Сознание вернулось рывком, и этот процесс назвал бы приятным разве что законченный мазохист. Болела голова, во рту пересохло, а в глаза словно сыпанули песку. Ну и прочие признаки общей интоксикации организма, в народе именуемой похмельем.

Сергей покрутил головой, с усилием заставляя шею ожить, вернуть ей чувствительность. Черт! И ведь жаловаться-то некому, Колобанов его честно предупредил, что будет хорошая попойка, якобы в честь знакомства с коллективом. А что? Повод ничуть не хуже других. А на финал немного снотворного – и все, очнутся «выживальщики» уже на конечной станции своего маршрута. Вот только похмелья, увы, никто не отменял.

Сергей с немалым усилием заставил тело принять сидячую позу. Глаза вновь резануло – на сей раз солнечным лучом, рвущимся сквозь неплотную завесу листвы. И это моментально сняло все сомнения. Ну да, он до последней секунды подозревал (и, чего уж там, надеялся), что все это – не более чем дурацкая шутка скучающего местечкового олигарха. Однако из октября перебросить в лето, да еще и, судя по самым обычным елкам, березам, осинам и прочим соснам, а также густо вьющимся комарам, лето самое обычное, среднерусское. Нет, это явно за пределами возможностей любого шутника, а значит, как ни фантастически все это звучит, они и впрямь в ином мире. Интересно только, в какую эпоху, и не выскочит ли из кустов неандерталец с дубиной.

– Что за черт!..

Сергей повернул голову влево и увидел, как из густой, хотя и немного пожухлой травы, поднимается, очумело мотая головой, Игнатьев. Одутловатое лицо профессионального прожигателя жизни было насыщенно-красным, покрытым мелкими бисеринками липкого даже на вид пота. Взгляд, правда, острый, цепкий – Игнатьев не только умел пить все, что горит, и трахать все, что шевелится, но и в не такой уж далекой молодости плавал с аквалангом, прыгал с парашютом, летал на дельтаплане и до одури гонял на автомобилях, мотоциклах, снегоходах… В общем, ловил адреналин, что, в свою очередь, требует не только придурковатой безбашенности, но и кое-каких мозгов. А еще – железного, несмотря на все излишества, здоровья. Неудивительно, что в себя он приходил буквально на глазах.

– Спроси, что полегче.

– У-у-у…

В содержательный разговор явно стремился вмешаться еще один участник. Правда, это у него получалось как-то не очень. Петр Петрович Востриков, в обыденной жизни скандальный журналист и заслуженный работник культуры городского масштаба (засрак, как его называли за глаза подчиненные, это Сергей знал точно), вылез из кустов на четвереньках. Судя по виду, ему изрядно досталось от… кустов. Шиповника здесь росло море, и Востриков сейчас выбирался из его самой глубокой впадины, на четвереньках, порвав и изгваздав модный дорогой пиджак. Да уж, тяжело в учении – легко в зоне поражения. Обратное, похоже, тоже верно. Никакой подготовки, чистота эксперимента, чтоб ее, и, как результат, жесткое начало путешествия. Вон, какие лица перекошенные.

– Вашу мать…

Все остальное, что родила изящная мысль рафинированного интеллигента, звучало на редкость нецензурно. Заслушаться можно. Похоже, голова у него тоже болела. Сергей поморщился, незаметно извлек из кармана коробочку с лекарствами. Маленькое преимущество посвященного в историю – есть возможность подготовиться. К примеру, те же лекарства в карман сунуть. Антибиотики там и прочий парацетамол. Капсула нурофена – и все, можно присесть, опершись на ствол березы, в ожидании возвращения к нормальному самочувствию. Минут десять боль придется терпеть, ну а потом должно подействовать.

Веки моментально потяжелели, и глаза начали слипаться, но из померещившейся нирваны его вывел несильный пинок в голень и возмущенный вопль:

– Ты чего разлегся?

Сергей лениво поднял глаза, окинул взглядом подбоченившегося и напоминающего сейчас бойцового петуха Вострикова и негромко поинтересовался:

– Мешаю? Ну, так отойдите подальше.

– Ты что о себе думаешь, щенок?

Да уж, культура так и прет. И голова еще не прошла. К горлу подкатил комок мутной злости. Сергей встал, оказавшись вдруг на полголовы выше своего собрата по приключению, и негромко сказал:

– Не стоит говорить про меня гадости. А то ведь я могу решить, что вам к лицу черепно-мозговая травма. А всем скажу, что вас аист по дороге уронил…

Востриков явно находился в неадеквате, но для того, чтобы представить, насколько близка его физиономия к кулаку, соображаловки хватило. Неудивительно – когда-то Востриков начинал журналистом, репортером скандальной хроники, а там заработать травматическое удаление зубов было проще, чем высморкаться. Годы прошли – а рефлексы остались.

Однако рефлексы рефлексами, а приобретенный за годы сытого и уважаемого существования апломб требовал выйти из внезапно образовавшегося конфликта победителем. То есть отступать нельзя, стоять на месте, а тем более наезжать – чревато. Сергею, головная боль у которого как раз прошла, то ли от лекарства, то ли просто от злости, даже стало интересно, как он поведет себя в такой ситуации. Однако понаблюдать за мучительными телодвижениями интеллигента не получилось – все очарование момента разрушил новый персонаж.

– Это что вы здесь делаете, а?

В отличие от их помятой троицы, Хинштейн выглядел так, словно только-только вышел с заседания совета директоров какой-то немаленькой фирмы. Он в недалеком прошлом в такой совет и входил – ровно до тех пор, когда отец влез в сомнительную аферу и, несмотря на многообещающую фамилию, не смог из нее вылезти. Так что отправился Хинштейн-старший очищать Север от снега, а его сын оказался вдруг не у дел. В смысле, вообще – мажоры, на самом-то деле никому особо не нужны, их терпят ровно до того момента, пока за спинами маячит фигура родителя-покровителя. Ну а если фигура исчезает, человека сбрасывают, как расходный материал, что, в принципе, и произошло.

Как ни странно, в отличие от многих орлов своего круга, Альберт Хинштейн оказался достаточно умен, чтобы сделать трезвые и логичные выводы. Не успел, видать, мозги в клубах растерять. Вот и попал в их теплую компанию, хотя Колобанов решительно отказался пояснять, как сумел завербовать такого орла.

– Все нормально, – махнул рукой Игнатьев. Он, в отличие от Вострикова, успел окончательно прийти в себя. Наверное, прошлые увлечения сказались, для экстремала быстро соображать – норма. – Ребята, кажется, немного в шоке.

«Ребята», один из которых был на пятнадцать лет моложе, а второй на десять старше Игнатьева, синхронно кивнули. Оба моментально сообразили, что принять эту версию наиболее простой способ не доводить разговор до драки и притом сохранить лицо. Хинштейн тоже кивнул – он вряд ли поверил услышанному, но развивать тему не стал. Умный еврейчик…

– Где это мы? И где остальные? – Хинштейн с интересом огляделся.

– А черт его знает, – Сергей демонстративно пожал плечами. – Ничего в голову не приходит. Какие-нибудь идеи есть?

– Самому непонятно. Но все же… Если мы вчетвером здесь, то, по логике, и остальные должны оказаться в пределах видимости.

Да уж, и впрямь возможность соображать не утратил. А и в самом деле, сидели они всемером. Перед забросом Колобанов как раз вышел – значит, перенестись должны были, как он и обещал, шестеро. Соответственно еще двое оказались в зоне перехода. Разумеется, если все прошло штатно – бизнесмен предупреждал, что такое количество народу на практике еще никто не переправлял. Это обратно можно сколько хочешь людей выдергивать – и такое делали – а вот туда пока не пробовали. А вдруг не получилось? Первопроходцы, мать их через колено… Гадай теперь, чем все закончится.

Громкий хруст за спиной заставил их дружно развернуться – как раз вовремя, чтобы увидеть, как из неглубокого оврага медведем вылезает Ковальчук. По лесу сей мордатый детинушка ходить не умел совершенно, компенсируя этот недостаток упорством и хорошей физической формой. Вон, плечи аж распирают теплый, крупной вязки свитер. Лицо красное, потное – ну да, одежка не по сезону.

– Люди! Мы где?

– Самим интересно, – буркнул Сергей. Ему, кстати, и впрямь было интересно. Колобанов предупредил только, что они попадут в середину прошлого века. Создавалось впечатление, что и сам не знал толком. Хотя. Можно предположить, что это – период Второй мировой. Декан – он вообще был в теории куда подкованней своего приятеля-бизнесмена, хотя и отдавал ему лидерство в разговоре, – сказал между делом, что параллельные миры формируются в момент глобальных изломов. Чем ближе прокол к точке формирования, тем проще его осуществить, и этим обстоятельством ушлые исследователи пользовались без зазрения совести. Впрочем, по датам не факт – если верить историкам, весь двадцатый век творилось такое, что новые миры вполне могли отпочковываться хоть каждые полчаса. В любом случае, время тут, скорее всего, не самое спокойное. Хотя… когда оно было спокойным вообще?

– Во-во. Интересно… А между прочим, здесь и сейчас лето, – буркнул Ковальчук и стянул через голову свитер. Рубашка под ним была мокрой и облегала тело. – Я чего-то не понимаю?

– Мы тоже.

– А где…

– Да здесь я, здесь.

Голос прозвучал чуть ворчливо, но как-то успокаивающе. И обладатель его выглядел под стать – невысокий, плотно сбитый, в камуфляжной одежде. Мартынов Александр Павлович, в недалеком прошлом начальник охраны крупнейшего (и, к слову, единственного) в их городе торгового центра. Почему ушел? А хрен его знает. Пенсионер, которому не сидится дома, и выглядит соответственно. Но вот глядя на его неторопливые движения, как-то неохота поворачиваться к нему спиной. Из всей их группы Мартынов был единственным человеком, которого Сергей опасался.

Из леса он вышел неторопливо и спокойно, даже чуть лениво, но при этом момент, когда Мартынов оказался вдруг совсем рядом, все пропустили. Плюхнувшись на толстый полусгнивший ствол какой-то незадачливой елки, давным-давно покинувшей сей бренный мир, он стянул с ноги кроссовку, вытряхнул из нее мусор, неспешно, обстоятельно надел и поинтересовался:

– Ну что, все собрались? Тогда, может, попытаемся понять хотя бы, что нам делать дальше?

Следующие полтора часа прошли в спорах о том, куда они попали, инвентаризации всего, что нашлось в карманах, и выработку дальнейших планов. Споры были долгие, громкие, но, как оказалось, бессмысленные. Для того, чтобы определиться, не хватало информации, из карманов удалось извлечь кучу ненужного хлама вроде ключей и презервативов, самым ценным из которого оказались складные ножи Мартынова, Ковальчука и самого Хромова. Ну а дальнейшие действия… Решено было идти и попытаться найти хоть какой-нибудь ручей. Во-первых, всем изрядно хотелось пить, а во-вторых, существовала вероятность, что ручей будет впадать в реку, а где река – там люди. Привычку селиться по берегам рек еще никто не отменял.

Сергей в основном молчал. Пускай говорят другие – он здесь по возрасту не то чтобы младший, с Хинштейном и Ковальчуком они ровесники, но лучше не высовываться. В конце концов, он здесь не для того, чтобы командовать, а ради выживания и возвращения. Ну и заработка, конечно – двадцать тысяч «зеленых» в год Колобанов ему обещал.

А вообще, такое впечатление, что эксперимент ставился не только над таинственными межпространственными барьерами, но и над людьми, собранными в их группе. Ну, с самим Хромовым все понятно. Нищий студент, готовый зубами выгрызть себе, любимому, светлое будущее. Работающий за деньги наемник, чего уж там. Игнатьев – тоже ничего сложного. Престарелый искатель приключений, не желающий смириться с неумолимо подкатывающимся возрастом. Плевать ему и на политику, и на убеждения. В чем-то это даже вызывало уважение – ничего из себя не корчит человек, живет, как считает нужным, и говорит, что есть. Может статься, кому-то подобное будет не по нраву, однако, по большому счету, это только их проблема. В общем, с Игнатьевым все ясно. Зато остальные.

