Издательство «Снежный Ком М»

ИП Штепин Дмитрий Вадимович

Угодья человеков

Спрятаться. Затаиться. Отсидеться в укромном месте. Легко сказать! Татьяна стучала каблуками по асфальту, волоча за собой внушительных размеров чемодан. На сборы самого необходимого ушло два часа. Это – на полтора часа больше, чем дал ей Сеня. За медлительность свою едва не поплатилась – выйдя в подъезд, она услышала мужские голоса и угрожающий топот ног. Уходить пришлось через чердак. Вместе с чемоданом, мать-его-рас-так. Пятый этаж, железная лестница, проклятый чемодан грохочет. Сейчас услышат, бросятся следом. Нет, кажется, пронесло. Голоса в подъезде затихли. Ключ от чердачной двери дрожал в руках, а замок, открываясь, заскрипел, словно последняя сволочь. Но вот она уже петляет по темному грязному помещению. «Выбьют ли дверь? Разнесут ли квартиру?», – стучали в голове вопросы, пока она перешагивала через трубы и прочий хлам. «Догадаются ли про чердак?». Татьяна на секунду остановилась, прислушалась. А может, это и не за ней шли? Мало ли кто мог шуметь в подъезде…

Но возвращаться, разумеется, не стала. Выбралась через последний подъезд, выбежала к трассе, запрыгнула в маршрутку. Спустя десять минут оказалась на Почтовой площади. И что дальше?

Игорь, урод. Люблю, обожаю, доверяю. Фирму на тебя оформляю. Ага! И все долги – вместе с нею. Сколько, интересно, у него еще таких дур? С очередной и удрал в Египет, оставив за спиной разъяренных кредиторов. Хорошо хоть Сенька предупредил вовремя, чтобы убиралась из города. «Фирма объявлена банкротом, – хлопнула Татьяна ресницами. – По закону никто не имеет права…». Друг злобно заржал: «Эти ребята понимают только два закона: либо семьдесят штук наличными, либо тебе ломают ноги. Что выбираешь?»

Игорь, сволочь! Куда ей теперь деваться? К Оксанке? У неё ребенок маленький, жалко подставлять. К Верке? Ага, сейчас же. Эта, учуяв неприятности, и на порог не пустит. К Максиму Павловичу? О, он-то распахнёт перед ней двери с удовольствием. И означенная сумма у него, скорее всего, найдется. Только уж лучше без ног остаться, чем к сальному воротиле в койку… В Чернигов к маме? Не вариант. Уезжая после университета, она гордо заявила, что за три года покорит столицу, а теперь что – на пятый возвращаться, поджав хвост? Да и не хорошо будет, если дочку прибьют у матери на глазах. Лучше послать смс: укатила отдыхать в Египет, телефон вне зоны.

Татьяна устало облокотилась о металлический заборчик. Жутко захотелось шоколада. Он всегда помогал сосредоточиться, но сейчас уж точно не до сладостей. Татьяна посмотрела вниз, на неспешную воду – по ней плыл одинокий жёлтый лист. Лишь остановившись, она поняла, что все это время неслась бесцельно по набережной, пока не оказалась на мосту Патона. Днепр манил прохладой, насмехаясь над запоздалой сентябрьской жарой. Таня хмыкнула. Нет уж, в реку вниз головой – это не наш метод. Мы ещё поборемся. И Игорь, уродец жалкий, однажды за всё ответит. Найти бы только, где отсидеться.

Ай! – она в ужасе уставилась на правую ладонь. Ноготь сломала. Гадство! Пять сотен за маникюр отдала, а теперь из-за этого чемодана… Еще и ногу натерла. Больно. Черт бы побрал их всех. Татьяна вздохнула, удерживая остатки спокойствия. Взгляд упал на облепленный объявлениями столб. Свежий лист, что красовался поверх наполовину ободранных, крупными буквами сообщал: «Работа для девицы…». Глаза заскользили по печатным строчкам.

Жёлтые листья шелестели под ногами.

Студенты Харьковского политехнического университета дружными группками вываливались из главного корпуса, навстречу им тоскливо брёл за знаниями новый поток – вторая смена. Третьекурсник Геннадий Дёмин на сегодня уже отзанимался. А значит, можно перейти к более приятным делам.

В группе сокурсников, что выплеснулась из дверей, мелькнули медного цвета волосы, рядом – чёрные пряди, и Гена замахал подругам. Заметили. Двинулись к нему, на газон, усыпанный золотыми листьями.

– Подкрепиться не желаете ли? – Гена галантно растопырил локти так, чтобы каждая девушка смогла взять его под руку.

Девчонки дружно фыркнули – Лара надменно, Карина стеснительно, но под руки взяли. Чисто по-дружески. И зашагали в сторону метро.

– Я бы не против перекусить, – отозвалась медноволосая Лариса, – но у моих сейчас дела не очень. Отца с работы уволили, так что – особо по кафешкам не разгуляешься.

– Глупости какие! – воскликнул Геннадий. – Я угощаю.

И мысленно прикинул, сколько денег в кошельке. Не из жадности, а чтобы хватило. Денег было не слишком много, но, если не шиковать – на обед на троих хватит. Благородные мужчины должны угощать женщин, особенно, если те в затруднительном положении, – этому всегда мама учила.

– Ну, если так… – между тем протянула Лариса и почему-то покраснела.

А затем быстро добавила:

– Как же меня наш «философ» достал. И нудит, и нудит о важности своей философии. Хорошо, конечно, когда человек увлечён делом, но не настолько…

Девушка сердито тряхнула волосами.

А Гена вдруг подумал, что золотая осень ей очень к лицу – такая же яркая и огненная. Опять же – по-дружески подумал. Иначе к медноволосой он и не относился. А вот её подруга, которая всё это время шла молча, – другое дело… С начала третьего учебного года темноволосая красавица не шла у него из головы.

– Это ты нашего «химика» не видела. Вот где фанатик, – бросил он Ларисе и повернулся ко второй спутнице: – Каринка, а ты как насчёт пообедать?

– Я не знаю, – тихо произнесла Карина и посмотрела в упор тёмными глазами, – мне вещи собирать надо.

– Вещи?

– Карину сегодня в новый корпус переселяют, – сообщила Лариса с осуждающим видом: мол, как ты можешь этого не знать?

– Да, – кивнула темноглазая, – говорят, там лучше будет, просторней. Хотя, как по мне – и то общага, и то общага.

– Ясно, – Гена поправил чёлку, норовившую упасть на глаза. – Тогда сделаем так: сначала обедаем, а затем все вместе едем к Карине в общежитие.

Девушки удивлённо моргнули, и он продолжил:

– Вещи надо не только собирать, но и тащить из корпуса в корпус, верно? Вот. И как тут обойтись без крепкой мужской руки?

В этот раз новое пристанище Грегори искал дольше. То ли, и правда, Валки постарались, то ли просто удача спиной повернулась, но подходящее жильё упорно не находилось. Все сознания, к которым вели более или менее симпатичные ниточки, захлопывали перед Грегори двери, а те, куда пускали, он сам обходил десятой дорогой. Прошло шесть суток – и Грегори начал волноваться. Это, конечно, не критические две недели, и даже пока ещё – не одна, но всё равно срок немалый. Прошлый раз он за полтора дня справился.

И вдруг перед усами ярко запульсировала нить – светлая и толстая. Грегори принюхался. Ничем дурным, вроде склонности к насилию, страсти к алкоголю, любви к склокам и сплетням, и прочей пакости не пахло. Правда, было здесь что-то… непонятное. Незнакомое. Грегори неуверенно пошёл за нитью, и она привела его к двери, из-под которой лился мягкий белый свет. Выглядел он приветливо, а дверь, судя по всему, не заперта. Во всяком случае, никаких цепей, засовов и надписей: «Бомжам межсознанья вход запрещён!»

Грегори толкнул дверь, и та бесшумно открылась.

Грегори вошёл.

И застыл в изумлении.

Номер срывался.

В конце рабочего дня главред подсунула Тамаре статью её коллеги, Олеси, о том, как правильно встать на коньки, а также – где в нашем городе это можно сделать. Сама Олеся час назад как ушла домой – ибо там ребёнок маленький. Беглого взгляда на статью хватило, чтобы понять – редактировать её не надо. Её нужно переписывать. От и до. На резонный вопрос: «Почему же ты, Лизавета свет Игнатьевна, эту задачу не поручила, собственно, автору статьи? Тем более, что шедевр ещё вчера был написан?» – главред фыркнула, что «автор статью не осилил, но – не мне же за ней переписывать…».

Ну да. Не царское это дело…

Тамара выругалась, но от задания не отказалась. А что оставалось делать? Номер сдаётся в печать через полчаса, а проклятое чувство долга не позволяет встать и уйти по примеру Олеси. А потому – вдох-выдох, отрешиться от реальности и уйти с головой в катки с коньками, будь они неладны.

Когда Тамара почти уже дошлифовала чужой материал, позвонил разъярённый рекламодатель и потребовал, чтобы в её собственной статье о здоровом питании более лояльно высказались об их продукте для похудения. В частности – не упоминали, что он приводит к хронической тошноте и неконтролируемому стулу. Главред на её возмущение нервно отмахнулась: «Делай, как говорят, они же деньги приносят. Тебе ли не знать, что рекламодатели нас кормят!».

Тамара против денег не возражала, но в разговоре с рекламным отделом выяснила, что так называемый «кормилец» полгода назад разместил одну-единственную пиарную статью по бартеру и с тех пор не удосужился купить даже самого захудалого блочка рекламы. Более того – и не собирался делать этого в ближайшее время.

Рекламодателя она послала.

Но тут свалился новый сюрприз – отдел маркетинга внезапно вспомнил, что в уходящий номер необходимо поставить заказной материал о новой автобиографической книге некой восходящей поп-звёздочки. Материал уже проплачен, звёздочка обидчивая. Поэтому…

– Тома, дорогая, – главред теребила собственную прядь волос, – напиши по-быстрому, ок? Там ничего сложного, всего две тысячи знаков, акцент – на сексе!

– А почему бы отделу маркетинга этим не заняться?

– Так ушли уже все. Никитский из машины позвонил.

Тамара заскрипела зубами.

– Лиза, твою мать. Это их работа. Они за это деньги получают.

– Что я могу сделать, если они забыли? – Лиза скривилась, пригладила длинную чёрную прядь волос, завела за ухо. – Мерзкие склеротики. Но не должна же я за ними бегать и напоминать по пять раз на день.

– Ага, меня нагнуть проще.

– Я тебе гонорар увеличу.

– Конечно. Втрое. По расценкам маркетологов.

Едва она отстучала ахинею о том, как интересно читать об интимных ошибках молодости будущей супер-звезды, подоспела вёрстка статьи про коньки. В неё не поместился абзац текста, который, естественно, требовалось сократить.

Номер должен был уйти в печать час назад.

Верстальщик, Мишка по кличке Ого, скрипел зубами не хуже самой Тамары.

– Слушай, дай сигарету, а? – обратилась она к нему. – И не надо глаза выпучивать. Нервы не выдерживают.

Грегори топтался на пороге, опасливо озираясь.

Изумляться было от чего. Вся квартира покрылась льдом, с потолка свисали сосульки, кровать со столом покрылись инеем, зеркало украшали морозные узоры.

– Закрывай дверь, растает же всё! – прокричали ему.

И Грегори уставился на… хозяйку? В душе он ещё надеялся, что эта ледяная мадам – с побелевшей кожей, застывшим взглядом и заиндевевшими усами, с украшениями из льдинок на шее, платье и в светлых волосах – всего лишь гостья в странном жилище. Но неумолимое тараканье чутьё вопило: это и есть хозяйка! Он что же, угодил в женское сознание?! Вот так номер! Грегори оглянулся на дверь. Возвращаться в межсознанье не хотелось, но жить в женском… А может, где-то ещё и хозяин завалялся?

Грегори украдкой заглянул под кровать.

И тут же почувствовал на макушке колючий надменный взгляд.

– Э… Простите… – пробормотал он, выпрямившись. – Нить привела к вам. Я остался без дома. А ещё две сплетницы обещали испортить мне жизнь, возможно, потому меня и занесло к вам. Я вообще-то мужской таракан.

Хозяйка неожиданно хмыкнула.

