Часть 2. Классическая поэзия

fb2

Компиляция китайской поэзии с сайта chinese-poetry.ru по состоянию на май 2023 г.

Внутри каждой эпохи (династии) авторы упорядочены хронологически. Исправлены явные ошибки OCR. Все материалы разделены на четыре части.

Во вторую часть вошла поэзия от династии Хань до династии Сун.

Династия Хань (206 до н. э. — 220 н.э.)

Вторую в истории Китая империю, получившую название Хань (кит. трад. 漢, упр. 汉, пиньинь Hàn; 206 до н. э. — 220 н. э.) основал выходец из среднего чиновничества Лю Бан (Гао-цзу), один из военачальников возрожденного царства Чу, воевавших против Цинь после смерти императора Цинь Шихуана в 210 г. до н. э.

Китай в это время переживал экономический и социальный кризис, вызванный потерей управляемости и войнами военачальников циньских армий с элитами уничтоженных раннее царств, пытавшихся восстановить свою государственность. Из-за переселений и войн значительно сократилась численность сельского населения в основных аграрных районах.

Важная особенность смены династий в Китае состояла в том, что каждая новая династия приходила на смену предыдущей в обстановке социально-экономического кризиса, ослабления центральной власти и войн между военачальниками. Основателем нового государства становился тот из них, кто мог захватить столицу и насильственно отстранить правившего императора от власти.

С правления Гао-цзу (206—195 до н. э.) начинается новый период китайской истории, который получил название Западная Хань.

При императоре У-ди (140—87 до н. э.) была взята на вооружение иная философия — восстановленное и реформированное конфуцианство, которое стало господствующей официальной идеологией вместо дискредитировавшего себя легизма с его жёсткими нормами и бесчеловечной практикой. Именно с этого времени берёт своё начало китайская конфуцианская империя.

При нём территория ханьской империи значительно расширяется. Были уничтожены вьетское государство Намвьет (территория современной провинции Гуандун, Гуанси-Чжуанского автономного района и север Индокитайского полуострова), вьетские государства в южных частях современных провинций Чжэцзян и Фуцзянь, корейское государство Чосон, присоединены земли на юго-западе, сюнну оттеснены далее на север.

Китайский путешественник Чжан Цянь проникает далеко на запад и описывает многие страны Средней Азии (Согдиана, Бактрия, Парфия и др.). Вдоль пройденного им маршрута прокладывается торговый путь через Джунгарию и Восточный Туркестан в страны Средней Азии и Ближнего Востока — так называемый «Великий шёлковый путь». Империя на некоторое время подчиняет себе оазисы-протогосударства вдоль Шёлкового пути и распространяет своё влияние до Памира. В I в. н. э. в Китай из Индии начинает проникать буддизм.

В период с 8 по 23 гг. н. э. власть захватывает Ван Ман, провозглашающий себя императором и основателем государства Синь. Начинается ряд преобразований, который прерывается экологической катастрофой — река Хуанхэ изменила русло. Из-за трехлетнего голода центральная власть ослабла. В этих условиях начались восстание краснобровых и движение представителей рода Лю за возвращение престола. Ван Ман был убит, столица взята, власть возвратилась династии Лю.

Новый период получил название Восточная Хань, он продлился до 220 г. н. э.

Источник: ru.wikipedia.org

Девятнадцать древних стихотворений (III в. до н. э.-III в. н. э.)

Традиционное китайское понятие для обозначения древних (эпоха Хань, III в. до н. э. — III в. н. э.) стихотворных произведений, созданных — в отличие от лирики фольклорного происхождения (юэфу миньгэ) — вне музыкально-песенной стихии.

Впервые в качестве самостоятельного поэтического феномена гу ши выделены в трактате "Ши пинь" ("Категории стихов", цз. 1) Чжун Жуна и помещены в первый (высший) из трех разделов представленной в трактате литературно-критической классификации. Гу ши объявлены произведениями особой художественной ценности, прямо восходящими к песням раздела "Го фэн" ("Нравы царств") из "Ши цзина" ("Канон стихов/поэзии") — эталона китайского поэтического творчества.

Главным памятником гу ши является цикл "Ши цзю гу ши" ("Девятнадцать древних стихотворений"), включенный в антологию "Вэнь сюань" ("Избранные произведения изящной словесности", цз. 29). Стихотворения цикла не имеют самостоятельных названий. Все тексты (объемом 8-20 строк) написаны пятисловным (по 5 иероглифов в строке) размером. Этот цикл приводится и в сводных изданиях лирической поэзии, в частности в сводах Дин Фубао (1874-1952; публикация 1964) и Лу Циньли (1911-1973); имеются также отдельные комментированные издания.

"Ши цзю гу ши" с момента его обнародования находился в центре внимания комментаторской традиции и старой филологии, продолжает оставаться предметом активных исследований в современной науке. Наибольшие споры вызывают авторство и время создания гу ши. В "Вэнь сюани" они даны как анонимные произведения. В антологии "Юй тай синь юн" ("Новые напевы Нефритовой башни"), куда вошло 9 стихотворений из названного цикла, они приписываются Мэй Шэну (например, в своде Дин Фубао). В современной научной литературе рассматриваются три основные версии. Согласно одной из них, Мэй Шэн является автором девяти гу ши. В другой версии все стихотворения цикла считаются анонимными и созданными в разные периоды Хань: часть — во II-I вв. до н. э., часть — в I-II вв. н. э. В третьей версии гу ши датируются рубежом II-III вв. и возводятся к творчеству поэтов, принадлежавших к поэтическому течению Цзяньань фэнгу (Цзяньаньская поэзия). Вопрос датировки гу ши напрямую связан с проблемой возникновения авторской лирики и непосредственно пятисловного стиха, занявшего главенствующее положение в лирической поэзии III-VI вв.

По содержанию и настроению гу ши заметно отличаются от ханьских юэфу миньгэ. Социально-политические мотивы, включая тему войны, в гу ши практически отсутствуют. Здесь наиболее ярко выражены настроения, связанные с недолговременностью жизни человека, его личностными переживаниями (3-е стихотворение цикла): "Вечно зелен, растет кипарис на вершине горы, / Недвижимы, лежат камни в горном ущелье в реке. / А живет человек между небом и этой землей / Так непрочно, как будто он странник и в дальнем пути. / <...> / И повсюду пиры, и в веселых утехах сердца! / А печаль, а печаль как же так подступает сюда?" (Здесь и ниже перевод Л. З. Эйдлина). Отчетливо звучат и любовно-лирические мотивы, передающие как "женские", так и "мужские" чувства, в основном тоску по любимому человеку (6-е стихотворение цикла): "Вброд идя через реку, лотосов я нарвал, / В орхидеевой топи много душистых трав. / Все, что здесь собираю, в дар пошлю я кому? / К той, о ком мои думы, слишком долгий путь. / <...> / Тем, кто сердцем едины, тяжко в разлуке жить! / Видно, с горем-печалью к старости мы придем".

Высказывается предположение, что любовно-лирические гу ши изначально представляли собой элементы единого поэтического диалога между супругами или имитировали их послания друг к другу. Подобный прием в дальнейшем получил широкое распространение в любовно-лирический поэзии.

В поэтике гу ши немало элементов, характерных для песенной лирики, в т. ч. зачины, в которых уточняются время и место происходящего: описание веселого пира (2-е стихотворение); картина заброшенного кладбища, которое видит герой, выехавший из городских ворот (8-е стихотворение). Однако здесь они используются в качестве осознанного композиционного приема, настраивающего читателя на определенный лад или служащего отправной точкой повествования. Тот же вид кладбища наводит героя на размышления о бренности человеческого существования.

Ряд гу ши — это своего рода поэтические зарисовки (без определенной сюжетной линии), посвященные "вечным темам" (15-е стихотворение цикла): "Человеческий век не вмещает и ста годов, / Но содержит всегда он на тысячу лет забот. / <...> / Если радость пришла, не теряй ее ни на миг: / Разве можешь ты знать, что наступит будущий год?!" Другие, напротив, обладают строгой повествовательной логикой, концентрируясь вокруг индивидуализированного образа персонажа. В 13-м стихотворении рассказывается о печальной судьбе красавицы — прекрасная внешность, нежные, белые руки, чуть выглядывающие из длинных рукавов. Прежде певица в столичном увеселительном заведении, теперь она жена "бродяги": муж давно покинул дом, оставив ее горевать в одиночестве.

Тонкая лиричность и проникновенная эмоциональность, безупречная внутренняя стройность, богатство изобразительных средств и искусность художественно-композиционных приемов — все это ставит гу ши в один ряд с шедеврами прославленных поэтов последующих эпох.

На русском языке имеются переводы всех 19 гу ши, выполненные Л. З. Эйдлиным.

Источник: Синология.ру, автор М. Е. Кравцова

Перевод: Эйдлин Л.З.

Первое стихотворение ("В пути и в пути, и снова в пути и в пути...")

В пути и в пути,  и снова в пути и в пути... Так мы, господин,  расстались, когда мы в живых. Меж нами лежат  бессчетные тысячи ли, И каждый из нас  у самого края небес. Дорога твоя  опасна, да и далека. Увидеться вновь,  кто знает, придется ли нам? Конь хуских степей  за северным ветром бежит, И птицы Юэ  гнездятся на южных ветвях. А вот от меня  все далее ты, что ни день. Одежда висит  свободней на мне, что ни день. Плывут облака,  все белое солнце закрыв, И странник вдали  забыл, как вернуться домой. Тоска по тебе  состарила сразу меня. Вслед месяцам год  приходит внезапно к концу. Но хватит уже,  не буду о том говорить... Себя береги,  ешь вовремя в долгом пути!

Источник: "Ветви ивы", 2000

Второе стихотворение ("Зелена, зелена на речном берегу трава...")

Зелена, зелена  на речном берегу трава. Густо, густо листвой  ветви ив покрыты в саду. Хороша, хороша  в доме женщина наверху — Так мила и светла —  у распахнутого окна. Нежен, нежен и чист  легкий слой белил и румян. И тонки и длинны  пальцы белых прелестных рук. Та, что в юные дни  для веселых пела домов, Обратилась теперь  в ту, что мужа из странствий ждет. Из чужой стороны  он никак не вернется к ней, И пустую постель  очень трудно хранить одной.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

Третье стихотворение ("Вечно зелен, растет кипарис на вершине горы...")

Вечно зелен, растет  кипарис на вершине горы. Недвижимы, лежат  камни в горном ущелье в реке. А живет человек  между небом и этой землей Так непрочно, как будто  он странник и в дальнем пути. Только доу вина —  и веселье и радость у нас: Важно вкус восхвалить,  малой мерою не пренебречь. Я повозку погнал,  свою клячу кнутом подстегнул И поехал гулять  там, где Вань, на просторах, где Ло. Стольный город Лоян,  до чего он роскошен и горд. "Шапки и пояса"  в нем не смешиваются с толпой. И сквозь улицы в нем  переулки с обеих сторон, Там у ванов и хау  пожалованные дома. Два огромных дворца  издалёка друг в друга глядят Парой башен, взнесенных  на сто или более чи. И повсюду пиры,  и в веселых утехах сердца! А печаль, а печаль  как же так подступает сюда?

Источник: "Ветви ивы", 2000

Четвертое стихотворение ("Такой уж сегодня хороший праздничный пир...")

Такой уж сегодня  хороший праздничный пир, Что радость-веселье  словами не передать. Играют на чжэне, —  и чудный напев возник, И новые песни  полны красот неземных. Искусники эти  поют о высоких делах. Кто музыку знает,  их подлинный слышит смысл. У каждого в сердце  желанье только одно: Ту тайную думу  никто не выскажет вслух, Что жизнь человека —  постоя единый век, И сгинет внезапно,  как ветром взметенная пыль, Так лучше, мол, сразу  хлестнуть посильней скакуна, Чтоб первым пробиться  на главный чиновный путь, А не оставаться  в незнатности да в нищете, Терпеть неудачи,  быть вечно в муках трудов!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 20

Пятое стихотворение ("На северо-западе высится дом большой...")

На северо-западе  высится дом большой. Он кровлей своей  с проплывающим облаком вровень. Цветами узоров  в нем окна оплетены, Он башней увенчан  в три яруса вышиною. Из башни доносится  пенье и звуки струп. И голос и музыка,  ах, до чего печальны! Кто мог бы еще  этот грустный напев сочинить? Наверное, та,  что зовется женой Ци Ляна... "Осенняя шан"  вслед за ветром уходит вдаль, И вот уже песня  в каком-то раздумье кружит... Сыграет напев,  трижды вторит ему затем. В напевах волненье  ее безысходной скорби. От песен не жалость  к певице за горечь мук, А боль за нее, —  так друзья и ценители редки, — И хочется стать  лебедей неразлучной четой И, крылья расправив,  взлететь и подняться в небо!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 22

Шестое стихотворение ("Вброд идя через реку, лотосов я нарвал...")

Вброд идя через реку,  лотосов я нарвал. В орхидеевой топи  много душистых трав. Все, что здесь собираю,  в дар я пошлю кому? К той, о ком мои думы,  слишком далекий путь. Я назад обернулся  глянуть на дом родной. Бесконечно дорога  тянется в пустоте. Тем, кто сердцем едины,  тяжко в разлуке жить! Видно, с горем-печалью  к старости мы придем.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

Седьмое стихотворение ("Сияньем луны все ночью озарено...")

Сияньем луны  все ночью озарено. Сверчок на стене  ткать теплое платье зовет. Ручка Ковша  повернулась к началу зимы. Множество звезд  так отчетливо-ясно видны! От белой росы  намокла трава на лугах: Времени года  смениться пришла пора. Осенних цикад  в деревьях разносится крик. Черная ласточка  умчалась от нас куда? Те, что когда-то  росли и учились со мной, В выси взлетели  и крыльями машут там. Они и не вспомнят  о дружбе руки в руке, Кинув меня,  как оставленный след шагов. На юге Корзина,  на севере Ковш — для небес. Небесной Корове  ярма не наденешь вовек. И друг, если нет  нерушимости камня в нем, — Пустое названье:  что он доброго принесет!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

Восьмое стихотворение ("Гнется, гнется под ветром тот бамбук, что растет сиротою...")

Гнется, гнется под ветром  тот бамбук, что растет сиротою, Укрепившись корнями  на уступе горы великой... Мы с моим господином  поженились только недавно. Повилики стеблинка  в этот раз к плющу приклонилась. Как траве повилике  вырастать указано время, Так обоим супругам  повстречаться час предназначен. Я уже и от дома  далеко выходила замуж. Но за далями дали,  и опять между нами горы. Думы о господине  очень скоро могут состарить: Он в высокой коляске  что же так с прибытием медлит! Я горюю о том, что  распускается орхидея, От цветенья которой  всё вокруг осветится ярко, И что вовремя если  орхидею сорвать забудут, Лепестки ее следом  за осенней травой увянут. Господин непременно  сохранит на чужбине верность, И, рабе его низкой,  мне тревожиться разве надо!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 27

Девятое стихотворение ("У нас во дворе чудесное дерево есть....")

У нас во дворе  чудесное дерево есть. В зеленой листве  раскрылись на нем цветы. Я ветку тяну,  срываю ее красу, Чтоб эти цветы  любимому поднести. Их запах уже  наполнил мои рукава. А он далеко —  цветы не дойдут туда. Простые цветы,  казалось бы, что дарить? Они говорят,  как давно мы в разлуке с ним!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 29

Десятое стихотворение ("Далеко, далеко в выси неба звезда Пастух...")

Далеко, далеко  в выси неба звезда Пастух, И светла, и светла  ночью Дева, где Млечный Путь. И легки, и легки  взмахи белых прелестных рук. И снует, и снует  там на ткацком станке челнок. День пройдет, а она  не успеет соткать ничего, И от плача ее  слезы падают, точно дождь. Млечный Путь — Хань-Река  с неглубокой прозрачной водой — Так ли непроходим  меж Ткачихою и Пастухом? Но ровна и ровна  полоса этой чистой воды... Друг на друга глядят,  и ни слова не слышно от них!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 30

Одиннадцатое стихотворение ("Я назад повернул и погнал лошадей моих прямо...")

Я назад повернул  и погнал лошадей моих прямо, Далеко, далеко  их пустил по великой дороге. Я куда ни взгляну —  беспредельны просторы, бескрайни! Всюду ветер восточный  колышет деревья и травы. Я нигде не встречаю  того, что здесь ранее было, — Как же можно хотеть,  чтоб движенье замедлила старость! И цветенью и тлену  свое предназначено время. Потому-то успех  огорчает неранним приходом. Ни один человек  не подобен металлу и камню, И не в силах никто  больше срока продлить себе годы. Так нежданно, так вдруг  превращенье и нас постигает, Только добрую славу  оставляя сокровищем вечным.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

Двенадцатое стихотворение ("Та стена на востоке высока и тянется долго...")

Та стена на востоке  высока и тянется долго, Извивается в далях  неразрывным нигде заслоном. И когда буйный ветер,  землю вверх взметая, поднялся, Там осенние травы  разрослись и всё зеленеют. Времена — все четыре —  за одним другое на смену, И уже вечер года  с быстротой какой набегает! В "Песнях", в "Соколе быстром",  есть избыток тяжкой печали, А "Сверчок" в этих "Песнях"  удручает робостью духа. Так не смыть ли заботы,  волю дав велениям сердца: Для чего людям нужно  на себя накладывать путы... В Янь-стране, да и в Чжао  очень много прекрасных женщин, Среди них всех красивей —  светлолицая, словно яшма, И она надевает  из тончайшего шелка платье, И выходит к воротам,  чтоб разучивать "чистые песни". Звуки струн и напевы  до чего ж у нее печальны! Когда звуки тревожны,  знаю, сдвинуты струн подставки; И в возвышенных чувствах  поправляю одежду чинно, И, растроганный думой,  подхожу к певице несмело, Про себя же мечтаю  быть в летящих ласточек паре, Той, что глину приносит  для гнезда к госпоже под крышу!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

Тринадцатое стихотворение ("Я погнал колесницу из Восточных Верхних ворот...")

Я погнал колесницу  из Восточных Верхних ворот, Вижу, много вдали  от предместья на север могил. А над ними осины  как шумят, шелестят листвой. Сосны и кипарисы  обступают широкий путь. Под землею тела  в старину умерших людей, Что сокрылись, сокрылись  в бесконечно длинную ночь И почили во мгле  там, где желтые бьют ключи, Где за тысячу лет  не восстал от сна ни один. Как поток, как поток,  вечно движутся инь и ян, Срок, отпущенный нам,  словно утренняя роса. Человеческий век  промелькнет, как краткий приезд: Долголетием плоть  не как камень или металл. Десять тысяч годов  проводили один другой. Ни мудрец, ни святой  не смогли тот век преступить. Что ж до тех, кто "вкушал",  в ряд стремясь с бессмертными встать, Им, скорее всего,  приносили снадобья смерти. Так не лучше ли нам  наслаждаться славным вином, Для одежды своей  никаких не жалеть шелков!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

Четырнадцатое стихотворение ("Все то, что ушло, отчуждается с каждым днем...")

Все то, что ушло,  отчуждается с каждым днем, И то, что приходит,  роднее нам с каждым днем... Шагнув за ворота  предместья, гляжу вперед И только и вижу  холмы и надгробья в ряд. А древних могилы  распаханы под поля, Сосны и кипарисы  порублены на дрова. И листья осин  здесь печальным ветром полны. Шумит он, шумит,  убивая меня тоской. Мне снова прийти бы  ко входу в родимый дом. Я хочу возвратиться,  и нет предо мной дорог!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

Пятнадцатое стихотворение ("Человеческий век не вмещает и ста годов...")

Человеческий век  не вмещает и ста годов, Но содержит всегда  он на тысячу лет забот. Когда краток твой день  и досадно, что ночь длинна, Почему бы тебе  со свечою не побродить? Если радость пришла,  не теряй ее ни на миг; Разве можешь ты знать,  что наступит будущий год! Безрассудный глупец —  кто дрожит над своим добром. Ожидает его  непочтительных внуков смех. Как преданье гласит,  вечной жизни Цяо достиг. Очень мало притом  на бессмертье надежд у нас.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

Шестнадцатое стихотворение ("Холодный, холодный уже вечереет год...")

Холодный, холодный  уже вечереет год. Осенней цикады  печальней в сумерках крик. И ветер прохладный  стремителен стал и жесток, У того же, кто странствует,  зимней одежды нет. Одеяло в узорах  отдал Деве с берега Ло, С кем я ложе делила,  он давно расстался со мной. Я сплю одиноко  всё множество долгих ночей, И мне в сновиденьях  привиделся образ его. В них добрый супруг,  помня прежних радостей дни, Соизволил приехать,  мне в коляску взойти помог. Хочу, говорил он,  я слушать чудесный смех, Держа твою руку,  вернуться с тобой вдвоем... Хотя он явился,  но это продлилось миг, Да и не успел он  в покоях моих побыть... Но ведь у меня  быстрых крыльев сокола нет. Могу ль я за ним  вместе с ветром вослед лететь? Ищу его взглядом,  чтоб сердце как-то унять. С надеждою все же  так всматриваюсь я в даль, И стою, вспоминаю,  терплю я разлуки боль. Текут мои слезы,  заливая створки ворот.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 39

Семнадцатое стихотворение ("С приходом зимы наступила пора холодов...")

С приходом зимы  наступила пора холодов, А северный ветер —  он пронизывает насквозь. От многих печалей  узнала длину ночей, Без устали глядя  на толпы небесных светил: Три раза пять дней —  и сияет луны полный круг. Четырежды пять —  "жаба" с "зайцем" идут на ущерб... Однажды к нам гость  Из далеких прибыл краев И передал мне  привезенное им письмо. В начале письма —  как тоскует по мне давно, И далее всё —  как мы долго в разлуке с ним. Письмо положила  в рукав и ношу с собой. Три года прошло,  а не стерлись эти слова... Что сердце одно  любит преданно на всю жизнь, Боюсь, господин,  неизвестно тебе о том.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 41

Восемнадцатое стихотворение ("Однажды к нам гость из далеких прибыл краев...")

Однажды к нам гость  из далеких прибыл краев И передал мне  он узорчатой ткани кусок: Меж нами легло  десять тысяч и больше ли, Но давний мой друг  все же сердцем своим со мной. В узоре чета  юань-ян, неразлучных птиц. Из ткани скрою  одеяло "на радость двоим". Его подобью  ватой — нитями вечной любви. Его окаймлю  бахромой — неразрывностью уз. Как взяли бы клей  и смешали с лаком в одно, — Возможно ли их  после этого разделить!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 43

Девятнадцатое стихотворение ("Ясный месяц на небе — белый и яркий, яркий...")

Ясный месяц на небе —  белый и яркий, яркий — Осветил в моей спальне  шелковый полог кровати. И в тоске и печали  глаз я уже не смыкаю И, накинув одежду,  не нахожу себе места... У тебя на чужбине  хоть и бывает радость, Ты бы все-таки лучше  в дом наш скорей вернулся. Выхожу из покоев,  долго одна блуждаю: О тоске моей мысли  разве кому перескажешь?.. И, вглядевшись в дорогу,  снова к себе возвращаюсь. Тихо падая, слезы  платье мое орошают.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 44

Цзя И (201-169 до н. э.)

Перевод: Адалис А.Е.

Ода о зловещей птице ("В году "дань-э", как начался четвертый месяц...")

В году "дань-э", как начался Четвертый месяц и в права Вступило лето, — день "гэн-цзы" Померк, — влетела в дом сова... На спинке кресла примостясь, От лени двигалась едва... Я, обернувшись, промолчал, Но был, конечно, удивлен, Взял книгу, стал по ней гадать, — И мрачный вычитал закон: "С прилетом дикой птицы в дом — Хозяина из дома вон!" Я разрешил себе спросить У гостьи: мне теперь куда? Предстанет счастье и успех, Иль сторожит меня беда? Быть может, скажет, утоплюсь? Иль впереди сочтет года? И птица, будто бы вздохнув, Взмахнула крыльями в ответ: "Сам в мыслях у меня читай, У птицы дара речи нет". Все в жизни движется, течет, — Не счесть обманчивых примет! Стремится времени поток Вперед — не повернешь назад... Рожден родивший форму дух Из формы, формой он объят. Упрятан в кокон мотылек, И скрыт в бездонной бездне клад. Беда? Ведь это же, пойми, Опора счастья! Повезло? Так вот в чем кроется беда! Не разлучить добро и зло. Что с княжеством могучим У? Фу Ча привел его к беде. Юэ свил в Хуэйцзи гнездо, И вот Гоу Цзяня власть везде. Ли Сы дошел до Цинь, добыл Успех! Но люто был казнен. Был каторжником Фу Юэ, — Советником стал царским он. Беда и счастье — ком тугой, Веревка, свитая в клубок! Ну, как судьбу судить? Конец — Неведом, замысел — глубок. Взбесившись, зло творит река. Когда натянут слишком лук, Стрела за цель перелетит, — Жди, старясь, горестей и мук. Пары проходят, но падут: Был зной, так жди теперь дождей. От равновесия небес Круговращение вещей. Заботы посылает рок, Но не прибавит он ума. Зло знает свой заветный час, Судьба творит себя сама. К тому же небо и земля — Плавильный горн, очаг труда: В нем уголь — силы "инь" и "ян", Все вещи — медная руда. Дух собирается в комок, — И вновь рассеяться пора! То жизнь и смерть — мир перемен. Неисчерпаема игра! Жизнь человеческая — миг. Зачем цепляться? Ведь потом В туман вернется вещество, — И только! Что грустить о том? Своекорыстна мелюзга, Ценя себя, презрев других. Широкодумны мудрецы, — Нет невозможного для них! К богатству жадный устремлен, Сражаться доблестный горазд, Тщеславный жизнь отдаст за власть, Но скромный разве жизнь предаст? Свободолюбцы — на восток, На запад мечутся в беде, Боясь цепей... Но кто велик, Принадлежит себе везде! Как пленник, взят за частокол — У мира на цепи глупец! Свободный все готов отдать И слиться с "дао" наконец... Колеблем жизнью, простачок Любовь и ненависть хранит, Но волей "дао" дышит тот, Кто, не вкушая жизни, сыт! Отрекшийся от знаний — прах, Земля, — себя хоронит сам. Пусть в безднах космоса — хаос, Но "дао" царствует и там! Река течет, плывет пловец... Но вот преграда, — и судьбе Вверяет он себя, застыв, Забыв заботы о себе. Не с плаваньем ли сходна жизнь? Смерть — остановка. Но святой Покой — бездонная вода... Путь. к цели — челн над бездной той. Способен плыть, не нагружен... Он тем и ценен, что пустой! Спокойна сердца глубина — Пустяк не властен над душой.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957

Хуайнань Сяошань (начало II в. до н. э.)

Хуайнань сяошань ("Малая гора из Хуайнани") предположительно даосский маг из окружения Хуайнаньского князя Лю Аня (179-122 гг. до н. э.) является еще одной ярчайшей во всех отношениях личностью ханьской эпохи. Принц крови, правитель южного региона Китая, где некогда располагалось царство Чу, он стал инициатором создания наиболее авторитетного для того времени даосско-философского сочинения — трактата "Хуайнань-цзы", в котором, кроме того, излагаются многие мифологические сюжеты. Принято считать, что именно Хуайнаньский князь и близкие к нему лица способствовали сохранению чуского культурного и литературного наследия. Поэма "Призывание сокрывшегося от мира" действительно продолжает традицию "Призываний" из первой части свода и одновременно зачинает собой новое тематическое направление в китайской поэзии — произведения с отшельническими мотивами.

Замечательна и картина дикой, таинственной природы, воспроизведенная в ней. В щедрых красках нередко будут запечатлены панорамы горной природы и в пейзажной лирике.

Источник: Кравцова М. Е. "Хрестоматия по литературе Китая", 2004

* * *

Хуайнань сяошань (淮南小山), буквально "Малая гора из Хуайнани" — предположительно литературный псевдоним Лю Аня или кого-то из его интеллектуально-творческого окружения.

Считается автором поэмы "Чжао инь ши" (招隱士, "Призывание сокрывшегося от мира"), в 56 строк [ЧЦ, цз. 12], см. также: [ЯКЦ III, цз. 20]; приписана Лю Аню [ВС, цз. 33].

Источник: Кравцова М. Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Кравцова М.Е.

Призывания сокрывшегося от мира ("В таинственных глубинах гор...")

В таинственных глубинах гор,  где растут рощи коричных деревьев, Чьи стволы, извиваясь, вздымаются ввысь,  а ветви переплетаются изгибами; Где тучи нависли облачной глыбой,  и вздымаются   каменные нагромождения; Где, зажатый между отвесных скал,  плещется горный поток; Где обезьяны, собравшись в стаи, кричат,  и ревут леопарды и тигры — Там пребываешь ты,  задержавшийся среди   ветвей коричных деревьев. О внук князя, тот, кто ушел  и не вернулся! Минуло время, когда весенние травы были пышны, Скоро кончится год, и мы пребываем в смятенье, А сверчок, не смолкая, поет свою грустную песнь. Висит пелена тумана, Обрывисты горные тропы. Только представишь это, И станет на сердце тревожно. Боязно даже подумать, Даже представить ужасно, Как у логова хищного зверя, В самых зарослях, самой чащобе, Человек, замирая от страха,  лезет вверх по стволу. А кручи крутые кружат крутизною, Громады, грозясь, громоздятся горою. Колючий кустарник и сети ветвей, Завалы стволов над буграми корней. И стебли осоки на редких полянах, Покрытые инеем, жухнут и вянут. Вот белый олень на тропе промелькнет, Отпрянет в испуге и снова замрет. Вот он — с рогами, размашистыми и раскидистыми, С шерстью, мокрой от холодного пота. Медведь и рысь, обезьяны и прочие твари — Все они горестно стенают от своей жизни! О ты, пребывающий там и задержавшийся  среди ветвей коричных деревьев! Там, где сцепились тигр с леопардом  и оскалились, встретившись, медведи; Там, где дикие звери бегут друг от друга,  позабыв, что они суть едины. О внук князя, приди же, вернись! Среди гор человеку нельзя оставаться так долго!

Источник: Кравцова М.Е. "Хрестоматия по литературе Китая", 2004

Сыма Сян-жу (179 до н. э. — 117 до н. э.)

Сыма́ Сянжу́ (Сыма Сян-жу) (кит. трад. 司馬相如, упр. 司马相如, пиньинь Sīmǎ Xiāngrú 179 до н. э. — 117 до н. э.) — китайский государственный деятель и поэт времен империи Хань.

Происходил из обедневшей аристократической семьи. Родился в 179 году до н. э. в г. Чэнду. Получил хорошее образование. После разорения отца Сыма Сянжу некоторое время находился под покровительством князя Лян. По возвращении домой некоторое время пытался возродить родные места. После неудачи перебрался в местечко Линьцинь, соблазнил Чжо Вэньцзюнь, дочь местного богача, который вынужден был дать Сыме значительное приданое в 100 рабов и 1 млн монет. Вскоре Сыма Сянжу переехал в столицу Чанъань, где получил приглашение от императорского двора. С 138 по 127 год до н. э. был ближайшим сановником императора У-ди.

Творчество

Был изобретателем жанра тяоцинь — исполнение стихов под аккомпанемент гуциня, разновидности цитры. Это что-то вроде испанской серенады. Сочинял стихи в жанре фу. В "Ханьшу" указано, что он является автором 29 фу. Но в начале XXI века ему приписывалось лишь шесть полных произведений этого жанра и один фрагмент. Наиболее известна "Ода о широких вратах", другое название "Там, где долгие ворота" (кит. упр. 长门赋). Стала классическим произведением жанра фу. Однако её аутентичность подвергается сомнению. В жанре фу Сыма Сянжу создал крупное произведение "Поэма о Цзы-сюйе" с описанием живописных китайских ландшафтов, где разворачивается императорская охота. Имя её главного персонажа Цзы-сюя стало нарицательным и обозначает небылицу, фикцию, ненастоящее дело, а вместе с именем другого персонажа (У-ю) оно вошло в китайский язык в виде чэнъюя (кит. упр. 子虚乌有, пиньинь zǐ xū wū yǒu, палл. цзы сюй у ю) с тем же значением.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

Там, где длинны ворота ("Императрица из рода Чэней, супруга Доблестного сына, Воинственного августейшего монарха...")

Поэма

Императрица из рода Чэней, супруга Доблестного сына, Воинственного августейшего монарха, в описываемое нами время, пользуясь его благосклонностью, стала чрезвычайно ревнива, и государь поселил ее отдельно, во дворце Длинных Ворот. Она предавалась там тоске и печали, думая о горе своем...

Затем прослышала она, что в городе Чэнду, который в область входит Шу, живет Сыма Сян-жу, что он искусней всех в стране под небом нашим в писании красивых сочинений. И вот она, взяв из казны сотню цзиней желтого золота, дала жене Сян-жу, по имени Вэнь-цзюнь, иль Образованная Госпожа, чтоб та купила себе вина и чтобы это все пошло на строфы, объясняющие ее тоску и огорченье. И Сян-жу написал свое стильное произведение, имея в виду образумить владыку-монарха. Императрица Чэнь вновь удостоилась теперь фавора и сближенья. Вот что гласили слова его оды-поэмы.

Скажите, какая там красивая женщина, да, красавица, ходит и бродит, шагает, в грустные думы свои погрузившись? Душа ее, уйдя за грани тела, потерявшись, не возвращается назад, обратно, да, и вид она имеет изможденный, вся высохла она, сидит, живет совсем одна.

Он говорил мне: "Ведь я утром буду уходить, а вечером к тебе опять приду — да, да, приду". А сам теперь и пьет, и ест, и забавляется, забыв обо мне. И в сердце его все испарилось сразу. Он мне изменил, и не вспомнит уже о былом: связался теперь с фавориткой своей и сблизился с нею! Я так бы желала, чтоб он мне соблаговолил бы вопросы поставить, меня допросить, чтоб сам повелел мне приблизиться снова — да, вновь подойти; чтоб мне удостоиться счастья вновь услышать, ценить драгоценный голос его. Соизволил сказать лишь пустые слова, а я-то надеюсь всей полной душой, да, искренне очень; но мой повелитель, он так и не хочет меня осчастливить, приехать ко мне. Я в этих хоромах одна, как на дне, и вся своим чувством захвачена — вся! А ветер летит, налетает, как вихрь, этот ветер!..

Взойду на Пахучую башню и стану с надеждою вдаль я смотреть, с надеждой смотреть; душа же до самых глубин охвачена сильным порывом, и вся, как поток, устремляюсь куда-то туда. А тучи плывут, тяжелыми грудами тучи со всех четырех заслонили сторон небосклон, да, отовсюду; и небо, бездонно-бездонное небо вдруг днем потемнело совсем. Гром прокатился, раскатами гром, и губы его восстали, восстали; но грохот от грома напомнил мне грохот того экипажа, в котором сидел государь. Вот летящая буря свернула с пути и влетает в ворота мои, во дворец; поднимает все занавеси и все пологи разом, и вдруг коричное дерево сплелось и запуталось все в корнях и ветвях — да, ветвях; а запах и острый, и резкий идет и идет. Великая птица павлин садится на дерево это и к нему приникает любовно... А черная там обезьяна свистит и стонет протяжно. Вот зимородок, изумрудная, синяя птица, сложила свои крылья, сюда прилетев, уселась совместно с другой. Фениксы, он и она, летают на юг и на север... Сердце мое полно до краев безысходной тоскою, дух, сбитый с пути, бушует вовсю, на меня изнутри нападает...

Спускаюсь с Террасы Пахучей, смотрю, озираюсь вокруг, вокруг озираюсь и медленным шагом иду потихоньку по самым глубоким дворцовым путям. Вот главная зала... Как глыба... Она упирается в небо — да, в самое небо... Строенья другие громадою темной с ней вместе поднялись и высятся к небу. По временам я прислоняюсь в истоме к флигелю направо, к востоку, да; смотрю на пестрые громады, и без конца, и без конца. Толкну в инкрустациях дверь, золоченые бляхи затрону — схвачусь я, их звук загудит, загудит, как звон колокольный какой-то. Перекладины двери моей из скульптурной магнолии все — да, все резные, карниз абрикосом ажурным отделан. Здесь целая сеть густая-густая деревьев, бродящих, качающихся; подперты пролеты утуном-деревом. Отделаны все редкими деревьями верхи колонн, их капители; неровными рядами они крепят упоры крыш. И в этот час все выглядит неясным и туманным, по одному могу лишь угадать другое — другое; а в общем кажется, как будто глыбы скал нависли сверху кое-как... А днем все пять цветов слепят, один перед другим — слепят; блестят и огненно сверкают — сплошное яркое сиянье! И плотно так скрестились камни, нет — это черепицы крыш — да, крыш; напоминает их узор игру каких-то самоцветов. Везде растянуты сплошной, причудливою сетью там занавесы, да; свисают вниз перевитыми узлами чуской бахромы. Дотянусь до карниза дверей, чтобы сделать движенье какое-нибудь, да, чтобы двигаться мне, и смотрю на широкую панораму причудливых дворцовых помостов-террас.

Белый журавль кричит и жалобно воет — да, воет; его одинокая самка стоит на одной ноге у сухих тополей. День уже в сумерках желтых, надежды мои прерываются — да, оборвались; печально одна отдаю себя зале пустой. Свисает, сияет луна, лучи надо мной лишь блистают — да, только; иду в эту чистую ночь одна в свой глубокий альков. Берусь за классически строгую лютню, сыграть отходящий от строгих мотив; играю о том, что не может быть долгой печальная дума моя. Под пальцем течет высокая нота, она изменяется дальше и переходит в другую: и тембром струна упоительно чистым звенит, мелодия вздымается вверх. Проходит сквозь все, что я вижу теперь, ее четкая, строгая тема — проходит; мысль моя крепнет, растет и себя поднимает сама. Но те, кто со мной, по обе руки, в своем огорченье роняют слезу — да, плачут; их слезы струятся потоком во всех направленьях, и этак и так. Не сдерживают уж рыданий своих, все громче и громче от горя вздыхают, вздыхают; но я уже вновь поднялась, шатаясь, иду, не зная куда. Рукав подымаю свой длинный, лицо закрываю свое — закрываю; и все пересчитываю свои неудачи, ошибки былого... Ни глаз, ни лица показать, показать... И вот в удрученном таком настроении я приближаюсь к постели своей. Собираю душистые разные травы себе в изголовье, в подушку; себе постилаю цветы, которые пахнут чудесно, на ложе. И вдруг засыпаю, и сплю, и грежу во сне и в сонной мечте, да, в думе своей; в душе же творится такое, как будто бы сам государь был здесь, рядом со мною. В испуге от сна пробуждаюсь — ах, нет, никого не видать, не видать; душа вся встревожена, будто потерю познала. Поют петухи целым хором уже, и меня им приходится горько жалеть, горевать; и я поднимаюсь, смотрю на луну, на ее сосредоточенный блеск. И взираю на звезды, рядами своими, рядами мерцающие; Би-Маобиады уже проступают в восточной окраине неба. Я вглядываюсь в середину двора, где лежит — да, лежит полусвет-полумрак; и как будто то изморозь выпала там, как бывает лишь осенью поздней. И тянется-тянется ночь, словно год, а не ночь; а в сердце моем клубится, клубится тоска, и никак невозможно ее утишить, изменить. Вот так я блуждаю в волненье, и места себе я найти не могу, не могу до утра... Мутнеет и брызжет рассвет... А я грущу про себя, грущу и горюю, и так весь год до конца — и не смею, не смею забыть".

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 30

Чжо Вэньцзюнь (II в. до н.э.)

Чжо Вэньцзюнь — китайская поэтесса, жившая в эпоху Хань.

Родилась в богатой семье в городе Линьцзун (пров. Сычуань). Получила хорошее образование, обладала незаурядным литературным талантом. Первый ее муж умер вскоре после свадьбы, во второй раз она вышла замуж за поэта Сыма Сянжу. Будущие супруги встретились на литературном вечере, который устроил отец поэтессы, и полюбили друг друга с первого взгляда. Семья Чжо Вэньцзюнь была против этого брака (Сыма Сянжу был беден), но влюбленные решились на побег и обвенчались тайно.

Когда родители отказали им в поддержке, молодожены открыли ресторанчик, где сами иногда выступали с музыкальными номерами и декламировали стихи. Вскоре семья поэтессы приняла Сыма Сянжу, брак благословили, влюбленным выдали богатое приданое, на которое были приобретены обширные земельные владения с садом. До сих пор в Чэнду есть колодец Вэньцзюнь и платформа для игры на гуцине, с которой открывается великолепный вид на окрестные горы.

По прошествии нескольких лет новый император, У-ди, прослышав о талантах Сыма Сянжу, призвал его во дворец. Некоторое время поэт наслаждался благоволением императора, роскошью и богатством. Но, неискушенный в дворцовых интригах, пал жертвой подковерной борьбы и был заточен в темницу. Отец Чжо Вэньцзюнь вновь загорелся идеей найти ей более подходящего жениха, но молодая женщина наотрез отказалась выходить замуж за кого-либо еще. Тогда Чжо Вансунь отправился во дворец и добился того, чтобы Сыма Сянжу выпустили на свободу. Когда выяснилось, что обвинение было несправедливым, поэт стал пользоваться еще большим расположением императора, зажил на широкую ногу, и стал задумываться о том, чтобы взять наложницу.

Чжо Вэньцзюнь глубоко задело такое предательство. Свои чувства поэтесса выразила в стихотворении "Оплакиваю седину" (白头吟). В этих строках отражена горечь открывшейся измены, разочарование в неверном муже, крах надежд на то, чтобы прожить всю жизнь в гармонии и согласии.

Прочитав такое эмоциональное и выразительное послание, муж устыдился и в скором времени привез свою жену в Чанъань, где они жили вместе долго и счастливо.

Когда Сыма Сянжу умер, Чжо Вэньцзюнь написала эпитафию на его могиле. До наших дней она не сохранилась.

По материалам: Прогулка с Драконом

Перевод: Басманов М.И.

"Порвалась жемчужная нить, и рассыпалось зеркало в прах..."

Порвалась жемчужная нить, И рассыпалось зеркало в прах. Отсверкала роса поутру, Миновало цветенье в садах. Я оплакиваю седину И разлуку с ним навсегда. Зря накрыла я праздничный стол — Господин не заглянет сюда. И в колодце с недавних пор Вся до капли иссякла вода... Я рассталась с супругом моим — Навсегда! Навсегда! Примечания

Жемчужная (красная, пурпурная) нить — символ брачных уз.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Оплакиваю седину (“Пряди, как снег лучистый, что на горных вершинах...”)

Пряди, как снег лучистый, Что на горных вершинах, Словно лунного света Мерцанье меж облаков... Прознала я о двуличии Моего господина, С ним оттого порываю На веки веков. Он на пирушке сегодня Выпьет вина немало, Завтра я с ним последний Произведу расчет... Буду бродить одиноко, Глядя на воду канала, Что на восток и на запад, Дворец опоясав, течет. Снова и снова рыдаю — скорби моей нет предела. Брачные узы распались, Но не стану тужить. Верного друга жизни Я обрести хотела, С ним до седин в согласье, Не разлучаясь, прожить. А на поверку вышло: Такой он непостоянный, Он меня, словно рыбку, На крючок заманил... Верный чувству мужчина Был мне всегда желанный, Чтобы любовь, не деньги Больше всего он ценил. Примечания

...Дворец опоясав, течет... — Речь идет о канале у императорского дворца в Чанъани, где состоял на службе муж Чжо Вэньцзюнь, знаменитый поэт Сыма Сянжу. Канал, в зависимости от местоположения смотрщего, как бы протекал в противоположные стороны. Поэтесса намекает на то, что жизненные пути её и неверного супруга разошлись.

...Больше всего он ценил... — Намек разгневанной супруги на корыстолюбие Сыма Сянжу, поскольку он женился на ней, дочери богатых родителей, в пору, когда был беден. Став же придворным поэтом, пользующимся милостью самого государя, посмел обзавестись наложницей.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

У-ди (156 год до н. э. — 87 год до н. э.)

У-ДИ — седьмой император империи Западная Хань в Китае.

У-ди (кит. упр. 漢武帝 (汉武帝), пиньинь hanwǔdi, палл. Ханьуди), (27 августа 156 год до н. э. — 29 марта 87 год до н. э.), личное имя Лю Чэ (劉徹), полное посмертное имя Сяоу-хуанди (孝武皇帝) или Сяоу-ди, правил со 141 года до н. э. до 87 года до н. э. В период его правления ханьский Китай резко расширил свои территории. За этот период конфуцианство приобрело официальный статус и было введено со всей строгостью (при содействии Дун Чжуншу). Его правление считается историками одним из самых блистательных периодов в истории Китая. Империя расширилась до Ферганской долины на западе, Северной Кореи на северо-востоке, северного Вьетнама на юге. Было нанесено поражение сюнну, на запад был послан дипломат Чжан Цянь для установления союза с юэчжи (137 год до н. э.), был задействован Великий Шёлковый путь, расширились контакты с Центральной Азией, в Китай проникла информация о буддизме, император установил буддийские статуи и проводил буддийские ритуалы. Император провёл перепись населения. Учредил систему экзаменов на чиновничьи должности и развил систему школ для обучения конфуцианству, эта система сохранилась и поддерживалась в течение всей истории имперского Китая.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

Осенний ветер ("Вздымается ветер осенний-осенний, и белые тучи летят...")

Владыка на своем пути осчастливил посещением страну на восток от Реки. Совершил богослужение в храме Царицы Земли. Обернулся, посмотрел на свою царскую столицу и был счастлив. Средь волн, на реке он пил и пировал с толпой приближенных сановников.

Владыка был весь охвачен радостным порывом и сам сочинил напевные строфы об осеннем ветре. Вот они:

Вздымается ветер осенний-осенний,  и белые тучи летят. Трава пожелтела, и листья опали-опали...  Домой, направляясь на юг, от нас улетает гусь. Полна орхидея красы-красы,  прелестно цветет хризантема... Людей моих милых я помню, я помню:  забыть их никак не могу. Плыву я в высокой ладье-дворце-дворце,  плыву я рекою Фэнь. Ладья посредине теченья-теченья  вздымает в пене волну. Набор флейт сяо звучит-звучит,  за ним барабаны гудят-гудят. Весло по воде ударяет, и в такт  несется напев хоровой. Весельем и счастьем я полон весь-весь...  но горестных много чувств... Ведь юность и зрелость на много ли дней?  А старость — как с нею быть? Примечания В. М. Алексеева Введение

"Напевные строфы" — приблизительный терминологический перевод названия китайского литературного жанра, который в большем количестве случаев вряд ли переводим на русский язык, ибо односложность китайского литературного языка, а равно и весь ход развития китайской литературы, создававшейся мощным диахроническим коллективом ученых-начетчиков, имевших самые, в сущности, различные диалектические базы при общем единстве иероглифической письменности, — все это позволяло развиться большому количеству литературных жанров, которые или вовсе не совпадают с русскими и европейскими, или же не выделены и не названы историками европейских литератур. К этим жанрам, терминологически, по существу, не переводимым, относится и жанр цы. Этот литературный жанр, собственно, и с нашей точки зрения, относится скорее к стихотворениям, чем к прозе, ибо цы имеют внутреннюю рифму и довольно строгое ритмическое единство, в то время как проза отличается разнообразием ритмов. Однако китайская литературная теория жанров считает цы прозой в отличие от совершенно строгих и бескомпромиссных стихов ши, продолжающих строгую классическую традицию. Цы, по-видимому, исходят как от прототипа из древней поэзии ши, собранной Конфуцием в отдельную книгу, которую он преподавал своим ученикам как откровение народной души, от которой ученый народоправитель не должен был отстраняться ни на миг; и книга стала поэтому классической ("основой" — цзин: "Шицзин"). Однако в "Шицзине" народная поэзия была редактирована, вероятно, все тем же Конфуцием, а иероглифическая письменность была слишком искусственною, чтобы играть роль только одной транскрипции, так что фольклорный элемент в ней сильно смешан с элементом письменно-литературным. Следующим этапом развития этой напевной поэзии была лирика страны Чу (чу цы), в которой однообразный ритм ши развился в полифонию ритмов с явно выраженною цезурой в длинных стихах и со свободно перемещающеюся рифмой. Цы есть дальнейшее развитие того же жанра уже в позднейшее время (с IV века до н. э. и до наших дней). По общему мнению историков и теоретиков китайской литературы, этот жанр соединил в себе достоинства своих предшественников (ши и саб), став более кратким по форме, более углубленным по чувству и содержанию и более выразительным. Он призван быть гибким, эластичным, чаровать своею красивостью и культивировать медлительность ритмической речи. Этот жанр цы надо отличать от других цы, не имеющих с ним ничего общего (как форма) и пишущихся совершенно другим иероглифом. Было бы неправильно сообщить переводу цы русский народный песенный уклад или уклад романса, ибо многое в них взято из неслышимого языка ученых и потому народной поэзии чуждо. Размер, которым написано это произведение, может быть в общей и неточной схеме представлен так: что по-русски могло бы быть передано, и то при бесконечном и утроении строк (то есть опять-таки далеко от оригинала) приблизительно так:

Ветер осенний взвился — да. Тучи белы и летят. Травы желты... Дерева: Опадает лист их — да...

Борьба за точность перевода, являющаяся основным постулатом этой книги, была бы в такой версии рискованной и опасной, ибо нужно было бы старательно избегать длинных русских слов, что может быть только трюком. По обыкновению в переводе не соблюдены также и рифмы, которые в оригинале весьма нерегулярно (что также способствует выделению этих строф из категории стихотворений) чередуются в виде aa, bb, cccc.

Ритм этого произведения II века до н. э. не был новостью, но подражал довольно точно более древнему стихотворению (гэ — "песня"), восходившему к древнему, удельному периоду Китая (может быть, к V-IV векам до н. э.).

Владыка — собственно "верховный" (хиан) — обычный способ скромного титулования царствующего императора его историками и подданными вне официальных бумаг.

Осчастливил (сын) — обычное льстивое выражение в историческом свидетельстве о посещении императором (как современным историку, так и прежним) какой-либо местности. Впоследствии оно стало применяться особенно в тех случаях, когда император должен был под влиянием необходимости (обычно изгнанный из столицы восставшим военачальником) удалиться от опасности потерять династию. Так было, например, с императором Гуан-сюем, который со всевластной вдовствующей императрицей должен был бежать от европейцев в 1900 году в Сианьфу — древнюю столицу Китая.

На восток от Реки... — Река (хэ) — общее литературное сокращение Желтой реки (Хуанхэ), так же как "Река" Цзян есть сокращение имени Янцзы-цзян.

Совершил богослужение в храме Царицы Земли и этим основал один из новых культов (хотя и по древним образцам) под влиянием льстивых советников, уверивших суеерного монарха, что к северу от реки Фэнь (Фэньхэ) было одним из местных жителей наблюдаемо особое сияние. Монарх решил тогда построить там особый алтарь, чтобы стать основателем и этого "нового" культа божества Земли, который на самом деле был одним из древнейших.

Осенний-осенний — (здесь и ниже) повторение слова как особый прием перевода на русский язык китайской чисто звуковой заставки си, которая, не имея никакого значения, является в то же время весьма существенною для данного жанра. Перевести ее через "ах", "да" и тому подобных было бы значительным нарушением строгости перевода, во всяком случае большим, чем допущенное переводчиком повторение последнего слова, которое по духу своему более соответствует его подчеркнутости, чем эмоциональные "ах", "да", "вот" и тому подобные, значения которых си отнюдь не имеет. Таким образом, в перевод, как и в оригинал, си не вносит ничего, кроме отчеркивания и обособления одной строки от другой.

Орхидея — один из цветков, наиболее воспеваемых в китайской поэзии как "царственный цветок" с неуловимым благоуханием, напоминающим влияние тонкого, достойнейшего человека (особенно монарха), который не вмешивается в жизнь грубою силой, но облагораживает ее как бы ароматом своей личности. По льстивой традиции, приписываемой Конфуцию, эта все облагораживающая эманация исходит от достойного (следовательно, от всякого — попробуй-ка отрицать) царя. Орхидея, описываемая здесь, принадлежит, конечно, к осенним ее разновидностям, культивируемым только на юге Китая. Это не мешает поэту, находящемуся на севере, развить свою поэтическую о ней реминисценцию.

Хризантема — цветок осенний по преимуществу, воспевается в китайской поэзии неустанно, и нужны были бы том за томом переводной антологии, посвященной ей, если бы подобное предприятие оказалось бы вообще возможным.

Людей моих милых... — поэт здесь явно считает в числе своих приближенных, хотя слова цзя жэнь означают, собственно говоря, "красавицы-женщины". Это двойное употребление одного и того же выражения к разнополым существам — вещь, издревле для Китая обычная. Двусмыслицы быть не может, ибо тон стихотворения не допускает фривольности. Возможно, что на пиру у этого фривольного монарха певицы и одалиски были в большом количестве, но речи о них здесь не могло быть. Таков настрой всех антологистов и комментаторов всех времен. Из них многие даже не оговариваются, другие же с негодованием отрицают всякую возможность фривольного значения слов цзя жэнь, которое придало бы стихотворению характер, противоречащий контексту.

В ладье-дворце-дворце... — то есть в роскошной трехэтажной ладье-башне с хоругвями и оружием, свидетельствующим о высокой персоне едущего.

Плыву я рекою Фэнь... — река Фэнь — левый приток Желтой реки, орошающий страну (край?), бывшую одним из древнейших очагов китайской культуры, чему свидетельством служат позднейшие археологические находки в этом именно районе.

Набор флейт сяо (пайсяо) — особый музыкальный инструмент, состоящий из подбора на соответственный лад настроенных 23 отдельных флейт, связанных в ряд на манер губной гармоники, которую этот инструмент напоминает, конечно, лишь отдаленно.

Горестных много чувств в груди поэта возбуждено, вероятно, раскаянием его в своей фривольной, развратной жизни. Известно, что он ужасался при мысли о смерти и весь свой двор наполнил магами, вырабатывавшими для него всяческие эликсиры бессмертия. Некоторые критики считают вмешательство, тем более заключительное, этого именно элемента, личного и позорного, неуместным и отказывают этому произведению в праве на представительство в антологии.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 12

Лю Сицзюнь (123?-101 до н.э.)

Лю Сицзюнь была принцессой во времена династии Хань. Ее перу принадлежит одно из самых ранних стихотворений, приписываемых женщинам.

Лю Сицзюнь была дочерью правителя Цзянду (сейчас — Янчжоу, провинция Цзянсу) Лю Цзяня, внучкой Лю Фэя, брата ханьского императора У-ди. Поэтесса осиротела в младенчестве. Ее отцу пришлось покончить с собой, когда на него пали подозрения в том, что он замышляет переворот, в том же году казнили ее мать по обвинению в колдовстве. Дочь опальных родителей, она была не в почете при императорском дворе.

Статус принцессы ей вернули в 105 году до н.э., когда император У-ди захотел выдать ее за гуньмо усуней, Лецзяоми, чтобы заключить с их племенем союз против сюнну. Усуни отдали за нее калым в 1000 лошадей, а после этого она в сопровождении около 100 слуг была вынуждена уехать за тысячи километров от родных мест.

В своем стихотворении "Скорбные строки" Лю Сицзюнь выражает тоску по родным местам, грустит, что пришлось уехать далеко от отчего дома. Теперь ее окружают чужие люди, чужие нравы, чужие обычаи, чужая речь. "Вот бы лебедушкой прочь улететь — // Думаю только об этом!" — так заканчивается это стихотворение.

Гуньмо взял ее младшей женой (старшей женой была дочь правителя хунну), усуни относились подозрительно к китаянке. Ей построили отдельный дворец в китайском стиле и она видела своего мужа один раз в три месяца, когда он приходил к ней на пир (и за императорскими подарками), учитывая огромную разницу в возрасте и незнание гуньмо китайского языка, Сицзюнь чувствовала себя одинокой.

По настоянию гуньмо и Императора Сицзюнь была передана в жены Цэньцзоу (она противилась, это было против китайских обычаев), который позднее вступил на престол. Лю Сицзюнь родила ему дочь Шаофу и умерла.

С ее переездом связывают историю происхождения китайской лютни пипа, будто бы музыкальный инструмент изобрели специально для того, чтобы она, верхом на коне, могла играть и успокаивать свои чувства.

По материалам: en.wikipedia.org

Перевод: Басманов М.И.

Скорбные строки (“Выдали родичи замуж меня...”)

Выдали родичи замуж меня Так далеко, на край света! Жизнь с У Сунь-ваном в чужой стороне Лаской родных не согрета. Стены из войлока в спальне моей — В юрте зимой и летом. Пища — всё мясо, напиток — айран, Сетуй на то иль не сетуй. Сердце терзает по дому тоска С рассвета и до рассвета... Вот бы лебедушкой прочь улететь — Думаю только об этом!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Ван Чжаоцзюнь (54 до н.э. — 19 до н.э.)

Ван Чжаоцзюнь — китайская поэтесса, принцесса, которую выдали замуж за вождя кочевников.

Сохранилось только одно стихотворение Ван Чжаоцзюнь, “Песнь одиночества и печали”, в котором поэтесса сетует на судьбу, заставившую ее покинуть родные края:

Рассталась я с дворцом давным-давно, В недугах коротаю жизнь мою, Желанья подавляю и мечты, А чувства — чувствам воли не даю, Пусть быт и пища непривычны мне И многое здесь чуждо для меня, Но на чужбине я совсем одна, Привычки давние должна менять.

Чжаоцзюнь происходила из известного рода деревни Баопин. Она родилась, когда ее отец был уже глубоким стариком, и потому ее называли "жемчужиной". О Чжаоцзюнь было известно как о прекрасной и умной девушке. Кроме того, она владела пипой и четырьмя искусствами — цисяньцинем, го, каллиграфией и китайской живописью. В 36 году до н. э. Юань-ди объявил конкурс для выбора наложниц, и Чжаоцзюнь выбрали первой. Отец девушки считал, что она слишком молода для того, чтобы войти в гарем, однако он не мог перечить императору, и ранним летом Ван Чжаоцзюнь стала наложницей.

Выбирая новую жену, император не смотрел наложниц сам, а приказывал написать портреты всех обитательниц гарема и показать ему. Как правило, наложницы гарема, чтобы попасть в число жен императора, платили взятку придворному живописцу, чтобы он изобразил их покрасивее. Но Чжаоцзюнь из гордости отказалась давать взятку художнику Мао Яньшу. В отместку художник-взяточник нарисовал на ее портрете родинки, которых у нее не было и в помине. Император, посмотрев на портрет, посчитал наложницу весьма неказистой и никогда не посещал ее.

В 33 году до н. э. гуннский шаньюй Хуханье посетил дворец, и испросил разрешения породниться с императором. Так как у императрицы Лю была всего одна дочь, она не послала ее, опасаясь не выдержать разлуки. Обычно в таких ситуациях в жены давали дочь императора от наложницы, но император не хотел отдавать гуннам в жены принцессу, и потому приказал выдать Хуханье самую некрасивую девушку из своего гарема. Императорским наложницам было предложено добровольно вызваться желающим стать женой гуннского правителя, но перспектива уехать далеко от родных мест не испугала только Чжаоцзюнь.

Когда императору показали портрет будущей жены Хуханье, он мельком взглянул на него и сразу согласился. Император горько пожалел о своем решении, впервые увидев несравненную красоту Ван Чжаоцзюнь лишь в присутствии гуннских послов, но побоялся, что кочевники встретят гневом предложение отдать им другую наложницу. В политическом отношении этот брак оказался крайне выгодным и отношения с гуннами намного улучшились. Но император был крайне разгневан тем, что лишился самой прекрасной обитательницы своего гарема и продажный художник Мао Яньшу за обман своего повелителя был немедленно казнен.

Ван Чжаоцзюнь стала любимой женой шаньюя, родила ему двоих сыновей, из которых выжил только один. Кроме того, у нее была по крайней мере одна дочь, Юнь, позже ставшая влиятельной фигурой в политике сюнну. В 31 году до н. э. Хуханье умер, и Чжаоцзюнь попросила разрешения вернуться на родину. Император Чэнь-ди отказал ей в этом и приказал, следуя обычаям сюнну, выйти за следующего шаньюя, Фучжулэя, сына другой наложницы Хуханье. От него Чжаоцзюнь родила двух дочерей.

Чжаоцзюнь называли "Нинху-яньчжи" (宁胡阏氏, nínghú yānzhī, успокоительницей варваров). Чжаоцзюнь советовала Хуханье не развязывать войны с Китаем, а распространять китайскую культуру среди гуннов. Так как Хуханье любил Чжаоцзюнь, она приобрела фактически монаршеский статус. Благодаря ей на протяжении более 60 лет между гуннами и Китаем не было войн.

О Чжаоцзюнь рассказывают, что она как-то раз ясным осенним утром поскакала на коне на север из своего родного города. По пути ржание коня расстроило Чжаоцзюнь, и она стала играть печальную музыку на пипе. Стая гусей, летевшая над ней, была сражена красотой Чжаоцзюнь, и птицы забыли, как летать, упав замертво. С тех пор за девушкой закрепилось прозвище (雁落, yànluò) яньло, "заставляющая гусей падать".

По материалам: ru.wikipedia.org

Перевод: Басманов М.И.

Песнь одиночества и печали (“Осенний лес. Куда ни погляжу...”)

Осенний лес. Куда ни погляжу — Увял и пожелтел зеленый лист. Слетелись в горы птицы из долин, На тутовых деревьях собрались. Они себе разыскивают корм, Сверкая опереньем меж ветвей... Я милости судьбой не лишена — Живу себе в обители своей. Рассталась я с дворцом давным-давно, В недугах коротаю жизнь мою, Желанья подавляю и мечты, А чувства — чувствам воли не даю, Пусть быт и пища непривычны мне И многое здесь чуждо для меня, Но на чужбине я совсем одна, Привычки давние должна менять. С залетной ласточкой себя сравню: Гнездо ее отсюда далеко — В Сицяне, где разливы бурных рек, Где пики гор до самых облаков. О мать родная! О родной отец! Видать, на этом свете правды нет, Как я тоскую, убиваюсь как! Глазам бы не глядеть на белый свет!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Чжао Фэйянь (45 до н.э. — 1 до н.э.)

Чжао Фэйянь — императрица и поэтесса, жена императора Чэн-ди, правившего в эпоху Хань. В единственном сохранившемся стихотворении, "Песнь о возвращении феникса", Чжао Фэйянь выразила свою тоску по мужу.

Точно неизвестно, когда родилась Чжао Фэйянь, но исследователи называют предполагаемой датой около 45 г. до н.э. Исторические источники указывают на то, что ее личное имя могло быть Ичжу (宜主), она была дочерью слуг императорского дворца. Семья была бедной, кроме того, будущая поэтесса и ее сестра рано осиротели, но их усыновила женщина из богатой семьи. Мужа этой женщины звали Чжао Линь (趙臨), сестры получили эту фамилию.

Когда Ичжу выросла, ее отправили прислуживать в доме принцессы Ян-а, сестры императора Чэн-ди. Там она стала танцовщицей и получила имя Фэйянь, буквально летающая ласточка — когда девушка кружилась в танце, то походила на птицу в полете.

Примерно в 19 г. до н.э. император Чэн-ди был в гостях у принцессы Ян-а, увидел сестер Чжао и был очарован их красотой. Он взял их в свои наложницы, они стали ему милее других жен, императрицы Сюй и наложницы Бань (Бань-цзеюй, также сочинявшей стихи). Сестры Чжао обвинили своих соперниц в колдовстве: императрицу Сюй сослали в дальний дворец, а Бань-цзеюй удалось опровергнуть обвинения. Чтобы избежать столкновений с сестрами впредь, она отпросилась из гарема и отправилась ухаживать за Великой вдовствующей императрицей Ван во дворце Чансингун.

В 16 г. до н.э. Великая вдовствующая императрица Ван разрешила Чэн-ди сделать Чжао Фэйянь новой императрицей.

Император Чэн-ди внезапно скончался в 7 г. до н.э., по-видимому, от инсульта. Сразу же пошли слухи о том, что Чжао Хэдэ вредила другим женам в гареме, которые могли претендовать на звание императрицы. Чжао Хедэ покончила с собой.

Наследный принц Лю Синь взошел на трон как император Ай-ди. В связи с тем, что он был усыновлен Чэн-ди, вдова Чэн-ди императрица Чжао получила титул вдовствующей императрицы, а мать Чэн-ди вдовствующая императрица Ван — великой вдовствующей императрицы. Тем не менее, во время правления императора Ай-ди Чжао Фэйянь практически не имела политического влияния.

Императрица Ван организовала следствие в гаремах покойного императора, и оказалось, что Чжао Фэйянь также замешана в преступлениях, которые до этого приписывались Чжао Хэдэ. Семья вдовствующей императрицы Чжао была изгнана, а титулы князя, дарованные ее брату и племяннику, были аннулированы. Чжао Фэйянь могли казнить, но пощадили. Во многом ее спасло то, что она была в теплых дружеских отношениях с бабушкой императора Ай принцессой Фу.

В 1 году до н. э. император скончался, не имея наследника. На смертном одре он пожелал передать трон Дун Сяню, но сановники проигнорировали императорскую волю. Великая вдовствующая императрица Ван пришла в императорский дворец, похитила императорскую печать, велела арестовать Дун Сяня (позднее он и его жена совершили самоубийства) и вновь призвала ко двору Ван Мана, сделав его регентом.

Ван Ман мстил приближенным императора Ай за то, что тот лишил его всех привилегий, и вдовствующая императрица Чжао была понижена в ранге. Несколько месяцев спустя ее лишили статуса: она стала по сути простолюдинкой. В тот день она покончила с собой.

По материалам: en.wikipedia.org, ru.wikipedia.org

* * *

Чжао Фэйянь — искусная певица и танцовщица, Порхающая ласточка, — это имя было дано ей за легкость и грациозность движений. Девушка понравилась императору Сяо-чэн, 18 г. до н. э, он взял ее во дворец и вскоре объявил императрицей.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

Перевод: Басманов М.И.

Песнь о возвращении феникса (“Стужею ветер повеял...”)

Стужею ветер повеял. Выпал сверкающий иней. Мысли мои о любимом — В дали далекой он ныне... О, как болит мое сердце, И замирает, и стынет!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Бань-цзеюй (46?-8? до н.э.)

Бань-цзеюй — одна из первых поэтесс в истории китайской литературы и один из наиболее значительных поэтов-лириков древности. Жила в эпоху Западная Хань, по своему социальному положению была наложницей императора Чэн-ди. Ее личного имени не сохранилось, цзеюй — официальный титул наложницы императорского гарема.

Представительница знатного клана Бань, дальняя родственница Бань Гу, она попала в гарем сразу же после воцарения Чэн-ди. Женщина редкой красоты, хорошо образованная и обладавшая незаурядными литературными способностями, Бань-цзеюй возвысилась до статуса наложницы-фаворитки. Ее семейное счастье и благополучие закончились с появлением новой фаворитки Чжао Фэй-янь, публично обвинившей госпожу Бань в колдовстве и попытках наведения на нее порчи. Бань-цзеюй сумела убедить Чэн-ди в лживости обвинений своей соперницы. Не желая больше участвовать в придворных интригах и подвергать опасности собственную жизнь, она отпросилась из гарема и добровольно отправилась ухаживать за вдовствующей императрицей в ее уединенную резиденцию Чансиньгун (Дворец Вечной верности). Там она и провела все оставшиеся годы.

Сохранилось единственное произведение госпожи Бань "Юань гэ син" ("Песня о моей обиде"), состоящее из десяти строк, написанных строгим пятисловным (по 5 иероглифов в строке) размером. Это аллегорический рассказ о веере; за ним скрывается повествование о собственной судьбе и — шире — горькой участи женщины, которой суждено быть всего лишь красивой безделушкой для ее господина. Сшитый из белоснежного — словно иней или снег — шелка, подобный полной сияющей луне, веер радовал и тешил возлюбленного, принося ему в летний зной освежающий ветерок. Но наступит осень — и ставший ненужным веер будет брошен и позабыт:

Но боюсь возвращенья осеннего ветра — Летний зной он от нас унесет. И тогда господин бросит веер ненужный, Не жалея его, не храня (пер. Б.Б. Вахтина).

Стихотворение Бань-цзеюй весьма высоко ценилось в литературной критике последующих веков. Оно включено в наиболее авторитетные антологии — "Вэнь сюань" ("Избранные произведения изящной словесности", цз. 27) и "Юй тай синь юн" ("Новые напевы Нефритовой башни", цз. 1). В знаменитом трактате "Ши пинь" ("Категории стихов") Чжун Жуна Бань-цзеюй объявлена поэтом высшей (по предложенной Чжун Жуном классификации) категории. Ее имя открывает плеяду самых выдающихся, по мнению критика, фигур в истории китайской поэзии. Чжун Жун дает краткую оценочную характеристику стихотворения, отмечая гармоничное сочетание содержательной глубины и худ. совершенства: "[Чувство] печали [так] глубоко, словесный узор (вэнь) изысканно-прекрасен".

С самого начала взгляды комментаторов и теоретиков литературы на жанровую принадлежность и даже название произведения Бань-цзеюй разошлись. В антологии "Вэнь сюань" оно помещено в раздел "Юэфу", т.е. отнесено к песенно-поэтическому жанру (юэфу), что подкрепляется его названием, в котором присутствуют термины гэ и син ‘песня’. Как юэфу оно включено и в свод "Юэфу ши цзи" ("Собрание юэфу", цз. 42) Го Мао-цяня (1050?-1126). В "Юй тай синь юн" оно озаглавлено "Юань ши" ("Стихи об обиде"), т.е. признается собственно стихотворным произведением. В "Ши пинь", где "Песня о моей обиде" фигурирует под назв. "Туань шань" ("Круглый веер"), это произведение тоже относится к стихотворной (не имеющей музыкально-песенных корней) традиции — "древним стихам" (гу ши).

В более поздней комментаторской традиции и филологии оригинальность "Юань гэ син" и авторство Бань-цзеюй были поставлены под сомнение. В комментарии VII в. к антологии "Вэнь сюань" отмечается, что "Юань гэ син" написана в подражание неким одноименным народным песням (юэфу миньгэ). Споры о происхождении "Песни о моей обиде" и ее принадлежности к авторской лирике или песенному фольклору продолжились и в научной литературе. Часть исследователей разделяют точку зрения относительно авторства госпожи Бань.

Другие говорят о возможном существовании в ханьской поэтической среде нескольких одноименных песен, одна из которых могла быть создана Бань-цзеюй, но как подражание песенному фольклору. Третьи считают "Юань гэ син" собственно народной песней; в таком качестве она представлена в ряде сводных изданий XX в. (например, в составленном Юй Гуань-ином своде "Хань Вэй Лю-чао ши сюань" ("Избранные лирические произведения [эпох] Хань, Вэй и Шести династий"), а также в сборнике поэтических переводов юэфу на русский язык.

Независимо от того, кто подлинный автор "Юань гэ син", это произведение по праву относится к числу шедевров древнекитайской лирической поэзии. Оно оказало значительное влияние на последующее развитие любовной лирики, положило начало традиции стихотворений-воспеваний (юн). "Песня о моей обиде" послужила образцом для многочисл. подражаний в рамках авторских песен (вэньжэнь юэфу). Судьба самой Бань-цзеюй претворилась в излюбленный для китайской лирики сюжет; ее образ стал символом эфемерности счастья взаимной любви и трагичности женской судьбы.

По материалам: Синология.ру, автор М. Е. Кравцова

* * *

Бань Цзеюй (Цзе-юй) ("фрейлина Бань") — гаремная красавица и фаворитка Ханьского императора Чэн-ди (31-5 гг. до н.э.), придворная дама при императрице Сюй-хоу. Утратив милость государя, увлекшегося новой возлюбленной по имени Чжао Фэй-янь, она удалилась в Чансиньский дворец, где жила в уединении, не помышляя соперничать с новой фавориткой. Когда же ее обвинили в чародействе, то остроумными ответами она сумела отвести это обвинение.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Перевод: Басманов М.И.

Песнь скорби ("Белоснежный тончайший шелк...")

Белоснежный тончайший шелк — Стал ветшать он с недавних пор. Был когда-то он девственно чист, Словно иней иль первый снег. И на веере ярко блестел И лучился тканый узор. Веер, круглый, как будто луна, Находился всегда при мне — В рукаве держала его. Всякий час он был под рукой, Чтоб овеять мое лицо В пору жаркую ветерком. А теперь все чаще страшусь: Скоро осень и лету конец. Ветер с севера налетит, Одолеют тепло холода. Веер будет уже ни к чему — И упрячут его в ларец... Не изведать мне больше любви — Никогда! Никогда!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Перевод: Перелешин В.Ф.

Стихи на веере (Я свежий шелк беру — как иней ранний)

Стихи на веере, подаренном императору Ханьской династии Чжэн-ди дамой его двора, госпожою Бань Цзе-юй. Я свежий шелк беру — как иней ранний, Как чистый снег, прозрачна белизна — Чтоб веер выкроить из этой ткани, Веселый и округлый, как луна. И ты, мой веер, избран и приближен, В руке носимый иль под рукавом, Послушен будь и верен, и подвижен: Ласкай царя прохладным ветерком! Но, праздники осенние чуть минут И ветры севера проронит зной, Как я, забыт ты будешь — и закинут Пренебрежительно в ларец резной. Примечания переводчика

Бань Цзе-юй — известная поэтесса. Титул «цзе-юй» (изысканная красавица) во времена династии Хань присваивался наиболее образованным из императорских наложниц.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

Цянь Тао (начало II века)

Перевод: Басманов М.И.

"Ночь прохладна. Одежда легка..."

Ночь прохладна. Одежда легка. В беспрестанном движенье рука. Чжа-чжа-чжа — в тишине у окна — То жужжит не смолкая челнок. День зимою короткий такой, Что и чи не успеешь соткать. Не до песен красоток теперь, Или это им невдомек!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Преподношу Коу-гуну ("Все по песенке спели — и вот...")

Все по песенке спели — и вот Шелком каждая одарена. Но красотки — им мало всегда — Недовольны остались опять. Им неведомо, как нелегко Ткать шелка в полутъме у окна... Сколько раз пробежать челноку, Чтобы шелк злополучный соткать!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Сюй Шу (II век)

Сюй Шу — писательница и поэтесса, жившая в эпоху Восточная Хань.

Точно неизвестно, когда она родилась и умерла, но исследователи утверждают, что Сюй Шу жила около 147 г. н.э. в Лунси (ныне — провинция Ганьсу).

Ее мужем был Цинь Цзя, чиновник из Лунси, тоже увлекавшийся поэзией. Супруги вели переписку в стихах и прозе. По мнению китайских критиков, их творческое наследие нужно рассматривать как неделимое целое.

Когда мужа направили в Лоян, Сюй Шу тяжело заболела и была вынуждена вернуться в дом родителей. Супруги очень тосковали друг по другу и могли выразить свои чувства только на письме. В стихах Сюй Шу сквозит печаль о том, что из-за болезни они с мужем больше не могут видеться. Цинь Цзя умер на службе, так и не вернувшись в родные края. Ее семья настаивала на том, чтобы поэтесса вышла замуж во второй раз, но вдова была непреклонна — настолько, что из протеста изуродовала себя.

По материалам: zh.wikipedia.org

Перевод: Басманов М.И.

Отвечаю Цинь Цзя (“Вот и вернулась домой из-за хвори...”)

Вот и вернулась домой из-за хвори Младшая ваша супруга. Дома сидит и в печали и в горе, Скована тяжким недугом. Вместе хотела бы я находиться С тем, кто мне близок и дорог, В службе его многотрудной в столице Быть ему верной опорой. Видно, надолго разлука, вздыхаю И про себя негодую. Вдаль с затаенной надеждой взирая, Места себе не найду я. Грежу о вас, о навеки любимом, Лик ваш приветно лучится. Вот только что проходили вы мимо, Чтобы тотчас же скрыться. Если бы крылья мне — птицей взметнуться И устремиться за вами!.. Горько рыдаю. Безудержны стоны, Залито платье слезами.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Лю Чжэнь (170?-217)

Один из ведущих представителей поэтического течения Цзяньань фэнгу (Цзяньаньская поэзия), входит в плеяду Цзяньань ци цзы ("Семь цзяньаньских мужей").

Краткие сведения о жизни Лю Чжэня содержатся в жизнеописании Ван Цаня, представленном в официальном историографическом сочинении "Саньго чжи" ("Анналы Трех царств", "Трактат о Троецарствии", цз. 21) Чэнь Шоу (223?-297?). Лю Чжэнь — выходец из аристократического семейства, боковой ветви правящего дома империи Хань (III в. до н. э. — III в. н. э.). Родился в уезде Дунпин (современная провинция Шаньдун). Уже в 8-9 лет свободно читал древние философские сочинения и поэтические произведения (оды, лирику). Поступив на службу к Цао Цао, Лю Чжэнь вошел в число его доверенных лиц; был близким другом Цао Чжи. Но затем попал в опалу и оказался под угрозой казни: Цао Цао обвинил его в непочтительном отношении к наложнице своего старшего сына и наследника Цао Пи. От наказания Лю Чжэня спасла смерть во время великого мора, охватившего столицу Лоян.

Точное число созданных Лю Чжэнем поэтических произведений неизвестно. Ему приписывают 14-26 стихотворений-ши и 6 од-фу. Существует три одноименных варианта собрания сочинений Лю Чжэня: "Лю Гунгань цзи" ("Собрание произведений Лю Гунганя"), которые вошли в сводные издания Чжан Пу (1602-1641), Ян Фэнчэня (XIX в.) и Дин Фубао (1874-1952; публикация 1916). Кроме того, лирические произведения Лю Чжэня представлены в сводных изданиях Дин Фубао (публикация 1964) и Лу Циньли (1911-1973); одические — в своде Янь Кэцзюня (1762-1843). Из лирики Лю Чжэня следует назвать панегирик "Гун янь ши" — "Стихи о пире князя" (одноименные стихотворения есть в творчестве почти всех литераторов плеяды "Семи мужей") и поэтические послания "Цзэн Сюй Гань" ("В дар Сюй Ганю") и цикл (из 4 стихотворений) "Цзэн у гуань чжунланцзянь" ("В дар начальнику стражи пяти ведомств"). Остальные его стихотворения представляют собой миниатюры аллегорического характера, своего рода этюды художника-импрессиониста, в которых бегло, но уверенно и выразительно очерчивается деталь, казалось бы, случайно выхваченная из потока реальности. Излюбленный прием Лю Чжэня — метафора, намек. Восприятие окружающей действительности словно трансформировалось в его сознании в череду образов (при этом неважно, достались ли они ему в наследство от предшествующих поэтов или порождены его собственным творческим опытом), которые сплетались в стихотворные строки. Он всячески избегал ставить точки над i, не утруждая себя расшифровкой сказанного и предоставляя читателю полную свободу в понимании его творений. Лучшим произведением Лю Чжэня признается цикл "Цзэн цун ди" ("В дар двоюродному брату", "Послания к брату"), состоящий из трех пятисловных (по 5 иероглифов в строке) восьмистиший. В первом из них, согласно его традиционным толкованиям и научным интерпретациям, содержится (в предельно завуалированной форме) хвалебный отзыв об адресате — скромном, но необыкновенно талантливом провинциальном юноше. И, кроме того, косвенно выражается одобрение реформы административно-бюрократического аппарата, проведенной Цао Цао и открывшей доступ к службе людям на основании их природных дарований и знаний, а не их родословной: "<...> А вдоль самого берега хрупкая ряска растет, / Чьи цветы-стебельки разметались, в теченье купаясь. / Их, срывая, несут в императорский храм, / Да и гостю почтенному служат подарком достойным. / Пусть в саду нашем нет горделиво-прекрасных цветов — / С восхищением примем посланца болотистой поймы!" (1-е стихотворение). Далее воспевается (через обыгрывание образов соответственно сосны и феникса) внутренняя стойкость истинно благородной личности: "Недвижимо-горда на вершине застыла сосна, / <...>/ О как крепки сосны распростертые ветви! / Их терзают и мучают иней со льдом, / Но свой вид не изменят к завершению года" (2-е стихотворение). "Царственный феникс, сокрывшись на Южном хребте, / В вольном круженье среди одиноких бамбуков летает. / <...> / Пусть нестерпимую боль причинит ему этот полет — / Знаться с пичугами он почитает не вправе" (3-е стихотворение).

Значительно большую смысловую и тематическую определенность имеют оды Лю Чжэня, представляющие собой образцы большинства тематических групп, характерных для прозопоэзии того времени. Это оды-панегирики, воспевающие столицу ("Лу ду фу" — "Ода о столице Лу"); произведения, затрагивающие социально-политическую тематику ("Да шу фу" — "Ода о великой жаре"); произведения на даосско-религиозные мотивы ("Лияншань фу" — "Ода о горе Лияншань"); оды-аллегории ("Гуа фу" — "Ода о тыкве").

Оценки, данные творчеству Лю Чжэня теоретиками литературы III-VI вв., несут отпечаток некоторой двусмысленности. Единогласно признается высочайший художественный уровень его творений, но каждый раз подчеркивается некий изъян его творческой манеры, и понять, что при этом имеется в виду, крайне затруднительно. По словам Цао Пи (трактат "Дянь лунь лунь вэнь" — "Рассуждения о классическом"), "Лю Чжэнь очень мужествен, но неплотный какой-то, с рединой" (пер. В. М. Алексеева). В трактате Чжун Жуна "Дух (ци) укреплялся пристрастием к необычайному; прочнейший остов его творений — словно замерзший снег, а высокий нрав возносился над обыденным и словесным. [Однако] дух покинул его изящную словесность, ее резьба приумножилась, а чувственность уменьшилась. Хотя стоит ниже Цао Чжи, можно назвать одиноко идущим". Об оскудении "духа" Лю Чжэня говорится и в трактате Лю Се "Вэнь синь дяо лун" ("Дракон, изваянный в сердце письмен", цз. 6, гл. 27): "<...> дух [Лю] Гунганя оскудел, поэтому, хотя и повествует о мужественном, мысли его мечутся из стороны в сторону". В антологию "Вэнь сюань" ("Избранные произведения изящной словесности) включено десять стихотворений Лю Чжэня (столько же, сколько и Ван Цаня), и в основном это циклы поэтических посланий.

В литературной критике более позднего времени преобладают восторженные отзывы о творчестве Лю Чжэня, где он ставится вровень то с Цао Чжи, то с Ван Цанем. Однако они излишне высокопарны и абстрактны, чтобы понять, в чем именно его заслуга: "Цао и Лю исторгали рык тигра, порождали ветер, и не было среди четырех морей человека, равного этим двум героям" (Юань Хаовэнь); "Своими стихами Лю Чжэнь и Ван Цань покорили изящную словесность" (Ван Шичжэнь: 1526-1590).

В современных работах Лю Чжэнь номинально признается одним из лидеров Цзяньань фэнгу. Однако в целом его творчество остается вне детального рассмотрения исследователей. Существует даже точка зрения, что прежние оценки Лю Чжэня относятся к его утраченным произведениям, поскольку сохранившиеся тексты не превышают средний художественный уровень.

Источник: Синология.ру, автор М. Е. Кравцова

* * *

Китайский поэт времен заката династии Хань. Родился в уезде Дунпин (территория современной провинции Шаньдун). Получил классическое образование. Впоследствии оказался при императорском дворе, а затем вошел в свиту влияние военнослужащего и сановника Цао Цао, который назначил Лю министром. Впрочем, высказывания Лю Чжэня о деятельности Цао, довольно критические, привели к обвинениям в неуважении, и он был отправлен за решетку. Благодаря заступничеству Цао Пи его не казнили, а сослали в провинцию. Впоследствии он вернулся в столицу, где и умер во время эпидемии неизвестной болезни.

Один из "Семерых цзяньаньских мужей", поэтов-интеллектуалов. Мастер жанра фу. Из всего наследия известно всего 15 стихотворений. Наиболее известен цикл "Послания к брату".

Источник: uk.wikipedia.org

Перевод: Бежин Л.Е.

Из стихов "Преподношу двоюродному брату" ("Одиноко склонилась сосна на макушке бугра...")

Одиноко склонилась  сосна на макушке бугра, А внизу по лощинам  со свистом несутся ветра. До чего же суров  урагана пронзительный вой, Как безжалостно он  расправляется с этой сосной! А наступит зима —  как жестоки и иней и лед, Только эта сосна  остается прямою весь год. Как же в лютую стужу  сумела сберечься она? Видно, духом особым  крепки кипарис и сосна.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Ван Цань (177-217)

Китайский поэт, ученый и политик времен династии Восточная Хань. Родился в 177 г. в уезде Цзоусянь провинции Шаньдун. Самый известный из "Семи цзяньаньских поэтов". Сделал вклад в разработку законов и стандартов нового вассального государства Вэй, государства-предшественника государства Цао Вэй времен Троецарствия. Происходил из знатного рода. В 189 г. переехал в Лоян, где его заметил известный ученый и каллиграф Цай Юн. Ван Цаню предлагали несколько должностей, от которых он отказался. В 194 г. поступил на военную службу. Участвовал во многих военных кампаниях и оказался в лагере военачальников из дома Сунь, укрепившихся в юго-восточных районах страны. В 208 г., после смерти Лю Бяо, убедил его сына Лю Цуна сдаться Цао Цао. В 213 г. Цао Цао поручил Ван Цаню разработку новой системы законодательства и стандартов взамен старой, вышедшей из употребления. В 216 г. последовал за Цао Цао в его четвертой кампании против Сунь Цюаня. Тяжело заболел и умер по пути домой.

Автор 26 стихов (в жанрах юэфу и ши), большая часть которых сгруппирована в циклы, а также 20 полных текстов и 5 фрагментов од-фу.

Источник: "Личности"

* * *

Ван Цань (кит. 王粲, пиньинь: Lú Lún, второе имя Чжун Сюань (кит. 仲宣, пиньинь: Zhòng Xuān)) — китайский поэт, ученый и политик времен династии Восточная Хань. Самый известный из "Семи цзяньаньских поэтов". Упоминается в "Записи о Трех царствах" Чэнь Шоу как человек с феноменальной памятью: Ван Цань наблюдал за игрой го, когда кто-то неожиданно опрокинул доску и рассыпал камни. Ван Цань смог восстановить их положение по памяти.

Ван Цань был сыном Вана Цяня (王謙), высокопоставленного чиновника из уезда Гуанпин (современный Цзоу, провинция Шаньдун). Его прадед Ван Гун (王龔) и дед Ван Чан (王暢) входили в число Трех Князей при императорах Шунь-ди и Лин-ди соответственно.

Ван Цаню было всего тринадцать, когда в 189 г. военачальник Дун Чжо узурпировал власть и посадил на трон марионеточного императора Сянь-ди. В следующем году Дун Чжо перенес столицу из Лояна в более стратегически безопасный Чанъань. Ван Цань направился в новую столицу, где провел три года. Во время пребывания Вана в столице, его таланты заметил известный ученый и каллиграф Цай Юн. Ван Цаню предлагали несколько должностей, от которых он отказался.

В 194 г. Ван Цань направился в Цзинчжоу (современные провинции Хубэй и Хунань) попытаться устроиться на службу к губернатору Лю Бяо, которому бледный и болезненный на вид Ван Цань не понравился. После смерти Лю Бяо в 208 г., Ван Цань убедил его сына Лю Цуна сдаться Цао Цао.

Таланты Ван Цаня нашли свое применение при новом начальнике. В 213 г. Цао Цао получил титул Князя Вэй и десять городов. Ван Цаню поручили разработку новой системы законодательства и стандартов взамен старой, вышедшей из употребления. В 216 г. Ван Цань последовал за Цао Цао в его четвертой кампании против Сунь Цюаня.

Ван Цань умер в 217 г. в возрасте 40 лет от болезни во время возвращения в Е (современный Ханьдань, Хэбэй). Присутствовавший на похоронах Цао Пи сказал: "В былые времена Вань Цань любил рев ослов. Давайте заревем, прощаясь с Ван Цанем", — и все участники похорон заревели.

У Ван Цаня остались двое сыновей, которые были казнены в 219 г. из-за участия в восстании Вэй Фэна. Род Ван Цаня пресекся. Родственник Ван Цаня (сын Ван Кая), Ван Е унаследовал более 10 000 книг покойного, которые затем перешли сыновьям Ван Е, Ван Би и Ван Хуну.

Ван Цань был признанным поэтом и, вместе с шестью другими современниками, был представителем поэтического стиля Цзяньань (建安風骨).

Политические неурядицы времен конца династии Восточная Хань придали поэзии группы торжественный и в то же время волнующий сердце стиль. Поэзия полна жалоб на эфемерность жизни. В контексте истории китайской литературы поэзия Ван Цаня была переходной между ранними народными песнями и ученой поэзией. Одно из типичных произведений — ши "Поэма семи печалей" (七哀诗), оплакивающая жизнь людей во время многолетней войны. Ван Цань также является автором "Записок о героях" (英雄記).

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Один из ведущих представителей поэтического течения Цзяньань фэнгу (Цзяньаньская поэзия), входит в плеяду Цзяньань ци цзы ("Семь цзяньаньских мужей").

Жизнеописание Ван Цаня представлено в официальном историографическом сочинении "Саньго чжи" ("Анналы Трех царств", "Трактат о Троецарствии", цз. 21) Чэнь Шоу (223?-297?). Родился в аристократическом семействе, оппозиционно настроенном к правящему дому империи Хань (III в. до н. э. — III в. н. э.) в момент его полной деградации. В 17 лет поступил на военную службу. Участвовал во многих военных кампаниях и оказался в лагере военачальников из дома Сунь, укрепившихся в юго-восточных районах страны. Там он провел около 16 лет, очень тяжелых для него психологически. Воспользовавшись смертью своего непосредственного начальника (208), Ван Цань примкнул к армии Цао Цао, которая вела боевые действия на юге, и вскоре вошел в число его доверенных лиц. После того как Цао Цао был пожалован собственным удельным владением (Вэй, 212), Ван Цань получил должность секретаря первого министра (шичжун) в местной администрации. Последние два года жизни (214-216) Ван Цань провел в действующей армии, сопровождая Цао Цао в очередном походе. Тяжело заболел и умер по пути домой.

Поэтическое наследие Ван Цаня состоит из 26 стихотворных произведений (в жанрах юэфу и ши), большая часть которых сгруппирована в циклы, а также 20 полных текстов и 5 фрагментов од-фу.

Существует три наиболее авторитетных собрания сочинений Ван Цаня: одно — под названием "Ван шичжун цзи" ("Собрание произведений Вана — секретаря первого министра", 1 цзюань) — входит в сводное издание Чжан Пу (1602-1641); два других, имеющих разный объем, но одно название — "Ван Чжунсюань цзи" ("Собрание произведений Ван Чжунсюаня"), включены соответственно в два издания: объемом 1 цзюань — в свод Ян Фэнчэня (XIX в.); объемом 3 цзюаня — в свод Дин Фубао (1874-1952; публикация 1916). Лирические произведения Ван Цаня представлены в своде Дин Фубао (публикация 1964) и Лу Циньли (1911-1973), одические — в своде Янь Кэцзюня (1762-1843).

Все юэфу Ван Цаня — циклы "Тай мяо сун" ("Славословие храму предков", 3 текста) и "Юй-эр у гэ" ("Песни для танца Юй-эр", 4 текста) — как произведения ритуально-церемониального характера близки к официальным культовым песнопениям (гун юэ). Среди собственно стихотворных (ши) текстов отдельную тематическую группу (4 стихотворения) составляют поэтические послания друзьям поэта: "Цзэн Цай Цзыду ши" ("Стихи в дар Цай Цзыду"), "Цзэн Вэнь Шулян" ("В дар Вэнь Шуляну") и т. п. Это пространные (в 50 строк и более) тексты, написанные преимущественно четырехсловным (по 4 иероглифа в строке) поэтическим размером. Их содержание — комплименты адресатам, в которые вплетены сообщения о собственных делах и настроениях, а основной мотив — тоска по отсутствию близкого по духу человека. Поэтические послания Ван Цаня фактически зачинают данное тематическое направление (стихи о мужской дружбе) в китайской лирике. Остальные стихотворения — произведения средних форм (10-18 строк), написанные исключительно пятисловным размером. Лучшим из них считается цикл "Ци ай ши" ("Стихи о семи печалях", "Семь печалей"). Он состоит из трех стихотворений, созданных в разные годы (193-208). В первом рассказывается о бегстве поэта из разоренного войной города Чанъань. Оно открывается строками, живописующими картину обезлюдевшего города, по улицам которого рыщут дикие звери. Центральное место занимает эпизод встречи поэта с беженкой. Понимая, что она не в силах спасти ребенка от голодной смерти, мать оставляет плачущего младенца на обочине дороги: "Мне навстречу голодная женщина еле бредет, / Только что положила дитя в придорожную зелень. / И теперь жадно ловит ребенка отчаянный крик, / Но, лицо утирая, к нему возвратиться не смеет: / "Я не знаю ни места, ни срока кончины своей, / Но вдвоем мы от голода сгинем скорее!".

Во втором стихотворении поэт исповедуется в своих переживаниях во время пребывания на юге. Тоска по родине, ощущение своей ненужности, понимание несбыточности прежних надежд — все это тяжким грузом лежит на его сердце: "Этим диким местам мне родными не стать, / <...> / В одиночестве маясь, без сна эту ночь проводя, / Вновь оденусь и звонкую цитру настрою. / Ее шелковым струнам сердечную вверю тоску, / И печальный напев отзовется такой же тоскою".

Мотив игры на музыкальном инструменте во время ночной бессонницы впоследствии станет поэтической формой, передающей душевные муки лирического героя.

В третьем стихотворении Ван Цань возвращается к теме войны и бедствий, обрушившихся на страну и народ. Стоя на крепостной стене пограничного укрепления, он с горечью взирает на разбитый внизу лагерь: "Поднимаюсь на башню, смотрю, что творится вокруг, — / Боевые знамена повсюду простор полонили. / Тот, кто воином стал, не мечтает вернуться домой, / За ворота ступил и исчез, словно канул в могилу. / Наши дети и братья томятся в жестоком плену, / Реки горестных слез всю отчизну собой наводнили".

К "Ци ай ши" по содержанию и настроению примыкают стихотворения "Юн ши" ("Воспевание истории", "[Стихи] на исторические темы") и цикл "Цун цзюнь син" ("Стихи о походе", 5 текстов). В "Юн ши" поэт размышляет о принципах управления государством через обращение к эпизодам прошлого. Подобный литературный прием также обретет устойчивость в последующей лирической поэзии, приведя к возникновению целого тематического направления, называемого Юн ши.

В цикл "Цун цзюнь син" вошли стихи, созданные во время последней для Ван Цаня кампании. Находясь при Цао Цао, он, видимо, исполнял функции придворного поэта, запечатлевающего для потомков мудрость и мужество царственного полководца. Об этом свидетельствует насыщенность стихотворений восхвалениями Цао Цао и описаниями успешных боевых действий его армии (хотя в действительности описываемый поход закончился неудачей). Тем не менее и здесь явственно звучат мотивы бедствий военного времени, тягот солдатской доли: "Солдаты тоскуют о доме, / Кто способен избежать таких горестных чувств?!" И еще: "Одинокая птица над ними порхает-кружит, / Сердца воинов грустные чувства сжимают". Словно бы в неожиданном порыве откровенности (второе стихотворение), поэт признается, что он и сам отнюдь не преисполнен оптимизма. Тело, непривычное к доспехам, ноет и болит, на душе тоскливо, мучают сомнения, и не с кем ими поделиться.

С лирикой гражданского характера резко контрастируют стихотворения о пирах и придворных увеселениях, пронизанные панегирическими и безмятежно-вальяжными интонациями: "Гун янь ши" ("Стихи о пире князя"), два первых стихотворения из цикла "Цза ши" ("Стихи о разном"); второе стихотворение цикла: "Колесницы стоят, отдыхая от быстрой езды, / В ряд застыли вдоль пойменной зелени края. / Аромат источают повсюду цветы орхидей, / Лотосов островки нежно-розовый свет излучают. / <...> / Вот уж солнца на западе клонится диск, / Но, весельем объяты, вернуться домой забываем". Еще одну самостоятельную по мотивам и настроениям группу в лирике Ван Цаня образуют два стихотворения-аллегории, входящие в цикл "Цза ши". Они похожи на притчи, в которых развиваются темы, восходящие к творчеству великих поэтов древности Цюй Юаня и Сун Юя: неизбежность одиночества истинно благородного человека (метафорически сравнивается с фениксом), невозможность для него идти на компромисс, предавать собственные идеалы и ценности: "На трепещущих крыльях в небе феникс парит, / В одиночестве странствует, не имея места для отдыха. / <...> / Мечтаю встретиться с ним в разгар весны, / И, обнявшись шеями, насладиться общением друг с другом". Из пятого стихотворения цикла "Цза ши": "Быстрый сокол вдруг слабою горлинкой стал, / Средь речных берегов он отныне убежище ищет. / <...> / Вызывает лишь слезы теперь его вид, / По природе своей стал никчемным и нищим".

Прозопоэзия Ван Цаня представлена "классическими" и "лирическими" одами. Самое известное одическое произведение — "Дэн лоу фу" ("Ода о том, как взошел на башню", "Взошел на башню"). Это развернутый вариант заключительного стихотворения из цикла "Ци ай ши" ("Семь печалей"). В ней воспроизводятся та же литературная ситуация (поэт, стоящий на башне военного лагеря), те же мысли и настроения (скорбные думы поэта о бедствиях страны, отчаяние от понимания собственного бессилия что-либо изменить).

Ван Цанем созданы также оды: на военные и социально-политические темы ("Чу чжэн фу" — "Ода [о] начале похода", "Да шу фу" — "Ода [о] великой жаре"); с даосско-философскими (бренность бытия, эфемерность человеческих деяний: "Цзю фу" — "Ода [о] вине") и даосско-религиозными мотивами ("Ю хай фу" — "Ода [о] путешествии к морю", "Бай хэ фу" — "Ода [о] белом журавле", фрагмент). Многочисленные оды на любовные темы представляют различные образцы, свойственные этому тематическому направлению одической поэзии: мотив разлуки ("Гуа фу фу" — "Ода [о] вдове"); сюжет любви простого смертного к божественной красавице, идущий от творений Сун Юя ("Шэнь нюй фу" — "Ода [о] божественной деве"); "любовная" ода с эротическим подтекстом ("Сянь е фу" — "Ода [о] сдерживании чувств"). В последней повествуется о мужских любовных переживаниях, вызванных чувственным влечением к возлюбленной (аналогичные по содержанию произведения имеются и у других литераторов Цзяньань фэнгу: Чэнь Линя, Жуань Юя, Ин Яна).

"Лирические" оды Ван Цаня, например, "Ин у фу" ("Ода [о] сером попугае"), "Хэ фу" ("Ода [о] горном фазане"), "Ян лю фу" ("Ода [о] тополе и иве"), по всем формальным показателям (небольшой объем, пятисловный поэтический размер, четкость рифмы) являются стихотворными текстами. По содержанию это произведения басенно-аллегорического характера, перекликающиеся со стихотворениями-аллегориями. По мнению Цао Пи, автора трактата "Дянь лунь лунь вэнь" ("Рассуждения о классическом"), именно "лирические" оды были лучшими творениями Ван Цаня: "Ван Цань — тот особо силен в ритмических цы и фу-воспеваньях" (пер. В. М. Алексеева).

Поэзия Ван Цаня очень высоко ценилась его современниками, а также критиками V-VI вв. В трактате "Ши пинь" ("Категории стихов") он включен в список поэтов высшей категории. Автор трактата Чжун Жун видит в нем литератора, равного Цао Чжи, и отмечает уникальность его художественной манеры:

"...находясь между Цао Чжи и Лю Чжэнем, создал свой особый художественный стиль". Еще более восторженный отзыв о творчестве Ван Цаня, где он также ставится в один ряд с Цао Чжи, дан в эссе "Ши лунь" ("Суждения/Рассуждения историка") Шэнь Юэ: "...художественный стиль Цзыцзяня [Цао Чжи] и [Ван] Чжунсюаня основан на их духе (ци) и свойствах натуры (чжи). Оба они, друг от друга неотделимые, были способны властвовать над прекрасным; одни лишь они смогли отразить то время". В антологию "Вэнь сюань" ("Избранные произведения изящной словесности") включены ода "Дэн лоу фу" и десять стихотворений Ван Цаня — больше, чем произведений любого другого представителя Цзяньань фэнгу, не считая Цао Чжи. В дальнейшем мнения критиков о творчестве Ван Цаня разделились. Одни продолжали видеть в нем одного из ведущих литераторов Цзяньань фэнгу и всей эпохи Шести династий (Лючао, III-VI вв.). Другие, наоборот, доказывали слабость его поэтического дара и невыразительность (кроме образцов гражданской лирики) его творений. Самый резкий отзыв принадлежит Ху Инлиню (1551-1602): "Талант Чжунсюаня слаб, что куски сырого мяса, прилипшие к костям". В современных исследованиях Ван Цань признается лидером плеяды "Семи мужей", но основное внимание по-прежнему направлено на его гражданскую лирику. И теперь никогда и никем он не ставится в один ряд с Цао Чжи.

Источник: "Духовная культура Китая. Энциклопедия. Том 3. Литература. Язык и письменность", 2008

Перевод: Кравцова М.Е.

"Семь печалей"

"Смуты и мятежи обратили в руины Чанъань..."

Смуты и мятежи обратили в руины Чанъань, Страх и панику сеют на улицах дикие звери. Бросив все, я решаю бежать из срединных земель, Чтоб себя и судьбу свою дикому югу доверить. Передумать, остаться ведут уговоры друзья, Преисполнившись скорби,  домочадцы встают на колени. Проезжаю ворота, не встретив вокруг ни души, На бескрайних просторах одни только кости белеют. Мне навстречу голодная женщина еле бредет, Только что положила дитя в придорожную зелень. И теперь жадно ловит ребенка отчаянный крик, Но, лицо утирая, к нему возвратиться не смеет: "Я не знаю ни места, ни срока кончины своей, Но вдвоем мы от голода сгинем скорее!" Вихрем мимо промчался, коня подстегнув, Те слова еще долго набатом звучали. И поднявшись по склонам могильных холмов, Я стою, взор не в силах отвесть от Чанъани. Суть старинных стихов наконец-то постиг, О, как тяжки для сердца оковы страданий! Этим диким местам мне родными не стать, Отчего же так долго себя пребывать здесь неволю? Вижу, как по Янцзы вереницами лодки спешат, Догорает закат, и душа наполняется болью. Угасающий луч задержался на склонах хребта, Тень от скал распростерлась густой синевою. Забиваются лисы во мрак ими вырытых нор, Над деревьями птицы кружат,  возвращаясь к гнездовью. Резкий ветер подул, развевая мои рукава, Намокает подол, увлажняясь обильной росою. В одиночестве маясь, без сна эту ночь проводя, Вновь оденусь и звонкую лютню настрою. Ее шелковым струнам сердечную вверю тоску, И печальный напев отзовется такой же тоскою. Бесприютный скиталец, страданьям не вижу конца, Разрывается сердце от бремени тяжкой юдоли. Приграничная крепость вызывает одну лишь тоску, Помню, мне проезжать в этом месте уже доводилось. Неустанно несутся, ураганные дуют ветра, От холодного снега тела как ледышки застыли. Ни души не увидишь, хоть тысячу верст проскачи, А деревья и травы навечно к земле приклонило. Поднимаюсь на башню,  смотрю, что творится вокруг, — Боевые знамена повсюду простор полонили. Тот, кто воином стал, не мечтает вернуться домой, За ворота ступил и исчез, словно канул в могилу. Наши дети и братья томятся в жестоком плену, Реки горестных слез всю отчизну собой наводнили. Есть под небом края, где веселья не счесть, Что же медлю расстаться с этим краем постылым? Чем приятней для глаз, тем кусает больней мошкара, Налетит — улетит ли — желаний ничьих не спросила!

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Ин Ян (?-217)

Один из ведущих представителей поэтического течения Цзяньань фэнгу ("Цзяньаньская поэзия"), входил в плеяду Цзяньань ци цзы ("Семь цзяньаньских мужей"/"Семь цзяньаньских поэтов").

Краткие сведения о жизни Ин Яна содержатся в жизнеописании Ван Цаня, представленном в официальной историографии, в сочинении "Саньго чжи" ("Анналы Трех царств", "Трактат о Троецарствии", цз. 21) Чэнь Шоу (223?-297?). Ин Ян родился в уезде Жунань (современная провинция Хэнань). Происходил из прославленного чиновничьего семейства. Его дед Ин Фэн (1-я пол. II в.) был крупным государственным деятелем и известным для своего времени ученым-конфуцианцем. Дядя Ин Шао (140?-204?) — автор фундаментального сочинения "Фэн су тун и" ("Исчерпывающий отчет о распространенных нравах"). Отец занимал пост губернатора. Поступив на службу к Цао Цао, Ин Ян вошел в число его ближайших доверенных лиц, занимал руководящие должности в его личном секретариате. Он умер во время великого мора, охватившего столицу Лоян.

Поэтическое наследие Ин Яна состоит из 6 стихотворений (ши) и 15 полных текстов и фрагментов одических произведений (фу). Существует три публикации собрания его сочинений — все под назв. "Ин Дэлянь цзи" ("Собрание произведений Ин Дэляня"): они входят в сводные издания Чжан Пу (1602-1641), Ян Фэнчэня (XIX в.) и Дин Фубао (1874-1952; публикация 1916). Кроме того, лирические произведения Ин Яна представлены в сводных изданиях, составленных Дин Фубао (публикация 1964) и Лу Циньли (1911-1973), одические — в своде Янь Кэцзюня (1762-1843).

Из лирики Ин Яна, согласно традиционной литературной критике, наибольшее впечатление (мы полностью разделяем такую оценку) производит цикл "Бе ши" — "Стихи о разлуке" (2 текста). В нем выпукло рисуется образ странника-скитальца, близкий образу лирического героя в поэзии Цао Чжи. Однако здесь он носит обобщенно-абстрактный характер и, в отличие от произведений Цао Чжи, не основан на жизненных коллизиях самого поэта. Из 1-го стихотворения цикла "Стихи о разлуке": "Облака на рассвете к запредельным пучинам плывут, / Предзакатное солнце возвращается к древним горам. / Преисполненный скорби, бредет по дороге старик, / Чья печаль неподвластна никаким уговорам-словам".

Одическое творчество Ин Яна отличается значительно большим тематическим разнообразием и большей смысловой определенностью, чем его лирика. Им созданы оды-панегирики, посвященные боевым действиям и охоте: "Чжуань чжэн фу" ("Ода-повествование [о] походе"), "Си шоу фу" ("Ода [о] зимней охоте в западном [предместье]"), "Чи шэ фу" ("Ода [о] стрельбе из лука"). Своеобразна (уже хотя бы по названию) ода с даосско-религиозными мотивами "Лин хэ фу" — "Ода [о] божественной реке". Отдельное место занимает "Чжэн цин фу" ("Ода о приведении в порядок [любовных] чувств"), относящаяся к особой разновидности од на тему любви (аналогичные по содержанию оды есть и у других представителей Цзяньань фэнгу: Ван Цаня, Чэнь Линя, Жуань Юя). "Любовные" оды восходят к "Мэй жэнь фу" ("Ода [о] красавице") Сыма Сянжу (II в. до н. э.) и "Дин цин фу" ("Ода [о] сдерживании чувств") Чжан Хэна (II в н. э.). Все это произведения, где живописуются любовные томления (с откровенно эротическими нотками) литературного героя, дополненные альковными нюансами; при этом используются весьма специфические образы (из "Чжэн цин фу"): "Сердце замирало от восторга перед этой целомудренной красотою, / Охваченное единственным желанием познать торжество взаимной любви. / <...> / Мы погрузились в сладкий сон, прижавшись друг к другу. / Вплоть до первого рассветного луча я медлил, словно топчась у обочины дороги, / И видя, что утро уже приближается, стал испытывать тревогу и сомненья. / И вот наконец-то нежный ветерок прорвался в сокровенную обитель, / Безудержным потоком хладный вихрь ворвался в срединный чертог". Словосочетания "сокровенная обитель" (сюань сюй) и "срединный чертог" (чжун тан) являются терминами, употреблявшимися в даосско-алхимических, медицинских и эротических сочинениях для обозначения женских детородных органов (соответственно влагалища и матки). "Ветер" (фэн) в данном случае есть метафора мужской энергии в природе и семенной жидкости.

Единственный в литературной критике III-VI вв. отзыв о творчестве Ин Яна содержится в трактате "Дянь лунь лунь вэнь" ("Рассуждения о классическом") Цао Пи: он "гармоничен во всем, но мужества в нем не хватает" (пер. В. М. Алексеева). Правда, в чем именно усмотрел Цао Пи "гармоничность" творений Ин Яна, равно как и отсутствие в них мужества, остается загадкой. Критики и филологи последующих исторических эпох обходят, как правило, поэтическое наследие Ин Яна молчанием.

В большинстве научных работ, посвященных истории литературы Китая, о нем упоминается только в контексте общего анализа поэтического течения Цзяньань фэнгу.

Источник: "Духовная культура Китая. Энциклопедия. Том 3. Литература. Язык и письменность", 2008

Перевод: Кравцова М.Е.

Стихи о разлуке ("Облака на рассвете к запредельным пучинам плывут...")

Облака на рассвете к запредельным пучинам плывут, Предзакатное солнце возвращается к древним горам. Преисполненный скорби, бредет по дороге старик, Чья печаль не подвластна никаким уговорам-словам. И бескраен-безбрежен вдаль стремится поток, Неизвестен-неведом ему возвращения срок. Как щедры и обильны потоки могучей реки, Что, кружа и петляя, к восточному краю течет. Дни и ночи стремится к лазурному морю она, Ну а моря достигнет — и канет среди его вод. Нас в далекие дали уводят дороги-пути, Но уйдем ли — вернемся — причины неведомы нам... Неустанно вздыхая, на берег крутой восхожу, Все внутри кровоточит от душу терзающих ран.

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Цао Пи (187-226)

Старший сын Цао Цао, основатель и первый государь царства Вэй периода Троецарствия, официальный посмертный титул — вэйский Вэнь-ди (220-226).

В историю китайской литературы Цао Пи вошел прежде всего в ипостаси теоретика литературы, автора первого самостоятельного литературно-теоретического сочинения — трактата "Рассуждения о классиках", в котором содержится и первая характеристика творчества "цзяньаньских" литераторов. Как поэт относится к числу ведущих представителей "Цзяньаньской поэзии", причем его лирика заметно отличается от творчества всех других членов плеяды, включая Цао Цао. Цао Пи крайне неохотно обращался к историко-политическим событиям и собственным биографическим реалиям, предпочитая излагать свои рассуждения о "вечных вопросах" — жизни, смерти, сущности и целях бытия. Поэтому его произведения (за небольшим исключением) носят отчетливо более абстрактно-философский характер, чем творения Цао Цао, одновременно отличаясь камерностью, элегичностью и романтичностью. Кроме того, в стихах Цао Пи нередко присутствуют развернутые пейзажные зарисовки, сопровождающиеся мотивами радости уединения на лоне природы, восхищения красотою окружающей действительности, бегства от мирских сует. Все это позволяет видеть в Цао Пи основоположника еще одного специфического — "романтико-элегического" — творческого стиля, а его лирику считать непосредственной предшественницей поэзии с отшельническими мотивами и пейзажной лирики как самостоятельных тематических направлений.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

* * *

Цао Пэй (устаревшее чтение), Цао Пи (кит. упр. 曹丕, пиньинь: Cáo Pī) — император Вэй, великий китайский поэт и военачальник. Сын Цао Цао, брат Цао Чжи и основатель династии Цао Вэй.

Цао Пи родился в семье Цао Цао от одной из его наложниц, будущей императрицы Бянь (настоящее имя неизвестно), когда его отец был простым чиновником среднего уровня без особенных перспектив. Детство будущий император провел без отца — Цао Цао в это время находился в военных походах, и как воспитывался Цао Пи — достоверно не известно. В 211 г. он был назначен заместителем чэнсяна (канцлера), то есть своего отца. Тогда же в сражении погиб его старший брат Цао Ан, и Цао Пи остался старшим братом в семье, однако это не делало его наследником престола — Цао Цао долго колебался кого назначить наследником: Цао Пи, или его брата Цао Чжи, который был более талантлив как поэт. В конце концов, слабые административные способности Цао Чжи и совет полководца Цзя Сюя о том, что отступление от принципа престолонаследия может быть использовано врагами, решили дело в пользу Цао Пи.

В 220 г. умер Цао Цао, и власть в Вэй перешла к Цао Пи. Несмотря на то, что Цао Цао четко определил наследника, первое время был некоторый беспорядок: Цао Пи на момент известия о смерти отца был в военном лагере в городке Ечэн, и его брат Цао Чжан ввел войска в Лоян — столицу Вэй. Узнав об этом, Цао Пи выпустил от имени матери указ, согласно которому он вступал в должность, занимаемую ранее его отцом. Первые действия нового императора были направлены на укрепление своей власти и ограничение полномочий братьев. После этого Цао Пи низложил императора Сянь-ди, которого ранее полностью контролировал Цао Цао, и объявил об основании новой династии Цао Вэй. Цао Пи дал низложенному императору титул гуна и дал ему во владение Шаньян. Своему отцу он дал посмертное имя Мэн Вэй, также считая его императором.

После того, как известия о переходе трона к Цао Пи (и ложные слухи о казни императора Сянь-ди) достигли Лю Бэя в Ичжоу, тот также в 221 г. объявил себя императором и основал царство Шу. Сунь Цюань, контролировавший восток и юго-восток, не предпринимал никаких шагов, оставляя для себя открытыми все возможности.

Еще в 219 г. Сунь Цюань послал генерала Люй Мэна для атаки Цзинчжоу с востока, и быстро захватил всю провинцию; при этом был убит генерал Лю Бэя Гуань Юй. Чтобы избежать войны на два фронта, Сунь Цюань тогда номинально покорился Цао Цао и получил от него титул "Наньчан-хоу" (南昌侯). Лю Е советовал Цао Пи отказаться от такого вассала и атаковать Сунь Цюаня, а после его разгрома обрушиться на Шу, но Цао Пи отклонил предложение. Но после того, как силы Сунь Цюаня под командованием Лю Сюня в 222 г. разгромили силы Лю Бэя в битве при Сяотине, Сунь Цюань начал отдаляться от Вэй. Когда Цао Пи потребовал, чтобы Сунь Цюань отправил своего наследника Сунь Дэна заложником в Лоян, Сунь Цюань отказался и формально отложился от Вэй, провозгласив образование царства Восточное У. В разгромивших Шу войсках У были умелые полководцы, поддерживающие среди подчиненных высокую мораль, в результате чего силы Цао Пи ничего не смогли с ними сделать, несмотря на ряд широкомасштабных нападений в последующие годы. После смерти в 223 г. Лю Бэя Чжугэ Лян, ставший регентом при его наследнике Лю Шане, возобновил союз с Сунь Цюанем, в результате чего царству Вэй пришлось обороняться на два фронта.

Цао Пи обычно считается компетентным администратором, который поручил важные дела в империи ряду способных чиновников, продолжая линию отца на то, что способности важнее происхождения. Однако он плохо воспринимал критику, и те чиновники, кто осмеливался критиковать его, лишались должностей, а иногда и жизни.

Цао Пи опасался своих родственников. Он уменьшил домен своего младшего брата Цао Чжи и казнил ряд связанных с ним людей. Утверждается, что еще один младший брат — Цао Сюн — покончил с собой из страха перед Цао Пи, а младший брат Цао Чжан, согласно легенде, был убит самим Цао Пи. В целом из-за законов, установленных Цао Пи, императорские родственники не только были отстранены от большой политики, но и обладали слабой властью на территории собственных владений.

Цао Пи был давно женат на госпоже Чжэнь, но к моменту провозглашения его императором она уже вышла из его фавора, и поэтому он повелел ей оставаться в Е и не приезжать в Лоян. Это обидело госпожу Чжэнь, и когда известия об этом дошли до Цао Пи, то он рассердился и вынудил ее совершить самоубийство; императрицей он сделал свою фаворитку Го Нюйван.

У Го Нюйван, однако, не было детей. Старшим из сыновей Цао Пи был Цао Жуй, однако из-за смерти его матери он не был объявлен наследником престола, вместо этого ему был дан титул Пинъюаньского князя. Летом 226 года, когда Цао Пи серьезно заболел, он, наконец, официально назначил своим преемником Цао Жуя. На смертном одре он поручил заботиться о нем Цао Чжэню, Чэнь Цюню и Сыма И.

Цао Пи также был выдающимся поэтом и литератором. За свою жизнь он написал более ста стихотворений и первый в Китае трактат об изящной словесности "Рассуждения о классическом". На русский язык его стихотворения были переведены М. Е. Кравцовой.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Кравцова М.Е.

"Высоко в горах собираю травы..."

Высоко в горах собираю травы, Да проголодался на исходе дня. А в ущелье горном разыгрался ветер, И от рос промокло платье у меня.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Песнь о лунном свете ("Светил и созвездий струятся лучи...")

Светил и созвездий  струятся лучи, По глади скользя  запредельных морей. Как ярок их свет,  как искрятся и блещут они! И сливаются в дальней дали  просторы небес и земли... Дальше носа  не видит глупец, Мудрый зрит  и на тысячу лет. Свет и тьма —  невозможны одно без другого, Только как это  выразить словом?

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Пруд с цветами фужуна ("Сел в повозку и ночью отправился в путь...")

Сел в повозку и ночью отправился в путь, От забот отрешившись, подъезжаю к просторному саду. Два канала прорыли, чтоб водою его напитать, Возле их берегов — из Прекрасных деревьев ограда. Балдахин задевает сплетение нижних ветвей, Ну а верхние ветви коснулись небесной лазури. Экипаж мой торопит налетевшего ветра порыв, И парящая птица дорогу вперед указует. Киноварная дымка сменяется светом луны, Между прорванных туч загорелись узоры созвездий, Всеми красками мира струятся с небес их лучи, Сохраняя в веках красоту своего многоцветья. Не обрел вечной жизни никто из былых мудрецов, Кто божественным стал иль добился бессмертья?! Пусть веселые мысли отгоняют от сердца печаль В ожиданьи, когда своего я достигну столетья!

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

"О как прекрасно!"

"Гора порождает уступы и скалы..."

Гора порождает уступы и скалы, Лесные деревья — основа ветвей. Откуда берутся тоска и печали? 06 этом не знает никто из людей!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Гордецы-фазаны на полях токуют..."

Гордецы-фазаны на полях токуют, Юркие мартышки беготню затеяли. О родимом крае погружаюсь в думы — Неужели там все покрылось зеленью?!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Почему наша жизнь такова..."

Почему наша жизнь такова, Что скорбями и горем полна? Коль сейчас не изведаю радости, Так в печалях и минут года!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Струятся-сливаются воды потока..."

Струятся-сливаются воды потока, А посредине — дощатая лодка. Легкие волны ту лодку качают... Где ее путник намерен причалить?

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Сломаю ивы и тополя ветви"

"Западных гор высоту невозможно измерить..."

Западных гор высоту  невозможно измерить, Ввысь уходящим вершинам  не видно конца. Там, наверху,  ни в еде ни в питье не нуждаясь, Скрытно живут  два обретших бессмертье юнца. Мне подарили они  эти дивные стебли, Те, что все краски  вобрали в себя и цвета. Примечания

Западные горы — такое название имел горный хребет, находившийся недалеко от Ечэна (см. пояснения к циклу "Три стихотворения о Лияне" ); но так образно могли называться и волшебные горы Куньлунь (см. пояснения к циклу "Песнь вырвавшемуся духу" Цао Цао).

Два обретших бессмертье юнца — в даосско-религиозной традиции бессмертные-сяни нередко изображались в виде подростков (тун), что подчеркивало их способность пребывать в вечно юном возрасте.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Знающий некто учил, как достичь совершенства..."

Знающий некто учил,  как достичь совершенства, Некто глупец  его речь умудрился забыть. Мы, вспоминая теперь  о деяниях древних, Не в состоянье  концов от начал отличить. Ищет народ чудеса  на извилистых тропах, Мудрых правителей  путь предо мною лежит! Примечания

Достичь совершенства — совершенство-чжэнь — также один из даосских категориальных терминов. Несколько позже термином "совершенные люди" (чжэнь жэнь) обозначались бессмертные высшего ранга.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Несколько дней буду есть я волшебные травы..."

Несколько дней  буду есть я волшебные травы, Легкое тело взрастит  два могучих крыла. Став невесомым,  на белое облако сяду, И окажусь,  где предел обретает земля. Взор устремляя  на воды безбрежной пучины, Знанья утрачу,  забуду земные дела. Примечания

Легкое тело взрастит два могучих крыла — в древнейших (протодаосских) верованиях бессмертные-сяни мыслились в виде антропоморфных, но с крыльями, существ, что находит отражение в их последующих образных названиях — юй жэнь ( "крылатый человек" или "человек в перьях") и юй кэ ("крылатый гость").

Где предел обретает земля — см. пояснения к циклу "Песнь вырвавшемуся духу" Цао Цао.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Нескончаемо долго осенняя тянется ночь..."

Нескончаемо долго  осенняя тянется ночь, От холодного ветра  все кажется зябким и стылым. Проворочавшись без толку  в тщетной надежде уснуть, Встал с постели  и верхнее платье накинул. Думал просто пройтись,  а уж сколько брожу и брожу, Пусть обильной росою  подол весь насквозь промочило: Не могу оторваться  от прозрачно-таинственных волн, От волшебного блеска  горящего в небе светила. Впрямь на запад струится,  мерцает Небесный поток, Россыпь звезд,  как парчою, полночные дали покрыла. Словно плача о чем-то '  цикады печально звенят, Гусь на юг пролетает  с протяжным и жалобным кликом. Я, увидев его,  содрогнулся от горестных дум — И о доме тоска  обуяла с невиданной силой. Как сумею без крыльев  туда долететь?! Как смогу без моста  перебраться чрез эти стремнины?! Вторя ветру,  отчаянный вырвался вздох, Неуемная боль  грудь и сердце пронзила...

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Оседлаю я доброго коня..."

Оседлаю я доброго коня, Новые одежды на себя надену. И, подобно ветру, унесусь в поля, Чтобы позабыть про свои беды! Примечания

Создание одноименных произведений (циклы под таким названием есть и у Цао Цао) или, точнее, вариаций на темы предшествующей поэзии либо творений друзей и современников является одной из характерных примет поэтической практики эпохи Шести династий. Такие подражания, при всем их внешнем сходстве, на самом деле позволяли поэту проявить его творческую самобытность, но на уровне трудноуловимых для восприятия европейца смысловысических нюансов. Хотелось бы предложить читателю самому сравнить творения Цао Пи и Цао Цао.

Примечания

Этот цикл является своего рода пародией на произведения с даосско-религиозными мотивами, смысл его — в опротестовывании даосских верования и учения об обретении бессмертия. Крайне отрицательное отношение Цао Пи к этим верованиям, что также резко выделяет его на фоне современников и всей служилой интеллигенции эпохи Шести династий, подчеркивается еще и тем, что он использует название древней песни строго дидактического характера: "Пусть тайно-сокрыто совершаются злодеяния, но они неизбежно влекут за собой кару-возмездие" — таким двустишием открывается ее текст. А далее приводится обширный ряд легендарных и исторических прецедентов, подтверждающих данное утверждение. Таким образом, увлечение даосскими верованиями и практиками имплицитно приравнивается Цао Пи к преступлению.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Предок наш, Пэн, говорят, пережил семь столетий..."

Предок наш, Пэн,  говорят, пережил семь столетий, Только, увы,  нам причина того неясна. Старец Великий  куда-то на запад уехал И до сих пор  не вернулся в родные края. Вел разговор  о пустотно-сокрытом Ван Цяо, Рек о пустотно-небесном  Учитель-Сосна. Примечания

Предок наш, Пэн — имеется в виду легендарный бессмертный Пэн-цзу, который считается внуком архаического государя божества Чжуань Сюя, правившего, по преданию, в XXVI-XXV вв. до н. э.; Пэнцзу якобы дожил до воцарения династии Шан-Инь, став при ней сановником-дафу.

Старец Великий — основоположник даосизма Лао-цзы, дословный перевод прозвания которого "Старый учитель". Цао Пи ссылается на широко известную легенду с Лао-цзы, согласно которой он предпринял странствие куда-то на запад, из которого не вернулся.

Пустотно-сокрытос, пустотно-небссное — даосскофилософские категориальные термины, служащие словозаместителями Дао.

Ван Цяо .. Учитель-Сосна — см. пояснения к циклу "Песнь вырвавшемуся духу" Цао Цао.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Стихи о разном"

"Плывет себе облачко в северо-западном крае..."

Плывет себе облачко  в северо-западном крае, По форме —  точь-в-точь балдахин колесницы. О прошлом своем  не печалясь, не зная, Покорное ветру,  лишь с ним единится. Я тоже, как ветром,  сюда занесен — Все дальше и дальше  к далеким границам. К далеким границам,  в чужие края... И сколько еще  этот путь будет длиться? А впрочем,  и стих мой и пафос излишни: 06 участи путника  каждый, конечно, наслышан! Примечания

"Стихи о разном" — "Цза ши" — принятое название циклов, в которых представлены, как правило, произведения, созданные в различное время и на разные темы, но объединенные некоей общей мыслью или настроением. Первое стихотворение данного цикла было создано Цао Пи во время похода 203-204 гг. в Лиян, то есть оно тоже является его юношеским произведением. Второе — во время похода 214-216 гг., предпринятого Цао Цао против южного царства У. Примечательно, что Цао Пи ничего не говорит о реальной причине его разлуки с домом, показывая себя одиноким путником-скитальцем, — такой образ в скором времени приобрел особую популярность в китайской лирике. Столь же широкое распространение получили в ней мотивы бессонницы, "ночного гуляния", образ пролетающего гуся, вызывающий у лирического героя приступ ностальгии по дому, — все они неоднократно используются "цзяньаньскими" поэтами, но в стихотворениях, созданных позже, чем эти произведения, и, следовательно их авторство принадлежит именно Цао Пи.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Юэфу

Жанр традиционной китайской лирической поэзии, возникший в эпоху Хань (206 до н. э. — 220 н. э.) под влиянием придворной "Музыкальной Палаты".

Сохранилось несколько сот текстов юэфу, музыка утрачена. По традиции делятся на юэфу эпохи Хань, северные и южные юэфу эпохи Шести династий (IV-VI вв.), которые значительно различаются между собой.

Южные юэфу — любовная лирика. Они красочны, значительную роль в них играет омонимическая метафора; написаны пятисложным стихом. Северные Юэфу, испытавшие влияние фольклора кочевников, захвативших Северный Китай, немногочисленны; большинство их связано с военной темой ("Песнь о Мулань").

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Адалис А.Е.

"Зимой в лесу деревья совсем лишились листьев..."

Зимой в лесу деревья Совсем лишились листьев, Весной в наряд блестящий Оденутся опять... Но мальве и горошку Темно на дне оврага, — Напрасно рвутся к солнцу: Им солнца не видать!

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Перевод: Вахтин Б.Б.

"Эпоха Северных династий (Песни на мотив "Дицюйюэ")"

"На сердце — печаль, видно, счастья не знать..."

На сердце — печаль, Видно, счастья не знать, Хотела б хоть плетью У милого стать: Нигде б он со мною Расстаться не мог, — В пути, на стоянке Касалась бы ног.

Источник: "Юэфу", 1959

"Эпоха Южных династий (Западные песни местности Цзин и Чу на мотив "Ворон в ночи кричит""

"Поют и танцуют, и молоды все до единой..."

Поют и танцуют, И молоды все до единой, Легки и прелестны, Пройдут — не оставят следа, Как жаль, что напрасно Аир благовонный цветет. Узнать имена бы — Увы, имена неизвестны. (Песня на мотив "Ворон в ночи кричит")

Источник: "Юэфу", 1959

"Эпоха Южных династий (Западные песни местности Цзин и Чу на мотив "Ланъеван")"

"Меч длиною в пять чи я впервые купил..."

Меч длиною в пять чи Я впервые купил И его на стене У себя водрузил. Трижды в день я тебя Приласкаю рукой — Юных дев красота Не сравнится с тобой! (Песня на мотив "Ланъеван")

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

"Эпоха Южных династий (Песни местности У без музыкального сопровождения)"

"Взяла его руку с любимым проститься пора..."

Взяла его руку С любимым проститься пора. Он должен идти, Но нежность его не пускает. Уже исчезают Лучи заходящего солнца. Сидим мы и видим, Как день догорает прощальный. (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

"Вспоминаю о милом не в силах ни есть, ни уснуть я..."

Вспоминаю о милом Не в силах ни есть, ни уснуть я. Печально бреду До развилок трех дальних дорог, У встречного ветра Прошу я о милом известий. (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

"Зеленые стяги видны на пути государя..."

Зеленые стяги Видны на пути государя, Зеленые ивы Простерли там тень вдоль дороги. Мне дарит любимый Прекрасную цитру с нефритом. Прощаясь, дарю я Бесценный подарок ему. (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Юэфу", 1959

"Ко мне приходи — с улыбкою, полной веселья..."

Ко мне приходи — С улыбкою, полной веселья, И так обними, Чтоб не смог никогда отпустить. Я вслед за тобой Прошла бы хоть тысячу ли. Что может Прекраснее этого быть! (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

"Луч солнца последний исчез..."

Луч солнца последний исчез, И пришла темнота. Вечерние птицы Взлетели и ищут ночлега. Задумчивым взглядом За облаком дальним слежу; Стою в тишине, Любимого здесь ожидая. (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Юэфу", 1959

"Нас дверь разлучила..."

Нас дверь разлучила — И даже письма не пошлешь. Но мы днем и ночью Друг к другу стремимся в душе. Вот так отраженья Лежат на воде ручейка: Ты видишь их ясно, Но взять их не можешь рукой. (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Юэфу", 1959

"Одеяло отброшу и ясный светильник поставлю..."

Одеяло отброшу И ясный светильник поставлю. В одиночестве думать — Кто в силах такое терпеть? Скоро-скоро узнаю Морозную долгую ночь — Ведь в горячем и ярком Светильнике кончилось масло. (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Юэфу", 1959

"Расцвели все цветы..."

Расцвели все цветы. Кто может, Тоскуя в весенние дни, Уйти ночевать Под шелковый полог один? (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Китайская любовная лирика", 2004

"Ты ночью пришел ко мне через изгородь тихо..."

Ты ночью пришел Ко мне через изгородь тихо, А перед рассветом Ушел, отворивши ворота. С собою унес ты Все то, чем богата девица, Не сделай же так, Чтоб грусть и печаль она знала. (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

"Уже облетели у персиков нежных цветы..."

Уже облетели У персиков нежных цветы. А грустные мысли Текут и текут бесконечно. На ветер весенний Надежда слабей и слабей. Я чувство вверяю Сиянию светлой луны. (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Юэфу", 1959

"Узнала, что милый меня променял на другую..."

Узнала, что милый Меня променял на другую! От гнева нет силы В руках и ногах у меня. Как птицы, свободно Летали мы с ним по дорогам, — В глубоком колодце Не сможет летать и стокрылый! (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Юэфу", 1959

"Что же мне делать..."

Что же мне делать! Нет сил ни о чем говорить Утром увидела След от копыт буйволиных И поняла я, что ночью Ранили землю следы. (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Юэфу", 1959

"Я горько вздыхаю сквозь слезы..."

Я горько вздыхаю Сквозь слезы, в покои уйдя, Косые лучи За полог бросает мне солнце. Мне горько не то, Что масла в светильнике нет, А то, что рассвета Никак не могу я дождаться. (Песня без музыкального сопровождения)

Источник: "Юэфу", 1959

"Я тебя провожала до желтой, унылой косы..."

Я тебя провожала  до желтой, унылой косы, Я вижу, в реке  воды недостаточно много. Так пусть мои слезы  наполнят ее до краев!

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

"Эпоха Южных династий (Песни местности У на измененный мотив "Полночь")"

"Годы и луны текут обгоняя друг друга..."

Годы и луны Текут обгоняя друг друга. Весна завершилась, И скоро приблизится осень. Сверкают, сверкают На ветках растений цветы, Но быстро на землю Их лепестки облетят. (Песня на мотив "Полночь")

Источник: "Юэфу", 1959

"Эпоха Южных династий (Песни местности У на мотив "Любимая слышит")"

"Далекое небо висит, не имея столбов..."

Далекое небо Висит, не имея столбов. Зеленая ряска Плывет, не имея корней... Я одинокая, Как светлячок в темноте, — Буду я вам До конца своих дней благодарна! (Песня на мотив "Любимая слышит")

Источник: "Юэфу", 1959

Эпоха Северных династий (Песни на мотив "Цзылюма")

"На горной вершине деревья растут,..."

На горной вершине Деревья растут, И ветры их листья Срывают, несут. Листок оторвется Назад не вернуть, За тысячи ли Лежит его путь. (Песня на мотив "Мелодии Цзылюма")

Источник: "Юэфу", 1959

Эпоха Южных династий (Западные песни местности Цзин и Чу на мотив "Мелодии Санъяна")

"Лебедь летит по небу высоко-высоко..."

Лебедь летит По небу высоко-высоко И вдруг начинает метаться, Кружиться тревожно. Кого-то любимый Ласкает сейчас на чужбине?... Душа — как дорога, Разбитая сотней колес. (Песня на мотив "Мелодии Сянъяна")

Источник: "Юэфу", 1959

Эпоха Южных династий (Западные песни местности Цзин и Чу на мотив "Рву тростник")

"Зеленый тростник скрывает ростки молодые..."

Зеленый тростник Скрывает ростки молодые, И длинные листья Качаются следом за ветром. Мы вместе с любимым На лодке приплыли сюда, Тростник собираем На всех близлежащих озерах. (Песня на мотив "Рву тростник")

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

"Мы утром идем к островку, где цветут орхидеи..."

Мы утром идем К островку, где цветут орхидеи, А днем отдыхаем Под тутовым деревом старым. Когда мы с любимым Вдвоем здесь тростник собираем, То связку набрать За весь день я никак не могу! (Песня на мотив "Рву тростник")

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

Эпоха Южных династий (Песни местности У на мотив "Полночь")

"Возраст мой мал..."

Возраст мой мал, И время еще не приспело, Но жду не дождусь, Когда я смогу погулять. Еще не была я Такой, как свободная ряска, Что ветрам весенним Послушна в движенье своем.

Источник: "Юэфу", 1959

"Поутру освещает ожерелья монетные солнце..."

Поутру освещает Ожерелья монетные солнце, Ясный ветер шевелит Одежды из белого шелка. В игривой улыбке Обнажаются ровные зубы, Как прекрасные бабочки, Тихо порхают ресницы.

Источник: "Юэфу", 1959

"Я стать бы хотела Полярной звездой..."

Я стать бы хотела Полярной звездой неподвижной, Чтоб тысячи лет Неизменно и ровно светить. А милый ходил бы Дорогами ясного солнца — С востока на запад Ходил бы он мимо меня.

Источник: "Юэфу", 1959

Эпоха Южных династий (Песни местности У на мотив "Хуашаньцзи")

"Влюбленных река разлучила..."

Влюбленных река разлучила С Ткачихой Пастух говорит, Вздыхая печально у брода. Разлука и горькие слезы Уже переполнили реку! (Песня на мотив "Хуашаньцзи")

Источник: "Юэфу", 1959

"Плачу, тебя вспоминая..."

Плачу, тебя вспоминая. Ночью и днем Слезы текут непрерывно, Словно вода, Что струится в часах водяных. (Песня на мотив "Хуашаньцзи")

Источник: "Юэфу", 1959

Эпоха Южных династий (Песни местности У на мотив "Четыре времени года")

Весна

"В весеннем лесу так красиво цветы распустились..."

В весеннем лесу Так красиво цветы распустились. Весенние птицы Так грустно поют о любви. Весенние ветры Такое приносят волненье — Меня овевая, Одежды моя раскрывая. (Песня на мотив "Четыре времени года. Весна.")

Источник: "Юэфу", 1959

"Кукует кукушка в бамбуковых зарослях где-то..."

Кукует кукушка В бамбуковых зарослях где-то. Цветущие сливы Лепестками покрыли дороги. Веселые девушки Гуляют в весенние месяцы, Узорными юбками Задевая пахучие травы. (Песня на мотив "Четыре времени года. Весна.")

Источник: "Юэфу", 1959

"Предчувствую сердцем тот месяц весенних цветов..."

Предчувствую сердцем Тот месяц весенних цветов, Когда я с улыбкой Тебя задержу на дороге. При встрече меня Ты из многих захочешь избрать; Любви я достойна, Ты в том сомневаться не можешь. (Песня на мотив "Четыре времени года. Весна.")

Источник: "Юэфу", 1959

"Со сливовых веток уже облетели цветы..."

Со сливовых веток Уже облетели цветы, А следом по ветру Проносится ивовый цвет. Мне грустно, что я Пропускаю весенние годы И нет никого, Чей бы зов до меня долетел. (Песня на мотив "Четыре времени года. Весна.")

Источник: "Юэфу", 1959

"Твой жизненный путь с годами становится круче..."

Твой жизненный путь С годами становится круче. И времени нет, Когда бы ты смог оглянуться. Так ветер весной Качает цветущие ветви. И ждешь постоянно, — Вот-вот все цветы облетят. (Песня на мотив "Четыре времени года. Весна.")

Источник: "Юэфу", 1959

Зима

"Морозные дни нам года конец предвещают..."

Морозные дни Нам года конец предвещают, На северном ветре Снежинки, танцуя, летят. С тобою вдвоем Под тяжелым лежим покрывалом, И там нам тепло, Как жаркою летней порой. (Песня на мотив "Четыре времени года. Зима.")

Источник: "Китайская любовная лирика", 2004

"Я тихо брожу в опустевшем зимою лесу..."

Я тихо брожу В опустевшем зимою лесу, Увяли лианы, И чувство печали возникло. Но стоит запеть О радостях первой любви — В увядшей траве Как будто цветы расцветают. (Песня на мотив "Четыре времени года. Зима.")

Источник: "Китайская любовная лирика", 2004

Лето

"Веер складной на постель свою брошу устало..."

Веер складной На постель свою брошу устало. Жду в нетерпенье Прихода далекого ветра. Взмахну рукавом, Отряхнув цветные уборы, И ветру навстречу Взойду на высокую башню. (Песня на мотив "Четыре времени года. Лето.")

Источник: "Китайская любовная лирика", 2004

"Высокий мой дом не имеет ограды вокруг..."

Высокий мой дом Не имеет ограды вокруг И ветер к себе Со всех привлекает сторон. Тот радостный ветер, Одежду на мне распахнув, Волнует меня, Наполняет весельем и смехом. (Песня на мотив "Четыре времени года. Лето.")

Источник: "Китайская любовная лирика", 2004

"Как гетере ни шла косынка зеленого цвета..."

Как гетере ни шла Косынка зеленого цвета, Но весна на исходе, И знак этот снять ей придется. Сорока в лесу Меняет свое стрекотанье, И летом цикады Иначе поют по лесам. (Песня на мотив "Четыре времени года. Лето.")

Источник: "Китайская любовная лирика", 2004

"Персик созрел значит, персик съедят..."

Персик созрел Значит, персик съедят. Милый веер мне дарит С орнаментом "слитная радость". Я томлюсь и волнуюсь, Желанья сердец наших слитны, Я в девичьих покоях Свидания жду с нетерпеньем. (Песня на мотив "Четыре времени года. Лето.")

Источник: "Китайская любовная лирика", 2004

"Я утром всхожу на башню, где ветер прохладный..."

Я утром всхожу На башню, где ветер прохладный, А ночью скрываюсь Среди орхидей на озерах. Восходит луна, И лотосы я собираю, И каждую ночь Срываю я новый цветок. (Песня на мотив "Четыре времени года. Лето.")

Источник: "Китайская любовная лирика", 2004

Осень

"Любуюсь я осенью парами диких гусей..."

Любуюсь я осенью Парами диких гусей, Весною люблю На ласточек пары смотреть. Но сокол осенний Сроднится с подругой фазана, И больше никто Подругу фазана не встретит. (Песня на мотив "Четыре времени года. Осень.")

Источник: "Юэфу", 1959

"Окно распахнул прохладного ветра порыв..."

Окно распахнул Прохладного ветра порыв, И месяц, клонясь, Шлет в спальню косые лучи. Всю ночь напролет Там слова никто не промолвит, Лишь слышно, как двое Под пологом шитым смеются. (Песня на мотив "Четыре времени года. Осень.")

Источник: "Юэфу", 1959

"Осеннею ночью в окно мое ветер подул..."

Осеннею ночью В окно мое ветер подул И полог расшитый Приподнял над тихой постелью. Я вверх посмотрел И светлую вижу луну Я с нею послал За тысячу ли свое чувство. (Песня на мотив "Четыре времени года. Осень.")

Источник: "Юэфу", 1959

"По сердцу пришлась ты мне в самую жаркую пору..."

По сердцу пришлась ты Мне в самую жаркую пору. А нынче, увы, Кончается поздняя осень. Хотел бы вернуть Ту начальную полную радость Как будто не знаю, Что время цветенья прошло. (Песня на мотив "Четыре времени года. Осень.")

Источник: "Юэфу", 1959

"Приходит к нам холод в восьмой и девятой луне..."

Приходит к нам холод В восьмой и девятой луне, И я одиноко Мотаю за прялкою пряжу. Еще не готово Для зимнего времени платье. Коль милый покличет, То что же мне делать тогда? (Песня на мотив "Четыре времени года. Осень.")

Источник: "Юэфу", 1959

"С той самой поры, как расстались с тобою, любимый..."

С той самой поры, Как расстались с тобою, любимый, Ни дня не прошло, Чтоб не думала я о тебе. Тревожусь всегда, Что осенние листья опали И впредь никогда Не увижу зеленых ветвей. (Песня на мотив "Четыре времени года. Осень.")

Источник: "Юэфу", 1959

"Холодные ветры навевают тоскливую осень..."

Холодные ветры Навевают тоскливую осень, Жемчужные росы, Застыв, превращаются в иней. Высоко-высоко Летят перелетные гуси, Тоска и тревога На сердце у тех, кто в пути. (Песня на мотив "Четыре времени года. Осень.")

Источник: "Юэфу", 1959

"Эпоха Хань"

К югу от города ("К югу от города воин сражался...")

К югу от города воин сражался, К северу пал от стены городской. Ворон кружит. И позвал его мертвый: "Песню прощальную, ворон, мне спой! В поле погибшего ты не схоронишь, — Карканьем душу мою призови, Труп мой не может от тленья укрыться, В дом воротиться к сыновней любви". Струи речные чисты и прозрачны, Тихий камыш отразился в воде... Конь боевой погибает в сраженье. Кляча рабочая гибнет в труде. В годы войны подневольных сгоняют С севера, с юга для тяжких работ. Хлеб созревает, колосья упруги, — Жатвы не будет, и голод придет. Долг свой готовы мы честно исполнить, Мудрый правитель, подумай о нас! Войско скорей отозвав из похода, Много б людей ты от гибели спас!"

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 3

Высокая гора Ушань ("Высокая, высокая гора Ушань...")

Высокая, высокая Гора Ушань.* Глубокая и быстрая Река Хуай.* Домой хочу вернуться я, Устал в пути. Но ни весла нет, ни шеста, Река бурна. Схожу к воде — и на восток Смотрю в тоске. Одежда вымокла от слез, Беззвучен плач. Всем сердцем в дальний путь спешу К родным местам. Напрасно мысленно зову Тех, что вдали. Примечания

Гора Ушань — находится в современной провинции Сычуань, в восточной части одноименного уезда.

Река Хуай — берет начало в провинции Хэнань, далее протекает через провинцию Аньхуэй. Гора Ушань и река Хуай — главные естественные преграды на пути из Сычуани на восток.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 5

Красная цапля ("Красная цапля с чешуйчатой рыбой во рту...")

Красная цапля с чешуйчатой рыбой во рту, Дробь барабана. Под лотосы пряталась рыба, Цапля поймала ее не затем, чтобы съесть, Не для того, чтобы бросить обратно: В дар эту рыбу получит сейчас Тот, кто без страха к судье обратится. Примечания

Красная цапля — эта песня относится к "Песням под гонг" — циклу песен периода Хань, сложенных в разное время на мелодии, проникшие в Китай с севера. Красная цапля — украшение на барабане. В этот барабан ударял жалобщик, приносящий прошение судье.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 6

О Небо! ("О небо! Я хочу любимого найти...")

О небо! Я хочу любимого найти, Такого, чтоб вовек не разлучаться. Когда вершины гор сравняются с землёю, Снег ляжет летом, грянет гром зимою, Когда земля сольётся с небесами, — Тогда лишь мы расстанемся с тобою!

Источник: "Юэфу", 1959

Пёстрый фазан-птенец ("Птенец, ведь ты такой красивый, пёстрый!..")

"Птенец, ведь ты такой красивый, пестрый! Летим туда, где дикие фазаны! Птенец, здесь люди могут нас приметить: Они приносят птицам смерть и раны!" Взлетели выше взрослые фазаны, Чтоб не был пойман их птенец ловцами. 〇ни б летать, как лебеди, хотели, Чтобы с птенцом укрыться за лесами. Кружат фазаны над птенцом в тревоге: "Спасайся!.." Но примчались колесницы С царем, сокольничими, царской свитой... Кричат, летят в тоске за ними птицы.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 8

Опасна, князь мой, переправа ("Опасна, князь мой, переправа...")

"Опасна, князь мой,* переправа!" Но он не слушал и поплыл. Он утонул в реке глубокой — И в вечной скорби я живу!.. Примечания

Опасна, князь мой, переправа — плач женщины по утонувшему супругу.

Князь мой — почтительное обращение к мужчине.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 9

К югу от реки ("Рву лотосы я к югу от реки...")

Рву лотосы я к югу от реки — Как лотосы роскошны и ярки! Резвятся рыбки среди их стеблей: То на восток от лотосов играют, То к западу от лотосов ныряют, То вдруг появятся они южней, А то на север от цветов всплывают.

Источник: "Юэфу", 1959

На востоке заря ("Отчего на востоке уже заря...")

Отчего на востоке уже заря, А в Цанъу* все темно и темно? Преют хлеба и проса запасы зря, И для войска зерно бесполезно гниет. Рано утром и тумане идем мы в поход — На чужбине солдату грустить суждено. Примечания

На востоке заря — песня о походах У-ди против южных народов.

Цанъу — нынче город Учжоу в провинции Гуаней.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 11

Роса на листьях ("Как легко высыхает на листьях роса...")

Как легко высыхает на листьях роса! Исчезает роса по утрам — и является вновь. А когда человек, Раз умерший, воротится к нам?

Источник: "Юэфу", 1959

Хаоли ("Что за местность такая, страна Хаоли?..")

Что за местность такая, страна Хаоли? Здесь сбираются души умерших с земли. Для чего, дух Гуйбо,* их торопишь? Ведь при жизни они отдохнуть не могли. Примечания

Хаоли — место, где, по поверью древних китайцев, собирались души усопших.

Дух Гуйбо — демон, сгоняющий в Хаоли души усопших.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 13

К востоку от Мирной гробницы ("К востоку от Мирной гробницы...")

К востоку от Мирной гробницы Сосна, кипарис и платан. Безвестные грабили лица Меня, благородного, там. В присутственном месте посмели Все деньги забрать у меня. Потом свысока повелели Отдать им гнедого коня. Гнедого коня угоняют, И мне все трудней и трудней. Я вслед им смотрю, проклиная Безжалостных этих людей. Конец моей мирной надежде! Придется быка мне продать, Купить себе меч и, как прежде, Мечом себе хлеб добывать! Примечания

Мирная гробница — усыпальница императора Чжао-ди (86-73 гг. до н. э.). В древнем Китае вокруг могильной насыпи сажали сосны, кипарисы, тую и платаны — деревья, символизирующие долголетие.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 14

Туты на меже ("Рождалось солнце на востоке...")

Рождалось солнце на востоке И шло на юг, Дома у Циней освещая И все вокруг. Красавица родилась в доме Семьи моей. Опа себя Ло-фу назвала — Вот имя ей. Ло-фу искусна в шелководстве И листья рвет На тутах, что растут на юге От городских ворот. Тесьмою связана корзина — Шелк голубой. Надежно сколота корзина Акации иглой. На голове красивый узел Тугих волос. В ушах жемчужины сверкают Крупнее слез. Оранжевым узорным шелком Расшит наряд, Поверх лиловыми шелками Блестит халат. Увидевший Ло-фу прохожий Бросает груз, Глядит и теребит рукою Колючий ус. И юноша мечтает с нею Узнать любовь, Растерянно он снимет шапку. Наденет вновь... Бросают пашущие в поле Тяжелый труд. И, позабыв свои мотыги, За ней бегут. Обидно им, домой вернувшись, Смотреть на жен: Ведь каждый, кто Ло-фу увидит, Навек пленен. Гонец проезжий прибыл с юга Под стук копыт. И много слуг и приближенных За ним спешит, Ло-фу увидев, шлет вельможа Слугу спросить: "В чьем доме девушка такая Изволит жить?" "В семействе Цинь, как мне сказали Она живет. Обычным именем девичьим Себя зовет". "А сколько лет девице этой? Узнал скорей". "Неполных — двадцать, а пятнадцать Минуло ей". Несет слуга слова вельможи: "Велел спросить, Не согласится ли девица С ним кров делить?" Ло-фу немедля отмечает — Ответ прямой: "Как глуп, хотя богат и знатен, Вельможа твой! Есть у богатого вельможи Своя жена. Есть у Ло-фу супруг желанный — Я не одна. Есть на востоке много конных, И муж мой там. Он скачет первый, беспощаден Ко всем врагам. Как сможете узнать супруга Среди других? Его скакун заметен белый Средь вороных. Тесьмою синей хвост украшен Его коня. Сверкает золотом уздечка, Как сноп огня. Широкий меч с противовесом — Для мощных рук. В пятнадцать лет — чиновник видный Был мой супруг. А в двадцать — крупному вельможе Помощник он. Постом большим в тридцатилетье Был награжден. И целым городом он править Стал в сорок лет. С людьми он честен, чист и ясен — Честнее нет. С красивой бородою длинной, Он бел лицом. Степенною походкой входит В чиновный дом. Красивой поступью заходит Он в свой приказ, Толпа людей с него не сводит Влюбленных глаз И говорит, что он отличен От всех вокруг. Вот видите, каким быть должен Ло-фу супруг".

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 15

Песня о долгой жизни ("Весенний пышный сад с цветами мальвы...")

Весенний пышный сад с цветами мальвы, Роса на солнце высыхает утром. Весна и солнце — милость для растений, Живое все растет, блестит, сверкает. Всегда боюсь я осени прихода — Цветы желтеют, облетают листья... Не возвратится вспять вода речная, Излившаяся в море на востоке. Ты в юности, пока здоров и крепок, Не поленись усердно потрудиться, — Чтобы на склоне лет, утратив силы, Не вспоминать с тоскою о минувшем!

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 19

"На белом олене святой человек..."

На белом олене святой человек, Короткие волосы, длинные уши! Меня он отвел на гору Тайхуа,* Там красные зонты грибов долголетья.* К воротам хозяина с ними пошел, Отнес ему снадобье в яшмовом ларце. Хозяин отведал живительный гриб — И тело его оживилось, окрепло. Исчезли седины — и долгую жизнь Он принял как дар милосердного неба! Примечания

Тайхуа — название горы. Согласно легендам, на ней жили праведные отшельники.

Гриб долголетья — растение, из которого приготовлялось снадобье, якобы продлевающее жизнь.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 20

"Беседка в высоких-высоких горах..."

Беседка в высоких-высоких горах, И звезды так близко горят в облаках. Я в дали смотрю, моё сердце тоскует — Любимую мать вспоминаю в слезах. Я выехал быстро из северных врат, Смотрю на Лоян,* оглянувшись назад. Согнул окон ветви колючий терновник, К земле нарастающим ветром прижат. И иволга вслед устремляется мне И грустно поет о родной стороне. Смотрю на Сихэ,* и завязки у шляпы От слез намокают в глухой тишине. Примечания

Лоян — один из крупнейших городов древнего Китая, столица девяти династий. Расположен на берегу реки Хуанхэ, в современной провинции Хэнань.

Сихэ — город в древнем Китае. Вся песня — намек на судьбу знаменитого стратега У-ци, который был родом из царства Вэй. У-ци уехал из Вэй, поклявшись матери, что либо станет первым советником государя, либо совсем не вернется. Мать У-ци умерла, когда сын был в отъезде, а его самого изгнали из города Сихэ, где он занимал важный пост.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 21

"Ты голоден, но есть не будешь..."

Ты голоден, но есть не будешь, Как хищный тигр, сырую пищу. Ты без ночлега, но не будешь У дикой птицы * спать в жилище, — Ведь есть гнездо у дикой птицы... Зачем же, путник, так гордиться? Примечания

Дикая птица — образно — гетера, любовница.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 22

На узкой дороге ("На узкой дороге мы с вами столкнулись...")

На узкой дороге мы с вами столкнулись, На тесной дороге, где двум не проехать. Стоим и не знаем — кто младше годами И кто уступить кому должен дорогу. Спрошу, из какой вы семьи и откуда? Не трудно узнать о семье господина, Но трудно забыть это славное имя. Из желтого золота ваши ворота, Из белых нефритов дворцовые залы, В тех залах расставлены кубки для пира, И служат на пире певицы Ханьданя.* Растут во дворе у вас вечные лавры, И ярко горят фонари на их ветках. В семье этой братьев два-три* человека, И средний сын пост занимает высокий, В пять дней он лишь раз возвращается к близким, — Тогда на пути его свет возникает. Коня украшают поводья златые, И толпы стоят вдоль дороги и смотрят. В свой дом он войдет — и вокруг оглянется: Увидит он уток и селезней пары.* Там семьдесят две неразлучные птицы. Рядами сидят они в полном согласье, Поют они дружно, поют сладкогласно! На западной и на восточной пристройках * Кричат журавли,* долголетье вещая. Сноха его старшая шелк ткет узорный, А средняя — желто-лиловые ткани. Лишь младшей по дому работ не досталось. Наверх она с лютней певучей уходит. Сидит тогда свекор в покое и мире, А струны поют бесконечную песню. Примечания

Певицы Ханьданя — Во время правления династии Хань особенно славились народные певицы и танцовщицы из местности Ханьдань (занимавшей территорию современных провинций Хэбэй и Хэнань).

Два-три человека — В песнях юэфу часто избегают точного указания на число.

Утка и селезень — символ неразлучных супругов.

Пристройки — У главного здания делались две пристройки, в которых жили младшие члены семьи, домочадцы и слуги.

Журавль — символ долголетия.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 23

На запруде ("Тростник растет в пруду за домом...")

Тростник растет в пруду за домом, Его листва висит бессильно. Я размышляю у запруды О честности и долге близких. Людские толки, оговоры И золото расплавить могут! Разлучены мы клеветою С любимым против нашей воли. Когда я думаю о милом, Его лицо так ясно вижу! А чувства в узел неразрывный Сплетаются и сердце мучат. Тоска о милом бесконечна, Покой и сон забыты мною. Зачем ты бросил все, что мило, Для лучшего всего на волос? Тебе доступны стали яства, Но хлеб простой бросать не нужно. Доступны ткали дорогие, Но не бросай циновки грубой. Гуляю я — печалюсь горько, Сижу в дому — печалюсь горько. На всей земле тоскливый ветер Шуршит осеннею листвою. Хочу послать тебе вдогонку Я одинокие напевы И пожелать в них долголетья И удлиненья срока жизни!

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 25

Застольная ("Быть может, завтра бедствие придет...")

"Быть может, завтра бедствие придет, Засохнет рот и пересохнут губы. А нынче мы для радости собрались, Так будем, гости, вместе веселиться. Желаю вам пройти по всем горам, Где окрылит вам души гриб священный, И пусть святой Ван Цяо * поднесет Вам снадобье, что дарит долголетье".* "Печалимся, что рукава коротки, Не греют даже наших рук, хозяин. И мы воздать хозяину не можем Так, как Лин Чжэ воздал Чжао Сюаню.* "Луна зашла. Созвездье Ориона Уходит, гости, с неба на восток. Ковш северный* свои склоняет звезды. Здесь все, с кем близостью навеки связан. Пируют вместе, позабыв про сон. Воистину так мало дней веселья, Так много дней печальных и тоскливых! Пусть нам помогут позабыть печали Игра на цитре, песни и вино. Те восемь досточтимых Хуайнаня,* Которым путь святой по докучал, Садились на спины шести драконов, Катались смело между черных туч". Примечания

Ван Цяо — легендарная личность, святой отшельник.

Снадобье, что дарит долголетье — так называемый эликсир жизни, добыванием которого занимались часто отшельники.

Лин Чжэ воздал Чжао Сюаню — Легенда рассказывает, что Чжао Сюань спас Лин Чжэ от голодной смерти. Лин Чжэ оказался в войсках врагов Чжао Сюаня и, перейдя на сторону последнего, делом отблагодарил своего спасителя.

Ковш северный — созвездие Большой Медведицы.

Восемь досточтимых Хуайнаня — легендарные личности, якобы достигшие бессмертия.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 27

Лунси ("Что видно на небе? Растет Белый вяз...")

Что видно на небе? Растет Белый вяз,* И Лавр* у пути* растет. Там Черный дракон* напротив него, И Феникс* там песнь поет. Жар-птица выводит там девять птенцов,* И все они смотрят вниз. Над миром людей особая песнь У всех, кто в небе повис. Жена, мной любимая, встретит гостей С приветливым, добрым лицом, Поклонится, руки сложив на груди, Проводит пришедших в дом. Расспросит, спокойно ли было в пути, И в Северный зал введет. Посадит гостей на кошме расписной И кубки им поднесет. Прозрачное, белое вносит вино, Покрыты кубки резьбой. И гостю приятно, что льет в них вино Хозяйка своей рукой. Попросят хозяйку отведать вина, Она чуть-чуть отойдет. Глубоким поклоном ответит гостям И кубок себе возьмет. В беседах и шутках ей ведом предел. За кухней следит она, Заботясь, чтоб пища готова была, Посуда гостей полна. А после она провожает гостей, Прощанья зная обряд. Ей выйти с чужими нельзя за порог — Так скромность и честь велят. Старайся такую жену подыскать — Ци Цзян* такой не была. Как муж, она сможет хозяйство вести, Как муж, сильна и смела. Примечания

Лунси — округ в юго-западной части одноименного уезда современной провинции Ганьсу.

Белый вяз, Лавр, Феникс — названия звезд.

У пути — то есть у эклиптики.

Чёрный дракон — название созвездия

Девять птенцов — девять звёзд одного из созвездий.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 29

Выйду за летние ворота ("Тропинка заросшая в дом мой пустой...")

Тропинка заросшая в дом мой пустой, Где я одинок, ведет. Ведь каждый на свете, кто нравом хорош, Всегда сиротой живет. Но после кончины священным путем * Пройти предстоит ему, Тайшань * повидать, у горы посетить Святых Ванфу и Ванму. * Святой Чи Сун-цзюй * за несколько ли* От неба навстречу мне Повозку подаст, а к нему вдвоем Поедем мы в вышине. Что ж видно на небе? Там Белый вяз, И Лавр у пути растет. Там Черный дракон напротив него, И Феникс там песнь поет. Примечания

Священным путем — то есть тем, по которому ходят святые.

Тайшань — гора, на которой, согласно легендам, живут праведные отшельники.

Ванфу и Ванму — одни из главнейших божеств китайских народных верований.

Чи Сун-цзюй — легендарный святой.

Ли — мера длины (576 м).

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 31

Сломаю ивы и тополя ветви ("Хоть тайно совершаются проступки...")

Хоть тайно совершаются проступки, Но наказание идет за ними.* Мо-си Лун Фына верного убила, И вслед за тем ссылают Цзе в Минтяо. Словам Цзу-и не придали значенье — И Чжоу голова торчит на пике. Конем назвав оленя в царском зале, Ху Хай обрек себя на злую гибель. Признал Фу-чай лишь перед самой смертью, Что все же прав Цзы-сюй был, им казненный. Вождь царства Жуй певиц в подарок принял — И вот ушел Ю-юй, советник верный. Для Го несчастье кони и подарки — Два царства из-за них врагом разбиты. Поверят трем, что тигр явился в город, — Родная мать бежит, бросая прялку. Бянь Хэ напрасно отрубили ноги, И вот Цзе-юй в свой дом вернулся нищим* Примечания

В песне "Сломаю ивы и тополя ветви" приводится ряд исторических и легендарных эпизодов, которые иллюстрируют мысль, высказанную в первых двух строках.

Мо-си — жена Цзе, последнего правителя полулегендарного государства Ся (2205-1580 гг. до н. э.), убившая верного приближенного Цзе по имени Лун Фын. Без Лун Фына Цзе потерпел поражение от вождя иньских племен Чэн-тана и погиб в Минтяо (провинция Шаньси). Цзу-и — мудрейший советник Чжоу, последнего правителя династии Инь (1580-1076 гг. до н.э.). Он предупреждал своего государя о поражении, но государь не прислушался к его советам и был разбит, а голова его украсила пику У-вана — врага Инь.

Следующий рассказ гласит, что император Ху Хай (Эр Ши Хуан-ди, 209-207 гг. до и. э") полностью доверял своему фавориту Чжао Гао. Власть фаворита была безграничной. Желая избавиться от всех, кто хоть в малейшей степени мог быть с ним не согласен, Чжао Гао однажды в присутствии придворных, указывая на оленя, стал утверждать, что это конь. Всех, кто осмелился сказать обратное, он истребил, а затем его жертвой пал и сам император, лишившийся правдивых советников.

Далее упоминается эпизод из богатой событиями жизни У Цзы-сюя, политического деятеля древнего Китая (VI-V вв. до н. э.). Цзы-сюй уговаривал правителя царства У Фу Чая не верить хитрому правителю царства Юр Гоу Цзяню и не заключать с ним мир. Однако Фу Чай отверг советы Цзы-сюя, потерял к нему доверие и послал ему меч — приказание умереть. Цзы-сюй закололся, а Фу Чай погиб от руки коварного Гоу Цзяня.

Следующие две строки — намек на причину гибели Ю-юя, мудрого советника правителя царства Жун (VIII — V вв. до н. э.). Правитель царства Цинь, соседнего с Жун, боясь усиления Жун, послал правителю последнего в дар двух певиц-красавиц. Правитель увлекся красавицами и отдалил Ю-юя.

Далее следует намек на гибель двух царств — Го и Юй (VIII-V вв. до н. э.). Правитель Цзинь, собираясь в поход против Го, послал дары правителю Юй, и тот позволил войскам Цзиня пройти по своей земле. Разгромив Го, цзиньская армия, возвращаясь, разгромила и царство Юй.

В древности существовало правило, гласившее, что если трое говорят, будто видели в городе тигра, то люди верят, что это так и есть, то есть свидетельство трех — доказательство. Ученик Конфуция Цзэн Цань жил в Фэйи. Его однофамилец убил человека. Кто-то поспешил к матери Цзэн Цаня и сказал, что ее сын — убийца. Но мать поверила только третьему свидетелю, оставила прялку, за которой сидела, и выбежала из дома, тяжко оскорбив недоверием невиновного сына.

Последние две строки излагают две истории. Первая об искусном резчике по камню Бянь Хэ, который подарил драгоценный камень правителю Чу Ли-вану, но люди сказали, что этот камень простой, и Ли-ван велел отрубить Бянь Хэ ногу. Бянь Хэ дарит драгоценность преемнику Ли-вана — У-вану, но тому вновь говорят, что это простой камень, и Бянь Хэ отрубают вторую ногу. Лишь впоследствии выясняется истина. Неспособность правителей самостоятельно отличить правду от лжи была причиной того, что Цзе-юй отказался от службы у правителя, о чем рассказывается во второй истории.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 32

Западные ворота ("Из западных ворот я выйду...")

Из западных ворот я выйду, Подумаю: когда сегодня Себе я радость не устрою, То сколько ждать мне до веселья. Скорее нужно веселиться! Скорее нужно веселиться! Как можно жить в печали горькой, В заботах, скорби, удрученье И радость ожидать в грядущем? Сегодня нужно веселиться! Вино я лучшее нагрею, Поджарю мясо буйволицы, Покличу тех, кто сердцу в радость, Кто сможет грусть мою рассеять. Жизнь наша — сотня лет неполных, А горя в ней — на десять жизней. Короток день, а ночь без края, Ночь горя, скорби и несчастья. Светильником веселья вправе Мы осветить свою дорогу. Пройдешь ты, жизнь, уйдешь на небо Бесследно, как уходит туча. И в колеснице погребальной Усталый конь свезет останки.

Источник: "Юэфу", 1959

Восточные ворота ("Я выхожу в восточные ворота...")

Я выхожу в восточные ворота И снова против воли возвращаюсь. В душе моей досада, скорбь, смятенье: Пусты кувшины, в них ни доу* риса, И не висит на вешалке одежда. Мечом семье своей добуду пищу! Мать сыновей моих заплачет горько, Цепляясь за мою одежду, скажет: "Хотят богатства пусть другие семьи — Я с вами нищету делить готова. Над вами воля неба голубого, У ваших ног беспомощные дети — Вы нынче на неправедном пути!" "Прочь! Я иду! Нельзя мне мешкать боле! Тому, кто сед, уж некогда терпеть". Примечания

Доу — мера жидких и сыпучих тел (примерно 10 л).

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 34

Пою коня у ручья в пробоине Великой стены ("Зелена-зелена покрывает трава...")

Зелена-зелена покрывает трава Берега бесконечной реки. Тяжело-тяжело без конца вспоминать О далеких-далеких краях. Я во сне увидал человека тех мест, Увидал его рядом с собой. Но проснулся, гляжу — здесь чужое село И от родины я далеко. И напрасно ищу я повсюду тебя — Повстречаться не можем с тобой. Потеряют деревья листву навсегда — Но предчувствуют ветер они. Еще льдом не покроются реки в стране — Но предчувствуют холод они. Входят люди — у каждого много забот, И никто не несет ей письма!.. Вот и путник приехал из дальних краев — Ей он карпов резных * подает. Сыновей она кличет пакет развязать, В нем на шелке письмо для нее. И с поклоном читает письмо на шелку, Все стремится узнать поскорей. Начинаю словами привета к тебе, А кончаю прощаньем навек! Примечания

Великая стена — Великая Китайская стена

Карпов резных... — Письмо клалось между двумя дощечками, на которых вырезался карп — древний символ письма.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 35

"Уйду на запад из ворот Шанду..."

Уйду на запад из ворот Шанду, Там три стебля растут на общем корне, Один из них подрублен, хил и слаб. Там трое братьев есть в одной семье, Но младший нищ и слаб, как этот стебель.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 37

Жена больна ("Жена, больная много лет подряд...")

Жена, больная много лет подряд, За мужем шлет. С ним говорить должна она тотчас, Пусть он придет. Еще начать беседу не успев, Уж слезы льет. "Детей-сирот оставлю я тебе, Когда умру. Не дай дрожать им в стужу и мороз. Болеть в жару. Не допусти от голода страдать И есть кору. Прощай им их провинности, не бей Бамбуком их. Без матери недолгой будет жизнь Детей моих. Прошу, не забывай их, береги Пекись о них". * Мне было не во что одеть детей, Детей-сирот. Холста, чтобы одежду им скроить. Недостает. И впроголодь, в лохмотьях, в нищете Их жизнь течет. Запру я крепко дверь, заткну окно, Оставлю дом. Детей, которых мне вручила мать, Покину в нем. И в город за едой для сыновей Пойду пешком. * В пути родного друга повстречал; Присели с ним. "Остаться детям дома, — я сказал, — Пришлось одним. Молю в слезах, чтоб ты помог купить Лепешек им". "Нельзя сдержать страдание и скорбь, Я деньги дам", — Сказал мой друг, спешит ко мне домой И видит там: Сироты плачут взаперти, и нет Конца слезам. Вошел к сиротам в опустевший дом, Стал утешать. Увы, конца страданиям детей Недолго ждать. Последуют они в тот мир, куда Ушла их мать!

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 38

Сирота ("Родился я сиротой...")

Родился я сиротой, Сиротой случайным. Одинокой будет жизнь, Одинокой, горькой! Мать с отцом пеклись о сыне, Я при них был счастлив, И везла мою повозку Лошадей четверка. Но родители скончались, Сироту покинув. Сделали меня слугою Брат с невесткой в доме. Был на юге я в Цзюцзяне* По делам торговым. В Ци и Лу,* что на востоке, Заходить случалось. И домой я возвращался Лишь в луне последней. Не решаюсь о страданьях Рассказать, поведать! Слоем грязи весь покрыт я, Волосы свалялись, Старший брат меня торопит Приготовить пищу. Присмотреть шлет за конями Старшая невестка. То пошлют меня работать В верхних помещеньях, То опять работать гонят В помещеньях нижних. Сирота все время плачет, Слезы — словно дождик. Если утром шлют к колодцу Наносить воды им, То последний раз с водою Возвращаюсь к ночи. Волдыри покрыли руки, Обуви не знаю, Мне шипы терзают ноги, Иней ноги студит. Из озябших ног занозы Я тащу, страдая. Бесконечны слез потоки, Чистых слез потоки. Нет зимой одежды теплой, Летом нет прохладной. Так живу, трудясь, страдая, Радости не зная. Лучше б я ушел под землю, Где источник Желтый! * Лишь свершит весенний воздух Первое движенье И побеги молодые Чуть покроют землю, — Я в луне срываю третьей Тутовые листья, Чтобы были шелкопряды Сыты до отвала. А в шестой луне на поле Собираю дыни. Их повез домой на тачке, По пути рассыпал. Мне помочь собрались люди, Не помочь — покушать, Я прошу, чтоб хоть вернули Стебли дынь для счета. Брат, невестка очень строги, Не простят проступка. Тороплюсь домой вернуться, Подсчитать убытки. Брань и крик в селе поднялись, Сироту ругают. Я родителям под землю Весть послать хотел бы — Трудно мне ужиться вместе С братом и невесткой! Примечания

Цзюцзян — город в современной провинции Аньхуэй.

Ци и Лу — местности в современной провинции Шаньдун.

Источник Желтый или Желтые воды — загробный мир.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 40

Тайшоу из Яньмыня ("Во времена почтительного к предкам...")

Во времена почтительного к предкам Хэ-ди * в Лояне был правитель Ван.* Он родом был из Гуанхань * в Ичжоу,* Служить он начинал в других краях. Постиг значение Пяти канонов,* "Лунь юй" * постиг, законы ясно знал. Чиновниками были предки Вана. Из Вэнь * его перевели в Лоян, Он управлял там действенно и мудро, Людей любил, растил, как сыновей, Простой народ всемерно защищая. Во время службы был в решеньях тверд, А дома к близким милосерд и ласков. Он проверял, кто беден, кто богат, В науках был силен, в военном деле, Оповещал, в чьих семьях сын дурной. О поимке преступников указы У входа в поселенья прибивал, И длинное он запретил оружье. Постановил совместно привлекать К суду всю пятидворку,* всех соседей Того, кто смел ограбить, иль убить, Иль совершить иное преступленье, А юношей безнравственных в тюрьму Сажал, бамбуком бил их в наказанье, В предместиях открыто суд вершил, Не учреждал налогов безрассудных, Обиды справедливо разбирал. Судить велел в согласии с законом, Жестокостью народ не притеснять. Сдавал общественные земли бедным Бесплатно — тридцать тратили монет Лишь на веревки и шесты ограды. О неподкупный, нравственный и мудрый, Правитель честный Ван из наших мест! Чиновником служил он честно трону, Достойных брал в помощники себе Никто не смел быть благодушным к людям, Когда в управе находился он. Он телом чист, но тело знает горечь С утра до ночи долгого труда. Искусен он и славен в руководстве, Известен всем вблизи и вдалеке. Но не закончил жизни срок небесный * И рано скрылся в бесконечный мрак! Приносим жертвы в память об усопшем В кумирне, возведенной в его честь. Желаем, чтоб правителя потомки Хранили вечно в памяти его! Примечания

Тайшоу — правитель области, одно из высших чиновничьим званий в древнем Китае.

Яньмынь — округ на территории современной провинции Шаньси.

Хэ-ди — четвертый император Восточной Ханьской империи, правивший с 89 по 105 гг.

Правитель Ван — историческая личность, видный чиновник, скончавшийся в 105 г. на посту правителя Лояна. Эта песня — посмертный гимн в его честь.

Гуанхань — название местности в Ичжоу — округе на территории современной провинции Сычуань.

Пять канонов — важнейшие произведения, содержащие конфуцианское учение.

Лунь юй — "Беседы и суждения" — книга, излагающая жизнь и учение Конфуция.

Вэнь — название местности (в современной провинции Хэнань).

Пятидворка — население в Древнем Китае делилось на пятидворки, связанные взаимной ответственностью перед законом.

Срок небесный — По поверьям древнего Китая, срок человеческой жизни устанавливается небом.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 43

Лебеди ("Летят по небу пары лебедей...")

Летят по небу пары лебедей, Летят они из северного края. К пятку пяток, десяток к десяти, Летят за клином клин, за стаей стая. Одна не может мужу вслед лететь — В дороге лебедь тяжко заболела. В тревоге озирается вокруг И кружится и кружится несмело. "Летела б за тобой на поводу — Но клюв закрыт, открыть его нет силы. Нести тебя хотела б на спине — Болезнь мне крылья белые сломила! В веселье повстречались и сошлись, В печали довелось нам разлучаться. Мне не сдержать своих невольных слез, А стаи лебедей спешат умчаться. Сейчас должны расстаться мы с тобой. Дышать мне тяжко, говорить нет мочи. Заботься о себе, лети на юг. Далек твой путь. Обратный — не короче. Я буду дом блюсти всегда пустым, Дверь заложу увесистым засовом. Погибнем — свидимся у Желтых вод, А нет — живыми встретимся мы снова".

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 45

"Яньгэ"

Яньгэ. Первое. ("Ласточка летает перед домом...")

Ласточка летает перед домом — Скроется зимой, а летом вновь видна. У меня есть трое младших братьев — Увлекла их вдаль чужая сторона. Кто починит старую одежду, Новую одежду перешьет по мне? В жены взял искусную хозяйку, Шить себе одежду поручил жене. Но стремлюсь я выйти за ворота, Искоса на север я бросаю взгляд. "Как видны в воде прозрачной камни, Так и в ваших взглядах помыслы сквозят! О желаньях ясно взгляды говорят... Но уйдешь далеко — не придешь назад. Примечания

Яньгэ — музыкальное вступление, здесь — название мелодии этой песни.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 47

Яньгэ. Второе. ("Высоки и остры гор Наньшаньских скалы...")

Высоки и остры Гор Наньшаньских * скалы, Горы покрывают Вековые сосны. Задевают тучи Острые вершины, И стволы их толще Десяти обхватов. Шлют в Лоян отсюда Балки и стропила, И скорбят украдкой Гибнущие сосны. Топоры и пилы Валят эти сосны, На восток и запад Падают деревья. Делают на месте Для деревьев дроги, Бревна отправляют Для дворцов Лояна. Каждый, кто их видит, Сосны те жалеет. Спрашивают люди, Из какого леса? Кто покрыть достоин Их резьбой искусной? Это смогут сделать Лишь Гун Шу с Лу Банем. А резьбу покроют Ярко-красным лаком, Благовоньем стойким Ту резьбу окурят. Были они прежде Соснами Наньшаня, А сегодня станут Балками и в хоромах! Примечания

Яньгэ — музыкальное вступление, здесь — название мелодии этой песни.

Гор Наньшаньских — Имеются в виду горы хребта Циньлин.

Гун Шу с Лу Банем — Гун Шу и Лу Бань — одно и то же лицо, легендарный столяр и резчик по дереву.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 47

Гора Лянфу ("Если выйдете вы за ворота Цичэна...")

Если выйдете вы за ворота Цичэна,* Поселенье Данъинь* будет видно вдали. Три могилы увидите в этом селенье, Три холма одинаковых рядом легли. Вы спросите, кто в этих могилах схоронен? В них останкам Гу Е и Тянь Цзяна* лежать. Опрокинуть могли они горы Наньшаня, Они узы земные* могли разорвать. Но два персика трех погубили героев, Оболгал их однажды облыжный навет. Кто придумал героям такую ловушку? Хитроумный Янь Цзы* дал коварный совет. Примечания

Гора Лянфу — в древности верили, что на этой горе собираются души усопших.

Цичэн — город в провинции Шаньдун.

Данъинь — город к юго-востоку от Цичэна.

Гу Е и Тянь Цзян — два из трех (третий — Гунсунь Цзе) знаменитых богатырей древнего Китая, живших в царстве Ци.

Земные узы — узы, которые, согласно легенде, привязывают Землю к ее опоре.

Янь Цзы — первый министр в древнем царстве Ци. Янь Цзы придумал способ избавиться от опасных для него богатырей: по его наущению, правитель Ци послал трем богатырям в дар два персика, с тем чтобы герои сами решили, кто имеет право на персик. Персики взяли себе сначала Гунсунь Цзе и Тянь Цзян, но подвиги Гу Е оказались более замечательными, и первые два покончили с собой от стыда, а Гу Е закололся, видя, что он — причина гибели своих друзей.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 49

Песня о моей обиде ("Оторвала кусок я белейшего шелка...")

Оторвала кусок я белейшего шелка из Ци, Бел и чист он, как иней и снег. Сшила шелковый веер с орнаментом "слитная радость", Круглый веер — такой, как луна. Только из рукава господин этот веер достанет, Лишь взмахнет — и прохлада вокруг. Но боюсь возвращенья осеннего ветра — Летний зной он от нас унесет. И тогда господин бросит веер ненужный, Не жалея его, не храня.

Источник: "Юэфу", 1959

Песня о поисках удовлетворения ("Недлолго длится в жизни радость...")

Недолго длится в жизни радость, И часты пропасти в пути, И в каждой ждут тебя печали. Я сиротлив и одинок. Печаль приводит к многим мыслям, Нет мира от моих тревог. Невидимы беда и счастье. Я знаю — люди в старину Пахали, жили бедняками, Отвергнув знатность и почет. Я только так найти сумею Покой, которого ищу. Я презираю суету, Власть денег, звания, доходы. Осенний ветер на закате Становится особо злым. Хотел бы скрыться в синем море, Но там покоя сердцу нет. Иду взглянуть па звезды ночью: На севере сияет Ковш И Звёздная река* мне светит. Вернусь домой. Отец и мать — Теперь одна моя забота. На сердце нет других хлопот. Не станет мудрый огорчаться, Когда познает нищету. Чем больше бедность — меньше горя. В спокойной бедности узнать Ты сможешь радостное дао* — Так Чжуан Чжоу* наставлял. Отринув знатность и богатство, Мужи скитались за Цзы Ся.* Последуй этим двум мудрейшим — Потомки будут вспоминать Тебя и в тысячную осень. Петь, танцевать и пить вино — Совсем ненужное веселье. Смотри на солнце и луну, Что чередуются безмолвно... А ты в страдании живёшь, И что при этом можешь значить? Иметь тебе иль не иметь? Быть жадным, сожалеть о тратах — Всё это годно для глупца! Ломают камень — видишь искры? Как эти искры, жизнь кратка. Такой же краткой будет радость И наслаждения твои! Ты душу мирной благодати Учи — и жизнь продлишь свою! Примечания

Звёздная река — Млечный Путь.

Дао — "великая естественность", путь всего существующего, основное положение даосизма — философского учения, развитого Лао-цзы и Чжуан-чжоу.

Чжуан-чжоу (IV — III вв. до н.э.) — крупнейший философ, развивший понятие дао и определивший его как абсолютное единство, примиряющее все противоречия.

Цзы Ся — проповедник даосизма.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 51

Бабочка ("Порхала бабочка в саду восточном...")

Порхала бабочка в саду восточном И повстречалась с ласточкой внезапно. Застигла бабочку среди растений, Схватила, унесла в дворец лиловый,* Втащила в темноту резных оглавий, Птенцы в гнезде, завидев мать с едою, Подняли клювы, крыльями забили. Примечания

Дворец лиловый — императорский дворец.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 53

Песня о ране душевной ("Светит белая, как шелк, луна...")

Светит белая, как шелк, луна, Озаряет свет мою постель. От тоски я не могу заснуть, Ночь в тревоге так длинна-длинна! Легкий ветер в комнату подул, Занавесь оконную взметнув. Я одежду и кушак свой взял, Кое-как сандалии обул И покинул свой высокий дом... Но куда — на запад, на восток Мне идти, чтоб обрести покой? Я брожу, а думы об одном! Птица перелетная на юг Пролетает в светлой вышине, Скорбно кличет спутницу свою, Слезным криком ранит сердце мне. Думаю в печали о любви, Слезы на одежды лью и лью. Песнь тоскливую веду в тиши, Гнев и жалобы я к небу шлю.

Источник: "Юэфу", 1959

Скорбная песнь ("Скорбную песню споешь — и словно поплакал...")

Скорбную песню споешь — и словно поплакал, Вдаль поглядишь — и словно на родине был. Я вспоминаю, тоскуя, родное селенье, Дом, о котором в скитаниях я не забыл. Я бы вернулся домой — да спутника нету, Я переехал бы реку — да лодку где взять! Как мне распутать клубок бесконечной печали, Если тоска не дает мне ни слова сказать!...

Источник: "Юэфу", 1959

Рыба без воды ("Тащат рыбу из реки...")

Тащат рыбу из реки, Плачет рыба, плачет! Шлет она лещу письмо, Учит жить с оглядкой.

Источник: "Юэфу", 1959

Вздох ("Под финиковой пальмой — толчея...")

Под финиковой пальмой — толчея. Пора расцвета — краткая пора! Лишь только финики начнут краснеть, Со всех сторон сюда приходят люди. Лишь только с веток соберут плоды, Никто на пальму и смотреть не хочет.

Источник: "Юэфу", 1959

Старинная песня ("Кто из встречавшихся мне на пути...")

Кто из встречавшихся мне на пути О родных не думал в печали? Ветер осенний угрюмо свистит, Мысли о доме меня истерзали. Машут деревья устало листвой, Бури сильнее в чужой стороне. Все удаляется дом мой родной, Туже и туже пояс на мне. В мыслях тоска, и не счесть моих слез, Сердце — дорога, разбитая сотней колес.

Источник: "Юэфу", 1959

Жена Цзяо Чжэн-цина ("Павлины в вышине летят на юг...")

Павлины в вышине летят на юг, Один из них кружит, кружит устало... "В тринадцать лет я ткала лучший шелк, В четырнадцать уже кроить умела, В пятнадцать научилась я играть На звучной двадцатитрехструнной цитре. В шестнадцать я читала наизусть Предания, поэмы и каноны, В семнадцать стала вашею женой. И вот живу я в скорби постоянной. Чиновником в приказе служит муж, И потому он в чувствах неизменен И целомудренную жизнь ведет. Но потому же часто оставляет Меня одну, с ним редко вижусь я. Поет петух, и я иду работать, Как следует за ночь не отдохнув. Хоть за три дня я пять кусков наткала, А все ж свекровь за медленность корит. Но я старалась, ткала очень быстро... Да, трудно в вашем доме быть женой. Не потерплю напрасных понуканий, Придется вас покинуть навсегда. Вы объяснить сумеете свекрови, Что я должна оставить этот дом И в прежнюю свою семью вернуться". Примечания

В прозаическом предисловии к этой песне сказано: "В период Цзяньань (196-219 гг. н. э), когда правления династии Хань, в Люйцзянфу жена мелкого чиновника Цзяо Чжун-цина из рода Лю была изгнана свекровью из дома мужа и дала клятву никогда вторично не вступать в брак. Когда семья все же принудила ее к этому, она бросилась в реку и утонула. Чжун-цин узнал о ее смерти и повесился на дереве в своем дворе. Люди того времени сокрушались о них и сложили стихи".

* * * Чиновник выслушал слова супруги И матери поведал обо всем: "Гаданьем по лицу мне предсказали Ничтожную карьеру и судьбу, Но счастлив тем я, что досталась в жены Девица небывалой красоты. Мы с юных лет постель делили с нею И к Желтым водам в час один пойдем. О вас печемся вместе два-три года И только начинаем нашу жизнь. Ответьте, в чем моя жена виновна, Чем заслужила вашу неприязнь?" Сказала мать чиновнику приказа: "Обидчива, мой сын, твоя жена! У ней нет целомудрия устоев, И самоволья слишком много в ней. Я долго-долго гнев в груди скрывала, Но без меня ты справиться не смог! В семье восточной есть одна девица, Что красотой, умом — как Цинь Ло-фу. Любви достойна, внешность несравненна, Я там уже замолвила словцо. Теперь прогнать нам нужно поскорее Твою жену — пускай домой идет!" Чиновник поклонился, но смиренно И робко матери в ответ сказал: "Но если мы жену сейчас прогоним, Клянусь, вовеки вновь я не женюсь!" А мать, услышав возраженье сына, По креслу палкой в сильном гневе бьет: "Ничтожный сын почтения не знает, Решился словом помогать жене! Я потеряла к ней расположенье И не позволю ей остаться здесь!" Примечания

В семье восточной... — т. е. в семье, живущей в восточной части поселения (обычно в этой части селились самые знатные и богатые семьи.)

* * * Чиновник кланяется ей безмолвно И возвращается к себе в покой. Он разговор с женою начинает, Но в горле ком мешает говорить: "Я сам тебя из дома не прогнал бы, Но принуждает матушка меня. Ты возвратись в свою семью на время, Как я на время ухожу в приказ. Недолго ты одна пробудешь дома: Уладим все и будем вместе жить! Теперь придется потерпеть немного, Прошу тебя исполнить мой совет". Ему жена-красавица сказала: "К чему опять запутывать меня! В луне одиннадцатой дом покинув, Вошла когда-то я в твой знатный двор. Старалась быть в согласье со свекровью И самовольно не решалась жить. Трудилась честно днем и даже ночью И в горечи своих трудов жила. Не совершала никаких проступков, Ухаживала честно за свекровью, Имела я ее расположенье. И если все же выгонят меня, То можно ль говорить о возвращенье? Есть куртка вышитая у меня, На пей сверкают нити золотые. Из красной ткани брачный полог мой, А по углам курятся благовонья. Шесть-семь * десятков сундуков моих С резным орнаментом слоновой кости Повиты пестрой шелковой тесьмой. Различнейшие вещи в них хранятся, Различное имущество лежит. У недостойной вещи очень грубы, И мало их для будущей жены, Однако вы их все же подарите. Не будет впредь у нас сердечных встреч. Я вам желаю мира и покоя, Желаю нам друг друга не забыть!" Примечания

Шесть-семь — характерный для юэфу прием неопределенности счета.

* * * Пропел петух, вот-вот рассвет наступит, Жена встает, спешит застлать постель, Расшитую одежду надевает, Встречая утра раннего приход. Обула ноги в шелковые туфли, Прическу сделала, в нее воткнув Сверкающие яшмовые гребни. Одела стан в блестящий белый шелк И вдела серьги ясные, как луны. Похожи белые персты ее На белый лук, очищенный от шкурки. Алеют, как рубин, ее уста, Ступает деликатно, осторожно. Нет в мире равных ей по красоте! Идет она проститься со свекровью, Та слушает, но гневом вся полна: "Когда была я маленьким ребенком, То в отдаленной местности росла, Не получая нужных наставлений. Стыжусь: в такой прославленной семье Не пара я для знатного потомка! Имела много свадебных даров, Но не могу сносить я притеснений. Сегодня навсегда уйду домой И вашу доброту ко мне запомню!" Идет проститься с мужнею сестрой, И слезы надают жемчужной нитью: "Когда впервые прибыла сюда, Сестра была еще совсем ребенком. Теперь же стала взрослою она. Усердно и сердечно за свекровью Ходили мы, когда я здесь жила, Любя друг друга и трудясь совместно. Так пусть в седьмой луне седьмого дня И в праздничные дни девяток нижних Друг друга мы припомним, веселясь!" В повозку села, выйдя за ворота. Струились слезы сотнями ручьев. Примечания

В седьмой луне седьмого дня — день встречи Пастуха и Ткачихи — старинный женский праздник в Китае.

Девяток нижних — так называли девятнадцатое число каждой луны; этот день отмечали женщины.

* * * Жена и повозке следовала сзади, Скакал верхом чиновник впереди, Стучат колеса, и стучат копыта... При въезде на широкий дальний тракт Прощальное свиданье совершилось. В повозку горестно садится муж, К жене склонился, на ухо ей шепчет: "Клянусь остаться верным навсегда. Домой ты отправляешься на время, Как будто посещая отчий дом, Как ухожу в приказ и я на время. Ты вскоре возвратишься вновь ко мне. Так поклянемся вместе перед небом Друг другу никогда не изменять!" Чиновнику жена его сказала: "Благодарю за верность и любовь, И если вы исполните обет свой, То вскоре вас увижу я опять. Вы будьте, как утес, большим и крепким, Пусть будет камышинкою жена. Утес нельзя ни повернуть, ни сдвинуть, Мягка тростника, но крепка, как шелк. Брат заменил отца в моем семействе, Он грозен в гневе, как небесный гром. Боюсь, со мной не станет он считаться И замуж выйти будет принуждать." Подняли руки в бесконечной грусти, Но долго распрощаться не могли. Примечания

Подняли руки в бесконечной грусти — прощальный жест.

* * * Вошла Лань-чжи в знакомые ворота, Достоинства и чести лишена. Всплеснула мать руками в изумленье: "Не думала, что так вернется дочь! В тринадцать лет ты ткать уже училась, В четырнадцать кроить уже умела, В пятнадцать лет играть умела ты На звучной двадцатитрехструнной цитре, В шестнадцать знала "И-цзин" и "Ли-цзи", В семнадцать лет тебя вручили мужу, И не было проступков у тебя! Но если ты ни в чем не провинилась, То как тебя вернули, отвечай!" "Лань-чжи стыдится матери упреков, Но нет на мне воистину вины!" И мать родная впала в скорбь большую. Примечания

”И-цзин“ ("Книга перемен") и "Ли-цзи" ("Книга обрядов") — классические конфуцианские книги.

* * * Прошло всего лишь десять с лишним дней, А уж начальник округа шлет свата Сказать, что у него есть третий сын, Что сын красив — нет в целом мире равных, И что ему лишь восемнадцать лет. Искусно хвалит сват таланты сына. И дочери любимой молвит мать: "Ты можешь дать ему свое согласье". Но со слезами ей сказала дочь: "Лань-чжи домой недавно так вернулась! Чиновник при прощанье приказал, И я сама клялась не разлучаться. Я не нарушу верности ему. Согласье дать — поступок недостойный. Я свату дам решительный отказ, Скажу, что рано говорить об этом". И свату вежливо сказала мать: "Нет, дочь моя бедна и недостойна, И первый муж ее вернул домой. Для мелкого чиновника не пара, — Вельможи сыну разве подойдет?» * * * Проходят дни с тех пор, как сват ушел. Начальник округа его шлет снова Сказать, что пятый сын его красив, Но до сих пор супруги не имеет. Явился снова сват в семейство Лю: "В семье правителя есть сын-красавец, Хотел бы важный совершить обряд И вот меня послал к воротам вашим". Посланцу скромно отвечала мать: "Дочь клятвою себя связала с мужем, И я, старуха, не берусь решать". С досадой горькой брат Лань-чиш вмешался И, обратясь к своей сестре, сказал: "Не будь в своих решеньях безрассудной: Чиновником незнатным был твой муж, А этот — сын высокого вельможи: Вслед за дурной — хорошая судьба; Как небо и земля, они различны. Знай, с новым мужем слава ждет тебя, Ты упускаешь знатного супруга. Скажи, чего же ждешь и хочешь ты?" Ему Лань-чжи покорно отвечала: "Брат справедливо говорит сестре. Я, мужа прежнего семью оставив, Как долг велит, пришла в свой отчий дом И поступать должна, как брат прикажет, И не осмелюсь самовольной быть. Хотя чиновнику дала я клятву, Но, может, нам не суждено сойтись. Так заключим скорее соглашенье, И я согласна в новый брак вступить". Встает поспешно с места сват довольный И соглашенье снова подтвердив, К правителю торопится с отчетом: "Я, недостойный, выполнил приказ. К вступленью в брак судьба благоприятна". Правитель в радости большой глядит В календари и памятные книги: "Удачна свадьба в этой же луне — Шесть соответствий точно совпадают. День свадьбы выпал на тридцатый день, И до него всего три дня осталось. Пусть к свадьбе приготовится жених". В тюки огромные кладут подарки — Как туча черпая, гора тюков. Их нагружают в парусные лодки, Рисованные птицы на бортах, Над лодками — с драконами знамена, И лодки медленно плывут вперед. В повозках золотых из яшм колеса, Стучат копыта вороных коней, Узорною резьбой покрыты седла. Везут монеты в связках без числа, Нанизаны на шелковые нити. Везут золототканые шелка; Отборных рыбных яств купить послали По всем окрестным рынкам и торжкам. Четыреста-пятьсот посыльных было, И суетились люди у ворот. Примечания

Шесть соответствий точно совпадают — при гадании о дне свадьбы устанавливались определенные соответствия дней и месяцев рождения лиц, вступающих в брак, и в благоприятном случае получалось шесть соответствий циклических знаков, которыми в древнем Китае обозначались даты.

Рисованные птицы — роспись на бортах лодок.

* * * Сказала дочери любимой мать: "Письмо от господина получила. Прибудут завтра за тобою, дочь, — Ты ж свадебный наряд еще не сшила — Без этого ведь свадьбе не бывать!" Дочь ничего в ответ ей не сказала, Но слезы так текли, как по земле Порой ручьи струятся дождевые. Рыданья заглушила дочь платком, Придвинула к окну резное кресло С мозаикой эмалевой па нем. Вот шелк берет она рукою левой, А правой ножницы и торопливо Двойную юбку делает за утро, А вечером рубашку шьет себе. А в сумерках перед закатом солнца, Скорбя, в слезах выходит из ворот. Чжун-цин узнал об этих переменах И поспешил отправиться к жене. Двух ли, трех ли еще он не проехал, А ржание тоскливое коня Лань-чжи уже услышала, узнала. Она навстречу всаднику спешит, Глядит, глядит на всадника в тревоге И узнает, что это прежний муж. Подняла руки, и к седлу прижалась, И в горьких вздохах — тяжкая печаль. "С тех пор как вы со мною разлучились, Дела людей не объяснял никто, И вышло все не так, как я хотела, Не так, как господин мой наставлял. Родители мои совместно с братом Принудили, заставили меня, — Я согласилась выйти за другого... Как я приезда вашего ждала!" Чиновник так жене ответил: "Честь высока — я поздравляю вас! Утес стоит па прочном основанье, Он устоит десятки тысяч лет; Тростинка же прочна весьма недолго: С утра до вечера — всего лишь день. Вы высшее займете положенье — Я к Желтым водам удалюсь один". Чиновнику жена тогда сказала: "Нет смысла вам об этом говорить! Меня и вас — обоих принуждают, Вы так же подневольны, как и я. У Желтых вод свиданье наше будет — Не забывайте этих слов моих!" Расстались, разошлись и возвратились Различными дорогами домой. Живые распростились до кончины, От горя слова молвить не могли, Лишь про себя прощались с этим миром, Решив его покинуть навсегда. И вот домой чиновник возвратился, Идет с поклоном к матери своей: "Сегодня ветер сильный и морозный, Ломает ветви и стволы дерев. Жестокий иней губит орхидеи. Которые цвели у нас в саду. Сегодня я, как солнце на закате, Готов оставить одинокой вас. Свершить недоброе ваш сын намерен, Да не обижу духов тем и душ. Судьба моя — как скалы гор Наньшаньских, А плоть моя здорова и крепка". Заплакала и громко зарыдала Родная мать, его услышав речь: "Ты, сын, из выдающегося рода, Мог дослужиться до больших чинов. Так слабы чувства знатного к незнатной — Из-за Лань-чжи не стоит умирать! Красавица есть дома на востоке, Ни в городах, ни в селах не сыскать Другой такой и нежной и прелестной. Там для тебя уже справлялась мать — Захочешь, будет здесь она немедля». Чиновник отдал матери поклон, К себе вернулся, и в пустых покоях Печально и тоскливо он вздыхал, Обдумывая тайное решенье И вспоминая грустно мать свою, Что сыну причинила столько горя. Примечания

...и не обижу духов тем и душ... — тем, что покончит с собой

* * * Мычали буйволы и ржали кони В тот самый день, когда вошла Лань-чжи Под полог свадебный из черных тканей. Сменила сумерки глухая ночь, Заснули и затихли всюду люди. "Сегодня жизнь закончится моя, Уйдет душа из брошенного тела". Надела юбку, туфельки сняла И утопилась в озере прозрачном. Когда Чжун-цин об этом услыхал, Познал он сердцем вечную разлуку, Прибрел без сил под дерево в саду, Повесился там на суку восточном. Примечания

Уйдет душа... — по поверьям китайцев, у человека после смерти душа раздваивается: одна половина покидает тело и незримо существует, а другая погибает вместе с телом.

* * * Их близкие похоронили рядом, Похоронили вместе под горой. На запад и восток от их могилы Рядами сосны вечные растут, Платаны молодые посадили Направо и налево от холма. Переметались и листва и хвоя, Шатром зеленым ветви там сплелись, Среди ветвей две птицы поселились, Две неразлучных птицы юаньян. Поют друг другу песни до рассвета. Внимая им, прохожие стоят, И посещают это место вдовы. Потомкам чаще пойте эту песнь: Пускай им служит предостереженьем! Примечания

Птицы юаньян — утка и селезень, символ неразлучных супругов.

Источник: "Юэфу", 1959

"В пятнадцать лет ушел в поход с войсками..."

В пятнадцать лет ушел в поход с войсками, — Лишь в восемьдесят смог домой вернуться. Спросил крестьянина в родной деревне: "Скажи, кто жив в семье моей остался?" "Смотрите сами — дом ваш перед вами". Могильный холм с рядами кипарисов. Из лаза пса выскакивает заяц, Фазан взлетает со стропил прогнивших, Несеяный горох в подворье вьется, Подсолнечник растет перед колодцем. Лущу горох я, чтобы сделать кашу, Подсолнечник срываю для отвара. Отвар и кашу быстро приготовил, Но для кого? Кто сядет есть со мною? Из дома выйду, обращусь к востоку, И слезы горькие с одежды пыль смывают.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

Эпоха Южных династий (Песни местности У на мотив "Песни священных струн")

Единая судьба

1. "Жизнь человека — лишь сотня неполная лет..."

Жизнь человека — Лишь сотня неполная лет. Горя же встретится в ней На десять столетий. Рано узнаешь Ты тяготы жизни людской — Словно ты ночью Идешь со свечою в руке.

Источник: "Юэфу", 1959

2. "Годы и луны текут, обгоняя друг друга..."

Годы и луны Текут, обгоняя друг друга. Вышел ты в путь, А смотришь — уж серая осень. Тихо поют Сверчки в опустевших покоях, Чувство тоски Людей погружает в печаль. (Песня на мотив "Песни священных струн")

Источник: "Юэфу", 1959

Эпоха Южных династий (Песни местности У на мотив "Полночь")

"Закатится солнце..."

Закатится солнце, И я выхожу за ворота. Смотрю, как дорогой Любимая мимо идет. Нежна и прекрасна, Уложены волосы пышно, Весь путь наполняет Душистых цветов аромат.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 83

"Цветам я обязана..."

Цветам я обязана Запахом этим душистым. Прекрасной и нежной Себя не посмею считать. Отвечу: коль небо Желаний моих не нарушит, Лишь только тогда я Встречаться с любимым смогу.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 84

"С вчерашнего вечера..."

С вчерашнего вечера Мои не причесаны волосы, И пряди густые Упали на плечи мои. Так гибко и нежно К твоим я простерлась коленям. Ответь, — неужели Любви я не стою твоей?

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 85

"С той самой поры..."

С той самой поры Как с любимым расстались, Шкатулку с убранством Ни разу еще не раскрыла. Прическа рассыпалась, — Дела мне нет до прически. Осыпалась пудра, И ею покрылась одежда...

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 86

"Красивая девушка эта..."

Красивая девушка эта В работе искусна. Я с нею хотела Стать дружной, как сестры родные. Я ткать не умею, И нет ни утка, ни основы. Подругу просила б Помочь мне в моем затрудненье.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 88

"Вначале хотела..."

Вначале хотела Я с юношей этим сдружиться, Чтоб стали сердца Полны ожиданьем одним. Я нить, видно, пряла В негодной, испорченной прялке. И ткань моя вышла Такой ненадежной, непрочной.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 89

"Хотелось бы мне..."

Хотелось бы мне Разорвать эту слабую нить, Затем чтобы после Любовь нашу крепче связать. Готов шелкопряд Весною свой облик сменить, Затем чтоб в личинках Потом возродиться опять.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 90

"Мы вечером нынче..."

Мы вечером нынче С любимым моим разлучились. Когда-то опять Повстречаться удастся мне с ним? Светильник напрасно На шахматный столик мой светит. Печалюсь одна, И надежд на свидание нет.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 91

"С той самой поры..."

С той самой поры Как с любимым моим разлучилась, Ни дня не проходит Без вздохов печальных о нем! Свились хуанбо * В лесную и горькую чащу И что ж мне поделать, Когда мне так горько на сердце!

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 92

"Высоко на горе..."

Высоко на горе Посадили цветок ненюфара И поставили изгородь Вкруг него из ветвей хуанбо. Если хочешь, мой друг, Добыть тот цветок одинокий — Знай, придется тебе Пробираться сквозь горькую чащу.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 93

"С думами утром..."

С думами утром Я выхожу за ворота, С думами вечером В сад возвращаюсь к пруду. С речью и смехом Не к кому мне обратиться, В сердце печальном Всегда вспоминаю тебя.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 94

"Обняв изголовье..."

Обняв изголовье, Лежу у окна, что на север. Мой милый придет И будет со мной веселиться. Но радостей мало, А много напрасных волнений: Свидания наши Надолго ли смогут продлиться?

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 95

"Я палочки брошу..."

Я палочки брошу — Отныне не в силах я есть. Усталой походкой Я в женских покоях скрываюсь, Нефритовых шахмат Расставлю ряды на доске. И тщетно весь день Пытаюсь играть сам с собою.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 96

"К другой он ушел..."

К другой он ушел, Мой любимый, покинул меня. Обиды такой Я ему никогда не забуду. Распахнуты двери, И их запирать не забочусь — Отныне не нужно Любовь мне беречь для тебя.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 97

"Любил ты сначала меня..."

Любил ты сначала меня Так крепко и нежно, Но нежность умолкла И стала едва ощутимой. Украшены серьги Мозаикой из перламутра — Снаружи красиво, Внутри же простое железо...

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 101

"Я после разлуки..."

Я после разлуки Всё слезы, грустя, проливаю. Лишь вспомню тебя — И скорбью тотчас наполняюсь. От мыслей о прошлом В душе моей тошно и горько, И сердце как будто Изорвано в мелкие клочья.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 102

"Свой жизненный путь..."

Свой жизненный путь Измерить тебе не дано. В пути повстречаешь Опасностей лютый мороз. Ты видишь, как воды Текут на восток неизменно, Но будет ли время Тем водам на запад вернуться?

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 103

"Кто сможет не петь..."

Кто сможет не петь, Когда мысли печальны? Кто сможет не есть, Когда голоден он? Закатится солнце, И я прислонюсь к своей двери И жду огорченно: Не вспомнишь ли ты обо мне?

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 104

"Я сбросила юбки..."

Я сбросила юбки И пояса не завязала И, брови подкрасив, В переднем окне показалась. Рубашка из шелка Легко продувается ветром. За эти проделки Ругаю я ветер весенний.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 105

"Ночью мечтанья..."

Ночью мечтанья Сплетаются сотнями нитей, И грустные слезы По полам халата текут. Напрасно в печали Я душу свою изливаю. Ответь, кто сумеет Понять мое сердце сейчас?

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 106

"Длинная ночь..."

Длинная ночь. И сон не приходит ко мне. Ворочаясь, слышу, Как стража стучит в барабан*. Нет повода Мне повидаться с любимым, И оттого мне Так грустно и горько в душе.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 108

"Любовь нашу вспомню..."

Любовь нашу вспомню, И чувства никак не унять. Излил бы всю душу И всем бы пожертвовать мог. Но милая скрыта За крепкой двойною завесой. И как разузнать, Сильно ли ответное чувство?

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 109

"Прозрачен был воздух..."

Прозрачен был воздух, И ясно светила луна. Вдвоем веселились Всю ночь мы с любимым. Мой милый на струнах Подыскивал музыку к песне, В ответ я слагала Для музыки этой слова.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 110

"От сильного ветра...

От сильного ветра Быстрей оголяются ветви, А днем все скрывает Густая завеса тумана. Но помнит любимый Безмолвие женских покоев, А я вспоминаю, Как ярко все было весною.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 111

"Каждый находит..."

Каждый находит Себе подходящую пару, Упорствую я лишь — И вот остаюсь одипокой. Но ветер подует И полог мой зимний откинет — Тогда в одиночестве Холод меня продувает.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 112

"Любовь моя к милой..."

Любовь моя к милой Ясна и заметна, я знаю. Однако любимая Медлит с любовью ответной. Туманы и росы Все лотосы скрыли от взоров — Цветок разглядеть Невозможно в тумане.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 113

"Если любимая..."

Если любимая Крепко меня полюбила, То отделюсь я, Возьму ее в жены себе. Платан посадил бы Перед воротами дома — Войдешь ли иль выйдешь — Платан тот всегда пред тобой!

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 115

"Послал ей письмо..."

Послал ей письмо, Но она не приходит ко мне. Я сам к ней пришел, Но она не выходит ко мне. Искусственный лотос Как ты ни покрой позолотой, Но он никогда Не сможет семян тебе дать.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 116

"И спали и ели..."

И спали и ели, Заботясь всегда друг о друге. Садились мы вместе И вместе всегда поднимались. Как в лотосе ярком С цветком золотым неразлучен Нефритовый стебель, Так мы неразлучны с тобой.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 117

"Когда мой любимый..."

Когда мой любимый Захочет войти в мою дверь, В смущении я Ему уступаю дорогу. Из алого рта Льются песни о нежной любви, И струны звучат, Послушны изящным перстам.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 118

"Эпоха Южных династий (Песни местности У на мотив "Полночь")"

"Путь жизни обрывист..."

Путь жизни обрывист. Пройдем неприязнь и любовь мы И станем едины, Как ветер и тучи едины! Расскажут друг другу Надгробья на наших могилах, Что скорбные мысли В сердцах наших общими были.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 87

"Сняла я зеленый..."

Сняла я зеленый Парчовый убор торопливо. И юбку двойную Уже приготовилась снять. Ослабила пояс, Что стягивал мне поясницу. Но нет никого, Кто б помог мне раздеться сейчас.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 98

"Я думала часто..."

Я думала часто, Что вы человек двоедушный, И рада, что стали Отныне мы с вами чужими. Попала в беду я, Как рыба в поток загрязненный, И долго придется До чистой струи добираться.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 99

"Печалится милый..."

Печалится милый — Я с ним разделяю печаль. Любимый смеется — И весело мне на душе. Не так ли деревья Порой две вершины имеют, А разные корни Сливаются в общем стволе.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 100

Эпоха Южных династий (Песни местности У на мотив "Четыре времени года")

"Весна"

"Весенние ветры..."

Весенние ветры Весенние чувства волнуют, Блуждающий взор По горному лесу скользит. У горного леса Так удивительны краски. И птицы, проснувшись, Поют там любовные песни.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 120

"Зеленые ветви..."

Зеленые ветви Растут вдоль широкой дороги, Лиловые, красные Мелькают цветы средь ветвей. Играет свирель, И я выхожу из деревни И вместе с любимым Бутоны весенние рву.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 121

"Волнующий ветер..."

Волнующий ветер Рождается в дни новолунья. В лесах молодых Зацветает цветочный покров. Резвятся там пары При свете весенней луны, Смеются и шутят, Друг друга влекут за одежды.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 122

"Она привлекает..."

Она привлекает Веселым и ярким лицом. Весь облик ее Миловиден и нежен! Чуть ветер весенний Повеет к ней в окна теплом, — Ткачиха за прялкой Исполнится чувством весенним.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 123

"В девичьих покоях..."

В девичьих покоях В начале луны полумрак. Шелками узорными Ветер весенний играет. Весной переполнена, Песни не в силах я петь. Настойка с корицей Рождает любовное чувство.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 124

"Багряный закат озарил..."

Багряный закат озарил Зеленую чащу садов. Распустились цветы Алых звезд в небесах. Как могу вышивать Одиноко в покоях своих, Когда каждый сейчас Полон чувством весенней любви?

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 126

"Тонкое облако..."

Тонкое облако Украшает багряный закат. Запах цветов Ветер душистый доносит. Красавица ходит В цветущем весеннем саду, И шелковый пояс Летает средь вешних цветов.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 127

"Как ярки у ней..."

Как ярки у ней Рукава из багряного шелка. Заколки из яшмы И серьги светлее луны. Красиво ступая, Гуляя по росам весенним, Красавица ищет Того, кто по сердцу придется.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 128

"Ласточка первой..."

Ласточка первой Запоет на рассвете весной. Следом кукушки Закукуют, друг другу мешая. Соловей, свою песнь Заструив, позабудет прервать. Мы гуляем, и птицы В нас будят весениие чувства.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 130

"Когда уходил я..."

Когда уходил я, Собирались на отмели гуси. Я сегодня вернулся — Ласточки гнезда свивают. Не боюсь разлучиться На долгие-долгие годы, Лишь бы свидеться мог С тобою весенней порой.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 132

"Изящно и нежно..."

Изящно и нежно Взмахнет рукавами, танцуя. Так вьется и гнется Все гибкое, легкое тело, Что кажется, будто То пляшет цветок орхидеи, И образ, растаяв, Оставит весенние чувства.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 134

"Гибка и нежна..."

Гибка и нежна, В лучезарном волнующем танце То петлей, то зигзагом Пройдет и поет свои песни. В изумрудных одеждах Отражаются светлые блики. Лишь увидишь ее — Возникнет любовь в твоем сердце.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 135

"Ясный месяц сегодня..."

Ясный месяц сегодня Озаряет лавровую рощу, Там цветы молодые Подобны расшитому шелку. Кто же может сейчас Не томиться весенней тоскою И сидеть одиноко В покоях за ткацким станком!

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 136

"С той самой поры..."

С той самой поры, Как с любимым рассталась, Печальные вздохи Слышны непрерывно в тиши. Расти хуанбо С приходом весны начинают, Но с ростом сильнее Становится горечь коры.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 139

"Лето"

"В тревоге мечусь..."

В тревоге мечусь По цветами расшитым коврам. И полог спешу Задернуть, чтоб ты не вошел. Любимому рано Предстать предо мною сейчас. Пускай подождет, Пока наряжаться закончу.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 141

"Если с весны..."

Если с весны У тебя не будет любимой, То в осень и зиму Ненастнее жизнь твоя станет. Мы вместе резвимся В горячее летнее время, И чувства взаимны И наши желания слитны.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 142

"Разлукой весенней..."

Разлукой весенней Любовь укрепится твоя. Ты летом вернешься — И станет сильнее любовь. Свой шелковый полог Ты для кого отогнешь И для кого ты Вторую подушку положишь?

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 143

"В шелководстве и в поле..."

В шелководстве и в поле Все работы закончили мы. И мы думаем с грустью, Как натружены наши тела. Мы для жаркой поры Понашили бы легкой одежды, Подарили б ее Тем бездомным, что мимо идут.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 144

"Да, лето в разгаре..."

Да, лето в разгаре: Нет ветра, и тихо повсюду, И легкие тучи Лишь вечером в небе мелькнут. Мы, за руки взявшись, В густую уходим листву, Где стебли сплелись И яркие ягоды скрылись.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 148

"Весною цветы..."

Весною цветы Покрывают все персики красным. Трепещут, как будто Боятся, что я их сорву. Но летом цветы Облетают на землю без пользы, Никто их не станет Тогда ни искать, ни срывать.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 150

"Давно мы расстались..."

Давно мы расстались — Дул ветер весенний тогда. Сейчас возвращаюсь — И летние тучи плывут. Дорога длинна, Но спешил я к тебе ежедневно, Вина не моя, Что пришлось задержаться в пути.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 151

"Зеленые листья..."

Зеленые листья Покрыли прозрачные воды, И лотосов ярких Так алы и свежи бутоны. Любимый увидел И лотос мой хочет сорвать, Я ж сердцем желаю, Чтоб он полюбил этот лотос.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 152

"Пруды возле дома..."

Пруды возле дома Цветущие лотосы скрыли, Стоит мой дворец Без ограды, весь настежь раскрытый. Ковры драгоценны, С резными нефритами ложе. Но преданно к вам Сохраняю любовное чувство.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 153

"В дни жаркого лета..."

В дни жаркого лета, В сухие и знойные дни С собой постоянно Я веер раскрытый ношу. Нежна и прекрасна Девица нефритовой башни. Красиво ступая, Гуляет в прохладном дворце.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 154

"Кончается лето..."

Кончается лето, А в сердце любовь все сильнее. Свое одиночество Больше терпеть я не в силах. Пыль с белой циновки Душистым платком я сметаю, Чтоб вместе с любимым Взойти в помещенье для сна.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 155

"Из легкого шелка..."

Из легкого шелка Одежды я сшить не успела, А ветер горяч И не может меня охладить. Когда же пройдет Это жаркое, душное время, Чтоб пудру, румяна Смогла на себя наложить?

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 156

"В дни летнего зноя..."

В дни летнего зноя На праздниках мы не гуляем, Но думаем мы О любовных свиданьях всегда. Катаемся в лодках На озере лотосов нежных И там вспоминаем Любимых средь ярких цветов.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 157

"Стал ветер свежее..."

Стал ветер свежее, И стали прохладными дни. Луна в небесах Как будто яснее и выше. Все девушки шьют Для зимнего времени платья, А жены стирают — Вальками, пестами трудятся.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 158

"Прозрачные росы спустились..."

Прозрачные росы спустились, Блестя, как нефриты. И ветры прохладу Приносят ночною порой. Кто любит, — не может Сегодня под крышей улечься — Гуляет и бродит При свете осенней луны.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 159

"Дикие лебеди, гуси..."

Дикие лебеди, гуси Нынче на юг потянулись. Ласточки, глядя на север, Летят торопливо за ними. Люди в скитаньях Вспоминают о доме, тоскуя, К дому хотят Вместе с ветром осенним вернуться.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 160

"Открываю окно..."

Открываю окно. Месяц осенний блестит. Светильник гашу И снимаю расшитое платье. За пологом легким Слышится сдержанный смех, И все наполняет Душистых цветов аромат.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 161

"Порывистый ветер..."

Порывистый ветер Подул па осеннем закате, На небе луна Зажигается блеском осенним. Мы, за руки взявшись, Гуляем, играем все вместе, И двор оживляют Веселые лица подруг.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 163

"Траву и деревья..."

Траву и деревья Уже не покроют цветы — Всю зелень сковала Осенняя изморозь крепко. Сегодня у нас Поколенье великих начал,* И годы сейчас — Что день девяностый весенний.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 167

"Пруды бы нарыть..."

Пруды бы нарыть Во всех девяти областях,* Чтоб в мире везде Во множестве были пруды. Повсюду затем Посадили бы лотосы мы, Чтоб девушки там Могли семена собирать.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 169

"Осень"

"Осеннею ночью в окно мое ветер подул..."

Осеннею ночью В окно мое ветер подул И полог расшитый Приподнял над тихой постелью. Я вверх посмотрел И светлую вижу луну — Я с него послал За тысячу ли свое чувство.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 164

"И утром и вечером..."

И утром и вечером Падают белые росы, Осенние ветры Печалят мне долгую ночь. Я знаю, мой милый Нуждается в теплой одежде, — При свете луны Я белую пряжу сучу.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 172

"Расстался с тобой..."

Расстался с тобой На исходе горячей весны, Надеясь вернуться В те дни, когда кончится осень. Течет на восток Неизменно речная вода, И вижу, что ей, Как и мне, не вернуться обратно!

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 174

"Зима"

"Лежит толщиною..."

Лежит толщиною В три чи уже лед на протоках. И белого снега Покровы на тысячи ли. Но в чувстве тверда я, Как вечнозеленые сосны, А с чем я сравню Любимого чувство ко мне?

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 175

"По топким местам..."

По топким местам Не могли мы друг к другу пройти, Но вот все замерзло, И встречи ищу я с тобой. Ты мне не поверил, Что выйти решилась к тебе, Пойди погляди — Остались следы на снегу.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 176

"Замерзшие птицы..."

Замерзшие птицы Прижались к высоким деревьям. В ветвях оголенных Поют заунывные ветры. Быть может, любовь Меня до конца иссушила — Могу ль сохранять, Как прежде, красивым лицо!

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 177

"Когда разлучались..."

Когда разлучались, Зеленели весенние травы. А встретились нынче — Ступени засыпаны снегом. Кто мог бы подумать, Что так мы с тобой постареем, Что в локонах черных Седые появятся пряди?

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 179

"По небу плывут..."

По небу плывут Снеговые холодные тучи, Сугробы легли, И волны речные замерзли. Утесы и горы Зима заметает снегами. Дворцы воздвигает, Волшебным стуча топором.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 180

"Жаровню топлю..."

Жаровню топлю, Чтоб холод ночной отогнать. В халате двойном Сижу на цветных одеялах. Напротив меня Любимый на ложе сидит — Играем, поем При свете душистых свечей.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 181

"Зимою в лесу..."

Зимою в лесу Все листья с ветвей облетели. Наступит весна — Под солнцем опять заблестят. Покажутся травы На дне самых темных ущелий — Сердечную склонность Тогда уж никак не схоронишь.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 183

"Иней жестокий..."

Иней жестокий Побелил и траву и деревья, Ветер холодный С утра и до вечера дует. Вспомню о милой — И в горькой печали вздыхаю; Белы виски, Нет силы взглянуть на себя.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 184

"Где-то теперь..."

Где-то теперь Себе пару по сердцу найду? Друг под сосной, На западном склоне холма. Вид там широк — Не ставили стен вкруг могилы... Холод меня Убивает безжалостно там.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 185

"Снег ещё не растаял..."

Снег еще не растаял На северном склоне горы, А лесные цветы Уж блестят на полуденном склоне. Непременно нужны Нам свирели и звонкие струны. Ибо полон пейзаж Прозрачных и ясных мелодий.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 186

"Кто ещё не узнал..."

Кто еще не узнал, Что такое печаль и страданье, Тот без всяких причин Себя держит спесиво и гордо. Для того чтобы знать Про морозы за тысячу ли, Ты на лед посмотри, Что в колодце твоем уже виден.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 187

"Если ты хочешь..."

Если ты хочешь, Чтоб вечно мы были друзьями, То погляди На сосен прямые стволы. Снег на ветвях — Но они до земли не склонились, В холод и в зной Неизменно они зелены.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 188

"Мы с тобою встречались..."

Мы с тобою встречались В горячие, летние дни, — Нынче зимних сверчков Мы слышим негромкие песни. Лишь вспомню о милой —  И в горькой вздыхаю тоске; На висках моих черных Уже седина появилась.

Источник: "Юэфу", 1959, стр. 189

Перевод: Кравцова М.Е.

"Эпоха Хань"

Роса на листьях ("На листьях роса Высыхает так быстро...")

На листьях роса Высыхает так быстро. Высыхает роса на рассвете, чтобы выпасть опять, А ушедший из жизни когда возвратится домой?

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Древняя песня ("Ветер осенний воет, тоска человека изводит...")

Ветер осенний воет, Тоска человека изводит. Приходим, томимы тоскою, Уходим, томимы тоскою... Что за люди собрались в шатре? Кто из них не страдает душою? Голова моя стала седою... Ураганы и бури несутся над северным краем, Как деревья смогли уцелеть-устоять под ветрами! С каждым днем мы от дома все дальше уходим, С каждым днем все свободней становится пояс. Как душа изболелась — слов не хватит поведать! Разрывает сердца скрип обозной телеги!

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Перевод: Лисевич И.С.

"Эпоха Хань"

О Небо! ("О Небо Вышнее! Познали мы друг друга — я и он...")

О Небо Вышнее! Познали мы друг друга —  я и он, Нам долгая судъба —  ей не ветшать, не рваться. Когда у гор  не станет их вершин И в реках  пересохнут воды, Зимою  загрохочет гром, Дождь летний  снегом обернется, Когда с землей  сольются небеса — Тогда лишь с милым  я решусь расстаться!

Источник: "Бамбуковые страницы. Антология древнекитайской литературы", 1994

Роса на диком луке ("Роса на диком луке так быстро высыхает...")

Роса на диком луке Так быстро высыхает, Но, высохши теперь, Назавтра утром Опять падет... А человек умрет, Уйдет однажды — Когда он воротится?!

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Выхожу из западных ворот ("Выхожу из Западных ворот и, шагая, думу думаю свою...")

Выхожу из Западных ворот И, шагая, думу думаю свою: Если нынче мне себя не веселить, То какой еще мне ждать поры?! За весельем вслед, За весельем вслед, Надобно спешить в урочный час! Для чего печали, скорбь — Разве то, что есть, вернется вновь?! Так заквась же доброго вина, Так зажарь же тучного быка, Кликни всех, кто по сердцу тебе, И развяжутся твои печаль и скорбь! Жизнь людская — ей и ста не будет лет, Но тысячелетнюю вмещает скорбь. Дни в ней коротки, а ночи горькие длинны, Отчего ж не погулять со свечой в руке?! Так гуляя, ухожу я прочь, Исчезая, словно облачко вдали. Дряхлый конь, поломанный возок — Вот и все имущество мое...

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Скорбная песня ("О скорбная песня — она как рыданье...")

О скорбная песня —  она как рыданье, Взгляд в дали родные —  почти возвращенье. А мысли и думы  о брошенном доме Теснятся толпою,  бредут вереницей... Хотел бы назад —  там живых не осталось. Хочу через реку —  но нет на ней лодки. И думы, что в сердце,  не высказать словом: Колеса повозок  в нем тяжко вертятся...

Источник: "Бамбуковые страницы. Антология древнекитайской литературы", 1994

Перевод: Перелешин В.Ф.

"Эпоха Северных династий"

Мулань ("Ткацкий станок у окна напевает...")

Баллада о том, как во времена Лянской династии (502 — 556 нашей эры) дочь одного престарелого военачальника водила войска своего отца, переодетая в мужское платье. Автор и время написания этой баллады неизвестны.

(Пояснение В. Перелешина)

Ткацкий станок у окна напевает, Никнет, томится Мулань в тоске — Громко и часто она вздыхает И забывает о челноке. Девушка, что ты, о чем загрустила, Горе какое постигло опять? Грусть не подходит девушке милой, Девушке не о чем горевать! Вести о новых военных попытках Я получила вчера от гонца: Ханский приказ на двенадцати свитках, — Значится в каждом имя отца. Нет у отца возмужалого сына, Старшего брата у девушки нет. Что ж! за конем я отправлюсь на рынок, Вместо отца я добьюсь побед! Лошадь на рынке восточном нужно, Седла — на западном присмотреть. Дальше узду я куплю на южном, После — на северном рынке — плеть. Выйдя наутро из дома родного, Ночью над Желтой Рекой ты спишь. Плача не слышишь, ни тщетного зова — Слышишь воды переплески лишь... С берега утром поднявшись речного, В сумерки к Черной пришла Реке. Слышишь? Не стоны, не тщетные зовы — То бубенцы у татар на луке! Мимо застав на стоверстные дали Конь твой, как ветер, в горах летал. Панцырь и шлем на морозе сверкали, Стужа раскалывала металл. Только закончив бои и погони, Ты через десять вернулась лет. Хан, восседая на пышном троне, Принял героев своих побед. Пир превосходный для них устроив, Жалует земли и делит дань. Лучший из лучших его героев, Хочешь ли канцлером быть, Мулань? Нет, я прошу одного верблюда, Чтоб возвратиться домой опять. ...Мать и отец, услыхав про чудо, Вышли в предместье меня встречать. Даже сестра, как на свадебный вечер, Не пожалела белил и румян. Мигом зарезаны ради встречи Юношей-братом свинья и баран. Вот я восточную дверь открываю В комнату западную мою, Воинский длинный наряд снимаю, Прежнее платье достаю. Вот я причесываюсь по-девичьи И перед зеркалом пудрюсь моим. Вот выхожу в незнакомом обличьи К старым товарищам боевым. Воины, знайте, вы вместо брата Были соратниками сестры. Лапа у зайца сильна и мохната, А у зайчихи глаза мокры. Если же рядом два зайца мчатся — Можно ли в этом разобраться? Примечания переводчика

Мулань — по-видимому, лицо историческое. Китайцы утверждают, что героиня происходила из племени мяо и носила фамилию Хуа. Согласно обычаям феодальной эпохи, князья обязаны были командовать своими отрядами лично или замещать себя сыновьями. Брат Мулань, подросток, не мог выступить вместо отца, и поэтому спасти честь рода выпало на долю Мулань, которая даже не была старшей дочерью. Подвиги Мулань послужили сюжетом для известной исторической пьесы, не сходившей со сцены китайских театров больших городов. Баллада "Героиня Мулань" весьма популярна в Китае: в Пекине часто можно было слышать, как ее пели на улицах.

Желтая Река — Хуанхэ.

Черная Река — Хэйшуйтоу.

Государь, которому служит Мулань — в балладе называется "ханом" — или потому, что это был один из крупных вассалов китайского императора, или потому, что в этот период китайцы, под влиянием беспокоивших их кочевников, даже своего императора в просторечии называли ханом.

Заяц — символизирует только быстроту бега, но не трусость. В современном Китае заяц — бранное слово, так как китайцы убеждены, что зайцы "размножаются противоестественно" (!)

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 28

Перевод: Черкасский Л.Е.

"Эпоха Хань"

Песня грусти ("О песня грусти, слезы замени...")

О песня грусти, слезы замени. Взгляд на дорогу — вместо возвращенья. Края родные! Далеко они. Их приближают только сновиденья.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"Эпоха Хань"

Стихи о жене Цзяо Чжэн-цина ("Павлины летят к востоку и к югу...")

Павлины летят к востоку и к югу. Пять верст пролетят — и глядят друг на, друга... "Тринадцати лет научилась ткать я, В четырнадцать лет кроила я платья, Пятнадцати лет я на цитре играла, Шестнадцати лет я книги читала, Семнадцати лет я женой вашей стала. Все дни напролет я тоскую о вас: Всегда от меня вы спешите в приказ. Но вам я верна и храню свое чувство, И в горнице вашей наложницы пусто: Мы редко встречаемся с. вами. И вот — Спешу я к станку, лишь петух пропоет, Не ведом мне даже отдых ночной... Всего пять кусков наткала я в три дня, И вот уж свекровь невзлюбила меня. Она не за лень невзлюбила меня, Но трудно в семье вашей быть мне женой... Наложницей вашей нельзя помыкать! И раз ничего не могу я вам дать, Решила сказать я свекрови самой: Что надо бы мне возвратиться домой". * * * Как только Чжун-цин услышал о том, Он матери молвил, войдя в ее дом: "Мне с детства удачливым быть не дано, Но, к счастью, я встретился с этой женой. От лет совершенных она мне супруга, До смерти мы с ней не покинем друг друга. И вам мы служили не больше трех лет, Ведь это еще не долго, не долго!.. В поступках жены себялюбия нет... Не в силах забыть я веления долга!" И тотчас же мать отвечала ему: "На мелочи эти смотреть ни к чему! Она нарушает закон и обряды, Всегда и во всем она своевольна, Я долго таила, и гнев, и досаду. Посмеешь ли ты поступить самовольно? У наших соседей от нас на восток Живет Цинь Ло-фу — их примерная дочь. Никто красотой с ней сравниться не мог. Тебе в сватовстве я решила помочь. А эту жену поскорее прогнать Из нашего дома велит тебе мать". (С глубоким поклоном ей сын отвечал:) "Я падаю ниц, но осмелюсь сказать, Что, если жену вы хотите прогнать, Я в жизни своей не женюсь на другой!" Едва то услышала мать, и, рукой Ударив по креслу, сказала всердцах: "Мальчишка, напрасно отбросил ты страх! Ее защищать предо мною не смей! Не жди справедливости больше моей. И дела мне нет до твоих речей!" Примечания

Цинь Ло-фу — намек на знаменитую красавицу древности, известную по стихам, включенным в антологию династии Хань, "Дворец мелодий".

* * * В молчании он поклонился двукратно И тотчас к жене возвратился обратно. Хотел он жене обо всем сообщить... Рыданья мешали ему говорить. "Я сам не гоню тебя, о жена! Меня присуждает лишь мать одна. Побудь до отъезда немного у нас, А я ненадолго, отправлюсь в приказ. И скоро к тебе я приеду назад, Чтоб бросить последний прощальный взгляд. Ты сердце свое успокой, не грусти, Старайся советы мои соблюсти". Сказала в ответ молодая жена: "Такая цветистая речь не нужна. Весна начиналась в тот год, когда Из нашего дома пришла я сюда. Но чту я свекровь и покорно служу ей, Всегда за собою упорно слежу я. И ночью и днем тружусь я усердно. Мне страшно... и горечь моя непомерна! Но раз вы сказали, что я невиновна, Что я ей служу, чтобы милость снискать, — Прогонит она меня безусловно... И вам не удастся меня провожать! Рубашка моя расшита шелками, В них красок лучи рождаются сами. И полог мой алый, прозрачный и чистый, В углах у него благовонья душисты. Полны мои семьдесят новых ларцов Зеленых, лазурных и синих шелков. Не правда ли, вещи мои превосходны? В них можно всегда найти что угодно. Но раз я забыта — они не нужны! Они не годятся для новой жены. И все же я их оставляю у вас, Раз мне не свидеться с вами сейчас. Пусть вас утешают они всегда, Чтоб вы не забыли меня никогда". * * * Петух уж пропел. Наступила заря. Жена молодая надела наряд. "Возьму только платье из ярких шелков, Оставлю четыре иль пять сундуков. На ноги надену туфли из шелка, Горят драгоценные гребни над челкой, И льется по талии шарф мой белый, Серьгами в ушах луна заблестела, А пальцы мои цвета свежего пня, И киноварь точно во рту у меня. Я легкой и стройной походкой иду И в мире подобной себе не найду... Я к матери вышла поклон положить, — Она все не может свой гнев, подавить... Когда я еще ребенком была, То в дикой и грубой деревне росла. Ученью никто не помог моему... Неловко мне жить в богатом дому. В достатке у вас я жила и в чести, Но ваших попреков мне не снести! Обратна домой уезжая сейчас, Я помню труд мой тяжелый у вас. Расстаться с золовкой... (ее не забыть!) И слезы мои, как жемчужная нить! Когда я невестой вошла в вашу дверь, Золовка, ходить не держась не могла. Когда же меня изгоняют, теперь — Золовка почти до меня доросла. Ухаживать будет она за свекровью, Мой долг за меня выполняя с любовью. Седьмого и двадцать девятого дня, Резвясь на свободе, пусть помнит меня!" Вот вышла она, поднялась в колесницу, И слезы потоками начали литься. Примечания

Седьмого и двадцать девятого дня — дни отдыха, в древнем Китае.

* * * Чжуя-цин на коне поджидал впереди. Повозка жены была позади. Вот грохот повозки ее прозвучал, У въезда на тракт он ее повстречал. С коня соскочив, он приблизился к ней И тихо, склонившись, промолвил жене: "Клянусь никогда не расстаться с тобой! Ты только на время вернешься домой. Теперь ненадолго я съезжу в приказ, Но вскоре ты снова будешь у нас. Я небом клянусь, не забыть ни на час!" Жена, молодая сказала ему: "Я вашу заботливость сердцем приму. И, если удастся склонить вам мать, Мне вскоре дано будет вас увидать. Так будьте же твердой и крепкой скалой! А я буду гибкой прибрежной травой! Она точно шелк: ее не порвать, Скалу невозможно с места поднять... Мы дома со старшим братом живем. Жесток и суров он, как яростный гром. Боюсь я, что он не поймет меня, — И будет тоска моя жарче огня". Простились... полны состраданья до гроба Великой любовью охвачены оба. * * * Она приближается к дому отца, — При всех движеньях на ней нет лица. Всплеснула руками родная мать: Кто мог бы приезд самовольный ждать? "Тринадцати лет тебя ткать я учила, В четырнадцать лет ты платья кроила, Пятнадцати лет ты на цитре играла, Шестнадцати лет ты обряды узнала, Женою ты стала семнадцати лет, — Зачем же теперь нарушаешь обет? Какая вина? Какая беда? Зачем ты сама возвратилась сюда?" (И матери робко сказала Лань-чжи:) "Не могут меня ни в чем упрекнуть". И сжало страданье матери грудь. Прошла лишь декада с ее приезда, И сваху, послал начальник уезда. Сказала: "Есть сын у начальника третий, Воспитанный тонко, единственный в свете. Ему восемнадцать едва миновало, Речист он, и в нем талантов не мало". И тотчас промолвила дочери мать: "Ты можешь согласье ему передать". Но дочь отвечала, рыданья тая: «Как только домой поехала я, Приказано было мне мужем моим Поклясться, что мы не разлучимся с ним. Когда б я от клятвы, моей отступила, То вряд ли людей бы других удивила. А сваха прервать сватовство мое может: Ведь снова спокойно отвечу, ей то же". (И свахе начальника молвила мать:) "Мы с дочерью жили; была я бедна; Лишь выдали замуж — вернулась она. Уж если с чиновным ей трудно ужиться, То разве же этот жених ей годится? А вам хорошо бы других расспросить... Быть может, удастся ее нам склонить!" * * * И сваха ушла. Через несколько дней Все снова свахи справлялись о ней. Правитель сказал, что узнал он от свах, Что предки ее бывали в чинах, Что пятый по счету правителя сын И мил, но живет без жены он один. Вот послан слуга — от правителя сват, Он передал точно его олова И прямо оказал: "У правителя здесь Для вас жених подходящий есть. Он брак заключить желает скорей, Поэтому я — у ваших дверей". (Ответила свату правителя мать:) "Супруга она поклялась не забыть. Не смею о ней ничего говорить!" Как только до брата это дошло, Его охватила досада и зло, Он сразу же начал сестру упрекать: "Ты что же, не можешь всего рассчитать? Тогда за чиновником мелким была, Теперь же за барича ты не пошла? Несчастье и счастье — как небо с землей! Ты будешь довольна блестящей судьбой, А если не будет твоим молодец, — Куда же деваться тебе наконец?" Но брату в упор отвечала она: "Ну что же, в речах твоих правда видна. Жила после свадьбы я с мужем моим, Но вот возвратилась к воротам твоим. В изгнаньи должна я с тобою считаться. И как я могу, на себя полагаться? Пусть мужу клялась я быть верной женой, Но нам расстаться навек суждено! Теперь пришлось мне смириться с судьбой... И может на мне жениться другой!" * * * Поднявшись с дивана, уехал сват, Согласьем ее доволен и рад. (Вернувшись, донес обо всем господину:) "Слуга ваш в согласьи с приказом приехал, В беседе добившись большого успеха". Как только правитель услышал об этом, Он очень доволен остался ответом. Открыл календарь и узнал он из книг, Что в месяце этом — счастливый миг. «Планеты, в согласии судьбы храня, Удачу сулят до тридцатого дня. Сегодня же двадцать седьмое. Пора! Ты можешь вступить в намеченный брак". * * * Пошли разговоры. Торопят шитье. И тучами челядь по дому снует. Стрижами, гусями одета ладья, На ней — с драконами флаги стоят. Под ветром скользит она тихо у плёса. А воз — золоченый, и с яшмой колёса. И пегие кони копают копытом. Чеканные сбруи кистями увиты. И три миллиона — на выкуп монеты — На шелк синевато-зеленый надеты. Три сотни кусков сверкают шелками, Закуплены яства из рыбы в Аннаме, А свита его — человек пятьсот — Густою толпой собралась у ворот. * * * (И вот — промолвила дочери мать:) "Правитель решил, получила письмо я, Что завтра приедут они за тобою. Ты что ж не готовишь венчальный наряд? Смотри, не расстроить бы этот обряд!" (В молчании дочь не сказала ни слова.) Рыданья платком она приглушила, А слезы дождем она уронила. И ложе, украшенное хрусталем, Она перед самым ставит окном. "Я справа мерку и ножик держу, А слева я легкую ткань положу. И утром — рубашку я вышью ниткой, А вечер придет — и сошью я накидку. Закатится солнце — под пологом мрака Пойду за ворота томиться и плакать". * * * Чжун-цин, пораженный событьями теми, Вернуться домой отпросился на время. Не больше трех верст осталось пути, И ржет его лошадь, но всадник грустит. Жена узнает знакомое ржанье, Скорее к мужу спешит на свиданье. В отчаяньи в даль она смотрит вперед — И милого друга она узнает. Но вот уж седла коснулась рука, — И вздохами ранит сердце тоска. "С тех пор, как от вас одна я ушла, Вокруг непонятные были дела. Случилось не так, как мы прежде желали! Все это и вы поймете едва ли... Но старший мой брат — моя родня — Он с матерью вместе принудил меня! И вот я другому согласие дам... На что же еще надеяться вам?" Чиновник сказал молодой жене: "Позволь с повышеньем поздравить и мне! Стоит неподвижно и прочно скала. Хоть тысячу лет простоять бы могла. Трава же — на час лишь прочна, как нить, Она лишь до вечера может прожить. Теперь ты начнешь подниматься высоко, А я — к преисподней пойду, одиноко!" Жена молодая сказала: "Вам Зачем говорить такие слова? Ведь нас одинаково с вами теснят! Заставили вас — заставляют меня. Пусть в мире подземном мы встретимся снова, Но даже тогда не нарушим мы слова!" Пути разошлись, — и они простились, И порознь домой они возвратились. Живые, когда расстаются до смерти, Их скорбь не высказать в слове, поверьте! А если задумал кто с миром проститься, То жизнь его больше не может продлиться! * * * (Приказный чиновник вернулся домой.) Он матери в зале кладет поклоны: "Уж очень сегодня ветер студеный... Студеный ветер деревья свалил. В саду орхидеи иней покрыл. Сегодня для сына померкнет свет, И матери больше спутника нет! Вы плохо обдумали старость свою. Не сетуйте больше на душу мою! Желаю вам годы Наньшаньских камней, Здоровье и крепость на много дней!" Когда же мать услыхала это, То вторили слезы ее ответу: "Подумай, ведь ты потомок вельмож, Служа, до высоких чипов ты дойдешь! А смерть из-за женщины нам не подстать: Ведь с чернью не связана чувствами знать! Примерная дочь у соседей восточных, Она, так изящна и так беспорочна! Просватать ее я готова сейчас, И к вечеру будет невеста у нас!" (И он удалился о поклоном двойным.) Со вздохом вошел он в пустую светлицу И думал, на что ему надо решиться. Потом оглянулся на двери, и вот — Все больше тоска его давит и жжет. Примечания

В саду орхидеи иней покрыл... — непереводимая игра слов: намек на имя Лань-чжи — Орхидея бессмертных.

* * * Под ржанье коня, под мычанье вола В лазурный шатер молодая вошла... Вот солнце зашло, и во мраке ночном В молчаньи все люди охвачены сном... "Сегодня мне жизнь оборвать пора! Мой дух отойдет, — а останется прах..." Вот туфли сняла, наряд свой брачный, Привстала... бросилась в пруд прозрачный. Чиновник, услышав об этом, узнал, Что встречу с женой он навек потерял. И, в сад забредя, не замечен, к утру Повесился он на восточном суку. * * * И обе семьи их хоронят бок о бок... У пика Цветов зарыты два гроба. С востока и с запада — хвойные тени, А справа и слева — дерево-феникс. Вверху над могилами ветви сошлись, А листья и хвоя друг с другом сплелись. В ветвях неразлучные птицы живут, Что сами себя Юань-ян зовут.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935

Эпоха Шести династий (220—589)

Восточную Хань сменил период Троецарствия (Вэй, Шу и У). В ходе борьбы за власть между военачальниками было основано новое государство Цзинь (кит. трад. 晉, упр. 晋, пиньинь jìn; 265—420).

В начале IV века Китай подвергся нашествию кочевников — сюнну (гуннов), сяньбийцев, цянов, цзе и др. Весь Северный Китай был захвачен кочевниками, которые создали здесь свои царства, так называемые 16 варварских государств Китая. Значительная часть китайской знати бежала на юг и юго-восток, основанное там государство получило название Восточная Цзинь.

Кочевники приходили волнами, одна за другой, и после каждой из этих волн в Северном Китае возникали новые царства и правящие династии, которые, однако, принимают классические китайские названия (Чжао, Лян, Цинь, Вэй и др.).

В это время, с одной стороны, происходит варваризация образа жизни оседлых китайцев — разгул жестокости, произвола, массовых убийств, нестабильности, казней и бесконечных переворотов. А с другой стороны, пришельцы-кочевники активно стремятся использовать китайский опыт управления и китайскую культуру для стабилизации и упрочения своей власти — мощь китайской конфуцианской цивилизации в конечном счёте гасит волны нашествий варварских племён, которые подвергаются китаизации. К концу VI века потомки кочевников практически полностью ассимилируются с китайцами.

На севере Китая верх в столетней борьбе между некитайскими царствами берёт сяньбийское государство Тоба Вэй (Северная Вэй), объединившее под своей властью весь Северный Китай (бассейн Хуанхэ) и к концу V века в борьбе против южнокитайского государства Сун распространившее своё влияние до берегов Янцзы. При этом уже в VI веке, как было сказано, захватчики-сяньбийцы ассимилировались с подавляющим большинством местного населения.

С началом варварских вторжений на север Китая, сопровождавшихся массовым уничтожением и порабощением местного населения, до миллиона местных жителей — в первую очередь знатных, богатых и образованных, включая императорский двор, — перебрались на юг, в районы, сравнительно недавно присоединённые к империи. Пришельцы с севера, заселив речные долины, активно занялись выращиванием риса и постепенно превратили Южный Китай в основной земледельческий район империи. Уже в V веке здесь стали собирать по два урожая риса в год. Резко ускорилась китаизация и ассимиляция местного населения, колонизация новых земель, строительство новых городов и развитие старых. На юге сосредоточился центр китайской культуры.

Одновременно здесь укрепляет свои позиции буддизм — на севере и юге построено уже несколько десятков тысяч монастырей с более чем 2 млн монахов. В немалой степени распространению буддизма способствует ослабление официальной религии — конфуцианства — в связи с варварскими вторжениями и междоусобицами. Первыми китайскими буддистами, способствовавшими популяризации новой религии, были приверженцы даосизма — именно с их помощью переводились с санскрита на китайский древние буддийские тексты. Буддизм постепенно стал процветающей религией.

Источник: ru.wikipedia.org

Цао Цао (155-220)

Китайский полководец, автор сочинений по военному делу и поэт, главный министр империи Хань. Фактический правитель империи Хань в начале III века н. э., не вполне заслуженно вошедший в историю как ее могильщик.

Цао Цао выведен в романе "Троецарствие" как наиболее колоритный злодей своего времени. Для китайцев он является одной из самых ярких и узнаваемых фигур национальной истории. В его распоряжении находились самые многочисленные армии древности — числом до миллиона воинов. После победы при Гуаньду он стоял на пороге объединения Китая под своим скипетром, но уступил инициативу Сунь Цюаню и Лю Бэю в результате сокрушительного поражения в битве у Красной Скалы.

Его отец Цао Сун происходил из рода Сяхоу, таким образом, его родовое имя было Сяхоу Сун. Фамилию Цао он (а, следовательно, и сам Цао Цао), получил от усыновившего его придворного евнуха Цао Тэна. Из романа "Троецарствие" про Цао Цао известно, что в двадцатилетнем возрасте он сдал экзамен и получил должность начальника уезда к северу от тогдашней столицы империи, города Лоян. Управляя уездом, он добивался неукоснительного исполнения законов всеми жителями, а нарушителей карал независимо от чинов и знатности. В частности, однажды он приказал избить палками дядю одного из придворных евнухов, за то, что тот шел по улице вооруженным. За это он был повышен в чине. Но настоящую славу Цао Цао принесло подавление восстания Желтых повязок. Когда вспыхнуло восстание, он был пожалован званием цидувэй (звание старшего командного состава конницы), получил под командование 5000 воинов и был направлен на усмирение восставших. С этого момента и начинается его восхождение на вершину власти.

В это же время после смерти императора Лин-ди фактическую власть в стране захватил влиятельный военачальник Дун Чжо, который сперва низложил, а затем убил Шао-ди (Лю Бяня) — сына и наследника покойного императора и возвел на престол его сводного брата Се, принявшего имя Сянь-ди, но фактически не правившего. Цао Цао организовал заговор против всесильного узурпатора и даже попытался его убить, но потерпел неудачу, был объявлен преступником и вынужден податься в бега. После этого он организовал союз князей во главе с Юань Шао для борьбы с узурпатором. Война шла с переменным успехом, но в конце концов закончилась поражением Дун Чжо и его бегством из Лояна. Однако, после поражения Дун Чжо ополчение распалось, и бывшие соратники начали сражаться уже между собой. Цао Цао попытался преследовать диктатора один, без квалифицированного войска и был разбит. Позже Дун Чжо погиб от рук заговорщиков во главе с Люй Бу. В этот период Цао Цао вел с переменным успехом борьбу против объявивших себя независимыми князей Люй Бу, Юань

Шао и Юань Шу, которых, в конце концов, сумел разбить, несмотря на несколько понесенных от них поражений. В частности, в ходе войны он лишился сразу двух ближайших родственников — племянника и старшего сына.

В ослабленной междоусобицами империи власть императора Сянь-ди с самого начала была чисто номинальной — фактически империя уже распалась на три части — Сунь Цюань обосновался в юго-восточных землях, а Лю Бэй — в юго-западных — наступило время Троецарствия. Цао Цао получил от императора высший в государстве титул чэнсяна (канцлера или премьер-министра). Самого же ханьского императора Сянь-ди он держал в своей столице как марионетку и дополнительный козырь в борьбе за объединение Поднебесной. Обо всем, что происходило в империи, сперва докладывали Цао Цао и только потом — императору. В процессуальном плане он тоже получил невиданные доселе права. Как гласит роман "Троецарствие", ему было разрешено при обращении к императору не называть предварительно своего имени, входить во дворец неспешным шагом, а не бегом, а также находиться в присутствии императора обутым и при оружии. Для своей защиты он создал отряд личных телохранителей числом в 10 тысяч человек — Отряд Тигров. Вскоре Цао Цао получил от императора сперва титул Вэйского гуна, а затем — и Вэйского вана, то есть фактически самостоятельного правителя северного княжества Вэй.

Когда при ханьском дворе объявился дальний родственник династии Лю Бэй, император Сянь-ди признал в нем своего дядю, но сам Цао Цао усмотрел в нем опасного соперника и угрозу своему всевластью. Поэтому сперва он попытался склонить его на свою сторону, но, поняв, что это ему не удастся, начал вынашивать планы по его устранению и в конце концов, они превратились в злейших врагов.

На Цао Цао неоднократно покушались, но всякий раз из-за различных причин замыслы заговорщиков срывались, а самих их казнили.

В декабре 2009 г. китайские археологи нашли предположительное место погребения Цао Цао у города Аньян (провинция Хэнань). Могильный комплекс расположен на территории, занимающей 740 кв. метров.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Один из ведущих политических деятелей заключительных десятилетий существования империи Хань (206 до н. э. — 220 н. э.).

Происходивший из приемной семьи придворного евнуха, Цао Цао еще восемнадцатилетним юношей покинул дом, поступил на военную службу и к концу II в. н. э. возглавил самую могущественную военно-политическую фракцию, контролировавшую важнейшие в хозяйственном и стратегическом отношении районы распадавшейся ханьской империи (регион среднего и нижнего течения реки Хуанхэ). Став в 205 г. канцлером последнего ханьского императора Сяньди (190-220), он фактически сосредоточил в своих руках всю полноту верховной власти, пытаясь воспрепятствовать сепаратистским устремлениям других военно-политических лидеров и предотвратить окончательный распад страны. Не менее яркий след Цао Цао оставил и в истории китайской художественной словесности. Именно при его дворе сложилась плеяда чиновников-поэтов, творчество которых составляет так называемую "Цзяньаньскую поэзию" — особое литературно-поэтическое течение, с которым соотносится становление в Китае авторской лирической поэзии. Сам Цао Цао считается не только полноправным представителем этого течения, но и создателем самобытного творческого стиля, характеризующегося энергичностью слога, экспрессивностью повествования, красочностью образов, свободой самовыражения. Произведения Цао Цао, созданные в основном по мотивам древних (ханьских) народных песен и сохраняющие поэтологические черты песенного фольклора (употребление строк разной длины, художественно-композиционных приемов, свойственных народной песне), нередко производят впечатление экспромтов, хотя на самом деле являются подлинными образцами китайской литературной поэзии, насыщенной всевозможными реминисценциями, требующими специальных пояснений. Еще одна специфическая особенность лирики Цао Цао — ее автобиографичность. Поэт повествует об эпизодах собственной жизни, о тех событиях, участником которых ему довелось быть, излагает свои мысли по поводу происходящего в стране, поведения своих современников, а также свое видение идеального государственного устройства и необходимых для его достижения преобразований. Все это делает стихи Цао Цао настоящими историческими документами, достоверными свидетельствами событийной канвы того времени, настроений, переживаний и чаяний людей. Не меньший интерес с точки зрения как эволюции китайской лирической поэзии, так и понимания особенностей духовной культуры местного общества указанного периода представляют собой произведения Цао Цао на даосско-религиозные темы, в которых рисуется красочная картина мира бессмертных. Данные произведения лежат в основании целого тематического направления, занимавшего важнейшее место в лирической поэзии на всем протяжении III-V вв.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Журавлев В.А.

Песня о тяготах похода ("Высок Тайханшань!...")

Высок Тайханшань! .. С незапамятных пор Трудны для прохода скопления гор. Извивом, изломом идет вдоль реки Тропа, по названью Бараньи кишки. Ломаясь, слетают колеса с телег. Здесь северный ветер берет свой разбег. Садится на корточки бурый медведь, И тигры на тропку выходят реветь. Здесь мало людей, не отыщешь ночлег. А в воздухе хлопьями кружится снег. Не просто по горным уступам пройти. Все думы мои — о далеком пути. Тревога на сердце. Здесь ветер жесток. Мечтаю вернуться домой, на Восток. Стоим, озирая чужие места. Река, словно пропасть, и нету моста. Смеркается. Негде нам ночь переждать. И тропки знакомой уже не видать. Все дальше уходим. Нам негде присесть. Ни людям, ни коням здесь нечего есть. Я хворост сбираю на льдистой горе И кашу варю на вечернем костре. Тоскливо смотрю я в туманную даль. Здесь даже стихи навевают печаль.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957

Перевод: Кравцова М.Е.

Распадается наисовершенное ("Начиная с момента рождения...")

Начиная с момента рождения, Словно мягкая глина,  подвержено все изменениям, И ничто не способно  избегнуть конца. И ничто не способно  избегнуть конца — Это участь любого,  даже сверхмудреца... И от мыслей о том изнывают сердца! Я драконов могучих хочу оседлать, В Сокровенные горы надеюсь попасть. В Сокровенные горы надеюсь попасть, Дабы в дивном безмолвии там пребывать. Я на Остров блаженных  в мечтах уношусь, Я на Остров блаженных  в мечтах уношусь. Вечным сном Сам Учитель  когда-то почил, Над великими предками  насыпь могил. Над великими предками  насыпь могил, Ныне праздно живущих  ждет такой же удел... Только муж благородный  о грядущем конце не скорбит: Что поделать, Коль время идет неустанно,  да не просто идет, а бежит! Примечания

В названии этого стихотворения — "Цзин лэ" — тоже использован натурфилософский и даосский категориальный термин цзин (принятые переводы — "семя/ дух", "духовные силы", "эссенция"), передающий физическую и духовную эссенцию человеческого существа и выражающий идею непосредственного тождества его сексуальной и психической энергий. В целом все сочетание понимается комментаторами как указание на истощение физических сил и духовной потенции. Такое его истолкование выглядит тем более примечательным в свете истории создания произведения: оно полагается предсмертным творением Цао Цао, записанным, возможно, с распева уже после его кончины.

Начиная с момента рождения... — в первых строках текста кратко излагаются даосско-философские воззрения, в которых доказывается постоянная трансформация всех природных сущностей и неизбежность их смерти-исчезновения. Кроме того, поэт употребляет типичную для даосской философии метафору изготовления глиняных изделий, связанную с образным сравнением Дао с Великим гончаром, сотворяющим "все десять тысяч вещей".

Сверхмудрец — в оригинале употреблен категориальный термин шэн ("совершенномудрый" ), посредством которого в китайской гуманитарии определялись божества-государи древности и величайшие мудрецы, включая Конфуция.

Сокровенные горы — Куньлунь. Куньлунь — название волшебных гор, помещаемых на крайнем западе и отождествляемых с источником бессмертия. В космографию Куньлуня, культ которого тоже сложился в южных (чуских) мифологических представлениях, входили Нефритовое древо (Цюншу, древо жизни) и Нефритовое озеро (Яочи, водоем бессмертия). Кроме того, Куньлунь мыслился местом обитания женского божества — владычицы Запада и подательницы бессмертия, культ которой в ханьскую эпоху трансформировался в культ Царицы (Хозяйки) Запада Сиванму. В этот культ входили и легенды о пирах бессмертных в резиденции Сиванму, картину которых как раз и воспроизводит Цао Цао.

Остров блаженных — Пэнлай. Название архипелага из нескольких островов, который мыслился обителью сяней и помещался где-то в Восточном море. Представления о Пэнлае имели автохтонное происхождение, исходно являясь принадлежностью верований восточного прибрежного региона древнего Китая, и лишь впоследствии (ориентировочно в I-II вв.) стали составной частью даосско-религиозной традиции.

Учитель — в оригинале: Конфуций.

Муж благородный — речь идет о конфуцианском идеале личности — цзюнь-цзы.

О грядущем конце не скорбит — конфуцианские мыслители тоже считали смерть естественным и неизбежным явлением и доказывали, что главной целью жизни человека является совершение таких деяний, благодаря которым память о нем передавалась бы из поколения в поколение (идея "славного имени"), в чем и заключается единственно возможный способ преодоления смерти. То есть и в данном случае Цао Цао остается на конфуцианских позициях.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Роса на листьях ("Двадцать два поколенья сменились на ханьском престоле ...")

Двадцать два поколенья  сменились на ханьском престоле... Ныне вставший у трона —  на что оказался способен?! Вот уж верно,  мартышка в парадном чиновном уборе: Нет ни капли ума,  а амбиций, амбиций-то — море! Нерешителен, слаб,  ничего не умеет, не знает... И, как будто в полон,  увозили тайком государя. Но зловещее пламя  уж ясное солнце пронзило... И начав как злодей,  сколько всяческих бед породил он! Негодяй и мятежник  схватил управления вожжи, Рубит древо под корень,  столицу дотла изничтожил. Погубил он, разрушил  деянья великой державы, Головешки да пепел на месте '  где высились храмы. Венценосный скиталец  в отчаянье отбыл на запад, И стеная стекались  к дорогам угрюмые толпы. Я вдали различил  очертания стольного града И, как древний печальник,  забылся в безудержной скорби. Примечания

С тихотвореиие посвящено трагическим событиям конца 80-начала 90-х гг. II в., с которых и начался распад ханьской империи. Показательно, что Цао Цао использует название древней песни, считаемой погребальным песнопением: "На листьях роса высыхает так быстро. Высыхает роса на рассвете, чтобы выпасть опять. А ушедший из жизни когда возвратится домой?" События эти были таковы: в 189 г. кликой придворных евнухов на трон был возведен малолетний император — Шао-ди (здесь и далее указываются посмертные, храмовые имена китайских государей, как это принято в местной гуманитарии), регентом при котором стал родственник правящего дома — Хэ Цзинь, его Цао Цао и сравнивает с мартышкой. Борясь со своими политическими противниками, Хэ Цзинь вызвал в столицу — город Лоян (в современной провинции Хэнань), генерала Дун Чжо (?-192), войска которого взяли город штурмом. А сам Дун Чжо, вопреки возлагавшимся на него надеждам, фактически узурпировал верховную власть, о чем тоже говорится в стихотворении, где Дун Чжо назван "негодяем и мятежником". Шао-ди, тайно вывезенный из Лояна, в скором времени погиб, чему предшествовало, как это указывается в хрониках, зловещее знамение — солнечное затмение ("Но зловещее пламя... "). Дун Чжо возвел на трон нового государя — Сянь-ди, вынудив его покинуть разоренный Лоян и переехать в город Чанъань (провинция Шэньси), который был столицей ханьской империи во II — I вв. до н. э. После убийства Дун Чжо (май 193 г.) одним из его офицеров в генералитете его армии начались распри, и Сянь-ди оказался на положении пленника, подвергаясь невиданным для китайского монарха оскорблениям: его дворец был сожжен, а наложницы отданы конникамварварам, составлявшим элитные части армии Дун Чжо. Только осенью 195 г. Сянь-ди и его окружению удалось уговорить преемников Дун Чжо отпустить их из Чанъани. Вернувшись в Лоян и понимая, что ему не обойтись без помощи региональных военно-политических лидеров, Сянь-ди обратился к двум из них, крупнейшим на тот момент, — к генералу Юань Шао (?-202) и к Цао Цао. Так произошло превращение Цао Цао в политического деятеля общегосударственного масштаба, о чем он сообщает еще другие подробности в целой серии текстов, образующих данную тематическую группу.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"На отрывистые мелодии"

"Вдоль поля бреду, по тропинкам петляя..."

Вдоль поля бреду, по тропинкам петляя... Зачем же так часто  мы с вами встречались?! Сердечные речи вели за столом... Осталась лишь память о чувстве былом!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Как ярко на небе сиянье луны..."

Как ярко на небе сиянье луны, Поди-ка попробуй его погаси! А если тебя охватила тоска, Поди-ка попробуй ее прогони!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"На вас одеянье ученого мужа..."

На вас одеянье ученого мужа, А сердце мое так болит, так недужит. Ведь это о вас, господин мой, о вас Печально вздыхаю в который уж раз!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Пою, сам себе наливая вино..."

Пою, сам себе наливая вино, Как долго еще мне прожить суждено? Ведь жизнь человека — что капельки рос... Минувший же день столько горя принес! Примечания

В этот цикл входят стихотворения (все — четверостишия), производящие впечатление экспромтов, созданных под влиянием каких-то сиюминутных настроений и размышлений поэта. Два первых четверостишия являются сугубо авторскими произведениями, причем второе из них признается одним из ярчайших образцов китайской лирики с анакреонтическими мотивами.

Другие четверостишия (третье понимается как любовно-лирическое произведение, четвертое воспевает пир у государя, шестое — на тему мужской дружбы) суть явные вариации песен "Ши цзина". Заключительное четверостишие возвращает нас к излюбленной Цао Цао социально-политической тематике: мудрейшим князем поэт именует еще одного прославленного государственного деятеля чжоуской эпохи — младшего брата У-вана — Чжоу-гуна (Чжоуский князь), который, став регентом при малолетнем племяннике, способствовал максимальному укреплению только что основанной чжоуской династии.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Пределов не знают ни горы, ни воды..."

Пределов не знают ни горы, ни воды Своей вышине и глубинам своим. Коль князю мудрейшему станем подобны, То всей Поднебесной сердца покорим! Примечания

Заключительное четверостишие возвращает нас к излюбленной Цао Цао социально-политической тематике: мудрейшим князем поэт именует еще одного прославленного государственного деятеля чжоуской эпохи — младшего брата У-вана — Чжоу-гуна (Чжоуский князь), который, став регентом при малолетнем племяннике, способствовал максимальному укреплению только что основанной чжоуской династии.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"При ясной луне уже звезды редели..."

При ясной луне уже звезды редели, Как стаей сороки на юг полетели. Вкруг древа могучего кружат-снуют Так где же та ветка, что даст им приют?

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Призывно олени кричат на лугу..."

Призывно олени кричат на лугу, Где вволю едят молодую траву. Я гостя желанного дома встречаю, И радостных песен разносится звук!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Я вновь изнываю, объятый тоскою..."

Я вновь изнываю, объятый тоскою От дум потаенных не знаю покоя .. Уйти-позабыться есть средство одно: Волшебный напиток — Ду Кана вино! Примечания

Вино Ду Кана — первый в истории китайского виноделия алкогольный напиток типа водки, который был изготовлен, по преданию, виноделом Ду Каном, жившим в IV-III вв. до н. э. в окрестностях города Лояна.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"О как прекрасно!"

"Вокруг ликованье, меня же терзает печаль..."

Вокруг ликованье,  меня же терзает печаль: Не смог я поведать  о чувствах своих, о мечтах! Все встало на место,  и слышны державные речи, Но кто поручится,  что прошлое кануло в вечность?! Примечания

Вокруг ликованье..., Мольбам моим... — оба заключительных четверостишия цикла повествуют о событиях весны-лета 196 г., когда после длительных переговоров с окружением Сянь-ди Цао Цао удалось добиться личной встречи (в июле) с императором. И хотя Цао Цао по каким-то причинам не смог провести разговор с ним с той степенью конфиденциальности и откровенности, на которую рассчитывал ( "Не смог я поведать о чувствах своих, о мечтах!"), ему все же удалось уговорить Сянь-ди отдаться под его покровительство. Кроме того, уже в начале 196 г. Цао Цао был возведен в генеральское звание и пожалован титулом князя (хоу).

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Голь перекатная, в грязную ветошь одетый..."

Голь перекатная,  в грязную ветошь одетый, Ищет опору,  напрасно скитаясь по свету. Силы и воли  хоть каплю в себе сохрани — И обязательно  время наступит победы! Примечания

Голь перекатная... — в этом четверостишии обыгрываются рассуждения Мэн-цзы о необходимых потенциальных качествах и поступках человека, претендующего на верховную власть: "Если не имеешь моральных принципов и не имеешь пути-дао, то не сможешь ни приобрести авторитет у людей, ни управлять народом". То есть Цао Цао декларирует свою верность именно конфуцианским ценностным установкам и утверждает, что исключительно благодаря этому он смог состояться как личность и государственный деятель.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"К Небу взываю, свои обращая мольбы..."

К Небу взываю,  свои обращая мольбы: Сгинуло б место,  где бедный отец мой погиб! Верность храня  государю минувших времен, Нового встретил  в столице бы с радостью он!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Мольбам моим сбыться не скоро, боюсь, суждено..."

Мольбам моим сбыться  не скоро, боюсь, суждено, И то, что печалит,  исполнить не так-то легко. И все же теперь,  перед светом блистательно-властным Былое отринул,  и высохли слезы давно.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"О как презренен, как беден я ныне и жалок..."

О как презренен,  как беден я ныне и жалок, Плакать навзрыд да вздыхать  вот и все, что осталось... Слезы, стенанья...  Родитель, погибший безвинно, С чувством каким  ты сегодня взирал бы на сына?! Примечания

О как презренен... — это и следующее четверостишия посвящены отцу Цао Цао — Цао Суну, который занимал высокие должности при дворе императора Лин-ди (168-189) и в силу своих родственных связей (приемный сын евнуха) находился на стороне клики евнухов. Смерть Лин-ди и последовавшая за ней расправа с придворными евнухами вынудили Цао Суна бежать из столицы, вскоре после чего (в начале 90-х гг.) он погиб. Цао Цао же исходно примкнул к вождям, возглавлявшим оппозицию клике евнухов и, соответственно, оказался в стане политических противников своего отца, чем, вероятнее всего, и объясняется трагический пафос данных стихотворений.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Сам о себе я скорблю, пребывая в смятенье..."

Сам о себе я скорблю,  пребывая в смятенье: Доля сиротская  беды одни да лишенья! Матушки слов-поучений,  увы, я не ведал, Как и не ведал отцовских,  увы, наставлений! Примечания

Цикл "О как прекрасно!" — еще одно "'произведение на социально-политические темы и с отчетливыми автобиографическими мотивами. Считается, что он был создан Цао Цао в 210 г., когда под контролем возглавляемой им военно-политической фракции находился уже весь регион среднего и нижнего течения Хуанхэ. Истинные настроения Цао Цао, испытываемые им в то время, в завуалированной форме подчеркиваются использованием названия еще одной древней песни, на этот раз анакреонтического содержания: в отечественных изданиях она обычно фигурирует под названием "Застольная".

Сам о себе я скорблю... — в этом четверостишии речь идет не о реальном детстве поэта ( отец Цао Цао погиб, когда ему было уже около 40 лет!), а, так сказать, о его "духовном" сиротстве, которое показывается к тому же с позиций конфуцианства: строка Матушки слов-поучении... является намеком на легенду о матери знаменитого древнего конфуцианского философа Мэн Кэ (Мэн-цзы, 372?-289 до н. э.), повествующую о том, как она воспитывала маленького сына: вначале они жили около кладбища, но заметив, что мальчик в играх подражает кладбищенским церемониям, она сразу же решила перебраться в другое место. Но и там, около рынка, мать Мэн-цзы была недовольна — ее сын стал играть в торговцев. И тогда она поселилась около школы, где мальчик начал подражать ритуалам жертвоприношений и другим действам, проводимым в учебном заведении, что и способствовало, по мнению последующих конфуцианских историков и мыслителей, становлению его как истинно благородной личности и великого мудреца. Следующая строка четверостишия содержит намек на фрагмент 16-й главы конфуцианской канонической книги "Рассуждения и речения [Конфуция]" ( "Лунь юй" ), в котором рассказывается о способах духовного воздействия отца на сына.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Песнь вырвавшемуся духу"

"Шесть драконов — мне кони..."

Шесть драконов — мне кони, А ветер — моя колесница. Ну так в путь —  за пределы Великих пучин! Проносясь  над далекими царствами птицей, Через кручи летя неприступных вершин, Обретаюсь в ущелье средь тайных теснин. Устремляюсь в дорогу на облаке белом, В запредельные дали — скорее, вперед! На востоке громада Тайшань вырастает, Где бессмертные  вместе с Нефритовой девой Отдыхают, спустившись с высот. Подстегнул посильнее шестерку драконов, Чародейский напиток до дна осушил, Иссякают по руслам текущие воды, Реки вспять повернулись, Навечно свободу Я от бренного тела теперь получил! И волшебного странствия дар обретя, На востоке достиг наконец-то Пэнлая, Где на небо ведущие вижу врата. Очутился у входа Нефритовой башни, И, помедлив, в нее осторожно иду. Там Учитель-Сосна —  и приветлив, и ласков, И стою, озирая, что вижу вокруг. Взор слепя,  потрясая всевластным сияньем, Повелителя мира застыла звезда. Та, что сущее силой своею питает... Рассказать бы о том, да немеют уста! Вечен дух,  неземною охваченный страстью; На востоке несется к просторам морским, В единенье придя с Небесами, в согласье, И богов и бессмертных познаешь пути. К сокровенному хочешь — вернешься,  желаешь — покинешь. Вот таким наслаждаться  тебе предстоит бытием... Только есть ли то место,  где мирское всецело отринешь? А как сладко мечтать,  затворившись в покое своем! Да, мечтать, чтобы дух с Небесами  пришел в единенье, Чтоб божественность  сущность твоя обрела, Чтобы править,  летя, белоснежным оленем, Колесницею стали б тебе облака. Врат достигнуть бы тех,  что уводят на небо, В дар чудесный напиток  из рук божества получить, И его воспринять, преклоняя смиренно колено, И за это хвалы  небожителям всем возносить! Да, так будет —  я в том совершенно уверен: Путь имея, и сам доберусь я до цели! Примечания

Цикл "Песнь вырвавшемуся духу" — одно из первых в китайской лирической поэзии произведений на даосскорелигиозные темы, на что указывается уже в его названии: в оригинале "Ци чу чан", куда входит опорный для натурфилософии и даосизма термин ци (принятые переводы — "эфир", "пневма"). Он передает идею континуальной, динамической, пространственно-временной, духовно-материальнои и витально-энергетической субстанции, конкретизирующуюся на трех главных смысловых уровнях: космологическом (универсальная субстанция Вселенной), антропологическом (своего рода "наполнитель" телесной оболочки, анналог "жизненных духов" европейской философии) и психологическом. В последних двух случаях ци коррелирует с так называемой душой-хунь, отождествляемой с жизненной энергией, ментальной и психоэмоциональной деятельностью человеческого существа, которая после смерти человека (или гибели его телесной оболочки) поднималась, согласно натурфилософским представлениям, вверх и растворялась в небесной ци (изначальной пневме-эфире). По представлениям даосско-религиозной традиции (даосской алхимии), ци в ее модусе жизненной энергии как раз и претерпевала ту качественную трансформацию, в ходе которой человек превращался в бессмертного-сяня. Важно, что, помимо вечной жизни, сяни наделялись и многими другими сверхъестественными свойствами, в том числе способностью к свободному полету в небесном пространстве, общению с собственно божествами. В первом стихотворении цикла воспроизводится сюжет мистического странствования даосского адепта. Сюжет этот, восходя к мифолого-религиозным представлениям южного региона древнего Китая (к культуре царства Чу), вплоть до творчества Цао Цао был принадлежностью прозаических произведений, перелагающих исходно мифологические сюжеты, и одической поэзии. Как таковое это стихотворение оказывается своего рода связующим звеном между древней одической поэзией и последующей лирикой, открывая одно из популярнейших ее тематических направлений — стихи на даосско-религиозные темы; многие относящиеся к этому направлению тексты имеют однотипное название "Путешествие к бессмертным". Все три стихотворения цикла насыщены образами-мифологемами и специфическими даосскими терминами, которые, убедительно свидетельствуя о глубине познаний Цао Цао в оккультных науках и даосских верованиях, вновь требуют отдельных пояснений.

Шесть драконов — образ, идущий от солярного колесничного мифа, согласно которому солнце совершает свой дневной путь в колеснице, запряженной шестью особыми драконовидными существами — драконами-чи.

За пределы Великих пучин — согласно древнейшим китайским космографическим представлениям, по четырем углам земной поверхности-квадрата находятся четыре безбрежных водных пространства — моря или пучины. Все это выражение в целом означает выход за пределы земного пространства.

Тайшань — в данном случае название горного массива на востоке Китая (в центральной части современной провинции Шаньдун), который особо почитался в даосизме как место обитания сяней.

Нефритовая дева — Юй-нюй — так могли именоваться различные персонажи: во-первых, девы-прислужницы бессмертных высших рангов; во-вторых, женское божество, покровительница эзотерических мистерий оргиастического характера, культ которой утвердился как раз в эпоху Шести династий; в-третьих, владычица горы Тайшань.

Чародейский напиток — то есть эликсир бессмертия.

Иссякают по руслам... — в этих четырех строках угадывается намек на одну из древнейших даосских практик — "повернув сперму, напитать мозг", заключавшуюся в том, чтобы повернуть вспять все жидкости, циркулирующие в человеческом организме, что и вело к его трансмутации. Кроме того, даосская алхимия предполагала, что даосский адепт в процессе его превращения в сяня должен пройти через физическую смерть (практика "освобождение от трупа"). Пэнлай — название архипелага из нескольких островов, который мыслился обителью сяней и помещался где-то в Восточном море. Представления о Пэнлае имели автохтонное происхождение, исходно являясь принадлежностью верований восточного прибрежного региона древнего Китая, и лишь впоследствии (ориентировочно в I-II вв.) стали составной частью даосско-религиозной традиции.

Нефритовая башня — типичное для лирики эпохи Шести династий образное обозначение обители бессмертных, независимо от ее местоположения.

Учитель-Сосна — литературный перевод имени одного из популярнейших в I-VI вв. даосских бессмертных — Чи Сун-цзы (Учитель Красная Сосна).

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Цао Чжи (192-232)

Один из наиболее известных поэтов своего времени, автор знаменитой оды "Фея реки Ло" ("Ло шэнь фу"), впервые переведенной на русский язык академиком В. М. Алексеевым и прокомментированной Л. Н. Меньшиковым.

В китайском народе уже много веков существует легенда о суровом императоре и о младшем брате его, поэте Цао Чжи. Однажды император приказал поэту пройти семь шагов и за это время сложить стихи. Ослушание грозило тяжкой карой. Но Цао Чжи удалось выполнить приказ, и он прочел "Стихи за семь шагов":

Варят бобы, — Стебли горят под котлом. Плачут бобы: "Связаны все мы родством! Корень один! Можно ли мучить родню? Не торопитесь Нас предавать огню!"

С тех пор выражение "варить бобы, жечь стебли" вошло в обиход и стало синонимом вражды между братьями.

Родился Цао Чжи (Цао Цзыцзянь) в 192 г. Он был четвертым сыном полководца Цао Цао и младшим братом Цао Пи, будущего императора Вэнь-ди, о котором говорится в приведенной нами легенде.

Поэт жил в суровую пору гибели некогда могущественной Ханьской империи (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.). Государство, просуществовавшее более четырехсот лет, рухнуло под ударами крестьянских восстаний. Самое крупное из них вошло в историю под названием Восстания "желтых повязок" (184 г.). Между отдельными "сильными домами" распавшегося государства началась междоусобная борьба за власть. Последующие четыреста лет, вплоть до объединения Китая первым императором династии Тан (618 г.), огромные просторы страны были ареной кровопролитных войн, непрестанно подрывавших экономику страны.

В начале III в. в Китае образовались три независимых царства: Вэй во главе с Цао Цао и царства Шу и У, императорами которых впоследствии стали Лю Бэй и Сунь Цюань.

Три эти царства постоянно друг с другом воевали, и Цао Чжи был очевидцем этой борьбы; в юности он даже сопровождал отца в одном из его походов.

До нас дошло около трехсот произведений цзяньаньских поэтов, и прежде всего поэтов из дома Цао (Цао Цао, Цао Пи, Цао Чжи), а также "Семи цзяньаньских мужей" — Ван Цаня, Кун Юна, Чэнь Линя и других.

Первое место среди цзяньаньских поэтов принадлежит Цао Чжи.

С детства Цао Чжи полюбил поэзию. В десять лет он знал наизусть множество стихов и писал сам. Цао Цао гордился умным, находчивым сыном и намеревался передать ему престол, хотя права наследования были у старшего из сыновей — Цао Пи.

В 220 г. Цао Цао неожиданно умер, и на престоле оказался Цао Пи. Став императором, старший брат яростно обрушился на поэта. Он мстил ему за то, что едва не лишился престола, и за его поэтический талант, которому всегда завидовал. Цао Пи казнил близких друзей Цао Чжи, а его самого "в знак милости" отправил из столицы в отдаленный удел, что, по существу, явилось ссылкой. Поэта намеренно не оставляли подолгу на одном месте, он вынужден был постоянно скитаться, ибо новые назначения следовали одно за другим.

Смерть царствующего брата не принесла ожидаемого облегчения. Жесток был гнет Цао Пи, но подозрительность племянника Цао Жуя (императора Мин-ди) была не менее тягостной.

Одиннадцать лет после смерти отца Цао Чжи провел в пути, совершая многотрудные переходы то в столицу за назначением, то к новому месту службы.

Исторические хроники, а также свидетельства самого поэта рисуют мрачную картину невзгод и лишений, которые претерпел он в годы своих печальных странствий. Но больше всего поэт страдал от вечного одиночества и неудовлетворенности жизнью. Он много раз просил личной аудиенции у брата, а затем племянника, намереваясь изложить им свои планы объединения Китая и убедить вернуть его в столицу. Но все попытки поэта принести пользу стране и трону решительно отвергались.

В 232 г. он получает последнее назначение — правителем в Чэнь, где его и настигла смерть. Умер он в возрасте сорока лет.

По словам Се Линъюня (385-433) — основоположника школы "пейзажной лирики" (шаньшуйпай), сыгравшей большую роль в развитии китайской поэзии и эстетики: "Если все таланты, когда-либо существовавшие в Поднебесной, принять за 1 дань, т. е. 10 мер доу, то на долю Цао Цзыцзяня пришлось бы 8 доу. На мою долю приходится 1 доу; а оставшаяся мера — на всех остальных, кто творил с древности по сей день".

Источник: Цао Чжи. "Фея реки Ло", 2000

* * *

Второе имя — Цзыцзянь, официальный титул Чэньский князь. Цао Чжи — четвертый сын Цао Цао.

Это поэт, который единодушно признается и китайскими критиками, начиная с литературно-теоретической мысли III-IV вв., и современными исследователями ведущей литературной фигурой не только "Цзяньаньской поэзии", но и всей художественной словесности эпохи Шести династий. Подобные оценки во многом объясняются тем, что именно в творчестве Цао Чжи впервые для китайской авторской лирики нашел яркое воплощение образ поэта-изгоя, то есть человека, обладающего высочайшими душевными качествами и моральными достоинствами, но не понимаемого и не принимаемого окружающими его людьми и гонимого даже близкими родственниками. Такой образ изначально исключительно высоко ценился в местной гуманитарии, но до определенного времени реализовывался преимущественно в прозопоэтических произведениях. Соответственно, центральными темами лирики Цао Чжи являются переживания несправедливостей человеческого общества и трагичности бытия истинно благородной личности. Принципиально важно, что указанный образ лирического героя Цао Чжи полностью совпадает с его биографическими реалиями. Некогда баловню судьбы и любимцу Цао Цао, ему пришлось пережить охлаждение к себе отца, утрату всех друзей и, самое главное, ненависть старшего брата — Цао Пи, мучительно ревновавшего его к отцу и завидовавшего его поэтическому дару. Последние двенадцать лет жизни Цао Чжи провел в фактическом изгнании: по приказу брата, а затем и венценосного племянника он получал назначения в периферийные районы страны, назначения, сопровождавшиеся откровенными унижениями. Кроме произведений с автобиографическими мотивами, в которых поэт повествует о выпавших на его долю испытаниях, в поэтическом наследии Цао Чжи найдем и другие тематические группы, это: гражданская лирика, рассказывающая о тяготах жизни простого народа; любовная лирика, также пронизанная чувствами одиночества и страданий людей, оказавшихся в разлуке; поэзия на даосско-религиозные темы, в которой, в отличие от произведений того же Цао Цао, настойчиво звучат мысли ухода от человеческого общества и поиска счастья и душевного покоя в мире бессмертных.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Адалис А.Е.

Фея реки Ло ("Столицу я покинул... В свой удел я возвращался...")

В третьем году эры Хуанчу я был на аудиенции у государя в столице, на обратном пути переправлялся через реку Ло. У древних есть рассказ о том, что духом этой реки является Ми-фэй — госпожа Ми.

Взволнованный тем, что рассказал Сун Юй чускому князю об этой фее, я написал эту оду.

Столицу я покинул... В свой удел Я возвращался... За моей спиной Осталась Ицюе... Через хребет Хуаньюань перевалить успел, — Пройдя Тунгу, подняться на Цзиншань... Уж солнце к западу склонилось!.. Кренился и нырял мой экипаж, Опасно становилось ехать в нем, — Устали кони... Распрягать скорей Я торопил; среди душистых трав На берегу, в полях, где чжи растет, Пасти мою четверку приказал... Сам между тем по Роще тополей Прогуливался я... Следил мой взор, Как плавно Ло-река струилась... Но в этот миг во мне смутился дух, — Внезапный страх возник в душе моей, Вдруг разбежались мысли, как в бреду... Вниз быстро поглядел я — ничего... Вверх поглядел, — возникло чудо вдруг! Красавица стояла наверху — Она к утесу прислонилась... И я возницу за руку схватил И потащил... Я спрашивал его: — Ты видишь? Или нет там никого? Что за виденье, что за человек? Красавица какая! Видишь, да? Не видишь? Может быть, приснилось? Спокойно мне возница отвечал: — У Ло-реки есть фея, говорят, И многие ее видали встарь... Зовется госпожою Ми — слыхал... Уж не она ли это, государь? Скажите, какова она собой? Вы правду расскажите мне скорей! — И я ему сказал, не утаив: — Прекрасный этот облик вот какой: Легко, как лебедь вспугнутый, парит, А гибкостью — летающий дракон! Осенней хризантемы в ней покой, Весенняя сосна не так пышна! Видна же неотчетливо, как сон... Как месяц, но за облачком, она... Мелькнет, вспорхнет, — и вот не удержать: Снежинкой в ветре закружилась!.. "Но какова же издали?" — спроси!.. — Она, как солнце ясное, светла, Что в тонкой дымке утренней встает! А ежели разглядывать вблизи, — Свежо сверкает пламя красоты, Как лотос из зеленой тени вод, Где вся прохлада притаилась! Гармония — вот истинный закон Той красоты, что в небе родилась: Связь тонкости и плотности частей, Высокого с коротким, круглым связь... Как выточены плечи красоты! Как тонко талия округлена! Стан — сверток шелка белого точь-в-точь... Затылок хрупок, шея так стройна! Прозрачна кожа, призрачны черты! Зачем помада? Пудра не нужна, — Краса нам без прикрас явилась! Прическа взбита очень высоко, Длина ее изогнутых бровей И тонкость — изумительны! Глаза Блестят великолепно — звезд живей! Покой царит на яшмовом лице, И жесты благородны. Простота, Непринужденность, ласковость манер Пленяют, очаровывают мир: В них — снисхождение и милость! Накинув газовый наряд, Она сверкает в нем светло: Каменьям драгоценным счета нет, Убор из перьев над ее челом, А жемчуга, подобно светлякам, Не устают хозяйку озарять, — То мирно светят перед ней, то вслед... Обута в туфельки узорные она. А шлейф, как призрачная дымка, как туман Таится, орхидеей в дебрях трав, — На край горы она ступила... Легко и быстро выпрямилась вдруг, Чтобы к другим бессмертным убежать, Но поспешила руку протянуть К священному прибрежью Ло-реки И выхватила черный стебель чжи, Растущего средь неспокойных вод, Где быстрина его крутила! Я был пленен воздушной красотой... И сердце трепетало тяжело: Ни сладких слов, ни хитрых свах не знал Посредников не ведал, где найти? Каков обычай для любви такой? Мне тягостно и жутко было!.. Я обратился к волнам старой Ло, Завел я странный разговор с водой, Просил, как сваху, передать слова, Которые мне сердце подсказало!.. Я от наряда своего потом Подвеску яшмовую отвязал, Желая этим явно показать, Что дар я принести готов любой, Что без любви — ничто не мило! Увы, красавица в обычаях тверда, Приличия, как видно, знала все, И в церемониях была искушена, И понимала утонченные стихи, — Все рассудила, что сказала ей вода, Подвеску яшмовую тронула свою, Намереваясь одарить меня в ответ, — И, указав мне на речную быстрину, На свой подводный смутно видимый дворец, Уже назначить срок решила... Сомненьем я охвачен был, Я от любви был сам не свой! Обмана опасался между тем, По книгам я ведь знал обычай фей! Что стоит фее смертных обмануть? Не вспомнить о легенде я не мог: О том, как слово дали Цзяо Фу, Но обманули, — сон его завлек! И я на обезьяну стал похож Встревоженностью злобною своей! И чутко подозрительным я стал, Как самая завзятая лиса!.. Но все-таки, успев сообразить, Как выгляжу я, страстью возбужден, Смягчил я выражение лица, Я тотчас обуздать себя сумел, — Ведь есть же у рассудка сила! ...Растрогалась, я видел, фея Ло: Чего мне это стоит — поняла! То стала подходить, то отходить, То медленно ко мне, то от меня... То ярче становился свет ее — Мерцающего тела ореол, — То чем-то затемнялся, отплывал, То как бы прояснялся в полумгле, — Внезапно форму птицы приобрел! То легкая стояла фея Ло, Подобно молодому журавлю, Который собирается взлететь, Но крыльями еще и не взмахнул. То медленно ступала по тропе, Заросшей ароматною травой, — Волшебный доносился аромат: Все это сердце не забыло! ...Воспела фея вечную любовь... Была протяжна песня и грустна. И много духов собрались толпою, Слетаясь и маня своих подруг: Одни играли в чистых струях вод, Другие облетали островок, Светящиеся смутно жемчуга Сбирали чередой за духом дух, Другие — равнодушны к жемчугам, — Искали зимородков перья, пух... Две госпожи, что, будучи в живых, Считали Южный Сян своей отчизной, Ту фею взяли за руки, что встарь Ходила погулять на берег Хань; Вздыхать о Паогуа — о звезде, Что друга не имеет, стали вновь И песню завели о Пастухе, Что вечно в одиночестве живет!.. То легких одеяний дивный дым Вздымали, прихотливо закрутив, То, льющимся туманом рукавов Закрыв свои черты, стояли так... То вдруг забудутся уныло!.. ...Легчайшая стопа на зыби волн... В пыли алмазной кружевной чулок... Движенья не такие, как у нас: Без правила "вперед" или "назад", "Направо" и "налево" или "вспять", — Идут, как бы не ведая преград, — Идут или стоят — нельзя сказать, Летят, или скользят, или текут? Иль заново всплывают всякий раз? Опаснейшие кручи обогнув, Исчезнув, — остаются туг как тут! Оглянутся — из глаз струится свет. Дыханье — запах диких орхидей... Лоснящаяся влажно яшма щек... Растаявшие сладко на устах, Но не произнесенные слова... Походка же не та, что у людей! — И взором я ловил их тонкий след. О пище плоть моя забыла! Но именно тогда Пин И призвал Покорные ему ветра домой, А дух речной все волны усмирил, Чтобы порядок воцарился вновь, Фэн И в свой барабан тогда забил, Запела чистым голосом Нюй-ва... Летающие рыбки поднялись, — Пора им колесницу окружать, Как страже подобает в этот час. Воздушный колокольчик зазвонил — "Всем вместе в путь пора!" — хотел сказать. Красиво соблюдая этикет И ровно — с головою голова, — Шесть вьющихся драконов повезли Почтительно и плавно экипаж; И, вынырнув, подводные киты Под легкие колеса, не ленясь, Подставили волнистые хребты, — И вылетала стая птиц морских!.. Вот через северную речку Чжи Успели переправиться уже... И вот, перевалив за Южный кряж, Кортеж как бы затмился и затих... Внезапно оглянулась фея Ло: Вновь тянется она к моей душе! Вдруг вытянула шею и глядит! Вот алыми устами шевелит, Желая непременно рассказать О том, что могут дух и человек Между собой общаться иногда! Есть правила, как ладить эту связь... Зачем же разлучаемся навек? Зачем не знались в юные года? Заплакала, взроптала фея Ло: — Всего лишь раз мы встретились — и все? Расходимся мы в разные места, — Как будет друг без друга тяжело! Всего лишь раз расстались мы — и все? — Ей нечем одарить меня, увы! Она мне только серьги отдает — Тот светлый жемчуг Юга, — жемчуг тот, Что люди видят каплями росы, Сверкающими в зелени травы, Когда уже светлеет небосвод... — Зачем живого полюбила?! ... И вот уж я не вижу, где она? О вечная печаль! Куда идти? Сияющая больше не видна... Покинул я равнину и пошел... Поднялся на вершину — нет пути! Переставляю ноги, вновь шагнул, — Душа стоит на месте, где была... Очнуться от мечты я не могу, Мечтаю и грущу о фее Ло... О, как молил я воду, землю, свет, Природу окружавшую молил, Желая, чтобы вечной жизни тело — Божественное тело — вновь могло Вид женщины прекраснейшей принять! Я в легкую, простую лодку сел И вверх против течения долго плыл... Длинна была спокойная река... Совсем о возвращенье позабыв, Печальным думам предан всей душой, В ту ночь я не забылся ни на миг, В одежде отсырелой ждал зари, Весь инеем покрытый, и продрог... Когда уж рассвело, окликнул слуг, Просил их запрягать, сел в экипаж, Собрался, наконец, к себе домой... Мой путь лежал все прямо на восток... Я, вожжи натянув, не отпускал, — Держал их крепко-накрепко в руках! Несущихся коней я торопил, Я плеть на них в досаде поднимал, А сам в тоске кружил, кружил, кружил Не мог уехать прочь из этих мест!.. О, вечной жизни сила! Примечания Н.Т. Федоренко

...был на аудиенции у государя в столице... — в 220 г. н. э. Цао Пэй (Вэнь-ди), старший брат поэта Цао Чжи, стал императором. Цао Пэй всячески преследовал брата, отстранив его от участия в правлении.

Сун Юй — поэт IV в. до н. э. Написал оду "Бессмертная фея", в которой описывает, как он гулял с чуским князем Хуай-ваном в Юньмыне. Князь заснул и во сне имел свидание с прекрасной феей. Поэма Сун Юя, воспевающая красоту феи, вдохновила Цао Чжи.

Столицу я покинул... — то есть покинул город Лоян.

В свой удел / я возвращался... — Цао Чжи был удельным князем. Удел его находился на территории нынешней провинции Шаньдун.

Ицюе — гора к югу от Лояна, на территории нынешней провинции Хэнань.

Хуаньюань — гора в Хэнани.

Тунгу — ущелье к югу от Лояна.

Цзиншань — гора на территории нынешней провинции Хэнань.

В полях, где чжи растет... — другими словами — в волшебных полях, где встречаются духи и феи; чжи — растение, якобы дающее долголетие.

Роща тополей — место, придуманное автором.

У Ло-реки есть фея, говорят... — по преданию, в реке Ло (протекает по территории нынешних провинций Шэньси и Хэнань) утопилась дочь легендарного императора Фу Си (XXIII в. до н. э.) и стала духом этой реки.

Цзяо Фу — в древней легенде о Цзяо Фу рассказывается, что он встретил двух фей на берегу реки и попросил у них яшмовые подвески. Феи исполнили его просьбу. Цзяо Фу спрятал подарок за пазуху, но не прошел он и десяти шагов, как яшма исчезла. Оглянувшись, он обнаружил, что феи бесследно исчезли.

Две госпожи, что, будучи в живых / Считали Южный Сян своей отчизной... — имеются в виду две жены легендарного императора Шуня, оплакивавшие его смерть на берегу реки Хань и утонувшие в ней.

...песню завели о Пастухе... — имеется в виду древняя легенда о пастухе и ткачихе. Простой пастух, бедный и трудолюбивый человек, однажды увидел, как купаются феи. Он спрятал одежду одной из них. При появлении пастуха все феи оделись и поднялись в небо (они были служанками феи Сиванму). Пастух пленился оставшейся феей и сделал ее своей женой. Вернувшись на небо, феи рассказали о случившемся царице и вновь спустились на землю. Разгневанная поступком служанки, царица послала на землю своих слуг, приказав им разыскать молодых. Супруги были доставлены на небо, где в наказание их сделали звездами, навсегда отделенными друг от друга Млечным путем.

Пин И — дух ветров.

Фэн И — по поверьям древних китайцев, божество, обитающее в реках.

Нюй-ва — сестра сказочного императора Фу-си. Легенда говорит, что у нее было тело змеи и человеческая голова и она за день совершала семьдесят превращений. Когда во время битвы титанов Кан-хуэй (один из титанов) опрокинул гору Бучжоу и небо обвалилось на северо-западе, Нюй-ва поддержала и укрепила его. Ей же приписывается множество чудес, в том числе и создание человека из куска глины.

Пора им колесницу окружать — по китайским поверьям, духи ездят в облачной колеснице, в которую впряжены драконы.

Источник: Цао Чжи "Фея реки Ло", 2000, стр. 217

Перевод: Алексеев В.М.

Фея реки Ло ("Я уходил от пределов столичных, идя домой в восточную область...")

В третьем году из цикла, идущего под девизом "Хуан-чу", я имел у государя аудиенцию в столице.

На обратном пути я переправлялся через реку Ло.

У древних авторов есть предание о том, что дух этой реки — женщина, имя которой Дама Ми. Я вдохновился тогда Сун Юем и тем, что он рассказал Чускому князю о святой фее и, вдохновившись, написал вот эту оду. Она будет гласить:

Я уходил от пределов столичных, идя домой в восточную область. За собой я оставил проход Ицюэ и перевалил Хуаньюань. Прошел чрез ущелье Тунгу.

Поднялся на горы Цзиншань. Солнце уже на запад склонилось; телеги попортились, кони устали. Узнав об этом, я велел распрячь коней на пастбищах душистых и попасти мою четверку на поле с чудной травой чжи. А сам не торопясь прохаживаться начал по Роще Тополей, скользя глазами по теченью реки Лочуань.

В это время мой ум отвлекаться куда-то стремился, в душе поселился испуг. Мгновенье — и мысли мои разбрелись... Взглянул под собой — ничего не нашел. Взглянул над собой — отменную вижу картину. Я вижу какую-то прямо красавицу, тут же стоящую возле утеса. — Я за руку схватил возницу и потащил его, спросив: "Ты видишь или нет — вон там? Там — это что за человек? Вот так красавица!" — Возница сказал мне в ответ: "Позвольте мне Вам сообщить, что я слыхал о фее реки Ло по имени Ми-фэй, иль Дама Ми. Позвольте, — то, что видите Вы там, мой государь, уж не она ли это? Как она выглядит, скажите, и что она собой напоминает? Позвольте скромному рабу об этом знать". — И я ему сказал вот так: "Она выглядит вот как: летает, как лебедь, чем-то встревоженный; изящна — дракон так изящен несущийся. Так сверкает красою своей осенний цветок хризантемы, так в пышном цветеньи своем весною красива сосна. Угадывать смутно могу лишь ее, как месяц прикрытый лишь легкою тучкой; мелькнет на воздухе, словно несется куда-то — что кружится снег в струящемся ветре. Смотреть на нее в отдаленьи: она бела, сверкающе бела, как Яр великий, что восходит над небом утренней зари. Когда ж я подойду и рассмотрю ее вблизи; ярко и мило сверкнет мне она, как тот неньюфар, что растет из зеленой волны. Все пышное в ней и все тайное в ней достигло вполне идеала; высокое и небольшое — в пропорции лучшей сложилось. Ее плечи так сложены, словно точеные, талия — словно лишь свернутый шелк. Стройная шея, изящный затылок. Белое-белое тело просвечивать было готово. Помада пахуча была: лучше придумать нельзя.

Свинцовая роскошь белил у нее не была в обиходе. Тучи прически высоко-высоко вздымались. Длинные брови срастались в изящном извиве. Алые губы светились наружу. Белые-белые зубы свежели внутри. Ясный зрачок глядел превосходно. Щеки в улыбке держали виски. Яшма — лицо красоты не от мира. Вид весь спокойный, в манерах свободный.

Гибкая вся и изящная вся. Любезная в речи, в беседе. Чудно одета, оставив весь свет где-то там, статью, фигурой просясь на картину. — Набросила свой флеровый наряд сверкающий, сверкающий на ней, и вся украшена каменьем самоцветным, чудесно выточенным всюду. На волосах у ней парюра сплошь из золота и перьев синей птицы, и к ней привешен светлый жемчуг, ее лучами озаряя. — Обута она в узорные сандалии, такие, в которых далеко уйдешь, и легкий трен влекла: туманной дымкою волны. — Как будто в чаду благовоний она, исходящих от скромницы гор, да, скромницы гор, орхидеи; ступает она нерешительно как-то по самому краю горы.

И вот теперь в одно мгновенье она всем телом устремилась играть, шалить. По левую руку держась за сверкающий яркий бунчук, а правой укрывшись под знаменем кассий, она протянула белейшую ручку — да, ручку, — к священному берегу вод, сорвать на быстрине мели бессмертный чернеющий чжи, — Я любовался всей душой на эту прелесть, прелесть чистоты; и сердце сильно трепетало, увы, без радости особой... Ведь доброй свахи не имел я, чтоб в эту радость с ней войти! И я, обращаясь к той зыби, в беседу с богиней вступил, желая ей, прежде всего, сообщить о моем душевном и искреннем чувстве.

И я дорогой свой брелок отвязал, чтобы этим ее пожелать... Но нет! Красавица была до глубины души воспитана прекрасно. И как! Она владела лучшим поведеньем и понимала смысл стихов канона Ши! Она приподняла теперь брелок алмазный свой и мне его в ответ, в ответ, преподнесла, мне указав на бездну вод, как срок и время для меня.

Я взял брелок, как честный дар любви-любви, любви-любви; и все боялся: вдруг богиня меня обманет как-нибудь. С волненьем вспоминал я Цзяо-фу, — да, Цзяо-фу — как были с ним нарушены слова; и в грусти своей, как Ю нерешителен я, как лисица, я полон сомнений. И я убрал с лица умильную улыбку и усмирил — да, усмирил, — свои мечты; воздвиг преграду чинных правил и стал себя держать в узде.

И вот тогда богиня Ло была растрогана всем этим и нерешительно то шла ко мне, то от меня. Сиянье феи то отдалялось, то приближалось; то вдруг темнело, то прояснялось. То стояла своим легким станом она, строга, как журавль; то как будто хотела лететь, но пока не взлетала еще. То ступала по душистому какому-то убранству, то по травам благовонным шла, свой аромат струя. Она запела куда-то вдаль, и так протяжно — протяжно, да, — о своей вечной ко мне любви; был тон той песни совсем печальный и неспокойный и длился долго...

И вдруг смотрю, толпою божества сходиться начали сюда, зовя своих, свистя подругам. Одни из них в чистых резвились струях, другие порхали по острову фей, одни собирали светящийся жемчуг, а те поднимали волшебные перья. — Шли за двумя теми дамами — женами с Южного Сяна; за руку брали ту деву, что раньше бродила по берегу Хань. Они вздыхали о том, как Пао, звезда на небе, любви не знает; они нам пели, как Волопас там один на небе живет всегда. Вздымали легкие покровы — все в совершеннейших узорах и, рукавом закрывшись длинным, стояли долго и недвижно. То быстро вдруг неслись, что дикая летающая утка; порхали, где-то исчезая, совсем как феи и божества. В прикосновении к волне еле заметными шагами они под газовым чулочком рождали будто даже пыль. В движеньях своих никаких они правил житейских не знали; то шли по опасным наклонам, то снова спокойно, как надо. И было трудно угадать, идут вперед или стоят; уходят прочь или обратно. Вдруг обернутся, поглядят — струят божественное нечто; лучи сияют проникновенно на этом яшмовом лице. Слова у них уж на устах, но их они не произносят; и их дыхание совсем как запах диких орхидей. Их лица красотой роскошной так были ласковы, милы, что я вполне мог позабыть о том, что надо есть и пить...

В эти минуты дух ветра Пин И свой ветер убрал; и дух водяной усмирил свои волны. — Фэн И, бог реки, запел, заиграл нам; Нюй-Ва чистым голосом пела. Подняли вверх узорчатых рыб, расписных, чтобы этим всех предупредить о пути; велели запеть всем яшмовым фениксам-птицам, чтоб вместе за ними лететь. Шесть драконов все в чинном порядке выравнивать головы стали, и облачный свой фаэтон повезли на плавном, красивом ходу. Киты и акулы повынырнули и колеса с обеих сторон подхватили; а птицы морские взлетели, чтобы быть охраною им на пути.

Теперь она перелетела чрез Северную Чжи-реку, промчалась через Южный Кряж. Вытянув белую шею свою, чистый свой взор поднимая, двинула алые губки, чтобы мне не спеша сообщить и напомнить великие правила жизни в общеньи людей; чтоб выразить мне огорченье свое: пути человека и феи различны весьма; чтобы погоревать о том, что судьбой не дано было это нам в юных годах. Подняв свой флеровый рукав, она им слезы, слезы вытирала; они текли у ней ручьем, по платью хлынули потоком. Она оплакивала нас, навек оторванных, оторванных теперь от единения прекрасного друг с другом; и горевала, что вот так, уйдя лишь раз, она со мной в различных направленьях; что нечем ей благодарить меня за пылкую любовь: она мне дарит свои серьги из светлой яшмы, идущей с юга. И хотя, мол, она пребывает в пучине воды, где великий стихийный и холод и мрак, но она навсегда свое сердце отдает своему государю и князю.

И вдруг не замечаю я, куда она девалась; стою, тоскую: фея скрылась, свой погасила свет. — Тогда я оставил равнину, полез на высокую гору... Ноги все шли, а дух мой задерживался. Любовь оставалась во мне, и я все мечтал о фее моей, глаза устремлял свои вдаль, с печалью и грустью в душе. И я надеялся: божественное тело опять свой примет вид; сел в легкую лодочку я и поднялся на ней вверх по речке Ишуй. Так плыл я по долгой реке, забыв о возвратном пути, мечтая о ней бесконечною лентой мечты, и любя ее больше и больше, а ночью не спал, весь тревожной печалью объятый. Весь пронизанный сыростью инея, так и сидел до утра я, а утром велел своим слугам запрячь и взошел в экипаж, чтобы ехать... Да, ехать обратно домой, по пути все на тот же восток! В руках были вожжи несущих меня лошадей, и кнут я на них поднимал... а горе кружило в груди и уехать отсюда не мог я".

Примечания Л.Н. Меньшикова

Цао-Чжи (Цао Цзы-цзянь) — 129-232 гг. — младший брат Цао Пэя (Вэйского Вэнь-ди, 187-226 гг.), один из великих поэтов, оказавших сильное влияние на последующую поэзию. Любимый сын Цао-Цао (155-220 гг.), который прочил его в наследники. Когда в 220 г. Цао Пэй занял трон, он сослал брата в область Чэнь. Цао Чжи был признанным главой литературной группы "Семь талантов периода Цзянь-ань" (годы Цзянь-ань — 196-220). Его поэма "Фея реки Ло" написана в изгнании.

Хуан-чу — девиз годов правления Вэйского Вэнь-ди (Цао Пэя) в 220-226 гт. Третий год — 222.

Река Ло (Лочуань) — приток Хуанхэ, на северном берегу которой стоит тогдашняя столица Вэй Лоян. Цао Чжи, чтобы добраться до владения Чэнь, [должен был переправиться через эту реку].

Вдохновился Сун Юем — имеется в виду поэма Сун Юя (ок. 290 — ок. 223 гг. до н. э.) "Святая фея".

Ицюэ... Хуаньюань... Тунгу... Цзиншань... — путь Цао Чжи после переправы через р. Лочуань шел сначала на юг (до Ицюэ), а потом на восток через долину Тунгу, перевал Хуаньюань и гору Цзиншань.

Поле с чудной травой чжи — чжи или линчжи — трава бессмертия китайских легенд, растущая в высоких горах.

Владела лучшим поведеньем и понимала смысл стихов канона Ши — т. е. изучала древнюю "Книгу Ритуала" (Ли цзи) и "Книгу Песен" (Ши цзин), получив тем самым самое изысканное воспитание.

Цзяо-фу (Чжэн Цзяо-фу) — легендарный персонаж, якобы встретивший двух девиц, духов реки, вручивших ему брелок в залог будущих встреч, но потом они исчезли и их брелок тоже.

Ю — легендарный зверек, похожий на кабаргу, который всего пугается, мечется туда-сюда и никак не выберет, на чем остановиться. Так же всего боится и лисица.

Шли за двумя теми дамами — женами с Южного Сяна — Э-Хуан, Нюй-ин, две жены легендарного Шуня, дочери легендарного Яо, которые после смерти супруга оплакивали его на берегах реки Сян (южный приток Цзяна).

Пао, звезда на небе — звезда Паогуа, отстоящая далеко от всех других звезд, символ одиночества.

Волопас — или Небесный Пастух, влюбленный в Небесную Ткачиху, но разлученный с ней: ее звезда по одну сторону Небесной Реки (Млечного Пути), а его — по другую.

Нюй-ва — сестра древнейшего в китайских легендах "императора" Фу-си.

Источник: Цао Чжи "Фея реки Ло", 2000, стр. 241

Перевод: Ганна Ф. М-М.

Красавица ("О, прекрасная, как она изящна и мила...")

О, прекрасная, как она изящна и мила, Собирая листья ежевики на краю дороги! Покачиваемыя ею ветви издают созвучный шорох, А листья, которые она срывает, — смотрите, как они падают проворно! Из приподнятого рукава видна белая рука, Золотой браслет охватывает тоненькую кисть. Булавка возвышается над ее волосами золотым воробьем: Пояс украшен синими округленными камушками, трепещущими от ее движений. Жемчужная нить облегает шею, более гладкую, чем отполированный нефрит, Ожерелье поддерживает коралловая застежка с пестрыми камням! Ветер ласково треплет нежные складки шелковой одежды — Можно подумать, что колыхается воздушное облачко, служащее колесницей богам. Если она кинет взгляд, — он оставляет за собою мерцающий огонек; Почувствовав ее дыхание, можно подумать, что вдыхаешь запах Лан; Путешественник невольно задерживает по пути своего коня перед нею, Кто присел подкрепиться, забывает, увидев ее, о приготовленной еде. Примечания

Лан — цветок, принадлежащий к семейству орхидей. Название этого цветка очень часто встречается в китайской поэзии, как сравнение, — как роза у европейских поэтов.

Источник: "Желтый лик", 1921

Перевод: Гитович А.И.

На пиру у князя ("Короткий, как сон неожиданный дождь...")

Короткий, как сон, Неожиданный дождь Смыл серую пыль С абрикосовых рощ: Казалось, что в ясной Прохладной тиши Он должен был смыть И усталость с души. Ужели же зря Мы сидим за столом, Где кубки полны Драгоценным вином? Ужели же зря Ублажают гостей Певцы и танцоры Из Двух областей И все же меня, Среди праздных утех, Тревожная мысль Отделяет от всех.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

Одиночество ("Вдоль кустов в своем домашнем платье...")

Вдоль кустов В своем домашнем платье Я бреду Знакомою тропою; Тихо в нашем доме На закате, И ступеньки Поросли травою. В уши дует мне Осенний ветер, Вереницы птиц Стремятся к югу, Но не смогут Ослабеть на свете Верность и любовь моя К супругу. А теперь Он далеко отсюда — Больше нет опоры, Мне привычной, И счастливой Больше я не буду, И цветы Не расцветут вторично. Вы любовь забыли Слишком рано, Вы иной, Чем в молодые годы. Обвиваясь вокруг вас Лианой, Разве я Лишала вас свободы? Выполняла я Свой долг желанный — Помните? — И вечером, и утром. И меня отвергнув Столь нежданно, Вы отнюдь Не выглядите мудрым,

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

Полевая иволга ("Неистовый ветер листву раздирает на части...")

Неистовый ветер Листву раздирает на части, Волну за волною Вздымают угрюмые реки. Навеки лишившись Меча боевого и власти, Я старых товарищей Тоже лишился навеки. Ты разве не видел, Как иволга — кроткая птица, Спасаясь от ястреба, Слепо бросается в сети. Везет птицеловам! Но мальчик глядит и томится Его не прельщают Удачи охотничьи эти. Сочувствует мальчик Внезапному птичьему горю, — Чтоб сети разрезать, Он нож достает из кармана. И вот уже иволга Кружится в синем просторе, Но вновь прилетает — И благодарит мальчугана,

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

Семь шагов ("Горит костер из стеблей бобов...")

Горит костер из стеблей бобов, И варятся на огне бобы, По поводу горькой своей судьбы. И плачут, и плачут бобы в котле — Один у нас корень, — стонут бобы. — Мы братья вам, стебли, а не рабы. Примечания

Стихи за семь шагов — предание гласит, что Цао Пэй приказал Цао Чжи за то короткое время, которое нужно, чтобы сделать семь шагов, сочинить под страхом смерти экспромт. В сочиненном Цао Чжи экспромте поэт говорит о тех притеснениях, которые он вынужден терпеть от своего брата Цао Пэя. Выражение "Варят бобы на стеблях бобов" стало образным обозначением вражды родных братьев.

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

"Стихи о разном"

2. Перекати-поле ("Клубок беззащитной травы оторвался от корня...")

Клубок беззащитной травы Оторвался от корня — Несется и кружится С каждой минутой покорней. Летит он, гонимый Любым налетающим ветром, Уносится в высь, К облакам, равнодушным и светлым. К такой высоте — Беспредельной на вечные сроки, — Где нет ни конца, ни начала Небесной Дороге. Не так ли и странник, Покинув родную столицу, Бредет, погибая На северной дальней границе. В холодных ночах, Замерзая под рваным халатом, Питаясь ботвою гороха И диким салатом, Бредет он и знает, Что нету обратной дороги. Состарили странника Горе, тоска и тревоги.

Источник: Цао Чжи "Фея реки Ло", 2000

4. Слепцы ("Красавица где-то на юге живет...")

Красавица Где-то на юге Живет, Молода и румяна. Гуляет одна, Без подруги, На отмелях Сяо и Сяна. Не ценят Красы одинокой Слепцы, Проходящие мимо. А годы В мгновение ока Уносятся Неудержимо.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

"Посвящаю Цао Бяо, ванну удела Бома"

4. "Вот остаюсь я с думою о друге..."

Вот остаюсь я С думою о друге — Для дум никто Не изобрел преграды. Осенний ветер Леденит мне руки, Трещат в траве Озябшие цикады. Запущен мир, И только мгла струится, И солнце путь свой Уступает звездам. И за день Утомившиеся птицы Торопятся К своим семейным гнездам. Бредет овца, Отставшая от стада И на ходу Дожевывает пищу, И скоро все Покою будет радо, Лишь я далек От своего жилища.

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

Перевод: Журавлев В.А.

Вздохи ("О, этот бегущий по полю, из трав перевитый клубок...")

О, этот бегущий по полю, Из трав перевитый клубок, Хотя постоянно на воле, Но все же всегда одинок. Навеки с корнями расставшись, В пути многотрудном своем Ни отдыха я, ни покоя Не знаю ни ночью, ни днем. С востока на запад далекий, Привыкший к борьбе и труду, Иду я по разным дорогам, По множеству тропок иду. Спешу я домой возвратиться, Туда, где родная река, Но ветер жестокий, вздымаясь, Уносит меня в облака. И я не могу ни минуты На месте одном постоять: То вдруг возношусь в поднебесье, То падаю в пропасть опять. И снова по воле стихии, Пристанища не нахожу. Качусь я на поле другое, Качусь на другую межу. Мечусь без пути и дороги, Как сорванный с ветки листок. Вот знаю, что надо на север, А все ж проношусь на восток. Годами по миру блуждаю, И мукам конца не видать. И не на что мне опереться, И некому мне помогать. Ночами совсем погибал я, Но снова вставал по утрам. Прошел я по топким болотам, Прошел по высоким горам. Так долго катился-кружился, Да к корню нигде не прирос. Скажите: кто выстрадал столько? Кто столько невзгод перенес? .. Хотел бы я стать той травою, Которую косят и рвут, Хотел бы я стать тем бурьяном, Который по осени жгут. Хотел бы я в бурях погибнуть, Исчезнуть под холодом зим, Но только бы соединиться С потерянным корнем моим!

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957

Песня о полевой иволге ("Как много печального ветра в верхушках деревьев зеленых...")

Как много печального ветра В верхушках деревьев зеленых. Вздымаются волны над морем, Угрюмы, бурливы и злы. В руках моих нету кинжала. И нету друзей закаленных. Да разве со многими мог я Завязывать дружбы узлы? Ты видел, как иволга с криком, Спасаясь от коршуна, сразу Бросается неудержимо С забора в охотничью сеть? И рад птицелов и доволен, Что иволга в сети попалась, А мальчик печален, что птица Не сможет теперь улететь. Поэтому нож он хватает, К ловушке отца подбегает И, сеть на куски разрезая, Свободу певунье дарит. А иволга, крылья расправив, В высокое небо взлетает И долго над мальчиком кружит, Спасибо ему говорит.

Источник: Цао Чжи "Фея реки Ло", 2000

Перевод: Кравцова М.Е.

Иволга ("Средь высоких стволов неумолчны стенания ветра...")

Средь высоких стволов  неумолчны стенания ветра, Море бьется о берег,  шумя в неуемной тоске. Если хочешь и впредь  оставаться с друзьями навеки, Надо меч обнажить  и держать наготове в руке. Видишь иволгу  в крепкой бамбуковой клети? Ведь от коршуна прячась,  сама оказалась в силках. Птицелов был доволен  такою добычей-удачей, Ну а сын его видел  лишь птицы страданья и страх. Он схватил острыи нож,  перерезал веревки и путы: Ты вольна, моя иволга,  снова свободно летать! И, сокрывшись на миг,  затерявшись в лазоревых далях, В благодарном порыве  над мальчиком кружит опять. Примечания

Стихотворение было создано после казни Дин И, и в нем, по мнению комментаторов, Цао Чжи в аллегорической форме исповедуется в своем бессилии защитить друга, с горечью противопоставляя собственную нерешительность поступку лирического героя, без колебаний спасшего птицу.

Дин И(?-220) — друг Цао Чжи, некогда входивший в ближайшее окружение Цао Цао и приложивший немало усилий, чтобы склонить его сделать выбор наследника в пользу младшего сына, за что был предан казни по приказанию Цао Пи почти сразу после его прихода к власти.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Преподношу в дар Ван Цаню ("Я сижу в одиночестве, горькою думой объятый...")

Я сижу в одиночестве,  горькою думой объятый, Вот бы взять и одеться,  да в Западный парк поскакать, Где древесные кущи  застыли в цветущем наряде, И прозрачною рябью  подернута озера гладь. Там, средь волн,  в одиночестве плавает дикая утка, Тщетно селезня  жалобным кликом надеясь призвать. Всей душою хочу  оказаться с несчастною птицей, Но ни лодки, увы,  ни челна не могу отыскать. Как из памяти стерлись  былые мечты и дороги, Что ни вижу вокруг —  заставляет сильнее страдать. Слышу ветра:  вокруг лишь печальные стоны, И вечернее солнце  невозможно в пути задержать. Коль дождем благодатным  все сущее в мире омыто Вам ли надо бояться  под струи его не попасть?! Отчего же, мой друг,  вы сегодня задумчиво-хмуры? И печальное сердце  ожидает какую напасть? Примечания

Стихотворения под таким названием (другие варианты его перевода — "Послание... ", "Посвящаю... ") представляют собой, как правило, своего рода поэтические послания к друзьям, которыми поэты нередко обменивались во время дружеских застолий, прощальной трапезы или просто дарили друг другу на память. Как таковые они составляют очередное популярнейшее тематическое направление в поэзии эпохи Шести династий — лирику на тему мужской дружбы.

Ван Цань (?-217) — свитской Цао Цао и один из ведущих представителей "Цзяньаньской поэзии". Согласно комментаторской традиции, это стихотворение было создано Цао Чжи в 217 г., незадолго до смерти Ван Цаня, погибшего во время мора, охватившего Лоян.

Западный парк — название паркового ансамбля, разбитого по приказанию Цао Цао в юго-западном пригороде Ечэна (резиденции клана Цао), который служил излюбленным местом дружеских встреч "цзяньаньских" литераторов во главе с Цао Пи и Цао Чжи.

Коль дождем благодатным — образ потоков дождя является принятой в поэзии и социально-политической литературе метафорой августейшей милости. То есть Цао Чжи намекает на особый фавор Цао Цао к Ван Цаню, противопоставляя ему собственное одиночество, что полностью соответствовало действительности: еще недавно всерьез намеревавшийся возвести любимого сына в титул наследного принца в обход Цао Пи, Цао Цао как раз в это время начал разочаровываться в нем как в государственном деятеле, ставя ему в упрек излишнюю романтичность, душевную инфантильность и нерешительность.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Стихи о разном"

1. "Башня высокая полнится стонами ветра..."

Башня высокая  полнится стонами ветра, Утренним солнцем  весь Северный лес озарен. Тысячи верст  разделяют меня с тем, кто дорог, Быстрые реки,  пучины бескрайних озер. Их пересечь —  даже лодки такой не найдется, День ото дня  все печальней становится взор. К югу летит  дикий гусь, догоняющий стаю, Жалобный клик  оглашает притихнувший двор. Стать бы, как он,  и на крыльях к друзьям устремиться! Или хоть весточку  взял от меня бы с собой! Тень пролетающей птицы,  как призрак, исчезла... Сердце пронзила  жестокая, страшная боль...

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

2. "Расстаться с корнями судьба перекати-поле..."

Расстаться с корнями  судьба перекати-поле, И мчаться по свету,  безудержным ветром несомым. Всецело его подчиняясь  бездумным порывам, Вдруг вихрем взмывает  к заоблачным самым высотам. Все выше и выше,  предела не видно полету... Да разве хотело  попасть на небесные тропы?! И мне суждено  стать таким же извечным скитальцем, Лишившись всего,  кочевать по далеким просторам. Дырявой дерюгой  я тело свое не прикрою, И сыт не бываю,  питаясь одной лебедою. Что пользы, однако,  в стенаниях или упреках: Ведь гнев и печали  лишь старость приблизят до срока!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

3. "Краса-мастерица на северо-западе есть..."

Краса-мастерица  на северо-западе есть, Прозрачные ткани  струятся искристым потоком. Хотя на рассвете  уж села за ткацкий станок, А все ж не поспела  с узором к вечернему сроку. Всю долгую ночь  ей сегодня опять не спалось, До сумрачных туч  доносились печальные вздохи: Вдовой одинокой  в пустынных покоях живет С тех пор, как супруг  оказался в далеком походе. Ведь он обещал,  что вернется годка через три, Минуть же успело  аж девять безрадостных весен... Без устали птица  над деревом вьется-кружит, Тоскливыми криками  стаю вернуться к ней просит. Ах, солнца бы светом  разлиться до самого юга, И быстрым лучом  прикоснуться, ласкаясь, к супругу!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

4. "В южном царстве красавица-дева живет..."

В южном царстве  красавица-дева живет, Словно вешняя слива  собой хороша и нежна. Утром бродит  вдоль поймы Великой реки, На глухом островке  ночь проводит одна. Все вокруг  равнодушны к прелестной улыбке ее, Никого не волнуют  прекрасные эти черты... А ведь время бежит  и торопит грядущий закат, И как долго еще  красота ее сможет цвести?

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

5. "Запрягли мне конюшие быстрых коней..."

Запрягли мне  конюшие быстрых коней, В дальний путь  отправляться экипаж мой готов. Их куда бы направил,  будь на то моя воля? К царству У, несомненно,  к землям злейших врагов! Но, увы,  предстоит мне, в грязи увязая, Сотни, тысячи верст  проскакать на восток. Ну а там, за Рекой,  неумолчны стенания ветра, И бурлящие струи  несет своенравный поток. Об одном лишь мечта —  перебраться чрез эти стремнины, Но и утлого челна  раздобыть не сумел я, не смог. Прозябать в тишине —  не по мне эта жизнь, не по мне, Коль душа кровоточит  от державных забот и тревог!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

6. "Дозорная башня взметнулась на многие метры..."

Дозорная башня  взметнулась на многие метры, Поднявшись наверх  и к проемам бойницы прильнув, На тысячи верст  озираю окрестную местность, Да только лишь вижу  всю ту же равнину одну. Здесь тяжко безмерно  для тех, кто отважен и честен, Пусть тот, кто ничтожен,  доволен подобной судьбой. Ведь сколько врагов  отовсюду стране угрожают, Душа кровоточит  и рвется на праведный бой! Сжимая свой меч,  то на юг, то на запад взираю, Неужто в горах  суждено обрести мне покой? Пусть струны звенят,  вторя скорбного ветра стенаньям: Словам этой песни  вверяю сердечную боль... Примечания

В этот цикл, как и в одноименный цикл Цао Пи, входят стихотворения, созданные в разное время. Первое из них датируется 222 г., когда Цао Чжи возглавлял периферийную восточную область Цзюаньчэн, находившуюся в северной части современной провинции Шаньдун.

Северный лес — название лесного массива и местности около резиденции Цао Чжи.

Тот, кто дорог — имеется в виду один из младших братьев поэта, посланный Цао Пи, как и он сам, в отдаленный район, но на юге страны.

Во втором стихотворении обыгрывается характерный для поздней (то есть созданной после 220 г.) лирики Цао Чжи образ перекати-поля (кит. пэн, другой принятый перевод этого названия — пырей), который в его собственном творчестве и в поэзии эпохи Шести династий в целом символизировал хаотичность человеческого бытия и странника-скитальца, вынужденно расставшегося с домом. В последующей (танской) поэзии этот образ передавал, напротив, внутреннюю свободу личности.

Третье и четвертое стихотворения цикла — любовно-лирические произведения, одно из которых отчетливо восходит к народному песенному творчеству, а другое — к принадлежащим культурно-литературной традиции южного региона древнего Китая обрядовым песнопениям, в которых в том числе повествуется о любви божественных персонажей. Одновременно сама тема любви получает в восьмистишии несколько иное смысловое звучание и более глубокий философский подтекст, чем в предыдущем тексте: в нем говорится не столько о любви как таковой, сколько о неспособности людей понять и оценить истинную красоту.

Великая река — Янцзы.

Пятое стихотворение цикла было создано в 223 г. и вновь связано с конкретными событиями из жизни поэта: он был неожиданно вызван в столицу (Лоян), но вместо ожидаемого им примирения со старшим братом получил приказ опять ехать в периферийный восточный район.

Царство У — царство периода Троецарствия, располагавшееся на юго-востоке Китая (регион нижнего течения Янцзы).

Река — Янцзы.

Шестое стихотворение цикла относится к юношеской лирике Цао Чжи. Оно было создано в 214 г., когда Цао Цао, выступив в очередной поход, оставил еще любимого в то время сына главою их удельного владения. Однако преисполненный мечтами о ратных подвигах, Цао Чжи счел это назначение проявлением к нему недоверия со стороны отца.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Черкасский Л.Е.

"Ползучие стебли взрастила под южной горой..."

Ползучие стебли Взрастила под южной горой, Поднимутся летом, Давая прохожим тень. Когда господину Я верной стала женой, Взаимная близость Была глубока и сильна. В те дни одеялом Мы укрывались одним И на постели Подушка была одна. "Песню о сливе" Тайком вспоминали с ним, Гусли и цитра — Точно одна струна. Годы уходят, Вечер уже недалек, Сердце супруга Злое таит в себе. Чувства угасли, Близости кончен срок, Тяжко на сердце, Нечем помочь беде. Из дому вышла, Тихий оставив двор, В роще блуждаю — Нет мне покоя нигде: По двое, вижу, Звери глядят из нор, А среди веток Птичья чета в гнезде. Листьев касаюсь, Вздох улетает вдаль, Шелковый ворот Влажен от горьких слез. Добрая лошадь Знает мою печаль, Тычется мордой В ладони мои и ржет. Раньше мы были Как рыбы в одном пруду, Ныне — как звезды: Нас разделил небосвод. Радость былую Где я теперь найду? И одиноко Горькая жизнь течет. Небу доверься — Станет на сердце легко. Жаль только — Небо Слишком от нас далеко! Примечания

"Песня о сливе" — песня из "Шицзина", в ней говорится о верности и любви.

Как рыбы в одном пруду... — образная характеристика семейного счастья и благополучия.

Источник: Цао Чжи "Фея реки Ло", 2000

В женских покоях ("Схватила одежду и вышла, тоскуя, из дома...")

Схватила одежду И вышла, тоскуя, из дома. С нерадостной думой Бреду по тропинке знакомой. Так мрачно и пусто, Как будто мой дом на запоре. Высокой травою Покрыты ступени и дворик. В широкие щели Непрошеный ветер влетает, На юг благодатный Спешат перелетные стаи. Весенние думы Приходят и в эту годину, И схожи с моими Печаль и тоска господина. Супруг благородный Уехал далеко-далеко, А я в этом доме Без братьев живу одиноко. О, радость свиданья! Но путь невозможен обратный: Не вырастет снова Увядший цветок ароматный. Душой человека Когда постоянство владело? Быть может, напрасно Любовь удержать я хотела. Ползучие стебли Обвили сосну без опаски, И к водам озерным Прильнула зеленая ряска. Я пояс девичий Супругу вручила когда-то И в доме свекрови Трудилась с утра до заката. Коль сердце супруга Еще вспоминает былое, Весенние думы Навеки пребудут со мною. Примечания

...пояс девичий.. — В древности девушке, выходящей замуж, надевали пояс, при этом ее мать произносила несколько нравоучительных фраз.

Источник: Цао Чжи "Фея реки Ло", 2000

Вздохи ("Вздыхаю тяжко о печальной доле...")

Вздыхаю тяжко О печальной доле Мятущегося Перекати-поля, Оно навеки Распростилось с корнем, — Без отдыха Кружить ему доколе? У девяти межей Его видали, К семи тропам Явилось. Навсегда ли? Внезапный ветер Схватит горемыку И унесет В заоблачные дали. То вдруг сверкнет Небесная дорога, То встретит пропасть Холодно и строго, То вырвет вихрь Внезапно из пучины, И будто до земли Уже немного. Таков и я: Хочу на землю юга, — Морозит тело Северная вьюга. Бреду на запад, А хочу к востоку, — В широком мире Нелегко без друга. То падаю, То поднимаюсь снова, К пяти хребтам Несет меня, больного, К восьми озерам... На пути скитаний Кто знает муки Всех лишенных крова! О, как я жажду В поле стать травою — Пускай сожгут Осеннею порою, Пусть я уйду, Терзаясь страшной болью, — Я рядом с корнем Душу успокою.

Источник: Цао Чжи "Семь печалей", 1973

Вновь посвящаю Дин И ("Путник усталый дальней бредет стороной...")

Дорогие друзья, —  нам нечасто встречаться дано. — Собрались за столом,  и хмельное нам ставят вино. Разве мог бы вести  я беседу с чужими людьми? Мы пируем в тиши,  за прикрытыми плотно дверьми. Много яств на столе,  но не тянется к блюду рука, А зато уж вина  не осталось у нас ни глотка. Муж высокого долга  жемчужине в море сродни; Это яркое чувство  ты навеки в себе сохрани. Лишь ничтожный душой  добродетелей всяких лишен. Совершивший добро, —  даже этим ты вознагражден. Муж высокого долга  это гордое чувство постиг. А от взлета — увы! —  до падения жалкого — миг. Не стесняться велит  примирившийся с подлостью век, Но блюдет чистоту  совершенной души человек.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Встретил у ворот путника ("Далекий путь остался за плечами...")

Далекий путь Остался за плечами "Откуда вы?" — У гостя я спросил И вслед за ним Немедля поспешил, Вдруг в нем признав Себя, свои печали. Он рукавом, Потрепанным и длинным, Прикрыл глаза, Вздыхая, как во сне: "Я был ученым В Северной стране, В Юэ и в У Я стал простолюдином. Я долго шел, Но не закончен путь. Пожалуй, в Цинь Приду когда-нибудь". Примечания

Юэ и У — древние княжества на территории нынешних провинций Цзянсу и Чжэцзян.

Цинь — древнее княжество. В древности говорили: "От Ху до Юэ", "От Цинь до Юэ", подразумевая под этими названиями не конкретные места, а просто далекие расстояния. Здесь — аналогичный случай.

Источник: Цао Чжи "Фея реки Ло", 2000

Иволга ("Стих ветер... Воцарилась тишина...")

Стих ветер...Воцарилась тишина, Но с шумом разбивается волна. И если нет меча в руке твоей... Оставь надежду быть в кругу друзей. Вы видели, как птицу гонит страх? От коршуна скрывается в силках. Добыче рад жестокий птицелов, Но юный муж отважен и суров, Он разрезает сеть своим мечом. Вот иволга в просторе голубом. Прижалась к небу, вновь к земле летит Над юношей кружа, благодарит.

Источник: Томихай Т.Х. "В сердце моем осени свет", 2016

Красавица ("Красавица, мила и хороша...")

Красавица, Мила и хороша, Стоит под тутом, Листья обрывая. Трепещут ветви мягкие, Шурша, Кружатся листья, Тихо опадая. Ткань соскользнула, Руку обнажая, Браслетом тонким Схвачена рука. В прическе шпилька — Птица золотая, А пояс — Изумрудная река. Сверкают и играют Жемчуга, Мунань голубоватый Чист и нежен. Шелка ее одежд Как облака, С полою легкой Ветер так небрежен. Вздохнет — О, запах орхидеи свежей! Взгляд подарит — О, солнечный восход! И остановит экипаж Проезжий, О голоде Забудет пешеход. Скажите, Где красавица живет? На улице широкой, В доме крайнем, Где так крепки Запоры у ворот. Ее лицо Как солнце утром ранним, Оно и восхищает И манит. И вновь и вновь С упорством и стараньем Несут ей свахи Ткани и нефрит. Но кто умом и честью Знаменит? Достойных встретить Трудно, к сожаленью. И зря молва стоустая Шумит — Поймет ли кто Большой души стремленье? Она одна. Пришла пора цветенья. Глубокий вздох В тиши ночной звучит.

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

Креветка и угорь ("Креветкам и угрям из озерка неведомы ни море, ни река...")

Креветкам и угрям Из озерка Неведомы Ни море, ни река. Чирикает на крыше Воробей, — Ему ль постичь Дорогу лебедей? А муж ученый В суть проник давно: Ничто Благодеянью не равно! И я взошел На пять священных гор, Потом с холма На землю бросил взор: Людишки Суетятся подо мной, Одна корысть Владеет их душой. Я благородных дум Не в силах скрыть, Хочу всю землю Умиротворить. Сжимаю меч — Он верный друг громам — И в бой готов, Отважен и упрям. Иные зря Свои проводят дни, Отважных духом Не поймут они. Примечания

Пять священных гор — Тай шань, Хуашань, Хошань, Хэшань, Суншань.

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

О бренности ("Нет конца земле и небу, нет границы и предела...")

Нет конца земле и небу, Нет границы и предела, Нет конца круговращенью Тьмы и света — Инь и Ян. Лишь одно подвластно тлену — Человеческое тело. Жизнь, как пыль, уносит грозный Налетевший ураган. Совершить желаю подвиг И свое прославить имя, Государю я навеки Предан телом и душой. Жажду трону быть полезным Я талантами своими И, взволнованный и пылкий, Возвышаюсь над толпой. Земноводные и рыбы Чтут священного дракона. Звери чтут единорога — Он владыка всех зверей. Если рыбы понимают Добродетель и законы, То куда проникнут мысли Образованных мужей? Книги древние Конфуций Исправлял самозабвенно, И деяния монархов О величье говорят. Кисть моя — не больше цуня — Расходилась вдохновенно, Передать хочу потомкам Строк изящных аромат. Примечания

Конфуций — философ Древнего Китая (55 1-479 гг. до н. э.). По преданию, он составил "Шицзин" и "Шуцзин" ("Книгу перемен"), входящие в "Пятикнижие" конфуцианского канона.

Источник: Цао Чжи "Фея реки Ло", 2000

Песня ("Клей да лак крепки, пока сухие...")

Клей да лак Крепки, пока сухие, А размочишь — Станут мягче ваты; Белый шелк Подвластен всякой краске — Как узнать, Что белым был когда-то? Я не сам Жену свою оставил — Клевета В разлуке виновата.

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

Петушиный бой ("Печальный хозяин к любым развлечениям глух...")

Печальный хозяин К любым развлечениям глух, Наскучила музыка, Больше не радует слух. В безделье так тяжело Душе пребывать и уму, Веселые гости Приходят на помощь ему. На длинных циновках Расселись, довольные, в ряд И в зале просторном На бой петушиный глядят. Петух разъяренный Сражается с лютым врагом. Их пух невесомый Летает, летает кругом. И бешеной кровью Глаза у бойцов налиты, Взъерошены перья, Торчком у обоих хвосты. Взмахнули крылами, И ветер пронесся струей, И клювами в битве Истерзаны тот и другой. Вонзаются шпоры Измученной жертве в бока, Победные крики Летят далеко в облака. И крыльями машет. Геройски взлетая, петух, Покамест отваги Огонь ещё в нем не потух. Он требует жира На рваные раны свои, Чтоб выдержать с честью Любые другие бои.

Источник: Цао Чжи "Семь печалей", 1973

Покинутая женщина ("Возле дома дерево растет, не простое дерево — гранат...")

Возле дома дерево растет, Не простое дерево — гранат, Глянцевиты листья у него, И оттенок их голубоват; Превосходны красные цветы, Лепестки сверкают и горят. Стайка птиц, испуганно кружа, Быстро опускается сюда. Птицы машут крыльями, кричат, Может быть, настигла их беда? На гранате красные цветы Не сменились завязью плода. Я гляжу на птичью суету, А душа печальна и грустна: Нет детей — отправится навек В дом отца преступная жена, Подарит супругу сыновей — Будто в небе яркая луна, А бесплодье — худшее из бед, Это ведь падучая звезда. Неразлучны небо и луна, До утра вдвоем они всегда, А звезда падучая сверкнет — И мгновенно сгинет без следа. Мне прогулок радостных не знать, Отдохнуть — увы! — не суждено, Горькой и злосчастною судьбой В жизни предназначено одно: К Желтому источнику уйти, Черепицей падая на дно. Сон меня покинул в эту ночь, Что была прозрачна и тиха. Тяжкий вздох мятущейся души Слился с долгим криком петуха. Выхожу из дома своего И блуждаю, ко всему глуха... Замедляю слабые шаги И опять вхожу в пустынный дом, Занавески тонкие шуршат, Я отодвигаю их с трудом, Струн касаюсь, и певучий чжэн В сердце отзывается моем. И звучит взволнованно в тиши Песнь о созревающих плодах; Не могу сдержать мою тоску, Слезы выступают на глазах. Нет, гранат не может обмануть Этих птиц, сидящих на ветвях. У корицы тоже поздний плод, Ждет корица — иней упадет. Разве только летом и весной Созревает самый лучший плод? Я прошу супруга моего — Пусть не знает горя и забот.

Источник: "Китайская любовная лирика", 2004

Посвящаю Дин И ("Ранняя осень, пора холодов осенних...")

Ранняя осень, Пора холодов осенних, Никнут деревья, Роняют листву устало. Иней застывший Лежит на белых ступенях, Мечется ветер За окнами светлого зала. Черные тучи Никак не уйдут за кряжи. Долгие ливни — На них я взираю с болью. Просо ложится — Воды непомерна тяжесть! Нынче крестьянам Не снять урожая в поле. Знатный сановник Бедных людей сторонится, Редкое чудо — Милость богатого мужа; Входит зимою В шубе на белой лисице — Где уж тут вспомнить Тех, кто дрожит от стужи. Думаю часто О благородном Яне, — Меч драгоценный Отдал он без сожаленья. Будь же спокоен В горестный час испытанья: Мне незнакомо Дружеских чувств забвенье! Примечания

... Дин И — близкий друг Цао Чжи, казненный в 220 г. н. э. вместе со своим братом.

... Благородный Янь — некто Янь Линцзы из княжества У отправился в Цзинь (эпоха Чуньцю, VIII-V вв. до н. э.). По дороге он остановился в княжестве Сюй, правителю которого очень понравился его драгоценный меч, и Янь Линцзы решил на обратном пути подарить меч правителю. Но когда он вернулся, правитель уже умер. Тогда Янь Линцзы повесил свой меч на дереве, что росло у могилы покойного.

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

Путешествие к небожителям ("К столетию едва ль мне подойти...")

К столетию Едва ль мне подойти, Проходят дни, А радость так ничтожна. О, если б крылья, Крылья обрести И ввысь умчаться Было бы возможно! Отбросив прочь Земную шелуху, Пронзив туман, Я устремился в небо: Летаю я Над озером Динху, Спешу туда, Где я вовеки не был. Фусана блеск В восточной стороне, Жэшуя воды В западной округе; Бессмертные В пути явились мне, Живущие На севере и юге.

Источник: Цао Чжи "Семь печалей", 1973

Путник ("Путник усталый дальней бредет стороной...")

Путник усталый  дальней бредет стороной; Из дому вышел —  тысячи ли за спиной. Думает путник:  "Что же мне делать теперь? Может, вернуться?  Но где отворится дверь?" Солнце сокрыто  в непроницаемой мгле, Ветер печали  рядом с людьми на земле.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Стихи за семь шагов ("Варят бобы, — Стебли горят под котлом...")

Варят бобы, — Стебли горят под котлом. Плачут бобы: "Связаны все мы родством! Корень один! Можно ли мучить родню? Не торопитесь Нас предавать огню!"

Источник: Цао Чжи "Семь печалей", 1973

Фея реки Ло ("Я покинул столичный город, возвращался в удел на восток...")

Я покинул столичный город, возвращался в удел на восток. За спиной Ицюэ, Хуанъюань уже позади, и Тунгу прошел, взошел на Цзиншань. Солнце к западу шло, кони тащили коляску с трудом. Я коней приказал распрячь, где душиста трава; пусть пасутся, где чжи растет. В тополиной роще бродил-гулял, наблюдал за потоком Ло. И тут смутилась душа, встревожился дух, и мысли бегут-бегут... Вниз смотрю — ни одной души, вверх взглянул — увидел красавицу. На краю утеса стояла, и тогда я вернулся, вознице сказав: "Пойдем. Ты кого-нибудь видишь там? Разве может прелестным таким быть человек?" И возница мне отвечал: "Слышал я, будто фею этой реки в старину величали Ми-фэй. Та, что видели вы, государь, не она ли? Каков ее вид, позвольте спросить?" И я отвечал ему: "Как вспугнутый лебедь парит, с летящим драконом изяществом схожа. Хризантемы осенней прекрасней она, сосна весенняя ей сродни. Похожа на месяц — легкое облачко ее от очей скрывает. Порхает-порхает, точно снежинки, влекомые вихрем, влекомые долгим ветром. Издалека глядишь на нее — ярка, как солнце, встающее в утренней дымке; ближе она подойдет — вод прозрачных чистый и скромный житель — лотос. Не худа, не полна, сложена по законам гармонии; плечи — будто точеная статуя; статная; нежно-тонкая талия; стройная шея, грациозно-изящная; ясная, свет излучающая кожа — ей ли нужна помада! Аромата пудры не знает; прическа-туча высока-высока; слегка, изящно очерчены брови; губы алеют, горят белизною ровные зубы; улыбается — ямочки на щеках; в зрачках — золотистые искры. Манеры ее — чудо: нетороплива, стыдливо-целомудренна, сдержанна в меру. Как нежна, благородна как! Необычен наряд — неземной, особый; облик ее подобен картине. Тонкое платье переливается и свежестью блещет; больно для глаз сияние драгоценных сережек. Убор головной — золото с перьями зимородка; жемчужинок рой озаряет гибкое ее тело. "Дорога длинна-длинна" — названье узорных туфелек; накидка легка, шелк словно туманная дымка". И вновь я пришел на берег реки взглянуть на красавицу. Неуловим, тонок аромат, от нее идущий; к горному склону она медленно приближается. А потом вдруг, будто сбросив оцепенение, на крутом утесе прогуливается, оживленная. Протянула белую руку свою к священному берегу, сорвала линчжи на краю стремительной быстрины. Чувство моей души к ее красоте влекло, сердце билось сильней, но грустен я был. Встретиться с феей мне кто сможет помочь? Легкой доверю волне речи мои. И пусть расскажет волна о помыслов чистоте; яшму-подвеску для феи Ло с пояса снял. Но нравам была верна красавица фея Ло, блюла этикет она, понимала Книгу стихов. Красную яшму берет, как ответный призывный дар, рукой указала в пучину вод: там встретимся мы. На чувства я наложил узду, а чувства мои глубоки; страх обуял: еще пропаду, обманет она. Легендой про юного Цзяо Фу внезапно был отрезвлен; стою, нерешителен, как слон, подозрителен, как лиса. Стремления прочь гоня, я стою, непроницаемо-сдержан, мол, этикет удержал меня от бурных порывов. Устыдилась фея, приблизилась вдруг ко мне и скорее отпрянула прочь. Сиял-исчезал священный луч, светлело-темнело все вокруг. То будто в полет собралась, словно аист: только взмахнет крылами — и в небо; то шла по густой траве, благоухая, ступала по горной тропе — ароматом пахнуло. Пела о вечной любви долгую-долгую песню, звуки грустны и суровы, звуки протяжны. И тогда сонм духов явился, своих подруг зовя-маня. Играют прозрачных вод струей, парят над островом фей, ищут они зимородка перо, собирают в воде жемчуга. Две феи Сяна-реки, южные феи, не отпускают руки ханьской подруги. Вздыхают о Паогуа, звезде печальной и сирой, скорбно звучат слова о Пастухе одиноком. Причудливо так летят по ветру их одежды; ожидая чего-то, стоят, лица прикрыв рукавами. Сонмы фей легко парят, уток быстрей летят они, гребня волны коснутся чуть — чулки оросит водяная пыль. Законов нет движеньям их: крутой утес, спокойный плес, идут, стоят, уходят вновь, глаза — лучи, блестящий взгляд, горит-блестит лицо-нефрит, уста молчат — таят слова, в дыханье запах орхидей. Как грациозны, как милы... Что пиша? Позабыл о ней, и все мирское отошло... И ветры тогда отозвал Пин И, владыка реки усмирил волну, ударил Фэн И в барабан, песню запела Нюй-ва. Конвой колесницы — рыб узорных летящие стаи; звенит колокольчик, он сзывает всех — улетаем. Голова к голове, величавы тут шесть драконов, далеко-далеко плавно несут облако-колесницу. Из глубин выплывает кит, поддерживая колеса, водяная птица вослед летит, как охрана. Вот и Северный позади островок. Южный кряж одолели. Белоснежную шею изогнула фея, взор ко мне обратила, с губ слетают слова печально, — объясняет она дружбы великий принцип. Сожалела она о различье путей человека и духа, роптала она: юность проходит, а мы не вместе. Заслонилась шелковым рукавом, слезы свои скрывая, но слезы текли ручьем, орошая ее одежду. Скорбела: встречи желанный час прерван уже навеки, вот, горевала, двое нас, вот — каждый уже один. Чем достойным меня наградить за чувство? Яркие серьги мне подарить из Цзяннани? Пускай в темноте обитает дух феи прекрасной, сердце, преданное мечте, мне отдано навеки... Внезапно исчезла она со скалы высокой, сердце смутилось мое — сиянье лучей погасло. Нет ее тут, вновь поднимаюсь в горы; ноги идут, душа недвижима. Чувства сильны, думы о ней, вижу ее, сердце скорбит. Верится — вновь телесный увижу образ, бросился в челн и поплыл против теченья. Плыл бесконечной рекой, о возвращенье не помня. Думы одна за другой, боль нестерпима. Ночью уснуть не мог, скорбно-печальный. Иней на землю лег и увлажнил одежду. Утро пришло, велел запрягать коляску. путь на восток — следует ехать дальше. Вожжи в руках, плеть поднимаю повыше, мешкаю все, — утес не могу покинуть. Примечания Л.Е. Черкасского

Легендой про юного Цзяо Фу... — некий юноша, по имени Цзяо Фу, рассказывает легенда, встретил на берегу двух фей и попросил подарить ему яшмовые подвески. Те исполнили его просьбу. Цзяо Фу спрятал подарок за пазуху, но не прошел и десяти шагов, как обнаружил, что яшма бесследно исчезла. Оглянулся — скрылись и феи.

Вздыхают о Паогуа, звезде печальной и сирой — звезда Паогуа, по преданию, жила в одиночестве на восточном краю неба.

...о Пастухе одиноком... — по преданию, только один раз в год может встретиться звезда Пастух со своей возлюбленной, звездой Ткачихой. Для этого Пастух наводит мост, сплетенный из цветов, через Млечный Путь и по нему спешит на свидание.

Пин И — дух ветра и дождя.

Фэн И — божество, обитавшее в реках.

Нюй-ва — мифическая героиня, якобы починившая расплавленным камнем обвалившуюся часть небосвода.

Источник: Цао Чжи "Фея реки Ло", 2000, стр. 232

"Посвящаю Цао Бяо, ванну удела Бома"

"И тяжко вздыхаю... спасение в чем?"

И тяжко вздыхаю... Спасение в чем? Высокое небо В беде виновато. И думы напрасны О сердце родном: Однажды ушедшему Нету возврата. И сиро душа Над уделом парит, А гроб и останки В столице Лояне. Живущему тоже Уйти предстоит — И в тлен обратится Живое дыханье. Одно поколенье — И кончится срок: Роса выпадает И тает мгновенно. Уходит мой век, И закат недалек — Расцвета и дряхлости Вечная смена. Железо и камень Не ведают тлена, А я ведь не камень — Скорблю неизменно.

Источник: Цао Чжи "Семь печалей", 1973

"Нельзя не терзаться, взирая на мир"

Нельзя не терзаться, Взирая на мир. Поверишь в судьбу — Вдруг настигнут страданья. Я в мире бессмертных Искал эликсир — Святой Чи Сунцзы Не сдержал обещанья! Любое мгновенье Грозит нам бедой. Столетний старик? Не встречались такие... С ушедшим навеки Простился живой, А скоро ли встретиться Смогут живые? Быть может, к закату Мы будем вдвоем, Храни же себя, Да исполнятся сроки. Я слезы смахнул Перед дальним путем, И кисть начертала Печальные строки.

Источник: Цао Чжи "Семь печалей", 1973

Три стихотворения на мотив "Желаю отправиться к Южным горам"

1. (I.) "О Восточное море, завершенность бескрайних просторов!"

О Восточное море, Завершенность бескрайних просторов! Все же место найдется Ста потокам в пучине морской; Пять великих вершин — Высота, недоступная взору, — А ведь даже они Не гнушаются пылью мирской. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: Цао Чжи "Семь печалей", 1973

3. (II.) "Служат целям различным, скажем, нож или острое шило..."

Служат целям различным, Скажем, нож или острое шило, И в коляске и в лодке Ценность разная заключена. Отказаться от вещи Непростительной будет ошибкой Потому лишь, что вещь Не для всякого дела годна. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: Цао Чжи "Семь печалей", 1973

4. (III.) "Награждать за добро, сострадать не внимающим долгу..."

Награждать за добро, Сострадать не внимающим долгу — Так мудрейший из мудрых Поступал в стародавние дни; Все, кто сердцем добры, Будут здравствовать долго-предолго, Потому что о людях Неустанно пекутся они! Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: Цао Чжи "Семь печалей", 1973

"Стихи о разном"

2. Перекати-поле ("Корня нет у перекати-поля...")

Корня нет У перекати-поля, Долгий ветер Странника терзает, То кружит и носит На раздолье, То порывом К облакам вздымает. Выше, выше, — А куда, не знаю. Нет у неба Ни конца ни края. И моим скитаньям Нет предела, Жертвую Своею головою. Рваной тканью Не прикроешь тела, Сыт не будешь Горькою травою. Меньше дум, Поменьше слов упрека, Боль тебя состарит Раньше срока.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

4. "Где-то в южной стране эта девушка скромно живет..."

Где-то в южной стране Эта девушка скромно живет, И лицо у нее Схоже с персиком нежным и сливой. Утром бродит она У Чанцзяна стремительных вод, А у берега Сян Выбирает ночлег сиротливый. Только люди вокруг Равнодушны к ее красоте. Для кого же тогда Улыбаться открыто и ясно? А короткая жизнь Приближается к горькой черте. Увядает краса — И она разрушенью подвластна.

Источник: Цао Чжи "Фея реки Ло", 2000

"Северный ветер"

III. "Вершины гор уходят прямо в тучи..."

Вершины гор Уходят прямо в тучи, Взлетаю ввысь, Карабкаюсь на кручи. И, как полынь, Мечусь я в вихре где-то. Зима прошла, И на исходе лето. Подняться ввысь, В долины с гор спуститься — Все по плечу, На все могу решиться. С кем плащ делил — Тех сердце не забудет. Их нет со мной И никогда не будет.

Источник: Цао Чжи "Фея реки Ло", 2000

Жуань Цзи (210-263)

Представитель философского направления сюань сюэ ("учение о сокровенном"), литератор. Ведущая фигура в кружке интеллектуалов, известном как "Семеро мудрецов из бамбуковой рощи" (в него входили также Цзи Кан, Сян Сю, Жуань Сянь, Лю Лин, Шань Тао и Ван Жун).

Родился в Вэйши округа Чэньлю (современная провинция Хэнань). Состоял на гражданской и военной службе в государстве Вэй (отсюда "Жуань-пехотинец"), но сознательно избегал высоких постов. Осторожность в высказываниях сочетал с экстравагантностью поведения, вызывавшей нарекания его биографов-конфуцианцев; они отмечали также приверженность Жуань Цзи даосским этическим принципам и его преклонение перед личностью Чжуан-цзы. Основные биографические сведения содержатся в его жизнеописаниях из "Вэй шу" ("История династии Вэй", составитель Чэнь Шоу, III в.) и "Цзинь шу" ("История династии Цзинь", 7 в.); в эссе "Чжу линь ци сянь лунь" ("О семи мудрецах из бамбуковой рощи") Дай Куя (IV в.) сборника "Ши шо синь юй" ("Новое изложение рассказов, в свете ходящих") Лю Ицина (V в.).

Главное философское сочинение — "Тун и лунь" ("О проникновении в "(Канон) перемен"), "Юэ лунь" ("О музыке"), "Да Чжуан лунь" ("О постижении Чжуан(-цзы)"), "Да жэнь сянь шэн чжуань" ("Жизнь великого человека"). Поэтическую славу принес ему сборник "Юн хуай ши" ("Пою о чувствах").

В основном теоретическом эссе о даосизме — "Да Чжуан лунь" Жуань Цзи подчеркивал бессилие обыкновенного разумения перед совершенством великого дао, "предел" которого — "смешение всего в одно". Постигающий это единство "совершенный человек" неотделим от бесконечных превращений мира и потому бессмертен; но для тех, "кто утверждает себя", вечность недостижима. В "Да жэнь сянь шэн чжуань" Жуань Цзи раскрыл внутренний мир "великого человека" через противопоставление его расхожей конфуцианизированной морали. Ее догмы и правила, конфуцианское начетничество и ханжество порождают насилие и ложь, поэтому "благородный муж" (цзюнь цзы) — не "образец для всех времен", но тот, кто ввергает Поднебесную в ужас мятежей и гибели. "Великий человек" противостоит амбициозному отшельничеству, мотивы которого — мизантропия и тщеславие. Отшельничество "великого человека" — духовного свойства. Вместе с тем ему чужда идея компромисса между отшельничеством и службой, предлагаемая некоторыми мыслителями сюань сюэ, в частности Го Сяном. Правда "великого человека" не в зримой "возвышенности", а в сокровенных, "пустотных" (сюй) странствиях его духа, и потому не может быть понята суетным миром. Эскиз всеобъемлющей полноты бытия и принципа действия мировой гармонии Жуань Цзи находил в "Чжоу и". В эссе об этом памятнике ("Тун и лунь") он, не вдаваясь в смысл отдельных символов, стремился обобщить его философское содержание в диалектике "возвращения к истокам"; воссоздал картину динамизма саморегулирующейся вселенской гармонии, единство которой обусловлено моментом перехода вещей в свою противоположность. Гармонии мировой соответствует гармония общества, когда для поддержания порядка не требуется целенаправленных усилий. Носительницей гармонии для Жуань Цзи являлась музыка. Она — "суть Неба и Земли, природа всего сущего... Совершенно-мудрые (шэн) правители древности создали музыку, чтобы сделать возможными следование природе Неба и Земли, постижение жизни всех существ" ("Юэ лунь"). "Истинная" музыка древних несет "уравновешенность" (пин), "согласие", "гармонию" (хэ) и восходит к совершенной полноте всеединства. Музыка должна "приводить к покою дух всей тьмы вещей", улучшать нравы, очищать помыслы и чувства людей. В духе конфуцианской традиции Жуань Цзи рассматривал музыку как внутреннее содержание нравственных устоев: "Ритуалы (ли) определяют видимый образ, музыка приводит в равновесие сердце. Ритуалы устанавливают внешнее, музыка определяет внутреннее". Однако конфуцианские и даосские идеи не абсолютизировались Жуань Цзи и служили для него символами личных исканий в эпоху социальных неурядиц и духовной деградации устремленных к первозданному единству человека и мира.

Источник: Малявин В. В. "Жуань Цзи", 1978

* * *

Второе имя — Сицзун, уроженец центрального региона Китая (область Чэньлю на территории современной провинции Хэнань), ближайший друг и сподвижник Цзи Кана.

Сын свитского Цао Цао, Жуань Цзи также занимал прочные позиции в вэйском обществе. Но, в отличие от Цзи Кана, он воздержался от афиширования своих политических пристрастий и даже поступил на службу к Сыма, что объясняется его биографами чувствами отчаяния и безнадежности, охватившими его после казни друга, или страхом разделить его участь.

Несмотря на общность их мировоззренческих позиций и творческих установок, лирика Жуань Цзи явно отличается от творчества Цзи Кана: эмоциональное начало откровенно преобладает в ней над философским. Примечателен и сам по себе состав его поэтического наследия: все 82 стихотворения сведены в единый цикл "Пою о чувствах".

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Журавлев В.А.

"Пою о чувствах" / "Стихи, поющие о том, что на душе" / "Воспоминания"

2. (I.) "Над берегом Цзяна чарующим летом..."

Над берегом Цзяна Чарующим летом Две феи кружились. Носимые Ветром. Там Цзяо Фу Светлые, В радужном блеске, За пазуху спрятал Из яшмы подвески. С сердечною болью Он к феям прекрасным Зажегся любовью Огромной и страстной. Те феи-колдуньи Над Цзяном-рекою Его ослепили Своей красотою. Тревожные думы Рождают волненье, Лишь в женских покоях Печалей забвенье. Супругу в наряды Зачем облачают, Когда это утро Дожди омрачают, Когда эта дружба, Что крепче металла, Исчезла навеки, Навеки пропала? Примечания

В русском названии этого стихотворения — 2. (I.) "Над берегом Цзяна чарующим летом..." — римская цифра в скобках (I.) соответствует номеру стиха в цикле "Воспоминания", как это указано в издании перевода (см. "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957), цифра 2. — номеру стиха в цикле.

Цзян — одно из наименований реки Янцзы.

Цзяо Фу — в древней легенде о Цзяо Фу рассказывается, что он встретил двух фей на берегу реки и попросил у них яшмовые подвески. Феи исполнили его просьбу. Цзяо Фу спрятал подарок за пазуху, но не прошел он и десяти шагов, как яшма исчезла. Оглянувшись, он обнаружил, что феи бесследно исчезли.

Тревожные думы рождают волненье — китайский комментарий разъясняет, что, влюбившись в прекрасных фей, Цзяо Фу вспоминает о своей жене, одиноко тоскующей в женских покоях о своем муже. Эти воспоминания и вызывают в душе его тревогу.

Супругу в наряды зачем облачают, когда это утро дожди омрачают? — то есть к чему и для кого наряжаться, если муж не дает о себе знать?

Когда эта дружба, что крепче металла, исчезла навеки, навеки пропала — китайский комментарий указывает, что в этих строках заключена основная мысль стихотворения: «Увы, дружеские чувства между государем и подданным так же непрочны, как и любовь мужа к старой жене».

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957

3. (II.) "Бегут-разбегаются тропок извивы..."

Бегут-разбегаются Тропок извивы. В Восточном саду Распускаются сливы... Гнет ветер осенний Деревья дугою, И падают сливы Одна за другою. Терновник, шумит На развалинах зданья. Всему — срок цветенья И срок увяданья. Коня направляю От распрей жестоких На Запад, к подножью Горы Одиноких. Как сына сберечь мне, Томясь и тоскуя, Когда и себя Уберечь не могу я? Сгустившийся иней На травы ложится. Пора наступила И мне удалиться. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 3. (II.) "Бегут-разбегаются тропок извивы ..." — римская цифра в скобках (II.) соответствует номеру стиха в цикле "Воспоминания", как это дано в издании перевода (см. "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957).

В Восточном саду распускаются сливы — Восточный сад — поэтическое название императорского дворца.

Коня направляю от распрей жестоких на Запад, к подножью горы Одиноких — то есть хочу уйти от чиновничьей службы, от смуты и стать отшельником на Западной горе (Шоуян), где, по преданию, во времена династии Чжоу жили отшельниками Бо И и Шу Ци.

Как сына сберечь мне, томясь и тоскуя, когда и себя уберечь не могу я? — Юань Цзи, хранившему верность династии Вэй, грозила опасность от правителя Сыма Чжао, вставшего у власти после ослабления авторитета вэйского императора.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957

26. (III.) "Пусты мои залы, пуста и округа..."

Пусты мои залы, Пуста и округа. И нет здесь со мною Любимого друга. Гляжу на дорогу, И сердцу обидно, Что снова друзей На дороге не видно. Взбираюсь на гору, Поднявшись с зарею, — Одна лишь пустыня Лежит предо мною. Летит сиротливая Птица из сада Да буйвол блуждает, Отбившись от стада. Пишу я о друге, Мечтаю о встрече. Склоняется солнце, И близится вечер... Примечания

В русском названии этого стихотворения — 26. (III.) "Пусты мои залы, пуста и округа ..." — римская цифра в скобках (III.) соответствует номеру стиха в цикле "Воспоминания", как это опубликовано в издании перевода (см. "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957), цифра 26. — номеру стиха в цикле.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957

Перевод: Кравцова М.Е.

"Пою о чувствах" / "Стихи, поющие о том, что на душе" / "Воспоминания"

1. (Первое стихотворение цикла) "Этой ночью опять мне никак не уснуть..."

Этой ночью  опять мне никак не уснуть, Встал, оделся  и цинь положил на колени. Занавесь отражает  сияние полной луны, Легкий ветер  на мне воротник чуть шевелит. Пустошь вдруг растревожил  одинокого лебедя крик, И над северным лесом  загалдели испуганно птицы. Что я думал увидеть,  прогуляться решив, Если сердце тревожат  одни лишь печальные мысли? Примечания

В названии стихотворения — 1. (Первое стихотворение цикла) "Этой ночью опять мне никак не уснуть..." — в скобках приведена авторская нумерация стихов в цикле "Пою о чувствах", как она дана в издании перевода (см. "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004).

Цинь — подобный цитре (гуслям) музыкальный инструмент, состоящий из длинной (до полутора метров) деревянной деки и пяти-семи шелковых струн. Он пользовался исключительной популярностью в китайской культуре: игра на нем считалась вершиной исполнительского мастерства и ассоциировалась с наиболее глубокими и сильными переживаниями человека, в том числе пребывающего в отшельническом уединении или занимающегося духовным самосовершенствованием.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

3. (Третье стихотворение цикла) "К счастливым деревьям проложено много тропинок..."

К счастливым деревьям  проложено много тропинок, Когда они —  персик и слива — в саду расцветают. Но ветер осенний,  подув, обнажает их ветви, Пожухшие листья  один за другим опадают. Столичным цветам  тоже время придет увядать, Терновник заполнит  роскошные некогда залы. Коня погоняя,  покинуть свой дом тороплюсь, Покинуть свой дом,  чтоб взойти на Сишаньские скалы. Самих коль себя  сохранить мы не в силах, Заботиться как я могу  о жене и о детях? А иней холодный  уж травы покрыл луговые, И года закат —  вот и все, что бывает на свете. Примечания

В русском названии стихотворения — 3. (Третье стихотворение цикла) "К счастливым деревьям проложено много тропинок ..." — в скобках приведена авторская нумерация стиха в цикле "Пою о чувствах", как дано в издании перевода (см. "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004).

Столичным цветам... — в этих двух строках комментаторы усматривают намек на скорую гибель вэйского правящего дома, что, по их мнению, придает стихотворению острое политическое звучание.

Сишаньские скалы — в оригинале: горы Сишань (Западные горы, другое название — горы Шоуян), связанные с легендой об иньских братьях-чиновниках Бо И и Шу Ци, которые, не желая служить новому — чжоускому — государю, видя в нем узурпатора, бежали в горы, где умерли голодной смертью. То есть и в данном случае вероятен намек на современные поэту события и на характер его отношения к дому Сыма.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

4. (Четвертое стихотворение цикла) "Как небесные кони, что из западных возят земель..."

Как небесные кони,  что из западных возят земель, Неустанным галопом  бегут по восточным дорогам, Так и весен и осеней  вечен стремительный бег, А богатство и счастье —  владеем мы ими недолго. Уж прозрачные росы  у реки орхидеи покрыли, Хладный иней  сковал луговые побеги и травы. Тот, кто утром сиял  несравненной своею красою, Станет к вечеру  дряхлым уродливым старцем. Не дано нам сравниться  с бессмертным царевичем Цяо, Кто же может сберечь  свою прелесть и славу? Примечания

В русском названии этого стихотворения — 4. (Четвертое стихотворение цикла) «Рассветному солнцу еще раз взойти не дано ...» — в скобках приведена авторская нумерация стиха в цикле "Пою о чувствах", как это дано в издании перевода (см. "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004).

Небесные кони — образное название скакунов. привозимых в Китай (по маршруту Великого Шелкового пути) из Ферганы, то есть западного по отношению к нему края.

Цяо-царевич — популярный бессмертный-сянь, именуемый также Ван Цяо, Ван-цзы Цяо.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

5. (Пятое стихотворение цикла) "В давнюю пору, в далекие юные годы..."

В давнюю пору,  в далекие юные годы, Был я повесой,  любившим лишь пенье и танцы. Дом свой покинув,  уехал на запад, в столицу, С дамами Чжао и Ли  пировал-развлекался. Но не успел насладиться  таким я весельем, Яркое солнце  внезапно споткнулось на небе. И поскакал я,  коня погоняя, обратно, Чтобы еще раз  взглянуть на родные мне реки. Желтое золото  все, оказалось, истратил, И погрузившись в печали  о собственных бедах, Вдруг осознал,  что на севере возле Тайхан оказался: Сбился с пути  и не знаю теперь, куда ехать! Примечания

В русском названии этого стихотворения — 5. (Пятое стихотворение цикла) "В давнюю пору, в далекие юные годы ..." — в скобках приведена авторская нумерация стиха в цикле "Пою о чувствах", как это дано в издании перевода (см. "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004).

Уехал на запад, в столицу — в оригинале: город Сяньян, бывший столицей Китая в эпоху Цинь (221-207 до н. э.) и находившийся к западу от центральных районов страны (в южной части современной провинции Шэньси, к северо-западу от города Сиань).

С дамами Чжао и Ли — имеются в виду знаменитые красавицы, фаворитки ханьских императоров Чэн-ди (32-6 до н. э.) и У-ди (140-86 до н. э.) — Чжао Фэй-янь и Ли фужэнь, которые славились своим легкомысленным поведением. Подобное смешение исторических эпох и лиц — художественный прием, характерный для лирики Жуань Цзи.

Яркое солнце... — в этой строке комментаторы вновь усматривают намек на современные поэту события — смерть вэйского императора Мин-ди (240), с которой и начался упадок этой династии.

На родные мне реки — поэт употребляет неофициальное название региона, откуда он был родом, — Долина Трех рек.

Желтое золото — золото-серебряный сплав, который считался в Китае наиболее ценным.

Вдруг осознал... — в заключительных строках, стихотворения обыгрывается притча (из древнего анналистического сочинения «План Борющихся царств») о человеке, который, вознамерившись поехать в южное царство Ну. выбрал неправильную дорогу и оказался на севере.

Тайхан — горная цепь, проходящая по северной части современной провинции Хэнань и по провинциям Шаньси и Хэбэй.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

7. (Седьмое стихотворение цикла) "Ну и жара этим летом стоит!..."

Ну и жара  этим летом стоит! А лишь месяц пройдет —  и минует бесследно... Ароматных деревьев  зеленая сникнет листва, И угрюмые тучи  поплывут вереницей по небу. Чередой бесконечной  четыре сезона идут, Раз за разом  светила друг друга сменяют. По пустынному залу  бесцельно брожу: Как обидно,  что знать обо мне не жеают! Ах, найти бы  такого мне верного друга, Чтоб не ведать потом,  что такое разлука! Примечания

В русском названии этого стихотворения — 7. (Седьмое стихотворение цикла) "Ну и жара этим летом стоит! ..." — в скобках приведена авторская нумерация стиха в цикле "Пою о чувствах", как это дано в издании перевода (см. "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004).

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

15. (Пятнадцатое стихотворение цикла) "Давным-давно, в свои пятнадцать лет..."

Давным-давно, в свои пятнадцать лет, Читал взахлеб я "Песни" и "Преданья". В одежде скромной, но храня нефрит, — Как Янь и Минь я был в своих мечтаньях. Окно открыл, взирая на простор, На холм взошел, весь в думах о кумирах. Могилами усеян горный склон — Здесь тысячи веков в одно соединились! Чрез сотни осеней, десятки тысяч лет Чем станет славою овеянное имя?! И мудреца Сянь-мэня вдруг поняв, Смеюсь и плачу над собой самим я... Примечания

В русском названии стихотворения — 15. (Пятнадцатое стихотворение цикла) "Давным-давно, в свои пятнадцать лет ..." — в скобках приведена авторская нумерация стиха в цикле "Пою о чувствах", как дано в издании перевода (см. "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004).

В свои пятнадцать лет — перефраз высказывания Конфуция, приведенного в конфуцианской канонической книге "Лунь юй" ("Рассуждения и речения"): "Учитель сказал: в пятнадцать лет я приступил к учебе" (глава II, § 4).

"Песни" и "Преданья" — конфуцианские канонические книги "Ши цзин" ("Канон поэзии / Книга песен") и "Шу цзин» ("Канон истории / Книга документов").

В одежде скромной, но храня нефрит — образная характеристика благородного мужа, хранящего собственную нравственную чистоту и в "смутное" время, она также приписывается Конфуцию.

Янь и Минь — любимые ученики Конфуция — Янь Хуэй (Янь Юань, 521?-481? до н. э.) и Минь Сунь (Минь Цзы-цзянь, 536?-487? до н. э.), первый из которых особо выделялся любовью к знаниям, а второй — сыновней почтительностью.

Славою овеянное имя — "славное имя" — категориальный термин, передающий конфуцианские аксиологические установки, в которых главным смыслом и целью жизни человека провозглашалось совершение им таких деяний, чтобы благодарная память о нем передавалась из поколения к поколению.

Мудрец Сянь-мэнь — знаменитый легендарный даосский бессмертный Сяньмэнь-гаоцзы (Сяньмэнь-цзигао).

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

17. (Семнадцатое стихотворение цикла) "Один-одинешенек в зале пустынном сижу..."

Один-одинешенек  в зале пустынном сижу, Кого же могу  своим преданным другом назвать? Иду за ворота  и вновь на дорогу смотрю — Коней иль повозок  давно уж на ней не видать... Поднялся на холм —  предо мною почти вся страна, Лугов и полей  открывается дальний простор. А птица, отбившись от стаи,  на северо-запад летит, А зверь одинокий  уходит на юго-восток. В мечтах о друзьях  не заметил, как вечер настал, Коль рядом их нет —  напишу на досуге письмо. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 17. (Семнадцатое стихотворение цикла) "Один-одинешенек в зале пустынном сижу ..." — в скобках приведена авторская нумерация стиха в цикле "Пою о чувствах", как это указано в издании перевода (см. "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004).

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

32. (Тридцать второе стихотворение цикла) "Рассветному солнцу еще раз взойти не дано..."

Рассветному солнцу  еще раз взойти не дано, Дневное светило  на западе сгинет во тьме. Сей мир покидаем,  мгновение в нем проведя, Неужто и впрямь  это осень настала уже? Что пыль иль роса  наша бренная жизнь, А неба бескрайни  и вечны пути. Недаром князь Циский,  поднявшись на холм, Рыдал и стенал,  что должно все пройти. Мудрейший Учитель  стоял над потоком, Вздыхая, что все,  как стремнина, течет. И тех, кто ушел,  никогда уж не встретить, Дождаться не сможешь  и тех, кто придет. На гору взойти Тайхуа  лишь мечтаю, С бессмертным Сосною  там странствовать вольно. А старый рыбак,  кто все это познал, Сел в челн  и уплыл по теченью спокойно... Примечания

В русском названии этого стихотворения — 32. (Тридцать второе стихотворение цикла) "Рассветному солнцу еще раз взойти не дано ..." — в скобках приведена авторская нумерация стиха в цикле "Пою о чувствах", как это опубликовано в издании перевода (см. "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004).

Недаром князь Циский... — в этих двух строках намек на историю о князе чжоуского царства Ци — Цзин-гуне (547-491 до н. э.). Поднявшись однажды на гору и обозревая свои владения, он разрыдался и воскликнул: "Как же я могу вынести то, что и сам умру, и все это уйдет, словно текущие воды!"

Мудрейший Учитель стоял над потоком — намек на эпизод из "Лунь юя" (глава IX, § 17), повествующий о том, как Конфуций, стоя однажды на берегу быстрой реки и взирая на ее стремительное течение, воскликнул: "Все течет, как воды этой реки, не останавливаясь ни днем ни ночью!"

Тайхуа — одно из названий горного массива Хуашань, находящегося в западном регионе Китая (провинция Шэньси, вблизи от города Сиань), который считался в даосских верованиях одним из мест обитания бессмертных-сяней. Кроме того, эта строка является перифразом начальных строк ханьского юэфу «Песня о долгой жизни»: "Бессмертный едет на белом олене. Короткие волосы, длинные уши. Отвел меня на вершину Тайхуа...".

Бессмертный Сосна — Учитель Сосна — литературный перевод имени одного из популярнейших в I-VI вв. даосских бессмертных — Чи Сун-цзы (Учитель Красная сосна).

Старый рыбак — Старик-рыбак, Отец-рыбак — главный персонаж знаменитой древней поэмы «Отец-рыбак», образ которого олицетворяет даосского мудреца-философа.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

33. (Тридцать третье стихотворение цикла) "Еще один день и еще одна ночь..."

Еще один день  и еще одна ночь, Еще одна ночь  и еще день проходит... Постарела-увяла  когда-то прекрасная внешность, Моих жизненных сил  иссякает, я знаю, источник. Неизбывны внутри  кипяток и огонь, Изменяется все,  и одно порождает другое. Десять тысяч вещей  никогда не имеют конца, Но умом их осилить,  увы, не дано мне. Постоянно боюсь,  что мгновенье пройдет, И душа устремится,  несомая яростным ветром. Шел всю жизнь осторожно,  как по тонкому льду, И кто знает,  как жарко горит мое сердце! Примечания

В русском названии этого стихотворения — 33. (Тридцать третье стихотворение цикла) "Еще один день и еще одна ночь ..." — в скобках приведена авторская нумерация стиха в цикле "Пою о чувствах", как это указано в издании перевода (см. "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004).

Кипяток и огонь — метафора мучающих человека горестных дум и мыслей.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Малявин В.В.

"Пою о чувствах" / "Стихи, поющие о том, что на душе" / "Воспоминания"

1. "Час полночный, но я не в силах уснуть..."

Час полночный, Но я не в силах уснуть. Поднимаюсь в постели, Трогаю певучий цинь. Сквозь тонкий полог Светит ясная луна. Свежий ветер Развевает мои одежды... Одинокий лебедь Зовет на пустынном просторе. Кружащие птицы Кричат над северным лесом. Так в бесцельном блуждании Что здесь увидишь? И печальная дума Одна ранит сердце...

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

4. "Как небесные кони, выбегая из западных стран..."

Как небесные кони, Выбегая из западных стран. Безудержно мчатся Вперед по восточной дороге — Так весны и осени Мимо несутся стремглав. Богатством и славою Долго ли нам обладать? Чистой росой У реки орхидеи покрыты. Морозный иней Лег на дикие травы. Те, что утром Были красивыми юношами, К вечеру станут Уродливыми стариками. Никто из нас Не сравнится с Ван Цзы-цяо. Никому не дано Надолго сберечь красоту. Примечания

Небесные кони — так называли в Китае коней из Ферганы, славившихся своей резвостью.

Ван Цзы-цяо — бессмертный даос, популярный персонаж китайской мифологии.

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

5. "В давно минувшую пору моих юных лет..."

В давно минувшую Пору моих юных лет, Беспутный повеса, Любивший струны да пенье, Я ушел на запад, В столичный город Сяньян,  Где с Чжао и Ли Развлекался дни напролет. Но радостей тех Вкусить сполна не успел, Как белое солнце Внезапно споткнулось на небе. Я погнал коня Скорее в обратный путь И снова взглянул На родную долину трех рек. Желтого золота Сотня иссякла вконец. Мои расходы Чересчур тяжелы для меня. Я вышел на север, На дорогу к горам Тайхан! Я сбился с пути, Что теперь будет со мной? Примечания

Сяньян — столица древнего царства Цинь, расположенная к северо-западу от г. Сиань.

Чжао и Ли — имеются в виду известные своим легкомысленным образом жизни Чжао Фэй-янь, супруга императора Чэн-ди (33-7 гг. до н. э.), и Ли Фу-жэнь, супруга императора У-ди (141-87 гг. до н. э.). Здесь: куртизанки вообще.

Солнце... споткнулось на небе — немецкий переводчик Э. фон Цах высказывает предположение, что Жуань Цзи намекает на смерть императора Мин-ди (240 г.), положившую начало упадку династии Вэй.

Долина трех рек — оставшееся с III в. до н. э. неофициальное название центральных областей страны, откуда был родом Жуань Цзи.

Я вышел на север, На дорогу к горам Тайхан! — Жуань Цзи имеет в виду древнюю притчу о человеке, который, намереваясь пойти на юг, отправился на север, к горам Тайхан, и считая себя отлично снаряженным для любой дороги, не слушал тех, кто пытался его вразумить.

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

6. "Я слышал давно о тыквах князя Дунлина..."

Я слышал давно О тыквах князя Дунлина. Он выращивал их За стеной у Зеленых ворот. Дорожки-межи Пересекались друг с другом. Дети и матери Между собою сплелись. Все пять цветов Сверкали под утренним солнцем. Довольные гости Съезжались со всех сторон. В светильнике масло Сжигает и сушит себя. Большое богатство Приносит несчастья и беды, В холщовой одежде Можно прожить всю жизнь. Чины и награды — Зачем же на них полагаться? Примечания

О тыквах князя Дунлина — князь Дунлин после гибели циньской династии был разжалован в простолюдины и выращивал тыквы у Зеленых (восточных) ворот столицы Чанъань.

Дети и матери — маленькие и большие тыквы.

В светильнике масло сжигает и сушит себя — строка образована путем добавления одного слова к изречению Чжуан-цзи: «В светильнике масло само сжигает себя».

В холщовой одежде можно прожить всю жизнь — т. е. прожить, оставаясь простолюдином.

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

7. "Палящий зной стоит этим летом..."

Палящий зной Стоит этим летом. Через тридцать дней Он уже без следа исчезнет. На душистых деревьях Поник зеленый убор. Темные облака Проплывают извилистой цепью. Времена года Проходят своей чередой. Луна и солнце Бегут друг за другом. Бесцельно брожу Среди покоев пустых. Как горько! Никто обо мне не знает. Я мечтаю о друге, С кем бы счастлив был я всю жизнь И не знал никогда бы Боли и грусти разлуки...

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

9. "Один выхожу из Верхних Восточных ворот..."

Один выхожу Из Верхних Восточных ворот. На север смотрю, Где вздымается пик Шоуян. Под этой горой Собирали мужи траву вэй. На этой горе Стоит благодатная роща. День счастливый — Куда же пойти я могу? Сгустившийся иней Мои одежды покрыл. Студеный ветер Содрогает вершины гор. Черные тучи В тяжелой мгле встают. Кричащие гуси Тянутся стаей на юг. Голос кукушки — Как он печально звучит! В белизне вокруг Разлита мелодия шан. Тоска и тревога Ранят сердце мое... Примечания

Верхние Восточные ворота — самые северные из трех выходивших на восток ворот г. Лояна, одной из вэйских столиц.

Собирали мужи траву вэй — имеются в виду отшельники Бо И и Шу Ци, по преданию отказавшиеся есть хлеб чжоуского правителя У-вана (XI в. до н. э.), власть которого они считали неправедной, питавшиеся травой вэй (разновидность папоротника) и умершие с голоду.

Гора Шоуян — на которой скрывались отшельники, расположена в северо-западной части Китая. Поэт видит другую гору — тоже Шоуян, — находившуюся на северо-востоке от Лояна, но, видимо, намеренно связывает ее с именами Бо И и Шу Ци.

Стоит благодатная роща — возможно, поэт подразумевает кипарисы и сосны, традиционно считавшиеся в Китае олицетворением благородной стойкости. Но скорее всего перед нами некий отвлеченный образ. Одно из древних толкований гласит: «Деревья, под которыми не рыщут тигры и полки, на которых не гнездятся хищные птицы, рядом с которыми нет ядовитых трав, до которых не добирается огонь и не доходит топор, — вот что такое благодатные деревья».

День счастливый — в древнем Китае отправлялись в путь только в особые, считавшиеся благоприятными для дороги дни.

Голос кукушки — Как он печально звучит! — еще у древнего поэта Цюй Юаня в поэме «Скорбь изгнанника» крик кукушки возвещает о наступлении поры «увядания трав».

В белизне вокруг разлита мелодия шан —имеется в виду нота «шан» (так называемая чистая), которой соответствовали, по китайским поверьям, белый цвет, а из времен года — осень. Мелодия «осенней шан» печальная, проникнутая настроением увядающей природы.

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

15. "Давным-давно, когда лет пятнадцать мне было..."

Давным-давно, Когда лет пятнадцать мне было, В мыслях возвышен, Я любил Книгу Песен и Книгу Преданий. "В одежде простой, Храня драгоценную яшму", Я хотел стачь таким, Как достойные Янь и Минь. Вот, окно распахнув, Я увидел широкий простор. Поднявшись на холм, Я взглянул с надеждой вокруг. Курганы могил Покрывают высокие горы. Десять тысяч веков В одном мгновеньи сошлись. Через тысячу осеней, Десять тысяч лет "Славное имя" — Чем тогда будет оно? Я понял в тот миг Секрет мудреца Сянь Мэнь-цзы. И громко рыдаю, И горько смеюсь над собой. Примечания

Когда лет пятнадцать мне было — Жуань Цзи явно намекает на известные слова Конфуция (Луньюй, II, 4): "В пятнадцать лет я обратил свои помыслы к учению".

Книга Песен (Шицзин) и Книга Преданий (Шуцзин) — основные конфуцианские каноны.

"В одежде простой, Храня драгоценную яшму" — поэт цитирует приписываемое Конфуцию апокрифическое сочинение "Семейные поучения Конфуция". Так отозвался Конфуций о благородном муже в период "смуты".

Янь и Минь — бедные, но добродетельнейшие ученики Конфуция.

Сянь Мэнь-цзы — легендарный даос, сведения о котором относятся к III в. до н. э. Примечательно, что имя Сянь Мэнь-цзы можно перевести как "Мудрец Могильных врат".

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

16. "Бесцельно брожу по берегу пруда Пэнчи..."

Бесцельно брожу По берегу пруда Пэнчи. Оглянулся и вижу Столичный город Далян. На зеленой воде Поднимаются длинные волны. Широкие степи Тянутся вдаль без конца. Бегущие звери Мчатся, пересекаясь путями. Летящие птицы Кружат одна вслед другой. Это время, когда Перепелиный Огонь горит. Когда солнце с луной Как раз встали друг против друга Северный ветер Обжигает жестоким холодом. В студеном воздухе Носится мелкий иней. Бредущий странник Не имеет в дороге друзей. Всего лишь мгновенье... Но сколько в нем скрыто печалей! "Тот, кто низок душой, Считает свои заслуги. Благородный муж Хранит постоянство пути". К чему сожалеть О жизни, полной невзгод? Из слов, спетых мною, Я сложил эти строки. Примечания

Пэнчи — пруд в окрестностях г. Кайфына.

Далян — столица древнего царства Вэй. Поэт подразумевает, конечно же, столицу современного ему царства Вэй.

Перепелиный Огонь — созвездие южного неба, приблизительно соответствующее созвездию Гидры, хорошо наблюдаемое в Китае поздней осенью.

Когда солнце с луной Как раз встали друг против друга — имеется в виду пятнадцатое число, ровно середина месяца.

"Тот, кто низок душой..." — поэт цитирует изречение из главы "Путь Неба" трактата конфуцианского мыслителя Сюнь-цзы (III в. до и. э.).

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

17. "Совсем один... Я сижу в своем доме пустом..."

Совсем один... Я сижу в своем доме пустом. Кого бы я смог Другом своим назвать? Выхожу за ворота, Стою па бескрайнем пути. Но безлюдно вокруг — Не видать ни коней, ни повозок. Поднимусь на холмы. На Девять Краев посмотрю. Далеко-далеко Раскинулся дикий простор. Одинокая птица На северо-запад летит. Зверь, отбившись от стаи, Уходит на юго-восток. Кончился день. Я о верном друге грущу. С ним хочу говорить И развеять мою печаль... Примечания

Девять Краев (Девять областей)-здесь: весь мир.