Востриков – оппозиционер. Непонятно, почему. То ли по убеждениям, то ли пиарится на этом, а может, кто-то ему за такого рода мировоззрение платит. Ничего удивительного, ведь не зря журналисты с успехом оспаривают право считаться представителями древнейшей профессии. И характер у Вострикова под стать его убеждениям – человек крикливый, наглый, но притом осторожный. Такие умники неплохо умеют пламенными речами зажигать толпу на митингах, талантливыми (этого не отнять) статьями формировать общественное мнение. И шустро, а главное, вовремя сваливать, предоставляя другим право расплачиваться за допущенные ими ошибки, если что-то пошло не так.

Хинштейн… Ну, он умный. В долговременной экспедиции, скорее всего, от кого-то прячется. Как-то проскочила у него весьма многозначительная оговорка. Умный… вроде бы. Но притом откровенно считает всех неевреев третьим сортом, что-то вроде говорящих обезьян. Тщательно это скрывает, но, по молодости, не всегда успешно. Впрочем, подобное отношение характерно для многих его соотечественников.

Ковальчук. Рубаха-парень, простой, как три копейки, умеющий понять и поддержать шутку. Глядя на него, как-то сразу понимаешь, что батя сего гарного парубка ухитрился убить сразу двух зайцев – и сына вырастить, и дуб. Если, конечно, не обратить внимания на то, как закаменело его лицо вчера, когда они знакомились. Он тогда, помнится, сказал «можно просто Володя», а Востриков, от великого ума, тут же рассказал анекдот про «Тобик, просто Тобик»[2]. Всего на миг закаменело, справился с эмоциями парень мгновенно, и никто, кроме Сергея, на это внимания, скорее всего, не обратил. Для молодого человека такое умение владеть собой, как правило, нехарактерно. Так что Ковальчук – этакая вещь в себе. И вообще, он в свое время перебрался в Россию из какого-то пригорода Киева, а на Украине, если верить слухам и телевизору, все на голову ушибленные.

Ну и Мартынов, конечно. Сергей все-таки в недалеком прошлом был неплохим спортсменом. Высот, конечно, не добился, но умел немало. И уж рассмотреть под нарочитомедленными движениями пенсионера пластику не понаслышке знакомого с рукопашной бойца сумел моментально. Равно как и то, что Мартынов ни с кем не спорил прямо, но повернуть разговор в нужном ему направлении умел. Интересный персонаж…

Хорошо еще, Колобанов не впихнул в их тесную компанию женщин. С него бы сталось. Хотя, скорее всего, циничный бизнесмен просчитал риски и понял, что бабы в таком деле – это все же чересчур. У них тут и без того хватает шансов оказаться пауками в банке. Вострикову, например, Сергей недавно едва не врезал.

А идти по лесу, даже сухому, было не так-то просто. Хромов, в общем-то, совсем уж неумехой себя не считал, да и подготовиться имел возможность. Неброская одежда из тех, что так любят всякие грибники и лесники. Правда, сейчас у них мода на камуфляж, но энцефалитка[3] ничуть не хуже, а внимания к себе у неискушенных в таких вопросах аборигенов привлечет меньше. Правда, жарко в ней, пришлось пока снять, благо комаров не наблюдалось. Обувь, опять же, универсальная – кроссовки, причем очень хорошие, качественные. Работодатель расщедрился. А вот остальные…

Игнатьев в своих джинсах и, опять же, кроссовках держался уверенно, только кофту стянул. Мартынов и вовсе чувствовал себя, похоже, как рыба в воде. Ковальчук, избавившись от свитера, тоже. Зато двум последним участникам их импровизированного марш-броска приходилось страдать за всю команду. У них-то моднючие ботинки, а Хинштейн еще вдобавок и в костюме. Вострикову было чуть проще, образ «человека из народа» и либерала позволял ему таскаться в джинсах, которые выглядели здесь предпочтительнее дорогой ткани. Зато физическая форма немолодого уже журналиста оказалась хуже. В общем, так на так, и уже через какой-нибудь час от обоих валил пар, и ноги, судя по всему, на обувь порядком обиделись. Во всяком случае, хромали оба, Хинштейн на левую ногу, а Востриков на обе сразу. Товарищи по путешествию, мать их…

К счастью, марш-бросок закончился довольно быстро. И не ручьем, о котором уже отчаянно мечтали все, а вполне цивильного вида дорогой-грунтовкой, каких на свете увидеть можно где угодно и сколько угодно. Причем не обязательно в России – по слухам, в той же Канаде этого добра в пять слоев и с горкой, да и гордая Америка, чуть сверни с хайвея, тоже предъявит тебе полное разнообразие «направлений». Конкретно эта была сухой, пыльной и могла похвастаться глубокими колеями. Однако, несмотря на безрадостный вид, настроения всем она подняла – как-никак где дорога – там люди и возможность хотя бы понять, где же они находятся.

Они не успели даже решить, в какую сторону по этой дороге направиться, как в какой-то паре десятков метров от них, из-за поворота, появились люди. Но что это были за люди!

Зрелище было сюрреалистичным настолько, что даже ожидающий нечто подобное Сергей на какое-то время впал в ступор. Поднимая ногами клубы пыли, шла колонна военнопленных. Да-да, именно таких, как показывают в старой хронике. Разве что картинка была в цвете, но как раз это в глаза и не бросалось – все та же пыль, густо покрывающая одежду, волосы, лица, превращала их в однотонные серовато-рыжие силуэты. Было военнопленных не так и много, человек сорок, может, пятьдесят, но пыли они, приволакивая ноги, поднимали, будто колонна танков.

Охраняла все это безобразие пятерка немцев, очевидно, чувствовавших себя в полной безопасности. Пешком шагали всего двое, по сторонам колонны, остальные ехали позади, на телеге. Несильный ветер исправно сносил пыль в сторону, так что фрицы чувствовали себя достаточно комфортно. И, увидев на дороге новых действующих лиц, отреагировали они первыми.

– Хальт!

Первым с дороги бросился Мартынов, Сергей отстал на каких-то полсекунды. И почти сразу загремели выстрелы. Наверное, будь у немцев автоматы, как любят изображать в фильмах, тут им и настала бы хана. Однако винтовки, тем более небрежно заброшенные за спину, оружие не самое скорострельное. Да и немцы к появлению на пути еще кого-то оказались не готовы. Сделав буквально пару прыжков в сторону, Сергей рванул было прочь, благо вряд ли немцы учинили бы серьезную погоню. Шансы имелись, он находился в неплохой форме, однако лес – не стадион, нога подвернулась, и, ломая ветки, Сергей с громким треском растянулся на земле. Попытался встать – но ногу пробило болью. От неожиданности Сергей взвыл, а еще через секунду обнаружил перед носом ствол винтовки. И довольно ухмыляющегося немца на другом ее конце.

Все-таки язык у фрицев отвратительно лающий. Что там ему говорят, учивший, как и большинство современных людей, английский, Сергей не понял, но смысл ясен был и без перевода. Встать, руки вверх, топай на дорогу… Он и встал. А потом грохнулся – нога не держала, и ощущения были непередаваемые. Возле лица вновь колыхнулся ствол винтовки. Вот и все. Сергей закрыл глаза, смотреть в лицо смерти дано не каждому.

Выстрела не последовало. Вместо этого Сергей ощутил на своей ноге быстрые, цепкие пальцы. Открыл глаза – и обнаружил, что немец, присев на корточки, осматривает его ногу. С интересом посмотрел на кроссовки, которые так подвели хозяина, однако отвлекаться не стал. Вместо этого он вдруг перехватил голень пленного обеими руками и как-то особым образом крутанул.

Это было мало похоже на то, как вправляют конечности в современных клиниках, однако сработало не хуже. Конечно, в первый момент пробило так, что в глазах потемнело. Зато когда немец, встав, опять недвусмысленно качнул стволом винтовки, Сергей поднялся без заметных усилий. Значит, вывих был, а немец его вправил. Оригинально…

Но еще больший шок ожидал Сергея, когда он вновь оказался на дороге. Ну, то, что товарищей по приключению немцы повязали, ничего удивительного не было. В конце концов, у них не оказалось ни необходимых рефлексов, ни готовности к подобного рода угрозам. Однако тот факт, что колонна военнопленных, оставшаяся под охраной всего двух человек, просто стояла, и никто не пытался не то чтобы напасть на конвоиров – хотя бы даже бежать – и впрямь удивлял. Их-то всю жизнь учили, что наши не сдавались, а кто попадал в плен, раненый и оглушенный, бежали при первой возможности. Даже из концлагерей бежали. Какие там лагеря? Полностью морально сломленные люди, словно пришибленные. И новых пленных, беззлобно, в общем-то, скалясь, немцы затолкали в хвост колонны, по команде вновь зашагавшей вперед. Даже не обыскали, сволочи.

Шли часа три, до какой-то деревни. Классическая такая деревенька, пара дюжин домов и единственная улица, кривая и разбитая. И флаг над единственным двухэтажным домом, перед которым что-то вроде площади. Флаг, что характерно, красный.

Похоже, начал выстраивать логическую картинку Сергей, первые дни войны и сопутствующий им бардак. Ну да, двадцать пятое июня. Немцы вскрыли советскую оборону и прут вперед, как алкаши за водкой, наглядно демонстрируя окружающим, что такое блицкриг. Потому и шок такой у всех, просто не поняли еще, как это случилось. Кое-кто из невольных соседей по колонне рассказал, что взяли их тепленькими, некоторых вытряхнув прямо из коек. Даже до оружия не успели добраться. А в этой деревне, может статься, даже не сообразили, что оказались во вражеском тылу, и теперь испуганно смотрят из окон.

Кстати, это объясняло, почему и фрицы такие блаженно-расслабленные. Для них, во всяком случае, тех, кто идет во втором эшелоне, происходящее не более чем круиз вроде европейского. Нет пока ожесточения. Да и пленные особых хлопот не доставляют. Вот и сейчас они попросту согнали подконвойных на площадь, благо места хватало. После этого ограничились, скорее, формальной охраной, как понял Сергей, банально кинув жребий. Двое с недовольными лицами остались при пленных, расположившись в теньке возле здания, а остальные, сорвав по дороге флаг, отправились по дворам. Курки-млеко-яйки, все как положено. И, что характерно, это даже не вызвало в душе Сергея каких-либо эмоций. То ли усталость, то ли уже последствия более циничного, чем раньше, мировосприятия двадцать первого века. Победитель берет трофеи – и это норма. А немцы, как ни крути, пока что побеждают.

И что характерно, местные на улицах через некоторое время появились. Деревня, жизнь продолжается, необходимость коров гнать или дрова колоть никто не отменял. Немцы же пока террором не занимаются, вот и успокоились.

На устало сидящих пленных местные пейзане не смотрели ни зло, ни сочувственно. Просто не обращали на них внимания. Даже воды не принесли. Впрочем, фрицы, видать, были заинтересованы в том, чтобы доставить вверенный им контингент в целости, поскольку организовали снабжение. Ну, как организовали – разрешили пользоваться стоящим в соседнем дворе сортиром (хозяева наверняка были ну очень рады), ткнули пальцем в пару солдат поздоровее и погнали их к колодцу за водой, да пригнали несколько баб, которые зло поглядывали и на немцев, и на пленных. Тем не менее, споры были решены посредством несильного удара прикладом по спине, и впечатленные таким ораторским искусством женщины достаточно шустро приготовили на всех нечто не особо изысканное, но и вполне съедобное.

