1503 г, июль, Новый Свет, полуостров Юкатан

Глядя на приближающийся строй противника — необычного, отличающегося от всего виденного ранее, но от этого не менее опасного — Диего Веласкес Консуэлло де Куэльяр, бывший вице-губернатор Кубы, а теперь получивший позволение взять под власть испанской короны новые земли, чувствовал себя очень неуютно. До такой степени, что взгляд его поневоле перескакивал с врага на того, кто был и союзником, и советником. Жаль только, что раньше он с недостаточным вниманием отнёсся к одному такому совету. На самом деле к нескольким, но именно один из не воспринятых в должной мере теперь мог оказаться роковым.

А ведь отплывая с уже завоёванной Кубы, он, равно как и его люди, рассчитывали на то, что на новых землях они встретят примерно то же, что обнаружили на Эспаньоле — слаборазвитые племена, не представляющие большой угрозы. И не так важно, как они будут настроены — дружелюбно, нейтрально или враждебно. Мощь испанских солдат и испанского же оружия, она должна была сказать своё веское слово. Должна, однако…

Вместо ожидаемых многочисленных, но примитивных племён, высадившись на побережье Юкатана и немного отойдя от берега, высланные на разведку отряды Куэльяра обнаружили нечто совершенно иное — развитую цивилизацию, к тому же в достаточной степени вооружённую. И, в отличие от индейцев Эспаньолы и Кубы, вовсе не считающих приплывших испанцев кем-то вроде посланцев богов. Доспехи, огнестрельное оружие, кавалерия — это тоже их не пугало. Да и с чего, если эти люди, называвшие себя науа, сами использовали доспехи, большей частью медные, неплохое стальное оружие, да и луки с арбалетами у них имелись в изобилии. Разве что лошадей не было, но и то лишь по причине того, что, как удалось узнать, здесь эти животные отсутствовали как таковые.

Вот когда что Куэльяр, что многие его офицеры вспомнили предостережения, исходящие как из Рима в целом, так и из Ордена Храма в частности. Какие? О том, что, наряду с откровенными дикарями, в Новом Свете вполне могут оказаться и иные народы, куда более развитые, а соответственно и опасные. Более того, что с подобными народами лучше всего хотя бы попытаться договориться, пускай и продемонстрировав предварительно собственную силу.

Договориться и попытались, пускай после первых столкновений, в которых обе стороны показали себя… В общем, показали. Огнестрельное оружие испанцев, знание своих земель и достаточный уровень тактики со стороны науа. Ну и численность, которая, понятное дело, была отнюдь не на стороне Куэльяра. Всё это поспособствовало тому, что на смену оружию пришли слова. Какие, учитывая тот факт, что местными наречиями испанцы как бы не владели?

Испанцы не владели, а вот индейцы Эспаньолы и Кубы — те иное дело. Пускай языки были разные, но кое-кто с той же Кубы, связанный с торговлей с отдалёнными от острова землями, мог похвастаться кое-каким знанием и этого языка. Оказалось, не зря Куэльяр взял с собой, помимо собственно солдат, ещё и некоторое количество индейцев с Кубы. Щедрая плата, не менее щедрые обещания… И поддержка тех немногих тамплиеров, которые в Новом Свете были, пожалуй, самым распространённым Орденом. По сути присутствие рыцарей Ордена Храма стало естественным во всех местах, куда только ступала нога подданных Их Величеств Изабеллы и Фердинанда… конкистадоров. Да, именно так они себя называли, поскольку Реконкиста то успела закончиться, но на смену ей пришла Конкиста, направленная не на возвращение исконно принадлежащего Испании, но на открытие и завоевание нового. Совсем нового, а не того, что уже было известно в Европе, пускай и находилось далеко.

Залп из аркебуз. Это первая линия стрелков, выстрелив, сразу же сделала шаг назад, пропуская вперёд вторую линию, уже готовую к стрельбе. К сожалению, для полноценной терции было мало людей, да и местность вокруг не слишком подходила. Но и слабого подобия этого боевого построения, пришедшего из Италии, должно было хватить. Для чего? Чтобы суметь отразить атаку и продолжить отступление. Куда? Естественно, к пока ещё не столь близкому берегу, к кораблям. А заодно возблагодарить господа хотя бы за то, что у этих проклятых науа нет своих боевых кораблей, лишь большие лодки и не более того.

Стреляет вторая линия, за ней третья. И теперь перезарядка, когда все стрелки находятся за щитами, надеясь, что этого и их обычных доспехов хватит для того, чтобы защитить от стрел. Тех самых, которые в изобилии выпускаются вражескими лучниками. Из мощных луков, но с каменными, точнее обсидиановыми наконечниками в немалой части своей. Да, они не пробьют сталь доспехов, лишь кожу и тем более не прикрытое защитой тело, но уж если попадут… Такой наконечник очень часто раздробляется на множество частей, а значит и извлечь их сможет не каждый врач. А много ли их, врачей? Один на корабль, как повелось уже не первый год. До кораблей ещё надо добраться. Хотя бы частью, хотя бы не покалеченными.

— Пикинёрам — приготовиться!

Хотя Куэльяр и отдал этот приказ, в очередной раз едва не сорвав голос, но его офицеры и без подсказок понимали необходимость действовать. Это был уже третий натиск. Третий, но обещающий оказаться решающим. Первый являлся просто пробой на крепость, после чего воины науа откатились, даже не попытавшись как следует вцепиться в оборонительные порядки. Испанское же построение, пользуясь передышкой, вновь принялось отступать… и едва не было поймано уже фланговым ударом. Местные индейцы, разрази их гром, оказались умелыми тактиками, знающими, когда следует атаковать в лоб, а когда напротив, этого делать вовсе не рекомендуется.

Пятьсот с лишком солдат — вот сколько было у командира отряда конкистадоров, когда он высадился на берегу Юкатана. Теперь же оставалось немногим более двух сотен, среди которых хватало раненых. Тех раненых, которые ещё могли передвигаться. Другие же… Их оставалось лишь добить, подарив милосердие быстрой смерти. Воистину смерть была куда лучше той участи, что ждала их, попади они в руки озлобленных на «святотатство» науа. Тем же, кого они сумели пленить… Оставалось только молиться за их души.

— Держать строй! — рявкнул находящийся поблизости Стефано де Бартольдиньо, видя, как первый удар воинов науа чуть было не смял уже измученных долгим переходом и минувшими схватками пикинёров. — На колено. Залп!

И успевшие перезарядить аркебузы вновь выстрелили, но теперь даже не пулями, а картечью, благо калибр именно этих аркебуз позволял и такое. Меньшая точность, малое прицельное расстояние, но сейчас, когда вот они, враги, даже их глаза видно и уж тем более лица в боевой раскраске… Украшенные яркими перьями, золотыми побрякушками, но вместе с тем закованные в броню, противники по большей части пренебрегали закрытыми шлемами. Только это и спасало, помогая стрелкам поражать цели даже на расстоянии. Но и в ответ испанцы получали удары боевыми дубинами необычной формы, мечами и топорами. И хвала Господу, если не появлялись стрелки-арбалетчики, казалось, совсем не боящиеся смерти, готовые пожертвовать собой, но произвести таки меткий выстрел, уничтожая тех, в ком видели командира или просто воина, куда опаснее прочих.

Отряд таял, как снег под весенним солнцем. Да, прошедшие не один бой, а то и не один десяток таковых солдаты Диего де Куэльяра забирали с собой по паре-тройке врагов, но численное преимущество добравшихся всё-таки до ближнего боя индейцев вкупе с хорошими воинскими навыками последних теперь дало о себе знать. Ещё немного и правильный строй обрушится, а уж в таком случае все они будут обречены. А всё из-за горячности нескольких не научившихся сдерживать чувства юнцов, которым сильно не понравилось увиденное в городе, куда прибыл отряд Куэльяра. В город, куда их пригласили, со странным названием Тулум. Каменный город, защищённый со стороны суши стеной более пяти метров в высоту и толщиной чуть ли не в десяток метров. Ну а со стороны моря… укреплений не было, поскольку там имелась естественная защита — обрывающиеся на берегу утёсы. Защита для тех, кто не ведал огнестрельного оружия, обстрела из пушек и тем более обстрела ракетами. Впрочем, Диего де Куэльяр был впечатлён не только обороной города — крепостными стенами и сторожевыми башнями — но и тем, что находилось внутри. Пирамиды, напоминающие те, которые, как рассказывали побывавшие в Египте, находились в былом царстве фараонов. Куда меньше, ступенчатые, но тоже впечатляющие. Здания, жилые и не только, что напоминали уже о той, древней Греции. Не полностью схожие, но что-то общее имелось. Общая чистота, порядок в чужом, непонятном, зато, следовало отметить, красивом городе.

Эту красоту, к слову, оценили и «духовные лица», то есть рыцарь Ордена Храма и два его оруженосца. До такой степени, что один из оруженосцев даже пытался зарисовать увиденное, благо бог одарил его пусть не самым выдающимся, но талантом к рисованию. Вот он и черкал грифелем по извлечённым из кожаного футляра листам бумаги, запечатлевая стену, башни… храмы. Те самые храмы, из-за которых в итоге и случилась беда.

Чужая вера, чужие правила. Но эта вера, эти жрецы и их ритуалы… Вырезать из распластанного на жертвеннике человека сердце ритуальным каменным ножом, после чего принести ещё сокращающийся комок плоти как дар своему богу или богам? Такое можно было ожидать от совершенных дикарей, но не от тех, кто построил столь красивые и хорошо укреплённые города, имел представление о науке и искусствах. Однако это было, отрицать не получится.

Стефано де Бартольдиньо, этот тамплиер, хоть и был крайне недоволен увиденным, но тогда сразу же зашептал ему, Диего, на ухо, даже не прося, а именем Ордена Храма требуя не поддаваться естественным порывам души и вести себя, как те же послы при дворах разных эмиров и султанов. И ни в коем случае не пытаться считать свой не такой и большой отряд самой значимой силой в округе, несмотря на неизвестное местным огнестрельное оружие. Выстрелы из него ведь уже прозвучали при первой встрече… встречах. Только вот страха не вызвали. Скорее опаску по поводу незнакомого и грозного оружия, но это совсем иное.

Совет был принят, он пытался сдержаться и то же самое приказал своим офицерам. Держаться, вежливо улыбаться и пробовать выяснить, что тут вообще происходит и можно ли это изменить. Ибо не пристало доброму христианину смотреть на… на такое.

Залпы орудий! Они заставили Куэльяра выплыть из глубин отчаяния, копания в прошлом и вновь преисполниться надежды. Оказалось, ситуация быстро и резко изменилась. Похоже, оставшийся на кораблях за старшего капитан Педро де Ламиро услышал доносящуюся стрельбу или и ещё каким-либо образом понял, что они прорываются к месту стоянки кораблей. Поняв же, отправил на помощь часть оставшихся на кораблях, да не просто, а с лёгкими орудиями. И вот они, залпы не ядрами, а бомбами, что взрывались в задних рядах строя противника, уменьшая их число, повергая не в панику, конечно, но в замешательство.

Отступление. Чуть ли не в самый последний момент, ведь остатки отряда Куэльяра уже не могли держать правильный строй, да и осталось их немного. Теперь же требовалось лишь подобрать раненых и, соединившись с пришедшим на помощь отрядом, убираться подальше. Пока убираться, ведь забыть про империю науа не получится. Слишком опасны, слишком развиты, слишком безумно жестоки в своих жреческих ритуалах. Именно поэтому Диего де Куэльяр отдал приказ не добивать раненых врагов, а по возможности взять с собой. Не всех, лишь тех, кто выглядел более важно, а следовательно относился к числу способных многое рассказать. Жаль, что было таких всего ничего — раненых воины науа старались унести с собой.

— Мы… смогли. Отбились, — облегчённо выдохнул конкистадор, обращаясь к рыцарю Ордена Храма. — Господь не оставил тех, кто понимает его в своих идущих от сердца молитвах.

— Идущие прямо от сердца — это к науа, — покривился Стефано де Бартольдиньо. — Они в сердцах лучше нас понимают. Особенно эти их жрецы с каменными кинжалами. Великий магистр должен узнать об этом. Узнать как можно скорее. И если ему привезут не только слова. но и пленников…Тогда и тебя, Диего, можно будет избавить от гнева Их Величеств.

— Не мой грех!

— Твоего офицера. Офицеров, — поправился тамплиер. — Виноват всё равно будешь ты. Можно только смягчить наказание, если получится вызвать значительный интерес. Твоих монархов и моего великого магистра.

Диего лишь тяжко вздохнул, понимая, что да, тамплиер прав. А ещё осознавая другое — интерес будет куда больше именно у Чезаре Борджиа, императора и главы Ордена Храма. Он вообще любил всё необычное, стремясь охватить своим вниманием всё хоть немного выходящее за грани привычного. Но капитан Гарсия Верди и другие, его послушавшие, решившие, воспользовавшись, как им показалось, недостаточной силой воинов науа и тем, что Тулум стал частью империи Теночк менее десятка лет назад… Вассальной частью, с сохранением немалой части власти у побежденного народа майа. Верди и другие хотели, воспользовавшись неожиданностью, преимуществом огнестрельного оружия, а также предположительным нежеланием части майа так уж рьяно сражаться за интересы победителей, быстро перебить гарнизон самих науа, после чего казнить ещё и так разгневавших их жрецов. Ну и, конечно, привести Тулум под власть испанской короны. Он, по их мнению, должен был стать первым форпостом тут, на Юкатане. И не абы каким, а уже в достаточной мере защищённым, чтобы как минимум продержаться до прибытия подкреплений с Кубы и Эспаньолы. Закрепившись же…

Таковы были планы, но воплотить их у капитана и его сторонников не вышло. Просто не дали, непонятным образом оказавшись готовыми и перехватив выдвинувшихся сторонников чуть ли не сразу. После такого оставалось лишь прорываться из города и спешить обратно, к месту, где должны были ждать корабли. Сам Гарсия Верди? Был не то убит, не то просто ранен и пленён. Диего де Куэльяр не имел ни малейшего представления, да и печалиться по поводу этого человека особенно не хотел. Именно он стал причиной потери большей части отряда, серьёзного поражения, а ещё того, что теперь разговор с представителями империи Теночк будет куда сложнее. Разумеется, если Их Величества решат вести политику мира, а не войны.

Меньше часа потребовалось, чтобы выйти, наконец, к берегу, к месту, где оставшихся в живых ждали спущенные с кораблей лодки. Оставалось совсем немного — погрузиться и отплыть, покинув до поры эту опасную землю с сильными противниками. Совсем немного вроде бы, но вместе с тем… Оказалось, что здешние хозяева совершенно не хотели отпускать гостей без прощальных напутствий. Понимая же силу огнестрельного оружия, особенно пушек, отнюдь не рвались в обычную атаку. А вот обстрел из луков и арбалетов, прикрываясь деревьями и густым кустарником — это они явно умели. Потому и показывали действенность подобного подхода, снова и снова уменьшая число испанцев.

При таких горячих проводах сложно было как-то ответить. Разве что с кораблей грохотали орудия, посылая бомбы в места на берегу, показавшиеся наиболее подозрительными. Те закономерно взрывались, время от времени находя свою цель, однако воины науа не собирались сколь-либо большими группами, рассеявшись, делая обстрел слабоэффективным. И всё же, всё же. Именно из-за обстрела с кораблей индейцы не рисковали показаться на берегу в достаточном количестве. Вот и последние шлюпки отвалили от берега, а гребцы налегали на вёсла, прикрытые от летящих индейских стрел и болтов щитами. Хоть короткое, но очень близкое знакомство испанцев с науа заставило как тех, так и других с уважением относиться к силе друг друга. Первое столкновение, а сколько их ещё будет? Тут Диего де Куэльяру пока нечего было ответить.

Добыча? На сей раз ни золота, ни иных явных ценностей. Зато имелись пленники, которых они непременно разговорят. Знания о притаившейся в Новом Свете могущественной империи — пускай чуждой, страшной, но вместе с тем развитой. Во многом не уступающей что Испании, что Франции, что… Нет, вот Медитерранской империи под властью Борджиа империя Теночк всё равно уступала. И дело тут не только в новейших орудиях, воинских умениях и этих кораблях, что способны были двигаться без использования весёл и силы ветра. Скорее уж в искреннем желании рода, в кратчайший срок поднявшегося от не самых значимых валенсийских аристократов сперва до прочного положения при Святом Престоле, затем получившего тройную тиару понтифика, а затем корону. Несколько корон, что в итоге стали империей, к тому же столь влиятельной, что этого уже не отбросить в сторону и не позабыть.

Новый Свет их и без того интересовал, а уж теперь… На то он и Новый, чтобы привлекать к себе тех, кому и целого мира мало.

1503 г, сентябрь, Рим.

Пять лет прошло с того момента, как Итальянское королевство, вобрав в себя не только большую часть италийских земель, но ещё Сербию, Египет и Константинополь с окрестностями по обе стороны проливов, трансформировалось в Медитерранскую империю. Понимаю, что название так себе, зато вполне чётко отражающее расположение земель этой самой империи. По факту, Средиземное море в немалой степени стало «личной ванной Борджиа». Не в плане, что там не играли свою роль флоты иных стран, вовсе нет. Но вот ключевое значение имел именно наш флот, а желающих оспаривать подобную максиму как-то, хм, не находилось.

Казалось бы, по историческим меркам прошедшие годы совсем невеликий срок, однако так могло показаться лишь на первый и не шибко сведущий взгляд. Время календарное и с точки зрения истории — это несколько отличные друг от друга понятия. И вообще, неизвестная тут пока теория относительности, она как бы тоже намекает, что не всё так просто, как некоторые хотели бы считать.

Взятие Иерусалима, падение Стамбула-Константинополя и бегство османского султана Баязида II в азиатскую часть Османской империи — теперь уже, если честно, маловразумительного огрызка — крах большей части его сыновей, ранее питавших определённого рода иллюзии касаемо собственного будущего. Вот они, основы, которые стали ключевыми. Для чего? Естественно, создания империи, что стала не исторической случайностью, не результатом чисто силовых действий, а исторической закономерностью в резко меняющихся условиях. Рим по факту оказался не только олицетворением двух успешных Крестовых походов и сокрушения двух наиболее мощных мусульманских государств, но ещё и олицетворением новой силы европейских государств, направленной на явное и открытое доминирование над остальными частями света. И базировалось оно не на абстрактной вере, а на вполне реальной общности крови и духа — того самого, что ни одна вера как таковая сама по себе обеспечить в принципе не сможет. Особенно та, для которой в принципе нет разницы относительно того, кто является её адептами того или иного уровня. Строки «нет ни эллина, ни иудея» окончательно были выброшены Римом на обочину истории, за компанию с миссионерством. Хорошо выброшены, далеко, с соответствующим размахом перед броском, чтоб ни одна падла потом не ухитрилась заново эту пакость подобрать.

Туда же отправились церковные ограничения с целибатом как основой, понятие инквизиции как таковое, про гуано вроде индульгенций и говорить не приходится. Вся вышеупомянутая зараза покамест имела место быть, но исключительно в зоне влияния Авиньонского Святого Престола. Отколовшиеся от Рима во главе с Авиньонским Папой Юлием II, в девичестве Джулиано делла Ровере, пыжились, важно завывали, стремясь привлечь к себе внимание новых верующих и сохранить старых, однако… Однако, Авиньон скорее прозябал, нежели процветал, несмотря на титанические усилия короля Франции и частично императора Священной Римской империи Максимилиана. Не в последнюю очередь потому, что из-под Авиньона мы выбили чуть ли не главную опору — Орден святого Доминика, то бишь инквизиторов, по простому говоря. Людовик XII Валуа внял прозвучавшему ультиматуму и отослал свихнувшихся садистов всем составом аккурат «в жопу мира», то есть в Африку, поближе к дикарям. Арабы там или негры — я вникать не собирался. Владения там у Франции есть? Есть. Все доминиканцы высланы, а оставшиеся объявлены «свободной и желанной добычей» для желающих подзаработать? Тоже выполнено. А уж помрут они от естественных причин, убьют их местные дикари либо сожрут, либо вовсе доберутся охотники за головами или энтузиасты из Храма Бездны… Да пофиг. Тут главное результат, а не пути его достижения. Совсем скоро доминиканцы должны были вымереть аки динозавры или там мамонты. За исключением тех, которые ещё до этого момента приползли с Рим, сдавшись на милость Папы Александра VI, получив нехилые такие сроки в темницах, но сохранив собственные шкуры.

Как бы то ни было, а инквизиции по сути более не существовало. То же самое в скором будущем ждало и самих отцов-инквизиторов. Станет ли по ним рыдать кто-либо, кроме таких же выродков? Сильно так сомневаюсь! Уж не после устроенного бесноватым Савонаролой и его выкормышами, не после многочисленных костров, что распалил автор «Молота ведьм» и последний значимый глава доминиканцев Крамер. Не после всего этого, право слово!

Лишившись же главной мракобесной своей опоры, Авиньон был просто обречён на постепенное угасание. Совсем исчезнуть, конечно, это папство не исчезнет, но станет центром притяжения лишь для всякого рода аскетов, убогих телом и духом и прочей накипи человечества. Туда им и дорога, право слово… непосредственно в Авиньон. Интересно тут другое — когда в Париже поймут, что Авиньон не оправдывает возложенных на него надежд? Когда этот или следующий король Франции осознает, что не стоит цепляться за трухлявое бревно, если имеется куда более прочное и комфортное средство передвижения? Будем посмотреть, ой как будем.

Ага, именно что посмотреть, поскольку моим излюбленным местом для обзора стал один из балконов в замке Святого Ангела — теперь уже ныне, присно и во веки веков цитадели рода Борджиа. По сути, замок стал императорским дворцом, но предназначенным больше не для парадных и многолюдных торжеств, а для проживания «ядра» рода и тех немногих, кто являлся совсем уж ближним кругом.

Шаги. Со спины, но не скрываемые и обладательница их легко узнавалась не только по собственно звуку, но и по запаху духов. Хуана, официальная супруга и просто очаровательное создание. Милая, добрая, домашняя и, внезапно даже для себя, ставшая аж целой императрицей. Вдобавок оказавшаяся женой ни разу не обычного для этого мира/времени человека. Только грустить по этому поводу девушка в принципе не собиралась. Более того, сама того не зная, избежала вполне вероятного при ином раскладе печального бытия. Хуана Безумная и вот эта очаровательная красавица — две большие разницы.

— И слышна, и ощущаешься, — с улыбкой говорю, поворачиваясь к ней, после чего обнимаю, крепко целую и лишь потом продолжаю. — Всё в порядке?

— Всё и все, — отвечает она, а взгляд на мгновение скользит в сторону. откуда только что пришла. — Дети… Теперь я понимаю, как матери приходилось.

Прижимаю к себе это чудо и чувствую, как Хуана доверчиво прижимается ко мне. Мда, чуть ли не идеальная хранительница дома. Главное по возможности не загружать её политикой и прочими жесткими делами. Ну то есть как. Она у меня постоянно в курсе происходящего, но именно что в курсе, а не активно участвует. Ей это слабо интересно, особенно если те или иные дела в принципе не способны угрожать главному в жизни девушки — семье, а точнее благополучию и тем более жизни членов оной. Тогда и только тогда в ней на некоторое время способны проснуться до поры дремлющие гены её матери — той самой Изабеллы Католички, которая продолжала твёрдой рукой держать всю Испанию, её исконные земли и новые, завоёванные в относительно или совсем недавнее время.

Дети. Вот уж воистину и не стремился, и не ожидал, и уж точно не мечтал становиться главой не столь уже и малодетного семейства. Сперва дочь от Бьянки, названная Ваноццей, потом сын и опять же дочь от Хуаны, Виктор и Адель. Если Ваноцца уже вошла в относительно разумный возраст, то вот двое остальных… Два с хвостиком года и без малого год. Кому как, но для меня дети в таком возрасте — кошмар и ужас, от которых хочется держаться по возможности дальше. Благо сейчас такая возможность имелась, равно как и у всей аристократии, предпочитающей первые несколько лет жизни детей перепоручать тех нянькам и прочим кормилицам, начиная вплотную заниматься подрастающим поколением, лишь когда то становилось способно хотя бы понимать ему сказанное. К отцам это относилось больше, к матерям… когда как. Впрочем, Хуане нравилось проводить время даже с ещё находящимися в младенчестве детьми. В меру, конечно, ведь сидеть ночь напролёт и слушать возможный — и реально частенько случающийся — плач ей бы точно удовольствия не доставило. Так что прислуга, пусть из числа самых проверенных, и никак иначе.

— Время порой медленно ползёт, а порой бежит резвее арабского скакуна. Сдаётся мне, и оглянуться не успеем, как оба ребёнка подрастут и станут маленькими стихийными бедствиями. Придётся направлять их стремления и порывы, сперва толком и не осознаваемые. Впрочем, это ещё не в самом близком будущем.

— Не в ближайший год точно, — соглашается Хуана и тут же добавляет. — А вот с дочерью Бьянки уже пора. Но мне кажется, что Лукреция с ней куда больше времени проводит, чем сама мать Ваноццы.

Поневоле вспоминаю ситуацию с уже почти пятилетней девчонкой и не могу не согласиться. Родительница из Бьянки и впрямь так себе. Нет, никакой неприязни или отстранённости от дочери, просто подруга… банально не знала в большей части ситуаций, что говорить, как говорить и уж тем более с какими интонациями. Хорошо хоть Лукреция реально спасала положение, сглаживая все возможно ведущие к конфликту ситуации. Вместе с тем я был почти на сто процентов уверен, что ещё года через два-три всё выровняется. Как раз к моменту, когда маленькая Ваноцца, помимо умения говорить, заваливать окружающих кучей вопросов и просто изображать веник на паровой тяге начнёт больше думать и прикладывать неуёмную энергию… Скорее всего не только к мирным занятиям, но и к началу освоения пусть пока заточенного под ребёнка, но оружия, да и верховая езда мало-мало необходима. Генетика, мать её! Если что папа, что мама те ещё ни разу не мирные создания, то и ребёнок с высокой долей вероятности будет на них похож. Лукреция опять-таки с её сильным влиянием. В общем, скучать и сейчас не приходится, и в будущем не получится, однозначно и без вариантов.

Что до собственно сестрёнки, так она покамест о детях и не задумывалась. Ей, как она сама сказала, сейчас хватало Ваноццы, а теперь ещё и к двум другим мелким наверняка потянется при полном отсутствии возражений что с моей стороны, что от Хуаны.

Мда, Борджиа реально превращались в довольно большой и крепко спаянный не то род, не то и вовсе клан. Общие представления о мире вокруг, крепкая связка замыслов, ну и осознание, что верить чужакам — дело опасное. Чужакам не столько даже по крови, сколько по духу. Ага, сразу вспоминается недоброй памяти Хуан Борджиа, позор семейства и источник постоянных проблем… до прошлого года, когда его земное существование таки да пресеклось одним из самых позорных способов как по моему личному представлению. Выродок, в последнее время сильно подсевший пускай на напрочь запрещенный, но такой манящий для некоторых опиум, накурился до такой степени, что, пребывая в бессознательном и одурманенном состоянии, банально захлебнулся собственной блевотиной, лёжа на спине. К слову сказать, ни я, ни кто-то другой из Борджиа к этому причастен не был. Врать не стану, не раз и не два были сильные искушения раздавить это отдалённо напоминающее человека существо, но увы. Обещания, данные как «отцу», так и «матери» накрепко связали руки. Поэтому я просто не мешал скотине уничтожать собственную жизнь, прекрасно осознавая, что свинья всегда грязь найдёт и по уши в ней изваляется с радостным похрюкиванием.

Извалялся, паршивец. Ему реально просто не мешали, то есть не отсекали возможность доставать отраву и потреблять её. Вот и exitus letalis подоспел, реально порадовав меня с Лукрецией — и про Бьянку однозначно забывать не следует — но огорчив Родриго Борджиа и Ваноццу. Сын же, как ни крути, хоть и весьма-весьма блудный. И да, хвала богам и демонам, что это гуано размножиться не успело, ведь генетика, она штука такая, от папаши-урода навряд ли стоило ожидать нормальных деток.

— Что пора, так это факт, — с небольшой паузой отвечаю очаровательной испанке. — Лукреция не даст остаться в стороне ни мне, ни тебе… вообще никому из тех, кого считает своей семьёй. Ваноцца для неё практически как собственная дочь. По вполне понятной причине.

— Причине, да…

И опять смущение. Глазки прячет, зарумянилась в меру того, что организм позволяет. Ну-ну. Вот сколько уже времени прошло, а к некоторым особенностям окружения семейства Борджиа и его представителей ну никак не привыкнет. Пытается, старается, ан нет, до конца так и не выходит. Меня оно ничуть не напрягает, конечно, скорее немного забавляет и реально так умиляет. Хуана реально этакий луч добродетели и высоких моральных качеств в тумане многочисленных вывертов и закидонов, что в головах рода Борджиа прописались чуть ли не на постоянной основе. А ведь помимо Борджиа классических есть ещё и я, и Изабелла, которая себя Алисой не факт, что и в мыслях называть продолжает. За минувшие годы крепко и прочно вросла в этот мир, благо было кому ей в этом помочь, да и как бы развитие и изменение шло правильно, то есть хоть и достаточно быстро, но плавно, шаг за шагом. Образец для подражания? Имелся, к тому же сразу два, отзывающиеся на имена Лукреция и Бьянка. Отличия же что от первой, что от второй также объяснялись тем, что это, дескать, этакий своеобразный сплав получился, зато в чём-то даже превосходящий обеих этих персон.

К слову, свою корону моя подруга ещё по той, прежней жизни таки да получила. Египетскую, и уже после того как Египет стал лишь частью созданной империи. Корон этих из числа полноценных, а не герцогско-княжеских, которые учитывать особо и не стоило, было целых четыре: итальянская, сербская, египетская и константинопольская. Мал набор, зато весьма ценен и внушителен, с какой стороны ни посмотри. И всё короны являлись подконтрольными Борджиа. Общеимперская и итальянская, с ней связанная воедино — это на моей голове. Сербскую приватизировала довольная как паук Лукреция. Египетская, как и упоминалось, оказалась на голове Изабеллы. Ну а корона Константинополя… она пока лежала, так сказать, в запаснике, ожидая подходящей кандидатуры. Причина? Ну не Джоффре же её выдавать, право слово! Парень банально не дотягивал до уровня пусть подчинённого имперской власти, но монарха. Вот реально не дотягивал и, после некоторой осторожной и грамотной психологической обработки, сам это признавал, будучи довольным постом по сути доверенного наместника то в одной. то в другой части империи, где требовалось присутствие кого-то не просто из числа Борджиа, а именно что правящей, основной ветви рода.

Зачем вообще нужны были все эти короны? Не только и не столько создание впечатления, что какие королевства и прочие царства были, такие под властью Борджиа и остаются. Тут скорее постепенное ослабление властных полномочий серьёзных феодалов. Но не грубо, как было сделано в той же Франции со времён кардинала Ришелье и особенно при Короле-Солнце, а куда как более мягко, изящно. По германскому образцу времён Бисмарка, великого Железного канцлера, оставившего короны Баварии. Саксонии и прочих германских государств на головах тех, кто их носил раньше, но выдернувший из-под них главную опору — большую часть настоящей власти. Ну а мы ещё деликатнее сотворим. Сперва главные короны империи окажутся на головах тех, доверие к кому абсолютно, кто точно не станет рычать по поводу урезания власти входящего в империю королевства. Потом же… Потом пришедшие им на смену банально привыкнут, будут воспринимать урезанные возможности монархов внутри империи как нечто естественное. Согласен, тут ставка на долгую перспективу. Зато обходятся почти все подводные камни, особенно те, которые касаются постепенного упадка духа верхушки аристократии и чрезмерного усиления именно центральной власти. От последнего, право слово, зачастую, проблем куда больше, нежели пользы. В меру всё хорошо, в меру! Следовательно…

Звон колокольчика. Откуда? А со стороны бокового выхода на балкон. Того самого, что не из моих комнат, а предназначенного для слуг или охраны.

— Кто? — повысив голос, интересуюсь я.

— Луис д’Арженто, Ваше Величество.

Секретарь пожаловать изволил. Хороший секретарь, раз вот уже более пяти лет на этом посту состоит и ни разу по серьёзному не проштрафился. Разрешаю ему открыть дверь и войти, лишь разводя руками в ответ на вздох Хуаны, не любящей, когда в такие вот моменты нас прерывают. Не кто-то из ближнего круга, а вот так вот, по делам. Однако дела не абы какие, а наверняка важные, раз Луис рискнул отвлечь от важного дела, то есть от отдыха в компании супруги.

Мда, лицо всё такое озабоченное, о разного рода излишних аспектах этикета не вспоминает, обходясь рекомендованным мной минимумом. Это Хуане до сих пор мило нечто более вычурное, но не здесь и не сейчас.

— Угроза?

— Нет, — качает головой секретарь, но тут же поправляется. — Если и она, то не нам и очень нескоро. Новый Свет. Отряд Диего Веласкеса Консуэло де Куэльяра, высадившись на Юкатане, обнаружил развитое и обладающее немалой силой государство, называющее себя империей Теночк.

Что-то знакомое, но не вот прямо сразу узнаваемое в последнем слове промелькнуло. А посему…

— Вот столик. Карта у тебя наверняка с собой. Нормальная, но небольшая, из числа последних с новонанесёнными обозначениями. Если нет, я принесу из кабинета свою.

— У меня есть, Ваше Величество.

— Тогда садись, показывай, подробно рассказывай. А мы послушаем. Или ты, — обращаюсь уже к Хуане, — хочешь отдохнуть, не возиться сегодня ещё и с этим?

— Нет, я рядом с тобой.

И за руку меня этак хвать. Дескать, всегда рядом и всё, и без вариантов, если сам не прогонишь. Даже не подумаю, если отсутствует угроза. Тут же её в принципе нет и быть не может. Замок Святого ангела, как ни крути, да и чего-то такого, чего Хуане в силу её повышенной доброты и мягкого сердца знать не стоит или просто неприятно слышать окажется… тоже прозвучать не должно. Я так полагаю, по крайней мере.

— Тогда присаживаемся и внимательно слушаем. Уверен, скучать точно не придётся.

Не пришлось скучать — это факт, который при всём на то желании не опровергнуть. Более того, узнанное от Луиса д’Арженто нехило так переворачивало с ног на голову знакомую мне с юных лет картину относительно доколумбовых цивилизаций Америки. Империя Теночк, воины науа — это те самые ацтеки, как оказалось, распространившиеся куда дальше естественных границ, подмявшие под себя большую часть городов-государств майя и не собирающиеся останавливаться на достигнутом. Более того, развившиеся до куда более серьёзного уровня. Использование металлов для схожих с европейскими брони и оружия, пусть и с особенным колоритом. Использование колеса, тягловых животных, несколько видоизменённые в сторону смягчения человеческие жертвоприношения. И никакого тебе шока и трепета относительно прибывших заокеанских визитёров. За богов конкистадоров принимать и вовсе не собирались, что же касается огнестрельного оружия… Приняли как факт, как нечто опасное, незнакомое, но вместе с тем не внушающее откровенный страх. Что и продемонстрировали на деле, раздолбав полутысячный отряд, заставив его отступать к кораблям, потеряв под три четверти своего изначального состава. Хотя и сами полегли в числе, заметно, пускай и не на порядок, а в пару-тройку раз, превышающем потери конкистадоров.

Мда и ещё раз это же слово. Загадка на тайне и неясностью погоняет. А коли так, требуется по возможности рассеять возникший туман. Благо средства для этого имеются, в лице нескольких пленников, захваченных во время боёв и доставленных сперва в Испанию, а оттуда нескольких и сюда, в Рим прислать собираются их величества. Хотя тут скорее Изабелла Католичка, понимающая ситуацию и не желающая чинить препятствия рыцарям-тамплиерам, которые присутствовали в любой экспедиции испанской короны, согласно дополнению к булле «О Новом Свете». Они, дополнения, себя и раньше успели оправдать, а уж теперь, при таких то известиях, тем паче должны окупиться сторицей.