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

21. "Я в сердце своем "Дорожу и кусочком тени"..."

Я в сердце своем "Дорожу и кусочком тени"*. Еще миг, и Си-хэ * Погрузится в ночную тьму. Я, взмахнув рукавом,* Кладу руку на длинный меч И на небо смотрю, Где грядою плывут облака. Там, среди облаков, В вышине парит черный журавль* Напрягая все силы, Он голосом скорбным кричит. Одним взмахом крыл Он пронзает небесную синь. Над миром тот крик Больше не будет звучать* Разве станет журавль С перепелками вместе летать И, касаясь крылами, С ними кружить по двору? Примечания

Я в сердце своем "Дорожу и кусочком тени" — поэт подразумевает распространенную поговорку: "Древние мудрецы презирали яшмовый скипетр длиною в локоть, но они ценили вершок тени на солнечных часах". Об этом же у Цао Пи.

Си-хэ (или Сиян) — согласно китайской мифологии, возничий солнца в облаке девы. Солнце покоится в колеснице, запряженной шестью драконами.

Черный журавль — здесь: аллегорический образ бессмертия и вечности.

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

32. "Рассветная заря дважды не будет сиять..."

Рассветная заря Дважды не будет сиять. Белое солнце В мгновенье на западе меркнет. Уходишь отсюда, Будто побыв только миг. Неужели для нас Вот и нагрянула осень? Людская жизнь Все равно что роса или пыль. Небесный путь Так смутен, теряясь вдали. Циский Цзин-гун, На вершину однажды взойдя *, Рыдал — и слезы Стекали ручьем по щекам. Мудрец Кун, Стоя над могучей рекой *, Жалел — все уходит, Как быстрые воды бегут. Тех, кто ушел, Мне уже не увидеть. Тех, кто придет, Мне не дождаться. Я подняться хочу На вершину горы Тайхуа. Там, в поднебесье, Рядом с Сун-цзы бродить. Старый рыбак Знал о тяготах мира И вниз по реке Уплыл в своем легком челне... Примечания

Цзин-гун, на вершину однажды взойдя — по преданию Цзин-гун (VI в. до н. э.), правитель царства Ци, поднявшись однажды на гору и оглядев свое царство, зарыдал и сказал такие слова: "Неужто и я уйду из жизни, как уносятся воды потока!"

Мудрец Кун, стоя над могучей рекой — см. Луньюй, IX. 16: "Стоя на берегу реки, учитель сказал: "Все течет, как эти воды, не останавливаясь ни на мгновение".

Тех. кто ушел, мне уже не увидеть. Тех, кто придет, мне не дождаться — Жуань Цзи заимствует с небольшими изменениями строки из приписываемой Цюй Юаню поэмы "Странствия в отдаленном", гласящие: "Тех, кто ушел, Мне не вернуть. Тех, кто придет, Мне не узнать".

Гора Тайхуа — высокая гора на западе Китая, считавшаяся обителью бессмертных небожителей.

Рядом с Сун-цзы бродить — бессмертный мудрец, популярный персонаж китайской мифологии Чи Сун-цзы.

Старый рыбак знал о тяготах мира — поэт говорит о герое произведения Цюй Юаня "Старик рыбак".

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

33. "Один день, и снова еще одна ночь..."

Один день, И снова еще одна ночь. Одна ночь, И снова приходит рассвет. Мое лицо Потеряло свой прежний цвет. Жизненный дух Уже сам собою иссяк. В моей груди Кипящая вода и огонь. В ряду превращений Одно навлекает другое. Десять тысяч дел — Они не имеют конца. С ними справиться, Жаль, ума не хватило. Я только боюсь, Что всего через миг Моя душа Улетит вслед за ветром. Всю свою жизнь Я шагаю по тонкому льду. Кто бы знал, Как пылает огонь в моем сердце. Примечания

Кипящая вода и огонь — душенные беспокойства и переживания.

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

43. "Дикие лебеди в небе летят чередой..."

Дикие лебеди В небе летят чередой. Летят, летят До пустынного края земли. Могучие крылья С долгим ветром парят. В одно мгновение Тысячи ли позади. По утрам они кормятся Плодом коралловых рощ. По ночам они спят На краю Киноварной горы. Они исчезают В самых густых облаках. Ни силками, ни сетью Никто их не может поймать. Как можно тому, Кто привязан к деревне своей, Руку подать И в дружбе поклясться навек? Примечания

Могучие крылья с долгим ветром парят — строка заставляет вспомнить один из центральных в символике Чжуан-цзы образ "долгого ветра", наполняющего флейту Неба.

Плодом коралловых рощ — согласно одному фрагменту нз трактата "Чжуан-цзы", отсутствующему в дошедшем до нас тексте, но сохранившемуся в других источниках, мифическая птица Пэн, символ беспредельного, питалась плодами с некоего кораллового дерева, росшего на краю земли.

Киноварная гора — волшебная гора, упоминаемая в главном памятнике китайской мифологии — "Книге гор и морей". На нем собирались мифические птицы. В религиозном даосизме киноварь — основной компонент эликсира бессмертия.

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

59. "У Желтой реки жил когда-то старик..."

У Желтой реки Жил когда-то старик. Он плел камыш, Но выбросил чистый жемчуг. Был ему сладок Вкус лебеды и ботвы. Был он доволен Хижиной, крытой травой. Как сравнить с ним Толпу суетливых мужей. Чьи холеные кони Мчат дорогие коляски. Кто утром родился У края торной дороги, Кого зарывают к ночи В углу перекрестка путей, Веселье и смех Не смогут продлиться весь день. Через мгновенье Мы снова вздыхаем и плачем. Но и просто понять Тех неверных и лживых людей Мне хватает вполне, Чтоб рассеять мой гнев и печали. Примечания

У Желтой реки жил когда-то старик — рассказ об этом старике содержится в 32-ой главе трактата "Чжуан-цзы".

Кто утром родился у края торной дороги — здесь и далее имеется в виду чиновная знать, дома которой в старом китайском городе располагались вдоль двух центральных улиц, пересекавшихся между собой.

Но и просто понять тех неверных и лживых людей — аллюзия на строки Книги Песен:

Ты, господин, женою пренебрег, Менялся часто, лгал, как только мог... Перевод А. А. Штукина

Надо полагать, поэт имеет в виду беспринципных вэйских чиновников, готовых служить новым властителям из дома Сыма.

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

71. "Заросли цзиня пышно цветут на могилах..."

Заросли цзиня Пышно цветут на могилах. Ярко горит Россыпь сверкающих красок. Белое солнце В чаще лесной исчезает. Тихо кружа. Лепестки устилают дорогу... За дверью, в окнах Слышится стрекот сверчков. В кустах терновника Громко звенят цикады. Только три дня Резвятся мухи поденки, Играя на солнце Узорами радужных крыльев. Наряды свои Мы для кого надеваем? На одно мгновение Мы украшаем себя. Человеческий век Долго ли длится на свете? Но, сил не жалея, Каждый бьется всю жизнь. Примечания

Цзинь — разновидность кустарника (гибискус). Цветет в июле.

Резвятся мухи-поденки — образ поденки традиционно символизирует в китайской поэзии эфемерность жизни.

Источник: Малявин В.В. "Жуань Цзи", 1978

Перевод: Рогов В.Н.

"Пою о чувствах" / "Стихи, поющие о том, что на душе" / "Воспоминания"

1. "Я ночью глубокой уснуть не могу..."

Я ночью глубокой  уснуть не могу, Встаю и играю  на цине певучем. Мне ветер прохладный  халат распахнул, Луна освещает  в окне занавеску. Там, в северной роще  птица поет, А в поле кричит  неприкаянно лебедь. В скитаниях что же  увидишь еще? Печальные мысли  всё ранят мне сердце.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

8. "Светит-горит, опускаясь на западе, солнце..."

Светит-горит,  опускаясь на западе, солнце, Гаснущий свет  на халат мой ложится, тускнея. Ветер, крутясь,  летает по стенам покоя, Птицы тесней  на морозе прижались друг к другу. Птицы чжоу-чжоу  все же клювами перья сжимают, Звери цюн-цюн  тоже ищут себе пропитанья... Можно ли, став  путником в дальней дороге, Душу забыть,  стать подобьем звенящего камня? Прямо спрошу:  разве стоит, за славой гоняясь, Чахнуть, страдать  и терзаньями сердце исполнить? Много милей  с воробьями порхать, со стрижами, Чем по морям  устремляться за Лебедем Желтым? Вольно летит  в четырех он морях на просторе — А с полпути  как сумеешь потом возвратиться?

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

17. "Одинокий, забытый, сижу я в покое пустом..."

Одинокий, забытый,  сижу я в покое пустом. Кто понять меня сможет,  с кем речь я могу повести? Выхожу за ворота —  дороге не видно конца; Ни коней, ни повозок —  все пусто, куда ни взгляну, Поднимаюсь на башню,  взираю на девять земель — Без конца и без края  пустыня простерлась кругом. Одинокая птица  на северо-запад летит, Зверь, от стаи отбившись,  стремится на юго-восток... На закате я вспомню  далеких друзей и родных: Только с ними при встрече  я мог бы всю душу излить.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

32. "Светилу дня два раза не взойти..."

Светилу дня  два раза не взойти, — Свершая путь,  темнеет белый лик. Немного дней —  и осени конец, И срок ее  не долее кивка. Людская жизнь —  как пыль и как роса, А Неба путь  туманен и далек. Цзин-гун из Ци  всходил на гору Ню И лил поток  неудержимых слез. Мудрейший Кун  на берегу реки Скорбел, что смерть  быстрей полета птиц. Мне не догнать  ушедших навсегда, Те, что придут,  не встретятся со мной. Хочу взойти  на гору Тайхуа — Отшельник Чи  да будет спутник мой! Скорбь бытия  постиг отец-рыбак, Когда в челне  вниз по теченью плыл.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Фу Сюань (218-278)

Уроженец периферийного северозападного региона Китая (область Ниян на территории современной провинции Ганьсу), чиновник и поэт эпохи Трех Царств.

Отпрыск скромного провинциального чиновничьего семейства, Фу Сюань, по утверждению его биографов, уже в детстве проявил незаурядные способности и яркий литературный талант. Он поступил на службу еще при Вэй, без видимых колебаний перешел на сторону нового правящего режима, при котором сделал в целом успешную официальную карьеру, занимая в том числе посты секретаря при первом министре (ши чжун), инспектора столичной области (сыли-сяовэй). Одновременно он пользовался огромным авторитетом как придворный поэт: именно ему было поручено по августейшему повелению создание нескольких циклов культовых песнопений, вошедших в репертуар официальных обрядовых практик Западной Цзинь.

Значительно больший интерес представляет его лирика частного характера, позволяющая видеть в нем одного из самых своеобразных поэтов второй половины III в. Стихи Фу Сюаня, в первую очередь тексты малых форм, производят впечатление своего рода случайных набросков, отличающихся необычными для поэзии того времени живостью повествования, легкостью отношения их автора к жизни и откровенно насмешливо-пародийными интонациями, особенно в тех случаях, когда поэт обыгрывает уже ставшие шаблонными литературные образы и сюжеты. Кроме того, Фу Сюань, подобно Цао Цао, активно использовал художественно-композиционные приемы, присущие древней авторской прозопоэзии (например, семисловный и шестисловный поэтические размеры) и народной песне.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

* * *

Светская лирика Фу Сюаня производит впечатление творческих экспериментов, созданных исключительно для собственного удовольствия и основанных на художественном опыте предшествующей — песенной — традиции. Большинство его произведений (в обоих жанрах) строится на варьировании либо художественно-композиционных приемов, свойственных поэтике народной песни (юэфу миньгэ), либо отдельных образов. Используются различные — четырехсловный (по 4 иероглифа в строке), пятисловный и семисловный — поэтические размеры. Излюбленный прием Фу Сюаня — обыгрывание шаблонных литературных сюжетов, благодаря чему возникают откровенные насмешливо-пародийные интонации ("Чэ яо яо пянь"): "Едет повозка в далекие дали, как далеко ее кони умчали. / <...> / Ах, если б тенью любимого стать, чтобы повсюду за ним поспевать! / Но в затененное место зайдет, тень его сразу из глаз пропадет, / Вот и мечтает отныне жена, чтобы супруг был на солнце всегда!" ("Едет повозка в далекие дали"). Лирике Фу Сюаня свойственны также общее романтико-элегическое настроение и эскизность творческой манеры, что наиболее отчетливо проявляется в произведениях "малых" (4-8 строк) форм. По большей части это поэтические наброски, что подчеркивается частым употреблением названия "У ти" ("Без названия", "Без определенной темы"). Кроме того, этим стихотворениям нередко присущи необычная для поэзии того времени живость повествования, легкость отношения автора к жизни. Даже его рассуждения на тему бренности и быстротечности бытия могут воплощаться в своего рода частушки ("У ти"): "Ветер срывает и гонит перекати-поле, / А весенние травы теснят и болота и горы. / Сосны есть, что растут уже тысячу лет, / Ну а жизнь человека не вмещает и век!" (5-е стихотворение цикла "Без названия").

Важное место в лирике Фу Сюаня занимают произведения на тему любви, в которых повторяются ситуация разлуки и мотивы женского одиночества, например: "Мин юэ пянь" ("Песнь о ясной луне"), "Цю лань пянь" ("Песнь об осенней хризантеме"), "Си Чанъань пянь" ("Песнь о западной [столице] Чанъань"). На их фоне выделяется стихотворение "Цинь нюй сю син" ("Песня о судьбе женщины из Цинь"), в котором с неожиданной для Фу Сюаня серьезностью и болью говорится о бесконечных унижениях и оскорблениях, выпадающих на долю женщины с момента ее рождения. Она обуза для собственных родителей, требующая дополнительных семейных трат на ее содержание и приданое. Редко когда ей посчастливится выйти замуж по любви. Оказавшись в семье мужа, она обречена выносить придирки его родственников. Трагичность и безысходность произведения усиливаются реминисценциями знаменитой поэмы "Мо шан сан" ("Туты на меже") и образа ее героини Цинь Лофу — традиционного воплощения женской красоты, добродетелей и достоинства. Фу Сюань разрушает романтичность этого образа, как бы показывая подлинную судьбу "красавицы из рода Цинь".

Оды Фу Сюаня можно разделить на тематические группы, главными из которых являются: 1) произведения, посвященные сезонным празднествам и придворным церемониям и близкие по содержанию и стилистике культовым песнопениям: "Си сяо фу" ("Ода [о] счастливых небесах"), "Ян чунь фу" ("Ода [о] расцвете весны"), "Юань жи чжао хуй фу" ("Ода [об] утреннем собрании [в честь празднования] первого дня [нового года]"; 2) оды-аллегории: "Би фу" ("Ода [о] кисти [для письма]"), "Пипа фу" ("Ода [о] пипе"), "Цинь фу" ("Ода [о] цитре"), смысл которых сводится к рассуждениям об этико-воспитательных функциях художественного творчества.

Своеобразие лирики Фу Сюаня получило признание только у критиков литературы, отстаивающих художественную значимость и приоритетное положение в китайской словесности поэзии любви. В антологию "Юй тай синь юн" ("Новые напевы Нефритовой башни", цз. 2) включено 8 его произведений. В остальном творчество Фу Сюаня получило предельно низкие оценки. В трактате "Ши пинь" ("Категории стихов") Чжун Жуна он отнесен к литераторам третьей (низшей) категории. В антологии "Вэнь сюань" ("Избранные произведения изящной словесности", цз. 29) помещено всего одно его стихотворение (из цикла "Цза ши" — "Стихи о разном"). В настоящее время (с 1970-1980-х) творческое наследие Фу Сюаня, включая его теоретические сочинения, привлекает все большее внимание исследователей. Признается неординарность его художественной манеры и влияние его поэзии на дальнейшее развитие китайской лирики.

Источник: "Духовная культура Китая. Энциклопедия. Том 3. Литература. Язык и письменность", 2008

Перевод: Кравцова М.Е.

"Без названия"

"Ветер срывает и гонит перекати-поле..."

Ветер срывает и гонит перекати-поле, А весенние травы теснят и болота и горы. Сосны есть, что растут уже тысячу лет, Ну а жизнь человека не вмещает и век!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Дева живет — ей в веках не бывало подобной..."

Дева живет — ей в веках не бывало подобной, Вброд идет по Реке, водяные цветы собирая. Наверху пребывает под сенью божественных туч, Между пальцев внизу пропускает кристальные волны. Примечания

Вброд идет по Реке — гротескность образа "чудодевы" в данном случае проистекает из того обстоятельства, что река Янцзы, которая обычно обозначается как Река (Цзян), отличается глубоководностью и стремительностью течения.

Под сенью божественных туч — в данном случае поэтом вновь пародируется стандартное сочетание цин юнь ( "синие облака / тучи"), которое в китайской философской и общественно-политической терминологии служило принятой метафорой высочайших достоинств человека и достижения им официальных успехов.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Натяну-ка я лук разукрашенный свой..."

Натяну-ка я  лук разукрашенный свой, Развлекусь-побалуюсь  острозубою пикою! Раз один лишь выстрелил  пали три отряда, Во второй ударил я —  все враги попадали!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Новый год начинаем священно-торжественным действом..."

Новый год начинаем  священно-торжественным действом, Десять тысяч народов  пред скипетром царским — вассалы. Факелы полыхают —  что объятые пламенем древа, Свет небес затмевает  сиянье светильников в залах. Примечания

Новый год начинаем священно-торжественным действом — в китайском официальном ритуальном цикле особенно торжественно отмечался первый день нового года (а не новогодняя ночь), который имел самостоятельное название — "утверждение начала" (юань чжэн).

Пред скипетром царским — в оригинале: особый жезл-гуй, бывший важнейшей императорской регалией.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Ослепительный свет испускают Кипящие воды..."

Ослепительный свет  испускают Кипящие воды, Девять солнц  восседают на ветках высокого древа. Если хочешь в деяньях  сравниться с небесным возницей, Удила из нефрита  надень на шестерку драконов! Примечания

"Без названия" — такое название, как и "Стихи о разном", было весьма распространенным в лирике II-VI вв. и могло прилагаться поэтами к совершенно разным по содержанию произведениям — как к циклам, так и к отдельным стихотворениям.

Кипящие воды — вариант литературного перевода названия помещаемого на крайнем востоке мифического водоема (Таньгу, Янгу — "кипящий водоем, поток"), в котором обмывались рассветные солнца.

Девять солнц — см. пояснения к стихотворению "Путешествие к бессмертным" Цао Чжи.

Если хочешь в деяньях... — в этих двух строках либо намекается на мифологический сюжет о вознице солярной колесницы — богине Си Хэ, либо же обыгрывается знаменитое высказывание "И цзина" ( "Канона / Книги перемен"): "Управляющий шестеркой драконов правит небесами (то есть всем миром)".

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Цзи Кан (223-264)

Уроженец юго-восточного региона Китая (область Цяо на территории современной провинции Аньхой), философ, поэт, музыкант и одна из ярчайших фигур духовной жизни Китая III в., идеолог и представитель знаменитого культурно-политического течения, известного как "ветер и поток" (фэн лю).

Именно с "ветром и потоком", опиравшимся на новую редакцию древней даосской философии ("учение о сокровенном", сюань сюэ), связывается разработка особого идеала личности ("великий человек", да жэнь), характеризующегося самобытностью и отрицанием любых внешних по отношению к человеку регламентаций, в первую очередь устоев общежития, проистекающих из конфуцианской этики. Этот идеал личности находит воплощение в образе "славного мужа" (мин ши), обязательными качествами и атрибутами которого были демонстративное равнодушие к материальным благам и карьерному успеху, пренебрежение своими повседневными обязанностями, отрицание надобности собственной социальной активности, рафинированность, подчеркнутая внутренняя свобода, показываемая через нарочитую экстравагантность поступков и внешнего вида. Первоочередная роль в жизненном стиле "славного мужа" отводилась творческой деятельности, ибо она полагалась в "ветре и потоке" единственно возможным способом духовного единения личности с окружающим миром и выражения его восприятия законов бытия или, в оригинальной терминологии, — "движения дао". В результате "ветер и поток" содержит в себе первую сознательную попытку конструирования поэтического видения мира, а созданная под его влиянием поэзия есть поэзия откровения, экстатического переживания человеком окружающей действительности и собственного бытия.

Непосредственным олицетворением образа "славного мужа" как раз и признается Цзи Кан совместно с несколькими его друзьями и единомышленниками, вошедшими в им же созданное литературно-духовное объединение "Семь мудрецов из бамбуковой рощи".

Однако, несмотря на свое декларативное неприятие общественного бытия, Цзи Кан в действительности принимал весьма активное участие в современных ему политических событиях. Женитьба на принцессе дома Вэй ввела его в круг местной придворной элиты, а затем он встал в открытую оппозицию дому Сыма, готовившему государственный переворот, за что и был казнен. По легенде, Цзи Кан, уже доставленный на лобное место, продолжал сохранять полное спокойствие и предавался игре на любимом им цине.

Лирика Цзи Кана открывает новую страницу в истории китайского поэтического творчества, дав образцы "глубинной философской" поэзии с органическим сочетанием логико-рассудочного и эмоционально-поэтического мировосприятия. Его стихи носят заметно более абстрактный характер, чем творения всех трех поэтов Цао, и представляют собой подобие логического повествования, идущего от некоего конкретного явления или события и строящегося на объединении единичного и целого по принципу факта и его истолкования.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Кравцова М.Е.

"Девятнадцать стихотворений, преподнесенных в дар сюцаю, уходящему в поход"

Седьмое стихотворение цикла "Жизнь человека так коротка, а небо с землею вечны..."

Жизнь человека так коротка, А небо с землею вечны. И если даже сто лет живешь Трудно считать долголетьем. Вот и решил я бессмертье обресть, Чтоб линии жизни длиться. Но, взяв поводья, в сомнения впал, Друзей озирая лица. Примечания

Взяв поводья — то есть уже приготовившись уехать от мира людей и стать отшельником. Общий смысл стихотворения — апологизация дружбы, пожертвовать которой поэт не считает для себя возможным даже ради обретения индивидуального бессмертия, косвенно тем самым упрекая брата за их разлуку.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Рогов В.Н.

"Дар Сюцаю, уходящему в поход"

7. "Человеческая жизнь коротка..."

Человеческая жизнь  коротка, Протяженны небеса  и земля. Сотню лет, что протекут  на земле, Долголетьем кто из нас  назовет? И к бессмертию стремлюсь  я в мечтах, Быть к нетленному хочу  приобщен. Я топчусь, поводья сжал  я в руке И на друга все смотрю  снизу вверх.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

15. "Ночью глубокой пустынно и чисто..."

Ночью глубокой  пустынно и чисто, Ярко луна  осветила террасу. Ветер чуть-чуть  шевелит мне одежду, Полог простой  высоко подобран. Кубок наполнен  вином превосходным, Только мне не с кем  делить мою радость. Цинь мой певучий  со мной неразлучно, Жалко, что ныне  играть на нем не с кем, Взор подымаю,  тоскую о друге, Благоуханном,  как цвет орхидеи... Нет человека  прекрасного рядом — Разве же можно  теперь не вздыхать мне?

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Чжан Хуа (232-300)

Уроженец северо-восточного региона Китая (область Фанъян на территории современной провинции Хэбэй), один из ведущих государственных деятелей и литераторов второй половины III в.

Чжан Хуа происходил из старого чиновничьего клана (его отец в свое время был губернатором области), но рано осиротел и оказался в такой нужде, что был вынужден наняться пасти овец. Тем не менее, благодаря своим природным дарованиям и упорному самообразованию он смог привлечь к себе внимание ряда столичных чиновников — так началось его стремительное восхождение по служебной лестнице. Уже к началу 60-х гг. III в. он занимал весьма ответственные посты в центральных ведомствах и учреждениях — был, например, начальником отдела редакторской службы в Императорской библиотеке (дуцзолан), старшим писцом Императорского секретариата (чжуншу-чанши). А почти сразу же после утверждения династии Цзинь был введен в руководящий состав Департамента государственных дел и пожалован титулом князя-хоу. Одновременно он входил в ближайшее окружение императора. В 296 г. Чжан Хуа занял пост канцлера, но, отстаивая интересы правящего дома и страны, был вынужден вступить в конфронтацию с новой придворной кликой, возглавляемой рвавшейся к верховной власти вдовствующей императрицей и ее фаворитами, и в результате был обвинен в измене трону и предан казни.

Несмотря на дату своего рождения, Чжан Хуа принадлежит уже к другому, чем Фу Сюань, литературному поколению, представителям которого пришлось стать свидетелями очередных историко-политических коллизий. Вспыхнувшая было после первых лет правления Цзинь надежда на выход страны из кризисной ситуации обернулась в скором времени пониманием очевидной несостоятельности и этого правящего режима, а равно предчувствием грядущей катастрофы (как это и произошло в начале IV в.).

Поэтому нет ничего удивительного в том, что господствующее место в общественном сознании второй половины III в. заняли антисоциальные и пессимистические настроения, чем и определяются характерные особенности поэтического творчества того времени. Главным явлением литературной жизни западноцзиньского периода считается еще одно поэтическое направление, именуемое "Поэзия в стиле Тайкан" (от названия девиза правления цзиньского императора У-ди, 265-290), к которому обычно относят и творчество Чжан Хуа. Хотя подавляющее большинство членов "тайканской плеяды" были крупными политическими деятелями и царедворцами, их лирика пронизана мотивами разочарования в современном им обществе и собственной социальной активности, призывами к отшельническому

уединению, ощущением духовного одиночества, ненужности и эфемерности самого по себе человеческого бытия и страхов смерти. Все эти темы, мотивы и настроения отчетливо прослеживаются и в лирике Чжан Хуа.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Кравцова М.Е.

Путешествие к бессмертным ("С платья его свисает радуга бахромою...")

С платья его свисает радуга бахромою, Крыльями-рукавами развеет он струи эфира, Резким порывом ветра ввысь, к облакам взлетает, О Дао-пути толкует вместе с Владыкой мира. Там музыкант-кудесник пению феникса вторит, Рядом на флейтах играют только князья да принцы. Сущность свою питая, вкушает саму сокровенность, Странствует в дальних далях вне временной границы. К поясу он прикрепит подвеску из сонма созвездий, И, предрассветную дымку вместо убора надев, Гостем воссядет в чертогах  прекрасной Царицы бессмертных, Где лепестками нефрита божественных потчуют дев. Фея Сяна-потока волшебную песнь заведет, Нежно ее подхватит Владычица Ханьских вод. Облако он оседлав, суетный мир покинул, Сидя верхом на ветре, разливы Реки миновал. Вот он уже восходит вверх по отвесному склону, Вот он стоит под солнцем на гребне яшмовых скал. В дар от Владычицы туч примет чудесный нефрит, Следом Небесная дева с дивным нарядом спешит.

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

"Стихи о разном"

"Беззаботно-неспешно к Весенним чертогам иду..."

Беззаботно-неспешно  к Весенним чертогам иду, С безмятежной душою  взираю на озера зелень. Белоснежная ряска  холит хрупкой листвы белизну, Средь багряной травы  киноварный цветок пламенеет. Нежный ветер,  играя, всколыхнул травостой, Чуть заметные волны  кувшинки качают, лелея. Ярко-праздничный свет  рощу всю до корней озарил, Ароматов поток  сквозь шелка благовонием веет. А внук князя,  уехав, до сих пор не вернулся домой, Видно, путь оказался,  чем думал, намного длиннее. С кем же мне разделить  наслаждение этой весной? И стою одинокий,  вздыхаю, себя же жалея! Примечания

Весенний чертог (Весенний дворец, Восточный дворец) — принятое название резиденции наследника престола, хотя такое название встречается и в древних мифологических представлениях — дворец божества-Владыки Востока (Тай-и). Не исключено, что в данном случае поэт сознательно обыгрывает оба этих названия, придавая рисуемой им картине весеннего парка ауру божественного мира.

Багряная трава — о траве такого необычного цвета (без приведения ее конкретного названия) неоднократно упоминается в различных письменных источниках, в том числе в исторических сочинениях, где она показывается особо редким и ценным растением, порой и со сверхъестественными свойствами.

Киноварный цветок — киноварь (дань) являлась одним из наиболее распространенных веществ, которые употреблялись в даосской алхимии для изготовления снадобий бессмертия, а потому этот цвет обычно прилагается в поэтических произведениях к растениям бессмертия или явлениям божественного мира и мира сяней.

Внук князя — литературный персонаж, о котором бегло упоминается в заключительных строках древней (ханьской) поэмы "Призывание сокрывшегося от мира": "О внук князя, приди же, вернись! Среди гор человеку нельзя оставаться так долго!", и образ которого в лирике III-VI вв. стал принятым олицетворением отшельника.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Меняется небо, и вслед удлиняются тени..."

Меняется небо,  и вслед удлиняются тени, Четыре сезона  извечно друг друга сменяют. Восточный стены  в полутьме очертания строги, Морозные дни  наступленье зимы предвещают. Покровом густым  иней выпал повсюду к закату, Полночную тишь  скорбный ветер один нарушает. Светильника пламя  становится зябким и тусклым, Кусты орхидей  замерзают, в сугроб превращаясь. Халат утепленный  продрогшее тело не греет, Подкладка из ваты  ледышкой к груди подступает. Но все же всю ночь  продремал, к изголовью прижавшись, Во сне говорил —  но не слышит никто и не знает. От дум о былом  я никак не могу отрешиться, Опять в одиночестве  сам же себя утешаю.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Равномерно и в срок чередуются солнце с луной..."

Равномерно и в срок  чередуются солнце с луной, Зимний холод  сменяется летней жарою. С кем мы парою были,  по-прежнему он далеко Где-то в дальних краях  задержался в разлуке со мною. Сквозь оконные рамы  ветер вольно летит, Не услышишь шагов  У дверей, уводящих в покои. На полу возле ложа  побеги травы разрослись, Все затянуты стены  паутины густой пеленою. Как суметь отрешиться  от горестных мыслей и чувств, Если все, что вокруг,  отзывается приступом боли? Улетая на юг,  гуси дружною парой летят, Возвращаются лебеди,  крылья сплетая с любовью. О, вернитесь скорей,  мой возлюбленный друг, Никогда и никто  мук таких не испытывал боле!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Три стихотворения, написанные в ответ Хэ Шао"

Второе стихотворение цикла ("Великий Гончар создает мириады творений...")

Великий Гончар  создает мириады творений, Рождает все сущее  щедрое лоно Земли. Покой и движенье  отличны одно от другого, И свет с темнотой  абсолютно несхожи они. Едва лишь постиг я  нехитрые истины эти, К чинам и наградам  стремленья бесследно прошли, Люблю тишину,  одиночество и безмятежность Да книги еще,  что мне с детства отраду несли. Не вынести, видно,  обузу трудов и желаний, На западе солнце  садится за горный хребет... Как долог мой путь  и малы обретенные знанья! Как тяжек мой груз,  а природных способностей нет! Достойный пример  Чжоу Жэнь поколеньям оставил, Чисты его речи  и ясны как солнечный свет. Везти со старанием  надо б свою мне поклажу, Да ночи не сплю  в ожиданье неведомых бед. Мне ваше письмо  драгоценнейшим стало подарком, У частием добрым  и искренним чувством согрет. Легка ваша кисть,  и ваш слог безупречно изящен, А мне, я боюсь,  не удастся достойный ответ!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Третье стихотворение цикла ("Как и хотел, я вернулся в уютный свой дворик...")

Как и хотел,  я вернулся в уютныйсвой дворик, Полон желанья  навек распрощаться с делами. Вы же сейчас  по весеннему лугу идете, Стелются травы  узорным ковром под ногами. Но без отрады  на их красоту вы глядите — Близкого друга  по-прежнему нет рядом с вами. Сердце тоскует,  и вновь погружаетесь в думы, Думы о том,  с кем увидеться страстно мечтали. Кисть я беру  и пишу эти новые строки, Только боюсь,  мне не выразить чувства словами! Примечания

Хэ Шао (236-301) — близкий друг Чжан Хуа и тоже представитель "Поэзии в стиле Тайкан".

Великий Гончар — типичная для даосской философии метафора изготовления глиняных изделий, связанная с образным сравнением Дао с Великим гончаром, сотворяющим "все десять тысяч вещей"..

Чжоу Жэнь — древний чиновник, упоминаемый в конфуцианских канонических сочинениях, где он называется образцом благородной личности.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Пань Юэ (247?-300?)

Уроженец центрального региона Китая (область Жунъян на территории современной провинции Хэнань), представитель "Поэзии в стиле Тайкан".

Как сказано в его жизнеописании, Пань Юэ в детстве обнаружил столь выдающиеся способности и таланты, что окружающие называли его "дивным подростком". В возрасте около 20 лет он сдал экзамены на чиновничью должность, получил степень сюцая и поступил на службу, но сразу же после прихода к власти династии Цзинь подал в отставку, сославшись на болезнь, и более десяти лет провел вне столицы. Возвращение к официальной жизни на первых порах привело к его стремительному возвышению (вплоть до поста начальника Департамента государственных дел, шаншулан). Однако затем, подобно многим другим "тайканским" литераторам, Пань Юэ оказался непосредственным участником междоусобных распрей и был казнен.

В историю китайской литературы Пань Юэ вошел не только как поэт, но и как воплощение мужской красоты: по рассказам, он был настолько хорош собой, что, когда проезжал по столичным улицам, женщины забрасывали его экипаж цветами и фруктами.

Поэтическое наследие Пань Юэ невелико — всего 15 стихотворений, лучшими из которых считаются три стихотворения-плача, объединенные в цикл "На смерть жены". Будучи признанным шедевром лючаоской любовнолирической поэзии, этот цикл оказал заметное воздействие на всю последующую художественную словесность: подобные произведения создавались многими другими поэтами, в том числе уже танскими авторами.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Кравцова М.Е.

"На смерть жены"

Первое стихотворение цикла ("С тех пор уж зима и весна миновали...")

С тех пор  уж зима и весна миновали, Мороз и жара  друг за другом прошли. Она же,  вернувшись к печальным истокам, Навечно осталась  под кровом могильной земли. Кто сможет понять,  как мне больно и горько? Зачем я по-прежнему  делаю что-то, живу? Весь год я усерднейшим  был из придворных, Делами стараясь  отвлечь свое сердце и ум. Но дом наш увижу —  и снова ее вспоминаю, А в спальню вхожу —  пред глазами счастливые дни. Волос ее тень,  как привык, не мелькает на ширме, Но туши и кисти  на ней так заметны следы. Ее аромат  до сих пор по покоям витает, Любимые вещи  со стен не снимали пока. Все время мерещится,  будто она где-то рядом, В себя прихожу —  с новой силой нахлынет тоска. Мы были как птички,  что парою в роще порхают, Уселись в гнездо,  а наутро осталась одна. Как рыбки мы были,  что парой резвятся в стремнине, Бок о бок плывя,  но ее унесла вдруг волна... А ветер весенний,  дразня, проникает сквозь щели, И утренний дождик  с карниза свисает капелью. Бессонницей маюсь...  Когда же наступит забвенье?! Но дни все минуют,  а мне тяжелей и больнее! И вот в ожиданье,  когда этот мир я покину, Сижу, как Чжуан-цзы,  и бью по пустому кувшину... Примечания

Печальные истоки — Печальный источник (Цюнцюань) — одно из названий царства мертвых.

Весь год — цикл был написан Пань Юэ через год после смерти жены, то есть по окончании официально принятого срока траура по ней.

Но туши и кисти на ней так заметны следы — речь идет о надписях или росписях, которые были сделаны женой на шелковых поверхностях ширмы.

Сижу. как Чжуан-цзы — намек на легенду о древнем даосском философе Чжуан-цзы (369?-286? до н. э.), приведенную в приписываемом ему одноименном трактате. В этой легенде повествуется, что после смерти жены он, сидя на земле, пел во весь голос, аккомпанируя себе ударами по пустому глиняному кувшину (посуда типа амфоры, которая могла использоваться в качестве ударного музыкального инструмента). Подобным поведением Чжуан-цзы выражал свое отношение к смерти, которая, на его взгляд (и по древним даосским философским воззрениям в целом), является событием, во-первых, естественным (подобно наступлению вечера или окончанию года), а, во-вторых, позволяет человеку освободиться от телесной оболочки и, вернувшись к Изначальному, Единому, вновь включиться в процесс бесконечных трансформаций ("Природа снабдила меня телом, изнурила меня жизнью, это же сделает прекрасным мою смерть... Ныне стоит только принять небо и землю за большую плавильную печь, а творца перемен за великого литейщика, то разве найдется такое место, куда нельзя было бы отправиться? Рождение как сон, смерть как пробуждение"). Поэтому даосские мыслители настаивали на том, что смерть должна вызывать не скорбь у родственников и друзей усопшего, а, напротив, радость за него.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Второе стихотворение цикла ("Как светла и ярка посредине окна луна...")

Как светла и ярка  посредине окна луна, Озарен, словно днем,  южный угол моих покоев. Наступающей осени  чист и печален мотив, Духота и жара  вслед за летом бесследно уходят. Как по-зимнему  ветер промозгл и суров, Лишь сейчас ощутил,  что на мне еще летнее платье. Кто подскажет теперь,  что пора бы его утеплить? И закатную пору  с кем буду отныне встречать я? Вечер года и жизни  теперь уже не с кем встречать, И луна потускнела,  подернувшись облачной дымкой... Изголовье обняв,  я опять по циновке мечусь, По циновке мечусь  я на ложе пустом и постылом. Опустевшее ложе  покрывает прозрачная пыль, Слышны в комнате  только унылые ветра стенанья. Ничего не осталось  от прекрасной моей госпожи, И нелепо мечтать тень  хотя бы призвать на свиданье. Ухватившись за ворот,  от тягостных вздохов дрожу, Грудь, не чувствовал как,  вся от слез стала мокрой. Мокрой стала вся грудь,  но себя не могу я сдержать, Изнутри, словно шквал,  волны боли и скорби. Наяву ли, во сне —  пред глазами все время она, Ее голоса звук  раздается в ушах непрестанно. Как смеялся бы, знаю,  надо мною почтенный Дун-мэнь, И Чжуан-цзы, конечно,  счел меня бы и глупым и странным. В одах или стихах  петь легко свою волю и ум, И как трудно  поведать сердечные муки и раны. Такова уж судьба...  И что я-то поделать могу?! Скорбь такая недаром  считается чем-то вульгарным... Примечания

Наступающей осени чист и печален мотив — в китайских космолого-натурфилософских концепциях каждому сезону соответствовала одна из нот местной пентатонической гаммы. "Осенняя" нота — шан, отличающаяся глубиной и чистотой звучания.

И нелепо мечтать тень хотя бы призвать на свиданье — намек на легенду о ханьском императоре У-ди (140-86 до н. э.) и его возлюбленной наложнице Ли-фужэнь. Когда Ли-фужэнь скончалась, У-ди так скорбел о ней, что придворный маг, дабы хоть как-то утешить императора, вызвал тень его возлюбленной, которая показалась на экране.

Дун-мэнь — У Дун-мэнь — персонаж даосского философского трактата "Ле-цзы", о котором рассказывается, что он, подобно Чжуан-цзы, радовался смерти сына.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Цзо Сы (250?-305?)

Поэт времен Западной Цзинь. Писал изящные эссе, которые шли нарасхват, их переписывали специально для аристократических семей и богатой элиты. Эти копии-списки даже вызвали подорожание цен на бумагу, что сразу же превратилось в оригинальную шутку среди местных ученых мужей.

Вид у Цзо Сы был весьма невзрачный, и с детства он не блистал какими-либо способностями. Он учился и каллиграфии, и игре на гуцине, но все бросил на середине. Только беспрестанные уговоры отца вновь пробудили в его душе сознание необходимости упорной учебы. Повзрослев, Цзо Сы действительно стал писать настоящие литературные произведения.

Когда Цзо Сы исполнилось 20 лет, его сестре Цзо Фэн была оказана честь стать императорской наложницей. Поэтому вся его семья перебралась в тогдашнюю столицу Лоян. Именно благодаря этому переезду Цзо Сы смог общаться с широкими кругами столичной элиты, что очень помогло ему при выработке собственного литературного стиля. Именно так и родилась его знаменитая поэма "Ода-фу трем столицам".

Это произведение было написано в период, когда Цзо Сы исполнилось 30 лет. После появления "Оды" известный литератор того времени Хуан Пуми написал к нему предисловие, философ Чжан Цзай — комментарии. Сначала она получила хождение только среди литераторов, а позже многие выходцы из богатых семей также стали наперебой ее переписывать.

Что же собой представляет "Ода-фу трем столицам"? Фу — это литературный жанр, дескриптивная поэма, или поэма-описание, часто одического характера. В китайской литературе оды-фу писались изящным строгим слогом. Под "тремя столицами" подразумеваются столицы трех удельных государств — Шу, У и Вэй, — которые существовали до династии Цзинь.

"Ода трем столицам" делится на три части: "Ода столице государства Шу", "Ода столице государства У", " Ода столице государства Вэй". В каждой оде с помощью воображаемого героя дается описание тогдашней жизни, социального строя и природных богатств города. Успех этого произведения относится не только к сфере изящной словесности, ее подлинное достоинство — глубина передаваемых мыслей. В период создания этого произведения Цзо Сы потратил много времени на детальное изучение исторических материалов и документов, лично побывал на местах этих столиц. Он поставил перед собой цель написать как можно более правдивое произведение. Во время написания "Оды" во дворе, в доме, в комнатах, даже в уборной Цзо Сы — повсюду на стенах были развешаны свитки бумаги и кисти, чтобы в момент творческого озарения можно было сразу все записать. Именно так Цзо Сы и проработал над "Одой" целых 10 лет. Это был титанический труд. В произведении " Ода-фу трем столицам" широко отражена социальная панорама времен Троецарствия. В произведение нашли отражение и те актуальные вопросы и настроения, которые волновали все тогдашнее общество, в частности, проблема объединения государства.

Помимо "Оды", Цзо Сы еще оставил нам много замечательных поэм, прозаических произведений, а также беллетристики. Среди них наиболее известным является сборник стихотворений "Ода истории". В этих стихах Цзо Сы простым языком передает свою любовь к родине, выражает свою гражданскую позицию. Его стихи стали примером для подражания для многих поколений китайских литераторов.

Источник: ABIRus.ru

* * *

Уроженец восточного региона Китая (область Линьцзы на территории современной провинции Шаньдун), поэт, причисляемый к когорте лидеров "Поэзии в стиле Тайкан".

Цзо Сы происходил из старинного чиновничьего семейства, члены которого, не занимая высоких государственных постов, всегда пользовались среди современников репутацией истинных ученых-конфуцианцев. Продолжая эту семейную традицию, Цзо Сы довольствовался относительно скромными должностями (начальник канцелярского приказа — мишулан, личный секретарь одного из принцев крови), а в роковой для многих "тайканских" литераторов 300 г. подал в отставку, сославшись на болезнь, и поселился в родовом имении, где и провел в уединении последние годы жизни.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Бежин Л.Е.

Стихи о всякой всячине ("Ветер осенний, все холодней на ветру...")

Ветер осенний,  все холодней на ветру — Белые росы*  инеем станут к утру. Слабые ветви  вечером стужа скует, Падают листья  ночи и дни напролет... Там, над горами,  всходит луна в облаках, Воздух прозрачный  в лунных струится лучах. Утром, подняв занавеску,  выгляну в сад — Дикие гуси  в утреннем небе кричат. К дальним просторам  дух устремляется мой — Дни коротаю  в комнатке этой пустой. Долго ль еще скитаться  в чужой стороне? Сумерки года...  боль и досада во мне.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Призывания сокрывшегося от мира"

Навещаю отшельника (К отшельнику в горы отправился с посохом я...)

К отшельнику в горы  отправился с посохом я. Пустынной тропою  к вершинам взбираюсь один. В скалистых ущельях  не видно людского жилья, Лишь пение лютни  доносится с горных вершин. На северных склонах,  белея, лежат облака, На южных отрогах  алеет кустарник лесной. По яшмовой гальке  рассыпала брызги река, Резвится рыбешка,  взлетая над мелкой водой. К чему мне свирели  и цитры в далеком пути: Прекрасней и чище  есть музыка в этом краю. Среди музыкантов искусных  таких не найти, Чтоб пели, как ветер,  печальную песню свою. На дне моей чаши  лесной хризантемы цветы, Я весь в орхидеях,  цветущих в безмолвии гор. О, как я хотел бы  бежать от мирской суеты, Навеки забросив  чиновничий жалкий убор!

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Перевод: Кравцова М.Е.

Стихи о разном ("Ветер осенний по-зимнему холодом веет..."

Ветер осенний по-зимнему холодом веет, Белые росы к заре превращаются в иней. С каждою ночью желтеют зеленые листья, Утром и вечером ветви упругие стынут. Вот лунный диск из-за облачных глыб выплывает, Призрачно-белым потоком струится сиянье. Дверь распахнув, я стою, озирая свой дворик, С шумом летит на рассвете гусиная стая. Чаял себя я возвысить над всею страною, А в одиночестве в доме пустом прозябаю. Юные годы бесследно и быстро прошли, Близок закат — и сжимается сердце в печали

Источник: "Стихи о разном. Китайская лирическая поэзия с древности и до VI века в переводах М. Е. Кравцовой", 2021, стр. 178

"Призывания сокрывшегося от мира"

Первое стихотворение цикла ("Зову, опираясь на посох, сокрывшегося от мира...")

Зову, опираясь на посох,  сокрывшегося от мира, Эти места пустынны и дики  с давних времен. У входа в пещеру не видно  каких-либо признаков жизни, Но звук раздается циня,  чьей-то рукой порожден. Снежное покрывало  застыло на северном склоне, Пурпуровым травостоем  с юга лес окружен. Горный ручей  струится по драгоценнои яшме, В струях его играет  хрупких рыбешек сонм. Нет, здесь совсем не надо  лютни или свирели, Если гор и потоков  так чист и так нежен звон. К чему утруждаться пеньем,  игрою на инструментах, Коль обнаженных деревьев  явственен скорбный стон? Мне пропитаньем послужит  дикая хризантема, Стеблями орхидеи  будет халат оплетен. Ноги мои устали  от суетных устремлении, Власа по плечам распуская,  выкину шпильку вон! Примечания

Это стихотворение считается одним из лучших образцов лючаоской лирики с отшельническими мотивами.

Цинь — см. пояснения к циклу Жуань Цзи.

Стеблями орхидеи — одеяние, подпоясанное стеблями трав или цветочным плетением, — принятый в китайской поэзии образ отшельника.

Власа по плечам распуская — китайский мужской костюм предполагал обязательную укладку волос (которые не стриглись) в прическу-пучок, скрепляемый специальной шпилькой, тогда как распущенные волосы считались признаком внешнего облика чужеземцев-"варваров" или отшельника. "Вынуть шпильку из волос" — принятая литературная метафора ухода со службы.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Второе стихотворение цикла ("Я обитель себе обрел у подножья восточных гор...")

Я обитель себе обрел у подножья восточных гор, Где орехи, на землю упав, прорастают опять кустами. До краев здесь колодец полон родниковой холодной водой, Что сердца и души людей превращает в хрустальный камень. Среди буйных зарослей трав, среди пышных и ярких стеблей И бамбуки и кипарис свою сущность хранят веками. Пусть, случается, иней и снег эти нежные ветви скуют, Но тотчас истекают капелью с зеленой их длани. Не приносят душевный покой ни богатство, ни важный чин, Повинуясь велениям дня — то согнемся, то плечи расправим. Водрузив головной убор, попадаешь к заботам в полон, Распустив по плечам власы, грязь и пыль от себя отставишь. Нет, покорность былых служак не послужит примером мне, Но и верность Бо И с Шу Ци не считаю достойным славить. И, сравнив идеалы людей, что дошли от древних времен, Я прекрасного дня дождусь, чтобы мир навсегда оставить!

Источник: "Стихи о разном. Китайская лирическая поэзия с древности и до VI века в переводах М. Е. Кравцовой", 2021, стр. 177

Цзо Фэнь (ок. 253-300)

Цзо Фэнь — поэтесса, младшая жена цзиньского императора У-ди (также известного как Сыма Янь). Сохранились ее стихотворения (ши, 诗), рифмованная проза (фу, 赋), панегирики (сун, 颂), хвалебные речи (цзань, 赞), эпитафии (лэй, 诔). Больше всего известна своими стихотворениями на заданные рифмы по случаю знаменательных событий во дворце, и рифмованной прозой на тему разлуки. Многое из ее творческого наследия не дошло до наших дней.

Цзо Фэнь получила хорошее образование и обладала незаурядным литературным даром. Узнав о талантах этой девушки, император, не так хорошо владевший пером, но высоко ценивший искусство, повелел призвать ее во дворец. В 272 году она вошла в гарем в качестве наложницы. Позже ее повысили в ранге до императорской супруги.

По просьбе императора Цзо Фэнь сочиняла стихотворения к торжественным датам. Она была в большей степени придворным поэтом, чем женой: император редко удостаивал ее своим вниманием (не находил ее достаточно красивой). Ее сочинения должны были строго соответствовать заданному формату, поэтому поэтессе редко удавалось высказать свои чувства. Однако ей все же удалось излить душу в своем сочинении, объемом почти 400 иероглифов, под названием "Тоскую в разлуке" (Лисыфу, 离思赋). Это выразительное произведение высоко оценивали критики, горькая доля Цзо Фэнь трогала читателей.

Цай Дунфань так писал о ней: "Семейство Цзо, включая младшую дочь, имело редкий творческий дар. [Авторство] изящных произведений Цзо Фэнь вызывает сомнения, однако если их написала действительно женщина, то она так хороша, что может дать фору многим мужчинам".

По материалам: baike.baidu.com

Перевод: Басманов М.И.

Дятел (“В Южных горах он извечно живет...”)

В Южных горах он извечно живет. Дятлом он звался во все времена. День прокормиться — всего-то забот — И на ночлег улететь дотемна. Он от людей укрывается здесь, Жить ему любо на воле средь гор. Скромным в желаньях — и слава и честь, Алчным — навеки стыд и позор!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Лу Цзи (261-303)

Уроженец юго-восточного региона Китая (область Уцзюнь на территории современной провинции Цзянсу), один из ведущих представителей "Поэзии в стиле Тайкан".

Отпрыск знатного южного семейства, занимавшего высокое положение в администрации царства У (дед поэта, Лу Сюнь, был соратником основателя этого царства), Лу Цзи после его покорения цзиньскими войсками около десяти лет прожил в уединении в родовом поместье, опасаясь преследования со стороны новых властей. Однако затем он все же решил отправиться в столицу и, приехав туда в 290 г., быстро вошел в ближайшее окружение членов августейшего семейства, за что и поплатился жизнью: втянутый в братоубийственные распри принцев крови, разгоревшиеся в начале IV в., он был обвинен в измене трону и предан казни.

Творчество Лу Цзи пользовалось огромной популярностью на всем протяжении IV-VI вв. Некоторые критики ставили его вровень с Цао Чжи и даже выше его. Однако последующими филологами, равно как и многими современными исследователями, он полагается в первую очередь теоретиком литературы, тогда как его поэтическое наследие оценивается весьма скромно.

Главной отличительной приметой лирики Лу Цзи является ее трагичность и жесткость, даже жестокость, по отношению к читателю: как никто другой из поэтов того времени, да, пожалуй, и всего Китая, Лу Цзи показывает и доказывает бессмысленность всех деяний и устремлений человека и самой по себе жизни с точки зрения неизбежности смерти. Не менее примечательна и стилистика творчества Лу Цзи. Подобно, например, Цао Цао, он нередко отступал от уже ставших стандартными поэтологических норм (использование только пятисловной строки, упорядоченной системы рифмы) и прибегал к различным творческим экспериментам, используя художественно-композиционные приемы, свойственные песенной лирике.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Алексеев В.М.

Ода изящному слову ("Я всякий раз, когда читаю то, что творили люди с дарованьем...")

1. — Я всякий раз, когда читаю то, что творили люди с дарованьем, тотчас решаю как-то про себя, что есть во мне чем постигать стремленье воли их усердной.

2. — А между тем словам свободу дать, отправить в жизнь их сочетанья — для этого всего, о, было очень много у них разнообразных претворений! И все-таки о том, что нас пленяет формой иль, наоборот, уродливо для нас; о том, что я готов любить иль ненавидеть, — об этом всем, пожалуй, я имею право говорить.

3. — И каждый раз, когда нанизываю сам я слова в литературном стиле, с особой ясностью я вижу, как дело обстоит со мной самим. И я постоянно боюсь: вдруг да мысли мои не ответят природе вещей! Вдруг да стиль мой не будет за мыслью моей поспевать! Ведь надобно сказать, что трудность здесь не в том, чтоб это понимать, а трудность в том, чтобы талантливо уметь!

4. — Вот почему я пишу эту "Оду изящному слову"! Я ею воспользуюсь, чтоб рассказать о цветении пышном ученых-писателей наших былых и, далее, в ней обсудить ряд причин, вызывавших удачу или неудачу творцов этих стильных вещей. Впоследствии, пожалуй, можно будет сказать об этой оде так: исчерпано в ней до конца и во всех направленьях, как есть, то самое тонкое, что в этом деле он [?] мог наблюдатьI.

5. — Когда же речь теперь зайдет о том, чтобы, как говорится, "держа в руке топор, им вырубать и топорище", то, правда, в общем, недалек и сам искомый образец.*1; но если будем говорить о жизни формы измененной вслед за рукой творящего ее, то очень трудно подойти к таким вещам словами оды. А впрочем, то, что я смогу теперь сказать в своих словах, я целиком представлю здесь, и вот как это зазвучит.

6. — Замру я в срединном устое вещей, откуда взираю на все извечнотаинственным оком; питаю я волю и чувства свои в древнейших писаниях наших, в "дощечках и связках" былого *2.

7. — Я иду за временами года и тогда вздыхаю: ах, уходят! Я взираю в тьму, тьму тем природы, и я думаю тогда: о, сколько их! Я скорблю по опавшей листве в мощную осень; любуюсь на нежные ветви душистой весной... И в сердце колотит удар за ударом, когда я прочувствую иней холодный; а воля тогда — вся в высоком и чистом стремленье, что уносит меня к облакам.

8. — Я пою теперь про наших замечательных людей с их достоинствами, жившими средь нас [т.е. в нашем мире]; воспеваю также чистый аромат тех людей, до нас здесь бывших, наших предков. И вот я блуждаю в дубравах, богатых дворцах изящного словосозданья; и слиянье приветствую полное я тех начал, проповеданных нам для красот превосходного стиля. Весь взволнованный, книгу бросаю и тотчас же хватаюсь за кисть; я распространил бы II волненье свое в том самом классическом, древле прославленном слове.

9. — И когда начинается это во мне, я всегда собираю свой взор и вбираю свой слух; погружаюсь в себя, отовсюду ищу. Недрами духа взлетаю за восемь пределов земли *3; сердцем блуждаю в высотах за III тысячи сажен вверх.

10. — Когда же все это дошло до самых последних высот, то в чувствах моих рассвет уже брезжит: все ярче, свежее они; а природа вокруг озаряется, светит, подходит ко мне отовсюду. Изливаю тогда животворную влагу всех лучших когда-либо сказанных слов; и уста переполнены сочною амброй шести основных и классических книг *4. И плыву я теперь по небесной пучине, спокойно катаясь IV в потоке ее; омываю себя я в подземных источниках вод, погружаюся в них, утопаю.

11. — И вот, в глубине зародясь, слова там в душе моей где-то идут, как будто плывущая рыба, во рту у которой крючок, когда ее тащат наверх из самых глубоких глубин. Их краски и образы их друг к другу приникли, как крылья, совсем наподобие птицы, парящей в высотах, но нитью продетой уже*5, и свергающейся через облако-тучу с громады, утесом стоящей *6. Я подниму теперь то, что века не дописали: их сотня ведь таких веков! Я соберу слова поэтов, нам их отдавших в тысячелетья. Распрощусь с цветами утренней поры, раз они уж распустились; разовью лишь те вечерние красоты, что еще не раскрывались никогда.

12. — Я взором окину мгновенье одно, пролетевшее с древних до новых веков; я длань наложу на весь мир средь морей — в одном лишь движенье зрачкаV.

13. — И только теперь я могу: выбрать слова с осмыслением должным и расположить их в порядке и стройно — так, чтобы каждое слово отборное встало на место свое. Все в себе заключающее светлый солнечный луч непременно и разом раскроется мною; и все, что таит в себе звук, до конца разовьется в ударе одном по струне.

14. — Иногда я пройду по ветвям, сотрясая листву; иногда же помчусь по волне и добьюсь, где истоки ее. А то, углубясь в тайники, я приду к освещению их; или брошусь в погоню за тем, что легко, и трудное вдруг обрету. То вдруг изменюсь я, как тигр; то, как зверь прирученный, я стану смирен; то в виде дракона явлюсь или птицей в волне закачаюсь... Порою все гладко идет, легко развивается речь; порой же — зазубрины скал, нет мира, и все неспокойно.

15. — Я исчерпаю всю свою чистую мысль, в то же время весь сжавшись в раздумье; в непостижные дали заботы земные умчу и тогда лишь сложу свою речь. Я накрою и небо, и землю. ЯVI спрячу их внутрь осязаемых форм; а все мириады созданий живых осажу на конец своей кисти писца.

16. — Вначале я словно топчусь с ноги на ногу... Губы засохли... В конце же концов источу из себя благодать в увлажненной, сочащейся кисти. Идея поддержит всю суть основную и тем установит мне стержень и ствол; ее выражение — стильная речь — нависнет, как ветви, и пышную завязь зачнет.

17. — Теперь я уверен, что чувства и формы уже разобщаться не будут; поэтому всякий тот раз, что я изменяюсь опять, все это уже у меня на лице: вот мысли мои на радость идут — я сейчас засмеюсь непременно; но стоит лишь мне говорить о печали — как я уже начал вздыхать. Порой я дощечку схвачу — и быстро, сейчас же... Порой же держу свою кисть на зубах [я в зубах] — и медлю, и медлю... Да! Можно наслаждаться этим делом! Оно как раз и почиталось у совершеннейших и лучших из людей!

18. — Я вникаю теперь в пустоту и в безжизненный нуль, чтоб потребовать там бытия; я стучусь и в безмолвие мрака: хочу, чтоб звучал он. Я держу в себе дали, бескрайне тянущиеся на пространстве лишь фута какого-нибудь кусочка бесцветного шелка; и я источаю волнение духа в безбрежно огромном потоке из сердца, что бьется в каком-нибудь дюйме груди. Слово мое, развиваясь, растет, становится шире и шире; мысль под давлением воли моей становится глубже и глубже.

19. — Разбросаю ж теперь благовоний исполненные, роскошные, всюду живые цветы; и раскрою я купы за купами темно-зеленые ветви цветущих дерев. В ярких порывах ветер летит и бурей вздымается резко; грудой тяжелою подняты тучи, целою рощею писчих кистей VII

20. — Форма и стиль богаты десятками тысяч различий; и нет тех вещей, которые б меру одну для себя лишь имели. Хаос, разброд и быстрая ловкая речь: их видимый образ мне трудно облечь в живописное нечто. Но слово идет от таланта поэта — он в нем выражает искусство свое; а мысль его делом заведует этим — оно его делает мастером цеха VIII. И вот в существующем-несуществующем, полный всечасных исканий, от глубокого-неглубокого не отступится он никогда.

21. — Правда, бежит он от всяких углов и уходит он прочь от округлых шаблонов; но целью его является все, что он видит, исчерпать и формы созданий явить до конца.

22. — Поэтому вот что: коль взоры чужие пленять, то надо в почете держать словесную пышность; а тот, кто лишь сердцем привольно живет, всегда предпочтет то, что правильно, надо. Если слова углубляются внутрь, не давай им излишне сужаться; коль речь к постижению высей идет, ей дай расширяться вне всяких пределов.

23. — Ши, как канцона, за чувством идет и становится ярко изящной. Фу, как поэма, природа во плоти, катится четким и ясным потоком. Надпись на камне, бэй вэнъ, развивает изящно свой стиль и все ж помогает знать правду вещей. Плач типа лэй — он вьется сученою нитью, весь в тоне скорбящей печали. Надпись на бронзе, мин (вэнъ), полна эрудиции, но лаконична, чувством сочась и теплом. Чжэнъ, наставленье, свой тон то снижает, то резко взметнется, но в стиле — и чистом, и мощном. Сун, как евлога и гимн, свободно гуляет в богатых красотах и пышности стиля, а лунь, рассужденье, и точно и тонко в прозрачности душу раскроет мою. Доклад государю, иль цзоу: стиль ровный, исчерпать все может до дна, но все в должной мере, классически выдержанно. Суждение-проповедь шо пылает и блещет, но все в нем хитро и придумано ловко.

24. — Хотя все деленья и виды исчислены здесь, но всем запретительно им вдаваться в уклон или ересь: им надо развязность свою обуздать. Важнее всего, чтоб слова доходили до самых высот; чтоб идея поднята IX была целиком. Поэтому незачем нам увлекаться запутанным в лишних длиннотах.

V.25. — По сути живой [?] это вот что: в нем [?] много вообще красивого; по форме ж своей это вот что: оно [?] изменяется часто. Оно сообщает идею вот так: на первом месте стоит искусство. Оно в распорядке словесном такое: всего дороже красивость слов X. Затем, вообще, чередуя, меняя напев и звучанье, я дам их в подобии красок, друг с другом соседних пяти*6а. Хотя это правда, что нет постоянства в движенье идей или в их остановке на месте, но знаем мы все, что бывают неровности почвы гористой, с которыми справиться трудно.

26. — И если ты понял, постиг всю изменчивость стиля и знаешь порядок всему, то дело твое — что открытый проток, в который вбирают [который вбирает ?] родник. Когда же, теряя пружину-секрет, потом лишь начнешь все сводить к одному, то будет всегда, что, конец ухватив, ты надставить захочешь свой верх им! Ведь стоит тебе перепутать места краски черной и желтой, получится хаос и грязь: не будет свежо и красиво!

27. — Иные все кверху теснят, давая последним словам наседать на их первые ветви; другие обрушивают предыдущее вниз, тесня все к последним строфам. У одних весь порок в их словах, но идеи их сомкнуты в лад; у других же слова послушно идут, но вот с мыслью бывают заторы. Раздельно бы их сочетать — получится лучшее: то и другое; составить их снова — тогда и то и другое плохи*7.

28. — Определи теперь, кого вперед, кого назад по самой ничтожной их доле; реши затем, что надо выбросить и что оставить до самой ничтожной ворсинки и усика в колосе хлебном. А если все будет и точно, и выверено на весах, то, конечно, по струнке все правильно будет — как надо.

VI.29. — Порою бывает, что стиль чрезвычайно насыщен в чреватой идеею вещи; но где направленье всего — отнюдь не показано ясно; даже при крайне удачном одном — тех двух достижений не будет совсем, и, высказав полностью все, добавить полезное больше нельзя.

30. — Поставить лишь словечко небольшое, но там, где это очень важно, для вещи всей — удар кнута, ее образумляющий. И даже если есть порядок во всех словах моей поэмы, она — при сказанном лишь выше — добиться может своего. В ней будет превосходство светлых качеств, но лишне отягчающего мало; она тогда получит, что ей нужно, не изменяя больше ничего.

31. — Иногда художественность мысли сама в себе — что вытканный сходящийся узор; отчетливо прекрасна и сияет великолепием своим невыразимым. Блещет, как яркая вышивка; болью звучит, словно струнный аккорд. И если теперь мне стремиться к тому, чтоб мое подражанье ничем не отличное было от самого оригинала, то я, бессознательно в общем, с той вещью былого сольюсь. Тогда пусть поэма утком-челноком вся соткана будет во мне лишь, и только, — я все же боюсь XI, что другим я поэтом давно уже опережен. Но если пораню я сдержанность чувств, пред честью своей провинившись, то, пусть даже вещи мне жаль, ее я отбросить обязан.

32. — Затем иногда поэма растет, как боб одинокий, как колос, отдельно торчащий, особо от прочих, в совсем необычной красе. За обликом этим угнаться нельзя, и этому звуку подтягивать трудно. Массой своею стоит одиноко; высится — ровно скала иль утес; звукам обычным для нас это канвою не будет!

33. — А сердце у поэта [сердце поэта] там вдали, и не знает себе равного оно *8; мысль его блуждает там и сям: не сумеет ухватить ее никак.

34. — Но камни скрывают яшму в себе, и горы от этого славой сияют; воды таят ведь в себе жемчуга, реки красуются ими. И не надо срезать тебе поросль кустов: они тоже несут на себе блеск созданий своих XII в чаще-гуще лесной *9. Подлажу-ка я к "Снегу белому" "Грубую улицу" и тем помогу в ней XIII возвышенному *10.

35. — Иногда отдают свое слово в короткую рифму и станс: перед лицом потерянного сиротливо встает вдохновенье. Склониться к молчанью немому — там друга себе не найдешь; поднимешь свой взор — простор необъятен: ни с кем там не связан ты. Уподоблю все это случайной струне, одиноко натянутой мною: таится в ней чистый напев, но нет ей ответного звука.

36. — Иные свой стиль отдают под какой-нибудь тон беспокойный — и вот получают они одну лишь красивость в словах, лишенных большой красоты! Смешать миловидность с уродством и сделать из этого стильное нечто; громоздко сложить превосходные, лучшие вещи и их запятнать недостатком — подобно все это случайному резкому [сверхбыстрому] ритму тех "флейт, что играют внизу"; им даже тогда ведь, когда отвечают другие, не будет возможно гармонией стать.

37. — Другие поэты оставят совсем без внимания правду вещей, чтоб лишь удержать за собою причудливость, оригинальность; единственно, что они ищут — химера, и в ней они гонятся мыслью за малосущественным чемто. В словах их так мало чувствительности: редка в них любовь к человеку; их стиль по поверхности плавает как-то, с отходом от сосредоточенности. И это нам напоминает ничтожные струны под резким ударом: хотя б они были настроены в лад, в них нет элегичности тона.

38. — Порою поэт стремительно мчится к свободным созвучиям слов; старается перекричать, оглушить и шало [вст. для ритма] пленить нас красивостью их. Но этим он только приятен для глаза, подлаживаясь к несерьезным и грубым людишкам; и выйдет, конечно, что голос высок, напев же вульгарен и низок. Усвоив себе, что такое все эти "Росы берегись", "Там в тутах сидим" *11, он даже тогда, при всем своем горе поэта, совсем не классически пишет стихи.

39. — Иной же поэт весь в чистом, пустотном: он и деликатен, и немногословен; он все надоевшее сразу вычеркивает, все лишнее он уничтожит XIV. Ему не хватает остатнего вкуса классических "высших отваров" для жертв алтаря: он точно такой же, что чистый и резкий звук красной струны*12, который, один раз пропетый, троих в восхищенье приводит; конечно, хотя он и явно классичен, не может к себе привлекать!

40. — Но вот в распорядке словесном своем, где погуще и где побледнее, и в облике общем его, стремящемся вверх или вниз, идет он за правильным вслед, подчиняя себя эволюции вечной, и в каждом изломе-оттенке своем живет и владеет он чувством — и тонким, и неуловимым.

41. — Бывают такие поэты, слова у которых просты, грубоваты, но очень искусны сравнения их. Другие — в идее своей простоваты, в словах же легки и свободны. Иной раз они, наследуя старому слову, особенно все-таки как-то свежи! Но есть и такие, что в гуще, грязи становятся как-то особо чисты. Иные при взгляде на слово сейчас уже знают, откуда оно; другие ж сначала во всем разберутся и сосредоточенно после творят. Сравню их тогда с танцовщицей, которая в ритме идет и мерно колышет свои рукава; с певицей, которая в такт за струною свой голос и песню нам шлет. Вот то, что тележнику Бяню сказать было так невозможно, и то, что в цветистых словах нельзя объяснить в совершенстве.

42. — Чтоб всюду развить мне словесные ветви, а с ними и строгие ритмы поэм — вот то, что лелеял бы я, прижимая к груди дорогое! Отстраниться б затем от обычного зла миру свойственных чувств XV; распознать бы теперь все, что было прекрасного в тех, кто и прежде меня совершенствовался! Хотя глубина разовьется в уме изощренном моем, иногда я могу потерпеть и насмешку в глазах простоватых людей.

43. — Но наличие этих чудесных алмазов [в оригинале: нефритов] и сад драгоценностей этих подобны бобам, что растут постоянно в полях горном и равнинах [чжунъюань] *13. Одинаково это своей бесконечностью с горном кузнечным, мехами; совместно с землею и небом питается жизнью одной.

44. — И хотя много разных словесных сплетений теперь без конца разрослось в нашем мире, но — увы! — не заполнят они даже горсти моей одной. Как мне грустно, что часто пусты те сосуды, что "люди возьмут и потащат с собой"! И горе какое, что лучшее слово так трудно людям подобрать и ввести! Поэтому они все — скок да скок на рифму, самую короткую при этом. От этого же и звук их ничтожен, чтобы как-нибудь ритм им заполнить. И бывает всегда, что они с неизбывною грустью своей кончают свое сочиненье: куда [где] тут быть гордым и полным собою, себя оправдавшим XVI поэтом?! Я пугаюсь покрытого пылью сосуда, ударив в него; в испуге вокруг осмотрюсь: не смеется ль уже надо мной поющая лучшая яшма?*14

45. — Теперь же — когда совпадает волненье с ответом, когда есть законы для слов, что идут через жизнь иль им путь прегражден, — приходят они — и нельзя помешать, уходят они — и нельзя задержать. Когда скрыто такое от нас, то исчезнет, как тень-силуэт; когда же в движенье живет, то вздымается, эху подобно.

46. — А стремительность и резкость — те, что свойственны небесной, мировой пружине жизни! Вы скажите мне: какую же запутанную вещь она не приведет в свою систему? Вот мысли, как ветер, бушуют в груди и в уме... И слово течет родником среди губ и зубов у меня.

47. — И цветы у меня, и повсюду цветы, в галопе куда-то несущиеся! И это предмет подражания кистью и шелком! Стиль (вэнь) мой прекраснымпрекрасен тогда и собой наводняет глаза; а звук моей речи звенит и звенит и уши собою наполнит [собой наполняет?] XVII

48. — Когда же будет так, что настроения придавлены все шесть *15, и выхода им нет, и воля моя куда-то уходит, хоть гений мой тут же, во мне, — сижу я угрюмо тогда, как дерево, что умирает, и мертво-просторным лежу, как сохлое русло реки. Я бодрую душу свою, созидательницу, схвачу, как рукой, чтоб исследовать в ней все таинственное; усажу то, что лучшего в духе моем, за работу по самоисследованию XVIII.

49. — Идеи мои вдруг становятся словно прикрыты; все глубже там где-то под спудом лежат; и мысли так трудно, так трудно идут, как будто их тащишь откуда-то сам. В таком настроении бывает, что все, что в нем есть, до конца исчерпает поэт. А сколько при этом раскаяний в нем, сожалений! Зато вдруг, свободою мысли объятый, в немногом лишь он ошибется. И пусть это самое вдруг поселилось во мне и живет — это было не в силах моих, как бы их ни собрал я в себе.

50. — И вот я порой свою руку кладу на полое мыслехранилище-грудь и досадую сам на себя. Я дознаться доныне не мог той причины, что все открывает иль все заслоняет.

51. — Да! Да! Ведь задача прекрасного этого самого слова [сы вэнь], конечно, лежит в основанье идей, своей сложною сетью заполнивших мир! На тысячи ли и десятки их тысяч развиты охваты ее, и нет ей пределов совсем. Она через тысячи тысячелетий пройдет и проложит связующий брод.

52. — Она, приникая XIX к живым на земле, оставляет завет свой грядущей листве поколений; она поднимает глаза и взирает на образ древнейших людей идеальных. Она помощь подаст и Культурному Вэню-царю, и Воинственному его сыну У-вану в ту минуту, когда им пришлось бы упасть с пьедестала *16. Она развевает повсюду их дух, их голос услышать дает настолько, чтоб им не исчезнуть совсем. Ее путь никаких таких далей не знает, чтобы им пребывать незаполненными; и нет таких тонких идей и правды такой, которые б ей меж собой не связать.

53. — Она приобщит благодать, в ней сочащуюся, к облакам и дождям; а свои изменения форм уподобит святым излученьям и темным началам земли и небес. Ею бронзу и камень покроют, и сила ее пойдет во все шири земли; заструится она по кларнетам [трубам] и струнам*17, и в жизни своей с каждым днем она будет новей и свежее.

Комментарий-парафраз1

Предисловие. ( 1) Когда я наблюдаю произведения, отмеченные гением, то мне кажется, что я могу о них судить по существу, по самому процессу их творчества. (2) А между тем сколько в них разнообразия! О нем стоит поговорить! (3) Литературное уменье гораздо выше литературной эрудиции, и в этом все дело! (4) В этой своей оде я критикую всех когда-либо бывших стилистов и стараюсь выявить их достоинства и недостатки. (5) Правда, не трудно стилисту видеть то образцовое, чему он должен подражать; оно в виде непревзойденных шедевров древности, которые у него всегда и в памяти, и перед глазами — точь-в-точь как у мастера, вырубающего топорище по тому самому, которое у него в руках. Однако индивидуальность творчества не поддается учету и невыразима в словах. Если же она все-таки ими выразима, то вот приблизительно в каких словах.

I. Волнение и транс поэта. (6) Меня транс уносит в мировой центр, где мои человеческие очи прозревают и видят весь мир потусторонне-извечным, сверхчеловеческим оком. Я питаюсь милленниумом, восходя к мудрецам, писавшим еще на бамбуковых планках и связывавшим их в книги-доски. (7) Я весь в волнении переживаю каждое из времен года. (8) Упоенный своею начитанностью в древних книгах и прославляя их авторов, я и сам творю в их же духе, в духе Конфуция, вдохновленного "этим самым (вещим) словом" (сы вэнь), которое он духовно унаследовал от великого основателя китайской культуры Вэнь-вана, Государя-Культуроположника, и которое как особую красоту, он заповедал мне единить с искреннею прямотой моей души — ее как бы основною материей.

II. Творческий подъем. (9) Я теперь уже не от мира сего: я весь в эфирном пространстве мироздания, я чувствилище миров (1 О) и лучших слов древнего человечества, общающих меня со Вселенной. (11) Слова исторгаются из моих глубин или свергаются во всей своей красочности, как с неба на землю. (12) Я — преемник веков, их дополняющий выразитель I.

III. Всемогущество поэта. (13) Теперь я звучу, как струна. (14) Нет мне недоступного: я живу своим словом повсюду, со всеми, во всех изменениях форм земли; ( 15) и весь мир теперь живет внутри моих словесных созданий, (16) которые, однако, распределяют свою силу между полнотой моего духа и красотой его выразительности. (17) Да, это дело литературы — дело Конфуция и лучших его последователей! (18) Но и стремление к тайносущному небытию, философия идеального покоя, которой учит книга Лаоцзы, создает моему вдохновенью особую жизнь, бесконечную по существу и так ограниченную по месту на письменном шелку! (19) И вот вдохновенье мое то бурно цветет, то бурно проносится по целому лесу писчих кистей поэта [поэтов], сменявших друг друга в истории нашей литературы.

IV. Форма, стиль, жанр. (20) Стиль столь же многообразен, сколь сама природа и вещи: все дело в его искусстве, которое не знает границ бытия и небытия, глубин и мелей (21) и особенно шаблонов и всякой убогой искусственности. (22) Есть люди, гоняющиеся за пышной словесностью; другие предпочитают суть вещей, а не вкус к ним толпы, но и тем и другим надо рекомендовать не сужаться во имя чего бы то ни было. (23) Каждый жанр имеет свои особенности стиля: ши — древняя классическая форма народных и храмовых песен, песнопений и од, изучением которых в перспективе истории и морали занимались все, начиная с Конфуция; красива она своим классически-искренним чувством; фу, поэма в прозе, напоминающей своим кадансом скорее стихи, дорога своею ритмичной напевностью; надпись на камне, бэй вэнь, имеет свой особый повествовательный и славословный стиль — лапидарный, но содержательный и отчетливый, нужный историку и моралисту; плач типа лэй (есть и другие) вьет свою скорбную мысль как сложную нить воспоминаний о покойном; мин, надпись на бронзе или камне, много говорит в нарочито кратких, типичных для нее словах, сочащихся теплым чувством или назиданием; но назидание, чжэнь, должно быть суровым и важным, прозрачным и ясным; сун, древнейший тип стихотворного славословия (обычно четырехсложного), блещет точностью слов, свободных от шаблона, обильных и красочных; лунь, рассужденье на тему, очень часто историко-критическую, вникает во все подробности дела, мыслит в большой сосредоточенности, блещет ясною определенностью приговора над человеческими действиями в ту или другую сторону; цзоу, доклад государю, произведение по крайней мере не менее стильное, чем другие, пишется в спокойном, уравновешенном тоне, словами, излагающими все весьма основательно, но вместе с тем с непринужденным изяществом речи высокого литературного достоинства; шо, объяснительное суждение, теория явлений, доказательство правильности мнения, не может быть изложено в простых и грубых словах, но должно блистать своим стилем, ослепляющим читателя, пленяющим его изворотливостью мысли, остроумием. (24) Но от всех жанров повелительно требуются ясность и выпуклость идеи, без лишних слов.

V. Достоинства поэмы и ее пороки. (25) Изменчивость и разнообразие красок в природе поэт отражает в многообразии красок и тонов, в их неровностях. (26) Все дело в стержневой пружине, в том главном, чего нельзя в произведении упустить. Так, в вышивке нельзя на место, например, черного шелка положить желтый: везде [во всем] должны быть и порядок, и главная цель. (27) Поэты порой грешат непропорциональным изложением, причем иногда их идеи и фразы в своих достоинствах как бы разобщены, (28) и трудно, но надо выяснить их во всех тонкостях.

VI. Подражание древним. (29) Однако без основного направления всей вещи ни мысль, ни слово не действительны. (30) Важным в этом отношении бывает иногда одно какое-нибудь, казалось бы, незначительное слово — да, но оно как бы подстегивает общее направленье, и выбросить его уже нельзя. (31) В общем, надо подражать древним вещам, как и в других областях искусства — в вышивке, в музыке, хотя надо везде оставлять место для себя, а не обкрадывать предков.

VII. Важнейшее. (32) Поэт культивирует одинокую в себе обособленность, (33) не ища содружеств и сходств. (34) Да, но жемчужины редки, и нет надобности им быть на выставке вне жизненных условий.

VIII. Пороки поэта. (35) Поэту быть слишком кратким — значит часто быть недовыраженным; (36) еще хуже смешать красивое с уродливым: это напоминает музыкальный хаос флейт, играющих внизу, под лестницей в храм предков и не поспевающих за стройною музыкой, что исполняется в самом храме, наверху. (37) Не будет гармонии и в намеренной причудливости стиля, (38) как не будет ее и в бравурной вульгарности популярных тем [песен]. (39) Всякое отклонение от величавой простоты гибельно. Пример ей [?] — вкус "величайшего бульона", того, что приносят в жертву предкам от чистого, а не от кулинарного усердия.

IX. Его достижения ( 40) в неуловимой, вечно живой эволюции форм; ( 41) в разнообразных подходах к творчеству, чисто индивидуальных и в общем неуловимых, — ни дать ни взять как у искусной танцовщицы! Тележник Бянь, по словам поэта-философа Чжуан-цзы (IV в. до н.э.), даже о своем простом мастерстве говорил как о не передаваемом никому, тем паче неописуемы достижения поэта!

Х. Его древние идеалы ( 42) лежат в творениях предшественников как антидот [противоядие] вульгарной и грубой современности. (43) Однако их мало, как бобов в степи; зато они велики, как мировой воздух и эфир вокруг ничтожных людишек-тоже авторов! Грустно было бы сопричислиться к их лику! (44) Страшно издать звук [ударить по] горшка, покрытого слоем пыли, когда чистая яшма своим звуком будет над тобой глумиться!

XI. Его движущая сила (45) в словах, ведущих в свет и простор; (46) в той именно пружине, которою движется весь мир; (47) в цветочном, жизненном экстазе. ( 48) Без нее — полное замирание и окостенение.

Поэт ищет снова в себе эту силу, ( 49) но не найдет ее сам, а вдруг почует ее жизнь, вне всякой собственной инициативы; (50) ему непонятно, кто же вводит его в простор духа и кто этому мешает.

XII. И благодать ее [вэни] (51) живет во всем мире, во всех веках, (52) не давая культуре слова, завещанной Конфуцию древними государями-культуроположниками Вэнем и У, исчезнуть с лица земли; (53) она просачивается во всю жизнь, как благодатный дождь, и в веках запечатлевается на памятниках в металле, камне и звуках.

Общее содержание поэмы по комментатору Фан Тин-гую (из наиболее обстоятельных и умелых педагогов). В этой поэме всего 12 частей (дуань), которые надо расчленить в общем содержании как можно дробнее. Иначе читатель неизбежно будет, что называется, "вздыхать, стоя перед океаном", и ему будет казаться, что в разных ее частях много повторений и нагромождений. Первая часть — это предисловие, говорящее о происхождении поэмы и о поводе к ее написанию. Далее (I-II-III) описывается постижение духа древних авторов и его разнообразной жизни в творении нынешнего их читателя и подражателя. Однако, говорит он (IV), при всем этом разнообразии творчества и вдохновения как у одного, так и у многих писателей есть все же ряд стилей и жанров, даже правил, идущих точно так же от древних авторов, так что есть критериум для отбора лучших произведений (V-IX) и можно видеть, в чем отстают от древних нынешние авторы: они просто не умеют им как следует подражать, не ощущают в себе той божественной (небесной) пружины, которая движет древним духом; но те, кто ее провидит, имеют и литературный успех. В самом конце (XII) автор поет хвалу изящному слову, движущему вековой культурой и слова и дела.

О принципах русского перевода 2

Сделанный мною перевод оды Лу Цзи является, во-первых, совершенно дословным, т.е. без пропусков, без каких-либо существенных вставок, почти всегда без нарушения китайской конструкции и даже самого порядка слов; вовторых, он имеет в виду передать китайский ритм, вернее, китайскую певучесть моносиллабического оригинала средствами полисиллабического русского языка, т.е. не слог на слог (что невозможно), но слово на слово. Подставив китайские иероглифы [в транскрипции с обозначением их порядкового

Примечания

I Пер. 1944 г.: "... то; что чарует на с в слове изящном" (здесь и далее разрядка в цитатах наша). Отсылки к первому изданию перевода оды — 1944 г. (напомним, здесь приводится версия 1948 г.) в некоторых случаях представляются целесообразными, в частности, потому, что в самой статье (см. примеч. IV на с. 357), включая синтез поэмы (параграф VIII), и в парафразе переработанный текст не учтен.

*1 Лу Цзи использует выражение фа кэ ("вырубать топорище") из песни "О скором сватовстве" (Шицзин I, XV, 5), где говорится: "Когда топорище рублю топором,// То мерка близка, говорят"; согласно комментарию, меркой для нового топорища является старое, находящееся в руках, т.е. "недалек и сам искомый образец". См.: Шицзин. Изд. подгот. А.А.Штукин и Н.Т.Федоренко. М., 1957, с. 191 и 563 (Лит. памятники).

*2 В оригинале: дянь фэнь. Дянь, или удянь, — "Пять уложений", приписываемых пяти мифическим государям: Шаохао, Чжуансюю, Гаосиню, Яо, Шуню. Фэнь, иль саньфэнь, — "Три могилы (?)" — сочинение, приписываемое трем мифическим первопредкам: Фу-си, Шэнь-нуну, Хуан-ди. В тексте Лу Цзи дянь фэнь — древние книги.

II Вариант 1944 г.: "... хватаюсь за кисть — и распространяю... ".

*3 В тексте: ба цзи — "крайние точки восьми [сторон света]", т.е. четыре стороны света плюс промежуточные направления (северо-запад и т.д.). Эти крайние точки считались находящимися во "внешней [области мира]", за пределами "девяти областей" Поднебесной. См. комментарий Ю.Л. Кроля к гл. 13 кн.: Хуань Куань. Спор о соли и железе. Т. II. М., 2001, с. 204 (Памятники письменности Востока, CXXV, 2).

III Пер. 1944 г.: "на".

*4 Т.е. "Шицзина", "Шуцзина", "Ицзина", "Лицзи", "Юэцзи", "Чуньцю".

IV Вариант 1944 г.: "катясь".

*5 В древнем Китае охотники на птиц привязывали к стреле нить.

*6 В оригинале: чжуй цзэнъюнь-чжи цзюнь (букв. "с высоты слоистых облаков").

V Пер. 1944 г.: "я длань наложу... в одно лишь мгновение ока".

VI Здесь скорее не два отдельных предложения, а одна фраза ("Я накрою... землю, я спрячу... ") и к ней — параллельная через точку с запятой, так же как в пер. 1944 г.: "Накрою... упрячу...; и все мириады... ".

VII Версия 1944 г.: "... подняты тучи над целою рощей кистей".

VIII Версия 1944 г.: "... а мысль его как бы заведует делом, в котором он мастер особый".

IX Вариант 1944 г. — "подъята" — представляется более поэтичным.

X Перевод 1944 г.: "V.25. — О том, что в природе является многообразным, скажу, что и стиль воспеваний меняется часто весьма; и поскольку я ставлю высоко искусство идею свою сообщать, постольку в своем распорядке словесном красивую внешность ценю я".

*6аПять традиционных китайских цветов — это синий/зеленый, желтый, красный, белый, черный.

*7а В оригинале: ли чжи цзэ шуан мэй, хэ чжи цзэ лян шан. Современный комментатор Чэнь Чжао-линь так интерпретирует эту фразу: "Если избавиться от этих недостатков, то и слова, и мысль будут прекрасны; в противном случае и слова, и мысль — ущербны". Собрание текстов с комментариями см. в кн.: Чэнь Чжао-линь. Чжунго гудай вэньлунь гайяо (Очерки древнекитайской литературной теории). Чанша, "Хунань вэньи чубаньшэ", 1987, с. 155.

XI Изд. 1944 г.: "... соткана будет во мне лишь, и только я все же боюсь... ".

*8 Лу Цзи использует здесь слово оу — "пара". Согласно современному китайскому комментатору, речь идет о том, что сердце поэта пустынно и он не может подобрать подходящие (параллельные) фразы к уже найденным прекрасным словесным оборотам. См.: Чжунго лидай вэньлунь сюань (Избранные тексты по китайской литературной теории в хронологическом порядке). Под ред. Го Шао-юя. Т. 1. Пекин, 1962, с. 150.

XII В пер. 1944 г. — "твоих" (см. примеч. *9).

*9 Толкование современного китайского комментатора: "Не надо уничтожать грубый кустарник: если на него сядут прекрасные птицы (у Лу Цзи цуй — "зимородок"), то и он покажется прекрасным" (Чэнь Чжао-линь. Чжунго гудай вэньлунь гайяо, с. 156).

XIII В изд. 1944 г. слова "в ней" отсутствуют.

*10 Лу Цзи приводит названия двух (из трех) песен из сочинения поэта Сун Юя (IV-III вв. до н.э.) "Ответ на вопрос чуского князя", где первая песня — простонародная ("Грубый басец", т.е. житель царства Ба — совр. воет. часть пров. Сычуань)-если зазвучит, то ее подхватят тысячи людей; другую знают сотни; если же запевать третью-возвышенную ("Весна и белый снег"), — то поющих будет лишь несколько десятков. Слово вэй (возвышенный) комментатор предлагает понимать здесь как "удивительный". См.: Чжунго лидай вэньлунь сюань, с. 150-151.

Другой китайский источник свидетельствует о том, что каждая из упоминаемых Сун Юем песен есть соединение — под одним названием — двух песен: в первом случае это "Деревня" и "Басец", во втором — "Весна" и "Белый снег". См., например: Ханьюй да цыдянь (Большой словарь китайского языка). Т. 11. Шанхай, 1994, с. 1068. См. в пер. Алексеева (Библиогр. 2 наст. изд.): Сун Юй. Сун Юй отвечает чускому князю на вопрос. — Китайская классическая проза... , с. 44-45 (названия соответствующих песен переведены как "Последний деревенский озорнию> и "Солнце, и весна, и белый снег").

*11 Названия древних вульгарных песен.

XIV В пер. 1944 г. оба глагола ("вычеркивает... уничтожает") даны в наст. времени.

*12 Образ красной струны (у цитры) заимствован из "Записок о музыке", включенных в древнюю "Книгу обрядов" ("Лицзи").

XV Пер. 1944 г.: "Но я знаю из опыта вечное зло вульгарных вещей... ".

*13 Для сравнения Лу Цзи использует начало стиха из "Шицзина": "В поле растут бобы... ". См. пер. А.А.Штукина: Шицзин, с. 260. В данном случае слово чжунъюань, согласно китайским комментариям, означает "в поле".

XVI Версия 1944 г.: "... полным собою, быть самодовольным... ".

*14 Здесь противопоставляются два ударных музыкальных инструмента: грубый — глиняный горшок (фоу) для сопровождения песен простого народа; изысканный — "яшмовые шарики" для исполнения тонкой, изящной музыки во времена древних царей.

XVII Пер. 1944 г.: "... звенит, уши собою наполнив".

*15Шесть чувств (лю цин): радость, гнев, печаль, веселье, любовь, ненависть.

XVIII Вариант 1944 г.: "по самоисканью".

XIX Вариант 1944 г.: "проникая".

*16 Скрытая цитата из "Луньюя" (19-22): "Цзы-гун ответил: "Дао-путь Вэнь-вана и У-вана не пал [тогда еще] на землю... "" (Классическое конфуцианство. В двух томах. Т. Конфуций. Лунь юй. Пер., статьи, коммент. А.Мартынова. СПб.-М., 2000, с. 206).

*17 Имеются в виду музыкальные инструменты из бронзы, камня (каменный гонг), духовые и струнные.

Источник: Алексеев В.М. "Труды по китайской литературе", Т.1, 2003

Перевод: Кравцова М.Е.

Песнь о солнечных лучах ("Яркого солнца лучи, о, каким многоцветьем...")

Яркого солнца лучи, О, каким многоцветьем  небосвод распаляют они! Яркого солнца лучи, Словно летят — и легки и нежны  в непрерывном по миру пути. Яркого солнца лучи, Мой сегодня черед —  как зенитный цветок  красоваться собой и цвести. Яркого солнца лучи, Но наступит пора им —  держи не держи —  потихоньку угаснуть-уйти. Яркого солнца лучи, Мой расцвет тоже должен пройти,  увядания близятся дни. Яркого солнца лучи, Точно так же четыре сезона В срок сменяют друг друга и гонят. Яркого солнца лучи, Таковы бытия вот законы Все уходит и снова приходит. Яркого солнца лучи, Тем больней и обидней,  что таланты и силы мои, О, яркого солнца лучи, Вслед за гибелью бренного тела  навсегда кануть в вечность должны!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Подражаю стихотворению "Как ярко сияние полной луны" ("Я мирно наверху спал в северном покое...")

Я мирно наверху  спал в северном покое, Как полнолунья свет,  прорвавшись через окна, Все высветил вокруг  сияющим потоком, Но в руки взять нельзя  и удержать в ладонях. Холодный ветер  кружит возле дома, Средь ивовых ветвей  цикад озябших стоны. Остатки прогоняют сна  печальной осени приметы Ведь это странствие мое  закончится, увы, не скоро... Злосчастный путник,  прав лишенный встречи, А по уехавшим тоска  обычно так недолговечна! Примечания

"Как ярко сияние полной луны" — первая строка так называемого "древнего стихотворения" (гуши). Эти произведения, объединенные в особый цикл — "Девятнадцать древних стихотворений", — считаются древнейшими образцами китайской собственно авторской лирической поэзии, дошедшими до нас от ханьской эпохи.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Призываю того, кто сокрылся от мира ("Меркнет день, а на сердце по-прежнему тошно...")

Меркнет день, а на сердце по-прежнему тошно, Вновь одевшись, в раздумьях стою у порога. У порога стою, сам не ведая, что же хочу, А отшельник бредет себе где-то по горным дорогам. На рассвете сорвет хрупкий стебель у Южной протоки, На закате уснет, возле Западной лежа вершины. Под сплетеньем ветвей он идет как под облачной сенью, И листва нависает бирюзовым над ним балдахином. Посреди орхидей заплутал налетевший на них было ветер, Аромат их смешав с благовоньем древесных бутонов. И хрустально звеня, разбиваются брызги о камни, И родник свои струи уносит с нефритовым звоном. Словно плача о ком-то, рокочут волшебные волны, Отвечают им эхом завалы и горные кручи. В сей мелодии дивной нет ни нотки искусственной фальши, Разве мыслимо чем-то ее совершенство улучшить! Коль алкать бесполезно богатства, чинов и награды, Я коней распрягу, повинуясь душевным отрадам!

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Лу Юнь (262-303)

Один из ведущих представителей поэтического течения Тайкан ти ("Поэзия в стиле Тайкан").

Жизнеописание Лу Юня приводится в официальном историографическом сочинении "Цзинь шу" ("Книга [об эпохе] Цзинь", цз. 54). Уроженец области Уцзюнь (в современной провинции Цзянсу), Лу Юнь был младшим братом Лу Цзи, рядом с которым провел всю свою жизнь и судьбу которого повторил: затворничество в родовом имении, приезд в столицу, вхождение в придворные круги, участие в междоусобных конфликтах (в эти годы он и был поставлен во главе области Цинхэ) и, наконец, казнь.

Поэтическое наследие Лу Юня состоит из 25 стихов-ши (включая циклы) и 9 од-фу. В эпохи Мин и Цин было составлено несколько вариантов собрания сочинений Лу Юня (в т. ч. сводное собрание сочинений братьев Лу). Самые авторитетные из них — "Лу Цинхэ цзи" ("Собрание произведений Лу — [губернатора области] Цинхэ") и "Лу Шилун цзи" ("Собрание произведений Лу Шилуна") — входят в сводные издания соответственно Чжан Пу (1602-1641) и Дин Фубао (1874-1952; публикация 1916). Кроме того, лирические произведения Лу Юня представлены в сводных изданиях Дин Фубао (публикация 1964) и Лу Циньли (1911-1973), одические — в своде Янь Кэцзюня (1762-1843).

Основное место в лирике Лу Юня занимают поэтические послания к брату и друзьям, например: "Да сюн Пинъюань ши" ("Стихи в ответ старшему брату из Пинъюаня", 2 одноименных стихотворения), циклы "Да Гуань сюцай ши" ("Стихи в ответ сюцаю Гуаню", 5 текстов) и "Цзэн Чжэн Маньли ши сы шоу" ("Четыре стихотворения в дар Чжэн Маньли"). Другую тематическую группу его лирики представляют стихотворения-панегирики, посвященные различным придворным церемониям. Все они имеют пространные названия, в которых указывается, по какому поводу и по чьему приказанию они были созданы. Например: цикл "Чжэнси дацзянцзюнь Цзинлин ван гунхуй Шэтан Хуан тай-цзы цзянь мин цзо сы ши" ("Стихи, написанные по повелению его августейшего высочества наследника престола, лицезревшего собрание князей в Зале для стрельбы из лука, устроенное Цзинлинским принцем — командующим Армией, покоряющей запад", 6 стихотворений).

Творения Лу Юня помимо пространности названий отличаются внешней эффектностью, красочностью слога и велеречивостью. Обилие у него подобных текстов указывает на то, что он пользовался большим авторитетом как придворный поэт, творчество которого не могло не сказаться на формировании своеобразного стиля официальной лирики. Вместе с тем из-за многочисленности "словесных украшений" произведения Лу Юня весьма вычурны и громоздки.

В совершенно иной манере выполнен любовно-лирический цикл "Вэй Гуянь сянь цзэн фу ван фань ши" ("Послания господина Гуяня своей супруге и ее письма к нему", 4 стихотворения), который считается лучшим произведением поэта. Впоследствии он был включен в антологию "Юй тай синь юн" ("Новые напевы Нефритовой башни") как один из шедевров любовно-лирический поэзии. Цикл имитирует переписку супругов — литературный прием, который использовали и другие авторы (например, Чжан Хуа). С художественной точки зрения в нем нашла продолжение стилистическая линия и народной песни, и поэзии любви поэтов рубежа II-III вв. (Сюй Гань, Цао Пи): "Как обидно и горько, что из дома уехал супруг, / В неутешной тоске одинокие тянутся дни. / <...> / Есть в столице немало пленительных дев, / А столичные девы божественно как хороши. / <...> / Что Вам та, что стареет в далекой глуши?! / Но нежданное чудо: от Вас получила письмо — / Драгоценный подарок для верность хранящей души!" (2-е стихотворение).

Новизна произведений Лу Юня, по сравнению с предшествующей любовной лирикой, состоит в том, что в них подробно рассказывается о переживаниях лирического героя. Мотив мужских любовных страданий ранее был свойствен одической поэзии; перенесенный на лирику, он позволил поэтам придать повествованию дополнительную эмоциональность и достоверность, о чем свидетельствует названный выше цикл Лу Юня: "На одно бы мгновенье увидеть твой ласковый взгляд, / Вновь чарующим звукам речей твоих нежных внимать! / Обнимая одежды, всю ночь по постели мечусь / И во сне твое имя могу до утра повторять" (1-е стихотворение).

Творчество Лу Юня получило довольно негативные оценки в литературной критике V-VI вв.

В трактате Лю Се "Вэнь синь дяо лун" ("Дракон, изваянный в сердце письмен") о нем говорится: "Лу Юнь вызывает восхищение чистотой и стремлением вникнуть в истинный смысл вещей, но его мысли слабосильны". В трактате Чжун Жуна "Ши пинь" ("Категории стихов") он отнесен к поэтам второй (средней) категории, причем без всякой оценки его творчества. В антологию "Вэнь сюань" ("Избранные произведения изящной словесности") включено всего 4 стихотворения Лу Юня: 1 панегирик, 2 текста из любовно-лирического цикла (но они помещены в тематический раздел "Письма") и 1 поэтическое послание. В традиционной китайской филологии и в современной научной литературе Лу Юнь в основном упоминается лишь как младший брат Лу Цзи и при перечислении представителей Тайкан ти. В китайском литературоведении последних десятилетий XX в. обозначился некоторый рост интереса к его поэтическому наследию. Предпринимаются попытки определить степень художественного своеобразия творчества Лу Юня и его подлинное место в истории китайской поэзии.

Источник: "Духовная культура Китая. Энциклопедия. Том 3. Литература. Язык и письменность", 2008

Перевод: Кравцова М.Е.

"Послания господина Гуаньяня своей супруге и ее письма к нему"

Второе стихотворение цикла ("Полнят осенние звуки промозглый осенний воздух...")

Как ужасно и горько, что супруг мой  покинул наш дом, В безутешной тоске одинокие тянутся дни. Как преграду пройти из потоков и гор! Между нами — дороги-пути пролегли. Есть в столице немало, я знаю, пленительных дев, А столичные дивы божественно как хороши. Грациозна походка, и гибок их чувственный стан, И в лукавой улыбке жемчужинки-зубки влажны. Равнодушным не будешь при виде подобных красот. Что вам та, кто стареет в далекой глуши?! Но нежданное чудо: от вас получила письмо — Драгоценный подарок для верность хранящей души!

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Первое стихотворение цикла ("Я в столице теперь, где сливаются русла трех рек...")

Я в столице теперь, где сливаются русла трех рек, Ты — на юге далеком, где Великого озера гладь. Через эти хребты и потоки,  чтобы снова друг друга обресть, Нужно птицей лететь или быстрою рыбою стать. На одно бы мгновенье увидеть твой ласковый взгляд. Вновь чарующим звукам речей твоих нежных внимать. Обнимая одежды, всю ночь по постели мечусь, И во сне твое имя могу до утра повторять. Страшно мне, что другому любовь ты отдашь, А не будет тебя — в этой жизни мне что еще ждать?!

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Чжан Се (?-307)

Уроженец северо-восточного региона Китая (уезд Аньпин на территории современной провинции Хэбэй), один из трех братьев по фамилии Чжан, которые, несмотря на фрагментарность сохранившегося их поэтического наследия, называются китайскими критиками в числе ведущих представителей "Поэзии в стиле Тайкан".

О жизненном пути Чжан Се известно немного: сообщается лишь, что он провел некоторое время в отшельническом уединении, затем все же поступил на службу и сделал достаточно успешную официальную карьеру.

До нас дошло всего 13 стихотворений Чжан Се, десять из которых объединены в цикл "Стихи о разном", считающийся одним из шедевров китайской лирики второй половины III в.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Кравцова М.Е.

"Стихи о разном"

Первое стихотворение цикла ("Осенняя ночь, леденящий проносится ветер...")

Осенняя ночь,  леденящий проносится ветер, От морозного воздуха  стынет нагретое за день болото. Хор цикад  раздается внизу у ступеней, Мотыльки налетели,  вкруг свечки ведя хороводы. Он уехал  и где-то в пути задержался, Красоте ее юной  цвести в одиночестве полном: И как долго  еще суждено жить в разлуке? Уже новых пород  древесину берут на растопку... Тишину ее спальни  походка ничья не нарушит, Вновь весною трава  во дворе разрослась, И зеленый лишайник  украсил угрюмые стены, — А она все по комнатам бродит,  ища себе тщетно покоя. Все, что видит вокруг,  лишь сильней заставляет страдать, В безутешной тоске  разрывается сердце от боли. Примечания

Уже новых пород древесину берут на растопку — в Китае было принято в каждый сезон года использовать для растопки (или добывания огня) древесину строго определенных пород.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Второе стихотворение цикла ("Пламя-звезда уже с юга на запад сместилась...")

Пламя-звезда  уже с юга на запад сместилась, Солнце быстрее  к закатным торопится далям, Пусть еще ярко  в лучах бирюзеет листва, Ласковый ветер  зеленый бамбук обвевает. Дождик покрапал,  цветы на рассвете омыв, Куст хризантемы  украшен обильной росою. Стынущий воздух  торопит драконов залечь, Небо все выше,  а мир холодней и суровей. Хрупким ветвям  уже, кажется, вновь не сплестись, Травам душистым  не быть ароматными снова. Жизнь человека —  мгновение в бурных волнах, Птицей мелькнет и исчезнет  в предвечных просторах. Что все течет,  сокрушался мудрец у потока, Пусть те слова  утешеньем послужат потомкам! Примечания

Пламя-звезда — Дахо ( "Большое пламя") — китайское название Антареса, перемещение которого в юго-западный сектор неба (сектор Кунь) приходится на 10-й месяц по лунному календарю и является одной из принятых астрологических примет осени.

Стынущий воздух торопит драконов залечь — по китайским верованиям, драконы зимой впадают в спячку.

Небо все выше — по китайским натурфилософским и астрологическим представлениям, осенью и зимой небо находится на большем расстоянии от земли, чем весною и летом.

Все течёт, сокрушался мудрец у потока — намек на эпизод из "Лунь юя" (глава IX, § 17), повествующий о том, как Конфуций, стоя однажды на берегу быстрой реки и взирая на ее стремительное течение, воскликнул: "Все течет, как воды этой реки, не останавливаясь ни днем, ни ночью!".

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Третье стихотворение цикла ("Западный ветер навеял осеннюю пору...")

Западный ветер  навеял осеннюю пору, Киноварный рассвет  о грядущей зиме возвещает. Клочковатым туманом  клубятся плывущие тучи, Шелковой кисеей  моросящие струи свисают. Золотистым букетом  раскрылись цветы орхидеи, А осенние травы  зеленые соки сокрыли. Я, отшельником став,  всем вокруг наслаждаюсь И, бежав от толпы,  размышляю о том лишь, что мило. На столе не лежит  приглашенье, как Сяо, на службу, И спасаться не надо,  теряя завязки сандалий. К высшим целям стремясь,  я оставил сиятельных принцев, В себе пестуя Дао,  себя и свой дух укрепляю. Совершенство постигший  от вещей не потерпит стесненья, Вольным ветром летит  через время и грязь и сомненья.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Четвертое стихотворение ("Предрассветная дымка встречает дневное светило...")

Предрассветная дымка  встречает дневное светило, От Кипящей воды  киноварным становится воздух. Величаво-грозны  наползли вдруг тяжелые тучи, И вовсю разошелся  едва намечавшийся дождик. Легкий ветер  порывом сгреб в охапку траву, Верх деревьев  сковал ночью выпавший иней. С каждым днем  все заметней редеет листва, А лесные стволы  частоколом недвижным застыли. Молодым я вздыхал,  что неспешно так тянутся дни, Стариком я грущу,  что бег времени столь быстротечен. Вот и жизни закат,  и тревожнее все на душе... Если бы встретил Цзы-чжу,  попросил погадать бы, конечно! Примечания

Кипящие воды — вариант литературного перевода названия помещаемого на крайнем востоке мифического водоема (Таньгу, Янгу — "кипящий водоем, поток"), в котором обмывались рассветные солнца.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Ван Сичжи (303-361)

Китайский каллиграф.

Ван Сичжи родился в Линьи провинции Шаньдун. Учился у знаменитой госпожи Вэй (Вэй Шо). Служил при дворе, дойдя до должности полководца. Его оригинальные работы не сохранились, но дошли в позднейших копиях. Был прозван "Богом каллиграфии", превратился в героя популярных рассказов. Каллиграфами стали и семь его сыновей, из которых наиболее известен младший, Ван Сянчжи, позднее их с отцом называли "Два Вана". Шитао писал:

"Как ни жаль, я не придерживаюсь методов двух Ванов, впрочем, два Вана тоже не придерживались моих методов."

Наиболее знаменитое произведение Ван Сичжи — предисловие к антологии "Стихотворения, сочиненные в Павильоне орхидей" ("Ланьтинцзи", 蘭亭集序), написанное в 353 г.

Помимо каллиграфических достоинств, оно прославилось благодаря интересу, проявленному к нему вторым императором эпохи Тан Ли Шиминем, большим поклонником Ван Сичжи: в поисках оригинала "Ланьтинцзи" он организовал серию сыскных кампаний, которая стала основой картин, новелл и пьес.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Каллиграф, литератор, теоретик художественного творчества, в частности каллиграфии. Жизнеописание Ван Сичжи содержится в официальном историографическом сочинении "Цзинь шу" ("Книга [об эпохе] Цзинь", цз. 80). Он входил в один из самых древних и могущественных северных (регионы бассейна Хуанхэ) аристократических кланов, который занял главенствующее положение в политической жизни и властных структурах южно-китайских государств после событий 311-317 гг. Дядя Ван Сичжи — Ван Дао (276-339) был соратником основателя династии Дун (Восточная) Цзинь (317-420) и ее первым канцлером. Выросший в роскоши и с детства поражавший окружающих своими способностями, Ван Сичжи был принят при дворе, неоднократно получая приглашения на высокие посты. Пик его общественной активности пришелся на молодые годы, когда он получил должность командующего правым крылом армии (юцзюнь цзянцзюнь). Впоследствии служебной карьере он предпочел творческие занятия. Местом его проживания стал уезд Гуйцзи (современный Шаосин провинции Чжэцзян), который он формально (в должности губернатора-нэйши) возглавлял. Самое замечательное в биографии Ван Сичжи — это его дружба с Се Анем (320-385), будущим прославленным полководцем и представителем тоже могущественного, но южного по происхождению аристократического клана. Друзья создали в имении Се Аня подобие философско-поэтического салона, куда стекались многие известные литераторы и деятели культуры того времени, в т. ч. представители тематического направления Сюань янь ши: Юй Чань, Сюй Сюнь, Сунь Чо, монах Чжи Даолинь, художник Гу Кайчжи.

Главной сферой творческой деятельности Ван Сичжи была каллиграфия — и теоретические и практические ее аспекты. С его именем связывается дальнейшая разработка и утверждение в каллиграфической практике обоих опорных ее стилей (почерков) — лишу, "уставное письмо" (образцовый почерк) и цаошу, "травяное письмо", т. е. скорописи, в которой черты иероглифа напоминают спутанные стебли травы. Этот почерк, давший впоследствии несколько отдельных направлений, всегда особо ценился мастерами и ценителями каллиграфии, считавшими, что он в наибольшей мере передает дух (ци) художника и спонтанность творческого акта. Традиция называет Ван Сичжи непоколебимым сторонником "естественности" каллиграфии и всего художественного творчества как воплощения природных закономерностей и принципов. Говорят, что с целью разработки этих стилей он лично наблюдал за поведением и повадками животных и птиц.

Важнейшее общетеоретическое сочинении Ван Сичжи — эссе "Сань юэ сань жи Лань-тин ши сюй" ("Предисловие к стихам, [написанным в] Павильоне орхидей [во время Праздника] 3-го дня 3-го месяца"). Оно задумано как преамбула к составленным им же (из стихотворных экспромтов его родственников и друзей) антологии "Ланьтинцзи" — "Стихи Павильона орхидей". Кроме того, Ван Сичжи принадлежит ряд трактатов о технике каллиграфии и письменных принадлежностях, в частности трактат "Би цзин" ("Канон кистей [для письма]", "Основное о кисти"). В нем перечисляются различные виды кистей для письма (би) начиная с эпохи Хань, дается описание их конструктивных особенностей и способов применения. Значительную часть творческого наследия Ван Си-чжи составляют прозаические произведения различных литературных жанров, и прежде всего эпистолы (письма к друзьям).

Собственно поэзия была для Ван Сичжи явно факультативным занятием. Сохранилось всего 3 его стихотворения: поэтическое послание "Да Сюй Сюнь ши" ("Отвечаю Сюй Сюню") и "Ланьтин ши эр шоу" ("Два стихотворения [из] "Павильона орхидей") — экспромты в честь организованного им Праздника 3-го дня 3-го месяца. Его ода "Юн би фу" ("Ода [о] способах употребления кисти [для письма]") — это поэтическая вариация трактата "Би цзин".

Источник: ABIRus.ru

Перевод: Алексеев В.М.

Мы в павильоне орхидей ("В девятый год правления государя...")

В девятый год правления государя под девизом "Всегдашняя гармония", в начале вечереющей весны, мы собрались там, среди гор Гуйцзи, на склоне северном, где павильон мой орхидей, чтоб совершить обряд изгнанья темных сил.

Все самые достойные пришли, собрались все — и стар, и млад. В этой местности были высокие горы, крутые холмы, густейшие рощи и длинный бамбук.

И еще были чистые струи и быстрый поток, бегущие поясом друг перед другом и слева, и справа.

И я устроил так, чтоб это все служило нашим чаркам, плывущим по извивам вод, и чтоб сидели рядом мы по этому потоку, и хоть у нас нет роскоши — свирелей из бамбука, и струн, и флейт, но чарка — раз и два — стихи, и этого достаточно для нас, чтоб выход дать просторный в область слова всем чувствам, где-то скрытым в глубине. А в этот день, сегодня, небо ясно и воздух чист, а благодетель-ветерок ласкает и бодрит. Гляжу ли я вверх, созерцая громаду Вселенной, смотрю ли я вниз, наблюдая богатую жизнь, куда бы ни забрел мой взор и ни помчалась мысль — все это может радость слуха и взора до самых высей вознести, и, право, есть чем насладиться нам!

А вот как смотрят в небо и на землю люди, жив я друг с другом весь свой век. Одни берут все из собственной души и мысли, проникновенно говоря об этом в одной лишь комнате своей. Иные же, отдав себя мечте и вдохновенью, волной свободною текут за все пределы форм и тел. Но хоть на тысячи ладов они стремятся к одному и отрицают другое и хоть спокойствие одних и суета других не совпадают, все они, обрадовавшись встрече с тем, что надо им, и обретя на время все в себе, так веселы и так собой довольны, и не подумают о том, что старость ведь идет.

Но вот они дошли до цели и... устали. Их настроение теперь уже другое, в такт ходу дел, с ним связаны тоска и недовольство. И то, что ранее так радовало их, лишь стоит на момент им посмотреть на жизнь вокруг себя, тотчас становится одним воспоминанием былых времен. Об этом нам и то нельзя не погрустить в приливе горьких чувств. Тем более, когда мы знаем, что и длинный наш век и короткий, следуя метаморфозе, кончат уничтоженьем, к которому стремятся они. Ведь древний автор говорит: "О смерть и жизнь — величественны обе". А разве нам не больно это знать?

И вот я всякий раз как созерцаю то, что возбуждало в людях старины приливы горестной тоски, — прямо чувствую, как будто с ним слит в одно. И не бывало так, чтоб их садясь читать, я не стонал в тоске, но все не мог сознать в своей душе, в чем дело здесь. Определенно знаю: говорить, что жизнь и смерть — одно, является пустою болтовней; уравнивать в одном нам предка Пэна и преждевременно умершее дитя — лишь вымысел пустой.

Ведь те, кто будут наблюдать нас после нас, рассудят, как и мы, смотрящие теперь на старину. Взгрустнется, да!

И вот я здесь расположу сегодняшних сподвижников моих, перепишу все то, что сочинили они на наши темы здесь. Хоть поколенья наши будут различаться и обстановка жизни будет не одна, но то, что вновь поднимет чувство в них, по существу — одно. И те, позднейшие, что будут просматривать все эти сочиненья, пожалуй, и они прочувствуют над ними все это вновь.

Примечания

Все это произведение — полемика с даосским философом Чжуан-цзы (IV век до н. э.), утверждавшим, что жизнь и смерть одинаково велики.

Это предисловие к стихам поэтического содружества, возглавлявшегося знаменитым каллиграфом и поэтом Ван Си-чжи (321-379 ), написанное им же, является с тех пор и доныне предметом общего восхищения и вызвало огромную литературу подражаний. Критики усердно хвалят "высоту и ширь его литературного чувства", "легкость и свободу его литературного достижения", не находя вообще слов для всяких дальнейших похвал и славословий. Они отмечают как особенное достоинство основную его философему, нападающую на софизмы людей того времени, и в том числе на собратьев автора по литературному пиру, упивающихся меланхолическим и "чистыми" (то есть отвлеченными) положениями о быстротечной эфемерности человеческой жизни, оба края которой, жизнь и смерть, не позволяют с нею вообще считаться серьезно.

Есть два типа людей, говорит автор, из которых одни слишком преданы внутренней жизни, обособленной от мира, другие же, наоборот, выходят из своего нутра в необузданную мечтательность и приемлют мир лишь как материал для ее размаха. Жалкие, жалкие люди! Смерть — не условная грань, а реальная сущность жизни, и старость быстро смиряет как тех, так и других: им остается только вздыхать о своих былых увлечениях. Но ведь вы же, друзья мои, об этом знали и раньше! Зачем же было всю жизнь проводить в заведомой лжи? Еще хуже, что это же надо сказать и о всех прежних поэтах-мечтателях, которых читаешь и никак не можешь понять их трафаретного легкомыслия. Заявляю решительно: все эти "чистые" (от земных регалий) беседы на тему о том, что жизнь и смерть одно и то же, — беседы вздорные и бессодержательные. Если умирают и младенцы и старики, то из этого никак не следует, что смерть есть все, а жизнь — ничто. Наоборот, именно промежуток между рождением и смертью, который мы зовем жизнью, есть единственно достойный для размышления предмет. Я, друзья, зову вас к жизни. Не о смерти тоскуйте, а о своем неуменьи достойно жить, жить так, чтобы нами любовались потомки не менее, чем мы любуемся нашею классической стариной... Увы, вы этого не делаете, как и прежние поэты тоже!

Но, может быть, мой голос как-нибудь да прозвучит. Как вы думаете?

Предназначенное в виде дружеской полемики к воздействию на людей того времени, даосских фантазеров, уклонявшихся от мира и считавших жизнь сплошным кошмарным недоразумением, это произведение пережило шестнадцать веков, оставаясь неувядаемым и исключительным по влиянию и на молодежь, и на стариков Китая. Перевод его, отражающий китайское чередование ритмов, есть простое размещение переводных слов по соответственным оригиналу группам.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 34

Сунь Чо (314-371)

Государственный деятель, мыслитель, один из ведущих представителей тематического направления сюань янь ши ("Стихи/поэзия о сокровенном").

Его жизнеописание содержится в официальном историографическом сочинении "Цзинь шу" ("Книга [об эпохе] Цзинь", цз. 56). Сунь Чо, родился в Чжунду области Тайюань (современный г. Пинъяо провинции Шаньси). Происходил он из старинного чиновничьего семейства (внук известного в свое время государственного деятеля и литератора Сунь Чу (218-293)). Сунь Чо родился, когда его семья уже перебралась на юг, поселившись в уезде Гуйцзи (современный Шаосин провинции Чжэцзян). С детства он быт дружен с Сюй Сюнем (вместе они совершали длительные прогулки в горы).

Когда ему было немногим более 10 лет, он сочинил первое крупное поэтическое произведение "Чжу чу фу" ("Ода [о] следовании желаниям"), в котором воспел жизнь отшельника. Сюй Сюнь ввел его в круг ближайших друзей Се Аня (320-385) — представителя могущественного южного аристократического клана, проживавшего в Гуйцзи и организовавшего в своем родовом поместье подобие литературно-философского салона. Во многом благодаря протекции Се Аня и его высокопоставленных друзей Сунь Чо сделал быструю и успешную карьеру, достигнув постов заместителя начальника Департамента государственных дел (шаншулан) и руководителя Верховной судебной палаты (тинвэйцин). Кроме того, он состоял в штате высшего государственного учебного заведения Госюэ в звании бо ши, "широкого эрудита" (или ученого-эрудита).

Сунь Чо признается самым значительным буддийским идеологом до периода формирования собственно буддийских школ (2-я пол. IV в.). Его теоретические разработки были направлены на доказательство идейного сходства учения Будды и китайских учений (конфуцианства, даосизма; и духовного родства их основоположников. Исходя из такой установки, он пытался интерпретировать индо-буддийскую концепцию мудрости (праджня) с позиций даосской философии (в ее варианте, данном в "Учении о сокровенном" — сюань-сюэ), способствуя тем самым китаизации буддизма.

Поэтическое наследие Сунь Чо состоит из 9 стихотворений-ши (включая циклы) и 3 од (фу). Собрание его сочинений "Сунь тинвэй цзи" ("Собрание произведений Суня — [руководителя] Верховной судебной палаты") содержится в сводном издании Чжан Пу (1602-1641); лирические произведения вошли в своды Дин Фубао (1874-1952; публикация 1964) и Лу Циньли (1911-1973), одические — в свод Янь Кэцзюня (1762-1843).

Основное место в лирике Сунь Чо занимают поэтические послания к друзьям, например, цикл "Да Сюй Сюнь ши" ("Отвечаю Сюй Сюню", 9 текстов) и "Цзэн Се Ань ши" — "Стихи в дар Се Аню"). Все это пространные тексты, написанные редким для поэтической практики того времени четырехсловным (по 4 иероглифа в строке) размером. Внешним своеобразием отличается и "Бяо ай ши" ("Стихи о печалях"), в котором собственно стихотворному тексту предпослано — подобно композиционным нормам одических произведений — объемное прозаическое вступление.

Лучшим и наиболее показательным для лирики Сунь Чо как представителя сюань янь ши считается стихотворение "Цю жи" ("Осенний день"). По содержанию и настроению оно очень похоже на произведения с отшельническими мотивами (тематическая группа Чжао инь ши — "Призывание скрывшегося от мира"), получив распространение в творчестве поэтов 2-й пол. III в. (Лу Цзи, Цзо Сы и др.). Из "Цю жи": "Уже обнаженные ветви стынут под ветром холодным, / Над опустевшей скалою серое небо нависло. / Мокнут повсюду деревья от так и не высохших рос, / С некогда пышною ветвью прощаются хрупкие листья. / К грибам прикасаясь, горюю, что они скоро исчезнут, / И радуюсь, зная, что сосны зелеными будут, как прежде. / Истинно, чем дорожу я — вдали от столичных покоев / В этих пустынных лесах жизнью живу безмятежной" ("Осенний день").

Из одических произведений Сунь Чо традиционно (включена в антологию "Вэнь сюань" — "Избранные произведения изящной словесности", цз. 11) выделяется "Ю Тяньтайшань фу" ("Ода [о] путешествии по горам Тяньтайшань", "Ода [о] восхождении на гору Тяньтайшань"), Она не только относится к числу шедевров одической поэзии III-VI вв., но и является полноценным философским сочинением, и, кроме того, одним из первых в истории китайской литературы поэтическим произведением с буддийскими мотивами. Ода посвящена горному массиву Тяньтайшань, находящемуся на территории современной провинции Чжэцзян (на границе уездов Тяньтай и Линьхай) и ставшему впоследствии одним из наиболее почитаемых и даосами, и буддистами мест. Ее содержание как раз и сводится к доказательству необыкновенности и святости (в даосском-религиозном понимании) этого массива.

Оде предпослано вступление, в котором Сунь Чо дает панегирическое описание Тяньтайшань и объясняет причины, побудившие его к такому воспеванию: "Гора Тяньтайшань — божественное совершенство среди пиков. <...> Место блужданий и преображений таинственных мудрецов, приют духоносных бессмертных. Ведь облик ее — высота высот, красы благовещей расцвет. <...> Вот почему к ней устремляю парящий свой дух, возвращаюсь к думам о ней снова и снова. Днем воспеваю, ночью не сплю, ловя мимолетные миги, и мнится, что уже поднялся я на гору. Освобождаюсь от пут мирских, вверяя себя святости этой вершины <...>" ("Ода [о] восхождении на гору Тяньтайшань" / здесь и ниже пер. Я. Боевой и Е. А. Торчинова).

Текст самой оды отчетливо делится на три смысловые части. В первой рассказывается о восхождении на гору. Несмотря на насыщенность текста красочными гиперболами, образами, производными от даосско-философской и алхимической терминологии, намеками на сюжеты из даосских сочинений и легенды о персонажах даосского пантеона, речь идет не о мистическом странствовании адепта, а о вполне реальном восхождении человека на вершину конкретного горного массива.

Но постепенно (вторая часть оды) Тяньтайшань приобретает фантасмагорические очертания, сливаясь в сознании поэта с волшебными горами Куньлунь — обителью бессмертных. Окружающее видится ему в образах, заимствованных из описаний гор Куньлунь в "Каноне гор и морей" и других древних сочинениях: "Ветви коричных деревьев на восемь сторон / В инее льдистом простерты. / <...> / Вечных деревьев цзяньму роща на тысячу сажень, / Жемчуг на ветках, кора — блестящий самоцвет".

Третья часть оды — заключение, где излагаются теоретические взгляды Сунь Чо: переложение буддизма (мадхъямика) идей о форме как пустоте и пустоте как форме, относительности (и поэтому взаимообусловленной иллюзорности) противоположностей и истинной реальности за гранью всякой дихотомии.

Однако при этом Сунь Чо оперирует преимущественно не буддийскими, а даосскими категориями и понятиями: наличие/бытие/явленное-отсутствие/небытие/ неявленное" (ю-у); "естественность" (цзы жань): "Так прозреваешь, что явленным не ограничен мир, / Пути постигаешь к небытию, которому нет предела. / Отбросив форму и пустоту, так как они равны, / И внезапно, оставив явленное, сокровенное обретешь".

В результате эта ода свидетельствует о характере процесса адаптации буддизма к китайской культуре, доказывая, что ферментную роль в нем играла именно даосская традиция. С художественной точки зрения она демонстрирует наглядный пример образного строя и стилистического своеобразия поэзии сюаньянь ши.

В дальнейшем творчество Сунь Чо рассматривалось исключительно через призму его принадлежности к сюань янь ши, без учета литературных достоинств произведений автора. В трактате Чжун Жуна "Ши пинь" ("Категории стихов") он отнесен к литераторам низшей (третьей) категории. К исследованию поэтического наследия Сунь Чо ученых подтолкнуло изучение как истории формирования китайского буддизма, так и происхождения пейзажной лирики — шань шуй ши ("стихи/поэзия гор и вод").

Источник: "Духовная культура Китая. Энциклопедия. Том 3. Литература. Язык и письменность", 2008

Перевод: Кравцова М.Е.

Осенний день ("Полнят осенние звуки промозглый осенний воздух...")

Полнят осенние звуки промозглый осенний воздух, Ветер, надрывно стеная, ввысь облака уносит. Здесь, среди гор обитая, чувствуешь смену сезонов, В дальние дали ушедший протяжную песнь заводит. Уже обнаженные ветви стынут под ветром холодным, Над опустевшей скалою серое небо нависло. Мокнут повсюду деревья от так и не высохших рос, С некогда пышною ветвью прощаются хрупкие листья. К грибам прикасаясь, горюю от мысли, что скоро исчезнут, И радуюсь, зная, что сосны зелеными будут, как прежде. Истинно чем дорожу я, — вдали от столичных покоев, В этих пустынных лесах жизнью живу безмятежной. Вот и исчезли печали, раньше терзавшие сердце, Где-то поблизости, верно, дивный поток тот, безбрежный.

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Се Даоюнь (IV в.)

Картина исполнена в провинции Янлюцин. Печатня не указана.

Картина иллюстрирует два примера из "Троесловия" (XIII в.) — сборника для детей, состоящего из стихов-сентенций по три иероглифа-слова для облегчения заучивания, например, "Жун в четыре года мог уступить грушу; надлежит с малых лет знать о почтении к старшим"; "Се Даоюнь могла сочинять стихи, вот ведь девица, а умна и находчива".

Первый сюжет (на картине справа) поясняется в комментарии к "Троесловию" и в надписи на лубке следующим образом: "Когда Кун Жуну, жившему при династии Хань, было четыре года, он знал уже, что такое скромность и уступчивость. Однажды он лакомился грушами вместе со старшим братом; он выбрал себе самую маленькую. Когда Жуна спросили, почему он не выбрал большую, он ответил: "Братья большие, а я маленький. Как же я могу нарушить правила?" К этому следует только добавить, что речь идет о Кун Жуне (153-208), ставшем впоследствии знаменитым ученым и поэтом. На картине он изображен с отцом и старшим братом.

Второй сюжет — история Се Даоюнь, племянницы первого министра цзиньского двора Се Аня (320-385), которая еще в раннем детстве умела слагать стихи и оды.

Источник: ART-Portal

Перевод: Басманов М.И.

Вслед за Цзи Чжунсанем славлю сосну (“Я от сосны на круче не отрываю взгляда...”)

Я от сосны на круче Не отрываю взгляда. Ей, такой жизнестойкой, И холода не страшны. Хочу я наверх подняться — Отдых мне будет наградой Под покрывалом могучей Вечнозеленой сосны. Только усилья напрасны — Подъема не одолею. Помощи жду от Ван Цяо, Грезя о высоте... Время неумолимо — Не щадит, не жалеет. Видно, веленье Неба — Жить в мирской суете.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Всхожу на гору ("За облака вознесся пик горы на востоке...")

За облака вознесся Пик горы на востоке, Ясное небо пронзил он Сверкающим острием. В скалах там затерялся Скит, такой одинокий, В тишину погруженный, С тайной, сокрытою в нем. Мнится: то не творенье Рук мастеров умелых — Словно он изначально Создан природой самой. Воздух, какой здесь воздух! — Им бы дышать я хотела, Здесь всё зовет остаться, Не возвращаться домой... Скоро в скиту таком же Я поселюсь, пожалуй, В нем до последнего часа Век скоротаю мой.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Се И (IV в.)

3-го дня 3-го месяца 353 г. друзья Се Аня собрались в Павильоне орхидей на праздник Весеннего очищения. День выдался ясный, теплый, с тем благодатным привкусом весны, который бывает только на юге. Захмелевшие поэты пили вино из чарок, плавающих в речной воде, среди лотосов. В разгар веселья всем было предложено написать по одному-два стихотворения. Готовые экспромты собрали вместе, знаменитый каллиграф Ван Сичжи переписал их и снабдил предисловием. Получился поэтический сборник, оставивший свой след в истории китайской словесности. Среди его участников мы встречаем и членов семейства Се — Се Аня и его родственников Се Ваня и Се И.

Всех их объединяет тонкое чувство природы и своеобразный анакреонтизм, выраженный в чисто китайских формах культа дружбы, вина и радостей жизни.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Перевод: Бежин Л.Е.

"Я следую тому, что мне велит душа..."

Я следую тому,  что мне велит душа... Уносит стаи рыб  стремительной волной. Едины сто веков  и этот краткий миг, И радостен мудрец,  омытый чистотой.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Гу Кайчжи (344?-406)

Гу Кайчжи традиционно считается основателем китайской живописи. Сегодня известны имена художников, творивших до него, однако Гу Кайчжи вошёл в историю китайского искусства как крупный реформатор живописи, стоявший у самых её истоков.

Художник жил во времена правления династии Цзинь (265-420), которая объединила земли, создав государство на юге страны, в районе нынешнего города Нанкина. С именем государства Цзинь связаны наши представления о первых китайских каллиграфах, художниках и теоретиках живописи. Гу Кайчжи был настолько известным человеком, что его жизнеописание включено в "Цзиньши" (История государства Цзинь), которая была составлена в IX в. Анекдоты и легенды о его жизни вошли в знаменитый сборник рассказов "Новое изложение рассказов в свете ходящих", составленный Лю Ицинем в V веке, и отчасти послужившем основой для составления его биографии. Из этих исторических источников вырисовывается весьма неполный и чрезмерно анекдотичный портрет художника. Древний биограф отмечает, что Гу Кайчжи был очень эксцентричным человеком, чудаковатым, преисполненным наивного самомнения, верящим в чудеса и волшебство. Например, описывается история, как один из его друзей, которому Гу Кайчжи послал запечатанный ящик со своими картинами, аккуратно вскрыл его, вытащил картины и восстановил печати. Когда Гу Кайчжи пришел к нему и увидел, что печати на месте, а картин нет, он высокопарно заявил "Совершенные творенья живописи способны становиться бесплотными, и исчезать подобно небожителям". В другой истории описывается, как тот же приятель, Хуань Сюань, подарил Гу Кайчжи ивовый листочек, под которым прячутся цикады, и сказал, что если Кайчжи будет накрываться им, то тоже станет невидимым. Художник поверил, и очень дорожил этим листочком, а Хуань Сюань всякий раз ему подыгрывал, когда художник им накрывался и становился "невидимым". Биограф сообщает также, что Гу Кайчжи "был хвастлив сверх всякой меры. Зная это, молодежь нарочно начинала превозносить его, чтобы позабавиться его пустым хвастовством". В официальной биографии отмечается талант острослова, который был присущ художнику: "Кайчжи обожал остроты и колкости, и пользовался за это всеобщей любовью" (в культуре "людей ветра и потока" — фэнлю, к которой принадлежал мастер, игра тонкими оттенками смыслов слов была любимым развлечением). В традиционной биографии приводится и обязательная любовная история. В ней рассказывается, как Гу Кайчжи влюбился в соседскую девушку, не отвечавшую ему взаимностью. "Тогда он нарисовал на стене ее портрет и в сердце воткнул колючку. Девушка тотчас почувствовала боль, и когда Кайчжи вновь признался ей в любви, уже не отвергала его. Он незаметно вынул колючку из ее портрета, и боль у нее прошла".

Сообщив еще ряд легенд и анекдотов, биограф резюмирует: "Одно время Кайчжи находился в веденье Хуань Вэня (桓溫), и тот частенько говаривал — "Кайчжи чудаковат в каждом отдельном поступке, и верно оценить его можно лишь всего целиком". Вот почему принято считать, что Кайчжи превзошел всех в трех отношениях: как остроумный человек, как художник, и как чудак". Историки китайской культуры считают, что первоначальные, достаточно эпатажные проявления культуры "ветра и потока" Гу Кайчжи трансформировал в разновидность тонкого эстетства, и в этом его главная культурная заслуга.

Гу Кайчжи родился в 344 г. (хотя приводятся и иные даты, но эта самая распространенная) в уезде Уси современной провинции Цзянсу, находящейся на юге Китая. Родословное древо Гу было пышным и разветвленным; предки художника занимали высокие чиновничьи ранги. Китайский исследователь творчества художника Пань Тяньшоу замечает, что Гу Кайчжи "был полностью взлелеян под мемориальными досками знатных домов". Естественно, отпрыску столь знатного рода было дано блестящее образование — он получил его либо дома, либо в одной из частных школ. "История династии Цзинь" сообщает, что тяга к искусству проявилась в нем с самого детства, однако это стандартный ход при написании биографий всех знаменитостей. В молодости он поступил на государственную службу — начальник конницы Хуань Вэнь принял его в качестве своего секретаря. Хуань Вэнь был прославленным генералом, возглавившим в 354 г. поход против государств Цинь и Янь, и добившимся успеха. Однако впоследствии он запятнал свое имя участием в антидинастийном заговоре. К своему молодому секретарю Хуань Вэнь относился покровительственно, поскольку ему импонировали образованность и поэтический дар Кайчжи — об этом сохранились упоминания в рассказах.

В 373 г. Хуань Вэнь скончался, и Гу Кайчжи выразил свою скорбь, сочинив стихи. Последующий период историческими источниками освещен слабо, поэтому двадцать лет жизни художника, последовавшие за смертью его покровителя, остаются загадкой. Несомненно, что эти годы не были потрачены даром, и художник в это время писал, путешествовал, думал, творил. В пятидесятилетнем возрасте он попадает под начало Инь Чжунканя — крупного вельможи, в лице которого он вновь обрел себе друга. "История государства Цзинь" сообщает: "Впоследствии он служил секретарем у Инь Чжунканя, который тоже глубоко уважал его". В этот период три острослова — Гу Кайчжи, Хуань Сюань и Инь Чжункань любили проводить совместные вечера, состязаясь в остроумии и красноречии.

Еще одним близким другом Кайчжи был Се Ань (謝安, 320-385), крупный чиновник и известный меценат эпохи Шести династий (III-VI в.), который глубоко восхищался картинами художника, считая, что он превзошел всех предыдущих живописцев. Се Ань собрал вокруг себя кружок поэтов, каллиграфов, художников, — словом, артистической богемы, получивший название "Павильон орхидей" (Ланьтин). Предполагается, что Гу Кайчжи неоднократно бывал в его имении в Гуйцзы, располагавшемся в красивейшем месте. Павильон возвышался на островке, омываемом речушкой, и участники изысканного собрания проводили время в артистических состязаниях и играх. Например, ловили кубки вина, плававшие на лотосовых листьях, а кто был достаточно ловким, чтобы выловить полный кубок, опустошал его под пение стихов. К вечеру все участники сочиняли стихи о пережитом. Вполне вероятно, что Гу Кайчжи не застал уже этих возвышенных собраний, однако, несомненно, что его творчество было пронизано этим эстетским духом.

Обстоятельства и место смерти художника неизвестны.

Китайская история произвела на свет много полумифических фигур — основателей династий, героев и героинь, художников и музыкантов, которые наполовину принадлежат истории, наполовину мифологии. Многие свидетельства о них берут начало из более поздних времен, поэтому факты от вымысла отличить бывает крайне трудно. Гу Кайчжи, чье имя стало едва ли не синонимом начала китайской живописи, принадлежит именно к этой категории. Самое раннее описание его жизни, приведенное Лю Ицинем в "Новом изложении рассказов, в свете ходящих" было составлено в 430 г. — четверть века спустя после смерти художника, когда его жизнь уже была расцвечена легендами, которые разрастались и далее. Легенды были соединены воедино и переработаны в первой биографии, вошедшей в "Цзиньши" (История государства Цзинь), которая была составлена четыре столетия спустя после смерти художника. Его слава также росла с течением времени: дотанские (до 618 г.) критики заметно расходились в оценке его искусства, зато танские и более поздние критики превозносили его до небес. Высочайшая репутация Гу Кайчжи способствовала привязке его имени к трем приписываемым ему сегодня картинам-свиткам — "Мудрые и добропорядочные женщины", "Наставления старшей придворной дамы" и "Фея реки Ло". Эти свитки написаны анонимными художниками; интересно, что в танских (VII-IX в.) списках работ Гу Кайчжи названия этих трех произведений отсутствуют. Кроме того, все три свитка являются поздними копиями более ранних произведений. Поэтому точное описание творчества художника невозможно из-за недостатка надежной информации.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Бежин Л.Е.

Четыре времени года (Весенней водою озера полны...)

Весенней водою  озера полны, Причудлива в летних  горах тишина. Струится сиянье  осенней луны, Свежа в одиночестве  зимнем — сосна...

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Тао Юаньмин (365-427)

Поэт эпохи заката Восточной Цзинь — ранней Сун. Жизнеописания Тао Юаньмина дают не слишком много сведений. Они идут от стихов поэта, по которым можно проследить изменения, происходившие в его жизни. Всего до нас дошло 160 его стихотворений и несколько прозопоэтических сочинений.

Род Тао Юаньмина в прошлом знал выдающихся государственных деятелей, но поэт родился в уже обедневшей семье и, начав служить с 29 лет, занимал лишь незначительные должности. Вся поэзия Тао Юаньмина, по сути дела, посвящена стремлению освободиться от чиновничьей службы и воспевает жизнь человека, обретшего независимость. Все это может показаться и неновым, недаром в династийных историях биография поэта располагается в разделе "Жизнеописания отшельников". Критик VI в. Чжун Жун говорит о нем как о "родоначальнике всех поэтов-отшельников от древности до наших дней". И все же с Тао Юаньмина началась поэзия качественно новая.

Службу свою Тао Юаньмин не раз прерывал и в конце концов в 41 год покинул ее, уйдя с должности начальника маленького уезда Пэнцзэ, на которой пробыл немногим больше восьмидесяти дней. В старой китайской поэтической критике существует мнение, что Тао Юаньмин покинул службу потому, что не хотел служить дому Сун, узурпировавшему престол. Стихи поэта опровергают подобный взгляд на причину его возвращения к свободной жизни.

Немногие известные нам произведения, относящиеся ко времени службы Тао, свидетельствуют о неудовлетворенности жизнью чиновника и стремлении вернуться домой. "Домой, к себе" называется сочинение, написанное им сразу после отъезда из Пэнцзэ. В пяти стихотворениях, объединенных названием "Возвратился к садам и полям", он говорит о радости ухода от чиновничьей суеты, о близости к природе и лишь досадует на то, как задержалось его возвращение: "Как я долго, однако, прожил узником в запертой клетке и теперь лишь обратно к первозданной свободе пришел".

Разрыв Тао Юаньмина с чиновной средой, уход его к крестьянскому быту и соответственное отражение всего этого в стихах надолго создали ему славу поэта "опрощения". Отсюда и прочно державшийся взгляд на стихи Тао Юаньмина как на простые, легко разгадываемые. На самом же деле внутренний мир поэта весьма сложен, и возвращение Тао Юаньмина "к полям и садам" не говорит о душевной простоте. Стихи же его просты лишь в том смысле, что они избавлены от формальных украшательств, свойственных поэзии его времени, и даже одним этим знаменуют собою новую ступень в истории китайской поэзии. Тао Юаньмин являет собой редкий пример нераздельного сочетания традиции и новаторства. Совершенно традиционные по форме четырех- и пятисловные его стихи, часто насыщенные как бы традиционным же содержанием (перепевы привычных исторических тем, подражание древнему и т. п.), в то же время ввели читателя в новый мир ясности и бескомпромиссности мыслей и ощущений. Стихи его поразили современников и внешней своей "бескрасочностью" или "пресностью"; она заключалась в способности поэта экономно пользоваться ставшими уже обязательными литературными и историческими реминисценциями, намеками, готовыми выражениями, отяжелявшими китайскую поэзию. "Пресность" заключалась и в обыденности, "непраздничности" стихов, повествующих о каждодневной жизни, о труде и отдыхе, об общении с друзьями. Естественно, что в стихи поэтому вошли и "низкие" слова. Тао Юаньмин показал, что без них невозможна поэзия.

Поэзия Тао Юаньмина обеспокоена нравственными проблемами. "Бедные ученые", для которых нет ничего выше правды, герои древности, неукоснительно соблюдающие требования долга, — вот чьему образу жизни всегда готов следовать поэт: "А кто говорит, что умерли эти люди? Далекая быль, — но путь их ясней с годами!" Сам Тао Юаньмин повторил и путь жертвенности, и путь бедности. Некогда, в III в. до н. э., храбрец Цзин Кэ пошел на смерть для того, чтобы освободить мир от тирана. Тао Юаньмин совершил свой подвиг разрыва с неправедной, обеспеченной жизнью, предназначенной ему по праву рождения. "Бедные ученые" жили независимо и не марали себя суетой погони за корыстью. "Кто сказал, будто людям примириться с бедностью трудно? Им примером далеким эти прежних лет мудрецы". И Тао Юаньмин выбрал бедность не потому, что она лучше безбедного существования: он тоже предпочел бы не нуждаться. Он выбрал правду, а с нею и бедность, всегдашнюю ее спутницу в этом несовершенном мире. Так стихи Тао Юаньмина служат пояснением его жизни, и о чем бы ни писал поэт, все это — и "Стихи о разном", и "За вином", и "Подражание древнему" — всегда отклик на современность, всегда объяснение жизненной его позиции. А она заключается в том, что человек на протяжении ограниченного малым сроком земного своего существования (ибо смерть означает конец всему) должен быть нравственным и приносить окружающим добро: "Не теряя мгновенья, вдохновим же себя усердьем. Ибо годы и луны человека не станут ждать!" Поэзия Тао Юаньмина, вдохновляя человека на подвиг бескомпромиссной, высоконравственной жизни, учила его спокойному взгляду на смерть как на завершение пути. Последние строки "Поминальной песни" поэта: "Как я смерть объясню? Тут особых не надо слов; Просто тело отдам, чтоб оно смешалось с горой!".

В поэзии Тао Юаньмина нашло свое оригинальное выражение все лучшее, все самое нравственно высокое, что было накоплено китайскими поэтами за века до него. И наиболее ярко это проявилось в фантазии "Персиковый источник". Она состоит из прозаического предисловия и стихов, в ней рассказывается о том, как некий рыбак попал в счастливый крестьянский мир людей, пятьсот лет тому назад бежавших от гнета циньского тирана и ныне живущих так, что у них все равны и "государевых нет налогов".

В стихах Тао Юаньмина глубина и ясность мысли всегда соединены с поэтичностью ее выражения. Стихи небогаты внешними событиями, поскольку последних не так уж много в размеренной деревенской жизни поэта, но любое движение обыденной этой жизни могло бы вызвать интерес и душевное сочувствие даже одной своей безыскусной искренностью. Однако же за простотой этой, за непосредственностью общения с природой сокрыта мысль о самой человеческой жизни в смешении радости ее и горечи. И когда поэт говорит: "Жену я зову, детей мы берем с собою, / И в добрый к нам день гулять далеко уходим", — наше впечатление не ограничивается милой этой незамысловатой картинкой, потому что выше рассказано о душевном состоянии поэта, о грусти и веселье его в бедности.

Образцом глубины, многослойности поэтической мысли могут служить многие стихи Тао Юаньмина. Среди ставших хрестоматийными стихотворений такого рода выделяется одно из цикла "За вином". Оно принадлежит к лучшим во всей китайской поэзии:

Я поставил свой дом в самой гуще людских жилищ, Но минует его стук повозок и топот коней. Вы хотите узнать, отчего это может быть? Вдаль умчишься душой, и земля отойдет сама. Хризантему сорвал под восточной оградой в саду, И мой взор в вышине встретил склоны Южной горы. Очертанья горы так прекрасны в закатный час, Когда птицы над ней чередою летят домой! В этом всем для меня заключен настоящий смысл. Я хочу рассказать, и уже я забыл слова...

"Отшельник" Тао Юаньмин оказался отшельником особого рода, пришедшим к тем, кто в его понимании и были настоящими людьми. От чиновничьей суеты, от гоняющихся за корыстью и пустой славой он вернулся к труду в поле, к дружбе с крестьянами, к беседе с такими же, как он, "бедными учеными". И к этому воззвал в своих стихах. Влияние Тао Юаньмина на последующую китайскую поэзию огромно. Его творчество можно считать преддверием замечательной танской, а затем и сунской поэзии. Их высокое совершенство было обусловлено новаторскими для своего времени достижениями поэтического гения Тао Юаньмина.

Современниками Тао Юаньмина были Се Линъюнь и Бао Чжао.

Источник: ABIRus.ru

Перевод: Алексеев В.М.

Домой к себе ("Уйду я отсюда домой, домой...")

Напевные строфы.

Уйду я отсюда домой, домой. Ведь зарастут бурьяном там поля и огороды! Ну, как же мне домой не вернуться?

Коль скоро сам я душу превратил в служанку тела, зачем терзаться и все время горевать? Ведь я прозрел и повял, что же стоит упреком донимать себя за прошлые грехи, и знаю хорошо, что можно нагонять все то, что будет впредь. Я вижу ясно, что дорога заблуждений зашла еще недалеко, и, наконец, прозрел, что я сегодня прав и был не прав вчера.

Вот лодку мою качает, качает, легко подымая. И ветер порхает, порхает, дуя в мои одежды... Я спрошу у прохожих людей, как держать мне дальнейший путь. Так досадно; что утром рассвет и неясен, и темен, и слаб!

И вот я завижу родной мой кров. Как рад я!.. Бегом бы бежать! Служанки и слуги с приветом встречают, а милые детки ждут у дверей.

Три тропки в саду сплошь в бурьяне, но сосна с хризантемой все еще живы.

Возьму я на ручки малюток и с ними войду к себе.

Стоит на столе вино, моя чарка уже полна. Тянусь за кувшином и чаркой и снова себе наливаю. Смотрю пред собою на ветви деревьев, что там во дворе, и довольством полно лицо. Прислонившись к окну, что выходит на юг, я пространству отдам горделиво свою мечту.

И постигну тогда, как легко быть довольным в закуте, где место одним лишь, пожалуй, коленям.

Целый день я по саду брожу, и в этом мое наслажденье. На вход хоть навешена дверь, но она на замке всегда. Обопрусь на бамбук — тот, что старых поддержит всегда, поброжу, отдохну. А порой поднимаю лицо и взором блуждаю вокруг.

Облака вылетают из горных пещер свободно, не зная зачем. И птицы устало летят, понимая, что нужно домой. Вот солнце тускнеет и гаснет, готовясь войти к себе, а я обнимаю свою сироту-сосну, не решусь оторваться, куда-нибудь дальше идти.

Уйдуя отсюда домой, домой! Попрошу-ка знакомых прервать все сношенья со мною, а друзей — от меня отстать. Ведь как только все бросят меня, то, позвольте, чего же мне больше искать?

Любовно внимая сердечным речам моих близких, вкушу наслажденье от лютни и книг: вот то, что все горести смоет бесследно!

Пахарь мне скажет, когда подойдет весна, и будут тогда с ним у вас дела на западных наших угодьях. А не то, так велю мне запрячь с холщовой покрышкой телегу или дать мне челнок одинокий с веслом, поищу, где поглубже, поглуше затон, где гора, чтоб неровной дорогой проехать по ней.

Деревья, красуясь, приветливо-нежно цветут предо мною. Поток начинает свой бег немолчным журчаньем струи.

Умело я буду смотреть на природу в ее мириадах форм, как каждая тварь там найдет себе время и место, а чувством, всем сердцем своим пойму, где мой жизненный путь и как он прервется в конце.

Кончено, кончено, раз и навсегда! Ах, много ль еще часов я буду держать свое тело в сем мире живых людей?

И как не отдаться душою тому, чего она хочет — отвергнуть одно, задержаться ли жизнью в другом? Зачем суетиться, метаться? Куда направляться еще? Ведь знатность, богатство — не то, чего я в душе пожелал бы. Мечтать же о царской столице мне и вовсе, пожалуй, нельзя.

И вот я дождусь вожделенного утра, пойду одиноко бродить. Иль палкой своей, как мотыгой, начну ковырять в земле, вырывая сорняк... Поднимусь на восточный пригорок, чтоб там мне вольготнее было свистеть. Подойду к чистым струйкам воды и сложу там свои стихи.

Дай воспользуюсь я этим миром живых превращений, чтоб уйти мне затем в ничто! Зову неба я буду рад; колебаньям откуда явиться?

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 36

Запрет на любовь ("О красота, умчавшаяся вдаль от мысли и мечты...")

Поэма

В свое время Чжан Хэн сочинил "Поэму об утверждении своих чувств" и Цай Юн — "Поэму об укрощении своих чувств". Оба поэта взяли себя в руки при описании чувств в совершенно свободных словах и придерживались исключительно бесстрастного спокойствия.

Сначала выходило так, что они давали волю всем своим мыслям и настроениям, а в конце же концов все свели к запрету на них во имя правильного и нравственного начала. В их задачу входило подавить разбушевавшиеся превратные увлечения с тем, чтобы получилась серьезная помощь сатирику и протестанту. Преемники их в этой области появлялись на смену им в каждом поколении. Они, в соответствии с новой обстановкой и новыми сюжетами, сильно развивали свои мысли и все дальше и дальше шли в выборе слов.

Я в своем имении и захолустье часто ничем не занят.

Вот и я, в свою очередь, насочил кисть и произвел такое же.Хотя в смысле литературного изяществая не преуспел, но думаю, что не погрешил против своих мыслей писателя.

О красота, умчавшаяся вдаль от мысли и мечты, которая одна, раздвинув мир земли, так высится среди толпы подобных ей людей! Ты являешь нам лик превосходнейший свой, сокрушавший когда-то и крепость и город, но рассчитанный также на то, что ты будешь иметь добродетель свою, всем известную нам из истории и из преданий. Сопричислю тебя к поющим нефритам, подобным тебе чистотою своей, и тождественной также сочту с удаленной от взглядов толпы орхидей по тому благовонному духу, что она источает. Мягкому, нежному чувству жить ты даешь в этом грубом общенье людей, как от них опресневшему, чуждому вкуса толпы.

Ты исполнена лучших надежд и начал, к высокому облаку вдаль устремленных. Я скорблю лишь о том, что сияние утра вечерним сменяется вновь, и в волненье приводит меня эта мысль о всегдашней работе всей жизни людей, которая кончится в сто лет для всех их, и без исключенья. Как радости мало! Как скорбь велика!

Ты алый свой полог слегка приподнимешь и сядешь, приняв серьезную, строгую позу. Слегка, не задерживаясь, прикоснешься ты к чисто поющим гуслям, чтобы радость доставить себе. И пошлешь нам во всей неизбывности страсть, исходящую из-под нежнейших пальчиков твоих, откинув при этом все складки твоих белоснежных рукавов. Сверкнут прекрасные глаза и заструятся милым взглядом, уста полны словами и улыбкой, но не дарят их никому. Песня, мелодия близится уж к половине, как свет упадет на запад окна. Скорбная нота вещает о лесе осеннем, белые тучи прильнули к горе. Ты взглянешь наверх и увидишь небесный там путь, опустишь глаза и торопишь поющие струны. Духовная сила, духовная стать — все в женственном твоем очарованье. Подымешься ли с места иль встанешь на месте, — всегда и во всем твоя прелесть сквозит. Громко звучит чистый напев, волненье во мне возбуждая; и я хотел бы прильнуть к коленям и так с тобою вступить в беседу.

И хочу устремиться к тебе и с тобой завязать клятвенный вечный союз, и боюсь, как бы не провиниться в таком нарушении ли — благочиния высшего в людях. К тебе обратился бы я со словами, как к фениксу-птице, боюсь, что другой человек — он меня уже опередил. Мысли мои приходят в смятенье, смущенье, и нет им покоя; вмиг и в мгновенье одно душа моя девятикратно идет к одному от другого.

Я желал бы быть в платье твоем и служить тебе воротничком, чтоб принять на себя неизбывный твой запах чудесный, идущий от ярко красивой головки. Но, увы, расстается с тобой на всю ночь воротник, а осенняя ночь, к сожалению, так бесконечно длинна! Я желал бы стать поясом к нижней одежде твоей, чтобы стягивать тонкое тело скромнейшей затворницы-девы. Увы, как различны на воздухе холод с теплом! Снимаешь порою ты старое платье, чтоб в новое переодеться. Я желал бы помадою быть в волосах, чтоб приглаживать локоны черные, что спадают до самых плечей. Жаль, однако, что моется часто красавица, и с прозрачной водой испарюсь и уйду. И желал бы в бровях твоих быть я сурьмою: я б тогда вслед за взглядом очей мог свободно вздыматься наверх! Но, увы, и в румянах, белилах и прочем ты на первое место лишь ставишь их свежесть, и бывает и так, что они посрамленье приемлют от чудно красивой прически. Я желал бы циновкою лечь на ковре камышовом твоем, чтоб покоить мне хрупкое тело твое в холодную третью осеннюю пору. Увы, полосатая тигровая шкура сиденье твое заместит: ведь пройдет только год, и она уж нужна. Я желал бы, как нитяный шелк, стать твоею туфлей: прилегал бы тогда к белой ножке твоей и повсюду был там, где ты ходишь. Но, увы, есть пора и ходьбе и покою: и меня без раздумья бросила б ты у постели своей. Я желал бы стать днем твоей тенью, чтоб всегда за тобой то на запад идти, то к востоку. Увы, много тени высокое дерево даст: будет час, к сожаленью, не вместе с тобой. Я желал бы, чтоб ночью тебе быть свечой, твой нефритовый лик освещать у обеих колонн. Увы, разовьется фусановский луч, и тогда он погасит мой свет и накроет меня как светильник. Я желал бы стать веером из бамбука, чтоб держать в себе ветер прохладный и быть в твоей мягкой ладони. Увы, когда утренней каплей белеет роса, ты уж думаешь только о платье с полой, рукавом, и меня удалишь от себя. Я желал бы быть тем деревом утун, из которого сделана на коленях твоих поющая лютня. Увы, лишь радость всю силу свою разовьет, ка к горе уже подошло: и кочится тем, что меня оттолкнешь ты и будешь другим уж звучать.

Я вижу теперь, что желанное мной обязательно обернется противным. Остается уныло, уныло душою болеть, затаить в себе чувство больное — и некому жаловаться, — идти бродить без цели в южный лес и там прикорнуть где-нибудь в остатках тумана средь мулань-магнолий, закрыться в остатнюю тень от вечнозеленой сосны.

Если во взоре моем — идущая ты, то в сердце моем — и радость, и страх... Когда ж очевидно, что тихо и мертво кругом, никого не видать, то я одиноко тоскую-грущу и напрасно разыскиваю... Подберу свое легкое платье, и обратно в дорогу... Воззрюсь на вечерний свет ярый и стоном своим заструюсь. Шаг мой неровен, не тверд, забываю о радости жизни: вид у меня — тоска, печаль и скорбь у меня на лице. С шелестом, свистом сесе отлетает от сучьев листва, и в воздухе стужей студит: ведь дело на холод идет. Солнце уносит свой блик, с ним вместе готовое сгинуть, месяц кокетничает лучом на краю облаков. Птица печально кричит от того, что одна улетает домой, животное каждое требует пары, иначе назад не уходит. Оплакиваю вечереющий поздно мой век; досадую также, что этот год кончится скоро.

И хочется ночью во сне за тобою идти: душа вся трепещет, теряет покой, как будто я лодке доверил себя, но весло потерял; иль вроде как если бы я полез на скалу, но мне не за что там уцепиться.

Сейчас созвездья Би и Мао наполнили оконный переплет. Северный ветер и резок, и резок, а я весь в печали и горе не сплю. Роем стремятся туда и сюда мои думы. Встаю, подпоясываюсь, на утро уставившись взором. Обильная изморозь блещет на белом крыльце. Петух свои крылья собрал, не поет. Флейта струится вдали, вся в чистой, прозрачной печали. Сначала она шла нежной и слитной руладой, вся полная духа свободы и счастья, кончает же тем, что, забравшись высоко, закрыла свой звук, сорвалась.

реками.

Иду я навстречу чистому ветру, снимая усталость с души, и всю свою слабую мысль и желанье отдам я возвратной волне. Виню тех, кто встретился там, на страницах поэмы "О зарослях трав". Пою недопетую песнь "О Шао-уделе и к югу". Заровняю в себе сотни, тысячи дум, сохраняя нетронутой честную мысль. Успокаиваю свое дальнее чувство в восьми бесконечных пространствах земли.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959, стр. 38

Перевод: Гитович А.И.

Мне сорок пять лет ("Мне осень напомнила: близится осень моя...").

Мне осень напомнила: Близится осень моя. Так холодно стало, Что ветер не сушит росу; Цветы увядают, Угрюмой тоски не тая, И голые ветки Уныло поникли в лесу. Но сырости нету — И воздух прозрачен и сух, Небесные своды Теперь высоки и ясны, И только цикады Звенят непрерывно вокруг И стаи гусей Улетают на юг — до весны. Природа всегда Переменчивой жизнью живет, И людям возможно ль В душе не печалиться тут: Пути не ясны их — Но ясен конечный исход, И мысли об этом Всю ночь мне заснуть не дают. Но как назову я Бессвязные чувства свои? Всесильным вином Еще можно утешить меня, Чтоб я постарался В блаженном продлить забытьи На тысячи лет Опьянение этого дня!

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

"Надгробная песня"

"Смерть сопутствует жизни и так до скончанья времен..."

Смерть сопутствует жизни И так до скончанья времен, — Даже ранний конец Предрешен равнодушной судьбою. Человек, что вчера На закате встречался с тобою, Он сегодня — увы! — В поминальные списки включен. Дух его улетел Далеко в неземные края, Лишь увядшая форма Осталась в гробу, неживая. Плачут старые люди, В могилу меня провожая, Плачут малые дети, И добрые плачут друзья. Ну а то, чем я славен И чем я горжусь до сих пор, Да и то, в чем я грешен, Никто никогда не узнает: Через несколько осеней Кто разобрать пожелает, В чем была моя слава И в чем заключался позор? Мне осталось одно — Сокрушаться, что в жизни земной Недостаточно пьянствовал: Сколько недопито мной!

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

"Пью вино"

Бросаю пить ("Легко я бросал города и уезды...")

Легко я бросал Города и уезды, И бросил бродить, Промотавшись до нитки. Теперь под зеленой сосной Мое место, — Я если хожу, То не дальше калитки, Я бросил Беспечное непостоянство, Я бросил пирушки И радуюсь детям. Но я никогда Не бросал свое пьянство — И мы это с вами Особо отметим. Коль к ночи не выпьешь — Не будет покоя, Не выпьешь с утра — И подняться не в силах. Я бросил бы днем Свое пьянство святое, Но кровь леденела бы В старческих жилах. Ну, брошу — И радости больше не будет, А будет ли, в сущности, Выгода в этом? А вот когда вечность Мне годы присудят И птицы поздравят С последним рассветом — Тогда, равнодушно И трезво, поверьте, Я с плеч своих скину  Житейскую ношу, И с ясной душою В обители смерти, Быть может, действительно Пьянствовать брошу.

Я живу, устранившись от дел, редко бываю весел, ночи тянутся, долго, и если есть вино, то каждый вечер пью. Смотрю на свою тень, в одиночестве осушаю кубок за кубком — и вот снова пьян. Опьянев, я пишу, наслаждаясь, строку за строкой, — много уходит бумаги и туши, но в словах нет порядка. Я прошу друзей переписать эти стихи, чтобы развлечься, посмеяться — и только.

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

I. "Упадок и расцвет по высшей воле проходят..."

Упадок и расцвет По высшей воле Проходят, Чередуясь меж собой, — И Чжао Пину, Что работал в поле, Дунлин казался Сказкой и мечтой. В судьбе людей, Неведомой поэтам, Есть депь и ночь, Есть лето и зима, Но мудрецы давно, По всем приметам, Постигли Силой своего ума, Что если есть еще Вино при этом — Тогда и ночью Исчезает тьма. Примечания

Чжао Пин — дунлинский князь. Когда в 207 году до н. э. пала династия Цинь, Чжао Пин стал простым крестьянином и выращивал тыквы в окрестностях города Чаиъань.

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

7. (II.) "Я лепестки осенних хризантем собрал в саду..."

Я лепестки Осенних хризантем Собрал в саду, Обрызганном росою, И опустил их в кубок. Я совсем С мирскою Распростился суетою. Я выпил кубок И второй налью Среди цветов, Где всё полно покоя, Где птицы В этом солнечном краю Мне посвящают Песенку свою... Да будет жизнь моя Всегда такою! Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

...Я лепестки осенних хризантем... опустил... в кубок... — существует предание, что, съев цветок хризантемы, можно продлить жизнь.

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

"Стихи о разном"

2. Без названия ("За холмом опускается солнце вдали...").

За холмом Опускается солнце вдали, И луна поднялась Над восточным хребтом. Золотое сиянье На тысячи ли Задрожало и замерло В небе пустом. Сквозь узорную ширму Проник ветерок, И прохладною стала Подушка моя. Наступает Изменчивый осени срок, Приближая закат Моего бытия. Нет любимых друзей, Собеседников нет, — Только тень Поднимает свой кубок со мной. Ни луной и ни солнцем Я не был согрет — Просияли они И ушли стороной. И в бессонной печали Всю ночь напролет Я пирую Среди неудач и невзгод.

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

Перевод: Конрад Н.И.

"Домой!"

1. "Домой! Мое поле и мой сад..."

Домой! Мое поле и мой сад, вероятно, уже готовы совсем заглохнуть. Как же мне не вернуться к ним?

Я сам сделал из своего сердца прислужника внешней формы. На кого же мне жаловаться, о чем печалиться?

Я понял: прошлое упрекать нельзя. Но знаю: будущего еще достигнуть можно. Да, я блуждал по грязной дороге, но все же не зашел еще очень далеко. Я уразумел: мое сегодня — правда, мое вчера — ложь.

Лодка, колыхаясь, легко скользит по волнам. Ветер, вея раздувает мою одежду. У встречных спрашиваю о дороге.

Скорблю, что свет утра уже сменился сумраком вечера.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

2. "Вот вижу — ворота и кровля..."

Вот вижу — ворота и кровля. Ликую... Спешу... Слуги радостно встречают меня. Дети ждут в воротах. Дорожки в саду уже совсем заросли, но сосны и кусты хризантем еще целы.

Беру детей на руки, вхожу в дом. Вино уже стоит... Бочонок полон... Тянусь за кувшином и чаркой. Наливаю... Пью...

Гляжу на деревья во дворе и радую свой взор. Усаживаюсь у окна на юг и отдаюсь покою. Понимаю, как спокойно и легко там, где можно поместить только свои колена!

Каждый день брожу по саду и наслаждаюсь. Ворота у меня выстроены, но они — всегда на запоре. Опираюсь на свой старческий посох... Гуляю... Отдыхаю... Временами поднимаю голову и смотрю... Облака бездумно ползут из горных ущелий. Птицы, утомившись летать, знают, куда им вернуться. Свет зари темнеет и вот-вот погаснет совсем. Поглаживаю одинокую сосну и стою, не решаясь пошевелиться.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

3. "Домой! Я хочу: прекратить всякое общение с людьми..."

Домой! Я хочу: прекратить всякое общение с людьми, порвать совсем! Мир и я — мы забудем друг о друге. Чего мне ездить на колесницах, чего мне искать? Я услаждаю себя сер дечными беседами с родными, развлекаю себя лютней и книгами. Гашу этим все свои горести.

Крестьяне говорят мне: "Весна пришла!" И я берусь за работу на своем поле.

Вот приказываю заложить экипаж с занавесками. Вот — гребу в одиноком челноке.

Лечу стремглав вниз и оказываюсь в глубокой низине... И вот опять поднимаюсь вверх и переваливаю высоту. Деревья ожили и тянутся к своему расцвету. Поток забурлил и начинает свой путь. Радуюсь, что природа обрела свое время. И чувствую: моя жизнь идет к покою...

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

4. "Да, иду к концу!.."

Да, иду к концу! Много ли лет еще моей плоти гостить в этом мире? Почему же мне не отдаться своему сердцу, не ввериться судьбе — буду ли жить? умру ли? Чего мне суетиться и помышлять о том, чтобы куда-то идти? Богатство и знатность — они не нужны мне.

Пышная столица — в нее я не стремлюсь.

Размышляю о благодатных днях весны и брожу в одиночестве.

А то, воткнув в землю свой посох, работаю на поле. Взойду на межу на восточной стороне и потихоньку напеваю. Любуюсь на чистые струи и слагаю стихи. Отдаю всего себя великой природе и иду к концу... Радуюсь судьбе. И какие сомнения могут быть у меня?

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

Перевод: Кравцова М.Е.

"Запрет на любовь (отрывок из поэмы)"

"Ах, если бы мне стать воротничком в твоем наряде..."

Ах, если бы мне стать воротничком  в твоем наряде, Чтобы обонять благоуханье все, весь аромат,  что милая головка источает! Увы, всю ночь, с тобою разлучен,  проводит в одиночестве наряд, А ночи же осеннею порой  невыносимо длинными бывают. Ах, если бы стать мог я пояском  к твоей одежде, Чтобы обвивать твой тонкий стан,  его держа в объятьях! Увы, различны холодность шелков  и трепетного тела теплота, И знаю, ты забудешь про меня,  едва лишь поменяешь платье. Ах, если б только мне помадой стать  в твоей прическе, Чтоб собой объять густые пряди, что до самых плеч  потоком шелковистым ниспадают! Увы, увы, прелестница моя красу свою  так любит омывать, А под кристально чистою струей  я тут же испарюсь или растаю. Ах, если бы сурьмою черной стать  в твоих бровях, Чтоб очи обрамляя, изгибом прихотливым оттенять  волшебные их взоры! Но, увы, в румянах, пудре почитаешь ты  одну их свежесть, И к тому ж сурьма бледнеет  перед красками убора. Ах, если б мягкой мне циновкой стать  на этом ложе, Чтобы обласкать плоть хрупкую твою  в осеннюю густую темень! Увы, износится циновка, вскоре став  ненужной вещью, Года не пройдет, как пышный мех  ее собой заменит. Ах, если б нитями мне шелковыми стать  и в туфельки сплестись, Чтоб облекать прелестные ступни,  к ним прижимаясь нежно! Увы, после прогулки ты, устав,  захочешь отдохнуть И, туфли снявших в темный угол или под кровать  забросишь с равнодушием небрежным. Ах, если бы в час полуденный мне стать  твоею тенью, Чтобы отражать тебя во всем, идти тебе вослед  на запад ли — неважно — на восток! Увы, гораздо гуще и длиннее отбрасывают тень  высокие деревья, Да и недолго быть нам вместе — недалек тот миг,  когда мой выйдет срок. Ах, если б в час полуночный мне стать  светильником в твоей опочивальне, Чтоб озарять нефритовый твой лик,  между резных мерцающих колонн! Увы, настанет время разгореться ветвям  великого Фусана-древа, И гаснет мой чадящий язьгчок,  рассветными лучами посрамлен. Ах, если б тонким мне бамбуком стать,  основой веера, Чтоб обвевать тебя прохладой, с нежных рук твоих  горячую испарину вбирая! Увы, как только поутру начнут  замерзшие росинки выпадать, С подолом длинным, длинным рукавом  ты вместо веера одежду выбираешь. Ах, если бы мне древесиной стать  могучего утуна, Чтоб лежать певучей лютней на твоих коленях! Увы, иссякнет радостный напев,  печальною мелодией сменившись, И ты, меня с досадой оттолкнув,  найдешь себе другое развлеченье.

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Перевод: Стручалина Г.В.

"За вином"

5. "Жить среди людей — и не быть в толпе..."

Жить среди людей — и не быть в толпе. Как мне удалось? — Верен я себе. У ограды я хризантемы рву; Вижу же Наньшань — и легко живу. Над горой закат дымку золотит, Парами домой стая птиц летит. Вот где жизни смысл!.. И готов я был Высказать его — но слова забыл... Примечания

Наньшань (Южная гора) — указание на величественный горный комплекс Лушань, часто упоминавшийся в древней китайской поэзии; а также возвышенность, где, возможно, были расположены могилы предков поэта.

Примечание переводчика — это стихотворение — пятое из двадцати данного цикла, является одним из самых известных в цикле и часто цитируется. Мне очень нравится перевод Л.З. Эйдлина, и обычно я не перевожу стихи, если полностью согласна с уже существующим переводом, но в этом, конкретном случае было интересно сохранить ритмику оригинала.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Персиковый источник ("В годы Великого начала, при династии Цзинь...").

В годы Великого начала, при династии Цзинь1, один человек из Улина занимался рыбной ловлей. Раз продвигался он по ручью и забыл: много ли он проехал? Вдруг он заметил цветы персика в теснине берегов. На протяжении сотни шагов иных деревьев не было. Душистые цветы были свежи и прекрасны, а опавшие лепестки стлались пестрым покровом. Рыбак очень удивился этому. Он двинулся дальше, желая добраться до конца рощи.

Роща кончилась; плывя вдоль источника, он достиг горы; в горе была небольшая пещера, и из нее, казалось, брезжил свет. Рыбак оставил лодку и проник в отверстие. Сначала было очень тесно: едва можно было пробраться человеку. Продвинулся он еще несколько десятков шагов и внезапно открыл свет. Местность была обширна, просторна, жилища опрятны; там были превосходные поля, прекрасные пруды, росли туты и бамбуки. По межам были проходы, слышался лай собак и пение петухов. И мужчины и женщины были одеты совсем как иноземцы; у них были светлые волосы, свисавшие косичками. Они благоденствовали и радовались.

Увидя рыбака, они сильно удивились и спросили: откуда он пришел? Он на все подробно ответил и собрался было вернуться домой, но они поставили для него вино, зарезали курицу и приготовили пищу. Когда в деревне услышали, что пришел человек, то явились все и стали его расспрашивать.

А о себе они рассказали, что в былые времена они бежали от трудностей при династии Цинь2, что вместе с женами и детьми и со всеми согражданами они прибыли в эту уединенную область и из нее уже не выходили. Так они отделились от всего внешнего мира.

Они спрашивали: какой теперь век? И оказало сь, что они не знали о существовании даже Ханьской3 династии; что уж и говорить о Вэйской и о Цзиньской! И вот этот человек подробно рассказал им обо всем, что ему самому довелось слышать. А они все ахали и дивились.

Другие люди тоже приглашали его к себе, и везде ему выносили вино и пищу. Он провел у них несколько дней и, простившись, отправился в путь. Но тогда они сказали ему, что не стоит о них рассказывать людям вовсе.

Когда он вышел, то нашел свою лодку и снова двинулся прежней дорогой, повсюду отмечая ее. Прибыв в город, он явился к правителю и рассказал ему об этом. Правитель тогда отправил вместе с ним людей на поиски, но им не удалось найти даже прежних отметок.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

Перевод: Эйдлин Л.З.

Персиковый источник ("Хризантемы осенней нет нежнее и нет прекрасней...")

В годы Тайюань правленья дома Цзинь человек из Улина рыбной ловлей добывал себе пропитание. Он плыл по речушке в лодке и не думал о том, как далеко он оказался от дома. И вдруг возник перед ним лес цветущих персиковых деревьев, что обступили берега на несколько сот шагов; и других деревьев не было там, — только душистые травы, свежие и прекрасные, да опавшие лепестки, рассыпанные по ним. Рыбак был очень поражен тем, что увидел, и пустил свою лодку дальше, решив добраться до опушки этого леса. Лес кончился у источника, питавшего речку, а сразу за ним возвышалась гора. В горе же был маленький вход в пещеру, из которого как будто выбивались лучи света. И рыбак оставил лодку и проник в эту пещеру, вначале такую узкую, что едва пройти человеку. Но вот он сделал несколько десятков шагов, и взору его открылись яркие просторы — земля равнины, широко раскинувшейся, и дома высокие, поставленные в порядке. 'Гам были превосходные поля, и красивейшие озера,  и туты, и бамбук, и многое еще. Межи и тропинки пересекали одна другую, петухи и собаки перекликались между собою. Мужчины и женщины, — проходившие мимо  и работавшие в поле, — были так одеты, что они показались рыбаку чужестранцами; и старики с их пожелтевшей от времени сединой, и дети с завязанными пучками волос были спокойны, полны какой-то безыскусственной веселости. Увидев рыбака, эти люди очень ему удивились и спросили, откуда и как он явился. Он на все это им ответил. И тогда они пригласили его в дом, принесли вина, зарезали курицу, приготовили угощение. Когда же по деревне пошел слух об этом человеке, народ стал приходить, чтоб побеседовать с ним. Они говорили: "Деды наши в старину  бежали от жестокостей циньской поры, с женами и детьми, с земляками своими пришли в этот   отрезанный от мира край и больше уже отсюда не выходили, так и расстались со всеми теми, кто живет вне этих мест". Они спросили, что за время на свете теперь, не знали они совсем ничего ни о Хань, и, уж конечно, ни о Вэй и ни о Цзинь. И этот человек подробно, одно за другим,  рассказал им все то, что знал он сам, и они вздыхали и печалились. И все они без исключения  радушно приглашали его   в гости к себе в дома и подносили ему вино и еду. Пробыв там несколько дней, он стал прощаться. Обитатели этой деревни сказали ему: "Только не стоит говорить о нас тем, кто живет вне нашей страны". Он ушел от них и снова поплыл в лодке, держась дороги, которою прибыл, и всюду-всюду делая отметки. А вернувшись обратно в Улин, он пришел к правителю области и рассказал обо всем, как было. Правитель области тут же отрядил людей,  чтобы поехали вместе с рыбаком и поискали бы сделанные им отметки, но рыбак заблудился и дорогу ту больше найти не смог. Известный Лю Цзы-цзи, живший тогда в Наньяне и прославившийся как ученый высоких правил, узнав обо всем, обрадовался, стал даже готовиться в путь, но так и не успел: он вскорости заболел и умер. А после и вовсе не было таких, кто "спрашивал бы о броде"!  Вот что было при Ине:   он нарушил порядок неба,  И хорошие люди   покидали мир неспокойный.  Ци с друзьями седыми   на Шаншане в горе укрылись,  Люди повести этой   тоже с мест насиженных встали.  И следы их былые   не нашлись, как канули в воду,  И тропинки их странствий   навсегда заросли травою...  Каждый кличет другого,   чтобы в поле с утра трудиться,  А склоняется солнце,   и они отдыхать уходят...  Там бамбуки и туты   их обильною тенью дарят.  Там гороху и просу   созревать назначены сроки,  Шелкопряды весною   им приносят длинные нити,  С урожаем осенним   государевых нет налогов.  На заглохших дорогах   не увидеть путников дальних,  Лай собак раздается,   петухи отвечают пеньем.  Форму жертвенной чаши   сохраняют они старинной,  И на людях одежды   далеки от новых покроев.  Их веселые дети   распевают свободно песни,  Да и старцы седые   безмятежно гуляют всюду.  Зацветают растенья, —   люди помнят, — с теплом весенним,  Осыпаются листья, —   им известно, — с осенним ветром,  Хоть они и не знают   тех наук, что считают время,  Все же строятся сами   в ряд четыре времени года,  Если мир и согласье,   если в жизни радостей много,  То к чему еще нужно   применять ученую мудрость?..  Это редкое чудо   пять веков как спрятано было,  Но в прекрасное утро   мир нездешний для глаз открылся,  Чистоту или скверну   не один питает источник.  Мир открылся, но снова   возвращается в недоступность...  Я спросить попытаюсь   у скитающихся на свете,  Что они понимают   за пределом сует и праха.  Я хотел бы тотчас же   устремиться за легким ветром, —  С ним подняться бы в выси,   с ним искать бы тех, кто мне близок!

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Укоряю сыновей ("Уже сединою виски у меня покрылись...")

Уже сединою  виски у меня покрылись И мышцы и кожа  свою утратили свежесть. Хотя в моем доме  и пять сыновей взрастает, Но им не присуща  любовь к бумаге и кисти. Шу — старшему сыну  исполнилось дважды восемь, По лености вряд ли  соперник ему найдется. В пятнадцать Сюаня  Конфуций "стремился к книге", Сюань же, напротив,  не терпит искусства слова. Дуаню и Юну —  они близнецы — тринадцать, Недолго обоим  шестерку спутать с семеркой. А младший мой Тун-цзы,  которому скоро девять, Тот только и знает,  что груши рвать да каштаны. Коль небо судьбою  меня одарило этой, Осталось прибегнуть  к тому, что содержит чарка.

Источник: Тао Юаньмин "Лирика", 1964

"Возвратился к садам и полям"

"С хвоей темно-зеленой это дерево в тесном доле..."

С хвоей темно-зеленой  это дерево в тесном доле.. И зимою и летом  остается оно таким. Год проходит, и снова  видит дерево снег иль инеи. Разве кто-нибудь скажет,  что не знает оно времен? Мне наскучило слушать  каждый день здесь мирские речи. Отыскать себе друга  я приду в столицу Линьцзы. Там, в Цзися, как я слышал,  много тех, кто книги толкует. Эти люди помогут  разрешить сомненья мои. Я собрал свои вещи,  даже день отъезда назначил. Даже перед разлукой  попрощался уже с семьей. Но я все же колеблюсь,  не успев уйти за ворота. В дом вернусь и присяду  и еще подумаю раз. Нет, мне вовсе не страшно  то, что путь окажется долгим, А одно только страшно, —  что обманут люди меня, Вдруг да в нашей беседе  не сойдется их мысль с моею, И навек я останусь  лишь посмешищем для других... Все, что сердце тревожит,  трудно выразить мне словами. Чтоб с тобой поделиться,  написал я эти стихи.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

1. "С самой юности чужды мне созвучия шумного мира..."

С самой юности чужды  мне созвучия шумного мира, От рожденья люблю я  этих гор и холмов простоту. Я попал по ошибке  в пылью жизни покрытые сети, В суету их мирскую —  мне исполнилось тридцать тогда. Даже птица в неволе  затоскует по старому лесу, Даже рыба в запруде  не забудет родного ручья. Целину распахал я  на далёкой окраине южной, Верный страсти немудрой,  воротился к садам и полям. Вся усадьба составит  десять му или больше немногим, Дом, соломою крытый,  восемь-девять покоев вместит. Ива с вязом в соседстве  тень за домом па крышу бросают, Слива с персиком рядом  вход в мой дом закрывают листвой. Где-то в далях туманных  утопают людские селенья, Томной мягкой завесой  расстилается дым деревень. Громко лает собака  в глубине переулка глухого, И петух распевает  среди веток, на тут взгромоздясь. Во дворе, как и в доме,  ни пылинки от внешнего мира, Пустота моих комнат  бережёт тишину и покой. Как я долго, однако,  прожил узником в запертой клетке И теперь лишь обратно  к первозданной свободе пришёл.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

2. "Здесь, в глуши деревенской, дел мирских человеческих мало..."

Здесь, в глуши деревенской,  дел мирских человеческих мало: Переулок убогий  чуть тревожат повозка и конь. Белый день наступает,  и терновую дверь затворяю, Чтоб в жилище пустое  не проникла житейская мысль. Постоянно и снова  по извилистым улочкам узким, Стену трав раздвигая,  мы проходим из дома и в дом. И, встречая соседа,  мы не попусту судим да рядим, Речь о тутах заводим,  как растет конопля, говорим. Конопля в моем поле  что ни день набирается силы; Мной взрыхленные земли  с каждым днем разрастаются вширь. Я все время в боязни:  вдруг да иней, да снег на посевы — И конец моим всходам,  и закроет все дикий бурьян!

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

3. "Вот бобы посадил я на участке под Южной горою..."

Вот бобы посадил я  на участке под Южной горою, Буйно травы пробились,  робко тянутся всходы бобов. Утром я поднимаюсь —  сорняки из земли вырываю, К ночи выглянет месяц —  и с мотыгой спешу я домой. Так узка здесь дорога,  так высоки здесь травы густые, Что вечерние росы  заливают одежду мою. Пусть промокнет одежда,  это тоже не стоит печали: Я хочу одного лишь —  от желаний своих не уйти.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

4. "С давних пор так бывало — ухожу я и в горы и к рекам..."

С давних пор так бывало —  ухожу я и в горы и к рекам, Среди вольной природы  знаю радость лесов и равнин... И беру я с собою  сыновей и племянников малых; Сквозь кусты продираясь,  мы идем по пустынным местам. И туда и обратно  мы проходим меж взгорьем и полем, С сожаленьем взираем  на жилища старинных людей. Очага и колодца  там следы во дворах сохранились, Там бамбука и тута  полусгнившие видим стволы. — Ты не знаешь, — спросил я  дровосека, рубившего хворост, — Тех селений, в какие  эти люди отсюда ушли? — Дровосек распрямился,  поглядел на меня и ответил: — Эти умерли люди,  их в живых уже нет никого... "Поколенье другое —  с ним дворцы изменились и площадь", Значит, слов этих старых  до сих пор еще правда жива, Значит, жизнь человека  состоит из игры превращений, И в конце ее должен  возвратиться он в небытие.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

5. "Никого. И в печали я иду, опираясь на палку..."

Никого. И в печали  я иду, опираясь на палку, Возвращаюсь неровной,  затерявшейся в чаще тропой. А в ущелье, у речки  с неглубокой прозрачной водою, Хорошо опуститься  и усталые ноги помыть... Процедил осторожно  молодое вино, что поспело, Есть и курица в доме —  и соседа я в гости зову. Вечер. Спряталось солнце,  и сгущается в комнате сумрак. В очаге моём хворост  запылал — нам свеча не нужна. Так и радость приходит.  Я горюю, что ночь не продлить мне: Вот опять с новым утром  появилась на небе заря.

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

"Вторю стихам Чжубу Го"

"Густо-густо разросся лес пред самою дверью дома..."

Густо-густо разросся  лес пред самою дверью дома. Когда лето в разгаре,  сберегает он чистый сумрак. Южный радостный ветер  в то время как раз приходит, И бесчинствует всюду,  и распахивает мой ворот. Я нигде не бываю —  выйду так, полежать без дела Или сяду спокойно  И за цинь возьмусь и за книгу. Овощей в огороде  у меня изобилье всяких, Да и старого хлеба  остаются еще запасы. О себе все заботы  ограничены ведь пределом, Мне же больше, чем надо,  никогда не хотелось в жизни. Винный рис я очищу  и вино на славу готовлю, А поспеет, и сразу  сам себе его наливаю. Сын мой, маленький мальчик,  здесь же, рядом со мной, играет. Он мне что-то лепечет,  а сказать еще не умеет. И во всем этом вместе  есть, по правде, такая радость, Что уже я невольно  о роскошной забыл булавке... И в далекие дали  провожая белые тучи, Я в раздумьях о древнем;  о, раздумья мои глубоки!

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986

"Теплотою и влагой три весенние срока славны..."

Теплотою и влагой  три весенние срока славны, И чиста и прохладна  та, что белой зовется, осень. Когда росы застынут  и кочующих туч не станет, Когда небо высоко  и бодрящий воздух прозрачен, Как причудливо-странны  Вздымаются ввысь вершины, Стоит только вглядеться —  удивительно, неповторимо! Хризантемой душистой  просветляется темень леса. Хвоей сосен зеленой,  словно шапкой, накрыты горы. Размышляю об этом  целомудренном и прекрасном, Чья открытая доблесть  и под инеем нерушима, И за винною чарой  об отшельнике древнем думы: Будет тысячелетье,  как твоих мы держимся правил. Но пока в моей жизни  неразвернутые стремленья... Чувства, чувства такие  в "добрый месяц" меня тревожат.

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986

"За вином"

Гуляя с друзьями под кипарисами могил семьи Чжоу ("До чего же сегодня ясно небо и светел день...")

До чего же сегодня  ясно небо и светел день. Чистый голос свирелей  и напевные звуки струи. Опечалены теми,  кто под сенью могильной спит, Разве можем при этом  уходить от веселья мы? И свободная песня  здесь творится из новых слов. И вино зеленое  здесь рождает на лицах смех. Ничего я не знаю  о заботах, что завтра ждут, И уже моим чувствам  до конца отдаюсь теперь.

Я жил в свободе от службы, немногое радовало меня, да к тому же и ночи уже стали длиннее, и, когда мне удавалось получить славное вино, не было такого вечера, чтобы я не пил. Глядя на тень, в одиночестве осушал я чарку до дна и незаметно для себя хмелел. А захмелев, я всякий раз сочинял несколько строк и так развлекался. Вскоре у меня накопилась целая груда исписанной тушью бумаги, но в расположении стихов недоставало нужного порядка, и я позвал друга, чтобы он записал их для нашего общего веселья.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

5. "Я поставил свой дом в самой гуще людских жилищ"

Я поставил свой дом  в самой гуще людских жилищ, Но минует его  стук повозок и топот коней. Вы хотите узнать,  отчего это может быть? Вдаль умчишься душой,  и земля отойдёт сама. Хризантему сорвал  под восточной оградой в саду, И мой взор в вышине  встретил склоны Южной горы. Очертанья горы  так прекрасны в закатный час, Когда птицы над ней  чередою летят домой! В этом всём для меня  заключён настоящий смысл. Я хочу рассказать,  и уже я забыл слова...

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

1. "Тлен и цветенье не знают привычных мест"

Тлен и цветенье  не знают привычных мест: Только друг друга  сменяя, они живут. Шао почтенный,  растивший тыквы свои, Был ли таким же  в дунлинские времена? Холод, жара ли,  им каждому дан черёд. Путь человека  ведь тоже устроен так. Мудрые люди,  постигнув самую суть, В этом не могут  сомнений уже иметь... Вдруг остаёшься  один на один с вином. Днём или ночью,  а чару наполнить рад!

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

2. "Добрых дел изобилье, говорят, приносит награду..."

Добрых дел изобилье,  говорят, приносит награду... Непреклонные братья  Бо и Шу на горе остались! Если злой не наказан,  если добрый без воздаянья, Почему продолжают  раздаваться пустые речи? А "ему девяносто...  ходит... вервием подпоясан", Голодает и мерзнет,  как страдал и в юные годы... Если б не опирались  так на твердость в бедности трудной, Через сто поколений  чей пример перешел бы к людям!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

3. "Скоро тысячелетье, как заброшен путь правды, дао"

Скоро тысячелетье,  как заброшен путь правды, дао: Люди, люди обычно  слишком любят свои заботы. Вот вино перед ними,  им его не хочется выпить: Привлекает их только  в человеческом мире слава... Почему наше тело  мы считаем столь драгоценным, Не по той ли причине,  что живём лишь однажды в жизни! Но и жизнь человека,  сколько может на свете длиться? Пронесётся внезапно,  как сверканье молнии быстрой... Безрассудно, лениво  обращаясь с недолгим веком, Так себя ограничив,  что они совершить способны!

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

4. "Всюду мечется-бьется потерявшая стаю птица..."

Всюду мечется-бьется  потерявшая стаю птица. Надвигается вечер,  все летает она одна. Тут и там она ищет  и пристанища не находит. Ночь сменяется ночью,  и тревожнее птичий крик. И пронзительней зовы,  обращенные к чистой дали. Вновь мелькнет, вновь исчезнет —  как сильна по друзьям тоска! Долетела до места,  где сосна растет одиноко. Вот и крылья сложила,  завершив далекий свой путь... Зимний ветер свирепый  не щадит цветущих деревьев. К этой сени зеленой,  только к ней не приходит смерть. И доверилась птица  обретенному здесь уюту, И на тысячелетье  неразлучна она с сосной!

Источник: Тао Юаньмин "Лирика", 1964

5. "Я поставил свой дом в самой гуще людских жилищ..."

Я поставил хижину в самой гуще людских жилищ, Но до нее не доносится топот копыт и шум колес. Я спрошу у вас — как же может такое быть? Когда сердце далеко, то земля отходит сама. Вот я рву хризантемы под восточной оградой, Вот я пристально вглядываюсь и вижу южные горы. Воздух в горах благодатен вечерней порой. Летящие птицы парами возвращаются ко мне. И во всем этом есть глубокое, настоящее. Я хочу рассказать, и сам позабыл слова.

Источник: Эйдлин Л.З. "Из танской поэзии (Бо Цзюй-и)", 1946, стр. 58

6. "В поступках людских, в несметных тысячах тысяч..."

В поступках людских,  в несметных тысячах тысяч, Поди разберись,  где правда и где неправда: На правду и ложь,  когда их поставишь рядом, Откликнется хор  готовых хулить в славить. В конце трёх времён  такое случалось часто, И только мудрец  как будто не этим занят. Брезгливо смеясь  над глупостью в пошлом мире, Он сам изберёт  дорогу Ци и Хуана. Примечания

В конце трех времен — Три времени — три династии: Ся, Шан и Чжоу (прибл. 2100-256 гг. до н.э.). За "концом трех времен" нетрудно было разглядеть намек поэта на конец 10-х и начало 20-х годов V в., время упадка Цзинь и установления династии Сун.

... дорогу Ци и Хуан — то есть судьбу Цили Цзи и Сяхуан Гуна, которые в числе "четверых седых" во времена жестокого правления Цинь Шихуана (221-210 до н.э.) удалились от мира на гору Шаньшань.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

7. "Хризантемы осенней нет нежнее и нет прекрасней..."

Хризантемы осенней  нет нежнее и нет прекрасней! Я с покрытых росою  хризантем лепестки собрал И пустил их в ту влагу,  что способна унять печали И меня еще дальше  увести от мирских забот. Хоть один я сегодня,  но я первую чару выпью, А она опустеет —  наклониться кувшин готов. Время солнцу садиться —  отдыхают живые твари. Возвращаются птицы  и щебечут в своем лесу, Я стихи распеваю  под восточным навесом дома, Я доволен, что снова  жизнь явилась ко мне такой!

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

8. "Зеленой сосною приметен восточный двор..."

Зеленой сосною  приметен восточный двор. В нем травы, толпясь,  заслоняют ее красоту. Сгустившийся иней  растенья другие убил. По-прежнему вижу  я свежесть высоких ветвей. Средь частых деревьев  сосне затеряться легко — Одна-одинока  она восхищает всех. Повесил кувшин  на застылую ветку сосны И вдаль погляжу я,  и вдаль устремляю свой взор. И так наша жизнь —  мимолетный и призрачный сон. К чему же вязать  себя путами суетных дел?

Источник: Тао Юаньмин "Лирика", 1964

9. "Забрезжило утро, — я слышу, стучатся в дверь..."

Забрезжило утро, —  я слышу, стучатся в дверь. Кой-как я оделся  и сам отворять бегу. "Кто там?" — говорю я.  Кто мог в эту рань прийти? Старик хлебопашец,  исполненный добрых чувств. Принес издалёка  вино — угостить меня. Его беспокоит  мой с нынешним веком разлад: "Ты в рубище жалком  под кровлей худою живешь, Но только ли в этом  судьбы высокий удел! Повсюду на свете  поддакивающие в чести. Хочу, государь мой,  чтоб с грязью мирской ты плыл!" "Я очень растроган  участьемтвоим, отец, Но я по природе  согласья и не ищу. Сторонкой объехать  пусть даже немудрено, Предав свою правду,  я что ж, не собьюсь с пути? Так сядем покамест  и долг отдадим вину. Мою колесницу  нельзя повернуть назад!"

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

10. "В те минувшие годы побывал я в странствии дальнем..."

В те минувшие годы  побывал я в странствии дальнем, Так что даже увидел  берега Восточного моря. Только путь оказался  очень длинным и очень долгим, Только ветер и волны  преградили мою дорогу. Я в скитания эти  уходил по чьему веленью? Мне представилось, будто  голод гонит меня из дома. И я отдал все силы  для того, чтоб себя насытить. Получил я немного,  и уже мне больше чем надо... И пугаясь, что это  не достойнейший способ жизни, Я сошёл с колесницы  и вернулся в свой тихий угол.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

11. "Мы учёного Яня за любовь его к людям помним"

Мы учёного Яня  за любовь его к людям помним. Мы почтенного Жуна  за пристрастие к правде ценим. Янь был нищим и сирым  и недолго на свете прожил. Жун был вечно голодным  до глубокой старости самой. Хоть оставили в мире  после смерти добрую славу, Жизнь и этих обоих  иссушила горечью тоже. Умираешь — и больше  ничего уже знать не будешь... По влечению сердца  жить прекрасней всего, конечно! Вижу тех, кто лелеет,  словно клад драгоценный, тело. Час придёт превращенья —  и сокровище их исчезнет. Голым в землю зароют —  Есть ли что-нибудь в том дурное? Надлежит человеку  понимать и всё, что за словом.

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

12. "Когда-то Чангун чиновником видным был..."

Когда-то Чангун  чиновником видным был. Годам к тридцати  не сладил с такой судьбой. Захлопнул он дверь  и в мир не стал выходить, На всю свою жизнь  задумав расстаться с ним. И так же Чжунли  вернулся домой в Дацзэ. Возвышенный дух  с тех пор воцарился там... А если ушел,  то это уж е навек. К лицу ли потом  сомненья лисьи хранить? Беги же, беги,  какого ты ждешь пути? Ведь суетный мир  обманом живет давно. Отбрось от себя  пустых бесед болтовню, Пожалуйста, вслед  за мною приди сюда!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

13. "Вот бывают же люди, — даже в доме одном живут..."

Вот бывают же люди, —  даже в доме одном живут, — Что принять, что отбросить —  нет единства у них ни в чём. Скажем, некий ученый  в одиночестве вечно пьян. Или деятель некий  круглый год непрестанно трезв. Эти трезвый и пьяный  вызывают друг в друге смех Друг у друга ни слова  не умеют они понять. В рамках узости трезвой  человек безнадежно глуп. Он в наитье свободном  приближается к мудрецам. И стихи обращаю  я к тому, кто уже хмельной: Лишь закатится солнце,  пусть немедля свечу берёт!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

15. "В убогом жилище прилежных рук не хватает"

В убогом жилище  прилежных рук не хватает, И дикий кустарник  мои захватил владенья. Отчётливо в небе  видны парящие птицы. Безлюдно и тихо —  не слышно шагов прохожих... Мир так беспределен  во времени и в пространстве, А жизнь человека  и ста достигает редко. А годы и луны  торопятся, как в погоне. Виски обрамляя,  давно седина белеет... Когда не отбросишь  забот о преуспеянье, То всё, чем живёшь ты,  окажется слишком жалким!

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

16. "Я в юности ранней не часто общался с миром..."

Я в юности ранней  не часто общался с миром, Найдя наслажденье  в шести совершенных книгах. Вот-вот я достигну годов,  когда нет сомнений. Так долго на свете,  а все никаких успехов. И я сохраняю  лишь твердость в бедности трудной, На голод и холод  свое променяв довольство. И в ветхом жилище  гуляет печальный ветер, А буйные травы  от глаз мой двор заслонили. Сермягу накинув,  я бодрствую ночью долгой. Петух предрассветный  пропеть для меня не хочет. Былого Мэнгуна  сегодня здесь нет со мною, И от посторонних  я чувства мои скрываю...

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

17. "Орхидея простая родилась перед входом в дом..."

Орхидея простая  родилась перед входом в дом. Скрытый запах душистый  только чистого ветра ждет. Стоит чистому ветру  неожиданно налететь, Вмиг она узн аётся  средь полыни, меж трав других. Я скитался, скитался,  потерял свой давнишний путь. Правде дао доверясь,  может быть, я его найду. С пробужденным сознаньем  не вернуться я не могу: "Все настигнуты птицы —  и становится лишним лук".

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

18. "Ученый Цзыюнь пристрастье имел к вину..."

Ученый Цзыюнь  пристрастье имел к вину, Но в бедной семье  откуда его возьмешь! Надежда была  на тех, кто правду искал, С вином приходя  сомненья свои решать. И чарку он брал,  и все выпивал до дна, На каждый вопрос  им добрый давал совет... А некогда жил один,  кто хотел молчать, Чтоб слово его  помочь не могло войне... В ком к людям любовь,  тот все от себя им даст, Все то, что нужней —  молчание или речь!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

19. "Когда-то давно от голода я страдал..."

Когда-то давно  от голода я страдал И, бросив соху,  решил чиновником стать: Себя прокормить  уже я больше не мог, И стужа с нуждой  обвили меня всего. То было, когда  мне шел "становленья" год; Решенье мое  лишь стыд принесло с собой. А я до конца  остаться честным хотел И, пыль отряхнув,  вернулся домой к полям... Ведя хоровод,  по небу звезды плывут, И вновь совершен  двенадцатилетний круг. А в мире наш путь  и пуст и далек-далек. Недаром Ян Чжу  распутьем бывал смущен. Хоть нет у меня  казны золотой на пир, Вииом молодым  пока обхожусь и так!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

20. "Фуси и Шэньнун отступили от нас в века..."

Когда Пан служил цанъцзюкем у Вэйского цзюня и был послан из Цзянлина в столицу, он, проезжая через Сюнъян, подарил мне стихи

Фуси и Шэньнун  отступили от нас в века. На свет после них  редко правда являлась вновь. В усердье своем  тот старик из удела Лу Латал и сшивал,  упорядочить мир хотел. Хотя птица фэн  к нам благих не несла вестей, Но "Ли" и "Юэ"  удалось ему обновить. На Чжу и на Сы  звук речей сокровенных смолк, А волны текли  до безумца, что правил в Цинь, И "Ши" или "Шу"  оказались виновны в чем? Он в утро одно  превратил их в золу и прах. Со рвеньем трудясь,  уцелевшие старцы все, Чтоб их возродить,  не жалели последних сил! Как вышло теперь,  через сотни минувших лет, Что шесть этих книг  не любимы у нас никем? С утра дотемна  погоняют своих коней. Не видно таких,  кто спросил бы о том, где брод. Мне если опять  не найти усладу в вине, Я буду неправ  пред моим головным платком. Досадно одно —  я не слишком ли наболтал? Но вам надлежит  человека в хмелю простить.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

"Написанное к событиям времени"

"Вот что было при Ине: он нарушил порядок неба"

Вот что было при Ине:  он нарушил порядок неба, И хорошие люди  покидали мир неспокойный. Ци с друзьями седыми  на Шаншани в горе укрылись, Люди повести этой  тоже с мест насиженных встали. И следы их былые  не нашлись, как канули в воду, И тропинки их странствий  навсегда заросли травою... Каждый кличет другого,  чтобы в поле с утра трудиться, А склоняется солнце,  и они отдыхать уходят... Там бамбуки и туты  их обильною тенью дарят. Там гороху и просу  созревать назначены сроки. Шелкопряды весною  им приносят длинные нити, С урожаем осенним  государевых нет налогов. На заглохших дорогах  не увидеть путников дальних. Лай собак раздаётся,  петухи отвечают пеньем. Форму жертвенной чаши  сохраняют они старинной, И на людях одежды  далеки от новых покроев. Их весёлые дети  распевают свободно песни, Да и старцы седые  безмятежно гуляют всюду. Зацветают растенья —  люди помнят — с теплом весенним, Облетают деревья —  им известно — с осенним ветром. Хоть они и не знают  тех наук, что считают время, Всё же строятся сами  в ряд четыре времени года. Если мир и согласье,  если в жизни радостей много, То к чему еще нужно  применять учёную мудрость?.. Это редкое чудо  пять веков как спрятано было, Но в прекрасное утро  мир нездешний для глаз открылся. Чистоту или скверну  не один питает источник. Мир открылся, но снова  возвращается в недоступность... Я спросить попытаюсь  у скитающихся на свете, Что они понимают  за пределом сует и праха. Я хотел бы тотчас же  устремиться за легким ветром, — С ним подняться бы в выси,  с ним искать бы тех, кто мне близок!

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

В год цзию, девятый день девятого месяца ("Так исподволь тихо...")

Так исподволь тихо  осень пришла к концу — И зябкая дрожь  от ветра и от росы. У вьющихся трав  той яркости прежней нет. Деревья в саду  пусты — облетела листва. А воздух промыт —  исчезла последняя грязь. Во весь их простор  пределы небес высоки. От скорбных цикад  ни звука не сбереглось. Лишь стаи гусей  кричат среди облаков... В тьме тем превращений,  в чередованье вещей И жизнь человека  разве сама не труд? С древнейших времен  для всех неизбежна смерть, Но вспомню о ней,  и сердце бедою жжёт. Удастся ли чем  умерить мою печаль? Я мутным вином  сумею себя отвлечь: Что будет в веках,  о том не дано нам знать, И пусть хоть оно  продлит это утро дня!

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

В двенадцатый месяц года гуймао написал я эти стихи и преподношу их моему двоюродному брату Цзин-Юаню ("То сплю, то шагаю за дверью, из досок сбитой...")

То сплю, то шагаю За дверью, из досок сбитой. Уйдя далеко От мира, порвал я с ним. Вокруг осмотрюсь — Никто обо мне не знает. Простая калитка Захлопнута целый день. Холодный и резкий К вечеру года ветер, Неслышными хлопьями Круглые сутки снег. Я ухом приникну — Ни шороха и ни скрип, И перед глазами Чистейшая белизна. Дыхание стужи Пронзает мою одежду. Корзина и тыква Мне реже служат теперь. Уныло и тихо Внутри пустынной каморки, Ничто не приносит Веселья моей душе. И только читаю Тысячелетнюю книгу. День за днем, непрестанно Вижу подвиги старины. До нравов высоких Не в силах моих добраться — Кое-как научился Твердо бедность переносить! И если Пинцзиню Даже следовать я не буду, Разве жизнь на приволье Не разумней всего, что есть! Спрятал главную мысль я В стороне от сказанной речи, И уже эти строки Никому разгадать нельзя...

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 1, 1957

В ответ на стихи Чайсанского Лю ("И бедно живу, и мало с миром общаюсь...")

И бедно живу,  и мало с миром общаюсь. Не помню порой,  сменилось ли время года. Пустынный мой двор  покрыт опавшей листвою. Я, с грустью взглянув,  узнал, что осень настала. Подсолнечник вновь  расцвёл у северных окон. Колосья уже  созрели на южном поле. Мне как же теперь  не радоваться на это: Уверен ли я,  что будущий год наступит? Жену я зову,  детей мы берём с собою И в добрый к нам день  гулять далеко уходим.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

Вторю стихам чайсанского Лю ("Горы и воды давно меня призывали...")

Горы и воды  давно меня призывали. Но почему же  я долго так колебался? В этом виною  друзья мои и родные: Жалко мне было  сказать о разлуке с ними... Ясное утро  сошлось с необычным чувством. Взял я мой посох, —  и к западной хижине снова. Глушью безлюдной  прошел, никого не увидев, Только все время  пустые встречал жилища... Ветхую кровлю  уже я настлал травою. Новое поле  опять пора обработать. Ветер ущелий  приносит с востока свежесть. Чарка весенняя  снимет усталость и голод. (Слабенькой девочке  рад хоть не так, как, сыну, Все же утешит, —  совсем без детей ведь хуже...) Ах, неспокойны  дела в суетливом мире. Годы и луны  меня от них отдаляют. Пашни и прялки  мне хватит для нужд насущных. Большего в жизни,  по мне, ничего не надо: Время промчится,  и через одно столетье Тело и имя —  в тени сокроются оба!

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986

Написал в двенадцатый месяц года гуймао, дарю двоюродному брату Цзин-Юаню ("Укрыл я следы за бедной дощатой дверью...")

Укрыл я следы  за бедной дощатой дверью. Уйдя далеко  от мира, порвал я с ним. Вокруг погляжу,  никто обо мне не знает. Простая калитка  захлопнута целый день... Холодный, холодный  к вечеру года ветер, И сыплется, сыплется  круглые сутки снег. Я слух приклоняю —  ни шороха и ни скрипа, А перед глазами  чистейшая белизна. Дыхание стужи  проникло в мою одежду. Корзина и тыква  мне реже служат теперь. И бедно, и тихо,  и пусто в моей каморке, Здесь нет ничего,  что бы радость давало мне. И только читаю  тысячелетние книги, Всё время, всё время  вижу подвиги старины. До нравов высоких  не в силах моих добраться: Я едва научился  твёрдо бедность переносить. И если Пинцзиню  даже следовать я не буду, Разве жизнь на приволье  не разумней всего, что есть? Спрятал я свои мысли  в стороне от сказанной речи, И к тебе эти строки  разгадать не сможет никто!

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

"Подражание древнему"

"В годы юности ранней был могуч я и был отважен..."

В годы юности ранней  был могуч я и был отважен. Меч рукою сжимая,  я один по свету скитался. Пусть попробуют скажут, —  мол, скитался от дома близко: У Чжанъе путь я начал  и его завершил в Ючжоу. Заглушал я свой голод  горным злаком вэй Шоуяна, Утолял свою жажду  я бегущей струей Ишуйя. Так нигде и не видел  никого, кто меня бы понял, Лишь увидеть пришлось мне  самых древних времен курганы. У проезжей дороги  два высоких холма могильных, Где Бо-я похоронен,  где покоится Чжуан Чжоу! Но людей этих славных  трудно снова живыми встретить. Значит, странствием дальним  я чего же хотел добиться?

Источник: Тао Юаньмин "Лирика", 1964

"Высоко-высоко на сто чи* поднимается башня..."

Высоко-высоко  на сто чи* поднимается башня, Открывая пред нами  четыре простора земли. С темнотою в нее  на ночлег возвращаются тучи, По утрам в этой башне  приют для слетевшихся птиц. Рек и гор красота  безраздельно заполнила взоры. Одиноко равнина  простерта в безбрежную даль. А в былые года  сколько славу и почесть узнавших Горячо и бесстрашно  сражались за эти края! Был у каждого день  после века им прожитой жизни, Когда время настало  вернуться в Полуночный Ман...* Кипарис и сосну*  уничтожил топор человека. Лишь высоких курганов  неровный рисуется ряд. У могильных руин  не осталось последних хозяев. Бесприютные души  избрали такую* страну? Процветанье и блеск  восхищения стоят, конечно, — Но о них же раздумья  в нас жалость рождают и грусть! Примечания

Чи — мера длины, около 1/3 метра.

Полуночный Ман — т. е. Северный Ман, гора в нынешней провинции Хэнань, где когда хоронили знатных людей. Возвращение туда — возвращение к далеким предкам, уход в мир небытия.

Кипарис и сосна — символизируют вечность, росли обычно у могил.

"...избрали такую* страну?..." — "такую" — опечатка в данном источнике ("Китайская пейзажная лирика", 2008), в других источниках (Тао Юаньмин "Лирика", 1964; Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972 и др.) звучит "...избрали какую* страну?...", что намного логичнее и по смыслу и по вопросительной форме этой строки.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Прошу подаяния ("Пришел недород. Голод из дому гонит меня...")

Пришел недород...  Голод из дому гонит меня, Я просто не знаю,  куда от него мне бежать. Иду я, иду  и сюда в переулок прибрел, И в дверь постучался,  и что-то промолвил с трудом Но добрый хозяин  беду мою понял без слов И, дар мне вручая,  меня к себе в гости зовет. Смеемся, толкуем,  пока не спускается ночь. Нам чашу приносят,  и мы осушаем ее. И радость на сердце,  так новый знакомый мне мил. И, слово за словом,  слагаются эти стихи... "Ты вновь возродил  древней матушки-прачки добро, Но стыд меня гложет,  что я не талантливый Хань, Что я в благодарность  тебя отдарить не могу, Что только за гробом  мое воздаянье тебе!"

Источник: Тао Юаньмин "Лирика", 1964

"Поминальная песня"

"Всё кругом, всё кругом заросло сплошною травой"

Всё кругом, всё кругом  заросло сплошною травой. И шумят и шумят  серебристые тополя... Когда иней суров  и девятый месяц настал, Провожают меня  на далекий глухой пустырь... Ни в одной стороне  человеческих нет жилищ, И могильный курган  возвышается, как утёс. Кони, в грусти по мне,  прямо к небу взывая, ржут. Ветер, в грусти по мне,  скорбно листьями шелестит.. Тихий тёмный приют  лишь однажды стоит закрыть, И на тысячи лет  распрощаешься ты с зарёй. И на тысячи лет  распрощаешься ты с зарёй, Величайший мудрец  не сумеет тебе помочь... Было много людей,  проводивших меня сюда, Поспешивших затем  воротиться — каждый в свой дом. Но родные мои,  может быть, и хранят печаль, Остальные же все  разошлись и уже поют... Как я смерть объясню?  Тут особых не надо слов: Просто тело отдам,  чтоб оно смешалось с горой!

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

"Если в мире есть жизнь, неизбежна за нею смерть"

Если в мире есть жизнь,  неизбежна за нею смерть. Даже ранний конец  не безвременен никогда. Я под вечер вчера  был ещё со всеми людьми, А сегодня к утру  в списке душ уже неживых. И рассеялся дух  и куда же, куда ушёл? Оболочке сухой  дали место в древе пустом... И мои сыновья,  по отцу тоскуя, кричат, Дорогие друзья  гроб мой держат и слезы льют. Ни удач, ни потерь  я не стану отныне знать, И где правда, где ложь,  как теперь смогу ощутить? Через тысячу лет,  через десять тысяч годов Память чья сохранит  нашу славу и наш позор? Но досадно мне то,  что, пока я на свете жил, Вволю выпить вина  так ни разу и не пришлось!

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

"Прежде было ли так, чтоб напиться я вдоволь мог..."

Прежде было ли так,  чтоб напиться я вдоволь мог, А сегодня вино  здесь нетронутое стоит. На весеннем вине  ходят пенные муравьи. Я когда же теперь  вновь испробую вкус его? И подносов с едой  предо мною полным-полно. И родных и друзей  надо мной раздается плач. Я хочу говорить,  но во рту моём звуков нет. Я хочу посмотреть,  но в глазах моих света нет. Если в прежние дни  я в просторном покое спал, То сегодня усну  я в травой заросшем углу... Так я в утро одно  дом покинул, в котором жил, Дом, вернуться куда  никогда не наступит срок!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

"Стихи о разном"

"В мире жизнь человека не имеет корней глубоких..."

В мире жизнь человека  не имеет корней глубоких. Упорхнёт она, словно  над дорогой легкая пыль. И развеется всюду,  вслед за ветром, кружась, умчится. Так и я, здесь живущий,  не навеки в тело одет... Опустились на землю —  и уже меж собой мы братья: Так ли важно, чтоб были  кость от кости, от плоти плоть? Обретённая радость  пусть заставит нас веселиться, — Тем вином, что найдётся,  угостим соседей своих! В жизни время расцвета  никогда не приходит снова, Да и в день тот же самый  трудно дважды взойти заре. Но теряя мгновенья,  вдохновим же себя усердьем, Ибо годы и луны  человека не станут ждать!

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

"Вместо пахоты службой содержать я себя не думал..."

Вместо пахоты службой  содержать я себя не думал, А увидел призванье  в листьях тутов, колосьях в поле. Я своими руками,  никогда не ленясь, работал, Знал и холод и голод,  ел и отруби, пищу бедных. Разве ждал я обилья,  что превысит меру желудка? Мне другого не надо,  как наесться простой крупою. Для защиты от стужи  мне довольно холстины грубой. Под некрашеной тканью  я спасусь от летнего солнца. Даже скудости этой  не привык я иметь в достатке Вот что горько и больно,  вот что ранит меня печалью! Всем известно, что люди  получают то, что им надо, Я же в жизни неладной  отошел от полезных правил. Значит, так и должно быть,  ничего не поделать с этим... И тогда остается  от наполненной чарки радость!

Источник: Тао Юаньмин "Лирика", 1964

"Вспоминаю себя полным сил в молодые годы..."

Вспоминаю себя  полным сил в молодые годы. Хоть и радости нет,  а бывал постоянно весел. Неудержной мечтой  унесен за Четыре Моря, Я на крыльях парил  и хотел далеко умчаться. Чередой, не спеша  исчезали лета и луны. Те желанья мои  понемногу ушли за ними. Вот и радость уже  не приносит с собой веселья: Непрестанно теперь  огорчают меня заботы. Да и сила во мне  постепенно идет на убыль, С каждым днем для меня  все в сравнении с прошлым хуже... В тихой заводи челн  ни на миг не могу я спрятать: Сам влечет он меня,  не давая стоять на месте. А пути впереди  так ли много еще осталось? И не знаю пока,  где найду для причала берег... Людям прежних веков  было жаль и кусочка тени. Мысль об этом одном  в содроганье меня приводит! Примечания

В тихой заводи челн ни на миг не могу я спрятать — т.е. судьбу не спрятать от времени: оно быстротечно и влечет человека всё дальше.

Людям прежних веков было жаль и кусочка тени — поэт имеет в виду тень, отбрасываемую солнечными часами и указывающую время.

Источник: "Ветви ивы", 2000

"Далеко от семьи я в скитаньях по службе опять..."

Далеко от семьи  я в скитаньях по службе опять. Мое сердце, одно,  в двух местах этих разных живет. Слезы скрыл рукавом —  на восток убегает ладья. По теченью плыву,  поспешая за временем вслед. Все же солнце зашло,  и созвездия Мао и Син Тоже прячут себя  за вершинами западных гор. Здесь унынье во всем,  здесь сливается небо с землей. Я в тяжелой тоске  вспоминаю покинутый дом. Рвусь душою к нему.  Я мечтаю вернуться на юг, Но дорога длинна,  и надежда не тешит меня. Цепь застав и мостов  все равно не убрать мне с пути! Даже весть не дойдет,  и себя я вверяю стихам...

Источник: "Ветви ивы", 2000

"Краски цветенья нам трудно надолго сберечь..."

Краски цветенья  нам трудно надолго сберечь. День увяданья  отсрочить не может никто. То, что когда-то,  как лотос весенний, цвело, Стало сегодня  осенней коробкой семян... Иней жестокий  покроет траву на полях. Сникнет, иссохнет,  но вся не погибнет она! Солнце с луною  опять совершают свой круг, Мы же уходим,  и нет нам возврата к живым. Сердце любовно  к прошедшим зовёт временам. Вспомню об этом —  и всё оборвется внутри!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

"Мыслью доблестный муж устремлен за четыре моря..."

"Мыслью доблестный муж  устремлен за четыре моря", Я ж хочу одного —  чтобы старости вовсе не знать; Чтоб родные мои  собрались под единой крышей, Каждый сын мой и внук —  все друг другу спешили помочь; Чтоб кувшин и струна  целый день пребывали со мною, Чтобы в чаре моей  никогда не скудело вино; Чтоб, ослабив кушак,  насладился я радостью полной, И попозже вставал,  и пораньше ко сну отходил... Ну, а что мне до тех,  кто живет в современном мире, Угль горящий и лед  чью, враждуя, заполнили грудь? Век свой кончат они  и вернутся под свод могильный, И туда же уйдет  их тревога о славе пустой!

Источник: Тао Юаньмин "Лирика", 1964

"Послушная ветру сосна на высоком обрыве..."

Послушная ветру  сосна на высоком обрыве — Прелестный и нежный,  ещё не окрепший ребёнок. И лет ей от силы  три раза по пять миновало; Ствол тянется в выси.  Но можно ль к нему прислониться? А облик прекрасный  таит в себе влажную свежесть Мы в ясности этой  и душу провидим и разум.

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

"Солнце с луною никак не хотят помедлить"

Солнце с луною  никак не хотят помедлить, Торопят друг друга  четыре времени года. Ветер холодный  обвеял голые ветви. Опавшей листвою  покрыты длинные тропы... Юное тело  от времени стало дряхлым, И тёмные пряди  давно уже поседели. Знак этот белый  отметил голову вашу, И путь перед вами  с тех пор всё уже и уже. Дом мой родимый —  всего лишь двор постоялый, И я здесь как будто  тот гость, что должен уехать. Уехать, уехать...  Куда же ведет дорога? На Южную гору:  в ней старое есть жилище.

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

"Я в скитаньях моих не сказать, чтоб ушел далеко..."

Я в скитаньях моих  не сказать, чтоб ушел далеко. Но назад оглянусь —  как был ветер холодный суров! Снова ласточка в срок  поднимается в воздух весной И высоко летит,  пыль со стрех обметает крылом. Гуси с дальних границ  о потере приюта скорбят — Жили здесь, и назад  возвращаться им в северный край В одиночестве кунь  прокричит среди чистой воды: Птица там и в жару,  и в осеннего инея дни. Человек загрустил,  трудно в слово облечь эту грусть, И от дома вдали  бесконечна весенняя ночь!

Источник: Тао Юаньмин "Лирика", 1964

"Я, бывало, услышав поученья старших годами..."

Я, бывало, услышав  поученья старших годами, Закрывал себе уши:  их слова меня раздражали. И должно же случиться, —  проведя на свете полвека, Вдруг дошёл до того я,  что и сам теперь поучаю! Отыскать я пытаюсь  радость прежней поры расцвета. И мельчайшей крупинки  у меня не найдётся больше. И уходит-уходит  всё быстрее и дальше время. С этой жизнью своею  разве можешь встретиться снова? Всё, что в доме, истрачу,  чтоб наполнить его весельем И угнаться за этим  лет и лун стремительным бегом. Я ведь, следуя древним,  не оставлю золото детям. Не истрачу, то что же  после смерти с ним буду делать?

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

"Я, пока не служил, буйство помыслов дерзких смирял..."

Я, пока не служил,  буйство помыслов дерзких смирял. Мчалось время стремглав,  я держать себя больше не мог. Так я ринулся в путь,  где привалов и отдыха нет. Снарядился и сел  и погнал до восточных вершин. Туч нависших туман  словно мускус пахучий принес И холодной волной  под одежду ударил мне в грудь. Смена лун и годов  проходила своею чредой, Я ж, однажды прибыв,  задержался на долгие дни. Мне с волненьем сейчас  вспоминаются нити семьи; Эти чувства, каких  так давно уже был я лишен. За годами года —  десять минуло лет наконец, Не навеки же я  был опутан чужими людьми. Двор закрыла и дом  тень дерев, что остались в живых. Не заметишь, как вдруг  солнце тоже исчезнет с луной!

Источник: "Ветви ивы", 2000

"В пятый месяц года гэнцзы на пути из столицы домой задержан ветром в Гуйлине"

I. "Еду-еду, плыву — возвращаюсь в родные края..."

Еду-еду, плыву —  возвращаюсь в родные края, И считаю я дни,  когда старый завидится дом. С первой радостью мне —  милой матери вновь послужить, И второю за ней —  снова братьев моих повстречать. Так за весла и в путь —  неспокойный, извилистый путь. На светило взгляну —  скрылось в западном дальнем углу. То река, то гора —  не таятся ль опасности в них? Странник, к дому спеша,  в мыслях видит, что ждет впереди. Южный ветер подул...  Он мешает стремленьям моим. Весла в лодку кладем,  недвижимы в озерной глуши За высокой травой,  что заполнила даль без границ, За стволами дерев,  что раскинули летний убор. И не скажет никто,  будто путник от дома далек: Чуть получше всмотрюсь —  сто каких-нибудь ли до него. Неотрывно гляжу —  вот и Южную гору узнал. Не поможет мой вздох.  Как отсюда бы вырваться нам!

Источник: Тао Юаньмин "Лирика", 1964

II. "С самых древних времен мы вздыхаем о посланных в путь..."

С самых древних времен  мы вздыхаем о посланных в путь, Что сегодня и я  в первый раз на себе испытал. Пики гор, воды рек  на широких просторах земли! Волн и ветров игру  разве можешь ты предугадать. Все сметающий вал,  споря с небом высоким, гремит. Долгий яростный вихрь  позабыл, что бывает покой. Я, скитаясь давно,  тосковал по родившей меня, Каково же теперь,  не доехав, томиться мне здесь! Я в раздумье над тем,  как сады и леса хороши И от мира людей  как легко отрешиться навек! Годы зрелой поры  к нам приходят на долгий ли срок? Сердцу волю я дам  без боязни раскаяться в том!

Источник: Тао Юаньмин "Лирика", 1964

"Воспеваю бедных ученых"

1. "Во вселенной все сущее обретает свою опору"

Во вселенной все сущее  обретает свою опору. Сиротливому облаку  одному приютиться негде. В дали, дали безвестные  в пустоте небес исчезает, Не дождавшись до времени,  чтоб увидеть последний отблеск... Чуть рассветное зарево  распахнёт ночные туманы, Как пернатые стаями  друг за дружкой уже летают. Позже всех, очень медленно  вылетает из леса птица И задолго до вечера  возвращается в лес обратно... В меру сил и старания  не сходя с колеи старинной, Разве тем не обрёк себя  на лишения и на голод? А вдобавок и дружества  если более не узнаешь, Что случится от этого,  и какая нужда в печали?..

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

2. "Как пронзителен холод, когда близится вечер года..."

Как пронзителен холод,  когда близится вечер года. В ветхой летней одежде  я погреться на солнце сел... Огород мой на юге  потерял последнюю зелень. Оголенные ветви  заполняют северный сад. Я кувшин наклоняю,  не осталось уже ни капли, И в очаг заглянул я,  но не видно в нем ни дымка. Лишь старинные книги  громоздятся вокруг циновки. Опускается солнце,  а читать их все недосуг. Жизнь на воле без службы  не равняю с бедою чэньской, Но в смиренности тоже  возроптать на судьбу могу. Что же мне помогает  утешенье найти в печали? Только память о древних  живших в бедности мудрецах! Примечания

Древностью кончается стихотворение, но спрятанная древность и в начале его: первая строка почти повторяет первую строку о пронизывающем холоде шестнадцатого из «Девятнадцати древних стихотворений», заменены лишь два доцезурных знака.

Бедно живет поэт в своем одиночестве, и бедность особенно печалит в зимнее скудное время. И дел как будто нет, и на службу ходить не надо, но почему-то не остается досуга на книги, а ведь только их изобилье вокруг. А может быть, не времени, а настроения нет в холодной и голодной бедности вникать в книги? Поэт, правда, не равняет свои заботы с постигшей Конфуция бедою в Чэнь. “В Чэнь кончилась еда, и ученики так ослабели, что не в силах были подняться. Цзы-лу с видимым возмущением спросил: “И совершенный человек бывает в нужде?” Учитель сказал: “Совершенный человек тверд в нужде, маленький же человек в нужде распускает себя” («Луньюй», гл. 15, стр. 349, 350). Если бы не следующая за этой строка: “Но в смиренности тоже возроптать на судьбу могу” (как возроптал Цзы-лу), было бы ясно, что поэт, как ни беден он, признает все преимущества сравнительно спокойного своего существования перед злоключениями, постигшими учителя в Чэнь. Но не хочет ли он сказать, что голод и стужа одолевают его даже в собственном дому, что ему не надо для этого уходить в чужие места? Текст не раскрыт до конца.

Много похожего в, по-видимому, более позднем стихотворении “Написал по настроению” — примеры из древности, и собственная бедность тоже, как и здесь, в близящийся вечер года, и нежелание уподобляться тем, кто “распускает себя”, и идеал непреклонности в лишениях, и самим избранный голод себе в удел. И такой же по смыслу конец об учителях, живших в далекие времена.

Источник: Л. Эйдлин "Тао Юаньмин", 1967

3. "Ученый Чжун-вэй любил свой нищенский дом..."

Ученый Чжун-вэй  любил свой нищенский дом. Вокруг его стен  разросся густой бурьян. Укрывшись от глаз,  знакомство с людьми прервал Стихи сочинять  с искусством редким умел. И в мире затем  никто не общался с ним, А только один  Лю Гун навещал его... Такой человек,  и вдруг — совсем одинок? Да лишь потому,  что мало таких как он: Жил сам по себе,  спокойно, без перемен — И радость искал  не в благах, не в нищете! В житейских делах  беспомощный был простак... Не прочь бы и я  всегда подражать ему! Примечания

... Ученый Чжун-взй // любил свой нищенский дом... И в мире затем // никто не общался с ним, А только один // Лю Гун навещал его... // — в книге Хуанфу Ми «Гао ши чжуань» об отшельниках высокой добродетели даны следующие сведения: «Чжан Чжун-вэй, уроженец Пиплина. был широко образован, искусен в словесности, особенно любил в поэзии «ши» и «фу». Жил бедно, уединенно. Бурьян в его дворе был так высок, что скрывал человека. Современникам он не был известен. И только Лю Гун (Лю Мэн-гун) знался с ним.

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

"Отвечаю цаньцзюню Пану"

I. "За дверью из грубо сколоченных досок..."

За дверью из грубо  сколоченных досок И цинь у меня,  и для чтения книги. Стихи я пою,  я играю на цине, Что главною стало  моею утехой. А разве лишен  я других наслаждений? Еще моя радость  и в уединенье: Я утром с зарей  огород поливаю, А к ночи ложусь  под соломенной кровлей.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

II. "Что мнится иному сокровищем дивным..."

Что мнится иному  сокровищем дивным, Порою для нас  вовсе не драгоценность. И если мы с кем-то  не равных стремлений, Способны ли с ним  быть мы родственно-близки? Я в жизни искал  задушевного друга И вправду же встретил  того, кто мне дорог. И сердце приветно  сливается с сердцем, Уже и домами  соседствуем тоже.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

III. "Теперь я скажу о тебе, кто мне дорог..."

Теперь я скажу о тебе,  кто мне дорог, Кто любит добро  и усердия полон. Вино у меня  превосходное было, Но только с тобою  в нем радость вкушал я. За ним говорились  приятные речи, За ним сочинялись  и новые строки. Бывало, лишь день  я тебя не увижу, — Как мог в этот день  о тебе я не думать!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

IV. "Хоть истинный друг никогда не наскучит..."

Хоть истинный друг  никогда не наскучит, А все ж наступило  нам время расстаться. Тебя проводив  от ворот на дорогу, Я чарку пригубил  без всякой охоты. О, нас разлучившая  служба в Цзянлине! О, скрытые далью  на западе тучи! И вот человек  уезжает далёко... Разумную речь  от кого я услышу?

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

V. "В тот раз, когда я распростился с тобою..."

В тот раз, когда я  распростился с тобою, Весенние иволги  только запели. Сегодня, когда  мы встречаемся снова, Снег мокрыми хлопьями  падает с неба. Всесильный дафань  дал тебе повеленье На должность сановную  ехать в столицу. Ты разве забыл  тишины безмятежность? Да нет, это служба  не знает покоя!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

VI. "Печально-печально холодное утро..."

Печально-печально  холодное утро. Шумит и шумит  нескончаемый ветер... Вперед понеслась  государева лодка, И где-то качает  ее над пучиной. Да будет удача  в делах твоих, странник! В начале пути  о конце позаботься. Воспользуйся всеми  удобными днями. И побереги  себя в дальней дороге.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

"Птица, прилетевшая обратно"

I. "Птица после скитаний прилетает обратно... На заре она утром покидала свой лес..."

Птица после скитаний  прилетает обратно... На заре она утром  покидала свой лес. В дальних далях летала  через восемь просторов, В ближних далях ей отдых  в облаках на горе. Славным ветром в дороге  не обласкана птица, Часто крыльями машет,  все ей помнится дом. Видит спутника-друга —  перекликнулись песней, И от солнца укрылись  оба в чистую тень.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

II. "Птица после скитаний прилетает обратно... То парит в поднебесье, то летит над землей..."

Птица после скитаний  прилетает обратно... То парит в поднебесье,  то летит над землей. И хотя недосуг ей  на приволье резвиться, Но приметила рощу —  и веселье в душе. Тучи путь преградили —  то сквозь них, то над ними; И окликнула друга —  и обратно, в свой лес. Путь далекий пред нею,  и далекий и долгий. Что с рожденья полюбишь,  то вовек не забыть.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

III. "Птица после скитаний прилетает обратно... В каждом встреченном лесе свой ей чудится дом..."

Птица после скитаний   прилетает обратно... В каждом встреченном лесе   свой ей чудится дом. Нет, она не мечтает   о небесной дороге: Счастье в том,   чтоб добраться до родного гнезда. И пускай не остался   с нею друг ее прежний, Гомон стаи шумливой   птице радует слух. Ясным днем или ночью —   воздух чист и прозрачен. Так чисты ее думы,   устремленные вдаль.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

IV. "Птица после скитаний прилетает обратно... Успокоились крылья на холодных ветвях..."

Птица после скитаний  прилетает обратно... Успокоились крылья  на холодных ветвях. Днем, в полет отправляясь,  этот лес не покинет, Ночью, дерево выбрав,  на вершине уснет. Свежий утренний ветер  светлой радостью веет, Хоры стройных напевов,  не смолкая, звучат... Ни тенета, ни стрелы  ей теперь не опасны: Утомленную птицу  не заманят опять.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

"Стихи о разном"

2. "К ночи бледное солнце в вершинах западных тонет"

К ночи бледное солнце  в вершинах западных тонет. Белый месяц на смену  встаёт над восточной горой. Далеко-далеко  на все тысячи ли сиянье. Широко-широко  озаренье небесных пустот... Появляется ветер,  влетает в комнаты дома, И подушку с циновкой  он студит в полуночный час. В том, что воздух другой,  чую смену времени года. Оттого что не сплю,  нескончаемость ночи узнал. Я хочу говорить —  никого, кто бы мне ответил. Поднял чарку с вином  и зову сиротливую тень... Дни — и луны за ними, —  покинув людей, уходят. Так свои устремленья  я в жизнь претворить и не смог. Лишь об этом подумал —  и боль меня охватила, И уже до рассвета  ко мне не вернется покой!

Источник: Тао Юань-Мин "Стихотворения", 1972

"Наставляю сына"

VI. "Строг к себе и к другим Тао Мао, мой дед..."

Строг к себе и к другим  Тао Мао, мой дед, Был усерден в конце,  как в начале пути. Благороден и прям  на сановных местах, Мир и ласку простер  он на тысячу ли. Человеколюбив  был покойный отец. Прост и ровен с людьми,  скромен, искренен, чист. Вверил жизнь он гряде  в ветре мчащихся туч, Не смущали его  ни веселье, ни гнев.

Источник: Тао Юаньмин "Лирика", 1964

VII. "Ах, как чувствую я эту малость мою..."

Ах, как чувствую я  эту малость мою! К тем подъемлю я взор,  но до них далеко! Со стыдом обернусь —  седина на висках, А за мной только тень.  И стою одинок. Из трех тысяч грехов,  говорят мудрецы, без потомства прожить —  самый тягостный грех. Так бесхитростно я  о себе размышлял... Вдруг послышался плач:  ты родился, мой сын!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

IX. "От урода отца в ночь дитя родилось..."

"От урода отца  в ночь дитя родилось. Он в испуге над ним  молит — дайте огня!" Человеческий мир —  всяк с живою душой.., Разве только один  я веду себя так? Ты увидел тобой  порожденную плоть И живешь в этот миг  тем, чтоб сын был хорош. Я не раз от людей  в подтвержденье слыхал, Что отцовская страсть  не должна быть иной.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

X. "Эти солнце с луной... день помчится за днем..."

Эти солнце с луной...  день помчится за днем Незаметно уйдет  твое детство им вслед. Счастье к нам никогда  не приходит само, А несчастья зато  не дают себя ждать. Так пораньше вставай  и попозже ложись. Вот талантов тебе  я желаю каких. Если ж доля твоя  бесталанным прожить, И тогда я стерплю.  Что поделаешь, сын?

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

Се Линъюнь (385-433)

Один из крупнейших поэтов эпохи Шести династий (Лючао, III-IV вв.), основоположник пейзажной лирики — шань шуй ши ("поэзия/ стихи гор и вод") как самостоятельного тематического направления китайской поэзии. Биография Се Линъюня развертывается словно сюжет исторической драмы, персонажи которой образуют пеструю галерею слабовольных и немощных монархов, дворцовых палачей и убийц, выскочек и авантюристов, мужественных воинов, преданных отечеству патриотов и беспринципных политических дельцов. Человек яркий, разносторонний и противоречивый, Се, как причудливый кристалл, отразил эпоху в игре света и тени.

Личность Се Линъюня как бы пробивается сквозь средневековую этикетность. Она пестра и эксцентрична. Франт, вельможа и заговорщик уживались в нем с отшельником, постигающим суть буддизма и даосизма. Он узнал тяготы тюрьмы и был собеседником буддийского проповедника Хуйюаня. В столице он эпатировал знать платьем экстравагантных фасонов, а у себя в усадьбе носил простую крестьянскую шляпу. Он составлял проекты экспедиционных походов на север и шлифовал стиль буддийских сутр, участвовал в императорских пирах и был посещаем нищими монахами, с которыми практиковал искусство медитации. Потомок одного из самых знатных и богатых родов Юга — рода Се (а по матери — рода Ван, из которого вышел знаменитый каллиграф Ван Сичжи), Се Линъюнь родился и провел детские годы в Шининской усадьбе, фамильном гнезде своих предков. Его дед Се Сюань, прославленный полководец, одержал победу над степняками, захватившими Север в битве при реке Фэйшуй. Отец Се Хуань, по выражению источников, "родился без каких-либо задатков". Воспитанием Се Линъюня сначала занималась мать, затем он обучался в школе у даосского наставника Думина, а юношеские годы провел в тогдашней столице Цзянкане у своего дяди Се Хуня, наставника многих молодых Се. Се Хунь первым по-настоящему оценил его поэтические опыты.

Поэзия Се Линъюня (14 од-фу и около 80 лирических произведений в жанрах юэфу и ши) более богата политическим содержанием, чем это кажется на первый взгляд. В "стихи о горах и водах" Се Линъюнь вложил свои чувства патриота и гражданина. В эпоху разобщенности и раздробленности он призывал к единству и консолидации.

Но при этом Се Линъюня с полным правом можно назвать подлинным певцом гор — это центральный мотив его творчества. Восприятие природы у Се Линъюня сопряжено с традиционными эстетическими канонами. "Горы и воды" служат для него отблеском неких субстанциальных начал, пробуждают в нем чувство отрешенности от всего земного. Се Линъюнь — странник в горах, зачарованный их величием и покоем. Горы помогают ему забыть о разочарованиях, постигших его на жизненном пути. К "горам и водам" Се Линъюнь относится с трепетом благоговейного поклонения, со священным восторгом, они для него вместилище высшей красоты и высшего религиозного смысла. Поэзия Се Линъюня оказала значительное влияние на пейзажную лирику последующих веков.

Источник: Бежин Л. Е. "Се Линъюнь", 1980

Перевод: Бежин Л.Е.

Вечером выхожу из зала Сишэ ("Вдоль ограды пройдя, выхожу я из западных врат...")

Вдоль ограды пройдя,  выхожу я из западных врат И на запад смотрю,  на вершины скалистых громад. Как вздымаются круто хребты —  над грядою гряда, Исчезает во мгле  бирюзовая даль без следа! Утром иней белеет  на красной кленовой листве, Вечерами туман  проплывает в густой синеве. Вот и осень прошла, —  мне до боли ушедшего жаль, В растревоженном сердце  глубокая зреет печаль. О супруге своем  перепелка тоскует в силках, Птица, сбившись с пути,  о покинутых помнит лесах. Как умеют они  об утратах скорбеть... и любить! Что ж тогда обо мне,  потерявшем друзей, говорить! В отраженье зеркал  поседевшие пряди блестят, С худобою моей  не наденешь просторный халат. Я не верю тому,  кто зовет примириться с судьбой, — Только лютня одна  в одиночестве дарит покой.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Вступаем в предгория Хуацзыгана, находящиеся в третьей долине Конопляного источника ("Провинции южные — край благодатной жары...")

Провинции южные —  край благодатной жары, Коричным деревьям  в горах не страшны холода. На медных уступах  сверкает зеленый ручей. На каменных склонах  краснее речная вода. Здесь горные старцы  живут вдалеке от людей, Отшельники в скалах  находят безлюдье и тишь. Над самою кручей  тропа устремляется ввысь, — С небесной дорогой  земные пути не сравнишь! Поднявшись по склонам  на самый отвесный хребет, Стою на вершине,  закутанный в облачный дым. Мудрец знаменитый  в неведомых далях исчез, На красные горы  рыбак возвратился пустым. Старинных писаний  поблекли и стерлись слова, Безмолвствуют в камне  деянья минувшего дня, Потокам неведома  ста поколений судьба, Не знаю, что было  за тысячу лет до меня. Одно только знаю:  беспечно скитаться в горах, Под ясной луною  смотреть на озерную гладь. Живу беззаботно,  мгновению каждому рад, — Так стоит ли в книгах  о радости чьей-то читать!

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Входим в озеро Пэнли ("День и ночь на воде... Я от вечных скитаний устал...")

День и ночь на воде...  Я от вечных скитаний устал. Красота этих волн и ветров  неподвластна словам. Острова над водой...  Мы несемся, петляя меж скал. Крутизна берегов  преградила дорогу волнам, Обезьяньи стада  безутешно кричат под луной, Выпадает роса,  дальний берег цветами запах, Хорошо зеленеют поля  этой поздней весной, И, белея, лежат облака  на высоких холмах. Дни и ночи мои  бесконечных раздумий полны, От зари до зари  на душе десять тысяч скорбей. На Зеркальном утесе  смотрю, как блестят валуны, У Сосновых ворот  раздвигаю сплетенье ветвей. Не узнает никто,  что здесь было, в долине Трех Рек, Ни о чем в Девяти  родниках не расскажет вода. В этом мире от нас  все чудесное скрыто навек, И отшельник-даос  свою тайну унес навсегда. Огоньки чудодейственных трав —  их нигде не найти, И волшебную яшму свою  затаила река. Для чего мне играть  тот напев о далеком пути: Только лютня замолкнет,  и сразу приходит тоска...

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Закат года ("Я тоскою охвачен, никак не усну...")

Я тоскою охвачен,  никак не усну. Да и сон не избавит  от горестных дум! Лунный свет озаряет  снегов пелену, Дует северный ветер,  и дик и угрюм. Быстротечное время  проходит — не ждет, И я чувствую:  старость меня стережет...

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Закат года ("Я тоскою охвачен, никак не усну...")

Я тоскою охвачен,  никак не усну. Да и сон не избавит  от горестных дум! Лунный свет озаряет  снегов пелену, Дует северный ветер,  и дик, и угрюм. Быстротечное время  проходит — не ждет, И я чувствую:  старость меня стережет...

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Иду по лощине, где рубят бамбук, пересекаю горы и ручей ("Обезьяны кричат. Час рассвета уже недалек...")

Обезьяны кричат.  Час рассвета уже недалек, Но в безмолвных долинах  еще не рассеялся мрак. У подошвы горы  собирается легкий дымок, А цветы полевые в росе  не заблещут никак. Над обрывом кружит  и змеится тропинка моя, Возносясь по отвесным уступам  на горный отрог, Вброд иду по ручью,  поднимая одежды края, Поднимаюсь все выше  по шатким настилам дорог. Острова на реке...  то накатит волна, то уйдет. Я отдамся потоку,  беспечно играя веслом. По глубоким затонам  озерная ряска растет, Мелководье речное  покрыто густым камышом. Подставляю пригоршни  под струи летящей воды И к лицу нагибаю  весеннюю ветку с листвой. Возле каменных стен  вижу горного старца следы: Весь в плюще и лианах  он словно стоит предо мной... Орхидею срывая,  припомню далеких друзей, Конопляные стебли  в безмолвной тоске обниму — Вся природа открыта  душе восхищенной моей! Как чудесно вокруг,  но зачем это мне одному! Я на горы смотрю,  забывая о мире людском. И в прозренье глубоком  не помню уже ни о чем ...

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Миную беседку на белом берегу ("Я отправился в путь по холмистой песчаной гряде...")

Я отправился в путь  по холмистой песчаной гряде И неспешно проник  в лебедою опутанный скит. Полноводный ручей  пробегает вблизи по камням, Островерхий утес  меж далеких деревьев сквозит. Бирюзовая даль, —  даже имя ей трудно найти, Деревенский рыбак  наслаждается жизнью простой. За стеною лиан  мне послышались шорохи гор, Молодая весна  мою душу уносит с собой. Безутешно кричат  эти птицы в дубовом лесу, Разыгрались олени,  в полях бесконечных трубя. Вызывают одни  бесконечную грусть и печаль, А услышишь других,  и веселье охватит тебя. И расцвет и закат  чередой бесконечной спешат, В мире радость удачи  сменяется горькой тоской. Я отныне хочу  одиноким отшельником стать, Десять тысяч забот  променять на беспечный покой.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Мои чувства в пэнчэнском дворце по поводу того, что год близится к закату ("Я грущу оттого, что природа меняет свой лик...")

Я грущу оттого,  что природа меняет свой лик, Я жалею о том,  что так скоро кончается год. Песня княжества Чу  отзывается грустью в душе, Песня княжества У  мне о доме забыть не дает. На плечах исхудавших  просторное платье висит, В волосах у меня  пробивается прядь седины. На вечерней заре  я сижу в одинокой тоске, Белохвостая цапля  кричит на исходе весны. Примечания

Песня княжества Чу [...] песня княжества У... — Царство Чу, занимавшее огромные территории на юге древнего Китая, — родина великого поэта Цюй Юаня: славилось своими песнями. Столицей Чу в последние годы существования царства был г. Пэнчэн, где Се Линъюнь жил при дворе Лю Юя. Родовые же владения поэта находились на востоке, где когда-то располагалось царство У. В оригинале приводится название этой "песни из У", которая воспевала красоты родного края поэта.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Ночую на горе Каменные ворота ("Я на ранней заре орхидеи срываю в саду...")

Я на ранней заре орхидеи срываю в саду, Боюсь, что их иней  погубит морозной порою. Опускается тьма.  Я устроил ночлег в облаках, Любуясь мерцаньем камней,  освещенных луною. Доносится гомон  гнездящихся в зарослях птиц. Качнуло деревья —  прохладой из леса пахнуло. Ночные неясные звуки  послышались мне, Потом эти звуки смешались  до слитного гула! Но кто возликует  от радости вместе со мной! Вина ароматного  не с кем отведать из чаши! Мой старый приятель  опять не пришел погостить, Надеяться тщетно —  не сбудутся чаянья наши...

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Ночью покидаем беседку "Каменная застава" ("Я множество троп исходил между гор и камней...")

Я множество троп исходил между гор и камней, Десятую ночь провожу я в лодчонке своей. Причалив, стоим, засмотревшись на птичий полет, Мерцание звезд нас опять поманило вперед. Повисла луна на рассвете в пространстве пустом, И россыпь росы засверкала под лунным лучом...

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Отвечаю Хуэйляню ("Уходит скиталец дорогою в тысячу ли...")

Уходит скиталец  дорогою в тысячу ли, Грущу о скитальце  в далеком стодневном пути. Мы с ним расставались —  деревья стояли в цветах, А после разлуки  успели листвой зарасти.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Отправляемся в путь и входим в Наньчэн ("Не устану веслом брызги волн поднимать...")

Не устану веслом  брызги волн поднимать. Как же мне красотой этой  взор утолить! И хотя не увижу  заоблачных гор, Что за счастье — на лодке  по заводям плыть! Примечания

Наньчэн — название средневекового уезда на территории нынешней провинции Шаньдун.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Печальный напев ("По лугам зеленея, весенние травы взошли...")

По лугам зеленея,  весенние травы взошли, А скитальца в дороге  тоскливые чувства томят. Небо крыльями чертят  проворные стаи стрижей, Молодыми цветами  покрыт абрикосовый сад. И свежа и душиста  садовых деревьев листва В вышине не смолкает  веселая птичья игра. На высокую крышу  спускается тень облаков, Над речною долиной  прозрачные дуют ветра. Стали зимние рощи  менять свой привычный убор: От корней до макушек  все словно бы ожило в них. Одинокие сосны  опутаны нежным плющом, Молодые лианы  висят на деревьях сухих. Затерялся в дороге  скитальца гонимого след, Довелось повстречаться  ему с несчастливой судьбой. Он почувствовал близость  холодной осенней поры И простился глазами  с последней цветущей весной. И печаль и унынье  терзают скитальца не зря: Опустели и смолкли  просторы далекой весны. Налетевшему ветру  уже не подставишь лицо, Улетевшие птицы  скитальцу уже не слышны...

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Поднимаюсь на одинокий утес посреди реки ("Я на береге южном устал от бушующих вод...")

Я на береге южном  устал от бушующих вод, Снова северный берег  меня красотою зовет. Все здесь кажется новым,  речные потоки кружат. Жаль, вечернее солнце  так быстро пошло на закат. Гладь вскипела речная,  волна накатила на плес — Предо мною в сиянье  возник Одинокий Утес. Облака заиграли  в сиянье лучей заревых, Успокоились волны,  и ветер над заводью стих. В мире тайное тайных  сокрыто от взора людей. Сокровенная мудрость...  кому мне поведать о ней! Мне пригрезилась та,  что на гребне Куньлуня живет*, Я в мечтах отрешился  от суетных дел и забот. Постигаю душой  долгожителя Аня* завет, Чтоб дойти до предела  судьбою отпущенных лет. Примечания

...та, что на гребне Куньлуня живет... Куньлунь — горный хребет на западных окраинах средневекового Китая. По преданию, там находилась обитель бессмертной феи Сиванму — Материвладычицы Запада, на пути к которой нужно было преодолеть огнедышащие горы, "слабую воду", не способную держать на себе ни судно, ни пловца и т. д. В садах Сиванму росло персиковое дерево, плодоносящее раз в несколько тысяч лет. Отведавший его плодов обретал бессмертие.

... долгожителя Аня... — имеется в виду легендарный Ань Цишэн, проживший тысячу лет и всегда остававшийся молодым.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Поселился в новом жилище на горе Каменные ворота. С четырех сторон высокие скалы, петляющая горная речка, бьющий из-под камней родник, густая чаща и высокий бамбук ("Над самым обрывом безмолвные стены стоят...")

Над самым обрывом  безмолвные стены стоят, — Я с тучами вровень  лежу возле Каменных врат. По скользкому моху  никто не решится пройти, Густые лианы  преградой встают на пути, Дыхание ветра  доносит осенней порой, Весенние склоны  покрыты душистой травой. А верного друга  уводят просторы дорог, — Когда же наступит  желанный и радостный срок?! Узоры пылинок  покрыли циновку мою, Прозрачные вина  из кубков изысканных пью Просторы Дунтина  не радуют взор красотой, Коричные ветки  лишь нехотя трону рукой, Печальные мысли  достигнут небесных глубин: Я с тенью своею  останусь один на один. Внизу, подо мною,  блестит озерцо на камнях. Вверху обезьяны  в раскидистых виснут ветвях. Я рано услышал,  как вечером дуют ветра, И поздно увидел,  как солнце играет с утра. Кривые утесы  лучи пропускают с трудом, Неясные звуки  рождаются в шуме лесном. Все в мире проходит, —  об этом я думал не раз, — Лишь высшая мудрость  спасает от горестей нас. В небесной упряжке  мечтаю взлететь над землей, Туда, где обрящет  душа долгожданный покой. Желание это  не всякий поймет до конца: Лишь мудрому внятны  бывают слова мудреца...

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Ручей в семь ли ("На сердце у путника горечь осенних рассветов...")

На сердце у путника  горечь осенних рассветов, — Он с утренней горечью  смотрит в безбрежную даль. Скитальцу бездомному  волны тоску навевают, Убогому страннику  горы приносят печаль. По россыпи галечной  звонкий ручей серебрится, Сиянием солнечным  горы окрасил закат. В лесном полусумраке  ветви сплетают деревья, С тоской безутешною  птицы кричат и кричат. Услышав их крик,  я подумал о времени быстром: О, если б продлить  этой жизни стремительный срок! Душа моя там,  с мудрецами былых поколений, Смешон мне моих  современников жалкий упрек! Смотрю на ручей,  где рыбачил мудрец знаменитый, Излучину вижу,  где удочку ставил другой. К чему говорить,  что минувшее нам недоступно: Столетья прошедшие  связаны сутью одной.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

С Южной горы отправляюсь на Северную гору. Пересекая озеро, останавливаюсь посередине и смотрю ("На рассвете покинул подножия солнечных скал...")

На рассвете покинул  подножия солнечных скал, У вечерних уступов  тенистый приют отыскал. Залюбуюсь с причала  открывшейся далью речной, Опираясь на посох,  стою под высокой сосной. Каменистые тропы  взбегают к вершинам хребта, Опоясала речка  хребет, холодна и чиста. Надо мною нависли  макушки высоких ветвей, Подо мной, не смолкая,  проносится горный ручей. Валуны огибая,  двоятся потоки воды, Густоствольная чаща  скрывает людские следы. Вот в прорвавшихся тучах  весенний послышался гром — Оживает природа,  и все зеленеет кругом! Каждый стебель бамбука  зеленой покрыт чешуей, Тростники молодые  синеют над вешней водой. Над озерами чайки  внезапно затеют игру, Перелетные птицы  резвятся на теплом ветру, Перемены в природе  душе не наскучат моей: Все прекрасное вижу  отныне острей и острей. Мне неведома жалость  о тенях исчезнувших лет, Но мучительно вспомнить,  что друга поблизости нет. Не о том я вздыхаю,  что горестно быть одному: Вдохновенье исчезнет,  и мудрость тогда ни к чему.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Сажаю туты ("Взрастил мудрец здесь тутовые всходы...")

Взрастил мудрец здесь  тутовые всходы И дал садовым  ножницам работу. Казалось бы, ему  какое дело, Что будет вдоволь  пряжи у кого-то!.. Всю жизнь мечтая  о благих деяньях, Стыжусь, что совершал я  их нечасто. Спешит весенний  благодатный месяц, Тружусь весь день  на тутовом участке. Едва приметны  всходы за стеною, А разрастутся —  не окинешь взглядом. Река по капле  набирает влагу. Далекий путь  берет начало — рядом. Пусть эти туты  вырастут большими, Душою я  повсюду буду с ними.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Соседи провожают меня до пристани Квадратная Гора ("Я получил приказ, покинув град столичный...")

Я получил приказ,  покинув град столичный, От дома вдалеке  найти себе приют. Я лодку отвязал,  ее волна колышет, Но думы о друзьях  отчалить не дают. ...Я слышу шум ветвей  дряхлеющего леса, К сияющей луне  свой поднимаю взгляд, Но красота небес  и эта даль лесная От одиноких дум  меня не исцелят. Мне, хворому, сейчас  не до мирской заботы, — Мне больше ничего  не надо от людей. Я покидаю их,  отныне я свободен И поселюсь навек  в обители моей. Пусть каждый новый день  и вправду будет новым, И вы меня, друзья,  утешьте добрым словом.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Се Хуэйлянь (387-433)

Поэт эпохи Шести династий (III-VI вв.). Родился в области Чэньцзюнь (современный уезд Тайкансянь провинции Хэнань) в знатной семье. Большую роль в его жизни сыграл Се Линъюнь — родственник, друг и покровитель (их называют "меньший Се" — Сяо Се и "великий Се" — Да Се).

Основное место в творчестве Се Хуйляня занимает пейзажная лирика. Его стихи отличаются свежестью и необычностью языковых средств, отточенностью стиха. Писал в жанрах ши, фу, юэфу, ляньчжу (буквально "нити жемчуга"), цзань ("похвальное слово"), чжэнь ("наставление") и др. Особенно известны его "Сюэ фу" ("Ода снегу") и стихи "Цю хуай" ("Осенние думы"), "Дао и" ("Выбивают одежду"), "Си лин юй фэн..." ("Повстречавшись с ветром в западных горах..."). Талант Се Хуйляня высоко ценили Се Линъюнь и другие современники. Известно о существовании в VI-VII вв. собрания его сочинений — "Се фацао цзи" ("Собрание произведений чиновника-фацао"), объемом в 6 цз. Сохранилось 18 стихов-ши, 14 подражаний юэфу, 5 фу и др.

Источник: "Духовная культура Китая. Энциклопедия. Том 3. Литература. Язык и письменность", 2008

Перевод: Бежин Л.Е.

"Застигнутый ветром у Западного холма, почтительно преподношу Канлэ"

V. "Поднялась река — переправы для лодки нет..."

Поднялась река —  переправы для лодки нет. Опустил весло —  не осилить волны крутой. До чего угрюм  бесконечный речной простор, Как уныла даль:  только холод и мрак сплошной! Устремляю взгляд  я на запад в глухой тоске. На восток смотрю,  повторяя напев простой. От тоскливых дум  становлюсь я совсем больным Без целебных трав  мне ничто не вернет покой.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

I. "Собираюсь в путь с самых первых весенних дней..."

Собираюсь в путь  с самых первых весенних дней, Но весна спешит,  только я не спешу ей вслед. Уведет меня  бесконечная даль дорог. Разлучусь с тобой, —  вот покоя в душе и нет. Снарядившись в путь,  жду погожих и ясных дней. Отвяжу ладью,  благодатному сроку рад. Посмотрю вперед, —  эта радость замрет в душе. Оглянусь к тебе,  и тоскою наполнит взгляд.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

II. "О, мой мудрый брат, ты меня провожаешь в путь..."

О, мой мудрый брат,  ты меня провожаешь в путь Мы идем с тобой  по полям и лесам глухим. Подают вино  в захолустной харчевне нам. Расстаемся мы,  а над озером мрак и дым. От тоски поник  остающийся дома брат. Затаив печаль,  отправляется в путь другой. Крутоглавый холм  паруса заслонил мои, Вдалеке ищу  исчезающий облик твой...

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

III. "Все бежит вперед бесконечная даль дорог..."

Все бежит вперед  бесконечная даль дорог, Все сильнее грусть,  и тоска на душе сильней. Со своей тоской  я остался совсем один. Бесконечна даль,  но кому рассказать о ней! Все вперед, вперед  путь далекий меня ведет. И душа в пути  изнывает от горьких ран. Я вчера весь день  берегами Пуяна плыл, А сегодня встал  у причала реки Чжэцзян.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

IV. "Облаков гряда заслонила макушки гор..."

Облаков гряда  заслонила макушки гор. Пронеслись ветра  над пучиной летящих волн. Моросящий дождь  затянул берега озер. Поваливший снег  засыпает лесистый холм. И туман плывет,  одевая вершины скал. И клубится снег  над простором равнин внизу. Островок крутой  остановит меня в пути, Берега реки  мою лодку спасут в грозу.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Бао Чжао (414?-466)

Один из ведущих поэтов своего времени и всей эпохи Шести династий (Лючао, III-VI вв.).

Отдельного жизнеописания Бао Чжао нет. Его биография восстанавливается по отрывочным сведениям, содержащимся в различных письменных источниках эпохи Шести династий и в собственном творчестве поэта. Предполагаемые годы рождения колеблются от 405 до 422, наиболее вероятным из них в современных исследованиях называется 414-й. Бао Чжао родился в уезде Дунхай (современный город Ляньюньган провинции Цзянсу). Происходил из незнатного и небогатого провинциального чиновничьего семейства, жившего до частичного завоевания Китая (311-317) в северных районах страны (город Шандан современной провинции Шаньси). Судя по его высказываниям, он рано осиротел и провел юность в нищете. Его служебная карьера прослеживается с 430-х, когда он занимал пост чиновника из личной охраны (шилан) принца Лю Ицина (403-444; официальный титул Линьчуань-ван — Линьчуаньский принц/князь) — составителя знаменитого сборника "Ши шо синь юй" ("Новое изложение рассказов, в свете ходящих", "Ходячие толки в новом пересказе"). После прихода к власти императора Сяо-у-ди (454-464) династии Сун (Лю Сун, 420-478) Бао Чжао был принят в штат высшего учебного заведения (Тайсюэ) с возведением в ученое звание боши (ученый-эрудит) и одновременно назначен на секретарскую должность (шэжэнь) в Императорский секретариат (Чжуншу). В конце правления Сяо-у-ди он дважды был уездным начальником, после чего получил пост адъютанта (цаньцзюнь) при Линьхайском принце/князе Цзысюе (Линьхай-ван Цзысюй — седьмой сын Сяо-у-ди), ставшем (несмотря на юный возраст) военным губернатором (цыши) провинции Цзинчжоу (южная часть современной провинции Хубэй). После кончины отца Линьхайский принц поднял восстание против нового монарха; Бао Чжао погиб в бою.

Известно, что большая часть созданного Бао Чжао утрачена. Тем не менее сохранившееся литературное наследие поэта весьма объемно: 130 стихотворений (44 в жанре юэфу, остальные — собственно стихи-ши), 9 од (фу) и около 30 произведений различных жанров, традиционно относимых к художественной словесности (вэнь), в т. ч. доклады трону или меморандумы (бяо), донесения (ци), письма (шу), памятные надписи (мин) и славословия (сун). Сохранились сведения о существовании в VII-X вв. "Бао цаньцзюнь цзи" ("Собрание произведений Бао-адъютанта") объемом 10 цзюаней. Имеющийся в настоящее время вариант собрания сочинений Бао Чжао (под тем же названием) был составлен (отредактирован) Ван Шисянем (XVI в.) для подготовленного им же "Хань Вэй чжу мин цзя цзи" ("Собрания сочинений прославленных литераторов [эпох] Хань и Вэй") и впоследствии включен в сводные издания Чжан Пу (1602-1641) и Дин Фубао (1874-1952; публикация 1916). Имеются также его отдельные комментированные издания. Кроме того, лирика Бао Чжао представлена в сводах Дин Фубао (публикация 1964) и Лу Циньли (1911-1973); одические и прозаические произведения — в своде Янь Кэцзюня (1762-1843).

Главные мотивы лирики Бао Чжао — это переживания по поводу ничтожности собственной судьбы, усиленные мыслями, с одной стороны, о неумолимом и всеразрушающем беге времени, а с другой — о современной ему смутной поре. Тема бренности жизни и эфемерности человеческих деяний отчетливо звучит уже в ранних произведениях поэта, включая знаменитый, состоящий из 18 стихотворений цикл (относится к жанру юэфу) "Ни син лу нань" ("Вторя [песням о] дорожных тяготах", "Дорожные тяготы"). Личные беды — утрата близких (сестры, жены), неудавшаяся, по мнению самого Бао Чжао, служебная карьера — усугубили его природный пессимизм. О настроении и особенностях мировосприятия поэта лучше всего свидетельствуют строки из стихотворений-юэфу "Дай Хаоли син" ("На тему "Хаоли"), написанного по мотивам древней народной песни (юэфу миньгэ): "Вечная, неизбывная владеет мною печаль, / Умру и превращусь в прах, на котором оставят следы лисы и зайцы" (пер. Е. В. Рудис).

Источник: Синология.ру, автор М. Е. Кравцова

* * *

Второе имя — Минъюань. Уроженец юго-восточного региона Китая (область Дунхай на территории современной провинции Цзянсу), поэт, творчество которого получило подлинное признание уже в последующие столетия (начиная с танской эпохи). В традиционной китайской филологии и в современном литературоведении Бао Чжао неизменно ставится в один ряд с такими выдающимися поэтическими фигурами, как Цао Чжи и Тао Юаньмин.

О жизненном пути Бао Чжао известно немного. Предполагаемые даты его рождения колеблются между 405-412 гг. Сохранились лишь сведения, что он, несмотря на все свои старания, так и не смог подняться по служебной лестнице выше поста офицера-порученца в штабе одного из принцев крови и погиб в бою во время очередного всплеска междоусобных распрей.

Главными темами лирики Бао Чжао являются переживания собственных жизненных неудач, усиленные мыслями, с одной стороны, о неумолимости бега времени и эфемерности человеческого бытия, а с другой — о несовершенстве современного ему общества. Одновременно Бао Чжао продолжил традицию обращения к народному песенному творчеству, что во многом обусловило стилистическое и образное своеобразие его произведений.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Адалис А.Е.

"Тяготы странствий"

I. "К яшмовым дверям в опочивальню мраморная лестница ведет..."

...К яшмовым дверям в опочивальню Мраморная лестница ведет... На резных окошках занавески, — Не могу их прелесть описать! Там Цзинь-лань, наложница-хозяйка. Запах тмина в ларях, где шелка!.. Ласточки весной мелькают в окнах, Ветер сыплет сливы лепестки... Занавеску сдвинула, смеется... Петь хочу, но звук застрял во рту. Ах, придет ли радость к человеку? Вытираю слезы и грущу... Парой птиц нам жить бы вместе в поле! Не хочу быть в небе журавлем!

Источник: Адалис А.Е. "Поэты востока", 1979

II. "Воду разольешь на ровном месте..."

... Воду разольешь на ровном месте — Растечется в разные концы... Властен рок над жизнью человека. Что в пути об отдыхе вздыхать? Что грустить о прошлом на привале? Не спеша налью себе вина: Выпью кубок — сердце успокою, Вновь спою о тяготах пути... Сердце — что? Не дерево не камень!.. Меньше слов — так лучше для него!

Источник: Адалис А.Е. "Поэты востока", 1979

III. "Вдруг нашло печальное раздумье!.."

...Вдруг нашло печальное раздумье! Выезжал из Северных ворот. Кладбище, где сосны, кипарисы, Оглядел с высокого седла: Заросло кустарником колючим... Говорят, кукушка там живет! Говорят, была она когда-то Древним императором Шуди... Непрестанный крик ее печален, Чахлы перья, будто сбрил шутник!.. Все летает, ловит насекомых, — Где в ней след величия найдешь? Вероятно, диким, беззаконным Был от жизни к смерти переход... Жалко мне! И скорбь стеснила горло. Рассуждать об этом не могу...

Источник: Адалис А.Е. "Поэты востока", 1979

Перевод: Бежин Л.Е.

Пою о весне ("Расставаться с зимою и осенью, право же, жаль...")

Расставаться с зимою  и осенью, право же, жаль, Но ничто не сравнится  со светлыми днями весны. Благодатные ветры  еще не приносят жары, А последние заморозки  будто и не холодны.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Подражаю "Дорожным тяготам"*

"Господин мой, видел берег в зелени речной?..."

Господин мой, видел берег  в зелени речной? Травы, что мертвы зимою,  расцветут весной. Господин мой, солнце видел  с городской стены? Небеса, едва погаснув,  будут вновь озарены. Но совсем иная доля  суждена на свете мне — И меня Источник Желтый*  скоро спрячет в глубине. Путь людской — мгновенье счастья  и страданий череда. Благодатными бывают  только ранние года. Я хочу, чтоб было больше  встреч нам суждено, Чтоб водились под подушкой  деньги на вино. Для чего мне после смерти  слава и успех? Жизнью, бедностью, богатством  Небо ведает за всех. Примечания

"Дорожные тяготы" — название народной песни юэфу, текст которой не сохранился.

Источник Желтый — метафора загробного мира, могилы. Одновременно этот образ-символ будущей встречи за гробом. В таком значении он встречается еще в глубокой древности, например в летописи "Цзочжуань" (IV-III вв. до н.э.)

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Господин мой, видел иней на морозном льду?..."

Господин мой, видел иней  на морозном льду? Как там холодно, как мрачно,  подо льдом в пруду! Пусть под утро потеплеет  солнечной порой, Только долго ли продлится  утренний покой? Наша жизнь на этом свете  пронесется вмиг, Кто из нас причины смерти  глубоко постиг? Год ушел, наступит новый —  ход времен неумолим, Не нужны уже заколки  волосам седым...

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Перевод: Кравцова М.Е.

На тему "Восточные ворота" ("Для раненой птицы смертелен напев тетивы...")

Для раненой птицы  смертелен напев тетивы, Для бедного путника —  звуки мелодий прощальных. Прощальные звуки  терзают усталую душу, И он и возница  сидят, обливаясь слезами. Их лица в слезах,  преисполнено сердце печалью, Сейчас я уеду,  вновь странником стану надолго. За краткий постой  не узнать хорошенько друг друга, Так что говорить,  сколь отлична чужбина от дома! В далекие дали  повозка все едет и едет, Сгущается сумрак,  и скрылось вечернее солнце. Кто здесь обитает,  давно уже мирно уснули, А тот, кто в дороге,  за трапезу ночью берется. Средь пустоши  ветер играет осенней травою, Тем путника сердце  сильнее болеть заставляя. Мне пищею служат  лишь дикие, кислые сливы, Одет что в дерюгу,  от холода вечно страдая. Пусть цинь и свирели  разложены в должном порядке, Коль скорбью объят —  не разгладишь в улыбке морщины. Я песнь завел,  чтобы как-то себя успокоить, Но лишь разбередил  сердечную боль и кручину... Примечания

"Восточные ворота" — название ханьской песни-юэфу, лирический герой которой, измученный нуждой, решается стать разбойником, чтобы прокормить свою семью.

Для раненной птицы смертелен напев тетивы — образ, восходящий к истории, изложенной в чжоуском сочинении "Планы Борющихся царств" ("Чжань го цэ"), в которой рассказывается о том, как раненный гусь был убит одним лишь звуком спущенной тетивы: от испуга он упал с высоты и разбился.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

На тему "Поминальная песня" ("Я один под покровом могильного мрака...")

Я один  под покровом могильного мрака... Вспоминаю о том,  как всходил на высокую башню, Был всю жизнь  слишком гордым и смелым, Чтобы думать о том,  что она оборвется однажды. Усыпальницы двери  снова плотно закрыли, И вот-вот муравьи  подползут к распростертому телу. Было прежде оно  как душистый цветок орхидеи, А теперь пожирать его  станут голодные черви. Пряди темных волос  не дадут больше мертвые корни, И зеленый лишайник  покроет мой высохший череп. Вспоминаю о том,  как я лучшим вином наслаждался, И на матовом блюде  сладчайшие сливы чернели. Пэн и Хань, Лянь и Линь  полководцы былые, Кости их уж давно  стали прахом и пылью. Смертны все оказались  и мужи и герои... И что делать,  как жить обитающим ныне?! Примечания

"Поминальная песня" — стихотворения под таким названием представляют собой своего рода плач поэта по самому себе, в котором переживается собственная кончина и воспроизводится, нередко с физиологической достоверностью, картина разложения своего тела. Традиция создания таких текстов берет начало в поэтической практике "цзяньаньских" литераторов, а самым известным произведением данной тематической группы является одноименный цикл (из трех стихотворений) Тао Юань-мина, по мотивам которого и создано это шестнадцатистишие.

Всходил на высокую башню — в данном случае метафора высоких жизненных устремлений и собственных амбиций.

Пэн и Хань, Лянь и Линь — имеются в виду, соответственно, знаменитые ханьские полководцы Пэн Юэ и Хань Синь, а так же, военачальник и министр царства Чжао эпохи Чжоу — Лянь По и Линь Сян-жу, при которых это царство достигло своего наивысшего экономического расцвета и военнополитического могущества.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Се Чжуан (421-466)

Сановник, литератор, один из ведущих поэтов второй половины Лю-Сун.

Родился в столице Лю-Сун (Цзянькан), представитель чэньцзюнь Се, племянник Се Лин-юня. Согласно жизнеописанию, уже в семилетием возрасте привлек своими литературными дарованиями внимание лю-сунского Вэнь-ди. Начал службу с должности фацао цаньцзюня, затем занимал различные посты в аппаратах наследника престола (в том числе сяньма) и принцев крови. По воцарении лю-сунского Сяоу-ди стал шичжуном, возглавлял Либу, позднее служил областным губернатором. Пика официальной карьеры достиг при лю-сунском Мин-ди, возвысившись до чжуншулина и удостоившись почетного титула цзиньцзы гуанлу дафу.

Существовали: "Сун цзинь цзы гуан лу да фу се чжуан цзи" (宋金紫光祿大夫謝莊集 "Собрание сочинений Се Чжуана, Великого мужа блистательного преуспеяния с золотой печатью и пурпурным шнуром [эпохи Лю-]Сун") в 19 цзюанях и "Цзань цзи" (贊集 "Собрание восхвалений [Се Чжуана]") в 5 цзюанях.

При Тан бытовали "Се чжуан цзи" (謝莊集 "Собрание сочинений Се Чжуана") в 15 цзюанях и "Цзань цзи" в 5 цзюанях; утрачены в X в. При Мин воссоздали "Се гуан лу цзи" (謝光祿集 "Собрание сочинений Се, [Великого мужа] блистательного преуспеяния") в 3 цзюани.

Сохранились:

 тексты для ритуальных песнопений — "Сун ши цзу мяо гэ эр шоу" (宋世祖廟歌二首' "Две песни [для исполнения] в храме предков [Лю-]Сун") и "Сун мин тан гэ цзю шоу" (宋 明堂歌九首 "Девять песен [для исполнения] в святилище Минтаи [Лю-] Сун").

16 полных ши, среди них:

преобладают стихи официального характера (о придворных торжествах и благих знамениях, созданные по высочайшему повелению), например: "Жуй сюэ юн" (瑞雪詠 "Воспеваю благое знамение в виде снега") "Ци си е юн нюй нюй ин чжи ши" (七夕夜詠牛女應制詩 "Стихи, созданные по Высочайшему образцу "Вечером седьмого дня воспеваю Пастуха и Ткачиху""), "Ши янь суань шань ши" (侍宴蒜山詩 "Стихи об участие в пиршестве в горах Суаньшань"); "Хэ юань жи сюэ хуа ин чжао ши" (不口元日雪花應詔詩 "Стихи, созданные по Высочайшему повелению, о снеге [словно] цветы, [пошедшем в] гармонии с первым днем Нового года").

 4 фу (преимущественно во фрагментах), наиболее известна полная "Юэ фу" (月賦 "Ода о луне")

 28 произведений (полностью и во фрагментах) в нескольких жанрах вэнь, среди них:

7 бяо, 3 щу, 2 лэй; наиболее известна "Сун сяо у сюань гуй фэй лэй" (宋孝武宣貴女己 "Эпитафия Сюань, драгоценной госпоже [императора] Сяо-у [времен Лю-]Сун").

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Алексеев В.М.

Лунная поэма ("Князь чэньский, только что он схоронил друзей своих Ин и Лю...")

I Князь чэньский,   только что он схоронил друзей своих Ин и Лю,   горю предавшись душой, так целые дни проводил.   Мохом зеленым порос уж   стройный красавец дворец,   села душистая пыль густо на весь бельведер.   Князь был печалью объят   и болью сердечной измучен,   ночью глухою ему стала безрадостной жизнь. II И вот тогда   он расчистил все дороги, орхидеями заросшие,   в стройный вид привел он сад свой,   весь в акациях коричных.   Со свистом помчался на гору,   дышавшую холодом, мглою,   стал с колесницей вверху,   где осенью стыл перевал.   Подойдет к глубокой пропасти —   заскорбит о них, далеких,   иль заберется на вершину он —   ранят сердце те, ушедшие. III В это время   косая Река водворилась куда-то по небу налево   и северный солнечный путь на юг устремил свой бег.   Как белой росою, сверкал   насыщенный инеем воздух,   и светло-простая луна катилась по небу волной.   Князь запел в глубокой думе древнециские стихи,   с умиленьем удручался   древнечэньскими строфами.   Затем он вынул кисть, достал листок,   велел писать об этом Чжун-сюаню.   А Чжун-сюань встал на колени перед князем   итак ему сказал:   "Покорнейший слуга ваш, князь,   безвестный житель он восточных захолустий,   происхожденьем он из пустырей и гор.   Незрячий в истине, неграмотный в науке,   в ничтожестве своем он милость вашу взял". IV Как повелось мне слышать,   "Внизу, погруженное в бездны,   лежит в неизменнейшей правде;   вверху, облеченное в свет, — вечный закон всего.   Там солнце сияет во имя света горячей силы,   луна же свята в небесах тенью студеных начал".   Она державно овладевает   фусанским светом в Восточном море,   она преемствует луч на Дубе,   на Дубе светлом в закатной бездне.   Она предвечного Зайца тянет   в чертоги неба, где сам Владыка,   она вселяет святую фею Чан Э   белейшую в свой покой.   Мутно неверным восходом она указует пороки,   правильной тенью родясь, доблесть являет царя.   Идет по созвездьям она, свечой проникая повсюду,   и вслед за звездою сейчас дождь иль ветер сулит.   Добавит сиянья Тройным дворцовым   пышным чертогам,   Усилит сверканье Дворца светлейшего всех владык.   Она ввела свой блеск —   и дело царства У блистательно свершилось.   Влила волною жизнь — и путь   для царства Хань нашел свой яркий блеск. V Посмотрим на нее теперь, когда воздух прозрачен и светел над краем земли в отдаленье, тучи, свернувшись, ушли — там, на конце небес... Зыбь начинает тревожить осенние воды Дунтина, с дерева поздний лист падать как будто готов... Хризантема разбросала красоту свою повсюду, на горах и их вершинах. Дикий гусь разлился плачем над быстринами речными, в перекатах Янцзыцзяна. Она свой чистый зрак подъемлет там, в далекой, далекой мгле И свой прозрачный луч шлет нам сюда в чудесно прекрасном сиянье... Все созвездья потускнели, свой ковер лучистый скрыли... В долгом пологе блестящем притаила свет Река. Святость мягкая земная снегом блещущим застыла, Круг таинственного неба чист, как зеркало воды. Стройный ряд дворцовых зданий ярким инеем белеет: на ступенях, где ни взглянешь, — лед хрустальной чистоты. VI Теперь наш князь, устав от утренней забавы, пиры ночные возлюбил. От дивных плясок отстранился и звонкий камень отвязал. Покинул дом в свечах зажженных, для этих лунных стен дворца. Душистое вино уж на столе и цитра звонкая готова. Конца ж теперь ночь холодная настанет, и на сердце неуютно, в бамбуках завоет ветер — вой в напевы перейдет. Нет родного человека здесь, поблизости со мной, лишь подходят, чередуясь, люди странные, чужие. Внимаю птице на лугу, что ночью слышат небеса, и слушаю осенний зов во флейте дальних северян. VII Тогда   подвернуты струны, настроена цитра,   и песни и лица в отменном согласье.   Я разгуливаю в песне про "Розу на доме ночью"   и скорблю, скорблю душою в песне про "Покатый холм".   Звучащий лес вобрал в себя свирель стихии,   и рябь стихает на воде озер.   Душу в горестном волненье, ах, кому мне поручить?   Воззову клуне светлейшей и протяжно запою! VIII И песнь моя гласит:   Милый друг далеко от меня ушел,   вести прекратил. Ни звука, ни следа...   Мы разделены с ним тысячами верст,   соединены лишь светлою луной.   В ветре став, вздохну я в глубине души,   и от этих вздохов можно ль мне отстать?   Реки и дороги, ах, как далеки!   Их мне невозможно будет перейти. IX Я еще не кончил эту песнь о друге, как пришло к закату позднее светило. Все, кто был со мною, изменили вид свой, в беспокойстве, словно что-то потеряв. А я спою еще:   Когда скрылась от вас луна, друзья,   то роса уже высохнет скоро.   Год приходит теперь уж совсем к концу,   не попутчик мне в жизни никто.   В эту чудную ночь не пора ль по домам?   В тонком инее платье сыреет на мне... Чэньский князь сказал: "Прекрасно!"   И повелел чинам, стоявшим вкруг толпой,   с заздравной чарой поднести певцу   кольцо из яшмы.   С благоговеньем взял поэт, и камень   дал чудный звук в привеске дорогой.   Носить его и наслаждаться   признательный поэт им будет без конца.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 43

Перевод: Кравцова М.Е.

Ода о луне ("Когда Чэньский принц облачился в траур по друзьям своим — Ину и Лю...")

Когда Чэньский принц облачился в траур   по друзьям своим — Ину и Лю, Он, пребывая в уединеньи, Неизбывной тоске предавался. У чертогов его зеленели весенние мхи, А затем у террасы благовонная пыль замерзала. Погруженный в скорбные думы, Принц и ночью забыться не мог, И тогда расчищал он дорожки   от проросших на них орхидей, В должный вид приводил   свой сад из коричных деревьев; Либо же в окружении свиты   к горам устремлялся, И неслись над замерзшими склонами   звуки дивных мелодий, Средь осенних отрогов балдахины вздымались. Но принц, и над пропастью стоя, Все так же оплакивал тех,   кто ушел в безвозвратную даль; И на кручи взойдя, Убивался о тех, кто сокрылся из мира. А было то время, Когда Звездный поток справа струился, И солнце свой путь совершало с юга на север. Был воздух прозрачен,   замерзшие росы мерцали, И небосвод полнолуньем луна озаряла. И принц, душу свою изливая, Напевные строки читал, Что о луне сочинили   некогда в царствах Ци и Чэнь. Вслед за тем, Повелев принести дощечки и кисть для письма, Их вручил Чжун-сюаню. Поэт Чжун-сюань колени пред ним преклонил   и почтительно молвил: "Ваш ничтожный слуга   родом из глухого восточного края, Долгие годы провел он среди гор и лесов, Не обучен высоким наукам, Как ему оправдать Вашу щедрую милость?! Я, ничтожный, слыхал, Что глубинно-таинственное — Земля, И высокое-ясное — Небо Подчинены единому принципу,   следуют общим законам. Солнце собой воплощает   изначальную силу Светлого-Ян, А луна — волшебство Темного-Инь. Ее свет затмевает сверканье   древа Фусан у Восточной пучины, И ярче сияет, чем древо Жому   у западной бездны. Следуя ей, Заяц священный   входит в Небесный дворец, А богиня Чан-э вступает в чертоги Владыки. То, насколько ущербен новорожденный   или стареющий месяц, Указует порок или доблесть правителя   в мире людей. По тому, как луна, словно светоч,   проходит двенадцать созвездий, Узнают о приходе сезона ветров и дождей. В лунном свете еще величавей сияют   Три высочайших звезды И становится ярче Дворец Желтого предка. Таинственно-сумрачный,   он был предвестьем деяний,     что в княжестве У совершились, Призрачно-чистый, был явлен   во сне государыне Ханъ. Но вот наступила пора земле напитаться дождями, Сонм облаков рождается у горизонта, На озерах вздымаются волны, И древесная жухнет листва. Аромат хризантем по склонам плывет, И дикие гуси, печально крича,   взлетают над отмелью. В это время лунный свет   струится могучим потоком, Луна величава в роскошном сияньи, Перед ней кажется тусклым звездный покров, И блеск свой теряют струи Небесной реки. Кажется, будто земля надевает снежный наряд, А небо — темное зеркало, в коем луна отражается. Террасы и башни словно заиндевели, Крутые ступени, как льдинки, блестят. В эту пору государь и князья   всю ночь веселятся И, пируя, встречают рассвет. Наслаждаются танцем, Внимают мелодичным напевам. Покидают чертоги, где свечи мерцают, Переходят в покои, залитые светом луны. Им несут ароматные вина, И нежно струны лютни поют. Вслед за тем приходит период дождей, Шелестит мелодично под ветром бамбук, Разъезжаются милые сердцу друзья, Лишь случайный прохожий тебя навестит. Поздним вечером слышно,   как протяжно кричат журавли, А в осенние дни льются звуки северных флейт. В эту пору настрой струны цитры, Выбери лучшую песнь. Там и тут раздаются напевы "В чертогах роса", И печаль развевает мелодия "Солнечный берег". Смолкает шум деревьев в лесу, Нетревожима гладь озер. Как же выразить чувства, что тебя охватили? Любуйся светлым диском, над тобою висящим,   и пой. А в песне поется: "Тот, кто прекрасен, уехал в чужие края,   пыль садится в покоях моих, Разделяют нас тысячи ли,   лишь луна одна для двоих. Вслед за ветром вздохну тяжело,   вздох раздался и стих, Бесконечна длина дорог,   и не слышишь ты вздохов моих". Песня еще не допета, А луна побледнела в предверьи рассвета. Изменяются лица сидящих в зале, И сомнения в душу закрались. А еще поют: "Скоро зайдет луна,   вслед за нею исчезнет роса, Приближается год к концу,   а мне не с кем встречать весну! Но иней растает на платье моем, И снова весною мы будем вдвоем..." Чэньский принц воскликнул: "Великолепно!" И повелев казначею   принести драгоценный нефрит, Поэту вручил с пожеланием долгих лет жизни, При этом сказав: "Нефритовый звон этой дивной подвески, Пусть никогда он тебе не приестся!" Примечания М. Е. Кравцовой

Чэньский принц — (точнее — Чэньсыский принц) — посмертный титул Цао Чжи.

Ин и Лю — известные поэты конца II — нач. III в. — Ин Ян и Лю Чжэнь. Входят в число ведущих представителей Цзяньаньской поэзии. Были близки к семейству Цао.

Звездный поток — одно из китайских традиционных названий Млечного пути.

Напевные строки... что о луне сочинили... — речь идет о песнях "Ши цзина", входящих в подразделы "Песни царства Ци" и "Песни царства Чэнь", соответственно: "Солнце восходит с востока" — "Дун фан чжи жи" (I, VIII, 4), в русском переводе — "Солнце ль с востока поднимется днем" [Ши, цзин, 1987, с. 84; Ши цзин, 1989, цз. 3, с. 40], и "Выходит луна" — "Юэ чу" (I, XII, 8), [Ши цзин, 1989, цз. 3, с. 56]), в русском переводе "Вышла на небо луна" [Ши цзин, 1987, с. 111].

Чжун-сюань — второе имя поэта Ван Цаня.

Заяц священный — имеется в виду волшебное животное, которое обитает, согласно китайским поверьям, на луне, приготовляя в специальной ступке лекарство бессмертия.

Чан-э — здесь — богиня луны. В обоих строках речь идет о чертогах Небесного императора.

Три высочайших звезды — китайское созвездие Тай, включающее три пары звезд созвездия Малой Медведицы.

Дворец Желтого предка — Китайское созвездие Сюань-юань, включающее часть созвездия Льва. Своим названием обязано названию холма, на котором, по преданию, был рожден Желтый император — Хуан-ди.

"... Он был предвестьем деяний..." — в этих двух строках намекается на легенды о рождении правителя царства У эпохи Троецарствие — Сунь Цюаня (182-252, годы правления — 222-252) и императрицы Люй-хоу — супруги основателя империи Хань, которая играла немаловажную роль в политических событиях начала царствования Хань и была матерью второго ханьского государя — [Сяо-]хуэй-ди. В обоих случаях матерям Сунь Цюань и Люй-хоу приснилось, что в их чрево входит луна.

"В чертогах роса" ("Фан лу") и "Солнечный берег ("Ян э") — названия древних мелодий.

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994, стр. 396

Тао Е (V в.)

Перевод: Басманов М.И.

"Песнь о круглом веере"

I. "Веер мой круглый, ты весь в самоцветах..."

Веер мой круглый, ты весь в самоцветах, Блеск твой — подобие лунного света. В думах о милом я. Можно ль не думать! — С ним разлучилась я солнечным летом.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

II. "Веер мой круглый, всегда ты со мною..."

Веер мой круглый, всегда ты со мною, Я за тобою лицо мое скрою: Так исхудала, его ожидая, Что даже встречи пугаюсь порою!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Бао Линхуэй (V в.)

Поэтесса (V в., известна с 464 г.) родом из города Дунхай, провинции Цзянсу, младшая сестра известного поэта Бао Чжао. О ее жизни практически ничего не известно. Сохранилось семь ее стихотворений, все они являются образцами "причитаний в женских покоях", популярного жанра фольклорного китайской женской поэзии, в котором женщина рассказывает о своей тоске по отсутствующему возлюбленному, и написаны как вариации более древних образцов народных песен.

Источник: "Книги, рекомендуемые феминистками"

* * *

Бао Линхуэй — китайская поэтесса периода Южных Династий. Родилась в Дунхае провинции Цзянсу. Младшая сестра поэта Бао Чжао. Как и в случае с ее братом, поэтический стиль Бао Линхуэй представляет собой уточненную имитацию народных песен и баллад времен империи Хань. Даты жизни и смерти поэтессы неизвестны, однако, если верить произведениям Бао Чжао (请假启), она могла умереть во время правления императора Лю Цзюня (453-464). Ее стихи можно отыскать в "Новых напевах Нефритовой башни" ("Юй тань син юн").

Источник: en.wikipedia.org

Перевод: Басманов М.И.

По случаю приезда гостя издалека (“Цитру звонкую мне подарил...”)

Цитру звонкую мне подарил Гость, прибывший издалека. А на цитре — стихи о любви, В звоне струн — расставанья тоска. Я запомню мотив. И верна Буду чувству, живу я пока... Написать бы “Песнь светлой весны”, Чтоб она не смолкала в веках!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Тому, кто в пути (“Две-три веточки гуйхуа распустились едва-едва...”)

Две-три веточки гуйхуа Распустились едва-едва. И проклюнулась кое-где Орхидей молодая листва. А любимого нет и нет, Хоть вернуться давно бы пора. Только ветер весенний здесь, Надо мной посмеяться рад.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

1. Написано для Го Сяоюй, супруги Гэ Шамэня ("Как же ярко сияет луна...")

Как же ярко сияет луна! На ковер льется свет из окна. Верно, оба грустим в эту ночь, Знаю: нам до утра не до сна. Отчего, когда всё цветет, Я на муки обречена! Не бездомное облако вы, И пора уже свидеться нам. Вот и осень прошла и весна. Век я сдерживать слезы должна!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Шэнь Юэ (441-513)

Политический деятель, ученый, буддийский идеолог и литератор. Выходец из семьи высокопоставленного чиновника. Занимал ответственные посты в административном аппарате династий Южная Ци (479-501) и Лян (502-557). Создатель ряда исторических сочинений, прежде всего "Книга [об эпохе] Сун" ("Сун шу"), вошедшей в число 24 официальных династийных историй Китая, а также впоследствии утраченной "Книга [об эпохе] Цзинь" ("Цзинь шу"). Основоположник теории стихосложения. В литературном творчестве Шэнь Юэ прослеживается влияние школ даосизма шанцин-пай и чжэнъи-дао (членство в последней было традицией клана Шэнь). Шэнь Юэ являет собой характерный для 2-й половины эпохи Лючао ("Шесть династий", III-VI вв.) пример идеолога буддизма из числа его мирских последователей, выразителя духовных чаяний значительной части социальной элиты. Его сочинения представлены в буддийской антологии VII в. "Гуан Хун мин цзи" ("Расширенное "Собрание [сочинений], светоч [истины] распространяющих"). Главные из них — "Смысл [соотношения] телесной формы и духа" ("Син шэнь и"), "Смысл неуничтожимости духа" ("Шэнь бу ме и"), "Смысл возражений "Суждениям об уничтожимости духа" Фань Чжэня" ("Нань Фань Чжэнь шэнь ме и"), комментарий к материалам полемики вокруг трактата философа-материалиста Фань Чжэня, V — нач. VI в.) "Суждения об уничтожимости духа" ("Шэнь ме лунь"). Будучи основным оппонентом Фань Чжэня, Шэнь Юэ полностью отвергал тезис о субстанциальном единстве "телесной формы" и "духа" (шэнь), отстаивая идею "неуничтожимости духа" (шэнь бу ме).

В противовес поэзии "старого стиля" (гути ши) Шэнь Юэ, а вслед за ним Се Тяо (464-499) и Сюй Лин (507-583) ввели в практику стихи так называемого нового стиля (цзиньти ши), подчинявшиеся правилу четырех тонов. Впоследствии в них выделялись три формы: цзюэцзюй, люйши и пайлюй. Цзюэцзюй ("оборванные строки") — это пяти- или семисловное четверостишие (цезура соответственно после второго и четвертого иероглифа-слова) с определенной системой рифмовки и обязательной строго выраженной композицией: 1-я строка — зачин, 2-я — развитие, 3-я — поворот темы и 4-я — заключение. Люйши ("уставные стихи") — это восьмистишие, которому присущи те же правила, но в композиционном отношении оно более свободно. Наконец, пайлюй — уставные стихи, не ограниченные количеством строк.

Источник: М. Е. Кравцова, "Творчество Шэнь Юэ (441-513)", 1983

* * *

Второе имя — Сювэнь. Уроженец юго-восточного региона Китая (область Усин на территории современной провинции Чжэцзян), один из ведущих деятелей культурной жизни страны заключительной трети V — начала VI в.

Шэнь Юэ происходил из старого южного чиновничьего семейства, выдвинувшегося на государственную политическую арену в начале V в. Но из-за казни отца (Шэнь Пу), обвиненного в измене трону, провел детство и юность в бедности и лишениях и смог поступить на службу лишь в возрасте 30 лет. Однако уже в скором времени он стал свитским принцев крови нового правящего дома (династии Южная Ци) и высокопоставленным столичным чиновником. Умный и осторожный царедворец, он сумел благополучно пережить несколько дворцовых и государственных переворотов, оставаясь в фаворе у многих императоров. Если верить его жизнеописанию, то именно он способствовал, в частности, приходу к власти очередной южнокитайской династии — Лян, основатель которой был его давним другом и единомышленником.

Шэнь Юэ ярко проявил себя в самых разных сферах гуманитарной и творческой деятельности. Ему принадлежат несколько исторических сочинений, в том числе официальная династийная история — "История династии Лю Сун", философские трактаты, в частности на буддийские темы, сборники художественной прозы. Кроме того, он считается основоположником теории китайского стихосложения.

Что касается сферы непосредственно поэзии, то Шэнь Юэ известен прежде всего как организатор и идеолог очередного литературного объединения — "Восемь друзей из Цзинлина" (Цзинлин ба ю), с творчеством представителей которого связывается еще одно самостоятельное поэтическое течение — "Поэзия в стиле Юнмин" (Юнминти, от названия девиза правления второго государя династии Южная Ци, 484-493 гг.), ставшее своего рода итоговым феноменом лючаоской поэзии. Творчество самого Шэнь Юэ — а его поэтическое наследие насчитывает около 200 только стихотворных произведений — изначально оценивалось по-разному. С одной стороны, известно, что оно пользовалось исключительной популярностью у современников, причем в самых различных слоях населения: говорится, что его стихи перекладывали на музыку и распевали даже в далеких селениях. Однако, с другой стороны, уже некоторыми критиками ближайшего к нему поколения он характеризуется как поэт "второго ряда", и такая его оценка в целом разделяется старыми китайскими филологами и современными исследователями. Каковы бы ни были истинные художественные достоинства лирики Шань Юэ, она заслуживает особого внимания уже потому, что в ней воспроизводится практически вся панорама тем, мотивов и стилистических вариантов, которые утвердились к его времени в лючаоской поэзии: от внешне бесхитростных и безыскусных подражаний народным песням до сложнейших по смыслу и композиции произведений на философские темы. А рядом с образцами так называемого "лючаоского барокко", в которых под кружевом словесных узоров скрывается сплетение смысловых нюансов и подтекстов, соседствуют предельно ясные и лаконичные в плане выражения — "прозрачно-кристальные" — стихи, мало чем отличающиеся от танской лирики.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Бежин Л.Е.

Весенние чувства ("Травы несмелые ростки...")

Травы несмелые ростки  еще желты наполовину, И для раскинутых ветвей  еще убор зеленый нов. Благоухающий наряд  покрыл озерную плотину, Резной окутан павильон  душистой дымкою цветов. И даже прошлогодний мох  весною оживает тоже, Проснулся и ожил ручей  под зимней коркой ледяной, И стали ранние цветы  на слитки золота похожи, Сверкая выпавшей к утру  прозрачной яшмовой росой.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Перевод: Кравцова М.Е.

Во сне увидел красавицу ("Всю ночь напролет раздаются печальные вздохи...")

Всю ночь напролет  раздаются печальные вздохи — То сердце мое  от былого забыться не в силах... О, вот растворились  ведущие в Небо ворота, К божественной гостье  душа, трепеща, устремилась. Из гор колдовских,  не спеша, расстелила циновку, Пленяя чертами,  еду и питье подносила. Я лег, не сводя с нее  страстного взора, И вдруг осознал,  что один на постели я стылой... О, ведать бы,  как божество может смертного ранить! Соленая влага  лицо и всю грудь омочила. Примечания

"Во сне увидел красавицу" — пример любовно-лирического произведения на тему "божественной" любви (любви простого смертного к небожительнице), частично повторяяющего сюжет поэм Сун Юя (III в. до н.э.): "Ода в горах Гаотан" ("Горы высокие Тан") и "Ода о божественной деве" ("Святая фея"). В них воспроизводится сюжет о любви девы-небожительницы, владычицы гор Ушань (на территории современной провинции Сычуань) и простого смертного (в поэмах — чуского князя): дева являлась своему избраннику во сне и могла обретать образ облачка.

Янтай (дословно: "Солнечная башня") — место, где происходило свидание героев поэм Сун Юя.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Возвращаясь в Восточные горы, остановился в обители даосов ("За кручами кручи встают бесконечной грядою...")

За кручами кручи  встают бесконечной грядою, Лазоревой дымкой  теряясь в бескрайней дали. Над пустошью дикой  проносится ветер холодный, Пожухшие травы  на мокрую землю легли. Я здесь, я пришел,  но безрадостны думы: Мой путь на исходе,  и лучшие минули дни. Нетронутый снег,  словно траур, белеет повсюду, И полы халата  от рос непросохших влажны. Но я, как и прежде,  величием скал очарован, И вновь открываю  калитку у края тропы. Примечания

Восточные горы — возможно, имеются в виду горы Дуншань (на территории современной провинции Чжэцзян), находившиеся вблизи от родины Шэнь Юз и овеянные множеством легенд, в том числе и о бессмертных-сянях.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Воспеваю снег ("Одинокие птицы забились в замерзший камыш...")

Одинокие птицы  забились в замерзший камыш, Облака на рассвете  застыли лазурной грядою. Иней, выпавший ночью,  растаял к утру без следа, Ветер полностью стих,  словно был очарован зарею. Лишь мгновенье я видел  в окне тот божественный лик, А брожу сам не свой  и сердечные муки не скрою: Птица, силу утратив,  не может продолжить полет, У трухлявого пня  нет побегов и вешней порою. О Великий Куньлунь,  юность немощным членам верни! О Нефритовый пруд,  дай опять насладиться любовью!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Выросла пшеничка водяная ("Вдоль заросшей тропинки растут полевые цветы...")

Вдоль заросшей тропинки  растут полевые цветы, А садовым цветам  не пробиться сквозь сорные травы. Было счастье безбрежней  простора Нефритовых вод, Как напиток бессмертья,  любовь всемогущей казалась. Благодатною влагой  по утрам ниспадала роса, И настойчиво-нежен  был ветер, ко мне припадая. Так вечерней порою,  красою подружки пленясь, Юный друг ей мгновенья  случайного счастья подарит. Но становятся инеем  росы в преддверье зимы, Это время настало,  и ветви застыли в печали. Листья ветром кружит  у дворцовой террасы Чусюй, У террасы Лухань  хризантемы, увяв, опадают. Все вокруг изменилось,  я знаю, что близок конец, Да, мирское вот так:  то придет, то опять исчезает. Нет былой красоты,  покидают былые друзья, Увядает любовь,  как осенний цветок увядает. И обидно и странно,  что иной уже милого взгляд, Так зачем же роптать,  что уносишься в горькие дали? Но хочу, чтобы вновь  воцарилась любовь в Чжаоян, И дворец Чанмэньгун  Озарило былое сиянье! Примечания

"Выросла пшеничка водяная" (или — "На запруде") название песни, приписываемой супруге Цао Пи, которая, по легенде, была создана ею после того, как она лишилась расположения мужа.

Пшеничка водяная — принятый перевод названия растения цзянли, второй иероглиф которого совпадает по звучанию и написанию со словом "разлука" (ли).

Простор Нефритовых вод — в оригинале: Нефритовый пруд (Яочи) — волшебный водоем в горах Куньлунь.

Благодатною влагой... ниспадала роса — роса (или дождь), ниспадающие с неба (олицетворение мужского начала) на траву (олицетворение женского начала), — стандартный любовно-эротический образ.

Чусюй, Лухань — названия террас в парке летней резиденции ханьского императора У-ди (на склонах горы Ганьцюаньшань, в современной провинции Цзянси), славившегося своими любовными увлечениями и супружеским непостоянством.

Чжаоян — название дворца, построенного ханьским императором Чэн-ди (32-6 до н. э.) для своей возлюбленной наложницы (затем — императрицы) Чжао Фэй-янь и ее сестры, тоже бывшей его фавориткой. После смерти Чэн-ди, Чжао Фэй-янь была возведена в ранг "вдовствующей императрицы", но по приказу следующего государя (Пин-ди, 1-6 н. э.) разжалована в простые наложницы и, не вынеся такого позора, покончила с собой.

Чанмэньгун(Дворец Длинных ворот) — название дворца, куда император У-ди сослал свою первую (и некогда искренне любимую им) жену — императрицу Чэнь.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Муж благородный ("Он искусный возница, только править не знает куда...")

Он искусный возница,  только править не знает куда, Суть явлений постиг,  а в соседних краях заплутал. Если рушится дамба —  то течь в основанье ищи, Коль стена покосилась —  в фундаменте, значит, изъян. Бойся узких тропинок,  не ступай на кривые пути! Но прямою дорогой  не каждый способен идти... Примечания

Это стихотворение-юэфу принадлежит к тематической группе, которая возводится критиками к одноименной песне Цао Чжи и включает в себя произведения с конфуцианскими мотивами: в них перелагаются основные положения конфуцианской этики и характеристики идеала личности — "благородного мужа" (цзюнь-цзы). В данном конкретном случае поэт рисует, напротив, портрет "анти-цзюнь-цзы" и рассуждает о причинах моральной деградации человека.

Искусный возница — сочетание из песни "Ши цзина" ("Шу на охоте", I, VII, 4), которое в дальнейшем превратилось в устойчивую образную характеристику "благородного мужа", так как умение управлять колесницей (равно как и стрельба из лука) входило в набор "шести искусств" (лю и), обязательных для цзюнь-цзы.

Суть явлении постиг — даосско-философский термин, производный от тер мина мяо ("сокрытый", "таинственный") как иносказательного эпитета Дао. Неумение же выбрать правильный маршрут и сориентироваться на местности свидетельствует об особенностях внутреннего облика лирического героя, которые прямо противоречат основополагающим качествам цзюньцзы: мудрости, верности принципам и т. д.

Бойся узких тропинок — образ узких, извилистых, окольных троп, противопоставляемых широкой и ровной дороге, — принятая в китайской философии и художественной словесности метафора утраты человеком истинных ценностных ориентиров и следования ложным идеалам.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Находясь на службе в государственной академии, прилёг в печали ("Над пожухшей стернею осенний проносится ветер...")

Над пожухшей стернею  осенний проносится ветер, И осенними звуками  полнит притихнувший дом. Я лежу, запершись,  и, печальною думой измучен, Наблюдаю, как мечется  полог пред самым окном. В опустевших покоях  толпятся прозрачные тени, Духам предков алтарь  растворился во мраке ночном. Ткет паук кружева,  покрывая узорные двери, И беззвучно сова  облетает террасу кругом. О, какие обиды  мне выпали и оскорбленья! А за дальними реками  дивный таится простор... Средь предвечных вершин  расцвело там коричное древо, В ожиданье заката,  к нему устремляю свой взор. Примечания

Стихотворение было создано Шэнь Юэ в 495 г. после его назначения на пост главного виночерпия жертвенного вина (гоцзы цзицзю) в Государственной академии (Госюэ — правительственное учреждение, созданное еще во II-I вв. до н. э. и совмещавшее функции высшего учебного заведения страны, гуманитарного исследовательского центра и центра по разработке и проведению официальных ритуально-этикетных акций). Хотя названный пост был одним из важнейших в служебной иерархии того времени, Шэнь Юэ по каким-то причинам счел это назначение для себя оскорбительным.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Памяти Ван Жуна ("Ты властвовал над строем дивных звуков...")

Ты властвовал  над строем дивных звуков, И в двадцать лет,  предвидя, что грядет, Взор обращал  к деяньям наших предков, Еще б чуть-чуть...  Но твой пришел черед! Наш путь лежит  средь горя и страданий, Легко упасть,  но редок мысли взлет... Под ветром яростным  твои сломались крылья, И над твоей могилой  врагов глухая ненависть растет!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Провожаю друга ("Мне на западе быть, а ваш пугь — на восток...")

Мне на западе быть,  а ваш путь — на восток, Как себя ни держу,  слезы катятся градом. Пусть везде и повсюду  те же самые тучи плывут, Но о том вспоминать  на прощальном застолье не надо! Превратились мы  в жителей разных земель, Этот веер примите —  мой скромный подарок... Караваны гусей  снова скоро на юг полетят, Скоро ласточки в небе  вновь закружатся парой. Так, сменяя друг друга,  сезоны придут и уйдут, Для людей же разлука  становится вечной утратой.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Скорблю об умершей жене ("В минувшую осень луна полнолуньем сияла...")

В минувшую осень луна полнолуньем сияла, Вновь осень пришла, и луной озарен небосвод. В весенние дни так пышны ароматные травы, Наступит весна, и опять все вокруг расцветет... Как больно и горько, что наши пути разделились, Смерть только мгновенье, а жизнь навсегда прекратит. Отставлены ширмы, и полог куда-то убрали, Но там, где и прежде, ковер из циновок лежит. Тягучая пыль покрывает пустое сиденье, Остывшее ложе, и занавесь скорбно висит. Всему, что есть в мире, придется когда-то исчезнуть, Так что ж человек по усопшим так тяжко скорбит?!

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

"К югу от Реки"

Солнечная весна ("Свесились ивы до самой земли, ласточек пара летает...")

Свесились ивы до самой земли,  ласточек пара летает, Грустные думы таи не таи,  а красота увядает. То, как напевы бывают грустны,  сердце одно только знает... Сердце-то знает, Да скрыло от всех. Как одиноко В жемчужном дворце. Примечания

К югу от Реки (Цзяннань) — общее название районов, находившихся в нижнем течении Янцзы и к югу от нее. "Напев Цзяннань" — название южнокитайских народных песен любовно-лирического содержания.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Ночь за ночью"

"Северный ковш накреняет ручку с востока на запад..."

Северный ковш  накреняет ручку с востока на запад, Звездные струи  несет с юга на север Река. Так же как я, одиноки  в далях небесных созвездья, Только неведома звездам  женского сердца тоска! Сумрак ночной  еле-еле пламя свечи озаряет, Первые блики рассвета  встречу за ткацким станком. Слезы текут — и не знаю,  кому рассказать, как страдаю, Крик петуха...  И мой полный отчаянья стон.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Северный ковш накреняет ручку с востока на запад..."

Северный ковш  накреняет ручку с востока на запад, Я безысходной тоскою  маюсь в бессонной ночи. Лунного света сиянье  лежит на пустом изголовье, Ложе едва озаряет тусклое пламя свечи. Примечания

Северный ковш — китайское название созвездия Большой Медведицы.

Звездные струи несет... Река — речь идет о Млечном пути, который китайцы представляли в виде звездной реки.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"По приказу Сиянского князя написал о путешествии в горы Чжуншань"

1. "Хребты Линшань вобрали мощь земли..."

Хребты Линшань   вобрали мощь земли, И скалы вознеслись   над бездною ущелий. Таят отроги гор   заставы древней Цинь, И рядом Град Князей —   оплот былых империй. Пусть гордый феникс   снова воспарит, Вкруг городов   воздвигнут укрепленья... Кто мог измерить   кручи Южных гор? А в глубине нехоженых чащоб   волшебных трав нетронутая зелень. Примечания

Сиянский князь — один из сыновей второго государя династии Южная Ци — циского У-ди.

Чжуншань — горный массив к северу от столицы Южной Ци.

Линшань (дословно: «Божественные горы») — в данном случае образное название гор как средоточия высших сил.

Заставы древней Цинь — заставы, воздвигнутые при императоре Цинь-ши-хуан-ди в горах Наньшань (Чжуннаньшань), простирающихся по территории современных провинций Шэньси и Хэнань. То есть в данном случае поэтом воспроизводится условно-обобщенная картина гор как средоточия национальных духовных ценностей.

Град Князей (Ванчэн) — одно из древних названий Лояна.

Южные горы — горы Наньшань.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

2. "Передо мной хребет тесня хребет..."

Передо мной   хребет тесня хребет В заоблачную высь   уходят чередою. Все вместе   заслоняют ширь небес, Кичась   друг перед другом высотою. Багровым пиком   скалы вознеслись, Нависли кручи   темною стеною... О, дай нам силы   дивный пик Цзюи, Чтоб крепостью сравняться мы могли   с горой Саньшань —     священною горою! Примечания

Сиянский князь — один из сыновей второго государя династии Южная Ци — циского У-ди.

Чжуншань — горный массив к северу от столицы Южной Ци.

Цзюи — горный массив (на территории современной провинции Хунань), где, по преданию, был похоронен совершенномудрый государь древности Шунь; в поэтической образности — символ мощи и процветания национальной государственности.

Саньшань (дословно: "Три горы") — горы, под которыми исходно понимались горы на островах-обители бессмертных Пэнлай.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

3. "Как много есть чудесного в горах..."

Как много есть  чудесного в горах, Здесь все  особый смысл приобретает — Юг славен  парками Воителя-Царя, Прославлен запад  роскошью Чанъани. Здесь каждый миг  мне радость принесет, Бег времени  спокойно принимаю... Весной струится  с дальних гор рассвет, Приходит осень, и корицы ветвь,  шумя листвою, ветер поднимает. Примечания

Сиянскии князь — один из сыновей второго государя династии Южная Ци — циского У-ди.

Чжуншань — горный массив к северу от столицы Южной Ци.

Парки Воителя-Царя — речь идет о парковых ансамблях, разбитых на юго-востоке (современная провинция Цзянсу) по приказу ханьского императора У-ди, дословный перевод официального титула которого — Воинственный (Воитель, Воин) государь.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

4. "Я часто видел у подножья гор..."

Я часто видел  у подножья гор Жилища тех,  кто чужд мирским стремленьям. Ручей журчит...  а чувства, знанья — ложь! Уступы высятся...  о истина прозренья! То, что сокрыто,  глаз не различит, Бессилен ум  пред тайной сокровенья... Лишь в странствиях  ее постичь дано, Я уезжаю, а в душе одно:  мечта о неизбежном возвращенье. Примечания

Сиянский князь — один из сыновей второго государя династии Южная Ци — циского У-ди.

Чжуншань — горный массив к северу от столицы Южной Ци.

Ручей журчит... — в этих двух строках речь идет о буддийском созерцании-дхьяна, в оригинале: "Восемь степеней (ба цзе, ба цзе то — буддийский категориальный термин, передающий восемь видов медитативного сосредоточения) — журчащий ручей струится, Четвертая стадия созерцания (сы чань — высшая стадия созерцания, достижение которой означает получение доступа к такому состоянию, вхождение в которое предполагает вступление живого существа в последнее перерождение, после которого оно сможет полностью выпасть из сансарного бытия) — таинственные уступы изгибаются".

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

5. "Вы, государь, подвластны чарам гор и вод..."

Вы, государь,   подвластны чарам гор и вод, И реет вымпел Ваш   над древними камнями. Покорно следуют   за Вами облака, Как радуга горит   Ваш балдахин в тумане. А я про все забыл   среди цветов и трав, Волшебные грибы   то там, то здесь встречаю... За Вами, государь,   к чему теперь идти? Мой пройден путь, и я у той черты,   когда закат последний наступает. Примечания

Сиянский князь — один из сыновей второго государя династии Южная Ци — циского У-ди.

Чжуншань — горный массив к северу от столицы Южной Ци.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Четыре стихотворения из шести воспоминаний"

1. "Я вспоминаю, как она пришла..."

Я вспоминаю, как она пришла, Как шла наверх,  ступени озаряя своим сияньем. Скорби предалась  от вести, что расстаться суждено, Отчаянно клялась,  что чувства неподвластны расстоянью. И парою застыв,  мы друг на друга молча любовались, И обо всем забыв,  друг против друга парою стояли.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

2. "Я вспоминаю, как она сидела..."

Я вспоминаю, как она сидела Фигуркой хрупкою  пред пологом парчовым. То начинала тихо исполнять  какие-то напевы, То вновь лишь струны трогала,  задумавшись о чем-то. Лишь улыбнется —  всех милей на свете становилась, Брови хмурит —  не было и нет в веках  красавицы подобной.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

3. "Я вспоминаю наше с ней застолье..."

Я вспоминаю наше с ней застолье: Как с равнодушным видом  настойчиво все блюда отстраняла. Ей сесть хотелось,  но стеснялась сесть, И голод свой тая,  что голодна, не показать старалась. И чару робко так к устам своим несла, Как будто уронить ее боялась.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

4. "Я вспоминаю, как с ней ночь провел..."

Я вспоминаю, как с ней ночь провел — Уж задремал, а ей никак не спится. Без просьб моих  свой пояс развязав, К одежде тянется,  чтоб снова ей прикрыться. Ей боязно от мысли,  что войдет сюда вдруг некто, Пламени свечи  всю ночь очаровательно стыдится.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Кун Чжигуй (447-501)

Перевод: Бежин Л.Е.

"Крутая скала вознеслась до небесных высот..."

Крутая скала  вознеслась до небесных высот, Густыми ветвями  путь яркому солнцу закрыт. На склонах суровых  весной ничего не цветет, А снег на вершинах  и летом, не тая, лежит...

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Тан Хуэйсю (вторая половина V в.)

Несмотря на фрагментарность его поэтического наследия (сохранилось всего 11 стихотворений), считается одним из ведущих поэтовлириков эпохи Шести династий. О его жизненном пути известно лишь то, что он некоторое время находился на службе, сделав весьма успешную официальную карьеру (вплоть до поста губернатора-цыши области Янчжоу, в современной провинции Цзянсу), но затем стал буддийским монахом, приняв монашеское имя Хуэйсю.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Кравцова М.Е.

"Все кругом расцвело: и любовь и цветы..."

Все кругом расцвело:  и любовь и цветы, О любимой в мечтах  даже ветер притих. Я пытаюсь утешить  весною разбитое сердце: Ведь цветок орхидеи  и сорванный будет красив!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Осенние думы ("Пришла пора осенних холодов...")

Пришла пора осенних холодов,  и ветер, налетев из-за реки, Шуршит уныло ледяной росой  и волны поднимает на Дунтин. Мечты о милом, гаснущий закат,  исчезли догоревшие лучи, Сгустился сумрак, грустно смотришь вдаль —  кому нужны напрасные мечты! Примечания

Дунтин — озеро на юге Китая (на территории современной провинции Хунань), славившееся своей красотой и бывшее еще в древнем поэтическом творчестве ареной действия любовных взаимоотношений божественных персонажей.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

На мелодию "Цветы тополя"

"Напев Цзяннань влечет к взаимнои страсти..."

Напев Цзяннань  влечет к взаимнои страсти, Но смолкнет звук,  когда настанет счастье. Журавль-вещун  пускай себе летит: Ведь сердцу моему  весь мир теперь подвластен.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"У плотины весной появились зеленые травы..."

У плотины весной  появились зеленые травы, Верх высокой стены  скрывается в тучах. А в сердцах у людей  весною мечты появились, Если сердце мечтает,  то, значит, мечтает о друге. Примечания

Напев Цзяннань — Цзяннань (к югу от Реки) общее название районов, находившихся в нижнем течении Янцзы и к югу от нее. "Напев Цзяннань" — название южнокитайских народных песен любовно-лирического содержания.

Журавль-вещун — в лючаоской любовной лирике образ журавля, точнее пары, или танцующих журавлей, символизировал взаимную любовь или супружеское счастье.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Фань Юнь (451-503)

Уроженец центрального региона Китая (область Наньсянь, на территории современной провинции Хэнань), тоже представитель "Поэзии в стиле Юнмин", хотя его творчество изначально пользовалось заметно меньшей популярностью, чем творчество Шэнь Юэ и Се Тяо.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Бежин Л.Е.

Стихи на прощание ("На восток и на запад отправлялся в скитания ты...")

На восток и на запад  ты уже отправлялся не раз, И мы снова расстались —  с той поры миновал целый век. Мы прощались с тобою,  и снег был похож на цветы, А сегодня вернулся,  а цветы так похожи на снег.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Перевод: Кравцова М.Е.

Стихи о разлуке ("Лоян покидали — один на восток и на запад другой...")

Лоян покидали —  один на восток  и на запад другой, И дни бесконечно  тянулись в разлуке за днями. Когда уезжали,  деревья под снегом стояли,  как будто в цвету, Когда возвратились,  деревья в цвету,  как под снегом, стояли.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Тао Хунцзин (456-536)

Патриарх даосской школы шанцин, ученый-естествоиспытатель, алхимик и врач. Выходец из потомственной знати. Родился в 456 г. в уезде Данъян (современная провинция Цзянсу). В 80-90-х гг. V в. занимал ряд постов в административном аппарате династии Южная Ци (479-501), одновременно проходя обучение у даосских наставников. В 492 г. ушел со службы и поселился в горах Маошань — культовом центре школы шанцин, став ее патриархом. Со 2-й половины 90-х гг. приступил к алхимическим занятиям с целью получения эликсира бессмертия. После падения династии Южная Ци и прихода к власти династии Лян (502-557) стал придворным и медиком ее основателя — Лян У-ди. Антидаосские меры, принятые У-ди в начале VI в., не затронули ни Тао Хунцзина, ни школы шанцин. Существует легенда, что он сумел превратиться в "бессмертного".

Тао Хунцзин — один из создателей собрания даосских канонических текстов "Дао цзана"; автор канонического сочинения школы шанцин, в котором сформулированы ее основные доктрины, — "Чжэнь гао" (真誥, "Речи совершенных"), ряда трактатов, излагающих космогонические представления школы и описывающих ее пантеон, оккультную практику и способы приготовления эликсиров бессмертия, сочинений по фармакологии и медицине, комментариев к древнему фармакологическому памятнику "Шэнь-нун бэнь цао цзи" (神農本草經, "Канон трав божественного земледельца").

Источник: Синология.ру, автор М. Е. Кравцова

* * *

Второе имя — Тунмин. Уроженец юго-восточного региона Китая (область Данъян, на территории современной провинции Цзянсу), патриарх южнокитайской даосской школы Маошань (другое название — Шанцин).

Выходец из потомственной знати, он, до обретения статуса патриарха (492), занимал ряд постов в администрации Южной Ци и тесно общался с "Друзьями из Цзинлина". После прихода к власти династии Лян совмещал обязанности патриарха с врачевательством, став личным медиком лянского У-ди (Сяо Яня). Поэтическое наследие Тао Хунцзина представлено всего шестью стихотворениями, однако они неоспоримо свидетельствуют о его незаурядном поэтическом даровании и по праву входят в "золотой фонд" китайской лирики.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Адалис А.Е.

Ответ на письмо Императора, спросившего: "Что есть в горах?" ("Что в горах? Там честь и место белым облакам...")

Что в горах? Там честь и место белым облакам! Может каждый любоваться — только сам. Но поймать их невозможно, и нельзя Поднести их в виде дара — даже вам!

Источник: Адалис А.Е. "Поэты востока", 1979

Перевод: Кравцова М.Е.

Тоска в морозную ночь ("Ночь облака рождает, ночь лебедей пугает...")

Ночь облака рождает, Ночь лебедей пугает, Жалобный крик у летающих птиц  душу влюбленным терзает. Иней блестит на безмолвных горах,  прозрачная дымка не тает, Мерцают белила на бледных щеках,  да полог искрится-сверкает. Стихает холодный ветер, Бледнеет месяц холодный. В тоске изнывает сердце, В тоске иссякают слезы. Если ты полюбила —  страданий не избежать! Воспоминанья нахлынут —  кто их умел обуздать?

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Жэнь Фан (460-508)

Государственный деятель, мыслитель, географ, библиограф (один из Сань да цзаншуцзя) литератор, мастер бессюжетной прозы, один из Цзинлин ба ю (представителей Юнмин ти).

Выходец из старинного высокопоставленного клана, ведущего родословную от политических и военных деятелей I-II вв., уроженцев местности Фучан области Лэаньцзюнь (к северо-западу от современного города Чанлэши, провинции Шаньдун). В IV в. его предки бежали в Дун Цзинь, там при Лю-Сун (Наньчао) занимали высокое общественное положение (удостоены аристократических титулов, высоких военных и гражданских почетных званий). Жэнь Фан родился в столице Лю-Сун (Цзянькан), в семье чжунсань дафу. В 4 года проявил себя талантливым ребенком, в 8 лет уже сочинял стихи, в 13 лет был представлен двору. В 16 лет был определен на службу в должности чжубу в областном административном аппарате. В 478 г. был назначен фэнчаоцином и бо ши в Тайчансы. Вслед за воцарением Нань Ци (Наньчао) оказался устранен от двора, назначен ицаоланом. В начале годов Юн-мин создал эпитафию на смерть одного из сановников, чем привлек к себе внимание Шэнь Юэ; получил назначение на пост шицзи цанъцзюня в аппарат Цзинлинского вана (Цзинлин-ван) и вошел в его ближайшее интеллектуально-творческое окружение. Как поэт находился под сильнейшим влиянием творчества Шэнь Юэ, так что современники говорили о них Жэнь би Шэнь ши (任筆 沈詩, "кисть Жэня, стихи Шэня"). Во второй половине Нань Ци занимал различные должности при дворе и в центральных ведомствах, дослужившись в 498 г. до чжуншу шилана. В гражданской розни конца Нань Ци встал на сторону Сяо Яня, заняв при нем должность цзиши цанъцзюня. Считается, что Жэнь Фан вместе с Шэнь Юэ готовил документы для легитимации готовившегося государственного переворота. Вслед за воцарением Лян стал хуанмэнь шиланом, позднее (в 505 г.) возвысился до юйши чжунчэна, в 506 г. стал мигиуцзянем.

В 507 г. Жэнь Фану было даровано звание ниншо цзянцзюня; его отправили военным губернатором области Синьаньцзюнь (в современной провинции Сычуань), где Жэнь Фан и скончался в 49 лет. Посмертно был удостоен почетного назначения на должность тайчанцина.

Существовали: исходное "Лян тай чан цин жэнь фан цзи" (梁 太常卿任昉集, "Собрание сочинений Жэнь Фана, распорядителя Управления Великого постоянства Лян") в 34 цзюанях [СШ, цз. 35]; при Тан бытовало "Жэнь фан цзи" (任昉集, "Собрание сочинений Жэнь Фана") в 9 цзюанях [СТШ, цз. 60], при Сун — в 6 цзюанях [СШ-1, цз. 208]; были утрачены в XII-XIII вв. При Мин появилось "Жэнь чжун чэн цзи" (任中丞集, "Собрание сочинений Жэня, срединного помощника из Цензората", другое название — "Жэнь янь шэн цзи" (任彥升集, "Собрание Жэнь Яньшэна") [ЧП, цз. 91].

Сохранились:

— 21 ши (включая циклы), среди них:

преобладают поэтические эпистолы (стихи в дар, на прощание), например: "Бе сяо цзы и ши" (別蕭諮議詩, "Прощаюсь с советником Сяо [Янем]"), "Да лю сяо чо ши" (答劉孝綽 詩, "Отвечаю Лю Сяочо") "Цзэн сюй чжэн цзюнь ши" (贈徐徵君詩, "В дар достопочтенному Сюю") [ИВЛЦ, цз. 29, 31, 36];

— стихи о придворных торжествах и на заданные темы: "Цзю жи ши янь лэ ю юань ши" (九日侍宴樂游苑詩, "О пире в парке Лэюань, [устроенном] в девятый день [девятой луны]"), "Фэн хэ цзин ян шань ши" (奉和登景陽山詩, "Почтительно вторю стихам о том, как поднялись на горы Цзинъяншань") [ИВЛЦ, цз. 4, 7];

— стихи на личностные темы и с автобиографическими мотивами, наиболее известны: цикл (из 3-х текстов) "Чу цзюнь чжуан шэ ку фань пу е ши" (出郡傳舎哭范僕射詩, "Приехав в область [на должность губернатора] и остановившись на стоялом дворе, оплакиваю способствующего в высших делах Фань [Юня]") [ВС, цз. 23]; "Ку жэ ши" (苦熱詩, "Страдания от жары"), в 10 пятисловных строк; пятисловное восьмистишие "Цзи чжэ цзян ши" (濟浙江詩, "Переправляясь через реку Чжэ"), [ИВЛЦ, цз. 5, 8];

— полная "Да лу чуй гань чжи цзи фу" (答陸倕感知己賦, "В ответ на "Оду об ощущениях от познания самого себя" Лу Чуя") [ЛШ, цз. 27, ИВЛЦ, цз. 31].

— около 70 произведений в различных жанрах вэнь [ЯКЦ IX, цз. 41-44]; преобладают произведения делового характера, в том числе 9 чжао, 12 бяо и 5 цзоу.

Литератор-прозаик: сборник сяошо "Шу и цзи" (述異記, "Записки, излагающие странное"); сборник "Цза чжуань" (雜傳, "Разные предания") в 247 цзюанях, утрачен.

Ученый-географ: трактат "Ди цзи" (地記, "Записки о землях") в 252 цзюанях, утрачен.

Источник: Кравцова М. Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Бежин Л.Е.

Переправляюсь через Чжэнцзян* ("Предутренний ветер наполнил мои паруса...")

Предутренний ветер  наполнил мои паруса, Озера и реки  открылись вдали предо мной. Недавно мы в путь  провожали речную волну, А ныне умчался  я сам за кипящей волной. Прибрежные камни  не дарят отрады глазам, Далекие горы  печалят меня все сильней. Листва молодая  покрыла редеющий лес, Багровые скалы —  на месте знакомых полей...

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Се Тяо (464-499)

Представитель "Поэзии в стиле Юнмин", близкий друг Шэнь Юэ и поэт, нередко считающийся ведущим лириком-пейзажистом второй половины V в., духовным преемником Се Линъюня, которому он приходился дальним родственником.

Хотя Се Тяо был отпрыском знатнейшего и могущественного на тот момент южнокитайского аристократического клана — так называемых чэньцзюньских Се (уроженцы юго-восточного региона Китая, современной провинции Чжэцзян), его жизненный путь сложился весьма непросто. Лишенный каких-либо амбиций и человек редкой для знати того времени внутренней скромности и душевной чистоты, он по каким-то причинам вызывал постоянное раздражение у венценосных особ, и большая часть его служебной карьеры прошла на периферии — на руководящих постах уездного и областного уровня, назначения на которые были для него знаком августейшей немилости. Погиб Се Тяо тоже по трагической случайности: став невольным свидетелем готовящегося заговора, он был казнен по доносу его участников, испугавшихся, что их планы стали известны стороннему лицу.

В гамме эмоций лирики Се Тяо преобладают разочарование и пессимизм, исключение составляют несколько празднично-приподнятых панегириков, созданных во время официальных пиршественных церемоний. А внутренний облик его лирического героя соткан из бесконечных колебаний и сомнений, поисков то сиюминутной духовной опоры, то смысла человеческого бытия. Этот поэт необыкновенно болезненно реагировал на любые несправедливости "этого несовершенного мира", будь то обида, нанесенная ему лично, одиночество возлюбленных или друзей либо бренность жизни человека. Полные искреннего страдания его размышления об участи "благородного мужа", долженствовавшего исполнять свои общественные обязанности вопреки личным чаяниям и устремлениям, оказались как нельзя более созвучными настроениям танской творческой интеллигенции. Из всех лючаоских литераторов именно Се Тяо был самым любимым поэтом великого Ли Бо.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Бежин Л.Е.

Досада у яшмовых ступеней ("Во дворце наступит вечер, опущу жемчужный полог...")

Во дворце наступит вечер,  опущу жемчужный полог. Светляков кружится стая —  притаилась, вновь взлетела. В эти сумерки над пряжей  буду долго я трудиться, Оттого лишь, что у мыслей  о любимом нет предела... Примечания

"Досада у яшмовых ступеней". — В стихотворении развивается традиционная тема тоскующей в одиночестве женщины. "Яшмовые ступени" всегда указывают на дворец, что же до китайского слова "юань", присутствующего в китайском названии стиха, то его переводят по-разному: "досада", "обида", "ропот", но это всегда сетование на свою судьбу, которое чуждо гневу или возмущению, — женщина могла лишь жаловаться, но не восставать. Традиция подобных произведений идет от поэтессы Бань (I в. до н. э.), от ее "Песни о моей обиде", написанной, по-видимому, в подражание народной юэфу. "Песня..." начинается словами о прекрасном веере из белоснежного шелка. Он словно полная сияющая луна, то появляется рукава халата, то снова скрывается в нем, но всегда приносит с собой благодетельный освежающий ветерок. То же и женщина — она приносит любимому радость, утешает в печали. Вечный страх мучает ее — ведь когда наступает осень, ненужный в холодное время веер бросают в сундук и забывают там. Так случается и с ней, когда проходят годы и иссякает любовь, — ее отдаляют и покидают. Сохранились десятки текстов подобных песен о покинутой женщине, которые обычно писали на мелодии южного царства Чу — "южная" песня всегда, более чем "северная", тяготела к теме любви. Впрочем, как уже говорилось во вступительной статье, образ покинутой любимой мог при желании рассматриваться и как аллегория благородного мужа, не понятого его государем. Известно три стихотворения под названием "Досада у яшмовых ступеней", — Се Тяо принадлежит самое раннее из них; одноименное произведение есть и у Ли Бо.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Зимний день в Ваньцзюни. Сижу без дела ("В бесконечных бумагах наконец-то просвет наступил...")

В бесконечных бумагах  наконец-то просвет наступил, И я смог, распрямившись,  взглянуть на деревья и луг. Шелестя лепестками,  заполнили лотосы пруд, И разросся-разросся  окно затенивший бамбук. Не залатаны щели, —  повсюду течет с потолка. За закрытыми окнами  тишь в комнатенке моей. В бирюзовом тумане  холодные горы видны, Вдалеке открывается  взору равнина полей. Я почувствовал с грустью:  душа моя рвется домой, И бескрайние дали  мой снова заполнили взор. И ветра и морозы  свирепствуют ночью и днем, Разнотравье степное  теряет душистый убор. Для чего нам звучанье  дворцовых свирелей и флейт! В тишине все сильнее  усталость от дальних дорог. Я сойду незаметно  со старой повозки моей, Над осенним затоном  сорву хризантемы цветок.

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Любуюсь видом Трех озер ("Над бескрайними водами в дымке краснеет закат...")

Над бескрайними водами  в дымке краснеет закат. Поднимаюсь на пагоду.  Птицы летят домой, Предо мной расстилается  всюду степной простор, За грядою холмистою  виден поток речной. Все опутано зеленью  в первые дни весны, Пожелтевшими травами  осенью лес одет. На закате мерцающем  ранит меня печаль, А природе до этого,  видно, и дела нет...

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Сижу и ничего не делаю ("В бесконечных бумагах наконец-то просвет наступил...")

Леса омыло  грозовой капелью, Душистой влагой  Затопило луг. Лежу, стихи  слагая от безделья, — А как больному  скоротать досуг! Редеет в небе  туча дождевая, Поникли травы  в сумраке лесном. Я на циновках  аромат вдыхаю: Как все вокруг  напоено дождем! Подсолнечник  в окне передо мною, Раскрылся лотос  в заводи речной. Калитку инчуаньскую  закрою* И в Хуайнани*  обрету покой. Смеркается.  И ветер все сильнее. Наутро солнце  скроют облака. Зачем ты, путник,  ищешь орхидею: Недолговечна  красота цветка. Примечания

... Калитку инчуаньскую закрою... — Инчуань — название реки и древнего округа (в нынешней провинции Хубэй).

... в Хуайнани... — Хуайнань — область к югу от реки Хуай (в нынешней провинции Хубэй).

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Перевод: Кравцова М.Е.

Воспеваю ветер ("То там он, то здесь прикасается к алым бутонам...)

То там он, то здесь  прикасается к алым бутонам, Зеленый репейник  колышет среди травостоя. Вот ивы то клонит,  то вскинет упругие ветви, Вот юную ряску  сбирает и снова разгонит. Нырнув под стрехою,  пустился за легким подолом, У двери вдруг замер,  мечтая о том, что под платьем. И с песней вдвоем  закружился и ввысь устремился... Тебе же неведомо  чувства ответного счастье! С зеркального диска  старательно пыль вытирая, Ты звездочек белых  все больше находишь на прядях...

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

На закате солнца греемся вместе с чиновником Хэ ("Я мчаться повелел к просторам Нефритового озера...")

Простерлись-раскинулись тени громоздких строений, Призывно-щедро многоцветие шелковых тканей. И ветер, прокравшийся к водам Небесной пучины, Цветов островки то раздвинет, то снова сдвигает. Друг в друге запутавшись, тянутся тени деревьев, Доносится издали гвалт расшумевшейся стаи. Наполним же чары, и больше терзаться не станем, Что пряди волос, как пожухшие стебли, свисают.

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Приступил к служебным обязанностям в Сюаньчэне ("Мне бы чтеньем забыться, но ни книг под рукой, ни стихов...)

Мне бы чтеньем забыться,  но ни книг под рукой, ни стихов, И совсем уж смешно  предаваться возвышенным спорам, Коль в глуши прозябаю,  в окруженье таких мудрецов, Что ни с кем из свитских  не могу переброситься словом. Я, едва оперившись,  привлек к себе царственный взор, У мужей достославных  учился великим основам. Но мечты и реальность  оказались различны, увы, Столько горя хлебнул,  что на годы хватило б любому. Вот, купаясь в потоках  августейших щедрот, Что сановные цапли,  чины приближаются к трону, Мудрецы государя,  заветы и нравы блюдя, Словно повар искусный,  готовят правленья законы. Но зачем воспевать,  что творится за тысячи верст, Раз тебе самому  в тех делах ни малейшего прока? Ведь решился же некто  навсегда острый меч отстегнуть, Экипаж распряг ли,  оказавшись у Южной протоки. Восхвалений достоин  вельможа, кто жил в Гуанпин, И о скитнике древнем  потомки забудут не скоро. Много было таких,  кто столичную роскошь отверг Иль свободу обрел,  на Златые взирая ворота. На прощанье махнув,  перевозчик на весла налег, Шаг за шагом тропинка,  петляя, на кручи уводит. Я еще поселиться  в краю между рек не готов, Но у самого дома  начинаются горные склоны... Примечания

Сюаньчэн — область и одноименный административный центр, находившиеся в южных периферийных районах (на территории современной провинции Аньхуэй). Се Тяо был отправлен на пост губернатора этой области в 495 г. и провел там около года — период, ставший настолько плодотворным для него как поэта, что впоследствии за ним утвердилось прозвание "сюаньчэнский Се".

Что сановные цапли — образ шествующих цапель как метафоры процессии сановников восходит к оде "Ши цзина".

Словно повар искусный — метафора мудрого правления, восходящая к тексту "Дао дэ цзина": "Управление большим государством напоминает приготовление блюда из мелких рыб" (§ 60). Возникновение этой метафоры объясняется тем, что приготовление такого блюда требовало от повара внутреннего спокойствия, сосредоточенности и осторожности, то есть качеств, необходимых и государю.

Экипаж распрягли... — намек на эпизод из даосского трактата "Ле цзы", повествующий о том, как Конфуций, возвращаясь из царства Вэй в свое родное царство Лу, остановился на берегу реки столь бурной, что в ней не могли жить даже рыбы и черепахи. К своему удивлению, философ увидел вдруг купающегося в ней человека. На вопрос Конфуция, как он может купаться в такой реке, человек ответил, что он следует "искусству Дао", то есть подчинил свое дыхание, движения тела течению реки. Этот эпизод — пример максимальной "естественности" (цзыжань) поведения человека, когда он оказывается способным полностью подчинить себя природе.

Южная протока — см. пояснения к стихотворению "Призывание сокрывшегося от мира" Лу Цзи.

Вельможа, кто жил в Гуанпин — сановник Чжэн Шуай (IV в.), который, будучи губернатором области Гуанпин, управлял ею, следуя даосскому принципу "недеяния" (у вэй) и в результате снискал такую любовь местного населения, что все плакали, когда его отозвали в столицу. В данном случае Се Тяо размышляет о возможных способах совмещения своих служебных обязанностей и личных стремлений следовать даосским идеалам.

Скитник древний — намек на ханьского чиновника Чжан Кая, который стал отшельником в знак протеста против недооценки его способностей вышестоящими. Поступок Чжан Кая — пример "конфуцианского отшельничества": конфуцианство допускало уход "благородного мужа" со службы и даже настаивало на нем в тех случаях, когда к власти приходил "порочный" правитель или же "благородный муж" считал, что его способности не находят должного применения.

Иль свободу обрел — речь идет о так называемом "отшельничестве при дворе" (то есть внутренней свободе личности), связываемом с поведением знаменитого ханьского мудреца Дунфан Шо (161-78 до н. э.): живя при дворе, он позволял себе самые экстравагантные поступки, несовместимые с придворным этикетом, мотивируя это тем, что ощущает себя подлинным отшельником.

Златые ворота (Ворота Золотых лошадей) — ворота учреждения дворцовых служителей, перед которыми стояли парные бронзовые изваяния коней.

На прощанье махнув, перевозчик на весла налег — вариативная цитата из песни "Ши цзина" — "У тыквы листья горьки" (1, III, 9): "Машет-зовет перевозчик, и люди плывут вместе с ним, а я нет".

Край между рек — образное название места обитания отшельника.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Прогулка к башне Восточное поле ("В дни печали мгновения счастья нечасты...")

В дни печали  мгновения счастья нечасты, Чтобы их обрести,  мы уедем с тобою вдвоем И, за облаком следуя,  выйдем к высокой террасе, Что стоит среди скал,  возвышаясь волшебным грибом. Дальний лес  в полумраке темнеет стеною, Все вокруг  исчезает в тумане ночном. Стайка рыбок  играет, колебля бутоны кувшинок, Лепестки опадают,  задетые птичьим крылом. Но и здесь, оглянувшись,  увидишь стену городскую, Что же толку  себя опьянять ароматным вином? Примечания

Башня Восточное поле — башня, входившая в дворцовый ансамбль, воздвигнутый по приказу наследного принца Вэньхуэя (457-494), старшего сына циского У-ди, в пригороде столицы и служивший местом проведения мероприятий интимного характера, в том числе его встреч с близкими друзьями. В литературных источниках упоминается, что эта башня была построена в виде волшебного гриба-чжи. Хотя Се Тяо официально не был свитским Вэньхуэя, имеется ряд сведений об их тесных дружеских отношениях.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Прощаюсь с чиновником Цзяном ("Над горами восходит, аромат источая, луна...)

Над горами восходит,  аромат источая, луна. Друг мой давний  себя утешает прозрачным вином. Цепи гор в отдаленье  застыли лазурной грядой, И река изгибается,  русло мостя серебром. Припорошенной снегом  цветущая кажется ветвь, Молодою травою,  как неводом, луг оплетен. Нам отныне придется  жить в разных местах И свидания ждать,  уповая лишь только на сон.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Собираюсь совершить путешествие к реке Сяншуй, чтобы отыскать родник Гоуци ("По примеру бессмертного Лина я рыбу ловлю...")

По примеру бессмертного Лина  я рыбу ловлю, Чешуей бы покрыться  и парить на пурпурных драконах! А затем отыскать  под корицей цветущий родник И предстать перед троном  Владыки в небесных чертогах! То, что было когда-то,  невозможно теперь, Я бы, тень оседлав,  рябь речную потрогал... Но волна за волной  набегают на белый песок, Устремляются к скалам,  шумя и бурля у порогов. Разноцветные камни  раскидало узором по дну, Чуть шевелится ряска,  теченьям подводным покорна. На озябшей траве  простираются тени цветов, И резвятся ельцы,  проплывая в глубинах потока. Догорает закат,  появилась на небе луна, Обнаженные ветви  блестят серебристым покровом. Мне хотелось бы жить так,  как птицы и рыбы живут, Но я должен служить,  если мужем зовусь благородным. Эту истину зная,  невольно смирилась душа... Могут вечными быть  только горы и воды! Примечания

Сяншуй — река на юге Китая (современная провинция Хунань), которая протекала по территории царства Чу и которая постоянно упоминается в южнокитайских поэтических произведениях на мифологические сюжеты.

Гоуци (си) — название-мифологема.

Бессмертный Лин — бессмертный Линъян {полное имя — Линъян-минцзы, дословно: Просветленный учитель из Линъяна), получивший, по преданию, наставления в искусстве вечной жизни от белого дракона или — по другим вариантам легенды о нем — благодаря книгам, найденным им в чреве пойманной рыбы.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

У меня есть о ком думать ("О, счастливые дни — эти дни не вернуть...")

О, счастливые дни — эти дни не вернуть! То забудусь в мечтах — и поет не смолкает станок. То бесцельно брожу, вдоль восточной гуляя межи... Появилась луна, редко путник случайный пройдет.

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Перевод: Рогов В.Н.

В подражание стихам "Что-то на душе" Чжубу Вана ("Жду счастливого срока, но длится разлука...")

Жду счастливого срока,  но длится разлука. Оставляю в унынье  мой ткацкий станок. По восточной тропинке  хожу меж полями — Очень мало прохожих,  восходит луна...

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Цю Чи (464-508)

ЦЮ ЧИ 丘遲, 464—508, второе имя Си-фань 希范, чиновник, известный поэт Нань Ци-нач. Лян (Наньчао).

Уроженец уезда Учэнсянь (район Усинцюй совр. г. Хучжоу-ши, пров. Чжэцзян). Отец был авторитетным ученым-книжником и литератором. В начале годов Юн-мин сдал государственный экзамен на степень сюцай и стал боши в Тайсюэ. Во вт. пол. Нань Ци занимал в основном секретарские должности в центральных и провинциальных административных аппаратах. По воцарении Лян в 504 г. стал тайшоу области Юнцзя (район совр. г. Вэньчжоуши, на юге пров. Чжэцзян). Вскоре был направлен в качестве цзыи цаньцзюня в ставку Сяо Хуна, возглавившего поход против Бэй Вэй (Бэй-чао). После дослужился до чжуншулана и цунши чжулана в аппарате сыту. Был лично знаком со многими известными творческими личностями того времени, в том числе с Хэ Сюнем. Умер от болезни в 45 лет.

Существовало собрание сочинений в 10 цзюанях под названиями "Лян го цзы бо ши цю чи цзи" (梁國子博士丘遲集 "Собрание сочинений Цю Чи, ученого-эрудита в Управлении обучением [времени] Лян") и "Цю чи цзи" (丘遲集 "Собрание сочинений Цю Чи"); утрачены в Х в. При Мин было воссоздано "Цю сы кун цзи" (丘司空集 "Собрание сочинений Цю, [срединного мастера из аппарата] Ведающего работами").

Сохранились:

12 пятисловных стихотворений-ши, наиболее известны: "Дань фа юй пу тань ши" (旦發漁浦潭詩 "На рассвете отправляюсь из [местности] Заводь рыбаков"), в 16 строк; "Да сюй ши чжун вэй жэнь цзэн фу ши" (答徐侍中為人贈婦詩 "Отвечаю [на стихи] "В дар супруге" секретаря Сюя"), в 18 строк; восьмистишия "Ван сюэ ши" (望雪詩 "Взирая на снег"), "Фан шу ши" (芳樹詩 "Ароматное дерево"), "Ти цинь цай фэн люй у син ши" (題琴材奉柳吳興詩 "[Сочинив] надпись о дереве, [послужившем материалом для] циня, преподношу Люю из Усина"), "Юй цзе чунь цао ши" (玉堵春草詩 "Весенняя трава у нефритовых ступеней"), "Цзэн хэ лан ши" (何郎詩 "В дар господину Хэ [Сюню]").

— 2 фу: "Сы сянь фу" (思賢賦 "Ода в думах об [истинных] мудрецах") и "Хуань линь фу" (還林賦 "Ода о возвращении в леса").

— 9 произведений (полные и во фрагментах) в нескольких жанрах вэнь, преобладают деловые документы (в том числе 4 бяо); наиболее известно "Юй чэнь бо чжи шу" (與陳伯之書 «Письмо к Чэнь Бо-чжи»), отнесено к шедеврам эпистолярного жанра.

Пе р е в о ды:

"Дань фа юй пу тань ши" — "На рассвете отправляемся в путь с берега рыбацкой заводи»,

"Цзэн хэ лан ши" — "Преподношу Хэ Сюню",

"Юй цзе чунь цао ши" — "Весенние травы у нефритовых ступеней" [Китайская пейзажная лирика 1984, с. 66—68].

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Бежин Л.Е.

Весенние травы у нефритовых ступеней ("Едва пробудились озерные воды весной...")

Едва пробудились  озерные воды весной, Как возле ступеней  покрылось все первой травой. Слабы ее стебли,  цикадам не спрятаться в ней, И в ней не сумеет  укрыться от глаз воробей. Но тянется к солнцу,  мешая нефрит с бирюзой, Зеленое с желтым,  застенчивость с пышной красой...

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

На рассвете отправляемся в путь ("Рыбацкая Заводь окутана мглою тумана...")

Рыбацкая Заводь  окутана мглою тумана, Над Красной Беседкою  ветры уже поднялись. Задумчивый лодочник  песню поет над рекою, И птичьими криками  вторит ей горная высь. Мальчишки, заслышав нас,  вмиг выбегают на берег, А рядом их матери  молча стоят над водой. Причудливо сгрудились  острые горные камни, И в небе теряется  гребень вершины крутой. Леса и леса —  протянулись рядами деревья. Речные пески  засверкали сквозь водную гладь. Лианы нависшие  к берегу нас не пускают, Скалистые отмели  лодке мешают пристать. Поистине это  обитель отшельников вечных: Благое прозренье  даруется нам не на миг, Пусть с детства я не был  даосскому свисту* обучен — Даосскую мудрость  отныне я сердцем постиг. Примечания

...даосскому свисту... — Даосский свист — один из способов контроля за дыханием, практиковавшегося в среде даосских отшельников.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Ночью мне приснился друг ("Чей невидимый образ тревожит мне душу во сне?...")

Чей невидимый образ  тревожит мне душу во сне? Это друг мой далекий,  и думает он обо мне. За оконным проемом  колышется водная гладь, Серебрится бамбук,  озаряя пустую кровать. Над озерным затоном  ущербная светит луна, Песня долгого ветра  опять за рекою слышна. День осенней девятки*  еще не успел промелькнуть, А душа твоя долгий и трудный  проделала путь. Неподвижен я, словно  в дремучем лесу сухостой, Как былинку по полю,  несет тебя ветер степной. Не найдут тебя письма в дороге —  пиши, не пиши, Но сердечные чувства  хранятся в глубинах души... Примечания

День осенней девятки (или "день двойной девятки") — девятый день девятого месяца по лунному календарю; время празднования осеннего праздника Чунъян.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Преподношу Хэ Сюню ("На вечерней заре поднимается ветер осенний...")

На вечерней заре  поднимается ветер осенний, Деревенские лошади  бродят в дорожной пыли. Одинокая грусть  оплела меня тысячью нитей. Неужели, мой друг,  вы ко мне с утешеньем пришли! С обветшавшей стрехи  наземь падают желтые листья, И ступени крыльца  все зеленым опутаны мхом. Глубину моих чувств  не вмещает ни винная чарка, Ни прекрасная даль,  что видна за осенним окном.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Сяо Янь (464-549)

Император китайской династии Лян с 502 по 549 г., утвердил буддизм в Китае. В литературе школы Чань известна его беседа с Бодхидхармой.

У-ди сразу после прихода к власти узаконил преимущества буддизма перед традиционными конфуцианством и даосизмом, которые назвал ложными "внешними" учениями. Однако он сохранил их ради интересов государства (создал университеты и ввел систему экзаменов для чиновников). Он запретил жертвоприношения животных и пытался отменить смертную казнь. Он лично писал комментарии к буддийским сочинениям и организовывал буддийские собрания с участием 50 000 человек. У-ди был хорошо образован и сочинял стихи, поощрял изящные искусства; годы его правления считались золотым веком китайской аристократии.

Во время его правления страна подвергалась нападению со стороны царства Северная Вэй, в государстве вспыхивали также внутренние мятежи. В 548 г. мятежный генерал Хоу Цзин окружил столицу, которая пала летом 549 г. Император умер от голода и истощения в возрасте 85 лет. Как и смерть, годы, предшествовавшие коронации в жизни Сяо Яня были далеки от мирного идеала.

Историк Сыма Гуан описывал У-ди как высокоморального, набожного, скромного, образованного человека, знатока оккультных наук, астрологии, мастера верховой езды и стрельбы из лука, музыки, каллиграфии и игры вэйци. Император постоянно трудился, вставал рано утром в четыре часа. Став буддистом, он ел только вегетарианскую пищу: овощи и грубый рис; одевался скромно, не любил алкоголь. Делая подношения предкам, в храмовых церемониях и даже во время пиров он не использовал музыки. При этом был всегда одет тщательно, даже будучи один в темной комнате.

Император был приветлив к слугам как к почтенным гостям, чрезмерно снисходителен к чиновникам, в то время как местные правители и губернаторы проявляли алчность и стяжательство. Чрезмерно доверяя злым и нечестным людям, он мог критиковать людей за мелкие ошибки. Монаршье расточительство в пожертвованиях на строительство буддийских храмов и пагод вызвало справедливую критику со стороны Хэ Чэна, что привело к его опале.

Сяо Янь благодаря своим знаниям и обходительности стал военным ассистентом Сяо Цзылуна (蕭子倫), сына императора. Позднее он попал в советники премьер-министра Ван Цзяна. Ван Цзян был восхищен его талантами. Сяо Янь попал также в восьмерку лучших литераторов, признанных двором. Этот круг в дальнейшем оказывается связанным с его судьбой, позднее один из литераторов становится императором

Мин-ди, и Сяо Янь попадает в число высших советников, а еще позднее во время смуты с помощью друзей занимает трон сам и объявляет новую династию.

В 490 г. у него умирает отец, и он прерывает карьеру на три года. Он отказался участвовать в путче с целью возвести на трон Сяо Цзылуна, когда император был при смерти. На трон вступил внук императора Сяо Чжаое. Ставший премьер-министром Сяо Луань дал Сяо Яню должность, вскоре Сяо Янь получил чин генерала и был направлен на защиту стратегически важного города Шоуян (壽陽), современный Луань провинции Аньхой). Позже, когда премьер-министр совершил переворот и занял трон как император Мин-ди, Сяо Янь получил титул гуна.

В 495 г. в страну вторглись войска Северной Вэй. Сяо Янь отличился на фронте под командованием генерала Сяо Чэня (蕭諶). Позднее Сяо Чэнь был казнен императором по подозрению в измене, а Сяо Янь тогда казнил его брата Сяо Даня (蕭誕), губернатора Сычжоу (司州, юг провинции Хэнань).

В 497 г. войска Северной Вэй начали новую атаку, Сяо Янь стал оборонять Юнчжоу (雍州, юго-запад Хэбэя и северо-запад Хэнани). Несмотря на неудачи, ему присвоили должность губернатора Юнчжоу и поручили оборонять столицу провинции Сянъян (襄陽, Сянфань, Хубэй), на этом посту он пробыл до смерти императора Мин-ди и вступления на трон его сына в 498 г.

В 499 г. умирает его жена Чи Хуэй. Сяо Янь больше не брал в жены никого, хотя имел несколько наложниц.

После смерти Мин-ди в 498 г. Сяо Баоцзюань в возрасте 15 лет стал императором. Власть попала в руки шести чиновников прежней администрации, которая занималась управлением, не заботясь о молодом императоре. Сяо Янь обеспокоился тем, что император прослыл своевольным и жестоким, стал готовить восстание, опираясь на свою область Юнчжоу, пытаясь привлечь своего старшего брата Сяо И, но тот оставался верен императору.

В 499 г. шести высшим чиновникам также стало ясно, что император своим иррациональным поведением способен навредить стране, и его следует сместить. Однако император Сяо Баоцзюань успел их опередить, и казнил двоих из них. Сяо Яогуань попытался совершить переворот, чтобы стать самим императором, но потерпел поражение и был убит. Император при этом казнил и тех пять высших чиновников и генералов, кто помогал ему ликвидировать этот заговор. В результате вспыхнул широкомасштабный бунт, который начал генерал Чэнь Сяньда (陳顯達) в провинции Цзянчжоу (теперь Цзянси и Фуцзянь). Бунт был также быстро подавлен, и император стал считать себя непобедимым. В страхе генерал Пэй Чжаое (裴昭業) в 500 г., контролирующий область Шоуян (Аньхой) сдал свою территорию государству Северная Вэй.

Император приказал отвоевать Шоуян, во главе войска был назначен генерал Цуй Хуэйцзин. Цуй Хуэйцзин, выйдя из столицы Цзянькана, неожиданно повернул обратно, решив свергнуть императора и посадить на трон Сяо Баосюаня. Ему удалось окружить войска охраны в самом дворцовом комплексе, но Сяо И (брат Сяо Яня) подоспел с войсками на помощь, Цуй Хуэйцзин пытался скрыться, но был убит. Сяо И получил пост премьер-министра, но через небольшое время был тоже казнен. Услышав о смерти Сяо И, Сяо Янь объявил восстание. Император послал против восставших армию, во главе которой был назначен Лю Шаньян (劉山陽). Сяо Янь вступил в союз с Сяо Инчжоу (蕭穎冑), правителем провинции Цзинчжоу (сейчас западная и центральная часть провинции Хубэй), которому сообщил, что Лю собирается напасть на его провинцию тоже. Сяо Инчжоу внезапно напал на Лю Шаньяна, который был убит. Сяо Инчжоу был советником младшего брата императора, двенадцатилетнего Сяо Баожуна, и строил план объявить Сяо Баожуна императором Хэ-ди. Сяо Янь, хотя был с этим не согласен, решил поддержать Сяо Инчжоу, чтобы разбить общего врага — императора Сяо Баоцзюаня.

Весной 501 г. года Сяо Инчжоу объявил Сяо Баожуна императором, даровав себе и Сяо Яню равные высокие титулы, и несколько месяцев в стране существовало два императора. Сяо Инчжоу остался с новым императором в провинции Хубэй, а Сяо Янь направился поход против прежнего императора.

Так как император Сяо Баоцзюань лишился большинства талантливых генералов, Сяо Янь уверенно продвигался к столице, одерживая победы. К зиме 501 г. он достиг столицы Цзянькана, занял внешний город и осадил дворец. В это время его союзник Сяо Инчжоу потерпел поражение от генерала Сяо Гуя (蕭璝) и умер. Сяо Дань (蕭儋), брат Сяо Яня, смог прийти на помощь и взять под охрану нового императора Хэ-ди. К новому 502 г. генералы Сяо Баоцзюаня Ван Чжэнго (王珍國) и Чжан Цзи (張稷), испугавшись, что император казнит их, как и предыдущих своих сторонников, и чувствуя, что не смогут прорвать осаду дворца, убили императора и сдались, принеся голову императора на пике в качестве трофея. Сяо Янь с триумфом вошел во дворец и назначил мать прежнего императора Сяо Чжаое (Юйлинь-ван) вдовствующей императрицей и регентшей при новом императоре, себя же он назначил верховным главнокомандующим. Старый император был посмертно понижен в титулах до Дунхунь-хоу.

Теперь, будучи полноправным хозяином в стране, Сяо Янь стал строить планы, как стать императором самому. Он посоветовался со своими прежними друзьями из литераторов, и стал назначать на высшие должности своих братьев. Он задерживал прибытие императора Хэ в столицу, а вдовствующая императрица наделяла его все новыми титулами. Он постепенно казнил братьев и двоюродных братьев императора, чтобы исключить возможность их притязаний на трон и попыток сопротивления. Только брат императора Хэ, Сяо Баолинь, смог сбежать в Северную Вэй, где стал генералом.

Сяо Янь присвоил себе звание Лян-гуна, а потом Лян-вана. Только выполнив все меры предосторожности, он стал организовывать возвращение императора Хэ в столицу. Весной 502 г. перед тем, как император собирался въехать в Цзянкан, в Гушу (姑孰, сейчас Мааньшань, Аньхой), Сяо Янь заставил его издать постановление о передаче трона Сяо Яню, прекращении династии Южная Ци, образовании новой династии Лян, в которой Сяо Янь становился императором У-ди. Император Хэ понижался до принца Балин-вана — таким образом, линия прежнего императора Мин-ди завершалась (кроме сбежавшего генерала Сяо Баолиня). Тем не менее, учитывая, что семьи Южной Ци и Лян находились в родстве, он оставил привилегии остальным членам императорского рода. Через небольшое время прежний император Хэ-ди был умерщвлен.

Его сын от наложницы Сяо Тун стал наследным принцем. При этом Сяо Янь снял статус приемного сына с Сяо Чжэндэ, сына его брата Сяо Хуна (蕭宏), вернув его обратно в семью брата.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Родственник правящего дома (клана Сяо) династии Южная Ци и основатель нового южнокитайского государства — Лян (посмертный официальный титул — лянский У-ди, годы правления — 502-549).

Как поэт называется, совместно с Шэнь Юэ, Се Тяо и Ван Жуном, ведущим представителем "Поэзии в стиле Юнмин". Хотя лирика Сяо Яня весьма разнообразна по тематике и содержанию, его лучшими творениями традиционно признаются подражания народному песенному творчеству — древним юэфу и юэфу, относящимся к эпохе Шести династий.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Перевод: Кравцова М.Е.

"Песни Полуночи"

Песни осени ("Узор из двойных сердечек пояс ее украшает...")

Узор из двойных сердечек пояс ее украшает, На платье парчевом вышит узор из сплетенных веток. Вслед за ночным светилом, объятая чувством, приходит, Утренней тучкой исчезнет, улыбку даря напоследок. Семью цветами отливают из злата чистого колонны, И девять каменных бутонов на балках белого нефрита. Польется песня — застывают в небесных далях облака, И все вокруг благоухает, лишь только заиграет цитра. Верь, что прильнешь когда-то к желанной своей опоре, Что говорят, не слушай — слухи пусты и злы! Вот вы вдвоем сидите: ты и твое отраженье, Пусть оно чуть тусклее — чувства у вас одни.

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Песни осени. Четвертая песня цикла ("Верь, что прильнешь когда-то к желанной своей опоре...")

Верь, что прильнешь когда-то  к желанной своей опоре, Что говорят, не слушай —  слухи пусты и злы! Вот вы вдвоем сидите —  ты и твое отраженье, Пусть оно чуть тусклее —  чувства у вас одни!

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

Хэ Сюнь (466?-518?)

Чиновник, литератор, один из крупнейших поэтов VI в., лирика которого особо ценилась при Тан.

Уроженец уезда Таньсянь области Дунхайцзюнь (в географии того времени — провинции Наньсюйчжоу, на западе современного уезда Таньчэнсянь провинции Шаньдун). Правнук Хэ Чэнтяня, выходец из чиновничьего семейства, славившегося ученостью и приверженностью конфуцианским устоям. Наиболее вероятной датой рождения называют 466 г. (или 480 г.), дата смерти варьируется между 518-522 гг. До воцарения Сяо Яня подробности жизненного пути Хэ Сюня в источниках освещены скупо и в науке дискутируются. Согласно жизнеописанию, уже в 8-летнем возрасте сочинял стихи и оды.

В 486 г. (по другим версиям, в 499 г.) сдал провинциальный экзамен на степень сюцай. По некоторым данным, привлек к себе внимание Шэнь Юэ и Фань Юня, по рекомендации которых в 502/503 г. как раз и мог получить назначение на должность фэнчаоцина. Оставался при дворе до 507 г., когда был определен секретарем в аппарат Сяо Вэя, в то время сыту. В 510 г. в статусе чжаньгуань шуцзи отправился вместе с Сяо Вэем в провинцию Цзянчжоу (сопредельные районы в современных провинциях Цзянси и Чжэцзян). После отзыва патрона в столицу (Цзянькан) остался в Цзянчжоу, став цзиши в администрации нового руководителя. Вернулся в столицу в 514 г. в качестве цаньцзюньши и при еще одном принце крови и получил назначение на пост шуйбулана, но вскоре ушел со службы в связи с трауром по матери.

По окончании траура в 516 г. был определен на пост цзиши при Лулинском Жэньвэй-ване (Лулин Жэньвэй-ван), с которым вновь уехал в Цзянчжоу, где и скончался.

Согласно жизнеописанию, первое собрание сочинений (в 8 цзюанях) составил Ван Сэнжу. Существовали: при Суй — "Лян жэнь вэй цзи ши хэ сюнь цзи" (梁仁威記室何遜集, "Собрание сочинений Хэ Сюня, секретаря лянского Жэньвэй-вана") в 7 цзюанях [СШ, цз. 35]; при Тан — "Хэ сюнь цзи" (何遜集, "Собрание сочинений Хэ Сюня") в 8 цзюанях [СТШ, цз. 60], утрачено в X в. При Сун был воссоздан сборник "Хэ сюнь ши" (何遜詩, "Стихи Хэ Сюня") в 5 цзюанях [СШ-1, цз. 208], подготовлена и издана редакция "Хэ шуй бу цзи" (何水部集, "Собрание сочинений Хэ из Водного департамента", [ХШБЦ]), которая дошла до нас в ксилографическом издании начала XVI в. (середины годов Чжэн-дэ) и послужила основой для редакции "Хэ цзи ши цзи" (何記室集, "Собрание сочинений секретаря Хэ") [ЧП, цз. 97].

Сохранились [ХШБЦ]:

— 103 полных стихотворных произведения: 4 юэфу, наиболее известно восьмистишие "Тун цюэ цзи" (銅雀妓, "Певички из Башни Бронзовой птахи"); 97 ши, исключительно пятисловные, среди них наиболее многочисленны стихи на тему дружбы, включая поэтические эпистолы, на прощание и о встрече с друзьями, например: восьмистишия "Чоу фань цзи ши юнь ши" (酬范記室雲詩, "Пью вино с секретарем Фанем, [по имени] Юнь"); "Да гао бо ши ши" (答高博士詩, "Отвечаю ученому-эрудиту Гао"); "Е си да сунь лан чжо ши" (野夕答孫 郎擢詩, "Вечером в деревне отвечаю служивому Суню [по имени] Чжо"); "Юй ху син ань бе е ши" (與胡興安別夜詩, "В ночь разлуки с Ху Синъанем"); "Му цю да чжу цзи ши ши" (暮秋答朱記室詩, "Поздней осенью отвечаю секретарю Чжу"), в 10 строк; "Ло жи цянь сюй ван цзэн фань гуан чжоу юнь ши" (落日前墟贈范廣州雲詩, "Глядя на заходящее солнце за развалинами города, посылаю в дар Фаню из Гуанчжоу, [по имени] Юнь"), в 10 строк; "Е мэн гу жэнь ши" (夜夢故人詩, "Ночью приснился старинный знакомец"), в 12 строк. Некоторые созданы под отчетливым влиянием творчества представителей Юнмин ти, в первую очередь Шэнь Юэ; формат варьирует от четверостиший (цикл "Цзэн ван гуй ян бе ши сань шоу" (贈王桂陽別詩三首, "Три стихотворения в дар на прощание Вану из Гуйяна") до пространных повествований (в 20 и более строк) нарративного характера, включающих развернутые пейзажные зарисовки и размышления автора, например: "Цзэн чжу ю цзю ши" (贈諸游舊詩, "В дар тем, с кем некогда странствовал"), в 20 строк; "Жи си ван цзян шань цзэн юй сы ма ши" (日夕望江山贈魚司馬詩, "Вечером, взирая на реку [Янцзы] и горы, посылаю в дар чиновнику — сыма Юю"), в 22 строки; "Сун вэй сы ма бе ши" (送韋司馬別詩, "Стихи на прощание при проводах чиновника — сыма Вэя"), в 30 строк; стихи с биографическими мотивами, воспроизводящие личные впечатления автора и близкие к пейзажным произведениям; считаются развитием традиции шань шуй ши восходящей к творчеству Се Тяо, как то: восьмистишие "Ван синь юэ ши тун цзи ши" (望新月示同羈詩, "Взирая на молодой месяц, [сочинил стихи и] показываю случайному попутчику"); "Ся фан шань ши" (下方山詩, "Спускаясь с Квадратной горы"), в 10 строк; "Чунь си цзао по хэ лю цзы и ло жи ван шуй ши" (春夕早泊和咨議落日望水詩, "Весенним вечером, едва причалив, вторю "На закате солнца взираю на воду" советника Лю"), в 12 строк; "Су нань чжоу пу ши" (宿南洲浦詩, "Заночевал на отмели Южного острова"), в 12 строк; "Чу фа синь линь ши" (初發新林詩, "Выезжаю из [местности] Новый лес"), в 24 строки. Некоторые перекликаются со стихами современников, в том числе У Цзюня, например: восьмистишия "Чжи сян чжоу ван нань юэ ши" (至湘州望南嶽詩, "Достигнув [области] Сянчжоу, взираю на Южный пик"), "Дэн эр фэй мяо ши" (登二妃廟詩, "Поднялся к поминальному святилищу Двух дев"), "Цы му цзи ши" (慈姥磯詩, "Скала Милосердной матушки"). Есть и мастерски выполненные миниатюры в формате четверостиший, например, "Сяо фа ши" (曉發詩, "На рассвете");

— стихи на исторические сюжеты (размышления об эпизодах прошлого, навеянные сиюминутными впечатлениями автора), например "Син цзин сунь ши лин ши" (行經孫氏陵詩, "По ти добрался до усыпальницы семейства Суней"), в 26 строк; серия стихотворений-юн часть создана при дворе Сяо Яня в стиле поэзии представителей Юнмин ти, на любовные темы, наиболее известны: "Юн чжао цзин ши" (詠照鏡詩, "Воспеваю сверкающее зеркало"), в 12 строк; "Юн ци е ши" (詠七夜詩, "Воспеваю Седьмую ночь"), в 10 строк; восьмистишия "Юн у цзи ши" (詠舞妓詩, "Воспеваю танцовщиц и певичек"), "Юн чан цзя ши" (詠倡家詩, "Воспеваю гетер"), четверостишие "Юн чунь фэн ши" (詠春風詩, "Воспеваю весенний ветер") [ЮТСЮ, цз. 5, 10];

— стихи на любовные темы, наиболее известны: восьмистишие "Кань синь фу ши" (看新婦詩, "Вижу новобрачную"); "Сюэ цин цин хэ бянь цао ши" (學青青河畔草詩, "Изучаю "Зелена-зелена трава на речном берегу"), в 12 строк; четверостишия "Нань юань ши" (南苑詩, "В [дворцовом] Южном садике"), "Гуй юань ши" (閨怨詩, "Обида в женских покоях"), "Вэй жэнь ци сы ши" (爲人妻思詩, "Думы наложницы о [любимом] человеке") и "Цю гуй юань ши" (秋閨怨詩, "Обида в женских покоях осенним [днем]") [ЮТСЮ, цз. 5, 10].

— полная "Цюн няо фу" (窮鳥賦, "Ода о птице, залетевшей за пазуху"), в формате сяофу, аллегорического характера [ЧСЦ, цз. 30; ЯКЦIX, цз. 59].

— 2 цзянъ и одно шу [ЯКЦIX, цз. 59].

Источник: Кравцова М. Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Бежин Л.Е.

В саду ("Ворота садовые хлопают множеством створок...")

Ворота садовые  хлопают множеством створок, Калитки укромные  всюду скрипят без умолку. С террасы доносится  стук башмачков драгоценных, В бамбуковых зарослях  блещут одежды из шелка.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Ранним весенним вечером причаливаем к берегу. Подражаю стихам Лю Цзыи "На закате смотрю на реку" ("Рыбацкая Заводь окутана мглою тумана...")

Странник вздыхает:  грусть и усталость томит, Лодку причалил  к берегу вешней реки... Солнце садится.  Ветер над заводью стих. Вдаль уплывая,  песню поют рыбаки. Травы сверкают  там, у предела небес, Клубы тумана  движутся в зеркале вод. Вижу, как лодки —  одна не успеет пристать, Тотчас другая  прочь одиноко плывет. Мальчик печальный  удочку держит в руках, Грустная девушка  молча сжимает весло. В сердце скитальца  тоже печали и грусть, — Чем он поможет,  раз самому тяжело!

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Ван Жун (467-494)

Представитель "Поэзии в стиле Юнмин", близкий друг и единомышленник Шэнь Юэ.

Отпрыск еще одного могущественного аристократического клана — ланъеских Ванов (исходно — уроженцы северо-восточного региона Китая, современная провинция Шаньдун), Ван Жун был человеком предельно честолюбивым и амбициозным и, несмотря на свою молодость, всеми силами рвался к ключевым государственным постам. Фаворит циского У-ди и принцев крови, он уже в двадцать с небольшим лет занимал такой пост, как заместитель начальника Императорского секретариата (чжуншулан), всерьез рассчитывая на дальнейшее продвижение вплоть до поста канцлера. Но судьбе было угодно распорядиться по-иному: его принц-покровитель оказался в опале, а он сам обвинен в преступлениях против трона с вынесением смертного приговора.

Лирика Ван Жуна отличается красочностью образности, свободой полета мысли, но, ярко сверкнув на небосклоне изящной словесности, он столь же стремительно ушел в литературное небытие: уже критики начала VI в. считали его поэтом "третьего эшелона".

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

* * *

Государственный деятель, представитель поэтического течения Юнмин ти, участник литературно объединения Цзинлин ба ю ("Восемь друзей [из] Цзинлина").

Имеется два жизнеописания Ван Жуна, содержащиеся в официальном историографическом сочинении "Нань Ци шу" ("Книга [об эпохе] Южная Ци", цз. 47) Сяо Цзысяня (489-531) и "Нань ши" ("История Южных [династий]", цз. 19) Ли Яньшоу (618?-678?). Ван Жун принадлежал к одному из самых могущественных аристократических кланов (ланъеские Ваны, северяне по происхождению), члены которого в IV-V вв. находились у кормила власти. Сам он, будучи человеком крайне честолюбивым и амбициозным (что постоянно подчеркивается его биографами), всеми силами рвался уже в молодые годы к ключевым государственным постам. Начав службу с должности секретаря-адъютанта при одном из принцев крови и вскоре получив генеральское звание ниншо цзянцзюнь (полководец, зачинающий порядок), он вошел в высшие слои столичной элиты. Ван Жун сумел заслужить особое к себе расположение у главных членов августейшего семейства династии Южная Ци (479-501) — императора У-ди (483-493) и обоих его старших сыновей: наследного принца Вэньхуя и Цзинлинского принца Цзыляна. Уже в 20 с небольшим лет он занимал высокий пост заместителя начальника Императорского секретариата (лан), всерьез рассчитывая вскоре стать канцлером. Но власть сменилась, его обвинили в преступлениях против трона и вынесли смертный приговор.

Поэтическое наследие Ван Жуна состоит из 2 од, 1 прозопоэтического произведения "Сань юэ сань жи цюй шуй ши сюй" ("Предисловие к стихам о Празднике 3-го дня 3-го месяца у извилистой реки"), которое в свое время произвело огромное впечатление на современников, а также примерно 100 стихотворных произведений (42 в жанре юэфу, остальные — собственно стихи-ши). "Ван ниншо цзи" ("Собрание произведений Вана, [имевшего звание полководца], зачинающего порядок") входит в сводное издание Чжан Пу (1602-1641). Лирические произведения Ван Жуна представлены в сводах Дин Фубао (1874-1952; публикация 1964) и Лу Циньли (1911-1973), одические — в сводном издании Янь Кэцзюня (1762-1843).

Лирика Ван Жуна не только отмечена печатью истинного мастера, но и демонстрирует оригинальную творческую манеру, несколько напоминающую поэзию Цао Цао. Речь идет о свободе самовыражения, смелых порывах вдохновения, которые претворяются в красочные образы и эффектно-искрометные строки. Таковы прежде всего его стихотворения-панегирики (например, "Мин ван цюй" из цикла "Ци мин ван гэ цы ци шоу" — "Семь песен о просветленном князе Ци"): "Светлый князь, вы подобны небесным светилам, / Тайну звуков постигли, в гармонию мир привели! / И прекрасно веселье под звуки торжественных гимнов, / И божественна праздность под мелодию древней "Сяньчи!"/ <...> / На бессмертных травинках не высохнут белые росы, / Над волшебным источником тают остатки зари. / У подножия трона курится дымок благовоний, / О как счастлив народ под эгидой династии Ци!" ("Песня о просветленном князе").

Таким же жизнерадостным, жизнеутверждающим пафосом, дополненным безудержным и вдохновенным полетом фантазии, пронизаны стихотворения на даосско-религиозные темы, и прежде всего цикл "Ю сянь у шоу" ("Пять стихотворений о путешествии [к] бессмертным"): "Я мчаться повелел к просторам Нефритового озера... / О дева-чаровница, позволь в твоих чертогах отдохнуть! / <...> / Кружит осенний ветер, задевая жемчужный полог, / Хладная луна взирает через створ резных ворот. / На крыльях трепетных парит вещунья-птица, / И Запада Царица нефритовую чару подает. / Пред ней склонюсь, сказав слова прощанья, / Века пройдут, и нового свиданья наступит обязательно черед!" (3-е стихотворение цикла).

Негой, сладостной роскошью и предвкушением взаимного счастья веет от любовной лирики Ван Жуна. Яркий пример — стихотворение "Юн мань" ("Воспеваю полог"), в котором образ полога (метафора женщины), прикрепленного к кроватным столбикам (метафора мужчины), зримо передает облик томной, пленительной красавицы: "Ожидая любви, он сплетает жемчужные нити / И льнет к столбикам ложа своего господина. / Лунный свет пропуская, откинется томным извивом, / Под порывами ветра взметнется движеньем игривым".

Иные настроения — с трудом сдерживаемая ностальгия по чему-то недоступному и недостижимому в обыденной жизни, переживания быстротечности времени, а также несколько неожиданная для этого поэта серьезность и зрелость мысли — прослеживаются в стихотворениях с буддийскими мотивами. Ван Жун, в клане которого буддийское вероисповедание давно уже стало семейной традицией, отказывается от простого изложения буддийских идей — он ищет художественные способы их передачи, фактически создавая новую изобразительную систему. Таковы стихотворения из цикла "Фа юэ цы ши эр шоу" ("Двенадцать песен о законе-дхарме"), которые относятся к числу лучших образцов китайской поэзии на буддийские темы (например, "Шуан шу"): "По ночам они оба купаются в струях луны, / На рассвете их ветви опутает инея сеть. / Неподвижною парой стоят у верховья реки, / Между сучьев своих пропуская рожденья и смерть. / Им естественной жизни понятен и ведом закон, / Порождают побеги сухие и полные сил. / Изначальную сущность храня в веренице времен, / Равнодушно взирают на бренный и суетный мир" ("Два дерева"). Общая восторженность произведений Ван Жуна, отсутствие в них даже намека на внутренние терзания и скорбные думы лирического героя противоречили утвердившимся к тому времени эстетическим критериям. И ярко сверкнув на небосклоне изящной словесности, Ван Жун столь же стремительно ушел в литературное небытие. В трактате "Ши пинь" ("Категории стихов") Чжун Жуна он отнесен к поэтам третьей (низшей) категории. То, что в Предисловии к трактату Ван Жун назван лидером Юнмин ти, лишь подчеркивает презрительное отношение автора трактата к этому поэтическому течению. В знаменитую антологию "Вэнь сюань" ("Избранные произведения изящной словесности"), созданную более чем через 30 лет после гибели Ван Жуна, включено только "Предисловие к стихам о Празднике 3-го дня", т. е. ни одно его стихотворное произведение не вошло в антологию. В последующих литературно-теоретических сочинениях и в современных научных работах его имя лишь называется в списке представителей Юнмин ти. Только в конце ХХ в. отношение к творчеству Ван Жуна стало меняться. Оно признается органическим элементом Поэзии в стиле юнмин и всего поэтического наследия эпохи Шести династий (Лючао, III-VI вв.), привносящим новый, своеобразный штрих в общую картину истории развития китайской лирики.

Источник: Синология.ру, автор М. Е. Кравцова

Перевод: Кравцова М.Е.

"Песни о Дхарме"

Песнь о корнях всего сущего ("Люди бренны, а Небо изначально и вечно...")

Люди бренны,  а Небо изначально и вечно, Жизнь пройдет,  но пределов не ведает Дао. Для бежавших от мира  открыты пути к просветленью, А дырявые лодки  по морю страстей разбросало. Тщетно Древо познанья  пытаться измерить, Трудно сбросить  оковы сомнений и скверны, Отряхнуть невозможно  пылинки сомнений, Только струи потока  в своей чистоте совершенны. Примечания

Это стихотворение — один из лучших образцов лючаоской лирики буддийско-философского характера, которое к тому же удивительным образом перекликается по содержанию и лексике со знаменитейшим четверостишием-экспромтом Шестого патриарха школы Чань — Хуэйнэна (638-713), где, как это принято считать, излагаются основы чаньского учения: "Просветление вообще не имеет древа, Светлое зеркало тоже не имеет подставки. Если изначально нет ничего сущего, То откуда же взяться пыли мирской?"

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

"Путешествие к бессмертным"

Третье стихотворение цикла ("Я мчаться повелел к просторам Нефритового озера...")

Я мчаться повелел к просторам Нефритового озера... О, дева-чаровница, позволь в твоих чертогах отдохнуть! Как грациозны и легки извивы твоих нарядов, И печально-нежен бамбуковых свирелей чистый звук. Кружит осенний ветер, задевая жемчужный полог, Хладная луна взирает через створ резных ворот. На крыльях трепетных парит вещунья-птица, И запада Бессмертная Царица нефритовую чару подает. Пред ней склонюсь, сказав слова прощанья, Века пройдут, и нового свиданья наступит обязательно черед!

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

У Цзюнь (469-520)

Поэт, считаемый некоторыми современными исследователями крупнейшей литературной фигурой первой половины VI в. Уроженец юго-восточного региона Китая (область Уцзюнь, на территории современной провинции Чжэцзян). Его лирика, однако, явно перекликается по образности и содержанию с творчеством представителей "Поэзии в стиле Юнмин", с которыми он был хорошо знаком.

Источник: "Резной дракон. Поэзия эпохи Шести династий (III-VI вв.) в переводах М. Кравцовой", 2004

* * *

У Цзюнь или У Шусян (469-520), литератор и историк родом из Усина (в нынешней провинции Чжэцзян). Происходил из бедной семьи. Был замечен известным поэтом и историком Шэнь Юэ, служил как историограф, но за написание истории, расходившейся с официальной концепцией, был уволен, а его сочинение было сожжено. Потом ему вернули должность, но он вскоре умер. Кроме ряда исторических сочинений, У Цзюню принадлежит сборник коротких рассказов о чудесах и стихи, о которых говорили: "в его стихах картины". Среди стихов есть новаторские, есть написанные в подражание древним.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

* * *

"Сюй ци се цзи" ("Продолжение "Записок Ци Се") — сборник чжигуай сяошо, вышедший из-под кисти лянского историка, поэта и литератора У Цзюня (469-520). Будучи выходцем из бедной семьи, У Цзюнь в юные годы бежал из дома и бродяжничал; он участвовал в боевых действиях, которые Южная Ци вела против Северной Вэй, но славы не снискал. Позднее нашел приют у правителя области Сянчжоу (на границе современных провинций Хубэй и Хэнань) Ван Цзюня (466-521) и посвятил себя поэтическому творчеству. В 501 г. У Цзюнь приехал в Цзянькан, где повстречался со знаменитым поэтом Шэнь Юэ (441-513), и тот очень высоко оценил его стихи. Через некоторое время у У Цзюня появились покровители при дворе — и в результате он начал служить: принимал участие в северных военных походах, был областным секретарем, затем начальником области, после чего, в 513 г. вернувшись в столицу, получил придворный пост и занялся историографической работой: составил комментарий к "Хоу хань шу"; не получив августейшего разрешения на доступ к императорским архивам для составления официальной династийной истории Ци, сделал эту работу частным порядком, написав "Ци чунь цю" ("Весны и осени [династии] Ци"). При этом У Цзюнь допустил существенный просчет, назвав царствующего лянского императора У-ди (на троне 502-549) советником, помогавшим осуществлять правление цискому Мин-ди (на троне 494-498), чем вызвал гнев У-ди, в результате получил отставку, а рукопись "Ци чунь цю" была предана огню. Через какое-то время У Цзюнь был снова призван в столицу — для работы над "Тун ши" ("Всеобщая история"), предполагавшей изложение событий от древних императоров и по время правления Южной Ци1. Эту работу У Цзюнь закончить не успел, скончавшись в возрасте пятидесяти двух лет.

Он считается крупным поэтом, начавшим с подражания Шэнь Юэ и закончившись созданием собственного поэтического стиля (уцзюньти). До наших дней дошло пять его од, тридцать семь народных песен-юэфу и шестьдесят девять стихотворений классического стиля. А также — часть "Сюй ци се цзи"2.

Этот сборник не отмечен в перечне других сочинений У Цзюня в его официальных биографиях; запись о нем есть в "Суй шу", где в цз. 33 упоминается "Сюй ци се цзи" в одном цзюане. Аналогичные записи есть и в обеих танских династийных историях (старая: цз. 46; новая: цз. 49; в новой в написании имени автора допущена ошибка: написано "юнь" вместо "цзюнь")3. После династии Сун текст "Сюй ци се цзи", как и многие другие, был утерян — в своей библиографии Чэнь Чжэньсунь пишет о "Сюй ци се цзи" в объеме одного цзюаня, и это последнее упоминание о данном сборнике4.

"Сюй ци се цзи" возникли в литературном обращении лишь спустя века — появились в составе минских и цинских антологий и книжных серий "Гу ши вэнь фан сяо шо", "Гуан хань вэй цун шу", "Шо фу" и пр.; самое раннее из сохранившихся ксилографических изданий собранных фрагментов из "Сюй ци се цзи" — "Гу цзинь и ши" минского У Гуаня: неумолимое время оставило от одного цзюаня семнадцать фрагментов, и именно в таком виде "Сюй ци се цзи" известны сегодня5. Вэй Шиминь датирует данный сборник периодом с 502 по 520 г.6

Название сборника говорит о том, что это — продолжение "Ци се цзи" Дунъян У-и, хотя датированная 1264 г. заметка юаньского коллекционера и знатока древностей Лу Ю (XIII в.), сохранившаяся в конце текста сборника, и сообщает, что "подобных книг раньше не было"7. Однако знакомство с сохранившимися фрагментами из "Сюй ци се цзи" показывает, что У Цзюнь создавал именно продолжение сочинения Дунъян У-и — по крайней мере, тех семи фрагментов из этого сборника, которые являются сяошо в полном смысле слова; равно как и наследовал принципы составления "Сюй ци се цзи" — в части заимствований из предшествующих сборников и в части привнесения новых материалов. Среди семнадцати фрагментов здесь три взяты из "Соу шэнь цзи" Гань Бао, остальные могут быть признаны самостоятельными произведениями, написанными на заимствованные у предшественников сюжеты или же представляющими собой художественное изложение легенд и преданий8. Среди сохранившихся от "Сюй ци се цзи" фрагментов можно проследить четыре тематические группы.

Первая — традиционные записи удивительных событий и странных происшествий, но полностью сюжетно завершенные, законченные и поучительные истории, содержащие морализаторское начало.

Тянь Чжэнь и два его младших брата из столичного округа решили сообща разделить имущество. Все хозяйство [они] поделили поровну — остался один багряник, дерево, [что росло] перед главным залом [их дома]. Сообща порешили разрубить [багряник] на три части. Пришли на другой день рубить — а дерево то пожухло-высохло, и вид такой, будто обгорело. Чжэнь привел [братьев], показал дерево — они очень испугались — и сказал:

— Корень дерева един со стволом, и вот, узнав, что их собираются разлучить, [дерево] исчахло от скорби! Ну а люди — чем отличаются от деревьев?!

Стали они безутешно рыдать и уж больше не рубили деревьев. В ответ на это дерево ожило и расцвело, и братья возрадовались, соединили вновь достояние [семьи] и вскоре прослыли образцом любви к родным. А Чжэнь по службе дошел до поста тайчжун дафу9.

Вторая группа — записи народных легенд и преданий; подавляющее большинство подобных записей связаны с событиями, случившимися в определенный день определенного месяца по лунному календарю: известная история о Пастухе и Ткачихе, встречающихся лишь раз в году, в седьмой день седьмой луны; поверье относительно того, что на пятнадцатый день первой луны следует готовить жирную рисовую кашу, дабы умилостивить духа шелковичных червей; о том, что в праздник "двойной пятерки" (пятый день пятой луны) принято готовить особые цзунцзы (блюдо из особого клейкого риса, завернутого в тростниковый лист) — в память о великом поэте Цюй Юане10; и так далее. Здесь интересна не только запечатленная в таких рассказах легенда, объясняющая особенности того или иного праздника или обычая, но и форма, которую ей придал автор: перед нами уже не просто лаконичная запись фактического материала, но вполне художественное произведение.

Третья — истории о душах умерших и духах, в том числе о чувствах, возникающих между ними. Особенно поэтичен рассказ о том, как Чжао Вэньшао ночью удостоился свидания с прекрасной девушкой, пришедшей на звуки его печальной песни, — они вместе пели, веселились, а наутро, когда девушка, простившись, удалилась, Чжао обнаружил, что статуя божества из местного храма точь-в-точь похожа на его ночную подругу. Данный фрагмент значителен по объему и содержит стихотворные вставки. Хоу Чжунъи называет этот рассказ выдающимся шагом вперед с точки зрения формы и содержания11. Есть в "Сюй ци се цзи" и вполне традиционные рассказы о встречах с душами умерших.

Сюй Цюфу из Цяньтана был прекрасный лекарь. Жилище [его] располагалось к востоку от моста Хугоуцяо. Однажды ночью [Цюфу] услышал доносящиеся из пустоты стоны — очень жалобные. [Цюфу] подошел поближе и спросил:

— Ты не душа ли умершего? Что тут делаешь? Голодаешь-холодаешь, нужны еда и одежда? Или же хворь какая одолела и [тебе] потребно лечение?

