА БОЛЬШУЮ КАСЫДУ, НО ПРЕДСТАВИВШЕМ СУЛТАНУ ОДНУ СТРОКУ
О СЛАБОСТИ В СТАРОСТИ И ПРЕКРАЩЕНИИ ПОЛЬЗЫ ОТ ОРГАНОВ ЧУВСТВ И ЧЛЕНОВ ТЕЛА
РАССКАЗ О ВОСЬМИДЕСЯТИЛЕТИЕМ СТАРЦЕ, КОТОРЫЙ ПРИШЕЛ К ВРАЧУ И ПОПРОСИЛ У НЕГО СРЕДСТВО ПРОТИВ СЛАБОСТИ, И ОБ ОТВЕТЕ ВРАЧА: «СРЕДСТВО ТВОЕ В ТОМ, ЧТОБЫ СТАТЬ МОЛОДЫМ И СНОВА ВЕРНУТЬСЯ ОТ ВОСЬМИДЕСЯТИ К СОРОКА»
О ПРИЧИНЕ НАПИСАНИЯ КНИГИ И СОСТАВЛЕНИЯ ЭТОГО ОБРАЩЕНИЯ
РАССКАЗ О МАДЖНУНЕ, КОТОРЫЙ В ПУСТЫНЕ ПАЛЬЦЕМ, СЛОВНО КАЛАМОМ, ПИСАЛ НА ГАДАЛЬНОЙ ДОЩЕЧКЕ, НАСЫПАВ НА НЕЕ ПЕСОК. ЕГО СПРОСИЛИ: «ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ И ДЛЯ КОГО ЭТО НАПИСАНИЕ?» ОН ОТВЕТИЛ: «ЭТО ИМЯ ЛАЙЛИ, НАПИСАНИЕМ КОТОРОГО Я ГОРЖУСЬ»
РАССКАЗ О ПРЕУСПЕЯНИЯХ ШАХА И ВОЗДЕРЖАНИИ ОТ НЕКИХ ЗАПРЕТНЫХ ДЕЛ
РАССКАЗ О САПОЖНИКЕ, ДОБЫВАВШЕМ СРЕДСТВА К ЖИЗНИ ПОЧИНКОЙ ОБУВИ
РАССКАЗ О ЛЮБИТЕЛЕ ВИНА, КОТОРЫЙ ДОСТИГ СТЕПЕНЕЙ СОВЕРШЕНСТВА. У НЕГО СПРОСИЛИ ПРИЧИНУ ЭТОГО. ОН ОТВЕТИЛ: «Я ПОЛУЧИЛ ЭТО БЛАГОДАРЯ ТОМУ, ЧТО НИКОГДА, ПРИБЛИЖАЯ К ЧАШЕ УСТА, НЕ ИМЕЛ НАМЕРЕНИЯ ОСКВЕРНИТЬСЯ ДРУГОЙ ЧАШЕЙ»
ОТНОСИТЕЛЬНО СНА, КОТОРЫЙ ПОЭТ УВИДЕЛ ВО ВРЕМЯ НАПИСАНИЯ ЭТОГО ПРЕДИСЛОВИЯ И ТОЛКОВАНИЕ КОТОРОГО ОН ПРИЗНАЛ ТАКИМ, КАКИМ САМ ЕГО СДЕЛАЛ
РАССКАЗ О ТОЛКОВАНИИ С НАСМЕШКОЙ И ГЛУМЛЕНИЕМ СНА ПРОСТОДУШНОГО ЧЕЛОВЕКА И О ТОМ, КАК ЭТО ТОЛКОВАНИЕ ОКАЗАЛОСЬ ПРАВИЛЬНЫМ БЕЗ ИЗМЕНЕНИЙ И ОТКЛОНЕНИЙ
НАЧАЛО ПОВЕСТИ
О ТОМ, КАК ЯЗДАН ЯВИЛ ОТКРОВЕНИЕ ДАВУДУ — ДА БУДЕТ С НИМ МИР, — И ДОСТОИНСТВАХ ПАДИШАХОВ АДЖАМА
У СЧАСТЛИВОГО ШАХА ВОЗНИКАЕТ ЖЕЛАНИЕ ИМЕТЬ СЫНА
РАССКАЗ ОБ АРАБЕ-КОЧЕВНИКЕ, КОТОРЫЙ СВОИМ СЫНОВЬЯМ ДАЛ ИМЕНА ХИЩНЫХ ЗВЕРЕЙ, А СЛУГАМ — ИМЕНА ТРАВОЯДНЫХ ЖИВОТНЫХ
В ПОРИЦАНИЕ СЫНА-ВЫРОДКА
РАССКАЗ О ЧЕЛОВЕКЕ, ПОПРОСИВШЕМ У ОДНОГО ВЕЛИКОГО МУДРЕЦА ПОМОЩИ В РОЖДЕНИИ СЫНА И СНОВА ОБРАТИВШЕМСЯ К ТОМУ ЖЕ СТАРЦУ ЗА ПОМОЩЬЮ ИЗ-ЗА ЗЛА, ДОСТАВЛЯЕМОГО СЫНОМ
МУДРЕЦ ХУЛИТ ВОЖДЕЛЕНИЕ, БЕЗ КОТОРОГО НЕОСУЩЕСТВИМО РОЖДЕНИЕ РЕБЕНКА
МУДРЕЦ ОСУЖДАЕТ ЖЕНЩИН, КОТОРЫЕ ЯВЛЯЮТСЯ СРЕДОТОЧИЕМ ВОЖДЕЛЕНИЯ, НО БЕЗ КОТОРЫХ НЕВОЗМОЖНО РОЖДЕНИЕ РЕБЕНКА
РАССКАЗ О НЕКОЕМ БЛАГОРОДНОМ МУЖЕ, ОТКАЗАВШЕМСЯ ОТ ПРИГЛАШЕНИЯ НИЗКОГО ЧЕЛОВЕКА, ЧТОБЫ ОБЩЕНИЕ С НИЗКИМИ НЕ ВОШЛО В ПРИВЫЧКУ
МУДРЕЦ ПРИНИМАЕТ МЕРЫ ДЛЯ РОЖДЕНИЯ РЕБЕНКА БЕЗ УЧАСТИЯ ЖЕНЩИНЫ, И ДЛЯ УХОДА ЗА РЕБЕНКОМ БЕРУТ КОРМИЛИЦУ
РАССКАЗ О СОМНЕВАЮЩЕМСЯ, ОТКАЗАВШЕМСЯ ОТ ОМОВЕНИЯ МОРСКОЙ ВОДОЙ ПО ПРИЧИНЕ ЕЕ ЗАГРЯЗНЕНИЯ МОРСКИМИ ГАДАМИ
АБСАЛЬ СТАНОВИТСЯ КОРМИЛИЦЕЙ САЛАМАНА И РЕВНОСТНО ПРИНИМАЕТСЯ ЗА ВОСПИТАНИЕ ЭТОГО БЕСПОРОЧНОГО ОТРОКА
ОБ ОСТРОТЕ УМА САЛАМАНА И О ВЫСОКИХ КАЧЕСТВАХ ЕГО ПРОЗЫ И СТИХА
О ЕГО ПИРАХ И УВЕСЕЛЕНИЯХ
О ТОМ, КАК ОН ИГРАЛ В ЧОВГАН И ПОБЕЖДАЛ СВОИХ СОПЕРНИКОВ
О ТОМ, КАК ОН ОВЛАДЕЛ ЛУКОМ И СТРЕЛАМИ
О ЕГО ЩЕДРОСТИ И РАЗДАЧЕ ДАРОВ
РАССКАЗ О БЕГСТВЕ ПОЭТА КАТРАНА ОТ ОБИЛИЯ ДАРОВ ВОСХВАЛЯЕМОГО ФАЗЛУНА
О ТОМ, ЧТО ЦЕЛЬ ЭТИХ ВОСХВАЛЕНИИ — ПРОСЛАВЛЕНИЕ СУЛТАНА, ЧЬИ ЖЕЛАНИЯ СБЫВАЮТСЯ, А ВЛАДЕНИЯ ЯВЛЯЮТСЯ РАЕМ
КРАСОТА САЛАМАНА ДОСТИГАЕТ ВСЕСТОРОННЕГО СОВЕРШЕНСТВА. У АВСАЛЬ ВОЗНИКАЕТ ЛЮБОВЬ К НЕМУ, И ОНА ПРИБЕГАЕТ К УЛОВКАМ, ЧТОБЫ ПЛЕНИТЬ САЛАМАНА
РАССКАЗ О ЗУЛЕЙХЕ, СДЕЛАВШЕЙ НА СТЕНАХ СВОЕГО ДВОРЦА ИЗОБРАЖЕНИЯ СВОЕГО ЛИЦА, ЧТОБЫ ЮСУФ, КУДА НИ ПОСМОТРЕЛ, УВИДЕЛ ЕЕ ЛИЦО И ПОЧУВСТВОВАЛ К НЕЙ ВЛЕЧЕНИЕ
УЛОВКИ АБСАЛЬ ДЕЙСТВУЮТ НА САЛАМАНА, И ОН НАЧИНАЕТ ОЩУЩАТЬ СКЛОННОСТЬ К НЕЙ
РАССКАЗ О СЛЕПОЙ ВОРОНЕ НА БЕРЕГУ СОЛЕНОГО МОРЯ, КОТОРОЙ ЦАПЛЯ ПРЕДЛАГАЛА ПРЕСНУЮ ВОДУ, НО ТА НЕ ПРИНЯЛА ЕЕ
АБСАЛЬ ПРИХОДИТ К САЛАМАНУ, И ОНИ ПРЕДАЮТСЯ НАСЛАЖДЕНИЮ
САЛАМАН ПРОБУЖДАЕТСЯ ОТ СПА И ЗОВЕТ АБСАЛЬ НА ПИР РАДОСТИ
РАССКАЗ ОБ АРАБЕ-КОЧЕВНИКЕ, КОТОРЫЙ ОДОБРИЛ УГОЩЕНИЕ ХАЛИФА И СКАЗАЛ: «ПОСЛЕ ЭТОГО Я ВСЕГДА БУДУ ПРИХОДИТЬ ОБЕДАТЬ СЮДА!», И ОБ ОТВЕТЕ ХАЛИФА, ЧТО, ВОЗМОЖНО, ЕГО НЕ ПУСТЯТ, НА ЧТО АРАБ СКАЗАЛ: «ВИНА ЗА ЭТО БУДЕТ НА ТЕБЕ, А НЕ НА МНЕ»
РАССКАЗ О ТОМ, КАК МУДРЕЦ И ПАДИШАХ УЗНАЛИ О ЛЮБВИ САЛАМАНА И АБСАЛЬ И СТАЛИ УПРЕКАТЬ ЗА ЭТО САЛАМАНА
НАСТАВЛЕНИЕ ПАДИШАХА САЛАМАНУ