– Бежать надо, – Игнатьев подошел к Сергею, как только начало смеркаться. – Пока все расслабленные и ленивые…

– Согласен, – отозвался тот, рассматривая поврежденную ногу. Голеностоп немного опух, но, как говорится, могло быть и хуже. – Ночью валим, и делу конец. Остальные как?

– Я с ними пока не разговаривал. Сейчас…

Увы, «сейчас» не получилось. Немцы оказались не глупее паровоза и как раз в этот момент предприняли меры для недопущения инцидентов, загнав пленных в стоящий на краю деревни сарай, намертво приперев дверь. Здесь было темно, хоть глаз выколи, и попытка добраться до ушагавших в дальний угол товарищей закончилась печально. Игнатьев на кого-то наступил и тут же жестоко получил по морде – народ, только-только отошедший от первого шока, был злой и шуток не понимал совершенно.

Пока Игнатьев получал по шее сам и впечатлял того, кто решил помахать кулаками, Сергей присел в углу, на кучу пожухлого, но еще сохранившего остатки аромата прошлогоднего сена. Выбираться надо, тут спору нет, однако как? Увы, дальше этой умной мысли процесс размышления идти упорно отказывался – накатывалась усталость, глаза слипались. А потом стало и вовсе не до того, поскольку ситуация, как это частенько бывает, изменилась рывком и капитально.

За воротами раздался лязг, и через каких-то несколько секунд они медленно, с мучительным скрипом распахнулись. Ударил свет… Немного позже Сергей осознал, что не такой уж и яркий, к тому же и снаружи еще не вконец стемнело, однако фары трех рычащих, словно пьяные тигры, грузовиков полоснули по глазам успевших привыкнуть к мраку сарая людей, словно ножом.

Проморгаться удалось не сразу, да и остальные пребывали не в лучшем состоянии – сбились в кучу, терли глаза, злобно матерились. Однако тем, кто устроил им почти что лазерное шоу, было параллельно, какие чувства испытывают люди. Они спокойно наблюдали, и было их чуть больше, чем до хрена. Видать, какая-то часть, да не из простых – вон, недавние конвоиры стоят, вытянувшись во фрунт, как и положено салагам, угодившим под очи крутых орлов из спецназа. А те, что характерно, плевать хотели на чувства и ощущения конвоиров. Вон, один громко распекает их, что весьма напоминает рык волкодава на не успевшую убраться с дороги шавку. Наверняка по какому-то надуманному поводу – по чему-то серьезному говорить будут иначе, однако и без того видно, что конвойным отнюдь не радостно.

А впереди этого великолепия прохаживается офицер. Классический такой, их в старых фильмах о войне именно такими и показывали. Небось, срисовывали с натуры. Высокий, худой, как жердь, руки держит за спиной. Такому Люцифера в кино играть али Дракулу – антураж соответствующий, энергетика тоже. Впрочем, ничего жуткого он пока не сотворил. Постоял, молча, затем, повернувшись, что-то сказал обругивающему конвоиров солдату – или, возможно какому-нибудь сержанту. Видно было плохо, но погоны вроде бы чуть-чуть отличались. Тот, моментально прервав процесс распекания младших по званию, что-то проорал, и те задвинулись, будто получив свежие батарейки. Дюрасел в заднице… Сергей еле удержался от нервного смешка. Пять секунд – и ворота снова закрылись. Лязгнул, входя в пазы, древний засов, еще раз взревели снаружи моторы, и все стихло.

– Приплыли, – как Игнатьев оказался рядом, Сергей не заметил. – Теперь не сбежать.

– Думаешь?

– Это – не лохи. К тому же там у них пара собачек была.

– Не видел.

– Я видел. Этого достаточно. Красивые такие овчарки, лощеные. Нам с тобой на двоих и одной хватит. Придется ждать.

– Чего?

– Случая. Эти, которые приехали, вряд ли тут с нами будут долго. Не та стать, таких орлов в охране не держат. Может, завтра своей дорогой двинут, а там мы и сбежим куда-нибудь. Может, даже с марша.

Возможно, Игнатьев был прав. А может, и нет. Вот только усталость навалилась, будто чугунная гиря, нога всерьез ныла, а перед глазами все еще маячил ствол винтовки. И его неполные восемь миллиметров заслоняли, казалось, весь свет. В общем, Сергей кивнул, хотя собеседник этого не мог видеть, натянул энцефалитку, чтобы не задубеть ночью, и почти сразу провалился в темный, будто омут, сон.

Сон и впрямь освежил, во всяком случае, марш-бросок через лес дался без особых проблем. Разве что добавил пару градусов к собственному комплексу неполноценности – Хромов всегда считал, что по лесу может ходить совсем неплохо и ориентируется вполне на уровне. Но как, скажите, остальные это делали вообще не задумываясь, с картой не сверяясь и компасом не пользуясь? Притом, что в этих местах они вообще ни разу не бывали! Вот так и приходишь к грустному выводу: компьютеры и общая эрудиция хорошо, а реальные навыки куда лучше. Во всяком случае, здесь и сейчас. И выглядят они после пробежки куда как лучше, чем начавший под конец задыхаться Хромов. Единственное оправдание – у него СВТ, а у парней куда более легкие немецкие автоматы, но это так, мелкие нюансы. Себе не стоит врать – ты и с автоматом не сможешь бежать так же, как они, нет у тебя к этому привычки.

Ну и ладно, рефлексии потом, а сейчас главное – задание. По его скудному разумению, полковник не просто так решил проверить эти места. В конце концов, для трехчетырехдневной стоянки проверять городок в двадцати километрах от них смысла особого не имелось. Особенно экстренно проверять. Ну что там, спрашивается, может быть? Даже если немцы решили здесь обустроиться, то максимум рота не самой лучшей пехоты. Скорее даже, пара взводов под командованием какого-нибудь лейтенанта, слишком зачуханного для того, чтобы идти на острие атаки. Вывод простой – за три дня ничего им не грозит. Но вот в перспективе…

Задание у их тесного коллектива простое и, если вдуматься, совпадающее с нормальными устремлениями русского человека. Как можно сильнее изменить ход истории, пускай даже локально. Как это сделать? Если, конечно, отбросить всякие утопические идеи с прорывом к Сталину и открытием ему глаз на преимущества командирской башенки (последняя, конечно, на их Т-34 встала как влитая, но лично Хромову сверхважным преимуществом не казалась)? Выбор богатым не выглядел. По сути, и самого-то выбора не было, один-единственный вариант. Какой? Да все просто – накрошить фрицев по максимуму, причем желательно не серую скотинку, а полковников да генералов. И, как подозревал Сергей, Мартынов намерен был обустроить в этом районе долговременную базу, благо трофейных запасов буквально всего – от сухарей до снарядов и бензина – имелось в избытке. Ну а уже опираясь на нее, можно было бы устраивать рейды куда душа пожелает, техники, хвала всем богам, тоже затрофеили немало. И в этом случае знание того, кто чем дышит в окрестностях, выглядело ой как необходимым.

До места они добрались не то чтобы совсем быстро, однако же и не задерживаясь. Часам к четырем вечера. И увиденное не стало каким-то откровением – с момента появления в этом мире и времени Сергей таких городков с населением в пару тысяч человек видел уже несколько штук. Отличия в деталях, а так – одно и то же. Разросшаяся до непомерных габаритов деревня, застроенная частными, в основном одно-двухэтажными домами с обязательными огородами. Всей разницы с местами, где Хромов провел детство, это обилие фруктовых деревьев. Все же родился Сергей в местах более холодных и, соответственно, на яблони бедных. Здесь же и груши, и вишня, и чего только нет. Пруд, в котором активно играла рыба, явно рукотворный. Во всяком случае, на берегу полуразвалившееся строение, в котором при минимуме фантазии легко угадывалась мельница. Наверное, под нее запруду и сделали. Словом, патриархальная идиллия.

А вот что Хромову не понравилось, так это отсутствие собак. Немецкие солдаты, уроды редкие, всех местных бобиков отстреливали сразу. Зачем? А хрен их, гадов, знает. Так что собаки если и сохранились, то лишь те, которых хозяева успели загнать в дом. И о чем это говорит? Да о том, что или фрицы в городе, или как минимум побывали здесь. Неудивительно, в общем, но все равно хотелось надеяться на лучшее.

С другой стороны, во всем плохом следовало искать хорошее. К примеру, то, что в сумерках (а они наступят уже скоро) садами можно пройти, оставшись незамеченными. Если там собака – не пройдешь, не укусит, так облает, а сейчас – запросто. Главное, соблюдать осторожность и не наглеть. Да и народу на улицах немного, по домам наверняка сидят, чтобы лихо не будить. Стало быть, ночью их вообще не станет, надо лишь не торопиться. Разведка – удел терпеливых. Поэтому разведчики, уютно расположившись между деревьями, принялись выжидать, заодно подкрепляя силы чем бог послал и наблюдая за городом.

Бог и интендант, пророк его, послал немало. Без особых разносолов, конечно, однако с голоду точно не умрешь. Тушенка, сало, хлеб… Самым приятным был чай в трофейном термосе – разводить костер чревато, есть всухомятку или запивая обычной водой тоже не особенно приятно, а чай пошел «на ура». И хотя после этого потянуло в сон, Хромов вооружился биноклем и продолжил осматривать город – мало ли что.

Центр города, кстати, был уже порядком облагорожен цивилизацией. Во всяком случае, несколько кирпичных домов наблюдалось. Четыре этажа – небоскребы, блин… И уж совсем подпирали небо, доминируя над местностью, пожарная каланча и водонапорная башня. Учитывая, что жители обходились колодцами, само ее наличие говорило о железной дороге, которой на карте, кстати, не было.

Ну, карта картой, а железка железкой. После тщательного обзора местности обнаружилась довольно убогая узкоколейка и замерший у самого леса паровоз, с такого расстояния кажущийся игрушечным. И вагоны – очень похоже, здесь занимались лесозаготовкой, вот и построили нечто для внутреннего пользования. Бывает. Кстати, здоровенные кирпичные сараи, к которым узкоколейка, собственно, и была проведена, это или склады, или распилочные цеха. Все сходится. Успокоившись на этом, Сергей продолжил наблюдение и достаточно быстро вычленил центральную площадь, довольно обширную, кстати. Вокруг несколько домишек и нечто внушительное, скорее всего, используемое местной администрацией.

На здании, от которого прямо тянуло старинным купеческим духом, развевался флаг. Хромов присмотрелся – ну да, немецкий, а как ты хотел… Тут же, буквально в сотне метров, обнаружилась школа – такая, как любят показывать в старых фильмах, очень уютная на вид. Правда, вид этот сильно портили двое немецких солдат, лениво куривших во дворе, и немецкий же грузовик. Стоял он, кстати, так, что со стороны особо и не увидишь. Если б не искал целенаправленно, да не знал изначально, где немцы предпочитают квартировать, хрен бы рассмотрел.

Чуть в стороне обнаружилась полевая кухня, но ею, скорее всего, не пользовались. Все правильно, смысла нет. Проще воспользоваться правом победителя и реквизировать у местных, что сочтешь нужным. Сергей на месте фрицев так и поступил бы, а думать, что опытные вояки, прошедшие всю Европу, меньше разбираются в жизненных реалиях, глупо. Ага, а вот, чуть в стороне, возле колодца, какая-то баба за ними убирает. Все правильно, самое лучшее средство для мытья посуды – это, конечно, женщина. Ладно, теперь, в принципе, даже можно и не лезть в город, основное и так ясно.

Увы, благими намерениями выстлана дорога в ад. Не прошло и получаса, как со стороны дороги раздался шум моторов и появились два грузовика. Двигались они вроде бы и неторопливо, километров сорок в час от силы, но прыгали на колдобинах так, что Хромов даже посочувствовал их пассажирам. Вот так покатаешься – и сначала геморрой испуганно выпрыгнет, а потом и позвоночник в трусы осыплется. Железные люди здесь шоферы!