— Я из Дунъяна, — отвечал гуй. — Фамилия [моя] Сы, имя Сэнпин. Некогда я был чиновником, [отвечавшим] за пиры и увеселения, но умер от страшной боли в пояснице — здесь, к северу от озера. И хоть теперь [я] гуй, но страдаю как при жизни. Знаю, что вы, сударь, прекрасный врач, вот и явился с поклоном!

— Но у тебя же нет плоти, — отвечал Цюфу. — Как лечить?

— Можно сплести из тростника [фигурку] человека, — отвечал гуй. — Введите [фигурке] в нужные места иглы, а когда закончите, опустите в воду плыть по течению.

Цюфу изготовил тростникового человечка, ввел иглы в места на пояснице и у глаз, кроме того, принес обильные жертвы [гую] и послал опустить [фигурку] в озеро. Сгустилась ночь, и во сне [к нему] пришел гуй, сказал:

— Я поправился! Да еще удостоился пищи в подарок! Благодарю вас, сударь, за вашу щедрую милость! На шестой год под сунским девизом правления Юань-цзя Цюфу сделался фэнчаоцином12.

Данный рассказ — из числа редких: мало где еще можно встретить упоминание о том, что душа умершего страдает от прижизненных заболеваний. И разумеется, служебное повышение Сюй Цюфу следует рассматривать как благодарность умершего за излечение. Наконец, четвертая группа — рассказы, имеющие буддийскую окраску. Здесь самая знаменитая история повествует о некоем книжнике, которого главный герой рассказа Сюй Янь повстречал в горах и который продемонстрировал ему различные чудеса — извлекал изо рта различные предметы, которые туда заведомо не могли поместиться, доставал девушку шестнадцати лет, а та, когда книжник заснул, достала, в свою очередь, изо рта юношу, который вынул изо рта очередную девушку. Данный мотив восходит к одной из буддийских притч, входящих в "Цзю цза пи юй цзин", — там говорится о брахмане, чудесным образом извлекшем изо рта чайник, в котором находилась девушка, а та, в свою очередь, достала изо рта чайник, где был юноша, и так далее13. Однако у У Цзюня эта история оказывается полностью переработана и включена в привычный китайскому читателю мир сяошо — в отличие от аналогичных случаев в, скажем, "Соу шэнь цзи" Гань Бао, где содержатся краткие пересказы сюжетов из той же сутры; после рассказа о Чжан Хуа этот фрагмент — самый значительный по объему в "Сюй ци се цзи". И опять же: мне кажется не совсем корректным из-за наличия (но не преобладания) в сборнике буддийских мотивов относить "Сюй ци се цзи" к "буддийским" сяошо, как это делают Хоу Чжунъи и некоторые другие современные китайские исследователи. И в этом, и в ряде иных случаев появление буддийских мотивов в сборниках сяошо просто неизбежно — в силу дани времени, в силу все большего распространения данного учения в Китае, в силу внедрения буддизма в повседневную жизнь простого народа и образованной части общества; но и только. Сборник У Цзюня, хотя он и невелик, оставил значительный след в истории китайской прозы сяошо — составляющие его фрагменты объемны, высоколитературны, законченны, обладают занимательными и важными сюжетами, многократно использованными литераторами последующих времен — от авторов танских новелл до цинского Цзи Юня; зафиксированные в "Сюй ци се цзи" легенды, связанные с определенными датами лунного календаря, оказались весьма востребованы последующей культурной традицией; это, по выражению Лу Синя, "выдающийся, заслуживающий внимания сборник".14

Примечания

1 Это сочинение насчитывало в своем составе шестьсот цзюаней, готовилось по распоряжению лянского У-ди, и он же лично написал к "Тун ши" предисловие и послесловия-цзань, отчего официально именно У-ди значился как автор данного исторического свода. Изначальный текст "Тун ши" давно утерян.

2 Нам известно о том, что У Цзюнь был также автором утерянных сочинений "Мяо цзи" ("Записки о храмах") в десяти цзюанях, "Ши эр чжоу цзи" ("Записки о двенадцати областях") в пятнадцати цзюанях, "Цянь тан сянь шэн чжуань" ("Жизнеописания мудрецов из Цяньтана") в пяти цзюанях и некоторых других. Собрание его сочинений, насчитывавшее двадцать цзюаней, было частично утеряно — сохранилась минская реконструкция в трех цзюанях. В цз. 49 лянской династийной истории и в цз. 72 "Нань ши" содержатся биографии У Цзюня. Также о нем см.: "Чжунго вэньянь сяошоцзя пинчжуань". С. 76-78; Хуан Чунхао. "У Цзюнь шэнпин юй чжэшу каосо"; Ду Цзюань. "Цзяньшу Ци Лян шижэнь У Цзюньдэ чуанцзо бэйцзин". Об особенностях поэтического стиля У Цзюня см., например: Вань Гуанчжи. Лунь "У Цзюнь ти". На русский язык М. Е. Кравцовой переведено одно стихотворение У Цзюня: "Резной дракон". С. 310.

3 Хоу Чжунъи обращает внимание на то, что в "Чун вэнь цзун му" объем "Сюй ци се цзи" указан в три цзюаня; вероятно, это описка (Хоу Чжунъи. "Чжунго вэньянь сяошо шигао". Т. 1. С. 152).

4 Чэнь Чжэньсунь. "Чжи чжай шу лу цзе ти". С. 317.

5 Ли Цзяньго указывает на ряд фрагментов, содержащихся в разных старых сочинениях и в комментариях к ним, которые, по его мнению, были взяты из "Сюй ци се цзи" и не включены в ныне известный текст сборника (Ли Цзяньго. "Танцянь чжигуай сяошо ши". С. 406). В основном это фрагменты из "Тай пин гуан цзи". Данная тема еще ждет своего исследователя. Сборник "Сюй ци се цзи" был издан в составе антологии "Хань Вэй Лючао бицзи сяошо дагуань" (с. 1001-1009) в редакции Ван Гэньлиня. Следует также упомянуть антологию "Чжунго гудай ши да чжигуай сяошо шанси", во второй том которой вошли все семнадцать фрагментов сборника (с. 803-830), — их текст подготовлен, основательно прокомментирован и переведен на современный язык, данное издание выгодно отличается от безликой редакции Ван Гэньлиня. Восемь фрагментов из сборника вошли в антологию Ли Цзяньго "Танцянь чжигуай сяошо цзиши" (с. 591-634); данное издание отличается многочисленными вспомогательными материалами и ценными комментариями, сопровождающим каждый рассказ. Разные фрагменты из "Сюй ци се цзи" выходили в КНР и в составе других сборников и антологий.

6 Вэй Шиминь. "Наньчао Лян цибу сяошо чэншу няньдай као". С. 53.

7 "Хань Вэй Лючао бицзи сяошо дагуань". С. 1009. И это странно, потому что современник Лу Ю, уже упомянутый выше Чэнь Чжэньсунь, в своей библиографии отмечает, что сочинение Дунъян У-и было отмечено в танской династийной истории, но в его время оказалось утрачено. "Уж не продолжение ли его эта книга?" — задает в конце вопрос сунский библиограф (Чэнь Чжэньсунь. "Чжи чжай шу лу цзе ти". С. 317)

8 Из "Соу шэнь цзи" заимствованы фрагменты о Чжан Чэне, получившем от духа местности рецепт каши для шелковичных червей (IV, 89); знаменитый рассказ о Чжан Хуа, разоблачившем тысячелетнего лиса-оборотня (XVIII, 421); наконец рассказ о Ян Бао, которого облагодетельствовала спасенная им птица (XX, 452). Все три рассказа у Гань Бао и у У Цзюня имеют незначительные, на уровне отдельных иероглифов, различия; и лишь рассказ о Ян Бао подвергнут более основательному редактированию. У Гань Бао: "Во время Хань жил Ян Бао, происхождением из Хуннуна (ханьский округ, располагавшийся на территории современной провинции Хэнань. — И. А.). Когда ему было девять лет, он приехал на северный склон горы в уезде Хуаинь и увидел, как желторотый воробей, сбитый ушастой совой, упал под дерево, где за него принялась медведка. Бао пожалел воробья, подобрал его, посадил в короб для платков и стал кормить желтыми цветами. Прошло сто дней. Перья у воробьишки отрасли, он начал улетать по утрам, но вечером возвращался. Однажды ночью, в третью стражу, когда Бао читал свои книги и еще не лег, перед ним появился отрок в желтых одеждах, троекратно поклонился Бао и произнес: "Я — посланец Повелительницы Запада Сиванму. Она послала меня на Пэнлай, но на беду меня сбила ушастая сова. Вы меня пожалели и выходили, растрогав вашими благодеяниями". И он преподнес Бао четыре браслета из белого нефрита, сказав при этом: "Пусть ваши дети и внуки будут столь же чисты и белы, как эти браслеты. И пусть поднимутся на три высших поста в стране" (Гань Бао. Записки о поисках духов. С. 454. Перевод Л. Н. Меньшикова). У Цзюня: "Ян Бао, родом из Хуннуна, характером был сострадателен и отцелюбив. Когда [ему] было девять лет, [Бао] приехал на Хуаиньшань и [там] увидел, как желторотый воробей, сбитый совой, упал под дерево, весь страшно израненный, запутался в траве, и [воробья] стала сызнова терзать медведка. Бао положил [воробья] за пазуху, вернулся домой и пристроил на потолочных балках. Ночью услышал писк, очень жалобный, забрался [наверх] с лампой, осмотрел [воробья], увидел укусы медведки и перенес в короб для платков, стал кормить желтыми цветами. Прошло десять с чем-то дней, [у воробья] окрепли перья, [он] поднялся на крыло — утром улетал, на закате возвращался, ночь проводил в коробе для платков. Так минул год и вдруг прилетела стая воробьев — с печальными криками [они] носились вокруг дома [Бао], и через несколько дней улетели. Тем вечером, в третью стражу, когда Бао еще читал, появился отрок в желтых одеждах и сказал: "Я — посланец Повелительницы Запада Сиванму. Однажды [она] послала меня на Пэнлай, но на беду [меня] сбила сова. Благодаря вашей, сударь, щедрой милости [я] обрел спасение и ныне должен отблагодарить вас!" На прощание [он] дал [Бао] четыре нефритовых браслета и сказал: "Пусть ваши, сударь, дети и внуки будут чисты и белы как эти браслеты, пусть [ваш род] поднимется до трех высших постов [в стране], служа подобно этим кольцам!" Сыновняя почтительность Бао прогремела по Поднебесной, служебное положение [его] взлетело к небесам. [У него родился] сын Чжэнь, у Чжэня родился Бин, у Бина родился Бяо — все четверо стали знаменитостями своего времени. А когда Чжэнь опочил, с небес спустилась большая птица, и все говорили, что это — знамение истинной сыновней почтительности" ("Хань Вэй Лючао бицзи сяошо дагуань". С. 1005). Редакция У Цзюня значительно уточняет, конкретизирует и развивает текст Гань Бао.

9 "Хань Вэй Лючао бицзи сяошо дагуань". С. 1004. Тайчжун дафу — должность в ближнем государевом окружении, не дававшая реальной власти; в обязанности такого чиновника входило консультировать и увещевать императора.

10 Цюй Юань (340?-278 до н. э.) — родоначальник китайской авторской поэзии, великий литератор. Выходец из одного из знатных родов царства Чу. Занимал высокий пост советника при Хуай-ване (на троне 328-299 до н. э.) и в этом качестве ратовал за союз с другими древнекитайскими царствами против набирающего силу царства Цинь, однако же был оклеветан завистниками и соперниками и в 304 г. до н. э. отправлен в первую ссылку, на север царства, а в 286 г. до н. э. — и во вторую, на юг. Глубоко переживал военное поражение Чу и захват столицы циньскими войсками и покончил с собой в реке Мило (Хунань). Автор многочисленных поэтических произведений, вошедших в сокровищницу мировой литературы. День его смерти отмечают на пятый день пятой луны. Подробнее см.: Духовная культура Китая. Т. 3. С. 535-538; Алимов И. А., Кравцова М. Е. История китайской классической литературы. Ч. 1. С. 554-575.

11 Хоу Чжунъи. "Чжунго вэньянь сяошо шигао". Т. 1. С. 157.

12 "Хань Вэй Лючао бицзи сяошо дагуань". С. 1009. Цяньтан — одно из старых названий современного г. Ханчжоу (провинция Чжэцзян), стоящего на берегу озера Сиху, которое считается одним из самых прекрасных в Китае. Фэнчаоцин — почетный придворный титул, "приглашаемый на высочайшие приемы". Шестой год... юань цзя — 429 г. Этот рассказ в переводе R. Campany. см.: Campany R. Ghosts Matter. P. 27

13 "Цзю цза пи юй цзин" ("Старая сутра разных притч"), в двух цзюанях, включающих 61 притчу, была переведена на китайский язык в третьей четверти III в. прибывшим из Индии в 241 г. (или в 247 г.) и происходившим из племени канцзюй монахом Кан Сэнхуэем (?-280), основавшим близ современного Нанцзина монастырь Цзяньчусы и занимавшимся переводами с 251 г. и до самой смерти. Подробнее см. текст самой притчи: Цза пи юй цзин ичжу. С. 35-36. 2 "

14 Лу Сюнь. "Чжунго сяошо шилюэ". С. 48.

Источник: И. А. Алимов. "Сад удивительного", 2014

Перевод: Кравцова М.Е.

У меня есть о ком думать ("Вечерние сумерки, я о любимом тоскую...")

Вечерние сумерки, я о любимом тоскую, Нет силы сдержаться, на коже ожоги от слез. Мне ветер весенний по-прежнему сердце волнует, Вам иней осенний ложится на пряди волос.

Источник: Кравцова М.Е. "Поэзия Древнего Китая", 1994

Сяо Цзыфань (486-549)

Сановник, ученый-книжник, литератор, поэт Лян (Наньчао).

Член правящего дома Нань Ци (внук Сяо Даочэна и племянник циского У-ди). В 10 лет (в середине годов Юнмин) получил титул хоу (祁陽縣侯, Циянсянь-хоу) и был назначен сяньма в свиту Вэньхуэй тайцзы. Реально же его служебная карьера началась при Лян. На протяжении большей части правления Сяо Яня занимал различные секретарские должности при принцах крови и лиц из руководства страны (в том числе сыту). Затем служил на различных государственных должностях (в том числе тинвэйцина), был нэйши губернаторства Шисин (в современной провинции Гуандун). Во второй половине 540-х гг. повысили до мишуцзяня. После интронизации Сяо Гана был пожалован гуанлу дафу, но вскоре скончался от болезни в 64 года. Посмертно ему был дарован ранг цзиньцзы гуанлу дафу.

Согласно жизнеописанию, имелось собрание его сочинений в 30 цзюанях. Существовало "Лян ши син нэй ши сяо цзы фань цзи" (梁始興内史蕭子範集, "Собрание сочинений Сяо Цзыфаня, губернатора Шисин [времен] Лян") в 13 цзюанях [СШ5 цз. 35]. При Тан осталось "Сяо цзя фань цзи" (蕭子範集, "Собрание сочинений Сяо Цзыфаня") в 3 цзюанях [СТШ, цз. 60], утрачено в X в.

Сохранились:

— 10 стихотворений, преимущественно пятисловные восьмистишия; среди них: юэфу "Ло фу син" (羅敷行, "Песнь о Ло-фу") [ЮФШЦ, цз. 28]; преобладают стихи личностного характера и с пейзажными зарисовками, например: "Ван чунь юэ ши" (望秋月詩, "Любуясь осенней луной"), "Ло хуа ши" (落花詩, "Опадающие цветы"), "Е тин янь ши" (夜聽雁詩, "Ночью слышу [крики летящих] гусей") [ИВЛЦ, цз. 1, 8& 91], "Хоу тан тин чань ши" (後堂聴蟬詩, "[Сидя] в задних покоях, слушаю цикад") [ЧСЦ, цз. 30];

— стихи на любовные темы, наиболее известно "Чунь ван гу и ши" (春望古意詩, "О весеннем любовании в древнем стиле") [ЮТСЮ, цз. ]; сегодня лучшими считаются: восьмистишие "Дун тин цзи ван ши" (東亭極望詩, "Из Восточного павильона любуюсь дальними окрестностями") [ИВЛЦ, цз. 3, 28], а также "Ся е ду цзо ши" (夏夜獨坐詩, "Летней ночью в одиночестве сижу"), в 12 строк.

— 4 (все в формате сяофу) [ЯКЦ IX, цз. 22]: "Цзя юань сань юэ сань жи фу" (家園三月三日賦, "Ода о [праздновании] третьего дня третьей луны в домашнем саду") "Чжи фан фу" (直坊賦, "Ода о том, как оказался в [служебном] квартале"), "Цзянь ань чэн мэнь ся фу" (建安城門峽賦, "Ода о горном ущелье [за] городскими Вратами строительства покоя"), "Шан ван фу" (傷往賦 "Ода о [душевных] страданиях") [ИВЛЦ, цз. 4, 6, 34, 62].

— 6 произведений (преимущественно во фрагментах) в нескольких жанрах вэнь [ЯКЦIX, цз. 23], среди них 3 бяо и "Гуань цзы чжэнь" (冠子箴, "Наставление совершеннолетнему сыну"), 22 строки [ИВЛЦ цз. 40].

Источник: Кравцова М. Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Бежин Л.Е.

Смотрю на осеннюю луну ("Был Млечный Путь ночным окутан мраком...")

Был Млечный Путь  ночным окутан мраком, Но свет его пронзил  покровы туч. Каймой узорноц  лег на одеяло И цитру осветил  прозрачный луч. Грустит в саду  холодном орхидея, Под ветром стонет  старый мандарин. И человек  вздыхает от печали. Горит свеча.  Он в комнате один.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Се Цзюй (499?-548)

Сановник, поэт второй половины Нань Ци — Лян (Наньчао).

Представитель чэньцзюньских Се, внук Се Чжуана. С детства отличался прилежанием и литературными дарованиями. В 14 лет преподнес сочиненные им стихи Шэнь Юэ, удостоившись похвалы последнего. Начал службу с поста мишулана, затем состоял шуцзы при наследнике престола, занимал различные должности в государственных административных структурах (в том числе мишучэна). Сяо Янь, придя к власти, лично определил его чжуншужэнем при дворе Сяо Туна. В 513 г. был повышен до шичжуна, через 3 года в генеральском звании был отправлен служить в провинцию. Вернувшись около 520 г. в столицу (Цзянькан), вновь стал шичжуном, позже — бубин цзяовэем. С 527 г. и до смерти находился в основном в столице, в 548 г. дослужившись до шаншулина.

Согласно жизнеописанию, имелось его собрание сочинений в 20 цзюанях, которое полностью погибло во время гражданской розни середины VI в.

Сохранились:

— стихотворение "Лин юнь тай" (凌雲薑, "Башня, вознесшаяся к облакам"), в 10 пятисловных строк [ВЮИХ, цз. 192; ЮФШЦ, цз. 75]. — фрагменты одного лунь (буддийского содержания) и одной мин [ЯКЦIX, цз. 45].

Источник: Кравцова М. Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Бежин Л.Е.

Башня, вознесшаяся к облакам ("На вечерней заре поднимается ветер осенний...")

Черепичная крыша блестит меж узорных стропил, Одинокую башню макушками лес окружил. Высотою поспорит с Колодцем из яшмы* она, Открывается взору вдали Золотая волна*. Мне почудилось, будто прохладой повеяло вдруг. В эту раннюю осень торопятся гуси на юг. Здесь рождаются строки о друге, которого нет, Озирая просторы, слагает напевы поэт. Вдохновение дарят просторы бескрайних лугов, Постигаю значенье летящих во мгле облаков... Примечания

...с Колодцем из яшмы... — имеется в виду небольшое созвездие из четырех звезд, входившее в зодиакальное созвездие Шэнь.

... Золотая волна. — Согласно китайской концепции круговращения пяти первоэлементов в природе, осени соответствует элемент металла (в том числе золота). Движение мирового эфира осенней порой — это движение стихии металла, воплощенное в разном обличье: волны, ветра или человеческих чувств. Металлическая (или золотая) волна — поэтический синоним осенних вод, точно так же как встречающееся в китайской поэзии выражение "золотой ветер" относится к осенним ветрам.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Башня, вознесшаяся к облакам ("Черепичная крыша блестит меж узорных стропил...")

Черепичная крыша  блестит меж узорных стропил, Одинокую башню  макушками лес окружил. Высотою поспорит  с Небесным колодцем она, Открывается взору  вдали Золотая волна. Мне почудилось, будто  прохладой повеяло вдруг, В эту раннюю осень  торопятся гуси на юг. Здесь рождаются строки  о друге, которого нет, Озирая просторы,  слагает напевы поэт. Вдохновение дарят  просторы бескрайних лугов, Постигаю значенье  летящих во мгле облаков...

Источник: "Поэзия семейства Се", 1993

Юй Синь (513-581)

Государственный деятель, ведущий поэт VI в., один из крупнейших литераторов эпохи Шести династий (Лючао, III-VI вв.). Родился в 513 г. в области Наньян (юг современной провинции Хэнань).

Согласно жизнеописанию Юй Синя, в официальном историографическом сочинении "Чжоу шу" ("Книга [об эпохе Бэй (Северная)] Чжоу", цз. 41) Вэй Чжэна (580-643), он происходил из высокопоставленного чиновничьего семейства, близкого к клану Сяо — августейшему дому Южных династий Ци (479-501) и Лян (502-557). Его отец Юй Цзяньу (487-550), сановник и поэт, лично знакомый с ведущими литераторами своего времени, в т. ч. с Шэнь Юэ, был наставником принца Сяо Туна — второго сына императора У-ди династии Лян. В 14 лет Юй Синь был представлен ко двору и вошел в число ближайших лиц наследного принца Сяо Туна. После смерти последнего (531) Юй Синь по протекции своего отца был принят в свиту Сяо Гана, возведенного в статус наследника престола, и вошел в его литературное окружение, с творчеством представителей которого связывается возникновение тематического направления гун ти ши "стихи/поэзия дворцового стиля", доминировавшего в поэзии 530-540-х. Во 2-й половине 540-х Юй Синь активно проявил себя и на официальном поприще: находясь в генеральском звании, он неоднократно возглавлял дипломатические миссии, с успехом отстаивая интересы династии Лян перед ее северными соседями.

Дальнейшая судьба Юй Синя неразрывно связана с трагическими событиями конца династии Лян. В 547 поднял мятеж генерал Хоу Цзин (503-552), который в свое время бежал с Севера и нашел приют при дворе Лян. Сумев заручиться поддержкой периферийных военачальников, он захватил столицу, бросил в тюрьму престарелого императора У-ди и возвел на престол Сяо Гана (император Цзяньвэнь-ди: 549-551), от чьего имени он вначале намеревался действовать и которого сам же убил по прошествии менее чем двух лет. Несколько членов дома Сяо и сановников бежали в Цзянлин (область и город на территории современной провинции Хубэй), где властвовал седьмой сын У-ди, принц Сяо И (508-554). Ему удалось подавить мятеж Хоу Цзина и взойти на престол (император Юань-ди: 552-554). В 554 г. в Цзянлин ворвались войска северного царства Си (Западное) Вэй. Сяо И погиб, более 100 тыс. человек были угнаны в плен. Страну раздирали междоусобицы. Формально династия Лян просуществовала еще несколько лет (правление малолетнего государя-марионетки Цзин-ди: 555-557), завершившихся очередным государственным переворотом и воцарением династии Чэнь (557-589).

Юй Синь, чудом выбравшийся из охваченной мятежом столицы, вначале бежал в Цзянлин, а после гибели Сяо И — в только что созданное (на руинах Северного Вэй, 386-534) царство Бэй (Северное) Чжоу (557-581). Он потерял почти всех друзей и родных: некоторые погибли, иные были угнаны в плен. Юй Синь сразу же занял высокое общественное положение в Северном Чжоу: он был принят при дворе, вновь получил генеральское звание, был возведен в сан вельможи (дафу), занимал руководящие посты (в т. ч. губернатора столичной области), дающие ему право иметь собственный штат и канцелярию — кайфу. Есть все основания полагать, что в своей активной политической деятельности Юй Синь руководствовался не только благодарностью к приютившему его правителю Северного Чжоу, но и убежденностью в том, что именно этому царству суждено объединить страну и положить конец хаосу и смутам.

Творческое наследие Юй Синя весьма объемно. Особое место в нем занимают тексты в жанре мин — (памятная надпись); в основном это эпитафии полководцам и государственным деятелям Северного Чжоу, в чем выразилось его стремление содействовать упрочению данного правящего режима. Собственно поэтическое наследие Юй Синя состоит из 2 объемистых циклов культовых песнопений (гун юэ): "Чжоу цзун мяо гэ" ("Песни [династии Северная] Чжоу [для исполнения] в храме императорских предков", 12 текстов) и "Чжоу янь шэ гэ цы" ("Песнопения [династии Северная] Чжоу [для исполнения во время] пиршественных церемоний и стрельбы из лука", 24 текста) — оба созданы в 565 г. Кроме того, ему принадлежит 14 од и более 200 стихотворных произведений: 21 в жанре юэфу (вэньжэнъ юэфу), остальные — в жанре ши. Однако известно, что сохранилась лишь часть творений Юй Синя.

В историографических сочинениях VII-XI вв. упоминается несколько собраний его сочинений: прижизненное (объемом 24 цз.); составленное вскоре после его смерти (при династии Суй, 581-618); те, что существовали в эпоху Таи (объем варьировался от 14 до 20 цз.). Но все они были утрачены. В XV-XVI вв. творческое наследие Юй Синя было частично восстановлено и сведено в "Юй кайфу цзи" ("Собрание произведений Юя — [сановника, имевшего собственную] канцелярию"), которое вошло в сводное издание Чжан Пу (1602-1641). Этот же вариант, но под названием "Юй Цзышань цзи" ("Собрание произведений Юй Цзышаня") был включен в свод Дин Фубао (1874-1952; публикация 1916). В XVII-XIX вв. появилось еще несколько вариантов собрания сочинений Юй Синя; наибольшим авторитетом пользуется "Юй Цзышань цзи", подготовленное Ни Фанем (2-я пол. XVII в.; переиздание в 1980). Кроме того, его лирические произведения представлены в сводных изданиях Дин Фубао (публикация 1964) и Лу Циньли (1911-1973); культовые песнопения — в "Юэфу ши цзи" ("Собрание юэфу", цз. 9, 15) Го Маоцяня (1050?-1126); одические и прозаические произведения — в своде Янь Кэцзюня (1762-1843).

Поэтическое творчество (и в первую очередь лирика) Юй Синя четко делится на два хронологических периода — до событий середины VI в. и после них. В первый период особое место занимает лирика, созданная во время пребывания Юй Синя в литературном окружении Сяо Гана и органически принадлежащая гун ти ши. Самым ярким ее образцом признается цикл "Юн хуа пин фэн ши" ("Воспеваю пейзажи, изображенные на ширме", 25 стихотворений-ши), полностью отвечающий художественным установкам "поэзии дворцового стиля", особенно при описании роскоши дворцовой жизни: "В высоком дворце, что на тысячу синей поднялся, / На длинной террасе с четырьмя колоннами / Звуки песен достигли веера-луны, / Струнам вторят тени гибких танцовщиц. / <...> / Одно желанье, чтобы радость эта / Отныне продолжалась сотню лет" (7-е стихотворение цикла/ пер. Т. Х. Томихай).

Произведения в дворцовом стиле Юй Синя свидетельствуют о подлинном мастерстве и таланте их автора. Они настолько превосходят лирику других представителей литературного окружения Сяо Гана (включая Юй Цзяньу — отца Юй Синя), что впоследствии в традиционной китайской филологии утвердилось понятие Юй Синь ти ("стиль Юй Синя"), посредством которого определяется творчество всех этих литераторов. Тем не менее лирика Юй Синя носит откровенно подражательный характер в том смысле, что большая часть его произведений является вариациями на тему произведений Сяо Гана и отца, которые в свою очередь во многом подражали авторам предшествовавшего поэтического течения — Юнмин ти (Поэзия в стиле юнмин). Эта вторичность особенно заметна на материале стихов-воспеваний (юн), по названиям совпадающих с произведениями других литераторов (Шэнь Юэ, Се Тяо и др.), напр.: "Юн чунь цзинь сюэ юй ин чжао" ("По высочайшему повелению воспеваю остатки снега весной"), "Юн юань хуа" ("Воспеваю цветы в саду"), "Юн юй шань" ("Воспеваю перьевой веер"), "Цзин ши" ("Стихи о зеркале"), "Мэй хуа ши" ("Стихи о цветах сливы"). Важно, что эстетические и идейные установки гун ти ши соответствовали образу жизни и мировосприятию Юй Синя — молодого царедворца, искренне наслаждающегося августейшим фавором, собственным благополучием и уверенного в своем дальнейшем преуспеянии.

Наряду с произведениями гун ти ши к рассматриваемому хронологическому периоду относятся также стихотворения с буддийскими и даосскими мотивами. Но и они либо опираются на опыт предшествующей поэзии (напр.: "Жу дао-ши гуань ши" — "Прибыл в обитель даосского наставника"; цикл "Сянь шань ши эр шоу" — "Два стихотворения о горах бессмертных"; "Ю шань ши" — "Стихи о путешествии в горы", другое название "Ю сянь" — "Путешествие [к] бессмертным"), либо вновь являются вариациями на тему произведений современников поэта, главным образом Сяо Ганя, что видно из их названий: "Фэн хэ шань чи" ("С почтением вторю [стихотворению] "Горное озеро"), "Фэн хэ Чжао-ван ю сянь" ("С почтением вторю ["Стихам о] путешествии [к] бессмертным" Чжаоского принца"), "Фэн хэ Тунтайсы футу" — "С почтением вторю [стихотворению] "Буддийский монастырь Тунтайсы").

Творческая индивидуальность Юй Синя и его поэтический потенциал ярче всего проявляются в пейзажных зарисовках, которым присуща эмоциональность и свежесть поэтического языка. Например, в стихотворении "Чжоу чжун ван юэ" так воспроизводится картина великолепия ночной природы: "Горы светлы, будто покрылись снегом, / Берега белы, но вовсе не от песка. / В Небесной Реке вижу рассыпанный жемчуг, / Звездный мост — словно из цветов корицы" ("В лодке любуюсь луной" / пер. Т. Х. Томихай). Подобные стихотворения Юй Синя намечают качественно новую фазу в эволюции пейзажной лирики (шань шуй ши "стихи/поэзия гор и вод") — отход от пронизанных мотивами грозного величия и мистической ауры дикой природы панорамных картин горного ландшафта, которые составляли квинтэссенцию "поэзии гор и вод" Се Линъюня и его преемников (например, Се Тяо). В исполнении Юй Синя пейзажная лирика приобретает камерность и эскизность, что только усиливает ощущение духовной сопричастности человека к окружающему миру природы. В окончательном виде этот художественный вариант шань шуй ши восторжествует в творчестве великих танских поэтов Мэн Хаожаня и Ван Вэя.

Во 2-й половине 540-х творчество Юй Синя претерпело серьезные изменения. Исполняя возложенные на него дипломатические задания, он, можно сказать, впервые оказался вне дворцовых стен, познакомился с реальной жизнью страны, почувствовал собственную причастность к государственному правлению. Его стих приобрел жесткость, утонченно-изящная образность начала уступать место изобразительным средствам, передающим жизненную конкретику. Зазвучали мотивы ностальгии по дому, грусти от разлуки с друзьями, опасения за успех порученного поэту дела ("Цзян мин чжи Е ши" — "Получил приказ отправиться в Е"; "Цзян мин ши бэй ши ду Гуабу Цзян ши" — "Получив приказ следовать на север, переправляюсь через Янцзы у [гор] Гуабу"). Появились гражданские мотивы — раздумья по поводу истинного положения правящего дома и истинной судьбы Китая. Интерес к истории пробудился у Юй Синя, когда он оказался в местах (на территории северных соседей Лян), связанных с прошлым его страны. Поэт вспоминает хорошо знакомые ему по книгам рассказы о древних событиях и героях (например, "Жу Пэнчэн гуань" — "Прибыл на подворье города Пэнчэн"). Эти воспоминания вызывают у него мысли о том, что в мире нет ничего постоянного: взлеты сменяются падениями, расцвет — упадком. В таком ключе формируется историческое сознание поэта, что в дальнейшем решительно скажется на его творческой манере — активном использовании исторических намеков (дяньу).

После трагических событий середины VI в. лирика Юй Синя становится преисполненной гражданского пафоса, пронизанной идеей о необходимости объединения страны, дабы навсегда пресечь хаос и смуту. Вершиной лирической поэзии Юй Синя данного, второго периода его творчества считается цикл "Юн хуай" — "Пою о чувствах", "Воспоминания" (другое название "Ни юн хуай" — "Подражаю [стихам] "Пою о чувствах", "Подражание стансам на тему "Воспоминания"). Состоящий из 27 стихотворений (каждое объемом 8-16 строк), этот цикл по форме является подражанием одноименному циклу Жуань Цзи, но в отличие от него представляет собой лирику на историко-политические темы. В стихотворениях Юй Синя воспроизводятся эпизоды истории, позволяющие ему рассуждать о закономерностях исторического процесса, принципах истинного правления и личных качествах отдельных исторических персонажей. Нередко в таких эпизодах он усматривает аналогии с собственной судьбой. Впечатляет хронологический диапазон цикла: с середины XIV в. до н. э. по VI в. н. э., а также многочисленность упомянутых в нем исторических персонажей: монархов древних династий, прославленных мыслителей, государственных деятелей, литераторов (Цюй Юань, Цзи Кан, Жуань Цзи, Тао Юаньмин и др.). Тексты стихотворений настолько насыщены намеками на исторические сюжеты и древние письменные памятники, что буквально каждая строка требует расшифровки и пространного комментария. Пример — первое двустишие 2-го стихотворения цикла: "Носил красную одежду, когда жил в Фуяне, / Держал удочку над рекой Вэйчуань", содержащее намек на рассказ об У-дине — царе древнего государства Шан-Инь (XVI-XI вв. до н. э.). Царь нашел себе советника Фу Юэ. Он отыскал его среди преступников (они обязаны были носить одежду красного цвета), сосланных в местность Фуян, и, убедившись в мудрости и добродетелях Фу Юэ, не побоялся назначить его на пост министра.

Одновременно лирика Юй Синя становится предельно личностной. Она пронизана отчаянием, скорбью по погибшим друзьям и родным, тоской по родине, чувством одиночества. Сам стих обрел напряженность, драматический накал и вместе с тем лаконичность: излюбленной формой поэта становится четверостишие (например, "Шан ван" — "Скорблю о прошлом"): "Поглядел на луну — слез ручьи потекли, / Распустились цветы — еще больше хмурятся брови. / С той поры как покинул я дом, / Сколько лет я тоскую?"

Шедеврами одической поэзии Юй Синя считаются 3 оды: "Ай Цзяннань фу" ("Плач [о] Цзяннани"), "Кушу фу" ("Ода [о] засохшем дереве", "Засохшее дерево", "Песнь [о] засохших деревьях") и "Шан синь фу" ("Ода [о] страдающем сердце", "Раненое сердце").

В "Ай Цзяннань фу" рассказывается о трагических событиях 547-554, начиная с мятежа Хоу Цзина — "великого злодея", отплатившего черной неблагодарностью за доброе к нему отношение императора У-ди: <...> "Великий злодей овладел государством, / <...> / Спасаясь, я тайно бежал в ущелье Хуангу. / Государь и народ оказались словно во рву с пылающими углями". В то же время Юй Синь понимает, что причина катастрофы заключается в политической недальновидности и беспечности властей Лян. И он не может удержаться от упрека, выраженного через исторические параллели, в адрес У-ди, который пренебрег своей первостепенной обязанностью — заботиться о государстве. Завершается ода раздумьями поэта о пути человека, о династии, о стране. Для него несомненна причастность каждого человека к истории. В его представлении исторический процесс и жизнь индивида словно бы движутся по замкнутому кругу. И то, что судьба забросила его, Юй Синя, на север, видится ему явлением, предопределенным всем ходом исторических событий: "Итак, путь Неба возвращается к началу, / В полной мере это относится и к человеку. / Предки мои некогда жили в Западной Цзинь, / Затем переместились к востоку от Цзян. / С тех пор сменилось семь поколений, / И мне суждено вернуться на север" ("Плач о Цзяннани" / пер. Т. Х. Томихай). "Ку шу фу" — произведение аллегорического характера, главной темой которого является мысль о том, что человек, подобно растениям, вырванным из родной почвы и лишенным жизненных соков, обречен на умирание: "Мне горы и реки встают на дороге, / Брожу одиноко, далеко мой дом. / Лишился я почвы — слезы ручьями, / Изранены корни — кровь бьет ключом" ("Песнь о засохших деревьях" / пер. Л. Н. Меньшикова).

Ода "Шан синь фу" — произведение, преисполненное скорби и отчаяния Юй Синя по своим погибшим детям: "Двое сыновей и дочь мои, / Надели платье, подобающее совершеннолетним. / Как раз в это время в Цзиньлине вспыхнул мятеж, / И все они друг за другом покинули этот мир. / У меня, связанного путами службы, / В один миг голова стала белой". От скорби в связи с личной утратой Юй Синь переходит к переживанию катастрофы, постигшей всю страну: "Народ оказался словно среди горящих угольев. / Братьев разбросало по пяти областям. / Отцов и сыновей разделили три реки. / Земля уподобилась кипящему котлу". В финале оды поэт задается вопросами на вечные темы, но вопросы эти риторические, ибо отвечает на них сама жизнь со всеми ее невзгодами и горем: "Жизнь человека как долго продлится? / По сотне печалей на его короткий век. / <...> / А человек — всего лишь свеча при дуновении ветра, / Словно пылинка. /Как печалит могильный холм, / Многим ли удалось избежать его?" ("Раненое сердце"/ пер. Т. Х. Томихай).

Столь поразительная метаморфоза самого Юй Синя и его произведений предопределила диаметрально противоположные оценки его творчества в традиционной китайской филологии. Одни критики и литераторы видели в нем глашатая "поэзии дворцового стиля", в лирике которого воплотились все отрицательные, с их точки зрения, приметы этого тематического направления: вычурная красивость, упоение придворной жизнью. Такое отношение к Юй Синю лучше всего сформулировано в эссе Сун Ляня (1310-1381): "...а если теперь говорить нам о Сюй Сяому [Сюй Лин], Юй Цзышане, то оба они, как один, кумиром себе храмовым воздвигли красивость, кокетство" (Сун Лянь. Ответ на письмо студента-сюцая Чжана по вопросу о поэзии / пер. В. М. Алексеева). Другим же критикам он виделся поэтом-мучеником и поэтом-гражданином; их мнение лучше всего выразил великий танский поэт Ду Фу: "Всю жизнь Юй Синь не был защищен от холодных ветров. В конце жизненного пути его стихи и оды сдвинули реки и горные заставы" (пер. Т. Х. Томихай).

Постепенно вторая ипостась Юй Синя почти полностью вытеснила первую. И уже в литературной критике эпохи Цин (1644-1911) он именно как поэт-гражданин был причислен к плеяде величайших литераторов Китая, о чем красноречиво свидетельствует многочисленность редакций собрания его сочинений. В дальнейшем наблюдается следующая картина: в 1-й половине ХХ в. основное внимание исследователи уделяют позднему творчеству поэта с акцентированием его гражданской позиции, тогда как в последующие несколько десятилетий и китайские литературоведы, и зарубежные ученые изучают все поэтическое наследие Юй Синя. Признается его роль как ведущего представителя гун ти ши, предпринимаются активные попытки через анализ его лирики выявить объективные художественные особенности этого тематического направления и установить его истинное место в истории китайской поэзии. В настоящее время в китайском литературоведении наблюдается тенденция к дисциплинарному разделению исследований, посвященных Юй Синю: монографии и статьи биографического характера; труды по его отдельным произведениям; работы, посвященные его мировоззренческим позициям. Опубликовано также несколько комментированных изданий его произведений.

Источник: "Духовная культура Китая. Энциклопедия. Том 3. Литература. Язык и письменность", 2008

Перевод: Рогов В.Н.

Подражаю "Стихам, поющим о том, что на душе"

"В раздумье, как сделаться князем десятка тысяч дворов..."

В раздумье, как сделаться князем  десятка тысяч дворов, В ночной тишине внезапно  исполнился жгучей тоской. Нежные звуки циня  заполнили комнату мне, Свитки мудрых писаний  загромоздили кровать. Хоть нынче я рассуждаю,  как бабочкой стать во сне, Но все же я не Чжуан-цзы —  уж в этом уверен я. Подобен луне ущербной  новый месяц во всем, Подобна осени прежней  новая осень во всем. Жемчужины сыплются с неба —  это слезится роса. Осколки огней мелькают —  это пляс светляков. "Что б ни было, радуйся жизни  и ведай свою судьбу..." Когда же, когда научусь  я не ощущать тоску?!

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

"Грустно пою, переплыв Ляоптуй..."

Грустно пою,  переплыв Ляоптуй, Еле бреду,  Янгуань покинув. Некогда здесь  Ли Лин проходил, Шел на погибель  Цзин Кэ отсюда, Нет больше писем,  нет голосов, Образы близких  в памяти стерлись. Мне облака  закрывают юг, Снежные горы  тревогу внушают, Ныне, Су У,  на мосту речном Странник с тобой  попрощаться должен!

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

"Листьев трепет и паденье — это осень..."

Листьев трепет и паденье —  это осень. На душе обидно, пусто  и тоскливо. Слыша плач, бамбук сяншуйский  иссыхает, И от слез жены Ци Ляна  стены пали. Небо рушится от злого  ратоборства, Солнце хмурится, как воин  разъяренный. Светит радуга прямая  на рассвете, Звезды падают и войску  угрожают. Песни в Чу протяжны, резки  и зловещи, Южный ветер к нам доносит  звуки смерти, Предо мной поставлен полный  винный кубок... Кто о славе после смерти  рассуждает?

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Перевод: Томихай Т.Х.

" Все гляжу на докинутый дом..."

Все гляжу  на докинутый дом, Так грустны  расставанья минуты. И даже  весенним днем Меня обнимают...  осенние думы. Примечания

*по тексту книги-источника непонятно, является ли это законченным стихотворением или только отрывок

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

"Над яшмовыми перилами жемчужные шторы подняты..."

Над яшмовыми перилами  жемчужные шторы подняты, На золотых крючках  изумрудный полог висит. Лилий ароматом  наполнены дворца покои, Башни отраженьем  покрыты лотосы в пруду. Гладь песка  до самого устья реки, Ивы высокие  как раз напротив террасы. Поднимаюсь на мостик,  прислонился к перилам, Вижу вдали:  на лодках собирают орех водяной.

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

*"О, как печален осенний ветер..."

О, как печален осенний ветер, Опадают листья, увядают деревья и травы. Души погибших скитаются, Где найти им приют? В башню "Надежда", в беседку "Возвращение" Нет надежды им вернуться. Примечания

*по тексту книги-источника непонятно, является ли это законченным стихотворением или только отрывок

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

*"У ног моих прекратилось дыхание Дракона..."

У ног моих прекратилось дыхание Дракона, На ладони моей осколки разбитой жемчужины. Душистый Ирис слишком рано утратил аромат, Благоуханная Орхидея преждевременно увяла. Жизни предел так мал, А страдания не имеют предела. Голос одинокого журавля прервался, Крик обезьян разрывает все внутри... От скорби Небо утратило свой цвет, И облака голубые стали черною тучей. Примечания

*по тексту книги-источника непонятно, является ли это законченным стихотворением или только отрывок

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

В лодке любуюсь луной ("Лодочник покинул ночью дом...")

Лодочник  покинул ночью дом, Месяц  появился над челном. Горы светлы,  будто покрылись снегом, Берега белы,  но вовсе не от песка. В Небесной реке  вижу рассыпанный жемчуг. Звездный мост —  Словно из цветов корицы. Но вот разлетается пепел,  угасает сиянье луны. Лунный серп  стручком одиноким повис.

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

В печали сочиняю экспромт ("И вновь весна сверкает красотой...")

И вновь весна  сверкает красотой, Но, как прежде, разлука  странника печалит. Могучий цзяочжан  еще не весь умер. Величественный утун  только наполовину жив. В жару цветок  не излучает аромат. При ветре вода  покрывается рябью. Жертвенному петуху  хоть и приносят дары, Но сможет ли он  когда-нибудь запеть?

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

Вглядываюсь в зимний сад ("Над застывшим парком звезды разбрелись...")

Над застывшим парком  звезды разбрелись, Падают  на развалины селенья. Вот бессмертный странник  в полстены нарисован, Вот отшельник  на возвышении пишет. Даже в первый месяц года  бьется сердце родника, И солнечное начало  оживляет земной эфир. Снежинки легли  глубиною в несколько чи, Ледяной покров  больше чи. Сизый коршун  целится в фазана, Белая цапля  за рыбою следит. И вспомнил я,  как за воротами Восточной столицы С придворными прощались  двое Шу.

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

О дожде ("Сплошные тучи все еще скрывают гор хребты...")

Сплошные тучи  все еще скрывают гор хребты. Сквозь пелену дождя  не пробиться свету. Дождевой поток  со ступенек несется во все уголки, Из переполненных котлов  расплескалась зеленая ряска. На мокром тополе  появился тонкий лишайник, В прелой траве  укрылись светлячки. Не старайтесь увидеть  муравья на песчаном холме, И молитвы Покровителю злаков  тщетны, напрасны.

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

Осенней ночью вижу одиноко летящего гуся ("Потерявшего стаю мерзнущего гуся крик вызывает печаль...")

Потерявшего стаю  мерзнущего гуся крик вызывает печаль. В одиночку пролетает он  мимо луны. Невозможно избавить  сердце от воспоминаний, Сегодня ночью  к нам обоим не приходит сон.

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

Осенний день ("Безбрежны просторы, гляжу на увядший пейзаж...")

Безбрежны просторы,  гляжу на увядший пейзаж, Настигла в пути меня  поздняя осень. Но где-то в южном саду  хризантема цветет, Один цветок ее  мог бы развеять мои печали.

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

Посылаю Ван Линю ("На Юйгуань-заставу путь далек...")

На Юйгуань-заставу  путь далек, Из Цзиньлина вести  так редки. Льются слезы  тысячей струй: Читаю  ваше десять тысяч ли прошедшее письмо.

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

Скорблю о прошлом ("Поглядел на луну — слез ручьи потекли...")

Поглядел на луну —  слез ручьи потекли, Распустились цветы  еще больше хмурятся брови. С той поры,  как покинул я дом, Сколько лет  я тоскую?

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

Слива-мэйхуа ("Середина двенадцатого месяца года...")

Середина двенадцатого  месяца года... Понимаю — для цветов мэйхуа  уже поздно, Но не хочу верить,  что весна наступит нескоро. По снегу  пришел посмотреть: Качнулось дерево  сосульки ледяные вниз упали, А ветви высоко —  протянутые руки зябнут. О, если б знал,  что слива-мэйхуа не расцвела еще, То не мешало бы  одеться потеплее.

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

Танцовщица ("Утром вернулась домой, посмотрелась в зеркало...")

Утром вернулась домой,  посмотрелась в зеркало. С улыбкой довольной  глядит на себя: До середины бровь  черной тушью подведена, На висках —  тонким слоем легкая желтизна. Как жаль,  что увянет цветок, пройдет обман, Не вернется весенний  ветер... Веселиться  только юности дано, Так зачем же  оставлять тогда вино?!

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

*Ода "Засохшее дерево". Фрагмент 1. ("Инь Чжунвэнь поведеньем ветра и потока...")

Инь Чжунвэнь  поведеньем ветра и потока,  обширными познаньями своими Средь четырех морей известен был. Но годы шли, менялись времена, И вот назначен дуньянским тайшоу. Исчезла радость. Раэочарованье наступило. На ясень посмотрел он во дворе, вздохнул печально: "Это дерево увяло, К жизни стремленье иссякло". Примечания

*по тексту книги-источника понятно, что это отрывок

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

*Ода "Засохшее дерево". Фрагмент 2. ("Но вот, когда горы и реки перестали преградою быть...")

Но вот, Когда горы и реки  перестали преградою быть, С ветром, вихрем  ворвались расставанье, разлука. Повредили корень  кровь засочилась, Вырубили основу —  слезы потекли. Огонь проник  в опустевшую сердцевину, Сок заструился,  из сломанного коленца. Упало  поперек пещерного входа, Сломалось пополам  на склоне горном. Примечания

*по тексту книги-источника понятно, что это отрывок

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

*Ода "Засохшее дерево". Фрагмент 3. ("Вот облако и ветер разве могут столкнуться?...")

Вот облако и ветер разве могут столкнуться? И я же, скованный путами, не могу возвратиться назад. Не суждено мне собирать ползучие травы И голод утолять диким салатом. Не смог укрываться в убогом жилище С калиткой, заросшей сорной травою. Тоскою томим и печалью, Подобно деревьям, траве увядаю. В "Хуайнаньцзы" слова есть: "Коль листва опадает с деревьев, Скорбь на долгие годы приходит". И в песне поется: "В Цзяньчжане пожар три месяца не унимался, По Хуанхэ на десять тысяч ли поднялся плот, Разве парк в Цзиньчуне не был полон персиковых деревьев? И в Хэяне разве не благоухали цветы?" Дасыма Хуань услышал об этом и печально вздохнул: Прежде ивами были обсажены берега Хань-реки, А сегодня взгляни — пора увяданья настала, Грусть и печаль на Янцзы. Если участь деревьев такая, То как избежать ее людям? Примечания

*по тексту книги-источника понятно, что это отрывок

Источник: Томихай Т.Х. "Юй Синь", 1988

Лю Линсянь (VI в.)

Перевод: Басманов М.И.

Слушаю голоса ("Различаю кусты во дворе — занимается ясный день...")

Различаю кусты во дворе — Занимается ясный день. Отраженье колонны в пруду С письменами резными на ней. Ароматы персиков, слив Ветерок разносит везде. Щебетанье весенних птиц Час от часа слышней и слышней. А на солнечном склоне горы Раздаются звуки рожка. И на всем побережье морском Голоса сливаются в хор. Замерла, наслаждаясь, стою, Не наслушаюсь все никак. Оттого и промедлила я — Не оделась еще до сих пор.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Сострадаю Цзеюй (“Солнце клонится на закат...”)

Солнце клонится на закат. Надо двери закрыть ввечеру. Я в печальном раздумье теперь О деяньях, свершенных давно. Неожиданно рядом со мной Вспыхнул луч, озарив все вокруг. Голос флейты возник вдалеке И по ветру донесся в окно. Я всегда почитала Цзеюй, До конца моих дней буду чтить. Ну а те, кто порочить горазд, Не скупятся на злые слова. Им бы всё упражняться в речах, Всё бы только судить да рядить! Зависть черная в них говорит К той, чьи танцы — предел мастерства!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

1. Ропот в весеннем тереме

Утопает дворик в цветах, Освещенных косым лучом. С ветерком наплывает в окно Орхидеи густой аромат. Предзакатное солнце. Вокруг Краски стали ярче еще. Поднимаю штору, смотрю На деревьев весенний наряд. Там резвятся в цветах мотыльки, Утки с селезнями видны. Распевают иволги там, В песнях слышу любовь да совет. Я давно настроила цинь И готова коснуться струны. Только в сердце тревога и грусть, И играть желания нет. Пусть и ломится стол от яств, И гостей не счесть за столом — Все равно безрадостно так: Мы не вместе день провели. Если мог бы ты только знать, На душе моей как тяжело!.. Погружается терем во мглу, И закат догорает вдали.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Династия Суй (581—618)

Процесс китаизации варваризованного севера и колонизованного юга создаёт предпосылки для нового объединения страны. В 581 севернокитайский полководец Чжоу Ян Цзянь объединяет под своей властью весь Северный Китай и провозглашает новую династию Суй; 581—618), а после уничтожения южнокитайского государства Чэнь возглавляет объединённый Китай. В начале VII века его сын Ян Ди ведёт войны против корейского государства Когурё (611—614) и вьетнамского государства Вансуан, строит Великий канал между Хуанхэ и Янцзы для транспортировки риса с юга в столицу, создаёт роскошные дворцы в столице Лоян, восстанавливает и строит новые участки Великой китайской стены, пришедшей в упадок за тысячу лет.

Подданные не выдерживают тягот и лишений и восстают. Ян Ди убивают, а династию Суй сменяет династия Тан (618—907), основатель — шансийский феодал Ли Юань.

Источник: ru.wikipedia.org

Сюэ Даохэн (540-609)

Поэт, чиновник министерства аттестаций, и сановник Суйского государства Сюэ Даохэн (540-609), чья жизнь закончилась в тюрьме, который писал традиционные стихи, но "среди них мы вдруг замечаем и простоту, и открытость чувств, ставшие знаменем танской поэзии".

Источник: Дагданов Г. Б. "Мэн Хаожань в культуре средневекового Китая", 1991

Перевод: Арго А.М.

Сисянь ("Плакучие ивы затянули ветвями плотину...")

Плакучие ивы  затянули ветвями плотину, И лотос нежнейший  окунулся по горло в струи. На светлой дороге,  что ведет к опустевшему дому, И персик и слива  лепестки разбросали свои. Там дева из песни  шелковичные листья срывает, Жена Доу Тао  вышивает тончайший узор. Ее от супруга  разделяют застава и горы, И ветер с луною  каждый вечер выходят в дозор. За все блага мира  не могла б я сейчас улыбнуться, Мне тысячей мисок  исчерпать мои слезы невмочь, И пламенный феникс  за опущенным пологом скрылся, Дракон надзеркальный  опустился за зеркалом вслед. Несчастное сердце!  Ты мятешься ночною сорокой! Я жду, изнывая:  о, когда же петух запоет! Я вижу на крыше  разоренные ласточек гнезда; Смотрю я на окна —  там паук паутину прядет! Прошедшей зимою  ты далеко на север уехал, А ныне на запад,  на запад ты держишь свой путь... И я не имею  от тебя ни вестей, ни привета! О, если б надумал  ты коня своего повернуть!

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

Династия Тан (618—907)

Правители из династии Ли покончили с выступлениями знати и провели ряд успешных преобразований. Происходит разделение страны на 10 провинций, была восстановлена «надельная система», усовершенствовано административное законодательство, укреплена вертикаль власти, оживились торговля и городская жизнь. Значительно увеличились размеры многих городов и численность городского населения.

К концу VII века усилившееся военное могущество Танской империи приводит к расширению территории Китая за счёт Восточно-Тюркского и Западно-Тюркского каганатов. Государства, расположенные в Джунгарии и Восточном Туркестане, на некоторое время становятся данниками Китая. Корейское государство Когурё покорено и становится Аньдунским наместничеством Китая. Вновь открыт Великий шёлковый путь.

В VIII—X вв. в Китае получают распространение новые сельскохозяйственные культуры — в частности, чай, хлопок.

Развивается морская торговля, главным образом через Гуанчжоу (Кантон), с Индией и Ираном, Арабским Халифатом, корейским государством Силла и Японией.

В VIII веке империю Тан ослабляют конфликты между центральной властью и военными наместниками на периферии. Окончательно господство династии Лю подрывает война Хуан Чао за престол 874—901.

Источник: ru.wikipedia.org

Ван Цзи (585-644)

Китайский поэт времен династии Тан. Его произведения входят в антологию "Триста танских поэм".

Родился в 585 г. в уезде Лунмэнь области Цзэчжоу (сейчас уезд Хэцзян провинции Шаньси) в семье литераторов, из которой вышли поэты Ван Тун и Ван Бо. Поступил на государственную службу еще в конце правления династии Суй, сначала на должность корректора при императорском архиве, затем получил повышение до начальника канцелярии Шести департаментов.

После воцарения династии Тан в 618 г. был переведен на должность заместителя начальника Музыкального управления. Вскоре подал прошение об отставке и вернулся в родные края уже со славою великого поэта. Вел богемную разгульную жизнь, предпочитая литературной деятельности вино и женщин. Сумел отговориться от попытки императора Гао-цзу включить его в состав своей свиты. Умер на родине в 644 г.

Большая часть произведений — пейзажная лирика в стиле горы и вода, сады и поля. Любимые темы произведений — описания одинокой жизни среди природы и веселых дружеских празднеств. Любимая форма — пятисловные восьмистрофные люйши, в которых он придерживается всех требований классической китайской поэзии: уравновешенность, ненасыщенность, прозрачность и отстраненность. Творчество Ван Цзи оказало существенное влияние на будущие поколения танских поэтов. Сохранились сборники произведений: "Избранные произведения Философа с Восточного берега". Самые известные стихотворения — "Прохожу мимо трактира" и "Смотрю вдаль".

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Уроженец Лунмэна. Брат поэта Ван Ду. Помимо стихов прославился своей страстью к вину, ради которого забывал о своих служебных обязанностях. Сам себя называл Господином Пяти доу — именно столько, пять доу (более 50 литров!) вина поэт мог выпить за один раз. Был дворцовым чиновником при династии Суй (589-618), при династии Тан его отстранили от двора, поэт жил уединенно, вдали от друзей в своем поместье в местечке Дунгао.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

* * *

Ван Цзи (Ван Угун, 585-644) — поэт, воспевавший спокойную отшельническую жизнь, вино, радости жизни. Младший брат известного писателя и мыслителя Ван Туна (Вэньчжун-цзы), он сначала служил, но потом разочаровался в службе и удалился в свое поместье Дунгао за что получил прозвище "Учитель из Дунгао" (Дунгао-цзы). В своих произведениях открыто подражал Тао Цяню (Тао Юаньмину) и певцу вина Лю Лину. По настроению близок к Ван Фаньчжи, но без буддийских мотивов.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Александров Ю.Г.

Смотрю вдаль ("С Восточного холма задумчиво смотрю...")

С Восточного холма задумчиво смотрю, Как сумерки ложатся на долину. Горит вокруг осенняя листва, И выси дальних гор обагрены закатом. Уже пастух торопится домой, Охотник скачет, с дичью возвращаясь. Меж ними одинок, иду я и пою О тех, кто некогда искал в изгнанье травы.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Перевод: Алексеев В.М.

Стою в полях, взираю вдаль ("Восточная пустошь, под вечер взираю вдаль...")

Восточная пустошь,  под вечер взираю вдаль Без дела брожу:  на что, на кого опереться? За деревом дерево —  все в осенней красе, Гора за горою —  все в закатных лучах. Пастух, возвращаясь,  гонит домой телят, Охотничьи кони  с дичью обратно идут. Смотрю на людей —  нет знакомых средь них; В песне протяжной  печалюсь о "рвавших траву". Примечания

"Рвавшие траву" — Бо И и Шу Ци, сыновья государя страны Гучжу, которые отказались служить новой династии Чжоу (XII-III вв. до н.э.) и удалились на гору Шоуян, где питались только дикими травами и умерли от истощения. Служат всегдашним примером беззаветной преданности долгу. Ван Цзи, тоже не пожелавший идти на поклон к императору новой династии Тан, сравнивает себя с героями древности".

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Прохожу мимо винной лавки"

2. Прохожу мимо винной лавки ("Все эти дни я беспробудно пью...")

Все эти дни  я беспробудно пью. Воспитана  не так душа моя. Но видят очи —  все кругом пьяны, Могу ль один  остаться трезвым я?

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"Прохожу мимо винной лавки"

2. Прохожу перед таверной ("Беспросветно пьянствую в теченье...")

Беспросветно пьянствую в теченье Наших всех тяжелых, смутных дней. Это не имеет отношенья К воспитанию души моей. И куда глаза ни устремятся Всюду пьяны все, а потому, Как же я осмелюсь удержаться, Чтобы трезвым быть мне одному?

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Ло Биньван (619-684?)

Китайский поэт времен династии Тан.

Его семья происходила из современного Иу, провинция Чжэцзян, но рос поэт в Шаньдуне. Вместе с Лу Чжаолинем, Ван Бо и Ян Цзюнем входит в группу "Четырех выдающихся мастеров начала эпохи Тан". Его произведения входят в антологию "Триста танских поэм".

Ло Биньван начал декламировать поэзию в шестилетнем возрасте. Служил при дворе Ли Юаньцина, Принца Дао, дяди императора Гао-цзуна. С 665 г. Ло работал в центральном правительстве Китая в Чанъане. В 670 г. был изгнан в Синьцзян, а затем вместе с армией путешествовал по Юньнани. Служил в штабе знаменитого генерала Пэй Синцзяня, когда тот был комендантом префектуры Тао (сейчас, приблизительно, округ Хайдун провинции Цинхай), Ло отвечал за военную переписку. Генерал был недоволен поэтом и его тремя друзьями Ваном, Яном и Лу, предпочитая брата Ван Бо — Ван Цзюйя (王勮) и Су Вэйдао. В конце концов Ло получил должность секретаря правительства в одном из районов Чанъаня, что, хотя и не было высоким постом, но считалось вполне престижным из-за столичного местоположения.

В 678 г. Ло Биньван был уволен и заключен в тюрьму из-за критики У Цзэтянь, но был освобожден в следующем году. После смерти императора Гао-цзуна и прихода к власти его жены, Вдовствующей императрицы (У Цзэтянь), в качестве регента их сына, императора Чжун-цзуна, быстро утратившего престол, и, позднее, императора Жуй-цзуна, Ло попытался безуспешно сблизиться с нею. В результате, в 684 г. Ло был понижен до должности главного секретаря области Линьхай. Ло и ряд его единомышленники встретились в префектуре Ян (揚州, современный Янчжоу провинции Цзянсу) в поддержку своего лидера Ли Цзинъе, Князя Ин, поднявшего восстание против императрицы за восстановление на троне императора Чжун-цзуна. Поэт отвечал за переписку повстанцев и написал жесткую декларацию против Вдовствующей императрицы. Императрица декларацию осмеяла, но высказала придворным сожаление о том, что двор потерял такого человека. Восстание было подавлено и Ло убит. Из уважения к таланту поэта императрица приказала собрать его сохранившиеся произведения.

Ло был мастером вычурной прозы в стиле пяньвэнь. Его поэзия, в основном ши, так же сложна. Ло автор большой автобиографической поэмы, но его самым известным произведением является "Ода гусю", написанная в семилетнем возрасте. Большое влияние имела и его "Ода цикаде".

"Га-га-га", — гусь, выгнув шею, песню громкую запел, К небу крик его протяжный над затокой полетел. Перья белые всплывают над зеленою водой, Лапы красные взбивают гладь прозрачную волной.

Китайские школьники учат это стихотворение в первом классе.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Стручалина Г.В.

Га-га-га

"Га-га-га", — гусь, выгнув шею, песню громкую запел, К небу крик его протяжный над затокой полетел. Перья белые всплывают над зелёною водой, Лапы красные взбивают гладь прозрачную волной. Примечания

Стихов Ло Биньван написал не так уж много. Но его всё же относят к четырём величайшим поэтам Ранней Тан. Однако ещё считается, что все его стихотворения, даже самые удачные, уступают этому стихотворению, которое он сочинил в возрасте семи лет. Оно написано с соблюдением канонов китайской лирики, её твёрдых форм, это яркое, сильное своей образностью произведение-миниатюра. Сами китайцы с восторгом говорят об удивительной точности глаголов и выразительности цветов, которые использовал юный автор.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Черкасский Л.Е.

В тюрьме воспеваю цикаду ("Когда я в осеннее утро, узник с дальнего юга слушаю пенье цикады...")

Когда я в осеннее утро, Узник с дальнего юга, Слушаю пенье цикады, — Думы меня терзают. Цикада, скажи, зачем ты Ко мне под окно прилетела? Зачем ты напевом грустным Тревожишь меня, седого? Роса твои крылья смочила, Они тяжелы для полёта, И сильный, пронзительный ветер Твой голос легко заглушает. Никто в этом мире грязном В твою чистоту не поверит, Хоть ты и поёшь свои песни От самого чистого сердца!

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Расставание на р. И ("Расставшись с Яньским Данем тут, великий муж был тверд и крут...")

Расставшись с Яньским Данем тут, Великий муж был тверд и крут, Но в шапку волосы его Ударили над головой... Мужи глубокой старины Уже исчезли навсегда, Но нынче так же, как тогда, Речные воды холодны. Примечания

Река И — в современной провинции Чжили, в северном Китае.

Великий муж — Речь идет о Цзин Кэ (ум. в 227 г. до Р. Х.), преданном лазутчике, который Данем, принцем и предполагаемым наследником престола удела Янь, был направлен, чтобы убить правителя удела Цинь (впоследствии императора Цинь Ши-хуанди), от которого была угроза независимости удела Янь. Дань снарядил Цзин Кэ, как посланника, для выражения верности, и проводил его вместе со своей свитой до самой границы своих владений на реке И. Безусловно, все присутствовавшие на проводах сознавали всю опасность авантюры и поэтому провожали Цзин Кэ, как покойника, в траурных одеяниях. Расставаясь со своим другом Гао Цэянь-ли, Цзин Кэ произнес столь трогательные стихи, что вызвал слезы из глаз Даня и его свиты; все видели удаляющегося в лодке Цзин Кэ, волосы которого от ужаса «ударили» в шапку. Цзин Кэ не удалось выполнить своей миссии, и он, после борьбы, был убит.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Ван Фаньчжи (VII в.)

Поэт Ван Фаньчжи родился во времена Суй, в конце 80-х гг. VI в., умер в 60-е годы VII в. Поэтому он в равной мере может быть отнесен как к периоду Суй (589-618), так и к периоду Тан (618-907).

Ван Фаньчжи — поэт-буддист, в творчестве которого слились буддийские мотивы бренности существования и глубокое понимание жизни народа, страдающего от произвола чиновников.

О жизни поэта мы знаем практически только из его стихов: родился он в Лияне, сначала служил, был богат, потом обеднел и закончил жизнь в скудости.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Во всем знать меру — вот это и есть достаток..."

Во всем знать меру —  вот это и есть достаток. С какою целью  богатства и деньги множить? Долин глубины  запрудив, заполнить просто, Но сердца мели  насытить ничто не может. Взлет и упадок  не разнятся меж собою; Смерть и рожденье —  все это одно и то же. Умом постигни:  ни в чем постоянства нету, К столетней жизни  стремиться совсем негоже.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Не заявляй никогда о своей правоте..."

Не заявляй  никогда о своей правоте; Не возмущайся  неправотою другого. Скажешь: "Я прав", —  исчезает твоя правота; Станешь неправым,  сказав осуждения слово. Если на белом нефрите изъян,  руки мастера сточат его; Если исчезла в речах правота,  правота не появится снова.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Неясно, неясно, что будет, как тело умрет..."

Неясно, неясно,  что будет, как тело умрет. Во мраке, во мраке  мы это постигнуть не можем. Я стал человеком —  но точно ль на радость себе? Что стану я духом —  не стоит печалиться тоже. В конечном-то счете  напрасно таращить глаза, Насупивши брови,  местечко искать подороже, А лучше в пещере  вытягивать ноги свои — Пусть люди гадают,  кто в этой скрывается коже.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Полный нечистой слизью и кровью мешок..."

Полный нечистой  слизью и кровью мешок Общие силы  четверки великой родили. Шестеро злыдней  сразу вошли в эту плоть И за мгновенье  рассеяли и разделили. Ветры сначала  сдули пылинки в одно; Пламя потом их  сплавило и породнило; Воды вослед,  побуждая к движенью, текли; Почва в конце  человека в единстве скрепила. — Кости и плоть  превращаются в почву опять И возвращаются  под ноги легкою пылью. Примечания

Четверо великих — четыре элемента, по буддийским понятиям составляющие все живое: ветер, вода, огонь (пламя), почва (земля).

Шестеро злыдней — шесть внешних раздражителей (цвет, звук, запах, вкус, поверхность тел, мысли), которые, попадая в человека через шесть органов чувств, разрушают его и лишают человека путей осознания истины.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Со стороны смотрю, как в этом мире..."

Со стороны  смотрю, как в этом мире Обстроены  предместья алтарями. В одной семье  ушел из жизни кто-то — Предместье все  собралось со слезами. Разинут рты  и голосят над трупом, Не ведая,  что скоро сгинут сами, Что всем им тоже  демон вечной спячки Лишь краткий миг  дает ступать ногами, Что жизнь — точь-в-точь  как коврик под младенцем: Едва просох —  и вот уж снова влажен. Умерший ныне  глубоко закопан — Умерший позже  угодит туда же.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Счастья врата мы никогда не построим..."

Счастья врата  мы никогда не построим; Счастью удары  наносят все наши деяния. Даже узнав  разницу счастья и горя, Не постигаем  тайну рожденья по знаменьям. В скверне страстей  вовсе несчастья не видим; Прибыли алчем  все чаще и все неустаннее. Сами свершив  грех, в преисподнюю ввергший, Плачем, что будды  не ведают к нам сострадания.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Тело у нас — как придорожный трактир..."

Тело у нас —  как придорожный трактир; Жизнь — постоялец,  который там только ночует. Встанет с зарей  и устремится вперед: Мол, оставаться  в доме чужом не хочу я, Дом для меня  там, где холмистая глушь, В тех перелесках,  где высятся сосны и туи. Около тех  тысячелетних могил Длинной межою  пройду на дорогу родную.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Что наше рожденье? — какие-то твари родились..."

Что наше рожденье? —  какие-то твари родились; Что наша кончина? —  какие-то твари скончались. Как нам догадаться  где ложь обнаружили, где правду; Как нам разобраться,  что радость таит, что печали? Мы видим нередко,  как люди живые горюют; А слышал ли кто-то  чтоб души умерших рыдали? — И если над этим  нам всем поразмыслить получше, Рождение наше  счастливей кончины едва ли.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Я в пору былую, когда еще не был рожден..."

Я в пору былую,  когда еще не был рожден, Был темным-претемным,  познания вовсе лишен. Небес Повелитель  насильно меня породил, Меня породивши,  что этим преследовал он? Когда нету платья,  приходится холод терпеть; Когда нету пищи,  я голод терпеть принужден. Верни меня снова,  Небес Повелитель, назад, Верни меня в пору,  когда еще не был рожден.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Нравоучительные четверостишия"

1. "Братья старший и младший да будут в любви и согласье..."

Братья старший и младший  да будут в любви и согласье. Племянник и дядя  пусть ладят, подвохов не зная. Все ценное в доме  сложите по общим коробкам: Как жить в одном доме,  своё от других укрывая?

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

2. "Поздней всех домашних ты должен ночами ложиться..."

Поздней всех домашних  ты должен ночами ложиться И раньше других  привыкни с утра подниматься. Коль скоро всё в доме  ты будешь держать на учете, Бояться не будешь  без платья и пищи остаться.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

3. "Братья старший и младший, любите, жалейте друг друга..."

Братья старший и младший,  любите, жалейте друг друга. Нельзя разлучать  единой утробой рожденных. А если кто-либо  разлуку для них замышляет, Так это мужлан  безнравственный и беззаконныи.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

4. "К поступкам хорошим ты должен душою стремиться..."

К поступкам хорошим  ты должен душою стремиться, Поступки дурные  вершить не давай себе воли. Умеющий делать,  как сказано в этом совете, Изгонит невзгоды  и встретит счастливую долю.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

5. "Когда-то случилось: Тянь Чжэнь отделялся от братьев..."

Когда-то случилось:  Тянь Чжэнь отделялся от братьев — Засох и погиб  терновник, во дворике росший. Они рассудили,  что им разделяться не надо, — И дерево заново  зазеленело роскошно. Примечания

Тянь Чжэнь — персонаж древних рассказов, намеревавшийся разделить с братьями дом и имущество. Во время дележа во дворе у них засох терновник. Увидев это, братья устыдились своего намерения, и терновник вновь зазеленел.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

6. "Единоутробным достойно друг друга ценить..."

Единоутробным  достойно друг друга ценить, Дышать воедино,  как тесно сплетенные ветви. Еще до явления  птицы на склонах Хэншань Об их разделении  Кун-цзы отверг бы советы. Примечания

Кун-цзы (Конфуций) был блюстителем семейных порядков, его семейные установления объединены в "Книге сыновней почтительности" ("Сяо цзин") и в "Домашних речах Кун-цзы" ("Кун-цзы цзя юй"). В последней из книг есть эпизод, когда он на горе Хэншань услышал плач птицы: ее птенцы оперились и разлетелись кто куда, забыв друг о друге. Кун-цзы вывел из этого урок: братья не должны разлучаться.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

7. "Братья старший и младший — что может казаться ценнее?..."

Братья старший и младший —  что может казаться ценнее? Ведь люди чужие  родными назваться не могут. Недаром находим  такие слова у Чжуан-цзы: "Отрубленные  не приставишь ни руку, ни ногу". Примечания

Приписываемые здесь древнекитайскому философу Чжуан-цзы слова на самом деле ему не принадлежат, но эта фраза часто встречается в сочинениях периода Тан.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

8. "С почтенным родителем вместе отправившись в путь..."

С почтенным родителем  вместе отправившись в путь, Нельзя, чтобы сын  его где-то сзади оставил. Со знающим дело  старайся почаще общаться — Усвоишь тогда,  как не уклоняться от правил.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

9. "Почтенный родитель с гостями беседу ведёт..."

Почтенный родитель  с гостями беседу ведёт — Ты стой в стороне,  разговору беззвучно внимая. Нельзя выступать,  высовываться и мешать: Твои восклицанья  не стоят вороньего грая.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

10. "Хозяин тебе не дал изголовья и ложа..."

Хозяин тебе  не дал изголовья и ложа: Мол, сядь где-нибудь  и с псом обнимись как с родным. Смотри, не учись  ничему у таких грубиянов, Скорей постарайся  расстаться с невежей таким.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

11. "Себя утверди на стезе почитания старших..."

Себя утверди  на стезе почитания старших, В общении с ними  огрехов нельзя допускать. И ежели ты  ни в чем оступаться не будешь, На ложе высоком  возлягут отец твой и мать.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

12. "Отец твой и мать пускай поступают неверно..."

Отец твой и мать  пускай поступают неверно — Любым их приказам  ты следовать должен всегда. Пусть бьют и бранят —  храни перед ними молчанье: Ни в чем не перечить  не требует много труда.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

13. "Почтенный родитель сердито тебя поучает..."

Почтенный родитель  сердито тебя поучает. Беседуя с ним,  ему ты отнюдь не перечь .. Всегда он пребудет  хоть в чём-то по-своему правым — Что толку стараться  вести с ним о промахах речь?

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

14. "К делам приступая, сначала людей расспроси..."

К делам приступая,  сначала людей расспроси: Нельзя при разборках  себя только правым считать. Сложивши все вместе,  скажи свое веское слово. — Но женским советам  при этом не должно внимать.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

15. "Коль мать и отец живут уже семьдесят лет..."

Коль мать и отец  живут уже семьдесят лет, Ты не отлучайся  на запад, на юг, на восток. Едва ты уедешь,  как вдруг приключится беда — Решат они сразу,  что верно забыл их сынок.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

16. "Коль мать и отец вступили в преклонные годы..."

Коль мать и отец  вступили в преклонные годы, Тебе покидать  надолго не следует дом. И денно и нощно  ухаживать должно за ними, Не бойся для них  пожертвовать собственным сном.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

17. "Заметив, что нету в "Великой четверке" согласья..."

Заметив, что нету  в "Великой четверке" согласья, Лекарствами разными  недомоганья лечите. При долгой болезни  целебный отвар приготовьте — А в поисках духа  пусть будет достойный учитель. Примечания

"Великая четвёрка" — по древнекитайским понятиям, четыре элемента, составляющие тело человека: земля, вода, огонь, ветер. Когда они в согласии, человек здоров; если их гармония нарушается, человек погибает.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

18. "Средь близких в семье, где первые мать и отец..."

Средь близких в семье,  где первые мать и отец, Брат старший и младший  родные не меньше, наверно. В достатке живя,  нельзя забывать тех, кто беден: Постигнет несчастье —  и помощь от них будет первой.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

19. "Войти в его дом хозяин с поклоном зовет..."

Войти в его дом  хозяин с поклоном зовет, Но раньше гостям  входить не положено в двери. А если в том доме  родитель почтенный его, Тогда, подойдя,  стучись осторожно у двери.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

20. "Вот в доме у вас откушать гостей пригласили..."

Вот в доме у вас  откушать гостей пригласили. Посадят по чину,  кто выше, кто ниже меж них. Пока приглашенные  палочки в руки не взяли, Тебе не годится  брать палочки раньше других.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

21. "Опять ты с родными воссел на циновке одной..."

Опять ты с родными  воссел на циновке одной, Но знай свое место  пред теми, кто выше сидит. Ты повод не должен  для колких укоров давать: Неужто приятно  на людях испытывать стыд?

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

22. "Почтенный родитель стоит — так и ты не садись..."

Почтенный родитель  стоит — так и ты не садись, А сесть разрешает —  к гостям не садись ты спиной. На корточках тоже  неловко сидеть пред людьми: На долгой пирушке  не выдержать позы такой.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

23. "Почтенный родитель вином угощает гостей..."

Почтенный родитель  вином угощает гостей — Стой прямо, не смея  ни влево, ни вправо шагнуть. Когда ж позовет он,  ты должен явиться на зов, Сгибаясь в поклоне  и не распрямляясь ничуть.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

24. "Почтенный родитель тебе предлагает вина..."

Почтенный родитель  тебе предлагает вина — Бери его сразу,  отказ обернется обидой. Пускай не привык ты,  но все-таки способ найди, Чтоб даже наружно  о том не показывать вида.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

25. "Почтенный родитель усядется рядом с тобой..."

Почтенный родитель  усядется рядом с тобой — Вопросы забудь,  не вымолви лишнего слова. И пусть ты придумал  изящную, тонкую речь — Но лучше ее  приберечь для собранья другого.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

26. "Приходит черед, но много ты пить не моги..."

Приходит черед,  но много ты пить не моги. Коль ты непривычен,  себя ограничить сумей. Нельзя доходить  до бессмысленного бормотанья — Такое, бесспорно,  заслужит презренье гостей.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

27. "Увидев пришедших, с сиденья вставай побыстрее..."

Увидев пришедших,  с сиденья вставай побыстрее, Спеши поскорее  навстречу почтенной родне. Богатый иль бедный  пришел к тебе — это неважно: Должны быть как гости  равны пред тобою они.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

28. "Не золото жёлтое — подлинная драгоценность..."

Не золото жёлтое —  подлинная драгоценность. Дороже чем жемчуг  ученый внимательный стоит. Достойнейший с виду,  коль знаний ему не хватает, Напрасно мечтает,  что мир он украсит собою.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

29. "Воспитывай сына, беспочвенных целей не ставя..."

Воспитывай сына,  беспочвенных целей не ставя. По книгам ученье  должно быть заданием главным. Взойдя на повозку,  запряженную четвернею, Как Сыма Сян-жу он  домой возвратится со славой. Примечания

Сыма Сян-жу (179-117 гг. до н. э.) — древнекитайский поэт, живший сначала в крайней бедности; потом он отправился в столицу и там своим талантом завоевал себе прочное положение.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

30. "Желаешь иметь почтительных к старшим потомков..."

Желаешь иметь  почтительных к старшим потомков? Не стоит чураться  для них наказаний телесных. Ребенок шлепков  за сутки до тысячи стерпит. При явных проступках  и гнев обнаружить полезно.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

31. "Воспитывай сына, пори с малолетства его..."

Воспитывай сына,  пори с малолетства его. Не надо твердить,  что отпрыска выпороть жаль. Коль вырастет он,  обманет и мать и отца, Сомнения нет —  запоздалою будет печаль.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

32. "Когда будет сыну на десять семь — восемь годков..."

Когда будет сыну  на десять семь — восемь годков, Ему не давай  бездельничать на перекрёстках. Пусть даже не станет  матерым преступником он, Игрою в шупу  увлечься на улице просто. Примечания

Шупу — китайская азартная игра, родственная игре в кости.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

33. "Есть сын у тебя и хочешь его ты женить..."

Есть сын у тебя  и хочешь его ты женить? Ему выбирай  жену из достойного дома. Пусть даже не будет  прелестной головка ее, Должна она быть  со строгим порядком знакома.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

34. "Есть дочь у тебя — пора ее замуж отдать..."

Есть дочь у тебя —  пора ее замуж отдать. Не надо искать,  кто выше ворота построит. Одно только важно:  кто обликом всех превзошел, А деньги, богатство  внимания вовсе не стоят.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

35. "Желаешь ты, чтобы всегда было благо с тобою..."

Желаешь ты, чтобы  всегда было благо с тобою? Ошибкой не будет  не делать того, что не надо. И помни всегда:  держи свой язык на запоре — Все беды уйдут,  тебе же останется радость.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

36. "Вином напиваясь, мошенников опытных встретишь..."

Вином напиваясь,  мошенников опытных встретишь. Шупу увлеченный,  на близких накличешь беду. Когда ж поведешься  с молодчиком этого рода, В короткое время  на деле узнаешь нужду.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

37. "Дурное увидев, старайтесь надежней укрыться..."

Дурное увидев,  старайтесь надежней укрыться; Премудрого встретив,  хвалу возглашайте ему. Единственно нужное —  следовать этим советам, В них тайна сокрыта,  как твёрдо стоять самому.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

38. "Заимствуя что-то, не жди, когда требовать станут..."

Заимствуя что-то,  не жди, когда требовать станут. Как надобность минет,  верни непременно назад. Любые утраты  тогда обернутся богатством, А тяжбы и ругань —  найди-ка, кто этому рад.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

39. "Долги свои люди назад отдавать не стремятся..."

Долги свои люди  назад отдавать не стремятся, А денежным ссудам  и вовсе не будет возврата. Сойдутся друг с другом  и спорят почти что до драки: Во всех несогласиях  чья сторона виновата?

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

40. "Живущие рядом друг друга должны навещать..."

Живущие рядом  друг друга должны навещать. Взаимны должны быть  меж ними и займы и ссуды. В беде или в счастье  поддержка соседей нужна — Пусть это любому  незыблемым правилом будет.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

41. "Со старым и малым ты вежливо должен держаться..."

Со старым и малым  ты вежливо должен держаться; Со старшим и с младшим  почтительным будь неизменно. Коль скоро сумеешь  держать себя в должном порядке, Тебя земляки  возгласят человеком почтенным.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

42. "Гостей принимая, собаку — и ту не ругай..."

Гостей принимая,  собаку — и ту не ругай. Беседуя с гостем,  нахмуривать брови не надо. Готовь угощение  словно на тысячу дней: Из дома ушедший  не должен испытывать глада.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

43. "Гостям из родни ты каждому должен быть рад..."

Гостям из родни  ты каждому должен быть рад, Зовя их к себе,  зови без отбора, подряд. Закончена трапеза —  не побуждай их к уходу: Дождись, пока сами  они разойтись захотят.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

44. "Сам будучи гостем, с собою других не зови..."

Сам будучи гостем,  с собою других не зови: Когда вы придете,  хозяин разгневаться может. Желая устроить  посильное дело себе, С собой приглашать  посредников вроде негоже.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

45. "Кого бы ни встретил, приветствуй, сложивши ладони..."

Кого бы ни встретил,  приветствуй, сложивши ладони, С пути отступи,  не лезь непременно вперед. Кто станет других  расталкивать перед собою, На силу надеясь,  беду на себя навлечет.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

46. "Язык злоречивый порядку глубоко противен..."

Язык злоречивый  порядку глубоко противен, Хотя для него  статьи не отыщешь в законах. А если кто смог  удержаться от бранного слова, Такой человек  всегда прослывет умудренным.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

47. "Увидевши знатного, скрыться стремись от него..."

Увидевши знатного,  скрыться стремись от него; Знакомишься с сильным —  подальше держаться совет мой. Высоко взлетевшие  смогут уйти из сетей, Таких не удержишь  в расставленных снизу тенетах.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

48. "Для связей взаимных друзей отбирай хорошенько..."

Для связей взаимных  друзей отбирай хорошенько: Тебе непонятным  ты сердце свое не откроешь. Когда же все мысли  у вас, как у Бао с Гуанем, Тогда даже злато  не надо делить меж собою. Примечания

Бао с Гуанем — легендарные друзья Бао Шу-Я и Гуань Чжун. Они были настолько близки, что без слов понимали тайную подоплеку поступков друг друга. Гуань Чжун говорил: "Водившие меня — это отец и мать; постигший меня — это наставник Бао".

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

49. "От злобных людишек подальше старайся держаться..."

От злобных людишек  подальше старайся держаться, А с теми, кто добрый,  поближе старайся общаться. И помни: коль Небо  дождя на тебя не пошлет, То тенью от тучки  слегка увлажнит твое платье. Примечания

Смысл четверостишия: выбирай себе хороших друзей. Ведь с хорошим другом все время вбираешь его аромат, а глаза видят его чистоту — ты сам начинаешь ощущать его аромат и чистоту как свое. Друг как туман: он не намочит твою одежду, но все время проникает в нее.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

50. "Кто добропорядочен, в сердце останется скромен..."

Кто добропорядочен,  в сердце останется скромен; Лишенный способностей  в мыслях собою гордится. Но вот обнаружат  подделку на этом прилавке — Торговцу, конечно же,  будет готова темница.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

51. "Чиновничьи орды обычно легко усмирить..."

Чиновничьи орды  обычно легко усмирить: Насытятся мздою —  и злобы их как не бывало. А если узнают,  что будет довольно вина, Тогда их горячность  людей не обманет нимало.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

52. "Коль скоро пришлось схлестнуться со злым человеком..."

Коль скоро пришлось  схлестнуться со злым человеком, Ты будешь обруган,  пока не откупишься мздою. Сравни это с луком,  который в твоем огороде Не так будет горек,  политый водой дождевою.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

53. "Супругу бранить само по себе уже зло..."

Супругу бранить  само по себе уже зло; Жену отлупить  во много раз этого хуже. Сравним это с тем,  кто силой пугает гостей Неужто такой  достойным считается мужем?

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

54. "Когда ты силен, возноситься никак не годится..."

Когда ты силен,  возноситься никак не годится: Других запугавший  беду на себя навлечёт. Приятно смотреть  на огонь, охвативший поленья, Но выйдя наружу,  тебя ж это пламя сожжёт.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

55. "Лишь бедной родне ты должен всегда помогать..."

Лишь бедной родне  ты должен всегда помогать, Богатых же близких  тебе одарять не пристало: Они в своей доле  вкушают медовый суми, Зачем же вдобавок  еду для них сдабривать салом? Примечания

Суми, медовый суми — у буддистов пища небожителей.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

56. "Есть деньги — подумай, как не промотать их бесцельно..."

Есть деньги — подумай,  как не промотать их бесцельно. Не надо напрасных  на пышность и роскошь затрат. В селении вашем  соседи все злобствовать будут, Налоги, повинности  быстро ваш дом разорят.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

57. "Пускай кто-то беден, — смеяться над ним не годится..."

Пускай кто-то беден, —  смеяться над ним не годится; Пускай кто-то слаб —  его обижать недостойно. Покуда Тай-гуна  никто не узнал и не встретил, Он был одинок  и ловил свою рыбу спокойно. Примечания

Тайгун, Цзян тайгун — легендарный помощник Вэнь-вана, отца основателя государства Чжоу (XVII в. дон. э.). До встречи с Вэнь-ваном ловил рыбу на берегах реки Вэйхэ, а потом стал ближайшим помощников Вэнь-вана и его преемников У-вана и Чэн-вана. В части рукописных копии у данного четверостишия имеются другие заключительные строки:

Ты в них разгляди,   каков у них истинный облик, И после реши,   как можно их встретить достойно.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

58. "Любой из людей готовит мясную приманку..."

Любой из людей  готовит мясную приманку, Стремясь, чтобы рыба  ее поскорей проглотила. Так зло и добро  имеют до тысячи видов, И сердце людское  во всем разобраться не в силах.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

59. "В отставку уйдя, приходится мысли смирять..."

В отставку уйдя,  приходится мысли смирять; Не должно в гостях  умом возноситься куда-то. Увидев кого-то,  отдай ему первым поклон: Кто клонит колени,  тот в жёлтом купается злате.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

60. "От бедных людей не должно никак отвращаться..."

От бедных людей  не должно никак отвращаться. Есть чем угостить —  позвать и попотчевать надо. Мудрее всего  на язвы их снадобья класть И не огорчаться,  что жемчуг не будет наградой. Примечания

Жемчуг не будет наградой. — В "Записках о поисках духов" Гань Бао (ум. в 336 г. ) есть эпизод: Суйский хау обнаружил у подножья холма змею с перебитой спиной и велел приложить к ране целебное снадобье. Змея смогла уползти, а потом принесла в подарок своему спасителю жемчужину, ярко светившуюся ночью.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

61. "Совет мой: о деле по чьим-то речам не судить..."

Совет мой: о деле  по чьим-то речам не судить; Не передавай  от кого-то услышанных слов. Заметивши что-то,  держись, словно вовсе не видел, Тогда во всю жизнь  не сделаешь ложных шагов.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

62. "За тех, кто не свой, нельзя поручителем быть..."

За тех, кто не свой,  нельзя поручителем быть; В дела не свои  нельзя как посредник мешаться. Пусть не оправдаешь  надежды своих земляков, Зато пока жив,  тебя не постигнут несчастья.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

63. "Двойной распорядок" — забава для мудрого мужа..."

 "Двойной распорядок" —  забава для мудрого мужа; Для шашек облавных  должна быть особая сметка. Кго это умеет,  тот злу никогда не уступит И в должное время  окажется рядом с бессмертным.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

64. "Наткнувшись на спорящих, лучше на них не смотри..."

Наткнувшись на спорящих,  лучше на них не смотри; У видевши драку,  вперед не кидайся в бой. Пусть даже избитый  прибегнет к свидетельству друга — Победы достигший  не узрит вины за собой.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

65. "Поставь себя так, чтобы люди тебе доверяли..."

Поставь себя так,  чтобы люди тебе доверяли. Поступки достойные  выше чем золото ценят. Куда ни придешь,  того принимают охотно, Кто всех убедил,  что долгу ни в чем не изменит.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

66. "Оказана милость — немедля за милость воздай..."

Оказана милость —  немедля за милость воздай. Тогда не останется  помощь тебе одинокой. Запомни, что если  колодец за тысячу ли, Никто тебе воду  не будет нести так далеко.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

67. "За милость к себе ты милостью должен воздать..."

За милость к себе  ты милостью должен воздать. Оказана милость —  воздай за нее поскорее. Ведь если в колодце  уже пересохла вода, От этой напасти  избавить никто не сумеет.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

68. "Когда обретенная милость весома весьма..."

Когда обретенная  милость весома весьма, Расплате нельзя  легковесною выглядеть тоже. Особо голодному  первая чашка ценна, И ста золотых он  жалеть в благодарность не может.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

69. "Коль кто-то по мудрости милость тебе оказал..."

Коль кто-то по мудрости  милость тебе оказал, Ты должен усердно  ему воздавать до могилы. Голодный под тутой  накормлен правителем был — Потом колесо  подпирал ему что было силы. Примечания

Легенда, записанная в "Цзо чжуани" (V в. дон. э.) под 607 г. до н. э. Князь на охоте встретил человека, сидевшего под туей и ничего не евшего уже три дня. Князь не только накормил его, но и снабдил провизиеи на дальнеишую дорогу. Потом во время сражения у колесницы князя слетело колесо. Появился тот самый человек, сумевший подпереть колесо и укрепить его. Князь выиграл сражение. Этого человека звали Лин Чэ.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

70. "При займе за штуку обычного плотного шёлка..."

При займе за штуку  обычного плотного шёлка Назад возвращается  штука тончайшего шёлка. Запомни, что важно  при займе подсчитывать время: Ведь вместе с годами  идет умножение долга. Примечания

Доу — мера объема, ок. 10 л. Дань — 10 доу.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

71. "Когда ты кому-то заимствуешь пять доу риса..."

Когда ты кому-то  заимствуешь пять доу риса, К тебе возвратится  обратно дань целый зерна. При должном расчете  накопится славный добавок И будет с излишком  дающего ступа полна.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

72. "От этого мира, конечно, отделаться трудно..."

От этого мира,  конечно, отделаться трудно: Как нам перейти  соблазнов и алчности глуби? Но муж благородный,  постигнувший предназначенье, Сумеет отринуть  от сердца заблудшего глупость.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

73. "Убийство живого — тягчайшее из преступлений..."

Убийство живого —  тягчайшее из преступлений, И мясояденье —  проступок нисколько не легче. Когда ты желаешь  продлить своей жизни пределы, Нельзя отдаляться  от света, горящего вечно. Примечания

Свет, горящий вечно — здесь: "светильник закона", зажженный Буддой.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

74. "Грабитель и вор, конечно же, жить недостойны..."

Грабитель и вор,  конечно же, жить недостойны; Разбойник и лжец  преступны и этого больше. Чужое присвоят  и этим себя ублажают — Получше раскинь,  надолго ль от этого польза?

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

75. "Поступки развратные или же лживые речи..."

Поступки развратные  или же лживые речи — Кто вред их постиг,  и то и другое отвергнет. Лишь тот, кто постигнет,  какою дорогой идти, За тысячу ли  на стезе не оступится верной.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

76. "За мясояденьем последуют всякие хвори..."

За мясояденьем  последуют всякие хвори; Кто мудрости полон,  конечно, не станет обжорой, Иначе однажды  в "пространстве без перегородок" Ему не спастись  от суровейшего приговора. Примечания

"Пространство без перегородок" — подземное судилище для умерших, где по мере выяснения все более тяжких грехов душа покойного испытывает все более тяжкие наказания. Мясоядение и связанное с ним убийство живого считаются в числе тягчайших грехов.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

77. "Пристрастье к вину людей превращает в глупцов..."

Пристрастье к вину  людей превращает в глупцов, Как будто они  устроились в яме отхожей. Постигни душой:  стремленье попасть в нечистоты С опасной тропой  над кручей отвесною схоже.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

78. "Вина производство — тягчайшее из преступлений..."

Вина производство —  тягчайшее из преступлений; За мясо, за вина  нелегкое ждет наказанье. А если есть люди,  что в такое не верят, То пусть они сутру  прочтут "О великой нирване". Примечания

Сутра "О великой нирване" (Махапаринирвана) — одна из ведущих сутр буддийского канона, в которой, в числе многих других положений учения Будды, говорится и об основных запретах для любого буддиста.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

79. "Увидевши грязь, не ступай на такую дорогу..."

Увидевши грязь,  не ступай на такую дорогу, Нельзя, чтобы туфли  твои эта жижа всосала. А ежели ведаешь  ты за собой прегрешенья, Нельзя пренебречь  ни постом, ни обетом нимало.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

80. "К тому, с кем встречаешься, чувствовать зависть нельзя..."

К тому, с кем встречаешься,  чувствовать зависть нельзя; Пред тем, кому рад,  заноситься не смей никогда. Настанет твой день —  ты расстанешься с "непостоянством" И мирно пред ваном  пройдешь, не пугаясь суда. Примечания

Ван — здесь Яньло-ван, повелитель подземного судилища для умерших. Он выносит свой окончательный вердикт по добродетелям и прегрешениям прибывших к нему душ. Безгрешный этого суда бояться не может. "Непостоянством" буддийское учение называет наш мир, где все переменчиво и ненадежно, в отличие от другого существования, называемого "нирваною".

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

81. "Увидев больного, к нему подойди милосердно..."

Увидев больного,  к нему подойди милосердно; Ты знаешь лекарство? —  лечи заболевшего сразу. Ведь ежели кто-то  способен к подобным поступкам, величьем его  не всякий проникнется разум.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

82. "В торговых делах бескорыстие — первое дело..."

В торговых делах  бескорыстие — первое дело, Нельзя даже в сердце  склоняться к чему-то кривому. Кто хоть бы чуть-чуть  на прибыль побольше польстится, Тот сразу же, сразу  ущерб причиняет другому.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

83. "Дающему — быть от рожденья к рожденью богатым..."

Дающему — быть  от рожденья к рожденью богатым; Пребудет скупой  за веками века бедняком. А ежели кто-то  в делах своих скареден крайне, Он калпу за калпой  расплатится тяжким трудом. Примечания

Четверостишие посвящено буддийской идее кармы (деяния). Кто в этои жизни творил благие дела, тот в последующих перерождениях обретет благую долю и, наоборот, тяжкую долю обретет тот, кто творит зло.

Калпа — длительный космический период в буддизме, но здесь это слово употреблено как синоним "рождения" и "века".

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

84. "Кто стерпит позор, тот станет красивым и стройным..."

Кто стерпит позор,  тот станет красивым и стройным; Кто гневу дал волю,  змеёй ядовитой родится. А тот человек,  который не склонен к дурному, Взойдет непременно  на высшие Три колесницы. Примечания

Три колесницы — три направления буддизма. По мысли поэта, вступить на пути "трех колесниц" может только человек, безупречныи в своих поступках.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

85. "Умей постоянно, усерднейше думать о добром..."

Умей постоянно,  усерднейше думать о добром; И ночью и днем  переписывай тщательно сутры. И если ты в сердце  себе не позволишь гордиться, Не будет печали,  что стать не сумел еще буддой.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

86. "За сутки шесть раз молитву прочесть не забудь..."

За сутки шесть раз  молитву прочесть не забудь; Закатится солнце —  зажги повсеместно куренья. Нельзя пропустить  ни один из десятка постов, И долгие три  исполнить найди в себе рвенье. Примечания

По строгим буддийским правилам, шесть раз в сутки настает время чтения молитв (утро, полдень, вечер, начало ночи, полночь, конец ночи).

В течение одного месяца насчитывается десять постных дней. Кроме того в году есть три "долгих" месячных поста: в первую, пятую и десятую луну.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

87. "Обет соблюдая, терпенья запас накопи..."

Обет соблюдая,  терпенья запас накопи; При долгом посте  свободы страстям не давай. Нельзя разгораться  подобно огню на ветру: Неладна минута —  кого-то убьешь невзначай.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

88. "С наставником встретясь, ему соверши поклоненье..."

С наставником встретясь,  ему соверши поклоненье; С даосом столкнувшись,  проси у него наставлений. Не надо раздумывать,  кто из них выше, кто ниже: Греховным считается  не выражать к ним почтенья.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

89. "Услышавши колокол, впору улечься как должно..."

Услышавши колокол,  впору улечься как должно: Кто крутится лежа,  спокойно не сможет поспать. Когда ж наконец  удалишься из "непостоянства" Не будешь у входа  "подземной темницы" стоять. Примечания

"Подземная темница" — владения Яньло-вана см. о нем в прмечании к четверостишию (80). По правилам, монахи должны были на ночь ложиться на правый бок, как Будда в его изображениях при уходе в нирвану (уходе из этого мира).

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

90. "Наставник-монах у тебя попросил подаянье..."

Наставник-монах  у тебя попросил подаянье — Не вздумай запасы  из дому отдать поскупиться. Тебе подаянье  безбрежное счастье сулит, И в жизни грядущей  сторицею все возвратится.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

91. "Коль дом обеднеет, посильные займы бери..."

Коль дом обеднеет,  посильные займы бери, Не вздумай лениться,  уйдя от усердных работ. Единственно помни:  усердием счастье творится, Обилие платья  и пищи оно принесет.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

92. "Деяния злые решительно надо отринуть..."

Деяния злые  решительно надо отринуть; В деяниях добрых  упорен будь, не отступая. Закон сокровенный  ищи, напрягая все мысли, И скоро ты станешь  достоин увидеть Жулая. Примечания

Жулай (Так Пришедший) — один из титулов Будды.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Лу Чжаолинь (635?-680?)

Китайский поэт, один из "Четырех выдающихся мастеров начала эпохи Тан".

Родился в богатой семье, благодаря чему получил хорошее образование и возможность занять впоследствии важные государственные должности при императорском дворе; в частности, некоторое время он служил библиотекарем одного из императорских сыновей. Несмотря на это, Лу Чжаолинь был известен стремлением к максимально простому образу жизни, критиковал роскошь и пороки и отличался независимым характером. В конце концов император обвинил его в том, что он не уделяет должного времени чиновничьим обязанностям, занимаясь лишь литературой, и Лу, к тому времени уже тяжело больной, вышел в отставку. На свою пенсию он купил несколько гектаров земли и передал их своей семье.

Последние годы его жизни были омрачены тяжелой болезнью — у него постепенно атрофировались конечности. Несмотря на это, он пытался заниматься самолечением и подружился с известным медиком и алхимиком Сунь Сымяо. Предположительно покончил жизнь самоубийством, утопившись в реке Инхэ, не желая больше страдать.

Большая часть его стихотворений посвящена теме одиночества и покинутости, что резко контрастирует с произведениями других придворных поэтов его эпохи.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Китайский поэт. Вместе с Ян Цзюнем, Ло Биньваном, Ван Бо составлял группу под названием "Четыре выдающихся мастера начала эпохи Тан". Получил превосходное образование, обучался у Цао Сяня, Ван Ифана и Вэнь Сюаня. Служил в библиотеке одного из сыновей основателя Танской династии Гао-цзу. Занимал важные придворные посты. В 666 г. сопровождал императора Гао-цзуна в паломническом путешествии на гору Тай. Был известен стремлением к максимально простому образу жизни, критиковал роскошь и пороки и отличался независимым характером. В конце концов, император обвинил его в том, что он не уделяет должного времени чиновничьим обязанностям, занимаясь лишь литературой. По болезни ушел со службы. На свою пенсию он купил несколько гектаров земли и передал их своей семье. Свел дружбу с известным врачом и алхимиком Сунь Сымяо. Последние годы жизни, мучимый страшными болями, много занимался самолечением. Когда все попытки побороть недуг оказались бесполезными, утопился в реке Инхэ. Большая часть его стихотворений посвящена теме одиночества и покинутости. Самыми значительными произведениями являются стихи, выражающие его личные страдания, например, "Пять печалей" и "Разрешение болезни". Был единственным средневековым поэтом, который успешно возродил стиль древнего поэта Цюй Юаня.

Источник: "Личности"

* * *

Уроженец Фаньяна. Служил в канцелярии одного из принцев крови, но, заразившись опасной болезнью, ушел со службы и жил отшельником на горе Тайбайшань. Отравился приготовленным им "эликсиром долголетия" и покончил с собой, бросившись в реку. Сохранилось около 90 его стихотворений. В стихах описывает свои беды и недуги. Принадлежит к числу "четырех великих начала Тан".

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Лотосы на прудке с излучинами ("Над извилистыми берегами дивный запах кружит...")

Над извилистыми берегами Дивный запах кружит, проплывает. Очертанья лотосов кругами Весь прудок заросший покрывают, Все-то я боюсь, что дунет ветер Осени на листья слишком рано... Только ты б, мой друг, и не заметил, Как они, опав, закружат странно. Примечания

Как они, опав, закружат странно... — намек на то, что, как лотосы опадут и не заметит их государь, так же не заметит он и кончины поэта. Такая идея могла возникнуть Лу Чжаолиня потому, что императрица У (правила с 684 до 705 г. после Р. Х.), при которой жил поэт, не обращала на него никакого внимания, и он никогда не видел применения своих способностей. Л[у Чжаолинь покончил с собою, утопившись в р. Инь. Таким образом, это стихотворение явилось для поэта как бы пророческим.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Перевод: Эйдлин Л.З.

Провожаю второго старшего брата, уезжающего в Шу ("С заставами горы ждут путника на дорогах...")

С заставами горы  ждут путника на дорогах. В веселых забавах  цветет государев город... На проводах этих,  как только разняли руки, Глядим расставаясь —  друг друга жалеем молча!

Источник: "Сухой тростник", 1999

Вэй Чэнцин (640-706)

Чиновник эпохи Тан, поэт. Родом из Чжэнчжоу. Сдав в начале VII в. экзамены и получив высшую степень, служил при дворе. После казни в 705 г. фаворита императрицы Чжан Ичжи отошел от дел, потом был призван для составления официальной истории, получил титул, однако вскоре умер. Сохранилось 7 его стихотворений.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

* * *

Вэй Чэнцин предположительно родился в 640 г., во время правления императора Гао-цзуна. Его отец Вэй Сыцянь был чиновником среднего уровня в это время (он будет служить канцлером с 685 до 687 г., во время первого правления сына императора Гао-цзуна, императора Чжун-цзуна). У него был по крайней мере один младший брат, Вэй Сыли, рожденный госпожой Ван, второй женой его отца. Считается, что госпожа Ван была очень строга к Вэй Чэнцину, которого она считала чужим. Однажды, когда она наказывала Вэй Чэнцина, Вэй Сыли просил наказать и его также. Когда мать отказалась, он сделал так, чтобы слуги наказали его таким же образом, как его брата. Госпожа Ван увидела это и поняла, что ей следует обращаться с пасынком лучше. Когда другие прослышали об этом, они сравнили братьев Вэй с чиновниками династии Цзинь (265-420), Ван Сяном и Ван Лэном — единокровными братьям в схожем положении.

Сдав императорский экзамен, Вэй Чэнцин стал военным советником сына императора Гао-цзуна, принца Ли Сяня. Он отвечал за составление важных документов, которые писал замечательным стилем. После того, как Ли Сянь в 675 г. стал наследным принцем, Вэй продолжил службу у него. В 679 г., когда император Гао-цзун передал часть своей власти Ли Сяню, принц ударился в роскошь и разнузданные удовольствия, и Вэй подал прошение с увещеваниями обуздать свое поведение. Ли Сянь оценил его смелость и поблагодарил его. После этого случая Вэй, полагавший, что неприятности, которые случаются с людьми — это, в основном, результат их собственных действий, написал "Оду Вересковой башне" (靈臺賦). Вскоре Ли Сянь поссорился со своей матерью, могущественной императрицей Ву, и его удалили от двора. Вэя же в 680 г. назначили судьей в область на территории современной провинции Чжэцзян. Говорят, он заметно улучшил тамошнюю культуру.

Источник: ru.knowledgr.com

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Уезжая к югу, расстаюсь с братом ("Гладкая, тихая тянется вдаль, вьется река...")

Гладкая, тихая тянется вдаль, Вьется река. Скорбна, безмерна на сердце печаль — Дальнего гостя тоска. Цвет опадающий всюду грустит, Точно моя Эта досада. К земле он летит Так же безмолвен, как я.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Ду Шэньянь (645?-708)

ДУ ШЭНЬ-ЯНЬ 杜審言, 645?-708, второе имя Би-цзянь 必簡, один из Вэнь чжан сы ю и ведущих придворных поэтов посл. трети VII-нач. VIII в.

Происходил из старинного чиновничьего семейства, уроженцев г. Сянъян (совр. пров. Хубэй), позднее переселившихся в Цзюйгунсянь (совр. г. Гунъиши, пров. Хэнань), прадед Ду Фу. В 670 г. сдал кэцзюй, но только на цзиньши 2-й ступени, и почти 30 лет прослужил на незначительных постах в уездных и областных администрациях. В 698 г. за служебное упущение был сослан в отдаленную южную область Цзичжоу (в совр. пров. Цзянси). По возвращении в столицу (Чанъань) был определен чжуцзоланом в Мишушэн, затем переведен с повышением в Шаньбу. Около 705 г. получил назначение на секретарскую должность в Гоцзыцзянь, незадолго до смерти был введен в штат Сювэньгуань и приобщен таким образом к содружеству профессиональных придворных пиитов.

Сохранились:

— 39 стихотворений, среди них:

многочисленные (около трети) образцы придворной поэзии, созданные по высочайшему повелению: "Ван чунь тин ши ю ин чжи" (望春亭侍游應制 "По Высочайшему образцу о прогулке в Павильон любования весной"), "Су юй тин ши янь ин чжи" (宿羽亭侍宴應制 "По Высочайшему образцу о пире в Павильоне спящих перьев"), и др.; поэтические эпистолы к друзьям, например "Цзэн су вэй дао" (贈蘇味道 "В дар Су Вэй-дао") или "Цзэн цуй жун эр ши юнь" (贈崔融二十韻 "В дар Цуй Жуну, в двадцать рифмованных строк"), образец ранних пайлюй;

наиболее известны "Хэ цзин лин лу чэн цзао чунь ю ван" (和晉陵陸丞早春游望 "Вторю [стихам] чэна Лу из Цзиньлина о путешествии ранней весной") и "Ду сян цзян" (渡湘江 "Переправляюсь через реку Сян"), отнесенные к лучшим образцам ранних пятисловных люйши и семисловных цзюэцзюй, соответственно.

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Переправляюсь через реку Сян ("Уж солнцу в роще пора склониться, а я о прошлом исполнен грусти...")

Уж солнцу в роще пора склониться, А я о прошлом исполнен грусти. Весною нынче цветы и птицы Рождают скуку в захолустье. Один скорблю я, что из столицы Я еду к югу. (Меня сослали.) И не похож я на Сян *, что мчится Все время в северные дали. Примечания

Река Сян — река в южном Китае.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Сюэ Цзи (649-713)

Поэт времен правления династии Тан. Родом из уезда Фэньинь (ныне в Шаньси). Выдержал государственные экзамены шестидесяти лет от роду, был чиновником в государственном аппарате. В 709 г. стал членом академии Чжаовэньгуань, прославился как каллиграф, поэт и художник. Был казнен за причастность к заговору.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Осенним утром взглянул в зеркало ("Листьев паденье пугает путника душу...")

Листьев паденье Пугает путника душу. Всю ночь просидел я и слушал Ветер осенний. Рано, с денницей, Взглянул на виски... Все ближе В сияющем зеркале вижу Жизни границы...

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Ван Бо (650-676)

Известный поэт начала "золотого века" китайской поэзии — эпохи Тан (VII-X вв.). Один из "Четырех выдающихся мастеров начала эпохи Тан" (Чу Тан сы цзе) наряду с Ян Цзюном (650-693), Лу Чжаолинем (637?-689?) и Ло Биньваном (640-684).

Родился в Лунмэне области Цзянчжоу (современный уезд Хэцзинь провинции Шаньси) в высокообразованной семье. Внук известного философа-конфуцианца Ван Туна (584-617) и внучатый племянник поэта Ван Цзи (585-644). Прославился рано. В его официальных жизнеописаниях (например, в "Синь Тан шу" — "Новая история [династии] Тан") сказано, что в 6-летнем возрасте Ван Бо уже владел классических литературным стилем. В 9 лет, читая авторитетный комментарий Янь Шигу (581-645) к "Хань шу" ("История [династии] Хань"), указал на имеющиеся в работе ошибки и составил труд "Чжи ся" ("Указываю на изъяны") объемом 10 цзюаней (впоследствии утрачен). В возрасте 12 лет получил титул "божественного отрока" (шэнь тун) и был приглашен ко двору. В 15 получил первую чиновничью должность. Однако блестящая поначалу карьера не сложилась: император Гао-цзун (на троне 649-683) прочел его ироничные стихи о популярных тогда среди родственников императора петушиных боях, разгневался, увидев в них скрытую сатиру, и лишил его должности. В 669 г. Ван Бо отправился путешествовать по юго-западу империи (этот период жизни отмечен созданием наиболее ярких образцов пейзажной лирики). По возвращении в столицу в 672 г. поступил на военную службу, однако вновь был отстранен от должности. Отправился к отцу, который за участие в заговоре был сослан на юго-восточную окраину Китая. Его ранняя смерть (утонул в море в возрасте 26 лет) стала большой потерей для китайской литературы.

Часть наследия утрачена. "Ван Цзыань цзи" ("Собрание сочинений Ван Цзыаня") объемом 16 цзюаней содержит более 80 стихотворений (в основном пятисловные восьмистишия — люйши и четверостишия — цзюэцзюй) и около 90 прозаических произведений.

В своем творчестве Ван Бо отказался от вычурной "поэзии дворцового стиля" (гун ти ши) предшественников. Одна из основных тем — расставание с друзьями: "Сун Ду шаофу чжи жэнь Шучуань" ("Помощник начальника уезда Ду назначен в Шучуань"), "Бе Сюэ Хуа" ("Прощаясь с Сюэ Хуа"), "Цзян тин е юэ сун бе эр шоу" ("Два стиха на прощанье лунной ночью в беседке над рекой"). Не менее известна была среди современников его пейзажная лирика, пронизанная тоской по родине: четверостишия "Шань чжун" ("В горах"), "Чунь ю" ("Путешествую весной").

Сохранилось около 10 "стихов в древнем стиле" (гу ти ши), самое известное — "Линь гао тай" ("Перед высокой террасой"), содержащее сатиру в адрес столичной знати. Стихи "Цай лянь цюй" ("Песня о сборе лотосов") и "Цю е чан" ("Длинна осенняя ночь"), где описана тоска женщин по мужьям, ушедшим в поход, не только стилистически продолжают традицию народных песен (юэфу миньгэ), но и расширяют их идейное содержание. Наиболее знаменитое произведение Ван Бо — "Тэн ван гэ сюй" ("Предисловие к стихам "Во дворце Тэнского князя"), созданное экспромтом на банкете и вошедшее впоследствии во все китайские хрестоматии, и по сей день считается образцом прозы гувэнь. Биография включена в "Цзю Тан шу" ("Старая история [династии] Тан") и "Синь Тан шу" ("Новая история [династии] Тан").

Источник: Синология.ру, автор А. Н. Коробова

Перевод: Алексеев В.М.

Во дворце тэнкого князя ("Палаты высокие тэнского князя подходят к острову Цзяна...")

Наньчан — то в старину был цзюнь, большой район и округ. Теперь — то Хунду-фу большой губернский центр. Средь звезд его раздел созвездья И и Чжэнь, а земли в нем соседят с Хэн и Лу. Полами служат ему три цзяна, великие реки; поясом — пять знаменитых озер. Держит в узде он Цзин, где живут варвары мани, тянет к себе страны южные Оу-Юе. Здесь вещи ослепительной красы — что неземная драгоценность: здесь есть кусок земли, откуда луч драконова сиянья стрельнул в созвездия Коровы и Ковша. Здесь люди исключительные есть: они земные чудеса. Здесь был такой диван, который Сюй Жу спускал себе с крюка, забитого Чэнь Фанем. Туманною массой лежат друг за другом здесь области мощной красы: и мчатся, как звезды, таланты живые — яркие люди сюда. Башни и рвы в изголовье лежат на самом скрещении варваров-и и китайцев. Гости, хозяева дали нам все здесь, что было прекрасного в странах на юго-востоке. Так, наш господин губернатор Янь — в ореоле прекрасной славы: он прибыл сюда издалека с парадною свитой, с оружьем и с флагами. Так, новый начальник Личжоу — Юйвэнь для всех образцовый ученый: он с поездом крытых колясок временно здесь погостить остается. Уже десять декад здесь свободно, беспечно; друзей превосходных — что на небе туч. Из-за тысячи верст повидаться сошлись, сотрапезников знатных все кресла полны. Взлетает дракон, подымается феникс — то мастерский стиль-патриарх ученого нашего Мэна. Пурпурный блеск молний, иней чистейший — то массы оружия войск генерала-фельдмаршала Вана.

Глава семьи моей, отец, начальник был уезда, и путь мой пролегал средь ваших чудных мест. Я отрок молодой и неуч я еще — и вдруг попал сюда на ваш богатый пир.

Сейчас у нас — девятая луна и в очередь пришел уж третий осенний месяц. Разливы воды на дорогах исчезли, и вот уж холодные лужи прозрачны. Лучистый туман подобрался и сселся, и вот — вечерние горы алеют. Я с восторгом глядел на чудесных коней, проносившихся тройкой-четверкой по прекраснейшим вашим дорогам, и старался обнять этот воздух и свет — все красоты немого пейзажа — с высоты ваших гор и пригорков. Пришел к тому долгому острову, где были чертоги царевича, добрался до древнего храма, где спасался бессмертный святой. Друг на друга громоздятся утесы и скалы, ввысь идут к слоистым, дальним небесам, а летящие палаты в струях ярко-красных вниз подходят к бездне, где земли уж нет. Мель журавлиная, остров утиный — они сплошным кольцом закручивают все извивы островные. Залы из кассий, дома в орхидее — они за рядом ряд расположились здесь, как горы иль холмы.

Распахну я узорные двери, вниз взгляну на резные карнизы... И горы и долы наполнят привольным простором охват моих воров, а реки, озера широко раскроют мой глаз, пораженный восторгом. Ворота в сельских домах рядами стоят на земле. И это все дома, где гонг звучит и где едят из динов древних и богатых. Большие ладьи, корабли запрудили толпою все броды — там всё кормы, где сплошь рисуют синих птиц, драконов желтых, расписных.

Радуга тает, дождь кончился, ясно и чисто, яркие краски сквозят через прогалины туч. Опускается с неба заря и летит наравне с одинокою уткой, и осенние воды — слились в один цвет с бесконечной небесною далью. Рыбачья лодка поет вечернее: эхо идет далеко вплоть до самого берега Пэнли. Гусиный строй напугал холодом, крик их прервется в затонах под южными склонами Хэна. Вдаль устремляя свой стих, напеваю, голову вниз — и забудусь в восторге. Прочь от земли, вдохновенный порыв мой, он быстро взлетает ввысь. Свирели чудные небес издали звук, и с ним родился чистый ветер; напевы нежных голосов застыли вдруг, и тучи белые недвижны.

Здесь так, как бывало в саду реки Суй знаменитом, где дух достигает высокой души и кубка пэнцзэского Тао. Здесь так, как бывало на тех берегах реки Е, где цвел ненюфар ярко-алый, творил знаменитый поэт, и блеск ненюфара поэта освещает кисть Линьчуаньского каллиграфа. Четыре прекрасных условия здесь налицо, две трудные задачи совместно решились.

Я взор свой здесь исчерпал до конца, смотря во глубь небес. Безмерно буду рад здесь провести беспечных много дней. Небо высоко, земля необъятна, я чувствую, что нет конца ни миру, ни вселенной. Подъему конец, наступает стенанье: я познаю, что есть судьба дням бедности и счастья. Взираю на Чанъань-столицу там, под солнцем; указываю У и Хой — средь туч и облаков. Здесь — самый конец земли, и южная бездна глубока; там — столб небесный высок, и Северный светоч далек. Заставы и горы — их трудно пройти, и кто пожалеет о том, кто свой путь потерял? Кувшинки с водою встречаются вместе: в конце концов то лишь гости из равных сторон. И все думаю с вечной тоской о входе к царю, но его не увижу: и в каком же году удостоился б я, как Цзя И, быть советником трона? Увы, увы! Судьба людей порой бывает неровна, дороги к счастью иногда запутаны вконец. Фэн Таном будучи, состариться легко, а Ли Гуану получить удел и титул будет трудно. Неправильно было в Чанша высылать Цзя И, царедворца. А сказать ведь нельзя, чтобы не было там на троне царя-совершенства. Упрятали также Лян Хуна туда, в захолустье у моря. И едва ли ведь был недостаток тогда в просвещенной эпохе царенья. Но нужно в руководство взять мораль, что благородный, честный человек спокойно бедность переносит и что проникающий в законы жизни мудрец свой путь судьбы отлично знает. На старости быть мужественным мне еще сильнее надо. Как можно нам знать душу старика, что с убеленной головой? И в бедности во что бы то ни стало мне стойким нужно быть и не давать упасть своим стремленьям к сизым тучам, от жизни вверх. Вот черпать мне из родника корысти, но вдруг почувствовать лишь свежесть и приятность; иль очутиться в колее сухой мне и все ж по-прежнему довольным даже быть?

Море севера пусть даже далеко, можно взмахом крыльев птицы Пэн-гиганта долететь; там, в углу восточном, солнце уж ушло, но на туте или дубе можно все ж не опоздать. Мэн Чан был человек высокой чистоты, но он напрасно уповал в своей душе служить царю. Жуань Цзи безумным был из ряда вон, а разве можно так, как он, заплакать, видя край пути?

Я, Бо, трехфутовый младенец с ничтожной судьбою, простой начетчик — вот и все! Мне нет пути просить такой веревки, как попросил ее Чжун Цзюнь, когда был мал и юн. Есть у меня мечта забросить свою кисть: мне нравится пример прекраснейший Цзун Цяо. Брошу булавки чиновничьи, кость на целую сотню лет, утром и ночью служить отцу пойду за тысячи верст. Я не из тех деревьев драгоценных, что были в доме Се, но состою теперь в соседстве превосходном, как и мамаша Мэн. Когда-нибудь пройду через двор и с умиленьем приобщусь к ответам Ли отцу. Сегодня утром я рукав своей одежды подберу и с радостью себя вручу Драконовым дверям.

Ян И мне не встретить — берусь за стихи о вздымании в тучу и сам к себе жалости полн. Чжун Ци повстречался — играю на лютне мотив о потоке, чего ж мне стыдиться еще? Увы и еще раз увы мне! Прекрасное место, как это, не будет навеки; богатый обед, вот как этот, едва ль повторим! "Беседки орхидей" уже как не бывало; в Саду "Золотой долины" бугры и пустыри...

Готовясь проститься, оставляю вам это словечко. Я счастлив, что взыскан любезнейшим вашим вниманьем на проводах этих роскошных. Взойти теперь куда-нибудь повыше, чтоб сочинять стихи, я это предоставлю вам, вам, господа, собравшиеся здесь. Позволю лишь себе сказать во всей своей и искреннейшей правде. Почтительный поклон — и это предисловие короткое готово. Теперь в словечке лишь одном я все здесь подытожу. Четыре рифмы целиком здесь будут налицо.

Палаты высокие тэнского князя подходят к  острову Цзяна. Брелоки из яшмы звенели и пели; им —  и песням и танцам конец. На балках узорных — там утром летят облака  над южным затоном; Завесы алеют — под вечер свернутся, как дождь,  среди западных гор. Беспечные тучи — их блики в затоне там  целыми днями гуляют. И все изменилось и звезды сместились:  который раз осень здесь? Здесь живший в палатах царевич, куда он девался  и где же теперь он? Далеко река за решеткой дворцовой  стихийно, бесцельно течет.

Источник: Алексеев В.М. "Китайская классическая проза", 1958, стр. 194

Перевод: Стручалина Г.В.

Дворец Тэнского князя ("Высокий дворец князя Тэн над рекою...")

Высокий дворец князя Тэн над рекою. Здесь нежный звучал перезвон Колец из нефрита в парадных покоях. Отпел, отплясал нынче он. Рассветные тучки влетают, как птицы, под балки, в их пёстрый узор. Стемнеет — и жемчуга нити в светлице свернутся дождями из Западных гор. Текут облака и глубокие тени, созвездия, дни и года. Утерян и счёт их среди поколений... Которая осень приходит сюда? Где князь из дворца, где дворцовая свита?.. За внешней оградой река. Янцзы здесь пустынна, свободна, открыта... бессмысленна и глубока. Примечания

Ван Бо (кит. 王勃, второе имя Цзы Ань, 子安, Zi'an) (649—676) — китайский поэт эпохи династии Тан. Ван Бо считается одним из "четырёх великих" начала Тан, наряду с Лу Чжаолинем, Ло Биньваном, Ян Цзюном. В 675 году, незадолго до трагической гибели, на пути в дальнюю провинцию Цзяочжи (交趾), где в "почетной ссылке" губернаторствовал его опальный, обвинённый в участии в заговоре отец, Ван Бо оказался в Няньчане, пров. Цзянси (江西). Он получил приглашение на банкет, устроенный в обновлённом здании бывшего дворца Тэнского вана.

Военный губернатор Хунду (современный город Наньчан), Янь Боюй, пригласил гостей по случаю перестройки высокого и помпезного, тогда девятиярусного, павильона на берегу притока Янцзы, двадцать лет назад служившего резиденцией брата императора, Ли Юаньина (李元婴), носившего титул князя (вана) Тэнского. Стихотворение Ван Бо приложено к основной работе молодого поэта: "Предисловию к стихам во дворце Тэнского князя" (滕王阁序). В качестве модного интеллектуального развлечения и приношения хозяину гостям пиров эпохи Тан нередко предлагали сочинить экспромты и посоревноваться в поэтическом мастерстве. Среди гостей Янь Боюя Ван Бо был самым младшим, но оказался самым талантливым: его тонкое, поэтичное, уважительное по тону эссе-предисловие к стихотворениям того вечера снискало не только всеобщее восхищение гостей, но и стало хрестоматийным в китайской литературе на века. По преданию, Ван Бо написал его тушью на одном дыхании, не сделав ни единой помарки. Текст по сей день звучит свежо и изящно, по жанру он напоминает стихотворения в прозе. А цитаты из него вошли в число идиоматических выражений, чэнъюев. Например: 萍水相逢 — "встретиться случайно, как ряски на воде" (我和他萍水相逢。) или 虹销雨霁 — "радуга исчезла, дождь прошёл", т. е. в природе всё успокоилось, распогодилось, небо прояснилось — и на сердце тоже легко.

...Колец из нефрита... — кольцами, подвесками из нефрита украшалась одежда высшей знати; особые подвески носили члены императорской фамилии, этими издающими мелодичный звон драгоценными предметами украшались и их экипажи, дома.

...и жемчуга нить... — речь о завесах из жемчуга, традиционно украшавших покои императоров и принцев.

... дождями из Западных гор... — в оригинале, чтобы подчеркнуть былое величие, да и размеры здания, а также его открытость всем стихиям и двадцатилетнее запустение, автор упоминает топонимы — горный уезд Наньпу (南浦), из которого прилетают облака и смешиваются с нарисованными на потолках, — современное название — Ваньчжоу (万州区), район городского подчинения в городе Чунцин, — и Сишань (西山, Xīshān) или Западные горы, известные своими туманами после дождя.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"В беседке над рекой Янцзы в лунную ночь провожаю уезжающего друга"

I. "С юга из Банани посылает..."

С юга из Банани посылает Воды Янцзыцзян. Горы поперек пересекает Облаков полуночных туман. Дом над переправой в ночь и осень... Светел лунный круг... Кто ж увидит, как скорбит на плесе Отделившийся от близких друг?!

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

II. "Косматого тумана пелена..."

Косматого тумана пелена Ступени бирюзовые накрыла; Высокая летучая луна На южный вход сиянье обратила. Беседку закрываю... Тишина. Мы здесь с тобой расстались. И упала Впервые ночь, темна и холодна; Застыли и река, и эти скалы.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Ян Цзюн (650?-693)

ЯН ЦЗЮН 楊炯, 650?—693, чиновник, литератор (мастер пяньтивэнь), теоретик литературы, поэт, один из чу Тан сы цзе.

Уроженец г. Хуаинь (в совр. уезде Хуаиньсянь, пров. Шэньси), находившегося на территории метрополии. В 659 г. с блеском выдержал экзамен цзюйшэньтун и был зачислен кандидатом в Хун-вэньгуань. В 676 г. сдал основной экзамен на чиновничью должность и стал цзяошуланом, в 682 г. был повышен до чжаньши сычжи. Зимой 685 г. по подозрению в симпатии к мятежному генералу Сюй Цзин-е Ян Цзюн был отрешен от столичной чиновничьей карьеры и сослан на должность сыфа цаньцзюнъ в юго-западную область Цзычжоу (Сычуань). В 690 г. ему разрешили вернуться в Лоян, затем допустили вместе с Сун Чжи-вэнем к преподаванию в одной из дворцовых образовательных структур. В 692 г. вновь выслали на периферию губернатором (лин) уезда Инчуаньсянь области Учжоу (в совр. пров. Чжэцзян), где Ян Цзюн и скончался.

Сохранились:

— 33 стихотворения, среди них:

29 пятисловных пайлюй и восьмистиший, наиболее известный текст — «Цун цзюнь син» (從軍行 «Походная песня»), по мотивам многочисленных предшествующих одноименных произведений, относящихся к бяньсайши;

  по тематике преобладают стихи на личностные темы, включая поэтические эпистолы и о проводах друга; наиболее известно пятисловное цзюэцзюй «Е сун чжао цзун» (夜送趙縱 «Ночью провожаю Чжао Цзуна»).

— 8 фу, наиболее известна «Хунь тянь фу» (渾 天賦 «Ода о небесах»), в формате дафу; остальные относятся к разряду юнъуфу и были, возможно, созданы на заданную тему, например «Ю лянь фу» (幽蘭賦 «Ода об уединенной хризантеме») или «Цин тай фу» (青苔賦 «Ода о мхе»).

— 75 произведений в различных вэнъ, среди них:

11 сюй, преобладают предисловия к стихотворным произведениям, например: «Сун дун хай сунь вэй ши сюй» (送東 海孫尉詩序 «Предисловие к стихам о прощании с приставом Сунем из Дунхая»), «Чунь вэнь гуань янь цзи ши сюй» (崇文 館宴集詩序 «Предисловие к стихам о пире в Чуньвэньгуань»), «Дэн ми шу шэн гэ ши сюй» (登秘書省閣詩序 «Предисловие к стихам о том, как вступил в палаты Императорской библиотеки»);

31 цзань в формате четырехсловных восьмистиший и четверостиший, посвященных сослуживцам из Цзычжоу;

24 мин и бэй.

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Ночью провожаю Чжао Цзуна ("За прекрасную гемму правителей Чжао предлагали пятнадцать больших городов...")

За прекрасную гемму правителей Чжао Предлагали пятнадцать больших городов. И до нынешних дней по вселенной слава Прогремела о ней из далеких годов. Ты на родину едешь, простившись со мною; И, тебя провожая, я вижу: река, Что наполнена яркой, блестящей луною, Перед лодкой твоей течет, широка. Примечания

Предлагали пятнадцать больших городов... эти стихи основаны на следующем историческом факте. Один из правителей древнего удела Чжао, а именно князь Хуэйвэнь-ван (правил с 298 до 266 г. до Р. Х.), получил прекрасную гемму некоего Хэ. Его современник, Циньский князь Чжао-ван, предложил Хуэйвэнь-вану в обмен на гемму 15 городов. Последний согласился и послал с драгоценностью своего советника Линь Сян-жу, который, уже передав яшму Чжао-вану, понял, что тот и не думает отдавать обещанные города. Тогда Линь Сян-жу, хитростью выманив назад сокровище, мужественно доставил его своему господину в целости и сохранности. Стихотворение упоминает этот факт потому, что лицо, которому оно адресовано, носит ту же фамилию, что и название удела (Чжао).

Прогремела о ней из далеких годов... скрытое пожелание Цзуну быть столь же славным, сколь и знаменитая гемма, о которой речь была выше.

Ты на родину едешь... гемма была доставлена без всякого изъяна своему владельцу, также и Чжао Цзун благополучно возвращается домой.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Сун Чживэнь (?-712)

Поэт родом из Гочжоу, чиновник. Рано попал ко двору императрицы У-хоу. Вследствие дворцовых интриг был отправлен в ссылку, вскоре возвратился в столицу, состоял вместе с Ду Шэньянем в литературной академии, но потом, обвиненный в связях с заговорщиками, был снова сослан, и вскоре ему был отдам приказ покончить с собой. В поэзии с его именем и именем его друга Ду Шэньяня связано становление классической системы стихосложения.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

* * *

Уроженец области Фэньчжоу (на территории современного уезда Фэньян провинции Шаньси). По другим сведениям, происходил из области Гочжоу (на территории современн провинции Хэнань). Родился в семье крупного военачальника. С ранней юности начал служить при дворе императрицы У-хоу. В 675 г. успешно выдержал столичные экзамены на степень цзиньши. После этого служил на должности помощника министра. Через некоторое время был сослан, но вскоре снова возвратился в столицу. После смерти императрицы в 705 г., уже при новом императоре Чжун-цзуне получил должность вайлана при коллегии военных советников. Затем отправился в новую ссылку в область Юйчжоу. Спустя недолгое время был помилован и возвращен ко двору, где вскоре вместе со своим другом и поэтом Ду Шэньянем, избран академиком императорской Академии наук (Ханьлинь). Во время короткого правления следующего императора Жуй-цзуна (710-712 гг.) Сун Чживэнь вовлекся в дворцовые интриги, переросшие в заговор, который, однако, был раскрыт. Сун Чживэню удалось сохранить свою жизнь только тяжелой ценой предательства — он выдал всех своих сообщников. После чего, последовал приказ императора отправиться в ссылку. Находясь в ссылке, Сун либо был все-таки казнен по приказу уже следующего императора Сюань-цзуна, либо по его же приказу совершил самоубийство. С именем Сун Чживэня, а также его друга Ду Шэньяня, связано становление классической системы китайского стихосложения. Сохранился сборник его произведений под названием "Сун-чжи-вэнь-цзи " ("Избранные сочинения Сун Чживэня"), состоящий из 10 цзюаней. Отделяя Суна-поэта от Суна-человека, следует сказать, что его поэзия отличается большой степенью искренности и вдохновения.

Источник: baruchim.byethost8.com

Перевод: Алексеев В.М.

Песня при спуске с горы ("Вот, спускаюсь с Сунской горы, думаю много о чем...")

Вот, спускаюсь с Сунской горы,  думаю много о чем. Вот веду красавицу за руку  и шаг замедляю свой. А среди сосен светлеет луна  и вечно такая она. "Сударь, вы будете здесь гулять,  скажите, когда же опять?"

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Провожаю даоса Сыма, уезжающего в горы Тяньтай ("Крылатый наш гость и флейтой и песней от этой земли отошел...")

Крылатый наш гость и флейтой и песней  от этой земли отошел. Вдали от застолья во многих местах  летала белая туча. У врат во дворец эмпиреев — Пэнлай  вечно тебя буду помнить; Но ты в свои горы утунов и туй уходишь —  назад не вернешься.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Переправляюсь через реку Хань ("Все вести из земли родной прервались за горами...")

Все вести из земли родной Прервались за горами. И много лет зимой, весной Я числил дни за днями. Вот близко родина моя, Тревога ж все сильнее; Подходит кто-то... Только я Спросить его не смею!

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Провожаю даоса Сыма Чэн-чжэна, уезжающего на гору Тяньтай ("Путник пернатый, с флейтой певучей летя, удаляется с этой земли...")

Путник пернатый, с флейтой певучей Летя, удаляется с этой земли. В ковре расставания белые тучи То тут, то там взлетят — и ушли. Здесь, во дворце государя, в Пэнлае Давно-давно вспоминают его, А он, безвозвратно вперед улетая, Стремится на дальние горы Тунбо. Примечания

Тяньтай — священная гора даосов, где живут бессмертные. Раз попав на нее, человек уже не возвращается.

Путник пернатый — так обыкновенно величают даосов. Образ этот растет из двух источников. Во-первых, сон князя Чжао (вступил на престол в 1052 г. до Р. Х.), в котором он видел пернатого человека с шерстью, и, во-вторых, фантастическая "Книга о горах и морях", которая содержит указание на страну, населенную людьми, имеющими перья и шерсть.

Пэнлай — священная гора даосов. Именем ее был назван в царствование императора Гао-цзуна (650-684 гг. после Р. Х.) Даминский дворец, основанный в 635 г.

Гора Тунбо — то же, что и Тяньтай.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Шэнь Цюаньци (656?—714?)

ШЭНЬ ЦЮАНЬ-ЦИ 沈佺期, 656?-714?, второе имя Юнь-цин 雲卿, сановник, ученый, литератор, один из ведущих придворных поэтов рубежа VII-VIII вв. и основоположников Шэнь-Сун ти.

Уроженец уезда Нэйхуан области Сянчжоу (совр. Нэйхуансянь, пров. Хэнань), выходец из провинциального чиновничьего семейства.;

В 675 г. с блеском сдал столичный экзамен на чиновничью должность и получил назначение на престижную должность селюйлана, позднее был повышен до тунши шэжэня. Вошел в ближнее интеллектуально-творческое окружение У Цзэ-тянь. В 698-700 гг. принимал участие в составлении свода конфуцианских, даосских и буддийских текстов "Сань цзяо чжу ин" (三教珠影 "Жемчужины Трех учений") в 1300 цзюанях (впоследствии был утрачен). В 701 г. вошел в руководство Каогун, в следующем году возглавил комиссию по приему столичного экзамена на чиновничью должность и был повышен до цзишичжуна. В 704 г. разжалован за пособничество впавшему в немилость Чжан И-чжи, вместе с которым отправился в ссылку. По возвращении в столицу в 707 г. стал цицзюйланом, в 708 г. был включен в штат Сювэньгуань, войдя в круг профессиональных придворных пиитов. С 711 г. занимал должности шэжэнь в Чжуншушэн и шаочжанши в аппарате наследника престола.

Признанный мастер восьмистиший и четверостиший, относимых к непосредственным прототипам люйши и цзюэцзюй; с его творчеством связывают внедрение в поэтическую практику семисловных люйши (имеется 16 таких стихов). Наиболее известны: цикл (из 3 пятисловных восьмистиший) "Цза ши" (雜詩 "Стихи о разном") и пятисловное восьмистишие "Е су ци пань лин" (夜宿七盤岑 "Ночью сплю у хребта Ципаньлин"); ценятся семисловные восьмистишие "Ду бу дань" (獨不見 "В одиночестве [его] не вижу") и четверостишие "Ман шань" (邙山 "Горы Ман").

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Манский холм ("На Манском холме строго в ряд могилы древние лежат...")

На Манском холме строго в ряд Могилы древние лежат. Десятки тысяч лет прошло — Напротив них лишь город Ло. В нем зазвенят, лишь ночь пришла, И песни, и колокола; На холме ж — только и слышны Что шумы кедра и сосны. Примечания

город Ло — то же, что Лоян — древняя столица Китая.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Хэ Чжичжан (659-744)

Знаменитый поэт времен ранней Тан. Родом из Юнсина в Юэчжоу (уезд Сушань современной провинции Чжэцзян). С ранних лет прославился поэтическим талантом и свободным поведением, не признающим запретов. За лихое пьянство Хэ Чжичжана причисляли к списку "восьми бессмертных пьяниц" (наряду с Ли Бо). Сам себе он взял прозвище Сыминский Безумец (Сымин Куан-кэ). В правление императрицы У Цзэтянь, на первом году эры Чжэн-шэн (695) выдержал государственные экзамены на степень цзиньши ("продвинутого мужа"). Вместе с поэтом Чжан Юэ составил "Шесть ведомств" — один из известных памятников административного уложения династии Тан. Служил при танском императоре Сюань-цзуне (правление 712-756) на невысоких канцелярских должностях по ведомству ритуала и потом смотрителем императорских библиотек. На третьем году эры Тянь-бао правления Сюань-цзуна (744) оставил службу и вернулся в деревню, чтобы стать даосским отшельником. Считается одним из крупнейших поэтов начала эпохи Тан. До нашего времени сохранилось около 20 стихотворений, из которых наиболее прославлены четверостишия.

Источник: Chinese Poetry on Web (ссылка недоступна)

* * *

Китайский поэт времен династии Тан. Родился в 659 г. в городе Юнсин (уезд Сушань современной провинции Чжэцзян). В 695 г. во время правления императрицы У Цзэтянь сдал государственные экзамены на степень цзиньши. Вместе с поэтом Чжан Юэ составил "Шесть ведомств" — один из известных административных кодексов династии Тан. В 710 г. император Жуй-цзун назначил Хэ заместителем главы Ведомства обрядов. При императоре Сюань-цзуне занимал невысокие канцелярские должности в том же ведомстве, потом был назначен смотрителем императорских библиотек. В 744 г. оставил службу и вернулся в родную деревню, чтобы стать даосским отшельником. В этом же году и умер.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Перелешин В.Ф.

Вилла господина Юань ("С хозяином я, правда, не знаком...")

С хозяином я, правда, не знаком, Но в чудный сад войду я все равно. Не бойтесь, заплачу я за вино: Довольно денег в кошельке моем! Примечания переводчика

Хо Чжи-чжан (в современном написании — Хэ Чжичжан) — по прозванию Цзичжэнь, поэт Танской династии, родом из Сымина. При императрице Ухоу был министром.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 13

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Вилла Юан'ей ("С хозяином прекрасной этой виллы еще я, правда, не знаком...")

С хозяином прекрасной этой виллы Еще я, правда, не знаком. Сижу с ним потому лишь, что пленила Меня тень сада с ручейком. Пусть он оставит лишнюю заботу О том, чтоб мне купить вина, Раз денег у меня, у самого-то Сегодня полная мошна!

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"При возвращении домой"

1. Экспромт при возвращении на родину ("Ребенком, давно я покинул свой дом...")

Ребенком, давно я покинул свой дом: Назад прихожу стариком. Хоть нет изменений в родных голосах, Но проседь в моих волосах. Юнцы и дети глядят на меня И им неизвестно, кто я. С улыбкой вопрос задают мне они: "Откуда Вы, странник, пришли?"

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Перевод: Эйдлин Л.З.

"При возвращении домой"

1. "Молодым я из отчего дома ушел..."

Молодым я из отчего дома ушел,  воротился в него стариком. Неизменным остался лишь говор родной, —  счет годов у меня на висках. И на улице дети глядят на меня, —  все они не знакомы со мной, — И смеются, и просят, чтоб гость рассказал,  из каких он приехал краев.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

1. "Я ребенком из отчего дома ушел..."

Я ребенком из отчего дома ушел, Воротился уже стариком. Милой родины говор звучит, как тогда, У меня ж на висках седина. И соседские дети глядят на меня — Нет, они незнакомы со мной — И смеются и просят, чтоб гость им сказал, Из каких он приехал краев.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

2. "С той поры, как покинул родные места..."

С той поры, как покинул родные места, Много месяцев — годы прошли. Даже то, что недавно тревожило нас, Растворилось и стерлось навек. Лишь один перед самым порогом моим, Где "Зеркальные воды" — Цзинху, Свежий ветер весенний не хочет менять Прежних лет небольшую волну.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Чэнь Цзыан (661-702)

Поэт эпохи начала династии Тан, почти современник "Четырех выдающихся мастеров начала эпохи Тан": Ван Бо, Ян Цзюна, Ло Биньвана, Лу Чжаолиня.

Родился в уезде Шэхун области Цзичжоу (современная провинция Сычуань). В 684 г. сумел сдать государственные экзамены, получив личное одобрение от императрицы У Цзэтянь, которой понравился его доклад трону, посвященный различным актуальным проблемам, и которая дала ему пост своего личного секретаря, а впоследствии цензора государственного совета.

В 694 г. Цзыан допустил серьезную судебную ошибку, за что был подвергнут тюремному заключению, но спустя год вышел из тюрьмы и смог остаться на государственной службе, участвуя, в частности, в карательных операциях против киданей на северных границах империи в качестве штабного офицера. Вышел в отставку в 698 г., вернувшись в родные края, где вскоре из-за его сложного и неуживчивого характера у него случился конфликт с начальником уезда. В итоге по приказу чиновника против поэта сфабриковали обвинение и посадили его в тюрьму, где он и провел последние годы своей жизни.

Чэнь Цзыан считается одним из самых ярких представителей классической поэзии эпохи Тан и одним из основателей поэтического жанра ин (поэтические описательные экспромты). Наиболее известны его стихотворения "Песня о восшествии на Юйчжоускую башню", "Пораженный встречей".

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Чэнь Цзыан (Чэнь Боюй) — ведущий поэт периода правления императрицы У-хоу (на троне 684-705), автор многих официальных документов и эпитафий этого времени. В поэзии искал новые формы и мотивы. Его считают виднейшим наследником Тао Цяня (Тао Юаньмина) и предшественником великих поэтов эпохи "Расцвета Тан", прежде всего Ду Фу.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

* * *

Чэнь Цзыан родился в крупной богатой семье, в молодости не учился по книгам, а любил изображать странствующего рыцаря, храброго, самоотверженного. Потом переломил себя, крепко засел за учебу. В чтении пристрастился к даосским мистикам и к толкованию символов загадочной "Книги перемен". Сразу проявил огромные способности стилиста. Показал свои первые стихи "Взволнован вопросом о встрече с судьбой" прославленному уже поэту Ван Ши, который был ими потрясен и воскликнул: "Этот молодец, конечно, будет первый стилист во всем теперешнем мире". С этой поры о нем уже стали говорить. Однажды он бродил по столице, еще никому там не известный. Видит, какой-то человек продает "скрипку варваров" (ху цинь) за баснословную сумму. Все богачи передавали ее из рук в руки, но ничего не могли в ней понять.

Вдруг Чэнь выскочил вперед и купил скрипку за тысячу связок монет. Публика была потрясена и засыпала чудака вопросами. Он сказал: "Я на ней хорошо умею играть" — и пригласил желающих послушать его игру. Устроил гостям угощенье.

По окончании пира он взял скрипку в руки и сказал гостям: "Я, уроженец Шу, Чэнь Цзыан, написал сотню свертков стихов, а приехав в столицу, живу здесь в полной неизвестности.

А эта музыка — работа простых и грубых, охота вам обращать на нее внимание!" И с размаху разбил скрипку. Затем раздал присутствующим по свитку своих стихов. Прославился тут же и в тот же день на весь ученый Китай. Служил он неохотно, тем более что времена были лихие (узурпаторша У Цзэтянь на троне и развал только что созданной империи), и окончил жизнь в тюрьме по навету алчного до взяток чиновника.

В своей поэзии Чэнь явился реформатором ее на старинный лад, восстановив конфуцианскую идеологию (я чжэн) из ее руин при предыдущих схоластиках, мудровавших над формой больше, чем над содержанием.

В сборнике его стихов 10 цзюаней.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В. М. Алексеева, 2018

Перевод: Алексеев В.М.

Вечером останавливаюсь в уезде Лэсян ("Родимый мой край уже не виден нигде вдали...")

Родимый мой край уже не виден нигде вдали; И солнце к закату, а я одиноко иду. Долы и реки скрыли милую родину, Путями-дорогами в город рубежный вхожу. Заброшенный пост, клочьями плотная дымка; В горных расселинах — встали деревья в ряд. Как глубока тоска в эту черную пору! Пронзительно-громко в ночи обезьяны кричат. Примечания

Лэсян — на сесеро-западе современного уезда Чжунсян в провинции Хубэй.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Вечером останавливаюсь на ночлег в уезде Лэсян ("Родимый мой край уже невидим вдали...")

Родимый мой край  уже невидим вдали; И солнце к закату,  а я одиноко бреду. Долы и реки  скрыли милую родину, Путями-дорогами  в город рубежный вхожу. Заброшенный пост,  клочьями плотная дымка; В горных расселинах —  встали деревья в ряд. Как глубока  тоска в эту черную пору! Пронзительно-громко  в ночи обезьяны кричат.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Песня, написанная, когда я поднялся на террасу в Ючжоу ("Что впереди? — Тех, кто придет, я вовеки не встречу...")

 — Что впереди? — Тех, кто придет, я вовеки не встречу.  — Что позади? — Древние люди меня не встречали.  Думаю я: Небо с Землею бескрайни, бескрайни —  И одиноко слезы роняю в глубокой печали. Примечания

Ючжоу — область на юге современной провинции Ляонин.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Рогов В.Н.

Песня о восхождении на Юйчжоускую башню ("Не вижу былого достойных мужей...")

Не вижу былого  достойных мужей. Не вижу в грядущем  наследников им; Постиг я безбрежность  небес и земли, Скорблю одиноко,  и слезы текут.

Источник: "Светлый источник", 1989

"Потрясен встречей"

I. “Чуть видная луна меркнет в западном море...”

  Чуть видная луна   меркнет в западном море, А солнца тусклый круг,   быстро светлея, всходит. Миг один — и восток   круглым светом заполнен, А тёмная душа   утром уже застыла. Да, великий предел   твердь и землю рождает. О, вероятно, в том   сокрыта высшая тонкость... Присущи началам трём   расцвет и увяданье — Ценность Трёх и Пяти   кто доказать сумеет? Примечания

Потрясен встречей — знаменитый цикл из тридцати восьми стихотворений.

Великий предел — начало всего сущего, источник инь и ян.

Высшая тонкость — свойство благородного мужа применяться к обстоятельствам, не унижаясь, не теряя чистоты и гуманности.

Три начала — небо, земля, человек.

Три и Пять — в китайской числовой символике цифра “три” здесь означает истинный путь неба, земли и людей; “пять” — человеколюбие (仁, жэнь), верность долгу (義, и), следование обрядам (禮, ли), мудрость (智, чжи), доверие (信, синь).

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

II. "Когда б и летом и зимой орхидеи всходили..."

Когда б и летом и зимой   орхидеи всходили, Едва ль бы нам их красота   столь чаровала взоры. Цветенье пышных орхидей   всё в лесу затмевает, На фиолетовых стеблях   красные листья никнут. Медленно-медленно ползёт   в сумрак бледное солнце, Гибко, едва коснувшись земли,   взвился осенний ветер. В расцвете лет — уже конец   трепета, опаданья... Прекрасным замыслам когда ж   можно осуществиться? Примечания

Потрясен встречей — знаменитый цикл из тридцати восьми стихотворений.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

III. "Гордятся люди рынка ловкостью и смекалкой..."

Гордятся люди рынка   ловкостью и смекалкой, Но жизни путь проходят,   словно в неведенье детском: К мошенничеству склонны   и мотовством кичатся, Ни разу не помыслят,   чем жизнь их завершится. Им бы Трактат постигнуть   об истине сокровенной, Им бытие узреть бы   в яшмовом чайнике Дао И, в разочарованье   оставив небо и землю, По правилам превращений   в беспредельности кануть! Примечания

Потрясен встречей — знаменитый цикл из тридцати восьми стихотворений.

Люди рынка — то есть горожане. Здесь поэт имеет в виду тех, кто вовлечен в мирскую суету.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Чжан Юэ (667-730)

Чжан Юэ (667-730), вторые имена — Даоцзи и Юэчжи.

Уроженец Лояна. Продвигался по службе, занимая разные должности вплоть до министра (чэн сяна). Был известен как сочинитель поэтических текстов для разных государственных церемоний. Однако подобные произведения составляют лишь малую часть из дошедших до нас 350 его стихотворений, значительное число которых — пейзажные зарисовки, проникнутые подлинным чувством.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В. М. Алексеева, 2018

* * *

唐贈太師燕文貞公張公墓誌

"Могильная запись о господине Чжане, [с титулом] Яньский гун и [с посмертным титулом] Образованный и Лояльный, которому при танской [династии] был дарован титул тайши."

Такие плиты — это только верхние части надгробий. Кроме них, на собственно самих плитах, записывался текст самой эпитафии, где описывалась жизнь и достижения покойного.

В данном случае, это Чжан Юэ (張説, 667-730) — известный политик и литератор танской династии.

На смерть Чжан Юэ танский поэт Сунь Ти (孫逖, 696-761) написал две элегии, в которых восхвалял достоинства ушедшего и то, что он при жизни смог в полной мере использовать свои таланты.

Источник: papahuhu.com

* * *

Чжан Юэ был чиновником времен династии Тан и династии У Чжоу, провозглашенной императрицей У Цзэтянь. Известен своим предложением заменить всеобщую военную повинность наемной службой, а также тем, что превратил пост канцлера в должность, наделяющую занимающего ее человека большой исполнительной властью.

Чжан Юэ был уважаемым литератором своего времени. Наряду с Су Тином, его называли одним из двух самых выдающихся литераторов эры Кайюань (правление императора Сюань-цзуна).

Когда Чжан Юэ заболел и умер, император Сюань-цзун похоронил его с великими почестями.

Источник: en.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

Осенью на Шуской дороге ("У гостя на сердце дума о долгих днях...")

У гостя на сердце дума о долгих днях: Прийти ли, уйти — на все существует свой срок. А ветер осенний путника не подождал И раньше меня явился в город Лоян.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Чжан Цзюлин (673-740)

Китайский поэт и писатель. Родился в Цюйцзяне в префектуре Шао (на территории современного округа Шаогуань провинции Гуандун). Сын Чжан Хуня, секретаря главы префектуры Шао. Смолоду отличался незаурядными способностями. В бытность императрицы У Цзэтянь в 702 г. сдал императорский экзамен и получил высшую ученую степень цзиньши. Тогда же отправлен в императорский институт Павильон Хунвэнь (弘文館), где учились кандидаты на государственные должности.

В 711 г. по приглашению императора Жуй-цзуна участвовал в конкурсе поэтов и писателей, где одержал победу. После этого назначается на службу при центральном правительстве империи. С приходом к власти императора Сюань-цзуна отправил несколько докладов канцлеру Яо Чуну (姚崇), где наметил пути улучшения работы правительственной администрации и государственных служащих. Этим привлек к себе внимание.

Вскоре получает должность в Министерстве по делам гражданской службы (司勳員外郎). Здесь подружился с канцлером Чжан Шуо (張說), который способствовал его карьере. В течение 722-723 годов Чжан Цзюлин поднялся до руководителя среднего звена правительства. В 726 г. становится заместителем в Министерстве поклонений (太常少卿). В том же году назначается главой префектуры Цзи (современный городской округ Хэншуй в провинции Хэбэй). Вслед за этим император назначил Чжан Цзюлина главой префектуры Хун (современный городской округ Наньчан в провинции Цзянси). Затем был главой префектуры Гуй (современный городской округ Гуйлинь в автономном районе Гуанси) и председателем экзаменационной комиссии в округа Линнань.

В 731 г. император пригласил Чжан Цзюлина в столицу Чанъань, назначив председателем архивного бюро (秘書省) и императорского института Цзисянь (集賢院). В том же году становится заместителем министра общественных работ (工部侍郎) и ответственным за составление императорских приказов (中書侍郎). В 732 г. уходит со службы в связи со смертью матери. В 733 г. император назначает его канцлером. Чжан Цзюлин подал просьбу продолжить исполнять обряды траура по матери, но Сюань-цзун отклонил это прошение.

На посту канцлера Чжан предложил разрешить чеканить деньги частным лицам, но не получил на это согласия императора. Вскоре выступил с предложением выделить значительные земли к югу от реки Хуанхэ для выращивания риса. Однако попытка воплотить этот замысел оказалась неудачной. Тем не менее, за честность и борьбу со взяточничеством Сюань-цзун вознаградил Чжан Цзюлина, пожаловав ему в 735 г. титул графа Цзинцина (金紫光祿大夫).

Впрочем, в 736 г. Чжан вступил в противостояние с другим канцлером, Ли Линьфу, который оказывал значительное влияние на императора, потакая его прихотям. В конце концов в 737 г. Чжан Цзюлин был снят с должности канцлера и назначен на должность председателя исполнительного бюро (尚書省). В том же году по навету Ли Линьфу Чжан был понижен в должности и назначен главой префектуры Цзин (современный городской округ Цзинчжоу в провинции Хубэй). Умер в 740 г. в родном городе во время посещения могилы предков.

Чжан Цзюлин был автором многих поэм, которые были известны и популярны в свое время. Пять из них вошли в собрание "Триста стихотворений эпохи Тан". Среди них — поэма "Мысли", "Орхидея и апельсин". Впоследствии все стихотворное наследие Чжана было объединено в сборники из 20 цзюаней.

Автор прозаического произведения "Золотое зеркало записей тысячелетий" в 5 цзюанях, где изложил описание и характеристику видов и примеров государственного правления. Произведение посвящалось императору Сюань-цзуну.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

Смотрюсь в зеркало, вижу белые волосы ("Когда-то, бывало, мечтал я о темных тучах...")

Когда-то, бывало, мечтал я о темных тучах, А нынче добрел до первых лет седины. Знать бы заранее: в зеркале светлом и чистом Лик мой и я будем друг друга жалеть.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Перевод: Мясников Л., Плотников С.

Глядя на луну, вспоминаю о далекой ("Над задумчивым морем поднялась луна...")

Над задумчивым морем Поднялась луна в тишине. Край небес весь заполнив собой, Отразилась в волне. Мне, влюбленному, ночь — Показалась уж слишком длинна. Я свечу погасил. Все залила сияньем луна. Плечи платьем прикрыл, — Вечера от росы холодны. Почему не могу Дотянуться рукой до луны? Я б сорвал ее с неба Поднес бы любимой своей, Но со мной ее нет Лишь во сне, может, встретимся с ней.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"С той поры одна я стала..."

С той поры одна я стала: Да, покинул ты меня! Я еще не расправляла Нитей спутанных тканья... Сохну, о тебе мечтая. Я, как полная луна: С каждой ночью уменьшает Свой прекрасный блеск она.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Взглянул в зеркало: увидел седые волосы ("Давно-давно хранил в своих мечтах...")

Давно-давно хранил в своих мечтах Я помыслы о "синих облаках"*. Но попусту топчусь весь век один — И вот добрался до годов седин. Кто мог бы знать (теперь подумал я), Что в зеркале блистающем моя Седая тень, жалея естество Свое, скорбит, без ведома его? Примечания

* Мысли о блестящей служебной карьере.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Перевод: Эйдлин Л.З.

Отвечаю Лу Ли ("На хвое сосновой настоянного вина...")

На хвое сосновой настоянного вина Весною прошедщей ты много ль себе припас? Ссылаться не стану на горной дороги даль: Я даже по снегу пешком до тебя дойду!

Источник: "Светлый источник", 1989

Чжан Сюй (675?-750)

Чжан Сюй был одним из ведущих представителей направления "внешнего расширения" (вай то). Они развивали каллиграфическое наследие Ван Сичжи в плане все большего расширения размахов движения кисти. Они не скапливали и не сдерживали энергию, а напротив осуществляли динамичные выбросы, что делало их каллиграфию очень эффектной. Каллиграфы этого направления устраивали своеобразные публичные представления, сценарии которых были тщательно продуманы и рассчитаны на понимание зрителей.

Помимо работ выдающихся предшественников сам Чжан Сюй выделял и другие истоки собственного стиля (из "Слова о себе", приписываемого Чжан Сюю): "Безумец, впав в опьянение, любил рассказывать о себе, как когда-то вначале, наблюдая за соперничающим движением на дороге паланкинов с принцессами и слушая парадную музыку военного оркестра, он познал приемы работы кистью. И как потом, созерцая "танец с мечом" девицы Гунсунь, познал суть-душу каллиграфии. После этого познакомился со скорописным письмом ханьского Чжан Чжи (II в. н. э.) и весь ушел в поиск совершенства..."

..."Цян-цян" — звенят нефриты в движенье, Там-тут, здесь-там высятся сосен стволы, Горные цепи в поворотах-изгибах вьются, Океана безбрежность изливается силой кисти...

В такой характерной для китайского поэта символико-метафорической форме писал великий Ду Фу (712-770) о скорописи своего современника, знаменитого каллиграфа Чжан Сюя.

Цаошэн — "корифей скорописи", рядом с поэтом Ли Бо и танцором Пэй Минем один из "трех абсолютов-непревзойденностей" (саньцзюе) танской эпохи — такое признание придет к Чжан Сюю лишь через сто лет после его смерти. Для своего времени он был слишком необычен, своеобразен, нов.

Отмеченная дерзким новаторским стилем, каллиграфия Чжан Сюя, получившая впоследствии название куанцао — "дикая скоропись", потребовала от зрителя особого таланта восприятия нового, способности отойти от сложившихся, привычных норм и стереотипов, и поэтому первоначально его искусство было открыто лишь сравнительно узкому кругу ценителей. Впоследствии известный критик XII в. Дун Ю скажет, что для восприятия скорописи Чжан Сюя необходимо уподобиться легендарному знатоку лошадей Цзюфан Гао, который обладал способностью чувствовать сущность вещей, игнорируя внешние признаки. Возможно, именно по этой причине о Чжан Сюе сохранилось очень мало сведений, мало даже для традиционно лаконичной китайской биографической литературы о художниках и каллиграфах. До нас не дошло ни одной даты, и приблизительные годы деятельности Чжан Сюя — между 713 и 755 гг. — восстанавливаются по биографическим сведениям о людях, с которыми он соприкасался (Ли Бо, Хэ Чжичжан, Су Цзин, Янь Чжэньцин и др.).

Известно, что Чжан Сюй был уроженцем города Сучжоу (провинция Цзянсу). Этим объясняется один из его ранних псевдонимов — "Тайху цзин" ("Дух озера Тайху", одной из главных достопримечательностей тамошних мест).

Известно также, что он приходился племянником Чжан Яньюаню — прославленному критику, автору трактатов по живописи и каллиграфии "Лидай минхуа цзи" и "Фашу яолу", был внучатым племянником известного каллиграфа Лу Ляньчжи и находился в родстве со знаменитым Юй Шинанем, который вместе с Лу Ляньчжи, Оуян Сюнем и Чу Суйляном составил "четверку великих мастеров-каллиграфов танской эпохи" ("Тан сыдацзя").

По свидетельству Чжан Яньюаня, творчество Лу Ляньчжи, отличающееся гармоническим соединением "простоты и изящества", оказало влияние на первые шаги Чжан Сюя в искусстве каллиграфии.

Известно, что в ранние годы Чжан Сюй сначала занимал пост в военном ведомстве города Чаншу (провинция Цзянсу), а затем служил "старшим историографом" при некоем Цзо Люйфу. В связи с последней службой Чжан Сюй помимо второго имени, Богао, пользовался еще прозванием "Старший историограф" — Чанши. В одном из источников рассказывается о том, что в пору службы Чжан Сюя в Чаншу какой-то старик принялся надоедать ему бессмысленными прошениями, — как вскоре выяснилось, единственно для того, чтобы получать ответные письма — образцы пленившей старца каллиграфии мастера.

Отойдя от службы, Чжан Сюй живет в Чанъане, где сближается с художественным миром столицы танской империи. Среди наиболее ярких имен в его окружении — прославленный поэт и каллиграф Ли Бо, каллиграф и литератор Хэ Чжичжан, знаменитый каллиграф Янь Чжэньцин.

Поэт Ли Ци (690-751) рассказывает: "Высокочтимый Чжан имел великое пристрастие к вину, был щедр, открыт душой, великодушен. Практичности же — просто ни на грош; и до седых волос работал, постигая искусство каллиграфии. Когда-то его прозвали "Духом озера Тайху". Без шапки, с головою непокрытой любил он отдыхать на легком стульчике складном, и часто можно было слышать его протяжный, звучный голос. Придет, бывало, вдохновение к нему, и прямо по стене начнет летать он кистью, жонглеру, воину, танцору уподобясь, блестящие шары что вертит вкруг себя..."

Существует поздняя запись одной из бесед Чжан Сюя с молодым Янь Чжэньцином, когда в форме наводящих вопросов он изложил своему ученику основы каллиграфического искусства, касающиеся исполнения отдельных графических элементов, их взаимоотношений, связанности в структуре иероглифического знака, законов композиционного построения, правил работы кистью для передачи в каждом штрихе, каждой линии силы, легкости и естественности, пути достижения цельности и гармонии в композиции каллиграфического текста. Содержание этой беседы продолжает сохранять ценность и для современного искусства каллиграфии.

Чжан Сюю приписывается также одна из самых ранних трактовок исполнения восьми графических элементов, лежащих в основе построения иероглифического знака, традиционно связанных с именем прославленного каллиграфа III в. Ван Сичжи, который впервые выделил их на примере конструкции иероглифа юн — "вечность" (юнцзы бафа).

В данном случае, согласно легенде, собеседником Чжан Сюя был каллиграф Сюй Хао (703-782). Поздняя запись, возможно, сохранила лишь некоторые первоначальные положения: "Точка (цзэ) не боится ровности, успокоенности; горизонталь (лэ) не должна лежать; если вертикаль (ну) слишком пряма, в ней пропадает сила; короткий штрих влево или вправо-вверх (ти), должен быть выявлен, но быть живым, таить энергию; косая черта слева-вверх (це) должна сдерживать свое движение вверх и незаметно взлетать; косая справа-вниз (люе) должна выводиться влево легким кончиком кисти; короткая косая справа-вниз (чжо) должна наноситься стремительно, ей повредит задержка; пологая косая слева-вниз (чжэ), вначале энергичная, должна далее двигаться плавно, врастяжку".

Чжан Сюй был не только каллиграфом, он также писал стихи. Хотя до нас дошло только шесть его четверостиший, их поэтический уровень показывает, что он был большим поэтом. Все они неизменно включаются в антологии танской поэзии. Наш читатель может познакомиться с ними по переводам Л. 3. Эйдлина в сборнике "Поэзия эпохи Тан" (М., 1987). Основное содержание пейзажной лирики Чжан Сюя раскрывается уже из названий: "Плыву в лодке по Цинси — Чистой Реке", "В горах не отпускаю друга", "Персиковый поток", "Весенняя прогулка", "Ива". Отражение поэтических образов, воспевающих красоту плавного, округлого, струящегося, влажного, светлого в природе, мы увидим и в образном строе его каллиграфии. Следующие строки, кажется, непосредственно подготовляют нас к восприятию поэтического языка, ведущих интонаций его произведений каллиграфического искусства:

Я, смеясь, обнимаю в водах Чистой Реки луну: Мне сиянием чистым Любоваться не надоест!

Или:

Эти светлые, светлые в дымке ветви, подметая землю, свисают...

В любом китайском классическом трактате по искусству или современной работе по каллиграфии при упоминании имени Чжан Сюя неизменно приводится следующий, ставший хрестоматийным пассаж: "Чжан Сюй был любителем выпить. Всякий раз, сильно опьянев, становился шумным и буйным. Хватался за кисть или просто обмакнутой в тушь прядью волос принимался писать. Вариациям не было конца. Потом, протрезвев, он сам принимал свою каллиграфию за творение каких-то неведомых духов. Посему у современников своих удостоился прозвания "Чжан Безумец" (Чжан Дянь)".

Источник: С. Н. Соколов-Ремизов. "Куанцао" — "дикая скоропись" Чжан Сюя"

Перевод: Эйдлин Л.З.

Весенняя прогулка: в ожидании дождя ("Пора мне к беседке пойти и в ней расставить чары с вином...")

Пора мне к беседке пойти и в ней  расставить чары с вином... Над самой рекой облаков гряда —  и день в предвечерней мгле... Восточный бы ветер я попросил  подуть и развеять дождь: Хотя бы до завтра пусть погодит  врываться в расцветший сад!

Источник: "Светлый источник", 1989

Ива ("Эти светлые, светлые в дымке ветви подметая землю, свисают...")

Эти светлые, светлые в дымке ветви,  подметая землю, свисают... У стены, рядом с домом высоким,  ива вся полна весеннею грустью. Я хочу, чтобы вы вгляделись получше  в благородство ее и прелесть: Их не меньше, чем в тех прославленных ивах,  Линхэдянь собой украшавших!

Источник: "Светлый источник", 1989

Плыву в лодке по Цинси — Чистой Реке ("Путник, в лодке плывущий, направляется далеко...")

Путник, в лодке плывущий,  направляется далеко. Вот приблизился вечер,  затянули песню гребцы... Я, смеясь, обнимаю  в водах Чистой Реки луну: Мне сиянием чистым  любоваться не надоест!

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Лу Чжуань (конец VII — начало VIII в.)

Занимал незначительные должности при императоре Чжун-цзуне (705-710). Известно 16 стихотворений.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Из южного дома смотрю вдаль ("Из мест родных уйдя...")

Из мест родных уйдя, Я далеко в Саньба. Взошел в беседку я — Везде-везде весна... Мне грустно оттого, Что на волнах реки Из близких — никого И все не земляки...

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Ханьшань-цзы (конец VII — начало VIII вв.)

Поэта Ханьшань-цзы (конец VII-начало VIII в.) нередко называют таинственным. Легенда гласит, что он жил отшельником на горе Ханьшань возле Сучжоу. Однажды он спустился с гор; то, что он увидел, вызвало его негодование, и он вернулся в свою пещеру. Посланные вдогонку люди видели, как он вошел в пещеру и вход в нее закрылся. Более его никто не видел, а на плоском обрыве было начертано триста его стихотворений, существующих и доныне.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

* * *

Ханьшань (букв. "Холодная гора" или "Ледяной утес") — предположительный автор сборника стихов времен династии Тан. Считается, что он был чаньским монахом. Никто точно не знает, в какое время он жил и существовал ли он на самом деле. В буддийской традиции Ханьшань и его помощник Шидэ почитаются как эманации бодхисаттв Манджушри и Самантабхадры соответственно. В японской и китайской живописи Ханьшань (слева) часто изображается вместе с Шидэ (справа) и с Фэнганем (в центре), двумя другими легендарными монахами.

О работе Ханьшаня известно немного — он был отшельником и писал стихи на скале, которую называл своим домом. Считается, что за свою жизнь он создал около 600 стихотворений, из них до наших дней дошли 313. Если учесть, что из 57 приписываемых Шидэ стихотворений семь, по-видимому, написаны Ханьшанем, в общей сложности получается 320.

В предисловии к стихам Ханьшаня Люйцю Инь (閭丘胤; пиньинь: Lǘqiū yìn; Wade-Giles; Lu Ch'iu-Yin) он утверждает, что повстречал Ханьшаня и Шидэ на кухне храма Гоцин, но они ответили на его приветствия смехом, а затем убежали. После этого он попытался дать им одежду и жилье, но они оба скрылись в пещере, и вход закрылся за ними, а следы Шидэ исчезли. Тогда Люйцю Инь, в то время губернатор этой провинции, собрал сочинения Ханьшаня — "стихи, начертанные на бамбуке, дереве, камнях и скалах и на стенах чужих домов" — и опубликовал их.

По мнению американского синолога Бертона Уотсона, Люйцю Иня в действительности не существовало, а его предисловие к стихам Ханьшаня — выдумка. Во введении к переводу он пишет:

"[Предисловие], вопреки китайской традиции, не датировано. Люйцю Инь заявляет о себе как о высокопоставленном чиновнике с очень внушительным титулом. Но в источниках того периода упоминается только один человек с таким именем, и оно почти наверняка принадлежит другому человеку. Это уже само по себе странно, если допустить, что Люйцю Инь в самом деле занимал такое высокое положение, на которое указывает его титул. Кроме того, стиль предисловия, громоздкий и многословный, вряд ли предполагает, что его написал чиновник такого ранга. Все остальные источники, в которых упоминаются Ханьшань и Шидэ, были, по-видимому, созданы позже этого предисловия, и основываются на нем. Насколько мы можем судить, история о двух отшельниках, описанная в предисловии, может быть всего лишь художественным вымыслом. Тем не менее, у нас есть стихи — более 300 штук. Если читатель хочет узнать биографию Ханьшаня, он должен вывести ее из стихов".

Если мы, придерживаясь точки зрения Уотсона, проигнорируем предисловие Люйцю Иня и примем во внимание слова самого поэта, мы увидим, что он нигде не говорит, будто записывал свои стихи на деревьях, бамбуке или стенах домов — исключительно на скале. Согласно Эдвину Дж. Пуллиблэнку, стихи, приписываемые Ханьшаню, могли создаваться на протяжении всего правления династии Тан. У Чиюй в своем исследовании о Ханьшане отождествляет его с монахом Чжиянем (智岩, 577-654), хотя другие, в т. ч. Поль Демевиль, оспаривали эту точку зрения. "Энциклопедия Китая" датирует годы его жизни приблизительно с 712 и после 793 г. Цзя Цзиньхуа, изучив буддийскую лексику в 50 стихотворениях поэта, пришла к выводу, что их мог написать чаньский монах Цаошань Бэнцзи (840-901). Однако, даты жизни Чжияня и Цаошань Бэнцзи противоречат словам самого Ханьшаня, который говорит, что он намного старше их обоих.

В предисловии к переводу стихотворений Бертон Уотсон описывает Ханьшаня как "трудолюбивого человека, сломленного бедностью и семейными раздорами, который после долгих скитаний и, возможно, карьеры мелкого чиновника стал монахом-отшельником". В переводе Пола Раузера в стихотворении 302 говорится, что, покинув дом и отправившись в путешествие, Ханьшань прибыл на гору Тяньтай в возрасте 30 лет стал изучать конфуцианство:

出生三十年,Тридцать лет, тридцать лет уже в мире я этом прожил. 當遊千萬里。И должно быть, прошел уже тысячу тысячей ли... 行江青草合,Я бродил по речным берегам, что густою травой поросли, 入塞紅塵起。И дошел до границ, где вздымается красная пыль. 鍊藥空求仙,Я в очищенных зельях Бессмертия тщетно искал, 讀書兼詠史。Манускрипты и хроники в поисках знаний читал, 今日歸寒山,Но покой я обрел на Утесе моем Ледяном, 枕流兼洗耳。Здесь журчанье ручья очищает мой слух перед сном

Причудливое описание Ханьшаня содержится в предисловии Люйцю Иня. Он пишет, что по пути к месту своей будущей службы повстречался с чаньским монахом Фэнганем из монастыря Гоцин. Люйцю Инь как раз страдал от сильной головной боли, и попросил Фэнганя вылечить его. Фэнгань засмеялся и сказал: "Человеческое тело состоит всего лишь из четырех великих элементов, а болезнь — это всего лишь иллюзия", — а затем окропил его водой и мгновенно исцелил. Восхищенный Люйцю Инь спросил, есть ли в этих краях мудрецы, достойные стать его буддийскими наставниками. Фэнгань рассказал, что в монастыре Гоцин живут два воплощения бодхисаттв. Первый, монах-отшельник Ханьшань, был, по словам Фэнганя, воплощением Манджушри; второй, Шидэ, "похожий на сумасшедшего бродягу работник монастырской кухни", был воплощением Самантабхадры.

Через три дня после того, как Люйцю Инь прибыл к месту своей службы, он послал своего управляющего разузнать о Ханьшане и Шидэ. Тот сообщил, что в "семидесяти ли (примерно в 35 км) к западу от города Тянсин есть гора под названием "Ледяной утес", где жил бедный ученый-поэт. Но теперь, говорят, он отправился в монастырь Гоцин". Люйцю Инь явился в монастырь и спросил, где живут Фэнгань, Ханьшань и Шидэ. Тамошние монахи сказали ему, что Фэнгань жил за библиотекой, но теперь там обитает прирученный им тигр. Люйцю Инь отправился в келью Фэнганя, но нашел там лишь "следы тигра". Когда он спросил, каковы обязанности Фэнганя в монастыре, монахи ответили, что Фэнгань днем готовит рис для монахов, ночами же развлекает себя пением.

По словам Люйцю Иня никто в монастыре не знал, откуда Ханьшань появился. Старейшины монастыря поведали, что это "бедный и эксцентричный отшельник", который "часто приходит в монастырь Гоцин, чтобы взять домой остатки еды, которую он носит в бамбуковой тубе, подаренной ему Шидэ, монахом, работающим на монастырской кухне".

"Иногда Ханьшань часами бродит по длинным монастырским коридорам, радостно кричит, смеется или разговаривает сам с собой. И каждый раз, когда вооруженные палками монахи пытаются прогнать его или заставить работать, Ханьшань останавливается, заливается смехом, хлопает в ладоши и... исчезает".

Со слов монахов Ханьшань выглядел как "изможденный нищий, но каждое слово, которое он произносил, было емким, многозначительным и вдохновляющим. Он носил шапку из бересты, простую одежду, рваную и потертую, и деревянные сандалии вместо обуви".

Люйцю Инь нашел Ханьшаня и Шидэ на монастырской кухне, где почтительно поклонился им, рассказав, что пришел по наставлению Фэнганя. Ханьшань и Шидэ рассмеялись и сказали: "У Фэнганя длинный язык. Ваш замутненный взор не позволил вам распознать в нем инкарнацию Майтреи, так что же заставляет вас кланяться сейчас нам?"

После этих слов Ханьшань и Шидэ вышли из кухни рука об руку. Остальные монахи были ошеломлены, увидев, как такой знатный чиновник кланяется двум бедным монахам. Люйцю Инь же приготовил два комплекта чистой одежды и попросил монахов отдать их Ханьшаню и Шидэ, если они когда-нибудь вернутся. Позже Люйцю Инь узнал, что эти двое больше не появлялись в монастыре, а его подарки были отправлены в жилище Ханьшаня на одноименной горе. Говорят, что когда Ханьшань увидел этих доставивших подарки монахов, он воскликнул: "Воры! Воры!" и отступил ко входу в пещеру, воскликнув: "Каждый из вас должен приложить максимум усилий!". Потом он скрылся в пещере, и вход в пещеру закрылся за ним. Больше Ханьшань и Шидэ в монастыре Гоцин не появлялись.

Позже Люйцю Инь собрал все сочинения, оставленные Ханьшанем и Шидэ, и опубликовал их.

Поэзия "Холодной горы" повлияла на многие поколения поэтов разных культур. Больше всех поэта любили японцы, у которых он известен под именем Кандзан. Ханьшань был важной фигурой для писателей-битников Гэри Снайдера и Джека Керуака. Последний посвятил Ханьшаню свою книгу "Бродяги Дхармы".

Переводы Ханьшаня, выполненные Полом Раузером, оказали большое влияние на художника Брайса Марсдена, который создал целую серию картин, рисунков и гравюр по мотивам его стихов.

Источник: en.wikipedia.org, zenso.ru

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Сердце мое сходно с осенней луной..."

Сердце мое  сходно с осенней луной: В мутном пруду  непорочной блестит белизной. В мире ни с чем я  это сравнить не умею. Что мне сказать? —  поделитесь словами со мной.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Я, недостойный, с гор ненадолго спустился..."

Я, недостойный,  с гор ненадолго спустился, В город вошел,  окруженный стенами и рвом. Сразу навстречу  девушек шумная стая, Стройных собою,  милых, прелестных лицом. Головы так  в Шу украшают цветами, Слоем густым  пудра лежит на румянах; Из серебра  золоченых браслетов узоры, Шелк на одеждах  красный, лиловый, багряный. Алые лица,  свежие, как у бессмертных; На поясах  благовонья благоухают. Встречные все  их провожают глазами, Похотью глупой  мысли свои оскверняют. Этот, воскликнув:   "Такая одна в целом свете!" — Тенью бесплотной  за ней как во тьме поспешает. Будто бы пес,  пересохшие кости грызущий, Губы сухие  лижет в усильях напрасных; Вовремя он  не сумел удержать свой рассудок, Неотличим он  ничем от скотины безгласной. Стала бы дева  сейчас же седою старухой, Дряхлою, страшной,  уродливее привидений, — Он бы причину  для мыслей собачьих утратил, Но не попал бы  и в земли, где нет треволнений. Примечания

Шу — нынешняя пров. Сычуань.

Земли, где нет треволнений — т. е. земли бессмертных.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Щетников Андрей

"Стихи Холодной Горы"

1. "К жилищу Хань Шаня ведёт смешная тропа..."

К жилищу Хань Шаня ведёт смешная тропа: По ней не ездят лошади и повозки. Непросто запомнить все повороты ущелий. Высокие скалы необычайно прочны. От росы склоняются тысячи трав, Сосновый холм гудит на ветру. Я потерял дорогу, ведущую к дому, Тело просит, чтобы тень ему помогла.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

2. "Я выбрал место в переплетении скал..."

Я выбрал место в переплетении скал — Птичьи пути, и нет ни одной тропы. Если выйти на задний двор, Белые облака цепляются за утёсы. Сколько я ни живу здесь, который год Снова и снова приходят зима и весна. Фамильное серебро, дорогие повозки — Много ли проку в суете и деньгах?

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

3. "В этих горах холодно даже летом..."

В этих горах холодно даже летом, Каждый год, не только в этом году. Гребни высоких скал в вечном снегу, Из тёмных лесных ущелий ползёт туман. Трава прорастает только к концу июня, В начале августа начинается листопад. Я торчу на горе, высоко наверху, Я гляжу и гляжу, но никак не увижу неба.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

4. "Я въехал на лошади в разрушенный город..."

Я въехал на лошади в разрушенный город, Разрушенный город опустошил мой дух. Высокие, низкие, старые стены, Большие, маленькие, древние погребения. Моя тень покачивалась в одиночестве; Не было слышно даже треска гробов. Я печально думал об этих обычных костях, Не упомянутых в книгах Бессмертных.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

5. "Я искал, где бы мне поселиться..."

Я искал, где бы мне поселиться: Холодная Гора — подходящее место. Лёгкий ветер в ветвях потаённой сосны — Если встать поближе, его лучше слышно. Под сосной невысокий седой человек Бормоча, читает книги Хуан-ди и Лао. Десять лет я искал дорогу домой, А теперь забыл, откуда пришёл.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

6. "Спросили, как подняться на Холодную Гору..."

Спросили, как подняться на Холодную Гору. На Холодную Гору? Тропы сюда не ведут. Здесь даже летом не тает лёд, Восходящее солнце освещает клубы тумана. Как же я тогда сумел это сделать? Моё сердце не похоже на ваше. Если бы ваше сердце было схоже с моим, Вы давно пришли бы прямо сюда.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

7. "Я давным-давно живу на Холодной Горе..."

Я давным-давно живу на Холодной Горе, И похоже, что прошли уже годы и годы. Я привольно брожу среди вод и лесов, Позволяя вещам идти своей чередой. Люди не заходят в такие высокие горы, Здесь собираются и растут белые облака. Охапка травы — подходящий матрас, Синее небо — прекрасное одеяло. Улыбаясь, я кладу под голову камень, Пусть земля и небо вращаются сами собой.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

8. "Я поднялся на вершину Холодной Горы..."

Я поднялся на вершину Холодной Горы, А тропа уходит ещё выше и выше. Ущелье зажато осыпями и валунами, Широкий ручей, туманом размытые травы. Мокрый мох, но нет никакого дождя, Сосны поют, даже когда нет ветра. Кто сумеет порвать путы мира И воссядет со мной посреди облаков?

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

9. "Тёмные, мрачные — тропы Холодной Горы..."

Тёмные, мрачные — тропы Холодной Горы, Камни, обломки — ледяная кромка ручья. Чиу, чиу — это щебечут птицы, Одиноко, безлюдно — никто сюда не придёт. Свист, свист — ветер хлещет в лицо, Кружится, падает — снег на моих плечах. Утро за утром — снова не вижу солнца, Год за годом — ни единой приметы весны.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

10. "Я провёл на Холодной Горе долгие тридцать лет..."

Я провёл на Холодной Горе Долгие тридцать лет. А вчера я навестил друзей и родных: Половина из них ушла к Жёлтым Источникам. Медленно иссякли, как восковая свеча, Утекли навсегда, как речной поток. Этим утром я увидел свою одинокую тень, И внезапно на глазах проступили слёзы.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

11. "Вода в ручье в зелёном ущелье чиста..."

Вода в ручье в зелёном ущелье чиста. Белый свет луны над Холодной Горой. Безмолвное знание — дух просветляет себя. Взгляд в пустоту: мир наполнила тишина.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

12. "В первые тридцать лет своей жизни я прошагал не одну тысячу ли..."

В первые тридцать лет своей жизни Я прошагал не одну тысячу ли. Я бродил по рекам в высокой зелёной траве, Посещал города с клубами красной пыли. Пробовал разные зелья, но так и не стал Бессмертным, Много читал, сочинял поэмы о былых временах. А теперь я живу на Холодной Горе: Я сплю у ручья и очищаю свой слух.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

13. "Я утомился от пения этих птиц..."

Я утомился от пения этих птиц, Пойду отдохну в своей соломенной хижине. Вишня расцвела вокруг алым цветом, Ива стреляет вверх своими серёжками. Рассветное солнце сияет на синих вершинах, Белые облака плывут в зелёных озёрах. Кто поймёт, что я выхожу из пыльного мира, Поднимаясь по южному склону Холодной Горы?

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

14. "На Холодной Горе есть много скрытых чудес..."

На Холодной Горе есть много скрытых чудес. Люди восходят сюда со смятенными чувствами. Когда сияет луна, вода блестит серебром. Когда дует ветер, трава шелестит и вздыхает. На голой сливе расцвели снеговые цветы. На мёртвом стволе выросли листья тумана. От прикосновенья дождя всё оживает, И ручьи разлились так, что их не перейти.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

15. "По Холодной Горе ползает голый клоп..."

По Холодной Горе ползает голый клоп, У него — белое тело и чёрная голова. В своих руках он держит два свитка, Один — это Путь, другой — это Сила. В его жилище нет ни чайника, ни жаровни, Он идёт далеко в рваных штанах и рубахе. Он сжимает в руках меч мудрости: Он готов покончить с бессмысленной жаждой.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

16. "Холодная Гора единственный дом..."

Холодная Гора единственный дом, В котором нет ни балок, ни стен. Шесть дверей справа и слева открыты, Над залом приёмов — синее небо. Комнаты пусты и расплывчаты — От западной стены до восточной, В центре нет ничего. Заимодавцы меня не тревожат. Если мне холодно, я разжигаю огонь, Если мне хочется есть, я варю себе зелень. Что пользы сельскому кулаку В его большом амбаре и пастбище? — Он всего лишь построил себе тюрьму. Подумай о том, Не случилось ли это с тобой?

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

17. "Если я укрылся на Холодной Горе..."

Если я укрылся на Холодной Горе И питаюсь ягодами и травами — Такова моя жизнь, зачем беспокоиться? Каждый из нас несёт свою карму. Дни и месяцы бегут как вода, Время — искры, высекаемые кремнём. Уходи, пусть мир изменяется сам, Я рад тому, что сижу среди этих скал.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

18. "В монастыре Дянь Дай совсем не знают Хань Шаня..."

В монастыре Дянь Дай Совсем не знают Хань Шаня, Не знают его настоящих мыслей, Называя их пустой болтовнёй.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

19. "Однажды на Холодной Горе тревоги ушли..."

Однажды на Холодной Горе тревоги ушли — Всё распуталось, ум повис в пустоте. Я неспешно пишу стихи на скале, Принимая всё, как лодка в речном потоке.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

20. "Некий критик попытался меня унизить..."

Некий критик попытался меня унизить: «В ваших стихах отсутствует Истина Дао». А я вспоминал о том, что люди древности Были бедны, но не изнуряли себя заботами. Я смеялся над ним, Он утратил свой единственный центр, Таким, как он, остаётся одно — Зарабатывать деньги.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

21. "Я живу на Холодной Горе — осень за осенью..."

Я живу на Холодной Горе — осень за осенью. Одинокий, я пою свои песни и не знаю тревог. Когда я голоден, я съедаю пилюлю Бессмертных. Мой ум остаётся на месте; я опираюсь о камень.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

22. "Одинокий круг луны над Холодной Горой..."

Одинокий круг луны над Холодной Горой Сияет в огромном чистом безоблачном небе. Это сокровище не имеет цены, Из мрака пяти начал оно вошло в мою плоть.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

23. "Мой дом всегда был Холодной Горой..."

Мой дом всегда был Холодной Горой. Я гуляю среди холмов, вдали от тревог. Уходишь, и миллион вещей не оставляет следов. Оставляешь его, и он течёт сквозь галактику. Потоки света врываются в сердцевину ума — Это не вещь, и всё же вот она, передо мной: Я увидел жемчужину чистой природы Будды, Я узнал: это бесконечная совершенная сфера.

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

24. "Когда люди видят Хань Шаня, они говорят: он безумен..."

Когда люди видят Хань Шаня, Они говорят: он безумен. И в самом деле, взгляни на него — Он одет в лохмотья и прячется. Им не понять моих слов, Да и мне не понять их языка. Всё, что я говорю тем, кого повстречаю: «Попробуйте сами стать Холодной Горой».

Источник: Снайдер Г. "Брусчатка и Стихи Холодной Горы", 2016

Цуй Гофу (678?-754)

Китайский поэт. Уроженец Шаньиня. В 726 г. одновременно с Чу Гуанси получил высшую степень на экзаменах, стал начальником уезда, вскоре стал членом коллегии императорских читален. В 30-е годы, обвиненный в близости к заговорщикам, был сослан в провинцию, где сблизился с отшельником Лу Юем и изучал науку о чае. От него сохранилось около 40 стихотворений, преимущественно на исторические темы.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Старинное ("В свой дом золотые ступени я вымыла чисто...")

В свой дом золотые ступени Я вымыла чисто; и всюду, Как снег белеет, сияя, Рассветный летающий иней... При спущенной темной гардине На лютне играю одна я, И знаю: не в силах отсюда Взглянуть я на месяц осенний.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Юноша. Набросок ("Он оставил, позабыл где-то бич коралловый...")

Он оставил, позабыл Где-то бич коралловый. И вот, Белый конь заноровил: Ни на шаг он не идет вперед. У террас он наломал Гибких веток тополя и ив... Так он в вешний день стоял У дороги, страсти затаив. Примечания

У террас... — где жили гетеры.

Гибких веток тополя и ив — чтобы, с одной стороны, подогнать коня, который без бича не идет вперед, и, с другой, — чтобы обратить на себя внимание гетеры.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"Два стихотворения об обиде"

2. Слова тоски ("Перед теремом сливы и персики стали уже совсем не густы...")

Перед теремом сливы и персики стали Уже совсем не густы. Над прудом осыпались всюду, опали Уже ненюфаров цветы. А все еще не успела я вышить Стихами парчовый плат... Сквозь сетчатый полог, можно услышать, Доносится пенье цикад. Примечания

Стихами парчовый плат... — речь идет о Су Жо-лань, супруге Доу Тао, который был правителем в Циньчжоу в IV в. после Р. Х. Он был сослан в бесплодную монгольскую пустыню Фу Цзянем, узурпатором, захватившим власть в 351 г. после Р. Х. и объявившим себя Циньским принцем. Су Жо-лань, тоскуя о сосланном муже, задалась целью (и осуществила ее) на парче выткать палиндром с жалобой на судьбу и послать его мужу.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Ван Чжихуань (688-742)

Китайский поэт. Его современник известный литератор Чао Бучжи (1053-1110) дал такой отзыв:

Вы создаете стихи легко, не занимаясь изнурительным обдумыванием.

Они неожиданно рождаются — будто под весенним ветром распускаются цветы.

Су Ши признавал: "В работе над стихом Чжан Лэй воспринял от меня свободу и непринужденность". Среди близких к Су Ши поэтов Чжан Лэй всех больше писал о народной жизни, прибегал к фольклорной поэтике. В стихах, созданных им после вынужденного ухода со службы, доминируют эмоциональные впечатления от природы, воплощаются утонченные переживания, навеянные сменой времен года.

Источник: "Облачная обитель. Поэзия эпохи Сун", 2000

* * *

Чжан Лэй (1054-1114 гг., по другим данным, 1046-1106 гг.) — уроженец уезда Хуайинь, округа Чу (ныне уезд Хуайань провинции Цзянсу) по имени Вэньцянь, прозвищу Кэшань. Ученик знаменитого писателя Су Чжэ любил литературу и по рекомендации учителя был приглашен в Императорскую академию Тайсюэ. Имел ученое звание цзиньши. В дальнейшем получил должность начальника составительского бюро и инспектора историографической палаты. Ему принадлежат труды "Сочинения Кэшаня" и "Рецепты для излечения болезней ветра". Сведений о других произведениях нет.

Источник: "Китайская медицина для здоровья и долголетия"

Перевод: Алексеев В.М.

Всхожу, на Сорочью Башню ("Белое солнце уходит, приникнув к горе...")

Белое солнце уходит, приникнув к горе; А Хуанхэ в море струит свои воды. Хочу исчерпать глазом тысячу верст: Еще забираюсь одним этажом повыше.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Перевод: Перелешин В.Ф.

Восхождение на башню ("Заходит солнце светлое у гор...")

Заходит солнце светлое у гор, И в море Желтая Река течет. Кому и этот тесен кругозор — Еще на ярус выше пусть взойдет! Примечания переводчика

Ван Чжи-хуань — поэт Танской эпохи. Башня Журавлей и Галок находится в городе Пучжоу в провинции Шаньси.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 14

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Поднимаюсь на башню аиста ("Белея, солнце вскоре зашло за гребень скал...")

Белея, солнце вскоре Зашло за гребень скал, И Желтая река Течет, вливаясь в море, Я изойти хочу Тысячеверстным взором: На эту башню скоро Все выше восхожу.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Расставанье ("Аллеи тополей и ив, где ветерок восточный пробежал...")

Аллеи тополей и ив, Где ветерок восточный пробежал, Зазеленели, обступив И сжавши императорский канал. И свежая на них видна Мучений боль от сломанных ветвей. Должно быть, оттого она, Что расставалось много здесь друзей. Примечания

Мучений боль от сломанных ветвей... — при прощании принято было дарить друг другу на память ветви тополя или ивы.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Мэн Хаожань (689-740)

Поэт-лирик, исповедник буддизма из Сянъяна Мэн Хаожань (689-740) многие годы прожил отшельником на реке Ханьшуй наедине с природой.

Поэт-отшельник, в молодости много путешествовавший, несколько раз пытавшийся начать служить, но все неудачно. В 740 г. произошла его встреча с вельможей и известным поэтом Ван Чанлином. Последний предложил составить ему протекцию по службе, однако получил вежливый, но решительный отказ. Мэн Хаожань — один из немногих поэтов в китайской истории, чья жизнь была всецело отдана литературе. Потратив почти 40 лет своей жизни на овладение классическими знаниями, он после неудачи на столичных экзаменах, поселился в бедном деревенском доме в родных местах, где до самого конца жизни занимался лишь простым крестьянским трудом да сочинением стихов. За исключением нескольких сатирических произведений, навлекших на поэта гнев императора, поэзия Мэн Хаожаня, в основном, пронизана настроениями тонкой отрешенности и изысканной печали. Он — выдающийся поэт-пейзажист. Считается, что в пейзажной лирике Мэн Хаожань поднимается до уровня самого Ван Вэя, с которым он всю жизнь был связан верной дружбой.

Компиляция из разных источников

Перевод: Алексеев В.М.

Весеннее утро ("Весною я сплю, не заметив, что утро настало...")

Весною я сплю,  не заметив, что утро настало, Но слышу, что в каждом  углу уже песни поют. Прошедшею ночью  шумели ветер и ливень — Осыпалось столько,  должно быть, цветков-лепестков!

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Пишу на стене кельи почтенного И ("Почтенный наставник, чтобы уйти в созерцанье...")

Почтенный наставник, чтобы уйти в созерцанье, Сплел себе хижину возле пустынного леса. Неподалеку — прекрасной горы вершина, Перед крыльцом — пролег глубокий овраг. Солнце закатное и вместе — обильный ливень, Пустынна лазурь — и сумрачна тень во дворе. Любуясь, приемлешь лотоса чистую прелесть И знаешь наверное, что душу не загрязнить. Примечания

Созерцанье — Здесь имеется в виду учение буддийской секты чань.

Лотоса чистую прелесть — Лотос — традиционный символ чистоты, "из грязи растет он, а сам не грязнится".

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Перевод: Перелешин В.Ф.

Посещение Юаня, цензора ("В Лояне друга навещаю, тут...")

В Лояне друга навещаю, тут Живущего в изгнаньи много дней. Я слышал, сливы раньше здесь цветут, Но дома все-таки весна милей!

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 23

Сон весной ("Рассвета не заметил я во сне...")

Рассвета не заметил я во сне, Ни пенья птиц, слетевшихся к весне. А ночью дождь и вихрь из темноты — И без числа осыпались цветы!

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

Перевод: Стручалина Г.В.

Поднялись на гору Сяньшань ("И люди, и дела, побеги дав, увянут ...")

И люди, и дела, побеги дав, увянут. Исчезнет старина, сегодняшним став днём. Но горы и река красоты сохраняют, к которым восходя, мы память обретём. Юйлянская коса под осень обнажилась. Темнеет глубиной вода в Озёрах Грёз. Здесь генерала Яна могила сохранилась. Я надпись прочитал — рукав мой полон слёз. Примечания

Озеро Грёз — Юньмэнцзэ, крупный пресноводный массив в Китае.

Ян-гун. Ян Ху (221—278) — генерал эпохи Цзинь, брат императрицы; управлял делами на западной границе (современная провинция Хубэй) и настолько завоевал авторитет среди местных жителей, что мемориальная стела, воздвигнутая ими, стала носить название "Стелы слёз" — так много перебывало возле неё изливавших скорбь граждан.

Источник: Стихи.ру

С учеными друзьями поднялись на гору Сяньшань ("Всё житейское вечной идёт чередой: угасанием станет подъём ...")

Всё житейское вечной идёт чередой: угасанием станет подъём, Уходящее древностью станет седой, приходящее — нынешним днём. Только реки и горы остались хранить память славную той старины, До которой мы снова должны восходить, и которую видеть должны. У Юйлянской косы будто мельче вода, обнажились здесь камни реки, Но под небом студеным у Озера Грёз воды тёмные глубоки. Благородного Яна могила в горах, его стела, как прежде, стоит, Я надгробную надпись читаю в слезах, край одежд ими щедро залит. Примечания

Озеро Грёз — Юньмэнцзэ, крупный пресноводный массив в Китае.

Ян-гун. Ян Ху (221—278) — генерал эпохи Цзинь, брат императрицы; управлял делами на западной границе (современная провинция Хубэй) и настолько завоевал авторитет среди местных жителей, что мемориальная стела, воздвигнутая ими, стала носить название "Стелы слёз" — так много перебывало возле неё изливавших скорбь граждан.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Щуцкий Ю.К.

В конце года возвращаюсь в южные горы ("Перестал у "Северных ворот" представлять доклады я...")

Перестал у "Северных ворот" Представлять доклады я. И вот В горы возвращаюсь ныне к югу Я в свою убогую лачугу. Бесталанного меня забыл Государь мой светлый, невзлюбил. В этой жизни я болел не мало — И друзей моих немного стало. В волосах белеет седина: К старости теснит меня она, Как весна теснит остатки года, Что уже готовится к уходу. Постоянно я грущу, скорблю И, тоскуя, по ночам не сплю. Только вижу: месяц над сосною Ночью смотрится в окно пустое.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Весеннее утро ("Не чувствую во сне весеннем сияющей денницы...")

Не чувствую во сне весеннем Сияющей денницы; Но слышу: всюду, всюду пеньем Зарю встречают птицы. Был ветра шум и ливня рокот, Пред тем, как рассветало — И знаю я: пред домом сколько Цветов в саду опало!

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Ночую на р. Цзяньдэ ("Я под легкой мглой островка, переправившись в лодке, причалил...")

Я под легкой мглой островка, Переправившись в лодке, причалил. На закате печаль и тоска В чужеземце внезапно восстали. А долина вокруг широка, К лесу небо спускается низко. Чистотою прекрасна река, И луна предо мною так близко!

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Перевод: Эйдлин Л.З.

В конце года я вернулся на гору Чжуннань ("В Северный зал больше бумаг не ношу...")

В Северный зал Больше бумаг не ношу. К Южной горе Вновь я в лачугу пришел. Я не умен — Мной пренебрег государь. Болен всегда — И позабыли друзья. Белая прядь К старости гонит меня. Зелень весны Году приносит конец. Полон я дум. Грусть не дает мне уснуть. В соснах луна... Пусто ночное окно.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

В ранние холода на реке. Мои Чувства ("Листья опали, и гуси на юг пролетели...")

Листья опали,  и гуси на юг пролетели. Северный ветер  студен на осенней реке. В крае родимом  крутые излучины Сяна. В высях далеких  над Чу полоса облаков. Слезы по дому  в чужой стороне иссякают. Парус обратный  слежу у небесной черты. Где переправа?  Кого бы спросить мне об этом? Ровное море  безбрежно вечерней порой...

Источник: "Ветви ивы", 2000

Весеннее утро ("Меня весной не утро пробудило...")

Меня весной  не утро пробудило: Я отовсюду  слышу крики птиц. Ночь напролет  шумели дождь и ветер. Цветов опавших  сколько — посмотри!

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Весеннее утро ("Проспал я час зари...")

Проспал я час зари Туманно-светлый — Щебечут птицы В зарослях кустов. А ночь прошла Под шум дождя и ветра, И сколько за ночь Отцвело цветов!

Источник: "Из китайской и корейской поэзии", 1958

Возвращаюсь из даосского храма Цзинсыгуань, а Ван Байюнь — следом за мной ("Я долину покинул с утра еще до полудня...")

Я долину покинул  с утра еще до полудня, А вернулся домой,  когда солнце уже померкло. Обернувшись, гляжу  на ведущую вниз дорогу, Только вижу на ней,  как бредут коровы и овцы. На горе дровосеки  теряют во тьме друг друга. Насекомые в травах  с вечерним холодом стихли. Но убогую дверь  оставляю все же открытой: на пороге стою,  чтобы встретить приход Байюня.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984

К вечеру года возвращаюсь на гору Наньшань ("В Северный дом больше бумаг не ношу...")

В Северный дом  больше бумаг не ношу. К Южной горе  вновь я в лачугу пришел: Я не умен —  мной пренебрег государь; Болен всегда —  и поредели друзья. Лет седина  к старости гонит меня. Зелень весны  году приносит конец. Полон я дум,  грусть не дает мне уснуть: В соснах луна,  пусто ночное окно...

Источник: "Сухой тростник", 1999

Летом в Южной беседке думаю о Сине Старшем ("Вот свет над горою внезапно упал на запад...")

Вот свет над горою  внезапно упал на запад. И в озере месяц  неспешно поплыл к востоку. Без шапки, свободно  дышу вечерней прохладой, Окно растворяю,  лежу, откинув заботы. От лотосов ветер  приносит душистый запах. Роса на бамбуках  стекает с чистым звучаньем. Невольно захочешь  по струнам циня ударить, Но жаль, не услышит  знаток, кому это в радость... При чувствах подобных  о друге старинном думы, А полночь приходит —  и он в моих сновиденьях!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Мои чувства в последнюю ночь года ("И тяжел и далек путь за три горных края Ба...")

И тяжел и далек  путь за три горных края Ба По опасным тропам,  где идти десять тысяч ли. Средь неравных вершин  на проталине снежной в ночь С одинокой свечой  из иной страны человек. Отдвигается вдаль  кость от кости, от плоти плоть, И на месте родных  верный спутник — мальчик-слуга. Где же силы терпеть  эту, в вечных скитаньях, жизнь? С наступлением дня  начинается новый год!

Источник: "Светлый источник", 1989

На пути в столицу застигнут снегом ("Здесь вдаль протянулась дорога к Циньской столице...")

Здесь вдаль протянулась  дорога к Циньской столице. Бескрайнее мрачно  здесь к вечеру года небо. И в сумраке зимнем  конец луны и начало. Нападавшим снегом  закрыты горы и реки. Усталые гуси  пропавшую ищут отмель. Без пищи вороны  кричат на пустынном поле. И гость опечален —  напрасно он ждал приюта: Нигде не увидел  он дыма людских селений!

Источник: "Ветви ивы", 2000

Начало осени ("Еще незаметна осень вначале, а ночи уже длинней...")

Еще незаметна осень вначале,  а ночи уже длинней. Порывами ветер прохладный веет  и свежесть с собой несет. И жаром пылавший зной отступает,  и в доме тишь и покой. И листья осоки внизу у ступеней  от капель росы блестят.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Ночую на реке Цзяньдэ ("Направили лодку на остров, укрытый туманом...")

Направили лодку  на остров, укрытый туманом. Уже вечереет, —  чужбиною гость опечален... Просторы бескрайни —  и снизилось небо к деревьям. А воды прозрачны —  и месяц приблизился к людям.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Ночью поднимаюсь на Ланьшань. Посылаю Чжану Пятому ("На Бэйшане среди облаков белых...")

На Бэйшане  среди облаков белых Старый отшельник  рад своему покою... Высмотреть друга  я всхожу на вершину. Сердце летит,  вслед за птицами исчезает. Как-то грустно:  склонилось к закату солнце. Но и радость:  возникли чистые дали. Вот я вижу —  идущие в села люди К берегу вышли,  у пристани отдыхают. Близко от неба  деревья как мелкий кустарник. На причале  лодка совсем как месяц. Ты когда же  с вином ко мне прибудешь? Нам напиться  надо в осенний праздник!

Источник: "Светлый источник", 1989

Приходил в обитель праведного Жуна ("На горной вершине в келье монаха...")

На горной вершине в келье монаха  одежды его висят. А перед окошком в полном безлюдье  летают птицы с озер. Пока еще сумерки не сгустились,  тропинкою вниз иду. В пути я внимаю шороху сосен,  любуюсь гор бирюзой.

Источник: "Светлый источник", 1989

Провожаю друга, направляющегося в столицу ("Ты, поднимаясь, к синей уходишь туче...")

Ты, поднимаясь,  к синей уходишь туче, Я на дорогу  к синей горе вернулся, Туче с горою,  видно, пора расстаться, Залил слезами  платье свое отшельник.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Провожу ночь в горной келье учителя Е. Жду Дина. Он не приходит ("Вечернее солнце ушло на запад за гору...")

Вечернее солнце Ушло на запад за гору. Повсюду ущелья Внезапно укрылись тьмой. Над соснами месяц Рождает ночную свежесть. Под ветром источник Наполнил свободный слух. Уже дровосеки Все скоро уйдут из леса, И в сумраке птицы Находят себе приют. А он, этот друг мой, Прийти обещался к ночи, И цинь одиноко Все ждет на тропе в плющах. Примечания

Цинь — старинный музыкальный инструмент.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Прощаюсь с Ван Вэем ("В тиши и в безмолвье чего ожидать мне осталось?..")

В тиши и в безмолвье Чего ожидать мне осталось? Так утро за утром Впустую уходят обратно. Пойти бы отсюда Искать благовонные травы, Но жаль, что со мною Не будет любимого друга! В далекой дороге Кто станет мне доброй опорой? Ценители чувств Встречаются в жизни так редко... Я только и должен Хранить нерушимость покоя, — Прийти и захлопнуть Калитку родимого сада.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

Прощаюсь с Ван Вэем ("В тоскливом безмолвье чего ожидать мне осталось?...")

В тоскливом безмолвье Чего ожидать мне осталось? И утро за утром Теперь понапрасну проходят... Я если отправлюсь Искать благовонные травы, Со мной, к сожаленью, Не будет любимого друга, И в этой дороге Кто станет мне доброй опорой? Ценители чувства Встречаются в мире так редко... Я только и должен Хранить тишины нерушимость, — Замкнуть за собою Ворота родимого сада!

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Ли Ци (690-751)

Китайский поэт времен династии Тан. Родился в уезде Чжаосянь провинции Хэбэй. Позднее переехал в Дэнфэн провинции Хэнань. Семья Ли происходила из класса ши одного из четырех сословий. Поддерживал связи с Ван Вэем, Ван Чанлином и Гао Ши. Произведения Ли Ци входят в антологию "Триста танских поэм".

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

Ночую в монашеской келье его преподобия Ина, слышу церковный напев ("Храм вечных цветов... Святые напевы...")

Храм вечных цветов...  Святые напевы в даль, неизвестность уходят. Месяц укрылся в высокой стене,  звоны часов редки. Ночь шевелит лесом под инеем,  гонит слетающий лист; Утром я слушаю зовы небес,  раскрываюсь весь в чистой мечте. Безмолвье суровое входит уже,  замирая, в пустотную стужу; Лавина бурная снова летит  вслед за осенним дождем. Здесь лишь прозрел я, что жизнь —  поплавок наш — не знает, за что зацепиться; Сразу же дам я почве души  желанье к пристанищу льнуть.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Ван Вань (693-751?)

Китайский поэт Династии Тан. Сохранилось 10 его стихотворений, самое известное из которых — "Причал под северным холмом форта". Китайский премьер-министр, Вэнь Цзябао, цитировал это стихотворение на своей лекции в Кембриджском университете в Англии. Оно стало образцом для многих поэтов и ученых, и сейчас входит в китайские учебники.

Ван Вань был увлечен горами и озерами в Цзяннани и испытывал влияние утонченного стиля поэзии своей эпохи. Он написал несколько работ, воспевающих красивые горы и озера.

Источник: ru.knowledgr.com

Перевод: Эйдлин Л.З.

Доезжаю до подножия горы Бэйгушань ("Страннику путь за зеленой горой пролег...")

Страннику путь  за зеленой горой пролег. Лодка его  бирюзовой рекой плывет. Ровен разлив —  и два берега далеки. Ветер прямой —  и на глади парус один... Солнце в морях  на исходе ночи взошло. В водах весна  вдруг вторгается в старый год Письма родных  где в дороге меня найдут? Стаи гусей,  возвращаясь, летят в Лоян!

Источник: "Светлый источник", 1989

Ли Шичжи (694-747)

Ли Ши-чжи принадлежал к императорскому клану Танской династии, родоначальником которой был Ли Юань. При императоре Тяньбао Ли Ши-чжи был заместителем первого министра. Вместе с Ли Бо был участником кружка Восьми Бессмертных Пьяниц.

Источник: "Стихи на веере", 1970

Перевод: Перелешин В.Ф.

При отставке от должности министра ("Власть уступив достойнейшим рукам...")

Власть уступив достойнейшим рукам, Я пью вино и коротаю дни. Из тех, что шли толпой к моим дверям, Лишь верные придут сюда одни.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 17

Сунь Ти (696-761)

Сунь Ти — поэт Танской эпохи, уроженец Бочжоу, чиновник.

Источник: "Стихи на веере", 1970

* * *

С детства упорно учился и проявил незаурядные способности, включая литературные дарования. Получил первый чин в 18 лет, сделал блестящую карьеру, не оставлял службу вплоть до смерти.

Существовало "Собрание сочинений Сунь Ти" (孫逖集, "Сунь ти цзи") в 20 цзюанях, частично утрачено после эпохи Тан.

Соханились 59 стихотворений Сунь Ти (включая циклы) в различных форматах (гутиши и цзиньтиши; преобладают пятисловные восьмистишия); 2 фу (оды): "Ода о занавеске" (簾賦, "Лянь фу") и "Ода о циновке" (席賦, "Си фу").

По материалам: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Перелешин В.Ф.

На замужество царевны ("Там, на границе, тоже Новый Год...")

Там, на границе, тоже Новый Год, Но слишком мало там цветов цветет. Лишь ты, царевна, с неба в ту страну Низводишь очевидную весну!

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 18

Ван Чанлин (698?-756?)

Поэт, один из наиболее известных представителей "пограничной поэзии" (бяньсай ши-пай), возникшей в связи с активной завоевательной политикой Китая при династии Тан. Родился в столичный округ Чанъань (современный Сиань, провинции Шэньси).

Его карьера — цепь невероятных взлетов и падений. В 727 г. сдал экзамены на высшую ученую степень цзиньши. Служил в южных областях Китая. Через 12 лет попал в опалу, был сослан. На следующий год вернулся в столицу и получил очень высокую должность в городе Цзяннине (современный Нанкин). Через несколько лет — снова крушение, опять ссылка на юг. Во время мятежа Ань Лушаня был направлен вновь в Цзяннин, но по дороге был убит военным наместником области Хаочжоу.

Был в дружеских отношениях с Ли Бо, Мэн Хаожанем, Ван Вэем, Гао Ши, сохранились их посвящения Ван Чанлину. При жизни получил признание. Его семисловные четверостишия (цзюэцзюй) ставили в один ряд с четверостишиями великого Ли Бо.

Сохранилось более 180 стихов Ван Чанлина, среди которых семисловные и пятисловные четверостишия занимают почти половину.

Основные темы поэзии — военная служба в пограничных крепостях, тоска по дому. "Пограничные стихи" оказались под влиянием тем народных песен юэфу (юэфу миньгэ), отличаются глубиной и динамикой.

Прощанию с друзьями посвящено около 50 стихотворений. Среди них: "Фужун лоу сун Синь Цзянь эр шоу" ("В Башне лотосов провожаю Синь Цзяня"), "Сун Вэй эр" ("Расстаюсь с Вэем, третьим братом"). Центральные образы — звуки флейты, обезьяньи крики ночью.

Важное место в его поэзии занимает также женская тема ("Юэ нюй" — "Женщина из Чжэцзяна", "Цай лянь цюй" — "Песнь о сборе лотосов"), особенно — тоска разлюбленной наложницы ("Чунь гун цюй" — "Мелодия из цикла "Дворец весной", "Гуй юань" — "Ропот покинутой").

Источник: Синология.ру, автор А. Н. Коробова

* * *

Китайский поэт времен династии Тан. Второе имя — Шао Бо (少伯). Родился в Тайюане провинции Шаньси. По другим источникам — в Цзянькане, около современного Нанкина. Успешно сдав экзамены на цзиньши, был назначен на важные должности, в том числе в Сишуй (современный Синъян в провинции Хэнань). К концу своей жизни был управляющим уезда Цзяннин. Погиб во время восстания Ань Лушаня.

Был представителем пограничной поэзии. Описывал сражения и битвы в западном Китае. Один из трех (вместе с Ван Чжихуанем и Гао Ши) участников известного "Соревнования в трактире".

Сохранилось около 180 произведений, которые можно разделить на две группы: пограничная поэзия ("В военном походе") и гражданская (лирическая и бытовая) поэзия ("Женщина из Чжэцзяна").

Его произведения входят в антологию "Триста танских поэм".

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

Вновь прощаемся с младшим судьей Пи ("Не говорите: на цзяне осеннем трудно нам расставаться...")

Не говорите: на цзяне осеннем трудно нам расставаться. Лодка-корабль завтра к рассвету будет уже в Чанъане. А там танцорка из У непременно оставит тебя во хмелю; И станет тогда безразлично, что иней студеный на клене зеленом.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Перевод: Стручалина Г.В.

"Лотосовый терем". Провожаю Синь Цзяня"

1. "Шёл дождь над рекой: беспрерывный, холодный, и воды смешались вдали..."

Шёл дождь над рекой: беспрерывный, холодный, и воды смешались вдали. Мы прибыли в княжество У среди ночи, приют ненадолго нашли. Рассвет... Расстаёмся... Смотрю я на гору — она одиноко стоит. В Лояне кто спросит, скажи, моё сердце всё то же: как лёд и нефрит. Примечания

Стихотворения цикла "Лотосовый терем". Провожаю Синь Цзяня" примерно датированы 742 годом н.э. Ван Чанлин уже давно был отправлен из тогдашней столицы, Цзяннина (ныне г. Нанкин) служить в провинцию, что означало понижение в должности. Служил он от столицы не так далеко, на территории современной провинции Цзянсу. Его друг, Синь Цзянь, держал путь на службу в город Лоян, в котором Ван Чанлин некогда жил. Путь проходил по Янцзы, которую Синь Цзянь в итоге должен был пересечь. Предполагается, что из столицы до Жуньчжоу (городского округа Чжэньцзян провинции Цзянсу) друзья ехали вместе; достигнув земель в Цзянсу, на которых в древности стояло княжество У, они провели ночь в "Лотосовом тереме", двухэтажном павильоне-питейной с видом на реку, а на рассвете простились.

... как лёд и нефрит... — в оригинале поэт использует метафору из стихотворения своего предшественника, Бао Чжао (407 или 414-466, период династии Лю Сун): сердце как «лёд в нефритовом чайнике для вина», которая описывает кристально чистую душу; человека, сохранившего верность идеалам.

Источник: Стихи.ру

2. "К югу от Даньяна осень хмурит море ..."

К югу от Даньяна осень хмурит море. К северу, где горы — тёмный небосвод. Наверху в покоях провожаю друга. Хмель меня сегодня, видно, не берёт. Тихо-тихо в мире, берег обезлюдел. И река безмолвна, стыло-холодна. Я один сегодня провожаю друга, в сердце мне сияет ясная луна. Примечания

Стихотворения цикла "Лотосовый терем". Провожаю Синь Цзяня" примерно датированы 742 годом н.э. Ван Чанлин уже давно был отправлен из тогдашней столицы, Цзяннина (ныне г. Нанкин) служить в провинцию, что означало понижение в должности. Служил он от столицы не так далеко, на территории современной провинции Цзянсу. Его друг, Синь Цзянь, держал путь на службу в город Лоян, в котором Ван Чанлин некогда жил. Путь проходил по Янцзы, которую Синь Цзянь в итоге должен был пересечь. Предполагается, что из столицы до Жуньчжоу (городского округа Чжэньцзян провинции Цзянсу) друзья ехали вместе; достигнув земель в Цзянсу, на которых в древности стояло княжество У, они провели ночь в "Лотосовом тереме", двухэтажном павильоне-питейной с видом на реку, а на рассвете простились.

Даньян — город уездного значения в провинции Цзянсу.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Щуцкий Ю.К.

В Цзяннани ("Кленовый лесок уже на закате грустит...")

Кленовый лесок Уже на закате грустит. И снова я мог На Чу печали снести. Расстались... Блестит И стынет луна над горой. Прозрачный звучит — Звучит обезьяний вой. Примечания редакции "Китайская поэзия"

Данное стихотворение в издании Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001 (под редакцией Р.В. Грищенкова) опубликовано с ошибочной атрибуцией Пэй Ди.

Кроме того, название стихотворения буквально переводится как "Посылаю Чжану Четвёртому".

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923, стр. 79

Мелодия из цикла "Дворец весной" ("Прошлой ночью раскрыл цвет у персиков ветер...")

Прошлой ночью раскрыл цвет у персиков ветер Там, где возле дерев был колодезь отрыт. Перед залой Вэйян в небе ярок и светел Круг высокой луны так прекрасно блестит. О! Пинъянская песнь с танцем, радость фавора Встретив новую здесь, весь наполнила сад. Я же — "холод весны" вновь узнала за шторой: Царь мой светлый послал мне парчовый халат. Примечания

Вэйян — дворец, построенный Сяо Хэ (ум. в 193 г. до Р. Х.), состоял из восточной палаты, северной палаты, залы, арсенала и кладовой.

Пинъянская песнь с танцем — император династии Хань, У-ди (139-85 гг. до Р. Х.), объезжая свои владения в Пинъянских землях, пленился сестрою Ли Янь-нянь, его наложницы, умевшей весьма искусно петь и танцевать. Государь сделал ее своей главной фавориткой.

...послал мне парчовый халат... — немилость государя. Разлюбленной наложнице он посылал весной теплый, парчовый халат, чтобы, не согреваемая любовью государя, она могла в нем согреться.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"Лотосовый терем". Провожаю Синь Цзяня"

1. В "Ненюфаровом доме" провожаю Синь Цзяня ("Слился холодный дождь с рекой...")

Слился холодный дождь с рекой... Мы ночью в У прийти успели. Я гостя проводил с зарей И горы Чу осиротели. Когда Лоянские друзья Заговорят с тобою вскоре, То ты скажи, что сердцем я Как льдинка в яшмовой амфоре. Примечания

У — название местности в древнем Китае.

Горы Чу — горы, в которых жил поэт.

Лоян — древняя столица Китая.

...Как льдинка в яшмовой амфоре... — выражение абсолютно чистой дружбы.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Ван Вэй (699-759)

Поэт, живописец, каллиграф, музыкант. Наряду с Ли Бо и Ду Фу является одним из трех великих представителей китайской поэзии эпохи Тан.

О жизни Ван Вэя, как и о жизни многих других старых китайских поэтов, известно немногое — мы не знаем даже точных дат его рождения и смерти. Принято считать, что он родился в 701 г. и скончался в 761 г. По другим, менее достоверным, данным он родился в 699 г. и умер в 759 г. Родился в округе Пучжоу (на юго-западе современной провинции Шаньси), в семье чиновника; его предки были родом из уезда Цисянь.

В 717 г. переехал в столицу город Чанъань (современный Сиань), где прошёл предварительную экзаменационную проверку и стал кандидатом на учёную степень и государственную должность от столичного округа. В 721 г. сдал высшие государственные экзамены Дяньши, на которых обычно испытуемым задавал вопросы сам император. Получил звание цзиньши и право поступить на государственную службу. Назначен на должность чиновника при императорском дворе и храме предков, отвечающего за исполнение ритуальной музыки.

После непродолжительной службы при дворе императора Сюань-цзуна попал в опалу и был отправлен в ссылку. Формальный повод — исполнение придворными танцорами неканонического танца. До середины 720-х гг. служил мелким чиновником в провинциальном приморском районе Цзичжоу (современная провинция Шаньдун в Восточном Китае). В конце 720-х гг. купил усадьбу на реке Ванчуань поблизости от столицы, где основал поэтический кружок.

В 734 г. по рекомендации главного императорского министра Чжан Цзюлина, получает высокие государственные должности — сначала главного советника, а затем императорского цензора. Из-за опалы своего покровителя Чжан Цзюлина в 737 г. вынужден покинуть столицу. Много ездит по стране, получая назначения на различные незначительные должности.

К 745 г. возвращается в столицу и вступает в должность сначала старшего секретаря гражданской палаты, а затем секретаря императорского двора. Во время мятежа в 755 г. военачальника Ань Лушаня был схвачен мятежниками и заключён в буддийский храм Путисы. В 758 г. после изгнания мятежников и возвращения в столицу нового императора Су-цзуна получил назначение на должность шаншу ючэна — заместителя министра. После недолгой службы уходит в отставку и поселяется в загородном доме в горах Чжуннань, где до самой смерти в возрасте 60-ти лет ведёт жизнь чаньского отшельника.

Поэтический талант обнаружился в нем очень рано, и к двадцати годам он уже создал некоторые из известных своих произведений, в их числе "Персиковый источник" — блестящее подражание прославленной поэме Тао Юаньмина, а также знаменитое, ставшее очень популярным четверостишие "В девятый день девятой луны вспоминаю о братьях, оставшихся к востоку от горы".

Основал школу монохромной пейзажной живописи. Создавал пейзажи, используя размытие туши. Расписывал шелк, стены.

Ему же приписывается и знаменитый трактат "Тайны живописи" — одно из основополагающих сочинений по теории живописи, оказавшее большое влияние на последующее развитие теории и практики живописи в Китае. Сочинение это, написанное превосходной, высокопоэтичной ритмической прозой, можно также рассматривать и как своеобразный комментарий к пейзажной лирике Ван Вэя, где образы поэтические по большей части трудно отделить от образов чисто живописных, не случайно крылатыми стали слова поэта Су Ши: "Наслаждаюсь стихами Мо Цзе (Мо Цзе — второе имя Ван Вэя) — в стихах его картины; гляжу на картины Мо Цзе — в картинах его — стихи" ("Шичжун ю хуа, хуачжун ю ши").

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Один из крупнейших поэтов Китая. Большинство западных синологов в отличие от китайских и русских исследователей придерживаются датировки, указанной в "Цзю Тан шу" ("Старая история [династии] Тан"): 699-759.

Характер и взгляды на жизнь формировались в процессе изучения конфуцианского канона и исторических сочинений, а также ознакомления с буддийскими поучениями и ритуалом под влиянием матери. Литературное дарование Ван Вэя проявилось рано: его знаменитое семисловное четверостишие "В девятый день девятого месяца вспоминаю о братьях, оставшихся к востоку от горы", создано Ван Вэем в 17 лет. В 721 он получил чиновничью степень цзиньши и был назначен ведать исполнением ритуальной музыки при императорских жертвоприношениях. Но вскоре обвинен в служебном упущении и отправлен на мелкий пост в захолустный округ Цзинчжоу (современный Чанцин провинции Шаньдун). В стихах проявляется недовольство участью ученых мужей, к талантам которых власти были равнодушны. Приблизительно с 730 г., после возвращения в столицу Чанъань (современный город Сиань провинции Шэньси), в творчестве Ван Вэя заметно усиление интереса к буддийской проблематике. Немало стихов о дружбе и ученых беседах с буддийскими монахами. В описаниях храмов воссозданы атмосфера благочестия, обрядовые действа, детали убранства, приводятся размышления о смысле и значении буддийских постулатов. Ван Вэй обнаруживал глубокие знания буддийских памятников, конкретной истории китайского буддизма, терпимость к разным школам, которых во времена Тан было около десяти. В результате поиска наиболее близким стал чань-буддизм (чань-цзун), суть которого, по его представлениям, отвечала даосскому принципу цзы жань — "естественность". Не случайно поэзия Ван Вэя во многом продолжает традицию Тао Юаньмина, говорит о бренности земного существования, о бессмысленности стремления к чинам и богатству. Откликаясь на просьбы буддийской общины, писал гимны и гатхи. Поэт продолжал служить, оставаясь свободным в своих интеллектуальных запросах и творческих занятиях. В 737 г. получил назначение в армию и больше года провел на северо-западе Китая, написав более 30 пограничных стихов в форме народных песен юэфу. Среди 400 сохранившихся стихов более 70 посвящены теме мужской дружбы, в которую органически вплетается мотив быстротечности жизни и поиска смысла человеческого существования. В середине 40-х поэт стал при любой возможности уезжать из столицы в горы Чжуннань (провинция Шэньси). Затем приобрел усадьбу на берегу реки Ванчуань, где проводил время с близкими друзьями. Он предстал замечательным мастером пейзажной лирики, высокое искусство которой обусловлено обостренными под влиянием чань-буддизма и даосизма умением воспринимать сокровенную суть увиденной картины, способностью в момент творческого озарения обнаружить глубинную взаимосвязь деталей пейзажа. Пейзажная лирика воспроизводила многообразные оттенки душевного состояния человека, который в общении с природой находит счастье и удовлетворение, обретает импульс для раздумий о жизни, о времени. В пейзажных картинах достигалось гармоничное равновесие субъективного восприятия с изображением реального состояния природы (цикл из 20 четверостиший: "Ванчуань цзи" — "Река Ванчуань"; "Тянь юань лэ ци шоу" — "Радости полей и садов"; "Чжуннань шань" — "В горах Чжуннань"; "Вэйчуань тяньцзя" — "Крестьяне с реки Вэйчуань"). Во время мятежа военачальника Ань Лушаня (755) оказался в плену и пребывал в храме Путисы в Лояне. Освободившись из плена и продолжая занимать крупные посты, Ван Вэй часто обращался к учению Будды, веря в карму и грядущее перерождение. Он был талантливым художником, каллиграфом, музыкантом, теоретиком искусства. Пейзажные стихи Ван Вэя отличает близость к живописной традиции Китая.

Источник: Синология.ру, автор Е. А. Серебряков

Перевод: Алексеев В.М.

Вместе с юньваем Лу Сяном посетил лесную обитель ученого на покое Цуй Син-цзуна ("Плотная тень от зеленых деревьев все скрывает окрест...")

Плотная тень от зеленых деревьев  все скрывает окрест. Сизые мхи с каждым днем все гуще:  ясно, что пыли здесь нет. Без шапки сидит он, вытянув ноги,  под высоченной сосной; Зрачки закатив, одними белками  глядит на мирских гостей. Примечания

Лу Сян — поэт, друг Ван Вэя.

Цуй Син-цзун — его двоюродный брат. Уйдя на покой и сделавшись отшельником, он позволяет себе недопустимые нарушения предписанного поведения: появляется на людях без шапки, сидит, вытянув перед собой ноги. Впрочем, он вообще презирает людей суетного мира и, подражая древнему поэту Жуань Цзи (III в. н.э.) смотрит на них белками глаз.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Отвечаю Чжану, Пятому брату ("В Чжуннаньских горах есть крытый соломою домик...")

В Чжуннаньских горах есть крытый соломою домик; Он точно напротив горного кряжа повис. Весь год не бывает гостей в этом доме — он заперт; Весь день напролет я свободный и праздный душой. Вот выпить вина бы и удочку в реку закинуть. Приди же, мой друг, потом я тебя навещу.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

У высокой башни ("Я вас провожаю у самой высокой башни...")

Я вас провожаю  у самой высокой башни. И реки, и долы —  во мгле им не видно конца. Закатное солнце,  птицы домой улетают, Люди уходят,  вдаль бредут чередой.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

"Стихи о разном"

3. "Вижу: уже дикая слива в цвету..."

Вижу: уже дикая слива в цвету, Слышу: вдали голос кукушки порой. С грустью гляжу: на зелень новой травы — Свежие стебли — боюсь — крыльцо полонят.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

"Река Ванчуань"

5. Олений загон ("В пустынных горах вовсе не видно людей...")

В пустынных горах  вовсе не видно людей Только слышны  звуки их голосов. Закатное солнце,  спускается в чащу лесную, Последним лучом  озаряет сизые мхи.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

17. Приют в роще бамбуков ("Сижу одиноко в безлюдных, глухих бамбуках...")

Сижу одиноко  в безлюдных, глухих бамбуках, Бряцаю на лютне  и долго ей вслед свищу. В лесу этом, в чаще  неведом я никому, Лишь месяц один  приходит мне посветить.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Перевод: Гитович А.И.

В разгар весны в деревне ("Весенняя горлица так говорлива...")

Весенняя горлица Так говорлива! Белы и свежи Абрикосов цветы. Рублю для плотины Засохшие ивы, Слежу за путем Родниковой воды. Привет передали мне Ласточки с юга, Где старый мой друг В этом новом году Свой кубок не сразу Подносит ко рту — Сидит, вспоминает Отшельника-друга.

Источник: "Ветви ивы", 2000

Вдова князя Си ("Пусть повелитель любит все сильней...")

Пусть повелитель Любит все сильней, — Ей не забыть Любви минувших дней. Она тоскует, Над цветком склонясь, — Ни слова не услышит Чуский князь. Примечания

В глубокой древности князь царства Чу, Вэнь-ван, убил князя Си, а его вдову взял себе в жены.

Она родила ему двух сыновей, но никогда не говорила ему ни одного слова. Когда ее спросили о причине такого длительного молчания, она ответила: "Я — жена двух мужей. Хотя меня и не берет смерть, но тоска и стыд не позволяют мне говорить".

Источник: "Китайская любовная лирика", 2004

Вздыхаю о седине ("Как стар я стал — усталый и седой...")

Как стар я стал — Усталый и седой, Как тяжко ноют Старческие кости! Я словно Между небом и землей — Живу здесь Никому ненужным гостем. Печалюсь торько О горах родных — Тут — день и ночь Пустые разговоры. Что мне До современников моих? Оставлю город И уеду в горы.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Жизнь в горах ("Мучительно-одинокий, калитку я запираю...")

Мучительно-одинокий, Калитку я запираю, Кругом громоздятся горы В алом блеске заката. Рядом со мной деревья Птиц приютили стаю, А люди не навещают, — Не то, что было когда-то! Бамбук как будто припудрен, Его окружают травы, И лотос наряд роняет — Ему он больше не нужен, Костра огонек зажегся Налево от переправы: То сборщик речных орехов Вернулся — готовит ужин.

Источник: Ван Вэй "Стихотворения", 1959

Зимней ночью пишу о том, что у меня на сердце ("Эта зимняя ночь тишиной донимает меня...")

Эта зимняя ночь Тишиной донимает меня. Лишь в часах водяных Разбиваются капли, звеня. Побелела трава — На траве, как на мне, седина, И сквозь голые ветви Печальная светит луна. Дорогие одежды С моим несогласны лицом — Свет жестокой свечи Выделяет морщины на нем. Знаю я: молодежь Полюбил Императорский дом, Я взглянул на себя И мне стыдно идти на прием.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Изнываю от жары ("Багровое солнце сжигает и небо, и землю...")

Багровое солнце Сжигает и небо, и землю. И огненных туч Громоздятся огромные горы. И травы, и листья Сгорают, свернувшись и дремля, И высохли реки, И быстро мелеют озера. Одежды из шелка Сейчас тяжелее железных. И в лес не пойдешь — Нету тени — от солнца сгоришь ты. Оконные шторы Уж несколько дней бесполезны, И за день одежду Стираю и дважды, и трижды. Но мысли мои Ничему не подвластны на свете — Они устремляются В дальнюю даль по вселенной: На тысячи ли Там несется стремительный ветер, И волны морские Покрыты кипящею пеной. И понял я вдруг, Что страдает лишь бренное тело: Слабеет — оно, Но душа остается крылатой. "Ворота сладчайшей росы" Открываю несмело — И дух наслаждается Их чистотой и прохладой.

Источник: "Три танских поэта", 1960

На "Высокой террасе" провожаю цензора Ли ("На "Высокой террасе" тебя провожаю, мой друг...")

На "Высокой террасе" Тебя провожаю, мой друг. И река и долина — Все дышит покоем вокруг, Даже птицы устали — Торопятся в гнезда на отдых. Лишь тебе, путешественник, Вновь отдыхать недосуг.

Источник: Ван Вэй "Стихотворения", 1959

Написал на реке Фаньшуй в День "Холодной пищи" ("У предместья Гуанъучэн я встречаю конец весны...")

У предместья Гуанъучэн Я встречаю конец весны. Вытираю слёзы платком — Путник — в сумраке тишины. Опадающие цветы Успокоили горных птиц, Тени странствующих людей В тень деревьев погружены.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Написал экспромт и показал Пэй Ди ("Хотел бы стряхнуть я, как пыль с платья...")

Хотел бы стряхнуть я, Как пыль с платья, Заботы мирские. Давно готов, С искренней верой Готов припасть я К источнику "Персиковых цветов". Примечания

Пэй Ди — поэт, друг Ван Вэя и поэта Ду Фу. Ему посвящены несколько стихотворений Ван Вэя.

Источник "Персиковых цветов" находится в "Персиковой долине", где, по преданию, живут в блаженстве ушедшие от мира люди. Поэт Тао Юаньмин (IV-V вв.) написал "Записки о Персиковом источнике".

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

Написал, вернувшись в деревню ("Слышу, у входа в долину колокола зазвучали...")

Слышу, у входа в долину Колокола зазвучали. Пора домой дровосекам, Пора домой рыбакам. В сумерках, на закате, Горы полны печали, И я один возвращаюсь К белеющим облакам. Уже водяные орехи Созрели — держатся еле, Ивовый пух летает Легкий и молодой. Травы у тихой речки Буйно зазеленели... В глубокой тоске калитку Запер я за собой.

Источник: Ван Вэй "Стихотворения", 1959

Написал, вернувшись на реку Ванчуань ("Слышу — у входа в долину колокола зазвучали...")

Слышу — у входа в долину Колокола зазвучали. Пора домой дровосекам, Пора домой рыбакам. В сумерках, на закате, Горы полны печали, И я один возвращаюсь К белеющим облакам. Уже водяные орехи Созрели — держатся еле, Ивовый пух летает, Легкий и молодой. Травы у тихой речки Буйно зазеленели... В глубокой тоске калитку Запер я за собой.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

Одиноко сижу осенней ночью ("Одиноко сижу и грущу о своей седине...")

Одиноко сижу И грущу о своей седине. Скоро стражу вторую У слышу я в доме пустом. Под осенним дождем Опадают цветы в тишине И цикады печально Поют за восточным окном. Но в конце-то концов, Что печалиться о седине — Эликсира бессмертья, Увы — изготовить нельзя. Пусть болезни и старость У же подступают ко мне Знаю: вечным останется Только закон бытия.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Осенью в горах ("Дождь кончился и небо чистым стало...")

Дождь кончился, И небо чистым стало. Но по прохладе чуешь: Скоро осень. Ручей стремится, Огибая скалы, Луна восходит Среди старых сосен. Вдали я слышу Женщин разговоры, Уж поздно — надо К дому торопиться, Пускай цветы Совсем увянут скоро Я здесь останусь, Не вернусь в столицу.

Источник: "Ветви ивы", 2000

Отвечаю шаофу Чжану ("На склоне лет мне тишина дороже...")

На склоне лет Мне тишина дороже Всех дел мирских — Они лишь тень и прах. Тщеславие Меня давно не гложет, Мечтаю только О родных лесах. Сосновый ветер Я приму, как милость, Луну и лютню. Вот и все пока. Вы знать хотите, Что со мной случилось? — Ответом будет "Песня рыбака".

Источник: "Три танских поэта", 1960

Поздней весной меня навестил шаоинь Янь с друзьями ("Совсем запущен старый сад — я не трудился столько дней...")

Совсем запущен старый сад — Я не трудился столько дней. Зато немало редких книг В библиотеке у меня; Зато отличные грибы Я приготовил для гостей, Что навестить меня пришли В убогий дом, на склоне дня. Птенцов выводят воробьи — Едва появится трава; А иволги — те запоют, Когда увянут все цветы. И грустно каждому из нас, Что вот седеет голова, Что вот опять проходит год, И снова не сбылись мечты.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Покидаю Цуй Синцзуна ("Остановлены кони. Сейчас — "разлучим рукава"...")

Остановлены кони. Сейчас — "разлучим рукава". О ночной холодок Над ночным знаменитым каналом! Горы ждут впереди. Под луною сияет листва. Но тебя покидаю Печальным, больным и усталым. Примечания

Цуй Синцзун (также Цуй Девятый) — друг и родственник поэта, к которому тот не раз обращался в своих стихах.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Посылаю губернатору Вэй Чжи ("Лежит старинный городок — в развалинах, в пыли...")

Лежит старинный городок — В развалинах, в пыли. Вокруг него пустынно все На много тысяч ли. Бледна осенняя заря И слышу я, старик, Лишь бормотанье ветерка Да лебединый крик. И возле хижины моей Осыпалась листва, И отражается в пруду Увядшая трава. Так день за днем влачу в глуши Скупую жизнь свою И о "Печальном старике" Я песенку пою. И даже ты, мой старый друг, Представить бы не смог, Как я теперь, на склоне лет, Печально одинок.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Провожаю весну ("День уходит за днем...")

День уходит за днем, Чтобы старости срок приближать, Год за годом идет, Но весна возвратится опять. Насладимся вдвоем — Есть вино в наших поднятых чашах, А цветов не жалей: Им опять предстоит расцветать.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Провожаю Юаня второго, назначенного в Аньси ("В Вэйчэнэ утренним дождем седая пыль орошена...")

В Вэйчэнэ утренним дождем Седая пыль орошена. Нагие ивы за окном Листвой украсила весна. Я предлагаю осушить Еще один бокал вина: В дороге дальней, может быть, Друзей не встретишь. Пей до дна!

Источник: Ван Вэй "Стихотворения", 1959

Проездом у дома Ли И ("Ворота закрыты немало, наверное, дней...")

Ворота закрыты Немало, наверное, дней — Здесь, вижу, давно Не ступали копыта коней. Я гостем случайным Иду в переулке глухом, Собаки залаяли Где-то за ближним леском. Но вот и хозяин Без шпилек в седых волосах, Даосскую книгу Он в старческих держит руках. Мы с ним уж давно От волнений мирских далеки. Нам славы не нужно, И бедность для нас — пустяки. Как только допьем мы Ичэнское наше вино, В отшельничью хижину Я возвращусь все равно.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Проходя мимо хижины монаха Тан Синя у обители Ганьхуа ("День догорает... С посохом в руке...")

День догорает... С посохом в руке, Я жду вас У Тигрового ручья, Кричу — но только Эхо вдалеке Звучит. И к дому Возвращаюсь я. Поет мне птица В зарослях цветов Таинственную Песенку свою. Деревня спит. И ветер меж домов Свистит, как осенью, В глухом краю.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Смотрю с высоты на реку Хань ("Три Сяна смыкаются с Чуского царства границей...")

Три Сяна смыкаются С Чуского царства границей, И девять потоков Сливаются тут воедино. Здесь тесно реке — Она землю покинуть стремится, И гор не видать За её водяною равниной. А на берегах Разрослись города и деревни, Река омывает их Грозно седыми волнами. Прекрасен Сянъян Красотой молодою и древней — И, следуя Шаню, Я тут запирую с друзьями.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Хижина в горах Чжуннань ("На середине жизни оценил я путь истины и совершенства путь...")

На середине жизни оценил я Путь истины и совершенства путь. Теперь, на склоне лег, я. поселился В горах Чжуннань: прожить бы как-нибудь. Когда ко мне приходит вдохновенье, Один я в горы ухожу всегда. Дела житейские — давно я понял: Перед природой — прах и суета. Гуляю долго, прихожу к долине И слышу бормотаиье ручейка, Сажусь, смотрю на горы и на небо, Где тихо проплывают облака. И если где-нибудь в горах случайно Я встречу дровосека-старика, Болтаю с ним, смеюсь — и забываю, Что до дому дорога далека.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Шутя пишу о горной скале ("У горной скалы ручеек пробегает, звеня...")

У горной скалы Ручеек пробегает, звеня. Там, с кубком вина, Я сижу среди ясного дня. Но ветер прекрасно Учел настроенье поэта: Опавшими листьями Он окружает меня.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Бань Цзеюй"

1. "На полет светляков потихоньку гляжу я..."

На полет светляков Потихоньку гляжу я в окно, А гостей голоса Во дворце отзвучали давно. Мне уже не заснуть — Сторожу одинокое ложе, — И светильнику, видно, Гореть до утра суждено.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

2. "Давно дорожка поросла травой..."

Давно дорожка Поросла травой, И государь Немилостив со мной. И не могу я слышать Голос флейты: Слежу За колесницей золотой.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

3. "Я терем закрыла приют опостылевший мой..."

Я терем закрыла — Приют опостылевший мой. Где ты, государь? — Ты не встретишься больше со мной? В саду — за окном — Не смолкают весь день разговоры, И песни, и смех... Хорошо веселиться весной! Примечания

Бань Цзеюй (Цзе-юй) ("фрейлина Бань") — гаремная красавица и фаворитка Ханьского императора Чэн-ди (31-5 гг. до н.э.), придворная дама при императрице Сюй-хоу. Утратив милость государя, увлекшегося новой возлюбленной по имени Чжао Фэй-янь, она удалилась в Чансиньский дворец, где жила в уединении, не помышляя соперничать с новой фавориткой. Когда же ее обвинили в чародействе, то остроумными ответами она сумела отвести это обвинение.

Золотая колесница — в ней разъезжал император со своей новой фавориткой.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

"Дом Хуанфу Юэ в Долине облаков"

1. У потока в горах, где поет птица ("Цветы опадают, и горный поток серебрится...")

Цветы опадают, И горный поток серебрится, Ни звука в горах Не услышу я ночь напролет, Но всходит луна И пугает притихшую птицу, И птица тихонько Тревожную песню поет.

Источник: "Три танских поэта", 1960

"Мелодии осенней ночи" / "Мелодия осенней ночи"

1. "По капле капает вода..."

По капле Капает вода, Сквозь тучки брезжит Лунный свет. Ох, не настали б Холода, Пока одежды теплой Нет!

Источник: Ван Вэй "Стихотворения", 1959, стр. 37

2. "Луна взошла. Легла роса..."

Луна взошла. Легла роса. Как холодно В тиши ночной! Струн Отзвенели голоса, Но страшно В дом идти пустой.

Источник: Ван Вэй "Стихотворения", 1959, стр. 37

"Осенние мысли"

1. "Ночной ветерок, залетевший в окошко..."

Ночной ветерок, залетевший в окошко, Колеблет халат мой устало. Часы водяные звучат потихоньку, И звуки их медленно тают. Луна перешла за Небесную реку — И сразу прохладнее стало. Сорока пугает осенние клёны — И лисья быстрей облетают.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

2. "На пруду, у старого дворца..."

На пруду, у старого дворца, Появились голубые волны. Зной спадает. В грусть осенних дум Снова погружаюсь я безмолвно. Этой ночью дождик моросил — Не оставил на дорожках пыли. И в жемчужных капельках росы Лотосы весь пруд заполонили.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

"Радости сельской жизни"

7. (I.) "За чаркой чарку пить вино..."

За чаркой чарку пить вино У вод прозрачного ключа; Бренчать на лютне, прислонясь К седой от старости сосне; А утром где-нибудь в саду Сидеть, подсолнухи луща, И слушать мерный стук пестов Издалека — как бы во сне.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

5. (II.) "Я гляжу: под горой поднялся одинокий дымок..."

Я гляжу: под горой Поднялся одинокий дымок, Одинокое дерево Высится на плоскогорье. Ничего, кроме тыквенных чашек, Скопить я не смог, Но вослед Тао Цяню Живу и не ведаю горя. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

4. (III.) "Свежей, пышной травою луга одеваются в срок..."

Свежей, пышной травою Луга одеваются в срок, Лето — в самом начале, И осень наступит не скоро. И бредущее стадо Ведет молодой пастушок — Он еще никогда Не носил головного убора. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

6. (IV.) "После ночного дождя каждый цветок тяжел..."

После ночного дождя Каждый цветок тяжел, Ивы и тополя Ярче зазеленели. Опавшие лепестки Слуга еще не подмел, И гость мой, горный монах, Все еще спит в постели.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Река Ванчуань"

1. Мэнчэнский ров ("У Мэнчэнского рва поселился я с этого дня...")

У Мэнчэнского рва Поселился я с этого дня. Одряхлевшие ивы Склоняются в блеске заката. Я не знаю, кто будет здесь Здравствовать после меня, — Оттого не печалюсь О тех, что тут жили когда-то.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

2. Холм Хуацзыган ("Стаи птиц потянулись на юг, как тесьма...")

Стаи птиц Потянулись на юг, как тесьма. Я на горы гляжу, В бесконечную даль. Подымаюсь на холм, Опускаюсь с холма, — Беспредельна тоска, Беспредельна печаль.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

3. Беседка Вэньсин ("Узорные абрикосы срубил и сделал стропила...")

Узорные абрикосы Срубил и сделал стропила. Душистый камыш связал я — Крыша над головою. Чтобы людей далеких Дождиком окропило, Не зря облака седые Плыли рядом со мною.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

4. Перевал, где рубят бамбук ("Тонкие стволы бамбука безыскусственно и строго отражает...")

Тонкие стволы бамбука Безыскусственно и строго Отражает в ясном свете Чистая речная гладь. Я сейчас тайком вступаю На Шаншаньскую дорогу — Старожилы-дровосеки — Даже те не будут знать!

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

5. В оленьем загоне ("Пустынны горы, в них людей не видно...")

Пустынны горы,  в них людей не видно, Но голоса  звучат их отдаленно. Заката отблеск  в лес проник глубоко, Сияет луч  на мху темно-зеленом.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

6. За плетнем из магнолий ("Прощальным огнем заката озарены просторы...")

Прощальным огнем заката Озарены просторы, Летят журавли над лесом — Передний торопит стаю. Тумана вечерняя дымка Еще не закрыла горы: Все краски плодов и листьев Ясно я различаю.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

7. Берег в зарослях кизила ("Красные и зеленые плоды на ветвях созрели...")

Красные и зеленые Плоды на ветвях созрели, — Будто весною раннею Цветы зацвели опять. В горах задержу я гостя Желанного. Неужели Кизиловую настойку Не будет он выпивать?

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

8. Тропинка среди акаций ("Поросшая мхом тропинка скрыта среди акаций..."

Поросшая мхом тропинка Скрыта среди акаций. Без дела сижу. И только Услышав калитки стук, Спешу подмести тропинку — Надобно постараться: Наверно идет отшельник, Мой одинокий друг.

Источник: Ван Вэй "Стихотворения", 1959

9. Беседка у озера ("Я гостя встречаю вновь, чтобы побыть вдвоем...")

Я гостя встречаю вновь, Чтобы побыть вдвоем. На маленьком челноке Ко мне приплывает он. Вот мы на террасе с ним Беседуем за вином, А лотосы расцвели Со всех четырех сторон.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

10. Южный холм ("Неслышно в легком челноке плыву от Южного холма...")

Неслышно в легком челноке Плыву от Южного холма, Но к северу дороги нет — Ее закрыл водоворот. И через бухту я гляжу На жителей, на их дома, — Мы друг от друга далеки, И кто из них меня поймет?

Источник: Ван Вэй "Стихотворения", 1959

11. Озеро И ("Мы выходили к бухте, играя на свирели...")

Мы выходили к бухте, Играя на свирели. Вас провожал я, друг мой, — Дорога далека. Я помню, что, простившись, Мы всё еще смотрели, Как одевались горы В седые облака.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

12. Волны у подножия ив ("Я иду, с тобой расставшись. Вдоль потока ивы встали...")

Я иду, с тобой расставшись. Вдоль потока ивы встали — Опрокинутые тени Входят в чистую струю. Здесь не так, как на известном Императорском канале — Здесь разлука больно ранит Душу скорбную мою.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

13. Ручей у дома господина Луань ("Свищет, свищет ветерок осенний...")

Свищет, свищет Ветерок осенний, Мелкий-мелкий Ручеек струится. Я ступил ногой В его теченье — И взлетает Вспугнутая птица.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

14. Источник "Золотистой пыли" ("Источник "Золотистой пыли" — пью ежедневно из него я...")

Источник "Золотистой пыли" — Пью ежедневно из него я. Мне жить лет тысячу не меньше, Вспоенному водой живою. Меня Дракон и Синий Феникс Несут, друг другу помогая, К нефритовому государю, В простор безоблачного края. Примечания

По поверью даосов, золото, принимаемое внутрь, давало бессмертие. Даосизм — философская и религиозная система, основоположником которой считается легендарный Лао-цзы (VI в. до н. э.).

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

15. Быстрина с белыми камнями ("Стремится среди камней прозрачная быстрина...")

Стремится среди камней Прозрачная быстрина. К зеленому тростнику Легко прикоснуться мне. У хижины — с двух сторон — Бежит за волной волна И омывает песок, Белеющий при луне.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

16. Северный холм ("У озера на деревьях шумит листва молодая...")

У озера на деревьях Шумит листва молодая. Из-за стволов могучих Выглядывают орхидеи. Река течет, извиваясь, Блестит, и вдруг пропадает, Чтоб снова у края леса Явиться — еще светлее.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

17. Домик в бамбуковой роще ("В бамбуковой роще я ночь коротаю свою...")

В бамбуковой роще Я ночь коротаю свою И трогаю лютню, И песни протяжно пою. А люди в лесу Не узнают, как всходит луна; Взгляну на нее я — И взглядом ответит она.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

17. Домик в бамбуковой роще ("В бамбуковой роще я ночь коротаю свою...")

В бамбуковой роще Я ночь коротаю свою, И трогаю лютню, И песню протяжно пою. И людям неведом приют мой, И только луна В бамбуковой роще Меня навещает одна.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

"Стихи о разном"

2. Из стихов жанра "цзаши" ("Вы приехали, друг, из далекой родной стороны...")

Вы приехали, друг,  из далекой родной стороны И, должно быть, про все  вы узнали в родной стороне. Расскажите же мне,  скоро время придет или нет Зимней сливы цветам  распускаться в узорном окне?

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Перевод: Конрад Н.И.

"Река Ванчуань"

2. Холм Хуацзыган ("Птицы летят... удаляются, и нет им конца...")

Птицы летят... удаляются, и нет им конца. Цепи гор... они опять в осенних красках. Иду вверх, иду вниз по склонам Хуацзыган — Печаль на душе! Думы, что вы так сильны?

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

Перевод: Мазепус В.В.

В горах остановился у младших братьев и сестёр ("Поющих молитвы много монахов в горах...")

Поющих молитвы  много монахов в горах. По воле своей  пришли они издалека. Взгляд устремляют  на городские стены, Хоть видеть должны  лишь белые облака.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

В шутку написал на каменной глыбе ("Как жаль, что этот камень лежит так близко от родника...")

Как жаль, что этот камень лежит  так близко от родника! Снова смахнула чарку с вином  ивы плакучей ветвь. Ты говоришь, что весеннему ветру  чувств моих не понять, — Тогда почему он опавших цветов  принёс лепестки в ответ?

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Красный пион ("Зелёных оттенков ещё беззаботна игра...")

Зелёных оттенков  ещё беззаботна игра. Красное платье —  то светлей, то темней. Сердце цветка  разорваться готово в тоске. Разве цветы  знают сердца людей?

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Лепестки грушевых цветов у левых покоев дворца ("На траву у ступеней падают беззаботно...")

На траву у ступеней  падают беззаботно, От входа легко  уносятся ветерком. Жёлтая иволга  наиграться ими не может — В бесконечные залы  влетела, резвясь, с лепестком.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Написал в день холодной пищи на реке Сышуй ("Под стенами города Гуанъу с весною проститься срок...")

Под стенами города Гуанъу  с весною проститься срок. Гостю в Вэньян возвращаться пора —  влажен от слёз платок. Тихо-тихо цветы опадают,  горные птицы кричат. Зелены-зелены листья ив...  В даль уходящий челнок... Примечания

День холодной пищи — Имеется в виду один из дней трёхдневного весеннего поста перед днём поминовения усопших в начале апреля по современному календарю. В эти дни нельзя было разводить огонь в очаге.

Река Сышуй — приток Хуанхэ.

Гуанъу — город на территории нынешней провинции Хэнань.

Вэньян — город и уезд на территории современной провинции Шаньдун.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Отвечаю Пэй Ди ("Безбрежен поток холодной речной воды...")

Безбрежен поток  холодной речной воды. Ливня осеннего  мгла зелена над нами. Спросили Вы, где же  страна Южных гор. Ответило сердце —  за белыми облаками! Примечания

Пэй Ди — известный поэт, один из ближайших друзей Ван Вэи.

Южные горы — горный хребет Чжуннань в Центральном Китае, традиционное место обитания отшельников и монахов. Южные горы (или страна Южных гор) в поэзии Ван Вэя — символ ухода от мира, иногда безвозвратного.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Пишу с натуры ("Сумрак бледнеет. Беседка. Дождь моросит...")

Сумрак бледнеет.  Беседка. Дождь моросит. Дремлющий сад.  Ленится день прийти. Сидя недвижно,  смотрю на зелёный мох. Хочет он, верно,  на платье моё вползти.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Провожаю Юаня Второго, отбывающего в Аньси ("Лёгкую пыль утренний дождь мочит в крепости Вэй...")

Лёгкую пыль утренний дождь  мочит в крепости Вэй. На постоялом дворе зелено,  ивовых свежесть ветвей... Вас, господин, на прощанье прошу —  выпьем ещё вина! К западу от заставы Ян  Вам не найти друзей. Примечания

Аньси — в танское время административный центр на западной окраине страны (совр провинция Синьцзян).

Крепость Вэй (Вэйчэн) — город недалеко от Чанъани на реке Вэй (Вэйхэ).

Застава Ян (или Янгуань, совр. провинция Ганьсу) стояла на пути в земли западных кочевников.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Прощание ("Спештесь, прошу, выпьем вина, господин!...")

 "Спештесь, прошу,  выпьем вина, господин! Ваша дорога  близка ли? иль далека?" Всадник ответил:  "Мои не сбылись мечты, В Южных горах  стремлюсь я заснуть на века." И ни о чём  не спрошенный больше, ушёл. Белые в небе  вечно плывут облака. Примечания

Южные горы — горный хребет Чжуннань в Центральном Китае, традиционное место обитания отшельников и монахов. Южные горы (или страна Южных гор) в поэзии Ван Вэя — символ ухода от мира, иногда безвозвратного.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Прощаюсь с ванчуаньским домом ("Медленно тащит лошадь повозку мою...")

Медленно тащит  лошадь повозку мою. Чащу лиан  покидаю, объятый тоской. Как же оставить  этих вершин синеву, Как пережить  разлуку с зелёной рекой?

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

У высокой башни провожаю чиновника Ли ("У башни высокой прощания выпал час...")

У башни высокой  прощания выпал час. Русла речного  в дымке не видно почти. Солнце садится,  птицы в гнёзда спешат, Но нет передышки  страннику в дальнем пути.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Услышал, как сюцай Пэй Ди читает стихи, и в шутку преподнёс ему ("Кричат обезьяны — как же печален их крик!..")

Кричат обезьяны —  как же печален их крик! Утром тоска,  и вечером думы горьки. Не возглашайте  звуков ущелья У — Скорби не вынесет  гость у осенней реки!

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

"Дом Хуанфу Юэ в Долине облаков"

1. (I.) Ручей, где поют птицы ("Праздный покой. Облегают цветы корицы...")

Праздный покой.  Облетают цветы корицы. Тихая ночь.  Пусто в горах по весне. Вышла луна,  птиц взбудоражила горных, — Над вешним ручьём  поют и поют в вышине. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Хуанфу Юэ — возможно, родственник друга Ван Вэя, поэта Хуанфу Жаня. В оригинале цикл состоит из пяти стихотворений.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

2. (II.) Заводь лотосов ("Изо дня в день за лотосами плыву...")

Изо дня в день  за лотосами плыву. Остров велик —  к закату лишь правлю назад. Иду на шесте,  брызг поднять не хочу. Боюсь увлажнить  лотосов алый наряд. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

4. (III.) Пруд, затянутый ряской ("Пруд и широк, и глубок весенней порой...")

Пруд и широк,  и глубок весенней порой. Лёгкая лодка  суши коснётся вот-вот. Медленно-медленно  ряска затянет след. Ива плакучая  снова её сметёт... Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Пруд, ряска, плакучая ива — образы, традиционно соотносимые с женским мировым началом — Инь.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

"Радости полей и садов"

1. (I.) "Сотни домов уже позади, сотни ворот..."

Сотни домов уже позади,  сотни ворот. Северных сёл оставляю шум,  южных дворов. Поясу с яшмой, узде в самоцветах  нынче конец! Путник, что волосы распустил, —  кто он таков? Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Тема этого цикла, в оригинале состоящего из семи стихотворений, навеяна стихами Тао Юаньмина (365-427) "Возвратился к садам и полям", говорящими о радости отказа от государственной службы и возвращении к изначальной естественности сельской жизни.

Северных сёл оставляю шум, южных дворов. — В одном из стихотворений древнего поэта Цзо Сы (ум. ок. 306 г.) говорится о "колоколах южных соседей" и "свирелях северных сел". Ван Вэй цитирует это стихотворение, имея в виду мирской шум, тенёта обыденности.

Пояс с яшмой, узда в самоцветах — принадлежности высшего чиновничества.

Путник, что волосы распустил... — Кунтунские собратья — обитавшие на горе Кунтун (совр. провинция Ганьсу) даосские кудесники-отшельники — ходили с распущенными волосами в знак своей непричастности к социальной иерархии.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

3. (II.) "Ветер резок на переправе в закатный час..."

Ветер резок на переправе  в закатный час. Опираюсь на посох возле деревни,  у дальних околиц. Абрикосовый жертвенник, а внизу —  старец-рыбак. Персиковый ручей, а над ним —  гость-незнакомец. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Абрикосовый жертвенник, а внизу — старец-рыбак. — В сочинении Чжуанцзы (см. примечание к с. 32) говорится о том, как некий старец-рыбак дал наставление знаменитому мудрецу Кунцзы (Конфуцию). В этой же притче упоминается абрикосовый жертвенник, на который Кунцзы присел отдохнуть. Аналогичный сюжет лежит в основе знаменитого произведения Цюй Юаня "Старец-рыбак".

Персиковый ручей — название прославленной поэмы Тао Юаньмина. В танское время — символ счастливой страны, населённой людьми, много поколений назад ушедшими от мира.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

4. (III.) "Буйны, густы ароматные травы — вешняя зелень..."

Буйны, густы ароматные травы —  вешняя зелень. Неисчислимы высокие сосны —  лесная прохлада. Сами находят дорогу домой  коровы и овцы. Не видела здесь детвора никогда  господских нарядов. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

5. (IV.) "Внизу, под горой, сиротливый дымок — деревня вдали..."

Внизу, под горой, сиротливый дымок —  деревня вдали. У края небес одинокая крона —  просторы высот. Как тыквы одной владелец, бреду  проулком глухим. Учитель, вырастивший пять ив,  напротив живёт... Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Как тыквы одной владелец, бреду проулком глухим. — В книге "Лунь юй" ("Беседы и суждения"), входящей в конфуцианский канон, Конфуций восхищается своим учеником Янь Юанем, у которого была только корзинка для еды и высушенная тыква-горлянка для питья. Он жил в нищем переулке, часто бедствовал, но никогда не предавался унынию.

Учитель, вырастивший пять ив, — Тао Юаньмип, посадивший пять ив перед своим деревенским домом.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

6. (V.) "И снова дождём предрассветным омыт персика цвет..."

И снова дождём предрассветным омыт  персика цвет. В дымке весенней — плакучих ив  зелёный убор. Цветы опадают, мальчик-слуга  ещё не подмёл. Иволги пенье... А горный мой гость  спит до сих пор.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

"Река Ванчуань"

1. Лощина Мэнчэн ("Дом у лощины. Заново выстроен он...")

Дом у лощины.  Заново выстроен он, Дряхлыми ивами  рощи былой окружён. Чьи имена  вспомнят сменившие нас? Тщетна печаль  о людях давних времён.

Моя усадьба — в долине реки Ванчуань. Блуждая по окрестностям, я останавливаюсь и смотрю на лощину Мэнчэн, холм Хуацзы, беседку из узорного абрикоса, перевал, где рубят бамбук, оленью засеку, изгородь из магнолий, берег, где растёт кизил, тропинку между софор, беседку у озера, южный холм, озеро И, волны под ивами, быстрину у дома под деревьями, родник с золотыми нсч чинками, быстрину у белых камней, северный холм, подворье в бамбуковой роще, ложбину в магнолиях, сад лаковых деревьев, сад перечных деревьев. Здесь мы проводили досуг с Пэй Ди, здесь сложили по четверостишию о каждом из этих мест...

Примечания

Загородная усадьба Ван Вэя находилась в столичном уезде, неподалеку от гор Чжуннань (горный хребет в Центральном Китае, традиционное место обитания отшельников и монахов).

Дряхлыми ивами рощи былой окружён. — Когда-то в этих местах жил известный раннетанский поэт Сун Чживэнь.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

2. Холм Хуацзы ("К югу летящим птицам не видно конца...")

К югу летящим  птицам не видно конца. В красках осенних  снова горная даль. Вверх и вниз  брожу по склонам холма. В сердце моём  может ли стихнуть печаль?

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

3. Беседка из узорного абрикоса ("Из абрикоса срублены балки стропил...")

Из абрикоса  срублены балки стропил, Из тростника  душистый связан навес... Кто знает, не это ли  облачко под стрехой Где-то вдали  дождём прольётся с небес?

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

4. Перевал, где рубят бамбук ("Стройных стволов отраженья в пустынной реке...")

Стройных стволов  отраженья в пустынной реке. Рябь на воде  изумрудна при свете дня. Тайной тропой,  ведущей в горы Шаншань, Тихо пройду,  дровосеки не встретят меня. Примечания

Горы Шаншань — отроги гор Чжуннань в провинции Шэньси. В III в. до н. э., не желая служить жестокому императору Цинь Шихуанди, сюда удалились "четверо седоголовых мудрецов". С тех времён выражение "взойти на Шаншань" означает: удалиться от мира, уйти в отшельничество.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

5. Оленья засека ("Пусто в горах. Не видно нигде людей...")

Пусто в горах.  Не видно нигде людей. Лишь голосов  отзвук чуть слышен, далёк. Солнечный луч  на закате в чащу проник И на зелёный  мох под ветвями лёг.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

6. Изгородь из магнолий ("Осенние горы закатных лучей полны...")

Осенние горы  закатных лучей полны. Птицы летят  одна за другою вслед. Пёстрая зелень  яснее станет порой: Дымки вечерней  на прежнем месте уж нет...

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

7. Берег, где растёт кизил ("Завязь плодов и зелена, и красна...")

Завязь плодов  и зелена, и красна, Словно цветы  во второй распустились раз. Если в горах  гость меня навестит, Кубки поставлю  кизиловые для нас.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

8. Тропинка между софор ("Узкая вьётся тропинка под сенью густой...")

Узкая вьётся  тропинка под сенью густой, Мох зеленеет  в глубокой тени софор... Лишь гостя встречая,  привратник сметает листву: Что если это  отшельник с окрестных гор?

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

9. Беседка у озера ("Лодка легка — почётного гостя встречаю...")

Лодка легка —  почётного гостя встречаю. Неспешен его  по водам озёрным ход. Два кубка с вином  на берегу в беседке, И лотос вокруг,  куда ни посмотришь, цветёт

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

10. Южный холм ("От южного холма уходит лёгкая лодка...")

От южного холма  уходит лёгкая лодка. Озеро широко —  трудно разлив переплыть. На северном берегу  людей видны силуэты, Только издалека  лиц нельзя различить...

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

11. Озеро И ("Флейта звучит, берет другой впереди...")

Флейта звучит,  берег другой впереди. С другом простился,  пора заката близка. Глянул назад —  над озером в вышине Зелёные горы  и белые облака. Примечания

Это стихотворение, насыщенное традиционной образностью, в какой-то мере допускает интерпретацию на "символическом" уровне.

Звучание флейты — традиционный знак расставания.

"Достигнуть другого берега" в раннебуддийском каноне значит: прекратить цепь перерождений, уйти в нирвану.

Закат солнца ассоциируется с уходом из жизни;

Зелёные горы (т.е. горы, поросшие лесом) — с отшельничеством;

Белые облака у Ван Вэя — символ Дао.

Таким образом, символический смысл этого стихотворения предположительно сводится к следующему: "Расстаюсь с этим миром, ухожу в нирвану. Оглядываюсь и спрашиваю: что оставляю здесь? Ничего, кроме чистого отшельничества и вечного пути Дао!"

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

12. Волны под ивами ("По берегам — вереницы деревьев резных...")

По берегам —  вереницы деревьев резных. Их отраженья  теряются в ряби речной. На Императорский  так не похоже канал, Где болью разлуки  ветер наполнен весной. Примечания

Императорский канал, окружавший стены императорского дворца в столице ганского Китая г. Чанъань (совр. Сиань), был традиционным местом расставаний. Ивы на его берегах напоминали о прощании, разлуке.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

13. Быстрина у дома под деревьями ("Шумит и шумит река под осенним дождём...")

Шумит и шумит  река под осенним дождём, Бурлит и бурлит,  низвергаясь по каменной глади. Взрываются брызгами  скачущие валы, Белая цапля  то взмоет в испуге, то сядет

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

14. Родник с золотыми песчинками ("С золотом воду пью каждый день из ручья...")

С золотом воду пью  каждый день из ручья — Тысячи лет  жизни теперь впереди! Феникс зелёный  над пёстрым драконом взлетит, С перьями жезл  принесу к престолу Юйди. Примечания

С золотом воду пью каждый день из ручья... — Золото входило в состав "эликсира бессмертия" даосов.

Зелёный феникс, пёстрый дракон — стражи небесных чертогов.

Жезл с перьями — отличительный знак даосского подвижника, достигшего бессмертия и ставшего небожителем.

Юйди (букв. "Яшмовый Владыка") — одно из высших божеств даосского пантеона, властитель мира людей.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

15. Быстрина у белых камней ("Мелка и прозрачна у белых камней быстрина...")

Мелка и прозрачна  у белых камней быстрина. Зелёный камыш  можно достать рукой. Дом на реке —  вода на восток и на запад. Моют песок  волны под ясной луной.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

16. Северный холм ("Высится холм — на север от вод озёрных...")

Высится холм —  на север от вод озёрных. Алеют перила  в рощах, листвой пестрящих. Южной реки,  петляющей прихотливо, Блеск исчезает,  скрывается в тёмной чаще...

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

17. Подворье в бамбуковой роще ("Сижу одиноко в бамбуковой роще глухой...")

Сижу одиноко  в бамбуковой роще глухой. Играю на цине,  громко пою в тишине. В чащу лесную,  неведомую никому, Лишь месяц порой  посветить заглянет ко мне... Примечания

Цинь — музыкальный инструмент, род цитры.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

18. Ложбина в магнолиях ("В кронах высоких лотоса чистый цвет...")

В кронах высоких  лотоса чистый цвет. Венчиков алых  россыпь на склонах крутых. Тих и безлюден  двор над горным ручьём. Всё распускаются,  всё опадают цветы...

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

19. Сад лаковых деревьев ("Древний мудрец был тщеславия чужд...")

Древний мудрец  был тщеславия чужд, Сам уклонился  от государственных дел. Малую должность  нечаянно получил — По саду бродил,  да на деревья глядел. Примечания

Ван Вэй говорит о великом философе древности, одном из основоположников даосского учения Чжуанцзы (369-290 гг. дон.э.), "служебная карьера" которого исчерпывалась недолгим исполнением обязанностей смотрителя сада лаковых деревьев.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

20. Сад перечных деревьев ("Сыновьям государя — чаша с коричным вином...")

Сыновьям государя —  чаша с коричным вином, Ворох травы  Красавицам, сладко пахуч, На циновке расшитой  душистого перца отвар, — Спустится с неба,  верю, Владыка туч! Примечания

Образы этого стихотворения восходят к "Девяти напевам" древнего поэта Цюй Юаня (340-278 гг. до н.э.).

Сыновья государя, Красавицы — дети легендарного императора Яо, ставшие небожителями.

Коричное вино, душистые травы, перечный отвар приносились в жертву духам восьми стран света, божествам неба и земли.

Владыка туч (Юньчжунцзюнь) — у даосов один из пяти повелителей мировых стихий.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Перевод: Маркова В.Н.

В горной хижине ("Средины жизни я достиг и ныне...")

Средины жизни я достиг и ныне Путь истины взыскую в тишине. У гор Чжуннань один живу в пустыне. На склоне лет мир снизошел ко мне. И каждый раз, почуяв вдохновенье, Иду бродить один в глубинах гор. Как были тщетны прежние волненья! Бывалые заботы — жалкий вздор. Я часто дохожу до той стремнины, Где в вышине рождается река. Присяду и смотрю, как из долины Волнистые восходят облака. Порой случайно дровосека встречу, — С ним говорю с открытою душой, Шучу, смеюсь и даже не замечу, Что уж пора, давно пора домой.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

В девятый день девятой луны вспоминаю о братьях, живущих в Шаньдуне ("Один живу я гостем на чужбине...")

Один живу я гостем на чужбине, Вдали от милых сердцу моему, Но каждый раз, когда настанет праздник, Мне с новой силой вспомнятся они. На горный склон взойдут сегодня братья, Украсят волосы цветком "чжунь-юй". В кругу друзей, пирующих беспечно, Одно лишь место будет пустовать.

Источник: "Китайская классическая поэзия (Эпоха Тан). Сост. Н.Т. Федоренко", 1956

Проводы друга ("Я вас проводил по тропинке...")

Я вас проводил по тропинке. Смеркалось в глубинах гор, Когда я в плетне убогом Калитку закрыл на затвор. Весна возвратится снова, Трава взойдет, как всегда, Но вы-то, мой друг почтенный Вернетесь ли вновь сюда?

Источник: "Китайская классическая поэзия (Эпоха Тан). Сост. Н.Т. Федоренко", 1956

"Река Ванчуань"

17. Дом в деревне бамбуков ("В бамбуковой роще я ночь коротаю свою...")

В бамбуковой роще Я ночь коротаю свою И трогаю лютню, И песни протяжно пою. А люди в лесу Не узнают, как всходит луна; Взгляну на нее я — И взглядом ответит она. Замечание редакции портала "Китайская поэзия"

Авторство данного текста, которое присвоено составителями сборника (?) "Ван Вэй. Река Ванчуань. — СПб.: ООО "ИД "Кристалл"", 2001. ISBN 5-306-00045-2, стр. 483" Вере Николаевне Марковой, вызывает определенные сомнения.

Во-первых: практически этот же текст, но под другим названием, помещен в этом же сборнике на следующей странице 484 уже под авторством А.И. Гитовича.

Во-вторых: абсолютно идентичный текст (кроме названия стихотворения) опубликован под авторством А.И. Гитовича в более ранних изданиях:

"Антология китайской поэзии в 4 томах, Том 2, Перевод с китайского под общей редакцией Го Мо-жо и Н. Т. Федоренко, М., Худож. лит., 1957, стр. 70;

"Китайская классическая поэзия (Эпоха Тан). Перевод с китайского. Составление, вступительная статья и общая редакция Н.Т. Федоренко. М., Худож. лит., 1956, стр. 96";

"Ван Вэй. Стихотворения. Пер. А.И. Гитовича, М., Художественная литература. 1959, стр. 17".

В-третьих: еще в нескольких изданиях была опубликована слегка измененная редакция этого стихотворения (немного изменен текст второго четверостишия) также под авторством А.И. Гитовича:

"Три танских поэта Ли Бо, Ван Вэй, Ду Фу. Триста стихотворений. М., Издательство восточной литературы, 1959. стр.176"

"Кравцова М.Е. Хрестоматия по литературе Китая. — СПб.: Азбука-классика, 2004. — 768 с. ISBN 5-352-00653-0, стр. 238"

"Китайская пейзажная лирика. Т.1. Сост. и ред. И.С.Лисевич. М.: ИД "МУРАВЕЙ-Гайд". 1999. 320 с., с илл. ISBN 5-89737-039-7, стр.197"

"Горечь разлуки: Китайские четверостишия/Пер. с кит.; Сост. Г. Н. Филатова. — М.: ООО Издательский дом Летопись-М, 2000. — 415 с.: ил. — (Мир поэзии). ISBN 5-88730-077-9, стр.65";

В четвертых: перевод В.Н. Марковой этого стихотворения приведен в единственном из всех изданий русских переводов китайской поэзии, перечисленных в разделе "Источники".

Вероятнее всего, авторство приведенного здесь текста перевода присвоено В.Н. Марковой ошибочно.

Обе редакции перевода А.И. Гитовича приведены в перечне "Другие переводы"

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

Перевод: Матвеев А. В.

"Река Ванчуань"

1. Лощина у древнего города Мэн ("Новый мой дом у развалин города Мэн...")

Новый мой дом у развалин города Мэн Под древнею ивой, оставшейся с давних пор... И кто же еще когда-то придет сюда Напрасно вздохнуть о людях былых времен?

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

2. Вершина Хуацзы ("Небесные птицы летят в бескрайнюю даль...")

Небесные птицы летят в бескрайнюю даль. На горных хребтах осенние краски опять... Взойду ли, спущусь с вершины холма Хуацзы... Печали своей никак не утишить мне...

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

3. Абрикосовый приют ("Из абрикоса изваян опорный столб...")

Из абрикоса изваян опорный столб, Высокие стены — плетенье из тростника... Не знаю, там верно, в балках растут облака? Уходят и льются где-то дождем на людей...

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

4. Перевал рубщиков бамбука ("Сандал и платан — отраженья в пустой воде...")

Сандал и платан — отраженья в пустой воде. Лазурь с бирюзою вздымаются зыбкой волной. Тихо вступаю на тропку к горе Шаншань, И дровосеки не замечают меня.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

5. Оленья загородь ("В пустынных горах не видно нигде людей...")

В пустынных горах не видно нигде людей, Лишь носится эхо далеких людских голосов. В глубокую рощу входит закатный свет, Косые лучи озарили зеленый мох.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

6. Изгородь из орхидей ("Осенние горы сбирают последний свет...")

Осенние горы сбирают последний свет, И птицы летят вереницей одна за другой. Там зелень на склонах становится ярче на миг: Вечерний туман не держится в месте одном.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

7. Кизиловый берег ("Так краснеют плоды посреди зеленой листвы...")

Так краснеют плоды посреди зеленой листвы, Будто снова цветы распустились в чаще лесной. Если гостю придется эту ночь провести в горах, Поднесут ему чарку кизилового вина.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

8. Дорожка к храму в зарослях акаций ("Сквозь акации — тропка к потаенному монастырю...")

Сквозь акации — тропка к потаенному монастырю. Среди зарослей темных — повсюду зеленый мох... Но в открытых воротах подметено для гостей: Вдруг сюда забредет какой-нибудь горный монах.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

9. Озерная беседка ("Приближается лодка, встречая почтенных гостей...")

Приближается лодка, встречая почтенных гостей, По волнам, по просторам издалека плывет. Лишь осталось поднять в честь друга чару вина... Распустившийся лотос со всех четырех сторон.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

10. Южный холм ("Южный холм покидая, челнок стремится вперед...")

Южный холм покидая, челнок стремится вперед, Но не близятся вовсе чащи Северного холма. На другом берегу где-то там людское жилье, Далеко-далеко, даже глазу не разглядеть.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

11. Озеро с пологими берегами ("Звук флейты плывет чрез воды на дальний брег...")

Звук флейты плывет чрез воды на дальний брег... Уж день на закате. Пришел расставанья срок. Назад обернулся. Последний на озеро взгляд — Там горы синеют под свитками белых туч.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

12. Волны под ивами ("С другом простившись, пришел я к этим деревьям...")

С другом простившись, пришел я к этим деревьям, Чье отраженье упало в прозрачную зыбь... Все здесь не так, как на том Дворцовом канале, Где с ветром весны лишь горше разлуки боль!..

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

13. На перекате у дома в платанах ("Шуршит и шуршит вот этот осенний дождь...")

Шуршит и шуршит вот этот осенний дождь, Все плещет и плещет речной поток по камням. Разбилась волна, рассыпав брызги вокруг, И цапля в испуге от вод отпрянула вновь.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

14. Ручей золотого песка ("Коль пить каждый день из Ручья золотого песка...")

Коль пить каждый день из Ручья золотого песка, Возможно прожить и тысячу с лишним лет... На фениксе синем взлечу, как узорный дракон, С метелкой из перьев явлюсь к Владыке Небес. Примечания

Метелка из перьев — даосский аксессуар, знак могущества и волшебной силы.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

15. Отмель белых камней ("Прозрачные струи над Отмелью белых камней...")

Прозрачные струи над Отмелью белых камней. Тростник зеленеет так близко, что можно сорвать. И девушки все из окрестных домов у реки Полощут свой шелк при свете ясной луны.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

16. Северный холм ("На север от озера высится Северный холм....")

На север от озера высится Северный холм. Средь пестрой листвы виднеется пурпур перил. По дальней долине извивы Южной реки Сверкают и меркнут за кромкою сизых лесов... Примечания

Судя по ответному стихотворению Пэй Ди, там был чей-то домик.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

17. Беседка в бамбуках ("Сам по себе в бамбуковой роще сижу...")

Сам по себе в бамбуковой роще сижу. Тронул струну — долго рокочет цинь. Здесь в глубине зарослей нет никого, Только пришла ясная в небе луна...

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

18. Долина магнолий ("Как будто раскрылись лотосы на ветвях...")

Как будто раскрылись лотосы на ветвях... По горным отрогам алеют большие цветы. Не видно людей у хижины над ручьем, Лишь падают-падают с шелестом лепестки...

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

19. Сад лаковых деревьев ("Был человек. Он чиновной стези не искал...")

Был человек. Он чиновной стези не искал, Пост не хотел. Скромно брел сквозь мирскую тщету. Вот и заведует садом в полсотни дерев, Томно листвой шевелящих под ветром ночным...

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

20. Сад перечных деревьев ("Ароматом корицы встречают царёвых детей...")

Ароматом корицы встречают царёвых детей, Благовонья дужо подносят красавицам в дар... Возложу на циновку перечный цзяоцзян, Помолюсь, чтоб сошел ко мне Облачный князь Цюй Юань. Примечания

Дужо — вид ароматической травы.

Цзяоцзян — приготовлявшаяся из перца благовонная паста, использовавшаяся в ритуале поклонения духам предков.

Облачный князь Цюй Юань — великий китайский поэт III в. до н. э., министр царства Чу. Ложно оклеветанный завистниками, утопился в реке Мило и после смерти, по преданию, стал Князем Облаков, покровителем поэтов.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Девятого числа девятой луны вспоминаю о братьях в Шаньдуне (Живу один в чужом краю, и здесь я всем чужой...")

Живу один в чужом краю,  и здесь я всем чужой. В веселый праздник все сильней  тоскую о родных. Я знаю: братья там, вдали,  на гору поднялись, Кизил воткнули в волоса,  но нет меня средь них... Примечания

Девятое число девятой луны — праздник осеннего равноденствия, один из китайских годовых праздников.

Кизил воткнули в волоса — В праздник осеннего равноденствия в Китае поднимались на возвышенности, воткнув в волосы гроздь кизила.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

"Река Ванчуань"

5. В оленьем загоне ("Заката отблеск в лес проник глубоко...")

Заката отблеск  в лес проник глубоко, Сияет луч  на мху темнозеленом. Пустынны горы,  в них людей не видно, Но голоса  звучат их отдаленно.

Источник: "Китайская классическая поэзия (Эпоха Тан). Сост. Н.Т. Федоренко", 1956

17. Домик в бамбуках ("Сижу одиноко, укрывшись в бамбуковой чаще...")

Сижу одиноко,  укрывшись в бамбуковой чаще. Дотронусь до цитры  и вторю протяжным ей свистом. Я в темном лесу,  и никто не узнает об этом, А против меня  поднимается месяц лучистый.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Перелешин В.Ф.

На склоне лет («На склоне лет одна мне тишина мила...»)

На склоне лет одна мне тишина мила, Меня не трогают житейские дела. Без дальних помыслов, лишь занятый собой, Я в старый лес пришёл с беспечною душой. Сосновым воздухом на воле подышать, Под горною луною на лютне побренчать. Меня спросили вы: "Я счастлив или нет?" Вдали на берегу рыбак поёт ответ...

Источник: "Строфы века — 2: Антология мировой поэзии в русских переводах XX века", 1998, стр. 482

Охота ("Звучней при ветре рог и тетива...")

Звучней при ветре рог и тетива. Мы с воеводой едем далеко, Взяв зорких кречетов. Суха трава, Снег стаял и коням скакать легко. Промчавшись мимо городка Синьли, В Силю вернулись. Смотрим издали, Как там, где застрелили мы орла, Теперь вечерняя клубится мгла.

Источник: "Строфы века — 2: Антология мировой поэзии в русских переводах XX века", 1998, стр. 482

Проводы ("Ты уезжаешь, добрый друг и в руки твои я меч бесценный отдаю...")

Ты уезжаешь, добрый друг и в руки Твои я меч бесценный отдаю. Возьми с собой в жестокий день разлуки И сердце верное, и жизнь мою!

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

"Стихи о разном"

2. Встреча с земляком ("Вы возвратились из родной страны...")

Вы возвратились из родной страны. Что происходит там, вы знать должны. В тот день, как вы мой миновали дом, Не расцвела ли слива под окном?

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

"Бань Цзеюй"

3. Мудрая красавица ("Я спальню заперла, и новых встреч у нас не будет...")

Я спальню заперла, и новых встреч У нас не будет в комнатах дворцов. Зато в садах весны, среди цветов, Мой слышен смех и ласковая речь! Примечания

Бань Цзеюй (Цзе-юй) — известная поэтесса. Титул "цзе-юй" (изысканная красавица) во времена династии Хань присваивался наиболее образованным из императорских наложниц.

Вместо того, чтобы интриговать и соперничать с другими придворными дамами, Бань Цзеюй отдавала свои заботы цветам.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

"Река Ванчуань"

5. Олений лог ("Людей в пустынных не найти горах...")

Людей в пустынных не найти горах, Но голоса доносятся, тихи. Лучи заката, преломясь в лесах, Зеленые чуть освещают мхи.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

17. Одиночество ("Один я в роще с лютнею моей...")

Один я в роще с лютнею моей, — Ее рыданьям вторит гул лесной. В густом лесу не встречу я людей, Лишь ясный месяц светит надо мной.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

Перевод: Сторожук А.Г.

"Река Ванчуань"

5. Лу Чжай ("Горы пустынны, людей не увидишь на них...")

Горы пустынны, людей не увидишь на них, Слышен лишь речи далекой неявственный гул: Луч отраженный вдруг в самую чащу проник И, озарив зелень мха, с новой силой блеснул. Примечания

Лу Чжай (буквально: "Оленья засека") — название места близ реки Ванчуань, известного своими прекрасными пейзажами.

Отраженный луч — в поэтической китайской традиции это словосочетание, как правило, означало отраженные лучи заходящего солнца.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

Перевод: Стручалина Г.В.

В 9-й день 9-й луны вспоминаю братьев ("В краю чужом, один, я здесь как гость далекий...")

В краю чужом, один, я здесь как гость далекий, В дни празднеств о родных тоска острей всего... Я знаю наперед, взойдут на гору братья В девятый день луны — все, кроме одного...

Источник: Стихи.ру

В девятый день девятой луны вспоминаю братьев к востоку от гор

В краю чужом, один — живу, как гость далекий, В дни празднеств по родным тоска острей всего... Но чувствую и здесь: в горах высоких братья. Их защитит кизил — всех, кроме одного... Примечания

Праздник Двойной девятки, Чунъян, и его традиции связаны с древними легендами о противостоянии людей демонам. Чтобы не пострадать от разрушительных бедствий, болезней и эпидемий, источником которых народ считал злых духов и чересчур высокую концентрацию солнечной, янской энергии в этот день, люди целыми селениями укрывались в горах, используя веточки кизила с листьями как обереги, прикрепляя их к одежде и вставляя в причёски как шпильки.

До сих пор считается, что запах кизила и хризантем отпугивает нечистую силу осенью, поэтому в праздник популярными напитками являются вино или чай с лепестками хризантем.

Как и большинство древних праздников лунного календаря, Праздник Двойной девятки — это событие, соединяющее членов семьи в надеждах на лучшее.

В настоящее время к старинным традициям добавилась традиция отмечать в Чунъян День пожилого человека, что также укрепляет семьи и связь поколений.

Источник: Публикуется впервые

Картина ("Смотрю издалека: все краски скал видны...")

Смотрю издалека: все краски скал видны. Послушал, подойдя: нет, не шумит вода. Весна уже прошла, но всё цветут цветы. Не распугает птиц и мой приход сюда.

Источник: stihi.ru

Тоскуем друг о друге ("Акации плоды приносит жаркий юг...")

Акации плоды приносит жаркий юг. Но много ли взойдет, весною пробужденных? Желаю, все же, Вам побольше их сорвать: Хранят они навек тоску и грусть влюбленных.

Источник: stihi.ru

"Река Ванчуань"

Лучжай ("В пустынных горах не увидишь людей...")

В пустынных горах не увидишь людей, Лишь слышатся отзвуки речи, Луч света, бросая свой отсвет на мох, Проник в чащу леса под вечер.

Источник: stihi.ru

17. Хижина в бамбуковой роще ("Ты один сидишь: сумерки, вокруг...")

Ты один сидишь: сумерки, вокруг — чащи сонной тишь, молчалив бамбук... Гладишь струны цинь; словно птах ночной, нараспев твердишь стих протяжный свой... Тёмен лес, глубок; одинок приют; и пути сюда люди не найдут. Лишь придёт луна позднею порой, и глаза в глаза — только с ней одной.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Торопцев С.А.

"Река Ванчуань"

5. Оленья засека ("Никого на пустынной горе, только где-то слышны голоса...")

Никого на пустынной горе, Только где-то слышны голоса. Лес притих на закатной поре, И на мхе — лишь луча полоса.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

17. Хижина в бамбуках ("Один в бамбуках я, в тиши...")

Один в бамбуках я, в тиши, Мурлычу, и бренчит струна, В лесу не видно ни души, Лишь я да ясная луна.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Перевод: Штейнберг А.А.

В девятый день девятой луны вспоминаю о братьях, оставшихся к востоку от горы Хуашань ("Один, томлюсь на чужбине чужак-старожил...")

Один, томлюсь на чужбине  чужак-старожил. В осенний праздник на память  приходит родня. Чудится: братья в горах  ломают кизил, Но средь них, в украшенье ветвей,  не видно меня.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Вздыхаю о седых волосах ("Увял, обескровлен твой давний лик молодой...")

 Увял, обескровлен Твой давний лик молодой.  Редеют седины, Вот-вот их лишишься ты.  Изранено сердце Мирской, жестокой тщетой.  И есть ли спасенье, Помимо Врат Пустоты?

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Вместе с чиновником Лу Сяном посетил лесную обитель отшельника Цуй Синцзуна ("Деревья поляну укрыли тенью сплошной...")

 Деревья поляну укрыли Тенью сплошной.  Темные мхи загустели, Травы чисты.  Простоволосый, ноги поджав, Сидит — под сосной,  Белками глядит на пришельцев Из мира тщеты.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Дом в горах Чжуннань ("К срединным годам возлюбил я истины суть...")

К срединным годам  возлюбил я истины суть. Близ Южной горы  поселился в пору седин. Радость вкусив,  всегда гуляю один, К лучшим местам  наилучший ведаю путь. К началу ручья  дойду дорогой прямой, Присяду, смотрю,  как встают облака над горой, Старик-дровосек  навстречу выйдет порой: Смех, болтовня, —  забываем, что время домой.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

На исходе зимней ночи, в снегопад, вспоминаю о доме отшельника Ху ("Вестник зари — барабана мерзлого стук...")

Вестник зари —  барабана мерзлого стук. Старческий облик  в зеркале видеть могу. Ветр за окном  встревожил-взвеял бамбук. Дверь отворяю:  горы в глубоком снегу. В воздухе реет —  на улицах глухо, мертво. Сбился в сугробы —  пустые дворы заволок. Дом Юань-аня, —  как обнаружу его, Если хозяин  за дверью замкнутой лег?

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Осенней ночью сижу один ("Грущу одиноко. Виски с годами седей...")

 Грущу одиноко. Виски с годами седей.  Стража вторая Вот-вот вдали прозвучит.  В горах опадают Плоды от хлестких дождей.  Под лампой цикада Всю ночь стрекочет-сверчит.  Чернее не станет Волос побелевшая прядь.  Нельзя-невозможно Золото в тигле создать.  Как исцелиться, Старость осилить свою?  Книги же только Учат небытию.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Отвечаю чиновнику Чжану ("Только покой ценю на закате дней...")

 Только покой Ценю на закате дней.  Тысячи дел Уже не владеют мной.  В сердце давно Обширных замыслов нет.  Знаю одно: Вернуться к роще родной.  Ветер сосны качнет — Распояшусь тогда,  Буду на цине бряцать Под горной луной.  Спросите: в чем наша радость, Наша беда?  Песней ответит рыбак На излуке речной.

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

Пишу в деревне у реки Ванчуань во время долгих дождей ("В чаще глухой, в пору дождей...")

 В чаще глухой, в пору дождей, Вяло дымит костер.  Просо вареное и гаолян К восточной делянке несу.  Белые цапли летят над водой, — Залит полей простор,  Иволги желтые свищут в листве Рослых деревьев в лесу.  Живу средь гор, вкушаю покой, Люблю на цветы смотреть,  Пощусь под сосной, подсолнухи рву От мирской тщеты в стороне.  Веду простую, крестьянскую жизнь, С людьми не тягаюсь впредь,  Но птицы, — не ведаю почему, — Нисколько не верят мне.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Пишу ранней осенью в горах ("Лишен дарований. От службы себя отстранил...")

 Лишен дарований. От службы себя отстранил.  О бегстве мечтаю К ветхой ограде, к ручью.  Не каюсь, что рано Шан Пин детей оженил, —  Жаль, — Тао столь поздно Должность покинул свою.  В келье сверчки Под осень стрекочут быстрей.  В плачах цикад Ввечеру нарастает тоска.  Давно не видать Гостей у пустынных дверей.  В безлюдном лесу Со мной — одни облака.

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

Пишу с натуры ("Дождь моросит на хмурой заре...")

 Дождь моросит На хмурой заре.  Вяло забрезжил День на дворе.  Вижу лишайник На старой стене:  Хочет вползти На платье ко мне.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

По Желтой реке плыву в Цинхэ ("Наша лодка плывет по великой Желтой реке...")

 Наша лодка плывет По великой Желтой реке.  До границы небес Простерлось обилие вод.  Прерываются вдруг И волны и небосвод:  В десять тысяч домов Город возник вдалеке.  Продолжаем путь — Возникают вновь города,  Как в тумане видны Шелковицы и конопля.  Обернешься, глядишь Туда, где родная земля:  Вплоть до самых туч Без края — вода и вода.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

Провожаю Юаня второго, отправившегося в Аньси ("Утренний дождь. Пыль стала сырой...")

 Утренний дождь. Пыль стала сырой.  Двор постоялый. Ивы ярче, свежей.  Очень прошу: Выпьем по чарке второй.  Пройдя Янгуань, Вам не встретить друзей.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

Прощание ("С другом простился. Пустынные горы вокруг...")

 С другом простился. Пустынные горы вокруг.  Солнце зашло. Закрыта калитка за мной.  В новом году Травой покроется луг —  Встречу ли вас, Вернетесь ли в наши края?

Источник: "Светлый источник", 1989

Прощаюсь с ванчуаньским домом ("Нехотя, медленно тащит. повозку гнедой...")

 Нехотя, медленно Тащит повозку гнедой.  Горько грустя, Выезжаю из чащи лиан.  Так трудно расстаться С этой синей грядой!  А что же мне делать С этой зеленой водой?

Источник: "Светлый источник", 1989

Сложил во сне ("Не дивись любви и вражде...")

 Не дивись любви и вражде Тщетно горе, отрада пуста.  На награду не уповай — Труд не впрок, ни к чему маета.  И Конфуций и Хуанди — Где искать их, в какой стране?  Эти древние, может быть, Нам привиделись лишь во сне.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Сочинил стихи и показал их Пэй Ди ("Как разорвать с мирскими тенетами связь...")

 Как разорвать С мирскими тенетами связь,  Прах отряхнуть, Отречься житейских забот?  Посох возьми И возвратно, не торопясь,  Путь предприми К роднику, где персик цветет.

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

У высокой башни проводил чиновника Ли ("Простились у башни. Пойма безбрежна на взгляд...")

 Простились у башни. Пойма безбрежна на взгляд.  Закат изгорает, Меркнет медленно свет.  В укромные гнёзда Птицы на ночь летят,  А путник шагает, — Скитальцу отдыха нет.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

"Весенние прогулки"

Провожая весну ("Мы дряхлей, что ни день...")

 Мы дряхлей, что ни день, Седина все ярче видна.  Возвращается вновь С каждым новым годом весна.  Наша радость теперь: В дружеских чашах — вино.  Так не будем грустить, Что цветам облететь суждено.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

"Из восьмистиший"

В Цичжоу провожаю Цзу третьего ("При встрече — улыбка, в разлуке — слёз не уйму...")

 При встрече — улыбка, В разлуке — слёз не уйму.  В прощальном шатре, Ещё на отвальном пиру,  Уврачеванья Горю нет моему;  Город безлюдный Пуще наводит хандру.  Стылое небо, Чистый гребень хребта.  Солнце заходит. Стремнина большой реки.  Отвязан канат — И вы уже далеки.  Щурясь гляжу: Всё стоите вы у борта.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

Жилище в горах ("Запер калитку в тиши. Безбрежен закат...")

 Запер калитку в тиши. Безбрежен закат.  Вижу — гнездо журавля На каждой сосне.  Дверцу из веток открыть Случится навряд, —  Редко друг и собрат Заглянет ко мне.  Красные лотосы Сбросили ветхий наряд.  Вешний бамбук — в пыльце, Рощи цветут.  На переправе Огни мелькают подряд.  Собран орех водяной, — Расходится люд.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

Написал, возвращаясь к горе Суншань ("Чистый поток оброс ивняком и травой...")

 Чистый поток Оброс ивняком и травой.  Конь и повозка Медленны, словно скользят.  Воды текут — Река сдаётся живой.  Поздние птицы Летят в гнездовья назад.  Близ переправы — Древний глухой городок.  Горы осенние Солнце зажгло ввечеру.  К склонам Суншань Труден путь и далёк;  В горную келью Вернусь — и калитку запру.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

Написал, возвращаясь на реку Ванчуань ("Колокол тихий в долине слышу порой...")

 Колокол тихий в долине Слышу порой.  Реже навстречу бредут Лесоруб, рыбак.  Долгий тлеет закат За дальней горой.  К белым стремлю облакам Одинокий шаг.  Стебель рогатика слаб — К влаге приник.  Пух тополей невесом — Взмыл на ветру.  Луг восточный весной — Словно цветник.  Тихо грустя, Калитку молча запру.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

Пишу в разгар весны, среди полей и садов ("В доме внемлю: воркуют весной голубки...")

 В доме внемлю: Воркуют весной голубки.  В садах, за селом, Зацвёл-забелел абрикос.  Взмахнув топором, Обрубаю сухие сучки,  Ищу родники, Рыхлю мотыгой откос.  Ласточки стаей К прежним гнёздам летят,  В численник новый Старые люди глядят.  Чарку вознёс И опустил её вдруг:  Грусть охватила, Дальний вспомнился друг.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

Поля и сады на реке Ци ("Над плёсом Цишуя в благой живу тишине...")

 Над плёсом Цишуя В благой живу тишине.  Нет гор на востоке. Бескрайни дали полей.  За тутовой рощей Простор в закатном огне.  Меж сёл побережных Река сверкает светлей.  В деревне подпасок Тропой бредёт луговой.  Охотничий пёс Бежит за владельцем, как тень.  А чем же отшельник Досуг заполняет свой?  Калитка из веток С рассвета закрыта весь день.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

Посещаю обитель Сянцзи ("Бреду наудачу к святому храму Сянцзи...")

 Бреду наудачу К святому храму Сянцзи.  В глушь углубился, — Гряда вершин, облака.  Древни деревья, Безлюдны крутые стези.  Где-то в ущелье Колокол издалека.  Меж скальных уступов Клокочет пена реки.  Солнце на хвое К закату все золотей.  Под вечер монахи У дикой, глубокой луки,  Уйдя в созерцанье, Смиряют дракона страстей.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

Хозяин тысячи пагод ("Праздник встречаю на постоялом дворе...")

 Праздник встречаю На постоялом дворе —  Не надобно ставить Парус на ранней заре.  Под самым окном Воды Бяньхэ-реки,  У врат перевоз, Чуских гребцов челноки.  Куры и псы По всему селенью бредут,  Дальше поля Под сенью вязов и тут...  Вовеки никто Не узрит жилья старика:  Над ложем его — Туманы и облака.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

"Из разных стихотворений"

Весенней ночью в бамбуковой беседке преподношу чиновнику Цяню, который возвращается в Ланьтянь ("Тихая ночь. Мир живых — покоем объят...")

 Тихая ночь. Мир живых — покоем объят.  Лишь за рощей порой Собаки лают, не спят.  Вспоминаю опять Пребыванье в горном краю,  От ручья на закат — Убогую келью мою.  Завидую вам: На заре вы уехать должны,  Травы сбирать, Богатство презрев и чины.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Зеленый ручей ("Когда отправляюсь на реку Жёлтых Цветов...")

 Когда отправляюсь На реку Жёлтых Цветов,  Всегда берегами Иду Зелёным ручьём.  Тысячи раз Меж гор он извиться готов,  Хотя по прямой Сотню ли не счесть нипочём.  Звуки рокочут В разбросанных грудах, камней.  Краски тускнеют В сосновой чаще лесной.  Плещет струя, Колышет орех водяной,  И тростники, Дрожа, отражаются в ней.  Сердце моё Уже беспечно давно,  Лоно ручья Тем же покоем полно.  Здесь, на скале, Я бы остаться хотел,  С удочкой сесть, Отрешиться от суетных дел...

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

Посещаю жилище Ли И ("Праздна калитка, осенние травы пред ней...")

 Праздна калитка, Осенние травы пред ней.  Целыми днями Повозок нет и коней.  Заулок глухой Негаданный гость посетил.  Взлаяли псы. Лес недвижно застыл.  Вечно без шпилек, Пряди волос — вразброд.  Даже в прогулку Даосские книги берёт.  Мы духом едины, Брезгуем смутой мирской,  Любим лишь Дао, Нищую жизнь и покой.  Вино из Ичэна Вместе с ним разопью  И возвращусь В лоянскую келью мою.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

Преподношу губернатору Вэй Чжи ("Глухой городок. Тишина, запустенье вокруг....")

 Глухой городок. Тишина, запустенье вокруг.  Реки и горы Безлюдны на тысячи ли.  В небе высоком Осеннее солнце вдали.  Лебеди — слышишь? — Ячат, улетая на юг.  Стебли сохлой травы Отражаются в глуби пруда,  Тунг, склонясь у корчмы, Листву осыпает свою.  Это в сумерки года Исконно бывает всегда.  Созерцаю природу, "Старика-горемыку" пою.  Никто из родных Вовек не пребудет со мной.  Беззвучно, безлюдно К востоку от кромки лесной.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Проводы ("Сударь, спешьтесь, прошу, испейте вина...")

 Сударь, спешьтесь, Прошу, испейте вина.  Вы в дороге — Куда ведет вас она?  Всадник ответил: Мечты развеяны в прах.  Я обрету Забвенье в Южных горах.  Что вопрошать? Решимость ваша тверда:  Но седым облакам Не будет конца никогда.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

"Из стихов на случай"

Оплакиваю Инь Яо ("Жизни людской сколько назначено лет?...")

 Жизни людской Сколько назначено лет?  В царство без форм Мы все вернуться должны.  Стоит лишь вспомнить, Что вас в живых уже нет, —  Тысячью горестей Чувства уязвлены.  Матерь свою Не успели могиле предать,  Сущий ребёнок — Десятилетняя дочь...  За холодным предместьем Равнины безбрежная гладь,  В тиши, в запустенье Одни рыданья слышны.  Тучи плывут — Из-за вас им конца не видать,  Птицы летят — Из-за вас им крикнуть невмочь  Бредут пешеходы, Глухое молчанье храня,  Под ясным, студёным Светилом зимнего дня.  Помню, при жизни Вы просили меня  Дать наставленье, Поведать о небытии.  Горько, что поздно Взялся вас научить  И не сумел Завершить уроки мои.  Вам принесли Дары друзья и родня,  Вы подношенья Уже не могли получить.  Будем пока Идти по разным стезям.  В келью вернусь, Дам волю тоскливым слезам.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

"Четыре мудрых мужа, что обитают у реки Цзихэ"

Вторю стихам Ши пятого "С западной башни гляжу вдаль, мечтаю о возвращении" ("С башни смотрю туда, где в мыслях давно...")

 С башни смотрю Туда, где в мыслях давно.  Взор — у предела, Чувствам — предела нет.  Тысячи ли Отсель узреть мне дано,  Тысячи кровель Вижу, глядя в окно.  Люди бредут По дороге друг другу вослед,  Солнце заходит За дальний край городка.  Дальний залив, За ним — печаль и тоска,  Далеко-далеко Сирая струйка дымка...  Слагатель стихов Ши Пятый весьма одарён,  Но, как я, мелюзга, Мечтает о родине он.  А родной стороны Нельзя увидать все равно:  За грядой облаков Пусто, мглисто, темно.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

"Дом Хуанфу Юэ в Юньси"

1. (I.) Поток, где поют птицы ("Вкушаю покой. Отцветает корица вокруг....")

Вкушаю покой.  Отцветает корица вокруг. Затишная ночь.  Хребты пустынны весной, Явилась луна,  всполошила дремных пичуг: Поют — не смолкают  над вешней влагой речной Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

2. (II.) Заводь, где цветут лотосы ("Плыву что ни день по лотосы в утлом челне...")

Плыву что ни день  по лотосы в утлом челне. Остров велик.  Допоздна замедляю возврат. Толкаюсь шестом,  не плещу, скользя по волне: Боюсь увлажнить  цветов червленый наряд. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

4. (III.) Пруд, заросший ряской ("Пруд обширен. Челн под веслом кормовым...")

Пруд обширен.  Челн под веслом кормовым Вот-вот причалит,  колеблет влажную гладь. Лениво-лениво  сомкнется ряска за ним. Плакучая ива  ее разгонит опять. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

"Из стихов на случай"

3. (I.) "Солнце заходит. Гляжу на Тайханский хребет..."

 Солнце заходит. Гляжу на Тайханский хребет.  Тяжко вздыхаю — В горы уйти не могу.  Спросите вы: Почему вызволения нет? —  Сетью мирской Опутан в семейном кругу.  День ото дня Сестра взрослеет моя,  Младший мой брат До сих пор ещё не женат,  Скудный оклад, Безо всяких достатков семья,  Нет сбережений, И не было их никогда.  Сколько уж раз Взлететь не давала нужда!  На месте одном Топчусь, озираясь назад.  На холме, где Сунь Дэн Свистал в былые года,  Есть укромный приют, — Там растут бамбук и сосна;  Путь не так уж далёк, Нетрудно добраться туда, —  Мешает семья, Стоит поперёк, как стена.  С каждым днём всё слабей Любовь и привычка к родне.  С каждым днём всё сильней Стремленье к покою во мне.  Немного ещё — И в дорогу пуститься готов.  Неужель дожидаться Прихода вечерних годов? Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

4. (II.) "Поэт Тао Цянь, простой, правдивый, прямой..."

 Поэт Тао Цянь, Простой, правдивый, прямой,  Пристрастный к вину, Испивать любил допьяна.  Оставив службу, Вернулся нищим домой,  В убогой лачуге Не было часто вина.  Девятый день, Девятая счётом луна,  Полно хризантем, А вина — ни капли в дому;  И все ж в глубине Таится дума одна:  А вдруг да пришлют Вина доброхоты ему!  Чей-то слуга С кувшином и чарой большой  Вправду принёс, Чтоб старцу дар передать  Старец ковшом Утешался бы всею душой.  Кувшина и чары Вовсе не смел ожидать!  Взвихрив одежды, Бродит в полях, без дорог.  Бремя свалилось, И на душе — благодать.  Сбился с пути, Не поймет: где запад, восток?..  Шапку и плащ Он растерял, не сберёг.  Рухнул, поднялся, Еле способен брести,  К ивам пяти С песней вернулся хмельной.  Он оставлял Без внимания каждый попрёк  И не терял Достоинства перед женой. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

6. "Стихи сочинять ленюсь на старости лет..."

 Стихи сочинять Ленюсь на старости лет.  В преклонных годах Без них достаточно бед.  В рожденье ином Едва ли был я — поэт,  В той жизни, верней, Присуща живопись мне.  От прежних привычек Не мог отрешиться вполне  И стал невзначай Известен среди знатоков.  Зачем-то слыву Творцом картин и стихов,  Но сердцем не верю, Что я и вправду таков.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

"Мелодии осенней ночи" / "Мелодия осенней ночи"

1. "Мерна капель водяных часов..."

Мерна капель водяных часов, А ночи исхода нет. Меж легких туч, устилающих твердь, Пробивается лунный свет. Осень торопит ночных цикад, Звенят всю ночь напролет. Еще не послала теплых одежд, — Там снег, быть может, идет.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977, стр. 263

2. "Луна едва рождена..."

 Луна едва рождена. Осенних росинок пыльца.  Надо бы платье сменить, — Зябко под легким холстом.  Бренчит на серебряном чжэне, — Ночи не видно конца.  Боится покоев пустых, Не смеет вернуться в дом.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977, стр. 263

"Осеннее"

1. "Стоит на террасе. Холодный ветер платье колышет..."

 Стоит на террасе. Холодный ветер Платье колышет едва.  Стражу вновь возвестил барабан, Водяные каплют часы.  Небесную Реку луна перешла, Свет — словно россыпь росы.  Сороки в осенних деревьях шуршат, Ливнем летит листва.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

2. "Пруд дворцовый Тайи Синей плещет волной..."

 Пруд дворцовый Тайи Синей плещет волной.  Днями спадает зной. Близкой осени жду.  До рассвета играл Ряской ветер ночной.  Сплошь в жемчужной росе Лотосы на пруду.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

"Река Ванчуань"

1. Мэнченская падь ("Новый мой дом у входа в Мэнчэнскую падь...")

 Новый мой дом У входа в Мэнчэнскую падь.  Дряхлые ивы — Сада истлевшего след.  После меня Кто станет впредь вспоминать  С немощной скорбью О людях минувших лет?

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

2. Холм Хуацзы ("Не сосчитать улетающих птиц...")

 Не сосчитать Улетающих птиц.  Осень опять Расцветила хребты.  Гляну с холма, Сойду с высоты —  Сызнова в сердце Тоска без границ.

Источник: "Светлый источник", 1989

3. Беседка из узорного абрикоса ("Древо на балки — узорный дал абрикос...")

 Древо на балки — Узорный дал абрикос,  Из камыша Душистую кровлю сплели.  Пряди тумана, Что ветер в стропила занес,  Наверно, уйдут И дождем прольются вдали.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

4. Бамбуковый перевал ("Рослый бамбук отражен в пустынной реке...")

Рослый бамбук  отражен в пустынной реке, Яхонт и яшму  рябью колышет вода. Взойди на Шаншань  от мирской тщеты вдалеке, Дровосеки в лесу  тебя не увидят тогда.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

5. Оленья засека ("Горы пустынны. Не видно души ни одной...")

 Горы пустынны. Не видно души ни одной.  Лишь вдалеке Голоса людские слышны.  Вечерний луч Протянулся в сумрак лесной  Зелёные мхи Озарил, сверкнув с вышины.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

6. Изгородь из магнолий ("В закатных лучах осенние склоны хребта...")

В закатных лучах осенние склоны хребта. Птицы чредой летят над лесистой горой. Вечерний туман кочует, меняет места. Пестрая зелень становится ярче порой.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

7. Берег, где растет кизил ("Всюду полно зеленых и красных плодов...")

Всюду полно  зеленых и красных плодов, — Будто цветы  опять расцвели в тишине, Чарку вина  поднести любому готов, Кто погостить  пожалует в горы ко мне.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

8. Тропинка среди высоких акаций ("Между акаций тропа шириной в полшага...")

Между акаций тропа шириной в полшага, Заросли моха — в густых и длинных тенях. Только для гостя тропу расчищает слуга: Вдруг забредет какой-нибудь горный монах!

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

9. Беседка у озера ("Гостя встречаю; почтенный в легком челне...")

Гостя встречаю;  почтенный в легком челне, К берегу близясь,  неспешно скользит по воде. Два кубка вина  в беседке — другу и мне, И лотос окружный  уже распустился везде.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

10. Южный холм ("Лодка легка — Южный холм за спиной...")

 Лодка легка — Южный холм за спиной,  Северный холм Впереди, за гладью речной.  Вижу людей — Стоят на том берегу,  Так далеко — Лиц различить не могу.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

11. Озеро И ("На позднем закате другу молвил: "Прости"...")

На позднем закате  другу молвил: "Прости". На флейте играю,  правлю на дальний брег. Глянул назад,  проплыв половину пути: Зеленые горы  в облаке, белом, как снег.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

12. Волны под ивами ("Пышнолистые ивы склонились чредою двойной...")

 Пышнолистые ивы Склонились чредою двойной;  Ниспадают их тени, Ныряют, играют с волной.  Здесь не то что в столице, На Дворцовом канале весной,  Где тоску расставанья Растравляет ветр озорной. Примечания

Дворцовый (или Императорский) канал — канал в Чанъани, окружавший стены императорского дворца и обсаженный старинными ивами, излюбленное место расставаний. Поскольку при этом полагалось срывать на память о друге по ветке ивы, нижние ветви ив на Дворцовом канале были постоянно оборваны — напоминая всем и каждому о совершившейся или о предстоящей разлуке.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

13. Быстрина у дома в деревьях ("Дождь осенний рождает докучливый звук...")

 Дождь осенний Рождает докучливый звук.  Бурно вода Бежит по камням напрямик.  Волны плещут, Мечут брызги вокруг.  Белая цапля В страхе взлетает на миг.

Источник: "Светлый источник", 1989

14. Родник с золотистыми песчинками ("Золотинки в ручье, где я черпаю воду чуть свет...")

 Золотинки в ручье, Где я черпаю воду чуть свет. —  С лишком тысячу лет Проживу, сомнения нет!  Там, где пестрый дракон И зеленый феникс над ним,  К Властелину из яшмы Приду с бунчуком перяным. Примечания

Властелин из яшмы или Яшмовый Владыка — одно из высших божеств даосского пантеона, властитель видимого мира; его сопровождают изумрудно-зеленый феникс и дракон с расписной, узорчатой кожей.

Перяной бунчук — отличительная принадлежность даосского подвижника, сумевшего достичь небывалого долголетия.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

15. Отмель у белых камней ("Отмель у белых камней прозрачна, мелка...")

 Отмель у белых камней Прозрачна, мелка.  Заросли тростника — Рядом со мной.  На запад и на восток — Река и река:  Волны моют песок Под ясной луной.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

16. Северный холм ("Северный холм за озером спину взбугрил...")

 Северный холм За озером спину взбугрил.  Зелень деревьев. Киноварь ярких перил.  Блещет, петляет Южной реки полоса  И пропадает, В темные прячась леса.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

17. Беседка в бамбуковой роще ("В пустынной чаще бамбука свищу, пою...")

 В пустынной чаще бамбука Свищу, пою.  На цине играю, тешу Ночную тьму.  Безвестен людям отшельник В лесном краю,  И только луна приходит Светить ему.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

18. Пригорок в магнолиях ("Мнится — лотос расцвел в кронах густых...")

Мнится — лотос расцвел  в кронах густых. Красным накрапом пестрят  склоны хребтов. Горный дом над ручьем,  безлюден, притих. Реют, опав, лепестки  алых цветов.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

19. Сад лаковых деревьев ("Не был честолюбив мыслитель древних времён...")

 Не был честолюбив Мыслитель древних времён;  От службы сам отошёл, Тщету мирскую презрев.  Но должности небольшой Все ж удостоился он:  Жалкий досматривать сад В несколько чахлых дерев.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

20. Сад перечных деревьев ("Детей государя привечу корицей в вине...")

 Детей государя Привечу корицей в вине,  Травой благовонной — Красавиц, его дочерей.  Настойку из перцев Подам на циновке быстрей,  Дабы низошел Облаков Повелитель ко мне. Примечания

1. Образы стихотворения взяты из произведений знаменитого поэта древности Цюй Юаня (IV-III вв. до н. э.).

2. Дети государя и Красавицы — дочери легендарного императора Яо, ставшие бессмертными небожительницами.

3. Облаков Повелитель — одно из божеств даосского пантеона.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

"Радости полей и садов"

6. (II.) "Персик в цвету ночным окроплен дождем..."

 Персик в цвету Ночным окроплен дождем.  Вешний туман Ивы обвил опять.  Летят лепестки — Слуга подметет потом.  Иволга плачет, А гость мой изволит спать. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

"Стихи о разном"

2. (I.) "Вы побывали в моем селенье родном..."

 Вы побывали В моем селенье родном,  Знаете, верно, Все события в нем.  Очень прошу, Поведайте мне об одном:  Слива тогда Цвела под узорным окном? Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

"Жена тоскует о далеком муже"

III. "Тело и тень, — на заре расстались они..."

 Тело и тень, — На заре расстались они,  Пар и волна, — Меж ними тысячи ли.  В сторону ту, Где я поджидаю, взгляни:  Лишь облака Плывут неспешно вдали.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Перевод: Щуцкий Ю.К.

В девятый день девятой луны вспомнил о братьях в горах ("Живу одиноко в чужой стороне...")

Живу одиноко в чужой стороне, Как причудливый странник. И вот; Лишь радостный праздник Чунъъяна* придет, О родных я тоскую вдвойне. Все братья теперь с волшебной травой (Вспоминается мне вдали), Чтоб стебли воткнуть, на горы взошли... Но кого-то там нет одного. Примечания

*В девятый день 9-й луны — праздник Чуньян, что значит "двойное солнце". Девятка есть число, выражающее солнце, и поэтому этот праздник справляется в день 9 / IX, в который принято втыкать в землю стебли гадательной травы шуюй (род имбиря ) во избежание бед и напастей.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

В ответ братцу Чжан У ("Пырейная лачуга в Чжуннани есть...")

Пырейная лачуга В Чжуннани есть. Фасад Ее встречает с юга Вершин Чжуннаньских ряд. Весь год гостей не вижу я, Всегда закрыта дверь моя. Весь день свобода здесь, и с ней Усилий нет в душе моей. Ты ловишь рыбу, пьешь вино, И не вредит тебе оно. Приди!—и будем мм с тобой Ходить друг к другу, милый мой!

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Вместе с Лу Сяном прохожу мимо беседки в саду ученого Цуй Син’цзуна ("Деревья зеленые плотную тень повсюду собою накрыли...")

Деревья зеленые плотную тень Повсюду собою накрыли. Здесь мох утолщается каждый день, И нет здесь, конечно, пыли. Он ноги скрестивши, без шапки сидит Под этой высокой сосною; На мир лишь белками с презреньем глядит Живущий жизнью земною.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Изнываю от жары ("Землю наполнивши и небо, солнце багровое сгорает...")

Землю наполнивши и небо, Солнце багровое сгорает. На горизонте, словно кручи, Огнем сверкающие тучи. Свернулись-ссохлись листья, где бы Они ни выросли. Без края Вокруг иссохшие луга. Иссякла, высохла река. Я замечаю тяжесть платья И в самой легкой, редкой ткани. Даже в густой листве растений Страдаю: слишком мало тени... У занавеса близко встать я Теперь совсем не в состояньи. Одежду из сырца сейчас Мою второй и третий раз. Весь мир, пылая жаром, светел. За грань вселенной вышли мысли. Стремятся, как долина в горы, Они в воздушные просторы. Издалека примчался ветер. Откуда он — и не исчислить. Река и море от волны И беспокойны и мутны. Но эта вечная забота От тела только. Мне понятно, Лишь на себя я оглянулся... Еще я сердцем не проснулся — И вдруг вступаю я в "Ворота Росы Сладчайшей, Ароматной", Где в чистом мире холодка Для сердца радость велика. Примечания

"Ворота Росы Сладчайшей, Ароматной" — учения Будды.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

На "Высокой Террасе" провожаю цензора Ли Синя ("Провожать тебя всхожу На "Высокую Террасу"...")

Провожать тебя всхожу На "Высокую Террасу" и слежу, Как безмерно далека Протянулась и долина и река. Солнце село; и назад Птицы, возвращающиеся, летят. Ты же продолжаешь путь И не остановишься передохнуть,

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Песнь взирающего вдаль на Чжуннаньские горы ("Выходишь ты вниз, вниз из сената, и видишь: настало уже время заката...")

        Посвящаю сенатору Сюй’ю. Выходишь ты вниз, вниз из сената, И видишь: настало уже время заката. Скорбишь ты о том (знаю я, знаю!), Что эти мирские дела очень мешают. Ты около двух старых и стройных Деревьев с коня соскочил, гладя спокойно. Не едешь домой. Смотришь в просторы, И видишь в туманной дали синие горы.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Поднялся во храм "Исполненного Прозрения" ("Здесь, по "Земле Начальной" вьется кверху тропинка в бамбуках...")

Здесь, по "Земле Начальной" вьется Кверху тропинка в бамбуках. Пик ненюфаров выдается Над "градом-чудом" в облаках. Чу’ские три страны на склоне Все здесь видны в окне моем. Девять стремнин, как на ладони, Вон там сравнялись за леском. Вместо монашеских сидений Травы здесь мягкие нежны. Звуки индийских песнопений Под хвоей длинною сосны. В этих пустотах обитаю Вне "облаков закона" я. Мир созерцая, постигаю, Что "нет у Будды бытия". Примечания

"Земля Начальная" — земля, прилежащая к храму. Название это заимствовано из "Сутры (проповеди) о Нирване", где, между прочим, говорится: "неисчислимы, несчетны, обильны, как песок р. Ганга, боддисаттвы вступили в "Начальную Землю", т. е. в одни из райских садов.

"Град-чудо" — это самый храм. Так называет его Ван Вэй, заимствуя образ из 7-й главы "Сутры Чистого Логоса", повествующей о том, что некий Будда, ведя сонмы людей в страну драгоценностей (Нирвану), заметил, что люди начали уставать. Тогда он создал "Град-чудо" — марево, видимое вдали, к которому люди устремились, напрягая последние силы. Поддерживая стремление людей таким образом, Будда довел всех до страны драгоценностей.

Звуки индийских песнопений — часть службы в буддийских храмах совершается на языке древней Индии — санскрите. Поэтому культовые песнопения буддистов обычно называются индийскими словами или индийскими звуками.

"нет у Будды бытия" — догматически у Будды нет бытия — жизни, нет небытия — смерти. Он не рождается и не умирает.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Покидаю Цуй Синцзуна ("Остановлены лошади в ряд; мы готовы разлучить рукава и полы...")

Остановлены лошади в ряд; мы готовы Разлучить рукава и полы. Над каналом большим императорским снова Начинается чистый холод. Впереди красотою сияя высоко, Поднимаются горы-громады, От тебя уезжаю я вдаль одиноко, И опять на сердце досада.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Провожаю весну ("День за днем старею я всечасно...")

День за днем старею я всечасно, Как-то попусту, напрасно. Год за годом вновь возвращена К нам является весна. Есть бокал вина, и без сомненья В нем найдешь ты наслажденье. Пусть цветы и полетят к земле — Их напрасно не жалей!

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Провожаю Юаня 2-го, назначаемого в Аньси ("Утренним дождем в Вэйчэне чуть пыльца увлажнена...")

Утренним дождем в Вэйчэне Чуть пыльца увлажнена. Зелены у дома тени, Свежесть ив обновлена. Выпей, друг, при расставаньи Снова чарку наших вин! Выйдешь ты из Ян-гуаня И останешься один. Примечания

Вэйчэн — название города на р. Бэй, притоке р. Хуанхэ.

Ян-гуань — название заставы.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Прохожу мимо храма "Собравшихся Благовоний" ("Не знаю, где стоит в горах Сянцзиский храм...")

Не знаю, где стоит в горах Сянцзиский храм. Но на утес Я восхожу, и путь мой кос Меж круч в туманных облаках. Деревья древние вокруг... Здесь нет тропинок. Между скал Далекий колокола звук В глуши откуда-то восстал. За страшным камнем скрыт, ручей Свое журчанье проглотил. За темною сосною пыл Остужен солнечных лучей. Пуста излучина прудка, Где дымка сумерек легка: И созерцаньем укрощен Точивший яд былой дракон.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Сижу одиноко ночью ("Один грущу о волосах, что побелели на висках...")

Один грущу о волосах, Что побелели на висках. В пустынной комнате вот-вот Вторая стража пропоет. Пошли дожди. Полно воды. Опали горные плоды. Нод фонарем в траве звучат Напевы звонкие цикад... Конечно, пряди седины Мы изменить уж не вольны; И в золото другой металл Никто из нас не превращал. Хочу я знанье получить, Чтоб боль и старость излечить. Но в книгах то лишь вижу я, Что "нет у Будды бытия". Примечания

Вторая стража — время от 9 до II ч. вечера.

"нет у Будды бытия" — догматически у Будды нет бытия — жизни, нет небытия — смерти; он не рождается и не умирает.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"Дом Хуанфу Юэ в Долине облаков"

1. Поток, где поет птица ("Живу я один на свободе...")

Живу я один на свободе, Осыпались кассий цветы. Вся ночь безмятежно проходит... Весенние горы пусты. Но птицу в горах на мгновенье Вспугнула, поднявшись, луна: И песня ее над весенним Потоком средь ночи слышна.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"Река Ванчуань"

1. Мэнчэнский вал ("Только что жить с семьей я стал...")

Только что жить с семьей я стал У входа на Мэнчэнский вал. Здесь, все деревья пережив, Осталась роща ветхих ив. Кто же еще придет сюда За мной в грядущие года?.. Тщетно тоски я полон весь О древних, живших прежде здесь...

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

2. Холмы Хуацзыган ("Умчались безвозвратно птицы...")

Умчались безвозвратно птицы, Пересекая небеса. В горах, стоящих вереницей, Опять осенняя краса. Взойду ль наверх, иль вниз спущусь я По тем холмам Хуацзыган, — И непреодолимой грустью Унылый дух мой обуян...

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

3. Домик в узорных абрикосах ("Стесал узорный абрикос я в виде вогнутых стропил...")

Стесал узорный абрикос Я в виде вогнутых стропил. Пырей душистый тут же рос — Связав его, я кров склонил. Не знаю, что туман, среди Стропил гуляющий моих, Умчится проливать дожди Далеко у людей чужих.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

4. Горный хребет, где рубят бамбук ("Тонкий, высокий бамбук над излучиной чистой желтеет...")

Тонкий, высокий бамбук Над излучиной чистой желтеет. Темная зелень вокруг Здесь над рябью, колеблясь, темнеет, Тихо под сумраком я На дорогу Шаншаньскую вышел... Знаю наверно: меня Ни один дровосек не услышал.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

5. В оленнике ("Я не вижу людей в опустевших горах...")

Я не вижу людей В опустевших горах — Только эхо речей Раздается в ушах. Пронизал глубь леска Свет обратный опять, И над зеленью мха Стал он снова сиять. Примечания

Свет обратный — заходящее солнце.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

6. За плетнем из магнолий ("Угасающий отблеск зарницы уж осенние горы вобрали...")

Угасающий отблеск зарницы Уж осенние горы вобрали. За передними — в темные дали Устремились отставшие птицы. Яркий цвет и темная зелень Различаются ясно порою: Видно, сумерки горною мглою Никуда еще не осели...

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

7. Берег в имбирях ("В зеленых и пунцовых тонах вокруг плоды...")

В зеленых и пунцовых Тонах вокруг плоды, Как будто это снова Цветут цветы. Лишь гостя без заботы В горах я удержу: Их в эту чарку-лотос Я положу.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

8. Тропинка меж акаций у дворца ("Тропинка наклонная есть в акациях...")

Тропинка наклонная есть В акациях скрыта-тиха. И много под сумраком есть Зеленого мха. В ответ на стук в воротах Я только для встречи подмел: Боюсь, что горный монах У же подошел.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

9. Беседка у озера ("В легком челноке гостя дивного встречаю...")

В легком челноке Гостя дивного встречаю: Там на озерке, Издали он подъезжает... Вышли на балкон И сидим за винной чарой. С четырех сторон Распустились ненюфары.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

10. Южный холм ("Я от южного холма отплыл в легком челноке...")

Я от южного холма отплыл В легком челноке. И вот, Холмик северный водоворот Неприступно отделил. Из-за бухты вдаль взираю я На дома людей чужих. Далеки мы. Я не знаю их, Так же, как они меня.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

11. Озеро И ("Я тебе на свирели играю...")

Я тебе на свирели играю. К бухте вышли мы издали, И тебя я, мой друг, провожаю... Вот уж сумерки подошли. Обратил на мгновение взоры Я к поверхности озерка: И, темнея, закутались горы В побелевшие облака.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

12. Волны у ив ("Расстались мы с тобой. Иду я вдоль этих пышных насаждений...")

Расстались мы с тобой. Иду я Вдоль этих пышных насаждений, И в чистые уходят струи Их опрокинутые тени. Не так, как ветер, что летает На императорском канале, — Здесь вешний ветерок рождает В расставшихся одни печали.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

13. Поток у дома господина Луань ("Свищет-хлещет ветер в дождь осенний...")

Свищет-хлещет Ветер в дождь осенний. Плещет-плещет Меж камней теченье. Разбиваю, Впрыгнув, волны в капли... Вновь слетает Спугнутая цапля.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

14. Источник золотистой пыли ("Источник золотистой пыли... Пью каждый день его я струи...")

Источник золотистой пыли... Пью каждый день его я струи. По меньшей мере, без усилий Лет тысячу прожить могу я... С драконом полосатым в паре Летящий бирюзовый феникс К Нефритовому Государю Меня несет на поклоненье. Примечания

Дракон, феникс — животные-иммортели в даосизме. Символы бессмертия.

Нефритовый Государь — девятое из десяти имен Верховного Существа в даосизме.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

15. Родник с белыми камешками ("Мелкий чистый родник в белых камешках вьется...")

Мелкий чистый родник В белых камешках вьется. Взять рукою тростник Мне еще удается. Здесь, с обеих сторон, Я живу над водою, И, луной освещен, Платье легкое мою.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

16. Северный холм ("Холмик северный зеленеет там, на север от озерка...")

Холмик северный зеленеет Там, на север от озерка. В роще смешанной орхидеи: Краснота их горит, ярка. Извиваясь, и изгибаясь, Воды с юга несет река, То светлея, то исчезая Там, за синей каймой леска.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

17. Мое пристанище в селенье бамбуков ("В бамбуках кругом — безлюдье...")

В бамбуках кругом — безлюдье. Я совсем один сижу. То играю я на лютне, То протяжно засвищу. Из людей никто не знает, В глубине лесной, что я Вставший месяц созерцаю, Озаряющий меня.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

18. Вал в магнолиях ("Все деревья на верхних ветвях в ненюфарах...")

Все деревья на верхних ветвях В ненюфарах. Во время расцвета, Распуствшись повсюду в горах, Эти чашечки алого цвета Близ потока, в тиши у дверей, Где никто из людей не бывает, В беспорядке, по воле своей Раскрываются — и опадают.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"Бань Цзеюй"

Фрейлина Бань Цзеюй ("Странно всем, что двери я закрыла в терем...")

Странно всем, что двери я закрыла В терем, где храню белила. Царь спустился из приемной залы, Но его я не встречала. Без конца смотрю, смотрю весь день я В этот царский сад весенний. Там, я слышу, говор раздается: Кто-то меж кустов смеется. Примечания

Фрейлина Бань Цзеюй — придворная дама при императрице Сюй — Фаворитка императора Чэн Ди (правил с 31 до 3 г. до Р. Х.). Утратив милость государя, она попросила разрешения удалиться в Чансиньский дворец, где и жила в уединении, не соперничая с новой возлюбленной государя, Чжао Фэйяпь. Тем не менее, она была обвинена в применении магии против своей соперницы, по остроумными ответами на обвинение заслужила себе историческую известность.

Кто-то меж кустов смеется — т. е. Чжао Фэйяпь, новая фаворитка.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"Стихи о разном"

3. "Видел я: в весеннем холодке распустилась слив краса..."

Видел я: в весеннем холодке Распустилась слив краса. Слышал я: запели в далеке Снова птичьи голоса. Я в томлении своем весеннем Вижу: зелена, нова, Перед домом к яшмовым ступеням Робко тянется трава.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Цзу Юн (699-746)

Цзу Юн ((кит. трад. 祖詠, упр. 祖咏, пиньинь Zǔ Yǒng; 699—746) — китайский поэт времен династии Тан. Происходит из города Лоян, провинция Хэнань. Дружил с Ван Вэйем, Чу Гуанси, Лу Сяном, Цю Вэйем. Известен стихотворением «Снег на холмах Цзуннани». В 724 г. получил высшую ученую степень цзиньши. Сохранилось всего 36 его пейзажных стихотворений, возможно, написанных под влиянием Ван Вэя.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В. М. Алексеева, 2018

Перевод: Алексеев В.М.

В загородной усадьбе семьи Су ("Усадьба укромно таится в самой глуши...")

Усадьба укромно таится в самой глуши; Здесь в сердце рождается охота к уединенью. Южные горы в окна и двери глядят; А воды Лишуй рощу и сад отражают. Никнет бамбук под тяжестью снега зимой, А в сумрачный дворик не входит вечерняя тень. Пусто и тихо вне бренного мира людского... Беспечно сижу, весенних слушаю птиц.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Перевод: Щуцкий Ю.К.

В Чжуннаньских горах смотрю на далекий последний снег ("Гор Чжуннаньских сумрачный хребет выступает высоко...")

Гор Чжуннаньских сумрачный хребет Выступает высоко. Толща снега там встает Возле края облаков; Цвет небес за небольшим леском Светел, ясен, озарен. Прибавляет в городе моем Холодок закатный он.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Ван Цзинь (700-781)

Брат великого поэта Ван Вэя. От него осталось несколько стихотворений, по духу близких к поэзии Ван Вэя.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Расстаюсь с Ванчуаньской усадьбой ("Солнце село. Дальше, выше стал массив горы...")

Горный месяц и на рассвете Оствется в небесах. Непрерывный холодный ветер Дует в этих густых лесах. Месяц, ветер — полны стараний, Точно чувства живут и в них... Мне ж, исполненному страданий, Расставаться велят они.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Цуй Хао (700?-754?)

Китайский поэт времен династии Тан. Родился в Бяньчжу (сейчас Кайфэн) сдал государственные экзамены в 723 г. Будучи чиновником, много путешествовал, особенно в период между 723-744 гг. В поэзии преобладали три темы: женщины, пограничные кордоны и картины природы. Поначалу жизнь его была довольно обыденной. Вместе с Ван Вэем совершенствовал поэтическую форму ши. Позднее приобрел плохую репутацию, несколько раз женился. Распущенность позднее отразилась и в его поэзии.

Сохранилось 41 стихотворение, среди них 15 на тему "женщины" и столько же на две темы "кордоны" и "природа". Самое известное из них — "Башня Желтого Журавля", посвященная одноименному зданию в Ухане. Четыре стихотворения вошли в антологию "Триста танских поэм".

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

На башне желтого аиста ("Тот, что жил прежде, уже, взгромоздившись на белую тучу...")

Тот, что жил прежде, уже, взгромоздившись на белую тучу, исчез... В этой земле бесплодно осталась Желтого Аиста башня. Желтый тот аист однажды исчез и более не возвратится; белые тучи уж тысячу лет напрасно идут да идут. Чистые струи одна за другою в ханьянских деревьях видны; травы пахучие густо растут здесь среди островка Попугая. Солнце уж к вечеру... Стены родные — где они, где, скажи?.. Волны в тумане на этой реке в грусть меня повергают.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

"Чанганьский мотив"

1. Чжанганьская песня ("Скажите, любезный, откуда вы будете родом?...")

Скажите, любезный, откуда вы будете родом? Вот я обретаюсь здесь, в Поперечной Плотине. Замедлите лодку, я вас обо всем расспрошу: Вдруг да окажется, что вы — мой земляк дорогой.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 50

Перевод: Перелешин В.Ф.

"Чанганьский мотив"

1. По пути в Чангань ("О, господин, мне говор ваш знаком...")

О, господин, мне говор ваш знаком: В каком краю, скажите, был ваш дом? Речь земляка заслышав, я ладью Остановила тотчас же свою.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 22

Фрейлина Кайюань (первая половина VIII в.)

Имя этой поэтессы не сохранилось до наших дней. Известно, что она жила при дворе в Лояне в период правления императора Сюаньцзуна под девизом Кайюань (713-741 гг.). Единственное сохранившееся ее стихотворение было зашито в подкладку халата солдата, за которого позднее поэтесса вышла замуж.

Стихотворение фрейлины Кайюань отмечено в сборниках "История поэзии" (Бэньшиши, 本事诗) и "Полное собрание стихов эпохи Тан" (Цюань Танши, 全唐詩).

По материалам: Большой словарь танской поэзии (Танши да цыдянь, 唐诗大辞典)

Перевод: Басманов М.И.

Зашиваю в подкладку халата стихотворение (“Служба на дальней границе...”)

Служба на дальней границе, Занесенной песками. В лютую стужу солдату Как бы в тепле отдохнуть!.. Теплый халат я сшила Собственными руками, Стихи зашиваю в подакладку — Может, найдет кто-нибудь. В этих стихах надежда На возвращение лета И в любви заверенье Тому, кто наденет халат... В прошлое канет навечно Жизнь одинокая эта, Будут нам брачные узы Наградою из наград!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Ли Бо (701-762)

Поэт времен династии Тан. Известный как бессмертный гений поэзии (кит. 詩仙, варианты перевода — "поэт-святой", "гениальный поэт"), Ли Бо принадлежит к числу самых почитаемых поэтов в истории китайской литературы и является одним из крупнейших мировых поэтов, стоящий в одном ряду с именами Данте и Петрарки, Низами и Фирдоуси, Пушкина и Шекспира. Он оставил после себя около 1100 произведений (включая около 900 стихотворений).

Ли Бо известен своим неуемным воображением, эпатирующей манерой поведения, глубокой философичностью и яркими образами даосов в своей поэзии, а также, по распространенным преданиям, своей любовью к спиртному. Как и Ду Фу, он много времени проводил в путешествиях. Странствия давали пищу его жадному до впечатлений сердцу и взгляду, способному замечать мельчайшие детали. Его гений оказался способен переработать, осмыслить и выразить в творчестве все воспринятое богатство. Авторы "Истории китайской литературы" отмечали, что "содержание стихов Ли Бо, пожалуй, затронуло все стороны жизни китайского общества, с какими могли сталкиваться мыслящие люди того времени". Академик Василий Алексеев писал о поэте, что "в огромном и ярком потоке поэзии гениальный китаец выразил все бесконечное богатство народного духа".

В годы Культурной революции книги Ли Бо были сожжены наравне с книгами Пушкина и Шекспира.

В государственной школе Ли Бо не обучался, получив домашнее образование. Уже десятилетним мальчиком начинает писать стихи. Свободолюбивый и независимый характер Ли Бо проявляется с юности: достигнув восемнадцати лет, он уходит в горы Миншань в окрестностях Чэнду, где начинает заниматься с наставником-даосом Дун Яньцзы. Это был побег от строго регламентированной жизни феодального государства, следующего нормам конфуцианства: большинство представителей интеллигенции того времени пользовались предоставленной возможностью участвовать в государственной жизни страны и сдавали экзамены на должность чиновника.

Когда через несколько лет изучения "естественности" и "недеяния" Ли Бо получает приглашение от крупного уездного чиновника и ученого Су Тина занять одну из административных должностей, он отказывается и отправляется путешествовать, и с тех пор вся жизнь его — путь.

В 742 г. Ли Бо был представлен ко двору императора Сюань-цзуна и получил высшее академическое звание в Академии Ханьлинь, что открывало ему возможность придворной карьеры. Сам поэт рассматривал ее как возможность принести большую пользу стране. Однако император лишь желал иметь при себе талантливого человека, способного как развеселить его, так и запечатлеть его величие. Ли Бо становится одной из многочисленных забав в ряду петушиных боев, забав с наложницами или поисками "эликсира долголетия".

На посту придворного поэта Ли Бо провел около двух лет. Весной 744 г. он покинул двор. По одной из версий, он был изгнан из дворца за отказ явиться по приглашению императора и читать тому стихи. В любом случае, карьера при дворе противоречила его вольнолюбию, и дорожить благосклонностью императора не казалось ему важным. Придворные интриги еще более способствовали отъезду поэта.

В 756 г. во время восстания Ань Лушаня Ли Бо вновь приглашают на государственную службу. Он соглашается на приглашение, но оказывается, что ко дворцу его звал младший брат императора принц Ли Линь, который предпринимает попытку захватить власть. После разгрома сил принца Бо пускается в бега, но его ловят и сажают в тюрьму в Цзюцзяне. Там его осуждают как государственного преступника и приговаривают к смерти. Однако вмешивается генерал Го Цзыи. Ли Бо спас его от суда и казни во время своего прошлого пребывания при дворце, когда тот был простым солдатом. Генерал заявляет императору, что меняет свой чин на жизнь поэта. Император соглашается помиловать Ли Бо и ссылает его в далекий Елан (на территории нынешней провинции Гуйчжоу). Путь в ссылку через всю страну оказывается долгим. Ли Бо успевает написать множество стихов за это путешествие. В Елан он так и не доезжает: в 759 г. его догоняет известие об амнистии, и он отправляется обратно на восток.

В 761 г. присоединился к идущим на войну отрядам, но болезнь заставила его вернуться в дом родственника, начальника уезда Ли Янбина (который в дальнейшем издал первый сборник стихов поэта), в Данту (ныне провинция Аньхой), где он и умер. По легендарной версии, поэт утонул в реке Гуси, притоке Янцзы, вывалившись пьяным из лодки, когда пытался поймать отражение луны в воде, а затем взлетел на небо. Существует также версия о смерти от отравления ртутью в результате употребления даосских эликсиров долголетия (однако в серьезных исследованиях эта версия не упоминается).

"Опьяневший Тай Бо" (Су Люпэн, XIX в.) — иллюстрация знаменитой истории, когда Ли Бо пришел по вызову в императорский дворец (версия — не смог прийти) в неадекватном состоянии.

Источник: ABIRus.ru

Перевод: Алексеев В.М.

"Ночь... Сплю... Там есть свет..."

Ночь... Сплю... Там есть свет... Что там? Снег иль что? Взгляд вверх: свет средь гор, Взгляд вниз: где мой дои? Примечания

Этот полушуточный перевод приведен в трудах В.М. Алексеева в качестве иллюстрации сложности перевода китайских стихов на русский язык. Ниже приведена цитата-контекст, в котором приведен этот перевод:

"Понятие русского размера, впрочем, с китайским не совпадает, ибо представить себе русский размер отражающим китайский в точности можно лишь эпизодически, и притом не без комизма, как, например, следующий ряд русских однослогов, приблизительно отражающий китайский ряд:

[текст приведенного перевода]

Комизм положения хотя бы в том, что в русском языке односложного эквивалента для китайского юз (луна, месяц) нет. Следовательно, надо было искать выход из положения, который я нашел в автоматическом умножении количества китайских однослогов на три, ибо при умножении на два получается часто нехватка слов, а при умножении на четыре — излишек их. Опыт показал далее, что получающиеся при этой операции со стихом размеры — дактиль, амфибрахий, анапест — весьма пригодны для довольно точной передачи китайских стихов, но первые два лучше третьего, создающего часто неподобающее настроение."

В.М. Алексеев

Источник: Алексеев В.М. "Труды по китайской литературе", Т.1, 2003, стр. 303

В осеннюю ночь пируем в саду, где персик и слива цветут ("Смотрите, небо и земля — они гостиница для всей тьмы тем живых!...")

К нашим стихам

Смотрите, небо и земля — они гостиница для всей тьмы тем живых! А свет и тьма — лишь гости, что пройдут по сотням лет-веков. И наша жизнь — наплыв, что сон! А радостью живем, ну, много ль мы?

Древний поэт брал в руки свечу и с нею гулял по ночам. Большой был в этом смысл! Тем более — сейчас, когда весна в разгаре, зовет меня одетой в мглу красой, и мир — великий ком — мне в дар свою поэзию дает.

Собрались мы в душистый сад под персики и сливы, и дело радости по небом установленным законам в семье людей мы исполняем здесь.

Вы, младшие в искусстве, гениальны! Вы все, что младший брат поэта Се Хой-лянь. А я как стихотворец сам стыжусь, что я для вас не старший брат, поэт Канлэ.

Мы продолжаем наслаждаться уединеньем нашим, и наша речь возвышенною стала и к отвлеченной чистоте теперь идет.

Мы открываем волшебный свой пир, сидя среди цветов. Порхать мы пускаем пернатые чарки, пьянея под луной.

Но без изящного стиха в чем выразить свою прекрасную мечту? Когда же у кого из нас не выйдет стих, его накажем мы вином, согласно счету в "Золотой долине" (компании друзей, где каждый был поэт).

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 51

Думы в тихую ночь ("Возле постели вижу сиянье луны...")

Возле постели  вижу сиянье луны. Кажется — это здесь  иней лежит на полу. Голову поднял —  взираю на горный я месяц; Голову вниз —  в думе о крае родном.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003, стр. 136

Мелодия "чистой воды" ("В чистой воде светла осенняя луна...")

В чистой воде светла осенняя луна, На южном озерке рву белые кувшинки. Лотос-цветок... Баловень, хочет заговорить! Тоской убивает движущего лодку человека. Примечания

В.М. Алексеев приводит этот текст в качестве "дословного" перевода.

Источник: Алексеев В.М. "Труды по китайской литературе", Т.1, 2003, стр. 119

Один сижу на горе Цзинтиншань ("Стаями птицы взмывают, уносятся прочь...")

Стаями птицы  взмывают, уносятся прочь Сирая тучка  растворяется, тает. Смотреть друг на друга  вовек нам не надоест — Мне и вот этой  высокой горе Цзинтиншань.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Провожаю друга ("Зеленые горы лежат за северным валом...")

Зеленые горы лежат за северным валом, А белые воды кружат у восточной стены. С этого места, едва мы с тобою простимся, Сухим тростником умчишь ты за тысячи ли. Плывущие тучи — это путника думы. Зактное солнце — это друга душа. Рукой на прощанье махнешь и уйдешь отсюда, И даже твой конь грустно-протяжно заржет.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 53

Провожаю друга ("Зеленые горы торчат над северной частью...")

Зеленые горы торчат над северной частью, А белые воды кружат возле восточных стен. На этой земле мы как только с тобою простимся, Пырей-сирота ты — за тысячи верст. Плывущие тучи — вот твои мысли бродят. Вечернее солнце — вот тебе друга душа, Махнешь мне рукою — отсюда сейчас уйдешь ты, И грустно, протяжно заржет разлученный конь.

Источник: "Светлый источник", 1989, стр. 37

Прохожу по мосту-плотине в Сяпи и думаю о Чжан Цзы-фане ("Тот знаменитый Чжан Цзы-фан: еще не начал тигр рычать...")

Тот знаменитый Чжан Цзы-фан: еще не начал тигр рычать, а он уж все свое роздал и домом не обзаводился. У князя в местности Цанхай нашел такого силача, чтоб Циня молотом хватил в песчаных дюнах Боланша. Хоть отомстить ему за Хань как следует не удалось, но небо, как и вся земля, потрясены им были впрямь. И он укрылся тайно здесь: гулять свободно стал в Сяпи. Кто мог бы про него сказать: не храбр, мол, он и не умен?! Вот я пришел теперь сюда — к тому мосту-плотине Пи. О прошлом, древнем весь в мечте: чту в древних я геройский нрав. Но что же вижу здесь теперь? Лазурью катится вода, а не видать уже нигде почтенный Желтый Камень тот. Вздохну глубоко, от души: такой он был, и он ушел! Серо и мертвенно кругом: пустынно все — от Сы до Сюй. Парафраз

Китайская поэзия есть поэзия прежде всего ученая — продукт умов, получивших весьма строгое и строго законченное образование, которым создавалось чрезвычайно устойчивое мировоззрение. В этом внутреннем мире ученого-поэта всегда боролись два начала: оптимизм и пессимизм, созидательное и разрушительное, конфуцианское и даосское. Конфуцианский мир поэта гордился конфуцианской культурой и цивилизацией; даосский мир брал ее под сомнение. История учила конфуцианского поэта чтить величавые фигуры древности, создававшие устои общества и боровшиеся со злом. Даосизм учил: все мирское — тщета, ибо смерть обязательна для всех и слава не нужна герою, превратившемуся в ничто.

Заглавие

Сяпи — Нижняя Плотина (мост, дамба) на р. И (в Шаньдуне), образовавшей в свое время озеро. Чжан Лян (Цзы-фан) [ум. 185 г. до н.э.] — один из героев исторического предания, боровшихся в III в. до н.э. с усилением западного удела Цинь, который явно грозил крушением всей создававшейся веками китайской цивилизации (что потом и случилось). Когда его родной удел Хань был уничтожен, он, решив отомстить циньскому князю, истратил все свое состояние на поиски такого силача, который мог бы убить этого деспота, и нашел его; но тот промахнулся и убил в местечке Боланша, где была ставка, не князя, а человека из его свиты [Чжан Лян, желая отомстить императору Цинь Ши-хуану (246-210) за погибшее — в результате завоевания царством Цинь — родное царство Хань, истратил все свое состояние, чтобы найти силача, который согласился бы убить императора. Но силач попал не в императора, а в колесницу с его свитой; это было в 218 г. до н.э.]. Чжан Лян, конечно, скрылся (китайская история этому найму и этому финалу не придает того значения, которое придали бы европейские историки) и прибежал в Сяпи, где "гулял на свободе". Однажды он шел по плотине и повстречал на ней некоего старца. Тот уронил свою туфлю в воду реки и велел Чжану поднять. Чжан повиновался и даже на коленях поднес ему туфлю, ибо старец имел вид необыкновенный. "Тебя можно учить", — сказал тот и назначил свидание на этой же плотине через пять дней. На этом свидании старец вручил Чжану книгу и велел ее изучить. Это было "Военное искусство по Тай-гуну", изучив которое можно было руководить царями и князьями. Следующее свидание было назначено через 13 лет, но уже не с человеком, а его следующим перерождением, "желтым камнем", который Чжан взял себе и стал молитвенно почитать, ибо книга старца действительно определила его карьеру великого стратега своего времени [Ср.: Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. VI, гл. 55. Пер. с кит. и коммент. Р.В.Вяткина. М., 1992, с. 210-211.].

Все это надо знать для понимания данного стихотворения Ли Бо, который в оригинале своем, конечно, не дал никакого примечания, ибо писал для людей одинаковой с ним ученой начитанности, и только в последующих антологиях каждый стих сопровождается обильными примечаниями, особенно в настоящее время, когда начетнической учености былых поэтов более не существует.

Примечания

...еще не начал тигр рычать, а он уж все свое роздал и домом не обзаводился... — читаем в гадательной и философской "Книге перемен" ("Ицзин"): "Ветер идет за тигром, туча идет за драконом". В известном поэту Ли Бо "Славословии Совершенству-царю, нашедшему себе достойного министра", написанном в I в. до н.э. поэтом Ван Бао (Ван Бао. Шэн чжу дэ сянь чэнь сун), читаем также, в согласии с традиционным толкованием этого места в "Книге перемен": "Тигр зарычал, и ветер в ущелье завыл", т.е. восстал государь и нашелся ему подходящий советник-министр. Стих первый означает поэтому: когда (Чжан) Цзы-фан еще не определился как министр основателя династии Хань — Лю Бана, впоследствии (по храму предков) Гао-цзу (Высокий), он расточил все свое имущество на поиски наемного убийцы. Такого было нелегко найти, ибо меры предосторожности циньский тиран принял, конечно, очень серьезные.

...такого силача... — речь идет о наемном убийце, который должен был тяжелым молотом покончить с циньским владетелем.

Хань — древний удел, из которого происходил и которому служил Чжан Лян. Этот знак Хань и знак Хань, называющий династию, — совершенно разные.

...геройский нрав... — в китайском языке понятие герой не заимствует соответствующего слова из какого-либо иностранного языка. В данном случае слово ин собственно значит "лучший цвет".

Желтый камень — странствующие ораторы даосского толка любили называть себя псевдонимами и сказочными преданиями о себе всячески старались доказать свою слитость с миром и отсутствие личности.

Источник: Алексеев В.М. "Труды по китайской литературе", Т.1, 2003, стр. 315

"Осенняя заводь"

"Холм Персиков — один лишь шаг земли..."

Холм Персиков — один лишь шаг земли.... Там четко-четко слышны речь и голос. Безмолвно с горным я монахом здесь прощаюсь Склоняю голову; привет вам в белых тучах!

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

"Осенняя заводь" / "Песнь в осеннем затоне" / "Песни Осеннего плеса" / "Песни о Цюпу"

Ворона ночью каркает ("Желтые тучи... У стен городских ворона на ночь гнездится...")

Желтые тучи... У стен городских  ворона на ночь гнездится; Взлетит, вернется и снова "я-я",  сидя на ветке, кричит. На ткацком станке дорогую парчу  ткет женщина с Циньской реки; Лазурная занавесь — словно в дымке,  через окно говорит. Уток остановит... полна печали,  вспомнит о нем, далеком. Одна идет в опустевшую спальню,  и слезы прямо дождем.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 57

"Чистые и ровные мелодии"

Станс 1 ("Облаком платье ее почитает, цветком почитает лицо!...")

"Чистые, ровные" и падающие мелодии — так назывались в древнем Китае мелодии по доминирующему тону их и музыкальному стилю: высокому или низкому. В глубокой древности они были предназначены для воспевания супружеских радостей. Обстоятельства, при которых эти строфы были набросаны Ли Бо и которые необходимо иметь в виду, чтобы понять все стихотворение, а равно и условия, при которых возможна их приблизительная переводная передача, таковы:

Император Сюань Цзун (713-756), наслаждаясь великолепным расцветом государственной политики, золотым веком поэзии и прочих искусств и потонув в наслаждениях, начинал пресыщаться, искать нового, необыкновенного. И вот, случайно, в гареме одного из своих же сыновей он усмотрел красавицу, пленившую его до безумия, и совершил дикий поступок — взял девицу к себе. Она стала теперь его любимой наложницей. Свет померк в его очах, глядевших только на нее; на ней все сосредоточилось... Император перестал обращать внимание на глухой ропот народа против временщика — брата царицы, и гроза разразилась неслыханным мятежом.

Картина настоящих строф такова. Ли Бо только что произведен в высшую ученую степень академика литературы и на радостях упился вином до полной потери чувств. А во дворце в эту светлую лунную ночь происходило торжество пересадки необыкновенных тюльпанов, которыми все были увлечены, к дворцовой беседке, названной по дереву, из которого она была сделана, "беседкой топи ароматов". Цветы только что пышно распустились. Император прибыл к беседке со свитой. За ним несли царицу.

Император приказал выбрать из основанной им же придворной школы певцов, музыкантов и актеров наиболее талантливых людей для прославления этой чудной ночи. Отобрали шестнадцать человек во главе с Ли Гуй-нянем, первым певцом своего времени. И вот этот певец, ударив в кастаньеты, выступил вперед и приготовился петь, но император его остановил.

"Нет, — сказал он, — раз мы здесь любуемся знаменитыми цветами, да еще перед нами царица, — старых песен нам не надо!"

С этими словами он велел певцу держать перед ним бумагу, на которой был золотой узор, и набросал новому академику приказ сейчас же явиться во дворец, представив новый парафраз древних любовных мелодий в виде трех отдельных строф одной и той же темы.

Ли Бо, получив приказ, ничего не понял: он был слишком пьян. Его облили водой, вытерли, дали в руки кисть, и стихи были моментально набросаны, а Ли Гуй-нянь их спел.

Пока он их пел, царица — или, как ее велено было называть, "Великая Настоящая Фея" — наливала и пила виноградное вино, улыбаясь лестным словам стиха. Император не утерпел и сам, велев подать флейту, стал подыгрывать мелодии. Под конец строфы он замедлял темп, чтобы доставить царице удовольствие.

С этих пор государь стал еще более отличать Ли Бо среди всех прочих академиков.

Таким образом, Ли Бо имеет задачу прославить красоту царицы среди фантастически прекрасной и великолепной обстановки. Он пользуется удобствами своего языка, не уточняющего форм слова, и потому переводчик на другой язык, этих удобств не имеющий, вынужден ставить непрошенные точки над "i", да еще к тому же снабдить, в конце концов, перевод парафразом, окончательно точным и понятным.

Облаком платье ее почитает,  цветком почитает лицо! Ветер весны чуть тронет перила —  в росе красота сочнеет. Коль увидишь ее на вершине  волшебных Яшмовых гор, На Террасе Нефритовой при луне,  сможешь встретиться с нею. Примечания В. М. Алексеева

На вершине волшебных Яшмовых гор, И На Террасе Нефритовой... — В Яшмовых горах и на Нефритовой Террасе, по поверьям, обитали царица Запада Си-ван-му и девы-небожительницы.

Парафраз первой строфы (О государе, влюбленном в царицу, тогда еще всего лишь гаремную затворницу князя Шоу Вана):

— Вы, государь, смотрели на облако, и оно представлялось вам ее платьем... Глядя на цветок тюльпана, вы думали: вот ее лицо!

Как весенний ветерок куртины, коснетесь вы ее своею милостью — и она сочно расцветет, как тюльпан в благодатной росе.

Если — думалось вам — такую красавицу не увидеть мне на горе Яшм; если она не сама царица фей Си-Ван-Му, то уж, наверное, ее надо искать у Террас Изумрудов, где живет фея И Фэй, воспетая древним Цюй Юанем. Она — лучшая, самая царственная не только среди людей, но и среди фей.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 54

Станс 2 ("а ветке одной сочна красота, роса ароматы сгущает...")

На ветке одной сочна красота,  роса ароматы сгущает. А туча-дождь на вершине Ушань  напрасно нутро себе рвет. Разве кто-нибудь в Ханьском дворце  сравнится с ней красотою? — Летающая Ласточка, милая, прелесть —  и сколько новых нарядов. Примечания В. М. Алексеева

Во второй строфе речь идет о фее с горы Ушань, которая являлась к князю Сяну во сне в облике тучи и дождя, а теперь опечалена разлукой.

На вершине Ушань — местопребывание феи, явившейся во сне древнему удельному князю, случайно там заночевавшему. Она сказала ему, что будет его ждать, являясь днем тучей, а ночью дождем. Поэт Сун Юй написал по этому случаю бессмертную оду.

Летающая Ласточка — прозвание фаворитки, а впоследствии — императрицы ханьского императора Чэн Ди (32-6 до н. э.), который полюбил ее за выдающиеся качества танцовщицы и из частного дома перевел ее в пышный дворец. Критики много рассуждают о том, насколько уместно было приводить здесь это сравнение, но ясно, что Ли Бо не имел намерения иронизировать.

Парафраз второй строфы:

Царица — это сочная прелесть ветви тюльпана, на которой росная благодать сосредоточила свой аромат. Напрасно фея горы У смотрит на это соединение тучи и дождя и напрасно разрывает от горя свою душу: здесь слишком очевидное счастье! Кого же, позвольте спросить, может напомнить наша царица из былых красавиц? — Разве царицу Ласточку, да и то тогда, когда она была во всеоружии своих чар, подчеркнутых новыми нарядами!

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 54

Станс 3 ("Славный цветок и крушащая царство друг другу рады...")

Славный цветок и крушащая царство  друг другу рады: К ним всегда и взгляд,  и улыбка князя-государя. Таять послав, растопив досаду  бескрайнюю ветра весеннего, Около домика: "Топь благовоний"  стала к резным перилам. Примечания В. М. Алексеева

Крушащая царство — красота женщины была воспета придворным поэтом II века до н. э. в следующих строках:

На севере живет красавица, Выделяясь из всех, оставаясь одна. Раз взглянет — сокрушит человеку город, Два взглянет — свергнет человеку царство!

Император, прослушав это, вздохнул и сказал:

"Ну, в хорошие-то времена (как наши) разве может такая появиться?"

Тогда выяснилось, что поэт пел о своей сестре. Император приблизил ее к себе и в любовном умопомрачении был близок к катастрофе.

 Парафраз второй строфы:

Знаменитый своею красотой цветок и красавица, могущая своими чарами разрушить царство, как бы рады друг другу, и на них почивают с улыбкой взгляды восхищенного государя. Государь был, как весенний ветер, недоволен, что цветок не раскрывается. Но вот он наконец раскрылся; досада настойчивого ветерка рассеялась, и в беседке, сделанной из ценного дерева ("Топь благовоний"), стоит чаровница, любующаяся цветами, и сама вся в любовном взгляде очей государя.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 55

"Полуночная песнь в четыре времени года"

Осень. Песня Цзы-е, жены в уделе У ("В столице Чанъане месяца ломтик один...")

В столице Чанъане месяца ломтик один, а в тысячах семей вокруг стуки вальков по белью. Осенние вихри дуют здесь не прерываясь. Все это к заставе Яшмовой чувство одно. Когда день настанет, чтоб варваров угомонили? Мой милый закончит тогда свой далекий поход. Введение

В китайской поэзии классического типа (ши) нет ни намека на страстную любовь, составляющую основную тему всех других поэзий. Но есть, так сказать, строгая любовь мужа к жене и жены к мужу, выражающаяся в тоске по отсутствующему супругу, по временно нарушенной, но крепкой и незыблемой связи.

Заглавие

Цзы-е — слагательница песен в уделе и затем царстве У (III в.). Ли Бо очень часто (как, впрочем, и другие поэты) любит брать темы из так называемого "кладезя музыки" (юэфу), образованного во II в. [до] н.э. как учреждение — палата для собирания народных песен и для переложения их на музыку. Есть много трактатов об этой Музыкальной палате; часть из них прилежно весь дошедший до нас материал кодифицировала и комментировала. К этому материалу придется в дальнейшем возвращаться очень часто.

Примечания

Чанъанъ (Вечный Мир) — имя древней столицы вообще и династийной танской в частности. Часто служит поэтам темой пышных описаний.

...стуки вальков по белью... — китайцы стирали тогда свою одежду без мыла и колотили ее (как и посейчас) вальком у воды, где ее полоскали. Стук вальков, столь обычный для китайских поселений у воды, наводит мысль о доме и о том, кому [для кого] надо бы дома стирать белье.

Осенние вихри дуют здесь не прерываясь... — осенний ветер наводит грустные мысли о муже, которому пора бы вернуться домой, а не студиться на ветру в пустыне.

Яшмовая застава — Юй(мэнь)гуань в районе Дуньхуана (Западный Китай).

Угомонили — "угомонить", "усмирить" и т.п. — термины-эвфемизмы, обозначающие покорение западных варваров (хулу — "варвары-пленники"), которые "бунтуют", "разбойничают" и т.п. на границах Китая.

Источник: Алексеев В.М. "Труды по китайской литературе", Т.1, 2003, стр. 313

"Осенняя заводь" / "Песнь в осеннем затоне" / "Песни Осеннего плеса" / "Песни о Цюпу"

12. "Вода — словно одна полоса шелка..."

Вода — словно одна полоса шелка, Земля эта — то же ровное небо. Что, если бы, пользуясь светлой луною, Взор — в цветы, сесть в ладью, где вино?

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977, стр. 263

15. "Белых волос тысячи три саженей!..."

Белых волос тысячи три саженей! Грусть ведь моя так бесконечно долга! Я не пойму: в зеркале светлом и чистом где я добыл иней осенний висков?

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977, стр. 264

15. Песнь в Осеннем Затоне ("Белые волосы тысячи в три саженей!...")

Белые волосы тысячи в три саженей! Это кручина кажется длинной такой! Мне не постичь: в зеркале светлом и чистом Где отыскал я иней осенний висков?

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 54

17. "Холм Персиков — один лишь шаг земли..."

Холм Персиков — один лишь шаг земли... Там четко-четко слышны речь и голос. Безмолвно с горным я монахом здесь прощаюсь. Склоняю голову; привет вам в белых тучах!

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977, стр. 263

Перевод: Ахматова А.А.

Луна над пограничными горами ("Луна над Тянь-Шанем восходит, светла...")

Луна над Тянь-Шанем восходит, светла, И бел облаков океан, И ветер принёсся за тысячу ли Сюда от заставы Юймынь. С тех пор как китайцы пошли на Бодэн, Враг рыщет у бухты Цинхай, И с этого поля сраженья никто Домой не вернулся живым. И воины мрачно глядят за рубеж — Возврата на родину ждут, А в женских покоях как раз в эту ночь Бессонница, вздохи и грусть. Примечания

Бодэн — гора в провинции Шэньси, где в 200 году до н.э. ханьский император Гао-цзу был окружён гуннами.

Юймэнь («Яшмовые ворота») — совр. пров. Ганьсу.

Л. Н. Гумилев полагает, что вместо Тяньшань должно было стоять Иньшань, поскольку «луна, восходящая над Тяньшанем, в Китае не видна» {Л. Н. Гумилев. Хунну. М., 1960). Китайские же комментаторы указывают: солдаты находятся западнее Тяньшаня, и потому-то выкатывающаяся на востоке луна для них поднимается именно над Тяньшанем.

Сюжет стихотворения Л. Н. Гумилев относит к 90 г. до н. э., возражая оппоненту («Огонек», 1955, № 23, с. 9), который датировал его 200 г. до н. э.

Источник: "Светлый источник", 1989

Песня о восходе и заходе солнца ("Из восточного залива солнце...")

Из восточного залива солнце, Как из недр земных, над миром всходит, По небу пройдет и канет в море. Где ж пещера для шести драконов? В древности глубокой и поныне Солнце никогда не отдыхало, Человек без изначальной силы Разве может вслед идти за солнцем? Расцветая, травы полевые Чувствуют ли к ветру благодарность? Дерева, свою листву роняя, На осеннее не ропщут небо. Кто торопит, погоняя плетью, Зиму, осень, и весну, и лето? Угасанье и расцвет природы Совершаются своею волей. О, Си Хэ, Си Хэ, возница солнца, Расскажи нам, отчего ты тонешь В беспредельных и бездонных водах. И какой таинственною силой Обладал Лу Ян? Движенье солнца Он остановил копьем воздетым. Много их, идущих против Неба, Власть его присвоивших бесчинно. Я хочу смешать с землею небо, Слить всю необъятную природу С первозданным хаосом навеки.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Поднося вино ("Неужто вы не видите, друзья...")

Неужто вы не видите, друзья, Как воды знаменитой Хуанхэ, С небесной низвергаясь высоты, Стремятся бурно в море, Чтоб не вернуться больше? Неужто вы не видите, друзья, Как в царственных покоях зеркала Скорбят о волосах, — они вчера Чернее шелка были, А ныне стали снегом? Достигнув в жизни счастья, Испей его до дна, Пусть полон будет кубок Под молодой луной. Мне небом дар отпущен, Чтоб расточать его. Истраченным богатством Я овладею вновь. Быка зажарим, други, Но для веселья нам Сейчас же надо выпить Заздравных триста чаш. Учитель Цэнь И ты, Даньцю, Коль поднесут вино, То пейте до конца, А я вам песнь спою, Ко мне склоните ухо: Изысканные яства Не следует ценить, Хочу быть вечно пьяным, А трезвым — не хочу. Так повелось издревле — Безмолвны мудрецы, Лишь пьяницы стремятся Прославиться в веках. Князь Цао Чжи когда-то Устроил пир в Пинлэ, И десять тысяч доу Там выпили шутя. Напрасно наш хозяин Сказал, что денег нет, Вина еще мы купим, Чтобы друзьям налить. Вот быстрый конь, Вот новый плащ, — Пошлем слугу-мальчишку, Пусть обменяет их, И вновь, друзья, забудем Мы о своих скорбях.

Источник: "Светлый источник", 1989

Перевод: Балашов Э.В.

В одиночестве сижу на горе Цзинтиншань ("Растаяла стая, изведав предел восхожденья...")

Растаяла стая,  изведав предел восхожденья Одно только облачко  праздно плывет в отдаленье. Глядим друг на друга —  и наглядеться не можем... Воистину это  Беседка Благоговенья*. Примечания

...на горе Цзинтиншань. — Имеются в виду горы на юго-востоке Китая в нынешней провинции Аньхуэй. Славятся своими красивыми видами. После того как Се Тяо воспел их красоту, любуясь ими из Павильона Благоговения, горы стали называть Цзинтиншань — Горы Павильона Благоговения.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Ночлег с друзьями ("Вековую скорбь долой...")

Вековую скорбь долой —  избываем свои беды! Выпиваем чередой  сто кувшинчиков вина. Глубока, прозрачна ночь,  и чиста река беседы. Ослепительна луна...  мы не спим или она? С хмелю в горы забредем  и возляжем, где попало,

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Удалившемуся от мира почтенному наставнику, ищущему гармонию ("Голубит небеса вершин лазурных стая...")

Голубит небеса  вершин лазурных стая. Годам потерян счет,  даль без конца и края. Отшельник ищет Путь  и тучу понукает*, У древа бытия  в язык ручья вникает. Там нежные цветы,  там черный буйвол дремлет Высоких сосен шум —  им белый аист внемлет. Пока искал слова —  на воду солнце село. Спускаюсь в дым сует  из горного предела.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Перевод: Басманов М.И.

"Пусамань" ("Бодхисаттва-инородец")

Пусамань ("Словно затканный в пряди тумана...")

Словно затканный в пряди тумана, Лес вдали, различимый едва. Бередит в моем сердце раны Гор холодная синева. Я на башню поднялся высоко, Где заполнил все сумрак густой; Там стою и стою одиноко Со своею тоской. И на мрамор белый ступеней Устремляю задумчивый взгляд. Шум внезапно возник в отдаленье — Это птицы в гнезда спешат. А моя где нынче дорога, Та, что к дому родному ведет?.. И беседок для отдыха много По дороге путника ждет. (Мелодия "Пусамань" — "Бодхисаттва-инородец")

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

Перевод: Гитович А.И.

"Когда красавица здесь жила — цветами был полон зал..."

Когда красавица здесь жила — Цветами был полон зал. Теперь красавицы больше нет — Это Ли Бо сказал. На ложе, расшитые шелком цветным, Одежды ее лежат. Три года лежат без хозяйки они, Но жив ее аромат. Неповторимый жив аромат. И будет он жить всегда. Хотя хозяйки уж больше нет, Напрасно идут года. И ныне я думаю только о ней, А желтые листья летят, И капли жестокой белой росы Покрыли зеленый сад.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

"Теперь живу к востоку от Чунлина..."

Теперь живу К востоку от Чунлина, А господин — Он у реки Ханьцзян. На сотни "ли" В цветах лежат долины — Я б вытоптала Всю траву полян. С тех пор, как мы Объятия разжали, — С тех пор трава, Как осенью, низка, А осень нас Соединит едва ли. Чем ближе вечер — Тем острей тоска. О, если б встретиться! Как я хочу, Одежды сбросив, Потушить свечу! Примечания

Чунлин — находится в современной провинции Хубэй.

Река Ханьцзян — находится в современной провинции Шэньси.

Источник: "Из китайской и корейской поэзии", 1958

Без названия ("И ясному солнцу, и светлой луне...")

И ясному солнцу, И светлой луне В мире Покоя нет. И люди Не могут жить в тишине, А жить им — Немного лет. Гора Пэнлай Среди вод морских Высится, Говорят. Там, в рощах Нефритовых и золотых Плоды, Как огонь, горят. Съешь один — И не будешь седым, А молодым Навек. Хотел бы уйти я В небесный дым, Измученный Человек.

Источник: Ли Бо "Избранная лирика", 1957

Белая цапля ("Вижу белую цаплю на тихой осенней реке...")

Вижу белую цаплю На тихой осенней реке; Словно иней, слетела И плавает там, вдалеке. Загрустила душа моя, Сердце — в глубокой тоске. Одиноко стою На песчаном пустом островке.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Беседка Лаолао ("Здесь душу ранит самое названье...")

Здесь душу ранит Самое названье И тем, кто провожает, И гостям. Но ветер, Зная горечь расставанья, Все не дает Зазеленеть ветвям.

Источник: Томихай Т.Х. "В сердце моем осени свет", 2016

В горах Лушань смотрю на юго-восток, на пик Пяти Стариков ("Смотрю на пик Пяти Стариков, на Лушань, на юго-восток...")

Смотрю на пик Пяти Стариков, На Лушань, на юго-восток. Он поднимается в небеса, Как золотой цветок. С него я видел бы все кругом И всем любоваться мог... Вот тут бы жить и окончить мне Последнюю из дорог.

Источник: "Светлый источник", 1989, стр. 43

Весенней ночью в Лояне слышу флейту ("Слышу: яшмовой флейты музыка...")

Слышу: яшмовой флейты музыка, Окруженная темнотой. Пролетая, как ветры вешние, Наполняет Лоян ночной. Слышу "Сломанных ив" мелодию, Грустью полную и тоской... Как я чувствую в этой песенке Нашу родину — сад родной!

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Весенние думы ("У вас еще зеленеют едва...")

У вас еще зеленеют едва Побеги юной травы, А у нас уже тополь ветви склонил, Тяжелые от листвы. Когда ты подумаешь, государь, О дальнем ко мне пути, У меня, наверное, в этот день Разорвется сердце в груди. Весенний ветер я не зову — Он не знаком со мной, — Зачем же в ночи проникает он Под газовый полог мой?

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Весенним днем брожу у ручья Лофутань ("Один, в горах, Я напеваю песню...")

Один, в горах, Я напеваю песню, Здесь, наконец, Не встречу я людей. Все круче склоны, Скалы все отвесней, Бреду в ущелье, Где течет ручей. И облака Над кручами клубятся, Цветы сияют В дымке золотой. Я долго мог бы Ими любоваться — Но скоро вечер, И пора домой.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Ветка ивы ("Смотри, как ветви ивы гладят воду...")

Смотри, как ветви ивы Гладят воду — Они склоняются Под ветерком. Они свежи, как снег, Среди природы И теплые, Дрожат перед окном. А там красавица Сидит тоскливо, Глядит на север, На простор долин, И вот — Она срывает ветку ивы И посылает — мысленно — В Лунтин.

Источник: Томихай Т.Х. "В сердце моем осени свет", 2016

Воспеваю гранатовое дерево, растущее под восточным окном моей соседки ("У соседки моей под восточным окном..")

У соседки моей Под восточным окном Разгорелись гранаты В луче золотом. Пусть коралл отразится В зеленой воде — Но ему не сравниться с гранатом Нигде. Столь душистых ветвей Не отыщешь вовек — К ним прелестные птицы Летят на ночлег. Как хотел бы я стать Хоть одной из ветвей, Чтоб касаться одежды Соседки моей. Пусть я знаю, Что нет мне надежды теперь, — Но я все же гляжу На закрытую дверь.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Глядя на гору Айвы ("Едва проснусь и вижу я уже...")

Едва проснусь И вижу я уже: Гора Айвы. И так — весь день-деньской, Немудрено, Что "кисло" на душе: Гора Айвы Всегда передо мной.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Думы в тихую ночь ("У самой моей постели легла от луны дорожка...")

У самой моей постели Легла от луны дорожка. А может быть, это иней? Я сам хорошо не знаю. Я голову поднимаю Гляжу на луну в окошко, Я голову опускаю И родину вспоминаю.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 149

Жду ("За кувшином вина я послал в деревенский кабак...")

За кувшином вина Я послал в деревенский кабак. Но слуга почему-то Пропал — задержался в пути. На холмах, на закате, Горит расцветающий мак, И уж самое время, Чтоб рюмку к губам поднести. Потихоньку б я пил, У восточного сидя окна, И вечерняя иволга Пела бы мне за окном. Ветерок прилетел бы, И с ним — захмелев от вина — Утомленному путнику Было б нескучно вдвоем.

Источник: "Из китайской и корейской поэзии", 1958

За вином ("Говорю я тебе: от вина отказаться нельзя..")

Говорю я тебе: От вина отказаться нельзя, — Ветерок прилетел И смеется над трезвым, тобой. Погляди, как деревья — Давнишние наши друзья, — Раскрывая цветы, Наклонились над теплой травой. А в кустарнике иволга Песни лепечет свои, В золотые бокалы Глядит золотая луна. Тем, кто только вчера Малолетними были детьми, Тем сегодня, мой друг; Побелила виски седина. И терновник растет В знаменитых покоях дворца, На Великой террасе Олени резвятся весь день. Где цари и вельможи? — Лишь время не знает конца, И на пыльные стены Вечерняя падает тень. ------------------ Все мы смертны. Ужели Тебя не прельщает вино? Вспомни, друг мой, о предках Их нету на свете давно.

Источник: "Ветви ивы", 2000

Зимним днем возвращаюсь к своему старому жилищу в горах ("С глаз моих утомленных еще не смахнул я слезы...")

С глаз моих утомленных Еще не смахнул я слезы, Еще не смахнул я пыли С чиновничьего убора. Единственную тропинку Давно опутали лозы, В высоком и чистом небе Сияют снежные горы. Листья уже опали, Земля звенит под ногою, И облака застыли Так же, как вся природа. Густо бамбук разросся Порослью молодою, А старое дерево сгнило — Свалилось в речную Воду.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Летним днем в горах ("Так жарко мне — лень веером взмахнуть...")

Так жарко мне — Лень веером взмахнуть. Но дотяну до ночи Как-нибудь. Давно я сбросил Все свои одежды — Сосновый ветер Льется мне на грудь.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Навещаю отшельника на горе Дайтянь, но не застаю его ("Собаки лают и шумит вода..")

Собаки лают, И шумит вода, И персики Дождем орошены. В лесу Оленей встретишь иногда, А колокол Не слышен с вышины. За сизой дымкой Высится бамбук, И водопад Повис среди вершин... Кто скажет мне, Куда ушел мой друг? У старых сосен я стою один.

Источник: "Ветви ивы", 2000, стр. 243

Ночной крик ворона ("Опять прокаркал черный ворон тут..")

Опять прокаркал Черный ворон тут — В ветвях он хочет Отыскать приют. Вдова склонилась Над станком своим — Там синий шелк Струится, словно дым. Она вздыхает и глядит во тьму: Опять одной Ей ночевать в дому.

Источник: "Ветви ивы", 2000, стр. 279

О том, как Юань Дань-цю жил отшельником в горах. ("В восточных горах он выстроил дом...")

В восточных горах Он выстроил дом Крошечный Среди скал. С весны он лежал В лесу пустом И даже днем Не вставал. И ручейка Он слышал звон И песенки Ветерка. Ни дрязг и ни ссор Не ведал он — И жить бы ему Века.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

Одиноко сижу в горах Цзинтиншань ("Плывут облака отдыхать...")

Плывут облака Отдыхать после знойного дня, Стремительных птиц Улетела последняя стая. Гляжу я на горы, И горы глядят на меня, И долго глядим мы, Друг другу не надоедая.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Оплакиваю славного сюаньчэнского винодела, старика ("Ты, старый друг, Ушел в загробный мир...")

Ты, старый друг, Ушел в загробный мир. Где, верно, Гонишь ты вино опять. Там — нет Ли Бо, И кто устроит пир? Кому вино Ты станешь продавать?

Источник: Томихай Т.Х. "В сердце моем осени свет", 2016

Осенние чувства ("Сколько дней мы в разлуке, мой друг дорогой...")

Сколько дней мы в разлуке, Мой друг дорогой, — Дикий рис уже вырос У наших ворот. И цикада Смирилась с осенней порой, Но от холода плачет Всю ночь напролет. Огоньки светляков Потушила роса, В белом инее — Ветви ползучие лоз. Вот и я Рукавом закрываю глаза, Плачу, друг дорогой, И не выплачу слез.

Источник: "Из китайской и корейской поэзии", 1958

Печаль ("За яшмовою шторою одна...")

За яшмовою шторою Одна Красавица Томится у окна. Я вижу влажный блеск В очах печальных — Кто ведает, О ком грустит она?

Источник: Ли Бо и Ду Фу "Избранная лирика", 1987

Посвящаю Мэн Хао-Жаню ("Я учителя Мэн почитаю навек...")

Я учителя Мэн Почитаю навек, Будет жить его слава Во веки веков. С юных лет Он карьеру презрел и отверг — Среди сосен он спит И среди облаков. Он бывает Божественно пьян под луной, Не желая служить — Заблудился в цветах. Он — гора. Мы склоняемся перед горой, Перед ликом его — Мы лишь пепел и прах.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Проводы друга ("Там, где синие горы За северной стали стеной..")

Там, где синие горы За северной стали стеной, Воды белой реки Огибают наш город с востока. На речном берегу Предстоит нам расстаться с тобой, Одинокий твой парус Умчится далеко-далеко. Словно легкое облачко, Ветер тебя понесет. Для меня ты — как солнце, Ужели же время заката? Я рукою машу тебе — Вот уже лодка плывет. Конь мой жалобно ржет — Помнит: ездил на нем ты когда-то.

Источник: "Три танских поэта", 1960, стр. 77

Провожаю гостя, возвращающегося в У ("Тихий дождик окончился. Выпито наше вино...")

Тихий дождик окончился. Выпито наше вино. И под парусом лодка твоя По реке полетела. Много будет тебе на пути Испытаний дано, А вернешься домой — И слоняться там станешь без дела. Здесь, на острове нашем, Уже расцветают цветы, И плакучие ивы Листву над рекою склонили. Без тебя мне осталось Сидеть одному у воды, На речном перекате, Где вместе мы рыбу удили. Примечания

У — название древнего царства, находившегося когда-то в районе провинций Цзянсу и Аньхуэй.

Источник: "Из китайской и корейской поэзии", 1958

Провожу ночь с другом ("Забыли мы про старые печали...")

Забыли мы Про старые печали — Сто чарок Жажду утолят едва ли, Ночь благосклонна К дружеским беседам, А при такой луне И сон неведом, Пока нам не покажутся, Усталым, Земля — постелью, Небо — одеялом.

Источник: Ли Бо "Избранная лирика", 1957

Развлекаюсь ("Я за чашей вина не заметил совсем темноты...")

Я за чашей вина  не заметил совсем темноты. Опадая во сне,  мне осыпали платье цветы. Захмелевший, бреду  по луне, отраженной в потоке. Птицы в гнезда летят,  а людей не увидишь здесь ты...

Источник: "Три танских поэта", 1960, стр. 67

Рано утром выезжаю из города Боди ("Я покинул Боди, что стоит средь цветных облаков...")

Я покинул Боди,  что стоит средь цветных облаков, Проплывем по реке мы  до вечера тысячу ли. Не успел отзвучать еще  крик обезьян с берегов — А уж челн миновал  сотни гор, что темнели вдали.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

С кубком в руке вопрошая луну ("С тех пор, как явилась в небе луна...")

С тех пор, как явилась в небе луна, Сколько прошло лет? Отставив кубок, спрошу ее — Может быть, даст ответ. Никогда не взберешься ты на луну, Что сияет во тьме ночной. А луна — куда бы ты ни пошел — Последует за тобой. Как летящее зеркало, заблестит У дворца Бессмертных она. И сразу тогда исчезает мгла — Туманная пелена. Ты увидишь, как восходит луна На закате, в вечерний час. А придет рассвет — не заметишь ты, Что уже ее свет погас. Белый заяц на ней лекарство толчет, И сменяет зиму весна. И Чан Э в одиночестве там живет — И вечно так жить должна. Мы не можем теперь увидеть, друзья, Луну древнейших времен. Но предкам нашим светила она, Выплыв на небосклон. Умирают в мире люди всегда — Бессмертных нет среди нас, — Но все они любовались луной, Как я любуюсь сейчас. Я хочу, чтобы в эти часы, когда Я слагаю стихи за вином, — Отражался сияющий свет луны В золоченом кубке моем.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

С отшельником пью в горах ("Мы выпиваем вместе — я и ты...")

Мы выпиваем вместе — Я и ты, Нас окружают Горные цветы. Вторая чарка И восьмая чарка, И так мы пьем До самой темноты, И, захмелев, Уже хочу я спать, А ты — иди. Потом придешь опять: Под утро Лютню принесешь с собою, А с лютнею — Приятней выпивать.

Источник: "Из китайской и корейской поэзии", 1958

Смотрю на водопад в горах Лушань ("За сизой дымкою вдали горит закат...")

За сизой дымкою вдали Горит закат, Гляжу на горные хребты, На водопад. Летит он с облачных высот Сквозь горный лес — И, кажется: то Млечный путь Упал с небес.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Солдаты сражаются к югу от стены ("Над полем боя солнца диск взошел...")

Над полем боя Солнца диск взошел. Опять на смертный бой Идут солдаты. Здесь воздух Неподвижен и тяжел, И травы здесь От крови лиловаты. И птицы Человечину клюют, Так обжираются — Взлететь не в силах. Те, кто вчера С врагами бились тут, Сегодня под стеной Лежат в могилах. Но беззаветных воинов Семья Еще бесчисленна, В краю туманов... ... Далеких жен Мужья и сыновья Сражаются Под грохот барабанов.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

Среди чужих ("Прекрасен крепкий аромат Ланьлинского вина...")

