Апрель 42 год новой космической эры, Зарина

Виктор опаздывал.

Впрочем, лифт, умчавший их группу на сто двенадцатый этаж, тоже не спешил возвращаться. Зарина переминалась с ноги на ногу и ерошила короткие чёрные кудри, еле сдерживаясь, чтобы не начать мерить бело-голубой вестибюль шагами. Или вообще, не выйти прочь из отеля – под легкий запланированный дождь – и не закурить в беседке с анти-дымом. При том, что она не курит.

Хорошо, что доктор Гандз остался с ней. При нём она точно не даст воли чувствам, как бы те ни бушевали в душе и ни рвались наружу. Зарина покосилась на спутника – темноволосого, темноглазого, слегка горбоносого и с острым взглядом эдакого Мефистофеля с дипломом межпланетного психотерапевта. И с внушительным сообществом в мировом парламенте. Его поддержка – на вес золота.

Доктор Юрий Гандз перехватил её взгляд, и Зарина тут же сделала вид, что изучает большие водяные часы над входом, изогнутые, с мерцающей синеватой жидкостью. Поплавок в виде диковинной рыбы колыхался у отметки «восемь-двадцать». Конференция должна была начаться ровно в восемь. Гандз приподнял бровь, тёмные глаза смотрели иронично.

Зарина принялась постукивать каблуком по полу.

– Может быть, кофе, миледи? – спросил доктор Гандз и кивнул в сторону ресторана-бара.

Там разноцветно сновали бот-гарсоны.

Зарина замотала головой. Она не хотела кофе. Она хотела придушить мелкого засранца-аспиранта, которого по просьбе двоюродной тётушки по материнской линии год назад взяла в свою лабораторию. А перед этим тётушка полгода жужжала в уши, какой у неё талантливый и прогрессивный сынок. Даже златокрыла взял, не побоялся.

– А я не могу себе отказать. На третьих полосах ужасный кофе. Хотя официанты клялись, что предлагают лучший. И по лицам было видно – не врут. Не знали, что врут.

Он помолчал, поклацал пальцами по табло у стены, чуть в стороне от лифта, и вскоре к нему подкатил бот-гарсон с чашкой чёрного кофе. Гандз с удовольствием её понюхал, став похожим на довольного кота.

– Очень соскучился по хорошему кофе. Теперь пью – не могу напиться, – он сделал глоток. – Странно это. Даже мне – странно. Знаете, мы редко выбираемся из-под купола, с первой своей полосы, а ведь это – другой мир, хоть и одна Земля. Очень интересный мир. Но кофе – паршивый.

– Предлагаете спуститься и улучшить? – улыбнулась Зарина.

– Предлагаете начать конференцию прямо здесь? – парировал Гандз.

– Нет, не думаю. Да и тема у нас всё же немного другая…

– Немного, – согласился доктор.

– Я рада, что вы сегодня с нами, – тихо сказала Зарина.

И задумалась о том, что Гандзу должны были нейтрализовать блокиратор перед конференцией. Иначе, как же ему высказываться? Но сейчас по невнятным фразам о третьей полосе не поймешь, сделали это уже или нет. Может, нейтрализуют, когда поднимутся? А может, сам Гандз не хочет говорить раньше времени… В любом случае, стоит поторопиться.

Лифт приехал, тренькнул мелодично, забрал новую порцию посетителей и умчался ввысь. Мимо к его грузовому собрату деловито прошуршали бот-носильщики.

– Мы могли бы подняться и ждать его там, – заметил доктор Гандз.

Зарина хотела ответить, что тогда ждать придётся ещё дольше, но не успела.

В вестибюль, наконец-то, вошёл Виктор и красноречиво посмотрел в сторону бара. За собой на поводке он тащил упирающегося златокрыла.

Зарина со злорадным облегчением вызвала лифт.

– Тварь сегодня словно взбесилась, – вместо приветствия выдохнул Виктор.

– Только сегодня? – дёрнул бровью Гандз.

Зарина спрятала улыбку. Виктор завёл экзотического питомца в числе первых смельчаков, но так не сумел мало-мальски приручить, не говоря уже о том, чтобы войти в контакт. Собственно, потому Зарина и взяла его на сегодняшнюю встречу – в качестве контрольного образца. Наверху ждала дюжина более успешных владельцев златокрылов.

– Нет, не только, – огрызнулся на доктора Виктор, дёргая за поводок. Златокрыл зашипел и встопорщил крылья. – Эта тварь по жизни тупая, но сегодня стала тупее некуда. Полчаса не мог из-под дивана достать. А потом еле до флаймобиля дотянул. У-у, гадость! – Виктор замахнулся на питомца поводком, но в эту минуту приехал лифт.

Они вошли в просторную цилиндрическую кабину с прозрачным потолком, полом и стенами. Часть стен выходили на улицу, являю взору первую апрельскую зелень и лёгкий дождик – «по ментальному заказу шестидесяти семи процентов жителей, считанному Системой всеобщего порядка и уюта “Аколитус”». На прочих стенах голографические картины изображали весну более позднюю, с первыми цветами и ясным небом.

Зарина задумалась. Все двенадцать златокрылов, прибывшие с хозяевами на встречу, вели себя сегодня странно – об этом говорили их владельцы, это было заметно и без слов.

Златокрыл Марии, элитной домохозяйки и матери двоих детей, всё время крутился и норовил сбить её с ног, хотя у них давно установилось взаимопонимание.

Златокрылка Петра, офицера в отставке, без конца и без видимых причин переносила хозяина на секунды вперёд и назад. Но при этом – промахивалась со временем возврата, отчего тот мигал, исчезая и появляясь в вестибюле. Далеко не все владельцы златокрылов освоили игры со временем, но в любом случае, они не должны включаться настолько беспорядочно.

У студента же Кирилла златокрыл задремал у ног, а проснувшись, выдал струю на хозяйские ботинки.

Чувствуют они, что ли? Зарина хмыкнула. Что за глупость? Конечно, чувствуют. Им положено чувствовать. А людям?

Зарина посмотрела в хмурое апрельское небо. Затем – на табло с этажами. Мигнула цифра «пятьдесят».

Скоростной лифт полз на удивление медленно.

Златокрыл Виктора забился в угол лифта и оттуда тихонько взрыкивал. Может, ей всё же стоило завести собственного? Возможно, тогда она бы лучше понимала положение дел? Зарина неотрывно смотрела златокрылу в глаза, что притягивали магнитом. Она уже сто раз отвечала на это себе и другим. Она хотела сохранить беспристрастность. Хотела остаться «чистым» наблюдателем. Хотела остаться… человеком?

Зарина мотнула головой, отгоняя внезапно модную мантру. Она не боялась потерять человечность, и все наблюдения за озлатокрыленными людьми говорили, что и не потеряет. Просто… Златокрыл требовал много внимания – слишком много для её ритма жизни, к которому пару лет назад добавилась ещё одна любовь. Танцы! Однажды Зарине попался чип с историей Древнего Востока. И там танцевали девушки, да и парни тоже. И пробуждали эти танцы в душе что-то такое… до этого неизвестное. У девушек были гибкие руки и мягкие бёдра, они двигались, словно вода текла, но при этом выглядели так естественно, будто вышли на прогулку. С того дня Зарина заболела. Всё свободное время она по крупицам изучала древний материал, восстанавливала полузатёртые сведения – как должен выглядеть тот или иной восточный танец, какой для него подходит костюм… И одновременно училась танцевать сама! Бывало, что спала по три часа в сутки. И куда здесь ещё и златокрыла заводить?

Лифт тряхнуло. На миг он застыл между девяностым и девяносто первым этажами, задрожал, словно пёс на морозе. Потом ухнул вниз на несколько этажей. Пейзаж за стеклом размазался в серую кашу. Златокрыл свистнул, вскинул крылья, по его тельцу пробежала яркая радуга.

– Что за херня?! – заорал Виктор, падая на пол.

Зарина с доктором вцепились в стены лифта, но тот снова замер, тренькнул задумчиво, затем, осознав свою ошибку, заскользил вверх.

Что за ерунда? Аколитус сбойнула? Отродясь такого не было…

Через несколько секунд они оказались на сто двенадцатом этаже, прошли сквозь стеклянные двери в белоснежный коридор, который заканчивался такой же ослепительно-белой стойкой ресепшена. За стойкой сидела молоденькая девушка, рыжеволосая и в очках, и изучала что-то на «воздушном» экране эйртопа.

Увидев её, Зарина удивилась. Конечно, ходили разговоры о том, чтобы брать больше людей с нижних полос на подобные должности, но вроде бы сначала решили дождаться результатов конференции.

– Нам во второй конференц-зал, – сказала ей Зарина. – Нас уже ждут.

– Простите, – равнодушно ответила девушка, – второй зал занят. Как и первый, и третий. На целый день.

Она отвернулась к экрану эйртопа.

– Да, конечно, он занят, – натянуто улыбнулась Зарина. – Моими коллегами и приглашёнными мною людьми. Я Зарина Заревская, руководитель научной группы по вопросам изучения внеземных форм жизни.

Девушка по-прежнему смотрела равнодушно, а Зарина теряла терпение. Она взмахнула рукой перед мини-секьюром, предъявляя личную карту.

– Этот отель принадлежит нашему университету. И у нас конференция по вопросу сосуществования с внепланетным разумом.

– Ага. С вот этим! – Виктор выразительно кивнул на когтящего белоснежный пол златокрыла.

Девушка покосилась на фотографию Зарины, возникшую на экране эйртопа, выглянула из-за стойки, уставилась на зверушку и побледнела. Равнодушие слетело с лица, глаза стали больше очков.

– Простите, – пробормотала она. – Я должна позвонить…

– В такие минуты и ценишь ботов, – Зарина резко развернулась и зашагала в коридор. – Может, мы не на тот этаж заехали? Лифт сбоил… Нет, этаж наш. Я сейчас позвоню…

Она полезла в сумочку за слимфоном.

– Зарина, подожди, – позвал доктор Гандз. – Вернись. Взгляни на это.