Грузовики пронеслись, если можно так обозвать их черепаший темп, по узким улицам и лихо затормозили на площади. Из кузовов выбрались солдаты – немного, человек десять, а открытую кабину головной машины украшал своим обликом какой-то офицер. Появление их ажиотажа первоначально не вызвало, однако уже через пару минут вокруг закипела жизнь. Очень похоже, все же какое-то начальство, облеченное властью, но притом не особо крупное. Генералы на грузовиках не ездят.

Еще через несколько минут суета на площади улеглась, зато началась в окрестностях. А вот что там происходило, понять никак не выходило – сады, которые, в теории, должны были скрывать их продвижение ночью, сейчас мешали рассмотреть происходящее в городе. Вместо целостной картинки выходили какие-то куски мозаики, плохо связанные между собой. И следующий час ясности не добавил, хотя, откровенно говоря, вряд ли это касалось разведчиков напрямую.

– Командир, глянь-ка, – Селиверстов, бесшумно подкравшись, от чего Хромов едва не подпрыгнул из положения «лежа», тряхнул его за плечо и указал влево. – Да не туда, на пруд смотри, на камыши.

Вначале Сергей ничего не увидел, однако потом его внимание привлекло короткое нездоровое шевеление. Ага! Вот и его источник. Люди, разумеется, сколько – непонятно, однако по виду местные. Оружия не видать, хотя это еще ни о чем не говорит. Что же, есть возможность расспросить, авось пригодится. Хромов прикинул – метров двести, может, чуть больше. Подойти незаметно вполне можно. Правда, для скрытности придется делать небольшую петлю, но зато от леса до края пруда метров пятнадцать от силы. Нормально.

– Пошли, – он встал, забросил на плечо СВТ. – И тихо мне!

О последнем, кстати, мог и не предупреждать – самым громким в группе был он сам. Десять минут неспешным шагом – и вот они, камышовые сидельцы, как на ладони. С этого ракурса видно их неплохо. Видать, не ожидают, что кто-то может подойти сзади. Что же, тем лучше – задача упрощается. Человек восемь… Ну да, восемь. Мужчин всего трое, причем взрослый только один, остальные пацанята лет десяти-двенадцати на вид. Оружия по-прежнему не наблюдается. Отлично.

На лес они не смотрели и, соответственно, не видели, как разведчики, укрываясь в высокой траве, ужами подползли к беглецам. Разве что старший в последний момент то ли услышал что-то, то ли почуял посторонний взгляд, развернулся – и уперся лицом в ствол автомата. Ильвес держал его с таким зверским выражением лица, что можно было не сомневаться – пальнет не раздумывая. Хотя как раз этого делать курсант и не собирался, да и остальные тоже. Все же выстрелы немцы услышат, к бабке не ходи. Но вот стоящим под прицелом об этом знать было пока не нужно.

– Хальт! Хенде хох! Руки поднял, кому говорю!

Мужик последовал доброму совету, не рискуя качать права. В войну их всегда больше у тех, кто при оружии. Хромов, глядя на это, кивнул:

– Кто такие?

– Я… Это…

– Короче, живете здесь?

– Д-да…

– Ясно. Тогда слушай мою команду. Ползком к лесу! И не дай бог кто-то голову подымет!

Стремительная ретирада прошла без эксцессов. Все же немцы контролировали разве что город, да и то больше формально. За обстановкой вокруг непуганные толком фрицы особо не следили. Что же, тем лучше. Во всяком случае, информацию можно было теперь получить из первых рук, и она, откровенно говоря, не радовала.

Полчаса спустя они знали более чем достаточно, и, хотя напрямую их происходящее не касалось, приятного все равно было мало. Фрицы, как оказалось, приехали брать заложников. А может, расстреливать, кто их знает. Один из пацанов неплохо понимал по-немецки, видать, талант врожденный да учитель в школе был неплохой. Вместе со сверстниками он крутился у площади – пацанам всегда интересно, что и как происходит, особенно если это связано с военной техникой. Ну и услышал кое-что.

В общем, была череда нападений на немецких солдат. Вряд ли это относилось к группе Мартынова – полковник, как ни крути, вел своих ночью, да и от активности приказал воздерживаться, дабы не демаскировать себя раньше времени. Однако же как показала нынешняя ситуация, любителей поохотиться на оккупантов хватало и без них. Немцы же народ сентиментальный, но рациональный, пошли по самому простому варианту противодействия – взять заложников из местных, а потом за каждого убитого солдата сколько-то расстреливать. Не бесспорное, но логичное решение, требующее минимальных затрат. Этичным же отношением к побежденным немцы никогда не отличались.

Мальчишка, услышав это, проявил несвойственную возрасту смекалку. Тут же объяснил расклады товарищам – и дунули они по домам, родных предупредить. Что, где, у кого и как дальше сложилось – хрен знает, но конкретно эта семья успела бежать и скрыться в камышах. Ну а там их, соответственно, Селиверстов и засек. Почему в лес не бросились? А вначале одна из женщин впопыхах ногу подвернула, потом же адреналиновая волна схлынула и стало просто страшно. Вот и спрятались, куда ж деваться.

Слушая рассказ, Хромов продолжал наблюдать за городом и все более убеждался, что говорят ему правду. Во всяком случае, как выволакивают и сгоняют на площадь людей, было видно совсем неплохо. Пинками, кулаками, прикладами, без разделения на пол и возраст. И с энтузиазмом непомерным…

Вот так вот. Менее всего Сергей ожидал увидеть подобное зрелище. Во всех учебниках, в любой литературе писалось, что зверства учиняли эсэсовцы. Типа эти на голову сдвинутые на идеях фюрера молодые уроды на геноциде населения специализировались. Мол, вермахт героически сражался, а вот эсэс…

Нет, он знал, что эсэсовцы тоже воевали, и воевали хорошо, умело и храбро. Тоже читал. Но к нынешним раскладам данное обстоятельство отношения не имело в принципе, потому как орлов в черной форме на горизонте не наблюдалось. И в их отсутствие «белые и пушистые зольдатены» в обычной полевой экипировке отнюдь не брезговали выполнить грязную работу самостоятельно. Психология завоевателя во всей красе – мы победители, а вы так, быдло. И от этого к горлу все явственнее подкатывал мутный комок злости.

– Что делать будем?

Ну, это, как всегда, Селиверстов. Ильвес предпочитает не спрашивать, а просто дождаться решения – то ли психология прибалта, то ли обучение в военном училище свои плоды приносит. Впрочем, нюансы не столь важны. А вот что делать дальше – это и впрямь серьезно. Можно уйти, тут никто не осудит, но что дальше? Отправить кого-нибудь из парней к своим, оставшись вдвоем наблюдать? Пожалуй, наилучший вариант. Доложить Мартынову, пускай решает. Тот же Селиверстов, если постарается, даже по лесу часа за три доберется. Одному получится быстрее, чем группой, особенно с обузой в его, Хромова, лице. И только решение наконец сформулировалось, как раздавшийся со стороны города треск выстрела погреб его под суровой реальностью и заставил всех троих вновь приникнуть к биноклям.

Ну да, немцы развлекались. Посреди улицы лицом вниз лежало чье-то тело. Чье? Не видно, да и плевать, потому как рядом разворачивалось куда более интересное действо. Излюбленная немецкая забава – человек, а вокруг несколько солдат с винтовками, штыки примкнуты. Человек вертится, как уж, но сделать ничего не может, хоть кто-то из немцев все равно оказывается позади него и – тыкает штыком в ягодицы, заставляя жертву подскакивать. Им это кажется, наверное, очень смешным. Из ближайшего двора выскакивает вдруг мальчишка, лет, может, восьми, с топором. Кидается на немцев. Один из солдат ловко насаживает его на штык… Все, дальше смотреть не хотелось совершенно. И хотя это было нарушением приказа, Хромов злобно скривился и сказал:

– Селиверстов, Ильвес, дуйте к нашим. Сообщите полковнику, что видели.

– А ты?

– Я? А я пойду, поговорю с этимию… Очень хочется.

– Командир, а не пойдешь ли ты… далече? – Селиверстов презрительно сплюнул. – Ты меня за кого держишь? Вместе пойдем. Поговорим.

Курсант промолчал, лишь кивнул согласно. Что же, спорить не было смысла – все равно не послушают. Хромов и сам бы не послушал. Вздохнув, он кивнул и приказал:

– Тогда двигаем опять к пруду, а там уже до домов рукой подать. Оружие проверили – и пошли. Вы, – он обернулся к местным, – сидите здесь. Авось пронесет. С богом, парни!

До домов они смогли добраться без происшествий – видать, немцы были слишком заняты. Да и немного их было, приехавших – от силы человек десять, в местном гарнизоне если и больше, то – чуть. В общем, по сторонам особо не посмотришь, а потому их предприятие не выглядело совсем уж безнадежным. Да, у немцев перевес десять к одному, но на большой площади, по двое-пятеро. Отловить их поодиночке вполне реально. Сложно, однако реально, благо нападения они не ждут, плюс безнаказанность развращает. А вот потом можно и поговорить, за жизнь или за смерть – это уж как получится.

Они шли к тем игрокам со штыками – не потому, что испытывали к ним особую ненависть. Точнее, парни, может, и испытывали, а вот у Хромова мозги сейчас работали холодно, четко и отстраненно. Остальных придется искать, местоположение же этих умников достаточно четко локализовано. Стало быть, и начинать проще всего с них. Даже если они уже закончили, вряд ли ушли далеко.

Как оказалось, и впрямь закончили. Человек, над которым солдаты издевались, лежал в пыли, лицом вниз, и на спине его расплылось пятно крови, на фоне синей рубахи кажущееся фиолетово-черным. Что же, ему не повезло, равно как и пацану с топором, и тому, кого пристрелили в самом начале… Скорбеть некогда, это война, ребята. И Хромов к случившемуся был морально вполне готов. Потом, когда все закончится, он вольет в себя пару стаканов трофейного пойла, снимая накопившийся стресс, а пока выпустит кишки тем, кто здесь отметился. И это полезнее и достойнее, чем рефлексировать.

На первого немца они наткнулись почти сразу. Встреча оказалась неожиданной для обеих сторон, вот только разведчики ожидали, что она рано или поздно случится, а фриц не ожидал. Он просто вышел из-за угла, поправляя китель – очень похоже, тут же, у забора, справлял малую нужду. И все, что он успел сделать – это приоткрыть от удивления рот. А потом штык СВТ ткнул его точно под нижнюю челюсть, и фриц, отвратительно трепыхнувшись, осел на землю. На руки капнуло теплым, и, стряхнув убитого с винтовки, Хромов не удержался, сорвал лопух и тщательно обтер сначала оружие, а потом ставшие вдруг липкими пальцы. Товарищи смотрели понимающе…

– Вперед!

Еще один немец попался буквально сразу же. Тоже… гм… облегчался. Впрочем, он уже заканчивал, и Хромов не стал его торопить. Дождался, когда этот смертник натянет штаны, после чего продемонстрировал молодецкую стать во всей красе. Как оказалось, этот тоже был не готов к неожиданностям, а зря. И, прежде чем фриц опомнился, Хромов успел добежать и с размаху, как по мячу, пробил ему ногой в пах. Получилось шикарно!

Крик не состоялся, умер в зародыше. Вместо него на суд благодарной публики излился какой-то сип, глаза у немца выпучились и стали похожи на два мячика для пинг-понга. Однако ни упасть, ни даже сложиться противнику Хромов не дал – сгреб за шкирку, развернул, прикрываясь. Защита из человеческого тела так себе, винтовочную пулю не остановит, но выпущенную из пистолета или автомата – вполне. Лучше, чем ничего, а сейчас нельзя было пренебрегать ни одним шансом.

Никто не выскочил. Что же, тем лучше. Посмотрев на немца, Хромов сообразил, что после такого удара тот вряд ли сможет разговаривать. Во всяком случае, в ближайший час точно. Перестарался, жаль. Ну и ладно. Короткое движение, и немец обмяк – со свернутой шеей не живут.