Как показали себя раньше? Ох, тут стоило вспомнить о повадках сеньора Христофора Колумба, чтоб ему пусто было. На Эспаньоле, как только почувствовал, что местные индейцы почти никакой опасности не представляют, этот генуэзо-португало-испанец развернулся во всю ширь своего ни разу не кроткого и не мирного существа. Проще говоря, устроил если не полноценную резню, то нечто к ней близкое. Пришлось, хм, воздействовать через королеву Изабеллу на этого потерявшего берега авантюриста. Как? Предупредить Трастамара о том, что если изначально поставить себя как полубезумных головорезов, уничтожающих всё и всех на своём пути, то результат может оказаться либо печальным, либо печальным совсем. А уж весть о тех, с кем нужно всеми силами бороться, а никак не договариваться, распространится, словно пожар в летнем лесу.

К счастью, подействовало. Фердинанд Трастамара в подобные дела вникать особенно не стремился, а вот Изабелла Католичка поскрипела многочисленными извилинами и приняла решение малость окоротить слишком многое о себе возомнившего Колумба. Потому Кубу, эту следующую стадию колонизации Нового Света, завоевывали иным манером, куда более мягко. То есть при сопротивлении стреляли и рубили не всех подряд, а именно выходящих на условное поле боя. Щадили сдающихся, не беспределили относительно мирного населения и вообще… всё шло под наблюдением тамплиеров, играющих роль не духовных наставников, а скорее соблюдающих разрабатываемый «Кодекс войны», изначально предназначенный для европейских государей, однако… Из-под него априори выводились уже успевшие наигнуснейшим образом показать себя восточные и южные, то бишь африканские, правители. А вот в Новом Свете можно было повернуть дело так, что новые народы как бы не успели прославить себя тем самым гнусным образом. Отсюда и плясали, сглаживая одно, удерживая от другого, углубляя третье, всё в зависимости от конкретной ситуации.

Ладно, это сейчас было не самым главным. В отличие от необходимости подготовиться к новой ситуации там, далеко за океаном. Имелось у меня чувство, что это «ж-ж-ж» явно неспроста и игнорировать столь недвусмысленный намёк с моей стороны было бы откровенной глупостью. Следовательно, что? Правильно, нужно вызывать из Египта находящуюся там сейчас Изабеллу. Только с ней я мог откровенно и ничего не скрывая поговорить относительно того, чего по всем канонам в мире присутствовать не полагалось. Как, собственно, и нам, но мы ведь были. Равно как и те карты, которые в дальнейшем в нашей ветви реальности стали одним из «неуместных артефактов», «Картой Пири-Рейсса».

Карта, да. Оставлять этот найденный в архивах Константинополя документ было бы неправильным. Вот его и извлекли пусть не на всеобщее, но на обозрение, как нечто, подтверждённое недавними плаваниями Колумба и прочих, однако куда более точное. А значит свидетельствующее о том, что задолго до Колумба кто-то успел исследовать весь земной шар и даже оставить карту потомкам. Почему это знание было спрятано? Тут достаточно было усмехнуться и напомнить про костры инквизиции и более ранние пакости господ христианских священников, кои лишь недавно были прекращены как явление.

Зато карты эти стали пускай не истиной в последней инстанции, но тем, что нуждалось в обязательном подтверждении. Но вместе с тем неплохими подсказками для сеньоров мореплавателей. И да, испанцам и даже португальцам копии карт также были отправлены как жест доброй воли и в подтверждение союзных отношений. Помогло, надо отметить. Поскольку многое уже подтвердилось, то и очертания Северной и Южной Америк были приняты как более чем вероятная гипотеза, от которой следовало отталкиваться в новых плаваниях с целью разобраться, что же такое представляет из себя Новый Свет в целом.

Эх, жаль! Не только того, что Изабелла ещё некоторое время вне досягаемости на предмет душевно поговорить, но и насчёт того, что и другие из ближнего кругав делах и разъездах. Лукреция с Бьянкой сейчас в Приштине, в принципе там пребывая как минимум несколько месяцев в году, дабы держать ситуацию под контролем и развивать эту часть империи в должной степени, дабы не отставала от остальных её частей. Мигель, сей то ли формальный, то ли уже не только формальный супруг сестры-королевы? Этот обычно в Сербии рулит как консорт и вообще наместник, но вот именно сейчас усвистел в Константинополь, как следует разобраться с возможной подготовкой войск для десантной операции в Крымское ханство. А то, понимаешь, эти паскудники стали о себе напоминать попытками «набИгать и огрОблять» не таких же вшивых степняков — до них дела ноль, ибо пусть друг друга режут, нам хлопот меньше — а земли европейских государей.

Из доверенных военачальников — тех ещё, из первой волны — в Риме присутствовал лишь Асканио Росиенте, давно и прочно пристроившийся командиром столичного гарнизона, да банально отдыхающий от дел Эспиноза. Остальные? В разъездах, однако, поскольку хоть империя и не вела полноценных войн — по причине необходимости переварить как следует поглощенное во время Крестовых походов — но инциденты в приграничной полосе и эпизодическая помощь союзникам за ради того, чтоб войска не застоялись — это мы могли, умели, практиковали.

Вот и получалось, что оставалось лишь одно — сперва поговорить с Родриго Борджиа тет-а-тет, а затем и Эспинозу с Росиенте подтянуть за ради обсуждения чисто военного аспекта по поводу произошедшего в Новом Свете. Это первым шагом, поскольку дальше и друзья с родичами прибудут, и разговор относительно флота состоится и… да много чего ещё, что станет ясным после первичного обсуждения.

Сказано — сделано. Благо уж найти понтифика в замке святого Ангела не есть нечто сложное. Особенно если ты являешься и императором и сыном в самом прямом смысле этого слова.

Александр VI, он же Родриго Борджиа, был обнаружен изволящим скучать. То есть сидящим и этак меланхолично перелистывающим страницы жизнеописания Гая Юлия Цезаря. Последнее время «отец» полюбил устремлять взор в прошлое. Далёкое, а не недавнее, в основе своей относящее к Риму Изначальному, времен поздней республики и имперскому, но не периода заката и тем более распада. Расслабился в меру для себя доступного, прекратил ждать постоянного удара в спину от кого угодно, поняв, наконец, что мы в достаточной мере укрепили положение всего рода Борджиа, показали себя не «королями на час», а всерьёз и надолго оказавшимися на вершине. Да и Рим вновь сделали тем местом, куда ведут если не все, то по меньшей мере половина дорог.

— Сын… Сразу вижу, что пришёл не просто справиться о моём здоровье. Новости из наших земель, сопредельных? Или иное?

— Иное, отец, — подойдя и притянув не слишком массивное, но приглянувшееся именно сейчас кресло, сажусь напротив патриарха рода Борджиа. — Новый Свет преподносит сюрпризы не только испанцам, но и нам. Неоднозначные, нуждающиеся в подробном изучении.

— И эта новость…

— Конкистадоры натолкнулись на развитый народ, способный удивить и уже сделавший это. В некоторых направлениях их наука не уступает если не нашей, то Испании или там Франции с Португалией уж точно. Вдобавок современное оружие, тактика со стратегией, мощные крепости. Очевидные уязвимости — незнание огнестрельного оружия и отсутствие больших военных кораблей. Только разные лодки, но это несерьёзно.

— Где? Покажи на карте. Уверен, у тебя она уже есть.

— Ты прав, с собой, — достаю свёрнутый в трубку лист… два листа бумаги, на которых и изображено то, что следует показать Родриго Борджиа. Один — приблизительная карта территории, подвластной империи Теночк вкупе с прилегающими землями. Вторая — это уже весь Новый Свет, причём разными цветами отмечены общие начертания с той самой «карты Пири-Рейсса», и зоны, подтверждённые плаваниями испанцев с португальцами. Ну а про карту всего мира — так вот она, на стене висит. Больша-ая вся такая, подробная. Заимел «отец» привычку подобные держать в немалом числе помещений, где находится достаточное время. Исключениями являлись разве что спальня да комната с бильярдом и столиками для игры в карты. Вот там он на «занимательно-прикладную географию» отвлекаться не хотел.

Показать на карте — это только начало. Помимо собственно показа, требовалось дать подробные объяснения. А «отец», он с возрастом утрачивал лишь здоровье, но никак не остроту мысли. Вот и объяснял, да во всех уже известных подробностях, добавляя к оным то, что называл собственными предположениями, но на деле… На деле я неплохо представлял, кто такие ацтеки-науа и чего от них можно ожидать. Даже с учётом того, что тут они явно изменились, раз и сталь в оружии и доспехах используют, и богов в пришельцах не видят, и огнестрельное оружие воспринимают как должное и… много чего ещё, включая завоевание большей части майанских городов-государств. Всё едино ментальные характеристики этого мезоамериканского народа не могли кардинально измениться, чем и нужно будет в дальнейшем воспользоваться.

Явный и яркий интерес — вот что демонстрировал «отец», уловив пусть пока не касающуюся нас напрямую, но весьма интересную задачку. Как ни крути, а мы, Борджиа. посредством Ордена Храма имели немалый интерес в Новом Свете. Более того, уже тихой сапой отжали себе форпост, который сейчас основательно обустраивали. Ма-аленький такой форпост, но вместе с тем выгодно расположенный. Какой? Пуэрто-Рико. Ага, тот самый остров, расположенный перед Эспаньолой и Кубой, как бы предваряя их появление. Небольшой, но удачно расположенный стратегически. С великолепным климатом, достаточным количеством леса, источников питьевой воды, местами под порты, крепости. Материал для последних также присутствовал, что не могло не радовать прибывающих туда архитекторов.

В общем, Орден Храма обосновался там вполне официально, а к тому же вёл аккуратную политику в отношении населяющих Пуэрто-Рико индейцев, называющих себя таино. Никакой жестокости или там насильственного сгона с насиженных мест. Другое дело выкуп земель, которые нужны были именно нам. Сперва малых участков, затем больше, больше… Были предположения, что подобными темпами года через два, может три в распоряжение Ордена Храма перейдёт более восьмидесяти процентов всего Пуэрто-Рико.

Попытки со стороны таино устроить пакости? Некоторые индейцы пробовали, но результат был очевиден — бузотёров кого выпороли, кого — если реально с оружием в руках были и успели дел натворить — показательно повесили. Жестокостью индейцев не напугать, тут просто доказательство серьёзности намерений и подтверждение серьёзного подхода к делу. Нам не требовались трупы, нужна была готовая идти на сотрудничество рабочая сила, получающая разумную плату и в перспективе способная влиться как часть колониального бытия. Естественно, про одну из основных проблем индейского населения после прибытия визитёров из Европы тоже не позапамятовали. Медицина! Точнее сказать, болезни, которые автоматом прибыли вместе с испанцами, португальцами, тамплиерами опять-таки. Тут ведь процесс, хм, двусторонний. Из Нового Света сифилис и разного рода лихорадки. Из Европы оспа, тиф и тому подобные пакости. Вот и приходилось заранее озаботиться проблемой, а то ведь вымрет большая половина людей, потенциально способных оказаться для империи полезными. Оно нам надо? Верно, не требуется. Так что число врачей, отправляющихся в Новый Свет, многим могло показаться избыточным. А на деле… скорее о постоянном дефиците говорить следовало.

Размышления о проблемах освоения Америки никак не мешали мне продолжать рассказывать Родриго Борджиа ситуацию и отвечать на то и дело возникающие у него вопросы. О, а вот и тот, которого я уже давно ожидал и от которого никак не отмахнуться.

— Я успел понять, когда тебе просто интересно, а когда ты хочешь вмешаться, Чезаре. Почему эти новости тебя так взволновали? Почему они показались тебе по-настоящему важными?

— Тайна, отец. Та самая, аромат которой я уже почуял, когда нашёл карты мира там, где их быть в принципе не могло. Тайные, скрытые по непонятной причине изначально, а потом просто затерявшиеся среди иных бумаг. Получается, что и за минимум пару веков до сего дня по морям плыли корабли, способные добраться до всех материков нашего земного шара. Так почему ж не осталось никаких свидетельств о существовании подобного?

— Платон и его упоминания об Атлантиде. Может она здесь, — палец Родриго указал на Антарктиду, — или вот здесь, — теперь на Австралию.

— Знак льдов, которые покрывают этот материк, — возражаю против первого. — Так что кому как, а мне сильно сомнительно. Насчёт второго… Надо посмотреть. Если этот не то материк, не то большой остров будет отсутствовать, в то время как на картах мы его наблюдаем — тогда да, может и впрямь Атлантида, — сдерживаю улыбку, понимая, что Австралия и Атлантида разве что начинаются на одну букву, более ничего общего не имея. — Однако отчего только этот случайный документ, который однозначно был составлен ещё при Византии? Во-от, те самые загадки, которые мне очень хочется разгадать.

Доводы для «отца» прозвучали весомо, поскольку он и сам не любил любого рода неясности, стремясь раскрыть их, дабы не поиметь в дальнейшем проблем того либо иного рода. Только не в его правилах было отступаться от выяснения, не осмотрев ситуацию со всех сторон. Оттого и дальнейшие уточнения последовали.

— Можем ли мы себе позволить тратить силы и ресурсы ещё и на это? Давай поразмышляем над этим. Чезаре.

— Давай, — с ходу согласился я. — Благо и карта на стене висит, подробная такая, вся из себя разноцветная. Итак, дела италийские. Начнём с них, по понятным причинам более остальных нам близких. Границы спокойны, причём уже не первый год. Даже там, где можно было бы ожидать пакостей со стороны французов.

Карта действительно настраивала на мажорный лад. С момента образования империи в неё, наконец, вошли как Феррара с Моденой, так и Мантуя, правители которых сохранили почти всю экономическую самостоятельность, но вот с военной и политической точки зрения их возможности оказались заметно урезаны. Республика Сиена? Разделена между нами и Флоренцией, благо последняя недостатком аппетита по приращению территорий также не страдала.

Генуя? Лодовико Сфорца по прозвищу Мавр таки да продолжал там находиться, причём, хитрец этакий, окопался по полной программе, поступившись в пользу французской короны солидной частью независимости. Пришлось с печалью в душе признать, что без очередной полноценной войнушки его не сковырнуть. А раз так, следовало договариваться.

Вот и договорились, причём сделав это так, что удалось окончательно и бесповоротно развести по разным углам две правящие ветви семейства Сфорца, то есть самого Мавра и Катарину, герцогиню Миланскую. Герцогство Львицы Романии было всем хорошо, хоть и несколько урезано. Только вот выхода к морю не имело. А это являлось существенным недостатком с учётом желания Катарины активно участвовать сперва в разделе «пирога» Крестовых походов, а затем и примеривания к совсем далёким землям. Мы же, как союзники и в немалой степени покровители Милана, вполне могли помочь. Правильно помочь, блюдя и собственную выгоду. Ведь отдавать союзнику лучше всего то, что тебе самому не принадлежит. Если же это отдаваемое принадлежит откровенно недружественно настроенному субъекту — это ж просто праздник какой-то!

Вот и заключили договор с Мавром, согласно которому мы, Борджиа, оставляем его в покое, равно как и Катарина Сфорца с Пьеро Медичи, правящие, соответственно, Флоренцией и Миланом. Цена? Уступка части территории, что давала Милану выход к морю. Вроде и невеликий кусок, но как бесился Мавр, с трудом сдерживая естественные душевные порывы, глядя на свою теперь уже коронованную миланской короной родственницу. Он и раньше то её ненавидел, но тогда она получила Милан не напрямую, а уже после того, как сам Мавр оттуда сбежал. Теперь же… О, теперь она на живую вырвала у него «кусок плоти», причём полностью осознавая ситуацию и даже не пытаясь как-либо смягчить оную. Прелесть какая гадость, после которой ни о каком восстановлении союзных отношений между этими ветвями рода Сфорца и речи идти не может.

А ещё была Савойя, к которой и хотелось хоть как-то подступиться, но возможностей пока не имелось. Франция слишком крепко в неё вцепилась, привязывая эту италийскую область всеми возможными средствами. Тут оставалось лишь выжидать. Чего именно? Какой-то ошибки со стороны Людовика XII либо вспышки стремления к независимости у савойской аристократии. Ничего, при необходимости мы можем ждать долго.

То же самое и относительно Венеции, хотя сия олигархическая республика по своей силе и влиянию стояла с десяток таких мест как Савойя. Венеция, мда. Республика безбожно отожралась по результатам Крестовых походов, хотя приложенные её армией и флотом усилия являлись частью бестолковыми, частью сомнительными, частью просто недостаточными в сравнении с другими основными участниками. Однако политическая ситуация не позволяла прессовать венецианцев, ибо требовалось показательное единение «воинов креста» перед лицом общего противника. Особенно после объявленного аккурат из Мекки джихада. С момент объявления оного и по сей день вреда от него было минимальное количество, но недооценивать самую идею всеобщей войны против «неверных» не следовало. Она могла стать опасной при раздорах среди европейских государей, причём таких, при коих кто-то из участников не побрезгует поддержкой со стороны чуждой азиатчины. Только тогда и ни при каких иных раскладах. Впрочем, сейчас не об этом.

Венеция ещё до-олго обещалась быть сильной региональной державой. Другое дело, что я, равно как и остальные Борджиа. прекрасно знал, где «смерть кощеева» для республики притаилась. Жадность! И излишняя уверенность, что нынешние источники дохода долго таковыми останутся у немалой части венецианской правящей верхушки. Проклятье, да только около четверти оной осознавало, что само открытие Нового Света и способно подорвать «золотую дорогу» пряностей. Про взятие же чуть ли не важнейшего участка оной дороги нами, Борджиа, с переходом под власть Рима важнейшей части Египта… тоже не до всех допёрло. Бред с одной стороны, но факт остаётся фактом. Венецианцы до сих пор продолжали тупить. Причина этого? Мы всего лишь не стали сгонять их со столь любимого ими «насеста» посредника в распределении пряностей по европейским странам. Разве что собственный процент задирать не стали, да и в Венеции дож Агостино Барбариго получил сигнал, что эта вот благодать будет продолжаться, лишь если они сами снизят аппетиты. Пряности, как ни крути, сейчас реально стратегический товар, необходимый в том числе и для сохранения немалого числа продуктов. Соль и пряности, пряности и соль. И без одного не обойтись, и другое жизненно необходимо для нормального по местным понятиям бытия.

Не-ет, Венеция сама себя закопает, нужно лишь не отбирать у неё лопату и самую малость подтолкнуть в сторону участка с наиболее мягкой почвой. И да начнутся, хм, земляные работы. А пройдёт до той поры десять лет, двадцать или даже несколько больше — не играет рояли, как может быть будут говорить в одном портовом городе.

Ах да, Милан и Флоренция. Теснейшая связь с Римом, больше и сказать нечего. Плюс полное осознание как нынешнего положения, так и связи оного с дальнейшим развитием обоих государств.

По итальянским делам Родриго Борджиа соглашался практически во всём. Ну, помимо того, что сам он считал допустимым в подходящий момент таки да прикончить Мавра и осуществить вторжение в Геную. Эх, вот никак не отучить его от желания в, по его мнению, подходящий момент забывать о данных публично обещаниях. Не привык «отец» ценить данное слово и сделать с этим, по моему глубокому убеждению, ничего нельзя. Исключительно контролировать, дабы не учудил, тем самым поставив всех Борджиа в не самое удобное положение. Я это знаю, он это знает… Эх!

Испания с тесно связанной с нею Наваррой и Португалия? Союзники, причём Трастамара, такое впечатление, вообще не планировали каких-либо интриг, помимо желания мирным путём поглотить род Борджиа, сделать его частью собственной династии. Но последнее, это у них однозначно обломится. Уже обламывается, если быть честными перед собой. Как бы то ни было, но с этих сторон вообще ноль проблем. Государства, понимающие пользу заключённого с Римом союза и не стремящиеся оный рвать.

Священная Римская империя? О, Максимилиан Габсбург и хотел бы возмутить спокойствие с целью сделать хорошо своей империи и плохо всем остальным, но вот не получалось и всё тут. Достаточно сказать, что Швейцария пару лет назад всё же официально объявила о своей независимости, после чего подтвердила сказанное ещё и делом, как следует настучав по головам и шлемам тем отрядам, которые император Максимилиан отправил было с целью возвратить отпадающую от тела Священной Римской империи провинцию. К слову сказать, эти самые отряды даже до того момента, как получили по башке, не зверствовали, благо принятый в Риме с участием всех европейских правителей либо их полномочных представителей «Кодекс войны» как бы чётко намекал. На что? На беды, которые всенепременнейшим образом случатся с теми, кто попробует от того самого кодекса отступить. А когда обещание звучит от закалённой и привыкшей побеждать армии, да при поддержке немногим менее мощного союзника и нескольких союзников с мощью поскромнее… В общем, Максимилиан Габсбург решил не рисковать и отдать приказ военачальникам сдерживать буйные порывы войск.

В любом случае, швейцарцы отбились, благо славны в это время были первей всего собственными наёмниками, а вовсе не банками, часами и оружейными производствами. Государство Швейцария было признано большей частью стран Европы и главным вопросом оставалась лишь форма правления. Пока по факту это была этакая аристократическая республика, управляемая лидерами кантонов и наиболее мощных кланов альпийских горцев. Но вместе с тем, понимая возможность возникновения в будущем конфликтов, немалая часть оных желала ещё и монархом обзавестись. Сильно ограниченным, понятное дело, но всё же. И их в этом поддерживали как мы из Рима, так и Трастамара, и португальские Ависы, и английский с шотландским короли, и… В общем, почти все поддерживали, в основном из-за желания пропихнуть на создающийся престол своего родственника, тем самым усилив и себя родимых. Естественное желание, осуждать которое было бы откровенным лицемерием.

— Швейцария стала бы хорошим дополнением к империи, — проворчал «отец». — Мне никак не понять, почему ты опасаешься расширения нашего государства.

— Не всякого расширения, а только того, которое будет не на пользу, — мигом парировал я. — Швейцарцы только-только стали независимыми и будут не слишком довольны, если на престол сядет кто-то из рода Борджиа. Те из них, кто поумнее, так уж точно. Поймут, что Борджиа на троне — это пусть медленное, осторожное и слабозаметное, но втягивание сперва в полузависимое, затем в зависимое состояние от Рима, а там и полноценный вассалитет не за горами. Мы же получим проблемную территорию, которая будет не лучшим образом влиять на другие части империи.

— Ты ищешь худший из возможных путей.

— Возможно. Зато их как раз и избегаю.

Но пока суд да дело, швейцарцы решали и текущие дела. Они решали, а вот у Франции достижения чередовались с печалями. Да, Людовик XII начал полноценную экспансию в Северную Африку параллельно с последним Крестовым походом. Нужную, полезную для Европы в целом, тут никаких возражений. Однако! Образование Авиньонского папства и последовавшее за этим притяжение на французские земли инквизиторской сволочи и разного рода сочувствующих не могло не вызвать отторжения. Особенно в тех провинциях королевства, которые и без того балансировали на грани бунта, удерживаемые собственными лидерами по причине большей части опасений перед… уже другим Святым Престолом, который в Риме. Ведь идущие Крестовые походы, они требовали отсутствия распрей в тылу крестоносцев, которые помогли бы первым делом тем, против кого государи Европы сражались. Зато когда походы завершились взятием сперва Иерусалима, а затем Константинополя… Тогда в Гиени и началось восстание, изначально поддержанное как Испанией, так и Англией. Английское влияние в этой провинции было заметно сильнее, там ещё не успели забыть времена Столетней войны, сохранились и родственные связи с островом. Всего полсотни лет назад Гиень была частью Англии на материке. Следовательно, поддержка не только словами, но и делом быстро последовала. Нет, ну а что? Несмотря на склоки с шотландскими соседями, король Англии Генрих VIIТюдор имел хорошую армию, стоящую по существу без дела. И вот он, очень подходящий момент, когда и можно, и немалая часть французских войск просто не смогла бы двинуться на подавление мятежа. Гарнизоны в Северной Африке и продолжающееся помаленьку продвижение вглубь. Опасения, что Бретань, королева которой — именно королева щедротами Рима, поскольку «повышение» статуса было полезно с политической точки зрения — окажет деятельную поддержку «родственным по духу» аквитанцам.

Условия для «идеального шторма» сложились, вот он и наступил. Побережье, открытое для английских и испанских кораблей. Через граничащую с юга Наварру наёмники, товары и вообще что угодно могли следовать пешим и конным порядком. В общем, ситуация складывалась куда удобнее, нежели ранее для Бретани. Результат же… Вот что, скажите на милость, мог сделать король Людовик XII Валуа, как именно способен был вернуть поднявшую мятеж провинцию? Ведь помимо всего прочего восставшие выдвинули требования полного разрыва с Авиньонской духовной властью, на что король пойти в принципе не мог. Это бы банально разорвало в клочья то, что ещё осталось от его репутации. Особенно после фактически оформленного уничтожения Ордена святого Доминика и изгнания бывших доминиканцев куда подальше, поближе к арабам и прочим неграм.

В одном месте убыло, в другом прибыло. Королю Франции и его приближённым оставалось утешаться лишь этими словами. Ну да, Гиень они потеряли, теперь Англия получила, помимо Кале, ещё одно владение из числа «наследия Столетней войны». И куда более важное как по территории, так и по населению. Плюс симпатии местного населения к Англии являлись куда более весомыми, чем на то надеялись в Париже. Не самая хорошая экономическая политика, пакости инквизиторов, неуверенность в будущем — все это послужило закваской для мятежа. Успешного, поддержанного до самой до победы. И вновь напомнившего Франции и особенно её королю о том, что нечего разевать рот на чужие куски, следует прежде всего заботиться об удержании своего… ну и колониями, куда без них.

— Генрих VII стал чувствовать себя более уверенным, сын, — напомнил о результате успешных для Англии событий Родриго Борджиа. — Он, а может и наследник могут не просто задуматься о прошлом, но и попробовать восстановить свою власть над тем, что раньше принадлежало английским королям.

— Пока их сдерживает Шотландия. И Перкин Уорбек, заявляющий о своих правах на корону, находящийся под покровительством Якова IV Шотландского.

— Пока!

— Нам хватит и этого периода времени, — улыбаюсь, а заодно тянусь к кубку, в котором плещется свежевыжатый и процеженный от следов мякоти яблочный сок. — Что англичанам, что шотландцам просто тесно на их скудных землёю и ужасных по климату островах. Нужно всего лишь показать цель и выдать ободряюще-сопроводительного пинка.

— Но не в Новый Свет.

— Верно. Зачем нам конкуренты? — поднимаю кубок, словно салютуя разуму патриарха рода. — Есть земли рядом с Индией, не очень рядом с ней. Ну а если не хочется плыть вокруг Африки или есть опасения насчёт прочности кораблей — имеется сама Африка. Пусть негров гоняют, да и богатства там найти можно, пусть не так легко и не столь быстро. Настанет время — ты вполне сможешь пригласить что Генриха VII, что Якова IV сюда, в Рим, поговорить по душам и за ради конкретного результата.

— Англия с Шотландией уже не были для нас главным. Заговорили о них только из-за связи с Францией. Получается…

— Не совсем. И я сейчас не про Венгрию и отколовшуюся от королевства Славонию Яноша Корвина. Не про Валахию, куда всеми руками, ногами и рогами влез Стефан Молдавский. Не про Болгарию, которую основные претенденты до сих пор толком поделить не могут, а скорее всего в ближайший год-два окончательно разорвут на несколько княжеств/герцогств, посадив в каждом своего ставленника. И даже не про этих надоедливых Палеологов, пытающихся стоить новую Грецию на византийский старый лад.

— Не любишь ты их!

— Так за дело.

Улыбаюсь, но сам знаю, что улыбка эта есть лишь слегка замаскированный хищный оскал. Палеологи — это смердящая отрава византийства, по сути замаскированной под Европу дремучей азиатчины. Только вот идеологию, успевшую прорасти в душах немалого числа людей, сложно уничтожить грубыми методами. Надо действовать тоньше. Вот и византийство, избравшее в качестве путеводной звезды концепцию «Третьего Рима», требовалось для начала показательно дискредитировать, показать всю мерзость и гадостность подобного пути в любой обёртке. Из Москвы их удалось вырвать с корнем, но поскольку эти паразиты попробовали было присосаться к телам Литвы и Польши, то… Литвинов и поляков было реально жалко, а потому как полигон для демонстрации оказалась использована условная Греция. По сути осколки той ещё Византии, а значит это дерьмо ляжет как родное.

Собственно, пригласивший Палеологов помочь в умиротворении собственного населения Мехмет из Дома Османа, сынок султана Баязида II оказался ну просто полным кретином. Палеологи пришли «в гости» не просто так, а при поддержке польско-литовских отрядов с суши и десантами крестоносцев с моря. Всего за месяц с небольшим почти все земли Мореи-Греции были очищены от османов, ну а сам Мехмет был посажен на кол аккурат в Салониках, своей, так сказать, столице.

Палеологи во главе с Софьей, бывшей русской царицей? За прошедшие годы укоренились, вернули себе утраченный было лоск и… ударными темпами стали восстанавливать то, что считали необходимым — этакую миниатюрную Византию. Как и полагается, с евнухами, пронизанным интригами двором, излишней пышностью и прочим, прочим, прочим. Иными словами, делали именно то, чего от них и требовалось — дискредитировали идеи византийства и Третьего Рима так, как иные и за большие деньги сделать бы не сумели. Они ж от чистого сердца старались, для себя, а не за ради чужого дяди. Красота да и только!

— Если ты, Чезаре. хочешь оставить Грецию-Морею как не явное, но пугало для умных людей, но проблем и оттуда не видишь, остаётся… Русское царство и его дела?

— А вот это да, там есть над чем серьёзно поразмыслить, отец, — поневоле вздыхаю, извлекая из глубин памяти образовавшийся вокруг Москвы узел, нуждающийся в распутывании, но не в грубом разрубании. — Юный Дмитрий сумел удержаться на троне, опираясь на Патрикеевых, Курицыных и Елену Молдаванку. Но вот Крым…

Крымское ханство, будь оно проклято. Естественно, Дмитрий II разорвал заключённый его дедом союз с крымчаками, но вот на большее возможностей не имелось. Ему и так, признаться откровенно, хватало хлопот по удержанию в кулаке пытающееся бузить духовенство, окончательного приведения в разум Казанского ханства… Упс, уже просто Казани, потому как теперь в этом городе сидел московский наместник, а вовсе не очередная марионетка. Марионетки, они ведь, что характерно, частенько пытаются мнить себя полноценными властителями, особенно такие, изначально чужеродные центральной власти. А уж казанские ханы реально спали и видели возврат к прежним временам, когда они были одним из пупов земли и отправлялись в набеги за рабами из числа «неверных».

Ай, было да сплыло это самое ханство, а мнящих о себе слишком много большей частью перебили, меньшая успела бежать кто куда. Часть, откровенно говоря, в тот самый Крым, надеясь не просто пересидеть опасное время, а вновь вернуться. Сам Менглы-Гирей, нынешний крымский хан, попробовал было набежать на Русское царство в первый раз за достаточно большой срок, да только соотношение потери/трофеи ему не сильно понравилось. Точнее сказать, сильно не понравилось по причине преимущества противника в артиллерии, умении её применять, а также опоры на немалое число малых крепостей, которые — за что отдельное спасибо послу в Москве Франсиско Борджиа, так и продолжающему пребывать на своем посту и ничуть оным не тяготящимся из-за высокого уровня значимости последнего — наконец то начали строить из камня, а не столь просто поджигаемого дерева.

В общем, исчисляемая десятками тысяч конница Крымского хана получила по соплям от заметно усилившейся за годы правления Ивана III русской армии, понесла нехилые потери и вынужденно оттянулась обратно в родные степи, ни разу не довольная итогами набега. Ах да, предварительно купленные информаторы в Крыму оправдали тот золотой дождь, которым их осыпали. Хотя по сути вся эта шобла во главе с Менглы-Гиреем заслужила дождь тоже «золотой», но совсем другого типа. Ничего, вот пройдёт некоторое время, и он точно на них прольётся, да со всей щедростью!

Потом, но не сейчас и не в ближайшие годы. У Русского царства банально не имелось достаточно сил для похода в Крым через изначально враждебную территорию, к тому же в крайне тяжелых климатических условиях. Выжженные степи, полупустыни, минимальное число нормальных источников воды, пригодных для снабжения аж целого войска. Ну и про отсутствие опыта именно таких походов и сопутствующих боёв также забывать не стоило. Ко всему этому следовало долго и упорно готовиться. А сперва ещё и с остатками Большой Орды и Астраханским ханством разобраться. Задача не на месяцы, даже не на пару-тройку лет. Эх! Крымское же ханство неслабо так усиливалось, сам хан и вовсе начинал думать, что род Гиреев уже сейчас сильнее Дома Османа, а следовательно… Ну да, то самое стремление быть первым среди всей азиатской братии, весьма важное для желающего почувствовать и показать себя лидером исламского мира. Отсюда и набеги на Польшу с Литвой.

Какое до этого дело нам? Так ведь король Польши Ян Ольбрахт и великий князь Литвы Александр Ягеллончик, они оба-двое так громко завопили, адресуя свои вопли в Рим, что таки ой. Дескать, вновь злобные мусульмане добрых христиан обижают. Сильно так обижают, от чего на землях полное оскудение и вообще никуда не годится, что недавно победившие в Крестовых походах, повергнувшие Мамлюкский султанат и Османскую империю государи Европы должны страдать от каких-то недобитков исламского мира, которые сидят ещё в Крыму только потому, что у Рима до них руки не дошли. Слова, понятное дело, были иными, но суть та самая, не перепутаешь.

Естественным являлось, что если к нам, Борджиа. обращаются просящие защиты от врага, выступающего, помимо прочего, и под знамёнами того самого джихада, то отказывать не есть хорошо. Но и таскать для других каштаны из огня не было особого… и вообще никакого интереса. Следовательно, предстояло делать не «ничего», а «нечто». Но это самое «нечто», как и упомянутое ранее «ничего», по словам Никколо Макиавелли в его уже изданном и оказавшемся куда полнее знакомого мне ранее «Государе» могло быть разным, меняющимся в зависимости от конкретной ситуации. Сейчас же «нечто» должно оказаться не напрягающим наши силы, и так задействованные в других направлениях, но в то же самое время достаточно наглядным, показательным.

— Флот и ракеты, — опередил мою собственную мысль «отец». — В Крымском ханстве достаточно прибрежных городов. Этих наших действий должно хватить, чтобы сохранить образ защитников христианского мира. Остальное пусть делают сами Ян с Александром.

— Целиком и полностью поддерживаю, — радостно оскалился я. — В итоге получается, что мы действительно можем себе позволить проявить интерес к тайнам и загадкам Нового Света, при этом держа руку на пульсе происходящего в уже давно известных землях.

— Кроме Индии.

— Да, кроме тех земель. Но лезть ещё и туда… рано, отец, просто рано. Не стоит пытаться объять необъятное.

Родриго Борджиа и хотел бы с этим поспорить, да только здравый смысл не позволял. Но хотелось… аж жуть. Вот по глазам, позе, выражению лица вижу, что решил притаиться до поры и вновь поднять эту тему чуть позже, когда большая часть семьи соберётся на важный сходняк… упс, эпоха не та. На совещание, конечно же. А примерно в то же время или даже несколько раньше ещё и ацтекских пленников подвезут, вкупе с переводчиками. Вот тут реально будет о чём поговорить. Однозначно будет, поскольку разговорить их должны предварительно. Все говорят… в умелых то руках.

1503 г, сентябрь, Куба, крепость Сантьяго-де-Куба

Куба. Этот остров вот уже не первый год являлся главным форпостом Испании в Новом Свете. Отнюдь не Эспаньола, как могло бы показаться некоторым, а именно Куба. Причины? Первая заморская колония оказалась первым же и не слишком удачным опытом. Ошибки, допущенные вице-королем испанского Нового Света, Христофором Колумбом, вызвали заметное неудовольствие Их Величеств, особенно благочестивой и мудрой Изабеллы, часто ставящей разум над остротой клинка и крепостью доспеха. Не в смысле необходимости только разума, а лишь в правильности ситуации, когда голова управляет рукой, крепко сжимающей меч, равно как и вообще телом, заключённым в прочную броню. Поэтому Колумб был там, на Эспаньоле, а он, Панфило де Нарваэс, всего за несколько лет сумел не просто показать себя на новых землях короны, но и прорваться столь высоко, как и не рассчитывал в ближайшие лет десять, а то и вовсе никогда.

Лишь немного за тридцать, а он уже губернатор. Генерал-губернатор, ведь что сама Куба, что её столица, Сантьяго-де-Куба, являлись не тем местом, где стоило крепко спать и не опасаться, что сон твой окажется прерван звуками идущих в атаку индейцев, лязгом клинков, гулом разгорающегося пламени, а то и просто твоим собственным тихим хрипом и попытками хоть что-то сказать с перехваченным ножом горлом. Опасные места и ещё более опасные люди. Особенно те, с которыми совсем недавно близко познакомился его друг и недавний покровитель Диего Веласкес.