– Знаешь, иногда мне кажется, что я – тоже…

Тамара вернулась домой за полночь.

Мама уже спала, и Тамара потихоньку прокралась в свою комнату, включила ночник. Покопалась в тумбочке и нашла мундштук – в прошлом декабре в редакции устроили новогодний корпоратив в стиле тридцатых годов. И Тамара изображала из себя курящую мадам. Хотя на деле таковой не являлась.

До сегодняшнего вечера.

Она стрельнула три сигареты у Ого, а затем, по дороге домой, купила себе целую пачку. И сейчас закутавшись в старую куртку, вышла на балкон и плотно прикрыла за собой дверь – чтобы не вонять в квартиру. Разумеется, она давно не боялась маминых упрёков, но табачный дым вреден для здоровья. Тамара затянулась через мундштук. Говорят, так якобы безопаснее, но она не верила. Просто – с мундштуком изящнее.

Грегори стал предельно осторожен. Вынюхивал ниточки, отбраковывая одну за другой, снова принюхивался… Великое Сознание упорно подсовывало ему нити из ближайшего окружения бывших владетелей. Но Окружение Томы-Гавк Грегори отмёл, как потенциально женское, а Дона-Труса – из чистой брезгливости.

А вот это… – он внимательно посмотрел на новую нить, потрогал её руколапой, вздохнул с ностальгией – это может быть интересно.

Грегори медленно пошёл на зов.

По коже словно блохи запрыгали – зачесалось всё от волнения и сомнений. Но он слишком хорошо помнил, каково это бродить по межсознанью, день за днём теряя надежду на обретение дома. «Если открывают дверь – надо входить», – рассудил Грегори, оправил пиджак, глубоко вздохнул и шагнул за порог.

И… столкнулся со своим отражением. Только изрядно постаревшим.

Встретивший таракан опирался на трость, носил потёртый пиджак, топорщил седые усы и вертел в руколапах курительную трубку.

– Здравствуйте, – выдохнул Грегори, – я вижу, здесь уже занято. Что ж, тогда я у вас не задержусь, разве что, стакан воды попрошу…

– Ты не узнал меня или как? – проскрипел старик, сверля Грегори чёрными глазками.

Грегори попятился.

– Да как же. Узнал, – он лихорадочно вспоминал имя старого таракана. – Я видел, что нить ведёт к кому-то из окружения Григория Витомского, но не думал, что попаду в сознание его отца.

– Чего же тогда торопишься сбежать?

– Так это… Два курительных таракана в одном сознании – многовато будет.

– Верно, – вздохнул хозяин. – Да не совсем. Заходи, присядь. За пять минут ничего не случится, а я тебе воды принесу.

Грегори потоптался у порога, покосился на дверь и всё же прошёл к старенькому, но аккуратному дивану. Вообще, вся квартира была хоть и потёртой, но на удивление чистой и уютной. Грегори даже подумал, что здесь бы он с радостью остался, но тут же отогнал эту мысль. Двум идентичным тараканам в одном сознании не жить – одного всё равно вынесет. И скорее вынесет более дряхлого и слабого, а это – несправедливо. Как же его всё-таки зовут? Грегори изо всех сил напрягал память, но та яростно сопротивлялась.

Хозяин принёс воды в красивом старинном бокале.

– Меня Гастом Гастонычем зовут, – он присел рядом на диван. – И я умираю.

Грегори моргнул.

– Владетель болен?

– Физически – нет. Для своих семидесяти шести – даже очень здоров. Но – он теряет вкус к жизни. Трубку совсем забросил…

– А может, она ему и не нужна больше? – осторожно спросил Грегори.

Старый таракан покачал головой.

– Я знаю, почему ты ушёл из сознания Григория. Здесь – другой случай. Трубка не вредна моему владетелю, просто он теряет вкус ко всему – не ест любимых блюд, не слушает любимую музыку, не гуляет под любимыми яблонями. И о трубке забыл. Только и делает, что пялится в монитор и ждёт писем.

– От кого? – брякнул Грегори.

И прикусил язык: нешто же старому человеку и написать никто не может?

Гаст Гастоныч посмотрел с укоризной.

– С тех пор, как сын с внуком уехали, он словно сам не свой стал. Поначалу ещё ничего, но с каждой новой неделей разлуки – всё хуже и хуже. То он боится, что сам не доживёт до их возвращения, то – что с ними что-то случится.

– Григорий уехал?

– Да. Его эксцентричный таракан Князь ГэВэ трансформировался из барина в путешественника. Вскоре после твоего ухода, – Гаст Гастоныч рассказал, как тараканы сообща победили Наследника и как после этого примирились отец с сыном. – И тут же Григорий ваш возжелал повидать мир во всей красе. И непременно с отпрыском на пару. Оформили годовую визу и махнули. Два месяца уже катаются.

– Значит, ты хочешь, чтобы я помог тебе взбодрить владетеля, пока не вернутся сын с внуком?

– Я хочу, чтобы ты его взбодрил. И вообще, о нём позаботился.

Повисла пауза.

– Позволь, – наконец сказал Грегори, – а ты?

– А я умираю. Я уже говорил. Я с каждым днём всё слабее. Сегодня уже еле хожу, завтра забуду, что такое труба…

– Я тебе напомню, – вскинулся Грегори. – Я…

Гаст Гастоныч вскинул верхнюю руколапу.

– Каждый таракан сам знает, когда ему уходить. Я держался до последнего ради владетеля – плохо ему без трубки будет, очень плохо. Потому и отправил запрос Великому Сознанию – на курительного таракана. Надеялся, что успею найти, прежде чем уйду. Успел. Надеюсь.

Он пронзил Грегори взглядом. Тот тупо моргал в ответ, не зная, что сказать.

– Язык проглотил? Остаёшься или нет?

– Остаюсь, – выдавил Грегори.

Старый таракан кивнул.

Ефима Гастоновича разбудил резкий «дзыыынь» в дверь.

Старик встрепенулся – надо же, задремал перед монитором. Он громко фыркнул в погасший экран и зашагал к двери.

– Гастоныч! А посмотри, каких я пирожков испекла! – в квартиру вкатилась шарообразная тётечка из квартиры этажом ниже. – И с мясом, и с вареньем, попробуй-ка вот!

Не спросясь, соседка прошествовала на кухню и гордо выставила на стол блюдо с ещё тёплыми пирожками.

– О! От бабушки Маргоши.

– Помилуйте, Маргарита Сергеевна, – Ефим Гастонович дёрнул кустистыми бровями, – какая же вы бабушка? Да вы же, можно сказать, девочка ещё.

– Ой! – всплеснула руками гостья, заливаясь вполне девичьим румянцем. – Девочку нашёл. Шестидесятилетнюю.

– По сравнению со мной – девочка, – веско заявил Ефим Гастонович.

– Ладно, ладно, пирожок съешь.

Ефим Гастонович взял пирог. Откусил, пожевал. Попался с вареньем. Кажется – абрикосовым. Впрочем, вкуса, как такового, он не почувствовал, но всё же изобразил довольную улыбку.

– Нравится? – просияла Маргарита Сергеевна.

Ефим Гастонович кивнул. Подумал, что неплохо бы соседку чаем угостить и немедля потянулся за чайником.

– Я-то думала, этот негодяй приедет, – говорила между тем гостья, – позвонила ему неделю назад, сказала, что на выходных пирожков напеку. Приезжай, мол, поешь, и с собой прихватишь, в охвис свой возьмешь. Не-е-е! Не приехал. Дела у него какие-то – в выходной-то день. Для газетёнки своей что-то написать надо, вот прям срочно. Писака. А мы с Гордончиком сами столько не съедим. Вот и решила тебе принести.

Ефим Гастонович задумчиво жевал. «Этим негодяем» был младший сын соседки, поздний ребёнок, по мнению матери, жестоко её предавший.

– Чем он там вообще питается на своей съемной квартире? Не ест же ничего, поди, – продолжала сокрушаться Маргарита Сергеевна, – дома всегда и ужин ему, и завтрак, и с собой заверну. А там, небось же, голодный сидит. И о матери не вспоминает. Помру – и на похороны не придёт. Хорошо, хоть Гордончик у меня, хоть есть, на кого опереться.

Гостья красноречиво всхлипнула. Ефим Гастонович поспешил залить закипевшей водой травяной чай. Лично он глубоко сомневался, что восхищения заслуживает старший сын Маргариты, в тридцать пять лет сидящий у материнской юбки, а не младший, который со студенческой скамьи стремится самостоятельно встать на ноги. Однако предпочитал помалкивать. Маргарита Сергеевна в последнее время всячески его поддерживала – с той минуты, когда встретила его в подъезде, осунувшегося и печального, испереживавшегося из-за внука и сына, сон ему плохой в ту ночь приснился. И он старался отвечать на поддержку поддержкой. Хотя бы – молчаливой.

Ефим Гастонович поставил на стол чайник-заварник и чашки.

– Не переживайте так. Младший сын вас любит. Я же вижу – он в гости приходит, и не с пустыми руками, всегда о здоровье вашем переживает.

– Приходит он, переживает… А сколько мать нервов истрепа-а-ала и слёз пролила-а-а, когда он на квартиру ушёл? Он об этом не думал даже, только отмахивался. А мне – како-о-ой позо-о-ор перед соседями! Ушёл на съйо-о-омное жильё, будто своего нет, будто из до-о-ому его выгоняют, будто я житья ему не даю, что убегать приходится. Стыдно людям в глаза смотреть было! Сколько корвалолу выпила тогда, кому это интересно было?

Она взяла чашку и громко сёрбнула.

Ефим же Гастонович в ответ на причитания снова лишь головой покачал. Он как раз прекрасно понимал, почему молодому парню стало тесно в двухкомнатной квартире, где приходилось делить комнату со старшим братом и отчитываться перед матерью за каждое опоздание к ужину. Он и сам в своё время отказался переезжать в просторный загородный особняк сына, предпочтя обычную «сталинку» в спальном районе Киева. Пусть скромная, зато своя. Здесь он хозяин. Нет, конечно, он не думал, что сын его притеснять станет, но всё же – своё есть своё.

Так он – старик. А уж юноше молодому и горячему – тем более простор нужен.

Но материнскому сердцу этого не объяснишь. Мать всегда будет переживать за своих детей и волноваться, как бы не случилось чего, стоит ей отвернуться. А впрочем, разве только мать? Сам на себя бы посмотрел. Старик невесело хмыкнул.

– А твои-то как? Пишут? – встрепенулась гостья. – А то я всё о себе да о себе…

Ефим Гастонович покачал головой.

– Нет, пока не писали. Наверное, что-то отвлекает их.

Он гнал от себя другую мысль. «Наверное, что-то случилось». Раньше, сын с внуком – Гришка и Никитка – раз в два-три дня писали, присылали по е-мэйлу фотографии из Польши, Италии, Черногории и прочих мест, где бывали. Когда могли – по скайпу общались. Рассказывали, что да как. Недолгие были беседы, да и письма недлинные, но всё-таки. А последние десять дней – тишина. Ефим Гастонович усиленно шерстил новости – никаких крупных катастроф на линии их маршрута не случалось. С другой стороны – сколько может случиться катастроф мелких? А с третьей – Гришка такой непредсказуемый, ему свернуть с намеченного маршрута ничего не стоит. А уж там-то… Ефим Гастонович потерял сон. Если до этого он просто за них переживал по-родительски: – чтобы самолёт не упал (сколько их сейчас падает?), чтобы болячку никакую не подхватили в пути (сколько новостей о вирусах-убийцах?), чтобы ничего прочего не стряслось – то сейчас у него началась настоящая паника.

Что если он никогда больше не увидит и не услышит двух самых родных людей?

– Не благодарные они все, вот что! – звонко заявила Маргарита Сергеевна, и куда только подевались плаксивые нотки в голосе. – Вот ты себя изводишь, Гастоныч, а они где-то на пляже валяются и думать о тебе забыли.

Ефиму Гастоновичу стало очень тоскливо. Захотелось остаться одному, сесть за монитор и перечитать старые письма.

Гаст Гастоныч ушёл.

Шагнул в пустоту и исчез. Навсегда.

Грегори огляделся, квартира была вполне уютной, ничем дурным от неё не пахло – бери и живи. Но вместо радости от того, что нашёл хорошее жильё, на плечи навалилась грусть. Грегори присел на деревянный стул у окна, усы жалобно повисли. Не отпускало глупое чувство вины – будто он выжил хозяина квартиры. Грегори глубоко вдохнул, сжал-разжал пальцы на руколапах.