Прекрасен крепкий аромат Ланьлинского вина. Им чаша яшмовая вновь, Как янтарем, полна. И если гостя напоит Хозяин допьяна — Не разберу: своя ли здесь, Чужая ль сторона.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Стихи о краткости жизни ("День промелькнет — он короток, конечно...")

День промелькнет — Он короток, конечно. Но и столетье Улетит в простор. Когда простерлось небо В бесконечность — Десятки тысяч калп Прошло с тех пор. И локоны у феи Поседели — То иней времени Оставил след. Владыка Взор остановил на деве — И хохот слышен Миллионы лет. Остановить бы Шестерых драконов И привязать их К дереву Фусан, Потом, Небесный Ковш Вином наполнив, Поить — чтоб каждый Намертво был пьян. ------- Хочу ли Знатным и богатым быть? Нет! Время я хочу остановить.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

Стихи о чистой реке ("Очищается сердце мое здесь, на Чистой реке...")

Очищается сердце мое Здесь, на Чистой реке; Цвет воды ее дивной Иной, чем у тысячи рек. Разрешите спросить Про Синьань, что течет вдалеке: Так ли камешек каждый Там видит на дне человек? Отраженья людей, Словно в зеркале светлом, видны, Отражения птиц Как на ширме рисунок цветной. И лишь крик обезьян, Вечерами, среди тишины, Угнетает прохожих, Бредущих под ясной луной. Примечания

Чистая река (Цинси) — в современной провинции Аньхуэй; получила это название благодаря прозрачности своих вод.

Стихотворение написано в 754 г.

Синьань (цзян) — тоже знаменитая чистотой и прозрачностью вод река в той же провинции Аньхуэй.

крик обезьян — в китайской поэзии всегда ассоциируется с глубокой тоской.

Источник: "Светлый источник", 1989

Струящиеся воды ("В струящейся воде осенняя луна...")

В струящейся воде Осенняя луна. На южном озере Покой и тишина. И лотос хочет мне Сказать о чем-то грустном, Чтоб грустью и моя Душа была полна.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 137

Тоска у яшмовых ступеней ("Ступени из яшмы давно от росы холодны...")

Ступени из яшмы Давно от росы холодны. Как влажен чулок мой! Как осени ночи длинны! Вернувшись домой, Опускаю я полог хрустальный И вижу — сквозь полог — Сияние бледной луны.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 161

Увидев цветок, называемый "белоголовым стариком" ("У деревенских глиняных домов бреду уныло...")

У деревенских Глиняных домов Бреду уныло По земле суровой, И на лугу, Средь полевых цветов, Гляжу — растет "Старик белоголовый". Как в зеркало Смотрю я на цветок: Так на него Виски мои похожи. Тоска. Ужели Этот карлик мог Мои печали старые Умножить? Примечания

Старик белоголовый — анемона, или ветреница.

Источник: "Из китайской и корейской поэзии", 1958

Храм на вершине горы ("На горной вершине ночую...")

На горной вершине Ночую в покинутом храме. К мерцающим звездам Могу прикоснуться рукой. Боюсь разговаривать громко: Земными словами Я жителей неба Не смею тревожить покой.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 129

Шутя преподношу моему другу Ду Фу ("На вершине горы, где зеленые высятся ели...")

На вершине горы,  где зеленые высятся ели, В знойный солнечный полдень  случайно я встретил Ду Фу. Разрешите спросить:  почему вы, мой друг, похудели, — Неужели так трудно  слагать за строфою строфу?

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Экспромт ("Подымаю меч и рублю ручей...")

Подымаю меч И рублю ручей, — Но течет он Еще быстрей. Подымаю кубок, И пью до дна, — А тоска Все так же сильна.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

"Вспоминаю горы Востока" / "Думаю о Восточной горе"

1. "В горах Востока не был я давно..."

В горах Востока Не был я давно, Там розовых цветов Полным-полно. Луна вдали Плывет над облаками, А в чье она Опустится окно?

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

"Осенняя заводь" / "Песнь в осеннем затоне" / "Песни Осеннего плеса" / "Песни о Цюпу"

1. "Не с осенью ли схож осенний берег..."

Не с осенью ли схож Осенний берег, Он повергает странника В печаль, — И кто её поймет И кто измерит, Когда с горы Он долго смотрит вдаль? Он смотрит В направлении Чанъани, Внизу течет И пенится вода. Он спрашивает В горе и страданье: "Ты вспомнишь обо мне Хоть иногда? Пригоршню слез Ты захвати с собой И унеси их к другу — В край родной".

Источник: Томихай Т.Х. "В сердце моем осени свет", 2016, стр. 99

2. "Здесь всю ночь тоскуют обезьяны..."

Здесь всю ночь Тоскуют обезьяны — Станет белой Желтая гора. И река шумит Во мгле туманной, Сердце мне Тревожа до утра. Я хочу — И не могу уехать, Долго ль мне еще Томиться тут? Посмеяться бы Хоть горьким смехом — Но лишь слезы Из очей бегут.

Источник: Ли Бо и Ду Фу "Избранная лирика", 1987, стр. 52

5. "Здесь обезьянки в заводи речной..."

Здесь обезьянки В заводи речной, Похожие На белые снежинки, Играют С отраженною луной И корчат ей Гримасы и ужимки.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 157

6. "Гостем я проживаю — а мысли мои как в тумане..."

Гостем я проживаю — А мысли мои как в тумане. Через силу гляжу на цветы — А болеет душа. Хоть и горы и реки Здесь выглядят словно в Яньсяне. Но подуют ветра — И как-будто я снова в Чанша.

Источник: Томихай Т.Х. "В сердце моем осени свет", 2016, стр. 103

14. "Зажгло и землю и небо горнов жаркое пламя..."

Зажгло и землю и небо Горнов жаркое пламя, Красные искры смешались С темно-лиловым дымом. Поет краснолицый парень — И песня летит над нами, И ветер её разносит По далям необозримым.

Источник: Томихай Т.Х. "В сердце моем осени свет", 2016, стр. 105

15. (III) "Я здесь совсем еще недолго прожил..."

Я здесь совсем еще Недолго прожил, Но в зеркало Однажды посмотрел — И вижу: Волосы мои похожи На белый снег Или на белый мел. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте указан номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 156

"Под луной одиноко пью" / "В одиночестве пью под луной"

1. "Среди цветов поставил я кувшин..."

Среди цветов поставил я Кувшин в тиши ночной И одиноко пью вино, И друга нет со мной. Но в собутыльники луну Позвал я в добрый час, И тень свою я пригласил — И трое стало нас. Но разве, — спрашиваю я, — Умеет пить луна? И тень, хотя всегда за мной Последует она? А тень с луной не разделить, И я в тиши ночной Согласен с ними пировать, Хоть до весны самой. Я начинаю петь — и в такт Колышется луна, Пляшу — и пляшет тень моя, Бесшумна и длинна. Нам было весело, пока Хмелели мы втроем. А захмелели — разошлись, Кто как — своим путем. И снова в жизни одному Мне предстоит брести До встречи — той, что между звезд, У Млечного Пути.

Источник: Ли Бо "Избранная лирика", 1957, стр. 57

2. "О, если б небеса, мой друг, Не возлюбили бы вино..."

О, если б небеса, мой друг, Не возлюбили бы вино — Скажи: Созвездье Винных Звезд Могло ли быть вознесено? О, если б древняя земля Вино не стала бы любить — Скажи: Источник Винный мог По ней волну свою струить? А раз и небо, и земля Так любят честное вино — То собутыльникам моим Стыдиться было бы грешно. Мне говорили, что вино Святые пили без конца, Что чарка крепкого вина Была отрадой мудреца. Но коль святые мудрецы Всегда стремились пить вино — Зачем стремиться в небеса? Мы здесь напьемся — все равно. Три кубка дайте мне сейчас — И я пойду в далекий путь. А дайте доу выпить мне — Сольюсь с природой как-нибудь. И если ты, мой друг, найдешь Очарование в вине — Перед ханжами помолчи — Те не поймут: расскажешь мне.

Источник: Ли Бо "Избранная лирика", 1957

"Полуночная песнь в четыре времени года"

Весна. "Цзые" весенняя. ("Кто у нас не слыхал о красавице нежной Ло Фу?...")

Кто у нас не слыхал О красавице нежной Ло Фу? Как однажды она Обрывала с деревьев листву? Белоснежные руки Сияли в зеленых ветвях. И полдневное солнце Горело у ней на щеках. "Сударь! незачем тут Останавливать быстрых коней — Мне пора уходить, Накормить шелковичных червей". Примечания Г.О. Монзелера

"Цзые" — буквально: "полночь" — название песенного жанра эпохи династии Цзинь (265-420 гг.), созданного, если верить традиции, поэтессой Цзы-е. В основе этого жанра лежат народные песни удела У, находившегося на территории нынешних провинций Цзянсу и Чжэцзян.

Ло Фу — красавица, героиня известной древней поэмы "Туты на меже". Проезжий знатный вельможа пытался ухаживать за ней, но был решительно отвергнут женщиной, хранившей верность мужу.

Стихотворение посвящено той же теме, что и упомянутая поэма.

Источник: "Три танских поэта", 1960, стр. 140

Лето. "Цзые" летняя ("Зеркальное озеро на сто раскинулось ли..")

Зеркальное озеро На сто раскинулось ли, И лотосы тихо Открыли бутоны свои. Красавица с лодки Цветы собирает легко, А люди досадуют Озеро невелико: Уплыла красавица, И не видать за холмом, Как входит она, Равнодушная, в княжеский дом. Примечания Г.О. Монзелера

Зеркальное озеро — искусственное озеро, созданное по приказу Ма Чжэня, губернатора области Гуйцзи (в современной провинции Цзянсу) в 130 г. н. э. как водохранилище для орошения окрестных полей в засушливые годы.

Ли — мера длины, равная приблизительно 0,5 км.

Красавица — в оригинале она уподобляется знаменитой Си Ши, гаремной красавице князя царства Юэ. подаренной последним князю соперничавшего с ним царства У. Благодаря этому уподоблению в последней строке и жилище красавицы именуется "княжеским домом".

Источник: "Три танских поэта", 1960, стр. 141

Осень. "Цзые" осенняя ("Уже над городом Чанъань сияет круглая луна...")

Уже над городом Чанъань Сияет круглая луна. Но всюду слышен стук вальков, И женщины не знают сна. Осенний ветер во дворах Всю ночь свистеть не устаег. И помыслы мои летят К заставе Яшмовых ворот. Когда же, варваров смирив, Утихнет долголетний бой? Когда домой придут войска И муж мой встретится со мной? Примечания Г.О. Монзелера

Чанъань — столица Танской империи, ныне город Сиань в провинции Шэньси.

стук вальков — при стирке женщины расстилают белье на плоских камнях и колотят вальками.

застава Яшмовых ворот — пограничная застава на северо-западе Китая в уезде Дуньхуан провинции Ганьсу. Через эту заставу проходил путь из Китая на территорию северо-западных варварских племен.

Источник: "Поэзия государства Цзинь", 2001, стр. 142

Зима. "Цзые" зимняя ("На рассвете гонец отправляется в дальний поход...")

На рассвете гонец Отправляется в дальний поход. Подбиваю я ватой одежду Всю ночь напролет. А замерзшие пальцы Дрожат, продевая иглу. Ножниц не удержать — И все время они на полу. Но одежду для мужа В далекий отправлю я путь — Может быть, до Линьтао Ее довезут как-нибудь? Примечания Г.О. Монзелера

Линьтао — селение на западных границах тайского Китая, в современной провинции Ганьсу. Здесь пролегал путь на запад и стоял гарнизон.

Источник: "Три танских поэта", 1960, стр. 143

"Смотрю на водопад в горах Лушань"

2. "За сизой дымкою вдали горит закат..."

За сизой дымкою вдали Горит закат, Гляжу на горные хребты, На водопад Летит он с облачных высот Сквозь горный лес — И кажется: то Млечный путь Упал с небес.

Источник: "Три танских поэта", 1960, стр. 37

Перевод: Жюдит (Юдифь) Готье

Запретный цветок ("Светлой осенней ночью волнующаяся вода качает мою лодку...")

Светлой осенней ночью волнующаяся вода качает мою лодку, Одинокий, я плыву на южном озере и рву белые лотосы. О! Как он прекрасен, белый цветок лотоса!.. Как он утончен и очарователен! Горячее желание снедает меня признаться в любви, которую он мне внушает... Увы!.. Новая грусть заполняет мое сердце... Лодка уходит по течению на неверных водах, которые делают себе из нее игрушку. Примечания

Это перевод с французского, сделан В.М. Алексеевым (?) для иллюстрации переводов, "...которые создаются переводчиками второго сорта..."

"Достаточно провести параллель между этими двумя переводами [имеется в виду данный перевод Готье и "дословный" перевод этого стихотворения, сделанный В.М. Алексеевым, специально для этой иллюстрации *], чтобы убедиться в фантазии, царящей в первом. Прежде всего, речь идет не о бурной воде, а о спокойной, стоячей; никакое не горячее желание снедает поэта признаться в несуществующей страсти, которую, кстати, цветок лотоса в Китае никому не внушает. Наконец, весь остаток строки про лодку прибавлен, как и большая часть предыдущего, без всякого допустимого основания. Влияние Юдифи Готье особенно сказалось в России, где ею вдохновлялись составители сборников экзотических стихов, таких, например, как знаменитый "Фарфоровый павильон" поэта Н.С. Гумилева, которого никак нельзя было убедить в фальшивости того, что служило ему оригиналом." В.М. Алексеев

Источник: Алексеев В.М. "Труды по китайской литературе", Т.1, 2003, стр. 119

Перевод: Лисевич И.С.

"Попивая вино у горной тропы, я машу рукой..."

Попивая вино у горной тропы, я машу рукой, Увидев, что мимо меня проезжает верхом Красавица-дева из У, которой едва минуло         пятнадцать. Я ей предлагаю вина, и, сойдя с коня, Она подходит, мое приглашенье приняв, — Красавица-дева из У, которой едва минуло         пятнадцать. Я сажаю ее на колени, от взгляда ее охмелев, А она, от вина моего осмелев, Соглашается мне отдаться. О, это утро у горной тропы, согретое солнцем вино И неистовый жар ее ласк — Красавицы-девы из У, которой едва минуло         пятнадцать.

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Думы осенней ночью ("Возле постели пол, озаренный луной...")

Возле постели  пол, озаренный луной: Кажется — это  иней лежит предо мной. Взор поднимаю —  ясную вижу луну; Взор опускаю —  край вспоминаю родной.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007, стр. 141

За вином ("Златая моя пиала вином виноградным полна...")

Златая моя пиала  вином виноградным полна. Пятнадцать степных лошадок под вьюком —  певице из У цена. Подведены брови ее темно-синим,  парча на туфлях красна, Коверкая мило слова, напевает  прелестную песню она: "На коврике из черепаховых планок  совсем опьянели вы — Под пологом, алым словно фужун,  я буду ли вам нужна?" Примечания переводчика

У — область в нижнем течении Янцзы, славившаяся своими певицами и танцовщицами.

Фужун — красный лотос.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007, стр. 141

Смотрю на древние развалины в Юэ ("Когда Гоу-цзянь, повелитель Юэ, из У возвращался с победой...")

Когда Гоу-цзянь, повелитель Юэ,  из У возвращался с победой, А верный правителю ехал домой,  в парчовое платье одетый, Придворные девы, как стая цветов,  толпились в весенних покоях... Сегодня же здесь куропаток табун  взлетел — и скрывается где-то. Примечания переводчика

Повелитель владения Юэ (нынешние пров. Фуцзянь и Чжэцзян) — Гоу-цзянь в 473 г. до н. э. захватил владение У (нижнее течение Янцзы) и присоединил его к своим землям. Его вельможа Фань Ли, по плану которого была достигнута победа, после этого ушел от дел и вернулся в свои родные края.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007, стр. 143

Трех-, пяти- и семистопные стихи ("Чистый осенний ветер, месяц осенний светит...")

Чистый осенний ветер, Месяц осенний светит. Листья опали, —  слетелись, рассыпались снова; Мерзнут вороны, —  присядут, взовьются опять. Друга я вспомнил — увижу ли друга,  скоро ли встретимся мы? Эту минуту, мгновение это  трудно сейчас описать. Примечания переводчика

Во время Тан стихи писались в каком-либо определенном размере. Это стихотворение Ли Бо рассматривалось как поэтическая вольность. Однако Ли Бо использовал здесь формы народной поэзии, которые в конце Тан стали широко применять различные поэты.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007, стр. 142

"Под луной одиноко пью" / "В одиночестве пью под луной"

1. Стихотворение первое ("Окружен я цветами, кувшин мой наполнен вином...")

Окружен я цветами,  кувшин мой наполнен вином. В одиночестве пью —  из друзей не нашел никого я. Поднял я свой бокал,  ясный месяц к себе пригласил, Тень с другой стороны —  и теперь уже стало нас трое. Правда, месяц отстал,  пить вино он еще не привык, Но зато моя тень  повторяет все точно за мною. Ненадолго сюда  ясный месяц привел мою тень, Но ведь радость приходит  всегда мимолетной весною. Я пою — и качается  месяц туда и сюда, Я пляшу — и вослед  моя тень извивается странно. Мы, покуда трезвы,  наслаждаемся встречей нежданной, Разбредемся потом,  когда будем совсем уже пьяны. Нас связала навек  необычная эта прогулка, Будет новая встреча —  на Млечном Пути за туманом.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007, стр. 140

"Две песни о чарке с вином, что стоит предо мною" / "Песни за кубком вина"

2. Песня первая ("Цинь напевает: «В Воротах Дракона зелень свежа шелковицы...")

Цинь напевает: "В Воротах Дракона  зелень свежа шелковицы. В яшмовом кубке отменно вино —  с небом прозрачным сравнится. Струны проверю, колки обмету —  выпейте, сударь со мною. Красное станет для нас бирюзовым,  чуть зарумянятся лица". У чужеземки  облик, подобный цветку; Смех ее вихрем  возле жаровни кружится. Смех ее вихрем кружится,  Легкое платье танцует: "Сударь, пока вы не вовсе пьяны,  вас на покой отведу я". Примечания переводчика

Цинь — род цитры.

Ворота Дракона — ущелье на большой излучине реки Хуанхэ.

Примечания Редакции

Очередность (нумерация) стихов внутри цикла принята по переводам С.А. Торопцева.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007, стр. 142

"Осенняя заводь" / "Песнь в осеннем затоне" / "Песни Осеннего плеса" / "Песни о Цюпу"

3. Песня третья ("На Бреге Осеннем парчовая птица-верблюд...")

На Бреге Осеннем  парчовая птица-верблюд — Высокому Небу  и людям всем на удивленье. У вод неподвижных  нерадостный горный петух: Не смеет он в речке  взглянуть на свое отраженье. Примечания

Птица-верблюд — страус, завезенный в императорские парки из южных стран.

Горный петух — фазан, обычно считается красивой птицей, но с появлением птицы-верблюда о фазане все позабыли.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007, стр. 143

Перевод: Монзелер Г.О.

Без названия ("Ясное солнце и светлая в небе луна...")

Ясное солнце  И светлая в небе луна, Странствуя ночью  И днем, не имеют покоя. Жалкие люди,  Вам краткая жизнь суждена, Как мимолетно  Для вас прозябанье земное. Слышал я как-то,  Внимая народной молве: Горы Пэнлай  Среди вод океана сияют. Там, на деревьях  Из яшмы, в зеленой листве Гении неба  Обычно плоды собирают. Съешь этот плод —  Седины не осталось следа. Съешь ты второй —  И румянец лица сохранится. Как бы хотел я  Из мира уйти навсегда, С тем чтоб назад  Никогда я не мог возвратиться.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

Весенним днем брожу у ручья Лофутань ("Напевая, иду и в теснину ущелья вступаю...")

Напевая, иду  И в теснину ущелья вступаю. Обрывается путь...  Нет людей, только скалы одни. Я карабкаюсь вверх,  Над обрывом крутым повисаю И, дойдя до воды,  Наблюдаю, как вьется родник. Облака надо мной  Подымаются с черных каменьев. Заблудился в цветах,  Не найти мне дороги назад. Задержаться бы здесь,  Чтоб подольше продлить наслажденье, Но на запад от гор  Тихо солнце уходит в закат.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

Склоняясь у источника Цинлэнцюань ("Как жаль, что скоро солнца свет уйдет...")

Как жаль, что скоро  Солнца свет уйдет. Чудесно чист  Родник холодный этот. Блеск западный  Уходит в струях вод, Бегущих вдаль,  Как помыслы поэта. Луна средь туч;  Смотрю, пою без дум, Кончаю петь...  Огромных сосен шум.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

Перевод: Перелешин В.Ф.

Застольная песня ("Друг, посмотри: Желтая с неба нисходит Река...")

Друг, посмотри: Желтая с неба нисходит Река, В море впадет — не воротится вспять! Друг, посмотри: Волосы утром черны, как шелка, Вечером — в зеркале — снежная прядь. Веселы будем в беспечные годы, Кубков пустых не покажем луне. Пользуясь смело дарами природы, Деньги пропьем — и вернутся вдвойне. Режьте корову, варите баранов; Каждому выпить по триста стаканов! Пил великий Цзэнь, И его бокал В пиршественный день Отдыха не знал. Песню тебе я спою: Слушай внимательно песню мою. Колокол и барабан из нефрита — Что в них? лишь вечно нетрезвыми быть: Мудрый и праведный всеми забыты, Пьяниц одних не сумеют забыть! Древле князь Чэнь веселился, и брагу Хлебною мерой велел разливать. Что ж о деньгах говоришь ты, о скряга, Было бы только на что пировать! Кони, одежда? — ничто не нужно! Пусть твой слуга их отдаст за вино: Всякую скуку развеет оно! Примечания переводчика

Каждому выпить по триста стаканов — заимствование из китайской истории, которые Ли Бай так любит. Юань Шао устроил пир в честь Чжэнь Юаня и старался напоить его пьяным. Пир продолжался с утра до самого вечера. Во время пира триста гостей вставали по очереди и пили по кубку вина с Чжэнь Юанем, который выпил более трехсот кубков вина, причем его лицо даже не покраснело.

Великий Цээнь — упомянут в подлиннике с титулом «фуцзы», означающим мудреца (сравнить Кун-фуцзы — Конфуций). В той же строфе автор упоминает еще некоего «уроженца Даньцю» — мифической страны блаженных, находившейся где-то «за морем». Фамилия этого «блаженного» была Юань; он глубоко интересовался магией и алхимией. Ли Бай посвятил ему два стихотворения: «Песню облачного утеса Западной Горы, посвященную Даньцю-цзы» и «Песню Даньцю».

Строки о Чэньском князе — взяты поэтом из поэмы Цао Чжи «Знаменитая столица», причем «князь Чэнь» — титул, пожалованный самому автору этой поэмы.

Колокол и барабан из нефрита — излюбленные украшения домов китайской аристократии прежнего времени.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

Луна ("Ребенком я не знал, что за предмет луна...")

Ребенком я не знал, что за предмет луна: Подносом яшмовым казалась мне она; Волшебным зеркалом, в лазури облаков Летающим, ее признать я был готов.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

Ночью («Близ ложа моего огромная луна...»)

Близ ложа моего огромная луна: Земля, как инеем вся осеребрена. Я поднимаю взор: смотрю на лунный свет, Я опускаю взор: в мечтах — моя страна.

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992), стр. 255

Один на горе («Там, высоко, исчезла птичья стая...»)

Там, высоко, исчезла птичья стая, Клок облака прошествовал один. Без устали мы смотрим друг на друга, Как равные: я и гора Цзинтин.

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

Песенка сычуаньской женщины ("Быстрее стрел теченье сычуаньских рек...")

Быстрее стрел теченье сычуаньских рек, У сычуаньских лодок — полет, а не бег. Уже десять месяцев, три тысячи ли, И сколько надо лет, чтоб Вы назад дошли?

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

Путь ("Дорогим вином прозрачным налит кубок золотой...")

Дорогим вином прозрачным налит кубок золотой, И подносы из нефрита сплошь уставлены едой. Но бокал я отставляю, палочки бросаю вдруг, И рукой за меч хватаюсь, и в тоске гляжу вокруг. Пересечь хотел бы реку — переплыть мешает лед, На Тайхан взошел бы — снегом залепило небосвод. Праздный, с удочкой я сяду на прибрежную траву И во сне взойду на лодку, прямо к солнцу отплыву.   Правда, путь земной извилист и тяжел:   Кто во тьме тропинку верную нашел? Лишь подымет добрый ветер задремавшую волну, Парус облачный поставлю, в глубь лазурную скользну...

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

Разочарование («На ступенях нефритовый иней лежит пеленой...»)

На ступенях нефритовый иней лежит пеленой; Сквозь двойные чулки пробирает холод ночной. Возвращаясь, хрустальные нити раздвину в тоске, Но они засверкают всё той же осенней луной.

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

"Под луной одиноко пью" / "В одиночестве пью под луной"

1. Трое ("Среди цветов я радуюсь вину...")

Среди цветов я радуюсь вину. Я здесь один — мне не с кем пить сейчас. Подняв бокал, я приглашу луну И тень мою, чтоб трое стало нас. Луне вино, однако, ни к чему, А тень, увы, лишь подражает мне. И всё ж я их в товарищи возьму: Мы музыкой честь воздадим весне. Вот я запел: качается луна. Вот я пляшу: тень мечется, верна. Мы выпили — и тотчас разошлись, А трезвые дружили мы вчера И кажется: в заоблачную высь Переплеснет унылая игра. Примечания

Заоблачная высь — в подлиннике "Небесная Река", то есть Млечный Путь. В этом глубоко пессимистическом стихотворении Ли Бай выступает отнюдь не как эпикуреец.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 9

"Дух старины"

13. Созерцатель ("От разлюбленного удаляется мира Цзюньпин...")

От разлюбленного удаляется мира Цзюньпин, Но за это и мир оставляет Цзюньпина в покое: Через смены пусть ищет Изменчивости он один, Сокровенной Основы, что преобразует живое. Размышляя о Дао, он будет часы коротать За тяжелыми пологами одинокой светлицы, Жить без радости, чтобы тщетою себя не пятнать, Но порой и к нему залетят похотливые птицы. Не затем ли и солнце висит, отовсюду видно И во Млечном Пути над землею непрочной воздето? Вот, незваные гости твои улетели давно, Но по-прежнему тайна осталась запрятана где-то... Примечания

Похотливые птицы — пара фениксов, символизирующих

похоть.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

Перевод: Стручалина Г.В.

В башне Жёлтого журавля провожаю Мэн Хаожаня в Гуанлин ("Оставив Башню Журавля, мой друг сейчас плывёт...")

Оставив Башню Журавля, мой друг сейчас плывёт, Как будто в облаке цветов, в Гуанлин по глади вод. Уже и паруса его далёкий силуэт В весенней дымке на реке свой растворяет след. С лазурью неба слившись, он в дали совсем исчез. И только вижу, как Янцзы течёт за край небес.

Источник: Стихи.ру

Вопрос и ответ в горах ("Говорят: "Что забыл ты на этой горе?...")

Говорят: «Что забыл ты на этой горе? Словно птица, гнездишься в лесу!» Улыбаясь лишь только молчу я в ответ и покой в своем сердце несу. Цветы персиков сносит в неясную даль протекающий мимо ручей. Кроме той, что вокруг, есть иная страна, и она далека от людей.

Источник: Стихи.ру

Мысли тихой ночью ("Передо мною лунный свет — как иней на земле ...")

Передо мною лунный свет — как иней на земле. Поднимешь голову — луна сияет в вышине, Опустишь голову — тоска под ясною луной, И мысли грустные придут о стороне родной.

Источник: Стихи.ру

Под ясной луною былого брожу ("В детстве был я мал, думал, что луна — из нефрита таз...")

В детстве был я мал, думал, что луна — Из нефрита таз и в ночи видна. А быть может, то — зеркало блестит В Яшмовом дворце ярко, как нефрит? "Это Дух луны свесил ноги вниз? Нет, в коричный ствол тени вдруг слились!.." "Заяц, что толчёт снадобье давно В ступке на луне ... Для кого оно?..." Если мгла ползла жадно по луне, Жабою она представлялась мне. "Девять солнц подбил стрелами герой, Чтобы в небесах был всегда покой. Вдруг спугнёт Луну ядовитый мрак? И потом её не найдём никак?.." Так узнал я скорбь, но как быть — не знал. И тот горький страх сердце разбивал. Примечания переводчика

В стихотворении перечисляются мифы, связанные с луной: на ней, по разным преданиям, живут лунный заяц (символ счастья), лунная жаба (некоторые отождествляют её с наказанной богиней луны Чанъэ), лунный возница, Ван-Шу. Там растёт дерево корицы, символизирующее Вечное древо.

Герой, подбивший девять солнц-воронов, лучник Хоу И, муж богини Чанъэ, победитель чудовищ. По легенде, десять солнц однажды вышли на небо одновременно, и это вызвало хаос в небесных сферах и страшную засуху на земле. Яшмовый дворец, Нефритовые чертоги — обиталище святых, обычно по даосской мифологии; также ассоциировались с луной.

Источник: Публикуется впервые

Перевод: Торопцев С.А.

[Стихи в] три, пять, семь слов ("Ветер свежей, месяц светлей...")

Ветер свежей, Месяц светлей, Осень уносит с деревьев листы, Осень морозит на ветках грачей... Где ж этот миг, когда мы съединим и желанья, и дни? Чувства мои не знавали поры тяжелей и мрачней! Примечания переводчика

Эксперимент, где каждая следующая пара строк увеличивается на 2 иероглифа.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 248

Белая цапля ("Цапля над осеннею рекою ...")

Цапля над осеннею рекою, Как снежинка, вьется сиротливо. Здесь душа моя полна покоем, На песке стою я молчаливо.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Белая цапля ("Цапля — белая снежинка...")

Цапля — белая снежинка Опускается к реке. Смолкло сердце-сиротинка На недвижимом песке.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

Бреду вдоль наньянского родника Цинлэн ("Мне дорого закатное светило...")

Мне дорого закатное светило И сей родник холодной чистоты. Закат дрожит в течении воды. Так трепетной душе всё это мило! Пою восходу облачной луны... Но смолк — и слышу: вечен глас сосны. 740 г. Примечания

Родник Цинлэн ("Чистый и холодный"): находится на горе Фэншань в 30 ли к северо-востоку от г. Наньян, пров. Хэнань.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

В горах отвечаю на вопрос ("Что Вас влечет на Бирюзовый Склон?...")

«Что Вас влечет на Бирюзовый Склон?» — Лишь усмехнулся, и в душе покой: Здесь персиковый цвет со всех сторон, Нет суетных людей, здесь мир иной. Примечания

Бирюзовый Склон — определение «бирюзовый» здесь имеет сакральный оттенок цвета горы, где обитают даосы.

...лишь усмехнулся... — в некоторых изданиях стоит "не произнес слов, смолчал", что в даосском мировидении означает высшую форму познания (недоступную тому мирянину, который задал вопрос).

... персиковый цвет... — апелляция к поэме Тао Юаньмина "Персиковый источник", где рыбак случайно попал в мир, отгороженный от человеческого с его суетой, в некое земное "Инобытие"».

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 32

В день Девятый я пил на горе Дракона ("Я в праздник выпил на горе Дракона...")

Я в праздник выпил на горе Дракона, Хрисанфы над изгнанником смеялись, Сбил ветер шляпу и погнал по склону, А я плясал, ловя луны сиянье. 756 г. Примечания

Девятый день девятой луны — один из осенних праздников (Чунъян), когда было принято подниматься на склоны гор и устраивать пикник среди диких желтых хризантем и кустарников кизила, пить вино, настоянное на лепестках хризантем, и вспоминать далеких друзей и родных.

Гора Дракона — к югу от Данту (совр. пров. Аньхуэй).

...над изгнанником... — ироническое самоназвание Ли Бо.

...Сбил ветер шляпу и погнал по склону... — в «Цзинь шу» есть такой сюжет о Мэн Цзя, с которого на этой же горе в такой же праздничный день слетела шляпа.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

В монастыре Фанчэн беседуем с Юань Даньцю о Сокровенном* ("Мир — это сон, и зыбкий, и огромный...")

Мир — это сон, и зыбкий, и огромный, Он открывается лишь только в тишине. Смешение с огнем стихии водной Рождает все, что есть сейчас во мне. Отбросим путы быта, тьму сомнений, Проникнем в мир духовной чистоты, Стяжательства в тебе исчезнут тени — Придут покой и свет в твои мечты. На грани между прошлым и грядущим Впитаешь мудрость Просветленья чар. С монахом, созерцанием живущим, Сидим, вкушая яшмовый нектар. Небесное Ничто рождает ветер, Наш смех взлетает до самой луны, Так в Доме Лотоса проходит вечер, И хочется, чтоб не кончались дни... Примечания

... о Сокровенном... — о мистических таинствах даоского учения.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

В Сюньянском монастыре Пурпурного предела* пишу, ощущая осень ("Что-то осень мне тихонько шепчет...")

Что-то осень мне тихонько шепчет Шелестом бамбуков за окном. Этот древний круг событий вечен, Задержать бы... Да не нам дано. Я замру, от этих тайн вкушая, В беспредельность дух послать могу. Тучка, от Чжуннани** пролетая, Зацепилась за мою стреху. Что сказать мне Тан-гадатель сможет? Да и Цзичжу не отыщет слов. Сорок девять лет уже я прожил, Знаю: то, что было, то ушло. Необузданность моя уснула, Да и мир иным уж стал давно, Вот и Тао Цянь домой вернулся, И созрело доброе вино! Примечания

Сюньянский монастырь Пурпурного предела — близ горы Лушань.

Чжуннань — гора недалеко от столицы Чанъань.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Весеннее чувство ("На юг, на север — нет преграды глазу...")

На юг, на север — нет преграды глазу, Дороги прямы — да куда ведут? Монеты связками блестят на вязах, И яшмочки на тополях растут. Но пыль лежит на лицах всех прохожих, Здесь шпильки дев — цветы для мотылька... И память зелень гор забыть не может, Бамбуков тишь, ворота в облака. 720 г. Примечания

Монеты связками блестят на вязах... — Плоды вяза напоминают связки древних монет.

Ворота в облака — название известного монастыря; здесь это намек на Даминсы.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Весенним днем прихожу к омуту в ущелье Лофу ("В теснине гор я песню напевал...")

В теснине гор я песню напевал, Сошел с тропы, она была пуста, Лощины впереди, отвесы скал, Из омута в ручей рвалась вода, Над камнями курились облака. Пришелец очарованный, в цветах Исполнен чувств, не уходил, пока Спускалось солнце на закат в горах. 731 г. Примечания

Лофу: горное ущелье в совр. пров. Хэбэй (другое, менее вероятное, предположение — в совр. пров. Шэньси, уезд Хуасянь), где, по всей видимости, образовалась запруда, названная Лунчи (Драконов пруд).

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

Взираю на горы Врат Небесных ("Отверзли воды Чу Небесные врата...")

Отверзли воды Чу Небесные врата, Лазурь бежит к востоку, крутится устало. Мой одинокий парус — тонкая черта — Стремит с восхода к поднимающимся скалам. 725 г. Примечания

Небесные врата — две горы напротив друг друга по обеим берегам Янцзы в юго-западной части уезда Данту (провинция Аньхуэй), они сжимают русло реки, и вода в ней ускоряет течение и бурлит.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Вместе с Ся поднимаемся на Юэянскую городскую башню* ("Тропа ведет в туманную лощину...")

Ночью город исчез, только ты здесь, мой друг, Тихо плещутся воды, вливаясь в Дунтин. Грусть мою прихвати, гусь, летящий на юг, Поднимись ко мне, месяц, из горных лощин. Мы сойдем на плывущие к нам облака, По бокалу вина поднесут небеса, И порыв освежающего ветерка Возвратит нас, хмельных и веселых, назад. Примечания

Юэянская городская башня — над озером Дунтин (современная провинция Хунань).

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Выпьем! ("Вы видели, как Желтая река с Небес стекала...")

Вы видели, как Желтая река с Небес стекала И безвозвратно исчезала в море? Вы видели в больших дворцах власы в зерцалах? — С утра черны, а к ночи в снег их превращало горе. Бери от жизни все, что радостно и мило, Да не скудеет тот бокал, что обращен к луне! Растрачу все, чем Небо одарило. Что тысяча монет! — Опять придут ко мне. Бычка прирежем, запечем барашка, Три сотни — разом! — опрокинем чаши. Ах, мудрый Цэнь, ученый брат Даньцю, Давайте выпьем-ка и вновь осушим! Ко мне склоните ваши уши, И я вам песенку спою. Что нам дворцы, где яств полны столы?! Пусть трезвость к нам, хмельным, и не придет. Мудрец всегда мирские отвергал дары, Стяжает славу только тот, кто пьет! Как Цао Чжи в пирах Беседки умиленья С вином за десять тысяч — это наслажденье! Ты думаешь, трактирщик, денег нет? Друзей я не оставлю без вина. Возьми-ка дорогого скакуна И шубу в тысячу монет, Пошли слугу ко мне за ними — и налей полней, Чтоб скорбь тысячелетнюю избыть в душе моей. Примечания переводчика

Вы видели, как Желтая река с Небес стекала // И безвозвратно исчезала в море? — Звездная река (Млечный путь) стекает на Землю и в русле Хуанхэ вливается в Восточное море.

Цэнь Юнь — давний друг Ли Бо. Даньцю (Юань Даньцю) — даос-отшельник, близкий друг Ли Бо.

Цао Чжи (192—232) — древний император и известный поэт.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Грезы тихой ночи ("Пятно луны светло легло у ложа...")

Пятно луны светло легло у ложа — Иль это иней осени, быть может? Наверх взгляну — сияет там луна, А вниз — и мнится край, где юность прожил. 727 г., осень

Источник: "Книга о великой белизне", 2002, стр. 397

Древняя песня о луне ("Дитя не знает, что луна — луна ...")

Дитя не знает, что луна — луна. Из яшмы, может быть, сотворена? Или зеркалом нефритовым висит, К летучим облачкам прикреплена? Там старец примостился на краю, Коричных рощ густая пелена, Там зайчик панацею нам толчет — Она, скажи, кому-нибудь нужна? Там жаба по кусочкам ест луну, И ночь опять становится темна... Сбив воронье когда-то, И-стрелок Всем даровал покой на времена, Но тьма одолевает небосклон, За тенью туч скрывается луна, И хлад небесный сердце леденит. Что делать, коль душа моя грустна? Примечания

В стихотворении упоминаются элементы легенд, связанные с луной.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Жена, окаменевшая в ожидании мужа

Как ритуальный каменный сосуд, Наполненный печалью и надеждой, Покрытый росами, что боль несут, Одетый мхом, как древнею одеждой, Она страдает, словно Сянский дух, Как пленница из Чу, живет в молчанье: Среди весны, затихнувшей в цвету, Высматривает мужа в ожиданье. 715 г. Примечания

Жена, окаменевшая в ожидании мужа — подобных камней, связанных с местными преданиями о верных женах, в Китае немало, есть такой и в Цзянъю.

Сянский дух — так именовали двух наложниц Шуня, которые после смерти мужа бросились в реку, и их похоронили на Царском холме — гористом островке посреди озера Дунтин.

Пленница из Чу — наложница князя Си времен Чуньцю; когда чуский Вэньван пленил князя и взял его наложницу себе, она погрузилась в молчание и не разговаривала с Вэнь-ваном.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

За вином ("Виноградное зелье, и кубок златой...")

Виноградное зелье, И кубок златой, И девица пятнадцати лет — что конек молодой, Черноброва, подкрашена и в сапожках из парчи, Пусть слегка шепелявит, но песня так нежно звучит. Даже мысли хмельны на пиру, возлежа на ковре... Что ж ты чувствуешь там, в этом лотосе — дивном шатре? Примечания переводчика

Виноградное зелье — считалось изысканным лакомством, доставлявшимся из Западного края от тюрков.

И кубок златой — в оригинале — слово поло, обозначающее тюркский кубок, ввезенный из Западного края.

...в сапожках из парчи... — элемент придворной одежды при Танах.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 27

За вином вопрошаю луну ("Эй, луна в небесах, ты когда появилась?...")

(по просьбе старого друга Цзя Чуня) Эй, луна в небесах, ты когда появилась? — Вот о чем я спрошу, отставляя бокал. Всех манящее, нам недоступно светило, Неотрывно глядящее издалека. Над дворцом киноварным блестящим зерцалом Ты висишь, разгоняя заслон облаков, Тот, кто видел, как ты из пучины вставало, Не поверит, что к утру сокроешься вновь. Белый заяц толчет там бессмертия Зелье. Осень... Снова весна... Но Чан-э все одна. Где луна, на которую предки смотрели? Вот она: им светила — и смотрит на нас. Мы приходим, уходим, как воды в движенье, Каждый видит луну, что вот так же ясна. Пусть же в час возлиянья и в час песнопенья В золотистых бокалах искрится луна! Примечания

Белый заяц — на луне готовит снадобье бессмертия.

Чан Э — жена стрелка Хоу И, укравшая у мужа Эликсир бессмертия и в наказанье обреченная вековать на пустынной Луне.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Зимним днем возвращаюсь к старым вершинам

Вернулся, не отряхивая пыли, На эти ароматные луга Тропой, которую лианы скрыли. Здесь на горах — слепящие снега, Земля остыла, оголились ветви, В теснинах гор повисли облака, Бамбуки юные растут, несметны, Уносит старые стволы река. Тот самый белый пес промчался с лаем, Зеленым мхом уж заросла стена, По кухне сирый петушок гуляет, И обезьяна воет у окна, На павшем дереве гнездо повисло, В заборе дыры — тропы для зверья, С постели пыль стряхнув, сгоняю крысу, А из шкафов — древесного червя. Обдумаю, смывая пятна туши, Как у сосны учиться простоте. Я снова здесь, и все же будет лучше Мне вознестись к Небесной Чистоте. 720 г. Примечания

Зимним днем возвращаюсь к старым вершинам — В стихотворении речь идет о возвращении в монастырь Даминсы после поездки в г. Чэнду.

...Мне вознестись к Небесной Чистоте. — Имеются в виду три уровня небесного мира Духов в даоском мировоззрении, так именовали также обиталище Небесного Верховного Владыки, а в переносном смысле — земной императорский двор.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

К Ли Юну

Пэн-исполин в потоках вихревых Взмывает в занебесные туманы, А спустится, коль ветр могучий стих, — Так вздыбится пучина океана. Вам, людям мира, странен я, пришлец, Усмешку вызывают мои речи... Позднерожденных уважал Отец! А Вами, батенька, я не привечен! 720 г. Примечания

Ли Юн — начальник области Юйчжоу (современный город Чунцин) встретил Ли Бо холодно, и поэт ответил этим стихотворением. Но в начале 740-х годов они вновь встретились, и Ли Юн выразил раскаяние в своем былом равнодушии. В конце 740-х годов вельможа был смещен и казнен, и поэт написал несколько стихотворений, вспоминая его с уважением.

Пэн-исполин... — Образ мифической могучей гигантской птицы Пэн, порожденной доцивилизационной Древностью, проходит через все творчество Ли Бо как олицетворение самого поэта. Его иногда переводят как Феникс, что, однако, не совсем удачно, поскольку эта культурема имеет в русской традиции совсем иное наполнение.

Позднерожденных уважал Отец!.. — Конфуций ("Всеобщий Отец") советовал не презирать последующие поколения (у Ли Бо — чуть переставленная цитата из 9 гл., § 23, "Луньюя" — "Рожденных после нас неплохо бы уважить. Как знать, не будут ли они не хуже нас" — пер. А. Е. Лукьянова).

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Мелодия прозрачной воды ("Чиста струя, и день осенний ясен...")

Чиста струя, и день осенний ясен, Срывает дева белые цветки. А лотос что-то молвит... Он прекрасен И тем лишь прибавляет ей тоски.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 29

Мелодия прозрачной воды ("Чиста струя, осенний день погож...")

Чиста струя, осенний день погож, На глади вод — белесые цветки, А лотос — нежен, как живой... И все ж Душе гребца не избежать тоски. Примечания переводчика

Элегическая грусть женщины, думающей о возлюбленном. В одном из старых списков этого стихотворения в первой строке стоит слово "луна". Именно этот вариант приняли все переводчики как в России (включая В. М. Алексеева), так и на Западе, что в контексте общего настроя поэзии Ли Бо представляется логичным: он — поэт луны, солнце в его стихах — редкость, и такой элегический пейзаж, что нарисован в этом стихотворении, должен, конечно, освещаться бледной луной, а не ярким солнцем.

Однако в большинстве китайских изданий на этом месте стоит другое слово — жи, которое можно понять и как "солнце", и как "день". Об этом стихотворении см. в кн.: В. М. Алексеев. Китайская литература, М., 1978.

Об этом стихотворении см. в кн.: В. М. Алексеев. Китайская литература, М., 1978.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002, стр. 417

Надпись в храме на вершине ("Ночью в храме на горе крутой...")

Ночью в храме на горе крутой Звезд касаюсь поднятой рукой. Страшно небожителей встревожить — Приглушаю громкий голос свой.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002, стр. 424

Написал у источника Яшмовых дев в городе Инчэн области Аньчжоу ("Ныряют феи в темные глубины...")

Ныряют феи в темные глубины, Ручей тепла здесь бьет большим потоком, А тьма со светом слиты воедино, Преображенья душ явясь истоком. Бушует красный пламень под землею Через песок выходит белым жалом, Соединиться пробуя с луною И вновь спускаясь на пруда зерцало. Туман насыщен духом орхидеи, Как Персиков источник, благовонен, Все вещи на воду спускают тени, К семи стремятся чуским водоемам. Лечить болезнь — настрой особый нужен, Сольешься с Дао — вот и нет недуга, Здесь до прозрачности очистят душу, Тебя омоет сей источник духа И унесет к просторам Чу знакомым, Прославленным Сун Юем в его одах. Даруй мне счастие, дух водоема! Что ж ты сокрылся в этих дальних водах? По царским землям ты плывешь, незрим, И все ж простором поглощен морским. 729 г. Примечания

Город Инчэн и сегодня носит то же название и входит в провинцию Хубэй. Целебный источник (или пруд) с горячей водой находится в 50 ли от центра области Аньчжоу города Аньлу, где поселился Ли Бо с молодой женой, местные красавицы часто приходили туда для омолаживания, считая это не только лечением от хвори, но и процессом перехода в бессмертие. Женившись, Ли Бо тут же повез молодую жену "в свадебное путешествие на курорт", что отмечается исследователями как ненормативный поступок "чуского безумца" Ли Бо

...Как Персиков источник, благовонен... — Апелляция к поэме Тао Юаньмина о рыбаке, забредшем в поселение безмятежного покоя "Персиковый источник".

...К семи стремятся чуским водоемам... — Они упоминаются у Сыма Сянжу в "Оде о Цзысюе".

...Прославленным Сун Юем в его одах. — Речь идет о "просторах Облачных грез" из оды Сун Юя.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Не найдя монаха в горном монастыре, написал эти строки ("Тропа ведет в туманную лощину...")

Тропа ведет в туманную лощину, Побеги сосен оплели врата, Лишь птиц следы на лестницах пустынных, И некому впустить меня туда. Сквозь окна вижу пыльные узоры На свитках, ниспадающих со стен. Такое запустенье перед взором; Что хочется уйти в лесную сень. Но дивный аромат наполнил склоны, С небес цветов рванулся ураган*, Возникла музыка меж гор зеленых, И взвыл тоскливо черный обезьян. И понял я, что, бренный мир оставив, Монах ушел совсем в иные дали. Примечания

... аромат наполнил склоны, с небес цветов рванулся ураган... — ароматы, цветы с неба — буддийские термины благой вести.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Ночные раздумья в Дунлинском монастыре на горе Лушань ("К Синему Лотосу в необозримую высь...")

К Синему Лотосу в необозримую высь, Город оставив, пойду одинокой тропой, Звон колокольный, как иней, прозрачен и чист, Струи ручья — будто выбеленные луной. Здесь неземным благовонием свечи чадят, Здесь неземные мотивы не знают оков, Я отрешаюсь от мира, в молчанье уйдя, И принимаю в себя мириады миров. Сердце, очистившись, времени путы прервет, Чтобы забыть навсегда и паденье, и взлет. Примечания

Лушань — знаменитая гора Лушань находится на терр. совр. пров. Цзянси к югу от г. Цзюцзян. Ли Бо часто бывал здесь и проездом, и отшельничая, а после мятежа Ань Лушаня перевез туда семью. Буддийский Дунлиньский монастырь построен в 384 г. на северо-западном склоне Лушань.

К Синему Лотосу... — это можно понимать как буддийский космос (Синий лотос — образное обозначение глаз Будды), и как сам Дунлиньский монастырь,

Чтобы забыть навсегда и паденье, и взлет...... — преодолеть земную карму.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Ночую у Колдовской горы (" Я ночь провел под Колдовской горой...")

Я ночь провел под Колдовской горой, Вой обезьян в мои врывался сны, А персики наряд цветистый свой Роняли к дамбе Цуй в лучах луны. Порывом тучку унесло на юг, Где чуский князь когда-то ждал ее. Высокий холм... Сун Ю* вспомнив вдруг, Слезой я платье омочил свое. 725 г. Примечания

Колдовская гора (Ушань) — находится на территории современной провинции Сычуань у Трех ущелий (Санься); с ней связано предание о любострастных свиданиях чуского князя Сяна с феей этой горы, которая прилетала на свидания тучкой и проливалась дождем.

Цуй — дамба на Янцзы в районе Трех ущелий.

Сун Юй — поэт, современник (и, по преданию, младший брат) великого Цюй Юаня.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Ночью подплываю к беседке Чжэнлу ("Влечет река к Янчжоу наши лодки...")

Влечет река к Янчжоу наши лодки, Светла в ночи беседка у реки. Цветы в горах — что щечки у красотки, Рыбачьи огоньки — что светляки. 726 г. Примечания

Беседка Чжэнлу — одна из достопримечательностей Цзиньлина (современный Нанкин), расположена на каменном валу у горы Цзиньлин. Построена генералом Се Ши периода Восточная Цзинь (317-420 гг.), название беседки переводится как "поход против варваров-иноземцев".

Янчжоу — город чуть севернее Нанкина, современный Янчжоу (до Танов назывался Гуанлин).

...Цветы в горах — что щечки у красотки... — Красотки танского времени были ярко накрашены киноварными румянами.

Рыбачьи огоньки — На реках был распространен ночной лов с фонарями.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Ночью сижу и вздыхаю ("Ночь, зима. Мне зябко...")

Ночь, зима. Мне зябко. Ночь длинна, В северных покоях я одна. Плошка тусклая. Блестит слеза. Льдинка. И в окно глядит луна. Плошка гаснет. Слезы не сдержать... Ваша песня вдруг слышна: В песне — чувство, в чувстве — песня, Затянула глубина, Захватило всю меня... Вздрогнула недвижная стена.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

Одиноко сижу на склоне Цзинтин ("Последних птиц не стало в вышине...")

Последних птиц не стало в вышине, И тучка улетела на покой. Лишь эти горы не наскучат мне, Они одни остались предо мной. 754 г. Примечания

Цзинтин — гора высотой 286 м в области Сюаньчжоу (совр. пров. Аньхуэй, близ г. Сюаньчэн), издавна известна обилием даоских монастырей, была одним из излюбленных мест поэта 5 в. Се Тяо, а позже Мэн Хаожаня, Ван Вэя и др.; Ли Бо в нескольких стихотворениях "очеловечивал" эту гору; сейчас там — один из мемориалов Ли Бо с памятником у въезда, садом камней у подножия и павильоном "Одиноко сижу в горах Цзинтин" на склоне.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

Одиноко сижу на склоне Цзинтин ("Последних птиц не стало в вышине...")

Последних птиц не стало в вышине, И сиро тучка на покой слетела. Лишь мы с Цзинтин остались в тишине — Друг на друга видеть нам не надоело. Примечания

Гора Цзинтин — гора близ г. Сюаньчэн, ее любили Се Тяо и Ли Бо.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Осенним днем поднимаюсь на ступу буддийского монастыря Силин в Янчжоу ("Вонзившись в неотмеренную синь...")

Вонзившись в неотмеренную синь, Безмерность открывая даль за далью, Первоэфир заоблачный пронзив, Свокрыта ступа облачной вуалью. Весь мир предметный растворен в Ничто, И нет страстей за балкой расписною. Тень на воду отброшена шестом, Слепят каменья, откликаясь зною, Птиц под шатром зашевелился ряд, И капитель зарею золотится, Из дальних странствий возвратился взгляд — Душа теперь за парусом стремится. Катальпы в белых капельках росы, Желтеют юцзы в утреннем тумане... Ах, разглядеть бы Яшмовы власы, Рассеяв мрак блужданий и исканий. Примечания

Янчжоу — прибрежный восточный район Китая.

Ничто — буддийское понятие мира, освобожденного от форм и чувств.

Юцзы — пампельмус, вид грейпфрута.

Яшмовы власы — волоски между бровями Будды, образ надчеловечески зоркого взгляда.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Оставляю на память в цзиньлинском кабачке ("Винный дух в кабачке, пух летит с тополей...")

Винный дух в кабачке, пух летит с тополей, Девки давят вино — ну-ка, парень, отпей! Все дружки из Цзиньлина меня провожают. Я в дорогу, вы нет. Так кому же грустней? Все грустны, каждый присказку знает про воду: Утечет на восток — что же станется с ней? 726 г. Примечания

Все грустны, каждый присказку знает про воду: // Утечет на восток — что же станется с ней? — Древний поэтический образ невозвратности: вода, утекающая на восток, уже не вернется на запад.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Ощущение надвигающейся осени ("Уж сколько дней, как с Вами мы расстались!...")

Уж сколько дней, как с Вами мы расстались! Бурьян перед воротами растет, Галдеть озябшие цикады стали, Ночами, днями все тоска гнетет, Погас светляк в травы увядшем коме, Лианы плеть под инеем висит. К чему шелка мне в опустевшем доме? Выть хочется! Доколе так мне жить!

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 299

Ощущение осени ("Давно простились мы с тобой...")

Давно простились мы с тобой, Ворота заросли травой, Платан застыл, и по ночам Цикады там кричат с тоской, Лианы иней забелил, Светляк тускнеет под росой. Бессильно никнут рукава, И плач не утихает мой.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

Павильон разлуки — Лаолао ("Нет в мире места горше для души...")

Нет в мире места горше для души, Чем Лаолао — Павильон разлуки... Пойми, весенний ветер, наши муки — И ветви изумрудить не спеши! 761 г. Примечания

Лаолао (значащее название — скорбь, печаль; горечь разлуки; дальнее расстояние): беседка, построенная во времена Троецарствия на горе Лаолао к югу от Нанкина; в этих местах ранней весной, когда почки начинают набухать, становится ветрено, и в порывах весеннего ветра деревья зеленеют; тогда, по обычаю, расстающиеся друзья дарят друг другу свежие ветви ивы как знак того, что горько расставаться; слово "ива" омонимично слову "остаться".

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

Песенка о женщине из Ба ("Башуйские воды быстрее стрелы...")

Башуйские воды быстрее стрелы, Башуйские лодки по волнам летят, За месяцем месяц — три тысячи ли... Когда же мой милый вернется назад?! 724 г. Примечания

Ба — древнее название области на востоке современной провинции Сычуань

Башуйские воды... — Часть Янцзы в районе Санься на территории, которая в древности именовалась Три Ба.

Ли — около 500 м.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Песней о белых облаках провожаю Лю, шестнадцатого в роду, возвращающегося в горы ("И в Чу, и в Цинь — повсюду облака...")

И в Чу, и в Цинь — повсюду облака, Повсюду облака в в горах с тобой, В горах с тобой, И ты идешь домой, Плывут с тобой по волнам облака. В лианах жизнь легка, Иди скорей — возлечь на облака. Примечания

Лю, шестнадцатый в роду — отшельник.

Повторы окончаний предыдущих строк — нестандартный намеренный прием поэта.

...И ты идешь домой... — уход в отшельничество словарно воспринимается как «возвращение» — к себе, в свой дом, в свой мир.

"Одежда из лиан", "возлечь на облако" — определения отшельничества.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Печаль на яшмовом крыльце ("Заиндевело яшмово крыльцо...")

Заиндевело яшмово крыльцо, Чулок пропитан влажностью ночною. Хрустальным пологом свое лицо От лунного сияния прикрою.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

Печаль на яшмовом крыльце ("Заиндевело яшмово крыльцо...")

Заиндевело яшмово крыльцо, Чулок ночная влажность захватила. Под звень хрустальный полога — лицо Вновь обращу к осеннему светилу.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 107

Плачет в ночи ворона ("Зловещие тучи, ворона сидит на вратах...")

Зловещие тучи, ворона сидит на вратах — Вернется ли ворон? — И сердце сжимает ей страх. Как циньская пряха за влажною шторой окна Открыть свои чувства пытается в тихих словах. Какая тут пряжа в пустом и холодном дому! И слезы о муже дождинками встали в глазах. 743 г. Примечания

...Как циньская пряха... — древний образ жены, ожидающей мужа, проводя ночи за ткацким станком. Существует свободная интерпретация этого стихотворения, сделанная К. Бальмонтом.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Плывя по реке, пишу своим дальним ("Я выдолбил ладью и в У да в Чу поплыл...")

Я выдолбил ладью и в У да в Чу поплыл, Поставив мачту в сотню с лишком чи, Рвет ветер парус из последних сил, Я сотни ли до ночи проскочил. Еще бурлит прощальное вино, А я уже иных селений гость, Лишь вспоминать отныне мне дано, Лазурь воды рождает в сердце грусть. 725 г. Примечания

У, Чу — названия территорий в восточном и центральном Китае.

Чи — около 30 см.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

По осени уезжаю к горе Цзинмэнь ("На склонах иней, нет зеленых куп...")

На склонах иней, нет зеленых куп, Осенний ветер ловит парус мой. Забыть придется мне про рыбный суп, Шаньчжун меня чарует красотой. 725 г. Примечания

Лодка путешествующего поэта вплывает в район Шаньчжун на территории древнего царства Чу, известный своими красотами. Именно с ними познакомиться едет он, а не вздыхать об оставленном доме с привычной рыбной похлебкой — намек на чиновника периода Западная Цзинь (265-316 гг.) Чжан Ханя, в Лояне так и не приспособившегося к жизни вдали от родных мест.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Под дождем

Я брошу взгляд, откинув штору, На травы в капельках дождя. В мохнатых тучах скрылись горы, И трубы над двором чадят. И слезы грусти, пав в трясину, Дождем забиты в грязный ров... Лишь ходит до вечерней сини Неутомимый землероб... 715 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Поднимаюсь на башню Саньхуа в Парчовом граде ("Парчовый город солнцем озарен...")

Парчовый город солнцем озарен. По башне поднимается рассвет: Злаченое окно, резной проем, За пологом — луны крючкастый след. Ступени башни в облаках висят. С тоской я распрощался в вышине, Вечерний дождь давно ушел к Санься, Кружатся два потока по весне. Вот я пришел, на все это гляжу — Как по Девятым небесам брожу. 720 г. Примечания

Парчовый город (Цзиньчэн) — современная провинция Чэнду.

Саньхуа — башня построена в начале 7 в. в честь буддийской Небесной девы, разбрасывающей цветы, руины не сохранились.

"Трехущелье" — три ущелья на Янцзы на рубеже совр. пров. Хубэй и Хунань.

Кружатся два потока... — Между двумя реками Пицзян и Люцзян расположен прилегающий к Чэнду уезд Шуанлю (Двуречье).

Девятое небо — обиталище небесного Верховного Владыки.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Подношу монаху Син Жуну ("Монашек Тан Хуэйсю, читал я, часто...")

Монашек Тан Хуэйсю, читал я, часто Бродил с поэтом Бао в годы Лян, Ши Хуайи с горы Эмэй прекрасной Чэн-гун в своих поэзах прославлял. У каждого из этих двух даосов В друзьях Единорог и Феникс был. Син Жуна тоже распознать непросто, Но я его высоко оценил. Как Дух морской, он жемчугами полн, Он — что Дракон с жемчужиной в зубах, Он — вольный челн средь океанских волн, Ему неведом беспричинный страх. Все было — оды и стихи в палатах, И остров Попугаев, ночь с вином. Вот появлюсь в Юэ — мы будем рады На Башню белую взойти вдвоем. 728 г. Примечания

Годы Лян — 502-557 гг.

В первых четырех строках речь идет о дружбе известных поэтов (Бао Чжао, 421?-465?; Чэн Цзыан — поэт той же династии Тан, что и Ли Бо) с мудрыми монахами, что автор переносит на свои отношения с героем стихотворения.

Остров Попугаев — Место в Цзяннани близ города Эчэна, где в древние времена устраивались царские пиры.

На Башню белую... — Башня на вершине знаменитой горы Гуйцзи у побережья.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Подношу стихи, прощаясь в Гуанлине ("За вазу дали мне вино на диво...")

За вазу дали мне вино на диво, Но возвращаться надо все равно. Коней стреножим под плакучей ивой И у обочины допьем вино. Над морем встали горы голубые, За краем неба — бирюза воды... Простимся, возбужденные, хмельные, Хотя и нет в том никакой нужды. 726 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Подношу сяньвэю — помощнику начальника уезда Цзянъю ("Свет дальних гор на двор ложится...")

Свет дальних гор на двор ложится, В камнях — журчанье ручейка, Вьют гнезда под стрехою птицы, И в дом заходят облака. Святой сяньвэй в лучах заката, Завесив шторою окно, Всем многоцветием объятый, В даоский погружен канон. 715 г. Примечания

Уезд Цзянъю — в этом уезде находился отчий дом Ли Бо.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 9

Прихожу к наставнику Юну, отшельнику

Средь тучами окутанных вершин Он, беспечален, не считает дней, По тропам старины бредет один, Ручья журчанью внемлет меж камней. Мудрец, в цветах он возлежит в тепле, Журавль Белый, дремлет на сосне... К реке спускаемся уже во мгле, Где в хлад ночной идти придется мне. 715 г. Примечания

Наставник — почтительное обращение к глубоко погруженному в даоские штудии отшельнику

По тропам старины... — Возможно, речь идет о тропах, проложенных в горах поэтом Се Линъюнем (V в).

Белый журавль — мифическая птица, которая дремлет тысячу лет. Сакральные Журавли спускаются с Неба за новообращенными сянями.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Провожаю друга песней о белых облаках ("И в Чу, и в Цинь — повсюду облака...")

И в Чу, и в Цинь — повсюду облака, Повсюду облака в горах с тобой, В горах с тобой, а ты идешь домой Они с тобой, поглощены рекой, И дух реки оделся в облака. Спи в облаках... Дорога далека. 744 г.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

Проплывая на челне мимо Цзинмэнь, смотрю на Реку в Шу ("В Ущелье лун влекомый, мой челнок летит...")

В Ущелье лун влекомый, мой челнок Летит, и взгляду не достичь предела, Не прерывался персиков поток От самой речки, что в парчу одета. Вода светла — прозрачный изумруд, Безмерностью сравнима с небесами. Башань пройдем, а там уже плывут, Качаясь, тучки чуские над нами. Там гуси над песками — что снега, Там иволги порхают по ущелью; Лишь минем буйноцветные луга, Нас яркая дерев встречает зелень. Туманный берег покидает взгляд — Ладья стремит к луне над океаном. Из тьмы Цзянлина огоньки летят — Дворец Чжугун, построенный Чэнь-ваном. 725 г. Примечания

Чуские врата (Цзинмэнь) — место у Янцзы, где на южном берегу стоит одна гора, на противоположном берегу — другая; Цзин — древнее название царства Чу, зародившегося в районе горы Цзиншань.

Лунное ущелье — к северо-востоку от современного города Чунцина в Сычуани на вершине горы над ущельем нависал огромный круглый камень, отсюда и название.

...От самой речки, что в парчу одета... — Имеется в виду Цзиньцзян (Парчовая река), протекающая через Чэнду, который в древности назывался Цзиньчэн (Парчовый город)

Башань — гора со сложным рельефом, напоминающим иероглиф "ба", на границе пров. Сычуань и Шэньси.

Цзянлин — город в провинции Хубэй, сейчас носит то же название.

Чжугун — руины загородного дворца чуского Чэн-вана эпохи Чуньцю, в пределах современного города Цзянлин.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Прощайте, Куанские горы

Лазоревых вершин предутренний зигзаг, Лиан обители качанье на ветру... Я много тут бродил в сопутствии собак И возвращался с дровосеком ввечеру. Смотрю на тучку, слышу обезьянью речь, Спугнувши журавля, монах к пруду идет. В любви и чистоте познал я книгу, меч, Сим обету́ю — просветленья час грядет! 724 г. Примечания

Куанские горы находятся близ современного г. Цзянъю

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Прощаясь [с Шу], плыву за Чуские врата ("До Чуских врат простерся путь мой длинный...")

До Чуских врат простерся путь мой длинный, По землям Чу плыву я с этих пор, Сменились горы вольною равниной, Река вошла в невиданный простор, И зеркальцем луна, с небес слетая, Легла на воду в облачный мираж. О, воды милые родного края, Вы десять тысяч ли несете нас! 725 г. Примечания

Чуские врата (Цзинмэнь) — место у Янцзы, где на южном берегу стоит одна гора, на противоположном берегу — другая; Цзин — древнее название царства Чу, зародившегося в районе горы Цзиншань.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Разгоняю грусть ("Что мрак ночной, когда вино со мной ...")

Что мрак ночной, когда вино со мной, Когда я весь — в опавших лепестках! Я по луне в ручье бреду, хмельной... Ни в небе птиц, ни путников в горах.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 65

Расчувствовался в пути осенним вечером ("Промозглый ветер на реке осенней...")

Промозглый ветер на реке осенней Мне навевает мысль об отчем крае, Вечерних гор плывут за тенью тени... Бежит поток, уже не возвращаясь. Слежу, как облако уходит в дали, Сияньем лунным вся душа разбита, Последних трав лужайки распластались, Холодным белым инеем накрыты. В мечтаниях свернул к реке Сребристой, Пригрезилось, что в звездной я глубинке. Взгрустнулось о родных, уже не близких. Кто мне смахнет невольную слезинку? 726 г. Примечания

В мечтаниях свернул к реке Сребристой... — Млечный путь. По легенде, небесная Звездная река сливается на Землю и земной рекой Хуанхэ впадает в мифологическое Восточное море с островами Бессмертных.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Ручей во тьме ("Белый камень рукавом я отряхну...")

Белый камень рукавом я отряхну И возьму свой цинь, не трогая струну. О, поток во тьме, печален и глубок, Отзовись моей возвышенной струне, Словно древний наступил опять Исток, Ветер в соснах так созвучен тишине. Мнится мне печальной обезьяны тень, Позову ее. Лишь горький стон в ответ, Проникаюсь им, себя забыв совсем И не видя пятен слез на рукаве. Звук за звуком цинь рождает в тишине... Или это шорох темного ручья? Душу отдал пальцам, пробежавшим по струне, И не знаю, что здесь — Древность, что здесь — я. Темный лес наполнен Шорохом ручья. Примечания

Цинь традиционный струнный инструмент, сохраняющийся по сю пору. Стихотворение воспроизводит мотивы древней песни юэфу, Ли Бо сочинил к нему мелодию и сам исполнял его на цине.

...не трогая струну... — распространенный образ мысленной игры на цине без струн.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

С террасы Гусу смотрю на руины ("Терраса, запустелый сад. Весна...")

Терраса, запустелый сад. Весна, Зеленый тополь, песни спозаранку, Осталась неизменной лишь луна, Взиравшая на пиршества У-вана. 743 г. (?)

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

Сиши* ("Она росла в Юэ от юных лет...")

Она росла в Юэ от юных лет Там, где с Чжуло ручей струился, чист. Таких красавиц не припомнит свет, Смущенно лотос прятался под лист, Когда она, склонясь к лазури вод, Стирала пряжи шелковый моток. Зря зубки-перлы и не разомкнет, Лишь в небеса уйдет глубокий вздох. Коварный Гоу-цзянь приметил перл — И к У-царю наш мотылек летит, А тот дворец для Куколки возвел Подальше от столичной суеты... Да вскоре рухнула страна Фу-ча — Ей не вернуться на брега ручья! 726 г. Примечания

Сиши — знаменитая красавица V в. до н. э., о которой молва говорила, что она "взглядом может царство покорить". Жила у горы Чжуло в царстве Юэ (современная провинция Чжэцзян), а коварный Гоу-цзянь, властитель царства Чу, с тайным умыслом преподнес ее сластолюбивому Фу-ча, властителю царства У, и тот погряз в развлечениях с красавицей, а Гоу-цзянь тем временем захватил У.

Дворец Гуаньва (Куколка) — построен У-ваном специально для Сиши близ Сучжоу. Его руины сохранились до сих пор.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Слушаю как монах Цзюнь из Шу играет на цине ("Цинь звонкоголосый сжимает монах...")

Цинь звонкоголосый сжимает монах, Пришедший с самой Крутобровой горы, И вот для меня зазвучала струна — Чу! Шепот сосны в переливах игры. Потоками звуков омыта душа, Откликнулся колокол издалека. Гора погружается в ночь не спеша, И, мрак нагнетая, плывут облака.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Смотрю на вершины Пяти старцев близ горы Лушань ("Вон там — пять скал, сидящих старых человечков...")

Вон там — пять скал, сидящих старых человечков, Златые лотосы под сферой голубой. Видна отсюда прелесть вся Девятиречья. Уйду от мира к этим тучам под сосной. Примечания

Пять старцев... — крутые скалы у горы Лушань, напоминающие кто поэта, кто монаха, кто рыбака с удой.

Девятиречья — в этих местах, к северу от Лушань, Янцзы разделяется на 9 рукавов.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 19

Смотрю на вершины Пяти старцев близ горы Лушань ("Пять скал, сидящих старых человечков...")

Пять скал, сидящих старых человечков, — Что лотосы под сферой голубой. Здесь вижу всю красу Девятиречья, Здесь, в облаках, я отдохну душой. 726 г. Примечания переводчика

У этих Пяти старцев — скал, напоминающих кто поэта, кто монаха, кто рыбака с удой, Ли Бо позже построил дом и назвал его Академией синего лотоса (то есть кабинетом даоса-отшельника). Лушань — в совр. пров. Цзянси.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002, стр. 273

Смотрю на гору Айвы ("Восходит день за днем светило ...")

Восходит день за днем светило, И птицы прячутся к закату... Тоска скитальца прихватила У этих склонов кисловатых. Примечания

Гора Айвы — гора в районе г. Чичжоу. Ли Бо обыгрывает ее название — айва имеет кисловато-терпкий вкус.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Смотрю на гору Мугуа ("Поутру слежу восход...")

Поутру слежу восход, К ночи — сонный птичий лет. И гора не отпускает, И тоска меня гнетет. 754 г. Примечания

Некоторые комментаторы обращают внимание на название горы ("Айвовая") и придают этому определенный подтекст, однако в оригинале нет никакой "кислоты", присущей этому фрукту, а лишь "тяжесть" на душе. Возможно, интонация тут такая: овладевшая поэтом тоска не развеялась на горных склонах, а лишь усилилась, и он недоумевает по этому поводу. Наименование Мугуа носили две горы — в пров. Аньхуэй и Хунань. О которой идет речь, не совсем ясно.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

Сосна у южного окна ("У южного окна — сосна, одна...")

У южного окна — сосна, одна, Заросшая пушистыми ветвями, Не наступает в кроне тишина, Шумит она и днями, и ночами, Легла на корни зелень старых мхов, Туман осенний крася бирюзою. Как ей достичь вершиной облаков, Такой высокой и такой прямою? 727 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Станс о святой Юйчжэнь ("За Праведницей Яшмовой Юйчжэнь....")

За Праведницей Яшмовой Юйчжэнь, На Тайхуа в иной отбывшей скит, Когда небесный гонг отметил день — Драконы с высших ринулись орбит. Всплеск молнии — и больше не ищи, Промчалась тучкой даже без следа Когда-то я взойду на Шаоши И с Западной богиней встречусь там. 730 г. Примечания

Святая Юйчжэнь — принцесса, сестра императора Сюань-цзуна, в 712 г. удалившаяся от двора в монастырь, став даоской монахиней. Ли Бо поддерживал с ней дружеские отношения всю жизнь. Спонтанно приехав в Чанъань в ожидании императорской аудиенции, Ли Бо жил в келье принцессы в ее отсутствие на горе Чжуншань и, так и не дождавшись вызова во дворец, оставил это стихотворение в знак благодарности.

Праведница Яшмовая — так можно перевести имя монахини.

Тайхуа — гора в границах современной провинции Шэньси. Предание говорит, что на ней растут лотосы Юйцзин размером с речной корабль.

...Когда-то я взойду на Шаоши... — В массиве Суншань (совр. пров. Хэнань) есть 2 вершины: Тайши на восточной стороне и Шаоши на западной — именно на ней расположен знаменитый монастырь Шаолинь. Эта гора — частый объект мистических снов мифологических и литературных персонажей. Здесь это аллегория даоского мистического Просветления

Западная богиня — мать-богиня Запада Сиванму. Здесь это аллегория принцессы Юйчжэнь

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Трудны дороги в Шу ("Ох, сколь эти вершины круты и опасны...")

Ох, сколь эти вершины круты и опасны! Легче к небу подняться, чем в Шу по дорогам пройти. Как Цань Цун и Юй Фу здесь сумели, неясно, Основать государство, построить пути! Сотни сотен веков не дымились границы, Было тихо и пусто, не видно людей, И с вершины Тайбо только дикие птицы Устремлялись к далекой вершине Эмэй. Лишь когда под обвалом погибли здесь молодцы, Устремились до неба ступени из каменных плит, А над ними — гора, останавливающая солнце, А под ними — поток разъяренный бурлит. Обезьяна ловка, но к вершине не доберется, Высоко залетает журавль, но и он перед пиком бессилен. Как тропинка Цинни между скалами вьется! Сто шагов — это девять опасных извилин. Даже дух захватило, ведь так я поднялся высоко — Вот прошел мимо Цзин и рукою до Шэнь дотянусь. Руки к сердцу прижал и вздыхаю глубоко. Ах, когда же, скажите, из западных странствий вернусь? О, дороги, дороги! Тут скалы круты и отвесны, Только грустные птицы сидят на засохших ветвях Или с жалобным свистом кружатся по лесу. Козодой прокричал под луной. Так тоскливо в пустынных горах! Страшно здесь, побледнеет любой, кто б он ни был, Легче к небу взойти, чем до Шу по дорогам добраться. Горы цепью встают, и остался лишь метр до неба, Над обрывом засохла сосна и готова сорваться, Водопад исступленно ворочает камни и пеной окутан, И над сотней ущелий разносится яростный вой. Для чего же, о, путник, проделал столь тягостный путь ты, Коль грозящие скалы все так же висят над тобой?! Этот узкий Цзяньгэ! Если воин тут встанет — Десять тысяч врагов не пройдут меж нависнувших скал. Ну, а что если тот, кто Цзяньгэ охраняет, — Недруг: волк иль шакал? Утром тигра бежишь, днем громадного страшного змея, Точат зубы, пьют кровь, словно просо, здесь косят людей... Град Парчовый как будто бы стал веселее — Но домой бы вернуться скорей! К небу легче подняться, чем в Шу по опасным дорогам! Я на запад гляжу — и вздыхаю глубоко-глубоко. 744 г. (?) Примечания

Цань Цун, Юй Фу — легендарные правители Шу.

...не дымились границы... — граница с княжеством Цинь (в совр. пров. Шэньси), с которым у Шу не было контактов, пока в 316 г. до н. э. циньский Хуэй-ван не напал на Шу и не подчинил его Цинь.

Тайбо — находится на юге пров. Шэньси к западу от Чанъаня.

Эмэй — гора в Шу, одна из красивейших в стране.

...погибли здесь молодцы... — Хуэй-ван сначала решил соблазнить шуского правителя циньскими красавицами, но они погибли под обвалом в горах вместе с богатырями из Шу, которых выслали им навстречу.

Цинни — гора на границе совр. пров. Ганьсу и Шэньси, преграждавшая путь из Цинь в Шу, там часто идут дожди, и потому узкая дорога между скалами становится непроходимо-грязной.

Цзин, Шэнь — созвездия; древние астрономы привязывали звездную карту к земной, и Шэнь считалось созвездием, соответствовавшим земному княжеству Шу, а Цзин — княжеству Цинь.

Козодой (или кукушка) — этих птиц с печальным криком («бужу гуй» — вернись!) в Шу весьма много, и кричат они обычно на рубеже весны-лета, на 5-ю луну — тогда и писалось это стихотворение.

Цзяньгэ — узкий проход между двух гор в Сычуани. В танские времена здесь была погранзастава.

Чэнду — называли Парчовым городом (Цзиньчэн), поскольку он был центром производства этой ткани.

Смотреть на запад — выражение, означающее "думать о столице Чанъань", поэт с грустью думает о столице, которую ему не удалось завоевать и пришлось покинуть.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

У башни Желтого журавля провожаю Мэн Хаожаня в Гуанлин ("Простившись с башней Журавлиной, к Гуанлину уходит старый друг...")

Простившись с башней Журавлиной, к Гуанлину Уходит старый друг сквозь дымку лепестков, В лазури сирый парус тает белым клином, И лишь Река стремит за кромку облаков. Примечания

Башня Желтого журавля — стоит у Змеиной горы около реки Янцзы в границах совр г. Ухань, пров. Хубэй; построена в 223 г. По легендам, здесь взлетели в небо на журавле святые Цзы Ань, Фэй И.

Мэн Хаожань — знаменитый поэт (689—740).

Река — Янцзы.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Шел на гору Дайтянь к даосу, да не застал его ("На водопад собака лает, роса на персиках лежит...")

На водопад собака лает, Роса на персиках лежит, Среди стволов олень мелькает, Не слышен колокол в глуши. Разбили мглу стволы бамбука, С лазурных гор бежит ручей... Кто скажет, где найти мне друга? Две-три сосны... И грусть сильней 715 г. Примечания

Гора Дайтянь — гора в современной провинции Сычуань, уезд Цзянъю, другое название Дакуаншань, на ней стоял монастырь Даминсы, где юный поэт погружался в тайны буддийско-даоской мысли.

Не слышен колокол в глуши... — В монастырях полдень обозначали ударом колокола.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 9

Юный месяц ("Юный месяц встал над морем в сумеречный час росы...")

Юный месяц встал над морем В сумеречный час росы, Когти ветра тучи роют, И блестит песок косы. Ах, к чему тут струны эти, Когда сын ушел в поход? Царский сад покинем — ветер К сыну пусть стихи несет. 715 г. Примечания

Юный месяц — это первое из известных нам стихотворений Ли Бо, написанное им в монастыре Даминсы, где он учился.

Царский сад — построен древним императором Цао Цао для литераторов; в поэзии — образ возвышенных увеселений.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

"Вспоминаю горы Востока" / "Думаю о Восточной горе"

1. “Восточная гора давно пуста...”

Восточная гора давно пуста, Лишь розами из года в год полна. От Белой тучки нет уж и следа, Кого приветит Ясная луна? 744 г. Примечания

Первое из двух стихотворений цикла. На Восточной горе (современная провинция Чжэцзян) жил, удалившись от дел, поэт Се Ань (320-385 гг.). Там он выстроил себе павильон Белой тучки и беседку Ясной луны, которые ко времени Ли Бо уже пришли в запустение: созданное человеком исчезает, созданное природой — живет.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

"Под луной одиноко пью" / "В одиночестве пью под луной"

1. "Среди цветов стоит кувшин вина..."

Среди цветов стоит кувшин вина, Я пью один, нет никого со мною. Взмахну бокалом — приходи, луна! Ведь с тенью нас и вовсе будет трое. Луна, конечно, не умеет пить, Тень лишь копирует мои движенья, И все-таки со мною разделить Помогут мне весеннее броженье. Луна шалеет от моих рулад, А тень сбивают с ног мои коленца, Пока мы пьем — друг другу каждый рад, Упьемся — наша тройка распадется... А что бы — дружества Земли презрев, Бродить мне с вами между звездных рек!

Источник: Ли Бо. "Пейзаж души", 2005, стр. 164

2. "Не будь столь любо Небесам вино..."

Не будь столь любо Небесам вино — Там не было бы Винного созвездья, Не будь Земле столь сладостно оно — Нам Винный не был бы родник известен. Вино приятно Небу и Земле, Так перед Небом этот грех не страшен. Ты святость обретешь навеселе, Ты мудрость обретешь от доброй чаши. А раз уж, выпив, ты и мудр, и свят, — Зачем же улетать нам к горним сяням? Три чаши отворят широкий Тракт, Большой черпак — мы вновь Природой станем. И если ты сей вкус вина прозрел — Храни секрет от тех, кто протрезвел.

Источник: Ли Бо. "Пейзаж души", 2005

3. "В Сяньяне птичий гам, взошла луна..."

В Сяньяне птичий гам, взошла луна, Цветы накрыли землю, как парчою... Так что ж тоской весна моя полна? С чего я пью перед такой красою? Богат ли, беден и когда умрешь — Все сочтено давно судьбой предвечной, А в чарке — жизнь и смерть ты обретешь, Кто в силах знать, чем век его помечен?! Ни Неба, ни Земли хмельному нет, Подушка для него всего дороже, Ведь даже тела потерялся след... Такого чувства выше быть не может!

Источник: Ли Бо. "Пейзаж души", 2005

4. "Тоска приходит сотнями дорог..."

Тоска приходит сотнями дорог, Но у меня тут — сотни три бокалов, Без них тоску прогнать бы я не смог, Тоска бескрайня, если зелья мало. Я знаю мудрость, что несет вино, Оно в безбрежность душу раскрывает. Пусть кто-то уморил себя давно, А кто-то бедствует и голодает... Коль не познать веселия сейчас — Что слава запоздалая, пустая? Клешня от краба — Сок Златой для нас, А холмик сусла — это холм Пэнлая. Ты доброго вина не избегай — С луною вознесешься в горний рай! 744 г., весна, Чанъань

Источник: Ли Бо. "Пейзаж души", 2005

"Подражаю древним" / "Подражание древнему" (12 стихотворений)

1. "Как ты исчислишь небеса..."

Как ты исчислишь небеса — Блестящих звезд несметный рой? Вон там Ткачиха, Волопас, Что так близки одна к другой, Их час пока не подошел Через Сорочий мост пройти. Еще ткачиха ткет свой шелк, И странник все еще в пути. Зимой всегда в сосуде лед, А путник — холодом томим, Как лист парящий, он идет, Не ведая, что будет с ним. Одежда стала широка, Когда ты мне сказал "прости". При свете лунного рожка Возьму я свой заветный цинь. 739 г. Примечания

Ткачиха, Волопас — по легенде, это разлученные возлюбленные, которым позволено встречаться лишь раз в году, на 7 день 7 луны, на мосту из хвостов Небесных Сорок.

... Зимой всегда в сосуде лед... — образ из философского трактата «Хуай Нань-цзы», глава «О горах» («опадающему листу знакомо время заката лет, льду в бутыли знакомы зимние холода»).

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

2. "Белы нефритовы палаты..."

Белы нефритовы палаты, Дворец высок, уходит в тучи, Луна взглянуть была бы рада, В окошко шлет свой светлый лучик. Там одинокая красотка, Пал иней на шелка осенний, И сэ звучит печально-робко, Любовные играя песни. И так они проникновенны, Что вкруг стропил кружится ветер, Прохожий сдержит шаг мгновенно, Проснувшись, птицы вновь взлетели. Дано ль в слова облечь страданье? Мелодия разит ударом. Душе — одно лишь упованье: Вспорхнуть вдвоем, как уток пара. 730 г. Примечания

"Подражаю древним" — категория традиционной классификации циклов стихов.

... нефритовы палаты... — дома высоких сановников.

Сэ — струнный инструмент.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

3. "Найдешь ли вервь — на солнце влезть?..."

Найдешь ли вервь — на солнце влезть? От века скорбью все полны. Сложи все злато до небес — Не купишь солнечной весны. На камне не горит огонь, Таков же в мире человек, Деянья наши — только сон. Что мне готовит новый век? С кувшином — я уж не нищ, Соседей приглашу ко мне. Нам не достичь небесных кущ И наша истина — в вине. 745 г. Примечания

...На камне не горит огонь... — отсылка к изречению "Жизнь человека коротка, как огонь, разведенный на камне, вспыхнет — и исчезнет" (Лю Се, ок. 465—520).

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

5. "Ну, что за славный солнечный денек!..."

Ну, что за славный солнечный денек! Таким ли будет завтра — не скажу. Весенний улыбнулся ветерок, Так что же я один в тоске сижу? Возьму свирель, хоть Феникса и нет, Съем рыбку счастья и запью вином, Куплю вина на тысячу монет, Я пьян, доволен — вот что мне дано! Служивому нет Неба, нет Земли, Лишь за дворцовыми вратами — ширь, Глупец — что догоревшие угли, А вот талант — объемлет целый мир. Тоске не предавайся без нужды, Как тот пескарь, засохший без воды. 745 г. Примечания

...Как тот пескарь, засохший без воды... — образ засыхающего в придорожной канаве пескаря из трактата Чжуан-цзы.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

7. "Жизнь так трудна, как на Тайхан дорога..."

Жизнь так трудна, как на Тайхан дорога, Кто мне поможет повернуть назад? Идти осталось уж совсем немного, Тем более услады ожидать. Костей усохших на полях несчетно, Ни них пируют духи тьмы одне. Когда-нибудь дождешься ты почета, Как тот цветок, что ожил по весне. Нет, не нефрит Куньлуня эти люди, Бессмертие при жизни не придет, Уходим мы, лишь время — вечно будет, Нас во дворце Цилиня ждет почет. Примечания

Тайхан — огромный горный массив на стыке четырех провинций Восточного Китая.

Нефрит — считается рожденным на священной горе Куньлунь.

Цилинь — единорог, мифический зверь, возвещающий о пришествии великого мудреца, династии. Во дворце Цилиня династии Хань были помещены изображения 11 великих людей империи.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

8. "Кто может погасить луны небесный свет?..."

Кто может погасить луны небесный свет? Печали странника не высказать словами. Осенняя роса на рукава падет — Взовьются в танце светляки между цветами. Придет последний час и солнцу, и луне, И Небо, и Земля когда-нибудь иссохнут, Цикады возопят, замерзнув, на сосне, Им ли увидеть, как дряхлеют эти сосны? Лишь Эликсир Златой тебя не подведет, Извилины души к себе влекут глупца ли? Ведь, старец, ты не прожил даже тысяч лет, А уж покинул мир, исполненный печали. Не лучше ль пить вино, до дна кувшин познать — И, в этом сохранив себя, нетленным стать? 745 г. Примечания

... Цикады возопят, замерзнув, на сосне, / Им ли увидеть, как дряхлеют эти сосны... — отсылка к изречению «Цикада, живущая одно лето, не знает, что такое смена времен года» («Чжуан-цзы», пер. В. Малявина).

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

9. "Путником случайным мы живем, в смерти лишь становимся собой ..."

Путником случайным мы живем, В смерти лишь становимся собой, Небо и Земля — ночлежный дом, Заметенный пылью вековой. Бесполезно Зелье на луне, И Фусан порубят на дрова, Ствол стоит, не зная о весне, Выцветшим костям нужны ль слова? Мир всегда исполнен вздохов был... Стоит ли ценить мирскую пыль?! 745 г. Примечания

Фусан — мифическое древо на священной горе Куньлунь, из-за которого восходит солнце.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

9. "Путником случайным мы живем, смерть лишь возвращает нас к себе..."

Путником случайным мы живем, Смерть лишь возвращает нас к себе, Небо и земля — ночлежный дом, Где скорбят о вековой судьбе. Для кого бессмертье на луне? И Фусан порубят на дрова, Сохлый ствол не вспомнит о весне, Не нужны костям в земле слова. Мир всегда исполнен вздохов был... Стоит ли ценить мирскую пыль?! 745 г.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

10. "На пестром Фениксе святой слетел с Ланьфэна..."

На пестром Фениксе святой слетел С Ланьфэна островерхого, крутого, Все чист Дунхай, но сильно обмелел. Когда с ним свиделись в святых просторах, Зеленой яшмы чашу подарил, Звонкопевучий цинь пурпурной яшмы, Вина прекрасней я еще не пил, А струны утишают души наши. Такого в мире не найдешь, мой друг, Не вспоминай про жемчуг или злато, Созвучен ветру в соснах этот звук, А чаша — лишь самой луне отрада. И ветер, и луна — со мной навек! А как же краток человечий век... 745 г. Примечания

Ланьфэн — небольшой пик на вершине святой горы Куньлунь; упоминается у Цюй Юаня в поэме «Лисао».

Дунхай — Восточное море.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

11. "Среди лотосов я на осенней воде..."

Среди лотосов я на осенней воде Засмотрелся на свежесть их и красоту, Забавляюсь жемчужинками на листе, Их гоняя туда и сюда по листу. Мою диву сокрыла небесная даль, Поднести ей цветок я пока не могу, Лишь в мечтах я способен ее увидать И холодному ветру поведать тоску. 729 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

12. "Идешь, идешь — и вновь идешь, идешь..."

Идешь, идешь — и вновь идешь, идешь... Простились — а все думаю о Вас. Излучину от Хань поток унес, Вершины Чу застыли, разделясь. Мы не смогли, как хочется, прожить, Всегда с тобою вместе быть везде, Как к солнцу устремляются стрижи, Как месяц призывает лебедей. В разлуке долгой вяну я совсем, Плодов жемчужных не дано найти. Садится солнце, нас объемлет темь И сон о нескончаемом пути. Взойду на гору, буду мужа ждать, Потом окаменею — навсегда. 753 г. Примечания

Плоды жемчужные — пища мифических Фениксов.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

"Две песни о чарке с вином, что стоит предо мною" / "Песни за кубком вина"

1. "Весной пахнуло — налетел восточный ветер..."

Весной пахнуло — налетел восточный ветер И колыхнул незамутненное вино, Душа смешалась, лепестки кружат, как веер, Красотка вспыхнула, лицо совсем пьяно, Вот-вот цветы раскроют персики со сливой... Но это только миг — сияние лучей. Лишь начал танцевать — Уже зашло светило, И больше никогда не будет этих дней! О чем вздыхать, коль голова становится седей? Примечания

Вот-вот цветы раскроют персики со сливой... — эротический образ.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 60

2. "Созвучен циню моему утун у Врат Дракона..."

Созвучен циню моему утун у Врат Дракона, Как ясный небосклон, кувшинчик с зельем чист, Мы пьем душистое вино под песни кроны, Лицо мое горит, и взор туманно мглист. Дикарка-девка, что цветок, Летит с вином, как ветерок, Весенний ветерок, Игриво платье шевелится... Коли не здесь, то где еще напиться? Примечания

...у Врат Дракона... — гора к югу от Лояна.

Утун — платан.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 60

"Дух старины"

1. "Уж боле нет былых Великих Од..."

Уж боле нет былых Великих Од, Кто их создаст теперь, когда я стар? Как пали "Нравы"! Лишь бурьян растет На тех полях, где были битвы царств, Друг друга пожирали тигр, дракон, Покуда не сдались безумной Цинь. В стихах давно утрачен чистый тон, Лишь Скорбный человек восстал один, Ян Сюн и Сыма Сянжу в те года Поддерживали вялую волну, Но взлетов и падений череда — И вновь канон стиха пошел дну, А с завершеньем времени Цзяньань В узорах слов и вовсе гибнет смысл. Воспряла Древность только в доме Тан, Все снова стало ясным и простым, Талантам многим к свету путь открыт, Резвятся рыбками в кипенье волн, Созвучьем тела с духом стих звенит, Как полный звезд осенний небосклон. "Отсечь и передать" высокий смысл Обязан я, чтоб гаснуть свет не мог. Мечтаю, как Учитель, кончить мысль Лишь в миг, когда убит Единорог. 750 г. Примечания

Великие Оды — конфуцианская классическая книга "Ши цзин" ("Канон поэзии") состоит из трех разделов — "Фэн" (Нравы), "Я" (Оды), "Сун" (Гимны); раздел "Оды" включает в себя 2 подраздела "Великие Оды" и "Малые Оды" (имеется в виду большее или меньшее соответствие канону, нормативу); "Великие Оды" (XI-VIII вв. до н. э.) воспевают благотворность правления и ратные подвиги основателя династии Вэнь-вана; однако вся терминология стихотворения в данном случае относится также к развитию поэзии.

...Кто их создаст теперь, когда я стар?.. — Здесь внутренняя цитата из трактата "Лунь юй" (гл. 7, § 5), где Конфуций сетует, что перестал видеть во сне Чжоугуна, одного из почитаемых совершенномудрых людей древности, стоявшего у истоков канонизированного чжоуского ритуала, в том числе и музыки как прародителя всех искусств; это выражение можно понимать и как физиологическое качество, и как социально-этическое; для данного стихотворения комментаторы останавливаются на физиологическом значении — пятидесятилетний Ли Бо уже вполне мог посетовать на свой возраст; помимо аллюзии, тут явно присутствует и современная поэту параллель "Конфуций — Ли Бо", постоянная для его философического взгляда.

"Нравы правителя" — раздел "Канона поэзии". Это сетование можно понимать двояко: относящимся к падению поэзии или нравственности общества

Воюющие царства (Чжаньго, есть переводы "борющиеся царства", "воюющие уделы") — период междоусобиц V-III вв. до н. э.; изнуряющая вражда семи наиболее крупных царств ("драконы и тигры") завершилась победой царства Цинь, объединившего их все в централизованную империю.

В стихах давно утрачен чистый тон... — Тут намек на "Канон поэзии", чей нормативный глас был искажен отступлением от завета предков.

Скорбный человек — Цюй Юань (IV в. до н. э.) с его строфами горечи и боли от непризнания власть имущими.

Ян Сюн, Сыма Сянжу — крупные одописцы периода династии Хань (II-I вв. до н. э.).

Цзяньань — период 196-219 гг., когда еще творили "три Цао" и другие крупные поэты

...Воспряла Древность только в доме Тан... — Династия Тан, при которой жил поэт.

"Отсечь и передать" — Конфуций следовал принципу "передавать, а не создавать".

Единорог мифическое животное, чье явление обозначает начало и конец пребывания на земле великого мудреца; по преданию, Единорог явился на Землю при рождении Конфуция и был затравлен охотниками в тот момент, когда Конфуций поставил точку, завершив свой труд.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

2. "Большая Жаба в Высшей Чистоте..."

Большая Жаба в Высшей Чистоте Набросилась на Яшмовый Чертог, Душа златая гаснет в черноте, Бледнеет в небесах лучей поток. В Пурпурных таинствах — зловещий Змей, Зарю восхода поглотила мгла, Нам тучи обещают сумрак дней, И темень вещный мир обволокла. Та, что в "Глухих вратах" заточена, Теперь одна, ее глава седа. Тля ест цветы, и гибнут семена, Небесным хладом снизошла беда. Гнетуща ночь, ее конец не близок, И слезы грусти увлажняют ризы. 750 г. Примечания

Высшая Чистота — один из трех небесных миров в даоском мировоззрении

Яшмовый Чертог — метоним луны; обитель бессмертных.

Златая душа — "душой" именовалась обратная солнцу сторона луны; во время лунного затмения луна считалась "мертвой душой", а в остальное время — "живой душой".

...В Пурпурных таинствах — зловещий Змей... — В представлении древних это "иньский" элемент, связанный с тьмой. Пурпурные таинства: место пребывания небесного Верховного владыки; метоним императорского дворца и власти.

Дворец Глухие врата — туда была удалена императрица Чэнь (Ацзяо), впавшая в немилость у ханьского императора У-ди (II в. до н. э.)

Скорбный человек — Цюй Юань (IV в. до н. э.) с его строфами горечи и боли от непризнания власть имущими.

Тля на коричном дереве — намек на деградацию империи, теряющей величие и подтачивающейся "тлей"; цветы коричного дерева — один из метонимов луны

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

3. "Правитель Цинь собрал все шесть сторон..."

Правитель Цинь собрал все шесть сторон, Могуч, как тигр, непобедим герой! Мечом пронзает тучи в небе он, Вассалы все спешат к нему толпой. Ниспосылает Небо свет идей, И льется мудрых замыслов поток: Перековал мечи в "Златых людей", Открыл врата заставы на восток, Воздвиг на Гуйцзи знак высоких дел, С террас Ланъе на мир воззрился сам, А каторжанам строить повелел Себе гробницу на горе Лишань; Послал за Эликсиром вечных лет — Во мгле сокрытое родит печаль; На берег моря взял свой арбалет — Убить кита, что на пути лежал: Как пять святых вершин, тот вдруг возник, Громоподобные подъяв валы, Уходит в небеса его плавник, Сокрыв Пэнлайский холм в морской дали... Взял на корабль Сюй Фу веселых дев — Не отыскал он Зелья в тех морях, И в глубь тяжелую земных слоев Лег саркофаг златой и хладный прах. 750 г. Примечания

Правитель Цинь собрал все шесть сторон... — Цинь Шихуан (III в. до н. э.), правитель царства Цинь, создал в Китае централизованную империю Цинь.

...Перековал мечи в "Златых людей"... — На 26 году своего правления Цинь Шихуан повелел собрать оружие и переплавить его в 12 "золотых людей" — медных статуй для дворца.

...Открыл врата заставы на восток... — Горный проход Ханьгу на западной окраине современной провинции Хэнань, закрывал восточные рубежи Цинь.

...С террас Ланъе на мир воззрился сам... — Гуйцзи, Ланъе: на этих вершинах в современной провинции Чжэцзян и Шаньдун Цинь Шихуан поставил две памятные стелы, зафиксировав на них свои деяния; гора Ланъе так пленила императора, что он провел там 3 месяца.

..А каторжанам строить повелел // Себе гробницу на горе Лишань... — На 35-м году правления Цинь Шихуан послал семьсот тысяч каторжников на строительство дворца Афан близ города Сяньян и сооружение каменного саркофага для себя в глубинах горы Лишань в Шэньси.

...Послал за Эликсиром вечных лет... — Цинь Шихуан повелел Сюй Фу отплыть за снадобьем бессмертия, но тот вернулся ни с чем, доложив императору, что ему будто бы помешало морское чудовище, после чего Цинь Шихуан сам взял арбалет и отправился на берег моря, чтобы самолично убить зверя.

Пять святых вершин — Сакрализованные китайской традицией горные массивы Хэншань (два созвучных названия, записывающихся разными иероглифами со схожим чтением, один массив на юге, другой севере), Тайшань, Хуашань, Суншань; здесь это просто образ неимоверной величины.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

4. "С Посланьем Высшим Феникс прилетел..."

С Посланьем Высшим Феникс прилетел, Небесной глубины прорезав синь, Но был отвергнут — вот его удел, Не приняли посланье в Чжоу-Цинь. Отчаявшись, брожу по свету я, Бездомный, одинокий человек. Мне так нужна Пурпурная ладья — Мирскую пыль отрину я навек. В дали морей, на крутизне вершин, У Чистой речки сурик бы найти, На пик Далоу восхожу один, Откуда в высь бессмертных сонм летит. Их тени исчезают в вышине, Вихрь-колесница не вернется в мир... Боюсь, с мечтой расстаться надо мне, Я опоздал принять сей Эликсир, Смотрю в зерцало, вижу — седина. Простите, те, кто взмыл на Журавлях, Давно меня покинула весна, Ушла в тот край, где персики в цветах. В Град Чистоты бы вознестись — туда, Где, как Хань Чжун, останусь навсегда. 754 г. Примечания

Феникс — мифическая птица, которую Первопредок Хуан-ди (Желтый император) послал к Вэнь-вану с повелением основать новую династию на смену Инь, чей властитель сошел с праведного пути.

Чжоу, Цинь — тут речь идет о столицах Западного Чжоу (Хаоцзин) и царства Цинь (Сяньян) в районе современного Ли Бо города Чанъань — имперской столицы.

Пурпурная Речная ладья — на священном острове Пэнлай даосы изготовляли эликсир бессмертия методом кипячения воды с «камнем мудрости», эта смесь обретала пурпурный, белый, красный цвет и именовалась "речной ладьей".

Чистый ручей, Далоу — река и гора в округе Чичжоу (совр. пров. Аньхуэй), где любил бывать Ли Бо и не раз писал стихи об этих местах.

Вихревая колесница не возвращается в мир — духи летают по небу либо на облаке, запрягая лебедей, диких гусей, аистов или журавлей, либо в вихре ветра, что и называется "вихревой колесницей", и такой полет останавливает кармическое колесо чередования жизни и смерти.

Люди на журавле — имеются в виду даосы, вознесшиеся на журавлях на небо.

Персики, сливы — метоним весны, апеллирует к образу Персикового источника из поэмы Тао Юаньмина.

Град Чистоты — небесный дворец Верховного владыки.

Хань Чжун — житель Ци, который выпил Эликсир бессмертия и стал сянем

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

5. "Зеленых кущ Великой Белизны..."

Зеленых кущ Великой Белизны Не покидает сонм ночных планет. Три сотни ли до неба пройдены — И ты отбросил этот мир сует. Черноволосый старец под сосной В снегах, укрывшись тучей, возлежит, Словам, улыбкам чужд его покой, В пещере скальной — сокровенный скит. Я припадаю к праведным стопам, Молю раскрыть мистический секрет. Уста раздвинув, наконец, он сам Мне говорит про Зелье вечных лет. Запечатлев слова в моей душе, Исчез, как огнь небесный, в вышине. Смотрю наверх — и не узреть уже, Пять чувств все всколыхнулись вдруг во мне. Теперь приму волшебный Эликсир И навсегда покину этот мир. 754 г. Примечания

Великая Белизна (Тайбо) — гора в современной провинции Шэньси.

Старец с иссиня-черными волосами — даоский отшельник-небожитель, не поседевший с течением времени, а сохранивший шапку блестящих, словно намасленных, черных волос — как знак его особой нетленности. Укрывшись тучей: традиционная характеристика положения отшельника высоко в горах.

Мистический секрет — речь идет об "Эликсире бессмертия"

Пять чувств — обобщенное название для радости, восторга, гнева, скорби, досады; высшее совершенство ощущений, достигаемое сянями и недоступное простым смертным.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

6. "Степной скакун не любит горный юг..."

Степной скакун не любит горный юг, А южной птице — север край чужой. Там, где рожден, — твоих привычек круг, Твоя порода и обычай твой. Заставу миновав Гусиных врат, К Дракону устремив свой тяжкий бег, Не видит света средь песков солдат, А с варварского неба сыплет снег. В фазаньих перьях поселилась вошь, Бойца ведет на бой пурпурный стяг. Но в этих битвах славы не найдешь И преданность не выразишь никак. Вот так же Ли "Летучий" — до седин Сидел в глуши окраинных глубин. 750 г. Примечания

...Заставу миновав Гусиных врат, // К Дракону устремив свой тяжкий бег... — Пограничная застава у горы Гусиные врата находилась на территории современной провинции Шаньси (царство Дай), а ставка Дракона — место ежегодного сбора варваров-гуннов на пятую луну для вознесения молитв предкам, Небу, духам — находилась на территории современной провинции Хубэй (в древности — царство Янь), то есть солдаты направляются все дальше на север и северо-запад — вглубь пустынь.

...В фазаньих перьях поселилась вошь... — Латы воинов были оторочены шкурами пятнистых тигров (символ силы), шлемы украшены перьями фазанов (символ мужества); в поэзии часто встречается упоминание о вшах под латами, но это уже обобщенный образ войска в трудном дальнем походе.

Летучий генерал Ли — Ли Гуан (II в. до н. э.), начальник пограничного округа Юбэйпин, и гунны, которых он сдерживал, прозвали его "летучим генералом", однако достойного признания у собственных властителей он не получил; есть версия, что Ли Гуан был предком Ли Бо, так что в подтексте — горький самонамек.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

7. "В былые дни на Журавле святой..."

В былые дни на Журавле святой, Что Высшей Чистоты сумел достичь, За облаков лазурной пеленой Всем возвестил, что это он, Ань Ци. Два отрока прекрасных по бокам, Свирель Пурпурным Фениксом поет. И тени уж не стало видно нам, Лишь Неба глас возвратный вихрь несет. Я, голову воздев, гляжу вослед, Как он звездой летучею исчез... Вкусить бы трав, чей золотистый цвет Дарует вечность, как у тех небес. 742 г. Примечания

Высшая Чистота — один из трех миров даоского космоса, метоним самого Дао.

Ань Ци (Ань Цишэн) — сянь с острова Пэнлай. Император Цинь Шихуан пригласил его к себе для бесед об обретении бессмертия и предложил вознаграждение, от чего тот отказался и ушел, оставив императору свои сапоги из красной яшмы, и записку — "Через 10 лет ищите меня на горе Пэнлай".

Трава с золотистым свечением — волшебное растение со склонов мифического священного Восточного пика с огромными, как у банана, листьями и желтыми цветами, испускающими сияние.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

8. "Сяньян. Весны начальной яркий свет..."

Сяньян. Весны начальной яркий свет Дворцовых ив стволы позолотил. Кто это там в зеленый плат одет? Повеса, торгашом когда-то был, Теперь хмельным и важным ходит он И лошадь белую гоняет вскачь, Отвешивают встречные поклон Тому, кто не упустит миг удач. А вот — Цзыюнь: далек от важных дел, Он только оды тополям слагал И, слабый телом, вовсе поседел, Пока о Сокровенном написал. Как жаль, что выбросился он в окно... Повесе это было бы смешно. 750 г. Примечания

Сяньян — древняя столица империи Цинь; здесь это метонимическое обозначение танского Чанъаня.

...Кто это там в зеленый плат одет?.. — повеса Дун Янь времен Западной Хань (206 г. до н. э. — 8 г.) в молодости торговал жемчугом и снискал внимание принцессы Гуань Тао; нарушая придворный этикет, не снимал с головы зеленый платок.

Цзыюнь — прозвище крупного поэта и философа Ян Сюна из города Чэнду области Шу периода Западной Хань, который сначала писал оды ("Чанъян" — "Высокий тополь"), поднося их императору, а к старости углубился в философские размышления; когда его ученик Лю Фэнь был облыжно обвинен в преступлении, за учителем тоже пришла стража, и он выпрыгнул из окна Палаты Тяньлу, где преподавал.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

9. "Приснился раз Чжуану мотылек..."

Приснился раз Чжуану мотылек, Который сам Чжуаном стал при этом. Коль он один так измениться смог, Что говорить о тысячах предметов? Вздымается Пэнлай над зыбью вод, Окажется потом на мелководье, А бывший князь у Зеленных ворот Выращивает тыквы в огороде. В деньгах, почете — постоянства нет. К чему тогда вся суета сует?! 745 г. Примечания

Чжуан Чжоу — древний философ (IV-III вв. до н. э.) Чжуанцзы; в его притче говорится, что он видел во сне мотылька, а проснувшись, не понял, он ли видел мотылька или мотыльку снился Чжоу.

Пэнлай — остров бессмертных в Восточном море.

...А бывший князь у Зеленных ворот // Выращивает тыквы в огороде... — За Зеленными воротами Чанъаня выращивали тыквы, и среди них — бывший князь Шао Пин (III в. до н. э.).

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

10. "Лу Лянь был всем известный книгочей..."

Лу Лянь был всем известный книгочей, В былое время живший в царстве Ци. Так перл луны, восстав со дна морей, На землю изливает свет в ночи. Он слово молвил — отступила Цинь, В веках предела славе нет такой. Послал ему свой дар властитель Пин — С усмешкою отверг его герой. Как он, я суете мирской не рад, Отброшу прочь чиновничий наряд. 745 г. Примечания

Лу Лянь — известный ученый из царства Ци периода Чжаньго (403-221 гг. до н. э.), отшельник, рыцарь, политический деятель, который искусно предотвратил военное столкновение царств Цинь и Чжао, при этом отвергнув и ленный дар, и золото, предложенные ему властителем равнинной области Пинъюань (на территории современной провинции Шаньдун), как слишком мелкую оценку его деяний.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

11. "В Восточной Бездне тонет Хуанхэ..."

В Восточной Бездне тонет Хуанхэ, А в Западной — полдневное светило. Что мы лучам, стремительной реке, Своим путем влекомым скрытой силой?! Уж я не тот, каким бывал весной, Я поседел к осеннему закату. Жизнь человека — не сосна зимой, Несут нам годы многие утраты... Мне б на Драконе к тучам улететь, Впивать в сиянье вечном солнца свет! 741 г. Примечания

Восточная, Западная Бездны — мифологические топонимы, здесь показывают стороны света.

Сосна в холоде — традиционный образ жизненной стойкости

Остаться в вечном сиянии — остановить время.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

12. "Сосна и кипарис — прямы душой..."

Сосна и кипарис — прямы душой, К нарядам ярких слив их не влечет. Велик и славен Янь Цзылин, с удой Ушедший на брега бездонных вод. Сокрылся, как летучая звезда, Его душа, что облачко, вольна, Простившись с государем навсегда, Вернулся в горы, где цветет весна. Ветр чистоты по миру пролетел, Таких высот другим достичь нельзя, Вздыхать и восхищаться — мой удел, В глуши крутых отрогов поселясь. 750 г. Примечания

Янь Цзылин — отшельник I в. н. э., отказавшийся служить узурпатору престола Лю Се, показав себя "прямодушной сосной и кипарисом".

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

13. "Когда Цзюньпин отринул мира плен..."

Когда Цзюньпин отринул мира плен И без Цзюньпина бренный мир оставил, — Прозрел он ряд Великих Перемен И сущего всего Первоначало, Суждений Дао нить сплетал в тиши, За полог пустоты проникнув чувством, Ведь всуе Цзоуюй не поспешит, Глас Юэчжо не разнесется чудный. Взнести до солнца имя свое смог, Но кто его узрит в потоках звездных? Ведь Гость морской от нас уже далек, И некому постичь безмолвья бездны. 753 г. Примечания

Янь Цзюньпин — гадатель из Чэнду периода династии Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.); был отвергнут двором, стал отшельником и погрузился в даоские каноны.

Первоперемена — термин даоской философии, обозначающий начальный этап космического развития через переход от одной формы бытия к другой.

Сплетать нить Дао — погружаться в изучение даоской мудрости.

Цзоуюй (Белый Тигр) — мифическое животное, которое не ест живого, символизирует гуманное правление.

Юэчжо (Пурпурный Феникс) — мифическая птица, возвещающая становление великой династии.

Гость морской — по Небесной реке (Млечному пути) плавал некий помор ("Морской гость") и вдруг увидел женщину за прялкой и человека, ведущего быка на водопой, но лишь великий молчальник и мудрец Янь Цзюньпин понял, что это произошло не на земле, а на небе.

Безмолвная бездна — глубины, скрытые в молчании мудреца-отшельника.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

14. "Одни пески у северных застав..."

Одни пески у северных застав, Надолго обнажились рубежи. Над грустной желтизной осенних трав С высокой башни взгляд мой вдаль бежит: Селений приграничных стерся след, Безлюден город в пустоте земли, Костей белесых грудам столько лет, Что уж давно бурьяном поросли. Из-за кого, спрошу, сей край страдал? "Гордец Небесный" нас терзал войной. Разгневался наш мудрый государь, Под барабан солдат отправил в бой. Былой согласья свет померк во зле, Войскам вослед тревога поднялась, И тьмы людей скорбят по всей земле, Ручьями слезы льются в горький час. Солдат печаль объемлет все сильней — Кто жатвою займется на полях? В край варваров отправили парней, Но как же тяжко им служить в горах! Ли Му давно покинул этот мир, Шакалы, тигры здесь справляют пир 749 г. Примечания

Гордец Небесный — небесными гордецами обычно именовали гуннов

Ли Му — военачальник царства Чжао периода Чжаньго (403-221 гг. до н. э.), разбивший гуннов, после чего те шестнадцать лет не решались нападать на китайцев.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

15. "Советнику Го Вэю яньский князь..."

Советнику Го Вэю яньский князь Построил золоченые чертоги. Цзюй Синь из Чжао прилетел тотчас, Сам Цзоу Янь явился на пороге. А те, чья слава нынче высока, Меня, как пыль дорожную, откинут. Потратят на забавы жемчуга, А мудрецу — довольно и мякины?! Что ж, Желтым Журавлем, чей путь высок, Взлечу я в выси неба, одинок. 731 г. Примечания

Советнику Го Вэю яньский князь // Построил золоченые чертоги... — Властитель царства Янь периода Чжаньго решил собрать в Янь мудрецов со всей Поднебесной, и в специально построенные золотые хоромы начали стекаться "высокие мужи" из других царств.

Желтый Журавль — мифологический образ сяня, покидающего бренный мир на священной птице; в переносном смысле — высокоталантливый муж.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

16. "Одухотворены мечи-Драконы..."

Одухотворены мечи-Драконы, Узорчато сверкают серебром, Слепят и небо, и земное лоно, Стремительны, как молния, как гром. Ножны златые только меч покинет — Его порывам вдаль преграды нет. Но кто сумеет оценить их ныне, Когда Фэн Ху покинул этот свет?! Ни десять тысяч чжанов водной бездны, Ни тысячи слоев крутых высот Вовек не разлучат мечей чудесных, Собрата горний Дух всегда найдет. 731 г. Примечания

Одухотворены мечи-Драконы... — Легендарные мастера периода

"Чуньцю" из княжества У супруги Гань Цзян и Мо Се выковывали парные "драгоценные мечи", обладавшие волшебной силой, находя друг друга на расстоянии.

Ножны златые только меч покинет... — Традиционное выражение «драгоценный меч в ножнах» означает невостребованный талант.

Фэн Ху — легендарный знаток мечей периода Чуньцю.

Чжан — мера длины — 3,3 м.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

17. "Как пастушок на той горе Златой..."

Как пастушок на той горе Златой В туманный Пурпур влился на века, И я бы шел дорогою такой, Да волос сед уже у старика. Хлопочут те, кто и пригож, и юн. Что им дает мирская суета? Лишь Зелье из побегов древа Цюн Вдохнет святую душу навсегда. 747 г. Примечания

Как пастушок на той горе Златой // В туманный Пурпур влился на века... — Легендарный пастушок по имени Хуан Чупин на святой горе Золотой цветок (провинция Чжэцзян) повстречал даоса, приведшего мальчика в свой каменный скит в горе, где тот сорок с лишним лет постигал мистические тайны, а затем на глазах у старшего брата превратил белые камни в овец, и тогда брат, бросив семью, остался на горе, где братья провели 500 лет, не старея, и сменили имена — младший на Чисун-цзы, старший на Лу Бань.

Лишь Зелье из побегов древа Цюн... — Мифическое дерево, растущее на песчаной отмели у западного склона священной горы Куньлунь, высота его — десять тысяч жэней (жэнь — 2,5 м), толщина — "триста обхватов"; питаясь его молодыми побегами, можно перейти в состояние бессмертного сяня.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

18. "Весна приносит на Небесный брод..."

Весна приносит на Небесный брод Цветущих слив и персиков восторг, Но то, что поутру еще цветет, Под вечер уплывает на восток. Один поток другим течет вослед, На смену прошлым новый век идет, Кто был вчера, уж тех сегодня нет, И всех к мосту влечет за годом год: Развеет дымку утренний петух — Вельможи во дворец спешат толпой, Пока последний лучик не потух На середине башни городской. Небесный свет в уборах отражен, Когда выходят из дворцовых врат, Конь под седлом — стремительный Дракон, И удила злаченые горят. Шарахаются путники с дорог, Надменный дух превыше Сун-горы. А в теремах расставлен ряд треног — Их дома ждут обильные пиры, И пляски Чжао, аромат румян, Напевы Ци, и звуки чистых флейт, Тенистый пруд, игруньи-юаньян В тиши дворцов, куда не входит свет. Им кажется — продлится сто веков Та ночка, что в веселье проводил. Уж кто добился — не уйдет с постов, Уходят те, кто что-то натворил. И больше не придет к ним желтый пес, Им кровью воздала Зеленый Перл. А кто из них, расплетши пук волос, Как Чи-Бурдюк, в челне б уплыть посмел?! 753 г. Примечания

Небесный брод — здесь — название моста над рекой Ло в Лояне напротив императорского дворца.

Гора Сун — одна из священных гор Китая.

Треноги — подставки для обеденных столов.

...И пляски Чжао, аромат румян, // Напевы Ци, и звуки чистых флейт... — В старом Китае лучшими традиционно считались танцы царства Чжао, а песни — царства Ци.

Юаньян — вид уток, именуемых "неразлучницами".

Желтый пес — Ли Сы, вельможа, после смерти Цинь Шихуана был брошен в тюрьму, а перед казнью мечтательно сказал сыну: "Хотел бы я сейчас с желтым псом поохотиться на зайцев".

...Им кровью воздала Зеленый Перл. — Красавица-гетера цзиньского Ши Чуна (III в.) Люй Чжу; ее безуспешно домогался влиятельный вельможа; Люй Чжу, чтобы не достаться соблазнителю, покончила с собой; ее имя можно перевести как Зеленая Жемчужина.

...А кто из них, расплетши пук волос, // Как Чи-Бурдюк, в челне б уплыть посмел?! — Фань Ли, сановник княжества Юэ, покинул государя, сочтя его действия постыдными, расплел чиновную прическу, сменил имя на Чи Ицзы (Чи-Бурдюк) и уплыл из столицы в туман "пяти озер".

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

19. "На западе есть Лотосовый пик..."

На западе есть Лотосовый пик, Там Яшмовая Дева в высоте: Цветок в руке и яснозвездный лик, Легко витает в Высшей Чистоте, Широкий пояс, радужный покров, Возносится, паря, на небосклон, Зовет меня к Террасе облаков, Святому Вэю низкий бью поклон И ощущаю, что в пурпурной мгле Летим, запрягши Гуся, все втроем. Я вижу, как к Лояну по земле Мчат орды дикие сквозь бурелом. Там реки крови разлились в степях, Вельможные уборы на волках. 756 г. Примечания

Лотосовый пик — вершина священного для даосов горного массива Хуашань (современная провинция Шэньси).

Минсин ("Ясная звезда", другое имя Юйнюй — "Яшмовая дева"), Вэй Шуцин — духи даоского пантеона

Высшая Чистота — один из трех миров даоского космоса, метоним самого Дао.

Терраса облаков — вершина на северо-востоке того же массива Хуашань, постоянно окутанная облаками.

Орды дикие — степняки, входившие в состав армии наместника Ань Лушаня, восставшего против императора.

Вельможные уборы — особой формы головные уборы высоких сановников.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 246

20. "Я как-то путешествовал туда..."

Я как-то путешествовал туда, Где с гор цветы бегут, как водопад: Хуафучжу прелестна и крута, И зелен, как у лотоса, наряд. С порывом ветра прилетел легко Чисун предвечный, ливня властелин, Зелеными Драконами влеком, А для меня Олень был белый с ним. Взмываем ввысь, улыбку затая, И под ногами кружится земля. 744 г. Примечания

Хуафучжу — одинокая вершина у города Цзинань, заросшая цветами, которые, словно водопад, спускаются вниз; эта строка — пример решительного нарушения поэтических нормативов ради смысла — в ней отсутствует привычная цезура после 2 иероглифа, и структура строки 1+3+1 (или даже 1+4).

Чисун (Чисун-цзы) — повелитель дождя времен мифического Желтого императора (Хуан-ди).

Зеленый Дракон — один из четырех символов веры даосизма — наряду с Белым Тигром, Красной птицей и мифическим животным Сюаньу, изображаемым как черепаха, обвитая змеей.

Белый Олень — атрибут даосского святого (чаще — Белый Конь).

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

21. "Во граде Ин поют "Белы снега"..."

Во граде Ин поют "Белы снега", И тают звуки в синих небесах... Певец напрасно шел издалека — Не задержалась песнь в людских сердцах. А песенку попроще подтянуть Готовы много тысяч человек. Что тут сказать? Осталось лишь вздохнуть — Холодной пустотой заполнен век. 743 г. Примечания

Ин — столица княжества Чу периода Чуньцю (770-476 гг. до н. э.) и Чжаньго (403-221 гг. до н. э.) на территории современной провинции Хубэй; в оде Сун Юя рассказывается о певце, который пел простенькую песенку о деревенском жителе из местности Ба (этим названием до сих пор в просторечии именуют провинцию Сычуань) и слушатели охотно подтягивали, а когда он запел эстетически более сложные песни ("Белые снега"), в толпе не нашлось никого, кто бы воспринял их.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

22. "Потоки Цинь с вершины Лун бегут..."

Потоки Цинь с вершины Лун бегут, Оставив склонам тяжкий тихий ропот. Снегами грезит северный скакун, Со ржанием мешая долгий топот. Сей чувственный порыв меня пленит, Вернуться в горы было бы отрадой. Вчера следил, как мотылек летит, И вот — другой рожден из шелкопряда. На нежных тутах тянутся листы, На пышных ивах почек стало много, Стремится прочь бегучий ток воды, Душа скитальца изошла тревогой. Смахну слезу и возвращусь домой. Печаль моя, доколе ты со мной? 744 г. Примечания

Гора Лун — находится между современных провинций Шэньси и Ганьсу, по ее склонам стекает река Цинь.

Мотылек — здесь это философическое наблюдение ассоциативно связано с фактами личной жизни поэта — осенью 742 г. он полным надежд "мотыльком" прибыл в столицу по зову императора, а весной 744 г. покинул двор, осознав неосуществимость своих замыслов государственного служения.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

23. "Осенней сединой нефрита росы..."

Осенней сединой нефрита росы Ложатся на зеленые листы. До срока время холода приносит, И, видя это, опечален ты: Так жизнь мелькнет быстролетящей птицей, И что ж — себя в узде удержишь сам?! Иль был Цзин-гун глупцом, когда пролиться Позволил на горе Вола слезам? Их алчность насыщения не знает Взойдя на Лун, уже на Шу глядят, Душа-волна зовет, не уставая, Но тропок в мире так извилист ряд... Нет, должен со свечою целый век Идти сквозь тьму ночную человек! 745 г. Примечания

Цзин-гун — Правитель царства Ци (547—490 гг. до н. э.) сетовал на неизбежность смерти и на Воловьей горе (в современной провинции Шаньдун) был пристыжен советником, который напомнил ему, что только череда поколений возвела Цзингуна на престол.

Их алчность насыщения не знает, // Взойдя на Лун, уже на Шу глядят... — Распространенный образ недовольства тем, что имеешь.

Нет, должен со свечою целый век // Идти сквозь тьму ночную человек... — Выражение из древнего стихотворения ("День короток, горькая ночь длинна, // Как же не бродить со свечой в руке?")

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

24. "Кареты поднимают клубы пыли..."

Кареты поднимают клубы пыли, Тропы не видно, в полдень меркнет свет. Вельможи тут немало прихватили Заоблачных дворцов, златых монет. Вон на дороге "петушиный парень" — Нарядная карета, важный вид, И рвется изо рта столь грозный пламень, Что встречный от такого убежит... А кто ж, как Сюй, омывший уши встарь, Понять сумеет, где — бандит, где — царь? 731 г. Примечания

Вон на дороге "петушиный парень"... — Петушиные бои были излюбленной забавой императора Сюань-цзуна, который чинами и дворцами одаривал устраивавших их вельмож ("петушиных парней").

Сюй — Сюй Ю, отшельник, которого властитель пригласил на службу, а он счел это оскорбляющим его предложением и пошел к реке «промыть уши».

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

25. "Мир Путь утратил, Путь покинул мир..."

Мир Путь утратил, Путь покинул мир, Забвенью предан праведный Исток, Трухлявый пень сегодня людям мил, А не коричных рощ живой цветок. И потому у персиков и слив Безмолвно раскрываются цветы. Даны веленьем Неба взлет и срыв, И мельтешения толпы — пусты... Вослед Гуанчэн-цзы уйду — туда, Где в Вечность открываются врата. 753 г. Примечания

Коричное древо — метоним луны.

И потому у персиков и слив // Безмолвно раскрываются цветы... — "Молчание" здесь форма осуществления Дао.

Гуанчэн-цзы — один из восьми изначальных даоских Духов. На вопрос Хуан-ди о путях постижения Дао ответил, что это неосязаемый процесс освобождения от форм, завершающийся уходом через Врата Неисчерпаемости в беспредельность.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

26. "Таинственный исток наверх выносит..."

Таинственный исток наверх выносит Лазурный лотос, ярок и душист. Устлала воды лепестками осень, Зеленой дымкой ниспадает лист. Коль в пустоте живет очарованье, Кому повеет сладкий аромат? Вот я сижу и вижу — иней ранний Неотвратимо губит дивный сад. Все кончится, и не найдешь следов... Хотел бы жить я у Пруда Цветов! 728 г. Примечания

Пруд Цветов — в мифологии — пруд на горе Куньлунь; в поэзии это может быть воспринято и как метонимическое обозначение императорского дворца.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

27. "Есть в Чжао-Янь прелестница одна..."

Есть в Чжао-Янь прелестница одна В чертоге, что за облаками скрыт, Глаза лучисты — что твоя луна, Улыбкой царство может покорить. Ей грустно видеть увяданье трав, Ветров осенних слышать дикий вой, И струны, под перстами зарыдав, Ей отвечают утренней тоской... Ах, где тот благородный господин, С кем на Луанях вместе полетим?! 728 г. Примечания

Янь, Чжао — в древности — соседние царства на территории Центрального Китая (современная провинция Хэбэй); в данном контексте названия обозначают современные поэту местности, где располагались древние царства.

Глаза лучисты — что твоя луна, // Улыбкой царство может покорить... — Традиционный поэтический образ необыкновенной женской красоты.

Ах, где тот благородный господин... — В оригинале стоит слово цзюньцзы — "Благородный муж": конфуцианское социальное понятие человека, в наивысшей мере соответствующего установленным нормативам, здесь это значение — в подтексте, а в самом тексте, скорее, — "достойный супруг".

Летящие Луани — образ супружеского счастья (луань — один из видов Феникса).

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

28. "Наш лик — лишь миг, лишь молнии посверк..."

Наш лик — лишь миг, лишь молнии посверк, Как ветер, улетают времена. Свежа трава, но иней пал поверх, Закат истаял, и опять — луна. Несносна осень, что виски белит, Мгновенье — и останется труха. Из тьмы времен к нам праведники шли — И кто же задержался на века? Муж благородный — птицей в небе стал, Презренный люд преобразился в гнус... Но разве так Гуанчэн-цзы летал?! — Был в тучку впряжен легкокрылый Гусь. 753 г. Примечания

Гуанчэн-цзы — бессмертный сянь.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

29. "Из Трех Династий вышли семь вояк..."

Из Трех Династий вышли семь вояк И смуту учинили на просторе. Как гневны "Нравы" и печальны как! Наш мир сошел с Пути себе на горе. Постигший мудрость — тайны Тьмы прозрел, К Заре Пурпурной воспарил над тучей, Мудрец Конфуций в пустынь захотел, И предок мой исчез в песках зыбучих. Святые, мудрые — все канули в века... В сей смутный час о чем еще тоска? 753 г. Примечания

Три династии — завершающий период существования древнейших китайских династий Ся, Шан, Чжоу (XXI-III вв. до н. э.), перешедший в междоусобицу отдельных царств ("семь вояк" — Воюющие царства: 403-221 гг. до н. э.) и дальнейшее становление в стране централизованной империи Цинь.

"Нравы правителя" — один из разделов "Канона поэзии", в котором сквозит печаль по поводу падения нравов и упадка поэзии.

Постигший мудрость — мудрец, постигший тайны Земли (обретший "Дэ") и Неба (познавший явления Тьмы).

Пурпурная заря — здесь имеется в виду Небо как антоним земному миру, погрязшему в смуте.

Мой предок — основатель даоского учения Лао-цзы

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

30. "Дух Сокровенный первозданных дней..."

Дух Сокровенный первозданных дней В веках утрачен. Нас не ждет возврат, В конце веков смятенье все сильней, Толпятся люди у столичных врат. Кто знает про Злаченого коня — Не станет о Пэнлае помышлять. Шелками дев лишь бредит седина, Вино процедят — и давай гулять, Смешны им вечность, Эликсир святой... А ведь погаснет дев веселый взгляд, Ученый Муж со спицей золотой Могильник вскроет, совершив обряд. Дерев Жемчужных зелень далека Для тех, чья бездна мрака глубока. 753 г. Примечания

Сокровенный Дух — даосское учение.

Врата Золотого коня — дворцовые ворота перед канцелярией евнухов, над которой император У-ди водрузил позолоченную статую коня.

Ученый Муж со спицей золотой // Могильник вскроет, совершив обряд... — Сатирический образ конфуцианца из притчи Чжуан-цзы.

Жемчужные деревья — в каноне "Шань хай цзин" упоминаются три похожих на платан дерева с листьями-жемчужинами, где гнездятся "птицы с изумрудным оперением"; метоним выдающегося таланта.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

31. "Чжэн Жун, через заставу въехав в Цинь..."

Чжэн Жун, через заставу въехав в Цинь, Тащился до столицы очень долго, И в Пинъюань с горы даос один К нему спустился в маленькой двуколке. Властителю Пруда он яшму нес — Как знак, что тот умрет в году грядущем. И всполошились люди этих мест: Беда идет, уж не бежать ли лучше? Ушли туда, где персиковый цвет Не облетает много тысяч лет. 753 г. Примечания

Чжэн Жун... — Сюжет из "Исторических записок" (Шицзи).

Персиковый источник — образ вечной безмятежности, отгороженности от суеты мира, сформирован в поэме Тао Юаньмина (365-427).

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

32. "Дух осени Жушоу злато жнет..."

Дух осени Жушоу злато жнет, Над морем — месяц, тонкий, как струна, Кричит цикада и к перилам льнет, Печали нескончаемой полна. Где исчезает ряд блаженных дней? Дает нам Небо перемены знак, Осенний хлад рождает ветр скорбей, Сокрылись звезды, бесконечен мрак. Мне грустно так, что лучше помолчать И в песне до зари излить печаль. 750 г. Примечания

Жушоу — дух первого месяца осени.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

33. "На севере — Пучина-Океан..."

На севере — Пучина-Океан, Там рыбища невиданной длины. Что три горы, стоит над ней фонтан, Вбирает сотню рек глотком одним. Чуть шевельнется — и валы пошли, Взыграет — ураганы понеслись... Как вдруг — на девяносто тысяч ли, Неудержимая, взлетает ввысь. 725 г. Примечания

Северная Пучина (Северная бездна) — топоним мифологической географии.

Гигантская рыба — в стихотворении описывается мифическое существо, именуемое "Гунь" (это название условно переводят как "кит"), которое имеет невероятно огромные размеры, плавает в Северной Бездне, а потом превращается в гигантскую птицу Пэн и стремительно взмывает в небеса.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

34. "С пером указ кометой прилетел..."

С пером указ кометой прилетел, Тигровый знак доставлен до границ, Тревога каждый подняла удел, Не спят, кричат ночами стаи птиц. Но ясен свет над Пурпурным дворцом, Власть трех князей спокойствия полна, Земля и Небо следуют Путем, Вода морская незамутнена. О чем тревожиться? — спросить могу, Ответят: путь далекий впереди, Лишь к лету мы достигнем речки Ху, Чтобы в зловещий южный край войти. Кто гибели бежит — тот не боец, В палящих странах все пути трудны. Протяжный вздох: я ухожу, отец... И гаснет свет и солнца, и луны. Из глаз не слезы — льется кровь теперь, Сил не осталось даже на слова. Добыча тигра — утомленный зверь, В зубах акулы — рыбья голова. Из тысяч не пришел никто домой, Расставшись с телом, жизнь не сохранить... Но смог ведь Шунь, с секирой боевой Сплясав, строптивых мяо усмирить! 751 г. Примечания

С пером указ кометой прилетел... — Небольшая дощечка поступала из столицы как государев указ, птичье перо — знак особой срочности.

Тигровый знак — медная или деревянная пластина с изображением тигра, разделенная на две половины, соединение которых подтверждает высокие полномочия обладателя этого знака.

Пурпурный дворец — императорский дворец.

Три князя — советники при императоре.

Земля и Небо следуют Путем... — Дао.

Река Ху — юго-западный отрезок Янцзы; вплоть до лета исходящие от воды ядовитые миазмы были губительны для человека.

Мяо — название древнего племени, которое, по преданию, не хотело подчиниться "идеальному правителю" Шуню, но тот отверг призыв к войне против непокорных как нарушение канонов Дао, три года укреплял свой дух, после чего один только танец с мечом и секирой умиротворил строптивые племена, воздействуя на них энергетикой Шуня.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

35. "Взялась уродка подражать красотке..."

Взялась уродка подражать красотке — Соседи в шоке разбежались прочь; У шоулинца странная походка — Ханьданьцам смех свой удержать невмочь. Вот песня — складно, только нет в ней правды, Как в мошке, что ребенок малевал; Другой, свой дух растратив без пощады, Макаку из шипов сооружал. Искусно, только что же толку в оном? Роскошно, только пользы миру нет. А воспевавшие Вэнь-вана Оды Давно уж канули в пучину лет, Нет больше инца, чей топор, что ветер, Летал искусней всех на белом свете! 750 г. Примечания

Взялась уродка подражать красотке... — Сюжет из Чжуан-цзы о некрасивой девице, которая, увидев опечаленную красавицу Сиши (эпоха "Весен и осеней"), тоже состроила гримасу, но такую ужасную, что соседи закрылись в домах.

...У шоулинца странная походка — // Ханьданьцам смех свой удержать невмочь... — Сюжет из Чжуан-цзы о юноше из города Шоулин в царстве Янь, который решил научиться у жителей Ханьданя (столица царства Чжао) красиво ходить, но, еще не овладев этим мастерством, уже забыл, как ходил прежде, и начал ползать.

...Вот песня — складно, только нет в ней правды, // Как в мошке, что ребенок малевал... — Образ слабого умения, малого мастерства, идущий от древнего философа Ян Сюна, который писал, что малевать (или "вырезать" — могут быть разные переводы этого глагола) мошек — занятие для детей, а не для взрослых.

...Другой, свой дух растратив без пощады, // Макаку из шипов сооружал... — Сюжет из Ханьфэй-цзы об одном ловкаче из царства Вэй, который предложил властителю царства Янь соорудить обезьяну из колючек терновника.

Вэнь-ван — основатель династии Чжоу (XI в. до н. э.).

Инец — сюжет из притчи Чжуан-цзы о мастеровитом плотнике из Ин, столицы царства Чу, обладавшем таким мастерством, что топором, очистил нос от глины.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

36. "Он был, как яшма, чист... Но в Чу-стране..."

Он был, как яшма, чист... Но в Чу-стране Не поняли. Случалось так и прежде. Не оценили дивный дар вполне Три государя, внявшие невеждам. Прямое древо — под топор идет, Душистый цвет быстрей других сгорает, Где слишком много — Небо отберет, А то, что в бездне, — Дао уравняет. Уплыть бы в синь — Восточный океан, Взмыть облаком пурпурным над заставой, Как царский Летописец и Лу Лянь, — Вот истинный пример высоких нравов! 753 г. Примечания

Прямое древо — под топор идет... — "Прежде прочих срубают прямое дерево, прежде прочих иссякает вкусный колодец" (Чжуан-цзы, гл. "Дерево на горе", пер. Л. Д. Позднеевой).

Где слишком много — Небо отберет, // А то, что в бездне, — Дао уравняет... — В "Дао дэ цзин", § 77, сказано: "Дао неба сокращает излишек и восполняет недостаток" (пер. А. Е. Лукьянова).

Восточный океан — там находится мифический остров бессмертных Пэнлай

Царский Летописец — презрев должность Придворного Летописца, через Западную заставу удалился на черном буйволе в "варварские земли" основоположник даоизма Лао-цзы, и в небе появилось благовестное пурпурное облако.

Лу Лянь (или Лу Чжунлянь) — известный ученый из царства Ци периода Чжаньго (403-221 гг. до н. э.), который искусно предотвратил военное столкновение царств Цинь и Чжао, при этом отвергнув и ленный дар, и золото, предложенные ему властителем равнинной области.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

37. "В ответ на стоны яньского вельможи..."

В ответ на стоны яньского вельможи, Нежданный летом, снег на землю пал; На вдовий плач святое Небо может Ударить молнией в дворцовый зал. Растрогала сих чистых душ безвинность, И в скорбной доле — радость рождена. Я ж от Златой палаты отодвинут, А в чем, в конце концов, моя вина? Наплыла туча, пурпур Врат скрывая, Дневное солнце поглотил закат, В песках чистейший перл не засверкает, В бурьяне глохнет свежий аромат. Мир полон вздохов — ныне, как и прежде, Но слезы зря струятся по одежде. 747 г. Примечания

В ответ на стоны яньского вельможи, // Нежданный летом, снег на землю пал... — Сюжет из философского трактата Ван Чуна о невинно осужденном вельможе из царства Янь, который воззвал к Небу о справедливости, и среди лета на землю пал иней как знак невиновности.

На вдовий плач святое Небо может //Ударить молнией в дворцовый зал... — Аналогичный сюжет из "Хуайнань-цзы" о громе и молнии как отклике Неба на мольбы оклеветанной бедной вдовы из царства Ци, воззвавшей к справедливости.

Златая палата — зал в императорском дворце, в котором объявляют результаты экзаменов на занятие чиновных должностей; метоним императорского дворца в целом.

Пурпурные врата — малые внутренние дворцовые ворота, здесь — метоним императорского дворца.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

38. "В саду угрюмом орхидеи цвет..."

В саду угрюмом орхидеи цвет Совсем задавлен сорною травой. Весной ее ласкает солнца свет, Но осенью — взгрустнется под луной. Когда падут снежинки с высока, Ее красивый облетит наряд. Без дуновений свежих ветерка Кому повеет дивный аромат?!

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

39. "Взойди на гору, посмотри окрест..."

Взойди на гору, посмотри окрест — Твой взгляд просторы мира не окинет. Лежит холодный иней, пав с небес, Осенний ветер бродит по пустыне. Краса цветов уходит, как поток, Весь мир вещей плывет волной бегучей, Еще сияет солнце, но потом Угаснет в неостановимой туче. Платан обсижен стаей мелких птах, А Фениксам остался куст убогий... Ну, что ж, мечом постукивая в такт, Уйду я в горы... Так трудны дороги! 743 г. Примечания

Платан обсижен стаей мелких птах, // А Фениксам остался куст убогий... — Образ мира, сошедшего с праведного Пути.

Отбивать такт ударами по мечу — сюжет из хроник Воюющих царств о Фэн Сюане, который за неимением музыкального инструмента аккомпанировал себе ударами по лезвию меча и пел о своей бедности, надеясь на милосердие сюзерена.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

40. "Не клюнет проса Феникс, голодая..."

Не клюнет проса Феникс, голодая, Привык он есть жемчужные плоды. Ему ли место средь хохлаток стаи, Что мечутся лишь в поисках еды? Пропев с вершин Куньлуня утром рано, Под вечер у Дичжу воды испив, Он держит путь к далеким океанам И в хладе неба одиноко спит. Лишь с принцем Цзинь, отмеченным судьбою, В лазурных тучах сблизиться он смог. Я не сумел воздать Вам за благое, Но что вздыхать? — Настал разлуки срок. 744 г. Примечания

Дичжу — гора в среднем течении Хуанхэ. Куньлунь — священная гора в западной части страны.

Принц Цзинь (Ван-цзы Цзинь) — наследник престола в Чжоу, хорошо играл на свирели, подражая голосу Феникса, и даос Фу Цюгун, плененный его игрой, пригласил его на священную гору Сун.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

41. "С утра я к Морю Пурпура пришел..."

С утра я к Морю Пурпура пришел, Багрец зари накинул в поздний час, Ветвь отломил святого древа Жо — Прогнать закат, чтобы скорей угас. На облаке в предельные края Тысячелетней яшмой поплыву, Достигнувши Начал Небытия, Перед Владыкой преклоню главу. Он к Высшей Простоте меня зовет И жалует нефритовый нектар. От отчих мест на много тысяч лет Меня отбросит сей волшебный дар, И ветр, не прерывающий свой бег, За грань небес умчит меня навек. 745 г. Примечания

Море Пурпура — мифологический топоним.

...Багрец зари накинул... — Так одеваются бессмертные сяни.

Жо — красноватое дерево на священной горе Куньлунь, за которое скрывается заходящее солнце.

Лежать на облаке — обычный для небожителей способ передвижения.

Яшма — облик сяня.

Начала Небытия — то изначальное состояние мира, когда он еще был лишен предметных форм.

Высшая Простота — философский термин даоизма, означающий первоначало вещества; дворец Небесного Верховного Владыки.

Нефритовый нектар — волшебный эликсир, ускоряющий течение времени

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

42. "Волна качает пару белых чаек..."

Волна качает пару белых чаек, Взлетает клик над синею водой. Поморы вольных чаек привечают — Не журавля за облачной грядой! Их дом — песок, обласканный луною, Весна влечет в душистые цветы. Меж них и я с омытою душою Забуду мир ничтожной суеты 744 г. Примечания

Журавль в облаках — в данном контексте: образ "человека при должности", вписанного в социальную иерархию, несвободного, что противопоставляется естественности вольных птиц.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

43. "Му-вану снились дальние края..."

Му-вану снились дальние края, Как У-ди — десять тысяч колесниц. Достойным мужем назову ли я Того, кто дни проводит средь блудниц! То Матери-богине пир дают, То Дочь-богиня к ним заходит в зал, На яшмовых брегах они поют... Но обманул их Яшмовый фиал. Где дива были — стал теперь бурьян, И души страждут в густоте лиан. 744 г. Примечания

Му-ван (Х в. до н. э.) — властитель династии Чжоу.

Десять тысяч колесниц — метоним императора.

Яшмовый кубок — мистически настроенный У-ди установил на террасе Просветления духа (шэньмин тай) бронзовую статую святого с яшмовым кубком в руке; собиравшаяся в кубке роса смешивалась с яшмовой крошкой, и это считалось волшебным эликсиром ("сладкой росой"), испив который, человек должен был обратиться в бессмертного святого

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

44. "Зеленой плетью слабой повилики..."

Зеленой плетью слабой повилики Ствол кипариса плотно оплетен, Ведь без него одна она поникнет, Ее поддержит в стужу только он. А дева-персик? Ей ли быть забытой, Одной сидеть, над виршами вздыхать? Горят, как яшма, юные ланиты, Черна волос уложенная прядь... Но если господин мой охладел — Каким же горьким станет мой удел! 743 г. Примечания

Повилика — традиционный лирический образ слабой женщины, которой в жизни необходима опора.

Нежный персик — метоним цветущей юной девы, нуждающейся в защите.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

45. "По всем краям пронесся страшный смерч..."

По всем краям пронесся страшный смерч, Была живому гибель суждена, Свет слабый солнца в туче не узреть, В Великой Бездне дыбилась волна. Но Феникс — выжил! Вырвался Дракон! Так где ж его цветущая земля?! Умчи меня на склоны, Белый Конь, — Петь о ростках, взошедших на полях. 757 г. Примечания

По всем краям пронесся страшный смерч... — Мятеж Ань Лушаня.

Великая Бездна — топоним мифологической географии

Дракон-Феникс — метоним выдающегося таланта.

Белый Конь — обозначенный уже в "Каноне поэзии" образ ухода от суетного мира, к идиллическим полям

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

46. "Сто сорок лет страна была крепка..."

Сто сорок лет страна была крепка, Неколебима царственная власть! "Пять Фениксов" пронзали облака, Над реками столицы вознесясь. Вельмож — что звезд в высоких небесах, Гостей — что туч, летящих мимо нас... А ныне — петухи в златых дворцах Да игры в мяч у яшмовых террас. Так мечутся, что меркнет солнца свет, Качается лазурный небосклон. Кто власть имеет — тот стремится вверх, Сошел с тропы — навек отринут он. Лишь копьеносец Ян, замкнув врата, О Сокровенном создавал трактат 753 г. Примечания

Башня Пяти Фениксов — такое название носили впечатляющие постройки нескольких императорских дворцов разных эпох, здесь это символ величия Танской династии.

Бой петухов, забава с мячом — "цу цзюй" (пинать ногами кожаный шар, набитый шерстью): любимые дворцовые развлечения, для них отвели два специальных дворца внутри императорского Запретного города и площадку для игры в мяч.

Ян-копьеносец — Ян Цзыюнь (Ян Сюн), один из начальников охраны императорского дворца времен династии Хань, впоследствии стал известным философом и литератором.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

47. "В саду восточном — персиков пора..."

В саду восточном — персиков пора, Улыбчиво раскрылись ясным днем, Ласкают их весенние ветра, Подпитывает солнышко теплом. Не дев ли прелесть на ветвях горит? Да только силы лишены цветы: Драконов Огнь осенний опалит — И не сыскать былой красы следы. А вам известно — на Чжуннань сосна Под свист ветров стоит себе, одна?! 743 г. Примечания

Восточный сад — в поэзии часто это метоним императорского дворца.

Драконов Огнь — другое название Звезды Огня (Марс), которая к осени перемещается из южной в западную часть неба; метоним осени.

Чжуннань — известная своими даоскими поселениями гора недалеко от Чанъаня.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

48. "Мечом чудесным циньский государь..."

Мечом чудесным циньский государь Способен был и духов устрашить. За солнцем ринулся в морскую даль, Велел над бездной мост камней сложить, Набрал солдат, опустошив весь мир, — Десятки тысяч не пришли домой, Затребовал пэнлайский Эликсир — И пренебрег весенней бороздой. Растратил силы, а успеха нет, Одна печаль на много тысяч лет... 747 г. Примечания

Мечом чудесным циньский государь... — Цинь Шихуан (259—210 гг. до н. э.) возжелал настичь солнце и повелел соорудить каменную переправу через море, а приглашенный им дух моря укладывал камни на дно и подгонял их кнутом.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

49. "Красавица-южанка, говорят..."

Красавица-южанка, говорят, Светла лицом, как лотос по весне... Кого прельстил зубов жемчужных ряд? С душой прекрасной кто знаком вполне? Ревнуют девы пурпурных дворцов К красавицам, чьи брови — мотыльки. Вернись на отмель южных берегов! Кто здесь достоин вздохов и тоски?! 743 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

50. "К востоку от Утая в Сун-стране..."

К востоку от Утая в Сун-стране Невежда яньский камень отыскал. Таких, решил он, в Поднебесной нет, И даже князь из Чжао не видал. Но яшма князя Чжао так тверда! А камень прост и не сравнится с ней. Мир полон заблуждений... Но тогда — Кто ж распознает перл среди камней? 743 г. Примечания

Утай — сооружение на территории провинции Шаньдун

Сун — территория, занимающая части современных провинций Хэнань, Шаньдун, Цзянси, Аньхуэй.

Яньский камень — самоцвет с горы Яньшань (современная провинция Хэбэй).

Яшма князя Чжао — фамильная драгоценность властителей царства Чжао.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

51. "Закон Небесный Чжоу-ван презрел..."

Закон Небесный Чжоу-ван презрел, Утратил разум чуский Хуай-ван — Тогда Телец возник на пустыре И весь дворец заполонил бурьян. Убит Би Гань, увещевавший власть, В верховья Сян был сослан Цюй Юань. Не знает милосердья тигра пасть, Дух верности напрасно девам дан. Пэн Сянь уже давно на дне реки — Кому открою боль своей тоски?! 753 г. Примечания

Закон Небесный Чжоу-ван презрел... — Когда последний правитель древней династии Инь (XIV-XI вв. до н. э.) Чжоу-ван сошел с праведного Пути (Дао), Первопредок Хуан-ди послал Феникса с предупреждением о неизбежности смены династий.

...Утратил разум чуский Хуай-ван... — Князь Хуай (Хуай-ван) правил в Чу в 328-299 гг. до н. э.; здесь имеется в виду, что он перестал слушать советов своего министра великого поэта Цюй Юаня.

Святой Телец — мифический зверь, по преданию, вдруг появившийся на пустыре близ столичного города накануне гибели династии Инь как знак смены династий.

Убит Би Гань, увещевавший власть... — Би Гань пытался увещевать Чжоу-вана, но тот повелел убить его.

...В верховья Сян был сослан Цюй Юань... — Цюй Юань (340—278 гг. до н. э.), оклеветанный, был сослан на юг к верховьям реки Сян.

...Дух верности напрасно девам дан... — По преданию, сестра пыталась убедить Цюй Юаня смириться, но он отвечал ей: "тщетна преданность".

Пэн Сянь — иньский сановник, пытался увещевать государя, но, отчаявшись, бросился в реку.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

52. "Весны уходят бурные потоки..."

Весны уходят бурные потоки, Тускнеет лета яркий красный свет, И вот смотрю — уже чертополохи Осенний ветер без конца несет, Порывы орхидею гнут все ниже, Лежит на мальвах белая роса... Мужей достойных вкруг себя не вижу — С дерев опала прошлая краса. 728 г. Примечания

Лежит на мальвах белая роса... — традиционный метоним инея.

Достойные мужи — слово мэйжэнь может означать и «красивую женщину», и «благородного мужа», по контексту — скорее последнее.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

53. "Когда друг с другом царства вверглись в бой..."

Когда друг с другом царства вверглись в бой, Войска, что тучи, скрыли неба синь, Два тигра в Чжао бились меж собой, И шестеро вельмож дробили Цзинь. Там каждый к власти приводил свой клан, К местечкам теплым жадно лез порок. Вот так когда-то Тянь замыслил план — И государя в Ци настигнул рок. 753 г. Примечания

Когда друг с другом царства вверглись в бой... — Период междоусобиц V—III вв. до н. э.

Два тигра — соперничавшие между собой высшие приближенные правителя царства Чжао.

Шесть сановников — высокие вельможи царства Цзинь, чья схватка за власть погубила страну.

Тянь Чэнцзы — высший сановник Цзянь-гуна, правителя царства Ци (V в. до н. э.), составивший заговор против сюзерена — тягчайшее преступление в конфуцианской системе нравственных категорий.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

54. "Мой меч при мне, гляжу на мир кругом..."

Мой меч при мне, гляжу на мир кругом: На нем лежит дневная благодать, Но заросли скрывают дивный холм, Душистых трав в ущелье не видать. В краях закатных Феникс вопиет — Нет древа для достойного гнезда, Лишь воронье приют себе найдет Да возится в бурьяне мелкота. Как пали нравы в Цзинь! Окончен путь! Осталось только горестно вздохнуть. 753 г. Примечания

Меч — здесь это атрибут не столько воина, сколько судьи, дающего оценку падению современных нравов.

В краях закатных Феникс вопиет — // Нет древа для достойного гнезда // Лишь воронье приют себе найдет // Да возится в бурьяне мелкота. — Противопоставление Феникса, живущего на благородном платане, и ворон с воробьями, чье место в бурьяне и терновнике.

Как пали нравы в Цзинь! — Поэт Жуань Цзи (III в.) (жил на территории современной провинции Шаньси, где в эпоху Чуньцю находилось царство Цзинь), сетуя на падение устоев, садился в экипаж и гнал, не разбирая дороги, с восклицанием: "Путь исчерпан".

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

55. "И циских гуслей-сэ восточный лад..."

И циских гуслей-сэ восточный лад, И циньских струнных западный напев — Так горячи, что противостоять Не в силах души падких к блуду дев. Их обольстительности меры нет, Одна другой милее и нежней, Споет — получит тысячу монет, Лишь улыбнется — яшму дарят ей. Что Дао им! Влечет кутеж один, Их тает время, словно ветерок. Услышат ли, что, взяв заветный цинь, Пурпурный Гость уже зашел в Чертог?! 744 г. Примечания

Ци, Цинь — местности на территории совр. пров. Шаньдун, восточнее и западнее. Сэ: древний струнный музыкальный инструмент.

Пурпурный Гость — астральный Дух.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

56. "Добыв жемчужину со дна морей..."

Добыв жемчужину со дна морей, Юэский гость пришел в имперский град. Луноподобный свет ее лучей Заворожил в столице всех подряд. Поднес царю — тот меч схватил тотчас: Отвергнут дивный перл, как ни вздыхай, Сокровище унизил "рыбий глаз", Объяла душу горькая тоска. 743 г. Примечания

Схватиться за меч — устойчивая характеристика настороженности противников в боевой схватке.

Рыбьи глаза — образ фальшивой драгоценности (они внешне похожи на жемчужины); в данном случае — метоним ничтожных придворных карьеристов.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

57. "Крылатым масть различная дана..."

Крылатым масть различная дана, Чтобы опора каждому была. А Чжоучжоу — есть ли в том вина, Что силы лишены ее крыла? Когда б крыло ей протянул собрат, Помог воды из Хуанхэ испить! Но равнодушно летуны летят... Вздохну печально — ну, и как тут быть? 760 г. Примечания

Чжоучжоу — мифическая птица с тяжелой головой и куцым хвостом, не способная летать; чтобы испить воды, ей приходится брать крылья в клюв, иначе она опрокидывается.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

58. "И снова я под Колдовской горой..." [Во син ушань чжу]

И снова я под Колдовской горой, У Башни солнца, где ищу преданье, Но тучки нет, чист небосвод ночной, Даль принесла нам свежее дыханье. Волшебной девы и в помине нет, Где чуский князь, никто сейчас не знает, Давно уж канул блуд в пучину лет... Лишь пастухи о них тут воздыхают. 759 г. Примечания

Колдовская гора — стоит над рекой Янцзы у Санься; с ней связано предание о свиданиях чуского князя Сян с феей этой горы.

Башня солнца — сооружение на этой горе.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

59. "Кто у развилки растерялся вдруг..."

Кто у развилки растерялся вдруг, А кто — взглянув на белый шелк простой: Идти ему на север ли, на юг? Шелка покрасить — краскою какой? Сколь зыбок этот мир, вся тьма вещей, Нет постоянства в жизни и для нас. Вот Тянь и Доу: кто из них сильней — К тому бежали холуи тотчас. В переплетенье жизненных дорог Так просто с дружеской тропы сойти, Черпак вина бы сблизиться помог, Да недоверие в душе сидит. Затух у Чжана с Чэнем дружбы свет, И Сяо с Чжу развел небесный путь. Цветенье веток птиц к себе зовет, А рыб ничтожных — пересохший пруд. О чем грустишь, пришелец в мир земной, Лишившись благосклонности людской? 757 г. Примечания

Кто у развилки растерялся вдруг, // А кто — взглянув на белый шелк простой: // Идти ему на север ли, на юг? // Шелка покрасить — краскою какой? — Сюжеты из трактата "Хуайнань-цзы" о вздыхавших о переменчивости мира философах Ян Чжу и Мо-цзы, один из которых, не зная, куда направиться, переживал на развилке дорог, уходящих на юг и на север, другой — глядя на кусок некрашеного шелка, который можно окрасить то ли в желтый, то ли в черный цвет.

Тянь и Доу — высокие сановники периода Западная Хань (III в. до н. э. — I в. н. э.) Тянь Фэнь и Доу Ин, соперничавшие в борьбе за пост канцлера.

Чжан и Чэнь, Сяо и Чжу — персонажи ханьских исторических хроник Чжан Эр и Чэнь Юй, Сяо Юй и Чжу Бо — каждая пара прошла путь от дружбы к вражде.

О чем грустишь, пришелец в мир земной... — Восприятие человека как "пришельца", "гостя" в этом мире — вполне даоская идея.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

"Захмелев, мы с дядей, шиланом, катаемся по озеру Дунтин (цикл из 3 стихотворений)"

1. "В лесу бамбуков пир сегодня наш..."

В лесу бамбуков пир сегодня наш, Со мною дядя мой, шилан-"мудрец". Вместил в себя три чаши твой племяш — И хмель его расслабил, наконец.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 273

2. "Мы песню кормчих лихо распеваем..."

Мы песню кормчих лихо распеваем, Влечет нас лодка по лучу луны. Пусть чайки тут недвижно отдыхают, А мы с бокалами взлетим, хмельны.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 273

3. "Сровнять бы подчистую Царский холм..."

Сровнять бы подчистую Царский холм И Сян-реке открыть простор Дунтина, Тогда над озером осенним днем Упьемся вусмерть мы вином Балина. Примечания

Царский холм — гористый остров на Дунтин.

Сян-река — река, впадающая в Дунтин напротив Царского холма.

Балин — современный г. Юэян в провинции Хунань, где производили знаменитое вино.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 273

"Осенняя заводь" / "Песнь в осеннем затоне" / "Песни Осеннего плеса" / "Песни о Цюпу"

1. "Осенний плес, бескрайний, словно осень..."

Осенний плес, бескрайний, словно осень, Пустынный, наводящий грусть на всех, Заезжий путник грусти не выносит, Влечет его по горным склонам вверх. Смотрю на запад — там дворцы Чанъаня, Плывет у ног Великая Река. Поток, что вдаль стремится неустанно, Скажи, ты не забыл меня пока? Слезу мою, что упадет в поток, Снеси в Янчжоу другу на восток. 754 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 221

2. "На Плесах обезьяны так тоскуют..."

На Плесах обезьяны так тоскуют, Что Желтая вершина — в седине, И, как на Лун-горе, печальны струи, Прощаясь, душу надрывают мне. Хочу уехать... Не могу уехать! Не думал задержаться, а тяну... Когда ж настанет возвращенья веха? Слезинки бьют по утлому челну. 754 г. Примечания

Хуаншань (Желтая гора) — одна из священных гор, находится в уезде Чичжоу провинции Аньхуэй.

Гора Лун — находится на границе современных провинций Шэньси и Ганьсу; по ее склонам стекает река Цинь, и в поэзии этот образ часто использовался для передачи чувства разлуки.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 221

3. "Такой — в парчовом оперенье — птицы..."

Такой — в парчовом оперенье — птицы На небе, в мире — не сыскать нигде. При ней кокетка-курочка стыдится Самой себя в недвижимой воде. 754 г. Примечания

Птица в парчовом оперенье — небольшая птица с красивыми перьями с золотым отсветом; трудно переводимое название (у В. М. Алексеева — "парчово-горбатая птица").

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 221

3. "Такой — в парчовом оперенье — птицы..."

Такой — в парчовом оперенье — птицы На небе, в мире — не сыскать нигде. При ней кокетка-курочка стыдится Самой себя в недвижимой воде.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002

4. "На этих Плесах пряди у висков..."

На этих Плесах пряди у висков Однажды бодрый вид утратят свой. Взлохматиться и поседеть легко Под бесконечный обезьяний вой. 754 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 222

5. "Обезьянок здесь — белым белей...

Обезьянок здесь — белым белей, Как снежинки, вьются над землёй, Тащат малышей своих с ветвей Позабавиться в воде с луной. 754 г.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002, стр. 355

5. "От гиббонов на Цюпу — белей..."

От гиббонов на Цюпу — белей, Как снежинки, вьются над землёй, Тащат малышей своих с ветвей Позабавиться в воде с луной. 754 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 222

6. "Здесь, на Цюпу, тоской полна душа..."

Здесь, на Цюпу, тоской полна душа, И не смотрю я даже на цветы, Хотя ветра и солнце — как в Чанша И, словно в Шань, блестит поток воды.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002, стр. 355

6. "Осенний плес... Тоской полна душа..."

Осенний плес... Тоской полна душа. Осенний плес... Мне не нужны цветы, Хотя ветра и солнце — как в Чанша И, словно в Шань, блестит поток воды. 754 г. Примечания

Чанша — район в современной провинции Хунань вокруг города Чанша

Шань (Шаньчжун) — в древности название входившей в округ Гуйцзи (со знаменитой горой) местности.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 222

7. "Чем я не Шань?! — Хмелен и на коне..."

Чем я не Шань?! — Хмелен и на коне. Чем не Нин Ци?! — Озябший, но пою... Увы, пою один среди камней, И шубу зря слезами оболью. 754 г. Примечания

"Чем я не Шань?!." — Посадский начальник Шань Цзян (эпоха Цзинь) из города Сянъян (провинция Аньхуэй) любил погулять и, захмелев, засыпал в кустах без шапки.

Нин Ци — бедняк эпохи Чуньцю, который однажды, накормив буйвола, запел, и услышавший его правитель княжества Ци пригласил его к себе в сановники.

"...И шубу зря слезами оболью." — Су Цинь (эпоха Чжаньго) в шубе из черных соболей пришел в княжество Цинь и десять раз пытался попасть на службу к правителю, но безуспешно..

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 222

8. "Вершинами богат Осенний плес..."

Вершинами богат Осенний плес, Но Водяное Колесо — престранно: К нему склонилось небо — слушать плеск Ручьев, в которых плещутся лианы. 754 г. Примечания

Водяное Колесо — многие ручьи стекают в реку Луншу (к югу от города Чичжоу провинции Аньхуэй) и шумят, как водяное колесо.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 223

9. "Как полог красочный, огромный камень..."

Как полог красочный, огромный камень Уходит в синь, поднявшись над рекой. Века назад расписанный стихами, Зарос он мхом — зеленою парчой. 754 г. Примечания

Огромный камень — Огромный камень у северного берега Чистого ручья, его называли "Предком реки" и воспринимали как духа вод, перебирающегося через реку.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 223

10. "Здесь бирючины рощами растут..."

Здесь бирючины рощами растут, Здесь рододендрон расцветает рано, На склонах цапли белые живут, А по ущельям плачут обезьяны. Не стоит приезжать сюда, друг мой, Сжимает сердце обезьяний вой. 754 г. Примечания

Рододендрон, бирючина — невысокие кустарники, на первом из которых пахучие цветки раскрываются уже на рубеже зимы-весны (в России один из его видов называют багульник), а второй стоит зеленым все зиму.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 223

11. "Скала Ложэнь уходит к птичьим тропам..."

Скала Ложэнь уходит к птичьим тропам, Старик-утес над дамбою встает. Челн путника вода несет торопко, И аромат цветов летит вослед. 754 г. Примечания

Ложэнь — большой камень высотой в несколько метров на седловине горы Ваньло к югу от города Чичжоу над берегом Чистого ручья напротив "Предка реки" (упоминавшегося также в № 9).

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 223

12. "Вода — как будто шелка полоса..."

Вода — как будто шелка полоса Спокойная, что небо над землёй. Луна-ясна, покинь-ка небеса, Стань лодочкой в цветах моей хмельной! 754 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 224

12. "Вода — что шелка полоса..."

Вода — что шелка полоса На этих Ровных Небесах. В хмельной бы челн — да по луне И погрузить в цветы глаза!

Источник: "Книга о великой белизне", 2002, стр. 355

13. "В струе воды — чистейшая луна..."

В струе воды — чистейшая луна, В луче луны — вечерний цапли лет. Там парень с девою плывут, она, Каштан срывая, песенку поет. 754 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 224

13. "Водой омытая луна, на лунном фоне — цапли лёт..."

Водой омытая луна, На лунном фоне — цапли лёт. Там парень с девушкой, она Каштан срывает и поёт.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002, стр. 356

14. "Над землей полыхает руда..."

Над землей полыхает руда, Искр багровых летит череда. В свете лунном плавильщик поет, И от песни теплеет вода. Примечания

"Над землей полыхает руда..." — В Танское время на Цюпу добывали медь и серебро.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 224

15. "В три тысячи чжанов — моя седина..."

В три тысячи чжанов — моя седина, Она, как тоска, бесконечно длинна, И в зеркале вод — словно иней осенний... Не знаю, откуда явилась она? 754 г. Примечания

Чжан — 3,3 м.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 224

15. "В три тысячи чжанов — моя седина..."

В три тысячи чжанов — моя седина, Она, как тоска, бесконечно длинна, И в зеркале вод — словно иней осенний... Не знаю, откуда явилась она?

Источник: "Книга о великой белизне", 2002, стр. 356

16. "Старый дед в Осенних плесах..."

Старый дед в Осенних плесах Рыбу с лодки удит рано, А жена силки уносит В тень бамбуков на фазана. 754 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 224

17. "В цветенье персиков на горных кручах..."

В цветенье персиков на горных кручах Я, будто рядом, слышу голоса. Давай, монах, без слов простимся лучше И к белой туче устремим глаза. 754 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 224

17. "На склоне горном персиков не счесть..."

На склоне горном персиков не счесть, Я четко слышу звонкую их речь. Давай, монах, без слов простимся лучше И склоним голову пред белой тучей.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002, стр. 356

"Чистые и ровные мелодии"

1. "Твой лик — цветок, а платье — облака, росой омыта красота цветка..."

Твой лик — цветок, а платье — облака, Росой омыта красота цветка. На Яшмов пик, Нефритовый балкон Спешит к тебе луна издалека. Примечания переводчика

На горах "Яшмов пик" и "Нефритовый балкон" обитали небожительницы.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 100

2. "Роса усилит дивный аромат, и фее сна уж государь не рад..."

Роса усилит дивный аромат, И фее сна уж государь не рад. Равна тебе ли ханьская Фэйянь? Ее краса — румяна да наряд. Примечания переводчика

Фея сна — являлась к чускому князю на свидания в виде тучки и дождя.

Фэйянь ("Летящая ласточка") — наложница императора Чэн-ди (I в до н. э.), славившаяся своей красотой и изящностью, в то время как Ян Гуйфэй была несколько полновата.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 100

3. "Цветок весны прекрасной деве мил, ему и государь благоволил..."

Цветок весны прекрасной деве мил, Ему и государь благоволил. Весенний ветр печали отогнал В Душистом павильоне у перил. Примечания переводчика

Душистый павильон — павильон стоял в парке у дворца, где Ли Бо сочинил эти строфы для Сюань-цзуна и Ян Гуйфэй.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 101

В пустой обители принцессы Юйчжэнь под сильным ливнем обращаюсь к вэйшулану Чжан Цзи

1. "В богатых покоях сижу этой осенью..."

В богатых покоях сижу этой осенью, Какой-то сплошной беспросвет, Дожди затянули, на небе ни просини, Уныло. На что и смотреть? Тьма даже душою моей завладела, Печаль опустилась на дно. Что можно в такую годину поделать? Налить себе в чашу вино? Представить себя Гуань Чжуном иль Лэем, Давно обратившимся в тлен? Как я одинок! В чем мое утешенье? Могу ль ко двору быть явлен?! Прощаюсь я с князем лишь песней меча, Ведь нет даже рыбы, одна лишь печаль. 730 г. Примечания

В пустой обители принцессы Юйчжэнь — В 730 г. Ли Бо приехал в столицу в надежде получить аудиенцию у императора, и поэту было предложено ожидать решения, поселившись в загородной резиденции принцессы Юйчжень.

Чжан Цзи — сын канцлера Чжан Шо, зять императора и племянник Юйчжэнь, позже возглавивший Академию Ханьлинь, а в то время состоявший смотрителем покоев (вэйшулан) принцессы Юйчжэнь на горе Чжуншань.

...Представить себя Гуань Чжуном иль Лэем... — Сановники периода Вёсен и осеней (Гуань Чжун) и Борющихся царств (Лэ И). Здесь это используется как метонимический образ мечтаний о высоких позициях при дворе.

...Прощаюсь я с князем лишь песней меча, // Ведь нет даже рыбы, одна лишь печаль. — Во времена Борющихся царств бедный вассал Фэн Сюань просил сюзерена о помощи песней с такими словами "даже рыбы нет поесть" и, за неимением другого, аккомпанировал себе ударами по лезвию меча..

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

2. "Я жажду жара солнца, а идут дожди..."

Я жажду жара солнца, а идут дожди, Свернуть в рулон бы туч несчетный караван. Для Неба и людей творили Се и Цзи, Но вечной нет гармонии меж Инь и Ян. Колодцы с верхом переполнила вода, Вершины дальних гор совсем закрыл туман, Из дома не могу я выйти никуда — Вышагивать пришлось бы по крутым волнам, Как реки бурные, они стремят вперед, Раскинулись, не зная никаких препон, Под грязью и песком не различить дорог, Во тьме не видя, где корова, где там конь. Хоть прачку вызывай — я так оголодал, Сижу без дел, листаю старые листы, Несут соседи корешки — кто сколько дал, Уже глаза болят — такие тут плоды. В пустых хоромах пауков полным-полно, Ночами угнетающе трещат сверчки, Очаг на кухне стыл, не отдает дымком, А на ножах давно растут густые мхи. Придется, видно, мне на старенький халат Купить вина, усесться тихо у окна, Слуга в трактире местном только будет рад Немеряно принесть отменного вина... Когда ж такое и со мною будет — На золотом внесут мне бетель блюде? Уйду с победой, пыль стряхнув мирскую, На дальний брег, чтоб жизнь начать другую. 730 г. Примечания

В пустой обители принцессы Юйчжэнь — В 730 г. Ли Бо приехал в столицу в надежде получить аудиенцию у императора, и поэту было предложено ожидать решения, поселившись в загородной резиденции принцессы Юйчжень.

Чжан Цзи — сын канцлера Чжан Шо, зять императора и племянник Юйчжэнь, позже возглавивший Академию Ханьлинь, а в то время состоявший смотрителем покоев (вэйшулан) принцессы Юйчжэнь на горе Чжуншань.

Се и Цзи — Обожествленные предки династий Чжоу (Цзи) и Инь (Се)

Инь и Ян — Полярные стихии мироустройства.

Хоть прачку вызывай — я так оголодал... — Хань Синь (ок. 231 до н. э. — 196 гг.), крупный военачальник, попал в немилость, бежал и оголодал настолько, что его подкармливала деревенская прачка.

Когда ж такое и со мною будет — // На золотом внесут мне бетель блюде? — Лю Мучжи, военачальник периода Южных династий, бедствовал в начале жизни, а став вельможей угощал гостей бетелем на золотом блюде. Бетель: дорогой наркотик.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Смотрю на водопад в горах Лушань

1. "К закату поднимусь на пик Жаровни..."

К закату поднимусь на пик Жаровни, Взгляну на юг — там водопад вдали, Обрушиваясь с высоты огромной, Он расплескался на десятки ли. Летит стремительно, как огнь небесный, Слепит искреньем радужных цветов, Вселяя ужас сей Рекою звездной, Низвергнутой из самых облаков. Окинешь взглядом — сколько в этом мощи! Природные творенья — велики! И шторм морской прервать его не сможет, Луна в ночи тускнеет у реки. Из тьмы небесной эти струи пали, Окатывая стены черных круч, На камнях капли-перлы засверкали, Как зоревой передрассветный луч. Люблю бродить по этим чудным скалам, Они душе несут покоя дар, Мирскую пыль стряхну с себя устало — И словно выпью Яшмовый нектар. Мне любо благолепие такое, Где расстаюсь я с суетой мирскою. 725 г. Примечания

Гора Лушань — к югу от современного города Цзюцзян в провинции Цзянси. Ли Бо любил бывать здесь, ставил скит, отшельничал, в 750-х годах построил дом, а с началом мятежа Ань Лушаня перевез туда семью.

Жаровня (Сянлу) — название одинокой вершины к северо-западу от горы Лушань, чья округлая вершина напоминает курильницу для ароматных палочек или жаровню, над вершиной постоянно клубятся облака, словно дымок жаровни.

...Вселяя ужас сей Рекою звездной... — Одно из названий Млечного пути.

Яшмовый нектар — Даоский Эликсир бессмертия.

У последних двух строк есть вариант: "Возлюбивший это приглушает порывы сердца / И уже не в силах вернуться в мир людской".

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 18

2. "Над Жаровнею курится сизый дым..."

Над Жаровнею курится сизый дым, Водопад висит белесой полосой, Словно пал он с бесконечной высоты Серебристою Небесною рекой. 725 г.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011, стр. 19

Чувства бурлят

1. (I.) "Царя Небесного Нефритовая дочь..."

Царя Небесного Нефритовая дочь Взлетает поутру цветистой легкой тучкой — По сновидениям людским бродить всю ночь. И что ей Сян, какой-то князь там чуский?! Луну запеленав своих одежд парчой, Она с Небес сиянье славы источает. Ее ль познать за сокровенной пустотой?! Напрасно люди стих Сун Юя почитают. 757 г. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 1. (I.) "Царя Небесного Нефритовая дочь..." — римская цифра в скобках (I.) соответствует номеру стиха в цикле "Чувства бурлят", как это указано в издании перевода (см. "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо: Пятьсот стихотворений", 2011), цифра 1. — номеру стиха в цикле.

...И что ей Сян, какой-то князь там чуский?!. — Легенда о любовных свиданиях феи Яоцзи с чуским князем Сяном, к которому она прилетала дождевой тучкой с Колдовской горы (Ушань).

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

4. (V.) "В пятнадцать я взлетел в святые дали..."

В пятнадцать я взлетел в святые дали И с этих пор летать не устаю, Под ветром в соснах на дуде играю, Луне морской под цинь всегда пою. Мне Яшмовые отроки позволят Златой костяк бессмертья обрести, На Желтом Журавле взлечу на волю, Чтобы в Чертог Пэнлайский с ним войти. 744 г. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 4. (V.) "В пятнадцать я взлетел в святые дали..." — римская цифра в скобках (V.) соответствует номеру стиха в цикле "Чувства бурлят", как это указано в издании перевода (см. "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо: Пятьсот стихотворений", 2011), цифра 4. — номеру стиха в цикле.

В пятнадцать я взлетел в святые дали // И с этих пор летать не устаю... — По тексту не ясно, идет ли речь о поэтических или реальных путешествиях с Духами.

Мне Яшмовые отроки позволят // Златой костяк бессмертья обрести... — Стать бессмертным Духом.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

6. (VI.) "В обильных травах чудного ущелья..."

В обильных травах чудного ущелья Едва заметны юные ростки, Еще сельчанам не принять решенья, Когда ж зерном нальются колоски. Нагрянет засуха — тут не до жатвы, Иль налетит осенний суховей. Быть может, в храм пойти с хорошей жертвой, Чтобы Владыка сделался добрей? 730 г. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 6. (VI.) "В обильных травах чудного ущелья..." — римская цифра в скобках (VI.) соответствует номеру стиха в цикле "Чувства бурлят", как это указано в издании перевода (см. "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо: Пятьсот стихотворений", 2011), цифра 6. — номеру стиха в цикле.

Источник: "Китайский поэт Золотого века. Ли Бо", 2011

Перевод: Штейнберг А.А.

В горах ("Спросят: зачем поселился поэт в глуши...")

Спросят: зачем поселился поэт  в глуши, средь Лазоревых Гор? Лишь улыбнусь, помолчу в ответ,  а в сердце — блаженный покой. Персик цветёт, и поток струю  влечёт в далёкий простор Здесь жизнь иная, не то что в краю  пустой суеты людской.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014, стр. 205

Задумался в тихую ночь ("В спальне моей пол осветлённый луной...")

В спальне моей  пол осветлённый луной. Мнится — на нём  иней осел ледяной. Взор возведу,  вижу — луна надо мной. Взор опущу —  дом вспоминаю родной.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014, стр. 206

Развлекаюсь в одиночестве ("За вином не приметил, как померкло сияние дня...")

За вином не приметил,  как померкло сияние дня. А цветы облетели:  лепестками осыпав меня. Наступил опьянелый  на луну в проточной воде. Птицы в гнёздах уснули,  и людей не видно нигде.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014, стр. 206

Тоска нефритовых ступеней ("На крыльцо из нефрита белый иней россыпью лёг...")

На крыльцо из нефрита  белый иней россыпью лёг. Долгой ночью намокли  кружева узорных чулок. Дома полог прозрачный  опустила, присела к окну. Сквозь хрустальные снизки  на холодную смотрит луну.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014, стр. 205

"Полуночная песнь в четыре времени года"

Осень. Из песен Цзы-е ("Месяц над Чанъанью, как тонкий ивовый лист...")

Месяц над Чанъанью,  как тонкий ивовый лист. Стук вальков прилежных  всю ночь раздаётся кругом. Всю ночь не стихает  ветра осеннего свист. Думы навевает  о муже моём дорогом: Когда ж из похода  вернётся далёкого он, Усмирив броженье  кочевых, мятежных племён?

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014, стр. 205

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Весенней ночью в г. Лояне слышу свирель ("Из чьего, я слышу, дома звуки яшмовой свирели...")

Из чьего, я слышу, дома звуки яшмовой свирели, В темноте летя, пропели? Проникают эти звуки в вешний ветер, устремляясь В город Ло и рассыпаясь Нынче ночью меж мелодий и печальных и тоскливых, Слыша "Сломанные ивы", Кто же может не заметить, что о родине в печали Думы на сердце упали?!

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Думы в тихую ночь ("В изголовии ложа сияет, светлеет луна...")

В изголовии ложа Сияет, светлеет луна. Показалась похожей На иней упавший она. Посмотрел на луну я, Лицо к небесам обратив, И припомнил родную Страну я, лицо опустив.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000, стр. 136

Одиноко сижу в Цзинтинских горах ("Прекратился уж полет высокий птиц...")

Прекратился уж полет высокий Птиц, летающих сплошною стаей. Тучка сиротливо-одиноко На свободе в дали уплывает. И, друг другу не надоедая, Смотрим друг на друга я и горы. И докуда зрения хватает, Есть лишь эти горные просторы.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Развлекаюсь ("За чаркой винной так и не заметил вечерней темноты...")

За чаркой винной так и не заметил Вечерней темноты. Засыпали мне платье эти Опавшие цветы. Я пьяный встал и по луне шагаю: Она в ручье, в воде. Вернулись в гнезда птичьи стаи, И не видать людей.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923, стр. 30

Развлекаюсь ("За чашей винной так и не заметил...")

За чашей винной так и не заметил Вечерней темноты. Засыпали мне платье эти Опавшие цветы. Я пьяный встал и по луне шагаю: Она в ручье, в воде. Вернулись в гнезда птичьи стаи, И не видать людей.

Источник: "Книга о великой белизне", 2002, стр. 404

Среди чужих ("Ланьлинского прекрасного вина густ золотистый аромат...")

Ланьлинского прекрасного вина Густ золотистый аромат. И чаша яшмовая вновь полна: В ней с блеском янтари горят. И пусть теперь хозяину меня Вином удастся опьянить — Тогда, где будут чуждые края, Я не возьмусь определить. Примечания

Ланьлин — местность, славящаяся вином.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Тоска у яшмовых ступеней ("Я стою... У яшмовых ступеней...")

Я стою... У яшмовых ступеней Иней появляется осенний. Ночь длинна-длинна... Уже росой Увлажнен чулок мой кружевной. Я к себе вернулась и, печальна, Опустила занавес хрустальный. Но за ним я вижу: так ясна Дальняя осенняя луна!

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000, стр. 163

Чистые воды ("Воды прозрачны-чисты, и месяц осенний сияет...")

Воды прозрачны-чисты, И месяц осенний сияет. Я в озере южном срываю Белых кувшинок цветы. Лотос, — почти говорит, — Мой баловень нежный, любимый; И в лодке проплывшего мимо Грустью меня он разит.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923, стр. 32

"Вспоминаю горы Востока" / "Думаю о Восточной горе"

Вспомнилось о "Горах Востока" ("Много лет в "Горах Востока" быть мне не пришлось...")

Много лет в "Горах Востока" Быть мне не пришлось... А цветы цвели уж сколько Раз в "Пещере Роз"? Там и тучка исчезала Без меня, одна... За который дом упала Светлая луна?..

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"Захмелев, мы с дядей, шиланом, катаемся по озеру Дунтин (цикл из 3 стихотворений)"

После пьянства, когда мы катались с советником Шу по озеру Дунтин ("Вот если бы убрать-стесать Откос Царевниной Горы...")

Вот если бы убрать-стесать Откос Царевниной Горы — То воды Сяна с той поры Открыли бы широко гладь. Отведал я Балинских вин. Я их, не зная меры, пил И вот уж хмель меня убил В красе осенних вод Дунтин. Примечания

Дунтин — название озера.

Царевнина гора — гора над Дунтином. Место прогулок Сянской царевны при императоре Шуне (III тысячелетие до Р. Х.).

Сян — река в южном Китае.

Балин — местность в провинции Хунань, в южном Китае, славящаяся винами.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Гао Ши (702-765)

Поэт эпохи Тан, один из наиболее известных представителей "пограничной поэзии" (бяньсай ши-пай). В молодости жил в бедности, скитался, порою нищенствовал. В 733 г. участвовал в военном походе против киданей. В возрасте 30 лет познакомился с Ли Бо и Ду Фу, дружба с которыми продолжилась и в дальнейшем. Период 732-749 гг. отмечен жизненными неудачами, но именно в это время начинается его поэтическое творчество. В 749 г. благодаря протекции высокопоставленного сановника сдал экзамены и получил должность в войсках. Однако через три года, не желая "хлестать народ плеткой" и "выслуживаться перед вышестоящими", оставил службу и отправился в Чанъань (столица империи Тан, на месте современного города Сиань провинции Шэньси). Позже поступил на службу секретарем к генерал-губернатору области на северо-западе Китая, вместе с ним выезжал на запад, за границы империи. На 749-756 гг. приходится расцвет поэтического творчества Гао Ши. Поскольку во время мятежа военачальника Ань Лушаня (755) он остался верен императору, то после подавления восстания получил повышение — занимал высокий пост генерал-губернатора (цзедуши) ряда областей. Последний период (после 756) — время карьерного взлета, но и спада в творчестве поэта (хотя тогда и были написаны несколько талантливых стихотворений).

Гао Ши дослужился до должности придворного советника, был пожалован аристократическим титулом хоу уезда Бохай. Его жизнеописание содержится в "Цзю Тан шу" ("Старая история [династии] Тан").

Лирике его присущи яркая образность и гражданское звучание. Наиболее известен "пограничными стихами", где говорится о военных походах и тяготах солдатской жизни, тоске по родному краю. Одним из лучших образцов гражданской лирики считается "Янь гэ син" ("Строфы песни [царства] Янь"). Встречаются описания быта и нравов кочевников (не обязательно враждебные). Так, в "Инчжоу гэ" ("Инчжоуская песня") содержатся наблюдения за обычаями киданей. Часто затрагиваются темы прощания с друзьями, разлуки, одиночества на чужбине. Нередко в его стихах можно обнаружить исторические аналогии.

Большая часть наследия поэта утрачена, сохранилось "Гао Чан-ши цзи" ("Собрание произведений Гао Чан-ши") (8 цзюаней стихов, 2 цзюаней прозы).

Источник: Синология.ру, автор А. Н. Коробова

* * *

Гао Ши (литературные имена: Дафу, Чжунъу) — поэт, научившийся и начавший писать стихи лишь на 51-м году жизни, но сразу же овладевший стихом до полного и признанного всеми торжества; его стихи читались нарасхват. До этого же он вел праздную жизнь, порою нищенствовал. Он был другом Ли Бо и Ду Фу, постоянно их упоминал и у них упоминается. Карьеру делал с достоинством: не боялся говорить правду в лицо. Составил антологию поэтов своего времени (живших в годы 756-765). Его стихи, по характеристике биографа, отличаются богатством "духа и нутра" (ци чжи), подъемом и большою искренностью.

Источник: Алексеев В. М. "Труды по китайской литературе", Т. 1, 2003

Перевод: Алексеев В.М.

Написал под Новый год ("В холодной гостинице лампа скудна...")

В холодной гостинице лампа скудна;  Сижу одинокий, не сплю. У путника сердце с чего это, право,  так растревожилось вдруг? По дому родному сегодняшней ночью  за тысячу верст — тоска: Уж иней в висках, а завтра разлуке  еще прибавится год.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

"В стране Сун. Десять стихотворений."

1. "Князь древнего Ляна был просто великолепен..."

Князь древнего Ляна был просто великолепен1, а гости-приятели — многоталантливый люд2. Прошла без конца и все длится целая тысяча лет3 Следы старины — только высокая башня4 Пустынно, безмолвно. И к этой осенней траве5 лишь жалобный ветер за тысячи верст прилетает. Введение

"Никнет [Ничить] трава жалощами" — мотив, как видно, понятный и китайской поэзии, которая также весьма склонна представлять себе природу, сочувствующую поэту: она без поэта живет "попусту, бесплодно, зря". Зря течет Янцзы мимо былых дворцов, ибо некому (все умерли) на нее любоваться и писать стихи, попусту распускаются цветы. Природа и поэт живут непременно в гармонии, один для другого, и разлука их, как постоянных друзей, горька обоим.

Заглавие

Сун — название древнего удела и ячейка древней китайской культуры, предшествовавшей культуре чжоусцев, создавшей век Конфуция и всю его культуру. При Хань (со II в. до н.э.) на этом месте был основан удел Лян, продолжавший, конечно, прежние традиции.

Примечания

1 Речь идет о знаменитом меценате лянском Сяо-ване — втором сыне Вэнь-ди (179-157 гг. до н.э.), императора династии Хань, — роскошном сибарите, построившем много дворцов и знаменитую башню Пинтай, о которой идет речь в конце стихотворения [точнее, в конце четвертого стиха].

2 В числе этих многих талантов были все тогдашние знаменитости Китая: Цзоу Ян, Мэй Шэн, Чжуан Цзи, Сыма Сян-жу.

3 Неточность в датах [числах] — явление, общее всем поэтам Китая поклонникам гиперболы и круглых цифр.

4Башня — см. примеч. 1.

5Ветер с севера, скучный и нагоняющий на поэта тоску.

Источник: Алексеев В.М. "Труды по китайской литературе", Т.1, 2003

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Весной смотрю вдаль на поле ("Выхожу один, а из ворот не на что мне устремить глаза...")

Выхожу один, а из ворот Не на что мне устремить глаза. Лишь наполнила весенняя краса Все лужайки, где трава растет. Друга нет — и вот я затужил О "познавшем до конца меня"... Даже бражнику обрадовался б я, Что когда-то в Гаояне жил. Примечания

"Познавший меня" — т. е. друг.

Гаоянский бражник — Ли Ши-ци, живший в дни императора Гао-ди (во II в. до Р. Х.), который гордился тем, что он "Гаоянский пьяница", а не конфуцианский ученый, так как император тогда не уважал конфуцианцев.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Из истории ("Еще в подарок дал он халат из плотной, теплой ткан...")

Еще в подарок дал он Халат из плотной, теплой ткани. Должно быть, жалко стало Фань Шу, продрогшего в тумане. Наверно, он не знает Мудрейшего на свете ныне И до сих пор считает, Что ходит Фань в простой холстине. Примечания

Фань Шу — речь идет о некоем Фань, по имени Шу, жившем в III в. до Р. Х. Он сначала был на службе в царстве Вэй, где состоял в распоряжении министра Сюй Цзя. Последний был однажды послан в царство Ци, куда он взял с собой и Фань Шу. Правитель Ци, пленившись красноречием Фань Шу, подарил ему ценные вещи, и поэтому Сюй Цзя заподозрил Фань Шу в важном государственном предательстве. Вернувшись домой, Сюй Цзя донес министру Вэй Ци на Фань Шу, и последний по приказанию этого министра был жестоко избит. Фань Шу прикинулся мертвым, и только тогда его перестали бить. К предполагаемому трупу был приставлен караул, но Фань Шу удалось подкупить его и бежать в царство Цинь, где он, переменив свое имя на Чжан Лу, добился милости у государя и быстро пошел по служебной лестнице. В короткий промежуток времени (с 270 до 267 г. до Р. Х.) он из простого бродяги становится царедворцем, получающим титул председателя-министра, и под его руководством политика царства велась так блестяще, что он становится популярнейшим лицом страны. В это время Сюй Цзя был послан с миссией в царство Цинь. Тогда министр Чжан Лу, он же Фань Шу, переодевшись в ветхое простое платье, какое носили тогда люди, не имевшие никакого чина, пришел инкогнито к Сюй Цзя, только что приехавшему. Сюй Цзя узнал своего старого знакомого, которого уже считал мертвым, и, встретив его на этот раз вполне приветливо, угостил его, как друга. Заметив, что Фань Шу дрожит от холода в ветхой рвани, Сюй Цзя подарил ему теплый халат, будучи уверен, что он дает подачку нищему. Лишь во время аудиенции Сюй Цзя понял, как он ошибся, и не знал, чем искупить свою вину перед важным вельможей, как извиниться перед ним, но министр Чжан Лу, заметив замешательство Сюй Цзя, сказал ему: "Вы искупили свою вину дружественным приемом, только что оказанным мне, и теплым халатом".

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Расстаюсь с Дун Тянем ("На десять верст желтеют тучи...")

На десять верст желтеют тучи, И солнце белое садится. Относит ветр гусей летучих, И снег не прекращает виться. Не сожалей, что ты не встретишь В пути узнавшего тебя. Подумай только, кто на свете Тебя не знает так, как я.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Перевод: Эйдлин Л.З.

Написал в канун нового года ("Гостиница. Холодно. Перед свечой...")

Гостиница. Холодно. Перед свечой  сижу один и не сплю. Но в сердце у странника отчего  так невыносима боль? О родине мне сегодня всю ночь  грустить от дома вдали: Вискам, что под инеем, завтра к утру  еще один минет год!

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Цю Вэй (703?-798?)

ЦЮ ВЭЙ 丘爲, (703?—798?), поэт вт. пол. шэн Тан—нач. чжун Тан.

Уроженец области Сучжоу (в совр. пров. Чжэцзян), выходец из низового бедного семейства. Трижды безуспешно пытался сдать экзамены на чиновничью должность; уединился в горах для самоподготовки. Выдержал экзаменационное испытание и стал цзиньши уже в 40-летнем возрасте, в 743 г. Затем занимал такие должности в среднем правительственном звене, как ланчжун в Сысюнь. Некоторое время состоял на одной из низовых должностей в административном аппарате наследника престола. 80-ти лет подал в отставку, чтобы ухаживать за престарелой матерью. После ее кончины и завершения срока траура в 788 г. вознамерился возвратиться на службу, но ему отказали по причине старости. Приобрел известность среди современников в качестве близкого друга Ван Вэя, также находился в тесных дружеских отношениях с Лю Чан-цином.

Сохранились:

— 13 стихотворений, авторство 3-х спорно.

Наиболее известны: «Сюнь си шань инь чжэ бу юй» (尋西山隱者不 遇 «О том, как искал отшельника в Западных горах, но так и не встретил»), в 16 пятисловных строк, отнесено к шедеврам танских пятисловных гутиши; пятисловное четверостишие «Цзо е ли хуа» (左掖梨華 «Цветы груши у левого дворцового флигеля»), в подражание одноименному стихотворению Ван Вэя.

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Цветы груш у левых дворцовых ворот ("Красота цветов холодновата: их вполне за снег бы мог принять я...")

Красота цветов холодновата: Их вполне за снег бы мог принять я. Источаемые ароматы Мне внезапно проникают в платье, И сказал я: "Ветерок весенний! Не стихай в саду моем все время, И на ряд нефритовых ступеней Ты лети туда с цветами всеми!" Примечания редакции "Китайская поэзия"

Данное стихотворение в издании Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001 (под редакцией Р.В. Грищенкова) опубликовано с ошибочной атрибуцией Хуанфу Жань. Авторство Цю Вэя подтверждается материалами издания Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019, и данными портала "Baidu" (https://baike.baidu.com/item/%E5%B7%A6%E6%8E%96%E6%A2%A8%E8%8A%B1/9113022).

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Чу Гуанси (707-760?)

Известный поэт, приятель Ван Вэя. Уроженец Янчжоу. После получения в 726 г. степени цзиньши служил на высоких постах. Примкнул к мятежному генералу Ань Лушаню, за что впоследствии был сослан в дальние южные земли. В стихах стремился подражать Тао Юаньмину.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

Перевод: Алексеев В.М.

"Чанъаньская дорога"

1. Чанъаньская дорога ("Свистя своей плетью, минует винную лавку...")

Свистя своей плетью, минует винную лавку, В платье нарядном въедет в веселый дом. Тыщу монет в миг один там истратит; Чувства скрывает: ни слова не молвит в ответ.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"Чанъаньская дорога"

1. Дорога в Чангань ("Проскакал со свистящим бичом мимо винного рынка...")

Проскакал со свистящим бичом Мимо винного рынка; лицо Закрывая своим рукавом, Миновал я гетеры крыльцо. Я, когда-то, в один лишь час Прокутил миллионы свои — И, безмолвен, на сердце сейчас Я тоску глубоко затаил. Примечания редакции "Китайская поэзия"

Данное стихотворение в издании Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001 (под редакцией Р.В. Грищенкова) опубликовано с ошибочной атрибуцией Пэй Ди. Авторство Чу Гуанси подтверждается материалами издания Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019, и сборником 全唐詩 "Цюань Танши" ("Полное собрание стихов эпохи Тан").

Примечания переводчика

Чангань — древняя столица Китая.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Лу Цзунь (708?)

Поэт, уроженец Линьчжоу. Состоял внештатным чиновником в министерстве чинов. Сохранилось всего 14 его стихотворений.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

Перевод: Алексеев В.М.

На реке Фэньхэ с тревогой смотрю на небо ("Уж северный ветер дует в белые тучи...")

Уж северный ветер  дует в белые тучи: За тысячи верст  еду через Фэньхэ. Ранено сердце  картиною листопада, Осенние шумы  слушать совсем не могу.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Ли Е (709-784)

О жизни Ли Е известно немного. Она жила в VIII в. Как утверждают ее традиционные биографии, первое стихотворение, посвященное розам, она написала в семь лет, на что ее отец заметил, что она никогда не будет приличной уважаемой женщиной.

Ли Е известна как "даосская монахиня". Что это значило? Хотя и в самом деле существовали даосские монастыри для женщин, Ли Е, как и некоторые другие поэтессы эпохи Тан, стала "монахиней" отнюдь не из стремления посвятить свою жизнь религии. Зарегистрироваться как даосская монахиня было практически единственным способом для женщины вести свободную жизнь, не будучи привязанной к дому и семье. Такие "даосские монахини" зачастую вели отнюдь не монашеский образ жизни.

Она была широко известна в поэтических кругах низовья Янцзы в 760-770-х гг. Судя по любовной лирике, посвященной разным мужчинам, у нее было много романов. Респектабельной матроной она действительно так никогда и не стала.

В какой-то момент ее литературная слава стала причиной того, что ее вызвали ко двору. Однако вскоре ее отослали, так как она оказалась недостаточно юна и прекрасна, чтобы украшать императорский двор...

Она вновь оказалась в столице во время краткой узурпации власти неким Чжу Цы. Вероятно, под давлением Ли Е написала хвалебное стихотворение в его честь. Когда император Дэ-цзун вернулся к власти, она была казнена за измену. Это произошло в 784 г.

До настоящего времени сохранилось 18 ее стихотворений. Многие из них часто перепечатывались в антологиях эпохи Тан, что свидетельствует о ее большой популярности.

Источник: "Книги, рекомендуемые феминистками"

* * *

Талантливая поэтесса. Родилась на территории современной провинции Чжэцзян. Став даосской монахиней, продолжала свободно общаться с поэтами, ведя переписку на философские и любовные темы.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Перевод: Басманов М.И.

В память о разлуке лунной ночью ("Мы с тобой расстаемся без слов...")

Мы с тобой расстаемся без слов. Не проронит ни звука луна. В ее недрах рождается свет, А источником чувств — человек. Обуянных в разлуке тоской Я луне уподобить должна, Проникающей светом своим В лоно гор, облаков и рек.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Весною грущу в тереме (“С башни в сто чи высотою я на округу взираю...”)

С башни в сто чи высотою Я на округу взираю. Персик цветет. Местами Ветви красным-красны. Грежу о господине — Он в северном Ляохае, Я — на востоке вроде Брошенной Суном жены.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Выражаю свои чувства ("То облака с утра, то к ночи дождь...")

То облака с утра, то к ночи дождь. Одно другим сменяется всегда. И гуси дикие, и люди искони Дом покидают, чтоб вернуться в срок. А мой удел — ждать милого в тоске И на подушке яшмовой рыдать. Не спится. И серебряный фонарь Напрасно свет бросает на порог. Взгляну наверх — там яркая луна — Таинственности в ней видна печать. Вниз посмотрю — там плещется река, Стихи отравлю по ее волне. "Песнь Башни Феникса". Ее сперва Исполню — чувство грусти передать... А в это время и наставник мой Пусть погрустит немного в тишине.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Ива (“Всего больше люблю ручеек, что петляет меж берегов...”)

Всего больше люблю ручеек, Что петляет меж берегов, На закате — игру теней От марсилий, омытых волной. Снова ветер восточный подул, Расстилая зеленый покров. Путник в Чу, за тысячу ли, Ещё больше тоскует весной. На яру уж не видно весла — Занесло прошлогодней листвой. А любимый не видит меня Здесь, на башне, за кущей дерев. Одряхлела ива совсем — Огрубели и ветви и ствол. И кружится ивовый пух, И дрожит на зеленом ковре.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Красные розы (“Опершись на перила, стою, в изумленье взираю на сад...”)

Опершись на перила, стою, В изумленье взираю на сад, Там зелёное сходит на нет — Зелень красный цвет захлестнул. Беспокойно кружат мотыльки — Взволновал их цветов аромат. Время розы срезать. Я боюсь — Опалить они могут весну. Как бубенчики завязь плодов, Из ветвей — изумрудный навес. А под ним пестротканый ковер — Устилает землю трава. Лучше было бы встать поутру В час росы и прохлады с небес. В это время за шторой окна Дышат свежестью дерева.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Мечтаю о том, чтобы всегда быть вместе (“Устремляюсь вослед облакам, что уже не вернутся сюда...”)

Устремляюсь вослед облакам, Что уже не вернутся сюда. Вместе с ними уплыть бы к тебе И с тобою делить мне любовь. Отчего ураган бытия Нас обоих терзает всегда? — То свирепствует в южных горах, А то в северных буйствует вновь.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

На озере, прикованная к постели, радуюсь приходу Лу Хунцзяня ("Ночью обильный иней искрился под луною...")

Ночью обильный иней Искрился под луною. День наступил в тумане — Мир различим едва. Снова тебя встречаю Лежа, совсем больною. Молвить хочу, но слезы Опережают слова. Терпкий напиток Тао Выпить себя заставляю, Строфы Се Кэ читаю, Что полюбились мне... Или хоть раз напиться Допьяна не вольна я? Что мне еще осталось — Только забыться в вине!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

На память старинным друзьям при моем отъезде по высочайшему повелению из Гуанлина ("Очень больна, бесталанна, разных изъянов так много...")

Очень больна, бесталанна, Разных изъянов так много — Вдруг моя слава пустая Дошла до покоев дворца! С тайной надеждой на милость Я собираюсь в дорогу, Старой, мне в зеркале стыдно Видеть морщины лица. Буду там с Северной башни На ароматные травы И на вершины Наньшаня В думах о прошлом взирать... Как гуйхуа в диком поле, Будет мне там не по нраву; Чайке, покинувшей отмель, Трудно вернуться опять!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Намереваюсь послать помощнику министра Цую ("Вам, увлекаясь, не надо гнаться за славой пустою...")

Вам, увлекаясь, не надо Гнаться за славой пустою, Помыслы о карьере Лучше презреть навсегда. Век — всего лишь мгновенье, И забывать не стоит: Все, что вершилось, в вечность Кануло без следа. Волосы быстро станут Седыми от треволнений, Вас, уже немолодого, Юношей счесть могу... Вам в Тяньчжунго зачем же Ездить на поклоненье, Высится где изваянье Почтенного Гу!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Получила письмо от Янь Боцзюня (“Взволновалась, и в зеркало я, чуть касаясь прически, гляжу...”)

Взволновалась, и в зеркало я, Чуть касаясь прически, гляжу. Дождь под вечер шумит во дворе — Воцаряется осень опять. На балконе — дивиться ль тому — Слез нахлынувших не сдержу: Злополучная участь — в тоске На серебряный месяц взирать!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Посылаю Чжу Фану (“На гору поднимаюсь воды окинуть взглядом...”)

На гору поднимаюсь Воды окинуть взглядом. Так высока вершина И без границ водоем! В мыслях мы друг о друге С рассвета и до заката: Месяцы, годы мечтою Друг о друге живем. А на горах деревья Пышной покрылись листвою, Тянутся к солнцу травы И расцветают цветы... Чувство к тебе беспредельно — После разлуки с тобою Думаю лишь о встрече, И на устах лишь ты.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Провожаю Хань Куя отплывающего по Сицзяну ("Вместе, не отрываясь, смотрим на ветку ивы...")

Вместе, не отрываясь, Смотрим на ветку ивы. Горечь разлуки в нежность Обращается в нас. На тысячи ли простерлись Сицзяна разливы... Где одинокая лодка Причалит сейчас? Нет в Пэнчэне прилива — По прежнему мелководье, В Сякоу, по слухам, тоже Не поднялась вода. Единственно в Хэнъяне Гусь разлученных сводит — Письма их год за годом Носит туда-сюда.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Провожаю Яня Двадцать шестого, отправляющегося в Шаньси ("Мимо ворот Чэнмэньских воды текут на запад...")

Мимо ворот Чэнмэньских Воды текут на запад. Днем одинокая лодка Отчалит с тобой. Чувство разлуки безмерно, Как цветения запах, Льющийся отовсюду, Все заполняя собой. Грезить не перестану, В Уском парке гуляя; Ты как раз в это время Подплываешь в Шаньси. Тебя ожидая, с тобою Встречу благословляю... Не будь же ты Юань-ланом, — Хочу лишь об этом просить!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Ропщу, тоскуя в разлуке (“Моря пучина бездонна, говорится в народе...”)

Моря пучина бездонна, Говорится в народе, Только намного глубже Бездна тоски разлук. Море не беспредельно — Берег его обводит, А в разлуке безмерна Тяжесть душевных мук. С лютнею поднимаюсь На высокую башню. Нет ни души. Повсюду Месяца яркий свет. Играю "Печаль разлуки", Песню времен вчерашних... От бесконечной скорби Сердцу покоя нет.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Следуя за Сяо Сюйцзы, слушаю песнь во славу стремнины Санься под аккомпанемент цитры

Как облачко над кручами Ушань, Ничтожная, в обители одна; Потоку, что течет с Ушаньских гор Внимаю от рассвета дотемна. Как будто цитры яшмовой напев Разносится в безлюдной стороне, И кажется мне: именно его Когда-то я услышала во сне. Так несказанно высоки Санься — Вздымаются на много тысяч ли... Вдруг в тихий терем проникает шум Потока, что рождается вдали Там, в зарослях густых, громады скал И россыпи камней на берегу, Срывается на землю водопад, И всюду раздается грозный гул. Покажется вначале, что гроза, Раскаты грома, ветра гневный вой... Но снова — тихо. Разве только всхлип Потока, прегражденного скалой. Сворачивает он на перекат, Стремится, набираясь сил, вперед. То прозвенит бегущая струя, То на песчаной отмели замрет. А в мыслях — незабвенный Юань-гун, Восславивший красоты этих мест. Мелодию старинную "Чжунжун" Мне слушать никогда не надоест. Вот смолкли струны цитры. И опять Их звуки возвращаются сюда... Стремнине уподобясь, пусть они Звенят, не умолкая никогда!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Перевод: Торопцев С.А.

Восемь пределов ("Что ближе, что дальше, чем запад-восток?..")

Что ближе, что дальше, чем запад-восток? Что глубже, что мельче, чем чистый поток? Что выше, что ярче, чем солнце-луна? Кто ближе, кто дальше, чем муж и жена?

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Письмо к Чжу Фану ("Что ближе, что дальше, чем запад-восток?..")

Вот здесь река, а вдалеке гора, Бескрайно озеро, высокий склон, Нет у любви ни ночи, ни утра, А только нескончаемость времен. Леса, по кручам рвутся в небеса, Обширный луг цветов неистощим. Разлука — есть, у чувства — нет конца, Вот встретимся — о том поговорим. Примечания

Чжу Фан — давний друг поэтессы, с которым они обменивались нежными философствующими стихами.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Лю Чанцин (709?-780?)

* * *

ЛЮ ЧАНЦИН (ЛЮ ЧЖАНЦИН) 劉長卿, VIII в., второе имя Вэнь-фан 文房, прозвание Уянь чанчэн (五言長城 Великая стена пятисловного стиха), чиновник, один из ведущих поэтов начала чжун Тан и представителей Да-ли шифэн.

Точные годы жизни неизвестны. По некоторым версиям, родился ок. 709 или в 714 г., дата смерти варьируется от 780 до 791 г.

Считается уроженцем Хэцзяня (на территории совр. уезда Хэцзяньсянь, пров. Хэбэй), но родился и вырос в г. Лоян (на месте совр. г. Лоянши, пров. Хэнань). Выходец из потомственного служилого семейства. В юности упорно занимался самообразованием, ведя полуотшельнический образ жизни в горном массиве Суншань (в совр. пров. Хэнань). Приблизительно в 743 г. совершил путешествие по восточным и юго-восточным районам империи. Через 2 года прибыл в столицу (Чанъань) для сдачи экзамена на чиновничью должность. Потерпев неудачу, несколько лет прожил в столице. В 748 г. поселился в даосском монастыре Сунъянгуань (на территории совр. г. Дэнфэнши, пров. Хэнань). На государственную службу поступил в 757 г. (после восстания Ань Лу-шаня), был назначен вэем в г. Чанчжоу (административный центр одноименной области, на месте совр. г. Сучжоуши, пров. Цзянсу). В начале 759 г. был повышен до лина уезда Хайяньсянь (совр. уезд Хайяньсянь, пров. Чжэцзян). Весной того же года был смещен с должности по ложному доносу и выслан на юго-восточную периферию (в совр. пров. Гуандун). Затем служил на незначительных постах в администрации различных юго-восточных и южных (в совр. пров. Гуанси) уездах. Вернулся в столицу в 767 г. по собственному почину и несколько лет вел свободный от службы образ жизни, совершив ряд путешествий по стране.

В начале 770-х гг. стал цзяньча юйши, затем юаньвайланом в Цыбу, позднее был послан чжуаньюньши паньгуанем в военное губернаторство Хуайси (цзедуши, сопредельные районы совр. пров. Хэнань и Аньхуэй). Около 780 г. дослужился до губернатора области Суйчжоу (в совр. пров. Хубэй), затем подал в отставку по старости, поселился на юго-востоке (в совр. пров. Чжэцзян), где и скончался.

Сохранились:

— 5 цзюаней стихов (472 произведения, включая циклы) в различных форматах и на разные темы, среди них:

особо ценимы пятисловные цзиньтиши (пайлюй, люйши, цзюэцзюй); наиболее известны: восьмистишия "Би цзянь бе шу си хуан фу ши юй сян фан" (碧澗別墅喜皇甫侍御相訪 "В уединенной загородной усадьбе у Лазоревого ручья радуюсь общением с пришедшим меня навестить цензором Хуанфу"), "Му лин гуань бэй фэн жэнь гуй юй ян" (穆棱關北逢人歸淹 陽 "К северу от заставы Мулингуань встретил человека, возвращающегося в Юйян"), "Сюнь нань си чан шань дао жэнь инь цзю" (尋南溪常山道人隱居 "Разыскал потаенную обитель даосского отшельника Чана у южного ручья"), "Цю мяо цзян цин ю цзо" (秋杪江亭有作 "Сочинил в конце осени в павильоне [у] реки [Янцзы]"); четверостишия "Сун лин чэ шан жэнь" (送靈澈上人 "Провожаю высокочтимого [буддийского монаха] Лин-чэ"), "Фэн сюэ су фу жун шань чжу жэнь" (逢雪宿芙蓉 山主人 «В снегопад заночевал у хозяина [дома] в горах Фужуншань»);

многочисленны и семисловные цзинътиши, среди них наиболее известны: восьмистишия "Дэн сюй ган гу сянь чэн" (登 余干古縣城 "Поднялся на древнюю стену в уезде Юйгань"), "Сун янь ши юань" (送嚴壬元 "Провожаю Янь Ши-юаня"), "Чан ша го цзя и шэ" (長沙過賈誼舍 "В Чанша проезжаю мимо обители Цзя И"); четверостишия "Го чжэн шань жэнь со цзюй" (過鄭山人所居 "Миную место, где обитает отшельник Чжэн"), "Сун ли пань гуань чжи жунь чжоу син ин" (送李判 官之潤州行營 "Провожаю чиновника-паньгуаня Ли в походный лагерь в Жуньчжоу"), "Чжун сун пэй лан чжун бянь цзи чжоу" (童送裴郎中貶吉州 "Вновь провожаю срединного служителя Пэя, сосланного в Цзичжоу");

основные тематические группы: а) стихи на исторические темы и с социально-политическими мотивами; б) поэтические эпистолы друзьям (преимущественно стихи на прощание); в) произведения, отражающие впечатления автора от увиденных местностей и содержащие развернутые пейзажные картины; г) стихи с ратными мотивами, относимые к бяньсайши (особенно многочисленны в юношеской лирике поэта).

— 2 фу: "Бин фу" (冰賦 "Ода о льде") и "Цзю фу" (酒賦 "Ода о вине") — в формате сяофу.

Источник: "Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

* * *

Китайский поэт эпохи Тан. Родом из Хэцзяня. Сдав государственные экзамены в 733 г., служил на высоких постах, но, оклеветанный, сначала попал в тюрьму, а потом был сослан в дальние области. Благодаря заступникам был переведен в ближние уезды и умер в должности цензора (цыши). Стихи его, по большей части пятисложные, прославились изяществом и простотой формы.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

* * *

Уроженец Хэцзяня. Получив степень цзиньши, занимал высокие посты. Оклеветанный, много лет провел в ссылке. Его поэтический стиль отличается изяществом и простотой.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

* * *

Китайский поэт времен династии Тан.

Годы жизни точно неизвестны. Историки дают разные оценки: между 709 и 790 гг. Родился в провинции Хубэй и в 733 г. сдал экзамены на должность цзиньши. Известно, что в какой-то момент он попал в опалу и был реабилитирован позднее.

Наследие Лю Чанцина составляет около 500 стихотворений. 11 из них включены в сборник "Триста танских поэм".

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

Снова провожаю Пэя из штата министра, ссылаемого в область Цзичжоу ("Вой обезьяны... Гости ушли... Вечер сейчас над цзяном")

Вой обезьяны... Гости ушли... Вечер сейчас над цзяном. Люди, конечно, ранены в сердце; воды, конечно, текут. Вместе мы оба чиновники в ссылке, — вы еще дальше, чем я. Синие горы на тысячи верст, и одна лишь лодка.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Перевод: Старостин А.В.

Хозяин хижины у горы Фужун пускает на ночлег путника, попавшего в снежную метель ("За дальней сизою горой укрыло солнце диск...")

За дальней сизою горой укрыло солнце диск свой алый. Простая хижина стоит. В горах и ветер и мороз. Калитка замкнута. И вдруг заливисто залаял пес... Метель и тьма. И на ночлег там кто-то просится, усталый.

Источник: "Китайская классическая поэзия (Эпоха Тан). Сост. Н.Т. Федоренко", 1956

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Застигнутый вьюгой, ночую в Фужунских горах ("Солнце село. Дальше, выше стал массив горы...")

Солнце село. Дальше, выше Стал массив горы лиловой. Небо стынет. Не богата Эта белая лачуга. Пес во тьме залаял, слышу, Под калиткою плетневой... Человек пришел обратно Ночью в дом под снежной вьюгой.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Прохожу мимо обители отшельника Чжэна ("Тишь. Из рощи абрикосов долетает голос иволги-сироты...")

Тишь. Из рощи абрикосов долетает Голос иволги-сироты. Пусто. Лишь в долине персиковой лает Пес, запрятавшийся в кусты. Ни в цветах, опавших, ни в траве высокой Не могу я тебя найти. Между тысяч гор отшельник одинокий Подвизается взаперти. Примечания

...в долине персиковой лает... — Персиковая Долина («Персиков Родник») в пров. Хунань центрального Китая. С нею связано следующее предание (по Тао Цяню, знаменитейшему китайскому поэту, жившему между 365 и 427 гг. после Р. Х.): «Улинский рыбак, проезжая по реке, забыл, сколько он проехал, и вдруг увидел тесные берега, поросшие цветущими персиковыми деревьями... Рыбак был весьма удивлен. Проехав рощу, он оказался около горы. В горе была пещера, и в ней точно блестел свет. Он протолкнул свою лодку туда и наконец теснины открылись, и он увидел ровную широкую землю... Там ходили люди, одеждой напоминающие иноземцев, со светлыми волосами, с висящими косичками. Радуясь, благоденствовали они. Увидев рыбака, они сильно испугались и спросили, откуда он прибыл. И когда рыбак ответил им, они привели его в свой дом и подали вина и курицу. Сами они рассказали, что в прежние времена после Циньского переворота (221 г. до Р. Х.) они бежали в эти уединенные места, захватив с собою жен и детей. С тех пор они уже не выходили отсюда. Когда они спросили рыбака, какая династия правит теперь, то оказалось, что они ничего не знали о династии Хань (III в. до Р. Х.-III в. после Р. Х.). А о Вэй (III в. после Р. Х.) и Цзинь (III-V вв. после Р. Х.) — и говорить нечего. Они угощали рыбака несколько дней, после чего он, распростившись с ними, вернулся домой, старательно запоминая дорогу. Прибыв в столицу, он сделал доклад губернатору и попросил себе людей, чтобы вместе с ними опять пробраться в Персиковую Долину. Но на этот раз сбился с пути и туда не попал».

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Перевод: Эйдлин Л.З.

В снег ночую у хозяина дома на горе Фужуншань ("День вечереет. Синие горы вдали...")

День вечереет.  Синие горы вдали. Пасмурно небо.  Беден невзрачный дом... Ночью в воротах  слышу — собачий лай... Ветер со снегом.  Вернувшийся человек!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Ду Фу (712-770)

Китайский поэт эпохи Тан. Уроженец Хэнани. Родился в семье чиновника невысокого ранга. Свое первое стихотворение он написал в 7 лет, и оно было высоко оценено знатоками поэзии.

Один из величайших поэтов Китая, особенно ценимый за те стихи, где он отождествляет свою горькую судьбу со страданиями всего китайского народа. Был связан долгой и теплой дружбой с Ли Бо. Их часто упоминают рядом как двух величайших гениев всей китайской поэзии. В традиционном китайском литературоведении Ду Фу присвоили титул "шишэн" ("священномудрый пиит").

В молодости много путешествовал по разным местам Китая. Прибыв в столицу, получил при дворце незначительную должность. Во время мятежа Ань Лушаня бежал из столицы вместе со свитой императора, семья же его осталась в Чанъане, и он долго не имел от них никаких вестей. После подавления беспорядков Ду Фу был приближен к императору и в 757 г. стал советником молодого императора Суцзуна. Он даже был наделен привилегией критиковать императора, однако стоило ему ею воспользоваться, как его посадили в тюрьму. Комиссия, расследовавшая это дело, признала его невиновным; император простил его дерзость и оставил у себя в той же должности. Однако в 759 г. Ду Фу ушел со службы и жил один в хижине на окраине города Чэнду четыре года. В 765 г. переселился с семьей в южные края, к низовьям Янцзы. Умер в своей лодке-джонке во время очередного путешествия по Янцзы.

Источник: livelib.ru

Перевод: Азарова Н.М.

весенней ночью радуюсь дождю ("дождь благодатный чувствует время своё...")

дождь благодатный   чувствует время своё наступает весна   тогда и идёт он по следам ветерка   проникает в целое ночи всё пропитав   влагой беззвучной и тонкой сплошь облака   темнотой устилая дороги в лодке рыбачьей   на реке огонёк одинокий рассветом проявлен   красный пятен промокший наполнен цветами   тяжёлыми город парчовый Весна 761 г. Примечания

Весной 761 г. исполнилось два года, с тех пор как Ду Фу обосновался в Сычуани. Поэт занимался трудом землепашца, выращивал цветы и овощи в окрестностях "Соломенной хижины". Так же, как знаменитый Тао Юаньмин (365—427), автор "Возвращения к садам и полям", Ду Фу с чувством истинного земледельца радовался весеннему благодатному дождю, который идет ночью, чтобы не мешать сельским работам.

Стихотворение построено как живопись, постепенно проявляющая краски и контуры, незаметные издалека.

красный пятен промокший — красные цветы, отяжелевшие от дождя;

город парчовый — Чэнду был центром выделки шелковой парчи.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

весенние воды ("волнами марта цветение персика полно...")

волнами марта   цветение персика полно переливаясь река   находит прежнее русло тонет заря   в том-что было песок к дощатым воротам   подберётся её изумруд свисает с порога   нить с душистой наживкой прилажу жёлоб   крошечный сад поливать вот прибывая   нарастает бесчисленность птиц спорщиков гам   в сплошной толчее купанья 761 г. Примечания

Стихотворение датируется 761 г.

Характерной чертой поэтики стихотворения является присутствие семантики воды в каждой строчке, однако само слово вода не используется в тексте стихотворения, появляясь только в заглавии.

волнами марта цветение персика полно — в пору цветения персика идет много дождей, и реки выходят из берегов, но и персик зацветает неравномерно, образуя на местности волны цветения;

прилажу жёлоб крошечный сад поливать — в Сычуани использовали деревянные (бамбуковые) трубы и желоба, чтобы поднимать воду на следующие уровни для орошения.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

вечер после дождя ("вечерней деревней порыв внезапного ветра...")

вечерней деревней   порыв внезапного ветра двор затаён   дождём прошедшим промокший закатные травы   подкоптило тонкое солнце в цвете речном   отражая разорванный полог разбросаны книги   расставить мне недосуг опустевшую чашу   в силах наполнить и сам временами сюда   доходят обрывки суждений неудивительно что   запрятался старый дурак Примечания

Второе стихотворение триптиха вечер после дождя написано, скорее всего, как и предыдущее, в сычуаньский период.

В первом четверостишии каждая из трех начальных строчек соотносится с разным отрезком времени; при этом второе четверостишие представляет собой полную параллель первому, но уже по отношению к самому поэту.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

видение весны ("в стране раскромсанной гор и рек посреди...")

в стране раскромсанной   гор и рек посреди весенний город   в траве и деревьях потерян в тоске совпадая   цветы распыляют слёзы муторно наперекор   птицы тревожат сердце языками огня   месяца три едины тысячу диней   за письма отдал бы из дома головы седина   здесь ещё поредела смутные мысли   в волосах не удержат шпильку Март 757 г. Примечания

Стихотворение датируется мартом 757 г., когда Ду Фу по-прежнему пребывал в плену у мятежников. В это время семья поэта находилась далеко от него и беременная жена Ду Фу вот-вот должна была родить. Поэт оставался в неизвестности, родился мальчик или девочка и все ли прошло хорошо. Незадолго до этого, в 755 г., умер один ребенок, оставшемуся вдалеке единственному наследнику должно было исполниться пять лет, именно поэтому письма из дома стоят тысячу диней.

в стране раскромсанной — столица Чанъань в 757 г. все еще находилась во власти войск повстанцев;

языками огня месяца три едины — война продолжается целых три весенних месяца;

тысячу диней — дословно десять тысяч, т. е. несчетное множество, золотых;

динъ (цзинь) — мера веса для драгоценных металлов, около 37,3 г чистого серебра;

не удержат шпильку — взрослые мужчины традиционно собирали волосы в узел и закалывали его шпилькой на макушке.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

закатное солнце ("закатное солнце зацепило крючки занавесок...")

закатное солнце   зацепило крючки занавесок вдоль по реке   весенние стихли работы ароматы навстречу   источают сады с берегов по отмели дым   стряпни на причаливших лодках гомон птенцов   пихаясь валятся с ветки заполняется двор   насекомых гудящим роем кто-тот кто-придумал   пить молодое вино с первым глотком   растворяется сотня тревог Весна 761 г. Примечания

Стихотворение датируется весной 761 г.

Лирика сычуаньского периода Ду Фу становится не так густа, как раньше. Густота и разреженность — традиционные категории китайской эстетики, часто употребляемые для оценки стихов и живописи. Применительно к Ду Фу эти категории означают, что в лирике сычуаньского периода появляется больше воздуха, больше пустотности — поэт как будто уподобляется живописцу, который ценит незаполненное поле белого листа бумаги не меньше, чем сам рисунок. См. также: весенние воды, глядя на воду освобождаю сердце, весенней ночью радуюсь дождю, вечер после дождя, счастье дождя и др.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

из западного покоя смотрю на дождь ("в верхних покоях облака занавесок промокли...")

в верхних покоях   облака занавесок промокли холодом с гор   из воды проясняется город берега добавленьем   из песка вырастает тропинка от мути отъяты   проступают ребристые камни здесь хризантемы   скомканы скорбны смяты свежестью дальней   бор сосновый протянут влажен от ливня   красный лак балюстрады к опоре навеса   в сомненьях моих прислоняюсь Осень 766 г. Примечания

Осенью 766 г. в Куйчжоу прибыл новый губернатор — господин Бо Маолинь, которого Ду Фу хорошо знал, поскольку они некогда вместе служили под началом Янь У. Губернатор Бо дружески относился к Ду Фу и взял поэта на службу частным секретарем. Эта должность не требовала каждодневного присутствия в управе: Ду Фу был волен гулять, навещать друзей и заниматься сочинительством. Губернатор предложил ему поселиться в жилых комнатах Западных Покоев (Западной Палаты) — удивительного по красоте здания, одной из достопримечательностей Куйчжоу.

Именно там был написан целый ряд известных стихотворений, в частности ночь в покоях, осенние мысли и др. По традиции кабинет чиновника должен был выходить на запад для того, чтобы использовать более длинный световой день для работы.

Стихотворение построено на диалектике добавления и отъятия, образы соединены по принципу слойности, кулисности; целый ряд образов относится одновременно и к описанию архитектуры, и к внутреннему состоянию поэта.

красный лак балюстрады — из стихотворения следует, что верхний этаж высокого здания окружала веранда с красной лаковой балюстрадой. Скорее всего, именно с этой балюстрады открывались те виды, что описаны в стихотворении осенние мысли.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

лунная ночь ("этой ночью наверно в фучжоу луна...")

этой ночью   наверно в фучжоу луна вижу тебя   одиноко глядишь на неё милых детей   вдали уложила спать они и во сне   не вспомнят отца в сиане ароматных волос   распущенный в облако узел плечи морозны   чистым сиянием яшмы когда же луна   нам застывшим у ширмы светом своим   след высушит слёз? 13 сентября 756 г. Примечания

Написано, вероятно, в захваченной мятежниками Ань Лушаня (755— 763) столице в полнолуние Праздника середины осени, то есть 13 сентября 756 г., обращено к жене и детям, которые остались в деревне Цянцунь в Фучжоу. Позднее Ду Фу вернется к описанию луны в те же дни в своеобразном цикле: луна на пятнадцатый день восьмого месяца, лунная ночь шестнадцатого дня, луне семнадцатого дня.

вижу тебя одиноко — поэт использует традиционный мотив, связанный с Праздником середины осени — временем семейного единения, когда обычай предписывает любоваться луной. Он и его жена смотрят на одну и ту же луну, разделенные расстоянием;

не вспомнят отца в сиане ——одно из названий танской столицы Чанъань.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

ночую в штабе ("пронзительной осенью в штабе пустом...")

пронзительной осенью в штабе пустом   колодец     морозных платанов остался один вчхэн ду   свеча     догорает дрожью нескончаема ночь звуком рога   скорбь     говорит собой лунный цвет в целом небе   кому     любоваться им? тянется время сквозь смутную пыль   весть     прерывается писем перекрыты проходы в безлюдной округе   путь     отсюда неодолим терпеньем покорен скитаньям уже   десять     мучительных лет птицей на ветке с трудом принимаю   приют     в одиноком покое Февраль 764 г. Примечания

В феврале 764 г. Янь У стал генерал-губернатором Цзяннани — большого района к югу от Янцзы. Летом того же года знатный гость посетил "Соломенную хижину" Ду Фу и заручился согласием поэта поступить на службу в качестве военного советника генерал-губернатора.

В этой должности он помогал Янь У освобождать юг от вторгшихся в сентябре тибетских отрядов. Ду Фу отдавал все силы работе и часто оставался ночевать в управе, засыпая над страницами очередного доклада.

Несколько стихотворений, написанных в стенах управы, носят оттенок горечи; для них характерна тема одиночества. Одной из причин неудовлетворенности поэта стало осознание ревности и зависти более молодых сослуживцев и окружавшая его обстановка клеветы (см. также не подозревайте меня).

Стихотворение характеризует не совсем традиционная для семисловного размера структура. Оно построено по схеме 4 + 1 + 2, т. е. с двумя цезурами, в результате чего целый ряд слов оказывается специально выделен. Последняя строка перекликается с первой и отсылает к притче Чжуан-цзы об одинокой птице: ее гнездо — вся гуща леса, а не отдельная ветвь. Поэт против собственного желания тоже очутился на одинокой ветке, его покой — вынужденный.

десять мучительных лет — десять лет прошло с момента начала мятежа Ань Лушаня и скитаний Ду Фу.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

ночь в павильоне у реки ("сумерек цвет притянут горной тропою...")

сумерек цвет   притянут горной тропою высоко кабинет   речной заставе открыт тонкими облаками   ночные расслоены скалы перекатами волн   одиноко несётся луна аистов и журавлей   тишине послушен полёт волков и шакалов   врезаются алчные вопли в тревоге не сплю   мысли бессонны о войнах не в силах поправить   земли и неба разлад Весна 766 г. Примечания

Стихотворение написано весной 766 г. в Западных Покоях перед окончательным переездом туда (см. комм, к из западного покоя смотрю на дождь).

По настроению стихотворение перекликается с циклом осенние мысли.

аистов и журавлей тишине послушен полёт / валков и шакалов врезаются алчные вопли — птицы питаются рыбой, а потому охотятся днем, в то время как волки и шакалы выходят за пропитанием ночью. Комментаторы отмечают, что это аллегория: в смуте грабят народ.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

ночь в покоях ("сменой света и тьмы день окончание года торопит...")

сменой света и тьмы день   окончание года торопит вслед за снегом ясный мороз   подсвечена месяцем ночь ранний надрыв барабанов и рога   слышен рассветом особо в трёх ущельях рекой отражённым   движеньем колеблются звёзды в плаче пустынном тысяч семей   военный поход различим доносятся первые песни чужие   дровосеки встают рыбаки император-бунтарь и мудрец-полководец   похоронены в жёлтой пыли над делами людскими и отзвуком писем   высотой разливается тишь Зима 766 г. Примечания

Стихотворение написано зимой 766 г. в Западных Покоях Куйчжоу (см. комм, к из западного покоя смотрю на дождь).

ранний надрыв барабанов и рога — часы, когда занимается заря, соответствуют пятой страже (см. комм, к лунной ночью думаю о моих братьях), которую отбивают на сторожевой башне; рог и барабан использовались в древности, чтобы подавать сигналы на поле боя; упоминая эти инструменты, потт намекает на непрекращающуюся войну;

в трёх ущельях рекой отражённым — см. комм, к циклу осенние мысли;

песни чужие — песни восточных народностей;

император-бунтарь — полководец Гун сунь Шу (см. комм, к байди);

мудрец-полководец — Чжугэ Лян (181— 234), известнейший государственный деятель и стратег эпохи Троецарствия. Храм Чжугэ Ляна находится неподалеку от храма Белого императора.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

повторное путешествие ("воспоминанием храма прошлым сохранно место...")

воспоминанием храма   прошлым сохранно место моста чувство   вновь переправит время горы и реки   живут ожиданьем моим столь бескорыстны   сами цветы и ивы влажные травы   светятся утренней дымкой в тёплом песке   цвет вечерний замедлен моё беспокойство   я исчерпал вполне куда же ещё   из обители этой идти? Осень 760 г. Примечания

Осенью 760 г. Ду Фу в сопровождении поэта Пэй Ди посетил несколько храмов, расположенных в сычуаньском уезде Синьцзинь, и посвятил этому небольшое стихотворение.

Ранней весной 761 г., когда старый друг поэта Гао Ши был назначен губернатором Пэнчжоу, Ду Фу, очарованный красотой этих мест, повторил свое путешествие и создал два поэтических посвящения храмам уезда. В самом конце весны он ненадолго вернулся в "Соломенную хижину", а затем еще раз отправился в Синьцзинь — тогда и было создано повторное путешествие.

В первых двух строчках стихотворения заложено двойственное толкование: не только поэт вспоминает место, но и храм вспоминает место путешествия поэта; то же можно отнести ко времени и к соотношению мост / поэт. В третьей строчке подобный принцип используется как совмещение идеи ожидания гор и ожидания поэта. В то же время прошлое (место) и настоящее (время) постоянно образуют пару, иероглифы стоят друг под другом.

в тёплом песке цвет вечерний замедлен вечером песок, нагретый солнцем, теплый, солнце медленно уходит, цвет медлит исчезнуть. Эти строки говорят о том, что поэт находился в описанном месте от рассвета до заката.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

сокол на картине ("из белого шёлка взлетает снежная пыль...")

из белого шёлка   взлетает снежная пыль сделан великолепно   серый с проседью сокол вытянут телом   о зайце лукавом мысли обезьяньей тоскою   беспокойный искоса глаз блестящую цепь   кажется можно ослабить достижимо висит   перекладина так реальна выдохнет явно   атакой на мелких птичек по диким равнинам   расплёскивать перья и кровь Примечания

В танском Китае становятся чрезвычайно популярными стихи, воспевающие произведения изобразительного искусства. Позднее, уже в эпоху Сун (960—1279), их начнут помещать непосредственно на живописных полотнах. Стихотворение сокол на картине принадлежит данному жанру. Это одно из немногих ранних произведений поэта, написанное, вероятнее всего, в последние годы под девизом правления кайюанъ(開元, 713—741).

В двух начальных строках стихотворения используется так называемый прием "обратного акцента" (главная тема излагается в конце произведения, вопреки обычному порядку) — в данном случае вызванное объектом чувство называется прежде самого объекта.

из белого шелка... снежная пыль — китайские художники писали на белом шелке;

обезьяньей тоскою — в толковании этой строки традиционные комментаторы расходятся: одни считают, что глаз сокола сравнивается с глазом китайской макаки, другие — с лазоревым глазом северного варвара-ху;

перекладина так реальна — перекладина, на которой висит свиток с изображением птицы, но одновременно и перекладина, на которой сидит сокол, изображенный на картине;

на мелких птичек — как отмечали старые комментаторы, молодой амбициозный поэт подразумевает заурядных людей, сравнивая себя с готовым воспарить соколом.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

счастье дождя ("нет дождя сушь южного края...")

нет дождя   сушь южного края утром сегодняшним   облака пошли над рекою вот заполняется   сплошью сплошною воздух уже распыляя   разделённой раздельностью брызги ласточки в гнёзда   высь исчерпав прилетели цветы лесные   от сочной влаги заметней близится вечер   в темноте не смолкают звуки им внимать   в ночь продвигаясь слухом Декабрь 761 г. Примечания

В декабре 761 г. новым губернатором Чэнду становится друг поэта Янь У. Не получив официального назначения на должность (формально Ду Фу находился в служебном отпуске), поэт превращается в неофициального помощника губернатора.

Когда в районе Чэнду случилась засуха, грозившая погубить урожай, Ду Фу подал Янь У доклад, напоминая ему, что стихийные бедствия посылаются Небом в наказание за несправедливые поступки людей, и посоветовал выпустить всех заключенных (это в основном были крестьяне, не сдавшие налогов, и рыночные воришки). Губернатор велел открыть двери тюрем, и Небо, словно в ответ на это, послало на землю дождь.

Основная тема — предельность как полнота, исчерпанность и возможность преодолеть предел.

ласточки в гнёзда высь исчерпав прилетели — ласточки взлетают ввысь и возвращаются назад в гнезда перед дождем.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

томительная ночь ("холодный бамбук проникает в спальню...")

холодный бамбук   проникает в спальню вовнутрь луна без удержу   до краёв наполняет двор повисает роса   вырастают капельки капли дробных звёзд   будто нет будто есть вдруг светлячков одиночек   свет летает во тьме птиц перекрёстный   у ручья просыпается крик здесь в мире   вокруг тыща дел тщетные мысли   с ночью прозрачной умрут 763 г. Примечания

В 763 г. помощник градоправителя Сюй Девятый (Сюй Чжидао) поднял в Чэнду кровавый мятеж. Вскоре сопротивление правительственных гарнизонов было подавлено, и 31 июля он провозгласил себя губернатором. Ду Фу, который за год до этого принимал самозванца в "Соломенной хижине", был вынужден бежать в соседний город Цзычжоу, чтобы избежать предложения перейти на сторону мятежников.

Тем временем императорская армия вместе с союзными войсками уйгуров разгромила отряды Ши Чаои, последнего предводителя восстания Ань Лушаня. 20 ноября произошла решающая битва, в результате которой была освобождена и основательно разграблена Восточная столица (Лоян), а 17 февраля 763 г. отрубленную голову Ши Чаои доставили в Чанъань к императорскому двору.

В стихотворении удивительно точно передано движение времени от заката до рассвета.

повисает роса вырастают капельки капли — ночь становится все холоднее, росы все больше, маленькие росинки повисают на бамбуке, но они же в свете луны кажутся звездочками;

дробных звёзд будто нет будто есть вдруг — росинки, отрываясь от бамбука, барабанят дробью по полу спальни; луна входит в зенит и затмевает звезды на небе; поэт на грани яви и сна смотрит сквозь полуприкрытые веки (моргает);

светлячков одиночек свет летает во тъме — уже прошло некоторое время, луна на западе, скоро будет рассвет, но пока мир погружается во тьму, остаются видны только светлячки; образ светлячка-одиночки относится и к самому поэту, мысли которого далеки от тыщи дел, происходящих вокруг, т. е. поэт в этом стихотворении намеренно отходит от военной темы.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

"Вьющейся речке"

первое ("с каждым летящим цветным лепестком...")

с каждым летящим цветным лепестком   плоть убывает весны ветром несомы тысячи точек   в мои порывы тоски жадно пока глазами держу   остатки весенних цветов пью и пью невольно вино   наносящее раны губам в крошечном доме речном зимородок   изумрудное свил гнездо у края дворцового парка гробница   спит высокий единорог если помыслить всё мирозданье   должно восторгом жить тогда о скользящие почести славы   зачем спотыкаться мне? Весна 758 г. Примечания

Диптих (первое и второе) написан поздней весной 758 г. в местечке Цюйцзян (букв. Вьющаяся речка) — дворцовых угодьях, где император Сюань-цзун развлекался в обществе любимой наложницы Ян-гуйфэй. Танские войска вернули себе Чанъань, но дворцовый парк не избежал запустения во время смуты, оказались заброшенными и могилы важных особ.

Ду Фу вернулся в столицу и занял пост советника, но к июню впал в немилость и был сослан в Хуачжоу в должности провинциального инспектора.

в доме речном зимородок — зимородок свил гнездо в заброшенном павильоне парка;

единорог — сказочный зверь цилинъ, с копытами оленя, головой дракона и медвежьим хвостом, чье появление считалось добрым знаком, символизирующим скорое появление выдающегося мудреца;

с дневных церемоний... весенний наряд — чиновники переоблачались в соответствии со временем года, а некоторым, как в этом стихе Ду Фу, приходилось отдавать в залог прошлое платье.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

"глядя на воду освобождаю сердце"

первое ("на расстоянии город беседка открыта просторна...")

на расстоянии город   беседка открыта просторна нет деревень   даль видна бесконечно с чистой рекою   вровень положен берег темнеют деревья   цветами множится вечер прыгают из воды   мальки в тончайшем дожде наклонен полёт   ласточек лёгких ветром в городе там   сто тысяч дворов здесь всего   два три дома 761 г. Примечания

Первое стихотворение диптиха написано в 761 г., когда рядом с "Соломенной хижиной" у воды был сооружен помост для ловли рыбы и созерцания.

Стихотворение построено на параллелях и чередовании большого и малого, множественности и единичности, планов дали и близи. На фоне горизонталей бесконечной дали и дали города, ровной реки и берега выделены волнообразные движения мальков, прыгающих из воды, и ласточек в воздухе, образующих диагонали. В композиции стихотворений Ду Фу, как и в живоинсн, диагонали играют не меньшую роль, чем вертикали и горизонтали.

наклонен полёт ласточек лёгких ветром — ласточки летают, используя направление ветра и постоянно меняя угол полета.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

"Два сна о ли бо"

первый сон о ли бо ("смерть разлучает уже проглоченным вздохом...")

смерть разлучает   уже проглоченным вздохом расставанье при жизни   часто болит больней на юг от янцзы   местность болотных миазмов из края болезней   нет от изгнанника вести друг пришёл   меня повидать во сне подтвердить мне   долгую памяти связь муж благородный   сегодня запутанный в сети птичьи крылья   откуда взял прилететь? душу твою   в обычной ли вижу жизни? дороги длину   боюсь непросто измерить появляешься ты   зелёным клёновым лесом по возвращеньи во мрак   погрузились проходы в горах в комнату проливаясь   сходит луна по балкам измученный лик   различаю ль сомнением в свете воды глубоки   смуты широкой волны не завладел бы тобой   злой водяной дракон Весна 759 г. Примечания

Осенью 758 г. Ли Бо попал в опалу, т. к. во время смуты оказался замешан в военных действиях на стороне мятежного принца Ли Линя, и вскоре был сослан императором Су-цзуном в отдаленный район Елан современной провинции Юньнань. Весть о ссылке Ли Бо не давала покоя Ду Фу. Весной 759 г. Ли Бо был прощен, и ему позволили возвратиться в столицу, однако Ду Фу не знал об этом. Именно поэтому первое стихотворение диптиха изображает Ли Бо во власти преследователей.

местность болотных миазмов — юго-запад Китая, куда сослали Ли Бо, был рассадником малярии;

зелёным-кленовым лесом — аллюзия на фрагмент из "Призывания души" (招魂), написанного, по легенде, поэтом Сун Юем (III в. до н. э.), чтобы вернуть душу погибшего Цюй Юаня; поэт соблазняет душу описанием природных красот китайского юга;

не завладел бы тобой злой водяной дракон — своеобразное заклинание-оберег в адрес друга словами из Цюй Юаня вызвано страхом, как бы Ли Бо не повторил его судьбу. Примечательно, что Ду Фу косвенно предсказал смерть Ли Бо, который умер в 762 г. в низовьях Янцзы.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

второй сон о ли бо ("плывут бесконечно облака движением дня ...")

плывут бесконечно   облака движением дня приплывёт ли бродяга   в них встреча неразличима третью ночь   всё приходишь во сне мысли твои   зримо видел родными расставаясь о возвращеньи   обычно смущённая речь нелёгкой была   и твоя дорога сюда по озёрам и рекам   ветрами множатся волны одинокая джонка   потонет боюсь безвозвратно седину ероша   сомненьем прощанья в воротах в целях высоких   удручён своей неудачей столица полна   наводняют чиновничьи шапки одиноко стоишь   непохож изъят непонятен кто сказал   в поднебесной за правдой правда стал стариком   а напротив вконец истрепался через тысячу осеней   дальше на десять тысяч бессмертье без смысла   будет тоскливой наградой Весна 759 г. Примечания

Стихотворение написано, очевидно, через несколько дней после первого сна о ли бо.

плывут облака бесконечно — строка частично цитирует стих Ли Бо из произведения "Провожаю друга"(送友人);

наводняют чиновничьи шапки — чиновники носили особые шапочки с жесткой окантовкой.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

"иду вдоль берега срывая цветы семь четверостиший"

первое ("берег реки цветами вдоль все огорчает меня...")

берег реки цветами вдоль   всё огорчает меня переброситься не с кем словом   словно безумный бреду решил пойти к соседу на юг   любителю выпить вдвоём тот давно отправился пить   одинокое ложе пусто Весна 761 г. Примечания

Цикл из семи стихотворений в форме цзюэцзюй (букв, оборванные строки) написан весной 761 г. в Чэнду на берегах ручья Хуаньхуа, где располагалась "Соломенная хижина" Ду Фу.

В это время поэт Гао Ши (702—765), с которым Ду Фу связывали теплые отношения, был назначен губернатором соседней области Пэнчжоу. К нему измученный нуждой Ду Фу обратился с просьбой о помощи — Гао, конечно, откликнулся на просьбу друга, но та небольшая сумма, которую он смог одолжить (находясь на посту губернатора, ему приходилось помогать многим беженцам с севера), не спасла поэта от всех несчастий.

Цикл описывает самое начало весны, когда из-за обилия цветов не видно берега; в то же время это тревожное время года. Богатство цветов означает исчерпанность и приближает конец и смерть.

к соседу на юг любителю выпить вдвоём — возможно, некий Хусы Жун, приятель Ду Фу, живший неподалеку.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

второе ("в густом беспорядке цветов завязь в берег речной запрятана")

в густом беспорядке цветов завязь   в берег речной запрятана опасаясь бреду шатким шагом   весны реальность пугает пока-ещё есть стихи и вино   с достоинством посланы мне вот-и нечего зря сочувствовать   старику с седой головой

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

третье ("река глубока спокоен бамбук...")

река глубока спокоен бамбук   на берегу два-три дома тревога цветов суетлива красных   отражением в белых цветах знаю место где должно   ответить весеннему свету благодарный с хорошим вином устроюсь   на посланной доле судьбы Весна 761 г.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

четвертое ("переполнен дымкой цветов чхэнду...")

переполнен дымкой цветов чхэнду   на востоке едва различим просторную башню сотен соцветии   растущей печалью вижу кто наполнит вином теперь   разомкнёт золотые чаши созовёт заполучит красавиц на пир   танцевать перед пологом шитым Примечания

просторную башню сотен соцветий — Башня ста цветов (Бай-хуа) — постоялый двор на юго-западе Чэнду.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

пятое ("у усыпальницы мудрого хуан ши река течёт на восток...")

у усыпальницы мудрого хуан ши   река течёт на восток весною ленив изношенный свет   льнёт иссякая ветер гроздь за гроздью персик бесхозный   распускает цветы без надзора розовой тёмной то розовой светлой   я любоваться свободен Примечания

у усыпальницы мудрого хуан ши — наставник Хуан (Хуан ши), который похоронен на берегу ручья, ранее владел этой местностью, а ко времени действия стиха уже покоится в усыпальнице-пагоде.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

шестое ("к домику тётушки хуан сы тропинка полна цветами...")

к домику тётушки хуан сы   тропинка полна цветами бутонов тяжестью тысячи тысяч   ветки на землю легли бабочек здесь безотрывна игра   постоянен прерывистый танец в изнеженной взвеси как-раз зазвучит   свободной иволги крик Примечания

Четверостишие построено на диалектике бесконечности и прерывистости. В последней строчке крик иволги прерывает безграничное, бесконечное наступление весны.

тётушки хуан сы — некая Хуан четвертая (сы) была, как указывают комментаторы, по всей видимости, соседкой Ду Фу.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

седьмое ("не то что я приближаясь к концу...")

не то что я приближаясь к концу   до смерти рад цветам боюсь они исчерпав цветенье   притянут старость мою торопливо пышные щедрые ветви   опадают то тут то тут прошу раскрываются пусть бутоны   понемногу медля чуть-чуть Весна 761 г. Примечания

до смерти рад цветам — поэт считает себя стариком, для него неприемлем юношеский пафос темы смерти.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

"Оборванная строка"

третье ("громких пар жёлтых иволг крик...")

громких пар жёлтых иволг   крик в изумрудных ивах ряд белых цапель взлетает   в небес зелёную синь цепь западных гор в снегах   многолетних окно обрамляет далёкая лодка восточного у   у ворот на причале рядом 764 г. Примечания

Третье из четырех стихотворений в форме цзюэцзюй (оборванные строки) датируется 764 г., когда Ду Фу ненадолго (до весны 765 г.) вернулся в "Соломенную хижину".

восточного у — удельное царство эпохи Весны и Осени (770-476 до н.э) располагалось в нижнем течении реки Янцзы.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

"Осенние мысли"

седьмое ("пруда куньмин чудесные воды...")

пруда куньмин чудесные воды   хань искусства успех у-ди император возникает внезапно   стяги блестящие в центре небесной ткачихи зряшная пряжа   ночью в сияньи луны каменный кит чешуёй шевелит   ветром подвижен осенним разводы болтаются чёрного риса   туч утонувших черней засохшие лотосы холодом рос   сыплются в красную пыль у края неба стоит застава   путь лишь птичий наверх на земле затерян один рыбак   бесчисленных рек посреди 766 г. Примечания

Цикл относится к 766 г., когда Ду Фу пребывал в Куйчжоу. Это один из самых знаменитых и комментируемых циклов Ду Фу.

Стихи цикла выстроены по принципу "параллельного панно", где начало повторяет (семантически или лексически) конец предыдущего.

пруда куньмин... у-ди император... стяги блестящие — пруд Куньмин в окрестностях столицы был создан по приказу государя династии Хань (206 до н. э. — 220 н. э.) У-ди (140-86 до н. э.), прославленного своими завоеваниями;

небесной ткачихи зряшная пряжа — согласно широко известной легенде о Пастухе и Ткачихе, дочь небесного владыки была искусной ткачихой, изготовлявшей в небесах облачную парчу. Полюбив земного юношу-пастуха, она вышла за него замуж и забыла о своей обязанности, тогда разгневанный отец разлучил влюбленных. Звездным супругам было разрешено встречаться лишь раз в году, пересекая разделяющий их Млечный Путь по мосту из сорочьих хвостов. Легенда отчасти созвучна с судьбой поэта, оторванного от семьи и друзей. Возвращение к прошлому невозможно, именно поэтому пряжа зряшная (см. прим, ко второму стихотворению цикла). Скульптуры, изображающие Пастуха и Ткачиху, располагались на пруду Куньмин;

каменный кит чешуёй шевелит — каменный кит находился некогда в центре пруда Куньмин;

затерян один рыбак — образ мудрого старца-рыбака заимствован у Цюй Юаня (см. комм, к на краю неба думаю о ли бо).

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

восьмое ("тропинки извивами речки юйсу сами петляют...")

тропинки извивами речки юйсу   сами петляют к парку опрокинута тень пурпурного пика   в горные воды мэйпи ароматного крошки просыпаны риса   попугаи склевав обронили на древнего дерева ветви место   осталось где феникс гнездился феи мои изумруд собирали   меняясь дарами весны мои друзья бессмертные вместе   выплывали со мною в ночь бывало властно цветущей кистью   вторгался в природу вещей теперь потупив седины пою   лишь горестный взгляд вдаль 766 г. Примечания

речки юйсу... тень пурпурного пика... воды мэйпи — все эти географические реалии (горная речка Юйсу, пик Пурпурная башня, озеро Мэйпи) находились к югу от столицы, в императорском парке; Мэйпи — один из самых популярных танских пейзажей;

ароматного крошки просыпаны риса — рисинки, оставшиеся от ароматного кушанья, не склевали попугаи; попугаи символически связаны с дворцом ханьской эпохи; крошки — это и буквальные крошки, и крошки прошедших эпох;

место... где феникс гнездился — присутствие мифической птицы феникс считалось признаком процветания страны и благоденствия народа, ибо в золотой век древности "фениксы кормились близ городских стен". Ду Фу упоминает о фениксах, подчеркивая, что время расцвета страны миновало;

мои друзья бессмертные вместе выплывали со мною в ночь — эта строчка относится одновременно и к небожителям, и к реальным друзьям поэта в Чанъани, талант которых он высоко ценил;

бывало властно цветущей кистью вторгался в природу вещей — аллюзия на известную легенду о том, что поэту во сне дали цветущую кисть, и он стал писать великолепные стихи; потом кисть пришлось вернуть, и его стихи потеряли прежнюю красоту; поэтический дар, таким образом, не мыслится как что-то раз и навсегда данное, он может уйти вместе с эпохой. Точнее, речь идет о способности поэта материализовать слово, превращать слово в реальность, буквально — творить реальность словом. Если рассматривать все предыдущие строчки стихотворения с точки зрения этого образа, то они и демонстрируют эту способность Ду Фу. Но и все осенние мысли отвечают этой задаче: сделать неразличимым словесное и действительное.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

Перевод: Алексеев В.М.

Дворец яшмовой чистоты ("Поток всё кружит, в соснах всё время ветер...")

Поток всё кружит,  в соснах всё время ветер. Здесь серая мышь  в древний спаслась черепок. И мне неизвестно:  зала какого владыки Осталась стоять там,  под отвесной скалой. В покоях темно,  чёртов огонь лишь синеет. Заброшенный путь,  плачущий льётся поток. Звуков в природе —  тысяч десять свирелей. Осенние краски —  в них подлинно чистая грусть. Красавицы были —  жёлтою стали землёю; Тем паче, конечно,  фальшь их румян и помад. Они в своё время  шли с золотым экипажем. От древних живых здесь —  кони из камня — и всё... Тоска наплывает:  сяду я рядом на землю. В безбрежном напеве...  Слёзы... — их полная горсть. И сонно, и вяло  торной дорогой идём мы. А кто же из нас здесь  долгими днями богат?

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Дворец яшмовой чистоты ("Поток всё кружит, в соснах всё время ветер...")

(Юйхуагун) Поток все кружит, в соснах все время ветер. Здесь серая мышь в древний спаслась черепок. И мне неизвестно: зала какого владыки осталась стоять там, под отвесной стеной. В покоях темно, чертов огонь лишь синеет. Заброшенный путь, плачущий льется поток. Звуков в природе — тысяч десятки свирелей1. Осенние краски2 — в них подлинно чистая грусть. Красавицы были — желтою стали землею; тем паче, конечно, фальшь их румян и помад. Они в свое время шли с золотым экипажем3. От древних живых здесь — кони из камня4, и всё... Тоска наплывает: сяду я рядом на землю. В безбрежном напеве5... Слезы — их полная горсть, И сонно, и вяло торной дорогой идем мы. А кто же из нас здесь долгими днями богат?! Введение

Тема заброшенного дворца, свидетеля былого великолепия, закончившегося разрушением и смертью, — тема для китайской поэзии всех времен обычная, и к ней придется вернуться не раз при переводе этой антологии.

Заглавие

Яшмовый по-русски не звучит, но для китайца это эпитет ко всему дорогому, лучшему — как к предметам, так и к отвлеченным понятиям. Так, имеем целый ряд приложений этого эпитета к следующим словам: девица, доблесть, лучший человек, милый, прекрасный человек, весна, лютня [цитра], столица (эмпиреи) [в даосизме: столица Верховного Владыки], чара вина, сосуд и его сравнения, луна, небо, чистое сердце, друг, облик, письмо, лицо, красота и т.д., наконец, царь и бог. "Нефритовый", как ближайший вариант перевода, тоже не спасет положения. Происходит это несоответствие языковых возможностей оттого, что в китайской поэзии яшма обладает мистическими свойствами: она чиста, струиста, тепла и влажна, мягка и тверда, не грязнится, блестит, бела, обладает чистым звуком; влажна, но не потеет; угловата, но не убивает и т.д. Всех этих образов в русской поэзии, а следовательно, и в русском поэтическом языке нет. Здесь яшмовая чистота подразумевает небесную, божественную чистоту, т.е. просто само Небо, покровительствующее царю как в его дворце, так и в храме, основанном впоследствии на его месте.

Этот царский чертог был построен в 646 г., в самый разгар китайской завоевательной славы в Средней Азии и вообще в пору лучшего расцвета единой империи, идущего после мрачного периода ее дробления и захвата китайской земли инородцами (хотя и танская династия была основана китаизированным тюрком).

Дворец стоял в нынешней Шааньси (Шэньси), недалеко от столицы. Он был дворцом недолго и уже в 651 г. расформирован в буддийский храм Юйхуасы, потом разграблен и разрушен.

Примечания

1Тысяч десятки свирелей — образ, взятый из мистики Чжуан-цзы (IV в.

до н.э.) и живописно передающий этими словами все звуки природы вокруг человекаIV.

2Осенние краски — непередаваемый образ сяо-са; может еще говорить о просторах, открывающихся осенью после парного китайского лета с его слякотью и парной мутью.

3 Они [красавицы] "прислуживали" государю во всех его поездках.

4 На могилах императоров ставились изваяния животных и людей — памятники его славы. Особенно хороши были барельефы шести коней на могиле императора Тай-цзуна, умершего в 650 г. О них существует целая литература как на китайском, так и на японском и европейских языках.

5Безбрежный напев выражает "безбрежного" (хао) духа, объятого бездонною скорбью о тщете всего земного.

Парафраз

Руины дворца... Природа в осенних, умирающих красках. Все человеческое исчезло: остались лишь каменные символы, переживающие эфемерную черепицу и кирпич. И сами мы канем в ту же яму забвения и разрушения. Как не предаться тоске — бездонной, безудержной?!

Источник: Алексеев В.М. "Труды по китайской литературе", Т.1, 2003

Ночью во время скитаний пишу о своих чувствах ("Тонкая травка, берег под слабеньким ветром...")

Тонкая травка, берег под слабеньким ветром; Мачта торчит — лодка одна лишь ночью. Встала звезда над ровною ширью полей, Плещется месяц в струях великого Цзяна. Может, прославлюсь как сочинитель стихов? — Службу-то бросил из-за старческих хворей. В лодке качаюсь — с кем, неприкаянный, сходен? С чайкой в волнах — как и она, одинок.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

"Написал два стихотворения на стене дома отшельника Чжана"

1. Пишу над жилищем-скитом господина Чжана ("В весенних горах мне спутника нет...")

В весенних горах мне спутника нет, один я тебя ищу. Там дерево рубят: стук-стук да стук-стук, а горы еще безлюдней. Ложе потока все еще в стуже, иду по снегу и льду. От каменных входов наклонное солнце доходит до леса и взгорья. Здесь жадничать нечего: ночью познаешь дух золота и серебра; далеко от зла: здесь утром смотри лишь, как бродят олени и лани. Подъем вдохновенья, — и в мрачной дали там сомненья: служить или нет; сижу пред тобою, и кажется мне, что я плаваю в лодке пустой.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

"Усеченные строфы"

2. Усеченные строфы ("Река бирюзова, и птица стала белее...")

Река бирюзова, и птица стала белее; Гора зеленеет, цветам захотелось гореть. Я нынче весну смотрю, а она ведь проходит! В какой же мне день настанет пора домой?

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

Перевод: Аристов В.В.

Дикая долина ("В прозрачной осени взгляд не достигнет предела ...")

В прозрачной осени взгляд не достигнет предела, Возвышены друг над другом влажные облака. Воды реки далекой в небе растворены до капли, Затаенный город скрыт в туманный простор. Одинокие листья изредка опадают, В рассветном солнце внезапно тонут вершины гор. Когда же журавль единственный вечером возвратится Лес заполняют вороны слетаясь издалека.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

Перевод: Балашов Э.В.

Белые росы ("В белых росах на заре мандарины-корольки...")

В белых росах на заре  мандарины-корольки. Конный одиночный след  у светающей реки... Расцветают "камнедержцы"*  в пробудившемся саду. В лодке ширь переплываю,  по течению иду. Через борт склонясь, любуюсь:  счастью рыбок нет границ. Оглянувшись, плетью взгляда  с веток спугиваю птиц. Шаг за шагом постигаю  красоту осенних дней! На пути уединенном  опасаюсь тьмы путей... Примечания

Расцветают "камнедержцы"... — "Камнедержцы" (кит. "лянь ши шу") — букв. "деревья, связующие камни".

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

В снегопад ("Стенают в битвах сонмы отлетевших душ...")

Стенают в битвах  сонмы отлетевших душ. Их отпевают  только плакальщики-старцы* Над полосой заката  сплотились толпы туч. Неудержимый снег  кружит в метельном танце. В углу горлянка-тыква...  нет зелена вина*. В печурке тлеют угли...  да греет ли она? Давно вдали от мира,  и нет вестей совсем, Тоскую за письмом...  кому пишу, зачем? Примечания

...только плакальщики-старцы... — В этих словах звучит намек на то, что цвет нации гибнет в междоусобных битвах и не осталось в Китае никого, кроме женщин и стариков.

...нет зелена вина... — Здесь налицо неожиданное совпадение эпитетов в двух далеких друг от друга языках: русском и древнекитайском. В китайском тексте действительно сказано: "зеленое".

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Перевод: Бальмонт К.Д.

В уровень с водой ("Так быстро стремится ладья моя в зеркале вод...")

Так быстро стремится ладья моя в зеркале вод, И взор мой так быстро следит за теченьем реки. Прозрачная ночь, в облаках, обняла небосвод. Прозрачная ночь и в воде, где дрожат огоньки. Чуть тучка, блестя, пред Луной в высоте промелькнет, Я вижу в реке, как той тучки скользит хризолит. И кажется мне, что ладья моя в Небе плывет, И кажется мне, что любовь моя в сердце глядит. Примечания

Воспроизведено по изданию: К. Бальмонт. Зовы древности. "Слово", Берлин, 1923.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

Перевод: Бежин Л.Е.

В середине лета господин Янь У приезжает в соломенную хижину и привозит с собой вино и угощение ("В деревне глухой, за плетеной калиткой живу...")

В деревне глухой, за плетеной калиткой  живу я от всех вдалеке: Убогий шалаш под соломенной кровлей  стоит над глубокой рекой. Мы лодку возьмем, чтобы в ней до заката  беспечно скользить по волнам, А чем же еще деревенский затворник  отплатит за дружбу с тобой?

Источник: Ли Бо и Ду Фу "Избранная лирика", 1987

Преподношу Ли Бо ("Снова осень пришла. Нас по жизни несет...")

Снова осень пришла. Нас по жизни несет,  словно ветром степную траву. Не сумели целебный добыть эликсир, —  да простит нас мудрейший святой! Разудалые песни поем на пирах, —  так впустую и кончатся дни. Мы горды и свободны, но чем знаменит  одинокий и гордый герой?

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

Радуюсь дождю ("Южные земли долго не знали дождя...")

Южные земли  долго не знали дождя, Только сегодня  стало темнеть над рекой. Тучи повисли  в утреннем небе пустом, Хлынул внезапно  на землю дождь проливной Ласточек стаи  в гнезда забились свои, Свежестью леса  остро запахло вокруг. Близится вечер.  Дождь по соломе стучит, Радостно слушать  капель немолкнущий стук.

Источник: Ли Бо и Ду Фу "Избранная лирика", 1987

Сто печалей ("Вспоминаю — мне было пятнадцать тогда...")

Вспоминаю — мне было пятнадцать тогда — я мальчишкой в душе оставался. Словно бурый теленок беспечен я был, убегая стремглав за ограду. А когда в благодатные дни сентября всюду груши и финики зрели, Я, бывало, взбирался по тысячу раз на деревья осеннего сада. Но теперь наступила иная пора — пятьдесят мне исполнится скоро. Я гораздо охотней сижу или сплю и с трудом поднимаюсь с постели. И хотя я шутить заставляю себя, принимая почетного гостя, Не избавиться мне от назойливых дум, и заботы совсем одолели. Я домой возвращаюсь, и снова меня всюду голые стены встречают. И жена моя добрая видит опять на лице моем те же печали. Сыновья ж мои неслухи знать не хотят никакого к отцу уваженья — Все кричат от обиды, что вновь на обед ничего им сегодня не дали.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

Тридцать связок лука, присланные осенним днем от отшельника Жуань Фана ("За дощатым забором, где добрый отшельник живет...")

За дощатым забором,  где добрый отшельник живет, Овощами на грядках  всю осень богат огород. Свежим луком зеленым  (не высохла даже роса) Он наполнил большую корзину —  подарок мне шлет. Я сравню этот лук  с разнотравьем зеленых полей, А головки хрустящие —  яшмы отборной белей. Стариковские годы  мне холодом сводят живот, Но наваришь горячего супа, —  и жить веселей.

Источник: Ли Бо и Ду Фу "Избранная лирика", 1987

"Вместе с молодыми людьми и гетерами наслаждаемся прохладой на озере Чжанба. К вечеру начинается дождь."

1. "На вечерней заре хорошо нам по озеру плыть..."

На вечерней заре  хорошо нам по озеру плыть. — Налетающий ветер  большой не поднимет волны. Красотою таинственной  манит бамбуковый лес, И кувшинки озерные  дивной прохладой полны. Мои юные спутники  воду готовят со льдом, Корень сладкого лотоса —  длинную тонкую нить. Облака собираются.  Небо темнеет к дождю. Значит, надо скорее  стихами друзей угостить.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

2. "Вот и дождь налетел, заливая циновки вокруг..."

Вот и дождь налетел,  заливая циновки вокруг, И бушующий ветер  внезапно ударил в борта. У гетеры из Юэ  намок ее красный наряд. У гетеры из Янь  вдруг исчезла с лица красота. Мы причалили лодку  к прибрежным кустам ивняка, Занавески осыпало  пеной волны кружевной. Мы домой торопились,  а ветер свистел и свистел, Словно ранняя осень  нас встретила летней порой.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

"Написал два стихотворения на стене дома отшельника Чжана"

1. "В весенних горах я скитаюсь один..."

В весенних горах я скитаюсь один  и ваше жилище ищу, В лесу дровосеков стучат топоры,  а горы все так же молчат. Среди затаивших прохладу долин  иду по намерзшему льду, Вечернее солнце во мраке лесов  садится у Каменных Врат. Вы слышите ночью, как недра земли  хранят золотую руду, И видите утром: вдали от людей  гуляют оленьи стада. Нам радостно вместе бродить по горам:  забыли дорогу домой; Как будто в отвязанной лодке меня  уносит речная вода...

Источник: Ли Бо и Ду Фу "Избранная лирика", 1987

Перевод: Галина М.С.

Дикая долина ("осень чиста взгляд не встречает преграды...")

осень чиста взгляд не встречает преграды слоистые тучи вдали влажны и набухли светлая речка вливается в светлое небо до капли город в долине укрылся в глубоком тумане ветер сдувает листву а ее и так не осталось солнце садится и горы во мраке совсем утонули вот одинокий журавль возвратился — надолго ль? вьются вороны весь лес уже заполонили

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

Перевод: Гитович А.И.

Беседка на берегу реки ("Лежа, греюсь на солнце в беседке, у сонной реки...")

Лежа, греюсь на солнце В беседке, у сонной реки, И, стихи повторяя, Гляжу я в далекую даль, Облака проплывают Спокойно, как мысли мои, И усталому сердцу Ушедших желаний не жаль. А природа живет Непрерывною жизнью своей, А весенние дни Так прозрачны теперь и тихи. Не дано мне вернуться На лоно родимых полей, Чтоб развеять тоску — Через силу слагаю стихи. 760 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

Больной кипарис ("Среди равнины кипариса крона, как балдахин, бросала тень веками...")

Среди равнины Кипариса крона, Как балдахин, Бросала тень веками. И сам он, Наподобие дракона, Стоял, Владычествуя над ветрами. К его стволу, Что славен прямотою, Сюда сходились Старики с поклоном. Кто знал, что корни Гибнут под землею, Подвластные Неведомым законам? Привольно рос он На земле просторной, Столетия Не ведая печали. И вдруг Опору потеряли корни И ветви Засыхать и падать стали. Багряный феникс С девятью птенцами Летает, плача, Словно на кладбище. И лишь сова довольна: За ветвями Она в дупле Приют себе отыщет. А путник, Что пришел сюда с восхода, Стоит в тени Еще прекрасной кроны, Постичь желая Таинство природы — Земные И небесные законы. 761 г.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

Боясь людей ("Цветы распускаются, полные жизни...")

Цветы распускаются, Полные жизни, Поют на чужбине Весенние птицы. Отсюда — За тысячи ли от отчизны Три года гляжу я, Как солнце садится. Людей опасался я, Хижину строя. И мне по душе Эти дальние дали. Тропинка Давно зарастает травою: Не жду, Чтоб копыта коней простучали. 762 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

В одиночестве ("В синем небе кружит одинокая хищная птица...")

В синем небе кружит Одинокая хищная птица, А под нею — две чайки Плывут по реке не спеша. Хищник может легко За добычею вниз устремиться, Но не знает тревоги Беспечная чаек душа. Надвигается вечер, Росой покрывается поле, А паук на ветвях Паутину плетет и плетет. И законы природы Близки человеческой доле — Одиноко стою Среди тысячи дел и забот. 758 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

В одиночестве угощаюсь вином ("В туфлях по лесу я бреду лениво...")

В туфлях по лесу Я бреду лениво И пью вино Неспешными глотками. К пчеле приклеился Листочек ивы, А дерево Покрыто муравьями. Я не подвижник — Это вне сомненья, — Но шляпы не хочу И колесницы. Приносит радость мне Уединенье, И незачем Перед людьми хвалиться. 767 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

Вечерний холодок ("Туман укрыл деревья на равнине...")

Туман укрыл Деревья на равнине, Вздымает ветер Темных волн поток. Поблекли краски, Яркие доныне, Свежее стал Вечерний холодок. Забили барабаны, И поспешно Смолк птичий гам У крепостного рва. Я вспомнил пир, Когда по лютне нежной Атласные Скользили рукава. 764 г.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

День "холодной пищи" ("В глухой деревне в день "холодной пищи"...)

В глухой деревне В день "холодной пищи" Опавшие Кружатся лепестки. Восходит солнце, Осветив жилища, И в легкой дымке — Отмель у реки. Крестьяне пригласят Пойду к их дому, Пришлют подарки — Не отвергну их. Здесь все друг с другом Хорошо знакомы, И даже куры — Спят в дворах чужих. 761 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

Дерево наньму ("Цвет кроны дерева темно-зеленый...")

Цвет кроны дерева Темно-зеленый — Она весной Подобна балдахину. Я выстроил шалаш себе Под кроной, Что тень свою Бросает на равнину. Она и в полдень Кажется прохладной, И ветерок Всегда звенит над нею. Когда напьюсь — То мучаюсь нещадно, А здесь — засну И быстро протрезвею. 761 г.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Жаль ("Зачем так скоро лепестки опали?..")

Зачем так скоро Лепестки опали? Хочу, Чтобы помедлила весна. Жаль радостей весенних И печалей — Увы, я прожил Молодость сполна. Мне выпить надо, Чтоб забылась скука, Чтоб чувства выразить — Стихи нужны. Меня бы понял Тао Цянь Как друга, Но в разные века Мы рождены. 761 г.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

Заходящее солнце ("Занавеску мою озаряет закат...")

Занавеску мою Озаряет закат, Ветерок над ручьем — Одинокий и кроткий, Он приносит из сада Цветов аромат И струится К стоящей у берега лодке. На ветвях Воробьиный царит произвол, И стрекозы летят Из неведомых далей. Молодое вино, Кто тебя изобрел: Раз хлебнешь — И развеются сотни печалей. 761 г.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Изображаю то, что вижу из своего шалаша, крытого травой ("В захолустной деревне стоит мой шалаш...")

В захолустной деревне Стоит мой шалаш. У ограды Зеленеет сосна, Тишина и безлюдье вокруг. Чья-то лодка плывет По реке, в пелене снегопада, Под ударами ветра Склонился к тропинке бамбук. Рыбы мерзнут в воде, К тростникам прижимаясь бесшумно. И на отмели гуси Готовятся в дальний полет. Сычуаньским вином Я развеял бы грустные думы — Только нет ни гроша, А в кредит мне никто не дает. 761 г.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Лунной ночью с лодки смотрю на храм, расположенный вблизи почтовой станции ("Глубокая полночь вокруг меня, но я не зажгу свечи...")

Глубокая полночь вокруг меня, Но я не зажгу свечи — Так ярко горит в небесах луна, Что с нею светло в ночи. За сонными кленами — старый храм С пагодой золотой. Почтовой станции красный дом Над белой стоит водой. Замолкло карканье ворон На городской стене, И цапли на отмели у реки Застыли в блаженном сне. А я, путешествующий старик, Белый от седины, Подняв занавеску, один не сплю, Любуясь блеском луны. 765 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

Медленно шагаю ("Туфли надев, шагаю в поле, среди природы..")

Туфли надев, шагаю В поле, среди природы, Скоро повечереет, Ветер шумит листвою. Ласточки улетают С нашего огорода, Усики пчел покрыты Сладостною пыльцою. Медленно пью вино я, А заливаю платье И, опершись на посох, Тихо стихи читаю. То, что велик талант мой, — Смею ли утверждать я? Просто я пьяный дурень — Это я утверждаю. 761 г.

Источник: "Из китайской и корейской поэзии", 1958

Между Янцзыцзяном и рекой Хань ("Я — путник, скитающийся давно...")

Я — путник, скитающийся давно Меж двух величавых рек, Ненужный ученый — в чужом краю Затерянный человек. Брожу я от родины вдалеке, И некому мне помочь, И я одинок, подобно луне В долгую зимнюю ночь. Близится горестный мой закат, Но душа еще молода. Быть может, не будут болезни мои Мучить меня всегда? Я слышал, что в древние времена Кормили старых коней Отнюдь не за то, что они могли Работать на склоне дней. 769 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

Негодные деревья ("Когда бреду тропинкою знакомой...")

Когда бреду Тропинкою знакомой, Всегда топорик Я беру в дорогу. Деревья тень бросают Возле дома, Рублю негодные — А все их много. Кизиловые Я не вырубаю, А вот цзиси Вовек щадить не буду. Негодное, Теперь я это знаю, Роскошно Разрастается повсюду.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

Ночью ("О берег ветер бьется, даль туманна...")

О берег ветер бьется, Даль туманна. Моя свеча Мигает еле-еле. Кричат на перевале Обезьяны, Во мгле Речные птицы пролетели. Хочу с мечом суровым Подружиться, Сижу в коротком платье — Не в халате. Клубятся дым и пыль Вокруг столицы, И я вздыхаю О своем закате.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Ночью ("Роса опадает, и небо высоко, осенние воды чисты...")

Роса опадает, и небо высоко, Осенние воды чисты. В пустынных горах, в одиночестве, ночью, Страшится душа темноты. А парусник тоже один на причале — Там еле горят огоньки. Удары вальков я с трудом различаю, Настолько они далеки. Вторично цветут для меня хризантемы, Слабею я день ото дня. И дикие гуси письма не приносят Они не жалеют меня. На звезды гляжу, опираясь на посох, Дорога моя далека. И, кажется, тянется прямо к столице Серебряная река.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Одинокий дикий гусь ("Дикий гусь одинокий не ест и не пьет...")

Дикий гусь одинокий Не ест и не пьет, Лишь летает, крича, В бесприютной печали. Кто из стаи Отставшего путника ждет, Коль друг друга Они в облаках потеряли? Гусю кажется — Видит он стаю, как встарь, Гусю кажется — Где-то откликнулась стая. А ворона — Пустая, бездумная тварь — Только попусту каркает, В поле летая. 766 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

Первый день осени ("Луна — как и солнце: она остановки не знает....")

Луна — как и солнце: Она остановки не знает. Вчерашняя ночь Разделила нам осень и лето. Цикада в траве Непрерывно звенеть продолжает, А ласточка к югу Уже улетела с рассвета. Всю жизнь я стремился Уйти в одиночество, в горы, И вот уже стар — А свое не исполнил желанье. Давно бы я бросил Служебные дрязги и ссоры, Лишь бедность мешает мне Жить в добровольном изгнанье.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Поднимаясь против течения по реке Сян Шуй, выражаю свои чувства ("Еще во время мира стал я старым...")

Еще во время мира Стал я старым, А ныне — стар, Да и к тому же болен. Жизнь нанесла мне Многие удары, И рано поседел я Поневоле. Скитаясь Между четырьмя морями, Не зная, Как бы прокормиться даже, С родными Редко вижусь и друзьями, А больше — С новой молодежью нашей. Склоняя голову, Меня смиренно Учили старцы Добрым быть с народом, А молодые — Грубо и надменно Смеются надо мной, Как над уродом. Мечты мои Убиты нищетою, Избороздил я Сторону чужую, И, покидая Сычуань Весною, Теперь по южным звездам Путь держу я. На лодке мчусь — Кругом весна в разгаре, На берегах Во всей красе и силе. Вдали, в горах, — Могила Государя, Где кости мудреца Давно уж сгнили. С тех пор века Народ живет в печали, Бесстыдно Угнетаемый властями. Цзя И и Цюй Юань Так тосковали, Что, не стерпев, Себя убили сами. Я думаю О душах их печальных, Быть может, Здесь витающих безмолвно... Темнеют скалы У воды хрустальной, И дальше в лес Плывем мы через волны. Гребцы поют И бодро правят лодкой, Как будто бы Вина хлебнули малость. Поют, — а все ж На поворотах четко Сигналят, Забывая про усталость. Всегда полезно Знание предмета, Гляжу: любой гребец — Искусный мастер, А вот правителей искусных Нету, Иль просто их Не подпускают к власти? Темнеют краски, Вечер наступает, И стаи змей Ползут к ночному ложу. Медведей на деревьях Мгла скрывает, И тигры Стерегут их у подножья. Куда влекусь я К своему ночлегу? Хочу, Средь постоянного скитанья, Хорошему Поведать человеку Свою печаль — И подавить рыданья.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Поднявшись на высоту ("Стремителен ветер, и небо высоко...")

Стремителен ветер, и небо высоко. В лесу обезьяны вопят. Над чистой, осенней водою потока Осенние птицы летят. Осенние листья кружат, опадая, Багряны они и легки, И тянутся вдаль от родимого края Просторы Великой реки. Куда меня гнало и гонит доныне По тысячам разных дорог? На старой террасе, на горной вершине, Я снова совсем одинок. Сижу, позабывший о прежней отраде, Покрыла виски седина — Печальный изгнанник, сижу я, не глядя На чару хмельного вина. 767 г.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

Поднявшись на высоту ("Стремителен ветер, и небо высоко в лесу обезьяны вопят...")

Стремителен ветер, и небо высоко. В лесу обезьяны вопят. Над чистой, осенней водою потока Осенние птицы летят. Осенние листья кружат, опадая, Багряны они и легки, И тянутся вдаль от родимого края Просторы Великой реки. Куда меня гнало и гонит доныне По тысячам разных дорог? На старой террасе, на горной вершине, Я снова совсем одинок. Сижу, позабывший о прежней отраде, Покрыла виски седина — Печальный изгнанник, сижу я, не глядя На чару хмельного вина.

Источник: Ду Фу "Лирика", 1967

Полная луна ("Луна восходит, озарив простор...")

Луна восходит, Озарив простор, В реке сияя Каждою волной. И на циновках на моих Узор Отчетливо я вижу В час ночной. А где-то там, За десять тысяч ли, На родине, Что не забыта мной, — Уже цветы, Наверно, расцвели Под этой же Спокойною луной.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

Полночь ("На башне, в сотни сажен высотою..")

На башне, В сотни сажен высотою, Брожу я в полночь У ажурных окон. Комета Пролетает над водою, И слабо светит месяц — Так далек он. В густом лесу Укрыться может птица, И рыба в море — Где б ни проплывала. Друзей немало у меня В столице, А писем получаю Слишком мало.

Источник: "Ветви ивы", 2000

Попугай ("Попугаем владеют печальные мысли...")

Попугаем владеют Печальные мысли: Он умен — и он помнит Про все, что бывало. Стали перья короче, И крылья повисли, Много слов он узнал — Только толку в них мало. Но он все-таки ждет — Не откроется ль клетка: Люди любят — да держат В неволе железной. И пустеет в лесу Одинокая ветка — Что же делать ему С красотой бесполезной? 766 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

Посвящаю Вэй Ба, живущему на покое ("В жизни нашей редки были встречи..")

В жизни нашей Редки были встречи, Мы как Шан и Шэнь В кругу созвездий. Но сегодняшний Прекрасен вечер При свече сидим С тобою вместе. Молодость ушла Бродить по свету, Головы у нас Седыми стали. Спросишь о друзьях — Иных уж нету — И душа Сгорает от печали. Нужно было Два десятилетья, Чтоб я вновь вошел В твои покои. У тебя, гляжу, Жена и дети, И детей — Не двое и не трое. С уважением Меня встречая, О дороге Спрашивают длинной. Но, вопросы эти Прерывая, За вином Ты посылаешь сына. И велишь Пырей нарезать свежий, Рис варить, С пшеном его мешая. И за то, Чтоб быть в разлуке реже, Пьем, За чаркой чарку осушая. Десять, чарок выпил — Не Десять хмелею, Но я тронут Дружбой неизменной... Завтра ж, нас разделят, К сожаленью Горных кряжей Каменные стены.

Источник: "Ветви ивы", 2000

При виде снега ("Снег с севера врывается в Чанша...")

Снег с севера Врывается в Чанша, Летит по воле ветра Над домами. Летит, Листвой осеннею шурша, И с дождиком Мешается в тумане. Пуст кошелек — И не дадут в кредит Налить вина В серебряный мой чайник. Где человек, Что просто угостит? Я жду: Быть мощет, явится случайно. 769 г.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Прощание бездомного ("Как пусто все на родине моей...")

Как пусто все  на родине моей: Поля у хижин —  в зарослях полыни, В деревне нашей  было сто семей, А ныне нет их  даже и в помине, О тех, кто живы,  не слыхать вестей, Погибшие  гниют на поле боя. А я  из пограничных областей Сюда вернулся  старою тропою. По улице  иду я в тишине, Скупое солнце  еле золотится. И попадаются  навстречу мне Лишь барсуки  да тощие лисицы. В деревне нету  никого нигде, Одна вдова  живет в лачуге нищей. Но если птица  помнит о гнезде, То мне ль не помнить  о своем жилище? С мотыгой на плече  весенним днем Пошел я  в поле наше за рекою, Но разузнал чиновник  обо всем — И снова барабан  не даст покоя. Но хоть служу я  там, где отчий край, Кому на помощь  протяну я руки? Теперь  куда угодно посылай: Мне не придется  думать о разлуке. Нет у меня  ни дома, ни семьи, Готов служить и там,  где мы служили. Лишь мать печалит  помыслы мои — Пять лет она  лежит в сырой могиле. При жизни  я не мог ей помогать: Мы вместе плакали  о нашей жизни. А тот, кто потерял  семью и мать, — Что думает  О матери-отчизне.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Ранней осенью страдаю от жары, а ворох дел непрерывно растет ("Седьмой, осенний месяц, день шестой...")

Седьмой, осенний месяц, День шестой. Страдаю я — Жара и пыль везде. Сижу Перед расставленной едой, Но не могу Притронуться к еде. Наступит ночь — И ночи я не рад, Коль скорпионы Приползут ко мне, Потом, попозже, Мухи налетят, И станет Нестерпимее вдвойне. Затиснутый В чиновничий халат, Хочу кричать Неведомо куда: "О, почему Служебные дела Скопились ныне Так, как никогда?" Смотрю на юг, Где сосны над рекой Вскарабкались На горных круч простор. Вот если б мне Ступить босой ногой На толстый лед Могучих этих гор! 758 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

Сверчок ("Так неприметен он и мал...")

Так неприметен он и мал, Почти невидимый сверчок, Но трогает сердца людей Его печальный голосок. Сверчок звенит среди травы, А ночью, забираясь в дом, Он заползает под кровать, Чтоб человеку петь тайком. И я, от родины вдали, Не в силах слез своих сдержать: Детей я вспомнил и жену — Она всю ночь не спит опять. Рыданье струн и флейты стон Не могут так растрогать нас, Как этот голосок живой, Поющий людям в поздний час.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

Светляк ("Он, говорят, из трав гнилых возник..")

Он, говорят, Из трав гнилых возник — Боится солнца, Прячется во тьму. Слаб свет его ночной Для чтенья книг, Но одинокий путник Рад ему. Под дождиком Я видел иногда Он к дереву Прижмется кое-как. А вот когда Настанут холода, Куда, спрошу я, Денется, бедняк?

Источник: "Ветви ивы", 2000

Скопление сотен забот ("В пятнадцать лет — поныне не забыл..")

В пятнадцать лет — Поныне не забыл — По сути дела Я ребенком был. Но сильным, Словно молодой бычок, И целый день На воле бегать мог. Когда сияли Летние сады И созревали Сладкие плоды, Тогда, поверьте, За один лишь час Влезал я на деревья Сотню раз. А ныне мне Почти под пятьдесят — Я целый день бы Проваляться рад. Вот полежу, Да и вздремну опять, Я не хочу Ходить или стоять. Приходится Шутить мне иногда: Когда чиновник Явится сюда. Но, вижу, жизнь моя Который год — Скопленье сотен Всяческих забот. Вхожу уныло В свой убогий дом — По-прежнему Темно и пусто в нем. И только Старая глядит жена, Домашними заботами Полна. А мой сынишка глуп еще — Притом Невежлив В обращении с отцом: Кричит И пищи требует скорей — Заплаканный — У кухонных дверей. 761 г. Примечания

...чиновник явится сюда... — Здесь подразумевается градоправитель города Чэнду — Цуй Гуань-юань.

Источник: "Из китайской и корейской поэзии", 1958

Стихи о том, как осенний ветер разломал камышовую крышу моей хижины ("Осенний ветер дует все сильней...")

Осенний ветер Дует все сильней, Дела свои Разбойничьи верша. Он с тростниковой Хижины моей Сорвал Четыре слоя камыша. Часть крыши Оказалась за рекой, Рассыпавшись От тяжести своей. Часть, Поднятая ветром высоко, Застряла на деревьях Средь ветвей. Остатки — в пруд слетели За плетень, И крыша вся Исчезла, словно дым. Мальчишки Из окрестных деревень Глумятся Над бессилием моим. Они, как воры, Среди бела дня Охапки камыша Уволокли Куда-то в лес, Подальше от меня. Чем завершили Подвиги свои. Рот пересох мой, Губы запеклись, Я перестал На сорванцов кричать. На стариковский посох Опершись, У своего окна Стою опять. Стих ветер Над просторами земли, И тучи стали, Словно тушь, черны. Весь небосклон Они заволокли, Но в сумерках Почти что не видны. Ложусь под одеяло В тишине, Да не согреет Старика оно: Сынишка мой, Ворочаясь во сне. Поистрепал его Давным-давно. А дождь — Не то чтобы шумит вдали, — Он просто Заливает мне кровать, И струйки, Как волокна конопли, Он тянет — И не хочет перестать. И так, уж Обессилен я войной, Бессоница Замучила меня, Но эту ночь, Промокший и больной, Как проведу До завтрашнего дня? О, если бы Такой построить дом, Под крышею Громадною одной, Чтоб миллионы комнат Были в нем Для бедняков, Обижецных судьбой. Чтоб не боялся Ветра и дождя И, как гора, Был прочен и высок, И если бы, По жизни проходя, Его я наяву Увидеть мог, Тогда Пусть мой развалится очаг, Пусть я замерзну — Лишь бы было так. 761 г.

Источник: "Три танских поэта", 1960

"В единении с природой"

I. "Скупое солнце дорожит лучом..."

Скупое солнце Дорожит лучом, Речные струи — В водяной пыли. Все отмели Покрыты камышом, От дома к дому Тропки пролегли. Халат Я лишь накидываю свой И Тао Цяню Следую во всем. Нет пред глазами Суеты мирской, Хоть болен я — А легок на подъем.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

II. "Встречаю я весеннюю зарю..."

Встречаю я Весеннюю зарю Там, где цветы Заполонили сад. И с завистью теперь На птиц смотрю. Отвечаю невпопад. А людям, Читая книги — Пью вино за двух, Где трудно — Пропущу иероглиф. Старик отшельник — Мой хороший друг — Он знает, Что я истинно ленив. 761 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

"Восемь стансов об осени"

1. "Крупный жемчуг росы на листву упал..."

Крупный жемчуг росы на листву упал, Увядает кленовый лес, И в ущелье Уся; и в горах Ушэнь Свет безоблачных дней исчез. На реке обезумели волн валы, Словно к небу их вознесли, А у крепости — груды тяжелых туч Опускаются до земли. И вторично цветут хризантем кусты — Буду слезы я лить о них. Но привязан давно одинокий челн, Вдалеке от садов родных. И хозяйки готовятся к зимним дням, И одежды теплые шьют. Мрачный замок Боди одинок и тих... Долго ль мне оставаться тут? 766 г.

Источник: "Три танских поэта", 1960

8. "Через Куньу и Юйсу дорога Вьется на сотни ли..."

Через Куньу и Юйсу дорога Вьется на сотни ли, Потом через северный склон Чжуннаня Она приведет в Мэйпи. Там не клюют теперь попугаи Брошенное зерно; Осталось гнездо на ветвях платана, Но фениксов нет давно; Там вместе с красавицами когда-то Я ветки срывал весной; Волшебники плыли со мною в лодке Под ласковою луной. И кисть моя повелевала природой, Не зная ни в чем преград. А ныне я стал и седым и слабым, И скорбно стихи звучат.

Источник: Томихай Т.Х. "В сердце моем осени свет", 2016

"Два сна о ли бо"

Вижу во сне Ли Бо ("Если б смерть разлучила нас...")

Если б смерть разлучила нас — Я бы смирился, поверь, Но разлука живых Для меня нестерпима теперь, А Цзяннань — это место Коварных и гиблых болот, И оттуда изгнанник Давно уже писем не шлет. Закадычный мой друг, Ты мне трижды являлся во сне, Значит ты еще жив, Значит думаешь ты обо мне. Ну, а что, если это Покойного друга душа Прилетела сюда — В темноту моего шалаша?.. Прилетела она Из болотистых южных равнин, Улетит — и опять Я останусь во мраке один. Ты — в сетях птицелова, Где выхода, в сущности, нет, Где могучие крылья Не в силах расправить поэт. Месяц тихим сияньем Мое заливает крыльцо, А мне кажется это Ли Бо осветилось лицо. Там, где волны бушуют, Непрочные лодки губя, Верю я, что драконы Не смогут осилить тебя. 759 г.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

"Деревня Цянцунь (в 3 частях)"

1. "Закат в своем сиянье золотом..."

Закат В своем сиянье золотом Поток лучей Бросает на равнину. Когда я гостем Возвращаюсь в дом, Меня встречает Гомон воробьиный. И домочадцы Так изумлены, Что я для них Как бы окутан дымом: Из бурь Гражданской смуты и войны Случайно я Вернулся невредимым. Соседи за стеной, Сойдясь в кружок, Не устают Судачить и толпиться. Густеет мрак. Но я свечу зажег, Чтобы всю ночь Родные видеть лица. 757 г.

Источник: "Три танских поэта", 1960

2. "Когда — старик — домой вернулся я..."

Когда — старик — Домой вернулся я, То не забыл Вчерашнюю тревогу. Сынишка Не отходит от меня, Боится: Снова я уйду в дорогу. Я помню — Год всего тому назад, Бродя в жару, Мы с ним искали тени. А ныне — Ветры зимние свистят. О чем ни думаешь — Душа в смятенье. Но если урожай Хороший снят Под прессом Влага побежит живая, И, значит, в доме Хватит урожая, Чтобы вином Украсить мой закат. 757 г.

Источник: "Три танских поэта", 1960

3. "Куры подняли бесстыдный гам..."

Куры Подняли бесстыдный гам, Петухам Повоевать охота. Только Разогнав их по местам, Я услышал Стук в мои ворота. Пять почтенных стариков Пришли, Пожелали Странника проведать. Чайники с собою Принесли — Просят Их изделие отведать. Извиняются За вкус вина Некому теперь Работать в поле. Все еще Не кончилась война И подарок Скромен поневоле. "Разрешите мне Из слабых сил Спеть в ответ На то, что вы сказали". Спел я песню, Спел и загрустил. Поглядел — И все полны печали. 757 г.

Источник: "Три танских поэта", 1960

"Жара"

1. Жара ("Ни гром, ни молния не помогли...")

Ни гром, ни молния Не помогли — Дождя в конце концов Как не бывало. Под солнцем, Пламенеющем в пыли, Склоняя голову, Сижу устало. Хотел бы стать Осенним тростником Или в кристалл холодный Превратиться. А в детстве — помню — Тучи шли с дождем, Лишь стоило Сплясать и помолиться. 766 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

"К золотой молодежи"

1. "Не глумитесь над глиняным старым кувшином..."

Не глумитесь Над глиняным старым кувшином, Что берем мы В крестьянские грубые руки: С той поры, как он служит Обрядам старинным, У меня уже выросли Дети и внуки. Вы привыкли К серебряной новой посуде, Той, которую гость Восхваляет из лести, — Но мы с вами Пьяны одинаково будем И на землю ночную Повалимся вместе.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

2. "Узкокрылые ласточки, гнезда покинув..."

Узкокрылые ласточки, Гнезда покинув, Улетели на юг По небесной дороге, И цветы, украшавшие Нашу равнину, Отцвели, как положено, В должные сроки. Беззаботные юноши В желтых одеждах, Приезжайте сюда: Перед ликом Природы Вы поймите, как тщетны Людские надежды, Как бесстрастны и быстры Текучие воды.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

"На берегу реки в одиночестве хожу, любуясь цветами"

I. "Цветы с утра таким сияют блеском..."

Цветы с утра Таким сияют блеском, Что я поистине Подавлен ими. Бешусь: Опять поговорить мне не с кем И поделиться Чувствами своими. Бегу Соседа подымать с постели И узнаю Всегда одно и то же: Что он уж где-то Пьянствует с неделю, А дома — Лишь его пустое ложе.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

II. "Весенним днем на берегу покатом..."

Весенним днем На берегу покатом Цветы переплелись Сплошною чашей. Шатаюсь, Опьяненный ароматом, Поистине, Боюсь весны пьянящей. В стихах или вине — Была б охота — Сравнюсь С любыми сыновьями века: Так что не надо Сбрасывать со счета Меня — Уже седого человека. 761 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

"Подъем весенних вод"

I. "За эти дни подъем весенних вод усилился..."

За эти дни Подъем весенних вод Усилился С тревожной быстротой. И маленькая отмель У ворот, Грозит Совсем исчезнуть под водой. Бакланы Весело кричат все дни Над самою Поверхностью воды. Мы радуемся Так же, как они, Но все же Опасаемся беды.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

II. "Вода бушует ночью все сильней..."

Вода бушует ночью Все сильней И на два фута Поднялась опять. Пройдет Совсем еще немного дней — И мне придется Дом свой покидать. У переправы — рынок. Я взгляну: Там лодками торгуют День-деньской. Жаль, денег нет: А то б купил одну И привязал к забору Над рекой. 761 г.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

"Разгоняю тоску"

1. Отдаюсь своим мыслям ("На мокрой ветке иволга щебечет...")

На мокрой ветке Иволга щебечет, И чайки плавают У островка. Цветы совсем поникли В этот вечер, И стала неспокойною Река. Седой старик — Варю вино из проса. Стучится дождь У моего окна. Я на судьбу Не взглядываю косо: В уединенье Слава не нужна. 760 г.

Источник: Ду Фу "Стихи", 1955

"Цзюйцзян"

1. "Увядший раньше времени цветок..."

Увядший раньше времени Цветок Нас огорчает Солнечной весною, Но вечный ветер времени Жесток — Он все сметет И все возьмет с собою. И ты не в силах Защитить цветы, И время ты остановить Не в силах — Так пей вино До самой темноты, Чтобы от дум Избавиться постылых. Взгляни, как птицы До седой зимы На кладбище Гнездятся без тревоги, Где, сторожа Могильные холмы, Гранитные Лежат единороги. Пойми все то, Что ныне понял я, — Не верь гордыне, Жадной и лукавой, Не потеряй, Гонясь за жалкой славой, И самый смысл, И радость бытия.

Источник: Ду Фу "Лирика", 1967

2. "Обычай этот мне судьбою дан..."

Обычай этот Мне судьбою дан — Закладывать кабатчикам Одежду: Уже с утра Лелею я надежду, Что к ночи буду Совершенно пьян. Долг за вино — Святой на свете долг: Будь в молодости Пьяницей усердным. Жить до ста лет Дано не многим смертным, А как бы в тридцать Голос не умолк! Сейчас весна, И дни мои легки, Гляжу: стрекозы Над водой летают И крылышками Еле задевают Поверхность Очарованной реки. И вот я говорю Своей весне: "Мы знаем, Как меняется Природа, Ты — только миг, Ты — только Время Года, Но в этот миг Не изменяй ты мне!"

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

"В поход за Великую стену"

2. В поход за Великую стену ("Багровое солнце сжигает и небо, и землю...")

(из второго цикла) Мы вышли утром из лагеря, Что у ворот Лояна, И незаметно в сумерках Взошли на Хэянский мост. Расшитое шелком знамя Закат осветил багряный, Ржанье коней военных Ветер вокруг разнес. На ровном песке повсюду Раскинулись наши палатки, Выстроились отряды, И перекличка слышна. Ночной покой охраняют Воинские порядки. И с середины неба За нами следит луна. Несколько флейт запели Печальными голосами, И храбрецы вздохнули, глядя в ночную синь. Если спросить у воинов: — Кто командует вами? Наверно, они ответят: — Командует Хо Цюй-бинь. 755 г.

Источник: "Три танских поэта", 1960

Перевод: Ермакова И.А.

Глядя на долину ("ясная осень долгому взгляду открыта ...")

ясная осень  долгому взгляду открыта на горизонте  слоятся тёмные тучи дальние реки  впадают в небо до капли затерянный город  таится в тумане густом редкие листья  ветра порыв уносит горы внезапно  в солнца восходе тонут белый журавль  вернуться ль успеет к ночи? кружат вороны  тьмой наполняя лес

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

Перевод: Звягинцев Н.Н.

Дикая долина ("прозрачно осенью насквозь она видна...")

прозрачно осенью насквозь она видна любое облако набухло как волна уходит в небо растворяется вода потом сгущается и прячет города сначала листья после лиственный ручей затопят горы волны солнечных лучей журавль как поздно возвращение твое кружат вороны лес наполнив до краев

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

Перевод: Каневский Г. Л.

Смотрю вниз в долину ("Прозрачная осень, и взгляд не встречает предела ...")

Прозрачная осень, и взгляд не встречает предела. Одно над другим облака громоздятся слоями. Речная вода к горизонту сливается с небом, и где-то внизу деревенька в тумане таится. Последние листья срывает порывистый ветер. Рассвет — и вершины на миг освещаются резко. И белый журавль напоследок один пролетает, а лес наполняют кружащейся массой вороны.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

Перевод: Конрад Н.И.

"Восемь стансов об осени"

1. "Жемчужины-росинки ведут к увяданию кленовый лес..."

Жемчужины-росинки ведут к увяданию кленовый лес. Горы Ушань, ущелье Усян... все в природе грустно и уныло. Валы волн на реке вскипают, захватывая само небо. В ветре тучи над крепостью, стелясь по самой земле,  погружают все во мрак. Кусты хризантем... во второй раз они расцвели...  других дней слезы. Одинокий челн крепко привязан... родных садов сердце. Зимние одежды повсюду требуют ножниц и аршина. Замок Белого владыки высится... спешат с вечерними плитами. Комментарий

Дело явно происходит осенью. Об этом прямо говорит вся первая строфа этого станса. Притом осенью не яркой, "золотой", а сумрачной, "ведущей к увяданию" даже кленовый лес, который как раз осенью блистает красками. Об осени говорят и штрихи быта, содержащиеся в двух последних строках: "Зимние одежды повсюду требуют ножниц и аршина" — всюду режут и меряют ткани, готовясь кроить и шить одежды на зиму; "спешат с вечерними плитами" — обрабатывают вальками ткани, растянутые на широких плоских камнях.

И вдруг неожиданность — перед поэтом предстают целые заросли цветущих хризантем. Это дикорастущие, полевые хризантемы, которых много в этих местах по берегам рек. Несомненно, поэт передает то, что он видит. Но как понять добавление: "расцвели во второй раз"? Последнее маловероятно: вряд ли можно предположить, что поэт видит такие заросли хризантем вообще во второй раз в жизни. Вероятнее, во второй раз за последнее время. Значит, в Куйчжоу? Но согласно наиболее надежной хронологии жизни Ду Фу осень 766 г., когда этот цикл, по убеждению большинства исследователей творчества поэта, написан, была первой осенью, которую он проводил в Куйчжоу. Предыдущая осень, в 765 г., застала поэта в Юньане, куда он переехал из Чэнду, и известно, что в Юньане он пролежал больной до весны 766 г.

Таким образом, за словами "расцвели во второй раз" скрывается воспоминание. Более того, так как эти слова идут сейчас же за словами "кусты хризан тем", главное для поэта здесь не впечатление от представшего перед ним красочного зрелища, а именно воспоминание.

Почему же первое, что пришло в голову поэту, было воспоминанием о прошлой осени в Юньане? Как сказано выше, Юньань был первым пунктом на пути его новых скитаний: поэтому-то ему так и запомнилась осень, проведенная там. При таком понимании слов "во второй раз" следует считать, что в этой строке реальная суть не картина цветущих хризантем, т. е. не штрих в картине осени, а горькая мысль о своей жизни.

Но сейчас же вслед за словами "во второй раз расцвели" идут слова "других дней слезы". Они именно идут вслед, а не входят в состав какого-то синтаксического целого. Грамматической связи между этими двумя словосочетаниями нет никакой.

О каких это других днях думает поэт? О прошлом или о будущем? Само выражение "другие дни" может употребляться в приложении и к тому и к другому. Это удостоверяет уже древний китайский язык, например, язык Мэн-цзы. Так же двояко употребляется это выражение и в языке Танской эпохи. У самого Ду Фу слова та жи ("другие дни") встречаются в том и другом смысле.

Большинство старых комментаторов, и среди них Чжан Янь, хороший знаток творчества Ду Фу, полагают, что поэт имел здесь в виду прошлое и слова "других дней слезы" означают "слезы о прошлых днях". Такое толкование вполне допустимо: поэт вспомнил о прошлой осени, а это значит — о своих скитаниях, о своих жизненных невзгодах, и эти воспоминания вызвали на его глаза слезы.

Иначе думает Цзинь Шэнь-тань, один из лучших исследователей творчества Ду Фу. По его мнению, Ду Фу, которому цветущие хризантемы напомнили о начале новых скитаний, с горестью подумал о том, что ему еще предстоит. "Других дней слезы" — горькие мысли о днях впереди.

Судзуки Торао, современный японский исследователь Ду Фу, придерживается особого мнения. Он считает, что Ду Фу, увидев эти цветы, залюбовался ими, но тут же к его радости примешалась мысль: скоро я уеду отсюда, буду продолжать свои скитания и когда-нибудь, "в другие дни", я вспомню об этих цветах и заплачу.

Какую же из этих трех версий выбрать? Непосредственно в самой строке нет ничего, что говорило бы в пользу какой-либо из них. Читатель, требующий от поэта, чтобы тот ясно говорил то, что хочет сказать, может быть недоволен таким стихом.

Та же неясность есть и в следующем стихе:

Одинокий челн крепко привязан... родных садов сердце.

Что такое "одинокий челн"? С первого взгляда это как будто бы вполне ясно. Строка построена совершенно так же, как предыдущая — строго параллельно:

Кусты хризантем... во второй раз расцвели... других дней слезы. Одинокий челн крепко привязан... родных садов сердце.

Если слова о хризантемах принять за деталь описания места, где находился поэт, то по закону параллелизма и слова о лодке надлежит принять за такую же реальную деталь. И это вполне допустимо. Поэт несомненно находился на берегу реки, следовательно, вполне возможно, что он увидел привязанную к берегу лодку.

Но тут же возникаю т другие соображения. "Одинокий челн" в китайской поэзии — один из распространенных образов одиночества. Им пользуется и Ду Фу, когда хочет сказать о своем одиночестве, о своей оторванности от всего, к чему ст ремятся его чувства, его думы. Пусть слова "одинокий челн" и указы вают на реальный предмет, они не могут не восприниматься и как образ. Иначе говоря, здесь опять присутствует мысль о себе: в предыдущ ем стихе — через воспоминание о себе в прошлую осень, в данном случае — через представление о себе сейчас. Параллелизм вторых частей этих двух строк полный: "других дней слезы" и "родных садов сердце", несом ненно относятся к душевному состоянию поэта.

"Родные сады" — то же, что "родные места". Родными местами поэт мог назвать свой любимый Чанъань; еще точнее — южный пригород столицы у реки Ванчуань, где находился его дом. Это становится ясным, если вспомнить, что у поэта при доме был сад, а в саду — кусты хризантем. Об этом сказа но в его стихотворен ии "Девятый день": "О, хризантемы у реки Ван ~ в родном моем селеньи...". Таким образом, устанавливается прямая связь между "кустами хризантем" в первом стихе и этим и словами второго стиха: зрелище цветущих хризантем в чужих местах вызывает у поэта мысль о его родном доме. Слово "сердце" употребляется в значении и "мысль", и "чувство".

Как ж е все-таки понимать этот стих? Комментаторы, не находящие связи в грамматической структуре стиха, стремятся установить какую-нибудь связь чисто логического характера. Опорой для них при этом служит выражение "крепко привязана".

Цинский Цянь Цянь-и передает содержание этого стиха так: поэт крепко привязал здесь свою лодку, держа ее на случай: может быть, и окажется возможным отправиться в путь. Он сделал это потому, что в его душе все время жила мысль о родных местах.

Иначе толкует эти слова Шао Фу он считает, что образом крепко привязанной лодки поэт хочет выразить мысль о том, что телом он привязан к этим местам, но душа его — далеко.

Наконец, третье толкование дает Гу Чэнь: лодка поэта привязана к берегу крепко; так же крепко привязано, сковано его сердце, все время стремящееся к родным местам.

Существуют и иные толкования, вернее — различные варианты приведенных. Что же правильно? Приходится повторить сказанное выше: в тексте нет ничего, что говорило бы за какое-либо из этих и всяких других толкований. Единственно, что с полным основанием можно сказать о первом стансе, то, что в нем присутствуют два плана: описание окружающей обстановки (картины поздней осени) и мысли и чувства поэта. Но оба плана никак не соединены — ни грамматически, ни логически. Они просто "вложены" друг в друга. При этом, если первый план (описание картины) выражен достаточно ясно, второй (психологический) дан скрыто, образует как бы некий подтекст.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

Перевод: Корчагин К.М.

Изображение поля ("пока не заметна вершина осени чистой ...")

пока не заметна вершина осени чистой облака отстоят в стороне прислоняясь друг к другу отдаленные реки плавно вливаются в небо и деревня лишенная речи туманом растворена укутана палой листвой все больше ее переливается в режущем солнце струящемся через горы журавль возвратишься ли к вечеру ты одинокий до края налита роща сумраком и воронами

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

Перевод: Литвак С.А.

Дикая долина ("В осенней ясности сквозит и тонет взгляд ...")

В осенней ясности сквозит и тонет взгляд. Полны слоистой влаги облака. Речные воды вдалеке до дна пропитывают небо. Захолустье погребено в тумане. Редеющей листвой играет ветер. Край гор очерчивает солнце, мглою скрыт Шэньян. Один журавль, неведомо зачем, летит обратно. Круженьем взбалмошным вороны полнят лес.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Осиротевший гусь ("Гусь сиротливый еды не клюет и не пьет...")

Гусь сиротливый  еды не клюет и не пьет, В небе кричит,  вспомнив о стае летучей. Кто пожалеет —  его одинокую тень Скроют вот-вот  тысячеслойные тучи. Скрылся из глаз —  кажется, виден еще; Множится плач —  вроде бы слышится лучше... Нет, то вороны  без толку в поле галдят, Громко орут,  с криком сбиваются в кучи.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Оганджанов И.А., Грауз Т.

Затерянная долина ("Осенью весь мир как на ладони ...")

Осенью весь мир как на ладони Над лугом хмурые нависли облака Река течёт за горизонт впадая в небо И одинокое селенье спит в тумане Бесшумно облетает последняя листва Но стоит солнцу из-за туч пробиться —   и вновь деревья в золоте стоят И может прилетит ещё журавль пока не опустилась ночь И лес не потонул в вороньих криках

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

Перевод: Перелешин В.Ф.

Размышление ночью («Травой поросший берег. Ветерок...»)

Травой поросший берег. Ветерок. В ночи корабль недвижный одинок. Небесная равнина звёзд полна. Река струится. Бьёт ключом луна. Ах, разве славу мне доставит труд? Его болезнь и старость оборвут. Кружусь, кружусь... Ужели жребий мой Быть чайкой между небом и землёй?

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

"Два сна о ли бо"

1. Мне приснился Ли Бо («Разлука с мёртвым — холод немоты...»)

Разлука с мёртвым — холод немоты, С живым — залог и встречи, и тепла. Я сослан в край удушливых болот, Чтоб даже весть ко мне не добрела. И всё-таки ты в мой ворвался сон: Моя тоска была тебе мила. Не правда ли? Ведь ты теперь в цепях: Кто волю дал тебе и два крыла? И может ли живою быть душа, Что столько вёрст перелететь могла? Нет! Ты пришёл, — и клён зазеленел! А ты уйдёшь — в горах сгустится мгла Ты здесь, со мной, и низкая луна Всю комнату сияньем залила. О, если бы тебя, взлетев из волн, Крылатая змея не унесла!

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

Перевод: Стручалина Г.В.

Весной окинул взором даль ("Столица пала, но земля весенняя жива...")

Столица пала, но земля весенняя жива, И на руинах городских теперь растёт трава. Смотрю в раздумье на цветы, а слёзы всё текут, И птицы, надо мной паря, тревожат и зовут. Огонь войны горит уже три месяца лихих... И гору золота б отдал за вести о родных! В разлуке седину свою я стал быстрей терять, И скоро шпилька для волос не сможет их держать...

Источник: stihi.ru

Плыву в ночи, все помыслы о книге («Нити трав речных ветер всколыхнул ...»)

Нити трав речных ветер всколыхнул... Одинока мачта лодочки ночной... Свет нависших звёзд... Степи нет конца... Выплыла луна — и течёт с рекой. Имя сохранит ли книга дум моих? Старый и больной, вышел на покой. И куда теперь ветром принесёт?.. Чайка — ты одна в небе над землёй. Примечания

Стихотворение написано в 765 году (за пять лет до смерти). Поэт оставил чиновничью должность и потерял хорошего друга, на поддержку которого полагался; он вынужден был с семьёй на лодке из Чэнду направиться в Чунцин. В дороге Ду Фу обдумывал написание произведения, в котором хотел высказать все свои нереализованные политические идеи.

Источник: Стихи.ру

Смотрю вдаль за городом ("прозрачна осень... смотришь — и видишь беспредельно...")

прозрачна осень... смотришь —  и видишь беспредельно... вдали темнеет... тучи —  одна поверх другой реки далёкой воды...  слились с чистейшим небом забытый город скрыло  туманной пеленой редеют листья... ветер,  срывая, их уносит край гор далёк и резок,  за ним и день исчез журавль одинокий — вернулся...  что ж так поздно?! под сумерки... вороны  заполонили лес

Источник: Стихи.ру

"Нахлынувшее вдохновение (Экспромты)"

7. "Тропинку тополиным пухом — что белым войлоком устлало..."

Тропинку тополиным пухом — что белым войлоком устлало. Лист лотоса в реке рассыпан — как деньги медные зелёный. Меж тонких прутиков бамбука едва приметишь фазанёнка. В песке, под материнским боком пригрелись сонные утята.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Штыпель А.М.

Дикая долина ("Осень чиста на взгляд ...")

Осень чиста на взгляд. Набухли в небесах горы дальних вод. Селенье укрыл туман. Редкий кружит лист. Свет вдруг затопил кряж. Вернется ль журавль? Лес полон ворон.

Источник: Ду Фу. "Проект Наталии Азаровой", 2012

Перевод: Щуцкий Ю.К.

План восьми расположений ("Покрыл заслугами своими Чжугэ Лян страну из трех владений...")

Покрыл заслугами своими Чжугэ Лян Страну из трех владений, И славу имени его составил "План Восьми расположений". Течет-течет река, Но камни "Плана" неподвижны над водою. Осталась в них тоска, Что уничтожить У не удалось герою. Примечания

"План восьми расположений войск" (во время боя) — составлен знаменитым стратегом и национальным героем Чжугэ Ляном. На песчаном отлогом берегу Янцзыцзян этот "план" был сложен из камней, высотой около 2 1/2 аршин. До сих пор вполне сохранились все 64 камня на своих местах, несмотря на то что во время разлива вода их заливает. "План" находится в современной провинции Сычуань, на юго-западе Китая.

Чжугэ Лян — обожествлен под титулом князя У (Воинственного). О нем см. примечание к стихотворению Ду Фу "Храм Князя Воинственного" ("Оставлен стоит покинутый храм, все краски осыпались тут...")

Страну из трех владений... — в III в. по Р. Х. Китай распался на земли трех правивших одновременно династий: Шухань, Вэй и У, постоянно враждовавших между собой.

...не удалось герою... — т.е. не удалось Чжугэ Ляну уничтожить династию У, так как он умер, прежде чем мог осуществить это намерение.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Поднялся на высоты ("Небо высоко. Свирепо ветер мчится...")

Небо высоко. Свирепо ветер мчится. Обезьяны жалобно кричат. Чистый островок. Песок белеет. Птицы Пронесутся быстро — и назад. Беспредельно, всюду листья опадают, Вниз летят, шурша и трепеща. Бесконечная река спокойно притекает И идет, волной своей хлеща. Осень грустная раскинулась широко, Неизменно я повсюду — гость. Поднимаюсь на террасу одиноко... В жизни часто мне болеть пришлось. Удручен я верно оттого, что стала В волосах обильна седина. Я остановил впервые, скучный, вялый, Нынче рюмку темного вина.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Храм Князя Воинственного ("Оставлен стоит покинутый храм, все краски осыпались тут...")

Оставлен стоит покинутый храм, Все краски осыпались тут. Но пышно вокруг по пустынным горам Деревья и травы растут. И храброго князя прощальную речь Еще и поныне слыхать, Но он уже не вернется лечь В Наньяне своем отдыхать. Примечания

Князь Воинственный — посмертный титул Чжугэ Ляна (181-234 гг. по Р. Х.), знаменитого героя и стратега периода Троецарствия. Прежде он жил, как отшельник, в Наньяне. С большим трудом уговорил его Лю Бэй, отпрыск пришедшей в упадок Ханьской династии, сменить такую жизнь на карьеру полководца. На новом поприще Чжугэ Лян проявил свои таланты стратега. Когда он отправился в поход против южных инородцев, постоянно нападавших на страну династии Шухань — земли его государя, то его победоносные войска достигли самой середины Бирмы. Подчинив инородцев и, таким образом, укрепив свой тыл, Чжугэ Лян предпринял поход на владения династии Вэй, но во время этого похода умер в пути. Поход не увенчался успехом благодаря энергии противника Чжугэ Ляна — Сыма И, сына последнего и внука. Чжугэ Лян во время своих походов пользовался "деревянными быками" и "механическими конями", приводя их в действие магическими средствами. За свои заслуги он был обожествлен, и ему, получившему посмертный титул князя У (Воинственного), по приказанию императора Хоу-чжу (правил в 223-265 гг. после Р. Х.), был построен и посвящен храм в Наньяме, в совр. провинции Хубэй.

Еще и поныне слыхать... — в храме эта речь записана в назидание грядущим поколениям, и ее можно прочитать. Таким образом, она как будто и ныне слышится.

В Наньяне своем отдыхать... — когда Князь Воинственный жил еще в Наньяне, не принимая участия в делах правления и государственной жизни, его, мудрого и мужественного, называли "Спящим Драконом".

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"Усеченные строфы"

2. Отрывок ("Река лазурна-ясна, а птица отменно бела...")

Река лазурна-ясна, А птица отменно бела. Гора темна и синя, Цветок вот-вот загорится. И в этом году весна Опять напрасно прошла... Когда же придет для меня Мой срок назад возвратиться?

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

Перевод: Эйдлин Л.З.

"Обман в словах о радостях весенних..."

Обман в словах  о радостях весенних: Свирепый ветер  все в безумстве рвет. Сдув лепестки,  погнав их по теченью, Он опрокинул  лодку рыбака.

Источник: Ду Фу "Сто печалей", 2000

Хуанфу Жань (714-767)

ХУАНФУ ЖАНЬ 皇甫冉, ок. 717-ок. 770, второе имя Мао-чжэн 茂政, чиновник, поэт, представитель Да-ли шифэн, отнесен к Цзяннань шижзнь

Уроженец г. Даньян области Жуньчжоу (в совр. уезде Даньянсянь, пров. Цзянсу). В 756 г. с блеском сдал столичный экзамен на цзиньши высшей ступени и стал вэем в администрации г. Уси (на месте совр. Усиши, пров. Цзянсу). Вскоре подал в отставку и поселился в горах Янсяньшань (в окрестностях совр. г. Исинши, пров. Цзянсу). Через некоторое время вернулся на службу и получил назначение на пост бинцао цаньцзюнъ в Цзоцзиньу. Затем служил (по приглашению Ван Цзиня) чжаншуцзи в военном губернаторстве Хэнань (цзедуши, на востоке совр. пров. Хэнань). В 767 г. был вызван в столицу (Чанъань), служил на постах цзошии, юбуцээ. Приблизительно через два года удалился со службы, поселившись в родных местах, где и скончался в 54 года.

Источник: "Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

* * *

Хуанфу Жань (714-767), второе имя Мао-чжэн. Уроженец Даньяна. В 10 лет обратил на свои сочинения внимание Чжан Цзюлина. В 756 г. получил высшую степень на экзаменах. Занимал незначительные должности в провинции. В 766 г. был приглашен Ван Цзинем, братом Ван Вэя, на место письмоводителя. Умер в отставке.

Второстепенный поэт периода "Расцвета Тан". Несколько его стихотворений вошло в хрестоматии.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"Пять песнопений в горах"

Горная хижина ("В горной хижине постоянна непрерывная тишь всегда...")

В горной хижине постоянна Непрерывная тишь всегда. В поздний вечер и утром рано Тучки вольно летят сюда. На дворе же пустом, в оконце Что б еще я заметить смог? — Озаренный склоненным солнцем Синевато-зеленый мох.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Ли Хуа (715-766)

Китайский поэт и писатель. Уроженец Баохуана, что в Чжаочжоу. В 735 г. Получил степень цзиньши. Его карьера была на взлете, когда в 755 г. Произошел мятеж Ань Лушаня. Насильно вовлеченный в дела заговорщиков поэт после поражения мятежа добровольно удалился в изгнание, где и пробыл до самой смерти. Прославился как прозаик. Одно из известнейших его произведений "Плач на древнем поле сражения" переведено В. М. Алексеевым. Написал к собраниям сочинений своих друзей несколько предисловий, в которых высказал свои собственные литературные взгляды.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

Перевод: Алексеев В.М.

Весенняя песня рождает восторг ("Внизу, под стеной городской Ияна...")

Внизу, под стеной городской Ияна  трава раскошно-густа; Горный поток струит на восток,  дальше — снова на запад. Деревья в цвету... Кругом ни души...  Летят лепестки, осыпаясь. В весенних горах тропинка одна...  Безлюдье... Птиц голоса.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Цэнь Шэнь (715-770)

Поэт эпохи Тан. Принадлежал к знатному роду. Родился в небогатой семье в Наньяне (провинция Хэнань); двадцати лет прибыл в столицу, но более десяти лет не мог поступить на службу. Став чиновником, долгие годы провел на северо-западной границе Танской империи в войнах с кочевниками и соседними царствами. Произведения Цэнь Шэня, написанные до 745 г., почти не сохранились. Известность ему принесли стихи о далеких краях, о горах Тянь-Шаня и Алтая, о суровой жизни воинов. Поэт-баталист, он прославлял могущество империи и силу ее оружия, а о поражениях не писал. Излюбленная поэтическая форма — семисловные строки, подражания народным песням. Его простые и мужественные стихи считаются образцом так называемой поэзии пограничных застав, как называются в Китае стихи о войнах за пределами собственно китайских земель.

Источник: "Краткая литературная энциклопедия"

* * *

Цэнь Шэнь происходил из небогатой семьи, и лишь его дед Цэнь Вэньбэнь занимал при дворе значительные посты. Сдав в 744 г. государственные экзамены, был в 749 г. назначен на пограничный запад в Аньси, где прослужил долгое время. Поэзия его известна своими описаниями западного ("варварского") быта. Другие постоянные мотивы — тоска по родным краям и дружеские послания. Во время мятежа Ань Лушаня (755) остался верен трону и был введен своим другом Ду Фу в придворные круги. Как поэт, описывающий жизнь на чужбине, а равно военные походы, ставится в один ряд с Гао Ши.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

* * *

Китайский поэт времен династии Тан. Известен также под именем Цэнь Цзячжоу (кит. 岑嘉州, пиньинь: Cén Jiāzhōu). Его произведения входят в антологию "Триста танских поэм".

Родился в семье чиновника в Наньяне (современная провинция Хэнань), но позднее переехал в Цзянлин, Цзичжоу (Хубэй). Его прадед Цэнь Вэньбэнь, двоюродный дед Цэнь Чанцянь и дядя Цэнь Си были канцлерами. Его отец Цэнь Чжи был правителем Цзинчжоу. Отец умер, когда Цэню было 10 лет. Финансовое положении семьи резку ухудшилось. Цэнь стал усиленно учиться, читая много классической и исторической литературы. В возрасте 20 лет переехал в Чанъань, где в 744 г. сдал экзамены на цзиньши. Через семь лет Цэнь встретился с Гао Ши и Ду Фу. Трое стали хорошими друзьями. Цэнь был в дружеских отношениях и с Ли Бо, который даже сочинил стихотворение "Несите вино!", где упоминается Цэнь.

Цэнь Цань жил во времена Мятежа Ань Лушаня со всеми его трудностями, гражданской войной и политической нестабильностью. В это время он занимал несколько должностей на далеких Центрально-Азиатских границах Танской империи. Будучи лоялистом, он, затем, занимал несколько должностей в провинциях, вплоть до своего ухода на пенсию в 768 г. Умер в 770 г. в Чанъане.

Ранняя поэзия Цэня, в основном, пейзажная. Поздние стихотворения отражают трудности жизни на далеких границах с их тяжелым климатом и постоянными сражениями. Наследие поэта составляет 403 стихотворения. В стихах Цэня почти этнографическая точность соседствует с любовью к необычному, особенно в явлениях природы.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

Вместе с Гао Ши и Сюэ Цзюем взбираемся на ступу-башню в храме Милостивого Благодетеля (Будды) ("Башня массивом словно фонтан восстала...")

Башня массивом  словно фонтан восстала; В выси одна  нависла над храмом небес. Вверх поднимаюсь  к черте, уходящей от мира; Путь ступеней  вьется в пустой высоте. Грозной громадой  давит Священную область, Кручей вздымается,  словно бес сотворил. Кровля углами  застит белое солнце; Семь этажей  трут небосклон в синеве. Вниз загляну —  вон они, птицы в полете; Ухом приникну —  слышу пугающий вихрь. Горная цепь —  словно волна за волною, Бурно спешащие  как бы к царю на восток. Сосны зеленые  сжали большую дорогу, Храмы, молельни —  о, как ажурны они! Краски осенние  с запада к храму подходят; В синем тумане  край пограничных застав. Пять усыпальниц  к северу там на равнине; Тысячелетья —  зелень: пятно за пятном. Мысль чистоты  сразу здесь постигаю; Карму побед  рано я стал обожать. Нынче клянусь:  шапку повесив, уйду я; Будду прозрев,  в нем беспредельность найду.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Написал в пустыне ("На запад идущие кони уходят прямо за край небес...")

На запад идущие кони уходят  прямо за край небес. Две полных луны видел с тех пор,  как отчий покинул дом. Сегодняшней ночью еще не знаю,  где обрету ночлег: Ровный на тысячи верст песок —  и ни дымка над жильем.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Поднимаюсь на стену древнего Е ("Слезаю с коня и на стену Е восхожу, пустынна стена...")

Слезаю с коня и на стену Е восхожу,  пустынна стена... Что увижу окрест? Ветер с востока...  степные пожары гудят... Под вечер войду в залу Летящих туч. Южный угол стены обращен  на башню Смотрящих с холма; Воды Чжаншуй текут на восток  и не вернутся вспять. Жившие здесь во дворце У-ди  все ушли как один; Год за годом весны красота  приходит ради кого? Примечания

Е — столица древнего владения на территории нынешней провинции Хэнань.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

"Весною в доме в горах"

Весною в горном доме ("В Лянском саду солнц на вечер...")

В Лянском саду солнц на вечер,  вороны летят вразброд; Куда не хватает мой взор — только скука:  остались две-три семьи. Деревья садовые так и не знают,  что люди ушли навсегда. С приходом весны они снова распустят  прежних времен цветы. Примечания

Лянский сад — сад Лянского князя, второго сына ханьского государя Вэнь-ди (II в. До н.э.), некогда раскошный, а потом пришедший в полное запустение. Здесь, скорее всего, просто образ миновавшего расцвета.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Повстречал едущего в столицу посла ("Гляжу на восток, на дорогу домой...")

Гляжу на восток, на дорогу домой,  к далеким-далеким краям. Мокры рукава и один и другой,  никак не просохнуть слезам. Мы встретились с вами верхом на конях,  ни кисти у нас, ни бумаги, Но, может быть, весточку, хоть на словах,  домой через вас передам!

Источник: "Китайская классическая поэзия (Эпоха Тан). Сост. Н.Т. Федоренко", 1956

Увидев реку Вэйшуй, тоскую о Циньчуани ("Вэйшуйские воды отсюда текут на восток...")

Вэйшуйские воды  отсюда текут на восток. В урочное время  достигнут пределов Юнчжоу. Хочу я добавить  в них два ручейка моих слез: Пусть вместе текут  до самого дома родного. Примечания

Вэйшуй — река, приток Хуанхэ, на которой стоит столица Танского Китая Чанъань (ныне Сиань).

Юнчжоу — область, центром которой была Чанъань, родные места Цэнь Шэня.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Щуцкий Ю.К.

В пустыне Шамо ("На запад, на запад лошадь бредет, на небо забраться готова...")

На запад, на запад лошадь бредет, На небо забраться готова. Покинул я дом, — и второй раз встает Луна округленная снова. Сегодня, забытый, не ведаю я, Где ночь проводить я стану. Отрезаны дымы людского жилья Безмерной пустыней песчаной. Примечания

Пустыня Шамо — местность, куда был сослан поэт.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Ивы у моста через р. Фынь в Пинъянской области ("Я жил уже когда-то в этих краях...")

Я жил уже когда-то В этих краях. Вернулся ныне я Точно в родную хату. И трогательны ивы Здесь над водой, Чуть свидевшись со мной, Льнут мягко и красиво.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Увидел воды Вэй, вспомнил о реках Цинь ("Вэйский поток далеко течет на восток...")

Вэйский поток Далеко течет на восток. Не знаю, когда В Юнчжоу добежит вода. Пусть же еще Ряд моих слез двойной Вместе с рекой В край мой родимый течет.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Перевод: Эйдлин Л.З.

В лодке на юге Ба ("На переправе уже темнеть начинает...")

На переправе  уже темнеть начинает. Люд деревенский  за очередь в лодке спорит. Колокол ближний  звучит в монастырском храме. Дальних огней  свет зажегся в прибрежных селах. Гуси в полете —  тоскую по письмам из дома. Крик обезьян —  и обильней струятся слезы. Челн одинокий,  и всюду бескрайняя осень... Осень с луною...  но больше нет сил об этом!

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986

На западе, проезжая Вэйчжоу, увидел реку Вэй и подумал о Циньчуани ("Вэй-река от Вэйчжоу на восток стремит свои волны....")

Вэй-река от Вэйчжоу  на восток стремит свои волны. За какое же время  достигают они Юнчжоу?... И к волнам я добавил  слез пролившихся два потока И послал их с водою  к моему родимому саду.

Источник: "Светлый источник", 1989

Осенние думы ("Кто может предвидеть как наступит расцвета вечер...")

Кто может предвидеть,  как наступит расцвета вечер? Сижу и смотрю я  на холодной листвы паденье... А сам я не стану  и со сгнившей травой равняться: В полях разлетаясь,  в светлячков она превратилась.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

"Весною в доме в горах"

Весною в доме в горах ("Лянский княжеский сад. Солнце перед закатом...")

Лянский княжеский сад. Солнце перед закатом.  И за стаей стая ворон. Сколько взгляду доступно — уныло, пусто  и не более трех жилищ. Но не знают деревья в дворе заглохшем,  что здесь нет ни живой души, И с приходом весны на них расцветают  те, старинных времен, цветы.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Пэй Ди (716-?)

Ближайший друг великого Ван Вэя, написавший в дружеском соревновании с ним цикл стихов, посвященных Ванчуани, поместью Ван Вэя, с одинаковыми названиями, но разные по тексту.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

* * *

"Стихи Ван Вэя и его друга Пэй Ди могут показаться в первом приближении как бы написанными ни о чем, незавершенными отрывками некоего целого, утаенного от читателя. Однако это не так.

Ван Вэй и другие поэты его круга, в том числе Пэй Ди, были сторонниками учения Чань. Не вдаваясь в подробности изложения этого в высокой степени своеобразного ответвления буддизма, что выходит не только за рамки настоящего послесловия, но и далеко превышает возможности его автора, все же необходимо хотя бы кратко осветить эстетику Чань, без чего творчество Ван Вэя и Пэй Ди не может быть в удовлетворительной степени оценено.

Чань отводит главную роль внезапному, мгновенному озарению, просветлению — перед умозрением, созерцанию и медитации — перед рациональным изучением. Чань полагает, что мысль невыразима словом, а вся истина заключена в моменте истины. Тютчевское: "Молчи, скрывайся и таи..." и "Мысль изреченная есть ложь" — как нельзя лучше и концентрированней излагают чаньское понимание преимущества молчания перед словом; пустой, ничем не зарисованной, незакрашенной поверхности бумаги или шелка перед штрихом, пятном и мазком; одноцветной черной туши перед многокрасочной пестротой.

"Средь путей живописца тушь простая выше всего. Он раскроет природу природы, он закончит деянье Творца."

Так начинается трактат Ван Вэя "Тайны живописи". Молчание окружает каждый иероглиф, молчанием окружено и все стихотворение.

Чаньский поэт призывает читателя к сотворчеству. Над стихотворением надо остановиться, заглянуть в глубину собственной души и услышать отзвук на скупые слова-знаки: "вода", "тростник", "горы", "птицы", "одинокая переправа", "глухой городок"... Перед читателем стоит отнюдь не легкая задача: стать самому поэтом и художником одновременно, превратить внутренним зрением-прозрением слова в живую, становящуюся реальность. Вода должна заструиться, тростник закачаться, а над крышами городка — заклубиться дым.

"...Он раскроет природу природы, он закончит деянье Творца". Читатель повинен довершить и довоплотить замысел поэта. Только в таком сотворчестве возникает неисчерпаемое, как электрон, многомерное, а может и безмерное, истинное содержание крохотного стихотворения.

Старая сосна проповедует мудрость, и дикая птица выкрикивает истину.

Таков Чань.

Но стихи слагаются из слов, а не из молчания, и потому значение слова в таком немногословии во много раз повышается. Слово должно стать драгоценным, как драгоценен материал каждого мазка Рембрандта, Констебля, Врубеля. Напряженная духовность художника придает одухотворенность краске, маслу, лаку, одушевляет косное вещество, делает драгоценным. Нечто подобное происходит со словом в стихах чаньского поэта. Слова, их начертание, смысл и звук, долженствующие вызвать голос молчания, дабы отступить в тень перед могуществом этого голоса, подлежат особому отбору и, прибавлю, — особому прочтению и восприятию. Ведь голос молчания — это внутренний голос читателя. Выразить все это в русских переложениях — немыслимо. Понимаю, конечно, что мои стихи лишь слабый, затуманенный образ оригинала. Но "feci quod potui" — сделал, что мог.

Заканчивая послесловие, склоняю голову перед памятью академика В. М. Алексеева и сердечно благодарю Л. 3. Эйдлина и В. Т. Сухорукова, без участия и помощи которых моя работа не была бы ни начата, ни завершена."

Аркадий Штейнберг

7.04.1978

Источник: "Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

Перевод: Штейнберг А.А.

На тему стихов Ван Вэя "Когда Цуй девятый отправлялся в южные горы, я сочинил стихи и подарил ему на прощанье ("Горы вновь посетив, посвяти все время ходьбе...")

 Горы вновь посетив, Посвяти все время ходьбе,  Чтоб насытиться всласть Красотой долин и высот.  Пусть Улинский рыбак Образцом не служит тебе:  Он так мало гостил У ручья, где персик цветёт.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

"Река Ванчуань"

1. Мэнчэнская падь ("У старой стены построил убогий приют...")

 У старой стены Построил убогий приют.  Порой восхожу На громаду замшелых камней.  Стена хоть стара, Но часто и нынешний люд  Приходит сюда И, взобравшись, гуляет по ней.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

2. Холм Хуацзы ("Наступает закат...")

 Наступает закат. Веет ветр между сосен кривых.  Возвращаюсь домой. Влажны травы. Росинки блестят.  Тронул облачный свет Отпечатки сандалий моих.  Зимородки в горах На лету задевают халат.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

3. Беседка из узорного абрикоса ("Высоко в горах приют на гребне крутом...")

 Высоко в горах Приют на гребне крутом.  К скончанию дня Восхожу частенько туда.  На севере — воды, На юге — синеет гряда.  Гляжу пред собой И назад озираюсь потом.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

4. Бамбуковый перевал ("Светло играет ручей, то гибко, то прямо скользя...")

 Светло играет ручей, То гибко, то прямо скользя.  Низкорослый зелен бамбук Роща темна и густа.  Связуя горную цепь, Вперёд уводит стезя;  Пою, шагаю, гляжу На древний гребень хребта.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

5. Оленья засека ("На закате встают громады холодных гор...")

 На закате встают Громады холодных гор;  Я же, странник-чужак, Одиноко бреду вдоль гряды.  Невдомёк, что таит Непроглядный сосновый бор,  Там лишь ланей лесных И робких оленей следы.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

6. Изгородь из магнолий ("Закат изгорел, и сумрак все заволок...")

 Закат изгорел, И сумрак все заволок.  С пичугами в лад Разжурчался горный поток.  В дремучую глушь Тропинка ведёт вдоль ручья...  Придёт ли к концу Одинокая радость моя?

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

7. Берег, где растет кизил ("Коричный и перечный цвет струят аромат двойной...")

 Коричный и перечный цвет Струят аромат двойной.  Меж листьев, простертых вширь, Тянется рослый бамбук.  Солнце порой из-за туч В чащу проникнет вдруг,  Но бьет, как прежде, озноб В холодной дебри лесной.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

8. Тропинка меж софор ("Тропа меж софор простёрлась на юг от ворот...")

 Тропа меж софор Простёрлась на юг от ворот;  До озера И Она пешехода ведёт.  Осенние дни. Дожди зачастили в горах.  Опала листва, — Тропу никто не метёт.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

9. Беседка у озера ("У самой беседки кипит за волною волна...")

 У самой беседки Кипит за волною волна.  Свой путь одинокий Едва начинает луна.  При входе в ущелье Возня обезьянья слышна:  Нестройные крики Доносит ветр до окна.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

10. Южный холм ("Подчиняясь волнам, сирый челн по ветру плывет...")

 Подчиняясь волнам, Сирый челн по ветру плывет.  Южный холм вознесен Над кипеньем озерных вод.  Солнце к склонам Яньцзы Поздний путь направило свой.  В неоглядную гладь Обратился простор волновой.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

11. Озеро И ("Простор озерный пуст, безбрежно широк...")

 Простор озерный Пуст, безбрежно широк,  Яркой лазурью Блещет, как небосклон.  Тяжко вздыхаю: Вот, причалил челнок.  Ветер прохладный Веет со всех сторон.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

12. Волны под ивами ("Отраженья и волны окрашены цветом одним...")

 Отраженья и волны Окрашены цветом одним.  Только ветер подует — Как шелк, мерцает вода.  Здесь жилище устрою — Не расстанусь вовеки с ним,  От времен Тао Цяня Не удалюсь никогда.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

13. Быстрина у дома в деревьях ("Даль оглашает волн гремучий раскат...")

 Даль оглашает Волн гремучий раскат.  Тропку оставив, К югу шлёпаю вброд.  Утки и чайки Носятся взад и вперёд  И временами Ближе подплыть норовят.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

14. Ручей с золотыми песчинками ("Неподвижно зеркальце воды...")

 Неподвижно зеркальце воды. Тишина. Покой.  Блещут золото и нефрит — Хоть коснись рукой.  На рассвете влага свежей, И тогда пора  Одиноко брести, чтоб ее Зачерпнуть с утра.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

15. Отмель у белых камней ("Ступая на камни, спускаюсь к излуке речной...")

 Ступая на камни, спускаюсь К излуке речной.  Блаженство мое беспредельно: Играю волной.  Под вечер веет от влаги Струя холодка.  В осенних бледных оттенках Плывут облака.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

16. Северный холм ("Под Северным древним холмом...")

 Под Северным древним холмом, Где Южный отрог,  Поставил у озера И Убогий мой кров.  Когда невзначай соберусь На поиски дров —  Из чащ камышовых скользит Мой утлый челнок.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

17. Беседка в бамбуковой роще ("Беседку в бамбуковой роще проведал опять...")

 Беседку в бамбуковой роще Проведал опять.  На этой тропе всё привычней Мне каждая пядь.  Лишь горные птицы порою Плывут надо мной.  В глубокой глуши заповедной Души — ни одной.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

18. Пригорок в магнолиях ("Вдоль насыпи вешние травы стеной встают...")

 Вдоль насыпи вешние травы Стеной встают.  Средь них музыканты-цикады Звенят-поют;  И, в темных гибисках алея То там, то тут,  Цветы благовонных магнолий Нашли приют.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

19. Сад лаковых деревьев ("Привычной стала давно к досугу любовь...")

 Привычной стала давно К досугу любовь;  Забуду ради неё Обеты стократ.  И, нынешним днём посетив Тунговый сад,  Бывалый восторг Чжуан-цзы Чувствую вновь.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

20. Сад перечных деревьев ("Крючья красных шипов готовы халат разодрать...")

 Крючья красных шипов Готовы халат разодрать.  Пряный запах влечет Прохожего-чужака.  Славно, что эти цветы Пригодны для котелка, —  Сударь, желаю вам Решимости их собрать.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"Река Ванчуань"

1. Мынчэнский вал ("Придя под этот древний вал...")

Придя под этот древний вал, Я хижину себе связал. На этот древний вал, туда, Я поднимаюсь иногда. Да... древний, вал уже не тот, Что был давно-давно. И вот — Теперь лишь я, беспечно сам Хожу-брожу то тут, то там.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

2. Холмы Хуацзыган ("Склонилось солнце. Начинает меж этих сосен ветер дуть...")

Склонилось солнце. Начинает Меж этих сосен ветер дуть. Я к дому устремляюсь в путь... Роса на травах высыхает. Вот-вот следы мои догонит Сияние из облаков, И бирюза среди холмов Края моей одежды тронет.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

3. Домик в узорных абрикосах ("Среди узорных абрикосов вдали-вдали построен дом...")

Среди узорных абрикосов Вдали-вдали построен дом. Уж много дней провел я в нем, К нему взобравшись по откосам. И северное озерко, И горы южные я вижу То здесь, перед собою, ближе, То за собою, далеко.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

4. Горный хребет, где рубят бамбук ("Быстрина течет, сияя...")

Быстрина течет, сияя, То кружа, то выпрямляясь. Зелень листьев бамбука И густа и глубока. По тропинке выхожу я На дорожку небольшую... С песней устремляю взор Я на цепи старых гор.

Источник: Ван Вэй "Река Ванчуань", 2001

5. В оленнике ("Холодны стоят высоко горы...")

Холодны стоят высоко Горы... Вечер догорающий... Значит — гость я, одиноко Между чуждых гор блуждающий. Я не знаю, что в сосновой Этой роще люди делают; Лишь следы я вижу снова, Где прошли олени белые.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

6. За плетнем из магнолий ("Теперь, когда настал закат...")

Теперь, когда настал закат, Лазурь и синь вокруг ложится, И пеньем возмущают птицы Журчанье вод у ручейка. Иду я вдоль ручья. Мой путь Все глуше каждое мгновенье... Таинственное вдохновенье Окончится ль когда-нибудь?!

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

8. Тропа меж акаций у дворца ("У старых дворцовых ворот тропа меж акаций...")

У старых дворцовых ворот Тропа меж акаций. К пути На дальнее озеро И Она постепенно ведет. Лишь осень успела прийти — И ветер не в редкость с дождем. Осыпались листья кругом — И некому их подмести...

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

9. Беседка у озера ("Вода у самого балкона колышет ширью озаренной...")

Вода у самого балкона Колышет ширью озаренной. Чуть двигаясь над пустотой, Луна повисла сиротой. И прозвучали, душу раня, В ущелье вопли обезьяньи... И ветер издали теперь Донес их мне, ворвавшись в дверь.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

13. Поток у дома господина луань ("Быстрин кипучих громкий рокот глушит у берегов потока...")

Быстрин кипучих громкий рокот Глушит у берегов потока. Вдоль них, одной воде послушный, Плыву я к переправе южной. И плещут стаи уток, чаек, Передо мною проплывая. То далеко они, то снова Ко мне сюда подплыть готовы.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Цзя Чжи (718-772)

ЦЗЯ ЧЖИ 賈至, 718-772, второе имя Ю-линь 幼鄰, сановник, литератор, один и из предшественников гувэнь юньдун, поэт рубежа шэн Тан и чжун Тан.

Уроженец г. Лояна (совр. г. Лоянши, пров. Хэнань), выходец из высокопоставленного чиновничьего клана. Получив степень цзиньши в начале 740-х гг., стал цзяошуланом, но вскоре был отправлен служить вэем в администрацию уезда Даньфусянь (совр. Дансянь, пров. Шаньдун). Был вызван в столицу (Чанъань) незадолго до мятежа Ань Лу-шаня и сделан цицзюй шэжэнем. Сопровождал Сюань-цзуна во время бегства двора в Сычуань, где получил повышение до чжичжигао и чжуншу шэжэня. В 758 г. был отправлен губернатором области Жучжоу (в совр. пров. Хэнань), но вскоре сослан за некую провинность сыма в периферийную область Юэчжоу (на севере совр. пров. Хунань). После воцарения Дай-цзуна в 762 г. вновь вернулся в Чанъань, служил чжуншу шэжэнем, шаншу цзочэном, шиланом в Либу (764 г.). Вошел в комиссию по приему столичных экзаменов на чиновничью должность, а также в штат Цзисяньюань. В 768 г. стал шиланом в Бинбу, затем юйши дафу. Посмертно был назначен главою Либу.

Существовали: «Цзя чжи цзи» (賈至集 «Собрание сочинений Цзя Чжи») в 20 и 15 цзюанях, в X-XII вв. сохранились 10 цзюаней; утрачены после эпохи Сун. Также существовало «Цзя чжи ши цзи» (賣至詩集 «Собрание стихов Цзя Чжи») в 1 цзюань.

Сохранились:

— 40 стихотворений, среди них:

преобладают цзиньтиши, преимущественно на личностные темы и с автобиографическими мотивами, наиболее известны семисловные четверостишия "Ба лин е бе ван ба юань вай" (巴陵夜別王八員外 "В Балине ночью прощаюсь с Ваном Восьмым [занимающим должность] юаньвайлана") и "Си тин чунь ван" (西亭春望 "В западной беседке взираю на весну"), а также цикл (из 3 семисловных четверостиший) "Чу чжи ба лин юй ли ши эр пэй цзю тун фань дун тин ху" (初至巴陵與李 十二白裴九同泛洞庭湖 "Только-только приехав в Балин, вместе с Ли Двенадцатым [по имени] Бай и Пэй Девятым вместе плывем по озеру Дунтин");

серия подражаний песенным и авторским юэфу, в различных стихотворных форматах: "Янь гэ син" (燕歌行 "Яньская песня"), в 32 семисловные строки; пятисловное восьмистишие "Тун цюэ тай" (銅雀臺 "Башня бронзовой птахи"); четверостишие "Бай ма" (白馬 "Белый скакун"), и др.; наиболее известен цикл (из 2 семисловных четверостиший») "Чунь сы" (春思 "Весенние думы").

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Алексеев В.М.

Из западной беседки весною гляжу вдаль ("Солнце уж долгое, ветер уж теплый...")

Солнце уж долгое, ветер уж теплый,  ива свежа-зелена. Северный гусь уж обратно летит  и выходит в безмерные выси. Слышу с Юэянской стены —  кто-то играет на флейте. Так можно сердце весной переполнить,  словно Дунтин — водою.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

"Весенние думы"

Станс 1. "Краски травы зеленым-зелены..."

Краски травы зеленым-зелены,  краски ивы желты. Персиков цвет пестрит и рябит,  сливовый цвет пахуч. Ветер весны ни за что не станет  сдувать тоску мою прочь. А солнце весны может, напротив,  разжечь досаду сильней.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Перевод: Щуцкий Ю.К.

На дворе весной смотрю вдаль ("Был долгий день, и ветер был нагретый...")

Был долгий день, и ветер был нагретый, И ива зелена. Гусей, летящих к северу на лето, Чуть череда видна. Напев свирели в Иоянском доме Я слушаю один. И песнь весны велит моей истоме Наполнить весь Дунтин. Примечания

Дунтин — название озера.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Ян-Гуйфэй (719-756)

Ян — китайский фамильный знак, буквально "тополь", гуйфэй — титул императорской жены 1-го ранга, буквально "драгоценная жена") — героиня поэмы великого китайского поэта Бо Цзюйи "Вечная печаль" (кит. трад. 長恨歌, пиньинь: cháng hèn gē).

Имя знаменитой танской наложницы — Ян Юйхуань, что означает "Нефритовое колечко". Ян Юйхуань родилась в 719 г. во времена династии Тан, в начале царствования императора Сюань-цзуна. Ее прапрадед Ян Ван (杨汪) был одной из ключевых фигур во время правления императора Суй Ян-ди и после падения династии Суй служил одному из претендентов на престол. Был убит, когда проходил процесс становления династии Тан. Ян Ван происходил из Вэйнаня (Шэньси), но его семья впоследствии переехала в Юнлэ (永乐, современный Юньчэн, Шаньси). Отец, Ян Хуаньян (杨玄琰), служил переписчиком в префектуре Шу (蜀州), в современном Чэнду, провинция Сычуань, куда семья отправилась вместе с ним. В семье было четыре дочери. Ян рано осталась сиротой; в отличие от большинства современниц, сумела осознать себя личностью. Воспитываясь в богатом доме дяди, получила прекрасное образование, научилась писать стихи, петь и играть на музыкальных инструментах, играть в шахматы, ездить верхом.

В период даосского монашества носила имя Тайчжэнь (太真), была известна как одна из четырех красавиц древнего Китая. Ян Юйхуань сначала стала женой князя провинции Шоувань Ли Мао (кит. 肃宗), наследника танского императора Сюань-цзуна. Позже сам император Сюань-цзун полюбил ее и сделал своей женой. Во время восстания Ань Лушаня император Сюань-цзун, который вынужден был бежать из столицы, по требованию охраны приказал задушить Ян, которую обвиняли в том, что ее двоюродный брат Ян Гочжун поддерживал повстанцев.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Басманов М.И.

Преподношу танцовщице Чжан Юнжун ("Всплеснет рукой — и аромат на вас повеет...")

Всплеснет рукой — и аромат на вас Повеет через шелковый рукав... Еще алеет лотос вдалеке, Прозрачной дымкой осени повит ... Внезапно налетевший ветерок Рассеял над горою облака. Изнеженная ива у пруда На воду уронила первый лист.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Сыкун Шу (720?-794?)

СЫКУН ШУ 司空曙, 720?—794?, второе имя Вэнь-чу 文 初 (сменил имя по просьбе друзей на Вэнь-мин 文明), чиновник, поэт, один из Да-ли ши цайцзы.

Уроженец г. Гуанпин (в совр. уезде Юнняньсянь, пров. Хэбэй). Двоюродный брат Лу Луня. Во время мятежа Ань Лу-шаня бежал за Янцзы. Предположительно в начале годов Да-ли с блеском сдал столичный экзамен на цзиньши высшей ступени и сразу стал юшии. Через некоторое время из-за служебной ошибки был выслан в административный аппарат г. Цзянлинфу (на месте совр. г. Цзинчжоуши, совр. пров. Хубэй). В 785 г. был возвращен в столицу (Чанъань), где по протекции высокопоставленного покровителя был определен ланчжуном в Шуйбу. Незадолго до смерти получил перевод на ту же должность в Юйбу.

Сохранились:

— 2 цзюани стихов (173 произведения, включая циклы) в различных форматах и на разные темы. Признанный мастер цзиньтиши, наиболее известны:

пятисловные люйши "Юнь ян гуань юй хань шэнь су бе" (雲陽館與韓紳宿別 "Прощаюсь с Хань Шэнем, после ночевки в гостинице [уезда] Юньян"), "Си вай ди лу лунь дянь су" (喜外弟盧綸見宿 "Нарадовавшись с двоюродным младшим братом Лу Лунем, собираемся спать");

пятисловные и семисловные цзюэцзюй "Цзинь лин хуай гу" (金陵懷古 "В Цзиньлине переживаю о древнем"); "Ваньхуа юй вэй сян тун цзуй" (玩花與衛象同醉 "Опьянели вместе с Вэй Сяном, любуясь цветами"); "Бе лу цинь цин" (别盧秦卿 "Прощаюсь с Лу Цин-цинем"), приписано также Лан Шиюаню; "Цзян цунь цзи ши" (江村即事 "Дела в деревне [у] реки [Янцзы]").

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Любуюсь цветами и пьянствую с Вэй Сяном ("Состарившийся мой висок — как снег на тысяче стеблей...")

Состарившийся мой висок — Как снег на тысяче стеблей. А здесь, в стране чужих людей, Все дерево — сплошной цветок. Но с Вами, сударь, мы вдвоем С утра сегодня пьем вино, И я забыл давным-давно, Что мы еще в Чанша живем. Примечания

Чанша — в современной провинции Хунань, т. е. на родине.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Прощаюсь с Цинь Цином ("Хоть знаем, что еще со мной Вы встретитесь, наверно, друг...")

Хоть знаем, что еще со мной Вы встретитесь, наверно, друг, Все ж нынче в тишине ночной Не разомкнуть нам рук. Не думайте же, что вино, Которое я с Вами пью, Так задержать Вас не вольно, Как ураган Шию. Примечания

Ураган Шию — Ши вышла замуж за купца Ю. Любовь супругов была весьма сильна, и когда Ю собрался уезжать в далекие края, его жена всячески старалась препятствовать его отъезду, но это ей не удалось. От тоски она слегла в постель и, почувствовав приближение своей кончины, сказала: "Как жаль, что я не могла помешать его отплытию!.. Но теперь я ради всех жен Поднебесной обращусь в ураган и буду мешать отъезду мужей". С той поры ураганы называются "Ветром Шию".

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Цянь Ци (722-780)

Китайский поэт. Уроженец Усина. В 751 г. получил высшую степень на государственных экзаменах. Служил в министерстве двора по отделу наград, в конце жизни стал членом академии Лес Кистей. Входит в число "Десяти талантов годов Дали". Известен своей стихотворной перекличкой с Ван Вэем, по таланту его ставят рядом с Лю Чанцином и Лан Шиюанем.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

* * *

Был активен в регионе У (современные провинции Чжэцзян и Хубэй). Входил в группу "Десять талантов периода Дали" (766-779).

Три его произведения входят в антологию "Триста танских поэм". В XX веке на Западе его часто путали с поэтом Чжан Цзи, вторым именем которого было Цянь Ци.

Стихотворения поэта были использованы в "Песне о земле" (часть 2) Густава Малера и произведении (Op. 35) Альбера Русселя.

Источник: wi-ki.ru

* * *

Чиновник, поэт, один из Дали ши цайцзы — "Десять талантов периода Дали". Официальное жизнеописание отсутствует.

Уроженец города Усин (современный Хучжоу, провинция Чжэцзян), выходец из потомственного чиновничьего семейства. В 751 г. с блеском сдал столичный экзамен на цзиньши высшей степени и стал цзяошуланом в Мишушэне. Во время мятежа Ань Лушаня вслед за двором бежал в Сычуань. С конца 750-х по начало 760-х гг. прослужил на посту вэя в уезде Ланьтяньсянь (в центральной части современной провинции Шэньси), входившем в метрополию. Со второй половины 760-х и до кончины служил в столице (Чанъань), побывав в должностях юаньвайлана в Цыбу, Сысюнь и чжунлана в Каогун.

Существовали: "Цянь ци ши цзи" (錢起詩集, "Собрание стихов Цянь Ци") в 1 цзюань и "Цянь као гун цзи" (錢考工集, "Собрание сочинений Цяня из Отдела проверки заслуг") в 10 цзюанях (в официальных библиографических сочинениях не зарегистрировано); дошли до нас в ксилографическом издании эпохи Мин, которое и послужило основой для современных редакций.

Сохранились:

— 4 цзюаня стихов (408 произведений, включая циклы, всего 525 текстов) в различных форматах и на разные темы, среди них:

— 180 пятисловных четверостиший, наиболее известно "Ти цуй и жэнь шань тин" (題崔逸人山亭, "Стихи для надписи на горной беседке отшельника Цуя"); большинство сведено в циклы "Цзян син у ти и бай шоу" (江行無題一百首, "Сто стихов без отдельных названий о путешествии по реке [Янцзы]") и "Лянь тянь си цза юн эр ши эр шоу" (藍田溪雜詠二十二首, "Двадцать два стихотворения, воспевающие различные [места] у ручья Ланьтянь"). Циклы состоят из стихов с собственными названиями, вторящих лирике Ван Вэя: "Дэн тай" (登臺, "Поднявшись на башню"), "Ши цзин" (石井, "Каменный колодец"), "Ху шан тин" (湖上亭, "Беседка над озером), "Чжу цзянь лу" (竹間路, "Дорога через бамбуковые [заросли]"), и другие;

— 15 семисловных цзюэцзюй, наиболее известно "Гуй янь" (歸雁, "Возвращающийся гусь");

— стихи на тему дружбы, преимущественно на прощание (всего 110 произведений), например: "Сун шэнь чжун" ("Провожаю Шэнь Чжуна"), в 14 пятисловных строк; "Сун цзян шан шу цзюй шоу дун ду" (送蔣尚書居守東都, "Провожаю Цзяна из Шаншушэна, [решившего] поселиться в Восточной столице"), в 16 пятисловных строк; "Сун ли цзю бянь нань ян" (送李九貶南陽, "Провожаю Ли Девятого, сосланного в Наньян"), в 12 семисловных строк;

— стихи на личностные темы, нередко с автобиографическими мотивами и воспроизводящие впечатления автора, как то: "Го тун бо шань" (過桐柏山, "Минуя горы Тунбошань"), в 10 пятисловных строк; "Цзы чжун нань шань ван гуй" (自終南ill晚歸, "Вечером вернулся в горы Чжунаньшань"), в 10 пятисловных строк; "Нань чжун чунь и" (南中春意, "Весенние думы на юге"), в 12 пятисловных строк; "Цю е цзо" (秋夜作, "Создано осенней ночью"), в 14 пятисловных строк; наиболее известно "Дэн шэн го сы нань лоу юй чжун ван янь се люй" (登勝果寺南樓雨中望嚴協律, "Поднялся на южную башню монастыря Шэнгосы и под дождем вглядываюсь, [где же] музыкант Люй"), в 10 пятисловных строк;

— стилизации под древнюю песенную лирику: "Ма нао бэй гэ" (瑪瑙杯歌, "Песня о чарке из агата"), в 18 семисловных строк, и "Син лу нань" (行路難, "Дорожные тяготы"), в 6 семисловных строк; наиболее известно пятисловное десятистишие-пайлюй "Шэн ши сян лин гу сэ" (省試聊目靈鼓瑟, "Экзаменационные стихи о божествах [реки] Сян, играющих на барабанах и гуслях"); и другие.

— 11 фу, все в формате сяофу, на различные темы: "Си хай шуан бай лун дань фу" (西海雙白龍見賦, "Ода о том, как в Западном море узрели пару белых драконов"), "Сян хуань фу" (象環賦, "Ода о кольце из слоновой кости"), "Дун тин чжан лэ фу" (洞庭張樂賦, "Ода о музыкальных произведениях [в честь озера] Дунтин").

Источник: Кравцова М. Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Духи реки Сян играют на Сэ ("Искусны пальцы — звуки сэ узорной таят мотив, что спели духи-девы...")

Стихи, написанные на экзаменах в столице. Искусны пальцы —   звуки сэ узорной Таят мотив,   что спели духи-девы, Хотя Пин И   от них кружился в танце, Но гость из Чу   не вынес их напева. От скорби станут   льдом металл и камень, И звуки чистые   в ночной дали звучат: Они в Цанъу   оплакивали мужа, Где ирис белый   льет свой аромат. Меж берегов   струится тихо Сяо, Печально ветер   веет по Дунтину. Никто не видел   до конца напева, Что потемнели   над рекой вершины. Примечания

*Стихотворение написано поэтом на классическую тему, заданную на государственном экзамене в 751 г. Тема эта — предание о том, что легендарный император Шунь получил от своего предшественника Яо не только трон, но и двух дочерей в жены. Когда Шунь умер и был погребен в Цанъу (восточная часть нынешней пров. Чжэцзян), жены оплакивали его на берегах реки Сян, впадающей в озеро Дунтин в среднем течении Янцзы. Там они и скончались, получив титулы одна — повелительницы, другая — хозяйки реки Сян.

* Сэ — музыкальный инструмент типа гусель, имеющий от 19 до 25 струн.

* Пин И — речной дух.

* Гость из Чу — великий поэт Цюй Юань (IV в. до н. э.), служивший во владении Чу (в средней части Янцзы) и сосланный на берега озера Дунтин. Там среди других стихов он написал гимны Повелительнице Сян и Хозяйке Сян. Там же, в ссылке, он покончил с собой.

* Сяо — река, сливающаяся с рекой Сян вблизи от озера Дунтин.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Поднявшись в дождь на южную башню обители "Плоды побед", ожидаю Яня из музыкального управления ("Солнце вечернее светит сквозь дождь небольшой...")

Солнце вечернее  светит сквозь дождь небольшой, Горные цепи  покрыты густой бирюзой. Возле опушки  на башню Сянсе я взойду, Вверх поднимаюсь  и гостя за тучами жду. Лёгкий дымок  над селом одиноко висит, В белые дали  река свои воды струит. Я очарован  текущей в долине рекой, Вечер сошел  незаметно над рвом и стеной. Что мне еще,  если вы, о ком думаю я, Чистым сиянием  в дом направляетесь мой? Примечания

“Плоды побед” — монастырь, выстроенный при династии Суй (581-618) на горе Фэнхуан в Чжэцзяне.

Башня Сянсе — вышка в храме, монастыре “Плоды побед”.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Перелешин В.Ф.

"По Цзяну" / "Сто стихов без отдельных названий о путешествии по реке [Янцзы]"

68. Вид на гору Куанлу через Янцзыцзян ("Так близко быть, но до конца пути...")

Так близко быть, но до конца пути Из-за дождя и ветра не дойти! Быть может, в облачных пещерах тут Былых времен отшельники живут? Примечания переводчика

Цянь Ци — по прозванию Чжунсюань, поэт Танской эпохи, чиновник, уроженец Усина.

Гора Куанлу — находится в теперешнем уезде Цзюцзян в провинции Цзянси и называется теперь Лушань.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 21

Перевод: Штейнберг А.А.

В горах Ланьтянь у ручья, встретился с рыбаком ("Брожу одиноко, про дом забываю свой...")

 Брожу одиноко, Про дом забываю свой.  Укромное место Нашёл ненароком в пути.  Волосы вымыл В студёной воде ручьевой.  Луна просияла — Нет сил отсюда уйти.  Но ближе мне старец С удочкой в дряхлых руках,  Притихший, как цапля, Застывшая на песках.  Два слова друг другу — И сердце в седых облаках.  Монашеской кельей Нам служит бескрайный простор,  В глуши камышовой Ночной догорает костёр.  Светлей над затоном Вершины осенних гор.  Вздыхаю о птицах, Деливших ветку вдвоём:  Сойдутся ли снова В пути случайном своём?

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

"По Цзяну" / "Сто стихов без отдельных названий о путешествии по реке [Янцзы]"

68. Из стихов "Плыву по реке" ("Рядом совсем, но ливень при ветре таков...")

 Рядом совсем, Но ливень при ветре таков,  Что не взберусь Никак на склон Куанлу.  Чудится мне: В туман, среди облаков,  Живы ещё Монахи древних веков.

Источник: А.А. Штейнберг "Золотой мяч", 2014

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Горная беседка уединенного мечтателя Цуй'я ("Меж трав лекарственных дорожка в глубоких, мягких мхах багровых...")

Меж трав лекарственных дорожка В глубоких, мягких мхах багровых. Полно здесь горное окошко Глубоких далей бирюзовых. Но зависть к Вам меня тревожит: Вы под цветам и опьянели, И мотыльком во сне, быть может. Теперь, порхая, полетели. Примечания

Мотив взят из притчи даосского философа Чжуан-цзы(жил в IV-III в. до) Р. Х.), где говорятся, что философ когда-то во сне увидал себя бабочкой; он летал и не подозревал даже, что он Чжуан-цзы. Проснувшись, он так и не знал: Чжуан-цзы ли видел во сне, что он-бабочка, или бабочке теперь снится, что она Чжуан-нзы? было ли в данном случае два существа или два превращения чего-то единосущего?.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"Двадцать два стихотворения, воспевающие различные места у ручья Ланьтянь"

3. Каменный колодезь ("Лепесток зари с высоты осветил колодезь из старых камней...")

Лепесток зари с высоты Осветил колодезь из старых камней. Этих персиков алых цветы Отразились в ручье, под водою, на дне. Разве можно ручаться и знать, Что под сводом таинственных каменных плит, Невозможно проход отыскать, За которым долина У-лин лежит? Примечания

Долина У-лин — Улинская Персиковая Долина, утопия Тао Цяня (IV-V вв. по Р. Х.), жилище разобщенных с миром старинных людей.

см. примечание к переводу Ю.К. Щуцкого "Прохожу мимо обители отшельника Чжэна ("Тишь. Из рощи абрикосов долетает голос иволги-сироты...") стихотворения Лю Чанцина 過鄭山人所居 (寂寂孤鶯啼杏園).

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"По Цзяну" / "Сто стихов без отдельных названий о путешествии по реке [Янцзы]"

34. По Цзяну ("Мирно сплю. Как лепесток, легок челн...")

Мирно сплю. Как лепесток, Легок челн. Тих и нежен ветерок, Не пугаюсь волн. Можешь ты, о берег мой В камышах, Шум осенний и ночной Шевелить шурша.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

68. По Цзяну ("Остался фут единый, но так мешают дождь и ветер...")

Остался фут единый, Но так мешают дождь и ветер, Что не подняться мне на эти Лушаньские вершины. Все чудится в ненастьи, Что здесь в тумане туч, в пещерах Еще живут монахи эры Былых шести династий. Примечания

Лушаньские вершины — Горы Лушань или Куанлу, в живописных уголках которых часто устраивались монастыри и селились монахи отшельники.

Былых шести династий... — эры непродолжительных шести династий: У, Цзинь, Сун, Ци, Лян и Чэнь (с 222-557 г. после Р. Х.): в это время жили в Лушаньских горах монахи, ставшие в истории знаменитыми. Например, Хой Юань или Чжао Дунь.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Вэй Юн (VIII в.)

Никаких сведений о поэте доступные справочники не сохранили.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Ночую в горах Ши-и ("Сравняться с этими высокими горами...")

Сравняться с этими высокими горами И сами облака плавучие не в силах. Покрыла дымка все — и густо голубеет. Слабеет и теряется все больше зренье. Мгновенье — в тысячах деревьев на рассвете То светит, то таит луна свое сиянье... За гранью многих гор, осеннего потока Далеко воды тихие вперед струятся.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Гай Цзяюнь (VIII в.)

Китайский военнокомандующий, поэт. Известен как наиболее возможный автор стихотворения «В разлуке ("О, прогоните иволгу скорей...")» (пер. В. Перелешин). До наших дней сохранилось около десятка его сочинений.

Даты рождения и смерти неизвестны. Первое упоминание о Гай Цзяюне относится к 733 году, когда он служил под началом генерала Ю Вэя инспектором Ханьхайского флота. В 742 году ушел в отставку.

Источник: zh.wikipedia.org

Перевод: Перелешин В.Ф.

В разлуке ("О, прогоните иволгу скорей...")

О, прогоните иволгу скорей, Чтоб не кричала посреди ветвей: Крича, она распугивает сны Крылатые тоскующей жены. Примечания

Гай Цзя-юнь (蓋嘉運) — поэт Танской эпохи. Авторство этого стихотворения, чрезвычайно популярного в Китае, сомнительно. Известная антология "Стихотворения тысячи поэтов" ("Цянь-цзя-ши") приписывает его Гай Цзя-юню. Флетчер в "Gems of Chinese Verse" приводит его, как анонимное. В одном учебном пособии харбинского издания автором его был назван Ли Бай. В оригинале стихотворение носит заглавие "Ичжоуская песенка" ("Ичжоу~гэ"), причем, как сообщает комментатор "Цянь-цзя-ши", Ичжоу — это древнее государство И-у, "находившееся за пределами Китая". В оригинале жена говорит, что иволга мешает ей улететь в Ляоси, то есть, теперешнюю Мукденскую провинцию в Маньчжурии.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 15

Ли Дуань (VIII в)

ЛИ ДУАНЬ 李端 (VIII в), второе имя Чжэн-цзи 正己, чиновник, поэт, один из Да-ли ши цайцзы.

Точные годы жизни неизвестны. Уроженец области Чжаочжоу (в совр. пров. пров. Хэбэй), дальний родственник Ли Цзя-ю. В молодости жил отшельником в горах Лушань (в совр. пров. Цзянси) и Суншань (в совр. пров. Хэнань). В 770 г. с блеском сдал кэцзюй на цзиньши высшей ступени и стал цзяошуланом в Мишушэн. Через некоторое время подал в отставку по болезни и поселился в буддийском монастыре Цаотансы в горах Чжуннаньшань (в совр. пров. Шэньси), затем перебрался в горный массив Хэншань (в совр. пров. Хунань). Покинув Юг из-за эпидемии (780-783), вернулся на службу и был назначен сыма в Ханчжоу (в совр. пров. Чжэцзян).

Предположительно там и скончался около 786 г.

Существовало "Ли дуань ши цзи" (李立尚詩集 "Собрание стихов Ли Дуаня") в 3-х цзюанях.

Сохранились:

— 3 цзюани стихов (374 произведения, включая циклы) в различных форматах и на разные темы, среди них:

особо ценимы цзиньтиши, в первую очередь пятисловные цзюэцзюй, из них наиболее известно "Бай синь юэ" (拜 新月 "С поклоном приветствую новую луну");

многочисленны стилизации (гутиши и цзиньтиши) предшествующей песенной лирики, например: "Чжэ ян люй" (折 楊柳 "Сломаю [ветви] тополя и ивы"), в 18 пятисловных строк); "Ху тэн ни" (胡騰你 "Из народности хутэнни"), в 20 семисловных строк; "Сян ян цюй (襄陽曲 "Сянъянская мелодия"), в 10 пятисловных и семисловных строк; преобладают стихи на тему женских любовных переживаний, наиболее известны пятисловное и семисловное четверостишия — "Мин чжэн" (鳴筝 "Поющая цитра-чжэн") и "Гуй цин" (閨情 "Чувства в женских покоях").

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Поклоняюсь молодому месяцу ("Я штору свернула, и тотчас на новый я месяц взглянула...")

Я штору свернула, И тотчас на новый я месяц взглянула. Ему поклонилась я, в то же мгновенье Сбежав со ступеней, Никто не заметил Мой тихий до шопота голос. И дует мне в полы и в пояс Лишь северный ветер.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Поющая лютня ("На лютне поющей колонны — как зерна хлебов позлащенных...")

На лютне поющей колонны — Как зерна хлебов позлащенных. Под белой рукою лежит Похожий на домик нефрит. Пожалуй, певица рада Поймать Чжоу Юя взгляды: Нет-нет, и нарочно одну Фальшиво заденет струну. Примечания

...колонны... — т.е. колки.

...хлебов позлащенных... — цвета спелых хлебов.

Похожий на домик нефрит... — подставка на лютне.

Чжоу Юй (ум. в 210 г. после Р. Х.) — известный стратег своего времени. Обладал весьма тонким слухом. Если кто-нибудь ошибался, то он непременно оборачивался и смотрел в сторону ошибившегося. Его слух даже вошел в поговорку: «Если в напеве есть фальшь, то Чжоу оглянется"..

Фальшиво заденет струну... — чтоб обратить на себя его внимание.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Тун Хай (VIII в.?)

Перевод: Лисевич И.С.

"Прошла гроза, умолкнул гром на время, до поры..."

Прошла гроза, умолкнул гром на время, до поры. Пролились облака дождем с Нефритовой горы. Почти без сил, едва дыша (чему я очень рад), Встает подруга не спеша, чтобы надеть халат. А в затуманенных очах еще мерцает свет Пожара страсти, что зачах лишь после ста побед.

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

Фрейлина Тяньбао (VIII в.)

Не сохранилось даже имени этой поэтессы. Известно, что она жила при дворе в Лояне в конце периода правления танского императора Сюаньцзуна под девизом Тяньбао (742-756 гг.). Однажды она написала стихотворение на листе утуна (дерева семейства платановых), отправила его по воде канала во дворце. Это заметил поэт Гу Куан и в свою очередь написал ответ, также на листе утуна, и тоже бросил его в воду.

Стихотворение фрейлины Тяньбао отмечено в "Очерках Юньси" (Юньси юи, 云溪友议), в сборниках "История поэзии" (Бэньшиши, 本事诗) и "Исторические записки о поэзии эпохи Тан" (Танши цзиши, 唐诗纪事). В "Полном собрании стихов эпохи Тан" (Цюань Танши, 全唐詩) упоминаются это стихотворение вместе с еще одним похожим, автором которого значится фрейлина Гуансю, оно также написано на листе дерева и отправлено по воде канала.

По материалам: Большой словарь танской поэзии (Танши да цыдянь, 唐诗大辞典)

Перевод: Басманов М.И.

Экспромтом пишу стихотворение на засохшем листе утуна (“В отдаленных покоях дворца...”)

В отдаленных покоях дворца Мне весны не заметен приход. На засохшем листе я стихи Тем пишу, кто любимую ждет.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Хань Хун (VIII в.)

"Уроженец Наньяна, что в Хэнани. В 754 г. получил ученую степень цзиньши. Служил на высоких постах. Как поэта его причисляли к "Десяти талантам эпохи Да-ли".

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

* * *

Хань Хун, поэт династии Тан. Второе имя Цзюньпин, родился в Наньяне (провинция Хэнань). Один из "Десяти талантов". В возрасте 13 лет (754 г.) сдал экзамены на степень цзиньши.

Источник: ru.swewe.net

Перевод: Алексеев В.М.

Ночую в горах Шиишань ("Плывущие тучи никак не достигнут...")

Плывущие тучи никак не достигнут  вершины этой горы, А горная мгла так бездонно-густа,  смотришь — и взглядом тонешь. Под утро тенью летит луна  меж древесных стволов. Река Осенняя заструилась  от горных вершин на запад. Примечания

Осенняя река — одно из поэтических названий Млечного пути.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Прощаемся на реке Цзэншань ("Печаль и холод... Странник сравним...")

Печаль и холод... Странник сравним  с полынью, гонимой ветром... Луна светла и в чашах вино,  и вместе мы лишь на миг. На юг погляжу — там тысячи гор  иссиня-черного цвета Тоскливо думать, что ваша дорога  в этих горах пролегла.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Цуй Шу (VIII в.)

Поэт, литературное имя которого осталось неизвестным. Жил в середине VIII в. Учеба досталась ему с большими трудностями: он был беден и жил в горном захолустье, которое и описывает одном из своих стихотворений. Его поэзия проникнута горьким разочарованием и грустью.

Источник: Алексеев В. М. "Труды по китайской литературе", Т. 1, 2003

Перевод: Алексеев В.М.

Рано утром отправляюсь с горы Скрещенных Скал и иду обратно к себе, к горе Великого Дома ("На востоке в лесу в воздухе слабо белеет...")

На востоке в лесу в воздухе слабо белеет, и холодная птица вдруг да высоко взлетит. Вместе с нею и я с этого места снимаюсь: в горы, к северу — вновь в скит свой убогий уйду. День суровой зимы — ровно "трижды пятерка"1, где и солнце, и месяц вдаль друг на друга глядят. Осторожной стопою двинусь по речке Иншуй я. Мутноватая мгла: будто к вечеру солнце уже... Лед лежит на реке, снежные кучи рождает [в белоснежных торосах], и огонь2 пустырей вдруг выпускает сухой. Одиноко шагаю, путь мне трудно закончить: в тьме бездонной и мгле гибель не трудно найти. Да, скорбите о нем, путнике в тонкой одежде, и подумайте, как он вынесет иней и снег. Введение

Горный пейзаж иногда трудно осваиваем и переживаем, но от этого он не теряет своей красоты, тем более что поэт уходит в свой скит, к уединению и опрощению, именно в те места, куда обычные развлекательные прогулки не ведут.

Заглавие

Переводы собственных имен и географических названий, конечно, не обязательны, тем более для такой страны, как Китай, где, кроме Желтой реки, других переводов, кажется, нет. Однако обилие непереведенных, но переводимых названий тоже не выигрышно для перевода и переводчика.

Примечания

1 15-го числа 12-го месяца.

2 Т.е. бесов огонь — от гнилушек сухого тутового или какого-нибудь другого дерева.

Парафраз.

Не требуется

Источник: Алексеев В.М. "Труды по китайской литературе", Т.1, 2003

Чжан Цзи (725?-780?)

Китайский поэт. Успешно прошел на государственных экзаменах незадолго до мятежа Ань Лушаня и потом служил в Хунчжоу (нынешний Наньчан в провинции Цзянси) инспектором по соли и железу. В его стихах описываются несчастья, принесенные народу мятежами и войнами. Из дошедших до нас пятидесяти его стихотворений одно входит во все антологии.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Ганна Ф. М-М.

Искушение ("Господин, вы знаете, что я замужняя жена...")

Господин, вы знаете, что я замужняя жена,

А между тем подарили мне пару блестящих жемчужин.

Мое сердце растрогано, мой дух встревожен...

Эти жемчужины я на мгновение прикрепила к моей красной шелковой одежде...

Моя семья из тех, чьи высокие беседки поднимаются около императорского парка.

Мой супруг стоит на страже с золоченым копьем во дворце Мин-Хуана.

Я не сомневаюсь, что чувства вашей милости горячи, как солнце, и высоки, как луна..

Но я остаюсь верной тому, кому я поклялась вместе жить и умереть...

Я возвращаю вашей милости эти жемчужины, но две слезы повисли на моих ресницах...

Ах, почему не знала я вас в то время, когда была свободна?..

Примечания

...во дворце Мин-Хуана... — императора Мин-Хуана.

В молодости поэта в стране происходили гражданские войны, разделившие империю на много частей. Чан-цзы придерживался императорской партии. Один из вождей восставших стремился привлечь поэта на свою сторону, посылая ему богатые подарки. Ответом на них последовало это стихотворение.

Источник: "Желтый лик", 1921

Перевод: Гумилев Н.С.

"Сердце радостно, сердце крылато..."

Сердце радостно, сердце крылато. В лёгкой, маленькой лодке моей Я скитаюсь по воле зыбей От восхода весь день до заката И люблю отражения гор На поверхности чистых озёр. Прежде тысячи были печалей, Сердце билось, как загнанный зверь, И хотело неведомых далей И хотело ещё... но теперь Я люблю отражения гор На поверхности чистых озёр.

Источник: Гумилев Н. "Фарфоровый павильон", 2011

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Ночью причалил у моста кленов ("Месяц заходит, вороны кричат...")

Месяц заходит, вороны кричат,  в инее небо седое. Грустен ночлег мой; огни рыбаков,  клен над рекой предо мною. В колокол бьют за стенами Гусу,  там, где обитель Ханьшаня, — Слышу и я в одиноком челне  звон полуночный порою. Примечания

Гусу — нане город Сучжоу к западу от Шанхая, считающийся одной из жемчужин Китая. На северо-запад от города расположен монастырь Ханьшань, связанный с именем знаменитого поэта первой половины VIII в. — буддийского монаха-отшельника Ханьшаня (Ханьшань-цзы).

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Перелешин В.Ф.

Ответ благородной дамы ("Я замужем — Вы не могли не знать...")

 Я замужем — Вы не могли не знать  Вдруг эти две жемчужины от Вас...  Я тронута. Мне хочется принять  И ими платья оживить атлас. На царские сады с балкона я смотрю, А муж мой во дворце, и близок он к царю. Я знаю, сердцем Вы — как солнце, как луна, Но мужу моему я верная жена. С жемчужинами Вам я шлю и пару слез: Зачем мне встретить Вас до свадьбы не пришлось? Примечания переводчика

Чжан Цзи, по прозванию Исунь — поэт Танской династии, занимал крупные административные посты.

"Ответ благородной дамы"... — принадлежит к числу популярнейших в Китае произведений древней поэзии. Особенно часто цитируется последняя строка, которая, между прочим, использована в качестве названия одного китайского кино-фильма.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

Пословица ("Пусть многие скорбят о седине...")

Пусть многие скорбят о седине, Но седина всегда приятна мне: Так много умирает молодых, Не доживая до волос седых! Примечания переводчика

Пословица — по форме напоминающая изящно сделанное стихотворение, взята из сборника «Цэнкуан сяньвэнь», где она помещена под номером 103. Китайские пословицы, почти, как правило, составлены симметрично и делятся на два полустишия с равным числом слогов в каждом. Очень часто, как в приведенной пословице, число строк доходит до четырех, причем они правильно и точно рифмуются.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

Перевод: Сергеев А.Л.

Другу, пропавшему без вести в Тибете ("В позапрошлом году ты стоял в юэчжийской твердыне...")

В позапрошлом году ты стоял в юэчжийской твердыне. Только вышли за стены, как было разгромлено войско. Из Тибета сюда с той поры не приходит известий. Ты живой или мертвый, но наша разлука — надолго. В опустелый шатер никогда не войдет полководец. Конь вернулся без всадника. Знамя изорвано в клочья. Может, ты еще жив? Возлагаю с надеждою жертвы. На дорогу гляжу и не вижу дороги от слез.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Песня честной женщины ("Вы понимаете, что я служанка мужа...")

Вы понимаете, что я служанка мужа, А преподносите две светлые жемчужины. Глубоко тронута великой вашей страстью И вашим жемчугом украшу платье красное. Мой дом возвысился над деревами парка, Мой муж с копьем стоит у трона императора. Хоть ваша искренность луны и солнца ярче, Но с мужем в жизни я и в смерти быть обязана. Я возвращаю вам в слезах ваш жемчуг чудный, — Жаль, мы не встретились до моего замужества.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Свирепые тигры ("Что юг, что север — везде в горах...")

Что юг, что север — везде в горах  под лиственным сводом — тьма; Свирепые тигры средь бела дня  бродят вокруг села. К вечеру жертву свою они  пожирают у всех на глазах; Что юг, что север — в горах везде  олени боятся дышать. В долине голой из года в год  все больше и больше тигрят; Тигр с тигрицей выходят врозь,  будто не муж и жена. В долине вблизи от логова их —  село на склоне холма; Свирепые тигры из года в год  крадут у крестьян телят. Даже улинские молодцы  не смеют в тигров стрелять; Напрасно в рощу входят они  и на следы глядят. Примечания

Свирепые тигры — в этих стихах поэт намекает на беззакония, которые чинили представители знатных родов.

Улинские молодцы — аристократическая молодежь.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Оплакиваю Мынцзи ("В этом тихом Цюйцзянском храме, где записаны имена...")

В этом тихом Цюйцзянском храме, Где записаны имена, Девятнадцатый ты монах, Самый юный меж нас годами. Но сегодняшней красоты Не увидишь ты больше с нами: Абрикосы за воротами Осыпают уже цветы. Примечания

Мынцзи — имеется в виду поэт Мэн Цзяо (Мын Цзи значит "Мэн Покойный").

Где записаны имена... — в каждом монастыре или храме есть книга, в которую записываются имена живущих при нем монахов.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Посвящаю монаху с Закатного холма ("Роща сосен темна, И журчит-журчит ручеек...")

Роща сосен темна, И журчит-журчит ручеек. Эта ночь холодна, Задремать я еще не мог. Над Закатным холмом До сих пор еще месяц блестит... Вспоминаю о том, Кто у кельи убогой сидит.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

У Кленового моста ночью на причале ("Запевшие птицы... Месяц склоненный...")

Запевшие птицы... Месяц склоненный... Полны инея горные дали... Рыбачьи огни и приречные клены Предо мною, уснувшим в печали. Из храма Ханьшань, где зелень густая, (За Гусуским городом), четкий Сюда полуночный звон долетает До моей одинокой лодки.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Перевод: Эйдлин Л.З.

Ночую в доме рыбака ("Дом рыбака расположен у устья реки...")

Дом рыбака расположен у устья реки. Волны прилива вбегают во двор за плетень. Гостю проезжему надо здесь ночь провести, Только хозяин еще не вернулся домой. Гуще бамбук, потемнела дорога в село. Вышла луна, — стало меньше рыбачьих челнов. Вижу — вдали он на берег песчаный ступил. Ветер весенний играет плащом травяным.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Осенние думы ("Я в столице Лояне, от дома вдали...")

Я в столице Лояне, от дома вдали, До осеннего ветра дожил, И сегодня большое письмо написал — Десять тысяч раздумий моих. Испугался я вдруг, что писал впопыхах И чего-то еще не сказал, — И когда мой посланец собрался идти, Я письмо раскрываю опять.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Хуанфу Цзэн (ум. 785)

ХУАНФУ ЦЗЭН 皇甫曾, ум. 785, второе имя Сяо-чан 孝常, чиновник, поэт, представитель Да-ли шифэн, отнесен к Цзяннань шижэнь.

Младший брат Хуанфу Жаня. В 753 г. вместе с Чжан Цзи (Чжан И-сунь) с блеском сдал кэцзюй на цзиньши высшей ступени.

В начале годов Да-ли был назначен шиюйши. Ок. 771 г. за некую провинность оказался сослан на пост сыма в область Шучжоу (на границе совр. пров. Хэнань и Аньхуэй). Позднее вернулся в метрополию и поселился в уединении в Лояне (совр. г. Лоянши, пров. Хэнань). Затем вернулся домой, совершил путешествие в Хучжоу (в совр. пров. Чжэцзян), где встретился и подружился с Мэн Цзяо.

Лично знал многих других известных поэтов того времени, особо был дружен с Дай Шу-лунем и Лю Фан-пином. В конце годов Да-ли стал лином г. Янди (на месте совр. Юйчжоуши, пров. Хэнань), где и скончался.

Сохранились:

— 47 стихотворных произведений (включая циклы) в различных форматах (около половины пятисловные люйши; основные тематические группы:

преобладают стихи на прощание и поэтические эпистолы, например: пятисловные восьмистишия "Фэн сун ду ши юй хуань цзин" (奉送杜侍稚口還京 "Удостоился чести провожать цензора Ду, возвращающегося в столицу"); "Чоу чжэн ши юй цю е дянь цзи" (酬鄭侍御秋夜見寄 "Осенний ночью, когда пировал с цензором Чжэном, получил послание"); пятисловное четверостишие "Сун ван сы чжи" (送王司直 "Провожаю судью Вана"), авторство спорно, приписывается также Хуанфу Жаню Ю Дай Шу-луню и Лю Чан-цину;

серия пейзажных стихов в стиле лирики Ван Вэя, например, пятисловное восьмистишие "Юй шань лин шан цзо" (主山岑上作 "Создано на вершине скалы Нефритовых гор") или четверостишие "Шань ся цюань (山下泉 "Родник у подножия гор").

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Провожаю Вана, смотрителя дворцов ("Там — на западе — стена: горы в облаках далеко...")

Там — на западе — стена: Горы в облаках далеко. В вешнем ветерке с востока Путь-дорога так длинна! Чувство же мое, мой милый, Больше, чем воды прилив: В дали друга проводив, За Сюньян перекатило. Примечания

Сюньян — старинный город; находится в современной провинции Цзянси. Вода прилива доходит только до этого города.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Гу Куан (726?-805)

Чиновник, военный, поэт. Гу Куан, второе имя Бувэн, к концу дней принял прозвание Бэйвэн. Уроженец Сучжоу. В 757 г. получил степень цзиньши. Служил, принимал участие в военных походах. После отставки уединился на горе Маошань.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

Перевод: Алексеев В.М.

Слушаю звуки рожка, думаю о возвращении домой ("В родимом саду желтые листья укрыли весь сизый мох...")

В родимом саду желтые листья  укрыли весь сизый мох. Очнулся от сна — со стены городской  предутренний плач рожка. Душа разрывается в эту ночь —  не вижу рядом родных... Поднялся, бреду в остатней луне,  колышется лунная тень.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Слушаю рог горниста, думаю о возвращении домой ("В саду моем милом желтые листья заполнили сизый мох...")

В саду моем милом желтые листья заполнили сизый мох. Только проснулся, за стеной услышал утренний плач рожка. Этою ночью, мне рвущею душу, мне не видать человека. Встану, пойду в остатней луне, и, качаясь, шагает тень.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Гэн Вэй (730?-790?)