Да, друг… теперь только друг, но уже не покровитель. Сейчас, лежа в блаженной полудреме и особенно приятной из-за прикорнувшей рядом индеанки из местного племени — милой, послушной и проверенной, чтобы чего не случилось — де Нарваэс вспоминал не такие и давние события. После того, что произошло при покорении Эспаньолы, из Толедо раздался тихий, но преисполненный гнева голос Её Величества Изабеллы. Королева не просто изволила быть недовольной, но и вызвала своего вице-короля обратно в Испанию, дабы преподать тому правильный урок и объяснить, что делать можно, а чего никак не стоит.

Королевское внушение получилось… внушительным, раз осыпанный золотом и обласканный, несмотря на не особо высокую доходность открытых земель генуэзец не потерял ни должности вице-короля, ни даже золота. Золота, кстати, к тогдашнему удивлению Нарваэса, стало выделяться ещё больше. Не самого жёлтого металла, конечно, а кораблей, людей — причём не отбросов, а закалённых битвами солдат, архитекторов, мастеров, даже врачей — различных припасов стало в разы больше. Их Величества явно хотели не просто найти золото с пряностями и вывозить их, но быстро и надёжно обосноваться и править руками вице-короля, генерал-губернаторов, капитанов и иных.

Остров Сан-Сальвадор, Эспаньола, острова Доминика. Гваделупа и прочие, названные в целом Антильскими, «Острова Одиннадцати тысяч дев», Куба, Пуэрто-Рико, Ямайка — вот то, что было не просто открыто из земель Нового Света, но что удалось взять под власть короны. Крепко взять, кроме Пуэрто-Рико, который, по заключённым договорённостям с Орденом Храма, а значит с Борджиа, был отдан возродившимся тамплиерам. И он, Панфило де Нарваэс, своими глазами видел многое из происходившего. Видел и участвовал во многих важных события, кое-что записывая на листы бумаги для себя и потомков, ну а запоминая всё, ведь на память Панфило никогда не грешил.

Эспаньола и приведение к покорности её жителей, называвших себя таино. Ямайка, на которой тоже пришлось потрудиться, но уже с оглядкой на присутствующих поблизости храмовников. Затем Куба и положение уже не одного из капитанов, а вице-губернатора при Диего Веласкесе, уже неплохо знакомому горячему и жаждущему славы и золота конкистадору.

Необходимость усмирять собственный нрав, сочетая слова и меч, не давая себе… увлечься, проливая кровь дикарей сильнее, чем того требовали прозвучавшие из Толедо приказы. Присмотр за архитекторами, строителями, иными мастерами, поскольку Веласкес поручил эти дела именно ему, оставив для себя иные, более интересные и подобающие знатному кабальеро, теперь генерал-губернатору. Пускай и с наблюдающими за тем, как именно идёт покорение земель в Новом свете храмовниками, но на долю Диего Веласкеса и его войска хватало кровавой работы. Кодекс войны, принятый в Риме всеми христианскими государями Европы, кое-что запрещал, но многое разрешал. Пусть ни Веласкес, ни Нарваэс, ни многие другие не особенно понимали, почему и на этих вот индейцев распространялся европейский кодекс, но идти против власти Их Величеств, а ещё вызывать недовольство Святого Престола, а значит Борджиа… Нет уж, после всего произошедшего за последние лет десять мало кто на такое осмеливался. Крестовые походы, крах инквизиторов, попытка взлёта и падение в грязную лужу Авиньонского Папства, иные события — все они показывали и доказывали многое и многим. Многим, кто умел хоть немного думать и делать правильные выводы.

Диего Веласкес увлёкся! Поставил дела военные выше иных, слишком много и часто проводил экспедиции в глубину Кубы: то обычные, то высаживаясь с кораблей на ином участке побережья. Строительство же крепостей, причалов, закладка каменоломен, начало лесозаготовок для починки кораблей, иные дела — их он большей частью оставил на него, Нарваэса. За что и поплатился. Только иначе, не опалой, не удалением из Нового света, даже не лишением важного поста. Просто Веласкеса и Нарваэса поменяли местами. Бывший генерал-губернатор стал губернатором, но вице и наоборот.

Памфило понял допущенную другом ошибку. Хорошо понял, а потому прилагал все усилия, дабы не допустить подобного. Строительство, финансы, дела с таино, военные хлопоты — губернатор, хотя и с приложением слова «генерал», должен был вникать во все важные вопросы, давать приказы вице и менее важным подчинённым, а ещё отчитываться как перед вице-королём, так и перед Их Величествами. А ещё не забывать о том, что и тут — на Кубе и во всех подвластных испанской короне частях Нового Света в целом — наблюдают за всеми. Не просто смотрят, но делают это умело, делая выводы и отправляя когда краткие, когда подробные доклады. Начертаны они пером на бумаге или же звучат из уст того или иного человека — это не так важно.

Два года губернаторства. За это время ему удалось сделать довольно много. Используя не рабский, но наёмный труд индейцев, у прибывших из Испании мастеров по возведению крепостей получилось обнести стенами пока ещё деревянные крепости. Сантьяго-де-Куба, Гавана, Асуньон-де-Баракоа, Сан-Сальвадор-де-Баямо, Пуэрто-Принсипе, Санкти-Спиритус. Этих городов-крепостей должно было хватить для начала. Опираясь на шесть значительных укреплений, имея немалое число кораблей в своём распоряжении и возможность вызвать подкрепления в кораблях и людях с Эспаньолы, Панфило Нарваэс уверенно смотрел в будущее. Почти уверенно, ведь ничего нельзя было исключать, особенно если вспомнить шныряющих в лесах повстанцев.

Повстанцы! Их было немало, но особенно опасными являлись те, кто сумел удрать с Эспаньолы и оказался очень сильно озлоблен на прибывших из-за океана. Лес на Кубе был хороший, густой, прятаться от испанских солдат индейцы могли и умели. Хорошо умели, что и показывали раз за разом. Прятались, потом наносили несколько не сильных по отдельности, но болезненных ударов, после чего вновь растворялись среди зелени.

Неприятно? Да. Необходимость раз за разом посылать отряды вглубь лесов, под стрелы и копья? Тоже верно. Постоянная готовность отражать нападения на земли близ строящихся крепостей и на сами крепости, если вдруг индейцам из части не покорившихся и не признающих над собой власть испанцев представлялся подходящий случай? И этого отрицать не получалось. Зато считать нападения таино, не привыкших к правильному бою, не знакомых с огнестрельным оружием, уступающих испанцам в выучке и далёких от знания тактики действительно серьёзной опасностью — вот это точно нет! Они могли лишь слегка укусить, ущипнуть, доставить бочонок мелких проблем, но не больше.

Гораздо больше Нарваэса беспокоили иные соседи — не ближние, а, хвала Господу и деве Марии, дальние. Империя Теночк и населяющие её опасные, кровожадные, жестокие, но развитые почти как европейцы науа. После того как корабли Диего Веласкеса вернулись на Кубу — прежние числом, но с очень поредевшим числом моряков и особенно солдат — пришлось о многом задуматься. Например, о необходимости вновь отправлять корабли к берегам этой недавно обнаруженной империи, но уже с куда большей осторожностью. Не высаживаясь на берег большими отрядами, всё же постараться разведать близкие к берегу поселения, проверить, насколько опасные их воины, найти лучшие места для высадки и особенно врагов этих науа. Ведь если есть мощное государство, то у него просто не может быть врагов, внешних или внутренних, а часто тех и других сразу.

Однако посылать корабли просто так, наобум — на такое генерал-губернатор пойти не мог, о чём незамедлительно описал вице-королю на Эспаньолу, в её главный город, Санто-Доминго. К счастью, взлетевшего к небесам после открытия Нового Света и так и не потерявшего, несмотря на немалое число промахов, расположение Их Величеств Колумба удалось убедить прислушаться к доводам разума и желательности осторожного подхода. Узнать как можно больше о науа было необходимо для интересов короны, вице-короля, генерал-губернаторов земель Нового Света. Всё верно, но узнавать лучше, не тычась носом в препятствия, подобно кроту или слепому щенку, а понимая обстановку. Пониманию же лучше всего способствует знание о том, кого ты пристально изучаешь. А для этого были пленники. Не много, зато и не мало. Хватало и для отправки в Европу, и для собственного использования. Этому подходу всячески содействовали и храмовники, считающие, что лучший враг — это хорошо изученный враг, с предположительно узнанными слабыми и сильными местами.

Известно, что в пыточных подвалах или иных помещениях, равно как и на свежем воздухе, говорят все. Просто одни раньше, другие позже, но иного не случается. От умелого дознавателя и на тот свет не сбежать, а если подобное случается — это не более чем оплошность тех, кто пытает. Единственная сложность при пытках чужаков — сперва требуется как следует изучить их язык, но и здесь всё было решаемо. Сперва дознание с целью научиться как следует говорить на языке науа, используя как посредников индейцев из соседних племён, хоть немного способных понимать имперцев, а уже потом переход к иной области, куда более важной.

Узнать удалось многое. И это несмотря на то, что половину пленников — особенно не рядовых, а стоящих на более высоких ступенях — вместе со спешно составленными начальными словарями языка науа и составителями оных не так давно отправили в Европу. Узнанное же нисколько не радовало. Нет, то есть хорошо, что удалось разговорить пленников! Просто подтверждались самые худшие опасения, высказанные ещё самим Веласкесом и его офицерами. Большое, по-настоящему большое государство, причём стремительно расширяющееся вот уже более десятка лет, с резко усиливающейся экономикой, техническими достижениями, прочими совсем не радующими особенностями. Иными словами, если с такими враждовать, то это будет настоящая война, а вовсе не спокойное, пусть и кровавое, покорение Эспаньолы и кровавое куда менее, но тоже случившееся без серьёзных проблем взятие под власть короны Кубы, Ямайки, иных островов. Учитывая же, что объявленная Конкиста не предполагала изначально такого рода событий — всем им, конкистадорам Нового Света, до поры следовало сосредоточиться на развитии уже захваченных островов, а соваться на континент до времени подождать. Какого времени и кто его определять должен? Уж точно не он, генерал-губернатор Кубы, и даже не вице-король.

Плавания вдоль берегов, осторожное прощупывание новых земель и… И ещё куда более жёсткий присмотр за капитанами и их офицерами, чтобы те не устроили ничего схожего со случившимся в экспедиции Веласкеса.

Кстати, сам Веласкес, как виновник возможных проблем, и должен был постараться исправить им совершённое. То есть не совсем исправить — пролитую воду уже не вернуть — а новыми действиями искупить прежнюю неудачу. Одну, зато очень существенную Сейчас же Диего и вовсе был занят тем, что натаскивал подчинённых ему солдат на борьбу уже с новым врагом со всеми его особенностями, такими как отсутствие огнестрельного оружия, но высокой насыщенностью боевых порядков луками, арбалетами, а также массивными стреломётами. Последние, правда, он только издали видел, на стенах крепостей науа, а вот в бой такие машины сильные своей скоростью пешие воины империи Теночк, ясное дело, не потащили. Да, новый враг научил испанцев осторожности с самых первых схваток! Зато недолгое пребывание на землях империи показало конкистадорам богатство земель, что там есть многое, что хотелось бы получить себе. Торговлей ли, войной — это как получится. Вдобавок было очевидно — не везде тут, на неизведанных землях, окажутся такие как науа. Заметно уступающие в развитии, в умении сражаться и многом ином таино были куда как привлекательнее для желающих поживиться золотом, пряностями и иными ценностями. Земля опять-таки, которую можно сделать собственной, разбив там плантации, устроив рудники, каменоломни и прочие полезные, важные и выгодные производства. За последние годы аристократия Европы успела крепко уяснить, что прямое владение шахтами, цехами, производящими какие-либо товары — это для благородных людей не то что почётно, но и выгодно, и совсем не позорно. Какой уж тут позор, если так быстро и высоко взлетевший род Борджиа подгребал под себя всё, нисколько подобных дел не стыдясь; про Медичи с их банками и не только вовсе говорить не приходилось. А где два правящих рода, там и остальные. Сфорца и д’Эсте, Малатеста и Гонзага, иные, не такие известные итальянские семьи. Если засуетились итальянцы, то и другие сперва присматривались, затем кинулись повторять, развивать, углублять. Время перемен, оно как пришло, так уходить и не собиралось.

Мысли текли довольно вяло, мерное дыхание спящей под боком милашки убаюкивало, погружало в дрёму, от которой и до сна недалеко, однако… Грохот выстрелов, из аркебуз и орудий, заставил генерал-губернатора, словно распрямившаяся пружина, выскочить из постели, сразу же бросившись к стоящему рядом с кроватью мечу и паре пистолетов. Нападение!

(немногим ранее)

Что можно противопоставить людям из-за океана с бледными, словно неживыми, лицами? Людям, укротившим громы и молнии, закованным в почти не пробиваемую железную шкуру и оставляющим после себя кровь, смерть и дымящиеся пожарища?

Сперва казалось, что это конец, что остаётся либо смириться, распростёршись ниц перед захватчиками, либо бежать. Бежать далеко, надеясь, что тебя потеряют или хотя бы найдут очень нескоро. Касик Атуэй, несколькими годами ранее властвовавший над одним из десятка самых сильных племён таино, не хотел ни того, ни другого. Ему нужна была месть и только она. Неудачная, совсем провальная попытка что-то противопоставить пришельцам «с большой воды» на родных землях. Бегство с немногими уцелевшими соплеменниками и не только на другой остров, куда чужаки тоже пришли, но ещё не успели залить всё кровью. Предупреждения, иногда помогающие, а иногда…

Сначала было куда легче поднимать воинов иных, но родственных племён на войну с захватчиками. Рассказы о том, что теперь творится на землях предков Атуэя и других касиков, они подкреплялись многими воинами, женщинами, детьми… из тех, кого удалось вывести оттуда. Никто не хотел быть убитым просто или сожжённым на костре, как порой делали «железные люди». Но потом многое изменилось. «Железные» не перестали лить кровь, убивая воинов, но прекратили лить её просто так — или как жертву своим неведомым богам, тут ни касики, ни жрецы не могли быть уверены — а женщин и детей и вовсе прекратили не то что убивать, даже пленять и уводить в рабство. Зато стали говорить, отпуская часть ранее пленённых, предлагая мир и торговлю. Только мир уже не такой, как был прежде, а под их властью. Касикам готовы были оставить часть, в то время как остальное выкупить за невиданные товары, каковых у таино либо не было вовсе. либо встречались редко и не такие хорошие.

Немалое число воинов, жрецов, даже касиков, уставших от постоянно проигрываемых битв, павшие духом… готовы были согласиться, поступившись частью для получения большего. Только не все, не все! Сам Атуэй, Оронапи, Арнак, несколько других касиков — они не хотели терять кто часть власти, кто честь, кто возможность отомстить. Со временем наловчились, как именно нужно воевать с «железными людьми», чтобы наносить тем урон и при этом не терять чересчур много своих воинов. Имелись надежды медленно сократить их число, а потом, когда те окажутся запертыми в возводимых ими больших каменных домах с грохочущим оружием на стенах, окружить и. не считаясь с потерями, убить всех до единого.

Надежды были. но… Оказалось, что большие лодки снова и снова уходят, после чего возвращаются, привозя других воинов, другое оружие. Если менять десяток вооружённых привычным таино оружием воинов на одного «бледного повелителя грома», то воины таино из не смирившихся с чужаками закончатся гораздо раньше.

У многих опускались руки, некоторые из сторонников Атуэя и прочих снова заговорили о примирении с «железными», но тут им повезло. Или же духи предков откликнулись на мольбы не справившихся с врагами потомков. Атуэю не было особой разницы. его интересовала лишь возможность убить побольше тех, кого он люто ненавидел. И она появилась, подаренная гостями другими, с «большой земли».

Науа! Так они себя называли. Сперва появились лишь несколько соглядатаев, которым было интересно лишь то, кто вообще прибыл на эти земли. Они появлялись, затем исчезали, но в промежутках возникали близ кого-то из касиков племён таино и намекали, что с их великим императором не следует враждовать. Напротив, лучше дружить.

Знал ли Атуэй, кто такие науа и что такое их империя Теночк? Очень смутно, но и того немногого хватало для понимания — если кто и способен противостоять «железным людям», то только они. И старался не вспоминать про их пугающую жестокость с жертвоприношениями, которые… Хотя если на каменные алтари будут брошены приплывшие откуда-то с «большой воды» чужаки — он только порадуется, а ещё плюнет им прямо в глаза, когда те станут корчиться, привязанные к камню и смотрящие, как к их телам приближается обсидиановый клинок, чтобы вырезать ещё бьющееся сердце.

— Науа готовы, Атуэй, — прошептал сын его сестры, Уаки. — Мы провели их незамеченными туда, откуда воины смогут быстро добраться до стен. Тех, где меньше сторожей, где им плохо смотреть. Жаль, что леса не осталось.

— «Бледные» умны, Уаки, — не шелохнувшись, продолжая укрываться в тени деревьев, прошептал окружённый теми соплеменниками, в чьих жилах текла хоть капля общей крови, кто был свиреп и умел в войне с врагом. — Они всегда страшные воины, но особенно опасны, когда вокруг нет леса. Их боги там не способны помочь, а наши сильны.

— Я понял тебя, касик, — почтительно склонил голову перед старшим родич. — Но они хотят…

— Я знаю. Эту цену мы должны заплатить.

Цена действительно была велика. Прибывшие на остров на небольших лодках и тайно высадившиеся в нужных местах отряды науа не сразу устремились в бой. Нет, они сперва накапливались, а потом, сочтя, что численность достаточна, двинулись к главному месту, где поселились чужаки. Месту, которое те назвали Сантьяго-де-Куба. Тихо, под покровом не просто густых лесов, но ещё и ночи, дабы почти полностью исключить угрозу обнаружения. Излишне говорить, что всё способное выдать науа, отличающееся от обычных вещей и оружие племён таино было до поры скрыто во вьюках.

И вот настала та самая ночь. Ночь, о которой Атуэй и другие давно мечтали. Ведь если падёт Сантьяго-де-Куба, это станет знаком, что как боги, так и духи предков поддерживают их, показывают, что чужаков с бледными лицами можно не просто убивать поодиночке и малыми отрядами, а побеждать там, где они ощущают себя дома. Важная, решающая многое ночь.

Оплата же… Науа требовали пусть многое, но это им готовы были дать. Воины таино должны были стать первыми, кто прольёт в этой схватке кровь. Знающие местность, ловкие, быстрые — на них возложили задачу, используя лёгкие лестницы и верёвки с крюками, взобраться на стену и закрепиться хотя бы на одном участке. Открыть дорогу основной силе, воинам науа, которые лучше таино умели сражаться с защищённым железной броней и оснащённым извергающим гром и раскалённый металл оружием противником. Кроме этого… Касики не остались довольными, но вынужденно согласились пустить сюда, на земли этого острова жрецов божеств, которым поклонялись жители империи Теночк. Правда, оговорили условия, среди которых важнейшими являлись невмешательство в их веру, а также строгий запрет тащить на жертвенники тиано. Науа и главный среди них, Мекатл, согласились.

Верил ли им Атуэй и его главные союзники? Он не верил совсем, Арнак колебался, а вот Оронапи скорее верил, нежели нет. Но всё это было совсем не важно. Месть! За неё многое можно было отдать, даже собственную жизнь.

Несколько тихих слов, произнесённых касиком, и вот невидимые в ночи тени беззвучно скользят к каменной стене, надеясь, что охраняющие покой соплеменников люди с бледными лицами не успеют их увидеть. Следом должны двинуться и воины науа, подобно чужакам, облачённые в железо, вооружённые причудливой смесью привычного таино и совершенно иного оружия.

Тишина… всё ещё тишина. Но она длилась не так долго, как хотелось бы Атуэю. Грохот извергающих огонь и раскаленный металл трубок бледных людей разорвал тишину в клочья. Вспышки, разгорающиеся сильнее обычного огни на стене, доносящиеся крики — всё это показывало умеющему видеть и слышать достаточно много. Касик понимал — задуманное удалось только частью, не целиком. Неслышными подобраться к стене, забросить крюки, подняться — это получилось. А вот дальше… Похоже, их заметили и сразу же начали стрелять. Грохот привлек внимание остальных и… Атуэй, хоть и сжигаемый ненавистью, осознавал — без помощи его воинам не удастся сделать ничего, их просто перебьют, как это случалось раньше, не раз и не два. Только теперь таино были лишь острием копья, а основной его частью являлись науа. Они как раз спешили воспользоваться ситуацией, перебраться через стену на том участке, где сейчас сражались их союзники.

— Что прикажешь теперь, касик? — произнёс Фауди, бок о бок с которым Атуэй сражался ещё задолго до того, как нога первого «железного» человека с бледным лицом ступила на земли таино. — Не все наши воины сражаются на стене и у неё.

— К бледным людям не должна прийти помощь, друг. И они сами не должны убежать. Кружи вокруг стен, находи и убивай всех, кто наш враг. Никто не должен уйти, все должны умереть!

Плохо, когда готовишься отражать атаку одного врага, а нападает совсем другой. Ещё хуже, когда они нападают совместно, тем самым делая оборону ещё строящейся крепости совсем сложной. Но испанцы не были бы испанцами, если б опустили руки, покорно принимая случившееся. К тому же среди воинов Конкисты практически не было необстрелянных новичков, не успевших побывать самое малое в нескольких сражениях. Война за Неаполь, Крестовые походы, окончание Реконкисты, иные, менее значимые битвы. Прибыв в Новый Свет, эти вояки готовились ко всему, включая наиболее опасное. Готовились и вот оно, случилось.

Уже столкнувшиеся в бою с науа рассказали собратьям по оружию, чего ожидать от нового врага, как лучше всего ему противостоять. Рассказали, после чего стали делиться опытом не только на словах, но и на деле. И вот…

Панфило Нарваэс, при первых звуках боя быстро вооружившийся и облачившийся в доспех, в сопровождении пары охранников поспешил не к самому месту боя, конечно, но туда, откуда мог видеть общую картину и управлять сражением. Ночным, очень неприятным, с неожиданным противником, но всё равно управлять. И увиденное ему с самого начала не нравилось.

Ночная атака индейцев таино — это ожидаемо. Не идущие на переговоры, продолжающие обречённую на поражение войну касики — зло привычное, с которым известно, как и чем бороться. Наиболее неприятным оказывалось столкновение с ними в лесах, где индейцы могли использовать зелёные заросли для нападения из засад, удара и отхода, где бои велись лишь небольшими отрядами. Именно там их стрелы с копьями оказывались достаточно опасны, а отсутствие брони не такой большой слабостью, как на открытой местности.

Здесь же, у стен слабой по меркам Европы, не до конца достроенной, частично деревянной, но всё равно крепости… Таино были обречены, с какой стороны ни посмотри. Будь стены деревянными, тогда стоило опасаться поджога, ведь индейцы умели и горящие стрелы делать, и просто беззвучно подобраться в тёмное время, после чего облить строение местным маслом и поджечь. Потому Нарваэс и ускорял работу в каменоломнях, потому крепости и возводились с учётом того, чтобы камни оттуда было недалеко доставлять. Иначе — полная глупость. Это потом, окончательно укрепившись на тех или иных землях, можно строить крепости в стратегически удобных, но далёких от источников камня и иных ресурсов местах. Сейчас только так, с оглядкой. Некоторые считали его излишне осторожным, однако… Куда завела тяга к лишнему риску Диего Веласкеса? Хотя нет, там было лишь стечение обстоятельств, воля Господа. Сам он, окажись на месте друга, не избежал бы такого же, а то и худшего исхода.

Грохотали орудия, сухо и зло лаяли аркебузы, сокращая число тех, кто думал, что может, не имея представления об искусстве войны, взять укреплённое место, защищаемое одними из лучших воинов Европы. Казалось, что скоро всё закончится, но нет. Разглядывая поле боя, пусть и ночное, но различимое из-за освещения на стенах и рядом, Нарваэс заметил… Этого не должно было быть, но оно имелось. Непривычного вида стальная кираса, шипастые наплечники, странной формы наручи. И не один такой, а уже несколько, много.

— Науа! — воскликнул генерал-губернатор, не обращаясь к кому-либо конкретному, но зная, что любое слово будет услышано. — Резерву приготовиться. Стрелять только залпом. Орудия заряжать картечью и цепными ядрами.

— Картечью, дон Панфило, — мягко, но в то же время уверенно произнёс Васко де Ламайя, прошедший и Крестовые походы, и даже Реконкисту в последний год заставший, будучи в строю. — Науа не любят тесные построения. А тут, внутри крепостных стен… Понимают, что время для построения им не дадут. Будут раздёргивать наших солдат, выманивать и уничтожать. Они хорошие стрелки, а арбалетчики готовы умереть в размен за нашего воина. Не простого. Вы знаете.

— Картечью заряжать, — поправил свой приказ Нарваэс. — Беречься арбалетчиков. Держаться рядом. Аркебузирам целить в головы.

Может про последнее напоминать и не стоило, но нынешний властелин Кубы счёл и это не лишним. Неприязнь науа к шлемам — не у всех, но у многих — причины которой были неясны, но пользоваться этим преимуществом стоило. Преимущество, оно сейчас есть, потом и исчезнуть может.

Много, очень много! Генерал-губернатор наблюдал за полем боя, отдавал приказы, но в душе содрогался, понимая, что с появлением воинов науа удача и милость Господа могут и изменить. Отец небесный, как многие успели убедиться, помогает лишь тем, кто и сам о себе привык заботиться. Уж за последние годы в этом только глупцы, ленивые и авиньонцы никак убедиться не удосужились!

— Небесное воинство и сорок мучеников! — не особо громко воскликнул Панфило. — Сохраните нас от участи, что хуже простой смерти…

Не простые слова, а под влиянием увиденного. Науа, если у них был выбор, добить раненого врага или оставить его покалеченного, беспомощного, но живого, всегда выбирали последнее. Причина? Жертвенники, на которых, по воспоминаниям что Веласкеса и его офицеров, что рыцаря-храмовника особым поводом для гордости было уложить не просто врага, но врага, который храбро и умело сражался. Сердца таких в империи Теночк считались самым ценным приношением их богам. Потому не было сомнений — при победе науа раненые будут заботливо собраны, подлечены — ибо искусство врачевания в империи, насколько можно было судить, мало чем уступало итальянскому — а затем один за другим, в течение какого-то времени, будут возложены на жертвенники.

Привычка к ночному бою! Вот чем были сильны жители Нового Света. И если в случае с таино это не выглядело столь опасным из-за их отставания в военном искусстве, то вот с науа всё представлялось куда более угрожающим. Они явно учились и ночному бою. Давно, хорошо, на зависть многим. Им хватало тех немногих источников света, что скудно освещали стены крепости, пространство внутри них, дома и главную пока ещё почти не цитадель.

— Попались! — радостно вскрикнул де Ламайя, увидев, как сбившиеся в тесный строй под защитой щитоносцев и пикинёров стрелки дали залп из аркебуз. Картечью, да по неудачно подставившимся науа. Множество свинцовых шариков, хлестнувших по тем, не всегда попадали в неприкрытые бронёй места, но и попавшего, и пробившего хватило. А тут ещё и орудия со стен, и резервные, выкаченные из арсенала, тоже выпалили по площадям, порой рискуя даже чрезмерно, порой задевая краем своих. Жестоко, но необходимо, особенно если учесть общую ситуацию, готовую стать переломной. И тут…

Словно мелкие капли ртути, собирающиеся в единое целое, из отдельных «ручейков»-отрядиков собрался отряд довольно мощный и заметно отличающийся от остальных науа. Сложно не заметить, если у них, в отличие от всех иных, имелись плащи из шкур пятнистого зверя и маска-череп в виде оскаленной пятнистого окраса кошки, прикрывающая лицо. И устремились они как раз к тому месту, откуда он старался руководить сражением.

Добраться до командующего, убив его или пленив? Разумный ход, наряду с некоторыми другими, тут Нарваэс в очередной раз вынужден был признать умение науа как просто сражаться, так и предпринимать тактические ходы. Заодно возблагодарить высшие силы за то, что не утратил осторожности, держа рядом с собой не слишком большое, но достаточное число охраны. Она и последний резерв и. как оказалось, для таких случаев пригодилась. Короткие аркебузы, по пистолету, а то и паре за поясом, испившие крови не в одном бою клинки. И руки, их держащие, они тоже знали, как с оружием обращаться.

Вот уже выстрелы гремят не в отдалении, хоть и относительном, а совсем рядом. Стрелки умело чередуются, быстро перезаряжают оружие, выцеливая облачённых в звериные шкуры — хоть и с доспехами под ними — врагов. Кто-то целит в голову. Иные, не столь уверенные в собственном мастерстве, да ещё в ночную пору, бьют по туловищу в надежде, что свинец окажется сильнее доспехов науа, ранее не ведавших об огнестрельном оружии.

Ещё ближе. Пятнистая волна, презирая смерть чуть ли не как античные стоики, уже внутри. Последние залпы из аркебуз, затем тявкают пистолеты и, отброшенные, падают на пол — перезаряжать их просто некогда. Пришло время клинков… и шестопёров, которыми чуть ли не поголовно вооружены прорвавшиеся науа. Шестопёр и щит или же шестопер за спиной до поры, а в руках арбалет. Немного непривычные очертания, вычурность форм, но этот вид оружия ни с каким иным не перепутать. Шелест распарывающих воздух болтов, затем снова. К удивлению Нарваэса, некоторые оказываются спаренными. Болты — это серьёзно Они пробивают почти любой доспех, особенно с близкого расстояния. Против подобного разве что большие металлические щиты, введённые в «войне за Неаполь» в войсках Борджиа, но здесь их нет. Не думали, не рассчитывали. Сглупили. И сразу же в голове звучит собственный голос: «Если выживу — не только долго молиться буду в благодарность за спасение, но и о правильных щитах позабочусь. Свет то Новый, а угрозы почти старые!»

Везение. Вражеские болты проходят мимо, вонзаются в доспехи прикрывающих губернатора солдат. Вот уже рука словно сама разряжает один из пистолетов в огромного воина в развевающемся плаще из шкур, уже проломившего строй и пытающегося добраться до главной цели. До него, Панфило Нарваэса.

С едва слышным стоном, получивший пулю чуть ниже маски-шлема, в нижнюю часть лица, великан оседает, а там его добивает кто-то из солдат. В руках меч и второй пистолет, готовность как выстрелить, так и ужалить клинком, но дело командира не биться впереди, а сохранить себя, чтобы не терять нити управления битвой. Лишь если всё потеряно, лишь тогда остаётся крепче сжать фамильный клинок и постараться умереть с честью, окружив себя трупами врагов. Пока же…

Как там было у Веласкеса? Удавалось разменивать одного своего за двоих-четырех науа? Видимо, тогда и условия были удачными для давнего друга, и воины уступали вот этим, в звериных шкурах. Подобие римских триариев? Может и так, очень уж умело бьются, орудуя своими дубинами-шестопёрами так, что было бы это на турнирах — смотреть бы и смотреть. Тут тоже смотреть нужно, но чтобы такая вот вещь из металла, дерева и камня тебе в голову не прилетела. Эти науа не только из арбалетов стреляют, но и основное оружие при необходимости метнуть способны. Уже двое… нет, трое солдат погибли как раз от таких ударов. Не ожидали. За это и поплатились.

Меньше их становится, заметно меньше. Только отступать не собираются. Бросать оружие? Об этом и мечтать не приходится. Находя время ещё и бросать взгляды на происходящее снаружи, Нарваэс облегчённо выдохнул — там тоже натиск не то что ослабел, почти прекратился. Местные индейцы-таино уже отступали, часть и вовсе бежала. Науа, те отходили умело, огрызаясь контратаками, а с захваченных участков стены прицельно били их стрелки. Свои… их мало осталось, куда меньше, чем надеялся Нарваэс. И останется ещё меньше, если срочно не оттащить раненых к врачам, которых в Сантьяго-де-Куба хватало. Сперва он не понимал, зачем столько лекарей в Новом Свете. Оказавшись тут и поварившись в этом адском котле, где смешивались раны, болезни, просто истощение с усталостью — полностью осознал и принял. И теперь в очередной раз пообещал самому себе возблагодарить что Господа, что деву Марию, что всех иных, готовых прислушаться к исходящим от него, грешного, молитвам.

— Закончились, — простонал раненый в плечо и ногу Пабло Рамирес де Сагредо, без сил сползая по стене и даже не обращая внимание на то, что к нему кинулся товарищ, дабы снять хотя бы части доспеха и обработать раны. — Я думал всё, тут нас и похоронят. Если просто не бросят на съедение падальщикам.

— Или не утащат к алтарю, — поморщился ещё один конкистадор, Филипп де Лас Кронтес. — Выстояли. Но сколько нас теперь осталось, хватит ли для обороны крепости? Или придётся отступать? Что скажете, дон Панфило?

— Если отступать, то сушей, — скривился губернатор. — Видите зарево? Похоже, проклятые науа подожгли если не все три оставшихся в бухте корабля, то один точно. Нужно выяснять. Но только когда рассветёт.

— Понимаем, — скрипнул зубами не то от боли, не то от негодования на врага Пабло. — Ночь, темно… засады. Не дойдём. Только индейцев обрадуем.

— Утро покажет. А сейчас приказываю раненых к врачам, здоровым на стены. Половина спит, половина сторожит. Меняться через два часа.

Нарваэс старался не показывать, что он серьёзно озабочен, если и вовсе не испуган произошедшим. Да, крепости удалось выстоять, но что если совсем скоро будет очередное нападение? Что если и отступать больше некуда? Ведь если ударили по ним, то и по остальным крепостям могли. Науа, это не таино. Но как, дьявол их побери?! Как они смогли, не имея флота, перебраться сюда? Разве что на лодках, отряд за отрядом, пользуясь поддержкой непокорившихся касиков и их знаниями местности. Это тоже предстояло выяснить и тоже утром. Может быть. если вообще получится, если не придётся бежать, спасая уже не крепость, а свои жизни.

1503 г, октябрь, Рим.

Как быстро может измениться город, в котором ты живешь? Скажу честно, тут смотря какими мерками измерять! Одно дело, если подходить с точки зрения человека XXI-го века, привыкшего к стремительному прогрессу во всех областях и отвыкшему удивляться по большому то счёту, реагирующему лишь на действительно необычное. Иное дело здесь, на стыке XV-го и XVI-го веков, по сути в обществе, которое вот уже не первый век вяло топталось на месте, лишь изредка делая несколько робких шагов вперёд и тут же получая толчки и пинки от тех, кто этому всячески препятствовал.

Так было. Теперь стало иначе. Оказавшийся в этом — с определённых пор однозначно ясно, что параллельном тому, в котором я родился и жил — мире летом 1492 года, бывший наёмный убийца по прозвищу Кардинал, за одиннадцать лет перекурочил окружающую его реальность чуть ли не до неузнаваемости. Уж Италию и прилегающие к ней земли точно. Не злобы ради, не забавы для, а исключительно из личных понятий о прекрасном, равно как и о том, в каком мире лично ему хотелось жить. Жить не в смысле выживать, а с комфортом, не чувствуя особо сильных неудобств от смены мира, эпохи, окружающей атмосферы и обитающих в ней людей.

Жалею ли я о чём-то из сделанного? Три раза ха-ха. Впрочем, определённая грусть присутствует, но не имеющая даже косвенного отношения к моральным терзаниям за «разрушенный естественный ход истории». Она по поводу того, что как ни ломай встающие на пути прогресса технологий и ментальности человеческой стены, они возникают всё новые и новые, едва только сделаешь несколько новых шагов. И приходится опять заниматься, хм, демонтажными работами, используя все доступные инструменты, в том числе и особенно двуного-разумные.

Что до шагов… Я сейчас и в самом прямом смысле шагаю, гуляю по улицам реально изменившегося Рима. Не один, конечно, в сопровождении явной и скрытой охраны, вдобавок не в одиночестве, а с «сестрой», то есть с Изабеллой. Вот она, живое и отлично себя чувствующее доказательство как параллельности миров, так и того, что связь между этими самыми мирами очень сложная, нам покамест практически непонятная, но от этого ещё сильнее хочется её разгадать. Опять-таки не абстрактного знания ради, а для получения шанса на новые и новые жизни, когда этот путь станет подходить к концу. Нет, ну а что? Если я и моя подруга/напарница, пусть и с разницей в несколько лет, ухитрились попасть в один и тот же мир — в этом однозначно есть некая закономерность. Предстоит её найти, разобраться, а там и до использования в практических целях недалеко. Трудностей, бесспорно, с избытком, но шансы то есть. Я и Изабелла-Алиса сдаваться при виде преград не привыкли. Скорее уж совсем наоборот.