Ни в чём он не виноват перед хозяином квартиры. Напротив, на него ответственная задача возложена – взбодрить владетеля! Ему самое сокровенное доверили.

Грегори встал, выпрямил усы.

Этим и займёмся.

Взбодрить, говорите. Грегори снова осмотрелся, заглянул на кухню, в уборную, на балкончик. Везде всё аккуратно, чисто и строго, но при этом как-то… затхло. И никакого намёка на бодрость. Ничего. Для начала раскурим трубку – разве не для этого мы здесь? Грегори шагнул на балкон, оставив дверь открытой на распашку – проветривание не помешает, – достал кисет и принялся набивать табак. Закончив, попытался раскурить трубку, но та упорно не раскуривалась. Грегори задумчиво повертел её в руках. Потом перевёл взгляд на пейзаж, что раскинулся за окнами – заснеженный двор, будто нарисованный; деревья, окутанные пушистым покрывалом; снежинки, мягко планирующие на землю; птица-снегирь, алым пятном застывшая на белом полотне; ярко-голубое небо надо всем этим. Как может хандрить тот, у кого перед глазами такая красота?

– Ап-чхи! – раздалось из комнаты.

«Дедушка, а ты знал, что киви – это лиана? Как виноград, представляешь?! А я и не догадывался, пока не увидел. Посмотри на четвёртое фото…» – восхищённо писал внук Никита.

«В этих занюханных Европах даже борща не поешь нормального. И ненормального – тоже. Что борща – обычного супа с картошкой днём с огнём не сыщешь. А вечером вообще пожрать негде…» – это уже Гриша, сын.

Ефим Гастонович просматривал фотографии и перечитывал письма, любовно скопированные из почты в компьютер и тщательно разложенные по папкам. С одной стороны, чем больше смотрел, тем сильнее брала тоска, с другой – оторваться не мог. И всё же, кое-что отвлекло его внимание.

Белое на белом.

Сначала, мельком посмотрев в окно, он решил, что дети слепили снежную фигурку в виде кошки. Старик едва скользнул по ней взглядом и вернулся к фотографиям, но что-то заставило его обернуться. Нехотя, через силу, сам не понимая зачем, выглянул он в окно. Пригляделся к фигурке – таки кошка! Только не снежная – живая. Молодая киса, котёнок-подросток даже, с янтарными глазами и белоснежной длинной шерстью. Он знал эту кошку – отсюда не видно, но на хвосте и лапках есть серые пятнышки, которые её, впрочем, не портят. А знал он это, поскольку не раз бывал в доме её хозяйки – Маргариты Сергеевны. Три месяца назад, незадолго до отъезда Гриши с Никитой, соседка взяла котенка – белую и очень пушистую кошечку, взамен прошлого кота, которого её Гордончик куда-то утащил, вроде бы. Нарадоваться не могла, всему дому хвасталась, какой у неё котёночек замечательный. Как же киса на улице оказалась? Выскочила, небось, пока хозяйка отвернулась. Непорядок.

Ефим Гастонович поднялся со стула и зашагал в прихожую, натянул сапоги, схватил пальто и шапку. Видеть соседку, несмотря на всю её заботу и поддержку, в последнее время хотелось всё меньше, но бросать животинку на морозе – не дело. Надо выйти, забрать и вернуть в дом, пока не убежала. Или не обидел кто.

Он вышел из квартиры, по ступенькам почти бежал. К счастью, киса удирать не спешила. Сидела, как приклеенная, на том же месте и удивлённо таращилась перед собой. Напротив неё гордо расхаживал красногрудый снегирь, но киса лишь с недоумением на него моргнула.

– Что ж ты… – Ефим Гастонович наклонился к ней. – Как же ты убежала? Иди ко мне.

Киса попыталась попятиться, но быстро раздумала и позволила сгрести себя в охапку. Ефим Гастонович понёс кошку обратно в подъезд, поднялся на третий этаж, позвонил в квартиру Маргариты Сергеевны.

– Ой, Гастоныч! – соседка возникла на пороге в разноцветном махровом халате и с платком на голове.

– Вот. Пропажу принёс, – он протянул кошку, та принюхивалась к знакомым запахам квартиры, но отрывать когти от пальто не спешила. – Небось, обыскались уже. А она в сугробе сидит, еле от снега отличил.

Ефим Гастонович ждал радостных возгласов или хотя бы простого «спасибо», однако соседка только махнула рукой.

– Да нет, не обыскались. Я нового котёночка взяла. Ма-а-аленького такого! Хочешь, покажу?

Хорошенькое дело. Кошка убежала, а ей уже замену нашли.

– Но… Постой, Сергеевна, с этой-то что делать?

– А что с ней делать? Она уже взрослая, пусть во дворе живёт, я её подкармливать буду.

– Подожди, – Ефим Гастонович замер, поражённый догадкой. – Она не убегала, верно? Ты её специально выпустила?

– Так она же выросла. А я маленьких котяток люблю. Совсем маленьких.

– Но… А кот, который до неё был, куда делся? – вырвался неожиданный вопрос.

– Я же говорила, Гордончик другу подарил.

– Взрослого кота?

– Да что ты ко мне привязался, Гастоныч? Какое тебе дело до моих котов?! Ты за своими шалопаями лучше следи.

– Ты кошку заберёшь или нет?

– Сказала же, пусть во дворе живёт. У меня другой котёнок. Иди, не докучай.

И захлопнула дверь.

Ефим Гастонович растерянно посмотрел на кошку. Та на всякий случай покрепче вцепилась когтями в пальто.

– И что же мне с тобой делать, а? – выдохнул он.

Из-за шкафа вышел таракан среднего телосложения в серой дырявой футболке. У него беспрестанно дёргались усы, и глаза смотрели с тревогой.

– Ты тоже здесь живёшь? – спросил Грегори.

– Нравится мне это «тоже», – проворчал тот. – Балкон закрой, холодно же.

– Я, вроде как, Гасту Гастонычу на замену, – Грегори показал трубку, прикрыв, прочем, балкон. – Он меня сам позвал. А ты кто?

– Я – Горе Опекун.

– Хм.

– О близких забочусь.

– Но разве забота о ком-то – это странность?

– В каком смысле? Хочешь сказать, что я – это странность? – свёл брови Горе Опекун и подался вперёд.

– Э… Ну так, все мы немного того… Каждый таракан это…

Тревоги в глазах прибавилось.

– В общем, проехали. Просто никогда не встречал таракана-опекуна.

– Мало ли, чего ты не встречал. У меня и подруга есть – такая же, как я. Хотя… вот она как раз немного странная. Мамашей Марго зовут. Хочешь, познакомлю?

Знакомиться со странной Мамашей почему-то не хотелось. Поэтому Грегори неопределённо мотнул головой и спросил.

– А ты чего за шкафом прятался?

– От этого… Предшественника твоего. Всё смотрел на меня с укоризной, будто обвинял в чём, – Горе Опекун покосился на трубку. – Ты только штукой своей дымить здесь не придумай! Дым отвлекает владетеля!

Грегори хотел сказать, что у него и так трубка не раскуривается, но в последний миг передумал и спросил:

– От чего отвлекает?

– От мыслей о близких, разумеется, – затряс усами Горе Опекун и принюхался. – Вот, опять его что-то отвлекло. Не дыми здесь, слышишь? Ни в коем случае не дыми в квартире!

Грегори повертел в руколапах трубку. Ситуация постепенно прояснялась, а задача по взбодрению владетеля, напротив, усложнялась.

– Знаешь что, – медленно проговорил Грегори, – а давай, и правда, к твоей Мамаше-Странной в гости сходим?

Кошке требовалась еда.

Конечно же, Ефим Гастонович не поволок её обратно на мороз – принёс домой. О том, чем именно кормят котов, он имел очень смутное представление, однако чётко запомнил, как сын, Гриша, не раз повторял, что вопреки распространённому мнению человеческая еда усатым не подходит. Надо покупать специальный корм и не какой-нибудь, а качественный. Ефим Гастонович налил кошке воды, на всякий случай – ещё и кефира, а затем полез в интернет. Около часа изучал некое сообщество кошатников, узнал много названий консервов, которые покупать ни в коем случае не следует, и парочку, которые покупать можно. Заодно с удивлением выяснил, что придётся также приобрести лоток для кошачьего туалета, специальный наполнитель для него, некий агрегат, о который коты точат когти, а также – кошачью мисочку. Кроме того, крайне желательно купить жевательную траву, таблетки от глистов, и вообще – показать свежепойманную кошку ветеринару.

Ефим Гастонович почесал затылок и снова потянулся к пальто.

Ветеринар, пожалуй, подождёт – кошка больной не выглядит, разве что, испуганной и подмёрзшей… А вот покормить животинку надо. Неизвестно ведь, сколько она на улице просидела. Он посмотрел на подобрашку. Та лежала на кровати, поджав под себя лапы, и мало чем отличалась от меховых подушек, валявшихся рядом. Лишь огромные янтарные глаза, сверкая, выдавали в ней живое существо.

– Так и буду тебя звать: Подушка! – сказал Ефим Гастонович, натягивая сапоги.

Кошка недвижно за ним наблюдала, а затем медленно моргнула.

В зоомагазине молодая бойкая продавщица надавала ему ещё кучу советов по уходу за кошкой, уговорила добавить к вороху покупок щетку для расчёсывания Подушки: «Она же у вас пушистая!» А также посоветовала выяснить, успела ли прежняя хозяйка сделать кисе какие-либо прививки.

Из магазина старик вышел, нагруженный по самое не могу. Поставил покупки на лавочку, отдышался немного. Подумал даже, не взять ли такси? Мотнул головой. «Наши люди в булочную на такси не ездют». Два квартала как-нибудь осилит – не совсем ещё дед-развалюха. Хотел уже идти, когда подошла Ольга Ивановна из соседнего подъезда.

– Ты что это, Гастоныч? – она весело окинула взглядом гору кото-товаров на скамейке. – Лоток свой открываешь, чи шо?

– Наоборот. Купил, вот. Для кошки.

– От те на! Никогда никакой домашней живности не признавал, и вдруг – кошку завёл?

– Завёл. Долгая история, – сплетничать Ефим Гастонович не любил, продавщице в магазине и то сказал, что кошку ему прежние хозяева отдали из-за аллергии.

Он вытер лоб и стал раздумывать, как бы удобнее всё подхватить.

– Подсобить тебе, Гастоныч? Как же ты это всё сам донесёшь?

– Вот ещё. Женщин нагружать.

– Ерунда! – Ольга Ивановна резво ухватила пакет с лотком, мисками и кото-игрушками. – Оно совсем не тяжёлое, а тебе сподручней будет.

И отступила на шаг, всем своим видом показывая, что пакет строптивому соседу ни за что не отдаст.

– Что ж, и то верно, – кивнул Ефим Гастонович, и они зашагали к дому.

Из-за угла, шагах в пятидесяти перед ними, вынырнули бывшая хозяйка Подушки с сыночком. Ефим Гастонович незаметно замедлил шаг – уж кого-кого, а «любительницу ма-а-аленьких котяток» видеть сейчас совсем не хотелось. Его спутница тоже увидела соседку с отпрыском впереди.

– Вот же ж, дал бог сыночка, а? Тридцать пять лет, а сидит на материнской шее, постоянной работы нет, только дефективчики свои пишет. Говорят, одну книжку издал недавно. То ли за материнскую пенсию, то ли за какой-то свой заработок. Хотя, откуда у него заработок…

– Вроде бы, грузчиком по ночам подрабатывает, – пропыхтел Ефим Гастонович. – Давайте-ка, дражайшая Ольга, у лавочки остановимся. Я руки сменю…

– Руки он сменит… А ещё от помощи отказывался, говорила же – тяжело. А этот, – она кивнула на Маргариту с сыном, – какой с него грузчик? У матери даже сумку взять не может.

Действительно, соседка тащила ворох авосек, у Гордончика же в руках болтался один лишь маленький пакетик.

– А ей, почему-то, за младшего стыдно, – не удержался Ефим Гастонович.

И вернулся к собственной горе покупок.