Поэт эпохи Тан. Родом из Хэдуна (в западной части современного уезда Юнци провинции Шаньси). Точные годы жизни и подробности биографии неизвестны. Во второй год правления императора Дай-цзуна под девизом Бао-ин (763 г.) успешно выдержал столичные экзамены на степень цзиньши. Служил на должности помощника шии (советник, указывающий императору на его ошибки в деле управления государством). Как поэт включается в число "Десяти талантов времени [девиза царствования] Да-ли". В его творческом наследии часто встречаются описания простых событий повседневной жизни, также много там поэтических посланий друзьям и так называемых "стихов на случай". Во времена династии Мин вышел сборник его стихотворений под названием "Гэн-вэй-цзи" ("Избранные произведения Гэн Вэя").

Источник неизвестен

* * *

Уроженец Хэдуна (в нынешней провинции Шаньси). В 763 г. сдал экзамены на степень цзиньши, состоял в должности советника-шии, занимал другие видные посты. Вместе с такими поэтами, как Цянь Ци (722-780), Лу Лунь (739-799), Сыкун Ту (837-908) и другими принадлежал к "Десяти талантам времени Да-ли".

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

Перевод: Алексеев В.М.

В осенний день ("Закатное солнце стоит в деревенских воротах...")

Закатное солнце  стоит в деревенских воротах Сделалось грустно —  с кем перемолвлюсь словом? Сельским проулком  нынче никто не ходит. Ветер осенний  зрелую ниву колышет.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Дай Шулунь (732-789)

Китайский поэт. Уроженец Жуньчжоу (нынешний город Чжэньцзян в провинции Цзянсу). Служил, но к концу жизни сделался монахом-даосом. Его поэтическое наследие состоит из десяти цзюаней.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

Перевод: Адалис А.Е.

Женщины работают в поле ("Весной, когда вывелись в гнездах касаток птенцы...")

Весной, когда вывелись В гнездах касаток птенцы, Тугими початками Стали ростки бамбука, — Кто эти женщины?... Трудно сажающим рис! С ними не видно мужчин, Нет ни вола, ни сохи... Где уж им землю разбить Крепким ножом-косарем? Глыбы ворочают! .. Вот я расспрашивать стал. Мать уж Старуха, Брат холостой — на войне... Пала скотина Пусто в хлеву без вола. Продали шелка кусок, Купили косарь... Спущен платок на лицо _ Стыдно людей: "Кто мол, бьет землю ножом'?!" Горечь в сердцах, Помощь сестре — лишь сестра... В землю глядят... Прочищены борозды, Можно рассаду сажать, Канавы поправили: Ждут не дождутся дождей... Как солнце окажется Выше Полдневных Холмов — Время обеда, Срок возвращаться домой... Как самки фазаньи, Спугнуты, жалки они, Что в поисках пары Мечутся утром, крича! Ни вправо, ни влево Нельзя на соседей глядеть. Слезы в глазах... Бесплодна была красота!

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Перевод: Алексеев В.М.

Ночью выезжаю из реки Юань и пишу эти строки Ли из Инчуань и Чину из штата министерства Лю ("В полночь ладью поворачиваю, въезжаю в Чускую землю...")

В полночь ладью поворачиваю,  въезжаю в Чускую землю. Светит луна; и горы и воды  сине-зелеными стали. Одна обезьяна вдруг вскрикнет  средь ночи в порывах осеннего ветра, И даже тому, кто совсем не грустит,  она оборвет нутро.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977, стр. 288

Цзяожань (734?-790?)

Монах (вторая половина VIII в.). Происходил из семьи Се, давшей Китаю в IV-V вв. выдающихся поэтов Се Линъюня, Се Хуэйляня, Се Тяо. Уйдя от мира, жил в монастыре Мяосисы южнее реки Янцзы. Самый известный из поэтовбуддистов. Большей частью его стихи — пейзажная лирика, оказавшая сильное влияние на Вэй Инъу (с которым его связывали дружеские отношения), Лю Юйси, Ли Дуаня.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

* * *

Настоящее имя поэта — Се Чжоу (или Се Цинчжоу); Цзяожань — его монашеский псевдоним. Он родился около 734 г. на юго-востоке Китая. Детские годы провел и городке Чанчэн на западном берегу озера Тай в округе Ху (современная провинция Чжэцзян). В период, предшествовавший эпохе Тан, семья Се была одной из самых влиятельных в этих краях. Эту фамилию носили важные сановники, полководцы, поэты. Цзяожань был прямым потомком в десятом поколении выдающегося поэта Се Линъюня (385-433), родоначальника пейзажной лирики — "стихов о горах и водах", так много значивших в эстетике чань танского времени. Судя по некоторым стихотворениям, где упоминаются "писания предков", это родство сыграло определенную роль в становлении Цзяожаня как поэта.

Цзань Нин, средневековый биограф Цзяожаня, пишет, что он был "по натуре склонным к духовной гармонии с дао и очень рано, сбросив путы мира, освободился от скверны". Сам Цзяожань писал о себе, что он "вошел в Дао еще до мятежа", имея в виду, скорее всего, мятеж Ань Лушаня. Поэтому начало монашеской жизни Цзяожаня относят к первой половине 750-х годов. Предварительную чаньскую подготовку он прошел в монастыре на горе Линъинь на юге округа Ху, где уединялись легендарные отшельники древности. Затем Цзяожань, как это было принято среди монахов, посетил многие большие монастыри, чтобы получить наставления живущих там учителей чань. Наконец, он поселился в монастыре Мяоси на горе Чжушань в том же округе Ху, к югу от озера Тай. В этом монастырском комплексе он построил дом, который назвал "Приютом восточного ручья", и прожил в нем почти всю свою жизнь, лишь изредка отправляясь по монашеским и литературным делам в другие монастыри, административные центры нижней Янцзы или столицу. Там же, в "Приюте", по-видимому, написана большая часть его стихотворений.

Как уже упоминалось, танской поэзии свойственна крайняя степень эмоциональной наполненности при внешней сдержанности и простоте выразительных средств. Современный исследователь Есикава Кодзиро так характеризует ее сущность: "Танская поэзия обжигает своей напряженностью. Момент, в который рождается стихотворение, — один из самых критических в жизни человека, в его неудержимом

погружении в смерть. Он должен остановить взгляд на этом мгновении и наполнить его своими чувствами. Эмоция должна быть всеохватывающей, она должна бить струей, она должна взрываться. И то, что фиксируется глазами — всего лишь вершина, высшая точка этого опыта".

Эти слова прежде всего определяют именно чаньско-даосскую ветвь танской поэзии, и к Цзяожаню они имеют, пожалуй, даже большее отношение, чем к другим поэтам. Многие стихотворения Цзяожаня, по сути, фиксируют приближение к вершине духовных усилий — озарению; их скрытый, улавливаемый лишь интуитивно драматизм отражает преодоление противоречия между ограниченностью конечного человеческого сознания и беспредельностью мироздания.

Часто при этом возникают параллели с даосской поэзией первых веков новой эры; такие стихи ассоциируются с древним, даосским по происхождению принципом "юсюань" (более известным в японской передаче — "югэн") — мрачноватой "сокровенной красотой". Таковы, например, стихотворения "Ручей под красными соснами", "Поздней осенью остановился на ночлег в храме Разрушенной Горы" и др.

Но у поэзии Цзяожаня есть и другая сторона. Значительная часть его стихов демонстрирует уравновешенность, спокойствие и гармонию просветленного сознания. Медитативное растворение в природной вселенной, уничтожение поверхностных рассудочных противопоставлений (таких, как "да" и "нет", мирская жизнь и отшельничество, безумие и здравый смысл), безраздельное погружение в надыллюзорную реальность духа — таковы сущностные свойства его просветления.

Стихотворения этого рода часто ироничны или шутливы, причем объектом шутки может быть и сам поэт, и буддийские святыни — ведь истина не выразима знаками, будь то слова священного текста или имя Будды. Иногда Цзяожань вступает в прямую полемику с последователями других школ буддизма, но и в этих случаях отчетливая, хотя и не бросающаяся в глаза насмешливая интонация как бы оттесняет очевидную публицистичность высказывания и обращает читателя к той истине, которая лежит за пределами слов ("Сердце таю, но не скрываю следов..." из цикла "Внезапные стихи", "Притча" и т.п.). "С улыбкой смотрю, как ветер в деревьях веет" — эта строка (стихотворение "Вышел на прогулку") становится высшим выражением просветленного сознания, которое, освободившись от стереотипов мысли, находит радость и глубину в естественном течении жизни, в самых простых и доступных ее проявлениях.

Хотя Цзяожань никогда не был известен так широко, как Ван Вэй, его поэтический талант и авторитет наставника чань привлекали многих людей. Для того, чтобы быть постоянно вместе, на горе Чжушань поселились близкие друзья Цзяожаня, поэты Ау Юй и Линчэ (первый из них известен своими трактатами-эссе о чае и считается одним из родоначальников чайной церемонии, второй — поэт-монах, в своем творчестве развивавший поэтическую традицию Цзяожаня).

Дружеские отношения с Цзяожанем поддерживал и Янь Чжэньцин, знаменитый каллиграф и ученый. Занимая в течение нескольких лет должность правителя округа Ху, он часто бывал в "Приюте восточного ручья" и даже привлек Цзяожаня к составлению большого словаря рифм — работе, которой вместе с группой ученых-единомышленников был занят в это время.

Так в окружении друзей и учеников протекала внешне почти бессобытийная жизнь Цзяожаня на горе Чжушань. Наверное, мало кто знал о его напряженных поисках, о сомнениях в правильности избранного пути, размышлениях, касающихся фундаментальных принципов буддизма и чань. К 780-м гг. наметилось, казалось бы, неразрешимое противоречие между светским характером литературной деятельности Цзяожаня и его духовной работой, требовавшей самоуглубленности и аскетизма. Истинный опыт разрушается, когда выводится в слова, — это положение чань на какое-то время стало преградой для самореализации Цзяожаня, не только поэта, но и монаха. Около 785 г. он принимает решение оставить поэзию. По-видимому, это вызвало у учеников недоумение и протест. По сообщению биографа, Цзяожань обратился к ним со следующими словами: "...Останетесь вы или уйдете, я равным образом буду усинь (не имеющим цели) и уво (не имеющим самости). Я позволяю вам уйти, чтобы каждый из вас вернулся к своей истинной природе. Обладание чем-либо не имеет касательства ко мне. Разве это не счастье? Затем он приказал убрать его рукописи и письменные принадлежности.

Цзяожань следовал принятому решению в течение нескольких лет. Причиной того, что позднее он вновь вернулся к поэтическому творчеству, были не только постепенно изменявшиеся психологические обстоятельства, но и встречи с двумя людьми — Вэй Инъу и особенно Ли Хуном. Вэй Инъу (736-825?), знаменитый столичный поэт, в 787 г. назначенный на должность правителя соседнего округа, по приезде на юго-восток послал Цзяожаню свое стихотворение, воспевавшее поэтическую славу монаха, живущего на снежной горе; Цзяожань ответил вежливыми стихами, которые, однако, еще не означали возвращения к творчеству.

Летом 789 г. Ли Хун, бывший правительственный чиновник, находящийся в изгнании в округе Ху, посетил Цзяожаня в монастыре Мяоси. Они сразу почувствовали духовную близость. Ли Хун оказался тонким ценителем поэзии, ученым, разбирающимся в самых сложных вопросах теории литературы, и, к тому же, большим знатоком буддийских доктрин. После долгих бесед о сущности чаньской интуиции Цзяожань показал ему свои стихи. Ли Хун пришел в восторг от их качества и стал убеждать Цзяожаня вернуться к поэзии. Он привел веские и убедительные аргументы, опирающиеся на основные положения буддизма, и, возможно, именно это было последним толчком, побудившим Цзяожаня изменить свое решение.

Так или иначе, после встречи с Ли Хуном Цзяожань снова начал писать стихи. Более того, при поддержке Ли Хуна и Вэй Инъу он активно добивается признания своих литературных концепций, рекомендуя местных поэтов, воспринявших его взгляды на поэзию, официальным инстанциям. Через несколько лет Ли Хун издает трактат Цзяожаня "Идеалы поэзии" ("Ши ши").

В этой работе впервые изложена теория поэзии, основанная на эстетике и мировоззрении школы чань; кроме того, здесь последовательно и убедительно опровергаются господствовавшие тогда представления об универсальных и неизменных стандартах поэзии.

Эстетические идеалы, выдвинутые Цзяожанем, сыграли немалую роль в развитии китайской теории литературы; почти столетие спустя они, по-видимому, были восприняты замечательным ученым и поэтом Сыкун Ту (837 908), глубоко и совершенно выразившим чаньско-даосский взгляд на поэта и его творчество.

Исторические источники не сообщают никаких сведений о последних годах жизни Цзяожаня. Неизвестна и дата его смерти. Судя по некоторым стихотворениям, на какое-то время он покинул монастырь Мяоси и жил среди мирян, но потом, скорее всего, вернулся в свой "Приют", так как именно туда в 809 г. приехал Линчэ, чтобы оплакать старого друга.

В 792 г. произведения Цзяожаня были переданы в Императорскую библиотеку. Это, возможно, означает, что к тому времени его уже не было в живых.

До наших дней дошло около пятисот стихотворений, а также фрагменты трех теоретических работ Цзяожаня. Поразительно стилистическое богатство его поэзии, сочетающей особенности древних народных песен с изысканностью дворцовой лирики, изощренную формальную технику VI в. с архаическим слогом ханьской эпохи, образную и композиционную строгость столичного стиля с разговорной лексикой поэтов-монахов. Еще более интересны его собственные стилистические открытия, по-видимому, не имеющие прямых аналогов в танской поэзии. Остается лишь сожалеть о том, что творчество Цзяожаня до сих пор так мало известно в нашей стране.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Перевод: Гумилев Н.С.

"Три жены мандарина"

Законная жена ("Есть ещё вино в глубокой чашке...")

Есть ещё вино в глубокой чашке, И на блюде ласточкины гнёзда. От начала мира уважает Мандарин законную супругу.

Источник: Гумилев Н. "Фарфоровый павильон", 2011

Мандарин ("Больше нет вина в глубокой чашке...")

Больше нет вина в глубокой чашке, И на блюде только красный перец. Замолчите, глупые болтушки, И не смейтесь над несчастным старцем.

Источник: Гумилев Н. "Фарфоровый павильон", 2011

Наложница ("Есть ещё вино в глубокой чашке...")

Есть ещё вино в глубокой чашке, И на блюде гусь большой и жирный. Если нет детей у мандарина, Мандарин наложницу заводит.

Источник: Гумилев Н. "Фарфоровый павильон", 2011

Служанка ("Есть ещё вино в глубокой чашке...")

Есть ещё вино в глубокой чашке, И на блюде разное варенье. Для чего вы обе мандарину, Каждый вечер новую он хочет.

Источник: Гумилев Н. "Фарфоровый павильон", 2011

Соединение ("Луна восходит на ночное небо...")

Луна восходит на ночное небо И, светлая, покоится влюблённо. По озеру вечерний ветер бродит, Целуя осчастливленную воду. О, как божественно соединенье Извечно созданного друг для друга! Но люди, созданные друг для друга, Соединяются, увы, так редко.

Источник: Гумилев Н. "Фарфоровый павильон", 2011

Перевод: Мазепус В.В.

В праздник девятой луны с оставившим службу Лу Юем пью чай ("В праздничный день тих монашеский двор...")

В праздничный день  тих монашеский двор, И хризантемы  скромно желтеют с краю. Льётся рекой  нынче вино у мирян, Но кто растолкует  пользу душистого чая? Примечания

Праздник девятой луны — осенний праздник Чунъян, отмечавшийся в девятый день девятого лунного месяца. В этот день было принято любоваться хризантемами и пить вино, настоенное на их лепестках, отвращающее, по даосским представлениям, злых духов и продлевающее жизнь.

Лу Юй (или Лу Хунцзянь) — поэт, близкий друг Цзяожаня (см. вступительную статью).

Но кто растолкует пользу душистого чая? — Считается, что это стихотворение — одно из первых упоминаний о чайной церемонии: если вино продлевает физическую жизнь, то "польза душистого чая" — в продлении жизни духовной.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

В свободном стиле ("Жизни людской предрешённый положен предел...")

Жизни людской  предрешённый положен  предел. Разве не глупость —  богатство или почёт? Неразличим  ил в морской глубине. Пылью и прахом  кончается каждый взлёт. Примечания

Это стихотворение в оригинале называется так же, как цикл стихов Ван Вэя, озаглавленный в переводе "Впечатления в свободном стиле". Свободный стиль предполагает свободное, отклоняющееся от канонических правил чередование тонов в поэтической строке.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Вместе с судьёй Таном на озере Хэн смотрю на собирающийся дождь ("Пустынен и дик вид окаймляющих гор...")

Пустынен и дик  вид окаймляющих гор. Краски дождя  растеклись по склонам  нагим. Полон Дунтин  свитками облаков, Ива и тополь  охвачены вихрем сквозным. Свист ветра — взлетают  лёгкие рукава. Весь день неотступно  иду за старцем лесным. Примечания

Озеро Хэн находится в провинции Хунань.

Дунтин — местность (озеро и горы) в этой провинции.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Вспоминаю горы Тяньтай ("Утренний дождь рассеялся над ручьём...")

Утренний дождь  рассеялся над ручьём. Тучи от гор  не отличает взгляд. Ветер восточный  всегда на высотах шумит, С близкого моря  веет, не зная преград. Там, среди гор,  находил сокровенные мхи, В скалах волшебных  путь выбирал наугад... В мире людей  нечаянно годы провёл, Поздно теперь  мне возвращаться назад. Примечания

Тяньтай — горный массив в нынешней провинции Чжэцзян.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Вышел на прогулку ("В юности гор увидеть не привелось...")

В юности гор  увидеть не привелось. Когда же прозрел —  к ним ушёл, ни о чём не жалея. От песни бессвязной  безумство в душе растёт, — Праздно брожу,  и чувствам моим всё вольнее... Этого сердца  кто может свидетелем быть? С улыбкой смотрю,  как ветер в деревьях веет.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Для развлечения пишу о соснах ("Люблю сосновых деревьев шум...")

Люблю сосновых деревьев шум,  и всегда его слушать готов. Лишь встречу сосны — и не могу  очнуться от забытья: Не остаётся вдруг ничего,  что бы с этим сравниться могло. Гляжу в небеса, облакам улыбаюсь —  таким же вольным, как я.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Зимой у ручья Мэйси провожаю Пэй Фанчжоу в округ Сюань ("Всадник на деревянном мосту, рассветная даль ясна...")

Всадник на деревянном мосту,  рассветная даль ясна. Цветы у ручья, — хоть еще не сошла  снежная пелена. Низкое солнце, холодное небо, —  вслед гостю гляжу с тоской. Чуским горам не видно конца,  дорога длинна-длинна. Примечания

Небольшая речка Мэйси течёт в горной части провинции Хунань.

Округ Сюань находился в местности, относящейся к провинции Аньхой.

Чуским горам не видно конца... — Чу — историческая область на территории провинций Хубэй и Хунань.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Осенью, остановившись на нижнем дворе монастыря Фахуа, смотрю на высокие вершины и преподношу святому отцу Жу Сяню ("Краски вершин вижу осенним днём...")

Краски вершин  вижу осенним днём. Шорох сосновый  слышу безмолвной ночью. Так незаметно  растёт одинокая тень. Путь пролегает  в холоде облачных клочьев. Примечания

Фахуа — большой монастырь в горах Тяньтай (пров. Чжэцзян).

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Оставил на память Янь Шихэ ("Привыкнуть не смог к расставаниям в мире людей...")

Привыкнуть не смог  к расставаниям в мире людей. Сколь много в разлуках  выпало нам утрат! Встречу ли горы,  встречу ли реки в пути, — Боюсь одного:  слишком поздно вернуться  назад.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Пишу у ручья Цяньси ("Уже не слышна весенняя песня ручья...")

Уже не слышна  весенняя песня ручья. Древние воды  бесстрастны и глубоки. Ныне живущих  пуста и напрасна судьба. Сердце тоской  ранит теченье реки.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Поздней осенью остановился на ночлег в храме Расколотой Горы ("Ветром осенним, опавшей листвой горы пустые полны...")

Ветром осенним, опавшей листвой  горы пустые полны. В заброшенном храме едва коптит  светильник у древней стены. Прежние дни миновали навек,  а люди ушли давно. Лишь тучи приходят сюда по ночам,  сумрачны и холодны.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Преподношу Вэй Цзао и Лу Юю ("В руки возьмёшь Тао стихи или Се...")

В руки возьмёшь  Тао стихи или Се — И обо всём  забудешь на целый день... Нет, не стремлюсь  новых узнать людей. Встречу кого-нибудь —  даже знакомиться лень! Примечания

Тао и Се — великие поэты древности Тао Юаньмин и Се Линъюнь. В этом стихотворении тёплое чувство к друзьям выражено поэтом неявно, в форме традиционных "стихов о лени".

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

При горной луне ("Каждую ночь вспоминаю старого друга...")

Каждую ночь  вспоминаю старого друга, — В долгом молчанье,  с луны не спуская глаз. Вот и теперь  он посетил мои думы... Только луна  знает, где он сейчас.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Притча ("Отказ от себя — сущность пути моего...")

Отказ от себя —  сущность пути моего. Без неприязни —  к мирянину ли, к иноверцу. Ныне пришёл  на базарную площадь, —  и что ж? Чувством наполнен,  что истина — в этом сердце!

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Провожаю монаха Ли ("Вечно в дороге — вверх и вниз по горам...")

Вечно в дороге —  вверх и вниз по горам, Речными путями  к северу или к югу... Оба мы чувства  забыли с тобою давно, Так отчего же  всё вспоминаем друг друга?

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Провожаю святого отца Люй Шуана, возвращающегося на Золотой Холм в Сишаньских горах ("Посох в руке, под ногами Сишань...")

Посох в руке, под ногами Сишань,  зелёной осокой покрыт. Как же монаху чувства унять —  жар их ещё не забыт. Здесь, в монастыре Сянгуншуй,  зябко в осеннюю ночь. Заходит луна. В кипарисах и соснах  ветер тоскливый шумит. Примечания

Сишань — невысокие горы в совр. провинции Цзянсу, к югу от г. Нанкина.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Ручей под красными соснами ("Берег зелёный. Сплетенье ветвей...")

Берег зелёный. Сплетенье ветвей.  Небесные вижу края. Залитый солнцем песок шуршит,  речная бурлит струя. Не здесь ли готовят из века в век  бессмертные свой эликсир? Опавших цветов лепестки без числа  уносит теченье ручья. Примечания

Красные сосны — В даосской поэтической традиции красные сосны символизируют бессмертие святых-небожителей.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Слушаю колокол ("Древние стены ханьшаньского монастыря...")

Древние стены  ханьшаньского монастыря. Колокол дальний  в ветре освирепелом. Звуки таятся  в качании лавров густых, Эхо стихает  в небе заиндевелом. Ночь бесконечна...  В чань погружённый монах Сердца постиг  истинные пределы. Примечания

"Древние стены ханьшаньского монастыря.." — имеется в виду монастырь на горе Ханьшань в округе Су.

Ханьшань (букв, "холодная гора") — название многих горных вершин в Китае. Скорее всего, Цзяожань имеет в виду какую-то из гор неподалеку от "Приюта восточного ручья" (см. вступительную статью). Некоторые исследователи, однако, усматривают в этом стихотворении посвящение одному из известнейших поэтов-монахов по прозвищу Ханьшань, жившему где-то в первой половине VIII в. на горе Ханьшань в округе Су (совр. провинция Цзянсу, район г. Сучжоу).

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Смотрю на далёкие селения ("Тёмного леса не различить границ...")

Тёмного леса  не различить границ. Не распознать  берегов далёкой реки. Горная зелень  сплошь... И в покрове лесном Дальних селений  смутно видны островки.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

У ручья Сибайси жду Пэй Фанчжоу. Он не приходит ("Всматриваюсь, но не вижу Вас...")

Всматриваюсь, но не вижу Вас, —  что за думы грезятся мне! Дикие травы со всех сторон —  с облаками наедине. Наверно, с давних циньских времён  это дорога в Улин: Безлюдной тропою среди цветов  странник бредёт в тишине. Примечания

Наверно, с давних циньских времён это дорога в Улин.. — По легенде, во время династии Цинь (22 1-207 до н.э.) некий Лю Чэн попал к волшебницам, жившим в горах Улин, и вернулся в мир людей лишь через несколько поколений. В поэзии Улин — символ сказочной Страны Забвения.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

"Внезапные стихи"

1. (I.) "Как бы парит сердце в восторге чань..."

Как бы парит  сердце в восторге чань. Путь мой ничто  не преградит ни на миг. Пою и смеюсь —  один, с просветлённой душой... А кто-нибудь скажет:  "Совсем обезумел старик!" Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

В оригинале цикл состоит из пяти стихотворений.

Как бы парит сердце в восторге чань. — Буквальный смысл слова чань — медитация, высшая сосредоточенность.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

2. (II.) "Внезапно — безмолвие, шума уже не замечу..."

Внезапно — безмолвие,  шума уже не замечу. С истиной сердца  я постигаю встречу. Могу усомниться,  что дерево — пища червей, Но не смеюсь  птичьему дару речи. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

4. (III.) "Сердце таю, но не скрываю следов..."

Сердце таю,  но не скрываю следов. В суетный мир  всему вопреки ухожу. Недостаёт деревьев —  сажаю весной. Гор не видать —  на картинах их нахожу. Ещё не ошибка —  в шуме мирском пребывать. В этом — истины суть,  об этом твержу. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

3. (IV.) "Варварской речи не знаю и не люблю..."

Варварской речи  не знаю и не люблю. Слов чужеземных  не переводил отродясь. Чань толковать, —  что катиться с горы кувырком. То-то помрёт  со смеху Западный Князь! Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Варварская речь — здесь: язык санскрит.

Чужеземные слова — буддийские священные тексты (сутры), написанные на санскрите.

Западный Князь — Будда.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

"Впечатления в свободном стиле"

4. (I.) "Один в вышине журавль над тихим двором..."

Один в вышине  журавль над тихим двором. Мысли вдали  от пыли мирской парят... Так иногда  синяя бездна влечёт, Но неизменно  я возвращаюсь назад. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Цикл состоит из шести стихотворений.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

5. (II.) "Цвета нефрита белые облака..."

Цвета нефрита  белые облака. Вместе способны  небес пустоту рождать. Это похоже  на чаньское "низачем", — Как ещё могут  сойтись — и растаять опять? Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Это похоже на чаньское "низачем"... В оригинале употреблён чаньский термин "усинь", понимаемый как отсутствие прагматической цели или стремления, спонтанность действий.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

6. (III.) "От мира ушёл, верен природе своей..."

От мира ушёл,  верен природе своей. В горах поселился,  избег суеты земной. Пустынно и тихо  под соснами в горном краю, Лишь облака  сходятся надо мной. Дум просветленных  словами не передать... Калитку закрою,  вернувшись порою ночной. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

"Пишу для развлечения"

1. "Закат пылает, а я, как всегда, смотрю, и пью, и пою..."

Закат пылает, а я, как всегда,  смотрю, и пью, и пою. С привязанным облаком — вот с чем сравню  я оболочку свою. Нынешним людям трудно понять  монаха буйного сны. Уйду-ка я в горы — с птицами жить,  вернусь к своему ручью!

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

2. "Вопли и крики — именно то, что между "да" и "нет"..."

Вопли и крики — именно то,  что между "да" и "нет". О мире в сердце моём спрошу —  кто может знать ответ? А гость случайный безумно поёт, —  зачем бы это ему? Накрепко, видно, закрыться решил  он от земных сует! Примечания

Вопли и крики — именно то, что между "да" и "нет". — По чаньским представлениям, истина лежит вне утверждения и отрицания. Цзяожань заключает отсюда, что вопли и крики — лучший способ её выражения.

А гость случайный... — Называя себя случайным гостем, поэт следует некоторым буддийским школам, считающим людей случайными гостями в этом мире.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

"Смешанные песни Южного пруда"

2. (I.) Облака над ручьём ("Развернутся, свернутся — сколько стремлений тая!...")

Развернутся, свернутся —  сколько стремлений тая! Сольются с потоком,  уйдут в пустоту из ручья, Множество форм  без устали переберут, С ветром бесследно  канут за грань бытия... Странно ль, что взгляд  отвести от них не могу, — Ведь мимолётны  так же они, как я. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Этот цикл в оригинале состоит из пяти стихотворений.

Смешанные песни — стихотворения в свободном стиле.

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

4. (II.) Ханьшань ("Красочным буйством захваченную пустоту...")

Красочным буйством  захваченную пустоту — Склоны люблю  Срединной вершины моей. С посохом лёгким,  свободный от дел и забот, Тихо ступаю  среди сокровенных теней. Всюду в горах  уже опала листва, Лишь зимняя зелень  всё пышней и пышней. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Ханьшань (букв. "холодная гора") — название многих горных вершин в Китае. Скорее всего, Цзяожань имеет в виду какую-то из гор неподалеку от "Приюта восточного ручья" (см. вступительную статью). Некоторые исследователи, однако, усматривают в названии этого стихотворения посвящение одному из известнейших поэтов-монахов по прозвищу Ханьшань, жившему где-то в первой половине VIII в. на горе Ханьшань в округе Су (совр. провинция Цзянсу, район г. Сучжоу).

Источник: Ван Вэй. Цзяожань. "Стихи", 1994

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Поздней осенью в разрушенном горном храме ("Листья осенью опали, землю всю собой устлали...")

Листья осенью опали, землю всю собой устлали В этой горной стороне. В древней зале, сквозь ограду, пламя гаснущей лампады Вижу в щели меж камней. То, что было, то не будет. Здесь ходили прежде люди, Но теперь не встретишь их; Только чередой летучей здесь беспечно ходят тучи Что ни ночь меж стен пустых.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Перевод: Эйдлин Л.З.

Сосна ("Потому что я шепот сосны полюбил...")

Потому что я шепот сосны полюбил,  я наслушаться им не могу. Я всегда, как увижу сосну на пути,  забываю вернуться домой. С этой радостью легкой от шума сосны  что на свете сравнится еще? Я смеюсь, к вольным тучам лицо обратив,  беззаботным и вольным, как я.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Вэй Инъу (737-791?)

Поэт. Умер под сто лет от роду. Смолоду вел себя задорно и беспутно. Потом был беспринципным придворным фаворитом. Потом вдруг одумался, раскаялся, сломал всю свою жизнь и принялся за книги, быстро в них преуспел, сдал экзамен и стал полноправным поэтом. Однако карьеру продолжал, дослужившись до высших чинов, и умер в глубокой старости. Не один раз убегал от мира в буддийские монастыри и жил там взаперти: его вдохновение тогда было сравни с вдохновением, благодаря которому родилось стихотворение "На безлюдье живу".

Стихи его ценятся в Китае до сих пор весьма высоко как искренние, простые по форме и глубокие по содержанию. Европе он известен лишь хрестоматийными традиционной выборки образцами.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

* * *

Вэй Инъу (738-начало IX в.) — поэт, проживший долгую жизнь, по некоторым сведениям, не менее девяноста лет. Родился в столичном городе Чанъане. При императоре Сюань-цзуне (712-756) служил в придворной свите; в последующие годы был наместником-цыши в отдаленных районах страны — Чучжоу, Сучжоу, Цзанчжоу, но около 790 г. оставил службу и далее жил на покое. Иногда его смерть относят к 832 г. Сначала писал в духе Ли Бо, Ду Фу и других поэтов классического периода, но позднее его творчество сближается с поэзией последующего периода, представленной такими авторами, как Чжан Цзи (Чжан Вэньчан), Ван Цзянь, Бо Цзюйи. Дружеское послание, тонкий пейзаж, сельская жизнь с ее радостями и невзгодами — главные темы его поэзии.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

* * *

Родился в 737 г. в столице Чанъань. Его род был влиятелен и богат. В 750 г. успешно сдал императорские экзамены. Работал в императорской свите Сюань-цзуна. Карьера была прервана мятежом Ань Лушаня, во время которого поэт переезжает в Лоян. Ослабление центральной власти и политическая нестабильность повлияли на мировоззрение поэта — он уходит в буддийский монастырь. В 763 г. возвращается в Чанъань, где получает должность при дворе. Впоследствии несколько раз уходит из мира, снова возвращаясь. В 783 г.

назначен губернатором Чучжоу. В 787 г. возглавляет префектуру Цзяньюан. В 788 — губернатор Сучжоу. В 790 г. подает в отставку и окончательно селится в монастыре около Сучжоу, где и умирает в 792 г.

Его произведения входят в антологию "Триста танских поэм".

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

Всхожу на башню, посылаю Ван Цину ("В доме брожу, продираюсь сквозь лес...")

В доме брожу, продираюсь сквозь лес —  досадую, что мы не вместе. Лазурное море и тучи над Чу,  и думы мои бесконечны. Стучат вальки во многих дворах  внизу, под осенней горою. Округа в зарослях терна густых,  и холоден дождь осенний.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

На безлюдье живу ("Знатный, незнатный — пусть даже разные люди...")

Знатный, незнатный —  пусть даже разные люди Выйдут из дома —  всякий исполнен забот. Лишь у меня  нет тяги к внешнему миру; Следуя этому  чувству, в безлюдье живу. Слабенький дождик  нынче ночью пролился; Я не заметил  рожденья новой травы. Синие горы  сделались вдруг светлее; Разные пташки  около дома поют. Знаюсь порой  с местным даосом-монахом, Иль по пятам  за дровосеком иду. Надо, конечно,  с жизнью убогой смириться; Кто тогда скажет:  к славе стремишься, мол, ты.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

На безлюдье живу ("Знатный, незнатный — пусть даже разные люди...")

Знатный, незнатный — пусть даже разные люди1: выйдут из дома2 — всякий исполнен забот. Лишь у меня нет тяги к вещам посторонним3: следую этому чувству жилья [житья] без людей. Слабенький дождик ночью сегодня прошел здесь; я ж не заметил — выросла травка весны. Синие горы внезапно уже озарились; птицы и пташки около дома поют. Я иногда с ним, с дао-носителем4, вместе, иль по пятам я за дровосеком5 иду. Надо, конечно, справиться с жизнью убогой6; кто тогда скажет: к славе стремишься, мол, ты?!7 Введение

Бегство от мира и его пустой славы в горы, где нет людей и их сложной, опостылевшей жизни, — тема, которая уже встречалась и будет встречаться неоднократно. Однако безлюдье может быть и не абсолютным, ибо достойный друг может жизнь только украсить. Таким образом, в эту тему вводится тема дружбы, влияющей на воспитание безвольного духа.

Заглавие

[Ю цзюй — букв. "жить в уединении".] Знак ю легче объяснить, чем перевести, особенно если при переводе не прибегать к отрицательному определению [безлюдье], как в данном случае. Иероглифически — это люди, запертые в горах8. Затем это слово означает: добровольно ушедшие в неизвестность люди; отшельники (без обязательного религиозного оттенка); незаметные люди; запертые в тюрьме, а главное, ушедшие всецело на лоно природы.

Примечания

1 Собственно: люди разных сортов, положений и т.д.

2Выйти из дома — на службу, начать карьеру.

3К вещам посторонним, т.е. внешним, показным: к славе, деньгам, удовольствиям.

4Дао-человек, дао-носитель, исповедник дао — великого анонима, управляющего миром, но не обособляющегося от него, а растворенного во всей вселенной. В частности, это даос, монах, живущий в даосском храме и пленяющий поэта своею отчужденностью от жизни и высокою, отвлеченною о ней мыслью.

5 Дровосек в китайской поэзии часто воспевается так же сентиментально, как пастухи и пастушки в пасторалях былого времени.

6 Т.е. с моей грешною жизнью — жизнью "хромою и жалкой", не просвещенной еще лучами дао-Истины и нуждающейся в друге-руководителе.

7 Будет ясно, что я уже на пути к отвержению мира и к спасению.

8 Как считают современные исследователи, основываясь на древних начертаниях иероглифа ю на бронзовых сосудах, это огни, зажатые в горах. См.: Ката Цунэкато. Канси-но кигэн (Происхождение китайских иероглифов). Токио, 1975, с. 33 (№ 73).

Парафраз

Карьера несет заботы: освобождая себя от карьеры, освобождаюсь и от забот. Природа — вот настоящее. Но нужно справиться с поврежденной и грешною душой не только одною силой безмолвной природы. Друг-настоятель, уже справившийся со своими человеческими слабостями, мне и здесь нужен.

Источник: Алексеев В.М. "Труды по китайской литературе", Т.1, 2003

Слушаю флейту над рекой, провожая цензора Лу ("Издали слушаю — флейта поет над рекою...")

Издали слушаю — флейта поет над рекою, К чарке тянусь, чтоб разом тебя проводить. Тут же горюю: ночью, во сне, одинокий, Буду опять слушать далекий напев.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Перевод: Басманов М.И.

"Дяосяолин" ("Дворцовый смех" / "Шутливые напевы")

"Млечный путь, млечный путь!.."

Млечный Путь, Млечный Путь!.. Льет в предрассветную пору Свет на осенний город. В печали наверх поднимаюсь И вдаль Смотрю с мечтой о тебе. В разные стороны Нас развести Угодно было судьбе. Нас развести, Нас развести... Есть Млечный Путь на небе, А нам — нет друг к другу пути. (Мелодия "Дяосяолин" — "Дворцовый смех" / "Шутливые напевы")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Горная речка к западу от Чучжоу ("Как люблю я ростки этой нежной травы...")

Как люблю я ростки этой нежной травы —  по ущелью пробилась она. И еще я люблю, когда в чаще лесной  песня иволги желтой слышна. В половодье весеннее дождь начался  и под вечер сильнее шумит, На заброшенном броде не видно людей,  лишь колышется лодка одна.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Даосу-отшельнику в горах Цюаньцзяо ("Нынешним утром холод в моем кабинете, — вспомнил я горы, друг там живет дорогой...")

Нынешним утром  холод в моем кабинете, — Вспомнил я горы,  друг там живет дорогой. Хворост колючий  он собирает в ущелье, Белые камни  варит, вернувшись домой. Как бы хотел я,  кубок с вином поднимая, Друга утешить  в вечер ненастный, сырой. Горы пустые  все в опадающих листьях... Как же найти мне  след затерявшийся твой?

Источник: "Светлый источник", 1989

Осенней ночью посылаю вельможе Цю двадцать второму ("О друге далеком я вспомнил в осеннюю ночь...")

О друге далеком  я вспомнил в осеннюю ночь Бродил я и пел  про неба холодные дали. Пусты были горы,  лишь падали шишки с сосны Должно быть, и вы,  мой друг одинокий, не спали.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

"Дяосяолин" ("Дворцовый смех" / "Шутливые напевы")

II. В разлуке ("Путь в небесах...")

Путь в небесах, Путь в небесах, Осенью город он освещает в дальних степях. Люди в разлуке, вспомнив друг друга, в небо ночное В северном крае, к югу от Цзяна, смотрят с тоскою. Смотрят с тоской, Смотрят с тоской. Путь только в небе один, на земле же у каждого свой. (Мелодия "Дяосяолин" — "Дворцовый смех" / "Шутливые напевы")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Перевод: Стручалина Г.В.

Письмо к Лу Чжи ("Жаль... Кто оценит со мной "Белый снег"...")

Жаль... Кто оценит со мной "Белый снег" — В музыке сведущий где человек?.. Страх и тревога — в дороге большой... Скука на взморье, тоска над рекой... Утренний дождь скрыт в воде и в листве... Птицы о поздней щебечут весне... В тыкве-горлянке вина лишь глоток — Хватит, чтоб с миром смириться я мог. Примечания

Лу Чжи — племянник поэта.

"Белый снег солнечной весной" — классическая мелодия княжества Чу, обычно исполняемая на пипе или цинь; в переносном значении — утонченное высокое искусство.

... Скука на взморье, тоска над рекой... — в оригинале поэт говорит о том, что убивает время на берегу в устье реки Хуай (Сюйчжоу).

В стихотворении обыгрывается сюжет периода Весны и Осени (770—221 до н.э) о выдающемся музыканте из княжества Чу Юй Бо-я: он, уже овладев мастерством игры на цитре цинь, совершенствовался, находясь в одиночестве на морском побережье, слушая крики птиц и шум волн. Однажды, когда Юй Бо-я путешествовал по реке, его застиг дождь. Видя дождь над рекой, музыкант принялся импровизировать. Его случайным слушателем оказался лесоруб Чжун Цзыци. Цзыци почувствовал всё, что Бо-я хотел передать своей игрой. Пообщавшись с лесорубом, Юй Бо-я поразился его способности тонко воспринимать музыку; они подружились. После смерти Чжун Цзыцы Юй Бо-я играл лишь один раз — на его могиле, а после сломал свою цитру. С того времени выражение "знаток музыки", 知音, стало синонимом понятия "задушевный друг". В оригинале, чтобы подчеркнуть внутреннюю связь (нет человека — есть лишь черпак вина), поэт рифмует первые и последние строфы.

Источник: Стихи.ру

В подражание Хэ из министерства водных путей, два стихотворения

1. "Лунный чертог лелеет светлые капли росы..."

Лунный чертог лелеет  светлые капли росы, Курильница для одежды  лёгкую дымку струит. Ищет Глубокое формы,  чувству исхода нет, Вот почему сегодня  сон от меня бежит. Примечания

Хэ Сюнь (何逊) (466—519) — поэт и чиновник VI века (эпоха Южных династий, династия Лян), стихи которого «夜梦故人诗» («Ночью мне приснился друг») послужили отправной точкой для размышлений Вэй Инъу, с ними опус танского поэта имеет тесную эмоциональную связь. Хэ Сюнь служил в свите членов царствующей фамилии, дослужился до должности главного секретаря министерства водных путей (общественных работ) при дворе лулинского князя Сяо Сю (蕭秀), сводного брата императора Ву.

Источник: Стихи.ру

2. "Ночью с водой в клепсидре всё прибывает тоска..."

Ночью с водой в клепсидре  всё прибывает тоска. Цикады в смятенье стрекочут,  осени тьма вокруг. Снова и снова смотрю я  в иероглифа "думы" черты: Там своё сердце оставил  мой драгоценный друг. Примечания

Иероглиф 思 "думы" (а также, "думать", "тосковать") — состоит из частей "сердце" (внизу) и "голова" (вверху). Хэ Сюнь использует сочетание иероглифов 相思 "думать не переставая" в финале своего стихотворения: "相思不可寄。直在寸心中", "думая (о тебе) непрестанно, не могу воплотить (в слове); то (чувство) — постоянно в мыслях и в сердце". Вэй Инъу в своём втором стихотворении, также в финале, использует оба иероглифа, но уже как глагольно-объектную конструкцию — "рассматриваю (мысленно) иероглиф "думы". Если Хэ Сюнь не находит чувству словесного воплощения и может обращаться к другу только как к образу в своих мыслях и снах, то Вэй Инъу находит слово, которое для него станет воплощением образа далёкого друга, и это слово — "думы".

Источник: Стихи.ру

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Заслышал гусей ("Стала родина милая — там: где-то вдали... вдали...")

Стала родина милая — там: Где-то вдали... вдали... Мне к родным бы вернуться местам!.. Грустно мечты потекли... В Хуайнаньскую ночь, под дождем, Осенью, полный скорбей, Слышу в доме высоком своем Я прилетевших гусей. Примечания

Хуайнань — к югу от реки Хуай, в южном Китае.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Осенней ночью посвящаю Цю 22-му ("Я думы, мой друг, о тебе средь ночи осенней таю...")

Я думы, мой друг, о тебе Средь ночи осенней таю. Я тихо хожу и пою Про холод осенних небес. Уж шишки вон там, под сосну Упали... Горы пусты. Поэт нелюдимый, а ты, Наверно, еще не заснул!

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Слушая над Цзяном флейту, провожаю господина Лу ("Я слышу: флейта далеко звучит печально над рекой...")

Я слышу: флейта далеко Звучит печально над рекой. Едва мы выпили, прощаясь — И вот тебя я провожаю. Тоска моя пришла опять: Один я буду ночевать. И буду слышать звуки эти В моем рабочем кабинете.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"Отвечаю Ли Хуаню"

1. Отвечаю Ли Хуаню ("Ты, мой друг — одинокий странник...")

Ты, мой друг — одинокий странник, Встретив меркнущий вешний свет, Чувства все описал в посланье Другу-спутнику прежних лет. Служишь ты за страною морского, Издалека послал мне весть. Но твое получил письмо я Лишь в Лоянскую осень здесь.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Лю Фанпин (742?-779?)

Лю Фанпин — поэт династии Тан. Родился около 742 г. в Лояне (современная провинция Хэнань). Из всего наследия до нас дошло двадцать шесть стихотворений. Наиболее известны "Лунная ночь" (月夜) и "Весенняя печаль" (春 怨).

Источник: en.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

Весенняя тоска ("Бедная иволга в утренний час плачет, как будто со мной...")

Бедная иволга в утренний час плачет, как будто со мной. Двери открою — только и вижу: травы роскошно густеют. Время от времени в сад и во двор ветер с востока влетит; Тысячи-тысячи ивовых веток — к западу все протянулись. Примечание редакции

Текст для публикации предложил наш читатель Валерий Павлович Овчинников. Вот что он пишет:

Название стихотворения "代春怨" было переведено академиком В.М. Алексеевым выражением "Весенняя тоска", то есть при этом был опущен иероглиф "代" и получилось не одна, а две "Весенних тоски"... После долгих раздумий, я пришел к выводу, что данное стихотворение лучше всего озаглавить следующим образом: "Чувство, пришедшее на смену весенней тоске", так как в нем изображается не тоска и не радость, а нечто принципиально иное, некая внутренняя гармония, именуемая благодатью.

Источник: Пу Сун-лин "Рассказы Ляо Чжая о чудесах", 1973, стр. 518

Перевод: Гитович А.И.

Досада весной ("Медленно догорел закат За легким шелком окна...")

Медленно догорел закат За легким шелком окна, В пустых чертогах — следы слез, Скука и тишина. Уже никто не откроет дверь, Уже прошла весна, Лежат на земле лепестки цветов — Белая пелена.

Источник: "Из китайской и корейской поэзии", 1958, стр. 322

Лин Мо (747-818)

Монах, живший в эпоху Тан.

Родился в Чанчжоу (ныне — провинция Цзянсу). Когда поехал в столицу сдавать чиновничий экзамен, проходил мимо храма Кайюань, где служил Мацзу Даои, и почувствовал, что должен стать монахом.

Источник: Большой словарь деятелей эпохи Тан, исправленное издание / 唐诗大辞典 修订本(sou-yun.cn)

Перевод: Палецкий Д. Я.

Гатха в ответ посланнику правителя округа Юэчжоу, спросившему, принадлежит ли монастырь традиции Чань или Винаи ("Как в покое нирваны не нужен порядок уставный...")

Как в покое нирваны не нужен порядок уставный, Так и зрящим в поток нет нужды в неподвижном сиденьи. Пара-тройка глотков чая крепкого (если усталый), И осознанным станет мотыги любое движенье. Примечания переводчика

Виная и Чань (санскр. дхьяна) — различные школы в китайской буддийской традиции: первая делает упор на строгом соблюдении свода правил и распорядка, вторая — на медитативной созерцательной практике.

Данная гатха — единственный образец поэтического наследия известного буддийского наставника Усе Линмо (747-818), ученика сразу двух выдающихся чаньских патриархов Мацзу Даои и Шитоу Сицяня. В ней автор подчеркивает важность сохранения осознанности и концентрации в любых ситуациях и обстоятельствах — даже при таких обыденных действиях, как чаепитие или вскапывание монастырских грядок.

Согласно свидетельству "Собрания из зала патриархов" ("Цзу тан цзи" 祖堂集, цзюань 15), адресат этой гатхи — правитель округа Юэчжоу (сегодня — город Шаосин в провинции Чжэцзян) — не понял сразу ее глубокого смысла и, решив, что Линмо намекает на недостаток инвентаря, прислал ему в подарок сразу сто мотыг. Этот дар был, конечно, возвращен обратно со словами: "мне и одной мотыги до конца жизни хватит".

В традиции Чань известна и другая, содержащаяся незначительные изменения версия этого стиха, приписываемая Яншань Хуэйцзи — другому буддийскому монаху эпохи Тан. Сегодня обе версии распространены примерно одинаково, при этом вторую часто (и неоправданно) используют как пример отказа со стороны бескомпромиссного поклонника бодрящего чая и крестьянского труда вообще следовать каким-либо правилам устава или обязательной практике сидячей медитации.

Источник: Публикуется впервые

Ли И (748-827)

Поэт, признанный мастер четверостиший цзюэцзюй. Уроженец Лунси (нынешний уезд Увэй в провинции Ганьсу). В 768 г. получил степень цзиньши. Десять лет прослужил чиновником в приграничной армии. Последние годы жизни, вызванный в столицу, занимал высокие посты. Считается прототипом героя "Истории Хо Саяюя" танского Цзян Фана (начало IX в.). Как поэта его высоко оценили современники — не в последнюю очередь потому что его стихи Лин Хучу поместил в императорскую антологию "Стихи годов Юй-лань".

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В. М. Алексеева, 2018

Перевод: Алексеев В.М.

Мелодия реки Бянъхэ ("Река на восток струит свои воды...")

Река на восток струит свои воды,  весна без конца и без края. Въездные ворота в Суйский дворец  давно рассыпались в прах. Путник, не стоит всходить на плотину,  чтобы вдаль поглядеть: Под ветром летит тополиный цвет —  тоскою убьешь себя.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Лу Лунь (748-800?)

Китайский поэт времен династии Тан. Его второе имя Юнь Янь (кит. 允言, пиньинь: Yǔn Yán). Предки Лу Луня проживали в Яньцзине (сейчас юго-запад Пекина). Родился в Юнцзи, провинция Шаньси. Из-за восстания Ань Лушаня не смог получить должность после сдачи государственного экзамена и получения степени цзиньши, вынужден был спасаться бегством и поселиться в Цзянси.

Совместно с Ли И продолжал школу "Лес на границе", ранними представителями которой были "Поэты пограничной крепости" (кит. трад. 邊塞詩派, упр. 边塞诗派, пиньинь: Biānsài shī pài): Гао Ши, Цэнь Цань, Ван Чанлин, Ван Чжихуань, Цуй Хао и Ли Ци.

Шесть стихотворений Лу Луня вошли в антологию "Триста танских поэм".

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Горное жилище ("Иду-иду дорогой горной... Когда же кончится она?...")

Иду-иду дорогой горной... Когда же кончится она? Журчит-журчит ручей проворный, И песнь воды везде слышна. И шумы листьев движет ветер, Сливаясь с лаем горных псов... Огонь в дому меж сосен светел За мглой осенних облаков.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Перевод: Эйдлин Л.З.

Встреча с заболевшим воином ("Путь был долог, пока не ввалила болезнь...")

Путь был долог, пока не свалила болезнь  и к концу не пришла еда. Он домой возвращался за тысячи ли,  только дома он не достиг... Клочья тусклых волос, несмолкаемый стон  у обломков древней стены: Как мучительно воздух осенней порой  входит внутрь незаживших ран!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Горная гостиница ("Все выше, все выше по горной дороге...")

Все выше, все выше по горной дороге,  пока, наконец, дошел. Журчанье, журчанье ключа из ущелья  здесь слышно со всех сторон. Повеяло ветром, листва расшумелась,  и где-то залаял пес... Светящейся точкой одно строенье  сквозь темень осенних туч!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Чао Цай (вторая половина VIII в.)

Чао Цай — поэтесса, жившая в эпоху Тан. Даты жизни установить не удалось, однако известно, что она жила в то время, когда император Дай-цзун правил под девизом Дали (766-779).

Вышла замуж за соседа, друга детства, которого звали Вэнь Мао. В юности они вели переписку в стихах. Всего сохранилось 22 ее сочинения.

Чао Цай происходила из семьи, которая много поколений занималась литературой. Отца семейства Чао командировали в Цзянбэй, но мать отказалась с ним ехать, забрала дочь и вернулась в свой родной город, где внимательно и заботливо воспитывала девочку — научила Чао Цай стихосложению, каллиграфии, живописи, играть в шахматы и на цине.

Стихотворения этой поэтессы не встречаются ни в одном сборнике династии Тан — записаны позднее.

По материалам: baike.baidu.com

Перевод: Басманов М.И.

"Во время дождя тоскую о любимом"

1. "Мелкий дождь без конца моросит..."

Мелкий дождь без конца моросит — Шу-шу-шу целый день за окном. Ни души в этом тереме нет, Мне одной с моей грустью невмочь. Мой бесценный, и что за дела Слишком долгой разлуки виной? Разве ты наши встречи забыл, Их из памяти вычеркнул прочь!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

2. "Вешний ветер ненастье принес..."

Вешний ветер ненастье принес — Сеть дождя за восточным окном. О любимом подумалось вдруг — Он, наверное, где-то в пути. Если б только могла я сейчас Обернуться весенним дождем, Вместе с ветром попутным лететь — Долгожданного друга найти!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Мэн Цзяо (751-814)

Необычайно оригинальный китайский поэт. Родился в 751 г. в провинции Чжэцзян. Мэн Цзяо был родственником известного поэта Мэн Хаожаня. Его детство пришлось на период внутренних проблем империи, вызванных восстанием Ань Лушаня.

Мэн Цзяо много лет провел в Южном Китае, в качестве одного из странствующих дзен-буддистских поэтов-монахов этого региона. Долгое время путешествовал по югу страны (в современных провинциях Хубэй, Хунань, Гуанси). В возрасте сорока лет поселился в окрестностях мегаполиса Лоян и стал вести жизнь бедного и безработного поэта. В 797 г. он переехал в столицу империи Чанъань, где успешно сдал императорский экзамен и получил ученую степень цзиньши. В период с 797 по 811 гг. Мэн Цзяо занимал незначительные должности в городах Шаосин и Лоян. В 811 г. вышел в отставку, после чего жил со своей женой Чен в окрестностях Лояна, продолжая общаться с поэтами и художниками города. Умер в 814 г.

Мэн Цзяо — самый старый из поэтов середины правления династии Тан, старший современник Бо Цзюйи. Поэт яркой индивидуальности. Жизнь прожил в глубокой бедности, о чем неоднократно с горечью упоминал в стихах. Поэт создавал свои стихи в стиле гуши, одной из разновидностей жанра юэфу. Использовал простой язык, не обременяя его сложными словосочетаниями. Произведения Мэн Цзяо отличались необычайной резкостью и действенностью. При этом он тяготел к сложной, необычной образности и всю жизнь мечтал об удивительном — это отобразилось почти во всех его стихах.

Главными темами Мэн Цзяо были: жизнь и беды простых людей, размышления людей разного возраста. Всего до нас дошло около 500 его стихотворений. Некоторые из них были включены в популярную антологию "Триста танских поэм". Наиболее известны "Песня путешественника", "Песня странствующего сына", "Осенние размышления", "Ткачиха". Поэзия Мэн Цзяо хорошо известна в Китае и до сих пор пользуется популярностью.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Старший современник Бо Цзюйи, в высшей степени своеобразный поэт. Одно из самых известных его стихотворений, "Ткачиха" — о крестьянской девушке, спрашивающей, почему ткет она белый тонкий шелк, сама же носит грубое рваное платье? Сам поэт тоже был беден, хотя и принадлежал к чиновному сословию. Только к 46 годам Мэн Цзяо удалось, наконец, выдержать экзамен на ученую степень, но до конца своих дней он оставался бедняком. Вот какую картину он рисует в "Осенних размышлениях": приходит осень, тяготы старости усугубляются бедностью, и в разрушенном доме нет дверей, луна опускается прямо в постель, и среди четырех стен ветер проникает под одежду... Он пишет о себе, вместе с тем выражая общее настроение бедной служилой "интеллигенции". Может быть, поэтому он всю жизнь и почти во всех своих стихах мечтал о необычном, об удивительном, что несколько отдаляет его от Бо Цзюйи и ставит рядом с Хань Юем (768-824).

Источник: ABIRus.ru

Перевод: Алексеев В.М.

На древний мотив разлуки ("Готова расстаться... Тяну тебя, милый, за платье...")

Готова расстаться... Тяну тебя, милый, за платье... Нынче ты, милый, Едешь в какие края? Не упрекну я, Если вернешься ты поздно: Только не езди В этот, ты знаешь, Линьцюн. Примечания В. М. Алексеева

Только не езди в этот, ты знаешь, Линьцюн. — расстающаяся с мужем жена просит не покидать ее навсегда, как поступил древний поэт Сыма Сян-жу, сбежавший с возлюбленной в Линьцюн.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 132

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Гуляю в горах Чжуннань ("Южные горы закрыли и небо и землю...")

Южные горы  закрыли и небо и землю, Солнце и месяц  выходят из этих камней. Пик высочайший  и ночью зарю сохраняет, В глуби ущелий  и днем не увидишь лучей. Здесь поселились  прямые и честные люди, Трудны дороги,  но мысли просты у людей. Ветер протяжный  свистит в кипарисах и соснах, С шумом несется,  сотни долин подметает... В этих ущельях  мне жалко, что книги читал я, Каждое утро  славы летучей желая!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Песня отъезжающего сына ("Родная мать — в руке иголка с ниткой...")

Родная мать —  в руке иголка с ниткой. В дорогу сыну  платье шьет она. На сердце страх:  нескоро он вернется, Должна одежда  быть на нем прочна. Да разве может  сердце юной травки Воздать за ласку,  что дает весна?..

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Расставанье. Древний мотив. ("Вот-вот уж ты меня покинешь...")

Вот-вот уж ты меня покинешь... Я твоего коснулась платья: Хочу узнать я, Куда ты уезжаешь ныне. Хотя б ты поздно возвратился, Поверь, я тосковать не стану... Лишь бы к Линьану Теперь ты в путь не устремился. Примечания

Линьан — город в провинции Сычуань. В древности поэт Сыма Сян-жу, гостя в этом городе у местного богача Чжо Ван-суня, бежал с дочерью последнего, рано овдовевшей Вэнь-цзюнь. В данном стихотворении упоминание Линьана таит в себе намек на возможную встречу с новой возлюбленной, которой так не желает женщина, говорящая эти строки.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Перевод: Эйдлин Л.З.

Путник ("У матери нежной иголка и нитка в руках...")

У матери нежной  иголка и нитка в руках: Готовится путник  одеться в дорожный халат. Чем ближе к прощанью,  тем чаще и чаще стежки, И страшно: домой он  не скоро, не скоро придет. Кто может ручаться,  что малой травинки душа Всей мерой отплатит  за теплую ласку весны!

Источник: "Сухой тростник", 1999

Оуян Чжань (758-801)

Китайский поэт. Уроженец Пуцзяна. Получил степень цзиньши, но дата этого события неизвестна. До нас дошло десять цзюаней его сочинений.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В. М. Алексеева, 2018

* * *

Оуян Чжань, известный под учтивым именем Синчжоу, был уроженцем Цзиньцзяна, Цюаньчжоу (современная провинция Фуцзянь). В восьмой год (792 г.) правления Дэ-цзуна (779-805 гг.) из династии Тан он вместе с Хань Юем (768-824 гг.), Ли Гуанем (766-794 гг.) и другими людьми, известными как "кандидаты из списка Дракона и Тигра", получил степень цзиньши, высшую степень на государственных экзаменах. Оуян был первым кандидатом на соискание степени цзиньши из Фуцзяня. Он работал ассистентом в Школе Четырех Ворот Управления образования и умер, прожив немногим более сорока лет.

В предисловии Ли Исуня, написанном в эпоху правления Дэ-цзуна, к сборнику произведений Оуян Синчжоу, говорится, что Оуян сызмальства отличался от других людей. Он родился в деревне царства Минь и в юности предпочитал уединение, находя удовольствие в созерцании природы и чтении книг. Иногда Оуян забывал вернуться домой и допоздна оставался на улице, наслаждаясь ясным небом и яркой луной. Порой он испытывал беспричинную печаль. Еще не выучившись грамоте, он спрашивал, как читаются слова и предложения. Если ему нравилась какая-то фраза, он громко декламировал ее на ходу, забывая при этом, куда шел. Родители не могли понять его устремлений и часто говорили другим людям, что не представляют, о чем думает их сын. Они боялись, что он станет бродягой и будет голодать. Однако более опытные жители деревни, которые лучше знали мир, поздравляли их и говорили, что это не мальчик, а сокровище, и о нем не стоит беспокоиться. Оуян Чжань учился, штудировал труды мудрецов, чтобы по достоинству оценить и воспитать в себе такие качества, как дружелюбие и приветливость, а также стремился приобрести такие добродетели, как преданность императору и сыновнюю почтительность.

Его произведения, особенно прозаические, отличаются изяществом языка и вдумчивостью. Большинство тем, которые он затронул в своих работах, не нашли отражения в трудах других авторов. Все эти особенности упрочили его положение в царстве Минь. В эпоху правления Цзяньчжуна (780-784 гг.) и Чжэньюаня (785-805 гг.) появились и завоевали популярность стихи и эссе цы и фу. Своего расцвета это направление достигло в середине эпохи Тан. В Фуцзяне Оуян Чжань был единственным, кто писал в таком стиле. Благодаря поддержке и содействию канцлера Чан Гуня (729-783 гг.) слава Оуяна распространилась по всем провинциям вдоль рек Янцзы и Хуайхэ и дошла даже до столицы.

Стиль, гравюры, отсутствие запрещенных слов и печати коллекционеров свидетельствуют, что дошедший до нас сборник произведений Оуяна входил в серию "Тан жэнь вэнь цзи" ("Литературные труды авторов эпохи династии Тан"), изданную в Сычуане в годы правления династии Южная Сун (1127-1279 гг.). Книга включает в себя 1-й цзюань со стихами в стиле фу, 2-3-й цзюани с различными произведениями, 4-й цзюань с посвящениями, 5-й цзюань с записями, 6-й цзюань с хвалебными песнями, 7-й цзюань с сочинениями в разных жанрах, 8-й цзюань с письмами и 9-10-й цзюани с предисловиями. Книга содержит два цзюаня оглавления, при этом значительная часть 2-го цзюаня отсутствует.

Источник: "Мировая цифровая библиотека"

Перевод: Алексеев В.М.

Пишу возле Затона мечей в Яньтине ("Представляю себе чудесное чудо...")

Представляю себе чудесное чудо:  хотелось бы видеть, но трудно. На всем этом броде, куда ни пойдешь,  вода да вода — вот и все. Пуста уже чуть не тысячи лет  идущая в иней краса. И вечен этот чистый затон,  и белое солнце стынет. Примечания

Возле Затона мечей... — Затон мечей. — Намек на историю некоего Ганьцзян Мо-Се, который в стране Чу делал мечи для тамошнего правителя; трудясь три года, он отковал два чудо-меча — меч-самец и меч-самку. Во времена династии Цзинь (III—V века) оба меча утопли в затоне.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Цюань Дэюй (759/761—818)

ЦЮАНЬ ДЭЮЙ 權德輿, 759/761—818, второе имя Цзай-чжи 載之, сановник, литератор, поэт чжун Тан.

Уроженец военного округа Лунчэнчжэнь (на территории совр. уезда Циньаньсянь, пров. Ганьсу). Родился в г. Даньян области Жуньчжоу (в совр. пров. Цзянсу), где служил его отец. В 7-летнем возрасте осиротел, но благодаря рано проявившимся литературным дарованиям попал под покровительство местных сановников. В начале 780-х гг. был взят на службу в уездную администрацию. Приблизительно через 5 лет по ходатайству главы военного округа Цзянси (гуаньчаши, в совр. пров. Цзянси) получил должность паньгуаня в его штабе. В 791 г. был вызван в столицу (Чанъань) по личному распоряжению Дэ-цзуна, прослышавшего о его талантах, где сразу стал боили в Тайчансы. Вскоре был повышен до цзобуцюэ, затем стал чжичжигао и шаншу шэжэнем. В конце правления Дэ-цзуна служил шиланом в Либу и Хубу. После прихода к власти Сянь-цзуна получил перевод на ту же должность в Бинбу, затем был поставлен руководить Тайчансы. С 810 по 813 г. был чэнсяном, получил аристократический титул цзюньгун. После 2-летней опалы вновь возглавил Тайчансы, затем — Синбу. Зимой 816 г. отправился руководить военным губернаторством Шаньнаньсидао (цзедуши, в совр. пров. Шэньси). Через 2 с небольшим года подал в отставку по болезни. Скончался по пути домой. Был удостоен посмертного имени Вэнь (文 Просвещенный).

Сохранились:

— 342 стихотворения; 334 произведения (включая циклы) представлены в 10 цзюанях, авторство некоторых спорно. Это 111 люйши, 80 цзюэцзюй, 25 пайлюй, 120 гутиши, 3 юэфу, 2 четырехсловных и шестисловных текста; среди них:

традиционно особо ценимы стилизации под прежнюю лирику (включая юэфу) на любовные темы, реализованные преимущественно в люйши, например пятисловный цикл "Цза ши у шоу" (雜詩五首 "Пять "Стихов о разном""), и цзюэцзюй;

наиболее известны: пятисловное четверостишие "Лин шан фэн цзю бе чжэ ю бе" (嶺上逢久別者又别 "На вершине хребта встретился с тем, с кем давно разлучился и снова прощаюсь"); цикл "Юй тай ти ши эр шоу" (玉臺體詩詩二首 "Двенадцать стихов в стиле [поэзии "Новых напевов] Нефритовой башни""), из 10 пятисловных четверостиший, 1 семисловного цзюэцзюй и стихотворения (начальный текст цикла) из 6 пятисловных строк.

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"Двенадцать стихов в стиле "Нефритовой башни"

В стиле "Яшмовой террасы" ("Он вернется из дальней земли, из-за многих, бесчисленных ли...")

Он вернется из дальней земли, Из-за многих, бесчисленных ли. И глубоко в гареме она Поздней ночью не ведает сна. Расправляя пару бровей Под светильней, горящей над ней, Не успеет она опять Перед зеркалом сесть ожидать. Примечания

Ли — около полуверсты.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Пэй Ду (765-839)

Китайский поэт, чиновник. Родом из Хэдуна. Получил высшую степень на экзамене в конце VIII в., служил составителем указов. За усмирение волнений удостоился высоких титулов, но вскоре в результате придворных интриг был выслан генерал-губернатором (цзедуши) в Хэдун и другие пограничные округа. Отказался от попыток продвижения по службе, видя засилье евнухов в политике. Второстепенный поэт, известный лишь несколькими стихотворениями.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

* * *

Сановник и поэт второй половины периода Тан. Уроженец уезда Вэньси (на северо-востоке современного Вэньсисянь, провинция Шаньси). В 789 г. стал цзиньши и получил назначение на должность уездного вэй, вскоре был повышен до цзяньча юйши. С 811 по 837 г. неуклонно продвигался по служебной лестнице, дослужившись до чжуншу шилана. В 817 г. за руководство подавлением очередного мятежа был пожалован титулом гогун (晉國公, Цзиньго-гун).

Получил назначение сюэши в Цзисяньюань. Выступал против политической активности придворных евнухов, за что в 837 г. был послан руководить военным губернаторством Хэдун (цзедуши, в современной провинции Шаньси). Подал в отставку по болезни и поселился в г. Лоян (современный Лоянши, провинция Хэнань), где и скончался.

Сведений о собрании сочинения нет. Сохранилось 18 его стихотворений, наиболее известно пятисловное четверостишие "Си цзюй" (溪居, "Обитель у ручья").

Источник: Кравцова М. Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Жилище у ручья ("В горной хижине постоянна непрерывная тишь всегда...")

Вниз до чистого ручейка Здесь тропинка пред воротами. И навес мой из тростника Вровень с древними деревами. И не может теперь сюда Прах мирского багровый взвиться... Только слышится иногда, Как поет водяная птица.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Линху Чу (766-837)

Линху Чу (Лин-Ху Чу) — поэт Танской династии, родом из Дуньхуана, первый министр императора Сяньцзуна. В 791 г. — цзиньши. Умер от болезни во время своего пребывания в должности в возрасте семидесяти двух лет. Лин-Ху — двойная фамилия.

Перевод: Перелешин В.Ф.

Грусть наложницы ("Вот иволга уже и не поет...")

Вот иволга уже и не поет, Всё больше бабочек в моем саду. Еще мгновенье — и весна пройдет... Как долго я кареты царской жду!

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 16

Ван Цзянь (768-835)

Чиновник, один из ведущих поэтов эпохи Тан. Уроженец уезда Инъиньсянь области Инчуаньцзюнь (в районе современного города Сюйчанши, Хэнань). Служебная карьера прослеживается приблизительно с 810-х гг. Дослужился до таких постов, как тай-фусычэн и мишучэн. В 830-х гг. был отправлен на должность сыма в администрацию приграничной области Шаньчжоу (в современной провинции Хэнань), принимал участие в боевых действиях. На склоне лет стал отшельником.

Существовало "Ван цзянь цзи" (王建集) — "Собрание [стихотворений] Ван Цзяня" в 10 цзюанях. Частично утрачено после эпохи Сун. Сохранилось 538 стихотворных произведений, среди них:

— стилизации под песенный фольклор, например "Чжи цзян чу" (雉將雛, "Курочка фазана с птенцами"); большинство стихотворений написано на социально-политические темы и относится к синьюэфу, например: "Лян чжоу син" (涼州行, "Песня Лянчжоу"), "Хань ши син" (寒食行 "Песня о [празднике] Холодной пищи"), "Тянь цзя син" (田家行, "Песня о землепашцах"), "Шуй фу яо" (水夫謠, "Песенка лодочников");

— произведения личностного содержания (включая поэтические послания к друзьям), преимущественно пятисловные и семисловные люйши: цикл "Юань шан синь цзюй ши сань шоу" (原上新居十三首, "Тринадцать стихотворений о новой обители"), пятисловные восьмистишия "Нань чжун" (南中, "На Юге"), "Сун лю жэнь" (送流人, "Провожаю того, кто уплывает"), "Чан ань чунь ю" (長安春游, "Весенняя прогулка по Чанъани"), "Шань чжун си хуа" (山 中惜花, "В горах радуюсь цветам"), семисловные восьмистишия "Цун цзюнь хоу цзи шань чжун ю жэнь" (從軍後寄山中友人, "После военного похода пишу другу, обитающему в горах"), "Цзэн ван чу ши" (貝曾王處士, "В дар Вану, ушедшему со службы"), и др.;

— 122 пятисловных и семисловных цзюэцзюй, в том числе пятисловное "Сян инь" (香印, "[Дымка] благовонных [воскурений, словно узор от древней] печати"), семисловные "Ши у е ван юэ"(十五夜望月, "В пятнадцатую ночь любуюсь луной"), "Юй го шань цунь" (雨過山村 "Дождь над горной деревней");

— 100 семисловных четверостиший гунцы.

Источник: Кравцова М. Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Басманов М.И.

"Дяосяолин" ("Дворцовый смех")

"Ива ты, ива, ива ты, ива..."

Ива ты, ива, Ива ты, ива, На отмели у причала Под блекнущими лучами! Лодка уходит В безбрежный простор, Прочь от родной земли. Расстался с любимой Торговый гость, Сердце его болит. Сердце болит. Сердце болит... Фазан, потеряв подругу, Стонет в ночной дали. (Мелодия "Дяосяолин" — "Дворцовый смех")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

Сюэ Тао (768-831)

Китайская поэтесса и куртизанка периода правления династии Тан.Родилась в Чанъане, столице империи Тан, в семье небогатого чиновника Сюэ Юна, который сумел дать ей классическое образование. Стихи начала писать с 8 лет. В юные годы вместе с отцом переехала в Чэнду в связи с назначением последнего сборщиком налогов в этом городе. Здесь Сюэ Юн договорился о выдаче дочери замуж за Се Гуанцзу, представителя местной аристократической семьи, но практически сразу же после этого умер, не оставив Сюэ Тао средств к существованию; ее брак в итоге не состоялся. Вскоре она стала цзинюй (куртизанкой) в "весеннем квартале". Благодаря своему уму и стихотворениям она вскоре получила большую известность в городе и окрестностях, свела знакомства со многими известными поэтами тогдашнего Китая — Бо Цзюйи, Ду Му, Лю Юйси, Чжан Цзы, Юань Чжэнем, поддерживая с ними переписку и будучи любовницей Юань Чжэня.

В 805 г. она стала фавориткой и личным секретарем Вэй Гао, военного губернатора провинции Сычуань, но 13 сентября того же года он умер. После этого Сюэ Тао поселилась в собственном доме с парком Ваньцзянлоу, живя в уединении, но продолжая писать стихи и общаться с поэтами до своей смерти в 831 г. В последние годы жизни интересовалась даосизмом.

Сюэ Тао написала около 450 стихотворений и поэм, из которых до наших дней сохранилось только 100; наиболее известен ее цикл стихов "Десять расставаний". Основные темы творчества поэтессы — любовь, природа, воспевание красоты и свободной любви. Кроме этого Сюэ Тао была известна авторством так называемых "стихов на случай" и подражаниями народным песням. Ей также приписывается изобретение специальной бумаги для переписки — "красной бумаги Сюэ Тао", которую она якобы делала из коры и листьев гибискуса с добавлением рисовой соломы, сока герани и зеленых орхидей.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Сюэ Тао родилась в 768 г. в Чанъане (современный город Сиань, столица провинции Шэньси) в сравнительно обеспеченной семье. В раннем детстве обозначились ее разносторонние дарования. В восемь лет она уже знала, как чередовать тона и подбирать рифму, хорошо рисовала, музицировала, сочиняла стихи. Согласно данным литератора Чжан Юня из Южной Сун, что отмечено в его работе под названием "Многословные записи из засохшей трубы", Сюэ Тао написала около пятисот произведений, которые были собраны в антологию "Сборник Цзиньцзян". Но до наших дней дошло лишь около девяносто стихотворений, вошедшие в "Цюань Тан ши". Становление Сюэ Тао как поэта состоялось во многом благодаря участию ее отца. Однажды отец Сюэ Юнь (薛郧), указав на растущий над колодцем тунг, сымпровизировал:

У ступенек во дворе старый тунг стоит, Так высок, что его ветки облака задевают.

Сюэ Тао продолжила в рифму:

Птиц с севера и юга приглашает на ветки И листья по ветру пускает.

После назначения главы семьи на новую чиновную должность Сюэ Тао вместе со своей семьей оказалась в провинции Сычуань, в Чэнду. После смерти отца Сюэ Тао, живя с матерью, ощутила все тяготы жизни, а в шестнадцать лет стала певичкой. Вскоре умерла и мать. По существующим в Китае обычаям, певички (гетеры) приглашались на вечеринки, где участвовали поэты, чиновники и служивые люди разного ранга. На них часто читали стихотворения, участники обменивались стихотворными строками и сочиняли совместно. Именно эти вечеринки в совокупности с поэтическим талантом способствовали становлению и развитию Сюэ Тао как поэтической личности. В шестом цзюане книги "Тан юй линь" ("Сборник танских речей") имеется запись следующего содержания. "Жил-был в те времена чиновник ранга "цыши" по имени Ли Юн. Однажды во время застолья было предложено произведение в стиле "лин" (малая форма "цы") под названием "Сочинение в тысячу иероглифов" ("Цянь цзы вэнь"), и высказано требование, чтобы в речи был иероглиф "юй" — "рыба". Этот Ли Юн сказал фразу: "Ю юй Чэнь Тан" (дословно: "Был великий Чэнь Тан"), где чтение второго иероглифа "юй" совпадает по звучанию с иероглифом "рыба". Присутствующие согласились с такой трактовкой, на Ли Юна не было возложено штрафных санкций, то есть "цзюлин" ("штрафная чарка вина"). Очередь дошла до Сюэ Тао, которая без раздумий заявила: "Когда помогали, был А Хэн". Ли Юн громогласно объявил, что в сказанной фразе отсутствует иероглиф "юй" — "рыба", и необходимо наказать Сюэ Тао. На что поэтесса, улыбаясь, заметила, что в верхней части четвертого иероглифа содержится иероглиф "юй". Идеографически четвертый иероглиф фразы — "хэн" состоит из трех частей: в середине иероглифа "син" — "идти" находятся два иероглифа. Сверху — иероглиф "юй" — "рыба", а снизу — "да" в значении "большой". В семнадцать лет ее поэтическая слава вышла далеко за пределы Сычуани. Имя Сюэ Тао было внесено в список придворных певиц и танцовщиц, вскоре она завоевала такое уважение, что ее принял на службу наместник провинции, сычуаньский цзедуши (节度使, генерал-губернатор) Вэй Гао (韦皋). Он сделал ее официальной наложницей и хозяйкой своего дома, затем собирался направить ко двору прошение о назначении ее на официальный пост цзяошулана (校书郎) — сверщика текстов. Хотя данный план и не был осуществлен, прозвище "женщина-цзяошулан" закрепилось за Сюэ Тао в дальнейшем и ее как мужчину, называли "секретарь Сюэ Тао".

Источник: "Сайт высокой поэзии"

Перевод: Басманов М.И.

В Сияне (“Опершись на перила, стою...”)

Опершись на перила, стою. Богоравный всё видится мне: На ветру, с полной чашей вина, В знак прощанья воздета рука. Но как только дождь отшумел, Он умчался на скакуне... Луч погас. В наступившей тьме Без конца перекличка цикад.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Ветер ("Он налетел издалёка...")

Он налетел издалёка. Травы повергнул в трепет. Голос лютни донесся — Или клич журавлей?... А по верхушкам деревьев — Листьев тревожный лепет; И на тропе меж сосен Грусть притаилась во мгле.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Гляжу на озаренную светом луны башню над рекой (“Осенний ветер над рекой Уцзян...”)

Осенний ветер над рекой Уцзян Затих, похоже. Стало холодней. И чайки с цаплями без устали снуют; В лучах заката блики на воде. Сторожевая башня замерла. Взметнулась в небе радуга над ней. От зорких взглядов башенных бойниц Рыбачьей лодке разве скрыться где? Янъяньскому мальчонке все равно — Смеется озорно, в ладоши бьет, А господин в мечтах своих давно На живописный юг уже плывет.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Кумирня Чжуланмяо (“Чжуланмяо-кумирня видна...”)

Чжуланмяо-кумирня видна. Много старых деревьев вокруг. Скрылось солнце. В закатных лучах Горы стали еще зеленей. Из деревни, что над рекой, Звуки флейты послышались вдруг И замолкли. То песня была, Лана доблести славились в ней. Примечания

Чжуланмяо (Чжуванмяо) — храм в провинции Сычуань. Согласно легенде, женщина, промывавшая в ручье пряжу, коснулась проплывающего ствола бамбука и зачала младенца, нареченного Чжу (Бамбук). Он стал ваном (князем), основал княжество. Ханьский император У-ди (140-86 гг. до н.э.) обезглавил Чжу-вана (его называли также лан — господин), в память его был воздвигнут красивый храм.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Месяц ("Месяц на серп похожий в небе повис надо мною...")

Месяц, на серп похожий, В небе повис надо мною, Словно на веере старом Ханьского мастера знак. Виден едва. Но скоро Станет он яркой луною... А в человеческой жизни Разве случается так?

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

На лодке собираю лотос (“Ветер лотосы долу гнет, всюду лотосы без числа...”)

Ветер лотосы долу гнет, Всюду лотосы без числа. Это — осени близкой знак, Вновь пора для сбора пришла. Как стремительно время летит! Только смолкли вдали голоса, Снова девушки на реке Песнь запели под взмахи весла.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

На реке (“Так внезапно обратно прогнал ветер западный диких гусей...“)

Так внезапно обратно прогнал Ветер западный диких гусей... В этом мире и душу и плоть В равной мере невзгоды гнетут... Если бы не надежда узнать Из послания новости все, То зачем бы спешить мне в Цинцзян, Каждый вечер ждать весточки тут!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

На роднике осенью (“Все прохладнее. Тает туман, поредела его пелена...”)

Все прохладнее. Тает туман, Поредела его пелена. Рокот струн, различимый едва, — Далеко где-то лютня поет. Ей внимаю в смятении чувств, На постели своей одна. Мне, снадемой грустью, она До полуночи спать не дает.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Навещаю храм Ушаньмяо (“Посетила я Гаотан, где немолкнущий гам обезьян...”)

Посетила я Гаотан, Где немолкнущий гам обезьян. Утопает в дымке тропа, Аромат деревьев и трав. Горы словно бы говорят: Забывать Сун Юя нельзя. И шумит, будто плачет поток По Сян-вану, его потеряв. А под Солнечной башней, как встарь, Дни и ночи проходят чредой. Тайну гибели царства Чу Облака и дожди хранят. Перед храмом ивы грустны, Много ив с поблекшей листвой, И старается всуе весна Приодеть их в веселый наряд.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Пишу об увиденном в горах Хушишань (“Пейзажи Вана, думается мне, одну печаль, увы, в себе таят...”)

Пейзажи Вана, думается мне, Одну печаль, увы, в себе таят: Все в черном цвете видится ему, Все сущее — лишь прах и суета... Сегодня оказалась я в горах, На их вершины устремляю взгляд. Как на венце лазурном жемчуга, Они сверкают ярко здесь и там!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Повилика* ("Здесь, под моим крылечком, вдоль перил...")

Здесь, под моим крылечком, вдоль перил Зеленых листьев не видать совсем. Взбегает на ступени здесь и там Ползучей повилики буйный цвет. Не отрываясь, на нее смотрю. Хочу сравнить — сравнить не знаю с чем. А в это время над дворцом Чичэн Встает заря. Рождается рассвет. Примечания

Повилика — символ разлученных влюбленных; они не видят друг друга, как цветы и листья повилики (во время цветения она не имеет листьев).

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Посвящаю Чжан Юаньфу (“Одиноко стою над ручьем иль брожу вдоль него не спеша...”)

Одиноко стою над ручьем Иль брожу вдоль него не спеша. Цаплю белую не спугну — Ей привычен мой красный халат. Знать хочу: в этом мире зачем Так скорбит и томится душа?.. Порвались струны лютни Па Я, Никогда уж не зазвучат! Примечания

Чжан Юаньфу — библиограф в резиденции сычуаньского цзедуши (генерал-губернатора), где поэтесса не раз встречалась с литераторами.

Па Я — искусный музыкант эпохи Чуньцю (Вёсны и осени, 770-476 гг. до н.э.), его учителем был знаменитый Чжун Цзыци, после смерти которого Па Я в скорби забросил игру на лютне.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Преподношу канцлеру Гао после умиротворения мятежников (“Я в изумлении гляжу: окрест...”)

Я в изумлении гляжу: окрест Все словно бы во мглу погружено. На горы изумрудные гляжу — Как встарь, над ними гаснущий закат. Я начинаю верить в вашу мощь, Деяньями блистать вам суждено... Вернутся к нам и солнце и луна И нас лучами снова озарят.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Провожаю друга (“Царство вод. Тростники...”)

Царство вод. Тростники. И на них Ночью инея белый налет. Свет холодной луны на горах, Что маячат в густой синеве. Неужели путь в тысячу ли С этой ночи начало берет?.. Разлучась, буду в думах всегда На далекой заставе твоей.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Пух ивы ("С веток пух по весне облетел...")

С веток пух по весне облетел. Ива вновь приуныла чугь-чугь. Вешний ветер к земле ее гнет И срывает одежды с нее. Нет ни капельки жалости к ней — Такова ветра вешнего сутъ — Он то с севера налетит, А то с юга опять пристаёт.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Ручей Хайтанов* ("Дивным видом вечерней зари насладиться весна зовет...")

Дивным видом вечерней зари Насладиться весна зовет. Стаи рыбок сверкают в ручье, И цветы повсюду горят... Только в мире людей никто Не заметит природы красот: Все друг друга спешат превзойти. Состязаясь, чей ярче наряд. Примечания

Хайтан — кустарник с яркими красно-белыми цветами. В "Записках о знатных людях из Шу" сказано: "В горах Цингэн-шань сто восемь достопримечательностей. Одна из них — Ручей хайтанов".

Источник: "Китайская лирика. (М. Басманов)", 2003

Слушаю игру монаха на камышовой свирели ("На рассвете цикады кричат...")

На рассвете цикады кричат, На закате иволги стон. И весь день бормотанье молитв, Бусы четок мелькают в руках. Но закончено чтение сутр — И забыт за свирелью канон... Звуки гонга в осенней тиши Наплывают издалека.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Тоскую по родине (“Извивается быстрый поток, что течет у подножья Эмэй...”)

Извивается быстрый поток, Что течет у подножья Эмэй. Жаль себя: так не хочется мне Здесь причаливать лодку свою! В день какой, покидая Цзиньпу, Я рассталась с отчизной моей?.. Молча слушаю всплески весла И звенящую мерно струю.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Цветы мандаринки ("Запах цветов душистых, вьющихся по ступеням...")

Запах цветов душистых, Вьющихся по ступеням. То расцвели мандаринки — На стебле по два цветка. Им бы все красоваться: Этой порой весенней!... Осень грядущая с ветром Их не волнует пока.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Цикады* ("Травы омылись росою...")

Травы омылись росою. Где-то цикады спорят. Ветер повеял. Шорох Листьев засохших слышней, Разные звуки смешались В многоголосом хоре, Хоть и рождаются розно, Каждый на ветке своей. Примечания

"Цикады" — Стихотворение вызвано злонамеренной молвой и клеветой в адрес поэтессы; цикады обычно ассоциируются с осенью, порой увядания.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Чествуя посла Синя, сломила веточку мэйхуа и дарю ему, чтоб любовался ею в дороге (“Цвет наземь облетает с мэйхуа...”)

Цвет наземь облетает с мэйхуа, А синей птице — на восток лететь. У входа же в Нефритовый чертог Нарочно будто из цветов завал. Я веточку в дорогу вам дарю, Чтоб непрестанно на нее смотреть... От ветра берегите: как бы он С нее цветов душистых не сорвал! Примечания

Мэйхуа — дикая слива, цветет ранней весной, когда еще порою держится снег, символизирует стойкость и чистоту.

Синяя птица — образ посланца, гонца. В жизнеописании императора ханьской династии У-ди упоминаются синие птицы, залетевшие в храм во время моления. Один из придворных сказал, что это посланцы Богини запада — Сиванму и возвещают о ее скором прибытии. Вскоре в храм действительно явилась богиня.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

"Весною смотрю вдаль"

1. "В свой час цветы расцветают — от нас не зависит это..."

В свой час цветы расцветают — От нас не зависит это. В свой час цветы отцветают, Сколько б ни сетовал ты... Где он, о ком я тоскую С рассвета и до рассвета, Когда цветы расцветают И отцветают цветы?

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

2. "В знак тесных уз навеки венок из цветов сплетаю..."

В знак тесных уз навеки Венок из цветов сплетаю, Близкому другу хочу я В дар отослать венок. Вешняя грусть без меры Душу мою терзает... А тут еще птицы вешней Жалостный голосок!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

3. "Гнутся цветы под ветром, солнце ближе к закату..."

Гнутся цветы под ветром, Солнце ближе к закату. Час долгожданной встречи Все еще так далек! Милый — как ни ждала я В срок не вернулся обратно... Я понапрасну сплетала Уз нерушимых венок!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

4. "Вынести разве можно пышное это цветенье..."

Вынести разве можно Пышное это цветенье Тем, кто изведал разлуку, В мыслях один о другом! Встала и, в зеркало глядя, Плачу в это мгновенье... Знает ли только ветер, Вешний ветер о том?

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

"Посвящаю тому, кто далеко"

1. "Вот снова осень над горами Шу, и опадают лотоса цветы..."

Вот снова осень над горами Шу, И опадают лотоса цветы. Я распечатала от вас письмо, В нем что ни слово, то одна тоска. Здесь, в тереме, не ведаю совсем Я про заставы ваши, про посты... Луна на башню смотрит с высоты, Где вас я жду и не дождусь никак.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

2. "Утихла смута. И опять тростник поднялся и везде зазеленел..."

Утихла смута. И опять тростник Поднялся и везде зазеленел. Весна в разгаре. Отцвели цветы — Из них уже запруда на реке, А господин с заставы Циньгуань Все не уедет на своем коне... Луна льет свет на тысячу ворот, Тоскую я о том, кто вдалеке.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

"Славлю Храм Парящих Облаков"

1. "Замшелый Храм Парящих Облаков. Молва идет о нем из уст в уста..."

Замшелый Храм Парящих Облаков. Молва идет о нем из уст в уста. Палящим солнцем, ветром с горных круч Он обращается с годами в прах. За пеленой наплывших облаков Таится неземная красота... И мнится мне: вот-вот Бао Юэ Я встречу здесь, близ храма в облаках. Примечания

Бао Юэ — буддийский монах, поэт, переводчик канонических книг.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

2. "О том, что Храм Парящих Облаков сокрыт в цветах — твердят наперебой..."

О том, что Храм Парящих Облаков Сокрыт в цветах — твердят наперебой. Цвет, осыпаясь, над тропой кружит И падает в стремительный поток. Порою в небе зеркало сверкнет — Это Чан Э любуется собой. Или на фоне пурпурной зари Проступит вдруг Нефритовый чертог. Примечания

Чан Э — богиня Луны.

Нефритовый чертог — дворец Чан Э.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

"Стихи о десяти расставаньях"

1. Собака расстается с хозяином ("В знатном доме почти пять лет свою службу исправно несла...")

В знатном доме почти пять лет Свою службу исправно несла. Знала дело свое хорошо, И хозяин собаку жалел, Вдруг без всяких на то причин Разошлась о ней злая молва... Нити красной не обрела, Быть одной — ее горький удел!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

2. Кисть для письма расстается с рукой ("Эту кисть из Юэ и Сюань оценить не находится слов...")

Эту кисть из Юэ и Сюань Оценить не находится слов: На отменной бумаге рука Только ею творила цветы. Но всему наступает конец — Износилась от долгих трудов... Жаль, в своем мастерстве не смогла Вознестись до Сичжи высоты! Примечания

...кисть из Юэ и Сюань. — В местности Юэ делали лучшие ручки для кистей, Сюань славилась волосом для кистей.

Сичжи (Ван Сичжи) — знаменитый каллиграф в годы правления династии Восточная Цзинь (317-420).

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

3. Лошадь расстается с конюшней ("Уши белые, рыжая масть, а копыта — блестящий опал...")

Уши белые, рыжая масть, А копыта — блестящий опал. Мчалась ветра быстрее с утра То на запад, то на восток. Но однажды в испуге она Вбок метнулась — и всадник упал... Не дождется теперь седока! В грустном ржании боль и упрек.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

4. Серый попугай расстается с клеткой ("Он в Лунси пребывает один, по-сиротски влачит свои дни...")

Он в Лунси пребывает один, По-сиротски влачит свои дни. Вылетает из клетки затем, Чтоб вернуться туда же опять. Повторять научился слова, Но кому они нынче нужны. Никогда уже в клетку к себе Господина ему не зазвать!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

5. Ласточка расстается с гнездом ("Улетала, чтоб вновь прилететь — знатный дом забыть не легко...")

Улетала, чтоб вновь прилететь — Знатный дом забыть не легко. Речи нежные о любви Говорил ей хозяин тогда. Под стреху она в клюве несла И кораллы, и глину с песком... Только так и не довелось Под стрехою слепить гнезда!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

6. Жемчужина расстается с ладонью ("Диск сияющий полной луны — всюду, всюду струит она свет...")

Диск сияющий полной луны — Всюду, всюду струит она свет, И сияет хрустальный дворец — Под лучами растаяла мгла. Право, жаль, что за малый изъян И чернят, и возводят навет... На ладони жемчужина та Удержаться никак не смогла!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

7. Рыбка расстается с прудом ("Не одну она осень жила в царстве лотоса, в этом пруду...")

Не одну она осень жила В царстве лотоса, в этом пруду, И, резвясь, красным хвостиком там Все крючок норовила задеть. Не ждала, что без всяких причин Ей средь лотосов жить не дадут... Не придется ей плавать теперь Беззаботно в прозрачной воде!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

8. Сокол расстается с сокольничим ("Когти острые — жала острей, цепкий клюв, что надежней замка...")

Когти острые — жала острей, Цепкий клюв, что надежней замка: Мертвой хваткою зайца в степи По веленью владыки хватал. Только вдруг ни с того ни с сего Надо прятаться в облаках... Не дождется, чтоб снова его На плече повелитель держал!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

9. Бамбук расстается с беседкой ("Пышно так разросся бамбук, что растила почти пять лет...")

Пышно так разросся бамбук, Что растила почти пять лет. От осенних его холодов Я спасала заботой своей. И однажды весною ростки Через кровлю пробились на свет... Не придется теперь лицезреть Терем яшмовый в гуще ветвей!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

10. Зеркало расстается с туалетным столиком ("Народившаяся луна мнится зеркалом золотым...")

Народившаяся луна Мнится зеркалом золотым. Ровным светом оно блестит, Проплывая в небе ночном. На моем же зеркале пыль — Знак крушенья надежд и тщеты... Столик яшмовый вновь не займет, Не вернется в сиятельный дом!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

В девятый день девятой луны попала под дождь

1. "Всюду ветер на тысячи ли..."

Всюду ветер на тысячи ли. Ветер с севера — все сильней. Опустел городок на реке, Погрузился в сумерки день. Я не в силах на гору взойти, — Кто же в том посочувствует мне!.. Жаль, мороз хризантемы побьет, Что, как золото, блещут везде.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

2. "Восхождения праздник настал..."

Восхождения праздник настал. Только встрече счастливой не быть. Аромат золотых хризантем, Что померзли, плывет по земле. Фея жаждет наведаться к вам, Все узнать, обо всем расспросить... Тучи. Дождь, моросящий с утра, И пруда уж не видно во мгле.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Перевод: Торопцев С.А.

Провожаю друга ("Тростинка вся в росе, а ночи холодны...")

Тростинка вся в росе, а ночи холодны, Луна и склоны гор равно мрачны, темны. Кто мне сказал, что ты уйдешь за сотни ли? В глухой дали тебя мои отыщут сны.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Хань Юй (768-824)

Китайский философ, историк, писатель, поэт, каллиграф. Вошел в историю как яростный противник буддизма и даосизма.

Родился в уезде Хэян в округе Хэнань (современный городской уезд Мэнчжоу в провинции Хэнань), в семье земледельца. В трехлетнем возрасте потерял родителей, воспитывался в семье старшего брата, который за свои убеждения был сослан на юг, в Чаочжоу, куда был вынужден отправиться и Хань Юй (в этих местах процветал тогда чань-буддизм южной ветви). В 792 г. выдержал императорские экзамены. Впоследствии занимал должности контролера-цензора, чиновника министерства наказаний, правителя области Чаочжоу, виночерпия школы для сыновей и младших братьев высших сановников, чиновника министерства чинопроизводства и ряд других. Выступал против буддизма и даосизма, осуждал суеверия, не раз попадал в опалу. Требовал уничтожить монастыри, экспроприировать их собственность, сжечь враждебные конфуцианству книги и построить общество "великого единения", основанное на идеалах древнего конфуцианства. Вместе с Лю Цзунъюанем возглавил движение за возвращение в прозе к "древнему стилю" (гувэнь), создавал бессюжетную ритмическую прозу.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Голубков Д.Н.

Горные камни ("Горные колкие камни — тропа усеяна ими...")

Горные колкие камни — Тропа усеяна ими. Вверх подымаясь упрямо — Тропа все уже, незримей... Возле буддийского храма Тихо сажусь на ступени. Только что ливень схлынул. Млеет земля в упоенье. Сумрак крылья раскинул. Льются запахи пряно. Набухли бутоны гардений. Раскрылись листья банана. Мечутся черные тени — Летают ночные мыши. Звезды ярче, обильней... Монах из сумрака вышел. — Я принесу светильню, И вы увидите чудо: На этой стене старинной Изображенье Будды. Молча любуясь картиной, Циновки монах обметает. Готовит нехитрый ужин, Постель в углу расстилает. Голодному яств не нужно. Наелся рисом досыта. Не слышно и малой мошки. Луною земля облита... Вижу зарю в окошке. Высокий храм покидаю. Бреду один, без дороги. В густом тумане блуждаю. Вот заалели отроги. Внизу река засинела. Дубы-старики в три обхвата Над бездной высятся смело. Ключ убегает куда-то. Ступаю ногой нагою. Круглые мелкие камни Скользят на дне под ногою. Песня ручья близка мне... Одежду ветер полощет. Здесь, на лоне природы, Жизнь счастливей и проще. Нет ни козней, ни моды. Не властны условностей цепи... Если бы встретить старость Средь этого великолепья!

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Перевод: Конрад Н.И.

"О пути"

1. "Любить всех, это — человеческое в отношениях людей друг с другом..."

Любить всех, это — человеческое в отношениях людей друг с другом. Осуществлять человеческое и притом так, как нужно, это — чувство должного в человеке. Следовать такой стезе, это — путь человеческий. Иметь все в себе самом и не ждать ничего извне, это — внутреннее достояние человека.

Человеческое и должное — нечто определенное. Путь и достояние сами по себе пусты. Поэтому в пути человеческом есть и человек достойный, есть и человек малый; в достоянии человеческом есть и несчастье, есть и счастье.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

2. "Лао-цзы считал человеческое в отношениях людей друг с другом..."

Лао-цзы считал человеческое в отношениях людей друг с другом, чувство должного в человеке чем-то малым. Он отвергал их, полагая, что они имеют в виду что-то малое. Сидящий в колодце и смотрящий оттуда на небо так же скажет, что небо мало; но это ведь не значит, что небо действительно мало. Лао-цзы принимал за человеческое в отношениях людей друг с другом добрые поступки, за чувство должного в человеке — следование своим побуждениям. Назвать это малым — правильно. И тот путь, о котором Лао-цзы говорил, именно такой малый путь и есть. Но это — совсем не тот путь, о котором говорим мы. То достояние человека, о котором он говорил, именно такое малое достояние и есть. Но это — совсем не то достояние, о котором говорим мы. Тот путь и то достояние, о котором говорим мы, сочетает в себе и человеческое и должное; это — понятия, значимые для всей Поднебесной. Тот же путь и то достояние, о которых говорил Лао-цзы, далеки и от человеческого и от должного; это — понятия, значимые только для одного себя.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

3. "Путь Чжоу пал. Конфуция не стало..."

Путь Чжоу пал1. Конфуция не стало. Во время Цинь запылал огонь2. При Хань царили Хуан-ди и Лао-цзы3. Во времена Цзинь, Сун, Ци, Лян, Вэй и Суй царил Будда4. Те, кто говорил о пути, достоянии, человеческом и должном, если не шли к Ян Чжу, шли к Мо Ди5; если не шли к Мо Ди, шли к Лао-цзы; если не шли к Лао-цзы, шли к Будде. Но тот, кто шел к ним, тем самым уходил от нас. Для идущих к ним они становились господами; для уходящих от нас мы становились рабами. Шедшие к ним присоединялись к ним, уходящие от нас отвращались от нас.

О люди последующих времен! Если бы они и хотели услышать учение о человеческом и должном, о пути и достоянии, за кем было пойти им, у кого спросить?

Примечания

1 Речь идет о судьбе древнего Чжоуского царства, в VIII в. до н. э. распавшегося на отдельные государства и сохранившегося лишь в качестве одного из этих государств, притом наименее значительного.

2 При объединении в 221 г. до и. э. страны в одном государстве-империи, во главе которой стала династия правителей царства Цинь, покорившего своей власти прочие государства древнего Китая, учение Конфуция и его учеников подверглось гонению и конфуцианские книги сжигались. Выражение "циньский огонь" в конфуцианской литературе стало обозначением этого сожжения.

3 Во время правления Ханьской династии, сменившей в 206 г. до н. э. на престоле империи прежнюю Циньскую, наибольшее распространение в Китае получил даосизм, в своей религиозной форме восходящий к древним шаманским верованиям, в своей же философской форме — к учению Лао-цзы, считавшемуся современником Конфуция. Учение же Лао-цзы — личности, овеянной легендами, — возводилось последователями Лао-цзы к совершенно легендарному Хуан-ди, древней традицией считавшемуся одним из древнейших правителей Китая.

4Цзинь — название династии, при которой после падения Ханьской империи и последующего распада Китая на три царства было восстановлено в 265 г. н. э. государственное единство Китая. Сун, Ци, Лян — названия династий, сменивших друг друга на престоле южного китайского государства после распада Китая в 316 г. на две части — южную и северную, отошедшую под власть кочевников.

Вэй — название государства, образовавшегося в северной части страны.

Суй — название династии, пришедшей к власти в северном государстве, при которой в конце VI в. произошло новое объединение Китая в одной империи.

Время распада Китая на два государства, о котором тут идет речь, т. е. IV-VI вв. — эпоха распространения буддизма в Китае.

5 Ян Чжу (395-335) и Мо Ди (478-397) — мыслители эпохи распада древнего Китая на отдельные государетва (VIII-III вв.). Первый считается проповедником доктрины эгоизма, второй — альтруизма.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

4. "Последователи Лао-цзы говорили: "Конфуций — ученик нашего Учителя"..."

Последователи Лао-цзы говорили: "Конфуций — ученик нашего Учителя". Последователи Будды говорили: "Конфуций — ученик нашего Учителя". Даже те, кто следовал за Конфуцием, и они прилежно слушали их речи, с радостью внимали их пустословию, а свое собственное считали чем-то малым. Даже они говорили: "Наш Учитель когда-то учился у тех". И не только говорили так, но и писали в своих книгах.

О! Люди позднейших времен! Если бы они и хотели услышать учение о человеческом и должном, о пути и достоянии, у кого им было искать? Ужасно подумать! Люди пристрастны к чудесному. Они не ищут начала, не спрашивают о конце. Им хочется только одного: узнать о каких-либо чудесах.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

5. "В древности народ слагался из четырех групп; теперь народ слагается из шести"..."

В древности народ слагался из четырех групп; теперь народ слагается из шести. В древности те, кто учил народ, составляли одну группу; теперь те, кто учит народ, составляют три группы. Семья земледельца — одна, но просо его едят шесть семей; семья ремесленника — одна, но пользуются его изделиями шесть семей; семья торговца — одна, но берут с нее шесть семей. Как же народу не обнищать и не грабить?

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

6. "В древние времена бед у людей было много..."

В древние времена бед у людей было много. Явились Совершенные1 и стали учить помогать друг другу. Они стали правителями, стали наставниками. Они прогнали насекомых, змей, птиц, зверей и поселили людей в самой середине страны. Людям было холодно — они научили их изготовлять одежду. Люди были голодны — они научили их приготовлять пищу. Люди жили на деревьях и падали, жили в пещерах и заболевали — они научили их строить дома. Они научили людей изготовлять вещи — и у тех появились орудия. Они научили людей торговать — и они стали обмениваться тем, что у них было, на то, чего у них не было. Они научили людей врачеванию и этим избавили их от преждевременной смерти. Они научили людей погребать умерших, совершать поминальные обряды и этим сделали вечной благодарную любовь к ушедшим. Они научили правилам общественной жизни и этим установили последовательность старших и младших. Они научили музыке и этим рассеяли уныние. Они научили управлению и повели за собой даже нерадивых. Они научили наказаниям и этим устранили противящихся правилам. Люди обманывали друг друга. Они ввели меры веса, печати, расписки, и люди стали доверять друг другу. Люди похищали друг друга. Они научили строить укрепления, изготовлять оружие, и люди стали защищаться. Они научили людей быть готовыми, если приходила беда.

Они научили сопротивляться, если появлялась опасность.

Примечания

1 Наиболее принятый в нашей специальной литературе перевод китайского слова "шэнжэнь", которым обозначались древние правители-мудрецы, а также Конфуций.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

7. "А последователи Лао-цзы сейчас говорят:..."

А последователи Лао-цзы сейчас говорят: "Только потому, что Совершенные не умерли, грабители еще не перевелись. Только когда люди перебьют мерки и поломают весы, они перестанут ссориться".

О, рассуждать так — значит просто ни о чем не думать! Если бы в древности не было Совершенных, род людской уже давно бы исчез.

Почему? Потому что у людей нет перьев, шерсти, панциря, чтобы защищаться от холода и жары; нет когтей и клыков, чтобы драться за пищу.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

8. "Поэтому-то государь отдает повеления, а слуги его, выполняя эти веления:..."

Поэтому-то государь отдает повеления, а слуги его, выполняя эти веления, осуществляют их в народе. Народ разводит просо, рис, коноплю, шелковицу; изготовляет орудия и утварь, ведет обмен товарами и имуществом и этим служит своим правителям. Если бы государь не отдавал повеления, он перестал бы быть государем. Если бы его слуги не выполняли его веления и не осуществляли бы их в народе, они перестали бы быть его слугами. Если бы народ не стал разводить просо, рис, коноплю, шелковицу, не стал изготовлять орудия и утварь, не стал бы обмениваться товарами и имуществом и не служить этим своим правителям, все погибли бы. А сейчас в их законе говорится: "Не надо никаких государей и слуг, не надо никаких отцов и сыновей! Следует запретить людям помогать друг другу, заботиться друг о друге. Стремитесь только к тому, что мы называем Чистотой и Нирваной".

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

9. "Какое счастье, что они появились после Ся, Инь и Чжоу:..."

Какое счастье, что они появились после Ся, Инь и Чжоу1; что Юй, Тан, Вэнь-ван, У-ван, Чжоу-гун2 и Конфуций поэтому не были устранены! Но какое несчастье, что они не появились до Ся, Инь и Чжоу и что Юй, Тан, Вэнь-ван, У-ван, Чжоу-гун и Конфуций поэтому не могли направить их на правильный путь!

Примечания

1Ся, Инь, Чжоу — названия последовательно сменявших друг друга китайских царств глубокой древности.

2 Имена древних правителей, считавшихся конфуцианской традицией "Совершенными".

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

10. "Властители", "цари" — наименования у них различны:..."

"Властители", "цари" — наименования у них различны, но в том, в чем состоит их совершенство, они едины. Летом чувствуют жажду, зимой чувствуют холод. Когда чувствуют жажду — пьют; когда чувствуют голод — едят. Действия эти различны, но в том, в чем состоит их разумность, они едины. А те сейчас говорят нам: "Почему вы не следуете "недеянию" — как было в глубокой древности?" Это — все равно, что порицать людей за теплую одежду зимой, что говорить им: "Почему вы не одеваетесь в легкие ткани?" Это — все равно, что порицать людей за то, что они едят, когда голодны, что говорить им: "Почему вы не пьете воду?"

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

11. "В древней книге сказано:.."

В древней книге сказано1: "В древности тот, кто хотел проявить в Поднебесной свое светлое достояние, прежде всего должным образом правил государством.

Тот, кто хотел должным образом править государством, прежде всего правильно управлял своей семьей. Тот, кто хотел правильно управлять своей семьей, прежде всего добивался собственного совершенства. Тот, кто хотел добиться собственного совершенства, прежде всего делал правым свое сердце. Тот, кто хотел сделать правым свое сердце, прежде всего приводил свои мысли в согласие с истиной".

Это значит, что те, кто в древности делал свое сердце правым, кто приводил свои мысли в согласие с истиной, считали, что это необходимо для того, чтобы должным образом править государством. А теперь те, кто хочет управлять своим сердцем, не помышляют ни о Поднебесной, ни о государстве, отвергают вечные законы; сын не считает своего отца отцом; слуги не считают своего государя государем; народ не считает свои дела настоящими делами.

Примечания

1<Ли цзи ("Книге правил")> — древнее сочинение, излагающее нормы обычного права и ритуальные предписания. Приводимое место взято из одной части этой книги, озаглавленной "Да сюэ" ("Большая наука"), впоследствии выделившейся в самостоятельную книгу, вошедшую в конфуцианское "Четверокнижие".

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

12. "Конфуций создал Чуньцю..."

Конфуций создал Чуньцю1, и когда князья соблюдали правила отношений с варварами, они относились к ним, как к варварам; когда варвары вступали в Срединное государство, они относились к нему как к Срединному государству. В Луньюе2 сказано: "Если у варваров есть государь, положение у них все равно хуже, чем в Срединном государстве, если бы в нем даже и не было государя". В Ши-цзине сказано: "Варварам Севера дав надлежащий отпор, Цзинские орды и Шу остановим". А теперь у нас поднимают законы варваров, ставят их выше законов наших древних царей! Что же? Разве не произойдет, что через какое-то время мы, увлекая друг друга, все станем варварами?

Примечания

1Чуньцю — летопись царства Лу, из которого происходил Конфуций; считается произведением самого Конфуция (551—479 гг. до н. э.).

2Луньюй ("Суждения и беседы") — древняя книга, в которой содержатся суждения Конфуция по разным вопросам и его беседы с учениками и другими лицами; сложилось ок. 450 г. до н. э.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

13. "Что же такое то, что мы называем учением древних царей?..."

Что же такое то, что мы называем учением древних царей?

Любить всех, это — человеческое в отношениях людей друг с другом. Осуществлять это и поступать при этом как нужно, это — чувство должного в человеке. Следовать такой стезе, это — Путь человеческий. Иметь все в самом себе и не ждать ничего извне, это — внутреннее достояние человека. Слова эти — слова Ши, Шу, И, Чуньцю1.

Закон этот — закон правил общественной жизни, музыки, наказаний, управления. Народ, это — правители, земледельцы, ремесленники, торговцы. Положения их — положения государя и слуги, отца и сына, учителя и друга, хозяина и гостя, старшего брата и младшего, мужа и жены. Одежды их — холст и шелк; жилища их дома и хижины, пища их — просо, рис, овощи, плоды, рыба, мясо. Путь их светел и легок. Учение их легко исполнимо.

Примечания

1 Имеются в виду древние сочинения, вошедшие впоследствии в конфуцианский канон: Ши-цзин ("Книга песен"), Шу-цзин ("Книга истории"), И-цзин ("Книга перемен") и Чуньцю ("Летопись").

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

14. "Поэтому, когда, основываясь на их учении, управляют самим собою..."

Поэтому, когда, основываясь на их учении, управляют самим собою, все благополучно и удачно; когда, основываясь на их учении, управляют людьми, повсюду любовь, справедливость; когда, основываясь на их учении, управляют своим сердцем, везде согласие и мир; когда, основываясь на их учении, управляют Поднебесной и государством, все, что ни делают, правильно.

Поэтому, когда живут, — получают желаемое; когда умирают, — выполняется все, что положено. При молении в поле нисходят небесные духи; при молении в святилище предков нисходят человеческие души.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

15. "Спрашивают: "А Путь человеческий — что же это за путь?"..."

Спрашивают: "А Путь человеческий — что же это за путь?" Отвечаю: "Это — тот путь, о котором я сейчас говорю. Это — не путь Лао-цзы и Будды, о котором я говорил раньше. Наш Путь Яо передал Шуню; Шунь передал его Юю; Юй передал его Чэн-тану; Чэн-тан передал его Вэнь-вану, У-вану и Чжоу-гуну; Вэнь-ван, У-ван и Чжоу-гун передали его Конфуцию; Конфуций передал его Мэн-цзы1. Но умер Мэн-цзы, и после него никто этого учения не принял. Сюнь Куан и Ян-Сюн2 разбирались в этом учении, но главного в нем они не поняли. Поэтому, когда они излагали его, они освещали его не полно.

Те, кто был до Чжоу-гуна, стояли наверху: они были государями; поэтому и дела их совершенны. Те, кто был после Чжоу-гуна, были внизу: они были слугами, поэтому их слова и получили долгую жизнь3.

Примечания

1 Перечислены имена правителей Китая времен глубокой древности, считавшихся носителями древней мудрости, которую конфуцианцы возвели в основу своего учения.

2Сюнь Куан (298—238 гг. до н. э.) и Ян Сюн (53 г. до н. э. — 18 г. н. э.) — мыслители поздней поры китайской древности. Первый был близок к школе "законников", второй был ближе к направлению, идущему от Конфуция.

3 Мысль автора такова: древние "Совершенные" были правителями, и их учение выражалось в их деятельности как правителей, как устроителей человеческого общества; позднейшие "Совершенные" не были правителями, они были слугами, поэтому выражать свое учение непосредственно в действиях не могли; но они сделали другое: они записали это учение в книгах и этим сохранили его на вечные времена.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

16. "Так что же нам делать?..."

Так что же нам делать? Отвечаю: Если не ставить препятствия учению Лао-цзы и Будды, наше учение не распространится. Если не запретить учения Лао-цзы и Будды, нам ничего не осуществить. Если обратить их монахов в мирян, если сжечь их книги, если превратить их храмы и кумирни в жилища, если разъяснить Путь древних царей и тем самым повести людей за собой; если заботиться об одиноких вдовцах, одиноких вдовах, о детях-сиротах, о бездетных стариках, о неизлечимо больных и калеках, разве тогда нельзя будет приблизиться к цели?

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

Перевод: Рогов В.Н.

Горы и камни ("Неровны щербатые камни, едва заметна тропа...")

Неровны щербатые камни,  едва заметна тропа. Пришел я в сумерки к храму,  летают нетопыри. Я в зале сел на ступени,  влажные от дождя. Огромны бананов листья,  пышен гардений цвет. Монах мне сказал: на стенах  буддийские росписи есть. Принес огня посветить мне, —  отменное мастерство! Циновку встряхнул для ложа,  похлебкою угостил; Мне пищи простой довольно,  чтоб голод мой утолить. Все тихо, лежу спокойно,  не слышен стрекот цикад. Встал чистый месяц над кряжем,  сияние входит в дверь... Светает. Иду на воздух.  Нигде не видно дорог. Блуждаю кругом бесцельно,  лишь дым и туман окрест. В сиянье алеют горы,  лазурью блещут ручьи, И вижу: в десять обхватов  и сосны здесь и дубы. На камни ручья спокойно  ступаю босой ногой; Журчит вода, убегая,  мне ветер треплет халат. При жизни такой нетрудно  возрадоваться всему — Зачем же сидеть непременно  на привязи у других! В одном желанье признаюсь  моим немногим друзьям: Хочу до старости жить здесь,  отсюда не уходить!

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Перевод: Торопцев С.А.

Пруд в лотосах ("Осенний дождь пролился над прудом...")

Осенний дождь пролился над прудом, Листами лотосов сокрыты воды, Шуршит-дрожит как будто все кругом, Уносится в неведомое что-то.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Пушинки над прудом ("В безветрии закатном над прудом...")

В безветрии закатном над прудом Пушинки ив порхают, солнцу рады. В зерцале вод полет их невесом, Но, опустившись, тонут без возврата.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"Брожу к югу от городской стены"

Посвящаю моему спутнику ("Полно зари мое оконце. Дрозды поют: "Зови-явиться!“...")

Полно зари мое оконце. Дрозды поют: "Зови-явиться!". Свистит "Скорей назад!", но солнце На запад все же не садится. Невольно, ничего не зная, Сидят в цветах весенних птицы И мне все горе выпевают, Которое в груди теснится. Примечания

"Зови-явиться!" — по-китайски "Хуань ци!" — так называется особая порода дроздов; эти птицы в начале весны поют "Чунь ци" — "Весна настала", в конце же весны — "Чунь цюй" — "Весна уходит".

"Скорей назад!" — по-китайски "Цуй гуй!" — так называются козодои, которые торопят солнце зайти, и в сумерках начинается самая оживленная деятельность этих птиц.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Чжан Чжунсу (ок. 769—ок. 819)

ЧЖАН ЧЖУНСУ 張仲素, ок. 769—ок. 819, второе имя Хуэй-чжи 繪之, чиновник, поэт перв. пол. чжун Тан.

Уроженец Хэцзянь (в совр. пров. Хэбэй). В 789 г. с блеском сдал столичный экзамен на цзиньши высшей ступени, начал службу с секретарского поста в администрации военного губернаторства Унин (цзедуши, западные сопредельные части совр. пров. Шаньдун и Цзянсу). В 812 г. был вызван в столицу (Чанъань), дослужился (818——819) до ланчжуна в Сыфэн, чжичжигао и чжуншу шэжэнь был сюэши (с 816 г.) в Ханьлиньюань.

Сохранились:

— 21 стихотворное произведение (включая циклы), преимущественно цзюэцзюй на темы предшествующей песенной лирики и с любовными мотивами; наиболее известны: пятисловное "Чунь гуй сы" (春閨思 "Думы в весенних женских покоях"), семисловное "Цю е цюй" (袂棱曲 "[На тему] "Мелодия осенней ночи"") и цикл "Цю гуй сы эр шоу" (秋閨思二首 "Два стихотворения [на тему] "Думы в осенних женских покоях"").

— 19 фу преимущественно люйфу, раскрывающие различные экзаменационные темы, например: "Хуэй вэнь Цзинь фу" (迴文錦賦 "Ода об узорной парче"), "Му тянь Цзы янь яо чи фу" (穆天子宴瑤池賦 "Ода о том, как Сын Неба Му пировал [на берегу] Нефритового озера"), "Юй гоу фу" (玉鈎賦 "Ода о [луне в виде] нефритового крючка").

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Гарем весной ("Ветви ив за стеной городскою так гибки и нежны...")

Ветви ив за стеной городскою Так гибки и нежны! Шелковицы над самой межою Зелены-зелены. Я с корзинкой в руках забылась, И листвы я не рву: Мне вчерашнею ночью приснилось, Что в Юйяне живу... Примечания

Юйян — местность, куда ушел служить муж женщины, от лица которой написаны стихи.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Бо Синцзянь (770?-816?)

Бо Син-Цзянь, 白行簡 (776-826), по прозвищу Чжи-туй (Знаток Отстранённости) — литератор эпохи Тан (618-907), родом из Сягуй (северо-восточная область на южном берегу реки Вэй в провинции Шэньси), младший брат великого поэта Бо Цзюй-и (772—846). Сначала служил в Цзяннани смотрителем кладовых Дунчуань, затем вышел в отставку. Следуя за братом, путешествовал в Цзянчжоу и Чжунчжоу. После прибыл ко двору и, сдав экзамен на высшую учёную степень цзинь-ши, был назначен на должность левого (первого) советника ши-и (буквально: указующий [императору] на упущения). Позднее сделал неплохую карьеру в департаменте по иностранным делам. Бо Син-цзянь преуспевал в науках и считался мастером стихов и од, был автором новелл в жанре «историй об удивительном» чуань ци. Однако сборник их утрачен. Наиболее известная «Повесть о Куколке Ли» (Ли Ва чжуань) дошла до нас в опубли¬кованном в 977 т. и переизданном в 1755 г. своде новелл времен Хань-Тан (III в. до н. э. — X в. н. э.) «Обширные записи [эры] Великого Спокойствия» (Тай пин гуан цзи). Новелла дважды переводилась на русский язык. Впервые В. А. Васильевым (см. Восток. Сборник первый. Литература Китая и Японии. Academia, 1935 «Повесть о прекрасной Ли»). И затем — О.Л. Фишман (см. Танские новеллы. М., АН СССР, серия «Литературные памятники», 1955. с. 90-105. «Повесть о красавице Ли»). Там же издан перевод другой сохранившейся его новеллы «Записи трёх снов» (Сань мэн цзи. с. 86-89), дошедший до нас в сборнике XIV в. «Подступы к словесности» (Шо фу).

Источник: "Ода великой радости любовного соития Неба и Земли, тени и света", 2003

* * *

Китайский писатель, новеллист. Брат поэта Бо Цзюйи. Происходил из древнего, но обедневшего феодального рода. Находился на государственной службе. В литературе Бо Синцзянь примыкал к "движению за возврат к древности", которое возглавлял Хань Юй. Наиболее известны его "Повесть о красавице Ли" (обработка народного сказа) и новелла "Три сна", в которой действуют брат писателя Бо Цзюйи и друзья-поэты Юань Чжэнь и Ли Шаочжи. Обе новеллы в переводе О. Л. Фишман опубликованы в сборнике "Танские новеллы" (М., 1955).

Сочинения Бо Синцзяня вошли в классический свод китайских новелл "Тай-пин гуан цзи" (10 в.).

Статуи Бо Синьцзяна (слева), Бай Юйи и Юань Чжэня в Ичане (провинция Хубэй).

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Городецкая О.М.

"Бывают женщины убоги..."

Бывают женщины убоги, черны, жирны, коротконоги, высокозады, криволицы, изогнут нос, как у орлицы, достанут губы потолок, как полный риса котелок, не волосы, а шерсти клок — какой в них прок! Их голоса земля боится, от смеха небо коченеет! Во что уродке не рядится — Всё не по ней! ..................................... Но встретишь Обитель Наростов на шее, царицею ставшею за добродетель — и нет уваженья — одно отвращенье, и в тёмном ущелье постыдно раздеть её. А если вдруг Пресную встретишь царицу — захочешь в монашестве бритым поститься. Лян Хуна, Сюй Чуна посконные жёны безвкуснее утренней жижицы пшённой. Как оборотни посреди превращенья — и черти от ужаса лапы прищемят, увидев их облик в проеме ворот. А спать с ними брезгует даже урод! И лишь нерадивая сорная похоть готова на всё, что валяется плохо, готова вдыхать даже уксусный дух — отжимки и отруби нищих старух, помои вливает в себя до отвала в бесплодном разврате  зловонных подвалов.

Источник: "Ода великой радости любовного соития Неба и Земли, тени и света", 2003"

"Девица с дрожью с содранной кожей..."

Девица с дрожью с содранной кожей кровавой капелью взнеможет. Мужняя дама с радостью тайной стыдливо податлива в талии. Та скажется спящей, иная моляще отверзнет безгрешья образчик. От страсти гневлива, от счастья пуглива, отвергнув, обнимет строптиво. Та встретит с отпором, лепечущим вздором, а та не прервёт уговором. Иным — шанс награды, иным — шанс беды. Соцветий наряды, соитья следы.

Источник: "Ода великой радости любовного соития Неба и Земли, тени и света", 2003"

"Иным, возлюбившим любовь..."

Иным, возлюбившим любовь, не нужен укромный альков, подстилки, кровати, подушки... От спёртого воздуха душно! В цветах, на траве, к смолистой коре прижавшись дыханьем сирени. У кромки стены укромные сны, земного тепла испаренья. Здесь не пастораль. Смешная мораль и благопристойность никчёмны. Друг в друге ничком им всё нипочём, Природой любви увлечённым.

Источник: "Ода великой радости любовного соития Неба и Земли, тени и света", 2003"

"Летний сад. Спрятан домик в нём..."

Летний сад. Спрятан домик в нём. В глубине гинекея днём зеленеют под белым огнём перья зимородка на шторах. Сеткой отсветов их затемнён красный полог под зыбким окном и бамбуковых стен волокно, — всё парит в бирюзовых узорах. А средь розовых лотосов в тине изумрудные длинные тени от высоких прибрежных ив. Там подсолнух пишет картины золотою пыльцой на гардинах, тянет лучики ввысь горделив. Меж теней в колыхании тело В безмятежном блаженстве кокетства. Провожая, смеются несмело, Улыбаясь, встречают —  и нет сна!

Источник: "Ода великой радости любовного соития Неба и Земли, тени и света", 2003"

"Меняется цвет её кожи, а голос..."

Меняется цвет её кожи, а голос вибрирует и обезвоженный чахнет, и волнами пересекаются волосы: с висков полумесяцы никнут к плечам. Два ласковых глаза подёрнуты росами ее восхитительного палача, четыре конечности виснут расбросаны... В наследный дворец  мчится сперма, сочась, втекает в затон киноварной пещеры. Вот выпал ослабший нефрита початок, Еще не прикрыто златое ущелье, трепещется сердцебиением частым. В них пневма и сила  распались на части. В них форма и дух  разобщились в час счастья.

Источник: "Ода великой радости любовного соития Неба и Земли, тени и света", 2003"

"Разбой, разор, волнение. Его всесильна власть..."

Разбой, разор, волнение. Его всесильна власть. Вдруг закричала пленница, как будто родилась. В ней словно крик зародыша и силы нет вдохнуть, и ароматом ландыша её исходит суть.

Источник: "Ода великой радости любовного соития Неба и Земли, тени и света", 2003"

"Щедро персик и слива для всех раскрывают возможности сердца..."

Щедро персик и слива для всех раскрывают возможности сердца. Как костяшки на счётах утех годовые четыре коленца. Отсчитают. И старость в труху изотрет силы света и тени, лишь бесплодную шелуху оставляя седому растенью. Но, забывшись в бессильи сердечном ещё можно усталою плотью отдохнуть друг в друге беспечно, и о семени не заботясь. В глубине гинекеев люди достигают тончайшей сути.

Источник: "Ода великой радости любовного соития Неба и Земли, тени и света", 2003"

Зима ("Зачем шальные чувства, скрывая, как позор...")

Зачем шальные чувства, скрывая, как позор, они к пичугам шустрым свой обращают взор? Зачем неразлучимы под стёганной периной, смеются без причины и плачут просто так? Зачем коптит лучина? О, молодость бесчинна! Лишь вопль петушиный её расцветный враг.

Источник: "Ода великой радости любовного соития Неба и Земли, тени и света", 2003"

Осень ("Еще по-прежнему белы циновки лета...")

Еще по-прежнему белы циновки лета. Еще по-прежнему ало плетенье пледа. Наполовину ли полно удушьем трав? И лотосово полотно — среди двора. Полнеба не заволокло —  сад ослеплен! Прощальный осени поклон — горящий клен. Скрывает медленный закат круг опахала, и занавесок облака благоуханны. Трепещет шейного платка парчово знамя — Коричных уточек лукав витой орнамент. Немолчна феникса строка в повторе лиры, и животворных сил река несет разливы. Такие дни нам для любви с налетом жалости. Как Чжо Вэнь-цзюнь, в степной пыли с певцом сбежала б ты.

Источник: "Ода великой радости любовного соития Неба и Земли, тени и света", 2003"

Бо Цзюйи (772-846)

Поэт времен династии Тан. Брат Бо Синцзяня и троюродный брат канцлера Бай Миньчжуна. Сравнивал себя с гением стихов (诗仙, пиньинь: shīxiān) или демоном стихов (诗魔, пиньинь: shīmó). Родился в городе Синьчжэн провинции Хэнань, жил в городе Тайюань провинции Шаньси. В ранние годы Бо Цзюйи активно занимался реформаторством, его заботила судьба простого народа. Он стал инициатором движения Новых юэфу, придерживался мнения, что поэтическое творчество не может быть оторвано от реальности, потому необходимо выбирать сюжеты из повседневной жизни, произведения должны отражать свою эпоху.

Его эссе характеризуются краткостью и особой остротой. Особенно преуспел в стихосложении в жанре ши. Этого поэта можно назвать одной из знаковых фигур в эпоху средней Тан. Произведения написаны доступным языком. Простота языка доходит до такой степени, что "даже старуха может понять" (老妪能解, пиньинь: lǎoyùnéngjiě).

Этот поэт стал одной из главных фигур китайского реализма вслед за Ду Фу. Несмотря на то, что до конца жизни Бо Цзюйи беспокоила судьба народа, неудачи на политическом поприще заставили поэта обратиться к "винным стихам". Данное обстоятельство отразилось и в его ироничном псевдониме "Пьяный господин, распевающий песни" (醉吟先生, пиньинь: zuìyínxiānsheng). Бо Цзюйи был особенно близок с поэтом Юань Чжэнем. Два литератора были единомышленниками в вопросах преобразования литературы. В конце жизни Бо Цзюйи сблизился с поэтом Лю Юйси и часто обменивался с ним стихами.

Произведения Бо Цзюйи существенно повлияли не только на все слои китайского общества, но и получили широкую известность в Японии, государстве Силла (нынешняя Корея) и т. д. Среди основных произведений можно отметить следующие: "Вечная печаль", "Певица", "Лютня", циклы "Циньские напевы" (秦中吟) и "Новые народные песни" (新乐府). Одной из важнейших эссеистических работ является "Письмо к Юань Чжэню" (与元九书), дающее программу "Движения за обновление поэзии".

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Один из крупнейших поэтов Китая. В юные годы осознал жизненное предназначение — отдать силы поэтическому творчеству и высокому государственному служению, целеустремленно и напряженно учился. Необходимость принципов древнего конфуцианства для управления страной утверждал в собрании 75 политических и философских заметок "Цэ линь" ("Лес заметок"), составленных в 806 им и его другом поэтом Юань Чжэнем (779-831). В 800 г. преуспел на государственном экзамене на звание цзиньши. В течение трех лет, начиная с 5-го месяца 808 г. был на посту цензора при дворе. В докладах императору выступал против усиления власти евнухов и своеволия крупных военачальников, осуждал неимоверные налоги, противился попыткам корыстных чиновников занять высокие должности. Видя углубляющийся кризис империи Тан (VII-Хвв.), осознал общественную потребность в поэзии, способной поднимать злободневные проблемы государственной жизни, и выступил одним из зачинателей "движения за новые народные песни юэфу". Он напоминал о важности обличительных стихов, предназначенных "выявлять и исправлять пороки века", подчеркивал, что опыт "Ши цзина" вдохновит на написание стихов, в которых будут порицание и поучение. По его убеждению, поэтика и строй народных песен дают лучшие возможности для художественного отклика на современные явления. При этом необходимо отойти от традиционных тем лирики-юэфу (вэньжэнь юэфу) и обратиться к новой проблематике, при написании стиха исходить из жизненных обстоятельств, реальных событий. Подобные стихи способны донести правду до императора и соотечественников. Главная цель новых юэфу — рассказ о положении народа, отражение его настроений, ибо бедствия населения свидетельствуют о неспособности императора действовать по "мандату Неба" (тянь мин) — и, значит, о приближающемся крахе государства. Важнейшая творческая установка — писать ясным и понятным языком, "не сочинять стихи ради изысканности слога". Эстетическая программа с наибольшим успехом была реализована в цикле из 50 семисловных стихов "Синь юэфу" ("Новые юэфу") и цикле из 10 пятисловных произведений "Цинь гэ" ("Циньские напевы"). Возмущавший поэта контраст между богатством знати и нищетой простого люда запечатлен во многих стихах ("В тонких одеждах на сытых конях", "Покупаем цветы", "Песни и пляски"). В китайской поэзии впервые так широко и правдиво был показан нелегкий труд крестьян, их горестное существование ("Я смотрю, как убирают пшеницу", "В жестокую стужу в деревне", "Дулинский старик"). Определяя тему стиха "Дракон черной пучины", поэт в подзаголовке прямо писал: "Против чиновников-лихоимцев". Он осуждал разорительные поборы с земледельцев ("Тяжелые налоги"), беззаконие дворцовых чинов ("Старый угольщик"). Бо Цзюйи протестовал против пагубных завоевательных походов и внутренних распрей. Подчас стих являлся монологом простого человека. Поэт следовал принципу: основой каждого обличительного стиха должна быть одна сюжетная ситуация. Объективное описание обычно завершалось строками, прямо выражающими авторскую позицию.

Семейные несчастья, длительный период изгнания обострили интерес поэта к буддизму; стихи передают размышления о бренности человеческого существования. В буддизме ему виделся путь к духовному совершенствованию, была близка чаньская идея самоценности зримых явлений окружающего мира. Бо Цзюйи удавалось передавать разнообразные психологические состояния, самые сокровенные мысли. Среди лирических стихов наибольшую известность приобрели искусные четверостишия. Бо Цзюйи довелось быть губернатором в городах Ханчжоу (современная провинция Чжэцзян) и Сучжоу (провинция Цзянсу), наставником наследника престола, находиться в ссылке, и всегда, невзирая на обстоятельства, для него был исполнен достоинства каждый из живущих в Поднебесной. В лиро-эпической поэме "Чан хэнь гэ" ("Вечная печаль") поведана история любви императора Сюань-цзуна (на троне 712-756) и красавицы Ян-гуйфэй, славится чувство, властное даже над владыкой Поднебесной. Поэма "Пипа син" ("Лютня") — о судьбе бывшей столичной певицы, чей рассказ заставил поэта заново ощутить свою долю ссыльного. Еще при жизни Бо Цзюйи его стихи стали широко известными в разных слоях населения, быстро обрели признание в Корее и Японии.

Источник: Синология.ру, автор Е. А. Серебряков

Перевод: Басманов М.И.

"Разные стихи"

"Ива" / "Зеленые ветви ивы" / "Янлючжи"

2. "Весенний ветер треплет ветви ив..."

Весенний ветер треплет ветви ив, Бесчисленное множество ветвей. Нежнее золота их мягкий блеск, И нитей шелковых они нежней. На запад от Юнфэня прохожу, Где сад заброшен всеми и забыт — За целый день не встретишь ни души... Кому же он теперь принадлежит?

Источник: "Жемчужная нить. Китайская классическая поэзия", 2008, стр. 21

"Хуафэйхуа" ("Цветок не цветок")

"Цветок не цветок..."

Цветок не цветок, Туман не туман, В полночь пришла, Исчезла с рассветом. Как сон весенний, пришла... И вдруг Легким облачком поутру Скрылась бесследно где-то. (Мелодия "Хуафэйхуа" — "Цветок не цветок")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004, стр. 26

"Ицзяннань" ("Воспоминания о Цзяннани")

1. "Так хороша, так хороша Цзяннань..."

Так хороша, Так хороша Цзяннань! Там каждый уголок Давно знаком мне. С восходом над рекой, Как в пламени, сады, Синее лань-травы Весною цвет воды... Как о Цзяннани Я могу не помнить! (мелодия "Ицзяннань — Воспоминания о Цзяннани") Примечания

Цзяннань — южный Китай, территория к югу от реки Янцзы.

Источник: "Жемчужная нить. Китайская классическая поэзия", 2008

2. "Я вспоминаю милую Цзяннань, особенно Ханчжоу..."

Я вспоминаю Милую Цзянаннь. Особенно Ханчжоу Вспоминаю. Там гуйхуа в плодах Близ храма под луной, Там из беседки Любовался я волной... Когда же снова Буду там, не знаю! (мелодия "Ицзяннань — Воспоминания о Цзяннани") Примечания

Ханчжоу — одна из столиц Древнего Китая. Расположенная на озере Сиху в окружении гор, славится живописным пейзажем и памятниками старины, художественными изделиями из шелка, производством высококачественного чая. Давняя репутация красивого процветающего города нашла отражение в крылатой фразе: "На небе — рай, на земле — Ханчжоу".

Гуйхуа — коричное дерево из семейства лавровых.

Источник: "Жемчужная нить. Китайская классическая поэзия", 2008

3. "Я вспоминаю милую Цзяннань, а Уские дворцы..."

Я вспоминаю Милую Цзяннань, А Уские дворцы — В душе навечно. Нежны там вина, Как бамбука лист весной, Там в танце девушки — Как лотос над волной... Их рано или поздно Вновь я встречу! (мелодия "Ицзяннань — Воспоминания о Цзяннани") Примечания

Уские дворцы — дворцы древнего княжества У.

Источник: "Жемчужная нить. Китайская классическая поэзия", 2008

"Чансянсы" ("Тоскую в разлуке")

1. "Воды Бяньшуй, воды Сишуй..."

Воды Бяньшуй, Воды Сишуй Все к Гуачжоу стремятся, Где переправа с седых времен, Где горы Ушань теснят небосклон И, грусть навевая, толпятся. Мыслей смятенье, Смятенье чувств, И так до тех пор, я знаю, Пока не ступлю на порог родной... На башне один стою под луной, Стою и вздыхаю. (мелодия "Чансянсы — Тоскую в разлуке") Примечания

Воды Бяньшуй, воды Сишуй... — поэт, уроженец Северо-Западного Китая, глядя на южный пейзаж, грустит по родным местам.

Гуачжоу — город на реке Янцзы.

Ушань — горы в южном Китае.

Источник: "Жемчужная нить. Китайская классическая поэзия", 2008, стр. 22

Перевод: Васильев Б.А.

"Поэмы"

Песнь о бесконечной тоске ("Ханьский властитель красавиц ценил, думал о той, что царства свергала...")

1 Ханьский властитель красавиц ценил, думал о той, что царства свергала, правя страной, годами искал он, но подобной не находил. 5 Девушка в доме Ян проживала, только-только взрослою стала; выросла в комнатах, скрытых от света, — люди не знали о девушке этой. Небо родило такою красивой, — 10 трудно было не стать ей счастливой! И, во дворец поутру призвана, стала служить государю она. Стоит взглянуть ей иль раз засмеяться, сотнями прелести тотчас, родятся, 15 и перед нею в шести дворцах краски красавиц сходят с лица. В пору весенней прохлады велел он в озере Пышности и чистоты ей омываться... И струи воды 20 теплых ключей заскользили по телу. Выйти прислужницы молодые ей помогают... бессильна, нежна... С этого времени стала впервые в милости у государя она. 25 Локоны — тучи, лицо — как цветок, над головой — золотые привески... И за мимозовой занавеской ночь за ночью проводит он с ней. Время весенних ночей коротко, 30 солнце на небе стоит высоко... С этой поры государь перестал рано сзывать министров в зал. В милость попав, за пирами служила и ни минуты свободной не знала: 35 с ним гуляла весной, веселилась, ночью ж одна ему угождала. В дальних дворцах три тысячи было лучших красавиц, но в эту весну эти три тысячи вдруг позабыл он, 40 перенеся всю любовь на одну. Ночью она, прическу устроив, нежно служит ему в покоях... В яшмовой башне окончив пиры, теплой весною пьянятся они... 45 Не было брата ее иль сестры, не награжденных уделом в те дни. Всем на зависть блеск и богатство вместе с нею в доме родятся. И оттого-то по всей Поднебесной 50 стало родителям всем известно: надо ценить из рожденных детей девочек больше, чем сыновей. Выси дворцов на отрогах Ли кровлями в синие тучи вошли; 55 "музыка духов" — ветром она всюду разносится, всюду слышна... Мерны мелодии, танцы легки, замерли струны и флейт бамбуки... Целыми днями он с нею, но все же, 60 как ни глядит, наглядеться не может. 2 Землю потряс, донесясь от Юйяна, грохот литавр и треск барабана. Страхом убита от этого клича "Песнь оперенных нарядов зарничных". 65 Близ девяти дворцовых ворот Пыль па дороге клубами встает: сотнями кони, повозки толпятся, на юго-запад бежать стремятся. Синих штандартов за рядом ряд, — 70 то волнуются, то стоят... Лишь от ворот городских отошли к западу на сто с чем-то ли шесть полков солдат, — ни на шаг, дальше итти не заставить никак. .............. 75 Гибкие бабочки-брови, увы, перед конем убиты, мертвы. Брошен на землю убор цветной, нет никого, кто бы поднял его. Пышный убор зимородковых перьев, 80 шпильки из золота, яшмовый гребень... Спрятав лицо, отъезжает он прочь: ей он ничем не в силах помочь. Но, обернувшись, увидел: в пыли, с кровью смешавшись, слезы текли... 85 Пыль подымая от желтого лёсса, ветер свистящий всюду разносит; под облаками мостки на утесах вьются вверх по горным склонам к замку, Мечей. Под Эмэйской горою 90 мало людей, проходящих тропою; кажется бледным и солнце порою; блеск потеряли флаги, знамена... Воды лазурны в Шуской реке, Шуские горы в синеющих бликах... 95 Каждое утро горюет владыка, каждый вечер проводит в тоске. В залах походных луну созерцает: вид ее — в душу рана... Услышит ночью, сквозь дождь, колокольца под крышей, — 100 звук их сердце ему разрывает... 3 Небо с Землей обернулись, и снова Поезд Дракона — в обратном пути. Только дошел до холмов, как, колеблясь, с этого места не может сойти. 105 Здесь под горою Конского гребня всюду одни лишь грязные лужи; яшмы-лица не видать дорогого, в месте смерти ее ненужной. Свита и он, друг на друга взирая, 110 платье в обильных слезах омывают, и на восток, к столичным вратам, путь возвращенья вверяют коням. Видит, вернувшись в Чан-ань, государь, что и пруды и сады — как встарь. 115 Все словно в прежние, старые дни: белый лотос в бассейне Тай И, гибкие ивы Вэйянских дворцов... Лотос белый — словно лицо, ивы похожи на брови ее... 120 Кто же от этого слез не прольет? В ночь, когда ветер летает весенний, персиков, слив раскрывая цветы; в день, когда капает дождик осенний и опадают у-дуна листы, 125 в западном замке в южном саду больше становится трав осенних: листья, опав, наполняют ступени; не выметают их красноту ... У музыкантов из "Сада Груш" 130 белые стали волосы-тушь; и в душистом Перцовом зале женщины тоже старыми стали. Вечером в комнатах лишь светляки всюду летают, и думы горьки... 135 Тускло свеча-сирота догорает; бывший властитель глаз не смыкает. Медленно-медленно, колокол бьет, долгую ночь начиная... И вот в небе ночном, готовом светать, 140 звезды, Река кончают мерцать. Утки в резьбе черепиц холодеют; иней блестящий на них тяжелеет... Под одеялом холодным кто же будет с владыкой делить это ложе? 145 Он, живущий, с мертвой в разлуке... Скоро уж год бесконечной муки, но ни разу ее душа в сон императора не вошла. 4 Гость из Линь-яна, даосский мудрец 150 школы Хун-ду... Он — чародей; духом своим низводить умеет души тех, чьей жизни конец. Был он тронут тем, что властитель должен в бессонные ночи страдать, 155 и по приказу начал целитель всюду усердно духом искать. Резал пустоты; эфир запрягая, словно молния быстро бежал; в землю входя, к небу вздымаясь, 160 душу умершей всюду искал. Там, наверху, обыскав небосклон, к Желтым истокам спускается он; но и вверху и внизу под землей он в пустоте не видит ее. 165 Вдруг до него доходит весть: горы бессмертных на море есть, — между пустот, в лазурной дали, в дымке туманной они залегли. Башни, дворцы прозрачны, светлы; 170 пять облаков благовещих встают, и посреди, грациозны, нежны, в множестве девы-духи живут. Есть одна меж тенями тень, та, что носит имя Тай Чжэнь: 175 кожа — как снег, лицо — цветок, плавны движенья, как у осок. Близ галлерей золотого дворца в двери из яшмы маг постучал, и известить о приходе гонца 180 девам-прислужницам он приказал. Слыша, что, прибыл с земли и ждет ханьского сына небес посланец, тотчас в шатре девяти красот дух ее встрепенулся во сне. 185 Платье придерживая рукой, с ложа, шатаясь, она встает; ширма и полог жемчужный в покоях, взвившись, открыли ей проход. Локоны-тучи свисают вкось; 190 только-только от сна пробудилась; даже убор не поправив, к гостю в зал торопливо она спустилась. Ветер в бессмертное платье дует, кружит, вздымает его рукава; 195 кажется, будто снова танцует "Танец зарничных нарядов" она. Яшма-лицо у нее в омертвеньи, слезным потокам предела нет, словно на ветке грушевый цвет, 200 что наполнен дождем весенним. Чувства тая, с устремленным взглядом благодарит повелителя трона: письмам и лицам их разлученным служит туманная даль преградой. 205 Ныне! в дворце, в Чжаоянском зале, милость, любовь давно прервались; здесь, на Пын-лае, в райских чертогах, дни и месяцы тянутся долго. Голову вниз опустив к Чан-аню, 210 смотрит она на мир людей, но не видать столицы в тумане: только туман и виден ей. В милых вещах, взятых с собою, выразить чувство глубокое хочет: 215 шпильку из золота, ящик резной с магом послать собирается тотчас. Шпильки кусок себе оставляет, и от шкатулки крышку рвет; желтое золото шпильки ломает 220 и от шкатулки часть берет. "Дать государю прошу я весть, что — и резьбы и золота, тверже сердце мое!.. Средь людей иль здесь в небе, — но с ним мы свидимся все же. 225 Перед разлукой, меня уверяя, вновь говорил о любви он своей. В этих словах есть клятва, о ней два лишь сердца наши знают. В месяц седьмой и день седьмой 230 в залах Чаншэнских был он со мной; в полночь ту не было больше людей, слышавших звуки наших речей. Вместе на небе хотели мы с ним парой крылатых птиц летать. 235 Мы на земле хотели стать парою веток с корнем одним". Небо с Землей долговечны, но все же — время придет, и погибнут тоже... Жалоба ж эта длинна-длинна, 240 и никогда не прервется она. Примечания

строка 1. Ханьский властитель — т. е. Мин-хуан или Сюань-цзуи (713-756), император династии Тан. Называя его государем древней династии Хань (206 до н. э. — 220 н. э.), поэт тем самым переводит всю фабулу в область фантазии, маскируя истинное происшествие своей эпохи.

строка 2. Ли Янь-нянь — любимец ханьского императора Уди (140-86 до н. э.), спел ему однажды песнь, в которой говорилось:

На севере есть красавица, одна, единственная исключительно. Взглянет раз — и повергает города, взглянет другой — и низвергает царства. Разве не знаем мы о низверженных городах и царствах! Да, но красавицу такую вряд ли вновь найдем.

Император, узнав, что Ли Янь-нянь поет ему о своей сестре, взял ее себе в наложницы, и вскоре, прозванная за свое искусство танца "Летающей ласточкой", она сделалась его любимой фавориткой.

строка 5. Фамилия Ян, из которой вышла воспеваемая в этой поэме красавица Тай Чжэнь. Поэт опускает подробности: император взял ее не из ее дома, а из гарема своего сына.

строка 18. Озеро во дворце Пышности и чистоты, с теплыми ключами — находилась на горе Ли, близ древней танской столицы Чан-аня. Дворец этот был построен Сюань-цзуном в шестой год периода Небесной драгоценности, т. е. в 748 году.

строка 53. Юйян — местность в окрестностях современного Бэйпина. В ней вспыхнуло восстание, руководимое князем Ань Лу-шанем.

строка 61. На отрогах Ли — см. предыдущее примечание.

строка 64. "Песнь оперенных нарядов зарничных" — стихи, будто бы сочиненные магом и волшебником Е Фа-шанем, который услышал их мелодию в Лунных дворцах во время своего чудесного скитания по небесам.

строка 68. на юго-запад бежать стремятся... — т.е. в нынешнюю провинцию Сычуань, как это сделал ранее, в эпоху Троецарствия, Лю-бэй, законный наследник династии Хань, спасавший фамильный трон.

строка 72. Ли — мера длины — около полуверсты.

строка 89. Замок Мечей — неприступный дворец на утесе в Сычуани.

строка 89. Горы Эмэй — в Сычуани расположены одна против другой в форме бровей, почему они и получили такое название.

строка 93. Шу — ныне провинция Сычуань.

строка 102. Дракон — эмблема императора. Разумеется поворот счастья в сторону императора, убийство Ань Лу-шаня, подавление мятежа и возможность для императора возвратиться в столицу.

строка 105. Холмы Конского гребня (Ма-вэй) — расположены недалеко от Чан-аня, столицы в эпоху Тан.

строка 113. Чан-ань — столица династии Тан.

строка 116. Тай И — Величайшая роса — название пруда в дворцовых садах.

строка 117. Вэй-ян — название дворца.

строка 124. У-дун — род акации.

строка 129. "Сад Груш" — знаменитая музыкальная академия, основанная Сюань-цзуном.

строка 131. Перцовый зал — название гинекеев.

строка 136. Бывший властитель — т.е. Сюань-цзун, после усмирения восстания отказавшийся от трона в пользу своего сына и ушедший на покой.

строка 140. Река — Млечный Путь.

строка 141. Утки — т. е. изображение в качестве коньков на кровле пары уток юань-ян, символа супружеской верности.

строка 149. Линь-ян — название уезда в Сычуани.

строка 149. Даос — последователь мистического учения Лаоцзы и особенно его преемников, разрабатывавших магию-учение, имевшее в то время большее влияние.

строка 150. Хун-ду — школа, основанная в 178 году.

строка 162. Желтые истоки — название подземного истока, ставшее впоследствии аллегорическим названием могилы.

строка 170. Пять облаков — серого, белого, красного, черного и желтого цветов, на основании которых можно делать предсказания.

строка 174. Тай Чжонь — Великая святая — прозвище любимой наложницы Сюань-цзуна, воспеваемой в этой поэме. Это — имя одной из дочерей легендарной царицы Сивалжу.

строка 205. Чжао-ян — Сверкающее солнце — название одного из зал во дворце.

строка 207. Пын-лай — легендарная гора бессмертия, рай блаженных духов на островах Южного моря.

строка 230. Чан-шэн — зал Долгой жизни во дворце Пышности и чистоты.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 113

"Четверостишия"

Белые цапли ("Люди, сорок лет прожив на свете...")

Люди, сорок лет прожив на свете, Не совсем стареют, увядают. У меня ж от грусти многолетней Волосы, белея, ниспадают. Почему ж у пары цапель белых, Что на берегу реки стоят, С головы, хоть сердце не скорбело, Тоже нити белые висят?

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959, стр. 336

В императорском саду осенью ночую. Переложение. ("Ветер кружится, врываясь в мой шатер золототканый...")

Ветер кружится, врываясь в мой шатер золототканый... Дождь осенний проникает и подушку холодит. Я лежу в дворце Китая одиноко на диване, и мигает, и мигает за спиной огонь свечи.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 102

В осенний дождь (Посвящаю Юань Цзю) ("Я не в силах видеть красные листы на земле, среди лазурных мхов...")

Я не в силах видеть красные листы на земле, среди лазурных мхов, а к, тому же дождь вечерний с высоты и холодных шум ветров. Потому не удивляйся, милый мой, что про скорбь осенних дум пою... Я ведь старше по сравнению с тобой: проседь кроет голову мою.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 132

В северном павильоне одиноко ночую ("Уныла, безмолвна постель у стены...")

Уныла, безмолвна постель у стены, За флёром мерцает огонь фонаря... Уж полночь. Проснулся среди тишины. Мне кажется: в келье монашеской я.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 107

В сильную жару в келье учителя Хэн-цзи ("Все — в безумии от жара, все — спасаясь, убегают...")

Все — в безумии от жара, все — спасаясь, убегают... Только созерцатель старый в келье подвиг продолжает. Неужели мало зноя здесь, в монашеской ограде? Только тот, чей дух в покое, телом в истинной прохладе.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 105

В уезде ("Прекратились совершенно из родного дома вести...")

Прекратились совершенно из родного дома вести, и ползет без перемены время в этом горном месте. Город с почтой далеко ли от меня... Увы, не знаю... и перед крыльцом с тоскою красный плод "ли-чжи" срываю.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 132

В Чанъани беспечно живу ("Бамбук под ветром... В дымке сосны...")

Бамбук под ветром... В дымке сосны... Весь день закрыта моя дверь. Я, как в горах извивно-лёссных, живу отшельником теперь. Но знаю, всякий осуждает мое чанъаньское житье за дни, когда я лишь мечтаю, за сердце праздное мое.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 103

Весна в Чанъане ("У "Врат лазурных" ветви ивы опять бессильны и нежны...")

У "Врат лазурных" ветви ивы Опять бессильны и нежны... Восточный ветер прихотливый Разносит желтые цветы. Вино здесь слабо... Хоть пьянею, Нетрудно мигом отрезветь. Глаза ж полны тоской весенней... Ее не в силах одолеть.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959, стр. 335

Вечерний Цзян ("Расстилает дорогу из бликов огня заходящее солнце на глади речной...")

Расстилает дорогу из бликов огня заходящее солнце на глади речной... Полреки — как лазурь отошедшего дня, половина ж красна, словно луч огневой. Как люблю третий день я девятой луны, в час вечерний, когда посреди тишины, словно жемчуг, роса загорается вдруг, и на небе луна — как изогнутый лук.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 136

Вспоминаю Юань Цзю ("Цзянлинская дорога так безбрежна...")

Цзянлинская дорога так безбрежна... Далек ты бесконечно, милый друг. Тоскую о тебе душою нежной, и вспомнилось при этом вдруг: недавно я нашел в моих тетрадях стихи. Они, храня друзей обет, записаны наполовину ради воспоминаний о тебе.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 108

Вэйайский храм ("Играя мелкими камнями подолгу у ручья сижу...")

Играя мелкими камнями подолгу у ручья сижу и одиноко прихожу я к храму Будды за цветами. Повсюду — птичий разговор И песнь ручьев, бегущих с гор.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 102

Деревенская ночь ("Пожелтевшая трава заиндевела, и кузнечики стрекочут и поют...")

Пожелтевшая трава заиндевела, и кузнечики стрекочут и поют. В деревнях, на юг и север, опустело, и не виден проходящий люд. Выхожу я за ворота одиноко; и смотрю на пустыри и на поля... В лунном отблеске гречихи цвет высокой, словно снег, лежит вокруг меня.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 135

Жду — не приходит ("С чистой, светлой чашей, со свечею красной долго поджидаю друга моего...")

С чистой, светлой чашей, со свечею красной долго поджидаю друга моего... Выйду за ворота... и опять напрасно... Небо хочет брезжить где-то далеко. Уж луна заходит, побледнели звезды, и летят сороки, покидая гнезда, ивы из тумана вычертились вдруг... Так и не пришел ты, долгожданный друг...

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 132

Живу беспечно (В позднюю осень) ("Не провожаю, не встречаю... В глуши ворота глубоки...")

Не провожаю, не встречаю... В глуши ворота глубоки... Сижу без дел, не наряжаюсь... а в сердце — тайных дум ростки... Осенний двор не выметаю и с палкою в руке бреду... по золотым листам гуляю, опавшим вниз с деревьев "у".

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 134

Жилище возле озера. Перевод. ("За окном моей хижины безбрежно раскинулись воды...")

За окном моей хижины безбрежно раскинулись воды. Сиротливо луна в этот час выплывает-плывет. Обезьяньи крики Из ущелья во тьме раздаются — их печальные отзвуки в дом ко мне ветер несет.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 106

Жилище возле озера. Подражание. ("Ночь! По бархату небес, мерцая, сиротливая плывет луна...")

Ночь! По бархату небес, мерцая, сиротливая плывет луна над зубцами гор, от края и до края, и, речную гладь потока озаряя, стережет мою тоску она. За окном моим светлеют воды, уходя в серебряную даль, и реки извилистой хрусталь убегает незаметно, словно годы... И ушей моих в ту ночь достиг вместе с ветром нежным, мимолетным обезьян бродячих долгий крик... Был он страшен, и уныл, и дик, и нарушил мой покой дремотный.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 106

За городом брожу ("Скорбь иль радость, почесть иль бесчестье...")

Скорбь иль радость, почесть иль бесчестье чувств моих не трогают. Я знаю: их другие пусть себе желают во дворце или на людном месте. Я ж ищу, один, красот осенних — на восток, за город, уезжаю и по воле лошади блуждаю средь равнины Белого Оленя.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 106

Зимний ночлег ("Ночь длинна и темна. В зимний месяц один...")

Ночь длинна и темна. В зимний месяц один за три тысячи ли, на чужой стороне, заболев, на подушке лежу в темноте... Мой ночлег — сиротлив, и постель холодит.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 107

Лютня ("На стол изогнутый я лютню положил...")

На стол изогнутый я лютню положил, но прикоснуться к струнам не имею сил. Так почему взволнована моя душа? Чу! Слышу, как звенит мелодия дрожа... Сама поет от ветра лютня все звучней, и, чувства затаив, прислушиваюсь к ней.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 107

Лютня певицы ("Ее лицо — цветок и локоны — как тучи...")

(В доме Цюй Ци) Ее лицо — цветок и локоны — как тучи, На башне яшмовой она сидит. Тринадцать струн тоскою сердце мучат У старого чиновника в груди. Прошу вас, друг, скажите ей: пусть перестанет Играть свою мелодию она, Не то совсем от скорби белой станет Цзянчжоуского старца голова1. Примечания

1 Цзянчжоуского старца голова — т.е. голова самого поэта.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959, стр. 336

Лютня певицы (В доме Цуй Ци) ("Ее лицо — цветок, и локоны — как тучи...")

Ее лицо — цветок, и локоны — как тучи, на башне Яшмовой она сидит. Тринадцать струн тоскою сердце мучат у старого чиновника в груди. Прошу вас, друг, скажите ей, — пусть перестанет играть свою мелодию она, не то совсем от скорби белой станет цзян-чжоуского старца голова.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 130

Моей Цзе-чжи ("Любовь и радость где же?..")

Любовь и радость где же?.. Исчезли, как мечты... Печаль и слезы — свежи, но тоже лишь пусты... Сегодня нам приснились одни и те же сны: Ведь десять лет прожили с тобою вместе мы. Комментарий И. Смирнова

Цзе-чжи — вероятно, подруга поэта: Чэнь Цзе-чжи.

Примечания Редакции

Данная редакция стиха, несмотря на идентичность всего текста с ранее опубликованным на сайте "Китайская поэзия" текстом из сборника "Восток, 1935" (*), помещена в связи с уточненным здесь названием стиха, в котором в сборнике "Восток, 1935" имя "Цзе-чжи" было отнесено к мужчине.

На это указывал в своих комментариях А. Кобзев (*), но почему-то квалифицировал этот казус как профессиональную ошибку переводчика ("...приписал их мужчине..."). Однако, налицо явный недосмотр редактора сборника "Восток, 1935", потому что иначе придется принять, что Б. Васильев посвятил текст своего перевода однополой любви. Вряд ли можно допустить такую дерзость на фоне принятой 7 марта 1934 года статьи Уголовного кодекса за мужеложство.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 92

Моему Цзе Чжи ("Любовь и радость где же?.. Исчезли, как мечты...")

Любовь и радость где же?.. Исчезли, как мечты... Печаль и слезы — свежи, но тоже лишь пусты... Сегодня нам приснились одни и те же сны... Ведь десять лет прожили с тобою вместе мы. Примечания Редакции

См. примечания Редакции *

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 134

Мой ответ ("Не удивляйся, что теперь я пить вина совсем не мог...")

Не удивляйся, что теперь я пить вина совсем не мог; я начал было, но, поверь, потом мочил в слезах платок. Кто угадал бы, что не раз безумно чаши пил до дна и превратился вдруг сейчас в того, кто плачет от вина...

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 108

На улице Небесных врат ("Растаял снег; в горах Чжуннань опять желанная весна...")

Растаял снег; в горах Чжуннань опять желанная весна. Цвет бирюзовых гор — далек, а здесь, в столице, пыль красна. На императорском пути не счесть повозок и коней... Я обернулся и смотрю: Там горы... только без людей. Комментарий И. Смирнова

Улица Небесных врат (Тяньмэньцзе) — в танской столице Чанъань.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 108

На Цюй-цзяне вспоминаю Юань Цзю ("Вновь весна, праздник дружбы беспечной, но не в силах гулять я без вас...")

Вновь весна, праздник дружбы беспечной, но не в силах гулять я без вас... В одиночестве радость, конечно, уменьшается в несколько раз. И среди абрикосов, тоскуя, в это утро к тому же, увы... всех гуляющих встретил в саду я, но меж ними не встретились вы...

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 130

Над городом ("— Тун-тун... То барабаны бьют...")

— Тун-тун... То барабаны бьют; над городом их слышен рокот... И днем и вечером я тут сижу на службе одиноко. С тобой мы вместе не гуляли... Ленясь, ко мне не вышел друг, а ведь уже совсем опали цветы за городом вокруг...

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 133

Ночлег в монастыре Дуньлинсы ("В окно, закрытое бумагой, чуть проникает тусклый свет...")

В окно, закрытое бумагой, чуть проникает тусклый свет, и пламени под пеплом слабый в жаровне у монаха след. Я изнурен, ищу приюта, и храм Дунлинь — вот мой ночлег... Пускай же злится ветер лютый и в тьме ночной взметает снег.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 107

Ночная стража ("Трижды пропело дворцовое било...")

Трижды пропело дворцовое било: знаю, что полночь уже наступила. Веяньем ветра, холодной луной полны сосна и бамбук вековой. Этой порою сидят, затворившись, в полном безмолвии двое притихших там, где деревья тень ночи таят... Это лишь Цянь — милый друг мой — да я!

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 103

Ночной причал среди затона ("Поднявшись тайком к плотине, там стоит один...")

Поднявшись тайком к плотине, там стоит один... и снова водный ветер, ночь сурова, в воздухе кружится иней. Обернувшись, смотрит он: лодка спрятана в затон, и среди цветов осок чуть мигает огонек.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 131

Ночной снег ("Не удивляюсь, что кровать с подушкой стали холодны...")

Не удивляюсь, что кровать С подушкой стали холодны, Я вижу, что окно опять В покрове зимней белизны. В глубокий поздний мой ночлег Я знаю — пал тяжелый снег... И временами слышу звук: Под снегом ломится бамбук.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959, стр. 335

Ночую в доме Ян ("Братья Ян давно уже заснули, опьянев...")

Братья Ян давно уже заснули, опьянев, — лишь мне не нужен сон. Платье взяв, покинув павильон, вниз спускаюсь... Ночь тиха в июле. И без слов стою среди двора... Лишь луна цветов ползучих тени поднимает выше по ступеням от глубокой ночи до утра.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 135

Ночь в "Доме бамбуков" ("У кабинета, возле окон, десятки сотен бамбуков...")

У кабинета, возле окон, десятки сотен бамбуков... Стоит лампада одиноко, в жаровне пламя — глубоко. Но здесь, за пологом из тюля, кто будет спать со мной впотьмах?.. Даос, готовящий пилюлю, и созерцающий монах.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 133

Ночью ожидаю гостя — не приходит ("Брызжет дождь, и вьется ветер, старый полог мой обмок...")

Брызжет дождь, и вьется ветер, старый полог мой обмок... В соснах — мрак, бамбук же светел, в фонаре огонь — глубок. Не придет ко мне мой спутник, раз погода холодна. И стоит поодаль лютни чарка, полная вина.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 136

Ожидание ("Склонившись на узорчатое ложе, она печально вечером сидит...")

Склонившись на узорчатое ложе, она печально вечером сидит: небрежен пояс алый у груди, и волосы ее небрежны тоже. Уж кончилась в далеком Ляояне весна... И близок, близок встречи миг. Но нет вестей... И вновь в ночном тумане из-за цветов пылает солнца лик.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 105

Отвечаю на дружеский вопрос ("Как яшма, юноши лицо, оно ушло не без тоски...")

Как яшма, юноши лицо, оно ушло не без тоски, и вот теперь, в конце концов, как иней — белые виски. Но не тревожься, милый друг, что постарел я телом вдруг: еще старее, чем оно, мне сердце скорбное дано.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 107

Павильон к западу от озерка ("Лучом заката, светом зорким деревья и балкон полны...")

Лучом заката, светом зорким деревья и балкон полны. И золотистый диск луны упал в осеннее озёрко. И вновь мне помнится она, та ночь, когда в Цяньтанском крае над башней западной, мерцая, вставала светлая луна.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 104

Поздней осенью ("В глуши мое жилище скрыто...")

В глуши мое жилище скрыто, не слышен в нем приезжих шум... Полуодетый и забытый рощу бутоны тайных дум. Осенний двор не выметаю и с палкою в руке бреду, по золоту листвы гуляю, опавшей с дерева в саду.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 105

Приснилось, что вместе с покойным другом Лю Тай-бо гуляем в храме Чжан-цзин ("За много-много верст-преград один в Цзян-чжоу сплю...")

За много-много верст-преград один в Цзян-чжоу сплю. Пятнадцать лет тому назад оплакан милый Лю. Вчера приснился в час ночной опять Чжан-цзинский храм... С душой умершей дух живой Гуляли вместе там.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 136

Прохожу перед домом Лю Тридцать Второго ("Возвратился Лю иль нет? Нет его перед глазами...")

Возвратился Лю иль нет? Нет его перед глазами. Но уже на ветках цвет дважды цвел пред воротами. Я с утра грустил о нем, проходя мимо ограды, там, где друга первый дом, в переулке, возле сада.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 103

Пусть я стар... ("Не грущу, что на полянах прекратился блеск весенний...")

Не грущу, что на полянах Прекратился блеск весенний, Даже пусть, хотя и рано. На дворе косые тени... Лик мой темен, с тусклым взглядом, Снега в волосах не счесть... Старику уже не надо Ничего к тому, что есть.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959, стр. 334

Ранняя весна ("Растаял снег, лед вскрылся тоже...")

Растаял снег, лед вскрылся тоже под дуновеньем теплых дней, но растопить весна не может лишь иней бороды моей.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 105

Снежная ночь ("Ночь... Один сижу у южного окна...")

(Сижу в деревне) Ночь... Один сижу у южного окна... Вьется ветер и, кружа, взметает снег... Там, в деревне спят... И всюду тишина... Только здесь не спит печальный человек. За спиной трещит оплывшая свеча, Я один...И в сердце вновь закралась грусть. В хлопьях снега стонет, жалобно крича, Заблудившийся, отсталый дикий гусь.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959, стр. 336

Снова в Абрикосовом саду ("Помню я, как мы с тобою ароматною порою вместе пили средь цветов...")

Помню я, как мы с тобою ароматною порою вместе пили средь цветов... И теперь, о том тоскуя, место прежнее ищу я... Сколько минуло годов!.. Дни весенние промчались, и плодами завязались снежно-белые цветы... Чувств печальных я не скрою... Кто разделит их со мною?.. Милый друг мой, где же ты? Комментарий И. Смирнова

Абрикосовый сад (Синъюань) — название одного из парков в Чанъани; находился на юг< столицы; любимое место прогулок только что сдавших государственные экзамены.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 104

Спрошу Янь-цюна ("Раньше пели песни люди, равен был напев их — чувству...")

Раньше пели песни люди, равен был напев их — чувству. Но теперь их песня будет только нотное искусство. Рассказать тебе стараюсь, но слова мои как струны... Так уж лучше попытаюсь расспросить о том Янь-цюна.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 103

У озерного павильона ("Красные ворота наглухо закрыты...")

Красные ворота наглухо закрыты, и весенний пруд наполнился водой; ею тростники высокие залиты, опадают розы там, где брег крутой. Кто ж хозяин леса, берегов весенних? Место здесь прекрасно — кто владеет им? Мало посещает он свои владенья: я, гуляя часто, не встречался с ним.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 108

Храм в Хуа-яне (Весенние строки). ("Здесь принцесса на флейте играла, но исчезла за птицей "хуан"...)

Здесь принцесса на флейте играла, но исчезла за птицей "хуан", и бессмертным оставила залам только имя свое — Хуа-ян. Я — грущу... а цветы — опадают... Где укрыться от этой тоски?.. У наложниц, что зал выметают, поседев, серебрятся виски.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 134

Цветы персика при спуске к югу от селения Гуй ("Сколько персиков, посмотри, расцвело от поселка на юге...")

Сколько персиков, посмотри, Расцвело от поселка на юге! Сколько дум душа таит в приходящем сюда на досуге! Солнце снизилось и зашло... В ветре носится красноцвет... К чему вас столько расцвело? Ведь ценящих цветение — нет!

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 102

Цветы персика у храма Да-линь ("В четвертый месяц прекратился цветочный аромат густой...")

В четвертый месяц прекратился цветочный аромат густой, лишь в горном храме распустился обильно персик голубой. Всегда грустил весной, не зная, где разыскать твои цветы... Не думал, что, войдя сюда, я увижу, где раскрылся ты.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 132

Читаю в лодке стихи Юань Цзю ("Перед свечей я свиток развернул твоих стихов...")

Перед свечей я свиток развернул твоих стихов, мой друг, и их читаю... Зарницы луч на небе не блеснул, светильник гаснет, и стихи кончаю. Г'лаза устали, пламя потушил, но все еще сижу один во мраке... И, сидя, слышал этой ночью взмахи: то встречный ветер в борт волною бил.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 135

Спасаясь от жары в "Ароматных горах"

Спасаясь от жары в "Ароматных горах". Первое. ("Потоков шум в шестой луне, как ливень яростный, жестокий...")

Потоков шум в шестой луне, как ливень яростный, жестокий... за башней горною, высокой, в буддийской келье слышен мне. Ночь глубока... я не заснул, стою, склонясь на балюстраду... Заполнил уши водный гул, лицо ж мое полно прохлады.

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935, стр. 130

"Вернулся в город. Семь четверостиший."

4. Цветы в доме Лю ("Вновь у дома Лю стена разукрасилась цветами...")

Вновь у дома Лю стена разукрасилась цветами, и опять пред воротами в травах — пышная весна. Всюду, всюду дух скорбит, но тоскою не сравнится тот, кто мало чувств таит, с тем, в ком много их таится.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 106

"Двенадцать экспромтов, которые сочинил, провожая Юаня Девятого в Дунчуань"

12. Цветы груши ("Призадумалось дерево груши моей, что растет на речном берегу одиноко...")

Призадумалось дерево груши моей, что растет на речном берегу одиноко. Думы эти о белой листве средь ветвей умертвить тебя могут тоскою глубокой. Словно дерево то — молодая вдова в белом траурном платье из шелка простого, и трепещут на свежем ветру рукава и накидка из флёра, почти голубого.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 104

"Двенадцать экспромтов, которые сочинил, провожая Юаня Девятого в Дунчуань"

"Хелиция"

Хелиция. Первое из двух. Цветы горного кизила ("Десять тысяч зеленеющих цепей там, где Шуского ущелья вход...")

Десять тысяч зеленеющих цепей там, где Шуского ущелья вход. На верху одной горы — огня красней — одиноко дерево растет. Уж весны конец. Родной я вспомнил сад, но еще вернуться не могу... Я один... И только красный листопад понимает о тебе тоску.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 104

7. Флейта на реке ("Средь реки на флейте кто играет в тихом сумраке ночном?...")

Средь реки на флейте кто играет в тихом сумраке ночном? В каждом звуке сердце вспоминает о весне в саду моем. В это время всякий пожалеет, что белеет седина... А ведь я к тому еще имею много скорби, мало сна.

Источник: "Восток-Запад 2003-2004", стр. 103

Перевод: Ключников Ю.М.

"В горах мне бывает теплей и уютней..."

В горах мне бывает теплей и уютней, ложимся на спины со спутницей-лютней. И кажется, ветер притронется к струнам и струны напевом откликнутся юным.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 362

Халат ("Я пошил себе осенью белый халат...")

Я пошил себе осенью Белый халат. Холст — как войлок, А вата легка, словно пух. Я одежде такой, Разумеется, рад. Мой наряд согревает И тело и дух. Я ношу его днём, Укрываюсь им в ночь. Но однажды подумал: "Уж если ты муж Благородный, То должен соседу помочь, А не тешить себя, Мандарина к тому ж. Как бы мне раздобыть Ткани тысячи ли И одежды пошить Гору до облаков, Чтобы в тёплый халат Облачиться могли Десять тысяч раздетых Простых бедняков.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 369

"Разные стихи"

Орхидея ("Орхидеи весной посадил я зелёный росток...")

Орхидеи весной Посадил я зелёный росток. Знал — без тени нет света, Добра — без присутствия зла. На глазах у меня Распустился прелестный цветок, Рядом с ним незаметно Дурная полынь проросла. Я душе говорю: Улыбайся, трудись и не злись, Но глаза без улыбки На эту картину глядят — Ещё слабые корни С травою так прочно срослись, Что, похоже, никак По отдельности жить не хотят. Мне бы вырыть бурьян — Я цветок опасаюсь задеть, Поливаю его — Опасаюсь полынь укрепить. Временами приходится В думах бесплодных сидеть Перед тем, как водой Орхидею в саду окропить. Друг старинный, Живущий в деревне мудрец Дай совет Бо Цзюйи: Как ему поступить, наконец?!

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 367

Я стыжусь перед Родиной ("Снова я посетил дорогие мне с детства края...")

Снова я посетил Дорогие мне с детства края. Здесь на крышах домов Повисает халатами снег. Замерзает в горах Кипарисов густая хвоя, С холодами сражается Насмерть один человек. В этой малой деревне, Где голоден каждый и бос, Все спасаются тем, Что зимою репейники жгут. И хотя, словно меч, Здесь бывает отточен мороз, Кипариса не рубят — В деревне его берегут. Я приезжий чиновник Для этих несчастных людей. В моём доме тепло, Сочиняю о родине стих. И стыжусь откровенно Своих стихотворных затей. Почему я счастливей Своих земляков и родных?

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 368

"Цзилэши"

"Не знаю, куда мне деться..."

Не знаю, куда мне деться От прожитых лет и бессилья. Зима вырастает из сердца, Словно у бабочки крылья.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 366

"Четверостишия"

"Весна повсюду над зимой смеётся..."

Весна повсюду над зимой смеётся, Растаял снег в полях и на песках. Лишь растопить его не удаётся На убелённых временем висках.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 364

"Окно на юг — сижу к свече спиною..."

Окно на юг — сижу к свече спиною, Уйти в раздумья и в стихи нельзя. Тоска сжимает грудь мою, Виною — Призывы одинокого гуся.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 365

"Подушку свою обнимая весь день..."

Подушку свою обнимая весь день, С утра и до ночи лежу. Меня одолела жестокая лень, Поэтому лёжа пишу.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 366

"Расцвёл в саду любимый персик мой..."

Расцвёл в саду любимый персик мой, Как знак к установившейся погоде. Я горевал, что был забыт весной. И, наконец, она меня находит.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 363

Жалею цветы ("На сад опустилось видением светлым весенних цветов покрывало...")

На сад опустилось видением светлым Весенних цветов покрывало. Потом неожиданным северным ветром Цветы на ветвях посрывало. Все иволги грустно о том прокричали И с садом надолго расстались. Но тонкие отзвуки птичьей печали На голых деревьях остались.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 364

Навещаю друга Чжэна ("Узнал я, что ты из столицы исчез, устал от служебных забот...")

Узнал я, что ты из столицы исчез, Устал от служебных забот. Дела поменял на бамбуковый лес, А также на горный восход. Тебе я не стал бы мешать никогда Нуждой или просьбой какой. Непрошеным гостем явился сюда Без слов разделить твой покой.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 365

Основа всех основ ("Всю ночь сижу я у окна при молодой луне...")

Всю ночь сижу я у окна При молодой луне. Она безмолвия полна И нежных чувств во мне... Молчание, по Лао-цзы, — Основа всех основ. Мудрец вложил Его азы В стихи "Пять тысяч слов".

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 362

Получил письмо от друга ("Пришла пора — в глазах темно...")

Пришла пора — в глазах темно, В душевной жизни — тоже. Лекарства кончились давно, Червяк печали гложет... Но получил письмо твоё И только вскрыл печати, Как прояснилось бытиё И все мои печали.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018, стр. 363

Перевод: Кобзев А.И., Орлова Н.А.

Вспоминаю Юаня Девятого ("Путь до Цзянлина труден и далёк...")

Путь до Цзянлина труден и далёк, Вдали о нашей как узнать кручине? В строках последних половина строк — Стихи-раздумья о тебе отныне.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 660

"Четверостишия"

("Разлучены давно с тобой и, встретившись сейчас, поражены...")

Разлучены давно с тобой и, встретившись сейчас, Поражены — неужто сон обоих враз настиг! И пусть настал теперь для нас веселья добрый час, Отставим чарки — и опять исчезнет счастья миг. Примечания переводчика

"Встретил старого друга" ("Фэн цзю" 逢舊) — ранее, в 815 г. (десятом году Юань-хэ), Бо Цзюй-и написал четверостишие с таким же названием, которое кончается строкой, напоминающей начало данного стихотворения: "В младые годы разлучились, а встретились постарев". Следовательно, одно является своеобразным продолжением другого. В современном комментарии отмечено, что по смыслу первое четверостишие должно было быть обращено к женщине, с которой у поэта в юности была романтическая связь. К лицу какого пола обращено второе четверостишие из него самого неясно, хотя Л.З. Эйдлин его однозначно трактовал как типичную для Китая "поэтизацию мужской дружбы". Если это верно, то вместе четверостишия образуют пару типа инь-ян.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 707

Белый древовидный пион ("Людей не влечёт к безыскусным белёсым цветам...")

Людей не влечёт к безыскусным белёсым цветам, Но именем красен своим древовидный пион: В восточном дворце лишь наставником значится Бо, А люди его причисляют к придворным чинам. Примечания переводчика

Древовидный пион (Paeonia suffruticosa Andr.) — содержит в своём китайском наименовании му-дань 牡丹 иероглиф дань 丹 — "красная краска, киноварь", поэтому буквальное прочтение названия стихотворения звучит как оксюморон.

Первые две строки построены на противопоставлении белого и красного цветов: иероглиф бай/бо 白 начинает первую строку, а дань 丹 заканчивает вторую, поэтому, не составляя параллелизм в строгом смысле слова, их выделенные позиции образуют контроверзу.

Восточный дворец (дун-гун 東宮) — резиденция наследника престола, в штат наставников (цзань-шань 赞善) которого входил Бо Цзюй-и.

Две последние строки можно рассматривать как противопоставление того, что происходит в восточном дворце, и того, что об этом думают люди: Бо-Белый служит там, но не является настоящим придворным сановником (что думают люди), как не делает имя му-дань белые пионы красными.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 666

Благодарный ответ его превосходительству начальнику придворной канцелярии, удивляющемуся в присланном стихе "В снегу", почему мы с Мэн-дэ не приходим его навестить ("Снежинки, как перья гусиные, вихрем взлетели...")

Снежинки, как перья гусиные, вихрем взлетели, Плащи на пуху журавлином гуляки надели. Ликуют учащийся Цзоу и Мэй-старина — К Лян-вану отправиться только команда нужна. Примечания переводчика

Его превосходительство начальник Пэй (Пэй лин-гун 裴令公) — почтительное наименование начальника придворной канцелярии, или главы департамента центральных документов (чжун-шу-лин 中書令), Пэй Ду.

Плащ на пуху журавлином (хэ-чан 鶴氅) — плащ из журавлиных перьев, белая накидка с пуховой подкладкой, т.е. одеяние, напоминающее облик пернатых небожителей — бессмертных сяней 仙.

Учащийся Цзоу (Цзоу-шэн 鄒生) — Цзоу Ян 鄒陽 (ок. 206 — ок. 129 до н.э.), литератор, уроженец государства Ци 齊 эпохи Западной Хань. Л.З. Эйдлин неверно транскрибировал его фамилию как Чжоу.

Мэй-старина (Мэй-соу 枚叟) — Мэй Чэн 枚乘 (? — ок. 140 до н.э.), литератор эпохи Западной Хань, писавший в жанрах цы и фу.

Лян-ван 梁王 (? — ок. 144 г. до н.э.) — Лянский князь, правитель удела Лян, который с большим почётом принимал у себя Мэй Чэна и Цзоу Яна. Лян-ваном Бо Цзюй-и почтительно называет сановника Пэй Ду, стариной Мэем — своего друга поэта Лю Юй-си, а учащимся Цзоу с положенным по этикету самоуничижением — себя.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 730

Болея, получил от Фаня письмо, написанное большими иероглифами ("Селенье глухое, жилище косое, в постели лежу уже год...")

Селенье глухое, жилище косое,  в постели лежу уже год, Безмолвье вокруг — о больном человеке  справляться никто не идёт. Лишь Фань из Восточной столицы — Лояна  сегодня письмо мне прислал, Учтивой поддержкой и добрым участьем  в недуге меня поддержал! Примечания

Фань — Фань Цзун-ши 樊宗師 по имени-цзы Шао-шу 紹述, родом из Наньяна (ныне Хэнань), в третий год периода Юань-хэ (808 г.) получил должность придворного историографа (чжу-цзо цзо-лан 著作佐郎).

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 664

Брожу в одиночестве (""Канона Жёлтого двора" скандирую листы...")

"Канона Жёлтого двора" скандирую листы, Зелёного бамбука трость играючи несу, Попутчики — младой бамбук, вечерние цветы, И люди не нужны совсем, чтобы гулять в лесу. Примечания

"Канон Жёлтого двора" ("Хуан-тин цзин" 黃庭經) — даосский канонический трактат по психофизиологической "внутренней алхимии" (нэй дань 内丹), написанный в стихах по семь иероглифов в строке, что соответствует возможной длине строки в четверостишии цзюэ-цзюй.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 681

В болезни подношу южному соседу просьбу о вине ("Ноет зуб и болит голова, третьи сутки лежу напролёт...")

Ноет зуб и болит голова,  третьи сутки лежу напролёт. Над микстурой колдует жена,  у служанки забот полон рот. Нынче утром, лишь голову подняв,  задаю первым делом вопрос: "Может, южный сосед так заботлив,  что вина для леченья принёс?"

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 733

В буддийском храме Счастливого Предзнаменования вижу автограф вице-министра Цяня ("Облако с ливнем уже как три года в разлуке...")

Облако с ливнем уже как три года в разлуке, Ветер с волной разминулись на тысячи ли. Осенью некуда деться от мертвенной скуки, Доброго друга увидев автограф в пути. Примечания переводчика

Вице-министр Цянь — Цянь Хуй 錢徽 (755-829), высокопоставленный сановник, ранее упомянутый в четверостишии 814 г. "Получил от придворного секретаря Цяня письмо с вопросом о болезни глаз".

Облако с ливнем (юнь-юй 雲雨) — за биномом "облако/ тучка и дождь" в китайской культуре закрепилась устойчивая эротическая коннотация. В примечании к четверостишию Л.З. Эйдлин указал: "...в данном случае — символ тесной дружбы", хотя в более подробном комментарии в кандидатской диссертации отметил, что Бо Цзюй-и должен был быть известен эротический смысл выражения.

Буддийский храм Счастливого предзнаменования (Цзи-сянсы 吉祥寺) — находился на территории уезда Чжунсян 鍾祥 в провинции Хубэй, то есть на полпути между Чанъанью и Ханчжоу.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 679

В Хунчжоу встречаю Сюн Жу-дэна ("Во двориках Цзинъани средь магнолий...")

Во двориках Цзинъани средь магнолий Вульгарны пьяный смех и ор стихов. Не спрашивай же, сколько было горя, — Взгляни на седину моих усов! Примечания

Хунчжоу 洪州 — древнее название городского округа Наньчан провинции Цзянси. В некоторых текстах заглавие четверостишия начинается иероглифами 江州 (Цзянчжоу), а не 洪州 (Хунчжоу), что комментаторы обычно считают ошибкой.

Сюн Жу-дэн 熊孺登 — уроженец Чжунлина (ныне уезд Цзинь-сянь провинции Цзянси), чиновник, учёный, получивший степень цзинь-ши в период Юань-хэ (806-820), и поэт, друг Бо Цзюй-и и Лю Юй-си.

Цзинъань 靖安 — квартал в Чанъани, где проживал Юань Чжэнь (см. "Башня доброй вести" *).

Магнолия 辛夷 — магнолия лилиецветная (Magnolia liliflora Desr.).

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 674

Весенняя строфа ("Комната девы темна — тень от цветов и листвы...")

Комната девы темна —  тень от цветов и листвы. Две меж бровей пролегли  грустных морщинки весной. Клонится на парапет,  и попугай за спиной. Думой какою полна —  не повернёт головы?

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 695

Вместе с центральным секретарём Лю тоскую по певичке из Ао ("Нет, не один ты тоскуешь, и я вместе тоскую с тобой...")

Нет, не один ты тоскуешь, и я  вместе тоскую с тобой. Западный ветер и северный снег  южный убили цветок. Нет, не известно, куда светлый дух  лунной вернётся порой, На Островке Попугая в каком  доме найдёт он покой? Примечания переводчика

Центральный секретарь Лю (Лю лан-чжун 劉郎中) — Лю Юй-си.

Ао (Э) 鄂 — провинция Хубэй, родина умершей спутницы Лю Юй-си.

Островок Попугая (Ин-у чжоу 鸚鵡洲) — маленький остров на реке Янцзы в юго-западной части уезда Учан провинции Хубэй, давший также заглавие стихотворению Ли Бо "Островок Попугая" ("Ин-у чжоу" 鸚鵡洲). Такое название он получил потому, что на нём поэт и сановник Ми Хэн 祢衡 (173-198) написал "Оду о попугае" ("Ин-у фу" 鹦鹉赋).

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 693

Воспитанница театральной школы грушевого сада ("В сединах и заплаканы глаза, про школу Ли-юань ведёт рассказ...")

В сединах и заплаканы глаза,  про школу Ли-юань ведёт рассказ. Назад полвека счастье снизошло  там постигать актрисы ремесло. Но никому сегодня дела нет  до Хуа-цина тех минувших лет. Гора горит багряною листвой —  засыпан вход в прославленный покой. Примечания

Театральная школа Грушевого сада (Ли-юань 梨園) — организованная при дворе императора Сюань-цзуна 玄宗 (правил в 712-756) в 714 г. школа песенно-музыкального и театрального искусства, названная по имени грушевого сада, в котором располагалась. В ней обучалось несколько сот женщин, именовавшихся лиюаньскими актрисами, и её название стало образным обозначением театра.

Хуа-цин 華清 (буквально "Совершенная чистота") — основанный на тёплых термальных источниках горы Лишань 骊山 в провинции Шэньси, примерно в 25 км от Чанъани, сооружённый при Тай-цзуне 太宗 (правил в 626-649) в 644 г. и получивший своё название Хуа-цин-гун 華清宫 при Сюань-цзуне в 747 г., императорский дворец, который стал необитаем после рекордных по кровопролитию мятежей середины VIII в., начатых восстанием Ань Лушаня в 755 г.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 676

Вспоминаю Хуй-шу ("Брожу по горам и по водам плыву со свитком стихов под рукой...")

Брожу по горам и по водам плыву  со свитком стихов под рукой, Гляжу на луну и цветы нахожу,  в стакан наливаю вино. Все думы о том, чтобы шесть этих дел  нам делать совместно с тобой. Когда же в Лоян ты вернёшься опять?  Я весь в ожиданье давно. Примечания переводчика

Хуй-шу 晦叔 — имя-цзы Цуй Сюань-ляна 崔玄亮, учёного (цзинь-ши, 795 г.) и сановника, бывшего разъездным цензором (цзянь-ча юй-ши 監察御史) и свитским цензором (чжуань-ши юй-ши 轉侍 御史), а в период Да-хэ занимавшего должность начальника округа Хучжоу 湖州.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 711

Дамба Вэй-вана ("Мёрзнут цветы, не спешат расцветать, тягостно птицам свистеть...")

Мёрзнут цветы, не спешат расцветать, тягостно птицам свистеть, Праздно плетусь — лень коня подгонять, стало уже вечереть. Место какое до встречи весны чувства во мне пробудит? Дамба Вэй-вана, где никнут без сил ветви плакучих ракит. Примечания

Дамба Вэй-вана (Вэй-ван-ди 魏王堤) — достопримечательность Лояна, сооружённая на Озере Вэй-вана (Вэй-ван-чи 魏王池) вторым танским императором Ли Ши-минем 李世民 (Тай-цзун 太宗, правил в 627-649) и дарованная своему сыну Ли Таю 李泰 (620-653), имевшему титул Вэй-вана (Вэйского принца), от которого произошли названия озера и дамбы.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 701

Дочь соседа ("В пятнадцать лет небесных фей изящнее она...")

В пятнадцать лет небесных фей изящнее она — Как лотос на сухой земле и белым днём луна. Где на досуге говорить учила попугая? Пред ложем тканым, где лазурь кисейного окна. Примечания переводчика

Луна — в оригинале названа именем Хэн-э 姮娥, то есть красавицы Чан-э 嫦娥, жены легендарного стрелка Хоу И 后羿, сбившего своими стрелами девять воронов-солнц и предотвратившего гибель всего живого. Выкрав у него эликсир бессмертия, подаренный Владычицей Запада (Си-ван-му), выпив его и став невесомой, она улетела на Луну, где поселилась во дворце как богиня Луны.

Согласно авторитетным специалистам, стихотворение было написано между одиннадцатым годом Юань-хэ (816 г.) и вторым годом Чан-цин (822 г.), однако, учитывая комментарий Л.З. Эйдлина в диссертации, что в имени Хэн-э иероглиф хэн был табуирован из-за омонимии с собственным именем Ли Хэн 李恆 танского императора Му-цзуна 穆宗, занимавшего престол с 820 по 824 г., можно предположить, что оно появилось не раньше 820 г.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 675

Еще пишу четверостишье ("Состарившись годам вослед, страстей не нахожу...")

Состарившись годам вослед, страстей не нахожу, И лишь пришествие весны ещё манит меня. Вдали увижу двор в цветах — и сразу же вхожу, Неважно, беден иль богат, чужие иль родня. Примечания переводчика

Л.З. Эйдлин почему-то отказался от перевода названия четверостишия и дал ему собственное, исходя из его содержания, — "Навещаю весну". Учитывая такие значения иероглифов юй 欲 ("страсти"), чунь 春 ("весна"), хуа 花 ("цветы"), жу 入 ("входить"), как "чувственное желание, вожделение", "любовь, похоть", "красотки, гетеры" и "совершить половой акт" соответственно, следует отметить явную эротичность стихотворения.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 730

За Сюе Тая скорблю по его умершей жене ("Как фирмианы сохнущий ствол, старость меня одолели и боль...")

Как фирмианы сохнущий ствол,  старость меня одолели и боль. Мысль о подземных ранит ключах,  в сердце рождая трепет и страх. Поздно в ночи возвратившись домой,  за руку сына привёл я с собой, Спальня пуста, только месяца свет,  больше на свете её уже нет. Примечания переводчика

Сюэ Тай 薛台 — неустановленный персонаж.

Подземные ключи (重泉 чун-цюань) — царство мёртвых, обозначаемое также как "девять источников", "девять ключей" (цзю-цюань), поскольку разделено на девять миров, или "жёлтые источники/ключи" (хуан-цюань).

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 652

Зимней ночью слышу цикад ("В треске цикад и раздумьях зимой больше, чем осенью, муки...")

В треске цикад и раздумьях зимой  больше, чем осенью, муки. Горя не знавший и тот, услыхав,  вмиг занедужит тоской. Я уж старик и без боли могу  слушать унылые звуки, Юноше слушать не надо — они  посеребрят сединой. Примечания переводчика

В диссертации (Эйдлин Л.З. Четверостишия Бо Цзюй-и, кн. 4, л. 371, № 110) дан комментарий: "Построено стихотворение по классическому принципу: в первой строке поэт говорит о горечи дум от треска цикады, во второй — о людях, слушающих этот треск, в третьей переходит к себе. Четвёртая, заключающая строка служит наставлением" (кн. 4, л. 372).

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 668

Зимним днем под вечер возвращаюсь домой по Пинцюаньской дороге ("Трудно по горной дороге бреду я, солнце садится легко...")

Трудно по горной дороге бреду я,  солнце садится легко, Шумных ворон средь заснеженных крон  дымное примет село. Если я к ночи домой не поспею —  не велико горе в том, Кубка горячих коль три одолею —  это и будет мне дом!

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 727

Ичжоу ("Старею, так чем мне развеять старения грусть?...")

Старею, так чем мне развеять старения грусть? И вот Сяо-юй обучаю напеву Ичжоу. Да только не долго его буду слушать, боюсь, Смогу ль доучить — голова уже стала седою! Примечания переводчика

Ичжоу 伊州 — название мелодии из одноимённой провинции Ичжоу 伊州 эпохи Тан в нынешнем Синьцзяне, ранее называвшейся Куньу.

Сяо-юй 小玉 — буквально "Маленький нефрит", — имя дочери последнего, покончившего жизнь самоубийством, правителя царства У 吴, У-вана Фу-чая 吴王夫差 (ок. 528-473 до н.э., правил с 495 до н.э.), и обозначение спутницы бессмертного небожителя сяня 仙 или просто служанки, в переводе Л.З. Эйдлина верно отнесённое к лицу женского пола, но никак не объяснённое.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 689

Лотосовый пруд буддийского храма Лун-чан ("Холодны, зелены воды осенью ранней...")

Холодны, зелены воды осенью ранней, И опавшего лотоса жухнет листва. Никогда не имел я так мало желаний, Как во храме Лун-чан на краю у пруда. Примечания

Чжунчжоу 忠州 — входившая в уезд Линьцзян 臨江 часть современной городской территории Чунцина.

Буддийский храм Лун-чан (Лун-чан-сы 龍昌寺 — Храм Драконьего процветания или Гармонии и процветания) — находился в Линьцзяне и был переименован в Храм Порядка и равновесия (Чжи-пин-сы 治平寺).

Холодны, зелены (лэн би 冷碧), опавший (цань-хун 殘紅) — в параллельных выражениях вторые иероглифы означают цвета: зелёно-голубой (более близкий к зелёному, чем к голубому) и красный, хотя бином цань-хун означает также "опавшие цветы".

Мало (ляо-ло 寥落) — "редкий, малочисленный", где ляо — "пустой, безмолвный", ло — "стихать, сокращаться", а их сочетание, возможно, подразумевает, что желания и намерения стихли (на это косвенно указывает место действия — храм), уступив место медитативному состоянию и душевному успокоению.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 675

Лоянская весна ("На тропинках Лояна в разгаре весна...")

На тропинках Лояна в разгаре весна, Двадцать лет отделили "теперь" от "тогда". Отыскать не дано только пыл юных лет Среди тысячи прежних знакомых примет.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 701

На озере собрания достойных отвечаю на вопрос главы дворцового совета ("Смеркалось, хозяин собрался отбыть в ночной караул во дворец...")

Смеркалось, хозяин собрался отбыть  в ночной караул во дворец И гостя спросил: "Много ль проку бродить  туда и сюда наконец?" "Есть в озере, к счастью, луны-одиночки  бесцельно блистающий круг, Прошу одолжить его гостю для ночки  беспечных блужданий, мой друг!" Примечания переводчика

Глава Дворцового совета (ши-чжун 侍中) — буквально "центральный служитель", придворная должность в эпоху Тан.

Стихотворение обращено к занимавшему её сановнику Пэй Ду 裴度 (765-839), по имени-цзы Чжун-ли 中立, уроженцу Хэдуна 河东 в центральной части Китая на восточном берегу Хуанхэ (нынешний уезд Вэньси 闻喜 провинции Шаньси), имевшему учёную степень цзинь-ши (789 г.) и бывшему не только выдающимся государственным деятелем, но и видным литератором.

Озеро Собрания достойных (Цзи-сянь чи 集賢池) — озеро в одноимённой усадьбе Пэй Ду в Лояне.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 721

На пиру у его превосходительства начальника Пэя прощально подношу Мэн-дэ ("Уже в летах и при чинах, но срок расстаться нам...")

Уже в летах и при чинах,  но срок расстаться нам. Назначен в даль — пришла печаль:  увидимся едва ли. Растаял снег, и пуст стакан,  уже встаёт Лян-ван, Для Цзоу с Мэем времена  разъехаться настали. Примечания переводчика

Его превосходительство начальник Пэй (Пэй лин-гун 裴令公) — почтительное наименование начальника придворной канцелярии, или главы департамента центральных документов (чжун-шу-лин 中書令), Пэй Ду.

Цзоу (Цзоу-шэн 鄒生) — Цзоу Ян 鄒陽 (ок. 206 — ок. 129 до н.э.), литератор, уроженец государства Ци 齊 эпохи Западной Хань. Л.З. Эйдлин неверно транскрибировал его фамилию как Чжоу.

Мэй (Мэй-соу 枚叟) — Мэй Чэн 枚乘 (? — ок. 140 до н.э.), литератор эпохи Западной Хань, писавший в жанрах цы и фу.

Лян-ван 梁王 (? — ок. 144 г. до н.э.) — Лянский князь, правитель удела Лян, который с большим почётом принимал у себя Мэй Чэна и Цзоу Яна. Лян-ваном Бо Цзюй-и почтительно называет сановника Пэй Ду, стариной Мэем — своего друга поэта Лю Юй-си, а учащимся Цзоу с положенным по этикету самоуничижением — себя.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 731

На холме Долгой Радости, провожая путников, сложил мучительные строки ("Идущие путники с юга на север разделены бесконечным путём...")

Идущие путники с юга на север  разделены бесконечным путём, Текущие воды с востока на запад  совмещены государевым рвом. Весь день перед этим холмом простою я —  как ненавистна разлука! Обманное прозвище Долгая радость,  верное — Долгая мука! Примечания переводчика

Государев ров (юй-гоу 御溝) — императорский канал, по которому с гор Чжуннаньшань 终南山, находящихся восточнее столицы, вода поступала в Чанъань.

Холм Долгой радости (Чанлэпо 長樂坡) — западный берег реки Чаньшуй 滻水, находящийся в одиннадцати ли (примерно 6 км) на северо-восток от города. Позднее в стихотворении "Хун-тэн чжан" ("Ротанговая трость" *), созданном в десятом году Юань-хэ (815 г.), опальный Бо Цзюй-и уже опишет, как он сам переходит эту реку, прощаясь с родными и близкими.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 662

Ночь праздника холодной пищи ("Ни луны, ни свечи — это пищи холодной вновь ночь...")

Ни луны, ни свечи —  это пищи холодной вновь ночь. В непроглядной ночи  я один средь уснувших цветов. И пугаюсь сейчас,  этот год посчитав средь годов: Будет сорок как раз  по прошествии года точь-в-точь. Примечания переводчика

Праздник холодной пищи — холодная пища (хань-ши 寒食) употребляется в праздник, приходящийся на канун сезона Цин-мин 清明 (Ясные дни) по китайскому сельскохозяйственному календарю. В этот день запрещено разводить огонь. В 810 г. праздник пришёлся на начало второй декады апреля по западному календарю.

Бо Цзюй-и считал свой возраст, как было принято в Китае, не от рождения, а от зачатия. Через десять лет, в 820 г., он написал второе четверостишие с таким же названием, где назвал себя "49-летним стариком".

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 660

Ночью пишу в буддийском храме Нефритового родника ("Наткнусь на приезжих — усердно болтают, как к горам и водам любовь велика...")

Наткнусь на приезжих — усердно болтают,  как к горам и водам любовь велика. Увижу буддийских монахов — вещают,  как люто не любят тщету-суету. Однако средь сосен близ озера края  у храма Нефритового родника Ночующих я, здесь весь год пребывая,  приметить никак не могу. Примечания переводчика

Буддийский храм Нефритового родника (Юй-юань-сы 玉泉寺) — был расположен на одноимённой горе Юйцюань в Хэнани неподалёку от Лояна. Китайские комментаторы, включая Ван Ли-мина 汪 立名 (1679-?), считают ошибочной его идентификацию с храмом в Ханчжоу, которую, в частности, принял Л.З. Эйдлин.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 705

Ночью сижу в челне ("Виды прибрежные после дождя и чисты, и ясны...")

Виды прибрежные после дождя и чисты, и ясны, А у моста свежий воздух несёт ветерок. Два журавля перелётных и мой одинокий челнок Встретились ночью глубокой при свете луны.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 702

Ожидавшийся гость-завсегдатай не прибыл ("Ветер бушует, дождь поливает, занавес полон заплат...")

Ветер бушует, дождь поливает,  занавес полон заплат. Меркнут бамбуки, сосны темнеют,  тускнет огонь фонаря. Гость-завсегдатай не посещает —  видно, забыл про меня. Лютня и чаша с вином одиноко  друг против друга лежат. Примечания

Гость-завсегдатай (су-кэ 宿客) — это, судя по ответным стихам, поэт Сюй Нин 徐凝 (792?-853?), который в то время находился в Лояне и активно общался с Бо Цзюй-и. Из принадлежащих ему 105 стихов, 96 — пяти- и семииероглифные цзюэ-цзюй. Л.З. Эйдлин, исходя из второго смысла бинома су-кэ — "останавливающийся на ночлег путешественник", неточно перевёл его как "ночной гость" в заглавии и в третьем стихе: "Гость мой ко мне ночевать не приходит, // Стужи и мрака боится", — где, с одной стороны, "приходом ночевать" породил эротическую двусмысленность, а с другой стороны, "подозрение" (сянь 嫌) хозяина в субъективной причине — эмоциональном "охлаждении" (冷落 лэн-ло) превратил в "боязнь" гостя, вызванную объективными обстоятельствами — "стужей и мраком" (кроме того, последнему никак не соответствует "опадание" 落 ло).

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 704

Окно на озеро ("Вечером прячется в озере лотоса цвет...")

Вечером прячется в озере лотоса цвет, Осенью вглубь устремился бамбук у окна. Нет никого, кто составит компанию мне, Только лишь лютня лежит предо мною одна. Примечания

В.М. Алексеев в рукописной рецензии 1950 г. (л. 9, 10) на сборник четверостиший Бо Цзюй-и 1949 г. отметил два расхождения с оригиналом в переводе Л.З. Эйдлиным "Окна на озеро" (池窗 «Чи-чуан»): 1) «На стр. 118 образ не тот и дословное "мысли бамбука глубоки" не даёт права на перевод "угрюмо темнеет бамбук" (я бы перевёл: "всё глубже мечтает бамбук")" и 2) "Как это "лотос теряет свой запах", когда "над озером вечер"? (стр. 118). Известно, что бывает как раз наоборот, и ляпсус объясняется односторонним пониманием фан как запах: это слово в поэзии чаще значит, вообще, красоту цветка, и, затем, слово се не значит "терять", а "уходить, прощаться", так что весь стих я перевёл бы скорее так: "Пруд вечереет... Скрывается лотос чудесный"". Во втором издании 1951 г. переводчик восстановил соответствующий замечанию рецензента свой диссертационный перевод "Глубоко раздумье бамбука" сочетания чжу и шэнь 竹意深 (скорее означающего "бамбук стремится в глубину", т.е. прекращает рост, что естественнее для растения и сезона, представленного началом этой строки: чуан цю 窗秋 — "за окнами осень"), а также исправил свой равноценный предложенному рецензентом перевод сочетания лянь фан се 莲芳谢 (в более вероятном понимании: "лотос ароматно увядает") на "И спрятал красу свою лотос".

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 706

Осенние цикады ("Те-те да те-те — во тьме за окном...")

Те-те да те-те — во тьме за окном. Я-я да я-я — в бурьяне густом. Осенние дни — жены скорбный дух. Дождливая ночь — печальника слух. Примечания

Четверостишие ассоциируется с песней "Цикады в траве" ("Цао чун" 草蟲) из раздела "Шао нань" ("Песни-нани [царства] Шао") "Канона стихов" (I, II, 3), которая начинается строчкой: "Стрекотанье/ Я-я — цикады в траве, прыг да прыг — кузнечики" (Яо-яо цао чун, ти-ти фу-чжун 喓喓草蟲、趯趯阜螽). Далее там говорится о "тоскующем сердце" (ю синь 憂心) девушки, которая долго не видела своего возлюбленного.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 661

От имени жасмина — "Приветствующего весну цветка" приглашение центральному секретарю Лю ("Я счастлив, что рядом с сосной и бамбуком посажен...")

Я счастлив, что рядом с сосной и бамбуком посажен, Как с персиком, так и со сливой цвету в разный срок, И в парк абрикосов пойти не мешаю вам даже... Пока нет цветов — загляните ко мне на чуток. Примечания

Центральный секретарь Лю (Лю лан-чжун 劉郎中) — Лю Юй-си 劉禹錫 (772—842), Лю Двадцать восьмой по имени-цзы Мэн-дэ 夢得, родом из Лояна, литератор, философ, учёный (цзинь-ши, 793 г.), сановник, в частности обладавший должностью "центрального секретаря" (лан-чжун); близкий Бо Цзюй-и друг и поэт (их стихи иногда путали). При Сянь-цзуне был сослан в Цзиннань, по возвращении в Чанъань за сатирические стихи о правительстве снова сослан в Ланчжоу на должность секретаря главы округа (цы-ши 刺 史). При Му-цзуне в 821 г. стал главой округа Куйчжоу. При Вэнь-цзуне в 828 г. призван в Лоян на должность главы отдела в приёмном приказе (чжу-кэ-бу 主客部), с 831 г. назначался префектом Сучжоу, Жучжоу и Тунчжоу. В 836 г. по состоянию здоровья вышел в отставку и вернулся в родной город, где прожил до конца жизни.

Приветствующий весну цветок (ин-чунь-хуа 迎春花) — жасмин голоцветковый (Jasminum nudiflorum Lindl.).

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 686

Ответ придворному подателю дел Яню ("Улетавшего феникса в тот самый миг тайно девица Ин оседлала...")

На четверостишие про весть о цветах с нефритовыми бутонами, осенивших в странствии бессмертного небожителя Улетавшего феникса в тот самый миг  тайно девица Ин оседлала, И в пещере укрывшись на тайный ночлег,  красной веткою яшмы играла. Только вот не от певчих пичуг,  что весной обо всём норовят щебетать, Сановитый бессмертный у девы самой  смог легко обо всём разузнать. Примечания переводчика

Податель дел Янь (Янь цзи-ши 嚴給事) — поэт и сановник Янь Сю-фу 嚴休復 (ум. 830 г.) по имени-цзы Сюань-си 玄锡. Во втором году Да-хэ (828 г.) был назначен на почётную и ответственную придворную должность подателя дел (цзи-ши, или цзи-ши-чжун 给事 中 — срединного подателя дел), которая требовала "постоянно находиться слева и справа от императора, т.е. в непосредственной близости, под рукой, на случай необходимости".

Цветы с нефритовыми бутонами (юй-жуй хуа 玉蘂花) — в переносном значении "цветы бессмертных, амброзия", популярный в эпоху Тан поэтический символ, идентифицируемый с разными растениями, в частности с сандаловым деревом (Santalumalbum L.). Согласно "Большому китайско-русскому словарю", это баррингтония кистевидная (Barringtonia racemosa Blume) — невысокое вечнозелёное растение до 15 м, у которого цветки белые или бледно-розовые собраны в кисти, как будто подвешены на длинных (до 60 см) нитях, опадают к утру. В данном случае имеются в виду "цветы с нефритовыми бутонами" в даосском храме Тан-чан-гуань 唐昌观 в Чанъани, которые по преданию, были посажены пятой дочерью танского императора Сюань-цзуна, давшей своё имя самому храму.

В составленном сановником и учёным (цзинь-ши, 877 г.) Кан Пянем 康骈 сборнике удивительных историй "Цзюй-тань лу" 剧谈 录 ("Записи непринуждённых бесед", 895 г., цз. 2) содержится рассказ о странствующей юной небожительнице, которую к храму Тан-чан-гуань привлёк густой аромат "цветов с нефритовыми бутонам", и сообщение, что на этот сюжет "Весть об истинном человеке, спустившемся в Сад нефритовых бутонов" ("Вэнь юй-жуй юань чжэнь-жэнь цзян" 聞玉蘂院真人降) написали стихи Янь Сю-фу, Юань Чжэнь, Лю Юй-си и Бо Цзюй-и. Действительно, так озаглавленную пару четверостиший создал Янь Сю-фу, а указанные поэты, включая Бо Цзюй-и, написали в ответ свои четверостишия.

Девица Ин (Ин-нюй 瀛女), дева Ин — дочь правителя царства Цинь 秦 периода Чунь-цю (Вёсны и осени) Му-гуна (659—621 до н.э.), носившая имя Нун-юй 弄玉, буквально "Играющая нефритом", и фамилию Ин по матери. Её имя вошло во фразеологизм чэн-юй нун-юй ту-сян 弄玉偷香 — буквально "играть нефритом/яшмой, красть ароматы", что означает "вступить в половую связь с женщиной". Образ девы Ин, связанный с тремя главными ассоциациями: присущими ей чудесными способностями (умела петь как феникс и летать на фениксе), обретением ею бессмертия и эротическими отношениями с мужем Сяо-ши, был весьма популярен у танских поэтов.

Сановитый (цин со 青琐) — буквально "сине-зелёный вьющийся узор", — резной декор на дверях и окнах императорского дворца или, метонимически, императорский дворец, придворный, сановник.

Бессмертный (сянь-лан 仙郎) — буквально "бессмертный молодец-небожитель", имеет несколько значений: помощник заведующего департаментом в эпоху Тан, то же, что и гуань-вай-лан 员外郎 — сверхштатный помощник; бессмертный юноша (отрок); молодой и красивый мужчина (любовник). Сянь 仙 — даосский бессмертный небожитель; восемь бессмертных (ба сянь 八仙) — популярнейший сюжет в китайской культуре. Под сановитым бессмертным, видимо, подразумевается состоявший при дворе податель дел Янь Сю-фу.

Ветка красной яшмы (цюн чжи 瓊枝) — "ветвь красного нефрита/ красной яшмы", "цветущая ветвь нефритового/ яшмового дерева", цюн 瓊 — "красная яшма, алый нефрит". Этот же иероглиф выступает эпитетом прекрасного (цюн 瓊) талантливого юноши Сяо-ши, который умел подражать пению фениксов и которому Му-гун отдал в жёны свою дочь, деву Ин. По легенде, её он тоже научил подражать пению фениксов, они соорудили площадку, куда их приманивали и где, не питаясь земной пищей, занимались даосской практикой продления жизни и обессмерчивания, после чего улетели на небо, она на фениксе, а он — на драконе, став бессмертными. Сочетание цюн чжи 瓊枝 встречается в поэме Цюй Юаня 屈原 (ок. 340-278 до н.э.) "Ли сао" 離騷 ("Скорбь отлучённого"), откуда, скорее всего, и было позаимствовано Бо Цзюй-и:

溘吾遊此春宮兮,折瓊枝以繼佩 及榮華之未落兮,相下女之可詒

В поэтическом изложении А. Ахматовой:

Приблизился внезапно я к Чуньгуну, Бессмертья ветвь сорвал я для венка. Сойду на землю, чтоб цветок прекрасный, Пока он свеж, любимой подарить.

Эти строки можно перевести и так:

Добравшись до Весеннего дворца, Я красной яшмы ветку обломил и, к чреслам приторочив, Покуда не опал чудесный цвет, Спустился вниз, чтоб деве передать.

Бином чунь-гун 春宫, буквально значащий "весенний дворец", может пониматься как дворец бессмертных, находящийся на востоке, где живет Сине-зелёный император (Цин-ди 青帝), божество Весны, а расширительно — как вся сфера сексуальных отношений, эротика. Эротическая коннотация иероглифа 春 чунь "весна" отчётливо видна и в стихотворениях Бо Цзюй-и, а тут он встречается в третьей строке. Отломленная ветка, прикрепляемая к поясу странствующим героем "Ли сао", даёт бессмертие, которое он готов "передать" девушке. У этого образа, как и у имени девицы Ин, есть очень прозрачные эротические коннотации: "ветвь красного нефрита" может пониматься как эвфемизм мужского полового органа, что фиксируется её местонахождением ("на чреслах"), а иероглиф и 詒 синонимичен и 遺, одно из значений которого "непроизвольно выделять, испускать (например, семя)", поэтому эти строчки могут пониматься предельно физиологически: достигнув возбуждения, пока не опал детородный орган, овладеть женщиной. Вдохновившая же Бо Цзюй-и и его друзей-поэтов история про странствующую бессмертную небожительницу (ю сянь 游仙), ассоциирующуюся с девицей Ин, выглядит своеобразным продолжением сюжета Цюй Юаня, поскольку в ней уже женщина выступает обладательницей ветки "цветов с нефритовыми бутонами".

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 689

Ответный визит Сяо — наставника наследника престола ("В полдень экипаж стоит. Кто в дому у Бо гостит?...")

В полдень экипаж стоит. Кто в дому у Бо гостит? Рьяный Сяо — ментор принца, Вин знаток, — чайком постится. Примечания

Наставник наследника престола Сяо (蕭庶子 Сяо шу-цзы) — Сяо Цзи 蕭籍.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 694

Отвечаю Юйчи, помощнику столичного градоначальника, спросившему, в чём я нуждаюсь ("Придя, в чём нуждаюсь, хотите всегда разузнать...")

Придя, в чём нуждаюсь, хотите всегда разузнать. Мне нету нужды жемчуга и нефрит собирать. Люблю в вашем зале у вод я стихи распевать. Когда напишу, разрешите его посещать? Примечания переводчика

Помощник столичного градоначальника Юйчи — учёный цзинь-ши (802 г.), сановник и поэт Юйчи Фэнь 尉遲汾, во втором году Да-хэ (828 г.) назначенный на должность помощника столичного градоначальника (шао-инь 少尹) 123 в Лояне.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 694

Первое полнолуние в монастыре Сяншань ("В летах попал я на Сяншань...")

Написано осенью шестого года Да-хэ В летах попал я на Сяншань. Впервые ночь пришла, Когда по осени луна округла и бела. Сегодня горная луна — как будто бы родня. Позволь спросить: мой ясный свет, узнала ль ты меня? Примечания

Монастырь Сяншань (Сяншань-юань 香山院) — сокращённое название одной из старейших святынь китайского буддизма, Великого храма медитации (dhyana) у Врат [к познанию] всего сущего (Samantamukha) на Ароматной горе (Да Сяншаньпу-мэнь чань-сы 大 香山普门禅寺), возведённого в эпоху Поздней Хань (в конце II в.) в восточной части гор Лунмэньшань 龍門山 (Драконовых врат) близ Лояна, где Бо Цзюй-и поселился, уйдя в отставку в 832 г. На этот монастырь он пожертвовал огромный гонорар в 600-700 тысяч монет, полученный в том же году от родных Юань Чжэня за эпитафию покойному. По местоположению монастыря Бо Цзюй-и приобрёл псевдоним Сян-шань-цзюй-ши 香山居士 ("Анахорет-упасака с Ароматной горы / Горы Ароматов", "Учёный, живущий на Ароматной горе" или "Учёный Цзюй с Ароматной горы") и там же, в восточной части гор Лунмэньшань, у пика Пипафэн 琵琶峯 (Лютневый) был похоронен.

Полнолуние (дуй-юэ 對月) — у Л.З. Эйдлина неточно "восход луны".

Впервые ночь пришла... (чу дао е 初到夜) — 15-й день 8-го месяца по китайскому лунно-солнечному (сельскохозяйственному) календарю (примерно середина сентября) является временем осеннего полнолуния, когда отмечается праздник Середины осени — Чжун-цю-цзе 中秋节, или Праздник урожая, являющийся семейным праздником, временем воссоединения с родными и близкими. Считается, что в эту ночь луна наиболее яркая и круглая, а люди, разлучённые с родными, мысленно воссоединяются с ними, смотря на луну.

Горная луна 家山月 цзя шань юэ — это сочетание можно понимать и как цзя-шань юэ в значении "луна родных мест", и как цзя шань-юэ в значении "родная горная луна". Поскольку выражения цзя-шань — "родина, родные места" и шань-юэ — "горная луна" у Бо Цзюй-и употребляются приблизительно одинаковое число раз, при переводе сохранены оба смысла.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 714

Песня о сборе лотосов ("Рогульника листья волна обегает, и лотос дрожит на ветру...")

Рогульника листья волна обегает, и лотос дрожит на ветру, Мой маленький чёлн себе путь пролагает, где лотосы пышно цветут, При встрече с любимым слова растеряла, со смехом отвесив поклон. Нефрита зелёного шпилька упала, исчезнув в воде среди волн. Примечания переводчика

"Песня о сборе лотосов" ("Цай-лянь цюй" 採蓮曲) — как и одноимённая пара четверостиший поэта Ван Чан-лина 王昌龄 (698—757) по имени-цзы Шао-бо 少伯 "Две песни о сборе лотосов" ("Цай-лянь цюй эр шоу" 採蓮曲二首), посвящена древнему народному обычаю юга Китая, следуя которому молодые девушки на маленьких лодках собирают лотосы и распевают лирические песни.

Рогульник (лин 菱) — рогульник плавающий (Trapa natans L.), водяной орех плавающий, чилим, чёртов орех, названный Л.З. Эйдлиным в комментарии водяным каштаном, а в переводе просто каштаном ("Волнами листья каштанов обвиты"), что в публикации без комментария скрыло вид этого растения.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 677

Плыву на лодке белого лотоса ("Белого лотоса новый бутон вспыхнул-расцвёл над водой...")

Белого лотоса новый бутон  вспыхнул-расцвёл над водой. Утлая лодочка с красным окном  ветром гонима домой. Радость цзяннаньскую кто научил  крохотной искрой живой Преодолев рьяно тысячи ли  следом погнаться за мной?! Примечания

Озеро белого лотоса (Бай-лянь-чи 白蓮池) — находилось рядом с тем местом, где жил Бо Цзюй-и. По свидетельству учёного (цзинь-ши, 1151 г.), сановника и литератора Чэн Да-чана 程大昌 (1123-1195), запечатлённому в "Развитии "Обильных рос ["Вёсен и осеней"]" ("Янь фань-лу" 演繁露, цз. 9), в Лояне не было белых лотосов, и они стали расти после того, как их привёз с юга и собственноручно посадил Бо Цзюй-и, который, в свою очередь, отразил этот факт в четверостишии "Я посадил белый лотос".

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 700

Повторное шутливое подношение ("Пусть роскошен у озера дом, где Собранье достойных...")

Пусть роскошен у озера дом,  где Собранье достойных, Не уступишь ему Лесопарк  где ступают на праведный Путь! И хотя, возвращаясь, потом  я ворчу, что ты мал непристойно, Быв хозяином тут столько лет,  я к тебе не бесчувствен ничуть. Примечания переводчика

Дом, где Собранье достойных (Цзи-сянь чи гуань 集賢池館) — строение у озера в усадьбе Собранья достойных Пэй Ду.

Лесопарк, где ступают на праведный Путь (люй-дао Линь тин 履道林亭) — точнее беседка или павильон в усадьбе Лесопарк (Линь-юань) Бо Цзюй-и, где осуществлялось следование Пути-дао

Ступать на праведный Путь (люй-дао 履道) — выражение, взятое из афоризма ко второй черте входящей в него 10-ой гексаграммы Люй/Ли 履 "Канона перемен" ("И цзин", 10, II), который гласит: "Отшельнику стойкость — к счастью". Эпитеты жилищ, противопоставляемые в первых двух строках, совершенно параллельны:

集賢池馆

цзи сянь чи гуань

собирать — достойные — озеро — дом

履道林亭

люй дао линь тин

ступать — Путь-дао — лес — павильон

По конфуцианским представлениям достойный, талантливый и добродетельный человек (сянь 賢) уступает только святомудрому (шэн 聖), поэтому Бо Цзюй-и противопоставляет роскошному дому, где собираются люди категории сянь, маленькое жилище, где происходит подлинное самосовершенствование — "вступление на праведный Путь-дао" (люй-дао 履道), а так как данное словосочетание из "И цзина", согласно Л.З. Эйдлину, было названием леса вокруг беседки в усадьбе Линь-юань, пафос сравнения с каноном оттеняется шутливой нотой.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 724

Повторный шутливый ответ ("Крошечный прудик с невзрачной беседкою краше мне день ото дня...")

Крошечный прудик с невзрачной беседкою  краше мне день ото дня, Озера шири с палатой высокою  не привязали меня. Мой Лесопарк, не ревнуй меня к Пэя  дома богатству вовек! Старое бросив, кто новым пленяется —  разве же он человек?

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 325

Посадил белый лотос ("В Лояне посажен сучжоуский лотоса корень...")

В Лояне посажен сучжоуский  лотоса корень. Не стоит, грустя по Цзяннани,  цветов не казать. Я нёс тебя тысячи ли  и, ты знаешь, оттоле Ни красный банан, ни багряный гибискус  не стал с собой брать! Примечания переводчика

Белый лотос (бай-лянь 白莲) — о значении белого цвета у цветов и о сравнении его с красным сказано в примечании к четверостишию "Белый древовидный пион" (*).

Сучжоу — здесь обозначен старым названием У 吳, совпадающим с именем включавшего его древнего царства.

Лоян — назван одним иероглифом Ло 洛, являющимся также именем реки, на которой он расположен.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 684

Послание тунчжоускому Яну после расставанья с ним

Расставшись на юге, в Паньи, где мосток,  мы были совсем во хмелю. Вернувшись на север, в селенье Сягуй,  уже протрезвевшим я был. Подумать ты б мог, что весны ветерок  поступком своим оскорблю? Он листьями вязов, серёжками ив  меня по лицу отлупил! Примечания переводчика

Тунчжоуский Ян — Ян Жу-ши 楊汝士 по имени-цзы Му-чао 慕巢, учёный (цзинь-ши, 809 г.) и сановник, в конце жизни ставший министром юстиции (син-бу шан-шу 刑部尚書), а в седьмой луне восьмого года Да-хэ (834 г.) назначенный главой округа (цы-ши 刺 史) Тунчжоу 同州 (ныне уезд Дали 大荔 в городском округе Вэйнань 渭南 провинции Шэньси).

Паньи 潘驛 — посёлок на западе уезда Дали.

Сягуй 下邽 — древнее историческое место в округе Тунчжоу, известное с VII в. до н.э. как принадлежавшее царству Цинь, родовое гнездо Бо Цзюй-и, куда он перебрался из Чанъани летом 811 г.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 729

Посылаю старшему брату ("Осенние гуси без писем минули обитель мою...")

Стих, написанный после того, как я поселился в селе Сягуй Осенние гуси без писем  минули обитель мою. Болею, платком обмотавшись,  насилу иду за порог. Один на заросшем помосте  на север смотрю и восток. Склоняется солнце, в печали  до сумерек жёлтых стою. Примечания переводчика

Старший брат (да-сюн 大兄) — Бо Ю-вэнь 白幼文, служивший чиновником в уезде Фулян 浮梁 провинции Цзянси и поэтому называвшийся Бо Цзюй-и в семейном кругу Фулянским старшим братом.

Гуси (хун 鸿) — гусь гуменник (Anser fabalis), крупная перелётная птица буровато-серой окраски, напоминающая серого гуся и имеющая чёрный клюв с оранжевой полоской посередине; в Китае ассоциируется с письмами из дома.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 662

Пруд к востоку от холма с бамбуком ("С бамбуком холм, к востоку пруд, беседочка при нём...")

С бамбуком холм, к востоку пруд, беседочка при нём, Свежа кувшинка, лотос юн — запутались-сплелись. Полночный путник проходил с зажжённым фонарём, Две белых цапли от него испуганно взвились. Примечания переводчика

Кувшинка (син 荇) — лимнантемум кувшинковидный (Limnanthemum nymphoides), нимфейник/ нимфоцветник щитолистный (Nymphoides peltata), болотноцветник щитолистный/ щитконосный, или жёлтая водяная снежинка, употребляемое в пищу глубоководное растение с жёлтыми пятилепестковыми цветами.

Запутались-сплелись (цэнь-цы 參差, буквально "неровный", "спутанный") — бином из первой песни "Канона стихов" ("Ши цзин", I, I, 1). Включающая его и трижды повторенная строка цэнь-цы хэ-цай 參差荇菜 переведена А.А. Штукиным как "То коротки здесь, то длинны кувшинок листы", где соответствующее цэнь-цы выражение "То коротки здесь, то длинны..." аналогично переводу Дж. Легга (1815-1897) "Here long, there short...", а В.П. Абраменко — с большей поэтической фантазией: "Сквозь ковёр речной травы не увидеть дна".

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 671

Пьяным брожу по Пинцюани ("Безумно пою и сижу раскорякой пред кубком с вином...")

Безумно пою и сижу раскорякой пред кубком с вином, Глаза не глядят на людей, взгляд — на небе одном. В Лояне я самый свободный — без всяких забот, Сюда в Пинцюань прихожу по четырежды в год. Примечания

Пинцюань 平泉 — буквально "Ровный источник", загородное поместье с экзотическими видами в горах Лунмэньшань близ Лояна, по-видимому, принадлежавшее канцлеру (цзай-сян), академику Хань-линь и поэту Ли Дэ-юю 李德裕 (787-850).

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 726

Ранняя смерть и старость ("Угасшая юность подобна задутой свече...")

Угасшая юность подобна задутой свече, И волосы старца пред зеркалом шёлка белей. Кто верно оценит события в мире людей? И гибель до срока, и старость — причины скорбей.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 703

Смотрюсь в зеркало ("Зеркала бронза сияет-блестит...")

Зеркала бронза сияет-блестит, Проседь висков в ней пестреет-рябит, Гляну я вновь, накопивши года, Ты не поверь в их реальность тогда! Примечания переводчика

В интерпретации Л.З. Эйдлина вся сцена описывает одно время, однако иероглифы фу 复 — "снова", "повторно", гэн 更 — "ещё больше" и сочетание цан/цзан нянь 藏年 — "накопленные годы" предполагают обращение к зеркалу в будущем времени, когда автор ещё больше постареет, и выражают просьбу не отражать тогда его подлинный возраст.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 665

Сожалею о прошлом годе ("Старею, но вино люблю как ране...")

Старею, но вино люблю как ране, Весна пришла — и из дому сорвался. Минувшим годом задержался — И пропустил цветение в Лояне.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 701

Спрашиваю дунлиньского учителя Юаня ("Скоромного не ем я по ночам...")

Скоромного не ем я по ночам, Стихом гоню осеннюю тоску, И старцу из Дун-линя я задам Шутя вопрос: "Стих не вредит посту?" Примечания

Наставник Юань (Юань-ши 遠師), или старец из Дун-линя (Дунлинь-лао 東林老) — монах из основанного в 384 г. буддийского монастыря Дун-линь-сы 東林寺 (Храма Восточного леса), расположенного у западного склона горы Лушань в городском округе Цзюцзян с восточной стороны (отсюда название) от созданного семью годами ранее монастыря Си-линь-сы 西林寺 (Храма Западного леса), который упомянут в четверостишии "Ночлег в Буддийском храме Западного леса" (*).

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 682

Спрашиваю юношей ("Тысячи строф накрывали горой стол лазуритовый мой...")

Тысячи строф накрывали горой  стол лазуритовый мой, И до краёв я всегда наполнял  из серебра свой фиал. Оборотясь к вопрошавшим юнцам,  сам им задачу задам: "Быть мне безумцем таким или нет —  нужен ли разве ответ?"

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 720

Старая ива к западу от терема Усердного Правления ("Полусгнившую иву трепал ветерок...")

Полусгнившую иву трепал ветерок, И коня придержал рядом чуткий ездок. В Кай-юань появилась на свете она, А теперь уж Чан-цина вторая весна! Примечания переводчика

Терем Усердного правления (Цинь-чжэн-лоу 勤政樓), или Терем Усердного правления и занятия основами (Цинь-чжэн у-бэнь лоу 勤政務本樓) — располагался в южной части танского императорского Дворца Цветущего торжества (Син-цин-гун 興慶宫) в пригороде Чанъани, где ныне находится сианьский парк Син-цин-гун. При императоре Сюань-цзуне дворец был центром административно-политической жизни, а после смуты, начатой восстанием Ань Лу-шаня в 755 г., постепенно утратил своё былое значение и к концу эпохи Тан пришёл в упадок. Кай-юань 開元 (713-741) — второй период правления императора Сюань-цзуна, из чего следует, что иве около ста лет.

Источник:, стр. 678

Столичная дорога ("Приду на запад повидать снега в горах Циньшани...")

Приду на запад повидать снега в горах Циньшани, А на восток пойду искать весну в садах в Лояне, Хожу-брожу туда-сюда дорогой двух столиц — Один незанятый иду, других не видя лиц. Примечания переводчика

Горы Циньшань 秦山 — расположены в полусотне с лишним километров от Чанъани.

Дорога двух столиц (лян цзин лу 两京路) — дорога, соединявшая две столицы империи Тан, — Чанъань и Лоян.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 699

Цзе-чжи ("Любовь и радость — где они? Ведь даже скорбь и плач пусты...")

Любовь и радость — где они? Ведь даже скорбь и плач пусты. И как единой ночи сны, Десяток лет для нас прошли. Примечания переводчика

Цзе-чжи 結之 — Чэнь Цзе-чжи 陳結之, наложница Бо Цзюй-и. В название стихотворения вынесено имя, а не фамилия с именем — Цзе Чжи, как полагали Б.А. Васильев, который, кроме того, приписал их мужчине, и сначала Л.З. Эйдлин, в издании 1978 г. исправивший на имя Цзе-чжи.

Скорбь (бэй ) и плач пусты (кун ) — здесь во второй строке содержится отсылка к положению буддизма об иллюзорности всех чувств, поскольку использованы термины "сострадание" бэй 悲 (санскр. karuna) и "пустота" кун 空 (санскр. śūnya).

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 712

Читаю жизнеописание князя Ао ("Живя без дел вдали от глаз людских...")

Живя без дел вдали от глаз людских, Мирскую славу отряхнул как прах. Друг старику лишь горестный мотив Под ветром и луною в небесах. Примечания

Князь Ао — Юйчи Гун 尉迟恭 (исходное имя Жун 融, 585-658), имевший второе имя-цзы Цзин-дэ 敬德 и в связи с происхождением из северных иноземцев ху 胡 прозванный Ху Цзин-дэ 胡敬德, — храбрый и самоотверженный полководец начала эпохи Тан, способствовавший восшествию на престол её второму императору Ли Шиминю (Тай-цзун, правил в 626-649) и получивший один из высших титулов, которого в китайской истории удостоились всего шесть человек, — князь удела Ао/Э (鄂国公 Ао/Э-го-гун). Юйчи Гун был в молодости кузнецом и всю жизнь, даже достигнув высочайшего положения, отличался беспримерной скромностью, в частности, отказавшись сменить свою жену на дочь императора. В XII-XIV вв. был обожествлён даосами в качестве мэнь-шэня — духа врат. Согласно "Сань-цзяо соу-шэнь да-цюань" 三教搜神大全 ("Полное описание поиска духов трёх учений", XV-XVI вв.) и "Си-ю цзи" 西游记 ("Путешествие на запад", XVI в.), он и полководец Цинь Цюн 秦琼 (ум. в 638 г.) по имени-цзы Шу-бао 叔宝 "вызвались встать в карауле у дверей спальни танского императора Тай-цзуна, которого будто бы беспокоили призраки; после того как ночь для императора прошла спокойно, он приказал живописцам нарисовать портреты обоих военачальников и вывесить их на дверях во дворце... Цинь Шу-бао и Ху Цзин-дэ нарисованы на них в виде грозных полководцев с алебардами, изображение одного наклеивалось на одну створку дверей, другого — на другую. Лубки с мэнь-шэнями вешались на дверях общественных зданий, храмов (кроме буддийских), частных домов".

Живя без дел (гао во 高卧) — буквально "лежать высоко (на высоких подушках)", переносное значение "жить без забот".

...вдали от глаз людских (шэнь цзю 深居, как и ю цзю 幽居) — "жить в уединении, отрешиться от мира".

Горестный мотив (цин шан юэ 清商樂) — кит. муз. "музыка чистого (высокого) тона шан", т.е. возникшие в первые века н.э. мелодии, носящие минорный характер в силу ассоциации второго в пентатонике тона шан 商 с осенью и западом, а соответственно с увяданием, грустью и горестью. Сочетание цин шан 清商 имеет также образное значение "осенний ветер".

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 687

Читая Лао-цзы ("Кто говорит — не знает, а знающий молчит...")

"Кто говорит — не знает, а знающий молчит", — От Лао-государя я те слова слыхал. Коль знающим даосом был Лао-государь, Зачем в пять тысяч слов он книгу написал? Примечания переводчика

Лао-цзы 老子, Учитель Лао, буквально "Старый Ребёнок", или Лао Дань, Ли Эр, Ли Бо-ян — древнекитайский философ, мифологизированный основоположник даосизма и автор одноимённого трактата "Лао-цзы", более известного под названием "Дао-дэ цзин" ("Канон Пути и благодати"). Согласно традиционной историографии, родился в кон. VII — нач. VI в. до н.э. Древнейшая биография Лао-цзы содержится в разделе "Жизнеописания" ("Ле чжуань") "Исторических записок" ("Ши цзи", цз. 63) Сыма Цяня (II-I вв. до н.э.).

Лао-государь (Лао-цзюнь 老君) — обожествлённый в религиозном даосизме Лао-цзы.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 718

Чувства, когда впервые свиделся с центральным секретарём Лю Двадцать Восьмым ("Хотел я сказать про Пинлин — лицо ты закрыл рукавом...")

Хотел я сказать про Пинлин —  лицо ты закрыл рукавом. Хотел о Сякоу сказать —  сам слёзы стираю из глаз. Старинный мой друг, кто бы знал,  что в день нашей встречи вдвоём Столь частою будет печаль,  столь редким веселье у нас. Примечания

Лю Двадцать восьмой — Лю Юй-си, который во время написания стихотворения был назначен главой округа Сучжоу.

Пилин 毘陵 — ныне город Чанчжоу провинции Цзянсу. Событие, о котором говорится в стихотворении, комментаторами не установлено.

Сякоу 夏口 — историческое название нынешнего Аочжоу (или Эчжоу) 鄂州 — городского округа в провинции Хубэй. Его упоминание отсылает к событию, описанному в приведённом выше четверостишии "Вместе с центральным секретарём Лю тоскую о певичке из Ао" (*), где говорится о ранней смерти возлюбленной Лю Юй-си. Следует отметить, что оба поэта печалятся о бедах друг друга.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 705

Чувства, рожденные свитком со старыми стихами ("Поздно ночью дочёл и глубоко вздыхал я потом...")

Поздно ночью дочёл и глубоко вздыхал я потом, Полны старческих слёз нити белых усов пред огнём. Свиткам старых стихов этим двадцать уж минуло лет, Из десятка, писавших в ответ, девяти уже нет.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 717

Шутливое подношение от лесопарка ("В южной усадьбе сей осенью ты редко гулял-пировал...")

Глава Дворцового совета Пэй отстроил усадьбу Собрания достойных, где палаты на озере просто роскошны, куда часто ходил я гулять-пировать и откуда вернувшийся навеселе сам позабавился шуткой

В южной усадьбе сей осенью ты  редко гулял-пировал, В западном доме последние  дни неоднократно бывал. Пусть и на озере там павильон  канцлера дивно хорош, Только ты в нём не хозяин, а гость,  разницу быстро поймёшь. Примечания переводчика

Лесопарк (Линь-юань 林園) — название более скромной усадьбы самого Бо Цзюй-и.

Глава Дворцового совета Пэй (Пэй ши-чжун 裴侍中) — буквально "центральный служитель", придворная должность в эпоху Тан. Имеется в виду занимавший эту должность сановник Пэй Ду 裴度 (765-839), по имени-цзы Чжун-ли 中立, уроженец Хэдуна 河东 в центральной части Китая на восточном берегу Хуанхэ (нынешний уезд Вэньси 闻喜 провинции Шаньси), имевший учёную степень цзинь-ши (789 г.) и бывшему не только выдающимся государственным деятелем, но и видным литератором.

Южная усадьба (нань юань 南院) — жилище Бо Цзюй-и.

Западный дом (西坊 си фан) — усадьба Пэй Ду.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 722

Шутливое подношение центральному секретарю Ли у весеннего пруда ("Кто полюбит прудик этот, полный вешних вод?...")

Кто полюбит прудик этот, полный вешних вод? Как я вижу, осмотревшись, вы — ценитель тот! Цвет его — побег бамбука иль индиго сок — Годен в вашем гинекее красить юбок шёлк. Примечания

Центральный секретарь Ли (Ли лан-чжун 李郎中) — не опознанный комментаторами персонаж. Индиго сок (жо-лань 挼藍) — буквально "растёртая синева", наименование травы, использовавшейся для окраски в синий цвет, подобно индигофере красильной (Indigofera tinctoria). Л.З. Эйдлин её не опознал и перевёл третью строку в несвойственной для себя манере передачи общего смысла: "Цвет — словно синьки, растёртой в руках, // Свежетекущая влага".

Гинекей (нань-чжай 南宅) — буквально "южные покои", т.е. женская часть усадьбы, планировка которой в Китае всегда была ориентирована по сторонам света.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 719

Шутливый ответ смотрителю Хуан-Фу ("Промозглой ночью вас прошу в вино свой ус макнуть...")

В то время смотритель Хуан-фу только что похоронил жену

Промозглой ночью вас прошу  в вино свой ус макнуть, Вам в ваши семь десятков лет  как одному уснуть! Не сетуйте, что нет жены  и вам уж не согреться, Ведь чарка лучше, чем жена,  для разогрева средство. Примечания

Смотритель Хуан-фу 皇甫監 — Хуан-фу Юн 皇甫鏞 (788—836), учёный со степенью цзинь-ши, поэт и видный сановник, бывший одним из трёх младших наставников наследника престола (тай-цзы шао-бао 太子少保) и смотрителем дворцовой библиотеки (би/ми-шу-цзянь 袐書監), откуда возникло сокращенное обращение к нему — цзянь 監 — в четверостишии. Странное увеличение до 70 его реального возраста в 45 лет по китайскому счёту пояснено в комментариях Чжу Цзинь-чэна 朱金城 и Се Сы-вэя 謝思煒, где процитирована эпитафия Бо Цзюй-и на смерть Хуан-фу Юна, в которой, упомянув его двух умерших жён, он сообщил, что тот умер 77-летним, из чего явствует ошибочность представления о его возрасте самого автора, в 832 г. полагавшего, что герою четверостишия было 73 года.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 713

Юноши спрашивают ("Юноши мне в изумленье твердят...")

Юноши мне в изумленье твердят:  "Вам неужель каждый день Песенки петь, распивая вино,  поутру даже не лень? Видно не зря вас прозвали Лэ-тянь,  то есть Веселья пора, Мало у вас, видно, горьких часов,  веселы коли с утра!" Примечания переводчика

Лэ-тянь 樂天 — прозвище Бо Цзюй-и, здесь переведённое как "Веселья пора". Иероглиф тянь 天 имеет много значений: "небо", "природа", "судьба", "естество", "сезон", "день" и др., поэтому прозвище Бо Цзюй-и можно переводить по-разному, а поскольку иероглиф 樂 при чтении "юэ" переводится как "музыка; исполнять [музыку]", то прозвище очень ёмко сочетает в себе ассоциации и с радостью, и с музыкой.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 720

"Вэй-чжи, Дунь-ши, Хуэй-шу умерли один за другим. В одиночестве, лишившись друзей, удрученный печалью, написал я два четверостишия."

I. "Самоцветные фениксы — други мои — улетели..."

Самоцветные фениксы — други мои — улетели, У меня — заурядного лося — все дни опустели. Мне доступны теперь лишь гора и река, Сун и Ло, В одиночку скитаюсь — иное навек отошло. Примечания переводчика

Вэй-чжи 微之 — имя-цзы Юань Чжэня.

Дунь-ши 敦詩 — имя-цзы Цуй Цюня 崔羣 (772-832), учёного (цзинь-ши, 792 г.), члена академии Ханьлинь и высокопоставленного сановника, служителя придворной канцелярии (чжун-шу ши-лан 中書侍郎, 817 г.), канцлера (цзай-сян).

Хуй-шу 晦叔 — имя-цзы Цуй Сюань-ляна.

Самоцветные фениксы (юань луань 鹓鸾) — жёлтый и красный (или голубой) фениксы; в переносном смысле "ряды чиновников, выстроившихся по рангам на императорской аудиенции".

Заурядный лось (ми-лу 麋鹿) — олень Давида (Elaphurus davidianus), лось, в переносном значении — "деревенщина, неотёсанный человек".

Сун — Суншань, гора в провинции Хэнань, центральная из пяти, ориентированных по сторонам света и центру, священных гор даосизма.

Ло — Лошуй, река Ло в провинции Хэнань.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 715

II. "Ушли вы первыми во тьму бессрочной ночи..."

Ушли вы первыми во тьму бессрочной ночи, А сколько лет мне жизнь влачить осталось? Под ветром осени рукав слезами смочен — Как много под землёй моих друзей собралось! Примечания переводчика

Под землёй — буквально "под ключами" (цюань-ся 泉下), то есть в могиле, в царстве мёртвых, где, согласно традиционным верованиям, бьют "жёлтые ключи", или "девять источников"; см. также приведённое выше четверостишие "За Сюэ Тая скорблю по его умершей жене".

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 716

"На озере" / "На озере. Два четверостишия"

I. "Сидит буддист-отшельник пред шашечной доской..."

Сидит буддист-отшельник пред шашечной доской, Над нею тень бамбуков простёрлась пеленой. Но и монах не видим за ней, как за стеной, Облавных шашек постук лишь слышится порой. Примечания переводчика

Сочетание инь цин 陰清 во второй строке, буквально означая "затеняет дочиста", создаёт игру слов — "тёмного" и "светлого" и тем самым намекает на взаимодействие сил инь и ян, а также на соответствующую чёрно-белую раскраску шашек и игрового поля. Сочетание ин чжу 映竹 в третьей строке Л.З. Эйдлин перевёл словами "В деревьях бамбука", в комментарии придав иероглифу ин 映 несвойственное ему значение "сквозь, через, смотреть сквозь", хотя кажется очевидным, что здесь он имеет своё обычное значение "отражать", которое говорит о том, что определённый с его помощью бамбук как раз не позволяет "смотреть сквозь" него и видеть играющего буддийского монаха, т.е. буквально затеняет последнего.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 727

II.

Шестом краса младая  толкает свой челнок, Украдкой лотос белый  сорвёт — и наутёк. Но замести следы ей,  похоже, невдомёк — Они средь мелкой ряски  лежат прямей дорог. Примечания переводчика

Ряска (фу-пин 浮萍) — бот. ряска малая (Lemna minor L.), в переносном смысле означающая "легкомыслие". Четверостишия этого диптиха сами воплощают принцип инь-ян, поскольку представляют, с одной стороны, буддийского монаха-отшельника, играющего в интеллектуальную игру и невидимого в бамбуковой тени, а с другой — легкомысленную юную красотку, "тайные" поступки которой видны каждому.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 728

"На смерть министра Юаня" Похоронная песнь" / "На смерть Юаня. Поминальная песня" / "Три строфы поминальной песни министру Юаню"

I. "С хоругвями важных сановников ряд, герольдов наряды пышны..."

С хоругвями важных сановников ряд,  герольдов наряды пышны. И конных оркестров звучанья летят,  и жезлы эскорта длинны. Потомка династии Северной Вэй  и канцлера правящей Тан В шестой год Да-хэ и седьмую луну  хоронит скорбящий Сяньян. Примечания переводчика

Поминальная песнь (вань-гэ 挽歌) — посвящена смерти Юань Чжэня, которая скоротечно произошла 22-го дня седьмой луны пятого года Да-хэ, т.е. 2 сентября 831 г. в Аочжоу. Вскоре, в конце 831 г. Бо Цзюй-и написал прозаический "Поминальный текст о Вэй-чжи" и совершил траурное жертвоприношение, а через год после смерти друга, по прошествии похорон, состоявшихся в местечке Хундуюань волости Фэнсянь уезда Сяньян в седьмой луне шестого года Да-хэ, т.е. в августе 832 г., создал эпитафию на его могилу и данную поминальную песнь. В последней строке её первого четверостишия присутствует указанная дата погребения, но в силу очевидности без девиза правления Да-хэ 大和, который Л.З. Эйдлин представил в альтернативной форме Тай-хэ 太 和. По всей вероятности, из-за этой даты он ошибочно отнёс смерть Юань Чжэня к 832 г.

Хоругви (мин-цзин 銘旌) — поминальные стяги с именами и званиями покойного.

Конные оркестры (ци-чуй 騎吹) — оркестры, исполнявшие военную музыку верхом на лошадях при особых торжествах, например, выездах императора.

Жезлы эскорта (лу-бу 鹵簿) — императорский эскорт с жезлами, охрана из жезлоносцев.

Поздняя Вэй (Хоу Вэй 后魏) — эпоха правления сяньбийцев-тоба (386-534), именуемая также Северной Вэй (Бэй Вэй 北魏), Тоба Вэй (Тоба Вэй 拓拔魏) и Юань Вэй (Юань Вэй 元魏), поскольку правивший род Тоба в 471 г. сменил своё родовое имя на Юань в процессе китаизации. Юань Чжэнь был потомком этого рода.

Сяньян 咸陽 — ныне городской округ в провинции Шэньси.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 708

II. "Закрыта дверь склепа, обратно свирели бредут..."

Закрыта дверь склепа, обратно свирели бредут, Лишь плачет вдова безутешно и не умолкая. Как буйно в Сяньяне поля синеглазки цветут! За тысячу осеней эта впервые такая! Примечания переводчика

Свирели (цзя-сяо 笳簫) — буквально "свирели и флейты": цзя 笳 — вид свирели, распространённый среди северных народов, сяо 箫 — продольная флейта.

Синеглазка (лу-цао 露草) — бот. коммелина обыкновенная (Commelina communis L.) — однолетнее травянистое растение до 60 см в высоту с яркими голубыми цветками и съедобными молодыми побегами и клубнями, в отечественном обиходе называемая "синеглазкой" или "лазорником". Китайская Википедия предлагает ещё два варианта идентификации лу-цао — 1) с му-дань дяо-лань 牡丹吊蘭, или синь-е-жи-чжун-хуа 心葉日中花, т.е. аптенией сердцелистной (Aptenia cordifolia), многолетним быстрорастущим суккулентом до 25 см высотой с ярко-пурпурной, розово-сиреневой или малиновой окраской мелких цветков, и 2) е-лао-гуань-цао 野老鹳草 (Geranium carolinianum), т.е. геранью каролинской, однолетним растением со стеблем высотой более 50 сантиметров, серовато-зелёными листьями и светло-розовыми или светло-сиреневыми цветками. Родина коммелины — Китай, аптении — Южная Африка, а герани каролинской — Северная Америка. Сочетание лу-цао может иметь и нетерминологическое значение, обусловленное прямым смыслом составляющих его иероглифов, а именно: "трава в росе". При переводе выбрано первое растение как 1) исконно китайское, 2) съедобное и, следовательно, могущее находиться на "грядках" (лун 壠), и 3) цветущее в августе цветками, синеве которых соответствует цветовой смысл определения цан-цан 蒼蒼.

Осень (цю) — похороны происходили по европейскому календарю в августе, а по китайскому в «седьмой луне», которая является первым осенним месяцем.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 710

III. "Людей десять тысяч скорбит в погребальном пути..."

Людей десять тысяч скорбит в погребальном пути, Скача на поминки, четверка тревожно храпит. Кто цитру и книги, подвески и меч приберёт? Сиротка едва научился ходить, ведь ему третий год. Примечания

Цитра и книги, подвески и меч (цинь шу цзянь пэй 琴書劍 珮) — атрибуты учёного.

Скача на поминки (фань юй 反虞) — буквально "возвращаясь на поминальное жертвоприношение", которое проводилось в доме покойного после похорон.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 711

"Пробуя молодое вино, вспоминаю Хуэй-шу" / "Два стихотворения о том, как, пробуя молодое вино, вспоминаю Хуй-шу"

I. "Заглянешь в кувшин — и бесцветно вино..."

Заглянешь в кувшин — и бесцветно вино, А в чашу нальёшь — засверкает огнём. Ушли вы, оставив меня одного, Так с кем же мне пробовать ныне его? Примечания переводчика

Хуй-шу 晦叔 — второе имя-цзы Цуй Сюань-ляна.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 717

II. "В миру слабый сильным тесним..."

"В миру слабый сильным тесним, И трезвого пьяный мудрей". Я вами оставлен один, Реченья — для чьих же ушей?!

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 718

"Пять стихов о вине" / "К вину"

I. "Что ум и невежество, глупость и мудрость разнятся..."

Что ум и невежество, глупость и мудрость разнятся, Легко позабудешь, коль сильно сумеешь набраться: Откроются шири небес и теснины земли — Там фениксов пара кружит, и взмывают орлы. Примечания

Пара фениксов (луань-хуан 鸞凰) — самец и самка волшебной птицы, упоминаемые также в мистическом заоблачном странствии, описанном Цюй Юанем в "Ли сао", и аллегорически обозначающие наделённых мудростью и особыми способностями мужчину и женщину.

Орёл (дяо-э 鵰鶚) — обычно символизирует талантливого и сильного человека.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 696

II. "Биться на рожках улитки за что принялись?..."

Биться на рожках улитки за что принялись? Вспыхнем, как искры огнива, — и телу конец. Бедность, богатство идут чередой — веселись! Рта не раскрывший для смеха всего лишь глупец! Примечания

Биться на рожках улитки — аллюзия на притчу из "Чжуан-цзы" (гл. 25), в которой с помощью гротескного образа взаимоистребительной борьбы двух царств, расположенных на левом и правом рожках улитки, обосновывается бессмысленность войны между реальными царствами.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 696

III. "Повстречавшись с силой огневой, киноварь бесследно исчезает..."

Повстречавшись с силой огневой, киноварь бесследно исчезает. Седина, владея головой, никогда её не отпускает. Но спасибо гению вина, что нутро огнём разогревает И увидеть Суна или Цяо захмелевшим сразу помогает. Примечания

Вермильон, то есть киноварь (дань) — главный ингредиент даосской алхимии, с которым связывались представления о силе, продляющей жизнь и дающей бессмертие.

Сун— Чи Сун-цзы 赤松子 — в древнекитайской мифологии бессмертный наставник, по одной версии, идеального правителя древности Шэнь-нуна, по другой — Ди Ку, правнука государя-первопредка и культурного героя Хуан-ди. "Согласно "Ле сянь чжуань" ("Жития бессмертных") Лю Сяна, Чи-сун-цзы — повелитель дождей, который принимал "жидкий нефрит" ("горный хрусталь"), потом входил в огонь и сжигал себя (наиболее раннее для Китая представление о превращении в бессмертных — сянь)".

Цяо 喬 — Ван Цзы-цяо 王子喬, бессмертный древнекитайской мифологии. В народных песнях эпохи Хань (III в. до н.э. — III в. н.э.) его изображают летающим на белом олене (бай-лу). Также считается, что он улетел в небо на белом журавле, сделавшись бессмертным.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 697

IV. "Не много здоровья и сил на веку у людей..."

Не много здоровья и сил на веку у людей, И мало весна посылает безоблачных дней. При встрече прощальной не бойся совсем захмелеть И "Янской заставы" с повторами строки пропеть. С повторами пропеть строки: Прошу вас, ещё одну чарку до дна осушите смелей — От Янской заставы на запад не встретите старых друзей. Примечания

Бо Цзюй-и сопроводил своё стихотворение двумя последними строчками из четверостишия Ван Вэя 王維 (701-761) "Провожаю Юаня Второго, посланного в Аньси" 送元二使安西, благодаря своей мелодичности ставшего песней и получившего соответствующее название "Песня о Вэйчэне" ("Вэйчэн цюй" 渭城曲). Вэйчэн 渭城 — старинный город в провинции Шэньси, с 350 г. до н.э. под именем Сяньян 咸阳 бывший столицей царства Цинь. Другое название этой песни, исполняемой на семиструнном щипковом инструменте гуцине ("древней цитре" 古琴), — ""Янская застава" с тремя повторами [строк]" ("Ян-гуань сань-де" 陽關三疊), или сокращённо "Янская застава" ("Ян-гуань" 陽關). Открывавшая путь на Запад, Янская застава расположена на юго-западе современного уезда Дуньхуан провинции Ганьсу. Оба альтернативных названия обусловлены упоминанием этих топонимов в первой и последней строках четверостишия Ван Вэя.

С повторами строки пропеть (ди сы шэн 第四聲) — буквально "четырежды пропеть", — автокомментарий Бо Цзюй-и, призывающий повторяя, т.е. всего четыре раза, пропеть приводимые ниже две строки четверостишия Ван Вэя. Этот призыв обусловлен особым способом его исполнения как песни, отражённым в её названии ""Янская застава" с тремя повторами [строк]" и предполагающим повторение каждой строки кроме первой. Поэтому два процитированных стиха с повторами должны в совокупности прозвучать четыре раза. Из-за незнания столь изощрённого исполнительского приёма последнюю строку Л.З. Эйдлин перевёл с очевидными ошибками: "Послушай слова, что поют в "Ян-гуани", — // Четвёртую часть этой песни". Бо Цзюй-и процитировал две последних строки четверостишия Ван Вэя, которые никак не могут быть его "четвёртой частью", и в оригинале ничто не соответствует словам "часть этой песни". Стоит отметить, что нумерологическое указание "четырежды пропеть" стоит в четвёртом четверостишии цикла.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 698

V. "Вчера, хмуря брови, ходил о недуге спросить..."

Вчера, хмуря брови, ходил о недуге спросить, А утром вернулся оплакать и память почтить. На это смотри как на жизни привычный уклад, От лютни и чары вкушая чудесных услад. Примечания

Лютня (пи-па 琵琶) — четырёхструнный щипковый музыкальный инструмент.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 699

"Тайпинлэ" ("Радость мирной жизни" / "Два радостных романса о великом равновесии")

I. "Все в годы тучные как прежде бережливы..."

Все в годы тучные как прежде бережливы И в дни спокойствия солдат всё меньше будет, Раз императора сужденья прозорливы — Весь мир в великом равновесии пребудет. Примечания переводчика

Эти два четверостишия вместе с "Двумя новыми романсами в стиле народных песенок" ("Сяо-цюй синь цы эр шоу" 小曲新詞二首) и "Тремя жалобными романсами про гинекей" ("Гуй-юань цы сань шоу" 閨怨詞三首) были написаны в академии Ханьлинь по высочайшему соизволению и преподнесены государю.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 654

II. "Роса обильная сочится брагой Яо..."

Роса обильная сочится брагой Яо, И пряный ветер песню Шуня льёт, Хотел бы, чтоб по их заветам стало: Людей согласие — веселия приход! Примечания переводчика

Обильная роса (чжань-лу 湛露) — выражение, вынесенное в заглавие оды "Канона стихов" ("Ши цзин", II, II, 10)46, в которой говорится о ритуальном винопитии у правителя, распространяющего свою обильную, как роса, благодать на подданных. Её "сочению" в четверостишии соответствует иероглиф фу 浮 "плавать, парить", указывающий на второй классический источник бинома чжань-лу, поэму Цюй Юаня 屈原 (340?-278 до н.э.) "Скорблю от вихря" ("Бэй хуй-фэн" 悲回風) из входящего в "Чуские строфы" ("Чу цы" 楚辭) цикла "Девять напевов-чжанов" ("Цзю чжан" 九章), где сказано: "Вдыхаю парящие истечения обильной росы" (Си чжань-лу чжи фу юань 吸湛露之浮源) 47. Таким образом Бо Цзюй-и одну строку связал с обоими поэтическими канонами.

Яои Шунь 舜 — легендарные правители древности, согласно традиционной историографии, жившие в III тыс. до н.э. и ставшие в Китае образцами идеальных царей-ванов 王.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 654

"Я огорчен весенним ветром. Посылаю два четверостишия министру Ли Шэню" / "Жалоба на весенний ветер в двух четверостишиях, попутно преподнесённая придворному Ли двадцатому"

I. "Тает снег у деревьев корней, раскрывая цветы..."

Тает снег у деревьев корней,  раскрывая цветы, Полон лёд на пруду полыней  для питанья травы. Только изморозь, пав на усы,  всё как прежде бела. Вешний ветер ко мне одному  не имеет тепла! Примечания переводчика

Придворный Ли Двадцатый (Ли Эр-ши ши-лан 李二十侍郎) — Ли Шэнь 李紳 (772-846) по имени-цзы Гун-чуй 公垂, учёный цзинь-ши (799 г.), поэт и сановник (канцлер цзай-сян), бывший также служителем придворной канцелярии (чжун-шу ши-лан 中書侍郎), поэтому здесь сокращённо названный ши-ланом.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 732

II. "Очищение в храме с постом этим кончилось днём..."

Очищение в храме с постом  этим кончилось днём. Долго радостей, встреч за вином  не имели вдвоём! Если чарки со мной хоть одной  не осушишь до дна, То ко мне, словно ветер весной,  не имеешь тепла! Примечания переводчика

Храм (дао-чан 道場) — место проведения буддийских или даосских ритуалов, храм или монастырь.

Очищение с постом (чжай-цзе 齋戒) — сопровождаемое постом ритуальное (например, связанное с жертвоприношением) очищение и воздержание.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 733

"Я, приписав два четверостишия, продолжаю десять песен поэмы "Иду в пустоте", подаренной мною даосскому учителю Сяо" / "Два четверостишия вослед десяти стихам "Шаги в пустоте", преподнесенным достигшей совершенства в плавлении киновари даосской наставнице Сяо"

I. "Вот-вот на Инчжоу подниметесь вы, разлуки приблизился час..."

"Два четверостишия вослед десяти стихам "Шаги в пустоте", преподнесенным достигшей совершенства в плавлении киновари даосской наставнице Сяо" Вот-вот на Инчжоу подниметесь вы,  разлуки приблизился час, "Шаги в пустоте", свои десять стихов,  принёс я сегодня для вас. И если бессмертным по вкусу они  придутся, скажите им вы, Что их на прощание вам преподнёс  помощник Цзянчжоу главы. Примечания переводчика

Достигшая совершенства в плавлении киновари даосская наставница Сяо (蕭煉師 Сяо лянь-ши) — выпускница императорской театральной школы Ли-юань 梨園 (буквально "Грушевый сад"), ставшая в 780 г. придворной танцовщицей, а в 784 г. — обитательницей даосского монастыря на священной горе Суншань 嵩山 в провинции Хэнань, где её посещал поэт.

Инчжоу — один из пяти мифических островов-гор в Восточном море, райское обиталище даосских бессмертных.

Помощник Цзянчжоу главы, или воевода из Цзянчжоу (江州 司馬 Цзянчжоу сы-ма) — должность разжалованного в 815 г. Бо Цзюй-и.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 672

II. "Бумаги цветной драгоценный конверт, подписанный тушью сосновой..."

Бумаги цветной драгоценный конверт,  подписанный тушью сосновой. На Небо взойдя, вместе с кем бы тогда  его распечатали снова? Дерзните Владычице стих предложить,  и если его пропоёт, Тогда Шуан-чэн за другими ко мне  она непременно пришлёт. Примечания

Сосновая тушь (сун-мо 松墨), или тушь из соснового угля (сун-янь-мо 松烟墨) — тушь высшего качества, изготовлявшаяся из сажи от сжигания сосновой древесины.

Владычица (Ван-му 王母), или Владычица Запада (Си-ван-му 西王母) — мифическое женское божество, изначально владычица страны мёртвых на Западе.

Шуан-чэн 雙成, или Дун Шуан-чэн 董雙成 — мифический персонаж, искусная в музыке и игре на губном органчике шэне 笙 крестьянская девушка, занявшаяся даосской алхимией ("плавлением киновари") и ставшая бессмертной, одной из наперсниц ("нефритовых дев" юй-нюй 玉女) Си-ван-му.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 673

"Четверостишия"

За вином повторно задерживаю Мэн-дэ ("Служилый Лю, служилый Лю, не торопись вставать...")

Служилый Лю, служилый Лю, не торопись вставать — Дворец Су-тай отгорождён водой и облаками, И лучше свой бокал вином до края наполнять, Тогда три тыщи ли легко проделаешь верхами. Примечания переводчика

Мэн-дэ — имя-цзы Лю Юй-си.

Дворец Су-тай 蘇台 (Гу-су-тай 姑蘇臺 или Гу-сюй-тай 姑胥 臺) — сад и архитектурный комплекс на горе Линъяньшань (см. примечания к "Чанчжоуский парк" *).

Три тыщи ли (сань цянь ли 三千里) — расстояние, составлявшее в эпоху Тан примерно 1680 км.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 706

"Четверостишия"

Шутливый ответ лесопарку

Неужли в западный лишь дом  столь часто я хожу? Досуг урвавши, я везде  без привязи брожу. Приюта скромного для сна  здесь лучше не найти, Но ведь не сутки напролёт  сидеть мне взаперти! Примечания переводчика

Приют скромный (хэн мэнь 衡門) — буквально "поперечные врата", выражение, начинающее и озаглавливающее одну из песен царства Чэнь в "Ши цзине" (I, XII, 3). Древнейший комментарий к "Канону стихов", "Предание Мао" ("Мао чжуань" 毛傳, II в. до н.э.) объяснил его фразой: "Поперечная деревяшка выступает вместо двери, что говорит о мелкости и ничтожности" (Хэн му вэй мэнь, янь цянь лоу е 横木为門, 言浅陋也), — хотя некоторые комментаторы видят в нём название городских ворот в столице царства Чэнь. Авторитетная трактовка хэн мэнь как нищенской "двери-перекладины" породила в переводах образы "бедного жилища": более конкретный у А.А. Штукина — "дверь из простой доски" и более общий у В.П. Абраменко — "убогая хижина". Ранее последнее словосочетание использовал В.М. Алексеев в "Поэме о поэте", а Л.З. Эйдлин назвал его "текстуально не точным, но очень удачным в отношении передачи смысла". Русскоязычному читателю это выражение даже в буквальном переводе — "дверь-перекладина" или "ворота-поперечина" легко понять, так как в России участки часто огораживали не забором, а просто поперечными слегами (в основном от потравы скотом или для обозначения собственной территории). Переведённая же Л.З. Эйдлиным строка из "Ши цзина" Хэн мэнь чжи ся 衡門之下 как "За дверью из досок, сбитых накрест", наоборот, выглядит несколько вычурной и фантастичной.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 723

"Двенадцать экспромтов, которые сочинил, провожая Юаня Девятого в Дунчуань"

11. Башня доброй вести ("В Цзинъани рядом с домом ракита у окна...")

Тридцатый день третьей луны В Цзинъани рядом с домом ракита у окна, У Башни доброй вести по всей земле цветы. Везде весна сверкает и на закате дня, Тоскуют по тебе тут, а там тоскуешь ты. Примечания

Башня доброй вести — буквально "Башня ожидания [доброй] вести с почтовой станции" (Ван-и-тай 望驛臺), иначе называвшаяся Почтовой станцией ожидания доброй вести (Ван-си-и 望喜驛), находилась на территории нынешнего городского округа Гуанъюань 廣元 провинции Сычуань. В 809 г. по дороге в Дунчуань её посетил Юань Чжэнь, сложивший четверостишие "Послан в Дунчуань. Почтовая станция ожидания доброй вести» («Ши Дунчуань. Ван-си-и» 使東川 望喜驛):

Полнят взор труды, скрывшие весь стол, Пелена в глазах погрузила в сон. От кукушки вспрял, в лампе света нет. Изголовья вдоль льётся лунный свет.

В ответ Бо Цзюй-и написал "Башню доброй вести", вошедшую в "Двенадцать стихов поэтического обмена с Юанем Девятым, направлявшимся в Дунчуань".

Тридцатый день третьей луны (三月三十日 сань юэ сань-ши жи) — по китайскому календарю последний день весны, соответствовавший 18 апреля 809 г. западного календаря. Цзинъань 靖安 — квартал в Чанъани, где проживал Юань Чжэнь.

Источник: "Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и", 2018, стр. 657

Перевод: Масалимов Р.Ш.

"Поэмы"

Песня о долгой печали ("Правитель Хань ценил любовь, думал о тех, кто покорял целые государства...")

Правитель Хань ценил любовь, думал о тех, кто покорял целые государства, Править Вселенной много лет он не смог. В роде Ян была девушка, которая там выросла взрослой, Воспитывалась она в скромном дворце, люди не знали о ней. Небо дало ей красоту, трудно ей было отказать, Династии дом устроил выбор, оказалась она рядом с правителем. Повернет взглядом, улыбнется, вся красота проявится, В шестом дворце накрасится пудрой, не сравнится с ней никто красотой. В весну холодную совершит омовение в пруду Хуацин, В теплом источнике, где вода бежит, моет гладкую кожу. Послушник ее поддержит, у красавицы сил нет, С самого начала она завоевала широту добродетели правителя. Прическа-облако, изящное личико, золотые у нее "бу'яо", Шатер прекрасный согревает ее в весеннюю ночь. Весенняя темнота коротка, солнце в высоте встает. Но правитель не рано встает. Старается она его радовать, нет времени отдыхать, С весны до весны они гуляют, от ночи до ночи. В заднем дворце три тысячи красавиц, Три тысячи любимы одним человеком. В красивых комнатах красоту наводят, ожидают своей ночи. В яшмовой башне вечеринка завершилась, опьянели, встретили весну. Ее сестры и братья — все отважные люди, Любят они блеск и краски, у них свои семьи. Они следуют желаниям родителей в Поднебесье. Не хотят они иметь мальчиков, лучше родить девочку. Дворец Лигун на высоком месте стоит, вздымаясь до темных туч, Божественная музыка с ветром летит, слышна она везде. Постепенно песня, медленно кружит среди застывших стеблей бамбука. За весь день правителя не увидишь. В Юй'яне барабаны и колокола сотрясают землю, Пугаюсь, звучит песня "Одежда из пуха, одежда пестрая". В городском дворце в девять этажей туман и пыль гуляют. Тысячи повозок, десятки тысяч всадников с запада на юг идут. Бирюзовый, цветной флаг колыхнется, движение встанет, На запад правитель поехал, от ворот столицы на сотни ли уехал. Шесть армий не выходят в поход в беспорядке, Приходится изворачиваться прекрасно-бровой, ее посылают на смерть. Прекрасные украшения упали на землю, их никто не подбирает. Шпилька-золотой воробей с изумрудными крылышками вставлена в волосы. Правитель прячет лицо, спасти ее он не сможет, Оглянувшись, смотрит, кровь и слезы у нее льются. Желтая пыль разлетелась, ветер шумит, Дорога в облака упирается, петляя, восходят на башню Цзяньгэ. У гор Эмэй путников мало ходит, Флаги и стяги не сверкают, свет солнца слабый. Воды в реках реках в Шу бирюзовые, горы в Шу — темные, У великого правителя утром чувства вечерние. Из загородного дворца смотрю на луну, душу ранит ее свет, В ночной дождь слышу колокольчика звон, звук разрывает сердце. По небесному своду солнце катится, правитель вернулся на место, откуда улетают в небеса, Здесь он в нерешительности находится, никуда не может уехать. Под холмом Мавэй лежит глина-земля, Здесь не видно яшмового личика, здесь только пустое место. Правитель и чиновник друг о друге заботятся, замарали они свою одежду, Глядят на восток, там ворота столицы, верят, что кони могут вернуться. Они вернулись, у пруда в парке все. как прежде, В пруду Тай'е лотос растет, ивы — у дворца Вэй'ян. Лотос, словно лицо, ивы будто брови, К ней отношение такое, не надо лить слезы. Весенний ветер гуляет среди персиков и слив, раскрылись цветы в ночь, Осенний дождь льет среди кипарисов и тунга, листья у них опадают. У западного дворца, с южной стороны много осенних трав, Опавшие листья заполнили ступени, они краснеют, их никто не убирает. В грушевом саду у братьев появились седые волосы, У покоев императрицы стоят охранники, красавица уже постарела. В вечернем зале светлячок пролетел, думы навеяны в безмолвии, Одинокая лампа уже догорела, но не спится еще. Вдали колокол прогремел, ох, долга эта ночь, Ярче стал Млечный Путь, вот-вот день рассветет. Над парной черепицей холод гуляет, иней толстым слоем лег, Под пуховым одеялом холодно, кто-то там спит. Неиссякаемы жизнь и смерть, расстались, прошли годы, Ее душа смертная больше не приходит во сне. Даосский монах из Линьцюна стал путником Хунду, Может он искренне призвать души мертвых. Охваченный чувствами правитель занят мыслями разными, Просит местных даосов усердно заняться поисками. Расставил он их, обуздал чувства, разлетелись они, как молнии, Взлетели до неба, ринулись под землю, ищут везде и повсюду. Наверху искали, там бирюзовая даль, и под желтым источником, В двух этих местах необъятных ничего не нашли. Вдруг узнали, что на море есть святая гора, На горе пусто, она стоит среди тумана. В башне слышен звон яшмы среди пяти-цветных облаков. Среди них изящных много небожителей. Среди них есть одна, кого зовут Тайчжэнь, Чиста кожей, красива лицом. У западной комнаты золотого зала стучат в яшмовую створку двери, Снова и вновь Сяо'юй благодарит Шуанчэн. Узнав, что говорят о приходе посланников дома Хань, Она под пологом, на котором две сотни цветов, испугавшись, отошла ото сна. Накинув одежду, оттолкнувшись от подушки, встала, качаясь, Яшмовую занавеску и серебряную ширму, качаясь, открыла. Прическу-облачко наполовину сделав, она вновь проснулась, Цветная шапочка не совсем одета, спустилась она в зал. Ветер дует, задрав порхающие рукава небожительницы, Будто пеструю одежду, пуховую одежду закрутив. Яшмовое личико от печали слезами покрылось, Цветы груши на одной ветке весной покрылись каплями от дождя. Вобрав чувства, глядя с сомнением, благодарит она правителя, Как расстались они, звуки и лица были далеки друг от друга. В зале Шао’ян добродетель и любовь прервались, Во дворце на Пэнлае дни и месяцы длинные. Оглянувшись, вниз взглянула, во вселенной люди везде. Не видит Чанъани, а видит пыль и туман. Только былые вещи выражают глубокие чувства. Инкрустированную коробку, золотую шпильку бы с собой унести. От шпильки осталась одна долька, соединить бы ее с веером, Шпильку бы разделить на кусочки злата, соединить с частью украшений. Но только заботится о том, что золотые украшения крепки, На небесах люди могут об этом прознать. Перед разлукой усердно готовит слова, Среди них есть слова клятвы, о которых знают сердца только двоих. В седьмой день седьмого месяца в зале "Длинной жизни" В полночь не бывает людей, которые говорили бы корыстные слова. В небе, летая, хотели бы стать птицей с едиными крыльями. На земле хотели бы быть ветками, соединенными в истине. Небо высоко, земля вечна, у всего есть конец, Эта печаль долгая, никогда она не закончится. Примечания переводчика

В роде Ян была девушка... — то есть Ян Гуйфэй.

...золотые у нее "бу'яо"... — украшения в виде подвесок на волосах.

Дворец Лигун — в городе Лишань.

В Юй'яне — в провинции Хэбэй.

...на башню Цзяньгэ... — у заставы Цяньмэньгуань, провинция Сычуань.

У гор Эмэй... — в провинции Сычуань.

Под холмом Мавэй... — в провинции Шэньси.

В пруду Тай'е... — в городе Чанъань.

...из Линьцюна... — уезд в провинции Сычуань.

Хунду — ворота в городе Лояне.

...там бирюзовая даль... — то есть небо.

...под желтым источником... — то есть под землей.

Тайчжэнь — то есть "Истинная чистота".

...Сяо'юй благодарит Шуанчэн... — прислуга Сиванму.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 48

"Разные стихи"

В ожидании гостей наблюдаю вечером с башни у реки ("Озеро и небо на востоке я вижу, вечер безбрежен...")

Озеро и небо на востоке я вижу, вечер безбрежен, Горы и реки вширь растянулись. Огоньки ламп множества домов сверкают с четырех берегов, Млечный Путь, как дорога, пролег по середине реки. Ветер обдувает древние деревья, ясное небо, не будет дождя. Луна освещает ровный песок, летней ночью выпал иней. Разве можно в башне у реки укрыться от жары? Предлагаю господину устроиться в свежем холодке, в тростниковой хижине.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 64

В Хэнане прошли беспорядки, внутри заставы опасный голод, братья разлучены, каждый живет в разных местах. Гляжу на луну, чувства проявляются, пишу о том, о чем думаю. Посылаю старшему брату в Фулян, седьмому брату в Юйцянь, пятнадцатому брату в Уцзян, предварительо показал младшим братьям и сестрам в Фули и Сягуй ("Времена наступили трудные, год неурожайный...")

Времена наступили трудные, год неурожайный, занятия родов стали пустыми, Братья, сев в седла, уехали путешествовать на запад и восток. Поля и парки пустынны, войска здесь прошли. Кости и куски тел разбросаны по дорогам. Вертикальными тенями пролегая, дикие гуси летят на тысячи ли, Расставаясь с корнями, разбросана трава полынь в девятый месяц. Вместе смотрели на яркую луну, слезы невольно текут, В эту ночь желания людей из пяти мест вместе соединились.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 48

Весенние наблюдения в Ханчжоу ("Ясно видна заря утренняя с башни Ванхай...")

Ясно видна заря утренняя с башни Ванхай, Ступаю по чистому песку на дамбе, которая перекрывает озеро. Ночные шумы влетают в кумирню У'юаня Среди весенних ив прячется дом семьи Сусяо. Красавица в платье, вышивка на нем, которая поспорит с узором "шиди", Зеленый флажок висит над харчевней на уровне цветов сливы. Передо мной открывается с монастыря дорога, ведущая на запад и юг, Трава, словно зеленое платье, растет вдоль этой дороги. Примечания переводчика

...с башни Ванхай... — башня "Наблюдение за морем".

У'юань — второе имя — Цзысюнь, знаменитый деятель из государства Чу.

Сусяо — знаменитая гетера периода династии Южная Ци.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 64

Вижу старые стихи Лу Цзымэна, чиновника ранга "шиюй", много раз читаем их вслух с Вэйчжи, переживаем сегодня о ранах былого, они подарены Цзымэну, потом возвращаю этот свиток ("Утром услышал, как Юань-девятый вслух читает стихи господина...")

Утром услышал, как Юань-девятый вслух читает стихи господина, Сожалею, что с господином Лу встретились мы поздно. Сегодня, встретившись с господином, развернули старый мы свиток, На свитке многое сказано, дарю его я Вэйчжи. Увидели друг друга, утерли мы слезы, трудно нам слова говорить, То, что мы расстанемся, ранит сердце, об этом мы оба знаем. Слышал я, как говорили, что деревья посадили на могиле в Сяньяне, Уже вытянулись вверх на три чжана с белыми ветками ивы. Примечания переводчика

...на могиле в Сяньяне...Х — здесь находится могила Юань Чжэня.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 64

Заночевал в деревне, к северу от гор Цзыгэшань ("Ранним утром гулял на вершине горы Цзыгэ...")

Ранним утром гулял на вершине горы Цзыгэ, Ночью заночевал в деревне у подножья гор. Деревенский старик, увидев меня, был рад, Ради меня открыл бутылку вина. Не успели поднять чарки и выпить вина, Внезапно кто-то вошел в ворота. Чиновники в бордовой одежде, держа кинжалы и топоры, Друг за другом группой более десяти человек ввалились в дом. Забрали они мое вино, стоявшее на циновке. Взяли ужин, что лежал в тарелке моей. Хозяин, назад отступив, встал, Руки сложил, как будто они гости. В середине двора растет дерево странное, Растет оно уже тридцать весен. Хозяин его не пожалел совсем, Взял топор и срубил его под корень. Назвал он себя причастным к касте строителей, Сообщил, что служил в войсках "шэньцэ" "Хозяин не стоит слов говорить, Чжунвэй тогда будет добродетельным!" Примечания переводчика

Цзыгэшань — в провинции Шэньси.

"шэньцэ" — охрана правителя.

Чжунвэй — офицер

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 52

Пишу оду о том, как расстались на древней равнине ("Далеко-далеко разрослась трава на равнине...")

Далеко-далеко разрослась трава на равнине, За год сухостой вновь расцвел. Огни в диком поле горят без конца, Весенний ветер дует, рождаясь вновь и вновь. Аромат вдаль летит, налетая на древнюю дорогу, Чистый изумруд зелени достиг пустынного города. Вновь я провожаю уходящего внука рода Ван, Обильные чувства нас полнят при разлуке.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 47

Строки о весне на озере Цяньтан ("К северу от монастыря, в горах Гуашань и к западу от павильона Цзятин...")

К северу от монастыря, в горах Гуашань и к западу от павильона Цзятин Водная гладь ровная лежит, облака низко нависают. В нескольких местах утром иволги витают, шумят среди деревьев, В чей-то дом новая ласточка в клюве несет весеннюю глину. Беспорядочно цветы расцвели, пестрят они перед взором, Трава еще редка, только может укрыть копыта коней. Нравится мне восточная часть озера, дальше я не пойду, Зеленые ивы покрывают тенью дамбу Байша. Примечания переводчика

Цяньтан — в провинции Чжэцзян.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 63

Тот, кто сажает "дихуан" ("Хлеба погибают, весной не было дождя, злаки повреждены, осенью рано выпал иней...")

Хлеба погибают, весной не было дождя, Злаки повреждены, осенью рано выпал иней. В конце года не будет нечего в рот положить. На поле сажает он бобы — "дихуан". Сажает, а для чего? Придется обойтись сушеным вареным рисом. Лишь забрезжит рассвет, взяв мотыгу, он уходит, Уже вечер настает, а он не может наполнить корзину. Возьмет в руки то, что собрал, уйдет к богатым домам, Продает он людям с белыми лицами. "Даю Вам, чтоб кони Ваши были тучными. Чтоб их лоск освещал землю. Желаю, чтоб Ваши кони по меньше ели плохого проса, Этим я спасаю их от плохого корма". Примечания переводчика

"Дихуан" — Ремания.

...людям с белыми лицами... — то есть богатым.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 62

Хотел бы выбрать в соседи Юаня-восьмого, но сначала дарю ему эти строки ("В спокойную жизнь наши помыслы очень близки...")

В спокойную жизнь наши помыслы очень близки, Хотел бы я укрыться от мира к востоку от стены, но не один. При яркой луне хорошо быть вместе в ночи у трех тропинок, Зеленые ивы счастье и весну приносили бы в оба дома. Если мы едины в мыслях и хотим стать парой, Разве не можем жить мы в соседях и выбрать друг друга в соседи!? Можно в одиночестве всю жизнь прожить, видеться несколько раз, А дети и внуки станут взрослыми, будут жить через стенку. Примечания переводчика

Юань-восьмой — Юань Цзунцзянь, второе имя — Цзюйцзин, уроженец провинции Хэнань, друг поэта.

...быть вместе в ночи у трех тропинок... — то есть жить в уединении.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 61

Шью новую шубу ("Ткань из Гуаней бела, словно снег...")

Ткань из Гуаней бела, словно снег, Парча из местности У мягка, будто облако. Ткань сложил дважды, парчу уложил толстым слоем, Будет шуба, мне в ней будет тепло. С утра встаю, сижу до вечера. Ночью вернусь, сплю до утра. Все знают, что грядут зимние месяцы с сильными холодами, Надо бы части тела держать в тепле, как весной. Средь ночи вдруг я вспомнил. Пощупал шубу, в думах головой покачал. Муж дорожит тем, что может принести пользу стране. Разве можно думать только о себе. Надо бы сделать шубу, в которой можно пройти десять тысяч ли. Покрыть ее нутро, чтоб можно было идти на все четыре стороны. Тепло в ней будет всем, как мне, В Поднебесье не будет людей замерзших.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 53

"Стихи, написанные просто так"

1. "Утро — истина, вечер — фальшь, об этом люди рассуждают..."

Утро — истина, вечер — фальшь, об этом люди рассуждают. Древность ушла, настоящее наступило, что за дела? Почему-то людям нравится господин Цзан, который мог прикинуться добрым, Только должны знать, что сын Нин лишь изображал из себя глупого. Светлячки в траве хоть и сверкают, у них нет огня, Хотя зерна лотоса покрыты капельками росы, это не жемчуг. Нельзя сгоревшие угольки преподносить как жемчуг "чжанчэн", Сожалею о том, что люди блеск не различают. Примечания переводчика

Цзан — Цзан Учжун, проявив коварство, захватил государство Лу.

...сын Нин лишь изображал из себя глупого... — то есть нельзя попадаться на уловки.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 62

3. (2) "Пользуется господин одним правилом, при решении у него есть сомнения..."

Пользуется господин одним правилом, при решении у него есть сомнения, Он не использует изучение панциря черепахи, чтоб познать, будет счастье или нет. Чтоб испробовать яшму, надо ее предать огню целых три дня, Чтоб познать материал, надо подождать срок в семь лет. Чжоу-гун боится, что пойдет молва. Ван Цзи держался в тени, когда шел к власти. Если хочешь быть первым, то можно обрести смерть. Но как родишься, откуда знать, что есть истина, а что — фальшь. Примечания переводчика

...надо подождать срок в семь лет... — существовало дерево «юйчжан», которое, по преданию, проявляло свои качества лишь через семь лет.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 62

"Четверостишия"

Вместе с Ли-одиннадцатым выпиваю, вспоминаем Юаня-девятого ("Во время цветения цветов вместе выпили, разогнали весеннюю тоску...")

Во время цветения цветов вместе выпили, разогнали весеннюю тоску, Опьянев, наломали цветущие ветки ивы, сделав их мерой для вина. Вдруг вспомнили старого друга, он ушел в дальние дали, Путь рассчитали, сегодня он должен прибыть в Лянчжоу. Примечания переводчика

Ли-одиннадцатый — Ли Цзянь.

Юань-девятый — Юань Чжэнь.

Лянчжоу — в провинции Шэньси.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 53

Воспеваю вечернюю реку ("Над дорогой зависло заходящее солнце, лучи стелются над водой...")

Над дорогой зависло заходящее солнце, лучи стелются над водой. Полреки бирюзового цвета, а вторая половина — красного. Мне нравятся первые три дня девятого месяца, Когда роса подобна настоящему жемчугу, а луна, словно лук.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 63

Обращаюсь с вопросом к Лю-девятнадцатому ("Вино "лю’и" — новый не процеженный напиток винный...")

Вино "лю'и" — новый не процеженный напиток винный, На малом огне в печи из красной глины оно готовилось. Ночь наступила, с неба хочет повалить снег, Могу я выпить не одну только чарку вина? Примечания переводчика

Лю-девятнадцатый — друг поэта.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 63

"Циньские напевы"

2. Тяжелая ода ("На щедрой земле растут тунг и кунжут...")

На щедрой земле растут тунг и кунжут, Их достаточно для жизни людей. Для жизни людей надо справить ткань и парчу, Их надо для жизни каждого. Кроме себя, надо платить налоги и подати, Еще надо преподнести родным правителя. В стране установлены два вида налогов, А у каждого своя мысль о красавице. В начале бы защититься от их влечений. Есть ясный указ для чиновничьего ряда: Сверх налога добавишь хоть одну вещь, Все это признают нарушением закона. В силу чего время увеличивая. Жадные чиновники делают, как прежде? Забирают у меня и требуют еще больше. Несмотря на то, что зима или весна это. Выткан тонкий шелк, еще нет отреза, Размотан шелк с коконов, еще нет и цзиня. А деревенский служивый заставляет меня их сдавать, Не позволяет даже время оттянуть в сроках. В конце года такая ситуация прекратилась, Темный ветер прошелся, разорив деревни. Ночь глубока, дым и огонь не видны. Снег крупинками, белый летит. Тот, кто молод, не может защититься, Тот, кто стар, не может тело согреть. Горе смешалось с холодным воздухом, Он больно вбирается ноздрями. Вчерашним днем отвезен последний налог, Как поглядел из ворот склада чиновника: Шелка и парчи, будто горы, скопилось, Нитей шелка, будто облаков, собралось. Говорят, что излишки вещей В следующий месяц надо внести еще больше. Заберут тепло с моего тела, Приобрету в их глазах я добродетель. Все это пойдет на склад в Цюнлине, Годы пройдут, превратится все в пыль.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 53

7. Легкий и толстый ("Амбиции их, гордость полнят дороги. Кони с седлами светом поражают пыль...")

Амбиции их, гордость полнят дороги. Кони с седлами светом поражают пыль. Хотел бы спросить, кем они стали, Люди их называют приближенными к телу. В красных поясах — есть большие чины, С алыми лентами, знай, военные. Стремятся они быть на военных приемах. Кони идут, словно тучи плывут. У них кувшины с вином марки "цзювэнь", На столе восемь драгоценностей, что водятся в воде и на суше. Среди фруктов — мандарины из Дунтин, Нарезана рыба — линь из небесного пруда. Они наедятся, на душе чувство у них безделья. От вина сладкого дух у них колыхнется. А в это время засуха в Цзяннане, И в Цюйчжоу люди едят людей? Примечания переводчика

...восемь драгоценностей... — печень дракона, губы обезьян, лапа медведя и т.п.

Цюйчжоу — в провинции Чжэцзян.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 55

9. Песни и танцы ("В городе Цинь годами стоит облачная ночь...")

В городе Цинь годами стоит облачная ночь, Большой снег заполнил Хуанчжоу. Среди снега идут те, кто вышел со двора, Тут люди с красными и алыми знаками, все князья. Среди знатных есть те, кто рад ветру и снегу, Среди богатых нет тех, кто голодает и мерзнет. Кто занят, каким делом, тот занимает свое место, У кого какая служба, тот путешествует в порядке. Красные колеса у телег тех путников, Красная лампа горит в здании, где поют и танцуют. Радостно выпивают, рассаживаясь тесно, рядами, Опьянеют, им тепло, снимут тяжелую одежду. "Цюгуань" выступает хозяином, "Тинвэй" сидит во главе стола. Среди белого дня они весело пьют, До середины ночи не могут остановиться. Разве они могут что-либо знать о тюрьмах в Вэньсяне, Что там гибнут от холода узники. Примечания переводчика

Цинь — Чанъань.

Хуанчжоу — то есть столица.

"Цюгуань", "Тинвэй" — служащие в судах.

Вэньсянь — Лоян.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 55

10. Покупаю цветы ("В императорском городе весна, вот-вот стемнеет, Шумно бегут тележки и кони...")

В императорском городе весна, вот-вот стемнеет, Шумно бегут тележки и кони. Все говорят, что наступило время цветения пиона, Пошел вслед за ними купить цветы. Дорого или дешево, нет у них постоянной цены, Оплачиваешь, считая количество цветов. Пышные сотни красных бутонов. Разные по форме, стоят пять свитков шелка. Накрыты сверху, шатром защищены, Сбоку плетеная изгородь их защищает. Водой польешь, снова добавишь земли. Хоть и пересадишь, цвет выглядит, как прежде. В семье привычки становятся традиционными, Все изумлены, не могут все осознать. Жил один в доме у поля старик. Случайно пришел в то место, где цветы покупают. Опустил он голову, одиноко, тяжко вздохнул. Его вздох никто из людей не понял. Один куст цветов сочного цвета Стоит налога людей с десяти дворов.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 56

"Новые народные песни"

7. Красавица из Шанъяна ("Краснощекая в темноте постарела, новые белые волосы появились...")

Краснощекая в темноте постарела, новые белые волосы появились, Охранник в зеленой одежде сторожит ворота дворца. Как только закрыли ворота Шанъяна, значит, весна разгулялась, Сюаньцзун в конце годов жизни не смог править. Когда вступил на престол, было шестнадцать лет, а ныне ему шестьдесят, В то время он был избран из множества претендентов. Пришло время увядания, постарело его тело, Вспоминает он прошлое, спрятал печаль, расстается он с родными. Поддерживают его, когда он садится в повозку, не позволяя себе плакать, Все твердят, когда он пришел к власти, стала основой добродетель. Лицо у нее как лотос, груди, словно яшма. Не позволено было правителю взглянуть на ее лицо.; А гетера Ян издалека гневно глядела. Из-за зависти она тайно была определена во дворец Шанъян. Всю свою жизнь провела и прожила в пустом доме, Жить в пустом доме, Осенние ночи бесконечны, Ночь длинна, ей не спалось, день долго не рассветал. Всегда она думала об угасающей лампе, смотрела на тени на стене, Шумел в темноте дождь, бил с шумом по окну. Весенние дни запоздали. День долго наступал, она одиноко сидела. время долго до вечера шло. Иволги у дворца пищали, их печаль надоедливо звучала, Под стрехой ласточки парами гнездятся, но старая женщина не завидовала им. Иволги прилетели вновь, ласточки улетели, время долго тянется уныло. Весна уходит, осень наступает, какой год, не помнит она. Только с темного дворца глядит она на яркую луну, С востока появилась, на запад уходила, становилась круглой уже четыре или пять сотен раз. Сейчас та, кто во дворце, уже совсем постарела, Они неясно ее называют "шаншу". Обувь на ней с маленьким носиком, одежда узка. Темная тушь легла на брови, брови ее редкие и длинные. Те, кто снаружи, не видят ее, а, увидев, надсмехаются, Годы Тяньбао в конце стали годами укрепления власти. Красавица из Шанъяна, Горечи и печали у нее очень много. В молодости ей было трудно, В старости ей еще трудней. Трудная молодость, горькая старость — до какой же степени это продолжится? Правитель не видел, что когда-то Люй Сян написал "Оду о красавице", А сейчас он не слышит песню той, что поседела волосами в Шанъяне. Примечания переводчика

Шанъян — дворец в Лояне.

Сюаньцзун — император, годы правления 712-756 гг.

Гетера Ян — Ян Гуйфэй.

Они неясно ее называют... — то есть правитель.

Годы Тяньбао — 742-755 гг.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 56

29. Ковер из красивых ниток ("Ковер из красивых ниток, вытянули из кокона, сделали нити, кипятили в чистой воде...")

Ковер из красивых ниток, Вытянули из кокона, сделали нити, кипятили в чистой воде, Сделав нити, вытянули линиями, покрасили краской из травы "хунлань". Покрасили красивые нити красным и синим цветом, Как выткали, в зале Писян ковер повесили. Зал Писян широкий, в десять и более чжанов, Вытканный, красивый ковер в этом зале разложили. Красочные нити шелковисты, впитали аромат, Нити его мягкие, цветы выпуклые, ничто с ним не сравнится; Красавицы ступают по нему, песни поют и танцуют на нем, Ножки в вышитых туфельках, в тонких носочках ступают по нему, следов не оставляя. Ковры из Тайюаня шероховатые, волоски его твердые, Коврики из Шу тонки, парчовые цветы на них холодны. Ничто не сравнится с этим ковром, он теплый и мягкий, Каждый год в десятый месяц он из Сюаньчжоу поступает. Правитель Сюаньчжоу заставляет ткать такие ковры, Он призывает чиновников на это тратить силы; Сотня мужчин, взяв на себя, заносят его во дворец, Нитям толстым, множеству нитям свернуться не дают. Правитель Сюаньчжоу как будто не знает? На один чжан ковра Нужна тысяча пара нитей. Земля не знает холода, люди должны быть в тепле, Он забирает у людей одежду, создавая укрытие для земли. Примечания переводчика

...в зале Писян... — зал "Рассеивающегося аромата".

Сюаньчжоу — в провинции Аньхуэй.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 58

30. Старик с Дулина ("Старик с Дулина живет у Дулина, каждый год он сажает бедное поле в один с лишним цин...")

Старик с Дулина Живет у Дулина, Каждый год он сажает бедное поле в один с лишним цин, В третий месяц нет дождя, сухой ветер дует, Ростки хлебов, не появившись, многие, пожелтев, засохли. В девятый месяц выпал иней, осеннее утро холодное, Колоски у хлебов не созрели, зелеными засохли. Крупный чиновник должен ясно знать, но ему не доложили, Торопит он большими налогами, требует все сверить. Отдать в залог тутовые деревья, продать землю — внести так налог, На следующий год с едой и одеждой как быть? Они забирают шелк, который на мне, Вырывают у меня еду, которая у меня во рту. Жестокий человек, который вредит, подобен шакалам и волкам, Им непременно надо когтями-крюками и зубами разрезать и съесть человечье мясо. Не знаю, кто так докладывает правителю, Сердце правителя сочувствует и понимает пороки людей. На белой бумаге написаны добродетельные слова, В районе столицы она гласит об отмене налогов в нынешний год. Вчерашним днем староста деревни прибыл к воротам, В руках он держал небольшую бумагу, и объявил всей деревне. Из десяти семей налог будут сдавать девять, Скромно восприняли добродетельные слова нашего правителя об отмене части налогов. Примечания переводчика

Старик с Дулина — Ду Фу.

...один с лишним цин — сто му, 6,67 га.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 59

32. Старик, продающий уголь ("Старик продает уголь, рубят хворост для сжигания угля среди южных гор...")

Старик продает уголь, Рубят хворост для сжигания угля среди южных гор. Все его лицо в пыли, красное от дыма и огня, Волосы на обоих висках почернели, десять пальцев черные. Продает он уголь, а деньги на что идут — На себя одежду одеть и в рот еды положить. Сожалеет, что его одежда тонка, А в душе думает о продаже угля, пусть бы дни будут холоднее. Ночь наступила, над городом снег в один чи выпал. На рассвете, взгромоздясь на телегу с углем, поехал он, ломая лед. Вол тяжело тянет, он проголодался, солнце высоко встало, За пределами южных ворот в грязи встал отдохнуть. Проворные два всадника подскочили, спросили: Кто? Это были начальник стражи в темной одежде и помощник его. В руки взяли документы, отдали приказ, Развернули телегу, наорали на вола, велели следовать к северным воротам. Одна телега с углем Весом в более тысячу цзиней, Дворцовые люди приказали телегу тащить, даже не пожалели. Полрулона красивой ткани и один чжан нити для вязания — Чем можно обвязать голову вола, вот чего стоил весь уголь.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 60

38. Женщина, торгующая солью ("Женщина торгует солью. Много будет у нее золотистого шелка. Не занимается она землей и шелковичными червями...")

Женщина торгует солью. Много будет у нее золотистого шелка. Не занимается она землей и шелковичными червями; Ни на севере и юге, на востоке и западе нет семьи у нее, Ветер и вода для нее жилье, лодка — ее дом. На самом деле, она женщина из Янчжоу, Вышла замуж за торговца из Цзянси. Молода была в богатой семье, золотые шпильки много носила. Белыми были ее руки, раздобрела, браслет из серебра стал узок. Сначала накричала на слугу, потом наорала на служанку, Скажите, что ей должно было быть за это? Муж определил ей торговать солью на целях пятнадцать лет, Не подчинялась она округу и уезду, принадлежала она самому правителю. Ежегодно доход от соли должна была сдавать в казну, Мало вносила в казну, многое себе оставляла. О том, что в доход государства шло мало, а личные доходы были велики, Управление по соли и металлам долго не знало. Она даже рыбу из реки и рис презирала, Прекрасный фарш, желтые апельсины предпочитала, ароматный рис ела. Ела досыта, стала плотной, жила в высокой лодке, Две щеки, как два бутона, раскраснелись. Женщина, торгующая солью, Имела счастье выйти замуж за торговца солью; Каждое утро ест прекрасную пищу, Всю жизнь носит хорошую одежду. Хорошую одежду, прекрасную пищу есть ей, где взять. Ей должен был завидовать Сан Хунъян. Сан Хунъян, Он уже умер, Не только в период Хань, но и сейчас есть такой человек. Примечания переводчика

Сан Хунъян — сын императора Уди, ведал Управлением по соли и металлам.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 60

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Разные стихи"

"Вольные речи"

3. Вольные речи (стихотворение третье) ("Рецепт дарю, берущий верх над хитростями лисьими...")

Рецепт дарю, берущий верх  над хитростями лисьими. Сверлить не надо черепах,  молить тысячелистники. Нефрит в течение трех дней  испытывают пламенем; Мою же смесь лишь за семь лет  проверишь, как очищена. Перед льстецами Чжоу-гун  был боязлив до крайности; До узурпации Ван Ман  хорош был даже с низшими. Когда б они в начале дней  свой путь внезапно кончили, В столь краткой жизни кто бы мог  понять, где ложь, где истина. Примечания

Хитрости лисьи — лиса в китайских легендах оборотень, строящий людям разные козни.

Сверлить не надо черепах, молить тысячелистники — в древнекитайской гадательной и магической практике употребляли черепашьи щиты, которые сверлили и смотрели, как идут трещины, а также пользовали стебли тысячелистника, якобы дававшие ответ, исполнятся ли моления.

Чжоу-гун (XI в. до н. э.) — один из идеальных правителей в китайской исторической традиции. Он был регентом при малолетнем правителе Чэн-ване, но, поскольку льстецы рекомендовали ему самому занять трон, замкнулся в своем уединении, чтобы не быть заподозренным в таких намерениях. Потом, когда Чэн-ван вырос, Чжоу-гун передал ему правление и беспощадно расправился с взбунтовавшимися против государя льстецами.

Ван Ман (45 до н. э. — 23 н. э.) — родственник по женской линии императоров правящего дома Хань. Вначале завоевал расположение окружающих и правителей своей внешней обходительностью и справедливостью. Потом, воспользовавшись своей властью регента при малолетнем императоре, в 9 г. н. э. узурпировал трон. Его правление принесло народу много бед, и в 23 г. он был свергнут и погиб.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007, стр. 198

"Четверостишия"

Певица Тутовая Ветка ("Застелена ровно скамья для гостей, развернут коврик парчовый...")

Застелена ровно скамья для гостей,  развернут коврик парчовый. Тройными ударами барабан  сзывает нас снова и снова. Не вновь ли явилась Персика Лист  при свете свечи принесенной? — Но нет, перед нами Тутовая Ветка  колышет рубашкой лиловой. Увешан пояс на стане-цветке  подвесками в тонких узорах; Раздался с шапки над снежным лицом  звон бубенца золотого. Едва только смолкла песня ее,  нам усидеть невозможно: Клубится тучка, сбирается дождь,  Янтаи для нас готовы. Примечания

"Персика Лист" (Тао-е) и "Тутовая Ветка" (То-чжи) — имена знаменитых певиц-куртизанок начала IX в.

Янтаи для нас готовы — о легенде, на террасе Янтай (в среднем течении р. Янцзы) происходили любовные свидания Хуай-вана (на троне 328-299 до н. э.), правителя удела Чу, с феей, повелительницей гор Ушань. Вечером она спускалась дождем, утром взмывала тучкой. И з легенды слова "тучка", "дождь", "Янтай", "Ушань" перешли в китайскую поэзию как постоянные символы для обозначения любовных утех.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007, стр. 198

Пью в час мао ("Смотрю, чтоб у ложа от ветра защитой короткая ширма стояла...")

Смотрю, чтоб у ложа от ветра защитой  короткая ширма стояла. Вот черная шапка под войлоком синим,  из белой кошмы одеяло. Час мао приходит — я чашечку выпью,  потом ненадолго усну, И бренного мира хлопот никаких  как будто вовек не бывало. Примечания

Час мао — время от пяти до семи часов утра (в Китае сутки делились на двенадцать отрезков — "часов", каждый из которых был равен нашим двум часам).

Источник: "Чистый поток", 2001, стр. 222

"Новые народные песни"

Узорная ткань ("Узорная ткань, узорная ткань, что с нею поспорить может?...")

Узорная ткань, узорная ткань, что с нею поспорить может? На тонкий газ, на плотный атлас она совсем не похожа. Она похожа на шелк водопада в сорок пять чи вышиной, Который я видел в горах Тяньтай под ярко сиявшей луной. Искусно выткан тонкий узор невиданной красоты: Как поле, покрытое белым туманом, как иней, занесший цветы. Кто выткал эту чудесную ткань? Кто сшил из нее наряд? Ткачиха бедная с речки Юэ — наложница ханьских палат. Дворцовый посланник в прошлом году принес повеление ей: Должна она взять образец в небесах и выткать узор для людей. И выткано небо, на нем в облаках осенних гусей череда, Расцветка такая, как будто в Цзяннани весною разлилась вода. Скроили из ткани длинную юбку и сшили широкий рукав, По волнам прошлись утюгом золотым, морщины насилу убрав. Чудесны цвета, необычен узор, друг друга они затмевают: Глядишь на цветы — повернешь эту ткань — цветы на глазах оживают. Какая была во дворце Чжаоян плясунье оказана милость! Бесценное платье — весенний наряд — в подарок она получила. Но скоро запачкала потом и пудрой и больше его не надела, Без жалости в сердце по грязи волочит, ногой на него наступила. На то, чтобы выткать узорную ткань, затрачен упорный труд, Шелка тяжелые и полотно в сравнение с ней не идут: Тончайшая нитка, петельки без счета, у женщины руки болят, Скрипит и скрипит ее ткацкий станок, но дело движется еле. И если бы те, что песни поют и пляшут в дворце Чжаоян, Увидели это — тогда б и они, наверно, ее пожалели. Примечания

Тяньтай — горы на юго-востоке Китая, вблизи моря, славящиеся своими видами и отшельниками.

Чи — китайская мера длины, около 32 см.

Речка Юэ — речка на юге Китая, откуда в столицу привозили певичек и искусных ткачих.

Цзяннань — земли к югу от р. Янцзы, низина которой весной заливается высокой водой.

Чжаоян — дворцовый павильон в комплексе императорских дворцов в Чанъани. В этом павильоне обычно поселяли певиц и танцовщиц.

Источник: "Чистый поток", 2001, стр. 217

Нашего века уборы! ("Нашего века уборы! Нашего века уборы! Они от столицы в четыре края...")

Нашего века уборы! Нашего века уборы! Они от столицы в четыре края  распространяются скоро. В наш век они, невзирая на дали,  текут по белому свету — И вот уже нет на щеках румянца,  и пудры на лицах нету: Помадою черной намазаны губы,  не губы — грязная корка, И брови, начертанные сверху вниз,  расходятся, как восьмерка. Красотка ль, урод ли, черна ли, бела ли —  никто различить не сможет, У всех одинаковое выраженье:  сейчас зарыдают горько. Колечки и пряди закрыли виски, —  кудряшек гора громоздится; Под красною краской не видно кожи —  кирпичного цвета лица. Я встарь о распущенных волосах  слыхал в Иньчуаньском крае, — Но это варваров-жунов прическа,  и каждый об этом знает. Прически ж и краски годов Юань-хэ  (покрепче запомните это), Кудряшки горою, кирпичные лица —  противны нравам Китая. Примечания

Расходятся, как восьмерка — китайская цифра "восемь" составлена из двух расходящихся книзу черт.

Юань-хэ (806-820) — девиз годов правления императора Сянь-цзуна (на троне 805-823).

Иньчуань — область на северо-западе танского Китая, где жили "варвары" жуны.

Источник: "Чистый поток", 2001, стр. 220

Перевод: Орлова Н.А.

"Четверостишия"

II. "Софоры цветы после ливня горят на тронутой осенью почве..."

Софоры цветы после ливня горят  на тронутой осенью почве, Листы фирмианы от ветра летят  в окутанный тьмой небосклон, А в библиотеке под вечер нет дел,  которые были бы срочны — Хранитель седой поник головой  на книгу и в сон погружён. Примечания переводчика

Дворцовая библиотека (秘省 би/ми-шэн,秘書省 би/ми-шу-шэн) — библиотека императорского дворца, с хранителем (秘書监 би/ми-шу-цзянь, здесь сокращённо цзянь) которой, по мнению Л.З. Эйдлина, себя отождествлял Бо Цзюй-и.

Софора (槐花 хуай-хуа) — софора японская (Sophora japonic。L.), стифнолобий японский (Styphnolobium japonicum), листопадное дерево до 25 м в высоту с широкой шаровидной кроной, цветёт раз в два года в июле — августе. В 827 г. китайская осень началась в конце июля по западному календарю.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 203

Беседка к западу от озера ("На пурпурных перилах деревьев ночных отраженье...")

На пурпурных перилах деревьев ночных отраженье, Ив осенней воде утонул золотой лунный круг. Словно ночи цяньтанской случилось на миг возвращенье, Когда месяц над западным теремом выглянул вдруг. Примечания переводчика

Цяньтан — река в Ханчжоу.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 181

Брови тоскующей жены ("Вешний ветер, бушуя, примчался с востока...")

Вешний ветер, бушуя, примчался с востока, Вишню смял и со сливы сдул листья жестоко. Только брови жены, что разлука тревожит, Вешний ветер могучий раздвинуть не может.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 127

В беседке Приёма Бессмертных пью вместе со всеми посетителями ("Впустую Се Ань, спускаясь с горы, певичку в попутчицы брал...")

Впустую Се Ань, спускаясь с горы,  певичку в попутчицы брал, Напрасно Лю Юнь у кромки воды  стихи в одиночку слагал. Сегодня собравшись, легко превзойдём  в озёрной беседке всех оных — С певичками шутим, о водах поём  и жалуем дев тонкобровых. Примечания

Се Ань 謝安 (320-385 гг.) по имени-цзы Ань-ши — литератор и государственный деятель.

Лю Юнь 柳憚 (465-517 гг.) по имени-цзы Вэнь-чан — поэт и музыкант.

Тонкобровые девы — в оригинале бином 蛾眉 э-мэй (буквально "брови [как усики] бабочки [шелкопряда]"), являющийся традиционным эпитетом красавицы.

С певичками шутим (嘲花 чжоо/чоо хуа) — иероглиф 花 (хуа) обозначает не только цветы, но и девушек-певичек, что Л.3. Эйдлин передал как "шутим с цветами". Иероглиф 嘲 (чжоо/чоо) также, кроме "шутить, насмехаться", имеет значение "щебетать, петь" и тут может быть употреблён в этом смысле, поскольку присутствует в паре с синонимом 咏 (юн) "петь" из сочетания "嘲 чжоо/чоо ... 咏 юн ...", что обусловливает перевод: "воспевать цветы и петь о водах".

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 159

В буддийском храме Духовного Преображения увидел подписи Юаня Девятого и Лю Тридцать Второго ("Вэй-чжи разжалован, за тыщу сослан ли...")

Вэй-чжи разжалован, за тыщу сослан ли, Тай-бо не приезжал одиннадцатый год. Смотрю: окно с дырой, стена в пыли... Увидел подписи, как будто лица — вот! Примечания переводчика

Буддийский храм Духовного преображения (Гань-хуа-сы 感化 寺 или Хуа-гань-сы 化感寺) — расположен в уезде Ланьтянь 藍田 близ Чанъани. Комментируя четверостишие, Л.З. Эйдлин отметил, что "обычай писать стихи или подписывать свое имя на стенах храма, гостиницы был очень распространён в то время, и многие поэты в своих стихах говорят об этом".

Юань Девятый — Юань Чжэнь, здесь также названный по имени-цзы Вэй-чжи.

Лю Тридцать второй — поэт Лю Дунь-чжи 劉敦質 по имени-цзы Тай-бо 太白.

Тыща ли — точнее "тысяча с лишним ли" (цянь юй ли 千餘里) — расстояние, составлявшее в эпоху Тан более 560 км.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 63

В лодке читаю стихи Юаня Девятого ("Под лампою стихов раскрыт твой свиток предо мной...")

Под лампою стихов раскрыт твой свиток предо мной. Его дочёл, фитиль коптит, рассвет ещё далёк, Глаза болят, фитиль погас, во тьме я одинок, А встречный ветер о борта всё бьёт и бьёт волной. Примечания переводчика

Юань Девятый — Юань Чжэнь 元稹 (779-831 гг.) по имени-цзы Вэй-чжи 微之, или Юань Цзю (Юань Девятый), потомок сяньбийцев-тоба, правивших государством Северное Вэй (386-534 гг.); знаменитый поэт и литератор, учёный (цзинь-ши, 793 г.) и сановник (канцлер 宰相 цзай-сян, 822 г.); близкий друг и соавтор Бо Цзюй-и, составивший собрание его стихов. В 809 г. был назначен государственным цензором (監察御史 цзянь-ча юй-ши), направлен в область Дунчуань 東川 на территории нынешней провинции Сычуань и по пути оказался в Ло-коу, где на северной стене обнаружил два стихотворения Бо Цзюй-и, о чём сообщил автору, который ответил данным четверостишием, открывшим цикл из 12 стихов, посвящённых путешествию друга в Дунчуань.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 79

В первый день сезона становления осени поднимаюсь в парк Радостного Странствия ("На берегу Цюйцзяна сам с собою говорю...")

На берегу Цюйцзяна сам с собою говорю, Коня направив, неспеша взбираюсь в парк Лэ-ю. Студёный ветер теребит седеющий висок, Час осени, считая дни, кто бы узнать помог! Примечания

Становление осени (立秋 ли-цю) — один из 24 сезонов китайского сельскохозяйственного календаря, продолжающийся с 7-8 по 22-23 августа по григорианскому календарю.

Парк Радостного странствия (樂遊園 Лэ-ю-юань) — парк Лэ-ю в Чанъани.

Цюйцзян 曲江 — озеро в Чанъани — см. "Вместо ответного письма отвечаю Чжан Цзи" (*).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 115

Взбираюсь на пик Сянлу ("На камень припав и лиану схватив, дал отдых разбитому телу...")

На камень припав и лиану схватив,  дал отдых разбитому телу, Со мною бамбука зелёного трость  да белый кисейный платок. Когда б живописец затронул мотив  на ширме "Лушани пределы", Он к пику Сянлу, где мне быть довелось,  фигурку приделать бы мог. Примечания

Кисейный платок (纱巾 ша-цзинь) — иероглиф 纱 (ша) обозначает один из многочисленных в Китае видов шёлка, тонкий и прозрачный.

В тексте стихотворения различаются пик Сянлу (香炉峰 Сянлуфэн) и гора Лушань 庐山, на которой он находится и где есть другие пики.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 97

Вижу во сне Син-цзяня ("Небеса безмятежны, искрится вода...")

Небеса безмятежны, искрится вода, Напеваю, один проходя у мостка, Строчка дивна о юной озёрной траве, Что весною А-лянь раз навеял во сне. Примечания

Син-цзянь 行簡 (775/6—826) — Бо/Бай Син-цзянь, младший брат Бо Цзюй-и по имени-цзы Чжи-туй 知退, литератор, учёный (цзинь-ши) и сановник. Бо Цзюй-и намекнул на описанное литературоведом Чжун Жуном 鍾嶸 (467?—518?) в трактате "Ши пинь" 詩品 («Категории стихов») предание о знаменитом поэте и сановнике Се Лин-юне 謝靈運 (385—433), высоко ценившем стихи своего младшего кузена Се Хуй-ляня 謝惠連 (А-лянь, 397/407—433), слагавшего их уже с десяти лет. Как-то у Се Лин-юня дело не шло, но, увидев во сне брата, он сразу сочинил стих "Поднимаюсь в терем на озере" 登池上樓 со строкой "На озере рождается весенняя трава" 池塘生春草, парафраз которой привёл Бо Цзюй-и. Опубликовав перевод этого четверостишия в 1949 г., Л.З. Эйдлин уже из первого переиздания в 1951 г. его изъял или из-за критики В.М. Алексеева, или из-за ошибки в названии и примечании, где "А-лянь" дано как второе имя Бо Син-цзяня, а не Се Хуй-ляня, отчего последняя строка соотнесена с Бо Цзюй-и, а не Се Лин-юнем, хотя первому приснился Син-цзянь, о чём гласит название, а второму — А-лянь и произошло это весной, как явствует из написанного Се Лин-юнем стиха. В диссертации же смешаны Се Лин-юнь и Се Хуй-лянь.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 187

Вместо ответного письма отвечаю Чжан Цзи ("Мой друг, как жаль, что конь твой тощ и худа одежда...")

Мой друг, как жаль, что конь твой тощ  и худа одежда, Приедешь, может, на восток —  ждёт тебя невежда. Сегодня я как раз без дел.  Потеплели дни. Хотя б разок, смирив недуг,  в гости загляни! Примечания

Чжан Цзи 張籍 — поэт по имени-цзы Вэнь-чан 文 昌 (ок. 766 — ок. 830 гг.).

Восток — стоящее в оригинале выражение цзян-дун 江東 (буквально "к востоку от реки") означает место жительства Бо Цзюй-и в Чанъани, расположенное к востоку от озера Цюйцзян 曲江 (буквально "Извилистая река"). Чжан Цзи в это время (809 г.) проживал в западной части города.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 29

Впечатление от Шаншаньского тракта ("Растянут тракт на десять тысяч ли...")

Растянут тракт на десять тысяч ли, Обратно я бреду спустя шесть лет. Трактиров старых много по пути, Хозяев прежних — половины нет. Примечания переводчика

У Бо Цзюй-и два стихотворения с таким заглавием. Шаншаньский тракт (商山路 Шаншань-лу) назван по имени горы Шаншань в провинции Шэньси.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 111

Вспоминаю иву у реки ("На берегу Янцзы в Цзяннани я иву посадил когда-то...")

На берегу Янцзы в Цзяннани  я иву посадил когда-то, И вот уже весна вторая  в разлуке с краем тем идёт. Но и вдали я помню берег,  весь дымкой зелени объятый, Не знаю только, кто у ивы  теперь, прощаясь, ветви рвёт. Примечания

Цзяннань 江南 — название местности на правом берегу реки Янцзы, о котором Л.З. Эйдлин в диссертации заметил, что оно "одновременна могло быть и даже наверное было названием местности, возможно, Ханчжоу (в нынешней провинции Чжэцзян), где Бо некоторое время был правителем".

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 151

Дар от имени весны ("Курится над горою пар, в воде лучи играют...")

Курится над горою пар, в воде лучи играют, Цветы магнолии белы, и кроны ив желты, Но вижу, думы о Цзянси тебя не занимают, Как и в столице, виды здесь не меньшей красоты! Примечания переводчика

Четверостишие написано Бо Цзюй-и от имени весны самому себе, находившемуся в Цзянси.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017

Днем лежу в постели ("Подушку обнял и лежу без слов...")

Подушку обнял и лежу без слов. В пустых покоях — тихо и темно. Кто мой дневной покой понять готов?! Ведь я не болен и не сплю давно.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 61

Жалобный романс ("Как стерпеть, потеряв благосклонность твою?...")

Как стерпеть, потеряв благосклонность твою? У дворцовых ворот в горьких думах стою. Не пойму: где же прежней любви твоей пыл, Свои новые думы куда устремил? Примечания переводчика

Лирическая героиня стихотворения, от лица которой ведётся повествование, — "дворцовая девушка", утратившая благосклонность императора.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 129

Жена в спальне ("Прислонилась к расшитой постели, в тоске цепенея...")

Прислонилась к расшитой постели, в тоске цепенея, Нет румян, слаб кушак, и шиньон опустился на шею, В Ляояне весна миновала, но нету с востока вестей. За магнолией запад становится снова темней. Примечания

Ляоян 遼 陽 — древний уезд, располагавшийся на территории, ныне принадлежащей одноимённому городскому округу в северо-восточной провинции Ляонин.

Магнолия (夜合花 е-хэ-хуа) — магнолия коко (Magnolia coco DC), название которой буквально переводится как "цветок ночного соединения".

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 131

Ива у Зеленых ворот ("Ранит сердце цвет дерева нежно-зелёный...")

Ранит сердце цвет дерева нежно-зелёный. От разлуки как много людей здесь страдало! У столичных ворот снова люд разлучённый Лозы рвёт — и в них вешнего ветра так мало! Примечания переводчика

Зелёные ворота (青門 Цин-мэнь) — восточные ворота в Чанъани, названные так по их цвету, который в традиционной символике Китая соответствует востоку.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 143

Ивовый пух ("Третья луна на исходе, седа голова...")

Третья луна на исходе, седа голова, В старости проводы вёсен ещё тяжелей. Иволга, ивовым ты посоветуй цветам Ветер весенний запутать средь гибких ветвей.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 169

Исполненный чувствами, слушаю ночью чжэн ("В Цзянчжоу раньше слыша чжэн в ночи, хоть начинал седеть, терпел едва...")

В Цзянчжоу раньше слыша чжэн в ночи, Хоть начинал седеть, терпел едва. Сейчас в снегу уже вся голова, Но вынесу — пусть до утра звучит! Примечания переводчика

Возможно, тут присутствует аллюзия на ранее написанное и помещенное выше стихотворение "Слыша чжэн певички Цуя Седьмого".

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 137

Лодка, возвращающаяся в Ханчжоу ("С тех пор как покинул цяньтанские горы и воды...")

С тех пор как покинул цяньтанские горы и воды, Вино я не часто пивал и стихи неохотно слагал, Хочу, чтобы вёсла назад уплывающей лодки Сиху рассказали, и ветер услышал, и месяц узнал. Примечания

Цяньтан 錢塘 — впадающая в океан река на юго-востоке провинции Чжэцзян, известная самой большой в мире приливной волной, высота которой достигает 9 м и которая распространяется вверх по реке со скоростью до 40 км/ч.

Горы и воды 山水 — образная конкретизация понятия пейзажа.

Сиху 西湖 — знаменитое своей красотой пресноводное озеро в центре Ханчжоу (ныне провинция Чжэцзян).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 173

Навещаю Хуан-фу Седьмого ("Верхом проехал много ли...")

Верхом проехал много ли, Цветы завидев, пил вино, Да нет ночлега по пути — Заехать к вам разрешено? Примечания переводчика

Хуан-фу Седьмой 皇 甫 七 — Хуан-фу Ши/Чжи 皇甫堤 (ок. 777 — ок. 835 гг.) по имени-цзы Чи-чжэн 持正, поэт, чиновник и учёный, получивший степень цзинь-ши в период Юань-хэ (806-820 гг.).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 189

Ночлег в буддийском храме Западного Леса ("Деревья голы, небо чисто, и горы синие видней...")

Деревья голы, небо чисто, и горы синие видней, Вот по горе любимой снова верхом я еду на коне. Но сердцем знаю, что префекта Чайсана я не превзошёл, Ведь в храме Западного леса всего одну лишь ночь провёл. Примечания

Буддийский храм Западного леса (Си-линь-сы 西林寺) — основанный в 377 г. монастырь у западного склона горы Лушань в нынешнем городском округе Цзюцзян.

Префект Чайсана (Чайсан лин 柴桑令) — указанный Бо Цзюй-и в автокомментарии Лю И-минь 劉遺民 (352-410), или Лю Чэн-чжи 劉程之 по имени-цзы Чун-сы 仲思, который, оставив службу, стал буддийским анахоретом в Храме Западного леса.

Чайсан 柴桑 — то же, что уезд Цзюцзян, ставший районом городского округа Цзюцзян, родина знаменитого поэта Тао Юань-мина 陶淵明 (365-427)

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 85

Ночное возлияние на озере ("В предместье людей созывает луна...")

В предместье людей созывает луна, Над озером всех отрезвляющий ветер. Кто вас пригласит, чтобы выпить вина? На лодке горящая красная свечка. Примечания переводчика

Красная свечка (紅燭 хун чжу) — красные свечи являются непременным атрибутом традиционного свадебного убранства комнаты невесты. В данном случае может указывать на женское общество.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 165

Ночной дождь ("Раненько сверчок перестал стрекотать...")

Раненько сверчок перестал стрекотать, Огарок то меркнет, то вспыхнет опять. В ночи мне поведал про дождь за окном Банан, зашумевший всех раньше о нём.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 99

Ночую в бамбуковом тереме ("С книгами маленький терем, внизу тыщи бамбуков стеною...")

С книгами маленький терем, внизу тыщи бамбуков стеною. В печке глубоко огонь, перед ней теплится свечка, мерцая. С кем в этом месте ночлег разделю, кто будет вместе со мною? Киноварь плавит даос, и сидит чаньский монах, созерцая. Примечания переводчика

Плавление киновари (шао-дань 燒丹) — имеющий психофизиологическую интерпретацию алхимический процесс нагревания киновари, в результате которого происходит "появление жидкой ртути, что выражает одно из фундаментальных фазовых соотношений двух из "пяти первоэлементов" (у-син) китайской "нумерологии" — "огня" (хо) и "воды" (шуй), с которыми в свою очередь как с "мужским, активным, светлым" (ян) и "женским, пассивным, тёмным" (инь) началами идентифицировались сера и ртуть. Красный цвет киновари ассоциировался с самой жизненной субстанцией — кровью и также знаменовал собой идею рождения, возрождения, перерождения, будучи символом брака и новорождённого младенца.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 167

О том, как скандировал стихи главы приказного отдела Юаня "Ус, убелённый сединой" и заодно пил чай, заваренный талой водой, сразу же написал на стене ("Строку напою, утешаясь, "заснеженный ус сединой"...")

Строку напою, утешаясь,  "заснеженный ус сединой", И чай разопью, наслаждаясь,  заваренный талой водой. Ведь в городе брови раздвинет  веселие в месте одном — Там, где расположен Юаня  радушие знающий дом. Примечания переводчика

Глава приказного отдела Юань (元郎中 Юань лан-чжун) — Юань Цзун-цзянь, Юань Восьмой (см. стихотворение "Сосна" *).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 113

Ответ весне ("Над травами стелется плотный туман, но лотосы ясно видны...")

Над травами стелется плотный туман, но лотосы ясно видны, И, следуя Дао, столичным под стать красою здесь виды полны. Да жаль только вопли в горах обезьян уносятся вдаль над рекой. В родимом краю не живут они, тут их крик мучит душу тоской! Примечания

Лотосы — буквально "цветы водяных растений" (шуй-хуа 水 花), то есть по преимуществу лотосы.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017

Отвечаю Вэй-чжи ("Стены храма покрыл ты моими стихами...")

Вэй-чжи собственноручно написал мои стихи на западном буддийском храме в Ланчжоу, а я, в свою очередь, сотней его стихов украсил свой экран. По этому поводу мы обменялись четверостишиями.

Стены храма покрыл ты моими стихами, Свой экран я украсил твоими строками, Как узнать, где я снова увижусь с тобой — Мы два листика ряски на глади морской! Примечания

Западный буддийский храм в Ланчжоу (閬州西寺 Ланчжоу си-сы) — судя по отразившему поступок Вэй-чжи (Юань Чжэня) его стихотворению "Написал стихи Лэ-тяня на стене Буддийского храма Полагания начала в Ланчжоу" (閬州開元寺 壁题樂天言寺 "Ланчжоу Кай-юань-сы би ти Лэ-тянь ши"), речь идёт об указанном в нём храме. Ланчжоу 閬州 — уезд (ныне Ланчжун 闇中)в провинции Сычуань.

Ряска (浮萍 фу-пин) — ряска малая (Lemna minor L.).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 95

Отвечая на "Сон на горной вершине" ("В чужих краях ты, я пришла в твой сон...")

В чужих краях ты, я пришла  в твой сон за сотни ли. Как я закопана была,  два года не прошли. Не забывай, где мы с тобой  сидели и гуляли: У входа в дальний мой покой  бамбуки чащей стали. Примечания переводчика

Комментируя это стихотворение, Л.З. Эйдлин писал: "Умершая жена Юань Чжэня приснилась последнему, когда он был в пути. Юань тогда же написал об этом стихотворение, на которое Бо отвечает от имени умершей жены Юаня".

Смысл четвертой строки можно понимать по-разному: как пояснение третьей (вслед за Л.З. Эйдлиным:

Смотри же, тех мест не забудь, где, бывало, Гуляла с тобою, сидела: Внизу, у ступеней в мою половину, У рощи густого бамбука.)

или как сетование о том, что теперь эти места заброшены, а если "заброшенные места" считать аллегорией забвения, то последняя строка — это опасение жены, что муж может её забыть.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 35

Откровение во сне ("Иду — и вздыхаю, сижу — и томлюсь...")

[Юань Чжэнь] Иду — и вздыхаю, сижу — и томлюсь...  Когда же придёт избавленье? И образ исчез, и развеялся дух,  и год миновал — нет покоя! Сегодня во сне в этой горной корчме  мне яркое было виденье — У дальних покоев твоих я опять  как прежде был вместе с тобою! Примечания переводчика

Быть может, косвенно в своём ответном стихотворении Бо Цзюй-и просит друга не забывать и о нём, ведь они тоже разлучены.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 37

Персиковые цветы буддийского храма Большого Леса ("В миру в четвёртую луну цветенья дух иссяк, а персик в храме на горе расцвёл едва-едва...")

В миру в четвёртую луну цветенья дух иссяк, А персик в храме на горе расцвёл едва-едва. Тоскуя, что ушла весна и не найти никак Цветов, не знал, что по пути она зашла сюда. Примечания

Буддийский храм Большого леса (Да-линь-сы 大林寺) — основан в IV в. в Цзючжоу на горе Лушань и вместе с храмами Западного и Восточного леса составляет её "троицу больших и знаменитых буддийских храмов" (сань да мин сы 三大名寺).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 87

Поздней осенью праздно живу на покое ("Глушь-глухомань, дверь на замке — редок тут гость...")

Глушь-глухомань, дверь на замке — редок тут гость. Плечи укрыв, праздно сижу множа мечты. Осень, но двор не подмету; взяв с собой трость, Праздно топчу я фирмиан жёлты листы. Примечания

Фирмиана (梧桐 у-тун) — фирмиана платанолистная (Firmiana platanifolia Shott. et Endl.), фирмиана простая (Firmiana simplex), стеркулия платанолистная (Sterculia platonifolio}, также называется "китайским зонтичным деревом".

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 11

Получил от придворного секретаря Цяня письмо с вопросом о болезни глаз ("Пришла весна, да темь в глазах и настроенья нет...")

Пришла весна, да темь в глазах и настроенья нет, Извёл все капли коптиса, не излечивши глаз. Но только получил от вас целительный конверт, Как, даже не начав читать, увидел всё тотчас. Примечания переводчика

Придворный секретарь Цянь — Цянь Хуй 錢徽 (755-829) по имени-цзы Юй-чжан 蔚/尉章, уроженец Усина (ныне городской округ Хучжоу) провинции Чжэцзян и сын знаменитого поэта Цянь Ци 錢起 (710-782), высокопоставленный сановник и учёный (цзинь-ши, 785 г.), обладавший руководящей должностью в императорской академии Ханьлинь ("Лес кистей" 翰林). Упомянут также в четверостишии "В буддийском храме Счастливого предзнаменования увидел автограф вице-министра Цяня".

Коптис (хуан-лянь 黃連) — целебное растение из семейства лютиковых, коптис китайский (Coptis chinensis) или пятилистный (Coptis quinquefolia), сушёное корневище которого в китайской медицине применяется для удаления жара или влаги и обезвреживания ядов. В обыденной речи символизирует горечь.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 53

Послание Син-цзяню про то, как увидел написанные маленьким племянником Гуй-эром стихи о лампе и сшитое племянницей Ла-нян платье ("Теперь я знаю, что Ла-цзы — умелица кроить...")

Теперь я знаю, что Ла-цзы — умелица кроить, И может маленький Гуй-эр о лампе стих сложить. Талантов, мастериц всегда так незавидна доля! Не обучай их, чтоб потом они не знали горя! Примечания

Син-цзянь 行簡 (775/6—826) — Бо/Бай Син-цзянь, младший брат Бо Цзюй-и по имени-цзы Чжи-туй 知退, литератор, учёный (цзинь-ши) и сановник. Бо Цзюй-и намекнул на описанное литературоведом Чжун Жуном 鍾嶸 (467?—518?) в трактате "Ши пинь" 詩品 («Категории стихов») предание о знаменитом поэте и сановнике Се Лин-юне 謝靈運 (385—433), высоко ценившем стихи своего младшего кузена Се Хуй-ляня 謝惠連 (А-лянь, 397/407—433), слагавшего их уже с десяти лет. Как-то у Се Лин-юня дело не шло, но, увидев во сне брата, он сразу сочинил стих "Поднимаюсь в терем на озере" 登池上樓 со строкой "На озере рождается весенняя трава" 池塘生春草, парафраз которой привёл Бо Цзюй-и. Опубликовав перевод этого четверостишия в 1949 г., Л.З. Эйдлин уже из первого переиздания в 1951 г. его изъял или из-за критики В.М. Алексеева, или из-за ошибки в названии и примечании, где "А-лянь" дано как второе имя Бо Син-цзяня, а не Се Хуй-ляня, отчего последняя строка соотнесена с Бо Цзюй-и, а не Се Лин-юнем, хотя первому приснился Син-цзянь, о чём гласит название, а второму — А-лянь и произошло это весной, как явствует из написанного Се Лин-юнем стиха. В диссертации же смешаны Се Лин-юнь и Се Хуй-лянь.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 199

Посылаю секретарю Вану ("Заиндевелых хризантем увяли лепестки...")

Заиндевелых хризантем увяли лепестки, И ветер листья с фирмиан сегодня оборвал. Не избежать осенних дум нахлынувшей тоски, Ведь ваши, секретарь, стихи я ныне прочитал. Примечания переводчика

Секретарь Ван (王秘書 Ван би/ми-шу) — Ван Цзянь 王建 (768-835 гг.) по имени-цзы Чжун-чу 仲初, учёный, имевший степень цзинь-ши, поэт и сановник.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 119

Поэтически выразил впечатления от показанных сучжоуским префектом ли стихов его сына А-у (Завидую издали — вы средь златых облаков...")

Завидую издали — вы средь златых облаков, Как феникс счастливый, своих подозвали сынов, И жалко себя: находясь на морском берегу, Я, старая устрица, жемчуг родить не могу. Примечания переводчика

Сучжоуский префект Ли 李蘇州 — Ли Лян 李諒 по имени-цзы Фу-янь 復言, приятель Бо Цзюй-и, учёный, обладавший степенью цзинь-ши, и чиновник, бывший префектом (刺史 цы-ши) Сучжоу, Жучжоу, Сычжоу.

Златые облака (青雲 цин-юнь) — буквально "тёмно-синие облака", в переносном смысле "слава, почёт".

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 171

Приглашаю гостей выпить под цветами древесного лотоса гибискуса ("Студёно, темнеет, и мне захотелось пригубить стаканчик-другой...")

Студёно, темнеет, и мне захотелось  пригубить стаканчик-другой, Гостей созываю вином насладиться  прибывши на берег речной. Не страшно, коль пьяницу в вечер осенний  никто поддержать не придёт: Пускай на воде весь осыпался лотос —  на дереве пышно цветёт. Примечания

Гибискус (木芙蓉 му-фу-жун, или 芙蓉 фу-жун) — Hibiscus, или китайская роза, в Китае называется также "древесным лотосом" му-лянь).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 161

Проводы с напутствием не уходить с ветками ивы ("Ранит сердце южный тракт разлукою...")

Ранит сердце южный тракт разлукою, А с востока ветер веет вёснами, Иву слабую не мучьте глупой мукою, Лучше чарку поднесите просто нам. Примечания переводчика

В Китае была традиция при расставании ломать ветки ивы на память. Поэтому ива и ивовые ветки в китайской поэзии стали образами разлуки.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 141

Провожаю корректора Ли, на праздник холодной пищи возвращающегося в Исин пребывать в уединении ("Пиитов — выпивох-гуляк я многих повидал...")

Пиитов — выпивох-гуляк я многих повидал, Но по беспечности средь них вы — редкий экстремал! Как дома будете справлять вы день холодной пищи, Коль в лодке саженцы у вас да только ветер свищет? Примечания

Корректор Ли — неустановленный персонаж.

Исин 義/宜興 — одноименные город и уезд округа Уси в провинции Цзянсу на востоке Китая.

Праздник холодной пищи — холодная пища (寒食 хань-ши) употребляется в праздник, приходящийся на канун сезона Цинмин 清明 (Ясные дни) по китайскому сельскохозяйственному календарю. В этот день запрещено разводить огонь.

Саженцы — в разных изданиях за иероглифом 樹 (шу) "деревья" в последней строке следует 陰 (инь) "тень" или 栽 (цзай) "саженцы", создавая варианты "тени деревьев" (как у Л.З. Эйдлина) или "саженцы деревьев".

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 157

Провожаю сановника Вана в область Шань ("У Врат Золотого коня ты мечом себя препоясал опять...")

У Врат Золотого коня ты мечом себя препоясал опять, За Валом Железных быков развернул бунчужно-знамённую рать. Но если придётся нежданно уйти, другому дела передав, То пару ветвей сладкой груши гань-тан ему непременно оставь. Примечания

Сановник Ван (Ван да-фу 王大夫) — Ван Ци 王起 (760-847) по имени-цзы Цзюй-чжи 舉之, чиновник, поэт, учёный (цзинь-ши, 798 г.), в 828 г. назначенный военным правителем области Шань-Го 陕虢 (ныне провинции Шэньси и Хэнань).

Врата Золотого коня (Цзинь-ма-мэнь 金馬門) — придворная канцелярия эпохи Ранней Хань, название которой возводится к бронзовой лошади перед Управлением дворцовых евнухов.

Вал Железных быков (Те-ню-чэн 鐵牛城) — западная стена древнего г. Пучжоу провинции Шаньси со стоящими рядом фигурами быков, отлитыми около 724 г. для моста через Хуанхэ.

Сладкая груша гань-тан 甘棠 — груша берёзолистная (Pyrus betulaefolia Bge.) с плодами до 1 см и коричневой кожицей, воспета в озаглавленной её именем песне "Канона стихов" (I, II, 5) как пышное дерево, под которым один из создателей государства Чжоу (XI в. до н.э.) Шао-гун 召公 вершил суд и которое символизирует добрые дела.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 205

Раздумья за чаепитием у горного ручья ("Присев, зачерпнул я журчащей воды...")

Присев, зачерпнул я журчащей воды, Смотрю на бурлящую чайную пыль, Да жаль, невозможно мне чашку вручить Тому, кто умеет чай тонко ценить.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 145

Разлука на южном берегу ("На южном берегу в слезах разлука...")

На южном берегу в слезах разлука, И осень с ветром западным в пути. Назад посмотришь — сразу в сердце мука, Так лучше голову не повернув уйти!

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 149

Ранней осенью один ночью ("Фирмианы у колодца плещет редкая листва...")

Фирмианы у колодца плещет редкая листва, По соседству раздаётся стук осеннего валька. Спать прилёг один в покоях под нависшею стрехой, А очнулся я на ложе рядом с ясною луной. Примечания переводчика

Осенний валёк — в оригинале словосочетание, буквально означающее "осенний звук соседского валька" (линь чу цю шэн 鄰杵秋 聲), подразумевает один из видов осенних работ: обрушивание риса, выбивание одежды или утрамбовку стен перед наступлением холодов. По-видимому, имеется в виду женский труд, поэтому Л.З. Эйдлин в переводе употребил выражение "валёк у соседки", что как контрапункт соответствует общей теме одиночества.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 15

Ранняя весна ("Снег плавится в дыханье тёплых дней...")

Снег плавится в дыханье тёплых дней, Лёд вскрылся в согревающих лучах, И не под силу растопить весне Лишь иней, что остался на висках. Примечания переводчика

Бо Цзюй-и написал два четверостишия с таким названием.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 57

Романс о женских покоях дворца ("Дождем и росою щедрот обернется милости капля одна...")

Дождём и росою щедрот обернётся  милости капля одна, Но как ей на тыщи покоев пролиться —  повсюду желанна она? Три тысячи лиц нарумянены густо  красавиц в роскошных дворцах, Но лишь единицы пришедшей весною  без слёз на румяных щеках! Примечания

Позже автором было написано второе стихотворение с таким же названием (см. *).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 121

Романс о женских покоях дворца ("Платок уже от слёз промок, но нет в помине сна...")

Платок уже от слёз промок,  но нет в помине сна. Ночь глубока, а из дворца  мелодия слышна. Ещё прекрасный лик не стар,  а милостей уж нет: Сидит, к жаровне наклонясь,  и ждёт одна рассвет. Примечания переводчика

У автора есть другое стихотворение с таким же названием (см. *).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 155

Ротанговая трость ("И родня, и друзья — все за Чаньской рекою...")

И родня, и друзья — все за Чаньской рекою, И повозки, и кони повернули с реки. Только красная трость из ротанга со мною — Она тысячи ли не покинет руки. Примечания

По этикету любимого или важного человека было принято провожать на некоторое расстояние от дома.

В переводе Л.З. Эйдлина — "Красный тэновый посох", где "тэновый" — фонетическая калька иероглифа 藤 (тэн) — "тростник", хотя с определением "красный" 紅 (хун) бином хун-тэн означает ротанг, использующийся, в том числе, для изготовления тростей.

Чаньская река — Чаньшуй 滻水, приток реки Вэйхэ. На её берегу, называемом Холмом Долгой радости, проходили встречи и прощания (напр., "На Холме Долгой радости, провожая путников, сложил мучительные строки").

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 75

Сельская ночь ("Трава от инея седа, кузнечики трещат...")

Трава от инея седа, кузнечики трещат, На юг, на север — никуда селяне не спешат. Один я, выйдя из ворот, гляжу в поля-луга, А под луной гречихи цвет как белые снега.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 59

Сетования в холодной спальне ("Бледнеет хладная луна, в покое брачном тишь...")

Бледнеет хладная луна, в покое брачном тишь, К жемчужной завеси из тьмы тень фирмианы льнёт, Приход осенних холодов рука почует лишь — Под лампою кроит и шьёт, а ножницы как лёд.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 135

Сижу снежной ночью в селе ("Спиной к светильнику сижу у южного окна...")

Спиной к светильнику сижу  у южного окна, За ним лишь снежная пурга  в кромешной тьме видна. Сквозь тишину ночной глуши  в селе услышал я Отбившегося в снегопад  крик дикого гуся.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 49

Слушая песню Тянь Шунь-эр ("Ударит в нефрит и по льду зазвенит...")

Ударит в нефрит и по льду зазвенит —  то звуки текут, не смолкая, Как тучки, легко и без всяких преград  уносятся в синие дали. О, если бы жёлтого злата добыл,  с краями рукав наполняя, Немедленно отдал, когда б круглый год  мне пела певица такая. Примечания переводчика

Тянь Шунь-эр 田 順 兒 — Тянь Шунь-лан 田順郎, жена цензора (御史女良子 ши-юй нян-цзы) при дворе императора Дэ-цзуна (провл. 780-805 гг.) в период Чжэнь-юань (785-805 гг.), отличавшаяся высоким певческим мастерством. Ей также посвятил четверостишие "Песня Тянь Шунь-лан" (田順郎歌 "Тянь Шунь-лан гэ") Лю Юй-си, и её именем была названа ария (曲 цюй).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 209

Слышая чжэн певички Цуя Седьмого ("Лицо-цветок, причёска-туча, в нефритовом дому она...")

Лицо-цветок, причёска-туча, в нефритовом дому она. Тринадцать струн её певучих рождают вмиг тоску и грусть. А вы ей, сударь, передайте, свой чжэн она отложит пусть, Ведь воеводу из Цзянчжоу почти покрыла седина. Примечания

Чжэн — струнный щипковый инструмент наподобие гуслей, имевший до V в. 12 струн, а затем от 13 до 21.

Цуй Седьмой — неустановленный персонаж.

Нефритовый дом, или яшмовый терем (玉樓 юй-лоу) — сочетание, имеющее разные смыслы: "прекрасное строение", "жилище небожителей", "заведение с певичками, бордель".

Воевода из Цзянчжоу (江州司马 Цзянчжоу сы-ма) — военный помощник начальника округа Цзянчжоу (иначе называвшегося Цзюцзян и ныне входящего в городской округ Цзюцзян провинции Цзянси), должность, на которую был назначен в 815 г. разжалованный Бо Цзюй-и.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 77

Со стихами Юаня Девятого иду под дождём навестить императорского цензора Юаня Восьмого ("Припомнил, как стихи Вэй-чжи с тобою я открыл...")

Припомнил, как стихи Вэй-чжи  с тобою я открыл. Досугом дни твои полны  и служба не зовёт, Со мною этих дивных строк  никто не пропоёт — По лужам под дождём к тебе  я сразу заспешил. Примечания

Юань Девятый, или Вэй-чжи — Юань Чжэнь (см. "Стихи, что давно написал на стене..." *).

Юань Восьмой — Юань Цзун-цзянь, или Цзюй-цзин (см. "Сосна" *).

Служба (той, буквально "терраса, башня", здесь "приказ, правительственная канцелярия") — сокращённое обозначение цензората (御史臺 юй-ши-тай), к которому принадлежал Юань Восьмой.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 71

Сон о былом ("Расстались, я, старик, тогда весь предался Пути...")

Расстались, я, старик, тогда  весь предался Пути И сердце, плавя как металл,  дотла испепелил, Истлели в памяти моей  виденья прошлых лет, Так для чего вчера в мой сон  проник твой силуэт? Примечания переводчика

Предался Пути — (сю-дао 修道, буквально "совершенствование Пути-дао") — фундаментальный термин всех трёх основных философско-религиозных учений традиционного Китая: в конфуцианстве означающий обучение и воспитание ("Чжун юн" — "Срединное и неизменное"), в буддизме — духовное самосовершенствование, в особенности бодхисаттвы (бхавана-марга), в даосизме — единое духовно-телесное совершенствование в стремлении к слиянию с Путём-дао и бессмертию. Стоящий сразу за ним и начинающий следующую строку иероглиф лянь 煉 ("плавить, рафинировать", здесь "плавить как металл") поддерживает даосские ассоциации, связанные с алхимической и психофизиологической техникой "плавления киновари" (лянь/шао-дань 煉/燒丹), о которой сказано также в стихотворениях "Два четверостишия вослед десяти стихам..." (см. "Я продолжаю десять песен поэмы "Иду в пустоте") и "Ночую в бамбуковом тереме" (см. "Провожу ночь в бамбуковом домике").

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 73

Старик весной ("Желая не отстать от молодёжи, весной гулять с трудом я выхожу...")

Желая не отстать от молодёжи,  весной гулять с трудом я выхожу, Но вижу сам, что к этому пейзажу  уже совсем никак не подхожу. Вот на экране — пляски да гулянья,  на ширмах — всюду радость на природе, А тот, чья голова совсем седая,  себя в таких картинах не находит.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 185

Старый дом ("Осенний звук там, за стеной — сверчок мотает шёлк...")

Осенний звук там, за стеной —  сверчок мотает шёлк, И новый отсвет за стрехой —  склоняет месяц бровь. У ложа полустлел полог,  и шторы виснет клок, А ночь начала холодов  вот-вот наступит вновь

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 117

Храм Завещанной Буддой любви ("Сижу у ручья, забавляясь камнями...")

Сижу у ручья, забавляясь камнями, Брожу возле храма, любуясь цветами, Всечасно я слышу пичуг щебетанье, И всюду ручья раздаётся звучанье. Примечания

Храм Завещанной Буддой любви (遗愛寺 И-ай-сы) — находился у пика Сянлу {香爐峯 Сянлуфэн), входящего в горный массив Лушань провинции Цзянси.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 91

Цинь ("Свой цинь на гнутый столик положив, сижу я праздно...")

Свой цинь на гнутый столик положив, Сижу я праздно, полон разных дум. К чему спешить, чтобы сыграть мотив, — Пусть ветер звуки извлечёт из струн! Примечания

Цинь — семиструнный щипковый музыкальный инструмент типа цитры или настольных гуслей.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 175

Чанчжоуский парк

Весна пришла в Чанчжоу, пробились вновь ростки. Вспорхнул, взлетев, турач, прохожие редки. Года прошли, Ва-гуна не сыщешь даже след, Ночами над Су-таем напрасный лунный свет. Примечания

Турач (чжэ-гу 鹧鸪) — птица семейства фазановых, китайский франколин, или китайская куропатка.

Чанчжоу 長洲 — уезд на территории древнего царства У близ Сучжоу (Чанчжоу), в период Вань-суй тун-тянь 萬歲通天 (696—697) при императрице У-цзэ-тянь 武則天 (правила в 690—705) названный так по имени расположенного в нём и устроенного ещё уским правителем Хэ-люем 闔閭 (правил в 514—496 до н.э.) Чанчжоуского парка (Чанчжоу-юань 長洲苑).

Су-тай 蘇臺 (Гу-су-тай 姑蘇臺, или Гу-сюй-тай 姑胥臺) — сад и архитектурный комплекс с Дворцом для пребывания красотки (Гуань-ва-гун 館娃宮) на горе Гусушань 姑蘇山 (ныне гора Линъяньшань 靈巖山) к юго-западу от Сучжоу, строительство которого началось при последнем правителе царства У, У-ване Фу-чае 夫差 (правил в 495—473 до н.э.), в 505 г. до н.э. для наложницы Си Ши 西施, известной теперь как одна из четырёх великих красавиц древнего Китая.

Ва-гун 娃宮 (Дворец красотки), или Гуань-ва-гун 館娃宮 (Дворец для пребывания красотки) — построенный на горе Линъяньшань 靈岩山 около Сучжоу последним правителем царства У, гегемоном Фу-чаем, в период правления которого царство достигло пика своего могущества, дворец для легендарной красавицы Си Ши 西施, присланной ему в подарок из покорённого царства Юэ с тайной целью отвлечь от дел и погубить, что в итоге и произошло — в 473 г. до н.э. царство У потерпело поражение от царства Юэ и было им завоёвано.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 153

Четверостишие об украшении экрана стихами ("Твои строки пишу на экране...")

Зимой двенадцатого года Вэй-чжи по-прежнему оставался в Тунчжоу, а я ещё не покинул реку Пэнь. Нас разделяли десять тысяч ли, не виделись три года, грустили друг а друге, я часто декламировал стихи, чтобы развеяться. В разное время Вэй-чжи прислал недостойному мне несколько сотен стихов. Хотя я держал их в шкатулке, где им обеспечена долгая сохранность, всё-таки счёл за лучше положить справа от сиденья, чтобы видеть то, что занимает мысли. Тогда-то отобрал среди семисловных стихов сотню коротких, но изумительных и своею рукой начертал их все вместе на экране. Лишь подниму глаза — проникну в сердце, словно этот человек стоит передо мной! Деянья прошлых поколений часто проявляются нежданно. Поэтому, как знать, не станут ли любопытные потом толковать об этом экране и не сложат ли когда-нибудь историю о Цзюцзяне? Вот и написал четверостишие, желая поддержать это.

Твои строки пишу на экране —  я помню тебя, Вывожу и сверяю их сам,  своих сил не щадя. И к экрану списать их, давясь,  устремится толпа, Оттого-то на юге  бумаги подскочит цена! Примечания переводчика

Тунчжоу 通州 — город Тунчуань 通川 в провинции Шэньси.

Пэнь (Пэньшуй) — река Лункайхэ 龍開河 около Цзюцзяна.

На юге 南中 — в Цзянчжоу, поскольку есть вариант текста, где вместо иероглифов 南 中 ("на юге") стоят '江州 ("Цзянчжоу").

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 93

Шлю во внутренние покои ("Ветви тутовника зелены — нужно расстаться...")

Ветви тутовника зелены — нужно расстаться, Листья хурмы заалели — не еду назад. Легче крестьянкам с сезонами определяться: Осень — и, значит, пора выбить мужнин халат.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 51

Элегия о реке на закате ("Уходящее солнце оставило след на воде...")

Уходящее солнце оставило след на воде: Половина реки зелена, а другая красна. Третья ночь бесподобна в девятой луне: Месяц выгнулся луком, как жемчуг роса. Примечания

Третья ночь девятой луны (九月初三夜 цзю юэ чу сань е) — в 816-818 гг. выпадала на временной промежуток от конца сентября до середины октября по западному календарю.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 107

"Гуйюаньцы" ("Ропот" / "Три жалобных романса про гинекей")

I. "Утром тоскую — иволги стаей свистят..."

Утром тоскую —  иволги стаей свистят. Ночью ревную —  ласточки парами спят. Как неповадно  врозь мне весну коротать, Только и знаю,  что до рассвета рыдать.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 21

II. "За жемчужным завесом горит ледяная луна..."

За жемчужным завесом горит ледяная луна, Догоревший фонарь за узорчатым тюлем окна, Ночь пришла, и слезами намочен шелковый платок, Половина которого стала как вешний ледок.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 23

III. "Далёк твой дозор на границе страны..."

Далёк твой дозор на границе страны, Трудна моя жизнь одинокой жены. В лишеньях суровых совсем изнемог, И зимний халат для тебя стал широк!

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 25

"Два четверостишия с впечатлениями от башни тоски о сыне"

1. "Слышали, как в доме Цзэна мать уронила челнок?..."

Слышали, как в доме Цзэна мать уронила челнок? Видели, как в парке Иня сын пострадал из-за пчёл? Как же любовное чувство обезобразил раскол? Кто не усвоил Цзян Чуном преподнесённый урок? Примечания переводчика

Дом Цзэна, или семья Цзэн (曾家 Цзэн цзя) — в "Планах Сражающихся царств" (戰國策 "Чжань-го цэ", III-I вв. до н.э.) рассказана притча о матери ученика Конфуция Цзэн Шэня 曾参 (505 — ок. 436 гг. до н.э.), которая трижды услышав, что сын совершил убийство, к конце концов поверила в это и выронила из рук веретено, хотя виновником был его однофамилец и тёзка.

Парк Иня, или Сад господина Иня (尹氏園 Инь-ши юань) — согласно "Упорядоченным преданиям о женщинах" (列女傳 &"Ле нюй чжуань", I в. до н.э.)? в эпоху Чжоу жена Инь Цзи-фу пыталась отравить его пчелиным ядом и воспрепятствовавшего этому пасынка Бо-ци обвинила в домогательстве, из-за чего тот покончил жизнь самоубийством. По другой версии, принятой Л.З. Эйдлиным, отец выгнал сына, но когда обман раскрылся вернул его домой, а жену застрелил из лука.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 195

2. "Мрак порождает чудовищ, тлен порождает червей..."

Мрак порождает чудовищ, тлен порождает червей, Каверзы и клеветы живы сомненьем людей. Если бы светочем ярким сердце горело У-ди, То никакому Цзян Чуну хода к нему не найти. Примечания

Башня Тоски о сыне (思子薑 Сы-цзы-тай) — была построена ханьским императором У-ди (141-87 гг. до н.э.) в память о сыне, принце Лю Цзюе 劉 據 (128-91 гг. до н.э.), оклеветанном коварным царедворцем Цзян Чуном 江 充 (?-91 г. до н.э.), восставшем и покончившем с собой, что описано в "Книге [об эпохе] Хань" ("Хань шу", гл. 45).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 197

"Два четверостишия, приписанные мною к собранию сочинений покойного Юань Цзун-цзяня" / "Два четверостишия как послесловие к собранию сочинений покойного Юаня, помощника столичного градоначальника"

I. "Меня ты в жёлтых землях не забыл?..."

Меня ты в жёлтых землях не забыл? Тебя же помнит ученик седой И орошает старческой слезой Стихи, что ты когда-то сочинил. Примечания переводчика

Помощник столичного градоначальника Юань (元少尹 Юань шао-инь) — Юань Цзун-цзянь (см. выше "Сосна").

Жёлтые земли 黃壤 (хуан-жан) — замогильный мир "жёлтых источников" (см. выше "За Сюэ Тая скорблю по его умершей жене").

Источник: 石湖詩集 (Шиху шицзи), стр. 191

II. "Всего осталось тридцать свитков с ними, они как золота и яшмы звон..."

Всего осталось тридцать свитков с ними, Они как золота и яшмы звон. В земле Драконьих врат ты погребён, Но не твоё прославленное имя. Примечания

Драконьи врата (育島門 Лунмэнь) — горы близ Лояна со знаменитым комплексом буддийских пещерных храмов, своим названием обязанные напоминающим ворота двум скалам по берегам реки Ишуй 伊水, или Ихэ 伊河.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 193

"На берегу пруда" / "Два четверостишия об озерном береге"

I. "От озера к западу строю беседку..."

От озера к западу строю беседку, К востоку от озера лес расчищаю, Но люди не знают, что я замышляю, — Здесь в гости луну ожидать как соседку.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 177

"Четыре четверостишия на переезд Юаня Восьмого"

Сосна ("Блеск серебра на сосновую зелень сменил...")

Императорскому цензору Юаню Восьмому преподношу четверостишие по случаю благополучного новоселья по соседству

Блеск серебра на сосновую зелень сменил, Только напрасно — её ты уже посадил! Западный ветер, по счастью, на помощь придёт: Ночью глухой звук любимой сосны украдёт. Примечания

Императорский цензор Юань Восьмой — Юань Цзун-цзянь 元宗簡 по имени-цзы Цзюй-цзин 居敬, уроженец Хэнани, сановник со степенью цзинь-ши, приятель Бо Цзюй-и и Юань Чжэня, а, по предположению Л.З. Эйдлина, основанному на именовании последнего Юанем Девятым, даже его старший брат.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 69

"Четверостишия"

Южная беседка в усадьбе Яна ("Беседочки открыта дверь к склонившейся луне...")

Беседочки открыта дверь к склонившейся луне, В ней веет свежим ветерком и в изобилье мха Про осень думать хорошо, бряцая на струне. Однажды ночью, цинь обняв, и я приду сюда. Примечания переводчика

Ян — Ян Юй-цин 楊虞卿 (? — после 814 г.) по имени-цзы Ши-гао 師臯 литератор, учёный, получивший степень цзинь-ши в 810 г., и чиновник, дослужившийся до должности столичного префекта (京兆尹 цзин-чжао-инь}.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 211

"На берегу пруда" / "Два четверостишия об озерном береге"

II. "Ножом прорежаю бамбука чащобу..."

Ножом прорежаю бамбука чащобу, Чем реже бамбук, тем привольнее ветер, Но людям не ведомо, что на примете, — Волнами всё озеро вздыбилось чтобы.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 179

"Двенадцать экспромтов, которые сочинил, провожая Юаня Девятого в Дунчуань"

1. Стихи, что давно написал на стене почтовой станции заставы у Долины белых черногривых скакунов ("Людей не влечёт моих виршей настенная вязь...")

Людей не влечёт моих виршей настенная вязь, Истлели слова, всюду мох да от птиц сор и грязь. Лишь чуткий инспектор Юань пыль халатом стирал, Расшитой парчи не жалея, и знаки читал. Примечания

Застава у Долины белых черногривых скакунов (駱谷關口 Логу-гуань-коу) — сокращенно названная Ло-коу 馬各口, находилась у северного прохода в 200-километровую долину к юго-западу от Чанъани в современном уезде Чжоучжи 周至.

Инспектор Юань 元 侍 御 — Юань Чжэнь 元稹 (779-831 гг.) по имени-цзы Вэй-чжи 微之, или Юань Цзю (Юань Девятый), потомок сяньбийцев-тоба, правивших государством Северное Вэй (386-534 гг.); знаменитый поэт и литератор, учёный (цзинь-ши, 793 г.) и сановник (канцлер 宰相 цзай-сян, 822 г.); близкий друг и соавтор Бо Цзюй-и, составивший собрание его стихов. В 809 г. был назначен государственным цензором (監察御史 цзянь-ча юй-ши), направлен в область Дунчуань 東川 на территории нынешней провинции Сычуань и по пути оказался в Ло-коу, где на северной стене обнаружил два стихотворения Бо Цзюй-и, о чём сообщил автору, который ответил данным четверостишием, открывшим цикл из 12 стихов, посвящённых путешествию друга в Дунчуань.

Расшитая парча халата — буквально "расшитая одежда" (сю-и 綉衣), официальное парчовое облачение цензора со времён ханьского императора У-ди (141—87 до н.э.).

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 27

7. Флейта на реке ("Кто там играет на флейте в ночи на реке?...")

Кто там играет на флейте в ночи на реке? Звуки подобны по родине острой тоске. Головы внемлющих враз побелит седина, Не говоря уж о тяжко скорбящем без сна! Примечания переводчика

Четверостишие, как и "Стихи, что давно написал на стене почтовой станции заставы у Долины белых черногривых скакунов" (*), входит в цикл "Двенадцати стихов поэтического обмена с Юанем Девятым, направлявшимся в Дунчуань" ("Чоу-хэ Юань-цзю Дунчуань лу ши ши-эр шоу" 酬和元九東川路詩十二首), что не позволяет согласиться с Л.З. Эйдлиным, видевшем в нём рассказ "об изгнаннике, т.е. о самом поэте, всё время грустящем и от дум не смыкающем глаз, поскольку в 809 г. Бо Цзюй-и находился в столице, за год до этого стал придворным советником (цзо-ши-и 左拾遺) и его чиновничья карьера благополучно развивалась.

Источник: Бо Цзюй-и. "Сто стихов цзюэ-цзюй", 2017, стр. 31

Перевод: Палецкий Д. Я.

"Четверостишия"

Навестил меня Сяо из свиты наследного принца ("Чу, слышу: посредь дня затих повозки стук...")

Чу, слышу: посредь дня  затих повозки стук, Кто это вдруг меня  надумал навестить? Со службы, Сяо ―  гость и добрый друг: До выпивки охоч,  и чай не прочь попить. Примечания переводчика

За годы службы при императорском дворце Бо Цзюйи сделал блестящую чиновничью карьеру, начав с низшей ступени. В Восточной столице (Лояне) Бо Цзюйи предоставили усадьбу с садом, бамбуковыми зарослями, прудом, ручьём и несколькими постройками. Неудивительно, что в усадьбе его часто посещали сослуживцы и собутыльники ― в том числе из т.н. Левого и Правого Весенних дворов, подчинённых наследнику престола, где в 824-825 гг. служил и сам Бо Цзюйи в должности шуцзы 庶子 (ментора принцев из императорской фамилии).

Источник: Публикуется впервые

Перевод: Перелешин В.Ф.

"Поэмы"

Песня мандолины ("Я с гостем ночью выехал до берега речного...")

Я с гостем ночью выехал до берега речного, Где осень в кленах плачется, звенит меж камышей. Сошел хозяин с лошади, гость в лодке медлит снова, Но пить вино без музыки — не вдвое ли грустней? Вино ли нас обрадует в печальный час разлуки? Луна вот-вот утопится в безбрежности речной. Вдруг, мандолины жалобной вдали заслыша звуки, Гость позабыл о странствии, я — о пути домой. Откуда эта музыка? — в пространство мы кричали, Но замолкала музыка, не смела отвечать... Мы выплыли на поиски, мы громко обещали Вино поставить доброе и снова пировать. Кричали мы настойчиво, и женщина пред нами Предстала, мандолиною лицо полузакрыв, И, плектром струны пробуя, легчайшими перстами Едва-едва наметила задумчивый мотив. О жизни неудавшейся звучали нам рассказом И каждая струна у ней, и каждый переход. Нахмурилась, потупилась — и всё хотела разом Всю боль из сердца выплеснуть, что там давно живет. Вот, мандолину с нежностью погладив, повернула, И "Платье Пестрой Радуги" взлетело на простор: В большой струне послышался бег дождевого гула, А в малой — нескончаемый любовный разговор. И гулом, и беседою та музыка звучала, И сыпались жемчужины на яшмовый поднос, А после — словно иволга среди цветов кричала Или ручей взволнованный стремился под откос. Вода в ручье холодная, и струны застывают, И в паузе безмолвствует застывшая струна. Тоска и к жизни ненависть так тяжелы бывают, Что нам понятней музыки вещает тишина. Вдруг — словно оземь грянули серебряною вазой Или у конных латников зазвякали мечи, И тотчас песня кончилась четырехструнной фразой, Как будто бы на жалобе разорванной парчи. И паруса на западе, и лодки на востоке Молчали, и осенняя была луна бела, Когда потом рассказывать про жизни путь жестокий, Оправив платье, женщина печально начала. — "Сюда пришла я издали: в местечке Сямолине, Близ города столичного, моя семья жила. В тринадцать лет постигла я игру на мандолине И первой куртизанкою я скоро прослыла. О, я была красавицей — бесились ученицы, Учитель восхвалял меня, гордясь моей игрой, Когда за эти песенки мне юноши столицы Несли кусками красные шелка наперебой. Серебряные гребни я без жалости ломала, Пятнала платья тонкие изысканным вином. Так год прошел, и год еще, и так прошло не мало Осенних лун, весенних бурь в бездействии пустом. В солдаты младший брат идет, а тетка умирает; Как дни, как ночи краткие, ушла краса лица. Всё реже кони пышные к воротам подъезжают, И вышла замуж, старая, я просто за купца. Купцу важны лишь прибыли, к разлукам он приучен: Уж месяц, как уехал он, чтоб закупить чаи. А женщине безлюдный порт невыносимо скучен: Луна, и отраженные чужие корабли!" — Глубокой ночью женщина себе приснилась юной И безутешно плакала у крашеных перил. Я, мандолину слушая, вздыхал, как эти струны, А внемля скорбной повести, и вовсе загрустил. Две жертвы одинокие печальных приключений, Мы на мгновенье встретились — зачем и почему? Уж год живу изгнанником я в жалком Циньянчэне, Больной от одиночества, ненужный никому. Циньян — местечко бедное, и вот уж больше года Я здесь живу без музыки, и грусть меня томит. Мой дом стоит во впадине, где влажно, и у входа Камыш растет, и дикая трава вокруг шумит. Что слышу я до вечера от самого рассвета? Кукушки вскрики резкие, да стоны обезьян. Луна ли сердце радует, цветы ль весны и лета, Я должен в одиночестве свой осушать стакан. Здесь есть и песни горные, и сельские свирели, Но к визгу и пиликанью я безучастно-глух. Лишь вашей мандолиною сегодня вы сумели, Как добрая волшебница, мой осчастливить слух. Не уходите, сядьте же! и мне сыграйте снова, И "Песню Мандолины" я придумаю для вас! Она была растрогана приветливостью слова, Волнующая музыка вторично раздалась. Вновь зазвучала музыка, печальная до боли, — Обоих нас растрогала чудесная игра. Мы слушали и плакали. Я плакал о неволе: Вся грудь рубашки шелковой от слез была мокра. Примечания

В "Сборнике трехсот Танских стихотворений" тексту "Песни мандолины" предшествует введение, вероятно, авторское:

"В 12-ом году эры Юаньхэ я был переведен на низшую должность младшего префекта в Цзюцзянское графство. Осенью следующего года я провожал одного гостя до Пэньпукоу. Услышал, что среди ночи кто-то играет на мандолине. Прислушался к звуку бряцания: это был столичный тембр! Оказалась куртизанка из Чананя. Училась играть на мандолине у двух великих мастеров — Му и Цао. Возрастом была уже пожилая, красотой увяла. Стала женой купца. Вернулись и приказали вина, чтобы охотнее сыграла несколько песен. Кончила песни. Жалобно рассказала о себе. Смолоду любила радость. Теперь стала безучастна ко всему. Много скиталась с места на место. Два года, с тех пор, как я был переведен сюда, я прожил спокойно и мирно. Слова женщины меня растрогали. В этот вечер я почувствовал горечь изгнания. Поэтому написал большое стихотворение и преподнес ей. В нем шестьсот двенадцать иероглифов. Я назвал его "Песней Мандолины".

Мандолина — китайский музыкальный инструмент, о котором идет речь, называется "пи-па": "грушевидная... в роде четырехструнной гитары" (Третьяков: "Дэн Ши-хуа", Москва, 193 3, стр. 135).

Пэньпу — к западу от города Цзюцзян.

Циньян — в 15-ти "ли" западнее города.

Сямолин — в шести "ли" южнее уездного города Ваньнянь.

Юаньхэ — годы правления императора Сяньцзуна.

Му — лицо невыясненное.

Цао — известный музыкант Цао Ган, живший при императоре Дэцзуне.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 31

"Четверостишия"

В дороге («Дорогой той же — в десять тысяч ли...»)

Дорогой той же — в десять тысяч ли — Я возвращаюсь из чужой земли. И лишь в корчмах за шесть минувших лет Почти нигде хозяев прежних нет. Примечания

В сборнике "Тень на занавеске", в котором опубликован этот перевод, он ошибочно отнесен к поэту Чжан Цзи.

На самом деле это перевод стихотворения Бо Цзюйи 商山路有感.

В изданиях: "Бо Цзюй-и. Стихотворения", 1978 и "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000 это стихотворение дано в переводе Л.З. Эйдлина "Чувства мои на шаншаньской дороге ("В сто тысяч ли навек легла дорога...").

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992), стр. 256

Перевод: Торопцев С.А.

Весенняя прогулка вдоль озера Цяньтан ("Левей обители, правее павильона, где одинокий пик...")

Левей обители, правее павильона, Где одинокий пик, и облачка, и гладь, На теплых ветках — стаи иволг сонных, Куда-то гнезда строить ласточки летят. Здесь оргия цветов слепит меня жестоко, В густой траве не различить копыт коня. А я иду вперед — вдоль озера к востоку, Где дамба с ивами сокрылась в зеленях. Примечания

Цяньтан — другое название знаменитого озера Сиху у г. Ханчжоу.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017, стр. 94

"Разные стихи"

Могила Ли Бо ("Каменоломня, река, а над ней схоронили его...")

Каменоломня, река, а над ней схоронили его. Дикие травы и тучи. И больше там нет ничего. Холмик забытый, иссохший источник. И прах... А ведь стихи потрясали, Небу внушали страх! Много поэтов испытано их незавидной судьбой, Только они несравнимы с бездольем Ли Бо. Примечания переводчика

Безвестную могилу утонувшего Ли Бо нашел и облагородил именно Бо Цзюйи.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017, стр. 88

Ода о прощании на древней равнине ("Эти пышные травы равнины! Сгинув, вновь оживают они...")

Эти пышные травы равнины! Сгинув, вновь оживают они, Не сжигает их даже полымя — Возрождаются с ветром весны. Старый тракт травным духом одело, Веет-тянет до ветхой стены. Княжий внук в путь отправился смело, В буйстве трав расставанья грустны.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017, стр. 91

Осенняя рефлексия ("Не сплю я, болен, сновидений нет...")

Не сплю я, болен, сновидений нет, Встаю бесцельно, будоражит осень, В тиши промозглой вновь пришел рассвет И холод в пустоту мою приносит. Еще на красном клене птица спит, Еще луна на мох легла едва... А кто же это в зеркало глядит? Подумать только! — Мне уж тридцать два.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017, стр. 89

"Хуафэйхуа" ("Цветок не цветок")

"И цветы — не цветы..."

И цветы — не цветы, и туман — не туман, То, что в полночь приходит, с рассветом исчезнет. Долго ль длиться весенним несбыточным снам? Растворится мой сон, словно тучка, без вести. (Мелодия "Хуафэйхуа" — "Цветок не цветок")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017, стр. 90

"Четверостишия"

Вопрошаю дружище Лю ("Пузырьки-мураши молодого вина...")

Пузырьки-мураши молодого вина, Раскалилась печурка моя докрасна... Видно, к вечеру небо пошлет нам снежок — Не захочешь ли выпить со мною, дружок?

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017, стр. 95

Монастырь милосердия ("Сижу ль на камне у ручья...")

Сижу ль на камне у ручья, Брожу ли в поисках цветов — Повсюду птичек слышу я, Везде журчанье родничков.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017, стр. 93

Осенние мысли в пути ("Все вокруг постепенно скудеет...")

Все вокруг постепенно скудеет, К нам с годами придет слабина, И на дереве лист пожелтеет, И затронет виски седина. Отчий край мой далёко-далече, Стало меньше друзей и подруг, Только старость осталась да немочь — И лишь шаг до последних разлук.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017, стр. 92

Песнь о вечерней реке ("Заря вечерняя на гладь упала, лазурь окрасив в розовое вдруг...")

Заря вечерняя на гладь упала, Лазурь окрасив в розовое вдруг. О, эти ночи осени начала! Роса — жемчужинки, а месяц — лук.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017, стр. 87

Перевод: Ша Аньчжи (沙安之)

"Разные стихи"

Проводы в древней степи (Работа на государственном экзамене) ("Как пышно в степи разнотравья приволье!...")

Как пышно в степи разнотравья приволье! Пропав, воскресает трава ежегодно. И дикий пожар её не берёт — С весенними ветрами вновь оживёт. Древний тракт с ароматами странствий былых, Лазурь городской заместила пустырь. "Потомка князей" мы опять провожаем, И опустошенна печаль расставанья. Комментарий переводчика

Первая запись перевода сделана 29 апреля 2002 г. в автобусе на крутом спуске из города Юнчжоу, где когда-то работал китайский поэт Лю Цзунъюань (773 — 819 гг.).

Это стихотворение Бо Цзюйи (Бай Цзюйи) написал на заданную тему, и вот уже свыше 1200 лет его знают и читают наизусть взрослые и даже дошкольники.

Сочетание "потомок князей" т.е. "княжий, королевский внук", — синонимы понятий "верный странник", "вечный путник", "паломник" — отголосок биографий, которыми были так богаты старинные аристократические, княжеские и царские фамилии, постоянно боровшиеся за власть. Привычное сочетание 王 孙 (вансунь) стало употребляться и в личных именах.

Читая стихотворение Бо Цзюйи, мы поражаемся философским мировосприятием шестнадцатилетнего поэта. Это мировосприятие созвучно и поэту Ли Бо, который тоже восхищался способностью засохших трав оживать весной: "Им бессмертье весна принесёт". (см. стихотворение "С травинкою в роще"). Правда, перевести известное лаконичное философское изречение Ли Бо ку жун — цикл "'засыхания и воскресения" — оказалось не так-то просто. Так, у Ли Бо: "Жизнь и смерть — Вечный круг процветания", у Бо Цзюйи: "Пропав, воскресает трава ежегодно".

Бо Цзюйи, родившийся через 10 лет после корифея-предшественника Ли Бо, своими "Проводами..." ярко продемонстрировал широкую эрудицию и поэтический талант.

Источник: "Антология китайской поэзии эпохи Тан" в пер. Ша Аньчжи, 2008, стр. 15

"Четверостишия"

После мятежа проезжаю мимо храма Люгоу в одноименном, ущелье "Поток" ("Луной Девятой был в Сюйчжоу — едва война прошла...")

(2-ой вариант перевода) Луной Девятой был в Сюйчжоу — Едва война прошла. Там смрад от мертвечины, Смешавшись со стонами, Витает по рекам, в горах. Лишь на небесах, у подножья Люгоу, В ущелье "Поток", среди скал, Толпятся над храмом, как раз над воротами, Белея, как встарь, облака. Комментарий переводчика

20 апреля 2001 г.

Поводом к переводу этого малоизвестного стихотворения Бо Цзюйи послужил почти построчный перевод, приведённый в мудрой книге В.В. Бугровского "Экологические корни культуры", ставшей программной для российской "Зелёной партии".

По лунному календарю месяцы в Китае называют лунами. Девятая луна (или месяц) приходится на октябрь-ноябрь.

Хочу, чтобы читатель обратил внимание и на перевод Л. Эйдлина "После восстания проезжаю мимо Люгоуского храма":

В Девятый месяц во всем Сюйчжоу с недавней войны Убийства воздух, печаль и ветер на реках и в горах. И только вижу: в одном Люгоу, где расположен храм, По-прежнему белеют облака.

Источник: "Антология китайской поэзии эпохи Тан" в пер. Ша Аньчжи, 2008, стр. 16

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"Поэмы"

Лютня ("Ночною порою на сонном Сюньяне...")

Предисловие автора

В десятом году Юань-хэ (815 г. после Р. Х.) я был смещен на должность Цзюцзянского губернского конюшего. На следующий год, осенью, я провожал своего гостя в устье реки Пэнь и услыхал, что кто-то среди ночи играет в лодке на лютне.

Я прислушался к звукам... Они звенели-звенели и имели столичный напев. Я спросил, кто это играет, и оказалось, что это Чанъаньская* гетера. Она училась играть на лютне у двух артистов Му и Цао. Лет ей было уже много, красота ее увяла, и она вручила свою судьбу купцу, ставши его женою.

Тогда я заказал вина и велел ей исполнить несколько пьес по ее собственному выбору. Окончив петь, она загрустила и сама рассказала о своей радостной жизни в молодости и о том, что теперь она покинута, оставлена, печальнагрустна во время непрерывных скитаний по рекам и озерам.

Два года, как я выбрался сюда из столицы. Я спокойно примирился со своей участью. Вдохновившись словами этой женщины, в тот же вечер я впервые ощутил в себе настроения ссыльного и поэтому сочинил эту длинную поэму, которую прочел и подарил гетере. Всего здесь 612 знаков. Называю я ее: "Лютня".

1. Ночною порою на сонном Сюньяне * Мы с гостем моим расставались. Цветы камыша и листва на платане С осеннею грустью шептались. У берега я соскочил с коня. Уж в лодке мой гость поджидал меня, И мы поднимаем бокалы вина: Но нам не поет ни свирель, ни струна. 2. Вино нас не тешит весельем своим. О близкой разлуке мы с другом скорбим. И в час расставанья, кругом широка, В себе луну утопила река. Но вдруг над водою, под легкою тенью Мы лютни услышали звуки... Хозяин забыл о своем возвращенье. И гость забыл о разлуке. 3. Узнать захотели мы, кто там играет, Вопрос мы задать пожелали, Но вот уже лютня во мраке смолкает — И наши слова опоздали. Подъехала лодка из сумрачной тьмы, И в лодке лютнистку увидели мы. Поправил фонарь я, прибавил вина, Вновь пир открываю, чтоб вышла она. И вот, после многих моих приглашений Пред нами она показалась И лютню держала. За сумраком теней Лица половина скрывалась. 4. Касается струн, повернувши колки. Три звука слышны из-под легкой руки. Хоть песня еще не звучит на струне, Но чувства певицы сквозят все сильней. Она покрывает струну за струною, Исполнены думы все звуки. Как будто счастье судьбой не дано ей, А в жизни бывали лишь муки. Нахмурила брови, доверясь руке, И связно поет об извечной тоске; И в песне своей выражает все, Что в сердце безмерно огромном несет. 5. Легко покрывает на грифе зажатья, Замолкнет и вновь запевает. Сперва сыграла "Зарничное платье", "Шесть крошек"** потом исполняет. И низкие струны гудят-гудят, Как дождь проливной торопливый. Высокие струны звенят-звенят, Как шепот веселый, счастливый. 6. Напев то расширен до гула, то сужен, И звуки связаны-свиты. Потоки больших и малых жемчужин Упали в сосуд из нефрита. И иволги вольной свободная речь В кустах, под цветами, скользит. Ручей, проглотивший журчание, течь Еще продолжает внутри. 7. Потоки воды превращаются в лед... Застыла-замолкла струна... Застывши, мгновенье одно не поет Певица. На миг — тишина... И сам я в себе ощущаю рожденье Тоски и печали в тумане. В такую минуту отсутствие пенья Сильнее, чем пенье, ранит. И вдруг из разбитой серебряной вазы Вино покатилось струею; И панцирный всадник выскочил сразу, Оружьем звеня за собою. 8. Затихло бряцало, в сердце рванувши, И снова напев умолк. И в струнах, одним созвучьем мелькнувший, Звучит "разрываемый шелк" ***. В обеих лодках стоит тишина Глубокой печали, тоски. И только осенней луны белизна Покоится в сердце реки. 9. Она напевает задумчиво, в струны Воткнувши бряцало концом. Поправила платье, и в дымке лунной Встает со строгим лицом. И тотчас она говорит нам: "Я Жила в столице самой; И помню, что прежде наша семья Жила под холмом Цзямо. Едва мне тринадцать лет миновало, Играть я могла. Мудрено ли, Что в первых рядах мое имя считалось Тогда в музыкальной школе?" 10. "И я принуждала актеров славе Моей поклоняться всечасно. В сердцах таили красавицы зависть, У видев наряд мой прекрасный. Юнцы из лучших в столице кварталов Соперничали в подношеньях... И алым шелкам я счета не знала, Шелкам за одно выступленье. Могла золотые гребенки ломать я, Стуча ими в такт славословий; Вином заливала я тонкое платье Багрового цвета крови". 11. "Бывало, в веселье промчится весь год, И новый такой же веселый придет. Осенние луны и ветры весной Свободной чредою неслись надо мной... Но вот умерла моя тетка. А брат Ушел от меня с полками солдат. Рассветы вставали, текли вечера, Увяла краса, и я стала стара. Мой двор перед домом порос травой: Там редко спускался с коня верховой. Все хуже и хуже, пока, наконец, Не взял меня в жены заезжий купец". 12. "Купец дорожит своим барышом. Он мало желает со мной быть вдвоем. И в месяце прошлом из этих стран Уехал он чай закупать в Фулян". 13. "Скитаясь по устью реки, свою Одна сторожу я пустую ладью, Вокруг которой при свете луны Осенние струи воды холодны. И нынче холодною ночью глубокой О юности сны пришли: Во сне я рыдала, и красным потоком Обильные слезы текли". 14. ... Уже, внимая напевам и лютне, Не мог я тоски перенесть; Рассказ же услышав, еще бесприютней Себя я почувствовал здесь. Когда такие забытые люди За гранью небесного круга Сойдутся, то разве помехою будет, Что прежде не знали друг друга? 15. Увы, распростился с прошлого года Я с нашей веселой столицей; В Сюньянском поселке лишен я свободы, И путь мой в болезнях влачится. Сюньянская эта земля — захолустье: Здесь песни совсем не слышны. Весь год я не слышу, объятый грустью, Ни флейты, ни шелка струны. Живу близ текущего медленно Пэня; Земля здесь низка и сыра; Лишь желтый камыш окружает ступени, И носится в нем мошкара. 16. Кого же я слышу с утра до ночи Меж этих болотистых стран? — Кукушку, что, плача до крови, пророчит, Да жалобный вопль обезьян... И в утро с цветами на вешней реке, И ночью с осенней луной — Всегда, одинокий, с бокалом в руке Я лью молчаливо вино. Порою здесь горные слышу напевы, Свирели в селе на лугу, Но звук их фальшив, безобразен... От гнева я слушать их не могу. 17. И ныне внимал я пропетому Вами И Вашим печальным словам... Казалось, что это бессмертные сами Мой слух просветили. И Вам Я вновь предлагаю присесть, и опять Сыграть, что хотите, сейчас, А я постараюсь в ответ написать Поэму «Лютня» для Вас. 18. Растрогавшись речью моею, она Довольно долго стояла... Присела потом, но теперь струна Еще торопливей играла. Напевы печально стали звучать: Они не такие, как были, — И мы на скамейке внимаем опять, И слезы мы снова скрыли. Меж нас у кого же слезы блестят Обильнее всех под глазами? — Цзянчжоуский конюший синий халат Давно увлажнил слезами. Примечания

Чанъань — столица Китая того времени.

Сюньян — Река в пров. Цзянчжоу.

"Зарничное платье", "Шесть крошек" — названия знаменитых музыкальных пьес.

...Звучит "разрываемый шелк"... — в самом начале исторического периода князь Ю, правивший уделом Чжоу с 781 до 770 г. до Р. Х., пленился красавицей Бао Сы. Красавице нравился звук разрываемого шелка, и поэтому князь вынул свой платок и разорвал его, чтобы доставить удовольствие Бао Сы. Поэтому звук разрываемого шелка считается красивым по тембру.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000, стр. 200

"Четверостишия"

Отвечаю на "Сон на станции в горах" ("Когда ты в пути находился, я в сон твой за тысячи ли приходила...")

Когда ты в пути находился, я в сон твой За тысячи ли приходила. Как душу мою заточили по смерти Два года исполнятся вскоре. Смотри же, тех мест не забудь, где, бывало, Гуляла с тобою, сидела: Внизу, у ступеней в мою половину, У рощи густого бамбука. Примечания переводчика

У Юань Чжэня есть стихи, в которых он говорит, что во сне к нему явилась умершая жена. Бо говорит от имени жены Юаня.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

"На берегу пруда" / "Два четверостишия об озерном береге"

1. У прудка ("От прудка на запад я беседку кое-как связал...")

От прудка на запад я беседку Кое-как связал и сколотил. От прудка к востоку в частых ветках, В роще я просеку прорубил. Но о чем я нынче хлопочу, Верно, не поймут другие люди: Место приготовить я хочу, Где луну мне ждать удобно будет. Примечания

В сборнике переводов "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923 авторство этого стихотворения (перевода) ошибочно отнесено к Лю Юйси.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000, стр. 45

"Гуйюаньцы" ("Ропот" / "Три жалобных романса про гинекей")

2. Печаль в гареме ("Жемчужная завеса покрывает решеткою холодную луну...")

Жемчужная завеса покрывает Решеткою холодную луну, Припала к тюлевому я окну — За мной фонарь рассветный догорает, И слезы увлажнили мой платок: Ведь до сих пор они всю ночь струились! Уже наполовину превратились Они в весенний утренний ледок .. Примечания

В сборнике переводов "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923 этот перевод ошибочно отнесен к Лю Юйси.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923, стр. 170

3. В гареме ("К порубежной горе, далеко ты ушел на границу...")

К порубежной горе, далеко Ты ушел на границу. Мне с тобой было так не легко В терему разлучиться! Исхудал ты наверно в бою, Изнывая жестоко... Вот, я зимнее платье крою... Не скроить бы широко! Примечания

В сборнике переводов "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923 этот перевод ошибочно отнесен к Лю Юйси.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

"На озере" / "На озере. Два четверостишия"

2. На прудке ("Мальчик-баловень толкает плоский маленький челнок...")

Мальчик-баловень толкает Плоский маленький челнок. Белый ненюфар срывает Он тайком — и наутек!.. Но еще не научился Он скрывать свои следы: В лилиях один открылся Путь расчищенной воды. Примечания

В сборнике переводов "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923 это стихотворение (и его перевод) ошибочно отнесено к Лю Юйси.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000, стр. 218

Перевод: Эйдлин Л.З.

На озере Цзисяньчи — Собрания талантов — отвечаю на вопрос сановника Шичжуна ("Хозяин, идя в государев город...")

Хозяин, идя в государев город,  в котором ночь проведет, У гостя спросил, что ему не спится,  чего б он хотел еще? "На озере месяц, к счастью, свободен,  и он не нужен тебе. Ты можешь его одолжить на вечер  со мной погулять иль нет?"

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 365

Ночью в лодке ("После дождя на берегу омыто и свежо...")

После дождя на берегу Омыто и свежо. Прохладой веет у моста, Приятен ветерок. Чета осенних журавлей — И лодка на пруду. Глубокой ночью вместе мы В сиянии луны.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 32

Ранняя весна ("Растаял снег за теплым дуновеньем...")

Растаял снег  за теплым дуновеньем. Раскрылся лед  под греющим лучом. Но растопить  весне не удается Одно лишь только —  иней на висках.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Чувства мои на шаншаньской дороге ("В сто тысяч ли навек легла дорога...")

В сто тысяч ли  навек легла дорога. Я за шесть лет  впервые возвращаюсь. Я миновал  харчевен много старых. Почти нигде  былых уж нет хозяев.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 270

"Поэмы"

Вечная печаль ("Был один государь. Он, красавиц любя, "покорявшую страны" искал...")