Пока же пешая прогулка по городу, заметно так похорошевшему при Борджиа… и это вовсе не в издевательском тоне, подобно одной из европейских столиц и её, хм, мэре, который, словно ужаленный в жопу крот с печальным постоянством перерывал улицы города, меняя шило на мыло.

Рим, империя, да и вообще Европа менялись самым стремительным образом. Хотя Рим всё ж больше и быстрее как эпицентр перемен, да. В родном для меня мире эпоха пара началась когда? Верно, по большому счёту лишь в XIX веке, да и то не в его начале. Здесь же удалось протолкнуть этот простой, но достаточно эффективный ключевой пункт прогресса аж на три с лишним века раньше. Пускай паровые машины в цехах пока были экзотикой тем больше, чем дальше от Вечного Города, но они были, они потихоньку распространялись. Другой же представитель эпохи пара — корабль, способный двигаться не только под парусами, но и на колёсном движителе — встречался с завидным постоянством как на реках, достаточно крупных для нормального судоходства, так и в морях. Корабли, конечно, до поры имелись лишь у нас, Борджиа, но печёнкой чую, другие тоже скоро не то что распробуют — тут и сомневаться не стоило — сколько доберутся таки до развития собственной технологической цепочки, позволяющей строить нечто подобное. Прогресс неостановим. Если, конечно, его искусственно не тормозить, как в привычной для меня истории делали многочисленные мракобесы, особенно из числа рясоносителей, будь они неладны.

— Мессир, мне больше нравится Рим, — тихо, почти шёпотом произнесла Изабелла, улыбаясь. — Помнишь ещё, Чезаре?

— Родное не забывают, — улыбаюсь в ответ идущей рядом красавице, чисто по братски поправляя девушке выбившуюся из причёски прядь волос. — Надеюсь, что и Рим будет нравиться не только мессирам, но и большинству нормальных людей, да и другие города окажутся одержимы идеей «догнать и перегнать». Правильной идеей, а не тем безумием, о котором мы оба ведаем. И которого тут явно не случится.

— Не случится… А ты лентяй, братец.

— Это почему вдруг?

— Так и не захотел нормально осваивать столь важное для коронованных особ умение — езду на лошади с гордым видом.

Не могу не рассмеяться. Вот какая была моя подруга, такая и осталась. Что там, что тут. Радует и весьма. Люди должны оставаться самими собой в любых обстоятельствах, а вовсе не пытаться прогнуться, подстроиться под людей, обстановку, установленные непонятно кем и зачем правила. Только так можно сохранить главное — дух и волю.

— Внешне почти то же, внутри всё меняется, — вновь заговорила Изабелла, величаво махнув лапкой в сторону зданий. — Красиво, изысканно, никакой грязи разве что и по улицам теперь ходят в любое время дня и ночи, разбойников не боясь.

— Рим — наш город, наш дом. А кому приятно, если по тёмным углам сперва грязь с паутиной обнаружатся, потом придут пауки, мыши с тараканами и прочая фауна. Она ж всё загадит, а потом и хозяев за пятки кусать станет, требуя «расширения жизненного пространства». Ну его, такое развитие событий, аккурат на дно Тибра или даже поглубже. К тому же я и по ночам гулять люблю. Не только по террасам и внутреннему двору Замка Святого Ангела, но и в Риме, и в окрестностях оного.

— И фонари теперь другие. Новое гениальное творение «богомерзкого алхимика» и «механика Люцифера», что работают под понуканиями «аптекаря сатаны».

Стебётся Изабелла, тут и к гадалке не ходи. Под этими тремя очень любимыми в Авиньоне и в среде духовно им близких прозвищами подразумевались фон Гортенхельц. Леонардо да Винчи и моя ни разу не скромная персона. Фонари же — это отдельный разговор. Ведь что горело в них раньше? Правильно, масло. Не самый лучший источник света, как ни посмотри. Совсем не лучший, коли выражаться предельно честно. Это стоило поменять, а с высоты многовекового опыта и знания основных вех прогресса задачка становилась совсем простенькой.

Керосин. Тот самый продукт переработки нефти, получаемый самым простым способом. Берётся нефть, наливается в большой закрытый сосуд и начинается нагрев. Пары же не улетучиваются, а идут через единственный отводящий путь — змеевик, охлаждаемый водой. Конденсат и является необходимым керосином. Качество, конечно, так себе, но для осветительных целей и этого более чем достаточно. Остающийся же в котлах мазут тоже не выливается. В теории его можно и в битум для дальнейшего производства асфальта перерабатывать, но то в теории. Пока же мазут был вполне себе пригоден для сжигания в паровых машинах. Ну не выливать же его, право слово!

Откуда в Италии нефть? Есть чуток в предгорьях Аппенин, но там так, чистому смех. Зато Египет — это совсем другое дело! Нужно было лишь знать примерные места её залегания, а там даже с использованием весьма примитивной механики можно было до неё добраться. Перевозка и того проще. Бочки солидного объёма доставляются до ближайшего порта, затем погружаются в корабельные трюмы и вуаля, доставка до уже европейских портовых городов. Вдобавок в бочках то уже не сама нефть, а продукт пусть примитивной, но переработки. Так оно легче, удобнее, выгоднее.

Наступивший гораздо раньше привычного век пара. Он ведь способен тянуть за собой прогресс так, что «мама, не горюй»! Отсюда и заправленные керосином фонари на улицах не только Рима, но и других городов. Очень яркий по местным меркам свет на улицах ночью. Замена свечного и тем паче факельного освещения в мало-мальски богатых домах. Плюс мода на всё новое, распространявшаяся из Рима вплоть «до самых до окраин». Ой не зря Изабелла подметила и этот нюанс.

— Чезаре, а вот то место, где можно отдохнуть… от пешего отдыха, — промурлыкала Изабелла, показывая на одну из тратторий, которые в последние годы выросли в городе, словно грибы после дождя. — Хорошее. Я там была. А ты?

— «Вакханка», хм… припоминаю что-то, а особенно кого-то. Служанки там полностью отвечают названию. Завлекающе улыбаются, изысканно виляют бедрами и попкой, раздеваются тоже умело. Сам не проверял, но слухи, они такие, им порой верить стоит. Вот поглядишь на их, служаночек, повадки, так сразу и веришь.

— Чтобы ты, братец, да лично не удостоверился. Верю, но прилагая большие усилия.

— Изабелла, ну вот включи разум, притушив ехидство. Если бы я всех подряд римских красоток, хм, дегустировал, откуда времени свободному взяться. Хуана, тут само собой, но ведь ты знаешь, что, помимо чисто телесной красоты, меня привлекает. Красота, стиль, ум, а если к этому ещё и некую изюминку добавить, у-у, — мечтательно прищурился я. — В «Вакханке» же только красота из перечисленного и имеется у прелестниц.

— Зажрался!

И пальцем на этакий указующе-укоряющий манер в меня тычет. Мило выглядит, хотя я к подобному в её исполнении привык давно, потом несколько лет приходилось отвыкать, а затем… Мда. затем та, насчёт которой думал, что больше не увидимся, снова появилась. Волшебство прямо какое-то. Ну или высшие силы вкупе с замысловатыми переходами души меж параллельными мирами при разрушении телесной оболочки. И это, я ни разу не жалуюсь, совсем наоборот.

Заходим в тратторию давно привычным манером: охрана, затем уже мы. Жизнь такая у коронованных особ, имеющих, помимо тех самых корон, ещё и массу врагов, готовых многое отдать за столь радостное для них известие о смерти одного из рода Борджиа. Тут первым делом ненавидящие нас как организаторов успешных Крестовых походов османы, арабы и прочие ни разу не европейские народы — враги явные, только самим им сюда пробраться практически нереально. Если что и смогут, исключительно руками наёмников и в редких случаях, полукровок и немногих оставшихся у них янычар. Зато второй тип врагов куда как опаснее уже потому, что их и по внешности не определишь, и на истинное лицо маску надевать умеют. Авиньонцы из числа радикального крыла, недобитки из инквизиторов или иных запрессованных Римом монашеских Орденов, просто «руки» решивших избавиться от опасных и успешных конкурентов сильных мира сего. Постоянная бдительность и никак иначе!

Никаких шуток, ведь за последние годы на разных стадиях удалось придавить более десятка покушений. Из мало-мальски серьёзных, а не отдельных фанатиков-энтузиастов, за которыми стояли лишь собственные ненависть вперемешку с безумием. Плата за то, что ты живешь по собственным законам, да ещё и мир стараешься нагнуть в соответствии со своими же представлениями о прекрасном. Мир, он ведь, собака страшная, этому сопротивляется. Пластичность реальности, что о ней ни говори, имеет место быть. Ты реальность сминаешь по своей воле, она же всеми силами пытается вернуться в привычное, условно «естественное» русло. И только когда совершённый кем-либо прогиб удерживается достаточно долго, мир смиряется и начинает воспринимать изменения как новую норму и теперь начинает защищать уже их. Вот это есть действительно хорошо и хорошо весьма. Раньше пластичность реальности была врагом, теперь же совершила неожиданный кульбит и с недавних пор начинает защищать считаемое мной комфортным и правильным в плане общего развития.

Траттория была… неплохая. Слово хорошая стараюсь употреблять редко, поскольку хорошо помню действительно атмосферные и изысканные места родного времени. Тут до них, к сожалению, ещё порядочно развиваться, хотя, как говорил один жутковатый типус: «Верной дорогой идёте, товарищи!» Вот что печалило, но одновременно являлось неизбежным почти всегда — узнавание моей персоны. Оно, увы и ах, следовало в комплекте с излишней суетливостью, желанием услужить, запомниться. Ничего не поделаешь, подобное приходилось не только терпеть, ещё и вежливо улыбаться, попутно роняя несколько доброжелательных слов. Репутация, мать её через хромую кобылу, сифилитичного монаха и страдающего энурезом слепоглухонемого муэдзина, орущего на зависть любой беременной ишачке! Борджиа ведь теперь не просто один из коронованных Домов, но ещё и образец… Чего? Да всего подряд, в том числе того, что ва-аще не свойственно как «отцу», так и мне с «сестрёнками».

Местами забавно, местами бесит, местами уже банально привык. Вот и сейчас улыбку туда, пару ласковых слов сюда. А прислужницу по попке огладить — это уже от души, равно как и монетку за корсаж, просто за красоту и эстетику в целом и частностях. Эстетики вообще много не бывает, она, как по мне, краеугольный камень любого нормального дома, города, общества, семьи… реально всего.

— Кофе, сахар, фрукты, — заказываю минимальный набор. — Белль, тебе что-то ещё или всё верно угадал?

— Вина немного хочу. Сорт… Пусть принесут парочку на их выбор.

Киваю, подтверждая заказ, после чего наблюдаю чуть ли не телепортацию милашки. Сервис на грани фантастики, по местным меркам точно. И да, я не оговорился относительно кофе. Теперь он в Италии и вообще в Европе имелся, хотя распространялся очень медленно. Непривычный же напиток, а новое редко когда идёт легко и «на ура». С другой стороны, если нечто новое пьют при императорском дворе, то многие тоже начнут его употреблять. Из любопытства ли, из стремления и таким манером показать свою близость к веяниям двора — это неважно. А привезли зёрна, ясен пень, из Эфиопии. Посадки… тут следовало хорошо подумать. Быть может, Египет окажется подходящим местом для ограниченного числа посадок. Только стоило ли затеваться, учитывая, что теперь имелся и Новый Свет, а уж там кофейное дерево точно будет расти без каких-либо проблем. Не везде, но во многих местах. Туда мы — пока в лице Ордена Храма — уже просочились, подгребя под себя Пуэрто-Рико в качестве форпоста, да и дальше будем расширяться. Знамёна Борджиа. они такие — если уж где поднялись, там их спускать не собираются.

Вот с чаем пока проблема. Китай, зараза этакая, явление крайне закрытое. До него пока никто не добрался из числа европейцев, а с разного рода азиатами у нас с определённых пор отношения сугубо враждебные по целому набору понятных и логичных причин. Ничего, вот как следует укоренятся испанцы с португальцами в индийских землях, там уже и кое-какие важные товары из Китая можно будет выкачать. Часть именно товары, а частью просто образцы и материал для собственного производства. Время терпит. Немного, но терпит.

Перебрасываясь не особо значимыми фразами с Изабеллой, на инстинктах осматриваю зал траттории. Неплохо, уютно, красиво. К слову сказать, раньше в Риме подобных заведений было и не так много, и располагались не совсем удобно, про обстановку внутри и внешний вид вовсе говорить не приходилось. Но тут быстро удалось всё поменять. Достаточно было лишь через доверенных лиц намекнуть римским трактирщикам, что от них желают видеть власть имущие и вуаля, всё готово в сжатые сроки. Затем посещение новых или капитально изменённых заведений представителями аристократии и порой правящей семьёй, вот и реклама среди мало-мальски имеющей деньги публики.

— Опять осматриваешься, — мягко так, без иронии и тем более ехидства произнесла «сестра». — Привычка, от которой не отвыкнуть.

— Жизнь сложная. И раньше, и недавно. В будущем тоже покоя не предвидится.

— Полный покой — он только там, на кладбище, — отмахнулась Белль. — Ты туда не хочешь, я тоже всеми силами избегать буду. Может вообще получится… Сам знаешь, что у нас с тобой теперь главная цель. И раз об этом, спрошу. Когда?

— Успеем ещё и на эту тему поговорить. Куда спешить то? И без того всё так завертелось-закрутилось, что самому иногда с трудом верится. О, часть заказа несут. Весь, кроме кофе.

— Варить собрались специально, из лучшего, что найдут, — констатирует очевидное Изабелла. — Я пока вина пригублю. Немного, для оценки, как тут с сортами. Специально определённый не заказывала. Сюрприза хочу, неожиданностей.

Неожиданности, они разные бывают, далеко не всегда приятные. Ай, ворчу просто, здесь и сейчас ничего пакостного точно ожидать не приходится. Релакс во всей своей красе, особенно если б сюда ещё и мягких «анатомических» кресел добавить. Упс, эпоха не та, позапамятовать изволил-с. Музыку бы ещё в таких заведениях фоном. Она тут, конечно, порой есть в лице музыкантов. Живой звук, в начале XXI века бывший определённым знаком качества, здесь был единственным из возможных вариантов. И располагались музыканты обычно во-он там.

— Хочешь музыку добавить ко всему, что нам подали? — поняв, куда я смотрю и какие мысли в голове бродят, поинтересовалась Белль.

— Почти. Вспомнилось про нашего общего знакомого по имени Леонардо и некоторые его творческие опыты.

— Автоматоны?

Навострила ушки «сестрёнка», с ходу связав известнейшего во всей Европе ученого с безграничной фантазией, равно как способностью воплощать задумки в реальность, с местом, где мы находились.

— Слишком сложно и уникально, чтобы по всем или даже избранным тратториям Рима ставить. Проше в таких случаях надо быть. Музыкальные, хм, шкатулки. Пока ну о-очень большие, а там и уменьшить получится, и сменные вкладыши под разные мелодии. Ты ж сама смотрела и слушала первые результаты.

— Видела, слышала, улыбалась, — кивает спутница, — попутно протягивая руку уже не к кубку с вином, а к куда меньшему, со свежезаваренным кофе внутри. Помедлила, сперва бросила туда немного сахара, помешала для быстрого растворения, попробовала. — Сойдёт.

— Со временем лучше станет. Научатся, будут разные методы приготовления совершенствовать. Цена опять же упадёт. Сейчас это диковинка. Дорогая и непривычная.

— Сперва диковина, потом желанная покупка. Зрелише, удобство для жизни, — стала абсолютно серьёзной Изабелла. — А музыкальные шкатулки размером пока с человека и больше — это ты, Чезаре. хорошо сказал. И да Винчи окоротил. Он, если не приводить в чувство, норовит излишне усложнять. Вместо обычного ящика с начинкой сделает ящик же, но на него ещё и механическую куклу посадить постарается. Ему не важно, что дороже, делать дольше, многие мастера-механики совсем на такое не способны. Зато уникально, потрясает увидевших. Леонардо, он такой… Леонардо!

— Гении, им всё простительно, — пожимаю плечами, попутно дегустируя попеременно виноград, сливы, иные дары природы. Не обжорства ради, просто приятности для. — Не зря мы, Борджиа, всех мало-мальски выдающихся умов стараемся сюда притянуть. Большая концентрация разумных личностей дает на выходе много изобретений, усовершенствований, просто очень качественной и пока что редкой продукции. Вон, корабли с паровыми машинами, подзорные трубы, воздушные шары и многое иное стало редким, дорогим, но привычным для людей. Это ещё не фазовый переход, конечно, но вполне себе смена эпох и технологического уклада.

— Расфилософствовался. Вроде с Макиавелли давно не разговаривал, а слова такие… возвышенные.

Я аж дёрнулся, когда Белль упомянула «флорентийского змия». Никколо, он реально ухитрялся при общении вымораживать меня по полной программе. Коварный, хитрый, умный, способный из мельчайших фрагментов составить цельную картину, редко когда отличающуюся от действительно верной. Несколько лет главный советник герцога Пьеро I Флорентийского, автор и проводник в жизнь политики этого государства, автор уже прогремевшей на всю Европу книги «Государь» и сейчас готовый выпустить второй столь же эпохальный труд, уже под названием «Империя». А ещё источник головной боли для меня лично. По сразу нескольким причинам, о коих сейчас даже задумываться не хотелось.

— Хорошо вот так сидеть, пить вино, кофе или что-то другое, не задумываться о разных делах, — мечтательно протянула Изабелла. — За городские стены ещё надо выехать. Небольшим числом, по-семейному.

— Всячески поддерживаю. Время года с погодой также способствуют. Главное, чтобы «отец» снова не начал тебе женихов подбирать. Он это любит, не очень умеет, зато активно практикует.

Кивает спутница, благо хорошо помнит и собственную ситуацию, и мои рассказы насчёт Лукреции да и в целом склонность итальянской аристократии с помощью браков детей вершить высокую и не очень политику.

— Он теперь осторожно. Помнит про то, как ты избавлял от нежеланного брака Лукрецию и что обещал насчёт неё и меня. Но хочет внуков и внучек побольше.

— У него вот прямо сейчас их уже четверо, из них лишь одна незаконная. Трое детей у меня, один ребёнок у Джоффре от Санчи.

— Он ещё от умницы-разумницы Лукреции хочет. А она не спешит и вообще пока к мужчинам интереса так и не проявила. Зато с маленькой Ваноццей возится.

— Мда, две мамочки у ребёнка, — усмехаюсь я, вспоминая то, что не раз наблюдал. Одна амазонка, другая не совсем, зато обе по своему те ещё красотки. Хорошая такая семья, с известным нам с тобой оттенком.

— Только они шутку не поймут, когда ты время от времени намекаешь на то, как им обеим розовые цвета идут. Лукреции ладно, а Бьянка…

Мда, тут верно сказано. Бьянка и нежные цвета в одежде — это, скажу я вам, совсем не есть хорошо. Не идут они ей вот и всё. Её удел нечто яркое, агрессивных оттенков, под стать натуре. Эх, скучаю по этому чуду… по обеим девушкам, если уж в целом говорить. Понимаю всё насчёт необходимости Лукреции немалую часть времени проводить в Сербии, но понимание и эмоции явления несколько разного порядка.

Болтовня в траттории — это хорошо, приятно, только вот прогулка по Риму была небольшой паузой, желанием отвлечься от недавно пришедших из Нового Света, а точнее с Кубы, новостей. Очередных новостей, поскольку по ту сторону океана реально поднялась нехилая движуха. Посудите сами, сперва приходит извести о науа, они же ацтеки, которые сильно отличаются от известных мне по прежнему миру. В более развитую и. соответственно, опасную сторону. Затем в результате случайного конфликта — чтоб лопнули, аки надутые гондоны, те несколько испанцев-конкистадоров, которые решили влезть туда, куда их точно лезть не просили! — начинаются чуть ли не полноценные боевые действия, в результате которого весьма сильный по меркам Нового Света отряд разбит и с трудом добирается до ожидающих его кораблей. Хорошо хоть пленников сумели захватить, пусть своих немеряно потеряли как убитыми, так и пленными.

Р-размен, мать его так! У них пленники-испанцы, у подданных Их Величеств Изабеллы и Фердинанда Трастамары, соответственно, воины империи Теночк, то есть науа-ацтеки. Хвала богам и демонам, что кубинский генерал-губернатор не стал щёлкать клювом и чинить проволочки относительно отправки части пленников сюда, в Европу.

Доставили голубчиков! Не просто, а с теми, кто успел хоть немного освоить их язык, пусть с пятого на десятое. А вдобавок проводил первичные допросы, в том числе во время плавания. Изабелла Трастамара также не стала жмотничать и с полпинка перебросила парочку науа не из рядовых сюда, в Рим. Помнила умная особа, что от советов Борджиа. касающихся Нового Света, её государству и лично семейке Трастамара была исключительно польза и ноль проблем. Ум у маман моей законной супруги вообще наличествовал на зависть многим.

И вот мы вроде как начали полноценно допрашивать, выжимать из ценных пленников масло, сливки и прочую сметану, как внезапно… Упс, новое известие с Кубы! Какое? Откровенно мерзопакостное, заключающееся в том, что три из шести крепостей острова были атакованы совместными усилиями местных повстанцев и… барабанная дробь, воинами науа, ухитрившимися пробраться на Кубу на своих откровенно дешманских лодках, никак не тянущих на звание кораблей. Сантьяго-де-Куба, Асуньон-де-Баракоа и Пуэрто-Принсипе — вот куда пришлись удары разной степени успешности. Если первая и третья крепости сумели отбиться — хотя от Пуэрто-Принсипе по факту мало что осталось после пожара, уничтожившего постройки из дерева и выбития чуть ли не трёх четвертей защитников — то Асуньон-де-Баракоа науа захватили, вырезав или пленив практически всех. Нескольких сумевших скрыться в ночи и, собственно, быстро принесших весть о падении крепости счастливчиков в счёт брать не стоило. Корабли, к слову сказать, тоже пострадали. Не все, лишь часть. К примеру, из трёх, стоявших в бухте у Сантьяго-де-Куба, от рук подобравшихся под покровом ночи прообразом местных диверсантов сгорел лишь один, а два других успешно отбили попытки захватить корабль или сжечь его. Увы, но приходилось признать — даже уступая конкистадорам из-за отсутствия боевых кораблей, огнестрельного оружия и ещё по некоторым нюансам, войска империи Теночк являлись весьма опасным противником. Плюс опирались на родную землю, имели нейтралитет, а то и откровенную поддержку немалой части индейского населения, а потому военная кампания, буде таковая начнётся по полной, обещалась быть крайне хлопотной, особенно учитывая «плечо доставки» из Европы на контролируемые островные территории Нового Света.

Островные территории, да. Хоть небольшой, а плюс посреди немалого числа стратегических минусов. Испанцы, да и мы, Борджиа, если вспомнить про Пуэрто-Рико, там уже хорошо закрепились, а значит не стоило упускать полученное на старте преимущество. Следовательно…

— Опять «ушёл в себя, вернусь нескоро», — вырвала меня из не шибко весёлых мыслей Изабелла. — По новосветным делам страдаешь или более близким к Риму?

— Ты ж умная, сестрица. Сама догадаться можешь.

— И тебя давно знаю. Ацтеки тебя беспокоят, их отличия от ожидаемого и причины тех самых отличий. Одновременно и заставляют… Радоваться? Ой, не то сказала. Предвкушать разгадку тайны, которой быть не должно, но она есть. Я умная, я тебя понимаю.

— Понимаешь. Пожалуй, лучше тебя никто не понимал и не уверен, что поймёт.

Смотрит горделиво этак. Нет, ну а что? По факту так оно всё и есть. Изабелла-Алиса знает меня истинного, единственная в этом мире по очевидным причинам. Прежняя ипостась, ипостась новая, а наличие реального и очень развитого ума позволяет девушке на основе всего этого просчитывать большую часть моих действий в будущем, опираясь на знания прошлого и наблюдение за настоящим.

— Я такая. Не-за-ме-ни-ма-я!

— Как и все близкие мне люди, Белль. Семья, которая может быть как по крови, так и по духу, причём кровь далеко не всегда превалирует.

Кивает, будучи полностью согласной. Ещё в том, первом для нас мире. данное наблюдение являлось очевидным. особенно при наблюдениях за тем. как биологические родичи делали друг другу гадости, а люди без капли общей крови в жилах становились объединёнными на уровне связи душ чуть ли не как близнецы. Настоящие, а не по знаку зодиака. Оказавшись же здесь, я, а позднее Изабелла как бы вообще не могли отрицать абсолютный приоритет духа над материей, воспринимая как данность плоть лишь как этакую одежду, «скафандр» для нематериальной составляющей наших личностей.

О, ввалилась в тратторию небольшая компания из числа веселящейся римской молодёжи. Четыре парня, при мечах и кинжалах, одетые не бедно, но и не с вызывающей роскошью. Две девицы при них, причём стопроцентно не шлюхи. Путаночек то сразу видно, особенно если глаз намётан различать этот подвид хомо сапиенс. Тут и особый взгляд, и стиль в одежде выдаёт суть у большей части. Походка опять же, некоторые жесты. О да, есть и особого рода дамы, великосветские куртизанки, их зачастую и впрямь не опознать, если только не ставить себе целью именно изучение в процессе знакомства. Тогда да, за пару встреч можно просчитать профессионалку высшей пробы. Но здесь и сейчас, сильно сомневаюсь, что такого рода эксклюзивные мастерицы стали бы окучивать столь малоперспективную почву.

— Заинтересовали? — не особо громко произносит Белль.

— Не они сами, просто общее впечатление. Ты прислушайся, о чём говорят.

Приняв во внимание мои слова, спутница навострила ушки и… Довольно улыбнулась, поняв, что я имел в виду. Если отбросить некоторые нюансы и не особо придираться к мелочам, эта небольшая обоеполая компания вела себя вполне естественно. На взгляд человека XX–XXI веков. В их болтовне отсутствовала разного рода религиозная тематика, не было какой-то осторожности касаемо обсуждаемых тем — то есть того самого, что откровенно огорчало и бесило в тот же самом Риме в первые годы моего тут появления. Времена меняются и люди меняются вместе с ними. Перемены же, как следовало подметить, они разные бывают, в том числе и положительные.

Та-ак, вот в разговоре всплывает выход нового «рыцарского романа», вроде как о каком-то крестоносце, освобождающем из османского гарема свою дальнюю родственницу, а попутно нашедшего любовь и отбивающегося от строящего козни дядюшки, переметнувшегося от Рима к Авиньону. Следом одну девушку перебивает другая, на сей раз поднявшая тему новых веяний в моде, о которых… внимание, написано в вышедшем вчера «Вестнике Рима» — по сути газете, еженедельно печатающейся в городской типографии. Их, таких газет, сразу несколько выходит, каждая на свой круг читателей рассчитана. Общая, о делах чисто городских. Про войну и политику в делах имперских и международных. О разного рода культуре, то есть театре, моде, книгах и прочем. Пользуются популярностью, раскупаются очень быстро, если, конечно, не печатать тираж сверх разумной меры.

Ага, ещё и чисто светские сплетни пошли. Вразнобой, с перескакиванием от одной темы на другую. Болезнь кого-то из родственников, желание одного из парней перевестись в одного факультета университета на другой, поскольку с математикой плохо. а вот с «гуманитарным направлением» и особенно иностранными языками напротив, просто замечательно. Другой думает о том, что надо бы наконец прислушаться к желаниям отца и подобрать невесту из числа имеющихся кандидатур. Сетует, болезный, та то, что в свете последних веяний, давление со стороны родителей невесты на их дочерей стало куда как менее сильным и уж точно косвенным. В ответку получает ядовитые выпады от обеих девушек и начинает оправдываться, понимая, что не то место и не тут аудиторию для жалоб выбрал. Вот и страдает за глупость.

— Девушкам гораздо легче стало отбиваться от нежелательных браков, — мечтательно прищурившись, изрекает Изабелла. — Твоя заслуга, гордись!

— Есть чем, тут ты права. Хотя началось всё с Изабеллы Католички, да с Катарины Сфорца, Львицы Романии. Я лишь удачно использовал их яркий взлёт, он сильно облегчил достижение желаемого.

— Облегчил, но без усилий всё бы так и завяло. Были бы в лучшем случае редкие взлёты, исключения из общих грустных плавил. А сейчас, всего через несколько лет… Ты не глухой, не слепой. Сам понимаешь.

Понимаю, отрицать неразумно. Тут и светская часть, в которой принуждение к браку — не словами а именно что действиями — стало тем, за что в лучшем случае приходилось раскошеливаться на нехилую сумму, а то и кандалами греметь отправиться можно было. Прецеденты с некоторых пор имелись, причём из разных страт общества. И то, что сейчас ещё относилось к власти духовной, а именно расторжение брака. Оно, так скажем, заметно упростилось, чем вызвало неудовольствие у одних, но искреннюю радость у других.

Вот и свернула наша с Изабеллой беседа в сторону, интересную обоим. В смысле, насчёт прекрасной половины человечества. Мне больше с эстетической точки зрения, она к моему интересу ещё и гендерной солидарности добавляла. Стремления то по факту одни, просто мотивация малость отличалась. Мне нравились девушки с многогранно развитой личностью, каких и предпочитал видеть у себя что в постели, что просто рядом. А многогранности и развитости, их без независимости и отсутствия «оков духа» достичь практически нереально. «Сестра», феминизмом как таковым не зараженная, а вот в равные возможности верящая истово и всей своей жизнью — или уже жизнями, тут как посмотреть — это доказывающая, нехило так успела помочь свежим женским взглядом из адекватного мне времени. Вот разговор и зашёл как о сделанном к настоящему моменту, так и о находящемся в планах, обязательных и желательных к исполнению. Хвала богам, что в Европе на большинстве земель хотя бы чисто азиатские «забавы» крайне сложно приживались. Потому и сохранился «культ леди» пусть не воительницы/правительницы, но хранительницы. Хранили же эти самые леди в отсутствие мужей, находящихся, как правило, на войнах или в походах/рейдах, замок и вообще подвластные семье земли. Воспитание, хм, соответствовало, хотя бы минимально необходимые знания также присутствовали. Иначе не было бы ни Изабеллы Католички, ни Катарины Сфорца, ни Жанны д’Арк, в «пролетарское» происхождение которой ну вот ни разу не верилось даже там, на рубеже тысячелетий. Тут и вовсе имелись пускай не официальные документы о её истинном происхождении, но недвусмысленные намёки о самом что ни на есть благородном — пусть лишь с одной стороны — происхождении девицы. Это потом, как я полагаю, затерялись, а то их и вовсе подчистили по неким причинам.

Приятно поговорить с близким человеком, да в хорошей атмосфере, да отвлекаясь от крупных и мелких хлопот. Увы, всё хорошее рано или поздно заканчивается.

— Отдохнули, поговорили о приятном, теперь пришла пора возвращаться к темам иным.

— От которых пыточными камерами несёт. Я верно угадала, брат?

— Скорее поняла, сестра, — вздыхаю, попутно разводя руками. Дескать, не мы такие, просто жизнь любит напоминать о разном не слишком приятном. — Оттягивай, не оттягивай, но придётся, вооружившись допросными листами, подробными и экстрактом, самим спуститься в места ни разу не приятные всем пяти чувствам. Иные вопросы другим задать не поручишь — они просто не смогут их правильно сформулировать, толком не понимая сути. Остаёмся только ты да я, да мы с тобой.

— Эстет ты, К… коронованный.

Чуть было не произнесла слово-прозвище из того, прежнего мира, но сдержалась, как и всегда. Не первый год здесь, да и просто опытная, битая жизнью. Это она ещё относительно расслабившаяся, понимающая — тут, в 1503 году, просто нет причин параноидально следить за каждой фразой и уж тем паче словом. Произнеси она что угодно, пусть предельно странное и непонятное — даже люди из близкого круга нас двоих, представителей императорского рода, сочтут лишь маленькими чудаковатостями. Их, этих странностей того или иного калибра, у аристократии в целом и коронованных особ в частности всегда хватало. И отнюдь не все из них являлись безобидными, к слову то говоря.

— Есть такое дело. Не люблю я не столько кровь, сколько грязь, атмосферу боли и отчаяния, сломанных телом и особенно духом людей. Там, увы и ах, сломанные.

— Не уверена, что до конца. Палачам не всегда отвечают на незаданные вопросы.

— Вот и нужно их задать. Проклятье! Ладно бы недобитки из доминиканцев там и прочих фанатиков, либо «добрые друзья» под знаком джихада и прочих знамён с полумесяцами. Тут иное.

— Скорбные на все головы любители вырезать сердца, — презрительно фыркнула королева Египта.

— Жертвы там все… кроме малой части обезумевших от постоянно льющейся крови жрецов, — поправляю Изабеллу. — Впрочем, это ничего не меняет. Эх!

— Ну давая я одна схожу. У меня шкурка в таких делах прочнее.

— Тебя бы вообще туда не брать.

Усмехается и одновременно изображает оскорблённую невинность. Дескать, у ребёнка конфетку отобрать пытаются. Ну-ну! Не-ет, эту особу удержать от чего-либо вообще малореально, что она доказывала как там, так и здесь. Плевать ей на сложности именно в этом времени, ухитрилась не головой прошибить, но проскользнуть в едва заметные щели в каменной кладке. Ладно я, меня то убеждать ни в чём не требовалось. Ладно «молодое поколение» из собственно Борджиа и нашего ближнего круга, которое оказалось в достаточной мере пластичным и мною «перекованным». Так она ещё и «отца» ухитрилась заболтать и убедить, что лично она, его старшая дочь, должна «догнать и перегнать» младшую, причём не следовать непосредственно по пути Лукреции, а проложить путь свой — немного похожий, но именно что немного, а не отличный лишь отдельными штрихами. Вот и не смог любящий «папаша» отмазаться от данных слов, озвученных не тет-а-тет, а в присутствии то меня, то Лукреции, то сразу нескольких членов рода.

Хитрюга. Впрочем, в том числе потому она и стала собой, в том числе за это её и ценю. Вот и сейчас понимаю — попрётся в допросную и будет командовать, контролируя то, в чём меня с самых давних пор превосходит — искусство допроса. И плевать её, является ли оно полевым вариантом, по факту банальным «потрошением», классическим допросом третьей и очень третьей степени, психологической ломкой, либо сочетанием всего и сразу в одном флаконе.

— Ладно, Белль, хорошее пока временно в сторону, пойдём в сторону необходимого.

— Тогда лучше поедем, — улыбнулась та.

— В тебе как, кофе и вино не взбунтуются?

— Я привычная, — не ведётся на подколку коронованная особа. — А твоему императорскому величеству стоит почаще в седле бывать. Смотри, поспорю на «кто быстрее до замка доедет», будешь знать!

— Сдаюсь, — поднимаю руки в притворном ужасе. — Будь по твоему. Обратно на лошадях.

1503 г, октябрь-ноябрь, Рим.

Истошные крики до сих пор звучали у меня в голове. Пускай они по факту прекратились уже давно, но память о них, она просто так не проходит, требуется время. Не-на-ви-жу принимать участие в такого рода допросах. Медленное, расчётливое, вдумчивое выжимание из объекта всего, вплоть до последней капли. Ощущение неприязни к самому себе за то, что приходится этим заниматься, но вместе с тем осознание, что абы на кого подобное просто не переложишь И дикое облегчение в момент, когда понимаешь — всё, конец, финита, больше не нужно заниматься этой мерзостью.

Сижу в «комнате отдыха», вовсе не в одной из допросных камер с закрытыми глазами. Вдох. Затем выдох. Ещё вдох, снова выдох. Хочется подумать о чём-то хорошем. Но до чего же это сложно. Немного помогает разве что массаж плеч, который делает Изабелла. Массажистка не боги весть какая, но у меня и напряжения мышц нет, просто желание расслабиться, отодвинуть в сторону недавние события.

— Говорила же, лучше я сама…

— Никак не могу привыкнуть к перекладыванию особо тяжелых грузов на плечи близких. Особенно если эти самые близкие — девушки.