– Ах ты ж затейник эдакий! – Милка со стоном подпрыгивала на пустых лотках из-под хлеба. – Мать твою, как приспичило.

– Кто бы говорил, – улыбнулся Горовин, застегивая штаны.

Да уж, действительно приспичило. На краю городского парка, в кузове хлебо-булочного грузовичка. А почему бы и нет? Конец смены, симпатичная подруга мнёт его бедро пальцами, отвлекая от дороги, тёплый летний вечер, птички щебечут, где-то орёт караоке, а может – коту на хвост наступили… Типичный Харьков.

– Документы предъявите, молодые люди. Чем здесь занимаетесь?

Чёрт! Горовин-то штаны застегнул, а Милка, как валялась томная и полуголая, так и валяется. То есть, при явлении парочки служителей закона, конечно, встрепенулась, запахнулась, разве что за лотки с оставшимся хлебом не уползла. Но поздно.

– Нарушение порядка в общественных местах, – нудным голосом пробубнил мент.

– И где же вы здесь общество увидели, сержант? – развёл руками Горовин. – Расслабились немножко после работы, тяжёлый день был, вот и… Давайте мы вас лучше булочками угостим. Свежие! Можно сказать, только из печи.

Он протянул защитникам порядка по паре мягких «плетёнок» и одному сочнику. Подумал и добавил ещё один сахарный крендель. Стражи покосились с подозрением.

– Она хоть не на них сидела, кхм, в процессе?

Милка фыркнула в кулак, Горовин напустил на себя самый смиренный вид, на какой был способен.

– Разве можно, сержант?

Стражи сунули булки подмышки, бросили через плечо:

– Не попадайтесь больше.

И скрылись в парке.

Сознание пустовало.

Грегори постоял на пороге, призывая хозяев, затем осторожно зашёл, снял шляпу и прикрыл за собой дверь. Принюхался, пошевелил усами. Что-то знакомое. Где-то он уже с владетелем сего сознания пересекался. Грегори побродил по комнате, заглянул на кухню – жилище выглядело откровенно заброшенным. Всюду пыль, паутина, засохший кактус… Неужели здесь никто не живёт?

Сознание без тараканов?!

Грегори остановился, подёргал себя за ус. Даже неловко как-то. Занимать девственно чистое… Впрочем – он снова огляделся – не такое уж чистое, но, скажем так, бестараканье пространство. Жил себе человек, горя не знал, а тут он – в шляпе и с трубкой. Но ведь – Грегори присел на край запылённой кровати – с тараканом-то веселее!

Грегори вскочил на ноголапы.

Точно. Его новый владелец наверняка совсем заскучал без насекомых в голове. Оттого и бардак такой вокруг, даже убраться от тоски не может. Ничего, сейчас мы это дело поправим. Где тут у нас вода и тряпка?

Грегори забегал по квартире, усы весело зазвенели. С другой стороны, оно и лучше, без соседей по сознанию. Может, обживётся, наконец, осядет. А то Великое Сознание с подозрением относится к тараканам, которые владетелей одного за другим меняют. Зачислит ещё в неконтактные…

Размышление прервал негромкий щелчок, и в комнате появились двое. Тараканов. Или – тараканих. Грегори поймал себя на том, что совершенно непристойно пялится на хозяев. Но одно узрел точно – хозяева похожи друг на друга, как две капли воды.

– З-здравствуйте, – он слегка поклонился близнецам. – А я тут… к вам… Открыто было.

– Заходи, заходи, нам лишние руколапы не помешают в нашем благородном деле.

Грегори чуть расслабился.

– Благородное – это хорошо. Это – я завсегда, – и осёкся, вспомнил вдруг Благородного труса Геннадия. – А чем конкретно занимаетесь? – осторожно добавил он.

– Справедливость восстанавливаем, – гордо заявил один. – Защищаем наших владетелей от врагов. И зовут нас одинаково – Герки Неуловимые.

– Как «неуловимые мстители», – приосанился второй.

– Мило… – пробормотал Грегори. – Постойте, вы сказали: ваших владетелей? Вы не вместе здесь живёте?

– Нет. Наши владетели – муж и жена. Гражданские.

– А… Простите. Вы так одинаково выглядите. Кто из вас таракан мужа?

– А мы ещё не определились.

– Да и неважно это. Главное – общее дело.

Грегори потёр междуусие. Почему-то Герки симпатии у него не вызвали. Но попасть в список «неконтактных» тоже не хотелось. Он вздохнул.

– Хорошо. Расскажите мне про ваших владетелей.

Журнал «Жёлтый сплетник» праздновал пятилетие.

Главный редактор Герасим Симовский встал из-за стола.

– Спасибо, что пришли друзья. Я хочу поднять бокал за журнал, который возглавляю и которым горжусь. И знаете, почему? Мы даём людям то, чего они действительно хотят. Всякого умняка, мрачняка и пафоса и без нас хватает. Оглянитесь – они повсюду. Мы же позволяем читателям расслабиться, поковыряться в грязном белье звёзд и тем самым стать ближе к звёздам, почувствовать себя выше звёзд! И пусть другие кормят потребителя занудным пафосом с потугами на креатив. Мы – проще и ближе к народу!

Гости зааплодировали, и Герасим вернулся за свой столик. Там его уже ждала сияющая Лиза в белоснежном вечернем платье.

– Молодец, прекрасная речь, – шепнула она.

Ему и самому понравилось.

Достойный ответ этой заносчивой ледяной статуе Тамаре, которая полтора месяца и один день назад на презентации нового приложения к своему «элитному журналу», заявила, что «в отличие от некоторых, они пишут для умных читателей». Под «некоторыми», разумеется, подразумевала их с Лизой. Кого же ещё? С тех пор, как Лиза устроилась в редакцию «Жёлтого сплетника», злюка не упускала случая, чтобы пнуть бывших подругу и возлюбленного.

А ведь сама сбросила Герасиму номер телефона Лизы и сказала: «Позвони, утешь». Нельзя сказать, что у него его не было – всё-таки главреды разных изданий пересекаются иногда на презентациях, но… Если уж прямо говорят: позвони… Он и позвонил. И вовремя. Лиза как раз выбирала между прыжком с восьмого этажа и упаковкой димедрола. Где только достала пакость? Герасим уговорил дождаться его и приехал в ночь, прихватив с собой бутылку Каберне. Они пили до утра, а потом заснули. В одной постели. На следующий день Гера устроил её к себе редактором новостей, благо предыдущий как раз уволился.

Лиза, правда, тут же озадачила его вопросом: «Почему простым редактором, а не твоим заместителем, хотя бы?» Гера пропустил вопрос мимо ушей: от стресса ещё не отошла девочка. К тому же действующий заместитель его более чем устраивал.

Он склонился к Лизе, ткнувшись носом в чёрные волосы:

– Ты успела поставить новость о том, что певица Матюхина не беременна?

– Да.

– Отлично. Гавринская позеленеет от злости, когда увидит. Она-то в прошлом номере успела заявить, что Матюхина носит двойню.

– О да, волосы на себе порвёт. Я уж расстаралась, расписала, какие подлые лгуны все, кто приписал звезде беременность. И самой звезде тоже досталось.

– Без этого никуда, – кивнул Гера.

Лиза расплылась в улыбке и потёрлась о него щекой.

– Дорогой мой, может, в честь юбилея нашего журнала ты подумаешь о моём повышении?

– Послушай, куда я, по-твоему, должен деть Антона? Уволить без причин?

– Ради любимой женщины мог бы и уволить, – надула Лиза губы, но тут же продолжила. – Или – придумать для меня новую должность!

– Не говори глупостей. Штатные единицы так просто не открываются. Давай лучше Костю поймаем, пока не напился.

Костя, их сисадмин и вообще – компьютерный гений, обнаружился в другом конце длинного стола и, действительно, относительно трезвым. Гера сунул ему под нос планшет с открытой страничкой своего ЖЖ.

– Можешь по ай-пи вычислить анонима?

Костя моргнул, отставил бокал с коньяком, вчитался в написанное. Под постом о недавней поездке Герасима и Лизы во Францию некто с ником «Слонотоп_18» написал: «И оставались бы в своих заграницах, буржуи хреновы».

– Журнал пустой и создан недавно, – сообщила Лиза из-за Гериного плеча.

Костя пожал плечами.

– Похоже на обычного бота. Ко мне таких куча приползает, стоит что-нибудь эдакое написать…

– У нас ничего эдакого, – возразил Герасим. – Просто рассказ о путешествии с фотками.

– Боту достаточно. Забань его и забудь.

– Нет уж, никакой это не бот! – выступила вперёд Лиза. – Это всё она, они… им неймётся.

– Я не понимаю, о ком речь.

– Например, о той, которая вынюхала, что мы готовим материал о суррогатном материнстве и выпустила его неделей раньше нас.

Костя пожал плечами, тоскливо покосился на коньяк. Антон, заместитель главреда, вскинул голову:

– Вы всё ещё из-за этого переживаете? Бросьте. Материалы были абсолютно разные. У них – аналитика, у нас, как обычно, какашки в тазике.

– Она вынюхала…

– Да перед этим большой сюжет по телеку вышел, тема просто товарная. Давайте лучше выпьем.

Антон встал, а Лиза пронзила Герасима взглядом, в котором чётко читалось: «Уволь ты уже этого тупицу!» Потом повернулась в Косте:

– Ты вычислишь ай-пи или нет?!

Сисадмин вздохнул:

– Постараюсь, присылай ссылку, – и потянулся за лимоном.

Вместо того, чтобы исполнить просьбу и рассказать о владетелях, Герки-Неуловимые принялись воодушевлённо талдычить об их врагах.

И такие они, и сякие, всячески владетелей Герок унижают, сочиняют про них гадости, на каждом шагу подстерегают, делают всё, чтобы уничтожить, а всё из-за ревности и зависти, хотя же сама главная врагиня одного владетеля меньше года назад бросила, а другую – уволила.

– Постойте. А как зовут эту вашу великую и ужасную?

– Тамара Гавринская. При ней мужик по кличке Ого и ещё одна предательница…

– Тома-Гавк? Не может быть!

– Ты знаешь её таракана? – в один голос воскликнули Герки.

– Да, пересекался. И насколько могу судить, она не из тех, кто станет кого-то преследовать. Ей главное, чтобы на её личную территорию не посягали. А от тех, кто не оправдал доверия, скорее просто отшатнётся…

Грегори задумался. Он не видел Тому-Гавк почти год, последнее, что знает о ней – ледяная королева всё же решилась поэкспериментировать с термо-одеялом. А если эксперимент оказался неудачным? Если опасения Морозкиной оправдались, и переключение температурных режимов сгубило её дочь?

Грегори мотнул головой.

– Тамара, я в магазин. Тебе что-нибудь купить?

Олеся заглянула в кабинет начальства. И в который раз себе удивилась. Скажи ей кто-то около года назад, что они с Тамарой Гавринской станут подругами – не поверила бы! Да что там «не поверила» – бригаду «скорой» бы вызвала!

– Погоди с магазином, – Тамара махнула рукой, приглашая войти. – У Ангелины Матюхиной выкидыш. Только что позвонили из пресс-службы. И письмо прислали. Пока – только для нас информация.

– Опаньки, – Олеся вошла в кабинет, прикрыла за собой двери.

Неделю назад она упомянула молодую певицу, знакомую Тамары, в своей «Детской площадке» – привела в пример как будущую маму. А теперь…

– Вечером я к ней в больницу съезжу. С неофициальным визитом. А пока надо сделать новость, – проговорила Тамара. – Очень аккуратно, с выражением сочувствия. Это, конечно, не то, о чём стоит кричать, но поскольку мы ранее заявляли о беременности…

Олеся кивнула, а в животе заурчало. Ангелину было жалко, но есть хотелось нестерпимо.

– Я перешлю тебе письмо пресс-службы, – Тамара отвернулась к монитору. – Не откладывай, займись новостью сейчас же. А в магазин Ого сходит, ему всё равно пока верстать нечего.

Олеся снова кивнула и потопала к рабочему месту.

Спорить в таких случаях бесполезно – дело у Тамары всегда на первом месте.

В почте, кроме новости об Ангелине Матюхиной, Олесю ждало истеричное письмо с подзабытого адреса: «Этот коммент кто-то из вашей редакции написал!!!!!!! Первые пять цифр ай-пи совпадают!!!!!!!!!!» И ссылка на пост главреда «Жёлтого сплетника» о том, как он с бывшим главредом «Под микроскопом» по Франции разъезжал.