Зарина, холодея от его тона, подошла. И взглянула. На жидкий настенный календарь.

Апрель 43 год н.к.э. новой космической эры, Зарина

Их провели в трёхкомнатный номер и попросили подождать.

– Как такое возможно?! – Виктор метался из угла в угол. – Как сейчас может быть сорок третий год?!

– Всем известно, что златокрылы способны слегка смещаться во времени и смещать хозяев, – задумчиво проговорил Гандз, потирая подбородок.

– Вот именно! Слегка! Кто-нибудь хоть раз слышал о смещённых на год?!

– Ни разу, – Зарина села на кровать, бездумно погладила покрывало золотистого цвета. – Но мы вообще мало о них знаем. К тому же, если смещённые ещё не вернулись, о них, разумеется, ничего не известно.

– Так, так, так… – Виктор застыл на месте, таращась на Зарину. – И когда же мы вернёмся?

Зарина переглянулась с Гандзом. У неё перехватило горло.

– Обычно златокрылы смещались на пару-тройку секунд вперёд, – сказал доктор. – Соответственно, чтобы вернуться, им хватало тех же секунд. И на таком маленьком промежутке времени эти смещения постороннему глазу незаметны, на события глобально не влияют. За редкими исключениями. А что касается года…

Гандз задумался. Виктор побледнел.

– То есть… что же… – пролепетал аспирант.

– Никто не знает насчёт года, – раздражённо повторила Зарина.

– Кажется, нам это и предстоит выяснить, – проговорил Гандз.

Виктор выпучил на них глаза.

Раздался стук, и в номер вошли двое – мужчина с седой бородой и сильными залысинами и лохматый парень с фотощёлком.

Первый – куратор их научной группы, профессор Михаил Захаров – когда Зарина видела его последний раз пару дней назад, волос на голове было больше, а в бороде серебрилось лишь несколько волосков. Второй – Нафталин, штатный фотограф университета, совсем стричься перестал.

Но – не успели они закрыть за собой дверь, как следом ввалилась полная дама с лицом, похожим на батон. Она громко пыхтела и бросала торжествующие взгляды на мужчин.

Даму Зарина не знала, хотя и казалась та смутно знакомой.

Зарина встала. Профессор приложил к замку чип-карту, заблокировав выход. Дама-батон злобно на него оскалилась.

– Улизнуть от меня хотели, да? – прошипела она в лицо Захарову и ухмыльнулась.

– Зарина Заревская, – профессор, игнорируя даму-батона, подошёл к Зарине, схватил за плечи и крепко сжал, заглянул в лицо. – Невероятно, такая же, как и год назад.

– А какой же мне ещё быть? – удивилась Зарина. – Мы просто ехали на конференцию. Сегодняшнюю… Э… Прошлогоднюю. Мы вошли в лифт и вышли… здесь. Я ничего не понимаю.

– Доктор Гандз, – профессор протянул руку доктору. – И вы, молодой человек, – кивнул он Виктору. – С возвращением.

– Я не могу смещаться на год! – завопил Виктор. – У меня секс-тур завтра начинается. С та-а-акой кисой… Ай-й-й-уй-й-й…

– А я с женой и дочерью не смогу год связаться, – бросил ему Гандз.

Больше на аспиранта никто внимания не обратил.

Профессор снова внимательно посмотрел Зарине в лицо.

– Я видел вас разной, – задумчиво проговорил он. – Вы даже не представляете, насколько.

– О чём вы? – нахмурилась Зарина.

– Сегодня первый день вашего смещения. Я не могу сказать всего, но мы ждали этого дня. Для вас приготовили номер. Персоналу давно даны указания снабжать вас всем необходимым. Но для вашего блага, я прошу вас не покидать эти стены. Ради равновесия мира. И ради ваших спокойствия и безопасности.

– Хы-ы, – изрекла у него за спиной дама-батон и принялась ковыряться в сумочке.

Нафталин бросил на неё косой взгляд.

– Когда вы нас впервые увидели? – вступил в разговор Гандз. – Здесь, смещённых?

– Конкретно вас, доктор – второго апреля сорок второго года. Первого вы не появились на конференции. Её пришлось проводить без вас… без всех вас, – при этих словах дама-батон снова хмыкнула, а профессор продолжил. – А второго вы объявились в этом номере. Сегодня, похоже, завершится цикл. И я не знаю, что ждёт меня завтра. Всех нас.

– Постойте, – встрял Виктор. – Вы видели здесь только доктора Гандза? А мы куда делись?

– Господи, – выдохнула Зарина.

Дама-батон сверлила её взглядом и скалила зубы.

– Нам что же, здесь целый год торчать, а потом исчезнуть? – не унимался Виктор. – Верните нас немедленно!

– Я не могу вас вернуть, юноша. Это под силу лишь тому, кто вас сюда переместил, – профессор взглянул на златокрыла, тот забился в угол и щурился под прицелом фотощёлка Нафталина. – А он тоже подчиняется своим законам. Ваш завтрашний день для меня станет позавчерашним. Мой завтрашний наступит для вас через два года.

– С ума сойти, – покачала головой Зарина. – Но вы хоть что-то сказать можете? Почему, и правда, нас не было здесь второго числа? А третьего были?

– И что нас ждёт в нашем завтрашнем дне? – спросил Гандз.

– Я не могу ничего сказать, я не знаю.

– Но вы же нас видели! – воскликнула Зарина. – Вы же сами сказали…

– В том, что я видел, было мало логики… Да и видел я вас не так часто. Мы жили в разных временных потоках. Каждое ваше завтра было моим вчера. И не только моим. И всё время, весь год, что вы жили… живёте… ещё проживёте здесь задом наперёд, мир был… будет нестабильным. Увы, мы поняли это не сразу. Потому я и не могу вам ничего говорить, не могу программировать вас на какие-то действия. Чем всё закончится, я узнаю завтра. А вы – через два года, когда… когда доживёте.

Нафталин прекратил снимать златокрыла и подошёл ближе.

– А мы доживём? – голос Виктора задрожал.

Профессор посмотрел куда-то за его спину.

– Прекратите этот фарс, – взвилась дама-батон, откопав наконец в недрах сумки слимфон. – Вы не имеете право прятать их здесь! Они опасны для общества. Для всех нас! Я-то думала, куда ты пропала тогда, – вперилась она глазами в Зарину. – А оно вон, что оказывается. Задом-наперёд. Но хозяин всё равно тебя найдёт. То-то он обрадуется!

Она провела пухлым пальцем по экрану слимфона и… рухнула на пол. Над ней флегматично пожал плечами Нафталин, потирая кулак.

– Молодец, Нафталин, – сказал ему Захаров.

– Я ждал момента. И следил, чтобы звонить не начала. Нам ведь только до завтра теперь продержаться…

– Кто это? – спросила Зарина, ошалело глядя на бесчувственную даму-батон.

– Это – Олеся Пятьеног, руководитель научной группы по вопросам изучения внеземных форм жизни.

– Супер, – засмеялась Зарина.

– Вы исчезли на год, – напомнил профессор. – А мир за окном сегодня… Он может оказаться для вас слишком уж непривычным. Здесь же вас всем обеспечат. Я оставил необходимые инструкции…

– Но, постойте, – перебила его Зарина, – о чём она говорила? Мы опасны? Я куда-то пропадала уже здесь?

Захаров перешагнул через Олесю, прошёл к небольшому сейфу у окна. Открыл его. Посмотрел на Зарину и компанию.

– Если мы не изолируем её до завтрашнего дня, вы все исчезнете уже сегодня. Но не волнуйтесь, кроме неё про вас знают лишь верные мне люди. Девочка с ресепшена тоже временно изолирована. Ещё вчера она не подозревала о вашем существовании. На вашем этаже и на сто девятнадцатом формально сейчас ремонт. Здесь никого не бывает, сюда даже лифт не едет без специального кода. Только боты снуют… А теперь я попрошу вас сложить сюда ваши слимфоны. Вам нельзя ими пользоваться. Через год их вернут.

– Что за чушь? – огрызнулся Виктор.

– Пожалуйста, сложите слимфоны в сейф. В любом случае, вряд ли они вам сейчас чем-то помогут. Вы не заряжали их и не пополняли счёт целый год.

Зарина быстро достала слимфон из сумочки, взглянула на экран. Тот ответил глухой чернотой.

– А если я откажусь? – взвился Виктор, тоже, впрочем, пялясь на черноту собственного слимфона.

– Давайте сделаем, как нас просят, – сказал Гандз и первым шагнул к сейфу. – Им ведь ещё даму изолировать.

Нафталин между тем аккуратно связал даму-батон, засунул ей в рот кляп и завернул в покрывало. Предварительно ещё раз стукнув по слегка очухавшейся голове.

– Послушайте, но нельзя просто так скрутить человека, – недоумевала Зарина. – У вас же проблемы будут из-за неё!

– Завтра мир либо изменится, либо… будет уже всё равно. До встречи. Надеюсь. Через два года.

Профессор запер сейф со слимфонами, поблагодарил всех и пошёл к двери.

– То есть, раньше мы вас не увидим? – Зарина двинулась за ним.

– Меня сегодняшнего здесь больше не будет. Я вчерашний и позавчерашний… – он махнул рукой. – Не уверен, что вы послушаете, но я должен это сказать: не покидайте своих комнат.

Он вышел. Нафталин с фотощёлком и Батоном на плече поспешил следом.

Закрылась дверь. Клацнул замок.

Какое-то время все трое стояли молча. Первым очнулся Виктор.

– Нас заперли? – он бросился к двери, яростно задёргал ручку. – Нас заперли, как хрюкорылов? И слимфоны забрали! И мы поверили этому профессору? А вдруг Олеся была права, а не он?

– В чём? – поднял бровь Гандз. – В том, что мы опасны?

– В том, что нельзя нас здесь прятать. Под замком!

Гандз с Зариной, не слушая дальнейших воплей, вышли на балкон в спальне, посмотрели вниз. Сто двадцатый этаж. Последний. Гладкие стены. За гостиницей – высокий забор, дальше – лес. Лес был всегда, забора не было. Не из-за них ли поставили?