— Балбес! — и лёгкий подзатыльник. Мы с тобой разные. Тяжелое для тебя переносимо для меня. Или наоборот. И слабости друг друга кажутся такими необычными.

— Зато понимаем их и уважаем право каждого на сильные и слабые стороны.

Не вижу, но чувствую, как Изабелла улыбается. Однозначно вспоминает всё пережитое, от момента. когда впервые стали работать вместе и вплоть до нового этапа, уже в совершенно другом мире и в иную эпоху. До предельной степени друг к другу притёрлись, порой даже говорить не обязательно, слова лишь подтверждают и так очевидное. Как сейчас.

— Он рассказал всё.

— Всё известное такому как он.

— А знал он немало, — чеканит Белль. — Теперь нужно добраться до знающих ещё больше.

Киваю. Дескать, непременно доберёмся. Не можем не добраться. Ведь это будет непременным условиям к достижению нашей главной цели. Той, которая, как я практически уверен, была в этом мире к кому моменту, как в нём появился я. И хвала богам, демонам и каким угодно иным высшим силам. что цель эта по тем или иным причинам оказалась не такой пробивной, как стоило опасаться. Мысли сразу же скользнули в недавнее, совсем недавнее прошлое, когда мы с Изабеллой начали, наконец, лично допрашивать двух ацтеков, оба из которых являлись офицерами империи Теночк, причём один даже не из низших. Повезло! Очень повезло уже в том, что их не просто удалось взять пускай ранеными, но живыми, а ещё правильных людей переправили сперва в Европу, потом сюда, в Рим. Королева Испании опять-таки не стала жмотиться и пытаться снять пенку с известной субстанции, за что честь ей и хвала. Трастамара получит почти все сведения, выбитые нами из этих науа.

Почти. Но не все. И тут вовсе не зажимание информации от союзника. Иная причина, куда более серьёзная, которой миру вокруг нас знать просто не полагается. Не готов он, мир, к подобному. Для нас с Изабеллой опять же это может привести к большим неприятностям, чего точно не требуется.

Подозрения! Вот что появилось у меня чуть ли не при первых известиях об изменениях в ацтекском обществе. Затем эти самые подозрения усилились, как только я прочитал допросные листы, прибывшие на корабле вместе с ценными пленниками. А у кого бы они не появились, скажите на милость? Ведь дело было так…

Испанские конкистадоры добивались от пленённых ими ацтеков — криво, косо, через переводчиков-индейцев, которые сами не знали как следует ни ацтекского, ни испанского — ответов на важные для себя вопросы. Их интересовала армия империи Теночк, число крепостей и их слабые места, применяемая бронзовокожими имперцами тактика со стратегией и всё в таком духе. Люди войны о военных делах и задают вопросы.

К счастью, при конкистадорах с самого начала находились тамплиеры, а уж эта полностью подконтрольная нам, Борджиа, братия с самого начала получила правильные инструкции, как именно нужно вести допрос захваченных в Новом свете источников информации. Оттого рыцари Ордена Храма спрашивали совсем иное, разумно полагая, что ответы на типичные вопросы узнают из допросных листов, ведущихся испанскими дознавателями. Зато уровень развития империи в плане не только военных технологий, а культуры, религии, прочем — даже из искажённых из-за слабого знания языков фраз можно было многое понять, сделать соответствующие выводы и доложить по цепочке на самый верх, то есть главе Ордена. Мне.

Допросные листы, впечатления от рыцаря-тамплиера Стефано де Бартольдиньо и его оруженосцев, входящих в состав отряда Диего Веласкеса — это оказалось достаточным фундаментом для размышлений. Те самые изменения, приведшие империю Теночк к её нынешнему состоянию, они не были плавными. Всё произошло резко, за несколько лет, напрочь перекроив многое из бывшего ранее привычным для науа. Р-раз, и вот уже вместо привычного оружия из дерева и обсидиана идёт переключение на металл, арбалеты быстро вытесняют копья как основное оружие дальнего боя. Два, после чего не особо обращающие внимания на защиту своих тел — не в последнюю очередь из-за религии и буквально фетише на поимке пленных и принесении их в жертву — индейцы переключаются на защиту себя от врага. Тр-ри… в результате которого религия не меняется, но трансформируется в сторону куда как меньшего числа жертвоприношений, из-за которых ацтеков реально боялись и ненавидели что уже покорённые родственные народы, что ещё независимые и не желающие становиться мясом в кровавых ритуалах.

Ничего не напоминает? Вот и у меня тогда похожая мысль возникла. Сразу же полетели послания Изабелле как единственному человеку, с которым можно и нужно было проконсультироваться — верно ли я дёрнулся или может паранойя разыгралась. Не-а, не разыгралась, ибо подруга точно так же сделала стойку. Тревога! Не в плане неотвратимо надвигающейся опасности, а в аспекте предельной осторожности, необходимости сконцентрироваться и осознать в очередной раз меняющуюся картину мира вокруг нас.

Я и Алиса-Изабелла. Два человека, с разницей в несколько лет прибывших в этом мир, параллельный исходному, родному для нас двоих. Только кто сказал, что нас всего двое? Во-от, то-то и оно, что никто. Теоретически я допускал появление кого-то ещё, да и тема «неуместных артефактов» как бы осторожненько намекала на вероятность подобного варианта. Теперь и новое, куда более весомое ещё не подтверждение, но жирный намёк. Я — при не столь давней поддержке Изабеллы — ставил на уши Европу, перекраивая всё, до чего удавалось дотянуться, под устраивающие меня формы. Там, за океаном, вполне вероятно трудился некто другой. Не данность, но весьма вероятная гипотеза. которую следовало подтвердить либо опровергнуть.

Вопросы, которые другие просто не могут задать, поскольку это тупо не входит в их знания о мире. Для них он един, а миры параллельные, разные времена — это всё сейчас даже в книгах не описывается, люди не успели дойти до подобного, а зачатки знаний, имевшихся ранее, потеряны в «тёмные века» с непосредственным участием некоторых, хм, религий, от коих, помимо большого гемора всем ныне живущим, так ничего и не образовалось. Ай, не о том речь. Даже тем, кто в принципе способен был понять концепцию множественности миров и перемещений между ними, никак не получилось бы рассказать взаимосвязь теории и практики. Ведь для этого пришлось бы озвучить собственную историю, чего я точно делать не собирался, Алиса-Изабелла также никакого энтузиазма в данном вопросе не испытывала. Следовательно, только самоличные допросы, только хардкор. Из посторонних — только пара палачей с не шибко развитым разумом, да переводчик, также из числа не способных к мало-мальски серьёзному абстрактному мышлению. Специально подобрал не лучшего, а со специфическим складом ума. Слишком велика тайна.

Вот и побеседовали. Сперва с более старшим офицером науа, командующим сотней, потом с двудесятником, по факту младшим офицером. Двадцать — минимальный отряд в армии ацтеков по причине использования там двадцатиричной системы счисления. Как по мне, редкий вынос мозга, но для мезоамерики явление абсолютно обыденное и естественное.

Беседа, конечно, проводилась, когда та сторона была закована по рукам и ногам, а палачи по даваемым им сигналам производили очередное… болевое воздействие, только никаких вариантов в стиле «кровь, кишки, расп***расило и в помине не наблюдалось. Иглы в нервные узлы, лишение воздуха просто или посредством притапливания, ещё несколько быстрых способов «взбодрить» не желающих продуктивно отвечать. Именно быстрых, поскольку кое-какие методики требовали длительных периодов, а ждать в таких ситуациях было бы контрпродуктивно. В общем, оба науа выглядели вполне себе пристойно, без явных следов побоев и даже вполне себе упитанными. Ценные источники информации морить голодом было бы откровенно тупо. Вот насильно кормить — это случалось. Впрочем, хватало нескольких оч-чень неприятных процедур насильственного кормления, чтобы те поняли — от голодовки толку чуть, ни к чему толковому она не приведёт. Касаемо же самоубийства… В их положении разве что попробовать язык откусить и кровью захлебнуться, но то ли не умели, то ли не решались на такой ход. К счастью для нас.

Подтверждения, будь они неладны. Как и предполагалось, оба воина империи Теночк хоть и раскололись при допросах в умелых руках дознавателей, но не до самого донышка. Просто по причине, что их не спрашивали о том, чего те в принципе знать не могли. Зато я знал, потому задавал вроде безобидные, но крайне важные вопросы. Такие, о которых и сами науа ни в жизнь не подумали бы, что те важны. Скажите откровенно, ну какая важность в вопросах типа «через сколько лет после восшествия на престол тлатоани началась тотальная смена оружия у имперской армии?», «чем оправдывалось снижение числа жертв в ритуалах и как удалось погасить наверняка имевшее место быть недовольство жрецов?», «когда впервые было применено колесо, что позволило сократить число носильщиков и сделало доставку грузов гораздо удобнее и быстрее?».

Классический такой тип преобразований… для человека, понимающего ущербность и тупиковость некоторых секторов развития науа. Тут на «гениальные» и гениальные озарения местных при всём на то желании списать не выйдет. Исключительно вмешательство того, кто мог и. главное. имел право изменять подобное в сложном, кастовом, местами излишне закосневшем общественном строе ацтеков.

Варианты? Ну, тут или сам тлатоани, или кто-то стоящий за его спиной и полностью контролирующий тамошнего правителя. С самого начала контролирующий, ведь изменения пошли года так с 1488, вскоре после того, как на престол в результате сперва переворота, а затем мятежа против нового правителя вскарабкался ещё один представитель правящей династии науа Акмапитчли по имени Маквилмалиналли.

Мда, грызня за власть была серьёзная, причём именно что не только власти ради, но и за направление дальнейшего развития государства. Усиление или ослабление влияния жрецов, более мягкое или, напротив, жесткое отношение к числу и видам дани, получаемой с покорённых народов… Другие факторы также имели отнюдь не символическое значение. Это вам не разборки племенных вождей или полудиких царьков, тут вполне себе созвучные времени интриги, политика, отравления и партии, сложившиеся у аристократов. Обо всём этом пленники и рассказали… в меру своего представления, конечно. Всё ж не такие великие чины, чтоб знать настоящие, а значит потаённые пружины и прочие детали механизма, который обеспечивал работу империи Теночк.

— Нужно решить самый главный вопрос, — вновь напоминает о себе Изабелла, вырывая меня из хаотичного течения мыслей. — Через представителей управляться будем или же самолично?

— «Плечо» доставки из Старого Света в Новый очень уж покамест неприятное. А задача специфическая, требующая быстрых реакций. Причём людей, подобных нам с тобой. Увы и ах, но тут даже Лукреция может не справиться, хотя она более прочих прониклась особенностями моего мышления.

— Я готова!

— Вот даже не сомневаюсь.

Улыбаюсь, смотря на давнюю, верную, проверенную во всех возможных и невозможных ситуациях подругу. Если не доверять ей, то не доверять вообще никому. Я это знаю, она сей факт прекрасно осознаёт. Однако как говорится, есть один ма-аленький нюанс. Хватает ироничной улыбки и пристального взгляда, чтоб Белла потупилась и проворчала:

— Женщина и командовать войском или колонией в Новом Свете… Пока не поймут. Но скоро привыкнут.

Оптимистка она, это да. Примеры, конечно, уже есть и их становится всё больше, особенно с нашей, Борджиа. подачи, но процесс покамест только начал раскручиваться. Рисковать же возможными эксцессами небрежного выполнения приказов или саботажем некоторых по причине «я лучше знаю, чем какая-то женщина, пусть и Борджиа». Плюс необходимость тесного взаимодействия с губернаторами, а то и самим вице-королём Испании. Нафиг такое счастье не требуется!

Зато отправляться по ту сторону океана таки да придётся. Как следует подготовившись, подумав, кого именно брать с собой из числа советников-помощников, ну и воинскую силу соответствующую. Такую, которая и достаточна, и в то же самое время не слишком велика. Базироваться то придётся на земли, находящиеся под контролем собственно Борджиа — единственный пока что форпост под названием Пуэрто-Рико. А вот с островами под знамёнами Испании сложнее. Там число куда как большее, но союзники, они союзники и есть. Свои сложности, свои особенности. А касаемо Изабеллы…

— Знаешь что, родная, — неторопливо цежу слово за словом, — похоже, тебя с собой взять придётся. Если, конечно, удастся правильно всё обосновать и особенно «отца» нашего в нужности подобного убедить.

— Слово нехорошее это твоё «придётся».

— Не желания обидеть ради, а токмо правильной обрисовки ситуации для, — подмигиваю притворно надувшейся подруге. — Просто и здесь, в Риме, хочется оставить ту, кто полностью понимает нужный путь, по которому изменения пойдут и быстрее, и надёжнее. И за океаном, в Новом Свете кровь из носу необходим советник, понимающий происходящее. Оч-чень необычное происходящее, которое просто не получится объяснить другим, даже самым близким и доверенным.

Сияет, как начищенный медяк. Авантюристкой была, ей и осталась. Собственно, как и я сам, тут скрывать нечего. Оба мы с ней такие, без подобного жизнь себе плохо представляем.

— Готова к чему угодно и где угодно.

— Там видно будет. Хотя… Если повезёт, то всё или почти всё время проведём в Пуэрто-Рико и частично на Кубе либо Эспаньоле. Континент и его особенности пока что категорически противопоказаны.

— В Африке акулы, в Африке гориллы.

— А ты не смейся, науа поопаснее тех и других вместе взятых. Здешние науа, которым кто-то вполне конкретный помог избавиться от основных уязвимостей. И ещё ба-альшой вопрос, какие именно у него цели. Вот ты можешь мне сказать?

Качает головой в отрицающем жесте. Дескать, не могу, потому как доступной для анализа информации категорически недостаёт.

— Вот и я пока не в состоянии. Остаётся только догадываться. А ещё устраивать у «отца» малый сбор, решать насчёт того, что именно будет во время отсутствия меня замещать и в каких именно сферах, после чего…

— Заморский вояж!

— Опасный вояж, причём не абы на чём, а в составе внушающей уважение эскадры.

Хихикает Изабелла, после чего поясняет свою реакцию:

— Только для внушения страха божьего и возможной бомбардировки ацтекских городов с моря. Флота у них пока нет, не знаю уж почему, если мы с тобой правы в своих предположениях об их неестественно быстром развитии в ином направлении.

— Отсутствие основы. Крайне сложно, особенно если не обладаешь весьма специфическими знаниями, почти с нуля перейти к созданию полноценных боевых кораблей. Кстати, я вот ни разу не удивлюсь, если сейчас науа не строят планы относительно захвата одного из испанских кораблей с целью досконального изучения. Ну и использования пленников в качестве учителей. Альтернатива попаданию на жертвенник, она, знаешь ли, многих вполне себе мотивировать способна.

Кивает, нахмурившись. Понимает, что угрозами можно сломить слабых духом, а вот полноценными пытками практически любого. Слаб человек и особенно в телесной своей части. Боль чересчур хорошо умеет отключать большую часть разума, а уж если вспомнить про действительно искусных палачей… Нет уж, лучше про них не вспоминать. Совсем не вспоминать, хотя сталкиваться приходится, да и использовать тоже. Но пока… пока прочь отсюда, из этого царства страданий. Мы выяснили практически всё, что нам нужно было узнать. Впрочем, сдается мне, Бэлль ещё сюда вернётся, не раз, а то и не два до отплытия в Новый свет желая вновь побеседовать с уже надломленными, а то и просто сломленными науа. Слишком хорошо я её знаю, в том числе и готовность выжимать источники до последнего, ни перед чем не останавливаясь и умея абстрагироваться от всех неприятных факторов.

Остия, морские ворота Рима. Даже немного умиляет вспоминать, что не столь давно они были ни разу не подвластны нам, Борджиа, а являлись одним из ключевых узлов влияния наших злейших врагов, рода делла Ровере. А ведь было, было…. но прошло. Забывать об этом однозначно не стоит, равно как пытаться скрыть или каким-либо образом переписывать историю на выгодный тебе лад. Слишком многие грешат подобным, сами не понимая, какую бомбу подкладывают если не под собственные жопы, то под задницы своих наследников, пускай и не в первом поколении.

— Кажется, мы всё же будем наравне с испанцами завоёвывать Новый Свет, магистр, — с нескрываемой радостью произносит Зигфрид фон Меллендорф, бывший капер на службе Борджиа, затем один из флотоводцев Крестовых походов, ну а теперь назначенный адмиралом отправляющейся за океан эскадры. — С такими могучими красавцами иное и помыслить сложно!

— Повоевать точно придётся, Зигфрид, — соглашаюсь с бравым морским волком, стоящим рядом со мной в гавани Остии и переводящим взгляд с одного корабля на другой. — Раньше, чем было запланировано, но если уж так небеса решили хитро улыбнуться… Нам остаётся лишь усмехнуться в ответ и начать выстраивать собственную игру.

— И Храм вознаграждает силой и знаниями тех, кто не боится быть настоящим собой, магистр.

Киваю, едва заметным усилием удерживаясь от хищного оскала. Обычный вроде бы разговор, ведь все знают, что я предпочитаю, если не при полном официозе. Обращение к себе как к главе тамплиеров, то есть как к магистру Ордена Храма. Только вот Зигфрид фон Меллендорф не тамплиер и даже не пытался вступить в Орден. В этот конкретный Орден, в отличие от несколько иной организации. Ага, я про ни разу не зачахший за прошедшие годы, а лишь разросшийся и усилившийся Храм Бездны. Этакое «теневое отражение» она же «тёмная ипостась» Ордена Храма, всем известного и пользующегося прекрасной репутацией в большинстве европейских стран.

Зато Храм Бездны… О, эта специально созданная структура, изначально ставшая — да и являющаяся до сих пор — настоящим пугалом для христиан-ортодоксов, особенно из числа авиньонцев — при задумывании своём и последующем воплощении в жизнь отнюдь не ограничивалась одной, причём довольно узкой областью применения.

Скрывающиеся от лишних взглядов жестокие и неотвратимо выполняющие свою работу каратели фанатиков-авраамитов? Бесспорно. Но не только и не столько это являлось основой созданной структуры. Она притягивала к себе тех, кому было тесно в пока ещё довольно узких рамках официального восприятия мира. Всех тех, у кого было достаточно как ума, так и воли, чтобы рискнуть, найти и… убедить найденных представителей Храма Бездны в своей полезности для организации. Число тут ни разу не требовалось, в отличие от качества человеческого материала.

По факту, Храм Бездны становился путь и с перекосом в военизированную составляющую — мир вокруг такой, требующий от людей умения защищать себя и своих — но действительно маяком для тех, кому было тесно в мире вокруг. Желающие странного (хотя и не беспредельного, не гадко-мерзкого); философы и историки, ранее не имеющие возможности «копать» там, где в той или иной мере не одобрялось церковью; полубезумные алхимики, почти напрочь лишенные тормозов даже с моей точки зрения, ищущие вечную жизнь и философский камень, но находящие иное. куда более практическое: многие иные, самых разных типажей и со своими тараканами в черепной коробке. Этакий вариант масонерии, Ордена Розенкрейцеров или иллюминатов, только с полным отсутствием привязки к официальной религии. Скорее уж была отвязка от неё, с учётом «святых книг» Бездны, числом пока что три, да и определённые расширения того или иного сорта появляться начинали, о чём скоро должна была начать болеть моя и так многострадальная голова. На тему? Что напрочь убрать, что оставить, что перед оставлением очень или не очень жестко подкорректировать. Возиться, ясен пень, не в одиночку, доверенные люди есть, но в таких важных делах всегда следует держать руку на пульсе.

Что до фон Меллендорфа, то этот бешеный выходец из германских земель увидел в Храме Бездны возможность ещё сильнее погрузиться в своё боевое безумие, но при этом как следует его контролируя. Каждому своё, однако, и этот мотив был ничуть ли хуже многих других. Однако и не лучше. Воистину, как говорили древние: «Каждому свое!»

— Все корабли эскадры нового типа, Зигфрид, паруса дополнены паровым движителем. Ты, впрочем, уже успел освоиться и прочувствовать каждый тип.

— Клипер, «стригущий волны» как развитие каравеллы. Галеон — улучшенная каракка, более вооружённая, защищённая. Перевозчик грузов и солдат, но способный сильно огрызнуться. И фрегат, совсем новое слово в войне на море. Три мачты, сильное парусное вооружение, две орудийные палубы, открытая и закрытая. Все три типа не будут зависеть от переменчивости погоды, от богами проклятого штиля. Теперь не останется риска застрять посреди океана, печально глядя на уменьшающееся число бочек с водой.

— Опасности всё равно остаются. Шторм, будь он неладен. Поверь, Зигфрид, я совсем не желаю испытать его на своей шкуре. Одно дело бой, где от тебя многое зависит. А буйство природы… Пока что сила человеческого разума не создала ничего против подобной угрозы.

— Вы Борджиа, магистр, можете и придумать. Сами или почуять, что другой нащупал… нечто. Как эти Гортенхельц и да Винчи, которым в Авиньоне анафему тайно объявили. Не только им, правда…

Однако, факт. Авиньонцы продолжали «бодрить и радовать», пускай в сём аспекте вызывая исключительно улыбку. У меня так точно, да и у двух упомянутых личностей также. Право слово, ненависть со стороны Авиньона уже давненько воспринималась среди моего окружения как этакая невидимая, но вполне себе ценная награда. Вызываешь их ненависть? Значит, верной дорогой идёшь по жизни. То же самое. разумеется, относилось и к злобствующим «воинам джихада», но с той стороны, как говорится «труба пониже, дым пожиже», причём труба воткнута аккурат в жопу. Про природу «дыма» и вовсе говорить излишне.

Вновь смотрю сперва на крепость, потом на корабли в порту, довольно плотно стоящие на рейде. Что первое радует, что второе. Крепость реально не чета той, прежней. Морские ворота должны быть внушающими, готовыми надежно преградить тут любому противнику, пускай самому неожиданному. Потому и перестроили крепость, заметно усилив стены, усложнив равелины, бастионы и прочее, изрядно насытив различной артиллерией и ракетными станками. Теперь и впрямь зубы пообломать можно! А без зубов ну о каком штурме речь идти может? Верно, ни о каком толковом, будут вместо рыка горестно-невнятно пришепётывать, а вместо укусов тоскливо обслюнявливать нашу броню.

И корабли, тех самых трех видов, сведённые в эскадру. Снимаю с пояса подзорную трубу, раскладываю и. приложив к глазам, в который уже раз внимательно изучаю эскадру, которая — со мной и Бэлль на флагманском борту, что характерно — отправится в Новый свет. Был я в Америке и не раз. Северной, Южной, Латинской. На Карибских островах опять же не раз засветиться успел как в качестве чисто отдыхающего, так и по своей тогдашней кровопролитной работе. Но то были нормальные, цивилизованные или относительно цивилизованные места. сейчас же… Будем посмотреть, чем отличаются те места тогда от нынешних. Любопытство, его постоянно при себе держать надо, иначе сперва заскучаешь, а потом и вовсе от тоски удавишься.

Новой эпохе — новые корабли. И очень жаль, что пока колёсные, а не использующие в качестве движителя винт. Вот не ладилось с его прототипами, никак не получалось добиться нормальной работы в приемлемые сроки. Колесо, оно проще, вот потому, как я полагаю, ещё лет пять-десять паровые корабли будут использовать исходный, не самый лучший вариант. По моему мнению не самый лучший, поскольку тут, в этом времени, сам факт пересечения Атлантики на корабле с паровым двигателем есть чудо великое.

Паруса? Естественно, они имеются, причём в полном ассортименте. Пока они ещё основа, в то время как паровая машина лишь вспомогательное средство на случай штиля, слабого ветра и просто за ради ускорения в нужные моменты времени.

Вот он, флагман эскадры, фрегат «Громовержец». Название, понятное дело, ни разу не близкое к разного рода святым и прочей религиозности. Пора, давно пора отвыкать, что в Италии уже не первый год происходит. Это в Испании с Португалией как развлекались, как и продолжают развлекаться разного рода именованиями в честь святых, прочих апостолов и разного рода прославления христианской веры. Пускай, это их дело, не наше.

«Громовержец» же вполне оправдывает своё название. Лучшие орудия на обеих орудийных палубах, ракетные станки с заметно усовершенствованными в плане надежности и даже точности полёта ракетами. Как следует защищённые металлом критичные места вроде гребных колёс и условной «боевой рубки», откуда капитан и его офицеры при обстреле должны находиться, дабы не оказаться приконченными меткими выстрелами противника. Место командира на корабле не на открытом мостике, то не раз и не два историей доказано.

«Фобос» и «Деймос» — вполне понятные и явно намекающие на предназначение фрегатов названия. Эти если не полные копии, то почти такие же мощные корабли вместе с флагманом должны были при нужде стать быстрым и мощным ударным кулаком эскадры. Всего три… пока три, поскольку всегда можно будет нарастить группировку по ту сторону океана.

Шесть клиперов, в которых, как и в предшествующих им в римском флоте каравеллам, отведена роль загонщиков, преследователей, а при нужде этакой волчьей стаи, способной догнать, разорвать, а если с ходу не получится, то как следует пустить жертве кровь. И временно отступить, кружась рядом, поджидая подхода «старших братьев».

Ну и галеоны, действительно по большей части «рабочие лошадки», чья задача — перевозка людей и грузов. Скорость не самая великая, маневренность тем паче, ну так это данным кораблям не в укор. Специализация, однако. Только и транспортно-военные корабли утыканы пушками, аки ёж иголками. А что? Платформа для стрельбы хорошая, даже в условиях свежего ветра качка не так существенна, следовательно, и артиллеристам легче будет, распределив цели, обрушить на них град бомб, обычных и раскалённых ядер, да и картечью в случае нужды не побрезговать.

Силища! Флот как проекция силы, как говорил много лет тому вперёд один шибко головастый адмирал. Некоторые это понимают, некоторые не очень, но подавляющее большинство даже понимающих до конца не осознают, зачем отправляется в Новый Свет эскадра именно такого состава? Новейшая, которая лучше всего демонстрировала бы мощь империи и тамплиеров тут, в Европе. Наивные. Не последнее ведь отправляем. Причины же имеются и ни разу не невесомые. Вот, стоящий рядом Меллендорф как раз из тех, кто успел за прошедшее время многое понять.

— Что, Зигфрид, твои капитаны и просто офицеры осознали, наконец, по какой причине именно таким составом отправляемся? Не думают больше, что у молодого императора блажь предстать перед испанскими конкистадорами и тамошними индейцами во всём имперском великолепии, используя вместо богатства одеяний мощь и силу надвигающихся с воды огнедышащих крепостей?

— Кто не понял, тому успели растолковать, магистр, — без тени иронии отвечает проникнувшийся важностью ситуации бывший капер и нынешний адмирал. — Испытывать нужно не только отдельные корабли, но и большие эскадры. По настоящему, не в прибрежных и обычных уже морских переходах. А через океан такие эскадры ещё не ходили. Теперь пришло время.

— Ещё…

Это уже не я произнёс, а неслышно так подошедшая Изабелла, с которой у связавшего с морем свою судьбу головореза были не самые простые отношения.

— Испанцы раздёргали корабли малыми группами. И потеряли бдительность, раз несколько их сумели потерять. От простых поджигателей, стоя на рейде. Думали, что опасаться нечего. Мы покажем иное. Им тоже.

— Наш адмирал почти понял твой замысел, Чезаре, — хитро так протянула умудрённая жизнью девица. — Но осталось ещё немного. Скажем?

— Сама вступила в разговор, сама и дерзай.

— Конкистадоры в Новом Свете чувствуют себя хозяевами положения. На островах, потому что на материке не только обычные полудикари, но и империя Теночк. А она доказала, что умеет и обороняться, и нападать. Нам придётся сразу поставить себя выше. Сперва показать мощь эскадры и привезённых солдат, а затем и доказать делом. И это будет вашей заботой, Зигфрид. Ни мой брат, ни я, не флотоводцы и не чувствуем себя уверенно, когда под ногами палуба корабля, а не твердая земля. Надеемся на вас и ваших капитанов.

Толика лести порой полезна, поскольку большинство даже умных людей склонно считать её правдивой хотя бы наполовину. Ещё чуть-чуть поговорив с нами, фон Меллендорф со всем возможным в его понятии почтением извинился и удалился, отдавать совсем уж распоследние приказы перед выходом эскадры в море. Конечно, без нас точно не уплывут, но всё равно, ощущение были неоднозначные. Об этом я и не преминул сказать Изабелле:

— Вот сколько лет прошло, а в первый раз сильно не по себе перед началом очередного этапа в этой жизни. Дорога к Риму, грызня за папский трон, внутренние войны, затем внешние. Политическая борьба, интриги, Крестовые походы. Затем по факту приведение к ничтожеству старого образца христианства, создание обновленного и к нему ещё существенного довеска, сама ведаешь, какого. Наконец, построенная по совершенно иным принципам Европа, которой теперь сложно будет свернуть за пределы нового пути. Тогда были азарт, желание перевернуть не устраивающий меня мир, готовность резать клинком и рвать зубами врагов. Сейчас же… Вот действительно не по себе. Неужто начинаю перегорать?

— Терра инкогнита, Чезаре. Нечто, о чём можем только догадываться и предполагать. Противник, который, если мы не ошиблись, может оказаться не только опасным, но и с той же сильной гранью — непредсказуемостью. А ещё…

— Да?

— Я тебя хорошо знаю, поэтому скажу. Ты хочешь, чтобы нам удалось узнать, как работает этот мир, то есть все миры. Получив часть знания, у таких как мы неистребимое желание понять сам механизм работы перехода. Оттуда сюда. Отсюда куда-то ещё. Есть точка А и точка В. Возможно, наш ещё незнакомый ацтек окажется точкой С, из которой нашелся путь опять же в В. Или прибыл из той же самой А. Три случая — минимальная статистика, братец. И мы её обязательно составим и изучим со всех сторон.

— И все же!

— Ах да, — мягко улыбнулась подруга. — Ты просто надеешься на лучшее и опасаешься, что ничего нового узнать не удастся. С тобой такое уже бывало, пусть и по менее важным поводам. Могла бы напомнить, но не здесь, не при посторонних.

А ведь действительно, умеет Белль успокаивать. Не тупо, словно «химия», а правильно, действуя словами на разум. что в таких случаях куда как полезнее и при всём при том остроту восприятия не понижает, не накрывает душной пеленой искусственно наведённого безразличия. Просто опасения не получить от затеянной партии того, что так нужно и столь важно. А коли так — к ангелу под крылья и всему триединому богу в казённую часть любого рода сомнения. Есть мы, есть дорога. Вот по ней и пришло время двигаться. Со всеми, ставшими тут близким кругом или и вовсе семьёй я уже попрощался, пообещав постоянно писать с кораблями, предназначенными для связи между Римом и Новым Светом. Из тех представителей ближнего круга, кто будет сопровождать в этом плавании и последующих эскападах все, даже фон Меллендорф, уже на кораблях или в лодках, на них доставляющих. Остались только мы с Изабеллой. И лодка, которая ждёт.

— Время, сестра. Шагаем и размещаемся в лодке. Как говорится, маленький шаг для двух отдельных людей, зато вполне возможный большой шаг для….

— Человечества?

Даже не пытаюсь удержаться от хохота. Как будто мне реально есть дело до всего человечества, вместе взятого. И Белль это прекрасно понимает, просто подкалывает в своей типичной манере. Важность шага именно для семьи и близкого круга. Знания о множественности миров, о возможности перехода из одного в другой — это уже в активе. Даже если допустить худший сценарий — оставлены кое-какие документы, которые прочитают «отец», Лукреция, Мигель. О моей и Изабелле сути там, конечно, ничего не будет сказано, но вот выкладки о возможности перерождения в иных мирах с полным сохранением памяти как о том, что узнано из «определённых, но несомненно бесспорных источников» — главная суть посланий. Однако искренне надеюсь, что этого самого худшего не произойдёт. Мне вовсе не хочется играть в «русскую рулетку», выясняя, удастся ли в очередной раз сохранить свою суть после смерти. Не тот риск, на который стоит идти, ой не тот!

Пока же — жди нас, Новый Свет. Мы уже идём. Именно идем, ведь, как говорят почтенные мореплаватели, плавает по воде исключительно гуано, а мы к сей непочтенной субстанции стопроцентно не относимся.

1503 г., ноябрь, Империя Теночк, Теночтитлан (столица)

Говорят, что все тюрьмы похожи друг на друга. Родриго де Сорса, некоторое время назад бывший младшим штурманом каракки «Санта-Лючия», не мог судить об этом со всей уверенностью. Там, в родной Испании, он и помыслить не мог когда-либо оказаться в подобном откровенно жутком месте. Но вот слышать — слышал многое. Про темницы просто и монастырские, про обычные, мавританские и в той же, ныне впавшей в ничтожество, Османской империи. Поговорить в его родном Мадриде, как и в иных городах Испании, любили на самые разные темы. И стали любить это делать ещё сильнее после того, как стало ясно, что если не переходить определённую черту, связаннуюс политикой, проводимой Их Величествами Изабеллой и Фердинандом, остальное… Пусть не пропустят мимо ушей, но дело обойдётся строгим внушением или штрафом. нквизиции, которая всегда любила хватать болтунов, ведь больше не существовало.

Мысли, мысли. Родриго только ими и спасался вот уже долгое время. Чуть ли не с того самого момента, как оказался в этом жутком городе, столице ставшей внушать ему настоящий ужас империи народа Науа, в Теночтитлане. Жуткое, почти не выговариваемое европейцем название, как и множество других. Язык науа, хозяев состоящей из немалого числа покорённых ими народов империи Теночк, был ужасным, зубодробительным. Каждое слово было совершенно извращённым, многосложным, полным непривычных сочетаний звуков. А ведь ему приходилось его учить под пристальным вниманием надсмотрщиков-наставников. И любая леность мгновенно каралась ударом плети либо тычков тонкой заострённой каменной палочки. Ну и напоминаниями, что его жизнь хоть и оказалась нужна великому и могущественному тлатоани всех науа, но случись что, жрецы с радостью вскроют пленнику грудь и бросят ещё бьющееся сердце на один из многочисленных жертвенников столицы. Может и на самый главный, поскольку он, Родриго де Сорса, при всём прочем, всё же считался очень ценным и знатным пленником. Только вот ценность науа зачастую понимали очень по особенному!

Каракку «Санта-Лючия», находящуюся на якоре близ крепости Асуньон-де-Баракоа, что на Кубе, воины науа захватили настолько неожиданно, что он, младший штурман, и проснуться толком не успел. Едва только вырвавшись из цепких пут сна, услышав крики, дернулся к находящейся в углу каюты стойке с оружием и доспехами, но было уже поздно. Выбитая дверь, силуэты почти обнажённых, но с оружием в руках людей. издающих возгласы на непонятном языке… И боль. Та самая, от удара сокрушающей ребра небольшой дубины, которую метнул один из ворвавшихся. Но и корчась на полу, пытаясь доползти до оружия, он слышал рёв разгорающегося пламени, нечастые выстрелы из аркебуз и пистолей, крики, в том числе на родном испанском языке. И уже тогда ему стало понятно, что проникшие на корабль побеждают. А потом… Потом было беспамятство, выплывание время от времени из небытия, новые вспышки боли и заливаемый в рот какой-то вонючий отвар, погружающий в сон. И снова, снова. Ещё тогда он знал, что не один попал в плен этим самым науа, были и ещё несколько из числа команды «Санта-Лючии».

Поговорить, обсудить ситуацию, а может, ибо смелым и бог помогает, обсудить планы возможного побега? Нет, совсем не вышло. Все пленники были связаны, во рту каждого находился кляп, а в те моменты, когда его вынимали, чтобы накормить-напоить или дать нуждающимся очередную порцию целебного питья, любые попытки разговора жёстко и жестоко пресекались. Одному же из пленников, палубному матросу, гибкому и ловкому Фернандо, ухитрившемуся одной из ночей выскользнуть из пут и попробовать завладеть ножом… Похоже, эти самые науа сразу разобрались, кто из пленников чего стоит, поскольку Фернандо сперва всадили арбалетный болт в спину, а затем, пока тот ещё был жив, вскрыли грудную клетку и вырезали каменным кинжалом сердце, возложив то на походный алтарь.

Подобное само по себе внушало одновременно страх и желание как угодно исхитриться, но избежать столь печальной участи. Однако именно тогда де Сорса и остальные впервые услышали от пленителей несколько грубых, исковерканных, но всё же понятных им испанских слов.