Олеся мигом сообразила, о каком комментарии речь, и отстучала в ответ: «В ай-пи больше пяти цифр, а коммент, похоже, ботский»

После закрыла переписку и вернулась к певице Ангелине. Новость написала быстро, отправила Тамаре, и тут же в почту свалилось новое письмо:

«А мы вас с Матюхиной сделали! Вот, выкусите!» И – скрин страницы с новостью, где грязью поливается и Матюхина, и издания, посмевшие «поддержать попытку самопиара дешёвой певички путём продвижения мифа о ложной беременности»

– Дура, – пробормотала Олеся. – У человека горе.

Но отвечать ничего не стала. Всё равно не поймёт.

Пришёл Ого, принёс кефир и салат с курицей из отдела кулинарии – для Олеси. После вознёсся в кабинет главреда, оставил там второй пакет с едой, а сам отправился верстать и жевать перед монитором – подоспела полоса новостей.

«Сами вы боты вонючие со своей Тамарой!» – гласило следующее письмо.

Олеся вздохнула. И почему вдруг именно сейчас такая повышенная активность? Не иначе, как из-за нового приложения «Под микроскопом – Домашний психолог», который уже больше месяца как вышел на рынок и успешно продаётся.

Первое письмо Олеся получила сразу после презентации новинки. И долго смеялась. Оказывается, фраза Тамары о том, что оба её детища рассчитаны на умного читателя, ужасно оскорбила редакцию «Жёлтого сплетника», которого они даже за конкурента никогда не считали.

Она рассказала о письме Тамаре, но та лишь рукой махнула и велела обдумывать темы для второго выпуска «Домашнего психолога». А приложение, между тем, действительно писалось для людей не самых глупых – в статьях разносторонне рассматривались реальные примеры и искались разные выходы из ситуаций, материалы сопровождались комментариями профессиональных психотерапевтов, а также имелся сеанс разоблачения «популярной психологии». Первый выпуск посвящался детской психологии, что особенно близко Олесе.

«А ты – подлая предательница! Сколько я тебе помогала, входила в твоё положение, отпускала к ребёнку? Работу даже предлагала новую. А ты предпочла лизать задницу этой твари! Да ты мазохистка, не иначе!»

Олеся хмуро уставилась в монитор. Закончится это сегодня или нет?

Но ведь если подумать, Лиза права. И в положение входила, и на работу звала – вскоре после того, как устроилась в «Жёлтый сплетник». Но издания, построенные исключительно на перемывании костей знаменитостям и поиске, а то и сочинению компроматов на них, никогда не интересовали Олесю.

Да и потом, звала Лиза не только её – вообще всех призывала массово увольняться из журнала «Под микроскопом» и устраиваться к ним в «Жёлтый сплетник». Вопрос: «Откуда в последнем возьмётся столько мест?» – оставался открытым. Вдобавок Лиза рассылала письма партнёрам журнала и даже некоторым читателям с требованиями бойкотировать «подлых предателей».

Работать с таким человеком хотелось всё меньше.

К тому же, Олеся быстро поняла, что рядом с Тамарой она растёт – и как личность, и как редактор. Да, с ней бывает тяжело, Гавринская сама выкладывается на работе и требует того же от других. Но зато и интересно! И аккредитацию на международный форум по вопросам детской психологии Тамара для неё выбила, что очень помогло молодой матери и в работе, и дома.

А Лиза… Что Лиза? Ей, действительно, было удобнее свалить Олесины обязанности на других, вместо того, чтобы грамотно перестроить работу редакции. Олесю поначалу это устраивало, пока – опять же, с подачи Тамары – не задумалась: какой пример она подаст подрастающему сыну, если станет постоянно перекладывать ответственность на других?

Первое время Олеся даже пыталась объяснять всё это Лизе. Однако та каждое доброе слово в адрес Тамары воспринимала, как жуткое оскорбление в свой адрес. Более того, оскорбления она находила в каждой рубрике «Слово редактора», где Гавринская смела приветствовать читателей. В стандартном мини-эссе Лизе мерещилось напоминание, что главред – теперь не она. И вообще – оскорбительным считался каждый выпуск журнала «Под микроскопом», посмевший не закрыться сразу после ухода её гениального величества.

В итоге Олеся свела общение с Лизой на нет.

Но теперь оно, похоже, возобновилось.

Попасть в квартиру Томы-Гавк не получилось.

Двери оказались наглухо заперты, то ли хозяйка отлучилась надолго, то ли заморозилась окончательно. Тогда Грегори решил наведаться в сознание Елизаветы Гречкиной, бывшей Томиной начальницы, а сейчас, похоже, лютого её врага. Пока оба – обе? – Герки заняты составлением новых планов по неуловимому мщению, можно осмотреться. В сознании Елизаветы обнаружилась напыщенная тараканиха в золотом плаще и с короной на голове.

– Реджина Элиз! – представилась она и вперила в Грегори оценивающий взгляд. – А ты, значит, новое насекомое Герасима? Это из-за тебя он перешёл с сигарет на трубку? Ему идёт. Но, может, хоть ты втолкуешь владетелю, чтобы сделал нас своим заместителем? Да и зарплату повысить не помешало бы.

– Э… – Грегори опешил от внезапного напора. – Тараканы не вступают в прямой контакт с владетелями, – напомнил он.

– Ай, но подсказки, там, всякие, намёки ты же можешь кидать. Как и все мы. Вот и приступай к делу.

Грегори дёрнул усами.

– А почему ты считаешь, что твоей владетельнице непременно нужно быть заместителем?

– Ты прав! Должность главного редактора нам подходит больше, но, боюсь, своим местом Герасим точно не поступится.

– Ладно. Перефразируем вопрос. Почему ты считаешь, что вам с владетельницей непременно надо быть главными?

– Мы – великие! – взвизгнула Реджина. – Мы не можем сидеть в простых редакторах!

– Ага… И чем же именно вы велики?

Реджина Элиз посмотрела на него, как на полное ничтожество.

– Тем, что мы – это мы!

– Но так может каждый сказать. А конкретный пример приведи – в чём величие?

Реджина побагровела.

– Пошёл вон отсюда, холуй!

В дверях Грегори столкнулся с Герками, галантно отступил в сторону и снял шляпу, пропуская, после чего с облегчением вернулся в сознание владетеля и попытался собраться с мыслями. Неуловимые близнецы и их окружение нравились ему всё меньше, но прослыть «неконтактным» тоже ой как не хотелось.

Однако мысли прервал невнятный шорох.

– Ха! Готова рубрика «Конкуренты налажали»! – Лиза ткнула в лицо Герасиму свежий выпуск «Под микроскопом». – Попытались выкрутиться, типа у этой звездульки выкидыш. Ох, сейчас я их размажу! Я фотку сохранила, на которой Матюхина на вечеринке выплясывает. Разве после выкидышей танцуют?

– Однозначно не танцуют, – удовлетворённо кивнул Герасим.

– Это ж надо, увидели нашу новость и запаниковали. Настолько, что даже умного ничего сочинить не сумели! Это даже круче, чем тогда, когда они у нас идею о суррогатном материнстве украли. Сейчас я им!

Возбуждённая Лиза пулей вылетела из кабинета Геры, а он подумал, что идея рубрики «Конкуренты налажали» – совсем не плоха, что бы там Антон ни бурчал, и как бы сам Гера поначалу ни сомневался. А что, одним только певцам, актёрам и стилистам кости перемывать? Чем коллеги по перу хуже? Приходится, правда, проезжаться и по другим изданиям, кроме «Под микроскопом», чтобы слишком уж подозрительно не выглядело, ну так – пусть не расслабляются!

К тому же, сама Тамара написала в своём психологическом приложении, что «сильно залюбленные сыновья так вечными мальчиками и остаются». Его ведь имела в виду, кого же ещё? Знает же, что учредитель издательского дома, которому принадлежит «Жёлтый сплетник» – родной дядя Герасима. Да и сам Гера не раз рассказывал, что родители его всегда любили и ни в чём не отказывали. Однако кто бы говорил? Тамара – сама ещё та мамочкина дочка. Чуть что – домой бежит, к маме.

Лиза – другое дело. Лизе всегда надо только к нему. Они с ней так похожи, думают и чувствуют одинаково. Иногда её заносит, правда, начинает требовать больше, чем он может дать. Но это можно перетерпеть, это не так важно. Главное – она его девочка. Не окажись он тогда рядом, её бы уже и в живых не было. А сколько ещё вечеров он заставал её в слезах? Как бы она сама справилась? Хоть за что-то Тамаре спасибо – телефон Лизин тогда подсунула. Можно сказать, стала крёстной матерью их любви. Смешно даже.

Гера хмыкнул. Потянулся за курительной трубкой, недавним своим приобретением.

И вдруг – словно тень набежала на залитый солнцем кабинет. Перехватило горло. Всколыхнулось в душе что-то старое, забытое.

Гера помотал головой, отгоняя наваждение. И через секунду уже не мог вспомнить, что же его встревожило?

Грегори обернулся на шум и увидел ползущего по полу таракана.

– Ух ты! Ты кто такой? Откуда?

Таракан сильнее вжался в пол.

– Ты что? Нешто я тебя прихлопывать собрался? – удивился Грегори.

Таракан приподнял голову.

– Я это… хозяин квартиры.

– Извини, но что-то не похоже, – Грегори сел на пол рядом с «находкой».

– Ну-у-у… Был хозяином, пока не явились эти…

– Ага… Кажется, начинаю понимать. А зовут тебя как?

– ГереЖалко.

– Кого? Жалко?

Таракан пожал плечами.

– Всех. Каждого, кто даёт повод для жалости в данную минуту. Из-за меня у владетеля синдром спасателя. Был…

– Так-так-так. Картинка проясняется. В какой-то момент твой владетель пожалел Лизу?

– Пожалел.

– После увольнения?

– Именно.

– И потом явились тараканы-близнецы?

– Какие это тараканы! – ГереЖалко вскочил на ноголапы, забыв о необходимости впечатываться в пол. – Они только с виду на нас похожи, маскируются. А по сути – самый настоящий Диагноз. Один на двоих.

Грегори удивлённо вытянул усы.

– А сам посмотри, – оживился ГереЖалко, уселся у стены и скрестил ноголапы. – Всех ненавидят, всюду им враги мерещатся, почти год назад эту красавицу уволили – абсолютно заслуженно, заметь, а она всё успокоиться не может, ничем не интересуется, ничему не радуется, ни о чём другом не думает – только планы мести вынашивает. Только этим и живёт, представляешь? Что это, как не мания?

– Пожалуй, ты прав, – Грегори задумался. – Тут ещё такое дело, я к Томе-Гавк пробиться не могу. У её квартиры – будто стена глухая стоит.

– А она сознание нашего владетеля в игнор поставила. И сознание Лизы – тоже. Сразу после того, как эти красавцы в своём журнальчике Тамару грязью поливать стали и начали с такой мерзости, что и говорить противно. А близнецы с Реджиной радостно этим бахвалились. Я тогда к Томе-Гавк зашёл сказать, что, мол, я здесь ни при чём… Она ответила: верю, но всё равно – всему сознанию игнор. Не хочу, мол, ни слышать ничего, ни видеть.

– Это на неё похоже.

– Так оно и верно. Ощутимого вреда они ей всё равно причинить не могут – категория газетёнки не та, а смотреть на метания какашек в свой адрес… Кому это надо?

– Забавно, – Грегори встал, зашагал по квартире. – Значит, они ей усиленно мстят, а она даже не замечает? Неуловимые мстители – потому как никто их не ловит?

– Вроде того, – ГереЖалко плавно пошевелил усами, словно разминая их.

Неудивительно.

– А ты, получается, под плинтусом ютишься и с полом сливаешься? Не годится это.

– А что поделать-то? Уйти куда? Одному боязно. А давай вместе уйдём?

– Ничего хорошего в жизни скитальца нет, поверь мне. К тому же, была у меня уже похожая ситуация. Тогда я не справился, но сейчас, кажется, вижу выход.

ГереЖалко внимательно на него посмотрел.

– Если Диагноз мешает и владетелю, и его таракану, значит, надо избавляться от Диагноза. Говоришь, этих двоих Лиза привела?