– Я убью их! – бушевал Виктор.

Послышался грохот. Чем-то тяжёлым бахнули в дверь.

– Бога ради, молодой человек, успокойтесь, – крикнул Гандз, выбегая с балкона в коридор и дальше, в гостиную. – Этим вы делу не поможете.

Гандз попытался отобрать у Виктора прикроватную тумбочку, которой тот колотил в дверь, но юноша увернулся и бросился в угол комнаты. К златокрылу.

– Верни меня назад, тварь! Верни, падла крылатая! – Виктор обрушил тумбочку на зверя. И ещё раз. И ещё…

– Виктор, прекрати!!! – Зарина повисла на плечах у буяна, буян её стряхнул, но в тумбу уже вцепился Гандз.

Мужчины повалились на пол, тумбочка грохнулась рядом.

– Я убью эту тварь, – проскулил Виктор.

– Не смей. Трогать. Животное! – отчеканила Зарина.

– Это всё из-за него, – Виктор размазывал по щекам слёзы злости.

– Это всё из-за тебя, – Зарина встала между Виктором и златокрылом. – Если бы ты хотя бы попытался найти контакт с этим существом, ничего бы не случилось. И заметь, никто не избивает тебя мебелью!

– Я больше не желаю терпеть эту тварь ни одной минуты, – лицо Виктора перекосилось от злобы и страха. – Пусть забирают его. Я не желаю, чтобы он жил в моей комнате!

– Он будет жить в моей! В самой дальней. А ты останешься в этой, заодно и тумбу починишь.

– Но это же типа прихожая, – Виктор вертел головой, осматриваясь. – Или вообще кухня с диваном.

– Отлично, меня устроит вторая комната, – сказал Гандз, исчезая в спальне.

– Эй, у доктора в комнате две кровати, почему я должен…

Гандз закрыл за собой дверь. Зарина подошла к златокрылу, тот тихо поскуливал, обхватив себя крыльями. Кажется, сломанными. Зарина осторожно взяла его на руки. Златокрыл дрожал.

– А если ещё раз хотя бы притронешься к животному, – ледяным тоном произнесла Зарина, – будешь вообще спать за дверью. Ради этого я найду способ открыть клятую дверь, можешь не сомневаться.

И она ушла по коридору в дальнюю спальню. И даже не удивилась, обнаружив в ней лоток, мисочки для воды и корма и мягкий пуфик-кроватку в широкой гардеробной.

Но она не стала укладывать златокрыла на пуф. Положила на кровать и легла рядом.

Златокрыл тихо скулил.

Март 43 год новой космической эры, Зарина

Прошли две недели их заточения.

Пейзаж за окном становился всё тоскливее. Вместо долгожданной апрельской зелени – снова мартовские голые деревья, короткий дождь и лужи. Климат-контроль Системы Аколитус, конечно, сильно смягчал погодные условия под куполом, но всё же оставлял их близкими к природным. И приходилось взирать в окно на серую тоску.

Раз в день, ранним утром, из отверстия в стене в кухне-гостиной выползал бот-гарсон – длинный и гибкий, похожий на сардельку, – и накрывал стол к завтраку, блюда на обед и ужин оставлял в холодильнике. После чего исчезал. Следом появлялся его двойник, приносил салфетки, туалетную бумагу, свежие полотенца и постель, убирал мусорное ведро, забирал необходимое для стирки. И тоже удалялся. Отверстие за ними задраивалось наглухо. Но останься даже щёлка, никто из людей не поместился бы в столь узкий проход. В номере на столике нашлась стопка чипов с книгами, журналами, фильмами и тиви-программами – все до сорок второго года выпуска. Был большой тиви-экран в гостиной и маленькие – в спальнях, но просматривать на них можно было только означенные чипы. И никакого интернета. Никакой слимфонной связи – можно лишь сунуть записку боту для профессора или персонала гостиницы.

И никаких людей.

От дичайшей скуки немного спасали танцы. Чипами с историей Древнего Востока их снабдить не додумались, но Зарина повторяла выученное по памяти, тренировалась каждый день. Но не будешь же танцевать сутки напролёт?

К счастью, были ещё долгие разговоры с Гандзом. Доктор рассказывал о путешествиях на третью полосу – нейтрализатор ему всё же успели ввести. И, видимо, в суматохе с перемещениями забыли об этом, поскольку их тюремщики не позаботились обновить блокиратор. Слушая Гандза, Зарина жалела, что не знала многого раньше. Ничего, однажды она отсюда выйдет…

С Виктором у них выстроился вежливый нейтралитет. Аспирант сидел у себя в кухне-гостиной, угрюмо смотрел тиви-шоу одно за другим, на целостность мебели и златокрыла больше не покушался. Зарина с Гандзом без лишней необходимости на его территории не появлялись, обедали в своих комнатах – иногда вдвоём, иногда по отдельности. Златокрылу же в первый день промыли раны раствором из гостиничной аптечки, перевязали крылья и уложили восстанавливаться. Зарина знала, что регенерация у этих существ быстрая, и убить их весьма не просто. И всё же удивилась, когда на следующий день израненный златокрыл гордо, хоть и прихрамывая, вышагивал по комнате, а ещё через день бил крыльями и курлыкал, как ни в чём не бывало.

Сегодня Зарина проснулась задолго до рассвета. Гандз тоже не спал, в отличие от Виктора – аспиранту вечером вкатили транквилизатор из аптечки Гандза.

Они всё обсудили и не раз. Последний разговор, последний спор: «А стоит ли?» – отшумел вчера утром, за завтраком. Им принесли синто-сосиски с базиликом, варёное яйцо и кофе с имбирным печеньем.

Доктор последний раз попытался её отговорить, она в последний раз не позволила.

– Я должна увидеть, что случилось с миром. Почему нас не просто держат взаперти, но даже новостей смотреть не дают.

– Я могу пойти вместо тебя, – тихо отчеканил Гандз, изгибая бровь.

Виктор, по идее, дрых без задних ног, но они всё равно говорили еле слышно.

Зарина покачала головой.

– Я не справлюсь одна с Виктором, если он что-то вычудит. Я не смогу защитить Мордаху, – так с недавних пор звали златокрыла, предыдущее имя, Гад Паршивый, как-то не прижилось, – если он снова на него набросится. Да и с профессором, в случае чего, лучше тебе поговорить по-мужски.

– Ага, – хмыкнул Гандз, – шею мне тяжелее скрутить.

– А ещё у тебя жена и дочь, – припечатала Зарина. – Да и сообщество доктора Гандза не сможет существовать без самого доктора Гандза.

Он попытался возразить, что вряд ли вылазка в окно будет опаснее путешествия по третьей полосе, но Зарина его остановила. Предложила не терять время на пустые споры.

И вот сейчас она стояла у окна, натянув на себя три свитера и две пары брюк – узкие трикотажные и широкие джинсы. В шкафах обнаружился некий ассортимент одежды, но только не верхней. Кроссовки и те пришлось одолжить у Гандза и надеть на несколько носков – не лезть же в окно в туфлях на каблуках или в тапочках. Личную карту и горстку монет она распихала по карманам джинсов.

Молодая пара, живущая на сто восемнадцатом этаже под ними, появилась пять дней назад – вперёд? – и, несмотря на мартовскую прохладу, они никогда не закрывали балконную дверь. Зарина наблюдала это из окна Гандза, чуть под углом. Можно просочиться к ним рано утром, потихоньку выскользнуть из комнаты, а потом – и из гостиницы. Побродить по городу, понять, что к чему и вернуться. Главное – успеть до полуночи – именно в полночь они смещались во времени.

Вчера они весь день вязали верёвку из простыней, закрывшись в спальне Зарины и для отвода глаз включив старые фильмы.

Сегодня ни свет, ни заря она уже свисала из окна, цепляясь за верёвку вмиг окоченевшими пальцами и впервые сомневаясь в собственном плане. А если, несмотря на утреннюю темень, её всё же заметят и доложат профессору? А если сегодня соседи закрыли балкон или вообще не спят? А если, чёрт её раздери, она сейчас сорвётся? Верёвка подозрительно скрипела. Пальцы слушались с трудом, тело словно окаменело. Она висела, не в силах пошевелиться, и становилось всё холодней.

– Или вниз, или вверх, – зашипел над головой Гандз, страхующий верёвку. – Тянуть назад?

– Самка пышнохвоста, – выдохнула Зарина, тряхнула головой и заскользила вниз, к вожделенному соседскому балкону. Проползла мимо пустого балкона сто девятнадцатого этажа. Возможно, было проще пробраться сквозь него, но… Она слабо толкнулась в дверь. Закрыта. Да и кто его знает, как выбираться потом с этажа, на который, по словам Захарова, никого не пускают?

Спустя пару минут она уже перебралась через перила, мягко спрыгнула на пол, верёвка устремилась вверх. Гандз её спрячет, а пропажу постельных единиц они спишут на когтящего златокрыла.

Зарина перевела дух. Потерла горящие от напряжения и холода ладони. Прислушалась. В комнате – тишина. До балкона донёсся одинокий всхрап, и снова всё затихло. Зарина чуть отвела плотную штору, скользнула в комнату. На цыпочках прошла мимо спящей пары, спотыкнулась о чемодан, едва не упала. Чуть дыша вышла в коридор, нащупала дверную ручку. Вспыхнул свет. Проклятье! Санузел! С датчиком движения, как и у них в номере. А выход, похоже, – с другой стороны. Зарина поспешно захлопнула дверь, развернулась ощупывая стену. Вот и дверь. Заблокирована. Ключ. Где-то должны быть ключ… Она лихорадочно ощупывала тумбочку у входа.

– Кто вы? – свет загорелся уже в коридоре.

На неё смотрела сонная худенькая девушка в пушистом гостиничном халате.

Зарина улыбнулась во весь рот, схватила стоящую у двери корзину для мусора и затараторила заготовленное:

– Я – ваша новая горничная! Александра, к вашим услугам. Университет проводит эксперимент по введению человеко-персонала. Это сейчас модно! Я к вашим услугам! Я буду убирать, пока вы спите.