Откуда науа их успели узнать? Сомнений не было — от других, захваченных ранее пленников из злосчастного отряда Диего Веласкеса, впервые столкнувшегося с этими отродьями сатаны. И в словах было обещание принести в жертву своим нечестивым идолам любого, что попробует бежать. Признаться честно, он в этом сомневался — не для того же их тащили, лечили по возможности получивших раны, чтобы убить, пусть и принеся в жертву, на пол— или сколько там ещё осталось пути до места, куда их собирались доставить.

Пусть говорить Родриго тогда не мог из-за кляпа, но глаза то ему не завязывали, вот он и смотрел. Смотрел жадно, внимательно, надеясь всё же каким-то образом выбраться, освободиться и, вернувшись к своим, рассказать то, что поможет извести под корень этих богомерзких науа с их кровавыми ритуалами. Кое-что о них он уже знал, внимательно и с интересом слушая тех, кто с ними уже столкнулся. Сейчас видел своими глазами, убеждался в правдивости сказанного, а заодно и узнавал новое.

Науа умело обращались с лодками. Да, это были всего лишь лодки, не корабли, но ощущалось, что даже такие суденышки с единственным парусом и несколькими парами весел более чем пригодны для прибрежного плавания и для перемещения от континента к сперва одному острову, а там и далее, словно по звеньям цепи. И вместительность у лодок была достаточная и для кое-какого груза, и для перевозки пленников в не таком малом числе.

Воины империи Теночк умели ходить. Быстро, словно неутомимые волчья стая, под их ноги ложились немалые расстояния. Не слишком то мешали и носилки, на которых несли тех пленников, что не были способны быстро передвигаться или и вовсе не способные сделать и шагу без посторонней помощи. Теперь де Сорса сам увидел города науа, о которых до этого лишь слышал. И да, не мог отрицать очевидного — дикарями этих почитателей алчущих крови и вырываемых из груди сердец богов не назовёшь. Каменные города, окруженные высокими же каменными стенами. Дороги, основные из которых мощёные. Всюду возделываемые поля, множество жителей и… храмы. Те самые, к которым он и близко оказаться не хотел, не то что в их пределах.

Оказался же он, как и иные собратья по несчастью, в столице империи. Пленники, они пленники и есть, потому благородный кабальеро и не удивился, оказавшись в темнице с единственным маленьким окошком, к тому же зарешёченным. Он знал, что где-то рядом находятся и другие испанцы, но при попытках громко крикнуть, надеясь услышать ответ… Тюремщики никогда не забывали напомнить о себе, причиняя ослушникам сильную боль, но при этом стараясь не калечить.

Три первых дня прошли почти спокойно, прерываемые лишь принесением тюремщиками еды с водой да визитами лекаря, осматривавшего, как идёт заживление полученных ран. На четвёртый же день в темнице случилось нечто неожиданное даже для ко многому готового Родриго.

Посетитель. Не какой-то там тюремщик, не обычный воин, а некто очень важный, явно принадлежащий к местным аристократам. Золотые и каменные украшения, отличающаяся от всего ранее виденного одежда, сопровождение из писца и трёх воинов в шкурах поверх доспехов и масками в виде оскалившегося дикого кота. И всё бы ничего, но вот прозвучавшие из уст этого визитёра слова разительно отличались от грубых, искажённых слов на родном испанском, которые в небольшом количестве он слышал от своих пленителей. Хотя и чувствовалось в речи заговорившего нечто совсем уж чужое. Только подумать об этом де Сорса смог далеко не сразу, а лишь после того, как окончилась первая, но далеко не последняя беседа. А слова…

— Ты тот человек, кто знает, как строятся корабли. Ещё лучше знаешь, как вести их в море, а не вдоль берега. Ты расскажешь мне и моим всё, что знаешь. Будешь полезен, иначе смерть на алтаре во имя неизвестных тебе богов покажется благом после того, что сделают с тобой мои палачи, — ненадолго прервавшись, он продолжил. — Завтра тебя и других выведут на свежий воздух, приведут к ступеням храма. Вы увидите, что может случиться. Не все из вас полезны. То есть полезны все, но часть лишь теми сердцами, что пока ещё бьются в их груди. Увидите, как они выйдут наружу. Помогая солнцу вновь и вновь всходить и давать жизнь нашему миру, защищая его от великой угрозы. Ты услышал мои слова, испанец по имени Родриго?

Де Сорса только и оставалось, что одновременно и кивнуть, и произнести короткое «да». Явно довольный этим визитер хищно ухмыльнулся и вымолвил:

— Тогда готовься к завтрашнему великому для тебя событию. Ты узришь, как наши жрецы славят силу и величие тех богов, в сравнении с которыми ваш бог, оказавшийся на кресте, ничтожен и жалок. А чтобы время не терялось зря, тебе оставят бумагу, перо и чернила. Пиши и зарисовывай всё, что знаешь о постройке кораблей и о том, как вести их в море. Ты полезен — ты жив. Ты обманываешь или таишь истину — познаёшь боль. Продолжаешь упорствовать — боль сведёт тебя с ума, а тело, ещё дышащее, повлекут по ступеням храма, к алтарю. Мы скоро увидимся, и пусть к тому дню на бумаге будет что-то полезное.

Незнакомец ушел вместе с сопровождающими, оставив после себя лишь запахи благовоний и стопку листов бумаги, к которым прилагались перья и полная чернильница. А ещё полнейшее непонимание в разуме Родриго и разгорающийся всё сильнее страх в его душе.

Как этот науа мог настолько хорошо изучить испанский язык? Он говорил на нём бегло, естественно, будто был ему обучен с самого детства. Но этот человек не был испанцем, даже уроженцем какой-либо иной страны Европы. Даже смеском разных кровей… наверно.

Предположить, будто кто-то из Испании попал сюда, в Новый Свет, задолго до Колумба и каким-то образом обучил кого-то из местных жителей? Мысль была совсем глупой, потому как этот человек говорил очень странно, его язык был хоть и легко понимаем, но совершенно не похож ни на кастильский диалект, ни на арагонский, ни на прочие. Нечто совсем иное, чужое, странное.

И ещё взгляд. Так хозяин смотрит на корову или козу, размышляя, пустить ли на мясо или божья тварь пускай ещё поживёт, давая молоко и/или шерсть. К этому добавлялось пышущее от незнакомца ощущение превосходства. Не только к нему, а ко всем вокруг. Превосходство, уверенность, готовность перешагнуть через тело любого, кто осмелится сомневаться. Де Сорса ещё не приходилось лично встречаться с такими людьми. Лично не приходилось, но вот слышать слышал. Например, о великом магистре Ордена Храма, императоре Чезаре Борджиа. В некоторой мере о тех. кто был рядом с этим, как его прозвали в Авиньоне, аптекарем сатаны. Только там, как говорили люди, не было столь явного холодного равнодушия. Или было, но к… другим. И то не равнодушия, а полной уверенности, что есть страны Европы, а есть остальные. которые вовне, которые враги уже по одной своей сути.

Подобные сравнения заставили тогда Родриго не изображать непреклонную стойкость, а начать осторожно, но заполнять пустые листы. Осторожно, потому как кабальеро не хотел помогать тем, кто уж точно не был другом ни его, ни испанской короны.

Страх! Именно на нём держалась империя Теночк. Это де Сорса осознал на следующий день, когда его, наряду с десятком других пленников — а там явно были и захваченные раньше, из отряда Веласкеса, и пленённые при нападении на Кубу — повели, как и было обещано, к храму. Не просто одному из, а явно к одному из главных в столице. И вот там, оказавшись рядом с товарищами по несчастью, среди шума, создаваемого радостными и воодушевлёнными науа, Родриго впервые удалось хоть немного поговорить с теми испанцами, кто оказался ближе прочих.

Капитан Гарсия Верди и лейтенант Санчо Фреголо. Вот кто оказался справа и слева от него. Воля случая, что именно так ценных пленников расставили — со связанными руками, под охраной, конечно — взирать на ритуал принесения в жертву других. Тех, кому не повезло оказаться полезными для науа как источники ценных слов, знаний, умений.

Первый, Верди, оказался тем самым злосчастным офицером Дие́го Вела́скеса Консуэ́ло де Куэ́льяра. Именно его решение попробовать силой взять под власть испанской короны город Тулум, воспользовавшись его недавним переходом в подчинение науа, стало причиной первого сражения. Быть может, не воспылай он благочестивым желание разрушить храмы и особенно алтари, на которых вырывались из груди трепещущие сердца, может быть… А может и нет, может война между испанцами и науа всё равно была неизбежна.

Второй же, стоящий по левую руку от Родриго, Санчо Фреголо, оказался взят в плен при штурме науа кубинской крепости Пуэрто-Принсипе. Однако попавший в плен, будучи в беспамятстве, лейтенант был уверен, что крепость выстояла. Собственно, обитавшие на Кубе индейцы таино из непокорившихся тогда уже бежали, полностью разбитые. Отступали и воины империи Теночк, неимоверными усилиями и с немалыми потерями сумевшими прорваться внутрь крепости и запалить немалую часть ее. Только всё равно они отступали, а поредевший, но не сдавшийся и не потерявший боевого духа гарнизон «провожал» противника залпами орудий и аркебуз.

Но то были слова, касающиеся прошлого, в то время как настоящее всем троим виделось в совсем уж мрачных красках. Особенно Гарсии Верди, бывшему пленником дольше других, а потому больше повидавшему. И готовому кое-что поведать таким же беднягам, как он сам.

— Мы открыли ящик Пандоры, сеньоры, — вздохнул капитан, явно удручённый сверх всякой меры, но вместе с тем не сломленный, не упавший духом. — И хотя бы один из нас должен остаться в живых, выбраться, чтобы рассказать о том, что открытое нужно захлопнуть обратно. Захлопнуть, а затем бросить в очистительное пламя костра. Пусть горит и этот император-тлатоани, и все его замыслы!

— Император? — встрепенулся Родриго. — О чём вы сейчас, Гарсия?

— Тот человек, странно говорящий по-испански, он к вам приходил?

— Вчера…

— Два дня назад, — следом за де Сорса отозвался Фреголо. — Потребовал, чтобы я написал всё, что мне известно о тактике пешего и конного боя в нашем войске. И обещал в случае обмана или лености… — взгляд в сторону жертвенника. — Так это что, их император?

— Он, — передернулся от смеси страха, ненависти и отвращения Верди. — Мне и повезло, и нет. Оказался единственным пленённым офицером, остальные мало что могли сказать. Я же…

Капитан Гарсия Верди говорил быстро, но тихо, стремясь не привлекать внимания к себе и соседям. А ещё самому отвлечься и их отвлечь от того действа, которое происходило у всех на глазах. Жертвоприношение! Относительно обычное для империи Теночк, но сегодня жертвы были не из числа обычных или даже пленённых аристократов враждебных науа народов, а из совсем иных врагов. Тех самых, прибывших из-за большой воды на огромных лодках со множеством парусов. Владеющих недоступным имперцам оружием. Такая жертва должна была оказаться угодной богам. Очень угодной!

Но пока почти все науа, даже из числа стражи ценных пленников, смотрели, как жрец бога войны Уицилопочтли ритуальным обсидиановым кинжалом вскрывает грудную клетку и рукой вырывает из заходящегося в диком крике редкого пленника сердце, возлагая то на специальный камень со всеми полагающимися ритуальными фразами… Капитан Верди, пользуясь случаем, торопливо шептал:

— Этот тлатоани, имя толком не выговорю, знает то, чего не может знать. Язык, наши традиции, отличия государств Европы от тех, которые здесь, в Новом Свете. И у него не то нечестивое знание, не то дьявольское чутьё насчёт того, что нужно империи Теночк, чтобы стать ещё сильнее. Ему нужен рецепт пороха, изготовления орудий, чертежи кораблей. Он приказал искать все записи на телах убитых. То нападение на крепости и попытки сжечь корабли. Не исчезли ли оттуда несколько книг, если они попались краснолицым науа? Не романов, не библий с житиями святых, а других.

— Это звучит… невероятно.

— И страшно, Фреголо! — не удержавшись, повысил голос Верди, но тут же вновь вернулся к надрывному шёпоту. — Если это порождение ада получит знания, оно заставит своих подданных изучать то, что им пока неизвестно. Может быть… Нет, наверняка, как только получит знания, постаравшись заключить мир, послав золото и иные богатые дары. Год, два, пять — я не знаю, сколько понадобится времени этим науа, чтобы перенять то, в чём мы их превосходим, в чём сильнее. Нужно выжить, нужно рассказать. Поклянитесь всем, для вас святым, что постараетесь выжить, найдёте возможность бежать.

— Ты повредился умом от выпавших тяжёлых испытаний, Гарсия, — поморщилсяФреголо. — Эти звери опасны, но их сокрушат, как только вице-король на Эспаньоле соберёт силы. Если ещё и новые корабли с войсками из Испании подойдут, эта недоимперия обречена! А писать… Я напишу. Правду, смешанную с ложью. Такую, что эти краснолицые будут долго думать. И пусть! Им всё равно не понять настоящих хитростей тактики и стратегии. Или вообще ничего не буду писать. Как решу. Так и сделаю!

В отличие от лейтенанта. Родриго отнёся к словам собрата по несчастью куда серьёзнее. Они очень хорошо легли на то, что он вчера видел в глазах и поведении того, кто, по предположению Верди, был правителем империи, но при этом, не раскрывая своего положения, лично общался с пленниками, желая выяснить… всё. Всё, что считал нужным и важным для себя и своих планов. А у опасного человека не могут быть безобидные и тем более глупые планы.

Именно тогда, именно под торжествующий рёв науа, радующихся удачному и благосклонного принятому богом войны жертвоприношению, Родриго де Сорса окончательно решил для себя предельно серьёзно отнестись к словам капитана Верди. Ждать, давать требуемое, но не всё и сразу, а частями, по возможности малыми, при этом ожидая чего угодно, способного дать хотя бы один настоящий, а не мнимый шанс на свободу. Не только для себя, но и для того, чтобы рассказать, чем же так опасны не столько сами науа, сколько правитель их неизвестно насколько большой, но явно опасной и в достаточной мере могущественной империи.

И потекли дни, сменяющие один другой. Дни и ночи узника, над чьей головой завис даже не топор палача, а каменный нож в руке жреца науа. Родриго де Сорса, как человек, искренне верующий в господа, не мог не содрогаться от мыслей, как именно может закончиться его земное существование. Это ведь будет даже не мученической смертью, а несколько иным. Оказаться умерщвлённым на алтаре чужого и враждебного бога… Он и хотел верить, что подобное не отправит его душу в какое-то жуткое место — не тот ад, которым стращали в проповедях с детства, а нечто другое, но не менее — и в то же самое время опасался, что веры окажется недостаточно.

Ждать и надеяться — вот всё, что ему оставалось. И не совершать ошибок вроде той, что сделал Санчо Фреголо, проигнорировавший поначалу приказ императора изложить на бумаге и при беседах то, что он знал о тактике пехотного и кавалерийского боя. Крики Санчо и картины того, что сделали с его телом, при этом оставляя живым и спообным видеть, слышать, писать и говорить… у Родриго до сих пор ком к горлу подкатывал. Искалеченное подобие человека, которому ужаснулись бы на паперти любой из церквей. И стать таким… лучше умереть, даже от собственной руки, благо уж если не перерезать, то перегрызть жилы на запястьях решительный человек, не скованный по рукам и ногам, сможет. Но пока де Сорса продолжал надеяться. Сила и решительность конкистадоров Испании, способные освободить пленников науа — это та ставка, которую он сделал.

1503 г, ноябрь-декабрь, Атлантика, Пуэрто-Рико.

Плыть по Средиземному морю и пересекать Атлантику — это, доложу я вам, две большие разницы. Очень-очень большие уже потому, что море, оно… В общем, шансы встрять в проблемы там всё ж куда меньше. Особенно если плыть не по кратчайшим, а по наиболее надёжным путям, проверенным вот уже сотнями капитанов и не одним веком. Атлантика же… Ну первооткрыватель Христофор Колумб со своими сподвижниками-капитанами. Ну ещё горстка смельчаков-авантюристов, притягиваемая блеском возможного золота, слабой, но возможностью заявить о себе во весь голос. Первопроходцы, они же, кхм, первопроходимцы. Нет, я их всячески уважаю, но вот в плане доставки собственного организма из точки А в точку В предпочитаю использовать наиболее надежные средства. И тогда, в прежнем мире, и сейчас. Только, увы и ах, порой приходится малость поступаться собственными же не принципами, но привычками так уж точно. Вот как сейчас.

— Ровно две недели прошло, — ворчу, обращаясь вроде бы в никуда, но одновременно и к стоящей рядом Белль.

Рядом, это не в импровизированной «боевой рубке» «Громовержца», а на открытом мостике, откуда открывается самый лучший обзор как на сам наш корабль, так и на окружающую его водную гладь. Она, гладь эта, миль пардон, не совсем гладкая и отнюдь не только из-за небольших волн. Посмотри вправо, влево, назад, вперёд… Да-да, корабли эскадры. Всюду они, следуют в довольно вольном, но всё же походном порядке, готовые к чему угодно.

На кой подобные меры безопасности, учитывая, что врага нам в Атлантике ну при всём на то желании встретить не получится? Тренировки и ещё раз они же. Эскадра, она должна быть не просто сплаванная — Меллендорф уже постарался, малость погоняв оную по Средиземному морю до нашего отплытия — но готовая к самым разным ситуациям. В частности, идти долгое время в заданном походном ордере, при необходимости перестраиваясь для защиты кораблей, представляющих наибольшую ценность. Вот именно это сейчас и отрабатывалось. А раньше? Да самое разное, включая полноценные уже, во время дальнего плавания, испытания паровых машин.

Надо заметить, они в очередной раз показали себя в лучшей мере. За всё время перехода лишь пара небольших поломок, устранённых за два и четыре часа соответственно. К тому же корабли не теряли ход, просто переключаясь исключительно на парусное вооружение. Штиль? Имел место быть такой, чего скрывать. Не скажу, что я хотел такого рода испытание в том походе, в котором лично принимал участие, но так уж карты легли. Пришлось идти на паровых движках, хоть и на экономичном режиме, сберегая как уголь, так и ресурс машин. Цель то была проста как мычание — поскорее покинуть зону безветрия, тем самым обнуляя любого рода риски.

Результат всего произошедшего? Две недели, а мы, по проведённым штурманами расчётам, должны были увидеть берега Пуэрто-Рико если не к вечеру, то уж завтрашним днём точно. Тут всё от ветра зависит, а сейчас он был так себе и это я ещё мягко выражаюсь. Жечь же топливо, находясь чуть ли не в двух шагах от цели? Не-а, дешёвый шик и глупое расточительство. Угля с собой не так много, а пополнить топливо, будучи в Новом Свете… Ну-ну, спасибо, улыбнулся. Там если что и бросать в топки, так исключительно дерево, ведь каменный уголь вроде как ни на Пуэрто-Рико, ни на Кубе с Эспаньолой не залегает. А если и залегает, то лично я про то не знаю, а проведение геологоразведки — дело явно не ближайших лет. Или ближайших? Боги ведают, но уж точно не я, тут слишком от многих факторов зависит.

— Интересно, как нас встретят в главном порту Пуэрто-Рико? — философски так вопросила Изабелла. — И чем порадуют, а может даже наоборот, огорчат прибывшего к ним Великого Магистра. Чезаре. когда ты уже помешяешь титул на просто Гроссмейстер?

— Скоро. Просто слово то германское, а некоторые орденцы ворчат про преемственность традиций и что не нужно брать названия оттуда, где нас не очень рады видеть и даже препоны чинить пытаются.

— Чинилка у императора Максимилиана никак не вырастет.

Хихикает подруга, но на самом деле это так, трёп на ни разу не важную тему. Магистр, пусть великий, либо гроссмейстер — по факту есть одно и то же. А вообще, иерархия Ордена Храма уже сложилась и, отличаясь немного от изначальной, излишне запутанной, сейчас более прочего походила на нормальную такую, пристойную для XIX–XXI веков систему рангов или званий.

Во главе, понятное дело, стоял Великий Магистр. Ступенью ниже располагались те, кого на первых порах называли младшими магистрами, а теперь переименовали в примархов. Не приоры, как то было раньше, ибо слишком уж много ассоциаций с той ещё, классической религиозностью плодить не стоило. Примархи могли осуществлять командование орденскими войсками в отдельной стране, управлять территориями вроде того же Пуэрто-Рико и вообще являлись вернейшими из верных, опорами главы Ордена Храма.

Им в помощь предназначались байлифы, именование которых в переводе означало «столп» либо «опора». Фактически те же самые возможности и полномочия, но без права голоса при собрании верхушки Ордена Храма. Присутствие, высказывание мнений, советы, но не итоговое голосование, на которое, впрочем, главой тамплиеров, то есть мной, могло быть наложено вето, преодолеть которое… В принципе реально, но по факту сложновато окажется. С учётом состава примархов так и вовсе безнадёжно. Вернейшие из верных же, вроде того же Мигеля Корельи, да Винчи, Эспинозы. Ратальи, фон Циммера, Гортенхельца и ещё нескольких.

Далее — командоры и сенешали. Первые стояли этак на полступеньки выше вторых, поскольку были заточены более под военные дела. Сенешали же, соответственно, основной целью претворяли в жизнь управление крепостями Ордена и управление теми или иными важными для тамплиеров землями. Командование воинскими отрядами Ордена не то чтобы отходило на второй план, просто больше концентрировалось на обороне тех самых крепостей.

На сем верхняя часть рангов-ступеней заканчивалась, начиналась вторая их часть, отнюдь не рядовая, скорее более массовая, но всё равно благородная по самое не балуйся. Рыцари, подразделённые на три неравномерные части.

Сама большая и типовая — собственно, рыцари как они есть. Вояки, прошедшие полное обучение, способные сражаться конно и спешено, владеющие арбалетом и огнестрельным оружием, но ещё не успевшие или не сумевшие проявить себя среди немалого числа себе подобных. Основной костяк младшего офицерства как он есть. Зато действительно проявившие себя рыцари становились адъюнкт-рыцарями, тем самым возвышаясь среди прочих, а заодно получая возможность командования несколькими рыцарями с их отрядами. Важный шаг на пути из просто офицерского ранга в сторону высшего офицерства. Ну и, наконец, третий этап, третья рыцарская ступень — сквайры. По факту те же адъюнкты, но в то же время лучшие из лучших, настоящая боевая элита, способная как следует удивить даже самого опасного противника. Под их началом могли создаваться ударные кулаки тамплиеров, нужные для выполнения самых опасных задач. Плюс второе их предназначение — этакая гвардия внутри и так элитной публики. Именно сквайры как правило сопровождали меня, как главу Ордена, а также примархов в качестве охраны на церемониях и в случаях, когда это реально требовалось.

Что любопытно, зачастую ступень именно сквайра оказывалась тупиковой. Далеко не всегда близкий к идеалу воинского мастерства рыцарь, пусть умеющий управлять собственным малым отрядом, имел хоть какие-то таланты свыше минимально-тактического уровня. Следовательно…. Ступень сквайра была обязательной, но очень уж своеобразной.

Впрочем, всё вышесказанное относилось именно к условному офицерству, благо этот термин за прошедшие годы стал использоваться довольно широко. Нет, ну а что? Капитаны с лейтенантами в разного рода кондоттах и прочих отрядах уже присутствовали, так что резким сломом терминологии подобное не стало. Просто подхватил зародыш мне привычного и начал расширять до соответствующих объёмов. Сперва, понятное дело, в рамках Ордена Храма, а там уж и в обычное войско стало переноситься. Просто наименования званий-рангов разные — в первом случае сохраняющие по большей части традиционные для тамплиеров. Во втором же большей частью новые, но после всех случившихся в государстве перемен ещё одну проглотили без лишних проблем.

Но то офицеры. Помимо них, были и рядовые, и так называемый младший командный состав. Рыцарями ведь не сразу становятся, поневоле требуется промежуточная ступень, в качестве которой и выступали оруженосцы. Ими становились либо юноши из благородных семей, которым просто на хватало знаний и опыта для становления полноценным рыцарем. Либо напротив, выбившиеся из рядового состава воины Ордена. Доказавшие, что способны быть большим, нежели просто «механизмом, к клинку приставленным». Эти самые, «к клинку приставленные», назывались сервиент-арморурами и являлись самой массовой частью тамплиеров. Рядовой состав Ордена Храма, но в сравнении с обычными армейскими вояками их, пожалуй, можно было сравнить с, выражаясь привычными мне терминами, унтер-офицерским составом.

Как же тогда упомянутые оруженосцы? Кандидаты в полноценные офицеры, этакие аналоги гардемаринов, фендриков и тому подобных состояний во времена, не столь отдалённые от мне родных и привычных. Как по мне, вполне себе разумная, здравая система, в этом конкретном времени достаточно гибкая и дающая возможность талантам подняться вверх даже с самых низов, пусть и прикладывая для этого нехилые усилия. Ещё бы нечто подобное в светской части ввести, благо образец в виде знаменитого петровского «Табеля о рангах» присутствует и ни разу не забыт. Названия только поменять и вуаля, будет готово не уравнивание, но приведение в соответствие рангов в военной, статской и придворной ветвях свежесозданной империи. А реформами итальянцев и иных её подданных уже да-авно не удивишь. Привыкли, однако.

— Пока ты в мыслях важных или не очень витаешь, того и гляди в подзорную трубу со смотрового гнезда берега Пуэрто-Рико увидят, — сложенными пальцами ткнула меня под рёбра Изабелла. Чувствительно, однако! — Давай, признавайся, о чём-то отвлечённом мыслил или о конкретике?

— Об окончательном формировании и приравнивании иерархий военной, статской и придворной. Сама знаешь, по какому варианту. Нам с тобой знакомому. Это делать стоит. Время пришло, империя состоялась и укрепилась, несмотря на малое число лет. С исторической точки зрения малое.

— Может ты и прав, Чезаре. Не удивлена буду, если Лукреции и «отцу» записи в запечатанном сургучом конверте оставил. Нет, конверта маловато, тут меньше книги не получится.

— Есть такое дело. Я привык предусматривать любые варианты, даже самые для себя паршивые. Только не хочу сейчас о грустном. Как думаешь, нас встречать как будут?

— Радостно и со всем почтением, как и полагается. Байлиф Густав фон Крайге и в Европе себя хорошо показал, и проверенные доклады уже из нового Света говорят о нем, как о правильном, ценном члене Ордена.

— А сенешаль одноимённой крепости?

— Лодовико Фабри? Педантичный служака. Строительство самой крепости, управление, поддержание порядка. И понимание, что не с его отсутствием инициативы и гибкости лезть туда, где он не силён. Пока это известно из донесений, но скоро мы с тобой это собственными глазами увидим. Уже скоро, Чезаре. Я сама хочу почувствовать под ногами твёрдую землю, а не опостылевшие доски палубы. И эта качка.

— Нет у тебя морской болезни и никогда не было, — с ходу отвергаю возможную попытку пожаловаться на «тяжёлую девичью участь», пускай и чисто в ироничном ключе.

— Болезни нет, а ремнями себя к койке привязывать, чтоб ночью во время качки на полу не оказаться — это не то занятие, которое порадует маленькую и нежную меня.

Тут сложно не согласиться. По удобствам путешествия здешние корабли от мне привычных отличаются, словно небо и земля. А я, надо заметить, за прошедшие годы таки да извернулся ужом и устроил в замке Святого Ангела пусть бледное, но подобие привычного комфорта. Примитивный вариант водопровода, умеренно, но всё ж яркое керосиновое освещение, даже архаичную систему дистанционной связи по вызову прислуги. Как? Система проложенных в стенах изгибающихся трубок, а также точки входа и выхода для «голосовых волн». Слышно, надо сказать, так себе и недалеко, но опять же не стоит забывать о времени.

Однако то там, в главной резиденции Борджиа. А здесь, на деревянном — лишь местами обшитом листами меди — куске дерева посреди океана даже этого не наличествовало. По факту походные условия, которые будут тянуться… Именно тут уже недолго, но ведь остаётся ещё и Пуэрто-Рико, и Эспаньола — куда нам однозначно придется переться, вот нутром чую.

Спокойно, Кардинал, спокойно! Отвык ты за несколько прошедших лет от чисто бытовых неудобств. Расслабился, панимаишшь! Подзабыл уже, как носился по Италии, Сербии, бывшим территориям Османской империи и прочим регионам. Пришла пора вспомнить и снова погрузиться в эту атмосферу. Хорошо погрузиться, так, чтобы она и на долю процента не мешала работе разума, да и настроение шибко не портила. Настроение и эффективность действий, они оч-чень сильно связаны, как бы кто ни пытался подобное отрицать.

— Земля! — заорали из «вороньего гнезда», той самой наиболее поднятой к небесам смотровой точки. — Вижу землю!

— Хорошо орёт, — деловито и совершенно бесстрастно констатировала Белль, после чего добавила из классики:

1503 г, декабрь, Рим.

— Убежал в Новый Свет, а нас тут оставил! — возмущалась от всей души королева Сербии и временная наместница Империи Лукреция Борджиа, обращаясь прежде всего к одной из двух слушательниц. — Вторая была слишком уж миролюбива и мягка характером. — Новые земли, приключения, только под важные дела масками прикрытые, как в греческом, том ещё, античном театре. И как умело разум всем затуманил! Мне, вам, девочки, моему отцу. Про его друзей и сподвижников молчу, те и сами бы рады туда, но понимали, что многих не возьмёт.

— Но он же взял с собой одну из семьи…

— Гр-р!

Не злобное, но предупреждающее рычание сербской королевы заставило мирную и по природе своей неконфликтную Хуану вжаться поглубже в кресло и скрыться за веером. Так оно безопаснее казалось. Хоть урождённая Трастмара за минувшие годы и стала воспринимать Лукрецию как часть семьи, но иногда она, как и прочие Борлджиа и их самые-самые приближённые, её немного пугали. Не в том смысле, что она боялась за себя, тут никаких угроз и представить было нельзя. Просто… Яркие эмоции у членов этого рода то и дело приводили к тому, что мир вокруг в очередной раз менялся — иногда еле-еле заметно, а порой перемены являлись очевидными для всех, имеющих разум повыше базарного нищего.

— Не рычи, дорогая, меня это очень привлекает, а время не то. Вот потом, ближе к ночи, — мечтательно прищурилась Бьянка, не восседавшая, а скорее возлежавшая на помеси кресла и кровати.

Не так давно сломанная и до конца не восстановившаяся нога требовала покоя, потому вместо прогулок, конных или пеших, три дамы собрались в одной из исключительно дамских комнат замка Святого Ангела. Были там и такие, поскольку что Чезаре Борджиа. что его отец понимали — своим прекрасным половинам и просто близким и родным женщинам надо оставлять личное пространство, куда мужскому роду племени ходу либо совсем нет, либо редко и по особым случаям/приглашениям. Для собственного душевного здоровья полезно.

Хуана уже почти не краснела при подобных упоминаниях. За годы, как оказалось, привыкнуть можно ко многому. В том числе и к необычным отношениям среди женщин, которые в Риме ну совсем, как оказалось, не порицались и греховными не считались. То есть о них просто не говорили из официальных уст Святого Престола. Но все и без того знали — любителям мужских задниц в Вечном Городе да и вообще в империи делать однозначно нечего, в то время как ценительницы прекрасного… Допустимая и понимаемая слабость, только и всего.

Впрочем, сейчас императрицу больше беспокоило то, что ставшая неотделимой от семьи Бьянка пребывала в весьма раздражённом состоянии. Всё из-за случившегося перелома ноги во время падения с лошади. Именно это несчастье и не позволило ей оказаться там, где как она считала, ей самое место — рядом с Чезаре, охранять которого и вообще всяческим образом помогать поклялась если не с первого дня знакомства, то уж точно после того, как между ними не осталось никаких тайн. Ведь если Лукреция просто беспокоилась за любимого брата, то Бьянка ощущала, что подвела того по собственной если не вине, но неосторожности. Боролась с подобными мыслями, конечно, но не всегда успешно. Но пока…. отвлеклась на эмоциональную вспышку сербской королевы.

— Ещё и «особо тайные» бумажки свои оставил, — продолжала возмущаться Лукреция, размахивая запечатанным конвертом. — Это только один, а их с десяток. Даже перечислил, при каком случае это можно вскрыть и кто вообще может быть допущен к тому, чтоб увидеть написанное. Там имён меньше, чем пальцев на руке!

— Наши точно есть.

Лукреция кивнула, соглашаясь с любовницей. Кто, если не они? То-то и оно, что, помимо тут присутствующих, имелись имена лишь отца, Мигеля и… и всё. Разве что приписка, звучащая так: «Дети ещё слишком малы, им в их нежном возрасте ничего толком не понять, а потому не стоит смущать их пока до конца не окрепший разум». А ещё…

— Оставил тут, словно завещание. Мне из-за этого не по себе становится, — запал Лукреции сменился тревогой. — Раньше он никогда так не делал, даже когда я знала. что будет в очередной опасной битве участвовать. Командовать то есть. Ты же с ним везде была, Бьянка, вот и скажи что-нибудь!

— Он не опасается умереть. Больше обычного не опасается, — поправила себя та, заодно поправив и положение вроде как сросшейся, но ещё доставляющей немалое беспокойство ноги. — Там нечто особенное, что не должно пропасть ни при каком условии. Ты про приписку на обратной стороне не забыла? Я помню, могу наизусть произнести.

Лукреция тоже помнила. Конверт, которым она размахивала, был единственным из оставленного и запечатанного, который разрешалось выносить из особой, предельно хорошо защищённой комнаты, охраняемой сменяющими друг друга отборными головорезами её брата. Давших клятву стеречь, а потому готовых это делать, несмотря ни на что и ни на кого. В частности, выносить остальные запечатанные документы запрещалось, да и вообще вскрыть их можно было по прошествии определённого времени и лишь в присутствии более половины тех, кто вообще имел на это право.

Замысловато, слишком усложненно? Так могли сказать многие, но точно не Лукреция с Бьянкой, которые успели понять, как именно привык жить и мыслить близкий им человек. В конце концов, именно такой образ мыслей и помог роду Борджиа взлететь на самый высокий пик и при этом не мимолётно, а намереваясь оставаться в таком положении не годы даже, а минимум десятки лет.

— Он. Меня. Заставил слишком сильно волноваться! — отчеканила наместница, сейчас формально управляющая империей. — И я ему сейчас стр-рашно отомщу! Возьму и аккуратно вскрою этот конверт. Так, чтобы печать не ломать. Нужен только кипящий сосуд и очень острое лезвие, чтобы сперва размягчить сургуч, а потом…

— Знаем-знаем, — улыбнулась Бьянка. — Чезаре сам тебя этому учил, как и многому другому. И вряд ли сомневался, что любопытство довольно скоро приведёт именно к этому.

— То есть… Ты не против? — опешила Лукреция.

— Я принимаю неизбежное, — и тут же сменив тон, Бьянка добавило. — А ещё мне тоже интересно, что там написал этот несносный Чезаре, заставляющий переживать о нём всех нас троих. Давай-давай, приказывай, пусть приносят всё нужное!

Прислуга в замке Святого Ангела была почти идеальная. Появлялись быстро, без разрешения не говорили, помимо необходимости, да и отточенные умения, подобающие именно слугам, присутствовали. А как иначе? Отбирались то из множества претендентов и претенденток. Близ верхушки империи, помимо щедрого жалования, можно было надеяться и на случайные, но от того не менее значимые милости.

Впрочем, принесли только жаровню и несколько сосудов с водой, из которых Лукреция намеревалась выбрать наиболее подходящий. Что до острого лезвия… Тут можно было только улыбнуться. Что при ней, что при Бьянке, что в собственно комнате, где находились все три дамы, клинков хватало. Разве что Хуана имела при себе лишь один короткий кинжал, более похожий на произведение искусства, чем на оружие, да и то по просьбе мужа. Дескать, негоже прекрасным девушкам не иметь при себе хоть чего-то, с помощью чего можно защитить собственную красоту. Ведь случаются ситуации, когда защитников может и не оказаться рядом, пусть и по самым уважительным причинам. Так что, порой печально вздыхая, императрица и носила при себе то кинжал, то маленький, похожий на игрушку пистолет. Но кинжал всё же чаше, поскольку не опасалась, что тот внезапно выстрелит. А объяснить испанке из Дома Трастамара. что творения великого механика Леонардо да Винчи просто так, без пожелания владельца, не стреляют… Женское упрямство, оно и коронованным особам не чуждо. Скорее напротив, у них оно порой сильнее прочих проявляется.