– Как же они лажанулись, Тамара, ты не представляешь, – Олеся бросилась к подруге, которая только что вернулась с предпоказа нового фильма и ещё не успела подняться к себе. – Теперь этому «Жёлтому сплетнику» точно конец!

– Олеся, – укоризненно посмотрела та сквозь очки, – я сколько раз говорила: не хочу ничего слышать об этих людях. Их для меня не существует, их журнал – нам не конкурент, стало быть, следить за ним не нужно, и мне совершенно не интересно, как они там налажали.

Тамара шагнула к лестнице, но Олеся дерзко преградила ей путь.

– Но в этот раз всё по-другому! Ангелина Матюхина подала на них в суд! За клевету и оскорбления. Требует огромную компенсацию. В качестве доказательств предоставляет выписки из больницы, а фотография с вечеринки, которую они опубликовали, вообще прошлогодняя.

– Откуда информация?

– Рассылка пришла из пресс-службы Ангелины, они, похоже, всем подряд её рассылают. Очень уж разозлились.

Тамара подняла бровь.

– Занятно. Очень занятно.

И пошла к себе.

Из путаных объяснений ГерыЖалко стало понятно, что близнецов Лиза не то чтобы привела – они материализовались с появлением Лизы в жизни владетеля. Материализовались и с каждым днём усиливались, подогреваемые обидами на Тамару и жаждой мести.

Но суть от этого не поменялась: причина близнецов – Лиза.

Стало быть, нужно поставить в игнор её сознание. Проблема заключалась в том, что ни Грегори, ни ГереЖалко понятия не имели, как это делается. Знала Тома-Гавк, но к ней путь заказан.

– Это не беда, – Грегори подхватил шляпу и шагнул к двери, – нормальные герои всегда идут в обход! Если что, прячься в левом тёмном углу, – обернулся он у порога.

В дверь он зашёл, когда истекали последние минуты. Сколько раз уходил от старых хозяев, но никогда ещё поиски новых так не затягивались. Пару раз вроде бы находилось подходящее жильё, но оба раза унюхивал поблизости след Диагнозов, а один раз вообще столкнулся с ними нос к носу – еле ноголапы унёс.

После очередной неудачи Грегори уже решил, что всё, добегался инсект, прощай Великое Сознание. Но потом на горизонте замаячила дверь. Грегори видел её ещё в начале пути, не просто видел – она была открыта, она приглашала. Однако путник слишком хорошо помнил, кто за ней живёт.

Помнил он, ага…

Грегори мысленно надавал себе по усам. Тоже мне, привереда, еле ноголапы волочит, а харчами перебирает. Не подарок, конечно, будущий сосед, но почему бы не присмотреться к нему поближе? Может, всё не так плохо? И уж вряд ли ему встретится что-то хуже Неуловимых Герок.

Грегори потянул за дверную ручку. От повеявшего из щели тепла булькнуло в животе. М-да, не к месту подумал он, чего-чего, а харчей теперь будет предостаточно.

Он ввалился в узкий коридор и сел у порога – на большее сил не хватило.

Навстречу Грегори высунулись два таракана. Один маленький, уже знакомый, с досками на голове и по бокам. Второй – тоже мелкий, но хотя бы без досок, почему-то серого цвета и закутанный в серый плащ.

– Здравствуй, здравствуй, – просипел второй, оббегая вокруг Грегори. – Наконец-то, мой заказ выполнили.

– Вы заказывали курительного таракана? – Грегори на всякий случай крепче сжал трубку.

– Не совсем. Я заказывал экстравагантного. С какой-то особенностью. Которая бы его выделяла. Вернее – помогла бы выделиться владетелю.

– Простите, как вас зовут? – вскинул усы Грегори и опасливо принюхался.

– Я – Гигант Мысли, – расправил плечи мелкий таракан. – А это – Горочка.

– Горочка и Гигант Мысли… Что ж, хотя бы не Диагноз. А что, ваш гигантизм владетелю выделяться не помогает?

– Нет, – последовал спокойный ответ. – Не ценят в наше время гениальных умов. Потому приходится прибегать к дешёвым маркетинговым ходам. Вот, к примеру. Взять хотя бы Сталина. Что вспоминается? Усы и трубка. У Черчилля – сигара. И так далее. У всех великих людей была в образе некая ключевая деталь. Трубка моему владетелю подойдёт.

– И кстати, – встрял Горочка, – есть хочешь? Мамаша Марго еды передала.

– Гордончик, ты уже встал? Я кофеёчек сварила.

Писатель Гордон Маслёнов, автор десяти детективных романов и множества рассказов, скривился и спустил ноги с кровати. В голую лодыжку тут же впились мелкие когти и зубы, Гордон вскрикнул и лягнулся: серый котёнок отскочил к стене.

Задолбала мать.

Стоит коту вырасти и чуть-чуть поумнеть, как она его вышвыривает и заводит очередную безмозглую мелочь. Гордон нащупал тапки. «Мелочь» тем временем прижала уши, встала на дыбы и попятилась к выходу, затем пулей вылетела из комнаты. В коридоре послышались шаркающие шаги.

– Гордончик?

– Встал я. Иду.

– Я тебе бутербродики к кофеёчку сделала. С буженинкой.

Задолбала. Квохчет, как курица, ни минуты покоя.

– Иду я.

Гордон натянул синий махровый халат, пригладил волосы на голове и поплёлся на кухню. По дороге остановился, вспомнил кое-что важное, вернулся в комнату, достал из сумки вчерашнюю покупку.

На кухне он вальяжно развалился на табурете, выложил на стол курительную трубку и принялся методично её набивать. Справившись, отхлебнул кофе и затянулся.

– Гордончик. Ты что это удумал? На кухне курить?

– Мать, уймись. Это – трубка. Предмет статусный и не терпящий суеты.

– Так что ж теперь – в хате дымить? – мать открыла форточку, дохнуло ноябрьским холодом. – И денег, наверное, стоит предмет твой.

Гордон раздражённо вздохнул.

– Мне имидж нужен, понимаешь? Чтобы пришёл я в издательство, и сразу все увидели – солидный человек.

– На кой тебе то издательство? Мы, вот, сами уже две книги твои напечатали.

– Ну и толку с того? Ты хоть кому-нибудь ещё продала мою книжку?

– Так кому ж я продам? – хлопнула мать глазами. – У меня ж все друзья – старики и старухи, а пенсии у них, сам знаешь, какие.

– У них есть дети с нормальными зарплатами, – отмахнулся Гордон. – Первую же у тебя покупали.

– Купил кое-кто… – мать обмякла и уставилась куда-то в угол.

– Ну-у? А теперь что? Не можешь объяснить, что продолжение вышло? Где всё на порядок круче, чем в первой книге? Первую они хоть прочитали, пенсионеры твои? Или у них уже мозги от старости расплавились?

– Гордончик…

– Что, Гордончик? Что, Гордончик? Если ты не в состоянии даже книгу продать, не мешай мне работать над имиджем. Они должны понять, что к ним пришёл гений. С первого взгляда, понимаешь? Они всяким бездарям гонорары платят, а я вынужден ночами тачки таскать. Это справедливо, по-твоему?

– Да что ж я могу сделать, – мать поджала губы, – я, вот, вчера Гастонычу говорю: купи книжку, хорошая. А он мне: а в этой тоже запятые как зря расставлены?

– Что-о-о-о? – Гордон едва трубку не выронил. – Он с ума спятил, дурак старый? Кому вообще нужны те запятые? Сюжет! Сюжет – главное. Он догадался, кто убийца? Он вообще хоть что-нибудь в замысле понял? Кретин. Запятые ему не нравятся. Да я ему все зубы пересчитаю, когда встречу.

Гордон вскочил, пнул в сердцах табурет и бросился вон из кухни.

– Гордончик… Кофе… – понёсся в спину скулёж.

Гордон закрылся в комнате и гневно вышагивал из угла в угол. Запятые им не нравятся. Что они вообще понимают? Для запятых корректоры существуют и редакторы, а дело гениев – скользить за полётом мысли. Творить. Писать о высоком. За-пя-тые… Он с трудом сдержался, чтобы не сплюнуть на пол.

– Гордончик, у тебя всё хорошо? – мать скулила за дверью.

– Отстань от меня. Всё прекрасно!

Задолбала. Как же она задолбала. Гордон Маслёнов мечтал о времени, когда станет богатым и знаменитым. Однажды издательства выстроятся в очередь за его рукописями, однажды его труд оплатят по достоинству, и тогда он купит большой особняк, наймёт прислугу, чтобы готовила-убирала-стирала, и наконец сможет работать в тишине. В достойных гения условиях.

Котёнок, чёрт знает как просочившийся в комнату, взметнулся на настенный ковёр, оттуда плюхнулся на кровать и зарылся в подушки.

– Развела живности, дура старая! – зарычал Гордон.

За дверью красноречиво всхлипнули.

Гордон распахнул окно, высунулся и затянулся трубкой. Иногда он завидовал младшему брату. Свалил на съемную хату и не выслушивает каждый день этих сюсюканий с причитаниями. Он бы и сам ушёл, оцени хоть один издатель его талант. К слову, о брате…

Гордон резко выпрямился.

Как же он раньше об этом не подумал?

– Тяжела участь гениев! – Гигант Мысли развалился на диване, разметав полы серого плаща, Грегори и Горочке достались места на стульях. – Наша участь оставаться непонятыми и непризнанными. И раз уж ты, Грегори, теперь с нами, включайся в работу. Надо придумать, как доказать всему миру, что наш владетель – гений.

Грегори почесал междуусие и оглядел тараканов.

– Серьёзная задачка. Насколько я понял, Горочка – типичный маменькин сынок. А твоя функция…

– Внушать владетелю, что он – гений!

– Хм. Но это же не всегда полезно.

– Что-о? – серый таракан вскинулся на кровати. – Я – Гигант Мысли! Я – одна сплошная польза!

– Хорошо. Внушил ты владетелю, что – гений. И чего он в результате добился?

Гений Мысли поник, потеребил полу плаща.

– Добьёшься тут, когда вокруг одна серость. Только и знают, что критиковать и с советами дурацкими лезть!

– И что же советуют?

– Да ерунду всякую! Недостойную гения. Я её даже не слушаю.

– А может, стоило бы? Я понимаю, что ты Гигант Мысли и всякое такое, но вот я, к примеру, курительный таракан. По идее, я должен только и делать, что внушать владетелю желание курить. Но когда мой самый первый владетель слёг с сердечной хворью, я ушёл из его сознания.

– И бродишь теперь как неприкаянный по межсознанию! – хихикнул Горочка. – Очень умно.

– Видишь ли, если бы мой владетель умер от никотина, я бы всё равно без дома остался…

– Постой, постой, – Гигант Мысли подался вперёд, – да ты никак мне на дверь указать пытаешься?

– Что ты! Совсем нет. Я лишь хочу сказать, что иногда нашему брату надо чуть-чуть отойти в сторонку. Был у меня один знакомый таракан – он именно так и поступил, когда его владетель оказался в трудном положении.

– А теперь ты мне указываешь на плинтус?! – Гигант Мысли вскочил, расправил плащ и серой тучей двинулся на Грегори. – Да я тебя щас самого! Под плинтус! Или – куда поглубже…

– Под плинтусом курить неудобно. И несолидно. Владелец наш будет глупо выглядеть, – Грегори не шелохнулся. – Ты мне вот что скажи. Ты сам-то уверен, что наш владетель – гений?

– А какая разница? Моё дело внушать, а не анализировать. А ты всё-таки задаёшь много неудобных вопросов, – Гигант Мысли прищурился. – Сдаётся мне, Великое Сознание что-то напутало с моим заказом…

Грегори вздохнул, но предпочёл промолчать. К столь скорому возвращению в межсознанье он был не готов.

– Слышь, брателло, ты ведь в какой-то газетёнке работаешь, верно?

В трубке повисла пауза.

– В журнале «Под микроскопом».

– Зашибись. А напиши про меня статью, а? У меня уже вторая книжка вышла. Напиши рецензию или там обзор моего творчества сделай.

Вторая пауза тянулась дольше первой.