О ПРОЛИТИИ ШИРУИЕЙ КРОВИ ХОСРОВА ДУРНОМ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИИ ЕМУ ЗА ЭТО
ОТВЕТ САЛАМАНА ПАДИШАХУ
РАССКАЗ О ЛИСИЦЕ И ЛИСЕНКЕ
НАСТАВЛЕНИЕ МУДРЕЦА САЛАМАНУ
РАССКАЗ О ПЕТУХЕ И МУЭДЗИНЕ
ОТВЕТ САЛАМАНА МУДРЕЦУ
РАССКАЗ О СТАРИКЕ И ЕГО СЫНЕ
САЛАМАНУ ОПОСТЫЛЕЛИ МНОГОЧИСЛЕННЫЕ УПРЕКИ, ОН ОСТАВЛЯЕТ ШАХА И МУДРЕЦА И ВМЕСТЕ С АБСАЛЬ ИЗБИРАЕТ ПУТЬ БЕГСТВА
РАССКАЗ О ЗУЛЕЙХЕ, КОТОРОЙ ПРИ ВИДЕ ЮСУФА КАЗАЛАСЬ ПРОСТОРНОЙ ТЕМНИЦА
САЛАМАН И АБСАЛЬ УПЛЫВАЮТ В МОРЕ, ПРИСТАЮТ К ЦВЕТУЩЕМУ ОСТРОВУ, ПОСЕЛЯЮТСЯ НА НЕМ И ОБРЕТАЮТ ПОКОЙ
О ТОМ, ЧТО ОТВЕТИЛ ВАМЕК НА ВОПРОС — КАКОВА ЦЕЛЬ ЕГО ПОИСКОВ
ШАХ УЗНАЕТ ОБ ОТЪЕЗДЕ САЛАМАНА И, НЕ ИМЕЯ СВЕДЕНИЙ О НЕМ, ПОЛЬЗУЕТСЯ ЗЕРКАЛОМ, В КОТОРОМ ВИДЕН ВЕСЬ МИР, И УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ САЛАМАНА
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ХОСРОВ ПАРВИЗ ПОЛУЧИЛ ВОЗМЕЗДИЕ ОТ ШИРУЙЕ ЗА ТО, ЧТО ОН СДЕЛАЛ С ФАРХАДОМ
ШАХ ОГОРЧАЕТСЯ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬЮ ПРИВЯЗАННОСТИ САЛАМАНА К АБСАЛЬ И СИЛОЙ МЫСЛИ УДЕРЖИВАЕТ САЛАМАНА ОТ НАСЛАЖДЕНИЙ С НЕЮ
ОТВЕТ УЧЕНОГО НА ВОПРОС, КОГО НАЗЫВАТЬ ЗАКОННЫМ СЫНОМ
САЛАМАН ПРИБЫВАЕТ К ШАХУ, И ТОТ ВЫРАЖАЕТ ЕМУ СВОЮ ЛЮБОВЬ
О ЧЕТЫРЕХ СВОЙСТВАХ, ЯВЛЯЮЩИХСЯ УСЛОВИЯМИ ЦАРСТВОВАНИЯ
САЛАМАН ВПАДАЕТ В ПЕЧАЛЬ ОТ УПРЕКОВ ОТЦА, УХОДИТ В ПУСТЫНЮ, РАЗЖИГАЕТ ОГОНЬ И ВХОДИТ В НЕГО ВМЕСТЕ С АБСАЛЬ, ИО АБСАЛЬ СГОРАЕТ, А ОН ОСТАЕТСЯ НЕВРЕДИМЫМ
САЛАМАН ОСТАЕТСЯ БЕЗ АБСАЛЬ И СКОРБИТ В РАЗЛУКЕ С НЕЙ
РАССКАЗ ОБ АРАБЕ. ПОТЕРЯВШЕМ ВЕРБЛЮДА И ГОВОРИВШЕМ: «О, ЕСЛИ БЫ Я ТОЖЕ ПОТЕРЯЛСЯ ВМЕСТЕ СО СВОИМ ВЕРБЛЮДОМ, ЧТОБЫ КАЖДЫЙ, КТО НАЙДЕТ ЕГО, НАШЕЛ БЫ И МЕНЯ С НИМ!»
ШАХ УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ САЛАМАНА, НО ОКАЗЫВАЕТСЯ БЕССИЛЬНЫМ ПОМОЧЬ ЕМУ И СОВЕТУЕТСЯ ОБ ЭТОМ С МУДРЕЦОМ
САЛАМАН ПОВИНУЕТСЯ МУДРЕЦУ, И МУДРЕЦ НАХОДИТ СРЕДСТВО ИСЦЕЛЕНИЯ ЕГО ОТ СКОРБИ
ПАДИШАХ ПРИВОДИТ ПОДЧИНЕННЫХ К ПРИСЯГЕ САЛАМАНУ И ПЕРЕДАЕТ ЕМУ ПРЕСТОЛ И ЦАРСТВО
ЗАВЕЩАНИЕ ПАДИШАХА САЛАМАНУ
О ТОМ, ЧТО ЦЕЛЬ ЭТОЙ ПОВЕСТИ НЕ ВНЕШНИЙ ЕЕ ОБРАЗ, А ИНОЙ СМЫСЛ, КОТОРЫЙ БУДЕТ ИЗЛОЖЕН
В ИЗЪЯСНЕНИЕ ТОГО, ЧТО ЯВЛЯЕТСЯ СУТЬЮ РАССКАЗАННОГО
364. ДАР БЛАГОРОДНЫМ
О СОВЕРШЕНСТВЕ ДОСТОИНСТВ СЛОВА, ДЛЯ ИЗЛОЖЕНИЯ КОИХ НЕСОВЕРШЕННЫ СЛОВА
О ДОСТОИНСТВАХ ПОЭТИЧЕСКОЙ РЕЧИ, КАЖДЫЙ ВИД КОТОРОЙ ЕСТЬ МОРЕ, ПОЛНОЕ СОКРЫТЫХ ПЕРЛОВ И РАЗЛИЧНЫХ ЖЕМЧУЖИН
В НАСТАВЛЕНИЕ ВЗЫСКАТЕЛЬНЫМ ПОЭТАМ — О ТОМ, ЧТО НЕОБХОДИМО СТИХУ, ДАБЫ ОН СТАЛ ПРИЕМЛЕМ НАТУРАМ УТОНЧЕННЫМ И ПРИЯТЕН СЛУХУ ИЗОЩРЕННОМУ
РАССКАЗ ОБ УРОДЛИВОЙ ЖЕНЩИНЕ И СЛЕПОМ МУЖЧИНЕ
РАССУЖДЕНИЕ ДЕВЯТОЕ, УКАЗЫВАЮЩЕЕ НА МОЛЧАНИЕ КАК НА ОСНОВУ СПАСЕНИЯ И УКРАШЕНИЯ ДОСТОИНСТВА
РАССКАЗ О ЧЕРЕПАХЕ, КОТОРАЯ ПУСТИЛАСЬ В ПОЛЕТ С УТКАМИ И НИЗВЕРГЛАСЬ С ВЫСОТЫ НЕБЕСНОЙ В БЕЗДНЫ ЗЕМНЫЕ
РАССУЖДЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ В НАСТАВЛЕНИЕ ТЕМ, ДЛЯ КОТОРЫХ ПОСЛЕ НОЧИ ЮНОСТИ ЗАБРЕЗЖИЛ РАССВЕТ СТАРОСТИ, НО ДО ОБОНЯНИЯ КОТОРЫХ НЕ ДОНЕССЯ АРОМАТ МУДРОСТИ
РАССКАЗ О ТОМ, КАК БЕЛОВОЛОСЫЙ СТАРЕЦ ОСТУДИЛ СВОЮ СТРАСТЬ К СОЛНЦЕЛИКОЙ КРАСАВИЦЕ, ЧЬИ КУДРИ БЫЛИ ЧЕРНЫ КАК НОЧЬ, ПОВЕРИВ ЕЕ ОБМАНУ, КОГДА ОНА СКАЗАЛА, ЧТО ТОЖЕ СЕДА
РАССУЖДЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ ВО ИЗЪЯСНЕНИЕ СОСТОЯНИЯ ТЕХ, КТО ТЩЕСЛАВИТСЯ МОЛОДОСТЬЮ, КОЯ ЕСТЬ ИЗНАЧАЛЬНЫЙ ДЕНЬ ВРЕМЕНИ РАДОСТЕЙ И СВЕРШЕНИЯ ЖЕЛАНИЙ
РАССКАЗ О ВОРОНЕ, КОТОРАЯ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ПОДРАЖАЛА ПОХОДКЕ КУРОПАТКИ, НО ОТ СВОЕЙ ПОХОДКИ ОТВЫКЛА, А ЕЕ ПОХОДКЕ НЕ НАУЧИЛАСЬ
РАССУЖДЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ, УКАЗУЮЩЕЕ НА ЛЮБОВЬ, ГОРЕСТНОЕ ГОРЕНИЕ КОЕЙ ЕСТЬ СОЛЬ НА ДАСТАРХАНЕ ПИТАЮЩИХСЯ КРОВЬЮ СВОИХ СЕРДЕЦ, А РАНЫ, ОТ НЕЕ ПОЛУЧАЕМЫЕ, УСЛАДА ДЛЯ ТЕХ, ЧЬИ СЕРДЦА РАЗБИТЫ ЕЮ
РАССКАЗ О ВЛЮБЛЕННОМ, КОТОРЫЙ В ПРИСУТСТВИИ ТОЙ, КОМУ ОН ОБЪЯСНИЛСЯ В ЛЮБВИ, СОБРАЛСЯ УСТРЕМИТЬ СВОИ ВЗОРЫ К ДРУГОЙ И НА КОТОРОГО ЗА НЕПОСТОЯНСТВО ПЕРЕСТАЛА ВЗИРАТЬ ТА, КОГО ОН УВЕРЯЛ В ЛЮБВИ
РАССУЖДЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ В ОПИСАНИЕ СОСТОЯНИЯ КОРЫСТНЫХ ПОЭТОВ, КОТОРЫЕ СПЛЕТАЮТ СИЛКИ ИЗ НИТЕЙ СТИХОВ ДЛЯ УЛОВЛЕНИЯ МУЖЕЙ, СВЕДУЩИХ В ПОЭЗИИ И НЕ СВЕДУЩИХ В НЕЙ
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ПОЭТ ЛАГАРИ СЛОЖИЛ ХВАЛЕБНЫЕ СТИХИ В ЧЕСТЬ ГОСПОДИНА, КОТОРОМУ ИЗ-ЗА ТУЧНОСТИ ЕГО БЫЛИ ТЕСНЫ ОДЕЯНИЯ ПОКОЯ
365. ЧЕТКИ ПРАВЕДНИКОВ
ЧЕТКА ТРИДЦАТАЯ О СКРОМНОСТИ И О ТОМ, ЧТО НАДО СЛОМИТЬ ДРЕВО ГОРДЫНИ
ЧЕТКА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ О ТОМ, ЧТО СПРАВЕДЛИВОСТЬ ЦАРЕЙ — ОСНОВА ПРОЦВЕТАНИЯ СТРАНЫ, А ИХ НАСИЛЬЕ — ПРИЧИНА ЕЕ УПАДКА
РАССКАЗ О ТОМ, КАК В ЦАРСТВОВАНИЕ НУШИРВАНА ПРОЦВЕТАЛА ЕГО СТРАНА, В КОТОРОЙ СОВЫ НЕ МОГЛИ НАЙТИ ДЛЯ ЖИЛЬЯ РАЗВАЛИНЫ, А ЛАЧУГИ БЫЛИ РЕДКИ, КАК СОКРОВИЩА
ЧЕТКА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ О ТОМ, ЧТО ДОЛЖНЫ БЫТЬ МИЛОСЕРДНЫМИ СТОЛПЫ ГОСУДАРСТВА, КОИ СУТЬ ПОСРЕДНИКИ МЕЖДУ ЦАРЯМИ И ПОДДАННЫМИ И ОРУДИЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ ИЛИ ЗЛА
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ХАЛИФ ОМАР ВТОРОЙ — ДА БУДЕТ ДОВОЛЕН ИМ АЛЛАХ — ПРИНЯЛ СОВЕТ СВОЕГО СЛУГИ-КАЗНАЧЕЯ
ЧЕТКА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ В НАЗИДАНИЕ САМОМУ СЕБЕ, БОЛЕЕ ДРУГИХ ПОДВЕРЖЕННОМУ СЛАБОСТЯМ, А ПОТОМУ БОЛЕЕ ДРУГИХ НУЖДАЮЩЕМУСЯ В НАЗИДАНИИ
РАССКАЗ О МУДРОМ САНАИ, ДА БУДЕТ НАД НИМ МИЛОСТЬ ГОСПОДНЯ, КОТОРЫЙ, УМИРАЯ, ПРОИЗНЕС ТАКОЕ ДВУСТИШИЕ: «ОТ СЛОВА ОТВЕРНУСЬ ДА СКЛОНЕ ЛЕТ: НЕТ СМЫСЛА В СЛОВЕ, В СМЫСЛЕ-СЛОВА НЕТ!..»
ЧЕТКА СОРОКОВАЯ ПРОСЬБА К ЧИТАЮЩИМ МИЛОСТИВО И ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНО ОТНЕСТИСЬ К ЭТОЙ КНИГЕ И ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ЗЛОБНЫХ НАПАДОК И ЗЛОСЛОВИЯ
РАССКАЗ О ГОРОЖАНИНЕ И КРЕСТЬЯНИНЕ
366. ЮСУФ И ЗУЛЕЙХА
ЮСУФ ПРЕДСТАЕТ ВЗОРАМ АДАМА
РОЖДЕНИЕ ЮСУФА
ОПИСАНИЕ КРАСОТЫ ЗУЛЕЙХИ
ЗУЛЕЙХА ВИДИТ ЮСУФА ВО СНЕ И ВЛЮБЛЯЕТСЯ В НЕГО
СЛУЖАНКИ УЗНАЮТ О СТРАСТИ ЗУЛЕЙХИ
ЗУЛЕЙХА ВИДИТ ЮСУФА ВО СНЕ ВО ВТОРОЙ РАЗ; ЕЕ ОХВАТЫВАЕТ БЕЗУМИЕ
ЗУЛЕЙХА ВИДИТ ЮСУФА ВО СНЕ В ТРЕТИЙ РАЗ И УЗНАЕТ О ЕГО МЕСТОПРЕБЫВАНИИ
ВЛАСТЕЛИНЫ ВСЕХ СТРАН, КРОМЕ ЦАРЯ ЕГИПТА. СВАТАЮТСЯ К ЗУЛЕЙХЕ
ОТЕЦ ЗУЛЕЙХИ ПОСЫЛАЕТ СВАТА К ЕГИПЕТСКОМУ АЗИЗУ
ЗУЛЕЙХУ ОТПРАВЛЯЮТ В ЕГИПЕТ
ЗУЛЕЙХА УБЕЖДАЕТСЯ В ТОМ, ЧТО ЕГИПЕТСКИЙ АЗИЗ НЕ ТОТ, КОГО ОНА УВИДЕЛА ВО СНЕ
ЗУЛЕЙХА ВМЕСТЕ С АЗИЗОМ ВЪЕЗЖАЕТ В СТОЛИЦУ ЕГИПТА
СТАРШИЕ БРАТЬЯ ЗАВИДУЮТ ЮСУФУ
ЮСУФ ВИДИТ ВЕЩИЙ СОН
БРАТЬЯ СОВЕТУЮТСЯ О ТОМ, КАК ИМ ПОГУБИТЬ ЮСУФА
БРАТЬЯ ПРОСЯТ ОТЦА ОТПУСТИТЬ ЮСУФА С НИМИ В СТЕПЬ
БРАТЬЯ УВОЗЯТ ЮСУФА И БРОСАЮТ ЕГО В КОЛОДЕЦ
ЛЮДИ КАРАВАНА ВЫТАСКИВАЮТ ЮСУФА ИЗ КОЛОДЦА
МАЛИК ПРИВОЗИТ ЮСУФА В ЕГИПЕТ
ЮСУФ КУПАЕТСЯ В НИЛЕ
ЗУЛЕЙХА НА ПЛОЩАДИ ПЕРЕД ДВОРЦОМ ФАРАОНА УЗНАЕТ ЮСУФА
МАЛИК ВЫВОДИТ ЮСУФА НА БАЗАР, И ЗУЛЕЙХА ПОКУПАЕТ ЮСУФА
В ЮСУФА ВЛЮБЛЯЕТСЯ ДЕВУШКА ИЗ ПЛЕМЕНИ АД
ЗУЛЕЙХА УГОЖДАЕТ ЮСУФУ
ЮСУФ РАССКАЗЫВАЕТ О ПЕРЕНЕСЕННЫХ ИМ СТРАДАНИЯХ
ЮСУФА ПО ЕГО ПРОСЬБЕ ДЕЛАЮТ ПАСТУХОМ
ЗУЛЕЙХА ДОМОГАЕТСЯ ВСТРЕЧИ С ЮСУФОМ, НО ТОТ ЕЙ В ЭТОМ ОТКАЗЫВАЕТ
КОРМИЛИЦА РАССПРАШИВАЕТ ЗУЛЕЙХУ
ЗУЛЕЙХА ПОСЫЛАЕТ КОРМИЛИЦУ К ЮСУФУ
ЗУЛЕЙХА ОТПРАВЛЯЕТСЯ К ЮСУФУ И ОБЪЯСНЯЕТСЯ ЕМУ В ЛЮБВИ
ЗУЛЕЙХА ПОМЕЩАЕТ ЮСУФА В ЧУДЕСНОМ САДУ
НАСТУПАЕТ НОЧЬ. КРАСАВИЦЫ РАБЫНИ ЯВЛЯЮТСЯ К ЮСУФУ
ЗУДЕИХА ПРОСИТ КОРМИЛИЦУ ПОМОЧЬ ЕЙ В ДОСТИЖЕНИИ ЦЕЛИ
ХУДОЖНИК ВОЗДВИГАЕТ ДВОРЕЦ С ИЗОБРАЖЕНИЯМИ ЮСУФА И ЗУЛЕЙХИ
ЗУЛЕЙХА ПРИГЛАШАЕТ ЮСУФА ВО ДВОРЕЦ
ЗУЛЕЙХА ПРИВОДИТ ЮСУФА В СЕДЬМОЙ ЗАЛ
ЮСУФА ОТПРАВЛЯЮТ В ТЮРЬМУ
ГРУДНОЙ РЕБЕНОК СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ О НЕВИНОВНОСТИ ЮСУФА
ЕГИПЕТСКИЕ ЖЕНЫ ОСУЖДАЮТ ЗУЛЕЙХУ, НО ОНА ЗАСТАВЛЯЕТ ИХ УМОЛКНУТЬ
ЕГИПЕТСКИЕ ЖЕНЫ, ПОСЛЕ ТОГО КАК ОНИ УВИДЕЛИ ЮСУФА, ПРОЩАЮТ ЗУЛЕЙХЕ ЕЕ СТРАСТЬ
ЕГИПЕТСКИЕ ЖЕНЫ ПОДСТРЕКАЮТ ЗУЛЕИХУ ОТПРАВИТЬ ЮСУФА В ТЕМНИЦУ
ЗУЛЕЙХА РАСКАИВАЕТСЯ В ТОМ. ЧТО ОТПРАВИЛА ЮСУФА В ТЕМНИЦУ
ЗУЛЕЙХА В РАЗЛУКЕ С ЮСУФОМ ТЕРЯЕТ ТЕРПЕНИЕ