– Мы не заказывали такого. Мы только поженились. Убирайтесь, – проговорила девушка, кажется, так до конца и не проснувшись.

За её спиной в спальне зашевелилось одеяло.

– Вы можете подать жалобу руководству университета.

– Я так и сделаю.

– Солнце, что там? – промямлили из спальни.

Зарина наконец-то увидела магнитный ключ. На полу, возле тумбочки. Она поставила корзину, незаметно подхватила плоскую карточку, отступила к двери, улыбаясь и извиняясь за беспокойство, быстро отперла дверь, выскочила прочь и помчалась по коридору к лифтам. Только бы не подняли тревогу, только бы успеть выйти. Человеко-персонал, и правда, пытались вводить то тут, то там – взять хотя бы девушку на ресепшене. И – порой делали это такими методами, что выходка Зарины на их фоне покажется безобиднейшей шуткой. Во всяком случае, Зарина на это надеялась.

Лифт. Первый этаж. Выход. У неё получилось! То ли пара поверила в «горничную» и не стала поднимать панику, то ли бот-секьюры не распознали в Зарине угрозу – столько лет здесь проработала всё-таки – но результат говорил сам за себя. Она шагала по гостиничному двору. Не бежать. Главное – не бежать. Ворота открылись легко. Шаг – и она на воле.

Зарина шла быстро, чтобы не замёрзнуть. И чтобы не догнали. Подошва кроссовок мягко скрипела, щёки разрумянились от утренней прохлады – к счастью, под куполом не бывает мартовских морозов. Так что, прохладно, но терпимо. Она засунула ладони в широкие рукава шерстяного свитера.

Март 43 год новой космической эры, Зарина

Её привезли в отель «Гранд-Фил». Зарина раньше о таком не слышала, но её конвоиры с гордостью заявили, что он – в числе самых дорогих под куполом. Её завели в роскошный номер. Засунули в горячую ванну, выдали алый шёлковый халат и почему-то белое нижнее бельё. Кружевное и очень откровенное. Затем в номер прикатили тележку с ужином – куском синто-телятины и салатом из капусты, лианских олив и острых морских ежей с Жемчужной планеты.

После чего её оставили одну и заперли.

Всё, как обычно, в общем. Только гостиница другая. И в номере, почему-то, пахнет горелым.

Ни на один её вопрос никто не удосужился ответить. «Где я? Почему новая гостиница? Я увижу Гандза?» – тишина в ответ. С нею вообще не разговаривали.

Зарина в отчаянии плюхнулась на огромную кровать.

Прошла пара часов, прежде чем замок в двери снова щелкнул. Зарина подскочила на кровати. Надо же. Умудрилась заснуть! Она потёрла глаза, на миг поверив, что снова оказалась в отеле при Галактическом университете.

Перед кроватью стояла дама-батон, как её там – Олеся Пятьеног. Она скрестила руки на мощной груди, за её спиной маячили два незнакомых мужика.

– Вы? Я вас вспомнила! – Зарина подалась вперёд, запахивая халат.

– Неужели? – дама-батон сегодня не скалилась, смотрела скорее задумчиво, хотя всё также изучающе.

Зарина замерла и прикусила язык.

Она не помнит. Дама-батон не знает и не может знать, что через пару недель, первого апреля, встретит Зарину и её коллег в отеле Галактического университета. И – по башке получит. Она ещё не дожила до этого дня! Шестое чувство отчаянно вопило, требуя молчать. Память настойчиво совало образ ухмыляющейся Пятьеног, которая сверлила её взглядом и вопила о том, как Зарина опасна…

– И что же ты вспомнила? – процедила дама-батон.

– Я… Я читала про вас. Вы – новый руководитель научной группы по вопросам изучения неизвестных форм жизни. Вместо… Вместо…

– Вместо тебя, красавица! – хохотнула Пятьеног. – Уж не знаю, где тебя год носило, в какой дыре ты пряталась, но появилась ты в нужном месте и в нужное время. Что скажешь о нашем новом мире?

– Он занятный, – осторожно ответила Зарина.

– О, скоро ты узнаешь, насколько. Хозяин тебя выпотрошит подчистую. Уверена, он тебя тоже вспомнит. В своё время ты доставила нам хлопот заступничеством за крылатых тварючек. Так что, скучно тебе не будет, не сомневайся. Особенно, если и правда всё ещё чувствующая. Мой тебе совет, – взгляд Пятьеног вдруг смягчился, – не сопротивляйся. Дай ему всё, что он хочет. Тогда, возможно, выйдешь отсюда живая. И получишь тёплое местечко в хозяйском салоне.

Зарина моргнула, думая, что лучше бы она осталась в тюрьме. Происходящее не укладывалось в голове, казалось дурным сном. Она спит. Несомненно, спит. Сейчас зазвенит будильник, надо будет вставать, лезть в окно…

– Будешь послушной? – лапища Пятьеног впилась ей в волосы, Зарина отпрянула, упала на кровать и впилась ногтями в батонью руку.

– Понятно, – Пятьеног выпустила волосы и кивнула неподвижным мужикам за спиной.

Те подошли к кровати, деловито скрутили Зарину, заломав ей руки над головой. Клацнули наручники, Зарина оказалась прикована к толстой шарнирной цепи, болтающейся над спинкой кровати. Она попыталась дёрнуться, но добилась только того, что перевернулась на живот и ткнулась лицом в подушку.

– Хорошего отдыха, дорогая, – пропела дама-батон.

Зарина изогнулась, зарычала и изо всех сил ударила ногой в пустоту.

Щёлкнула, закрываясь, дверь…

Зарина перевернулась на спину. Как могла, без рук, поправила задравшийся халат.

Значит, есть некий «хозяин»? Батон и прошлый раз что-то о нём говорила…

Олеся Пятьеног входила в сообщество с дурацким названием «Чисто-людь» – оно выступало за «чистоту человечества», и вся его политика сводилась к борьбе со златокрылами. Дама-батон писала гаденькие статейки в разные порталы и блоги, впрочем, её разглагольствования популярностью не пользовались. Руководил «Чисто-людью» тип по имени Филип Огаров. Именно с ним Зарина и должна была дискутировать на конференции первого апреля. Тип был занятнейший. Жил на второй полосе, между тем сумел официально зарегистрировать собственное сообщество, которое хоть и ни на что особо не влияло, но шума за последнее время подняло немало. Огаров успешно притворялся клоуном, и многие над его клоунадой смеялись. А многие – в неё верили. О нём ходило множество слухов, говорили даже, что он держит притон со полу-стёртыми девицами на обочине, но однозначных доказательств никто привести не мог. Ещё говорили, что ему многое сходит с рук из-за дружбы с премьером мирового парламента – Николаем Морским, с которым когда-то вместе учились.

Филип всего этого не комментировал. Он удивительным образом умел свернуть с любой темы на ту, что волновала лично его – на златокрылов. Он часто мелькал в жёлтых ТиВи-шоу – тех, где принято в конце швырять в собеседника тортом. И физиономия у этого Филипа была подходящая – как раз для торта!

Круглая морда, круглый торт, сладкая рожа, улыбка ведущей, сладкий аж приторный крем, торт золотой с чешуёй златокрыла – подарок для званого гостя на нашем сегодняшнем шоу, свет ярких софитов в глаза…

Свет в глаза.

Зарина снова не заметила, как вырубилась.

В комнате успело стемнеть, но кто-то включил люстру – яркую хрустальную звезду. У кровати стоял человек. Круглое лицо, тёмные глаза, пыльные волосы и серая родинка на скуле под глазом…

Зарина дёрнулась и вспомнила, что прикована. Руки затекли, хотелось в туалет. Она злобно прищурилась на того, кого дама-батон называла «хозяином».

На Филипа Огарова.

Он положил на край кровати кожаный чёрный чемоданчик. На неё глядел пристально, но равнодушно.

– Надеюсь, тебе здесь удобно? – спросил, наконец, Филип бесцветным голосом и помахал рукой перед носом. – Запах гари не досаждал? Двое болванов провинились сегодня утром, пришлось принять меры. Но не отказываться же из-за этого от любимого номера.

Зарина не ответила. Он присел на край кровати.

– И где же мы прятались всё это время?

Зарина молчала.

Он открыл чемодан, продолжил всё тем же ровным тоном.

– В любом случае, ваше с Гандзом исчезновение очень мне помогло. А где Гандз? С ним бы я тоже сейчас побеседовал.

Зарина отвернулась.

– Что ж. Времени много. Ты всё мне расскажешь. Даже о чём сейчас и не думаешь. Так даже интересней, – что-то звякнуло, кажется, он ковырялся в чемодане. – А мы думали, чувствующих уже и не осталось. Признаюсь, мы поступили с ними… хм-м-м… слишком уж неосторожно. Но кто же знал, что они так быстро переведутся.

Зарина бросила на него быстрый взгляд. Да, Филип ковырялся в чемодане, резко запахло спиртом.

– Я буду осторожен с тобой. Хочу, чтобы тебя хватило на дольше. Если, конечно, ты сама не захочешь иначе.

Что-то холодное коснулось бедра, и тут же тело пронзила боль – в него словно впились стальные когти. Зарина вскрикнула и дёрнулась. Невидимые когти – три острых стальных когтя – вонзились сильнее, она закусила губу, чтобы не закричать во всё горло.

Когти исчезли.

– Что ты чувствуешь?

– Пошёл ты!

Когти вонзились в ягодицу. На этот раз Зарина заорала, на глаза навернулись слёзы.

– Что. Ты. Чувствуешь?

– Мне больно, тупая ты скотина! – она инстинктивно пыталась отползти, но дальше края кровати наручники не пускали – только врезались в запястье, сдирая кожу.

– Это я знаю. Что ещё? Страх? Обиду? Злость? Сексуальное возбуждение? Может быть, жалость к себе? Только не смей врать.

Зарина молчала, кусая губы.

– Я вижу, тебе сложно разобраться в чувствах. Придётся помочь.