Был один государь. Он, красавиц любя,  "покорявшую страны" искал. Но за долгие годы земле его Хань  не явилась подобная вновь... Вот и девочке Янов приходит пора  встретить раннюю юность свою. В тайне женских покоев растили дитя,  от нескромного взора укрыв. Красоту, что получена в дар от небес,  разве можно навек запереть? И однажды избрали прелестную Ян  самому государю служить. Кинет взгляд, улыбнется и сразу пленит  обаяньем родившихся чар И с дворцовых красавиц румяна и тушь  словно снимет движеньем одним. Раз прохладой весенней ей выпала честь  искупаться в дворце Хуацин, Где источника теплого струи, скользя,  омывали ее белизну. Опершись на прислужниц, она поднялась —  о, бессильная нежность сама! И тогда-то впервые пролился над ней  государевых милостей дождь. Эти тучи волос, эти краски ланит  и дрожащий убор золотой... За фужуновым пологом в жаркой тиши  провели ту весеннюю ночь. Но, увы, быстротечна весенняя ночь, —  в ясный полдень проснулись они. С той поры государь для вершения дел  перестал по утрам выходить. То с любимым вдвоем, то при нем на пирах,  от забот не уйдет ни на миг, И в весенней прогулке всегда она с ним,  и ночами хранит его сон. Их три тысячи — девушек редкой красы —  было в дальних дворцах у него, Только ласки, что им предназначены всем,  он дарит безраздельно одной. В золотой она спальне украсит себя,  с нею, нежной, пленительней ночь. А в нефритовой башне утихнут пиры,  с нею, пьяной, милее весна. Многочисленным сестрам и братьям ее  во владение земли он дал, И завидного счастья немеркнущий свет  озарил их родительский дом. И уже это счастье под небом у нас  для отцов с матерями пример: Их не радует больше родившийся сын,  все надежды приносит им дочь... Высоко вознесенный Лишаньскии дворец  упирался в небесную синь. Неземные напевы, с ветрами летя,  достигали пределов страны. Песни тихий напев, танца плавный полет,  шелк струны и свирели бамбук... Целый день государь неотрывно глядел,  на нее наглядеться не мог... Загремел барабана юйянского гром,  затряслась под ногами земля. Смолк, изорван "Из радуги яркий наряд,  из сверкающих перьев убор". Девять врат во дворцы государя вели,  дым и пыль их закрыли от глаз. Это тысячи всадников и колесниц  держат путь в юго-западный край. Шевелятся драконы расшитых знамен —  и идут. И на месте стоят. От столицы на запад, они отошли  за сто ли. И недвижны опять. Непреклонны войска. Но чего они ждут,  что заставит в поход их пойти? Брови-бабочки — этого ждали они —  наконец перед ними мертвы! Наземь брошен цветной драгоценный убор,  не украсит ее никогда Перьев блеск изумрудный, и золото птиц,  и прозрачного гребня нефрит. Рукавом заслоняет лицо государь,  сам бессильный от смерти спасти. Обернулся, и хлынули слезы и кровь  из его исстрадавшихся глаз... Разнося над селеньями желтую пыль,  вечный ветер свистит и шумит. Там мосты и тропинки, кружа в облаках,  ввысь ведут до вершины Цзяньгэ. Под горою Эмэй там, в долине пустой,  проходящих не видно людей. Боевые знамена утратили блеск,  и тусклее там солнечный свет. Край тот Шу — с бирюзовыми водами рек  и вершинами синими гор. Мудрый наш властелин там в изгнанье ни днем  и ни ночью покоя не знал. Бередящее душу сиянье луны  видел он в отдаленном дворце. Все внутри обрывающий звон бубенцов  слышал он сквозь ночные дожди... С небесами земля совершила свой круг.  Возвращался Дракон-государь. Подъезжая к Мавэю, поник головой  и невольно коня придержал. Здесь, в Мавэе, под памятным этим холмом,  на сырой этой грязной земле Как узнает он место, где яшмовый лик  так напрасно похитила смерть? Друг на друга властитель и свита глядят,  их одежда промокла от слез, И к воротам столицы они на восток  едут дальше, доверясь коням. Воротились в Чанъань. Вид озер и садов  все такой же, как в прошлые дни, И озерный фужун, как всегда, на Тайи,  те же ивы в Вэйянском дворце. Как лицо ее нежное — белый фужун,  листья ивы — как брови ее. Все как было при ней. Так достанет ли сил  видеть это и слезы не лить? Снова веснами персик и слива цветы  раскрывали под ветром ночным. Вновь осенний утун с опадавшей листвой  расставался под долгим дождем. Государевы южный и западный двор  зарастали осенней травой. На ступени опавшие листья легли,  и багрянца никто не сметал. У певиц, что прославили "Грушевый сад",  в волосах белый снег седины, Для прислужниц, заполнивших Перечный дом,  юных лет миновала весна. К ночи в сумрачных залах огни светлячков  на него навевали печаль, И уже сиротливый фонарь угасал,  сон же все не смежал ему век. Не спеша, не спеша отбивают часы —  начинается длинная ночь. Еле светится-светится в небе Река,  наступает желанный рассвет. Стынут в холоде звери двойных черепиц.  Как приникший к ним иней тяжел! Неуютен расшитый широкий покров.  Кто с властителем делит его? Путь далек от усопших до мира живых.  Сколько лет, как в разлуке они, И ни разу подруги погибшей душа  не вошла в его тягостный сон... Из Линьцюна даос, знаменитый мудрец,  пребывавший в столице в тот век, Чист, был сердцем и высшим искусством владел  души мертвых в наш мир призывать. Возбудил сострадание в нем государь  неизбывной тоскою по ней, И, приказ получив, приготовился он  волшебством государю помочь. Как хозяин пустот, пронизав облака,  быстрой молнией он улетел. Был и в высях небес, и в глубинах земли, —  и повсюду усердно искал. В вышине он в лазурные дали проник,  вглубь спустился до желтых ключей, Но в просторах, что все распахнулись пред ним,  так нигде и не видел ее. Лишь узнал, что на море, в безбрежной дали,  есть гора, где бессмертных приют. Та гора не стоит, а висит в пустоте,  над горою туман голубой. Красоты небывалой сияют дворцы,  облака расцветают вокруг, А в чертогах прелестные девы живут, —  молодых небожительниц сонм. Среди этих бессмертных есть дева одна,  та, чье имя земное Тайчжэнь, Та, что снега белее и краше цветка,  та, которую ищет даос. Видя западный вход золотого дворца,  он тихонько по яшме стучит. Он, как в старой легенде, "велит Сяоюй  доложить о себе Шуянчэн". Услыхала о том, что из Ханьской земли  Сыном Неба к ней прислан гонец, И за пологом ярким тотчас ото сна  пробудилась в тревоге душа. Отодвинув подушку и платье схватив,  чуть помедлила... бросилась вдруг, И завесы из жемчуга и серебра  раскрывались послушно пред ней. Уложить не успела волос облака  в краткий миг, что восстала от сна. Сбился наспех надетый роскошный убор.  В зал сошла, где даос ее ждет. Ветер дует в бессмертных одежд рукава,  всю ее овевает легко, Словно в танце "Из радуги яркий наряд,  из сверкающих перьев убор". Одиноко-печален нефритовый лик, —  плачет горько потоками слез Груши свежая ветка в весеннем цвету,  что стряхнула накопленный дождь. Скрыв волненье, велит государю сказать,  как она благодарна ему: "Ведь за время разлуки ни голос, ни взгляд  не пронзали туманную даль. В Осиянном чертоге, где жил государь,  прервалась так внезапно любовь. На священном Пэнлае в волшебном дворце  долго тянутся длинные дни. А когда я смотрю на покинутый мной  там, внизу, человеческий мир, Я не вижу столицы, Чанъани моей,  только вижу я пыль и туман. Пусть же вещи, служившие мне на земле,  скажут сами о силе любви. Драгоценную шпильку и ларчик резной  государю на память дарю. Но от шпильки кусочек себе отломлю  и от ларчика крышку возьму". И от шпильки кусочек взяла золотой,  в платье спрятала крышку она: "Крепче золота, тверже камней дорогих  пусть останутся наши сердца, И тогда мы на небе иль в мире людском,  будет день, повстречаемся вновь". И, прощаясь, просила еще передать  государю такие слова (Содержалась в них клятва былая одна,  два лишь сердца и знало о ней): "В день седьмой это было, в седьмую луну,  мы в чертог Долголетья пришли. Мы в глубокую полночь стояли вдвоем,  и никто не слыхал наших слов: Так быть вместе навеки, чтоб нам в небесах  птиц четой неразлучной летать. Так быть вместе навеки, чтоб нам на земле  раздвоенною веткой расти!" Много лет небесам, долговечна земля,  но настанет последний их час. Только эта печаль — бесконечная нить,  никогда не прервется в веках. Примечания

В поэме в соединении с фантазией описана действительная любовь танского императора Сюань-цзуна (правил с 712 по 765 г.) к приближенной его Ян-гуйфэй и трагический конец этой любви во время мятежа полководца Ань Лушаня.

...красавиц любя, "покорявшую страны" искал... — то есть такую небывалую красавицу, как жена ханьского императора У-ди, о которой брат ее Ли Яньнянь сказал в стихах государю: "Раз взглянет — и сокрушит город, взглянет второй раз — и покорит страну".

...юйянский... — из местности Юйян, захваченной Ань Лушанем.

"Из радуги яркий наряд... — название песни и танца.

Драконы... знамен — императорские знамена.

Дракон-государь — одно из наименований императора.

Мавэй — местность в нынешней Шэньси, где разыгралась трагедия убийства Ян-гуйфэй.

Фужун — разновидность лотоса.

Тайи — название озера.

Перечный дом — женская часть дворца.

Желтые ключи — подземные ключи; могила.

Тайчжэнь — одно из имен Ян-гуйфэй.

Сяоюн — дочь Фуча, князя страны У (V в. до н. э.).

Шуан-чэн — служанка Сиванму, мифической царицы Запада.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 311

Пипа ("Мы там, где Сюньяна берег крутой...")

Стихи и предисловие к ним

В десятый год времени Юаньхэ я был сослан на должность сыма в область Цзюцзян. Осенью следующего года я в Пэнъпукоу провожал гостя. Мы услыхали, — это было ночью, — как в лодке среди реки под чьей-то рукой зазвучала пипа,. Прислушались к ее голосу и в этих ее «чжэн-чжэн» различили чанъаньский напев. Мы захотели узнать, кто играет. Это оказалась женщина из столичных певиц. Она училась игре у прославленных Му и Цао. С годами потеряла былую красоту и пошла в жены к торговцу. Я велел приготовить вино и яства для пиршества и попросил ее сыграть те несколько вещей, что больше всего ей по сердцу. Кончила играть и в наступившей печальной тишине сама рассказала нам о радостях юных лет своих, о том, как теперь она изнурилась в скитаниях — так вот и кружит все время среди рек и озер. Прошло два года с тех пор, как я приехал сюда из столицы, и успокоился на этом, и уже удовольствовался этим. Взволнованный словами женщины, в тот вечер впервые остро ощутил я свою долю ссыльного. И я сочинил семисловные стихи в старинном духе, пропел их и подарил ей. Всего в стихах шестьсот двенадцать слов. Называются они «Пипа».

Мы там, где Сюньяна берег крутой,  прощаемся ночью с гостем. На кленах листва и цветы камыша  шуршат под осенним ветром... Хозяин сошел у причала с коня,  за гостем садится в лодку. И подняты чарки, и выпить пора, —  сюда бы гуань и струны! Но нам не приносит веселья хмель:  гнетет нас близость разлуки. В минуту прощанья бескрайней волной  река луну затопила. Мы слышим, как вдруг над простором вод  пропела пипа знакомо. Хозяину жаль возвращаться домой,  и гость забыл о дороге. И ловим мы звуки, готовы спросить:  "Кто в лодке играет, скажите?" Замолкла пипа, и опять тишина,  и мы спросить не успели. Но мы уже стали бортом к борту,  к себе приглашаем в гости. Подлил я вина, прибавил огня,  и пир начинаем новый. На наш многократный и долгий зов  она наконец явилась. Безмолвна в руках у нее пипа,  лицо ее полускрыто. Колки подвернула, рукой до струн  дотронулась, дав звучанье. Еще и напева-то, собственно, нет,  а чувства уже возникли. Пока еще глухо струны поют,  в их каждом звуке раздумье, Так, словно пойдет о жизни рассказ,  в которой счастья не будет. Глаза опустила и, вверясь руке,  играет она, играет, О том, что на сердце у ней лежит,  нам все без утайки скажет. Струну прижимает и гладит струну,  то книзу, то вверх ударит. Сыграла "Из радуги яркий наряд",  "Зеленый пояс" играет. И толстые струны "цао-цао" — шумят,  как злой, торопящийся ливень, И тонкие струны "тье-тье" — шелестят,  как нежный, доверчивый шепот. "Цао-цао" — шумят, шелестят — "тье-тье",  сплетя воедино все звуки, И крупных и мелких жемчужин град  гремит на нефритовом блюде. Щебечущей иволги милая речь  скользит меж дерев расцветших. Во тьме захлоблувшийся чистый родник  бессилен сквозь лед пробиться. И лед запирает движенье воды,  и нет их, застыли струны. И струны застыли, как будто их нет,  молчанье на миг настало. А в нем притаившаяся печаль,  невысказанная досада. Да, это молчание в этот миг,  пожалуй, сильней звучанья... Внезапно серебряный треснул кувшин,  на волю стремится влага. Вдруг всадник в железных латах летит,  мечом и копьем громыхая. Пластину, которой играет, она  поставила посередине. Кончается песня. Четыре струны  невидимый шелк разорвали. И в лодках недвижных, в одной и в другой,  царит тишина немая... Мы видим, как в лоне осенней реки  белеет луны сиянье. Молчит. И пластину от струн отняла,  и снова меж струн вонзила. По складкам на платье рукой проведя,  с почтением строгим встала. И так начинает: "Я родилась  в столице нашей Чанъани. Мы жили — вы знаете Хамалин? —  в веселом этом предместье. Мне было тринадцать, когда вполне  игрою я овладела. В дворцах, где искусствам учили нас,  слыла я одной из первых. Сыграю, и сразу же ждет меня  восторг игроков известных. Украшусь, и вслед поднимается мне  певиц знаменитых зависть. Удинские юноши наперебой  мне ткани преподносили. За каждую песню багряным шелкам  я счета уже не знала. Поклонники сколько гребенок моих  сломали, стуча под напевы. На скольких юбках из алой парчи  следы от вина остались. Веселье и смех заполняли год,  другой наступал похожий. Осенние луны и ветры весны  бездумные проносились. С врагом воевать отправился брат,  а вскоре сестры не стало. На смену ночам восходила заря,  моя красота поблекла. И меньше людей у моих ворот,  и конь оседланный реже... И я, постарев, согласилась пойти  к торговому гостю в жены. Торговому гостю прибыль важна,  легка для него разлука, И в месяце прошлом еще в Фулян  он чай покупать уехал. А я но реке вперед и назад  в пустой разъезжаю лодке, И светлой луны и речной воды  меня окружает холод. Когда же глубокой ночью мне вдруг  приснятся юные годы, Я плачу во сне, по румянам текут  ручьями красные слезы..." Когда нас тревожила пеньем пипа,  уже я вздыхал невольно. А тут еще этот ее рассказ, —  и я не сдержу стенаний. Мы с нею сродни: мы у края небес  затеряны и забыты. И мы повстречались; так нужно ли нам  заранее знать друг друга! "Прошел уже год с той поры, как я  покинул столичный город, И в ссылке живу, и в болезнях лежу  вдали от него, в Сюньяне. Сюньян — городок захолустный, глухой,  ни музыки в нем, ни пенья. Я за год ни разу здесь не слыхал  шелк струн и бамбук гуаня. Живу па Пэньцзяне, у самой реки,  в сырой туманной низине. Лишь горький бамбук да желтый тростник  одни мой дом окружают. С утра и до вечера в этих краях  что мне достается слышать? Кукушки надрывный, до крови, плач  да крик обезьян тоскливый. В цветущее ль утро весной на реке  иль в ночь под осенней луною — Всегда я с собою беру вино  и сам себе наливаю. Да разве здесь песен в народе нет  и ди — деревенских дудок? — Бессвязно, сумбурно они поют,  мне их мучительно слушать. Сегодня же ночью нам пела пипа,  и говор ее я слушал Так, словно игре бессмертных внимал —  мне песни слух прояснили. Прошу госпожу не прощаться, сесть,  игрой порадовать снова, — А я госпоже посвящу напев, —  пускай он «Пипа» зовется..." Растрогалась этой речью моей  и долго она стояла. И села, и струны рванула рукой,  и струны заторопились. И ветер, и стужа, и дождь в них, — не те,  не прежних напевов звуки. Все слушают снова и плачут — сидят,  закрыв рукавами лица. Но все-таки кто из сидящих здесь  всех больше, всех горше плачет? Цзянчжоуский сыма — стихотворец Бо  одежду слезами залил. Примечания

Впервые на русский язык поэма переводилась Ю.К. Шуцким и вошла (под названием «Лютня») в его «Антологию китайской лирики» («Всемирная литература», Государственное издательство, М.-П. 1923) — сборник переводов танской поэзии, выполненных этим талантливым советским китаистом под руководством академика В. М. Алексеева, бывшего педагогом и вдохновителем ряда исследователей и переводчиков китайской литературы, в том числе и переводчика настоящей книги [Л.З. Эйдлина].

В десятый год времени Юанъхэ — т. е. в 816 году.

Сыма — помощник правителя области с весьма малым в танское время кругом обязанностей.

Пипа — старинный китайский струнный щипковый инструмент, напоминающий лютню.

Всего в стихах шестьсот двенадцать слов... — по-видимому, ошибка давнего переписчика, так как в поэме "Пипа" шестьсот шестнадцать знаков.

Мы там, где Сюньяна берег крутой... — Сюньян — название реки Янцзы у Цзюцзяна (в нынешней провинции Цзянси).

И подняты чарки, и выпить пора, — // сюда бы гуань и струны! — Гуань — духовой музыкальный инструмент, часто с корпусом из бамбука.

Улинские юноши наперебой... — Улин — северная, аристократическая часть Чанъани.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 190

"Пятнадцать стихотворений о болезни"

Расстаюсь с ивовыми ветками ("Ивы плакучей две ветви росли в домике рядом со мной...")

Ивы плакучей две ветви росли В домике рядом со мной. Тонкие, нежные — с давних времен Дружбу водили с хмельным. Завтра я их отпускаю домой. После того, как уйдут, — В жизни, я верно, не буду уже Ветру весеннему рад. Примечания

Ивовые ветки — девушки Фань Су и Сяо Мань, по преданию, дружившие с поэтом. В одном из китайских сборников критических заметок эпохи Сун (X-XII вв.) говорится: "Девушка Лэ-тяня (Бо Цзюй-и) Фань Су была совершенная в искусстве пения, а Сяо Мань — в искусстве танца".

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1951, стр. 161

Пять четверостиший "В болезни"

Предисловие к стихам

Во время, известное под девизом Кай Чэн, в год Цзи Вэй, я был в возрасте, как говорится, прибрежной ивы — мне исполнилось шестьдесят восемь лет.

Зимою, в десятом месяце, в утро под циклическими знаками Цзя Инь я впервые заболел ревматизмом: ломило тело, рябило в глазах, левая нога отнялась.

Так пришло время, когда меня одолели старость и болезнь.

Я давно уже нашел приют своему сердцу в будизме, я давно бродил и по книгам Лао и Чжуана. И вот, пользуясь досугом в болезни, я стал размышлять над своей жизнью и много приобрел.

И в самом деле, я: пренебрег плотью, и все внимание свое устремил на то, чтобы забыть о горе и страданиях. Я на первое место поставил прозрение в сущность вещей и только потом лечился.

Проходили дни и месяцы, и болезнь понемногу отпускала меня. Я запирал дверь и предавался покою. Не тревожа себя ничем, я наслаждался праздностью. И когда приходило поэтическое вдохновение, я не мог препятствовать ему. Вот почему я создал пятнадцать стихотворений. Они названы мною "В болезни", я посылал их друзьям и писал их для того, чтобы рассказать о себе.

Когда-то Лю Гун-хань, болея в Чжаншу, и Се Кан-лэ, лежа в болезни в Линъчуане, писали стихи, в песнях изливали свои мысли и стремления.

Ныне я пишу обо всем этом в предисловии: меня беспокоит, что среди людей, не знающих меня, найдутся такие, которые усмешками встретят мои стихи.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 150

I. "За рождением старость на свете, а вслед..."

За рождением старость на свете, а вслед И болезни идут чередой. Я конечно в душе о порядке таком Знал и сам с незапамятных пор. День рожденья сегодня, и прожитых мной Отмечаю я семьдесят лет. Я как будто бы должен стыдиться того, Что болезнь с опозданьем пришла.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 152

II. "Ныне сердце мое обратилось в золу..."

Ныне сердце мое обратилось в золу И виски мои стали как шелк. Если б даже попрежнему был я здоров, Что пришлось бы мне делать с собой? В доме нет у меня ни забот, ни тревог, Я не занят на службе теперь. Вот и время, когда так приятен покой И в болезни лежать хорошо.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 153

III. "У придворного Ли на могильном холме..."

У придворного Ли на могильном холме Сосны, верно, в обхват толщиной. У министра Юаня в саду на пруде Весь от старости высох бамбук. А всегдашний удачник, счастливый Лэ-тянь, Лишь сейчас начинает болеть И не знает: имеет какой-нибудь смысл Исступленно лечиться иль нет? Примечания

Ли и Юань были моими близкими друзьями. Чжо-чжи (Ли) был младше меня на восемь лет. Уж девять лет, как он умер. Вэй-чжи (Юань) был моложе меня на семь лет. Уж восемь лет, как скончался и он. Теперь и со мною случилось несчастье — я заболел. (Примечание Бо Цзюй-и)

Лэ-тянь — другое имя Бо Цзюй-и.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 154

IV. "Потемнеет в глазах, мне захочется спать..."

Потемнеет в глазах, мне захочется спать, Я тотчас безмятежно усну. Если слабость в ногах не дает мне ходить, Сразу я в созерцаньи сажусь. Стало князем целителей тело мое, А лекарство от боли — мой дух. Утруждать я не буду ни Бяня, ни Хэ, До порога и сам доберусь.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 155

V. "Дорогие друзья, вам совсем ни к чему..."

Дорогие друзья, вам совсем ни к чему Слезы горькие лить надо мной. Я намерен опять, даже чаще теперь, Хоть с трудом, но гулять выходить. Было б только желанье в душе у меня, А какая же польза в ногах? Я на суше могу в паланкине сидеть, По реке меня в лодке везут.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 156

"Разные стихи"

"Ваш дряхлый правитель задержит обратный свой путь..."

Нынешней весной я поставил плотину на озере Циньтанху, чтобы собрать воду для борьбы с засухой. Вот почему я пишу об этом.

Ваш дряхлый правитель Задержит обратный свой путь. Вином он сегодня Зальет свой прощальный обед, Раскидистой груши Ни деревца не было здесь. Откуда же взяться Слезам, чтобы плакать по нем? Налог непосилен Для множества нищих дворов. Крестьяне без пищи На сотнях бесплодных полей. А он оставляет Лишь озеро чистой воды. Для вас оно будет Спасеньем в засушливый год.

Источник: Эйдлин Л.З. "Из танской поэзии (Бо Цзюй-и)", 1946, стр. 66

Брожу в ущелье у Шимэньцзянь — потока Каменных ворот ("К водопаду в ущелье нет протоптанных давних троп...")

К водопаду в ущелье  нет протоптанных давних троп. Продираясь сквозь чащу,  я ищу былого следы И все время встречаю  осень ясную гор и вод — Так чиста и светла она,  как, наверное, в старину. Говорят, что когда-то  Хуэй-юань и все те, кто с ним, Написали стихи свои  на огромной этой скале. Облака их накрыли,  мох нарос и спрятал от глаз, За зеленой стеною  не узнаешь, где их найти. Негустыми рядами  обступает дикий бамбук Обнаженные ветром  груды тысячелетних камней. С той поры, как исчезло  государство Восточной Цзинь, Никогда уже больше  не проходит здесь человек. Безраздельно в Воротах  лишь осенний звучит поток, И бурлит и клокочет  в пустоте он и день и ночь.

Источник: "Ветви ивы", 2000, стр. 371

В жестокую стужу в деревне ("В год восьмой, в двенадцатый, зимний месяц...")

В год восьмой,  в двенадцатый, зимний месяц, В пятый день  сыплет и сыплет снег. Кипарис и бамбук  замерзают в садах и рощах. Как же вытерпят стужу  те, кто раздет и бос? Обернулся, гляжу —  в этой маленькой деревеньке На каждый десяток  восемь-девять дворов в нужде. А северный ветер,  как меч боевой, отточен, И ни холст, ни вата  не прикроют озябших тел. Только греются тем,  что жгут в лачугах репейник, И печально сидят  всю ночь, дожидаясь дня. Кто же не знает, что в год,  когда стужа злее, У бедного пахаря  больше всего невзгод. А взгляну на себя —  я в это самое время В домике тихом  затворяю наглухо дверь. Толстым халатом  накрываю шелк одеяла. Сяду ли, лягу —  вволю теплом согрет. К счастью, меня  миновали мороз и голод. Мне также неведом  на пашне тяжелый труд. Но вспомню о тех,  и мне становится стыдно: Могу ль я ответить —  за что я счастливей их?

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 293

В зеркале ("Настоящим стариком с седою головой...")

Двадцать лет тому назад я написал стихи: "Белый волосок появился один. Когда придет утро, и ты взглянешь в светлое зеркало, не говори, что один волосок — это немного: с него ты начнешь седеть". Вот теперь я весь поседел.

Настоящим стариком с седою головой Увидел я себя в зеркале. Я закрыл зеркало и запел в раздумьи, Запел свою давнюю песню О том, как появился двадцать лет назад Одинокий седой волос, И как он привел к тому, что сегодня Вся голова моя в белых нитях. Я кончил песню, повернул голову И попросил стакан вина. Охмелев от вина, я загибаю пальцы И считаю друзей и знакомых. Вот те, что старше меня годами — Сколько их придавлено нищетой! Только славы, что они живут на свете, Так их мучают голод и стужа! Ну, а тех, что моложе меня годами, Половина обратилась в землю, И деревья на могилах уже протянули Над ними свои тонкие ветви. А сегодня — и это такое счастье — Я увидел себя поседевшим. У меня и жалованье не очень скудно, И в должности я не низкой, И вино всегда стоит предо мною, И на сердце нет тяжкой заботы. Я дружбу вожу только с радостью и весельем, И совсем не дружу с печалью.

Источник: Эйдлин Л.З. "Из танской поэзии (Бо Цзюй-и)", 1946, стр. 59

Вместе с сановником-шиланом Ханем гуляем на озере Чжэнов, поем стихи, пьем вино ("У берега лодка всего на трех человек...")

У берега лодка  всего на трех человек. Вечерние воды  без плеска, тихо текут. Мы неторопливо  за весла сели вдвоем. Нам озеро словно  речной и морской простор. Дождем накануне  прибило песок и пыль. И ветер сегодня  развеял дым и туман. Закатное солнце  горит высоко в ветвях, И листья бамбука  блестят с последним лучом. Мы, собственно, с Ханем  случайно сюда пришли, Однако природа  как будто нас и ждала. И белые чайки  в испуге не поднялись, Зеленые травы  припали к нашим рукам... Хотя не хватает  уже зубов и волос, Пыл юности прежний  пока не покинул нас. Поэзию встретить  и с чаркой вина побыть Еще, не скудея,  в душе настроенье есть. Примечания

Хань — один из великих танских поэтов Хань Юй (768-824), возглавивший движение за простоту стиля, "возврат к древности".

Источник: Бо Цзюй-и "Стихотворения", 1978, стр. 243

Дарю жене ("Белую голову только склоню со вздохом, темные брови тотчас же и ты печалишь...")

Белую голову  только склоню со вздохом, Темные брови  тотчас же и ты печалишь. На зиму платье  ты чинишь при свете лампы. Девочка наша  играет с тобою рядом. Дом обветшал —  все завесы и ширмы стары — И неуютен —  в циновках осенний холод. Бедность людская  ведь тоже бывает разной. Лучше за мною  быть замужем, чем за Цяньлоу. Примечания

Лучше за мною быть замужем, чем за Цяньлоу — Древний Цяньлоу был нищ, но не соблазнился приглашениями государей стран Ци и Лу на должность советника. Когда он умер, то в доме не оказалось одеяла, которое могло бы целиком покрыть его тело. Бедность же Бо Цзюйи позволяла ему иметь и пологи и циновки.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 242

До чего же разумен Лэтянь ("До чего же разумен, ах как разумен Бо Лэтянь — Жизнерадостный Бо!...")

До чего же разумен, ах как разумен  Бо Лэтянь — Жизнерадостный Бо! Прослужил на высоких постах в Лояне  до отставки тринадцать лет. Семь десятков исполнилось только-только,  а чиновничью шапку снял, Половинного жалованья дать не успели,  а в коляску больше не сел: То с приехавшим в гости добрым знакомым  на прогулке весенним днем, То с живущим в горах буддийским монахом  в созерцанье целую ночь. И два года уже, как так же забыта  вся домашних дел суета. Вход и двор зарастают сплошной травою,  в кухне скупо горит огонь. Ранним утром приходит с докладом повар —  риса нет, на исходе соль, Поздно вечером — с жалобою служанка: износилось платье до дыр. Недовольные, ропщут жена и дети,  у племянников скучный вид, Я же выпью вина и в хмелю улягусь,  и веселья довольно мне... А восстал ото сна, и вдвоем с тобою  строим планы, как дальше жить, Как имуществом скудным распорядиться, —  что сначала, а что потом. Я сначала продам на юге столицы  в десять му мой плодовый сад, А за ним я продам в восточном предместье  цинов пять полезной земли, И последним продам, если необходимо,  дом, в котором теперь живем, И тогда получу, по моим подсчетам,  две-три тысячи связок монет. Половину из них семье предназначу  на одежду и на еду, Половину из них я себе оставлю  на закуски и на вино... Мои годы проходят, — я дожил ныне  до семидесяти одного, Борода побелела, глаза мои слепнут,  да и двигаюсь я с трудом, И боюсь, что полученных этих денег  я уже не истрачу всех, Что я вмиг — вслед за утреннею росою —  ворочусь к могильным ручьям. Если я не вернусь, а пожить останусь,  никакой и в этом беды: Голод я утолю, на радости выпью,  не тревожась ничем, посплю... Мы над смертью и жизнью сами не властны, —  я их обе готов принять... До чего же разумен, ах как разумен  Бо Лэтянь — Жизнерадостный Бо!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 377

За ужином отвечаю Вэйчжи ("Обитаю в селенье от Чжэцзяна на запад я...")

Обитаю в селенье  от Чжэцзяна на запад я. Уезжаешь на службу  на восток от Чжэцзяна ты. Ты зачем повторяешь:  "Нас разделит одна река". Но она между нами  ляжет далью в тысячу ли! Из богатых и знатных никто не будет  там тебя вином угощать. На прощальном пиру за меня сегодня  выпей все, что в чарке твоей! Примечания

Вэйчжи — второе имя поэта Юань Чжэня.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 256

Луна на чужбине ("Гость недавно пришел из Цзяннани к нам...")

Гость недавно  пришел из Цзяннани к нам. В ночь прихода  месяц рождался вновь. В странах дальних,  где путник долго бродил, Трижды видел он  чистый и светлый круг. Утром вслед  за ущербной луною шел, Ночью рядом  с новым месяцем спал. Чьи это сказки,  что нет у луны души? Тысячи ли  разделяла невзгоды с ним! Утром встанет  на мост над рекою Вэй, Ночью выйдет  на старый Чанъаньский путь. Разве скажешь,  еще у кого в гостях Этой ночью  будет светить луна?

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 311

Могила Ли Бо ("В Цайши на крутом берегу реки Ли Бо давно похоронен...")

В Цайши на крутом берегу реки  Ли Бо давно похоронен. В бескрайних просторах, поля окружив,  сошлись с облаками травы. Как жаль! Под заброшенным этим холмом  в глубинах могильных кости Когда-то и небо могли устрашить,  и землю встряхнуть стихами... На свете поэтам предрешено  не знать в своей жизни счастья. В сравнении даже с бедами их  Ли Бо обойден судьбою. Примечания

Цайши — находится на северном склоне горы Нючжушань, в нынешней провинции Аньхуэй.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 341

Мои чувства после прощания с Юанем Девятым ("Горечь тоски в дожде среди листьев туна...")

Горечь тоски  в дожде среди листьев туна. Веет уныньем  ветер в отцветшем цзине. О, как грустна  начальной осени дума, Что возникает  в тихом уединенье. Если еще  добавить разлуку с другом, Тут уж и вовсе  нет на душе веселья... Не говори:  "Меня провожать не надо". Сердце идет  с тобой к городским воротам. Разве друзей  чем больше, тем они лучше? Было бы только  с ними во всем единство. С сердцем моим  один человек уходит. Я ощущаю  город Чанъань пустыней.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 306

Мой вздох при взгляде на гору Сун и реку Ло ("Наконец-то сегодня Сун и Ло у меня пред глазами...")

Наконец-то сегодня  Сун и Ло у меня пред глазами: Я назад обернулся  и вздыхаю о тяготах мира, Где цветенье и слава  преходящи, как быстрые воды, Где печали и беды  поднимаются выше, чем горы. Только горе изведав,  знаешь радости полную цену, После суетной жизни  станет милым блаженство покоя. Никогда не слыхал я,  чтобы птица, сидевшая в клетке, Улетев на свободу,  захотела вернуться обратно.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 376

Мой маленький домик ("Мой маленький домик стоит у самой деревни...")

Мой маленький домик  стоит у самой деревни: Сквозь редкую изгородь  вижу собак и кур, Канавы отводят  от южной улочки воду, И окна вбирают  усадьбы северной вид... Владеньем Юй Синя  был крошечный сад, и только, Семья Тао Цяня  была стеснена нуждой... Нам так ли уж нужно  доискиваться просторов: Просторно должно быть  всегда у людей в сердцах.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 276

На озере ("Всего десять му занимают строенья...")

Самые прекрасные воздух, земля, вода и деревья столицы находятся на юго-восточной ее стороне. Самое прекрасное место юго-восточной стороны — это деревня Лидаоли. Самая прекрасная часть деревни — северо-западный ее угол. Первое владение у западных ворот перед северной стеной — это и есть жилище семьи Бо, принадлежащее ушедшему в старости на покой Лэтяню. Всего в усадьбе семнадцать му. Одна ее треть — жилые помещения, одна пятая — вода, одна девятая — бамбук, а среди них — островки, деревья, мосты, дороги... Как хозяин, радуясь всему этому, Лэтянь сказал: "Хотя и есть здесь террасы и башенки, но без зерна не пользоваться ими", — и построил к востоку от озера амбар. А затем сказал: "Хотя и есть здесь молодое поколение, но без книг не воспитать его", — и воздвиг к северу от озера книгохранилище. После чего сказал: "Хотя и есть здесь гостящие друзья, но без циня и без вина не развлечь их", — и поставил к западу от озера беседку для игры на цине, вдобавок расположив в ней каменные винные чаши. Когда Лэтянь ушел с должности правителя Ханчжоу, он взял с собою один камень с вершины Тяньчжу и двух журавлей из Хуатина. Тогда же построил Западный ровный мост и провел дорогу вокруг озера. Когда ушел с должности правителя Сучжоу, то взял с собою камень с озера Тайху, белый лотос, "гнущий спину" водяной каштан, черную дощатую лодку. Тогда же построил Срединный высокий мост, соединив им три островка. Когда ушел с должности шилана, заместителя начальника Уголовной палаты, то было у него зерна тысяча ху, книг одна повозка и слуг, владеющих искусством пения и игры на свирелях, ударном цине и струнных инструментах, всего пальцев сто, с чем и вернулся к себе. Тогда же инчуаньский Чэнь Сяошань подарил выдержанное дворцовое вино отличнейшего вкуса, болинский Цуй Хуэйшу подарил цинь чистейшей настройки, Цзян Фа, гость из Шу, научил мелодии "Осенние думы" спокойнейшего звучания, хуннунский Ян Чжэньи подарил три черных камня — прямоугольных, ровных, гладких, на которых можно и сидеть и лежать.

Летом третьего года Тайхэ, получив приглашение быть гостем наследника престола, Лэтянь был назначен в Лоян и обосновался на озере... Все приобретенное на трех должностях, все подаренное четырьмя лицами и я сам, бесталанный человек, все сегодня стало принадлежностью озера. И всегда, — утром ли, когда на озере с ветром весна, когда на озере осень с луной и над водою распускается благоухающий лотос, вечером ли, когда роса чиста и кричит журавль, — провожу рукою по камням Яна, поднимаю чарку с вином Чэня, беру цинь Цуя, играю "Осенние думы" Цзяна и так отдаюсь наслаждению и забываю обо всем прочем. Охмелев от вина и отстранив цинь, призываю отроков — певцов и музыкантов — взойти в беседку Срединного острова и хором исполнить "Из радуги яркий наряд". Звуки уносятся вслед за ветром и то застывают, то рассеиваются и вдали, среди деревьев бамбука, дымкой подернутых волн и луны, остаются надолго...

Песня не кончилась, а Лэтянь в веселье своем уже пьян и заснул на камне. Встав ото сна, вдруг запел не то стихи-ши, не то поэму-фу. Агуй взял кисть и записал на камнях. Взглянув на неуклюжие мои строфы, даю им название — "На озере".

Всего десять му  занимают строенья, И всего пять  му занимает сад. Есть и воды  одно озерко, Есть и бамбука  тысяча деревьев... Не говори,  что земля тесна. Не называй  ее захолустьем: Хватит ее  колени вместить. Хватит ее  плечам дать отдых!.. Есть там и дом,  есть и беседка, Есть и мосты,  есть там и лодка, Есть там и книги,  есть и вино, Есть там и песни,  есть там и струны, Есть и старик  посреди вещей, Чью белую бороду  треплет ветер. Доволен долей  и знает меру, А сверх ничего  ему не надо: Словно птица,  выбирает дерево, Старается сделать  гнездо укромней. Как черепаха;  зарываясь в ямку, Знать не знает  просторов моря... Чудесный журавль,  причудливый камень, Лиловый каштан,  белый лотос И все, что меня  привлекало в жизни, — Оно целиком  передо мною... Выпью подчас  немного вина, Вслух прочитаю  стихотворенье. Жена и дети  весело дружат. Собаки и куры  снуют повсюду... И так мне покойно!  И так я счастлив! Я старости годы — все, что остались, —  проведу на этом приволье!.. Примечания

Столица — восточная столица Лоян.

Тай-ху — озеро на территории нынешних провинций Цзянсу и Чжэцзян, знаменитое красотою пейзажей и причудливыми камнями.

Тяньчжу — гора в нынешнем Чжэцзяне.

Инчуань — местность в Хэнани.

Хуннун — там же.

Третий год Тайхэ — 829 г.

Агуй — племянник поэта.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 372

Навещаю старое жилище почтенного Тао ("Самой страшною грязью осквернить невозможно нефрит...")

Я с давних пор люблю Тао Юаньмина. В прежние годы, когда я не был занят службой и жил на реке Вэй, я написал шестнадцать стихотворений в подражание Тао. Теперь, посетив Лушань, побывав в Чайсане и в Лили, думая об этом человеке и навестив его жилище, я не могу молчать и снова пишу стихи.

Самой страшною грязью  осквернить невозможно нефрит. Фэн, волшебная птица,  пищи, салом смердящей, не ест... О "спокойный и чистый",  нас покинувший Тао Цзинцзе, Жизнь твоя охватила  гибель Цзинь и восшествие Сун. Глубоко в своем сердце  ты хранил благородную мысль, О которой устами  людям прямо поведать не мог. Но всегда поминал ты  сыновей государя Гучжу, Что, одежду очистив,  стали жить на горе Шоуян. Бо и Шу, эти братья,  оказались на свете одни, И мучительный голод  их поэтому и не страшил. У тебя ж, господин мой,  в доме выросло пять сыновей, И они разделяли  нищету и несчастья с тобой; И в семье твоей бедной  никогда не хватало еды, И на теле носил ты  весь в заплатах потертый халат. Ко двору приглашали,  но и там ты служить не хотел. Вот кого мы по праву  настоящим зовем мудрецом! Я на свет появился,  государь мой, намного поздней: Пролегли между нами  пять столетий, пять долгих веков, Но когда я читаю  "Жизнь под сенью пяти твоих ив", Я живым тебя вижу  и почтительно внемлю тебе. Как-то в прежнее время,  воспевая заветы твои, "В подражание Тао"  сочинил я шестнадцать стихов. Наконец я сегодня  навещаю жилище твое, И мне кажется, будто  и сейчас ты находишься в нем... Не за то ты мне дорог,  что любил, когда в чаше вино, Не за то ты мне дорог,  что на цине бесструнном играл. То всего мне дороже,  что, корыстную славу презрев, Ты на старости умер  среди этих холмов и садов! А Чайсан, как и прежде,  с деревенькой старинной, глухой. А Лили, как и раньше,  под горою, у той же реки. Я уже не увидел  под оградой твоих хризантем, Но еще задержался  в деревнях расстилавшийся дым. О сынах и о внуках  мир хотя не узнал ничего, Но доныне потомки  с мест, обжитых тобой, не ушли; И когда я встречаю  с добрым именем Тао людей, Снова каждая встреча  расставаньем пугает меня! Примечания

Лушань, Чайсан, Лили — места в нынешней Цзянси, связанные с рождением и жизнью Тао Юаньмина.

Цзинцзе — "спокойный и чистый" — посмертное имя Тао Юаньмина.

...гибель Цзинь и восшествие Сун... — время правления династии Восточная Цзинь — 317-420, династии Сун — 420-479 гг.

...ты хранил благородную мысль... — Бо Цзюйи, по-видимому, считает, что Тао Юаньмин, пережив династию Цзинь, не захотел служить узурпировавшему трон основателю династии Сун — полководцу Лю Юю. "Благородная мысль" Тао была шире: он не хотел служить и "своей" династии.

...сыновей государя Гучжу... — Бои и Шуци — сыновья государя Гучжу (XII в. до н. э.) — не захотели служить новой династии Чжоу и ушли на гору Шоуян, где умерли от голода, но не подчинились завоевателям.

Очистить одежду — то же, что отряхнуть прах — уединиться, уйти от суетного мира.

"Жизнь под сенью пяти ив" — сочинение Тао Юаньмина о своей жизни.

...на цине бесструнном играл... — В жизнеописаниях Тао Юаньмина рассказывается, что за вином он всегда играл на цине, лишенном струн.

Я еще не увидел под оградой твоих хризантем,/ / Но еще задержался в деревнях расстилавшийся дым. — в стихах Тао Юаньмина: "Хризантему сорвал под восточной оградой в саду..." и "Темной мягкой завесой расстилается дым деревень".

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 303

Написал при расставании о траве на древней равнине ("Повсюду сплошная на древней равнине трава...")

Повсюду сплошная  на древней равнине трава. Достаточно года,  чтоб ей отцвести и ожить. Степные пожары  дотла не сжигают ее. Лишь ветер весенний подул —  и рождается вновь. И запах из далей  до старой дороги достиг. И зелень — под солнцем  приникла к развалинам стен... Опять провожаем  мы знатного юношу в путь. Травы этой буйством  печаль расставанья полна. Примечания

Проводы знатного юноши в путь, буйство травы — нарочитое заимствование из "Чуских строф", поэзии IV—III вв. до н. э.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 326

Ночной дождь ("Есть у меня человек, о котором помню...")

Есть у меня  человек, о котором помню. Он от меня  далеко, в далеком краю. Есть у меня  и дела, что всегда тревожат, Где-то во мне  глубоко, глубоко внутри. Так далеко  этот край, что в него не приехать. Не было дня,  чтобы взгляд не вперил я в даль. Так глубоко  те тревоги, что их не развеять. Вечера нет,  чтобы я не устал от дум... Да еще ночь  с догорающею свечою Я провожу  одиноко в доме пустом. Осенью день  слишком долго не наступает, Ветер и дождь  непрестанно шумят, шумят!.. Если б не знал  я монашеских правил жизни, Все, что в груди,  никогда бы не мог забыть!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 191

Ночью в доме над рекой читаю стихи Юаня Девятого ("Прошедшею ночью в том доме над самой рекою...")

Прошедшею ночью  в том доме над самой рекою Я пел до рассвета,  так было стихов твоих много. Слова разлетались  над красной резною решеткой, И падали рифмы  пред быстробегушей рекою. И чисты и четки,  в гармонию звуки сливались. Возвышенно-тонки,  вошли в совершенное мысли. Ты взял в свои песни  сияние белого снега, Для них захватил ты  лазурного облака прелесть. В них каждый отрезок —  литая из золота строчка, Узоры двойные —  нефритом скрепленные пары. Ветров сразу восемь  возникло в холодной пустыне, В пять радужных красок  зажженный пожар полыхает. Петлей ледяною  свиваясь, звук стынет за звуком, Жемчужною низью  круглятся за знаками знаки. В поэмах созвучья  сплетаются вышивки тоньше, Их кости и мышцы  нежнее и мягче, чем хлопок. Бурлят и клокочут,  вздымаясь кипящей волною, Поют, разливаясь,  сильней, чем свирели и струны. Медовый источник  забил, из земли вырываясь Напев величавый  нисходит с высокого неба. И духи и бесы,  внимая, как будто рыдают, И рыбы-драконы,  услыша, застыли в молитве. В кругу своем звезды  смятенно сбиваются в толпы, Луна, опускаясь,  на время осталась послушать. Растрогались гуси —  они тишины не нарушат. Грустят обезьяны —  и те погрузились в молчанье. И льются ручьями  у ссыльного странника слезы, Свой путь прерывает  торговца проезжего лодка... О песнях украдкой  певицы тебя умоляют, Мы внемлем неслышно  тоскующих жен перепевам. Косыми рядами  стих пишут на стенах беленых, Короткие строфы  на красной бумаге выводят. Вкус мяса забудешь  в часы наслажденья стихами. Болезни проходят,  как только за песни возьмешься. Чжан Цзи их узнает —  и падает ниц от восторга, Ли Шэнь их услышит —  и все забывает от счастья. Путь дао извилист,  но гений на нем лишь воспрянет, В свободе от службы  поэзия станет призваньем. Велением неба  твой голос величия полон, По правилам жизни  влачишь свои дни в неудачах. Я вижу, как слабы  стихи, что написаны мною, Я знаю всю силу  души и талантов другого. В старанье, в работе  хоть мы и добились того же, Но тонкость и грубость  всё с разных сторон повисают. Мы, каждый, имеем  по тысяче созданных песен, Заброшены оба  на берег далекого моря. И головы наши  от песен все больше белеют, И взглядом любовным  мы оба сквозь даль проникаем. Нам письма к поэтам  мешают трапезовать утром, И в поисках слова  мы глаз по ночам не смыкаем. На старости платим  долгов поэтических бремя, Навечно связали  мы судьбы свои с письменами. Мы часто вздыхаем  о Чэне — мыслителе мудром, Всегда мы тоскуем  о Ли — небожителе павшем. Их громкая слава  лишила успехов житейских, И горечь раздумий  небесный им век сократила. Им не было счастья  в их пору найти пониманье. Что им после смерти  любовь или жалость потомков! Скорбим друг о друге  сегодня и мы точно так же: В Пэньпу я в изгнанье,  ты в ссылке своей в Тунчуани. Примечания

Вкус мяса забудешь в часы наслажденья стихами... — как некогда Конфуция, который во время пребывания в Ци услышал древнюю мелодию шао легендарного государя Шуня и после в продолжение трех месяцев не знал вкуса мяса, так поразила его совершенная эта музыка.

Чжан Цзи — поэт, один из друзей Бо Цзюй-и.

Ли Шэнь — поэт (ум. 846).

Мы часто вздыхаем о Чэне — мыслителе мудром // Всегда мы тоскуем о Ли — небожителе павшем. — Чэнь — поэт Чэнь Цзыан (656-698); Ли — великий китайский поэт Ли Бо. Так удивительны были его гениальные стихи, что поэт Хэ Чжичжан (659-744) назвал его павшим небожителем, сосланным к людям с небес.

Источник: "Ветви ивы", 2000, стр. 379

Объяснение к стихам ("Я новые песни одну за другою слагаю...")

Я новые песни  одну за другою слагаю. Пишу не затем я,  что громкою славой пленяюсь. Я старые строки  все время читаю и правлю. Труды над стихами  душевную радость приносят. И если прикажут  мне областью править подольше, Не стану искать я путей,  чтоб вернуться в столицу. Хочу одного лишь —  на реках, на глади озерной, Стихи распевая,  всю жизнь провести до кончины.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 353

Оставаясь дома, пребываю в монашестве ("Одеждой и пищей распорядился, со свадьбами все закончил...")

Одеждой и пищей распорядился,  со свадьбами все закончил. Заботы по дому меня отныне  уже не тревожат больше... И ночью мое отдыхает тело  укрывшейся в чаще птицей. И утром за трапезой я душою  с просящим еду монахом. И чистого крика долгие звуки —  журавль под сосной соседней. И света холодного слабый отблеск —  фонарь меж стволов бамбука... Лишь полночь — и я сижу в созерцанье,  скрестив по-буддийски ноги. Жена позовет или дочь заплачет —  ни словом не откликаюсь!

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986, стр. 130

Посетив Сянъян, думаю о Мэн Хао-жане ("Горы Чу — этот край голубых высоких вершин...")

Горы Чу — этот край  голубых высоких вершин. Воды Хань — этот край  бирюзовых бегущих волн. Их пленительный дух  воплотился в образы весь, — В те, что Мэн Хао-жань  нам оставил в своих стихах. Я сегодня весь день  распеваю его стихи: Я, поэта любя,  навещаю его страну... Чистый ветер ее  не наследуется никем. Тень вечернего дня  понапрасну сходит в Сянъян. Вдаль на юг я гляжу  на вершину горы Лумэнь И как будто вдохнул  запах воздуха тех времен. Сам старинный приют  потаенно там где-то скрыт Глубиной облаков  и деревьев зеленой тьмой. Примечания

Сянъян — находится в нынешней провинции Хубэй. На юго-востоке Сянъяна на горе Лумэнь жил уединенно поэт Мэн Хао-жанъ (689-740). Стихотворение написано в 794 году, когда Бо Цзюй-и впервые приехал в Сянъян, место службы его отца.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихотворения", 1978, стр. 230

После того, как впервые расстался с Юанем Девятым, вдруг увидел его во сне, а когда проснулся, получил от него письмо вместе со стихотворением о цветах туна. Растроганный и взволнованный, посылаю эти стихи. ("В Чанъани мы в храме Юншоу с тобой говорили...")

В Чанъани мы в храме Юншоу  с тобой говорили. Мы в северной части Синьчана  с тобою расстались. Домой я вернулся  и лил безутешные слезы, Скорбя о несчастье,  не просто Юаня жалея. В далекие дали  ведет за Ланьтянем дорога. С тех пор как уехал,  о нем ничего не известно. А я все считаю  привалы его и ночлеги: Уже он, должно быть,  за северным склоном Шаншаня... Вчерашнею ночью  на небе рассеялись тучи И все расстоянья  одною луной озарились. С приходом рассвета  во сне я увидел Юаня. Он тоже, конечно,  не мог обо мне не подумать. В моем сновиденье  я крепко сжал руку Юаню. Спросил у Юаня:  "Скажи мне, о чем твои мысли?" Юань мне ответил:  "Я с болью тебя вспоминаю. И нет человека,  который письмо передал бы"... От сна пробудился,  еще и не вымолвил слова, Как в дверь застучали —  дун-дун — и послышались крики. И мне доложили —  мол, прибыл гонец из Шанчжоу, Привез господину  письмо и вручить его должен. Подушку покинул  и сразу в волненье поднялся. Не глядя, поспешно  набросил на тело одежду. Письмо я вскрываю и вижу —  знакомой рукою Ко мне на бумаге  тринадцать начертано строчек. Вначале он пишет  о тягостном горе изгнанья, Затем переходит  к тяжелой печали разлуки. Те горе с печалью  так неисчерпаемы сами, Что не было места  для вежливых слов о погоде. Читаю: писалось  письмо это в полночь глухую Во время ночлега  в пути на востоке Шанчжоу. И лишь для Юаня  горел сиротою светильник В Янчэне, в какой-то  дорожной гостинице горной. Глубокою ночью,  когда завершал он посланье, Луна над горами  все больше клонилась на запад, И дерево встало  вдруг перед глазами Юаня: Луну заслонили  цветы темно-красного туна. А тун, как известно,  когда отцветать начинает, Считается это  тоскою о друге любимом. В знак нежности пишет  он на обороте посланья И мне посвящает  "Цветы темно-красного туна". Лишь восемь созвучий  в "Цветах темно-красного туна", Но, ах, как глубоки  в них мысли и чувства Юаня! Они всколыхнули  мой сон на рассвете сегодня И соединили  с тоскою Юаня той ночью... Я стихотворенье  без устали трижды читаю, Строку за строкою  раз десять пою с наслажденьем. Мне так драгоценны  все восемьдесят этих знаков, Что каждое слово —  как чистого золота слиток. Примечания

Стихотворение написано после первой ссылки Юань Чжэня в 810 году.

Синьчан (Синьчанфан) — название одного из районов Чанъани.

Ланьтянь — местность в 90 ли к юго-востоку от Чанъани.

Шанчжоу — местность к юго-востоку от Ланьтяня, лежащая на пути сосланного в Цзянлин (нын. пров. Хубэй) Юань Чжэня.

Янчэн — название почтовой станции в Шанчжоу.

Лишь восемь созвучий в "Цветах темно-красного туна"... — восемь созвучий означают шестнадцать строк, рифмующихся через строку.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 181

Потерял журавля ("Так из глаз он исчез, как сошедший у дома снег...")

Так из глаз он исчез,  как сошедший у дома снег. Улетел высоко он,  подхвачен ветром морским. В девяти небесах  не подругу ли он нашел? Вот три ночи уже,  как пустует клетка его. Оборвался и крик  средь лазоревых облаков, Потонула и тень  глубоко в сиянье луны... В управленье своем,  с той поры как журавль пропал, С кем часы коротать  седовласому старику?

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986, стр. 111

При взгляде на давний портрет ("Художник Ли Фан портрет мой нарисовал...")

Художник Ли Фан  портрет мой нарисовал И мне подарил  лет двадцать тому назад... Не спрашивай, что  с натурой произошло. С рисунка давно  вся яркость красок сошла, А кожа лица,  а волосы на висках С тех пор день за днем  тусклее и всё тусклей... О том не вздохну,  что облик прежний исчез: Я счастлив и тем,  что сам-то пока живой!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 350

Провожаю весну ("В третьем месяце года на последний, тридцатый день...")

В третьем месяце года  на последний, тридцатый день Нас весна покидает  и опять вечереет день. Опечаленный этим,  я весенний ветер спросил: "Значит, ветер, ты завтра  с нами больше не будешь жить?" И, весну провожая  над Цюйцзяном на берегу, Я с тоской и с любовью  мир оглядываю вокруг. Но одно лишь я вижу —  как устлали воду цветы, Как повсюду, повсюду  так их много, что их не счесть... Человек в своей жизни  словно странник в спешном пути. Он идет шаг за шагом,  забывая передохнуть. Каждый день он шагает  по дороге, что перед ним. Перед ним же дорога  как протянется далеко? Беспорядки и войны,  да и воду, да и огонь — Те несчастья все можно  побороть иль от них бежать. От единственной только  дряхлой старости, как придет, В человеческом мире  не укроешься никуда... И, взволнованный мыслью,  я задумался о себе, Прислонившись в безлюдье  молча к дереву у воды. Это чувство, с которым  проводил сегодня весну, Это чувство — как будто  я расстался с другом моим.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 308

Ранней весной поднимаюсь на Тяньгунгэ — башню Небесного Дворца ("И башня Тяньгун, и погожий день, и двери отворены...")

И башня Тяньгун, и погожий день,  и двери отворены... Один я поднялся почтить весну  единой чарой вина. Гуляющий неисчислимый люд  глядит, удивляясь мне: Чего это самый старый из всех  всех раньше сюда пришел?

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986, стр. 116

Ранняя весна на Южном озере ("Ветер ходит кругами, исчезли тучи...")

Ветер ходит кругами, исчезли тучи,  только что прекратился дождь. Отражается солнце в озерных водах,  потеплело, и ярче свет. Воздух в далях как будто усеян алым —  абрикосы цветут в горах. Полосами простерлась новая зелень —  окаймил берега камыш. Низко крыльями машут белые гуси,  тяжело летят, как зимой. Языки недвижимы у желтых иволг,  не ведут они разговор. Этим я не хочу сказать, что в Цзяннани  уж не так хороша весна: Год за годом болезни мои и дряхлость  ослабляют влеченье к ней. Примечания

Ранняя весна на Южном озере — Южным озером называется южная часть озера Поянху.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 243

Снова приезжаю в Сянъян и навещаю старое жилище ("Помню, когда я впервые прибыл в Сянъян...")

Помню, когда  я впервые прибыл в Сянъян, Чуть у меня  пробивались тогда усы. Ныне, когда  я опять приехал в Сянъян, Их чернота  пополам уже с белизной... Прошлая жизнь  обратилась полностью в сон. Кажется вдруг,  будто снова в нее вступил. В пригороде  мой укрытый травой приют В ветхость пришел, —  и не знаю, чей он теперь! Старых друзей  большинство неведомо где, Сколько домов  не на прежних тоже местах. Только и есть,  что осенней речной воды В дымке волна,  словно в давние те года!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 194

Собираю траву дихуан ("Все погибли хлеба: не смочил их весенний дождь...")

Все погибли хлеба: Не смочил их весенний дождь. Все колосья легли: Рано иней осенний пал. Вот и кончился год. Нет ни крошки во рту у нас. Я хожу по полям, Собираю траву дихуан. Собираю траву — Для чего мне она нужна? Может быть, за нее Мне дадут немного еды. Чуть забрезжит свет — И с мотыгой своей иду. Надвигается ночь — А корзина все не полна. Я ее отнесу К красной двери в богатый двор И продам траву Господину с белым лицом. Господин возьмет — И велит покормить скакуна, Чтоб лоснились бока И от блеска светилась земля. Я хочу в обмен От коня остатки зерна. Пусть они спасут Мой голодный тощий живот. Примечания

Дихуан (熟地黄, Rehmannia glutinosa) — используется в традиционной китайской медицине. Считается, что сушеное корневище травы дихуан питает инь. Используется при болезнях печени, желудка.

Белолицый — бездельник.

...и от блеска светилась земля... — конь будет толст и шерсть заблестит.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957, стр. 230

Сосны во дворе ("У меня перед домом что находится во дворе?...")

У меня перед домом  что находится во дворе? Десять собственных сосен  у крыльца моего растут. И стоят в беспорядке,  не подряд одна за другой. В высоту они тоже  меж собою все не равны. Те из них, что побольше,  чжанов трех достигают ввысь. Есть и сосны-малютки  высотою лишь в десять чи. Есть такие, что словно  поднимались сами собой. Разве можно дознаться,  чья рука насадила их. Ну, а дальше за ними  с черепицею черной дом, А его замыкает  возвышений белый песок. Ранним утром иль ночью  есть и ветер, есть и луна. В зной сухой ли, в ненастье  здесь отсутствуют пыль и грязь. Сосен шелест певучий  несмолкаем в осенний час. Тень прохладная сосен  в пору лета свежа, свежа. А весною глубокой  по ночам, когда сеет дождь, Все иголки у хвои  наряжаются в жемчуга. Поздним вечером года  в дни, когда нескончаем снег, На придавленных ветках  стынет яшма, белым-бела. Сосны в каждое время  по-особому хороши. Десять тысяч деревьев  невозможно с ними сравнить. А еще ведь недавно,  когда я купил этот дом, Сколько было знакомых,  потешавшихся надо мной: "Так вот целой семьею  в двадцать, может быть, человек Сняться с места внезапно,  чтобы к соснам поближе жить!" Но, сюда переехав,  что я все-таки приобрел? А ни много ни мало —  отвлечение от забот. Потому что я в соснах  приобрел полезных друзей, Ни к чему домогаться  мне внимания мудрецов... Я ж собой представляю  образец заурядных тех, Кто при поясе с шапкой  век кочует в мирской пыли. Мысль, что я недостоин  быть владельцем сосен моих, Предо мной непрестанно  и меня повергает в стыд. Примечания

...кто при поясе с шапкой век кочует в мирской пыли... — пояс и шапка — непременная принадлежность одежды чиновника.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихотворения", 1978, стр. 240

Спрашиваю у друга ("Посадил орхидею, но полыни я не сажал...")

Посадил орхидею,  но полыни я не сажал. Родилась орхидея,  рядом с ней родилась полынь. Неокрепшие корни  так сплелись, что вместе растут. Вот и стебли и листья  появились уже на свет. И душистые стебли,  и пахучей травы листы С каждым днем, с каждой ночью  набираются больше сил. Мне бы выполоть зелье, —  орхидею боюсь задеть. Мне б полить орхидею, —  напоить я боюсь полынь. Так мою орхидею  не могу я полить водой. Так траву эту злую  не могу я выдернуть вон. Я в раздумье: мне трудно  одному решенье найти. Ты не знаешь ли, друг мой,  как в несчастье моем мне быть?

Источник: Бо Цзюй-и "Стихотворения", 1978, стр. 210

Холодная осень на женской половине ("Вот полночь уже. Я сплю без него...")

Вот полночь уже.  Постель моя холодна. Я сплю без него,  и нет даже сил привстать. Душистый огонь  в курильнице отгорел, И слезы в платке  застыли прозрачным льдом. Боясь потерять  и тень, что всегда со мной Я всю эту ночь  не буду гасить фонарь.

Источник: "Ветви ивы", 2000, стр. 378

Чжучэньцунь — деревня "Чжу и Чэнь" ("Там, где область Сюйчжоу, на земле уезда Гуфэн...")

Там, где область Сюйчжоу,  на земле уезда Гуфэн Существует деревня  под названием "Чжу и Чэнь". От уездной управы  отстоит в сотне с лишним ли. Конопля в пей и туты —  зелень рощ и зелень полей. Люди ткут, и челночный  слышен, слышен в деревне стук. И ослы и коровы  не спеша, не спеша идут. Носят женщины воду  из бегущих в горах ручьев. Собирают мужчины  хворост в рощах на склонах гор. Далека от уезда,  и чиновник в ней редкий гость. В этих горных глубинах  люди нравов простых живут. Даже если богаты,  не торгуют они ничем. Нужный возраст приспеет,  не уходят они в войска. И у них в каждом доме  достает деревенских дел. Поседев, они вовсе  не ступают за свой порог. И когда они живы,  все они той деревни люд. А когда умирают,  все они той деревни прах. И в полях за трудами  вся деревня — и стар и мал. Ежедневные встречи  лишь веселье приносят им. И в деревне от века  только два этих рода есть. Совершаются браки  сотни лет между Чжу и Чэнь. В жизни ближе иль дальше,  всюду помнят они родство. Старики, молодые ль,  вместе ходят одной толпой. Мясо курицы желтой  заливают белым вином, Собираясь на праздник  непременно раз в десять дней. И пока они живы,  расстаются не далеко. И готовятся к свадьбе  тоже больше в соседский двор. А когда умирают,  их хоронят не далеко, И деревню могилы  окружили с разных сторон. Безмятежно в покое  жизнь живут и приемлют смерть, И не знают страданий  ни тела и ни души их. А поскольку на свете  у людей этих долог век, Часто им удается  и праправнуков лицезреть... Я рожден был когда-то  в государстве "Обряд и Долг", И от юности ранней  беззащитен я рос и нищ. Понапрасну учился  отличить от истины ложь: Я себя этим только  изнурил в тяжелых трудах... Были веком ценимы  поучения Мудреца. Жил чиновник в заботе  о разрядах и о родстве. Я тогда же все эти  на себя оковы надел, Чтоб идти, как другие,  по неправедному пути. В десять лет постарался  преуспеть я в чтении книг, А к пятнадцати даже  их умел и сам сочинить. В двадцать лет я экзамен  на ученую степень сдал. В тридцать лет получил  я должность цензора при дворе. И как я был в ответе  за моих детей и жену, Так же ведали мною  государь, и отец, и мать. Но служить ли отчизне,  управлять ли своей семьей — Ни к тому, ни к другому  я таланта не проявил. Вспоминаю — вчера лишь  только странствия начинал, Оглянулся сегодня —  а пятнадцать вёсен прошло. Одинокая лодка  раза три приставала в Чу. Конь, в дороге уставший,  проскакал четырежды Цинь. Днем во время скитаний  голод тело мое томил, Сна не ведая ночью,  неспокойной была душа. Ни восток мне, ни запад  не давали на час приют. Я туда и обратно  тучей-странницей проходил. И в невзгодах и смутах  потерял я родимый дом. Кость и плоть мою тоже  разнесло по дальним краям. И на юге, в Цзяннани,  и на север от вод Реки Всюду мог бы увидеть  прежних близких моих друзей. Прежних близких и милых,  распростился с кем навсегда, О кончине которых  узнавал через много лет. И с утра я печалюсь  и лежу до вечерней тьмы. И я вечером плачу  и сижу до света зари. Жаркий пламень печали  сердце жжет до самых глубин, Грусти иней холодный  проникает в корни волос. Жизнь моя неизменно  состоит из подобных мук. Так я в зависти вечной  к населению "Чжу и Чэнь". Примечания

Были веком ценимы поучения Мудреца... — мудрец — Конфуций.

Цзяннань — часть Китая к югу от реки Янцзы.

Река — река Янцзы.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихотворения", 1978, стр. 232

Я впервые на Тайханской дороге ("Холодное небо. Свет зимнего солнца тусклый...")

Холодное небо.  Свет зимнего солнца тусклый. Вершина Тайхана  теряется в синей мгле. Когда-то я слышал  об этой опасной дороге. Сегодня и я  проезжаю один по ней. Копыта коня,  леденея, скользят на склонах: По петлям тропинок  тяжел для него подъем. Но если сравнить  с крутизною дороги жизни, Покажется эта  ровней, чем моя ладонь.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 292

Я остановился на ночь в деревне на северном склоне горы Цзыгэ ("С утра я бродил по склонам горы Цзыгэ...")

С утра я бродил По склонам горы Цзыгэ, А вечером спать К подножью в деревню сошел. В деревне старик Встретил радушно меня. Он для меня Открыл непочатый кувшин. Мы подняли чарки И только к губам поднесли — Толпой солдатня Внезапно к нам в дом ворвалась. В лиловой одежде. Топор или нож в руке. Их сразу набилось Больше десяти человек. Схватили солдаты С циновки мое вино, И взяли солдаты С блюда мою еду. Хозяину дома Осталось в сторонку встать И руки сложить, Как будто он робкий гость. В саду у него Было дерево редкой красы, Что он посадил Тридцать весен тому назад. Хозяину дома Жалко стало до слез, Когда топором Под корень рубили ствол... Они говорят, Что на службу их взял государь, Они берегут Священный его покой Хозяину дома Разумней всего молчать: Начальник охраны В большой при дворе чести.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 209

Я слышу плач ("Вчера плакала у южного соседа...")

Вчера плакали у южного соседа. Как тягостен этот плач! Говорят, это плачет жена над мужем. Мужу было двадцать пять лет. Сегодня был плач в деревне на север от нас. Как режет меня этот плач! Говорят, это плачет мать над сыном, Сыну было семанадцать лет. И так повсюду — со всех четырех сторон — Под нашим небом много сломлено молодых. И я знаю — проплывающие в мире люди Редко доживают до седых волос. Я сегодня перешел через сорок. Вспоминаю Тех других и рад за себя. И теперь, смотрясь в светлое зеркало, Я не ропщу, что, голова моя как снег.

Источник: Эйдлин Л.З. "Из танской поэзии (Бо Цзюй-и)", 1946, стр. 60

Я смотрю, как убирают пшеницу ("Приносит заботы крестьянину каждый месяц...")

Приносит заботы  крестьянину каждый месяц, А пятый и вовсе  хлопот прибавляет вдвое. Короткою ночью  поднимается южный ветер, И стебли пшеницы  на землю ложатся, желтеют... Крестьянские жены  в корзинах еду проносят, А малые дети  кувшины с водою тащат. Одни за другими  идут по дороге к полю. Мужчины-кормильцы  на южном холме, под солнцем. Подошвы им ранит  дыханье земли горячей. Им спины сжигает  огонь палящего неба. В труде непрестанном,  как будто им зной не в тягость. Вздохнут лишь порою,  что летние дни так долги... Еще я вам должен  сказать о женщине бедной, Что с маленьким сыном  стоит со жнецами рядом И в правой ладони  зажала поднятый колос, На левую руку надела  свою корзину. Вам стоит подслушать  бесхитростную беседу — Она отзовется  на сердце печалью тяжкой: "Все дочиста с поля  ушло в уплату налога. Зерно подбираю —  хоть так утолить бы голод". А я за собою  какие знаю заслуги? Ведь в жизни ни разу  я сам не пахал, не сеял. А все ж получаю  казенные триста даней, До нового года  зерно у меня в избытке. Задумаюсь только,  и мне становится стыдно, И после весь день я  не в силах забыть об этом.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 288

Я сшил себе теплый халат ("Холст из Гуэй бел, точно свежий снег...")

Холст из Гуэй  бел, точно свежий снег. Вата из У  нежнее, чем облака. И холст тяжелый,  и ваты взят толстый слой. Сшили халат мне —  вот уж где теплота! Утром надену —  и так сижу дотемна. Ночью накроюсь —  спокойно сплю до утра. Я позабыл  о зимних морозных днях: Тело мое  всегда в весеннем тепле. Но как-то средь ночи  меня испугала мысль. Халат я нащупал,  встал и заснуть не мог: Достойного мужа  заботит счастье других. Разве он может  любить одного себя? Как бы добыть мне  халат в десять тысяч ли, Такой, чтоб укутать  люд всех четырех сторон? Тепло и покойно  было бы всем, как мне, Под нашим бы небом  не мерз ни один бедняк!

Источник: "Светлый источник", 1989, стр. 115

"Скорблю о смерти поэта Тан Цюя. Два стихотворения"

Скорблю о смерти поэта Тан Цюя. Второе. ("Я помню, как время годов Юаньхэ начиналось...")

Я помню, как время Годов Юаньхэ начиналось, И я, недостойный, Советником был при дворе. Тогда лишь недавно Закончились тяжкие войны. Наш бедный народ Изнемог от лишений и зла. Я только и думал О муках, о горе народа, Еще не изведав За это гонений и бед. И вот написал Десять песен из "Циньских напевов", Где в каждом напеве Звучит о народе печаль. Вся высшая знать Скрежетала зубами от злобы, И разных людишек Терпел я насмешки и брань. До неба высоко — Мой голос туда не донесся; Бурьян и репейник Росли на заглохших полях. Один лишь Тан Цюй Строки "Циньских напевов" увидел И понял из них Устремленье всей жизни моей. Он раз прочитал их — И вздохом тяжелым ответил. И снова пропел их — И слезы скатились из глаз. И, вторя "Напевам", Стихи сочинил он за мною. Своею рукой Написал и отправил мне в дар. Поставил меня В ряд один с Чэнь Цзы-аном и Ду Фу Хвала и вниманье, Какие не часты теперь! Поэта Тан Цюя Мы в жизни уж больше не встретим, И строки поэта Особенно дороги мне. А утром сегодня Шкатулку открыл я и вижу — В ней книжные черви Изъели страницы письма. Я даже не знаю, Где тело Тан Цюя зарыто. Спросить собираюсь — И слышу свой плач вместо слов. Найду это место И буду рыдать над могилой. Верну там поэту Горсть некогда пролитых слез. Примечания

Годы Юаньхэ — 806-820.

Чэнь Цзы-ан (656-698) — знаменитый поэт начала тайской эпохи.

Ду Фу (712-770) — великий китайский поэт, в творчестве которого большое место занимает народная тема.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 206

"Ива" / "Зеленые ветви ивы" / "Янлючжи"

8. "Девочки маленькой, росшей у Су, имя давно прогремело..."

Девочки маленькой, росшей у Су, Имя давно прогремело. Если при ветре у ивы гулять, Чувства сильнее обычных. Кожицу счистят, и прутья круглят В виде серебряных перстней. Листья свернув, извлекают из них Звуки нефритовой флейты. Примечания переводчика

Су Сяо-сяо — знаменитая красавица-певица конца пятого века.

Источник: Эйдлин Л. "Параллелизм в поэзии Бо Цзюй-и", 1946, стр. 173

"Хуафэйхуа" ("Цветок не цветок")

Цветы — не цветы ("Как будто цветы...")

(Предутренняя дымка) Как будто цветы. Не цветы. Как будто туман. Не туман. В глубокую полночь придет. Наутро с зарею уйдет. Приходит, подобно, весеннему сну, на несколько быстрых часов. Уходит, как утренние облака, и после нигде не сыскать. (Мелодия "Хуафэйхуа" — "Цветок не цветок")

Источник: Бо Цзюй-и "Стихотворения", 1978, стр. 247

"Четверостишия"

Белый пион ("Белый цветок — холодный и скучный — Сердца к себе не манит...")

Белый цветок — холодный и скучный — Сердца к себе не манит. Он захватил душистое имя: Так и зовут пионом. Вот и в восточном дворце такой же Белый (у принца дядька) В общей толпе заодно с другими Сходит за царедворца. Примечания

Фамилия поэта "Бо" в переводе означает "белый".

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 71

Благодарю господина начальника (Пэй-ду) за присланные стихи "В снегу", в которых он удивляется, почему мы с Мэн-дэ не навещаем его ("Снежинки подобно гусиному пуху летят, рассыпаясь, кружатся...")

Снежинки подобно гусиному пуху Летят, рассыпаясь, кружатся. И платье надев на пуху журавлином Гулять отправляются люди. Учёного Чжоу и старого Мэя Не может не радовать это. Как только дождутся от Лянского князя Себе приглашенья — прибудут.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Благодарю Чао (Ян Дун-чуаня) за присланное мне платье ("Год за годом все больше дряхлею и старюсь...")

Год за годом все больше дряхлею и старюсь, И друзей все становится меньше. Всюду, где бы я ни был, уныло и скучно, Получаю я письма все реже. И один лишь единственный Чао-почтенный Не забыл о товарище старом. Я еще и весеннего чаю не выпил, Уж осеннее шлет он мне платье.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 167

Больной, получил я письмо от Фаня ("В глухой деревушке, в разрушенном доме год целый в постели лежу...")

В глухой деревушке, в разрушенном доме Год целый в постели лежу. Заброшен, отрезан от мира, и люди Не спросят уже о больном. И только один, из восточной столицы Придворный по имени Фань Все пишет мне письма, еще и поныне Участия полон ко мне.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 184

Больной, преподношу южному соседу. Прошу вина ("Я с ноющим зубом, с больной головой три дня не вставая лежал...")

Я с ноющим зубом, с больной головой Три дня не вставая лежал. Жена мне лекарство варила все дни, Служанка смотрела за мной. Сегодня немного поправился я, С подушки привстав говорил. О южном соседе был первый вопрос — Найдётся ль вино у него?

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Брови жены, что тоскует об уехавшем муже ("Ветер весенний, в просторах бушуя...")

Ветер весенний, в просторах бушуя, Вихрем с востока принесся. Вишня изломана им беспощадно, Сорваны листья со сливы. Только сведенные горестью брови У неутешной супруги Ветер весенний, могучий, безбрежный, Дуя, никак не раскроет.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 75

Брожу один ("Я про себя распеваю даосскую книгу — она на устах...")

Я про себя распеваю даосскую  книгу — она на устах. Праздно держу из бамбука зеленого  посох — он всюду со мной. Стебли бамбука с цветами вечерними —  вот и товарищи мне. В лес я пришел и брожу в одиночестве,  мне хорошо без людей.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 304

В беседке на запад от пруда ("От деревьев ночных тень на красных перилах лежит...")

От деревьев ночных  тень на красных перилах лежит. Золотая луна  утонула в осеннем пруду. Как похоже на то,  будто снова цяньтанская ночь И на западе дом,  когда только выходит луна.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 354

В гостях у господина начальника Пэя подношу расстающемуся со мной Мэн-дэ ("Мы в преклонных летах, мы в высоких чинах, Ты со мной расстаешься надолго...")

Мы в преклонных летах, мы в высоких чинах, Ты со мной расстаешься надолго. Ты уедешь, и трудно увидеться нам, Ты уедешь, я в мыслях с тобою. Снег растаял, вино уже выпито все, Лянский князь поднялся из-за чаши. Это значит, что Цзоу и Мэю сейчас Время тоже приходит прощаться. Примечания переводчика

Под Лянским князем Бо разумеет поэта Пэй Ду, а себя и своего друга, поэта Лю Юй-си (Мэн-дэ), изображает под именами Цзоу и Мэя. Цзоу Ян и Мэй Чэн — писатели, жившие во II веке до нашей эры и с большим почетом принимавшиеся лянским князем Сяо.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 124

В гостях у господина начальника Пэя подношу расстающемуся со мной Мэн-дэ ("Мы в преклонных летах, мы в высоких чинах, Ты со мной расстаешься надолго...")

Мы в преклонных летах, мы в высоких чинах, Ты со мной расстаешься надолго. Ты уедешь, и трудно увидеться нам, Ты уедешь, я в мыслях с тобою. Снег растаял, вино уже выпито все, Лянский князь поднялся из-за чаши. Это значит, что Цзоу и Мэю сейчас Время тоже приходит прощаться.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 124

В дальнем зале дворцового книгохранилища ("Дождь заливает акаций цветы...")

Дождь заливает акаций цветы  там, где надвинулась осень. Ветер — утуна листы шевелит  на вечереющем небе. День напролет в дальнем зале своем,  вовсе не занят делами, Старый хранитель с седой головой  спит, прикорнувши на книгах.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 270

В деревне ночью ("Под инеем ночью мерцает трава...")

Под инеем ночью мерцает трава,  цикады кричат и кричат. На юг от деревни, на север — нигде  прохожих не видно людей. Один выхожу за ворота свои,  гляжу на луга и поля. Сияет луна, и гречихи под ней  цветы — словно выпавший снег.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 332

В дождь, со стихами Юаня Девятого, навещаю я цензора Юаня Восьмого ("Книгу написанных Вэй-чжи стихов...")

Книгу написанных Вэй-чжи стихов, Помнишь, с тобою раскрыл. Времени много: ты, кажется мне, Службой не занят теперь. Славные строки ни с кем из друзей Больше я петь не могу; В лужи ступая, по грязи бредя, Вот и пришел я к тебе.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 127

В женской половине дворца ("Смочили слезы шелк платка, сон не смыкает век...")

Смочили слезы шелк платка,  сон не смыкает век. Ночь глубока. Из зал дворца  доносится напев. Еще румянец не увял,  а милостей уж нет. Так, на курильницу склонясь,  сидит до света дня.

Источник: "Сухой тростник", 1999, стр. 176

В запретном государевом дворце ("Вход воспрещен, — недвижны все девять врат...")

Вход воспрещен, —  недвижны все девять врат, Окна тихи, —  свободна зала одна. Лучше всего  воспитывать сердце здесь, Незачем жить  вдали от людей, в горах!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 302

В зимний день возвращаюсь домой по пинцюаньской дороге ("По горной тропинке взбираться мне трудно...")

По горной тропинке взбираться мне трудно,  и клонится солнце легко. Деревья под инеем в дымном селенье  готовы ворон приютить. Я к ночи домой не успею вернуться,  но это, пожалуй, пустяк: Три чары вина, только снятого с жару, —  вот будет и дом для меня.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 349

В лодке читаю стихи Юаня Девятого ("Я в лодку с собою стихи твои взял, читал их, фонарь засветив...")

Я в лодку с собою стихи твои взял, Читал их, фонарь засветив. Стихи прочитал я, и меркнет фонарь, Рассвет же еще не пришел. Устали глаза, и фонарь я тушу, Впотьмах продолжаю сидеть. Взметенная ветром противным волна Звенит, ударяясь о борт.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 138

В опьянении перед красной листвой ("Открытое ветру дерево осенью...")

Открытое ветру  дерево осенью поздней. За винною чарой  некто в летах преклонных. У пьяного щеки  словно под инеем листья: Хотя и багряны,  но не весна их красит.

Источник: "Сухой тростник", 1999, стр. 161

В осенний дождь дарю Юань Чжэню ("Я не вытерплю красных опавших листьев, почерневший мох на земле...")

Я не вытерплю красных опавших листьев, почерневший мох на земле, Да к тому еще долгий холодный ветер, нестихающий дождь с небес. Удивляться не надо, в стихах услышав только горечь осенних дум: По сравненью с тобой я все-таки ближе к ждущим нас годам седины.

Источник: Эйдлин Л.З. "Из китайской классической поэзии" ("Иностранная литература" №10, 1977), стр. 202

В ответ на полученные от сановников-шилана Ханя и Боши Чжана стихи о том, как они после дождя гуляли на Цюйцзяне ("В укромном моем саду расцвели пунцовой вишни цветы...")

В укромном моем саду расцвели  пунцовой вишни цветы. Когда захочу вкруг них побродить,  я в сад выхожу гулять. Так нужно ли мне торопиться вслед  толпе верхом на конях По грязи и лужам после дождя  к Цюйцзяну в такую даль! Примечания

Хань — поэт Хань Юй (768-824).

Чжан — поэт Чжан Цзи (768-830).

Цюй-цзян — озеро в Чанъани, место прогулок.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 347

В первый день осени (восьмой день восьмого месяца) поднимаюсь в парк Лэйоу Юань ("Разъезжаю один, сам с собой говорю...")

Разъезжаю один, сам с собой говорю На Цюйцзяна крутом берегу. Вот коня повернул, тихой-тихой трусцой Поднимаюсь в Лэйоу Юань. Свежий ветер свистит — он шумит в волосах, Шевелит седину на висках Кто велит ему, ветру, отсчитывать срок И указывать осени час?

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 124

В первый раз, сосланный на низшую должность, проезжаю Ванциньлин ("Второпях я собрался и дом свой покинул, весь в тревоге о жизни дальнейшей...")

Второпях я собрался и дом свой покинул,  весь в тревоге о жизни дальнейшей. Тихо-тихо я еду из нашей столицы,  узнавая дорогу от встречных. Вот уже Ванциньлин. На верху перевала  я стою — и назад обернулся. Неуемный, бескрайний этой осени ветер  мою белую бороду треплет.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 334

В Северной беседке провожу ночь ("В немой тишине у прохладной стены кровать...")

В немой тишине  у прохладной стены кровать. За шелком цветным  догорающая свеча... И ночь настает, —  я один в беседке лежу, А чудится мне,  что я в храме буддийском сплю.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 305

В старом доме ("Там, за стеной, осенний звук...")

Там, за стеной, осенний звук —  сверчок прядет свой скрип. Меняется под кровлей тень —  луна снижает бровь. Кроватный полог обветшал,  и занавесей нет. А ночь начала холодов  приходит, как и встарь.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 346

В Тушаньском храме гуляю в одиночестве ("На пустынных тропинках здесь со мною спутника нет...")

На пустынных тропинках  здесь со мною спутника нет. В горной келье монаха  я надеюсь ночь провести... Как сюда приезжаю,  как обратно еду домой, Кроме храма в Тушани  знают лишь копыта коня!

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986, стр. 115

В Ханьдане в ночь зимнего солнцестояния тоскую по дому ("В Ханьданьской почтовой станции...")

В Ханьданьской почтовой станции я  встречаю праздник зимы. Колени обняв, сижу при огне, —  со мной неразлучна тень, — И думаю: так же дома у нас  глубокой ночью сидят, Беседу ведя, конечно, о том,  кто странствует вдалеке.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 220

В храме Ганьхуа я увидел стену, на которой написали свои имена Юань Девятый и Лю Тридцать Второй ("Вэйчжи с должности снят, и сослали его в край далекий, за тысячи ли...")

Вэйчжи с должности снят, и сослали его  в край далекий, за тысячи ли. Как Тайбо не приходит меня навестить,  скоро будет одиннадцать лет. А сегодня увидел я их имена,  словно лица друзей увидал На давнишнею пылью покрытой стене,  перед рваной бумагой окна. Примечания

Лю Тридцать второй — поэт Лю Дуньчжи, или Лю Тайбо, близкий друг Бо Цзюйи.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 331

В храме И Ай ("Играю камнями — сижу у ручья, забавляюсь...")

Играю камнями — Сижу у ручья, забавляюсь. Цветы собираю — За ними, вкруг храма брожу я. Все время — все время Я слышу, как птицы болтают, Повсюду-повсюду Ключа неумолчные звуки.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 112

В храме Хуаянгуань во время цветения персика приглашаю Ли Шестого выпить вина ("В даосском храме Хуаянгуань волшебный персик расцвел...")

В даосском храме Хуаянгуань  волшебный персик расцвел. Возьмем вина, поглядим на цветы,  чтоб в сердце покой вселить. Как можно во время цветенья нам  не выпить с тобой вдвоем? Ведь завтра уже, послезавтра уже  все ветви будут пусты.

Источник: "Сухой тростник", 1999, стр. 120

В храме Цзисян увидел подпись Цяня ("Дождь с облаком расстались на три года...")

Дождь с облаком  расстались на три года. Бьет ветер волны,  путь лежит далекий. И так мне в горе  скучно и тоскливо, Да тут еще  увидел имя друга!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 350

Весна в Лояне ("На лоянских дорогах, полях и межах...")

На лоянских дорогах, полях и межах  постоянна и вечна весна С ней когда-то простился я, нынче пришел.  Двадцать лет промелькнуло с тех пор. Только годы мои молодые найти  мне уже не удастся никак, Остальное же всё — десять тысяч вещей —  неизменно, как было тогда.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 335

Весна в Чанъани ("Ветви ивы в Цинских воротах мягко никнут без сил...")

Ветви ивы в Цинских воротах  мягко никнут без сил. Ветер восточный, повеяв, тронул  желтым золотом их. Здесь, в предместье, слабые вина —  выпив, легко трезветь. Встретившей взор мой грусти весенней  нам не унять ничем.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 343

Весной ("Опускаются ветви деревьев в цвету...")

Опускаются ветви деревьев в цвету Перед окнами женских покоев, И наводит весна на изгибы бровей Две морщины — два знака печали. На перила небрежно она оперлась И стоит к попугаю спиною. Что волнует, чем заняты мысли ее, Что она не оглянется даже?

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 89

Взбираюсь на вершину горы Сянлу ("За камни хватаюсь, цепляюсь за травы...")

За камни хватаюсь, цепляюсь за травы,  больной, я присел отдохнуть. Со мной из бамбука зеленого посох  и белого шелка платок Когда-нибудь, думаю я, нарисуют  картину "Лушаньский хребет": Там будет стоять человек на вершине  горы, что зовется Сянлу.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 122

Во дворе прохладной ночью ("Роса на циновке — и капли ее как жемчуг...")

Роса на циновке —  и капли ее как жемчуг. Мой полог под ветром —  и тень его словно волны. Сижу я печальный —  с деревьев листва слетает. В садовой беседке  так много луны сегодня.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 220

Возвращаюсь вечером в восточный город ("На взятой в дорогу бамбуковой палке висит черепаховый жбан...")

На взятой в дорогу бамбуковой палке  висит черепаховый жбан. С ребячьей прической сучжоуский мальчик  ведет за уздечку коня. Я под вечер в город восточный въезжаю,  меня не узнает никто: Короткая обувь, и низкая шапка,  и белый холщовый халат.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 368

Вспоминаю иву на реке ("Я иву посадил когда-то...")

Я иву посадил когда-то  на южном берегу. Уж две весны, как с этим краем  в разлуке я живу. И все ж вдали я помню зелень  на берегу реки, Но кто ломает ветви ивы —  не знаю я теперь.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихотворения", 1978, стр. 119

Вспоминаю Хуэй-шу ("Брожу по горам, наслаждаюсь рекой...")

Брожу по горам, наслаждаюсь рекой,  ношу с собой свиток стихов. Любуюсь луной, собираю цветы,  себя угощаю вином. Мечтаю о том, чтобы шесть этих дел  ты снова со мной разделил. Когда же, могу я надеяться, ты  в Лоян возвратишься теперь?

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 116

Вспоминая Юаня ("Теряется в далях полоска Цзянлинской дороги...")

Теряется в далях Полоска Цзянлинской дороги. Я в думах о друге, Но он далеко, не узнает. За эти недели В исписанных мною тетрадях Займут половину Стихи, где его вспоминаю.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 51

Встретились со старым другом ("Мы разошлись, вдруг снова повстречались...")

Мы разошлись, Вдруг снова повстречались. Нам кажется, Что это только сон: У нас сейчас И радость и веселье, Отставь вино, И пусто станет вновь.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 106

Вторю стихам друга о весенних чувствах в Лояне ("Ты не печалься, когда в Цзиньгуском саду стоишь под луной...")

Ты не печалься, когда в Цзиньгуском  саду стоишь под луной. И ты не вздыхай, когда на Тяньцзиньском  мосту встречаешь весну: Если ты множеством чувств охвачен  и полон о прошлом дум, Какой уголок в человеческом мире  не ранит твоей души!

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 214

Вторя Лю Юй-си, скорблю об умершей девушке из Очжоу ("Нет, не один ты вздыхаешь по ней, так же вздыхаю и я...")

Нет, не один ты вздыхаешь по ней, Так же вздыхаю и я. Западный ветер и северный снег Вырвали южный цветок. Так и не знаем мы — в лунную ночь Местом возврата души Там, где она родилась, на Ин У, Будет который же дом? Примечания

Очжоу — нынешний Хубэй.

Ин У (Остров попугаев) — остров в провинции Хубэй.

"Место возврата души" — родина, куда, по поверью, душа умершего на чужбине должна вернуться.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1951, стр. 87

Гуляю в храме Юньцзюй — Обители Облаков. Му Тридцать Шестому — хозяину этих мест ("В затерянном месте в скопленье вершин...")

В затерянном месте в скопленье вершин  дорога к храму Юньцзюй. Мы вместе сегодня идем по цветам,  и радуюсь я весне... Землею, что славна в веках красотой,  не волен владеть никто, А горным просторам хозяева все,  кто любит бродить в горах.

Источник: Эйдлин Л.З. "Из китайской классической поэзии" ("Иностранная литература" №10, 1977), стр. 203

Гуляю в Чжаоцунь среди абрикосовых цветов ("В Чжаоцунь абрикосы алеющий цвет каждый год раскрывают весной...")

В Чжаоцунь абрикосы алеющий цвет  каждый год раскрывают весной. Лет пятнадцать последних я в этих садах  столько раз любовался на них! Человеку, которому семьдесят три,  нелегко уже снова прийти. Если этой весною пришел я сюда —  я проститься с цветами пришел.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 369

Дамба Вэйского князя ("Застыли цветы, распуститься им лень...")

Застыли цветы, распуститься им лень,  и птицы поют неохотно. Доверюсь коню, разъезжаю, пока  склоняется к западу солнце. Где место, в котором еще до весны  все полно весеннею грустью? Поникла плакучая ива без сил  на дамбе у Вэйского князя.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 363

День "холодной пищи" в пути ("С дороги во время "холодной пищи" последний путник исчез...")

С дороги во время "холодной пищи" последний путник исчез, И только один в весенней печали у края дороги я. Верхом на коне, с опущенной плетью, печалюсь молча, без слов... А ветер повеял, — всех трав душистых донесся запах с полей.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 328

Днем лежу в постели ("Я обнял подушку — ни слова, ни звука...")

Я обнял подушку —  ни слова, ни звука, молчу. А в спальне пустой  ни души, я один с тишиною. Кто знает о том,  что весь день напролет я лежу? Я вовсе не болен,  и спать мне не хочется тоже.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихотворения", 1978, стр. 84

Довольно лекарств! ("Приступив к соблюдению правил чань...")

Приступив к соблюдению правил чань,  я лекарствами пренебрег. Вот тогда-то как раз и стала опять  углубляться во мне болезнь. Это тело мое не стоит того,  чтоб в здоровье его держать, Потому что здоровье с собой несет  слишком много дурных страстей.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 251

Дочь соседа ("Изяществом в пятнадцать лет небесных дев затмила...")

Изяществом в пятнадцать лет Небесных дев затмила — Луна Хэн-э средь бела дня, В безводном месте лотос. В свободный час людским словам Где попугая учит? Под синим тюлевым окном, У вышитой кровати. Примечания

Хэн-э — значит луна. Так называют в китайской поэзии луну, подобно тому как европейцы называют зарю Авророй. Хэн-э, по преданию, украла у мужа своего Хоу И лекарство бессмертия, подаренное ему Западной царицей фей (Сиванму), и улетела на луну. Она жила там в "Холодном просторном дворце" и стала богиней луны.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 100

Жду ночного гостя — он не приходит ("Дождь моросит, и кидается ветер...")

Дождь моросит, и кидается ветер. Занавес стар и измочен. Чёток бамбук, сосны тьмою укрыты. Пламя светильника тускло. Гость мой ко мне ночевать не приходит, Стужи и мрака боится. Так и стоит мной налитая чаша Рядом с беззвучною лютней.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 295

Жене ("Тутовые ветви только зазеленели, и мы с тобою расстались...")

Тутовые ветви только зазеленели,  и мы с тобою расстались. Листья у сливы уже краснеют,  а я еще не вернулся. Лучше бы жить деревенской бабой:  она свои сроки знает И помнит — для мужа ее, хлебопашца,  надо осенью выколачивать платье.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 330

За вином я снова задерживаю Мэн-дэ ("Мой друг Люлан, мой друг Люлан, не надо так спешить...")

Мой друг Люлан, мой друг Люлан,  не надо так спешить: От нас Сутай, от нас Сутай  за гранью туч и вод. Вот чаша, полная вином  на целых сто частей. Помчится конь, и будешь ты  за тридцать сотен ли.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 362

За Сюэ Тая скорблю о смерти его жены ("Я — полумертвый утуновый ствол, старый,...")

Я — полумертвый утуновый ствол, старый,  больной человек. Вспомню о бьющих в могиле ключах —  душу мне ранят они. За руку сына с собою ведя,  ночью вернулся домой. Холоден месяц, и спальня пуста,  в доме не видно ее.

Источник: "Светлый источник", 1989, стр. 131

Зимней ночью слушаю цикад ("Зимние думы от крика цикады горше осенних бывают...")

Зимние думы от крика цикады  горше осенних бывают. Даже и тот, кто с тоскою не знался  их услыхав, затоскует. Старый старик я, мне это в привычку,  слушаю, что мне пугаться? Вы, молодые, не слушайте лучше:  головы станут седыми.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 324

Зову восточного соседа ("В малую чашу будет вино налито...")

В малую чашу  будет вино налито, На свежей циновке  можно постель устроить. Ты не придешь ли  ночь скоротать в беседе? Ведь скоро на берег  холод осенний ляжет.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 178

Ива у Цинских ворот ("Зелено-зеленого дерева ивы...")

Зелено-зеленого дерева ивы  Краса, разящая сердце, Как часто с людьми делила, бывало,  тоску и горечь разлуки. Растет эта ива у самой заставы,  где проводы очень часты. Поэтому сломаны длинные ветви,  в них меньше ветра весною.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965

Ивовый пух ("Когда на исходе и третья луна...")

Когда на исходе и третья луна, И я сединой убелен, С весной расставаться на старости лет Становится все тяжелей. Порхающей иволге я поручу Сказать моей иве в цвету: Пусть ветер весенний придержит в ветвях, Чтоб он не умчался домой.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 168

Иду ночью под редким дождем ("Все небо укрыв, осенние тучи нашли...")

Все небо укрыв,  осенние тучи нашли. Подкравшись во мгле,  явился холод ночной. Лишь чувствую, как  халат на мне отсырел, А капель дождя  и шума их тоже нет.

Источник: Эйдлин Л.З. "Из китайской классической поэзии" ("Иностранная литература" №10, 1977), стр. 201

Ичжоу ("Старость приходит, придумать бы, чем старости горечь развеять...")

Старость приходит, придумать бы, чем  старости горечь развеять. Вот и учу я мою Сяоюй  грустным напевам Ичжоу. Мне не придется, пожалуй, уже  долго внимать этой песне: Я обучить Сяоюй не успел,  вся голова поседела. Примечания

Ичжоу — название песни.

Вот и учу я мою Сяоюй... — поэт называет девушку именем Сяоюй — дочери князя Фуча из страны У.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 356

Красный попугай ("Привезли из Аннама, дальней страны, попугая красного к нам...")

Привезли из Аннама, дальней страны,  попугая красного к нам. Он красив, как весенний персик в цвету,  говорит он, как человек. Кто умен, образован, красноречив —  уготовано всем одно... Прочно в клетку посажен, когда еще  на свободе будет теперь!

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 250

Красный тэновый посох ("И друзья, и родные, перейдя через Шэнь...")

И друзья, и родные, Перейдя через Шэнь, распростились. Экипажи и кони У реки повернули обратно. И единственный только Старый посох из красного тэна, Неразлучный мой спутник, Всю дорогу прошел издалёка.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 46

Лиюаньская актриса ("Белые волосы. Слезы в глазах. Славит она Лиюань...")

Белые волосы. Слезы в глазах. Славит она Лиюань, Милости те, что полвека назад Были дождем и росой: "Нечего спрашивать, цел ли теперь Старый дворец Хуацин, — Листья червонные, гору покрыв, Заперли входы в него".

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 117

Лодка на озере белых лотосов ("Белого, лотоса новый цветок вырос, в воде отражаясь...")

Белого, лотоса новый цветок Вырос, в воде отражаясь. Маленький чёлн с яркокрасным окном Кружится, ветру доверясь. Кто повелел, чтоб один лепесток Радостей старых Цзяннани Следом прошел в утешение мне Тысячи "ли" до Лояна.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1951, стр. 135

Лотосовое озеро в Лунчанском храме ("Студено-лазурен цвет озера осенью ранней...")

Студено-лазурен Цвет озера осенью ранней. Последние краски На лотосе полуопавшем. За многие годы Мне так одиноко и грустно Еще не бывало, Как здесь, у озерного края.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 120

Лютня ("Кладу мою лютню на тонкий изогнутый столик...")

Кладу мою лютню На тонкий изогнутый столик. Я ленью охвачен, А чувства теснятся во мне. Какая забота Мне струны тревожить рукою? Их ветер ударит, И сами они запоют.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 37

Мне жаль цветов ("Жалость какая — прекрасным и нежным...")

Жалость какая — прекрасным и нежным  самое время цветенья. Только недавно бушующим ветром  за ночь сорвало их с веток. Резвая иволга утром сегодня  в старых местах побывала. Множество слов, что она накричала,  в голых деревьях осталось.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

Мне приснился старый друг ("С тобою разлучившись на старости лет усердно воспитывал дао...")

С тобою разлучившись на старости лет, Усердно воспитывал дао. В разлуке скорбившее сердце мое Я в шлак превратил, переплавив. И память о жизни, что прежде я знал, Смололась и стерлась бесследно. Зачем же ты ночью прошедшей, скажи, В мои сновиденья явился?

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Мне снился мой брат Син-Цзянь (А-Лянь) ("Ясно-небо, и воздух чарует теплом...")

Ясно-небо, и воздух чарует теплом, Цвет воды переливчат и свеж. Беззаботно пою и шагаю один Там, где маленький мостик висит. "На краю у пруда зеленеет трава" — Не сложить мне прелестных стихов. Я впустую лежал на весеннем окне И встречался с А-лянем во сне. Примечания

Бо Син-цзянь — младший брат Бо Цзюй-и, родился в 775, умер в 826 году. Известен как поэт и прозаик. Его второе имя А-лянь. В этом стихотворании содержится тонкий поэтический намек на поэта Се Хуэй-ляня, жившего в первой половине V века. Се Хуэй-лянъ уже в десятилетнем возрасте писал превосходные стихи. Он, как говорят китайские источники, в совершенстве владел искусством стиха и рисунка. Особенно восхищался им его двоюродный брат Се Лин-юнь, также известный поэт. Существует рассказ о том, что однажды, когда Се Лин-юню не удавалось стихотворение, он заснул и во сне увидел Се Хуэй-ляня. Тут же возникли у него превосходные стихи, начинающиеся со строки: "На краю у пруда зеленеет трава". Бо на этом рассказе строит свое стихотворение, почтительно наделяя младшего брата ролью Се Хуэй-ляня, а себя — Се Ли-юня.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 95

На весеннем озере дарю секретарю Ли (Шутка) ("Озеро полное вешней воды. Кто из людей его любит?...")

Озеро полное вешней воды. Кто из людей его любит? Я лишь один, обернувшись, гляжу, Вас посмотреть приглашаю. Цвет — словно синьки, растёртой в руках, Свежетекущая влага. Вам я даю его в южный покой Красить красавицам платья.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

На вечерней реке ("Дорожка одна заходящего солнца протянута в водную глубь...")

Дорожка одна заходящего солнца Протянута в водную глубь — Лазурна-лазурна реки половина, Реки половина красна. Я чувствую нежную страсть к третьей ночи Начала девятой луны: Роса — словно чистого жемчуга зерна, Луна — как изогнутый лук.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 47

На дороге за старой заставой ("Горы и реки на этой Ханьгуской дороге...")

Горы и реки  на этой Ханьгуской дороге. Пылью покрыты  у едущих путников лица. Тягостно-грустно  с родной стороной расставанье... Ветер осенний  поднялся из древней заставы.

Источник: "Светлый источник", 1989, стр. 124

На озере "Собрания талантов" отвечаю на вопрос придворного Пэй Ду ("Вечер настал, и хозяин уходит ночь провести во дворце...")

Вечер настал, и хозяин уходит Ночь провести во дворце. "Что вы все бродите, — гостю сказал он, — Что вам за надобность в том?" "В озере месяц, на счастье, не занят, Вам он не нужен сейчас. Можно ли в долг получить его на ночь? Гость ваш пойдет погулять".

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 99

На стене почтовой станции Ланьцяо я увидел стихи Юаня Девятого ("Засыпал Ляньцяо весенний снег, когда возвращался ты...")

В стихах были следующие слова: "Когда из Цзянлина я ехал домой,  здесь падал весенний снег". Засыпал Ляньцяо весенний снег,  когда возвращался ты. Шумит над Циньлином осенний вихрь  теперь, когда еду я. Встречаются станции мне в пути, —  и сразу с коня схожу, И к стенам иду, и брожу у колонн:  ищу я твои стихи.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 335

На холме "Долгая Радость", провожая уходящих, написал я эти печальные знаки ("Прохожие люди на юг и на север бредут, — поделили пути...")

Прохожие люди на юг и на север  бредут, — поделили пути. Проточные воды с востока на запад  текут в императорский ров. День целый стою у холма, наблюдаю,  и гнев на разлуку растет. О имя обманное — "Долгая радость",  где надо бы — "Долгая скорбь"!

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 277

На Цзяньчанцзяне ("Где воды Цзяньчана тихо текут у городских ворот...")

Где воды Цзяньчана тихо текут  у городских ворот, С коня я сошел, слуге приказал  лодочника покричать... И вдруг — все как было давным-давно  на переправе Цайду: И ветер в траве, и дождь по песку —  берег речной Вэйхэ. Примечания

Цзяньчанцзян — река, начинающаяся в Цзянси и втекающая в озеро Поянху.

Переправа Цайду — через реку Вэйхэ (в Шэньси).

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 339

На Цюйцзяне ("На берегу и над водой опять весенний ветер...")

На берегу и над водой  опять весенний ветер, И среди тысячи цветов  один почтенный старец. Цветам он рад, и рад вину,  и опьянел немного. Что о печалях толковать?  Их разве перескажешь?

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 355

Навещаю весну ("За годами вослед я состарился сам...")

За годами вослед я состарился сам,  ничего мне жалеть не осталось. Но стремление радостно встретить весну  у меня сохранилось в избытке. У кого-нибудь, издали вижу, весной  сад цветет, и тотчас прихожу я. Я на то не смотрю — дом богат или нищ,  в нем друзья или люди чужие.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихотворения", 1978, стр. 174

Навещаю Хуанфу Седьмого ("Сажусь верхом и еду много ли...")

Сажусь верхом  и еду много ли. Найду цветок —  и чарку опрокину. Мне больше нет  для остановки мест, Как видишь,  я опять к тебе приехал.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 354

Навещаю Чжэна, удалившегося от дел ("Я недавно узнал, что службе своей предпочли вы сельскую тишь...")

Я недавно узнал, что службе своей Предпочли вы сельскую тишь И что только в густой бамбуковый лес Отворяется ваша дверь, И нарочно пришел, — никогда б не стал Докучать я просьбой иной, — Чтобы в южной беседке у вас побыть, Поглядеть на горы разок.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 135

Ночная прохлада ("От белой росы и свежего ветра прохладнее во дворе...")

От белой росы и свежего ветра  прохладнее во дворе. Но раньше старик надеть успевает  осенний теплый халат... И пляски и песни красавиц прежних  остались в каких краях? И только без струн, — как у Тао Юаньмина, —  всё тот же цинь перед ним.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 292

Ночной дождь ("Сверчок предрассветный кричит и опять затихает...")

Сверчок предрассветный  кричит и опять затихает. Свеча, угасая,  то меркнет, то снова светлеет. За окнами ночью  дождя узнаю приближенье: В банановых листьях  рождаются первые звуки.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 206

Ночной снег ("Я вдруг просыпаюсь — постель холодна как лед...")

Я вдруг просыпаюсь —  постель холодна как лед. Глаза открываю —  бумага окна светла. Глубокая полночь...  Наверное, снег тяжел: Я слышу порою —  ломаясь, хрустит бамбук.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 210

Ночую в доме Янов ("Оба брата, и старший и младший Яны...")

Оба брата, и старший и младший Яны,  опьянев, улеглись и спят. Я накинул халат, и встаю с постели,  и по лестнице вниз иду. И в глубокой ночной тишине безмолвно  я стою посреди двора, Где сияет луна над цветами тэна,  надвигая тень на крыльцо.

Источник: "Светлый источник", 1989, стр. 130

Ночую в Силиньском храме ("Опадает листва, проясняется высь, открывается гор синева...")

Опадает листва, проясняется высь,  открывается гор синева. Я люблю эти горы, верхом на коне  не спеша углубился я в них... Знает сердце, что мне не сравниться никак  с тем чайсанским начальником Лю: Я в Силине одну только ночь проведу —  и уже возвращаюсь домой.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 337

Ночь в лодке. Жене ("Трехкратный раздался крик обезьян, и слезы по дому лью...")

Трехкратный раздался крик обезьян,  и слезы по дому лью. В одном небольшом челноке-листке  больное тело плывет... Не надо, припав к окну над водой,  на юг и север глядеть: Сияет луна иль во мгле луна, —  она печалит меня!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 336

Ночь холодной пищи ("Не светит месяц, нет огня здесь в ночь холодной пищи...")

Не светит месяц, нет огня  здесь в ночь холодной пищи. Ночь глубока — я все стою  над темными цветами. И вдруг, встречая новый день,  я лет своих пугаюсь. До сорока сегодня мне  один лишь год остался.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 224

Ночью пишу в храме Юйцюань ("Встречаю знакомых — болтают они, как любы им горы и воды...")

Встречаю знакомых — болтают они,  как любы им горы и воды. Я вижу монахов — они говорят,  как мир суеты им противен. Таких, чтоб у озера Яшмовый ключ  под соснами ночь проводили, За нынешний год, между прочим скажу,  пока никого не бывало.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 361

Ночью слушая чжэн ("Когда в Цзянчжоу по ночам я слышал тихий чжэн...")

Когда в Цзянчжоу по ночам  я слышал тихий чжэн, Седеть я только начинал —  и слушать не хотел. А вот сегодня час пришел —  я бел, как белый снег. Играй на чжэне до зари —  я разрешу тебе.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 226

Обратная лодка ("С тех пор как в Ханчжоу покинуты мной...")

С тех пор как в Ханчжоу покинуты мной  цяньтанские горы и воды, Не часто я стал наслаждаться вином,  и лень заниматься стихами. Хочу эти грустные мысли мои  я веслам обратным доверить, Чтоб весла о них рассказали Сиху,  чтоб ветер и месяц узнали. Примечания

Сиху (Западное озеро) — прославленное поэтами озеро в Ханчжоу.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 353

Обращение к Цзечжи ("Любовь и радость где прячутся теперь?..")

Любовь и радость  где прячутся теперь? Печаль и плач —  и те от нас ушли. Для нас сегодня  один лишь сон ночной Те десять лет,  что мы прошли вдвоем.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 360

Один стою на западной башне ("На тело наброшено белое платье...")

На тело наброшено белое платье,  и волосы снега белее. И так, в опьяненье, стою я все время  на маленькой западной башне. Прохожие смотрят, ко мне повернувшись,  и мне удивляются, верно: "Подряд уж одиннадцать лет неизменно,  здесь видим мы этого старца".

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 263

Озеро к востоку от "Бамбукового холма" ("На восток от беседки "Бамбуковый холм" небольшое лежит озерко...")

На восток от беседки "Бамбуковый холм"  небольшое лежит озерко. Стебли лотосов ранних и свежей травы  зеленеют, неровные, в нем. Темной полночью, факелом путь осветив,  там внезапно прошел человек, И в испуге взлетела на воздух чета  белых цапель, дремавших в гнезде.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 338

Окно на озере ("Над озером вечер — и лотос теряет свой запах...")

Над озером вечер — И лотос теряет свой запах. За окнами осень. Угрюмо темнеет бамбук. И друга не вижу, С кем можно боседу затеять. Во всем этом доме Одна только лютня со мной.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 118

Окно на озере ("Над озером вечер — и спрятал красу свою лотос...")

Над озером вечер — И спрятал красу свою лотос. За окнами осень — Глубоко раздумье бамбука. И друга не вижу, С кем можно беседу затеять. Во всем этом доме Одна только лютня со мною.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1951, стр. 118

Осенней ночью ("Так листья шумят и падают...")

Так листья шумят  и падают, словно дождь. И светит луна,  как иней совсем бела. И ночь глубока, —  я только собрался лечь. Найдется ли кто  смахнуть мне с кровати пыль.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 208

Осенние цикады (""Тье-тье" и "тье-тье" во мраке под самым окном...")

"Тье-тье" и "тье-тье"  во мраке под самым окном. "Йя-йя" и "йя-йя"  в густой и глубокой траве... Осенней порой  тоскующей сердце жены. В дождливую ночь  печалью объятого слух.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 328

Осенняя прогулка ("Я сошел с коня и без цели хожу над водою реки Ишуй...")

Я сошел с коня и без цели хожу  над водою реки Ишуй. Свежий ветер и чистая даль кругом,  право, лучше видов весны. Почему же от древности и до нас  у поэтов за все века Так немного сказано добрых слов  о лоянских осенних днях?

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 361

От имени весны дарю себе стихи ("Ясными пиками брызнули горы, воды — бросают лучи...")

Ясными пиками брызнули горы, Воды — бросают лучи, Белы и чисты цветы у магнолий, Желты верхушки у ив. Знай лишь одно, что не следует с болью Думу носить о Цзянси: Разве не схожи по краскам природы С родиной эти места? Примечания переводчика

Написано в ссылке в Цзянси.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

От имени цветка "Привет весне" приглашаю Лю Юй-си ("Я счастлив, что рядом с сосной и бамбуком посажен, близ них расцветаю...")

Я счастлив, что рядом с сосной и бамбуком Посажен, близ них расцветаю, Не вместе со сливой и персиком ярким Цветы раскрываю весною. Посмею ли я в абрикосовом парке Препятствовать вашим прогулкам? Пока распускаться цветам еще рано, Придите и мной полюбуйтесь.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 147

Отвечаю весне ("Низок туман над травой и тяжёл, ярки цветы водяные...")

Низок туман над травой и тяжёл, Ярки цветы водяные. Ты говоришь мне — природы краса В здешних местах как в столице. Что же здесь горных стада обезьян Крик на реке поднимают? Там, где я рос, не бывало таких Душу терзающих звуков.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Отвечаю дому Линь-юань (Шутка). ("Я разве в одном только западном доме так часто бываю в гостях?...")

Я разве в одном только западном доме Так часто бываю в гостях? Досуг украду, и повсюду-повсюду Искать развлечений хожу. Хотя одинокая дверь воплощает То место, где лень и уют, Нельзя же весь день, от утра и до ночи, Держать взаперти старика.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Отвечаю Хуан-фу Цзяню (Шутка). ("Хуан-фу Цзянь недавно похоронил жену...")

Хуан-фу Цзянь недавно похоронил жену

Ночью холодной вино подношу, Выпейте, друг мной, вина: Вы одиноки в постели своей В семьдесят старческих лет. Но не твердите: "Не стало жены, Тела уже не согреть": Чаша, в которой вино до краёв, Греет сильнее жены.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Отвечаю Юйчи на вопрос о том, в чем я нуждаюсь ("Нежданно пришел и, себя беспокоя, спросил меня, в чем я нуждаюсь...")

Нежданно пришел и, себя беспокоя,  спросил меня, в чем я нуждаюсь. То, в чем я нуждаюсь, конечно, не яшма,  не жемчуг — то, в чем я нуждаюсь. Твою я люблю над водою беседку,  в ней петь хорошо на досуге. Всегда, как стихи мои будут готовы,  нельзя ли туда приходить мне?

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 361

Отвечаю Яню ("Украдкою девушка Ин подглядела тот миг, когда вылетел феникс...")

Украдкою девушка Ин подглядела Тот миг, когда вылетел феникс, В пещере, укрывшись, она отдыхала, Играла на флейте из цюна. И если бы только крикливые птицы Весной не болтали так много, За дверью резной, гениальный сановник Как мог бы дознаться про это?

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Парк Чанчжоу ("Вновь недавно весна в парк Чанчжоу вошла...")

Вновь недавно весна в парк Чанчжоу вошла,  в нем трава зеленеет опять. Куропатка порою вспорхнет из кустов,  редко-редко пройдет человек. Нам за глубью годов невозможно узнать,  где дворец был прелестной Сиши. И напрасно в Чанчжоу над башней Гусу  ночь за ночью сиянье луны. Примечания

Парк Чанчжоу — место охоты князя страны У (V в. до н. э.), находившейся на территории нынешней Цзянсу.

...где дворец был прелестной Сиши — Сиши — наложница князя страны У, для которой князь построил в парке Чанчжоу роскошный дворец.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 344

Персиковые цветы в храме Далинь ("В четвертый месяц в нашем мире...")

В четвертый месяц в нашем мире  кончаются цветы, А в этом горном храме персик  сегодня лишь расцвел. Я горевал — весна уходит,  ее вернуть нельзя. Как мог я знать, что по дороге  она зайдет сюда.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 259

Песня "Рву лотосы" ("Волнами листья каштанов обвиты, лотосы ветер колеблет...")

Волнами листья каштанов обвиты,  лотосы ветер колеблет. Там, где глубокие заросли лотосов,  маленький челн мой проходит. Милого встретила, словно — сказать бы, —  спрятав лицо, засмеялась. Шпилька моя из нефрита зеленого  в темную воду упала.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 349

Пишу в восточной беседке Ли Одиннадцатого ("С мыслью о друге в вечер осенний средь сосен я постою...")

С мыслью о друге в вечер осенний  средь сосен я постою. Пенье сверчка и звуки цикады  мне тут же наполнят слух. Я огорчен: в восточной беседке  такие ветер с луной, Сам же хозяин нынешней ночью  еще в Фучжоу гостит! Примечания

Ли Одиннадцатый — Ли Цзянь (764—821), танский сановник и литератор.

Фучжоу — местность в нынешней Шэньси.

Источник: "Светлый источник", 1989, стр. 132

Под горой расстаюсь с проводившим меня буддийским монахом ("Я потревожил учителя...")

Я потревожил учителя, — с гор  сам он меня провожает. Мы попрощались; кому из людей  чувства такие знакомы. Мне уже семьдесят минуло лет,  за девяносто — монаху. Знаем мы оба, что свидеться вновь  нам лишь в грядущем рожденье.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 362

Поздней осенью живу беззаботно ("Безлюдное место. Там спрятан мой дом...")

Безлюдное место. Там спрятан мой дом.  В нём встречи и проводы редки. Набросив халат, беззаботно сижу,  мне чувства отшельника близки. Осенний мой двор подметать не хочу  и, в руку взяв тэновый посох, Топчу беззаботно, гуляя в саду,  поблекшие листья утуна.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 80

Получил от дворцового чиновника Цяня письмо, в котором он осведомляется о моей болезни глаз ("Пришла весна. В глазах темно, в душе веселья мало...")

Пришла весна. В глазах темно,  в душе веселья мало. Все вышли капли хуанлянь,  а боль не утихает, Но получил твое письмо,  оно сильней лекарства: Я не читал, лишь вскрыл печать...  И зренье прояснилось.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 332

Посвящаю печальному страннику ("Прибрежной ивы холодная тень на сырой от дождя земле...")

Прибрежной ивы холодная тень  на сырой от дождя земле. Прилетного лебедя частый крик  в обещающей снег высоте. Причалил к песку одинокий гость,  чтобы на ночь прервать свой путь. Вода обегает речной тростник,  и луна заполнила челн.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихотворения", 1978, стр. 106

После восстания проезжаю мимо Люгоуского храма ("В девятый месяц во всем Сюйчжоу...")

В девятый месяц во всем Сюйчжоу  с недавнею войной Печали ветер, убийства воздух  на реках и в горах. И только вижу, в одном Люгоу,  где расположен храм, Над самым входом его, как прежде,  белеют облака.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 91

После поста радуюсь раннему приходу Хуанфу Ланчжи ("Кончились тридцать дней поста, чаша манит меня...")

Кончились тридцать дней поста,  чаша манит меня. Утром ранним стучатся в дверь,  дверь еще заперта. Кроме Ланчжи, который мне  жбан вина притащил, В самом деле, кто бы еще  мог другой прийти!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 371

Посылаю секретарю Вану после чтения его стихов ("Когда осыпался под инеем цвет хризантемы...")

Когда осыпался Под инеем цвет хризантемы, Когда облетали Под ветрами листья утуна, Я вдруг удивился Печали осенних раздумий. И мне послужили Тогда твои песни ответом.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 115

Посылаю старшему брату ("Осенние лебеди все пролетели, но с ними мне не было писем...")

Стихи эти написал я, когда жил в Гуйлине Осенние лебеди все пролетели,  но с ними мне не было писем. Больной, покрываю я голову шелком,  с трудом выхожу за ворота. Один поднимаюсь на старую башню,  гляжу на восток и на север. На запад склоняется солнце.  В печали стою я, пока не стемнеет.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 330

Посылаю тунчжоускому правителю Яну (Ян Жу-ши) после того, как расстался с ним ("Мы на южном пути от моста на Паньи расставались с тобою, напившись...")

Мы на южном пути от моста на Паньи Расставались с тобою, напившись. А на северный край деревеньки Сягуй Я вернулся, когда протрезвился. Удивился мне ветер весенний тогда, — Ты не знаешь, наверно, об этом. Листья вяза да ивы плакучей цветы За лицо задевая, летали.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Преподношу себе от имени своего дома Линь-юаня ("Леса и сады") (Шутка). ("Ты нынешней осенью в южной усадьбе гуляешь и празднуешь редко...")

Придворный Пэй закончил отделку дома "Собрание талантов". Залы на пруду превосходны. Я неоднократно приходил туда гулять и пировать. Вернулся пьяным и в шутку написал эти стихи

Ты нынешней осенью в южной усадьбе Гуляешь и празднуешь редко. Последнее время ты в западном доме Бываешь в гостях очень часто. Тебе у министра пусть кажется даже Беседка на озере славной, И всё-таки гость разве может сравниться С хозяином в собственном доме?

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

При встрече с Сюн Жу-дэном ("В Чанъани, в Цзинъаньском дворе, за оградой...")

В Чанъани, в Цзинъаньском дворе, за оградой, Под сенью магнолии "синь-и" Смех пьяный, стихов исступленное пенье, Дух самый разгульный и грубый. Не надо вопросов — я много ль горюю С тех пор, как мы с вами расстались, — Ко мне наклонитесь поближе, взгляните На белую бороду сами.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 162

Приглашаю монаха, живущего в горах ("В столицу не можешь ли ты прийти пищу просить, монах?...")

В столицу не можешь ли ты прийти  пищу просить, монах? Оставь отговорки, что грязь и пыль  плащ замарают твой. Ты хочешь узнать, где найдешь приют?  Ты на восток пойди. Бамбук обойдешь, зашумит ручей,  там Бо Лэтянь живет.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 367

Провожаю начальника отделения Лу, отправляющегося в Хэдун в управление господина начальника Пэя ("В час разлуки с тобою в сумерках дождик...")

В час разлуки с тобою в сумерках дождик На реке у Лоянского моста. В день приезда в Хэдун будет ветер прохладный Там, где Фэнь расстилаются волны. Сюнь-начальник, увидя тебя в управленьи, Обо мне тебя спросит, наверно, Ты ему передай, что осенние травы В дом мой накрепко заперли двери.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 121

Провожаю сановника Вана в управу округа Шань ("У дворцовых "Ворот Золотого Коня" повернули меча рукоять...")

У дворцовых "Ворот Золотого Коня" Повернули меча рукоять. Под "Стеною Железной Коровы" в Хэнань Уезжаете, знамени вслед. Вдруг когда-нибудь, может, придётся кому В вашей нынешней должности быть — Сладкой груши оставьте ему, уходя, Две-три ветки на память о Вас.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Провожу ночь в бамбуковом домике ("Под маленьким домом, где старые книги...")

Под маленьким домом, где старые книги,  толпятся деревья бамбука. Над печью, в которой глубокое пламя,  горит одинокая лампа. Кто в этом пустынном, заброшенном месте  мне будет товарищем на ночь? Даос, что готовит лекарство бессмертья;  монах, в созерцанье сидящий.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 121

Провожу ночь в Западной беседке на пруду в управлении ("Ровный мосток во дворе над прудом...")

Ровный мосток во дворе над прудом, Тут же беседка стоит. Ночью глубокой проснулся и встал, Вышел на мост погулягь. Старый чиновник с седой головой На ночь явился опять. Та, что была лет пятнадцать назад, Прежняя, светит луна.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 130

Проезжая через древний Лоян ("Перед воротами старого города косо весеннее солнце...")

Перед воротами старого города  косо весеннее солнце. А за воротами старого города  дома не будет жилого. Видеть дворцы мне хотелось и площади,  но этих мест не узнаю: Здесь в запустенье полями бескрайними  носятся травы сухие.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 375

Проезжий, оставленный в холодной станции (Утром сегодня без дела сижу...")

Утром сегодня без дела сижу  в каменном домике я. Гаснет огонь, догорая в печи,  чаша опять без вина. Скучно и холодно. Можно ли так  гостя оставить здесь жить?... Пруд ледяной, заснежённый бамбук,  снегобородый старик.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 364

Проходя по улице Тяньмэньцзе ("Сошел уже снег. На горе Чжуннань...")

Сошел уже снег. На горе Чжуннань  весна наступает снова. Любуюсь я издали голубизной  над суетной красной пылью. Повозок не счесть, десять тысяч коней  на всех девяти дорогах. Чтоб взор свой к горе Чжуннань обратил —  нет ни одного человека!

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986, стр. 60

Пью ночью на озере ("За городом радушная луна. У озера хмельных будящий ветер...")

За городом  радушная луна. У озера  хмельных будящий ветер. Кто пригласил  правителя к вину? Вот красный свет  в плывущей ночью лодке.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 351

Пьяный, разгуливаю в Пинцюани ("Пою обезумев, на корточках я Сижу перед чарой вина...")

(В горах недалеко от Лояна) Пою обезумев, на корточках я Сижу перед чарой вина. Не смотрят глаза на шрохожих людей Лицо мое в небо глядит. Свободнее всех из Лоянских гостей Один только я — Бо Лэ-тянь. Так раза четыре я за год один Сюда в Пинцюань приходил.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 146

Ранней осенью ночью один ("Утун у колодца колышет прохладной листвою...")

Утун у колодца  колышет прохладной листвою. Валек у соседки  разносит осенние стуки. Один направляюсь  я спать под нависшую кровлю. Проснулся и вижу:  луны — половина постели.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 222

Ранняя смерть и старость ("Угасшая юность подобна задутой свече...")

Мы умершего юношу можем  сравнить со свечою, от ветра погасшей. Лет вечерних виски уподобить легко  нитям шелка, что в зеркале вижу. Кто решительно скажет сужденье свое  о делах в человеческом мире: Ранит ранняя смерть нас всегда тяжело  и печалит настигшая старость.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 363

Расставанье у ивы ("На южной дороге изранено сердце прощаньем...")

На южной дороге  изранено сердце прощаньем, У ветра восточного  пригоршни полны весны. Не смей издеваться  над слабостью ивы зеленой: К вину пригласит она,  право, радушней людей.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 347

Расстаемся на Южном заливе ("Туманен был, холоден Южный залив...")

Туманен был, холоден Южный залив при прощаньи, И дул-завывал Этой осенью западный ветер. Как только посмотришь — И сердце в груди оборвется! Уж лучше пойду я, Вперед поспешу без оглядки.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 55

Расстаюсь с Вэем, правителем Сучжоу ("Наша сотня годов миновала в печалях одних...")

Наша сотня годов  миновала в печалях одних. Десять тысяч всех чувств  к нам с тобой приходили в хмелю. В безутешной тоске  расстаемся на запад от стен И печальных бровей  никогда уже не разомкнем. Примечания

Вэй — знаменитый танский поэт старшего, по сравнению с Бо Цзюй-и, поколения Вэй Ин-у (род. в 737 г.).

Источник: "Сухой тростник", 1999, стр. 122

С досадой думаю о прошлом годе ("Я постарел, но все к вину пристрастен...")

Я постарел,  но все к вину пристрастен. Весна придет —  мне дома не сидится. А в том году  я вышел слишком поздно И не видал  лоянского цветенья.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 363

Слушаю певицу, запевшую стихи Вэйчжи ("Он новых не пишет больше стихов...")

Он новых не пишет больше стихов,  умолкла слава о нем. На старые свитки насела пыль,  и книжный ларец глубок... Но стоит мне только средь песен вдруг  услышать одну строку — Еще не успею ее узнать,  а сердце уже болит!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 360

Слушая песню певицы Тянь Шунь-эр ("Ударит по яшме, по льду прозвенит...")

Ударит по яшме, по льду прозвенит —  не молкнут чудесные звуки. Они, словно тучи, не зная преград,  в небесные дали уходят. Как желтого золота больше добыть,  полней рукава им засыпать? Я сразу все золото выброшу ей,  чтоб на год мне слушать хватило!

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 109

Слушая цикад ("Там где-то цикады кричат-кричат...")

Там где-то цикады кричат-кричат,  и тянется нитью ночь. Да тут еще этот осенний мрак,  и небо грозит дождем. Как будто боясь, что в своей тоске  забудусь я сном на миг, Они переносят свой крик сюда,  где я постелил постель.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000

Смотрюсь в зеркало ("Чист и блестящ круг бронзовый, зеркальный...")

Чист и блестящ Круг бронзовый, зеркальный. Рябят-пестрят Виски от белых нитей. Да можно ли Упрятать глубже годы? Моим летам Ты, зеркало, не веришь.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Смотрюсь в зеркало ("Чист и блестящ круг бронзовый, зеркальный...")

Чист и блестящ круг  бронзовый, зеркальный. Рябят-пестрят виски  от белых нитей. Да можно ли  упрятать глубже годы? Моим летам  ты, зеркало не веришь!

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 204

Снежной ночью в деревне ("Окно на юг — сижу спиною к лампе...")

Окно на юг —  сижу спиною к лампе, Под ветром хлопья  кружатся во тьме. В тоске, в безмолвье  деревенской ночи Отставший гусь  мне слышится сквозь снег.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 200

Снова дарю стихи (Шутка). ("Тот дом на пруду, где "собранье талантов", пускай процветает спокойно...")

Тот дом на пруду, где "собранье талантов", Пускай процветает спокойно. Беседка в лесу, где "ступают по дао", Себя не дари небреженьем. Да, часто бывает, в мой дом возвращаясь, Ропщу я, что мал он и тесен. Я из году в год в этом доме хозяин, Мне быть ли к нему бессердечным!

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Снова по служебным делам приехал на станцию Локоу ("Вот приехал сюда я в этом году...")

Вот приехал сюда я в этом году —  белы летние облака. А когда приезжал в минувшем году,  был багряным осенний лес. Оба раза в Локоу при виде гор  испытал я глубокий стыд: Для одних государевых срочных дел  эти горы я посетил.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 218

Снова прихожу в дом в деревне Юйцунь. Мои чувства ("Калитку толкнув, я вступаю во двор, — слезами полон платок...")

Калитку толкнув, я вступаю во двор, —  слезами полон платок: С тех пор, как хозяина нет у цветов,  два раза прошла весна... Террасы, и окна, и занавеси —  всё в доме как было встарь, И только среди повстречавшихся мне  здесь недостает его.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 219

Спрашиваю дунлиньского учителя Юаня ("Скоромное я ночью не вкушаю...")

Скоромное  я ночью не вкушаю, Лишь стих спою —  рассеять дух осенний. Смеясь, спрошу  у старца из Дунлиня: "Что, песнями  поста я не нарушил?" Примечания

Старец из Дунлиня — монах Юань из монастыря в Дунлине на горе Лушань. Возможно, что поэт называет монаха Юанем, намекая на Хуэйюаня, некогда жившего на этой горе и бывшего в дружбе с великим поэтом Тао Юаньмином. Это прием, нередкий в танской поэтической практике.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 354

Спрашиваю себя ("Черные точки в моих глазах, и вся голова бела...")

Черные точки в моих глазах,  и вся голова бела. Из-за болезней я одряхлел:  к болезням вела печаль. Также чиновной дороги вкус  испытан мной до конца Мне в пятьдесят если не отдохнуть,  когда же я отдохну?

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1984, стр. 252

Спрашиваю у Лю Девятнадцатого ("С пеной зеленой непроцеженное молодое вино...")

С пеной зеленой  непроцеженное молодое вино. Красная глиняная печурка,  пышущая огнем. Вечер приходит,  и погода сулит нам снег. Можешь ли выпить  ты со мною чарку одну?

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 339

Старая ива к западу от Циньчжэнлоу ("Старое, сгнившее дерево, ветру открытое...")

Старое, сгнившее дерево,  ветру открытое, И впечатлительный путник,  коня придержавший. Годов Кайюань  одна-одинокая ива. Чанцинская нынче  вторая по счету весна. Примечания

Годов Кайюань одна-одинокая ива. // Чанцинская нынче вторая по счету весна — годы Кайюань правления Сюань-цзуна — 713-741. Годы Чанцин правления Му-цзуна — 821-824. Старой иве сто лет.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 347

Старость весной ("Я хочу не отстать от людей молодых...")

Я хочу не отстать от людей молодых, Через силу гуляю весной. Но я чувствую сам, что и ветер и свет Не подвластны мне больше теперъ. На экранах, где пляшут и песни поют, И на ширмах, средь пышных цветов, Разве было когда, чтобы кто рисовал Человека с седой головой?

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 163

Старые стихи ("Я ночью глубокой стихи прочитал, окончил и тяжко вздохнул...")

Я ночью глубокой стихи прочитал,  окончил и тяжко вздохнул. Под лампой горящей слеза старика  смочила седые усы. Тетрадь старых песен, написанных мной  лет двадцать иль больше назад... Из вторивших им десяти человек,  на свете уж нет девяти.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 135

Столичные пути ("Я на запад пришел для того, чтоб взглянуть, как лежат на Циньшане снега...")

Я на запад пришел для того, чтоб взглянуть,  как лежат на Циньшане снега. На восток я иду: я проведать хочу  ту весну, что в Лоянских садах. Прихожу, ухожу то туда, то сюда  по обоим столичным путям. Беззаботно гуляющих, кроме меня,  больше здесь ни души не видать.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 356

Сучжоуский управитель Ли показал мне стихи своего сына А-у ("Далекий, любуюсь: в небесной густой синеве...")

Далекий, любуюсь: В небесной густой синеве Вы вещим луанем, Счастливый, созвали птенцов. Собой опечален: Где моря широкого, край, Там старой ракушке Жемчужин уже не родить.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 144

Сучжоуский чиновник ("Со служившим со мною в Цзяннани чиновником мы расстались очень давно...")

Со служившим со мною в Цзяннани чиновником  мы расстались очень давно. И сегодня при встрече нашей на озере  он узнает меня иль нет? Если б только одно, что теперь у начальника  голова как будто в снегу... Хуатинский журавль мой окончил дни свои,  белый лотос тоже засох! Примечания

Хуатинский журавль — Хуатин — уезд в провинции Цзянсу, вблизи Сучжоу. Поэт приехал в Сучжоу, где он ранее служил правителем области и держал при себе хуатинских журавлей. Не только он постарел, но исчезли и бывшие при нем хуатинский журавль и белый лотос.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 369

Тоскливо в холодной спальне ("Холодный месяц далек и чист, в глубокой спальне тишь...")

Холодный месяц далек и чист, В глубокой спальне тишь. На занавеску из жемчугов Бросает тень утун. Осенний иней вот-вот падет, То чувствует рука: При свете лампы крою и шью, И ножницы — как лед.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 115

Третий день третьего месяца ("Последних красот вечерней весны...")

Последних красот вечерней весны  в третьем месяце третий день. Прошедшего времени жизни моей  половина от ста годов. Хочу, все заботы забыв, гулять,  только спутника-друга нет. Я на середине реки загрустил  и направил лодку домой.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 342

У горного ручья готовлю чай. Мои чувства ("У ручья зачерпнул быстробьющей, журчащей воды...")

У ручья зачерпнул  быстробьющей, журчащей воды. Как вскипает, гляжу —  бирюзово-зеленая пыль. Только, жаль, не могу  чашку вкусного чаю налить И послать далеко —  человеку, влюбленному в чай.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 123

У меня побывал Ся — наставник принца ("Ровно в полдень прискакали кони. Кто гостит в семействе Бо Лэ-тяня?...")

Ровно в полдень Прискакали кони. Кто гостит В семействе Бо Лэ-тяня? Друг душевный Ся, наставник принца, Пьет вино, Не брезгует и чаем.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 133

Услышав игру на чжэне девушки Цуя Седьмого

Лицо как цветок под прической-тучей  у девушки в Яшмовом доме. В тринадцати струнах ее таилась  печаль, возникшая сразу. Но я попрошу передать певице,  чтоб чжэн она положила: Еще немного — и станет белым  поэт-правитель Цзянчжоу.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 337

Храм на горе Линъянь ("По соседству с дворцом знаменитой Сиши...")

По соседству с дворцом знаменитой Сиши  этот тысячелетний храм, Где обилие вод, и где множество туч,  и где редок случайный гость. Говорят, что, когда наступает весна,  здесь обычно еще грустней: Сквозь глубокие заросли сотен цветов  лишь проходит к себе монах.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 376

Цинь ("Мой цинь я поставил на тонкий изогнутый столик...")

Мой цинь я поставил на тонкий изогнутый столик. Я ленью охвачен, а чувства теснятся во мне. Какая забота мне струны тревожить рукою? Их ветер ударит — и сами они запоют.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихотворения", 1978, стр. 134

Читаю стихи Юаня "Белая борода", пью настоянный на снеге чай — об этом я пишу на стене ("Скандирую строки "Морозом подернутых прядей"...")

Скандирую строки "Морозом подернутых прядей". В безделье смакую На снеге настоянный чай. Одно только место, Где сразу расходятся брови, Я знаю в столице — И это семейство Юань.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 83

Читая жизнеописание князя государства "О" ("Он жил в глубине, почивал высоко...")

Он жил в глубине, почивал высоко, Людей вкруг себя он не видел. И — славу и почести он отряхнул, Как пыль и золу отряхают. И только одна оставалась при нём Чистейшая ария "шана" Пред ветром прохладным, под светлой луной Товарищем старому телу.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Читая Лао-цзы ("Кто говорит — ничего не знает, знающий — тот молчит...")

"Кто говорит — ничего не знает,  знающий — тот молчит". Эти слова, известные людям,  Лао принадлежат. Но если так, и почтенный Лао  именно тот, кто знал, — Как получилось, что он оставил  книгу в пять тысяч слов?

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 347

Южная беседка в доме Яна ("Дверь маленькой южной беседки у Янов навстречу луне отворилась...")

Дверь маленькой южной беседки у Янов Навстречу луне отворилась. Беседка заполнена ветром прохладным, Беседка наполнена мохом. И сад этот — место, в котором приятно Играть об осенней печали. Я как-нибудь ночью сюда непременно Приду со стихами и с лютней.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 44

Юноши спрашивают меня ("Юноши всё удивляются мне. "Как это?" — сыплют вопросы...")

Юноши всё удивляются мне. "Как это?" — сыплют вопросы. "Что за причина, что Вы по утрам Пьяны и песни поёте? Радости видящий в жизни — Лэ-тянь, — Видно недаром зовётесь: Тратите мало часов на печаль, Много часов веселитесь"

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Я в первый раз пришел в Сяньшаньюань перед восходом луны ("Пожить на Сяншане на старости лет...")

Пожить на Сяншане на старости лет Я ночью впервые пришел. И осенью белую встретил луну, Когда полнолунье у нас. Вот с этого времени стала она Моею домашней луной. Я свет ее чистый хотел бы спросить: Известно ль об этом ему?

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 190

Я посадил белый лотос ("Сучжоуского белого лотоса корень посажен в лоянскую землю...")

Сучжоуского белого лотоса корень Посажен в лоянскую землю. "Зачем ты в любовной тоске по Цзяннани Цветок раскрываешь лениво? Я тысячи ли тебя нес до Лояна, Ты что же, не знаешь об этом? Ни алых бананов, ни красного цзиня Сюда не привез я с собою". Примечания

Бо был правителем в Сучжоу и, очевидно, написал это стихотворение сразу после возвращения в Лоян.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 102

Я снова отвечаю дому Линь-юань ("Мой маленький пруд с невысокой беседкой мне родственен, близок всегда...")

Мой маленький пруд с невысокой беседкой Мне родственен, близок всегда. Большая вода и высокие залы Не трогают вовсе меня. Мой дом Линь-юань, не ревнуй меня больше К богатству у Пэя в семье: Кто к новому льнёт и гнушается старым, Какой из него человек?

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Я спрашиваю юношей ("Тысячью песен своих завалил синий нефритовый стол...")

Тысячью песен своих завалил Синий нефритовый стол, Весь до краёв наполняю вином Белый серебряный ковш. Голову я поверну и спрошу Юношей тех, что со мной: "Мне бесшабашным, отчаянным быть Можно теперь или нет?".

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

Я увидел Лю Юй-си в первый раз после разлуки ("Когда о Нилине хотел говорить, лицо ты закрыл рукавом...")

Когда о Нилине хотел говорить, Лицо ты закрыл рукавом. Тогда о Сякоу хочу я сказать, Но слезы смочили халат. Ну кто бы мог знать, что на старости лет, В тот день, когда встретимся мы, Так много здесь вздохов тоски зазвучит, Так мало — веселья и слов. Примечания

Пилин — нынешняя провинция Цзянсу, уезд Уцзинь. Там служил поэт Юань Чжэнь в двадцатых годах IX века.

Сякоу — нынешняя провинция Хубэй, уезд Учан. Там умер Юань Чжэнь в 831 году.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 191

"Ван Чжаоцзюнь"

1. "Хуский песок ударял в лицо..."

Хуский песок ударял в лицо,  ветер шумел в висках. Слиняли остатки сурьмы с бровей,  румянец сошел со щек. Злая тоска, непосильный труд  ее изнурили так, Что стала теперь похожа она  на свой дворцовый портрет. Примечания

Ван Чжаоцзюнь — одна из дворцовых красавиц ханьского государя Юань-ди (I в. до н. э.), пожелавшая выйти замуж за вождя сюнну и в 33 г. до н. э. уехавшая с ним в страну варваров — ху. По-иному изображает это событие народная версия, окружившая жизнь Ван Чжаоцзюнь легендами. Государь будто бы повелел художнику нарисовать портреты всех дворцовых красавиц. Одна лишь Ван Чжаоцзюнь, уверенная в своей красоте, не пожелала от себя платить художнику, и он отомстил ей тем, что изобразил уродливой. Когда пришла необходимость породниться с сюнну, государь по портретам выбрал худшую из своих женщин — Ван Чжаоцзюнь. Призвав ее к себе, он восхитился ее красотой и ужаснулся своему выбору, но было уже поздно. Эта версия легла в основу многих стихотворений и пьес.

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986, стр. 120

2. "Ханьский посол уезжал домой..."

Ханьский посол уезжал домой — велела ему узнать, Дождется ли дня, чтоб желтый металл Бабочки-брови спас. "Если же спросит вдруг государь, красива ль его раба, Не смей говорить, что уже не та, какой во дворце была!"

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986, стр. 121

"Вэй-чжи, Дунь-ши, Хуэй-шу умерли один за другим. В одиночестве, лишившись друзей, удрученный печалью, написал я два четверостишия."

I. "Все сразу исчезли товарищи — яркие птицы..."

Все сразу исчезли Товарищи — яркие птицы. Напрасно остался В живых неприглядный олень. Поэтому только У Ло и под Суном высоким Я часто подолгу Гуляю один, без друзей.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 144

II. "Во мрак бесконечный друзья, вы уже удалились..."

Во мрак бесконечный, Друзья, вы уже удалились. Последние годы: Их сколько оставлено мне? При ветре осеннем Одежда залита слезами: Внизу, под ключами Так много старинных друзей.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 145

"Гуйюаньцы" ("Ропот" / "Три жалобных романса про гинекей")

I. "Утром злоба: иволги щебечут..."

Утром злоба: Иволги щебечут. Ночью зависть: Ласточки спят парой. Не привыкла Жить одной в разлуке. Только знаю — Плачу до рассвета.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 72

II. "Шитой шторой скрыт холодный месяц..."

Шитой шторой Скрыт холодный месяц. Шелк в окне За утреннюю лампой. Ночь прошла, И слез, в платок упавших, Половина Стынет льдом весенним.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 73

III. "В горы, в долы далеки походы..."

В горы, в долы Далеки походы. В женской спальне Тяжела разлука. В горьких сечах Исхудал, должно быть. Зимних платьев Не сошью широких.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 74

"Два четверостишия, приписанные мною к собранию сочинений покойного Юань Цзун-цзяня" / "Два четверостишия как послесловие к собранию сочинений покойного Юаня, помощника столичного градоначальника"

I. "Желтый лёсс... Как знать вам, что со мною?..."

Желтый лёсс... Как знать вам, что со мною? Сам я бел — И вас напрасно вспомнил: Мне осталось Старческой слезою Оросить Стихи родного друга. Примечания

Желтый лёсс — то же, что "желтый источник", то есть могила.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 187

II. "После вас осталось тридцать свитков. Все они — звон золота и яшмы..."

После вас Осталось тридцать свитков. Все они — Звон золота и яшмы. Там, в Лунмыне, Под холмом могильным Ваши кости... Слава ж не зарыта!

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 188

"Мне жаль пионов"

1. Мне жаль пионов ("Меня во дворе у крыльца печалит пунцовых пионов куст...")

Меня во дворе у крыльца печалит  пунцовых пионов куст: На нем, когда вечер пришел,  краснелись последние два цветка, А завтра с утра поднимется ветер  И все цветы оборвет... Я ночью, жалея, что их не станет,  зажег огонь и смотрю!

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 377

"На берегу пруда" / "Два четверостишия об озерном береге"

1. "Сегодня я строю беседку на запад от пруда..."

Сегодня я строю   беседку на запад от пруда. Еще расчищаю   я лес на восток от него. А что я задумал,   то людям пока неизвестно: Хочу приготовить   местечко для встречи луны.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 300

2. "Ножом подрезаю я чащу густую бамбука..."

Ножом подрезаю  я чащу густую бамбука: Чем меньше бамбука,  тем больше проносится ветра. А что я задумал,  то людям пока непонятно: Мне хочется сделать,  чтоб волны гуляли по пруду.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 301

"На озере" / "На озере. Два четверостишия"

I. "Буддийский отшельник сидит за игральной доской..."

Буддийский отшельник  сидит за игральной доской. На шахматном поле  бамбука отчетлива тень. В бамбуковой роще  монаха не видит никто, Лишь изредка слышен  фигур опускаемых стук.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 133

II. "Малютка тихонько шестом подвигала челнок..."

Малютка тихонько  шестом подвигала челнок. Украдкою вырвав  белеющий лотос, вернулась. Но ей невдогадку,  что надо упрятать следы: Плавучие травы  раскрылись прямою дорожкой.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 134

"На смерть министра Юаня" Похоронная песнь" / "На смерть Юаня. Поминальная песня" / "Три строфы поминальной песни министру Юаню"

I. "На траурном знамени много заслуг, роскошен парад похорон..."

На траурном знамени много заслуг, Роскошен парад похорон. Играющих конников трубы звучны, Процессия тянется вдаль. Того, кто у внуков династии Вэй, У Танов был первый министр В седьмую луну на шестой год Тай Хэ В Сяньяне земле предают.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

II. (I.) "Могильная дверь затворилась за ним..."

Могильная дверь затворилась за ним,  уже и свирели уходят. На свежей могиле одна лишь жена  все плачет и плачет над мужем. Блестит, зеленеет трава под росой  на холме могильном в Саньяне. За тысячу осеней это у нас  подобная первая осень. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975, стр. 248

III. (II.) "Его провожавшие толпы людей жестокою болью объяты..."

Его провожавшие толпы людей Жестокою болью объяты. В процессии даже четверки коней Ступали со ржаньем тоскливым. Одежду, и книги, и лютню, и меч Кто в прежнем порядке разложит: Трехлетний сиротка, оставленный им, Недавно ходить научился. Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 126

"Осенью пятого года после болезни в одиночестве провожу ночь в Сяньшаньском храме"

1. "Сколько уж лет как мною покинут этот буддийский храм..."

Сколько уж лет как мною покинут  этот буддийский храм. Нынешней ночью кто в состоянье  чувства мои понять: Снова, придя к учителю Чану,  в келье укромной сплю... Осени новой лунные блики,  отмели старой шум!

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986, стр. 131

2. "С кем пили вино, с кем пели мы песни..."

С кем пили вино, с кем пели мы песни —  они неведомо где: Дождем разлились, облаками уплыли,  и всем им возврата нет... А с этой поры к Сяншаньскому храму  при ветре в лунную ночь, Чтоб там побродить, как с ними, бывало,  лишь я прихожу один!

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986, стр. 131

3. "У Каменной Чаши, на берегу, где Каменный Дом стоит..."

У Каменной Чаши, на берегу,  где Каменный Дом стоит, Там я в продолженье двенадцати лет  то днем, то ночью гулял. Еще один, нынешний, минет год,  и семьдесят будет мне. Я если бы даже не заболел,  и то на покой пора!

Источник: "Поэты Китая и Вьетнама", 1986, стр. 132

"Пробуя молодое вино, вспоминаю Хуэй-шу" / "Два стихотворения о том, как, пробуя молодое вино, вспоминаю Хуй-шу"

I. "В жбане оно — смотришь, и цвета не видно..."

В жбане оно —  смотришь, и цвета не видно. В чаше когда,  тронешь — заискрится все. С тех пор как ты,  бросив меня, удалился, Это вино  с кем я пригубить могу?

Источник: "Сухой тростник", 1999, стр. 224

II. "В мире у нас слабого сильный обидит..."

 "В мире у нас  слабого сильный обидит. Между людьми  лучше быть пьяным, чем трезвым". С тех пор как ты,  бросив меня, удалился, Эти слова  кто еще слушать захочет?

Источник: "Сухой тростник", 1999, стр. 225

"Пять стихов о вине" / "К вину"

I. "Изящество с грубостью, мудрый и глупый всегда пребывают в раздоре..."

Изящество с грубостью, мудрый и глупый Всегда пребывают в раздоре. Не лучше ли пьяным напиться и сразу Забыть все житейские скорби? И станет понятно, где в небе и в мире Просторы, где узкие щели, Понятно, что феникс с орлом не похожи, По-разному в воздухе реют.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

II. "Скажите, на маленьких рожках улитки что нужно оспаривать людям?..."

Скажите, на маленьких рожках улитки Что нужно оспаривать людям? Во вспышке огня меж кремнём и огнивом Живёт наше бренное тело. Придёт ли богатство, появится ль бедность, В весельи и в радости будем: Кто рта не раскроет для звонкого смеха — Глупец безрассудный, и только.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

IV. "Не много придется из века людского на годы здоровья и силы..."

Не много придется из века людского На годы здоровья и силы. И много ль случится одною весною Безоблачных дней и пригожих? Встречаясь с друзьями, нельзя уклоняться От их приглашения выпить: Послушай слова, что поют в "Ян-гуани", — Четвёртую часть этой песни.     "Прошу вас, ещё осушите до дна     Одну только рюмку вина:     На запад уйдёте вы за Ян-гуань,     И — старых не встретить друзей" (Ван Вэй). Примечания

см. примечания в *

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

V. "Вот только вчера, грустно брови нахмуря, ходил о болезни справляться..."

Вот только вчера, грустно брови нахмуря, Ходил о болезни справляться, Сегодня, стерев набежавшие слёзы, Уже с похорон возвратился. Всё это привычно проходит пред взором, На это смелее смотрите; Пока вы живёте, играйте на лютне, Стаканом вина угощайтесь.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

"Тайпинлэ" ("Радость мирной жизни" / "Два радостных романса о великом равновесии")

I. "В обильный год расчетливы как прежде..."

В обильный год  расчетливы как прежде. В дни мирные  мечи переплавляем. Коль государь  так мыслить хочет долго, Пусть о войне  нас думы не тревожат.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 105

II. "Роса густая скопилась в винах Яо..."

Роса густая  скопилась в винах Яо. Душистый ветер  поднялся в песнях Шуня. Хочу, чтоб так же,  как в годы Яо — Шуня, Вся радость мира  была в людском согласье.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 106

"Три шуточных четверостишия"

Душа обращается к телу ("Так телу однажды сказала душа...")

На досуге я лежал и в одиночестве пел стихи. Не было никого, кто ответил бы мне стихами.

Тогда я придумал шуточную беседу между моими телом и душой, и так получились эти три стихотворения.

Так телу однажды сказала душа:  "Какая спокойная жизнь, — Под теплым покровом суровой зимой  весь день ты лежишь без забот. Тебе я даю безмятежный покой,  ты чувствуешь милость мою? С зарей не встаешь, не спешишь во дворец  подряд уж одиннадцать лет".

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 163

Тело отвечает душе ("Душа — это тела властитель и князь...")

"Душа — это тела властитель и князь,  а тело — дворец для души. И вот ты теперь существуешь, душа,  живя во дворце — у меня. А раз это дом твой, обитель твоя,  так дом этот нужно любить. О милостях что затевать разговор,  заслуги свои восхвалять!"

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 164

Душа отвечает телу ("Что спорить? Тебе моя лень помогла...")

"Что спорить? Тебе моя лень помогла,  оставлена служба давно. И дней, когда радость я шлю и покой,  немало в году у тебя. От старости муку терпящих людей  на свете несчетно число, И если б с тебя не сняла я забот,  что сделать могло бы ты мне?"

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 165

"Я огорчен весенним ветром. Посылаю два четверостишия министру Ли Шэню" / "Жалоба на весенний ветер в двух четверостишиях, попутно преподнесённая придворному Ли двадцатому"

I. "Снег у подножий деревьев сошел, время раскрыться цветам..."

Снег у подножий деревьев сошел, Время раскрыться цветам. Тает и лед по краям у пруда, Может поднятъся трава. Только мороз у меня на висках Нынче по-прежнему бел: Ветер весенний ко мне одному Добрых не ведает чувств.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949, стр. 122

II. "В храме постились мы долгие дни, кончили только теперь..."

В храме постились мы долгие дни, Кончили только теперь. Смех и забавы друзей за вином Мною забыты давно. Если сейчас не нальешь ты вина, Выпить меня пригласив, Значит, и ты равнодушен ко мне Также, как ветер весны.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949

"Я, приписав два четверостишия, продолжаю десять песен поэмы "Иду в пустоте", подаренной мною даосскому учителю Сяо" / "Два четверостишия вослед десяти стихам "Шаги в пустоте", преподнесенным достигшей совершенства в плавлении киновари даосской наставнице Сяо"

I. "Вы будете скоро на острове Ин..."

Вы будете скоро на острове Ин, Разлуки приблизился час. Возьмите в дорогу пропетую мной Поэму "Иду в пустоте". Коль будет бессмертным по вкусу она И что-нибудь спросят о ней, Вы им расскажите, что эти стихи Правитель Цзянчжоу писал. Примечания

Остров Ин — по даосскому верованию, — остров бессмертных в восточном море. Бо просит даоса Сяо, который скоро уйдет к бессмертным, взять с собою сочиненные Бо даосские стихи. Два этих стихотворения звучат легкой насмешкой над даосскими верованиями.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 182

II. "Цветная бумага, жемчужный конверт..."

Цветная бумага, жемчужный конверт, Для знаков сосновая тушь! На небо с моими стихами взойдя, Вы с кем развернете их там? Дерзните их матери фей предложить, И если поются они, Пусть скажет служанке своей Шуан-чэн, И я передам ей еще.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 183

2. Покидаю цветы ("Среди цветов я живу легко...")

Среди цветов я живу легко,  без лишних трудных забот. Идет весна. Я знаю ее —  такая весна стара. Тот новый, кому на будущий год  здесь править вместо меня... Не плохо, если будет и он,  как я, любитель цветов.

Источник: "Горечь разлуки: Китайские четверостишия", 2000, стр. 269

"Пять стихов о вине" / "К вину"

III. "Лекарство бессмертья, к огню прикоснувшись, уходит, следа не оставив..."

Лекарство бессмертья, к огню прикоснувшись, Уходит, следа не оставив. Седые же пряди, пристав к человеку, Приходят уже неустанно. Но к счастию пьянства бессмертные духи Горячим теплом согревают. Как только напьёшься — Чи Сун-цзы и Цяо Встают пред твоими очами.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

"Четыре четверостишия на переезд Юаня Восьмого"

Сосна ("За белый металл я в обмен получил зеленой сосны деревцо...")

Юаню Восьмому За белый металл я в обмен получил  зеленой сосны деревцо. Но если ты раньше сосну посадил,  тогда я не стану сажать: По счастью, есть западный ветер у нас,  ему я доверюсь легко. Он ночью глубокой, похитив, пришлет  любимые звуки ко мне.

Источник: Бо Цзюй-и "Лирика", 1965, стр. 145

"Шесть четверостиший на мотивы песен"

6. Горечь разлуки ("На дороге у ивы зеленой стояли...")

На дороге у ивы зеленой стояли,  провожал уезжающих вдаль. Повернули коляски, и кони умчались,  лишь увидел, как пыль поднялась. Не почувствовал сам, как во время прощанья  слезы красные все истекли, А вернулся домой — и слезы не осталось,  чтобы ею платок омочить.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987, стр. 370

"Четверостишия"

Ночую в Силиньском храме ("Облетели деревья, безоблачна высь, открывается горная синь...")

Облетели деревья, безоблачна высь, Открывается горная синь. Я люблю эти горы. Верхом на коне Углубился сегодня я в них. Всё же знаю я сам — не тягаться никак Мне с Чайсанским начальником Лю: Ночь одну лишь в Силиньском я храме провёл, И уже возвращаюсь домой.

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия" (Эйдлин Л.З. Канд. дис. в 5 кн.), 1942.

"Двенадцать экспромтов, которые сочинил, провожая Юаня Девятого в Дунчуань"

1. Стихи, давно написанные мною на стене станции Локоу ("Мои на стене безыскусные строфы...")

Мои на стене безыскусные строфы  не знают вниманья людского. Их пачкают птицы и мох покрывает,  и знаки уже побледнели. Один лишь умеющий чувствовать сильно  Юань — императорский цензор, Расшитой одежды своей не жалеет:  пыль ею стирая, читает.

Источник: "Сухой тростник", 1999, стр. 134

7. Флейта на реке. ("Кто это там, на спокойной реке...")

Кто это там на спокойной реке Ночью играет на флейте? В пении флейты как будто звучит Весна моей родины дальней. Если бы вы услыхали напев, Вы бы и то поседели. Как же тому, кто в печаль погружен, Кто сна долгой ночью не знает?

Источник: Бо Цзюй-и "Четверостишия", 1949

11. Ванъитай ("В том доме цзинъаньском, где раньше ты жил...")

(Башня, с которой глядят вслед уезжающим) Юань Чжэню Написано в 30-й день 3-го месяца, в последний день весны. В том доме цзинъаньском, где раньше ты жил, Плакучая ива в окне. У башни, с которой ты часто глядишь, Усыпали землю цветы. В обоих местах ликованье весны Кончается в те же часы. По гостю тоскуют в родной стороне, По дому тоскуешь ты, гость. Примечания

В стихотворении поэт обращается к своему другу, поэту Юань Чжэню (779—831). Юань был в ссылке, когда писалось это стихотворение. Бо в это время жил в столице.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 43

"Ицзяннань" ("Воспоминания о Цзяннани")

I. "Хорошо в Цзяннани. Я издавна помню картины природы ее..."

Хорошо в Цзяннани. Я издавна помню Картины природы ее: Лишь выглянет солнце, речные цветы Пламенеют сильнее огня. Приходит весна, и речная вода Зелена, как растение лань. Как быть равнодушным, Как можно не вспомнить Цзяннань! (Мелодия "Ицзяннань — Воспоминания о Цзяннани")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

II. "Вспоминаю Цзяннань. Доныне Ханчжоу никак я забыть не могу..."

Вспоминаю Цзяннань. Доныне Ханчжоу Никак я забыть не могу. Там, в горной молельне на светлой луне, Искал я коричных плодов. В чиновничьем доме, подушку обняв, Следил за приливной волной. Когда мне, как прежде, Удастся там вновь побродить? (Мелодия "Ицзяннань — Воспоминания о Цзяннани")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

III. "Вспоминаю Цзяннань. А вслед за Ханчжоу мне памятен Уский дворец..."

Вспоминаю Цзяннань. А вслед за Ханчжоу Мне памятен Уский дворец. Там чара одна молодого вина — "Весенний бамбуковый лист". Там парные пляски красавиц из У — Вином опьяненный фужун. Я рано иль поздно, Но встречусь с Цзяннанью опять. (Мелодия "Ицзяннань — Воспоминания о Цзяннани")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

"Циньские напевы"

7. В тонких одеждах на сытых конях ("Какая осанка — величием путь запружен...")

Какая осанка — Величием путь запружен. Под седлами кони — Их блеск озаряет пыль. "Скажите на милость, Откуда такие люди?" И мне отвечают: "Они состоят при дворе. Со шнуром пурпурным — Это вельможи да-фу, С лиловою лентой, Наверное, генерал. Веселые, скачут Они на военный праздник. Их борзые кони Несутся как облака. В кувшинах и чашах Там девять тонких напитков. И с моря и с суши Там восемь отборных яств. Разложены фрукты — Дунтинские апельсины. Нарезана рыба — С "Небесного озера" Линь. Они наедятся — Сердца их будут спокойны. Они охмелеют — Сильней распалится дух"... Нынешним летом В Цзяннани случилась засуха. В селах Цюйчжоу Люди едят людей.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 17

9. Песни и пляски ("К Циньской столице приблизился вечер года...")

К Циньской столице Приблизился вечер года. Снегом глубоким Укрыт императорским город. В снежную мглу Вышли из зал дворцовых С цветными шнурами Вельможи — гуны и хоу. Для знатного есть В ветре и в снеге радость. Богатый не знает, Как стужа и голод тяжки. В думах у них — Устроить свои хоромы. Желанье одно — Безделье делить с друзьями... У красных ворот Верхом и в колясках гости. При ярых свечах Песни и пляски в доме. Упившись вином, Теснее они садятся. Пьяным тепло — Снимают тяжелое платье. Блюститель законов Сегодня хозяин пира. Тюремный начальник Среди приглашенных первый. Средь белого дня Они за вином смеются И ночью глубокой Прервать веселье не могут... Что им до того, Что где-то в тюрьме в Вэньсяне Лежат па земле Замерзших узников трупы!

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 22

10. Покупаем цветы ("На столичных путях наступает закат весны...")

На столичных путях Наступает закат весны. Грохоча-стуча, Там коляски, кони спешат. Говорят друзья, Что пионам пришла пора. Мы бежим гурьбой Покупать для домов цветы. Не равны цветы, И цена цветам нс одна: Нам считают то, Сколько собрано вместе их. Пламенеют огнем — Красных сто па одном кусте; Чуть заметно мелькнут — Белых пять в небольшом пучке. Их поверху закрыл Полотняный плотный навес. Оградил с боков Из бамбука сплетенный забор. Их смочили водой, Залепили корни землей. Принесешь к себе — Расцветут, как в родном саду. В каждом доме у нас Так цветы в обиход вошли, Что любой человек Отдается им всей душой. Как-то раз один Деревенский простой старик По ошибке забрел На роскошный рынок цветов. Ничего не сказав, Испустил он глубокий вздох. Этот тяжкий вздох Никого не привлек в толпе... "За один пучок Темно-красных свежих цветов — Десяти дворов Деревенских семей налог!"

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 19

"Новые народные песни"

Старик со сломанной рукой ("Тому старику из уезда Синьфэн восемьдесят восемь теперь...")

Против "подвигов на границах" Тому старику из уезда Синьфэн Восемьдесят восемь теперь. Брови его, борода и виски, Как недавно выпавший снег. Однажды к гостинице, где я жил, С праправнуком он пришел, Опираясь на мальчика левой рукой — Перебита у правой кость. И я спросил старика — давно ль Он руку себе сломал. Потом попросил старика рассказать, Как несчастье случилось с ним. Старик мне ответил: "Я был рожден Здесь, в уезде Синьфэн. Мне памятны с детства благие дни, Когда не бывало войн. "Грушевый сад" до меня доносил Звуки песен и флейт, И я не видал пи пик, ни знамен, Не знал ни луков, ни стрел. Но в годы Тиньбао по всей стране Прошел солдатский набор, И всюду, где трое мужчин в семье, Был в армию взят один. Ты спросишь, куда собирались гнать Несчастных этих людей? Пять полных лун, за тысячи ли Воевать им в Юньнань идти. А мы уже знали, что в тех краях Несет свои воды Лу. Когда осыпается перца цвет, Над ней ядовитый туман... Бывало, входили в воду войска, Кипяток обжигал тела, И еще в реке из десяти солдат Погибало не меньше двух... И на юг от нас и на север от нас — Крики, и стон, и плач. Сын покидает отца и мать, Жену покидает муж. И все говорят — уж не первый раз Из ходивших войной на "мань", Сколько ни было их — миллион солдат, — Ни один не вернулся домой. А шел в эту пору мне, старику, Двадцать четвертый год, И в военной палате в реестре солдат Значилось имя мое. Ночью глубокой, так, чтоб о том Не узнал на свете никто, Я камень тяжелый взял, потаясь, И руку себе сломал. Тетиву натянуть или знамя поднять Не под силу одной рукой. Только это меня и спасло тогда От похода войной в Юньнань. Я жилы порвал и кость раздробил, — Сколько вытерпел тяжких мук! Но эти страданья я выбрал сам, Чтоб вернуться в мой мирный дом. С тех пор как я руку себе сломал, Уж лет шестьдесят прошло. Ну что ж, пусть одна умерла рука, Все тело зато живет! Но даже теперь, когда ветер и дождь, В сырую холодную ночь Ноет плечо, и до самой зари Я от боли заснуть не могу. Я от боли заснуть не могу. Но себя пи за что не кляну: Только рад, что хотя бы один из всех Я остался на свете жить. Разве было бы лучше мне в те времена Там, на Лу, где стоит туман, Если б умерло тело и бродила б душа, И костей бы моих не собрать, Если б духом я стал па юньнаньских полях, И о доме думал с тоской, И над сотнями тысяч солдатских могил, Плача, звал, как олень зовет". Эти слова старика Слушайте, слушайте все! Если не знаете вы, Как правитель годов Кайюань Не хотел поощрять на границах бои — Запретил военный разгул, Если не знаете вы, Как в годы Тяньбао другой, Чтоб чины и высокую милость снискать, Затевал на границах войну, Не успел отличиться в этой тяжкой войне, Только вызвал народный гнев, — Так спросите, и все вам расскажет старик Со сломанной правой рукой! Примечания переводчика

Одно из самых популярных стихотворений Бо Цзюй-и. Оно прозвучало как смелый протест против феодальных войн, приносивших народу неисчислимые бедствия.

Синьфэн — уезд в нынешней провинции Шэньси.

"Грушевый сад" — школа актерского мастерства, созданная во время правления императора Сюань-цзуна (713—755)

Годы Тяньбао — 742-755.

Годы Кайюань — 713—741.

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 35

30. Дулинский старик ("Крестьянин — старик из Дулина, живет за столицей в деревне...")

Страдания крестьянина Крестьянин — старик из Дулина, Живет за столицей в деревне. Он нынче засеял тощее поле Площадью больше циня. В третий месяц дождь не пролился, Поднялся засушливый ветер. Всходы пшеницы не покрылись цветами, Много их, пожелтев, погибло. В девятый месяц пал белый иней, Поторопился осенний холод. Колосья зерном нс успели налиться, — Все они, не созрев, засохли. Старший сборщик все это знает, Но не просит снизить поборы. За податью рыщет, налоги тянет, Чтоб видали его старанье. Заложены туты, продано поле, Внесена тяжелая подать. Ну, а дальше — одежду и пищу Где найдет разоренный крестьянин? "С наших тел Сдирают последний лоскут! Из наших ртов Вырывают последний кусок! Терзают людей, отбирают добро Шакалы и злые волки! Почему эти крючья-когти, почему эти пилы-зубы Пожирают людское мясо?" И все же какой-то человек нашелся, Доложил обо всем государю. В душе государя состраданье и жалость — Он узнал о муках народа. На листе казенной белой бумаги Начертал он ответ свой добрый: "В столичной округе вносить не надо Никому в этот год налоги". И уже вчера деревенский чиновник От ворот подходил к воротам И, держа в руках приказ государя, Объявлял деревенским людям. Но на каждые десять дворов в деревне С девяти уже все взыскали. Ни к чему теперь для них оказалась Господина нашего милость!

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 30

32. Старый угольщик ("Старый торговец углем рубит дрова, обжигает уголь...")

Против дворцовых "закупок" Старый торговец углем Рубит дрова, обжигает уголь В предместье, у Южных гор. Пыль и зола в его кожу въелись, Дым закоптил лицо. От нитей седых виски его серы, От сажи пальцы черны. Деньги за проданный людям уголь Что старику дадут? Простое платье на голое тело, Пищу в голодный рот. Жалко его — на плечи накинут Рваный летний халат. Он огорчен — дешевеет уголь. Скорей бы пришла зима! Вот, наконец, за городом ночью Выпал глубокий снег. Утром запряг он быка в телегу, Повел по скользкому льду. Угольщик голоден, бык измучен, А солнце уходит ввысь. К югу от рынка, перед заставой, Встали они в грязи. Кто эти двое всадников гордых, Что вскачь принеслись сюда? В желтой одежде евнух дворцовый, В белой — мальчик-слуга. Держит чиновник в руке бумагу, У него на устах приказ. Воз повернули, быка погнали, На север к дворцу ведут. Весом больше тысячи цзиней Угля тяжелый воз В зимнее утро чиновник отнял — Ему бедняка не жаль. Красной тряпки один обрывок, Яркого шелка кусок К ярму быка привязал чиновник — И тем заплатил за все!

Источник: Бо Цзюй-и "Стихи", 1958, стр. 27

Дракон черной пучины ("В черной пучине вода глубока...")

Против лихоимцев-чиновников В черной пучине вода глубока, И цветом она — как тушь. Говорят, в ней живет священный дракон, Которого не видел никто. Над самой водою воздвигли дом — Построили храм дракону. Дракон не может быть божеством, Таким его сделали люди. Война, недород, наводненье, засуха, Мор или злой недуг — В селах всегда говорят одно, Что это принес дракон. Крестьяне ему отдают свиней И льют в его честь вино, А утром и к ночи дракону мольбу За них возносят жрецы... И вот приходит, приходит бог — Ветер порывами бьет. Бумажные деньги летят, летят, Колышется шелк зонтов. Когда уходит, уходит бог, Тогда утихает и ветер. Гаснет, гаснет курений огонь, Стынут блюда и чаши. Мясо горой Лежит на прибрежных камнях. Капли вина Блестят на траве перед храмом. Не знаю — на долю бога-дракона Придется ли что отсюда, Но мыши лесные и горные лисы Пьяны всегда и сыты. За что это счастье лисам И чем провинились свиньи: Сколько уж лет, как режут свиней, Чтоб ими кормились лисы! О том, что лисы за бога-дракона Пожирают его свиней, Покрытый воды девятью слоями, Знает дракон иль нет? Примечания

Стихотворение интересно отрицательным отношением Бо Цзюй-и к суеверию, а также описанием обряда поклонения дракону. Подзаголовок "Против лихоимцев-чиновников" заставляет думать, что все стихотворение является аллегорией, где под видом дракона изображен император, а лисы, пожирающие подношения богу-дракону, это и есть жадные чиновники, притеснявшие народ. В связи с этим приобретает особый смысл и замечание поэта о том, что "дракон не может быть божеством".

Бумажные деньги — нарезанная в виде денег бумага, сжигавшаяся при принесении жертвы.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957, стр. 264

Лю Юйси (772-842)

Уроженец столичного города Лояна (ныне город Лоян в провинции Хэнань). Принадлежал к древнему роду Лю, откуда происходили все императоры династии Хань (с 221 г. до н. э. по 220 г. н. э.), начиная с ее основателя Лю Бана, выходца из низов. В 793 г. успешно выдержал столичные экзамены на степень цзиньши. Затем служил на должности цензора императорской канцелярии. После поражения реформ Ван Шувэня, как один из его ближайших сторонников, был сослан в провинцию, где поочередно служил наместником в нескольких округах. После 14 лет ссылки, когда прежние гонители Ван Шувэня сами оказались в опале, был указом императора возвращен ко двору. Выдающийся политический мыслитель, писавший о связи природы и общества, как поэт он предпочитал описания народной жизни; зачастую в его стихах появляются и элементы иносказательной политической сатиры. Дружил с Бо Цзюйи, стихи обоих часто весьма схожи по настроению.

За свою жизнь Лю Юйси написал около 800 стихотворений и целый ряд эссе по вопросам управления и различных государственных и общественных проблем и вопросов. При жизни считался мастером политической сатиры — тематика большинства его стихотворений связана с политическими событиями в стране. Также писал лирические поэмы и стихи в жанре юэфу, являющиеся переложением народных песен и баллад. Самое известное из таких произведений — "Песня ветки бамбука".

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Алексеев В.М.

Осенний ветер ("Откуда, откуда приходит осенний ветер...")

Откуда, откуда приходит осенний ветер? Со свистом-присвистом  гонит гусиные стаи. Утром, с зарею,  влетает в деревья сада: И гость одинокий  первым его услышит.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

"Песни о разном"

6. Напев о тополиной ветке ("Походный дворец Суйского Ян-ди...")

Походный дворец Суйского Ян-ди  на берегу Бяньхэ; В цвету тополя, но не выстоять им  против буйства весны: Под вечер поднимется ветер опять,  цветы полетят, как снег; Влетят, кружась, в покои дворца,  а там уж давно — никого...

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Перевод: Басманов М.И.

"Ицзяннань" ("Воспоминания о Цзяннани")

"Весна ушла, с лоянцами простясь..."

Весна ушла, С лоянцами простясь. Ей на ветру Ветвями машет ива. Сверкнет На листьях орхидей роса, И кажется, — Стоят они в слезах... И грустно на душе, И сиротливо. (мелодия "И Цзяннань / Ицзяннань — Воспоминания о Цзяннани")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Пять стихотворений о Цзинлине"

1. Каменный город ("Стеной высокой город окружен...")

Стеной высокой город окружен, Кругом руины — память старины. Сюда порой лишь набежит волна — И скатится безмолвно со стены. А на восточном берегу Вэйшуй Луна, как встарь, выходит в свой дозор. И в лунном свете виден далеко Зубцов и башен каменный узор.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

"Песни о разном"

6. Ветка ивы ("Канал Бяньшуй. Заброшенный дворец...")

Канал Бяньшуй. Заброшенный дворец — Приют дорожный императора Ян ди, На чахлых ивах ветви кое-где, — Взглянув на них, не веришь, что весна. В вечерних сумерках кружится легкий пух С деревьев поднятый дыханьем ветерка... Дворец засыпан, будто весь в снегу Нет ни души. Пустынно все вокруг.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Перевод: Сергеев А.Л.

"Песни о разном"

1. Волны омывают песок ("В девяти излучинах Хуанхэ песку десять тысяч ли...")

В девяти излучинах Хуанхэ  песку десять тысяч ли. Ветер играющую волну  возносит до края небес. Вверх по течению Млечный Путь —  Серебряная Река: Пойди, поплыви — и войдешь в дома  Ткачихи и Пастуха. Примечания

Ткачиха и Пастух — герои древней легенды, которая рассказывает о том, что на восточном берегу Небесной Реки жила Ткачиха, дочь Небесного царя, которая ткала небесную одежду из облачной парчи. Небесный царь пожалел ее одиночество и выдал замуж за Пастуха, жившего на западном берегу Реки. После замужества она перестала ткать небесные одежды. Небесный царь разгневался, приказал ей вернуться на восточный берег и разрешил лишь раз в году, ночью в седьмой день седьмой луны, встречаться с Пастухом.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

"Пять стихотворений о Цзинлине"

2. Улица черных одежд ("К мосту Малиновых Воробьев идешь по сплошной траве...")

К мосту Малиновых Воробьев  идешь по сплошной траве. У входа на улицу Черных Одежд  заката косой свет. Летали ласточки возле дворцов  знатных Вана и Се, А ныне влетают в простые дома  обыкновенных людей.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Осенний ветер ("Откуда ветер осенний вышел...")

(Прелюдия) Откуда ветер осенний вышел, Досюда долетая? Свистит-свистит он и гонит выше Гусей летящих стаи. Сегодня утром ворвался ветер В мой сад, и свист высокий На много раньше, чем все, отметил Скиталец одинокий.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Пью вино и смотрю на "Мудань" ("Вновь сегодня, после многих дней я пред цветами одиноко пью...")

Вновь сегодня, после многих дней я Пред цветами одиноко пью. И от чарок нескольких пьянея, Услаждаю душу я свою. Об одном гнетет меня тоска: Если бы цветы заговорили — Я б узнал, что не для старика Венчики свои они открыли. Примечания

Мудань — пион. Наиболее воспеваемый цветок в Китае, где он занимает тоже положение, что в Европе роза.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Перевод: Эйдлин Л.З.

Весенние стихи ("В ярких румянах, свежей сурьме...")

В ярких румянах, свежей сурьме,  из красного вышла дворца. Еще за глухою дверью весна,  и в блеклом саду печаль. Тихо в восточный дворик идет  гроздья цветов считать. На яшмовую заколку волос  спускается стрекоза.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Осенний ветер ("Откуда же к нам явился осенний ветер?..")

Откуда же к нам  явился осенний ветер? Со свистом, со свистом  летит за гусиной стаей... Сегодня с утра  проник он в деревья сада, И гость одинокий  всех раньше его услышал.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Осенний ветер ("С какой стороны примчался осенний ветер?..")

С какой стороны Примчался осенний ветер? Со свистом, со свистом Летит за гусиной стаей. Сегодня с утра Проник он в деревья сада, И гость одинокий Первый его услышал.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Провожаю весну ("Ведь вчера еще только взошел на башню...")

Ведь вчера еще только взошел на башню,  поздравляя весну с приходом, А сегодня поднялся на башню снова,  чтобы с ней уже попрощаться... И цветы орхидей в увядшем уборе  сбереженной росою плачут. Ивы длинными рукавами веток  налетевшему ветру машут. И красавица в гладком зеркале видит,  как лицо ее изменилось. Чуский гость у речного берега знает,  что надежды его напрасны... И за десять тысяч веков, и доныне  одинаковы те печали. Остается вином допьяна напиться  и забыть обо всем на свете.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

"Осень"

1. "С древности самой встречали осень скукою и печалью..."

С древности самой встречали осень  скукою и печалью. Я же скажу, что осени время  лучше поры весенней. Светлая даль, журавль одинокий  в небе над облаками Могут поднять мое вдохновенье  прямо к лазурным высям.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

2. "Ясные горы, чистые воды..."

Ясные горы, чистые воды,  с ночи лежащий иней. В яркой листве краснота деревьев  тронута желтизною. Если к тому же взойти на башню,  свежесть проникнет в кости. Это не то что дурман весенний  и от него безумье.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Лю Цзунъюань (773-819)

Литератор, философ. Родился в уезде Цзесянь области Хэдун (современный Цзечжоучжэнь уезда Юньчэн провинции Шаньси). Имел высшую ученую степень цзиньши. Состоял на государственной службе по ведомству ритуалов. Вместе с Лю Юйси входил в дворцовую реформаторскую группировку Ван Шувэня. После ее поражения был сослан в провинцию, где занимал различные чиновничьи должности.

Основные сочинения — "Тянь дуй" ("Обращение к Небу"), "Тянь шо" ("Слово о Небе"), "Да Лю Юйси тянь лунь шу" ("Ответное письмо Лю Юйси с суждениями о Небе"), "Фэй Го юй" ("Против "Речей царств"") и другие — вошли в сборник "Хэдун сянь шэн цзи" ("Собрание [сочинений] наставника [Лю из] Хэдуна").

В области натурфилософии исходил из существования предвечной мировой субстанции — "изначальной пневмы" (юань ци), из которой рождается все сущее. Отрицал существование какого-либо "суверена" (чжу цзай), господствующего над "изначальной пневмой". Полемизируя с Хань Юем, доказывал, что Небо (тянь) — безграничный универсум, который никого не наказывает и не награждает. Небо и Земля, "изначальная пневма", силы инь-ян суть природные начала, не обладающие волей; и достижениями, и неудачами человек обязан себе ("Тянь шо"). Небо представляет только природные процессы (рождение, рост, разрушение, гибель), тогда как человек — социальные (законодательное упорядочение и смуты) ("Да Лю Юйси тянь лунь шу"). Лю Цзунъюань отрицал зависимость человеческой судьбы ("предопределения" — мин) от Неба и каких-либо высших существ: "Имеющий достаточно сил надеется на людей; не имеющий достаточно сил надеется на духов" ("Фэй Го юй").

Утверждал, что развитие человеческого общества не следовало "замыслам совершенномудрых (шэн)", но шло в русле человеческих потребностей, регулируемых "властью/силой" (ши). Взгляды Лю Цзунъюаня на исторический процесс подразумевали некое прогрессивное развитие социума: в глубокой древности для того, чтобы собирать пищу "для [распределения] на всех" и избегать столкновений между людьми, появились "войска и благодать/добродетель (дэ)", т. е. аппарат насилия и моральные нормы, и Сын Неба (правитель) стал самолично раздавать уделы. Считая восстановление удельной системы (фэн цзянь) нецелесообразным, Лю Цзунъюань вместе с тем полагал, что только "совершенномудрый" правитель может наладить общественный порядок, соединив "каноническое [управление]" (цзин) и "власть" (цюань) с "гуманностью" (жэнь) и "мудростью" (чжи). Активно поддерживая движение за "возрождение" древнего литературного стиля (подражание ему — фу гу) он, в отличие от зачинателя этого движения Хань Юя, рассматривал "три учения" — конфуцианство, даосизм и буддизм как не противоречащие друг другу. Тезис Лю Цзунъюаня об "объединении конфуцианства и буддизма" выглядел необычно для мыслителя его круга. Поэтому в современн научной литературе высказываются три точки зрения о соотношении идей Лю Цзунъюаня и буддизма: 1) буддийские идеи не оказали заметного влияния на материалистические в целом взгляды Лю Цзунъюаня; 2) его воззрения в принципе эклектичны; 3) Лю Цзунъюань — адепт буддизма, а его философия носит идеалистический характер.

Источник: Синология.ру, автор Фу Юнь-лун

* * *

Один из "Восьми великих литераторов эпох Тан и Сун" (Тан Сун ба да цзя). В 793 сдал государственные экзамены, участвовал в политических реформах (805) Ван Шувэня (735-806). После поражения реформистов был смещен и сослан на юг, где стал военным управителем в округе Юнчжоу (север современной провинции Хунань). Вместе с Хань Юем (768-834) возглавил "движение за возврат к стилю древних" (гувэнь юньдун). В литературе Лю Цзунъюань выступал против формалистической ритмизированной прозы, ратовал за возврат к простоте и естественности древних памятников. Автор произведений в жанре гувэнь, самыми известными из которых являются "Чжун шу Го то-то чжуань" ("Садовник Го-Верблюд"), "Цзы-жэнь чжуань" ("Рассказ о плотнике"), "Бу шэ чжэ шо" ("Слово об охотнике за змеями"). Лю Цзунъюань провозглашает внесословную значимость человека ("Лю ни лунь" — "Рассуждение о шести нарушениях этических норм") и формулирует обязанность правителя быть "слугой народу, не помыкать народом как слугой" ("Сун Сюэ Цуньи чжи жэнь сюй" — "Провожаю Сюэ Цуньи"). Стихийно-материалистические взгляды на развитие природы и общества, хотя и непоследовательные, отражены Лю Цзунъюанем в его сочинении "Тянь дуй" ("[Ответы на вопросы] к Небу"), "Фэнцзянь лунь" ("Рассуждение о сословной иерархии") и др. Стилистически отточенные пейзажные зарисовки Лю Цзунъюаня одухотворены гуманистической мыслью — сделать жизнь человека такой же гармоничной и красивой, как природа. Сохранилось "Собрание сочинений Лю из Хэдуна" (по названию города Хэдун в современной провинции Шаньси, откуда родом были предки Лю Цзунъюаня).

Источник: Синология.ру, автор В. И. Манухин

* * *

Знаменитый больше как стилист в ритмической прозе старинного уклада (гувэнь), но и как поэт тоже один из великих, пострадав в начале карьеры как честный человек, всю жизнь пользовался громкой славой первого стилиста, — к нему приезжали учиться даже в его изгнание, не считаясь ни с какими трудностями и опасностями. Его сочинения (до 40 цзюаней) в Европе известны только по хрестоматиям.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

Перевод: Алексеев В.М.

Наброски у Южного протока ("Осеннее в воздухе село на Южном протоке...")

(Нань цзянь-чжун ти) Осеннее в воздухе село1 на Южном протоке; гуляю один я в застывший, полуденный час2. Крутящийся ветер свистом сплошным вдруг засвищет3; и очерк деревьев длится в неровных зубцах4. Сначала пришел я и словно чего-то добился; когда ж углубился — тогда позабыл, что устал. Свободная птица звучит на безлюдной долине5; холодная лилия пляшет на ряби ручья. Оставил свой край6 я — душою уже отдалился; но друга люблю — и слезы бессильно висят. Один, сирота я — почувствовать это не трудно; дорогу теряю — и мало что важно мне. Я стал безразличен... Да разве я чем-либо занят? Брожу и гуляю — все знаю лишь сам про себя. И кто бы он ни был, кто после меня прибудет, конечно, он в это мое настроенье впадет. Введение

Поэт-пейзажист — явление в китайской поэзии самое обыкновенное, но каждый из них вносит в стиль письма нечто свое. Однако и сочетание красивого пейзажа с тоскливым одиночеством — также [мотив] из наиболее частых. Как ни люби природу, а без друга плохо.

Заглавие

Названия стран света в Китае переводчика затрудняют. Не перевести их нельзя, перевод же дает фальшивую ассоциацию с географическими особен ностями. Каждый китаец всегда воспитывался и воспитывается до сих пор в подлинной, а не случайной ориентации. Называют, например, адрес так: к востоку от стены, такая-то улица к западу, в южном тупике, на северной стороне улицы, восточные ворота. Слепому кричат: учитель (из вежливости), восточнее держись! В поэзии часто встречаются: восточное озеро, южный поток, северная гора, которые, в сущности, надо переводить по-русски так: левое озеро, поток по правую руку, гора от второй налево и т.д. Для маленькой речки в китайской поэзии много синонимов, которые не всегда легко передать.

Примечания

1Село — как птица. [Букв.: "Осенний воздух сгустился над Южным протоком".]

2 Об остановившемся в высоте солнце. 3

3Свистом засвищет — звукоподражание передано иероглифами сяо-сэ, имеющими значение безотрадности.

4 Силуэты, линия — леса вся в зубцах.

5 О птице, сидящей одиноко.

6Край здесь употреблено, вероятно, как одно из значений франц. pays: страна, земля, местность; родина; край, область; жители страны.

Парафраз

не требуется.

Источник: Алексеев В.М. "Труды по китайской литературе", Т.1, 2003

Наброски у Южного протока ("Осенний воздух сгустился возле потока...")

Осенний воздух  сгустился возле потока Брожу одиноко  в самый полуденный час. Крутящий ветер  вдруг уныло завоет; И очерк деревьев  длится в неровных зубцах. Здесь поначалу,  вроде бы дух воспрянул; Потом помаленьку  вовсе забыл про недуг. Залетная птица  звучит над безлюдным ущельем; Холодная лилия  пляшет на ряби ручья. Ушел от двора —  душою уже отдалился, Но друга люблю —  и слезы бессильно висят. Один, сирота я —  почувствовать это не трудно; Дорогу теряю  и мало, что важно мне. Я стал безразличен...  Да разве я чем-либо занят? Брожу и гуляю, —  все знаю лишь сам про себя. И кто бы он ни был,  кто после меня пребудет — Конечно, он в это  мое настроенье впадет.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Перевод: Басманов М.И.

Рыбак ("Когда над Сян погаснет солнца луч...")

Когда над Сян погаснет солнца луч, Рыбак меж скал раскинет свой шатер, Воды прозрачной утром зачерпнув, Подбросит веток сянфэйчжу в костер. Едва туман растаял над водой — Исчез рыбак в лазоревой дали! "Ай-ай!" — лишь слышишь. Где-то плеск весла. Где синь реки и гор в одно слилась. Я оглянулся. Над грядою скал Неторопливо облачко плывет Ушедшей лодке рыбака вослед, Как и рыбак, не ведая забот.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Перевод: Гитович А.И.

Снег над Цзяном ("Осенние птицы уже не летят...")

Осенние птицы уже не летят Над тысячью гор седых, На тысячах троп не видать следов — Снег заметает их. В плаще и бамбуковой шляпе рыбак, Старый совсем человек, Ведет сиротливую лодку свою... Над Цзяном белеет снег.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Перевод: Масалимов Р.Ш.

Снег на реке ("Тысячи гор, птицы туда не летят...")

Тысячи гор, птицы туда не летят, Десятки тысяч тропинок, следов людей не видно. В одинокой лодке сидит старик в плаще травяном и бамбуковой шляпе, Одиноко он рыбу ловит на снегу в холодной реке.

Источник: "Танская поэзия, ч.2 в пер. Р.Ш. Масалимова", 2002, стр. 15

Перевод: Рогов В.Н.

Снег над рекой ("Вздымается тысяча гор...")

Вздымается тысяча гор —  а птицы над ними летать перестали, Лежат десять тысяч дорог —  но только следов на них больше не видно, Лишь в лодочке старый рыбак  в бамбуковой шляпе, в плаще из соломы Согнулся, закинув крючок,  а снег все идет, и река холодеет.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Утром в храме наставника Чжао читаю буддийскую сутру ("Рот полощу водой колодца, и холодно зубам...")

Рот полощу водой колодца,  и холодно зубам. Очищен разум, чисто сердце,  с халата пыль стряхнул. В руках сжимаю праздно книгу  из пальмовых листов, Восточный павильон покинул,  читаю нараспев. Источник истинный навеки  от разума сокрыт, По следу ложному так часто  стремятся в наши дни. Словам оставленным, надеюсь,  нас просветить дано; Добросердечье очень редко,  и как созреть ему? Даосский дворик тих и мирен,  ни шороха кругом, Сливается с глухим бамбуком  темно-зеленый мох. Восходит солнце, и от влаги  тумана и росы Как будто залил зелень сосен  густой, блестящий лак. Во мне все тает, растворилось,  и трудно говорить... Со мною радость просветленья —  что надо мне еще?

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Перевод: Стручалина Г.В.

Снег на реке ("Горы без края, где птиц оборвался полет ...")

Горы без края, где птиц оборвался полет. С тысячи троп исчезают людские следы. Лодочник старый в бамбуковой шляпе, в плаще Снег одиноко удит из холодной воды.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Торопцев С.А.

Снег над рекой ("Уже и птиц на склонах не осталось...")

Уже и птиц на склонах не осталось, Уже и тропы к ночи опустели, На сирой лодке одинокий старец В плаще из трав рыбачит под метелью.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Перевод: Щуцкий Ю.К.

В Лючжоу во втором месяце ("Мысли о службе с рабскою думой вместе печальны-грустны...")

Мысли о службе с рабскою думой Вместе печальны-грустны. Больше и больше туманится ум мой: Осень в расцвете весны! Дождь миновал уже в городе горном; Всюду опали цветы... Иволги свищут... Наполнили двор нам Жунов зеленых листы. Примечания

Лючжоу — на крайнем юге Китая.

Жун — деревья жун растут на юге Китая. От их ветвей отходят отпрыски, как корни, уходящие в землю, так что одно дерево раскидывается, подобно целой роще.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Ранняя весна в Линлине ("Я спросил у весны: "Удалившись из этой страны...")

Я спросил у весны: "Удалившись из этой страны, Через сколько же дней Ты придешь к Циньюани моей?" Я доверюсь весне: С ней вернусь я домой хоть во сне, И, любовно-нежна, Принесет меня в дом мой она. Примечания

Линлинь — местность в Южном Китае.

Циньюань — родина поэта на севере Китая.

Источник: "Китайская литература. Хрестоматия.", Т.1., 1959

Снег над Цзяном ("Оборвались уж птиц караваны летучих...")

Оборвались уж птиц караваны летучих Над вершинами пиков несметных. На бесчисленных горных тропинках, на кручах Уж людские следы не заметны. В сиротливой ладье только старец глубокий В тростниковом стоит одеянье: Под летающим снегом рыбак одинокий На холодном, стынущем Цзяне.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Перевод: Эйдлин Л.З.

Въезжая в Хуанци, слушаю обезьян ("Путь проходит водою, извиваясь, тысячи ли...")

Путь проходит водою,  извиваясь, тысячи ли, Да еще обезьяны  где-то так тоскливо кричат. Но опальный чиновник  свои слезы выплакал все, И его не встревожит  обрывающий сердце крик.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Ранняя весна в Линлине ("Спрошу весну о том, когда она...")

Спрошу весну  о том, когда она Направится  отсюда в Циньюань, Чтоб с ней послать  мои о доме сны — Пусть хоть они  войдут в родной мне сад.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Цзя Дао (779-843)

Китайский поэт родом из Фаньяна (возле Пекина). Сперва стал буддийским монахом по имени Убэнь, позже, когда его стихи получили одобрение крупных поэтов Хань Юя, Мэн Цзяо, Чжан Цзи, вернулся в мир и пытался, хотя и безуспешно, сдать государственные экзамены. Занимал невысокие должности, в 838 г. сослан на юг и в столицу более не возвращался. Его поэзия глубоко пессимистична. Много места в ней занимают пейзажные стихи и мотивы уединения. Поэзия Цзя Дао отличается простотой и безыскусностью стиля.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

Перевод: Алексеев В.М.

Ищу отшельника, не застаю ("О нем под сосною мальчика-служку спрошу...")

О нем под сосною мальчика-служку спрошу. Он скажет: учитель за снадобьями ушел. Он здесь пребывает, на этой самой горе, Но тучи глубоки, а где он — не знаю сам.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 133

Пишу в императорском дворце ("На царских путях заросло все осенней травою...")

На царских путях заросло все осенней травою, А в царском лесу цветами деревья полны. Стою наверху я, и где моим думам предел? Но их не узнать уж придворным и близким чинам. Примечания В. М. Алексеева

В императорском дворце — речь идет о дворце императора династии Тан Вэнь-цзуне Хуан-ди (808-840, на троне 827-840). Фамильное имя — Ли Ан. Известен своей любовью к изящной словесности, оставил после себя более двухсот сочинений в различных жанрах. Его указы за их высокие литературные достоинства включены в "Полное собрание Танской словесности" — "Цюань Тан вэнь". В поэзии отдавал предпочтение пятисловным стихам.

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018, стр. 133

Перевод: Торопцев С.А.

Стихи к Ли Нину, живущему в уединении ("Здесь тихие, безлюдные места...")

Здесь тихие, безлюдные места, Глухие тропки исчезают в дебрях, Гнездовья воронья вокруг пруда, Монашек к ночи постучится в двери. Мостком разбита леса густота, Летит от камня тучка к высшей сфере... Когда-нибудь я вновь приду сюда — В тишь благодати. Можешь мне поверить.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Вторично провожаю ланчжуна Фэя, ссылаемого в Чзичжоу ("Гости расстаются. Вечер над рекой...")

Гости расстаются. Вечер над рекой, Где крикливы обезьян стада... Человек терзает душу сам собой, Как сама собой течет вода. Оба ныне мы изгнанники, но Вы Много дальше едете, чем я. Вижу: в далях горной темной синевы — Ваша сиротливая ладья. Примечания

Ланчжун — название должности.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Переправа через р. Сангань ("Десять раз спускался иней с той поры, как в Пине я живу...")

Десять раз спускался иней С той поры, как в Пине я живу. И во сне, и на яву Я в Сяньян вернуться жажду ныне. Чрез Сангань не так давно я Переехал без особых дел. Чуть назад я посмотрел: Область Пин почувствовал родною. Примечания

Саньян — родина поэта.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Пришел к отшельнику, но не застал его ("Я спросил ученика, придя в обитель...")

Я спросил ученика, придя в обитель — Под сосной густой-зеленоглавой. Он сказал мне, что ушел учитель Собирать лекарственные травы: "Вероятно, он недалеко, Между этих гор, иль на лугу, Но под плотной мглою облаков Где он — указать вам не могу". Примечание редакции

В издании 1923 года "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр", а спустя 70 лет в переиздании этой Антологии "Дальнее эхо: Антология китайской лирики (VII-IX вв.)" автором данного стихотворения указан Мэн Цзяо. Однако — спасибо нашим внимательным читателям! — было обнаружено (и проверено по китайским источникам), что это стихотворение принадлежит творчеству поэта Цзя Дао.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Юань Чжэнь (779-831)

Китайский поэт и новеллист. Стремился возродить жанр юэфу. Рассказывал в стихах о важных событиях своего времени и недавнего прошлого, о народных страданиях, о злоупотреблениях правителей и чиновников. Автор цикла гражданской лирики "Стихи на старые темы в жанре юэфу". В поэме "Дворец Ляньчан" осудил нравы императорского двора, приведшие страну к разорению и междоусобицам. Его "Повесть об Ин-ин" (русский перевод 1955) с психологической достоверностью рассказывала о любви бедного студента и девушки из знатной семьи. Образ героини, решившейся преступить незыблемые нормы конфуцианской морали, — один из лучших женских образов в китайской литературе. Повесть вызвала подражания и переделки (пьеса Ван Шифу "Западный флигель").

Источник: Большая Советская энциклопедия, автор В. Т. Сухоруков

* * *

Китайский цзедуши, писатель и поэт эпохи Тан. Автор "Повести об Ин-ин" (кит. 鶯鶯傳). В этом известном произведении слышен протест против насилия над человеческой личностью. Не случайно писателя клеймила официальная критика, называя Юань Чжэня "развратным". Все же, его повесть получила признание передовых людей той эпохи, а также многих китайских писателей более позднего времени. Так, Лу Синь писал: "Танских новелл сохранилось немало, но таких блестящих только две", — и назвал "Повесть о Лю И", наряду с "Повестью об Ин-ин". В том, что касается построения сюжета и развития характеров, в "Повести об Ин-ин" представлены высшие художественные достижения того времени. Анализ внутреннего мира героев позволяет назвать "Повесть об Ин-ин" Юань Чжэня в Китае первым опытом психологической характеристики персонажа. Юань Чжэнь был одним из поборников движения за обновление поэзии.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Китайский поэт и новеллист. Друг и единомышленник Бо Цзюйи. Крупный чиновник. Юань Чжэнь стремился возродить в поэзии содержание и дух древних народных песен юэфу, отобразить в стихах важные события современности и недавнего прошлого, рассказать о страданиях народа, о злоупотреблениях правителей и чиновников. Свою творческую программу он изложил в предисловии к циклу "Стихи на старые темы в жанре юэфу" ("Юэфу гу ти"), состоящему из 19 стихотворений, среди которых — образцы гражданской лирики: "Песня крестьянина", "Песня ткачихи", "Утехи торговца" и др. В поэме "Дворец Ляньчан" ("Ляньчангун цы") под покровом внешне бесстрастного повествования содержится осуждение нравов, царивших при дворе императора Сюань-цзуна, и его пагубной страсти к удовольствиям, приведшей страну к разорению и междоусобицам.

Лучшее произведение Юань Чжэня — новелла "Повесть об Ин-ин" ("Ин-ин чжуань"), предположительно имеющая автобиографическую основу. История любви студента и девушки из знатной семьи рассказана с психологической достоверностью; образ героини, которая пошла наперекор догмам конфуцианской морали, считается одним из лучших женских образов в китайской литературе. Повесть изобилует реалистическими деталями.

Источник: "Краткая литературная энциклопедия", автор В. Т. Сухоруков

* * *

Уроженец Хэнани. Уже в 15 лет удостоился ученой степени. Карьера его складывалась неровно — назначения на должности чередовались с опалами и ссылками. Прославленный автор "Повести о Ин-ин". Ближайший друг Бо Цзюйи, сходный с ним по творческим устремлениям.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

Перевод: Алексеев В.М.

Услыхал, что Бо Лэ-тянь понижен в должности до конюшего в Цзянчжоу ("В лампе остатний огонь иссякает...")

В лампе остатний огонь иссякает,  мечутся-мечутся тени; Нынешним вечером услыхал:  ты сослан в Девятиречье; Хоть я и при смерти — тяжек недуг, —  в ужасе сел на постели... Ветер свирепый хлещет дождем  прямо в холодные окна. Примечания

Бо Лэ-тянь — великий поэт Бо Цзюй-и.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Перевод: Гитович А.И.

Забытый дворец ("Дряхлеет дворец позабытый на старом имперском пути...")

Дряхлеет дворец позабытый На старом имперском пути, Багряные розы, скучая, Не знают, зачем им цвести. Седые придворные дамы Влачат свои праздные дни — О славных делах Сюань Цзуна Ведут разговоры они. Примечания

Забытый дворец — Такие походные двор пн предназначались для того, чтобы император во время поездки по стране мог в них отдыхать.

...О славных делах Сюань Цзуна... — Сюань Цзун — танский император, правивший в 713-756 гг.; покровительствовавший литературе и искусству. Годы его правления были рубежом, отделявшим период расцвета династии Таи от периода упадка, последовавшего после восстания военачальника Ань Лу-шаня в 755 г.

Источник: "Из китайской и корейской поэзии", 1958

Цветы опадают в реку ("Река Цзялин течет невдалеке...")

Река Цзялин Течет невдалеке, Рой лепестков Воздушен, чист и светел. Кого жалеть? Тех, что плывут в реке, Иль тех, кого Уносит легкий ветер?

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

Перевод: Торопцев С.А.

Ночные бдения ("Грустно под ливнем, и скверны приносятся с юга...")

Грустно под ливнем, и скверны приносятся с юга, Радует месяц, да северный ветр холодит, Старые башни нависли над бедной лачугой, Сыро на мрачных террасах, и мошка зудит. Осень близка, светляки в темноте заметались, Ночи беззвездные стали намного длинней, Дети за тысячи ли, мы давно не видались, Грудами письма лежат на постели моей.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Перевод: Черкасский Л.Е.

Песня крестьянина ("Поле — камни да рытвины...")

Поле — камни да рытвины. Путь тяжел. Вперед, мой усталый вол. Под тобою сухая земля лежит — Комья глины из-под копыт. Нам в казенных амбарах отсчитали зерно, Точно жемчугом было оно. Для посева и то не хватает его, А войне — шестьдесят годов. А в деревни приходят отряды солдат. Каждый месяц телеги скрипят. И увозят они провиант на войну, А войне — шестьдесят годов. Государя войска бьются долгие дни, Поднебесную всю завоюют они И тем временем наших волов едят, А рога оставляют нам. Нет мотыг и плугов, опустели дворы — Лемеха переплавлены на топоры. Теща рис обдирает, а жена на плечах Относит его в казну. Если этого риса будет мало казне: Дом продать — вот и все, что останется мне. Мы желаем войскам разгромить врага. А крестьянин — кому его жизнь дорога? Коль крестьянин помрет — сын налоги внесет, Перережут волов — молодняк подрастет. Только б сытыми были государя войска... Но-о, мой вол. Жив пока.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

"Элегия на смерть жены"

I. "Младшая дочь в почтенном семействе Се..."

Младшая дочь В почтенном семействе Се, Младшая дочь, Тебя полюбили все. Но выдали замуж — И все повернулось не так. Подобно Цянь-лоу, Твой муж был честный бедняк. Я был без одежды, Но ты не вздыхала в тоске, Одежду искала, Роясь в своем сундуке. Вина мне хотелось — И без упреков и слез Последнюю шпильку Вынимала ты из волос. Дикие травы — Обычная наша еда, Но ты не роптала, Довольной была всегда. Опавшие листья Шуршали в твоих руках — Скудное топливо Для нашего очага. Теперь я имею Больше ста тысяч монет. Зачем мне все это? Тебя уже в мире нет.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

II. "Когда-то мы в шутку пытались представить на миг..."

Когда-то мы в шутку Пытались представить на миг, Что станется, если Умрет один из двоих. А ныне все это Я пережил наяву: Тебя уже нету, А я вот еще живу. Я роздал одежды Из твоего сундука. Мне больно их видеть: Их шила твоя рука. К слуге и служанке Ты относилась тепло. Хорошее чувство Теперь ко мне перешло. Ночною порою Я вижу тебя во сне. Жертвенных денег Я много сжег на огне. Такие страданья Знакомы любому из нас. Но горечь разлуки Сильнее во много раз Для тех, кто с супругой Влачили бедности дни, Кому не сияли Радостные огни.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

III. "Сижу одинокий, покорный своей судьбе..."

Сижу одинокий, Покорный своей судьбе, И горестно плачу О тебе и себе. Разве, скажите, Долог наш бренный век? Пусть даже столетье Живет на земле человек. Остался бездетным Несчастный вдовец Дэн Ю. В велении неба Узнал он судьбу свою. Горька и печальна Элегия Пань Юэ, Ее написал он Усопшей своей жене. Я тоже стихами Выразил скорбь мою И также бездетен, Как некогда был Дэн Ю. Я рядом с тобою Лягу в глубокий склеп. Тебя не увижу: Я буду и нем и слеп. Надеяться, верить... Как трудно на то уповать, Что в жизни грядущей Я встречусь с тобой опять. За все твои муки, За огорченья твои, За грустно-печально Сведенные брови твои В тоске безысходной Глаз не сомкну, скорбя, Памятью сердца Отблагодарю тебя.

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Старинный походный дворец ("Разрушенный, запущенный вконец походный старый вижу я дворец...")

Разрушенный, запущенный вконец Походный старый вижу я дворец. Перед дворцом цветы везде красны Средь непрерывной тишины. В дворце одна из дев еще жива, Но у нее седая голова. Она всегда свободна и сидит: Про Сюань-цзуна говорит. Примечания переводчика

Это стихотворение приписывается иногда поэту Ван Цзяню.

Сюань-цзун — император-эстет (с 712 по 756 г. после Р. Х.), великий китайский меценат, вокруг которого сгруппировались такие славнейшие поэты, как Ли Бо, Ван Вэй, Ду Фу, Мэн Хаожань и др. Дворцовая и, в частности, гаремная жизнь дошла при нем до высшего культа.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Услыхал, что Бо Лэтянь смещен в цзянчжоуские конюшие ("Иссяк светильник. Нет огня...")

Иссяк светильник. Нет огня. И машет тень со всех сторон... Да, в зтот, темный вечер я Узнал, что ты в Цзюнцзян смещен. И с ложа в ужасе привстал На грани смерти я больной... А мрачный ветер дождь примчал И бил в холодное окно. Примечания

Бо Лэ-тянь — Он же Бо Цзюй-и. В 815 году он был смещен в провинцию Цзянчжоу на должность конюшего. Юань Чжэня и Бо Цзюй-и свзяывала долголетняя и крепкая дружба, и в стихах последнего Юань Чжэнь, под именем Юань Цзю, Юаня Девятого, встречается весьма часто.

Цзюнцзян — то же, что Цзянчжоу. В современной провинции Цзянси

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Ши Цзяньу (780-861)

Известный поэт, чиновник, ученый, живший в эпоху Тан.

В юности изучал буддизм, учился у известного поэта и чиновника Сюй Нин в храме Лунмынь. В 820 году сдал экзамены на степень чиновника. После этого без официального разрешения возвращается домой, у Чжан Цзи есть стихотворение, посвящённое этому: «Ши Цзяньу, вернувшемуся на восток».

После этого Ши Цзяньу обратился к изучению даосизма, стал жить отшельником в горах Сишань (современная провинция Цзянси, округ Наньчан, уезд Синьцзянь).

Источник: zh.wikipedia.org

* * *

Перевод: Перелешин В.Ф.

Маленькая девочка ("Вот маленькая девочка — ей только пять лет...")

Вот маленькая девочка — ей только пять лет, Она не сознает, что разумно, что нет, Но кланяться новой луне у алтаря Старается девочка, на взрослых смотря.

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970

Ли Хэ (791-817)

Китайский поэт. Из его наследия сохранилось около 250 произведений. В творчестве Ли Хэ отразилась, главным образом, неудовлетворенность поэта, отвергнутого официальным обществом (аллегорический цикл "Кони" — "Ма ши"), вынужденного искать утешение либо в кругу друзей (анакреонтические циклы), либо на лоне природы — "Родная Чангу" ("Чангу ши"), "Весной вернулся в Чангу" ("Чунь гуй Чангу"). Поэзия Ли Хэ по настроению и образности напоминает поэзию Цюй Юаня (особенно его "Ли сао"). Воспевая небожителей, Ли Хэ выразил мечту о счастливой жизни на земле: "На небе" ("Тянь шан яо"), "Во сне небо посетил" ("Мын тянь"). Узкий социальный круг давала Ли Хэ мало материала для отображения жизни народа. Тяжелая участь труженика — тема его стихотворения "Искатели яшмы" ("Лаофу цай юй гэ"). Поэзия Ли Хэ оригинальна, насыщена стилистическими фигурами.

Источник: "Краткая литературная энциклопедия", автор В. С. Манухин

* * *

Ли Хэ, учтиво называемый Чанцзи, был китайским поэтом конца эпохи династии Тан, отличавшимся неординарным и образным стилем творчества. Уроженец Чангу (провинция Хэнань), Ли не сумел сдать государственные экзамены. Несмотря на свое отдаленное родство с императорской семьей, он был бедным мелким чиновником и умер в возрасте 27 лет. До наших дней дошло около 240 стихотворений Ли Хэ. Хотя его творчеством восхищались поэты конца эпохи Тан, ни одно из его стихотворений не вошло в популярные антологии, такие как "Триста танских поэм". Как отметил в предисловии поэт эпохи Тан Ду Му (803 — около 852 гг.), оригинальная версия работы из четырех цзюаней включала 223 стихотворения, которые Ли Хэ собрал, разделил на четыре группы и подарил своему другу, ученому-классику Шэнь Цзымину. Этими стихотворениями творческое наследие поэта не исчерпывается, так как позже, в эпоху Сун, были выпущены дополнительные сборники, содержащие разное количество его стихов. Один экземпляр, насчитывающий 207 стихотворений, имеет ряд отличительных особенностей. Его текст напечатан на бумаге, изготовленной в эпоху Сун для использования в официальных целях, и датируется периодом с 1165 по 1173 г. — первыми девятью годами эпохи Цяньдао правителя империи Южная Сун Сяо-цзуна (правил с 1163 по 1189 гг.). Он содержит оттиски печатей некоторых государственных учреждений, например Хранилища долговых ценных бумаг при Верховном суде (Da li yuan di dang ku). Кроме того, последние линии иероглифов, обозначающих находившиеся под запретом в эпоху династии Сун слова, не были напечатаны. Японский ученый Абе Рюичи в своей работе под названием Chugoku hōshoshi предположил, что по стилю иероглифов и гравирования это издание может относиться к эпохе Шаосин (1131-1162 гг.) династии Сун. Согласно послесловию, написанному Юань Кэвэнем, изначально данная книга находилась в коллекции поэта и каллиграфа Ван Чжидэна (1535-1612 гг.), а позже перешла в коллекцию каллиграфа эпохи династии Мин Чжан Чоу (1577-1643 гг.).

Источник: "Мировая цифровая библиотека"

Перевод: Сергеев А.Л.

К вину ("В затишье меж двух больших злоключений...")

В затишье меж двух больших злоключений  мне чашу вина подносят. Хозяин кубок поднял, желая  спокойной старости гостю. Чжуфу за счастьем ходил в столицу  и горем кончил скитанья. Его домочадцы сломали иву,  с ветвей на дорогу глядя. Хозяин любезен со мной: "В Синфэне  трактирщик бранил Ма Чжоу. Могли ль помыслить земля и небо,  что будет славен ученый? А он на гладкой бумаге тушью  две строчки искусно вывел И, смело став пред лицом Дракона,  увидел царскую милость". Давно душа моя затерялась,  и звать ее бесполезно. Петух заранее кличет утро,  чтоб день вернулся на землю. Лишь в юные годы приходит прихоть  ловить облака руками. Тогда ли думать о том, что старость  жалуется и вздыхает?

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Ду Цюнян (первая треть IX в.)

Ду Цюнян (первая треть IX в.) — женщина из рода Ду (откуда происходил и поэт Ду Му). В пятнадцать лет стала наложницей Ли Ци, который был казнен в 807 г. по обвинению в заговоре. Она же попала в дворцовые покои и добилась посмертного снятия с него обвинений. Была назначена мамкой одного из сыновей императора. Ее воспитанник был оклеветан и казнен, а сама она — сослана в родные края. Там ее встретил Ду Му, оставивший запись о ее крайней нужде. Стихотворение известно в записи Ду Му.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

* * *

Ду Цюнян (Ду Осенняя Девушка) жила в начале IX в. В сохранившемся "Предисловии к стихам Ду Осенней Девушки", составленном поэтом Ду Му, рассказывается: "Ду Цюнян — женщина из Цзиньлина. В пятнадцать лет стала второй женой Ли Ци. После того, как Ци погиб в мятеже (приблизительно второй год эры Юань-хэ, т. е. 807 г.), по спискам вошла во дворцы и обрела милость Цзинлина (т. е. Танского императора Сянь-цзуна, годы правления 806-821 гг.). По установлении Му-цзуна (правление 821-825 гг.) в "возрасте осеннем" стала императорской мамкой. Император окреп и пожаловал ее чином Чжан-вана. Занималась делами серьезно-усердно, но из-за козней помощников, своего домогавшихся, указано было на вана, как на корень. Ван была обвинена в попустительстве и "удостоена ссылки" в родную деревню. Затем ей разрешили переехать в Цзиньлин. Там пребывала в нужде и старости и слагала стихи".

Источник: Chinese Poetry on Web (ссылка недоступна)

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Советую вам — не стремитесь надеть плетенье одежд золотое..."

Советую вам — не стремитесь надеть  плетенье одежд золотое. Советую вам — позаботьтесь схватить,  что время дает молодое. Раскрылись цветы — срывать их пора  и надо скорее срывать их: Не ждите, когда не станет цветов, —  кто веткой пленится пустою?

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Сюэ Ин (вторая четверть IX в.)

Сюэ Ин (вторая четверть IX в.). До нас дошло его поэтическое собрание "Стихи с озера Дунтинху" в один цзюань.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

Перевод: Алексеев В.М.

Осенний день на озере ("Река на восток струит свои воды...")

Падает солнце... Блуждаю вдоль Дунтинху... В тумане волна наводит повсюду грусть. Всплывут и утонут дела всех тысячелетий... Кто спросит у них, у струй, что текут на восток?

Источник: "Чистые и ровные мелодии" в переводах В.М. Алексеева, 2018

Ли Шэнь (?-846)

Ли Шэнь (李紳) (умер 29 июля, 846), прозвище Гунчуй (公垂), посмертное имя герцог Вэньсу Чжао (趙文 肅公) — китайский историк, военный генерал, поэт и политик династии Тан, служивший канцлером во время правления императора Вузуна.

Неизвестно, когда родился Ли Шэнь. Его семья заявляла о своем происхождении от южной ветви известного клана Ли Чжао Коммандери (趙郡, примерно современный Шицзячжуан, Хэбэй ), но смогла проследить свою родословную только до чиновника Северного Вэй Ли Шаньцюаня (李善權) и потомков Ли Шаньцюаня. которые служили чиновниками династий Северная Вэй и Суй. Прадед Ли Шэня Ли Цзинсюань служил канцлером во время правления императора Гаоцзуна, а его прадед Ли Юаньсу был канцлером во время правления жены императора Гаозунна У Цзэтянь. И дед Ли Шэня Ли Шоуи (李守一), и отец Ли У (李晤) служили в качестве окружных магистратов. В случае Ли У он трижды служил в Цзиньтане (金壇, в современном Чанчжоу, Цзянсу ), Учэне (烏程, в современном Хучжоу, Цзянсу ) и Цзиньлине (晉陵, также в современном Чанчжоу). Поэтому он поселил свою семью в этом районе, в Уси. Ли Шеню было пять лет, когда Ли У умер, и поэтому его воспитывала его мать, госпожа Лу, которая научила его классическим конфуцианским произведениям. Говорили, что Ли Шэнь был невысокого роста, но энергичен и был способен к песням и стихам. В год, когда он прошел местный предварительный тур императорских экзаменов, его стихи стали широко известны в регионе.

В начале эпохи Юаньхэ (806—821 гг.) Императора Сяньцзуна Ли Шэнь сдал императорские экзамены и стал доцентом в императорском университете (國子助教, Гоцзы Чжуцзяо ). Однако ему не понравилась его роль, и впоследствии он ушел в отставку и вернулся в свой родной регион. Военачальник Ли Ци, который тогда правил регионом как военный губернатор ( Цзедуши ) округа Чжэньхай (鎮海, штаб-квартира в современном Чжэньцзяне, Цзянсу ), был впечатлен его талантом и пригласил его служить в штате в качестве секретаря. Согласно “Старой книге Тан”, Ли Шэнь отклонил приглашение Ли Ци; Впоследствии Ли Ци хотел убить его, поэтому он сбежал и скрывался, пока Ли Ци не был побежден и убит. В “Новой Книге Тан” дается иное повествование — Ли Шэнь принял приглашение и служил под началом Ли Ци, но впоследствии, когда Ли Ци отказался от императорского призыва отдать дань уважения императору Сяньцзуну в 807 году, он приказал Ли Шэню составить петицию об отказе. Ли Шэнь сначала притворился, что не может писать из-за сильного шока, но в конце концов сказал Ли Ци, что он скорее умрет, чем составит такую петицию; После этого Ли Ци бросил его в тюрьму, и Ли Шэнь был освобожден только после того, как Ли Ци был побежден.

Ли Шэнь был военным губернатором, когда в 842 году он отправился в Чанъань, чтобы отдать дань уважения императору Вуцзуну, и после этого был назначен Чжуншу Шиланом (中書侍郎), заместителем главы законодательного бюро и канцлером де-факто с обозначение Тонг Чжуншу Мэнся Пинчжанши (同中書門下 平章事). Он также был назначен исполняющим обязанности директора казначейства. После этого он был провозглашен герцогом Чжао.

В 844 году Ли Шэнь перенес удар, из-за которого ему стало трудно ходить. Поэтому он попросился уйти в отставку. Император Уцзун назначил его военным губернатором Хуайнаня, нося титул Тонг Чжуншу Мэнся Пинчжанши в качестве почетного титула.

В 845 году Ли Шэнь обвинил одного из своих подчиненных, магистрата Цзянду (江都, в современном Янчжоу) У Сян (吳湘), чей дядя У Улин (吳武陵) долгое время находился в враждебных отношениях с Ли Дэю, из-за растраты и насильственного брака с дочерью простолюдина Янь Юэ (顏悅). Многие советники указали, что доказательства против У Сяна были слабыми, и император Вуцзун послал цензоров Цуй Юаньцзао (崔元藻) и Ли Чоу (李稠) для рассмотрения дела. Цуй и Ли Чоу сообщили, что У Сян растратил средства, но его тесть Янь не был простолюдином, и брак не был принудительным. Ли Дэю, несмотря на отчет Цуя и Ли Чжоу, тем не менее, казнил У Сяна, а затем, отомстив Цуй и Ли Чоу за их противоположные сообщения, понизил их в должности и сослал.

Ли Шэнь умер в 846 году, когда умер император Вуцзун, и ему наследовал его дядя император Сюаньцзун. Император Сюаньцзун презирал власть Ли Дэю, и вскоре после прихода к власти императора Сюаньцзуна, Ли Дэю был снят с поста канцлера. В 847 году брат У Сяна Ву Руна (吳汝 納) подал петицию, утверждая, что У Сян был неправильно казнен, и обвинял Ли Шэня и Ли Дэю в совершении ненадлежащей казни. Император Сюаньцзун отозвал Цуй Юаньцзао из изгнания и попросил его передать отчет о случившемся в Управление имперских цензоров, которое впоследствии представило отчет, подтверждающий, что У Сян был казнен ненадлежащим образом. В результате Ли Дэю был неоднократно понижен в должности и сослан, в конце концов умер в изгнании, в то время как Ли Шэнь был посмертно лишен трех сертификатов комиссии.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Ли Цзо

"Печалюсь о крестьянине"

2. "В полдень пашет землю пахарь..."

В полдень пашет землю пахарь, Солнце жарко печёт. В этот час трудится он До седьмого пота. Знаешь ли ты, как в тарелке Рис благоухает и белеет... А каждое зерно зарабатывается Нелёгкой работой крестьянина.

Источник: Вконтакте

Перевод: Стручалина Г.В.

"Печалюсь о крестьянине"

1. "В землю посадив зёрнышко весной..."

В землю посадив зёрнышко весной, Тысячи пожнёшь осенью сухой. Брошенных, пустых нет нигде полей — Тем в деревне смерть от нужды страшней. Комментарий переводчика

Ли Шэнь (?-846) — происходил из рода, в котором многие поколения состояли на чиновничьей службе и занимали высокие административные посты: канцлер, магистрат округа и т.п. Ли Шэнь рано потерял отца, был воспитан матерью в конфуцианских традициях и рано проявил сочинительские способности. Сдав экзамены на чиновничью должность, продолжил династию, совмещая поэтический дар со службой пяти сменявшим друг друга императорам династии Тан. Карьера Ли Шэня была трудным и часто опасным путём балансирования между сильными мира сего, государственными, политическими и личными интересами многих людей, должностными необходимостями и установками совести.

Источник: Стихи.ру

2. "Полдень в летний зной. Капельками пот..."

Полдень в летний зной. Капельками пот Падает на лист и к корням течёт. Знаешь? В рисе том, что едим в обед, Каждое зерно — плод труда и бед.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Эйдлин Л.З.

"Печалюсь о крестьянине"

1. "Весною посадит он зернышки по одному..."

Весною посадит он зернышки по одному, А осень вернет их обильнее в тысячи раз... Где Моря Четыре, — земли невозделанной нет, А всё к земледельцу приходит голодная смерть! Примечания

Где Моря Четыре, — земли невозделанной нет.. — то есть в Китае.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина", 1975

Чжу Цинъюй (797-?)

Китайский поэт. Родом из Минчжуна. По рекомендации поэта Чжан Цзи (Чжан Вэньчана) сдал государственные экзамены в 826 г. Служил на должности императорского библиотекаря. Поэтическое наследие невелико, но очень заметно.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Во дворце ("Тишина... Цветенья настала пора...")

Тишина... Цветенья настала пора... Открывают ворота двора. На веранде красавицы вместе стоят, Стены пурпуром ярко горят. Затаивши чувства, готовы они О дворцовых делах посудить — Попугай перед ними: они не одни — И не смеют они говорить.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Чжан Ю (800?-859)

Поэт. Уроженец Цинхэ (в нынешней провинции Хэбэй). В период с 806 по 824 г. много ездил по стране, был знаком с поэтами Линху (766-837) и Юань Чжэнем (779-831). Уйдя в отставку, жил в Хуайнани.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

Перевод: Алексеев В.М.

Область номадов Вэйчжоу ("Из высей высоких луна сиротливо...")

Из высей высоких луна сиротливо  освещает плывущую лодку; Тихо-безмолвно долгий цзян  на тысячи верст струится. Родная страна, не знаю я, право,  в какой стороне она? Горы в тучах и в дымке туманной  в скорбь повергают меня.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Ду Му (803-852)

Выдающийся поэт конца эпохи Тан, исследователь древнекитайской военной мысли. Родился в городе Чанъань (современный Сиань провинции Шэньси). Происходил из знатной семьи, внук известного историка Ду Ю (735?-812), занимавшего пост первого министра. Когда Ду Му было 10 лет, дед и отец один за другим ушли из жизни, семья разорилась и была вынуждена продать дом, чтобы расплатиться с долгами. Бедственное положение семьи не помешало Ду Му, с детства отличавшемуся способностями, прилежно учиться, и в возрасте 26 лет он успешно сдал экзамен на высшую ученую степень — цзиньши. Впоследствии занимал ряд высоких чиновничьих постов в южных регионах Китая. Жизнеописание включено в "Синь Тан шу" ("Новая история [династии] Тан"). Один из самых авторитетных комментаторов трактата по военному искусству "Сунь-цзы".

Жил в период заката Танской империи. Засилье евнухов при императорском дворе и коррупция усиливали политическую нестабильность. За время жизни Ду Му сменилось восемь императоров, двое из которых умерли вследствие увлеченности алхимией (отравившись даосскими "эликсирами бессмертия"), и как минимум двое других были убиты евнухами. Тревога за будущее страны и тоска по ее былому могуществу, горечь и печаль из-за бездумного восприятия жизни знатью отражены во многих стихах Ду Му ("Бо Циньхуай" — "Ночью причаливаю к берегу реки Циньхуай", "Эфан гун фу" — "Песня о дворце Эфан").

Создал прекрасные образцы лирики ("Цю си" — "Осенний вечер"). Многие стихи посвящены описанию любовных чувств к женщине, пронизаны болью разлуки ("Цзэн бе эр шоу" — "Дарю на прощание два стиха") и схожи по стилю со стихами Ли Шанъиня. Известен также пейзажной лирикой (во многие поэтические антологии вошло его стихотворение "Шань син" — "Поездка в горы"). Характерная для классической китайской поэзии тема — "в пути" — соединилась в его стихах с размышлениями об истинных деятелях прошлого ("Го Хуацин гун" — "Проезжаю мимо дворца Хуацин", "Ти Мулань мяо" — "Посвящаю храму Мулань", "Ти Уцзян тин" — "Беседка на реке Уцзян").

Как политик и чиновник Ду Му выступал против распространения буддизма; некоторые исследователи считают, что в стихах он иронизирует над адептами буддистского учения ("Цзяннань чунь цзюэцзюй" — "Весна в Цзяннани"). Емкий, эмоциональный, выразительный язык его поэзии, насыщенной аллегориями и реминисценциями, позволяет говорить о собственном, оригинальном стиле Ду Му.

Более всего прославился семисловными (по 7 иероглифов в строке) четверостишиями (цзюэцзюй). Сохранилось собрание сочинений Ду Му "Фаньчуань вэньцзи", в котором содержится 450 поэтических и прозаических произведений. Потомки прозвали его Младшим Ду (Сяо Ду), чтобы отличать от Ду Фу.

Источник: Синология.ру

Перевод: Гитович А.И.

Осенний вечер ("За расписную ширму холод проник суров...")

За расписную ширму Холод проник суров, Веером я отгоняю Порхающих светляков. На Трех Небесных Ступенях Осень лежит тиха, И на две звезды гляжу я — Ткачиху и Пастуха.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Прогулка в горах ("По горной тропе подымаюсь...")

По горной тропе подымаюсь На каменистые склоны, Грустит одинокая хижина Среди молодых облаков. Остановилась повозка — Сижу и любуюсь на клены. Листва, опушенная инеем, Краснее весенних цветов.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Перевод: Перелешин В.Ф.

Полнолуние в середине осени ("Шар яшмовый луны открыли облака...")

Шар яшмовый луны открыли облака, Небесная Река безмолвна средь высот. И эта жизнь, и ночь мне эта коротка — Где снова я луну увижу через год?

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

"Два стихотворения на расставание" / "Разлука"

На прощание ("Большое чувство так застенчиво, мой друг...")

Большое чувство так застенчиво, мой друг, Как будто чувства нет. Сейчас смешно ли это? Взгляни: свече, и той понятна боль разлук, — Она за нас, людей, проплачет до рассвета.

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

Перевод: Сергеев А.Л.

В гостинице ("В гостинице ночью не с кем поговорить...")

В гостинице ночью  не с кем поговорить. Нахлынули чувства,  горечи не унять. Зажженная лампа  холод льет над былым. Сквозь сон различаю  грустный гусиный крик. От сонных видений  в новый вхожу рассвет. Известье из дома  будет здесь через год. Над гладью речною  в дымке блестит луна. У самой двери  вижу челн рыбака.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

"Два стихотворения на расставание" / "Разлука"

1. "Стройная-стройная, гибкая-гибкая..."

Стройная-стройная, гибкая-гибкая  в неполных четырнадцать лет. Словно в начале второго месяца  душистый горошек цветет. Ветер на десять ли по Янчжоуской  дороге веет весной. Всюду в окнах виднеются девушки —  никто не сравнится с ней.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

2. "Так много сразу чувств у меня..."

Так много сразу чувств у меня,  что словно замерли чувства. Лишь чувствую, глядя на чарку вина,  что трудно мне улыбнуться. Подумать, у восковой свечи  полно сострадания сердце: О нашей разлуке слезу за слезой  роняет всю ночь до рассвета.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Перевод: Стручалина Г.В.

Осенний вечер ("Серебристой свечи свет осенний. Ширма пестрая холодна ...")

Серебристой свечи свет осенний. Ширма пестрая холодна. Легким веером тонкого шёлка светляков разгоняю одна. В темноте я с небесных ступеней, что студёны, как воды ручья, Всё смотрю на звезду Волопаса и Ткачиху, что в небе видна. Примечания

...небесных ступеней... — имеются в виду ступени императорского дворца.

Волопас и Ткачиха — звёзды Волопаса и Ткачихи (Альтаир и Вега) символизируют разлучённых супругов. Стихотворение написано от лица покинутой придворной дамы, в тишине и одиночестве коротающей осенние вечера в холодных дворцовых покоях.

Стихотворение написано от лица покинутой придворной дамы, в тишине и одиночестве коротающей осенние вечера в холодных дворцовых покоях.

Источник: Стихи.ру

Причалил в Циньхуай ("Ложится туман на холодную воду...")

Ложится туман на холодную воду, свет лунный лежит на песке. В квартал Циньхуай среди ночи к таверне причалил в своем челноке. Продажные девы печали не знают о гибели древней страны: Вдали над рекою опять распевают "На заднем дворе цветы".

Источник: stihi.ru

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Иду в горах ("Вдаль восхожу меж холодных круч...")

Вдаль восхожу меж холодных круч; Путь мой наклонен здесь. В месте рождения белых туч Дом одинокий есть. Стала повозка. Вечерний свет В кленах приятен мне. В инее листья красней, чем цвет, Цвет о второй луне.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Перевод: Эйдлин Л.З.

К дороге ("Я окно растворил — и остыла моя постель...")

Я окно растворил —  и остыла моя постель. Лежа, глаз не сомкну:  вспоминаю Сяо и Сян... Видам горных вершин  не настанет время стареть, А людские сердца  день-деньской в суете хлопот... В соснах ветра порыв —  то ли поздний, полночный дождь. За завесой луна —  то ли иней, наполнивший дом... На коне одному  хорошо бы поехать домой: Над рекою как раз  апельсинами пахнуть должно! Примечания

Сяо и Сян (иногда — Сяосян) — реки, прославленные своей красотой и неоднократно воспетые поэтами.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Лю Вэй (810-?)

Китайский поэт и воин. О его жизни практически ничего не известно. Стихи его стали известны в середине IX в. Судя по их содержанию, он служил в войсках на западных границах империи.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Меньшиков Л.Н.

На границе ("Шумят деревья где-то у Луншуй...")

Шумят деревья  где-то у Луншуй, Заходит солнце,  грустно на чужбине. Пропела флейта  возле древних стен, На сотни ли  песок один в пустыне. Здесь нет и ветки  для уставшей птицы, Лишь люди рвутся  ради славы в бой, Да ночь за ночью  месяц над стеною Висит, изогнут,  будто лук тугой. Примечания

Луншуй — река в нынешней пров. Ганьсу. У этой реки в древности проходила граница Китая.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Чжао Цзя (810?-860?)

Китайский поэт. Родом из Шаньяна. В 842 г. сдал государственные экзамены. Служил на незначительных постах. Не смог значительно продвинуться из-за смерти своего покровителя, поэта Ду Му. Имеется собрание поэтических произведений Чжао Цзя в 3 цзюанях.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

Перевод: Щуцкий Ю.К.

В приречном доме описываю свое настроение ("Один поднимаюсь на дом у реки...")

Один поднимаюсь на дом у реки, И думы мои, как вода, далеки. Сиянье луны подобно воде — И воды сливаются с небом везде... Но где же, но где же того я найду, с которым смотрел я на лунную ночь? .. А нынче картина похожа точь-в-точь На ту, что была здесь и в прошлом году!

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Вэнь Тинъюнь (812-870)

Китайский поэт времен династии Тан. Родился в 912 г. Происходил из аристократической семьи. Не сделал значительной бюрократической карьеры и умер в нищете. Какое-то время был компаньоном поэтессы Юй Сюаньчжи.

Один из ранних творцов музыкально-поэтического жанра — романса цы, позднее ставшего популярным. Сохранилось свыше 60 его романсов (в сборнике "Среди цветов"), где использованы народные мелодии и поэтические приемы старинных юэфу. Мастер изысканной формы. Высмеивал бездарность правителей, но главная тема — безрадостная участь певиц, лирических героинь его романсов. Четыре стихотворения Вэнь Тинъюня вошли в антологию "Триста танских поэм".

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Балашов Э.В.

"Гэнлоуцзы" ("Водяные часы")

"Луна бледнеет, звезд почти что нет..."

Луна бледнеет, звезд почти что нет. И колокол за шторой прозвенел, И возвестила иволга рассвет. На орхидее щедрая роса, Полощет ива ветви на ветру, В цветах опавших утопает сад. Как в том году, гляжу с балкона вдаль. Здесь, в тереме забытом, я одна, Все та же на душе моей печаль. Весна уходит, все грустнее мне, И радость прошлого — как в смутном сне. (Мелодия "Гэнлоуцзы" — "Водяные часы")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Перевод: Басманов М.И.

Утро в горах Шаншань ("С рассветом снова в путь...")

С рассветом снова в путь. Качнулся бубенец, И сердце замерло. Как отчий край далек! Крик петуха. Свет призрачный луны. Заиндевелый мост, следы от чьих-то ног. Слетает с дуба на тропинку лист, Цвет померанца белый над стеной, И мне невольно грезится Дулин, Где перелетных птиц в прудах полным-полно.

Источник: "Китайская классическая поэзия (Эпоха Тан). Сост. Н.Т. Федоренко", 1956

Храм Су У ("Гонца из Хань завидев лишь вдали...")

Гонца из Хань завидев лишь вдали, Су У охвачен был смятеньем и тревогой — Здесь редок гость... Деревья за дорогой В безмолвии храм предков стерегли. Когда на степь седой туман сходил, Су У к заставе брел с овечьим стадом, Луна чужая не ласкала взгляда. Далекий край, сюда и птиц не жди! Но вот и возвращения пора. И не узнал Су У Цзячжанской башни. Где пышность, блеск?... и сам он не украшен Мечом и шапкой ханьского двора! Горюй, жалей, — но только Маолин Печати князя не вручит в награду... Осенних волн оплакивать не надо! Их не воротишь и на миг один!

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

"Пусамань" ("Бодхисаттва-инородец")

"В башне яшмовой, в свете луны..."

В башне яшмовой, в свете луны Я о вас тоскую, мой друг. Ивы зноем измождены, И весну истомил недуг. Двор травою густою покрыт — Расставание было давно. И теперь еще цокот копыт Мне все чудится под окном. Смотрит с полога на меня Золотых зимородков ряд. Тает свечка в нимбе огня, Разливая вокруг аромат. Облетает с деревьев цвет, Крик кукушки грустней и грустней. За окном зеленый рассвет, Как видение в смутном сне. (Мелодия "Пусамань" — "Бодхисаттва-инородец")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Фаньнюйюань" ("Тысячи печалей жены")

"Встрепенулся в испуге гусь на отмели южной..."

Встрепенулся в испуге Гусь на отмели южной. А на тысячу ли в округе Посвист вьюжный. Повод яшмовый, Удила, С острием золоченым Стрела. Что ни год — То поход. Скорбь разлуки разлита В разрисованной башне, Где за ширмой расшитой Одиноко и страшно... Полыхая, в саду Абрикосы цветут. (Мелодия "Фаньнюйюань" — "Тысячи печалей жены")

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

"Ицзяннань" ("Воспоминания о Цзяннани")

"Умылась, причесалась — и в окно..."

Умылась, причесалась — и в окно Одна с высокой башни над рекой Плывущим лодкам все гляжу вослед. Их тысячи проходят предо мной, Одной лишь нет! Последний луч зарделся и поблек На гладь реки нахлынула волна, А я смотрю на дальний островок, Тоскою ожидания полна. (Мелодия "И Цзяннань" — "Воспоминания о Цзяннани")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

"Я причесалась и спешу скорей..."

Я причесалась И спешу скорей Окинуть взглядом С башни даль речную. Там всюду лодки, Только нет одной... Косой луч солнца Гаснет над волной, И отмель погрузилась В тьму ночную. (Мелодия "И Цзяннань" — "Воспоминания о Цзяннани")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

"Гэнлоуцзы" ("Водяные часы")

"В наплывах воска красная свеча..."

В наплывах воска красная свеча. И от курильниц яшмовых дурман. Везде тоскливой осени печать. Сурьмою брови чуть подведены, Небрежно прядь спадает на висок... А ночь длинна, подушки холодны. Уже за полночь. Дождь все льет и льет, Все шепчутся утуны за окном... Разлука эта так меня гнетет! Под звон дождя о гулкую ступень Приходит хмурый и ненастный день. (Мелодия "Гэнлоуцзы" — "Водяные часы")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"В слезинках тает красная свеча..."

В слезинках тает красная свеча, Дурманит яшмовых курильниц аромат На всем тоскливой осени печать. Сурьмою брови чуть подведены, Небрежно прядь спадает на висок... А ночь длинна, подушки холодны! Давно за полночь. Дождик льет и льет, Тревожно шепчутся удуны под окном... И без того разлуки час гнетет! Под дробь дождя о гулкую ступень Приходит хмурый и ненастный день. (Мелодия "Гэнлоуцзы" — "Водяные часы")

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Досада яшмовой лютни ("Льдинки штор... Серебряное ложе. Не приходят сны...")

Льдинки штор... Серебряное ложе. Не приходят сны... Синь небес на воды так похожа... Легкость туч ночных... Снова к Сяо-Сяну улетая, Крик гусей звучит... Да, в двенадцатом дому сияют Лунные лучи! Примечания

"Досада яшмовой лютни" — тема заимствована из старинной "Антологии династии Хань" (III в. до Р. Х. — III в. после Р. Х.). Здесь поэт передает лишь общее настроение.

Сяо-Сян — две реки в южном Китае, над которыми из года в год пролетают гуси.

"...в двенадцатом дому..." — т. е. в моем, где оставлена семья.

Источник: "Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.", 1923

Ли Шанъинь (813-858)

Китайский поэт поздней Тан. Родился в Хуайчжоу (современный город Биян провинции Хэнань) в 858 г. Происходил из небогатой семьи. Детство провел в Юго-Западном Китае, известном красотой своей природы. Еще в детстве обнаружил литературный талант, а когда ему было 16 лет, этот талант привлек внимание влиятельного сановника Линху Чу, который помог Ли Шанъиню получить должность инспектора. В 833 г. поэт отправился в Чанъань — столицу империи Тан — для сдачи государственного экзамена на степень цзиньши. Попытка оказалась неудачной. В это же время Ли Шанъинь увлекается даосизмом. Но поэту не были безразличны и современные политические события, о чем свидетельствуют стихи, написанные после переворота 835 г.

В 837 г. Ли Шанъинь, наконец, успешно сдал экзамен и получил степень цзиньши, но без назначения на конкретный чиновничий пост. В 838 г. приступил к работе в аппарате под руководством Ван Маоюаня, генерал-губернатора Цзинъюаня (современная провинция Ганьсу). Вскоре поэт женился на его дочери. В 839 г. Ли Шанъинь получил назначение на пост цзяошулана (сверщика текстов) в Императорской библиотеке (Мишушэн). Однако вскоре он становится уездным чиновником, отвечающим за борьбу с преступностью. В 842 г. поэт вновь поступает под командование к своему тестю. В том же году Ли Шанъинь выдержал квалификационное испытание, по результатам которого был снова назначен в Императорскую библиотеку на должность цензора (чжэнцзы). Однако из-за траура в связи с кончиной матери он был вынужден оставить пост. В 846 г. у Ли Шанъиня родился сын Гуньши.

До 851 г. поэт служил на разных должностях. Получив (около 848 г.) звание боши, был назначен в одно из высших учебных заведений (Тай-сюэ), где читал лекции по конфуцианским классическим канонам и обучал студентов тому, как писать сочинения. В тот же год умерла жена Ли Шанъиня. Согласно предисловию ко второму сборнику его прозаических работ (853 г.), после смерти жены Ли Шанъинь принял буддизм. В 858 г. поэт утратил свой пост в последний раз, поселился в городе Инъян, где и умер вскоре в возрасте 45 лет.

Творческое наследие Ли Шанъиня составляют более шести сотен стихотворений. Многие из них — шедевры классической любовной поэзии. Наиболее известным является цикл "У ти" ("Без названия"). Стихи этого цикла носят обобщающий характер и не ставят целью рассказать о чувствах конкретного человека или о реальном событии. Автор пытается передать свое настроение, свои ощущения. Весь цикл пронизан атмосферой грусти. Поэту удалось с особым мастерством выразить те чувства, которые испытывают любящие люди. Почти все стихотворения цикла "Без названия" считаются трудными для понимания, что дало толчок к появлению различных интерпретаций и толкований. Среди любовной лирики Ли Шанъиня можно особо выделить ряд стихотворений, посвященных жене поэта ("Дождливой ночью пишу той, которая на севере", "В первом месяце посещаю дом на улице Чунжан"). Основная их тема — разлука с любимой женщиной.

Примерно шестую часть всего поэтического наследия Ли Шанъиня составляют стихи, отражающие современную поэту политическую ситуацию. Первая половина IX в. была богата военными политическими событиями — это, прежде всего, "Переворот Чистой Росы", борьба группировок Ню и Ли, произвол евнухов. На глазах у Ли Шанъиня сменилось несколько императоров. Он видел их роскошный образ жизни и нищету народа. Ли Шанъинь, не имевший возможности реализовать свои мечты о чиновничьей карьере и службе государю, глубоко переживал то, что он не в силах изменить существующее положение. Это нашло отражение и в его поэзии ("Потрясен", "Вновь потрясен", цикл "Цюйцзян", "Оплакиваю сыху Лю Фэня", стихотворение в 200 строк "В пути остановился на западной окраине и написал стихотворение, в котором 100 рифм").

Стихи Ли Шанъиня выделяются своей изысканностью и утонченностью. Отличительной чертой поэзии Ли Шанъиня являются многочисленные реминисценции. Выбор источников для образного ряда ничем не ограничен. Ли Шанъинь обращается к мифологическим образам, к философским и историческим трактатам, литературным памятникам, он искусно использует все литературное, творческое, духовное наследие предыдущих поколений. Однако обильное употребление реминисценций делает его стихи трудными для расшифровки, поэтому некоторые его произведения так и остаются непонятыми. Особую красоту поэзии Ли Шанъиня придают образные и яркие сравнения и эпитеты. Еще одна отличительная черта поэзии Ли Шанъиня — использование параллелизмов, что, впрочем, было необходимым условием при написании стихов новой формы, состоящих из восьми строк. Однако поэт демонстрирует очень высокий уровень мастерства при их создании. Кроме того, Ли Шанъиню удается достичь глубокого и сильного эффекта через детализацию, а также изображение места действия или событий, не имеющих прямой связи с основные действием, которое часто не описывается вообще, а лишь подразумевается. Его стихи динамичны, они как будто находятся в движении. В одной строке он описывает то, что происходит в данный момент, а уже в следующей действие переносится в прошлое. Мысль поэта путешествует во времени. Ли Шанъинь превосходно владел техникой уставных восьмистиший люйши. Высокие оценки критиков получили и его семисловные четверостишия цзюэцзюй.

Хотя современники больше ценили составленные Ли Шанъинем официальные документы и письма, его стихотворения занимают особое место в китайской литературе. Они остаются популярными на протяжении многих веков.

Источник: Синология.ру, автор Е. И. Митькина

* * *

Китайский поэт. Оставил много стихов, превосходных по форме, но часто трудных для понимания, что отмечалось даже его современниками. Большое место в его творчестве занимают любовная и пейзажная лирика, послания друзьям, обличения чиновников, угнетающих простой народ. Интерес к человеку, его душевным переживаниям, описания быта, характерные для поэзии Ли Шанъиня, нашли еще более яркое выражение в его прозаических "Изречениях", которые были высоко оценены Лу Синем.

Источник: Большая Советская энциклопедия

* * *

Уроженец Хоцзя. В 837 г. получил ученую степень цзиньши. Служил на значительных должностях в столице и в провинции. Прославился своей лирикой, пожалуй, по китайским меркам, слишком эмоциональной. Некоторые ученые считают ее автобиографичной. Оказал значительное влияние на последующую китайскую поэзию.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В. М. Алексеева", 2003

Перевод: Алексеев В.М.

Ночью в дождь посылаю на север ("Ты спросишь меня о сроке возврата...")

Ты спросишь меня о сроке возврата —  нет еще срока такого! Ливень полночный в горах Башань  осенний пруд переполнил. Когда-нибудь, вместе с тобой у окна  нагар со свечи снимая, Вдруг расскажу о горах Башань,  мол, там шел дождь проливной. Примечания

Данное стихотворение в числе прочих знаменитейших выбито на камне возле могилы Ян Гуй-фэй, любимой наложницы императора Сюань-цзуна, и, стало быть, некоторым образом имеет отношение к этой воспетой многими поэтами истории любви.

Источник: "Постоянство пути. Избранные танские стихотворения в переводах В.М. Алексеева", 2003

Перевод: Ахматова А.А.

Лэююань ("День кончился, печаль в душе моей...")

День кончился, печаль в душе моей, На Гуюань я еду меж ветвей... Вечерняя заря прекрасна, Но сумрак все становится черней. Примечания

Лэююань — парк в окрестностях города Чанъань.

Источник: Ахматова А. "Классическая поэзия Востока", 1969

Ночью в дождь пишу на север ("Спросила ты меня о том, когда вернусь...")

Спросила ты меня о том, Когда вернусь к любимой в дом. Не знаю сам. Пруды в горах Ночным наполнились дождем... Когда же вместе мы зажжем Светильник на окне твоем, О черной ночи говоря И горном крае под дождем?

Источник: "Китайская классическая поэзия (Эпоха Тан). Сост. Н.Т. Федоренко", 1956

Перевод: Перелешин В.Ф.

Дождь моросит («В Чанане ночь. Дождь моросит слегка...»)

В Чанане ночь. Дождь моросит слегка, Один грустит у лампы дождь захожий. Ему приснятся воды, облака — Родной пейзаж, на осень не похожий.

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

Перевод: Сергеев А.Л.

Без названия ("Как встречаться нам тяжело...")

Как встречаться нам тяжело,  так тяжело расставаться. Ветер жизни лишился сил,  все цветы увядают. Лишь когда шелкопряд умрет,  нити дум прекратятся. Лишь когда фитиль догорит,  слезы свечи иссякнут. Утром у зеркала я грущу,  видя облачный волос. Ночью, читая стихи, узнаю  лунного света холод. До небожителей, на Пэнлай,  путь не такой уж трудный: Темная птица о трех ногах,  дай мне знать о грядущем.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Перевод: Торопцев С.А.

Башня заката ("Когда средь хризантем настигнет грусть...")

Когда средь хризантем настигнет грусть, Я поднимусь на башню над стеною, Куда летишь ты, одинокий гусь? Откуда ты? Не ведаешь покоя?

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Хуанфу Сун (820?-880)

Китайский поэт. Происходил из Мичжоу, был сыном министра из управления общественных работ. Его стихотворения в жанре цы помещены в сборнике "Среди цветов" (940 г.). Точные обстоятельства жизни неизвестны.

Источник: Chinese Poetry on Web (ссылка недоступна)

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Собираем лотосы"

I. "Пруд в десять цин, и на этом пруду..."

Пруд в десять цин, и на этом пруду  лотосы льют аромат.   Весла вперед! Девушки лотосы рвут не спеша,  повеселиться хотят.   Юность цветет! Вечер наступит, и брызги воды  на нос челна полетят.   Весла вперед! Красные юбки снимают свои,  в них завернули утят.   Юность цветет!

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

II. "Движется лодка по глади пруда..."

Движется лодка по глади пруда,  катятся волны кругом.   Весла вперед! Смотрят украдкой они на парней,  не управляя челном.   Юность цветет! в парня они через воду пруда  бросят душистым цветком.   Весла вперед! Люди заметят и долго трунить  будут над ними потом.   Юность цветет!

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Чжан Яотяо (IX в.)

Чжан Яотяо жила в 9 веке. В качестве беженки она прибыла в Чэнду (современная провинция Сычуань) и там стала куртизанкой. Откуда она была родом, когда родилась и когда умерла — неизвестно.

Ее произведения высоко оценивались современниками, поскольку они выходили за рамки того, что обычно ожидалось от поэтесс-куртизанок.

Источник: "Книги, рекомендуемые феминистками"

* * *

Чжан Яотяо или "Чжан-прекрасная" проживала в одиночестве в местечке Шу (территория современной провинции Сычуань), где писала свои поэтические произведения. Из творческого наследия Чжан Яотяо лишь сохранились шесть стихотворений:

"Посылаю древним людям"

"По делам еду в Чэнду"

"Два стихотворения о весенних мыслях"

"Отправляюсь к западу от реки Цзян"

"Преподношу тому, о ком думаю"

которые, как говорили современники, заслужили высокую похвалу со стороны поэта Ян Сяна за изящество формы и прекрасное содержание.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002

Перевод: Басманов М.И.

Весенние думы

1. "Мэй да ива растут у ворот..."

Мэй да ива растут у ворот, Вешним светом сияют они. Я, затворница, в спальне одна Вышиваю для танца наряд. А две ласточки в толк не возьмут, Что терзают меня в эти дни: Неразлучно снуют под стрехой — Себе гнездышко мастерят.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

2. "Над колодцем разросся утун, буйной зеленью радует взгляд..."

Над колодцем разросся утун, Буйной зеленью радует взгляд. В эту ночь распустились цветы Наверху, среди листьев резных. Если б не был утун на виду, Перед теремом окнами в сад, Как смогла бы тогда я узнать О желанном приходе весны?!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Перевод: Масалимова Д. Д.

Преподношу тому, о ком думаю ("Мой муж вроде бы очень близко, но мы в разлуке давно...")

Мой муж вроде бы очень близко,  но мы в разлуке давно, Покинута жена, она лицом прекрасна,  но кто об этом может сказать. Ночью разные мысли приходят, они словно высокие стены,  перед очами нет никого, Рассвет настает, в светлое зеркало гляжу,  душа разрывается на мелкие части.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 31

Лю Цзя (середина IX в.)

Китайский поэт. Родом из Цзяндуна. Был дружен с поэтом-земляком Цао Е. Про них рассказывают, что Цао Е сдал государственные экзамены первым, но долго не уезжал, дожидался пока в 852 г. Лю Цзя тоже выдержит экзамен, после чего они вместе вернулись домой. Лю Цзя в честь мира, установившегося в стране, написал десять "Танских юэфу", за что был отмечен императором и в 867 г. занял пост "профессора государственных училищ". Стихи его, простые и безыскусственные, посвящены жизни простых людей.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Возражаю "Песне о радостях торговых гостей" ("Не надо твердить о счастье торговых гостей...")

Не надо твердить  о счастье торговых гостей: Торговые гости  подчас не имеют могилы. Челны их в пути  подвластны ветрам и волнам, И рыбьи желудки  немало купцов поглотили. И только крестьян  такая зажала нужда, Что доля и эта  крестьянину кажется милой. Примечания

"Песня о радостях торговых гостей" — сочинение Чжан Цзи (Чжан Вэнь-чана).

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Песня о постройке террасы ("И справа и слева трамбовками били и били...")

И справа и слева  трамбовками били и били, Удары не молкли,  террасу когда возводили. А было бы лучше  повыше построить ее, Чтоб циньского деспота  видеть отсюда могилу. Примечания

Циньский деспот — император Цинь Ши-хуанди (на троне 221-210 до н. э.), прославившийся огромными стройками и беспощадной жестокостью. Его погребение расположено на северо-востоке от тогдашней столицы Чанъани (ныне Сиань).

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Ли Шэ (середина IX в.)

ЛИ ШЭ 李涉, рубеж VIII—IX вв., прозвание Цинси-цзы (清溪子 Мудрец с Чистого потока), поэт перв. пол. вань Тан. Точные годы жизни неизвестны.

Уроженец г. Лоян (на месте совр. Лоянши, пров. Хэнань), выходец из потомственного чиновничьего клана. Юные годы провел в г. Лянъюань (совр. Шанцюши, на юго-востоке совр. пров. Хэнань). Спасаясь от солдатского бунта, бежал на Юг и поселился отшельником в горах Лушань (в совр. пров. Цзянси). Затем поступил на службу, заняв одну из секретарских должностей в военном губернаторстве Чэньсюй (в центральной части совр. пров. Хэнань). В 811 г. стал тунши шэжэнь при наследнике престола, примкнул к противникам политической активности придворных евнухов и был сослан мелким чиновником в периферийную южную область Сячжоу (в совр. пров. Хубэй). В начале 820-х гг. вернулся в столицу (Чанъань) и стал боши при наследнике трона. В 825 г. был выслан в отдаленную юго-восточную область Канчжоу (в совр. пров. Гуандун), где, видимо, и скончался.

Сохранились:

— 1 цзюань стихов (106 произведений, включая циклы) [ЦТШ, цз. 477] в различных форматах и на разные темы, среди них: стилизации под песенный фольклор, наиболее известна «Му тун цы» (牧童詞 «Песенка мальчика-пастуха»), в 8 трехсловных, пятисловных и семисловных строк; в традиции особо ценимы семисловные цзюэцзюй, наиболее известны: «Ти кай шэн сы» (題開聖寺 "Надпись для буддийского монастыря Кайшэнсы"); "Жунь чжоу тин му цзюэ" (潤州聽暮角 "В Жуньчжоу слышу [звуки] вечернего рога"); "Цзай су у гуань" (再宿武關 "Вновь ночую на заставе Угуань").

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

* * *

Китайский поэт. Уроженец Лояна, был в окружении наследника трона, дважды побывал в ссылке, окончил свои дни в ссылке на крайнем юге. Стихи его, простые и безыскусственные, были хорошо известны в народе.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

* * *

С раннего детства имел доступ в императорский сад Лянъюань. Позже его семья, спасаясь от смут, переехала на юг.

По возвращении Ли Шэ благодаря покровителям сумел выдвинуться в окружении наследника трона. Позднее, обвиненный в сочувствии мятежникам, был сослан, болел, лишь через десять лет получил помилование. Путешествовал по югу. В горах был захвачен разбойниками; те его отпустили, когда он сочинил для них стихи. Встречался с поэтом Чжан Ху.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Храм "Разверстого Святого" ("Только что суточный дождь перестал...")

Только что суточный дождь перестал. Зелень растений сочна и густа. Стая ворон, врассыпную взлетев, Села на колокол между дерев. В длинной пристройке стоит тишина. В храм возвратился беспечный монах. Я у ворот одиноко весь день Тихо на сосны смотрю и на тень.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Ло Инь (833-909)

Китайский поэт родом из Синьчэна (в нынешнем Чжэцзяне). С двадцати восьми до пятидесяти пяти лет скитался по стране, надеясь сдать государственные экзамены, позднее заслужил благоволение Цянь Лю, генерал-губернатора Чжэньхая (район нынешнего Шанхая), получил место начальника уезда, а после падения в 907 г. империи Тан вместе с покровителем перешел на службу новой династии. Его стихи резко оппозиционны императорам конца Тан, не сумевшим усмирить мятежи и восстания и навлекшим на страну неисчислимые беды.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

* * *

Поэт заката эпохи Тан родом из Синьчэна в современном уезде Фуянь провинции Чжэцзян (по другим сведениям — из Юйханя в современном уезде Юйхань той же провинции). С детства прославился поэтическим талантом и независимым духом. Как говорят, по той же самой причине, то есть вследствие излишней самостоятельности суждений, он десять раз подряд сдавал государственные экзамены на степень цзиньши, открывавшие возможность получения официального поста, но так и не смог их выдержать. С досады он переменил свое имя на Инь ("Отшельник"). Впоследствии получил придворную должность в свите управителя южных земель У-Юэского вана Цянь Лю.

Стихотворения Ло Иня в старом Китае долгое время были под запретом вследствие острой критики существующих порядков и сатиры на правительственную политику конца эпохи Тан.

Источник: Chinese Poetry on Web (ссылка недоступна)

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Придорожный столб ("Вся моя жизнь на развилке дорожной у края...")

Вся моя жизнь  на развилке дорожной у края. Путь предстоящий  люди по мне измеряют. Черен мой лик —  я же в этом не вижу позора; Верх мой квадратный —  от этого вечно страдаю: Речи изящные  тысячу ли одолели; Слово высокое  здесь в два ряда выставляют. Знал бы владыка,  что грамоте тут не учились, — Сути указов  никто себе не представляет. Примечания

Речи изящные... слово высокое... — эпитеты для слога императорских указов, которые вывешивались по обочинам дорог на придорожных столбах для всеобщего сведения. В это время двор императора, сбежавшего от восставших (Ло Инь за государем не последовал) размещался в Шу (нынешняя пров. Сычуань), за тысячу ли от столицы и от пров. Шаньдун, где жил поэт. Присланные издалека указы неграмотный народ читать не умел.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Вэй Чжуан (836-910)

Чиновник, один из крупнейших поэтов конца эпохи Тан, основоположник (как и Вэнь Тинъюнь) цы как самостоятельного жанра авторской лирической поэзии, теоретик литературы.

Потомок Вэнь Ин-у. В 881 г. приехал для сдачи кэцзюй в столицу (Чанъань), куда через несколько дней вторглась армия Хуан Чао. Спасаясь от гражданской смуты, бежал на Юг и более десяти лет странствовал по южным и восточным районам страны. Вернувшись в 894 г. в Чанъань, с блеском сдал экзамен и стал цзяошуланом в Мишушэн. В 900 г. был повышен до цзобуцюэ в Мэньсяшэн. Через год, предвидя скорое падение правящего режима, отправился (или был послан на очередную должность) в Сычуань к Ван Цзяню и стал его политическим советником. После гибели Тан и провозглашения Ван Цзянем независимого государства (Цянь Шу, одно из Шиго) вошел в местное руководство. Способствовал формированию административных структур государства по модели танской империи и развитию в нем интеллектуально-творческой деятельности.

Лично составил поэтическую антологию "Хуань хуа цзи" (浣 花集, "Собрание омытых цветов") в 10 цзюанях, до нас дошла в ксилографическом издании 1506-1522 гг., насчитывающем 251 стихотворение.

Сохранились:

— 308 ши, среди них наиболее известна поэма "Цинь фу инь" (秦婦吟, "Песнь госпожи Цинь"), 883 г., в 240 семисловных строк, о трагических событиях 881 г. Преобладают люйши и цзюэцзюй (преимущественно семисловные), в основном личностного характера, фиксирующие сиюминутные впечатления, настроения и размышления поэта, например: пятисловные восьмистишия "Чжан тай е сы" (章臺 夜思, "Ночные думы в Чжантай"), "Ся е" (夏夜, "Летняя ночь"), "Чунь му" (春暮, "Весенний вечер"); семисловные восьмистишия "И си" ("憶昔, "Грустные мысли о былом") и "Цзао цю е цзо" (早秋夜作, "Сочинил ночью в раннюю осень"); семисловное четверостишие "Цзинь лин ту" (金陵圖, "Картина Цзинлина").

— 52 цы, все сяолин и на любовные темы.

Источник: uk.wikipedia.org

Перевод: Басманов М.И.

"Инея блеск. А может, Это луны мерцанье..."

Инея блеск. А может, Это луны мерцанье. Где-то за горизонтом Крики гусей весь вечер. Под вышитым одеялом Тепло мне, и нет желанья Встать с обогретой постели, Зажечь погасшие свечи. Вокруг Тишина разлита, Лишь слышу Листвы трепетанье. Едва я засну, как снова Тебя в сновиденьях встречу.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Сыдисян" ("Тоска по столице")

"Днем весенним — брожу вдоль межи..."

Днем весенним — Брожу вдоль межи. Осыпается цвет с абрикоса — Мои волосы запорошил. Кто, откуда он, милый такой, Этот юноша на меже?.. Он пришелся мне По душе. И подумалось: Вот бы нам Судьбы наши соединить, Неразлучными Вечно быть! Если даже когда-нибудь он Охладеет ко мне — ну и пусть, Что такого — Я не боюсь! (Мелодия "Сыдисян")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

Перевод: Перелешин В.Ф.

В трактире («Я вам советую: напейтесь в эту ночь ......»)

Я вам советую: напейтесь в эту ночь. Пусть завтрашняя боль бежит от рюмки прочь. Хоть из любезности, хоть для меня, — Трактирщика, — хоть мир души храня! Пусть юных слёз разлив давно опал, Зато я вновь наполнил ваш бокал. Ах, если смешивать вино с тоской, Надолго ль хватит жизни нам такой?

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

Воспоминания («Вспоминаю счастливые годы на юге Китая...»)

Вспоминаю счастливые годы на юге Китая... Я — весёлый и юный. Рубашка на мне щегольская. Я скачу на коне. Я на мостике медлю кривом: Мне из каждого терема красным махнут рукавом! На лазоревой ширме рисунки сплелись золотые... Я с красавицами проводил мои ночи хмельные. Но довольно мне ив и цветов. Поседев, поклянусь, Что к минувшему я никогда, никогда не вернусь!

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

Не Ичжун (837-?)

Китайский поэт. Родом из Хэнани. Единственная точная дата его жизни — успешная сдача государственных экзаменов на высшую степень цзиньши (в 871 г.). Из-за постоянных беспорядков в стране не смог получить крупных должностей. В его стихах отражена печаль о нуждах простого народа.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Маркова В.Н.

Цветы Чанъани ("О, как богаты цветами сады богачей в столице...")

О, как богаты цветами Сады богачей в столице! Дорожки к роскошным покоям Цветами окаймлены. А если вдруг между ними Покажется колос риса, Его вырывают с корнем, Словно негодный сорняк!

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Сыкун Ту (837-908)

Китайский поэт. Жил в эпоху упадка династии Тан. Поэзия Сыкун Ту утонченна и созерцательна. Большое место в ней занимают картины природы, противопоставленные несовершенному миру людей. Пути достижения нравственного совершенства он видел в естественности, опрощении, уходе от мирской суеты. Испытал влияние поэзии Тао Юань-мина, Ван Вэя. Как теоретик (поэма "Категории стихов" и др.) считал поэзию таинством, наивысшим воплощением абсолюта (дао). Главное для Сыкун Ту — выход за пределы видимого, к неуловимой внутренней сущности, достижение сверхчувственного наслаждения в единении с дао. Сохранилось около 500 стихотворений и 69 других произведений Сыкун Ту в разных жанрах. Оказал большое влияние на китайскую поэзию и литературную критику.

Источник: Большая советская энциклопедия. М., 1969-1978, автор И. С. Лисевич (ссылка недоступна)

* * *

("Старая история Тан" (фрагмент) — перевод и примечания В. М. Алексеева)

"... получает приглашения на службу в высших должностях, но он упорно отказывается от них и, верный династии, при вести о ее гибели прекращает голоданием остаток своих дней. Исторические обстоятельства, таким образом, выдвинули Сыкун Ту прежде всего как высокопринципиальную личность, почему и случилось, что его биография в позднейшей редакции танской истории включена в отдел, посвященный людям высокой нравственности, а не в отдел писателей1.

Его отец. "Сыкун ту2 по прозванию Бяошэн происходил из местечка Юйсян в области Хэчжун3. Его отец, Сыкун Юй4, был просвещенный и дельный человек. В годы царствования, титулуемые "Великая средина" (847-860), Лу Хунчжэн получил в управление соляно-железное ведомство и представил Сыкун Юя к назначению соляным комиссаром двух [соляных] озер в Аньи. До него правила службы находились в полном пренебрежении, и чиновники легко нарушали все запреты. Ввиду этого, [Сыкун] Юй ввел десять статей обязательных постановлений, которые были найдены совершенно справедливыми. Тогда, в награду и поощрение, он получил новое повышение, будучи произведен в первые секретари хозяйственного приказа.

Его первое выступление. Сыкун Ту в конце годов царствования, называемых "Всеобщее преуспеяние"5 (860-874), выдержал экзамен "поступающих на службу" (цзиньши), причем был особо отмечен похвалой и [лестным]6 обращением со стороны товарища председателя обрядного приказа Ван Нина.

Первые свидетельства характера. Однако Ван Нин неожиданно был обвинен и сослан в Шанчжоу. Тогда Сыкун Ту, сочувствуя оценившему его другу, последовал за Ваном в ссылку. Последний вскоре был реабилитирован и пожалован должностью инспектора (даотая) областей Сюань и Си. Он сейчас же возвысил и Сыкуна, назначив его своим помощником. Когда затем Сыкуну пришло от государя приглашение на должность придворного цензора, то он не счел для себя возможным уйти от Вана и, официально обвиненный цензором7, был понижен по службе: его перевели в Лоянский подотдел банкетного приказа.

Признание их. Лу Си (см. [Giles, 1898, № 1412], а также посвященное ему стихотворение № 78 — текст 2616), поселившийся в Лояне как отставной премьер, восхищался честной принципиальностью Сыкуна и постоянно искал его общества8. Проезжая на своем пути из опалы обратно в столицу, ко двору, через области Шань и Го, он сказал тамошнему инспектору Лу Во (своему родственнику? — В. А.) следующее: "Цензор Сыкун — человек высоких достоинств"9. Лу Во сейчас же представил его к назначению себе в помощники.

Начало крупной карьеры. Затем Лу Си случилось вернуться к прежней власти премьера и он устроил так, что Сыкун был призван к должности сначала помощника, а потом и действительного начальника одного из отделений в приказе церемониальных дел.

Поведение во время смуты. Хуан Чао (в 880 г.) взял Чанъань. Сыкун хотел бежать10, но это ему не удалось. Тогда бывший слуга его брата, некий Дуань Чжан, который теперь передался мятежникам, взяв Сыкун Ту за руку, сказал: "Мой [новый] барин, воевода Чжан, охотно преклоняется перед учеными. Вы бы пошли и представились ему! Не к чему здесь зря подыхать в канаве!" Сыкун не согласился [туда] идти. Слуга заплакал и убежал в Сяньян [в ставку воеводы]. Сыкун вслед за тем разными окольными дорогами добрался до Хэчжуна11. Император Си-цзун в это время прибыл в Фэнсян12. Сыкун явился в ставку и был пожалован должностью редактора указов и манифестов, а затем повышен до звания личного императорского секретаря. После этого государь отбыл на охоту в Баоцзи, куда Сыкуну не удалось проследовать, и он снова вернулся в Хэчжун.

Перелом в карьере: "Домой!" В начале года правления "Драконовой эры" (889-890) он был снова пожалован прежней должностью, но отстранился от нее под предлогом недомогания13. Во время годов правления, называемых "Светлое счастье" (897-894), Сыкун был пожалован в вельможные советники, но на службу не поехал14. Затем через некоторое время15 государь еще раз приглашал его на должность помощника министра хозяйственных дел. Сыкун явился во дворец лично поблагодарить, но, дав пройти нескольким дням, сейчас же ушел, опять уклонившись от службы. Император Чжао-цзун, находясь у гор Хуа, в указе пожаловал его должностью помощника военного министра, но Сыкун, ссылаясь на болезнь ног, настойчиво просил уволить его на лечение и покой16.

Обострение положения вещей. Когда события дошли до [вынужденного] переселения императора в Лоян, то [временщик] Лю Цань, который, исполнившись упований [обличавших в нем] вора-мятежника, стал казнить лучших людей страны и способствовать гибели царского рода, сочинил именной указ, повелевающий Сыкуну явиться ко двору. Сыкун при всей публике выронил из рук свою чиновничью костяную планку (ху), желая дать понять, что он — огрубевший и дряхлый старик. Лю Цань, видя, что Сыкун не имеет [никаких] светских желаний, разрешил ему вернуться домой17.

Окончательный уход от карьеры. Сыкун жил в долине Царского Слуги18 (Вангуань), что в горах Чжунтяо19. Там была земля его предков, и вот здесь он укрылся, не показываясь в свете20.

Культ замкнутости. Он построил себе домик Созерцающего Элементарную Бескрасочность21, а также павильон. Там он повсюду изобразил писателей и мужей доблести лучших танских времен22, назвав свой павильон "Павильоном Ушедшего на Отдых и Блаженство" и сложив посвящение, из которого должны были стать ясными его стремления.

Гимн уходу от жизни. Там говорилось23: "... сю (из названия "Сюсютин". — В. А.) значит красота, т.е. что вместе с отрешением [отдохновением] получилось и прекрасное... Поэтому я нашел [определил] меру своим способностям — вот первое оправдание моему уходу [от внешнего мира, сю]. Я обдумал свою долю — вот второе оправдание. Я состарился и оглох — вот третье. Затем, смолоду ленивый, в зрелых летах ослабевший, в старости помутившийся — во всех этих трех периодах моей жизни я не представлял из себя ничего полезного для надобностей [людям моего] времени. Вот, значит, и еще одно оправдание!.. " Поэтому он назвал себя "Ученым Затворником-Хулотерпцем"24.

Странности и причуды. Его речь, говорят, была особенной, оригинальной, необыкновенной25 — все это для того чтобы избежать зол и напастей того времени. Он заранее заготовил себе могилу и гроб. Когда случалась хорошая погода, он водил гостей посидеть в могиле. Там они сочиняли стихи, наливали себе вино26, расхаживали взад и вперед. Гость иногда протестовал, находя это неудобным. Сыкун тогда говорил: "Государь мой, как это ты такой неширокий! Ведь жизнь и смерть — сущность одна. Лучше я уж погуляю пока в этой могиле [прежде, чем лечь в нее27]!"

Опрощение. Каждый год, когда в то или иное время совершались молебствия, били в барабаны и плясали, Сыкун увеселялся вместе с деревенскими стариками. Ван Чжунжун с сыном28 очень уважали его и неоднократно посылали ему то съестное, то другие подарки, но он не принимал. Однажды Сыкун составил Вану надпись для гравировки на стеле, и за это получил в дар несколько тысяч штук шелка. Он сложил их тогда на улице [своей деревни] Юйсяна, так что каждый желающий мог брать. В один день все было расхватано.

Уважение к личности поэта. Во времена мятежа и разбоя, когда весь путь, пройденный ворами, бывал запечатлен убийствами и насилиями, только в долину Царского Слуги никто не заходил, и все ее население — простые и ученые29 — прибегало к Сыкуну, чтобы избежать напастей.

Заря последних дней. Когда Чжу Цюань-чжун фактически уже похитил трон, он призвал Сыкуна на должность министра церемоний. Тот даже не двинулся. Когда император Ай-ди был умерщвлен, то Сыкун, узнав об этом, перестал питаться и умер семидесяти двух лет от роду30. Сыкун не имел сыновей и усыновил сына сестры31. Последний как-то раз был обвинен цензором, но император Чжао-цзун его не наказал".

Послесловие "Новой истории Тан". "Доблесть и должное поведение [лучших людей] являются для всей страны великим оплотом, и ученый не может не стараться в этом направлении (далее перечисляются доблести лиц, коих биографии помещены в той же главе, где и биография Сыкун Ту. — В. А.). Сыкун Ту (по выражению Конфуция о самом себе в "Луньюе" II, 4. — В. А.) "знал волю Неба". Его строгие стремления могли спорить холодной своей суровостью с инеем. Настоящий муж доблести!"

Примечания

1 Впрочем, это явление нередкое. Биография поэта Тао Цяня точно так же помещена в отделе отшельников, а не в литературном, как мы того бы ожидали.

2 Фамилия Сыкун — редкая. По крайней мере, в энциклопедии "Ту шу цзи чэн" под нею значится всего тринадцать лиц, а в историческом справочнике собственных имен, составленном в 1783 г. ("Ши син юнь бянь", текст 2613), всего лишь четыре лица, из коих двое — Сыкун Ту и его отец Сыкун Юй. В биографическом словаре Г. Джайлза находим упоминание только о поэте Сыкун Шу.

3 Эта область и теперь называется и тогда уже называлась Пучжоу. В самом деле, в "Старой истории Тан" оба эти названия чередуются иногда в одной и той же строке. Юйсян как название существует и поныне. Однако в "Старой истории Тан" происхождение поэта помечено как шаньдунское (Линьцзы), что объясняется, вероятно, тем, что речь идет не о нем, а о его предках, оттуда вышедших. Мне непонятно все же, почему иногда (например, в одном из своих стихотворений — № 191 по счету "Полного собрания танских стихов", — а также в прозаическом посвящении своей долине: текст 2614) Сыкун называет себя происходящим из уезда Сышуй, расположенного хотя и в той же провинции Шаньдун, но на значительном расстоянии от Линьцзы.

Поэт родился, как это он сам указывает в одном из своих произведений (№ 18 по счету "Полного сборника танской прозы"), в августе 837 г. Таким образом, и дата проф. Джайлза (в [Giles, 1901]) — 834 г., и моя (в предварительном конспекте настоящей работы (см. [Алексеев, 1914, с. 188]) — 836 г. неточны.

4 "Старая история Тан" упоминает перед этим еще о его прадеде Сыкун Суе и деде Сыкун Туане. Однако никаких других подробностей здесь нет.

5 Энциклопедия "Вэнь сянь тун као" на основании каких-то источников дает (в гл. 243) этому событию зрелости начетчика более точную дату — 869 г. (10-й год данного периода). Впрочем, в другой главе (233) эта дата почему-то отодвинута на один год — 870 (11-й год того же периода).

6 Ван Юйчэн рассказывает об этом иначе: "Сыкун Ту имел блестящее литературное дарование, но у себя на родине еще не был прославлен. Случилось, что Ван Нин из министерских секретарей пошел служить правителем области Цзян (Цзянчжоу, неподалеку от Пучжоу. — В. А.). Сыкун Ту приветствовал его особым адресом и был оценен им в высокой степени". Этот Ван Нин (у Джайлза о нем сведений нет) упоминается в произведениях Сыкуна, из которых № 20 и 66 (прозы) посвящены всецело повествованию о нем (текст 2615).

7 В том, что опоздал к месту своего назначения на целых сто дней ("Старая история Таи"; "Цюань Таи ши хуа").

8 "Старая история Тан" приводит стихи, которые Лу будто бы написал на стене дома Сыкуна:

Имя "Сыкун" знатно, Чин цензора [для него] низок! Если старина [т.е. я] еще поживет, Не надо [будет ему] думать о злой судьбе (текст 2617).

9 "Старая история Таи" прибавляет: "Ты его уважай!".

10 Бегство от ужасов войны составляет предмет многих стихотворений поэта (например, № 26, 29, 63, 77 и др.). Дальше об этом говорится более подробно.

11 "Старая история Тан" сообщает здесь еще о встрече Сыкуна с бывшим министром Ван Хуэем и о приглашении им на службу понравившегося ему чиновного беглеца. Однако приглашению этому сам же Ван не дал хода.

12 По версии "Старой истории Тан", на возвратном пути из Шу (Сычуани).

13 "Старая история Тан" добавляет, что Сыкун в это время жил, спасаясь от разбоев мятежных войск, у подошвы гор Хуа, в уезде Хуаинь. К этому времени относятся многие его стихотворения (например, № 4, 7, 34 и др.).

14 "Старая история Тан" говорит, что это он сделал, видя, что династии грозит конец, и предпочтя сидеть дома.

15 По "Старой истории Тан", в промежутке между 894 и 898 гг.

16 В "Истории династии Лян", относящейся к Сыкуну недоброжелательно, говорится, что он отказывался только потому, что ему предлагали не то, к чему он стремился; целью же его стремлений был будто бы только пост первого министра. Ван Юйчэн протестует против этого и приводит стихи Сыкун Ту, в которых поэт выражает свою немощность и нежелание служить при дворе (текст 2618).

17 "Старая история Тан" приводит указ об отпуске Сыкуна на покой, составленный Лю Цанем в весьма ядовитом тоне: "Сыкун Ту талантливо провел свои экзамены, и почести его службы занесены в государственные летописи. Однако коль скоро он воспитал в себе высокомерие и презрение к современникам, стал уподоблять себя переселившимся в горы выуживателям славы и находить удовольствие исключительно среди журчащих ручьев, то его служба перестала быть сосредоточенно направленной к жалованью и кормлению. Однако он не [великий древний Бо] Цзюйи и не [блаженный Лю] Цзыхуэй! Ему трудно жить при дворе, творящем суд и право. Мы вникли, мы раздумали об этом и решили, что надо предоставить ему следовать своим стремлениям к "отдыху под навесом" (мотив "Шицзина". — В. А.), так что можно отпустить его к себе в горы". Ван Юйчэн, передающий этот указ с легкими вариантами, замечает, что Лю Цань, говоривший от имени императора, на самом деле изложил здесь только свои личные суждения. Следовательно, Лю Цань принадлежал к числу людей, видевших в Сыкуне только заносчивого человека, который позволяет себе что угодно по той простой причине, что не нуждается в успехах по службе.

18 В своем восхвалении жизни в горах (проза, № 19) Сыкун говорит о происхождении этого названия от развалин (статуи? храма?) Царского Слуги (Вангуань), находящихся у края долины. Судя по тому, что он тут же рассказывает, как между 841 и 847 гг. (в период гонений на буддизм и разрушений его храмов и статуй) он был вынужден заменить это название другим, Вангуань есть имя какого-то буддийского божества. Я, к сожалению, в настоящее время не знаю, какое именно это божество. Ни в словарях, ни в конкордансе (цитирующем, между прочим, под словами ван гуань как раз это самое место из "Старой истории Тан") я никаких сведений об этом не нашел. В "Китайско-русском словаре" Палладия ван гуань значит "земля" (?). Не указано, по обыкновению, в каких текстах это обозначение встречается.

Этой долине, переименованной Сыкуном в Чжэнлинци (или Чжэнъици), посвящены некоторые стихотворения (№ 29, 157), из которых одно помечено 887 годом (текст 2619). В стихотворении № 29 Сыкун описывает красоты этой долины. Нужно еще добавить, что в одном из своих прозаических произведений (№ 43) поэт называет себя так: "Сыкун из Ванчэнгу". Как объяснить это новое название, пока не знаю.

19 Эти горы расположены против гор Хуа. Им также посвящены у Сыкуна целые стихотворения (№ 31, 120, 143). Прозаический набросок об этих горах и о долине Вангуань ("Чжунтяо Вангуаньгу сюй", № 15), помеченный, как и стихотворение № 157, 887 годом, говорит лишь о литературных занятиях там нашего поэта.

20 Во многих своих стихотворениях (№ 3, 9, 36, 161 и др.) Сыкун славословит — в подражание, конечно, своему любимцу Тао Цяню — отречение от мира, бегство от света и свое горделивое среди него возвеличение (текст 2620). "Старая история Тан" добавляет, что Сыкун наслаждался на родине привольем и дружескими, "высокими" беседами с учеными монахами. Стихи (юн) составляли их ежедневную потребность.

21 Таких тинов (павильонов, беседок) Сыкун построил немало, всегда давая им хитрые, полные намеков названия. Все они перечисляются в его оде приволью жизни в горах (№ 19, проза) и отчасти в № 15 и 23 (текст 2621). Некоторым из них посвящены стихотворения (№ 73, 108, 122, 170, 185, 188) и прозаические пьесы (№ 18). Одним из тинов он даже помечает свое произведение (проза, № 23).

22 Так же об этом говорит и сам Сыкун (текст 2623), но он помещает эти картины не в "Гуаньсу ши" и не в "Сюсютин", а в "Цзю е шю" (текст 2622). См. прозу, № 19.

23 Вот точный перевод этого — "На павильон ушедшего в отдых и блаженство" ("Сюсютин") оригинального и причудливого произведения, сделанный по полному собранию сочинений (проза, № 18): "Сюсю (название павильона. — В. А.) означает красоту, т.е. вместе с отдохновением получилось и прекрасное. Павильон Ушедшего в Отдых и Блаженство, стоящий в долине Царского Слуги и принадлежащий Сыкуну, ранее назывался павильоном Моющего Кисти (своей шапки, т.е. уходящего в чистоту жизни. — В. А.). Последний был сожжен шаньскими (вражескими. — В. А.) войсками, а [я] смиренный владелец его бежал. Прошло двенадцать лет (891-903. — В. А.). Пу (родина моя, Пучжоу. — В. А.) рождала обильные жатвы, и ее люди жили спокойно. Вернувшись, я начал восстанавливать павильон прямо из развалин и, не окончив как следует, решил изменить его название. Сделал я это не из странности. В самом деле, я нашел [определил] меру своим способностям — вот первое оправдание моему уходу (сю). Я обдумал свою долю — вот второе оправдание (сю). Я состарился, оглох — вот третье. Затем, смолоду ленивый, в зрелых летах ослабевший, в старости помутившийся — во всех этих трех периодах моей жизни я не представлял из себя ничего, годного для помощи современникам. Вот, значит, и еще одно оправдание моему уходу на отдых и покой (сю). Однако я все еще тревожился различными тяжелыми вопросами и не умел еще себе доверять. Однажды днем я уснул и увидел во сне двух буддийских монахов — тех, чьи имена награвированы на стелах в [моем] горном храме. Один из них, по имени Инь Вань ("Подавивший Тупость", т.е. "прозревший". — В. А.), и говорит мне: "Я в свое время был твоим наставником. Ты тогда был не прав в Пути, будучи острым, но не упорным, — и вот поддался ты пленению корысти и похоти. К счастью, теперь ты уразумел истину и раскаялся. Кажется, вновь хочешь идти за мною, поселившись в этом овраге. Однако, хотя ты и бросил мир, тебя все же ненавидели негодные люди. Тебе следует дать себе зарок претерпевания хулы. Этим ты, вероятно, убережешься от начала до конца. Пей и пой, как Исчерпавший Доблесть (Тао Цянь. — В. А.), сравняйся с ним в качестве и степени — и тогда чего еще, скажи, тебе домогаться у тысячелетий?" После этого сна, повинуясь зову, я сочинил "Песнь скромного ученого, претерпевающего хулу" и начертал ее на столбах северо-восточной стороны павильона".

Эта "песнь", стихотворение № 188 по "Полному собранию танских стихов", гласит буквально следующее:

Эх! Да! Прочь [от мира]! Прочь! Прочь! Ни за что [не пойду служить]! Ни за что! Ни за что! Искусности, хитрости [у людей] пусть много — [их] нутро и дух скверны! Положась на эту вечную заповедь, беззаботно всегда буду жить! Прочь! Прочь! Прочь! Ни за что! Ни за что! Ни за что! Одна игра шахмат, Одна жаровня [лекарственных] трав... Волю Небес, современные дела можно наперед [сообразить, предугадать, что роковой конец близок]. Белое солнце, как нарочно, торопит радостно живущих людей. [Их] желтое золото вряд ли купит [мне] годного к езде [к вознесению в выси небес] журавля! Если спросить [меня]: "Что же ты [сам] умеешь?" Отвечу так: "Терпеть хулу и ни за что [не ходить более в мир]!"

"Если считать с седьмой луны года дин сы (август 837 г. — В. А.), периода, именуемого "Началом завершения" (кай чэн) [когда я родился], и остановиться на нынешней [седьмой] луне нынешнего года (август 903 г. — В. А.), когда я сложил эту песнь, то выйдет, что это тот же возраст шестидесяти семи лет, когда Лэтянь (поэт Бо Цзюйи, которому в данном случае я хотел бы подражать. — В. А.) составил автобиографию. На отдых, на отдых! Помимо всего прочего, этим путем посмертный долг мой не добавит ни стыда, ни неблагодарности в отношении к государству. Чего же еще искать мне?

Писано в 27-й день седьмой луны года куй хай, эпохи Небесного обращения" (23 августа 903 г. — В. А.) терпящим хулу затворником-ученым Сыкун Ту".

Китаист оценит, конечно, все трудности, с которыми приходится бороться при понимании и, особенно, при переводе этих странных строк. К своему переводу, который нельзя было оставить в состоянии дословности, я сделаю только несколько замечаний. Прежде всего, само название "Сюсютин" я перевел, вопреки дальнейшему контексту "сю" с "мо", через "ушедший в отдых и блаженство" исключительно потому, что следовал толкованию "сю" у самого автора, в первой же строке его посвящения. Однако многочисленные контексты этого тавтофона ("сю-сю"), особенно в "Шицзине" (I, Х, 1; у Легга: "quiet and serene"), дали бы ему менее странное толкование. Первое значение слова "сю" играет существенную роль в самом тексте, так что все это произведение принимает вид игры слов. Кроме того, троякое повторение слов "сю" и "мо" исключает всякую возможность понять "сю-сю-сю-мо-мо-мо" как обыкновенные тавтофоны, и, таким образом, заголовок "сю-сю" в толковании самого автора еще труднее поддается анализу, а тем более переводу. Я понял "мо" как "запрещение" и думаю, что это правильно. По крайней мере, в известном французском сборнике китайских намеков литературного обихода [Petillon, 1895-1898, т. 2, с. 355] даже в своем двусложном виде эта формула понята как запрещение без глагола ("formule de defense"). Судя по объяснению, приложенному к этой формуле в виде перевода с китайского, она вошла в литературный обиход Китая как фигурное обозначение самовольного прекращения чиновником карьеры именно начиная с этого ее оригинального применения у Сыкун Ту. В словаре Куврера под этой формулой находим уже только ее общий смысл, без перевода: "resigner sa charge", "s'excuser", "refuser". Тройное отрицание "мо-мо-мо" как самостоятельную фразу "Пэйвэнь юньфу" цитирует только (насколько я мог заметить) у позднейшего (сунского) поэта Лу Ю в таком (приблизительно передаваемом) контексте: "Цветы персика опадают... // Свободны [от людей] пруд и хоромы... // "Горная клятва" (?) хотя и существует, // "Парчовая грамота" (?) вряд ли надежна... Нет, нет, нет! (?)" (текст 2624).

Очень характерно сновидение, о котором есть речь в тексте и которое ставит Сыкуну в пример поэта Тао Цяня, играющего в поэме о поэте весьма значительную роль. Павильону Сюсютин посвящено еще одно четверостишие (№ 73 по счету "Полного собрания ганских стихов"), описывающее мир, наступивший в душе автора (текст 2625).

24 Еще ранее того (например, в своем посвящении долине Царского Слуги, № 15 прозы) он назвал себя "Мудрецом, Узнавшим Несправедливость" (текст 2626) и, когда писал кому-нибудь, не упоминал более ни чина своего, ни звания.

25 "Вроде языка этого посвящения", — добавляет "Старая история Тан". Однако его "Хвала стихам", переведенная далее, превосходит все, казалось бы, возможное в данном направлении.

26 Вино и стихи, как и для Тао Цяня, были для Сыкун Ту необходимостью. "Первая заслуга человека — это наслажденье стихом", — говорит он в стихотворении № 171 (текст 2627).

27 Вариант "Старой истории Тан": "Прозревший человек имеет [перед собой] великое зрелище. [Для него] темное (т.е. загробное. — В. А.) и ясное (земное. — В. А.) — одно по существу. Говорить ли еще о моей временной прогулке в этой могиле? Как это ты, государь, такой неширокий!" Эта версия для меня яснее той, которая дана в переводе.

28 "И братьями" — по "Старой истории Тан". Рецензия каталога Сыку (императорское издание, гл. 151, с. 30а) указывает, что это были не отец и сын, а братья: Ван Чжун-жун и Ван Чжун-ин (текст 2628). Первый, по сведениям Ван Юй-чэна, был цзедуши "правитель" на родине Сыкун Ту.

29 "Лянская история" инсинуирует, будто отношения между Сыкуном и его приятелями были основаны на взаимной лести и что они вели себя в отношении его как в отношении гостеприимного хозяина (текст 2629).

30 Эта дата правильна, и обе истории в этом согласны. Ван Юйчэн просчитался и думает, что Сыкун умер на девятом десятке лет.

31 По данным "Вэнь сянь тун као" его имя было (Сыкун) Хэ. Им было написано особое послесловие к сборнику сочинений его приемного отца, которое, к сожалению, до меня не дошло. (Это и по "Цзю минь шу"! Не надо было цитировать по "Вэнь сянь тун као").

Источник: Алексеев В. М. "Китайская поэма о поэте: Стансы Сыкун Ту", 2008

Перевод: Алексеев В.М.

"Поэма о поэте"

1. Мощь, муть вековая ("Великое Действие внешне нестойко...")

Великое Действие внешне нестойко;  А Истинно-сущным я полон внутри. Обратно от полого к Мути иду я,  Коплю в себе силу, и в ней моя мощь! Во мне вся природа — в своих миллионах!..  Я рвусь поперек Величайших Пустот. Несметно-огромные жирные тучи...  Свободная, дикая, долгая буря. Умчусь за пределы живого и формы,  Чтоб вдруг ухватить Середину Кольца. Я оное буду хранить без усилий,  И к оному зов бесконечен во мне.

Источник: "Светлый источник", 1989

2. Пустотно простое и пресное нечто ("Жизнь опростела в безмолвии полном...")

Жизнь опростела в безмолвии полном,  Тайны Пружины постичь не дано. Оное я напою Сверхгармонией...  Аист один — вот я с ним и лечу! Оному образ дам доброго ветра;  Ласков и мил он в одежде моей. Вижу, где звучен стал стройный бамбук мой...  Мыслю: красавец! Возьму... увезу!.. Оное я не встречаю всей глубью...  Ближе к нему, — все бледнее оно... Пусть ему форму и сходство найду я,  Крепко схвачу... но оно убежит.

Источник: "Светлый источник", 1989

3. И тонко и пышно ("Как пестра, вся в цветах протекает река...")

Как пестра, вся в цветах протекает река!..  Как пышна, разрослась во все дали весна! Как здесь скромно и мило в ущелье глубоком!  Иногда лишь здесь виден чудесный поэт. Бирюзовые персики полнят деревья,  Здесь и ветер, и солнце, и берег реки. Тени ивы в извивах дороги лежат,  Льются иволги, в близком соседстве совместном. Подчиню себе оное — вовсе уйдет;  Распознаю я оное — к правде приближусь. И как будто беру недоявленное,  Вместе с древним былым стану новым опять.

Источник: "Светлый источник", 1989

4. Погружен, устремлен ("Зеленые ели и дом на безлюдье...")

Зеленые ели и дом на безлюдье,  И солнце заходит, и воздух здесь чист. Я шапку снимаю, шагаю один  Порою я слышу какую-то птицу. "Ни лебедь, ни гусь" сюда не долетают,  Ведь он, дорогой мой, далеко ушел! Предмет моих дум, но далек от меня он  Такой же, как он был сквозь всю мою жизнь. В морском дуновенье лазурные тучки...  Над мелью ночною сияет луна. Как будто прекрасное слово имею:  Большая река вдруг легла предо мной.

Источник: "Светлый источник", 1989

5. Высоко-старинное, древнее ("Человек неземной силой Дао объят...")

Человек неземной силой Дао объят.  Он в руке своей держит цветок — ненюфар. И плывет по безбрежным тем калпам времен  В тьме и мраке глубин: след его — пустота. Вот выходит луна от Ковша на восток  Ветерок ей вослед так приятен и мил! Величайший Хуа ночью весь в бирюзе,  Человек слышит звон чистых колоколов. Сердце емкое в дух устремлю простоты,  И теперь прочь долой все границы-межи! Хуан с Таном живут в одинокой душе,  Как особо-отдельный мой предок в веках.

Источник: "Светлый источник", 1989

6. Классически строго и тонко ("В яшмовый чайник купил я "весны"...")

В яшмовый чайник купил я "весны"  Сел наслаждаться дождем в шалаше я... В креслах кругом превосходные люди,  Слева и справа — высокий бамбук. Белые тучи. Яснеет погода.  Скрытые птицы друг к дружке летят. В тени зеленой дал лютне уснуть я.  Сверху над нею летит водопад. Цвет опадает в безмолвии полном...  Пресен я, как хризантема пресна. В сем опишу я цветенье природы:  Речь мою, что же, пожалуй, читай!

Источник: "Светлый источник", 1989

7. И мою и плавлю ("Подобно породе, нам золото давшей...")

Подобно породе, нам золото давшей  Подобно свинцу, что дает серебро, Душою пройду через плавильный горн я...  Мне очень милы эти камешки Цзы. В сквозящем затоне весна налита,  И древнее зеркало дух отразило. Освоив простое, и чистым богатый,  На лунном сиянье к святому иду. И вот я гляжу на светила, созвездья;  И вот я пою про укрытых людей! Текущие воды — то дни моей жизни;  Сиянье луны — предрожденная плоть.

Источник: "Светлый источник", 1989

8. Крепость и сила ("Я свой гений веду, словно вкруг пустота...")

Я свой гений веду, словно вкруг пустота;  И свой дух я веду — словно радуга он. Горы У... В их ущельях на тысячи сюнь  Тучи шествуют там, бури слиты в одно. Пью святое в себе, крепость сильную ем  И, простое копя, середины держусь. Я сравню эту мощь с "силу движущим", им...  И о ней говорю: "я храню в себе мощь". С небом, вместе с землей, установлен, стою;  К превращеньям божественным я приобщен Ожидаю его я в том сущном ядре;  Им воспользуюсь я до конца своего.

Источник: "Светлый источник", 1989

9. Узорная прелесть ("Гений хранит мой богатство и знатность...")

Гений хранит мой богатство и знатность,  Золотом желтым я пренебрегу. Тучное кончится тощим, наверно;  Пресно-простое — в нем часто вся глубь. Клочья тумана — где берег реки,  Рдеют, краснеют в лесах абрикосы. Светом луны дом роскошный одет  Мост расписной — весь в тенях он лазурных. Кубки из золота полны вином,  Гость-сотрапезник бряцает на лютне. Это приемлю я, самодовлея,  Думы прекрасные — полностью здесь!

Источник: "Светлый источник", 1989

10. Самосущное нечто ("Нагнусь, подберу — и как раз то, что надо...")

Нагнусь, подберу — и как раз то, что надо!  Не буду заимствоваться у других. Я с Дао совместно путь всюду направлю,  Рукой прикасаясь, весну сотворю. Как будто встречаю раскрытье цветка я,  Как будто смотрю в обновившийся год. В сверхистине данное не отберут,  Усильем добытое сразу нищает. Отшельник-поэт на пустынной горе  Идет чрез воду и лилии рвет в ней. Вот так! Да, вот так прозреваю всем чувством.  Вдали там, вдали там Небесный Станок!

Источник: "Светлый источник", 1989

11. Свобода героя ("Созерцаю жизнь мира без всяких запретов...")

Созерцаю жизнь мира без всяких запретов,  Проглочу, изрыгну величайший простор. Я от Дао-начала верну к себе дух,  И в неистовстве буду теперь пребывать я. Словно волны-валы ветер в небе взвивает,  В синиве-бирюзе среди моря скала. Сверхъестественных сил полон весь, наводнен я...  Миллионами тварь где-то сбоку живет. Пред себя призову три светила небесных,  За собой увлеку птицу Фэн и Хуан. Поутру погоню всю шестерку чудовищ  И помчусь ноги мыть под восточный Фусан.

Источник: "Светлый источник", 1989

12. То не выражено, что таится во мне ("Даже ни звука в строку не поставив...")

Даже ни звука в строку не поставив,  Дух его, волны исчерпать могу. Слово меня не касается вовсе;  Выглядит, будто мне горя не снесть! Значит, есть Истинный Некий Владыка,  Вместе с которым — на дно и наверх. Словно цедить полносочные вина...  В пору цветенья вдруг осень пришла! Долгая, долгая пыль в пустоте,  Быстро-внезапная пена на море... Мелко ль, глубоко ли, копятся; тают ли:  В сборе — мильоны, в распаде — одно!

Источник: "Светлый источник", 1989

13. В духовном ядре ("Желаю возврата его беспредельно...")

Желаю возврата его беспредельно:  С моим ожиданием вместе придет! Вот светится рябь над бездонной водою,  Вот чудный цветочек: в зародыше он. Зеленой весною таков попугай...  Средь ив громоздятся террасы и башни. В лазурные горы приходит поэт,  И чистым вином наполняются чарки. Дух жизни уходит тогда далеко:  Он мертвого пепла совсем не коснется. Чудесно творится тогда самосущность,  И кто будет тот, кто был скроен с ней в лад?

Источник: "Светлый источник", 1989

14. Плотно-тончайшее ("Это значит, что есть сверхъестественный след...")

Это значит, что есть сверхъестественный след,  Но его нам как будто нельзя и дознаться. Уж готовы родиться и форма, и мысль,  Но Создатель их Смен в непостижность ушел уж... Протекает вода, и цветы распустились,  В чистых каплях роса не просохла еще. Так дороги влажны отдаленнейшие;  Так в незримой стезе я медлительнее. В речи поэта прорыва нельзя допускать,  Мысли тоже не надо упорно-наивной. Это как бы на фоне зеленом весны;  Иль сиянье луны в час, снежащий зимою.

Источник: "Светлый источник", 1989

15. Небрежение всем, опрощенность во всем ("Только одно: чем в душе своей жив я...")

Только одно: чем в душе своей жив я!  В истинном черпаю: удержу нет. Что подберу где, тем самобогат я,  С тем, что естественно, я совпаду. Хижину строю себе под сосною,  Шапку долой, пробегаю стихи. Только и знаю: вот утро, вот вечер,  Но различать я не стану часов. Если все это — как раз то, что надо,  Разве мне нужно роль в жизни играть? Если же речь о небесной свободе,  В этом примерно достигну ее.

Источник: "Светлый источник", 1989

16. Чистейшее, чудное ("Как томны, как нежны стада этих сосен...")

Как томны, как нежны стада этих сосен!  Под ними течет и рябится вода. Прояснившим снегом полны стали мели,  У берега речки — рыбачья ладья. Приемлемый мною — что ценная яшма.  Бреду в деревяшках, ищу, где он скрыт. Иду да иду или встану да встану...  Пустынно в лазури: она без конца! Уходит мой дух к старине необычной.  Преснеет... Я с ним не могу совладать. Подобно все это восходу светила,  Подобно осеннему в воздухе то.

Источник: "Светлый источник", 1989

17. В изгибах-извивах ("Восхожу на тот самый Великий Тайхан...")

Восхожу на тот самый Великий Тайхан.  В бирюзе закружусь по Бараньим Кишкам, Там незримая мгла свою яшму струит,  Долго-долго стоит там цветов аромат. Так с течением времени силы растут;  Так звучит это в дудке у цян-дикаря. То как будто ушел, — глядь, обратно пришел,  То как будто под спудом, — ан нет, не заглох! Так разводы в реке вьются, резко крутясь;  Птица Пэн мчит бураном и вихрем кружит. Дао-правда не будет себя оформлять:  С этим вместе оно то в кругу, то в углах.

Источник: "Светлый источник", 1989

18. Подлинно-сущная стать ("Слово возьму я прямое весьма...")

Слово возьму я прямое весьма,  Мысли задумаю не из глубоких. Вдруг мне навстречу отшельник-поэт;  Как бы взираю в даосскую душу. Чистый ручей и извивы его.  Тень от сосны изумрудно-зеле ной. Гости: один мне приносит дрова,  Слушает лютню другой в это время. То, что душою-нутром достижимо,  Прямо чарует, себя не ища. Встречу его я от самого неба,  Звук его — сверхредкий гудок.

Источник: "Светлый источник", 1989

19. В скорбном экстазе ("Большой ураган крутит воды речные...")

Большой ураган крутит воды речные,  Лесные деревья ломаются им. Горька моя мысль, горька, словно смерть,  Покой призываю — покой не приходит. Сто лет нашей жизни подобны струе,  Богатство, почет — что пепел холодный! Великое дао все время уходит...  Как быть человеку, в ком гений и мощь? И муж величавый — рука на мече —  Исполнен печали без края, предела. Сё-сё да сё-сё — опадают деревья,  И дождик стекает в сереющий мох.

Источник: "Светлый источник", 1989

20. Даю образ и лик ("Устремляюсь всецело в духовно-простое...")

Устремляюсь всецело в духовно-простое,  Тотчас отойду к светло-истинному. Это — вроде искания бликов в воде,  Это — как бы писать лучезарные вёсны. Так ветровые тучи меняют свой вид,  И цветы, и трава — в жизнеполном ядре. Или это валы, волны, воды морей,  И гряды, и хребты горной цепи вокруг. Это все уподоблю Великому Дао,  Я чарующе слит с ним, "простертым во прах"! От вещей отойти, их подобие взяв,  Может он лишь, пожалуй, тот самый поэт!

Источник: "Светлый источник", 1989

21. Потустороннее проникновение ("Это — не чудо какого-то бога...")

Это — не чудо какого-то бога,  Это — не тайна природы вещей. Это как будто на туче белейшей  В ветре чистейшем с ней вместе уплыть. Издали к зову как будто приходит,  Только приблизься к нему — уж не то. Есть во мне доля хоть малая Дао,  С миром в конце концов я разобщусь. Хаос гористый... Гиганты-деревья...  Мох бирюзовый в душистом луче. Громко воспеть это или помыслить. —  Звук его редок — слабеет в ушах.

Источник: "Светлый источник", 1989

22. В лёте парю ("Отдельно, особо... Готов уходить я...")

Отдельно, особо... Готов уходить я...  Высоко и гордо... Не в стае других! Журавль пребывает на Хоу-горе,  Иль туча Хуа, с его самой вершины... Высокая личность видна на картине:  Прекрасно лицо и полно мировым. Так едут на ветре осенние листья,  Плывут в безграничность куда-то туда. И мнится: то будто его не ухватишь;  То будто сейчас будет слышно о нем. Познавший вот это, его уже принял,  А ждать его значит все дальше отстать.

Источник: "Светлый источник", 1989

23. Широта достижений ("Наша жизнь — это возраст на сто, скажем, лет...")

Наша жизнь — это возраст на сто, скажем, лет;  Отстоят же края ее в общем насколько? И веселье и радость, увы, коротки,  А печалей-скорбей — их воистину много! Что сравнится, скажите мне, с чаркой вина  В ежедневной прогулке ко мглистым плющам? Накрывают цветы мой пырейный шалаш...  Редкий дождик идет тут же мимо меня. Наливанью вина раз наступит конец,  Опираясь на ствол ли, иду и пою. Станем прошлым — все мы, таков наш удел.  Горы Южные в выси, да — в выси ушли!

Источник: "Светлый источник", 1989

24. Текуче-подвижное ("Словно берущие воду колеса...")

Словно берущие воду колеса;  Словно катящийся шариком перл. Впрочем, как можно словами сказать это?  Форма наемная — глупым в удел. Страшно огромная ось у земли!  Страшно далекий тот стержень небесный! Что ж? Добиваться конца этой оси?  Или совпасть с частью стержня того? Вверх, через все! К духам, светам небесным!  Вспять и обратно, — ко тьме и нулю! Тысячи лет то туда, то назад:  Это вот я и подразумеваю!

Источник: "Светлый источник", 1989

Перевод: Бобров С.П.

"Поэма о поэте"

I. Могучий хаос ("Свет моих слов — словно блеклая тень...")

Свет моих слов — словно блеклая тень, Сила и суть наполняют душу, Путь простоты — им я в хаос войду, Силы скоплю и мощь отдам. Думы полны мириадами форм, Вот прохожу я пустыню пустынь. Огромные, жирные груды туч, Бурный, летучий, долгий ветр. Грани и формы идут предо мной, Ляжет бескрайней округой мир. Легкой рукой его удержу, Полная ясность. Нет границ.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

II. Пресная пустота ("Простое безмолвие точит непостижимое поле чудес...")

Простое безмолвие точит Непостижимое поле чудес, И гармония будет пищей Одинокому журавлю небес. Как благодетельный ветер В мягких складках шелков, — Смотри-ка, бамбук звенит — Давай унесем домой! Вижу — оно со мной, Подойди — и образ разрежен, Кажется явственный призрак, Руку протянешь — и нет.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

III. Тонкая пышность ("Пестрая радость бегущей воды...")

Пестрая радость бегущей воды И пышные дали весны. Безмолвием дышит долина моя, Прекрасный гость у меня. В голубом изумруде персик весной, В воздухе солнце. Берег реки. Ива роняет тень на тропу, Иволга к иволге струйкой мелькнет. В сердце унес бы! нет, тенью бежит! Ближе посмотришь — это жизнь. Я возьму эту прелесть неумелой рукой, Древность порадую новой весной.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

IV. Погруженная сосредоточенность ("Безлюдие. В елях мой домик стоит...")

Безлюдие. В елях мой домик стоит. Солнце садится. Тихий ветр Волосы тронет. Один иду. Вскрикнет птица — и тишина. Гуси, лебеди! вас здесь нет, Люди ушли далеко; Только друг моих дум со мной, В одинокой памяти живет. Ветер над морем. Туч лазурь. Мель большая. Ночная луна. Идешь, — стихи на устах, — и вдруг Воды тяжелые катит река.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

V. Старинная высота ("Я — на коне величавых дум...")

Я — на коне величавых дум. Лотос в моей благородной руке. О, бесконечность странствий моих, Тихие тайны внемирных пустот! Вот от Медведицы месяц идет, Ветер неслышный взлетает за ним; Древние горы в ночной бирюзе, Колокол чистый с волнистых вершин. Гения ждет растворенный дух. О, безграничность! единая сила! Древние тихо встают цари, Пращуры темного мира.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

VI. И омыто и выплавлено ("Золото каплет из грубой руды...")

Золото каплет из грубой руды, Глянет свинец серебром. И я — через горн горючий К камушкам речки вернусь. Там сквозит весенняя радость, В древнем зеркале явится дух, В сердце начальная чистота, К истине месяц уносит меня. Звезды мерцающие! с вами я. Сердце поет одиноких людей. Мчит настоящее быстрой струей, Там, на луне, — отчизна моя.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

VII. Старинная красота ("В чистой нефритовой льдинке — вино...")

В чистой нефритовой льдинке — вино, Дождь звенит над моим шалашом. Гости со мной. А вокруг звенит Тихий, пустой бамбук. Парча облаков. И в ясной листве Птичий певучий гомон и крик. С лютней мы дремлем в зеленой тени, Серебряной пылью летит водопад. В воздух скользнет безмолвный лепесток; И ты, молчаливый — живой цветок! Я пишу тебе, пышная жизнь тишины, Только об этом и пишем мы.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

VIII. Крепкая сила ("Гений царит в просторах пустых...")

Гений царит в просторах пустых, Радугой чистой раскинется дух, — Так в пропасть бросается дикий ветр, Тучи взрывая, вольный идет. Силу и истину я вдохну: Скупец простоты, я сиянье храню. Мощное небо! ты движешь все, Но мощь мировая — одно со мной. Третьим я стану небу-земле, Преобразись, природа, во мне! Сутью дышит вдохновенье мое, И до конца изолью я его.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

IX. Узорчато-прекрасное ("Я позабуду богатство и шум...")

Я позабуду богатство и шум. Золото желтое, — ты мне не друг. Жадная скудость на яства глядит, А пресный ручей, как флейта, звенит. Чистый потухнет туман над рекой, Яркий абрикос теплеет листвой, Месяц играет оградой дворца, Синие тени по камням моста. Наши кубки благоухают вином, Гусли вздохнут о счастье моем, Это — со мной, это — ты да я, Жизнь и прекрасная дума моя.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

X. Естественно само собой ("Наклонись — и найди. Оно с тобой...")

Наклонись — и найди. Оно с тобой, Ни у кого не надо просить. Мир — во мне. Прикоснусь к бумаге, И — кругом зазвенит весна. Едва — и раскроются листики, Едва — и время цветет; Эти дары не отнимешь, А то, что нажил, умрет. Когда станешь в теплую воду, Кувшинка сама поплывет к руке, — Вижу, как жизнь наша вьется На великом Небесном Станке.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XI. Гений неудержим ("Вижу я превращенья твои...")

Вижу я превращенья твои, Эти пространства — во мне и мои; Истина истин наполнит меня, В неудержимом безумье я. Как вихри пустотной ширью гудят, Как безбрежною синью горы горят, Волной наводненья схватишь меня, Форм мириады прочь унося. Руку подъемлю светилам: — стой! Фениксы, следом идите за мной! Бич свистит над щитами химер, Ноги омою в купели солнц.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XII. Накопляется в тайне ("Ветер живых вдохновений плывет...")

Ветер живых вдохновений плывет, Знаков не трону я. Вы не касайтесь меня, слова, Неутолима печаль моя. Истина правит в пустых облаках, Миг — и возникну с тобой, Полон до края. Как лотос я В ветре свернувшийся — затаюсь. Пустотой танцует воздушная пыль, Капелек тьмы — туман морской: Мириады толпятся, парят, скользят — И единою мира лягут волной.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XIII. Сердцевина духа ("Неистощимость, вернись ко мне!...")

Неистощимость, вернись ко мне! Подожди — и она с тобой. Светлая рябь ожиданья бежит И бездонною глубью вдохновенье стоит. Глянет цветок, закричит попугай, Ивами вздрогнет башни уступ, Гость мелькнет в бирюзе моих гор, Чаши чистым вздохнут вином. В дальние дали уходит дух, Позабывая. И в тайной красе Тихой природы рождается стих, Как ты поспоришь с силою их.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XIV. Тончайше-плотное ("Подлинный след — это стих живой...")

Подлинный след — это стих живой, Но узнать невозможно его, — Мысль и форма — их еще нет, Но превращенье чудесно мое. Струя говорит, смеются цветы, Нежные росы цветут. Уйдем далеко — и будем там. И медленно дале пойдем. Тише, художник настороже! С мыслью и словом наедине, Словно весна в зеленом плаще, Будто луна в снегах, в вышине.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XV. Небрежно-дикое ("Дикий — глухой — необузданный дух...")

Дикий — глухой — необузданный дух, Вот он — свобода моя! Крепкой случайностью я богат, Дивной природы большая тропа. Хижину в соснах построю я, Шапку сниму. Поют стихи. Тихий за утром вечер идет, А сердце не знает, какая пора. Душа беззаботна, чиста и легка, Забыты смятенье и суета. Мощной свободы чистых небес В этом подобье достигну я.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XVI. Дивная чистота ("Томятся, толпятся сосны...")

Томятся, толпятся сосны, Легкой рябью поет ручей, Снег на излучину ляжет, Рыбацкая лодка идет. Я ищу моего друга, Тихо мои деревяшки стучат. Остановлюсь и посмотрю На пустыни долгую лазурь. В старине бедный дух отдыхает Ключевой, несказанной простотой, — Так выходит к нам наше солнце, Так осенний воздух дрожит.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XVII. Извиваются изломы ("Я — в извилистые горные выси...")

Я — в извилистые горные выси, В их бирюзовый изменчивый узор. Струится яшмовый вечер, Благоуханен цветочный простор. Время играет моим сердцем, Как кочевник свирелью своей, — Уснет и воспрянет сердце, Вздохнет и смолкнет свирель. Кружатся и вьются речные всплески, Буря бежит через тысячу троп: Проклята мертвая точность сосудов, Мир переменчив и новым живет.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XVIII. Наитие ("Я возьму простые слова...")

Я возьму простые слова, Легкие мысли возьму, Встречу уединенного друга И сердце его найду. Плачет чистый ручей, Синеватые сосны поют; Ты — принесешь нам сучьев, Ты — послушаешь гуслей звон. То, что мы слышим и постигаем, Очарованье! — его не найти. С неба приходит. Редкий звук. Несуществующий — тонкий звук.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XIX. Горестное рвется ("Бурей вихрь рвет испуганные воды...")

Бурей вихрь рвет испуганные воды, Шумом и воем ломит леса. Мысль беспокойно бежит сквозь века И смертная горечь — моя тишина. Струями время бессменно бежит, Слава и гордость — пустая зола, Слабо теряется путь живых, В одиноком величье вспомню о нем. Меч холодный в величавых руках, Скорбь наполняет мир. Шелковым шепотом шуршат листы, Дождь отощавший — на рощи мха.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XX. Образы, лики ("Всей моей силой ищу я тебя...")

Всей моей силой ищу я тебя, Чистая истина бытия! Вас я найду — лепестки волны, О тебе я скажу — солнце весны. И — превращения разорванных туч, И — цвето-травы, начальный дух, И — моря волны, пены, валы, И — гор далеких зубцы, хребты. Тайною чарой с бренностью сей Ты обвенчаешься, правда вещей! Формы отрину и образ найду, Это достойно стиху моему.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XXI. Преходящая углубленность ("Это не духов чудесные сны...")

Это не духов чудесные сны, Это не жизнь убегает меня, Это похоже на облака — Чистая ветром идет белизна. Издали словно шумит и идет, Ближе — и вот оно исчезает! Истины каплю в душе затая, Лучше от мира исчезну я. Скалы, деревья, лазурные мхи, Свет ароматный — вы, думы мои! Чем ближе я помню и знаю тебя, Тем реже, тем тоньше душа твоя.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XXII. Парит и порхает ("Один, несравненный, вот я ухожу...")

Один, несравненный, вот я ухожу, Ввысь я лечу, уношусь одиноко. Аист отшельника так уносил, Тучи шли у старинных гор. Так живописцем изображён Человек мировой красоты, Так улетает листик пырея В ветра неведомые пути. Не уловить и не описать, Вот-вот услышу, — нет, не поймать! Понял на миг — и ты уже в нем, Ждешь — и оно покидает тебя.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XXIII. Широкое и понятное ("Жизнь — это только сто лет...")

Жизнь — это только сто лет, Близок к началу конец, Радости кратки, увы, И, по правде, печаль широка. Забудем. Чарка вина. Цветы моего шалаша. Мглистые тени плюща, Редкие капли дождя. Вот и последняя чарка вина, Посох в руке — идем! В быль обратится всякий из нас, Только Южные горы высоко стоят.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

XXIV. Движение течет ("Медленно кружится мира ось...")

Медленно кружится мира ось, Планетой жемчужной бежит, блестя. Этого не перескажешь, А метафоры — для чудаков. Смутной громадой идет земля, И в бесконечности небо плывет. О, если бы этим движеньем жить И в бесконечность глухую плыть! Страстно рванусь, ввысь унесусь, Быстрой искрой назад вернусь, В этом движенье вперед и назад Тысячелетья прожить бы я рад.

Источник: "Поэзия эпохи Тан VII-X вв. ", 1987

Хань Во (844-923)

Китайский поэт. Родился в 844 г. в городе Цзинчжао (современная провинция Шэньси). Сын Хань Чжана, влиятельного чиновника. Получил хорошее образование, сочинять стихи начал еще в юности, под влиянием дяди, Ли Шанъина. В 889 г. успешно сдал императорский экзамен и получил высшую ученую степень цзиньши. В том же году стал членом академии Ханьлинь. В 900 г. вошел в свиту императора Чжао-цзуна. Когда император вознамерился использовать уйгуров для усмирения мятежного цзедуши (военного губернатора) Хань Сюня, то Хань Во отговорил Чжао-цзуна, напомнив о набегах уйгуров на Китай. В 902 г. в результате интриг евнухов ушел в отставку, уехал из столицы Чанъань. Вскоре переехал в Жуньи (центральная часть современной провинции Сычуань). Умер в 923 г. при династии Поздняя Лян в городе Фэнчжоу.

Хань Во известен изяществом стиля и тонкостью чувства, в его стихах сконцентрированы лучшие традиции поэзии классического периода. Примером служит стихотворение "Льется прохлада":

Над бледной голубизной точеных перил вышитый полог повис По ширме багряной прочерченная тень сломанных веток... На восемь локтей дракону усы... Плетение рогожек цветных И зябко льется прохлада с небес в дни накануне зимы.

Источник: uk.wikipedia.org

* * *

Уроженец Чанъани. Государственный деятель и поэт. Творчество Хань Во завершает собой "золотой век" китайской поэзии.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв.) в переводах Ю. К. Щуцкого", 2000

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"Подражаю государственному советнику Цую. Четыре стихотворения."

1. Подражание государственному советнику Цую ("Средь двора осиянны плиты камня...")

Средь двора осиянны Плиты камня под бледной луной. И цветы хайтана Осыпаются сами собой. Я стою сиротливо, На пустые ступени смотря; Вьется ветер, пугливо На качелях канат шевеля.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

2. Подражание государственному советнику Цую ("Ливень перестал на дворе, где мох зелено-синий...")

Ливень перестал На дворе, где мох зелено-синий. В домик, где листва краснеет, иней Только что упал... Ряд пустых ступеней поднимает Солнца луч косой; Грусть мою со мной Попугай один лишь разделяет.

Источник: "Дальнее эхо. Антология китайской лирики (VII-IX вв) в переводах Ю.К. Шуцкого", 2000

Юй Сюаньцзи (844-871)

Китайская поэтесса, известная куртизанка времен правления династии Тан.

Родилась в семье среднего достатка в городе Чанъань, столице империи династии Тан. С 849 по 851 г. училась в школе города Сягун. В молодости много времени проводила со студентами академии Ханьлинь, участвовала в литературной деятельности и написании стихов. В 859 г. родители выдали ее замуж за цензора и ученого Ли И. Поскольку Юй была его младшей женой, прав у нее было немного. Старшая жена Ли И настроила мужа против Юй Сюаньчжи, который вскоре охладел к ней. После этого Юй подала на развод, заявила о праве женщины на образование, самостоятельность, занятие государственной службой и свободный выбор любимого.

Вскоре после этого она стала жить за счет любовников, но не была официально зарегистрирована в качестве куртизанки, формально оставаясь женой Ли И. В 866 г. муж заключил Юй в даосский монастырь Сяньигуань. Здесь она взяла новое имя "Сюаньчжи". Впоследствии она влюбилась в поэта Вэнь Тинъюня, однако их отношения длились недолго и через некоторое время Вэнь оставил Юй Сюаньчжи. После этого она жила одиноко в своем доме, число ее сторонников со временем уменьшилась. В 871 году Юй из ревности убила свою горничную Лю Цяо (которая была ее любовницей), за что глава столичного округа Вэй Чжан приговорил Юй к смертной казни. Единичные попытки любовников Юй спасти поэтессу были напрасны, и в итоге ей отрубили голову.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Басманов М.И.

В обители отшельницы летним днем (“На покое отшельницей жить...”)

На покое отшельницей жить Прибыла я недавно сюда. Столько нежных цветов полевых Не встречалось мне никогда. На дворе меж деревьями жердь — Здесь сушу я одежду мою. Отдыхаю порой у ручья, Из него воду чистую пью. От бамбуковой чащи ведет Тропка к домику напрямик. Ожидает за пологом там Стопка мною не читанных книг. В час досуга на лодке плыву, Сочиняю стихи под луной. И вверяю себя ветерку, Возвращаясь обратно домой.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Дождь чинит помехи празднику Чунъян (“Тонет двор в желтизне хризантем...”)

Тонет двор в желтизне хризантем, Так разросшихся у плетня. Вижу в зеркале — лотос в цвету, Разрумянясь, глядит на меня... Перед башней Ломаотай Дождь и ветер преградой встают. И не ведаю, где осушу Чашу праздничную мою!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Зимней ночью пишу Вэнь Фэйцину ("Над стихами у лампы тружусь...")

Над стихами у лампы тружусь, Добиваясь изящества строк. Ночь длинна. Но не тянет в постель — Одеяла страшит холодок. Двор усыпан опавшей листвой, Надрывается ветер в ночи... А луна, что глядела в окно, Уплыла, и исчезли лучи. Я хотела бы, да не могу Прочь прогнать и развеять тоску. Не достигла я цели своей, Видно, так суждено на веку! Отрешенной от мира живу, Как утун одинокий в глуши... Надоедливо стрекоча, По-над лесом сорока кружит.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Из-за дождя мой друг не приехал в условленное время (“Зря от гуся и рыбы весточки ожидала...”)

Зря от гуся и рыбы Весточки ожидала. Жаль, угощенье готово, Но не приехал он. Дверь закрываю. Луна лишь Только что в небе встала. Штору приподнимаю — Нити дождя за окном. Близко ручей со звоном Перебегает ступени, А в отдалении волны Вздыбились над рекой... Эти стихи слагаю, Чтоб заглушить сомненья... Так ожиданье гостя Вдруг обернулось тоской.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Минуя Эчжоу ("Ветви ивы колышутся чуть...")

Ветви ивы колышутся чуть. Расцвели орхидеи кругом. В лодке вечером не спеша Под стеною Шичэна плывем. Перед нами гора Чжэбэйфэн, Склеп сановника виден на ней. А на самой вершине горы Дом правителя в блеске огней. Вижу древних времен монастырь С “Белоснежною башней” над ним. “Весен солнечных” слышу напев, Да слова-то со смыслом иным. Дух Мочоу незримо парит Над рекой, отдаляясь от нас... Ждать напрасно. Певица в пути Новых песен уже не создаст! Примечания

Эчжоу — ныне г. Учан на реке Янцзы.

Шичэн — город в провинции Хубэй.

Склеп сановника — могила великого поэта Цюй Юаня (340-278 гг. до н.э.), занимавшего до изгнания из столицы царства Чу высокий пост при дворе.

Мочоу — известная певица из Шичэна. В нанкине есть озеро Мочоуху, названное в ее честь.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

На исходе весны ("Бедный дом мой в переулке глухом...")

Бедный дом в переулке глухом. Меньше стало друзей и подруг, А любимый лишь в снах моих Разделяет со мною досуг. Запах яств проникает в окно — У кого же торжественный стол? Звуки песни по ветру плывут — Где же песни поют и кто? Барабанов на улице гром Разбудил на рассвете меня. Отзывается вешней тоской В сердце шумных сорок трескотня. Можно ль ради суетных дел Не желать ничего для души И от дома за тысячу ли На заветный причал не спешить!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

На исходе весны изливаю свои чувства в письме к другу ("Грезы вспугнув, внезапно иволга прокричала...")

Грезы вспугнув, внезапно Иволга прокричала. Я слезинки смахнула, Красоту навела. Месяца свет неяркий, Тень от бамбука упала. Над безмятежной рекою Сгущается мгла. Пчелы нектар снимают С ароматных бутонов, Ласточки с глиной в клюве Носятся взад-вперед. Жаль себя, одинокой — Не удержусь от стона... Веточку в угешенье Мне сосна подает.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

На рифмы стихотворения моего друга (“Двор заезжий со скукой своей...”)

Двор заезжий со скукой своей Как бы мне ее разогнать. Достаю из конверта письмо, Чтоб изящные строки читать. Моросят над Пэншанем дожди, Пики гор различимы едва. Ветер осени дует в Сегу, И трепещет, желтея, трава. Я письмо, драгоценность мою, Знак за знаком читаю с утра. Вновь листая страницы его, Я над ним провожу вечера. В ароматной шкатулке всегда Я письмо это буду держать. В час, когда одолеет печаль, Перечитывать стану опять.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Обломанная ива (“Провожая супруга, жена слезы горькие льет поутру...”)

Провожая супруга, жена Слезы горькие льет поутру. Обломали здесь иву совсем, Что сквозит на весеннем ветру. Среди Западных этих гор Ивам лучше бы не расти — Не болел бы наставник за них, Мог покой, наконец, обрести!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Обуреваемая весенним чувством, пишу Цзыаню (“Нависают, угрозу тая...”)

Нависают, угрозу тая, Скал уступы над горной тропой. Я беспечно под ними иду, Мои мысли полны тобой. Тает лед. Ручеек вдалеке, Слух лаская, бежит с высоты. Словно пики заснеженных гор, И желанья и мысли чисты. Не желаю я песен пустых, Хмелем вешний лечить недуг; Брошу в шахматы ночью играть, Проводя с гостями досуг. Наш союз — долговечней сосны, Клятву верности свято храним. Наших уз никому не разъять — Мы едины чувством одним. Пусть мне было совсем не легко Коротать эту зиму одной, Но я верила: встретимся мы Под сияющей ярко луной. С кем посланье отправлю тому, Кто так медлит вернуться назад?.. Я тоскую. И капельки слез На строке стихотворной блестят.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Отвлекаюсь от дум (“Я от дел отрешилась и наслаждаюсь покоем...”)

Я от дел отрешилась И наслаждаюсь покоем. В единенье с природой Одиноко живу. Вот порассеялись тучи, Встала луна над рекою, Я от причала на лодке В даль речную плыву. Песню играю на цитре О Сяолянском храме, Стих об Юйлянской башне На память пришел... Можно в бамбуковой чаще Повеселиться с друзьями, В каменном гроте с милым Так хорошо! Ласточек с воробьями Ниже себя не считаю, К роскоши и богатству Вовсе и не стремлюсь. Чашу с вином весенним Всю до дна опростаю И под луною на струнах Выплесну прочь мою грусть. Здесь, в озерке, у ступеней, Мой силуэт отразился, Я, над водою склонившись, Вынуть заколки спешу, А перед сном на постели Перелистаю страницы, И, от напитка хмелея, Волосы расчешу.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Пишу в окутанной туманом беседке (“Луны — осенью, цвет — по весне...”)

Луны — осенью, цвет — по весне Строк моих наполняют канву. Светлой ночью и солнечным днем Я от дел отлученной живу. Надо ль штору поднять на окне? — Не приедет родной человек. Задержался, как видно, в пути И в горах себе выбрал ночлег.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Пишу об игре в мяч (“Мяч, мелькая, так быстро скользит...”)

Мяч, мелькая, так быстро скользит, То туда, то оттуда гоним. Слышен звук несмолкающих бит, С двух сторон устремленных за ним. То и дело, минуя заслон, Мяч опять вылетает на круг. Вот в руках у защитника он — Тот на миг замедляет игру. Управляется ловко с мячом — Перед ним нападающих строй... Опасаюсь, что долго еще Мне придется следить за игрой. Я хочу, чтобы мяч, наконец, В тех воротах скорей побывал. Я хочу, чтоб победный венец Ты, любимый, завоевал.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Посвящаю почтенному Ли в благодарность за присланную циновку (“Я постлала ее сейчас...”)

Я постлала ее сейчас В Зимородковой башне моей. Будто яшмовый хлынул поток И пахнуло прохладой морей. Как от веера иль облаков, Сразу в комнате стало свежей... Я на ложе с досадой гляжу: Осень ранняя не по душе!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Посвящаю Фэйцину (“Из-под лестницы льется свист сверчка бесконечный...”)

Из-под лестницы льется Свист сверчка бесконечный. Ветки в саду дымятся, И на ветках роса. С башни смотрю на горы, Светлые в лунный вечер, Слышу в дворе соседнем — Веселые голоса. Из-за жемчужной шторы Дует холодный ветер, И негодует цитра, Праздную жизнь кланя. Ленится Цзи-повелитель, Не удостоит вести... Кто ж в осеннюю пору Утешит меня?

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Посвящаю Цзыаню (“Даже тысячу чаш осушив, скорбь разлуки не разогнать...”)

Даже тысячу чаш осушив, Скорбь разлуки не разогнать. Только крепче в разлуке любовь — Уз ее никому не разъять. Орхидея уже отцвела — И пора проводить весну. А негодница ива, боюсь, Лодку путника держит в плену. Радость встреч и томленье разлук — Преходящи, как облака. Но любовь не иссякнет вовек, Как великая эта река. Жаль, что в пору цветения нам Повстречаться не суждено... Все равно не хочу без него Развлечений искать за вином!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Посылаю Го Сян (“Я, от вина хмелея, стихи допоздна слагаю...”)

Я, от вина хмелея, Стихи допоздна слагаю. В мыслях мы друг о друге, А на дворе весна. Веточку в непогоду С путником посылаю И, терзаясь душою, Не отхожу от окна. Шторы подняв, взираю На далекие горы. Словно вешние травы, В сердце растет тоска... С друзьями небось пируешь В эту позднюю пору. Да так, что от громких песен Сыплется пыль с потолка?

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Посылаю Цзыаню, разделенная с ним рекой Ханьцзян (“С грустью на юг взираю...”)

С грустью на юг взираю, На север гляжу в печали. Только вздыхаю напрасно, Горестных чувств полна. Утка с селезнем вместе К берегу на ночь пристали, А мандаринка над рощей Кружит и кружит одна. На реке переправа Залита лунным светом. Где-то в дали туманной Песня послышалась вдруг... Милый мой так далеко, Так на душе печально! Да еще за домами Мерный вальков перестук.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Преподношу близкой подруге (“Стыдно и перед солнцем...”)

Стыдно и перед солнцем! — Лицо рукавом прикрываю. Вешняя грусть одолела — Нет желанья вставать... Даже подземные клады Легче найти, считаю, Нежели с сердцем мужчину Где-нибудь отыскать! Зарываясь в подушку, Слезы тайком проливаю, Иль средь цветов, печалясь, Я укрываться должна... Но зачем на Ван Чана Гневаться мне, страдая? Разве я сделать выбор, Как Сун Юй не вольна? Примечания

Ван Чан (Гун Бо) — придворный советник, он и его жена олицетворяли счастливое супружество.

Сун Юй — знаменитый поэт, которому приписывалось чрезмерное женолюбие.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Пришла навестить наставника Чжао Ляна и не застала его дома (“Где вы, единоверец...”)

Где вы, единоверец — Житель пустынного царства?.. В домотканой одежде, В этой келье одна, Греюсь я у жаровни И готовлю лекарства, За стеною соседи Сушат чай дотемна. От пылающей лампы На стену пали узоры, Отраженье от ширмы На пол косо легло. Вглядываюсь то и дело, К дверям обращая взоры... За окошком так много Цветов расцвело!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Прогуливаюсь в южном крыле Храма Преклонения Перед Истиной и просматриваю список только что выдержавших экзамен (“Предо мной пики гор в облаках...”)

Предо мной пики гор в облаках. И в разгаре цветенья весна... Четко выписаны имена — Освещает их лунный свет. Так досадно: стихи свои Прятать я под одеждой должна! Зря ищу свое имя. Его В списке сдавших экзамены нет.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Продаю последний пион ("Грустно так! Облетают цветы...")

Грустно так! Облетают цветы, Стали ветра порывы сильней. Вновь уходит весна. И мечты Устремляются следом за ней. И доступна цена, только вот У достойных цветок не в чести. Мотыльков лишь к нему и влечет, А у них мне любви не найти. Несказанную прелесть цветка Во дворце оценить бы могли. Каково с изумрудной листвой Увядать в придорожной пыли! Мог ему бы и царский дворец Постоянным прибежищем бытъ. Но досадно: любой из повес Там цветок этот сможет купить!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Раздумье (“Персик цветет повсюду...”)

Персик цветет повсюду, Веет в саду весною. Ив бирюза над домами, Ярко светит луна. Я приоделась. На башне Встречу ночь под луною. С сердцем, любовью томимым, В тереме я одна... Лотос цветет. И рыбки В играх волнуют воду. Радуга в небе не меркнет. Птицы призывный клич. Сном мимолетным в жизни — Радости и невзгоды... Мне Шуанчэн бессмертья Так хотелось достичь!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Ранней осенью (“Дружно цветут хризантемы...”)

Дружно цветут хризантемы — Свежести воплощенье. В дымке вечерней горы Отошли на покой. Ветер холодный. И роща Затрепетала в волненье. Звонкие звуки цитры Разносятся далеко. За станком над парчою В думах извечных супруга: Муж за дальней заставой — Долог его поход. И ни гусь и ни рыба Весть не доставят от друга. А от нее посланье К милому кто отнесет?

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

С прибрежного холма в печали вглядываюсь в даль. Посвящается Цзыаню (“Вновь — молодые побеги на кленах...”)

Вновь — молодые побеги на кленах, В зелени свежей поляна. Тень от моста на реке. Вот и вечер Мне же все парус мнится. В мыслях заветная встреча с любимым... Он — словно воды Сицзяна, Ночью и днем, передышки не зная, Все на восток стремится.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Скорблю по умершей ("Я встречала ее не раз...")

Я встречала ее не раз: Будто яшма иль персик в цвету! Вдруг откуда-то вихрь налетел, Подхватил он ее на лету. Где жемчужина эта теперь? — Ею черный дракон овладел. И кому расскажу, как с луны Тенью легкою феникс взлетел? Мне осталось лишь тосковать В эти ночи туманов с дождем. Мне не выплакать горестных слез В одиночестве тяжком моем. Солнце скрылось меж западных гор, Над восточными — вышла луна... Я скорблю, что безвременно так С этой жизнью рассталась она!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Славлю прибрежные ивы (“Ивы — лазоревой цепью на берегу безлюдном...”)

Ивы — лазоревой цепью На берегу безлюдном. А за ними, поодаль, Терем в дымке застыл. На глади реки осенней — Тени от ив повсюду. И, задевая прическу, Ветка роняет цветы. Старые корни, под ними — Полная рыбы яма, Над проплывающей лодкой Свесился ивовый куст... Ночью и дождь и ветер Не затихают упрямо, Сон спугнув, нагоняют Осеннюю грусть.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Перевод: Масалимова Д. Д.

В летние дни живу в горах ("Переехала я жить в отшельничество, приехав в эти места...")

Переехала я жить в отшельничество, приехав в эти места, Я бы хотела венки из цветов сплести, но я их не сажала. Перед двором деревья плотно стоят, одежду на них я повесила, Сижу я у своего источника, расставила чарки с вином. Скрип колес повозки в темноте летит по тропе среди темных бамбуков, Широкий полог над ней, длинная загородка, письмена беспорядочно написаны. Беззаботно сижу в расписной лодке, обращаюсь со стихами к яркой луне, Письмо бы поручить легкому ветру, он дует и вернется обратно.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 80

Воспеваю ивы, растущие на берегу реки ("Бирюзовым цветом разливаются они по целинному берегу...")

Бирюзовым цветом разливаются они по целинному берегу, Дымчатая красота, окружая, входит в далекую башню. Отражения легли на поверхность осенней воды, Цветы опадают, задевая головы у людей. Корни у них старые, у них спрятались рыбы в глубине, Ветки у них свисают, задевая путника лодку. Шумят ветер и дождь в ночи, Проснулась ото сна, вновь тоска одолела.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 77

Встречаю Ли Цзиньжэня, чиновника ранга "юаньвайлан" ("Сегодня день — счастливое время...")

Сегодня день — счастливое время,  слышу радостные крики сороки. Вчерашним вечером сидела я под лампой и гадала на нагаре. Возжигаю благовония, аромат вылетает со двора,  встречаю я Пань Юэ, Я не завидую ткачихе, которая тянет за собой вола. Примечания переводчика

В третьей строке данного стихотворения поэтесса, говоря о поэте периода Цзинь Пань Юэ, имеет ввиду Ли И, который, как и Пань, был внешне очень красивым.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 76

Гуляя у южной башни в районе Чунчжэнгуань, осматриваю списки прошедших экзамены ("Вершины среди туч стоят перед взором, разошелся весенний свет...")

Вершины среди туч стоят перед взором, разошелся весенний свет. Ясно и изящным почерком написано, указывая на будущую жизнь. Презирают тех, кто одет в тюлевое платье,  и скрывает стихотворные строки, Поднимая голову и завидуя зря,  смотрю на имена, что написаны на стене.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 80

Дарю соседке ("Стыдливо днем она укрывается в платье из тюля...")

Стыдливо днем она укрывается в платье из тюля, Печальной весной у нее усталый вид. Легко приобрести недорогую вещицу, Трудно добиться любви господина. На подушке скрыты следы стекающих слез, Среди цветов в темноте надрывается она от плача. Она может подсмотреть у Сун Юя, Зачем непременно ненавидеть Ван Чана? Примечания переводчика

В предпоследней строке поэтесса упоминает о литераторе периода Чжаньго ("Борющиеся царства"), у которого, по преданию, соседка была красавицей. А в последней строке говорится о Ван Чане, второе имя — Цзыбо, считавшемся красавцем в свое время.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 77

Дождь помешал празднику Чунъян ("Полнят двор листочки желтой орхидеи...")

Полнят двор листочки желтой орхидеи,  распустились они у ограды, Два бутона лотоса открылись на зеркале воды. У пагоды Ломао застигнута ветром и дождем, Не знаю, в каком месте смогу поднять  опьяняющий золотой кубок. Примечания переводчика

Пагода Ломао — "Падающая шапка", находится в горах Луншань, недалеко от уезда Цзянлин.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 77

Зимней ночью отправляю Вэнь Фэйцину ("Горькие мысли тревожат стихи, читаю их при лампе...")

Горькие мысли тревожат стихи, читаю их при лампе, Не спится мне в долгую ночь,  боюсь, что замерзну под одеялом. Листья деревьев полнят двор, печальный ветер поднялся, Залегает через оконную занавеску скупой лунный свет. Рассеились, не исполнившись, последние мои желания, В расцвет и падение легко увидеть настоящую суть человека. Невозможно устроиться и жить в одиночестве там,  где павлония растет, В ночи птицы кричат, в воздухе кружа над лесом. Примечания переводчика

Вэнь Фэйцин — поэт, второе имя Тинцзюнь.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 79

Кумирня Хуаньшамяо ("Государства У и Юэ строят планы друг против друга...")

Государства У и Юэ строят планы друг против друга,  замыслов у них много, Святая дева из местности Хуаньша разработала свой план. У нее две парочки ямочек на щеках,  только стоило ей развернуть лицо, Десятки и десятки тысяч отборных войск  все побросали свои боевые топоры. Фань Ли действовал успешно, затем в отшельничество ушел, У Сюй пожертвовал собой во имя страны,  чтоб государство не пропало. Только ныне стоит город Чжуцзи на берегах реки Янцзы, В пустоте стоят темные горы, они называются Тинло. Примечания переводчика

Фань Ли — советник из Юэ.

У Сюй — чиновник высокого ранга из государства У.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 78

Ломая ветки ивы ("Ранним утром расстаемся, слезы бегут по украшениям...")

Ранним утром расстаемся, слезы бегут по украшениям, Ломает все подряд весенний ветер, ивы стоят в тумане. Хотела бы достичь западных гор, где нет деревьев, Там будет позволено человеку не лить слезы. Примечания переводчика

В данном стихотворении, как и в предыдущем, присутствует словосочетание "весенний ветер" — "чуньфэн". Весенний ветер, по мнению поэтессы, может иметь положительное и отрицательное значение. Любовь при длительной разлуке может угаснуть, но она может и поддерживать живительные силы.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 81

Пишу об игре в мяч ("Твердый, круглый легко катит, словно звездочка летит...")

Твердый, круглый легко катит, словно звездочка летит, Палкой в виде серпа луны  они бьют его без раздумий и остановок. Когда нет преграды, когда есть преграда,  все смешивается вокруг, Когда возникает заграждение — задержка неминуема. Не оставляя его, лавируя, ведут его рукой, Но я боюсь, чтоб они друг друга не задели по головам. В конце концов, влетает он в ворота, все начинается сначала, Желала бы я господину побороться, самым первым реализовать планы.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 78

Поздней весной свои чувства направляю другу ("Крик иволги разогнал остатки сна моего...")

Крик иволги разогнал остатки сна моего, Мне стало легко,  слезы навернулись и побежали по лицу моему. Темно среди бамбуков, ранняя луна слаба светом. На реке спокойно, вечерний туман крепок. Во влажном клюве несет глину ласточка, Ароматом притянутая пчела собирает нектар среди тычинок. В одиночестве тоскую, нет предела моим думам, Перестаю я вздыхать, молча гляжу на сосны.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 79

Посылаю чиновнику ранга "шаншу" по фамилии Ли ("Тот, кто служит в управлении "восьми кресел", одолеет сильные войска...")

Тот, кто служит в управлении "восьми кресел",  одолеет сильные войска, Песни и оды заполнили новизной дороги-пути. Над рекой Фэнь в третий месяц дождь идет, У реки Цзинь весной множество цветов растет. Тюрьмы пустые долгое время закрыты, Пики и алебарды толстым слоем пыли покрыты. Добродетельные люди по-прежнему слушают песни Цзы'е, Сдержанные гости, опьяненные сидят на красивых циновках. Кисть по тушечнице скользит вслед за рукой, Книгами со стихами он себя окружил. Моему маленькому таланту много он уделяет забот, И стала я человеком, который ест рыбу. Примечания переводчика

Из последней строки стихотворения мы узнаем, что благодаря чиновнику Лю, Юй Сюаньцзи оказалась в богатой семье ("стала человеком, который ест рыбу").

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 78

Посылаю Фэйцину ("На ступеньках, что ведут к дамбе, беспорядочно сверчки верещат...")

На ступеньках, что ведут к дамбе,  беспорядочно сверчки верещат. Туман на ветках деревьев во дворе, чистая роса на них лежит. Под луной у соседей музыка звучит, С башни дальние горы ярко видны. Сижу на драгоценной циновке, дует ветер холодный. Чистые звуки "цинь" учат жизнь ненавидеть. Господин Цзи лениво пишет письмо, Предметы в его доме успокаивают осенние чувства. Примечания переводчика

Фэйцин — поэт, второе имя Тинцзюнь.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 79

Проводы при расставании ("Вода послушно вливается в сосуд...")

Вода послушно вливается в сосуд,  знаю, ей трудно занять устойчивое положение, Говорят, когда уезжаешь, может не быть чувств,  а можно ли вернуться вновь. Разочарование приносит весенний ветер,  ночь опадает над рекой в землях Чу. Утки-мандаринки — одна пара, утеряв стаю, они разлетелись. Примечания переводчика

Начало первой строки "вода послушно вливается в сосуд" содержит намек на взаимоотношения между дочерью и отцом, женой и мужем, а также на положение женщины в семье. Женщина должна быть послушной отцу, мужу, а в родной семье ей нет места — должна выйти замуж, не думая о какой-либо карьере или службе.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 81

Ранняя осень ("Нежная орхидея вобрала в себя новые цвета...")

Нежная орхидея вобрала в себя новые цвета, Далекие горы беззаботно стоят в вечернем тумане. Холодный ветер пугает зеленые деревья. Чистые рифмы звучат под звуки красивых струн. Думаю о женщине, которая ткет на станке, Муж у нее в походе, дни он проводит за заставой. Дикие гуси летят, рыбы в реке плывут, Через кого я могу передать свое это письмо?

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 80

С тоскою наблюдаю в Цзянлине, отправляю Цзыань ("Листья клена на тысячах ветках, на десятках тысяч ветках...")

Листья клена на тысячах ветках, на десятках тысяч ветках, Они покрыли-укрыли мост над рекой,  в темноте парус запаздало плывет. У господина по имени И чувства словно воды Сицзян, Днем и ночью они бегут на восток,  не переставая и без остановок Примечания переводчика

Цзыань — второе имя Ли И.

Сицзян — верхнее течение Янцзы.

Ли И часто путешествовал вместе с поэтессой, благодаря мужу, она общалась с большим кругом лиц из числа образованных людей.

Существует в Китае история об обстоятельствах смерти поэтессы. У Юй Сюаньцзи была служанка по имени Лу Цяо. Однажды, уходя в гости к соседке, Юй Сюаньцзи предупредила свою служанку: "Ты никуда не уходи. Если кто-то придет, сообщи, куда я ушла". Вернулась поэтесса домой поздно, Лу Цяо сообщила: "Только что приходил гость, но, узнав, что хозяйки нет дома, сел на коня и уехал". Этот человек был любовником поэтессы, последняя заподозрила, что Лу Цяо не сообщила гостю о месте нахождения поэтессы, так как вступила в интимные отношения с мужчиной. Юй Сюаньцзи, будучи подозрительной и мнительной женщиной, была сильно раздражена.

Глубокой ночью она вызвала служанку к себе в спальню, не выслушав объяснений, раздела Лу Цяо и жестоко избила, в результате чего служанка умерла. Закопав труп на огороде, Юй Сюаньцзи сообщила окружающим, что Лу Цяо сбежала. Когда преступление было раскрыто, Юй Сюаньцзи была казнена, ей отрубили голову. До настоящего времени в Китае среди литературоведов идет спор по этому поводу, многие высказывают сомнения о причинах смерти поэтессы.

Но, анализ содержания произведений и смерть Юй Сюаньцзи в двадцать четыре года в какой-то мере являются свидетельством подтверждения версии о совершении поэтессой преступления, за что и была казнена.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 76

"Путешествую по реке"

1. "Великая река ширью обнимает город Учан..."

Великая река ширью обнимает город Учан,  что лежит на склоне, По острову Инъу разбросаны  несколько десятков тысяч дворов. Весенним днем уснула в расписной лодке,  к утру даже не проснулась, Во сне я была бабочкой, которая искала цветы. Примечания переводчика

Инъу — уезд Ханьян на берегу реки Янцзы.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 80

2. "В туманной пестроте уже подплываю к причалу Луцы..."

В туманной пестроте уже подплываю к причалу Луцы, Расписная лодка,  будто по-прежнему плывет около острова Инъу. Опьянев, я уснула, проснувшись,  стихи читаю, не ощущаю ничего. Сегодня утром испытала испуг,  оказавшись у истоков реки Хань. Примечания переводчика

Луцы — в провинции Хубэй.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 80

Ню Сицзи (880-930?)

Перевод: Маркова В.Н.

Разлука ("Над вешними горами дымка...")

Над вешними горами дымка Растает скоро. Уже светлеет на востоке И гаснут звезды. Озарена последним светом Луны неясной, Ты тихо льешь разлуки слезы Туманным утром. Мы говорили долго-долго Слова прощанья, Но недосказанного много Осталось в сердце, И, оглянувшись, говорю я С тобою снова. Цвет платья твоего зеленый Мне мил навеки. Повсюду на траву я буду Глядеть с любовью!

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 2, 1957

Ли Чжун (ок. 920 — ок. 974)

Ли Чжун — поэт, музыкант, каллиграф, художник эпохи Тан.

Даты рождения и смерти точно неизвестны, но ученые говорят примерно о 920-974 гг. Родился в Цзюцзяне (провинция Цзянси).

С юности получил известность как поэт, при жизни составил собственный сборник стихов. Также его стихи есть в четырех томах "Полного собрания стихов Танской эпохи" ("Цюань Танши").

По материалам: baike.baidu.com

Перевод: Перелешин В.Ф.

Пробуждение ("Среди душистых трав я, пьяный, задремал...")

Среди душистых трав я, пьяный, задремал. Теперь мой хмель прошел. Уже почти темно. Передо мной лежит поверженный бокал, И гости разошлись, я думаю, давно. Совсем не помню я, когда цветы я рвал, И почему в руках моих цветов полно?

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 24

Ли Юй (937-978)

Поэт, последний император династии Южная Тан. Даты жизни: 937 — 15 августа 978 г. Мастер лирических романсов малой формы — цы. Создал лучшие свои произведения после того, как лишился трона. Был низложен основателем сунской династии и умерщвлен после нескольких лет плена.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Последний император династии Южная Тан. Был лишен трона и сослан на север, где до конца жизни тосковал по родным местам. Писал стихи жанра цы — стихи с неравной длиной строки, создававшиеся на определенные мелодии, был одним из первых поэтов этого жанра.

Источник: Литена.ру

* * *

Ли Юй (937-978), известный также как Ли Хоучжу (Ли — последний государь), был правителем недолговечного государства Южная Тан (937-975) со столицей в Цзиньлине (нынешний Нанкин). На троне сменились три государя: дед Ли Юя, Ли Шэн, отец Ли Цзин и сам Ли Юй. Взойдя на трон после смерти отца (кстати, тоже поэта — от него осталось четыре стихотворения) в 961 г., Ли Юй в 975 г. капитулировал перед полководцем Чжао Куанъинем, объединившим страну под названием Сун.

Дальнейшая судьба Ли Юя была плачевна. Переселенный на север, он все оставшиеся годы тосковал по родному Югу и оставил 34 стихотворения, где описал свою злосчастную долю. Хотя стихи в жанре цы писали до него и другие поэты, но несомненное господство этого жанра связывают с именем Ли Юя.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Басманов М.И.

"С рассветом луна заходит, свой ночлег покидая..."

С рассветом Луна заходит, Свой ночлег покидая, Куда-то плывут облака. Откинувшись на подушки, Одна в молчанье мечтаю, Грежу о травах душистых, Зеленые вижу луга... Крик одинокого гуся Донесся издалека. Иволга прочь улетела, И лепестки, опадая. Мечутся на ветру. И во дворе и в доме Стоит тишина глухая, Цветов запоздалых не трону, Пусть ярче алеют вокруг, — С пирушки домой возвращаясь, Заметит их нежный друг.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Лантаоша" ("Волна, омывающая песок")

"Шумит за шторой дождь, не умолкая..."

Шумит за шторой дождь, не умолкая, И вот опять весны как не бывало! В час пятой стражи холод проникает, Не греет шелковое одеяло. Скитальцу сон — одно лишь утешенье, Чтобы забыть про беды и лишенья. Не надо на перила опираться, Взор устремлять на горы и на реки. Не трудно было с ними расставаться, А встретиться заказано навеки! Цветы опали. Их река умчала. Все свой конец имеет изначала. (Мелодия "Лантаоша" — "Волна, омывающая песок")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Сянцзяньхуань" ("Радость встречи")

"Один на Западной башне стою..."

Один на Западной башне Стою, погруженный в думы. Месяц — словно на небо Кто-то крючок забросил. Страшась тишину нарушить, Не шелохнутся утуны*. Там, на дворе, притаилась Тихая, ясная осень. Ножницами не обрежешь Злую тоску разлуки. Чем больше я сокрушаюсь, Тем больше смятеньем охвачен. А может, что-то другое — Причиной душевной муки, Что в самых своих глубинах Сердце давно уж прячет?.. (Мелодия "Сянцзяньхуань" — "Радость встречи")

(Синонимичное название мелодии — "Уети" — "Плач ворона в ночи", "乌夜啼")

(Синонимичное название мелодии — "Шансилоу" — "Поднялся на западную башню", "上西楼")

(Синонимичное название мелодии — "Силоуцзы" — "Западная башня", "西楼子")

(Синонимичное название мелодии — "Юэшангуачжоу" — "Луна над Гуачжоу", "月上瓜洲")

(Синонимичное название мелодии — "Цюеюэ" — "Осенняя лунная ночь", "秋夜月")

(Синонимичное название мелодии — "Ичжэньфэй" — "Вспоминая Чжэньфэй", "忆真妃")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Опали цветы. Сменился красный наряд зеленым..."

Опали цветы. Сменился Красный наряд зеленым. Быстро весна промчалась — Даже и не заметил. Что сделаешь, если утро Встречает дождем студеным, И вечер в свой час приходит, И с ним непогожий ветер! Блестят на румянах слезы, И на душе смятенье. Радость короткой встречи Когда еще повторится? Так повелось, что людям Грусть суждена от рожденья, Она — как поток бескрайний, Что вечно к востоку стремится. (Мелодия "Уети" — "Плач ворона в ночи", "乌夜啼")

(Синонимичное название мелодии — "Сянцзяньхуань" — "Радость встречи", "相见欢")

(Синонимичное название мелодии — "Шансилоу" — "Поднялся на западную башню", "上西楼")

(Синонимичное название мелодии — "Силоуцзы" — "Западная башня", "西楼子")

(Синонимичное название мелодии — "Юэшангуачжоу" — "Луна над Гуачжоу", "月上瓜洲")

(Синонимичное название мелодии — "Цюеюэ" — "Осенняя лунная ночь", "秋夜月")

(Синонимичное название мелодии — "Ичжэньфэй" — "Вспоминая Чжэньфэй", "忆真妃")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

"Чансянсы" ("Тоскую в разлуке")

"Гор гряда и еще гряда..."

Гор гряда, И еще гряда, Высокое небо над ними. В дымке прозрачной стынет поток, Лодка, как будто кленовый листок, В чужой стороне гонимый. Цвели хризантемы И отцвели. Вижу я: гусь крылатый Вернуться с заставы спешит дотемна. Ветер за шторою. Всходит луна. И мне только нет возврата. (мелодия "Чансянсы" — "Тоскую в разлуке")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Год и полгода еще в разлуке..."

Год и полгода еще в разлуке! Так печально вокруг и уныло. С мэйхуа белоснежною стаей. Лепестки на ступени слетают. Подметешь их, и все как было. Нет, не верю залетному гусю. В край родной не вернуться мне снова. Вдаль уходит, теряясь, дорога... И растет и растет тревога, Как трава на лугах весною. (мелодия "Чансянсы" — "Тоскую в разлуке")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Юймэйжэнь" ("Печали талантливого человека")

"То весна с цветами, то осень с луной..."

То весна с цветами, То осень с луной. Бесконечной чреде Где же будет предел? Возвращает к минувшему Память меня — Сколько кануло в вечность Свершений и дел! Прошлой ночью я снова На башню всходил, Снова ветер восточный Повеял весной. Как мучительно это — При свете луны Вдаль глядеть, где сокрыт Край навеки родной! И резные перила, И ступеней нефрит — Все там, верно, осталось, Как в прежние дни. На щеках лишь моих Нет румянца теперь — Бороздят их морщины, Поблекли они. И хотелось бы знать, Сколько скорби еще В этой жизни нелегкой Я вынести мог. Так безмерна она, Словно воды реки, Что, разлившись весною, Течет на восток. (Мелодия "Юймэйжэнь" — "Печали талантливого человека")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Даолянцзы" ("Приготовление шелка")

"Маленький сад опустел..."

Маленький сад опустел, Царит во дворе тишина. Лишь не смолкает валек, И ветер с ним заодно. Мне теперь не заснуть, А ночь бесконечно длинна. Звуки и лунный свет Льются в мое окно. (мелодия "Даолянцзы" — "Приготовление шелка")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Ицзяннань" ("Воспоминания о Цзяннани")

"Безмерна скорбь..."

Безмерна скорбь. Я эту ночь во сне Гулял в дворцовом парке, Как бывало... Драконы-кони, Колесниц поток, Кругом цветы И в небе Лунный рог — Весной дышало все И ликовало. (Мелодия "Ванцзяннань" — "Тоска по Цзянанни")

("Ванцзяннань" — другое название мелодии "Ицзяннань" ("И Цзяннань", 忆江南))

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Мечты меня уносят далеко. Теперь весна на юге..."

Мечты меня Уносят далеко. Теперь весна на юге Дни цветенья. И лодок живописный хоровод Под музыку скользит По глади вод. Над городом — Цветущих ив пыльца И белый пух... И толпам нет конца — Все на цветы Взирают с наслажденьем. (мелодия "И Цзяннань / Ицзяннань — Воспоминания о Цзяннани")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Мечты меня уносят далеко. Теперь на юге наступила осень..."

Мечты меня Уносят далеко... Теперь на юге Наступила осень. И на просторах В десять тысяч ли Повсюду Краски осени легли. Забытый челн Снесло в камыш волной, И с башни, Что белеет под луной, Свирели голос Ветерком доносит. (мелодия "И Цзяннань / Ицзяннань — Воспоминания о Цзяннани")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Перевод: Маркова В.Н.

"Лантаоша" ("Волна, омывающая песок")

"Сквозь бамбуковый занавес слышно..."

Сквозь бамбуковый занавес слышно, Как стучит бесконечный дождь, А сквозь шелковое одеяло Холод раннего утра проник. Позабыл я во сне на мгновенье, Что один я в чужом краю. Снова был я счастлив, как прежде, Но исчез обманчивый сон. В час вечерний стою одиноко, Опершись на перила крыльца. Предо мной бесконечные реки, Беспредельные выси гор. Как бывает легко разлучиться И как трудно встретиться вновь! Вдаль бегут невозвратно воды, Цвет поблек и уходит весна, И во всю свою ширь это небо Между нами теперь лежит. (Мелодия "Лантаоша" — "Волна, омывающая песок")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 3, 1957

"Сянцзяньхуань" ("Радость встречи")

"Я поднялась одна на вершину западной башни..."

Я поднялась одна На вершину западной башни. Месяц — как тонкий крючок, А в тайниках двора, За стеною тихих утунов, Спрятана ясная осень. Горе этой разлуки Ножницами не отрезать, Сколько ни режь его, Как ни распутывай нити. Не размотать до конца! Горе разлуки таится В самых глубинах сердца. (Мелодия "Сянцзяньхуань" — "Радость встречи")

(Синонимичное название мелодии — "Уети" — "Плач ворона в ночи", "乌夜啼")

(Синонимичное название мелодии — "Шансилоу" — "Поднялся на западную башню", "上西楼")

(Синонимичное название мелодии — "Силоуцзы" — "Западная башня", "西楼子")

(Синонимичное название мелодии — "Юэшангуачжоу" — "Луна над Гуачжоу", "月上瓜洲")

(Синонимичное название мелодии — "Цюеюэ" — "Осенняя лунная ночь", "秋夜月")

(Синонимичное название мелодии — "Ичжэньфэй" — "Вспоминая Чжэньфэй", "忆真妃")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 3, 1957

"Юймэйжэнь" ("Печали талантливого человека")

"Вновь весенняя светит луна..."

Вновь весенняя светит луна, Вновь раскрылся весенний цвет. Ах, когда же придет конец Этой вечной смене времен? А когда-то бывало не так: Сколько радостей знал я весной! Прошлой ночью в лачуге моей Снова ветер с востока дохнул. Тяжко родину вспоминать При сиянье весенней луны. Как, наверно, яшмой горят В этом свете перила крыльца И резных ступеней ряды Там, в далеком моем дворце! Только юность моя прошла, Алый цвет на щеках поблек. Как, скажите, такую тоску Может сердце одно вместить? Нет конца ей, как водам весной, Что разливом бегут на восток. (Мелодия "Юймэйжэнь" — "Печали талантливого человека")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 3, 1957

"Цинпинлэ" ("Безмятежная радость")

"Уж полвесны прошло, как я покинул для севера свой милый край родной..."

Уж полвесны прошло, как я покинул Для севера свой милый край родной. С тех пор, на что ни обращаю взоры, Тоска изгнанья гложет сердце мне. С деревьев цвет весенний облетает, И на крыльцо ложатся лепестки, Засыпали ступени, точно снегом, И снова падают, и вновь летят... Едва стряхнуть с одежды их успею, Докучные меня осыплют вновь. Уж гуси перелетные вернулись, А писем с родины все нет как нет. (Мелодия "Цинпинлэ / Цинпинюэ — Безмятежная радость")

Источник: "Китайская классическая поэзия (Эпоха Тан). Сост. Н.Т. Федоренко", 1956

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Цинпинлэ" ("Безмятежная радость")

На мотив "Радость чистоты и покоя" ("Дни разгара весны, на чужбине приспели...")

Дни разгара весны, на чужбине приспели. в одну точку гляжу,  чтобы боли в душе помягчели. На ступени слетают цветы мэйхуа  наподобие снежной метели. Обметаю — и снова полно лепестков  на одежде и теле. Гуси с юга летят,  только с ними напрасно вестей ожидать. Путь далекий домой  лишь в несбыточном сне я могу увидать. О, изгнанья печаль! —  как похожа она на весеннюю травку: То росла, то куда-то пропала,  то пробилась опять. (Мелодия "Цинпинлэ / Цинпинюэ — Безмятежная радость") Примечания

Стихотворение написано после того, как Ли Юй утратил свое государство Южная Тан и жил вдали от родины на чужбине — далеко на севере. Гуси в китайских легендах, перелетая с севера на юг и с юга на север, могут приносить вести от близких, живущих в разлуке.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Перелешин В.Ф.

"Сянцзяньхуань" ("Радость встречи")

Предчувствие («Я с башни на запад смотрю. Тишина ...»)

Я с башни на запад смотрю. Тишина. Повисла серпом луна. Под нею осины — и осень, чиста и грустна. Разрезать нельзя ножом, — Порядок стал мятежом. Разлука уже близка, И привкусом горьким на сердце ложится тоска.

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

Перевод: Тихомиров В.Г.

"Лантаоша" ("Волна, омывающая песок")

Волны омывают песок ("Шум дождя за бамбуковой шторкой в окне...")

Шум дождя  за бамбуковой шторкой в окне. Вид унылый — в ущербе весна. В пятой страже рассветный холод  заползает в шелка одеял. Позабылось во сне,  что гощу поневоле в чужой стороне, — В сердце радости вдруг пожелал. Одинокий,  вечерами стою на стене. Вижу реки и горы во мгле. Как легко расставание с ними,  и как трудно вернуться туда. Пролетают года,  опадают цветы, убегает вода. Жил на небе — живу на земле. (Мелодия "Лантаоша" — "Волна, омывающая песок")

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

"Сянцзяньхуань" ("Радость встречи")

Радость встречи ("На западной башне стою, вижу закатные дали...")

На западной башне стою,  вижу закатные дали, Месяца медный крюк, Осень таится в глубоком саду —  платаны стоят вокруг. Грустные мысли — не пряжа,  их оборвешь едва ли. Хочешь распутать —  только запутаешь вдруг. Время долгих разлук В сердце оставило  тонкий привкус печали. (Мелодия "Сянцзяньхуань" — "Радость встречи")

(Синонимичное название мелодии — "Уети" — "Плач ворона в ночи", "乌夜啼")

(Синонимичное название мелодии — "Шансилоу" — "Поднялся на западную башню", "上西楼")

(Синонимичное название мелодии — "Силоуцзы" — "Западная башня", "西楼子")

(Синонимичное название мелодии — "Юэшангуачжоу" — "Луна над Гуачжоу", "月上瓜洲")

(Синонимичное название мелодии — "Цюеюэ" — "Осенняя лунная ночь", "秋夜月")

(Синонимичное название мелодии — "Ичжэньфэй" — "Вспоминая Чжэньфэй", "忆真妃")

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Перевод: Торопцев С.А.

"Сянцзяньхуань" ("Радость встречи")

"Взошел один на башню — помолчать..."

Взошел один на башню — помолчать. Крючкообразная луна. Платан во дворике осенней пеленой объят. Что тут прибавить, Что убавить? И горесть всех утрат никак не хочет душу мне оставить. (Мелодия "Сянцзяньхуань" — "Радость встречи")

(Синонимичное название мелодии — "Уети" — "Плач ворона в ночи", "乌夜啼")

(Синонимичное название мелодии — "Шансилоу" — "Поднялся на западную башню", "上西楼")

(Синонимичное название мелодии — "Силоуцзы" — "Западная башня", "西楼子")

(Синонимичное название мелодии — "Юэшангуачжоу" — "Луна над Гуачжоу", "月上瓜洲")

(Синонимичное название мелодии — "Цюеюэ" — "Осенняя лунная ночь", "秋夜月")

(Синонимичное название мелодии — "Ичжэньфэй" — "Вспоминая Чжэньфэй", "忆真妃")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Летят цветы краснеющие с веток..."

Летят цветы краснеющие с веток, весна уходит рано! Под утро — морось, зябко, к ночи — ветер. Так по щекам текут румяна от упоенья, жажды новой встречи... В потоке бытия так много огорченья. (Мелодия "Сянцзяньхуань" — "Радость встречи")

(Синонимичное название мелодии — "Уети" — "Плач ворона в ночи", "乌夜啼")

(Синонимичное название мелодии — "Шансилоу" — "Поднялся на западную башню", "上西楼")

(Синонимичное название мелодии — "Силоуцзы" — "Западная башня", "西楼子")

(Синонимичное название мелодии — "Юэшангуачжоу" — "Луна над Гуачжоу", "月上瓜洲")

(Синонимичное название мелодии — "Цюеюэ" — "Осенняя лунная ночь", "秋夜月")

(Синонимичное название мелодии — "Ичжэньфэй" — "Вспоминая Чжэньфэй", "忆真妃")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Ицзяннань" ("Воспоминания о Цзяннани")

"Душа была грустна, меня во сне покинув..."

Душа была грустна, меня во сне покинув ненадолго. В сады былые словно унеслась она, куда кареты мчались по дорогам, а под луной цвела весна. (Мелодия "Ванцзяннань" — "Тоска по Цзянанни")

("Ванцзяннань" — другое название мелодии "Ицзяннань" ("И Цзяннань", 忆江南))

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Хуа Жуй (940-976)

Китайская поэтесса эпохи Поздняя Шу и династии Тан. Уроженка Сычуани.

О семье известно мало. Родилась в 940 году в царстве Поздняя Шу. Происходила из семьи Сюй. Смолоду попала ко двору и в гарем владыки царства Мэн Чана и вскоре стала его любимой наложницей под именем госпожи Хуа Жуй (кит. 花蕊夫人). Поскольку правитель уделял больше внимания вину и женщинам, государственные дела пришли в упадок. Поэтому в 965 г. войска династии Сун легко захватили царство Поздняя Шу. Хуа Жуй попала в плен. Позже она была представлена императору Тай-цзу, которому понравились ее стихи. Умерла в 976 г., по одной из версий — убита на охоте, по другой — "удостоена императорской милости" покончить с собой.

Писала свои стихи в жанре "гунцзи" (дворцовая поэзия); их темы — цветы, птицы, дворцовое окружение, жизнь в гареме. Также есть произведения, посвященные падению царства Поздняя Шу. Всего в поэтическом наследии Хуажуй более 100 стихов, некоторые из них вошли в полное собрание стихотворений танской эпохи "Цюань Танши".

Источник: "Личности"

Перевод: Басманов М.И.

"Как из яшмы сотворена..."

Как из яшмы сотворена, Словно снег, и чиста и нежна... Вдруг повеяло ветром с пруда, Льется запах цветов из окна. Сквозь оконную штору с небес Заглянула за полог луна. Словно облако пряди волос — Их лучом озарила она. Поднялись мы с постели. Вокруг Никого. Во дворце тишина. Млечный Путь прочертила звезда, Миг один — и уже не видна. Ожидаю, когда же нашлет Ветер западная сторона? .. Так ведь может и Новый год Незаметно пожаловать к нам.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Стихотворным экспромтом отвечаю сунскому Тай-цзу

Государь, не готовый к войне, Белый флаг водрузил на стене. Но об этом в глубинах дворца Разве было ведомо мне? Все сто сорок тысяч бойцов Разом сдали доспехи врагу. Одного хотя бы из них Храбрецом я назвать не могу.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

"Цайсанцзы" ("Собирая листья шелковицы")

"Вот миновали Шудао — отчего края пределы..."

Вот миновали Шудао — Отчего края пределы. Сердце мое разрывается, Скорби моей нет предела. Года длинней день весенний, Нехотя движутся кони... Слышу, как, не смолкая, Дуцзюань жалобно стонет. (Мелодия "Цайсанцзы — Собирая листья шелковицы")

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

"Дворцовые строки"

3. (V.) "Извиваясь, словно дракон..."

Извиваясь, словно дракон, Пруд простерся так далеко. Ветви тонкие ив на ветру Разметались у двух берегов. Будто дивной Цзяннани пейзаж, — Описать не находится слов, — Где нарядные лодки снуют Посреди бирюзовых валов. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 3. (V.) "Извиваясь, словно дракон..." — римская цифра в скобках (V.) соответствует номеру стиха в цикле "Дворцовые строки", как это указано в издании перевода (см. "Встречи и расставанья", 1993), цифра 3. — номеру стиха в оригинале.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

4. (IX.) "Из восточных покоев, видать..."

Из восточных покоев, видать, Мне нельзя выходить никуда: На дворец, обнесенный стеной, Ветер яростный дует с пруда. Поутру одеваюсь теплей. Замер гонга последний удар. А за сеткой окна вдалеке Пламенеет под солнцем вода. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 4. (IX.) "Из восточных покоев, видать..." — римская цифра в скобках (IX.) соответствует номеру стиха в цикле "Дворцовые строки", как это указано в издании перевода (см. "Встречи и расставанья", 1993), цифра 4. — номеру стиха в оригинале.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

7. (III.) "Так и ломится стол от блюд..."

Так и ломится стол от блюд — И чего не увидишь тут!.. За спиной именитых гостей Повелений прислужницы ждут. В полдень стольник велит нести Фарш из линя на общий суд... Рыбака, что поодаль стоит, Показаться гостям зовут. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 7. (III.) "Так и ломится стол от блюд..." — римская цифра в скобках (III.) соответствует номеру стиха в цикле "Дворцовые строки", как это указано в издании перевода (см. "Встречи и расставанья", 1993), цифра 7. — номеру стиха в цикле.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

10. (X.) "Покидаю покои дворца..."

Покидаю покои дворца И брожу вокруг без конца. Перезвон золотых кастаньет Вместе с ветром доносится в сад. Ночь царит... Яркий лунный свет Проникает сквозь деревца. И не молкнут вдали, у пруда, Звуки струн и певиц голоса. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 10. (X.) "Покидаю покои дворца..." — римская цифра в скобках (X.) соответствует номеру стиха в цикле "Дворцовые строки", как это указано в издании перевода (см. "Встречи и расставанья", 1993), цифра 10. — номеру стиха в оригинале.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

17. (IV.) "Вот весенний задул ветерок..."

Вот весенний задул ветерок, Одеваюсь, гуляю в саду. И украдкою ветку цветов Обрываю, спускаясь к пруду: Под приглядом придворных всегда Я себя осторожно веду... Встретив иволгу, горстку бобов Я бросаю ей на ходу. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 17. (IV.) "Вот весенний задул ветерок..." — римская цифра в скобках (IV.) соответствует номеру стиха в цикле "Дворцовые строки", как это указано в издании перевода (см. "Встречи и расставанья", 1993), число 17. — номеру стиха в оригинале.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

31.(II.) "С шумом, криком наперебой..."

С шумом, криком наперебой Забавлялись служанки стрельбой. Вдруг сорвался с пращи и в кусты Закатился шар золотой. И в смятении иволги прочь Упорхнули одна за другой. И с ветвей осыпался цвет, Землю в пурпур окрасив собой. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 31.(II.) "С шумом, криком наперебой..." — римская цифра в скобках (II.) соответствует номеру стиха в цикле "Дворцовые строки", как это указано в издании перевода (см. "Встречи и расставанья", 1993), число 31. — номеру стиха в оригинале.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

71. (VII.) "На коляске моей расписной..."

На коляске моей расписной Проезжаю опять под стеной. Вот и берег пруда, где меня Ожидают служанки давно. Нежный лотос в воде цветет. Лодку мерно качает волной. И по ветру цветов аромат Разливается надо мной. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 71. (VII.) "На коляске моей расписной..." — римская цифра в скобках (VII.) соответствует номеру стиха в цикле "Дворцовые строки", как это указано в издании перевода (см. "Встречи и расставанья", 1993), число 71. — номеру стиха в оригинале.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

87. (I.) "Я красавицей первой слыла..."

Я красавицей первой слыла, Во дворце государя росла, Представала пред ликом его, Им обласкана часто была. А порой, на исходе дня, Я под ивы весенние шла, Иль под персиком близ пруда Отдыхала, присев у ствола. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 87. (I.) "Я красавицей первой слыла..." — римская цифра в скобках (I.) соответствует номеру стиха в цикле "Дворцовые строки", как это указано в издании перевода (см. "Встречи и расставанья", 1993), число 87. — номеру стиха в оригинале.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

88. (VI.) "Новый месяц настал. И вот..."

Новый месяц настал. И вот Зал дворца заполнил народ. Верно, несколько тысяч людей На расходы выплаты ждет. Перекликнутся эти порой, Этот молча вызова ждет... А наложница, явно смутясь, Мимо царского ложа идет. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 88. (VI.) "Новый месяц настал. И вот..." — римская цифра в скобках (VI.) соответствует номеру стиха в цикле "Дворцовые строки", как это указано в издании перевода (см. "Встречи и расставанья", 1993), число 88. — номеру стиха в оригинале.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

121. (VIII.) "Всюду лотос. И запах цветов..."

Всюду лотос. И запах цветов Заполняет рыбачий кров. Стаи карпов сверкают в воде, Обещая богатый улов. И придворные дамы к пруду Устремились со всех концов... Здесь нельзя ни кричать, ни шуметь — Рыбаков обычай таков. Примечания

В русском названии этого стихотворения — 121. (VIII.) "Всюду лотос. И запах цветов..." — римская цифра в скобках (VIII.) соответствует номеру стиха в цикле "Дворцовые строки", как это указано в издании перевода (см. "Встречи и расставанья", 1993), цифра 121. — номеру стиха в оригинале.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Вэнь Вэй (?)

Перевод: Неизвестен

"Принцесса Шань-инь, сестра императора..."

Принцесса Шань-инь, Сестра императора, Сказала своему брату: "В наших жилах течет царская кровь. Но у вашего величества Десять тысяч наложниц, А у меня всего один муж". Тогда император дал Шань-инь Тридцать молодых наложников. И они трудились день и ночь, Сменяя друг друга. А их приходилось менять Каждые полгода. А Шань-инь хорошела С каждым годом, Наполняясь жизненной силой Тридцати молодых наложников.

Источник: "Нежная ночь любви", 2004

"Янь — это мужчина, это Белый Тигр..."

Янь — Это мужчина, Это Белый Тигр, Это свинец, Это огонь, Это запад. Инь — Это женщина, Это Желтый Дракон, Это киноварь, Это вода, Это восток. Стоит им слиться, Рождается Ртуть — Вечное начало.

Источник: "Нежная ночь любви", 2004

Хай Инь (?)

Хай Инь (сведений нет) состояла на монашеской службе при буддийском монастыре Цыгуансы, который находился на территории современной провинции Сычуань. Сохранилось лишь одно произведение под названием "Одно сочинение о вечере, проведенном на лодке". В этом стихотворении Хай Инь в изящной форме описывает свое ночное путешествие на лодке, когда "воды цвет достигает небесного света", а "лодка плывет, луна следом бежит".

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002

Перевод: Масалимова Д. Д.

"Воды цвет достигает небесного света..."

Воды цвет достигает небесного света, Ветра шум сливается с шумом волн. Путник идет, думы о возвращении домой горечью отдают, У рыбака-старика во сне душа будоражится. Поднимаю весла, облака впереди бегут, Лодка плывет, луна следом бежит. В это мгновение стихи я читаю, строки вдруг прерываются. Будто вижу, что далекие горы стоят поперек. Примечания авторов перевода

В данном стихотворении мы улавливаем течение реки и дуновение ветра, общение автора с луной. Поэтесса в красочных формах и образах представляет нам окружающий мир, который прекрасен даже тогда, когда человек уезжает из родных мест, и его охватывает желание возвращения.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 27

Чжан Янь (?)

Перевод: Неизвестен

"Женщина — сосуд превращений..."

Женщина — сосуд превращений, Наполненный киноварью. Семя мужчины — свинец. Свинец попадает в сосуд. От усилий мужчины Он нагревается, Словно в огне. Свинец и киноварь Перемешиваются, Плавятся и кипят, Превращаясь в ртуть, Подвижную и живучую. Так познается мир

Источник: "Нежная ночь любви", 2004

Шэн Сяое (?)

От Шэн Сяое, которая была родом из местности Юэ (территория современной провинции Чжэцзян), осталось лишь одно стихотворение под названием "Три тюркские башни". В данном произведении речь идет об одной из встреч поэтессы в горах Яньмэньшань и дается намек о наличии угрозы государству на севере со стороны тюркских народов.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002

Перевод: Масалимова Д. Д.

"Над горами, где стоит Застава Диких Гусей, дикие гуси стаей летят..."

Над горами, где стоит Застава Диких Гусей,  дикие гуси стаей летят, В загонах уезда Ма'и кони в самом деле хороши. День к вечеру клонится, солнце уходит к западу от гор,  гонца надо бы встретить, Стараюсь для мужчины,  надо бы ему походную одежду передать.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 29

Юань Чунь (?)

Юань Чунь была уроженкой местечка Лочжун и была приверженкой даосской религии, состояла на службе в даосском монастыре. Сохранились два стихотворения под названиями "Направляю сестрам. что живут в Лочжуне" и "Весенние наблюдения в Циньчжуне".

В первом произведении Юань Чунь описывает свое состояние в разлуке от родных, когда "мысли бегут за десять тысяч ли", и появляется "седина в волосах".

Во втором стихотворении поэтесса рассказывает о весенних наблюдениях, когда "деревья средь дождя стоят" и "кругом лежат опавшие цветы". Юань Чунь также написаны четыре стихотворные строки ("цзюй"), которые использовались при написании писем друзьям и родственникам.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002

Перевод: Масалимова Д. Д.

"На земле древнего государства уже целый год мы в разлуке..."

На земле древнего государства уже целый год мы в разлуке, Река у заставы течет, мысли бегут за десять тысяч ли. Написаны стихи, доверяю их крыльям диких гусей, Гляжу на луну, думаю о красавицах с тонкими бровями. Седина в волосах, тоска неожиданно начинает гнести, Мысли о возврате домой только в одиноком сне узнаю. Кто бы смог покинуть места, где смута творится? Слезы скрываю, отворачиваясь к южным веткам. Примечания авторов перевода

Судя по содержанию данного стихотворения, можно сделать определенные выводы о том, что Юань Чунь жила в период становления династии Тан или мятежа Ань Лушаня (755 г.). Также следует отметить, что в одно время из-за беспорядков внутри страны поэтесса жила вдали от родных.

Источник: "Поэтессы эпохи Тан", 2002, стр. 27

Неизвестные поэтессы

Перевод: Басманов М.И.

"Луна взошла, как слиток серебра."

Луна взошла, Как слиток серебра, Подернутый Прозрачной пеленою. Порывы ветра — За полночь резвей... Скорей же ветер, Облака развей, Неблагодарного Пусть озарит луною! (Мелодия "Ван Цзяннань")

Источник: "Строки любви и печали", 1986

"Я вас прошу, не трогайте меня..."

Я вас прошу, Не трогайте меня, Мне ваши приставанья Душу ранят... Так иву У Цзюйцзянского пруда Кто сломит, кто погнет, И никогда О ней потом И вспоминать не станет! (Мелодия "Ванцзяннань")

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Династия Сун (960—1279)

Пять династий и десять царств (кит. 五代十國, 907—979) — эпоха политических переворотов в Китае, в течение долгого времени в стране не удаётся восстановить единую государственную власть, что связано с и междуусобными войнами, особенно на севере страны.

В 960 военачальник Чжао Куан-инь основывает династию Сун (кит. упр. 宋, пиньинь Sòng; 960—1279). Все три столетия Сун прошли под знаком успешного давления на Внутренний Китай со стороны северных степных народов.

Ещё в начале X века усилилось развитие и консолидация протомонгольской этнической общности киданей, соседствовавшей с Китаем на северо-востоке. Государство киданей, основанное в 916 и существовавшее по 1125, получило название Ляо. Активно укрепляясь на северных рубежах, кидани отторгли часть китайских территорий (часть современных провинций Хэбэй и Шаньси). Основы управления в государстве Ляо были созданы китайцами и корейцами, на основе китайских иероглифов и из китайских элементов письма была создана письменность, развивались города, ремёсла, торговля. Не сумев справиться с соседями и вернуть утраченные территории, Сунская империя была вынуждена пойти на подписание в 1004 мирного договора и согласиться на выплату дани. В 1042 дань была увеличена, а в 1075 Сунская империя отдала киданям ещё часть своей территории.

В то же время на северо-западных окраинах Сунской империи, к западу от киданей, на рубеже X—XI вв. складывается сильное государство тангутов — Западное Ся. Тангуты отторгли от Китая часть современной провинции Шэньси, целиком территорию современной провинции Ганьсу и Нинся-Хуэйского автономного района. С 1047 Сунской империи пришлось и тангутам платить дань серебром и шёлком.

Несмотря на вынужденные территориальные уступки соседям, период Сун считается эпохой экономического и культурного расцвета Китая. Растёт число городов, продолжается рост численности городского населения, китайские ремесленники достигают высот в изготовлении изделий из фарфора, шёлка, лака, дерева, слоновой кости и др. Изобретены порох и компас, распространяется книгопечатание, выводятся новые высокоурожайные сорта зерновых, увеличиваются посевы хлопка. Одной из наиболее впечатляющих и эффективных из данных инноваций было вполне сознательное, систематическое и хорошо организованное внедрение и распространение новых сортов скороспелого риса из Южного Вьетнама (Чампы).

В XII веке Китаю приходится отдать ещё большую территорию новым захватчикам — южноманьчжурским чжурчжэням, создавшим (на базе уничтоженной ими в 1125 империи киданей Ляо) государство (впоследствии — империю) Цзинь (1115—1234), границы которой проходили по р. Хуайхэ. При этом часть разбитых киданей ушла на запад в Центральную Азию, где в районе рек Талас и Чу сложилось небольшое государство кара-китаев — Западное Ляо (1124—1211).

В 1127 чжурчжэни захватывают столицу империи Сун — Кайфын и берут в плен императорскую семью. Один из сыновей императора бежит на юг, в Ханчжоу, который впоследствии становится столицей новой — южносунской империи (1127—1280). Продвижение армии чжурчжэней на юг сдерживает лишь река Янцзы. Граница между Цзинь и южносунской империей устанавливается по междуречью Хуанхэ и Янцзы. Северный Китай вновь на длительное время оказывается под господством иноземных завоевателей.

В 1141 подписан мирный договор, согласно которому Сунская империя признаёт себя вассалом империи Цзинь и обязуется платить ей дань.

Источник: ru.wikipedia.org

Простонародные рассказы, изданные в столице (X в.-XII в.)

Перевод: Зограф И.Т.

"Цитаты"

Цитата-1 ("И все потому, что вы относитесь к числу таких людей...")

И все потому, что вы относитесь к числу таких людей, которым в обществе тесно, а в одиночестве скучно.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

Цитата-2 ("...если случаются совпадения...")

...если случаются совпадения, значит, были на то причины...

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

Цитата-3 ("...С этими словами он превратился в порыв ветра и исчез...")

С этими словами он превратился в порыв ветра и исчез...

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

Цитата-4 ("...Репутация человека утвердится бесповоротно не раньше...")

"Репутация человека утвердится бесповоротно не раньше, чем над ним опустится крышка гроба".

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

Цитата-5 ("...Но смерть поздно пришла к нему...")

Но смерть поздно пришла к нему, и он дожил до того времени, когда его стали ругать и поносить в десять тысяч голосов...

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Даны тебе годы и дни — Храни свои годы и дни..."

Даны тебе годы и дни — Храни свои годы и дни; Даются на радость они — Пусть будут на радость они. Провал и успех десяти тысяч дел  всегда предрешается Небом; Возможны сто тысяч различных развязок —  не стоит стараться для них. О скаредности позабудь, Простор предоставь для щедрот. Новейших и древних падений и взлетов  рассказчик не переберет. Глаза могут видеть одну только пыль  на месте Цзиньгуского парка*; Кровавые пятна на пиках остались  от всех хуайнаньских забот*. В линьтунских собранияхв наши года  рассеялись духи письма; Даньянский уезд* прославлявшая прежде,  свирель уж давно не поет. Цветенье весны, когда время приходит,  пред нежной травой отступает, Беспримесным золотом, как ни старайся,  не сдвинешь железный заплот. Пусть дни в наслажденьях проходят беспечно —  все это недорого стоит; В чем подлинный вкус, узнается тогда,  когда уже сделался старым. Посконное платье, подмокшая пища —  для дома и этого хватит; Кого же заботит лишь бренная жизнь,  тот век свой растратит задаром. Примечания

Заключительные строки очень перекликаются с текстом стихотворения Тао Юаньмина "В убогом жилище прилежных рук не хватает" (пер. Л.З. Эйдлина):

Когда не отбросишь     забот о преуспеянье, То всё, чем живёшь ты,     окажется слишком жалким!