ЗУЛЕЙХА ДНЕМ ПОДНИМАЕТСЯ НА КРЫШУ СВОЕГО ДВОРЦА И ОТТУДА СМОТРИТ НА КРЫШУ ТЮРЬМЫ
ЮСУФ РАСТОЛКОВЫВАЕТ СНЫ ЗАКЛЮЧЕННЫХ, БЫВШИХ РАНЬШЕ ПРИБЛИЖЕННЫМИ ВЛАСТЕЛИНА ЕГИПТА, И ПРОСИТ НАПОМНИТЬ ФАРАОНУ О СЕБЕ
ФАРАОН ТРЕБУЕТ К СЕБЕ ЮСУФА, ЧТОБЫ ТОТ РАСТОЛКОВАЛ ЕГО СОН. ЮСУФ ПРОСИТ ПРАВОСУДИЯ
ЮСУФ ВЫХОДИТ ИЗ ТЮРЬМЫ. ФАРАОН ВОЗВЫШАЕТ ЕГО. УМИРАЕТ АЗИЗ. ЗУЛЕЙХА СТРАДАЕТ В ОДИНОЧЕСТВЕ
ЗУЛЕЙХА ПОСЛЕ СМЕРТИ МУЖА СТРАДАЕТ ИЗ-ЗА ЮСУФА
ЗУЛЕЙХА ВОЗДВИГАЕТ ЛАЧУГУ ИЗ ТРОСТНИКА НА ПУТИ ЮСУФА
ЗУЛЕЙХА ВСТРЕЧАЕТСЯ С ЮСУФОМ. ТОТ НЕ ОБРАЩАЕТ НА НЕЕ НИКАКОГО ВНИМАНИЯ. ТОГДА ЗУЛЕЙХА РАЗБИВАЕТ ИДОЛЫ И ОБРЕТАЕТ ВЕРУ В ЕДИНОГО БОГА
ЗУЛЕЙХА ПРИХОДИТ ВО ДВОРЕЦ ЮСУФА. БЛАГОДАРЯ ЕГО МОЛИТВЕ К НЕЙ ВОЗВРАЩАЮТСЯ МОЛОДСТЬ И КРАСОТА
ЮСУФ ЖЕНИТСЯ НА ЗУЛЕЙХЕ И ВВОДИТ ЕЕ В БРАЧНЫЙ ПОКОЙ
СЕРДЦЕМ ЮСУФА ОВЛАДЕВАЕТ ЛЮБОВЬ. ОН ВОЗДВИГАЕТ ДВОРЕЦ ДЛЯ ЗУЛЕЙХИ
ЮСУФ ВИДИТ ВО СНЕ СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ И ПРОСИТ БОГА ДАРОВАТЬ ЕМУ СМЕРТЬ. ЗУЛЕЙХА В ТРЕВОГЕ
ЮСУФ УМИРАЕТ ЗУЛЕЙХА ГИБНЕТ, НЕ В СОСТОЯНИИ ПЕРЕНЕСТИ С НИМ РАЗЛУКУ
367. ЛАЙЛИ И МАДЖНУН
ОБ ИСТИННОЙ ЛЮБВИ И ОБ ИСТИННОСТИ ЛЮБЯЩИХ
О ПРИЧИНЕ СОЧИНЕНИЯ ЭТОЙ КНИГИ
НАЧАЛО РАЗВЕРТЫВАНИЯ ЦЕПИ ПОВЕСТИ О ЛЮБВИ ЛАИЛИ, КОТОРАЯ БЫЛА ЗАГЛАВНЫМ ЛИСТОМ ТЕТРАДИ СИДЯЩИХ ЗА ЗАВЕСОЙ БРАЧНОГО ПОКОЯ КРАСОТЫ И ЦЕЛОМУДРИЯ, И МАДЖНУНА, КОТОРЫЙ БЫЛ НАЧАЛЬНЫМ ЗВЕНОМ В ЦЕПЯХ ПЛЕННИКОВ ЛЮБВИ
РАССКАЗ О ТОМ, КАК МАДЖНУН БЫЛ ВЛЮБЛЕН В ОДНУ КРАСАВИЦУ АРАВИТЯНКУ, ДОСТОЙНУЮ ЛЮБВИ И ОБЛАДАЮЩУЮ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНЫМИ КАЧЕСТВАМИ, КАК ОН ОХЛАДЕЛ К НЕЙ ИЗ-ЗА ЕЕ БЛАГОСКЛОННОСТИ К ДРУГОМУ
МАДЖНУН ВОСПЛАМЕНЯЕТСЯ, УСЛЫШАВ О КРАСОТЕ ЛАЙЛИ, ЕДЕТ К МЕСТУ ЕЕ ПРЕБЫВАНИЯ И ТЕМ САМЫМ УПОДОБЛЯЕТСЯ ДИЧИ, КОТОРАЯ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ УСТРЕМЛЯЕТСЯ В ТЕНЕТА ЛАЙЛИ
РАССКАЗ О ТОМ, КАК МАДЖНУН И ЛАЙЛИ ПРОВЕЛИ НОЧЬ ВДАЛИ ОТ КРАСОТЫ ДРУГ ДРУГА
ОПИСАНИЕ СОСТОЯНИЯ МАДЖНУНА, КОГДА ОН НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ПОСПЕШИЛ К СТОЯНКЕ ПЛЕМЕНИ ЛАЙЛИ, НО ПОСТОРОННИЕ ПОМЕШАЛИ ЕМУ ГОВОРИТЬ С ЛЮБИМОЙ
ЛАЙЛИ ПЛАВИТ МАДЖНУНА В ТИГЛЕ ИСПЫТАНИЯ, УДОСТОВЕРЯЕТСЯ, ЧТО ЗОЛОТО ЕГО ЛЮБВИ СОВЕРШЕННО, И УДОСТАИВАЕТ ЕГО ЧЕКАНОМ БЛАГОСКЛОННОСТИ
ЛАЙЛИ И МАДЖНУН ЗАКЛЮЧАЮТ ДОГОВОР ВЕРНОСТИ И ПОДТВЕРЖДАЮТ ЕГО КЛЯТВАМИ
ЛЮДИ ПЛЕМЕНИ АМИР ЗАМЕЧАЮТ ИЗМЕНЕНИЕ СОСТОЯНИЯ И СМЯТЕННОСТЬ ЧУВСТВ МАДЖНУНА
ОТЕЦ МАДЖНУНА УЗНАЕТ О ЕГО ПРИВЯЗАННОСТИ К ЛАЙЛИ И ПРИХОДИТ УВЕЩЕВАТЬ СЫНА
ЗНАТНЫЕ МУЖИ ПЛЕМЕНИ БАНИ-АМИР СОВЕТУЮТ ОТЦУ МАДЖНУНА ЖЕНИТЬ СЫНА НА КАКОЙ-НИБУДЬ КРАСАВИЦЕ, ДОСТОЙНОЙ ЕГО ЛЮБВИ, И ТЕМ САМЫМ УТИШИТЬ ЕГО СТРАСТЬ
КЛЕВЕТНИК НАУШНИЧАЕТ ЛАЙЛИ, БУДТО БЫ МАДЖНУН ВСТУПИЛ В БРАЧНЫЙ СОЮЗ СО СВОЕЙ ДВОЮРОДНОЙ СЕСТРОЮ
МАДЖНУН ИДЕТ К ЛАИЛИ И В КАРКАНЬЕ ВОРОНА СЛЫШИТ ДОБРОЕ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ
ПОЛУЧИВ СОГЛАСИЕ ЛАЙЛИ, МАДЖНУН ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПАЛОМНИЧЕСТВО
ПЛЕМЯ ЛАЙЛИ УЗНАЕТ О ЛЮБВИ МАДЖНУНА И ЗАПРЕЩАЕТ ЕМУ ВИДЕТЬСЯ С ЛЮБИМОЙ
ОТЕЦ ЛАЙЛИ УЗНАЕТ О ЕЕ ВЕЧЕРНЕЙ ВСТРЕЧЕ С МАДЖНУНОМ И НАКАЗЫВАЕТ ДОЧЬ
МАДЖНУН НАПРАВЛЯЕТСЯ В ДОМ НЕКОЙ ВДОВЫ СОСЕДКИ ЛАЙЛИ; ОТЕЦ ЛАЙЛИ ЗАПРЕЩАЕТ ВДОВЕ ПРИНИМАТЬ У СЕБЯ МАДЖНУНА
ОТЕЦ ЛАЙЛИ ГНЕВАЕТСЯ НА МАДЖНУНА ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ТОТ ЕЩЕ РАЗ ПРИШЕЛ В ДОМ СОСЕДКИ, И ОТПРАВЛЯЕТСЯ, ВО ИСПОЛНЕНИЕ СВОЕЙ КЛЯТВЫ, ВО ДВОРЕЦ ХАЛИФА С ЖАЛОБОЙ НА МАДЖНУНА
МАДЖНУН ОБРАЩАЕТСЯ К СВОЕМУ ОТЦУ С ПРОСЬБОЙ ПРИСВАТАТЬ ДЛЯ НЕГО ЛАЙЛИ, И ТОТ ЕДЕТ В СОПРОВОЖДЕНИИ ЗНАТНЫХ ЛЮДЕЙ ПЛЕМЕНИ АМИР К ОТЦУ ЛАЙЛИ, ДАБЫ ИСПОЛНИТЬ ЖЕЛАНИЕ СЫНА
ОТЕЦ ЛАЙЛИ ОТКАЗЫВАЕТСЯ СОЕДИНИТЬ ДОЧЬ С МАДЖНУНОМ
НАВФАЛЬ ВСТРЕЧАЕТ МАДЖНУНА В ПУСТЫНЕ, ИСПЫТЫВАЕТ К НЕМУ СОСТРАДАНИЕ И ОБЕЩАЕТ ЕМУ СВОЮ ПОМОЩЬ
МАДЖНУН ВЫКУПАЕТ У ОХОТНИКА ГАЗЕЛЬ И ОТПУСКАЕТ ЕЕ В ПАМЯТЬ О ЛАЙЛИ
МАДЖНУН ВСТРЕЧАЕТ ПАСТУХА ЛАЙЛИ, УЗНАЕТ, ЧТО МУЖЧИНЫ ЕЕ ПЛЕМЕНИ УШЛИ В НАБЕГ, И ПРИХОДИТ К ЛАЙЛИ