Её резко вернули на место, швырнули на живот, раздался свист плети, и спину обожгло огнём. Один раз, второй, третий… Затем её вновь развернули на спину, и одинокий коготь скользнул по плечу, спустился к груди.

– Не надо, я скажу! – Зарина тут же возненавидела себя за эти слова, но коготь с груди исчез, застыл неподалёку в ожидании. – Да мне страшно, тварь ты поганая. И я тебя ненавижу. И злость пусть будет, если так хочешь.

– Что-нибудь ещё?

– В туалет хочу! Запах мочи в кровати любишь?

– Не очень, – коготь заскользил по груди, не вонзаясь, но царапая кожу. – Запах гари лучше. И запах крови.

Зарина сжалась, боясь вздохнуть.

– Ты дрожишь, – констатировал он. И резко встал с кровати. – На сегодня хватит. Я немного спешу, а твой визит оказался… хм-м-м… таким неожиданным. На днях продолжим. Я освобожу для тебя несколько часов.

Он спрятал коготь и бросил на кровать пакет с лейкопластырями.

– Заклеишь раны. И да, когти с плёткой были проспиртованы. И совсем детские. Как я сказал, хочу, чтобы тебя на дольше хватило. Хотя моя первая помощница считает, что таких, как ты, надо уничтожать сразу. Это похоже на страх перед вами, как думаешь?

Едва он вышел, вернулась дама-батон всё с теми же безмолвными охранниками. Заклеила пластырем порезы и сунула под нос стакан с резко-пахнущей жидкостью.

– Наручники снимите!

– Как только выпьешь.

«Это похоже на страх перед вами…»

– Что за дрянь? Я в туалет хочу!

– Всего лишь успокоительное. Хочу убедиться, что ты заснёшь. Ты должна быть свежей к следующему его визиту. Раз уж он так решил…

– А вы разве не должны заниматься вопросами инопланетного разума?

– Именно ими и занимаюсь. Пей. Или я волью в тебя отвар силой.

«Это похоже на страх…»

– Только после тебя.

Пятьеног хрипло хохотнула.

– Тебя никто не будет травить. Ты нужна для другого, – но всё же сделала глоток из стакана.

Зарина выпила остальное. И, едва с неё сняли наручники, ринулась в туалет.

– Следите тут за ней без меня. Взбрыкнёт, прикуйте к кровати, – услышала она за спиной звучный голос Пятьеног. – Как по мне, пусть и бы и висела прикованная и ходила на горшок, так нет же: «Ощущения притупятся, эффект не тот». Ну, пусть развлекается…

Едва Зарина спустила воду и оправила халат, Пятьеног без стука ворвалась в уборную.

– Взгляну на тебя напоследок. Кто знает, что от тебя останется через неделю, пока меня не будет. Радуйся, пока ещё сама в туалет ходишь.

Где-то вне времени, Я-Медь

Зарина идет по Центральному парку первой полосы. Тихо. Деревья, прикрытые инеем, блестят серебром в утренних сумерках.

Она вдыхает морозный воздух. Глядит по сторонам. На этот раз нет бродяг на скамейках, нет других прохожих. И вообще ничего нет, кроме неё и деревьев. Кажется, мир застыл.

Зарина не может понять, как и зачем снова здесь оказалась? Она вернулась в отель Университета, выпила сунутый Гандзом горячий шоколад с привкусом мяты и ещё каких-то трав. Затем содрала с себя вещи «госпожи», немедленно отправив их в утиль, и полезла в ванную с пеной и солью, где долго отмывалась от пережитого. Болели раны от когтей и плети, жутко саднили ободранные наручниками запястья.

Всё это Гандз смазал душистой мазью и подключил Зарину к «вирто-сну» – программе, обеспечивающей «крепкий сон и только приятные сновидения». Тебе, мол, нужно полноценно отдохнуть, сказал он.

Мордаха свернулся рядом, тоненько посвистывая. Виктора нигде не было видно. Гандз начал рассказывать, что Виктор – самовлюблённый эгоистичный Виктор! – отправился её искать тем же путём, что и сама Зарина, и до сих пор не вернулся.

Она очень хотела расспросить об этом подробнее, но… Помешал ворвавшийся к ним профессор Захаров.

Словно сквозь туман Зарина услышала, как он ругался из-за того, что ему пришлось вычищать за ней все сведения о сегодняшней прогулке, пофиксенной гостиничными ботами… Кажется, он говорил что-то ещё. Слова растягивались в невнятный гул. «Спя-я-я-я-щи-и-и-и-и-й-й-й А-а-а-а-к-к-к…» Зарина наконец заснула.

Заснула. Она заснула. Она и сейчас спит?

От раздумий отвлекает женская фигура, возникшая в конце аллеи. Зарина присматривается. Незнакомка, одетая в бирюзовое пальто нараспашку и такого же цвета платье, стоит, засунув руки в карманы, и смотрит на неё надменно и даже с упрёком. Волосы до плеч, чёрные со светлыми прядями и вьющиеся, тёмно-зелёные глаза, поджатые губы… Знакомое лицо. Слишком знакомое.

– Самка пышнохвоста, это же я! – выдыхает Зарина и пятится. – Только причёска другая. – Она бросается наутёк.

Дама на алее не движется, лишь стоит и смотрит вслед. Зарина же, пробежав несколько метров, с криком замирает. Дорогу ей переходит новая барышня – в красном длинном пальто, плотно застёгнутом, и с короткими черными волосами, на этот раз – точная её копия!

Зарина боится пошевелиться, но вторая «Я», в отличие от первой, даже не глядит в её сторону и вскоре скрывается в парке. А ей на смену из-за деревьев уже выходят две новые «Я». Одна – в коротком рыжем полушубке, чёрных штанах в обтяжку и в высоких сапогах на каблуках-шпильках, вторая – в простой синей куртке и вязаной шапке, вроде тех, что носят на третьей полосе. Они идут навстречу друг другу, затем обе шагают к Зарине. «Я» в полушубке небрежно помахивает длинным мундштуком с тонкой сигареткой. Чёрные кудри разметались по рыжему меху.

«Я же никогда не курила», – подумала Зарина. За спиной раздаётся хруст ветки – на лавочку присаживается ещё одна «Я» в жёлтом пончо и задумчиво смотрит поверх головы.

Никто не произносит ни слова.

Зарина пятится от предыдущих двух «Я». Бежать? Куда? Бежать ли? Безмолвие парка взрывает пронзительный крик:

– Я! Я! Я! – к ней со всех ног мчится очередная «Я», взлохмаченная, вся в синяках и царапинах, в изорванном тряпье и, судя по всему, давно не мытая, на голом плече красуется татуировка: «Салон О.Фила».

– Йааааааааа! – вопит прищелица, протягивая руки. Во рту у неё не хватает зубов. Подбитый глаз закрыт, второй горит безумным огнём.

Зарина в панике мчится прочь. И это – «приятные сновидения»?! Гандз, отключи меня!..

Но Гандз не слышит…

Она бежит, не разбирая дороги, не оглядываясь, понятия не имея, преследуют ли её. Бежит, пока не натыкается на уже знакомую процессию из связанных одной верёвкой стариков, бредущих непонятно куда. На этот раз она видит и сопровождающих – людей с короткими дубинками в руках и револьверами за поясом, идущими впереди, позади и по бокам странного шествия. А ещё видит своего аспиранта, Виктора, выскочившего вдруг из ниоткуда и бросившегося к старикам – в одном он узнал родного деда. Видит, как удивлённо поворачиваются к нему люди с оружием, смеясь, пытаются урезонить.

«На кой тебе чувствующие старцы? От них толку – ноль! Ни перевоспитаешь, ни удовольствия не получишь. Хотя, если тебя всё же интересует последнее, подай заявление. Но по своему опыту скажу, молодое мясо лучше, слишком уж быстро эти бабки…»

Виктор ревет и кидается к деду. Вырывает дубинку у оторопевшего охранника и лупит ею по лицу другого, напавшего на него.

Зарина кричит, но её никто не слышит. Она пытается в суматохе развязать кого-то из стариков, но пальцы проходят сквозь верёвки. Её здесь нет, её не видит и не слышит никто, кроме кучки «Я», молчаливо сгрудившихся неподалёку – надменных, равнодушных, насмешливых, изодранных и надеющихся, – зато она видит всё…

Виктора валят на землю и осыпают градом ударов. У него заплывает глаз, но он всё ещё отбивается, не даёт скрутить себя по ногам и рукам, и даже умудряется врезать кому-то между ног, продолжая выкрикивать имя деда.

В конце концов, один охранник, зло ругаясь, достаёт револьвер. Гремит выстрел.

– Легко отделался, гадёныш, – сплёвывает второй. – Нельзя было убивать. В салоне для таких отдельные роли заготовлены.

– Время теряли только, – цедит первый, засовывая револьвер за пояс. – Шагаем.

И плачет беззвучно сгорбленный дед…

– Ты был лучше меня, – шепчет Зарина, глядя на бывшего аспиранта.

Она зажмуривается, молясь проснуться.

А открыв глаза, обнаруживает себя в кафе на краю парка. Столики пустуют. За прилавком – тоже никого. И всё же рядом кто-то есть.

Зарина медленно оборачивается.

За спиной стоит очередная «Я», одетая в бордовое вязаное платье, и напрочь отрезает путь к выходу. У неё – волнистые длинные волосы цвета тёмной меди, ярко-зелёные глаза смотрят со спокойной грустью, пришелица совершенно не похожа на предыдущие копии, да и на оригинал – не вполне, и всё же, несомненно, это – «Я».

В который раз Зарина дико мечтает проснуться.

Где-то вне времени, Я-Медь

Я-Медь берёт её за руку. У неё – тёплые и мягкие пальцы, от прикосновения становится спокойнее. Я-Медь ведёт её к двери в конце кафе, за которой обычно бывает туалет или кухня. Но выходят они совершенно в другое помещение.