Цзинъгуский парк — знаменитый парк периода Лючао в провинции Хэнань, который ко времени написания рассказа уже не суще ствовал.

Хуайнаньские заботы. —— Область Хуайнань (между реками Хуайхэ и Янцзы) была одним из основных районов соперничества периода Северных и Южных династий, где происходило много кровопролитных сражений.

Линьтунские собрания — в период Северных и Южных династий "Общество пишущих", собиравших образцы каллиграфии.

Даньянский уезд — уезд на Янцзы, ниже Нанкина, который славился производством свирелей и флейт и музыкой для них.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

"Дороги в мире круты и узки..."

Дороги в мире круты и узки,  все плачут на этом свете, И люди, стоящие в стороне,  напрасно смеются над этим: Взгляните на белые облака —  они не имеют сердца, И все-таки их за собой увлек  порывистый буйный ветер.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

"Лучше уж мало пожившим стать..."

Лучше уж мало пожившим стать,  но непорочным духом, Чем, словно вор, оставаться жить,  но с оскверненным телом.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

"Муж благородный строго следит за собою..."

Муж благородный  строго следит за собою. Повода людям  не даст заподозрить плохое. И дя бахчой,  не сгибается туфли поправить; Стоя под сливой,  шапку не тронет рукою.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

"Нас месяца — лука тугого — лучи во многих краях освещали..."

Нас месяца — лука тугого — лучи  во многих краях освещали. Иные семейства счастливо живут,  иные семейства — в печали. В семействе одном муж с женою всегда  под пологом тонким вдвоем; В семействе другом их жестокие ветры  по разным краям разметали.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

"Настанет ли год, когда не поднимут дорожную пыль повозки..."

Настанет ли год, когда не поднимут  дорожную пыль повозки? Придет ли пора, когда скажем "прости"  делам, опутавшим сердце?

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

"Смотри, не твори в своей жизни дела..."

Смотри, не твори в своей жизни дела,  заботой сводящего брови; Не будет тогда в этом мире людей,  от злобы скрипящих зубами

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

"Те мне советуют: краситься впору..."

Те мне советуют: краситься впору, Эти советуют: выщипать надо. Красить, выщипывать —  толку от этого мало. Это когда-то боялся я стать  демоном жизни короткой* — Жизни уже середина сегодня  мимо меня пробежала. Так что оставьте меня: Право, к вечернему виду Белое больше пристало. Примечания

Демон жизни короткой — душа рано умершего человека.

Белое — цвет траура.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

Лю Юн (987-1053)

Китайский поэт. Служил соляным инспектором в приморских провинциях, где написал стихотворение "Песнь солеваров" ("Чжу хай гэ") о тяжелой доле народа. Лю Юн создал лирический романс крупной формы. Жил главным образом в столице Кайфыне среди музыкантов, певиц и гетер, которым отдал свой талант. Страстно писал о молодости и любви ("Любит бабочка цветок" — "Де лянь хуа", "Эр лан шэнь" и др.); овеяны грустью его романсы о приближении старости и одиночества: "Смотрю вдаль" ("Ван юань син") и др. Стихи Лю Юна проникнуты гуманизмом и задушевностью. Вслед за Ли Юем он обогатил романс метафорами и другими тропами, оживил введением диалога, контрастных зарисовок. У Лю Юна впервые появляется "урбанистическая" тема — воспевание красоты Кайфына, Ханчжоу и других городов. Лю Юн стал героем народных рассказов и драм.

Источник: "Краткая литературная энциклопедия"

* * *

Лю Юн — создатель лирического романса крупной формы (цы), в котором воспевает молодость и любовь ("Любит бабочка цветок" и др.), красоты Кайфына, Ханчжоу и других городов, грустит о приближении старости и одиночества ("Смотрю в даль" и др.). Поэзия Лю Юна проникнута гуманизмом и задушевностью. Его цы богаты метафорами и другими тропами, диалогами, контрастными зарисовками. Сам Лю Юн стал героем многочисленных рассказов и драм.

Источник: Большая Советская энциклопедия

Перевод: Басманов М.И.

"Ванъюаньсин" ("Всматриваясь вдаль")

"Ветер острей лезвия, наземь снежинки легли..."

Ветер острей лезвия, Наземь снежинки легли, Словно из яшмы цветы Брошены с высоты, В вихре над храмом кружат, Над павильоном вдали, Слоем покрылись густым Вогнутых крыш хребты. Как же он счастлив — рыбак, Что предо мной на челне, Кутаясь в плащ травяной, К дому спешит, к очагу! Если б я мог передать В красках на полотне Этот закат над рекой!.. Жаль только — не могу. Падает белый снег, Скрылась Чанъань в снегу. В лавках теперь все равно Подорожает вино. Призрачный мир вокруг... Я не решил еще: Или свернуть с пути, К верному другу зайти, Или вниз по ручью Утлый направить челн, Плыть по теченью вперед, Не зная тревог и забот? Свежесть и белизну Отнял у аиста снег. Белый фазан теперь Вовсе не так уж бел. Снег на тысячу ли, Только холодный снег, Запорошил поля, В белое их одел. Знаю: умолкнет едва "Песенка орхидей" И, провожая закат, Скроются облака — Сразу возникнет из мглы Яшмовый свод террас И над водой заблестит Белой беседки нефрит. В небе луна в тот час Тихую ночь озарит. Диск ее круглый и снег Будут сиять до зари. (Мелодия "Ванъюаньсин — Всматриваясь вдаль")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Ганьцаоцзы" ("Лакричное семечко")

"Осенний вечер. Лотоса листы, увянув, разметались на волне..."

Осенний вечер. Лотоса листы, Увянув, разметались на волне. И дождик, что пронесся и затих, Их жемчугом холодным окропил. И утка с селезнем, продрогнув на ветру, Хотят укрыться, к берегу спешат. И светлый месяц вышел из-за туч, Все сущее вокруг он озарил. А чувство одиночества теперь Не знаю как смогу я превозмочь. Печалюсь, что подруги рядом нет, Стою над прудом, свесившись с перил. Отсюда далеко она, одна — С ней попугай лишь в клетке золотой. Он повторяет без конца слова, Что милой я когда-то говорил. (мелодия "Ганьцаоцзы — Лакричное семечко")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

"Цинбэй" ("Осушая бокалы")

"Утки спустились на тронутый инеем остров..."

Утки спустились На тронутый инеем остров, В дымке над островом — Клин перелетных гусей. Стали отчетливы осени властной приметы, Что воцарилась теперь на песчаной косе. Дождь прошумел И внезапно затих на закате, К берегу лодка Причалила не спеша. Двор постоялый в горах, где сегодня ночую, И деревушка поодаль скрывается в камышах. Кто это там, различить я напрасно пытаюсь, Бродит так поздно один на ветру под луной? Цянской свирели* доносится вкрадчивый голос, Звуки ее все плывут и плывут надо мной. Чувство печали они в моем сердце рождают, Горечь разлуки, и меры той горечи нет. Тут еще с берега стрекот пронзительный слышен — Неугомонный сверчок надрывается где-то в траве. Вспомнилось мне расставанье с моею любимой, С нею горами и реками я разделен. Весточку как от нее получить мне в разлуке, Как передать ей из дали далекой поклон! В эти мгновения терем ее вспоминаю, Верно, давно в этом тереме сон и покой, Разве же ведомо ей, что на самый край света Путник забрел и охвачен глубокой тоской! А облака, что из Чу без конца наплывают, В тесном ущелье себе выбирают ночлег, И по домам разбредаются гаоянцы, Мало-помалу смолкают их говор и смех. Я же смотрю и смотрю Все туда, где столица, Только напрасно — Ее я увижу едва ль, Перед глазами вдали Возвышаются горы, И над горами Все гуще небес синева. (Мелодия "Цинбэй — Осушая бокалы") Примечания

Цяньская свирель — свирель южной народности Цян.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

"Юйлиньлин" ("Колокол в проливном дожде")

"Дождь отзвенел, и догорел закат..."

Дождь отзвенел, и догорел закат, Беседка в сумерках объята тишиной, Лишь крик продрогших под дождем цикад. У стен столицы молча пьем вино, Настало время расставаться нам — И лодка у причала ждет давно. Рука в руке, и — слез не удержать, Друг другу много мы должны сказать! .. За сотни ли, в край Чуский я плыву, Туда, где в дымке тонет горизонт И вечер разливает синеву. Так издавна судьбой заведено: Нежнее сердце — горше дни разлук, И во сто крат ранимее оно. А с наступлением осенних дней — Разлуку пережить еще трудней. Сегодня в ночь какие будут сны, И где проснусь я, хмель когда пройдет? — В прибрежных ивах, под рожком луны? Так промелькнут в пути за годом год. И, может, будут радостные дни, И снова чувство в сердце расцветет... Что пользы в том! Все это ни к чему. Бьет чувств родник — но их излить кому? (мелодия "Юйлиньлин — Колокол в проливном дожде")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Перевод: Торопцев С.А.

"Ганьцаоцзы" ("Лакричное семечко")

"Уходит осень, лотос увядает..."

Уходит осень, лотос увядает, усыпанный капелью жемчугов. Разрывы туч порой луну рождают над хладом этих нежных берегов. Я у пруда, печальна и — одна! Такая мне судьба дана, что не с кем чувства разделить. Лишь с этим, в золоченой клетке, попугаем о милом и могу поговорить. (мелодия "Ганьцаоцзы — Лакричное семечко")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Деляньхуа" ("Бабочка, влюбленная в цветок")

"Я на башне стою в тихом ветра порыве..."

Я на башне стою в тихом ветра порыве, взгляд за край убегает в весеннем надрыве и приносит тоску от далеких границ. Луч заката ползет по туманенной ниве... Кто словами мне чувства мои объяснит? Захочу ли безумств иль притянет вино? Пить, буянить, горланить — по мне все равно. Пусть одежда обвисла, не стоит жалеть, — для тебя я готов умереть. (мелодия "Деляньхуа — Бабочка, влюбленная в цветок")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Юйлиньлин" ("Колокол в проливном дожде")

"Цикаде зябко, грустно, дорожный павильон, дождь к ночи не силен..."

Цикаде зябко, грустно, дорожный павильон, дождь к ночи не силен. Гнетет разлуки чувство, душа любви полна. Все рушит зов челна. Рука в руке, глаза увлажнены, слова прощанья даже не слышны. Далек мой путь! Сто сотен ли туманенной волны под чуским небом сквозь ночную муть. Прощанья ранят посильнее прочих, и даже осени с пожухлым листопадом! Где протрезвею этой ночью? На дамбе с ивой рядом, когда уж месяц сник? Уйдут и эти годы без отрады, не более, чем миф, — прекрасный миг. И если суждены мне радости на свете, то с кем смогу их встретить? (мелодия "Юйлиньлин — Колокол в проливном дожде") Примечания

под чуским небом... — территория царства Чу (совр. Пров. Хунань)

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Юйхуде" ("Нефритовая бабочка")

"Дождь стих, смотрю за грани облаков..."

Дождь стих, смотрю за грани облаков, грущу у балюстрады, осенний вид простерся далеко, нисходит предвечерняя прохлада. Прав был Сун Юй: как осень безотрадна! По ряске ветерок бежит легко, луна бледна, желтеет лист платана, и в сердце — рана. Друзей уж нет со мной, лишь дымка над водой. Забыть ли мне те сборища — стихи, вино — при ослепительной луне? Все это было так давно! Вы за морями, за горами, так где же встретимся мы с вами? Исчезла птаха, долго нет вестей, уж вечер, тщетно льстить себя возвратом. Смотрю мрачней, надрывен крик гусей, и долго-долго жду заката. (мелодия "Юйхуде — Нефритовая бабочка")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Фань Чжунъянь (989-1052)

Китайский государственный деятель и писатель эпохи Сун. Родился в 989 г. в Усяне, провинция Цзянсу.

В 1015 г. (26 лет) получил звание цзиньши. Вначале руководил строительством волнорезов на тихоокеанском побережье Китая. В 1034-1036 гг., вместе с Оуян Сю, каталогизировал императорскую библиотеку.

Во время войны с тангутским царством Си Ся в 1040-1044 гг. Фань был назначен заместителем командующего в провинции Шэньси, и в 1041 г. руководил организацией обороны провинции. Последовавшее в 1044 г. заключение мира было оценено императорским двором как личный успех Фаня, несмотря на то, что китайцам пришлось выплачивать значительную дань серебром, шелком и чаем. Фань был отозван в столицу и повышен до звания заместителя канцлера. На этой должности Фань в 1045 г. приступил к осуществлению ряда реформ в различных областях жизни.

Будучи ортодоксальным конфуцианцем, Фань предложил, впоследствии одобренный императором, проект реформ из 10 пунктов, среди которых были изменения в налоговой политике и системе экзаменования чиновничества. Одной из главных бед китайской системы управления Фань видел в отсутствии достаточного количества хорошо подготовленных чиновников и специалистов. Ратовал за открытие по всей стране новых школ.

Фань Чжунъянь — автор многочисленных стихотворений цы. Наиболее известным его сочинением являются "Записки о Юэянской башне" (岳陽樓記). Произведение написано по приглашению Тэн Цзыцзина (滕子京), заново отстроившего башню. Среди прочего, оно содержит знаменитую характеристику "людей древности" (сословия интеллектуалов-ши), среди которых автор мечтает занять место: "те, кто в столичных дворцах пекутся о народе, — а среди рек и озер пекутся о государе. Первые в тревогах мира и последние в его радостях".

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Фань Чжунъянь был выдающимся политиком, прославленным поэтом и писателем в период Северной династии Сун (970-1127 гг.). Его высказывание "Будьте первыми в заботе о других и последними в стремлении к наслаждениям" вошло в анналы истории и служит верным отражением всей его жизни.

В течение второго года правления императора Жэнь Цзуна, в 1033 г., широко распространился голод. Фань Чжунъянь обратился за помощью к императорскому двору, но чиновники остались глухи.

Тогда Фань пошел к императору и сказал: "Что бы вы сделали, если бы не было никакой еды во дворце? Множество людей голодают сейчас".

Император Жэнь Цзун попросил его успокоить голодающих. Фань открыл продовольственные склады для страдающих от голода и частично освободил эти районы от налогов.

Вернувшись во дворец, Фань показал императору и всем чиновникам сорняки, которыми питались голодные люди, чтобы высокопоставленные лица поняли, какие трудные времена переживает простой народ.

В 1035 году, когда Фань был губернатором, он купил в своем родном городе Сучжоу участок земли для строительства дома.

После того как мастер фэн-шуй проверил землю, он поздравил Фаня и сказал: "Это благословенная земля, и если вы построите свой дом здесь, то это место породит много высокопоставленных чиновников среди ваших потомков".

Вместо того чтобы строить дом для себя, Фань построил школу и нанял выдающихся преподавателей. Эта школа взрастила много талантов. В последующих поколениях город Сучжоу называли самым лучшим местом для получения образования.

Фань ходатайствовал за простых людей всю свою жизнь. Из-за этого его много раз понижали в должности и даже отправили в ссылку за оскорбление правителя. Везде, где он управлял, люди были благодарны за его благие дела, и еще при жизни Фаня ставили его портрет в храмах, чтобы отдать ему должное.

Один из друзей Фаня убеждал его молчать, чтобы не подвергнуться гонению и сохранить свой пост. Фань ответил: "Лучше увещевать и умереть, чем молчать и жить".

Это показывает, что в древности благородные высокопоставленные чиновники считали своей миссией и моральной ответственностью служить интересам народа.

В Китае есть поговорка о том, что богатство не передается больше трех поколений, тем не менее семья Фаня процветала на протяжении восьмисот лет. Его четверо сыновей были талантливы и добродетельны, и потомки всегда помнили наставление своего предка: накапливать добродетель, делая добрые дела.

Источник: "Великая эпоха"

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Цветы зимней сливы-мэй ("Тонкие прутья. Прошли холода...")

Тонкие прутья. Прошли холода.  Что же весна не идет? В рамке из снега, под инеем легким  всё красота не цветет. Я, на перила склонившись, вчера  долго на ветви смотрел, — Видно, вдохну я их благоуханье  только на будущий год.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Перевод: Черкасский Л.Е.

Воспоминания о прошлом ("Тяжелыми тучами небо заткало...")

Тяжелыми тучами Небо заткало. Листва пожелтела, На землю легла. Вздымаются волны И бьются о скалы, Над ними холодная Черная мгла. Лучи побежали По горной вершине. Вот спряталось солнце, С ним радость ушла. Сливается небо С водой темно-синей. Трава потемнела, Трава умерла. Тоскую по дому, Где счастлив был прежде. Но как возвратиться На родину мне? Ночною порой Засыпаю в надежде, Что дом свой увижу Хотя бы во сне. Живу я один В стороне чужедальней. Я пью, и меня Освещает луна. Тоски одиночества Нету печальней, — Ее не развеешь За чащей вина.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 3, 1957

Чжан Сянь (990-1078)

Поэт, известный своей песенной лирикой; до глубокой старости вел разгульный образ жизни.

Источник: Testsoch.info

* * *

Родился на территории современной провинции Чжэцзян.

Помимо цы с анакреонтическими, любовными и урбанистическими мотивами, писал стихи в духе народных песен юэфу. За свое пристрастие к ночным элегиям получил прозвание "Чжан — три тени".

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Перевод: Басманов М.И.

"На пионе роса искрится..."

На пионе роса искрится, Как жемчужное зерно. Сорвала пион озорница И поставила на окно. Улыбаясь глазами лукаво, Она суженому говорит: "Я ль тебе иль пион по нраву? Обольстительней кто на вид?" Не скрывая как бы досады, Отвечает юноша в тон: "Если правду поведать надо, — Привлекательнее пион..." А она в свой черед: "Ну что же, Пусть пион красивей. Зато Разговаривать он не может, Бессловесный совсем цветок!" (Мелодия "Пусаманъ")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

"Тяньсяньцзы" ("Небесная фея")

"Чашу с вином подъемлю, песне "Шуйдяо" внимая..."

Чашу с вином подъемлю, Песне "Шуйдяо" внимая, Хмель улетучился в полдень, Грусть же со мной извечно. Снова Весна уходит, Когда вернется, не знаю. Вечером в зеркало глядя, Вздыхаю: все быстротечно! Что было И миновало, В грядущем Что с нами станет, — Зачем размышлять об этом, Впустую гадать не станем. Отмель. Две цапли дремлют, Не шелохнутся даже. Месяц раздвинул тучи, Игры теней меж кустами. И опускаются шторы — Свет ими в окнах погашен — Все затихло в округе, Лишь ветер не перестанет. Цветы опадают. Завтра Тропу занесет цветами. (Мелодия "Тяньсяньцзы — Небесная фея")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

Перевод: Павлович Н.А.

"Тяньсяньцзы" ("Небесная фея")

"Песне "Шуйдяо" внимаю с кубком вина в руке..."

Песне "Шуйдяо" внимаю с кубком вина в руке. Отдых прошел полдневный, я ж и сейчас в тоске: Я весну провожаю — вдаль уходит она, Разве она вернется? Разве придет весна? Жизни моей, я вижу, близок уже закат, Помню свои надежды, боль и горечь утрат, Прошлое так далеко, мы его не вернем, Тщетны воспоминанья и сожаленья о нем. Селезень с уткой у пруда. Сумерки. Тишина. В облачные прорывы вдруг выплывает луна. Свет заслоняя лампы, падают складки шелков; Полог зеленый опущен. Тень легла от цветов. Только что люди уснули. Ветру покоя нет, Завтра по всем тропинкам ляжет опавший цвет. (Мелодия "Тяньсяньцзы — Небесная фея")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 3, 1957

Перевод: Торопцев С.А.

"Сянсылин" ("Тоскующие в разлуке влюбленные")

"Ручей, заросший тиной, и ивы на плотине..."

Ручей, заросший тиной, и ивы на плотине. За ручейком со мной простился друг, я шел домой, луна свершала круг. Туманом луг укрыло, свистело и ветрило. А конь, казалось мне, все ржал и ржал вдали, и пары чаек надо мной вились. (мелодия "Сянсылин — Тоскующие в разлуке влюбленные")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Тяньсяньцзы" ("Небесная фея")

В болезненном забытьи в Цзяхэ не в силах пойти на службу ("Под журчанье ручья я с кувшином вина только в полдень очнулся...")

Под журчанье ручья я с кувшином вина только в полдень очнулся. Тоска не ушла. Провожаем весну — и когда возвратится она? Как взглянул в зеркала — боль на сердце легла: все минуло, а завтра окутала мгла. В сумрак утки спустились к пруду на пески, вышел месяц из туч, заметались цветки. Шторы плотно прикрыты, в домах не увидишь огня, не стихают ветра, нам ложиться пора. Но к утру над опавшей весной воссияет светило дня! (мелодия "Тяньсяньцзы — Небесная фея")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Янь Шу (991-1055)

Выдающийся ученый и поэт эпохи Северная Сун. Еще в детстве проявил выдающиеся литературные способности, получил звание цзиньши в необычайно раннем возрасте. В 1043 г. был назначен императором на должность первого министра. Излюбленные темы его поэзии: товарищеские застолья и грусть расставания с друзьями, воспевание идеальной женской красоты и красоты природы. Известен прижизненным сборником "Чжу-юй-цы" ("Строфы из жемчуга и яшмы"), еще один его сборник был составлен во времена позднейшей династии Цин.

Источник: bard.ru.com

* * *

В книге Мэнцзы описывается история Янь Шу. Когда Янь Шу был молод, он был представлен императорскому двору видным деятелем Чжан Чжибаем. Янь Шу был вызван Его Величеством Императором в императорский дворец на специальный экзамен для будущей службы при дворе. Узнав о теме экзамена, Янь Шу сказал: "Ваше Величество, я использовал эту тему для стихотворения еще десять дней назад, я даже все еще ношу этот черновик с собой. Я прошу Вас дать мне новую тему". Его величество оценило его искренность.

В то время, когда Янь Шу служил дворцовым чиновником, страна жила в мире, и поэтому всем чиновникам разрешалось предаваться развлечениям. Все увеселительные заведения были оборудованы специальными местами, огражденными тяжелыми занавесями, где чиновники могли получать удовольствие. В тот период времени Янь Шу был очень беден и не мог себе позволить посещать эти заведения. Вместо этого, он сидел дома и учился вместе со своими братьями.

Однажды, когда императорский двор выбирал чиновника для Восточного дворца, где проживал наследный принц, из королевского дворца дошел слух, что назначение Янь Шу было одобрено, и все приближенные министры недоумевали, почему выбор пал именно на него. На следующий день, когда министры появились в королевском дворце, император объяснил им: "В последнее время я слышал, что все министры хорошо проводили время за исключением Янь Шу, который оставался в это время дома и учился со своими братьями. Такой благоразумный и предусмотрительный человек очень хорошо подходит для службы в Восточном дворце".

После вступления на свою должность Янь Шу представилась возможность увидеться с императором, который назвал ему причину назначения. Янь Шу ответил в своей честной и открытой манере: "Ваше Величество, это не совсем так, как Вы думаете. Дело не в том, что мне не нравятся развлечения, просто у меня не было средств, чтобы предаваться им". Его величество по достоинству оценил его искренность и уже знал, что Янь Шу будет служить верой и правдой. В конце концов, при троне Жэньцзун он достиг высокого положения.

Благодаря своей искренности и верности, Янь Шу занимал очень важные посты во время правления Северной династии Сун и стал очень богатым человеком.

В Китайской традиционной культуре преданные и искренние люди ценятся за благородство и пользуются уважением.

Конфуций сказал: "Людям без искренности и верности нельзя доверять".

В книге Дасюэ ("Великое учение") сказано: "Искреннее и праведное сознание совершенствует тело, гармонизирует семью, управляет государством, сохраняет мир".

В книге Чжун Юна ("Доктрина скупого") есть фраза: "Человек благородного характера полагает, что искренность является самым важным качеством".

Философ Чжуси писал: "Искренность базируется на пяти моральных стандартах и также является основой для всех дел".

Источник: "Великая эпоха"

Перевод: Басманов М.И.

"Хуаньсиша" ("Полоскание шелка в горном потоке")

"Я чашу наполняю в свой черед..."

Я чашу наполняю в свой черед И песнь пою, хмельного пригубив. Погода на дворе, как в прошлый год, И павильон такой же, как и был. На западе погас уже закат, Когда же солнце повернет назад? И что поделать, если суждено Цветам опасть, исчезнуть в никуда!.. Похоже, мне знакомые давно Вновь прилетели ласточки сюда. Я в садике душистою тропой Брожу один, беседуя с собой. (Мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Цайсанцзы" ("Собирая листья шелковицы")

"Торопит время, как ни жаль..."

Торопит время, как ни жаль, К нам старости приход, Не хочет верить, что еще Мы пылких чувств полны. В беседке, где расстались мы, Грусть и теперь живет. Хмель не проходит. И от слез Одежды все влажны. Дул ветер западный всю ночь, Не молк утуна стон, Едва струился свет луны — Был бледен лунный лик, И сон о встрече снился мне, Но оборвался сон... Откуда в башню долетел Гусей залетных крик? (мелодия "Цайсанцзы — Собирая листья шелковицы")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

Перевод: Торопцев С.А.

"Хуаньсиша" ("Полоскание шелка в горном потоке")

"Мы каждый новый стих вином отметим..."

Мы каждый новый стих вином отметим, тут все, как прежде, — и денек, и сад. Закат погас. Вернется ли светило? Цветы уходят — что поделать с этим? Извечно так, и ласточки летят... Брожу в цветах душистых сиротливо. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Мэй Яочэнь (1002—1060)

Мэй Яочэнь (кит. трад. 梅堯臣, упр. 梅尧臣, пиньинь Mei Yaochen, 1002-1060) — китайский поэт, историк и государственный служащий времен империи Сун.

Родился в 1002 году в Сюаньчэне (на территории современной провинции Аньхой). Происходил из семьи мелких чиновников. Получил неплохое образование. В 13 лет стал сочинять стихи. Впрочем длительное время не мог сделать достойной карьеры, несмотря на брак с аристократкой. В 1031 году пытался сдать императорский экзамен, но неудачно. С 1032 года служит в администрации Лояна. В 1044 году направляется как служащий при губернаторе области (на территории современной провинции Хэнань). Лишь в 1051 году получил высшую ученую степень цзиньши, после этого занимал низкую должностей в императорской канцелярии. Этого удалось достичь благодаря помощи своего друга и поклонника Оуян Сю. В 1057 году вошел в академии Ханьлинь. Умер в 1060 году в столице империи Кайфени.

Был убежденным сторонником обновления литературы и одним из значительнейших поэтов крестьянской темы, продолжателем гражданской поэзии Бо Цзюйи. Он решительнее других своих современников расширял пределы традиционной тематики и стремился к упрощению поэтического языка — даже если это и приводило к прозаизации. Образцом его гражданской лирики может служить стихотворение "Гончар", где использован один из самых распространенных мотивов китайской поэзии — нищий-труженик лишен возможности пользоваться плодами своего труда, которые присваивает богатый бездельник. А стихотворение "Рассказ крестьянина" создано на основании настоящей рассказы сельского жителя в отношении сельских дел — поборы и налоги, голод и рекрутчина согласно новым императорским указом. Неудивительно, что поэзия Мэй Яочэня оказала значительное влияние на многих сунских поэтов. Всего в активе Мэй Яочэня около 3000 стихов, которые написаны в жанре ши. Большинство из них были объединены в сборник произведений Мэй Яочэня из 60 томов-цзюней.

Также Мэй Яочэнь был значительным историком своего времени. Он составил большое историческое сочинение "Новая история Тан".

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Голубев И.С.

Дочь бедняка из Жуфэна ("Шла, причитая, девушка одна — дочь бедняка, крестьянка из Жуфэна...")

Шла, причитая, Девушка одна — Дочь бедняка, Крестьянка из Жуфэна. "Отец мой стар, Поведала она, — Бог старику Не дал опоры — сына. Правитель из губернии Жесток. В уезде Не перечили вельможе, Забрали всех, Кто ноги двигать мог, И мой отец Взял старый посох тоже... Он, уходя. Сказал соседям так: "Живите дружно — Общим хлебом-солью..." Вернулся как-то К нам в село земляк, И я спросила Про отцову долю... "...Холодный ливень Хлещет день и ночь, В реке Жаньхэ Теченье трупы гонит, Там некому Ослабшему помочь, Умершего Никто не похоронит..." Я, девушка, Обижена судьбой, Мне, сироте, Найти ли утешенье! О небеса! Взываю к вам с мольбой! "Возьмите жизнь — И дайте избавленье!" Примечания

Жуфэн — название местности. В предисловии к стихотворению поэт пишет: "Ныне снова берут луки и стрелы, собрали всех — старых и малых, выпал большой дождь, пронизывает холод, на дороге больше сотни мертвецов, от реки Жаньхэ до Куньяна и Лаонюпо — всюду трупы замерзших людей».

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Слово о крестьянской доле ("Зря говорят, что в селе веселится народ...")

Зря говорят, Что в селе веселится народ, Осень пришла, Но сдали весенний налог. Сельский чиновник Крестьянам житья не дает, Ночью и днем Нет покоя от вечных тревог. Летом нависла Над ними большая беда: Мутной водою Затоплены крыши домов, Землю размыло, Батат погубила вода, Черви пожрали Ростки молодые хлебов, Каждый из трех Был записан как новый солдат, Луком грозил Недовольный чиновник-злодей, — Прошлый набор Был всего только месяц назад. Так почему же Опять угоняют людей? Вскоре уезд К нам другого вельможу прислал, Хлыст он расправил И бил им со злобой тупой, Всех забирали, Не гладя, кто стар и кто мал, — Вот и остались в деревне Хромой да слепой... Горе большое, А в сердце — обида и гнев, Плачет старик, И в слезах задыхается внук, Бросить бы южное поле, Забыть про посев, Скот обменять бы на рынке На стрелы и лук... Небо заплакало вдруг От печали людской, Пусто в котле — Не осталось для каши зерна, Поле не вспашет слепой, Не работник хромой, Выхода нет, Ожидает их участь одна... Я б устыдился И голосу совести внял, Денег не взял бы, Добытых нечестным трудом, Как Тао Цянь, На свободу б чины променял И за дровами Ходил бы в леса с топором... Примечания

Тао Цянь или Тао Юаньмин — великий китайский поэт. Прослужив в должности начальника уезда восемьдесят дней, навсегда оставил службу, "возвратился к полям и садам".

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Перевод: Ярославцев Г.Б.

Жалоба дятла ("Птица дятел, длинным клювом я деревья долблю...")

Птица дятел, длинным клювом  я деревья долблю, Кипарисы лишь и сосны  я долбить не люблю. Древесина кипарисов,  как и сосен, — крепка, В сердцевине не отыщешь  червяка иль жука. Вон посажены деревья —  лишь хвала им одна. Но во всем их превосходят  кипарис и сосна. У хваленых-то деревьев  древесина плоха: Древоточцами изъедены,  стволы — гниль, труха. Тут и там стучу я клювом,  червяков достаю, Только злобится хозяин  на работу мою: "Я ценю деревья эти,  ты ж готов их сгубить!.." И стрелой меня из лука  так и метит пронзить. Улечу далеко в горы,  коль не нужен я тут... Птицы радостно щебечут,  оживленно поют! "Справедливость" торжествует.  Сознавать горько мне, Что напрасно клюв сбивал я  на родной стороне. Коли коршуны не станут  корм себе добывать, Лисы, зайцы расплодятся —  как расплод их унять? О деревьях бы подумать!..  Вот прогнали меня, А к погибели деревья  ближе день ото дня.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Измученный конь ("Конь, измученный в долгом походе, не боится и плетки даже...")

Конь, измученный в долгом походе, не боится и плетки даже. Сколько тысяч ли одолел он, впереди еще сколько их! Надо силы коня соразмерить с расстояньем, с весом поклажи. Вот тогда лишь конь господина сможет, бедный, остаться в живых.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Провожаю Ван Цзефу, уезжающего на должность правителя округа Пилин ("Для буйволов в землях княжества У невыносима жара...")

Для буйволов в землях княжества У  невыносима жара. Страшна и полям в этом княжестве У  засушливая пора. В тени деревьев, что здесь растут,  и буйволенка не скрыть, Водой протекающей здесь реки  всходы не напоить. Кто из чиновников здесь и в чем  весной земледельцу помог? — Лишь поторапливают его  осенний платить налог. Топорщит правитель округа ус,  и гневный мечет он взор — С уездным чиновничеством у него  короток разговор. Начальник уезда по деревням  всем старостам даст разгон: Для нерадивых и палка есть,  и хлыст у него припасен. К тому, кто не в силах налог платить,  нет жалости у него; Гуманным, как император, быть  себе не позволит он. Уездный правитель и окружной —  различны ли в чем они? Чиновником в округ отправить вас  вы просите в эти дни. Заранее радуюсь, что вздохнет  при вас в деревнях народ... Картина чиновной спеси, увы,  перед глазами встает. Получит жалованье иной —  две тысячи даней зерна, И к месту службы его провожать  пышная свита должна. Отделаны золотом у коня  серебряные удила, Попона шелковая по краям  парчою окаймлена. Воины, мелкий чиновный люд  сановника окружат, Мечи и дубинки со всех сторон —  вот грозный его отряд. А вы, назначение получив,  ведете себя не так: Поводья из кожи, попоны холст,  как будто простой бедняк, На кляче едете вы верхом,  и все интересно вам: Какие нравы здесь у людей,  какие заботы там. Открыты душой, размышляете вы  и внемлете всякий глас, Потребности выделиться из всех  нет ни малейшей у вас. Вы — неотесанным не судья,  сдержанный вы человек, Не увлечет вас ничем дурным  наш непутевый век. В том, что не знаете «Шицзин» вы,  кто мог бы вас упрекнуть?! Значит, и к дикой груше давно  любви вы постигли суть. Примечания

Ван Цзефу — другое имя известного сунского реформатора и поэта Ван Аньши.

...в землях княжества У — территория нынешней провинции Цзянсу.

Две тысячи даней зерна — в древности годовое жалование правителя области. Дань — мера веса, равная 60 кг.

"Шицзин" ("Книга песен и гимнов") — древнейший памятник китайской литературы (XI—VII вв. до н. э.), по преданию составленный и отредактированный Конфуцием.

...к дикой груше любви... — о любви к дикой груше поется в одной из песен "Шицзина", которая называется "Память о добром правителе". Поэт имеет в виду Ван Аньши.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Оуян Сю (1007-1072)

Китайский государственный деятель, историограф, эссеист и поэт эпохи династии Сун. Родился в 1007 г. в Лулине, ныне Цзиань, провинция Цзянси (или Мианьян, Сычуань). Также известен под вторым именем Юншу, в конце жизни — под придуманным им самим прозвищем "старый пьяница" (醉翁), и как "Отшельник Люи" (六一居士), где Лю-и составлено из числительных "шесть" и "один", то есть "один из шести". Однажды, на вопрос, о каких "шести" идет речь, он ответил своему гостю, что в его доме всегда есть 10 000 книг, 1 000 древних свитков, в том числе времен династий Ся, Шан и Западная Чжоу, один гуцинь, один набор шахмат и один чайник вина. Проведший жизнь среди этих пяти, он шестой. Его многосторонние дарования ставят его вровень с деятелями европейского Возрождения.

Вместе с Фань Чжунъянем, своим учителем, руководил сунскими реформами 1040-х гг., предвосхитившими реформы Ван Аньши. В 1053 г. под его руководством была составлена хроника "Исторические записки о пяти династиях", а в 1060 г. один из важнейших трудов китайской историографии, "Новая история династии Тан". Также был автором крупнейшего палеографического труда эпохи "Собрание древних надписей с пояснениями", в котором привел и прокомментировал сотни древних надписей на металле и камне.

Он также знаменит как танский и сунский прозаик и поэт (мастер обоих поэтических жанров эпохи, ши и ци, в эссеистике известен также как создатель жанра шихуа (рассуждения о стихах). Его наиболее знаменитые в России прозаические работы — автобиографические "Записки хмельного старца" (1046) и "Биография Отшельника Лю-и" (1070).

Умер 22 сентября 1072 г. в Инчжоу, ныне Фуян, провинция Аньхой.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Великий сунский поэт, литератор, историк, художник и крупный политический деятель. В 1010 г., когда Оуян Сю было 3 года, умер его отец Оуян Гуань; семью покойного взял на попечение брат отца, Оуян Е, и перевез в Суйчжоу (Хубэй), к месту своей службы. В семье не хватало средств, и тогда мать Оуян Сю, госпожа Чжэн, лично взялась за первоначальное обучение сына — согласно легенде, преподавала ему грамоту, выводя тростинкой иероглифы прямо на земле; мальчик оказался очень способный: немного позднее, "прочитав книгу, уже постигал ее суть".

Одним из важнейших событий в жизни молодого Оуян Сю было знакомство (в 1016 г.) с сочинениями Хань Юя (768-824), которые он обнаружил "в корзине для испорченных бумаг" в доме жившей неподалеку семьи Ли, имевшей приличную библиотеку. Оуян Сю проштудировал все 6 цзюаней найденных текстов и сделал с них список: он исполнился глубокого уважения к незаслуженно забытому автору и пронес это уважение через всю жизнь. Хань Юй на многие годы стал для него авторитетом и образцом для подражания как в литературе, так и в делах службы.

В 1023 г. Оуян Сю выдержал областные экзамены. К этому времени его имя было уже известно среди людей образованных и склонных к книжной премудрости. И Оуян Сю направился в столицу — город Бяньцзин (на месте современного города Кайфэн провинции Хэнань), где, пройдя испытания первым, был зачислен в Гуанвэньгуань (одно из подразделений Государственного училища Гоцзыцзянь, готовившее соискателей к высшим экзаменам), а в январе 1030 г. принял участие в экзаменах на степень цзиньши и блестяще их выдержал, пройдя по списку первым; несколько месяцев спустя он получил первую в своей жизни чиновничью должность, в управлении наместника западной столицы (город Лоян провинции Хэнань). Именно здесь молодой ученый познакомился с многими знаменитостями. Особенно теплые отношения сложились у него с поэтом Инь Чжу (1001-1047), ставшим одним из первых единомышленников Оуян Сю в области изящного слова и продолжении дела Хань Юя в движении за "возрождение древнего" (фу гу), признанным лидером сунского этапа которого впоследствии стал Оуян Сю; он нашел в Инь Чжу друга и наставника и в общении с ним оттачивал мастерство владения прозой древнего стиля (гувэнь). Тогда же Оуян Сю близко сошелся и с поэтом Мэй Яочэнем (1002-1060), перед поэтическим талантом которого он преклонялся.

В 1034 г., завершив трехлетний срок службы в Лояне, Оуян Сю вернулся в столицу и был назначен в императорское книгохранилище, где стал готовить каталог книг из собрания Чунвэньюань. Оказавшись при дворе, молодой и амбициозный ученый-книжник немедленно включился в политическую борьбу — против министра Люй Ицзяня (979-1044) и его приверженцев, которые, как считали Оуян Сю и его единомышленники, бесконтрольно захватили власть, вовсе не заботясь о благе народа и страны. Оуян Сю горячо поддержал Фань Чжунъяня (989-1052), в 1036 г. в докладе на высочайшее имя, называвшемся "Сы лунь" ("Четыре суждения"), обличившего Люй Ицзяня как узурпатора и — через это пострадавшего (Фань Чжунъянь был лишен всех постов и выслан на службу в провинцию); поэт написал письмо цензору Гао Жо-на (XI в.), где укорил его за то, что тот ничего не сделал для защиты достойного сановника, называя поступок Гао Жона "делом позорным, доселе неслыханным", а себя — приверженцем Фань Чжунъяня. Оуян Сю вторили Инь Чжу и Юй Цзин (1000-1064), также служивший в императорской библиотеке; однако высочайшее решение осталось непреклонным, а когда Гао Жо-на предъявил письмо императору, Оуян Сю также попал в опалу и был отослан от двора — начальником Илина (провинция Хубэй). Будучи в опале, Оуян Сю по личной инициативе составил "Синь У-дай ши" ("Новая история Пяти династий"), отличающуюся от предыдущих исторических сочинений такого характера, например, тем, что в ней фигурируют лица, названные бескомпромиссным автором бунтовщиками и изменниками. Возможность вернуться ко двору Оуян Сю получил лишь в 1040 г. — на прежнюю должность, а также в свиту наследника престола — и продолжил работу над каталогом, который закончил в 1041 г. Все это время он постоянно подавал доклады трону с суждениями о делах правления, но ни один из них не был принят к серьезному рассмотрению — потеряв надежду быть услышанным и, следовательно, полезным, Оуян Сю сам подал прошение о переводе в провинцию и в 1042 г. получил назначение в Хуачжоу (провинция Хэнань).

В 1043 г. император Жэнь-цзун (на троне 1023-1064) после поражения в войне с тангутами и заключения позорного мира, согласно которому Сунская империя шла не только на территориальные уступки, но еще обязывалась платить ежегодную большую дань, был вынужден произвести при дворе определенные перестановки. Оуян Сю, к суждениям которого при дворе ранее не прислушивались, весной этого года был возвращен ко двору и в числе др. шестерых оппозиционеров получил назначение в цензорат: был назначен главой этого учреждения. Вскоре Люй Ицзянь ушел в отставку, и к власти пришел Фань Чжунъянь и его сторонники. Назначение Фаня произошло не без прямого влияния Оуян Сю, с мнением которого император теперь считался: "Каждый раз, когда [Оуян Сю] получал аудиенцию, император расспрашивал его о делах управления, которые следует осуществить, и многое по его [советам], что называется, натягивалось или отпускалось", что, конечно, нравилось далеко не всем, и сунская история говорит об этом так: "В своих суждениях Сю был искренен и прям, потому все смотрели на него как на врага, и лишь император поощрял его смелые речи". Новоиспеченного цензора ожидал стремительный взлет: в то время номинальной должностью Оуян Сю была должность чиновника седьмого ранга, которому полагалось официальное платье зеленого цвета, но император, желая особо отметить Оуян Сю, даровал ему право носить одежду красного цвета (что являлось привилегией чиновников пятого класса и выше). "Где взять таких людей, как Оуян Сю?" — говаривал [император] приближенным". Однако взлет был недолгим. В 1045 г., после отставки Фань Чжунъяня, Оуян Сю был скомпрометирован, и, хотя обвинение это не получило никакого подтверждения, оклеветанный Оуян Сю был отправлен в отставку и послан управлять областью Чучжоу (провинция Аньхой). Там он провел два года, после чего последовали переводы в Янчжоу (провинция Цзянсу), а в 1049 г. — в Инчжоу (провинция Аньхой). Прошло целых пять лет, прежде чем Оуян Сю получил возможность вернуться ко двору, и именно эти годы подарили миру такие произведения, как "Цзуй вэн тин цзи" ("Записки о беседке Пьяного Старца" или "В беседке Пьяного Старца" в переводе В. М. Алексеева), "Фэн лэ тин цзи" ("Записки о беседке Фэнлэтин" или "О моем павильоне Роскошного Довольства" в переводе В. М. Алексеева) и другие, составившие славу сунской литературы, а сам Оуян Сю в это время взял себе литературный псевдоним Цзуйвэн (Пьяный старец) и выстроил беседку с таким же названием (1046 г.). Его литературная репутация крепла — в столицу он приехал в ореоле славы. "Император, увидев седину в его волосах, разговаривал с [Сю] весьма участливо", в 1050 г. Оуян Сю был назначен в палату Лунтугэ ("Палата драконовых картин") и в аппарат наместника Дамина, но через два года скончалась его мать, и Сю, как почтительный сын, удалился со службы, чтобы носить траур. Окончательное возвращение Оуян Сю ко двору произошло лишь в 1054 г., когда он стал членом придворной Ханьлинь академии и получил распоряжение о составлении новой истории династии Тан. В 1055 г. Оуян Сю ездил посольством к киданям — по случаю восхождения на трон Дао-цзуна (на троне 1055-1100), очередного ляоского монарха из рода Елюй. Кидани приняли его с большим почетом. По возвращении Оуян Сю представил трону "Бэй ши юй лу" ("Записи рассказов северного посланника").

В 1056 г. был назначен главным столичным экзаменатором. И несмотря на недоброжелательность придворных, он блестяще провел экзамены, настаивая на своем понимании того, какими умениями в первую голову должны в совершенстве владеть претенденты на степень цзиньши; следуя своим литературным предпочтениям в прозе древнего стиля, Оуян Сю выделял тех, в которых видел единомышленников, и не давал дороги писавшим начетническим вычурным стилем; именно на этих экзаменах победу одержали известные сунские литераторы Су Ши и Су Чэ, продемонстрировавшие великолепное знание канонических сочинений.

Следующий год Оуян Сю провел на посту правителя столицы, который принял из рук прославленного своей справедливостью и прозорливостью сунского чиновника Бао Чжэна (999-1062), впоследствии обожествленного и ставшего героем романов и пьес. В этом же году император даровал ему свиток с собственноручно написанными иероглифами вэнь жу "просвещенный конфуцианец". В 1060 г. было закончено составление "Синь Тан шу" ("Новая история [династии] Тан").

За свою жизнь Оуян Сю занимал при дворе многие должности: он был и первым помощником начальника Департамента государственных дел (Шаншушэн), и начальником Военного департамента, и наставником наследника трона. Но в 1067 г. Оуян Сю вновь оклеветали, распустили слухи о его незаконной связи с женой сына. Это было очень тяжелое обвинение, достаточное для того, чтобы лишиться любых постов; однако и здесь доказательств не нашлось, а авторитет Оуян Сю был столь велик, что он, хотя вокруг поэта и сложилось кольцо социального отчуждения, почти изоляции, удержался на службе, да и император, которому поэт подал несколько прошений разобраться в этом деле, в конце концов не поверил в его виновность: "Шэнь-цзун вник в клевету и отринул ее". Однако сам Оуян Сю, несмотря на то что император лично провел расследование и установил его невиновность, в подобных обстоятельствах не мог оставаться при дворе — он испросил перевода в провинции, сначала управлял областью Бочжоу (Аньхой), а потом Цинчжоу. Именно здесь Оуян Сю вступил в конфликт со своим другом и протеже Ван Аньши (1021-1086), ставшим в то время министром и приступившим к осуществлению реформ. Оуян Сю решительно воспротивился одному из нововведений, а именно так называемым "деньгам на ранние всходы" (цин мао фа), и запретил проводить эту реформу на территории подконтрольной ему области. Он дважды подавал доклады, в которых разъяснял свою позицию, но ни на один не получил ответа. Последним местом его службы стала область Цайчжоу (Хэнань), и именно здесь Оуян Сю принял второй свой литературный псевдоним — Люи цзюйши (Отшельник Люи).

На склоне жизни Оуян Сю, традиционно сославшись на старость и болезни, наконец получил после многочисленных просьб отставку и отправился в поместье в Инчжоу, красота мест которого столь пленила его еще в середине 1050-х, тут Оуян Сю и провел остаток дней — он умер в 1072 г., меньше, чем через год после ухода со службы.

Влияние масштабной личности Оуян Сю на последующее развитие китайской культуры велико, многогранность его деятельности удивительна. В качестве государственного мужа он настойчиво проводил в жизнь возрождение принципов классического конфуцианства, по выражению сунской династической истории, "всю жизнь говорил людям правду без утайки", не смущаясь ни положением, ни происхождением оппонента, выдвигал на государственные должности людей исключительно способных, стоящих, даже если и не во всем разделял их взгляды. Найдя учителя в Хань Юе и став признанным лидером литературного реформаторского движения своего времени, Оуян Сю своими выдающимися прозаическими сочинениями создал себе настолько высокую репутацию в первую очередь как стилист и оригинальный мыслитель, что вошел в число "Тан Сун ба да цзя" ("Восемь великих литераторов эпох Тан и Сун"), а его гувэнь, проза древнего стиля, стала образцом безупречности для множества последующих поколений китайских книжников. Утверждая вслед за Хань Юем в сочинительстве индивидуальность стиля, ясность и логичность мысли с одновременным владением культурным багажом предшествующих эпох, Оуян Сю был убежден, что в основе любого художественного творчества должно лежать постижение дао, слияние с абсолютом и в конечном счете то самое, стоящее за пределами слов наитие, о котором писал танский Сыкун Ту (837-908), и именно этому должно быть подчинено произведение, а не причудливой лишь форме, заслоняющей собой содержание. "Но вот появился Оуян [Сю], и после него [этот стиль] был выметен без остатка. С тех пор хотя среди образованных людей одни пишут искусно, другие грубо, однако большинство их приближается к древней [простоте]... Можно сказать, что заслуга Оуян [Сю] велика", — писал о влиянии Оуян Сю на современный ему литературный процесс Лу Ю (1125-1210) в своем путевом дневнике "Жу Шу цзи" ("Поездка в Шу", пер. Е. А. Серебрякова). Оуян Сю оставил после себя более 500 произведений изящной прозы различных жанров — и в первую очередь благодаря им, а не стихам или историческим штудиям, он известен в Китае и за его пределами.

Как историк — в "Синь Тан шу" и "Синь Удай ши" — Оуян Сю раздвинул привычные границы жанра официальных исторических сочинений, включив туда сведения о тех лицах, которые обычно замалчивались из идеологических или попросту цензурных соображений; в области изучения классических текстов он призывал обращаться непосредственно к оригиналу, не придавая существенного значения толкованиям и комментариям последующих времен — ибо сказанное в каноне должно быть понятно и постижимо само по себе, именно к простоте и лаконичности изложения исторических фактов в канонических сочинениях (например, в "Чунь цю") следует стремиться. Известны изыскания Оуян Сю и в области археологии и эпиграфики — его сочинение "Цзи гу лу" ("Записи о собранных древностях", 1063) охватывает документальные свидетельства (надписи на камнях, утвари, стенах храмов и др.), начиная с эпохи Чжоу (XI-III вв. до н. э.) и до правления династии Тан, а в книжном собрании Оуян Сю, по свидетельствам современников, насчитывалось более 10 тысяч томов разнообразных сочинений.

Наследие Оуян Сю велико и разнообразно. До наших дней дошли собрания его прозы "Цзюй-ши цзи" ("Собрание отшельника") в 50 цзюанях (известны три ксилографа — сунский, минский и цинский) и "Оуян Вэнь-чжун гун цзи" ("Собрание господина Оуян Вэнь-чжуна") в 153 цзюанях (сунский, три минских и один цинский ксилограф). Сохранилось также значительное число стихотворений — собрание цы "Лю-и цы" ("Цы [отшельника] Лю-и") в 3 цзюанях (сунский и минский ксилографы), около 100 цы вошло в состав "Цюань Сун цы" ("Полное собрание цы [эпохи] Сун"), а в антологии "Цюань Сун ши" ("Полное собрание поэзии/стихотворений [эпохи] Сун") содержится 22 цзюаня стихотворений Оуян Сю в старом стиле (всего же до наших дней дошло более 800 стихотворений поэта и более 200 его цы). Также сохранилось и вышедшее из-под кисти Оуян Сю первое произведение в жанре шихуа ("рассуждение о стихах") — "Лю-и цзюйши шихуа" ("Шихуа отшельника Лю-и").

Источник: Синология.ру, автор: И. А. Алимов

Перевод: Басманов М.И.

"Цайсанцзы" ("Собирая листья шелковицы")

"Строфы об озере Сиху"

1. "Хорош Сиху, когда над ним трав нежный аромат..."

Герой древности Ван Цзыю* так любил бамбук, что, едва завидев его, устремлялся в сад, не спрашиваясь у хозяина. А Тао Юаньмин*, почуяв запах вина, останавливал на дороге свой паланкин. Пейзаж озера Сиху пользуется широкой славой. И оттого что он красив, а погода стоит великолепная, сюда часто съезжается на гулянье цвет общества. И тот, кто свободен от дел, может наслаждаться прохладным ветром и светлой луной. Совершаю прогулки вместе с приятелями, а иногда, если того пожелаю, выезжаю один, чтобы послушать, как перекликаются лягушки. И надо ли спрашивать, в чьем владении эти места: государства или частных лиц? Пью вино или слагаю стихи, любуясь извилистым потоком. Мне радостно от того, что понятен смысл встречи и никто нам не докучает. И я предпочитаю очутиться здесь случайно, без какой-либо цели.

Сказанное выше полностью достоверно. И, хотя все окружающее меня принадлежит не мне, я получаю здесь истинное наслаждение. Переделывая свои старые песни на новый лад, я осмеливаюсь показать вам свое убогое мастерство, чтобы в какой-то мере содействовать вашему увеселению.

Хорош Сиху, когда над ним Трав нежный аромат, И лодка легкая скользит, Послушная веслу. Змеится голубой поток, Меж дамбами зажат, И песнею издалека Свирель ласкает слух. Плывет бесшумно легкий челн — Ни волн, ни ветерка. Лишь пробегает за кормой Зыбь по глазури вод. И птица, поднятая мной С прибрежного песка, Порхает на моем пути И за собой зовет. (Мелодия "Цайсанцзы" — "Собирая листья шелковицы") Примечания

Озеро Сиху, воспетое Оуян Сю, расположено на территории нынешнего уезда Фуян провинции Аньхуэй.

Ван Цзыю (Ван Хуэйчжи, IV в.) — сын знаменитого каллиграфа и ученого Ван Сичжи, прославился своим пренебрежением к условностям во взаимоотношениях с окружающими, стремлением к естественности манер и поведения в соответствии с "велением своего сердца".

Тао Юаньмин (Тао Цянь 365-427 гг.) — знаменитый поэт эпохи Шести династий; жизнь на лоне природы и труд простого земмледельца он предпочел карьере чиновника. В своих стихотворениях, отличающихся простотой, благородством и "ясностью значения", прославил радости сельского труда, не знающей корысти дружбы и служения идеалам любви и добра.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

2. "Прекрасно озеро Сиху и позднею весной..."

Прекрасно озеро Сиху И позднею весной, Когда цветы после дождя Цветут во всей красе. Над ними бабочки пестрят И пчел звенящий рой, И солнце щедрое теплом Одаривает всех. Благоухая, все в цветах, Уходят лодки вдаль, Как будто феи там и тут, Взлетая над волной, Глядятся в зеркало воды... И так широк простор! И звуки музыки плывут По ветру надо мной. (Мелодия "Цайсанцзы" — "Собирая листья шелковицы")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

3. "Хорош Сиху, когда вокруг с запасами вина..."

Хорош Сиху, когда вокруг С запасами вина Под трели флейт и рокот струн Даль бороздят челны; Из яшмы чаши там звенят, И каждый пьет до дна — И позже с хмеля клонит в сон Под мирный плеск волны. Плывут по небу облака, Они и за кормой. Прозрачность и голубизна И в небе и в воде. И смотришь вверх, и смотришь вниз — И не манит домой. Свой на Сиху, особый мир, Какого нет нигде. (Мелодия "Цайсанцзы" — "Собирая листья шелковицы")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

4. "Хорош Сиху, когда цветы с деревьев опадут..."

Хорош Сиху, когда цветы С деревьев опадут И средь листвы сойдет на нет Их розовый разлив; Когда, с ветвей срываясь, пух Кружится там и тут И над балконом ветерок Колышет ветки ив. Когда замолкнет песни звук И музыка замрет, Все разойдутся, и весна Предстанет сиротой, Приспустят шторы, и тогда Лишь ласточки полет Увидеть можно из окна В сети дождя густой. (Мелодия "Цайсанцзы" — "Собирая листья шелковицы")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

5. "Кто красоту Сиху познал и радость в ней искал..."

Кто красоту Сиху познал И радость в ней искал? А он не вечен — дивный вид: Возник — потом исчез. Чтоб осушить среди цветов Нефритовый бокал — Лишь с этим помыслом сюда Спешит толпа повес. Заметит разве кто из-них, Как я стою один, Гляжу с балкона на закат, Любуюсь на цветы. Туман клубится над водой, Где мыса синий клин, Где цапля белая кружит До самой темноты. (Мелодия "Цайсанцзы" — "Собирая листья шелковицы")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

6. "Прекрасно озеро Сиху в день праздника Цинмин..."

Прекрасно озеро Сиху В день праздника Цинмин*, Когда так пышно все цветет И каждый так счастлив. Я слышу — спорят меж собой: "Кто этот господин?" "Чей там сверкает экипаж В тени зеленых ив?" Но час заката наступил — И повалил народ. Кто трезв, кто пьян — вернуться все Спешат до темноты. По дамбе к городской стене Дорога их ведет, А по обочине ее Красуются цветы. (Мелодия "Цайсанцзы" — "Собирая листья шелковицы") Примечания

Цинмин — пятый из двадцати четырех сезонов сельскохозяйственного года. Отмечается в пятый и шестой дни четвертого месяца по лунному календарю и знаменует начало полевых работ. В эти дни проводились церемонии поминовения предков.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

7. "Когда же лотос расцветет, Сиху стократ хорош..."

Когда же лотос расцветет, Сиху стократ хорош. Вино мы взяли, а флажки Нам просто ни к чему — Алеют яркие цветы, Куда ни забредешь, И весело глядят на вас Сквозь листьев бахрому. Вино в бокалах золотых Струит свой аромат, И лодку лотос обступил, Тесня со всех сторон. Вдруг мелкий дождь заморосил, И хмель туманит взгляд, И в путь обратный мы плывем Под струн веселый звон. (Мелодия "Цайсанцзы" — "Собирая листья шелковицы")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

8. "Хорош Сиху! Вновь на него Я устремляю взор..."

Хорош Сиху! Вновь на него Я устремляю взор. Опять и небо и вода По-новому видны. И цапли с чайками сюда Летят с других озер — Должно быть, любо слушать им Трель флейты, звон струны. Когда же свежим ветерком Повеет в час ночной И месяц разливает свет Средь яшмовых полей, Тогда и к феям зависть мне Покажется смешной — Плывущий в лодке в этот миг Счастливей всяких фей! (Мелодия "Цайсанцзы" — "Собирая листья шелковицы")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

9. "Хорош Сиху, когда закат расплещет в нем зарю..."

Хорош Сиху, когда закат Расплещет в нем зарю. Где был причал, теперь цветы И ряски островок, И гладь зеркальная воды, Куда ни посмотрю, И на безлюдном берегу Заброшенный челнок. На юго-западе луна Над озером встает, И вот рассеялись уже Скопленья туч седых. И лотос мне через балкон Свой нежный запах шлет, И я трезвею в этот миг От ветерка с воды. (Мелодия "Цайсанцзы" — "Собирая листья шелковицы")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

10. "Всю жизнь любил тебя, Сиху, теперь люблю вдвойне..."

Всю жизнь любил тебя, Сиху, Теперь люблю вдвойне. Из-за тебя лишь прибыл я Чиновником сюда. Богатство, знатность для меня — Что дымка в вышине. В разлуке долгих двадцать лет Промчались без следа! Как ляодунский аист, я, Закончив перелет, Вернулся и дивлюсь всему, И вот — не узнаю И этот город, и людей... Да разве кто поймет, Что здесь когда-то я провел Всю молодость мою! (Мелодия "Цайсанцзы" — "Собирая листья шелковицы")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

Перевод: Голубев И.С.

Горная тропа в Шибине ("Возвышается местность Шибин над кочующими облаками...")

Возвышается местность Шибин Над кочующими облаками. На тропе ни души, ни следа, Заросла, одичала она. Эх, возьму-ка я кубок вина, И напьюсь, и возлягу на камни, И узрю, до чего же светла Над вершинами пиков луна*! Примечания

... в Шибине. — Шибин — горная местность в районе среднего течения Янцзы, где одно время жил поэт.

... Над вершинами пиков луна! — Как уже говорилось выше, луна — традиционный образ китайской поэзии. Здесь луна олицетворяет добрые воспоминания о близких и родных людях.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Далекие горы ("Вдали, вблизи ли горы? Нет меры расстоянья...")

Вдали, вблизи ли горы? Нет меры расстоянья! Навстречу им иду — А все — передо мной! Чуть поверну — и горы Меняют очертанья. А я, скиталец сирый, Пред ними кто такой?

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Свежий иней ("На небе облака, в душе тоска...")

На небе облака, в душе тоска. Густые осень разбросала тени. Лежу и слышу — ветер о карниз Ударился и воет в исступленье. И разом он пресек покой и тишь, И взмыли, испугавшись, в небо птицы. А ночью иней выпал в первый раз И на ветвях деревьев серебрится. Когда-то поражали красотой Гор Южных ослепительные выси,* А ровных скал громады в сотни жэнь* Неведомый, казалось, скульптор высек. ...Зачахли горы, высох древний лес, Их красота совсем поблекла ныне, И думаю, такой печальный вид Невольно повергает нас в унынье! Увяла красота, но есть вино — Пусть силу обретут душа и тело! А коли вправду хочешь опьянеть, Не сетуй, что вино-де помутнело. Приречный ярок хризантемы куст — Торжественно и пышно расцветает, Не долго греет солнце, но в мороз В цветах сверкает, искрится и тает! У дерева, у камня нет души, Но есть конец и их немому веку, А если есть вино — так эта жизнь Неужто не отрада человеку? Примечания

Когда-то поражали красотой Гор Южных ослепительные выси... — У подножья Южных Гор (Наньшань) некогда проводил на лоне природы свои дни великий китайский поэт Тао Юаньмин (см. о нем прим. к с. 117), и эти горы не раз упоминаются в его стихах. Многие мотивы в стихах Оуян Сю (вина, хризантемы, возвращения к "полям и садам") — своеобразная перекличка с Тао Юаньмином. В этом и последующих пейзажных стихотворениях Оуян Сю не без влияния своего предшественника рисует некую идеализированную картину жизни крестьян, противопоставляя ей "мирскую суету" города. Стихи написаны после ухода Оуян Сю с поста первого министра (цзайсяна), во время вынужденного пребывания вдали от столицы.

Жэнь — китайская мера длины, около 2,5 м.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Утомленный остановился на постоялом дворе ("Одинокая лодка Плывет, огибая пороги...")

Одинокая лодка  Плывет, огибая пороги. Вот и берег открылся,  И ленточка ровной дороги. Лодку я привязал  К обнаженному корню ствола. А луна над утесом  Плыла — и кругла и светла... Вижу несколько хижин  И дым над землею холодной, Вижу поля полоску  Средь равнины сухой и бесплодной. Свет луны одинокой  Рассеял скитальца печаль, Но прибрежные птицы  Вспорхнули, тревожно крича...

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Пятнадцать стихотворений на разные темы, созданные во время путешествия в Лунмэне"

5. В Ичуане плыл в лодке, когда началось половодье ("Весенняя река так оживилась вдруг...")

Весенняя река Так оживилась вдруг! Я повернул ладью — Лишь всплески волн вокруг. Убежище найду На берегу, где птицы, Плыву туда, где лес, Чтоб тихим был досуг... Примечания

Ичуань — местность, расположенная в бассейне реки И (ныне провинция Цзянсу), где одно время жил поэт.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Пью вино в одиночестве во время дождя"

1. "Лет мне немало, почетом в делах не отмечен..."

Лет мне немало, Почетом в делах не отмечен, Уединился в предместье, В жилище убогом... Радость-веселье Присущи подросткам беспечным, Кто ж пожелает К моим приближаться чертогам? Тучи сгустились, На улице влажные тени, Летним дождем Угол северный дома умылся. Чарка со мною — И тут же полет и забвенье! Мыслью внезапной Я с другом бы поделился... ...Крепким и жгучим Вином возбужден и раскован, Сердцем воспрянул, Объял мирозданья просторы! Птицы вспорхнули, И, вслушавшись в резкий их гомон, Слышу, мне кажется, Древних людей разговоры...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Во дворе, у жилища, деревья и травы немеют..."

Во дворе, у жилища, Деревья и травы немеют, Я ворота захлопну, Да и окна закрыть не мешает... Слышу птиц щебетанье, — И, видимо, небо темнеет, Слышу хор лягушачий, — Небо, видимо, дождь обещает... А влечет меня снова Всё к той же наполненной чаше, Рад я времени года, Но душно и жарко изрядно, — Мы — хозяева сами Нашим чувствам и помыслам нашим, Так предамся веселью — Без гонгов и барабанов! ...Выйду вновь за ворота — За это никто не осудит, Вновь закрою ворота — Никто обижаться не будет...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Перевод: Перелешин В.Ф.

"Шэнчацзы" ("Плоды дикой яблони")

Первая ночь весны (Вся ночь новогодняя в прошлом году)

Вся ночь новогодняя в прошлом году Светилась, как день, от цветных фонарей. Глядела луна из-за верхних ветвей Разросшихся ив на весёлых людей. А в ночь новогоднюю в этом году Всё та же луна и разгул фонарей. Всё то же, но прежних не видно людей, И слёзы на тонкой рубашке моей. (Мелодия "Шэнчацзы — Плоды дикой яблони")

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

"Муланьхуа" ("Прекрасные цветы магнолии")

Одиночество ("Не знаю, близки Вы, мой друг, иль далеки...")

Не знаю, близки Вы, мой друг, иль далеки. Мне холодно без Вас, мне скучно и противно. Всё дальше, дальше Вы, и даже ни строки! Кто рыбу проследит в большой разлив реки? А ночью ветреной один напев тоски, Да листьев горестных лишь ропот заунывный... Я на подушке Вас ищу напрасно... Нет, Сон не сбывается, и угасает свет!

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 26

Перевод: Стручалина Г.В.

"Шэнчацзы" ("Плоды дикого боярышника")

Вечер Праздника фонарей ("Весна минувшая. На Праздник фонарей...")

Весна минувшая. На Праздник фонарей Сияло всё на улице ночной. Под ивами и полною луной Мы свиделись, укрывшись темнотой. Но в этот раз на Праздник фонарей, Хоть прежняя луна и тот же вид, Один брожу в толпе. На рукаве Не аромат, а влага слёз лежит.

Источник: Публикуется впервые

Перевод: Черкасский Л.Е.

"Подражаю напевам Нефритовой башни"

Песня ночи ("За диском луны торопится облако следом...")

За диском луны Торопится облако следом. На дверь и крыльцо Упали скользящие тени. Луна освещает Весь мир одинаковым светом. Тогда почему же На сердце тоска и смятенье?

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

Перевод: Ярославцев Г.Б.

Вечером проходил по северному берегу реки... ("Подтаивал на речке снег, но был еще недвижен лед...")

Подтаивал на речке снег,  но был еще недвижен лед; Крошился, трескался, тончал,  пока не ожила река. Все разошлись, один слежу,  как солнце на закат идет, Как птицы, с отмели слетев,  обсели лодку рыбака.

Источник: "Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии", 1977

Два благородных дерева возле дома ("Два дерева выросли около дома, тенисты и стройны...")

Два дерева выросли около дома,  тенисты и стройны; Одно постоянно кивает другому,  друг друга достойны. Поднимется ветер иль выпадет иней —  их зелень не реже; В холодное время все вянет и стынет,  а листья — все свежи! О, сколько деревья желанной прохлады  в жару навевают, От стужи туманов их купы-громады  в ночи укрывают. Чуть персикам, грушам пора наливаться —  тут малый и старый Верхом и в повозках скорее стремятся  к воротам базара. А я — в одиночестве... Не покидаю  привычные стены, Печали отдавшись, все так же вздыхаю,  томлюсь неизменно, И мыслю: ко времени ль ныне такое  вокруг оживленье? — Нет, благо провижу я только в покое  и в уединенье. Всегда в постоянстве своем укрепляться  достойным приятно, А низкие склонны менять да меняться —  и неоднократно.

Источник: "Светлый источник", 1989

Сквозь сон... ("Дыханьем ночи, звуками свирели заполнено пространство...")

Дыханьем ночи, звуками свирели  заполнено пространство под луной, И мудрено не потерять дорогу:  вокруг — такое множество цветов! Как поменять мне отношенья с миром —  я не решу за шахматной игрой; Не лучше ли всего за винной чаркой  мне, гостю, вспоминать родимый кров.

Источник: "Светлый источник", 1989

Чжан Шэну ("Меж разлукой нашей и встречей семь и десять весен промчалось...")

Меж разлукой нашей и встречей  семь и десять весен промчалось. Вот и спрашиваем друг друга,  как лысели да как старели. Среди рек и озер скитаюсь,  и осесть еще не случалось, Да и вы по дворам постоялым  мало ль трудностей претерпели! Костью хрупок скакун под старость,  бьется сердце его спокойно; Много лет сосне, а все так же  обновляет зелень она. Трудно в горном глухом городишке  человека принять достойно... Много-много раз бессловесно  осушаем чаши до дна.

Источник: "Светлый источник", 1989

"Подражаю напевам Нефритовой башни"

На закате солнца сижу у окна ("На рассвете услышала: птицы тревожно взлетели...")

На рассвете услышала:  птицы тревожно взлетели. На закате увидела:  птицы вернулись опять. Друг другу мы с цинем яшмовым,  видно, уже надоели. Вновь про все сокровенное  некому мне рассказать.

Источник: "Светлый источник", 1989

"Юйлоучунь" ("Весна в яшмовом тереме")

В башне безмятежного отдохновения ("Беседа чистая весь день за чашей светлого вина...")

Беседа чистая весь день  за чашей светлого вина — Не хвастовство мошной иль тем,  чья знатность более знатна! И горы есть, и реки есть,  чтоб гостя воодушевить, Готовы ветер и луна  пленить его и опьянить!

Источник: "Светлый источник", 1989

"Линьцзясянь" ("Линьцзянский отшельник")

"Над ивами гремит весенний гром..."

Над ивами  гремит весенний гром, От капель дождевых  вскипает пруд, Высокий лотос  никнет под дождем, И шелест мокрых листьев  слышен тут. В беседку льется  тонкий аромат, Дождь перестал,  и туч на небе нет, Но маленькая  башенка-квадрат От взора заслонила  звездный свет. Хорошо у перил.  Ночь темна. Тишина. Дожидаюсь —  скорее взошла бы луна. Вот ласточка заблудшая  кружит, Уселась  на узорчатый карниз. Нет ветра,  и циновка не дрожит. Поднявшись, месяц  долго смотрит вниз. Под ним зеркальная  застыла гладь Притихшего  безмолвного пруда, Ни шороха,  ни всплеска не слыхать, Блестит  кристально чистая вода. А месяц похож  на изогнутый нож. Блестит на подушке  забытая брошь... (мелодия "Линьцзянсянь" — "Линьцзянский отшельник" / "Посещаю святого реки")

Источник: "Светлый источник", 1989

Хань Ци (1008-1075)

Первый министр при сунском императоре Жэнь-цзуне, совершил опустошительный поход против тангутского государства Си Ся.

Источник: kritika24.ru

* * *

Сунский министр Хань Ци, после смерти ставший чжэньжэнем, "совершенным человеком" (третий по значению титул в иерархии даосских бессмертных).

Источник: "Высокие суждения у дворцовых ворот"

* * *

...Вместе с ним [Фань Чжунъянь] в пограничных землях действовал Хань Ци, призывавший переходить в наступление на иноземных врагов. Тогда в ходу было образное выражение: "Когда западные разбойники узнают, что в войсках появился Хань Ци, у них сердца трепещут от страха. Когда же западные варвары слышат, что в армии появился Фань Чжунъянь, их сердца сковывает ужас". Оба они любили сочинять стихи о событиях, свидетелями и участниками которых им доводилось быть, в также описывать своеобразную красоту природы разных районов страны. Произведений Фань Чжунъяня сохранилось немного, а вот "Собрание сочинений Хань Ци" почти наполовину состоит из искусных стихов в жанре ши и мелодичных цы.

Источник: "Облачная обитель. Поэзия эпохи Сун", 2000

* * *

Хань Ци родился в Аньяне, Сянчжоу (ныне Хэнань) и служил при дворе во времена Северной династии Сун. Родился в семье евнухов, его отец, Хуа Лэй, происходил из Южной Кореи, был правым советником. Родители Хань Ци умерли, когда ему было 3 года, его воспитывали братья. Уже тогда его характеризовали как человека самодостаточного, высокообразованного и амбициозного. Будучи чист душой, он, однако, не позволял собой манипулировать.

В 1027 г. сдал экзамен на степень цзиньши, заняв второе место. В 1034 г., в сентябре, он переехал в Кайфэн. В декабре второго года получил должность судьи. В 1040 г. выступил во главе войска против государства Си Ся, однако потерпел поражение у подножия горы Люпань, потеряв 10 000 человек. В 1042 г. вместе с Фань Чжунъянем снова сражался против Си Ся. Хань Ци и Фань Чжунъянь долгое время охраняли границу.

В 1043 г. поддержал Фань Чжунъяня, Фу Би и других, предложивших проект ряда реформ в разных областях жизни.

В 1958 г. Хань Ци был назначен первым министром на три года. В 1963 г. императора Жэнь-цзуна сменил его сын Ин-Цзун, который правил всего 4 года. Его, в свою очередь, сменил на троне Шэнь-цзун, сторонник социальных реформ, которые он считал необходимыми для внутреннего укрепления государства. В качестве их проводника он избрал философа Ван Аньши. Вместе с другими представителями "консервативной партии" Хань Ци выступил против этих реформ. Император Шэнь-цзун оценил его верность, хотя и не прислушался к его словам.

В 1075 Хань Ци умер от болезни в возрасте 67 лет. Собрание его сочинений вышло посмертно.

Источник: zh.wikipedia.org

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Десять стихотворений из частных покоев дворца в Чанъане"

Тропа в бамбуках у присутственного места в Чанъани ("С севера башня — у основанья ее частый-пречастый бамбук...")

С севера башня —  у основанья ее Частый — пречастый  бамбук над тропой затененной. Ветви сцепились  в полог, сметающий пыль; Корни скрутились  потоком застывшим, сплетенным. Прочны коленца,  словно под пудрой кольцо; Гибкие плети,  как ладное тело дракона. Иней и ветер  не повреждают его. Сосны, да туи,  да я еще так непреклонен.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Ли Гоу (1009-1059)

Философ, политический мыслитель. Родился в 1009 г. в Наньчэне уезда Наньцзян области Цзяньчан (современная провинция Цзянси) в бедной неродовитой семье (называл себя "простолюдином из Наньчэна"). Потерпев неудачу на столичных экзаменах (в Кайфэне) на высшую ученую степень цзиньши, основал академию на родине, в округе Ганьцзян, добился известности как эрудит и талантливый педагог. По рекомендации Фань Чжунъяня получил в 1049 г. преподавательскую должность при дворе, в конце жизни занимал высокий пост "толкователя-ассистента" в столичной Высшей школе (Тай сюэ). Основные сочинения — "Фу го цэ, цян бин цэ, ань минь цэ" ("План обогащения государства, план усиления армии, план успокоения народа", 1040; рус. пер.: З. Г. Лапина, 1985), "Цин ли минь янь" ("Высказывания [представителя] народа в [период] Цин-ли"), "Шань дин И ту сюй лунь" ("Сокращенное введение в планы "[Чжоуских] перемен", 1048), "Ли лунь" ("Суждения о благопристойности") и другие, сведены в сборник "Чжи цзян Ли сянь шэн вэнь цзи" ("Собрание литературных творений толкователя-ассистента, наставника Ли"), другое название — "Сюйцзян цзи" ("Собрание [произведений] Сюйцзянского Ли Гоу").

В области натурфилософии исходил из учения о мировой материалообразующей "пневме" (ци) как едином субстанциальном начале; рассматривал универсум как результат соединения двух полярных ипостасей этой субстанции — "пневм" инь и ян. Вследствие такого соединения возникают "образы/символы" (сян), а за ними появляются "[телесные] формы" (син), в которые облечено все упорядоченно взаимодействующее множество вещей ("Шань дин И ту...", гл. "Лунь и" — "О Едином"). Выдвинул положение о "власти/праве" (цюань) как некоей противоположности "[пяти] постоянствам" ([у] чан) — этическим нормам, являющимся "напоминанием" о дао в человеческой жизни, и "постоянству" дао вообще, т.к. дао не пользуется "властью/правом". Вместе с тем "власть/право" и "постоянства" не исключают друг друга, ибо реакция "власти/силы" (ши), пользующейся "властью/правом", на изменения ситуации, в свою очередь, исходит из указанных "постоянств" ("Шань дин И ту...", гл. "И лунь ди ба" — "Восьмой тезис по поводу перемен"). В сфере учения о познании Ли Гоу подчеркивал значение упорядоченного чувственного восприятия для формирования интеллекта и образа мыслей. На этом построены его педагогические идеи, акцентирующие роль обучения как исключительного средства формирования всех человеческих достоинств.

В политическом учении Ли Гоу выражены основные черты средневековой конфуцианской системы представлений о единстве всех управленческих функций государства в его упорядочивающем воздействии на общество. В основе этой системы лежала древнекитайская доктрина мироустроительных функций правителя, проявления активности которого исходят от Неба (тянь). Вместе с тем у Ли Гоу заметна тенденция к снижению уровня конфуцианского авторитаризма: Небо в его построениях присутствует лишь как указание на высшую санкцию деяний императора, а высказывания древних "совершенномудрых" (шэн) объявляются хотя и важным, но далеко не решающим фактором принятия управленческого решения. Критерием оценки предложений советников, программ, методов и их результата у Ли Гоу выступали понятия "счастье государства", "благо правителя", интересы казны. Личность советника растворялась в созидательном творчестве на благо государства.

Считая земледелие основой материального благополучия государства, Ли Гоу объявлял землю "основой", "стволом" (бэнь), а обработку ее — "ветвями" (мо), чем-то второстепенным, ибо частное землевладение является важнейшим фактором заинтересованности земледельца в своем труде. Идеальной формой соединения земли и рабочих рук он считал якобы существовавшую в древности систему "колодезных полей" (цзин тянь). Особенность трактовки Ли Гоу этой утопии состояла в том, что главным достоинством системы "цзин тянь" он считал не столько обеспечение благополучия земледельцев, сколько гарантию полного использования земельных фондов и обогащение таким образом казны. Земледельцам (нун), заслуживающим заботы государства, Ли Гоу противопоставлял торговцев и ремесленников (шан), активность которых для блага государства требует ограничений и жесткого контроля. Еще больший ущерб государству наносят "дармоеды" (жун чжэ) — буддийские и даосские монахи, корыстолюбивые чиновники, бродяги, шаманы, гадатели, лекари, бродячие артисты. Поэтому Ли Гоу предложил приобщение неземледельческого населения к "основному занятию" — проект "подавления второстепенного" (и лю чжи шу): в административном порядке "запретить мотовство", что лишит прибылей торговцев и ремесленников, установить норму частного землевладения, запретить пострижение в монахи, провести чистку административного аппарата, запретить деятельность бродячих артистов, лекарей, магов и т.п., что вынудит "находящихся в безвыходном положении" пойти на держание земли на условиях феодальной ренты. В то же время следует поощрять освоение целинных и залежных земель, не устанавливая лимиты на них, жалуя инициативных землевладельцев должностями и рангами знатности. Ли Гоу призывал также к жесткому государственному контролю за финансовой сферой, так как "богатство — кормило власти правителя". В фискальных интересах государства следует поощрять торговлю по государственным лицензиям, систему откупов. "Обогащению государства" как главной задаче должно служить и повышение его обороноспособности за счет организации военных поселений как средства охраны социального мира внутри страны и обеспечения безопасности границ. Условием и предпосылкой усиления государства во всех отношениях является "успокоение народа" (ань минь). Оно обеспечивается: 1) "наставлением" ("улучшать [нравы народа]"; "выбирать наставников [ученых чиновников]"; "обретать достойных" — обсуждать и проверять достоинства кандидатов на выдвижение; "соблюдать меру в потреблении"); 2) "повелеванием" (соблюдать собственные законы и указы; отменить амнистии и право откупа наказаний); 3) "управлением" ("назначать верных сановников"; "определять на места хороших чиновников"); 4) "обеспечением" ("делать регулярные накопления"; "поощрять землевладельцев") ("Фу го цэ...").

Учение Ли Гоу подкрепляло реформаторские устремления определенных слоев правящих кругов империи Сун, стремившихся ограничить влияние высшего чиновничества и бесконтрольное расширение крупного феодального землевладения в ущерб интересам государства, средних и низших слоев бюрократии. Политико-экономические взгляды Ли Гоу получили развитие в учении Ван Аньши.

В начале ХХ в. интерес китайской интеллигенции к учению Ли Гоу был стимулирован ростом влияния концепций Ху Ши, усмотревшего в построениях Ли Гоу прагматистский настрой и объявившего его крупнейшим китайским мыслителем середины XI в.

Источник: Синология.ру, автор: Лапина З.Г.

Перевод: Смирнов И.С.

О вине ("Не выпиваешь — в душе печаль...")

Не выпиваешь — в душе печаль,  а выпьешь — и телом болен. Вот и сменяется страсть к вину  ненавистью к хмельному. Но в жизни и смерти зависит всё  только от воли Неба, Поэтому пей, чтоб ушла печаль,  но так, чтоб недуг не явился.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Поднимаюсь на гору Юэшань ("Минет день приношения предкам...")

Минет день приношения предкам,  и слива запахнет слабее; Мир человеческих чувств, похоже,  исполнится горя-печали. В горы стремлюсь, об одном мечтая, —  повыше сыскать вершину; Только ведь даже из поднебесья  край родной не увидишь...

Источник: "Китайская классическая поэзия. Сост. И. Смирнов", 2005

Проводы весны ("На террасе Ичунь — Весны Благодатной...")

На террасе Ичунь — Весны Благодатной  с грустью весну провожаю; Слезы текут в золоченую чашу,  а я и не замечаю. Печальной иволге — мне показалось —  скорбь людская понятна, Она высоко летает и видит:  всюду цветы облетают.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Чжоу Дуньи (1017-1073)

ЧЖОУ ДУНЬИ — 周敦頤 (Чжоу Маошу, Чжоу Ляньси, Чжоу-цзы, Чжоу Юань-гун) — китайский философ и литератор, основоположник неоконфуцианства.

Чжоу Дуньи [1017, Индао (современный уезд Даосянь провинции Хунань) — 14 июля 1073, Лушань провинции Цзянси] происходил из семьи чиновника, в 1036-1071 находился на государственной службе, занимая административные посты среднего уровня. Прямыми учениками Чжоу Дуньи были братья Чэн (Чэн Хао, Чэн И).

Посмертно в 1120 получил почетное имя Юань-гун (князь Изначального). В 1241 удостоился титула графа (бо) Жунани и установления таблички с его именем в храме Конфуция. При последующих династиях ему присваивались еще более высокие титулы и звания (1319 — князь Даого; 1714 — "древний мудрец").

Главные философские сочинения: "Тай цзи ту шо" ("Изъяснение "Плана Великого предела") и "Тун шу" ("Книга проникновения"), или "И тун" ("Проникновение в "Перемены""). "Тай цзи ту шо" представляет собой сжатый, но содержательный комментарий к графической схеме ("Плану Великого предела"), производной от аналогичной схемы даоса Чэнь Туаня (X в.). По "Тай цзи ту шо", все многообразие мира: силы инь ян, "пять элементов" (в трактате названы "пятью пневмами"), четыре времени года, а также добро и зло, "пять постоянств", вплоть до "тьмы дел" — исходит из "Великого предела" (тай цзи). Тот в свою очередь следует за "Беспредельным", или "Пределом отсутствия/небытия". Порождающая функция "Великого предела" реализуется через взаимообусловливающие и сменяющие друг друга "движение" и "покой". Последнему принадлежит приоритет, что совпадает с принципами и формулами изначального даосизма. Для человека безреагентная и неподвижная сущность мироздания, т.е. у цзи ("Беспредельное"), проявляется в качестве "подлинности/искренности" (чэн). Эта категория, совмещающая онтологический ("путь Неба") и антропологический ("путь человека") смысл, в "Тун шу" заняла центральное место. Определяющая высшее благо и "совершенномудрие" "подлинность/искренность" в идеале требует "главенства покоя", т.е. отсутствия желаний, мыслей, деяний. Главное теоретическое достижение Чжоу Дуньи — сведение важнейших конфуцианских категорий и связанных с ними концепций в универсальную (от космологии до этики), основанную прежде всего на "Чжоу и", мировоззренческую систему, в рамках которой получила освещение не только конфуцианская, но и даосско-буддистская проблематика.

Источник: Новая философская энциклопедия

Перевод: Щуцкий Ю.К.

Люблю лотос ("Среди цветов на суше и в воде очень много, достойных любви...")

Среди цветов на суше и в воде очень много, достойных любви.

Цзиньский поэт Тао Юань-мин в своем одиночестве любил хризантему; Начиная с династии Тан фамилии Ли, люди очень любили пион; я же один люблю лотос, — как он выходит из ила, но им не запачкан; как, купаясь на чистой ряби, ои не обольщает. Внутри он раскрыт, внешне он прост, он не вьется и не ветвится; запах его — чем дальше, тем чище; совершенно прямым и чистым растет он; созерцать можно его издали, но нельзя забавляться им запросто.

Так скажу я: среди цветов хризантема — отшельник; пион — богатей; лотос — рыцарь.

О! после Тао редко кто славился любовью к хризантеме.

В любви к лотосу кто может сравниться со мной? Любовь же к пиону — пусть будет уделом толпы!

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935

Ван Аньши (1021-1086)

Выдающийся китайский государственный деятель, реформатор, экономист, прозаик и поэт, автор "нового политического курса" (синьфа, 新法) — программы реформ фискальной администрации, вызвавшей раскол среди сунских интеллектуалов. Реформы были частично проведены благодаря поддержке императора Шэнь-цзуна; среди сторонников Вана был также крупнейший ученый Шэнь Ко. Однако значительная часть представителей интеллектуальной элиты и бюрократического истеблишмента усматривали в них угрозу для существования империи. Среди противников Вана были такие выдающиеся личности как Сыма Гуан, Су Ши и Оуян Сю.

Чрезвычайно одаренный от рождения, Ван Аньши получил хорошее образование уже в юном возрасте, столь же рано сумел сформировать свои политические взгляды и идеалы. До наступления совершеннолетия много сопровождал своего отца в поездках по Китаю, где познакомился с заботами и нуждами простого народа. После успешной сдачи экзаменов служил около 10 лет на должности наместника в различных провинциях Китая. В 1069 г. был назначен на должность первого министра. Пользуясь властью нового положения, обеспечивает проведение закона, который ограничивает произвол крупных землевладельцев. Благодаря этому, удается смягчить разрушительное последствие экономического кризиса в сельском хозяйстве.

Под давлением вдовствующей императрицы Гао (Гао тайхоу, 1032-1093), поддерживающей группировку консерваторов, ее сын, император Шэнь-цзун (на троне 1067-1085) дважды удалял Ван Аньши от двора (1074 и 1076) и лишал его поста первого министра. Последние годы жизни Ван Аньши провел в своей усадьбе в горах на окраине Цзяннина (нынешний город Нанкин), посвятив себя поэтическому творчеству и беседам с буддийскими монахами. В 1085 г. он узнал о приходе к власти его политического противника, главы группировки консерваторов Сыма Гуана (1018-1086), и от душевных переживаний у него обострилась чахотка, мучившая его уже много лет. Больше года он был прикован к постели, и в 1086 г. в возрасте 65 лет скончался.

Личность реформатора получила резко негативную оценку в традиционной китайской историографии (на него, в частности, возлагалась ответственность за падение династии Сун), и при жизни его труды (нередко политически конъюнктурные) напечатаны не были. Тем не менее, Ван Аньши, более всего в истории китайской литературы прославившийся своей прозой, известен как один из "восьми великих авторов [эпох] Тан и Сун".

Разногласия вокруг реформ Ван Аньши были, по сути, столкновением между двумя типами мировоззрений. Понятие о характере разногласий дает публичный (перед императором) спор в 1067 г. между Ван Аньши и Сыма Гуаном, записанный последним. Обсуждается петиция двух префектов, не смеющих принять дары в честь церемонии жертвоприношения:

Сыма: Страна находится в тяжелом финансовом положении и страдает от бедствий всякого рода. Следует сократить ненужные расходы. Высокие чиновники, приближенные к трону, должны стать в этом примером. Посему просьбу об отклонении даров следует удовлетворить.

Ван: Наша страна богата ресурсами. Дары, преподносимые чиновникам, мизерны по стоимости. Если прекратить дарование по соображениям экономии, это не обогатит страну, но только нанесет ущерб престижу правительства. В прежние времена, когда Чан Гунь отказался от награды, его современники сочли, что причиной тому была его уверенность в том, что его просьба останется без ответа. С двумя нынешними чиновниками, отказывающимися от наград, тот же самый случай. А нынешний дефицит в казне отнюдь не катастрофичен.

Сыма: Чан Гунь отказался от поста из смирения. Не намного ли он лучше тех, кто держатся за свои посты из жадности? Наша страна испытывает дефицит в казне со времен правления Чжэнь-цзуна (997-1022). В последние годы ситуация особо напряженная. Каким образом Вы умудряетесь утверждать обратное?

Ван: Дефицит в казне — оттого, что правительство не нашло хорошего специалиста по финансам.

Сыма: Финансовые эксперты только и делают что налагают тяжелые налоги, которые раздражают людей и высасывают их достаток. В результате простой народ разоряется и становится беженцами или бандитами. Где же в этом благо для государства?

Ван: Такие действия как раз не характеризуют эксперта. Финансовый эксперт способен собрать в казну более чем достаточно средств — без облагания простых людей тяжелыми налогами.

Сыма: Именно эти слова использовал Сан Хунъян чтобы обмануть императора У. Сыма Цянь записал их только для того, чтобы показать наивность императора. Количество вещей, производимых Небом и Землей, ограничено. И они принадлежат либо народу, либо правительству. Богатства, которые Сан Хунъян собрал в казну, были отобраны у простых людей. Откуда бы им еще взяться? Если бы все было так, как он говорил, почему же к концу правления У-ди было так много восстаний, которые пришлось подавлять войскам? Не оттого ли, что нищета принуждала людей к бандитизму? Как же Вы могли принять его слова за истинные?

Весьма показательным является также письмо, направленное Вану Сыма Гуаном в 1070 г., в 27 день 2-го месяца: в нем, в частности, Сыма признает, что "не верит в клевету, распускаемую врагами Вана"; однако основным содержанием письма становится критика его финансовой политики, с призывом прислушаться к недовольству народа. Среди прочего Сыма апеллирует к Конфуцию, утверждавшему, что "благородный муж говорит о морали, и только низкий люд — о прибыли".

В своем ответе Ван апеллирует к примеру Пань Гэна (盤庚, Pán Gēng), монарха династии Шан, который перенес столицу государства в Инь — несмотря на протесты чиновников и народа. Согласно Вану, это было сделано не авторитарным путем, а после надлежащего обсуждения при дворе.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Выдающийся китайский социальный реформатор, государственный деятель, философ-конфуцианец, литератор и филолог. Родился в семье мелкого чиновника, уже в 1042 получил высшую ученую степень цзинь ши, дважды занимал пост канцлера (цзай сян), имел титул Цзинского князя (Цзин-гун). В 1069-1076 гг. проводил реформы, направленные на усиление контроля государства над экономикой и общественной жизнью: натуральные и трудовые повинности заменялись денежным налогом; вводились централизованное регулирование цен и государственные ссуды под залог будущего урожая; сельское население сводилось в иерархию численно упорядоченных объединений, связанных круговой порукой и ополченческими обязанностями (система бао цзя). Данные мероприятия, обосновывавшиеся благом народа (минь) и имевшие целью ограничение влияния чиновной знати и крупных землевладельцев, в то же время вели к монополизации государством ключевых сфер торговли и ремесленного производства, подавлению их частных форм. Деятельность Ван Аньши вызывала сопротивление многих видных его современников, среди которых были крупнейшие представители китайской культуры — Оуян Сю, Сыма Гуан, Су Ши, Шао Юн, Чэн Хао, Чэн И и других. Эта борьба получила широкое и разноречивое отражение как в идеологической, так и в художественной литературе Китая.

Будучи в основе конфуцианской, в частности ориентированной на утопический идеал системы "колодезных полей" (цзин тянь), социально-политическая программа Ван Аньши включала в себя утилитаристские принципы легизма: опору на законы (фа), в особенности карательные ("суровые наказания за малые проступки"), поощрение воинской доблести (у), отказ от признания абсолютного приоритета "древности" (гу) над современностью. Теоретически обосновывая свою программу (предполагавшую также усиление практической направленности системы образования и государственных экзаменов), Ван Аньши создал "новое учение" (синь сюэ), основанное на оригинальной интерпретации трех конфуцианских канонов — "Ши цзина", "Шу цзина" и "Чжоу ли", последний из которых в области социально-политической идеологии он ставил выше предпочитавшейся тогда конфуцианцами канонической летописи "Чунь цю". Из соответствующих экзегетических произведений Ван Аньши сохранился лишь трактат "Чжоу гуань синь и" ("Новый смысл чжоуского управления"), посвященный "Чжоу ли". В области онтологии вместо сложной комбинаторики 64 гуа "Чжоу и" Ван Аньши стремился использовать более простую схему "пяти элементов" (у син), содержавшуюся в "Хун фане", что отражено в его главном философском сочинении — комментарии к этому тексту ("Хун фань чжуань"). Интерес Ван Аньши к даосизму, проявившийся в создании комментария (чжу) к "Дао дэ цзину" (сохранились фрагменты) и сочувственного эссе о Чжуан Чжоу, послужил для Чжу Си (XII в.) поводом к упрекам Ван Аньши в подверженности даосскому влиянию. Интерпретируя "Дао дэ цзин", Ван Аньши трактовал дао как общемировую субстанцию, "телесную сущность" (ти) которой составляет покоящаяся "изначальная пневма" (юань ци), а "проявление" (юн) — движущаяся всенаполняющая (чуя) "пневма" (ци). "Покой" (цзин) — "господин движения" (дуя), высшей закономерностью которого является "предопределение" (мин). В мире движущихся и постоянно изменяющихся вещей все проникнуто парами противоположностей (оу дуй) по модели инь — ян и подчинено бесконечным взаимопорождениям и взаимопреодолениям "пяти элементов", которые конкретизировались Ван Аньши в 12 категориях: времена, места, материалы, пневмы, [индивидуальные] природы (син), [телесные] формы (син), дела (ши), чувства (цин), цвета, звуки, запахи, вкусы. "Дух" (шэнь) способен отрешиться от этой расчлененности и вернуться к изначальному "покою", хотя он и производен от "телесной формы": он "рождается от [индивидуальной] природы, [индивидуальная] природа — от подлинности ("искренности" — чэн), подлинность — от сердца (синь)". Ван Аньши считал, что "[индивидуальная] природа" человека нейтральна по отношению к категориям "добра" и "зла", которые приложимы лишь к ее деятельному проявлению — "чувствам". Отсюда он выводил возможность активного педагогического, юридического, экономического и политического воздействия на людей и изменения их привычек, обусловленных "чувствами".

Эксперименты Ван Аньши были прекращены после его отставки, но его социально-политические взгляды продолжали оказывать существенное влияние на многих средневековых китайских мыслителей, в том числе на Ван Янмина (XV-XVI вв.), а в конце XIX — начале XX в. — на реформаторов нового типа Кан Ювэя, Лян Цичао и других. Модернизированный вариант идеологической аргументации Ван Аньши — тезис об "огосударствлении" основных сфер экономической и общественной жизни для ограничения частного "произвола" и во имя блага народа, интересы которого неотделимы от интересов надклассового общества — государства, присутствует в доктринах ряда политических течений Китая XX в., прежде всего Гоминьдана и Государственной социалистической партии. Однако распространенные в литературе оценки Ван Аньши как этатиста-социалиста, провозвестника государственного капитализма исторически некорректны.

Источник: Синология.ру, автор Кобзев. А. И.

* * *

Ван Аньши — выдающийся государственный деятель, реформатор, поэт, прозаик, философ. Яркая, неординарная личность, оценка его роли в китайской истории по сей день вызывает горячие дискуссии. Поражал современников исключительной эрудицией и феноменальной памятью. Родился в семье мелкого чиновника. В 1042 г. сдал экзамены на высшую ученую степень цзиньши, после чего начался стремительный взлет его карьеры. В 1058 г. подал доклад императору, где предлагал начать реформы в стране. В 1067 г. стал академиком императорской академии Ханьлинь. Взошедший на престол в 1068 г. Шэнь-цзун (на троне 1068-1086) столкнулся с необходимостью серьезных преобразований в стране и стал приближать к себе приверженцев реформ. В 1069 г. Ван Аньши назначен первым министром (цзайсян). В 1069-1076 гг. проводил реформы, направленные на увеличение доходов казны, ограничение сферы интересов частного собственника и всестороннее укрепление государства. Их можно разделить на финансовые, военные, земельные, судебные, административные реформы и реформы системы образования. Из-за бурного протеста против реформ среди высокопоставленных чиновников и придворных интриг был вынужден в 1074 г. подать в отставку, однако в 1075 г. вновь назначен на пост цзайсяна. Окончательный уход Ван Аньши с этого поста в 1076 г. ознаменовал собой полное поражение реформаторов. Последние годы жизни провел в своей усадьбе в горах на окраине Цзяннина, посвятив себя поэтическому творчеству и беседам с буддийскими монахами. Именно на склоне жизни заиграл всеми гранями литературный талант этого незаурядного человека: поэтические произведения, написанные в 1076-1086 гг., вошли в золотой фонд китайской литературы.

В дошедшем до нас "Линчуань сяньшэн вэньцзи" ("Собрание сочинений учителя из Линьчуани") содержатся разнообразные по характеру произведения: доклады императору, письма, комментарии к классикам, эпитафии и стихи. Более всего Ван Аньши прославился в истории китайской литературы как выдающийся мастер прозы. Один из "восьми великих авторов Тан и Сун" наряду с Хань Юем (768-824), Лю Цзун-юанем, Оуян Сю, Су Ши, Су Сюнем (1009-1066), Су Чэ и Цзэн Гуном (1019-1083).

Среди прозаических произведений широкую известность получил доклад императору "Вань янь шу" ("Доклад в десять тысяч слов", 1058), главные положения которого легли в основу реформаторской программы. Сохранилось 94 доклада (бяо), представленные Ван Аньши императору по определенным вопросам. Традиционно входят в китайские хрестоматии "Ян Мо лунь" ("Рассуждение о Ян [Чжу] и Мо [Ди]"), "Ю Баочаньшань цзи" ("Описание путешествия на гору Баочаньшань") и "Да Сыма цзянь и шу" ("Отвечаю Сыма Гуану"), где автор анализирует обвинения, выдвинутые против него известным государственным деятелем Сыма Гуаном (1019-1086), и отстаивает свои политические принципы. Письма (шу) вообще широко представлены в наследии Ван Аньши и отличаются лаконичностью и изящностью стиля, логичностью и исключительной силой убеждения. Среди комментариев к классическим книгам, составленных Ван Аньши, наиболее известны комментарии к "Ши цзину", "Шу цзину" и "Чжоу ли", получившие название "Сань цзин синь и" ("Новая сущность трех канонов").

Сохранилось около 1300 его стихотворений в жанре ши, среди которых около 900 — "уставные стихи" (люйши), подчинявшиеся строгим законам чередования ровного и модулирующих тонов. "Стихов в древнем стиле" (гу ти ши), где закон чередования тонов игнорировался или соблюдался в небольшой степени, более 300.

Ван Аньши создал также 29 стихотворений в жанре цы, наиболее известные — цы на историческую тему "Цзиньлин хуай гу" ("В Цзиньлине думаю о древнем") на мотив "Гуйчжисян" ("Аромат коричного дерева"). Был одним из первых авторов, расширивших тематику цы, оказавшись предвестником Су Ши и Синь Цицзи.

В творчестве Ван Аньши можно выделить два этапа — стихи, написанные в период службы, и стихи, созданные на покое. В ранний период отдавал предпочтение стихам в древнем стиле или уставным стихам крупной формы. Немало произведений, написанных в период службы в провинции, выражают сочувствие народу, тревогу за будущее общества. В стихотворении "Хэбэй минь" ("Народ Хэбэя") он пишет о том, как власти вымогают дополнительные налоги с крестьян провинции Хэбэй, граничившей с киданьским государством Ляо (916-1125) и тангутским Си Ся (1032-1227), под предлогом уплаты дани северным соседям.

Ранние стихи Ван Аньши обладают яркой политической окраской и могут служить источником изучения его политических взглядов, его идеалов государственного деятеля. Таково стихотворение "Шан Ян", посвященное знаменитому государственному деятелю, одному из основоположников легизма Гунсунь Яну (390-338 до н. э.), где он не просто преклоняется перед личностью своего героя, но и воспевает его методы управления народом. Известно, что Ван Аньши использовал многие положения доктрины Шан Яна в своей реформаторской программе (прежде всего тезис о важности закона в управлении государством и о суровости наказаний даже за мелкие проступки). О большом интересе Ван Аньши к теме исторических личностей свидетельствуют сами названия его стихов — "Чжан Лян", "Сыма Цянь", "Кун-цзы", "Цинь Ши-хуан".

В последние годы жизни поэт почти не создает стихотворений с изложением своих политических взглядов — они уступают место философским размышлениям и пейзажной лирике. Он живет тихой, размеренной жизнью на лоне природы, пишет много коротких стихов в жанре ши. Свои переживания, связанные с вынужденным уходом от общественной жизни, психологическое состояние, философское восприятие мира Ван Аньши удалось передать в емких и выразительных четверостишиях (цзюэцзюй). Такие стихотворения, как, например, "Цзян шан" ("На реке"), по праву можно отнести к шедеврам его поэзии. Тонкое мастерство в изображении природы, всегда свойственное Ван Ань-ши, в последние годы приобретает еще большую изысканность и утонченность. Стихи этих лет полны раздумий о жизни и судьбе, о преходящем и вечном в земном существовании. Горькие размышления о мимолетности жизни передаются в образах облетевших цветов ("Бэй бэй син хуа" — "Цветы абрикоса на северном берегу озера").

Многие стихи проникнуты настроениями, свойственными лирике Тао Юань-мина; вино и цветы — постоянные темы его поэзии последних лет. В таких произведениях, как цы на мотивы "Хуаньсиша" и "Пусамань", жизнь на лоне природы противопоставляется суете, бремени забот чиновника (образ мха как символа всеразрушающего времени характерен для его поэзии). В эти годы Ван Ань-ши увлекся чань-буддизмом и создал ряд стихотворений, насыщенных буддистской терминологией (цы на мотивы "Ван Цзяннань" — "Смотрю на Цзяннань"; "Наньсянцзы"). Взгляды Ван Аньши носили во многом синкретический характер, что делало возможным трактовку в рамках одного цикла и даосских, и буддистских идей ("Лян син" — "Два иносказания"). Последний период жизни считается расцветом его творчества, а четверостишия — жемчужиной его поэзии.

Исключительная образованность Ван Аньши способствовала широкому использованию в его произведениях реминисценций и исторических намеков. Вместе с тем его стихи отличаются ясностью, простотой языка и изящностью стиля, что сделало их хрестоматийно известными. Большое влияние на него оказали танские поэты, особенно Ду Фу и Ван Вэй. Несмотря на резко негативную оценку его преобразований в традиционной китайской историографии, его литературный талант никогда не оспаривался. Он был признан выдающимся поэтом еще при жизни, и его стиль вызвал множество подражаний как у современников, так и у поэтов последующих поколений.

Источник: Синология.ру, автор Коробова А. Н.

Перевод: Голубев И.С.

Абрикосовое дерево на северном склоне горы ("Огибая цветы, бегут по горе ручейки...")

Огибая цветы, Бегут по горе ручейки, Весеннюю прелесть Цветы и в тени сохранили, Вот ветер восточный Рассеял, как снег, лепестки, И тонут в цветах Даже клубы дорожной пыли.

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Вечером любуюсь пейзажем с высокой башни ("Яркие линии гор с блеском воды сплетены...")

Яркие линии гор С блеском воды сплетены, Струится на десять ли Лотоса аромат, Никто управлять не может Ходом луны, И свежесть, пришедшую с юга, Не повернуть назад...

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

На ручье в горах Тяньтуншань ("Морщит воду в ручье чуть заметная рябь...")

Морщит воду в ручье чуть заметная рябь,  зеленеют древесные кроны. Вдоль ручья под деревьями долго брожу,  ярким солнцем весны освещенный. Густо ветви сплелись... Ни травинки здесь нет,  человечьей ногою примятой. Через ложе ручья долетают ко мне  невидимок цветов аромат.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

На склоне лет ("Луна освещает сквозь гущу ветвей...")

Луна освещает сквозь гущу ветвей  спокойные воды пруда; Доносит ветер то чей-то смех,  то чьих-то слов отголоски. Склоняюсь и долго гляжу за борт:  чиста и прозрачна вода. Дышу ароматом, сквозь лотосы став  недвижно в лодчонке плоской. Сегодня я мальчика взял с собой  смотреть, как лотос цветет. Уж сил не осталось — на склоне лет  в тиши посижу немножко. Кто наслаждение здесь познал,  спешить не захочет тот. Волнует старца на зеркале вод  лунного света дорожка.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Ночь ("В золотом очаге сгорая, благоухает свеча...")

В золотом очаге сгорая, Благоухает свеча, Ни капли крепкого чая Не осталось в медном сосуде, Порывом морозного ветра, Как острием меча, Обожжены внезапно По дорогам бредущие люди... Хотя весна на пороге Люди удручены, Не могут найти покоя И ночью заснуть не в силах. Долго на небо смотрю — При бледном свете луны Тень рисует узоры У крыльца, на перилах...

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Пишу в конце весны у горы Баньшань ("Ветер весенний куда-то уносит цветы...")

Ветер весенний  куда-то уносит цветы, Но одаряет  деревьев раскидистых тенью. Еле заметна  тропинка на склоне горы. Сад мой и домик  и полное уединенье. Туфли и посох.  Любуюсь местами окрест. Если устану —  циновка для отдохновенья. Птица со свистом  летит над моей головой, Звук нарастает  и тает в то же мгновенье.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Перевод: Иляхин Ю.М.

Увидел попугая и в шутку сложил стихи ("Когда-нибудь взлечу ли, крыльями взмахнув...")

Когда-нибудь взлечу ли, крыльями взмахнув, На древо, чью вершину в облаках не видно?.. О, в клетке из нефрита на золотой цепи Сидеть мне и тоскливо и обидно. Что ж, остается лишь учить язык людей, — Должно быть, на земле, при всем ее величье, Среди двуногих не сыскать и одного, Кто мог бы разговаривать по-птичьи!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Читаю историческое сочинение ("Чиновный путь к почету и отличьям...")

Чиновный путь к почету и отличьям Издревле полон трудностей, лишений... Но как мой путь, да и отход от службы, Оценит суд грядущих поколений? Так трудно отделить зерно от плевел, Уже при жизни судят нас неверно. Со временем растет разброд в сужденьях, Твой образ искажается безмерно. Осадок в чане винном остается — Молва не лучшее хранит от века. Любые краски отразить бессильны Живой духовный облик человека. Не выразят короткие записки Мужей высокомудрых упованья. Однако лишь бумага сохраняет Мирскую пыль — следы существованья.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Перевод: Ярославцев Г.Б.

На реке ("Ветер всколыхнул речную гладь...")

Ветер всколыхнул Речную гладь, Лепестки сорвал Цветов прибрежных... Боль разлуки Так легко понять В звуках флейты Медленных и нежных. Вот склонилось Солнце на закат, И заря над речкой Потухает. Звуки флейты На восток летят, На вершинах горных Замирают...

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 3, 1957

Су Ши (1037-1101)

Знаменитый китайский поэт, эссеист, художник, каллиграф и государственный деятель эпохи династии Сун.

Су Ши родился в Мэйчжоу у подножия горы Эмэйшань в семье известного ученого. При прохождении кэцзюя юный Су Ши поразил экзаменаторов своей мудростью. За свою долгую карьеру сменил немало сановнических постов, управлял различными провинциями, участвовал в обсуждении планов реформирования системы государственного управления.

Подобно многим другим современникам, Су Ши не принял "новый политический курс" министра Ван Аньши, за что в 1079 г. подвергся ссылке в деревню на 5 или 7 лет. Вместо того, чтобы горевать о нищете и забвении, Су Ши восхищался природой провинции Хэбэй и писал стихи, которые вошли в число жемчужин китайской поэзии. Их отличительные черты — оптимистическое мироощущение и формальное новаторство.

По возвращении ко двору Су Ши примирился с Ван Аньши и даже обменивался с ним стихотворными посланиями. Вместе с Шэнь Ко он занимался составлением трактата о лечебных травах. В 1094 г. он был вновь удален от двора, на этот раз в южную провинцию Гуандун, где поселился в местечке Дунпо ("восточный склон"), ставшем его псевдонимом.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Су Ши известный также под именем Су Дунпо (Восточный склон — так называлось хозяйство, на котором он жил во время своего изгнания) — китайский поэт и великий мастер прозы (один из "восьми великих поэтов и писателей" эпох Тан и Сун), художник и каллиграф. Родился в той области Китая, которая сейчас известна под названием Сычуань. Его отец Су Сюнь (蘇洵, Su Xun) и брат Су Чже (蘇轍, Su Zhe) также были литераторами. В 1057 г. будущий поэт и его брат успешно выдержали испытание (экзамен) на получение чиновничьего звания цзиньши — необходимое условие для занятия высокого бюрократического поста в то время.

В течение последующих двадцати лет Су Ши занимал различные должности в разных уголках Китая. Так, на озере Сиху его стараниями и под его руководством была построена пешеходная дамба, носящая его имя. Су Ши пришлось немало по скитаться по стране — будучи противником "Новых законов" Ван Аньши и одним из вождей консерваторов, он несколько лет жизни провел в изгнании (1080-1084 и 1094-1100 гг.), то и дело перемещаемый с одного удаленного от столицы места службы на другое. Во время этих странствий Су Ши хорошо узнал не только природу родной страны, но и жизнь народа, которую он как чиновник старался в меру своих сил облегчить. Многие стихи Су Ши повествуют о тяготах крестьянской жизни: здесь и горькие жалобы крестьян на голод, неурожай и налоги ("Сетования крестьянки из Учжуна"), и грустные размышления об одной из самых тяжких повинностей, веками лежавшей на плечах жителей южных провинций, — регулярно и своевременно, преодолевая огромные расстояния и бездорожье, поставлять ко двору редкие южные фрукты и цветы, а также дорогие сорта чая ("Скорбно вздыхаю, глядя на плоды личжи"). Но есть у него и немало стихов, воспевающих радость сельского труда, простой крестьянской быт.

Су Ши был равно силен в поэзии (он писал в жанрах цы, ши и фу, первым стал давать стихам заглавия, раскрывающие их содержание), прозе (в жанре бицзи — эссе или заметки обо всем, что интересовало автора, по составу необычайно пестрые и разнообразные: мнения о прочитанном, разные случаи из жизни автора, слухи, анекдоты, заметки о судьбах знаменитых деятелей китайской старины, по вопросам политики и управления, — "Лес записей Дунпо"), в живописи и каллиграфии. К "восьми великим эпох Тан и Сун" относят следующих деятелей китайской литературы: Хань Юй, Лю Цзунъюань, Оуян Сю, трое Су — Су Сюнь и его сыновья Су Ши и Су Чжэ, Цзэн Гун и Ван Аньши. К ним примыкает, официально не входя в их число, еще один великий писатель, современник Оуян Сю, — Сыма Гуан, прославившийся историческим трудом "Зерцало всеобщее, в управлении помогающее".

Источник: Биограпедия, авторы В. Дзама., И. Якушко

Перевод: Басманов М.И.

"Бусуаньцзы"

Это стихотворение написано в Динхуэйюане, что в Хуанчжоу ("Ущербный месяц. Редкие утуны...")

Ущербный месяц. Редкие утуны. Часы звенеть капелью перестали. Все спит. Лишь кто-то, Погруженный в думы, Бредет один Видением угрюмым, Как лебедь, Оторвавшийся от стаи. Вдруг встрепенулся, повернулся круто, Во взоре скорбь, но кто про это знает! Все ветви перебрал, Но почему-то Нигде Не отыскал себе приюта... Студеная Уцзян. И клен листву роняет. (Мелодия "Бусуаньцзы")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Деляньхуа" ("Бабочка, влюбленная в цветок")

"Сад отцвел. Лишь краснеют еще абрикоса цветы кое-где..."

Сад отцвел. Лишь краснеют еще Абрикоса цветы кое-где. Возвращаются ласточки в дом, Отраженный в зеленой воде. Ветер с каждым порывом сильней — Ивы пух он уносит с собой. В рост пошла молодая трава, Все покрылось душистой травой. За стеною — с качелями двор, Здесь дорога у самой стены, И доносится до меня Смех красавиц с той стороны. Но стихают их голоса, Отдаляется смех озорной... Я расчувствовался совсем, Только им не все ли равно? (мелодия "Деляньхуа")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Линьцзянсянь" ("Линьцзянский отшельник")

"В Дунпо изрядно выпил этой ночью..."

Ночью возвращаюсь в Линьгао* В Дунпо* изрядно выпил этой ночью, А протрезвев, еще себя уважил. Когда пришел домой — не помню точно, Но было это, верно, в третью стражу. Мальчонка спит, посвистывая носом, И стук мой в дверь остался без ответа. Стою, внимаю, опершись на посох, Как Янцзыцзян шумит перед рассветом. Я оттого Судьбою недоволен, Что жил, принадлежать себе не смея. Когда же обрету я снова волю И суету сует забыть сумею? Ночь на исходе. Затихает ветер. Зыбь на воде, где свет и тени в споре... Возьму мой челн, места покину эти, Остаток дней отдам реке и морю! (мелодия "Линьцзянсянь — Линьцзянский отшельник") Примечания

Линьгао — название усадьбы, принадлежавшей Су Ши в горах Хуанган (на территории нынешней провинции Хубэй).

Дунпо (букв. "восточный склон") — название небольшого имения, купленного поэтом в округе Хуанчжоу (на территории нынешней провинции Хубэй). Это название он взял себе в качестве литературного псевдонима (Су Дунпо — "Су из Дунпо"). В имении Дунпо Су Ши (Су Дунпо) прожил несколько лет, будучи "не у дел" и отдавая свой досуг поэзии и природе. В путевом дневнике поэта Лу Ю есть следующее описание этого места:

"С утра отправился в усадьбу, носящую название Дунпо. За городскими воротами на восток то возвышаются, то опускаются холмы, а при подходе к Дунпо — ровное необозримое поле. Но на востоке находится довольно высокий холм. Сохранился домик из трех комнат. На голове каменной черепахи написано: "Беседка отшельника". Вниз от беседки на юг — весьма внушительный павильон. На всех четырех стенах нарисован снег. В зале находится скульптурное изображение господина Су: на нем черная шапка, коричневый халат на меху, в руках посох. Это и есть Сюэтан ("Снежный зал"). На восток от павильона растет большая ива. По преданию, ее посадил сам господин Су. Прямо на юг — мостик... Обычно под ним нет воды, и только после дождя течет ручеек. Когда-то через ручей был положен плоский камень...".

(пер. Серебряков Е.А.)

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Сицзянъюэ"

"Степь, залитая лунным светом..."

Недавно в Хуанжоу весенней ночью я ехал вдоль речки Циншуй. Забрел по пути в трактира изрядно выпил. Сияла луна. Я доехал до моста над речкой, расседлал коня и едва заснул, подложив руку под голову, как наступил рассвет. И я проснулся.

Вокруг в беспорядке толпились горы и бурлил поток. Казалось, меня окружал какой-то неземной мир, и под впечатлением всего этого я написал строки на столбике моста.

Степь, залитая лунным светом, На речке зыбь от ветерка. И в небе, за луною следом, Плывут, редея, облака. Я спешился. Но конь мой серый В ночную рвется синеву. А сам я, выпивший не в меру, Готов свалиться на траву. Такое над рекой сиянье И тишь такая над рекой, Что в сердце лишь одно желанье — Не потревожить бы покой. Расседлан конь. И я под ивой На мостике заснул. Но вот Уже кукушка торопливо, Рассвет вещая, в путь зовет. (Мелодия "Сицзянъюэ") Примечания

Хуанчжоу — старое название области на территории нынешней провинции Хубэй.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

"Хаошицзинь" ("Недавний праздник")

"Дождь над Сиху перестал..."

Ночью возвращаюсь по озеру Сиху

Дождь над Сиху перестал. Озерная гладь светла. За осень на полшеста Прибавилось здесь воды. Свесившись за борт, гляжусь В холодные зеркала, В них старое вижу лицо И пряди волос седых. С пьяной моей головы Ветер повязку рвет, Гонит волну за волной — И в них ныряет луна. Я правлю в обратный путь Один, не зная забот... Пускай же мой утлый челн Укачивает волна! (Мелодия "Хаошицзинь — Недавний праздник")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

"Цзянчэнцзы" ("Речной город")

"Десять уж лет с того времени минуло..."

Пишу о том, что видел во сне в двадцатую ночь месяца чжэн года имао.

Десять уж лет с того времени минуло, Как умерла ты, а я — все живой. И не хотелось бы Думать об этом, Только не слажу с собой. Тысяча ли до могилы покинутой — Негде скорбеть мне над горькой судьбой. Если бы даже теперь мы и встретились, Ты обошла бы меня стороной. Пылью дорожной Весь я покрылся И убелен сединой. Ночью приснился мне сон сокровенный: Будто в дом я вернулся родной, С гребнем в руке У окна ты стояла, Снова была ты со мной. Мы друг на друга в молчанье глядели, Слезы текли, как поток дождевой. Так год за годом пройдут, но забвения Не принесут и минуты одной... Лунные ночи И холмик могильный Под одинокой сосной. (Мелодия "Цзянчэнцзы — Речной город")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

"Лес расступился. Горы просветлели..."

Лес расступился. Горы просветлели. В тени бамбука прячется ограда. Трава от зноя у пруда поникла; Все заглушая, верещит цикада. Маячит птица в белом оперенье, То прилетит, то скроется куда-то. Водою отраженный, алый лотос И воздух, напоенный ароматом. За старою стеною, За деревней, Поодаль От ее дворов и хижин, Бреду один, на палку опираясь, А солнце опускается все ниже. Вчерашней ночью, где-то в третью стражу, Пролился дождик — лучшего не надо! И выдался в моей нелегкой жизни Желанный день живительной прохлады. (Мелодия "Цзянчэнцзы — Речной город")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

"Шуйдяогэтоу" ("Журчащая река")

В середине осени в год Бинчэн я веселился всю ночь, распивая вино, и во хмелю вспомнил своего брата Цзы Ю. Тогда же я написал эти стихи. ("С чаркой вина в руке любуюсь лазурью небес...")

В середине осени в год Бинчэн я веселился всю ночь, распивая вино, и во хмелю вспомнил своего брата Цзы Ю. Тогда же я написал эти стихи.

С чаркой вина в руке Любуюсь лазурью небес И вопрошаю: "Когда Луна, сияя, взойдет?" Там, в небесном дворце, В мире тайн и чудес, В этот вечерний час Какой отмечают год? Как бы я с ветром хотел Умчаться за облака! Туда, где из яшмы дворцы, Где башен сверкает нефрит. Только дорога, страшусь, В бездну небес нелегка, Стужа там в миг один Сердце заледенит. В танце кружусь, и тень Вместе кружит со мной. Призрачный мир вокруг Так непохож на земной! Красный терем. Над ним Обход свершает луна, В спальню глядит через дверь На тех, кто теперь не спит, Надо ль роптать на нее За то, что кругла, полна, Что в ночь расставанья с тобой Слишком ярко блестит?! Радость — и рядом печаль, Разлука за встречею вслед, — Небом такая судьба Людям в удел дана, Луне — полнолунье, ущерб, То яркий, то бледный свет... Издавна повелось: Нет ничего сполна. Думой живу одной: Чтоб там, за тысячу ли, Также любуясь луной, Ты не покинул земли. (мелодия "Шуйдяогэтоу — Журчащая река")

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

"Янгуаньцюй"

"В голубизне растворилось облако на закате..."

Написано в Праздник середины осени

В голубизне растворилось Облако на закате. Сковано все прохладой, Всюду прозрачность такая. По небу скользит бесшумно Круглый сосуд из яшмы, К востоку перемещаясь, Млечный Путь рассекая. В жизни моей, вспоминаю, Не всегда выдавались Радостные мгновенья В этот праздничный вечер. Новое полнолунье В новом году грядущем В далях какого края, Вечно скитаясь, встречу. (мелодия "Янгуаньцюй")

Источник: "Светлый источник", 1989

Перевод: Витковский Е.В.

"Лес расступился, горы видны, у ограды растет бамбук..."

Лес расступился, горы видны,  у ограды растет бамбук. Желтые травы, маленький пруд, цикады поют вокруг. В воздухе белая птица висит — взора не отведу. Красные лотосы льют аромат, отражаясь в тихом пруду. За деревней Вдоль насыпи древней Следом за солнцем бреду на закат, старый посох со мной. В третью стражу вчера, во тьме, усердствовал дождь ночной. Благо мне в суетной жизни дано — сегодня смирился зной.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

Бодрствую в лодке ночью ("Веет прохладою ветерок...")

Веет прохладою ветерок,  камышами шуршит легко. Выглянул, не начался ли дождь —  луною полно озерко. Птица на водах и лодочник внемлют  одному и тому же сну. Словно от нечисти, рыба спешит  спрятаться в глубину. Предметы и люди друг другу сейчас  безразличны во тьме, в тишине. Только моя одинокая тень  товарищем служит мне. Накатила на отмель ночная волна,  подняла озябших червей. Пауком в паутине луна висит  меж ивняковых ветвей. Стремительна проходящая жизнь,  полна печалей, забот. Картина, радостная очам,  лишь изредка промелькнет. Крик петуха, колокольный удар,  птицы мчат в небеса. На лодке мерно бьют в барабан  и подают голоса.

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

В двенадцатый день первой луны отправился в Цитин; Пань, Гу и Го, здешние мои друзья, устроили мне проводы в монастыре к востоку от Нюиванчэна ("Десять дней не пускали из дома меня весенние холода...")

Десять дней не пускали из дома меня весенние холода. Не ведал, что зеленью шелестят ивы над здешней рекой. Чуть слышно в холодной ложбине по дну журчит ручьевая вода. Вовсю разрослась молодая трава, пожогов нет и следа. Запущенный сад; сожалеют друзья, что наша разлука близка. Разогрели в кувшине остаток вина мутного — для меня. Прошлогоднюю вспоминаю весну: низкие облака, Цветущие сливы у горной тропы, и на душе тоска.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

В лунную ночь пью с друзьями под абрикосовыми деревьями ("К занавеске летит абрикосовый цвет...")

К занавеске летит абрикосовый цвет,  облаченье роняет весна. В двери глядит, наружу зовет  всплывшая в небе луна. Осторожно идем по теням цветов,  края одежд подобрав. Словно влагой, напитана светом луны  зелень листьев и трав. Ставим вино посреди цветов,  манящих на каждом шагу. Руками касаемся длинных ветвей, —  тяжких, в душистом снегу. Горские вина не слишком хмелят,  нам опьянеть мудрено — Так давайте отведаем, друзья,  луны, упавшей в вино! Пусть поет свирель, пока озарен  луною ночной окоем. Потом, сожалея, проводим луну,  чаши свои допьем. Близится утро, весенний вихрь  пронестись по саду готов: В зеленой листве увидишь одни  обрывки алых цветов.

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

В начале осени посылаю Цзы-ю ("Теченье рек подобно теченью лет...")

Теченье рек  подобно теченью лет*. Все живое и мы  уходим друг другу вослед. И только сердце  такое же, как всегда. Память полна  все тех же, прежних примет. Помню, как мы  запирали дверь поутру — Тяжко осеннюю  было сносить жару. События древние  мы изучали вдвоем, И похлебка из лебеды  не вредила нутру. Осень кончалась,  близился зимний хлад, В окна и двери  ворваться хотел листопад. Я для тебя  теплое платье добыл, Малости этой  был ты безмерно рад... От ложных надежд  невеликий в юности прок. Из всего, что случилось,  нужно извлечь урок. Видно, разлуки  избегнуть было нельзя; Заслугам и почестям  вряд ли назначен срок. Но сожалеть  не стоит об этом ничуть. Оба состарились,  горя пришлось хлебнуть. Поздно уже  держаться прежних путей, Поздно уже  постигать истинный путь. Осенью переговоры  о покупке земли предприму, Встретить весну  надеюсь в новом дому. В Снежном Жилище  по ночам только ветер и дождь, — Шум непогоды  к изголовью летит моему.

Источник: "Облачная обитель", 2000

В новом месте жительства у Горы белого журавля начал рыть колодец глубиной в сорок чи; наткнулся на камни, и, когда они кончились, пошла вода ("В землях приморских утомительны влажность, жара...")

В землях приморских утомительны влажность, жара. В горную местность перебраться настала пора. Ходить все время приходится вверх и вниз — Но в доме сухо с вечера до утра. Плохо одно: далеко от дома вода. Сведет поясницу, у колодца помрешь со стыда. Устал от хожденья, потому подрядил четверых: Рытье колодца воистину стоит труда. Первое время работа была тяжела, Моим землекопам встретилась в почве скала. Упарились очень, пытаясь ее продолбить. Добьемся ли все же, чтобы вода пошла? Неужто мало даю вам риса, вина? Долбите, буравьте — вода отыскаться должна. Булыжникам этим все же придет конец. Решение твердо, преграда мне не страшна. Наутро слуга доложил — работа легка. В желтой глине есть влага наверняка. Назавтра кувшин наполнился мутной водой, Ставшей под вечер чище струи родника. Жизнь — как рытье колодца на склоне холма. Никогда удача мне в руки не шла сама. Кувшин воды — великая милость небес. Под голову руку подложил, доволен весьма.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

В ночь накануне Нового года сильный снегопад задержал меня в Вэйчжоу, но поутру прояснилось, и я отправился в путь; в пути же снегопад возобновился (“Новогоднею ночью холод, ветер и снег...”)

Новогоднею ночью холод, ветер и снег. Прояснилось наутро, можно оставить ночлег. Зябну от ветра, с вечера во хмелю. На лошади тощей покачиваюсь, дремлю. Рассвет, полумрак — дуновенья ветра легки. Снежинки последние падают, как лепестки. С лошади слез, вина нацедил и пью, — Жалко: никто не разделит благость мою. Всего лишь миг — снова затишья нет. Снег повалил, в облаках сомкнулся просвет. Как перья гусиные, грива коня бела. На сказочной птице странствую — ну и дела! В восточных краях бездождье три года подряд. Жилища пустые в брошенных селах стоят. Крестьянин седой за сохою, вздыхая, идет. От проглоченных слез ноет голодный живот. В этом году много снегов по весне. Однако пшеницу можно посеять вполне. Сравню ли с твоей, крестьянин, свою нужду? Спою-ка тебе про вино, спою про еду.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

В четырнадцатую ночь двенадцатой луны выпал небольшой снег; наутро отправился к южному ручью и пил там до вечера ("Как сыплет снег над Южным ручьем...")

Как сыплет снег над Южным ручьем —  мечтал увидеть всегда. Пока он не стаял, сажусь на коня  и поспешаю туда. Сквозь чащу ломлюсь, ревниво слежу —  уступил ли другим ездокам? Прежде других, чуть забрезжил рассвет,  проезжаю по красным мосткам. Кому пожалеть, что разрушен дом,  что негде найти ночлег? Голод в деревне — навстречу мне  ни один не идет человек. Пришельца встречает лишь стая ворон  среди безлистых дерев — Расшумевшись меж застывших ветвей,  снова на них замерев.

Источник: "Шедевры китайской поэзии X-XVII веков", 2010

Весенняя ночь ("Тысячи слитков золота стоит ночь в начале весны...")

Тысячи слитков золота стоит  ночь в начале весны. Чистый и сильный запах цветов,  ясная тень луны. Вверху, на башне — песня, свирель,  тоненький-тоненький звук. Внизу — качелей немолчный скрип,  аллеи темны-темны.

Источник: "Шедевры китайской поэзии X-XVII веков", 2010

Вид на террасу ("У соседа восточного возле дома растут тополя...")

У соседа восточного  возле дома растут тополя. Шуму дождя  внимаю всю ночь, не дремля. Возле окна  одиноко сижу до утра. Осенние мошки  летят к огоньку фитиля.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Восточный склон ("Дождь перестал, луною пронизана тьма...")

Дождь перестал,  луною пронизана тьма. Горожане ушли,  бредут поселяне в дома. Не стоит роптать,  что путь чересчур каменист: Стук палок дорожных  слуху приятен весьма.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Вторю стихам Цзы-ю "Гуляние по зелени" (“Мелкую пыль клубит ветерок — это пришла весна...”)

Мелкую пыль клубит ветерок — это пришла весна. Радостно путнику, что день столь светел и столь погож. Хорошо на обочину присесть, выпить чашу вина. Всходы пшеницы еще малы — колесами не сомнешь. За стены города горожан зовет молодая трава. На рассвете в поля выходят они, оставляя работу свою. От песен, кажется, горы дрожат, качаются дерева. В корзинках съестное, в тыквах питье; объедки пойдут воронью. Что это за человек в толпе посреди дороги стоит? Продавец талисманов, толстый монах, — он вещает, и хмур, и строг: «Шелковичные коконы примут у вас кувшиноподобный вид! Станет каждый баран крупней, чем самый большой козерог!» Не особенно верит прохожий люд подобным речам наперед. Разве что изредка из толпы подходят купить талисман. Немного денег монах соберет, в винную лавку пойдет. «Я — бог талисманов!» — твердить начнет, когда окажется пьян.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

Вторю стихам Цзы-Ю "Посетив обитель в уезде Миньчи, вспоминаю о прошлом" ("Живет человек — кто знает, на что уходят его года")

Живет человек — кто знает, на что  уходят его года? Кажется, лебедь прервал полет,  ступает по кромке льда. И вот — остались на мокром снегу  следы лебединых лап, А лебедь крылья раскрыл и умчал —  попробуй пойми, куда. Умер монах, и в башенке малой  дарован ему приют. Прежнюю надпись прочесть на стене  ныне — великий труд. Помнишь, как было нам нелегко  сюда добираться вдвоем? Длинна дорога, путник устал,  ослы хромые ревут.

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

Вторю стихам Цзы-ю о ярмарке шелка (“Сычуанъцам одежда и пропитанье стоят немало труда...”)

Сычуанъцам одежда и пропитанье стоят немало труда. Сычуаньцы веселье и шумный пир устроить готовы всегда. Тысячи добывают в полях десяткам тысяч еду. Упорно работают до весны — отдыхают лишь раз в году. Открывают торговлю в весенние дни, распродают шелка. О работе можно нынче забыть — радость людей велика. Осенью прошлой рубили тростник — вполне оправдался труд: Этой весной шелковичным червям его в кормушки кладут. В шелкоделии тыквы-горлянки нужны, глина тоже нужна — Не только на тонкий шелк и металл все время растет цена. Часто о детских косичках своих мне вспоминать суждено, — Как, забросивши книги, на рынок смотреть мы ходили давным-давно. Хвалили купцы лежалый товар, не смущаясь при этом ничуть. Крестьян удивленных торговец любой всегда умел обмануть. Снова и снова твои стихи перечитывать я готов: Не жаль родных покинутых мест, жаль ушедших годов.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

Вторю стихам Ян Бао "Ранняя весна" ("В бедных проулках бушуют вовсю ветер и снегопад...")

В бедных проулках бушуют вовсю  ветер и снегопад, Однако полон примет весны  ваш превосходный сад. Я бы не прочь на тощем коне  проехать сквозь бурю и снег, Пенье красавиц в вашем саду  был бы послушать рад. Досаду развеять очень легко —  надо прибегнуть к вину. Мы постарели, — что толку роптать  на солнце и на луну? Веселое дело и день счастливый  трудно соединить. Белые волосы, синее платье, —  заново песню начну. Хотелось бы поле засеять мне —  давней мечты держусь. Сети повесил бы вместо ворот —  бедности не стыжусь. Службу оставить на три дня  свыше позволено мне. Выспался сладко, проснулся и вот —  не ведаю, где нахожусь.

Источник: "Шедевры китайской поэзии X-XVII веков", 2010

Горы Гуйшань ("В скитаниях жизнь проходит моя...")

В скитаниях жизнь проходит моя,  цели у странствий нет. Вновь проезжаю горы Гуйшань —  здесь не бывал пять лет. Пол-Поднебесной проехать успел —  многие тысячи ли. Все в той же келье живет монах,  совсем уже стар и сед. Не близко до Срединных равнин,  труден к столице путь. К морю приводят волны реки —  решаю к востоку свернуть. О славных делах столетий былых  не стало памяти тут. Целы ль развалины древних валов,  возможно ль на них взглянуть?

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

Написано на почтовой станции Дэнмай, в Павильоне достигающего прилива ("В хайнаньской деревне остаток дней дожить хотел в тишине...")

В хайнаньской деревне остаток дней дожить хотел в тишине, Но владыка, душу мою призывая, У-ян направил ко мне. За проливом, куда пролегают пути исчезающих птичьих стай, Синие горы еле видны — там настоящий Китай!

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

Ночую в храме Хайхуэм (“В плетеных носилках третий день путешествую по горам...”)

В плетеных носилках третий день путешествую по горам. Прекрасен путь, но крут чересчур и недостаточно прям. Вниз — до Желтых Ключей дойдешь, вверх — дойдешь до небес. С обезьяной сравнится в ловкости тот, кто пройдет по этим буграм. Вкруг пагоды — пропасти и ручьи, не подойти напрямик. Усталость моя весьма велика, и голод весьма велик. Ведущий на север висячий мост под ногами глухо гудит. Сотню шагов прошел до стены, врат монастырских достиг. Встречая путников, гулко ударил колокол в тишине. Главный покой засовов лишен, но для отдыха годен вполне. Из древней бадьи по желобу вниз тонкая струйка течет. Беспорочным служит эта вода, но пригодилась и мне. Прилег, захрапел — соседям на страх, проспал почти до утра. Как будто пятую стражу бьют — светлеть небесам пора. К трапезе колотушка зовет, — значит, уже рассвело. Безмолвие, только шорох подошв доносится со двора.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

По прибытии в Данъэр я завел сторожевого пса по кличке Черная Морда. Он был злой, но я его приручил. Он сопровождал меня при переезде в Хэпу и в пути переплыл реку, чем изумил всех. Тогда я в шутку написал эти стихи ("Черная Морда, прими благодарность мою...")

Черная Морда, прими благодарность мою! Признателен я сноровке твоей и чутью. Ты, как тыква, толст, хоть и жрешь объедки одни, Хоть убоины жертвенной я тебе не даю. Днем — ты гостей узнавал, положась на чутье, Ночью — всегда неусыпно стерег жилье; Узнав, что на север я возвратиться могу, Ты, виляя хвостом, выражал одобренье свое. Мальчик-слуга бежал от тебя наутек. Ты мчался за ним, визжа, как малый щенок. Ты не посмел идти с людьми по мосту, Ты переплыл глубокий бурный поток. Ты качался в волнах и был на утку похож. Я видел — на берег ты словно тигр идешь. Ты мясо украл, но я не выдрал тебя: Вполне понимаю, было тебе невтерпеж. Ты в благодарность только тряхнул головой. Ты, увы, не владеешь даром речи живой. Домой как-нибудь с тобою пошлю письмо: Желтое Ухо, без сомнения, предок твой.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

Проводы ("Цвета перьев утиных — волны в реке...")

Цвета перьев утиных — волны в реке, словно краска — темны, густы. Плывут подобьем розовых лиц персиковые цветы. Провожает гостя дряхлый старик — прибрежный путь недалек. Черные шляпы качаются в такт, льнет к копытам песок. Старик вопрошает гостя, когда встречи придет пора? Гость отвечает — когда листву разметут по земле ветра. У моста привязали коней к тополям, смеются и говорят, Что непременно осенней порой вместе посмотрят закат.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

С лодки смотрю на горы (“С лодки на горы смотрю — они как резвые жеребцы...”)

С лодки на горы смотрю — они как резвые жеребцы. Быстро мимо лодки летит во сто голов табун. Впереди — отчетливо предстают скал исполинских зубцы, Позади — испуганно мчатся прочь бесчисленные беглецы. Вьппе смотрю — крутая тропа, склон каменист, высок. Неспешно идет по тропе человек, едва приметный вдали. Машу рукой, окликнуть хочу, но уносит меня поток. Как вольная птица, летит мой одинокий челнок.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

Читаю стихи Мэн Цзяо ("Читаю Мэн Цзяо поздней порою ночной...")

Читаю Мэн Цзяо  поздней порою ночной. Знаки на волоски  похожи величиной. Лампа тускла,  начинает в глазах рябить. Наслажденье стихами  дается тяжкой ценой. Мало цветов —  одна сухая трава. Даже в "Лисао"  куда понятней слова. Будто в потоке  острые камни видны. Ты же — без весел,  держишься в лодке едва. Это занятье  вкушенью ершей сродни: Радости мало,  очень много возни. Будто вкушаешь  мелких креветок весь день, До поздней ночи  сосешь пустые клешни. Ему бы Цзя Дао  следовать как образцу, А не с Хань Юем  Соперничать гордецу. Жизнь человека —  словно утренняя роса. Масло в светильнике  быстро подходит к концу. Мучусь полночи,  а зачем — понять мудрено. Писк насекомых  ушам наскучил давно. Свиток, пожалуй,  в сторону отложу. Примусь-ка лучше  за яшмовое вино.

Источник: "Шедевры китайской поэзии X-XVII веков", 2010

"Линьцзянсянь" ("Линьцзянский отшельник")

"На склоне Восточном пил, трезвел, пил почти до утра..."

На склоне Восточном пил, трезвел, пил почти до утра. Приблизительно в третью стражу решил: домой вернуться пора. Слуга молодой за дверью спит, оглушительный слышу храп. В дверь стучу, но стук, вероятно, слаб. Послушать рокот реки пошел со двора. К старости нет у меня ничего, увы, к моему стыду. Когда, наконец, от всех забот желанный отдых найду? К рассвету ветер утих, изгладилась рябь на реке. Уеду отсюда в маленьком челноке. Остаток дней я на реке проведу. (мелодия "Линьцзянсянь — Линьцзянский отшельник")

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

"Хуаньсиша" ("Полоскание шелка в горном потоке")

Благодарю за ниспосланный дождь. Пять стихотворений сочинил в пути.

3. "Листья джута на солнце блестят..."

Листья джута на солнце блестят, летят семена конопли. Из чьей шелковарни по всей округе запахи потекли? Девушки за веретена взялись, слышны голоса вдали. Седые волосы, пьяный взор, одеждой не скрыть худобы. Зерно незрелое трет в руках, от голода руки слабы. Вопрошает: скоро ли в здешних краях созреют бобы? (Мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

4. "Ветер в одежде свистит, цветы опадают и там и тут..."

Ветер в одежде свистит, цветы опадают и там и тут. Деревня слева, деревня справа, в шелковарнях нити поют. На ивах мох, и желтые тыквы здесь продают. Испил вина, но дорога длинна, мечтаю только о сне. От полдневного солнца, от мысли о чае жажда сильнее вдвойне. В дверь постучусь — в крестьянском дому напиться позволят мне. (Мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

5. "Обновлены прошедшим дождем, стали травы нежней..."

Обновлены прошедшим дождем, стали травы нежней. Дорога песчаная не пылит, еду верхом по ней. Землю в поте лица пахать — желания нет сильней. Полдневное солнце печет вовсю, свежи конопля и тут. Благовонные запахи горькой полыни в теплом ветре плывут. Государев посланник, надо признать, настоящий хозяин тут! (Мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

"В Сычжоу снег, ночью накануне Нового года Хуан Ши-Ши посылает мне вино и рыбу"

1. "Мельтешит-мельтешит на закате снежок..."

Мельтешит-мельтешит на закате снежок,  подобно белейшей муке. Звенит-звенит весенний ручей;  иду по песку не спеша. Прежние странствия кажутся сном,  растаявшим вдалеке. Скиталец бездомен, словно монах —  бредет всегда налегке. Кисточку взял, но замерзла тушь,  тушечница холодна. Зачем только в тусклой лампе моей  скручен фитиль из цветка? В полночь посыльный — слуга от вас  рыбы принес, вина. Ошеломленный, с постели вскочил, —  смеялись дети, жена.

Источник: "Облачная обитель", 2000

"Восемь песен "Восточный склон"

I. "С почвой сровнялся, осыпался вал межевой..."

С почвой сровнялся, осыпался вал межевой. Рухнули стены, дикой покрылись травой. Надобно с силой собраться на год вперед, Много придется выполнить разных работ. Поселился скиталец здесь, в обветшалом дому: Не суждено иного жилища ему. В щебне копаться приходится дотемна. Засушлив год, к тому же почва скудна. Чтобы расчистить пашни хоть малую пядь, Корчевать кустарник нужно опять и опять. Оставил соху, вздыхаю лишь об одном: Когда же смогу наполнить амбар зерном?

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

II. "Горькой полынью поля заросли на беду..."

Горькой полынью поля заросли на беду, Но каждому полю я примененье найду. Просо и рис посажу на топком лугу, Каштан и ююбу Для взгорья приберегу. Возле реки живет ученый из Шу — Ягоды тута я у него попрошу. Нетрудно выращивать самый лучший бамбук, Ежели выполоть все сорняки вокруг. Счастливое место для дома избрал или нет — Должно гаданье ясный подать ответ. Домашний слуга выжигал сушняк травяной, Пришел сообщить, что колодец нашел потайной. Не надеюсь, что скоро смогу пожинать плоды, Но из тыквы-горлянки славно хлебнуть воды.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

"Дождь в день холодной пищи"

I. "Привел в Хуанчжоу меня государев указ..."

Привел в Хуанчжоу  меня государев указ. Дни пищи холодной  коротаю здесь третий раз. Хочу, что ни год,  насладиться ранней весной, — Вёсны уходят,  моих не радуя глаз. Вот и сейчас  сумрак висит дождевой. Два месяца длится  ветра осенний вой. Запах бегоний  услышал ночью во сне. Утром — лишь сырость  и снег под красной листвой. Словно бы ночью  некто по-воровски С деревьев стряхнул  драгоценные лепестки. Словно бы утром  юноша встал больным, В зеркало глянул:  сединой покрылись виски.

Источник: "Облачная обитель", 2000

II. "У самых дверей весенняя плещет река..."

У самых дверей  весенняя плещет река. Дождь зарядил,  не спрячешься от сквозняка. Малый домишко  на лодку рыбачью похож. Кругом темнота,  слякоть и облака. На жаровне чадящей  овощную готовлю еду. Циновки сушу,  отсыревшие на холоду. Дни пищи холодной —  откуда мне знать о них? Но бумажные деньги  ворона несет ко гнезду. На вратах государя —  девять замков для меня. За тысячи ли —  могилы мои и родня. Я подобен поэту,  что плакал в конце пути. Из мертвого пепла  уже не раздуть огня.

Источник: "Облачная обитель", 2000

"Луна середины осени"

I. "Как славно старалась в прошлом году луна..."

Как славно старалась  в прошлом году луна. Как над старой стеною  была кругла и ясна. Каким изможденным  казался я тою порой: Хворый лежал  на сквозняке у окна. А луна все плыла  и мой отыскала след: Сквозь решетку окна  просочился неверный свет. О болезни моей  откуда ей было знать? В Башню Песен зашла —  никого-то в той Башне нет. Подушку поправил,  трижды вздохнул тяжело. С посохом вышел,  к луне обратил чело. Воля Небес  не сжалилась надо мной: В Лунный Дворец  ветром меня занесло. Белыми росами  я проморожен так, Что осенней цикадой  плачу, глядя во мрак. Вот и свершилось:  поэт, воспевший луну, На Поле Восточном  ныне — последний бедняк. Скоро ль умру —  смею ли знать наперед? Лунам счастливым  в жизни велик ли счет? Рыба в пруду  зябнет и тоже не спит: Плещется и сопит  всю ночь напролет. Примечания И.С. Смирнова

Оба стихотворения под таким названием Су Ши написал в пятнадцатый день восьмой луны, в Праздник середины осени. Этот день всегда приходится на полнолуние, поэтому и сам праздник, и стихи поэта насыщены лунной символикой — празднества происходят ночью.

... В Башню Песен зашла... — Башня Песен — это, видимо, название садового Павильона, где поэт сочинял стихи.

... Воля Небес не сжалилась надо мной: / / В Лунный Дворец ветром меня занесло. — Су Ши уподобляет свою печальную судьбу судьбе Чан-э, героини древней легенды. Чан-э похитила у своего мужа, знаменитого стрелка И, снадобье бессмертия; она проглотила какую-то его часть и очнулась плывущей по небу; она сделалась богиней луны и стала жить в Лунном Дворце.

... Белыми росами я проморожен.. — Белые росы — поэтический образ инея.

... Вот и свершилось: поэт, воспевший луну / / На Поле Восточном ныне — последний бедняк — Поэт сравнивает себя в молодости, когда ему во всем сопутствовала удача, с великим Ли Бо (701-762), певцом луны, который всегда считался баловнем судьбы; в зрелые годы, как считает Су Ши, жизнь его стала напоминать жизнь другого поэта — Мэн Цзяо, по прозвищу Бедняк с Восточного поля, — вечного неудачника.

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

II. "Полных шесть лет светит мне эта луна..."

Полных шесть лет светит мне эта луна. Полных пять лет озаряет разлуку она. Стихи, что прислал ты, произношу нараспев. Слезы в глазах — это твоя вина. Знаю, Люду красотою тебя привлек. Легко ли расстаться с ним даже на краткий срок? Серебром расстилается озеро пред тобой. Зеркалом в небе — над тобою Лунный Чертог. Лишь к третьей страже смолкает шум торжества. Тенями сливаются люди и дерева. В Северные Покои вернешься в предутренний час. Светом луны и росою блещет листва. Пошлешь за вином, с женою встретишь рассвет. Молодость вспомнишь — сколько минуло лет. Кто бы поверил, что немощи скоро придут, Что в чарках под грушами больше ни капли нет? Теперь — на восток от древней реки погляди: Гречиха, как снег, цветет далеко впереди. Вторить хочу твоим прошлогодним стихам, Но сердце, боюсь, разорвется на части в груди. Примечания И.С. Смирнова

... Полных шесть лет светит мне эта луна. / / Полных пять лет озаряет разлуку она. — Стихотворение обращено к Цзы-ю, брату Су Ши, с которым поэту довелось свидеться ровно год назад после пятилетней разлуки.

... Знаю, Люду красотою тебя привлек — Во времена Су Ши Люду называли город Нанкин, где служил Цзы-ю.

... Лунный Чертог — дворец на луне, в котором живет богиня Чан-э; здесь — луна.

... Смолкает шум торжества — прекращается празднование середины осени.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

"Написано к картине Вана, письмоводителя из Яньлина, на которой изображена цветущая ветка"

1. "Рассуждают: картины в зерцала даны естеству..."

Рассуждают: картины  в зерцала даны естеству. Подобное мненье  недомыслием назову. Рассуждают: стихи  можно так же творить. О взглядах таких  не стоит и говорить. У стихов и картин  основа сути проста: Наитие свыше,  свежесть и чистота. Кисть Бянь Луаня  живыми творила птах. Кисть Чжао Чана  возрождала душу в цветах. Возьми эти свитки,  сущности их лиши — Явится грубость  вместо изъятой души. Кто скажет тогда,  что красной краски пятно Весну безграничную  людям раскрыть должно?

Источник: "Облачная обитель", 2000

"Написано к осеннему пейзажу Ли Ши-наня"

I. "Мощный изгиб древесных стволов, ил темнеет речной..."

Мощный изгиб древесных стволов, ил темнеет речной; Обнаженные корни редких дерев иней покрыл ночной. Правит веслом гребец в челноке — куда возвращается он? Домой, в деревню Желтой листвы, на юг, на берег родной.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

"После дождя пришел на рыбный пруд, что пониже беседки; затем посетил обитель небесного света и вернулся на восточный холм"

I. "Дождь перестал, ряска сошлась на воде..."

Дождь перестал, ряска сошлась на воде. Слышен теперь гам лягушачий везде. Цветенье бегоний было подобно сну. Новые сливы скоро вкушать начну. Взял овощей, опираясь на посох, иду. Качели пусты, нет никого на виду. Нынче пионы цветут, куда ни взгляни. Прощанье с весной возвещают они одни.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

II. "Обветшала беседка, берег под нею крут..."

Обветшала беседка, берег под нею крут. Хозяева рыбу давно запустили в пруд. Краски заката на тысячах гор лежат. В ветре весеннем — сотен трав аромат. На торговом мосту ни души не вижу вокруг. У древней обители — зелен и свеж бамбук. В закатное время аисты и журавли Шумом заполнили небо на многие ли!

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

"Мой племянник Ань Цзе приехал издалека, сидим с ним ночью"

II. "Душой одряхлел, лицом подурнел..."

Душой одряхлел, лицом подурнел,  исхудал в довершенье бед. Гляжу на него — лишь голос один  остался от прежних лет. Сидим, вспоминаем всю ночь о родных —  в какой-то они стороне? Чувства приезжего в дальнем краю  близки и понятны мне. Боится людей, все больше молчит,  отчаянно туп и глуп. Спросишь о прежнем — только дрожит:  полуживой, полутруп. Сон оборвался, развеялся хмель,  в горах — безветрие, тишь. Улыбаясь, глядим: на подставку от лампы  лезет тощая мышь.

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

"Пишу в обители двух бамбуков, в келье наставника Чжаня"

II. "Издали колокол и барабан попеременно звучат..."

Издали колокол и барабан  попеременно звучат. Закрыта дверь, одиноко ложе,  светильник подслеповат. Слой пепла белого пронизав,  мерцает красный огонь. Лежу и слушаю: капли дождя  с шумом в окно стучат.

Источник: "Из китайской лирики VIII-XIV вв. ", 1979

Вторю рифмам Цзян Хуэй-шу

II. "На береге южном барабаны и колокола..."

На береге южном барабаны и колокола. Возвращаться пора, словно закончился сон. Бегут облака, меняются в мире дела. Луна в небесах, словно радость моя, светла. Снова дождем вся земля залита. Снова стихи на бумагу потоком бегут. Две реки провожают меня в родные места. Там, за деревьями, вижу полоску моста.

Источник: "Восточный склон. Китайская поэзия в переводах Е.В. Витковского", 2020

Перевод: Гитович А.И.

Весенний день ("Голубка высиживает птенцов...")

Голубка высиживает птенцов В прохладе и тишине, Струится спокойного солнца свет Сквозь западное окно. Я, после полудня, совсем уж трезв, И нечего делать мне — И я восторгаюсь весенним днем, Забыв о хмельном вине.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

Перевод: Голубев И.С.

В Храме Золотых гор после выпивки с Лю Цзыюем сильно захмелел и сладко спал на ложе проповедника Бао Цзюэ. Ночью вдруг проснулся и начертал эти строки ("Что есть вино? — жестокосердный воитель в яростном сраженье...")

Что есть вино? — Жестокосердный Воитель в яростном сраженье, Мне кажется, свой меч и стрелы В меня вонзил без сожаленья. Сраженный, падаю на ложе, Уже бессильный и безвредный. Я побежден. Я уничтожен. То был, наверно, бой последний! А вот мой старый стихотворец, — Он крепок в схватке до победы, Мой сильный духом проповедник В своих речах так чист, изыскан! А я, хмельной, заснул бесславно И ни о чем не знал, не ведал, — Лишь в бликах красных и зеленых Цвели перед глазами искры... ...Я просыпаюсь... Яркий месяц, В реку упал, глядит оттуда, А ветер, изменив движенье, Завыл, как будто мной обижен... Мигает фитилек лампадки У стоп Всевидящего Будды, — Я ж сотрапезников вчерашних Узреть хотел бы, — да не вижу...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Весенняя ночь ("Тысяч слитков золота достойно Лишь одно мгновенье...")

Тысяч слитков золота достойно Лишь одно мгновенье в час ночной. В воздухе — цветов благоуханье, Наземь пали тени под луной. Из покоев плавно-плавно льется Ласковой свирели нежный звук, А во глубине палаты дальней Ночь накрыла тьмою все вокруг.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Вторю стихам Тао Юаньмина "Подражание Древнему" ("Гость нежданный явился и в ворота ко мне стучится...")

Гость нежданный явился И в ворота ко мне стучится. Вот коня привязал он К растущей у дома иве. Во дворе моем пусто, Разлетелись куда-то птицы, И ворота закрыты, И гость стоит сиротливо. А хозяин за книгой Заснул, на подушке лежа... Мне во сне повстречался Мой старинный, близкий приятель, Только стук беспрерывный Наконец-то меня встревожил, Как от выпитой чарки — Не осталось от сна ни капли! Одеяло отбросив, Вскочил, чтобы гостя встретить, Стоя друг перед другом, Смущены мы сначала были, А потом за беседой О былом и нынешнем свете Я и мой собеседник, Мы про знатность-чины забыли... Он спросил: "Как случилось, Что в этом живете крае?" И ответил я гостю, Что причины и сам не знаю!

Источник: "Светлый источник", 1989

Вторю стихотворению Хэ Чжангуаня ("Так внезапно и чистый ветер заиграл на земле-свирели...")

Так внезапно и чистый ветер Заиграл на земле-свирели, И луна украсила небо Нарисованной ею рекой. Если беден, то как для гостя Я устроить смогу веселье? А вот так: ухвачусь за ветер И луну поглажу рукой! Примечания

Русский перевод охватывает только небольшую часть оригинального текста (в оригинале переведенный фрагмент выделен жирным шрифтом)

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Вторя Лю Даоюаню, посылаю Чжан Шиминю ("То, что Гуманность, то, что Справедливость, — и есть большой, величественный Путь....")

То, что Гуманность, то, что Справедливость, — И есть большой, величественный Путь. То, что Стихи и Летопись событий, — И есть могучий Памятник-судьба. Одно неотделимо от другого, Нельзя их извратить иль повернуть, А главное, о чем они вешают, — То — на земле зеленые хлеба! Пусть воронье кричит над дохлой крысой, В том крике алчность и тупая спесь, А гордый лебедь воспарит повыше И окунется тихо в облака... О, буду весел — так, пожалуй, лучше, Чем видеть мир таким, каков он есть, И хорошо, что трезвость не приходит, Вино в моем сосуде есть пока! Примечания

Лю Даоюань, Чжан Шимин — современники Су Ши, противники дворцовых сановников Ли Дина, Шу Даня, Ван Гуя, устроивших над поэтом суд, порочивших его произведения.

Стихи и Летопись событий — поэт имеет в виду конфуцианские каноны — "Шицзин" и "Шуцзин".

А главное, о чем они вещают // То — на земле зеленые хлеба! — как политический деятель Су Ши считал, что землю надо разделить поровну между крестьянами, аргументируя свое убеждение заветами Конфуция.

Пусть воронье кричит над дохлой крысой... — намек на дворцовых сановников (Ли Дин, Шу Дань), пробравшихся к власти путем интриг.

А гордый лебедь... — поэт имеет в виду себя, опального ученого и чиновника.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Короткий стих ("Лишь добрался до этого края — ветер дунул и дождь закапал...")

Лишь добрался до этого края — Ветер дунул и дождь закапал. Одинокий скиталец — найду ли Я пристанище в мире большом? Мне достать бы облако с неба И надеть бы его, как шляпу, Мне б землею себя укутать, Как простым дорожным плащом!

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Лютня ("Напрасно говорят, что в лютне ей только ей подвластный звук...")

Напрасно говорят, что в лютне Ей только ей подвластный звук. Ее закрыв в своем футляре, Услышать разве можешь ты? А если музыку считают Твореньем музыкальных рук, То усладят ли звуком лютни К ушам прижатые персты?

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Надпись к картине с изображением сороки на покрытой снегом крыше ("В то, что нет достоянья дороже таланта...")

В то, что нет достоянья Дороже таланта, — мы верим. Но легко ли с талантом Безвестность, нужду одолеть? На картине я вижу Лес в снегу, и заснеженный терем, И сороку на крыше, — Крылья есть — что же ей не взлететь?

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

Надпись на стене храма Западного леса ("Взгляни горе в лицо — тупа вершина...")

Взгляни горе в лицо — тупа вершина. А сбоку погляди — она остра. Иди навстречу — и гора все выше, Иди назад — и ниже все гора... О нет, она свой облик не меняет, Гора одна и та же — в этом суть. А превращенья от того зависят, С какого места на нее взглянуть. Примечания

"Надпись на стене Храма Западного Леса". — Писать свои стихи на стенах придорожных храмов и харчевен было в средние века у китайских поэтов традицией.

...на нее взглянуть. — Содержание стихотворения созвучно тому месту, где поэт его начертал. В нем явственно проводится буддийская идея об иллюзорности окружающего мир а. Речь идет о том что наши органы чувств не в состоянии проникнуть в суть вещей и по-разному представляют нам одну и ту же вещь в зависимости от места и времени.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Ночная дума ("Ветер что-то шепчет в тростнике...")

Ветер что-то шепчет в тростнике, Этот шепот — та же тишина. Дверь открыл и вижу: под дождем В озере купается луна. Спит рыбак, и чайка тоже спит, Может быть, у них похожи сны? Вынырнула рыба из воды — Словно демон в проблеске луны. Ночь все глубже, у людей сейчас Не пересекаются пути, Только тень, когда иду один, Может, веселясь, со мной идти... То нахлынет на песок волна, То, следы оставив, отойдет, В ивняке луна, собрав лучи, Паутину, как паук, плетет... Наша жизнь стремительна, быстра, Соткана из грусти и забот, А отдохновенье — быстрый миг: Промелькнет внезапно — и уйдет. Вот пропел петух, а вслед за ним — Колокольный звон и птичий гам, Барабан вещает, что пора Паруса расправить рыбакам!

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

Ночую на горе Девяти Святых ("Из мудрых мудрейшим считался Ван Се...")

Из мудрых мудрейшим считался Ван Се, И дух его ныне живет. Хотя миновало с кончины его, Мне кажется, весен пятьсот... Из яшмы и золота высится храм, Он ханьских светил пережил, Нет циньской державы, а персик цветет, И речка, как прежде, бежит... Лежу я, вдыхая цветов аромат, Я в небытие погружен, Вдруг скалы-утесы сошлись надо мной, Надвинулись с разных сторон... Когда же средь ночи меня разбудил Заботливый старый монах, Смотрел я на небо, где лодка-луна Плыла в облаках — как во льдах!

Источник: "Светлый источник", 1989

О сыновьях ("Всяк хочет умных вырастить детей...")

Всяк хочет умных вырастить детей — Иначе мы и не были б отцами. Но я лишь оттого, что был умен, Увы, свершал ошибки что ни год. Вот почему хочу я милых чад Воспитывать тупицами, глупцами, — Тогда они без горя, без труда Достигнут сана Праведных Господ!

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

Поднимаюсь на гору Заоблачного дракона ("Пьяный, лезу по склону, в желтых травах плетусь еле-еле...")

Пьяный, лезу по склону, В желтых травах плетусь еле-еле. Принял груду камней За баранов, бегущих гурьбой. На вершине упал, Полагая, что я на постели, А вверху — облака И бескрайний простор голубой. Песне дальней долины В горах отзывается эхо, Тут на юго-восток Оглянулся прохожий один И руками взмахнул, А потом захлебнулся от смеха И, смеясь, говорит: — Загулял, загулял господин...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Провожаю Ван Цзыли у источника бодхисаттв, что в Учане ("В путь без вина провожаю тебя...")

В путь без вина провожаю тебя, Уходишь с пустой сумой. Прошу из источника бодхисаттв Чистой воды испить. Не надо голову опускать Потом, расставшись со мной, — Где бы ты ни был, небо в воде Будет, как прежде, плыть...

Источник: "Светлый источник", 1989

Прощаюсь с Цэнь Чжу ("С невозмутимым мудрецом лентяй порой имеет сходство...")

С невозмутимым мудрецом Лентяй порой имеет сходство, Но это значит ли, что лень Для собранности руководство? И грубость с честной прямотой На первый взгляд порою схожи, Но разве можно утверждать, Что в сути их — одно и то же? Мой господин невозмутим И славен прямотою гордой, Он и спокоен и учтив, Уравновешенный и твердый. А я — увы! Могу ли я Таким же быть, как вы, безгрешным? Сравнившись с вами, я кажусь Перед самим собой потешным... ...Я против общества не шел, А если что-то и случилось, Не я, а от меня оно Ушло, чуждаясь, — отрешилось! И вот назойлив я и груб, Как горлица в лесу суровом, По лености я с рыбой схож, Что спит под ледяным покровом. И люди, зная блажь мою, Смеются надо мной вседневно, Сочувствуете вы один Глупцу в борьбе его плачевной. А ведь и тот, кто прям всегда, Случайно может оступиться, И тот, кто тих-невозмутим, Вдруг, негодуя, возмутится. А то, что груб я и ленив, — Болезнь, а не порок извечный, Но ни лекарства, ни игла Болезни этой не излечат! Не удивляйтесь, господин, Что слабое вино в бокале, Его слезами я долил, В нем размешал свои печали. Кто знает, встретимся ли впредь? До встречи ждать какого срока? Боюсь, что будет одному Без вас мне очень одиноко. Надеюсь только, что во сне Увижу, представляя друга, Как открывается пред ним Убогая моя лачуга... Примечания

Цэнь Чжу — придворный сановник, видный политический деятель в группировке, возглавляемой историком и философом Сыма Гуаном.

Я против общества не шел. / / А если что-то и случилось... — Су Ши выступил против реформ Ван Аньши и был отстранен от службы при дворе.

А то, что груб я и ленив... — нарочито унижая себя, противопоставляя себе Чэнь Чжу, поэт в то же время выражает надежду, что с него снимут опалу.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Рыбки ("В бассейне рыбки красные резвятся...")

В бассейне Рыбки красные резвятся, Они людей С рожденья не боятся, И кто тут виноват, Как не крючок, Что нам они Не стали доверяться!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Спящему во хмелю ("Есть путь, а ноги не идут...")

Есть путь, а ноги не идут: Похоже, что пьяны мы. Есть рот, а трудно говорить: Не это ль значит — спать? В камнях заснувшему спьяна Понятно господину То, что десятки тысяч лет Никто не мог понять!

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

Тени ("Ползут, поднимаясь на Яшмовый храм...")

Ползут, поднимаясь на Яшмовый храм Слоями: на слой надвигается слой. Не раз уж говорено было слуге Сметать их, как явятся, тут же метлой! Вот солнце, поднявшись и мир осветив, Сгребло их в охапку и бросило вон, Но кончился день, а с луною опять Они возвращаются с разных сторон. Примечания

Тени — под тенями поэт имел в виду продажных дворцовых сановников.

Яшмовый храм — дворец небесного владыки. Здесь поэт имеет в виду императорский двор.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

У окна ("У соседей восточных в саду много белых растет тополей...")

У соседей восточных в саду Много белых растет тополей. Ночью дождь начался, — при дожде Шум листвы все сильней и сильней. Мне не спится, сижу у окна, И совсем бы я был одинок, Если б стайки ночных мотыльков Не летели на мой огонек...

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

Фу о красных скалах*. Сказ первый. ("Так случилось, что осенью года жэньсюй...")

Так случилось, что осенью года жэньсюй*, Когда уж седьмая луна на ущербе была, С гостем плыли мы в лодке Между двух Красных Скал... Чуть прохладой дышал ветерок, Не тревожили волны реку. Гостю я предложил, поднимая свой кубок с вином, Вместе строки припомнить о Светлой луне, Спеть о Деве Прекрасной стихи. Вскоре Над восточной горой появилась луна, Поплыла-поплыла между звезд. Засверкала река, Словно капли росы ниспадали на водную рябь, И смешались в одно небеса и вода. Как велик этот водный простор! Эта — в тысячу цинов* вокруг — необъятная ширь! В колеснице-ладье мы по ветру летим и летим В пустоту и безбрежность, не ведая, есть ли предел. Кружим в вечности, кружим, от мира сего отрешась, И как будто на крыльях — взлетаем в обитель святых. ...Так мы пили вино, и веселью, казалось, не будет конца, А потом, на борта опираясь, мы начали петь. Пели так: "... Из корицы ладья о-о-си! — Из орхидеи весло*. В пустоте-чистоте — о-о-си — Мы стремимся туда, где светло. Постигаю простор — о-о-си — Но, увы, лишь в мечтах. Где же Дева Прекрасная — о-о-си — В небесах? .. " Гость мой флейтой отменно владел: Вторя песне, Звучала мелодия грустно-протяжно в ночи, В ней и слезы и жалобы слышались, Скорбь и печаль. Эта музыка вдаль уплывала, тянулась, как нить. Может, даже драконы проснулись в пещерах в тот миг И слезу уронила вдова в одинокой ладье... Вот, халат подобрав, Сел учитель по имени Су перед гостем И, объятый тоскою, спросил: "Что ж ты песню прервал?" "Посветлела луна, звезды стали редеть*, Ворон к югу летит," — мне ответствовал гость. "Эти строки, — сказал он, — начертаны Цао Мэндэ"*. "Посмотрите на запад, — мой гость продолжал, — Там Сякбу* вдали. Обернитесь к востоку — на востоке Учан*. Русла рек, цепи гор меж собою сплелись, И леса разрослись — зелены-зелены... Это здесь Чжоу Лан проучил так жестоко Мэндэ!* Под Цзинчжоу врага разгромив, По теченью спустившись в Цзянлин, Плыл Мэндэ на восток... Путь проделали в тысячу ли тупоносые судна его, Неба синь затмевали полотнища флагов-знамен. По прибытьи в Цзянлин, разливал он хмельное вино И с копьем, на коне восседая, сочинил эти строки, Что ныне припомнились мне... Был героем он в жизни своей. А теперь — где обитель его?" "Я и вы, мой учитель, рыбачили, хворост сбирали На острове, что посредине реки, — С каждой рыбкой, креветкой знакомы, С каждым лосем, оленем дружны. Лодку — лотоса лист — направляя вперед, Пили вместе вино. Мы казались себе мотыльками Между ширью небес и землей Или зернами риса в безбрежной стихии морской... " И изрек он, мой гость: "Опечален я: жизнь — это миг! Полон зависти я: бесконечно теченье Чанцзян*! Если б вечно лететь мне, подобно небесным святым! Если б яркость луны я был в силах навечно объять! Знаю, мало мгновенья, чтоб это постичь, Потому-то и тонут мелодии музыки в скорбных ветрах... " Я сказал ему так: "А доподлинно знает ли гость, Что такое — вода, что такое — луна? Все идет чередой, как вода, как теченье реки, Все идет чередой, но ничто никогда не уйдет. И луна — то кругла, то ущербна, но вечно — луна, И не в силах никто увеличить-уменьшить ее, Ибо если изменчивость ставить началом начал, В миг единый не в силах мы вечность постичь. Если ж будем считать постоянство за первоисток, То и я, и мой гость, да и все, что мы видим вокруг, — Вечно все! Так разумно ль завидовать, гость мой, Чанцзян? Между тем в небесах и на этой земле Всякой твари и вещи свое назначенье дано. ... Если есть что-то в мире, чем я обладать не могу, То и йоты того не посмею присвоить себе. Но ведь ветер, что чист в небесах, Не запретен для наших ушей. А луна, что светла среди звезд, Не боится взглянуть нам в глаза. Мы возьмем их себе — и не будет препятствий тому, Ибо высшим Создателем нам во владение дан Этот вечный источник живой красоты, Мы им можем владеть как хотим!" И от радости тут засмеялся мой гость, Засмеялся и кубок наполнил вином. А потом, после трапезы, Кубки и плошки вокруг разбросав, Мы лежали на дне нашей лодки вдвоем и не знали, объятые сном, что восток побелел... Примечания

"Фу о Красных Скалах". — Фу обычно переводится на русский язык словом "ода" или "поэма". Для произведений Су Ши и его современников больше подходит второе, ибо в их фу уже отсутствуют витиеватость и пышность слога, нарочитая гиперболизация образов, возвышенность стиля, характерные для древних од (например, Сун Юя или Сыма Сянжу). Фу Су Ши — это небольшие поэмы философского содержания, отклик поэта на политические события его времени. От древних фу он наследует прежде всего более или менее свободную организацию стиха.

Красные Скалы (Чиби — букв. "красные стены") — название ущелья недалеко от Ханькоу в нынешней провинции Хубэй. Оно известно в китайской истории как место кровавой битвы, происшедшей здесь в 209 г. См. об этом прим. к с. 150

Год жэньсюй — пятьдесят девятый год китайского шестидесятилетнего цикла; в данном случае соответствует 1082 г. европейского летосчисления.

...в тысячу цинов... — Цин — мера площади, около 6,67 га.

...Из корицы ладья — о-о-си! — Из орхидеи весло... — По китайским поверьям, существа "не от мира сего" — бессмертные небожители, феи, духи — могли плавать по воде, превращая в лодку любой листок или травинку. Известен рассказ о плавании одного из восьми сяней — Ли Тегуая — на листе бамбука. У автора VI в. Лю Ицина есть рассказ о том, как некто Люй Цю встретил на озере, заросшем тростником, оборотня:

"Видит — какая-то юная дева плавает в челноке, собирает водяные орехи, а платье на ней из листьев лотоса. Он спросил:

— Если ты, девушка, не бес скажи, где раздобыла такую одежду?

Девушка, несколько смутившись, ответила:

— Разве господин не слыхал стихов:

Из лотоса платье о-о-си! — пояс из орхидей, Является вдруг — о-о-си! — пропадает внезапно?...

Все еще сохраняя смущенный вид, она развернула челнок, поправила весло и, немного помешкав, поплыла прочь. Люй Цю пустил стрелу из лука ей вслед, видит: подбил выдру. Челнок же, на котором она плыла, оказался сплетен из листочков ряски и водорослей".

Посветлела луна, звезды стали редеть... — эти строки заимствованы из произведения Цао Цао (второе имя — Мэндэ).

Цао Мэндэ (Цао Цао) — один из трех военных гегемонов, поделивших между собой Китай в III в. ("эпоха Троецарствия"). Цао Мэндэ (впоследствии — основатель династии Вэй) был в числе крупнейших поэтов своего времени. Стихи Цао Мэндэ, о которых идет речь, написаны на мотив народной "Отрывистой песни" ("Дуаньгэ син").

Сякоу — место встречи армий царств Шу и У перед битвой у Красных Скал в 209 г.

Учан — город на р. Янцзы (в современной провинции Хубэй).

Это здесь Чжоу Лан проучил так жестоко Мэндэ! — Речь идет о знаменитой битве на реке Янцзы, в которой достигший к этому времени огромного могущества Цао Мэндэ потерпел поражение. По инициативе полководца Чжоу Лана (Чжоу Юя, 174-218 гг.), здесь огромному флоту Цао Мэндэ противостояли объединенные силы двух других царств — Шу и У. По наущению подосланного лазутчика, предсказавшего бурю, суда Цао Мэндэ были скреплены между собой цепями. Затем к ним пришвартовались прибывшие якобы для капитуляции, груженные сухим тростником корабли Чжоу Лана, флот Цао был подожжен и сгорел дотла, множество воинов погибло, а он сам вынужден был на время отказаться от своих честолюбивых планов.

Чанцзян ("Великая река") — другое на звание р. Янцзы.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Фу о тайфуне* ("Так случилось, что осенью года жэньсюй...")

В летописи " Наньюэ"* указывается, что в местности Сиань* часто поднимаются тайфуны. Ураганный ветер дует с четырех сторон. Тайфуны чаще всего бушуют в пятом и шестом месяцах. Накануне не лают собаки, не поют петухи. В "Удивительной хронике горных вершин"* говорится также что между летом и осенью на небе появляется ореол вокруг луны, похожий на радугу, называемый "матерью урагана". Он предвещает неизбежный тайфун.

В Середину осеннюю* ночью Путник в дверь постучался ко мне. Он промолвил, на тучи рукой указав: "Как свиреп дух морской! Это доброе знаменье или худое — неведомо нам, Только радуга с неба упала, из моря воды напилась И на север ушла; Только красные тучи, сжимая осеннее солнце, Устремились на юг. Значит — скоро тайфун! Приготовьтесь к нему, господин!" Человек досказать не успел этих слов, Вижу — дом цепенеет, Слышу — листья зловеще шуршат. Птицы в небе тревожно галдят, Как безумные, в разные стороны звери бегут. И... взметнулся табун лошадей, И помчался — быстрей и быстрей, И вдогонку за ним Шесть могучих орлов понеслись. Тут ударил по дамбе неистовый шквал, В каждой щелке и в каждой: норе — Ветра свист! .. Вышел из дому, сет И свой длинный халат подобрал, Изменившись, наверно, в лице. Человек же сказал: "Нет еще... Настоящий тайфун не пришел, этот ветер — предвестник его". А потом Ветер дверь распахнул, ставни с окон сорвал, Черепицу разбил, все жилище растряс... Катит множество каменных глыб по земле, Гнет, затем вырывает с корнями деревьев стволы, Хочет выплеснуть воду из устья реки И земную, мне кажется, ось расшатать! Может быть, повелитель ветров, всемогущий Бин И, В этот час во владенья Ян Хоу проник, повелителя вод, Чтоб расправиться с ним? Высоки — в целых тысячу чи — поднимаются к небу валы, Устремляются воды в просторы бескрайних долин. Ветер грязь и песок захватил в свой огромный кулак И бросает, бросает их яростно, Рушит стены утесов и скал! Десять тысяч коней ветер вихрем несет, И не менее тысячи вслед им летит колесниц! Леопарды и тигры от ужаса смолкли, Уплыли в глубины киты... То ль не бой при Цзюйлу, Что всю землю потряс? То не сеча ль куньминская, Обратившая в прах сотни тысяч людей? ... Я от страха дрожал, Дыбом волосы встали на моей голове, И дыхание сперло, и ноги свело. Ночью, сжавшись на ложе в комок, Девять раз просыпался и менял положенье свое. Днем три раза молил черепаху предвестие доброе дать...* Через день и два дня Утром стих ураган. ... Старики приходили, выражая сочувствие мне. Приказал я вина принести, чтобы должное слугам воздать. Страх прошел. И уже лишь о том наша речь, Как деревьям и травам в беде их помочь, Как поправить стропила и балки на доме моем, Как на крышу опять уложить тростниковый настил, чтоб она не текла, Как отстроить разрушенный ветром участок ограды-стены... Тихо-тихо кругом. Не шелохнутся леса, Ни волны не блеснет на просторе морском. Буря кончилась. Гром отшумел. По небесному своду Одинокая светлая-светлая проплывает луна... Тут невольно вздохнул я, как будто очнувшись от сна, И не понял никто, почему я вздохнул. О, увы и увы! Что мало по размеру; а что велико — Мы привыкли судить из сравнения форм. Радость что вызывает и что вызывает печаль — Мы привыкли решать в столкновеньях сторон бытия. Что ж касается ветра — Как измерить нам силу его? Дует тысячу раз И по-разному мощь проявляет свою! Ветер для муравья: Нам достаточно только подуть — И повергнем его. Ветер для комаров: Мы рукою махнем — разлетятся они, кто куда. Эти ветры не могут природу саму потрясти, Но таким существам — комарам, муравьям — Эти ветры страшны. А с другой стороны: Птица Пэн* ударяет крылом по воде И, взлетев на три тысячи ли, В чистом небе паря, так спокойно глядит на тайфун Со своей высоты! И, наверное, смотрит с презреньем, как я, недостойный, дрожу... И, конечно, она, как и я, понимает, Что тайфун — это ветра большое дыханье, не вздох, Но опять-таки спорно: огромно ль, ничтожно ль оно? Ибо зренье и слух не объемлют всего, А в природе — увы! — так изменчиво все! Десять тысяч существ, Лишь поднимутся к жизни — и снова развеются в прах, Блеском лишь на мгновенье ослепляя наш взор И лишь отзвуком слабым до нас доносясь. Вот увидите в небе Вдруг вспыхнувшей молнии луч — И скажите тогда: это ложь или правда — Представленье мое о причинах, вселяющих страх... Жаль, что сам я о них слишком поздно узнал! Примечания

"Фу о тайфуне". — Примечательно, что слово "тайфун" китайского происхождения (букв. "очень большой ветер", "ураган"). Поэма о тайфуне написана Су Ши незадолго до смерти, на севере полудикого тогда о. Хайнань. Она полна скорбных мыслей о бренности человеческого существования, о быстротечности жизни, подобной блеску молнии.

Наньюэ — древнее царство на территории современных южнокитайских провинций Гуандун и Гуанси; одноименная летопись "Наньюэ" описывает исторические события, связанные с югом Китая.

Сиань — местность на юге современной китайской провинции Гуандун.

"Удивительная хроника горных вершин" ("Линбяо лун") — составлена Лю Сюнем в эпоху Тан; представляет собой географическое описание юга Кита я.

В Середину осеннюю... — имеется в виду праздник Середины осени.

... молил черепаху предвестие доброе дать... — В древности, а также в средние века в Китае существовал обычай гадания по панцирю черепахи. В панцире делалось небольшое углубление, которое затем прижигалось, направление получившихся трещин давало альтернативное значение доброго или дурного предзнаменования.

Птица Пэн — образ, которым открывается даосская книга "Чжуанцзы":

"Есть в северных пучинах рыба, имя ей — Гунь. Велика Гунь, неведомо, сколько в ней тысяч ли. Превращается Гунь в птицу, имя которой — Пэн. Неведомо, сколько тысяч ли длиной ее спина. В гневе взлетает она, и крылья ее словно нависшие в небе тучи. Вот какова эта птица! Сделав круг над океаном, устремляется в южное море, южное же море — это водоем неба... Когда Пэн устремляется в южное море, волны бьют на три тысячи ли. Обопрется о вихрь и взмывает на девяносто тысяч ли вверх, а, улетевши, шесть лун потом отдыхает"

(Пер. И. Лисевича)

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Храм желтого вола ("Среди реки — высокая скала, еще не найден на вершину путь...")

Среди реки — высокая скала, Еще не найден на вершину путь. А на скале стоит священный вол, Не знающий, что значит плуг тянуть. Паломники у храма собрались, Упали ниц с надеждой и мольбой, Приносят в жертву белую овцу Под звуки флейт и барабанный бой... ...А в отдаленье, в поле, вол живой, О камни спотыкаясь, тянет плуг, Обветрены, обточены рога, Оттоптаны копыта — сколько мук! А ведь ему лишь полпучка травы Дают, чтоб голод вечный утолить. Поистине: чем быть волом живым — Куда бы лучше изваяньем быть! Примечания

Храм желтого вола — находился в нынешнем районе Саньмэнься, посреди реки Янцзы.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Цветы мэйхуа (“Боятся загрустить и долго спят...”)

Боятся загрустить и долго спят. Бутоны распускаются лениво. Страшатся быть холодными весной, — Не для поры цветенья — скучный вид. Но тщетно притворяются они Не мэйхуа, а персиком игривым, Не скрыть им снег, упавший на листву, Цветы холодный иней серебрит. Известно мне: когда на сердце лед, Душа весну понять уже не может. Окрасилась румянцем от вина Нефритовая белая щека. Не знал поэт природы мэйхуа И зря себя надеждою тревожит: Ведь зеленью холодною цветы Согреть не могут сердце старика! (Мелодия "Динфэнбо")

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

Это стихотворение написано в Динхуэйюне, что в Хуанчжоу ("Ущербный ветер. Редкие утуны...")

Ущербный месяц. Редкие утуны. Часы звенеть капелью перестали. Все спит. Лишь кто-то, Погруженный в думы, Бредет один Видением угрюмым... Как лебедь, Оторвавшийся от стаи. Вдруг встрепенулся, повернулся круто, Во взоре скорбь, но кто о ней узнает! Все ветви оглядел И почему-то Себе под ними Не нашел приюта... Студеная Уцзян*. И клен листву роняет. Примечания

Уцзян — река в провинции Хубэй.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Восхищаюсь исполненным кистью Юйкэ бамбуком из коллекции Чжао Фучжи"

1. (I. "Бамбук рисуя, этот чародей людей не видит...")

Бамбук рисуя, Этот чародей Людей не видит — Шелк лишь видит свой; Он видит шелк — И позабыл людей, И словно распрощался Сам с собой. Уйдя в бамбук Всем телом и душой, Он открывает Новь и чистоту. Где живописец Был еще такой? Он — божество, Его люблю и чту! Примечания

Юйкэ (Вэнь Юйкэ, Вэньтун, XI в.) — выдающийся художник сунской эпохи.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

3. (II. Жил Чжао-муж не для желудка, право!...")

Жил Чжао-муж Не для желудка, право! В семье, я слышал, Не хватало каши. Но прах его Да погребут со славой, Да будет он Бамбуками украшен! Не думаю, Чтоб это было вкусно: Вчера коренья И сегодня — снова, Но я писал же, Что прожить искусно Вполне возможно Даже без мясного! Примечания

Юйкэ (Вэнь Юйкэ, Вэньтун, XI в.) — выдающийся художник сунской эпохи.

Чжао Фучжи — ученый, поэт, коллекционер произведений живописи; друг Су Ши.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Из стихов, написанных после того, как вместе с Ван Ши, Кун Чжуном и старшим сыном Маем обошли городскую стену, любуясь цветами, затем поднялись на гору, к беседке, а вечером пришли в храм Опадающих листьев"

1. (I. "Пели дождь и ручей всю ночь заунывную песнь одну...")

Пели дождь и ручей всю ночь Заунывную песнь одну, А под утро ветер подул И, наверно, спугнул луну. Как печален-печален мир, Словно осень моя тоска. Мне бы чистой испить воды Из прозрачного родника... Я вокруг стены обошел, Это путь в три десятка ли, И повсюду — везде-везде — Краски яркие отцвели. Только заросли тростника Разлились, как море, кругом, Я поплыл на лодке — она Малым кажется лепестком. В тростнике густом рыбака Еле-еле шляпа видна, Да заметна из-под нее Белых-белых волос копна. Я хочу, поближе подплыв, Поздороваться с ним, но как? Всполошил лишь чаек, а зря — Седовласый исчез рыбак...

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

2. (II. "Ветер жизнь в природу вдохнул и во все, что в природе есть...")

Ветер жизнь в природу вдохнул И во все, что в природе есть, И во все, что можно любить, — Только этого нам не счесть... Как присущи честным мужам Добродетельные черты, Так и в дереве и в траве — Всюду музыка красоты. Я в пути, и нет у меня Никаких тревог и забот, Одиноко лодка моя, Разрезая волну, плывет. На стремнине, среди реки, То взлетит, то падает вниз, — Тут и вправду ветер с ладьей На стезе единой сошлись! Поднимаю кубок — кругом Даль безбрежная, ширь-размах, Песня вольных стихий не та ль, Что звучит и в наших сердцах? Я ушел, а ветер с ладьей Продолжали спор вдалеке, Отраженье свое облака Растворили в бурной реке...

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

4. (III. "Упрекнут летописцы меня в нерадивости-лени...")

Упрекнут летописцы Меня в нерадивости-лени, Но ведь дни моей жизни, Как звезды, поблекли давно. И могу лишь за чаркой Коротать их, забыв треволненья, Как бы я ни старался — Мне от ночи уйти не дано. И хотя улетаю На поиски света большого — Только проблеск заметен Во тьме кратковременных снов. Вот ударили в гонги — И день начинается снова, И поплыл, просыпаясь, Над горой караван облаков. Дней осталось не много, И круг их сомкнется однажды, Ухожу я под крышу, Опираясь на посох рукой. Вы меня не считайте Каким-то чиновником важным, Только с виду чиновник, А в душе я совсем не такой! Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

"Красная стена" / "Красная скала"

Случай Первый ("Так случилось, что осенью года жэньсюй...")

Так случилось, что осенью года жэньсюй, Когда уж седьмая луна на ущербе была, С гостем плыли мы в лодке у Красной скалы; Чуть прохладой дышал ветерок, Не тревожили волны реку. Гостю я предложил, поднимая свой кубок с вином, Строки вместе припомнить о Светлой луне, Спеть о Деве Прекрасной стихи. Вскоре Над восточной горой появилась луна, Поплыла-поплыла между звезд. Засверкала река, Словно капли росы ниспадали на водную рябь, И смешались в одно небеса и вода. Как велик этот водный простор! Это — в тысячи цинов вокруг — необъятная ширь! В колеснице-ладье мы по ветру летим и летим В пустоту и безбрежность, не ведая, где их предел. Кружим в вечности, кружим, от мира сего отрешась, И как будто на крыльях — взлетаем в обитель святых.. Так мы пили вино, и веселью, казалось, не будет конца, А потом, на борта опираясь, мы начали петь. Пели так: «Из корицы ладья — о-о-си! — Из орхидеи весло. В пустоте-чистоте — о-о-си! — Мы стремимся туда, где светло. Постигаю простор — о-о-си! — Но увы, лишь в мечтах. Где же Дева Прекрасная — о-о-си! — В небесах?» ...Гость мой флейтой отменно владел: Вторя песне, Звучала мелодия грустно-протяжно в ночи, В ней и слезы и жалобы слышались, Скорбь и печаль; Эта музыка вдаль уплывала, Тянулась, как нить,— И, быть может, драконы проснулись в пещерах в тот миг И слезу уронила вдова в одинокой ладье... Вот объятый тоскою, оправив халат, Сел учитель по имени Су перед гостем И с досадой спросил: «Что ж ты песню прервал?» «Посветлела луна, звезды стали редеть, Ворон к югу летит, — мне ответствовал гость.— Эти строки, — сказал он, — начертаны Цао Ман-дэ. Поглядите на запад, — мой гость продолжал, — Там Сякоу вдали. Обернитесь к востоку — на востоке Учан. Русла рек, цепи гор меж собою сплелись, И леса разрослись — зелены-зелены... ...Это здесь Чжоу Лан проучил так жестоко Мэн-дэ! Под Цзинчжоу врага разгромив, По теченью спустившись в Цзянлин, Плыл Мэн-дэ на восток... Путь проделали в тысячу ли тупоносые судна его, Неба синь затмевали полотнища флагов-знамен. По прибытье в Цзянлин, разливал он хмельное вино И с копьем, на коне восседая, сочинил эти строки, Что ныне припомнились мне... Был героем он в жизни своей, А теперь — где обитель его?.. Я и вы, мой учитель, рыбачили, хворост сбирали На острове, что посредине реки, — С каждой рыбкой, креветкой знакомы, С каждым лосем, оленем дружны. Лодку — лотоса лист — направляя вперед, Пили вместе вино. Мы казались себе мотыльками Между ширью небес и землей Или зернами риса в безбрежной стихии морской...» И изрек он, мой гость: «Опечален я: жизнь — это миг! Полон зависти я: бесконечно теченье Чанцзян! Если б вечно летать мне, подобно небесным святым! Эту яркость луны если б мог я навечно объять! Знаю, мало мгновенья, чтоб это постичь, И поэтому тонут мелодии музыки в скорбных ветрах...» Я сказал ему так: «А доподлинно знает ли гость, Что такое — вода, что такое — луна? Все идет чередой, как вода, как теченье реки, Все идет чередой, но ничто никогда не уйдет. И луна — то кругла, то ущербна, но вечно — луна, И не в силах никто увеличить-уменьшить ее. Ибо, если изменчивость ставить началом начал, В миг единый не в силах мы вечность вселенной постичь; Если ж будем считать постоянство за первоисток, То и я, и мой гость, да и все, что мы видим вокруг,— Вечно все! Так зачем же завидовать тщетно Чанцзян? Между тем в небесах и на этой земле Всякой твари и вещи свое назначенье дано. Если есть что-то в мире, чем я обладать не могу, То йоты того не посмею присвоить себе. Но ведь ветер, что чист в небесах, Не запретен для наших ушей, А луна среди звезд, что светла, Не боится взглянуть нам в глаза. Мы возьмем их себе — и не будет препятствий тому, Ибо Высшим Создателем нам во владение дан Этот вечный источник живой красоты, Мы им можем владеть как хотим!» И от радости тут засмеялся мой гость, Засмеялся и кубок наполнил вином. А потом, после трапезы, Кубки и плошки вокруг разбросав, Мы лежали на дне нашей лодки вдвоем И не знали, объятые сном, что восток побелел.

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

Случай Второй ("Так случилось, что в этот же год...")

Так случилось, что в этот же год, Но уже при десятой луне, Я из Снежной обители путь в Лингао держал. Два товарища-гостя были вместе со мной. Вот шагаем по глинистым, желтым холмам. Опустились туман и роса, Опадает с деревьев листва; На земле — только тени людей, С неба светлая смотрит луна... При луне стало весело нам,— Мы идем, и у каждого песнь на устах. Но, вздохнув, я сказал: «Вот ведь как! Есть друзья — нет вина. Есть вино — не хватает закуски к вину. А луна так светла! Свежий ветер так чист! Разве будет еще столь прекрасная ночь?» Гость ответил: «На склоне ушедшего дня Бросил сеть я — и рыбу поймал: Рот огромен, мелка чешуя, Вот уж подлинно карп из Сунцзян! Словом, добрая снедь. Только как мы добудем вина?» Я вернулся домой — за советом к жене, А жена говорит: «Мерой в доу запас Я хранила давно до минуты такой». Так достал я к закуске вино! А потом мы продолжили путь И добрались до Красной скалы, Где рокочет теченье реки, Пробиваясь меж глыб. Горы так высоки, что уменьшенной кажется снизу луна. Из отхлынувших вод обнажаются скал острия. Только несколько лун миновало и несколько солнц, — А узнать не могу эти горы и эту реку! ...Полы длинной одежды своей подобрав, Я вскарабкался вверх но отвесной скале И, пробравшись сквозь чащу кустов молодых, Оседлал Леопарда и Тигра, На спину Дракона Рогатого влез И, до гнезд соколиных добравшись, Взираю на темный дворец — на обитель Фэн И... Жаль, что гости со мной не решились взобраться сюда! Вдруг раздался пронзительный свист, Задрожали деревья, пригнулась трава, Все долины в низинах эхом вторили свисту в горах, Все гонимые ветром реки вздыбили воды свои. Цепенея и духом упав, Я смятенье не мог побороть, Страшно было стоять на вершине совсем одному, И тогда я спустился к друзьям, Нас у берега лодка ждала. На средине реки Мы отбросили весла, отдавшись теченью Чанцзян, И дремали, от мира уже отрешась... Вот приблизилась полночь. Тишина воцарилась — и вдруг Одинокий журавль Над рекой пролетел: Колесницы колеса — это круглые крылья его. Тонкий шелк — это белые перья его. Пролетел с громким криком И на западе скрылся из глаз... Я в Лингао... С друзьями расстался, В обители тихой заснул... И во сне предо мною предстал проповедник-даос В одеянии с перьями, как у бессмертных святых. Он в Лингао зашел по пути И учтиво спросил: «Хорошо ли и весело ль время у Красной скалы провели?» Я монаха спросил, как его величать, Но лишь голову тихо склонил, не ответил даос. «О! — воскликнул я. — Понял: во сне продолжается явь! Ночью вы пролетели над нами, Крича, как журавль?» Улыбнулся даос, поглядел на меня и исчез, Был смущен я, когда же опомнился — дверь распахнул, Огляделся вокруг — Ни души!..

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

"Пил вино на берегу озера Сиху"

I. "Я встретил гостя на заре..."

Я встретил гостя на заре, Казалось, солнце холм зажгло. Расстались поздно, при дожде, Я, захмелев, пошел в село. Что мне сказать? Уж если гость Еще не знал таких красот. Пусть богу озера Сиху Заздравный кубок поднесет!

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

II. "Прояснилась на миг полноводного озера ширь..."

Прояснилась на миг Полноводного озера ширь. Тут же дождь... В пустоте Горы дальние еле видны. Я пейзажи Сиху Уподоблю прекрасной Си Ши: Без помады, без пудры — А как неподдельно нежны! Примечания

Си Ши — легендарная красавица (V в. до н. э.), жившая в царстве Юэ. Царь Юэ, потерпев поражение в войне с царем У, подарил ее победителю, и та погубила его, заставив позабыть о государственных делах. Одержав, наконец, победу над своим давним соперником, царь Юэ утопил Си Ши в озере, считая ее чары слишком опасными.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Провожаю Чжу Шоучана, отправляющегося в край Шу"

I. "Все плывут и плывут облака..."

Все плывут и плывут облака, бороздя небосвод, И, красуясь — светясь, бровь луны между ними плывет. Вслед за мной облака устремятся на северо-запад, Освещая меня, луч луны никогда не умрет. Примечания

В источнике текста оригинала на китайском языке (Baidu) все семь частей цикла даны единым блоком. Приведенная здесь разбивка на семь частей выполнена в соответствии с текстами перевода И. Голубева.

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

II. "Если я затеряюсь, окутанный пылью земной..."

Если я затеряюсь, окутанный пылью земной, Облака в небесах, путь подскажут, проплыв надо мной. А потом окажусь среди рек и озер полноводных, Вся одежда моя пропитается светлой луной. Примечания

В источнике текста оригинала на китайском языке (Baidu) все семь частей цикла даны единым блоком. Приведенная здесь разбивка на семь частей выполнена в соответствии с текстами перевода И. Голубева.

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

III. "Над горами — квадрат: это неба кусок..."

Над горами — квадрат: это неба кусок в вышине. И уж нет облаков, и луна от меня в стороне. Распрощавшись со мной, ты ушел и в горах чуть заметен, Но смотреть вслед друг другу ни тебе не наскучит, ни мне... Примечания

В источнике текста оригинала на китайском языке (Baidu) все семь частей цикла даны единым блоком. Приведенная здесь разбивка на семь частей выполнена в соответствии с текстами перевода И. Голубева.

Источник: Су Дун-по "Стихи, мелодии, поэмы", 1975

"Юйфу" ("Старый рыбак")

1. "Любитель выпить наш рыбак..."

Любитель выпить Наш рыбак. Куда идет рыбак? В кабак. Креветки, рыбу — все сполна Продал — и легче стало. — Налей, хозяин, мне вина, Не много и не мало! Хозяин рад, и торга нет: — Пей сколько хочешь, дед! (мелодия "Юйфу — Старый рыбак")

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

2. "И вот уже рыбак хмельной..."

И вот Уже рыбак хмельной, Танцует сам с собой! Забыл спьяна, куда идти, Едва нашел дорогу, Доковылял он до ладьи И там поспал немного... Поспал и отрезвел рыбак, А жить-то дальше как? (мелодия "Юйфу — Старый рыбак")

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

3. "Рыбак наш трезв, он трезв пока..."

Рыбак наш трезв, Он трезв пока, Глядит — Весна, река... И лепестки цветов, как сон, Рассеялись, опали, И тут подумал грустно он: "И прежде так живали: Пьяны — трезвы, трезвы — пьяны, Самим себе смешны!" (мелодия "Юйфу — Старый рыбак")

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

4. "Смеется он, ему смешно..."

Смеется он, Ему смешно, С ним чайки — Заодно! Вдруг — ветер, тучи... Хлынул дождь... Кто на коне нарядном? И рыбака бросает в дрожь: Чиновник злобный рядом... Скорей в лодчонку, за весло, Чтоб к югу унесло! (мелодия "Юйфу — Старый рыбак")

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Горная деревня"

3. Горная деревня ("Вот старик — семь десятков ему серп за поясом...")

Вот старик — семь десятков ему Серп за поясом... Горы вдали. Там нарежет корений и трав — Прочих яств не имеет бедняк. От мелодии «Шао» забыть Вкус мясного когда-то могли, А вот ныне, в теченье трех лун, Соли вкус не припомним никак! Примечания

От мелодии «Шао» забыть / / Вкус мясного когда-то могли... — по преданию, Конфуций, услышав древнюю мелодию «Шао», был так ею очарован, что забыл вкус мяса. Здесь поэт клеймит продажных чиновников и бесчестных торговцев солью.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Перевод: Палецкий Д. Я.

[Надписываю на стене] в Домике покоя у Яна-даоса в обители Сымин ("Сядь в праздной безмятежности...")

Сядь в праздной безмятежности ―  чтоб день бежал как два, Чтоб жить не до семидесяти,  а до ста сорока! Но золото добудешь ли,  коль борода седа? И жизнь, пусть из трех тысяч зим,  промчится, как стрела. Важней в покое миг один,  чем все мои года. ...Стена. Внизу, в дали морской ―  вновь тают паруса. Вот, стих дописан... В путь домой  пущусь ли я когда?

Источник: Публикуется впервые

Перевод: Перелешин В.Ф.

Монастырь Цзю-Хуа (Есть чудный монастырь, затерянный в горах)

Есть чудный монастырь, затерянный в горах, Где ловлей облаков прославился монах. Пойду к нему и я, как только захочу, И свёрток облаков на память получу.

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

Перевод: Стручалина Г.В.

В праздник Двойной пятёрки преподношу Сюй Цзюнь-ю, правителю округа Хуанчжоу

Серебряный пруд, алеют перила, желта, как вино, волна. Над зеленью лотоса круглой — бутоны, тянутся ввысь со дна Омылись в воде мы с листом орхидеи, с аиром вкусили вина,               погода тепла и ясна. Нас добрый хозяин вином и весельем, и песней споил допьяна Не видно людей по судам и по тюрьмам — трава в них, туман, тишина. Не надо скупиться на праздники в пору, когда охмеляет весна! Примечания

Праздник двойной пятерки — Праздник начала лета — Праздник драконьих лодок

Источник: Публикуется впервые

Любование цветами ("К былому, цветы чтоб увидеть у дома, лечу, понукая коня...")

К былому, цветы чтоб увидеть у дома, лечу, понукая коня. Мой конь словно птица, а солнце садится, и хмель наполняет меня. Когда сядет солнце, то трезвость вернётся, не буду я больше хмельным, Но только цветы, что хотел я увидеть, во тьме уже станут былым... Примечание переводчика:

Стихотворение построено по принципу, схожему с организацией палиндромов в европейской поэзии, т.е., выражаясь языком математики, по принципу обратимости (в китайской терминологии этот тип стихов называется «хуэйхуань-ши», 回环诗). Лексические повторы и вариации, необходимые в такой технике, позволяют автору при очень ограниченном количестве слов достичь эффекта объёмности — в сюжете, в эмоциональной и смысловой части.

Источник: Публикуется впервые

"Цзянчэнцзы" ("Речной город")

"Десять лет между жизнью и смертью бродил..."

Десять лет между жизнью и смертью бродил. Пусть не думал — забыть тоже не было сил. Сиротлива могила за тысячу ли, места нет, где б я горе излил. Не узнаешь, коль встретишь, я вид изменил: Ветер лоб запылил, снег виски убелил. Ночью дом наш увидел я в тягостном сне, И тебя перед зеркалом видел в окне. Друг на друга смотрели без слов: только слёзы ручьём в тишине. Каждый год обрывается сердце во мне: Ты одна под сосновым холмом при луне. (мелодия ""Цзянчэнцзы — Речной город") Примечания

Стихотворение написано в 1075 году, в годовщину смерти жены, Ван Фу, скончавшейся в возрасте двадцати семи лет. Молодые люди поженились рано: ей было шестнадцать, ему — девятнадцать, и около десяти лет прожили душа в душу.

Источник: Стихи.ру

"Шуйдяогэтоу" ("Журчащая река")

В 2036 год, в Середину осени весело пировал до утра и рассвет встретил пьяным, написал эти строки в память о Цзы Ю. ("Скоро ль взойдёт луна, я у небес спрошу...")

Скоро ль взойдёт луна, я у небес спрошу. Чашу в руках держа, всё в небосвод гляжу. Что там, в чертогах тех: нынче который год? Знает, кто во дворце лунном сейчас живёт. С ветром попутным я к дому бы полетел, Только боюсь, дворец в небе заледенел. С тенью один в ночи танец танцую свой, Мир под луной вокруг будто бы неземной! Бродит свет в красных покоях, шелк на дверях блестит, Нет при свете лунном покоя, тем, кто сейчас не спит. Зла не держу на тебя без причины, но почему же, Луна, Если в разлуке страдаем безвинно, ты так кругла и ясна? Людям даны навек радости встреч, боль разлук. Могут и тени рассечь лунный светящийся круг. О, если б долго прожить мы бы могли с тобой, Даже в разлуке вдвоём вновь любовались луной! Примечания

2036 год — год Дракона, 1076-й по современному исчислению.

Цзы Ю — младший брат Су Ши, с которым поэт не виделся семь лет.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Торопцев С.А.

"Динфэнбо"

В седьмой день третьего месяца на дороге вдоль Песчаного озера мы попали под дождь. Слуги натянули тенты, но всем, кроме меня, было как-то не по себе. Вскоре прояснилось, и тогда я и написал этот станс. ("Дождь громыхает по листам — и что вам в нем?...")

Дождь громыхает по листам — и что вам в нем? Давайте песню запоем — и лишь вперед, вперед. В лаптях да с посохом — все лучше, чем верхом. Иль страх берет? В накидке травяной сквозь жизнь пройдем. В весенней свежести согреемся глотком — и оживем заря над дальнею горой нас встретит, и нет уже пути под мокрою листвой. Вернемся в дом — забудем, что там было — дождь ли, синь ли, ветер. (мелодия "Динфэнбо")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Линьцзянсянь" ("Линьцзянский отшельник")

Ночью вернулся в свой дом в Линьгао ("Всю ночь на склоне пил, трезвел и пил...")

Всю ночь на склоне пил, трезвел и пил, домой вернулся на рассвете, услужник храпака давил, и стук остался безответен, шумит река, а я стою с клюкой. Как грустно, что я жизнью жил чужой. Доколе будет длиться суета? Затих без ветра волн круговорот... В челне бы скрыться навсегда, закончить дни в безбрежье вод. (мелодия "Линьцзянсянь — Линьцзянский отшельник") Примечания

... дом в Линьгао — дом Су ши находился на территории совр. Пров. Хубэй.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Наньсянцзы"

Провожая Шугу ("Громада гор тебе видна...")

Громада гор тебе видна, перед глазами лишь одна стена. А будь я, словно башенка у дома, так высок, — следил бы я, как ты уходишь на восток. Тебе сопутствует вечерний ветерок, а мне в холодной и пустой светлице под посверк нескончаемой зарницы не спится. Дождь стих, но все еще влажны глазницы. (мелодия "Наньсянцзы")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Хуаньсиша" ("Полоскание шелка в горном потоке")

Иду вдоль монастырских стен, где в орхидеях ручей бежит на запад. ("Побеги юные стремятся к ручейку...")

Побеги юные стремятся к ручейку, скользит тропа меж сосен по песку, с дождем крик козодоя жаждет слиться. Неужто не вернуть нам юных лет? Ведь вот ручей на запад все струится! И пусть ты сед — петух зовет рассвет. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Цзянчэнцзы" ("Речной город")

Двадцатого дня первого месяца периода И-мао я записал свой сон. ("Истерлась жизни-смерти грань за десять лет...")

Истерлась жизни-смерти грань за десять лет, и страсти нет, и позабыть не в силах. Далёко сирая могила, и некому поведать боль. А встретимся — меня признаешь ныне? Я весь в пыли мирской, виски — что иней. Тяжелый сон пришел ко мне в ночи: наш прежний дом, окошко утром рано, ты перед зеркалом кладешь румяна. Мы смотрим друг на друга и молчим, слезами лица омочив... За годом год невыносимо под луной тебе лежать одной в кургане под кривой сосной. (мелодия "Цзянчэнцзы — Речной город") Примечания

И-мао — 1075 год. Стихотворение посвящено памяти умершей жены.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Перевод: Черкасский Л.Е.

"Из старых китайских повестей"

"В мире много тоски..."

В мире много тоски, Но ничто не сравнится, поверьте, С тяжкой болью разлук, С неизбежностью горя и смерти. Небеса и земля Необъятны, но тоже не вечны; Только скорбь и печаль, Только скорбь и печаль бесконечны.

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

"Владыка ада сам распорядится..."

Владыка ада сам распорядится, Кому, когда и как к нему явиться; Пришедших в мир загробный раньше срока Карает он сурово и жестоко.

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

Перевод: Щуцкий Ю.К.

"Красная стена" / "Красная скала"

1. Часть первая

В год Воды и собаки, в осень, в полнолунье седьмой луны, Су-философ с гостями вместе плыл под "Красной стеной" на лодке. Чистый ветер, легко летя, не вздымал на воде волны; Су вино подносил гостям.

Читали о месяце ясном стихи, и пели о девушке чистой напев.

Миг один — и луна, взойдя, поднялась над горой с востока; медленно поплыла она меж Ковшом и Тельцом по небу. Над рекою тянулся иней, отблеск в водах сливался с небом. И, пустив по теченью челнок, что похож на листок камыша, колыхались на водной глади, не имеющей меры.

О, ширь бездонная!

Так висеть в пустоте, ехать на ветре и не ведать, на чем стоишь!

О, вихрь стремительный!

Так покинуть людей, стать одиноким и, крылатым, достигнуть бессмертия!

Вот тогда они пили вино, радость была велика; в такт стуча по бортам, они пели песню такую:

Мачты из акации, весла-орхидеи... Мы гребем в пустом сиянии, вверх плывем в потоке света. Без границ и без конца — вот моя тоска. Вдаль смотрю, где милый друг, там за краем неба где-то.

Среди гостей один умел играть на флейте. Он вслед за песней вторил ей. И флейты звук гудел-гудел, в нем был и ропот, и тоска, и жалобы, и плач. И отзвуки ее свивались, не прерываясь, точно нить; от них плясал дракон, нырнувший в темном гроте; от них рыдать могла вдова на лодке сиротливой.

Философ Су тогда со строгим видом, поправив платье, прямо сел и к гостю обратился: "О, почему все это так?" Ответил гость: "Луна светла, и звезды поредели; сороки с воронами к югу полетели", — не так ли сказано в стихах Цао Мын-дэ? На запад он взирал к Ся-коу, а на восток — к У-чану. Гора, опутана рекою, густо голубела... Но разве не тогда Мын-дэ разбит был Чжоу-ланом? А ведь как раз он покорил весь округ Цзин, и из Цзян-лина он спускался по теченью на восток. На сотни верст тянулся флот его, знамена закрывали небо, и, совершая возлиянье, стоял он около реки; держа наперевес копье, он складывал стихи. Конечно, он для всей эпохи был героем!.. Но где он теперь?"

"Что еще говорить о нас? Ловим рыбу мы и валежник собираем на островках. Нам товарищи — рыбы, раки, и друзья нам — олени, лани. Едем в легком челноке, что похож на листок; в чашках тыквяных пьем вино, угощая друг друга. В мир включаем мы нашу жизнь быстролетную; мы — крупинка среди морей незаметная; мы горюем, что: наша жизнь — лишь мгновение; Янцзы-цзяну завидуем бесконечному. Вот схватить бы летящих магов и витать с ними вместе! Вот объять бы блестящий месяц и отсрочить кончину! Но мы ведаем, что сразу этого не достигнуть, и вплетаем в скорбный ветер отзвуки нашей песни".

Философ Су сказал тогда: "О гость мой, разве вы не знаете вот эти воды и луну? Вот как они стремятся, но вовек не исчезают, вот как меняется луна, то полная, то на ущербе, но и она в конце концов не может ни погибнуть, ни меру перейти. Когда изменчивость мы замечаем, то даже целый мир не может длиться и мгновенье; когда мы замечаем неизменность, то нет конца ни нам, ни миру. Чему еще завидовать тогда?"

"Однако у всего на свете есть владелец, и я не смею взять того, что не мое, хотя бы был то волос. И только чистый ветер над рекой и ясная луна в горах, — едва наш слух его уловит — и возникает звук, как только встретит глаз ее — и создается цвет. Вот их берем мы без запрета и ими пользуемся без отказа. Они — неистощимая сокровищница всесоздателя, которая и мне, и вам доступна".

И стало весело гостям, они уже смеются и, выпив чашки наливают снова. Когда же кончились закуски и утварь вся валялась в беспорядке, то все заснули прямо в лодке, подушками служа друг другу, — и е заметили, как побелел восток...

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935

2. Часть вторая

В тот же год, в десятый месяц, в полнолунье, я из "Снежной Залы" шел пешком в Линь-гао. Вслед за мною шли два гостя, и, когда мы проходили по откосу Желтой глины, иней и роса опустились, и с дерев опали листья. На земле заметив наши тени, мы взглянули вверх и увидали светлую луну.

Оглянувшись на нее, обрадовались мы и, шагая, пели песни друг за другом.

Кончив песню, я сказал со вздохом: "Гости есть, но нет вина, да если бы оно и было: — все равно закуски нет...

А луна светла, и ветер чист, — как же быть с такой прекрасной ночью?" Гость ответил: "Нынче в сумерках я поднял сеть и нашел в ней рыбу большеротую и с мелкой чешуей. С виду — точно окунь из Сун-цзяна. Да, но как добыть вина?"

Вернулся я тогда домой, чтоб у жены совет спросить. Жена сказала: "У нас есть ковш вина. Его я припасла давно, на случай, если вам оно потребуется вдруг". Тогда мы, взяв вино и рыбу, опять отправились гулять под "Красную стену".

Река текла, и было шумно; отвесный берег — сотни футов... Высокая гора и малая луна... Вода упала, выступили камни... Как мало времени прошло — а вид неузнаваем.

Тогда я, платье подобрав, полез наверх. Ступал я по откосам и по скалам, цеплялся я за заросли густые, садился я на "тигров" и на "барсов", карабкался по "змеям" и "драконам". Взобравшись вверх к опасным ястребиным гнездам, я вниз смотрел в таинственный чертог Подводного владыки.

Да, это было место, докуда оба гостя меня не провожали.

Тогда я резко и протяжно свистнул — и всколыхнулись травы и деревья. В горах был отзвук, и в долине прозвучало эхо; поднялся ветер, воды забурлили, и у меня дыханье захватило, мне стало грустно; смутился я, мне стало страшно. Охвачен дрожью, я не мог там больше оставаться.

Вернулся я и в лодку сел. Ее пустили посреди теченья и, ей доверившись, остановились там, где лодка задержалась.

Между тем приближалась полночь. Было тихо со всех сторон. Лишь журавль одинокий вдруг над рекой пролетел с востока. Крылья круглые, как колеса, снизу черный, а сверху белый — он внезапно протяжно крикнул. Тронув лодку, на запад скрылся.

Вскоре гости ушли домой, да и я отошел ко сну. Мне какой-то даос приснился. Он в пернатой одежде реял, пролетел над Линь-гао, и — вниз! Поклонившись, оказал он так: "Как прогулка под "Красной стеной"? Хороша?"

Имя я у него спросил... он склонился — и не ответил... Впрочем, да, ведь его я знаю! Разве тот, кто минувшей ночью, мимо нас пролетая, вскрикнул, разве это не ты, мудрец? Оглянулся даос, смеясь... Я внезапно проснулся тут же, дверь открыл, посмотрел вослед... только где он, — уж не увидел.

Примечания

"тигры" и "барсы" — камни причудливой формы.

"змеи" и "драконы" — извилистые корни.

...журавль... снизу черный, а сверху белый... — по верованиям даосского фольклора, такому журавлю не менее двух тысяч лет, образ «бессмертного» даоса

Источник: "Восток (сборник первый). Литература Китая и Японии", 1935

Хуан Тинцзянь (1045-1105)

Китайский поэт и художник Хуан Тинцзянь вышел из окружения Су Ши, но создал свое направление. Его наследие включает более 1500 стихов-ши и свыше 180 цы. По его убеждению, творческие успехи определяются прежде всего широтой книжных познаний, а путь нравственного совершенствования начинается с постижения конфуцианского канона. Искусство поэта он видел в умении использовать опыт предшественников; он предлагал два метода: излагать своими словами заимствованные поэтические идеи или с помощью чужих образов и отдельных выражений передавать свои мысли и чувства. Хуан Тинцзянь объявлял себя последователем Ду Фу, но в действительности учился у него лишь технике стиха. Его стихи написаны в сдержанной манере, он избегал общественных проблем и резких оценок, любил рассуждать о принципах чань-буддизма и неоконфуцианства.

В последние два десятилетия жизни поэт дважды оказывался в изгнании, и стихи зазвучали печально, стали более эмоциональными. Для стихов Хуан Тинцзяня характерны неожиданная композиция, необычная грамматическая структура строки, разнообразие интонаций, насыщенность реминисценциями и скрытыми цитатами. Он любил экспериментировать над формой и языком, допускал просторечия и диалектизмы. Хуан Тинцзянь был провозглашен крупнейшим мастером стиха и главой Цзянсийской поэтической школы (Цзянси ши-пай), которая придерживалась его эстетических установок и почти сто лет оказывала воздействие на литературную жизнь. Хань Цзюй (1086?-1135), который иногда над одним стихом работал несколько лет, искал выразительные слова у предшественников, ибо ему было близко утверждение Хуан Тинцзяня: "Каждый иероглиф в стихах имеет свой источник".

Источник: Синология.ру

* * *

Хуан Тинцзянь — поэт, каллиграф и художник времен Северной Сун, — был назван "трижды непревзойденным" благодаря своему многогранному таланту. Хуан сдал императорский экзамен в возрасте 21 года, и уже в 26 лет был назначен судьей в Уху провинции Аньхой. В том же году ему приснился сон, в котором он нашел объяснение своей предопределенной связи с Уху.

Сон

Однажды Хуану приснился яркий сон. Во сне он покинул уезд Ямэнь, где ежедневно проводил гражданские и уголовные суды, и отправился в незнакомую деревню.

В деревне он увидел пожилую женщину, которая возжигала благовония на алтаре возле своего дома и бормотала чье-то имя. Когда Хуан подошел поближе, он заметил чашку лапши с сельдереем, стоящую на алтаре. Он взял чашку и съел все, что в ней было. После этого он снова вернулся в уезд Ямэнь.

Проснувшись, он все еще помнил все мельчайшие детали своего сна. Удивительно, но во рту у него оставался привкус сельдерея. Однако он не придал этому сну никакого значения.

На следующий день Хуану опять приснился точно такой же сон, и он опять проснулся с привкусом сельдерея во рту.

В этот раз он немедленно отправился на поиски той деревни, пытаясь идти по тому же маршруту, который видел во сне. Во время своего путешествия Хуан заметил, что пейзаж по обеим сторонам был точно такой же, как в его снах.

Встреча

Наконец он нашел дом из своего сна, где пожилая женщина зажигала фимиам и оставляла лапшу с сельдереем на алтаре. Когда он постучал в дверь, из дома вышла седая женщина.

Хуан спросил ее, не она ли оставляла лапшу на алтаре возле своего дома? Женщина ответила: "Вчера была годовщина смерти моей дочери. Лапша с сельдереем была ее любимой едой. Поэтому каждый год в этот день я готовлю чашку лапши с сельдереем и зову ее по имени, чтобы она пришла и съела ее".

Когда Хуан спросил женщину, как давно умерла ее дочь, она ответила: "Это случилось 26 лет назад".

Днем раньше Хуану исполнилось ровно 26 лет. Он продолжал расспрашивать ее дальше.

Женщина рассказала, что ее дочь была единственным ребенком, и что она любила читать книги, верила в буддийское учение и ела вегетарианскую пищу. В возрасте 26 лет она заболела и умерла. Поскольку буддисты верят в переселение душ, то перед смертью ее дочь пообещала, что обязательно вернется и навестит мать.

Ключ

Затем женщина пригласила Хуана в дом и показала ему большой деревянный шкаф, в котором хранились все книги ее дочери. К сожалению, никто не знал, где находится ключ от замка. Поэтому все эти годы шкаф ни разу не открывался. Как ни странно, Хуан вдруг вспомнил потайное место, где был спрятан ключ, и открыл шкаф.

Кроме книг, там были найдены многочисленные сочинения девушки. Читая их, Хуан был потрясен, обнаружив, что все статьи, которые он писал при сдаче императорского экзамена, содержатся в трудах ее дочери.

В тот момент Хуан понял, что в своей предыдущей жизни он был той девушкой, а эта пожилая женщина была его матерью.

Тогда он попросил женщину вернуться вместе с ним в уезд Ямэнь и остаться жить у него. Хуан заботился о ней, как о своей родной матери на протяжении всей ее жизни.

Позже Хуан заложил сад с павильоном во дворе. Внутри павильона на камне были выгравированы его автопортрет и стихотворение:

Почти монах, но с необритой головой, Внешне мирской, но ум не ограничен, В моем сне есть еще сны, Узнал о своих жизнях вне этого пространства.

История Хуана учит людей не завидовать талантам других людей, так как эти таланты были накоплены не за одну жизнь неустанной работы.

Источник: "Великая эпоха"

* * *

Великолепный живописец природы, наиболее значительный из поэтов, группировавшихся вокруг Су Ши. Хуан Тинцзянь вошел в историю литературы не только как крупный поэт, высоко ценимый современниками (его имя ставили рядом с именами Су Ши и Ду Фу), но и как основатель так называемой "цзянсийской школы", в течение многих десятилетий оказывавшей большое влияние на развитие сунской поэзии, в том числе и на творчество ряда крупных ее представителей.

Название школы происходит от провинции Цзянси, из которой Хуан Тинцзянь был родом. Возникшая как преемница движения за "возврат к древности", цзянсийская школа довела его идеи до абсурда. В основу художественного творчества был положен принцип строжайшей и неукоснительной традиционности — единства литературных традиций в разные эпохи, которое мыслилось как параллель к единству политическому. Легитимизму сунской династии, считавшей себя прямой и законной наследницей и продолжательницей могущественных династий Хань и Тан, должен был соответствовать своего рода художественный легитимизм.

Источник: Желоховцев А. Н., Лисевич И. С., Рифтин Б. Л., Соколова И. И., Сухоруков В. Т., Черкасский Л. Е., Эйдлин Л. З. Сунская поэзия Х-XIII вв. // История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983-1994. — На титл. л. изд.: История всемирной литературы: в 9 т. Т. 2. — 1984. — С. 136-143.

Перевод: Басманов М.И.

"Цинпинлэ" ("Безмятежная радость")

"Куда же весна исчезла? Нигде ни следа, ни вести..."

Куда же весна исчезла? Нигде ни следа, ни вести. Коль встретите — не спугните, Скорее ко мне верните, И будем мы снова вместе. Исчезла весна бесследно. Куда — кто знает про это! Осталось иволгу только Спросить, но она умолкла И в розах исчезла где-то. (Мелодия "Цинпинюэ / Цинпинлэ — Безмятежная радость")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

Перевод: Голубев И.С.

День поминовения предков ("Цветя, смеются персики и груши...")

Цветя, смеются персики и груши В Цинмин — прекрасный День поминовенья. Зато печальны древние могилы, Среди полей найдя уединенье... Но грянул гром меж небом и землею, В убежища ползут драконы, змеи. И туг же хлынул дождь на все предместье. Обмякли травы, словно захмелели... С молитвою приносят жертвы люди, Наложницы смиренны и серьезны, Жгут деньги бедноте и тем, кто в жизни Был богачом и господином грозным... Как знать, кто мудрым был, а кто был глупым В тысячелетьях прошлых поколений? В глазах — полынь. Все заросло полынью. Полынь горька в часы поминовенья.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

К поэтическому циклу Су Дунпо "Вторя стихам Тао Юаньмина" ("Дунпо, отправленный в Линнань, в опале жил на склоне дней...")

Дунпо, отправленный в Линнань, В опале жил на склоне дней. И полагал министр Чжан Чунь, Что гений там, в глуши, погас. А он не умер, хоть скудна Была еда в краю Хуэй, И, вторя Тао, начертал Стихи, пленяющие нас. Когда про Тао говорят, Что будет он живым всегда, Мне думается, и Дунпо В грядущем бесконечны дни, Хотя они не земляки И жили в разные года, В стихах и помыслах своих По духу родственны они!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

На тему "Тао Юаньмин под сосной" ("Откровенны души, прост уклад здесь в глуши, у Южной Переправы...")

"Откровенны души, прост уклад Здесь в глуши, у Южной Переправы, А в Чанша, — я знаю, — много бед, Много горя там, худые нравы. Я воспел сосну, — и сам собой Прозвучал мотив в тиши уютной, Так сидел я с лютнею своей, В струнах не нуждающейся лютней!" О, поэт почтенный! Юаньмин! Вот алтарь. Курильниц дым и пламя. Людям ты оставил много слов, Чтимых, как молитва, всеми нами!.. Пусть почтенный старец завершил То, что предрекалось небесами, В тишине, во глубине веков, Он стоит живым перед глазами. ...Гость пришел... Нас хочет вопросить... А о чем? Ведь все уже не ново! Он вино поставил на алтарь И стоял, не проронив ни слова...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Надпись к картине Цзычжаня, на которой изображены бамбук и декоративный камень ("Где ветки — там ветер; где листья — там ливень...")

Где ветки — там ветер; где листья — там ливень: Бамбук на земле позабытый. Извивы дракона, приземистость тигра: Отменный, изысканный камень. О, старец почтенный с Восточного склона, Ханьлиня ученый маститый! Когда вы под хмелем, вся тушь словно льется Из сердца, струясь перед вами!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Письмо к Хуан Цзифу ("У моря я — но север предо мной...")

У моря я — но север предо мной, У моря ты — перед тобою юг, Ты мне прислал через гонца письмо, Как мне тебя благодарить, мой друг! Весенний ветер, доброе вино, Цвет персика и стройной груши цвет, Озера, реки, ливни по ночам — Я не забыл за эти десять лет... Четыре не разрушенных стены — Все, что осталось у тебя, мой друг. Не только гневно кулаки сжимай — Другие есть пути лечить недуг! Ты очень много древних книг читал, И сединой покрылась голова, Вот из Чжанци сквозь обезьяний крик Я слышу громкие твои слова.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Плыву по реке в лодке. Выпив вина, излагаю свои мысли о мудрости бытия ("При западном ветре все листья опали...")

При западном ветре все листья опали, Ветвей не нарушен, однако, покой. Хотя на мели спотыкается лодка, — Она, словно терем, плывет над рекой! Резвясь при закате, веселые рыбки Зеркальную часто тревожили гладь, Но золото в ночь Середины Осенней Луна не скупилась на волны бросать. Не знаю, откуда седины берутся И кто их посеял? Какая пора? А черное разве обличье теряет, Себя от невзгод сохраняя, гора? О, все хорошо! Только то и печально, Что кубок осушен, а путник один, Но думаю все ж: опьянить человека Способен, помимо вина, и жасмин!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Подпись к картине "Цветы излучают свет" ("В Хубэе всю землю заполнили горы...")

В Хубэе всю землю заполнили горы — Кругом непроглядность! В Хунани потоки возносятся к небу, Весь мир орошая. Песчаник и туча — что это такое? Богатство и знатность. А кисти и тушь — это святость поэта — Хотя б небольшая...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

У северного окна ("Всему свое есть время, место, путь...")

Всему свое есть время, место, путь. Проходят дни и ночи вереницей. Для сада лето — зрелости пора, Стремится к ранней осени пшеница. Для иволги есть место у окна, В зеленой освежающей тени, Зато в гранате ищут свой уют, Снуя туда-сюда, иные птицы.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"В шутку воспеваю мэйхуа месяца ла"

1. "Увы, сей золотой бутон морозом, хоть и весна, закрыт пока и скован..."

Увы, сей золотой бутон морозом, Хоть и весна, закрыт пока и скован, И аромат, к моей большой досаде, Не слышен при неласковой погоде. Изысканности персика и груши В ней нет, она верна иным законам: Величие ее и безыскусность Нам сравнивать негоже с мелководьем!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Живу в изгнанье на юге Гуйчжоу"

1. "Шесть тысяч верст меж нами... Но любовь Сильнее расстояний в человеке..."

Шесть тысяч верст меж нами... Но любовь Сильнее расстояний в человеке. От неба землю отделяет даль, С тобой нас разделяют горы, реки... Из десяти не меньше девяти Теряют писем на путях-дорогах, И все ж в улыбке расплывусь, мой друг. Коль получу хотя б одно из многих!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

2. "Всюду иней. Из русел выходят осенние воды..."

Всюду иней. Из русел Выходят осенние воды. Ветер, листья срывая, Стремглав устремляется в горы. Что ж, конец есть всему, Есть конец и ушедшему году, И недаром все твари Схоронились, упрятались в норы!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Четыре стихотворения о приходе весны"

1. "После избыточных дней високосного года..."

После избыточных дней високосного года Солнца тепло возвращается к месяцу ла. Дождь моросит-моросит — монотонно и вяло, Терем высокий окутала плотная мгла. Пухом зеленым, однако, себя наряжают Ивы и вязы, напомнив, что есть красота, И поселилась над самыми ставнями окон Ласточек дружных в гнезде молодая чета.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Дневной сон в семнадцатый день шестой луны ("Пыль мирская на черных моих сапогах...")

Пыль мирская на черных моих сапогах  и на шляпе моей камышовой. Я мечтаю чету белых птиц увидать,  когда я доберусь до Цанчжоу. Конь сухою ботвою бобовой хрустел  в час полдневный, когда я заснул, И приснился мне ветер на Цзяне, и дождь,  и волны набегающей шорох.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Надпись на картине Бо-ши "Поэт Юань-мин под сосною" ("За Южным бродом все мне трын-трава...")

За Южным бродом  все мне трын-трава, В песках равнины  я развеял горе. Кружат весь день  смерчи с восьми сторон, Во мраке в полночь  исчезают горы. Алтарь, где жег  куренья Юань-гун, Украсила  молитва чань святая; Я слишком стар,  те знаки не прочту, Но все на них  любуюсь, отдыхая. Коль ветер в соснах  песню запоет, То струны циня  трогать мне не надо; Приходит гость —  не начинаю речь; Слова излишни  с винным кубком рядом. Примечания

Стихотворение написано в духе и от имени изображенного на картине великого поэта Тао Цяня или Тао Юань-мина (372-427), ушедшего со службы ради свободной жизни, где главное — дружба, природа, вино и другие простые радости.

Бо-ши — псевдоним Ли Гун-линя.. Его считали особо искусным в изображении буддийских и даосских отшельников на лоне природы.

Южный брод — местность, часто упоминаемая в стихах Хуан Тинцзяня. В южной части пров. Аньхуй.

Восемь сторон. — Китайская древняя традиция выделяет восемь сторон света (в европейских понятиях четыре основных и четыре помежуточных).

Юань-гун, он же Хуй-юань (334-416) — буддийский монах, современник Тао Цяня, прославился своей независимостью по отношению к властям.

Чань — одно из основных направлений китайского буддизма, рекомендующее достижение прозрения истины с помощью мысленного погружения в самого себя. Оформилось в учении первого патриарха Чань Бодхидхармы (ум. в 536. г.), много позже времени Тао Цяня и Хуй-юаня.

Цинь — китайская цитра, в разных вариантах тринадцати-, десяти- и семиструнная.

Слова излишни. — В китайской поэзии постоянно присутствует образ друзей, настолько близких по духу, что они понимают друг друга без слов.

Источник: "Облачная обитель", 2000

"Пишу об обители Звездный дворец"

Стихотворение первое ("Звездный Дворец в пустоте проплывал — как-то на землю упал он...")

Звездный Дворец в пустоте проплывал —  как-то на землю упал он. Преобразился, коснувшись земли,  стал Драгоценным Кварталом. Днем здесь поэт напевает стихи:  "Горы, идите ко мне!" — Ночью же гостю хмельному тревожно:  ложе волна раскачала! В ульях медовых одни за другими  окна и двери раскрылись; В норках своих муравьи видят сон,  что государями стали. Мне неизвестно, до туч темно-синих  сколько ступеней пойду — Добыл я посох из тэна сухого,  чтобы подняться в те дали.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Стихотворение третье ("Муж, что "Упавшие Звезды" открыл, хижину сплел в глубине...")

Муж, что "Упавшие Звезды" открыл,  хижину сплел в глубине. Старец почтенный Драконьих Палат  был здесь — стихи накропал он. Дождик как дымкою горы одел,  гости расселись давно; Глади Чанцзяна коснулись небес,  медленно движется парус. Пиршество чистых курений дымком  отгородилось от мира; Эти картины предельно прекрасны —  люди же знают их мало. В ульях пчелиных одни за другими  двери и окна раскрылись, Каждый для чая разжег костерок —  польза от тэновых палок! Примечания

В цикле, посвященном обители Звездный Дворец было четыре стихотворения: два из них, второе и четвертое, утрачены.

Первое — описывает вид у подножия горы, на которой расположен монастырь. Чтобы взойти наверх, нужно подняться по неисчислимым ступенькам, и в помощь себе люди добывают себе крепкие посохи из тэна — древовидной лианы ( "тэновые посохи", "тэновые палки"). На горе видны кельи и жилища, напоминающие поэту пчелиные улья и муравьиные норки.

Во втором стихотворении, по-видимому, был описан подъем на гору с помощью посохов.

В третьем — пребывание в обители, основатель которой монах Цзэ-лун украсил ее своими картинами, а поэт ( "старец почтенный Драконьих Палат") написал о ней стихи: все "ульи" уже открыли окна и двери, люди кипятят чай на щепках от тех самых "тэновых палок", с помощью которых добрались наверх. Четвертое стихотворение должно было быть посвящено спуску с горы, — конечно, уже без посохов.

... муравьи видят сон, что государями стали — намек на новеллу IX века "Правитель Южной Ветки". Герой ее увидел во сне, что попал в неведомое государство и стал вельможей в провинции Южная Ветка. Проснувшись, он увидел возле окна дерево с дуплом, где восседал муравьиный царь — по южной ветке дерева беспрерывно сновали муравьи.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Сергеев А.Л.

Впервые взглянул на горы у реки Хуай ("Под шубой ветер, на шапке снег...")

Под шубой ветер, на шапке снег —  прощался с домом у леса. Зеленая иволга, серый стриж —  пришло глубокое лето. Мне нужно всего три котла зерна —  хочу зарабатывать деньги. С надеждой сердце матери ждет  весь год моего возвращенья. Живу в заботах, ночую в корчмах,  не знаю дня передышки. Больными глазами на горы взглянуть —  и то не хватает силы.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Перевод: Торопцев С.А.

"Динфэнбо"

"На сотни ли затоплена земля..."

На сотни ли затоплена земля, как будто я в каюте корабля, до праздника прерваться дождь не смог, я пил, покуда берег вовсе не просох. Не смейтесь, таковы уж старики, смотрите все: хрисанфами украсил я виски и декламирую стихи, как оба Се*, и на коне лечу, и дерзок! — предка хлопну по плечу. (мелодия "Динфэнбо") Примечания

... оба Се — два известных поэта IV-V вв. Се Линъюнь и Се Чжань.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Цинпинлэ" ("Безмятежная радость")

"Весна, уходишь ты куда, ни звука не оставив, ни следа?..."

Весна, уходишь ты куда, ни звука не оставив, ни следа? А если кто сумеет отыскать, пускай попросит возвратиться вспять. Весна, весна, где ты? Кто может ведать? Спросите иволгу, она-то и ответит. Витает там и тут, да кто ее поймет? Подует ветер — к летней розе упорхнет. (Мелодия "Цинпинюэ / Цинпинлэ — Безмятежная радость")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Чао Дуаньли (1046-1113)

Поэт времен Северной Сун. Уроженец округа Цинфэн (ныне Хэнань). После смерти своего отца (похоронен на месте современного городе Цзинань, провинция Шаньдун) занимал невысокий чиновничий пост — в дошедших до нас источниках нет согласия относительно того, какой именно. Из-за ссоры с начальством был ограничен в своих перемещениях целых тридцать лет. В 1113 г. переехал в столицу. Стихи Чао Дуаньли можно условно разделить на три категории: прославление святых, не имеющее высокой художественной ценности. Вторая — прославление женщин. Третья — выражение глубинных чувств, которые пробудили у поэта его скитания. Именно к третьей категории относятся наиболее прославленные его работы.

Источник: mren.richinfer.net

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Ветер был слышен всю ночь..."

Ветер был слышен всю ночь,  с Чистой Зарею встречается месяц. Тень от стены пред моими глазами,  некому выйти навстречу. С вами в разлуке, тоскую одна  счета страданиям нету. Из-за того что весна холодна, Ветка поникла  и не дождалась расцвета.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

Янь Цзидао (1048-1113)

Известный литератор времен династии Северная Сун. Второе имя Шу Юань, также известен под прозвищем Саошань. По национальности Хань, уроженец села Шахэ городка Вэньган в Уезде Линчуань при городе Фучжоу (теперь уезд Цзиньсян при городе Наньчан в провинции Цзянси). 7-ой сын поэта Яньшу. Янь Цзидао работал ревизором в округе Инчан, а также судьей области Кайфэн. По характер он был человек замкнутый и высокомерным. Когда он состарился, его семья обеднела. Когда речь идет о литераторах в династии Северная Сун Яньшу называют "Большим Янь", а Янь Цзидао — "Малым Янь".

Источник: Наньчан

Перевод: Басманов М.И.

"Шэнчацзы" ("Плоды дикой яблони")

"Дождинка из тучи упала..."

Дождинка из тучи упала, И ей не вернуться обратно. Минует поток переправу — Уносится вдаль невозвратно. Когда же избавлюсь от грусти, Что сердце терзает упорно? Горька она. Горше, пожалуй, Чем осенью лотоса зерна. Пытаюсь от слез удержаться... Теперь не поется мне даже. Доверюсь сегодня я струнам, О грусти моей пусть расскажут. Расскажут о встрече желанной И снова надежду пробудят... Но только дождусь ли я встречи? А может, ее и не будет? (Мелодия "Шэнчацзы — Плоды дикой яблони")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

Перевод: Торопцев С.А.

"Линьцзянсянь" ("Линьцзянский отшельник")

"Дом опустел, развеялось виденье..."

Дом опустел, развеялось виденье, закрыта штора, хмеля нет следа. Когда в цветах пришло ко мне томленье, шел дождь, я был один тогда и ласточек следил паренье. Но вот увидел маленькую Пинь, одетую, как чувства, прихотливо. В тот миг в душе моей запели струны цинь! А ясная луна с небес следила, как Тучка скрылась... И не стало милой. (мелодия "Линьцзянсянь" — "Линьцзянский отшельник" / "Посещаю святого реки") Примечания

Тучка — метоним возлюбленной.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Ли Чжии (1048-1117)

Поэт, важный представитель литературного сообщества середины и конца Северной Сун. Один из "Четырех ученых мужей из Сумэня". Выходец из Уди (в настоящее время округ Биньчжоу провинции Шаньдун), родился в уважаемой и славной семье. В юности учился у Фань Чуньжэня, сына Фань Чжунъяня. Блестяще сдал экзамен на степень цзиньши в 1070 г. После нескольких лет службы в провинции, в Ваньцюане, вернулся в столицу в 1083 г.

Высоких постов не добился, но по сей день известен как друг Су Ши. Также был другом Хуан Тинцзяня и Цинь Гуаня. Отчасти из-за близости к этим поэтам попал в опалу, отбывал ссылку в Юаньчжоу (сегодня Чжэньюань провинции Ганьсу). В собрании сочинений Ли Чжии как минимум 40 произведений так или иначе относятся к Су Ши, тогда как в литературном наследии Су Ши свыше 20 работ имеют отношение к Ли Чжии. Когда Су Ши отправился в ссылку из-за несогласия с реформами Ван Аньши, Ли Чжии был очень опечален, и не переставал поддерживать с ним связь.

В 1105 г. скончался Сукчон, правитель государства Коре, и Ли Чжии отправился в составе дипломатической миссии, чтобы выразить соболезнования. По дороге туда чиновники посетили храм на горе Сяотань (современная провинция Шаньдун). О посещении этих мест Ли Чжии свидетельствует надпись, выбитая на каменной стеле.

Ли Чжии был талантливым поэтом, хотя его литературные достижения не так значительны, как работы Цинь Гуаня. Оставил нескольких томов стихотворений с предисловиями и послесловием. Ли Чжии придавал большое значения малейшим оттенкам слов, говоря, что длинные и короткие предложения — самые сложные. Помимо стихосложения, увлекался каллиграфией.

Источник: itsfun.com.tw

Перевод: Басманов М.И.

"Бусуаньцзы" ("Предсказание")

"Я на Чанцзян живу, в ее истоке..."

Я на Чанцзян живу, в ее истоке, А вы в низовье той реки живете. Мы друг о друге Думаем с любовью, Но встречи Нам судьба не уготовит, Хоть из Цанцзян, как я, Вы ту же воду пьете. Когда поток иссякнет бесконечный, Когда придет конец моей печали?.. Хочу, чтоб вечно Вы со мною были И на меня Обиду на таили Из-за того, Что я о вас скучаю. (Мелодия "Бусуаньцзы")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

Цинь Гуань (1049-1110)

Сунский чиновник и поэт Цинь Гуань (1049-1100), одно из вторых имен которого было Тайсюй (другое — Шаою). В 1085 г. выдержал экзамены на степень цзиньши и был назначен на должность уездного секретаря. Позднее Су Ши, который очень ценил его стихи, говоря, что у Цинь Гуаня талант Цюй Юаня и Сун Юя, представил его ко двору, и Цинь Гуань получил должность преподавателя в столичном училище Тайсюэ. Официальная биография Цинь Гуаня есть в 444-й цзюани сунской династийной истории.

Источник: ABIRus

* * *

Из последователей Су Ши в цы наибольшего успеха добился Цинь Гуань (1049-1100). Сохранилось около 90 цы его авторства, в которых главенствует тема любви и уважительно воспроизведены образы певичек. В изгнании у него рождались печальные и гневные строки. Он обладал даром улавливать и передавать характерные приметы лирической ситуации.

Источник: "Духовная культура Китая. Энциклопедия. Том 3. Литература. Язык и письменность", 2008

Перевод: Басманов М.И.

"Дяньцзянчунь" ("Жемчужно-алые губки")

"Захмелев, я грести перестал..."

Захмелев, я грести перестал. Пусть относит мой челн волною Вдаль, к зовущим меня цветам. Но житейская суета, Что с природою не в ладу, Мне не даст задержаться там. Крылья белый туман распластал, И на тысячи ли над водою Полыхает огнем закат. Всюду горы в этих местах. Словно розовый дождь с высоты, Осыпаясь, летят цветы, И мой челн затерялся в цветах. (Мелодия "Дяньцзянчунь")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Жумэнлин" ("Словно во сне")

"Верно, ночь никогда не пройдет..."

Верно, ночь никогда не пройдет, Двор почтовый как омут реки. Ветер мечется у ворот, Но засовы на них крепки. Я проснулся. Лампада горит. Рядом мышь — глаз не сводит с огня. Выпал иней, предвестник зари, Холодком охватило меня. Мне теперь Не заснуть все равно, Все равно Ни за что не заснуть... Кони фыркают за стеной, Я ночлег покидаю — и в путь! (Мелодия "Жумэнлин" ("Словно во сне"))

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Хуаньсиша" ("Полоскание шелка в горном потоке")

"На башню поднимаюсь. И меня..."

На башню поднимаюсь. И меня Со всех сторон прохладой обдает. Рассвет унылый пасмурного дня, Похоже, осень на ущерб идет. И словно на картине, над водой Редеет вдалеке туман седой. По ветру, как мечты мои, летят Цветы куда-то, упорхнув с ветвей. Как нити бесконечного дождя, Грусть неизбывная в душе моей. За шторою серп месяца повис И смотрит равнодушно сверху вниз. (Мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"На ивах цветение в третью луну..."

На ивах цветение в третью луну —  кружение легких пушпнок. Привольно и плавно летят и летят,  весну за собой увлекают. И эти цветы по природе своей  бесчувственны и равнодушны, Одни на восход уплывают от нас,  а те — на закат уплывают.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

Ми Фу (1051-1107)

Уроженец местности Тайюань (ныне провинция Шаньси), жил в Санъян и в Жуньчжоу.

Известный каллиграф, живописец и поэт, оказавший большое влияние на развитие искусства в эпоху Сун.

Источник: 全宋诗 (Цюань сун ши, "Собрание стихов эпохи Сун")

Перевод: Палецкий Д. Я.

Монастырь ("Побелкой свежей стены храмов дышат...")

Побелкой свежей Стены храмов дышат, Усами-ветвями Сосна дрожит-колышет. Метут монахи двор, Приветный ветер Крутит-вертит Отборный чай под крышей. Примечания

Метут монахи — идиоматическое выражение "держать веник" описывает обычай привечать важных гостей с метлами в руках, чтобы показать, как усердно хозяева готовились к их приходу.

Крутит-вертит отборный чай под крышей — в сунскую эпоху использовавшийся для заварки чай представлял собой тонкие и хрупкие листики, не подвергавшиеся ферментации или термообработке. Для того, чтобы обеспечить оптимальные условия для его хранения, чай подвешивали в плетеных корзинах под стропилами крыш, где он был укрыт от солнца и хорошо проветривался даже в условиях высокой влажности.

Источник: Публикуется впервые

Чэнь Шидао (1053-1102)

Самым известным, помимо Хуан Тинцзяня, поэтом цзянсийской школы был Чэнь Шидао. Он был менее ортодоксален, чем Хуан, и стихи его отличаются большей простотой и естественностью. Излюбленные темы его поэзии — природа и деревенская жизнь.

Чэнь Шидао родился в городе Пучэн области Сюйчжоу (современная провинция Цзянсу). Его дед Чэнь Цзи (XI в.), второе имя Я-чжи, современник великого сунского поэта Мэй Яочэня (1002-1060), был чиновником средней руки, служил при дворе и, главным образом, в провинции. Чэнь Цзи был известен как одаренный поэт, оставивший после себя собрание стихов и прозы в двадцати цзюанях. Из трех его сыновей сколько-нибудь подробные сведения сохранились лишь об отце Чэнь Шидао, Чэнь Ци (1017-1076), второе имя которого было Бао-чжи. Чэнь Ци служил в провинции начальником уездов, в пятый год правления под девизом Цинли (1045) получил придворную должность таймяо чжайлан (чиновника в императорском храме предков). Он был женат на дочери сунского министра Пан Цзи (988-1063); госпожа Пан (1019-1095) и была матерью Чэнь Шидао.

Сведений о Чэнь Шидао сохранилось мало; сунская династийная история также весьма скупа на подробности его жизни. Судьба Чэнь Шидао достаточно трагична. Известно, что с юных лет он проявил ревностное стремление к учению. Когда Чэнь Шидао исполнилось шестнадцать лет, его наставником стал прославленный литератор Цзэн Гун (1019-1083), один из "Тан Сун ба да цзя" — "Восьми великих мастеров Тан и Сун". По утверждению современников, способности Чэнь Шидао произвели на Цзэн Гуна большое впечатление. Однако, несмотря на способности и на то, что у него был более чем достойный учитель, блестящей карьеры у Чэнь Шидао не получилось: когда Ван Аньши стал министром и принялся осуществлять намеченный им план реформ, Чэнь Шидао, не разделявший его взгляды, отбросил даже мысль о сдаче государственных экзаменов — "всем сердцем Ши-дао отвергал его речи и расстался с намерением продвинуться по службе" ("Сун ши"), — и такая бескомпромиссность, судя по всему, сказалась и на всей его дальнейшей жизни. Его дом никогда не был особенно богатым; не привыкший к роскоши Чэнь Шидао добывал себе пропитание частными уроками — ученики называли его "Хоушань сяньшэн", — а свободное время посвящал литературному творчеству: "затворив двери, искал подходящие слова". Вскоре его произведения уже были довольно широко известны, однако средств к существованию заменить не могли; как сказано в династийной истории, "жена и дети были недовольны". Более того, в 1084 г., видя бедственное положение дочери и внуков (у Чэнь Шидао было три сына и одна дочь), Го Гай, тесть Чэнь Шидао, увез их всех из его дома в Чэнду, где получил назначение на пост начальника тюремных учреждений. Вынужденный разрыв с

женой и детьми Чэнь Шидао переживал мучительно, но ничего поделать не мог — на его попечении находились еще мать и младшая сестра, а средств катастрофически не хватало.

В 1081 г. Цзэн Гун рекомендовал зачислить Чэнь Шидао, уже прославившегося знанием "Ши цзина" и "Ли цзи", в число ученых, работавших над составлением хроник правления Пяти династий, но из этого ничего не получилось — ведь Чэнь Шидао не сдал нужных экзаменов, он не занимал должности, его имя не числилось в табели о рангах. Прочили Чэнь Шидао и в столичное училище Тайсюэ, но и это назначение ученому не было суждено получить. В 1087 г. он, будучи на дружеской ноге с Су Ши, известным противником реформ Ван Аньши и вождем "консерваторов", был рекомендован последним на должность цзяошоу (преподавателя) в родную область Сюйчжоу; это исходившее от почитаемого им Су Ши невысокое назначение Чэнь Шидао принял. Теперь у него появились средства содержать семью — "жалованья всего-то в пять доу [зерна] достаточно, чтобы десятерым прокормиться", — и жена с детьми после почти четырехлетней разлуки вернулась в его дом.

Отца подзабыли в далекой разлуке, Но вот я вернулся и чувств не сдержать. Жена моя, дети — они совсем рядом, Глазам я не верю опять и опять. Радость какая — не выскажешь словом! Слез больше нет, лишь улыбки одни. Да, это не сон, я твердо знаю, Но сердце нет-нет да екнет в груди, —

писал тогда Чэнь Шидао.

Чиновничья судьба Чэнь Шидао и дальше складывалась непросто: не желая поступаться убеждениями, он чуть ли не единственный из прежних единомышленников отправился к опальному Су Ши, когда тот в 1089 г. был выслан управлять Ханчжоу, и отлучка со службы стоила Чэню столь нужной преподавательской должности. Впрочем, вскоре он получил ее снова, а через некоторое время по рекомендации Лян Тао (1034-1097) был назначен и в Тайсюэ, однако из-за упорно распространявшихся слухов о его дружбе с Су Ши очень быстро был вынужден покинуть этот пост и стать цзяошоу в области Цзюнчжоу. Однако и на этой должности Чэнь Шидао долго не продержался: в 1094 г. ему предложили выйти в отставку ввиду того, что он занимает пост без сдачи необходимых для того государственных экзаменов, и ученый уехал в родной Пучэн. Здесь он и жил — в крайней бедности, полностью отдаваясь ученым занятиям и литературному творчеству. Собственно, за всю недолгую жизнь послужить на казенном жалованье Чэнь Шидао довелось всего несколько лет.

На третий год правления под девизом Юань-фу (1100 г.) Чэнь Шидао был вызван ко двору и получил назначение на должность чжэнцзы (корректора текстов) в Мишушэн. Морозной зимой 1101 г., будучи на церемонии императорских жертвоприношений в предместье столицы, Чэнь Шидао, не имевший достаточно теплой одежды и слишком гордый для того, чтобы принять ее от посторонних — жена заняла ему одежду у своего дальнего знатного родственника, но Чэнь Шидао ее с негодованием отверг, — сильно простудился, заболел и весной следующего года умер. Тело его было доставлено на родину и похоронено на средства друзей и знакомых.

Он жил скромно, если не сказать бедно, но гордо и независимо, он ценил дружбу и не желал одалживаться. Первый раз приехав в столицу империи, Чэнь Шидао, к тому времени человек в литературных кругах достаточно известный, и не подумал, упирая на свои таланты, искать помощи и приюта в знатных и богатых домах; история донесла до нас эпизод из его жизни, когда известный сановник и литератор Фу Яо-юй (1024-1091), зная о весьма стесненных финансовых обстоятельствах Чэнь Шидао, явился к нему с визитом, имея в виду между делом пожертвовать ученому некоторое количество денег, но после того как увиделся с Чэнем и поговорил с ним, просто не осмелился достать принесенное с собой золото. Он был не один такой, Фу Яоюй. А предложения составить протекцию при дворе Чэнь Шидао просто отвергал как недопустимые с точки зрения норм морали, которых он придерживался твердо. В памяти потомков Чэнь Шидао остался человеком строгих принципов, превыше всего в жизни ставившим нравственную чистоту и долг. Как будто про него писал Оуян Сю:

"Честный ученый относится так к науке своей: он всей душой своей осуществляет Путь, великий Дао-Путь, осуществляя же сей Путь, необходимо рвется к пониманью и знанью древних идеалов. Познав же их и ясно сознавая Путь, он им идет в своей стезе и лично".

Чэнь Шидао известен сегодня в первую очередь как один из видных представителей, один из трех "патриархов" первоначального этапа существования цзянсийской поэтической школы, в течение десятилетий оказывавшей существенное влияние на развитие китайской поэзии; однако поэтическое его наследие невелико — уже в "Сун ши" сказано, что "ныне сохранилось едва ли одиннадцать стихотворений". Известно, что Чэнь Шидао писал стихи с большим напряжением; творческий процесс отнимал у него много сил и времени. Е. А. Серебряков приводит об этом следующий рассказ:

"Как только у Чэнь У-цзи (второе имя Чэнь Шидао. — И. А.) рождалась удачная строка, он тотчас спешил домой, ложился на кровать и закрывался с головой одеялом. Это называлось сочинять стихотворение в постели. Домашние хорошо знали его [манеру] и сразу же выгоняли из дома кошек и собак, забирали грудных младенцев и детей и уходили к соседям".

Источник: И. А. Алимов "Лес записей: китайские авторские сборники X-XIII в. в очерках и переводах"

Перевод: Голубев И.С.

"Облака проплыли в небе мимо млечного пути..."

Облака проплыли в небе Мимо Млечного Пути, Струи дыма над домами, Словно нити паутин... И задумчивые брови, И опущенные веки, И застывшая игла — Все полно воспоминаньем  о далеком человеке... Каждый знает есть дорога, Если мост над речкой есть. Только юный гость не может Очутиться ночью здесь... Далека зима от лета И от осени весна, Такова же и разлука, А в разлуке не до сна...

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Чжоу Банъянь (1057-1121)

Китайский поэт Чжоу Банъянь был не только талантливым литератором, но и выдающимся знатоком метрики и музыки. Его цы славятся особенной музыкальностью, виртуозностью и ювелирной отточенностью стиха.

Источник: textologia.ru

Перевод: Басманов М.И.

"Гуаньхэлин"

"Ненастной осени пора..."

Ненастной осени пора, Пора коротких дней. И что ни день, то на дворе Скучней и холодней. Я замер: воздух как звенит В морозной тишине! Сгустились тучи. От гусей Не промелькнет теней. Все смолкло. Люди разбрелись, И стало вмиг темней. Лишь одинокой лампы свет И блики на стене. И опьянение прошло, И мысли нет о сне. Ночь бесконечна впереди — Как справиться мне с ней? (Мелодия "Гуаньхэлин")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Юйлоучунь" ("Весна в яшмовом тереме")

"Плавно несет Таоси свои воды..."

Плавно несет Таоси свои воды, Не прерывается вечный поток. Но оторвется лишь лотоса корень, Лотос уж больше не расцветет. Помню, мы прежде на мостике красном Ждали друг друга в назначенный срок, Ныне ж один я, листву приминая, Здесь по тропинке хожу взад-вперед. В дымке прозрачной вдали зеленеют Горные пики, и счета им нет. Солнце садится. На фоне заката Гуси возникли и скрылись во мгле... Что человек? Это облачко в небе. Ветер подул — и пропал его след! С грустью смотрю я на пух тополиный — Плотно прибил его дождик к земле. (Мелодия "Юйлоучунь — Весна в яшмовом тереме")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

"Еюгун" ("Ночная прогулка вокруг дворца")

"Закат, сквозь листву проникая..."

Закат, сквозь листву проникая, Расцвечивал воду лучами. Он в свитки закручивал волны На тысячи ли от причала. И ветер, пропитанный солью, Глаза разъедал мне до боли. Стоял на мосту я Весь вечер, Был город Огнями расцвечен. Потом из окна в старом доме Смотрел на утун над колодцем И слушал, как, с веток срываясь, Лист с шорохом в воздухе вьется. Не грело меня одеяло, С постели все время вставал я. Кто знает, Что, грустью томимый, Писал я Посланье любимой? (Мелодия "Еюгун" — "Ночная прогулка вокруг дворца")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

Е Мэндэ (1077-1148)

Китайский поэт. Интересно, что, по наблюдениям современного китайского исследователя Гань Цзюшэна (甘久生), уже Е Мэндэ в своем шихуа "Ши линь шихуа" (石林詩話, "Шихуа Шилиня") заметил: "Господин [Оуян], верно никогда не был в У, ведь ныне в уских буддийских горных храмах на самом-то деле в полночь бьют в колокол"; до нас дошли свидетельства и других китайских источников о том, что, действительно, именно в монастыре Ханьшаньсы в Гусу издавна отбивали в колокол не только полночь, но и все пять ночных страж (Гань Цзюшэн. Цун Оуян Сюдэ шиу таньци. С. 147).

Источник: И. А. Алимов "Лес записей: китайские авторские сборники X-XIII в. в очерках и переводах"

* * *

Автор "Би шу лу хуа" (避暑录话, "Запись бесед во время укрытия от летнего зноя").

Источник: belousov.kz

* * *

Е Мэндэ (1077 — 17 августа 1148) — поэт времен династии Сун. Пятый внук Е Куя, работавшего в ведомстве по делам наказаний. Его род происходил из Сунъяна (ныне Чжэцзян), и только при прадеде Е Мэндэ переехал в Сучжоу.

В 1097 г. сдал экзамен на степень цзиньши, был принят в императорскую академию Ханьлинь и служил сначала чиновником в академии, затем — послом. В последующие годы поселился в горном лесу и принял имя Шилинь. Так он и подписывал свои произведения, созданные в этот период.

Считается важным поэтом конца Северной Сун — первой половины Южной Сун. Именно Е Мэндэ возглавил новое стилистическое направление в литературе, придав новое измерение понятию "ци". После его смерти образовалась школа его последователей.

Источник: Baike.baidu.com

Перевод: Смирнов И.С.

"Сочинил на случай в беседке Вэйшаньтин"

I. "Беседка на склоне, а выше — громады..."

Беседка на склоне, а выше — громады  двух скалистых утесов; Бамбуковой рощицы не хватает,  чтобы шумела листвою. Зато немолчный голос потока,  словно чистая яшма — Печаль и тоску по далекому дому  в сердце сумел умерить.

Источник: "Облачная обитель", 2000

II. "Кажется, ветер мне помогает дочиста вымести дворик..."

Кажется, ветер мне помогает  дочиста вымести дворик. В путах лиан изголовье из камня —  голову не приклонишь. Да и обширно-просторное ложе  сделалось вдруг коротким... Но сохранилось во мне пристрастье  к старым потрепанным книгам.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Чжу Дуньжу (1081-1159)

Китайский поэт. Выходец из Лояна. В период с 1026-1030 гг. (конец империи Северная Сун — начало Южной Сун) несколько раз был призван ко двору, но не откликнулся на призывы. Через три года (в 1133 г.) был порекомендован на должность, в 1135 г. был назначен на провинциальный пост. Последовательно служил на нескольких должностях, был отправлен в отставку и прожил еще 29 лет.

Источник: zh.wikipedia.org

Перевод: Басманов М.И.

"Из объятий садов убежав на простор..."

Из объятий садов Убежав на простор, Здесь, над звонким ручьем, Мэйхуа расцвела... И ее не страшит Холод в горной глуши, Ей как будто бы встреча С весной не мила. Кто узнает, о чем Загрустила она, Сокровенные с ней Кто разделит мечты? Ароматная, нежная И — одна! Разве месяц взойдет, Чтоб взглянуть с высоты. (Мелодия "Бусуаньцзы")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Легкий рыбацкий челн с быстрым коротким веслом..."

Легкий рыбацкий челн С быстрым коротким веслом. Вечер на зелень вод Стелет туман голубой. Гуси и чайки летят С заставы своим путем. Небу они и реке Осень несут с собой. Бьется, сверкая в садке, Рыба, одна к одной, Хватит ее как раз, Чтобы вина купить. Поднят парус. И челн С ветром попутным домой Мчится — попробуй его Кто-то остановить! (Мелодия"Хаошицзинъ:>)'

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

"Перелетных гусей к югу тянется клин..."

Перелетных гусей К югу тянется клин. Вдруг и ветер и дождь Разметали гусей. Изнуренный, голодный, Отбился один И крылами поник На песчаной косе. Белым цаплям и чайкам Он здесь не родня. Он боится стрелы, В его взгляде тоска... Крику, полному горечи, Некому внять. Этот гусь никогда Не взлетит в облака. (Мелодия "Бусуанъцзы")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Я с посохом теперь не расстаюсь..."

Я с посохом теперь не расстаюсь, С ним жизнь пройду до роковой черты. То за плечом луну на нем ношу, То по пути сбиваю им цветы. Меня уже ничто не огорчит, И ничему на свете я не рад. По нраву лишь, как прежде, созерцать Пылающий на западе закат. Брожу без цели С посохом в руке, В трактир зайду И закажу вина, В кумирне придорожной Чай спрошу... Так и живу С утра и дотемна. Как иволга беспечная живу: Не вьет она надежного гнезда, Не знает даже, где приют найдет, Летит себе не ведая куда. (Мелодия "Чаочжунцо")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

Строфы о рыбаке ("От суеты мирской ушел, не страшась молвы...")

От суеты мирской Ушел, не страшась молвы. То трезв, а то пьян опять, — Случается когда как. В бамбуковой шляпе своей, В зеленом плаще из травы Иней да снег привык Смело встречать рыбак. Ветер утихнет едва — С удочкой вечером он. И наверху и внизу — Месяца волшебство. Что небо и что река — Мир в синеву погружен, Где разве что гусь порой Возникнет — и нет его! Легкий рыбацкий челн С быстрым коротким веслом. Вечер на зелень вод Стелет туман голубой. Гуси и чайки летят С заставы своим путем. Небу они и реке Осень несут с собой. Бьется, сверкая в садке, Рыба, одна к одной, Хватит ее как раз, чтобы вина купить. Поднят парус. И челн С ветром попутным домой Мчится — попробуй его Кто-то остановить!

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Перевод: Корчагин В.А.

Рыбак ("Тряхнул сердито головою...")

Тряхнул сердито головою, Покинул красный прах, Хотя перед житейской бурей В душе не умер страх. Мой хлеб — зеленый плащ и шляпа. Чего еще желать? Борюсь со снегом, с непогодой — Мне к ним не привыкать. Стих ветер, неподвижна леска. А месяц молодой, Едва на небе появившись, Играет под водой. На сотни ли вода и небо — Один и тот же цвет. Смотри, как пролетают гуси: Мелькнут и снова нет.

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Кукушка пропела — и песня ее весну увела за собою..."

Кукушка пропела — и песня ее  весну увела за собою. Кровавые капли кукушкиных слез  еще попадаются тут. Во дворике медленно тянется день,  а воздух недвижен, недвижен, И только одно пробуждает печаль:  что сумерки скоро придут.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

Ли Цинчжао (1084-1151?)

Поэтесса. Родилась 13 марта 1084 г. в Личэне (сейчас — Цзинань) провинции Шаньдун Империи Сун в семье ученого. Ее отец, Ли Гэйэй, был профессором в Императорской Академии в Бяньляне. В семье с детства развивали литературные и художественные таланты Ли Цинчжао.

В 1101 г. вышла замуж за историка и антиквара Чжао Минчэна. До 1127 г. супруги жили в провинции Шаньдун. Однако исторические события, известные как Похищение императоров, вынудили их бежать на юг. Год они прожили в Нанкине, после чего снова уехали. В 1129 г. Чжао Минчэн умер после болезни. Ли Цинчжао в одиночестве поселилась в Ханчжоу (провинция Чжэцзян).

Смерть мужа наложила отпечаток на ее дальнейшее творчество, которое было наполнено горем и болью.

Данные о ее смерти очень противоречивы. Называются разные даты с 1145 по 1156 гг., а также разные города в провинции Чжэцзян. По одной из версий она умерла 12 мая 1155 г. "Энциклопедия Британника" сообщает, что Ли Цинчжао умерла не ранее 1155 г. в городе Цзиньхуа.

Источник: ВикиЧтение

* * *

Величайшая поэтесса Китая. Детство и юность Ли Цинчжао прошли среди людей, тесно связанных с искусством и литературой: отец был крупным сановником и известным литератором, мать слыла начитанной и разносторонне образованной женщиной. Ли Цинчжао уже в ранней юности писала стихи, получившие признание в литературных кругах столицы. Она увлекалась коллекционированием книг, картин и произведений прикладного искусства. Не случайно в ее поэзии так часто встречаются образы, как бы перенесенные с изделий из камня и фарфора, а многие ее стихотворения вызывают в памяти пейзажи знаменитых живописцев сунского (Х-XII вв.) Китая.

Двадцати лет она вышла замуж за известного художника-гравера Чжао Минчэна. Ничто не омрачало семейной жизни поэтессы, и лишь частые разлуки с любимым, получившим назначение на должность начальника округа, приносили временные огорчения.

Ранние стихотворения Ли Цинчжао обычно не выходят за рамки описания природы и личных переживаний. Строфа за строфой поэтесса доверчиво раскрывает внутренний мир женщины.

Ли Цинчжао разделила горькую участь сотен тысяч соотечественников после падения столицы Сунской империи Бяньцзина (на месте современного города Кайфэн), в 1127 г. захваченной чжурчжэнями. Утрата родного дома, невзгоды и скитания, вынужденное бегство на юг и униженное положение, в котором оказалась страна, наполовину захваченная врагом, — все это наложило скорбную печать на творчество Ли Цинчжао последних лет ее жизни. После смерти Чжао Минчэна поэтесса осталась одна в далеком чужом краю. Она переезжала с места на место, порою жила в джонке, скитаясь по рекам и озерам в районе Ханчжоу (провинция Чжэцзян), а в конце жизни (с 1132 г.) поселилась отшельницей в горах Цзиньхуа, сторонясь, как говорили древние, "корысти и славы"

В поэзию Ли Цинчжао на смену романтической приподнятости приходят строгость и сдержанность. Резче и настойчивей звучат нотки отчаяния и одиночества. Вой ветра, шум моросящего дождя, безвозвратно уходящая весна и блеклые краски осени все чаще используются поэтессой для описания окружающего ее "холодного мира": "Лежу одна, печальная, в постели, / До третьей стражи — дождик за стеной / За каплей капля / Проникает в душу, / Мне больше не по силам / Шум их слушать / И ночь в разлуке / Коротать одной". Если судить по дошедшим до нас произведениям Ли Цинчжао, то со всей очевидностью можно сказать: музе ее не были присущи гражданский пафос и полемический пыл таких поэтов южно-сунского Китая (1127-1279), как Синь Цицзи и Лу Ю. Свой протест против преступной бездеятельности и раболепия правящей верхушки южно-сунской династии, погрязшей в чревоугодничестве и разврате, в интригах и борьбе за власть в те дни, когда враг занес над страной меч, она выражала по-своему, средствами наиболее ей доступными и, возможно, не менее действенными. Скорбя и страдая, поэтесса вдохновенно рисовала картины былого могущества и процветания своей страны, воспевала неповторимую красоту родного края, пробуждая в сердцах соотечественников патриотические чувства. Как молчаливый укор каждому, кто забыл о неисполненном долге перед родиной, звучат слова стихотворения "Расплавленное золото заката...". Поэтесса с презрением отворачивается от бездумных повес и гуляк, пришедших пригласить ее на увеселительную прогулку: "Друзья по песням и вину гурьбою / Пришли за мной. / Коляска ждет давно. / Хочу я быть / Наедине с собою, / Мне не нужны / Ни песни, ни вино".

Ли Цинчжао — лирическая поэтесса. Подавляющее большинство ее стихотворений написано в жанре цы. Горечь разлуки и неразделенной любви, ожидание встречи с любимым и тоска по ушедшей молодости, сетования на бренность этого мира и желание слиться с природой — таковы основные мотивы ее стихотворений. В них широко используются приемы, обычные для песенной поэзии: аллегории, параллелизмы, зачины, повторы и т. д. Цы чаще всего разделяются на две строфы, причем в первой строфе содержится описание пейзажа или обстановки, а во второй, зачастую совершенно самостоятельной строфе, выражается основная мысль, идея стихотворения.

До наших дней дошло лишь около 50 стихотворений Ли Цинчжао, несколько ее статей о поэзии и театральном искусстве. Но и это немногое позволяет судить о незаурядном поэтическом даровании, о глубоких знаниях и мастерстве поэтессы. Показательно, что ее творчество в дальнейшем стало рассматриваться в качестве самостоятельного направления в китайской лирике — И-ань ти ("стиль И-ань").

К ее произведениям, как к чистому источнику, обращалось не одно поколение поэтов. Многие ее стихи из века в век печатались в антологиях китайской поэзии и стали в конце концов достоянием школьных хрестоматий. Неподдельность чувств, глубокий лиризм и музыкальность в сочетании с живым, образным языком и совершенством формы — вот то главное, что определило жизненность и популярность поэзии Ли Цинчжао.

Источник: Синология.ру, автор М. И. Басманов

Перевод: Алексеева Алена

"Гуяньэр" ("Одинокий дикий гусь")

"На ложе плетёное утренний свет..."

На ложе плетёное утренний свет  сквозь полог бумажный проник, И мыслей нахлынул поток,  да радостных нет среди них. Уплыл из курильницы яшмовой дым,  исчез аромат без следа, Глубокие чувства мои  теперь холодны, как вода. Послышалась флейта, в саду — слива мэй,  чуть дрогнув, бутоны раскрылись на ней, Насколько весной  душевные муки сильней. По саду прошёл небольшой ветерок,  он лёгкие тучи принёс, За каплею капля бежит,  торопятся тысячи слёз. Ушёл, кто недавно на флейте играл,  и яшмовый терем пустой, Кто горе разделит со мной,  как справиться с этой бедой? Цветущую веточку сливы сорву,  ни на небе, ни на земле не найду, Кто б мог передать  ту ветку, её красоту. (мелодия "Гуяньэр — Одинокий дикий гусь")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Деляньхуа" ("Бабочка, влюбленная в цветок")

"Веселия ночь миновала уже..."

Веселия ночь миновала уже,  ночная рассеялась мгла, И грёзы мои о Чанъани ушли, Чанъани, где я  искусство и путь обрела. Обильно цветение в этом году,  прекрасней не помню весны, Цветы словно светятся всюду в садах,  подобные бликам луны. Тарелки и чарки стоят на столе,  оставили их кое-как, С вином вдохновляет расцветшая мэй, Всю ночь напролёт  её воспевали в стихах... Хмельная, с причёски снимаю цветы,  цветам улыбаюсь, одна, Как жаль, увядают они, но и мы  стареем, как эта весна. (мелодия "Деляньхуа — Бабочка, влюбленная в цветок") Примечания

Чанъань — столица танского Китая, в китайской поэзии — символ блеска, роскоши и беззаботной жизни. Здесь — символизирует вспоминания о счастливой молодости, которая прошли среди людей, тесно связанных с искусством и литературой, в атмосфере всеобщего поклонения древней поэзии.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Закончился дождик и веет теплом..."

Закончился дождик и веет теплом,  растаяли тонкие льды, Серёжки на ивах, в цвету слива мэй, И сердце моё  волнуют весна и сады. Нахлынув, пьянит вдохновения хмель,  с кем мне говорить о стихах? Слеза пролилась и размазала грим,  подвески звенят на висках. Примерила нынче весенний наряд,  что нитью расшит золотой, Покрытые зеленью горы на нём; В причёске — цветы,  и феникс на шпильке витой. Сижу одиноко в глубокой тоске,  о снах позабыла в ночи, Не скоро заря, и забава одна —  снимаю нагар со свечи (мелодия "Деляньхуа — Бабочка, влюбленная в цветок")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

Расставание двух любящих на постоялом дворе ("Слезами смывается пудра с лица...")

Слезами смывается пудра с лица, и шёлковый мокнет халат, А тучи слоями на солнце плывут, Приблизился шум, и тысячи капель звенят. Всё следует Дао, но всюду вода струится, смела и сильна, Я слушаю на постоялом дворе, как дождь налетает, одна. И боль расставанья терзает меня, заполнила сердце тоска, Разлуку мне вынести хватит ли сил? Лишь чаша вина тоску успокоит слегка. Записку я крепко сжимаю в горсти, хоть гусь передал бы привет, Лишь ветер летит на Восток по полям, уйти б на Пэнлай за ним вслед. (мелодия "Деляньхуа — Бабочка, влюбленная в цветок") Примечания

Пэнлай — гористый остров бессмертных в Восточном океане. Высокое поэтическое призвание считалось сродни судьбе небожителя. Можно предположить, что здесь поэтесса, простившись с мужем, уехавшим по служебным делам, говорит о своей решимости и преданности избранному пути.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Доли" ("Ценить красоту")

Воспевая белую хризантему ("На башенке ночь холодна...")

На башенке ночь холодна, Опущены шторы и полог, в покоях моих тишина. Досадую, дождь начался, Свист ветра безжалостный слышится тут, И за ночь они — алой яшме подобную кожу помнут. Нисколько не схожа она С красой захмелевшей прекрасной Гуйфей, Нисколько не схожа она С красою изогнутых тонких бровей. Кто молод, у них благовонья крадут; Красотка напудрится немолода; Но необычайны бутоны, ни с кем несравнимая их красота. Давно уже Тао и Цюй в стихах написали про эти цветы, Что так гармонично-изящны, свежи и чисты. Подул небольшой ветерок, — Но долгие благоуханья струят, Так долог малины ещё аромат. Ненастной осенней порой В саду хризантема как яшма бледна, Подобна тому, кто тоскует в разлуке, застыв у окна. И так Цзяо Фу тосковал, когда он подвески из яшмы унёс, Порхающей Ласточки Чжао Был шёлковый веер весь мокрый от слёз... То ветер подует и светит луна, То дождь и густые туманы затем, О, небо, не дай аромату, изящному виду увянуть совсем. Цветёт — любят все, в ладонях согреет её кто-нибудь, Цветенье продлит ненадолго, хотя б на чуть-чуть? Сочувствия доброго нет, Зачем же стихи вспоминают притом Про озера берег с восточным плетнём? (мелодия "Доли — Ценить красоту") Примечания

Алой яшме подобная кожа — кожа уподобляется алой яшме, нефриту с красными прожилками. Образно о цветах хризантемы.

Захмелевшая Гуйфей — Ян-гуйфэй — наложница танского императора Сюань-цзуна (VIII в).

Тонкие изогнутые брови — один из эталонов женской красоты. Здесь красота цветов сравнивается с известными эталонами красоты.

Немолодая красавица напудрится — о любвеобильных и чувственных женщинах, которые применяют благовония и грим, чтобы выглядеть изящно. Но их красоте не сравниться с естественной красотой и благоуханием хризантем.

Цюй и Тао — Цюй Юань (ок. 340-278 до н. э.) — первый среди великих китайских поэтов и Тао Юань-мин (365-427), — они первые в своих стихах, одушевляя цветы хризантем, придавали цветам черты человеческого характера — чистоту, благородство и т. д.

Цзяо Фу — в древней легенде он встретил двух фей на берегу реки и попросил у них яшмовые подвески. Феи исполнили его просьбу. Цзяо Фу спрятал подарок за пазуху, но не прошёл он и десяти шагов, как яшма исчезла. Затем искал двух фей, но и они исчезли.

Чжао Фэйянь — искусная певица и танцовщица, Порхающая ласточка, — это имя было дано ей за легкость и грациозность движений. Девушка понравилась императору Сяо-чэн, 18 г. до н. э, он взял ее во дворец и вскоре объявил императрицей. По легенде, всё лето лелеял государь белый шёлковый веер Чжао, исписанный стихами. А осенью за ненадобностью веер был брошен в шкатулку. Иносказательно обе легенды говорят о быстротечности чувств.

Берег озера — говорит о Цюй Юане. Поэма «Отец-рыбак» рассказывает о том, что когда Цюй Юань попал в ссылку и странствовал, на берег озера он принёс жалобы души.

За восточным плётнём — говорит о Тао Юаньмине:

Стихи из цикла "За вином": "От суеты нынче я сердцем далёк. Хризантемы цветок под восточным плетнём сорвал" пер. М. Леонова

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Дяньцзяньчунь" ("Жемчужно-алые губки")

"В покоях моих я скучаю одна..."

В покоях моих я скучаю одна, Тоска словно тысяча шелковых ниточек  в сердце моё вплетена. Печалюсь о том, что весна позади, Цветы мэйхуа  срывают, терзают дожди. Смотрю у перил — на поля вдалеке, А мысли мои  безжалостно вторят тоске! Не знаю, в каком ты краю? Повсюду трава возрастает стеной, Надежды таю,  найдёшь ты дорогу домой. (мелодия "Дяньцзяньчунь / Дяньцзянъчунь / Дяньцзянчунь — Жемчужно-алые губки")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Жумэнлин" ("Словно во сне")

"Весь вечер накрапывал дождь..."

Весь вечер накрапывал дождь,  порывистый ветер шумел... Глубокий мой утренний сон —  вчерашний не выветрил хмель. И мучил вопрос,  когда сдвинул занавес ты. Спросила про сливу мэй:  «Осыпались за ночь цветы? Скажи, да иль нет?  Скажи, да иль нет?» Ответил: «Да! В пышной листве,  последний — так светится цвет». (мелодия "Жумэнлин — Словно во сне")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Мне помнится солнца закат..."

Мне помнится солнца закат,  беседка над горной рекой, Когда опьянённые мы  забыли дорогу домой. Веселье прошло,  и в лодку вернулись тогда. В потёмках заплыли в затон,  где в лотосах скрылась вода. Мы плыли с тобой,  мы плыли с тобой... Лишь белая чайка, вскричав,  взлетела над тёмной водой. (мелодия "Жумэнлин — Словно во сне")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Ицзяньмэй" ("Сорванная слива мэй")

"Прекрасного лотоса стих аромат..."

Прекрасного лотоса стих аромат,  струится река в тишине. Одежды мои распахнул ветерок,  плыву по реке я на лёгком челне. Кто мне от тебя принесёт письмецо?  Тумана плывёт пелена, Когда прилетит ко мне вестником гусь?  Над западной башней восходит луна. Один за другим опадают цветы,  свободно струится вода. В разлуке мы оба тоскуем с тобой,  от этой тоски не уйти никуда. И чувства свободно текут и никак  не могут оставить нас, Как только с бровей моих сходит печаль,  так в сердце она возникает тотчас. (мелодия "Ицзяньмэй — Сорванная слива мэй")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Ициньэ" ("Думы красавицы из Цинь")

"С башни я вижу вдали..."

С башни я вижу вдали Горы в тумане, от них на равнину  лёгкие тени легли. Легкие тени легли, Стайкой вороны на ветках сидят,  слышу рожок я, смотрю на закат... Иссякло куренье, угасло куренье,  сердце болит от утрат, Западный ветер, теплее оденусь,  листья утуна летят. Листья утуна летят, Снова красотами осень полна,  снова сижу в тишине я одна. (мелодия "Ициньэ / Ицинъэ / Ицинэ — Думы красавицы из Цинь")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Лантаоша" ("Волна, омывающая песок")

"На пятую стражу вдруг ветер холодный подул..."

На пятую стражу вдруг ветер холодный подул,  развеял мой сон без следа: На башенке терема с кем я была,  ушел он теперь навсегда? А, кажется, с яшмовой шпилькой, склонясь,  вот-вот благовония жгла... Иссяк аромат, всё сгорело дотла. Опять вспоминаю зарю над Пурпурной горой,  а здесь лишь густые туманы, дожди, И волны весенние катит река,  как сердцу покой обрести? Не чувствую — шелковый влажен халат,  и плачу о прошлом опять, Гуменник один меня сможет понять. (мелодия "Лантаоша — Волна, омывающая песок") Примечания

Пятая стража — время с трёх до пяти часов утра.

Пурпурная гора — гора Чжуншань в Цзянькане, также известная как Пурпурная (с расстояния камни на вершине горы кажутся окрашенными в пурпур).

Одинокий гусь-гуменник — символ уединённой отшельнической жизни.Цы написаны в 1129 году, когда после смерти мужа в Цзянькане, Ли Цин-чжао, скитаясь по рекам и озерам в районе Ханьчжоу, жила в джонке.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Линьцзянсянь" ("Линьцзянский отшельник")

"О, как же сегодня глубок этот двор, немыслимая глубина ..."

О, как же сегодня глубок этот двор,  немыслимая глубина, В окне моём тучи и мгла,  в тумане беседка видна, Аллея из ивовых тонких кустов  и слива, вот-вот расцветёт, То в город вошла,  к деревьям вернулась весна, И празднуют все  в Цзянькане опять Новый год. Но что я успела за год совершить,  вздыхаю под светлой луной, Осталось теперь лишь стареть  совсем безуспешной, одной, Ну, кто же разделит со мной эту скорбь:  прекрасного — короток срок! Все жгут фонари,  меня — сковал холод ночной... Но дрогнуло сердце,  лишь сделала шаг за порог. (мелодия "Линьцзянсянь — Линьцзянский отшельник") Примечания

...Все жгут фонари... — в стихотворении описывается канун праздника фонарей Юаньсяоцзе, который в Китае отмечают на 15-й день первого месяца по лунному календарю. В этот день отмечается первое новолуние в новом году, поэтому праздничной является скорее ночь, а не вечер или день. Как только на город опускается вечер, все улицы озаряются тысячами многоцветных ярко сияющих огней. Люди гуляют по улицам, любуясь незабываемым зрелищем горящих фонарей.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

Слива мэй ("О, как же сегодня глубок этот двор, не смерить его глубины...")

О, как же сегодня глубок этот двор,  не смерить его глубины, Беседка вдали за окном,  в тумане не видно весны. О старости мысли, и тихо скорблю,  что нет уж былой красоты, Лишь ночью ко мне  приходят приятные сны, Как будто уже  в саду распустились цветы. Но розовой яшмы так мало, смотрю,  досадую — ветка одна, На башне играла свирель,  затихла, уже не слышна, Так ветер уносит густой аромат,  попробуй, его задержи... Но дни всё теплей,  и солнце приносит весна, В саду абрикос  цветы раскрывает в тиши. (мелодия "Линьцзянсянь — Линьцзянский отшельник")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Маньтинфан" ("Благоухающий цветущий садик")

"В покоях моих притаилась весна..."

В покоях моих притаилась весна,  рассеялся медленно свет за окном, И тьма непроглядная спряталась  в зале большом расписном. Сгорели курения в чаше дотла, Завесы бамбуковой  тень по стене пролегла. Сама сливу мэй посадила  и деревце нынче в цвету, Цветеньем, луной любоваться  неужто на башню теперь не взойду? Нет рядом со мной никого,  и здесь в тишине остаюсь я одна, Хэ Сунь из Янчжоу в иные так жил времена. Я так же как он —  во власти весны, красоты, Досадую, что не унять мне дождя  и ветра, срывающих сливы цветы. А кто-то в саду на флейте играет опять,  опять мне глубокой тоски не унять. Того, кто досаду и грусть  разделил бы, со мной — рядом нет, Но верно дорога сотрёт  следы испытаний минувших и бед, Останутся всё же стихи...  В окно приоткрытое светит луна, И блики кружат,  и вновь вдохновляет весна. (мелодия "Маньтинфан — Благоухающий цветущий садик")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Муланьхуа" ("Прекрасные цветы магнолии")

"Слабея, стихает, пропал аромат..."

Слабея, стихает, пропал аромат,  и голос исчез, тишина, Слегка подморозило нынче с утра, —  продрогла на башне одна. Весна родилась, показалась в Наньпу,  течение волны несёт, Но всё же Восточные горы в снегу,  ветра налетают с высот... Из чарки златой выпиваю вино,  и, кажется, чайник пустой, Завесу поднять, насладиться успеть  вечерней зари красотой. Уехал, не скоро вернёшься домой,  грущу у перил допоздна, Но, только досужим речам предпочту  смотреть, как приходит весна. (мелодия "Муланьхуа — Прекрасные цветы магнолии") Примечания

Наньпу — название города Наньпу (переправы Наньпу), — традиционно используется для обозначения места проводов, прощания.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Наньгэцзы" ("На мотив южных песен")

"По небу плывут..."

По небу плывут  созвездия — Млечной рекой, Завесу закрыть,  вокруг тишина и покой. Постель моя стала совсем холодна,  намокли от слёз рукава, Одежды из шёлка сниму, время сна, Далёк ли рассвет,  сейчас угадаю едва? Зелёный халат,  как светится лотос на нём, Блестят лепестки  тончайшим старинным шитьём. Такое же платье носила давно,  такие же здесь небеса, Но сердце волнует, терзает одно: В родные края,  в то время вернуться нельзя! (мелодия "Наньгэцзы — На мотив южных песен")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Няньнуцзяо" ("Красавица Няньну")

"Давно никого не видать во дворе..."

Давно никого не видать во дворе, Лишь ветер гуляет, и наискось дождик идёт, Смыкаются медленно створки ворот. Плакучая ива уже распустилась И праздник Ханьши впереди, Досадуют все на погоду, — Тепло задержалось в пути. Я трудную рифму ищу для стихов, Прошло опьянение к ночи слегка, Вот только, боюсь, до утра не покинет тоска. Последние гуси исчезли вдали, Они мои тысячи нежных надежд до него б не снесли. На башню подняться? Ночами морозно там несколько дней, Темно, и опущены шторы вокруг, На яшмовой лестнице будет ещё холодней. Рассеялся дым благовоний, постель холодна, и уснуть не могу, Не лучше ль подняться, — Прогнать завладевшую мною тоску. Рассвет наступает, стекает роса, Ввысь вытянул ветки утун молодой, Пора на природу, весенней дышать красотой... На солнце туман растворился давно, Но солнечным, ясным ли Будет закат, — угадать не дано. (мелодия "Няньнуцзяо — Красавица Няньну") Примечания

ПраздникиХаньши (День Холодной пищи), когда не разрешалось разводить огонь, и Цинмин (День Чистого света) — приходятся на время с 4 по 6 апреля.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Пусамань" ("Бодхисаттва-инородец")

"Вновь гуси вернулись, стихает их крик..."

Вновь гуси вернулись, стихает их крик,  синеют во тьме облака. На север окно, вижу, падает снег.  ввысь тянутся струи дымка. И блики огня  на Фениксе-шпильке видны. Фигурки людей  в причёске в седьмой день весны. Рожок зазвучал  призывно рассветной порой. Ковша и Тельца  созвездия тают с зарёй. Весну ожидаю,  цвести ещё рано цветам, Ведь Западный ветер  уйти не даёт холодам. (мелодия "Пусамань — Бодхисаттва-инородец")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"И ласковый ветер, и скудное солнце..."

И ласковый ветер, и скудное солнце,  весна наступила уже. Сменила я тёплое зимнее платье,  и сразу светлей на душе, Не чувствую даже,  что стало к утру холодней. В причёске остался  увядший цветок сливы мэй. О, где же теперь  родная моя сторона? О ней мои думы,  забылась едва ли, пьяна. Курение тлело,  когда в поздний час улеглась, Теперь же угасло,  и хмель мой последний угас. (мелодия "Пусамань — Бодхисаттва-инородец")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Синсянцзы" ("Возжигая курения в храме")

"Сиянье осеннее льют небеса..."

Сиянье осеннее льют небеса, Куда от душевных мучений уйти,  и в памяти — эти цветы, И праздничный день хризантем впереди. Как прежде, примерила лёгкий наряд,  как прежде, я пью молодое вино. Осенних ветров наступает пора,  за ними придут ли дожди, Потом холода — всё одно. Спускаются сумерки медленно в сад, В смятении сердце, — печаль глубока,  и хмель незаметно прошёл, Всё в прошлом теперь, безысходна тоска. Уснуть этой ночью удастся ли мне?  Холодное ложе, свет лунный вокруг, Разносятся стуки вальков в тишине,  и тихая песня сверчка, Клепсидры немолкнущий звук. (мелодия "Синсянцзы — Возжигая курения в храме")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

Седьмой день седьмой луны ("В траве у тропинки стрекочет сверчок...")

В траве у тропинки стрекочет сверчок,  утун, опадая, трепещет слегка, Темны небеса и земля,  печаль бесконечная их глубока. Туманная дымка скрывает луну,  и следом плывёт облаков череда. Не встретиться, неодолим Млечный путь,  Небесная эта река, И нет ни моста, ни плота. Сороки наводят им мост среди звёзд,  но вот наступает разлуки пора, А встретятся лишь через год,  тоска расставанья сильна и остра. Пастух и Ткачиха, опять они врозь,  и горек удел, нестерпима беда. Идут ли дожди, иль чисты небеса,  холодные дуют ветра, Но ждут они встречи всегда. (мелодия "Синсянцзы — Возжигая курения в храме") Примечания

... как в яшмовом зеркале свет... — По древней легенде на востоке от Небесной реки живёт Ткачиха, — дочь Небесного владыки. Год за годом она ткет Небесные одежды и облачные парчи. Облик ее подобен красоте утренней зари. Владыка позволил ей выйти замуж за Пастуха с западного берега. Но, выйдя замуж, она забросила свою работу. Владыка тогда разгневался и приказал ей вернуться обратно, разрешив встречаться с мужем только один раз в год. В праздник Двойной Семерки тысячи птиц-сорок собираются в небе, чтобы составить из себя мост через Млечный Путь, на котором могут встретиться влюбленные.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Сучжунцин" ("Сокровенный плач")

"Ночь наступила и, сильно пьяна..."

Ночь наступила и, сильно пьяна,  смываю я медленно грим, Сливы цветки  увяли, снимаю с волос. Тихо проходит мой хмель,  грёзы весны словно дым, Тают они,  не возвратишь этих грёз. Кто-то грустит и грустит,  месяц блестит и блестит, Полог опущен ко сну. Снова бутоны увядшие мну,  снова последний ловлю аромат. Снова весна возвратится ль назад? (мелодия "Сучжунцин — Сокровенный плач")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Сяочжуншань" ("Прибежище отшельника")

"Весна наступила, Чанмэнь оживив..."

Весна наступила, Чанмэнь оживив:  весенние травы густы, И красная слива  раскрыла бутоны свои, Подобны закату цветы. Лазурные тучи исчезли вдали,  забыты дневные дела, Нахлынули грёзы, светлы  и трепетны, будто Из чаши вина отпила. Цветочные тени  уже полонили дворы, Раздвину завесу,  луна освещает постель, Нет лучше вечерней поры. Два года живу я, печали полна,  не вижу весны третий год, Вернётся ли в дом мой она?  Но чувствую я, Что эта весна меня ждёт. (мелодия "Сяочжуншань — Прибежище отшельника")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Таньпо хуаньсиша" ("Полоскание шелка на берегу ручья. Вариация")

"После болезни подняться невмочь..."

После болезни подняться невмочь, и на висках седина. Лёжа любуюсь я полной луной через завесу окна. Пью с кардамоном горячий настой, брошен в него чайный лист, Крепок отвар и душист. Сяду в постели, читаю стихи в уединенье своём... А за окном живописный пейзаж, стихло всё перед дождём. Кинмокусей, восхищаться лишь им можно весь день напролёт, Даже зимой он цветёт. (мелодия "Таньпо хуаньсиша — Полоскание шелка на берегу ручья. Вариация") Примечания

Кинмокусей — османтус — с кинмокусеем в Китае связано множество легенд, ведь его цветы, кроме всего прочего, являются символом китайского праздника Луны, который отмечается в сентябре — именно в это время душистый кинмокусей начинает свое обильное цветение, которое может продлиться до самой весны.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Посреди увядающей жёлтой листвы..."

Посреди увядающей жёлтой листвы  хризантемы цветы высоки, Белоснежны как яшма сверкают они,  словно тысячи брызг — лепестки. Благородством подобны достойным мужам,  ничего совершеннее нет, — Незапятнанный редкостный свет. Слива мэй слой за слоем возносится ввысь,  но с ней рядом — как будто бледна, Тьма бутонов сирени — в сравнении с ней  по природе проста и бедна... Ароматом пронзит, затоскуешь тогда,  и потянется памяти нить... Эти чувства — не остановить. (мелодия "Таньпо хуаньсиша — Полоскание шелка на берегу ручья. Вариация")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Тижэньцзяо" ("Нежная возлюбленная")

Цветущая слива во внутреннем дворике вызывает воспоминания ("И белый изящный, и алый густой...")

И белый изящный, и алый густой  истают как снег, уплывёт аромат, Досадую, в этом году  цветенье прошло, лепестки уж летят. Гостиница, башня у Чуской реки,  неспешные мимо плывут облака, Прозрачные воды легки, И дали видны из беседки,  зелёного мало пока. Друзья собираются все у меня,  по чаркам вино разольём до краёв, И вместе мы песню поём,  летит высоко она, до облаков. На сливе красивую ветку найду,  цветов ещё свежих так радует вид, Теперь вечерами не жду Когда же на Западной башне  тихонько свирель зазвучит. (мелодия "Тижэньцзяо — Нежная возлюбленная")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Тяньцзы цайсанцзы" ("Собирая листья шелковицы. Дополненное")

"Кто, скажите, тот пышный японский банан..."

Кто, скажите, тот пышный японский банан  посадил у меня под окном? Тень его во дворе всё закрыла кругом. Тень его во дворе всё закрыла кругом, Только лист за листом и за мыслью мысль  словно волны бегут,   чувств нахлынувших не превозмочь. Истерзалась душа и никак не уснуть,  третья стража — глубокая ночь, Затяжные дожди навевают тоску. Затяжные дожди навевают тоску, И так горько в тяжёлой разлуке одной,  дождевую капель   больше слушать уже не могу! (мелодия "Тяньцзы цайсанцзы — Собирая листья шелковицы. Дополненное")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Улинчунь" ("Весна в Улине")

"И ветер затих, и увяли цветы..."

И ветер затих, и увяли цветы,  последний угас аромат, Расчёска в руках,  устало смотрю на закат. Любой человек — это лишь человек,  всему же приходит свой срок; Одна я сижу,  и слёз не унять мне поток. А на Шуанси, все вокруг говорят,  цветенье намного сильней, Туда поплыву  на маленькой лодке своей. Боюсь одного я, стремительно хоть  течение горной реки, Не сдвинется с места челнок, —  так много тяжёлой тоски. (мелодия "Улинчунь — Весна в Улине")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Фэнхуантайшан ичуйсяо" ("Вспоминать играющего на флейте")

"Курит благовонием бронзовый лев..."

Курит благовонием бронзовый лев,  у ложа — пурпурного платья волна, Подняться мне лень,  расчесаться не в силах, в объятиях сна. Ларец драгоценный  стоит позабытый в пыли, Лучи просочились, на полог легли. В разлуке, одна,  терпеть расставание невмоготу, О многом хочу рассказать,  так долго его возвращения жду. Совсем похудела уже, И не от болезни, и не от вина.  лишь тянется осень, печали полна. Жалею о том,  что лучшие наши прошли времена, "Померк белый свет" —  мелодию слышу опять, На сердце тяжёлой тоски не унять. Уехал в Улин,  когда он вернётся назад? Над Циньскою башнею тучи стоят. А мимо палат  словно в древности воды текут до сих пор, В далёкую синь за водой  и я целый день устремляю свой взор. Смотрю, о делах позабыв, И так одинокая участь горька,  и новая всё прибывает тоска. (мелодия "Фэнхуантайшан ичуйсяо — Вспоминать играющего на флейте")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Хаошицзинь" ("Недавний праздник")

"Ветер затих..."

Ветер затих,  цветки облетели кругом, Будто бы снег,  лежат лепестки за окном. Яблоня долго цвела  так ярко алели цветки... Стала весна  порой неизбывной тоски. Пение стихло, вино на исходе,  чаша из яшмы пуста, Лампа горит,  вспыхнет, мигнёт иногда. Не превозмочь мне глубокой печали  долгою ночью без сна, Где-то вдали  вскрикнула птица одна. (мелодия "Хаошицзинь — Недавний праздник")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Хуаньсиша" ("Полоскание шелка в горном потоке")

"На башне смотрю я: лазурное небо..."

На башне смотрю я: лазурное небо  повсюду, вокруг и вдали, Внизу от палат ароматные травы  до неба границы дошли... Сказал ты: "Высокая башня, ужели  не видно родной стороны?" Бамбук во дворе, молодые побеги  уж выросли выше стены, Готовы у ласточек гнёзда из глины,  летят лепестки вдаль и ввысь... Не выдержать более, слушать не в силах,  как плачет кукушка: "Вернись..." (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке") Примечания переводчика

Кукушка — в Китае символ разлуки, поскольку она поет: «Бу-жу-гуй-цюй (Лучше уж вернуться?)». Согласно китайской легенде, правитель царства Шу, потрясенный добродетельными качествами одного из своих приближенных, передал ему власть, а сам ушел в горы, где и скончался во вторую луну, когда кукуют кукушки. С тех пор стали считать, что кукование кукушки — это плач души правителя Шу.

Примечание Юрия Иляхина

В современных сборниках стихов Ли Цинчжао это стихотворение отсутствует. "Baidu" (https://baike.baidu.com/item/浣溪沙-楼上晴天/15789936?fr=aladdin) и другие источники указывают, что автором является Чжоу Банъянь.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

1. "Чаша из яшмы с янтарным вином..."

Чаша из яшмы с янтарным вином  наполовину полна. Только все мысли смешались и так,  словно пьяна без вина. Звон колокольный вернул ветерок  в сумерках издалека... Словно куренье рассеялись грёзы,  радостны и горячи. Шпилька упала с волос золотая,  узел ослабив слегка. Грусть охватила... Но вспыхнуло пламя  вдруг заискрившей свечи... (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

2. "В маленький садик смотрю за окном..."

В маленький садик смотрю за окном,  где притаилась весна, Будто бы полог тяжёлый упал,  тени темней и темней. Струны настрою на яшмовой цинь,  на башне моей тишина... Синие тучи по небу ползут  от дальней скалистой гряды. Капли дождя уронил ветерок,  становится всё холодней. Кажется, не доживут до утра,  увянут на груше цветы. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

3. "Время праздника "пищи холодной" пришло..."

Время праздника «пищи холодной» пришло.  облаками покрыт небосвод. Над курильницей яшмовой вьётся дымок,  ароматный, плывёт и плывёт. Все заколки узорные я убрала,  не подняться, лежу, полна грёз. Не летит ещё ласточка в наши края,  только первые травы в цвету, Распушились серёжки у ив на ветвях,  отцветает уже абрикос. В синих сумерках дождик идёт небольшой,  намокают качели в саду. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

4. "Делать причёску — ни сил, ни желанья..."

Делать причёску — ни сил, ни желанья,  вечер весенний, тоска... Слива цветущая вся облетела,  ветер поднялся едва, Месяц высокий на небе скрывая,  тихо плывут облака. Снадобье жгу на жаровне из яшмы,  тлеет куренья трава, Будто бы яркая вишня, сквозь полог  полупрозрачный видна, Будет ли холодно ночью, довольно  в чаше из рога вина. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

5. Девичьи чувства ("Прекрасные лотосы — полог расшит, улыбкой раскрылись цветы...")

Прекрасные лотосы — полог расшит,  улыбкой раскрылись цветы, Курильница, дым благовонный плывёт,  струится, касаясь щеки. В волнении нежном блестели глаза,  а ныне их помнишь ли ты? Свидания первые в сердце храню,  и чувства ещё глубоки, Досадую, тайные думы мои  не в силах письмо передать, А в свете луны пляшут тени цветов,  кивают — попробуй опять. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Цзуйхуаинь" ("Любуясь цветами при луне")

"Туман, облака, долгий пасмурный день..."

Туман, облака, долгий пасмурный день  окончен, осталась одна, Курится свеча  и тлеет, почти не видна. О, день хризантем,  мой праздник девятки двойной, Уж полночь, подушка совсем холодна, И ветер проник  сквозь шелковый занавес мой... Вино за восточным плетнём в этот день  мы пили с тобой год назад, Хранят рукава  и нынче цветов аромат. Нельзя и сказать,  как сердце тоскует о том, Что западный ветер вторгается в сад, Цветы хризантем  увянут, боюсь, за окном. (мелодия "Цзуйхуаинь — Любуясь цветами при луне") Примечания

Праздник двойной девятки — Чунъян — приходится на девятый день девятого месяца по лунному календарю. С древних времён в этот день принято подниматься в горы и пить там вино, настоянное на лепестках хризантем, и любоваться осенними хризантемами — символом любви запоздалой.

Вино за восточным плетнём — поэтесса перефразирует известные строки стихотворения Тао Юань-мина:

"От суеты сердцем я ныне далек. Хризантемы цветок под восточным плетнем сорвал" Из цикла "За вином" (перевод Максима Леонова)

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Цзяньцзы муланьхуа" ("Прекрасные цветы магнолии")

"Цветы предлагают везде на пути..."

Цветы предлагают везде на пути, Весеннюю веточку выбрать, купить,  бутоны раскрылись почти. Как щечки в слезах удивляют красой, Подобные алой заре, и цветы,  покрыты рассветной росой. Сомнений полна по дороге домой, Боюсь я, в сравнении с видом цветов,  ты облик не выберешь мой. Пускай же причёску украсят они, И будут заколкой цветы — на висках,  теперь посмотри и сравни. (мелодия "Цзяньцзы муланьхуа — Прекрасные цветы магнолии")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Цинпинлэ" ("Безмятежная радость")

"Снег идёт..."

Снег идёт,  Новый год наступил, и весна. В причёске — цветы,  от их аромата пьяна, Снимаю увядшие за день цветы,  и мысли мои так грустны, Сдержаться уже не могу,  слезами одежды полны. Теперь я встречаю весну  на чужбине, от дома вдали, Одна в тишине, на виски  словно нити седые легли. Уже надвигается вечер,  и ветер свистит всё сильней, Смогу ли теперь я пойти  посмотреть на цветение мэй. (мелодия "Цинпинлэ / Цинпинюэ — Безмятежная радость")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Цинцинчаомань" ("Радоваться тихому ясному утру")

"Закрыты, шатры и палаты стоят..."

Закрыты, шатры и палаты стоят,  резными перилами окружены, Пионы вокруг расцвели  на последней неделе весны. Бледны, благородной полны красоты, Изящны, естественны,  светло-пурпурны, нежны и чисты. С другими цветами в сравненье прекрасней стократ, Когда ветерок на рассвете  росой украшает их свежий наряд. И так превосходны, прелестны цветы,  красе их завидует даже Луна, И любит, любуется ими Весна. В Восточном предместье дворец,  спешат экипажи сюда, И солнце сверкает на глади большого пруда. Придворные дамы гуляют в саду,  роскошные яства, и винами чаши полны, Какие цветы ещё могут быть роскоши этой равны? И рядом с блестящим дворцом,  вдалеке от мирской суеты, Как прежде, прекраснее нету,  вокруг распускаются эти цветы... Закат, перевёрнуты чарки,  и свечи погасли, сгорели дотла, И всё укрывает вечерняя мгла. (мелодия "Цинцинчаомань — Радоваться тихому ясному утру")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Цинъюйань" ("Синий яшмовый столик")

"Стемнело уже на дороге в Ханьдань..."

Стемнело уже на дороге в Ханьдань,  походных коней не найти, Вернуться скорее — нельзя,  и досадна задержка в пути. Пустынно и стыло осенней порой,  что будет ещё впереди? Но светится неподалёку окно,  продлим разговор за вином до утра, А ночь пролетит,  прощаться наступит пора. Печальны разлуки на старости лет,  и молодость вспомнится нам, Как вместе сходились, читали стихи,  дивились искусным словам, Традиции чтили мы: «снег, соль и пух»,  и радовались похвалам. Теперь же осталось стареть и скорбеть,  лью слёзы порою ночной, Унять их нельзя,  как сливовый дождь затяжной. (мелодия "Цинъюйань — Синий яшмовый столик") Примечания

Ханьдань — символ долгого странствия. Эти цы, предположительно, написаны Ли Цин-чжао осенью 1128 года на прощание с братом, который отправляется в далекий путь.

...«снег, соль и пух»... — слова из связанных строк «Воспеваем снег». Подразумеваются семейные традиции, когда в семье поддерживали и развивали поэтические таланты.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Так быстро проходит весна, не успеешь..."

Так быстро проходит весна, не успеешь  и глазом моргнуть потом... Две трети уже миновало,  с печалью смотрю я кругом: Зелёного тени и алого цвет  заполнили всё целиком. Зелёная ива стоит во дворе,  завесы колышет порыв ветерка, И что же тогда  никак не оставит тоска. На рынке Чанъани цветы продают,  повсюду вино на разлив, Не лучше ль на родине тихо смотреть  на цветение персиков, слив? Слеза набегает, лишь ветер весны  доносит знакомый мотив. Словами не выразить эту тоску,  о доме всё не покидает мечта, И в думах — одно,  увидеть родные места. (мелодия "Цинъюйань — Синий яшмовый столик")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Чжэгутянь" ("Куропатки в небе")

"Холодное солнце, пустынно и стыло..."

Холодное солнце, пустынно и стыло,   открыто окно, подойду: Утун опадает, досадует словно,   что ночью морозно в саду. Хмель будто прошёл, заварила я чай,   он, горький, проснуться помог, И грёзы растаяли как аромат,   свечи благовонный дымок. Закончилась осень, увы,   последние тёплые дни. Я как Чжунсюань, вспоминая, скорблю:   родные края — где они? Не следует ли покориться судьбе,   забыться за чаркой вина, На цвет хризантем за восточным плетнём   смотреть и смотреть дотемна. (мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе") Примечания

Ван Цань, Чжунсюань (177-217) — китайский поэт. Принадлежал к поэтической плеяде «семь мужей цзяньаньского периода». Происходил из знатного рода. Из-за междоусобных войн долго жил на чужбине. В стихах Ван Цаня проявились тоска изгнанника, любовь к родине, надежды на возвращение («Взошёл на башню», «Семь печалей» и др.).

“Чжэгутянь” — “Небо для куропатки”, "Куропатки в небе", "Турачи в небе" — заслышав песню на этот мотив, путники с грустью вспоминали на чужбине о родных краях.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Я слушала пение иволги той..."

Я слушала пение иволги той,  что с ветки слетела ко мне; И снова роняла слезу за слезой,  припомнив, что было во сне. Весна наступила и птицы летят,  но весточки нет никакой, И тысяча ли до заставы в горах,  душа потеряла покой. И слова не вымолвить мне;  в молчанье за чаркой вина, Глубокой печали не в силах унять,  одна я сижу дотемна. Прохладно, и руки согреть у огня,  светильник зажгу я теперь, Дождём обрывает на груше цветы,  закрою тяжёлую дверь. (мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе") Примечания

... в молчанье за чаркой вина... — аллюзия на строки Ли Бо: "Посреди цветов с одним чайником вина, один пью вино, нет никого близких".

... Дождём обрывает на груше цветы... — отсылка к стихам Лю Фан Пин "Весеннее сетование": "Уединенный пустой садик, весенняя пора, цветы груши повсюду, не впускаю в дом."

— —

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

Гуйхуа ("Слегка золотисты и кротки, цветы...")

Слегка золотисты и кротки, цветы  украсили в сумерках сад, Просты по природе, чисты и скромны,  и долго плывёт аромат. Хорош ярко-алый, красива лазурь,  но мне ни к чему те цвета, Теперь несравнимая в сердце моём  другая царит красота. Завидует ей мэйхуа,  цветы хризантемы бледны; В саду лучше нет — гуйхуа,  расцветших на Праздник Луны. Ужель бессердечны поэты, увы,  не ценят чудесных цветов, Иначе во все времена почему  им не посвящают стихов? (мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе") Примечания

Гуйхуа — цветы коричного дерева. По повериям, коричное дерево растёт на луне, кору которого Лунный заяц толчёт в ступке для эликсира бессмертия, и т. д. Расцветает осенью, когда отмечается праздник урожая — Луны — 15 числа восьмого месяца по лунному календарю. По традиции, отмечая его, китайцы читают стихи при свете луны, которая в этот день считается самой круглой и самой яркой. Цветение коричного дерева наполняет благоуханием романтические пейзажи лунной ночи. Цветы эти очень душисты, их добавляют в чай.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Чоунуэр" ("Некрасивая")

"Под вечер поднялся вдруг ветер, с дождём..."

Под вечер поднялся вдруг ветер, с дождём  нахлынул единой волной, И смыло дневной ослепляющий зной. Хотела сыграть, но свирель не звучит; В цветок водяного ореха смотрюсь, —  свежа ли, бледна ли на вид? Вишнёвые губы, как ниточка — бровь,  и кожа прозрачна, как лёд, Чуть-чуть благовоний и пудры пойдёт. С улыбкою глядя, скажу я тебе: "За пологом легким на тонкой циновке  прохладно должно быть теперь." (мелодия "Чоунуэр — Некрасивая") Примечания

В цветок водяного ореха смотрюсь... — образно о зеркале.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Шэншэнмань" ("Неторопливые капли дождя")

"Ищу я чего-то, и не отыщу..."

Ищу я чего-то, и не отыщу,  вовне и во мне — тишина, пустота, Печально, всё сумерки, сумерки, всё холода, холода. Внезапно среди холодов ненадолго вернулось тепло,  и вновь холода — выносить тяжело. Наполнена чарка вином, только в чашке немного, на дне, С кем выпью на пару, ну, разве что,  ветер случайный заглянет ко мне? И дикие гуси летят,  стихает их крик вдалеке, Как будто знакомых теряя,  сжимается сердце в тоске. Недавно везде хризантемы желтели так пышно вокруг,  завяли, почти не видны, Теперь их никто не срывает, кому они нынче нужны? Когда же окно посветлеет, я жду, Но как тяжело в одиночку  ночную стерпеть темноту? Там капли роняет утун,  с моросящим дождём шелестя, Я слышу во тьме только капли,  и капают, капают, капли дождя. Сама не пойму, почему, Сегодня печали свои  никому не поведаю, даже письму? (мелодия "Шэншэнмань — Неторопливые капли дождя")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Юаньвансунь" ("Сетование сверчка")

"Весна в Императорский город пришла..."

Весна в Императорский город пришла,  в глубоком дворе — тяжелы ворота. Сквозь камень ступеней пробилась трава...  Стемнело, не видно гусей и следа. Но кто же письмо передаст?  На башне стою, глядя вдаль, И длится, и длится печаль. Друзья сердобольные в гости зовут,  а мне бы остаться в тиши. От мыслей уйти нелегко,  а тут ещё праздник Ханьши. Стихают в саду голоса,  качели застыли, пусты... Луна на восходе сияние льёт,  и влажны на груше цветы. (мелодия "Юаньвансунь — Сетование сверчка") Примечания

И длится, и длится печаль ... — аллюзия на стихи Бо Цзюйи "Песня о вечной печали". Последние строки этой поэмы звучат так: "Вечны небеса, вечна земля, но временны все и каждый, эта досада тянется, тянется, не прервать, не остановить".

Ханьши — праздник "Холодной пищи" — три дня перед Праздником Цинмин — Поминовения Предков, когда запрещалось разводить огонь для приготовления или разогревания пищи.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Гуляю вдоль озера, ветер несёт..."

Гуляю вдоль озера, ветер несёт  по глади бескрайней волну. Последних осенних цветов аромат  едва уловимый вдохну. Озёрные блики и красочность гор,  любого пейзаж покорит, И хоть бесконечно смотри,  совсем не наскучит их вид. Осыпались лотоса все лепестки,  созрели орешки-плоды, Росою покрытых листочков узор  причудлив на глади воды. На отмели белая чайка сидит,  и не обернётся назад, Досадует, видно, как я,  что слишком поспешен закат. (мелодия "Юаньвансунь — Сетование сверчка")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Проснулась, клепсидра почти не слышна..."

Проснулась, клепсидра почти не слышна,   тоску не залить, сколь вина не налей... Наутро подушка совсем холодна,   за ширмой лазурной рассвет всё светлей. Лежат лепестки у порога,   как жалко, — цветам не помочь, Дул ветер всю прошлую ночь. Где тот, кто на яшмовой сяо играл,   в какие ушёл он края? Весна миновала опять, И не задержать,   печаль не стихает моя. И чувства мои, и досада моя,   и время настало, — уйду Облакам уплывающим вслед... — Владыка Весны, дай ответ! (мелодия "Юаньвансунь — Сетование сверчка")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Юйлоучунь" ("Весна в яшмовом тереме")

Красная слива ("Как будто румянец, бутоны блестят...")

Как будто румянец, бутоны блестят,  как яшмы карминный узор, К теплу потянулася ветка на юг,  но что ж не цветёт до сих пор? И не разгадает никто — почему  так долго таится, стоит, Наверное, что-то скрывает она,  печальные думы таит... Как будто отшельник весной, мэйхуа  застыла в саду у окна, Тоскует, а слёзы текут и текут,  в тиши, позабыта, одна. Приедет ли кто, веселятся и пьют,  не смотрят, уедут назад, Но завтра поднимется ветер с утра,  и прочь лепестки улетят. (мелодия "Юйлоучунь — Весна в яшмовом тереме")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Юйцзяао" ("Гордый рыбак")

"Подтаял последний снежок во дворе..."

Подтаял последний снежок во дворе,  а значит приходит весна, И яшмою алой украсив себя,  так зимняя слива нежна. Бутонов на солнце раскрытых едва  тончайший плывёт аромат. Красавица так хороша, Взойдя из купальни, ясна и свежа,  весенний примерив наряд. Природа сама влюблена в сливу мэй,  издревле к ней благоволит, Ей свет полнолуния дарит луна, —  звенит над землёю нефрит. Её восхваляем мы, в чаши сполна  плеснув молодого вина, За сливу пить каждый готов! О, сколько красивых и разных цветов,  но мэй, несравненна, одна. (мелодия "Юйцзяао / Юйдзяао — Гордый рыбак")

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Тяжёлые тучи и волны вдали..."

Тяжёлые тучи и волны вдали  в туманной слились пелене, Рассвет приближался, бледнел Млечный Путь,  лишь парус плясал на волне. Душе зачарованной вспомнился сон:  чертоги в Небесном саду, Небесный разносится глас,  И тихо ко мне обращается он: "Куда и зачем я иду?" И я отвечаю: "Дорога длинна,  но солнце когда-то зайдёт... Одно мне даровано щедро — стихи,  но ценное — кто в них найдёт?" Вздымается ветром огромная Пэн  на сто тысяч ли в синеву; Но ветер почти что угас... — О, ветер, ты лодку мою подхвати,  к священным горам поплыву. (мелодия "Юйцзяао / Юйдзяао — Гордый рыбак") Примечания переводчика

Пэн — мифическая птица, описана в I главе трактата Чжуан-цзы. Чжуан-цзы определяет полёт этой птицы сложным выражением сяояою, которое в обиходном языке, возможно, применялось в смысле беззаботного скитания по белу свету, переносно — в смысле беззаботного легкого скольжения по жизни. У Чжуан-цзы оно приобретает смысл безудержной свободы человеческого духа, не отягченного ни заботами, ни печалями, ни радостью — ничем.

... к священным горам поплыву... — три горы, на которых по преданию обитают бессмертные: Пэнлай, Инчжоу и Фанчжан, расположенные на островах в Восточном океане.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

"Юнюйюэ" ("Долгая радость встречи")

"Расплавленным золотом льётся закат..."

Расплавленным золотом льётся закат, Любуюсь на свет облаков кучевых, Наверно и ты где-то смотришь на них. Окутана ива дымком золотым, Печалится флейта о сливе одна, — Все тайны весны не познаешь сполна. Настал Юаньсяо, зажгли фонари, Как радует нынче погода теплом, Надолго ли, может не будет дождей и потом? Вокруг на природу друг друга зовут, И цепь дорогих экипажей видна, Но за город нынче с друзьями не еду я выпить вина... Припомнила залитый солнцем Чжунчжоу, И с близкими праздник в весёлом кругу, Прошедший давно тот пятнадцатый день Позабыть не могу. В причёске была изумрудная ветвь, В руках — золотые соцветия ив, Но каждый убор был изящен и очень красив. Теперь увядания время пришло, И чёрные волосы иней покрыл, Встречаться с друзьями теперь ни желания нету, ни сил. Опущены шторы, на север окно, Сижу в тишине я, закрыта от всех, Но радостно слышать в саду чей-то смех. (мелодия "Юнюйлэ / Юнъюйлэ — Долгая радость встречи") Примечания

Юаньсяо — праздник в ночь на 15 число первого месяца по лунному календарю называют Днем фонарей.

Источник: Ли Цин-чжао. "Яшмой звенящие цы. В переводах Алёны Алексеевой", 2019

Перевод: Басманов М.И.

"Гуяньэр" ("Одинокий дикий гусь")

"На ложе из тэна за пологом тонким..."

Все, кто слагает стихи о мэйхуа, не могут избежать банальности, едва лишь возьмутся за кисть. Я тоже попробовала о ней писать и убедилась, что сказанное не лишено оснований.

На ложе из тэна за пологом тонким, Проснувшись, встречаю рождение дня. Да разве возможно поведать словами О том, что терзает и мучит меня! Из яшмы курильница за ночь остыла, Дымок ароматный исчез без следа. Так чувства мои, что бурлили когда-то, Теперь словно в заводи тихой вода. Вдруг флейты раздался призыв троекратный, И вздрогнула мэй, все бутоны раскрыв. Во всем этом много сокрытого смысла И смутных предчувствий весенней поры. Подул ветерок. Первый дождик закрапал. И вскоре все в гуле над садом слилось. И то, что на сердце давно наболело, В мгновенье пролилось потоками слез. Ушел он, кто только что пробовал флейту, Зияет покинутой башни пролет. И страшно подумать, что вместе со мною На верх этой башни никто не взойдет. Душистую веточку мэй сорвала я — Хотела послать ее милому в дар. Но нет никого на земле и на небе, Увы, никого, кто б ему передал. (мелодия "Гуяньэр — Одинокий дикий гусь") Примечания

Тэн — ползучее растение, из которого плетут циновки и другие предметы домашнего обихода.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

"Деляньхуа" ("Бабочка, влюбленная в цветок")

"Бесконечная тихая ночь не прибавила радости мне..."

Бесконечная тихая ночь Не прибавила радости мне, И напрасно спешила в Чанъань Я знакомой дорогой во сне. Чтобы лучше я видеть могла, Сколько прелести в этой весне, Под луной загорались цветы И сгущался рисунок теней... Блюд и чарок хаос на столе. И, как суть мною прожитых дней, Ароматные вина и к ним — До оскомины кислая мэй. Захмелев, говорю и цветам: «Что дивиться моей седине? Дни весны, как ни жаль, сочтены, Увядать ей с людьми наравне». (мелодия "Деляньхуа — Бабочка, влюбленная в цветок") Примечания

Чанъан — ныне город Сиань в провинции Шэньси; столица Китая в Танскую эпоху. При жизни Ли Цин-чжао город был захвачен чжурчжэнями.

Источник: Ли Цин-чжао "Строфы из граненой яшмы", 1974

"Ветер ласковый, теплый дождь растопили последний лед..."

Ветер ласковый, теплый дождь Растопили последний лед. Только взглянешь на иву и мэй, Как весны ощутишь приход. Страсть к поэзии с кем разделю, С кем утеху найду в вине? Слезы смыли румяна с лица, Украшения в тягость мне. Я надела расшитый халат, Что носила прошлой весной... Головою к подушке прильнув, Я сломала феникс резной. Все мне снились тревожные сны, Оттого так тоскливо в ночи. Чтоб себя чем-нибудь да развлечь, Я снимаю нагар со свечи. (Мелодия "Деляньхуа — Бабочка, влюбленная в цветок")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

"Дяньцзяньчунь" ("Жемчужно-алые губки")

"Всюду в доме моем тишина..."

Всюду в доме моем тишина, И душа паутиною грусти Крепко-крепко оплетена. Вот и снова уходит весна: Лепестки под дождем облетают, И опять я на башне одна. Где же тот, кто лишил меня сна?.. Поросло все высокой травой, И дорога ему домой В гуще зелени не видна. (мелодия "Дяньцзяньчунь / Дяньцзянъчунь / Дяньцзянчунь — Жемчужно-алые губки")

Источник: Ли Цин-чжао "Строфы из граненой яшмы", 1974

"С качелей встала. Распрямила стан..."

С качелей встала. Распрямила стан. Устало руки отвела назад. Блестит роса повсюду на цветах, На тонком платье бусинки блестят. Вдруг услыхала шорох за спиной. Скорей себя в порядок привела, И незаметно к дому стороной, Зардевшись от смущения, пошла. Но прежде чем калитку распахнуть, Все ж оглянулась. Ветку на ходу С мэй сорвала. Помедлила чуть-чуть И — словно бы и не была в саду... (мелодия "Дяньцзяньчунь / Дяньцзянчунь — Жемчужно-алые губки")

Источник: Ли Цин-чжао "Строфы из граненой яшмы", 1974

"Жумэнлин" ("Словно во сне")

"Вижу снова простор голубой..."

Вижу снова простор голубой, Над беседкою тихий закат. Мы совсем захмелели с тобой, Мы забыли дорогу назад. Было счастье — и кончилось вдруг!.. В путь обратный пора нам грести, Только лотос разросся вокруг, Всюду лотос на нашем пути. Мы на весла Дружней налегли, Мы гребем, Выбиваясь из сил... И в смятении чайки вдали Улетают с песчаной косы. (Мелодия "Жумэнлин — Словно во сне")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Ночь сегодня ненастной была..."

Ночь сегодня ненастной была, Дождь и ветер стучали в окно. И под шум их я крепко спала, Только хмель не прошел все равно. Шум шагов. Шорох шелковых штор. И разлился по комнате свет... Я спросила: «С бегонией что? Или за ночь осыпался цвет? Неужели она — Как была, Неужели Не отцвела?» «Нет. Но красного меньше на ней, Оттого она зеленей.» (мелодия "Жумэнлин — Словно во сне")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Ицзяньмэй" ("Сорванная слива мэй")

"Не радует лотос увядший..."

Не радует лотос увядший — В нем осени знак примечаю. Помедлив, Одежды снимаю, Ночь в лодке Одна я встречаю. Свет лунный над западной башней И туч поредевшая стая. Не гусь ли доставит Письмо мне? Кричит он, В ночи пролетая... Цветы, облетевшие с веток, Уносит куда-то волною. И пусть развело нас Судьбою, Но в мыслях — Мы вместе с тобою. Тоска на мгновение даже Оставить меня не желает, С бровей прогоню ее — Злая, Шипы свои В сердце вонзает. (мелодия "Ицзяньмэй — Сорванная слива мэй")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

"Ициньэ" ("Думы красавицы из Цинь")

Утуны ("Гор молчаливые толпы...")

Гор молчаливые толпы Вижу я с башни высокой. И на безлюдной равнине Стелется дымка седая, Стелется дымка седая... Угомонились вороны — Спят, прилетев издалёка, Ярким закатом любуюсь, Голосу рога внимая. Свечи давно не курятся, И опустели бокалы. Грустно мне так и тревожно, А отчего — я не знаю. Не оттого ль, что с утунов Листьев так много опало, Листьев так много опало... Осень, глубокая осень, Тихая и глухая. (мелодия "Ициньэ / Ицинъэ / Ицинэ — Думы красавицы из Цинь")

Источник: Ли Цин-чжао "Строфы из граненой яшмы", 1974

"Линьцзянсянь" ("Линьцзянский отшельник")

"До чего же глубок этот двор!..."

До чего же глубок этот двор! Не измерить его глубины, И завеса из туч на окне, И беседка в тумане всегда. Ива желтым покрылась пушком, Всюду почки на сливе видны. Возвращается снова весна И в Молине идет по садам. Как и прежде в Цзянкане одна, Счет веду я ушедшим годам. Сколько мной пережито!.. О том С ветром я поделюсь и с луной. Вот и старость! А в жизни моей Ни успехов, ни ярких примет. Кто теперь посочувствует мне И печаль кто разделит со мной?.. Фонарей не зажгу в эту ночь — Ни к чему мне их радужный свет. Как бывало, не выбегу в сад Проложить на снегу первый след. (мелодия "Линьцзянсянь — Линьцзянский отшельник") Примечания

Молин — название местности в окрестностях Нанкина. — одно из древних названий Нанкина.

Цзянкан — одно из древних названий Нанкина.

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Маньтинфан" ("Благоухающий цветущий садик")

"В маленький терем проникла и притаилась Весна..."

В маленький терем проникла И притаилась Весна. В окна сквозь занавески Заглядывают лучи. А в отдаленных покоях Мертвая тишина. Струйка душистого дыма Над догоревшей свечой. Солнце уходит. И следом — Луч ускользает с окна. Мэй, что посажена мною, Выросла над рекой. Но любоваться с башни Ею не буду одна. В этом уединенье Я никого не дождусь. Словно Хэ Сунь из Янчжоу В давние времена... Тайнами рифм и созвучий Я овладела давно. Но и теперь не постигну Лепет невнятный дождя. И примириться мне с ветром, Видно, не суждено! Где-то, но где — я не знаю, Горько рыдает свирель. Голос ее то затихнет, То донесется в окно. Дым от курений растает, Не вечен из яшмы сосуд. Что горевать об этом — Мне уже все равно! Жизнь в бесконечном движенье, Все исчезает в веках. Лишь вдохновенье не будет Временем сметено! Ночь несказанно прекрасна: Свет неяркий луны... Ткут без устали тени Воздушное полотно. (Мелодия "Маньтинфан — Благоухающий цветущий садик")

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Наньгэцзы" ("На мотив южных песен")

"Млечный Путь направленье меняет..."

Млечный Путь направленье меняет. Всюду тихо. Завешены окна. Веет холодом от циновки, Изголовье от слез намокло. Я одежды дневные снимаю, Ночь пришла ли, прошла ли, — не знаю. Будто лотоса плод изумрудный — Для волос украшенье простое. И на платье разбросаны листья — По атласу шитье золотое. Небо, вещи вокруг меня — те же, Только радость приходит все реже. (мелодия "Наньгэцзы — На мотив южных песен")

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

"Няньнуцзяо" ("Красавица Няньну")

"Ни души на унылом дворе..."

Ни души на унылом дворе, Дует ветер, и дождь моросит, Дверь циновкой закрою плотней. Слышу, шепчутся с ивой цветы: "Приближается праздник Цинмин, А за ним — непогожие дни, Много, много мучительных дней!" Трудный стих завершен наконец, Опьянение за ночь прошло, И теперь я могу отдохнуть. Где-то гусь пролетел в вышине — Догоняет он стаю свою. Мне бы весточку с ним передать, Но далек и тяжел его путь. А на башне последние дни С холодами не сладит весна. Я давно не касаюсь перил И на сад из окна не смотрю. Свет погас. Остывает постель, Но никак не могу я заснуть; Если в сердце закралась печаль, Лучше выйти и встретить зарю. Поправляю прическу, а взгляд Ловит чистые капли росы — Я любуюсь на тунг молодой И тянусь всей душою к нему. В небе солнце стоит высоко, И туман исчезает в лучах... Ясный выдастся день или нет — Я еще и сама не пойму. (мелодия "Няньнуцзяо — Красавица Няньну") Примечания

Цинмин — пятый из двадцати четырех сезонов сельскохозяйственного года по лунному календарю. Отмечается в пятый и шестой день четвертого месяца и знаменует начало весенних полевых работ. В эти дни приносились жертвы предкам.

Источник: Ли Цин-чжао "Строфы из граненой яшмы", 1974

"Пусамань" ("Бодхисаттва-инородец")

"Крик залетного гуся слышу..."

Крик залетного гуся слышу, Вижу яшмовой тучи следы. Снова снег осыпает крыши, Из курильницы тянется дым. Птица-феникс — заколка резная, И на ней отраженье свечи. Отчего — я сама не знаю — Радость в сердце мое стучит. Где-то звуки рожка на рассвете Ускоряют утра приход. Ковш с Тельцом — два созвездия встретить На востоке заря встает. Ни цветочка нигде не видно, Только знаю: весна в пути. Ветер западный — так обидно! — Холодам не дает уйти. (мелодия "Пусамань — Бодхисаттва-инородец")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Слабый луч. Ветерок несмелый..."

Слабый луч. Ветерок несмелый, То вступает весна на порог. Я весеннее платье надела, На душе ни забот, ни тревог. Я с постели только что встала, Охватил меня холодок. В волосах запутался алый Мэйхуа опавший цветок. Где ты, край, мне на веки милый?.. Нам в разлуке жить суждено. Нет, забыть я тебя не в силах, Не поможет тут и вино! Свет курильницы тускло мерцает, Словно омут, манит постель... Догорает свеча и тает, Но еще не проходит хмель. (Мелодия "Пусамань — Бодхисаттва-инородец")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

"Синсянцзы" ("Возжигая курения в храме")

"Где-то в траве, на меже громко сверчки залились..."

Где-то в траве, на меже Громко сверчки залились. Вздрогнув, утун обронил С ветки желтеющий лист... Миры — неземной и земной — Подвластны печали одной. Тысячи облаков, Посеребренных луной, Небо затянут, боюсь, Плотною пеленой... К ней ему плыть, Ей к нему плыть — Как же теперь Им быть? Мост через звездный поток Стая сорок наведет... Но повидаться им вновь Можно лишь через год! Что может быть трудней Разлуки на столько дней! Я утешаю себя Тем, что Ткачиха давно Ждет своего Пастуха — Вечно ей ждать суждено. Солнечно вдруг, Пасмурно вдруг, Ветрено вдруг — Жизни Извечный круг. (Мелодия "Синсянцзы — Возжигая курения в храме")

Источник: Ли Цин-чжао "Строфы из граненой яшмы", 1974

"Синсянцзы" ("Возжигая курения в храме")

"Осени краски легли на небо и облака..."

Осени краски легли На небо и облака, Гостьей незваной ко мне Чаще приходит тоска. Лист золотист и багрян — Близится праздник Чунъян. Новый, на вате халат Меряю перед сном И открываю сосуд С чуть забродившим вином. Ветер порой, Дождик порой, Холод порой, Дум бесконечный рой. А на притихшем дворе Сумерек серая мгла, И опьяненье прошло, Только тоска не прошла. Все пережитое мной Мечено скорбью одной. Долгая ночь впереди — Как мне ее скоротать! Месяц свой призрачный свет Льет на пустую кровать. Стрекот сверчков, Постук вальков, Капель Водяных часов. (мелодия "Синсянцзы — Возжигая курения в храме")

Источник: Ли Цин-чжао "Строфы из граненой яшмы", 1974

"Сяочжуншань" ("Прибежище отшельника")

"Весна по Чанмыню идет..."

Весна по Чанмыню идет: Нежна молодая трава, И почки набухли давно На сливе цзяннаньской в саду. Одни — развернулись в цветы, Другие раскрылись едва. Проснулась я за полночь вдруг, Лежу ни жива ни мертва — Из вазы, что подле меня, В глаза мои смотрит весна. И в небе, роняя лазурь, Вращаются туч жернова. Вот брошена на пол луной Оконной завесы канва, Вот с улицы тень от цветов Проникла ко мне через дверь. О, миг, когда близок рассвет И утро вступает в права! Два года! И третий пошел, Как я лишь надеждой жива... О, ветер весенний, молю, Вернись поскорее ко мне! Мы сделаем эту весну Весной моего торжества. (мелодия "Сяочжуншань — Прибежище отшельника") Примечания

Чанмынь — название города в Южном Китае.

На сливе цзяннаньской... — Цзяннань — земли к югу от реки Янцзы, охватывающие территорию нынешней провинции Хунань.

Источник: Ли Цин-чжао "Строфы из граненой яшмы", 1974

"Таньпо хуаньсиша" ("Полоскание шелка на берегу ручья. Вариация")

"Болезнь ушла. И на моих висках печальная осталась седина..."

Болезнь ушла. И на моих висках Печальная осталась седина. Лежу в постели. На луну гляжу Сквозь шелковую сетку на окне. Мускатные орехи в кожуре (Особая заварка не нужна) Бросаю в кипяток — и этот чай Как раз по мне. Я к изголовью руку протяну, Нащупаю стихов любимых том И на досуге, чтобы не скучать, Возьму его, раскрою наугад... За дверью словно заново возник На горы вид, омытые дождем, И щедро льют цветы мусихуа Свой аромат. (мелодия "Таньпо хуаньсиша — Полоскание шелка на берегу ручья. Вариация") Примечания

Мусихуа — вечнозеленый кустарник с белыми душистыми цветами.

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

Хризантема ("Твоя листва — из яшмы бахрома...")

Твоя листва — из яшмы бахрома — Свисает над землей за слоем слой, Десятки тысяч лепестков твоих, Как золото чеканное, горят... О хризантема, осени цветок, Твой гордый дух, вид необычный твой О совершенствах доблестных мужей Мне говорят. Пусть утопает мэйхуа в цветах, И все же слишком прост её наряд. Цветами пусть усеяна сирень — И ей с тобою спорить нелегко... Нисколько не жалеешь ты меня! Так щедро разливаешь аромат, Рождая мысли грустные о том, Кто далеко. (мелодия "Таньпо хуаньсиша — Полоскание шелка на берегу ручья. Вариация") Примечания

Мэйхуа — 梅花, prunus mume, абрикос японский, слива японская, слива китайская.

Примечание Юрия Иляхина

Автор перевода дал, увы, неправильное название стихотворению. В нем говорится не о хризантеме, а о цветах, как указывают китайские комментаторы, коричного дерева. В стихах говорится об аромате, а хризантема, увы, не пахнет. А вот коричные цветы очень ароматные.

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Тяньцзы цайсанцзы" ("Собирая листья шелковицы. Дополненное")

Банановая пальма ("Не знаю, кем посажена та пальма...")

Не знаю, кем посажена та пальма, Что разрослась с годами под окном. Она весь двор Закрыла черной тенью. Она весь двор Закрыла черной тенью. Листы ее При каждом дуновенье Все шепчутся О чем-то о своем. Печальная, лежу в своей постели, До третьей стражи — дождик за стеной, За каплей капля Проникает в душу, За каплей капля Проникает в душу. Мне больше не по силам Шум их слушать И ночь в разлуке Коротать одной. (Мелодия "Тяньцзы цайсанцзы — Собирая листья шелковицы. Дополненное")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Улинчунь" ("Весна в Улине")

"Стих ветер наконец-то. И вокруг..."

Стих ветер наконец-то. И вокруг В пыли цветы душистые лежат. Мне не поднять к прическе слабых рук, Гляжу с тоской на гаснущий закат. Мир неизменен. Но тебя в нем нет. В чем жизни смысл — того мне не понять. Мешают говорить и видеть свет Потоки слез, а их нельзя унять. Как хорошо на Шуанси весной — О том я слышала уже не раз. Так, может быть, с попутною волной По Шуанси отправиться сейчас?.. Но лодке утлой не под силу груз Меня не покидающей тоски. От берега отчалю — и, боюсь, Тотчас же окажусь на дне реки. (Мелодия "Улинчунь — Весна в Улине")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

"Фэнхуантайшан ичуйсяо" ("Вспоминать играющего на флейте")

"Пасть золотого льва совсем остыла..."

Пасть золотого льва совсем остыла, Дым ароматный больше не курится. И пробегают пурпурный волны По шелковому полю одеяла. На кольцах шторы утреннее солнце, Заглядывая в комнаты, искрится. И я встаю. Но только нет желанья Прическою заняться, как бывало. Ларец с заколками покрылся пылью — Давно-давно его не открывала! Всегда я так страшилась расставаний И о разлуке слышать не хотела. Мне много-много рассказать бы надо, Но только я не пророню ни слова. Не от вина, не от осенней грусти Я в эти дни изрядно похудела. Что делать, если он опять уехал И здесь меня одну оставил снова! Чтоб удержать, я "Песню о разлуке" Ему сто раз пропеть была готова. Я думаю о том, что там, в Улине. Далеко от меня теперь любимый... Двухъярусную башню закрывая, По небу облака плывут куда-то. А перед башнею — река в разливе. Вода стремится вдаль неудержимо. Пусть знает он, что на поток зеленый Смотрю с утра до самого заката. Что с каждым днем все больше я страдаю, Печалью бесконечною объята. (мелодия "Фэнхуантайшан ичуйсяо — Вспоминать играющего на флейт") Примечания

Пасть золотого льва — курильница в виде льва, из разверстой пасти которого струится дым благовонных курений.

Улин — застава в Шэньси.

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Хаошицзинь" ("Недавний праздник")

"С веток осыпав цветы, ветер пронесся и стих..."

С веток осыпав цветы, Ветер пронесся и стих. Из лепестков за окном Алый сугроб намело. Знаю, как только начнут Бегонии дружно цвести, Значит, расстаться с весной Грустное время пришло. Чаши из яшмы пусты, Песни умолкли давно. Свет фонаря то горит, То исчезает на миг. Даже во сне совладать С грустью не суждено!.. Где-то далеко в ночи Птицы пронзительный крик. (мелодия "Хаошицзинь — Недавний праздник")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

"Хуаньсиша" ("Полоскание шелка в горном потоке")

"Куда ни обращу я с башни взор — лазурь небес и дали синева..."

Куда ни обращу я с башни взор — Лазурь небес и дали синева, До горизонта выткала ковер Душистая зеленая трава. Мне лучше бы на башню не всходить, Чтоб старых ран в душе не бередить. Давно ль пробились первые ростки? Теперь бамбук у храма — в полный рост. Сошли цветы, опали лепестки, Смешались с глиной ласточкиных гнезд. Гляжу на лес, и всей душой скорблю, И крик кукушки из лесу ловлю. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке") Примечание Юрия Иляхина

В современных сборниках стихов Ли Цинчжао это стихотворение отсутствует. "Baidu" (https://baike.baidu.com/item/浣溪沙-楼上晴天/15789936?fr=aladdin) и другие источники указывают, что автором является Чжоу Банъянь.

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

2. "Весна заметней, ярче с каждым днем..."

Весна заметней, ярче с каждым днем. Уютный дворик. Тихое окно. Еще не поднят занавес на нем, Но пали тени синие давно. В молчанье с башни устремляю взгляд, И струны цитры яшмовой молчат. Над горною вершиной облака — Они ускорят сумерек приход. Зыбь по траве прошла от ветерка, Кропит дождем померкший небосвод. Цветущей груше холода страшны, Боюсь, цветам не пережить весны. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

3. "Весна тревожней стала и грустней..."

Весна тревожней стала и грустней, И День поминовенья недалек... Курильница из яшмы. А над ней, Редея, извивается дымок. Не в силах встать — лежу во власти грез, И не нужны заколки для волос. Прошла пора цветенья нежных слив, Речные склоны поросли травой. И пух летит с ветвей плакучих ив, А ласточка все не летит домой. И сумерки. И дождик без конца. И мокрые качели у крыльца. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

4. "Бескрайняя весенняя тоска, и волосы убрать желанья нет..."

Бескрайняя весенняя тоска, И волосы убрать желанья нет. Вдруг ветер налетел издалека, На землю слива уронила цвет. Бледны в холодном небе облака, Плывущие за месяцем вослед. И я опять наедине с собой Вдыхаю ароматных трав дымок. За пологом с жемчужной бахромой, Как вишня, красный светит огонек. А вдруг наступит холод, как зимой? Поможет ли тогда волшебный рог?.. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Цзуйхуаинь" ("Любуясь цветами при луне")

"Прозрачной дымкой, тучею кудлатой уходит долгий, непогожий день..."

Прозрачной дымкой, тучею кудлатой Уходит долгий, Непогожий день. Девятый день грядет луны девятой, Свеча курится пряным ароматом, Пугливую отбрасывая тень. К полуночи Повеяло прохладой, Под полог проникает ветерок. И будет одиночеству наградой Лишь яшмовой подушки холодок. Припомнилось мне: в тихий час заката Мы за плетнем восточным Пьем вино... Еще поныне в рукавах халата Таится запах сорванных когда-то Цветов, которых нет уже давно. Какой измерить мерою страданье! А ветер западный Рвет шторы полотно... Ты желтой хризантемы увяданье Увидеть мог бы, заглянув в окно. (Мелодия "Цзуйхуаинь — Любуясь цветами при луне")

Источник: "Строки любви и печали", 1986

"Цинпинлэ" ("Безмятежная радость")

"Падал снег. А в саду мэйхуа, как всегда, в эту пору цвела..."

Падал снег. А в саду мэйхуа, Как всегда, в эту пору цвела. Помню, веточку алых цветов, Захмелев, я в прическу вплела. Но осыпались эти цветы И моих не украсят волос. Неуемные слезы бегут, Стала мокрой одежда от слез. И теперь в чужедальнем краю Новый год я встречаю одна. Непонятно, когда же могла Побелить мне виски седина!.. Вечереет. И ветер подул. И за окнами стало темно. Нет, не стоит искать мэйхуа — Не увидишь ее все равно. (Мелодия "Цинпинюэ / Цинпинлэ — Безмятежная радость")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Чжэгутянь" ("Куропатки в небе")

"В оконной раме цепенеет солнце..."

В оконной раме цепенеет солнце И стынет небо бледно-голубое. Утун насупился — на ночь в обиде За то, что иней принесла с собою. Проснулась я и воскурила травы — Дымок их сладкий с жадностью вдыхаю. Такая жажда от вина хмельного И так хочу я выпить чашку чая! Немного пусть, Но все же дни короче. По всем приметам Осень на исходе. Как Чжуисюань, тем больше я страдаю, Чем дальше мысли горестные бродят. В вине, пожалуй, я забудусь снова, И упрекнуть за то меня не смеют: Я не пила еще за хризантемы, Что у плетня восточного желтеют. (мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе") Примечания

Чжунсюань — второе имя поэта Ван Цаня (177-217), одного из семи известных литераторов Китая времени Цзяньань. В последние годы правления династии Хань поэт, вынужденный покинуть родные места, бежал в княжество Чу. Он тяжело переживал судьбу изгнанника, сильно тосковал по родине.

...Что у плетня восточного желтеют... — аллюзия на строки Тао Юань-мина:

Хризантему сорвал Под восточной оградой в саду, И мой взор в вышине Встретил склоны Южной горы.

“Чжэгутянь” — “Небо для куропатки”, "Куропатки в небе", "Турачи в небе" — заслышав песню на этот мотив, путники с грустью вспоминали на чужбине о родных краях.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Гуйхуа ("В своем неярком палевом уборе ты — кроткое и нежное созданье...")

В своем неярком палевом уборе Ты — кроткое и нежное созданье. Пускай в тени ты держишься, но всюду Разносится твое благоуханье. Зачем тебе цвет голубого неба И в час цветенья роскошь ярких красок! Среди цветов, растущих в Поднебесной, Считаешься ты первой не напрасно. Ревнует мэйхуа И хризантема Вздыхает, недовольная судьбою, Когда в беседке В Праздник полнолунья Все восхищаются одной тобою. Наверное, не очень понимали И чувствовали красоту поэты, Раз незамеченною ты осталась И не была до сей поры воспета. (мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе") Примечания

Праздник середины осени (Чжунцю) — приходится на пятнадцатый день восьмого месяца по лунному календарю, на время полнолуния, и связан с завершением сбора урожая. Ночью пятнадцатого числа люди выходят на улицу, чтобы полюбоваться полной луной и в ее рельефе попытаться различить, как о том повествуют древние поверья, контуры нефритового дворца богини луны Чан Э, огромного коричного дерева гуйхуа, в сени которого «лунный заяц» толчет в ступе кору — приготовляет эликсир бессмертия.

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Шэнчацзы" ("Плоды дикой яблони")

"На нефритовом столике в спальне моей..."

На нефритовом столике в спальне моей Сколько лет все лежит на виду Эта шапочка с веткой засохших цветов, Пробуждая в душе моей грусть. Как давно ты, любимый, оставил меня! Не вернулся и в этом году... На письмо из Цзяннани с тревогой гляжу, Распечатать никак не решусь. Вкус вина, что, прощаясь с тобою, пила. Мне припомнить теперь нелегко. Безутешно скорблю, горько плачу без слез — Их в иссякшем источнике нет. В область Чу устремляются мысли мои. За сплошную гряду облаков. Где-то в той стороне, далеко-далеко Затерялся любимого след. (Мелодия "Шэнчацзы — Плоды дикой яблони")

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Шэншэнмань" ("Неторопливые капли дождя")

"Грусть в сердце и смятенье дум..."

Грусть в сердце и смятенье дум, Тревожит каждый звук. Холодный мир вокруг угрюм, И пусто все вокруг. Луч обласкал — и вновь темно, И холодно опять. С ненастным ветром и вино Не может совладать. Печальный голос слышен мне: "Наш старый друг, прощай!" То гуси где-то в вышине Летят в далекий край. Здесь было много хризантем, Цвели — и отцвели. О них не вспомнят... и зачем? Валяются в пыли. Я у окна чего-то жду, И скорбь меня гнетет, А тут еще, как на беду, Дождь льет, и льет, и льет. Утун, промокший до корней, И сумеречный свет. И в небе, как в душе моей, Просвета нет и нет. (мелодия "Шэншэнмань — Неторопливые капли дождя")

Источник: Ли Цин-чжао "Строфы из граненой яшмы", 1974

"Юаньвансунь" ("Сетование сверчка")

"Гладь озерную расколов, ветер волны нагнал без числа..."

Гладь озерную расколов, Ветер волны нагнал без числа, И едва уловим Запах редких цветов, — Это поздняя осень пришла. Блеск воды и горы синева По душе мне в осенние дни. Чтобы их описать, Где найду я слова? Как отрадны для взора они! Листья желтые и плоды — Лотос там, за песчаной косой. И на ряске Прозрачные капли воды, И трава под жемчужной росой. А на отмели цапля стоит, С нею день провели мы вдвоем. Отвернулась, Наверно, обиду таит, Что я вдруг покидаю ее. (Мелодия "Юаньвансунь — Сетование сверчка")

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Юйцзяао" ("Гордый рыбак")

"В пору, когда еще тихо дремлет природа под снегом..."

В пору, когда еще тихо Дремлет природа под снегом, Вести приходят из сада, Первые вести весны. Там мэйхуа пробудилась, И по воскресшим побегам — Россыпи розовой яшмы С солнечной стороны... Полураскрыты, воздушны, Нежно цветы засияли, Тонкий, едва уловимый Льется вокруг аромат. Словно красавица вышла, Нет ни забот, ни печали, Тут же, в саду, примеряет Новый весенний наряд. Нет, не напрасно природой Создано это творенье, Смысл и глубокий и тайный В нем, несомненно сокрыт. Не потому ли сегодня, В радостном возбужденье Свет разливая над садом, Месяц так ярко горит? Чаши янтарные дружно Сдвинем, любуясь цветами. И до капли последней Выпьем хмельное вино За мэйхуа, что, красуясь, Благоухает над нами! С ней совершенством сравниться Прочим цветам не дано. (мелодия "Юйцзяао / Юйдзяао — Гордый рыбак")

Источник: Ли Цин-чжао "Строфы из граненой яшмы", 1974

"Там, где слились воедино тучи с озерным простором..."

Там, где слились воедино Тучи с озерным простором, Где предрассветная дымка Тает над сонной волной, — Тысячи парусных лодок В танце закружатся скоро. Небо бледнеет, и гаснут Звезды одна за одной. Сон необычный мне снился, Будто бы в Небо я взмыла, Голос из бездны небесной Вдруг обратился ко мне. Ласково и с участьем Небо меня спросило, Путь свой куда направляю В этой земной стороне. Горькое Небу признанье Было моим ответом: "Солнце клонится к закату, Путь же, как прежде, далек. Вся моя жизнь — постиженье Трудного дела поэта, Но совершенных так мало Мною написано строк!.." Ветер поднялся в округе, Ветер от края до края. Гордо парит надо мною В выси заоблачной гриф... Мчи за Саньшань меня, ветер, Лодку волной подгоняя, Пусть ни на миг не ослабнет Твой дерзновенный порыв! (мелодия "Юйцзяао / Юйдзяао — Гордый рыбак")

Источник: "Строки любви и печали", 1986

"Юнюйюэ" ("Долгая радость встречи")

"Расплавленное золото заката..."

Расплавленное золото заката И яшма лучезарных облаков... Не вместе ты со мною, как когда-то, — Ты в этот вечер где-то далеко. Дымятся ветки опушенной ивы, И звуки флейты грустные слышны, Поет она про увяданье сливы — О, таинства извечные весны! Удался Юаньсяо, тих и светел, — Принес он радость первого тепла. Но разве не подует снова ветер И не нависнет дождевая мгла?.. Друзья по песням и вину гурьбою Пришли за мной. Коляска ждет давно. Хочу я быть Наедине с собою, Мне не нужны Ни песни, ни вино. А в мыслях — процветающий Чжунчжоу, Чреда ничем не омраченных дней. Мне праздники весны под отчим кровом С годами все дороже, все родней. Усыпанные жемчугом уборы, И камни изумрудные в косе, И золотые на шелках узоры, И состязанье в блеске и красе. Но все прошло. И вот краса увяла. От бури жизни — иней на висках. И я теперь не жажду, как бывало, В ночных прогулках радости искать. Мне лучше в стороне, Вдали от всех, За занавеской слышать Чей-то смех. (мелодия "Юнюйлэ / Юнъюйлэ — Долгая радость встречи")

Источник: "Строки любви и печали", 1986

Перевод: Голубков Д.Н.

"Ицзяньмэй" ("Сорванная слива мэй")

"Осенними грибами пахнет лес, но нежный запах лотоса исчез..."

Осенними грибами Пахнет лес, Но нежный запах лотоса Исчез. Снимаю с плеч Постылые шелка. В челн орхидеевый Одна сажусь. Крылами Рассекает облака Расшитое письмо — Летящий гусь. Куда Он направляет свой полет? Ответное письмо Придет домой, Когда Сиянье лунное зальет Тоскующий девичий Терем мой... Цветы, К земле озябнувшей склонясь, Как прежде, Сбрасывают лепестки. Как прежде, Горы разделяют нас, Мы снова Друг от друга далеки. Нет, Эту боль вовек не побороть. С чела прогонишь И сотрешь с бровей — Тотчас Отравою наполнит плоть. Ужалит сердце Во сто крат больней. (мелодия "Ицзяньмэй — Сорванная слива мэй")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 3, 1957

"Улинчунь" ("Весна в Улине")

"Ветер не принес душистой пыли. Облетели цветы..."

Ветер не принес душистой пыли.  Облетели цветы... Распустила косы на закате,  Жду ночной темноты. Справедлива лишь одна природа, —  Люди лживы насквозь. Рассказать бы!..Но слова потонут  В ливне горестных слез. В Шуанси весна все хорошеет...  Поплыла бы я вдаль, Да боюсь — на дно потянет лодку,  Словно камень, печаль. (мелодия "Улинчунь — Весна в Улине")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 3, 1957

"Фэнхуантайшан ичуйсяо" ("Вспоминать играющего на флейте")

На башне Фэнхуантай слушаю свирель ("Не курится благовонный дым...")

Не курится благовонный дым Из остывшей пасти льва-дракона. По спокойной глади одеяла Побежали пурпурные волны. Не притронусь к волосам моим, В зеркала не погляжусь влюбленно, Хоть заря на небе засияла И проснулся терем, солнца полный. Жизнь в разлуке, словно смерть, страшна, Я всегда боялась расставаний... Сколько в сердце боли и унынья — Сотней "Янгуань" не рассказать. Вновь худею — но не от вина, Не от осени туманной ранней. Мой любимый далеко в Улине... Но довольно. Замолчу опять. Спит земля в густом дыму тумана, Но блестит бессонная река. День и ночь грустит она со мною. День и ночь мой долгий взор на ней. Вдаль река стремится неустанно, Но не уплывет моя тоска И не смыть прозрачною волною Взгляд печальный — след тоски моей, (мелодия "Фэнхуантайшан ичуйсяо — Вспоминать играющего на флейт")

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 3, 1957

Перевод: Ключников Ю.М.

"В саду коснулась веточки сирени..."

В саду коснулась веточки сирени — Так хочется с тобой её вдыхать! Но рядом проплывают только тени — Минувших встреч былая благодать...

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018

"За горизонтом скрылась туча-птица..."

За горизонтом скрылась туча-птица, Освободив от сумрака закат. Взошла луна, свеча во мгле курится, Цветочный издавая аромат. Я вспоминаю радостные годы, Безоблачное наше бытиё... Как хорошо, что перепад погоды Украсил одиночество моё.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018

"Уж нет того, кто вдохновлял мою свирель..."

Уж нет того, кто вдохновлял мою свирель, Полировал стихов цветную яшму. С кем, молча, слушала я вешнюю капель, Вдвоём поднявшись вечером на башню.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018

"Жумэнлин" ("Словно во сне")

"Мы с тобою в хмельном забытьи..."

Мы с тобою в хмельном забытьи До заката сидели в беседке. Хмель угас. На обратном пути Солнце скрылось за тёмные ветки. Сели в лодку. Поплыли назад, Раздвигая в дороге кувшинки. В наших полузакрытых глазах Тихо таяли счастья пушинки. Налегая на вёсла, гребли, Возвращались к излюбленным гнёздам. Тьма сгущалась, в закатной дали Чайки взмыли к проснувшимся звёздам. Птицы, лотосы, звёзды, вода... Это то, что во мне навсегда. (мелодия "Жумэнлин — Словно во сне")

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018

"Ицзяньмэй" ("Сорванная слива мэй")

"Цветок не радует увядший..."

Цветок не радует увядший — О возрасте напоминает. Одна ночую в старой лодке Под взглядом пристальным луны. Гусь одинокий надо мною С тревожным криком пролетает. Какую весть несёт, — не знаю, На север с южной стороны? Быть может, древнее преданье, Иль предстоящее свиданье... Мы связаны с тобой навеки Невидимым узлом судьбы. И повторяется мгновенье — Лишь прогоню с бровей страданье — Оно меняет направленье, Вонзает в грудь свои шипы. (мелодия "Ицзяньмэй — Сорванная слива мэй")

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018

"Таньпо хуаньсиша" ("Полоскание шелка на берегу ручья. Вариация")

Хризантема ("Зелёная и нежная листва, прекрасен лепестков узор певучий...")

Зелёная и нежная листва, Прекрасен лепестков узор певучий... Не стоят ничего мои слова, Чтоб выразить всю красоту созвучий. О хризантема, осени дитя! Твой стойкий дух — хозяин непогоды. Поверх унынья красотой светя, Ты — дивное творение природы. Пусть ярче сливы ранние цветы, Сирень чарует тонким ароматом. Они не могут поместиться рядом С твоим неярким всплеском красоты. Спасибо, что измученному сердцу Даешь в твоём сиянии согреться. (мелодия "Таньпо хуаньсиша — Полоскание шелка на берегу ручья. Вариация") Примечание Юрия Иляхина

Автор перевода дал, увы, неправильное название стихотворению. В нем говорится не о хризантеме, а о цветах, как указывают китайские комментаторы, коричного дерева. В стихах говорится об аромате, а хризантема, увы, не пахнет. А вот коричные цветы очень ароматные.

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018

"Цзуйхуаинь" ("Любуясь цветами при луне")

"Уходит день, и туча серой птицей клюёт во тьме Девятую Луну..."

Уходит день, и туча серой птицей Клюёт во тьме Девятую Луну. Подушки холодок зовёт ко сну. Но мне одной по-прежнему не спится. И благовоний аромат клубится... Мне вспомнились закатные мгновенья — Мы вместе у восточного плетня... Твои глаза, твои прикосновенья Волнуют кровь и душу у меня. Терзают грудь воспоминанья немо, И ветер западный бесчинствует в окне!.. Ты видел бы, как вянет хризантема, Когда бы заглянул в окно ко мне. (мелодия "Цзуйхуаинь — Любуясь цветами при луне")

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018

"Юйцзяао" ("Гордый рыбак")

"Сон мне приснился недавно..."

Сон мне приснился недавно — В небо душа взлетела. Слышу вопрос из пространства: «Что приключилось с тобой?» Утром, проснувшись, подумала: Видно, душа захотела Вырваться вдруг к свободе, На вечный простор голубой. Горькими были мысли, Услышанные Оттуда: Конечно, тебе по возрасту Пора подвести итог. Но ты свою жизнь посвятила Поэзии дивному чуду. И мало ещё подарила Отчизне написанных строк. (мелодия "Юйцзяао / Юйдзяао — Гордый рыбак")

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018

"Хуаньсиша" ("Полоскание шелка в горном потоке")

2. "День чуть-чуть длиннее, чем вчерашний..."

День чуть-чуть длиннее, чем вчерашний. И весны приметы всё видней. Пристально слежу с высокой башни За теченьем посветлевших дней. Дворик мой внизу не слишком весел. Мелкий дождик зарядил с утра. Хмурый, он надолго занавесил Солнце, просиявшее вчера. Струны цитры в стороне безмолвны. Над хребтами горными светло. Сумерек малиновые волны Что сулят? Хотелось бы, тепло. А дождя мелодия всё глуше. Вслушиваюсь в голос тишины. За окном моим цветущей груше Заморозки тоже не нужны. Нежные цветы в одно мгновенье Опадут. Жалею их до слёз. Скоро встречу день поминовенья. Не найду заколку для волос. Силы нет подняться мне с постели. Капли моросят и моросят... На крылечке мокрые качели Одиноко без меня висят. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Поднебесная хризантема", 2018

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Цинпинлэ" ("Безмятежная радость")

На мотив "Радость чистоты и покоя" ("Каждый раз, когда снега лежит пелена...")

Каждый раз, когда снега лежит пелена, Я цветок мэйхуа   приколов, становилась пьяна. Но измятый цветок мэйхуа увядал,   и я знала: моя здесь вина, И бывала обильною чистой слезой   вся одежда полна... А в сегодняшний год   я у Рога Морского, где неба края. Незаметно-неслышно   появляется проседь, виски мне пестря. Я одно только вижу:   с наступлением вечера ветер крепчает, И поэтому, верно, на цветы мэйхуа   не порадуюсь я... (мелодия "Цинпинлэ / Цинпинюэ — Безмятежная радость") Примечания

Стихотворение является откликом на стихи Ли Юя на тот же мотив. Но если Ли Юй при виде цветов мэйхуа тоскует о родном Юге, то Ли Цин-чжао, напротив, вспоминает начало весны на родимом Севере.

Рог Морской — широкий продолговатый морской залив, на берегах которого стоит город Ханчжоу, столица южносунского государства, где поэтесса окончила свои дни.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Торопцев С.А.

"Гуяньэр" ("Одинокий дикий гусь")

"Под пологом проснешься рано-рано..."

Небольшое вступление. Люди пишут стихи о цветах мэйхуа, но из-под кисти обычно выходит что-то банальное. Я тоже попробовала и поняла, что это действительно так.

Под пологом проснешься рано-рано — не высказать, какая пустота! В жаровенке угасли фимиамы, а чувства расплескались, как вода. Свирели звук встревожил вдруг, и вспомнился ушедший друг. Под стук дождя и ветра тихий свист неудержимый льется слез поток. Наш яшмовый чертог покинул мой флейтист. К кому я прислонюсь в своих скорбях? Цветок сорвать легко... Но ни среди людей, ни в небесах нет никого, кто мог бы ждать его. (мелодия "Гуяньэр — Одинокий дикий гусь")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Деляньхуа" ("Бабочка, влюбленная в цветок")

В дыханье нежном ветра — потепленье

В дыханье нежном ветра — потепленье, что щечки девы, бледные цветки, и ёкнуло весеннее томленье... Да с кем, хмелея, почитать стихи? Румяны смыты влагою тоски. Беру иглу, чтобы подштопать платье, о тянет голову к кровати, и треснула заколка для волос. В печали сон не дарит благодати, ночь — острый нож. На свечке тает воск. (мелодия "Деляньхуа — Бабочка, влюбленная в цветок")

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Дяньцзяньчунь" ("Жемчужно-алые губки")

Придержу-ка я качели

Придержу-ка я качели, ручки, мягки-нежны, занемели. И цветы уже в росе, и вспотела я совсем. Чу, в воротах слышу гостя стук, я боса и шпильку обронила, видно. Ах, как стыдно! У порога задержусь и вдруг — о, цветущей сливы дивный дух! (мелодия "Дяньцзянъчунь / Дяньцзяньчунь / Дяньцзянчунь — Жемчужно-алые губки")

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Жумэнлин" ("Словно во сне")

"Беседка у ручья мне помнится..."

Беседка у ручья мне помнится. К закату мы захмелели, тропки не найдем. Вернулись к лодке, вот отрада, да лотосы не отпускают. Гребем, гребем... Лишь чайки с берега взлетают. (мелодия "Жумэнлин — Словно во сне")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Всю ночь лил ливень, завывал ветрило

Всю ночь лил ливень, завывал ветрило, забылась сном, не распростившись с хмелем. Там кто-то поднял полог, я спросила: «Что яблонька?» — «Да вот в цвету доселе». Ты верно знаешь? Верно знаешь это? Пора бы розовому пасть с зелёных веток!» (мелодия "Жумэнлин — Словно во сне")

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Ицзяньмэй" ("Сорванная слива мэй")

Дух лотоса иссяк, и одр мой стыл

Дух лотоса иссяк, и одр мой стыл, пора сменить одежды лета. На ложе я опять одна, парчовый стих не получил ответа. Гусиный клин меня забыл, спустилась к дому лишь луна. Порхают лепестки, журчит ручей, а нас с тобой разлука зачем-то обрекла на муку. Мы эту боль не в силах исчерпать. Она сойдет с нахмуренных бровей, но в сердце спустится опять. (мелодия "Ицзяньмэй — Сорванная слива мэй") Примечания

Уехавшим возлюбленным женщины посылали письма, вытканные на шелке парчой. Гуси — переносчики писем, метоним письма.

Источник: "Стихи тишины", 2019

Печаль разлуки ("Теряет лотос аромат, циновка холодна...")

Теряет лотос аромат, циновка холодна, пора снимать мне летние шелка. На борт челна взойду одна... Когда ко мне слетит парчовая строка? Настало время возвращения гусей, над башней западной луна ясна, и лепестки уносит прочь ручей. А я одною думою полна: как нас с тобою единит тоска! Неистребимая, упорствует она, лишь гляну вдаль — в душе печаль. (мелодия "Ицзяньмэй — Сорванная слива мэй")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Ициньэ" ("Думы красавицы из Цинь")

С балкона глядя "С балкона глядя, я вижу хаос гор..."

С балкона глядя, я вижу хаос гор и дымку в падях. И дымку в падях, где в гнездах воронята. Рожок гудит к закату. Свеча погасла, грустно, пуст бокал, в закатном ветре лист с платана пал. Уж лист с платана пал, и осень всё печальней, и я одна в молчанье. (мелодия "Ициньэ / Ицинъэ / Ицинэ — Думы красавицы из Цинь")

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Лантаоша" ("Волна, омывающая песок")

На рассвете ветер за окном

На рассвете ветер за окном сладкий сон согнал невольно. С кем я снова выйду на балкон? Помню, ворошили мы уголья, только аромат их — унесен. Вспоминаю золотистый склон, всё уже подернуто туманом. У волны весенней, под хмельком, я спою тихонько о былом — для гусей, летящих караваном. (мелодия "Лантаоша — Волна, омывающая песок")

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Синсянцзы" ("Возжигая курения в храме")

Осенний небосклон ("Осенний небосклон печалью обуян...")

Осенний небосклон печалью обуян, хрисанфы говорят, что близится Чунь-ян. Оденусь потеплей да выпью "мурашей", ведь ветер силен, и хлещет ливень, и день студён. Двор спрятан тьмой ночною, мне муторно, тревожно. Как хмель сойдет, гнетет былое Ночь — невозможна в пятне луны на сиром ложе под мерный стук вальков, печальный цвирк сверчков, капель часов. (мелодия "Синсянцзы — Возжигая курения в храме") Примечания

Чунь-ян — осенний праздник (видимо, переводчик имел в виду Чунъян —праздник “двойной девятки”).

“Мураши” — молодое вино.

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Сяочжуншань" ("Прибежище отшельника")

"Весна у высоких ворот..."

Весна у высоких ворот, набухают ростки, проклюнулись где-то жарки, еще не раскрывшись зазря. Мы чай растолкли, и струятся дымки. Пока не наступит заря, наполнимся хмелем весенней тоски. Качаются тени цветов у калитки, ночные лучи в занавеске так зыбки, желтеет закат. Так трижды в два года Владыка весны приходит в наш сад — и нынче он снова стучится у врат. (мелодия "Сяочжуншань — Прибежище отшельника")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Улинчунь" ("Весна в Улине")

Ветер стих, и лепестки легли в пески

Ветер стих, и лепестки легли в пески, день истек, а я не причесалась. Все, как было, лишь тебя не стало. Чем ответить на слезу тоски? В Шуанси, как говорят, еще весна. Где ты, лодочка моя легка? Ах, сегодня неподъемная тоска тяжела для малого челна. (мелодия "Улинчунь — Весна в Улине")

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Хаошицзинь" ("Недавний праздник")

"Стих ветер, двор засыпан лепестком..."

Стих ветер, двор засыпан лепестком, как будто красные сугробы за окном. А яблонька цвела еще в те дни томления весны. Хмель испарился, опустел бокал, светильник помрачнел, устал. Заполнил душу сумрачный туман, и закурлыкал вслед весне жулан. (мелодия "Хаошицзинь — Недавний праздник")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Цзуйхуаинь" ("Любуясь цветами при луне")

Насуплен день и тягостно немерен

Насуплен день и тягостно немерен, сандал курится в медной пасти зверя. Опять чунъяново веселье, а под моей москитной сеткой — полночный хлад нещадно резкий. С вином к плетню пойду, уж день потух, пронзит меня хрисанфа тонкий дух. Не думай, что душа не знает мук. Когда откинет ветер штору, поймешь: я, как хрисанф, увяну скоро. (мелодия "Цзуйхуаинь — Любуясь цветами при луне") Примечания

Чунъ-ян — осенний праздник в 9-й день 9-го лунного месяца, когда близкие собираются, выходят на природу, любуются хризантемами.

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Цзяньцзы муланьхуа" ("Прекрасные цветы магнолии")

Я у цветочника купила (“Я у цветочника купила весны недораскрывшийся бутон...”)

Я у цветочника купила весны недораскрывшийся бутон. Роса его на зорюшке покрыла, и заискрился он. А чтобы не подумал суженый, что личико мое цветка похуже, его пришпилю к волосам, сравни нас сам. (мелодия "Цзяньцзы муланьхуа — Прекрасные цветы магнолии")

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Цинъюйань" ("Синий яшмовый столик")

В одно мгновенье на Ханьданьском тракте

В одно мгновенье на Ханьданьском тракте растаял вдалеке мой ратник. Невыносим осенний жесткий ветер. Одна-две чарки на рассвете и разговор с тобой во тьме — так пребываешь ты во мне. Боль всех разлук нас двигала к закату, стихами восхищались мы когда-то, но было это тщетною опорой. Разрушены все грезы, остались только слезы, похожие на сливовую морось. (мелодия "Цинъюйань — Синий яшмовый столик") Примечания

Ханьданьский тракт — метафора дальнего пути. Ханьдань — древний город на территории провинции Хэнань.

Источник: "Стихи тишины", 2019

Насколько продолжительна весна

Насколько продолжительна весна? Две трети уж миновало. В зеленой сени алого немало. Зеленые нависли плети, ласкает их вечерний ветер... Душа моя — измождена. Цветы, вино — всё это есть в столице, да не сравнится с былыми отчими садами. Вотще весна скитальцу, лишь тоска. Дано ль разлуку передать словами? Душе здесь негде приземлиться, зовет тепло родного очага. (мелодия "Цинъюйань — Синий яшмовый столик")

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Чжэгутянь" ("Куропатки в небе")

Струится хладный свет в мое окно

Струится хладный свет в мое окно, в ночи ворчит, заинеен, платан. И чай горчит, не допито вино, и сон нейдет, и в комнате дурман. И осени уж нет. О, бесконечность дня! Ванцанева печаль гнетет меня. Не лучше ли забыться мне в вине у хризантем восточного плетня? (мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе") Примечания

... Ванцанева печаль ... — стихи поэта Ван Цаня (II-III вв.) были полны скорби.

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Чоунуэр" ("Некрасивая")

Вечер пришел, а с ветрами дожди налетели

Вечер пришел, а с ветрами дожди налетели, вымыли летний зной. Я наиграю тебе на свирели, хочешь — и брови подкрашу сурьмой Белое тело прикрою халатиком зыбко и, фимиамом дыша: “Милый, — шепну я с улыбкой — полог задерни, ночка сегодня свежа”. (мелодия "Чоунуэр — Некрасивая")

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Шэншэнмань" ("Неторопливые капли дождя")

"Хожу-ищу, брожу-ищу в тиши холодной и пустой..."

Хожу-ищу, брожу-ищу в тиши холодной и пустой. Но боль не отпускает, снова, снова я то горю, то стыну до озноба. Как тут найти покой? Спасет ли чарочка-другая, когда в ночи буран закрутит злой? А гуси, давние знакомцы, пролетая, лишь бередят глухую боль. Кусты хрисанфов сникли над землей. Пожухлые, кому они нужны? Одна я у окна, и небеса черны, платан весь пропитался мокротой, кап-каплет — до закатной желтизны... Вот так-то... Это и зовут "тоской"! (мелодия"Шэншэнмань — Неторопливые капли дождя")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Юаньвансунь" ("Сетование сверчка")

Весенний закат ("Никак весна нейдет в столицу...")

Никак весна нейдет в столицу, дверь замкнута, и двор глухой, крыльцо позаросло травой. Последний гусь во тьму стремится, с кем весточку получит дальний мой? В душе тоска тоской! В избытке чувств печалей слишком много, не отпускают душу, еще и пища холодна. Качель пуста, безлюдная дорога, склоненная луна легла на грушу. (мелодия "Юаньвансунь") Примечания

...еще и пища холодна... — в один из праздников ранней весны запрещалось разводить огонь и разогревать пищу.

Источник: "Стихи тишины", 2019

Сон отлетел, клепсидра чуть слышна

Сон отлетел, клепсидра чуть слышна, тоска черна, и голова гудит. Подушка яшмовая холодна, на занавеси луч зари лежит. Кто в жухлых лепестках шуршит за дверью? Наверно, ветер. Умолкла флейта. Где ж ты, мой флейтист? Ушла еще одна весна, и я грядущей снова ждать должна. Прошу тебя, о, тучка, что летит, всю боль мою, моих печалей миги снеси Весеннему Владыке. (мелодия "Юаньвансунь — Сетование сверчка")

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Юйцзяао" ("Гордый рыбак")

С земными смешались небесные волны

С земными смешались небесные волны, и звезды сместились, и мечутся челны. Душа моя сблизилась с горним престолом, и было мне Слово: чего, вопросил Он, достичь я готова. Уж время заката, а путь еще долог, я жажду найти небывалое слово и птицей взметнуться к небесному свету... О, буйные ветры, несите мой челн прямо к Холмам бессмертных! (мелодия "Юйцзяао / Юйдзяао — Гордый рыбак") Примечания

Холмы бессмертных — горные острова в мифическом Восточном море, где обитают блаженные святые.

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Юнюйюэ" ("Долгая радость встречи")

Новогодний праздник фонарей ("Закат — расплавленное злато, из тучек глянул луч луны...")

Закат — расплавленное злато, из тучек глянул луч луны Ах, занесло меня куда-то, где дымчатый пушок на ивах, свирель оплакивает сливы, предчувствуя уход весны. И пусть на Праздник фонарей дыхание небес нежней, ведь всё едино налетят ветра да ливни Когда под вечер этот прикатят собутыльники-поэты, скажу: простите, думы так грустны. О, милые равнины в оны дни, в своей светелке, беззаботна, под лунным диском, помню, жду весны в зеленой шляпке модной, за ушком — ветка свежей ивы, чтоб выглядеть красивей И вот всё оборвалось ныне, на голове колтун да иней, теперь не выхожу в ночную пору, не то что в час былой Задвину поплотнее штору и буду слушать смех чужой. (мелодия "Юнюйлэ / Юнъюйлэ — Долгая радость встречи")

Источник: "Стихи тишины", 2019

"Хуаньсиша" ("Полоскание шелка в горном потоке")

1. "Не нужно мне янтарного бокала..."

Не нужно мне янтарного бокала, и, не допив, я задремала. Вечерний гонг звучит издалека. Прервал он сладких грез поток. Нет шпильки, растрепалась я слегка, дом пуст, и оплыла свеча-цветок. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

1. Вотще бокал янтарного вина

Вотще бокал янтарного вина, никак не погрузиться в негу хмеля. Под вечер звоны гонга прилетели. Иссяк дурман, душа не знает сна. Я растрепалась, шпильки нет златой, покой мой пуст, и лишь свеча со мной. (мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Стихи тишины", 2019

Хань Цзюй (1086?-1135)

Китайский поэт. Иногда над одним стихом работал несколько лет, искал выразительные слова у предшественников, ибо ему было близко утверждение Хуан Тинцзяня: "Каждый иероглиф в стихах имеет свой источник".

Источник: Синология.ру

Перевод: Голубев И.С.

"Из девяти четверостиший, посвященных Гэ Я-циню"

I "В тереме вы у самого устья реки..."

В тереме вы — У самого устья реки, У берега я — Где бьется волна морская, В каждом приливе Слезы моей тоски Около терема В море безбрежном тают...

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Чэнь Юйи (1090-1138)

Знаменитый китайский поэт, преподаватель. Происходил из Лояна (в современной провинции Хэнань). В 1113 г. выдержал государственные экзамены на степень цзиньши, служил преподавателем в императорском Высшем училище Тайсюэ в звании боши ("старшего ученого"; соответствует современному доктору наук). Выдающийся ученый-классик и литератор, один из лидеров "цзянсийской" поэтической школы "возвращения к древности", входил в кружок Хуан Тинцзяня и Чэнь Шидао. Выработал свой собственный свободный и естественный стиль. После вторжения чжурчжэней переселился вместе со столичным двором на юг. Некоторое время входил в правительственный кабинет государя Гао-цзуна (правление 1127-1163), вследствие дворцовых интриг подал в отставку и окончил дни в уединении.

Источник: Chinese Poetry on Web (ссылка недоступна)

* * *

Один из крупнейших поэтов конца Северной и начала Южной Сун. Примыкал к цзянсийской школе, не разделяя, впрочем, полностью ее установок. Стремился, в отличие от Хуан Тинцзяня (которого высоко ценил), постигнуть не столько форму, сколько дух творчества Ду Фу. Чэнь Юйи — прежде всего отличный пейзажист.

Поэт жил в тяжелое для страны время: он был свидетелем вторжения чжурчжэней, разгрома императорской армии и падения Северной Сун. И эхо событий слышится даже в его стихах о природе, общение с которой уже не приносило ему былой радости.

Источник: ABIRus.ru

Перевод: Голубев И.С.

Пишу тревожные строки в рифму Инь Цяню ("Племена иноземцев вокруг Хуайхэ радуются весне...")

Племена иноземцев вокруг Хуайхэ Радуются весне. Защитники родины есть у нас, Плакать — велик ли толк? Как получилось, что сам государь Скитается по стране? В небо на белых крыльях взмыть Ужели никто б не смог? На земле и на небе немало дел, Не сделанных за пять нет, Прошел напрасно я тысячи ли Мимо рек и озер, Говорят, в Цзиньлине дракон и тигр — Врагу там пощады нет, Опальный чиновник, я путь потерял — Но вижу у брода костер...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Перевод: Корчагин В.А.

Выхожу из гор ("Пусто в предгорьях, смолк одинокий топор...")

Пусто в предгорьях, Смолк одинокий топор. К дому, к селенью Тропы ведут из-за гор. Солнце заходит. Веют с лугов ветерки. Рощи глядятся В чистые воды реки.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 3, 1957

Я ясным вечером смотрю вдаль ("Над озером Дунтин покрапал дождик..."

Над озером Дунтин покрапал дождик, Подул нежданный ветерок — Он голову мою прохладой обдал, Проник под шелковый платок. Плывут, в глубоких водах отражаясь, Рассеянные облака. К покатым берегам вечерний сумрак Уже притронулся слегка. Там камыша прибрежная полоска Косым лучом освещена; Но птица с золочеными крылами Летит над озером одна... С тех пор, как весь наш край войной охвачен, Без боя не бывало дня. И вот брожу старик... Озера, реки Печально смотрят на меня. В пути, когда опора — только посох, Любая пища хороша. Не о себе — о многих, многих людях Скорбит в безмолвии душа! Непостижима, скрыта воля неба, Судьбу познать нам не дано! Пьянит, но не приносит мне забвеья Простое сельское вино.

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Перевод: Микушевич В.Б.

В девятый месяц года цзию из Бацю пробирался через Хунань и простился с Цуйвэнем ("Расставаньям и встречам счету нет по дороге...")

Расставаньям и встречам Счету нет по дороге; Жить бездомному нечем, Я в тоске и в тревоге. Гусь летит одинокий Над холодной пустыней, И повсюду жестокий, Угрожающий иней. Вы радушный хозяин, Вы меня угостили; Я скитаньем измаян! Вы меня приютили. Я, поверьте мне, ваше Оценил состраданье, И за винною чашей Коротал я изгнанье. Время гонит беднягу, Ветер вновь завывает; Он трясет мою флягу, Посох мой вырывает. Облака не способны Успокоиться в небе, И мне выпал подобный Переменчивый жребий. Пятый год я скитаюсь; Горе справа и слева. Тщетно скрыть я пытаюсь В сердце приступы гнева. Не сказать мне словами. Как страшат меня дали; Разлучаюсь я с вами, Преисполнен печали.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

В дождь снова слагаю стихи о башне Хайшань ("Над морем башня стоит, являющая простор...")

Над морем башня стоит, Являющая простор; Так дух мой дум не таит, Они — подобие гор. Бьет гулко в берег волна; В ней небо, и в ней полет. Я вижу: идет весна. Я чувствую: дождь пойдет, В стихах говорит мой дух; Но мне минувшего жаль, Стихи прочитал я вслух, А в сердце моем печаль. Мои родные края Отпор дать врагу могли, Когда на башню, как я, Всходил Ду Фу с Гао Ли. Примечания

Поэт печалится, глядя с башни на разоренные земли и вспоминает, как некогда поэты Ду Фу и Гао Ли взирали с башни Даньфу (в Шаньдуне) на земли процветающей империи Тан.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Взволнован событиями ("В государстве беда! Что сказать я могу?...")

В государстве беда! Что сказать я могу? Если всюду вражда, Подражают врагу. Слишком нрав его крут, Слишком недруг жесток. Наши реки текут, Как всегда, на восток. Не отстать бы от них! Сколько минуло лун! Но вестей никаких, И молчит Хуанлун. С Белой Цаплей теперь Новый наш государь; Среди этих потерь Мы бессильны, как встарь. Как наследнику нам В этих бедах помочь? Сам не свой, — по волнам Я плыву день и ночь. Но, скажите, зачем На просторах земли Тысячи хризантем Пышно так расцвели? Примечания переводчика

В государстве беда — имеется в виду захват чжурчжэнями сунской столицы и пленение двух китайских императоров.

Хуанлун — место пленения сунских императоров.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Вспомнил о Тянь Цзине, Чжи Лао и навестил их ("Месяц второй на дворе. Он прекратил холода...")

Месяц второй на дворе. Он прекратил холода, Ночь все еще в серебре, Но зеленеет вода. Жизнь я стихам посвятил, Зной претерпев и мороз. Страннику дождь возвестил, Что зацветет абрикос. Хворый постиг наконец Освободительный путь, Но повторяет мудрец: "Твердым и в бедности будь!" Вверился я челноку, Вспомнив друзей наяву. В перьях плаща и в шелку Ветру навстречу плыву. Примечания

"Твердым в бедности будь!" — наставление древнего философа Конфуция (551-479 гг. до н. э.).

В перьях плаща и в шелку — то есть в изысканной одежде.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Отправляюсь на север ("Вечно жизнь течет, смертного казня; вновь она влечет к северу меня...")

Вечно жизнь течет, Смертного казня; Вновь она влечет К северу меня. Я пустился в путь, А кругом жара; Мне бы отдохнуть, Но крута гора. Все мы отцветем Средь земной тщеты, И своим путем Следуют цветы. Появился цвет, Значит, будет плод, Но в теченье лет Не вернется год. Пусть я не цветок, Но прошла весна, И в печальный срок Седина видна. Отдохнуть велит Облакам звезда. Что мне путь сулит И ведет куда? Если бы летать Мог я, как святой, Чтобы сочетать Благо с чистотой! Мне бы в небо взмыть И средь горних стран Волосы омыть В озере Фусан. Примечания

...средь горних стран... — в стихах Чэнь Юйи упоминается гора Ланфэн, одна из вершин Куньлуня, где по преданию обитают святые.

Фусан — мифическое озеро в стране святых, у которого растет священное дерево фусан.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Переправляюсь через Янцзы ("К югу от Янцзы виды хороши, но так долго жил я в чужой стране...")

К югу от Янцзы виды хороши. Но так долго жил я в чужой стране, Что не излечить мне моей души; Где бы ни был я, всюду грустно мне. Веслами машу, по реке плыву; Тянутся ко мне дружно дерева. Дождик перестал. Вижу синеву, Но не веселит эта синева. Хорошо видна мне гора Ушань, Солнце светит мне с голубых высот; Здешней красоте рад отдать я дань, Стелется простор до морских ворот. Пусть укреплена вся равнина так, Что не страшен там дух дурных времен, Даже крепостям угрожает враг; Этот уголок лучше укреплен.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Проплывая в столицу через уезд Сянъи ("Залита корма зарей карминной; берега цветами пламенеют...")

Залита корма зарей карминной; Берега цветами пламенеют. Проплываю мимо дамбы длинной, А на дамбе вязы зеленеют. Облака, по-моему, недвижны, Пленены небесной вышиною, Но, в своем движенье непостижны, На восток плывут они со мною.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Разведрилось после дождя ("На юго-западе синева; разведрилось вдалеке...")

На юго-западе синева; Разведрилось вдалеке, И кажется, облака — острова На неподвижной реке. А на заборе много сорок Щеголяет мокрым пером; Сорочий слышится говорок, И вторит сорокам гром. Прохлада манит ночную мглу, И сон смежает глаза, И я вознести хотел бы хвалу За то, что прошла гроза. Но в эту прекрасную ночь я нем. Со мной лишь моя тоска, И одинок я, хоть светит всем Серебряная река.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

С того момента, как двенадцатого числа первого месяца в Фанчжоу встретил иноземные войска, и до того, как бежать в Южные горы, пятнадцатого числа добрался до дома Чжана в деревне Хуэйгу ("Говорили мне давным-давно, что в грядущем быть большой войне...")

Говорили мне давным-давно, Что в грядущем быть большой войне, Но не думал я, что суждено Испытать предсказанное мне. Исходил я множество дорог, И повсюду враг мне угрожал; Так меня преследовал восток, Что на юго-запад я бежал. Нет, я не знаток роскошных блюд, Как лоянец благородный тот; Лишь боюсь я, что меня убьют, Голод я терплю четвертый год. Я не знал покоя ни на миг, На чужбине странствовал один. Лишь теперь я, кажется, постиг, Как в стихах был точен Шаолин. Жизнь пока еще мне дорога, Смерть мне угрожала здесь и там; Конница железная врага Вслед за мною мчалась по пятам. И природа мучила меня В хмуром, неприветливом краю; Делаясь мрачней день ото дня, Истребить пыталась жизнь мою. В облаках вершины южных гор, Жуткие, в туманах неземных; Ощущая гибельный простор, Там ходил я в туфлях травяных. Греются на солнце старики Целый день среди плетеных стен, От забот столичных далеки, Хоть бы вся земля попала в плен. Впрочем, большинству людских сердец Свойственно гонимым сострадать; Сжалились, узнав, что я беглец, И вина велели мне подать. Сдобренная травами вода В чан для умыванья налита. Тех, кого преследует беда, Трогает людская доброта. В помощи мне здесь отказу нет. Радуйся, мол, друг, покуда цел! Что мне делать, если с детских лет Только книги я читать умел? До седин я дожил взаперти, Мыслями блуждал в иных мирах И не знал, что встречу я в пути Этих праведных людей в горах. Как несправедлив я был к другим! Жил я, словно ближних в мире нет. К россказням прислушавшись моим, Старики смеялись мне в ответ. Постоялый двор — как дом родной; Средь бессмертных лишь такая тишь. Светит лампа в темноте ночной, За окном видна солома крыш... Вот куда привел меня мой путь, Мы в скитаньях горестных ничьи; Полночь, но не в силах я заснуть: Грустно слушать, как журчат ручьи.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Лю Цзыхуэй (1101-1147)

Китайский философ. В XII в. Пещера Водяного Занавеса стала центром развития конфуцианской мысли: в течение многих лет здесь проводил свои философские занятия Лю Цзыхуэй, в числе его учеников были основатели неоконфуцианства Чжу Си и Лю Фу. После смерти Лю Цзыхуэя в 1147 г., здесь был построен храм, в котором Чжу Си и Лю Фу продолжали вести философские занятия, привлекая слушателей из разных сторон Поднебесной. Позже этот храм получил название "Зал Трех Мудрецов". В пещере есть бывшие места храмов, которые включают: Зал Трех Мудрецов, Собор Шантяо, Храм Цзыхуэй, и многочисленные древние надписи.