ПОЭТ КУСАЙЙИР, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ АЗЗЫ, РАССКАЗЫВАЕТ ХАЛИФУ О МАДЖНУНЕ
КУСАЙЯИР ОБНАРУЖИВАЕТ ЛУГ, ИЗОБИЛУЮЩИЙ ГАЗЕЛЯМИ, СООБЩАЕТ ОБ ЭТОМ МАДЖНУНУ И ВЫСЛУШИВАЕТ ЕГО ОТВЕТ
ХАЛИФ, УЗНАВ О НЕОБЫКНОВЕННОЙ ЛЮБВИ МАДЖНУНА К ЛАЙЛИ, ПРИКАЗЫВАЕТ ДОСТАВИТЬ ЕГО ВО ДВОРЕЦ
НАСТУПАЕТ ЛЕТО; МАДЖНУН УЗНАЕТ О ПАЛОМНИЧЕСТВЕ ЛАЙЛИ В МЕККУ И ПРИСОЕДИНЯЕТСЯ К ЕЕ КАРАВАНУ
МАДЖНУН ПРИБЫВАЕТ К КААБЕ ВМЕСТЕ С КАРАВАНОМ ЛАЙЛИ И ВО ВРЕМЯ ИСПОЛНЕНИЯ ОБРЯДОВ ПАЛОМНИЧЕСТВА ВЫСКАЗЫВАЕТ ЛЮБОВЬ К НЕЙ
ЮНОША ИЗ ПЛЕМЕНИ САКИФ НАПРАВЛЯЕТСЯ К КААБЕ, ВСТРЕЧАЕТ ЛАЙЛИ, ВЛЮБЛЯЕТСЯ В НЕЕ И ЖЕНИТСЯ НА НЕЙ
МАДЖНУН УЗНАЕТ О ЗАМУЖЕСТВЕ ЛАЙЛИ И ПРИХОДИТ В ДУШЕВНОЕ СМЯТЕНИЕ
МАДЖНУН, ПОВЕРГНУТЫЙ ЗАМУЖЕСТВОМ ЛАЙЛИ В БЕСПРЕДЕЛЬНУЮ СКОРБЬ, УДАЛЯЕТСЯ ОТ ЛЮДЕЙ И ПРИСОЕДИНЯЕТСЯ К ДИКИМ ЗВЕРЯМ
ЛАЙЛИ ПИШЕТ ПИСЬМО МАДЖНУНУ И ПРОСИТ У НЕГО ПРОЩЕНИЯ, ПОСКОЛЬКУ ОНА ВЫШЛА ЗАМУЖ НЕ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ, А ПО НАСТОЯНИЮ РОДИТЕЛЕЙ
ПОСЛАНЕЦ ДОСТАВЛЯЕТ ПИСЬМО ЛАЙЛИ МАДЖНУНУ
МАДЖНУН ПИШЕТ ОТВЕТ НА ПИСЬМО ЛАЙЛИ
МУЖ ЛАЙЛИ ЗАБОЛЕВАЕТ И УМИРАЕТ ОТ НЕРАЗДЕЛЕННОЙ СТРАСТИ
МАДЖНУН ПЛАЧЕТ, УЗНАВ О СМЕРТИ МУЖА ЛАЙЛИ, И ДОСТАВИВШИЙ ЕМУ ЭТУ ВЕСТЬ СПРАШИВАЕТ О ПРИЧИНЕ ЕГО СЛЕЗ
МАДЖНУН ПРИХОДИТ К СТОЯНКЕ ЛАЙЛИ И ВСТРЕЧАЕТ ПСА, КОТОРОГО КОГДА-ТО ВИДЕЛ НЕПОДАЛЕКУ ОТ ЕЕ ШАТРА
МАДЖНУН НАДЕВАЕТ БАРАНЬЮ ШКУРУ И ПРИХОДИТ К ШАТРУ ЛАЯЛИ ВМЕСТЕ С ЕЕ СТАДОМ
МАДЖНУН В ОБЩЕСТВЕ НИЩИХ ПРИХОДИТ К ШАТРУ ЛАЙЛИ, ОНА РАЗБИВАЕТ ЕГО ЧАШУ, И ОН ЭТОМУ РАДУЕТСЯ
МАДЖНУН ВСТРЕЧАЕТ ЛАИЛИ НА ОДНОЙ ИЗ ДОРОГ И ЗАСТЫВАЕТ НА МЕСТЕ В ОЖИДАНИИ ЕЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ; ПТИЦЫ ВЬЮТ У НЕГО НА ГОЛОВЕ ГНЕЗДО
НЕКИЙ БЕДУИН УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ МАДЖНУНА, НАВЕЩАЕТ ЕГО, ПРОВОДИТ С НИМ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ И ЗАУЧИВАЕТ НАИЗУСТЬ ЕГО СТИХИ
БЕДУИН ХОЧЕТ СНОВА НАВЕСТИТЬ МАДЖНУНА И ПОСЛЕ ДОЛГИХ ПОИСКОВ НАХОДИТ ЕГО МЕРТВЫМ С МЕРТВОЙ ГАЗЕЛЬЮ В ОБЪЯТИЯХ
БЕДУИН ПРИБЫВАЕТ К ЛАЙЛИ, ЧТОБЫ СООБЩИТЬ ЕЙ О СМЕРТИ МАДЖНУНА, НО ОНА ГОВОРИТ ОБ ЭТОМ ПРЕЖДЕ, ЧЕМ ОН УСПЕВАЕТ ЕЙ ПОВЕДАТЬ ЭТУ ВЕСТЬ
ДАЙЛИ ЗАБОЛЕВАЕТ, УЗНАВ О СМЕРТИ МАДЖНУНА; БЛИЗКИЕ СОВЕТУЮТ ЕЙ НЕ ПРЕДАВАТЬСЯ СКОРБИ, НО ОНА ОТВЕЧАЕТ, ЧТО ВЕРНА МАДЖНУНУ И ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ
НАСТУПАЕТ ОСЕНЬ, ОПАДАЮТ ЛИСТЬЯ КРАСОТЫ ЛАЙЛИ С ДЕРЕВА ЕЕ ЖИЗНИ, И ЛАЙЛИ ЗАВЕЩАЕТ ПОХОРОНИТЬ ЕЕ У НОГ МАДЖНУНА
368. КНИГА МУДРОСТИ ИСКАНДАРА
НАЧАЛО ПОВЕСТВОВАНИЯ
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ОТЕЦ ИСКАНДАРА ПРОСИТ АРАСТУ НАПИСАТЬ ДЛЯ СЫНА КНИГУ ЗАВЕТОВ
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ИСКАНДАР БЛАГОДАРЯ СВОЕЙ СКРОМНОСТИ ВОЗВЫСИЛСЯ НАД ЛЮДЬМИ СВОЕГО ВРЕМЕНИ
КНИГА МУДРОСТИ АРАСТУ
РАССКАЗ О ВЕРБЛЮДЕ И ЛИСЕ
РАССКАЗ О ПРАВДОЛЮБЦЕ, КОТОРЫЙ БЛАГОДАРЯ НЕПРАВОТЕ ЛЖЕЦОВ ОБЪЕЗДИЛ МНОГО СТРАН И ДОКАЗАЛ ПРАВОТУ СВОИХ СЛОВ
КНИГА МУДРОСТИ СОКРАТА
РАССКАЗ О ХИТРОЙ ПТИЦЕ И ГЛУПОЙ РЫБЕ
КНИГА МУДРОСТИ ФЕЙСОГРАСА
КНИГА МУДРОСТИ АКСАЛИНУСА
РАССКАЗ О ЮНОШЕ В ПЫШНОМ ХАЛАТЕ
ЗАВОЕВАНИЕ МИРА ИСКАНДАРОМ, ПОСТРОЕНИЕ ГОРОДОВ И УСТАНОВЛЕНИЕ ИМ НОВЫХ ПОРЯДКОВ УПРАВЛЕНИЯ
РАССКАЗ О СУДЬЕ
КНИГА МУДРОСТИ ИСКАНДАРА
РАССКАЗ О ПАРВИЗЕ И РЫБАКЕ
ПОХОД ИСКАНДАРА НА ЧИН
ПИСЬМО ИСКАНДАРА АРАСТУ
РАССКАЗ ОБ УЧЕНОМ, ПОТЕРПЕВШЕМ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ИСКАНДАР ДОСТИГ ГОРОДА ЛЮДЕЙ, ЧИСТЫХ НРАВОМ
МОРСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ИСКАНДАРА
ПОЯВЛЕНИЕ ПРЕДВЕСТНИКОВ СМЕРТИ ИСКАНДАРА И ЕГО ПИСЬМО МАТЕРИ
ЗАВЕЩАНИЕ ИСКАНДАРА
РАССКАЗ О СМЕРТИ ИСКАНДАРА
ПИСЬМО АРАСТУ К МАТЕРИ ИСКАНДАРА
ОТВЕТ МАТЕРИ ИСКАНДАРА НА ПИСЬМО АРАСТУ
III
369. ВЕСЕННИЙ САД
ИЗ ПЕРВОГО САДА
Старец гератский Абдаллах Ансари, да ниспошлет ему всевышний свое благословение, завещал своим последователям: «Помните слова каждого старца, а если не можете, то вспоминайте имена их для вашей пользы».