Зарина удивлённо смотрит на широкий и светлый полукруглый коридор – одна его стена обычна, а вторая складывается из сотен и сотен узких полупрозрачных лент, светящихся бледно-розово-сиреневатым цветом и висящих очень плотно, скрывая всё за собой. Зарина тянется к ближайшим лентам и успевает почувствовать, какие они приятно-шершавые наощупь, прежде чем Я-Медь останавливает её, твёрдо сжимая ладонь. Они идут вдоль стены, идут минут десять – ленты становятся то более розовыми, то более сиреневыми, иногда даже жёлтыми, но в целом картина все та же.

Наконец, они останавливаются, и Я-Медь раздвигает ленты. Зарина видит ресторанный зал с круглыми столиками, вдоль которых скользят официантки в коротких белых туниках. За столиками сидят гости. Кажется, празднуют что-то особенное. Один столик наползает на них, словно камера даёт увеличение. За ним в окружении вычурно одетых дам с разноцветными волосами сидит темноволосый мужчина. Эдуард Орлов – откуда-то знает Зарина.

Играет музыка, древняя и красивая, зал вмиг падает в полумрак, но всё же видна женская фигурка в длинном платье и с длинными волосами. В руках сверкает по кинжалу. И музыка гремит всё громче…

Ленты колышутся перед глазами, скрывая дикий неистовый танец незнакомки. Я-Медь касается плеча Зарины, выводя из транса, и вновь разводит ленты, чуть-чуть левее, чем раньше.

Тот же зал. Те же гости и официантки. Тот же темноволосый мужчина. Но только – музыка другая, и другие танцовщицы. Их и танцовщицами-то сложно назвать. Они просто раздеваются под музыку, демонстрируя себя гостям. Одна неприкрыто предлагает себя Эдуарду. Зарина всей кожей чувствует, как ему это неприятно.

Я-Медь закрывает «окошко».

И открывает новое…

Где-то вне времени, Я-Медь

Зарина приходит в себя за барной стойкой. Медноволосая спутница-двойник протягивает ей чашку кофе и пирожное с кремом.

– Да, это сейчас не помешает, – бормочет Зарина, массируя виски. Дико болит голова.

Я-Медь глядит в глаза.

– Ты видела? – спрашивает она.

– Ещё бы не видеть, – хмыкает Зарина. За последние пару часов некто Эдуард Орлов стал ей едва ли не ближе родного брата. – Знать бы, что всё это значит.

– Пойдём, – говорит Я-Медь, касаясь висков Зарины.

И боль отступает. Они вновь у прозрачных лент.

И Я-Медь открывает окно, а за ним – круглое лицо, будто на весь экран, и в лицо это летит торт. От взрыва хохота закладывает уши.

– Златокрылы – зло! – хрюкает из-под крема.

– И не надоело тебе в тортах купаться? – хохочут в ответ. – А ещё в правительство захотел! Как тебе такой рейтинг?

Летит ещё один торт, но на этот раз мимо.

Пухлая рука стирает жирный крем, вновь становится видно круглое лицо, оно пышет обидой и злобой. Волосы цвета пыльного асфальта торчат во все стороны. В глазах – боль и разочарование, но не из-за торта. К ним круглолицему не привыкать. Видно – чувствуется – грызёт его нечто другое, некий большой провал, случившийся совсем недавно.

– Я знаю его, – Зарина вся подбирается, как пантера перед прыжком. – Это Филип Огаров. Это…

– Смотри.

Новое окно, новая картинка.

Вновь перед ними Филип, но не слышно смеха и не видно тортов. Зато отчётливо показана статистика гонки сообществ. И на первом месте – Филипов «Чисто-людь». Сам Филип в блестящем черном с золотом костюме принимает поздравления. И во взгляде его больше нет боли. Кажется, там вообще ничего нет – только пустота, несмотря на минуту триумфа.

– Это… Что это? – Зарина трясёт головой. – Выборы в мировой парламент должны были состояться через неделю после конференции… После того, как мы… Но такого, – она тычет пальцем в картинку, – быть не может! Он же шут! Над ним же все ржали только. Он же нёс один бред, кто вообще за него голосовал?..

Она осекается. Отчётливо вспоминает, как «шут» стоял над ней, прикованной к кровати, с кнутом в руке.

– Это всё бред. Я в каком-то бреду. Что-то случилось в лифте, когда мы поднимались на конференцию, и с тех пор я в бреду.

Она пятится. Вертит головой в поисках выхода – хотя бы из этого сна. Гандз, разбуди меня! Что случилось с системой умного сна? Она заглючила? Вся Аколитус заглючила? Если верить стражам порядка, утащившим её в тюрьму, в этом мире вообще больше нет Аколитус. Вспомнился Захаров в их номере. Он что-то говорил, смешно растягивая буквы. «Спя-я-я-я-щи-и-и-и-и-й-й-й А-а-а-а-к-к-к-к-о-о-о-о…» Аколитус спит? А что вместо неё?

Зарина испуганно смотрит на Я-Медь.

Я-Медь берёт её за руку – мягко, но твёрдо.

– Смотри.

В новом окне – многие вне закона.

Вереницы стариков идут связанными по улицам, чтобы отправиться туда, откуда возврата нет. Молодые – получше приспособились к новым правилам, к жизни без души. Большей частью. Их строптивые товарищи осели в салонах О’Фила.

Но и кому-то из пожилых повезло.

Перед нею – женщина по имени Неонила Морская, мать главы мирового правительства, известная любовью к златокрылам и лояльностью к нижним полосам. И сейчас – готовая к добровольной ссылке. Статная, благородная. Чёрные волосы, чёрные глаза. Не выглядит на свои… Сколько ей там? Шестьдесят?

И рядом – сам правитель. Стоит на трибуне с виноватым видом, бормочет о милосердии. Мол, не всех нарушителей отправят в расход, кому-то дадут возможность обдумать своё поведение и раскаяться. Пожить за куполом, за пределами приличных полос, в отдельном «Заповеднике», вроде древних деревень – всё ж не на обочине и не в салоне.

– Жалеет мать правитель, – шепчутся в толпе. – Для того и придумал «Заповедник».

А другие отвечают, что сама Аколитус порекомендовала проект «Заповедник». Перед тем, как заснуть.

И ухмыляется чуть в стороне лидер главного сообщества на Земле Филип Огаров.

Где-то вне времени, Я-Медь

– Ты запомнила? – медноволосое отражение настойчиво сверлит её взглядом, пробираясь в самую душу.

Они снова за столиком. Вкусно пахнет кофе. И слабо кружится голова. Но всё же мыслит она ясно. Победоносное шествие Филипа в окошке почему-то окончательно убедило её, что всё происходящее не сон и не бред. Ногти впиваются в ладонь от холодной ярости при воспоминании о недавней встрече с кругломордым психопатом.

Что ей показывают? Это было или будет? Почему именно она должна на это смотреть?

– Ты запомнила? – повторяет вопрос Я-Медь.

– Я не знаю, – огрызается Зарина и понимает, что картинки и про Огарова, и про Орлова запечатлелись в памяти ярко и чётко. – Зачем мне всё это?

– Пей кофе, – говорит Я-Медь, отстраняясь.

Зарина осушает чашку в несколько глотков, жует пирожное. И вновь оказывается у сиренево-розовых лент.

– Если ты мне хочешь снова показывать кино про Эдуарда Орлова и прочие ужасы про мир, объясни хотя бы…

– Смотри, – говорит Я-Медь. И раздвигает ленты.

Филипа Огарова больше нет. Как и Эдуарда Орлова. Есть его сын, Артемий.

Вот он в универе, после разговора с отцом, который только-только нащупывает странную и непонятную, но такую манящую связь «мы» и ещё сам её не то, что не понимает, не осознаёт даже. Сын в гневе убегает от отца, решает вообще не появляться больше дома. Стать самостоятельным. Начать новую, ничуть не похожую на прошлую жизнь. В тот же вечер он напивается, как никогда ещё в жизни. Очень скоро его выставляют из универа. А потом он оказывается в таком месте, куда в своё время не рискнул заглянуть даже Гандз… А едва открывшееся связующее «мы» чахнет в зачатке, успев поделиться с отцом лишь болью и гневом…

В следующем окне Артемий…

Где-то вне времени, Я-Медь

– Не повезло сыну с отцом. Печально, – Зарина с отражением сидят за столиком, перед ними стоит шоколадный торт и две чашки с латте. – И что мне со всем этим делать? Что я могу с этим всем сделать?

На мгновение кажется, что Я-Медь состарилась лет на двадцать и даже больше. У неё – седые волосы и чёрные глаза. Она внезапно похожа на очень постаревшую Неонилу Морскую. Зарина моргает – нет, Я-Меди тридцать семь, как и ей. Но – всё те же чёрные Неонилины глаза и теперь уже чёрные волосы, прямые, блестящие. Миг – Я-Медь совсем юная, чёрные волосы развеваются на ветру густой гривой, словно в бешеной скачке по полю. И ещё секунда – и перед ней незнакомый юноша, он мог бы быть братом предыдущей «копии», юной и черноволосой. А потом – она вдруг блондинка с короткой стрижкой…

Зарина трясёт головой. Я-Медь вновь её медноволосое отражение.

– Ты – это я? – спрашивает Зарина.

– Я – это ты. Я – это я. Я – это сын и внук. Я – правитель, живущий под куполом. И я – официантка с третьей полосы. И я – ещё много кто, – говорит отражение.

Зарина трёт переносицу, лихорадочно соображая.

– Я заснула под «вирто-сном». Мне должно только приятное сниться… Ты – часть вирт-программы?

– Я – часть вирт-пространства. Я помню, что было и что будет, в вашей реальности и в соседних, – Я-Медь улыбается бледной тенью улыбки.

– В соседних? Ты… Ты вообще непонятно, что. Ты как-то проникла в Аколитус…

Я-Медь кивает.

– Я нашла вход. Я – часть всех тех, кто ищет выход. Кто жил и умер, кто спит, но проснётся. Мы ищем. Не для себя, хотя бы для других, – она запинается на миг. – Аколитус – тоже Я.

Зарина смеётся.

– Всегда знала, что у Аколитус женское лицо!