Источник: China Highlights

Перевод: Смирнов И.С.

Новая пристань ("Холодок едва заметный рождает дымку...")

Холодок едва заметный рождает  дымку над гладью вод. Умолкают звуки печальных напевов,  месяц набок прилег. Неподвижны весла, и лодку сносит  к пристани на ночлег. Задувает ветер, и ночью волны  будут биться о борт.

Источник: "Китайская классическая поэзия. Сост. И. Смирнов", 2005

Ранний отъезд ("Петел в деревне криком рассвет возвестил...")

Петел в деревне  криком рассвет возвестил; В утреннем небе  истаивает луна. Странник на лошади  затемно тронулся в путь; Меркнет светильник,  пуст гостевой покой.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Ван Чухоу (XII в.)

Чиновник при академии Ханьлинь в начале XII в.

Эти восемь строк стихов написал Ван Чухоу из уезда Хуаянсянь, что в округе Чэндуфу области Сычуань, когда ему было около шестидесяти лет. Впервые увидев в зеркале, что усы и борода у него начинают седеть, он выразил свои чувства в стихах. "Молодое стремится к расцвету, а то, что достигло расцвета, стареет — вот закон, которому подчиняется все в мире, и избежать его никто не в силах. Обычно все белое становится черным, только усы и борода, наоборот, сначала черны, а потом уж белеют".

Другие его сочинения неизвестны.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

Перевод: Меньшиков Л.Н.

"Кто-то сказал, что ни старым, ни новым нету событиям счета..."

Кто-то сказал, что ни старым, ни новым  нету событиям счета, Но в большинстве и цветенье, и гибель —  просто пустые заботы. Можно считать, что события в мире  следуют судеб движенью, Только зачем же приравнивать их  к лебедя вольным полетам! Выцвели некогда черные брови,  будто бы снег обметал их; Быстро поблекнет на лицах румянец,  словно цветы, опадет он. Этот страдает, а этот скорбит —  оба должны оглянуться: В роще под вечер листва шелестит,  ветер печальный зовет их.

Источник: "Простонародные рассказы, изданные в столице", 1995

Лу Ю (1125-1210)

Китайский поэт, вольнолюбец. Родился 13 ноября 1125 г. в уезде Шанъинь (современный Шаосин провинции Чжэцзян), умер 26 января 1210 г. Происходил из старинного рода, известного гражданскими и военными заслугами. Лу Ю осознавал себя представителем многих поколений, обязанным приумножить славу предков. Для него делом жизни стала борьба против капитулянтской политики правительства Южной Сун (1127-1279), отдавшего земли к северу от Янцзы чжурчжэням. В 1153 г. столкнулся с произволом властей, когда дважды отменялись результаты чиновничьих экзаменов, принесшие поэту первое место. Лишь осенью 1158 г. началась государственная служба. В 1160 г. занял невысокий пост при дворе и подал императору несколько докладов с важными предложениями. Выступление против фаворитов вызвало гнев у государя, и Лу Ю был отправлен в провинцию. В 1166 г. уволен по обвинению в том, что подстрекал крупного военачальника выступить в освободительный поход на север. В то время Лу Ю начал отказываться от творческих установок на подражание прошлым образцам. Увиденное и пережитое за полугодичное плавание в 1170 г. по Янцзы на запад, в Сычуань, нашло отражение в путевом дневнике "Жу Шу цзи" ("Поездка в Шу") и 52 стихах. Во время пребывания поэта в Сычуани в его творчестве значительное место заняла тема родины. Частое противопоставление праздной знати и бездеятельных генералов страдающему от иноземного рабства народу придавало его стихам особый драматизм.

Продолжая осуждать двор за уступки врагам, поэт укреплялся в мысли о праве человека на образ жизни, не укладывающийся в рамки ортодоксальных конфуцианских представлений. Прежнее чувство долга перед обществом сохранялось, но вместе с тем возрастало значение, придававшееся частной жизни, где поэт стремился обрести личную свободу. Даосская философия открывала Лу Ю мудрость принципа цзы жань ("естественность"), с которым перекликались представления чань-буддизма о важности непредвзятого восприятия явлений мира. Вольнолюбивым настроениям открывался простор в стихах о вине, в которых часто повторяются слова "сумасшедший", "безумный" как обозначение особого состояния человека, возвышающегося над серостью будней. В стихах сычуаньского периода Лу Ю говорит о своем необузданном характере, о неуемной жажде жизни; они во многом близки творениям Ли Бо. Их роднят наслаждение радостями бытия, повышенная эмоциональность поэтического языка. В 1178 г. пришел вызов в столицу. На высоких постах в провинциях Фуцзянь и Цзянси поэт ревностно относился к обязанностям, но был оклеветан и отправлен в отставку. Пять лет он прожил в деревне и все чаще говорил о Тао Юань-мине как примере для подражания. Лу Ю искусно устанавливал взаимосвязь пейзажных элементов с лирическими признаниями. Размышлял над законами поэтического искусства, считал, что творческий акт при всей своей необычности имеет истоки в повседневной действительности. По его словам, талант способен постичь "события прошлого" и "секреты сил созидания", ничто в мире не остается скрытым от мысленного взора поэта.

Приглашенный в 1189 г. в столицу на пост в Ведомстве церемоний, Лу Ю в ряде докладов императору ставил всегда волновавшие его проблемы — освобождение захваченных территорий Китая и положение крестьян. По обвинению в непочтительности к высшим властям был удален от дел. Последние 20 лет поэт находился в Шаньини. Он утвердился в сознании, что пребывание среди природы и общение с земледельцами преисполнены философского смысла и способны дать моральное удовлетворение. Тема деревни стала одной из главных в его творчестве. С сельским краем было связано ощущение полноты бытия. В стихах он приводил множество примет и подробностей крестьянского быта, писал о произволе чиновников и бесправии простого люда. Наследие Лу Ю огромно: более 9 тысяч стихотворений в жанре ши, 130 цы, путевой дневник "Поездка в Шу", труд "Нань Тан ши" ("История [династии] Южная Тан"), множество образцов изящной словесности.

Источник: Синология.ру, автор Е. А. Серебряков

* * *

Происходил из семьи чиновника Лу. Незадолго до его рождения на страну напали чжурчжэни, которые захватили столицу империи Сун — Кайфэн. Поэтому Лу Ю родился во время бегства его семьи на юг в лодке на реке Вэй.

Получил хорошее образование. В 12 лет уже начал сочинять первые стихи. В 1144 г. попытался сдать государственный экзамен, однако потерпел неудачу. В 1145 г. женился на своей двоюродной сестре Тан Ван, но родители мечтали породниться с более влиятельной семьей, потому в 1152 г. Лу Ю по их настоянию развелся и женился на девушке из могущественного рода Ван. Воспитывался в стремлении восстановить территорию Сун, отвоевав северные земли у чжурчжэней. В 1154 году блестяще сдал государственный экзамен. Однако его продвижению по карьерной лестнице помешал влиятельный аристократ Цин Сун. Лишь после смерти последнего Лу Ю смог начать работать в государственных органах. Впрочем, его попытки предложить реформы в армии столкнулись с противодействием канцлера Цинь Гуя. Однако в 1163 г. Лу Ю получил поддержку императора Сяо-цзуна, получив высокий сан цзиньси. Лу Ю было поручено планирование военных действий армии. Лу Ю выступал за активные наступательные действия против чжурчжэней, но не получил поддержки при императорском дворе. В 1190 г. он ушел в отставку. Поселился в городе Шаосин, где и умер 26 января 1210 г., занимаясь литературными упражнениями.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Басманов М.И.

"Бусуаньцзы" ("Предсказание")

Славлю мэйхуа ("Где ветхий мостик за двором почтовым...")

Где ветхий мостик за двором почтовым, Ты расцвела в глухом уединенье. Вот снова вечер В зареве багровом, Одна ты Со своей печалью снова, Да шум дождя, Да ветра дуновенье. К чему тебе с весенними цветами За место первое докучливые споры! Терзаясь завистью, Пускай их спорят сами!.. Всем увядать, Все скоро прахом станут, Лишь запах нежный Не исчезнет скоро! (Мелодия "Бусуаньцзы" — "Предсказание")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Чайтоуфэн" ("Брошь-Феникс")

"Нежные руки когда-то это вино мне налили..."

Нежные руки когда-то Это вино мне налили... Ивы по-прежнему свежи, Стены дворца затенили. Все полонили в округе, Вызвали думы о друге. Ветер с востока — жестокий, Чувство — непрочно и зыбко. Скорбь на душе беспредельна — Я столько лет одинокий... Ошибка! Ошибка! Ошибка! Снова весна, как и прежде, А человек угасает!.. Льются из глаз моих слезы, След румян на одежде. Слезы ручьями стекают И сквозь шелка проникают. Персика цвет пал на листья В пруд за беседкой пустою... Или письмо мне направить Той, с кем в любви клялись мы? Не стоит! Не стоит! Не стоит! (Мелодия "Чайтоуфэн" — "Брошь-Феникс")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Хаошицзинь" ("Недавний праздник")

"Путнику грустно в пути..."

Путнику грустно в пути, Жаждет вернуться домой. Тысячью нитей тоска Сердце его оплела. Снились озера ему, Дождь и туман над водой, Горы родные вдали, Множество гор, без числа. Юности бурный порыв Чашей вина погасив, Он провожает весну, Ласково с ней говорит. Ласточки в небе снуют, Цвет опадает со слив... Вырвался вздох из груди: Время так быстро летит! (Мелодия "Хаошицзинь" — "Недавний праздник")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Начисто смою с себя жизни столичной следы..."

Начисто смою с себя Жизни столичной следы, Сразу вернусь на восток*, Лишь только закончится год. Место себе подберу Где-то в горах, близ воды — Рыбу там буду ловить В бездне лазоревых вод. Рыбу продам и куплю Вина по сходной цене, Буду то трезв, то пьян, С флейтой сдружусь между тем. Хижину возведу В заоблачной вышине, Буду знакомство водить С чайками, больше ни с кем! (Мелодия "Хаошизинь" — "Недавний праздник")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

"Цюэцяосянь" ("Небесный сорочий мост")

Слушая крик кукушки в ночи ("Лампада гаснет. В хижине покой...")

Лампада гаснет. В хижине покой. Затихло все под крышей камышовой. Царит весенний вечер над рекой, И дождь и ветер набежали снова. Спит иволга. И ласточка в гнезде Уже не гомонит, как днем ликуя. Одна кукушка лишь то там, то здесь, Тоскуя, ночью лунной прокукует. Разбудит, Разогнав остатки сна, Проймет до слез Своим печальным зовом. В лес улетит — и снова тишина, И одиночество наступит снова. И вспомнится далекий отчий край, Кукушки где я знать не знал, беспечный... Что говорить! Полвека, почитай, Прошло, как я скитаюсь, странник вечный. (Мелодия "Цюэцяосянь" — "Небесный сорочий мост")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

"Чжэгутянь" ("Куропатки в небе")

"В лучах заката дымка голубая..."

В лучах заката дымка голубая, И в ней виднеется моя обитель. Меня тщета земная не волнует, Ее бегу я, деревенский житель. Опорожнил сосуд с вином отменным, В бамбуковую рощу удаляюсь. Канон даосский до конца осилив, Прилег и горным видом наслаждаюсь. Я так люблю Насвистывать беспечно, Меня и старость Вовсе не печалит. Да, где бы я теперь ни оказался, Все сущее с улыбкою встречаю. Давно я понял: отношенье Неба К одним — одно, к другим — совсем другое... Живу себе, дряхлею понемногу, Растрачена напрасно жизнь героя! (Мелодия "Чжэгутянь" — "Куропатки в небе")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

Перевод: Гитович А.И.

При луне ("Восходит луна над пустым двором...")

Восходит луна над пустым двором, Сияя среди ветвей, Лукавых сорок неспокойный сон Тревожа издалека. И я, наивный, седой старик, Учусь у глупых детей: Дрожащей рукой хочу поймать Летящего светляка.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

Цветы сливы ("Расцветают цветы под весеннее пение птиц...")

Расцветают цветы Под весеннее пение птиц, Словно в утренний снег Облачаются горы над нами. Разделить бы мне тело На тысячи зрячих частиц, Чтоб под каждою сливой Лу Ю любовался цветами.

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

Чучэн ("В развалинах города крик обезьян...")

В развалинах города крик обезьян Слышен по вечерам, А на другом берегу Янцзы Стоит Цюй Юаня храм. Тысячу лет с половиной прошли, — Быстро идут года, И только на отмели шум воды Таков же, как и тогда. Примечания

Чучэн — город, где находился в древности дом великого Цюй Юаня, впоследствии получивший название "Храм Предков".

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

"Еюгун" ("Ночная прогулка вокруг дворца")

1. Зимней ночью слышу звуки рога ("Возносятся к снежным тучам...")

Возносятся к снежным тучам Чистые звуки рога, Лежит в военной палатке Наместник — седой старик. Скорбя о прожитой жизни, Где сделано так немного, Умрет — и о нем не вспомнят Ни на единый миг.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

"Осенние думы"

Осенние мысли ("Уже улетают гуси...")

Уже улетают гуси К югу — для нас чужому, Цветут в садах хризантемы, Краснеет в лесах листва. И мысли мои подобны Ножницам из Бинчжоу: Отрежу кусок пейзажа — И переложу в слова.

Источник: "Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов", 1978

Перевод: Голубев И.С.

В маленькой лодке уплыл далеко от села, а потом пешком возвратился обратно ("Косые лучи. Старая ива...")

Косые лучи. Старая ива. Я возвращаюсь в село. Слепой старик ударяет в тарелки — Начинается представленье: "Усопшему не решить, Добро от творил иль зло", — Пусть об этом напомнит рассказчик В первом своем выступленье. 1195 г.

Источник: Лу Ю "Стихи", 1960

Захмелев, пою в башне ("Я скитался по свету, Но цели своей не достиг...")

Я скитался по свету, Но цели своей не достиг. Притворившись веселым, Только с тыквой вернулся в Чэнду. Но в той тыкве лекарства*, И болящим поможет старик, Силы им возвратит И смягчит у страдальцев недуг. Вот уж тыква пуста, В час вечерний я в башне пою, Кубок свой поднимаю И полог срываю с окна. Пусть вино в этот вечер Развеет тревогу мою, Пусть заглянет в окошко Плывущая в небе луна. Вынул меч, захмелев, — Как блестит он при свете луны! Вновь пою и танцую, И падают слезы в вино... Если сгладить Цзюньшань, Были б воды Сянцзяна видны!* Если ветви срубить, То луна бы пробилась в окно!* Был я сильным, но силы Народу не все отдавал; Не прославил себя, А теперь уж седа голова! Примечания

Но в той тыкве лекарства.... — В старом Китае было принято носить лекарства в высушенной пустой тыкве-горлянке. С такой тыквой обычно изображается один из восьми даосских сяней-бессмертных Ли Тегуай.

Если сгладить Цзюньшань, были б воды Сянцзяна видны! — реминисценция из стихотворения Ли Бо "Охмелев от вина, вместе с Ланьшу гуляем по берегу Дунтинху". Горы Цзюньшань были расположены неподалеку от этого озера, а о реке Сян говорилось выше, прим. к с. 79.

Если ветви срубить, то луна бы пробилась в окно! — Лу Ю перефразировал слова Ду Фу из его стихотворения "Ночью в шестой день первого месяца посвящаю луне...", где сказано: "Если дерево коричное сможешь срубить топором, то увидишь сияние ясной полночной луны" (по китайским представлениям, на луне тоже росло такое дерево). Здесь, с помощью литературных реминисценций Лу Ю хочет сказать о том, что бесполезно теперь для него строить планы, ибо они неосуществимы — слишком велики преграды, а время ушло.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

На реке ("Дождик стучит весенний о тростниковую мачту...")

Дождик стучит весенний О тростниковую мачту, Поднят соломенный парус, В дымке закат погас... Рыбы купить бы надо, Лодку ищу рыбачью, На огонек к соседям Мне бы подплыть сейчас. Пьяный, дремлю, — но ветер Даже хмельного будит, Чуть набежав на отмель, Волны спешат назад. Тянут по берегу баржу Подневольные люди, Сил своих не жалея, Натягивают канат.

Источник: Лу Ю "Стихи", 1960

Одинокое облако ("Сорок весен в безлюдных горах...")

Сорок весен в безлюдных горах — Разве маленький срок? В третье лето правленья Цзя-тай Я ушел на восток. А теперь у высоких перил Я на небо смотрю: Одинокое облако Также глядит на зарю... 1204 г.

Источник: Лу Ю "Стихи", 1960

Около чуской стены ("У реки — развалины стены...")

У реки — развалины стены. Птиц и обезьян тоскливы крики. И стоит чуть дале древний храм, Где бывал когда-то Муж Великий*. Век за веком чередою шли, Заросла стена и одичала. Но журчит у ног моих река Так же, как у ног Его журчала! Примечания

"Около Чуской стены". — Имеется в виду оборонительная стена древнего южнокитайского царства Чу, построенная вдоль берега р. Янцзы. Вероятно, именно это место описывал позднее в прозе Лу Ю:

"Мы дошли до храма Цьщзиюань селения Бошаши. Познакомились с настоятелем Чжи Цзянем и спросили его, почему местность называется Чэнся ("У стены"). Он ответил, что за храмом до сих пор стоит древняя стена времен царства Чу. После его пояснения я пошел на нее посмотреть. Стена находится на холме отгороженный ею участок очень маленький. На юге и севере — ворота, первые выходят к реке напротив ущелья Желтого Быка"

(пер. Серебряков Е.А.)

Муж Великий.— Цюй Юань:

Источник: Лу Ю "Стихи", 1960

Пою, захмелев ("С кубком стою на каменной башне...")

С кубком стою на каменной башне, Что высится над рекой. Взгляд устремляя в синее небо, Глажу перила рукой... Передо мной — небольшой "кораблик", Это — винный сосуд. К светлым чертогам небесного храма Мысли меня несут. Мне показалось, когда свой кубок До самого дна осушил, Что горы и реки бы уместились В глубинах моей души, Что сердце мое — утес огромный — Выше высоких гор. Но снова в радужных переливах Тонет поэта взор. За то, что сердце в миг отрезвленья Хочет еще вина, Те, кто не ведал большой печали, Боюсь, обвинят меня. О, велики вы, земли просторы, И всюду люди живут, Только один не находит места, Не обретет приют. Как я хочу в этот миг услышать Феникса крик вдали, Чтобы на крыльях священной птицы Умчаться за тысячи ли...

Источник: Лу Ю "Стихи", 1960

Проезжаю мимо трех утесов Линшаньских гор ("К причудливым горам верхом подъехал...")

К причудливым горам верхом подъехал Старик Фанвэн*, дряхлеющий поэт. Да! В землях Шу и У таких высоких, Таких великих гор, пожалуй, нет! На много жэнь в лазурь небес взметнулись И подпирают, как колонны, их. Боюсь того лишь, что к земле принизит Линшаньские вершины краткий стих... Примечания

Фанвэн* — литературный псевдоним Лу Ю.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Пью вино в одиночестве у западного окна ("Подмел я двор, ворота на ночь запер...")

Подмел я двор, ворота на ночь запер... И мой он тоже недалек закат! Не возвратит согбенный старец силы, Когда недуг в нем с головы до пят, Всю жизнь свою чему-то я учился, И сам не знаю, есть ли в этом толк? Найдется ль человек в мирах грядущих, Который в это сердце бросит взгляд? Вода скрепила высохшую ряску — Из крошек драгоценный камень стал! И незаметно иней пал на землю И в киновари листьев засверкал. Вина простого чарку поднимаю И размышляю около окна: Когда б, заслуг особых не имея, Я до Ковша Небесного достал!

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Слышу крик гусей ("Дождик стучит весенний о тростниковую мачту...")

Вся слива в цвету, Опьяняет ее аромат. Жаровня остыла. Надел я весенний наряд. Но в Ханьском лесу ни души. Тишина в Циньгуане*. Гусей провожаю. Их стаи на север летят... Примечания

... в Ханьском лесу ни души Тишина в Циньгуане. — Ханьский лес (Ханьлинь), Циньгуань — владения императоров ханьской династии (II в. до н.э. — II в. н.э.), считавшиеся "исконными землями" китайской империи. Во времена Лу Ю эти земли были захвачены чужеземцами-чжурчжэнями. Говоря о том, что ныне на этих землях "ни души" и царит тишина, поэт хочет сказать, что север страны, к которому устремлены все его помыслы, опустошен и обезлюдел.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Слышу — шумит дождь ("Я сердцем бодр — и был бы жизни рад...")

Я сердцем бодр — И был бы жизни рад, Но сед уже — И вижу свой закат... Сто лет когда бы Я прожить сумел — Все б не успел Земных закончить дел... В бассейне плавать Рыбам лишь дано, А в мире Ожидает всех одно... Услышав шум дождя В полночный час, Я встал — и слезы Брызнули из глаз... 1168 г.

Источник: Лу Ю "Стихи", 1960

Читаю книги ("Возвратился к Яньси Лу Фан-вэн...")

Возвратился к Яньси Лу Фан-вэн, Не сотрешь седину с головы. Весь заваленный свитками книг, Одиночества не замечаю; Остывает пшеница в котле И похлебка из дикой травы, Но хозяин забыл про еду — Том за томом — читаю, читаю... Пять повозок старинных томов Мне вместить бы в лачугу мою, И не только до слова прочесть, Но исправить неверные знаки. Я читаю взволнованно вслух, А потом, прослезившись, пою, Я стараюсь с бамбука списать Иероглифы "Трипитаки"... Мне с иных языков на родной Много надобно переложить, До зари не гашу фонаря И от книг не могу оторваться, Открываю окно — снегопад, Кто бы знал, как мне хочется жить! Семь десятков — удел не плохой, Но еще бы прожить лет двенадцать... Я б в хранилищах мог отыскать Много книг, что забыты давно, Гость пришел и трунит надо мной, — Да и вправду — к чему мне гордиться Видно, все одному не объять, Видно, мне умереть суждено, Даже пыли с томов не стряхнув, Не найдя самой нужной страницы... 1182 г.

Источник: Лу Ю "Стихи", 1960

Читаю стихи Тао Юань-Мина ("Сочиняя свои стихи, прославляю тебя, Юань-Мин...")

Сочиняя свои стихи, Прославляю тебя, Юань-Мин! Жаль, красот твоих и глубин Мне достичь не дано! Я в деревню свою Поздней ночью пришел один, И, подобно тебе, В одиночестве пил вино... В поле после дождя ходил, Подражая тебе, поэт, Ночью рыбу ловил, О том лишь тайно скорбя, Что второй Тао Цянь Не рождался тысячу лет, — Так за кем же теперь Я пойду, если нет тебя? 1193 г.

Источник: Лу Ю "Стихи", 1960

"Чайтоуфэн" ("Брошь-Феникс")

Стихи о Чэньюани ("О, бледные, бледные, чуть розовые ладони...")

О, бледные, бледные, Чуть розовые ладони, Вина и цветов На прощанье мне принесли вы, Весь город весной упоен, Лишь у вашего дома Тоскливы Плакучие ивы... Печальные ивы... Разлучницы ивы... О, ветер восточный! Не ведает он сожаленья! Угасла любовь, — И остались пустые сомненья, В разлуке с женою Прошло уже несколько лет, — И вот оказалось, Мечты — заблужденье, Любовь — заблужденье, И все — заблужденье... Весна — как и прежде — Но я одинок и бессилен, И жгучие слезы Парчовый халат оросили, И персика цвет Уронил на листву лепестки, Ночные огни — Их еще не гасили — Озерную рябь осветили... Вы рядом, Вы близко, Но песня моя безответна, И все бесполезно — И тщетно, И тщетно, И тщетно!...

(На мотив "Чайтоуфэн" — "Брошь-Феникс")

Источник: Лу Ю "Стихи", 1960

"Осенние думы"

Осенние думы ("Сальное дерево розовым стало...")

Сальное дерево розовым стало, Вся хризантема в цвету. Слышу я: дикие гуси вспорхнули, Звонко кричат на лету!... Как чудодейственный меч из Бинчжоу, Я отточил мой стих. Им по земле провожу, срезая Осени красоту! 1203 г.

Источник: Лу Ю "Стихи", 1960

"Ночью читаю книгу о военных походах"

2. Ночью читаю книгу о военных походах ("Одинокий фонарь в темный вечер — отрада поэту...")

Одинокий фонарь В темный вечер — отрада поэту, О походах читаю, Укрывшись за черной горой, А мечты, словно птицы, Летают по белому свету, А желанье одно: Взять ружье и ринуться в бой. Пусть уж лучше костьми Я на поле сражения лягу, Чем останусь в тиши В окруженье спокойной семьи. Одинокий — могу ль Ратный пыл проявить и отвагу? Мне ли в жизнь претворить Сумасбродные планы мои А голодные гуси Кричат нам с озер подневольных, И печально на сердце, И время бесславно летит, Взял я зеркало в руки, Вздохнул: мне обидно и больно, Разве юность и свежесть Лицо навсегда сохранит? 1156 г.

Источник: Лу Ю "Стихи", 1960

Перевод: Перелешин В.Ф.

"Бусуаньцзы" ("Предсказание")

Цветы сливы (У заставы, где мост не ведёт никуда)

У заставы, где мост не ведёт никуда, Незамеченные распустились, ничьи. И теперь от обиды желтеете вы и стыда, Что и ветер вас треплет, и ливней ручьи. Но без горечи разве бывает весной Тот, кто стольким цветам ненавистен другим? Опадая, вы грязью становитесь, гнилью земной... Только запах незыблем и неистребим.

Источник: "Тень на занавеске" ("Рубеж" №1/863, 1992)

Перевод: Серебряков Е.А., Боева Я.

"Листья клена красит багрянец..."

Листья клена красит багрянец,  листья дуба желты. В Хэяне иней печали  волосы запорошит. В беседке прошлое вспоминая,  смотрю вокруг. Тропа к роднику. Кому поведаю боль души? Все в пыли. Возле развалин, пьяный,  пишу стихи. Сплю одиноко. Разорванными  облаками укрыт. Годы проходят, напрасно надеялся  все забыть. Уйду, и пусть перед Буддой в нише  свеча горит.

Источник: "Облачная обитель", 2000

"Путь коня по заросшему терном склону..."

Путь коня по заросшему терном  склону горы ведет, Лодка наискось пересекает  бурлящий водоворот. Привыкшее к одиночеству сердце  спокойно и твердо — Узнаешь меру силам своим там,  где опасность ждет.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Осенним днем поднялся в павильон Сяньюгэ ("Стучат копыта с утра до звездного света...")

Стучат копыта с утра до звездного света, Пылью, седой как туман, дорога одета. Кто бы мог знать, что к высокому павильону Бессмертные прилетают на крыльях ветра. Лунным осенним вечером звук голосов, Посоха стук да веселый смех слышно порой, Теперь я знаю — следы людей и бессмертных Остаются в пыли одних и тех же дорог. Мечтая об аисте с фениксом, я пришел. Поклон положив с молитвой, взглянул вокруг, Но не сумел увидеть бессмертных, и только Горное белое облачко встретил вдруг. Легкое облачко, тень живой белизны, Задержалось у края перил рядом со мной. Спросил, с какой из гор облачко прилетело — Но, испугавшись, растаяло в небе оно.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Случайно написал в беседке Шуйтин ("В павильоне прохладном поет беззаботная флейта...")

В павильоне прохладном  поет беззаботная флейта. Десять лет бродил своевольно,  печалясь о времени светлом. Потоком уносит упавший ствол,  никто не вспомнит о нем. Сама не знает сухая полынь,  куда ее гонит ветром. У золотого колодца платан  в тиши полдневного света, Колышутся водоросли в пруду,  ветром вода задета. Человеку радость в жизни нужна,  издавна так повелось. Надо ли говорить подробно  о древнем законе этом.

Источник: "Шедевры китайской поэзии X-XVII веков", 2010

Храм в горах ("Гостей провожая, забрел в деревню...")

Гостей провожая, забрел в деревню  возле реки. Дверь приотворена, никого  в маленьком храме нет. Древний Будда у дальней стены  пылью покрыт. Дождь за окном, одинокой лампы  неяркий свет. Устав, на монашеском ложе хочу  забыться во сне. Кричат обезьяны, душа печалится  им в ответ. Желая понять законы паденья  и славы людской, Ищи на прибрежном песке  минувшего года след.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Перевод: Стручалина Г.В.

К сыну ("Не видеть мне, как усмирятся мятежи...")

Не видеть мне, как усмирятся мятежи. В могиле, знаю, — только пустота забвенья. Но ты нам, мёртвым, всё же расскажи, Когда страны увидишь единенье. Примечание переводчика:

Поэт родился в лодке на реке — во время бегства его семьи на юг из захваченной чжурчжэнями столицы тогдашнего Китая — города Кайфэна. С детства Лу Ю воспитывался на мысли, что в раздробленном смутой и захватом кочевников-чжурчжэней государстве нужно восстановить мир и благополучие и непременно следует отвоевать северные земли у врагов. Не без труда став государственным деятелем, он все силы отдавал воплощению этой идеи, но столкнулся с противодействием влиятельных при дворе людей и, в конце концов, ушёл в отставку.

Источник: stihi.ru

По дороге к заставе Цзяньмэнь попал под мелкий дождь ("Одежда в пятнах винных и в пыли...")

Одежда в пятнах винных и в пыли, — Хорош поэт? — печален каждый день. Дождь моросящий мелкий. На осле Въезжаю я воротами в Цзяньмэнь.

Источник: stihi.ru

Странствуя по деревням в Шаньси ("Мутным рисовым вином в Новый год не брезгуй...")

Мутным рисовым вином в Новый год не брезгуй: Угощает сельский дом знатно снедью местной. Там, где преграждают путь и река, и горы, Есть возможность отыскать уголок чудесный! * * * В толпу манит флейта, зовёт барабан — просить урожая средь бедных крестьян. В простых одеяньях, как предки, весной они древний дух заклинают земной. И с этого дня нарастая, луна для дальних прогулок удобна, ясна. Мой посох — мой спутник ночами теперь, и стоит лишь стукнуть — откроется дверь. Примечание переводчика:

Там, где преграждают путь и река, и горы, // Есть возможность отыскать уголок чудесный... — кроме обычного значения, фраза имеет и характер личного кредо: гражданская позиция поэта не встречала поддержки у императора и его приближённых, его навязчивое стремление вернуть Китаю отданные кочевникам территории с проживающим там китайским населением, раздражало двор, поэтому вольнодумца неоднократно ссылали в провинцию. Однако несправедливости, тяготы разъездов и удаление от столичной жизни Лу Ю не сломили, глухие деревни открыли в нём философа-жизнелюба: он стал автором многочисленных стихотворений, воспевающих полноту бытия в сельской местности, жизнь народа и красоту природы.

В простых одеяньях, как предки, весной они древний дух заклинают земной... — речь о ритуалах новогодней недели, на пятый день праздника (Чуньшэ) совершаются моления Духу земли с просьбой о щедром урожае. Так как китайский Новый год приходится на день новолуния, то первая неделя после него сопровождается растущей луной.

Источник: Публикуется впервые

"Чайтоуфэн" ("Брошь-Феникс")

Шпилька с фениксом ("Тянутся нежные руки...")

Тянутся нежные руки — с чашей, вино предлагая. Плакучая тянется ива — за стены, весну привечая. Восточный и яростный ветер унёс чувства хрупкие вдаль. Разлучены мы навеки. В чаше вина — печаль. Жаль! Жаль! Жаль! Снова весна, как прежде... Но жизнь без любви увяла. Следы от румян на одежде, влажно от слёз покрывало. В беседке у озера пусто, осыпался персиков цвет. Той, с кем клялись в нежных чувствах, На шёлке послать ли привет? Нет! Нет! Нет! Примечание переводчика:

Государственный деятель эпохи Сун и один из выдающихся поэтов средневекового Китая — Лу Ю впервые женился в двадцать лет: по взаимной любви, на подруге детства. Девушку звали Тан Вань, она доводилась Лу Ю кузиной, была тихого нрава и наделена вкусом и литературными способностями.

Однако за три года счастливой жизни у молодой пары не появилось детей, что в глазах общества являлось свидетельством «испорченности» жены, её связи с нечистой силой.

Мать Лу Ю, которой невестка никогда не нравилась и которой хотелось для обожаемого и талантливого сына с несомненно нетривиальным будущим не только плодовитой супруги, но и супруги с хорошими связями при дворе, настояла на разводе. Лу Ю не посмел ослушаться. В итоге его женили на девице из влиятельного клана Ван, а Тан Вань вышла замуж за дворянина Чжао Шичэна.

Восемь лет спустя, Лу Ю, гуляя в парке Шэньянь, повстречал бывшую жену с её новым мужем. Тан Вань попросила разрешения угостить поэта вином. Когда она передавала ему чашу, Лу Ю видел, что бедняжка не может сдержать слёз.

Сразу после этой встречи он написал стихотворение «Шпилька с фениксом», но не просто написал, а записал на стене в парке. После чего Лу Ю надолго уехал из тех мест.

Тан Вань прочла это послание и немедленно ответила своим — там же, на стене в парке, повторяя стиль и форму стихов Лу Ю и само название стихотворения.

После того случая Тан Вань прожила менее года. Лу Ю же прожил долгую, насыщенную событиями и трудностями жизнь. За год до собственной кончины, будучи в возрасте восьмидесяти пяти лет, он написал стихи, посвящённые светлому образу Тан Вань и парку Шэньянь, в котором, кстати, можно увидеть стелы со стихами двух разлучённых судьбой и людьми влюблённых.

Источник: stihi.ru

"В 4-й день 11-й луны при сильном дожде и ветре"

1. "Над озером ветер кружит, гонит тучи..."

Над озером ветер кружит, гонит тучи, дождь тёмной весит пеленой. И горы вокруг сотрясает до кручи, ревут они, словно прибой. Жгу хворост, огонь потихоньку играет, на войлочном греюсь ковре — Никто, даже кошка моя не желает, сейчас побывать на дворе.

Источник: Публикуется впервые

2. "Лежу без движенья в деревне забытой: нет скорби в душе..."

Лежу без движенья в деревне забытой: нет скорби в душе, Все думы о Родине, там, на границе, на северном рубеже. Кончается ночь, только дождь сеет ветер за рамкой окон. Конь в латах по льду на реке на рассвете приходит в мой сон.

Источник: stihi.ru

"В осеннюю пору живу за городом"

1. "С песнею я дошагал до Синьтана, посох волок за собой..."

С песнею я дошагал до Синьтана, посох волок за собой. Нет в небесах и в пещерах даосов свежей прохлады такой! Ветер, простор. Дикий рис на болоте — старый, сухой над водой. Риса крестьянского пахнет цветами — всюду под ясной луной.

Источник: Стихи.ру

2. "Осенью дом деревенский покинуть я совершенно не мог ..."

Осенью дом деревенский покинуть я совершенно не мог: Рыба солёная в красной тарелке, ломтик — что яркий цветок; Сварен лэйсань — этот рис, словно жемчуг: полон жемчужин горшок. Время ночных караулов и чая — снежного "Дин кэн" глоток.

Источник: Стихи.ру

3. "Здесь по соседству «зимняя» школа: слышится гомон детей ..."

Здесь по соседству "зимняя" школа: слышится гомон детей. Конфуцианец — дубовый, но важный — с ними твердит без затей: Книги раздаст да и двери захлопнет, чтобы вздремнуть поскорей. Так целый год он лицо своё прячет в доме от взглядов людей.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Тихомиров В.Г.

В сильный дождь на озере ("Туман клубится в устье ручья...")

Туман клубится в устье ручья —  озерная скрылась коса. Дождь нежданный все поглотил —  горы и небеса. Природе чуждо великолепье —  ее красота в простоте. Луна в облаках провожает домой  рыбачьей ладьи паруса.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Делюсь чувствами, мною овладевшими в холодную ночь ("Сижу перед полной чаркой — не пью...")

Сижу перед полной чаркой —  не пью. Печальные мысли  пьянят сильнее, чем хмель. Многое видел,  побывал не в одном краю — Тоску схоронить не смог  ни в одной из земель. В столицу приехал,  помню, то было давно. Конь на бегу  гривой густою тряс. На синей башне  ночью пили вино. Веселая песня  в небесную даль неслась. Вернуть невозможно  счастья минувших дней. До шеи свисают  длинные пряди седин. Прекрасна в окне  луна над горами Эмэй: Осень пришла, грущу  с луною один на один. Под утро луна  озаряет пустую кровать: Глаз не смыкал —  цикады пели окрест. Понял давно:  от печали нельзя сбежать — Чего же ради  уйду из родимых мест.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

При луне ("Луна светла; двор пуст...")

Луна светла; двор пуст;  тени дерев наискосок. В темных кустах шорох, возня:  не спит семейство сорок. Старый ученый, ныне учусь  у несмышленых детей — Пытаюсь поймать жука-светляка —  халат от росы намок.

Источник: "Светлый источник", 1989

Случайно написал в беседке у пруда ("Сижу, беспечный, в тени беседки...")

Сижу, беспечный, в тени беседки,  свищу на яшмовой флейте. На беззаконную грусть о прошлом  зря потратил десятилетье. Старое древо упало в поток —  кто же вспомнит о нем? Сама не знает сухая полынь,  куда ее катит ветер. Платан у резного колодца в полдень  тень рождает и тишину. Рябью подернулся синий пруд —  чуть колышется тина. Людям присуще радость искать —  так было и в старину. Закон известный — его толковать  разве необходимо?

Источник: "Светлый источник", 1989

"Ночью читаю книгу о военных походах"

Ночью сижу, кончилось масло в лампе: в шутку написал стихи ("Восходит луна над пустым двором...")

Книгу хотел дочитать, но вдруг  в светильнике фитиль погас. Жаль, темно, не могу разобрать  последних несколько фраз. Разве не глупо всю жизнь  потратить лишь на бумагу! Засмеялся; окно распахнул, сижу,  с луны не свожу глаз.

Источник: "Светлый источник", 1989

"В начале осени написал стишки на рифму: "Старик у окна доживает последние дни. К старым деревьям осень явилась вдруг"

3. В начале осени написал стишки на рифму: "Старик у окна доживает последние дни. К старым деревьям осень явилась вдруг". ("Всяк о себе думает в наши дни...")

Всяк о себе  думает в наши дни. По этой причине  столько несчастий вокруг. Тот, кто не делит мир  на "я" и "они", Тот в этом мире  мой друг.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Перевод: Торопцев С.А.

"Чжэгутянь" ("Куропатки в небе")

"Я живу в облаках под лучами заката..."

Я живу в облаках под лучами заката, с бренным суетным миром общаться не склонен. Осушу свою чашу и скроюсь в бамбуках куда-то, "Желтый двор"* изучу и прилягу на склоне зеленом. Не таясь, распеваю и, свой век доживая, я преграды к блаженству не знаю. Лишь особые души взлетают к Небесному Раю, а герои земные — все смертные, пусть умирают. (мелодия "Чжэгутянь" — "Куропатки в небе")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Мэй Ну (XII в.)

Перевод: Басманов М.И.

"Гаснет луч. Слышу ржанье коней..."

Гаснет луч. Слышу ржанье коней. На дворе, вижу, люди снуют. По прозрачной и чистой волне Лодки к берегу пристают. Мне глубокая ночь нипочем — На высокую башню взойду... О тебе лишь, о ком же еще Думать мне, сокрушаясь от дум! На душе Непомерная грусть, Быть в неведенье Нет моих сил... Я дождя всего больше боюсь, Если в сумерки он моросит. (Мелодия "Жумэнлин")

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

"Мы расстаемся у ворот восточных..."

Мы расстаемся у ворот восточных, Путь на Чанъань простерся перед нами. На берегу реки, Склоняя ветви, Маячат тополя В вечернем свете. И осень поздняя Над тополями. Песнь древнюю поем, песнь расставанья, И пьем до дна из драгоценной чаши. Тебе — на Сяосян, Что в дальней дали, А я — на Ци Свои стопы направлю... Когда только найдут нас Письма наши! (Мелодия “Бусуаньцзы”)

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Сунь Ши (XII в.)

Перевод: Басманов М.И.

"Ициньэ" ("Думы красавицы из Цинь")

"Цветенье в самом разгаре..."

Цветенье в самом разгаре — Ярких красок разливы. В тонких чулках по саду В сени дерев брожу я. В сени дерев брожу я Как-нибудь на досуге Срежу я прутик с ивы — Чувства и мысли наши В узел один свяжу им. Там, в стороне закатной, Ты словно в воду канул. Я подвела свои брови, С башни гляжу с тоскою. С башни гляжу с тоскою Жду с того дня, как только Стали цвести хайтаны, Все глаза проглядела, Не нахожу покоя. (мелодия "Ициньэ")

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Тан Вань (XII в.)

Первая жена государственного деятеля эпохи Сун и одного из выдающихся поэтов средневекового Китая — Лу Ю. Он женился в двадцать лет: по взаимной любви, на подруге детства. Девушку звали Тан Вань, она доводилась Лу Ю кузиной, была тихого нрава и наделена вкусом и литературными способностями.

Однако за три года счастливой жизни у молодой пары не появилось детей, что в глазах общества являлось свидетельством "испорченности" жены, ее связи с нечистой силой.

Мать Лу Ю, которой невестка никогда не нравилась и которой хотелось для обожаемого и талантливого сына с несомненно нетривиальным будущим не только плодовитой супруги, но и супруги с хорошими связями при дворе, настояла на разводе. Лу Ю не посмел ослушаться. В итоге его женили на девице из влиятельного клана Ван, а Тан Вань вышла замуж за дворянина Чжао Шичэна.

Восемь лет спустя, Лу Ю, гуляя в парке Шэньянь, повстречал бывшую жену с ее новым мужем. Тан Вань попросила разрешения угостить поэта вином. Когда она передавала ему чашу, Лу Ю видел, что бедняжка не может сдержать слез.

Сразу после этой встречи он написал стихотворение "Шпилька с фениксом", но не просто написал, а записал на стене в парке. После чего Лу Ю надолго уехал из тех мест.

Источник: Стихи.ру (ссылка недоступна)

Перевод: Басманов М.И.

"Чайтоуфэн" ("Брошь-Феникс")

"Все ненадежно на свете..."

Все ненадежно на свете, Чувство — всего ненадежней. Быстро так цвет опадает В сумерки и в дождик. Словно в слезах, никнут ветви. Утром их высушит ветер. Все то, о чем горюю, Выразить жажду невольно. Но, опершись на перила, Лишь про себя говорю я: "Больно! Больно! Больно!" Как далеки друг от друга, Непостоянны как люди!.. Словно я на качелях — Перед глазами все кругом. Ночь на исходе. Звук рога Кровь леденит и студит. Страшно мне — вдруг кто увидит!.. Слезы скорее глотаю И притворяюсь веселой — Ни на кого не в обиде... Скрываю! Скрываю! Скрываю! (Мелодия "Чайтоуфэн,")

Перекличка образов двух стихотворений происходит в каждой строфе, даже в строчке.

Стихи построены так, что все движение в них дается не в развитии, а в музыке состояния. Это состояние — одно, едино. Двое как один. Но когда вдвоем, состояние-слово "больно" становится еще больнее, а слово "скрываю" укрывается плотнее, ошибка же вырастает в необратимую фигуру жизни, а "не стоит" — в полную остановку, даже в падение. Но он говорит "не стоит", а она — "стоит", хоть и "скрываю".

Переплетая строчки Лу Ю со строками Тан Вань, первая к первой, вторая со второй, получилось так:

Нежно-румяные руки (Все ненадежно на свете), В чаши вино наливали Чувство — всего ненадежней. Было весной это. Ивы Быстро так цвет опадает Стены дворца затеняли. В сумерки и в дождик. Ивы в саду и в округе Словно в слезах, никнут ветви. Вызвали думы о друге. Утром их высушит ветер. Ветер с востока — жестокий, Все то, о чем горюю, Чувство — непрочно и зыбко, Выразить жажду невольно. Скорбь на душе беспредельна — Но опершись на перила, Я столько лет одинокий... Лишь про себя говорю я: Ошибка! Ошибка! Ошибка! "Больно! Больно! Больно!" Снова весна, как и прежде, Мы отошли друг от друга, А человек угасает!.. Разными стали судьбы... Льются из глаз моих слезы, Словно я на качелях — След от румян на одежде, Перед глазами все кругом, Слезы ручьями стекают Ночь на исходе. Звук рога И сквозь шелка проникают. Кровь леденит и студит. Персика цвет пал на листья Страшно мне — вдруг кто видит!.. В пруд за беседкой пустою... Слезы скорее глотаю Весточку, может, отправить И притворяюсь веселым, Той, с кем на верность клялись мы Будто я не в обиде... Не стоит! Не стоит! Не стоит! Скрываю! Скрываю! Скрываю!

Весь секрет этой переписки состоит в том, что можно переплести практически любую строчку любой строфы поэтов. Первую с последней, среднюю с первой, проявляя, конечно, не механический подход, а относясь любовно. Настолько мощной оказывается энергия образной ткани, что ее узор не теряется, а насыщается новым цветом.

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

Перевод: Стручалина Г.В.

"Чайтоуфэн" ("Брошь-Феникс")

Шпилька с фениксом ("В жизни непрочны все чувства...")

В жизни непрочны все чувства. Люди жестоки бывают. Осень с дождями приходит, быстро цветы увядают. Утренний ветер осушит слёз моих след ночной. Бумаге доверю я душу. Себе говорю самой: "Стой! Стой! Стой!" Ничто нам людское не чуждо. Вчера и сегодня — не схожи. Сравнятся несчастные души с верёвкой качелей, быть может. Звуки рогов — дрожь озноба. Думы остались в ночи. Тайну сберечь свою чтобы, слёзы утри и молчи! Молчи! Молчи! Молчи! Примечание переводчика:

Государственный деятель эпохи Сун и один из выдающихся поэтов средневекового Китая — Лу Ю впервые женился в двадцать лет: по взаимной любви, на подруге детства. Девушку звали Тан Вань, она доводилась Лу Ю кузиной, была тихого нрава и наделена вкусом и литературными способностями.

Однако за три года счастливой жизни у молодой пары не появилось детей, что в глазах общества являлось свидетельством «испорченности» жены, её связи с нечистой силой.

Мать Лу Ю, которой невестка никогда не нравилась и которой хотелось для обожаемого и талантливого сына с несомненно нетривиальным будущим не только плодовитой супруги, но и супруги с хорошими связями при дворе, настояла на разводе. Лу Ю не посмел ослушаться. В итоге его женили на девице из влиятельного клана Ван, а Тан Вань вышла замуж за дворянина Чжао Шичэна.

Восемь лет спустя, Лу Ю, гуляя в парке Шэньянь, повстречал бывшую жену с её новым мужем. Тан Вань попросила разрешения угостить поэта вином. Когда она передавала ему чашу, Лу Ю видел, что бедняжка не может сдержать слёз.

Сразу после этой встречи он написал стихотворение «Шпилька с фениксом», но не просто написал, а записал на стене в парке. После чего Лу Ю надолго уехал из тех мест.

Тан Вань прочла это послание и немедленно ответила своим — там же, на стене в парке, повторяя стиль и форму стихов Лу Ю и само название стихотворения.

После того случая Тан Вань прожила менее года. Лу Ю же прожил долгую, насыщенную событиями и трудностями жизнь. За год до собственной кончины, будучи в возрасте восьмидесяти пяти лет, он написал стихи, посвящённые светлому образу Тан Вань и парку Шэньянь, в котором, кстати, можно увидеть стелы со стихами двух разлучённых судьбой и людьми влюблённых.

Источник: stihi.ru

Хуан Шу (XII в.)

Перевод: Басманов М.И.

Славлю бамбук (“Верный себе и стойкий...”)

Верный себе и стойкий, Он возвышается гордо. Как у ленюй непреклонной, Величавая стать. Он не меняет красок В разное время года, Иней и снег не в силах С ним совладать.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Хун Хуэйин (XII в.)

Хун Хуэйин — поэтесса, жившая в эпоху Сун в местности Гуйцзи (современная провинция Чжэцзян, округ Шаосин).

По материалам: baike.baidu.com

Перевод: Басманов М.И.

"Цзяньцзы муланьхуа" ("Прекрасные цветы магнолии")

"Мэйхуа — словно снег..."

Мэйхуа — Словно снег. Расцвела и белеет под снегом, С ним соперничая белизной. Мэйхуа Вся в снегу. Но ничто ее духа не сломит, Нет предела упорству ее. Мэйхуа Все молчит В ожиданье восточного ветра, Лишь бы он возвратился скорей. О, повей, Заклинает, Будь же ласков со мною и нежен И моим повелителем будь! (Мелодия "Цзяньцзы муланьхуа")

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Чжу Цюнян (XII в.)

Перевод: Басманов М.И.

"Не пройдут моросящие тучи через реку, где стынет мост..."

Не пройдут моросящие тучи Через реку, где стынет мост. Под восточным ветром колючим Все продрогло на тысячи верст. А река, не умерив бега, Все шумит и шумит под мостом. И сливается запах снега С ароматами первых цветов. От души, как всегда, я жалею Мэйхуа — тает день ото дня. Исхудали мы обе с нею, А она — еще больше меня. Нет, не буду терзаться очень, Поскорее с балкона уйду, Чтоб не видеть, как поздней ночью Мэйхуа замерзает в саду! (Мелодия "Пусамань")

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Чжэн Инян (XII век)

Перевод: Басманов М.И.

"Хаошицзинь" ("Недавний праздник")

"С кем я теперь смогу поговорить о былом..."

С кем я теперь смогу Поговорить о былом! Струны лишь тереблю, Слова не пророню. Выплачу горе свое Лучше, пожалуй, потом, В сумерки, как придет Вечер на смену дню. Или на башню взойду, Взгляд устремляя вдаль. Как я страдаю теперь, Разве же кто поймет! Гусю, что к дому спешит, Вверю свою печаль: В Цзяннани сейчас весна, Гусей не закончен лет. (Мелодия "Хаошицзинь")

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Шу Чжунцзи (XII век)

Перевод: Басманов М.И.

"О клятве и о верности пишу..."

О клятве И о верности пишу, Пишу я о мечте, Пишу о чувстве — О всем о том, Что на сердце ношу, И льются на бумагу слезы грусти. Наверное, причиною того Канонами без меры увлеченье — Учением о бренности всего... И кто только творец того ученья! Я чай не пью И ничего не ем, Всегда молчу — Не пророню ни слова, И с каждым разом чахну между тем, Сношу безропотно свои оковы. Часам разлуки нашей счет веду — Взаимностью мы в том друг другу платим... Когда же еще время я найду, Чтоб на тебя наслать мои проклятья! (Мелодия “Цюэцяосянь”)

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Ю Цин (XII в.)

Перевод: Басманов М.И.

"Взираю вновь и вновь на земли Чу..."

Взираю вновь и вновь на земли Чу... Исчезли тучи. Дождик перестал, А брови еще хмурятся чуть-чуть, Хранят досаду сжатые уста. С цветеньем лотос, видно, запоздал, Восточный ветер ждать его устал. Ты на чужбине повстречал меня, Но разметала нас судьба опять. Взмахнул ты плетью, подхлестнул коня, А я, одна, осталась здесь стоять. Вдали исчез ты. И закат погас, И льются слезы горькие из глаз. (Мелодия “Лантаоша”)

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Фань Чэнда (1126-1193)

Знаменитый администратор и литератор периода Южная Сун (1127-1279). В течение 1173-1175 гг. занимал высший административный пост генерал-губернатора (аньфу цзинлюэши) губернии Гуаннаньсилу на юге Китая.

Сведения об этом крае, описание его природы, народов и т.п. вошли в его сочинение "Гуйхай юйхэн чжи", которое было завершено им в 1175 г.

Источник: Синология.ру

* * *

Также известен под псевдонимом Шиху цзюйши (Насельник Каменистого Озера). Родом из Усяни (современный город Сучжоу провинции Цзянсу). В годы Шаосин (1131-1162) при южносунском Гао-цзуне выдержал экзамены на степень цзиньши, служил в провинциях. В 1170 г. был отправлен к чжурчжэням, образовавшим на севере агрессивное государство Цзинь, на переговоры о мире. В ходе переговоров проявил неуступчивость и едва избежал смерти. К 1178 г. поднялся до поста помощника канцлера, некоторое время принимал участие в формировании государственной политики. В 1182 г., несогласный с курсом уступок северным агрессорам, подал в отставку и поселился отшельником в родных местах, на озере Шиху (Каменистом) близ современного города Сучжоу. Выдающийся мастер пейзажной лирики, прославившийся изящным языком; во многих его стихотворениях звучит тревожное раздумье о нелегкой судьбе простого народа. За исключительный талант уже в древности был назван в числе "четырех великих периода Южной Сун", наряду с Ю Мао, Ян Ваньли и Лу Ю.

Источник: Chinese Poetry on Web (ссылка недоступна)

Перевод: Гитович А.И.

"Стихи о полях и садах, выражающие настроения, навеянные четырьмя временами года"

"Весенний вечер"

22. "В горной хижине после ночного дождя..."

В горной хижине после ночного дождя Долго спит даже старый дед; Вот уже сквозь стекло слухового окна Пробивается солнца свет. К старику полусонному пенье птиц Долетает, как смутный бред, — Но ребенок распахивает окно, Чтобы птицам смотреть вослед,

Источник: "Лирика китайских классиков" в переводах А. Гитовича, 1962

Перевод: Голубев И.С.

В день прихода зимы гуляю в северных горах близ Ханчжоу ("Вечер года настал, разноцветны застывшие горы...")

Вечер года настал, Разноцветны застывшие горы. Неподвижны озерная гладь И туманная даль. Тучи холод несут, Снег пойдет, и, я думаю, скоро, В этот праздничный день На душе почему-то печаль... Кипарисы, бамбук — На морозе как будто продрогли, Одряхлевший камыш Словно спит — неприветлив и дик, Я с бамбуковой палкой Шагаю по горной дороге, А без палки, пожалуй, Я б Северных гор не постиг...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Вторя Ли Цзыюну пишу длинными строками во время снегопада ("Заката желтизна, и все сильней мороз...")

Заката желтизна, и все сильней мороз. Не видно даже на дворе ворон. Бросает ветер камни и песок, Жестоко дуя с четырех сторон. Халат мой затвердел, хожу в броне, Зато жидка подкладка — как вода. Я о восточном ветре возмечтал* — Тогда уже минуют холода! Но право, на земле и в небесах Есть место самым странным чудесам: Смотрю — бумага светится в окне, Смотрю, не верю собственным глазам! Он, Будда, хлопка драгоценный пух Бросает* и земли меняет вид. Сам Дух Зимы бросает с высоты За горстью горсть рассыпчатый нефрит! .. На посох опершись, открыл я дверь, И — рябь в глазах... Безбрежна белизна. Мир в пустоте размешан... Пустота! В ней нет опор и без границ она! Я годы молодые вспомнил вдруг — Была разгульна жизнь и весела. Сквозь рощи яшмы, изумруда лес, Меня туда тропинка привела... Собаки резвы и горды орлы, Стремителен коня лихого бег. Нет, до норы не добежит лиса, Ее сейчас настигнет человек! Хухайский богатырь* — где он теперь? Я сам себя узнать могу едва, Но вспоминаю прежний звук стрелы, Так голосит голодная сова. ... У северных соседей жизнь бедна, Ничем я не могу утешить их, Но по душе им то, как я в мороз Пишу, затем читаю новый стих. Да что поделать? Холод руки свел, И кисть в руке застыла в тот же миг. Тушь замерзает, и под мой халат Морозный воздух струями проник... Примечания

Вторя Ли Цзыюну... — Ли Цзыюн — китайский поэт XII в.

Я о восточном ветре возмечтал... — т. е. о приходе праздника Весны, Нового года по лунному календарю.

Он, Будда, хлопка драгоценный пух бросает... — Сильный снегопад в новогодние праздники считался предвестником счастливого предстоящего года, даром Будды.

Хухайский богатырь — легендарный образ могучего и храброго воина. Здесь — молодой, полный сил и энергии человек.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

На закате весны хожу около плотины ("Нет ни дымка в харчевнях и трактирах...")

Нет ни дымка в харчевнях и трактирах, Похолодали речки и ручьи. Прошли драконьих лодок состязанья*, Развеян хмель и барабан молчит. В Шимэне украшает ветка ивы Прически женщин зеленью листвы. В Дункоу помнят Персика источник, Когда справляют проводы весны.* Весне конец, конец цветенью ивы, И мы к закату дней своих идем. Завидев в небе облако, мечтаю Под старость возвратиться в отчий дом. С утра в Чанъани праздник и веселье*, В столичном блеске солнца не видать. Мне ж, рыбаку, отшельнику, скитальцу, Осталась тихой грусти благодать! Примечания

Прошли драконьих лодок состязанья... — имеется в виду обряд поминовения Цюй Юаня, великого китайского поэта IV-III вв. до н.э., в 5-й день 5-го месяца (праздник Дуаньу). В данном случае поэт выражает печаль по поводу ухода весны.

В Шимэне [...] проводы весны. — Шимэнь, Дункоу — названия сельских местностей в Центральном Китае (Чжунъюань).

...украшает ветка и вы... — Это украшение олицетворяло приход лета.

...помнят Персика источник... — Здесь имеется в виду старинная легенда о счастливой стране, где живут люди далекого прошлого, существуя как бы в параллельном измерении по отношению к остальному миру. Они "полны какой то безыскусственной веселости", живут мирной сельской жизнью, и время для них остановилось. Вход в этот "затерянный мир" находится в горной пещере, перед которой без конца и края простираются цветущие персиковые деревья, окружившие чистый источник. Эта легенда, дошедшая до нас прежде всего в изложении Тао Юаньмина, дала жизнь множеству произведений — в поэзии, прозе, живописи. "Пришла весна, воды персиковых цветов разлились повсюду, и не знаешь, где искать чудесный источник", — писал, например, Ван Вэй. Из числа авторов нашего сборника эту тему специально развивал Су Ши. В данном стихотворении упоминание страны Персикового источника в связи с проводами весны выражает надежды жителей Дункоу на счастливый год и богатый урожай.

С утра в Чанъани праздник и веселье... Чанъань — столица танского Китая, в китайской поэзии — символ блеска, роскоши и беззаботной жизни. Именно потому и названа она здесь вместо сунской столицы — Бяньцзина, о которой в действительности идет речь.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Ночью прибыл в Шанша, заметил дикую сливу и вспомнил фразу из стихотворения Су Дунпо о призывании души ("Низвергли яшмовый цветок в наш грешный мир с высот...")

Низвергли яшмовый цветок В наш грешный мир с высот, И вот — красавица живет В селе Текучих вод... Небесный ветер вниз увлек, Где глушь и тишина, Там обитает среди рек И пустошей она... А сердце нежное в тисках Дурной судьбы — болит, Дорожной пылью загрязнен Изысканный нефрит! Придет ли к ней желанный друг? Увы, одна пока! Темна лазурь в закатный час, Сгустились облака... Никто ее не позовет К реке на разговор, Луна все ниже, все грустней Прекрасной девы взор. И вдруг столкнулась с тем, кто жизнь В скитаниях влачит, — Но нет улыбки на лице, Не внемлет мне, молчит. Ни слова... И вопросов мне Не задает она, О, горделивая краса — Надменна, холодна! Когда б прозрачные, как лед, Слова сказались мной, Быть может, снизошел бы к ней Душевный мир, покой? Но не взлететь мне в небеса, Как Су Дунпо — о, нет! Я не достиг таких высот, Как он, большой поэт! Смотрю на небо: Бин-звезда Снижаться начала, Печален предрассветный час — Лишь облака да мгла...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Короткие стихи"

"Внезапные строки, начертанные в беседке Чжунху в шестнадцатый день четвертого месяца."

"Уже за полдень. Петухи кричат..."

Уже за полдень. Петухи кричат. И солнца круг застыл над головой. В чжан высотой беседка вобрала Всю пустоту охваченную светом. А я в тени. Когда же дождь пойдет, Окутаюсь густою чернотой И стану думать: скоро ль запах трав На крыльях принесет весенний ветер?

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Несколько ночей подряд дул холодный ветер. От холода цветы мэйхуа почти все завяли."

1. "На северных, да и на южных ветках..."

На северных, да и на южных ветках Цветы, казалось, из нефрита были. В полночный час поднялся страшный ветер И запылил кусты клубами пыли. Весенних снов лишь на три дня хватило, И вновь зима... Развеяны мечты! И смерть как будто за руку хватает Того, кто эти посадил цветы...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

2. "Нефритовый кружится снег..."

Нефритовый кружится снег, Столь мелкий — словно пыль! Цветы жалея, вспомнил дни, Когда их полюбил... Любуясь ими, никогда Не рву, ветвей не гну, И все ж осмелюсь взять домой Хоть веточку одну...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

3. "Цветы цвести, казалось, будут долго..."

Цветы цвести, казалось, будут долго, И любоваться ими не спешил. А то, что лепестки у них опали, Когда я осознал? — не знаю сам... Весна живет вне воли человека, Вне чувств, вне человеческой души, — Но ведь живет! И пусть лицо поблекло. — Весне дарю стихи! Ее цветам!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Короткие стихи"

"Читая исторические книги"

"Истрачено за век так много сил..."

Истрачено за век так много сил! Триумф — и крах. Победа, взлет и — смерть!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Труп не зарытый — воробья добыча..."

Труп не зарытый — воробья добыча, В могиле труп — добыча муравьев...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Фонарь погаснет рано или поздно..."

Фонарь погаснет рано или поздно — Не вечно ж заставлять его гореть?

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Сомкнутся очи — и ни лжи, ни правды..."

Сомкнутся очи — и ни лжи, ни правды, Лишь тьма — итог всей суеты веков!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Перевод: Ярославцев Г.Б.

"От нечего делать смотрю, как паук у карниза..."

От нечего делать смотрю, как паук у карниза  соткал паутинную сеть. Никто не мешал пауку... Паутина мешает,  и мошке сквозь сеть пролететь. Сначала запуталась там стрекоза, а за нею,  и пчелка попала в беду. Чтоб вызволить пленниц на волю, встаю я поспешно  и мальчика кликнуть иду.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Скит Яньцзоань"

1. "Перед тем как совсем погаснуть..."

Перед тем как совсем погаснуть,  вспыхнул в лампе на миг фитилёк. Перед тем как высохнуть вовсе,  булькнул в камне последний глоток. Если кутаешься в одеяло,  если прячешь ты руки в халате, Что мечтать о заслугах, о славе? —  Нет им места на старой кровати

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

2. "Ветер в пятую стражу поднялся..."

Ветер в пятую стражу поднялся,  и бамбук зашумел у окна. В лодке я на реке себя вижу:  плещет в борт боковая волна. На постели я лег удобней,  повернулся к стене лицом... А друзья в отсыревших туфлях  ждут приема перед дворцом.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Чжоу Бида (1126-1204)

Один из виднейших сунских издателей. Напечатал в 1204 г. литературную энциклопедия "Вэньюань инхуа" (кит. 文苑英華, "Пышные цветы садов литературы"), которая была утверждена императором в 1012 г., но так и оставалась в рукописи.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Китайский поэт, чиновник времен Южная Сун. Сохранилось его стихотворение (перевод Бориса Мещерякова):

Под зелёную крону софоры слетясь, ищут на ночь вороны укрытья. Передал мне курьер Высочайший приказ — посетить дворец для чаепитья... И потом, уже в Яшмовый Зал возвратясь, я не спал — размышлял о грядущем... Народившийся месяц взошёл, наклонясь острым рогом над миртом цветущим.

Истинный смысл внезапного приглашения Чжоу Бида, только что заступившего на ночное дежурство по Ханьлиньюань (императорской академии, в стихотворении именуется Яшмовый Зал), в личные покои императора, состоял в том, что Сын Неба должен был лично поздравить его с назначением на должность главного советника — цзайсяна.

Следует сказать, что в данном стихотворении почти ни о чём не упоминается напрямую, ибо это звучало бы "неизящно". Это — стихотворение с подтекстом, где второй смысл завуалирован сложной символикой, понятной только классически образованному китайцу, остальным же необходимы подробные комментарии.

Источник: "Стихи тысячи поэтов". Антология китайской поэзии "ши" VII-XVI вв. в новых переводах Бориса Мещерякова

Перевод: Смирнов И.С.

Плыву по озеру Уцзыху ("Озерный простор на тысячу верст...")

Озерный простор на тысячу верст,  как зеркало, водная гладь. Проворно и весело, мотыльком,  легкий челнок скользит. С давнишних пор волны и ветр  губили карьеры стезю, — Ведь дух воды отвергает тщету  суетных дел мирских.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Ян Ваньли (1127-1206)

Китайский поэт и писатель. Исследователь стиха. Родился в 1124 г., умер в 1206 г.

Происходил из провинции Шаньси. Ян Ваньли, семья которого бежала в Южный Китай после вторжения чжурчжэней, имел должность библиотекаря имперской библиотеки. Его противодействие введению в обращение металлической монеты привело к потере благоволения императора. Некоторое время он вынужден был занимать невысокие должности в провинции. Однако это совершенно не повредило его репутации поэта. Он также известен своими комментариями к "И цзин".

Источник: "Цивилизация классического Китая"

* * *

Ян Ваньли — очень плодовитый автор, которого считают одним из ведущих поэтов XII века. Успешно выдержав в 1156 г. государственные экзамены, он потом более тридцати лет служил на ведущих должностях в различных областях и уездах. Везде он старался облегчить жизнь земледельцев, описание быта которых занимает видное место в его стихах. В своих суждениях о поэзии он много внимания уделяет совершенству стихотворной формы.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Голубев И.С.

Вечером бодрюсь ("Разливается сладость в костях от шуанцзинского чая...")

Разливается сладость в костях От шуанцзинского чая. Утомленье и немощь несет Благовонный дурман Пэнлая. Двор широк, но безлюден, пуст, В этом боль паука и горе: Ветер дунет — и полетит Паутина к другой опоре! Примечания

Благовонный дурман Пэнлая — имеется в виду один из видов лианы.

Ветер дунет — и полетит 〃 Паутина к другой опоре! — в этих строках, видимо, скрыта горечь поэта, бывшего свидетелем междоусобиц политических группировок, многие представители которых не отличались принципиальностью и твердостью своих убеждений.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Любуюсь цветами мэйхуа в храме Всепроникающего света ("Дни весеннего сбора цветов мэйхуа в городской суете забывают нередко...")

Дни весеннего сбора цветов мэйхуа В городской суете забывают нередко. Поздно я из монашеской кельи узрел: Наклонилась пред нами цветущая ветка... Друг на друга взглянули мы, повеселев, Тут же, радость затмив, возвратилась кручина, Дни цветенья прошли, и на ветках — увы — Расцвела из цветов лишь одна половина! Потому что бесснежной тянулась зима. Что поделать? Цветы ль мэйхуа виноваты? А отдельные — те, что раскрыли бутон — Возместить разве могут большие утраты? ... Вот заходит луна. Склоны гор в пустоте. Одиночество грустное. Оцепененье. И вина даже нет, чтоб утешить себя, Но зато мне стихи принесло вдохновенье!

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

На заходе солнца пьяный возвращаюсь домой ("Склоняется к закату солнце, давно пора идти домой...")

Склоняется к закату солнце, Давно пора идти домой, Но огорчается хозяин: "Не торопись... Побудь со мной!" Я пить могу, но стар и болен, Боюсь, что лишнее во вред. Но так настойчив мой хозяин, Что отказаться силы нет! И — снова пью, хотя уж пьян я... Когда же кончится вино? Ведь во хмелю нам всех печальней, Нет, не развеять все равно! ...И наконец я возвращаюсь... Муть в голове, какой-то вздор... А день прошел, и скрылось солнце, Оно зашло за цепи гор. Вдруг вижу: кто-то там, в бамбуке. Не подойти ли мне к нему? Я подойду и познакомлюсь, А то мне скучно одному... Передо мной радушный старец. Он рад, и дружба началась, Меня он князем величает, Хотя я вовсе и не князь... Он говорит: "Как в мире этом У вас дела? Каков настрой?" А сам смеется и смеется, Тряся все время головой... Но наконец иссякли речи, И он замолк, закрывши рот, Что ж, чайки сколь ни быстрокрылы, Не бесконечен их полет. ... Как хорошо, что сей крестьянин Не отвернулся от меня, Когда б не он, — с кем пообщаться Я мог бы на закате дня?

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

О чувствах, которые испытывал, в дождь провожая гостя ("Не ведаю, стремится ли к дождю весна, суля вернуться в добрый час...")

Не ведаю, стремится ли к дождю Весна, суля вернуться в добрый час. Заверю лишь: весенние лучи Обходят все преграды на пути. Но это утро говорит о том, Что объявился Лао-цзы средь нас: Одели груши нежные цветы, Цветам распутным суждено цвести! Примечания

...объявился Лао-цзы средь нас... — в сунское время еще сохранялось противоборство между ортодоксальным конфуцианством и даосизмом, основателем которого считается Лао-цзы. Ревностные конфуцианцы (как и поэт Ян Ваньли) считали учение Лао-цзы безнравственным.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Пион ("На костяной дощечке день за днем веду я запись...")

На костяной дощечке день за днем Веду я запись — чутко, беспокойно: Изложено с начала до конца Все, чем прельщает нас расцвет пиона. В который раз гляжу я на цветы, — То отойду подальше, то приближусь, Совсем уйду — и снова возвращусь, И кажется, что в первый раз их вижу! Примечания

На костяной дощечке... — древние садоводы Китая вели своеобразный дневник на костяных или деревянных планках, на которых записывались наблюдения за ростом, цветением и увяданием садовых растений.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Читаю стихи Шаньгу при свете ночного фитиля ("Нет в Поднебесной равного ему, как шуанцзинский чай — извечен он...")

Нет в Поднебесной равного ему, Как шуанцзинский чай — извечен он, И славное наследие его Хранит душистый дым былых времен. Нет ныне тех блистательных мужей, Которым было б ныне больше ста, На описанье тысяч их заслуг Смешно истратить только пол-листа! Быть может — сам об этом не сужу, — И мой кого-то привлекает стих. Но разве я смогу, как он, писать О Человеке, о делах людских? Люблю, когда тепло и печь горит, Зажженной лампы фитилек люблю, Поэтому и поменял жилье: Живу в деревне, грежу во хмелю... Примечания

Шаньгу — псевдоним поэта Хуан Тинцзяня.

Шуанцзинский чай — древний знаменитый сорт чая из местности Шуанцзин (в нынешнем уезде Сюшуй провинции Цзянси).

Смешно истратить только пол-листа! — в этих словах содержится упрек тем, кто забывает о славных делах предков, пренебрегает традициями.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Шесть стихотворений о весеннем дне"

2. (I. "Если я во хмелю весной, хмель мой вовсе не от вина...")

Если я во хмелю весной, Хмель мой вовсе не от вина. Я брожу без дорог и троп, Провожу в предместье досуг. Небу синему где предел? Ширь небесная так ясна! В этой ясности, в пустоте Птица, взмыв, растворилась вдруг... Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

5. (II. "Под лазоревой шапкой небес солнце знает: близок закат...")

Под лазоревой шапкой небес Солнце знает: близок закат. Дождь идет, и путник узрел: Дождевые капли красны. Я, отшельник, стихи пишу И вину бесконечно рад, И поэтому для меня Дорог теплый ветер весны! Примечания

Нумерация стихов внутри цикла — на первом месте стоит номер в соответствии с текстом оригинала, номер внутри скобок — соответствует источнику перевода.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Перевод: Иляхин Ю.М.

Праздно живу, проснулся после полуденного сна в начале лета ("В тени прохладной под сосной...")

В тени прохладной под сосной Мох круто выгнулся дугой. Вдруг книгу захотелось взять — Но лень до книги дотянуться мне рукой. Из чистого ручья водой Плеснул на листья пред собой. «Что это? Дождик зашумел?» — Подумал так сынишка несмышленый мой.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Слушаю иволгу ("Дождь прошел, ручьи и горы так чисты...")

Дождь прошел,  ручьи и горы так чисты. Светятся  на солнце ивы и кусты. Юркнула  в сплетенье двух густых дерев. И ведет  особый, только свой напев. Хочется  ей, верно, вдохновить меня, Я ж грущу,  однако: где мои друзья?.. Вспугнута,  взлетела — не поспеть за ней, Спряталась  во мраке сомкнутых ветвей.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"За переправой Байцзяду"

I. "Опавшие цветы устлали сад..."

Опавшие цветы устлали сад, А у дорог — лишь начали цвести, Красным-красно, белым-бело, и взгляд От них, как от невест, не отвести. Не спрашивай, зачем же по утрам Чуть свет я здесь. Мне места нет милей: Со всех сторон, подвластный лишь ветрам, Сюда стекает аромат полей.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

II. "У храма Лю старинного, увы..."

У храма Лю старинного, увы, Весна давно исчерпала свой срок, Как солнце ни свети из синевы, Весне теперь тепло его не впрок. Бамбуковая изгородь редка, — Неважная защита у цветов, Отныне лишь под сети паука Плетень послужит лучшей из основ.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

III. "То сумрачен, то чист небес простор..."

То сумрачен, то чист небес простор, Дорога в лужах — и суха опять. То ясны, четки очертанья гор, То в дымке их вершин не угадать. На дальних пастбищах трава стеной, Над ней едва видны волов хребты, А там, где всходов риса редок строй, Людей фигурки различаешь ты.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Печалюсь в осенний дождь"

I. "Дождь начался осенней ночью..."

Дождь начался осенней ночью, Шумит до самого рассвета. Какой он умысел скрывает? Иль, может быть, жестокость это? Ты скажешь, ливень не помеха Сну тех, кто горя не отплакал. Но всё же — для чего он множит Шумы бесчисленные капель?...

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

II. "И льёт, и льёт... Дождь нескончаем..."

И льёт, и льёт... Дождь нескончаем, Без передышки капли сеет. Его вина — а он не знает, — Что голова моя седеет. Но если дождь осенний, долгий Сравнить с тоской моей смертельной, То и осенний ливень меньше Печали этой беспредельной.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

III. "Печалится старик крестьянин..."

Печалится старик крестьянин И без конца вздыхает горько, Клянет осенний ливень долгий, Все вздохи о дожде — и только. Под крышами толкуют люди Лишь о дожде в тоске-тревоге, О мокрых спутниках не вспомнят На скользкой слякотной дороге.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

IV. "Беззвучен день. Лишь ночью звуки..."

Беззвучен день. Лишь ночью звуки До слуха стали доноситься. Могу внимать им, опьяненный, Но не могу я пробудиться. О, много ли удержит капель Карниза выступ заостренный? — Срываются... И на ступеньках На цунь поднялся мох зеленый.

Источник: Публикуется впервые

Перевод: Меньшиков Л.Н.

Лютый зной во второй день пятой луны ("Всегда говорят: "И в шестой луне на Чанцзяне лето не в лето"...)

Всегда говорят: "И в шестой луне  на Чанцзяне лето не в лето". — А я скажу: в шестую луну  Чанцзяна как бы и нету. Ведь если даже в пятой луне  стоит такая жарища, Никто с приходом шестой луны  не сможет стерпеть все это. На лодке моей надстроечка есть:  пять чи по любой стороне, И правду сказать, такого "простора"  не хватит даже и мне. Есть верх, есть низ, есть север, есть юг,  есть запад и есть восток, Но солнце палит в пяти сторонах,  вода лишь внизу, на дне. Но солнце горит, и вода горяча,  вот-вот забурлит кипяток; Снаружи тоже нигде нельзя  прохладный сыскать уголок. Раздвину полынь — но стебли ее  не могут создать ветерка; Машу я веером — но и с ним  пот льется, густой как сок. От зноя спасающая меня,  и так тесна конура, А тут и летучую мошкару  загнала ко мне жара. Ну ладно, я не умею летать  и должен сидеть как дурак, Но может летать — и не улетает  летучая мошкара! Примечания

Пятая луна — по китайскому лунному календарную обычно совпадает с концом июня-началом июля; соответственно, шестая луна случается в конце июля-начале августа, традиционно наиболее жарком времени года в Китае.

Чанцзян — китайское название реки Янцзы.

Чи — китайский фут (ок. 32 см), пять чи — чуть больше полутора метров.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Тихомиров В.Г.

Маленький пруд ("Грустное око пруда, ручья беззвучные слезы...")

Грустное око пруда,  ручья беззвучные слезы. Любят глядеться погожим днем  в воду тенистые лозы. Побеги лотосов только что  проклюнулись из воды — На острых проростках уже сидят  маленькие стрекозы.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

На рассвете выхожу из храма Чистого любвеобилия и провожаю Линь Цзыфаня ("Виды Сиху в середине шестой луны не те, что зимою...")

Виды Сиху  в середине шестой луны Не те, что зимою,  осенью или в начале весны. Листья лотосов в отраженье небес  неиссякаемо бирюзовы. В солнечном блеске цветы на воде  по-особенному красны.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Чжу Си (1130—1200)

Чжу Си (кит. упр. 朱熹, пиньинь Zhū Xī, также известен как Чжу Юаньхуэй, Чжу Чжунхуэй, Чжу Хуэйань; 1130—1200) — китайский философ, учёный-энциклопедист, литератор, текстолог и комментатор конфуцианских канонических произведений, педагог, главный представитель неоконфуцианства, придавший этому учению универсальную и систематизированную форму, в которой оно обрело статус ортодоксальной идеологии в Китае и ряде сопредельных стран, особенно в Японии и Корее. В истории китайской мысли часто называем второй по влиятельности фигурой после самого Конфуция; современники причисляли его наряду с Чжан Ши и Люй Цзуцянем к "трём мудрецам с Юго-Востока".

Родился 18 октября 1130 года в Юси Наньцзяньской области (на территории современной провинции Фуцзянь) в семье интеллектуалов. Дед Чжу Си, учёный-конфуцианец скромного достатка, поощрял детей к учёбе и самосовершенствованию, предсказывая "в роду, на протяжении пяти поколений скапливавшем конфуцианскую добродетель", рождение выдающегося потомка.

Отец Чжу Си, Чжу Сун, получил высшую учёную степень (цзиньши) в 21 год, на государственных экзаменах в 1118. Служа в столице, он стал свидетелем падения Северной Сун, вместе с двором переехал на Юг и выступал ярым противником мирного договора с Цзинь (1141): вследствие этого он был разжалован Цинь Гуем и вскоре умер, будучи сослан в провинцию на мелкую должность.

Сам Чжу Си с детства обнаружил незаурядные способности и начал получать классическое образование в четыре года под наблюдением матери. Он стал обладателем степени цзиньши (дававшей право занять руководящую административную должность) в необычно раннем возрасте, в 18 лет (тогда как средний возраст для такой должности был 35 лет).

Первым назначением Чжу Си был уезд Тунъань на юге современной провинции Фуцзянь (1151—1158). Там он изменил налогообложение и полицию, улучшил библиотеку и школу, разработал форму ритуала, отсутствующую до него. Своей службой Чжу Си в 26 лет заслужил такое уважение населения, что ему был сооружён алтарь в местной школе.

В 33 года Чжу Си уже удостоился первой аудиенции у императора и был назначен профессором военной академии, однако через два года оставил эту должность. Несмотря на постоянное стремление власть предержащих лиц привлекать его к государственной службе, он регулярно отказывался от подобных предложений, предпочитая заниматься научной, литературной и педагогической деятельностью.

Влияние на Чжу Си произвёл мыслитель Ли Тун, которого Чжу Си посетил до своего назначения в Тунъань. В 1158 году он посетил Ли Туна снова и провёл в обучении с ним несколько месяцев в 1160 году. Ли Тун был последователем Чэн Хао и Чэн И (поэтому основанное Чжу Си интеллектуальное направление также иногда называется школа Чэн-Чжу).

После 14 лет пребывания в отставке в 1178 Чжу Си вернулся на государственную службу. Будучи в 1179—83 начальником Наньканской области (на территории современной провинции Цзянси), Чжу Си создал широко известную тогда в Китае школу Бай-лу дун ("Пещера белого оленя"). После неоднократно, но ненадолго назначался на высокие административные посты. Чжу Си в политике занимал непримиримую позицию по отношению к главному тогда врагу Китая — чжурчжэньскому государству Цзинь. Это противоречило магистральной линии власти на умиротворение воинственного соседа. В результате Чжу Си только 9 лет находился на службе и 46 дней при дворе в качестве лектора. В 1195, предчувствуя грядущие беды после написания очередного критического доклада трону, он произвел гадание по "Чжоу и", выпала гексаграмма (гуа) № 33 Дунь (Бегство), — впоследствии он включил её в свой псевдоним Дунь-вэн (Убегающий старец).

Большую часть жизни пребывая в отставке, он всегда бедствовал и был вынужден зарабатывать на жизнь книгоиздательской деятельностью, считавшейся малопочтенным занятием для конфуцианца. Вместе с тем таким образом Чжу Си достигал ещё одной цели — максимальной популяризации своих идей. Чжу Си был одним из самых плодовитых авторов. Он написал около 80 произведений, его сохранившееся эпистолярное наследие включает в себя около 2 тыс. писем, а запись его диалогов, состоящая из 140 глав, является самой обширной в китайской литературе. У него было 467 учеников — больше, чем у любого другого неоконфуцианца. Он основал рекордное число учебных заведений и принимал участие в деятельности 21 академии. Чжу Си оставил потомкам огромное количество каллиграфических надписей и сам был запечатлён на многочисленных портретах, выполненных на бумаге и в камне.

В 1196 независимое поведение Чжу Си, выразившееся, в частности, в несоблюдении ритуального меню при приёме одного высокопоставленного чиновника, спровоцировало обвинение философа сразу в десятке преступлений: от сыновней непочтительности и неуважения к императору до распространения еретических идей. В итоге он был лишён всех чинов и званий, а его учение подверглось запрету. Однако в 1199, за год до смерти, Чжу Си был реабилитирован, в 1209 получил почётное посмертное имя Вэнь (Культура), в 1230 титул Хуэй-гогун (державный князь), в 1241 причислен к величайшим конфуцианским авторитетам установлением таблички с его именем в храме Конфуция.

Чжу Си скончался 23 апреля 1200 в Каотине.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Голубев И.С.

Весенний день ("Прекрасен день! Иду к реке Сишуй...")

Прекрасен день! Иду к реке Сишуй, Вокруг трава — нежна и зелена, Без края, без конца — передо мной Предстала вдруг родная сторона. О, даже все постигшим мудрецам Восточный ветер следует познать! В одеждах алых, в платьях голубых — На десять тысяч ли цветет весна!

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

"Заметки о травах и деревьях"

5. Гранат ("В пятом месяце красный гранат ослепляет мне очи...")

В пятом месяце красный гранат Ослепляет мне очи. Ясно вижу: ожившие ветви Дали ростки. Жаль: никто свой досуг Провести в этом месте не хочет — Опадают напрасно Красивых цветов лепестки.

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Перевод: Стручалина Г.В.

"Песни обители Уишань"

1. Обитель ("Я с книгой и цинем уже много лет...")

Я с книгой и цинем уже много лет: Как много я гор посетил? Нежданно из этих ручьев и камней Свою я обитель сложил...

Источник: Публикуется впервые

2. Храм человеколюбия и мудрости ("Мне стыдно открывать всего себя другим...")

Мне стыдно открывать всего себя другим, Но, к счастью, полюбил я красоту природы — Утёсов вечных сон, где изумрудны воды На десять тысяч ли под солнцем золотым. Примечания переводчика

仁智堂 — главное здание Уишаньской академии.

Источник: Публикуется впервые

3. Отшельник в келье ("С рассветом рощи тень ложится на окно...")

С рассветом рощи тень ложится на окно, Ночами с гор ручей журчит у изголовья... Как умолять вернуть сокрытое давно? Взыскую горячо, всем сердцем, но без слов я*... Примечания переводчика

隐求斋 — собирательное название для келий, где жили и уединённо занимались наукой.

*Отсылка в оригинале к устойчивому выражению 语重心长, «говорить с глубоким чувством, веско и прочувствованно», автор перефразирует его, таким образом получается, что без слов мольба отшельника глубока.

Источник: Публикуется впервые

4. Приют для странников ("В былые времена теснее жили люди...")

В былые времена теснее жили люди: Под крышей травяной все вместе ночевали, В горах и на реке коль странника встречали, Делились курицей и кашей в общем блюде... Примечания переводчика

止宿寮 — помещения, где происходили дружеские встречи и общение.

Источник: Публикуется впервые

5. Ущелье в скалах ("От утренней дымки не прячусь, не кутаюсь я...")

От утренней дымки не прячусь, не кутаюсь я, Стемнеет — напротив, халат запахну поплотней. Привратник дивится, что смех распирает меня: Поди разбери этих странных учёных людей!

Источник: Публикуется впервые

6. Дом созерцания добра ("Он с коробом для книг сюда пришёл — откуда?...")

Он с коробом для книг* сюда пришёл — откуда? Сегодня поутру сидел со мною рядом. Весь день трудились мы, смотрели друг на друга, И — прибавляли сил друг другу взглядом... Примечания переводчика

观善斋 — помещения для совместного проживания.

*Речь о заплечном коробе для книг, с которым учёные, как правило конфуцианцы и их ученики, путешествовали.

Источник: Публикуется впервые

7. Приют для нищих ("Кто он — под сенью из бамбука кувшин сжимающий бессильною рукой?...")

Кто он — под сенью из бамбука кувшин сжимающий бессильною рукой? Глубокой ночью не идёт к нему покой: Сидит он отрешённо пред стеной, Жжёт фимиам и бодрствует без звука...

Источник: Публикуется впервые

8. Вечер в беседке ("На южном склоне я, на посох опершись, и отступив от края, вечер созерцаю...")

На южном склоне я, на посох опершись, И отступив от края, вечер созерцаю: Утёсы серые до неба вознеслись, Закат осенний зелень высветляет.

Источник: Публикуется впервые

9. Павильон железной флейты ("Чья флейта гремела здесь, между утёсов...")

Чья флейта гремела здесь, между утёсов, Заставила их разойтись? Дрожит её эхо, призывом даосов С небес журавлей манит вниз... Примечания переводчика

Единственное из стихотворений с авторским предисловием, поясняющим сюжет.

Автор, разыскавший развалины беседки и внезапно услышавший печальные отзвуки флейты над лесом, обращается к легендарным полумифическим-полуреальным персонажам, Лю Цзюню и Ван Цзы-цяо, использовавшим флейту как инструмент даосской магии. Первый был уишаньским отшельником, с юности отличался буйным нравом и мог своей игрой поднимать ветер и разбивать скалы. Второй умел призывать с небес белого журавля, на котором в конце своего жизненного пути и улетел в мир бессмертных. Предания эти также изложены в работе «Ле сянь чжуань» («Отдельные жизнеописания бессмертных с послесловиями») Лю Сяна.

Источник: Публикуется впервые

10. Рыбалка с камней ("Врезаются в воду холодные глыбы камней...")

Врезаются в воду холодные глыбы камней. Сливаются с яшмою сизые тени от скал. Закинул я удочку, день просидел в тишине — Но сердце своё до глубин разве кто-то познал?

Источник: Публикуется впервые

11. Чайный очаг ("Бессмертные оставили реке Очаг из камня посреди кружащих вод...")

Бессмертные оставили реке Очаг из камня посреди кружащих вод. Чай выпит, и святые налегке Ступили на отчаливавший плот. Вновь тишина, река и никого кругом. Лишь вьётся чая аромат над очагом. Примечания переводчика

В горах Уишань (пров. Фуцзянь), на реке Девяти излучин (Цзюцюйси, 九曲溪) есть место, где из воды поднимается каменная глыба с естественной выемкой, на которой могут разместиться несколько человек; этот каменный островок Чжу Си окрестил «чайным очагом» и там устраивал философские чаепития с друзьями. Стихотворение входит в цикл из двенадцати стихов, посвященных открытию в Уишань академии (《武夷精舍十二首》или 《精舍杂咏十二首》). Уишань, родина утёсного чая, традиционно являлась духовным центром: для даосов, а затем буддистов и неоконфуцианцев. Стихотворение неоконфуцианца Чжу Си, симпатизировавшего даосам, содержит аллюзии на даосские легенды о святых отшельниках, особенно на популярные в народе легенды о Восьми Бессмертных, пересекавших на лодке море, а также о Трёх Звёздных старцах. Тем более, что сам Чжу Си взял себе псевдоним Убегающий старец, его современники причисляли его наряду с Чжан Ши и Люй Цзуцянем к «трём мудрецам с Юго-Востока», кроме того, он и его друзья — поэты Лу Ю и Синь Цицзи (陆游,辛弃疾) также именовались «три старца». В таком случае текст допускает и ироничное толкование.

Источник: Публикуется впервые

12. Рыбалка с лодки ("Отчалила лодка в тяжёлый, слоистый туман...")

Отчалила лодка в тяжёлый, слоистый туман. Но вот возвратилась — с небес тонкий месяц сияет. Всё камни кругом. И я друг журавлей, обезьян...* Лишь песня гребца мою грусть и тоску обрывает... Примечания переводчика

Типичная для китайской лирики сцена — одинокий поэт-чиновник в чужой провинции ночью слышит крики обезьян и тоскует о доме. Журавли в классической поэзии упоминаются не только как обитатели речных заводей, но и как спутники интеллектуалов (которых часто и символизируют), а также даосских святых. Но у оборота появляется и второй, аллюзивный смысл или, скорее, благодаря ему задаётся меланхолическое настроение, если учитывать связь с крылатым выражением 猿鹤沙虫 («обезьяны и журавли, песок и черви»), происходящим из работы даосского учёного Гэ Хуна; выражение описывает поле смерти с убитыми воинами знатного (обезьяны и журавли) и простого (песок и черви) происхождения.

Источник: Публикуется впервые

"По прочтении размышляя над книгами"

1. "Крохотный пруд, но зеркальна вода ..."

Крохотный пруд, но зеркальна вода. Бродят, колышутся тени и свет. — Как ты, канава, быть можешь чиста? — — От родников, что стремятся сюда.

Источник: Публикуется впервые

Чжу Шучжэнь (1135?-1180?)

Незаурядная поэтесса. Родилась в городе Ханчжоу (современная провинция Чжэцзян). Несчастливый брак внес в ее стихи ноты мрачной депрессии. Лирика живописна, ритмична.

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

* * *

Чжу Шучжэнь — личность полулегендарная. Нет твердых подтверждений ее существования. Впервые собрал ее стихи чиновник Вэй Дуаньли, который жил в 12-м веке. Он утверждает, что слышал ее песни в трактирах района Ханчжоу. Его предисловие к этому сборнику и стало основным источником сведений о ее биографии. Хотя он цитирует другую, более старую биографию, но она не сохранилась.

Чжу Шучжэнь была замужем за неким купцом, брак этот был несчастным, муж не ценил ее литературные таланты. Она завела любовника — мужчину, который разделял ее пристрастие к литературе. Родители же сожгли большинство ее произведений, предположительно сохранилось лишь одно стихотворение из сотни...

Однако никакой определенности нет насчет дат и конкретных деталей, хотя они красочно описаны биографами. История неоцененного таланта стала легендой.

Источник: "Книги, рекомендуемые феминистками"

Перевод: Басманов М.И.

На меже ("На меже изумрудные травы...")

На меже изумрудные травы. Так пленителен их аромат. Растекается по канавам Животворная влага меж гряд. Разводить шелкопрядов не просто — Слишком много забот и хлопот. Люди заняты здесь шелководством, Им совсем не до вешних красот!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Осыпаются цветы

Только чуть приоткрылись бутоны На деревьях, что рядом растут, Как из зависти ветер и ливень Норовят погубить красоту. Пусть весенние краски не блекнут, Я о том умоляю творца. Как же можно, щадя только зелень, Алый цвет осыпать без конца!

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

"Деляньхуа" ("Бабочка, влюбленная в цветок")

"Там, за башнею, ива стоит..."

Там, за башнею, ива стоит, Свесив тысячи тонких ветвей, — Задержать ими хочет весну, Что уходит дорогой своей. Облетают пушинки, кружась, За весною по ветру плывут, Словно жаждут узнать, где она Обретет себе новый приют. Зелень гор, отраженных в воде, Вдруг кукушки доносится крик. Если даже кто сердца лишен — Все равно загрустит в этот миг. "В добрый путь!" — поднимаю бокал, Но весна мне ни слова в ответ. Скоро дождик заморосит, Меркнет в сумерках солнечный свет. (Мелодия "Деляньхуа")

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

"Ецзиньмынь"

"Весна теперь прошла уж полпути..."

Весна теперь прошла уж полпути. Я с сожаленьем думаю о том И места не могу себе найти. Спешу в часы досуга на балкон, Не отрываю от перил руки. Но небу что за дело до меня, Моих переживаний и тоски! Нежны и ветерок, И солнца луч — Стоят погожие такие дни. Но и они не радуют меня. Для иволги и ласточки они. Мой дворик лепестками занесло — С деревьев облетели все цветы. Душистые луга вдали видны, Туда уносятся мои мечты. (Мелодия "Ецзиньмынь")

Источник: "Строки любви и печали", 1986

"Пусамань" ("Бодхисаттва-инородец")

"Лист с утуна упал. Видно осень..."

Лист с утуна упал. Видно, осень Наступило время встречать. И кузнечик, звеня, разносит По полям опустевшим печаль, Опершись на подушку локтем, От свечи отвернула лицо. Как луна, что в окне напротив, Светлым был затянувшийся сон. Поднялась, откинула штору И лювлю из окна каждый звук. Над холодным речным простором Раздаётся вальков перестук. Выхожу на балкон, чтобы встретить Наступление нового дня. И роса, и стужа, и ветер — Всё обрушилось на меня. (Мелодия "Пусамань")

Источник: "Строки любви и печали", 1986

"Цзяньцзы муланьхуа" ("Прекрасные цветы магнолии")

"Хожу ли — одна..."

Хожу ли — одна. Сижу ли — одна. И песнь напеваю одна. Одна — за вином. И на ложе одна Ночь встретить я снова должна. В раздумье тяжелом подолгу стою, Не знаю сама, чего жду. А ветер студеный — что сделаешь с ним! — Поднялся как на беду. Душевные муки терзают меня, Но кто это видит сейчас! Размыты румяна потоками слез, Что льются и льются из глаз. И скорбь что ни час — все сильней и сильней, Нет сил эту скорбь превозмочь. Я вновь обрезаю тесьму фонаря, И мне не заснуть в эту ночь.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Перевод: Сизова М.И.

"Вижу: весна отцвела, миновала..."

Вижу: весна отцвела, миновала,  Это заметно во всем. Сердце как будто печальнее стало. Дальше, все дальше весна с каждым днем. Тихо брожу я по легким балконам,  Тихо касаюсь перил... Яблонь темнеют широкие кроны, Сумрак вечерний все небо покрыл. Точно печалью все небо укрыто... Точно и в небе — тоска. Нет, там все то же. Хоть сердце убито — Также, все также плывут облака. Яблони белой цветы опадают — Ветер не тронет листвы. Только душа моя все вспоминает Запах одной ароматной травы. В складках завесы — ни колыханья. Дальше, все дальше уходит дыханье  Невозвратимой весны.

Источник: "Антология китайской поэзии", Том 3, 1957

"Как четко видны на холмах павильоны..."

Как четко видны на холмах павильоны, Беседки, кустарники — в зеркале вод!.. А осень давно золотистые кроны Зеленым деревьям в подарок несет. Зачем этот феникс на пологе вышит? Сегодня я занавес свой опущу... Далеко мой друг... Пусть никто не услышит, Что я этой ночью — как прежде — грущу. Нет, — полог узорный у входа откинув, Я буду бродить, онемев от тоски, И, брови в раздумье мучительно сдвинув, Следить, как, сверкая, летят светляки... О, как я двурогому месяцу рада! Я рада, что нынче луна не кругла! Сегодня мне яркого света не надо. — Я свет полнолунья снести б не могла.

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

"Цзяньцзы муланьхуа" ("Прекрасные цветы магнолии")

"Одна брожу... как пуст мой дом..."

Одна брожу... как пуст мой дом! Тоскливо мне одной. Стою недвижно под окном Наедине с луной. Сегодня даже гостя нет, Чтоб мне стихи читал, Чтоб мне стихами дал ответ На те, что услыхал. Стою недвижно. Холодок Закрался в грудь ко мне, И в лампе огонек продрог, — Он гаснет в тишине. От слез увянет красота... Кто мне ее вернет? Потух светильник... Темнота! а сон все не идет. (мелодия "Цзяньцзы муланьхуа — Прекрасные цветы магнолии")

Источник: "Павильон наслаждений", 2000

Перевод: Торопцев С.А.

"Цзяньцзы муланьхуа" ("Прекрасные цветы магнолии")

Весенняя тоска ("Одиноко живу, сиротливо брожу...")

Одиноко живу, сиротливо брожу, я одна, когда пью, и пою, и ночами лежу. А бывает, навалится ужас, и не чувствую, как в тишине подбирается стужа. Никого нет со мной, кто увидит, как слезы румяна смывают. Я болею тоской, сон нейдет, и в холодной ночи фитилек догорает. (мелодия "Цзяньцзы муланьхуа — Прекрасные цветы магнолии")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Синь Цицзи (1140-1207)

Поэт и воин Синь Цицзи (28 мая 1140 — 10 марта 1207) происходил из семьи военных, был воспитан в духе патриотизма и стремлении освободить северный Китай от господства чжурчжэней. О его молодости сохранилось мало сведений. Известно, что в 1160 г. он возглавил отряд, который начал борьбу против чжурчжэней, действовавший сначала успешно, но спустя год разгромленный силами династии Цзинь, ввиду чего Синь Цицзи был вынужден с боями отступить на юг.

Своими действиями, однако, он заслужил уважении при дворе династии Южная Сун и в том же 1161 г. перешел к ней на государственную службу, хотя его попытки убедить императора начать поход на север страны, чтобы отвоевать его у чжурчжэней, не имели успеха. После этого он решил готовиться к войне самостоятельно, чем вызвал подозрения в заговоре при дворе и в 1180 г. был назначен главой Наньчанской управы в провинции Цзянси, но уже в 1181 г. ушел в отставку. В 1192 г. его на некоторое время вновь призвали на дворцовую службу, однако вскоре он снова был отправлен в отставку из-за разногласий в отношении с империей Цзинь.

В 1203 г. началась война с чжурчжэнями, поэтому Синь Цицзи вновь был вызван на службу к императору. Однако самостоятельность и нежелание выслуживаться привели к конфликту с Хан Точжоу, фаворитом императора. В 1204 г. Синь Цицзи был снова отправлен в отставку. В 1207 г., во время нового противостояния Цзинь и Южной Сун, Синь Цицзи в очередной раз был вызван к императорскому двору, но не доехал до места назначения, скончавшись 10 марта того же года.

Свои произведения писал в жанре цы, сохранилось 620 поэм его авторства, наиболее известные: "Цзясюань Ци", "На беседке города Цзянькан", "Воспоминание о древности на беседке Байга". Тематикой его поэм являются патриотизм, критика правителей-угнетателей, воспевание красот природы; для них характерны выразительность образов и различные стили.

Источник: ru.wikipedia.org

* * *

Поэт, воин, администратор. Рос на территории, находившейся под властью чжурчжэней и видел бедственное положение китайского населения. Будучи военным, дед обучил его искусству владения мечом. В 22 года Синь Цицзи собрал отряд в две тысячи человек и присоединился к повстанческому войску. В 1162 г. был отправлен через Янцзы для установления связи с китайскими властями. Узнав после возвращения о разгроме восставших в результате предательства, Синь Цицзи с полусотней воинов выкрал изменника и доставил в столицу Южной Сун (1127-1279). За мужество и преданность назначен помощником судьи в Цзянъинь (провинция Цзянсу). В 1165 г. подал двору доклад, в котором обосновал возможность военных действий против чжурчжэней. Весной 1172 г. был назначен правителем округа Чучжоу (провинция Аньхой), где освободил население от недоимок и начал готовить ополчение. Через год ему поручили высокие посты в провинциях Хубэй и Цзянси. В 1179 г. из провинции Хунань в докладе императору писал об уловках, к которым прибегают чиновники-казнокрады при грабеже населения. Для подготовки к будущим сражениям создал "армию стремительных тигров", но зимой 1180 г. переведен на должность генерал-губернатора в Лунсин (современный Наньчан провинции Цзянси), где во время засухи решительными действиями спас жителей от голода. Однако двор не мог терпеть его самостоятельности и противодействия капитулянтской политике. Через год он был уволен.

Почти 20 лет Синь Цицзи провел в отставке в деревне. В эти годы им было написано большинство стихов в жанре цы, отличающихся высоким мастерством и новыми художественными открытиями. До Синь Цицзи никто в такой мере не воплощал в жанре цы патриотические темы. Поэтическим словом он убеждал правителей Южной Сун начать решительные военные действия, напоминал о китайцах, мечтающих об освобождении от иноземного ига. Противоречие между поэтом и трусливыми придворными вырастало в его изображении в трагедию огромного социального и нравственного звучания. В стихотворных обращениях к друзьям вдохновлял на ратные подвиги, воспевал отвагу, стойкость и преданность родине. В стихах порывы к деятельности сменялись даосской готовностью жить в уединении. Синь Цицзи была близка поэзия Тао Юань-мина (365-427) — он писал о сажающих рис крестьянах, о свадьбе у соседей, об играх детей, праздниках, веселье и радости. Не чужда ему была и жизнь природы: он мог воспринимать бамбук, чайную розу, весну как живые существа и вести с ними задушевный разговор. Порой характер пейзажа воспроизводит эмоциональное восприятие автором состояния общества того времени. Зачастую увиденный пейзаж навевал мысли о прошлом края. Примеры отваги и побед прошлых лет обличали слабость и неспособность современных правителей. Образы героев прошлого воплощали нравственные достоинства, необходимые в тяжелое для страны время.

Осенью 1203 г. первый министр решил упрочить свою власть походом на север и назначил Синь Цицзи генерал-губернатором в г. Шаосин (провинция Чжэцзян), а в 1204 г. — правителем области Чжэньцзян. Готовясь к войне, Синь Цицзи предостерегал правительство от поспешного наступления. Занятые политическими интригами сановники отправили его в отставку, и летом 1205 г. он возвратился в свою усадьбу. Его поэзия рисует облик патриота, который, несмотря на личные невзгоды, не переставал тревожиться о судьбе родины и был готов лично участвовать в сражениях. Любимым образом его был меч, вызывавший воспоминания о военной молодости, рождал мечты о новых подвигах. Обычно принято отмечать, что цы Синь Цицзи звучат мужественно, видеть в них приподнятость духа, готовность к решительным поступкам. Однако интонации поэта разнообразны, его манере свойственны как естественность слога, так и смелость в выборе изобразительных средств.

Источник: Синология.ру, автор Е. А. Серебряков

Перевод: Басманов М.И.

"Вся жизнь моя вину посвящена..."

Вся жизнь моя Вину посвящена — И не сочтешь, Сколь выпил я вина. Как много в вечность Кануло деяний!.. Забудь о том И чашу пей до дна! Еще прохладно. Дождь весенний льет, С полей нигде Цветеньем не пахнет. За годом год Уходят без возврата... Смеюсь над ласточкой, Что день и ночь снует! (Мелодия "Шаньхуацзы")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

На озере Дайху строю себе новое жилище ("Я журавлей сержу, я обезьян спугнул...")

Я журавлей сержу, я обезьян спугнул, Здесь появившись средь лесов и гор. Уж проторил тропинку не одну, Но медлю с переездом до сих пор. Зачем бегу в заоблачную высь? Чего хочу в пустыне гор искать? Дух непреклонный вел меня всю жизнь И быть безвестным — не пугает мысль, Чиновники смеются — что ж, пускай! Пора мне на покой. Иных желаний нет. Привольное житье карьере предпочту. Но отчего о сельской тишине В душе храню заветную мечту? Хочу взглянуть на бег осенних вод, На челн, что спорит с бурей грозовой, Услышать стаи журавлиной взлет, Напуганной звенящей тетивой. Я на холме восточном возведу Своей рукою хижину в лесу: Перед окном чтоб речка на виду, Чтоб с лодки мог забрасывать лесу... Сначала нужно ивы посадить, Их обнести бамбуковом плетнем, Но низеньким, чтоб видеть позади, Как сливы розовым горят огнем. Я здесь нарву осенних хризантем, Весной сплету венок из орхидей... Но не спешу ль я? Надо между тем Предвидеть все. Нигде не проглядеть. А император?.. Если против он? И вот стою, в раздумье погружен. (Мелодия "Синъюанъчунъ")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

Написано в прадник середины осени в Цзянкане и посвящается Люй Шу-цяню ("Отполированный до блеска диск луны... ")

Отполированный до блеска диск луны — Из бронзы зеркало плывет по небосводу, В осенние заглядывает воды, И золотит крыло волны. У губ застыла с чаркою рука, И, глядя вверх, я говорю с луною: "Хэн Э, скажи, что делать с сединою, Что истерзала душу старика?" Если б с ветром вспорхнуть И на тысячи ли Оторваться я мог от земли, И, свершая свой путь, Мог на горы взглянуть И на рек полноводный разлив; И коричный бы куст На луне мог свалить, Что разросся так пышно листвой, — Что слетело бы с уст У народов земли: "Как светло всем теперь под луной!" (Мелодия "Тайчанъин")

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Плыву по реке к причалу в Цайши и ради забавы пишу о рыбаке ("Вижу: вернуться пора к домашнему очагу...")

 Под облака взметнувшийся утес, Раздвинув зелень, над рекою встал. И солнце, погружаясь в бездну вод, Пылает, как расплавленный металл. Здесь чайки без тревог и без забот Снуют себе с рассвета дотемна. Пусть дует ветер и волна бурлит — Им нипочем и ветер и волна! Рыбак сойдет на берег где-нибудь И приготовит рыбу пожирней. Задержится в деревне по пути И позаботится там о вине. Деяния далекой старины Погребены в безвестности давно. Династий возвышенье или крах — Что рыбаку до них? Не все ль равно! (Мелодия "Сицзянъюэ")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

"Синсянцзы" ("Возжигая курения в храме")

"Вижу: вернуться пора к домашнему очагу..."

Вижу: вернуться пора К домашнему очагу. Медлить с решеньем моим Больше я не могу. Знатным мне быть не дано, Богатство — не суждено. Годы уносятся прочь... Знаю: не долог наш век. Редко случалось, чтоб жил Семьдесят лет человек! Старость придет, Немощь придет, Хворь нападет, Скорбь человека согнет. То, что я славы искал, Ставлю себе же в укор. Все я изведал в те дни: Страх, суету и позор. Мне утешенье одно: Это все было давно. Ныне я дряхлый старик И на закате лет Твердо себе уяснил Правильной жизни секрет: В праздности жить, Неучем быть, Допьяна пить — Вот моих мыслей нить. (Мелодия "Синсянцзы — Возжигая курения в храме")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

Написано в Саньшане ("Радостный вестник весны...")

Радостный вестник весны, Дождь прозвенел надо мной. Самое время теперь К пашне вернуться, домой! Там я, не зная тревог, Цинмин бы отпраздновать мог. Долго сижу под окном, Тихо и пусто вокруг. Из-за стрехи до меня Неясный доносится звук. Ветер в ночи, Месяц в ночи, Тучи в ночи. Ты негодуй, но молчи. Мечется ивовый пух, Цвет опадает с ветвей, Иволга верещит, Щелкает соловей — Они не советуют мне На озере жить в тишине. Воля Неба — закон, Знай повинуйся ему! Но отчего это я Мучаюсь — сам не пойму! Ветрено вдруг, Пасмурно вдруг, Солнечно вдруг — Неба извечный круг! (Мелодия "Синсянцзы" — "Возжигая курения в храме")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

"Сицзянъюэ" ("Сицзян в лунном свете")

Ночью на пути в Хуанша ("На каждой ветке — яркий свет луны...")

На каждой ветке — яркий свет луны. Сороки потревоженной полет. И ветра вздох. И в мире тишины Цикада-полуночница поет. Благоуханье рисовых цветов Несет богатый урожай с собой. И не о том ли мне из-за кустов Лягушек сонм галдит наперебой? Неярких звезд светильники зажглись На небосклоне где-то далеко. Вдруг капли дождевые сорвались Перед горой с бегущих облаков. Там, где дороги резкий поворот И через речку мостик навесной, Как прежде, неожиданно встает Двор постоялый в зелени лесной. (Мелодия "Сицзянъюэ — Сицзян в лунном свете")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

Это стихотворение прочитаю своим детям, когда буду передавать им усадьбу. ("Как дым, как туча — все чредой своею...")

Как дым, как туча — все чредой своею Приходит и уходит торопливо. Среди деревьев первою дряхлеет Красивая изнеженная ива. Мне, старику, к чему теперь стремиться, Какое дело подыскать по нраву? Испить вина, досугом насладиться И в довершенье выспаться на славу. Когда наступят дни платить налоги, Вам поскорее расплатиться надо. Дела свои всегда ведите строго, Приход с расходом отмечайте рядом. А ваш отец, во избежанье скуки, Чем будет заниматься в эту пору? Заботиться он будет о бамбуке И отвечать за реки и за горы. (Мелодия "Сицзянъюэ — Сицзян в лунном свете")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

Предаюсь веселью ("Когда подвыпью, предаюсь веселью...")

Когда подвыпью, предаюсь веселью, И радостью душа моя согрета. Да если б даже погрустить хотел я, Не остается времени на это. С недавних пор, читая книги древних, Я понял, что нельзя ни в коей мере Ни на одну строку в них положиться, Коль говорить о Правде или Вере. Вчерашней ночью принял я хмельного И где-то под сосною очутился. Спросил ее: "Скажи ты мне по чести, И в самом деле так уж я напился?.." Мне показалось, что сосна нагнулась — Меня поднять, наверное, хотела. Я тотчас оттолкнул ее сердито И крикнул: "Прочь, тебе какое дело!" (Мелодия "Сицзянъюэ" — "Сицзян в лунном свете")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

"Хуаньсиша" ("Полоскание шелка в горном потоке")

"Себя я принуждаю больше есть..."

После выздоровления сижу в Беседке облаков.

Себя я принуждаю больше есть, Да только пища безразлична мне. Монахом хворым жить придется здесь, Как он, поститься много-много дней. Я свое сердце Со свечой сравню: Пахнуло ветром — И конец огню. Сегодня утром облако одно Клубилось пред глазами среди скал. Но ветром прочь унесено оно, И долго взглядом я его искал. А не оно ль, В соседнее село Спустившись, Дождь с собою принесло? (Мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985, стр. 155

Вместе с Ду Шугао и У Цзысы ночевал в буддийском храме на горе. Там, развлекаясь, и написал эти стихи ("Цветы сегодня утром так красивы!...")

Цветы сегодня утром так красивы! С прелестницей румяной их сравню. Но отчего же брови хмурит ива — Не рада наступающему дню? Восточный ветер дует что есть сил, В пыль превращаясь, дождик моросит. За страсть к горам смеюсь я над собою, Не меньше женщин обожаю их. Конечно, прежде — люди с их судьбою, Но и деревья — в помыслах моих. Досадно лишь: на что я ни взгляну — Все, все не так, как было в старину! (Мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

Пишу экспромтом в Пяоцюане ("Я заново над хижиной своею Возвел стропила...")

Я заново над хижиной своею Возвел стропила с крышей тростниковой. Вдали, напротив окон, зеленеет Горы вершина в дымке бирюзовой. Здесь с ласточками вместе, прошлый год, Трудился дни и ночи напролет. Страшусь сосуда с зельем благовонным, — Я бросил пить, снедаемый недугом. На склоне лет дань отдаю канонам, Светильник стал моим заветным другом. Но в час ночной, как прежде, любо мне Послушать флейту с лютней в тишине. (Мелодия "Хуаньсиша — Полоскание шелка в горном потоке")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

"Чжэгутянь" ("Куропатки в небе")

"Пал иней ночью на горе высокой..."

Пал иней ночью на горе высокой, И листьев на деревьях вмиг не стало. А с севера подул холодный ветер, Гусей он разогнал. Распалась стая. Коль провиденьем суждена разлука, То лучше пережить ее в молчанье. И пить вино не стоит, чтобы дольше Не оставаться пленником печали. Я думаю О встречах и разлуках, Зачем они Сменяются, как прежде?.. И для чего мне снова пруд приснился С весеннею травой на побережье? Досадую, что на горе восточной Я зря растратил молодые годы. Нет, нет, не надо "Песни о разлуке", И без того преследуют невзгоды! (Мелодия "Чжэгутянь" — "Куропатки в небе")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

"Хочу на башню высоко подняться..."

Хочу на башню высоко подняться, Чтоб от тоски уйти как можно дальше. Но и тоска идет за мной по следу На самую вершину этой башни. Как много перемен вокруг свершилось, Где некогда нога моя ступала, Как много убеленных сединою Среди моих родных и близких стало! Да, решено: Я ухожу на отдых, Нет для меня решения иного. Как будто за заслуги непременно Всем следует присвоить титул хоу! На облако гляжу, что, не имея Пристанища, плывет по небосводу. Я тоже стану облаком скитаться И обрету желанную свободу! (Мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

Вернулся на озеро Эху и после выздоровления написал эти строки ("Я в храме у ручья всегда с циновкой...")

Я в храме у ручья всегда с циновкой. Прохладой веет. Осень у порога. Клубятся облака, с водой сливаясь, И к вечеру редеют понемногу. Алеют лотосы, кренясь друг к другу, Как пьяные, — волною их качает. Молчит, ни звука не проронит цапля — Свои заботы и свои печали! И впрямь, пожалуй, Мне пора на отдых, — Я размышляю, Сам с собой в разладе. И, может быть, совсем не так уж плохо Жить на природе среди гор и падей! Еще не знаю, много иль не много Сил поубавилось за день вчерашний. Но только чувствую, что нет желанья Всходить на самый верх высокой башни. (Мелодия "Чжэгутянь" — "Куропатки в небе")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

После выздоровления вернулся с озера Эху и написал эти строки ("Лианами обвитые деревья...")

Лианами обвитые деревья Свои вершины вознесли за тучи. Над озером Дунху пронесся ливень, И волны подымаются все круче. Я приобрел недавно эту гору, И мне она еще милее стала. Но вот вернулся — и с тоской вздыхаю: Седых волос прибавилось немало. Пылают Разрисованные свечи, Бокалы Белизной своей сверкают. Встает хозяин и кружится в танце, А гости в такт и дружно подпевают. И, охмелев, я недовольно хмурюсь — Не радуют забавы и веселье... А что ж со мною будет на рассвете, Когда наступит горькое похмелье! (Мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

Пробуждаюсь и пишу эти строки ("В воде смятенье облетевших листьев...")

В воде смятенье облетевших листьев, Подхваченных зеленою волною. Змея, как тень, мелькнула. И у дамбы Лягушек гам сменился тишиною. Кружится аист на ветру, голодный, Взъерошенный, с поджарыми ногами. Не расцветут гортензии больные, Исхлестанные ветром и дождями. Где ищут выгоды И гонятся за славой, Там ненависть с враждой Всегда живучи... Передо мною что ни день, то схватка* Меж Мань и Чу на муравьиной куче. О том, что есть и ныне в Поднебесной Держава Хуайнань, никто не знает... Я под Нанькэ очнулся от кошмара, А солнце в небе все еще сияет*. (Мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе") Примечания

...Что ни день, то схватка // Меж Мань и Чу... — намек напритчу древнего философа Чжуан-цзы (369-286 гг. до н.э.) в которой гворится: "Было государство, размещавшееся на левом рожке улитки, и называлось оно Чу; было государство, размещавшееся на правом рожке улитки, и называлось оно Мань. Между ними шла непрестанная война из-за территории, и несметное множество трупов осталось на поле боя. Победитель целых пятнадцать дней преследовал побежденного и только потом возвращался обратно". Используя эту притчу, автор в иносказательной форме высмеивает постоянно враждующие между собой в борьбе за власть и привелегии группировки южносунского двора.

О том, что есть и ныне в Поднебесной // Держава Хуайнань, — никто не знает... // Я под Нанькэ очнулся от кошмара. // А солнце в небе все еще сияет. — Намек на события, описанные в "Биографии правителя Нанькэ", в которой говорится: "Странствующий рыцарь по имени Хэн Юйфэнь путешествовал по территории княжкств У и Чу. Однажды, захмелев, он заснул. Во сне ему повстречался гонец, который пригласил его в государство Хуайнань. В Хуайнани рыцарь сочетался браком с принцессой и получил назначение на пост губернатора Нанькэ. За двадцать с лишним лет своего правления он привел в порядок административные дела области. Но вот Хэнь Юйфэнь проснулся и увидел, что солнце в небе стоит еще высоко. Он собрался было отыскать приснившиеся ему места, но обнаружил, что находится в дупле старой акации. Что касается губернаторства в области Нанькэ, то он был всего лишь "губернатором южной ветки акации".Слово "нанькэ" означает короткое сновидение. Так стоит ли к этому стремиться и ради этого растрачивать свои физические и духовные силы!

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

Провожая друга ("Давно умолкла "Песня о разлуке"...")

Давно умолкла "Песня о разлуке", Но слезы на глазах блеснут порою. Нам много ль надо? Чашку риса только, А слава — дело для мужей второе! Лазурь воды слилась с лазурью неба, Всего их разделяет — кромка леса. Вдруг опустилась туча дождевая К подножию горы сплошной завесой. Как в старину, Так и теперь разлука В сердца вселяет Горечь и досаду, Затем ли, чтоб узнать и скорбь и радость, Нам расставаться и встречаться надо? Поднимется ли шторм в пути — не знаю, Да и гадать не стоит понапрасну. Одно я знаю, что дорога жизни Трудна для человека и опасна! (Мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе")

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

На проводы Оуян Гожуя, отъезжающего в область У ("Пускай весною небо смотрит хмуро...")

Пускай весною небо смотрит хмуро — Ты всё равно готовь коня в дорогу. Весна всегда с ненастьем неразлучна, И ясных дней дарит она не много. Лишь путь проделав трудный и опасный, Познает странник горе и страданье. А люди лишь тогда и познаются, Когда влачишь ты дни свои в изгнанье. Как снег — бутоны мэйхуа цветущей, Как шёлковые кисти — ветви ивы... Спою тебе я песню на прощанье, Чтобы печаль развеять в день дождливый. Ты уплывёшь под крышею сампана, И мне с тобой не разделить обеда... Синцзян, Синцзян, не будь тебя на свете, Поэт бы вдохновения не ведал! Пускай весною небо смотрит хмуро — Ты всё равно готовь коня в дорогу. Весна всегда с ненастьем неразлучна, И ясных дней дарит она не много. (Мелодия "Чжэгутянь" — "Куропатки в небе") Примечания

На проводы Оуян Гожуя... — Оуян Гожуй — друг поэта. О нем основоположник неоконфуцианства Чжу Си (1130-1200 гг.) сказал, что человеку с таким именем ("Гожуй" — "Слава государства") должно быть суждено великое будущее.

...в область У. — земли древнего царства У, которые находились на территории нынешних провинций Цзянсу, Чжэцзян и др.

Ты уплывешь под крышею сампана... — Сампан ( букв. "три доски") — утлое суденышко, которое до сих пор в ходу у китайских рыбаков, особенно на юге страны.

Сунцзян — река, вытекающая из оз. Цзянсу.

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

На пути в Хуанша ("Стихи слагаю о весеннем ветре...")

Стихи слагаю о весеннем ветре, Крою и режу терпеливо строки. А предо мною, словно на картине, Стремнины гор и бурные потоки. Кружится чайка легкая поодаль Над лодкою, что кажется безлюдной. Бродячий пес на пустыре. Крестьянка Спешит домой, день кончив многотрудный. Бамбук и сосны В зелени нарядной С последним снегом В царственном уборе... И снегу этому они так рады — Хотят красою с мэйхуа поспорить. Воронам же, гнездящимся на ветках, Все нипочем! Нахохлились сердито И крыльями без жалости сбивают На землю гроздья белого нефрита. (Мелодия "Чжэгутянь" — "Куропатки в небе")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

Стихи о снеге на рифмы Фу Сянчжи, помощника правителя области ("Я у ручья живу в уединенье...")

Я у ручья живу в уединенье И коротаю время за стихами. Нетронутого снега вы светлее, Я так взволнован этой встречей с вами! Вы здесь — и стае чаек белокрылых Отныне не гордиться белизною. Я удивляюсь, как посмели крабы Шуршать в песке за вашею спиною! А воздух свеж, И дышится легко мне. И грезится мне подвиг, Жизнь иная. Вот почему я, глядя на снежинки, О доблестном Чэнь Пине вспоминаю. Одно досадно: воробьи в испуге Вспорхнули и исчезли в чаще леса. И перед башней с дерева упала, Белей нефрита, снежная завеса. (Мелодия "Чжэгутянь" — "Куропатки в небе") Примечания

...о доблестном Чэнь Пине... — Чэнь Пин (II в. до н.э.) — государственный деятель. Родившись в бедной, незнатной семье, добился высокого положения исключительно благодаря личным талантам. Несмотря на интриги соперников, снискал доверие основателя ханьской династии Лю Бана и стал его первым советником, а затем первым министром. Известен тем, что шесть раз представлял Лю Бану планы борьбы с врагами и все они имели неизменный успех. Поэт, напоминая о Чэнь Пине, как бы хочет сказать, что и его собственные планы, которые он неоднократно представлял южносунскому двору, возможно, тоже обеспечили бы победу, но они остались лежать втуне.

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

Совершаю прогулку на озеро Эху и, выпив вина, пишу стихи на стене трактира ("Весна осела прочно на равнине...")

Весна осела прочно на равнине — Пастушья сумка всюду зацветает. На борозды распаханного поля Ворон крикливых опустилась стая. Я стар и сед, а в сердце чувства зреют. Кому и как их изольешь весною? В лучах заката вывеска трактира. Там, верно, отпускают в долг хмельное. Живу в тиши, Природой наслаждаюсь, И в праздности Проходят дни за днями. Вот скотный двор. Кунжут и шелковица У западной стены сплелись ветвями. В зеленой юбке, в кофте белоснежной Выходит незнакомка за ограду. Она спешит родителей проведать Теперь, когда окрепли шелкопряды. (Мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

Не вижу мэйхуа в Юаньси ("С горы отвесной струи ледяные...")

С горы отвесной струи ледяные Несутся вниз с громоподобным ревом. Дверями на ручей глядят лачуги Под камышовым почерневшим кровом. Дым очага под облаком косматым Ввысь устремился и в пути растаял. А на стекле затопленного поля Теней и бликов трепетная стая. Бреду тропинкой, Огибаю гору, И вдаль смотрю я Взглядом изумленным: Кто посадил там, на востоке, рощу, Что протянулась поясом зеленым? Густой бамбук волнуется под ветром. Не спорю, он по-своему прекрасен. Но жаль, что мэйхуа нигде не видно, — Она могла бы рощу так украсить! (Мелодия "Чжэгутянь" — "Куропатки в небе")

Источник: "Голос яшмовой флейты", 1988

Бессонница ("Когда болезни подползут и старость...")

Когда болезни подползут и старость, Бег времени всю душу растревожит, — Тогда одно короткое мгновенье Вам тысяч цзиней золота дороже! Я был природы данником исправным, Я дань воздал горам, долинам, рекам. А страсть мою к истории и книгам Не залечил бы и искусный лекарь. На хитрость хитростью И дерзостью на дерзость Умел, корысть отбросив, Отвечать я... Пусть люди друг на друга не похожи, Но в их глазах видны их душ печати!.. Я жизнь мою от самого рожденья Теперь припомнил и за фразой фразу Пишу о том, что пережил когда-то, Для сборника "Забавные рассказы *. (Мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе") Примечания

...Пишу о том, что пережил когда-то, // Для сборника "Забавные рассказы". — Поэт считает, что его жизнь полна разочарований, напрасно затраченных усилий и несбывшихся надежд, была бы хорошим материалом для подобных рассказов.

[Возможно, поэт имел в виду забавные ("странные") рассказы, которые позже послужили Пу Сун-Лину материалом для его сборников "Странные истории. Рассказы о людях необычайных", "Рассказы Ляо Чжая о необычайном" и др.)]

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

Посвящается Е Чжунцзя ("Цветы цветут, когда их ни посадишь...")

Цветы цветут, когда их ни посадишь, Но у истории свои законы: За процветанием приходит гибель... И вот уж нет прудов и павильонов! Лишь птица прилетит сюда порою, Рыбешку схватит — и промчится мимо, Или к цветку, за бабочкою следом, Прильнет пчела, в труде неутомима. А я откупорил Сосуд старинный, Глоток вина Для пробы наливаю. Придут друзья — мы выпьем две-три чарки, А там беседа потечет живая. Высоко солнце. Время пообедать, Но на столе пока пустые блюда. За рыбой посланный замешкался в дороге, — До рынка очень далеко отсюда! (Мелодия "Чжэгутянь" — "Куропатки в небе")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

"Чоунуэр" ("Некрасивая")

"Я один за судьбу отвечаю мою..."

Я один за судьбу отвечаю мою*, Небо спрашивать я ни о чем не желаю! Одиноко На башне высокой стою, Одиноко На башне высокой стою, И в душе моей скорбь Без конца и без края. В неурочный вы час повстречались со мной: Сон меня одолел, сердце отдыха просит... Вам бы лучше, пожалуй, Вернуться домой, Вам бы лучше, пожалуй, Вернуться домой... И пускай ветер западный Осень приносит! (Мелодия "Чоунуэр" — "Некрасивая")

(Синонимичное название мелодии: "Цайсанцзы" — "Собирая листья шелковицы")

Примечания

"Я один за судьбу отвечаю мою..." — Первая строфа перекликается со строкой из стихотворения Ду Фу о реке Цзюцзян: "Я сам решил, что в жизни мне незачем полагаться на Небо...". Под Небом следует понимать императора. Вторая строфа навеяна поэту одним из стихотворений Ли Бо, в котором, в частности, говорится: "Я опьянел и хочу спать, а вам лучше пойти домой".

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

На рифмы письмоводителя Чэня из уезда Цяньшань ("Под горой Эхушань небольшой павильон...")

Под горой Эхушань небольшой павильон Сиротливо ютится у края дороги. Ярким светом луны Небосклон озарен, Ярким светом луны Небосклон озарен, Ветер листья сухие Бросает под ноги. Кто поймет, что в стихе, ныне сложенном мной, Словно скованы стужей поэта дерзанья? Тушь застыла. И кисть В пелене ледяной. Тушь застыла. И кисть В пелене ледяной. Ей теперь лишь и петь Про печаль расставанья! (Мелодия "Чоунуэр — Некрасивая")

Источник: "Китайская пейзажная лирика III-XIV вв.", 1984

Захмелев, слушаю песню, что взволновала меня, пьяного, больше иных стихотворений. Я записал ее, слегка подправив. ("Вот и вечер. Бледней и бледней облака...")

Вот и вечер. Бледней и бледней облака. Дни — на убыль. Вокруг воцаряется осень. И прозрачное небо, И ясный закат, И прозрачное небо, И ясный закат, Ветром дым от свечи по гостиной разносит. И подумалось мне: в этом мире всегда Торжествует вражда, человека снедая. Велика та вражда, Велика та вражда!.. На душе моей скверно, Как никогда. Да... А тут еще сянь вместе с ветром рыдает. (Мелодия "Чоунуэр" — "Некрасивая")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

"Пишу на стене по дороге в Бошань"

1. "В годы юные, помнится, было мне жаль..."

В годы юные, помнится, было мне жаль, Что в стихе моем скорбь и печаль не звучали. Затворялся я в башне, Чтоб вызвать печаль, Я на башню всходил, Чтобы петь о печали. А теперь, Чашу горечи выпив до дна, Рассказать я о скорби хочу И... молчу. О печали поведать хочу, А шепчу: "Хороша ты, осенней поры тишина!" (Мелодия "Чоунуэр" — "Некрасивая")

Источник: Томихай Т.Х. "В сердце моем осени свет", 2016

2. "Вот растаял туман. На пшенице роса..."

Вот растаял туман. На пшенице роса. Пруд поодаль заброшенный прячется в ивах. Все умыто дождем, В небесах бирюза, Тот же ветер весны, Зелень вся в переливах. Где-то, вторя друг другу, тиху и току Протрубили сигнал к моему возвращенью Вызвав в сердце моем И печаль и тоску, Вызвав в сердце моем И печаль и тоску. Скорбны их голоса, Заунывно их пенье. (Мелодия "丑奴儿")

Источник: Томихай Т.Х. "В сердце моем осени свет", 2016

"Пил опять я сегодня без меры вино..."

Пил опять я сегодня без меры вино, Так что даже в глазах моих стало двоиться. Но я все же танцую, Пою все равно, Но я все же танцую, Пою все равно, Только новою песнею С кем поделиться? Перед самой разлукой заметил я тех, Что в сторонке стояли, смеясь надо мною. Посмеялись — им что, Посмеяться не грех, Посмеялись — им что, Посмеяться не грех!.. Здесь, на башне, Я с ласточками под луною. (Мелодия "Чоунуэр — Некрасивая")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

"А недавно обрушилась скорбь на меня..."

А недавно обрушилась скорбь на меня. Беспредельна, как небо, и всюду со мной. Кто утешить захочет, Кто сможет понять? Кто утешить захочет, Кто сможет понять? Мне осталось лишь петь О печали одной! И все то, что ушло от меня далеко, И все то, что теперь пережить суждено, — Все овеяла грусть, Все объято тоской... Все овеяла грусть, Все объято тоской... Мне ж с семьей в Цзюцюань Ехать надо давно. (Мелодия "Чоунуэр" — "Некрасивая")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

"Бусуаньцзы" ("Предсказание")

В нарушение морали пью вино ("Когда Конфуцием бы Дао Чжи назвали...")

Когда Конфуцием бы Дао Чжи назвали, Когда бы первому второго дали имя, Тогда б и ныне Дао Чжи Все мудрецом считали, Ну а Конфуция Глупцом бы величали... Добро и зло — Да есть ли грань меж ними! Слова на досках нам бамбуковых что прочат? — Тщеславие одно подогревают, право. Умрем — и скоро муравьи Останки в прах источат, И промелькнут века, Мгновения короче... Так пей вино, Гуляй себе на славу! (Мелодия "Бусуаньцзы" — "Предсказание") Примечания

Конфуций (ок. 551 — 79 гг. до н. э.) — великий мыслитель и государственный деятель Китая. В древних китайских источниках Дао Чжи (букв. — разбойник Чжи) упоминается как человек, пренебрегавший канонами, нормами конфуцианской морали и снискавший себе печальную славу непочтительного сына, обидчика и насильника.

Источник: "Китайская лирика. (М. Басманов)", 2003

Строфы о поисках весны ("Продрогший, в сетке листьев бирюзовых...")

Продрогший, в сетке листьев бирюзовых, Бамбук вознесся над глухой тропой. Река и горы В отблесках багровых, В лучах заката Он стоит, суровый, Один, С бескрайнею своей тоской. Вверяя думы мэйхуа прекрасной, За паутиной он не мчится вслед, Он ждет весну — Вседневно, ежечасно, Не расточает Аромат напрасно, Его души Не распознать вам, нет! (Мелодия "Бусуаньцзы" — "Предсказание")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

Написал эти строки, услышав о кончине Ли Чжанчжи в Чама ("Хочу — брожу наедине с собою...")

Хочу — брожу наедине с собою, А пожелаю — отдохнуть присяду. Наскучит то И надоест другое — Прилягу С книгою под головою... Чего ж еще Мне в этой жизни надо! С недавних пор слегка недомогаю, А лень за мною издавна ведется. В Пяоцюане Дворик подметаю, Где в заросли бамбука Тень густая. Так и живу... Живу, как приведется! (Мелодия "Бусуаньцзы")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

Пью вино и ничего не пишу ("Лишь протрезвлюсь — и пью до ночи снова...")

Лишь протрезвлюсь — и пью до ночи снова. Потом похмелье — трое суток кряду. В тепло и стужу, Безразличьем скован, Я зря живу И не пишу ни слова — За что ж богатство Ждать себе в награду? Взгляни на холм: чьи кости в нем зарыты? "Кистей могилу" мне он вдруг напомнил. Так сонмы книг От нас веками скрыты, Написаны И скоро все забыты... Давай же пить, Полней бокал наполним! (Мелодия "Бусуаньцзы" — "Предсказание")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

"Все твердое, замечу вам, непрочно..."

Все твердое, замечу вам, непрочно*, Таится в мягком прочности начало. А если же Вы верите не очень, Я приоткрою рот Для вас нарочно: Язык мой цел, Зубов — как не бывало! Все коренные выпали. И то же — С передними. Здесь щель давно зияет... Она и впрямь На лаз в стене похожа, Но вы не смейтесь — Вы меня моложе, Все это вас В грядущем поджидает! (Мелодия "Бусуаньцзы — Предсказание") Примечания

Все твердое, замечу вам, непрочно... — одно из положений учения древнего философа Лао-цзы и его последователей. Так например, в книге "Шаоюань" (глава "О почтительности и предусмотрительности") говорится: "Чан Цзун занемог. Его навестил Лао-цзы. Больной широко открыл свой рот и спросил: "Язык мой на месте?". Лао-цзы сказал: "Несомненно". — "А зубы мои на месте?". Лао-цзы сказал: "Исчезли". Чан Цзун далее спросил: "Вы знаете почему?". Лао-цзы сказал: "Язык на месте не потому ли, что он мягкий? Зубы исчезли не потому ли, что они тверды?". Чан Цзун засмеялся и сказал: "Да, это так".

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

"Еюгун" ("Ночная прогулка вокруг дворца")

Страдаю от людей низких и пошлых ("Есть люди, с которыми дружба желанной становится скоро...")

Есть люди, с которыми дружба Желанной становится скоро. Тебя навестят — и подолгу Толкуют про реки и горы. Порой о каком-то пейзаже По-новому трижды расскажут. И сам не пойму, Люблю почему Все те же при встрече Знакомые речи. Но есть и такие особы: Придут — и давай без разбору О выгоде спорить, о славе, — Иного не жди разговора. Охрипнут — и все же про это Готовы твердить до рассвета. Сердиться не стану, Спокойно я встану, Их спор не дослушав, Промыть свои уши. (Мелодия "Еюгун" — "Ночная прогулка вокруг дворца")

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

"Ивансунь" ("Думы княжеского сына")

Заимствуя строки древних поэтов, пишу о проводах на реке в осеннюю пору ("Вот и отчалила лодка с тем, кого провожаю...")

Вот и отчалила лодка С тем, кого провожаю. На гору поднимаюсь, Обозреваю реку. Нет ничего печальней В этой жизни, пожалуй, Чем отправлять в дорогу Близкого человека. Лучше б не подниматься И не глядеть, страдая, Туда, где на горизонте Солнце погаснет скоро. Скрылся путник из виду, Диких гусей лишь стая К югу летит, как и прежде, В эту осеннюю пору. (Мелодия "Ивансунь" — "Думы княжеского сына")

Источник: "Китайская лирика. (М. Басманов)", 2003

"Ицзяньмэй" ("Срезанная ветка сливы")

"Я помню, как здесь, в павильоне, мы жгли ароматные свечи..."

Я помню, как здесь, в павильоне, Мы жгли ароматные свечи. Была ты со мною В тот вечер, И месяц — над нами В тот вечер. А ныне — совсем одинокий, Взираю на мир я угрюмо. Уйду — О тебе мои думы, Вернусь — О тебе мои думы. Две-три долгожданные строчки — Я был бы и этим доволен. Сжимается сердце От боли И рвется на части От боли. Куда же летите вы, гуси, К какой устремляетесь цели? В смятенье Сюда прилетели И прочь Навсегда улетели. (Мелодия "Ицзяньмэй" — "Срезанная ветка сливы")

Источник: "Китайская лирика. (М. Басманов)", 2003

"Весь пылью покрылся дорожной, но так же далек я от цели..."

Весь пылью покрылся дорожной, Но так же далек я от цели. Под вечер Пал иней на ели И веет Осеннею прелью. В разлуке все кажется грустным. Бреду я в раздумье уныло. Усну — Вижу комнаты милой, Проснусь — И опять все как было. Темнеет на западе небо, Закат на нем — желтым узором. И вдаль Устремляюсь я взором, Но там Только тучи да горы. Как волны, в груди моей слезы, Не знаю, как жить мне на свете!.. Пусть слезы И жалобы эти Несет к тебе Западный ветер. (Мелодия "Ицзяньмэй" — "Срезанная ветка сливы")

Источник: "Китайская лирика. (М. Басманов)", 2003

"Лантаоша" ("Волна, омывающая песок")

В храме в полночь раздается звон колокола ("Все тщетно и печально. Все на свете!...")

Все тщетно и печально. Все на свете! Я дни свои за чаркой коротаю. Лишь несколько имен из тьмы столетий Нам сохранила старина седая. Дворцы где ханьские и циньские, ответьте? Дожди их смыли и развеял ветер. Мне юность снилась, радость и веселье, — Пел, танцевал, ничем не озабочен... Старик монах поднял меня с постели, Ударив в колокол зачем-то среди ночи. И вот стою, заснуть не в состоянье, И ветра западного слушаю рыданья. (Мелодия "Лантаоша — Волна, омывающая песок")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

"Ляньсюцин" ("Расшитое любимой одеяло")

"Укрываюсь как можно теплей..."

Укрываюсь как можно теплей, Но без пользы тепло одеял. Все равно я заснуть не могу — Ночь холодная, долгая ночь. Я смеялся над теми не раз, Кто в разлуке с любимой страдал. А теперь участь их разделил, И никто мне не в силах помочь. Сам страдаю в разлуке теперь И кляну свой печальный удел. Но обиду в душе на нее Я не слишком большую таю. Хоть и счастливы были мы с ней, Но всему свой бывает предел!.. Счастье — пир: хмель пройдет у гостей — И покинут обитель твою. (Мелодия "Лянъсюцин" — "Расшитое любимой одеяло")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

"Цинпинлэ" ("Безмятежная радость")

Пишу о том, что видел по дороге в Бошань ("Продрогший, в сетке листьев бирюзовых...")

Тронул повод. Кусты вдоль дороги. Вымок плащ под росою до нитки. Отмель. Цапля на ней без движенья Наблюдает за собственной тенью: В мыслях, верно, чилимсы да рыбки. Звезд с луною в воде отраженье Да прелестниц, что пряжу полощут. Встретив путника, засмущались, Прочь куда-то со смехом умчались. У ворот — плач ребенка средь ночи... (Мелодия "Цинпинлэ")

Источник: "Китайская лирика. (М. Басманов)", 2003

"Шэнчацзы" ("Плоды дикой яблони")

"Едва облетят и увянут цветы зеленеющей сливы..."

Едва облетят и увянут Цветы зеленеющей сливы, Как следом пора наступает Погоды холодной, дождливой, Просвет — редким гостем на небе, Дожди и туманы чредою... Но силы весны закипают В потоке бурлящей водою. К чему мне богатство и знатность? — Они в суету повергают, И только порой выдается Досуга минута-другая. Нет, ярким цветком у дороги Цвести в этой жизни не надо — К себе лишний раз привлекаешь Людей любопытные взгляды. (Мелодия "Шэнчацзы" — "Плоды дикой яблони")

Источник: "Китайская лирика. (М. Басманов)", 2003

Брожу в одиночестве на горе Сиань ("Оделись в зеленое горы... ")

Оделись в зеленое горы, И так хороши их наряды! Того не поймут они только, Что им приютить меня надо. Влюблен я безмерно и страстно В источник с его берегами. Недаром по льду его в стужу Ступал я босыми ногами. Вот утро нисходит на горы, И в гомоне птичьем я слышу Настойчивый зов: поднимайся, Карабкайся выше и выше! Я вовсе не рвусь на вершину, И цель моей жизни не в этом. Творить, оставаясь свободным, — Иного не надо поэтам! (Мелодия "Шэнчацзы — Плоды дикой яблони")

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Прогуливаюсь один в Сияне ("К себе меня звали горы...")

К себе меня звали горы, Но я не внимал их зову. Хлебнувшему лиха вдоволь Кто скажет утешное слово! Теперь, когда жизнь на закате, А в жизни одни лишенья, Надолго сюда поселиться Я принял ручья приглашенье. Над горной вершиною месяц, Свой свет разливая, восходит, И вот он почти в зените Повиснул на небосводе. К ручью, что и чист и прозрачен, Иду всякий раз и мечтаю. И, слушая шорохи ночи, В них мысли "Лисао"* читаю. (Мелодия "Шэнчацзы — Плоды дикой яблони") Примечания

"Лисао" — поэма великого китайского поэта Цюй Юаня (340—278 гг. до н. э.), написанная после отстранения его от должности при дворе и изгнания из пределов царства Чу. В поэме обличаются корыстолюбие, интриганство придворной знати.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

Посвящается начальнику уезда господину У Цзысы ("С вершиною в тысячи чжанов, покрытою льдами и снегом...")

С вершиною в тысячи чжанов *, Покрытою льдами и снегом, Сравню просвещенного мужа, Высокой души человека. В июне, когда даже туча, Как жаркий огонь, пламенеет, Посмотришь на эту вершину — И сразу прохладой повеет. А низкому человеку — "Источник воришки" в сравненье. Не хочешь запачкаться грязью — Его не касайся и тенью! Повыше кувшин мой подвешу, Да так, что рукой не достану... Погибну от жажды, но воду В источнике трогать не стану! (Мелодия "Шэнчацзы — Плоды дикой яблони") Примечания

Чжан — мера длины, равная 3.2 м.

"Источник воришки" — ручей, из которого, по преданию, не захотел пить воду Конфуций, услышав его название.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

"Наньгэцзы" ("На мотив южных песен")

Один провел ночь в горах ("Ничтожны века моего свершенья...")

Ничтожны века моего свершенья, Все — от начала до конца — ничтожны. Вокруг надолго утвердилась осень, И тишиною насладиться можно. Не спится мне. И слух мой жадно ловит Все шорохи и звуки поздней ночи. Бурлит, шумит ручей неугомонный — На что он вечно сердится и ропщет? Серп месяца, и бледный и холодный, Навеял грусть. И грусти нет предела. Далеко где-то петухи проснулись — Ко мне их перекличка долетела. Здесь мир иной. Здесь слава и нажива Еще собой не заслонили света. Но почему так рано встали люди И трудятся задолго до рассвета? (Мелодия"Наньгэцзы")

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Один провел ночь в горах ("Ничтожны века моего свершенья...")

Ничтожны века моего свершенья, Все — от начала до конца — ничтожны! Вокруг надолго осень утвердилась, И тишиною насладиться можно. Не спится мне. И слух мой жадно ловит Все шорохи, все звуки поздней ночи. Шумит, бурлит ручей неугомонный — На что он вечно сердится и ропщет? Серп месяца, и бледный и холодный, Навеял грусть. И грусти нет предела. Далеко где-то петухи проснулись — Ко мне их перекличка долетела. Здесь мир иной. Тщеславье и нажива Собою здесь не заслонили света. Но почему так рано встали люди И трудятся задолго до рассвета? (Мелодия "Наньгэцзы" — "На мотив южных песен")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

"Цюэцяосянь" ("Небесный сорочий мост")

В год ию бродил в горах и слагал стихи о том, что видел ("На холм, под сосны, удалялся в зной..")

На холм, под сосны, удалялся в зной, В дождь прятался в беседке тростниковой, В часы досуга этой стороной Я проходил и возвращался снова. Здесь пил вино, глядел на водопад, Обняв рукой причудливые скалы. И здесь опять, как день тому назад, Пора проснуться для меня настала. Сегодня Сына женит мой сосед, А у другого — Замуж дочь выходит. Всю ночь у них не меркнет яркий свет, Гудит толпа, от дома к дому бродит. Как много надо ветру и росе Потратить сил и приложить старанья, Чтоб рис весной зацвел на полосе, Благоухая утреннею ранью! (Мелодия "Цюэцяосянь" — "Небесный сорочий мост")

Источник: Синь Цицзи "Стихотворения", 1985

Провожаю Фэнь Цин ("Ждет паланкин у дома, в стороне...")

Ждет паланкин у дома, в стороне, Увязаны все вещи понемногу, И вот уж крик кукушки слышен мне, Зовущий отправляться в путь-дорогу. Фэнь Цин садится в паланкин одна, Прощается со мною долгим взглядом. А впереди дорога так длинна, И сколько раз ей оглянуться надо! Где шелест платья Слышал я всегда, Где для меня Она когда-то пела, — Остался только аромат гнезда, А ласточка надолго улетела. Не надо думать: "Если седина, То уж какие там воспоминанья!.." Нет, память для того нам и дана, Чтобы навек запомнить расставанья. (Мелодия "Цюэцяосянь — Небесный сорочий мост")

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводе М. Басманова", 2005

"Деляньхуа" ("Бабочка, влюбленная в цветок")

Посвящается девушке, которая прислуживала гостям на пиру у Ян Цзивэня ("Совсем, совсем еще девочка...")

Совсем, совсем еще девочка — Пятнадцать ей лет от рожденья. И с нею за шелковым пологом Один только ласковый ветер. Совсем, совсем еще девочка — Пятнадцать ей лет от рожденья. Как рад я: ее не заметил Никто, в ком живет вожделенье. Я слышал: она очень робкая И быстро приходит в смущенье. Едва вас завидит, как личико Зальется под пудрою краской. Я слышал: она очень робкая И быстро приходит в смущенье. На вас разве только украдкой Задержит свой взгляд на мгновенье. Вчера, когда ночью над прудом Сгустились холодные тени, Она в окруженье подружек От дома вдали загулялась. Вчера, когда ночью над прудом Сгустились холодные тени, Цветком она слабым казалась Иль ивой, поникшей в томленье. Она еще так неумело Гостям подает угощенья, Вино наливает — и мнится: Вот-вот непременно расплещет... Она еще так неумело Гостям подает угощенья. Ей петь — и в прическе трепещет Цветок, выдавая волненье. (Мелодия "Деляньхуа — Бабочка, влюбленная в цветок")

Источник: "Цветёт мэйхуа", 1979

"Линьцзянсянь" ("Линьцзянский отшельник")

Эти стихи написал в год жэньсюй, в день моего рождения, и выразил в них свои чувства ("Я шестьдесят три долгих года прожил...")

Я шестьдесят три долгих года прожил, Счет потеряв деяньям и свершеньям. Быть может, поздно сожалеть — и все же Вся жизнь моя достойна сожаленья! Теперь я знаю: все не так, как должно, Я поступал от самого рожденья. И что сегодня мыслил непреложным, Назавтра снова ставил под сомненье. Вино же, Утоляющее жажду, Не истина, скорее — заблужденье. Вот почему, испив его однажды, Нет нужды предаваться размышленью. И впредь, Чтобы забыться от недуга, Продлю с гостями сладкие мгновенья: Мы будем пить и, захмелев, друг другу Читать всю ночь свои стихотворенья. (мелодия "Линьцзянсянь" — "Линьцзянский отшельник" / "Посещаю святого реки")

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Перевод: Перелешин В.Ф.

"Шэнчацзы" ("Плоды дикой яблони")

Ласточки ("Прошлый год, как ласточки прилетели к нам...")

Прошлый год, как ласточки прилетели к нам, Пологи оконные скрылись в сундуки. За цветами свежими бродил я по межам И в грязи запачкал и лютню, и стихи. В этот год, как ласточки прилетели к нам, Разве слышит кто-нибудь их веселый гам? Пологов оконных не свернул еще никто! Ливень нескончаемый хлещет по дворам...

Источник: Перелешин В. "Стихи на веере", 1970, стр. 27

Перевод: Торопцев С.А.

"Сицзянъюэ" ("Сицзян в лунном свете")

Еду ночью по песчаной дороге ("Вспугнув сорок, взошла луны громада...")

Вспугнув сорок, взошла луны громада, полночный ветер свеж, трещат цикады. Душистый рис, похоже, к урожаю, лягушки квакают, все звуки заглушая. В просветах туч — семь-восемь ярких звезд, слегка поморосило у подножья. Был у кумирни кабачок когда-то здесь, за поворотом у ручья, быть может. (мелодия "Сицзянъюэ — Сицзян в лунном свете")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Долой печаль ("Есть во хмелю потехи упоенье...")

Есть во хмелю потехи упоенье, не оставляя грусти ни мгновенья. Недавно предков раскусил я сочиненья на тот предмет, что нет им назначенья. Вчера был пьян и рухнул под сосной. "Я пьян, — сказал ей, — видишь, я такой". Как будто сможет мне сосна помочь... И оттолкнул ее: "Пошла ты прочь!" (мелодия "Сицзянъюэ" — "Сицзян в лунном свете")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Лантаоша" ("Волна, омывающая песок")

В полночь в горах услыхал монастырский колокол ("Жизнь тонет в винной чаше, все подвиги впустую...")

Жизнь тонет в винной чаше, все подвиги впустую. Два-три героя — вот и древность наша! Как встарь, идут дожди и ветер дует, чертоги прошлого пустуют. И лишь в мечтаньях юность входит в нас стремительная, словно перепляс... Монах случайно колокол задел в полночный час, вспугнув мечты. И не заснуть. А ветер продолжает дуть. (мелодия "Лантаоша — Волна, омывающая песок")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Чжэгутянь" ("Куропатки в небе")

"Растает, думалось мне, скорбь на высоте..."

Растает, думалось мне, скорбь на высоте, а скорбь на башню поднялась за мной. Вершины, реки стали уж не те, друзья давно покрылись сединой. Домой, домой! Служение покину. Коль не вельможа — ты не человек? Плывет по небу тучка весь свой век, хочу я тоже быть себе причиной. (Мелодия "Чжэгутянь — Куропатки в небе")

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

"Чоунуэр" ("Некрасивая")

"Пишу на стене по пути к горе Бошань"

1. "Я в детстве не изведал вкус печали..."

Я в детстве не изведал вкус печали, по лестницам взлетал отчаянно. По лестницам взлетал отчаянно, и про печаль писалось мне с трудом. А ныне я, изведав вкус печали, уж не могу писать о том. Уж не могу писать о том — а лишь о прелести осенней дали. (мелодия "Чоунуэр" — "Некрасивая") Примечания

Гора Бошань — в совр. пров. Цзянси

Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017

Перевод: Эйдлин Л.З.

"Чоунуэр" ("Некрасивая")

"Пишу на стене по дороге в Бошань"

"Помню, в юные годы, когда не знал..."

Помню, в юные годы, когда не знал,  что такое печалей горечь, Я бывало, любил  на башню взойти. Я бывало, любил  на башню взойти И стихи сочинить, в которых себе  пел о выдуманных печалях... вот теперь, когда я познал до конца,  что такое горечь печалей, Рассказать о них,  но о них я молчу. Рассказать о них,  но о них я молчу, А про то говорю, как прохладен день,  до чего приятная осень! (мелодия "Чоунуэр" — "Некрасивая")

Источник: "Яшмовые ступени", 1989

Янь Жуй (1145?-1195?)

Янь Жуй (известна с 1160 г.) — еще одна полулегендарная поэтесса. Впервые о ней пишет Чжоу Ми, писатель 13-го века. Янь Жуй была известной куртизанкой, которая славилась как мастерица каллиграфии, прекрасно сочиняла стихи, пела, танцевала, рисовала.

Однажды высокопоставленный чиновник Тан Чжунъю попросил ее написать стихотворение о цветах персика, она ответила блестящим экспромтом. С этого начался их роман.

Враг Тан Чжунъю, Чжу Цы, бросил Янь Жуй в тюрьму и пытался заставить ее свидетельствовать против ее любовника. Похоже, что чиновникам на тот момент было запрещено вступать в связи с куртизанками, хотя не возбранялось пользоваться их услугами для развлечения — приглашать их танцевать, петь и т. д. Янь Жуй отказалась свидетельствовать против Тан Чжунъю, несмотря на пытки и избиения. Она сказала, что не предаст его даже под угрозой смерти.

После того, как Чжу Цы перевели в другое место, судьбой Янь Жуй заинтересовался другой чиновник, Юэ Линьшан, и попросил ее рассказать свою историю. Она ответила следующим стихотворением (перевод Басманова):

Судьбу певички разве я искала! Она мне от рождения дана. Цветок цветет, И вот уже он вянет, Всему свой срок Когда-нибудь настанет, Все будет так, Как повелит весна. Уйти в конце концов, уйти мне надо, Жить невозможно так, как я жила. О, если бы укрыться за горами, Украсить волосы Весенними цветами, И чтоб никто не знал, Где я, куда ушла!

Для сравнения английский перевод, более близкий к тексту, в котором отражен один существенный момент: она не просто говорит о том, что "судьба певички от рождения дана", а объясняет ее плохой кармой:

It is not that I love the courtesan's life; It's the karma of a past life that has wronged me. Blossoms fall and blossoms open; each has its season. All depends on the god of spring. In the end I must leave, For how can I stay? If I could fill my hair with flowers of the mountain Don't ask where I would go to dwell. (TRANSLATION BY SOPHIE VOLPP)

Впоследствии у Янь Жуй был роман с еще одним чиновником, Се Юанем, который тоже начался со стихотворного экспромта. В его доме она прожила полгода. Чжоу Ми утверждает, что эта информация получена от старых семей Тяньтая, где жила Янь Жуй. Стало быть, стихи записаны после некоторого времени бытования этой истории как городской легенды. Янь Жуй стала образцом несгибаемости духа в пучине несчастий, и ее стихотворения многократно перепечатывались в различных старинных антологиях.

Документальных свидетельств о ее жизни, однако, нет.

Источник: "Книги, рекомендуемые феминистками"

Перевод: Басманов М.И.

"Судьбу певички разве я искала!..."

Судьбу певички разве я искала!* Она мне от рождения дана. Цветок цветет, И вот уже он вянет, Всему свой срок Когда-нибудь настанет, Все будет так, Как повелит весна. Уйти в конце концов, уйти мне надо, Жить невозможно так, как я жила. О, если бы Укрыться за горами, Украсить волосы Весенними цветами И чтоб никто не знал, Где я, куда ушла! (Мелодия "Бусуаньцзы") Примечания

"Судьбу певички разве я искала!." — в стихотворении отражено бесправное положение женщины феодального общества, особенно так называемых цзи-нюй — "служительниц муз", близких по своему образу жизни древнегреческим гетерам. Одаренность и образованность не ограждали их от произвола и жестокости лицемерных блюстителей конфуцианской морали. Известно, например, что автор данного стихотворения была по навету обвинена в безнравственности, посажена в тюрьму и бита плетьми.

Источник: "Китайская классическая поэзия в переводах М. Басманова", 2004

Сюй Цзи (1162-1214)

После Ян Ваньли и Лу Ю окончательно падает влияние цзянсийской школы, наиболее выдающимся последователем которой в эти годы был Цзян Куй (1155-1221), подражавший Ли Шанъиню. На рубеже XII и XIII вв. одна за другой возникают две антицзянсийские группировки поэтов: "Четверо одухотворенных" ("Сы лин"), главой которых был поэт Сюй Цзи (1162-1214), и "Скитальцы" ("Цзянху"), наиболее видными представителями которых были Дай Фугу (1167-1248?) и Лю Кэчжуан (1187-1269). Поэты, объединившиеся в эти группы, резко выступали против цзянсийского "классицизма".

Источник: Желоховцев А. Н., Лисевич И. С., Рифтин Б. Л., Соколова И. И., Сухоруков В. Т., Черкасский Л. Е., Эйдлин Л. З. Сунская поэзия Х-XIII вв. // История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983-1994. — На титл. л. изд.: История всемирной литературы: в 9 т. Т. 2. — 1984. — С. 136-143.

Перевод: Смирнов И.С.

Перебираюсь через хребет Цзюлин ("Теснят дорогу отвесные скалы...")

Теснят дорогу отвесные скалы,  немолчно звенят ручьи; Едва спустился к подножью и снова  к вершине стремишь свой путь. Следишь неотрывно, как горные пики  скрывает облачный дым, И не замечаешь, как сам погрузился  в пелену облаков.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Дай Фугу (1167-1248)

Китайский странствующий поэт позднего периода династии Южная Сун. Родился в уезде Тяньтай провинции Хуанъянь (ныне провинция Чжэцзян) в 1167 г.

Один из наиболее ярких представителей южносунских поэтов школы цзясу. Его учителем был выдающийся поэт Лу Ю. Дай Фугу творил в жанрах ши и цы. В основном писал про красоты юга Китая, но часть его произведений посвящена и социальной проблематике. Наиболее известны его сборники "Шипин шицзи" ("Избранные ши Шипина") и "Шипин цыцзи" (Избранные цы Шипина).

Его жена была из Унина (ныне район Цзяньси). Имя неизвестно. Дай Фугу по большей части вел жизнь аскета, странствуя по Китаю, тем не менее, в Унине он принял предложение жениться на дочери местного богача, который был впечатлен его поэтическим талантом. Однако, прожив с ней два или три года, он решил вернуться в свои родные края, объясняя это тем, что у него дома осталась другая жена. Тесть был в ярости, однако сама жена, горячо любившая поэта, дала ему денег на дорожные расходы. После того, как Дай Фугу покинул ее, она написала ему прощальные стихи, а затем утопилась в реке. В связи с этой историей минский литературный деятель Ян Шэнь писал, что Дай Фугу был "бессердечным и аморальным человеком". Тем не менее, Дай Фугу через десять лет после смерти жены посвятил ей свое стихотворение 木兰花慢, в котором оплакивал ее судьбу.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Черкасский Л.Е.

Смотрю вдаль вечером из села у реки ("Лучами заката дали освещены...")

Лучами заката Дали освещены. Рыбачьи лодчонки Лежат на песке не дыша. Две белые птицы Спокойно стоят у волны, Людей увидали — И скрылись в цветах камыша.

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Чжао Шисю (1170?-1225?)

Перевод: Смирнов И.С.

Надпись на свитке стихов даоса из храма Сычэнгуань ("Персика цвет, словно алый шелк...")

Персика цвет, словно алый шелк,  ветхую кровлю укрыл; Возле реки в облаках листвы  ивы и тополя. Разве что в ясную пору, днем,  кто-то сюда забредет; Утренний сумрак в дымке дождя  принадлежит только вам.

Источник: "Шедевры китайской поэзии X-XVII веков", 2010

Несколько дней ("Уж несколько дней, как осенний ветер...")

Уж несколько дней, как осенний ветер  больному терзает душу: Он сдул покрывало из желтых листьев,  трава во дворе обнажилась. За лесом прозрачным вдруг проглянула  далекой горы вершина; Потом наползли внезапные тучи —  гора стала вдвое ниже.

Источник: "Китайская классическая поэзия. Сост. И. Смирнов", 2005

Пригласил гостя ("В пору цветения желтых слив...")

В пору цветения желтых слив  льют проливные дожди; В лужах, в пруду, на полях заливных  хор лягушачий звенит. Гостя позвал, но он не пришел,  полночь давно позади; Шашки передвигаю один,  в лампе тает фитиль.

Источник: "Китайская классическая поэзия. Сост. И. Смирнов", 2005

Юань Хаовэнь (1190-1257)

Китайский поэт монгольского происхождения. Происходил из города Синьчжоу (современная провинция Шаньси). Его родители были представителями древнемонгольского кочевого народа Тоба. Образованию и широкому мировоззрению Юаня способствовал его дядя, с которым они какое-то время путешествовали, начиная с 1195 г. В 1208 г. поэт возвращается домой, женится, и вскоре переезжает в город Линчуань. В 1211 г. Юань Хаовэнь поступает на государственную службу.

В 1214-1216 гг. участвует в защите городов от монгольского нашествия вдоль реки Хуанхэ. В тот же пытается сдать государственный экзамен, но неудачно. В 1218 г. переезжает в город Сунчан, получает должность при центральном правительстве Цзинь, пытается бороться с коррупцией. В результате интриг в 1221 г. его понижают в должности. В 1227 г. Юань Хаовэнь в связи со смертью матери уходит в отставку, и возвращается на службу в 1231 г. После падения Кайфэна в 1233 г. попадает в плен; через некоторое время обретает свободу.

В 1235-1239 гг. живет в городе Ляочэне (современная провинция Шаньдун). В 1240 г. возвращается в родной Синьчжоу. Затем некоторое время проводит в странствиях и умирает в 1257 г. в городке Хуолу (сейчас провинция Хэбэй). Похоронен в Синьчжоу.

Начал сочинять стихи еще в юности. Наивысший расцвет его творчества пришелся на 1230-1240-е гг. Работал в жанрах ци и саньцу. Хорошо известны его "Сборник Цзунчжоу", а также довольно лирическое стихотворение "Размышляя о поэзии".

Источник: uk.wikipedia.org

* * *

Юань Хаовэнь жил и творил в весьма сложный период развития китайского общества. Он родился на территории чжурчжэньского государства Цзинь, был выходцем из рода Тоба, свои произведения писал на китайском языке, последний период жизни и творчества уже приходились на время завоевания Китая монгольскими племенами. Юань Хаовэнь был свидетелем существования на территории Китая нескольких государств, основными являлись вышеупомянутое государство Цзинь и династия Сун (960-1127 гг. — Северная Сун, далее — период Южной Сун, 1127-1279 гг.).

Примечательно замечание, имеющееся в разделе "Биография Юань Хаовэня" большой работы "История Цзинь", где указывается, что "Хаовэнь стал в своем роду наиболее выдающейся личностью" (273, с. 2638), проявив себя достижением больших успехов в учебе и художественном творчестве, создав неповторимые по форме и содержанию произведения, что привлекает исследователей.

Юань Хаовэнь состоял на государственной службе, обладал широкими знаниями в различных областях, именно ему принадлежит заслуга по созданию исторических записок по истории государства Цзинь. В словаре "Цыхай" при рассмотрении труда "История государства Цзинь" в 135 цзюанях, составленного чиновником династии Юань Токто (1314-1355 гг., второе имя — Даюн), делается ссылка на исторические труды Юань Хаовэня "Чжун чжоу цзи" ("Записки о Центральном округе") и "Сюй чэнь цза бянь" ("Различные сочинения годов сюй-чэнь"). Именно на основе указанных трудов Юань Хаовэня историк также юаньской эпохи Ван Э написал книгу "История Цзинь".

"Чжун чжоу цзи" в десяти цзюанях и одном приложении включает в себя стихотворные произведения двухсот сорока девяти поэтов. Юань Хаовэнь подобрал произведения, которые описывают события и жизненные обстоятельства, характерные для эпохи Цзинь. Он специально отобрал литературные сочинения, вскрывающие темные, порочные стороны общества того времени. Примечателен данный труд тем, что по каждому автору давалась краткая характеристика биографического характера, которая представлялась в связи с историческими событиями. В. М. Воробьев, ссылаясь на данный историко-литературный труд Юань Хаовэня, сообщает нам сведения о двухсот семнадцати поэтах периода Цзинь и существовании на период эпохи Цзинь ста цзюаней вышеупомянутых "Чжун чжоу цзи" (38).

В творчестве Юань Хаовэня мы видим непрерывность литературного процесса в Китае, который не прекращался даже в столь смутные и тревожные времена. Будет справедливым утверждение, что благодаря творческой деятельности Юань Хаовэня, поэзия на китайском языке не прекратила свое существование на территории чужеземного государства, каковым для Китая являлось Цзинь, тем более, что по указанию главы цзиньской династии была создана чжурчжэньская письменность. Данная письменность применялась наравне с китайской, в том числе на государственных экзаменах.

Юань Хаовэнь внес определенный вклад в развитие теории стихотворного творчества и стихосложения, создав теоретический труд "Рассуждения о стихах", ценность которого заключена не только в развитии теории, но и в содержании, тем более, что сам материал "Рассуждений" изложен в стихотворной форме, являясь предметом отдельного исследования.

Источник: Д. М. Масалимова, автореферат диссертации по филологии "Место творчества Юань Хаовэня (1190-1257 гг.) в литературе средневекового Китая"

Перевод: Алимов И.А., Трофимова О.И.

Восточные горы ("Мне самому смешно, что долгие-долгие дни...")

Мне самому смешно,  что долгие-долгие дни Смотрел я на горы вдали:  как нарисованы были они. Высокое Небо-художник  рисует их каждый день, Но люди лишь за холсты  золотых не жалеют денег.

Источник: "Шедевры китайской поэзии X-XVII веков", 2010

Осенние думы ("Мешаются шелест дождя и шорохи листьев...")

Мешаются шелест дождя  и шорохи листьев. И в комнате гулкой  отчетливей капель паденье... И в шепоте желтых цветов —  осенние ветры. И всё мои длятся пути —  старею, седею... Все громче стрекочут цикады  и осень тоскливей. И ночи морозней,  и холод тревожит сорок. Когда же я снова  приближусь к Шилину? Уж вижу я горы,  но путь мой еще так далек!

Источник: "Облачная обитель", 2000

После вина ("В юные свои годы ничуть не мог пить вина...")

В юные свои годы  ничуть не мог пить вина — Выпью совсем немного —  уже голова хмельна. В зрелые годы познал я  радость в вине и грусть — С кубком своим теперь я  вовсе не расстаюсь. Только как-то однажды  стал я совсем не свой — Словно в одно мгновенье  я разлучился с собой... Мигом одним мир сущий  меня оказался вне — Где-то в чайнике винном,  прямо на самом на дне... Может, меня объял  некий ужасный недуг? Или моя душа  отделилась от тела вдруг? Вот со слезами родные  уже приступили ко мне. Я их едва разглядел —  рассудок мой был в вине... Что ж, я беден и сир,  судьбы мне не изменить. Только себя обману —  сколько не буду пить.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Сажаю сосну ("Саженец сосны за сотню монет я купил...")

Саженец сосны  за сотню монет я купил И у восточной стены  в землю его посадил. Землю щедро взрыхлил,  водою свежей полил, От коров и баранов  изгородью огородил. В день к нему подходил  я не раз и не два, Словно сын новорожденный  стала мне та сосна. Ну а прошлой ночью  сон привиделся мне, О громадном дереве —  о моей сосне. Ствол вознесся ввысь,  туч касаясь и гор, Ветви переплелись,  образовав шатер. Луна пробудила меня,  я к сосне побежал. Все тот же — хрупок и мал —  росток у стены дрожал. Вздох глубокий в душе  я не сумел утаить, Сколько же лет пройдет,  сколько сосну растить? Мой почтенный сосед  стал утешать меня: "Дерево чтоб не росло —  нет ведь такого дня. Помните, у реки  ивы ростки принялись? Ведь на наших глазах  на сотню чи вознеслись! Торопиться не след, господин,  пустое — что толку в том? Меж четырех морей  все идет своим чередом".

Источник: "Шедевры китайской поэзии X-XVII веков", 2010

У западного окна ("У западного окна — тысячеголосые хоры...")

У западного окна — тысячеголосые хоры,  веселая птичья речь. Ветер колышет легко и скоро  высокого дерева тень. Одиноко сижу, книга предо мной и — горы,  не с кем беседовать мне. Никого рядом нет, кто был бы дорог,  тихо проходит день... К сединам моим всегда равнодушны  цветы, что растут в саду. Лишь чаша с вином одна мне послушна,  ближе кого найду? Веселые юные минули годы,  истаяли — и их нет. Старость мою утешает природа:  бесконечного неба свет.

Источник: "Облачная обитель", 2000

"Пью вино"

I "Все заросло травой в малом поместье моем..."

Все заросло травой  в малом поместье моем. Заперты ворота,  никто не приходит в дом. У изголовья постели —  жбан с молодым вином, Мы не-разлей друзья —  время проводим вдвоем. Кубок с вином подняв,  возношу моленья луне, Пусть озарит мой дом,  спустится пусть ко мне. Может быть, свет ее —  тысячелетний свет, Душу мою озарит —  ей тоже немало лет.

Источник: "Облачная обитель", 2000

II "От древности славной до нас — многие сотни лет..."

От древности славной до нас —  многие сотни лет, Одна суета кругом,  и истины нет как нет. Лишь на земле опьяненья,  вольной и пьяной земле, Лики древних владык  явственно видятся мне. Кто же идет теперь  по совершенномудрых пути? Только в кувшине с вином  могу я таких найти. Кто бы моря громаду  обратил в громаду вина, Чтобы все, кто живут, хоть раз! —  все напились допьяна?

Источник: "Облачная обитель", 2000

Цюй Юйчжи (1200?)

Перевод: Корчагин В.А.

"Далекое порубежье..."

Далекое порубежье. Мой конь послушно шагает К заставе Цзяньмыньуань. Смотрю: громоздятся горы, Теряясь за горизонтом; На север — город Чанъань. Раздумываю о людях, Об участи трех областей. Живые весь век страдают От разных суетных дел, И души погибших плачут — Ни пик не забыть им, ни стрел. По правде, вернуться бы надо, — Но преданность велика: Из крепости пограничной О верности долгу службы Покорно доносит рука. Горит одинокая лампа, Часы водяные смолкают. Седую голову низко В раздумье горьком склонил: Достойных, славных деяний И к старости я не сверил; Гоня от себя беспокойства, Я в праздности жизнь проводил. Поток, камышом заросший, С прозрачной водой родниковой, Журчащей средь белых камней, И горный зеленый хребет, Оливами затененный, — Дивятся тому, что в жизни Не выполнил я назначенья... Спокойно проходят ночи При свете сигнальных огней, К родным горам возвращаюсь И радуюсь им — лишь во сне!

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Вэнь Тяньсян (1236-1282)

Выдающийся поэт, прозаик и национальный герой Китая времен сопротивления монгольским захватчикам. Уроженец Лулина (современный город Цзишуй провинции Цзянси).

В двадцатилетнем возрасте первым по стране выдержал государственные экзамены на степень цзиньши, дослужился до поста секретаря Правого министра. После вторжения монголов, в 1275 или 1276 г. был направлен к ним послом просить мира, на переговорах проявил неуступчивость, за что был монголами схвачен и задержан, но бежал. Явившись в столицу, вновь был послан против монголов, уже как полководец. Оказал захватчикам ожесточенное сопротивление, но потерпел поражение и вновь был схвачен. Привезен в Даду (современный Пекин), военную ставку Хубилая, три года содержался в заключении, отвергая неоднократные предложения монголов перейти к ним на службу. В тюрьме написал знаменитую "Песнь моему прямому духу", считающуюся образцом патриотизма и любви к родине. В 1283 г. казнен. Впоследствии в его честь в Пекине был поставлен храм. Литературное наследие Вэнь Тяньсяна составляет около 30 цзюаней стихотворений и изящной прозы.

Источник: Chinese Poetry on Web (ссылка недоступна)

* * *

Родился 6 июня 1236 г. в Цзичжоу, уезд Лулин (современный уезд Цзиань провинции Цзянси). Происходил из семьи чиновника. Получил хорошее образование. В 1254 году с успехом выдержал провинциальный экзамен, получив ученую степень гунши. В 1256 г. сдал столичный экзамен, получивший звание чжуанъюань. После этого занимал низкие правительственные должности, в частности, в Ведомстве наказаний, и префекта города Ганьчжоу. С 1259 г. стал приближенным первого министра империи.

С началом вторжения в 1275 г. монгольских войск принимал активное участие в защите страны: создал отряд из 30 тысяч воинов, действовавший как партизанский. Борьба продолжалась до 1276 г., когда монгольский военачальник Баян

(1236-1295) окружил армию Вэнь Тяньсяна. Надеясь предоставить отдых своим воинам, Вэнь отправился в лагерь к монголам. В это время пришла весть, что правительство Южной Сун приказало распустить армию Вэнь Тяньсяна. Воспользовавшись этим обстоятельством, Баян пытался арестовать последнего, однако тот сбежал. После этого Вэнь продолжал защищать южнокитайские города от монголов, в частности, Фучжоу, Лунъянь, Мэйчжоу.

В 1277 г. Вэнь Тяньсяну удалось нанести поражение монголам и восстановить власть Сун в 10 уездах Ганьчжоу. Впрочем, вскоре китайцы вновь были разбиты. Наконец, в 1278 г. Вэнь Тяньсян потерпел поражение на территории современной провинции Гуандун и попал в плен. Он отказался принять предложение перейти на службу к монголам, провел в тюрьме 4 года и был казнен 9 января 1283 г.

Был одним из самых талантливых поэтов периода Южной Сун. Его стихотворения "Плавание по морю Линдин", "Песня моего прямого духа" стали классикой в китайской литературе.

Вэнь Тяньсян является национальным героем Китая. Наряду с Лу Сюфу и Чжан Шицзи признается одним из "трех выдающихся личностей в последние годы династии Сун". Ему установлены памятники в Пекине, Тайбэе, в Цзиане.

Источник: ru.wikipedia.org

Перевод: Голубков Д.Н.

"Почтовый двор в Цзиньлине"

1. Почтовый двор в Цзиньлине ("Горят в закате пышные дворцы...")

Горят в закате пышные дворцы, Горят в закате нищие лачуги. Я одиноким облаком скитаюсь... Закат, закат царит во всей округе. Ищу покоя и не нахожу. Ищу и не могу найти опоры. Стремятся, как и прежде, реки к морю, Как прежде, небо подпирают горы. Не изменились умные леса, Не изменились умные долины. Но в городах, но в селах и предместьях Людей осталась только половина. И грустно шелестит густой тростник, И я, старик, шагаю без дороги. Лишь ласточки летят за мною следом, Летят, бездомные, крича в тревоге. Покинув солнце ясное Цзяннань, Отшельником и козодоем стану. Заплачу я кровавыми слезами, На крыльях полечу в Цзяннань желанный!

Источник: "Поэзия эпохи Сун", 1959

Перевод: Смирнов И.С.

Канун Нового года ("Небо с землею пусты — кругом ни души...")

Небо с землею  пусты — кругом ни души. Лета и луны  прошествовали чередой. Последние годы  тревожили ветры-дожди. У края обрыва  со мной только иней и снег. Судьба, завершаясь,  уходит во след годам. Мое поколенье  в забвении сходит на нет. Мне больше не снится  тусу новогоднего хмель. Мерцает светильник,  ночую в Вэйянском дворце.

Источник: "Двенадцать поэтов эпохи Сун. Печали и радости", 2000

Хань Симэн (1242-1259)

Китайская поэтесса. Единственное стихотворение, которое она, как считается, написала перед смертью, ассоциируется с падением Южной Сун под ударами монгольских войск.

Стихотворение и краткая биография Хань Симэн приводятся в Сун-ши и в «Антологии поэзии эпохи Юань». Образ Хань Симэн неоднократно использовался в литературе как национально-патриотический символ. Для патриархального Китая это был выдающийся образ, обнаруживающий в юной женщине не только приверженность семейному долгу и творческое дарование, но и определённую политическую сознательность

Считается, что Хань Симэн принадлежала к роду Хань Ци, первого министра Северной Сун, и отличалась поэтическим дарованием. В 1259 году, во время очередного похода монголов на земли Южной Сун, ей было 18 лет, и она была вдовой южносунского учёного. Монголы захватили её в плен в Балине (ныне Юэян), и гнали из родных мест на север в числе других пленников. Однако Хань Симэн обманула бдительность охраны и утопилась, бросившись в реку Янцзы. Когда через три дня её тело всплыло, в потайном кармане в поясе её юбки было найдено стихотворение о том, что семейная честь дороже жизни, начинающееся со строк «Моё тело — жертвенный сосуд в храме предков».

По материалам: ru.wikipedia.org

Перевод: Басманов М.И.

Найденное в шелковом фартуке стихотворение (“Я — из знатного рода...”)

Я — из знатного рода, Что милость трона изведал, Чту память предков и часто Навещаю их храм... На страну мою ныне Скопом обрушились беды: Топчут ее вражьи кони, Варвар глумится и хам. Лучше мечом кровавым Дать себя обезглавить, Чем служить чужеземцам, Спинам пред ними гнуть!.. Мог же Ван Мэн когда-то Династию Хань прославить, Иль не нашлось Се Аня В Цзяннани хоть где-нибудь! Негодуя, рыдаю, обливаюсь слезами, От жестоких мучений разрывается грудь.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Лю Шицзюнь (?)

О нем никаких биографических сведений нет, кроме его прозвища — "Носящий на голове цветы".

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Перевод: Меньшиков Л.Н.

На мотив "Лавка для пьяниц" ("Всю свою жизнь я по нраву не строг...")

Всю свою жизнь я по нраву не строг. Прелестью юной весны завлечен, Пьян от вина  и влюбляюсь в цветы у дорог. Пусть говорят, что годами я стар —  сердцем я вовсе не стар: Голову всю изукрасил цветами,  шапку закрыл и платок. Будто бы иней виски, Словно в снегу волоса — Вздох удержать я не смог. Те мне советуют: краситься впору; Эти советуют: выщипать надо. Красить, выщипывать —  толку от этого мало. Это когда-то боялся я стать  демоном жизни короткой — Жизни моей половина сегодня  мимо меня пробежала. Так что — оставьте меня: Право, к вечернему виду Белое больше пристало. Примечания:

Демон жизни короткой. — Душа рано умершего человека, не успевшего оставить потомков. Поэтому ему никто на его алтаре не приносит пожертвований, он становится "голодным духом", не имеющим пристанища и приносящим людям зло.

Белое больше пристало. — В Китае цвет траура белый.

Источник: "Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова", 2007

Тайсюэ Шэнци (?)

Китайская поэтесса. Не сохранилось ни ее имени, ни дат жизни.

Известно, что Тайсюэ Шэнци была женой некого ученого Тая, который уехал в высшее конфуцианское училище сразу после свадьбы и долго не возвращался. Однажды ему приснилось, как его жена при свете свечи пишет стихи. Тай запомнил этот сон и письмо из него. После этого ученому пришло письмо с точно таким же стихотворением, которое он видел во сне.

По материалам: sou-yun.cn

Перевод: Басманов М.И.

Посылаю супругу (“И не счесть, сколько тягостных дней...”)

И не счесть, сколько тягостных дней Грежу только о встрече с тобой! Мой рассудок, признаться должна, Помутился совсем в эти дни. Вся душа преисполнена грез, Что не знают преграды любой, — Через воды великой Дацзян Вновь и вновь переносят они.

Источник: "Встречи и расставанья", 1993

Троесловие (1250?)

"Сань цзы цзин" — 三字经, "Троесловный канон"/"Троесловие" — приписываемое Ван Инлиню (1223-1296) и созданное в форме классического канона (цзин), неоконфуцианское пропедевтическое произведение энциклопедического содержания (по определению А. Л. Леонтьева/Леонтиева [1716-1786] — "букварь китаистики", Н. Я. Бичурина/Иакинфа — "краткая детская энциклопедия"), в традиционной культуре наряду с "Цянь цзы вэнь"("Тысячесловный текст"/"Тысячесловник") и "Бай цзя син" ("Фамилии ста семей"/"Все фамилии") образовавшее нормативную триаду учебных текстов "Сань бай цянь" ("Три, Сто, Тысяча") и ставшее частью "квинтэссенции китаистики / национальной науки (госюэ)". С него начиналось обучение в школе, его учили наизусть в первую очередь, еще до обращения к древним текстам "Сань бай цянь" и "Четверокнижию" ("Сы шу"). Сообщаемые в нем философские, исторические, педагогические, филолологические и т. д. сведения были сжаты в объеме 1068 (с названием — 1071) иероглифов. Впоследствии при каждой новой династии его исторический раздел несколько пополнялся, и ныне весь текст состоит из 1152 (1155) знаков. В республиканский период, в 1928 г. он был отредактирован Чжан Бинлинем, после 1949 г. в КНР предан забвению как феодальный пережиток, а на Тайване продолжал считаться высочайшим национальным достоянием. Вероятными авторами "Сань цзы цзина" считались также Оу Шицзы (конец эпохи Сун, XIII в., P. Pelliot), Оу Ши и Ли Чжэнь (оба жили при первом императоре Мин в конце XIV в., M. E. Hauer), Лян Иншэн (эпоха Мин, конец XIV — середина XVII в., H. A. Giles). Однако, как показал П. Пельо (1926), основной текст был составлен ранее эпохи Мин, скорее всего при династии Сун; указанные предполагаемые авторы могли дополнить его новыми историческими сведениями, а самый поздний из них, Лян Иншэн, всего лишь проиллюстрировал его издание.

Следуя общей неоконфуцианской установке, "Сань цзы цзин" начинается с тезиса Мэн-цзы об изначальной доброте (шань) человеческой природы (син). Далее разными способами, в т.ч. цитированием "Лунь юя" ("Теоретические речи") Конфуция и канона "Цзо чжуань" ("Предание Цзо"), ссылками на легендарные и исторические прецеденты: переданный Лю Сяном эпизод из биографии Мэнцзы и должно-справедливое (и фан) воспитание в эпоху Сун Доу Яньшанем/Юйцзюнем пяти сыновей, доказывается нужность учения: "без обучения [изначально добрая] природа изменяется ...не выучившийся ребенок ни к чему не пригоден". Затем конкретизируется содержимое изучаемого: от натурфилософии и арифметики до этики и истории. Заканчивается текст традиционным для конфуцианства антимеркантилистским превознесением постижения канонов над накоплением золота.

В соответствии с заглавием каждая строка "Троесловного канона" состоит из трех иероглифов. Четыре строки образуют строфу. Таких строф первоначально было 89, а к новому времени стало 96 (как и основополагающее "3", это важные нумерологические числа). Нумерологическая символика в "Сань цзы цзине" представлена в изобилии, поскольку он весь построен на классификационизме и нумерологическом "учении о символах и числах" (сяншучжи-сюэ). Более того, число в нем философски осмыслено как существеннейший мирообразующий фактор: "называемые водой, огнем, деревом, металлом, почвой — это пять элементов (у син), коренящиеся в числе". Таким образом, "Сань цзы цзин" является каноном не только по форме, но и по содержанию. В XVII-XVIII в. он был переведен на маньчжурский и монгольский языки, в XVIII-XX в. — на русский (А. Л. Леонтьев/Леонтиев, 1779; Н. Я. Бичурин/Иакинф, 1829; см. т. 2), английский (R. Morrison, 1812; J. G. Bridgman, 1835; S.C. Malan, Hung Hsiu-ch'üan, 1856; S. Julien, 1864; H.A. Giles, 1873/1910; S. T. Phen, 1989; F.A. Bischoff, 2005), нем. (C. F. Neumann, 1836; E. Hauer, 1924), латынь (S. Julien, 1864; A. Zottoli, 1879), французский (S. Julien, 1872; D`Hervey de Saint Denis, 1873; G. Pauthier, 1873; A. Zottoli, 1879; A. des Michels, 1882; F.A. Turrettini, 1892-94) и итальянский (E. Teza, 1880).

Тогда же, в эпоху Цин началось специализированное использование эффективной формы "Сань цзы цзина". Выдающийся популяризатор медицины, обладатель второй ученой степени цзюй жэнь и начальник уезда Вэй столичного округа Чжили, Чэнь Няньцзу (Чэнь Сююань, 1753-1823) создал "И сюэ сань цзы цзин" ("Троесловный канон врачебной науки"). Около 1852 г. тайпины издали свой христианизированный "Сань цзы цзин", написанный, по-видимому, одним из их вождей Лу Сяньба (Лу Сяньда, 1816-?). Уже при республике, в 1918 г. Чжао Куйи, вместе с младшим братом Чжао Бичэнем основавший даосско-буддийскую школу сяньтяньпай (преднебесное/априорное течение), создал "Сань цзы фа цзюэ цзин" ("Троесловный канон законов/дхарм и секретов"). Вступление КНР в период реформ ознаменовалось возвращением к национальным духовным ценностям и, в частности, публикацией в 1986 г. в Чанша "Сань цзы цзина". В конце XX — начале XXI в. сначала на Тайване, а затем и в материковом Китае возникла мода на его активное и традиционалистское использование в обучении дошкольников и первоклассников (заучивание наизусть с коллективным ритмическим декламированием, напоминающим религиозную рецитацию), что уже в 2005 г. сделало этот неоконфуцианский канон главным учебником в начальных школах Циндао. Постепенно идеологическая реабилитация и педагогическая мода, схожая с популярностью "И сюэ сань цзы цзина" в конце 1950-х — начале 1960-х, переросли в более широкое культурное явление. В 1990 г. в Хэфэе Шэн Ликэ опубликовал посвященный описанию отечественной истории (в трех частях — древней, новой и современной) и примерно в шесть раз больший оригинала "Цзуйсинь Чжунго лиши сань цзы цзин" ("Новейший троесловный канон китайской истории"). В 1995 г. модернизированный "Сань цзы цзин" увидел свет в Гуанчжоу/Кантоне. Стали множиться подражания "Сань цзы цзину", касающиеся любых злободневных проблем, что, как и его возрождение в образовательной сфере, свидетельствует о возвращении к нему роли важнейшей культурной парадигмы.

Источник: Синология.ру

Перевод: Бичурин Н.Я. (о. Иакинф)

Строфа 1. "Люди рождаются на свет..."

Люди рождаются на свет Собственно с доброю природою. По природе взаимно близки, По навыкам взаимно удаляются. Строфа 1. Толкование

Человек от природы добр, а поведение его зависит от воспитания. Природа всех людей одинакова, однако привычки их разнятся.

Строфа 1. Поясняющая история

Перевод: Ма Хайпэн, Пэн Сюэ, Цяо Жуйлин

Как Дай Фэн перевоспитал грабителей

Давным-давно, во времена династии Восточная Хань (206 г. до Н.Э.-220 г. н.э.) жил-был добросердечный и добродетельный человек, которого звали Дай Фэн. Рассказывают, что в день, когда он родился, отец увидел во сне, как во двор его дома опускается разноцветный драгоценный камень: все говорили, что ребенок непременно будет обладать незаурядными добродетелями.

И в самом деле, когда Дай Фэн повзрослел, он оказался не только талантливым, но и очень добропорядочным. Однажды он, взяв с собой пару сумок, отправился с мальчиком-слугой в дальний путь. Через некоторое время они решили устроить привал, Дай Фэн достал семь шелковых свитков и стал их просматривать, Во времена династии Восточная Хань большинство книг создавали именно в виде шелковых свитков, однако в то далекое время шелковая ткань как материал для письма стоила очень дорого.

Едва дошли они до глухого леса, как вдруг навстречу им выскочила банда вооруженных грабителей, и не успели хозяин и слуга опомниться, как те отняли сумки с вещами, которые нес мальчик. Ребенок горько заплакал:

— Как же быть, деньги господина, наша еда — все забрали негодяи! Остались только шелковые свитки! Эти паршивые грабители! Я пожалуюсь судье!

Дай Фэн нисколько не рассердился, он успокаивал слугу и приговаривал: — Ты видел, их одежда была изорвана, а лица измождены голодом. Я думаю, они сделались грабителями не по своему желанию, а потому, что были слишком бедны и им больше ничего не оставалось.

Слуга, хотя все еще злился, пробормотал про себя: "Да, господин прав! Если бы они не были так бедны, то были бы приличными добропорядочными людьми. Кто будет заниматься таким опасным и безнравственным занятием, когда у него есть хотя бы еда!" Дай Фэн продолжил: — Давай догоним их и посмотрим, что они станут делать!

Хозяин и слуга быстро пересекли лес и вышли к озеру. Они увидели, как только что отнявшие их скарб грабители делят вещи из сумок. Когда разбойники заметили, что их догнали, они испугались и выхватили оружие. Неожиданно Дай Фэн мягко заговорил с ними: — Я пришел не для того, чтобы отобрать у вас вещи. Я знаю, что бедность вынуждает вас так поступать. У меня еще есть кое-какие книги, они написаны на хорошем шелке, если вы продадите их, денег хватит, чтобы прокормить ваши семьи. Возьмите!

Мальчик-слуга был поражен: — Господин, но это самые ценные ваши книги!

Грабители тем более не решались поверить тому, что услышали: — Вы... вы в самом деле не вините нас и не держите на нас зла? И хотите отдать то, что осталось?

И вдруг один из разбойников в порыве благодарности опустился на колени, другие последовали его примеру. Они сказали: — Вы так добры, а мы отняли у вас вещи, нам не следовало так поступать! Мы обязательно начнем новую жизнь!

Так Дай Фэн своей добротой перевоспитал грабителей.

Источник: Троесловие, 2017

Строфа 2. "Если не научать..."

Если не научать, То природа изменяется; Способ же научения Требует всей тщательности. Строфа 2. Толкование

Если как следует не обучать ребенка, то его таланты и задатки пропадут. Обучать его следует последовательно, в этом деле важна полная самоотдача.

Строфа 2. Поясняющая история

Перевод: Ма Хайпэн, Пэн Сюэ, Цяо Жуйлин

Как гений Фан Чжуньюн стал самым обычным человеком

В деревне Фанцзя уезда Цзиньси в далекие времена правления китайской династии Сун (960-1279) жила семья по фамилии Фан. В этой семье был пятилетний ребенок, еще не ходивший в школу, звали его Фан Чжунъюн. Сначала он ничем не отличался от своих сверстников, но однажды произнес удивившие его отца слова: — Папа, дай мне бумагу и кисть, — сказал малыш.

Все поколения семьи Фан были крестьянами и работали на земле, никогда не выходило из них ученых людей, зачем же маленькому Чжунъюну вдруг понадобились письменные принадлежности?

Удивление удивлением, а отец все же пошел к соседям и одолжил бумагу и кисть для маленького Чжунъюна. Про себя отец подумал: "Наверное, мой ребенок увидел, как соседские дети ходят в школу, и тоже захотел учиться. Только откуда взяться деньгам в семье..." Подумав об этом, отец не сдержался и тяжело вздохнул. Но не успел он выдохнуть, как замер, ошеломленный тем, что делал его маленький сын: Чжунъюн написал на бумаге целых восемь фраз! Отец был малограмотен, он взял этот лист и пошел спросить о написанном деревенского школьного учителя. Учитель, поглаживая бороду, прочел и, хлопнув по столу, громко выразил одобрение: — Вашему сыну всего пять лет? Редко встретишь такую искреннюю сыновнюю почтительность, к тому же мысль выражена на удивление просто и понятно. Хорошие стихи такая редкость!

Отец Чжунъюна никогда не видел школьного учителя таким взволнованным. Он осторожно спросил: — Учитель, вы имели в виду, что этот ребенок может писать... стихи? Но его же никто не учил... — Никто его не учил, а он умеет писать стихи?! Поздравляю, поздравляю, в вашей семье появилось одаренное дитя! — учитель от удивления широко распахнул глаза. — Перед вашим сыном открывается блестящее будущее, он непременно прославит своих предков. Будем на это надеяться, друг!

Учитель продолжал говорить, а в ушах отца снова и снова отзывались эхом слова: "Прославит своих предков, прославит своих предков..." Когда отец, окрыленный, вернулся домой, то увидел, что сын невозмутимо сидит у края стола и выбирает волоски из кистей. Отец был так возбужден, что рассудок его даже слегка затуманился: неужели предки ниспослали на них благодать, или небесный покровитель просвещения Вэньцюйсин спустился на землю? Такой сопливый мальчонка с перепачканным лицом — и вдруг прославит предков семьи Фан!

Чжунъюн поднял голову и посмотрел на отца. Тот притянул его к себе, утер сыну лицо и сказал: — Чжунъюн, завтра мы пойдем в гости к дяде, маминому брату! И к другим дядюшкам, и к дедушке...

Маленькому Чжунъюну показалось, что это чересчур утомительно — столько визитов к родственникам всего за один день! Однако в гостях всегда можно хорошо и вкусно поесть и поиграть во что-нибудь новое, да и у дяди, младшего брата отца, столько книг, и они так соблазнительно расставлены на высоченных полках...

Однако мальчик довольно быстро понял, что теперь отец ходит с ним по гостям совсем не так, как раньше: уже нельзя было просто поиграть в стороне. Теперь малыш должен был постоянно писать стихи, общаться с людьми и справляться с самыми разными задачами, за что его и хвалили. — Папа, пожалуйста, пригласи мне учителя, — в конце концов попросил отца Чжунъюн. — Глупыш, ты уже гений, тебе вообще не нужно учиться!

Ты посмотри, твой двоюродный старший брат ходил в школу, учился, а что толку? Он все так же не может тебя превзойти! — отец гладил сына по голове и широко улыбался.

Чжунъюну пришлость замолчать.

Время бежало незаметно, Чжунъюн все еще писал стихи, а люди, которые их читали, все так же хвалили его, только Чжунъюн заметил, что все восхищаются им не так искренне, как раньше, а все больше для вида.

Когда Чжунъюну было двенадцать лет, случай свел его с Ван Аньши. Тогда он и не предполагал, каким великим деятелем станет этот юноша в будущем. Ван Аньши был к тому времени наслышан о его славе "одаренного ребенка" и, как другие, взялся прочесть его последнее произведение, однако он не стал расхваливать его, а тяжело вздохнул, покачал головой и тихо сказал: "Как жаль". У Чжунъюна упало сердце от этих слов. Теперь, когда отец снова брал его с собой, чтобы похвастаться, он всегда чувствовал, что кисть в руке так же тяжела, как слова Ван Аньши, и больше ему не видать творческого полета.

Минуло несколько лет, Чжунъюн больше не писал стихов.

Он был абсолютно обычным человеком.

Отец, кроме того, что вздыхал и охал, чувствовал, что, пожалуй, сам ошибался. С чего бы небесный покровитель просвещения Вэньцюйсин выбрал именно семью Фан? Не нужно было предаваться несбыточным мечтам.

Но отец не знал, что тогда школьный учитель напоследок сказал: "Надеюсь, вы отправите вашего сына учиться, нельзя впустую растрачивать талант!"

Источник: Троесловие, 2017

Строфа 7. "Если яшма не обсечена..."

Если яшма не обсечена, Не может быть вещию. Если человек не обучается, Не может знать справедливости. Строфа 7. Толкование

Как бы прекрасна ни была яшма, без огранки и полировки она не станет изящным украшением. Как бы ни был умен человек, не учась, он не узнает, что такое приличия и справедливость.

Строфа 7. Поясняющая история

Перевод: Ма Хайпэн, Пэн Сюэ, Цяо Жуйлин

Не учившийся в молодости Люй Мэн Волны Великой реки бегут и бегут на восток, Славных героев дела уносит их вечный поток1.

Тот, кто читал "Троецарствие"2, точно знает, что в царстве У был великий полководец, превосходивший всех храбростью и мудростью и завоевавший благосклонность Сунь Цюаня3.

Это и был Люй Мэн. Однако в юности он не любил учиться.

В свои шестнадцать Люй Мэн был высоким, сильным и к тому же амбициозным юношей. Тогда Дэн Дан, муж его старшей сестры, как раз был хорошим полководцем у Сунь Цэ4, поэтому Люй Мэн втайне от родных смог незаметно пробраться в армию и пойти сражаться вслед за зятем.

Когда это обнаружил Дэн Дан, он был очень разгневан: во-первых, он считал, что Люй Мэн слишком юн и ему незачем так рано выходить на поле жестокого боя; во-вторых, Люй Мэн еще не получил образования и не был знаком с военным искусством. Дэн Дан сообщил обо всем матери Люй Мэна.

Мать очень рассердилась: — У тебя еще молоко на губах не обсохло, а ты уже считаешь, что тебе не нужно прилежно учиться, не нужно овладевать военным искусством и разбираться в способах управления государством, ты самовольно идешь воевать!

Люй Мэн нисколько не поддался ее напору: — Матушка, учиться — только зря тратить время, если я не смогу повести за собой людей в сражении, то они не оценят меня по достоинству, я не смогу совершать подвиги, решать великие задачи, и придется мне влачить нищенское существование. Хоть я и бросаю учебу, этот путь сулит мне большую удачу!

Мать видела, что уговоры бесполезны, и ей оставалось только смириться.

С этого времени Люй Мэн начал военную карьеру. Он храбро сражался, его высоко ценил Сунь Цюань, однако знания юноши были поверхностны, и другие часто относились к нему пренебрежительно. К тому же, несмотря на свою смелость, он часто совершал тактические ошибки, потому что плохо разбирался в военном искусстве.

Однажды его вызвал Сунь Цюань. — Ты очень талантливый командующий, — сказал правитель. — Если сможешь немного подучиться, обязательно получишь повышение.

Люй Мэн не раздумывая ответил: — Я целыми днями занят множеством служебных дел, где же тут выкроить время на учебу!

Сунь Цюань продолжил его уговаривать: — Разве ты можешь быть занят еще больше, чем я? Я поглощен военными делами, однако, как только выдается свободное время, обязательно читаю хорошие книги. Я прочел "Книгу песен", "Книгу истории", "Записи о ритуале", "Комментарии Цзо к хронике ''Чуньцю"", "Речи царств"; сейчас внимательно изучаю "Исторические записки", хронику "Ханыну" и разные военные трактаты. Я чувствую, что извлек немало пользы!

Ты подумай об этом как следует!

Люй Мэн послушал Сунь Цюаня, и стало ему очень стыдно.

Он принялся за учебу, а так как от природы был очень одарен, даже некогда презирающий его Лу Су5 взглянул на него другими глазами. Обретя знания, Люй Мэн стал проявлять недюжинные ум и храбрость — он был подобен тигру. В конце концов он стал известным военачальником эпохи Троецарствия.

1 Ло Гуаньчжун. Троецарствие / Пер. с кит. В. А. Панасюка. Стихи в обработке И. Миримского. М.: ГИХЛ, 1954.

2 "Троецарствие" — роман Ло Гуаньчжуна (приб. 1330-1400), повествующий о событиях эпохи Троецарствия в Китае (конец II в. — III в.), когда империя Хань распалась на три государства: Вэй, Шу и У Принадлежит к числу классических китайских романов.

3 Первый правитель царства У эпохи Троецарствия в Китае.

4 Старший брат Сунь Цюаня и основатель царства У.

Источник: Троесловие, 2017

Строфа 8. "Каждый сын обязан..."

Каждый сын обязан, Во время юности своей, Из обращения с учителями и друзьями Научаться обряду и вежливости.

Источник: "Троесловие", 2012

Строфа 17. "Вода и огонь, дерево, металл, земля..."

Вода и огонь, Дерево, металл, земля — Суть пять стихий, Имеющих основанием число.

Источник: "Троесловие", 2012

Строфа 18. "Человеколюбие и справедливость, обряд, знание, верность..."

Человеколюбие и справедливость, Обряд, знание, верность, Сии пять добродетелей Не должны быть смешиваемы. Строфа 18. Толкование

Человеколюбие, справедливость, благопристойность, мудрость, честность — эти пять добродетелей очень важны, нельзя ни в коем случае от них отступаться.

Строфа 18. Поясняющая история

Перевод: Ма Хайпэн, Пэн Сюэ, Цяо Жуйлин

Сянь Гао спасает страну

В период Весен и Осеней и Сражающихся царств в царстве Чжэн произошло крупное событие: скончался пользовавшийся любовью и уважением правитель Вэнь-гун, а трон унаследовал принц Лань.

Именно в тот момент, когда все царство Чжэн было потрясено горем и не имело возможности заботиться о других делах, мечтающее захватить его царство Цинь тайно начало враждебные действия. Хитрый правитель Цинь, Му-гун, сказал своему полководцу: — Старый правитель царства Чжэн только что умер, народ горюет. Нам обязательно нужно воспользоваться случаем, отправляй в царство Чжэн войска, застигни их врасплох и уничтожь!

Лучшие военачальники Му-гуна — Мэн Минши, Сици Шу и Бай Ибина — возглавили армию. Огромное войско царства Цинь шло днем и ночью, надеясь одним ударом достичь своей цели.

Наконец циньская армия дошла до маленького царства Хуа, граничащего с Чжэн. Отсюда до Чжэн было совсем близко, военная операция должна была вот-вот завершиться полным успехом, военачальники пребывали в очень радостном настроении.

И вдруг командующие увидели, как вдалеке показался отряд, который гнал множество упитанных быков навстречу войску. Циньская армия пришла в замешательство: кто же это?

Неужели их обнаружили?

Возглавлял шествие безукоризненно одетый человек средних лет, он спрыгнул с повозки, непринужденно подошел к циньским военачальникам, очень гостеприимно поклонился им и сказал: — Я посланец царства Чжэн, Сянь Гао. Говорят, что армия вашей страны собирается к нам в гости, наш правитель боится, принимая вас, что-нибудь упустить из виду, он послал меня вам навстречу. Кроме того, правитель беспокоится, не устали ли вы с дороги, хватает ли вам провианта, поэтому он приказал передать вам в дар этих быков для пополнения запасов.

Предводитель циньского войска выслушал посланника и подумал, что дело плохо: "О Небо, кажется, наш тайный поход обнаружили! Это как же слухи разнеслись! Даже правитель Чжэн послал человека следить за нашим перемещением, как нам теперь поступить?" Мэн Минши сжал рукоятку меча и пристально взглянул на Сянь Гао. Однако тот не смутился и громко приказал помощнику пригнать быков. — Будь любезен, когда вернешься, передай своему правителю благодарность за его доброту, — натужно улыбнулся очень недовольный Сици Шу.

Обе стороны церемонно обменялись несколькими фразами и попрощались. Когда встреча закончилась, циньские командующие принялись обсуждать дальнейшие действия, а Сянь Гао срочно послал гонца сообщить новому правителю царства Чжэн новость о вторжении врагов: дело в том, что Сянь Гао вовсе не был посланником, он был торговцем из царства Чжэн и как раз направлялся в царство Хуа, чтобы продать своих быков.

По дороге он случайно встретил войско царства Цинь. Сянь Гао сразу понял, что царство Цинь намеревается воспользоваться трауром в Чжэн и атаковать его. Он был патриотом, но было понятно, что силой одного человека не преградить путь циньской армии. Тогда он решил выдать себя за посланника, сначала успокоить циньское войско, а потом известить своего правителя о готовящемся нападении.

Правитель царства Чжэн получил тайное сообщение и привел войска в боевую готовность. Военачальники армии Цинь поняли, что неожиданно напасть не удастся, отозвали войска и вернулись домой.

Торговец Сянь Гао благодаря находчивости, невозмутимости и преданности своему царству сумел сделать так, чтобы царство Чжэн избежало порабощения,

Как Шан Ян завоевывал народное доверие

Период Весен и Осеней и Сражающихся царств в истории Китая — это тяжелые смутные времена; тогда выдающиеся личности объединялись, князья сражались за господство, обстановка была непредсказуемой. В таких условиях стремящиеся к гегемонии князья в каждом царстве обязательно должны были проводить реформы. Министр царства Цинь, Шан Ян, разработал ряд законов. Он был очень уверен в себе и считал, что его реформы сделают царство Цинь сильнее.

Однако тут же возникли проблемы. Прежние указы действовали уже много лет, народ привык к ним. К тому же Шан Ян боялся, что люди не поверят в его твердую решимость ввести в действие новые законы. Поэтому перед их обнародованием Шан Ян должен был доказать, что он надежный человек и ему можно доверять.

Он распорядился установить у южных ворот города деревянный столб высотой в три чжана и объявить народу, что тот, кто перенесет столб к северным воротам, получит награду в десять лянов2 золота.

Народ обсуждал эту задачу и спорил, но никто не хотел пробовать. От южных до северных ворот было не очень далеко, к тому же деревянный столб в три чжана хоть не легок, но точно не очень тяжел. Иными словами, задача эта нисколько не трудная, а десять лянов золота, напротив, очень большая сумма. Что-то здесь не чисто, может, это какая-то ловушка?

Притом Шан Ян такой могущественный человек, если он обманет или пошутит с тобой, то никуда и не пойдешь за правдой!

Шан Ян посмотрел на это, разволновался и увеличил награду до пятидесяти лянов золота. Тут уж люди еще больше засомневались, однако наконец один дюжий мужчина не удержался перед соблазном получить пятьдесят лянов золота. Он подумал, что ради таких денег — обманут или нет — надо попробовать. Окруженный толпой, он легко перенес столб от южных ворот к северным. Шан Ян действительно не обманул и тут же отдал этому молодцу обещанную награду! "И вправду дал!", "Шан Ян и впрямь делает то, что говорит", "Ах, как жалко! Я тоже мог перенести!", "Это все я виноват, что не верил ему! Иначе я бы тоже мог получить эти деньги".

Люди без конца изумлялись, сожалели об упущенной возможности и одновременно начинали верить Шан Яну.

Шан Ян приобрел авторитет среди народа, теперь ему намного сподручнее было проводить политические реформы.

Люди знали, что он держит свое слово, поэтому не смели бросать вызов новым законам.

Однако некоторые знатные и влиятельные люди тогда подумали: "Реформы Шан Яна только для простолюдинов; если мы, высокопоставленные чиновники, пойдем против закона, наверняка он не посмеет ничего сделать. Ему придется выказывать нам уважение". Среди этих людей неожиданно оказался и наследный принц! Он и впрямь нарушил новый закон.

Как же тут поступить? Принц нарушил закон, если его наказать, то кто же потом наследует престол? Если его не наказывать, как же вернуть народу Поднебесной веру в силу и действиеновых законов? Несмотря на большой риск, Шан Ян сурово наказал учителей принца и тех чиновников, которые подали ему идею.

Народ увидел, что даже учителя принца не могут избежать наказания по новым законам, и больше никто не решался нарушать их. Царство Цинь после проведения реформ крепло и процветало.

Не рвите сливы у дороги

Однажды солнечным днем ватага ребят веселилась за городом. От хохота и возни птицы в лесу всполошились и улетели.

Дети вышли к широкой дороге, они уже несколько подустали, и один парнишка воскликнул: — Я так хочу пить! Вот бы нам встретился ручеек! — Вот бы найти сочные фрукты! Можно и жажду утолить, и полакомиться, — добавил другой, сглотнув слюну, и все рассмеялись.

Вдруг один из ребят закричал: — Смотрите! Сливовое дерево!

Все обернулись в ту сторону, куда он указывал, и действительно увидели высокое сливовое дерево, росшее у дороги.

И все оно было усыпано красными спелыми сливами!

Дети воодушевились и с радостными криками помчались к сливовому дереву. Плоды сверкали на солнце, как агаты.

Однако один мальчик продолжал невозмутимо стоять, как будто аппетитные фрукты ничуть его не привлекали.

Приятели оставили его далеко позади, никто уже не обращал внимания на его странное поведение, Лишь один прохожий заметил это, подошел к нему и спросил: — Малыш, разве ты не любишь сливы? — Конечно, люблю, — последовал ответ. — Тогда почему ты не идешь их собирать вместе с товарищами? — удивился прохожий.

Мальчик улыбнулся и тоже задал вопрос: — Это большое сливовое дерево, к тому же ничье, оно растет у дороги. Как, по-вашему, здесь часто кто-нибудь ходит?

— Конечно, это главная дорога, я часто хожу по ней, — сказал прохожий. — Почему же дерево сплошь покрыто сливами, отчего никто их не срывает? — продолжал мальчик. — Точно! Почему же? — прохожий был озадачен. — Думаю, плоды у этого дерева или горькие, или кислые!

И правда, только что с азартом забравшиеся на дерево и сорвавшие сливы ребята рассерженно и разочарованно крикнули стоявшим внизу товарищам: — Сливы горькие!

Прохожий изумился, он и подумать не мог, что этот малыш так смышлен.

Ребенка звали Ван Жун, а когда он вырос, то стал одним из семи мудрецов из Бамбуковой рощи периода Вэй-Цзинь (220-420 гг. н.э.).

Источник: Троесловие, 2017

Строфа 21. "Радость и гнев, жалость и страх, любовь, ненависть, пожелание..."

Радость и гнев, Жалость и страх, Любовь, ненависть, пожелание — Суть семь чувствований.

Источник: "Троесловие", 2012

Строфа 22. "Тыквенный, глиняный, кожаный, деревянный, каменный..."

Тыквенный, глиняный, кожаный, Деревянный, каменный, металлический, Шелковый и бамбуковый — Всего восемь звуков. Строфа 22. Толкование

Горлянка, глина, кожа и деревянные дощечки, камень, металл, шелковые нити и бамбук — все это хорошие материалы для изготовления музыкальных инструментов, они дают восемь звуков и ни одним меньше!

Строфа 22. Поясняющая история

Перевод: Ма Хайпэн, Пэн Сюэ, Цяо Жуйлин

Высокие горы, текущие воды

В период Чуньцю жил человек, которого звали Юй Боя, в молодости он был очень умен и любознателен, играл на цитре и учился этому у выдающегося музыканта, поэтому был настоящим мастером этого дела. Но все же он был недоволен своей техникой исполнения. Когда об этих переживаниях и сомнениях Юй Боя узнал его учитель, он взял юношу с собой в плавание по Восточно-Китайскому морю на остров Пэнлай, чтобы тот насладился прекрасными картинами природы и вслушался в плеск морских волн.

Перед глазами Юй Боя вздымались волны, летали птицы, чьи песни ласкали слух. Горы, покрытые лесами, цветы и травы вокруг — юноша словно попал на сказочный остров. В ушах его зазвучала гармоничная музыка природы. Не в силах сдерживаться, юноша взял инструмент и стал играть, мелодия лилась сама по себе, красота природы сплелась со звуками цитры.

Юй Боя постиг неизведанные ранее границы, и учитель удовлетворенно сказал, что теперь-то он всему научился.

Однажды Юй Боя отправился на лодочную прогулку, но вдруг налетела страшная буря, и команда быстро увела лодку в укрытие под скалу. Когда ливень утих, Юй Боя почувствовал, что среди гор звучит особая волнующая мелодия, и он тут же заиграл на цитре.

Вдруг струна порвалась. Он поднял голову и увидел на обрыве дровосека, который внимательно его слушал.

Юй Боя был удивлен и громко крикнул: — Позвольте спросить, как вас зовут? И как же вы здесь оказались?

Дровосек ответил: — Ваш покорный слуга, Чжун Цзыци, я заготавливал дрова, и дождь здесь меня задержал. Внезапно я услышал звуки цитры и невольно заслушался!

Юй Боя обрадовался: — Раз уж ты слушал, то можешь ли сказать, что за мелодию я только что играл? — То, что вы только что играли, — это восторг от увиденного пейзажа, гор после дождя, цитра звучала именно так! — ответил Чжун Цзыци. — А еще я услышал в вашей мелодии звук бегущей среди гор реки.

Юй Боя был потрясен и взволнованно сказал: — Ты понимаешь музыку! Ты мой настоящий друг! Мелодия, которую я только что играл, пусть называется "Высокие горы, текущие воды".

Сказав это, он жестом пригласил Чжун Цзыци поклониться зеленым горам.

С тех пор они стали лучшими друзьями. Когда же Чжун Цзыци умер, Юй Боя был подавлен горем и разбил свою любимую цитру перед могилой Чжун Цзыци со словами: — Близкий друг умер, как же могу я играть?

Источник: Троесловие, 2017

Перевод: Галенович Ю.М.

Строка 1 ("Человек от рождения по природе своей добр...")

Человек от рождения по природе своей добр. По сути своей все люди от рождения близки, но чем дольше живет человек, тем дальше один удаляется от другого в зависимости от того, насколько он перенимает дурные привычки. Пояснение

От рождения, то есть едва появившись на свет, человек по своей сущности добр, его природа — это добро; причем между людьми в этом смысле нет особой разницы. Возникновение неисчислимых различий между людьми вызывается условиями их последующей жизни и различиями в их воспитании.

Поясняющая история

История о великом споре о том, какова изначальная природа: добро это или зло

В те времена, которые именуются эпохой Вёсен и осеней (722-481 г. до н. э.), все сто цветов распускались одновременно, все сто ученых школ спорили, доказывая каждая свою правоту. И вот тогда очень многие мыслители затеяли великий спор по вопросу о том, какова природа человека при его рождении. Одни стояли за то, что по своей природе человек добр. Другие — что ему присуще зло. А еще некоторые говорили, что человек подобен листу абсолютно белой бумаги, и потому нет и вопроса о качестве его изначальной природы, о том, добра она или зла. В конце концов верх одержало мнение Мэн-цзы (IV-III вв. дон. э.), который полагал, что изначально человек добр по своей природе, а последующие изменения в нем формируются различиями в окружающей человека среде и в его воспитании.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 2 ("Если человека не воспитывать и не учить...")

Если человека не воспитывать и не учить, то его изначально добрая природа может измениться. Самый основной метод воспитания хорошего человека состоит в том, чтобы побудить его сосредоточиться целиком и полностью на чем-то одном, на истинном Пути, и неизменно всегда придерживаться этого. Пояснение

Речь идет о том, что если не воспитывать человека, то в его изначально доброй природе могут происходить изменения. Основной метод воспи тания хорошего доброго человека состоит в том, чтобы наставить его на путь истинный, побудить его сосредоточить свои помыслы на благород ных целях, побудить его неизменно придерживаться раз и навсегда опре деленного пути.

Поясняющая история

История о том, как ученик понял необходимость упорного труда, увидев как из металлического стержня вытачивают иглу

В детстве будущий великий поэт Ли Бо (701-762 гг. н. э.) как-то начал сбегать с уроков. И вот однажды, когда он в очередной раз сбежал с урока, он увидел старушку, которая обтачивала на камне металлический стержень. Он заинтересовался и спросил, что она делает. Старушка сказала ему, что она вытачивает иглу, и тут-то он понял справедливость утверждения о том, что успех приходит только как результат упорного труда. Это стало откровением для Ли Бо, и начиная с этого дня он стал упорно учиться и, в конце концов, превратился в великого мастера литературы своего времени.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 3 ("В древности мать Мэн-цзы выбирала соседей...")

В древности мать Мэн-цзы выбирала соседей. Узнав, что сын пропустил урок, она с досады разбила челнок. Пояснение

В древности мать Мэн-цзы трижды переезжала с места на место в поисках благоприятных условий для сына. Когда же Мэн-цзы сбежал с урока, она расстроилась до того, что разбила челнок своего ткацкого станка.

Поясняющая история

История о том, как мать Мэн-цзы три раза переезжала с места на место в поисках хорошего соседства

Семья Мэн-цзы жила у подножья горы. И вот, подражая людям, которые приходили хоронить в этой горе умерших, Мэн-цзы стал постоянно копировать похоронные обряды. Тогда мать Мэн-цзы сначала перебралась на одну из городских улиц, но там их соседом оказался мясник, и Мэн-цзы снова стал подражать ему и учиться тому, как надо продавать мясо. И тогда мать Мэн-цзы снова переехала и поселилась вблизи от школы. И только тогда Мэн-цзы стал, следуя за другими учениками, учиться и учиться.

Но вот однажды Мэн-цзы убежал с уроков и прибежал домой. А в это время его мать ткала полотно. Когда она увидела сына, сбежавшего с уроков, то так расстроилась, что переломила пополам челнок своего ткацкого станка. И вот, благодаря этому, Мэн-цзы и получил урок, который запомнил на всю жизнь.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 4 ("В эпоху Пяти династий жил человек...")

В эпоху Пяти династий жил человек по имени Ду Яньшань. У него был свой очень хороший метод воспитания детей. Поэтому он сумел воспитать пятерых своих детей так, что все они впоследствии прославились. Пояснение

Во времена Пяти династий жил человек, которого звали Ду Яньшань (907-959 гг.). У него был комплекс очень хороших методов воспитания своих детей. Благодаря этому все пятеро его детей учились с толком и впоследствии прославились в Поднебесной.

Поясняющая история

О том, как прославились пятеро сыновей Ду Яньшаня

После того как пала династия Тан (618-907 гг.), в Китае наступило время раздробленности и смуты, когда одновременно правили пять династий и существовали целых десять государств. Династии то богатели, то разорялись, сменяли одна другую, а простым людям жилось горько и трудно. Но нашелся человек, который при таких обстоятельствах не пренебрегал воспитанием своих детей. Его семья жила у подножья горы Янь (по-китайски Яньшань дословно означает "гора Янь"), поэтому его и звали Ду Яньшань. Он пристально следил за учебой своих детей. Пятеро его сыновей заняли первые места на государственных экзаменах на право поступления на должность. Отсюда и пошло выражение: "Все пятеро на высшей ступени почета".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 5 ("Если кто-либо родил и выкормил детей...")

Если кто-либо родил и выкормил детей, но не воспитал их должным образом, то это значит, что родители совершили ошибку; а если при воспитании учеников к ним не предъявлялись строгие требования, то это означает, что ошибку совершили их учителя. Пояснение

Если люди рожают и кормят детей, но при этом не дают им надлежащего хорошего воспитания, то это означает, что они совершают ошибки; если же, воспитывая учеников, к ним не предъявляют строгие требования, то это означает, что их учителя, совершают ошибки.

Поясняющая история

О том, как мать Юе Фэя сделала у него на спине татуировку: "Глубоко предан Родине"

Когда национальный герой Юе Фэй (1103-1142 гг.) был еще ребенком, его семья жила чрезвычайно бедно. И хотя им приходилось туго, мать Юе Фэя не пренебрегала воспитанием сына. Она сделала песочницу и заставляла Юе Фэя веткой писать на песке иероглифы. Она также отправила подростка в знаменитую школу боевых искусств в Чжоутун овладевать искусством боя. Мать хотела, чтобы Юе Фэй был человеком, преданным своей Родине, поэтому она сделала у него на спине татуировку: "Глубоко предан Родине". Она хотела, чтобы он никогда не забывал ставить интересы государства на первое место.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 6 ("Если в молодости человек не учится...")

Если в молодости человек не учится, значит, он не делает того, что следует. Ведь если в молодости ты не будешь упорно учиться, то чего можно ожидать от тебя в старости? Пояснение

Если ты, будучи молодым, не будешь грызть гранит науки, тогда чего ожидать от тебя в итоге?

Поясняющая история

О том, что в молодости следует тренировать свою волю, а в старости сохранять упорство и терпение

Во времена династии Юань (1280-1367 гг.) жил человек по имени Лю Миньчжун. Когда ему было всего тринадцать лет, он уже прочел немало. книг, и у него были собственные независимые взгляды. Перед его сочинениями преклонялся даже его учитель, который частенько говорил, что хотя Лю Миньчжуну еще мало лет, но у него большое будущее. Когда же он вырос, то стал чиновником, проверяющим других. Он обычно наказывал чиновников, берущих взятки. У него вызывала слезы сочувствия. бедность простого народа; он даже не мог спать по ночам. И вот его прекрасное имя стало известно повсюду, а слава о нем широко распространилась и передавалась из поколения в поколение.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 7 ("Если природную яшму не обработать...")

Если природную яшму не обработать, то из нее не получится прекрасное изделие. А если человек не будет хорошо учиться, то ему не суждено познать, что такое справедливость и принципиальность. Пояснение

Если только что извлеченный из породы кусок яшмы не отшлифовать и не отполировать, что требует тяжелого труда, то не получишь прекрасный изящный сосуд из яшмы. Точно так же, если человек не будет упорно учиться, ему не будет дано понять суть вещей, их логику, те принципы, на которых построена жизнь.

Поясняющая история

О том, как Гэ Хун, проявлял настойчивость

Гэ Хун (284-364 гг.) — знаменитый ученый-химик, который жил в древности в Китае. Семья его была страшно бедной. Ему каждый день приходилось подниматься в горы, чтобы нарубить там хвороста и продать его, а на вырученные деньги он хотел купить книгу. Но этих денег ему на книгу не хватало. И он ее брал за деньги на время. Иной раз для того, чтобы взять почитать книгу, ему приходилось пробегать десятки километров. Он помогал в хозяйстве богатым людям и просил за это дать ему бумагу, на которой он мог бы писать иероглифы. У себя дома он всю стену густо исписал иероглифами. Это помогало ему тренировать память. Впоследствии он в конечном счете стал самым знаменитым большим ученым своего времени.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 8 ("И сын, и дочь с малых лет должны быть...")

И сын, и дочь с малых лет должны быть для своих учителей и друзей близкими людьми, с уважением относиться к ним, исполнять церемонии и ритуалы. Пояснение

Быть достойным сыном или дочерью — это значит с молодости быть по-настоящему близким и родным человеком для своих учителей и друзей, с искренним уважением относиться к ним; следует учиться той этике, тем церемониям, которые приличествуют общению человека с человеком.

Поясняющая история

О том, как Ши Вэнь с уважением относился к своему учителю и поэтому наконец добился успеха

Во времена Вёсен и осеней (722-481 гг.) жил человек, которого звали Ши Вэнь. Он отправился учиться музыке в дом учителя по имени Ши Сян. Прошли три года учебы, а он все еще так и не сыграл ни одной музыкальной пьесы целиком. Учитель спросил его, в чем дело. Он ответил: "Я боюсь, что мне пока не удается добиться согласованности между самим музыкальным инструментом, моими руками и моим сердцем, а потому мне бы не хотелось доставлять разочарование моему учителю". Прошло еще некоторое время, и музыкальные произведения, которые он исполнял, полились свободно, и вот тогда-то он и заслужил высокую оценку своего учителя.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 9 ("В девять лет Сян был способен...")

В девять лет Сян был способен согревать постель; так он должным образом проявлял почтение к отцу. Пояснение

Во времена династии Восточная Хань (25-220 тг.) Хуан Сян, которому было тогда всего лишь 9 лет, уже понимал, что такое родственные чувства, а потому своим теплом согревал постель своему отцу.

Поясняющая история

О том, как Хуан Сян согревал постель, выражая свое уважение и любовь к родителю

Во времена династии Восточная Хань жил человек, которого звали Хуан Сян. Когда ему было всего 9 лет, его мать покинула этот мир. Он выполнял всю работу по дому, проявляя чрезвычайное уважение и любовь к своему отцу. Летом он махал веером над постелью отца, создавая прохладу и давая отцу возможность спокойно поспать. А зимой он теплом своего тела согревал постель, в которую затем ложился его отец. О том, с каким уважением и любовью он относился к отцу, хорошо знали его соседи и односельчане. Когда ему было 12 лет, правитель той области наградил его почетным именем "Отпрыска, проявившего чрезвычайную почтительность к своим родителям". А император династии Хань по имени Хэ-ди (89 г. н.э.) также выдал ему награду.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 10 ("Жун в четыре года мог угостить грушами старших братьев...")

Жун в четыре года мог угостить грушами старших братьев. Младший должен почитать старшего. Об этом следует знать сызмала. Пояснение

Во времена династии Восточная Хань жил мальчик, которого звали Кун Жун, Когда ему было 4 года, он уже сообразил, что надо бы угостить грушами старших братьев. С самых ранних лет следует уразуметь, что младшие братья должны с уважением относиться к старшим братьям.

Поясняющая история

О том, как Кун Жун, когда ему было всего лишь четыре года, уже сумел угостить грушами

Кун Жун — это потомок Кун-цзы (Конфуция) в 20-м поколении. Это был литератор, который жил во времена династии Восточная Хань. У него было семеро братьев. Когда ему было всего лишь 4 года, то он уже уразумел, что следует быть скромным и соблюдать правила приличия. Однажды их семье кто-то подарил корзину груш. Кун Жун по собственному разумению взял себе маленькую грушу, а большими грушами угостил своих старших братьев. Кто-то из взрослых спросил его, почему он так поступил. Он сказал: "Старшие братья — большие, поэтому они и должны есть крупные груши. Я — младший брат — должен есть маленькую". Вплоть до настоящего времени эту историю о том, как Кун Жун проявил скромность, люди рассказывают с неподдельным восхищением.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 11 ("Прежде всего следует уважать родителей...")

Прежде всего следует уважать родителей, почитать старших братьев. Далее научиться видеть и слышать, понимать происходящее, а затем научиться считать, научиться грамоте. Пояснение

Человек прежде всего должен с уважением относиться к родителям, почитать отца и мать, уважать старших детей в своей семье. А далее должен стать человеком с широким кругозором, обладателем обширных знаний, научиться арифметике и грамоте.

Поясняющая история

О том, как Сюе Бао с душой относился к мачехе

В древности жил человек, которого звали Сюе Бао. Когда он был еще очень мал, его родная мать умерла. Мачеха относилась к нему очень плохо. Он часто оставался голодным, замерзал. Мало того, его еще и избивали. И все же он чрезвычайно почтительно относился к старой женщине, всегда стремился сделать что-нибудь за нее и в конце концов заслужил доверие мачехи. Когда же и его отец, и его мачеха умерли, а дети его мачехи потребовали раздела имущества, он отдал им все ценное. Посторонние люди насмехались над ним, считая его глупым. Он же говорил: "Только теперь я выполнил свой долг по отношению к родителям".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 12 ("От одного до десяти, от десяти до ста...")

От одного до десяти, от десяти до ста, от ста до тысячи, от тысячи до тьмы. Пояснение

От единицы до десяти, от десяти до ста, от ста до тысячи, от тысячи до тьмы, или до десяти тысяч. Нам нужно учиться арифметике, научиться считать.

Поясняющая история

О том, как Цзу Чунчжи вычислил число Пи, то есть отношение длины окружности к диаметру

В эпоху Южных и Северных династий (265-583 гг.) жил великий ученый, которого звали Цзу Чунчжи (429-500 гг.). Благодаря многолетним измерениям и расчетам, он вычислил число Пи, то есть отношение длины окружности к диаметру. Это число было чем-то средним между 3,1415926 и 3,1415927, и таким образом Чжу Чунчжи стал первым в мире математиком, который сумел рассчитать число Пи вплоть до седьмого знака. Такого результата он достиг более чем за тысячу лет до того, как это произошло в Европе. Это была самая высокая вершина в области математики в древности.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 13 ("Таланты бывают трех видов: Талант от Небес, Талант от Земли и Талант от Человека...")

Таланты бывают трех видов: Талант от Небес, Талант от Земли и Талант от Человека. Свет существует трех видов: есть Свет Солнца, Свет Луны, Свет Звезд. Пояснение

Сам термин "три таланта" имеется в "И цзине", или "Книге перемен". Первоначально это была метафора, означающая лишь богатство содержания "И цзина". В данном случае речь идет о трех следующих талантах: Таланте от Неба, Таланте от Земли и Таланте от Человека. Три света, или три источника света, о которых здесь говорится, — суть Свет Солнца, Свет Луны, Свет Звезд.

Поясняющая история

О том, как Го Шоуцзин составил "Учение о времени и календаре"

Во времена династии Юань жил ученый-астроном, которого звали Го Шоуцзин (1231-1316 гг.). Изучая астрономию, он изобрел приспособления для определения положения экватора и горизонта. Они очень просты, ими удобно пользоваться. С их помощью можно исследовать большую часть неба, за исключением района Северного полюса. Он руководил небывалыми до той поры географическими измерениями: на севере от озера Байкал и на юге до островов Сиша. Он открыл более тысячи звезд, составил "Учение о времени и календаре", причем на 300 лет раньше, чем появился ныне действующий календарь.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 14 ("Три основы: преданность сановника государю, близость детей к родителям...")

Три основы: преданность сановника государю, близость детей к родителям, почтительность и добросердечие жены по отношению к мужу. Пояснение

Сановники должны быть со всей искренностью преданы своему государю; дети должны проявлять искренние почтение и уважение по отношению к своим родителям; жена должна быть и покорной, и почтительной, и добросердечной по отношению к своему мужу.

Поясняющая история

О том, как Хубилай проявил глубочайшую преданность

В истории монголы создали четыре великие империи. Одной из них была. династия Юань. Первый император династии Юань носил имя Хубилай (1280-1295 гг.). Когда он был еще молод, у его старшего брата, то есть великого монгольского хана того времени, не было спокойно на душе из-за Хубилая, поэтому он послал людей с проверкой. Хубилай проявил глубочайшую преданность и понимание долга перед государем, поэтому он по собственному желанию отправил ко двору великого хана свою супругу с детьми (фактически в качестве заложников). Этот поступок доказал, что у него не было потаенных злых замыслов. Узрев такую преданность, великий хан обрел покой в душе. Начиная с этого времени между братьями не возникали недоразумения, и отношения между ними были чрезвычайно хорошими.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 15 ("Весна, Лето, Осень, Зима...")

Весна, Лето, Осень, Зима. Четыре времени года всегда нескончаемо будут сменять друг друга. Пояснение

Здесь речь идет о круговороте в природе. На протяжении года будут весна, лето, осень, зима — 4 сезона, или 4 времени года. Сезоны, их смена — это круговорот, это их уход и возвращение; причем это будет длиться вечно; и этому никогда не настанет конец; этот круговорот неистощим.

Поясняющая история

О том, как Чжоу Юй "оседлав ветер", разгромил армию Цао Цао

Еще до начала сражения у горы Чиби (у Красной скалы) полководцы Чжоу Юй и Кун Мин поступили как герои, которые согласовывали свои планы. Оба они считали, что, прежде чем развернуть наступление, надо поджечь степь и продвигаться вперед вслед за пламенем распространявшегося по степи пожара. Однако дело было зимой, и не переставая дул северный ветер. Все никак не дул нужный им юго-восточный ветер. Чжоу Юй от расстройства даже заболел и слег. Кун Мин же обладал познаниями в астрономии и сумел вычислить, что через три дня задует юго-восточный ветер. Природа не обманула ожиданий, и подул юго-восточный ветер. Полководцы и воины царства Восточное У (220-280 тг.), "оседлав ветер", бросились в наступление. Перед собой они подожгли степь, и степной пожар обрушился на противника. Цао Цао (155-220 гг.) лишился своих доспехов, его армия была охвачена паникой, и он потерпел окончательное поражение.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 16 ("Юг, Север, Запад, Восток...")

Юг, Север, Запад, Восток. Эти четыре направления находятся в должном соответствии между собой и размещаются вокруг центра. Пояснение

Восток, запад, юг, север — четыре стороны. Эти четыре направления существуют в должном соответствии между собой, и в то же время они располагаются вокруг центра.

Поясняющая история

О том, как перепутали юг с севером и ошиблись в выборе направления

В период Воюющих царств, или Воюющих государств (907-959 гг.), некто собрался поехать с Центральной китайской равнины в царство Чу. Уселся в колесницу и понесся на север. По пути кто-то спросил его:

— Тебе, чтобы пропасть в царство Чу, надо бы ехать на юг, почему же ты мчишься на север?

А он ответил:

— Ничего, у меня кони быстрые.

— Но ведь чем быстрее ты будешь ехать, тем дальше окажешься от места назначения?

Он продолжал твердить свое: "Да у меня в дорогу съестного припасено много"; "У меня прекрасный кучер".

И какие советы ему ни давали, он все равно так ничего не понял. А в результате он все отдалялся и отдалялся от царства Чу.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 17 ("Вода, Огонь, Дерево, Металл, Земля...")

Вода, Огонь, Дерево, Металл, Земля. В природе именно пять этих стихий. Все они порождены природой, и именно они и являются источником всего сущего. Пояснение

Пять стихий: металл, дерево, вода, огонь, земля. Это как раз то, что мы обычно наблюдаем в природе и что составляют саму природу.

Металл, дерево, вода, огонь, земля — все это имеет своим источником природу и представляет собой источник всей материи, всего сущего.

Поясняющая история

Об учении, согласно которому пять стихий и порождают, и сдерживают друг друга

В древности в Китае мыслители обсуждали вопрос о том, из чего складывается природа. При этом они считали, что все материальное формируется из пяти стихий, или пяти состояний природы: металла, дерева, воды, огня, земли. Эти пять стихий взаимно порождают и взаимно сдерживают одна другую. Они содействуют друг другу и ограничивают друг друга. Причем эти отношения определены раз и навсегда и не подвержены никаким изменениям. Собственно говоря, речь идет о внутренне присущих им взаимоотношениях, которые свидетельствуют о нормальном состоянии вещей.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 18 ("Человеколюбие, Справедливость, Правила приличия, Знание, Искренность...")

Человеколюбие, Справедливость, Правила приличия, Знание, Искренность — вот пять этических. норм Небесного Дао, пять неизменных правил, и вносить хаос в соблюдение этих норм недопустимо. Пояснение

Эти пять постоянных качеств и есть качества Небесного Дао. Итак, человеколюбие, справедливость, ритуал, знания, искренность — вот пять норм; их следует уважать и недопустимо вносить сюда хаос.

Поясняющая история

О том, как Сюнь Цзюйбо отправился за тысячи ли, чтобы спасти друга

Во времена династии Хань (206 г. дон. э.-220 г. н. э.) жил человек по имени Сюнь Цзюйбо. Он жил в Сюйчжоу. И вот однажды до него дошла весть о том, что его друг, который жил в Яньди, тяжело заболел и находится при смерти. Не страшась пути в тысячи ли, он отправился в дорогу и навестил друга. Неожиданно в тех местах началась война. Друг посоветовал Сюнь Цзюйбо поскорее уехать, но он сказал: "Да как же я могу, видя, как тебе тяжело, бежать, чтобы спасти свою жизнь!". Когда же крепостные стены пали, то вошедшие в город воины вражеской армии спросили, почему он не испугался смерти. Он ответил им так: "Я не могу оставаться безразличным к тяжелым страданиям моего друга, который болен, и не могу при таких обстоятельствах спасать только себя". Вражеские воины были тронуты его словами и ушли из взятого ими города.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 19 ("Рис, Чумиза, Бобы, Пшеница, Просо, Гаолян...")

Рис, Чумиза, Бобы, Пшеница, Просо, Гаолян — вот те шесть злаков, которыми питается человек. Пояснение

Итак, рис, чумиза, бобы, пшеница, просо, гаолян — вот те шесть зерновых культур, которые и составляют главное пропитание человечества.

Поясняющая история

О том, как простой народ, стремясь прокормить себя, исполнял волю Неба

Каждый раз в истории, когда происходили стихийные бедствия и это лишало простой народ пищи, он был способен поднять восстание. Во времена династии Суй (589-619 гг.) император затеял громадные строительные работы, обложил народ громадными поборами, да еще и произошли страшные стихийные бедствия, народ лишился опоры своего существования, и тогда началось обширное восстание крестьян. Это восстание свергло господство самой этой династии. В конце династии Мин (1368-1644 гг.) много лет подряд стояла страшная засуха, саранча покрыла всю землю, она сожрала все посевы, простой народ лишался возможности выжить, и тогда восстание крестьян во главе с Ли Цзычэном (1606-1645 гг.) свергло прогнившую власть династии Мин.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 20 ("Лошадь, Корова, Овца, Курица, Собака, Свинья...")

Лошадь, Корова (Вол), Овца (Овен), Курица (Петух), Собака, Свинья — это те шесть (видов) животных, которых человек кормит. Пояснение

Существует шесть видов животных, которых человечество кормит и выращивает. Это лошади, коровы, овцы, куры, собаки, свиньи.

Поясняющая история

О том, как старый конь нашел дорогу и разобрался в том, где какая сторона света

В эпоху Воюющих царств огромная армия государства Ци отправилась на войну на север. Но однажды армия оказалась среди высоких гор и густого леса, через который не пробивался даже луч солнца.

И когда уже никто не знал, что же делать, премьер-министр Гуань Чжун сказал:

— Старый конь может найти верную дорогу домой.

Поэтому они выпрягли из боевой колесницы старого коня и пустили его вперед, а армия пошла за ним. В результате этот старый конь и вывел армию из гор, и она вернулась в свой военный лагерь.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 21 ("Радоваться, Гневаться, Печалиться (страшиться), Бояться, Любить, Тяготиться (ненавидеть), Желать...")

Радоваться, Гневаться, Печалиться (страшиться), Бояться, Любить, Тяготиться (ненавидеть), Желать — это и есть семь чувств человека. Пояснение

Людям от рождения присущи семь чувств: радость, гнев, печаль, страх, любовь, отвращение, алчность.

Поясняющая история

О том, как "Бао Цинтянь" проявил принципиальность в Вопросе о том, кого следует любить, а кого ненавидеть

Бао Чжэн жил при династии Северная Сун (960-1279 гг.). Это был образец честного чиновника в древности в нашей стране. Едва его назначили чиновником, как к нему тут же заявились его родные и друзья. Одни хотели стать чиновниками, другие хотели, чтобы им помогли в их делах, третьи просили денег. Желания были самые разнообразные. Тем, кто просил денег, он деньги дал, а тем, кто хотел стать чиновниками или просил помочь в делах, он отказал. Он не проявил ни капли жалости к своему родному дяде, который обижал и угнетал простых людей. Присудил его к ста ударам палками. И память о его деяниях стала передаваться из поколения в поколение. А его самого стали называть: "Бао Цинтянь", то есть "тот самый Бао, при котором светлеют Небеса".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 22 ("Зеленый, Красный, Желтый, вот еще Черный и Белый...")

Зеленый, Красный, Желтый, вот еще Черный и Белый — это пять цветов, которые распознают наши глаза. Пояснение

Зеленый, красный, желтый, черный, белый — те пять цветов, которые человек способен распознавать и видеть.

Поясняющая история

О том, как в княжестве Чу скверный князь перевернул с ног на голову черное и белое

В эпоху Вёсен и осеней жил в княжестве Чу великий поэт, которого звали Цюй Юань (IV в. — начало III в. дон. э.). Он всей душой был предан князю, был человеком чрезвычайно верным и искренним. Но чусский князь не любил слушать правдивые слова, а, напротив, приближал к себе низких людишек, отдаляя людей совестливых и преданных. Цюй Юань никак не мог с этим смириться. Поэтому он покинул княжеский дворец и посе лился среди рек и озер. В своих стихах он писал: "Черное они называют белым, низкое называют высоким!". В конце концов Цюй Юань покончил с собой, утопившись в реке Мило (в провинции Хунань). Ежегодно 5 мая (по му или сельскохозяйственному крестьянскому календарю) люди считают днем памяти поэта Цюй Юаня.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 23 ("Кислое, Горькое, Сладкое, Острое и Пресное...")

Кислое, Горькое, Сладкое, Острое и Пресное — Вот пять вкусовых ощущений, которые распознает на вкус человек. Пояснение

Человек способен распознавать на вкус кислое, горькое, сладкое, острое, пресное.

Поясняющая история

О том, как Цао Мэндэ, посулив слив, избавил людей от жажды

Во времена Троецарствия (220-280 тт. н.э.) Цао Цао (которого еще называли Цао Мэндэ) отправился во главе своего войска в далекий поход. Это происходило в ту пору, когда стояла страшно жаркая и душная погода, солнце пекло нещадно. Полководцы и воины выпили всю воду, которая у них была с собой. Поблизости не было ни реки, ни колодца. У людей пересыхало во рту. И тут Цао Цао пришла в голову мысль. Он указал на видневшийся вдалеке лес и сказал: "Мне довелось побывать здесь в прошлом году. Там сливовый лес, можно будет нарвать слив и утолить жажду". Когда воины услышали это, у них во рту тут же появилась слюна, и пропало ощущение жажды.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 24 ("Запах барана, запах гари, аромат, вонь от рыбы, запах гниения...")

Запах барана, запах гари, аромат, вонь от рыбы, запах гниения — Вот пять запахов, которые обоняет человек. Пояснение

Запах барана, запах гари, аромат, вонь и запах тлена — вот те пять запахов, которые мы способны обонять.

Поясняющая история

О том, как подгоревшая рисовая корка. спасла людей от голодной смерти

Во времена династии Цзинь (265-420 гг. н.э.) жил некий военный в небольшом чине, которого звали Чэнь И. Он был чрезвычайно бережливым человеком. И вот однажды он увидел, как повар собрался выбросить подгоревшую рисовую корку со дна котла. И он попросил повара отдать ему эту подгоревшую рисовую корку, намереваясь просушить и сохранить ее. Вскоре началась война. Чэнь И отправился на фронт, захватив с собой в запас несколько мешочков высушенной на солнце поджаристой рисовой корки. Неожиданно их армия потерпела поражение. Несколько воинов. укрылись в глухом месте. Они были голодны. У них урчало в животе от голода. Чэнь И достал свои запасы и раздал товарищам засушенную рисовую корку. И люди были спасены от голодной смерти.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 25 ("Гун, Шан, Цзяо, Чжи и Юй...")

Гун, Шан, Цзяо, Чжи и Юй — вот те пять звуков, которые воспринимает ухо. Пояснение

Гун, Шан, Цяо, Чжи, Юй — пять звуков древнекитайской гаммы. В современной нотной грамоте они соответствуют звукам: до, ре, ми, соль, ля.

Поясняющая история

О Чжан Шиане — юноше, овладевшем мастерством игры на цине

В эпоху Хань (206 г. до н.э. — 220 г. н. э.) жил человек, которого звали Чжан Шиань. Он научился играть на цине, когда ему было всего 5 лет. И слава о нем разнеслась повсюду. Когда же ему исполнилось 13 лет, то ханьский император Чэн-ди (32 т. до н.э.) пригласил его сыграть во дворце. В присутствии императора и императрицы он сыграл пьесу собственного сочинения, которая называлась "Расставание феникса и птицы луань" ("Расставание влюбленных"). Чудесная мелодия и ее мастерское исполнение привели в восторг и императора, и его сановников. От радости император Чэн-ди подарил Чжан Шианю два драгоценных музыкальных инструмента, два циня. Он также дал ему ключ от ворот в императорский дворец, позволив в любое время приходить туда.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 26 (Тыква-горлянка, Керамика (глина), Кожа, Дерево, Нефрит (камень), Металл...)

Тыква-горлянка, Керамика (глина), Кожа, Дерево, Нефрит (камень), Металл, Струны (шелк), Бамбук — Вот что рождает звуки музыки. Пояснение

Имеются в виду восемь видов материалов, из которых изготавливаются музыкальные инструменты, а именно: тыквы-горлянки, керамика, кожа, дерево, нефрит, металл, шелковые струны, стволы бамбука.

Поясняющая история

О том, как среди высоких гор и струй низвергающегося водного потока встретились родственные души

Во времена Вёсен и осеней жил музыкант, которого звали Юй Боя. Однажды он оказался у слияния рек Янцзы и Ханьшуй. Увидев, какая полная луна сияла тогда в небесах, он заиграл на своем цине. На звук подошел дровосек, которого звали Чжун Цзыци. И они разговорились о музыке. Когда Юй Боя сыграл мелодию, Чжун Цзыци похвалил: "Вы, Мастер, воспарили в горы". Юй Боя сыграл еще. Чжун Цзыци снова сказал: "Вы, Мастер, теперь обратились к водному потоку". Юй Боя понял, что его собеседник понимает в музыке. Так нашли друг друга родственные души, хотя это и нелегко.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 27 ("Ровный, восходящий (или поднимающийся ввысь)...")

Ровный, восходящий (или поднимающийся ввысь). Нисходящий (или уходящий), а также входящий. И все это — те четыре тона, которые требуют совершенно определенного согласования. Пояснение

Ровный тон, восходящий тон, нисходящий тон, входящий тон — так издревле обозначались те самые четыре тона, которые были присущи произношению китайских иероглифов. Поэтому во время чтения вслух необходимо следить за тем, чтобы имело место и отличие одного тона от другого, и соответствующее согласование тонов (имеющее свои правила).

Поясняющая история

О том, как Цзи Сяолань мгновенно выдал совершенную по ритмической красоте фразу

В эпоху Цин (1644-1911 гг.) жил корифей слова по имени Цзи Сяолань. С малых лет он обращал внимание на ритмический рисунок, который составляли тоны иероглифов при их произнесении. В его стихах рифма была безукоризненной. В детстве он как-то сдавал экзамены. Он шел в аудиторию, и в руке у него был персик. Увидев экзаменатора, он спрятал персик в рукав своей куртки. Экзаменатор заметил это и предложил мальчику по созвучию составить параллельную фразу к такому высказыванию: «Вот в рукаве у дитяти спрятан персик». Цзи Сяолань мгновенно отреагировал, произнеся: «Вот уважаемый Учитель сразу и безошибочно распознал это Совершенство Осени».

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 28 ("Прапрадед — отец прадеда, прадед — деда...")

Прапрадед — отец прадеда, прадед — деда, дед — отца, отец — сына, сын — внука. Пояснение

От прапрадеда к прадеду, от прадеда к деду, от деда к отцу, от отца к тебе самому, а потом от тебя самого к твоему сыну, а от сына к внуку.

Поясняющая история

О первом на свете роде праотцев

В истории все непрестанно меняется, и династии сменяют одна другую. И вот тому самому императору, которому довелось стать сыном Неба, уже приходится влачить жалкое существование, когда его государство гибнет, и из владыки государства он превращается в арестанта в темнице. Но в нашей стране есть один род, история которого насчитывает тысячелетия, и род этот не хиреет. Это род Кун-цзы, или Конфуция (551-479 гг. до н.э.), из Шаньдуна. Начиная с династии Хань императоры всех династий хранили род Кун-цзы. Этот род всегда процветал, он не пришел в упадок и не зависел от смены династий.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 29 ("Ты сам, сын твой, внук, правнук и праправнук...")

Ты сам, сын твой, внук, правнук и праправнук — все это — девять колен одного рода; в этом последовательность, присущая человеку. Пояснение

Если от себя отсчитать четыре поколения, которые предшествовали, да прибавить к ним четыре поколения, которые наследуют после, а это — сын, внук, правнук и праправнук, то в общей сложности и получается девять поколений, что и именуется девятью коленами одного рода.

Поясняющая история

О том, как после раскрытия заговора, были уничтожены под корень все девять колен рода

Однажды дочь крупного военачальника Хо Гуана стала фавориткой императора. Но ее мать, супруга этого военачальника, желала одного — сделать дочь настоящей императрицей, а не просто фавориткой. И вот когда императрица родила ребенка, супруга упомянутого военачальника подкупила врача и отравила императрицу. После чего ее дочь и стала новой императрицей. И тогда все, имевшие отношение к роду Хо, и даже слуги этой семьи стали бесчинствовать и совершенно распоясались; не было. такого преступления, которое бы они не совершили. Все это вызвало повсеместный гнев и сановников из дворца, и простого люда. Но императору Сюань-ди (73 г. до н. э.) удалось шаг за шагом вырвать власть из рук семейства Хо, наказать новоявленную императрицу и в конечном счете свести под корень все девять колен этого рода.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 30 ("Между отцом и сыном — добро...")

Между отцом и сыном — добро, между супругами — согласие, между братьями — дружба; почтение и уважение младших братьев к старшим. Пояснение

Между отцом и сыном должны царить искренние чувства, между супругами — мир и согласие, старшие братья должны любить и защищать младших, а младшие братья должны с уважением относиться к старшим.

Поясняющая история

О том, как супруга Лян Хуна поднимала поднос с едой на уровень своих глаз

В эпоху поздней династии Хань (947-951 тт.) семья человека по имени Лян Хун жила очень бедно. Стремясь обеспечить пропитание семьи, Лян Хун пошел в услужение в семью Гао Ботуна. Ежедневно по вечерам Лян Хун возвращался с работы домой. Его супруга Мэн Гуан с почтением подавала мужу поднос с едой. При этом она, стоя на коленях, поднимала поднос на уровень собственных глаз (то есть подавала еду, опустив глаза). Лян Хун также с чрезвычайной почтительностью относился к своей жене. Супруги уважали друг друга. Гао Ботун, узнав об этом, изумился: "Это, наверняка, необычный человек". И действительно, впоследствии Лян Хун стал великим ученым.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 31 ("Когда речь идет о возрасте, следует соблюдать порядок...")

Когда речь идет о возрасте, следует соблюдать порядок. В дружбе должна быть искренность. К государю следует проявлять уважение. Сановники должны быть преданными. Пояснение

Разницу в возрасте следует уважать, между друзьями должна царить искренность, император должен с уважением относиться к сановникам, а они в свою очередь должны быть преданы государю и искренни с ним.

Поясняющая история

О том, как родилось изречение: "Выслушаешь всех — и для тебя все ясно; слушаешь одну сторону — и для тебя все во мраке"

Основатель династии Тан (618-907 гг.) Ли Шиминь (618-627 гг.), находясь на троне, имел подле себя в качестве своего главного сановника премьер-министра, которого звали Вэй Чжэн. Он был известен своей преданностью государю. Он также славился своей прямотой и твердостью, не боялся сказать правду в глаза. И даже тогда, когда дело касалось высказываний и деяний императора, он смело высказывал и свое несогласие. Самым известным из его изречений было следующее: "Слушаешь всех — и для тебя все ясно; слушаешь одну сторону — и для тебя все во мраке". Ли Шиминь так хвалил своего министра: "Вэй Чжэн — это просто-напросто мое зеркало, в котором я всегда могу увидеть свои ошибки". После того как Вэй Чжэн умер, Ли Шиминь очень горевал и сказал: "Я лишился своего зеркала".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 32 ("У человека есть дяди по отцу и есть дяди со стороны матери...")

У человека есть дяди по отцу и есть дяди со стороны матери, есть у человека и свекор; все они в совокупности образуют тройственный клан. Пояснение

Есть род отца, в который входят и старшие, и младшие братья отца. Есть род матери, в который входят ее старшие и младшие братья, род жены — это свекор. Все они вместе и составляют "тройственный клан".

Поясняющая история

О том, как основатель династии Хань прилюдно похвалялся богатством

Когда будущий основатель династии Хань (206 г. до н.э. — 220 г. н.э.) Лю Бан был молод, он не любил трудиться на земле. Его отцу именно это и не нравилось в нем, поэтому отец и считал, что Лю Бан не достоин своего младшего брата: "Ты равняйся на своего младшего брата, который сотворил Небо (Рай), работая на земле. Мы, вся семья, сыты и одеты благодаря ему. А ты все шатаешься по свету, то туда, то сюда, и ничем путным не занимаешься. Спрашивается, какой из тебя будет прок в будущем?". Однако потом, когда Лю Бан завладел всей Поднебесной, стал императором (206-194 гг. до н.э.), он прилюдно, при всех своих сановниках, сказал отцу: "Ну, посуди теперь сам, кто добился большего: я или мой младший брат?".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 33 ("Глубокий траур, строгий траур, большой траур...")

Глубокий траур, строгий траур, большой траур, малый траур, трехмесячный траур по дальним родственникам — таковы пять видов траура. Пояснение

В Китае в древности существовали пять видов траура, каждому из которых соответствовала своя траурная одежда: платье для глубокого траура, для строгого траура, большого траура, малого траура и, наконец, для самого краткого, длящегося всего три месяца, траура по дальним родственникам.

Поясняющая история

О том, как некто стремился сделать карьеру путем обмана, притворившись, что он честно соблюдает траур по своим родителям

В эпоху династии Суй (589-619 гг.) в чиновники отбирали по результатам соответствующих экзаменов. Но еще до этого люди должны были пройти систему отбора кандидатов на должность чиновника. При этом критериями отбора служили уровень образования, представления о принципах, а также соблюдение норм почтения. И вот некто, вознамерившись стать чиновником, фальшиво прикинулся скорбящим по усопшему родителю, облачился в траурный наряд и даже построил маленький шалаш из травы у могилы своего отца. И так в траурной одежде провел 3 года, якобы охраняя могилу отца. И те, которые не были способны распознать суть вещей, полагали, что это действительно достойный человек. А на самом-то деле он втайне продолжал и пить вино, и есть мясо, и предаваться наслаждениям; мало того, за эти годы у его наложницы еще и дети от него родились!

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 34 ("Учеба требует детального анализа предмета и углубления в его суть...")

Учеба требует детального анализа предмета и углубления в его суть, подробнейшего постижения смысла. древних классических книг и умения четко делить древний сплошной текст на значимые фразы. Пояснение

При обучении юношества подобает толковать детям и молодым людям истинный смысл написанного в книгах; добираться до фактов и исследовать их; самым подробным образом разъяснять смысл каждой фразы, каждого изречения; а также пояснять, где в сплошном тексте древних книг следует ставить точки, и таким путем делить этот текст на фразы, исполненные законченного смысла.

Поясняющая история

О том, как отменили телесные наказания в домашних частных школах

В древние времена детей обучали в основном в частных школах. Конечно, необходимо воспринимать и наследовать хороший опыт обучения в домашних частных школах, однако было в этой форме обучения и нечто, что внушает людям страх. Это телесные наказания. Самым распространенным среди них было битье по рукам. Если ребенок не твердо заучивал наизусть тот или иной текст, то он должен был послушно вытянуть вперед руки ладонями вверх, чтобы учитель бамбуковой палкой бил по ладоням, а иной раз ребенка просто пороли. Но в конце концов телесные наказания в школах были отменены.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 35 ("Этикет, Музыка, Стрельба из лука, Управление колесницей, Каллиграфия...")

Этикет, Музыка, Стрельба из лука, Управление колесницей, Каллиграфия, Арифметика — вот шесть древних искусств. Ныне сохранились не все. Пояснение

В древности люди, которые обучались в школах, должны были овладеть правилами этикета, искусством играть на музыкальных инструментах, мастерством стрельбы из лука, умением возницы, искусством писать иероглифы и умением вести арифметические подсчеты. В настоящее время очень многие из учащихся обладают не всеми этими знаниями и умением.

Поясняющая история

О том, как Кун-цзы проявил свои многочисленные таланты и искусство

Сегодня, когда и наука, и техника достигли высокой ступени развития, наука подразделяется на множество областей. А в древности чему учили в школах? Судя по тому, что написано в древних книгах, у Кун-цзы было 3 тысячи учеников. Он сам преподавал шесть предметов. Это были: правила этикета, умение играть на музыкальных инструментах, умение стрелять из лука, умение править лошадьми, умение выписывать иероглифы и умение вести арифметические подсчеты. В свое время он специально отправился в столицу, чтобы овладеть там правилами этикета; он учился у музыканта играть на цине; его познания были обширны. Очевидно, что. Кун-цзы действительно был человеком, в котором совместилось множество талантов и умений.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 36 ("Умение читать книги и понимать написанное...")

Умение читать книги и понимать написанное — это то, к чему все и каждый должны относиться с уважением. Если же имеется желание познать иероглифы, то тут необходимо обратиться к словарю «Шо вэнь». Пояснение

Каждый человек должен научиться читать и писать. Если же у человека имеется желание специально изучать иероглифику, то лучше всего обратиться к книге "Шо вэнь цзе цзы" ("Толкование письменности, анализ знаков") (I-II в. н.э.). "Шо вэнь цзе цзы" — это древняя книга, в которой анализируются форма написания и истоки происхождения иероглифов.

Поясняющая история

О том, что не нужны богатства, лишь бы были книги

У премьер-министра Ван Сюня во времена династии Восточная Цзинь эпохи Воюющих царств (936-947 гг.) младшего из его сыновей звали Ван Таньшоу. После смерти Ван Сюня братья считали, что и Ван Таньшоу следует выделить часть наследства. Однако он сказал: "Мне не нужно никакое имущество, мне нужны только книги нашего отца". Старшие братья говорили: "Тебе всего восемь лет, и если ты говоришь, что тебе не нужно имущество, а только книги, то на что ты будешь жить". Он ответил: "Пока я буду учиться, вы позаботьтесь о том, чтобы у меня было, что есть, что, надеть и где жить, и больше ничего не нужно". Когда он вырос, то стал великим сановником, талантливым и в гражданских, и в военных делах.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 37 ("Итак, существует древнее письмо...")

Итак, существует древнее письмо — то есть стиль гу вэнь, существуют стили чжуань — большой и малый, далее существуют стили ли и цао, и недопустимо смешивать эти стили. Пояснение

Сначала появился стиль написания древних иероглифов, который именовался шан гу вэнь — самые древние письмена. Это были сначала цзя гу вэнь, или письмена, обнаруженные на панцирях черепах, а далее цзинь вэнь, или письмена, обнаруженные на бронзовых треножниках, то есть письмена на металле. Затем появился стиль чжуань, который подразделялся на два: да чжуань — большой стиль чжуань и сяо чжуань — малый стиль чжуань; и наконец появились стили ли шу — уставной стиль и цао шу, или скоропись. Таков порядок появления стилей иероглифического письма. И совершенно недопустимо смешивать стили начертания иероглифов.

Поясняющая история

О том, как Лю Гунцюань, преклоняясь перед учителем, учился писать иероглифы

Во времена династии Тан жил знаменитый каллиграф Лю Гунцюань (778-865 гг.). В детстве как-то случилось так, что он, написав несколько иероглифов, стал хвастаться и превозносить себя перед своими сверстниками. А в это время мимо проходил некий старик, который подошел к ним и сказал Лю Гунцюаню, что его иероглифы лишены и жизненной силы, и мощи, а потому никак не могут считаться красиво и правильно написанными. Старик порекомендовал Лю Гунцюаню учителя каллиграфии. На следующий день Лю Гунцюань отправился в город к учителю. Оказалось, что это был человек без обеих рук, а иероглифы он писал ногой. Лю Гунцюань увидел, как великолепно старик пишет иероглифы, и пошел к нему в ученики. Лю Гунцюань был упорен в учебе, он постоянно упражнялся в написании иероглифов и в конце концов стал великим мастером каллиграфии.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 38 ("Если попытаться овладеть всей широтой знаний, можно устрашиться сложностью задачи...")

Если попытаться овладеть всей широтой знаний, можно устрашиться сложностью задачи. Если же сконцентрировать внимание на постижении глубинного смысла, самой сути, тогда можно познать истоки мысли. Пояснение

Стремление овладеть широким кругом знаний может вызвать у человека. страх перед необозримостью задачи. Но если сосредоточиться, то вполне возможно овладеть истоками знания.

Поясняющая история

О том, как следует читать книги и как всегда и везде продолжать учиться. И только тогда человеку откроется смысл прочитанного

Во времена династии Восточная Хань (25-220 гг.) жил человек, которого звали Дун Юй. Он жил своим трудом, рубил хворост в горах и продавал его. В свободное от этой работы время он постоянно учился. Старшие братья смеялись над ним, но он не обращал внимания. Время шло, и он написал две книги, которые потрясли людей. Когда же его спрашивали, в чем секрет его успеха, он говорил: "Читать книги, всегда и везде". Люди удивлялись: "Но ведь времени всегда не хватает!". А он говорил: "Есть зима, есть вечера и ночи, есть дождливая погода — вот это и есть свободное время. Это — прекрасная возможность учиться, читать книги".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 39 ("Когда человек начинает учиться...")

Когда человек начинает учиться, то прежде всего необходимо овладеть основами. Когда же начальное обучение закончено, тогда настает очередь "Четырехкнижия". Пояснение

Человек начинает учебу с овладения вэньцзы — письменностью и иньюнь — звуковой ритмикой (то есть правилами сочетания рифм, группировкой знаков или иероглифов по рифмам, фонетикой). В древности в Китае при начальном обучении сначала изучали лю шу, то есть шесть категорий иероглифов: пиктограммы, символы, идеограммы, фонограммы, заимствования, варианты. Затем приступали к изучению "Четырехкнижия", в которое входили книги: "Лунь юй", "Мэн-цзы", "Да сюе" и "Чжун юн".

Поясняющая история

История изречения: "Овладев даже половиной книги “Лунь юй”, можно управлять всей Поднебесной"

Кун-цзы был чиновником в княжестве Лу. Но потом он отказался от должности и стал первым, кто в Китае начал учить в частном порядке. У него было 3 тысячи учеников, в том числе 70 мудрецов. Вместе с учениками он совершил путешествие в различные княжества, где распространял свое учение о туманном правлении. Однако он везде наталкивался на стены непонимания. После его смерти его ученики составили из его изречений книгу. Это и есть "Лунь юй". Впоследствии государи и ученые мужи с огромным уважением относились к этой книге и говорили: "Овладев даже половиной содержания “Лунь юй”, можно управлять всей Поднебесной".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 40 ("Лунь юй" состоит из 20 глав...")

"Лунь юй" состоит из 20 глав. Ученики Кун-цзы и их ученики собрали и записали его мудрые изречения. Пояснение

Книга "Луньюй" подразделяется на 20 глав. Название книги означает следующее: лунь — это размышления, разъяснение определенных положений, юй — это ответы на вопросы. Ученики Кун-цзы и их последователи и ученики записали знаменитые проницательные и высокомудрые высказывания Кун-цзы, сделанные им на протяжении всей своей жизни. (В России принято называть эту книгу: "Суждения и Беседы".)

Поясняющая история

О том, как Кун-цзы объездил все княжества

Две с половиной тысячи лет тому назад по дорогам Центральной китайской равнины под палящим солнцем еле-еле шли изнуренные до крайности люди. На повозке сидел старик, а за повозкой шли молодые люди. Этот старец и был Кун-цзы. Во главе своих учеников он объездил все княжества, но ни один из князей так и не понял его учения. И вот как-то стоявший на обочине человек, указывая на Кун-цзы, потешаясь над ним, сказал: "Так это и есть тот самый Кун Цю (Кун-цзы), который заранее прекрасно понимает, что у него ничего не выйдет, и все-таки упрямо стремится продолжать свое безнадежное дело?".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 41 ("Книга, написанная Мэн-цзы, содержит 7 глав...")

Книга, написанная Мэн-цзы, содержит 7 глав. В них он рассуждает о нравственности, говорит о человеколюбии и справедливости. Пояснение

Мон Кэ (приблиз. 372-289 тт. до н.э.) написал книгу, названную по его имени. В ней 7 глав. Это сочинение, в котором повествуется о человеколюбии, то есть о гуманности и о добродетели, о долге и справедливости, о морали и нравственности, которые присущи учению Кун-цзы (Конфуция).

Поясняющая история

О том, как Мэн-цзы, "второй по значимости столп древней классической мудрости", отправился проповедовать в княжество Ци

Мэн-цзы был учеником Цзы-сы, Он стал "вторым по значимости столпом древней классической мудрости", уступающим только Кун-цзы. Он побывал. в государстве Сун, где пропагандировал свою человеколюбивую мораль, но там ему сказали, что она им не нужна. Он также побывал в княжестве Ци у князя Сюаня. Князь Ци отнесся к нему с большим уважением, преклонялся перед ним, перед его мудростью. Однако в те времена все феодалы и князья вели между собой вооруженную борьбу за власть. Каждый хотел стать единственным властелином. Князья настоятельно нуждались в полководцах, которые могли бы вести войны за расширение территорий. Поэтому никто и не желал воспринять его взгляды. Мэн-цзы оставалось только возвратиться восвояси, и дома продолжать свое дело — учить учеников.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 42 ("Книгу "Чжун юн" написал Цзы-сы...")

Книгу "Чжун юн" написал Цзы-сы. Следовать середине — это значит не склоняться ни к той, ни к другой стороне; и никогда не изменять этому принципу. Пояснение

Следовать середине, стремиться к середине — означает быть справедливым; это также означает быть нейтральным и никогда не изменять этому принципу. Книга "Чжун юн" ("Учение о середине") была написана Цзы-сы. В ней говорится о принципах справедливости и рациональности, беспристрастности и неизменности.

Поясняющая история

О том, как девять поколений передавали друг другу из поколения в поколение заветы, на основе которых и была написана книга "Учение о середине"

Автор книги "Учение о середине" Цзы-сы (483-402 гг. до н.э.) был внуком Кун-цзы. Говорят, что перед тем, как начать писать эту книгу, он уже знал заветы, традиционно передававшиеся от сердца к сердцу. А именно, речь идет о том, что сначала Яо (2356-2255 гг. до н.э.) передал свои заветы Шуню (2255-2205 до н.э.), тот — Да Юю (2205-2197 гг. до н.э.), т.е. Великому Юю, а тот — Вэнь-вану, а Вэнь-ван — Чжоу-гуну (Вэнь-ван и Чжоу-гун XII-XI вв. до н.э.); Чжоу-гун же передал заветы Кун-цзы, который передал их Цзэн-цзы. А уже Цзэн-цзы передал заветы Цзы-сы. Вот на основе этих заветов Цзы-сы и написал книгу "Учение о середине". Впоследствии Цзы-сы передал эти заветы Мэн-цзы.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 43 ("Книгу "Да сюе" написал Цзэн-цзы...")

Книгу "Да сюе" написал Цзэн-цзы. Человек должен начинать с самосовершенствования и построения своей семьи, а далее в книге об умиротворении и управлении Поднебесной. Пояснение

По преданию книгу «Да сюе» («Великое Учение») написал ученик Кун-цзы Цзэн-цзы (505-436 гг. до н.э.). Книга начинается с описания того, как человеку следует заниматься собственным самосовершенствованием, как ему надо строить свою семью, и так вплоть до рассказа о том, как нужно управлять государством и умиротворять Поднебесную.

Поясняющая история

О том, как Цзэн-цзы зарезал свинью

Существует множество рассказов о Цзэн-цзы. Однажды его жена собралась на ярмарку. Их ребенок ухватился за ее юбку и не отпускал. Тогда она стала уговаривать его: "Будь послушным. Поиграй пока дома. А вот когда я вернусь, то забьем свинью и поедим свинины". Вернувшись с ярмарки и только-только войдя во двор, она увидела, что Цзэн-цзы остро наточил нож и действительно собирается зарезать свинью. Тут она сказала: "Да я просто хотела уговорить дитя поиграть". Цзэн-цзы сказал: "Сегодия ты его обманешь, а потом он обманет тебя, и что же из всего этого получится". И он зарезал свинью.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 44 ("Эти два вышеупомянутых сочинения...")

Эти два вышеупомянутых сочинения первоначально были всего лишь двумя главами из "Ли цзи". Это Чжу Си преобразовал их в две отдельные книги. Пояснение

Одна из книг конфуцианского пятикнижия носит наименование "Ли цзи", или "Книга Этикета, или Записки о правилах благопристойности". Первоначально в "Книге Этикета" содержались две главы, которые Чжу Си, известный мыслитель эпохи Южная Сун, извлек из "Книги Этикета" и превратил в две отдельных книги, то есть в книгу "Учение о середине, или Срединное и неизменное" и в книгу "Великое Учение".

Поясняющая история

О том, как Чжу Си еще в детстве любил размышлять

Чжу Си (1130-1200 тг.) жил в эпоху Южная Сун (960-1279 гг.) и был одним из основателей школы братьев Чэн Си и Чжу Си. Еще будучи ребенком и едва научившись говорить; он стал задавать вопросы и пытался дойти до самой сути. Однажды отец, держа его на руках и указав на небо, сказал: "Там наверху Небо". Чжу Си тут же спросил: "А что над Небом?". Конечно же, отец не мог ответить. Когда его одногодки играли на песке, он на нем писал прутиком иероглифы. Впоследствии написанные им "Сы шу цзи чжу" ("Комментарии к Четырехкнижию") стали учебником.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 45 ("Усвоив "Сяо цзин", овладев "Сы шу"...")

Усвоив "Сяо цзин", овладев "Сы шу", можно начинать изучать "Лю цзин". Пояснение

"Сяо цзин" ("Канон сыновней почтительности") — это древняя книга о том, как дети должны почитать и уважать людей старших поколений. "Лю цзин" (или "Шестикнижие") — это изложение конфуцианского учения. Только должным образом усвоив то, что написано в "Каноне сыновней почтительности" и в "Сы шу" ("Четырехкнижии"), можно начинать изучать "Лю цзин" ("Шестикнижие").

Поясняющая история

О том, как Лу Синь раскритиковал легенду о Цао Э, пытавшейся спасти своего отца

Учитель Лу Синь резко осуждал суеверия, содержавшиеся в "Каноне сыновней почтительности". В частности, он говорил, что Цао Э не должна была зря жертвовать своей молодой жизнью, пытаясь спасти своего отца, который утонул. В иллюстрации к этой легенде сначала Цао Э рисовали с лицом, обращенным к отцу. Потом поняли, что это не вызывает сочувствия, и сделали другую иллюстрацию, на которой Цао Э смотрела уже в другую сторону. Но и это оказалось неприемлемым. В конце концов пришлось сделать третью иллюстрацию; на этой картинке дочь и отец были изображены плавающими в воде спиной друг к другу. Вполне очевидно, что феодальная идеология действительно заставляла людей страдать.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 46 ("Лю цзин" — это обобщение конфуцианского учения. Авторами этих трудов были Вэнь-ван...")

"Лю цзин" — это обобщение конфуцианского учения. Авторами этих трудов были Вэнь-ван и Чжоу-гун, а затем их обработал и представил в виде книг Кун-цзы. Пояснение

"Лю цзин" (или "Шестикнижие") — это главное творение, в котором запечатлена конфуцианская идеология. "Лю цзин" состоит из 6 книг: (1) "Книга Песен" (Канон стихов), (2) "Книга с большой буквы" (Книга Истории), (3) "Книга Этикета" ("Записки о Ритуале"), (4) "Книга Перемен" ("Канон Перемен"), (5) "Книга о Музыке" ("Канон Музыки") и (6)"Весны и осени" ("Летопись Вёсен и осеней"). Согласно преданиям, сочинил их Чжоу-гун (сын Вэнь-вана). Впоследствии их обработал и записал Кун-цзы.

Поясняющая история

Об ученом конфуцианце и воришке

В последние годы династии Восточная Хань жил большой ученый, которого звали Чэнь Ши. Он обладал широкими и глубокими познаниями. Ему не нравилось то зло, которое творили чиновники; он ушел со службы и вернулся домой. Однажды в его жилище забрался воришка и спрятался за стрехой под крышей. Чэнь Ши увидел его, но не стал хватать, а позвал своих сыновей и внуков и стал рассказывать им о том, что, только идя по честному и прямому пути, можно стать настоящим человеком, что только своим трудом можно заработать хлеб насущный. Воришка был тронут его словами, сам слез вниз и сказал, что отныне будет стараться быть порядочным человеком.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 47 ("Ши цзин", "Шу цзин", "И цзин"...")

"Ши цзин", "Шу цзин", "И цзин", "Юе цзин", "Ли цзи", "Чунь цю" именуются "Лю Цзин", и все их надо изучить. Пояснение

"И цзин" ("Книга перемен"), "Ши цзин" ("Книга песен"), "Шу цзин" ("Книга с большой буквы"), "Ли цзи" ("Книга этикета"), "Юе цзин" ("Книга о музыке"), "Чунь цю" ("Летопись [эпохи] Вёсен и осеней") — это и есть "Лю. Цзин" (или "Шестикнижие"). Одна из этих шести книг, а именно "Книга о музыке", утрачена. Необходимо изучить все эти книги.

Поясняющая история

О том, что поззия берет свое начало в "Книге песен"

Возьмем известное стихотворение из "Книги песен":

"Смотрите, как неразлучна пара птиц на водной глади. А эта очаровательная и добродетельная девушка — она просто пара благородному человеку".

Это первый сборник песен в нашей истории, в котором собраны 505 песен примерно за 500 лет, начиная с периода Западного Чжоу (XI в. до н.э. — 771 г. до н.э.) и до середины периода Вёсен и осеней (722-481 гг. до н.э.). В период Чжоу властители отправляли людей собирать песни. Это делалось не только для того, чтобы получать эстетическое наслаждение от музыкальных произведений, но и с тем, чтобы узнавать о настроениях людей. В "Книге песен" нашли отражение нравы общества. Эта книга стала прекрасным началом нашей литературы.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 48 ("Книга "Лянь шань"...")

Книга "Лянь шань". Книга "Гуй цан". Книга "Чжоу и". Все эти три книги — книги о переменах, причем очень подробные. Пояснение

"Лянь шань" ("Смыкающиеся горы") написана Фуси. "Гуй цан" ("Возвращение в сокровищницу") написана Хуанди, преемником Шэньнуна (последовавшего за Фуси). "Чжоу и" ("Фкоуский канон перемен") — это сочинение Вонь-вана, основателя династии Чжоу.

"Лянь шань и", "Гуй цан и", "Чжоу и" — эти три книги имеют одно общее название: "Сань и" ("Три Книги Перемен"). В этих книгах много деталей.

Поясняющие истории

О том, как Вэнь-ван, сидя в темнице, сочинил "Чжоу и"

Во времена династии Шан (1766-1122 гг. до н.э.) во дворце опасались, что чжоуский Вэнь-ван поднимет восстание. И тогда его обманом заманили в столицу и заточили в тюрьму. В тюрьме Вэнь-ван изучал религиозные заклинания, принципы гадания на панцирях черепах и костях крупного рогатого скота. После длительных исследований он написал "Чжоу и" ("Чжоуский канон перемен"). "Чжоу и" составлена из 64 гексаграмм, которые используются для гаданий о добре и зле для человека в природе и в обществе. В этой книге содержатся ростки примитивного диалектического метода.

О том, как Лю Юй никогда не подавался суевериям.

В последние годы династии Восточная Цзинь эпохи Южных и Северных династий (317-420 тг.) Лю Юй повел войска в поход на север против династии Южная Янь. Южная Янь попросила о помощи Позднюю династию Цинь (384-417 тг.). Император династии Поздняя Цинь послал своих людей в стан Лю Юя сзапугиваниями: "Если вы не отзовете своих воинов, то я пошлю сто тысяч железных всадников, которые сравняют с землей вашу столицу. Лю Юй ответил: "Да пусть даже ты и сам заявишься к нам, мы разобъем вас всех вместе взятых!". В тот день, когда произошло решающее сражение, гадали на костях, и предсказатели утверждали, что день для сражения не благоприятный и что не следует вступать в бой. Лю Юй не поверил гадателям и все-таки отдал приказ, и в том сражении победил.

В другой раз в сражении с Лу Сюнем внезапным порывом ветра разорвало на куски знамя Лю Юя. Его воины стали говорить, что это дурной знак, который предвещает неминуемое поражение. Но Лю Юй сказал: "И раньше такое случалось, а сражения мы выигрывали. Сегодня мы, несомненно, победим". И конечно, он одержал тогда победу.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 49 ("Уложения и Мнения", "Наставления и Грамоты"...)

"Уложения и Мнения", "Наставления и Грамоты", "Клятвы и Повеления" — вот волшебные глубины книги "Шу цзин". Пояснение

"Уложения", "Мнения", "Наставления", "Грамоты", "Клятвы", "Повеления" — это названия глав, составляющих книгу "Шан шу" ("Книгу преданий"). Ее иное наименование — "Шу цзин"("Книга истории").

В "Шу цзин" говорится о тактике, законах, предложениях, уведомлениях, приказах вступить в войну, назначениях на те или иные государственные должности или о смещении с этих должностей. Это — один из наиболее почитаемых древнекитайских памятников.

Поясняющая история

О книге, в которой изложена древнейшая история

Первой большой книгой по древней истории нашей страны является "Ши цзи", то есть "Исторические записки" (II-I вв. до н.э.). Возникает вопрос: в какой книге есть записи об истории нашего общества до эпохи Западная Хань (206 г. до н.э. — 220 г. н.э.)? Эта история описана именно в книге, которая именуется "Шан шу". В этой книге собраны записи о политических. успехах правителей древности, хитроумных замыслах и планах высоких сановников, приводятся высказывания императоров и князей, клятвы воинов перед выступлением в походы, указы и приказы властителей ит.д. Эта книга рассказывает нам о нравах общества в древнейшие времена, представляет собой надежный источник сведений о древнейшей истории.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 50 ("Чжоу-гун написал книгу "Чжоу Ли"...")

Чжоу-гун написал книгу "Чжоу Ли". В ней описаны шесть категорий чиновников для управления государством. Пояснение

Чжоу-гун (Цзи Дань), государственный деятель, мыслитель, жил во времена Западного Чжоу (ХТ в. до н.э.). Он реформировал иньский ритуал, ввел ритуальную музыку, создал основы регулярной администрации. Он написал книгу "Чжоу ли" ("Чжоуские ритуалы), в которой выделил шесть чиновничьих должностей своего времени: "Небесные чиновники", "Земные чиновники", "Весенние чиновники", "Летние чиновники", "Осенние чиновники", "Зимние чиновники". Людям последующих поколений

Чжоу-гун оставил пример создания структуры управления государством.

Поясняющая история

О том, как Чжоу-гун выплюнул пищу, дабы проявить учтивость

Чжоу-гун имел также имя Дань. Он был младшим братом чжоуского Увана. Вскоре после того, как чжоуский У-ван умиротворил Поднебесную и создал династию Чжоу, он заболел и быстро ушел в мир иной. И тогда Чжоу-гун, будучи регентом при малолетнем сыне У-вана, чжоуском Чэнване, стал управлять Поднебесной. Он работал очень добросовестно, трудился, не покладая рук. К делам государства привлекал способных людей. Обычно он был настолько занят, что ему приходилось неоднократно прерывать свою трапезу. Когда к нему приходил посетитель, он сразу принимал его, а если в этот момент у него во рту была пища, он ее выплевывал. Потомки прославляли его, говоря: "Ради Поднебесной Чжоу-гун предпочитал выплюнуть даже ту пишу, что уже была у него во рту".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 51 ("Старший Дай и Младший Дай...")

Старший Дай и Младший Дай составили комментарии к "Ли цзи", записали высказывания мудрецов, изложили все, что касается ритуалов и музыки. Пояснения

Дай До (Старший Дай) приходился младшим дядей Дай Шэну (Младшему Даю). "Ли цзи" ("Чжоу Ли") — это наименование "Книги ритуалов" эпохи Чжоу ("Чжоуских ритуалов"). Под мудрецами здесь имеются в виду Кунцзы и Мэн-цзы.

Старший Дай и Младший Дай составили комментарии к "Книге ритуалов", записали высказывания и суждения упомянутых мудрецов, в их сочинениях во всей полноте представлены сведения о ритуалах и музыке.

Поясняющая история

О том, как дядя и племянник из семьи Чжоу составили комментарии к книге "Чжоуских ритуалов"

Книгу "Чжоуских ритуалов" составляли на протяжении длительного времени: начало положили ученики Кун-цзы, а завершена она была только в эпоху Западная Хань (202 г. до н.э. — 8 т. н.э.). Содержание книги составляют высказывания и суждения многих поколений конфуцианцев о системе ритуалов. Во времена Западной Хань жил ученый, которого звали Дай Дэ. Он создал "Книгу Ритуалов, составленную Старшим из семьи Дай". К настоящему времени сохранились 39 глав. Кисти его племянника Дай Шэня принадлежит "Книга Ритуалов, составленная Младшим из семьи Дай", которая состоит из 48 глав.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 52 ("Нравы Царств"...")

"Нравы Царств". "Оды и Гимны". Это четыре части, составляющие "Ши цзин". Пояснения

"Ши Цзин"("Книга песен") состоит из четырех частей: "Нравы царств", "Большие оды", "Малые оды" и "Гимны". Все их следует декламировать нараспев.

Поясняющая история

О том, как люди собирали народные песни и создали "Книгу песен ("Канон Стихов")

Как-то весной в период Западной Чжоу (XI в. до н.э. — 771 г. до н.э.) у городских ворот собрались старики и старухи. Чиновники отправили их записывать народные песни. Тогда это называлось "собирать стихи". И вот они стали ходить везде, по селам и городам. Всякий раз, когда им доводилось слышать прекрасные песни, они тут же запоминали и записывали их. Накопилось много песен. Знатоки обработали их. Вот так и появилась "Книга песен", которая до сих пор передается из поколения в поколение.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 53 ("Автор "Чжоу ли" выделил шесть категорий чиновников...")

Автор "Чжоу ли" выделил шесть категорий чиновников. Автор "И ли" составил свою книгу из 17 глав. Пояснение

Автором "Чжоу ли" (Чжоуских ритуалов), согласно преданиям, является Чжоу-гун. В ней выделены шесть видов деятельности чиновников при династи Чжоу. Книга "И ли" ("Образцовые церемонии и правила благопристойности") также написана Чжоу-гуном. Она состоит из 17 глав.

Поясняющая история

О том, как в Западной Чжоу появились шесть министерств

Чжоу-гун после создания Западной Чжоу, стремясь избежать борьбы между сыновьями за право наследования, утвердил правило наследования по. старшинству, то есть прежде всего старитим сыном. Кроме того, он учредил 6 категорий чиновников: "Небесные чиновники", "Земные чиновники", "Весенние чиновники", "Летние чиновники", "Осенние чиновники", "Зимние чиновники". Каждая категория должна была заниматься только своими, предписанными ей, делами. Благодаря этому существовало очень четкое разделение труда. Начиная сэтого времени в феодальном обществе в Китае и появились 6 центральных министерств: Министерство личного состава и администрации, Министерство финансов, Министерство церемоний, или протокола, Военное министерство, Министерство наказаний за преступления и Министерство (общественных) работ.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 54 ("Когда перестали собирать песни и была сочинена книга "Вёсны и осени"...")

Когда перестали собирать песни и была сочинена книга "Вёсны и осени", в ней определялись достоинства и недостатки, проводилось различие между добром и злом. Пояснение

Когда династия Чжоу пришла в упадок, некому стало собирать сведения о. народных нравах и обычаях, собирать народные песни, Вот тогда Кун-цзы и составил свою книгу под названием "Вёсны и осени". В ней содержались правила критического анализа, определения достоинств и недостатков. Книга содержала много сведений и выводов. В ней, в частности, рассказывалось о том, как следует различать добро и зло применительно к проявлениям верности, преданности и к предательству.

Поясняющая история

О том, как Святой человек Кун отредактировал "Весны и осени"

Кун-цзы объездил многие княжества, но везде наталкивался на стены непонимания; иной раз он просто голодал. В преклонном возрасте он пребывал в полном пессимизме и разочаровании. Он стал абсолютно объективен. Ему оставалось только наставлять своих учеников. За всю свою жизнь он так ничего и не написал. Хотя и был действительно признанным Учителем. "Суждения и беседы" — только запись его высказываний. Сам же он, внеся свои исправления, практически заново написал известную книгу "Вёсны и осени". В этом произведении он оценивал достоинства и недостатки исторических фигур в зависимости от исторических фактов. Это и был его "метод обработки "Вёсен и осеней".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 55 ("Существуют три комментария...")

Существуют три комментария. Один написал Гуньян, второй — Цзо, третий — Гулян. Пояснение

Комментарием называют книгу, в которой разъясняется смысл классического произведения. Здесь речь идет о трёх сочинениях, в которых разъясняется смысл "Вёсен и осеней": "Гуньян Чжуань" ("Комментарии Гуньяна"), "Цзо Ши Чжуань" ("Комментарий господина Цзо"), "Гулян Чжуань" ("Комментарии Гуляна"). Эти комментарии представляют собой дополнения к "Вёснам и осеням".

Поясняющая история

О том, как слепой Цзо Цюмин сочинил "Го Юй"

В эпоху Вёсен и осеней жил Цзо Цюмин (его еще называют Цзоцю Мин), который был чиновником в царстве Лу. Он во всем следовал сказанному в книге "Вёсны и осени" и написал свою книгу под названием "Цзо Чжуань" ("Пояснения или комментарии, составленные господином Цзо"). Она отличалась занимательностью сюжетов, высокими литературными достоинствами, Он всю жизнь читал и писал при плохом освещении и постепенно ослеп на оба глаза. Хотя он и перестал видеть, но с помощью других людей написал книгу, которая называется "Го Юй" ("Речи царств, или Поучения царям"). Впоследствии эту книгу стали называть "неофициальной историей Вёсен и осеней" (внешним вспомогательным комментарием к "Вёснам и осеням").

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 56 ("Эр я" ("Приближение к классике")...")

"Эр я" ("Приближение к классике") — это самая первая книга, где умело толкуется смысл и доискиваются до глубин канонов. Пояснение

"Эр я" ("Приближение к классике") — наименование книги, автором которой был Чжоу-гун. "Эр я" — это первый в Китае толковый энциклопедический словарь (Ш-П вв. до н.э.). Нет более древнего словаря, в котором толковались бы классические тексты.

Поясняющая история

О том, как Ли Байяо показал знание комментария, содержавшегося в классических книгах

Ли Байяо ["Ли — Сто рецептов", то есть знаток лекарств (565-648) жил во времена династии Суй (589-619). К двенадцати годам он уже прочел все классические конфуцианские книги, Однажды его отец и еще несколько высокообразованных людей говорили об одном из древних текстов. Они никак не могли вспомнить истоки одной фразы: "резать серпом колосья риса в Ланья..". Ли Байяо, стоя в стороне, заметил: "Это — высказывание из классической книги “Вёсны и осени”! Там есть такая фраза: “Юй-цзы занял в долг рис”. А в комментарии господина Цзо к "Вёснам и осеням" упоминается о том, что это произошло “в местах под названием Ланья”, что в провинции Шаньдун". Это вызвало всеобщее изумление тем, какая память у этого ребенка!

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 57 ("Досконально растолкованы "Тринадцать канонов"...")

Досконально растолкованы "Тринадцать канонов", и только один канон, автором которого является Старший Дай, так и остался не растолкованным полностью. Пояснение

Древние книги получили подробное толкование. Старший Дай (Дай Дэ) жил при династии Хань и написал "Книгу ритуалов Старшего из семьи Дай". Всего растолкованы и снабжены полными комментариями тринадцать классических конфуцианских книг; только один канон остался без полного комментария — "Книга ритуалов Старшего из семьи Дай".

Поясняющая история

История о "Тринадцати канонах", принадлежащих конфуцианцам

Во времена императора У-ди (140 г. до н.э.) династии Хань было установлено, что все чиновники и служивые люди были обязаны изучить и выучить пять канонов:

(1) "Ши цзин" ("Книга песен");

(2) "Шу цзин" ("Книга истории");

(3) "Чжоу ли" ("Правила благопристойности эпохи Чжоу");

(4) "Чжоу и" ("Книга перемен"); "

(5) "Чунь цю" ("Летопись вёсен и осеней").

В начале династии Тан к ним были добавлены еще четыре канона:

(6) "И ли" ("Образцовые церемонии и правила благопристойности");

(7) "Чунь цю Гун-ян" ("Летопись вёсен и осеней с комментариями Гун-яна").

Позднее:

(8) "Цзо чжуань" ("Летопись вёсен и осеней с комментариями Цзо"; и

(9) "Гулян чжуань" ("Летопись вёсен и осеней с комментариями Гуляна").

Текст всех этих девяти канонов был выгравирован на каменных стелах.

Затем добавились:

(10) "Лунь юй" ("Суждения и беседы");

(11) "Сяо цзин" ("Канон сыновней почтительности");

(12) "Эр я" ("Приближение к классике").

Канонов стало 12.

А в эпоху Пяти династий присовокупили еще и

(13) "Мэн-цзы".

Таким образом, в общей сложности на каменных стелах были выгравированы тринадцать канонов.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 58 ("Помимо "Цзо чжуань", есть еще и "Го юй"...")

Помимо "Цзо чжуань", есть еще и "Го юй". Таким образом, всего пятнадцать канонов. Пояснение

Цзо Цюмин кроме книги "Цзо чжуань" ("Комментарии господина Цзо"), которую также называют "Вёсны и осени господина Цзо", сочинил еще и книгу "Го юй" ("Речи царств, или Поучения царям"), которую также называют "Речи Царств, или Поучение царям". И если сложить эти две книги с вышеупомянутыми тринадцатью канонами, то в общей сложности и получается пятнадцать классических произведений.

Поясняющая история

О том, как человек в детстве и отрочестве упорно читал классические книги

В эпоху Тан (618-907 гг.) жил человек по имени Вэй Шу. В его семье хранились более 2 тысяч старинных книг. Он начал читать с 3 лет и за 10 лет прочитал их все. В 13 лет он отправился сдавать экзамены на ученую степень. Экзаменатор спросил его: "Ну и что, какие же книги ты, малыш, прочитал?” А он ответил: "Я 10 лет подряд читал каноны. Прочитал более 2 тысячи тетрадей и планирую написать книгу под названием "Да Тан Чунь Цю" (то есть "Вёсны и осени Великой династии Тан")". Экзаменатор прочитал написанное им сочинение, был поражен, счел его редким талантом, и в результате в 13 лет Вэй Шу получил ученую степень цзиньши.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 59 ("Только тогда, когда смысл канонов станет ясен...")

Только тогда, когда смысл канонов станет ясен, можно начинать чтение произведений классиков, стараясь уяснить их суть и запоминая содержащиеся в них факты. Пояснение

Под классиками в данном случае разумеются философские направления и научные работы в древнекитайской литературе, а именно сочинения всех мыслителей-конфуцианцев. Собственно говоря, только закончив изучение канонов, можно начинать читать произведения, написанные представителями всех школ древнекитайской литературы и философии. При этом следует запоминать высказывания классиков, их поступки, а также стараться постичь самое главное из того, что они хотели сказать.

Поясняющая история

История о том времени, когда представители всех школ и направлений высказывались свободно

Во времена Воюющих царств (907-959 тт.), то есть в то самое время, когда общество в нашей стране находилось в состоянии великого перехода от рабовладельческого к феодальному режиму, бурное развитие экономики привело к расцвету литературы и прогрессу в идеологии. В ходе изменений в социальном строе и борьбы различных групи в обществе люди стали выдвигать свои взгляды на происходящее, высказывать свои мнения. Вот тогда и появилось много мыслителей: Кун-цзы, Мэн-цзы, Лао-цзы, Сюньцзы, Чжуан-цзы, Мо-цзы, Вэньчжун-цзы. Благодаря этому и возникла обстановка, в которой одновременно расцветали все цветы.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 60 ("Большая часть существовавших в древности...")

Большая часть существовавших в древности девяти течений не оставила следов. Но пять из них помогают нам совершенствоваться в познании сути написанного. Пояснение

В древности существовали 9 направлений мысли классиков: (1) жу-цзя, или школа конфуцианцев, (2) дао-цзя, или школа даосов, (3) инь ян-цзя, или школа натурфилософов, (4) фа-цзя, или легизм, (5) мин-цзя, или номиналисты, (6) мо-цзя, или школа Мо, (7) цзун-цзя, или школа продольно-вертикальных политических связей, а также хэн-изя, или школа поперечно-горизонтальных политических связей, (8) цза-цзя, или школа эклектиков, (9) нун-цзя, или школа аграриев. В древности большая часть ‘сочинений, которые принадлежат к упомянутым 9 школам, уже утрачены. Однако мы имеем возможность обратиться к произведениям пяти из них для совершенствования в области культуры и литературы.

Поясняющая история

О том, как Цзэн-цзы играл и пел, превозмогая боль

Цзэн-цзы был учеником Кун-цзы, а также одним из тех ста классиков, о которых уже шла речь. Отец Цзэн-цзы любил люфа (сорт дыни) и выращивал много этих дынь. И вот однажды Цзэн-цзы пропалывал грядки. Вдруг увидел змею, ударил ее мотыгой и убил. Но при этом перерубил и плеть люфа. Отец Цзэн-цзы, не разобравшись, ударил сына, да так сильно, что рот наполнился кровью. Увидев это, отец пожалел о случившемся. Но Цзэн-цзы притворился, что все в порядке. Он стал играть и петь, надеясь, что отец перестанет переживать и убиваться.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 61 ("Пять ученых мужей...")

Пять ученых мужей: Сюнь-цзы, Ян-цзы, Вэньчжун-цзы, а также Лао-цзы, Чжуан-цзы. Пояснение

В древности иероглифом цзы обозначали (прибавляя его к фамилии) тех, кто обладал большой ученостью.

Во времена Воюющих царств пять ученых мужей весьма прославились своими знаниями. Это были: Сюнь-цзы, Ян-цзы, Вэньчжун-цзы, Лао-цзы и Чжуан-цзы.

Поясняющая история

О том, как Чжуан Чжоу, пробудившись ото сна, перепутал себя с бабочкой

Чжуан-цзы от рождения был назван Чжуан Чжоу (ок. 369 г. до н.э. — ок. 286 г. до н.э.). Он был одним из ученых мужей эпохи Вёсен и осеней. Его сочинения полны романтизма. Однажды под утро ему привиделся сон. Во сне он превратился в порхающую в воздухе пеструю бабочку. Когда же он внезапно пробудился ото сна, то из бабочки снова превратился в Чжуан Чжоу. Он сказал окружающим: "Вот уж и не знаю: то ли я во сне стал бабочкой, то ли бабочка во сне стала мною, Чжуан Чжоу".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 62 ("Усвоив каноны, начинайте изучать историю...")

Усвоив каноны, начинайте изучать историю, постигайте процесс смены династий, и стремитесь понять их истоки и их конец. Пояснение

После прочтения всех канонов и книг, написанных классиками, приступайте к чтению разнообразных исторических сочинений, из которых стремитесь извлечь знание обо всей системе сменявших одна другую династий, а также пытайтесь понять причины, сам процесс расцвета и крушения династий на протяжении всей истории.

Поясняющая история

О том, как Сыма преисполнился решимости и написал "Ши цзи" ("Исторические записки")

Во времена династии Западная Хань дружина Ли Лина, оказавшаяся оторванной от основной армии, попала в гущу войск сюнну и была пленена. Сыма Цянь (примерно 145 г. до н.э.) в своем труде выразил сочувствие Ли Лину. За это император бросил Сыма Цяня в тюрьму. Впоследствии император, хотя и пощадил его, позволив выйти из темницы, но подверг его. кастрации. Сыма Цянь был унижен, ему было стыдно, он переживал. Он хотел совершить самоубийство и разом покончить со всем этим. Но было у него одно заветное желание — написать большую книгу по истории — свои "Исторические записки". И вот Сыма Цянь, несмотря на свои переживания, с головой ушел в работу. Он трудился целых восемнадцать лет и в конечном итоге завершил свой труд, свои "Исторические записки".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 63 ("Фуси, Шэньнун, Хуанди...")

Фуси, Шэньнун, Хуанди. Их называли "Сань Хуан". И все они жили в доисторические времена. Пояснение

В древности жили три человека. Одного звали Фуси (2852-2737 гг. до н.э.), другого Шэньнун (2737-2698 гг. до н.э.), а третьего — Хуанди (2698-2598 гг. до н.э.), которого феодалы выдвинули в качестве Сына Неба; он и является прародителем нации чжунхуа (китайской нации).

Знаменитых императоров Фуси, Шэньнун, Хуанди, живших в доисторические времена, и называют "Сань Хуан" ("Три Императора").

Поясняющая история

Знаменитая история о том, как Янь и Хуан проявили уважение друг к другу

В доисторические времена император Янь (Яньди) во главе своих войск пришел в места с прекрасной плодородной землей и пышной растительностью на водной глади. И все тогда сказали: "Давайте останемся здесь жить. Но это была часть владений императора Хуана (Хуанди), поэтому начался бой. Яньди проиграл это сражение. Однако Хуанди отправил ему много одежды и научил этих людей разводить шелковичных червей, а также научил их грамоте. А. Яньди в свою очередь снабдил Хуанди лекарствами из трав. Так они заключили союз и стали прародителями нации чжунлуа (китайской нации).

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 64 ("Тан и Юй именовались "Эр Ди"...")

Тан и Юй именовались "Эр Ди". Один из них уступил свой трон другому, и страна стала процветать. Пояснение

Тан — это Тан Яо. Юй — это Юй Шунь. В древности существовал обычай, который именовали "уходом с почетом". Имелось в виду, что древний властитель уступал трон императора мудрецу или святому человеку.

Тан Яо и Юй Шунь все в Китае называли "Эр Ди"("Два Императора"). Яо уступил свой трон Шуню. Благодаря этому наступило Великое Спокойствие и Настоящее Процветание.

Поясняющая история

О том, как появился бамбук с крапинками

Когда Яо состарился, он уступил свой трон Шуню. Шунь безукоризненно управлял делами Поднебесной. Избрав себе хорошего преемника в лице Великого Юя, Шунь отправился в путешествие на юг. В Шаошани, что в провинции Хунань, он задержался на Второе время; там он и сочинил свои "Шаошаньские напевы".

На обратном пути он, к несчастью, умер.

Его супруга императрица Э и его дочь Ин так сильно рыдали, что их слезы буквально прожгли бамбук. Вот откуда и появился известный ныне бамбук с крапинками.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 65 ("Во времена Ся был Юй...")

Во времена Ся был Юй, во времена Шан был Тан, во времена Чжоу были Вэнь и У. Их называли "Сань Ван". Пояснение

Шан Тан-ван — это первый монарх династии Шан. Чжоу Вэнь-ван и Чжоу У-ван — это отец и сын — монархи династии Чжоу. Великий Юй — усмиритель водной стихии, стал основателем государства при династии Шан и правил под именем Тан-вана. А Вэнь-ван и Чжоу-ван правили при династии Чжоу. Они и есть "Сань ван" ("Три вана" или "Три Князя").

Поясняющая история

О том, как человек трижды проходил мимо дверей родного дома, но так и не зашел

В доисторические времена бушевали наводнения. И Яо, и Шунь посылали людей усмирить водную стихию, но никому не удавалось добиться успеха. В эти времена появился человек по имени Юй. Он сумел прорубить в горах Ворота дракона, и речные воды устремились в море. Таким образом, он. полностью разрешил проблему наводнений. За те 13 лет, что Юй укрощал водную стихию, он редко возвращался домой; он трижды проходил мимо. дверей родного дома, но в них так и не зашел. Его жена родила ребенка, и, проходя мимо своего дома, Юй слышал плач младенца. Ему советовали зайти поглядеть на дитя. Он же сказал: "Вот усмирим водную стихию, и тогда вернемся домой!". Из поколения в поколение передается предание о духе Юя — человека, который думал об общих интересах и не думал о себе.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 66 ("Во времена Ся трон стал передаваться старшему сыну...")

Во времена Ся трон стал передаваться старшему сыну, и тогда Поднебесной стала управлять одна семья. Целых 400 лет происходили изменения в обществе, сформировавшемся в эпоху Ся. Пояснение

До эпохи Ся в Китае существовала система передачи власти одним человеком другому по выбору правителя. Начиная с эпохи Ся император стал передавать трон по наследству своему сыну. С этого времени в Поднебесной правила "одна семья" (система стала династической). Династия Ся погибла, просуществовав 400 лет.

Поясняющая история

О том, как, пройдя через суровые беды и испытания, закончилась династия Ся

Сын Великого Юя, человек по имени Ци, создал династию Ся (2205-1766 тг. до н.э.), первую в Китае династию, в которой государство существовало при рабовладельческой системе. Когда к власти пришел сын Ци, которого звали Тай Кан, или Великий Кан, из-за того, что знать погрязла в пьянстве и разврате, власть захватили его потомки. В армии царила смута, и знать перебила друг друга. Однако супруге императора Тай Кана удалось бежать, через пролом в городской стене. Она родила ребенка, которому дали имя Шао Кан, то есть Младший Кан. Шао Кан вырос в одном из уделов потомков Шуня. Он создалармию и в конечном счете возвратил себе власть. Эти события получили в истории Китая свое имя: "Возрождение, осуществленное Шао Каном".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 67 ("Тан-ван пошел войной против Ся...")

Тан-ван пошел войной против Ся, победил и создал государство Шан. Оно просуществовало 600 лет и погибло только при Чжоу-ване. Пояснение

Тан-ван (1766-1753 гг. до н.э.) отправился походом против бунтовщика, тирана и деспота Цзе из династии Ся. Победил его и основал династию Шан (1766-1122 гг. до н.э.). Эта династия просуществовала 600 лет. Последним монархом династии Шан был Чжоу-ван (1154-1122 гг. до н.э.).

Поясняющая история

О том, как Тан-ван поднялся, чтобы низложить династию Ся и уничтожил ее.

В последние годы династии Ся у власти находился тиран и деспот Цзе. Он погряз в беспредельном пьянстве и распутстве и при этом отличался необычайной жестокостью. В народе говорили: "Да подох бы ты поскорее, и пусть даже и нас всех вместе с тобой ждет та же судьба, тот же конец". В те времена в нижнем течении реки Хуанхэ род Шан уже стал довольно сильным и процветающим. Тан из рода Шан повел войска, чтобы уничтожить Ся. При поддержке своих военачальников, ссылаясь на волю Неба, он вдохновлял воинов, и в великой битве при Минтяо уничтожил армию Ся, сверг варварское господство тирана и деспота Цзе, основал династию Шан.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 68 ("У-ван покончил с Чжоу-ваном...")

У-ван покончил с Чжоу-ваном. Династия Чжоу существовала восемьсот лет и была самой долговечной. Пояснение

У-ван из рода Чжоу (1122-1115 гг. до н.э.) возглавил войска и уничтожил Чжоу-вана из рода Шан. Он основал династию Чжоу, правление которой продолжалось 800 лет (122-247 гг. до н.э.). Это была самая долговечная династия в истории Китая.

Поясняющая история

О том, как в битве при Муе погиб Чжоу-ван

Примерно в 1067 г. до нашей эры У-ван из рода Чжоу собрал в Мэнцзине более 800 своих феодалов и начал поход против Чжоу-вана из рода Шан, который творил многочисленные зверства. На следующий год он отправился во главе пятидесятитысячного войска вместе со своей знатью в поход на Чаогэ — столицу династии Шан. Чжоу-ван поспешно собрал огромную семисоттысячную армию и оказал сопротивление армии Чжоу при Муе. Большинство воинов армии Чжоу-вана были рабами, они повернули копья против своего командующего. Армия династии Шан развалилась. Фкоу-ван, поняв, что он потерпел крах, сжег себя.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 69 ("Во времена совместного правления при династии Чжоу...")

Во времена совместного правления при династии Чжоу было положено начало летоисчислению. После Сюаня и Ю столица была перенесена на Восток. Пояснение

Во времена Западной Чжоу совместно правили Шао-гун и Чжоу-гун (841-827 гг. до н.э.). Этот феномен получил наименование "Совместного правления в мире и согласии". Начиная с первого года упомянутого совместного правления в нашей стране появилось точное летоисчисление (841 г. до н.э.). Пин-ван (770-719 гг. до н.э.) после правления Сюань-вана и Ювана перенес столицу страны на восток в Лоян.

Поясняющая история

О том, как Чжоу-гун, проявив бескорыстие, покончил со слухами

После смерти У-вана трон унаследовал его сын Чэн-ван (1115-1078 гг. до н.э.). Он был еще слишком мал. Исполнять при нем обязанности регента стал Чжоу-гун. А в те времена наследовали по принципу: только когда умирает старший брат, на его место приходит младший брат. Когда У-ван умер, то к власти должен был прийти его брат, второй по старшинству среди братьев в этой семье, Гуань Шу. Однако случилось так, что верховную. власть взял в свои руки четвертый по счету брат в этой семье. Это и был Чжоу-гун. Гуань Шу был страшно недоволен этим. Он распространял слухи, утверждая, что Чжоу-гун вообще замыслил узурпировать власть навсегда. Он также подговаривал остальных братьев совместно выступить против Чжоу-гуна. Однако когда Чэн-ван достиг совершеннолетия, Чжоу-гун действительно передал ему верховную власть. Таким образом, даже не понадобилось опровергать все эти слухи, они исчезли сами собой.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 70 ("Чжоу переместилась на Восток...")

Чжоу переместилась на Восток, система правления пришла в упадок. Феодалы стали воевать друг с другом, а их советники торопились уговорить одних перейти на сторону других. Пояснение

В 771 г. до н.э. Пин-ван из рода Чжоу перенес столицу на восток в Лоян. И с этого времени исчисляется эпоха династии Восточная Чжоу. При этой династии монархическая система законов стала постепенно приходить в упадок. Между феодалами начались сражения, а их советники старались убеждать одних переходить на сторону других.

Поясняющая история

О том, как Ю зажег сигнальные костры, чтобы подшутить над вассалами

Ю-ван (781-770 т. до н.э.) как-то заполучил красавицу, которая никогда не улыбалась. И тогда Ю-ван, желая заставить красавицу улыбнуться его шутке над вассалами, прислушался к дурному совету и зажег сигнальные костры на сторожевых башнях. Его вассалы решили, что началась война, и поспешили на помощь со всех сторон. И тогда на лице красавицы появилась улыбка. Но из-за этого Ю-ван лишился доверия своих вассалов. И когда впоследствии враги действительно напали на него, Ю-ван снова зажег сигнальные костры, но никто из вассалов не откликнулся. Ю-ван потерпел поражение и был убит. Красавицу забрали в плен. Вот по этой причине сын Ю-вана Пин-ван и был вынужден перенести столицу на восток в Лоян, и с этого времени началась династия Восточного Чжоу.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 71 ("Династия Чжоу началась с Вёсен и осеней...")

Династия Чжоу началась с Вёсен и осеней, завершилась Воюющими царствами; [явились] пять сильных гегемонов, [явились] семь героических княжеств. Пояснение

Династия Чжоу подразделяется на два периода: Вёсен и осеней и Воюющих царств. Во времена Вёсен и осеней пять феодальных княжеств возглавляли гегемоны (Хэн-гун из княжества Ци, Вэнь-гун из Цзинь, Сян-гун из Сун, Му-тун из Цинь, Чжуан-гун из Чу), а во времена Воюющих государств семь княжеств именовались героическими (Ци, Чу, Явь, Хань, Чжао, Вэй, Цинь).

Поясняющая история

О том, как Чжуан-ван из княжества Чу, издав лишь первый крик, поразил сердца людей

Когда Чжуан-ван из княжества Чу (696-681 гг. до н.э.) только пришел ко власти, он целыми днями лишь ел, пил, развлекался и три года подряд не занимался государственными делами. И тогда его первый министр У Цзюй спросил: "Есть такая большая птица, которая уже три года даже крика не издает; что же это за птица такая?". Чжуан-ван сказал: "А вот три года не издавала крика, а первым же криком поразит сердца людей; три года не взлетала, а как взлетит, так на самое Небо". После чего он реформировал управление страной, развил производство, обучил армию, совершил походы и на юг, и на север, разгромил княжества Сун, Чжэн, Чэнь и наконец победил мощное княжество Цзинь, благодаря чему стал одним из "пяти гегемонов" времен Вёсен и осеней.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 72 ("Первый император из династии Цинь...")

Первый император из династии Цинь присоединял новые земли к своим пределам. Второй из них погиб, и началась борьба между Чу и Хань. Пояснение

Армия княжества Цинь жестоко покорила шесть государств. Так была создана династия Цинь, ее первым императором был Цинь Ши-хуанди (246-209 гг. до н.э.). Когда же на трон вступил второй ее император Ху Хай (209-206 гг. до н.э.), династия Цинь погибла.

Тогда в борьбу за обладание Поднебесной вступили Чу (во главе с Сян Юем-узурпатором из западного царства Чу) и Хань (во главе с Лю Баном, князем из царства Хань).

Поясняющая история

О том, как Цинь Ши-хуанди учредил области и уезды

Цинь Ши-хуанди разгромил шесть государств и объединил всю страну. Встал вопрос: как управлять таким громадным государством? Некоторые предлагали оставить без изменений систему, при которой земля была поделена между крупными и мелкими феодалами. Однако он послушался Ли Сы и разделил страну на области и уезды. Так вся страна была поделена на 36 областей, которые в свою очередь были поделены на уезды. Чиновников для управления назначали из центра. Впоследствии областей стало 40. Система административного деления на области и уезды применяется в подавляющем большинстве современных государств. Кроме того, Цинь Ши-хуанди унифицировал письменность, систему мер и весов и т.д.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 73 ("При основателе династии Хань страна процветала...")

При основателе династии Хань страна процветала. Когда же править стал император Пин-ди, тогда Ван Ман узурпировал власть. Пояснение

Основатель династии Хань Лю Бан (206-194 гг. до н.э.) разбил войска Сян Юя и основал новую династию Западная Хань. Когда же императором стал Пин-ди, тогда Ван Ман (9-23 гг. н.э.) на время узурпировал власть.

Поясняющие истории

О том, как со всех сторон зазвучали чуские песни

Много лет подряд воевали между собой Лю Бан и Сян Юй. Наконец сподвижник Лю Бана хитроумный Хань Синь устроил засады, со всех сторон окружил войска Сян Юя. И вот Хань Синь приказал своим воинам ночью запеть песни княжества Чу. И когда воины армии княжества Чу услышали родные песни, они подумали, что армия княжества Хань уже захватила их родину. Никто из воинов княжества Чу больше не хотел сражаться. Сян Юй потерпел военное поражение. Он отказался переправляться через реку Уцзян и не захотел спасать свою жизнь. Сян Юй сказал тогда: "Восемь тысяч моих братьев пошли со мной в поход на север, а сегодня я остался один. С таким позором я не могу показаться моим предкам к востоку от реки". И тогда он вытащил меч и покончил жизнь самоубийством. Так Сян Юй потерпел окончательное поражение.

О том, как Ван Чжаоцзюнь отправилась в жены на чужбину

Во времена правления императора Юань-ди (48-32 гг. до н.э.) из династии Хань среди многих красавиц, находившихся в императорском дворце и ожидавших, пока их выберет и приблизит к себе император, была девушка по имени Ван Чжаоцзюнь. Она была очень красива и чрезвычайно благородна. Император выбирал красавиц по их портретам. Он не видел самих девушек. Поэтому женщины наперебой стремились подкупить золотом придворного живописца Мао Яньшоу, чтобы он нарисовал их как можно красивее. И только Ван Чжаоцзюнь не хотела подкупать Мао Яньшоу. Поэтому шли годы, а император не выбирал ее. В это время вождь гуннов пожелал породниться с династией Хань. Услышав об этом, Ван Чжаоцзюнь проявила смелость и вызвалась добровольно поехать к нему. Когда же настал день ее отъезда, то едва Ван Чжаоцзюнь появилась на людях, как буквально все присутствовавшие были поражены ее красотой. Это была просто Небесная фея! После того как Ван Чжаоцзюнь уехала, император Юань-ди приказал казнить Мао Яньшоу.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 74 ("Гуан-у возродил династию, которая с тех пор...")

Гуан-у возродил династию, которая с тех пор стала именоваться Восточной Хань. Прошло 400 лет, и при императоре Сянь-ди династия погибла. Пояснение

Лю Сю (царствовал под именем императора Гуан-ди, 25-58 гг. н.э.) из императорской семьи династии Хань разбил войска Ван Мана (23 г. н.э.) и возродил царствующий дом Хань, который стал с тех пор именоваться династией Восточная Хань. Лю Се царствовал под именем императора Сянь-ди из династии Хань (190-220 гг. н.э.). Именно его сверг Цао Пи (220 г. н.э.), в результате чего после 200 лет правления династия Восточная Хань погибла.

Поясняющая история

О том, как Лю Сю возродил династию Хань

После того как Ван Ман узурпировал власть, эксплуатация народа усилилась, что вызывало крестьянские восстания. В рядах восставших был человек по имени Лю Сю. В местах к северу от реки Хуанхэ Лю Сю отменил все распоряжения Ван Мана, освободил всех из тюрем, вернул отторгнутые земли. В 25 г. н.э. Лю Сю провозгласил себя императором. Когда армия "Красных бровей" оккупировала Чанъань, он взял Лоян, а затем разгромил и армию "Красных бровей" и, таким образом, объединил весь Китай. В истории династия, основателем которой стал Лю Сю, получила наименование "Восточная Хань".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 75 ("Княжества Вэй, Шу, У вели войну за наследие династии Хань...")

Княжества Вэй, Шу, У вели войну за наследие династии Хань. Они вошли в историю под именем "Трех царств". В конечном счете образовались две династии Цзинь. Пояснение

После того как погибла династия Восточная Хань, три царства повели между собой борьбу за власть. Это были: Вэй, Шу, У. В истории они стали именоваться "Тремя царствами". А их эпоха — "Троецарствием" (220-280 гг. н.). Впоследствии все три этих царства стали принадлежать династии Цзинь, которая в свою очередь разделилась на Западную Цзинь и Восточную Цзинь.

Поясняющая история

О том, как Чжугэ Лян всю жизнь был чрезмерно осторожен

Чжугэ Лян (181-234 гг. н.э.) лично руководил походами на север. Он шесть раз отправлялся со своей армией в горы для решительного сражения с войсками Цао Цао и Сыма И. Но, так и не добившись успеха, возвращался восвояси. Вэй Янь сказал: "А почему бы нам не пройти с нашими войсками через горное ущелье Цзыугу? Ведь там у врага очень мало сил. Выйдя из ущелья, мы окажемся неподалеку от Чанъани". Но Чжугэ Лян всю жизнь осторожничал. Он опасался того, что его армия, неровен час, может оказаться запертой в ущелье и будет полностью уничтожена! Враги же использовали эту особенность Чжугэ Ляна, и в ущелье Цзыугу не было почти никакого заслона.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 76 ("За Сун последовала Ци...")

За Сун последовала Ци, Лян сменила Чэнь. Такими были Южные династии, со столицей в Цзиньлине. Пояснение

В период между династией Восточная Цзинь (317-420 гг. н. э.) и династией Суй (589-619 гг. н. э.) существовало противостояние юга и севера страны. Это время именовалось периодом Южных и Северных династий (265-283 гг. н. э.). Династии Сун, Ци, Лин, Чэнь сменяли одна другую и получили в истории наименование Южных династий. Столица всех этих династий находилась в городе Цзиньлине (современный город Нанкин).

Поясняющая история

О том, как император У-ди из династии Сун на примере сбоей заплатанной куртки предостерегал от расточительности

Среди императоров периода четырех Южных династий Лю Юй, он же сунский император У-ди (420-423 гг. н.э.), более остальных прославился своими делами. После того как он стал императором, он и в быту был по-прежнему очень бережлив. Однажды, взяв свою заплатанною куртку, он сказал старшей дочери: "Эту куртку сшила мне в свое время твоя мать. Я храню ее до сих пор. И делаю это именно для того, чтобы не забывать о прошлом. Завоевать все эти реки и горы — дело трудное, но сохранить земли еще труднее! Если кто-нибудь из моих потомков забудет о бережливости, преподай ему урок на примере этой моей заплатанной куртки!". Поэтому в истории осталось славное имя Лю Юя.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 77 ("Юань на севере создал Вэй, которая потом разделилась на Восточную и Западную...")

Юань на севере создал Вэй, которая потом разделилась на Восточную и Западную. Юй Вэнь создал Чжоу, а Гао создал Ци. Пояснение

Юань создал династию Северная Вэй (386-535 гг.). Северные династии воевали с Южными династиями. Северная Вэй разделилась на династии Восточная Вэй (которая в свою очередь была преобразована Гао Яном (549-579 гг.) в династию Северная Ци) и западная Вэй (преобразованную Юй Вэнем (557-583 гг.) в династию Северная Чжоу).

Поясняющая история

О том, как император Сяо-вэнь при переносе столицы проявил смекалку

Император Сяо-вэнь династии Вэй, правивший во времена Северных династий, в частности при династии Северная Вэй (386-535 гг.), был родом из одного из национальных меньшинств. Он задумал перенести столицу на Центральную равнину, провести реформы и пользоваться языком и культурой ханьцев. Опасаясь того, что аристократы (из его же национального меньшинства) будут противиться этому, он отправился в поход на юг под предлогом необходимости разгромить врагов. Когда прибыли в Лоян, знать снова заявила, что она против продолжения военного похода. Император Сяо-вэнь тогда сказал: "Если мы остановимся на полпути, нас поднимут на смех. Ну, уж если и не идти походом на юг, так давайте хотя бы столицу сделаем здесь (в Лояне)". Аристократы воевать не желали, поэтому, хотя они сначала и не были согласны с переносом столицы, но, раз уж удалось остановиться и не идти походом на юг, они согласились на это.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 78 ("Когда наступили времена династии Суй...")

Когда наступили времена династии Суй, была объединена вся Поднебесная. Однако династия прекратила свое существование после правления всего одного потомка императора. Пояснение

После того как Ян Цзянь, который правил при династии Суй под именем императора Вэнь-ди (589-605 гг.), объединил Поднебесную, лишь один его потомок правил страной, а самой династии Суй пришел конец.

Поясняющая история

История о Ян Гуане — жестоком правителе Поднебесной

Ян Цзянь, основавший государство династии Суй, не допускал ошибок. Но вот его сын Ян Гуан (605-617 гг.) стал известен своей жестокостью. Он приказал своим людям убить императора Взнь-ди, а также убил своего старшего брата Ян Юна. При строительстве своей столицы Дунду он ежедневно принуждал к работе 200 тысяч человек, половина из них умерла от изнеможения. Он строил Великую стену, рыл судоходный канал, совершил поход в Ляодун, при нем трудовые повинности были нескончаемыми. Это вызвало протест народа. И Ян Гуана наконец убили его же подчиненные.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 79 ("Основатель династии Тан...")

Основатель династии Тан — образец гуманности и справедливости — поднял восстание, выкорчевал смуту при династии Суй и заложил основы своего государства. Пояснение

Первым императором династии Тан был Ли Юань. Будучи образцом гуманности и справедливости, Ли Юань поднял восстание и сверг династию Суй, заложил основы государства династии Тан (618-907 гг.).

Поясняющая история

О том, как Ли Юань умело осуществил план пустой городи

Ли Юань (618-627 гг. н. э.), основатель династии Тан, изначально был наместником в городе Тайюани в пределах династии Суй. На третий день после того, как он поднял войска против династии Суй, десятки тысяч всадников-тюрков, заполонив, казалось, всю землю и небо, явились под стены города Тайюани с намерением всех истребить. Ли Юань оказался перед мощной армией династии Суй, а с тыла наседали тюрки. Положение было очень опасным. Он применил тактический военный преем, когда противника вводят в заблуждение: убрал флаги с городских стен, широко открыл городские ворота, всех своих воинов спрятал так, что не было никакого движения. Тюрки, увидев, что в городе царит тишина, испугались засады, не стали вступать в город и ретировались.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 80 ("Династия Тан существовала...")

Династия Тан существовала 20 поколений, 300 лет; Лян покончила с Тан. И снова произошла смена династий. Пояснение

Династия Тан, которую основал Ли Юань, просуществовала 20 поколений, в общей сложности — 300 лет. В 907 г. н. э. Чжу Юань низложил династию Тан и провозгласил себя императором Лян (907-923 гг.), построил столицу Бяньлян (город Бянь при династии Лян, ныне — Кайфэн.) В истории дважды правила династия Лян, эта получила название Поздняя Лян.

Поясняющая истории

О мудром императоре Тай-цзуне из династии Тан

Династия Тан — это время наивысшей мощи и расцвета в истории Китая. Это произошло благодаря мудрому императору Ли Шиминю, который правил под именем Тай-цзун (627-650 гг.). Он хорошо понимал людей и умел обходиться с ними. При нем был открыт широкий путь свободе слова. Его министр Вэй Чжэн во всем исходил из интересов страны и чрезвычайно смело высказывал своих суждения, в том числе и критического характера. И вот однажды он поставил Ли Шиминя в затруднительное положение, из которого император просто не знал, как и выбраться. Удалившись во внутренние покои императорского дворца, Ли Шиминъ сказал, что хочет казнить министра. К счастью, императрица своевременно образумила мужа. В эти времена политика была открытой и ясной, экономика развивалась, в обществе царили порядок и покой. Потомки назвали эти времена "нравственно чистым правлением".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 81 ("Лян, Тан, Цзинь, Хань, Чжоу...")

Лян, Тан, Цзинь, Хань, Чжоу. Их именовали Пятью династиями. Все эти перемены имели свои причины. Пояснение

Вслед за династией Тан страна раскололась. На севере правили пять династий, на юге было десять государств. Поздние династии Лян, Тан, Цзинь, Хань, Чжоу получили в истории наименование "Пяти династий" (907-959 гг.). Они сменяли одна другую, на что имелись внутренние причины.

Поягняющая история

Об "императоре-сыне", который, стремясь к славе, продал свою родину

Ши Цзинтан в свое время был большим военачальником при династии Поздняя Тан. Но он всегда хотел стать императором. Поэтому поднял мятеж. Поздняя династия Тан направила против него войска. Ши Цзин-тан был окружен в Цзиньяне. Тогда он обратился к киданям с просьбой послать свои войска для прорыва окружения. За это он подарил киданям 16 округов, находившихся за стеной (Янь, Юнь и др.). Сам же взошел на престол под именем "императора-сынам" династии Поздняя Цзинь (942-947 гг.). Однако после его смерти вождь киданей, который был для него "императором-отцом", отправил громадную армию и, захватив город Кайфэн, столицу династии Поздняя Цзинь, покончил с этой династией. Потомки сурово осудили позорные поступки Ши Цзинтана.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 82 ("Династия Сун — наследница императора Яня...")

Династия Сун — наследница императора Яня — расцвела, стала преемницей династии Чжоу. Так продолжалось восемнадцать поколений. Затем на юге и на севере возникла смута. Пояснение

Военачальник Чжао Куан-инь собрал свои войска, осуществил переворот и низложил династию Поздняя Чжоу. Он основал династию, существовавшую на протяжении 18 поколений. Императоры Сун (960-1279 гг.) считали себя наследниками императоров Яня и Хуаня. Тем самым они стремились отличаться от императоров "Пяти династий", большинство которых происходили из национальных меньшинств. Под "смутой" подразумевается появление династий Северная Сун и Южная Сун.

Поясняющая история

О том, как основатель династии Сун, Всего лишь предложив тост, взял власть над войсками в свои руки

После того как Чжао Куан-инь основал династию Северная Сун, он учел уроки отторжения дальних пределов в конце правления династии Тан. Он также учел уроки своего собственного военного переворота и решил взять всю власть над войсками. Однажды он пригласил военачальников на банкет во дворец и сказал им так: "Меня все время беспокоит мысль о том, что каждому из вас подчиненные могут предложить взять власть над страной в свои руки. Уж лучше передайте мне всю власть над войсками. А за это вы получите большое денежное вознаграждение, и в результате все мы обретем покой". На следующий же день генералы один за другим подали прошение императору с просьбой принять у них командование их войсками.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 83 ("Ляо и Цзинь именовали себя империями...")

Ляо и Цзинь именовали себя империями. Когда же Ляо погибла, Сун все еще продолжала существовать. Пояснение

К северу от владений династии Сун находились два государства, созданные национальными меньшинствами: государство Ляо (916-1124 гг.) и государство Цзинь (1115-1264 гг.). После гибели государства Ляо династия Южная Сун все еще продолжала существовать.

Поясняющая история

О том, как Ан Е потряс всех в сражении при Аньмэньгуань

В первые годы существования династии Северная Сун государство Ляо отправило стотысячное войско, которое осадило заставу Яньмэньгуань. Эту заставу защищал генерал Ян Е. У него было всего несколько тысяч человек. Он послал несколько сот конников зайти с тыла, окружить армию Ляо. Ночью, когда воины государства Ляо спали, Ян Е начал наступление. Воины государства Ляо не могли взять в толк, сколько же людей в армян династии Сун, а эта армия продолжала смело наступать и уничтожать противника. Армия государства Ляо потерпела сокрушительное поражение; эта стотысячная армия бросилась бежать восвояси подобно потоку воды через разрушенную дамбу.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 84 ("Когда же наступил расцвет Юань, тогда пала Цзинь...")

Когда же наступил расцвет Юань, тогда пала Цзинь. Династия Сун тоже погибла. Пояснение

Когда наступил расцвет монгольской нации, тогда было уничтожено государство Цзинь, и была создана династия Юань (1280-1367 гг.). А после того, как было уничтожено государство Цэинь, вскоре была также уничтожена и династия Южная Сун.

Поясняющая история

О том, как Марко Поло путешествовал по Китаю

Во времена династии Юань с Запада пришел человек. Его звали Марко Поло (1254-1324 гг.). Он прожил в Китае семнадцать лет (с 1275 по 1292 гг.) и преклонялся перед Китаем.

Возвратившись домой, он во время войны попал в плен, где он стал рассказывать окружающим о том, что он видел в Китае и о чем ему довелось там услышать. Никто не верил, что существует столь развитое общество, полагая, что он все это выдумывает. К счастью, среди его слушателей оказался человек, который записал то, что говорил Марко Поло. Так появилась "Книга Марко Поло".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 85 ("Династия Юань, объединив Китай, присоединила Жун и Ди...")

Династия Юань, объединив Китай, присоединила Жун и Ди. Продолжалась девяносто лет, а потом (монголы) вернулась в свою пустыню. Пояснение

В древности на западе жили люди, составляющие национальное меньшинство, которое называлось Западные Жуны. Люди, жившие на севере, относились к национальному меньшинству, называвшемуся Северные Ди. Династия Юань (монгольская) была основана в Китае. К западу и к северу от Китая она захватила немалые пространства. Династия Юань правила 90 лет, а затем вернулась в свою пустыню.

Поясняющая история

История о Гуань Ханьцине и об "Обиде Доу Э"

Во времена династии Юань самым развитым жанром в области культуры была юань цюй, то есть драма монгольского периода. Самым знаменитым драматургом был Гуань Ханьцин (около 1279 г.). В своей драме "Обида Доу Э" он выражал свой гнев и ненависть к темным сторонам жизни общества, к жестокому правлению династии Юань, к неразумной феодальной системе брака, к местным силам зла. Это произведение имело колоссальное влияние. Творчество Гуань Ханьцина, его драмы занимают чрезвычайно важное место в истории китайской литературы. Они обладают очень высокими художественными достоинствами.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 86 ("Основатель династии Мин долго находился у власти...")

Основатель династии Мин долго находился у власти. Затем передал власть императору, девиз царствования которого был Цзянь-вэнь, и он четырежды приносил жертвы предкам. Пояснение

Чжу Юаньчжан (1368-1399 гг.) многие годы вел войны, сверг династию Юань и создал династию Мин (1368-1644). Его преемник император Хой-ди правил под девизом Цэянь-вэнь (1399-1403 гг.). Хой-ди четырежды приносил жертвы предкам, правление его продолжалось четыре года.

Поясняющая история

О том, как Чжу Юаньчжан сурово наказывал продажных чиновников

Чжу Юаньчжан — это единственный в истории Китая император родом из крестьян. Он хорошо знал горькую и трудную жизнь крестьян, он говорил: "При династии Юань было слишком много продажных чиновников, казнокрадов и взяточников, и это заставило крестьян подняться на бунт. Я хочу сурово наказать продажных чиновников". Он издал указ, согласно которому при каждом ямэне, то есть при каждой канцелярии, на всех уровнях, слева от входа должны были быть отведены специальные места для сдирания кожи с человека. Всех продажных чиновников надлежало вешать. После смерти с них сдирали кожу, набивали ее соломой и выставляли в присутственных местах. Многие канцелярии, где разбирались дела, были битком набиты мешками из человеческой кожи.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 87 ("Перенос столицы в Пекин...")

Перенос столицы в Пекин. Эра Юн-лэ. Последний император — Чун-чжень, покончивший с собой на Угольном холме. Пояснение

Император Чэн-цзу (династия Мин, 1403-1425 гг.), эра которого именовалась Юн-лэ, перенес столицу в Пекин. Династия Мин продолжалась вплоть до императора Чун-чжэня (1628-1644 гг.), который покончил с собой на Угольном холме.

Поясняющая история

О том, как Чжэн Хэ семь раз плавал в Западный океан

Император династии Мин Чэн-цзу, чье имя было Чжу Ди, сверг своего племянника Чжу Юньвэня и стал императором. Однако местонахождение свергнутого Чжу Юньвэня оставалось неизвестным. Чжу Ди опасался того, что Чжу Юньвэнь может угрожать его правлению, и отдал приказ искать его по всей стране. Но его так и не нашли. Император подумал: а не мог ли он убежать на какие-нибудь острова в океане? Тогда он и отправил Чжэн Хэ (1371-1435 гг.), своего самого доверенного чиновника, в моря на поиски (в 1405 г.). Численность моряков флота Чжэн Хэ доходила до 27 тыс. человек. Семь раз флот выходил в Западный океан, достиг берегов Африки. Чжэн Хэ стал великим флотоводцем.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 88 ("Власть растаскивали чиновники...")

Власть растаскивали чиновники, бандиты повсюду поднимали головы. Пришел Цзычэн, и власть императора рухнула. Пояснение

Чиновники захватывали власть и бесчинствовали. Восстания крестьян охватили всю страну. Восставших крестьян в то время называли бандитами. Это было клеветой на них. Ли Цзычэн (1606-1645 гг.) взял Пекин, и настал конец династии Мин.

Поясняющая история

О том, как император Чун-чжэнь повесился на Угольном холме

В 1644 г. н.э. вождь армии восставших Ли Цзычэн во главе своего миллионного войска, наступая по двум направлениям одновременно, форсировал реку Хуанхэ в районе Тяньцяня и продолжил свое победоносное наступление на Пекин. В марте его громадная армия собралась под стенами Пекина. Город был окружен плотным кольцом. Ускользнуть не мог никто. Капля воды не могла просочиться через линию блокады. Вечером второго дня боев за Пекин император Чун-чжэнь на Угольном холме (который теперь называется Цзиншань), видя, что пламя пожаров затмевает небеса, побежал обратно во дворец, где стал звонить в колокола, звать на помощь. Но никто не пришел и не встал на его защиту. Оказавшись в безвыходном положении, он вернулся из дворца в парк, называющийся Угольный холм, и покончил жизнь самоубийством (повесился).

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 89 ("Основатель династии Цин...")

Основатель династии Цин сначала привел к расцвету Ляодун. Потомки Цзинь подвергались блокаде со стороны династии Мин. Пояснение

Цинский тай-цзу Нурхаци (1559-1626 гг.) объединил все свои племена, возродил и привел к расцвету Ляодун (северо-восток Китая). По сути дела, это были потомки людей государства Цзинь, которых третировала и держала в блокаде династия Мин. В конце концов династия Мин пала, и к власти пришла династия Цин (1644-1662 гг.).

Поясняющая история

О том, как, начав с 13 воинов в панцирях, покорили всю Поднебесную

В последние годы династии Мин на северо-востоке нашей страны появилась выдающаяся фигура, то есть Нурхаци. Сначала у него было лишь 13 воинов в панцирях, но всего за 33 года он объединил племена чжучжэней, создал династию Поздняя Цзинь. В 1618 г. правительство династии Мин отправило для решительного сражения с ним громадную стотысячную армию. Нурхаци сосредоточил силы и получил преимущество для прорыва на отдельных участках, применяя различные тактические приемы, прорвал строй противника и разгромил армию династии Мин. С этого времени и начала падать духом династия Мин.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 90 ("Когда пришел основатель династии Цин...")

Когда пришел основатель династии Цин, страна снова стала единой. Династия продолжалась на протяжении 12 поколений. А затем трон династии Цин пал. Пояснение

Основателем династии Цин был император Шунь-чжи (1644-1662 гг.). Когда настали времена родоначальника династии Цин, Поднебесная снова была объединена. Власть императоров династии Цин передавалась на протяжении 12 поколений (1644-1911 гг.). затем династия была свергнута и погибла.

Поясняющая история

О том, как гнев возобладал из-за хорошенькой женщины

Когда Ли Цзычэн ворвался в Пекин, заставу Шаньхай-гуань охраняла часть отборных войск династии Мин во главе с У Саньгуем. Он все время колебался и никак не мог решить, что лучше: сдаться Ли Цзычэну или сдаться армии династии Цин. И тут из Пекина пришла весть о том, что схвачен его отец, мало того, его самая любимая женщина — красавица Чэнь Юаньюань схвачена и уведена восставшими, воинами Ли Цзычэна. И тогда У Саньгуй тут же перешел на сторону армии династии Цин. Войска династии Цин прошли заставу и оказались на территории Китая.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 91 ("Всего официальных историй насчитывается 24...")

Всего официальных историй насчитывается 24 плюс к тому история династии Цин. В общей сложности их получается 25. Пояснение

Официальные истории утверждались императорами. Начиная с "Ши цзи" (Исторических записок) и вплоть по "Историю династии Мин" всего было составлено 24 официальные истории. К ним следует присовокупить "Набросок истории династии Цин". Итого получается 25 исторических записок.

Поясняющая история

О том, как Цянь-лун издал указ выгравировать 24 истории

Во времена императора Цянь-луна (1736-1796 гг.) из династии Цин был утвержден проект исправленной и отобранной Чжан Тинъюем и другими "Истории династии Мин". Император Цянь-лун издал императорский указ, приказав выгравировать на бамбуковых досках книги — от "Ши цзи" ("Исторических записок") до "Истории династии Мин", в общей сложности 22 книги. Затем он издал еще один указ дополнительно выгравировать "Историю Поздней династии Тан", а также приказал извлечь из словаря "Юн-лэ да дянь" ("Большого словаря Юн-лэ") и других книг отредактированную Сюе Цзюйчжэном и другими при династии Тан исправленную "Историю Пяти Поздних династий". Так в общей сложности книг по истории стало 24. Все эти тексты были выгравированы дворцовыми резчиками, и возник тот текст, который находится в павильоне У-индянь. Начиная с династии Цин все переиздания в основном делаются на основе этого выгравированного текста.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 92 ("Книг по истории множество...")

Книг по истории множество, Читать их следует в строгом порядке, Во-первых, прочитать " Ши цзи", Во-вторых, "Хань шу". Пояснение

Хотя книг по истории существовавших династий и очень много, однако при чтении их следует придерживаться последовательности событий, то есть сначала прочитать "Ши цзи" ("Исторические записки"), а уж потом читать "Хань шу" ("История династии Хань", I в. н. э.).

Поясняющая история

О том, как Сун Лянь трижды пытался раздобыть "Ши цзи"

Во времена династии Мин (1368-1644 гг.) жил человек по имени Сун Лянь. В свое время он стал академиком и составил историю династии Мин. Когда он был молод, он перечитал все книги в своем доме. Книг было много, а вот "Ши цзи" ("Исторических записок") не было. Он услыхал, что в городе в одном доме есть эта книга, и он отправился туда, чтобы попросить ее на время. И в первый, и во второй раз ему сказали, что книги нет, отдали кому-то почитать. В третий раз он вообще натолкнулся на закрытые двери. И тогда Сун Лянь сел на улице у дверей и стал ждать. Так он просидел восемь часов. И наконец тронул сердце хозяина книги. Тот дал ему книгу и пригласил заходить в гости.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 93 ("В-третьих, читайте "Хоу Хань"...")

В-третьих, читайте "Хоу Хань", В-четвертых, "Сань го чжи". Эти четыре книги по истории — вершина литературного мастерства. Пояснение

Прочтите также "Хоу Хань шу" ("Историю Поздней династии Хань"), она написана Чэнь Шоу. Прочтите и "Сань го чжи" ("Историю Троецарствия"), она также написана Чэнь Шоу. Все эти четыре книги по истории (включая "Ши цзи" и "Хань шу") написаны превосходно.

Поясняющая история

О том, как по ошибке "Го чжи" приняли за роман "Сань го"

Во времена династии Цин (1644-1911 гг.) жил мальчик по имени Ту Цзиншань. Однажды, увидев в книжной лавке "Сань го чжи" ("Историю Троецарствия"), он, даже не думая о цене, купил эту книгу. Когда же он пришел домой и взялся читать купленную книгу, то оказалось, что ему не только трудно понять, что в ней написано, но это совсем не "Троецарствие", отрывки из которого ему приходилось слышать от других людей. Мальчик тут же побежал в книжную лавку и строго спросил, с какой стати там обманывают людей. Хозяин лавки сказал: "Это "Сань го чжи", или "История Троецарствия". Научные знания можно получить, только прочтя эту книгу. А "Троецарствие" — это просто роман". И тогда мальчик вернулся домой и стал постигать "Сань го чжи" ("Историю Троецарствия"), а впоследствии стал знаменитым ученым-историком.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 94 ("Сначала прочтите четыре книги по истории...")

Сначала прочтите четыре книги по истории, затем читайте подлинные каноны; а в качестве комментария — "Цзы чжи тун цзянь". Все эти книги отличает сжатость и отточенность формулировок. Пояснение

Под четырьмя книгами здесь имеются в виду "Ши цзи" (Исторические записки), "Хань шу" (История династии Хань), "Хоу Хань" (История Поздней династии Хань) и "Сань го чжи" (История Троецарствия). Завершив изучение упомянутых четырех книг, приступайте к изучению канонов; в качестве комментариев пользуйтесь "Цзы чжи тун цзянь" ("Всеобщим зерцалом, управлению помогающим"), XII в. н.э.; эта книга отличается сжатыми к отточенными формулировками.

Поясняющая история

О том, как человек не захотел стать чиновником и решил написать книгу

Во времена династии Северная Сун (960-1279 гг.) жил человек по имени Сыма Гуан (1018-1086 гг.). Когда он вырос, то не захотел стать чиновником, а отдал всего себя написанию огромного исторического сочинения "Цзы чжи тун цзянь" ("Всеобщее зерцало, управлению помогающее"). Начав этот труд в возрасте 47 лет, он завершил его почти в 70 лет, т. е. писал его 20 лет. С помощью очень многих ученых людей он наконец завершил эту работу. Это знаменитое сочинение объемом более чем в 3 млн. иероглифов. Сыма Гуан отдал этому сочинению значительную часть своей жизни. К сожалению, эта книга была издана только год спустя после его смерти.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 95 ("В этих книгах есть все, что произошло с династиями в истории...")

В этих книгах есть все, что произошло с династиями в истории, О том, как удавалось поддерживать порядок в Поднебесной, как в ней возникала смута; как происходил расцвет династий и как — их падение. Пояснение

В упомянутых сочинениях рассказано обо всех великих событиях. В них зафиксировано и то, как удавалось поддерживать покой я порядок в Поднебесной и как в ней возникали смуты; тут рассказывается и о расцвете или подъеме династий и о том, как они дряхлели и рушились.

Поясняющая история

О том, как горячо любил свою науку — историю — Ху Саньсин

Во времена династии Северная Сун (960-1279 гг.) жил человек по имени Ху Саньсин (1230-1302 гг.). В свое время он получил ученую степень цзиньши и управлял делами уезда. Он составил фонетический комментарий к "Цзы чжи тун цзянь" ("Всеобщему зерцалу, управлению помогающему"). Но эта книга сгорела в огне войны, которую вела армия династии Юань, совершая агрессию против южной части страны. Когда династия Сун погибла, Ху Саньсин, несмотря на жизненные трудности, взялся писать свой труд заново. Он трижды переписывал черновик своей книги и только спустя двадцать девять лет завершил свой труд "Цзы чжи тун цзянь инь чжу" ("Фонетический комментарий к Всеобщему Зерцалу, управлению помогающему"). Ху Саньсин может по праву считаться подлинным образцом ученого-историка, фанатично преданного своему делу.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 96 ("Люди, изучающие историю, должны исходить из фактов...")

Люди, изучающие историю, должны исходить из фактов. И тогда и древность, и современность предстанут такими, как будто бы вы были их очевидцами. Пояснение

Вести исторические записи, основываясь на фактах, — так следует писать историю. Люди, которые интересуются историей, должны обращаться к записям фактов, относящимся к разным династиям и эпохам. Благодаря этому человек будет чувствовать себя очевидцем исторических событий.

Поясняющая история

О том, как во всем мире восхищаются историей Китая

После того как наше государство восстановило свое место в ООН (1971 г.), представители различных государств выступали и прославляли четыре великих изобретения (бумага, книгопечатание, компас, порох), сделанных в Китае, восхищались системой административного деления страны на области и уезды, а также древней историей Китая. Среди всех четырех древних государств с великой цивилизацией только история нашей страны письменно зафиксирована с самого начала и до сих пор. Все в ней взаимосвязано. Каждый округ, каждый уезд имеют свою историю. И это не может не вызывать у иностранцев величайшее удивление!

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 97 ("Во времена Хань...")

Во времена Хань Цзя, Дун, Сюй, Чжэн учили канонам, умели толковать священное учение. Пояснение

Речь идет о великих учителях, которые обладали способностью разъяснять классические труды, содержавшие учение конфуцианства. Во времена династии Хань это были: Цзя Лу (30-101 гг. н. э.), Дун Чжуншу [190 (или 179)-120 (или 104) гг. до н.э.], а также Сюй Шэнь (около 58-около 147 гг. до н. э.), Чжэн Сюань (127-200 гг. до н. э.) — все они были теми великими учителями, которые были способны толковать классические конфуцианские труды.

Поясняющая история

О том, как Дун Чжуншу добился того, что конфуцианство признали единственным учением, к которому следует относиться с почтением

С той поры, как Кун-цзы создал конфуцианское учение, долгое время его не очень высоко ценили в обществе. Во времена же императора У-ди (140-86 гг. до н.э.) при династии Хань ученый, которого звали Дун Чжуншу, предложил императору управлять Поднебесной, опираясь исключительно на конфуцианское учение, а остальные учения других школ уничтожить. Это и стало именоваться: "Выкорчевыванием ста школ и утверждением исключительного почтения только к конфуцианству". С этого времени и до сих пор конфуцианское учение занимает в нашей стране ведущее место. А сам Дун Чжуншу прославился именно благодаря конфуцианскому учению.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 98 ("При династии Сун...")

При династии Сун жили Чжоу, Чэн, Чжан, Чжу, Лу, а при династии Мин жил Ван. И все они были великими учителями. Пояснение

Упомянуты великие учителя конфуцианской философской мысли, жившие во времена династии Сун: Чжоу Дуньи (1017-1073), братья Чэн Хао и Чэн И (XI-XII вв.), Чжан Цзай (1020-1078), Чжу Си (1130-1200), Лу Цзююань (1139-1193), и во времена династии Мин: Ван Шоужэнь (1472-1529).

Поясняющая история

О том, как Чжу Си шесть раз направлял бумагу на высочайшее имя

Чжу Си, который был одним из основателей Учения о Принципе (упомянутых) братьев Чэн и самого Чжу Си, однажды во время поездки по стране видел много крестьян, которые бежали из родных мест, спасаясь от голода. Он выяснил, что местный окружной чиновник слишком беспощадно эксплуатирует простых людей. И тогда Чжу Си шесть раз подряд подавал соответствующие бумаги на высочайшее имя императора. Однако нашлись те, кто несколько раз скрывал его бумаги. Когда же их прочитал император, он сместил этого окружного чиновника и хотел заменить его Чжу Си. Однако Чжу Си, обращаясь к императору, сказал: "Но ведь у этого чиновника окружного масштаба не только есть начальство над ним, но ему приходится ведать делами очень многих людей, подчиняющихся ему. Куда уж мне справиться со всем этим; я лучше уже подам в отставку и вернусь в деревню!".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 99 ("Поэт Цюй Юань писал в жанре фу...")

Поэт Цюй Юань писал в жанре фу. Потом припаи Цзоу, Мэй, Цин, Юнь. Пояснение

Цзоу — это Цзоу Ян. Мэй — это Мэй Чэн. Цин — это Сыма Сянжу по прозвищу Цин. Юнь — это Ян Сюн по прозвищу Юнь.

Во времена Вёсен и осеней в государстве Чу жил Цюй Юань (340-278 гг. до н.э.), который писал в жанре цыфу. А когда настали времена династии Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.), появились Цзоу Ян, Мэй Чэн, Сыма Сянжу и Ян Сюн. Все они были великими писателями.

Поясняющая история

О том, как император У-ди из династии Хань прочитал "Небылицу и жанре фу"

Во времена династии Хань писатели предпочитали писать в жанре фу. Этот стиль характеризовался сочетанием прозы и рифмы в конце строки. И вот однажды император У-ди (140-86 гг. до н. э.) из династии Хань прочитал "Небылицу в жанре фу" и подумал, что это было написано кем-то из древних поэтов. Но кто-то из придворных сказал ему: "Это написал современник". Император У-ди тут же приказал доставить к нему Сыма Сянжу (179-117 гг. до н. э). Тот специально для императора написал "Поднимаюсь в лес", "Великий человек", а также другие произведения в жанре фу. Император остался доволен. Он дал поэту должность при дворе.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 100 ("Хань и Лю славились литературным даром...")

Хань и Лю славились литературным даром. Ли и Ду — основоположники и учителя всех поэтов. Пояснение

Хань — это Хань Юй (768-864 гг.). Лю — это Лю Цзун-юань (773-819 гг.). Ли — это Ли Бо (701-762 гг.). Ду — это Ду Фу (712-770 гг.). Во времена династии Тан (618-907 гг.) Хань Юй и Лю Цзун-юань считались выдающимися талантами на литературном поприще; Ли Бо и Ду Фу были основоположниками и учителями для поэтов.

Поясняющая история

О том, как Сын Неба позвал, а он (Ли Бо) не поднялся на борт корабля

Ли Бо называли также "Волшебником, или Богом Поэзии". Он был знаменитым поэтом-романтиком. Появившись в столице, он очень хотел добиться успеха. Однако император Сюань-цзун (712-756 гг.) из династии Тан назначил его всего-навсего поэтом без особых поручений. Поэтому он заливал тоску вином. И вот однажды, как раз тогда, когда он пил вино в трактире в Чанъани, император прислал людей с повелением ему вернуться во дворец, чтобы написать там новые стихи. Будучи пьян, Ли Бо медлил и никак не хотел отправляться в путь; с большим трудом его доставили во дворец. Но там он заставил главного надсмотрщика над евнухами Гао Лиши снять с него обувь, а затем приказал канцлеру Ян Гочжуну массировать ему пальцы на ногах. Все это делал нарочно, чтобы унизить их.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 101 ("Всякий, кто что-то изучает...")

Всякий, кто что-то изучает, должен овладевать всей суммой знаний; овладевать мудрым учением, возрождать дух народа. Пояснение

Изучать следует все каноны, историю, писания мудрецов, сборники их работ. Мудрым учением именуется конфуцианское учение. Все люди, которые чему-нибудь учатся, должны изучать то, что сказано в канонах, в книгах по истории, в сочинениях мудрецов древности и в сборниках их произведений. Они должны применять идеи конфуцианства для того, чтобы возрождать дух народа. Поясняющие истории

О том, как Чжан Сюечэн, будучи тугодумом, стал Вожаком

Чжан Сюечэн (1738-1801 гг.) жил во времена династии Цин. С малых лет он был тугодумом, за что его часто наказывали батогами. Соученики все потешались над ним. Но он-то говорил: "Пусть память меня подводит, но это не так уж и важно; я все равно хочу стать той самой птицей, которая отличалась тугодумием, да в итоге летела впереди всех, впереди своей стаи". Когда надо было выучить какую-нибудь притчу, иные, прочитав ее всего лишь несколько раз, заучивали наизусть. Чжан Сюечэну требовалось повторять и повторять: десятки и сотни раз. Любое место в книгах, которое не было ему ясно, он переписывал в свою тетрадь, шел к учителю и выяснял, что это значит. Он и к справочникам обращался. Известно, что целеустремленный человек много работает. И вот он сильно продвинулся в овладении знаниями, да еще и написал немало сочинений, которые остались в памяти потомков.

О том, как Чжан Лян выучил наизусть трактат "Тай гун бин фа", ("Военное искусство предков")

Однажды Чжан Лян (умер около 186 г. до н. э.) шел работать на какого-то человека. Едва он ступил на небольшой мостик, как перед ним появился старец. Старец намеренно обронил с ноги туфлю под мосток и приказал Чжан Ляну достать туфлю, что Чжан Лян и сделал. Старец снова отдал приказ: "Теперь надень мне туфлю!". Чжан Лян сделал и это. Старец велел Чжан Ляну через пять дней на рассвете ждать его на этом самом месте. Чжан Лян дважды приходил на условленное место позже старца. На третий день Чжан Лян решил не ложиться спать. Едва стемнело, как он пришел к мосту и стал ждать. И тогда при встрече старец подарил ему трактат "Военное искусство предков". Чжан Лян дни и ночи заучивал наизусть эту книгу и наконец выучил ее назубок. С помощью этой книги Чжан Лян помог Лю Бану разгромить императора Цинь Эр-ши (второго по счету императора из династии Цинь), благодаря чему Лю Бан и основал династию Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.).

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 102 ("Тексты надо заучивать наизусть...")

Тексты надо заучивать наизусть; но главное — осмыслить значение этих слов. И этим нужно заниматься с утра до вечера. Пояснение

Если вы действительно хотите научить мудрые книги, вы должны добиться того, чтобы текст у вас, как говорится, от зубов отскакивал, и в то же время должны глубоко понимать все написанное; а для этого вам надо с утра и до вечера, целиком и полностью, посвятить себя учебе.

Поясняющая история

О том, как Гу Яньу, даже сидя верхом на коне, мог наизусть произносить тексты из мудрых книг

Великий ученый времен конца династии Мин и начала династии Цин Гу Яньу (1613-1682 гг.) очень любил учиться. Он не только освоил целиком все сказанное в "Цзы чжи тун цзянь" ("Всеобщем зерцале, управлению помогающем"), но и переписал весь этот текст. Когда он выезжал из своего дома, то всегда брал с собой двух лошадей и двух мулов. На одной лошади он ехал верхом, а остальные животные были нагружены книгами. Даже сидя верхом на коне, про себя читал наизусть тексты книг. И если что-то забывал, останавливался, листал книгу в поисках нужного места. Благодаря этому он и приобретал все более глубокие знания.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 103 ("В древности Чжунни почитал Сян То...")

В древности Чжунни почитал Сян То в качестве своего учителя. Вот пример того, как мудрецы усердно учились в древности. Пояснение

Чжунни — это прозвище Кун-цзы (Конфуция). Сян То — это чудо-ребенок, который жил во времена государства Лу.

Во времена Вёсен и осеней Кун-цзы почитал семилетнего мальчика Сян То в качестве своего учителя. Мудрецы в древности усердно учились; нам тем более следует прилагать усилия в учебе.

Поясняющая история

О том, как Мудрый Кун (Кун-цзы) почитал ребенка в качестве своего учителя

Однажды во времена Вёсен и осеней Кун-цзы ехал на повозке во главе группы своих учеников. Где-то на перекрестке дорог он увидел, что ребенок посередине дороги строит из песка башню в городской стене с воротами. Увидев, что ребенок не уступает дороги, Кун-цзы сказал: "Скорей уступи дорогу моей повозке!". Кто бы мог подумать, что ребенок с полным сознанием своей правоты, уверенно и смело ответил: "Где это видано в мире, чтобы городская стена уступала дорогу повозке?". Одной этой фразой он лишил Кун-цзы дара речи, и тому пришлось ехать в объезд. Впоследствии Кун-цзы почитал этого ребенка в качестве своего учителя и на этом примере учился церемониям.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 104 ("Министр Чжао читал "Лу лунь"...")

Министр Чжао читал "Лу лунь". Уже в те времена люди, став чиновниками, усердно учились. Пояснение

Чжао (Чжао Пу) — это министр во времена династии Сун (966-1279). "Лу лунь ("Лунь юй") — труд Кун-цзы "Суждения и беседы".

В начале династии Северная Сун Чжао Пу больше всего любил читать и перечитывать "Лунь юй". Как видите, человек, заняв такой большой пост, а именно став министром, все равно весьма усердно учился.

Поясняющая история

О том, как министр Чжао по ночам читал "Лунь юй"

В начале династии Северная Сун Чжао Пу был совсем не образован. Однако став министром, он каждый день, возвратившись домой, запирал двери и читал, читал, учился. На следующий день он решал все дела без сучка, без задоринки, работа шла у него, как по маслу. Причем каждую ночь он читал все одну и ту же книгу — "Лунь юй". Император Чжао Куан-инь спросил, почему он день за днем читает все ту же книгу. Он сказал: "В этой книге есть все: принципы устройства дел в семье, управления делами государства, умиротворения Поднебесной. Применив половину того, что в ней сказано, я завоюю для тебя Поднебесную; применив вторую половину, помогу тебе управлять Поднебесной. Вот так возможно будет добиться великого покоя в Поднебесной".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 105 ("Сплетали листы из камыша...")

Сплетали листы из камыша, выделывали дощечки из бамбука. Книг у них не было, но они понимали, как усердно надо учиться. Пояснение

Во времена династии Западная Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.) Лу Вэньшу сплетал из камыша что-то вроде тетрадей и в них переписывал из книг иероглифы. В те же времена Гунсунь Хун из бамбуковых дощечек делал что-то вроде досок для письма. Ни у того, ни у другого не было книг, но они понимали необходимость упорно учиться.

Поясняющая история

О том, как Лу Вэньшу сплетал из камыша тетради и переписывал книги

Во времена династии Западная Хань жил пастушок по имени Лу Вэньшу. Он видел, что вокруг росло много диких трав, и подумал: а нельзя ли из камыша делать листы, на которых можно будет писать иероглифы. Он тогда срезал камыш, высушил его на солнце и скрепил вместе. Затем он брал у кого-либо на время книгу и переписывал ее на сделанные им листы. Книг, которые он таким образом переписал, намного больше тех, которые были выгравированы на дощечках из бамбука. Он пас овец и одновременно читал, учился; закончив переписывать одну книгу, он брался за переписывание другой. В конце концов он стал ученым в области права.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 106 ("За волосы привязывал себя к стропилам...")

За волосы привязывал себя к стропилам, острым шилом исколол себе бедро. Не имея учителя, упорно учился сам, хотя это и было очень трудно. Пояснение

Во времена Воюющих царств Су Цинь для того, чтобы во время учебы не заснуть, привязывал себя за косу к стропилам, а шилом колол себя в бедро. У него не было учителя, который учил бы его, поэтому он целиком и полностью полагался на свое усердие и учился самостоятельно.

Поясняющая история

О том, как Су Цинь привязывал себя к стропилам и колол себе бедро

Су Цинь по прозвищу Цзи-цзы жил во времена Воюющих царств. Он был учеником Гуйгу-цзы (который написал "Мудрец из ущелья навей" — основополагающий трактат древнекитайской школы политической философии цзун хэн цзя, традиционно датируемый IV в. до н.э.). Он отправился в государство Цинь, где хотел стать чиновником. Но это принесло одни неприятности. Возвратившись домой, он столкнулся с ситуацией, когда никто не обращал на него внимания. Однако он продолжал упорно учиться. Иной раз он начинал засыпать во время учебы, так как занимался слишком много часов подряд. И тогда он колол себя шилом в бедро. А по ночам, чтобы не заснуть и продолжать учиться, он привязывал себя за свою длинную косу к стропилам. Когда же он выучился, то отправился в Шесть государств, где добился авторитета. Он проявлял заботу о том, чтобы Шесть государств действовали согласованно; он возглавлял армии Шести царств (III в. до н.э.), когда они совместно дали отпор государству Цинь.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 107 ("Светлячки в прозрачном мешочке...")

Светлячки в прозрачном мешочке, сияние белого снега. Пусть семьи их были бедны, но их тяга к учебе никогда не ослабевала. Пояснение

Во времена династии Цзинь (265-420 гг.) Че Инь набрал светлячков в прозрачный мешочек и читал книги, как при свете. В те же времена Сунь Кан учился при отсвете белого снега. Хотя они и были бедны, но никогда не прекращали учиться.

Поясняющая история

О том, как Че, по прозвищу У-цзы, насобирал в мешочек светлячков и читал при их свете по ночам

Че Инь по прозвищу У-цзы жил при династии Цзинь. Когда он был маленьким, нас семья была очень бедной. У них не было денег даже на то, чтобы купить масло и зажечь фитиль. Поэтому когда темнело, читать становилось невозможно. Однажды Че Инь заметил, что во дворе множество светлячков. И тут ему пришла мысль: а что если собрать их вместе, разве из этого не получится светильник? И тогда он поймал множество светлячков, поместил их в мешочек из кисеи, подвесил его над столом и Стал читать книги при этом свете. Впоследствии Че Иню нашли важное применение при дворе, и он стал, фигурально выражаясь, "книгой исторических документов", то есть живым справочником по документам исторического характера в Министерстве личного состава и аттестаций.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 108 ("А вот и хворост тащат на спине...")

А вот и хворост тащат на спине, а вот и книгу пристраивают между рогами. И хотя это тяжкий труд, люди предпочитали преодолевать трудности. Пояснение

Есть история о том, как в последние годы династии Суй (589-619 гг.) Ли Ми пас буйвола, сидя верхом на нем, а книгу для чтения и учебы пристроил у буйвола между рогами. Во времена династии Западная Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.) Чжу Майчэнь рубил в горах хворост и продавал его, а на вырученные от этого тяжкого труда деньги покупал книги. Хотя и тому и другому физически приходилось трудно, и они очень уставали, но предпочитали трудолюбиво учиться.

Поясняющая история

О том, как Чжу Майчэнь таскал на спине хворост, чтобы покупать книги и учиться

Чжу Майчэнь страстно желал учиться. Его жена сначала поддерживала его, однако никак не ожидала, что и в 40 лет толка от него не было никакого. Ей пришлось отправить его рубить в горах хворост и продавать его, чтобы кормить семью. Чжу Майчэнь одновременно и рубил хворост, и читал книги. Даже тогда, когда он тащил вязанку хвороста, он наизусть произносил тексты из книг, в такт качая головой. Когда жена с ним развелась, он по-прежнему настойчиво продолжал одновременно и тяжело физически трудиться, и учиться. И так дожил до 50 лет. Только тогда император У-ди (140-86 гг. до н. э.) из династии Хань обнаружил, что он обладает обширными знаниями, У-ди назначил его на пост чиновника.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 109 ("Су Лаоцюань только в 27 лет...")

Су Лаоцюань только в 27 лет преисполнился решимости и энергично взялся за учебу. Пояснение

Во времена династии Сун жил человек по имени Су Лаоцюань (Су Сюнь, 1009-1066 гг.). Только когда ему исполнилось 27 лет, он преисполнился решимости и взялся за учебу. Впоследствии он прославился как великий ученый-литератор эпохи Сун (960-1279 гг.).

Поясняющая история

О том, как Су Сюнь сжег свое экзаменационное сочинение и принялся упорно учиться

Во времена своей молодости Су Сюнь совсем не стремился к учебе, целыми днями он слонялся, отправлялся туда-сюда, то на восток, то на запад, и ничего не делал. И только когда ему стукнуло 27 лет, он успокоился и сосредоточился на учебе. Однако у него было преувеличенное представление о своем уме. Он считал, что сочинение на экзаменах на ученую степень написано им очень хорошо, а между тем он не смог сдать экзамены даже на самую первую, или низшую, ученую степень — степень сюцая. И тогда, возвратившись домой, он снова перелистал свое сочинение и сжег его на огне до последней страницы. А затем он закрыл двери и стал упорно учиться. Он не выпускал книг из рук. Приобрел обширные знания и стал знаменитым литератором — одним из "восьми великих ученых-литераторов, которые жили при династиях Тан и Сун".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 110 ("Человек уже стар...")

Человек уже стар, но все еще сожалеет о том, что упустил время. Но вы, молодые люди, вам-то пристало бы пораньше задуматься об этом. Пояснение

Человек уже состарился, но все еще жалеет о том, что учиться ему уже слишком поздно. Но вы-то, молодые люди, должны как можно раньше задуматься о необходимости упорно учиться и учиться.

Поясняющая история

О том, как Гунгунь Хун в возрасте сорока лет взялся за учебу

Гунгунь Хун (200-121 гг. до н.э.) жил во времена династии Западная Хань. В молодости он нарушил закон и лишился работы. После возвращения домой он жил тем, что пас чужих свиней. И вот ему стукнуло целых 40 лет. Тут только он понял, что больше так бессмысленно жить нельзя. Нужно заняться делом. Он рубил бамбук, делал из него плоские дощечки, на которые переписывал книги. В результате 20 лет тяжкого труда он стал весьма ученым человеком. Его заметил император У-ди из династии Хань и пожаловал ему должность чиновника.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 111 ("Лян Хао...")

Лян Хао. В восемьдесят два года он на конкурсе обошел многих ученых мужей. Пояснение

Лян Хао в возрасте 82 лет сдал экзамены на ученую степень и после столичных экзаменов стал первым среди кандидатов на должность чиновника. Среди многочисленных претендентов, которые уже имели ученую степень цзиньши, он выделился и стал первым в списке, когда в императорском дворце были оглашены результаты экзамена.

Поясняющая истории

История о Лин Хао: его возраст — это загадка

В Китае в народе распространен рассказ о том, как "Лян Хао в возрасте 82 лет после столичных экзаменов стал первым среди кандидатов на должность чиновника". И действительно в истории был такой человек по имени Лян Хао. Он жил во времена династии Северная Сун (960-1279 гг.). У него было прозвище Тай-су. Он был человеком, обладавшим ученой степенью цзиньши во времена императора Юн-си, и стал академиком императорской академии наук. Это был человек весьма своеобразный. Он обладал даром общения с людьми. Однако нет точного указания на его возраст. О том, что ему было 80 лет, когда он получил ученую степень цзиньши, сказано в записках Чэнь Чжэнминя. Там говорится также, что он дожил до 92 лет. Но в других источниках имеются иные сведения. Например, говорится, что он умер в возрасте сорока двух лет (963-1004 гг.).

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 112 ("Люди считают необычными тех...")

Люди считают необычными тех, кто достиг высокой степени учености. А если вы еще молоды, то вам следует строить планы с далеким прицелом. Пояснение

После того как человек достигает большого прогресса в своих знаниях, обычные люди в массе своей прославляют его. Люди же молодого поколения должны тем более строить далеко идущие амбициозные планы, требующие сосредоточения усилий и воли.

Поясняющая история

О том, как образованные люди расстаются всего на три дня, а, встретившись после этого, с почтением взирают друг на друга, дивясь новым знаниям

Во времена Троецарствия в государстве У (220-280 гг.) жил генерал по имени Люй Мэн. Он отличался большой смелостью в боях. Вот только уровень образования и культуры был у него невысок. Сунь Цюань, государь царства У, посоветовал ему побольше читать книг. Он послушался совета и начал читать книги. Прошло некоторое время, и Лу Су, проезжая мимо военного лагеря Люй Мэна, заехал к нему в гости. В ходе беседы Лу Су был просто поражен тем, насколько и речь, и мысли Люй Мэна отличались от его же речей и мыслей в прошлом. Он стал таким знающим человеком! Люй Мэн же просто рассмеялся и сказал: "Образованные люди расстаются всего лишь на три дня, а когда встречаются, то с почтением взирают друг на друга, дивясь новым знаниям".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 113 ("Цзу Ин в 8 лет...")

Цзу Ин в 8 лет был способен читать стихи наизусть; Ли Ми в 7 лет умел играть в облавные шашки. Пояснение

Во времена Северных династий Цзу Ин, который жил при династии Северная Ци (479-501 гг.), в возрасте 8 лет мог наизусть читать стихи. Во времена династии Тан (618-907 гг.) Ли Ми в возрасте 7 лет проявил понимание игры в облавные шашки.

Поясняющая история

История о том, как, держа в руках одну книгу, ребенок на память произносил текст из другой книги

Во времена Южных и Северных династий (265-683 гг.) Цзу Ин в возрасте 8 лет был способен на память читать очень много трудов древних мудрецов. Однажды он отправился в школу, но второпях перепутал учебники. А в тот день учитель рассказывал о книге "Шан шу" ("Книге предании") и при этом время от времени вызывал учеников, требуя, чтобы они читали текст из соответствующего учебника. Цзу Ин очень волновался, боялся, что учитель вызовет его. Так и получилось. Учитель действительно вызвал его. И увидел, что ребенок, держа в руках "Цюй ли" ("Официальные церемонии"), начал читать. А читал он отрывок из "Шан шу", то есть из "Книги преданий". При этом не пропустил ни одного иероглифа. Когда соученики и учитель узнали, в чем было дело, они удивились и восхитились прекрасной памятью Цзу Ина.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 114 ("Эти дети были умными и сообразительными...")

Эти дети были умными и сообразительными; поэтому люди считали их чудо-детьми. И вы, начиная учебу в вашем юном возрасте, должны брать с них пример. Пояснение

Эти дети с малых лет проявляли свою сообразительность, поэтому все и считали их просто чудо-детьми. Вы же, нынешние маленькие ученики, должны учиться у этих детей.

Поясняющая история

О том, как Ли Ми в возрасте семи лет уже умел играть в облавные шашки

В середине периода династии Тан (618-907 гг.) жил Ли Ми. Когда он был маленьким, он проявлял чрезвычайную сообразительность. Он любил читать книги. Император Сюань-цзун (712-756 гг.) из династии Тан пожелал увидеть его и приказал доставить мальчика во дворец. Когда мальчика привели, император играл в облавные шашки со своим министром Чжаном. Император попросил министра испытать чудо-ребенка. Министр предложил ребенку сочинить стихи на слова: четырехугольник, круг, движение и покой, применительно к облавным шашкам, где четырехугольник — это шашечница, круг — шашка, движение — ход и покой — окончание партии. Тогда Ли Ми сказал: "Четырехугольник подобен соблюдению справедливости, круг — обращению ума, движение — быстроте способностей; покой — достижению цели". Государь крайне удивился и наградил его пурпурным одеянием, то есть дал ему чин, так как чиновники от 5-го до 1-го класса в то время носили пурпурные кафтаны. Впоследствии он стал министром.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 115 ("Цай Вэньцзи обладала музыкальным даром...")

Цай Вэньцзи обладала музыкальным даром; Се Даоюнь — поэтическим даром. Пояснение

Цай Вэньцзи по прозвищу Янь была дочерью литератора-ученого Цай Юна, жившего в конце династии Восточная Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.). Цай Вэньцзи необычайно тонко разбиралась в музыке.

Се Даоюнь была племянницей Се Аня — министра во времена династии Восточная Цзинь. Се Даоюнь была очень смышленой и умело декламировала стихи, принимая участие в состязаниях стихотворцев.

Поясняющая история

История о Цай Вэньцзи — девушке, обладавшей музыкальным талантом

Во времена династии Восточная Хань у великого литератора-ученого Цай Юна была дочь по имени Цай Вэньцзи и по прозвищу Цай Янь. Однажды Цай Юн играл на цине. Вдруг лопнула одна из струн. Цай Вэньцзи, которой тогда было всего 7 лет, находясь в отдалении, сказала: "Лопнула струна первого тона". Отец решил, что она сказала это просто наугад, и продолжал играть. Неожиданно лопнула еще одна струна. И тогда Вэньцзи сказала: "А это струна четвертого тона". Тут только Цай Юн понял, что его дочь обладает тонким музыкальным слухом и способна распознавать, какая из струн лопнула.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 116 ("Подумайте, какими смышлеными были эти женщины...")

Подумайте, какими смышлеными были эти женщины. Вы, мужчины, должны всегда стремиться быть на высоте. Пояснение

Цай Вэньцзи и Се Даоюнь были очень умными женщинами. А вы, мужчины, тем более должны быть на высоте.

Поясняющая история

О том, как Се Даоюнь мастерски сравнила снежинки

Во времена династии Восточная Цзинь в нашей стране появилась поэтесса по имени Се Даоюнь. Она была племянницей министра Се Аня. Однажды Се Ань вместе с Се Даоюнь, Се Ланом и другими детьми беседовали о стихосложении. Это было зимой, за окном кружились снежинки.

Се Ань тогда спросил Се Лава:

— С чем можно в стихах сравнить снежинки?

Се Лав подумал и ответил:

— Это почти крупинки соли, если горсть соли бросить в воздух.

Се Даоюнь сказала:

— Пожалуй, лучше сравнить снежинки с пухом, с ивовыми барашками, играющими на ветру.

Се Ань одобрительно кивнул.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 117 ("Во времена династии Тан Лю Янь...")

Во времена династии Тан Лю Янь, едва ему исполнилось 7 лет, был признан чудо-ребенком и назначен исправляющим ошибки в иероглифах. Пояснение

Во времена династии Тан (618-907 гг.) жил мальчик по имени Лю Янь. Ему едва исполнилось 7 лет, как он уже сдал экзамены на ученую степень "чудо-ребенка" и был назначен в академию Ханьлинь чиновником, исправляющим ошибки в иероглифах.

Поясняющая история

О том, как Лю Шиань придал двойной смысл одному изречению

Во времена династии Тан жил Лю Шиань по прозвищу Янь (715-780 гг.). Он был признан чудо-ребенком, и император Сюань-цзун (712-756 гг.) пожаловал ему в академии Ханьлинь пост чиновника, отвечающего за исправление ошибок в иероглифах. Он стал корректировать книги и документы. Однажды Ян Гуйфэй (вторая жена императора) обняла его и посадила к себе на колени. Сюань-цзун спросил его: "Какие иероглифы тебе удалось сверить?". Он сказал: "Проверка показала, что все иероглифы, существующие в Поднебесной, точны и прямы. Единственным иероглифом, который трудно сверять, оказался иероглиф пэн. Его в древних книгах писали не прямо, а с наклоном. Дело было в том, что этот иероглиф имеет два значения: первое — "быть закадычным другом" и второе — "действовать в злодейском и преступном сговоре". Так мальчик намекнул, что в то время у трона толпились фальшивые "друзья", льстецы, которые могли вступить в сговор и действовать в своих неблаговидных целях.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 118 ("Ребенком он получил важный пост...")

Ребенком он получил важный пост. И вы учитесь смолоду, учитесь упорно, чтобы осуществлять свою мечту. Пояснение

Хотя Лю Янь и был еще очень мал, но его уже назначили на важный пост. Тем, кто только начинает учиться, следует делать это трудолюбиво ради осуществления своей мечты.

Поясняющая история

О том, как Вэй Вэнь в возрасте 11 лет стал цзиньши

Во времена династии Тан (618-907 гг.) жил 11-летний мальчик по имени Вэй Вэнь. Втайне от отца он принял участие в государственных экзаменах для получения права поступления на государственную службу. В тот день, когда были объявлены результаты этих экзаменов, его отец увидел, что в списке сдавших экзамены есть такое же имя, какое носил его сын. Возвратившись домой, отец рассказал об этом и узнал, что его сын сдавал эти экзамены. Отец стал сомневаться, решил, что за сына сочинение написал кто-то другой. Однако сын сказал: "Я могу свое сочинение написать вторично от слова до слова". Вскоре в их дом прибыл гонец с радостным известием.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 119 ("Собака сторожит по ночам...")

Собака сторожит по ночам, петух возвещает утро. Если не учиться, то как станешь ты настоящим человеком? Пояснение

Собака по ночам охраняет двор и жилище. Петух извещает о наступлении утра. Если ты не будешь учиться, то как сможешь ты стать настоящим человеком?

Поясняющая история

О том, как вставали с первыми петухами и в трудах оттачивали боевое мастерство

В конце правления династии Западная Цзинь (265-316 гг.) в Поднебесной царила смута, огонь войны вспыхивал то там, то здесь. Жил тогда один молодой человек по имени Цзу Ти. У него был хороший друг, которого звали Лю Кунь. Друзья были полны решимости свершить большие дела. Для того чтобы спасти нацию от грозящей ей гибели, они каждый день с пением первого петуха поднимались с постели, брали в руки мечи и отрабатывали боевые приемы во дворе. Со временем и они прекрасно овладели боевым искусством. Впоследствии Цзу Ти возглавил армию династии Восточная Цзинь (317-420 гг. н. э.) в ее походе на север и вернул немало утраченных территорий.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 120 ("Шелковичный червь производит шелковую нить...")

Шелковичный червь производит шелковую нить, пчела дает мед. Если ты, человек, не учишься, то оказываешься хуже животного. Пояснение

Шелковичный червь производит шелковую нить, из которой можно сделать ткани. Пчела дает мед, полезный для человека. Человек, если он не учится, никогда не станет выше животного.

Поясняющие истории

О том, как человек с парчовым мешком за плечами собирал материалы для творчества

Во времена династии Тан жил великий поэт по имени Ли Хэ (790-816 гг.). Он каждый день закидывал на спину парчовый мешок, садился на осла и отправлялся собирать факты из жизни. Он ко всему присматривался, обо всем размышлял, и если он слышал прекрасно составленную фразу, он ее тут же записывал, а листок с записью опускал в свой парчовый мешок. Возвращаясь домой, он доставал записи и при свете лампы обрабатывал их, доводя до совершенства. Проходили дни и месяцы, пока наконец это давало результаты, и Ли Хэ стал знаменитым великим поэтом.

О том, как Симэнь Бао сурово наказал колдунью

Во времена Вёсен и осеней государь княжества Вэй отправил Симэнь Бао в город Ечен служить чиновником. Едва вступив в должность, Симэнь Бао обнаружил, что поля находятся в запустении, люди бегут. Наведя справки, он узнал, что в этих местах ежегодно приносят жертву духу реки: бросают в реку женщину. И вот когда настал день приношения жертвы, Симэнь Бао пришел на берег реки. Взглянув на девушку, которую предназначили в невесты духу реки, он сказал колдунье: "Ты выбрала некрасивую девушку. Отправляйся-ка ты сама в реку и скажи духу реки, что я через несколько дней отправлю ему девушку покрасивее!". Он приказал своим телохранителям бросить колдунью в реку. Через некоторое время он притворился, что собирается поторопить колдунью вернуться, и приказал бросить в реку того чиновника, который был в сговоре с колдуньей. С тех пор никто уже не осмеливался бросать женщин в реку, приносить их в жертву духу реки.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 121 ("В молодости учитесь...")

В молодости учитесь, в зрелом возрасте действуйте. Вверху — для государя. Внизу творите милость для народа. Пояснение

Под зрелым возрастом здесь разумеются 30-40 лет. Под государем в наше время имеется в виду государство.

В детстве следует упорно учиться, и только когда вы взрослеете, следует начинать действовать. Высшая цель — это спасение государства, а каждый на своем месте должен творить пользу для простых людей.

Поясняющая история

История о Юе Фэе, который был глубоко предан Родине

Юе Фэй (1103-1142 гг.) имел также прозвище "У Му — Война и Мир". В детстве он жил в очень бедной семье. Но он упорно овладевал боевым искусством, чтобы в будущем спасти страну. Мать хотела вырастить из него человека, преданного своей стране, и вытатуировала у него на спине слова: "Глубоко предан Родине". В то время армия государства Цзинь вторглась на территорию династии Северная Сун, и эта династия погибла. Юе Фэй командовал армией династии Южная Сун (1127-1279 гг.), вел сражения с армией государства Цзинь (1115-1264 гг.). Ему удалось возвратить обширные земли южнее реки Хуанхэ. Воины армии государства Цзинь говорили: "Сотрясти горы легче, чем разбить армию Юе Фэя!".

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 122 ("Так можно прославить свое имя...")

Так можно прославить свое имя, прославить своих родителей. Принести славу предкам и оставить богатство потомкам. Пояснение

В свое время говорили о прославлении родителей, императора и государства. Ныне это следует воспринимать критически.

Поступая так, как сказано выше, можно не только прославить в веках свое имя, но можно принести славу и своей семье, создать богатства для своих потомков, сыновей и внуков.

Поясняющая история

О Цинь Ши-хуанди — первом императоре во всей многотысячелетней истории Китая

Первый император династии Цинь — император Цинь Ши-хуанди (246-209 гг. до н. э.), родился в государстве Чжао. Его отец был в государстве Чжао видным чиновником. С самого детства будущий император мечтал объединить всю страну. Он говорил отцу: "Я хочу, чтобы государство Цинь стало более мощным, хочу стать новым властелином (узурпатором)". В возрасте 13 лет он взошел на престол, стал государем и начал осуществлять свои далеко идущие планы. Он уничтожил Шесть царств, создал первую объединенную великую империю в истории Китая.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 123 ("Есть люди, которые оставляют своим потомкам...")

Есть люди, которые оставляют своим потомкам полные сундуки золота. А я только учу уму-разуму своих детей; единственное, что у меня есть — это священные каноны. Пояснение

Упомянутые здесь сундуки представляли собой в Китае большие корзины, плетеные из бамбука. Некоторые оставляют своим наследникам богатства, полные корзины золота. А я только учу своих детей канонам наших конфуцианских мудрецов.

Поясняющая история

О том, как Вэй Сянь учил своих сыновей исключительно по канонам

Во времена династии Западная Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.) жил человек по имени Вэй Сянь. Его относили к "Великим ученым конфуцианцам". У него было четверо сыновей, которых он учил по конфуцианским классическим канонам. В результате все четверо преуспели. Старший сын стал начальником уезда. Второй — Великим хранителем Восточного моря. Третий, в соответствии с конфуцианским учением, не стал чиновником, а хранил могилы предков. Самым успешным оказался Вэй Сюаньчэн — четвертый, самый младший сын. Сначала он получил титул крупного чиновника (Великого мужа), потом занимал пост Хранителя рек и наконец во времена династии Хань стал министром.

Источник: "Троесловие", 2012

Строка 124 ("Старание приносит успех...")

Старание приносит успех. Праздность кончается пустотой. Держите себя в руках, проявляйте упорство. Пояснение

Только если вы будете упорно и настойчиво трудиться, вы непременно достигнете успеха. Если же вы целыми днями будете вести легкую и праздную жизнь, то ничего хорошего не будет. Нельзя распускаться, а необходимо упорно трудиться.

Поясняющая история

О том, как образумился бездельник

Во времена династии Цзинь (265-420 гг.) жил человек по имени Хуан Фуми (215-282 гг.). До 20 лет он не желал учиться, только и знал, что гулял и развлекался. И вот однажды мать сказала ему: "Ты выполнишь свой долг почтения и послушания по отношению к родителям только если из тебя выйдет толк. В противном случае, даже если ты меня будешь каждый день кормить мясом, все равно это не будет считаться выполнением сыновнего долга!". И тогда Хуан Фуми решил преодолеть все трудности и исправить свое недостойное поведение. Он одновременно и работал, и учился. Окружающие, увидев, что бездельник образумился, порадовались за него. Спустя много лет он обрел глубокие знания и написал книгу по медицине.

Источник: "Троесловие", 2012

Перевод: Смирнов И.С.

"Деревья дворцовые признали во мне знакомца..."

В шестую луну на шестом году эры правления Юань-ю (1092) я был освобожден от должности помощника составителя Истории и назначен на должность помощника начальника секретариата. Через много лет возвращен на должность помощника составителя Истории и, по совместительству, на должность советника Исторической палаты. Поэтому пришел в свой прежний кабинет и сделал на стене следующую надпись:

Деревья дворцовые  признали во мне знакомца, Хотя возвратился  старик с седой головою. С унылого неба  осенняя сеяла морось, Но все же заметил,  как сильно выросли сосны.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Весенним днем ("Кружит мошкара, паутина реет...")

Кружит мошкара, паутина реет,  словно трепещет воздух, И долгие думы текут неспешно  с днями длиною схожи. Весенние травы двор полонили,  редко скрипнут ворота; Высокое солнце сияет в окнах,  пусто в светлых покоях.

Источник: "Облачная обитель", 2000

На стене пишу в дождь ("В минувшем году в этот же день...")

В минувшем году в этот же день  в Гуачжоу встал на причал; Шумели дряхлые ивы — к ним  гость привязал челнок. Вздыхал печально странник седой,  скитаясь у края земли... Год пролетел, снова льет дождь,  вновь чужедальний край.

Источник: "Шедевры китайской поэзии X-XVII веков", 2010

Ночью сижу в одиночестве ("Двор пустынен, безлюден, тих...")

Двор пустынен, безлюден, тих;  полная блещет луна; Кажется, иней скоро падет —  воздух ночной посвежел. Только утун не хочет признать,  что срок увяданья пришел: Редкими листьями на ветру  все шуршит и шуршит.

Источник: "Облачная обитель", 2000

Ночью слушаю ветер и дождь ("В буддийском храме заночевал...")

В буддийском храме заночевал,  домой возвращаться поздно; Слышу шуршание струй дождевых  в изгороди поределой. Печали своей не умерит гость,  гонимый, как ряска, ветром; В монашеской келье читаю стихи,  подслушанные у ливня.

Источник: "Облачная обитель", 2000

"В праздник Фонарей"

I. "Ранним утром призвали меня..."

Ранним утром призвали меня  в государев дворец Дамингун; Удостоился высочайших даров,  в полночь вернулся домой. Десятилетие службы, как сон,  промчалось — и я старик; Вместе с годами ушла любовь  к ветру, к горной луне.

Источник: "Облачная обитель", 2000

II. "На побережье огни мерцают..."

На побережье огни мерцают  осенними светляками; Песни горцев слух утомили —  столько в них горя-печали. Сам удивляюсь: этой весною  ко всему безразличен; Книги читаю один в тишине  и от вина отказался.

Источник: "Облачная обитель", 2000

"Слушаю сверчка"

I. "Бамбук шелестит под осенним ветром..."

Бамбук шелестит под осенним ветром,  об осени напоминает; Впервые на опустевших ступенях  услышал сверчка ночного. Хотя и скитаюсь-брожу на чужбине,  а все же почувствовал радость — Сегодня этот знакомый голос  с жизнью меня примиряет.

Источник: "Облачная обитель", 2000

II. "Два года странствовал по воде..."

Два года странствовал по воде,  отдавшись во власть волнам; Лицо старика, седина на висках —  всё, что я приобрел. Под кровлю заглядывает луна,  гнется под ветром бамбук; Сегодня впервые в этом году  голос сверчка услыхал.

Источник: "Облачная обитель", 2000

"Строфы без названия"

I. "Недавно с софоры опала листва..."

Недавно с софоры опала листва,  а сколько уж голых дерев. Бессмысленно жалуется сверчок,  ночами печально стрекочет. За домом моим на тропинке лесной  осенний мох появился; На пыли, укрывшей столик для книг,  следы от мышиных лапок.

Источник: "Облачная обитель", 2000

II. "Поздняя осень; проспал до полудня..."

Поздняя осень; проспал до полудня —  а все холодна подушка! С гнутых углов черепичной кровли —  ливня звенящие струи; Сохнут в корзине лечебные травы —  нужен огонь пожарче; Дверь затворив, воскурю благовония  на подставке для свитков.

Источник: "Облачная обитель", 2000