– А ловко ты его, командир, – шепотом выдал комплимент Селиверстов, подхватывая труп за ноги и уволакивая в густые заросли крапивы.

– Выберемся – научу, – так же шепотом ответил Сергей. – Скоро ты там?

– Уже, – Селиверстов выбрался обратно, потирая ожоги от злющего сорняка. – Томас, долго ты еще там будешь?

– Иду, – Ильвес догнал их, держа в каждой руке по винтовке. – Куда их?

– В крапиву кинь, некогда возиться. Тут еще двое рядом. Где они, кстати?

Истошный визг был им ответом. Нечеловеческий визг. Хромов приник к щели в заборе. Ну да, так и есть, двое оставшихся фрицев ловят по двору поросенка, а шустрая хрюшка вовсе не желает быть съеденной. Мечется, отчаянно ныряя то под высокое крыльцо, то между ног у незадачливых охотников. Просто замечательно! И, естественно, в азарте никто не обратил внимания на три тени, перемахнувшие через не такой уж и высокий забор. А потом стало слишком поздно.

Селиверстов тенью вырос позади «своего». Немец был высоким, спортивным парнем, по сравнению с ним разведчик выглядел замухрышкой. Но сейчас это ничего не значило. Короткий высверк ножа – и немец оседает, хватаясь руками за горло, и между пальцами у него брызжут фонтанчики крови, алыми каплями ложась на остатки не до конца вытоптанной травы. Его товарищ не успевает ничего понять – и падает от короткого удара прикладом. Спасибо Громову за науку! Ильвес страхует, настороженно поводя вокруг стволом автомата, но все спокойно. Хозяева дома, если они вообще еще здесь, сидят внутри и кашлянуть стесняются, а немцев поблизости вроде нет. Самое то, чтобы «языка» порасспросить.

– В дровяник его, – Хромов подхватил немца за шиворот. – Томас, помогай!

Эстонец забросил автомат за спину, ухватил немца за ноги. Теперь страховал их Селиверстов, у него получалось даже лучше. Несколько секунд – и пленного убрали подальше от чужих глаз, убитого и вовсе кинули под забор. Правда, в ухоженном дворе крапивы не наблюдалось, но тело прикрыли удачно подвернувшейся деревянной тачкой, явственно смердевшей навозом. Все, сразу не увидят, а им много времени и не нужно.

Фриц пришел в себя на удивление легко – хватило ведра зачерпнутой из стоящей во дворе бочки воды. Теплой, мутноватой, с плавающими в ней личинками комаров и явственным запахом тины. Однако же, когда она вылилась немцу на голову, он заворочался, приходя в себя, открыл глаза, понял, что случилось, и открыл рот, дабы как следует заорать. И замер, увидев у самого глаза жутковато поблескивающий даже сквозь не вытертую да конца кровь металл штыка. Вот так-то, соображает, и это очень неплохо.

Секунду спустя Хромов сообразил, что он – идиот. Языка-то не знает, а их штатный переводчик Плахов остался вместе с группой, так сказать, при штабе. И как теперь допрашивать этого хренова немца? Этот риторический, в общем-то, вопрос он озвучил вслух, и, к своему удивлению, получил на него ответ.

– Разреши я, – Ильвес слегка размял кисти рук. Кулаки у него, стоит признать, были здоровые. – Я немного понимаю по-немецки.

– Откуда?

– В детстве в лавке работал. Убирался, приносил-уносил товары… Там хозяин немец бы, кое-что я запомнил.

– Действуй. Только не убей раньше времени.

– Постараюсь, – криво улыбнулся курсант. – Сейчас заговорит.

Немец и впрямь заговорил очень быстро. Наверное, потому, что не рассчитывал получить в морду от унтер-меншей. Морально, так сказать, не готов был к допросу, а потому раскололся уже после нескольких плюх, для здоровья, к слову, абсолютно неопасных. Рассказал, правда, немного – в основном подтвердил сказанное беглецами, а также выводы Хромова относительно численности солдат и того, что главный среди приехавших всего лишь гауптман, капитан по-русски. В общем, мелочи, а больше ничего фриц толком не знал, и прибили его спокойно, безо всяких эмоций и лишних мучений. Ничего личного, просто война.

Еще двоих немцев они сняли минут через пять. Солдаты двигались по улице с той же беспечностью, что и первая группа, за что и поплатились. А вот дальше, продвинувшись до самой площади, разведчики не встретили никого. И только сейчас Хромов понял, как маразматически выглядит его идея отлова немцев поодиночке. Городок, пускай даже небольшой, это не голое поле, и охотиться на противника можно хоть до посинения, банально расходясь с немецкими солдатами по соседним улицам. И, скорее всего, убитых хватятся раньше, чем удастся серьезно проредить их численность. Что тогда прикажете делать? Назад-то уже не сдашь. Разве что импровизировать, но все их действия и так сплошная импровизация, ничего в голову не приходит.

Мрачно размышляя по поводу своей дурости, Хромов рассматривал стоящие на площади грузовики. Один пустой, у второго откинут капот, видна задница водителя – небось, шаманит что-то, в это время даже немецкая техника далека от совершенства, постоянно надо что-то подкручивать и настраивать.

А хорошие машинки. Небольшие, шестиколесные, с откидным верхом кабины и притороченной сбоку запаской. Крупповские[29] – во всяком случае, на разгромленном аэродроме сказал один из водителей, обнаружив такой агрегат. Все сокрушался по поводу того, что машину буквально изрешетили – уж больно она ему нравилась. И людей можно возить, и грузы, и пушку таскать. Легкая, удобная… Здесь и сейчас наблюдались точно такие же, даже жалко их будет жечь.

– Глянь, – Селиверстов толкнул его в плечо. Хромов повернулся – ага, немцы гонят первую партию заложников. Немного, человек пятнадцать. Загнали во двор школы, приказали сесть прямо на землю, оставили двоих для охраны, остальные направились на площадь, курить и зубоскалить. Через несколько минут пригнали вторую группу, тоже загнали во двор. Сергей быстро посчитал солдат, находившихся здесь, вычел тех, кого они уже вывели из игры… А ведь может получиться!

Своей идеей он поделился с остальными, и неприятия она не вызвала. Ну, в самом деле, немцев много, но отнюдь не запредельно, всего, когда подойдут оставшиеся, соберется чуть больше двадцати человек. У них винтовки, и то не у всех – кое-кто не собирается таскать постоянно эту тяжесть. Вон, сразу несколько штук к колесу грузовика прислонены. Автомат они видели один – у гауптмана, и тот держит его не в руках. Сейчас они с местным комендантом в лейтенантском чине курят на скамейке у здания администрации, у обоих только пистолеты, и ничего более серьезного в поле зрения не наблюдается. В этой ситуации три автоматических ствола, два из которых специально заточены под бой на ближней дистанции, козырь неплохой. Да и гранаты имеются.

В общем, шансы есть. Если, конечно, удастся полноценно использовать эффект внезапности. Главное, отвлечь немцев и желательно собрать их вместе. Вопрос только, как. Мысль пришла в голову в тот момент, когда один из немцев, колдующий у стоящей тут же, во дворе, полевой кухни, крикнул что-то на своем лающем языке. И все, как один, потянулись к нему. Включая отложившего ремонт водителя. Какая все же дисциплинированная нация!

– Бумага есть?

Товарищи переглянулись, потом Селиверстов выудил из кармана довольно солидных размеров кусок газеты, таскаемый для всем известных нужд. Хромов усмехнулся:

– Замечательно. А теперь слушай, что делаем. Аккуратненько запихиваем эту бумагу фрицу в бензобак. Она там будет плавать, и пока мотор работает на холостых, ничего не случится. Немец, когда закончит ремонт, скорее всего, заведет свой тарантас, погоняет его на разных оборотах. А когда газанет, бумагу притянет к фильтру, и движок, что характерно, заглохнет. Ну а пока они будут разбираться, мы можем делать, что хотим, все равно они вокруг машины крутиться будут – кто-то советы давать, кто-то ржать, кто-то ругаться. И по сторонам глазеть никому на ум не придет.

– Думаешь?

– Знаю, – ответил Сергей с уверенностью, которой на самом деле не испытывал. – Человек может до бесконечности смотреть на горящий огонь, текущую воду и то, как работают другие. И уж точно посмеяться над тем, кто пашет, пока остальные курят, сам бог велел.

– А сработает?

– С дизелем срабатывало, – пожал плечами Сергей, не уточнив, правда, что было это на полвека позже и с куда более продвинутым в техническом плане грузовиком. – Сделали мы одному уроду гадость.

– За что? – тут же поинтересовался Селиверстов.

– За то, что урод, – уточнять, что за привычку ездить с дальним светом и не выключать его, Сергей не стал. Просто потому, что на здешних машинах такой приблуды, как дальний свет, он пока что не встречал и не был уверен, что в данный исторический период она вообще существует в природе.

– Понятно, – деловито кивнул боец. – Кто пойдет?

– Да сам я и пойду. Томас…

– Тоомас…

– Да хоть Чингачгук. Держи винтовку, мне с ней тащиться несподручно.

– А…

– Если прокрадусь тихонько – никто и не дернется, а заметят – и пулемет не поможет, – Сергей пару раз глубоко вздохнул, ставшим уже рефлекторным движением проверил оба пистолета. Мысленно посетовал, уже в который раз сегодня, что нет ни одного глушителя, шевельнул плечами. – Ну все, я пошел.

Все же сады – это кладезь вдохновения для художника и кошмар часового. Где-нибудь на открытой местности подберись к цели, попробуй, а здесь и сейчас – да без проблем. Дошел, благо машина едва не утыкалась бампером в раскидистый куст какой-то плодово-ягодной культуры, аккуратно запихнул бумагу в бак, вернулся – и все это никем не замеченный. Разве что лоб покрылся крупными, будто горошины, каплями пота. Нет, когда выберутся… если выберутся, он точно нажрется в хлам, благо есть чего. Но это все потом, сейчас же ему оставалось лишь нырнуть в канаву, плотно оккупированную разведчиками, и продолжить ждать. К счастью, недолго.

Шофер, закончив обед, вернулся к своему пепелацу, поковырялся в двигателе еще минут двадцать, потом залез в кабину, завел. Двигатель зарычал спокойно и ровно, неторопливо, словно довольный жизнью сытый кот. Минута, две… Внимательно прислушивающийся к чему-то водитель удовлетворенно кивнул, дал газу. Мотор бодро взвыл, секунд пять порычал. И заглох.

Попыток было еще пять, одна за другой. Шофер вновь залез под капот. Еще полчаса и три безрезультатные попытки. Веселый гомон солдат… Теперь здесь толклись практически все, кроме часовых возле задержанных, занятого чем-то своим повара и офицеров, продолжающих что-то оживленно обсуждать. Небось, баб, подумал некстати Хромов. И, как бы это ни глупо в такой ситуации выглядело, пришел к выводу, что вопрос о сохранении верности оставшейся в другом мире избранницы выглядит бесперспективно. Особенно с учетом того, что она его регулярно динамила, а длительное воздержание здоровью противопоказано. Хихикнув мысленно, он прогнал ненужные сейчас размышления, еще раз прикинул диспозицию и аккуратно прицелился.

– Гранатами – огонь!

Как ни обидно признать, гранатами, в сравнении с местными вояками, он пользоваться не умел. Не то чтобы вообще не умел – Мартынов показывал все, что нужно знать. Просто здесь гранаты учили метать аж со школы, в армии доводя мастерство до совершенства. Он так просто не умел. Впрочем, у него и без гранат хватало работы. И к тому моменту, как трофейные немецкие «колотушки», неуклюжие на вид, но на практике весьма удобные, отправились в полет, он успел выстрелить четыре раза. И как минимум дважды попал. Обоих офицеров (по две пули на брата, чтоб наверняка, благо скорострельность позволяла) смело. Еще один выстрел, по охране – «в молоко», и в этот момент рванули гранаты.