Абухашим, суфий, да будет благословенна его память, сказал, что легче острием иглы исторгнуть из земли большую гору, чем выбросить из сердца грех гордости.
ИЗ ВТОРОГО САДА
Искандар Греческий во времена завоевания мира при помощи разных хитростей некоей крепостью овладел и разрушить ее повелел. Ему сообщили, что там есть ученый местный, в разрешении всяких трудностей весьма известный. Искандар потребовал его к себе и, увидав, когда тот вошел, лицо некрасивое до удивления, вызывающее у других людей отвращение, сказал: «О, какой ужасный вид! Он других людей смущает и страшит».
Мудрец от этих слов вспылил и, раздраженно усмехаясь, проговорил:
И еще сказал: чья наружность и чей нрав не хороши, для того кожа на теле как темница для души. Своим существованием он так стеснен, что в сравнении с такой жизнью темница кажется ему привольным местом отдыха.
И еще сказал: каждый завистник постоянно в волнении и в муке, от него и создателю много докуки. Когда творец что-либо дает другому, он этим возмущается и к тому, чего у него нет, всем сердцем прилепляется.
И еще сказал: кто щедр и мудр, тот с друзьями счет именью своему ведет, а неразумный скряга своим врагам богатство отдает.
И еще сказал когда мудрец на шутки и насмешки вниманье обращает, он честь свою и славу лишь теряет и пыль позора и презренья поднимает
И еще сказал: кто себе насильнический образ действий изберет, тот сам от ударов сильнейшего падет
Когда Искандар перлами той премудрости наполнил слух, он и уста свои, подобно слуху, наполнил перлами и от стремления разрушить эту крепость отвратился.
Искандар отстранил одного из чиновников от высокого и благородного дела и поручил ему дело низкое. Однажды этот человек пришел к Искандару Тот спросил его: «Как ты находишь свое дело?» Человек ответил: «Да будет продолжительна жизнь падишаха, ибо не должностью облагораживается и возвышается человек, но должность благодаря человеку становится благородной и высокой». Беспристрастие и справедливость были любы Искандару и он возвратил этому человеку прежнюю должность.
Один глубокомысленный дервиш с неким могущественным падишахом имел частые встречи и приятные собеседования. Но однажды он приметил, что царь тяготится им, и, сколько он ни искал, другой причины, кроме частых своих посещений, не нашел. Полу взаимных отношений подобрал и ковер обоюдных увеселений свернул. Однажды тому падишаху случилось в пути встретиться с ним. Уста к разговору отверз «О дервиш, что за причина тому, что ты отстранился от нас и стопу посещений своих отвратил?» Тот ответил: «Причина такова — я узнал, что вопрос: почему ты не приходишь? — лучше, чем обнаружение скуки по поводу прихода».
ИЗ ТРЕТЬЕГО САДА
Нушин-Реван в день Нового года либо в день праздника Михрджан созвал гостей. Во время пира он увидел, что один из присутствовавших, приходившийся ему родственником, спрятал под мышку золотую чашу. Царь, как бы не заметив, ничего не сказал. Когда пир окончился, виночерпий заявил: «Пусть никто не выходит отсюда, чтобы я мог произвести обыск, ибо пропала золотая чаша».
Нушин-Реван сказал: «Оставь. Ведь тот, кто взял, не отдаст, а кто видел, не выдаст».
По прошествии нескольких дней тот человек пришел к Нушин-Ревану одетый в новое платье и обутый в новые сапоги. Нушин-Реван показал на его одежду и спросил: «Это от той?» Родственник, подняв полу платья над сапогами, сказал. «И это также от той». Царь рассмеялся и, поняв, что проступок был совершен в силу необходимости и нужды, повелел, чтобы человеку выдали тысячу золотников золота.
Между Акилем, сыном Абуталиба, и Муавией была дружба непорочная и сотоварищество прочное. Но однажды путь их привязанности оказался в шипах, а лик любви их осыпал прах. Акиль от Муавии удалился и от посещения его собраний устранился. Муавия, прося прощенья, написал ему в письме: «О предмет наивысших стремлений сынов Абдальмуталиба! О возвышенная цель Алькусаия! О источник почестей сынов Хашима! Славный знак пророческого достоинства на всем, что касается вас, и почет высокого посланничества на семье вашей. Куда скрылось всё прежнее великодушие, и мягкость, и терпимость? Вернись ко мне, ибо в происшедшем я раскаялся и минувшим опечален».
Акиль написал ему в ответ арабское четверостишие, смысл которого сводился к следующему: когда благородный бывает огорчен другом, надлежит ему избрать уголок отдаления и уйти в местечко самоуглубления, но не к злу препоясать чресла и не к злоречию развязать язык.
Снова стал Муавия просить извинения и умолять о мире и ценою мира послал ему сто тысяч дирхемов.
Хаджжадж на охоте отбился от своих воинов. Подъехав к одному холму, он увидел бедуина, который, сидя, искал в своем рубище насекомых, а вокруг него паслись верблюды. Животные, увидав Хаджжаджа, в испуге бросились бежать. Бедуин поднял голову и сердито сказал: «Кто там, да проклянет его бог, пришел из пустыни в роскошной одежде?» Хаджжадж, ничего не сказав, приблизился и приветствовал: «Мир тебе, о бедуин!» Тот ответил: «А тебе да не будет ни мира, ни милости божией, ни благословения его!» Хаджжадж попросил воды. Бедуин сказал: «Сойди униженно и смиренно с коня, а я, ей-богу, тебе не слуга и не товарищ». Хаджжадж слез с лошади и выпил воды, потом спросил: «О бедуин, кто, по-твоему, лучший из людей?» — «Посланник божий, да благословит и спасет его господь тебе на досаду», — отвечал бедуин. «А что ты скажешь относительно Али, сына Абуталиба?» — снова спросил Хаджжадж. «Благодетельность и величие имени его не вмещают уста», — отвечал бедуин. «А что ты скажешь относительно Абдальмалика, сына Мирвана?» Бедуин молчал. Хаджжадж сказал: «Что же, отвечай мне!» — «Он плохой человек», — ответил бедуин. «Почему?» — «Произошло от него злое дело и заполнило собою всё от Востока до Запада». — «Что же это такое?» — «А то, что он поставил над правоверными этого бесчестного и развратного Хаджжаджа». Хаджжадж ничего не сказал, а в это время пролетела птица и крикнула. Бедуин обернулся к Хаджжаджу и спросил: «Эй, муж! Кто ты такой?» — «А почему ты меня спрашиваешь об этом?» — «Потому что эта птица известила меня, что подходит войско и что ты — начальник его». При этих словах действительно появились воины Хаджжаджа и, подъехав, приветствовали его. Бедуин, увидав это, побледнел. Хаджжадж повелел, чтобы всадники взяли бедуина с собою, и, когда на другой день утром принесли накрытый стол и собрались люди, он позвал его к себе. Бедуин вошел и обратился с приветствием: «Мир тебе, о князь! Милость и благословение божие да будут над тобою!» Хаджжадж сказал: «Я не поступлю так, как поступил ты. Мир и тебе!» И прибавил: «Садись и ешь». Бедуин возразил «Пища твоя, и если ты дашь позволение, то я поем». — «Я уже дал позволение», — ответил князь. Бедуин присел и протянул руку, говоря. «Во имя господа. Ах, если бы пожелал господь, чтобы и после еды не случилось ничего худого». Хаджжадж рассмеялся и сказал: «Вы ничего не знаете о том, что произошло вчера со мною и с ним?» — «О князь, — взмолился бедуин, — ради бога, не разглашай сегодня нашу вчерашнюю беседу». На это Хаджжадж сказал: «Выбирай, бедуин, одно из двух: или оставайся у меня, и я сделаю тебя одним из моих приближенных, или же я отошлю тебя к Абдальмалику, сыну Мирвана, уведомив его о том, что ты говорил. Пусть он тогда делает с тобою, что хочет». — «А можно поступить и по-другому», — возразил бедуин. «Как же?» — спросил князь. «А вот как: позволь мне спокойно возвратиться в мою страну, и в другой раз ни ты меня не увидишь, ни я тебя». Хаджжадж рассмеялся и повелел, чтобы бедуину дали тысячу дирхемов и отослали домой.