– Я стала всеми. Я стала ею, – кивает Я-Медь. – Она служила вам. Строила, ломала вместе с вами. И ошибалась, как и вы. Но теперь – она тоже ищет выход. Я – ищу. – И снова спрашивает: – Ты помнишь?

– Твои картинки? – Зарина не сомневается, о чём речь. – Да их захочешь, не забудешь.

– Ты помнишь… – шепчет Аколитус, у неё зелёные глаза и волосы цвета меди. И у неё же – бессчётное множество других лиц.

После латте с тортом они вновь оказываются у светящихся лент. Кружится голова. Аколитус тоже выглядит уставшей.

Она открывает окно.

По грязному рынку третьей полосы идёт группка подростков, хорошо одетых и неприкрыто одурманенных. Девица с яркими чёрными глазами и «вороньим гнездом» на голове тащит в рюкзаке златокрыла.

– Ты точно не передумала? – лениво спрашивает товарищ, толстый прыщавый парнишка.

– Да хватит спрашивать уже! – фыркает девица. – Запарил он меня! И папаша тоже запарил. Мало того, что сам воспитывает, так ещё и тварючку эту приволок.

– Ты могла бы отказаться сразу…

– Ага. И остаться без карманных кредитов. Да не парься ты. Вон какие-то облезлики стоят. Пни их, как договаривались. А я в суматохе выброшу златокрыла. Пусть потом докажут, что он не случайно потерялся.

Мелькает перед глазами.

Печальный чешуйчатый зверёк сидит в грязной луже под хлипким навесом. Бредёт, уворачиваясь от равнодушных топающих ног. На груди – ранка от вырванного чипа. Прохожие упорно не смотрят под ноги…

А в двух кварталах от рынка девушка с короткой светлой стрижкой закрывает кафе, закуривает сигарету, думает о том, что надо успеть купить матери имбирный ликёр, иначе не миновать скандала. Ругается на мать, на себя, на жизнь, не в силах понять никого из них… И ни один ликёр не способен ей по-настоящему помочь…

Смена кадра.

«Мать твою», – изрекает девушка, закрывая кафе.

– Проснусь ли я когда-нибудь? – выдыхает Зарина.

Март 43 год н.к.э., Зарина

Зарина села на кровати.

В комнате пахло мятой и шоколадом, сама же комната словно бы проступала из тумана, была знакомой и не знакомой одновременно. Часы у кровати показывали начало четвёртого. Вечер?

Какой нелепый сон. А уж приятный… Дальше некуда! Кучка обезумевших «Я»… Зарина потрясла головой в надежде вытрясти из неё дурацкое видение, но оно не рассеивалось, как положено снам. Напротив, картинки, показанные медноволосой «Я», стояли перед глазами, как зависшие видео эйртопа. И поверх других – самая последняя.

«– Зачем ты мне всё это показала? Что мне с этим делать?

– Возьми. И смотри…

Я-Медь протягивает ей лилово-алую полупрозрачную ленту, похожую на те, что закрывали окно в другую реальность в причудливом коридоре. Она тёплая и шершавая, с множеством маленьких полупрозрачных кнопочек в тон ленте. Я-Медь скользит по ним пальцами, показывая уже знакомые картинки.

– С алым – уйдешь, с сиренью – вернешься. Исправишь – спасёшь и спасёшься…

Она не уточняет, что именно «исправишь», но Зарина и сама понимает. Не понимает только…

– И каким же образом?!

– Ты знаешь… Уйдёшь и вернёшься, исправишь…

Я-Медь отступает к выходу.

– Подожди! Ты же ничего не объяснила!

– Сегодня туда – сегодня обратно. Опоздаешь – ошибёшься, ошибёшься – не вернёшься…

– Спасибо, разъяснила! – фыркает Зарина.

– Время, число – совпадают. Прощай.

Зал кафе начинает расплываться…»

Зарина снова отчаянно встряхнула головой. Казалось, она всё ещё спит и не может проснуться. А там, в кафе, спала?

– Проснулась уже?

Зарина подпрыгнула на постели и уставилась на торчащего в дверном проёме Гандза.

– Прости, я стучал, но ты…

– Ты что-нибудь делал с вирт-программой сна? – пробормотала Зарина, сползая с кровати и всё ещё надеясь, что её видения – лишь результат какого-то сбоя.

– В смысле? А что с ней не так? А это что такое и откуда здесь взялось?

Зарина медленно обернулась. На кровати лежала лилово-алая лента и слабо мерцала.

Октябрь 41/42 год н.к.э. Зарина

Они вынырнули на аллее лианских клёнов, возле университетской столовой.

Во-первых, их проще всего нарисовать в воображении – тем более, осенью, когда они особенно раскидисты и шикарны. Во-вторых, длинные и густые цветоносы лианцев настолько клонились к земле, что невозможно было разглядеть, что за ними происходит. И на внезапно возникшую пару вряд ли кто-то обратит внимание.

Артемий поругается с отцом за обедом. Убежит в другой конец студгородка и будет там дуться. А потом… Потом возможны два варианта.

Зарина дождалась, пока Артемий не выбежал из столовой, выждала минут десять – чтобы хоть немного пар выпустил балбес, и пошла следом. Она знала, где его искать. Гандз остался ждать на аллее.

Однако не учли они, что за сыном вскоре выйдет и отец – решит прогуляться по универу, вместо того, чтобы вернуться назад на подвесном эскалаторе.

И – увидит Зарину.

– Проклятье, – пробормотала Зарина, краем глаза наблюдая, как Эдуард несётся за ней сквозь толпу студиозов, и отчаянно стараясь в этой толпе затеряться. – Аколитус мне этого не показала.

Отец ей сейчас был не нужен. Только сын. Сначала сын. А уж потом возможны варианты.

За её спиной выругался студиоз. Кажется, кто-то отшвырнул его с дороги. И, кажется, этот кто-то сейчас ухватит её за руку. Время будет потеряно, она не поговорит с Артемием в нужную минуту. Проклятье…

Зарина нащупала ало-лиловую ленту в кармане курточки. Нажала на кнопки. И очутилась в номере их отеля. Рядом на кровати пылал разноцветный столб – «заглушка» Гандза.

На неё с укоризной смотрел Мордаха.

– Иду сейчас за ним, не волнуйся, – пробормотала Зарина.

Через минуту она уже стояла перед Гандзом на осенней аллее. Гандз удивлённо изогнул бровь.

– Мне надо вернуться. Туда. В толпу студиозов, – выдохнула она, в двух словах объяснив про преследующего её Эдуарда. – И желательно, чтобы их было побольше.

Гандз озадаченно хмыкнул.

– Хочешь, чтобы я пригнал сюда студиозусов? Может, просто перенести тебя прямиком к Артемию?

Зарина замотала головой.

– Не выйдет. Эдуард меня видел, чуть не поймал. Если я просто исчезну, что он подумает? Да и возле Артемия сложнее вынырнуть незаметно.

– Согласен… – Гандз, задумался, прищурившись. – В времена моей юности кураторы групп любили устраивать так называемые «спонтанные игры». Аколитус считала их полезными. Не знаю, делается ли это сейчас. Но можно проверить.

– Давай!

– Но для этого нам придётся сдвинуться ещё часа на три назад. Как думаешь, Мордаха нас не пошлёт к лианским хрюкорылам?

В номере Мордаха возмущённо фыркнул им в лицо, но всё же залился радугой.

Три часа ушло на то, чтобы выяснить: «спонтанные игры» уже давно не проводились, но если доктор Гандз настаивает…

Доктор настаивал.

Отдельно пришлось добиваться, чтобы игру запустили уже сегодня и предоставили Гандзу сразу два или три потока. А правила? Правила он им сам расскажет.

Оные же свелись к тому, что нужно ненавязчиво, без очевидного вмешательства и уж тем более рукоприкладства помешать некоему господину пройти по главной аллее. В то же время – нужно всячески уступать дорогу некой огневолосой госпоже. Предполагалось также, что существует другая команда, которая напротив будет мешать госпоже и помогать господину. Команда победителей получит большое количество дополнительных баллов, которые участники разделят между собой. И используют потом на всякие развлечения в свободное время.

Решив этот вопрос, Зарина с Гандзом вернулись в номер.

Зарина – передохнуть несколько минут, Гандз – остаться и дожидаться её здесь. Во-первых, вернуться надо было в ту же секунду, из которой Зарина исчезла из толпы. А исчезла она оттуда одна, без Гандза. Во-вторых…

– Я хочу задержаться после разговора с Артемием, – сказала Зарина, успокаивая дрожь в руках. – Тебе придётся слишком долго ждать.

– Ты видела в картинках Аколитус вашу встречу с Эдуардом сегодня?

– Не видела. Но смутно припоминаю номер комнаты его сына в общаге, – Она провела рукой по волосам, и на пальцах осталась ярко-рыжая прядь. – Проклятье. Похоже, эти перемещения ослабляют организм сильнее, чем я думала.

– Может, мне всё-таки пойти с тобой? Я по-быстрому затеряюсь в толпе.

– Не надо. Слишком многие удивятся, если ты вообще там появишься.

Она залпом выпила чашку горячего шоколада и потянулась за лентой.

Август, 41 год н.к.э., Зарина

На них с удивлением взирал владелец «Жасминового тумана».

– Вай, дарагой, – сказал он Гандзу. – Что ж ты сэбе никак запасной машина не купишь? Нэт, мнэ нэ жалко, канешна, но… Ты же такой гаспадин солидный! А машина для прикрытия нэт.

– Времени сейчас нет совершенно, чтобы заняться прикрытием, друг мой, – Гандз похлопал его по плечу. – Да и к тому же, машина нам нужна очень срочно.

Валико смерил Зарину взглядом, словно только сейчас её заметил. Погрозил Гандзу пальцем.

– Вай-ай-ай. А с виду такой приличный сэмьянин!

– Приличный, приличный, – усмехнулся Гандз. – Даже не сомневайся. Но леди выручить надо. Если уж начистоту, то машина нужна ей одной. И желательно со встроенной слимфонной связью.

– А она мой машина не того?