Все же эффект от их применения по кучно стоящему противнику несколько отличается от того, что показывают в кино. Нет тебе ни фонтанов земли на полнеба, ни эффектно (и комично) разлетающихся во все стороны врагов. Так что по эффектности реальным гранатам до кинематографа далеко, а вот по эффективности…

Немцев, оказавшихся поблизости от взрывов, раскидало, словно кегли. Как сварливая теща, взвизгнули над головами осколки. И в следующий момент три фигуры, буквально взвившись из укрытия, покритиковали опешивших врагов в упор из двух автоматических стволов. СВТ, правда, по скорострельности уступала автоматам, и здесь свои достоинства не продемонстрировала, но это было не столь важно – у Хромова была иная цель. Громко бухая каблуками так и не ставших привычными сапог, он мчался к заложникам, надеясь лишь, что охреневшие от происходящего часовые не успеют среагировать адекватно.

Времени его бросок потребовал всего ничего, секунд пять от силы, но показались они вечностью. А немцам, наверное, мигом единым. Не зря выстрелить успел только один, в белый свет как в копеечку. Никогда не следует злиться на людей. От этого дрожат руки и сбивается прицел, как-то отстраненно успел подумать Хромов. А потом немец оказался совсем рядом, и Сергей, не останавливаясь, коротко и четко, как учил Громов, ударил его штыком. Тот вошел мягко, словно в масло – и застрял. Тело немца свело спазмом…

Сергей толчком опрокинул его, без малейшей брезгливости уперся сапогом, освобождая штык, повернулся ко второму часовому, белому как мел, отчаянно дергающему затвор, и выпустил практически в упор все, что оставалось в магазине СВТ. Башка немца разлетелась вдребезги; с воплями бросились в стороны те, кого он охранял… А Хромов посмотрел на результат с полнейшим безразличием и каким-то отстраненным спокойствием. Смутить его зрелище не могло. Как-никак трупов он за последнее время повидал больше, чем проктолог задниц. И брызги чужих мозгов на сапогах были сейчас ничего не значащей липкой массой, которую надлежало обтереть, не более.

Вот и все – четко, быстро, никаких рефлексий. Руки независимо от сознания, с приобретенной уже в этом мире сноровкой, меняют пустой магазин на снаряженный. Короткий лязг затвора – все, оружие готово к бою. Вот только целей больше нет. Лишь трупы в художественном беспорядке – закономерный результат внезапной атаки на далеко не первосортных вояк. Умерли, не успев сообразить, что произошло. Было бы удивительно, сложись что-то иначе.

– Сергей! Командир!

Хромов повернулся на крик и как можно более невозмутимо поднял левую бровь:

– Что у вас там?

– Да пленного взяли, – Селиверстов стоял над офицерами и тыкал в них стволом автомата. Ильвес ходил среди лежащих тут и там немцев, держа в руке пистолет. Успел где-то разжиться – когда они выходили в рейд, короткоствола при нем не было, это Хромов помнил точно. С каменным выражением лица эстонец тыкал ногой тела. Время от времени негромко щелкал выстрел – зачистка штука малопочетная, но полезная и нужная. Молодец…

Пленным оказался местный лейтенант. Второму Хромов попал точнехонько между глаз, так, что спереди была небольшая, в общем-то, дырочка, а затылок вынесло начисто. Лейтенанту же повезло чуть больше. Пуля разворотила немцу плечо. Для жизни, в общем-то, неопасно, крови вытекло немного. Зато сознание упорхнуло птичкой. Это только в кино раненый продолжает стрелять как ни в чем не бывало. Нет, отдельные ситуации, когда адреналиновая волна перебивает боль, могли наблюдаться, но это скорее исключение из правил. В подавляющем большинстве случаев болевой шок и потеря боеспособности, чаще всего вместе с сознанием. Вот как сейчас, например.

– Ну что же, не пропадать же добру… Томас! Глянь, там перевязочных пакетов нет?

– Тоомас, – педантично уточнил курсант, но от дальнейших препирательств воздержался. Зато буквально через несколько секунд приволок целую сумку, набитую бинтами, ватой и еще черт его знает каким добром. – Вот. Только зачем на него добро переводить?

– Полковнику его сдадим, пускай расспросит, – отозвался Хромов, деловито распарывая на пленном одежду.

– Да что он может знать?

– А вдруг? К стенке мы его поставить всегда успеем. Помогай давай.

– Все равно не дотащим, – фыркнул Ильвес, но послушно перехватил застонавшего немца.

– Дотащим, он жилистый. Хотя выглядит, конечно… Судя по виду, когда его делали, мама не хотела, а папа не старался.

Селиверстов фыркнул, сдерживая рвущийся наружу смех. Ильвес сохранил невозмутимость, но заметно было, что дается она ему нелегко. Втроем они довольно быстро, хотя и не слишком умело замотали немца так, что из-под бинтов торчала одна голова, а потом Хромов повернулся ко все еще толпящимся во дворе школы и с испугом глядящим на освободителей заложникам:

– Ну, и что мы встали? Немцев дохлых не видели? Так насмотритесь еще, война только начинается. Брысь по домам!

Надо же, подействовало. Будто переключили у них что-то в мозгах, и рванули все по домам, только пятки засверкали. Мужчины, женщины, дети… И Селиверстов, провожая их глазами, явственно вздохнул.

– Чего ты? – удивленно спросил Хромов.

– Да там девушка была… Э-эх!

– И чего ж ты тогда терялся? – поинтересовался Сергей, удивляясь, как Селиверстов ухитрился в такой момент еще и на девушек внимание обратить. Впрочем, на адреналине можно словить глюки и похлеще, чем сельская красавица. Лично ему они здесь, кстати, все как на подбор напоминали французскую актрису – ту, что играла лошадь мушкетера.

– Так ведь…

– Подождал бы фриц. Лично мне его самочувствие до одного места, лишь бы на вопросы отвечать мог. Что, очень понравилась?

– Ага, – Селиверстов покраснел, совсем как мальчишка. Из-под маски сурового пса войны разом вылез тот, кем он был на самом деле. Практически юнец… Рядом с ним Хромов, выросший в куда более насыщенном информацией, а главное, циничном времени, почувствовал себя если не стариком, то, во всяком случае, умудренным опытом мужчиной. И смотрел на товарища с нескрываемой усмешкой. Как здесь все просто. Один взгляд – и все, голову потерял. Впрочем, те же медузы и без мозгов живут миллионы лет. Собственно, это обстоятельство дарит людям надежду.

– Закончим – попробуй найти. Может, и получится. И хорош краснеть и мяться. Женщины любят мужчин сильных и уверенных в себе.

– Но…

– Запомни, главное – не унывать. На собственных соплях очень легко поскользнуться. Если и впрямь очень постараешься – найдешь.

– Ну, а дальше?

– Сам думай. И вообще, меня не интересуют ваши сексуальные фантазии. У меня своих достаточно. Все, помогай давай.

Подхватив раненого, они подтащили его к грузовикам, благо обе транспортные единицы остались на ходу. Даже колес не попортило, только в бортах осколками наделало пробоин. Вот только немец к транспортировке оказался не готов, хрипло вскрикнув и открыв мутные от боли, глубоко запавшие глаза.

– Больно? Ну, ничего, терпи. Вам за это деньги платят.

– Командир, как ты можешь быть таким циником? – все же то, что было нормой для человека из будущего, Селиверстову казалось не то чтобы диким, а, скорее, непривычным.

Хромов пожал в ответ плечами:

– Я такой, какой есть. И не жди от меня сочувствия к врагу. Я его еще в младенчестве пропил. На пару с совестью, которую на карандаш сменял.

Селиверстов лишь головой мотнул, однако комментировать не стал. Хотя наверняка нелегко ему – все же, как ни крути, в этом времени много стереотипов. О том же классовом братстве, например. И умом-то понимает, что перед ним враги и что стреляет в него какой-нибудь немецкий рабочий, но вбитые намертво «истины» о том, что рабочий – это обязательно свой, товарищ, наверняка толкают под руку. И если в бою работают рефлексы, то после него – рефлексии. Впрочем, это пройдет. И размышляя о столь высоких материях, Хромов перестал смотреть вокруг… А зря!

– Ложись!

Вот он минус для не служившего в армии студента. Солдату при грамотно построенном обучении в голову буквально вбивается: команды выполняются не задумываясь. Хромову же вначале потребовалось осознать и понять – за время, проведенное в этом мире, полезных рефлексов добавилось, но гражданскую сущность они еще до конца не перебороли. В следующий миг Селиверстов как живой таран сбил его с ног, и лишь несколько секунд спустя пришло понимание, что обдавший голову ветер – след от пули, прошедшей совсем рядом, может, в паре сантиметров от виска. А грохот выстрела он так и не услышал.

– Где? – злобно прохрипел Сергей, перекатом уходя под защиту грузовика.

– На каланче.

Хромов высунулся, быстро посмотрел на высокую, еще дореволюционной постройки башню обзора местных брандмейстеров и тут же ушел назад. Вовремя – песок там, где он был за секунду до того, взрыла пуля. Хорошо стреляет, гад. Но что хотел, он все же увидел – и место, где засел противник, и, главное, шустро крадущегося к каланче Ильвеса. Тоомас выбрал достаточно удачный маршрут, оставаясь в мертвой зоне, да и вообще стрелок вряд ли его заметил. Все же курсанта явно учили на совесть.

– Отвлекаем…

Лишний раз объяснять Селиверстову не потребовалось. Высунулся на секунду, дал короткую очередь куда-то в сторону цели и тут же спрятался. Кланг! В тонком металле борта появилась дырка, не предназначен грузовик для противостояния пулям. Хотя и выстрел точностью не отличался, промах на полметра, не меньше – стрелок явно занервничал.

Хромов тут же высунулся. Трижды выстрелил, благо «светка» позволяла не терять время на передергивание затвора, и тоже нырнул в укрытие. Ответная пуля свистнула выше. Нормально…

Они повторили это еще несколько раз, а потом с колокольни раздался вопль, и, высунувшись, Хромов увидел непонятное мельтешение наверху. Более всего это смахивало на потасовку – похоже, Ильвес добрался-таки до снайпера.

Переглянувшись, разведчики, не сговариваясь, синхронно выскочили из укрытия и бросились к каланче, однако их помощь уже не требовалась. Когда они, тяжело дыша, бежали по лестнице, навстречу им вышел курсант, держа согнувшегося в три погибели высокого, худого мужика. Что интересно, не в форме, а во вполне гражданском кургузом пиджачке. Правая конечность стрелка была заломлена за спину, чуть не до затылка, так, что дернешься – сломается. Второй рукой Ильвес держал пленного за длинные сальные волосы, оттягивая ему башку назад. В общем, капитально защемил противнику все, что можно и нельзя. Увидев подмогу, заулыбался, демонстрируя свежий фингал под левым глазом:

– Там мой автомат остался и его винтарь. Подберите, а…

– Подберем… Как ты его усек? – спросил Хромов у Селиверстова, протискиваясь наверх. Тот лишь сделал гордый вид. Ну что же, и без слов ясно – случайность, помноженная на боевой опыт и хорошую реакцию. Повезло…

Винтовка была немецкая, изрядно потертая и очень ухоженная. И – длиннее образцов, которые попадались Хромову раньше, видать, наследство прошлой войны еще. Пленный, мужик средних лет с качественно стянутыми за спиной руками, периодически зло посматривал на Сергея, крутившего оружие в руках.

Остальные расположились тут же, благо с трофеями уже разобрались, просто закидав их в кузов одного из грузовиков. Курсант зло смотрел на стрелка, прижимая к окончательно заплывшему глазу какую-то железяку. Поздно, уже не поможет, и ждать, пока бланш рассосется, придется долгонько. Селиверстов задумчиво чистил ногти кончиком трофейного немецкого кинжала. Почему-то этот простой и незатейливый предмет более всего притягивал взгляд пленного, глаза так и шевелились в такт движению клинка.