– Послушай, я отвечаю за рубрику «Жизнь города»…

– Супер! Напиши о том, что в нашем городе живёт гениальный писатель – Гордон Маслёнов. А давай я тебе интервью дам, а? Хошь, к тебе в редакцию приеду, где вы там сидите? Книг привезу, подарок сделаю журналу вашему. Пусть читают. Я, между прочим, трубку курительную купил. Теперь, знаешь, как солидно выгляжу? У вас фотограф есть? Сфоткаете меня для интервью с трубой.

– Послушай, – на этот раз брат ответил мгновенно, – я не могу ставить в номер всё, что мне вздумается. Я должен обсудить твоё предложение с главным редактором, и если она утвердит…

– Так обсуди. Скажи, что крутой писатель даёт интервью вашему журнальчику. Не. Не так. Скажи, что сам Гордон Маслёнов, автор крутых детективных романов, готов дать интервью. Время нашёл. И книжку дарит. Даже две. К ней что, каждый день с такими предложениями приходят? Может, меня даже на обложку вынесут.

– Это вряд ли.

– Да ты поговори сначала! Шутник.

– Хорошо. Меня главред вызывает.

– О, вперёд. Скажи, что гордость нашего города…

– Я понял.

– Или я сам могу с ней побазарить.

– До связи.

Гордон Маслёнов радостно потирал ладони. Конечно же, ему нужно засветиться в прессе. Пусть для начала всего лишь в рубрике о жизни города, как городская достопримечательность, хе-хе. Но потом его заметят, станут приглашать в другие издания – по-настоящему солидные. Надо будет обязательно дать ссылку на свой Фэйсбук. У него там уже есть пара поклонников, не далее как сегодня один написал: «Пеши есчо». Но после интервью их станет больше. Намного больше!

Кстати. Нужно сообщить о предстоящем интервью. Гордон бросился к компьютеру, вошёл на свою страницу и возбуждённо застучал по клавишам.

– Гордончик, это Гошка звонил? Он придёт ужинать сегодня? Я борща наварила, звала его.

– Не знаю, мать, не до борщей нам. Я звездой журнала стану!

– О, как. Ну, ты иди поешь перед работой. А то на голодный желудок много тачек не укатишь.

– Ничего ты, мать, не понимаешь. Тебе лишь бы жрать, – скривился Гордон, запостил сообщение о будущем интервью, после чего всё же поплёлся на кухню.

Грегори уныло топтался у входа в родственное сознание.

С одной стороны, ему давно хотелось посмотреть, кто обитает в голове у брата Гордона – ещё со времён, когда он жил со стариком Гастонычем. С другой стороны, задание, с которым его в эту голову послали, было не из приятных.

– Пойди и убеди этих неразумных насекомых склонить владетеля на нашу сторону! Меня они совсем слушать не желают. А ты солидный, с трубкой.

Грегори вздохнул.

Он прекрасно понимал, почему тараканы брата «совсем слушать не желают» Гиганта Мысли, но снова остаться без дома тоже не хотел. Поэтому постучал в дверь.

Ему открыл юный таракан с ромашкой в петлице пиджака баклажанного цвета. За его спиной, на кровати виднелся другой таракан – солидный, с газетой в руках.

– Гоша, к нам гости, – обернулся на него юный.

«Странно, – подумал Грегори, заходя в квартиру, – почему один молодой совсем, а второй…» Он пригляделся к Гоше и понял, что тот тоже весьма юн, просто… вид на себя такой напускает, что ли? Смотришь и веришь: перед тобой не мальчик зеленый, а муж солидный и уважаемый! Что ж, разъясним со временем, тот ли он, кем казаться старается?

– С чем пожаловали? – спросил между тем Гоша.

Юный представился Жоржиком и тоже уселся на диван.

– Кхм. Я из сознания брата вашего владетеля…

– Это я вижу.

– Я, конечно, очень извиняюсь за беспокойство, – Грегори теребил в руколапах шляпу. – Но я здесь не по своей воле. Они хотят… То есть – мы хотим… Нам нужна ваша помощь – нужно, чтобы вы повлияли на своего владетеля. Чтобы он непременно сделал интервью с нашим владетелем.

Тараканы переглянулись.

– Видишь ли, – осторожно начал Жоржик, – я бы с радостью, но я – таракан, отвечающий за романтическое настроение владетеля. А в книгах вашего Гордона ни капли романтики. Только грязь, кровь и извращения.

– Ну а я, – скрестил усы Гоша, – тебе тем более не помощник.

Грегори посмотрел на него вопросительно, и таракан нехотя продолжил.

– Вы хотите, чтобы вашего владетеля представили, как некую городскую знаменитость, а мой Георгий слишком любит родной город, чтобы расхваливать абсолютную бездарность. Пусть даже эта бездарность – его брат. Его книги – скорее, позор городу!

Грегори опустил усы.

– Да я всё это понимаю. И даже пытался объяснить Гиганту Мысли, а он в ответ грозил из дома вышвырнуть. Можно я у вас покурю, а?

Грегори с надеждой достал трубку.

– Только на балконе! – вскинулся Гоша. – И с раскрытыми окнами. Наш владелец – некурящий.

Грегори поблагодарил и пошёл на балкон, усы его беспомощно болтались по спине.

– Из дома вышвырнуть, говоришь? – пробормотал ему вслед Жоржик. – Пожалуй, в помощи брату, даже бездарному, тоже есть некая романтика. Наш владетель сомневается, стоит ли вообще говорить со своей главной на эту тему. Я попробую склонить его в сторону разговора. Это всё, что я могу для тебя сделать.

Гордон Маслёнов едва дождался, пока закончится смена.

Как же ему надоел этот цех. Эта сраная машина по производству пластиковых бутылок – шумит и шумит без конца. А ты – только и знай, что катай тачку с пластами бутылок. Одну оттащишь, вернёшься – уже другую загрузили. И так до утра. А если девки на конвейере затормозят, не успеют вовремя собрать вылетающие из машины бутылки – совсем абзац наступает. Их потом вообще не разгребёшь, ещё и его припахивают – помоги, мол, а то сейчас засыплемся. А кто вам, курицам, виноват, что глазами хлопали?

Приходится помогать, директор не станет разбираться, кто неправ был.

Вот и сегодня, разгрёб кучу полторалитровых баклажек, выстроил в квадрат десять на десять, упаковал в полиэтилен, закинул на тачку. Потом ещё один такой же «квадрат», и ещё, ещё – потом сам же это и поволок на склад. Пока вернулся – девки остальное разгребли и новую тележку загрузили.

Гордон пялился на ненавистные бутылки, а в голове уже выстраивался сюжет – сотни универсальных солдат в прозрачных костюмах с эффектом невидимости шеренгами маршируют на одинокого гениального сыщика… И шумит за спинами их адская машина смерти… Гениально же! Записать бы куда-нибудь, пока не забыл. Но надо катить новую тачку.

Хорошо, хоть потом эта сраная машина – не адова, а та, что бутылки выплёвывает – заглохла. Устроена она так, что останавливать её нельзя, разве что сама поломается. И тогда – наконец перерыв. На десять, двадцать, тридцать минут – пока механики её снова не запустят. Сегодня вообще повезло – часа два возились.

Гордон прилёг на мешки с бракованными бутылками да и заснул. И снились ему марширующие солдаты, свирепые, но почему-то хрупкие и малоустойчивые, а сыщик и вовсе парил над ними воздушным шариком… Проснулся великий писатель от хохота: «Спящий гений! Не изволите ли оттащить мешок, ваше гениальшество?» – ещё и в бок ткнули. Сволочи. Сброд чернорабочий. Только и знают, что ржать: «Когда же мы твои миллионы увидим?» С какого перепугу вы должны их видеть? Кому-кому, а вам уж точно из моих гонораров ничего не перепадёт.

Как же хочется наконец послать к чертям и этот цех, и эти тачки, и этот сброд весь. Он представил, как однажды проедет на собственном авто мимо постылого бутылочного завода с длинноногой цыпочкой, остановится покурить как раз, когда пересменка – тут-то у них глаза на лоб и повылазят.

Но для этого нужно, чтобы о нём хотя бы узнали.

Гордон сплюнул на ходу, торопясь домой.

Всё всегда приходится делать самому. Сначала его бездарный брат неделю тянул, прежде чем поговорить с главным редактором, а потом нагородил ей какой-то ерунды, что она так и не поняла всей важности интервью с гениальным, хоть и неизвестным пока писателем.

Дома он наспех принял душ, переоделся в чистое и солидное и помчался в редакцию «Под микроскопом».

В офис вошёл так стремительно, что никто не осмелился его остановить. Спросил, как ему увидеть Тамару Гавринскую, темноволосая барышня указала на лестницу, ведущую на второй этаж кабинета. Умно. Начальник должен возвышаться. Брательник говорил с кем-то по телефону, потому не сразу его заметил. Увидел, лишь когда Гордон уже поднимался по лестнице, вытянул и без того тупое лицо, но было поздно. Гордон Маслёнов шагнул в кабинет главреда.

Надменная дама с короткой стрижкой на светлых волосах и в очках с дорогой оправой подняла взгляд. На её столе ароматно дымилась чашка кофе.

– Добрый день, уважаемая Тамара Александровна, – Гордон старался, чтобы голос звучал уважительно, но без перебора. – Вы обо мне слышали, но, боюсь, вам представили меня в неверном свете. Я – Гордон Маслёнов. Кстати, от кофе я бы тоже не отказался.

И, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в кресло напротив главреда. Тамара Гавринская сверкнула глазами и выпрямила спину. Реплику про кофе, похоже, проигнорировала.

– Я хочу подарить вам свои книги. Уверен, когда вы их прочтёте, и сами захотите интервью со мной. Но я даю вам шанс сыграть на опережение – подумайте, вы будете первой, кто откроет будущего автора бестселлера. Когда я стану знаменитым, журналисты передерутся за право первыми написать обо мне, а вы можете стать первой уже сейчас.

– Знаете, вы правы, – медленно проговорила Тамара Гавринская и поправила очки. – Ваш брат представил вас в неверном свете. В его описании вы выглядели более приличным человеком.

Гордон Маслёнов на секунду запнулся.

– Если на то пошло, уважаемая Тамара Александровна, то ни один гений не отличался приятным характером. Вы почитайте мои книги, а потом вернёмся к разговору. Но имейте в виду, пока дочитаете, я успею дать интервью парочке ваших конкурентов. Я к вам-то пришёл лишь из любви к братишке, хе-хе.

– Что ж, успехов с моими конкурентами, – на лице Гавринской не дрогнул ни один мускул.

Ну и стерва. Надо будет приударить за ней, когда перестанет выделываться. Он вздохнул, с трудом удерживая остатки спокойствия.

– Как скажете, дорогая Тамара Александровна. Но, должен заметить, что судить о книге, которую не читали, недостойно умного человека.

– Я читала, – отчеканила Гавринская. – Одну. Ваш брат подарил. Я даже заставила себя дочитать её до конца. У вас шаблонные персонажи, обрывочные сюжетные линии, неживые диалоги и жуткие орфографические ошибки. Впрочем, всё это компенсируется обилием чернухи.

Она презрительно усмехнулась.

– А теперь прошу извинить, мне нужно работать.

– Ах ты, тварь! Да что ты… – Гордон подался вперёд, но в плечи вцепились чьи-то руки.

Брат.

Под дверью стоял, что ли?

– Мне вызвать охрану, или сами справитесь? – спросила у брата Гавринская.

– Справлюсь, – пропыхтел за спиной Гоша. – Гордон, уходим.

– Руки убрал, – дёрнулся Гордон. – Провалитесь вы все, я сам уйду. Вы ещё локти кусать себе будете.

Великий писатель вырвался из хватки и бросился вниз по лестнице.

Брат устремился за ним. Через десять минут они сидели в кафешке напротив редакции, Гордон мрачно пялился в чашку с кофе.

– Ну и на суку ты работаешь, – процедил он.

– Может, уже и не работаю… После твоей выходки.

– Она мне просто завидует. Сама сидит в жалкой газетёнке, а я книги пишу. Я – талант, а она – ремесленник.

– Я, наверное, пожалею о своих словах, но всё же скажу… У тебя, несомненно, есть талант к писательству. Но талант – это ещё не всё. Талант – это лишь три процента успеха, остальное – тяжёлая работа. Знаешь, сколько статей мне отправили на доработку, прежде чем начали принимать без замечаний?