– Нет, она прекрасно водит. Вернёт твой флай до полуночи. Я ручаюсь тебе.

– Ну дапустым. А имя у леди имеется?

– Леди Купер, – протянула руку Зарина. – Приятно познакомиться.

Август/апрель 42 год н.к.э., Зарина

Оставив спасённого Эдуарда у его дома, она впорхнула в винный флай, взлетела и… поняла, что с трудом соображает, где находится и что делает.

Пальцы дрожали на руле.

Организм, видимо, решил, что он уже справился с задачей и с чистой совестью может уйти в отключку.

Но ведь надо ещё вернуться!

Эй, ты, совесть организмова, проснись!

Интересно, нет ли у этой штуки автопилота? У флая, в смысле. Наверное, нет. Во всяком случае, Зарина ни разу о них не слышала.

Она опустилась на землю и покатилась к пустырю. На земле в её состоянии безопасней. К тому же, на третьей по-хорошему вообще летать нельзя.

Пока добралась до пустыря, немного перевела дух. Часы показывали без пятнадцати девять.

У неё три часа, чтобы вернуться в ресторан, а оттуда – в гостиницу.

И – ноль целых ноль десятых жизненной энергии на это. Надо было усадить Гандза где-нибудь поближе. В лесу, например. И почему Аколитус не показывала таких подробностей? Что она вымотается и тупо не сможет вести флай, например?

И всё же Зарина взлетела в воздух.

Рулила на этот раз медленно и аккуратно, не вызывая ничьих подозрений. Права у неё с собой были – в день смещения она прилетела на конференцию на собственном флае. Но объяснять правоохранителям, как её вдруг занесло на вторую полосу, не хотелось. А ведь ещё час назад она даже не задумывалась о том, как будет отбиваться от флай-постовых, если задержат за превышение скорости…

И всё же в спокойном темпе она добралась до ресторана вовремя.

Гандз ждал её в закрытой кабинке.

Они вышли в ресторанный дворик, и там с третьего раза у Зарины получилось активировать ленту.

В номере она с трудом помнила, как удалось раздеться, сжевать что-то из принесённого ботами ужина и завалиться в постель.

И, конечно же, ни она, ни Гандз не видели, как посреди ночи залился радужной краской златокрыл Мордаха…

Март, 42 год н.к.э. 1.0, Дора

Весна принесла две новости.

Во-первых, Мари пригласили на собеседование в Институт улучшения жизни. А это значит, что её кандидатуру одобрила Аколитус! Ещё немного – и Лиза наконец-то вернётся домой, а Мари будет бодаться с Ритой и пить вечерами чай с Дорой. Лиза, к слову, в последние свои рабочие дни в ресторане стала работать гораздо сноснее и даже ни разу ничего не испортила. Однако и от решения вернуться домой не отказывалась.

А вот вторая новость оказалась не из весёлых… Взорвалось ТиВи, взорвались соцсети и новостные каналы в Сети. «Сподвижница известного шоу-мена и лидера сообщества «Чисто-Людь» погибла от когтей златокрыла!»

Поначалу Дора не обращала внимания на очередную шумиху вокруг Филипа, пока не увидела фотографию Зои на экране небольшого ТиВи на кухне ресторана. Зоя улыбалась. Добрая сумасбродная Зоя, которая везла её к больной матери среди ночи, а потом отрабатывала за неё в ресторане, чтобы Дора могла проводить время в больнице.

Следом за снимком сияющей Зои шёл другой – растерзанное тело, в котором с трудом угадывалась когда-то жизнерадостная девушка. И – растерянная златокрылка над ней.

– Мать твою, – выдохнула Дора.

Её бросило в дрожь, затем в жар, потом она едва не выронила поднос не хуже какой-нибудь Лизы.

Дора с трудом доплелась до стола, который еле разглядела в сгустившимся перед глазами тумане, и поставила поднос. Что-то звякнуло.

Мертва? Зоя мертва?

Она схватила слимфон и принялась листать новости.

«Жертва златокрыла! Так ли безопасны инопланетные зверушки?»

«Что сподвигло златоткрыла на убийство?»

«Инопланетные эмпаты: что мы о них знаем?»

«Филип Огаров поднял вопрос об уместности златокрылов на Земле»…

– Дора, там клиент ждёт свой заказ, – пискнуло от двери.

Дора метнула в Лизу сердитый взгляд.

– Обслужи его, пожалуйста, сама. Там ничего сложного. Ты мне должна, в конце концов.

Лиза растерянно заморгала, но потом кивнула.

Так, что пишут в соцсетях?

«Бред какой-то, сколько живу со златокрылом, ни разу не видел никаких признаков агрессии…»

«Не знаю, чё там Огаров со своей девкой делали, чтобы так вывести из себя мирнейшую зверушку…»

«Это фотошоп, грубый и неотёсанный, а сама девка где-то на инопланетном курорте сейчас валяется…»

«… если Огаров сам её не съел!»

Это всё, конечно, весело, но…

«У меня дети маленькие! Я никогда не доверяла этим тварям – носятся вечно по парку, с ребёнком не выйдешь. Всегда боялась, вдруг они нападут! Это же даже не собаки, а вообще непонятно что».

«На меня постоянно шипел златокрыл моей бывшей. Оказалось, она меня тоже ненавидела. Счастье, что не скормила…»

«Спасите наших детей!!!!!»

«Бедная Зоя, – на экране слимфона возникла круглая рожа Филипа и запричитала слащавым голосом, – она только-только начинала жить по-настоящему. Она поняла, что такое на самом деле эти инопланетные захватчики. И её бывшая питомица почувствовала – поняла, что её раскусили. Зачем, зачем я позволил Зое остаться с ней наедине? Да ещё и – в «слепой зоне» Аколитуса. Теперь и доказательств стопроцентных нет, кроме посмертных фото и видео, которые успел на слимфон записать…»

Дора свернула все окна.

Не может быть. Нереида никогда бы не тронула Зою, сколько бы сама Зоя ни говорила и ни делала глупостей. Что же случилось?

На её кухне Зоя безмолвно пообщалась с Пряником, после чего в слезах умчалась прочь. После этого больше недели не выходила на связь – Дора звонила ей несколько раз. Молчали и её соцсети, не появлялась она и на ТиВи. А потом – вот это.

Что же случилось?

Что показал ей Пряник? Как ни старалась Дора убедить питомца поделиться их с Зоей беседой, он не соглашался ни в какую.

– Ты что здесь, заснула? Выходной себе устроить решила? – Дора подпрыгнула на стуле, где так и сидела со слимфоном в ладонях.

– Рита, Зою убили, – сказала она.

– И это повод не работать?

– Там Лиза, она справляется. И… Убили вашу бывшую сотрудницу, которая провела здесь несколько лет. Неужели вам всё равно?

– Я тебя убью, если ещё один клиент спросит, сколько ему ждать, ясно?

Доработала Дора, как в тумане. Рита ещё несколько раз за день на неё прикрикнула, а затем сказала, чтобы на завтра Дора взяла выходной и «пришла в себя».

Но Дора полностью не пришла в себя ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Над златокрылами стремительно сгущались тучи. Хотя многие не верили в историю с убийством, однако находилось и немало тех, кто начал остерегаться златокрылов – просто на всякий случай. Типа, «нет дыма без огня», – и всё такое.

Сама Дора не раз замечала, как завидев её с Пряником на прогулке, кто-то лихорадочно переходил на другую сторону улицы.

И в Сети всё чаще встречалось истеричное: «Спасите наших детей!!!» Филип же теперь и вовсе не выползал с экранов ТиВи и новостных лент. К счастью, Нереиду у него забрали в Центр внеземного сотрудничества. «До выяснения обстоятельств». Сама Аколитус это порекомендовала. Хотя Филип и возражал, требуя оставить «опасного зверя» ему, правда, не мог толком объяснить, что собирался с ним делать. И теперь под Центром регулярно собирались Филиповы сторонники, требуя «уничтожить зверя-убийцу». Сотрудники же Центра говорили, что слишком уж Нереида выглядит измождённой и исхудавшей. В ответ раздавался вой, «вот, мол, почему она на человека напала!»

Очередным вечером Дора в отчаянии сгребла в охапку Пряника. Происходящее ей нравилось всё меньше. Да что там «нравилось»… У неё мурашки по коже бежали и волосы становились дыбом при виде начинающейся травли. Ей снились кошмары, от которых она просыпалась среди ночи в холодном поту и потом не могла заснуть до утра.

– Пряник, это не закончится ничем хорошим, – сказала она, глядя в янтарные глаза. – Что нам делать? Скажи, что нам делать? Что случилось с Зоей? Как на самом деле она погибла?

Пряник моргнул. Очень внимательно посмотрел ей в глаза. И комнату затопило янтарное сияние. На мгновение всё исчезло. Замелькали картинки, хаотично сменяя друг друга.

Позже, анализируя увиденное, Дора так и не смогла собрать целый «паззл», но в одном была уверена – Нереида не убивала Зою. Её вообще не было в непонятного вида помещении, где умерла подруга. По крайней мере – в момент, когда она умерла. Нереиду привели туда позже. Пряник показал ей боль и отчаяние крылатой сородички. Златокрылка выла и кричала от ужаса, а в Сети пытались выдать это за кровожадные крики убийцы. Она била крыльями, металась по круглому полу, оплакивая хозяйку, а Филип рассказывал, как кровожадно «тварючка» себя вела, пытаясь сожрать ещё кого-то.

Отчаяние златокрылки и боль утраты, захлестнувшие Дору, в разы превосходили её собственные боль и отчаяние. Она и представить не могла, что кто-то может настолько убиваться из-за смерти дорогого существа. Из-за смерти предавшего тебя существа. Существа, из-за которого ты стала «изможденной и исхудавшей». Страшно подумать, где Филип всё это время держал Нереиду и чем кормил.

Дора вскочила с кровати.

Она должна увидеть Нереиду.

Она должна показать людям то, что увидела сама.

Придётся ещё раз воспользоваться кодом. Даже, если это будет последнее, что она сделает в жизни.