– Ну-с, господин хороший, может, объяснишь, зачем ты в нас стрелял? – Хромов говорил спокойно, в чем-то даже немного дружелюбно. Роли были уже расписаны, каждый знал свой маневр. – Мы тут, понимаешь, от немцев вас спасаем, а ты стрелять. Нехорошо.

Пленный молчал. Впрочем, это никого не обескуражило. «Хороший» свою часть речи закончил, теперь было время «плохого», и в этом качестве Ильвес со своей травмой подходил как нельзя лучше.

– Да что с ним цацкаться? – зло поинтересовался он. Акцент, ранее почти неуловимый и давно привычный, обострился и звучал сейчас довольно зловеще. – Повесить как предателя, и делу конец.

– А может, он мазохист, и сам этого добивается.

– Кто?

Сергей объяснил. Товарищи, как жеребцы, дружно заржали. А пленный, очевидно, вполне понимающий сказанное, выдал в ответ длинную фразу. Явно нецензурную, но русскому слуху абсолютно чуждую. Селиверстов приподнял бровь:

– А ведь это он по-польски.

– Ты его понимаешь?

– Нет, командир, абсолютно. А вот он нас – вполне. Зато Васильич его поймет. И разговорит куда быстрее.

– Тогда грузим его к фрицу, – махнул рукой Сергей. Происшедшее стало ему абсолютно понятным и обрело устойчивую логику. Не зря Бисмарк говорил, что большие нации ведут себя, как хищники, а маленькие – как проститутки. Поляки – это пасынки истории. Здесь это было видно во всей красе. Пока советская власть выглядела сильной, этот чудик под шконкой сидел. Когда пришли немцы, стал бояться уже их. Зато, как только подвернулся шанс нагадить под шумок, решил им воспользоваться. Можно было бы его тут же и повесить, и это было бы правильно, однако лучше пускай его все же расспросят – мало ли.

Уже садясь в кабину послушно заведшейся машины (газету из бензобака вылавливали долго и мучительно, но все же справились), Сергей оглядел площадь, заметил, как из кустов за ним внимательно наблюдают, и сделал небрежный жест, не оставляющий, впрочем, места для неверного толкования. И, соответственно, его поняли.

Мальчишке, выбравшемуся на дорогу, было лет десять. Обычный такой пацан из полусельской местности, негламурный и самостоятельный. В оставленном за спиной будущем его ровесники максимум в планшетах сидят, этот же наверняка может и гвоздь забить, и коров пасти. Что же, нормальный вариант.

– Приберите тут, – Сергей кивнул на разбросанные немецкие трупы. – Держи, это тебе за работу.

Немецкая винтовка и подсумок с патронами тяжело стукнули о землю. Мальчишка, не чинясь, подошел, взял, молча поклонился и зашагал к домам. Нормально, оружие у него даже намека на отторжение не вызывает. Стало быть, и впрямь сможет использовать, случись нужда. Не он, так родители… С этими мыслями Хромов вновь нырнул в кабину, газанул и, мысленно ругаясь на неторопливость детища минувшей эпохи, направил рыдван прочь из города.

Выехали рано утром, благо облачность по-прежнему стояла низкая, и случайных самолетов опасаться не приходилось. Неслучайных же тем более – линия фронта проходила далеко, и немецкая авиация буйствовала, похоже, исключительно там. На патрулирование тылов фрицам банально не хватало самолетов. Да и смысл? Большинство серьезных частей окруженцев или прорвались за эти месяцы к своим, или были уничтожены. Охота же за несерьезными с самолетов просто не входила в планы немцев. Группа Мартынова, несмотря на свою численность и боеспособность, пока что ухитрялась оставлять немцев с носом, постоянно маневрируя и хорошо маскируясь. Так что целенаправленного поиска, ни по логике, ни по данным радиоперехвата, пока не наблюдалось.

Разведчики выдвигались на трех санях. Четвертые, немного поотстав, шли с грузом. Пиликать на грузовике или, тем паче, бронетранспортере не имело смысла – моторесурс, равно как и топливо, отнюдь не бесконечен. Лошади в определенных условиях и надежней, и универсальнее, да и проходимость у них куда как выше. И потом, с гужевым транспортом у них проблем не было. Фрицы, как бы ни трендели доморощенные «знатоки» о том, какая была организованная и технически продвинутая немецкая армия, передвигались в основном или на своих двоих, или на лошадях. Ну а любителей четырех копыт сам бог велел раскулачивать, ибо хорошая скотина в хозяйстве всяко будет полезней, чем под немцем. Так что ныне те бойцы, кому не хватило мест в грузовиках, переквалифицировались в кавалерию. Кое-кто даже шашками обзавелся. Некоторое количество не столь полезных, сколь статусных железяк нашлось на одном из складов. Немецкими саблями, захваченными при разгроме небольшой кавалерийской группы, тоже не побрезговали. Жаль, толком владеть всем этим великолепием практически никто не умел, а Громова, способного с нуля обеспечить подготовку, под рукой не было.

И уж всяко лучше иметь своих коней, чем пытаться реквизировать транспорт у местных. Даже временно. Отдать-то отдадут, но крестьянину на данном этапе по большому счету ближе свое хозяйство, чем оборона страны. Это через годик, когда их массово будут жечь и вешать, ситуация изменится. И то не до конца. Сейчас же только тронь – живо озлобятся и, даже если не донесут немцам, то мелких пакостей сделают кучу. Оно надо?

Так что ехали на своем транспорте, и Хромов от этого пребывал в легкой меланхолии. Как-то в его время поездки такого рода ассоциировались с романтикой, а здесь он, поездив на таких развалюхах, успел к ним не только привыкнуть, но и приобрести к саням острую и стойкую неприязнь. Потому как медленно, холодно и скучно. Это тебе не в машине. Особенно когда ехать ну вот совершенно неохота.

Да, именно так. Хромов не заметил даже, как накопилась и тяжким грузом легла на плечи усталость. Не столько даже физическая, хотя и ее хватало. Но та лечилась баней и сном, а последнее он себе как раз этой ночью смог позволить. Нет, усталость была, скорее, психологическая. Все же несколько месяцев на войне, притом что совсем недавно он не мог даже представить себя в подобной ситуации. Но делать нечего, попала собака в колесо – пищи, но беги. Вот он и бежал, как олень, а то и быстрее.

А еще его бесили расстояния. Точнее, время их преодоления. Что Россия – страна большая, он с первого класса помнил. Но жителю двадцать первого века, привыкшему, что сто километров – это час ненапряжной езды, передвигаться со здешними скоростями тяжело. То, что вроде бы рядом, внезапно оказывается очень далеким и труднодоступным. Вот и сейчас жалкие тридцать километров они добирались больше трех часов. В общем, тяжко.

Остальным, кстати, тоже было не сахар. Сколько бы ни рассказывали о том, что предки, дескать, были выносливее, на практике от войны устали все. Психологическая нагрузка все ж запредельная. Тут и оторванность от дома, и невнятные перспективы, и ежедневная готовность умереть… В общем, пусть эти люди были патриотами, накачанными пропагандой по самые уши, да вдобавок с детства привыкшие к тяжелому труду, но усталость давила на всех. Потому ехали они без шума и песен, апатично и спокойно, и лишь двое верховых, изображавших боевое охранение, кружили вокруг.

Но всему приходит конец, и дорога не исключение. Как раз к обеду они добрались до места назначения, и Хромов в очередной раз удивился тому, насколько деревни здесь похожи одна на другую. Точнее, малые деревни – одна-единственная улица вдоль берега реки и ряд домов. Все! Смешно, но такие же он видел и в своем времени, однако там в глаза бросалась паутина проводов, какой-то намек на инфраструктуру. Здесь же… Как говорил тот ослик из мультфильма, душераздирающее зрелище.

Впрочем, несмотря на войну, люди особо подавленными и напуганными не выглядели. Ничего удивительного – бои прошли рядом, но деревню не задели. Немцы заскакивали пару раз, обозвали председателя колхоза старостой, да и уехали. Даже семейку местных евреев не расстреляли. Обложили, правда, немалым налогом, но они, цинично подумал Хромов, глядя на болтающих о чем-то у высокой изгороди бойких кумушек, почувствуют его на себе чуть позже. В общем, жизнь продолжается, и никто зря не парится.

Сельсовет отличался от других домов лишь тем, что стоял чуть на отшибе да имел более чем приличные габариты. Это и неудивительно – одно крыло занимала начальная школа-четырехлетка. Силами учеников, к слову, возле нее был разбит отличный сад. Здесь же и учительница проживала – для нее было выделено нечто вроде квартиры. Все это объяснил им председатель колхоза, немолодой уже, но крепкий мужик с редкими прядями седины в коротко подстриженной черной бороде.

Он встретил гостей на пороге сельсовета. Коротко, но твердо сжал руку Хромова, спросил негромко:

– От полковника?

– Да. Четвертые сани – для вас.

– Хорошо. Сашка, подь сюды!

Подскочил мальчишка лет двенадцати, шустрый, с отмеченным печатью интеллекта лицом. Все же за период советской власти народилось поколение именно таких, грамотных и, как бы сказали в будущем, продвинутых ребят. Не все, но многие разительно отличались от отцов и, тем более, дедов. Пацан выслушал приказ, кивнул и умчался. Еще через несколько минут, не успели разведчики даже толком разместиться в огромном по сельским меркам зале, предназначенном для совещаний, сани уже разгрузили, а их содержимое прибрали.

Между прочим, правильно сделали. Интересный был груз – три десятка немецких винтовок и немецкий же пулемет. Мартынов не жадничал, тем более трофейного оружия у него было завались. С патронами хуже, их никогда много не бывает, но и их выдал не скупясь. Скоро здесь будет партизанский край, и стволы лишними не окажутся.

Персонально старосте Мартынов велел передать вальтер с патронами. Что Хромов и сделал, не обращая внимания на то, каким взглядом мужик буквально облизывает его маузер. Ибо – нефиг! Ни маузер, ни СВТ он дарить не собирался. Надо – в бою добывай.

Мужик повздыхал еще малость, но, поняв, что намеков тут не понимают, перешел к делу. Предварительно, кстати сказать, проставившись. От обеда никто не отказался (хотя могли и не предложить, с местных станется), да и от рюмки для сугреву тоже. А потом началась работа.

Выделенный им проводник, тот самый Сашка, привел группу к болоту, где влипли в грязь танкисты, по наикратчайшему маршруту. Интересно за ним было наблюдать – этакая помесь истинно мальчишеского любопытства, гордости от осознания важности порученного дела и попыток вести себя степенно, как подобает истинному мужику. К слову, трофейный шоколад под чай из трофейного же термоса он трескал так, будто в жизни ничего вкуснее не ел. А может, так оно и было – спрашивать Хромов не стал, постеснялся. Бойцы же его подшучивали над мелким, но к концу чаепития у того организовалось еще три плитки шоколада, которые он хозяйственно прибрал. Как солидно пояснил, сестрам.

Но Хромова планы и мотивация здешнего мужичка-с-ноготок не интересовали совершенно. Зато танки, напротив, завладели его вниманием качественно. И, кстати, среди угодившего в капкан «зоопарка» было на что посмотреть. Мартынов, расписывая ему задачу, похоже, даже близко не представлял, как шикарно вляпались танкисты.

Ближе всех к краю болота, едва в десятке метров от него, ржавой громадой застыл увязший по самую башню КВ. Трехдюймовое орудие, откровенно несерьезно торчащее из башни этого гиганта, уныло смотрело куда-то в лес. Башня была вся покрыта оспинами от попаданий, но ни одного пробития Хромов не нашел – похоже, танк вполне ремонтопригоден. Только как его, блин, вытащить?..