ИЗ ЧЕТВЕРТОГО САДА
Про Абдаллаха, сына Джафара, — да ниспошлет им обоим господь благословение! — передают, что однажды он отправился в путешествие. Спешившись у принадлежащей неким людям пальмовой рощи, он увидел, что сторожившему ее молодому черному невольнику принесли на обед три хлеба. Тут же находилась собака. Раб бросил ей один из хлебов. Собака съела. Тогда он бросил другой; собака тоже съела. Он бросил третий, и собака опять съела. Абдаллах — да ниспошлет ему бог благословение! — спросил у раба: «Из чего состоит твое дневное пропитание?» — «Из того, что ты видел», — отвечал невольник. «Почему же ты не воспользовался им сам?» — «Потому, что собака эта чужая. Мне кажется, что она пришла издалека и что она голодна, вот я и не хотел отпустить ее голодной». — «А что же ты будешь есть сегодня?» — опять спросил Абдаллах. «Буду поститься», — ответил невольник. Тогда Абдаллах сказал самому себе: «Все люди упрекают меня в излишней щедрости, но этот невольник щедрее меня».
Раба, сад и всё, что там было, купил и, дав рабу вольную, подарил ему купленное имущество.
В Медине жил ученый, трудолюбивый, полный рвения, в знанье богословских наук достойный изумленья. Однажды проходил он мимо лавки торговца рабами и увидел молодую рабыню-певицу. Совершенство ее голоса планету Нахид смутило, а красоте ее лика дивилось дневное светило. Он пленился ее красотой, очаровался ее родинкой, ее кос густотой. Вняв ее песне, бремя бытия он повлек в пустыню уничтожения. Стремясь слышать ее голос вновь и вновь, он из тесноты разума вышел на просторный путь к дворцу самозабвения.
Одежды мудрости он совлек, в рубище позора облекся и, забыв стыд, слонялся по базарам Медины. Друзья стали его упрекать, но ничто не помогло. Описание его положения вот в этих словах найдете иль когда эту песню споете:
Эта история дошла до Абдаллаха, сына Джафара, да ниспошлет им обоим господь благословение. Он призвал к себе хозяина рабыни и купил ее за четыре тысячи дирхемов. Потом повелел ей, чтобы она спела на тот самый голос, которым был пленен ученый. Спросил ее: «Кто тебя этому научил?» — «Такая-то певица», — ответила рабыня. Он потребовал к себе также и ту певицу. После того он позвал ученого и спросил: «Хочешь ли ты тот напев, в который ты влюблен, услышать от учительницы той рабыни?» — «Да», — отвечал ученый. Позвали певицу, чтобы она ему спела. Ученый, услыхав ту песню, упал без чувств, так что можно было подумать, что он умер. Абдаллах, сын Джафара, — да ниспошлет ему бог благословение! — сказал. «Знаете ли вы, что мы совершим грех, убив этого человека?» Потом он повелел, чтобы побрызгали водой на лицо ученого. Тот пришел в себя. Абдаллах сказал «Мы не знали, что ты в своей любви к той рабыне дошел до такой степени». — «Клянусь богом, — воскликнул ученый, — сокрытое в моем сердце еще сильнее того, что обнаружилось». Абдаллах спросил: «А хочешь ли ты услышать этот напев от той рабыни?» — «Ты видел, отвечал ученый», — что стало со мной, когда я услыхал его от другой, в которую я не влюблен. Что же со мною будет, когда я услышу его из уст и гортани моей возлюбленной!» — «А если ты ее увидишь, узнаешь ли ее?» — снова спросил Абдаллах. Ученый заплакал и проговорил:
Абдаллах приказал привести рабыню и передать ее ученому и сказал: «Это тебе. Клянусь богом, что я даже уголком глаза не поглядел на нее». Ученый упал к ногам Абдаллаха и воскликнул:
Затем, взяв рабыню за руку, отправился с нею к себе домой. Абдаллах, сын Джафара, приказал своему невольнику: «Возьми эти четыре тысячи дирхемов, ступай и отдай им, чтобы от забот о дневном пропитании не садилась пыль на их души и чтобы они могли наслаждаться друг другом без помехи».
Абдаллаху, сыну Джафара, во времена Муавии ежегодно выдавали из средств казначейства тысячу дирхемов. Когда воцарился Иезид, то предоставил ему пять тысяч дирхемов. Его стали упрекать: «Деньги эти для всех правоверных, зачем же ты даешь столько одному человеку?» йезид отвечал «Я даю это всем нуждающимся Медины, ибо он ничего не пожалеет для терпящих нужду».
Тайно от Абдаллаха послали вместе с ним в Медину одного человека, чтобы разузнать положение дел. И действительно, в течение одного месяца он израсходовал все и далее, говорят, впал в долги.
Ибрахим, сын Сулеймана, сына Абдальмалика, сына Мирвана, рассказывает.
В то время, когда халифат переходил от Омейядов к Аббасидам и Аббасиды хватали и убивали Омейядов, я, сидя в окрестностях города Куфы на кровле дома, возвышавшегося над равниной, увидал, что черные знамена выступили из Куфы. Мне пришло в голову, что эта толпа идет на поиски за мной. Я сошел вниз и, переодетый, вошел в Куфу, но не знал там никого, у кого мог бы скрыться. Я достиг дверей богатого дома и увидал въезжающего в дом красивого всадника, окруженного невольниками и слугами. Я приветствовал его. Он спросил меня: «Кто ты и что тебе угодно?» — «Я человек беглый, — отвечал я, — страшусь своих недругов и в твоем доме ищу убежища». Тогда он ввел меня в свой дом и поселил меня в горнице около гарема. Я пробыл там несколько дней в наилучших условиях, находя перед собой все, что наиболее нравилось мне из пищи, питья и одежды. Хозяин у меня ни о чем не спрашивал. Каждый день он выезжал куда-то верхом и снова возвращался. Однажды я спросил у него: «Ежедневно я вижу, как ты садишься на коня и вскоре возвращаешься: зачем ты ездишь?» Он отвечал: «Ибрахим, сын Сулеймана, убил моего отца, и я слышал, что он скрылся в этом городе. Каждый день я выезжаю в надежде, что, быть может, найду его и отомщу за своего отца». Когда я услышал это, то мое злосчастие поразило меня, ибо судьба забросила меня в жилище того, кто добивается моей смерти. Так как я пресытился своим существованием, то я спросил у того мужа его имя, а также имя его отца и, узнав, что он говорит правду, сказал: «О благородный муж! Ты, как мой покровитель, имеешь надо мною неограниченные права. Мне надлежит указать тебе твоего недруга и тем сократить путь твоих скитаний. Ибрахим, сын Сулеймана, — это я, и виру за кровь отца твоего требуй с меня». Он мне не поверил и сказал: «Тебе, должно быть, надоела жизнь, и ты хочешь освободиться от сего бремени». — «Нет! Ей-богу, я его убил», — ответил я и представил доказательства. Узнав, что я говорю правду, он вспыхнул, и глаза его налились кровью. На мгновение он поник головой, а затем сказал: «Скоро ты придешь к моему отцу, и он сам потребует у тебя отмщения за свою кровь, я же не посрамлю своего гостеприимства. Встань и уходи, ибо я в себе не уверен и боюсь, как бы мне не причинить тебе вреда».
Затем он пожаловал мне тысячу динаров. Я взял их и вышел.
Однажды ночью случился пожар в большой каирской мечети, и она сгорела. У мусульман появилось подозрение, что это сделали христиане. В отместку они стали поджигать их дома и сожгли их. Султан Египта захватил часть поджигателей, собрал их в одном месте, велел по числу их наделать жребиев и написать в них для некоторых смертную казнь, для некоторых же отрубление руки или наказание плетьми. Затем эти записки рассыпали над ними, и на кого какой жребий упал, с тем дол жны были поступить сообразно содержанию записки. Один из жребиев, содержащих смерть, упал на некоего человека. Он сказал: «Я смерти не боюсь, но у моей матери нет никого, кроме меня». Около него стоял другой человек, на записке которого было написано наказание плетьми. Со словами. «У меня нет матери» — он отдал свою записку соседу, а его жребий взял себе и был казнен вместо первого, а того наказали вместо него плетьми.
ИЗ ПЯТОГО САДА
У Хатема спросили: «Видел ли ты когда-либо когонибудь щедрее себя?» Отвечал: «Да. Однажды я сошел с коня у дома одного молодого человека, круглого сироты, который имел десять голов баранов. Он сейчас же заколол одного барана, сварил и подал мне. Мне пришелся по вкусу один из кусков; я съел его и сказал: «Ей-богу, это было очень вкусно». Юноша вышел, переколол одного за другим всех баранов, сварил облюбованное мною место и подал мне, причем я ничего и не подозревал об этом. Когда я вышел, для того чтобы садиться на коня, то заметил близ дома очень много крови. Я спросил: «Что это такое?» Мне ответили «Он заколол всех своих баранов». — «Зачем ты это сделал?» — упрекнул я его тогда. «Слава богу, — ответил он, — что я обладал тем, что тебе понравилось, оказаться же в таком случае скупым было бы плохим поступком для араба». Тогда спросили у Хатема. «А что же ты дал за это?» — «Триста рыжих верблюдов и пятьсот баранов», — ответил он. «Но ведь в таком случае ты оказался щедрее», — возразили ему. «О нет! — воскликнул Хатем. — Он отдал всё, что имел, я же дал не более малой части того изобилия, которым обладал».
ПРИМЕЧАНИЯ
Творческое наследие Джами поражает обилием и разнообразием поэтических жанров. Помимо крупных поэм, написанных в конце его творческого пути, он в течение своей жизни создал огромное количество лирических произведений — касыды, тарджибанды, таркиббанды, газели, месневи, кыта, рубаи, муамма, мурабба, фарды.
Подготовленный ныне к печати на языке оригинала полный критический текст одного только лирического наследия Джами насчитывает около шестнадцати с половиной тысяч бейтов, составляющих более двух тысяч произведений.