– Пф. Сравнил. Статьи.

– А с книгой ещё сложнее. Ты бы почитал умную литературу, изучил бы, как текст строится, экспозиция, там, завязка… Предшественников своих бы почитал – классику детективов. Да и просто – классику.

– Это всё для бездарей! Пусть они тратят время на всякую чушь. А мне творить надо. Ничего-ничего, ни одного гения не признали при жизни. Умру – плакать будете.

Брат протяжно вздохнул. Что с него взять?

Грегори проснулся от пронзительного вопля.

– Сейчас я ей! – заорал Гигант Мысли и бросился прочь.

– Куда он? – сонно моргнул Грегори на Горочку.

– В сознание начальницы газетёнки. Она только что оскорбила владетеля.

– О, нет, – застонал Грегори, выпутываясь из одеяла и отчаянно принюхиваясь к недавним событиям.

Только очередной ссоры с Томой-Гавк ему не хватало. После этого она точно его в игнор поставит. Грегори пригладил усы и бросился к двери, однако выйти не успел.

Вернулся Гигант Мысли. Плащ его покрылся инеем, а сам он выглядел обескураженным и непривычно поникшим.

– Ох и ледник у неё, чуть не околел за две минуты, – пробормотал таракан, оглядывая себя. – Как она сама там живёт? Не понимаю.

– Вижу, разговор прошёл спокойно? – спросил Грегори.

– Да какой разговор, – Гигант Мысли опустился на стул, с усов закапала вода. – Она меня едва увидела и как давай ржать: «Ха, ха, ха, серый гений!» Не ожидал такого всплеска от столь ледяной особы.

Грегори и Горочка молча ждали продолжения.

– Что вы на меня уставились? Я же и вправду серый!

– Только сейчас заметил? – бросил Грегори.

– Я не был таким. Точно помню – не был. Знаешь, ты прав. Наш владетель – не гений. Внушать уверенность в своей гениальности можно лишь тем, кто этому соответствует. Хоть немножко.

Он поднялся, отряхнул капли воды с плаща.

– Я, пожалуй, пойду. Не одному же тебе по межсознанию шляться. Авось найду кого-нибудь достойного. Нет, нет, молчите. Не надо слов сожаления. Вы меня не остановите.

И шагнул за дверь.

Горочка с Грегори выдохнули с облегчением.

– Никогда его не любил! – заявил Горочка. – Из-за него наш владетель только мать расстраивал. К слову, твоя трубка её тоже не радует, – таракан из-под доски зыркнул на Грегори.

– Не переживай. Я тоже пойду. Думаю, я свой «заказ» уже выполнил.

– Сыночка, ты чего грустный такой? Кто тебя обидел?

– Знаешь, мать, я тут подумал… – Гордон уныло помешивал гороховый суп. – По-моему, писательство всё-таки не моё.

– Ой, да что ты?

– Я с Гошей говорил сегодня. Едва не поссорились. А потом вдруг зашёл в магазин и по его совету купил пару книг по литературоведению. И понял, что не могу я так – загонять свой талант в какие-то схемы и стандарты.

– Ой, сыночек, да не слушай ты Гошку. Разве он что-то путное скажет?

– Нет, мама. Книги – это не моё. Посмотри, чего я добился? Только на тебе срывался постоянно. Не буду я больше писать. Критиком стану! У меня теперь книжки умные есть, я знаю, как надо – я им расскажу!

– Вот и хорошо, сыночка. Лишь бы тебе хорошо было. Компотику налить?

Гордон радостно закивал. Кажется, жизнь налаживалась.

Прежде чем пуститься в путь, Грегори решил заглянуть в сознание к Георгию Маслёнову. Хотелось извиниться и выяснить, не уволили ли журналиста? Всё-таки, это с его подачи Жоржик подбил владетеля поговорить с начальницей.

Жоржик с Гошей встретили его приветливо.

– Слышали, ты избавил сознание брата от одного вредного насекомого?

– Не то, чтобы я… Скорее, оно самоликвидировалось. Но второе – осталось. Потому я снова в поисках жилья.

– Так оставайся у нас, а? – неожиданно воскликнул Жоржик. – Что скажешь, Гоша? У нас ведь на балконе кровать пустует, уже давно.

– А почему бы и нет, – Гоша задумчиво его оглядывал. – Ты нам вполне симпатичен.

– Честно говоря, мне тоже у вас нравится. Но вы же говорили, что ваш владетель не курит. К слову, его не уволили?

– Не уволили. И, похоже, что курить он скоро начнёт.

– Что вы здесь понаписывали?

Ледяной голос главреда пригвоздил молодого журналиста, Георгия Маслёнова, к полу.

– Это… Интервью с директором детского дома. Тамара Александровна, что не так? Вы же сами хотели…

Тамара Александровна посмотрела на него поверх дорогих очков, поправила выбившуюся из прически светлую прядь. Затем поднесла к глазам распечатанное интервью.

– Компания «Карамельный фонтан», которая организовала акцию по сбору тёплой одежды для детдомовцев, на деле провела эту акцию всего три дня вместо обещанных двадцати, а затем устроила в благотворительном павильоне платные мероприятия для городских детей. Звонкий смех звучал на главной площади города, но не в детских домах – собранных за три жалких дня вещей хватило далеко не всем…

Главред снова подняла взгляд на Георгия. Тот пожал плечами.

– Это правда. Я сам ездил на площадь в тот павильон. С мешком теплых вещей, между прочим.

– Знаю, – отчеканила Тамара Александровна, – прочитала.

Журналист кивнул. Поездку свою он описал красочно. Особенно момент, когда он, не найдя на площади и намека на благотворительность и окоченев от раннего декабрьского мороза, безуспешно пытался дозвониться до «Карамельного фонтана».

– Вот что я вам скажу, молодой человек. Компания «Карамельный фонтан» – крупнейший наш рекламодатель. Кормилец, понимаете? Одна рекламная полоса отбивает месячную зарплату – вашу, мою и всех наших коллег. Я доступно объясняю?

Георгий кивнул.

– Вполне. Но, послушайте, я не один был в их павильоне, если напишу, что всё прекрасно, нас уличат во лжи, да и дети…

– Значит, напишите так, чтобы не уличили. Исправленная статья нужна мне к концу дня. Её ещё заверять у «Карамельного фонтана». Что вы на меня так смотрите? – она горько улыбнулась, и на короткий миг слетела прочь маска ледяной королевы. – Он деньги издательству приносит. А если сорвётся, перед руководством мне отвечать. Да и вам мало не покажется.

– Я понимаю, – Георгий отвёл взгляд.

– Да, и ещё, – вздохнула главред. – За статью вы получите двойной гонорар. А теперь, идите. У вас вдобавок ещё два материала не сдано. И что это за запах? Вы курите?

Георгий вышел из кабинета молча. О гонораре сейчас беспокоился меньше всего… Но спорить не стал. Ещё свежа была в памяти выходка братца, и снова злить начальницу не хотелось. А вот чего отчаянно хотелось в последние дни – так это сигарет. Он никогда не курил, так, баловался в старшей школе, и сейчас сам себе удивлялся – откуда такая тяга к никотину? Перед глазами вдруг всплыл образ брата с трубкой в зубах. Для солидности, говорит, купил. Смешно.

И ещё смешнее от того, что самому снова жутко захотелось затянуться. Именно трубкой.

– Отдохнуть бы, – мечтательно протянул Грегори, вытягивая ноголапы на балконной кровати. – Отоспаться.

Из кармана выпала трубка, Грегори попытался поднять её и понял, насколько устал за последнее время – трубка вновь выскользнула из непослушных пальцев.

– Курить только здесь, на балконе! – напомнил Гоша.

– И отсыпаться можешь сколько угодно, – добавил Жоржик, он стоял на пороге балкона и вертел в руколапах большой букет полевых цветов. – Это тебя наш гений так утомил?

– Не только. Я, перед тем как к нему попасть, две недели гулял по межсознанью.

Тараканы переглянулись. Две недели без человеческого сознания для их брата смерти подобны! В глазах блеснуло сочувствие и уважение.

– Хочешь, тебе на балконе поставим? – Жоржик кивнул на букет.

– Романтик ты наш, – фыркнул Гоша. – Дитё малое.

– Я, Гоша, как раз таракан своих лет. Это ты – словно дед старый.

– Да, букет на балконе – это прекрасно, – сонно пробормотал Грегори. – Буду спать и нюхать.

Он повернулся на бок и мгновенно отключился.

Но отдохнуть усталому путнику не дали. Долгожданный сон очень скоро прогнали жалобные поскуливания. Таракан протёр глаза, выполз в комнату и увидел душераздирающую картину – Гоша сидел на диване, запрокинув голову к потолку, обхватив себя всеми шестью лапами, и жалобно завывал. Жоржик бегал вокруг него, тряся усами и лопоча слова утешения, но сделать ничего не мог.

– Что стряслось у вас?! – рявкнул Грегори, да так, что оба на миг застыли и умолкли.

– Владетеля нашего ломает, – Жоржик покосился на товарища. – Тяжело человеку жить с таким, как…

– Ой, несчастный я тарака-а-ан, – вновь заскулил Гоша, – ой, зачем я на свет уроди-и-ился…

– Стоп! Давайте по порядку. Ты у нас типа Ромео, а собрат твой – кто? Я из прошлого разговора толком и не понял…

– Да как тебе сказать. Большой любитель родной земли он.

– Родину свою люблю. И владетель мой любит! И детей он любит. А сейчас сидит – и душу наизнанку выворачивает. И свою, и мою. Ой, как же бо-о-ольно-о-о-о.

– Любит родину и детей, – пробормотал Грегори, оглядываясь. – А где же третий?

– Кто?

– Ну, детолюб.

– Что ты, – рассмеялся Жоржик, – разве же любовь к детям – это странность?

– А к родине, значит… Кхм-кхм, – Грегори поскрёб затылок. – Весело у вас.

Спустя полчаса он не без труда собрал воедино картинку. Владетель их сразу после университета устроился в журнал «Под микроскопом», в рубрику «Жизнь города». Социальную тематику выбрал, наивно веря в пресловутую «четвёртую власть», и вот уже полгода как усиленно старается повлиять своими статьями хоть на что-нибудь в этой стране. Или – хотя бы в родном Киеве. Пока получается не очень. Статьей о детдомовской акции Георгий безумно гордился, а теперь вынужден «превращать её в дерьмо собачье, вырезая каждое слово, будто ножом по яйцам».

– Не совсем понял последней фразы, – медленно проговорил Грегори. – Но, кажется, я знаю, что делать. Статью мы, конечно, не спасём, но души ваши немного подлечим.

– Та не парься ты, Жорка! – Серёга, университетский товарищ, хлопнул по плечу. – Бери с меня пример! Почему, думаешь, я на «знаменитостей» пошел? Потому что эти сраные звездульки на интервью пальцы гнут и пургу городят, но от их пурги никому ни горячо, ни холодно. Пипл хавает, мочится кипятком на фотки – и прекрасно. Пипл опускается ниже плинтуса, и я иду за ним, и не я один, потому что за это платят. И душу при этом не вынимают. А на твоей «социалке»… Кстати, о нашей общей статье. Думаю, её тебе тоже не дадут опубликовать. Так что, плюнь, наверное. Мы всем домом подписи собрали, в горисполком отнесли, думаю, обойдётся.

– Нет уж! Из-за одной зарубленной статьи я лапки не сложу. И тем более, не позволю, чтобы развалили дом моего друга.

– Борец ты наш за справедливость… Я тебе тоже как друг скажу: бросай ты свою социалку. Всё равно правду не сможешь писать, а только то, что продиктуют мешки с баблом.

Он отхлебнул пива, грохнул кружкой о хлипкий стол холодной забегаловки.

– К слову, о бабле! Смотри – есть и светлый момент. Двойной гонорар! Пропьём его с размахом, а?

– Нет. Не пропьём.

– Да шучу я. Сам пропьёшь. Или купишь себе что-нибудь.

– Не куплю, – он посмотрел за окно, за грязным стеклом кружились снежинки, невысокий мужчина тащил огромную ёлку, двое детишек весело носились рядом. – В детский дом отнесу. Хоть так заглажу… Директор, Евгения Михайловна, ведь на мою статью рассчитывала…

Сказал, и сразу легче на душе стало.