Совсем немного времени прошло, и вот размягчённые паром сургучные печати аккуратно срезаются бритвенно острым лезвием. Одним из тех, которые носила с собой Лукреция, окончательно в этом уподобившись своей возлюбленной, у которой, если хорошенько поискать, с десяток ножей и кинжалов можно было найти спрятанными в одежде. Это помимо явного и видного всем оружия.

— Вот ты какое, тайное послание, — бормотала Лукреция, доставая исписанный знакомым почерком лист. Сейчас я… Чезаре!

Возмущённый возглас, искренний и идущий от самого сердца. Совсем скоро он стал понятен и Бьянке с Хуаной, поскольку первые же сроки были написанные особо крупно и специально подчёркнуты:

«Лукреция, я так и знал, что у тебя не хватит терпения! Поэтому сейчас ты прочитаешь только малую часть. Ты и, я уверен, моя прелестная жена Хуана и дорогая подруга Бьянка. Ели же я вдруг окажусь неправ — после возвращения готов на выбор исполнить три любых — в меру разумного — твоих просьбы. Но ведь этого уже не случится, да?»

— Он опять доказал, что знает тебя, нас и нас всех, получше, чем мы сами о себе мним, — без тени разочарования или смущения произнесла Бьянка. — А раз так, то читай полностью. У меня голос не такой хороший, а Хуана может засмущаться и начать шептать посреди чтения. Потому только ты.

— Я не шепчу, — потупила глаза императрица. Только если… он пишет то, о чём открыто нельзя. Что только между двумя. А он…

— Ты его знаешь, любишь и уже привыкла. Как и все мы, — сказала, как отрезала воительница. — Читай, Лу.

Вот сестра Чезаре и начала читать: внятно, с интонациями, тем более брата своего знала очень хорошо. Можно было не волноваться, что написанное и прочитанное будут отличаться в оттенках смысла. Но вот содержание, оно даже не удивляло, а по-настоящему потрясало. И относиться как к шутке никак не получалось — не тот был случай, чтобы Чезаре Борджиа вздумал шутить над теми, кого считал близкими людьми.

«…все равно вернусь, так что желающие моей смерти пусть лучше сами зарежутся или застрелятся, на их собственный выбор. Я самую малость опасаюсь неожиданностей другого рода, из-за которых моё возвращение — а может как моё, так и Изабеллы — окажется очень затруднительным. Наверняка уже раздразнил ваше любопытство, но несколько успокоил тревогу. Всё-всё, не буду тянуть и открою главный секрет — именно в Новом Свете и именно на землях империи Теночк находится нечто очень важное, по значимости способное превзойти Копьё Лонгина, Святой Грааль и прочие артефакты вместе взятые. И далеко не факт, что эту ценность можно потрогать руками. Я сейчас говорю о знаниях. Тех, которые помогут подтвердить — полностью или частично, об опровержении и речи нет — важнейшее открытие. Помните ту самую карту, найденную в архивах бывшей столицы османской империи?»

— Помним, — кивнула Бьянка, словно отвечая невидимому собеседнику. — Полезной оказалась и очень. На ней, как сразу Чезаре сказал, изображён весь наш мир, а не только известные части. Многое подтвердилось, теперь к ней и вначале сомневавшиеся серьёзно относятся.

— Мой дорогой супруг умеет чувствовать важное и применять на пользу семье, — сияя от гордости, подметила Хуана. — Но больше. кроме этой карты, он ничего не находил. Иначе сказал бы. Он никогда не скрывает от семьи.

— Вот и сейчас не скрыл, но в своей манере.

Хоть Лукреция и нахмурилась, давая волю мыслям и чувствам, но вновь вернулась к тексту письма.

«В знании — великая сила. А уж в том, которое позволяет прикоснуться к тому, что такое душа и как именно происходит её переход из одного мира в другой — отдельная ценность. Рай и ад в тех либо иных вариациях, как в христианстве, исламе, иных верованиях. Реинкарнация у буддистов, чьё учение известно не так, чтобы сильно. но отзвуки его доходили, даже из них многое почерпнуть удалось. Но кто может привести доказательства, что побывал в другом мире, а потом оказался в этом? Не берём разного рода безумцев, которых предостаточно, но веры которым лично у меня ноль. У вас, надеюсь, тоже».

— Такой человек, как мой муж, не мог не настаивать на глубокой реформе Святого Престола, а значит и всей Церкви, — вздохнула Хуана. — Для него ни один святой отец не есть светоч и учитель, которого слушают и верят, не задавая вопросов.

— Бездоказательная вера — это не про нашего Чезаре, — усмехнулась Бьянка, вспоминая весь период своего с ним знакомства. Ага, начиная с захудалой траттории и заканчивая днём, когда её лучший друг зашёл попрощаться перед плаванием в Новый Свет, пожелать здоровья, а заодно пожалеть, что на сей раз вместе совершить очередное безумство ну никак не получится. — Но парадокс в том, что его вера глубока настолько, что некоторых священников в дрожь бросает. Только она совсем иная, основанная на понимании, знании, а не на чужих словах. Я не раз задавала себе вопрос, что он видел, до чего докопался, изучая… разное?

— Изучая и отшучиваясь. Братец на такое горазд.

Это уже Лукреция вспомнила разнообразные ситуации. Причём саму идею, о которой говорилось в письме, она, воспитанная в семье какого-никакого, а «князя церкви», не отвергала. Дескать, многое есть в мире. во что следует только верить, ибо доказательства промысла господнего неподвластны и недоступны разуму человеческому. С тех пор насчет «неподвластности и недоступности» многое стало меняться, во многом благодаря тому же Чезаре, а значит… Ещё несколько второстепенных фраз в письме и вот снова нечто очень важное;

«Обладающий нужными мне знаниями человек сидит или на самой вершине империи или очень близко к ней. Потому добиться от него, чтобы тот выдал нужные мне знания, будет весьма непросто. А уж какие именно это знания, можно лишь предполагать. Может просто знания, которые придётся самим с самого начала пытаться воплощать в жизнь, а может и нечто иное. Например, некая основа, работая с которой получится достичь главного и очень мною желаемого — не просто ещё раз убедиться, что душа есть, и она способна переместиться из одного мира в другой. О нет, это и так понятно, хотя я, в отличие от многих предпочёл и тут получить веские и неопровержимые доказательства».

— Доказательства он получил! — прервавшись, зашипела Лукреция. — А любимой сестрёнке об этом сказать? А отцу с матерью? А жене и близким друзьям? Вот ведь скрытный какой стал!

— Он и скрытный и открытый в одно и то же время, Лу, — мягко возразила Бьянка. — Может держать при себе, пока не будет точно уверен, что пришло время сказать. И что сказанное не вызовет сомнения, тем более отторжения. Душа, она такая, сложная. Раньше за неосторожное слово могли в ереси обвинить. Не его, конечно, но он ещё и осторожный. Уверен, что именно доказательства, которые о душе, помогли ему подобраться к другому. А ты продолжай читать. Нам обеим интересно. Хуана, тебе же интересно?

— Интересно и немного страшно. Куда мой милый супруг забрался, в какие запретные места?

— Он куда угодно заберётся, если почует, будто там прячут нечто для него важное. Ну же. слушаем дальше!

«Мне уже удалось выяснить, что, попав в один мир из другого, душа может послужить неким маяком, путеводным огнём и нитью Ариадны для других душ, но тесно с ней связанных. Увы, пока можно быть уверенным в существовании такого механизма, но не в особенностях его работы. Число душ, степень близости, необходимая для притяжения, вероятность оного, что чуть ли не самое важное. Если она не абсолютна, то возникает вопрос о том, как именно можно её повысить.

И снова повторюсь, я сейчас не про рай с адом, как бы их ни называли. Это совсем другое, нечто вроде духовного плавания с одного материка на другой, из Старого Света в ну совсем-совсем Новый. И передвигаться не на кораблях придётся, а… Не знаю, как это назвать, как описать. Даже нет уверенности, что испытавший на себе такое способен внятно описать процесс перехода. Вот всё это и предстоит выяснить. Для начала».

Сербская королева поневоле прервалась, будучи окончательно потрясённой тем, что уже узнала из строк, написанных не самым лучшим почерком. Что поделать, почерк её брата и раньше не был каллиграфическим, а за последние лет восемь стал совсем слабо разбираемым, если только не имелось привычки. Она то что, успела научиться, потому и сейчас читала с листа бегло, не прерываясь на вдумчивое изучение отдалённо похожей на букву или буквы закорючки.

— Если у него это называется началом, то куда он дальше двинется? — озвучила она стремящуюся вырваться наружу мысль.

— Он тот, кому и целого мира мало, — отозвалась Бьянка. — И не в том смысле, чтобы огнём и мечом его завоевать. Для нашего Чезаре это слишком скучно. Он ищет другие пути, от которых многие способны прийти в ужас, половина из оставшихся просто не поймут, иные сочтут опасным прежде всего для самого ищущего и тех, кто осмелится за ним последовать или просто не воспрепятствовать. Вспомни хотя бы Храм Бездны. Теперь я не уверена, что полностью понимаю цели его создания.

— Бездна. Без дна… — эхом откликнулась Лукреция. Отвергающие христианство и не только, ищущие себе новые идеалы за пределами. И тут по сути брат начинает говорить про то, что подобрался к самой сути души и тому, как она может попасть не в рай или ад, а совсем в иные места. И не одна, а вместе с другими. Шутить он с таким никогда бы не стал. И путешествие в Новый Свет с конкретными целями. Он уже знает, на кого будет там охотиться. Не имя, но примерное нахождение и приметы, по которым найдет этого «редкого зверя». Но чего хочет добиться в итоге, чего?

— Ты не дочитала письмо.

— Да, Хуана. Оно и верно. Прости, голова кружится, мысли сбиваются. Наш Чезаре в очередной раз переворачивает мир вверх ногами и весело при этом смеётся. Читаю, там уже не так много осталось.

Сосредоточившись, Лукреция снова погрузилась в содержания письма, будучи не в состоянии озвучивать его отстраненно, не принимая близко к сердцу содержимое строк:

«Наверняка вы все, читающие это послание, уже успели не испугаться, но обеспокоиться за меня и за то, что может случиться с человеком, который лезет в такие запретные места, ища ответы на прОклятые вопросы, что просто жуть. Понимаю, разделяю ваши опасения, потому и в принципе появилось это письмо. Потому сразу хочу хоть немного, да успокоить.

Мне. Ничего. Фатального. Не грозит. Я почти уверен, что даже если с телом случится беда, то дух… Он или найдёт дорогу обратно, или, в самом плохом случае, сможет притянуть в другую жизнь тех, кто мне по настоящему дорог. А вот чтобы «почти» превратилось в «абсолютно», мне нужен успех в задуманной авантюре. Ах да, я в принципе не стремлюсь оканчивать раньше лет этак полусотни от сего дня своё нынешнее земное существование. Следовательно, приложу все возможные и невозможные усилия для того, чтобы вернуться целым и по возможности невредимым. Со щитом, а вовсе не на щите, ибо подобное «ложе» меня никак не устраивает.

И вот какая просьба. Как мы и договаривались, письма из Пуэрто-Рико будут приходить с периодичностью в полторы-две недели. Специально выделенные для этого клиперы должны на деле показать и убедить самых упёртых, что связь между Европой и Новым Светом может и должна поддерживаться именно так, а вовсе не от случая к случаю. Так вот, в этих письмах могут быть теперь понятные вам намёки. Поэтому отдельная и важная просьба — тоже обойдитесь намёками, понятными лишь тем, кто писал или читал это самое письмо. Подобные тайны не должны становиться достоянием широкого круга лиц. Значит… Лукреция! Помести письмо обратно в конверт, вновь нагрей над паром сургуч и придай конверту прежний, по возможности, вид.

Люблю, обнимаю и целую, обещаю сделать всё, чтоб порадовать сперва интересными вестями, а затем и возвращением в новыми и очень ценными знаниями. А может и не только знаниями, но и чем-то поматериальнее

Чезаре.»

Повисшее ненадолго молчание, едва только Лукреция закончила чтение письма, вскоре нарушилось. И нарушительницей спокойствия оказалась Бьянка, сперва затейливо выругавшаяся, а затем уже высказавшаяся более конкретно:

— Добавил нам Чезаре работы! И это к тем государственным делам, которые в его отсутствие переложили первым делом на тебя, Лу. Вот ты ими усердно и занимайся.

— А ты?

— А мы с Хуаной попробуем повнимательнее изучить затею с Храмом Бездны. Не знаю, что именно искать, но нужно, раз он про Храм в письме упоминал. Ещё допросные листы тех науа перечитаем, из них многое можно будет понять после сегодняшнего. Зато вот почтенного понтифика, твоего, милая, отца, тревожить не станем. Лишнее это в его возрасте и состоянии.

Лукреция, призадумавшись, вынуждена была согласиться. Здоровье у Родриго Борджиа и впрямь пошаливало. Он, конечно, храбрился, старался принимать деятельное участи во всех сферах государственных дел, но и сам уже понимал — так, как было раньше. уже не получается, а попытки догнать прошлое могут привести к тому. что возникнут проблемы с будущим.

Что ж, государственные дела нужно решать, значит, она приложит к ним все свои силы. Но будет держать руку на пульсе того, как две другие. посвящённые в тайну, делают свою часть работы. А ещё… Мысль мелькнула неожиданно, но мелькнув, исчезать не торопилась.

Отец! Если подходить к его жизни с понятия греховности, то попадание Родриго Борджиа в райские кущи было далеко не так вероятно. Разумеется. положение викария Христа. наместника Господа на земле и прочее, но… Много чего понабравшаяся от своего брата и иных вольнодумцев Лукреция не могла не беспокоиться, что именно предстоит душе её отца, сложной и неоднозначной. А тут Чезаре внезапно говорит о чём-то совершенно ином, вне концепции райского блаженства и адских мук. Отнестись к такому без должного внимания не получалось никак. Не в последнюю очередь оттого, что Лукреция не знала, какой срок на земле отмерен её отцу. Да и другие близкие ей люди не могли быть абсолютно спокойны. Жизнь, она умеет преподносить сюрпризы, уж в этом она успела убедиться и на опыте других и на собственном.

1503 г, декабрь, Эспаньола.

Санто-Доминго. Столица испанский владений в Новом Свете, резиденция аж самого вице-короля Христофора Колумба. Про то, что этот город-порт являлся ещё и наиболее крупным поселением на Эспаньоле и не только, я полагаю, упоминать и вовсе было лишним. Вот сюда мы и прибыли в составе чуток уменьшившейся эскадры. Изначально то она составляла три фрегата, шесть клиперов и десяток галеонов, все с паровыми двигателями в довесок к парусному вооружению. Однако не имелось особого смысла учинять визит к союзнику «в силах тяжких». Такая специфическая личность как Колумб мог всё неправильно понять, а потом долго и нудно строчить жалобы испанской королевской чете. Толку от тех жалоб, конечно, было бы чуть, но мне сейчас портить отношения с вице-королём категорически не требовалось.

Колумб был нужен и даже более того, являлся важным фактором в далеко идущих планах. А вот собственные планы вице-короля — из того, что я о них уже успел услышать — признавались откровенно вредными, способными отбросить достижение цели на несколько, а то и на пару десятков шагов назад. Ведь лишись испанские конкистадоры ещё одной и куда более серьёзной части своих сил в Новом Свете — придётся ломать голову, как компенсировать ослабление союзника уже собственным усилением. А так… Пусть горячие испанские парни на нас поработают, искренне считая, что действуют исключительно во благо себя любимых.

Ведь что им нужно? Правильно, золото и иные драгоценности, а также возможность наложить руки на ещё большее количество земель. Как ни крути, а далеко не все кабальерос сумели ухватить достойные — в своём понимании — для своих семейств куски во время Реконкисты, войны с Францией, обоих Крестовых походов. Если, ко всему прочему, вспомнить про младших сыновей, не успевших к делёжке или по каким-либо причинам лишённых большей части того, что хотели получить… Воистину ядрёный коктейль внутри и их черепушек толкал конкистадоров на новые и новые авантюры и свершения. Требовалось лишь придать их энтузиазму правильный вектор, да остеречь от попадания в ловушки, которые наверняка были уже приготовлены стратегами империи Теночк. Этим нам и предстояло заняться, оказавшись на Эспаньоле.

Гавань Санто-Доминго, которую мы, недавно отплывшие из гавани же, но Пуэрто-Рико, могли сравнить одну с другой. Вот что тут можно и нужно было сказать? На самом деле многое. Не самое идеальное место для обороны, виднелись узкие места в инфраструктуре порта, но это так, лёгкие придирки. Несколько более удручал факт, что «дежурные» корабли несли службу вполглаза. То есть особенно и не напрягались, заметив, что к ним приближается отнюдь не маленькая по меркам Нового Света эскадра. Два фрегата, четыре клипера, парочка галеонов. Как раз по числу, чтобы и не давить мощью и количеством, и в то же время продемонстрировать именно что новейшие образчики имперского флота. Пусть сеньор Колумб как следует посмотрит, сравнит и сделает соответствующие выводы. Тут чистая психология — нынешний вице-король патологически не способен всерьёз разговаривать с теми, у кого вот прямо сейчас за спиной нет серьёзной силы. Повлияло на него обретённое положение, ох как повлияло. Для Испании это было весьма проблемно, для меня… тоже, но с некоторыми оговорками. Требовалось лишь сыграть на правильных струнах души человека, открывшего — и это нельзя отрицать — для Европы территории Нового Света.

Приветственный салют в наш адрес — ведь над «Громовержцем» развевался личный флаг магистра Ордена Храма, что подразумевало наличие в его же, то есть моём лице ещё и целого императора. А в таких случаях без пустого пережигания пороха, пока ещё довольно дефицитного в Новом Свете, обойтись никак не получалось. Затем пафосная высылка за нами нескольких богато украшенных лодок, сошествие на берег, столь же торжественное сопровождение до резиденции собственно вице-короля.

Пафос-пафос-пафос. Испанцы вообще большие любители пышных церемоний, ну а Колумб, будучи по национальности итальянцем из Генуи, как-то сильно прикипел к своей новой Родине. Не ко всему, разумеется, а исключительно к радующим его тело и душу аспектам. Зато мы с Изабеллой, будучи полностью нечувствительными ко всему происходящему, могли свежим взглядом оценить общее впечатление пускай от парадного варианта города, но всё же способного дать умным людям неплохое общее представление.

Сразу же бросалась в глаза изначально бессистемная, хаотичная застройка Санто-Доминго. Видно, что потом с этим начали бороться и успехи в сём нелёгком деле присутствовали, однако следы всё едино оставались.

Дерево. Слишком много дерева в постройках. Оно понятно, что с ним возни куда меньше, нежели с камнем, который и доставлять надо, и обрабатывать сложнее, но конечный результат, он куда важнее. Добавим к этому отнюдь не призрачную угрозу со стороны господ ацтеков, любящих и умеющих поджигать всё, что способно загореться, в результате чего имеем уже не изначальную оплошность, а явную и бросающуюся в глаза уязвимость города. Спалят, если что, как пить дать спалят — крепости на Кубе тому наглядное подтверждение.

Интересно, в голове у Колумба уже зачесалось насчёт подобной угрозы или покамест по-прежнему мнит, что Куба — это далеко, а его Эспаньола вне такого рода опасности? Искренне надеюсь, что нет, поскольку в ином случае будет не просто трудно, а очень трудно с ним договариваться.

Колумбов, кстати, тут вообще много. Не один вице-король, но его родственники, почуявшие возможность возвыситься и стремящиеся ей воспользоваться. Особое значение имели двое — младший брат Бартоломео и сын Диего. Полностью поддерживавшие отца и брата, поставленные вице-королём на значимые должности губернатора Эспаньолы и ответственного за добычу золота, они реально готовы были выгрызть у судьбы всё то, что, как считали, им недодали.

Работали они, надо сказать, усердно, с фантазией, но, как по мне, постоянно нуждались в сдерживающих начальственных окриках. Впрочем, последнее было абсолютно справедливо и применительно к самому Христофору Колумбу. Не зря я ещё в самом начале имел долгий и доверительный разговор с Изабеллой Трастамара, в котором советовал своей родственнице по супруге держать открывателя Нового Света в ежовых рукавицах, дабы вред от его действий не сравнился с принесённой тем пользой. И были к тому основания, ой как были!

Какие именно? Так ведь едва Колумб почувствовал, что переправленных из Испании солдат достаточно, чтобы представлять собой доминирующую военную силу против достаточно малоразвитых в военном деле индейцев таино, населяющих Эспаньолу, так сразу же предпринял было попытку пройтись огнём и мечом по территории острова, убивая немалую часть, дабы внушить страх и поработить оставшихся. Благо думал в тот момент всё больше про добычу золота из уже нащупанных рудознатцами месторождений.

Та ещё политика! Её удалось пресечь пусть не на корню, но хотя бы не дав той полностью развернуться, однако последствия всё равно имелись. Чего стоило бегство на Кубу и в иные места особо озлобленных на новых хозяев земли касиков и их воинов. Этакое распространения вполне себе достоверной информации о творимых новыми хозяевами Эспаньолы зверствах, от которых далеко не всем удаётся скрыться живым и относительно здоровым. По факту, Колумб, дитя своей эпохи, делал естественные для себя телодвижения, но именно ими доставил немалые сложности. Слава богам, что не такие, как в известном мне варианте истории. Ведь тогда по прибытии испанцев на Эспаньолу, по разным оценкам, население острова составляло, по разным оценкам, от одного до четырёх и более миллионов человек. На деле, после примерно и коряво проведённой испанцами с год назад переписи, оказалось, что около двух с половиной. Вычтем отсюда убитых, бежавших, умерших таки от болезней, которые и сейчас собрали свой урожай, хоть и далеко не столь серьёзный… Действительно, могло быть и три миллиона, и даже чуть больше. Мда. Вот иного слова и подобрать то сложно.

Золото! Оно всегда манило многих. Собственно, отправляясь искать новый путь в Индию, хотя и на нечто иное будучи согласен — Колумб прежде всего надеялся получить именно золото. И вот она, сбывшаяся мечта. Эспаньола действительно была богата этим жёлтым металлом — и не только им, откровенно говоря — но его следовало сперва найти, потом извлечь из воды, песка или земных недр. Для подобного требуется немалое число людей, готовых работать на тех самых золотых приисках. А дурная политика относительно населяющих остров индейцев подобному ни разу не способствовала. Собственно, в той истории, истории моего мира, это было доказано столь наглядно, что таки ой. К двадцатым годам XVIвека из коренного населения на Эспаньоле оставалось несколько десятков тысяч человек, что напрочь рушило планы по освоению острова и его богатств. Вынужденный завоз африканских рабов как раз и положил начало тому, что Карибы оказались перенасыщены неграми, а уж последствия этого я видел. Откровенно хреновые последствия. Там были. Тут уж навряд ли будут. Полагаю, даже уже сделанного хватило, чтобы избежать самых худших сценариев развития региона.

— Не самое хорошее место, магистр, — шепнул командор Златан Кроевич, по факту командир тех войск, которые прибыли в составе эскадры. — Если в Пуэрто-Рико таино смотрели на нас и на других, кого постоянно видели. без злобы, то тут… У каждого второго страх, у некоторых ненависть. Сильнее или слабее — это не важно. Известны способы разжечь даже слабый огонь. Тут пороховая бочка. Поднеси факел и бум… Ничего нет, только гарь и пепел. Спросите вице-короля, спросите его окружение. Понимают ли они это?

— Обязательно спрошу. Златан, — уверяю командора, хотя ответ и так известен. Если насчёт возможных проблем со стороны империи Теночк тут реально беспокоятся, то обращать внимание на местных… Нет, с этим здесь явно не очень. Считают достаточным, что просто остановили начавшуюся было резню, отменили планы насчет обращения в рабство и даже платят за работу на каменоломнях, лесозаготовках, рудниках и прочих местах, куда массово нанимают таино. Да ещё периодически устраивают рейды в горные районы острова, где крепко засели, пользуясь знанием местности и её преимуществами, касик Каонабо со своей женой Анакаоной, а также касики Гуарионекс, Майобанекс с самого начала устраивавшие Колумбу немалые проблемы. За прошедшие годы испанцам удалось прикончить Каонабо и Майобанекса, но вот Гуарионекс и особенно Анакаона, ставшая лидером всех мятежных таино Эспаньолы продолжали контролировать немалую часть горных районов и пользоваться существенной поддержкой как бы мирного населения.

В общем, на Эспаньоле в горных районах шла довольно вялотекущая война, то затихавшая, то вновь разгорающаяся. Самое неприятное заключалось в том. что Колумб в докладах Их Величествам старался преуменьшать значимость происходящего, оправдываясь тем. что «мятежные индейцы неискоренимы, всегда найдутся недовольные.». Ну и сетовал, что «подобного не было бы, если бы мне было позволено принимать все необходимые действия по устрашению местных дикарей».

Колумбу повезло разве только в том, что засевшие в горах касики со своими людьми здраво оценивали положение дел и не стремились убиться о превосходящие их качественно войска испанцев. Научились уже после череды печальных для себя событий. А вот представить себе ситуацию наподобие кубинской, когда местных мятёжников в своих целях используют господа ацтеки — это как два пальца об асфальт! В подходящий для краснокожих момент, разумеется. Эх, Колумб ты Колумб! Взять бы да применить «меры воспитательного воздействия» в виде кожаного ремня, да явно с этим опоздали лет так на дцать. Плюс дитя своего времени, с этим также не поспорить.

— И в такой ситуации он ещё экспедиции на материк готовит, — покачал я головой, вызывая тем самым усмешку Белль и ругательство на сербском — который я и изначально с пятого на десятое понимал, а уж за прошедшее время и вовсе выучил — Златана. — С проблемами бы на острове сперва разобрался. Не дипломат наш Христофор, совсем не дипломат. Вот придворный и проситель денег и прочих благ из него неплохой вышел, Мореплаватель изначально отменный. Но управленец и стратег… Посмотрим, что с его родичами и приближёнными.

— Разочарование большое или маленькое — вот в чём вопрос, — хихикнула Изабелла, даже не пытаясь что-либо скрывать.

Не считала нужным, вот и всё, предварительно как следует проанализировав наше тут, на Эспаньоле, положение. Опасности со стороны испанского вице-короля и его свиты если и не ноль — нуля не бывает почти никогда — так исчезающее малая величина. Ну а что будут пытаться в чём-то надуть — тут к гадалке не ходи, непременно постараются, все силы приложат.

Дворец! Шикарный, величественный, не уступающий многим родовым гнёздам испанской высшей знати. И, конечно же, в достаточной мере скрещенный с крепостью, чтобы чувствовать себя в нём безопасно. Как ни крути, а вокруг не относительно спокойная Испания, а настоящий фронтир, Новый Свет. Однако тяга Колумба к роскоши, как по мне, местами выглядит откровенным перебором. Китч, так бы назвали это в будущем, но сейчас подобного термина ещё не придумали. А так… Много золота, немалое число местных диковинок, предельно богатое обранство всего, ни единой мелочи не упуская. Дескать, вот он я какой, смотрите и завидуйте вице-королю.

Кстати, лёгок на помине! Высокий, крепкого телосложения, с выдающимся таким орлиного типа носом, преисполненный одновременно и достоинства, и чувства собственной важности. Человек, которому всегда и всего по жизни мало. Ведь даже ухватив огромный по любым меркам кусок, не успев толком его прожевать, он уже хотел больше и все усилия — как дельные, так и не слишком — направлял на получение этого самого нового. Своеобразная персона. А ещё налицо злоупотребление золотом с каменьями и пышностью одежд. Впрочем, глядя за выстроенный по его пожеланиям дворец-крепость, иного ожидать и не следовало.

И вновь испанский церемониал, будь он неладен. Пришлось научиться в нём разбираться на достаточно высоком уровне, но он действительно в настоящее время являлся наиболее сложным… За исключением этого клятого обломка рухнувшей Византии, но её и к Европе отнести можно было с огромной такой натяжкой. Вдобавок что мне, что Изабелле, что прочим на этикет двора Палеологов было попросту плевать, и это я ещё смягчаю эпитеты.

Эх, какая же нудятина. Однако всё заканчивается, закончилась и эта вот вводная часть, после которой мы могли как отправиться отдохнуть, так и… С ходу был выбран второй вариант. Дескать, оба «наши величества», я и Изабелла, абсолютно не устали, чувствуем себя бодро и настроены провести дружескую беседу с вице-королём, вернейшим слугой нашей родственницы Изабеллы Католички.

Был ли в восторге что сам Христофор Колумб, что его родственники, что разнокалиберные приближённые? Колумбы точно радости не испытывали, а вот с приближёнными пока что не всё было ясно. Там имелись разные люди, в том числе и те. которые состояли в мягкой, осторожной, но оппозиции к проводимой вице-королём политике в этих землях. Покарать же их каким-либо серьёзным образом либо просто выслать у Колумба полномочий не хватало. Ага, я не оговорился. После того, как Изабелла Трастамара пару раз посылала в Новый Свет своих доверенных лиц, она мягко, почти незаметно, но урезала многие полномочия вице-короля, сбалансировав урезанное влиянием уже иных собственных представителей. Разделение властей во всей красе. Недостаточное, как по мне, но хотя бы от некоторых резких «виляний на курсе» «корабль» испанских владений в Новом Свете был избавлен.

Наконец! Это я про то, что большая часть народа вымелась куда подальше. Остались только собственно «благородные доны» из действительно имеющих значение, чуток охраны у стен небольшого зала и у дверей, да вездесущие пронырливые слуги. Просить хозяина гнать их в шею… Не поймёт-с, это ж часть испанского двора, а не римского. А уж Новый Свет или Старый, европейский… эх, кого волнует таких мелочей. Точно не Колумба с его присными.

Словесные кружева, чтоб их. Не интриги ради, а исключительно витиеватости разговора для. Вступительной его части, если уж совсем конкретизировать. Дальше удастся беседовать почти нормально, но пока просто перетерпеть, отдав большую часть полагающихся реплик Изабелле, лично вступая лишь тогда, когда без этого вот никак не обойтись.

И снова то же самое слово, то есть наконец. Вступительные части завершились можно перейти к тому, ради чего мы вообще сюда припёрлись.

— Как я понимаю, Христофор, вы, будучи сильно обеспокоенными нападениями войск империи Теночк на кубинские крепости, а также держа в уме возможность повторения подобного уже в других местах, решили сами нанести удар по землям науа. Для этого и собираете в единый кулак войска на Эспаньоле.

— Да, магистр, — обращался он ко мне так, поскольку удалось внушить, что я здесь как глава Ордена Храма первым делом, а императорский титул временно, скажем так, уходит в тень. — Эти кровожадные идолопоклонники нуждаются в уроке, который никогда не смогут забыть. Большое число кораблей с сильной артиллерией, высадка рядом с их городами нужного числа солдат с пушками, способными проламывать стены их городов. У отряда Диего Веласкеса Консуэло де Куэльяра не получилось с Тулумом, но всего лишь из-за отсутствия пушек и нехватки людей. Его ныне упокоившийся и несомненно попавший на небеса капитан Гарсия Верди правильно предположил, что недавно завоёванные науа народы могут… не очень любить завоевателей. Мы обязательно используем эту нелюбовь!

Откровенных глупостей в словах не прозвучало, да и вообще глупостей как таковых. Но то слова, а вот как насчёт конкретных планов.

— Звучит хорошо, но как насчет предварительной разведки? Я понимаю, что европейцам сложно высаживаться на землях, подвластных империи Теночк или находящихся в вассальной зависимости. Но есть индейцы, которых можно туда послать. Торговые связи, через них многое можно вызнать. Осторожно, шаг за шагом. Полагаю, вы провели подобную работу, раз уже готовы в довольно скором времени отправить немалое число кораблей, набитых солдатами, словно бочки солёной сельдью.

— Мы допрашивали пленников. Разных. И из числа этих науа, и из мятежных таино, которые с ними сговорились. В руках наших палачей говорят чистую правду… когда не заходятся в криках от невыносимой боли. Прошу прощения, Ваше Вели…

— Можно просто Изабелла, — обворожительно улыбнулась старая подруга, в то время как глаза оставались холодными, изучающими. — В Доме Борджиа и женщины ведут важные дела наравне с мужчинами, не боясь крови, смертей, оружия разного рода. В этом нам подала прекрасный и запоминающийся пример уже Ваша королева, дорогой Христофор. Изабелла Трастамара действительно великая правительница. Испании сильно повезло, что в трудный час на престоле оказалась именно она.

— И её столь одарённый в делах военных супруг, Его Величество Фердинанд.

— Конечно, и он тоже, — понимающая улыбка Белль. — Значит, разведка не проводилась в том объёме, который у нас в Риме посчитали бы необходимым и достаточным для бомбардировки с моря с последующей высадкой десантов. Или я всё-таки ошибаюсь?

— Рим есть Рим, прекрасная Изабелла, — попробовал было раздуться, аки павлин, главный из Колумбов. — Вооружённые артиллерией, ручным огнестрельным оружием, мужеством солдат и верой в Господа нашего мы уверены в успехе. Сперва обстрел нескольких захваченных науа городов тех же майя и других индейцев. Затем высадка отрядов, усиленных артиллерией. Взять уже пострадавший город «в два огня», принудить гарнизоны к отступлению или сдаче будет нетрудно. А потом решим, оставаться ли там или ограничиться разграблением и сожжением того, что осталось. Несколько таких уроков окажут правильное воздействие на эту… империю. Разговаривать с ними стоит только с позиции силы. Другого они не поймут!

Вот и что тут сказать то можно? Дураком вице-короля не назвать, сидючи на своём месте, он рассуждает вполне здраво. Против сильного врага и методы должны быть соответствующие. Вдобавок оставлять безнаказанным потерю аж двух крепостей на кубе и первоначальный разгром отряда Диего Веласкеса также вредно для репутации. Ставка тут на привычное преимущество в огнестрельном оружии, тактике боя, возможности использования кораблей как плавучих батарей и средству быстрой переброски войск с одной точки побережья на другую/другие.

Действует в рамках своего круга понятий, только и всего. Гибкости не хватает — ну так это у большинства в этом времени. Редкие исключения становятся выдающимися политиками, полководцами, советниками, учёными опять же. Последнее наконец стало по большей части безопасным, особенно в Италии и иных входящих в империю странах. В других тоже… в некоторой степени, поскольку сам институт инквизиции подох в корчах. Подох то подох, а вот последыши остались, потому в пределах влияния Авиньона многое оставалось если не прежним, то с эхом прежних порядков.

Впрочем, сейчас речь шла не о том. Упускал вице-король тот факт, что отдающий приказы воинам империи Теночк мыслил не как человек стыка XV и XVI веков. Тут однозначно куда более развитая эпоха. Какая именно — вопрос дискуссионный, но точно близкая к моей. Чуть ближе, чуть дальше, не играет рояли.

Заманивают войска конкистадоров, как пить дать заманивают. Без полноценной разведки соваться в логово тигра — кому как, а меня подобное ни разу не радует. Только как отговорить Колумба от подобной авантюры, для многих могущей оказаться билетом в один конец? Загадка.

Думай, Кардинал, шевели извилинами! Заманить, уменьшить число именно что солдат, потому как после кубинских событий охранная служба на кораблях поднялась до боле чем пристойного уровня. А дальше что, науа будут просто ждать? Сомнительно, учитывая, что они уже подкинули парочку нестандартных ходов.