Чуть дальше вляпались два БТ, вроде бы седьмые. Эти сидели не так глубоко, но пройти успели больше полусотни метров. Немцы, скорей всего, и добираться-то до них по развороченному гусеницами, насыщенному водой одеялу изо мха не рискнули. И, к слову сказать, повреждений тоже видно не было. А вот Т-34, оказавшийся в этой компании, был издырявлен снарядами, как решето. Судя по развернутой башне, кто-то из экипажа решил не покидать танк и принял бой. Проводник подтвердил: да, так оно и было. Танк застрял недалеко, вытащить его при кропотливой работе шансы имелись, и один из танкистов сказал: не отдам, мол, машину. Так и остался здесь. Вел бой до конца, сжег два немецких танка. Его потом немцы сами и похоронили. Как ни странно, с почестями и с салютом. Интересно… Впрочем, мало ли какие у них в головах завихрения встречаются.

Еще один танк Хромов не опознал – тот, видать, нырнул в яму, где благополучно перевернулся, и над поверхностью болота торчали сейчас лишь несколько катков с обрывком гусеницы, качественно присыпанные снегом. Ну и, на финал, Т-28. Для этого времени еще не раритет, но уже редкость, причем уехал он дальше всех и не затонул, просто сел на брюхо. Словоохотливый проводник сказал, что несколько танков ушли еще дальше, но за лето их засосало вместе с башнями, даже искать нет смысла. В общем, металлолома здесь скопилось богато, непонятно лишь, что с ним делать.

Примерно тем же вопросом задались и остальные разведчики. Во всяком случае, те, кто умел думать, а не только метко стрелять. Увы, были среди них и такие, кому рефлексы заменяли мозги. Расходный материал, как цинично отзывался о них Мартынов. Но все же тон задавали не они, а заместители Хромова думать были как раз приучены. И неудивительно, что именно Селиверстов озвучил немудреную, однако актуальную мысль:

– Что будем делать, старшой?

– Что делать, что делать… – в голове Хромова крутилась идея, но каждый раз, когда Сергей пытался ухватить ее за хвост и перевести в понятные термины, она как-то неимоверно ловко ускользала. – Снять штаны и бегать… Не бросать же здесь всю эту икебану!

– Чего не бросать? – не понял Селиверстов. Все же при всей смекалистости и природном уме многого, что было обычным для человека, родившегося на сотню лет позже него, он попросту не знал. Ильвес тоже сморгнул удивленно. Все же, как ни крути, Эстония никогда не была чрезмерно цивилизованным местом.

– Потом объясню, – мысль наконец-то выкристаллизовалась во что-то более или менее внятное. – Теперь, как говорят одесситы, слушайте сюда и ищите слабое место в моих рассуждениях.

Его выслушали, пару минут обдумывали, затем Селиверстов задумчиво кивнул:

– А что, может получиться. Если что, мы ничего не теряем, времени пока хватает. Сам придумал?

– Да нет, читал когда-то, – честно признался Сергей. – Вроде бы когда-то так целые корабли поднимали. Хотя, может, и врут. Попытка не пытка… А кое-что, может, и без этого достанем, – он махнул рукой остальным: – Ну все, хлопцы, давайте, собираемся. До темноты сделать ничего не успеем, так хоть на местности оглядимся.

К работе по вытаскиванию танков приступили на следующее утро, начав, как бы это ни показалось странным, с самого дальнего, Т-28. Соорудили опалубку из толстого горбыля, благо этого добра здесь хватало. Небольшая лесопилка в деревне имелась. Правда, она не работала уже месяца три, но досок, которые не успели вывезти из-за войны, остался целый склад. Брали что похуже, главное, чтобы создавалось хотя бы подобие герметичности, для чего щели тщательно шпаклевали. Ну а потом, установив конструкцию вокруг танка, вырубили лед.

Морозы стояли не такие, чтобы болото промерзло до дна, но все же сейчас, к концу января, сантиметров на сорок вниз был сплошной лед. И то хлеб. Вырубили канаву и быстро, пока вода, медленно поступавшая снизу, не заполнила освободившееся место, опустили туда опалубку. Работа заняла весь день, и местные, наблюдавшие со стороны весьма скептически, крайне удивлены были, что утром, вырубив успевший образоваться лед и отчерпав воду, удалось опустить конструкцию глубже. Потом еще глубже… В общем, не такое уж и бездонное оказалось болото. На четвертый день смогли добраться до твердого грунта, освободив снаружи громаду танка ото льда. Теперь дело было за малым – вытащить его, что, учитывая превратившуюся в единый комок перемерзшего торфа ходовую часть, было той еще задачкой.

Впрочем, как раз на этот счет была вполне жизнеспособная идея, подкрепленная неплохим техническим заделом. С временной базы пришли целых три полугусеничных бронетранспортера. Насколько помнил Хромов, этого было вполне достаточно, чтобы буксировать «Тигр», по сравнению с которым Т-28 не то чтобы карлик, но и не Голиаф. Увы, первая попытка разбилась о камни суровой реальности – смерзшаяся земля стала неплохим якорем. Но тут пришла в голову инженерная смекалка, подсказавшая, что есть у человечества такое изобретение, как полиспаст.

К стыду своему, Хромов вынужден был констатировать, что идея эта пришла в голову совсем даже не ему. Теоретически он мог считать себя куда более образованным, чем любой из находившихся у него в подчинении бойцов. По факту же он смог только глазами хлопать. Предложил же идею бывший слесарь-путеец, влившийся в группу после ставшего уже легендарным рейда на бронепоезде. Он же и сам полиспаст соорудил, оккупировав на несколько часов местную кузню. Ее хозяин, правда, не слишком обрадовался такому самоуправству, но попытка качать права усохла на корню, едва староста покачал кулаком перед его носом. В общем, даже помог и не халтурил. Получилось грубо, но крепко.

Извращались с блоками довольно долго, но все же нет техники, неподвластной человеку. И к вечеру, под натужное урчание двигателей тягачей, оставляя за собой борозду, забитую грязным ледяным крошевом, танк оказался-таки на твердом грунте. Можно сказать, первый успех налицо.

Как раз за этой, финальной частью операции и наблюдал Мартынов, прибывший аккурат к концу действа. Позже он честно признался Хромову, что в возможность вытащить танки не слишком-то верил. Он и Сергея-то сюда отправил больше для того, чтобы, передавая местным оружие, тем самым обозначить уровень доверия. Мол, не кого-нибудь присылаю, а целого командира разведки, да еще и с мощной поддержкой. Цените, селяне и селянки! Ну и посмотрел своими глазами – так, на всякий случай. Но молодежь, как это часто бывает, продемонстрировала умение нестандартно мыслить, и вот он, первый результат!

Выдав сию немаловажную информацию, полковник обошел бронированную глыбу льда по кругу, время от времени цокая языком и восхищаясь «раритетом». Ну да, для него и впрямь раритет, а здесь – вполне себе грозная боевая машина, с технической точки зрения малость устаревшая, но все еще способная без особых проблем отправить в металлолом любой немецкий танк. При грамотном использовании, конечно.

– Что, Александр Палыч, нравится машинка?

– Хороша. Всегда мечтал на таком прокатиться.

– Так возрадуйся – у мечты есть шанс сбыться. И присылай механиков – танк придется, чувствую, по косточкам перебирать.

Мартынов кивнул, потом усмехнулся:

– Страну, которая способна производить такое чудо, соседи любить не будут. Слишком уж испугаются.

– Если кто-то не любит Россию, – улыбнулся в ответ Хромов, погладив броню танка, – то Россия имеет право на взаимность.

– Логично. А как с остальными машинами?

– Справимся, было бы время.

С остальными танками дело пошло заметно легче – натренировались уже. Оба легких вытащили с минимальными усилиями. С КВ провозились несколько дольше, все же почти сорок восемь тонн для здешней техники результат выдающийся. Да и засел он намертво. Тем не менее, соорудив еще один полиспаст, его удалось вначале стронуть с места, а потом и вовсе утащить в специально вырытый капонир. К тому времени Т-28 был уже отогрет, разобран практически до состояния запчастей, и теперь их, азартно ругаясь, очищали от могучего слоя грязи немецкие и русские механики.

В ознаменование финала первой части операции учинили большой праздничный ужин. За это время местные уже совершенно привыкли к тому, что в деревне постоянно толпа чужих людей. Да и, откровенно говоря, из-за войны дефицит мужчин был страшный, а тут молодые, крепкие парни… Застоявшиеся парни, чего уж там.

В общем, посиделки не затянулись, и, как только все было выпито, народ рассосался. Впрочем, вымотавшийся за эти дни Хромов последнему обстоятельству был даже рад. Правда, сам остался – сидели они втроем, он, Мартынов и староста, да потихоньку добирали свой градус. Как оказалось, у полковника при себе имелась неплохая заначка. Так что сидели, пили, разговаривали… Потом Хромов почувствовал, что уплывает куда-то, выпадая и из разговора, и из реальности. В адекватное состояние он вернулся через несколько минут, как раз, чтобы услышать обрывок разговора:

– …Я вас не вполне понимаю, если честно. Вы не хотите в колхозы – ладно. Это совершенно нормальный процесс, мне сие изобретение тоже не слишком нравится. Пришли немцы, отменили колхозы – вы помогаете нам. Если без любви к Родине – любовь вообще штука абстрактная – почему?

– Вы ради пустого интереса спрашиваете, полковник, или есть за этим вопросом еще что-нибудь?

– Есть, конечно. Мне надо понять, кто рядом со мной. Случайный и ненадежный союзник, интересы которого пересекаются с нашими в одной точке, после которой пути разойдутся навсегда, или нечто большее. Согласитесь, без этого планировать что-то довольно сложно.

– Без любви, говорите? – староста подпер кулаком щеку. – Ну почему бы и нет. Лично для меня все просто. Я к ним еще с той войны счет имею.

– Воевали?

– Да. Матросом. Был ранен, попал в плен.

– При Моонзунде?

– Заметно раньше. Еще до февральских, – староста брезгливо скривился, – подлостей. Ставили минную банку, попали под обстрел. Попаданий не было, но когда реверс дали, наш тральщик потерял ход – слышали, небось, какое барахло на такие дела выделяли. За ночь отнесло в сторону, потом на нас вышел германский эсминец. Командир у нас храбрый… был. Прапорщик по адмиралтейству Селиванов. Флаг спускать отказался, сам встал к орудию. У нас одно на три дюйма, у немца – четыре, да и калибром поболе… Восемьдесят восемь миллиметров. Они в нашем инвалиде дырок понаделали, как в головке сыра.

– В плен тогда и попали?

– Ну да. И очень хорошо помню: нас за людей не считали, кормили, будто свиней. А потом и вовсе перестали. Видел бы ты, полковник, сколько людей готовы были нательный крест отдать за кусок хлеба… Хотя ты ведь коммунист, тебе все равно. Не знаешь даже, небось, что такое для православного человека крест.

– Почему же, – хмуро ответил Мартынов. – Знаю. Вполне. Я не из тех, кто называет уродов людьми альтернативной внешности.

Сентенция была не вполне в тему и, кроме того, совершенно в этом времени незнакомая, но староста понял. Кивнул:

– Ну, тогда понимаешь, что есть вещи, которые не прощают. Что забыть подобное – стать подлецом.

– Если жизнь учит подлости, стоит ли становиться отличником?

Оба собеседника обернулись к выдавшему сию глубокую мысль Хромову. Староста несколько секунд рассматривал его так, будто видел впервые, потом губы его разошлись в кривоватой усмешке:

– Знаешь, полковник, а твой помощник – умный малый. Далеко пойдет.

– Куда пошлю – туда и пойдет. А сейчас ему пора бы и баиньки…

Действительно, пора. Хромов встал, покачнулся… Точнее, его шатнуло. Все же последние сто грамм были лишними. А, плевать. Он вновь рухнул на лавку и прямо здесь, в уголке, выключился.