В свой куллийат — полное собрание сочинений — Джами включил тридцать восемь названий, список которых прилагается ниже (В содержании кулийата не перечислены малые формы, составляющие три дивана Джами.). К этому списку добавлены еще восемь сочинений. Четыре из них были написаны Джами после завершения работы по составлению куллийата («Комментарий на „Геммы премудрости"», «Наставление Зийааддину», «Трактат об ответе на споры из Индии», «Стихотворная и прозаическая грамматика на персидском языке»), два остались незавершенными («Комментарий на Коран», «Комментарий к „Ключу тайн"») и два были утеряны при жизни поэта (большой трактат об обрядах паломничества и сочинение по геометрии или астрономии, написанное Джами в юности).
Произведения Джами переведены на многие языки Востока. «Весенний сад», «Юсуф и Зулейха», «Лайли и Маджнун», «Саламан и Абсаль», «Золотая цепь», «Доказательства пророчества», «Сорок хадисов», трактаты по рифме и метрике неоднократно переводились на узбекский, турецкий, азербайджанский, грузинский, туркменский, арабский языки, на языки пашто, урду и панджаби. Помимо переводов, на протяжении столетий создавались комментарии на произведения Джами (на арабском и турецком языках), назначением которых было облегчить чтение для тех, кому язык оригинала не был родным.
История переводов произведений Джами на европейские языки насчитывает уже два столетия. Первый перевод появился в Вене в 1778 году — это была публикация части персидского текста «Весеннего сада» в латинском переводе. С начала XIX века поэмы Джами стали переводиться на французский и немецкий языки, с середины XIX века — на английский. В течение XIX века европейские переводчики обращались к произведениям Джами неоднократно, переводы печатались как отдельными книгами, так и в сборниках, периодических изданиях, хрестоматиях и учебных пособиях. Ныне на европейских языках опубликованы полные или сокращенные переводы или переложения всех основных произведений Джами.
В Россию имя Абдуррахмана Джами пришло в начале XIX века. В 1810 году на страницах журнала «Цветник» был напечатан первый русский перевод из Джами — фрагмент касыды, русский перевод осуществлен с французского текста. В 1822 году в журнале «Вестник Европы» опубликованы «Изречения и анекдоты Джами» — выборки из «Весеннего сада»; переводчик отрывков обозначен инициалами И. С. Почти одновременно в «Азиатском вестнике» напечатан другой кусок из «Весеннего сада», выполненный с французского перевода.. В середине XIX. века творчеством Джами занялся И. Батьянов — талантливый ученик русского востоковеда О. Сенковского; он опубликовал переводы из «Лайли и Маджнуна» и прозаическое изложение поэмы «Юсуф и Зулейха» со стихотворными вставками. На страницах русской периодики нередко появлялись переводы отдельных стихов Джами. В 1877 году известный востоковед И. Н. Березин поместил в «Истории всемирной литературы в общих очерках, биографиях, характеристиках и образцах» два отрывка из поэмы «Юсуф и Зулейха» и два стихотворных фрагмента из «Весеннего сада». Эти русские переводы были выполнены непосредственно с оригинала. В 1903 году академик А. Е. Крымский включил в качестве образцов несколько переводов из Джами в свою «Историю Персии, ее литературы и дервишской теософии» и дал краткую характеристику творчества Абдуррахмана Джами.
Поэзия Джами обрела массового читателя в советский период. В 1924 году в первом из «Восточных сборников» был напечатан раздел «Из лирики Джами» (поэтические переводы А. Старикова). В 1935 году отдельной книгой вышел «Весенний сад» (четырнадцать отрывков), а в сборнике «Восток» был опубликован сокращенный перевод поэмы «Саламан и Абсаль». Оба перевода, вступительные статьи к ним и примечания были выполнены К. И. Чайкиным — прекрасным знатоком персидско-таджикской классической литературы. В последние тридцать лет сделано особенно много для ознакомления русского читателя с литературным наследием Джами. Произведения Джами вошли в массовые издания разного рода антологий и хрестоматий: «Хрестоматия по литературе народов СССР» (М., 1947; М., 1959), «Таджикская поэзия» (М., 1949), «Антология таджикской поэзии» (М., 1957), «Страницы таджикской поэзии» (Сталинабад, 1961), «Строки мудрых» (М., 1961) и др. Отдельными изданиями вышли: «Книга мудрости Искандара» (Сталинабад, 1949); «Избранное» (Сталинабад, 1955; М., 1955); «Трактат по музыке» в переводе А. И. Болдырева, с факсимиле рукописи (Ташкент, 1960).
В 1964 году было широко отмечено — в СССР, Иране, Афганистане и ряде других стран — 550-летие со дня рождения великого поэта. К этому юбилею в Советском Союзе на русском языке был опубликован ряд изданий. Вот главные из них: «Избранное из пяти поэм» (М., 1964), «Лирика. О слове и поэтах. Притчи и рассказы из месневи» (Душанбе, 1964), «Юсуф и Зулейха» (Душанбе, 1964), «Весенний сад (Бахаристан)» (Душанбе, 1964), «Саламан и Абсаль» (Душанбе, 1967). Произведения Джами были опубликованы в эти годы отдельными изданиями и в периодике на более чем сорока языках народов Советского Союза.
Одним из наиболее полных и авторитетных изданий Джами на русском языке является четырехтомник: Абдуррахман Джами, Избранные произведения в четырех томах, т. 1 — Душанбе, 1972; тт. 2, 3 — 1973; т. 4 готовится к печати. В первый том включены поэмы «Золотая цепь», «Саламан и Абсаль», «Дар благородным», «Четки праведников» и газели, во второй том — «Юсуф и Зулейха», мурабба, «Таркиббанд на смерть сына», марсия, кыта, рубаи, в третий том — «Лайли и Маджнун», в четвертый — «Книга мудрости Искандара» и «Весенний сад». Сюда вошли лучшие из переводов Джами на русский язык.
Предлагаемое вниманию читателей издание имеет целью дать возможно более полное представление о лучших произведениях Джами в разных поэтических жанрах. В первом разделе помещены лирические произведения малых форм, во втором — крупные поэмы, в третьем — отрывки из «Весеннего сада».
В сборник включены заново отредактированные переводы, выходившие в отдельных изданиях, а также новые, впервые публикуемые переводы, выполненные Д. И. Седых, Ю. С. Мальцевым, Я. А. Часовой, Т. В. Стрешневой.
Биография Джами и анализ его творчества даны во вступительной статье. Книга снабжена примечаниями историко-литературного характера и Словарем, в котором поясняются имена, географические названия и понятия, относящиеся к культуре и быту народов Востока, а также специфические термины и слова, употребленные без перевода.
КУЛЛИЙАТ (ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ) ДЖАМИ, СОСТАВЛЕННЫЙ ИМ САМИМ
1. Доказательства пророчества к подкреплению благородства.
2. Дуновение дружбы с вершин святости.
3. Изложенная критика к комментарию «Начертание гемм».
4. Лучи блистаний.
5. Блестки к комментарию на винную касыду Ибн ал-Фариза с рифмой на букву «мим».
6. Комментарий на касыду с рифмой на букву «та» Ибн ал Фариза.
7. Трактат об условиях радения.
8. Трактат об обрядах паломничества.
9. Весенний сад (Бахаристан).
10. Трактат о метрике.
11. Трактат о музыке.
12. Скрижали.
13. Первый диван — «Первая глава юности».
14. Второй диван — «Средняя жемчужина в ожерелье».
15. Третий диван — «Завершение жизни».
16. Первая тетрадь поэмы «Золотая цепь».
17. Вторая тетрадь поэмы «Золотая цепь».
18. Саламан и Абсаль.
19. Третья тетрадь поэмы «Золотая цепь».
20. Дар благородным.
21. Четки праведников.
22. Юсуф и Зулейха.
23. Лайли и Маджнун.
24. Книга мудрости Искандара.
25. Большой трактат о шараде, называемый «Разгадывание загадочного».
26. Малый трактат о шараде.
27. Средний трактат о шараде.
28. Трактат о рифме.
29. Самый малый стихотворный трактат о шараде.
30. Письма.
31. Трактат об изречениях Ходжа Парса.
32. Комментарий к двум (начальным) бейтам «Маснави» Джайаладдина Руми.
33. Сорок хадисов.
34. Трактат о бытии.
35. Комментарий на двустишие Амира Хосрова.
36. Комментарий на хадис Абе Разина ал-Укайли.
37. Уточнение философских систем.
38. Комментарий на четверостишия.
ПРОИЗВЕДЕНИЯ, НЕ ВКЛЮЧЕННЫЕ В КУЛЛИИАТ ДЖАМИ
1. Комментарий на «Геммы премудрости».
2. Наставление Зийааддину.
3. Трактат об ответе на споры из Индии.
4. Стихотворная и прозаическая грамматика на персидском языке.
НЕЗАВЕРШЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
1. Комментарий на Коран.
2. Комментарий к «Ключу тайн».
УТРАЧЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
1. Большой трактат об обрядах паломничества.
2. Сочинение по геометрии (или астрономии).
I
При жизни Джами его лирические произведения были помещены в трех лирических диванах, составленных в молодости, зрелости и старости и озаглавленных «Фатихат-аш-шабабб» («Первая глава юности»), «Васитат ал-икд» («Средняя жемчужина в ожерелье») и «Хатимат ал-хайат» («Завершение жизни»), В настоящем издании помещены стихотворения из двух первых диванов, в каждом из них произведения, согласно традиции, располагались строго по жанрам: касыды, строфические формы, газели, кыта, рубаи, фарды. Помещенные здесь фарды тесно примыкают ко второму дивану, хотя сам Джами не включил их в свой куллийат.
II
Публикуемые поэмы Джами были собраны им в книге, озаглавленной «Хафт ауранг» («Семь престолов»). Из поэм «Золотая цепь», «Дар благородным», «Четки праведников», «Книга мудрости Искандара» переведены на русский язык отдельные эпизоды и притчи. Остальные поэмы публикуются полностью.
СЛОВАРЬ