Стоп машина! Если они установили связи на Кубе с Атуэем и другими мятежными касиками, в результате чего и добились впечатляющих успехов при штурме крепостей, то что мешает сделать ту же хрень и тут, на Эспаньоле? Более того, на этом острове индейцы озлоблены сильнее прочих, не успели забыть, что поначалу вытворяли господа конкистадоры, с какой скоростью и насколько качественно начали резню. Прерванную приказами из-за океана, смененную на куда более мягкую политику, но память, она штука такая. А прощение тех, кто причинил лично тебе и твоим близким много боли… не в индейском менталитете, зуб даю. Тут само понятие смирения и покорности не шибко развито. Есть свои тонкости в плане жертвенности пред богами, да и то больше у ацтеков с майя и их базирующихся на массовых жертвоприношениях разумных ритуалов. Таино же этим практически не баловались. Следовательно…

А что следовательно? Нужно проверить, не просочились ли и на Эспаньолу хитрожопые представители народа науа. И вовсе не обязательно им накапливать тут, как на Кубе, полноценные боевые отряды. Если неведомый выходец из иного мира-времени мыслит примерно схожими со мной категориями, то он вполне мог додуматься до засылки инструкторов, способных превратить таино из условной «смазки для клинка» в более-менее пристойных воинов. Ну и инструкторы, ясен пень, станут если не главными командирами, то советниками касиков в бою. В боях, тех самых, которые могут вспыхнуть аккурат после того, как эскадра кораблей, до отказа забитых солдатами, отойдёт от берегов Эспаньолы и успеет ввязаться в бои на континенте. Вот при таком раскладе империя Теночк нанесёт своим противникам сразу два удара. причём один и с вовсе неожиданного направления. Именно это я, при поддержке мигом уловившей ход моих мыслей Изабеллы, и постарался донести сразу до троих Колумбов: самого вице-короля, его брата и сына. Именно эта троица являлась на Эспаньоле главной силой. принимающей большинство решений. И не дай боги с демонами, чтоб они пропустили мои слова мимо ушей, ограничившись лишь вежливыми, но ничего не значащими ответными словами.

1503 г, декабрь, Эспаньола, Санто-Доминго.

Три Колумба. Всего три или целых три? Дискуссионный, надобно сказать вопрос. Про первого и главного известно если не всё, то многое и уж точно многие, заинтересованные делами Нового Света, как следует изучили жизненный путь и особенности личности вице-короля. Зато двое других были известны куда меньше. Многим, но не нам. Известно ж, что короля, в том числе с приставкой «вице» частенько играет свита. Тем более связанная родственными узами, что как в итальянских, так и в испанских землях имеет огромное значение.

Итак, Бартоломео Колумб. На десяток лет младше своего знаменитого брата, что любопытно, картограф по образованию. Хороший картограф, увлечённый своим делом, а это наводило на определённые мысли. Сейчас никто не признается, но нельзя исключать, что именно он был основным мотиватором для старшего брата, исподволь или открыто подталкивая того на рискованную, но в случае успеха кардинально меняющую жизнь авантюру с поиском нового пути в Индию. Наряду с Христофором мыкался по дворам монархов Европы, стремясь убедить хоть кого-то из них выделить корабли и деньги на осуществление замыслов своей семейки, однако… первым повезло именно старшему брату.

Неспешность распространения новостей, вот что помешало Бартоломео принять участие в первой экспедиции Христофора Колумба. Зато время не было потрачено впустую. Он, ставя всё на успех старшего брата, предпринимал всё возможное, дабы второй этап замысла, да и последующие тоже, осуществились с минимумом проволочек и наиболее благоприятно. По целому ряду причин, к коему и мы, Борджиа. руки приложили — косвенно, понятия тогда не имея о тех тонкостях — это ему удалось. Далее — Эспаньола и губернаторство на оной, которое второй по старшинству Колумб так до сих пор и не выпустил из своих рук. Умный, в меру жёсткий, способный воспринимать разумные доводы, но вместе с тем ведомый относительно воли старшего брата. То есть мнение своё выскажет Христофору обязательно, ничуть не стесняясь, но в конфликт вступать не станет, предпочтя согласиться даже в ущерб собственным представлениям. Такие уж черты характера, кои следовало принять и действовать, исходя из них.

И третий Колумб по счёту, младший из присутствующих, по имени Диего. Родной сын Христофора, без малого тридцати лет от роду, с юношеских лет уверовавший в то, что всё семейство Колумбов оказалось с момента открытия Нового Света под счастливой звездой. Назвал бы я Диего «мальчиком-мажором», пускай и повзрослевшим? Не-а, это было бы слишком примитивно и неверно по существу. Паж при дворе Трастамара во время, когда его отец открыл Америку. Вроде не шибко значимый факт биографии, но это лишь на первый взгляд. Слава отца помогла ему, отбросив отсвет на потомка. Сделав его тем, с кем в те моменты было полезно и небезынтересно водить знакомство юным представителем самых знатных родов объединившейся Испании. Диего Колумб, не будь дураком, воспользовался этим по полной программе, заводя многочисленные связи. И чем прочнее становилось положение его отца, тем крепче становились и его собственные связи.

По факту, у сына вице-короля было два возможных пути — остаться при королевском дворе, играя роль связующего звена в семье между Старым и Новым Светом. Это несло определённые выгоды, но вместе с тем делало его самого исключительно придворным, что в случае пошатнувшегося положения семьи там, за океаном, грозило полным крахом и последующим забвением. Идти на такой риск младший Колумб не желал, а потому выбрал второй вариант, более сложный, но в то же время перспективный — отправиться в Новый Свет. Но отправиться не просто так, а предварительно сведя особо тесное знакомство с родом герцогов Альба и даже с самим герцогом, доном Фадрике Альваресом де Толедо.

Почему именно род Альба? Диего Колумб тщательно выбирал из тех испанских аристократов, что были в родстве с правителями Кастилии или Арагона. Альба же были из числа последних. Не самая близкая родня Его Величества Фердинанда, но и не седьмая вода на киселе. Плюс именно в Альба ему удалось разжечь повышенный интерес к тем богатствам, увеличению влияния и расширению родовых земель, которые в состоянии было дать завоевание Нового Света. Не с пустыми руками приехал сын к отцу, уже ставшему вице-королём. Привезти с собой де-факто союз с родом Альба — это само по себе дорогого стоило. Ну а должность главы всех золотых рудников Эспаньолы была естественной в сложившейся ситуации. Колумбы, крепко вцепившись в остров, не намеревались выпускать его из рук даже после того, как вице-королевские полномочия Христофора Колумба были заметно урезаны Её Величеством Изабеллой Трастамара.

Как именно урезаны? Да самым простым манером. Вице-король не мог смещать уже назначенных губернаторов иных островных владений. Предложить сменить — это да, мог, но решение принималось исключительно в Мадриде, только Изабеллой. А давать семейке своего проблемного вице-короля слишком большую власть Трастамара не собиралась, будучи осведомлённой, как тот может начудить, с какими печальными для интересов Испании последствиями. Хвала богам, что нам, Борджиа. удалось её в этом убедить. Только делалось это исключительно втайне от других. Ну вот на кой нам пусть тайная, но однозначно присутствующая враждебность Колумба? А так он ничего не знает, значит и проблем возникнуть не должно. Главное, чтобы у кого-то из крайне узкого круга посвященных язык помелу не уподобился. Однако, судя по встрече, по вполне считываемым мной эмоциям Христофора и его родственников, ничего такого не произошло. Уже хорошо.

Гораздо хуже то, что высказанные мною и Белль опасения насчёт замыслов науа были приняты с этакой прохладцей. Дескать, не стоит усложнять то, что изначально просто. И вероятность нападения мятежных таино под предводительством Анакаоны и иных касиков сам Христофор Колумб расценивал одновременно как маловероятное и самоубийственное для последних. Так и высказался:

— Если эта совершенно лишившаяся здравого рассудка после смерти своего мужа женщина захочет сделать нам услугу, спустившись с гор — мы только возрадуемся и вознесём благодарственные молитвы в храме. И даже помолимся за упокой её грешной, лишённой таинства крещения, души.

— Позволь напомнить тебе, отец, — мягко, но в то же время настойчиво вымолвил Диего, — мы обсуждали необходимость частью свернуть работы на золотых рудниках на время экспедиции по покаранию науа. Многие таино только притворяются покорными. Не ударят копьём в спину, не пустят стрелу из леса, но охотно расскажут и помогут тем, которые это сделают. И укроют их среди своих, если возникнет нужда. Так длится не один год, а полностью побороть это мы не можем. Пока жива Анакаона и её дети — точно не сможем. Договориться можно с остальными. И без той ненависти, которую она источает, как змея смертельный яд.

Слушая сына, вице-король то и дело кивал, явно будучи согласен с ним. Во многом, пускай и не во всём. Например, считая даже частичное сворачивание золотодобычи лишним, чрезмерным проявлением осторожности. Считал, но не стал конфликтовать с сыном, ведь поставки золота в метрополию шли даже с заметным опережением установленного графика. Профессионализма у Колумбов было не отнять — выкачку наиболее ценного из недр Эспаньолы они поставили на поток.

— Попробуйте договориться о встрече если не с самой Анакаоной, то с кем-то из близких к ней касиков, Христофор, — предложил я Колумбу. — Если не захотят прибыть и говорить с вами, пусть посланник. Лучше всего из числа таино, которым можно хоть немного верить, сошлётся на Орден Храма. Слухи, они ведь быстро перелетают с острова на остров.

— Вы тут всего несколько дней, магистр, какие слухи могут быть…

Прервавшись, вице-король перевёл внимания на младшего брата, который тихо, но различимо для меня, прошептал:

— Знамёна тамплиеров уже давно развеваются над крепостями Пуэрто-Рико. И у живущих там индейцев гораздо меньше причин не любить новых хозяев. Тамплиеров могут и выслушать.

— И что нам это даст, Бартоломео? — скептически хмыкнул старший Колумб. — Отменять экспедицию на материк не вижу резонов.

— Рим союзен Мадриду, брат.

Вот это его если и не проняло, то заставило заскрипеть извилинами. Я же, добавляя дровишек в разгорающееся пламя, произнёс:

— Полагаю, часть кораблей Ордена может усилить ваши силы, Христофор. Мои капитаны под руководством прославленного в Крестовых походах адмирала Меллендорфа наловчились обстреливать прибрежные цели, в число которых входят не только крепости, самыми разными боеприпасами. Ядра просто и цепные, бомбы и ракеты — на головы имеющих несчастье оказаться врагами тамплиеров воистину обрушиваются кары небесные. Орден желает и видит смысл помочь вам в ваших замыслах. Только делать это мы предпочтём со всей привычной осторожностью, постаравшись заранее избежать неприятных неожиданностей с любой из возможных сторон.

— Хорошо, я пошлю нескольких индейцев, — без особого энтузиазма согласился Колумб. Если их выслушают, кто-то из касиков может согласиться на встречу. Не Анакаона, не Гиуарионекс, кто-то из малых. И что вам даст этот разговор, магистр? Вы же не надеетесь, что бунтовщиков обуяет раскаяние и они признаются, что науа у них были и теперь эти индейцы вынашивают общие замыслы, которые начнутся, как только корабли под началом Франциско Пинсона отправятся в путь к побережью покорных науа земель.

— Не надеюсь, что они окажутся настолько глупы, — подтвердил я. — Но узнать подобное можно по оговоркам, но построению ответов на задаваемые не прямо, но косвенно опросы. Есть приёмы, известные ещё со времен древней Греции, их философов, позволяющие вытащить на поверхность души те замыслы человека, которые он так лелеет. Вот это смогу сделать как я сам, так и ещё несколько людей среди прибывших со мной. И полагаю, вам, Христофор, окажется достаточным данное мной, главной Ордена тамплиеров, слово?

— Ваше слово ценнее золота и рубинов, — заюлил Колумб. — Есть добросоветсное заблуждение, я не могу отмахнуться от него. Но я обязательно и внимательно буду слушать и верить.

Всё ясно, деликатным манером намекает, что скептически относится к затее, хоть и выполнит начальную её часть. А вот узнаю я правду, не узнаю, какая именно она будет — тут уж сидящий поблизости от меня вице-король будет поступать именно так, как запланировал. Тьфу, блин! Упёртость горного барана редко когда идёт людям на пользу. Однако и упрекнуть сложно — я ему не прямое начальство, а нечто совсем иное — глава союзного его королеве государства, к тому же заинтересованный в делах Нового Света. Посему мысли в колумбовской голове могут бродить самые разные, даже пытаться их проанализировать нет ни особого смысла, ни желания.

Вместе с тем встреча с представителем мятежных таино Эспаньолы один бес нужна и важна. Во-первых, самому убедиться в правильности выдвинутого предположения. Во-вторых, если опасения подтвердятся, попробовать внушить должные опасения не самому Колумбу, а его сыну, брату, кой-кому из приближённых вице-короля.

Приближённые, да. По большей части это публика из числа тех, кто сопутствовал Христофору Колумбу в его первых двух экспедициях в Новый Свет. Ниньо, Пинсоны, Бастидас. А еще Колумбы, при всех своих местами неоднозначных качествах, умели находить и притягивать к себе интересных в плане полезности испанской конкисты людей. Это я понял, задав вопрос о том, кто именно будет руководить сухопутной частью экспедиции на земли империи Теночк.

— Франциско Писарро-и-Гонсалес, — совершенно спокойно вымолвил вице-король. Не зная, насколько знакомым мне было это имечко. — Достойный офицер, с юности воевал, будучи отмеченным самим Гонсало Фернандесом де Кордобой. Война за Неаполь, оба Крестовых похода. Нам повезло, что он выбрал отправиться сюда, на Эспаньолу, а не в уже известную Индию.

— Меня манит неизведанное и то, что можно в нём найти, — встав, поклонился сухопарый человек с глазами хищного и вечно голодного зверя. — Дон Христофор, Ваши Величества.

— Рад познакомиться, — чуток покривил я душой, поскольку человек, с которым я сейчас столкнулся, был настолько опасен, что даже не скрывал этого. Так, малость отгораживался преданностью короне, но на деле… Видел я таких и не раз. Особенно в той, прошлой жизни. — Полагаю, вы, как и наш любезный хозяин, прибыли в Новый Свет не в одиночку.

Говоря это, я основывался на смутном воспоминании, что у Писарро было много родных и сводных братьев, немалая часть которых помогала ему в его завоеваниях. Ан нет, ошибся.

— Мои братья ещё совсем малы, Ваше Величество.

— Магистр. Так мне привычнее и вам удобнее.

— Как пожелаете, магистр, — даже не попытался возражать, изображая монархопочитание, Писарро. — А отец… Гонсало Римлянин отличный командир терции, воин милостью самого Господа. Я получил он него в наследство умение и жажду сражений. Но не любовь, не уважение, не признание самого факта своего существования. И клянусь копытами Люцифера, если мне представится возможность, я вызову его на поединок и отрублю как голову, так и то, с чем он подошёл к моей матери, которую подло бросил, не посчитав нужным помочь даже самой малостью.

Я видел, что кое-кто из присутствующих недовольно поморщился, слушая такие обещания, приправленные довольно хулительной по испанским меркам клятвой. Вот только мне было плевать, я то подобное не только понимал, но ещё и уважал. Сам же Писарро, чутром чую, что если в ближайшее время не убьют, он и тут сумеет много добиться. Ему б ещё малость жестокости поубавить, с детства зародившейся и всё усиливающейся. Но тут уж внимательнее объект изучать надо, а не так вот, мимолётным взглядом при случайном знакомстве.

В качестве же закрепления первого знакомства — будет ему и материальное подтверждение, этакий якорь. Снимаю с указательного пальца левой руки массивный серебряный перстень с крупным сапфиром и нарой тамплиерских символов по бокам, после чего протягиваю его Писарро со словами:

— Подарок человеку, знающему, чего он хочет. Такие желания стоит уважать, ведь многие даже заикнуться о них не могут из-за недостатка смелости. Вы же… Посмотрим, что в итоге получится из уже не столь юного, успевшего как следует повоевать человека. Мне любопытно.

— Благодарю вас, Ваше…

— Без этого, — вот постоянно приходится напоминать, что меня откровенно бесят попытки поцеловать руку, пусть даже она и в тонкой шёлковой перчатке. — Поцелуи — это исключительно для прекрасных дам. Только вот что, Франциско. Я хочу вам сказать, да чтоб как следует запомнилось. Жестокость к врагам всегда должна быть разумной. Ну и враги бывают разные, не зря же мы Кодекс Войны в Риме сперва придумывали, потом шлифовали, а лишь затем доводили по всех европейских стран. Пусть он и будет вам путеводной дорожкой. Вот посмотрите на перстень, сразу и вспомнится наш первый разговор.

Вопросительный взгляд, но вместо оного лишь многословная благодарность. Ничего, мы люди не зазнавшиеся, мы и сами на не озвученный вопрос можем постараться ответить.

— Я всегда рад новым встречам с людьми, сумевшими заинтересовать. Вы, Франциско, один из таковых. Потому, если останетесь живы и не рухнете в яму, от которой Кодекс как раз и должен предостерегать — милости просим. Буду рад видеть и вновь побеседовать. Второй разговор порой интереснее первого получается. Возникает возможность сравнить первоначальное впечатление с новым.

— Благодарю вас, магистр. От таких предложений не отказываются.

— Не отказываются, да, — чеширской кошкой улыбнулась Белль, но потом добавила. Обращаясь к Колумбу, дабы не вызвать у вице-короля необоснованных подозрений. — Мой брат не собирается переманивать сеньора Писарро со службы испанской короне и лично вашей. Тот же Никколо Макиавелли как был, так и остаётся ближайшим советником герцога Флорентийского, да и иных примеров я немало могу привести.

Своевременное пояснение, заметно разрядившее обстановку и повысившее градус любопытства со стороны многих присутствующих. Я же в очередной раз «поставил метку», собираясь как следует наблюдать за ещё одним знаковым для эпохи человеком. Случай порой не случаен для того, кто умеет им воспользоваться в своих целях. Талантливых авантюристов наподобие того же Писарро в империи и так хватает, поэтому специально переманивать конкретного испанца не вижу особого смысла. Вот наблюдать — это со всем нашим удовольствием. И за ним, и за Кортесом, если начнёт себя проявлять, выплывя из покамест что полной безвестности. С памятью на даты не идеально, потому в упор не помню, сколько ему там сейчас лет стукнуло и вообще полное имя сего деятеля. Прочие выдающиеся персоны также не должны быть лишены своей толики внимания. Реальность то меняется, уже изменилась, а вот нутро человеческоё, тех конкретных хомо, что своей волей стараются и по возможности меняют ход истории, оно прежним остаётся. Отсюда и пляшем.

Разговор меж тем шёл дальше, касаясь планов Колумба по высадке на континент и продвижению вглубь оного при удачном стечении обстоятельств. При ограниченно удачном — планы зацепиться за несколько прибрежных городов науа, чтобы уже оттуда развивать первичные плацдармы, опираясь на внутренних и внешних недоброжелателей империи Теночк. Ну и на случай, если уж совсем не заладится — отступление с предварительным уничтожением всего, до чего получится дотянуться и захватом добычи из числа ценной и компактной. И возвращение на родную уже Колумбам Эспаньолу, дабы, собравшись с силами и получив помощь из метрополии, вновь попробовать врага на прочность.

Сейчас к разговору подключался большей частью не я, а Белль. Причина? Хотелось получше изучить уже не столько Колумбов, сколько их ближний круг. Тех людей, которые составляли их опору на Эспаньоле. Ведь именно этот остров был почти полностью в их власти, в то время как влияние на губернаторов Кубы, Ямайки и прочих островов, как уже упоминалось, было довольно ограниченным. Концентрация финансовых потоков тут, в Санто-Доминго, запросы помощи людьми и кораблями при необходимости, возможность нагрянуть в лице своих представителей с местной, хм, ревизией, но без особо важных последствий. Ага, всё отчёты о таковых сперва шли в Мадрид, а уж потом лично Изабеллой Трастамара принимались ключевые решения.

Троица Пинсонов плюс отсутствующий сейчас их кузен Диего де Лепе. Про отсутствующего сказать, понятное дело, ничего не могу, а эта троица однозначно связывает свой карьерный взлёт с родом Колумба. По некоторым их фразам ясно, что они хотят высадки на материк не столько ради покарания науа — это вообще их заботило лишь с точки зрения безопасности Эспаньолы — сколько для открытия новых земель. Тех, где можно самим зацепиться за положение губернаторов испанской короны.

Братья Ниньо: Хуан, Педро и Франциско. Тут присутствовал лишь Хуан, но постоянные упоминания родственников и ссылки на их мнение показывали, что он среди них явно не ведущий. А в целом… Такой амбициозности, как в Пинсонах, не могу углядеть. В нём так точно, ну а два отсутствующих брата, здесь могу ошибаться, но вроде как богатство их волнует куда больше власти и славы. Будем посмотреть, будем уточнять при представившихся возможностях.

Родриго де Бастидас, наконец. Бывший юрист, но грезящий не воинской службой, а романтикой дальних и неизведанных стран. Пожалуй, среди собравшихся сподвижников Колумба он был единственный такой. Жажда золота? Он сам и его семья и без того были довольно состоятельны, хоть и не купались в злате и драгоценных каменьях. Романтик дальних странствий, а уж морских или сухопутных — это, как я понял, его мало волновало. Ещё он, в отличие от многих, всерьёз интересовался культурой индейцев. Если таино у него особенно интереса не вызвали вследствие невеликих достижений, то вот немногие трофеи, захваченные с тех науа и в их единственном городе. куда ступала нога конкистадора… На самом деле Тулум был изначально городом майя, а науа-ацтеки его лишь завоевали, но суть не в такого рода мелочах с точки зрения увлечённого экзотикой человека. Ах да, ещё среди прочих он наиболее мягко относился к местным. Это стоило учитывать, помимо прочих черт личности.

Полезный индивид, вот как пить дать полезный! В потенциале — зародыш дипломата, но не самостоятельного, а как составная часть делегации. Будет смотреть оценивать, а уж остальные, более критически мыслящие люди, глядишь, нечто более конкретное из им подмеченного извлекут.

Собственно, вот они какие оказались, Колумбы и их ближайшие сподвижники, Время было потрачено не зря, кое-чего удалось добиться. Ну а чего не удалось… время и уже лично наши действия покажут, насколько хорошая карта в раскладе придёт нам, конкистадорам, империи Теночк. Индейцы таино тут отнюдь не играющая сторона, они всего лишь карты на руках трёх основных игроков. Ведь если у тебя нет сил или понимания, чтоб самому включиться в игру — играть будут тобой. Таков жестокий, но неизменный закон бытия. Что в Европе, что в Азии, что тут, а Новом Свете, который ещё не получил название Америки.

После случившейся долгой и откровенной беседы, Христофор Колумб малость поубавил подозрительности. Особенно когда окончательно убедился, что эскадра Ордена Храма действительно окажет ему помощь в обстреле городов науа с моря. Репутация! Она у нашего флота имелась солидная, а уж обращаться с таким капризным оружием как ракеты имперским артиллеристам и вовсе не имелось равных. По неподвижным. Большим, к тому же подверженным горению объектам из такого оружия залпами палить — эффективность высока. Османы успели как следует убедиться, да и кое-какие другие мусульманские страны тоже «хлебнули от щедрот».

На фоне этого «мелкая блажь» магистра тамплиеров, желающего попробовать провести переговоры с оставшимися на Эспаньоле мятежными индейцами — помилуй Господь, какая мелочь! Так посчитал сам вице-король, а значит, не пытался препятствовать подобному. Более того, почти сразу же послал нужных людей из числа как следует прикормленных, повязанных с новой властью острова, но не замаравшихся в пакостях против соплеменников-таино.

Естественно, заняло это не один и не два дня. Пока доберутся, пока согласуют время, место да условия. Пока на той стороне решат, кого им не особенно жалко выпереть на действительно рискованную по их понятиям встречу… В общем, дни шли своим чередом, ну а мы тоже не сидели, сложа руки. Исследовать Санто-Доминго и его окрестности, прошвырнуться, пусть и под надежной охраной, до ближайшего золотого рудника. В целом посмотреть и проверить, как идёт превращение ещё недавно не затронутого полноценной цивилизацией острова в кусочек новой, но всё же Испании.

Чисто забавы ради? Вовсе нет, от последней тут так, лёгкий флер имелся, но не более. Изучая окультуренную и окультуриваемую часть острова, мы тем самым изучали и тех, кто здесь всем заправлял. Одно дело доклады и совсем другое — видеть всё лично. Вот я и наблюдал, чередуя наблюдения с беседами. Колумбы, Пинсоны, Писарро, прочие. «Удивительно», но никто не пытался спрыгнуть с беседы, считая её для себя если и не выгодной прямо сейчас, то уж наверняка способной оказаться полезной в будущем. Испанцы вообще народ предусмотрительный, предпочитали, случись что, иметь запасные пути для отступления. Колумбы, те и вовсе прежде того, как оказались испанцами, предлагали свои услуги чуть ли не всем европейским государям. Генуэзцы, однако, тогда ещё по факту торговая республика. По хитрожопости тамошние деловары если с кем в Европе и соперничали, так с венецианцами. Ох-х, холера на оба их дома. Не чума, ибо сохрани высшие силы от подобного, но как следует просраться любящим юлить и вилять деятелям точно не помешало б.

Параллельно с изучением города и всего прочего, шло изучение состава готовящейся экспедиции на земли науа. Вот тут надо было признать — готовились конкистадоры в меру своих сил и умений. Рассказы людей из отряда Диего Веласкеса и его самого. Свидетельства тех, кто пытался отстоять — успешно или нет, в зависимости от ситуации — крепости на Кубе. От подобного конкистадоры отмахнуться не могли. Приходилось принимать как данность высокую опасность, исходящую от противника, вследствие чего готовиться противостоять войскам, умеющим в правильный строй, тактику со стратегией, а ещё способным на импровизацию. И вот на последнее следовало обратить особенное внимание, что я первым делом и пытался донести до Писарро и прочих. Не только я, но и другие, хотя авторитет императора, главы тамплиеров и вообще лидера аж двух успешных Крестовых походов нехило так помогал. Тут главное было не покушаться на авторитет вице-короля, делать всё мягко, ненавязчиво. А ещё учитывать стремительно уходящее время. Увы, но Христофор Колумб желал начать экспедицию как можно скорее. Вот как только будет, по его личному мнению, всё готово, так и поплывут корабли недалеко, но с серьёзными намерениями.

К счастью, спешка спешкой, а переговорщики из числа эспаньольских таино прибыли немного раньше, чем наступил уже назначенный Христофором Колумбом день отплытия. Уже немного легче. Появились хотя бы относительно весомые шансы достучаться если не до самого вице-короля, то до его родичей и свиты.

Поскольку переговоры должны были проводиться не с вице-королем как таковым, а между непокорившимися касиками Эспаньолы с одной стороны и Орденом Храма в качестве посредника и регулятора с другой, то местом был выбран участок на побережье. Непредусмотрительно с моей стороны? Три раза «ха»! Охрана просто и скрытая. Собственно подступы к участку были открытые и простреливались с моря, с стоящего не столь далеко, в зоне действия дальнобойной артиллерии фрегата. Ну и уж на совсем крайний случай имелись и пути отступления, в том числе на лодках. Жизнь коронованной особы со множеством врагов, она поневоле делает если и не полным параноиком, то крайне осторожным человеком.

Переговорщики, надо сказать, не сильно впечатляли. Касик Каронекс, бывший среди них главным, был так себе касиком. За ним шло мало людей, воинами они являлись не ахти, особым авторитетом не пользовался и вообще балансировал на грани между продолжением сопротивления испанцам, бегством — куда, он, по ходу, и сам не знал — и собственно выражением покорности вице-королю. И вот такого сомнительного фрукта присылают на переговоры? Не-ет, это никак не соответствует варианту «пошлём, кого не жалко», да и на «на и отвяжись» не особо тянет.

— Я бы сказал, что над вами издеваются, магистр, — тихо произнёс Златан. — Это могло бы обмануть.

— Но не обманет. Может быть, таино что и задумали. Может быть, им что-то посоветовали, причём последнее выглядит более вероятным. Только умения у них маловато, чтобы воплотить в жизнь действительно изящный ход. Что ж, побеседуем с полупочтенным касиком.

Беседа, конечно, шла вроде бы и на испанском, но рядом со мной присутствовал переводчик из числа своих, то есть тамплиеров. Нет, а что? За прошедшее время некоторым из них было вменено в обязанности выучить язык местных, чтобы не попасть впросак при переговорах и не только. В данных вещах снобизм категорически неуместен, ибо позволит даже априори уступающему противнику подловить на откровенной мелочи. Нафиг такое счастье!

— Так что ты готов сказать мне, императору и магистру Ордена Храма, Каронекс? — давил я уже опешившего таино, словно гидравлическим прессом. — Согласны ли пославшие тебя почтенные Анакаона и Гуарионекс с посредничеством Ордена между вами и вице-королём Испании, Христофором Колумбом? Прошлое никогда не будет забыто, но жизнь продолжается. Вернуть же всё утраченное у вашего союза касиков не получится.

— Мы можем продолжать сражаться. Прошли годы, — огрызнулся находящийся под прессингом касик.

— Могли бы. Но если, подчёркиваю, именно если, Колумб уговорит уже нас помочь ему в решение его маленькой, но порой беспокоящей проблемы, то вам придётся совсем плохо. У моих воинов есть опыт противостояния таким отрядам, как ваши. Успешный опыт. Я не хочу подобного исхода, но допускаю его. Скажу сразу, что зверств не будет допущено, поднявшие руки и бросившие оружие не будут обращены в рабство и тем боле казнены, а с женщинами и детьми я не воюю. Наверняка вам, в горах, это уже известно. Связи между островами не нарушены, торговцы на своих лодках плавают туда и обратно, не обходя стороной и Пуэрто-Рико. Раньше он назывался иначе, но теперь это земли Ордена. Мои земли.

Угроза, которая не совсем угроза. Однако игра интонациями, выполняемая как мной, так и переводящим с испанского на диалект таино тамплиером — специально лучшего с собой взял, наиболее, хм, артистичного — помогла. Эмоциональность и вспыльчивость индейцев в такого рода ситуациях как нельзя более кстати. Вот и сейчас приголилось.

— Может случиться разное, касик земли Пуэрто-Рико. Как случилось с теми, кто был в больших крепостях на другом острове. Некоторые крепости сгорели, а наши родичи благодарили богов за победу.

— Чьих богов, Каронекс? Своих или… тоже родичей, но очень дальних?

— Главное, чтобы они помогали нам. И оказались сильнее того, который висит на кресте.

И глаза специфически так сверкнули. Мимолётно, ибо касик скоро сумел взять себя в руки, вернувшись к тому, что пославшая его сюда Анакаона согласна поговорить. Что разговор этот будет долгим, трудным. Сейчас же ему нужно лишь подтверждение серьёзности моих намерений. Вот слова о серьёзности он и должен принести обратно, не откладывая, после чего обязательно будет новая встреча. Можно в этом же месте, можно в другом. Хоть на самом Пуэрто-Рико, если я сочту необходимым именно это.

Всё, дальше стало не интересным продолжать переговоры. О нет, слова произносились всё новые и новые, нащупывались возможности договорённостей, но большую часть работы взял на себя Златан. Я ведь успел с высокой степенью вероятности выяснить главное, ради чего эта встреча и затевалась. Контакты местных таино и посланцами империи Теночк были. А раз так, можно ожидать чего угодно, но это «что угодно» непременно будет болезненным и угрожающим для испанцев Эспаньолы. Остаётся лишь подкрепить узнанное собственным словом, а оно в этом мире, к счастью, дорогого стоит. Как и вообще слово благородного человека. До сих пор стоит, несмотря на как бы официально закончившуюся эпоху рыцарства. Зато, после некоторого периода смуты, на смену рыцарскому кодексу пришёл Кодекс Войны. Пусть пока что лишь войны, но от него и на остальные сферы жизни идёт ощутимое влияние.

Ай, не о том сейчас. Нужно побыстрее сворачивать эти, мать их, переговоры, вручить конкретному касику богатые дары, особенно для Анакаоны, после чего попробовать вбить под толстые черепа Колумбов и их приближённых уровень надвигающейся на остров угрозы, раз уж сам вице-король намертво упёрся. Понятно, что отплытие эскадры не остановить, что участвовать — с предельной осторожностью, заранее исключив для себя обязательства схода на берег — в боях мы тоже будем. Зато для остающихся тут, на Эспаньоле категорически рекомендуется быть готовыми к штурму крепостей да и просто к причинению предельного вреда как собственно испанскому населению, как и тому, что они успели построить, от инфраструктуры, до ферм и только начавших нормально развиваться рудников. Науа шутить не привычны, а если и шуткуют, то чувство юмора у них даже для меня крайне своеобразное!

1504 год, январь, Горный регион Эспаньолы

Анакаона, вдова убитого испанцами касика Каонабо, с огромным удовлетворением получила этим прекрасным утром известие. Важное известие, связанное с тем, что корабли бледнолицых, её заклятых врагов, большей своей частью отошли от берега острова, направившись в сторону… в какую нужно сторону. Отошли не пустыми, а будучи заполненными воинами. Немалой частью, хотя и не такой большой, как она хотела. Понимала, что даже оставшиеся на Эспаньоле испанцы будут опасным противником для её воинов. Тех, кого вот уже не одну луну подряд обучали те, кто помог её собратьям на другом острове, который завоеватели назвали Кубой.

В какие-то там переговоры с убийцами мужа она не верила, да и детей воспитывала в таком же духе. Есть они, есть враги, а мир между кровными врагами, да ещё совершенными чужаками, невозможен.

Анакаона помнила, с чего всё началось. С того, как жаждущие жёлтого металла чужеземцы нашли места, где его можно выкапывать из земли и выбивать из камней, раздробляя те на части. Нашли на землях, принадлежащих её мужу. Найдя же, и не попытались договориться, выбрав наглое требование, чтобы все люди касика мужеска рода и старше четырнадцати четыре раза в год сдавали им, испанцам, определённое и весьма немалое количество золота. Отказавшихся же это делать ждали плети, избиения, порабощение… смерть.

Готовых подчиниться, слабых духом, тогда оказалось мало. А поймать таино в горах, на его родной и с детства знакомой земле…

Зато бледнолицые ловко и быстро возвели близ мест, где добивали золото, крепость, становившуюся всё больше. Вмещавшую новых и новых солдат, а также пойманных их собратьев, но в цепях, приневоленных доставать из земли этот проклятый желтый металл. Тогда её муж считал, что достаточно объединить большую часть касиков, собрать в единый кулак их воинов, чтобы уничтожить сперва эту крепость, а потом, дав соратникам почувствовать вкус победы, и остальные. Выкинуть бледнолицых с острова и уж дальше не дать тем вернуться.

Не получилось! Объединённое войско касиков под командованием Каонабо разбилось о стены крепости, как волны о камень. Испанцы оказались слишком умелыми воинами, а их оружие и доспехи чересчур смертоносными и, соответственно, прочными.

Несколько штурмов, стол же безуспешных, затем подход к засевшим в крепости испанцам помощи во главе с их главным, называвшим себя Колумбом и вице-королём острова. Полный разгром и бегство остатков собранного Каонабо войска в труднодоступные горные места.

Тогда Каонабо не погиб. Это помогло удержать в союзе против испанцев хотя бы часть касиков. Другие же, ослабнув духом, были готовы покориться. Не сразу, но выторговав более мягкие условия этой своей покорности. А пока шёл торг, продолжались и сражения. В одном из них отрядам испанцев удалось зажать войско Каонабо в очень неудобной для того позиции и перебить большую часть, невзирая на то, что бледнолицых было в разы меньше. Зато у них были плюющиеся горячим металлом металлические же трубки, большие и малые. Тогда таино мало знали об этом оружии, некому было рассказать про его слабости, зато оно само очень хорошо показывало силу и внушало многим страх. Вот один такой кусочек металла и попал в голову мужу Анакаоны. Восставшие против власти людей с бледными лицами тогда подумали, что лишились и головы всего сопротивления чужакам. Но нет, у Анакаоны хватило сил, убедительности, готовности при помощи верных её семье людей кого-то убедить, кого-то купить, а кого-то тихо либо открыто убить, лишь бы не развалился окончательно союз против общего врага. Правда, сначала она делила власть со своим братом, Бехечио, правившем в Харагуа. Ну а когда тот внезапно умер — от естественных причин, точнее, от непонятной болезни — под её властью остались не только не завоёванные испанцами остатки земель Магуаны, но и Харагуа. Тем самым она стала по существу самой влиятельной из касиков, к тому же правящей в областях, куда испанцам, особенно большим их отрядам, было сложно добраться. Ну а отряды малые, с ними её воинам пока удавалось справляться, оттесняя, не давая углубиться и закрепиться на новых землях.

Она думала, это было самым большим испытанием. Оказалось, что ошиблась. Куда опаснее оружия испанцев и их жестокости оказалось внезапное смягчение того, что они хотели сделать. Теперь они не угрожали порабощением, невесть куда исчезли кандалы и ошейники. Зато появились различные редкостные товары, которыми чужаки готовы были платить признавшим власть находящегося за морем властителя, голосом и руками которого на острове был Христофор Колумб. К острой стали и раскалённому, летящему по воздуху металлу добавились иные средства — бескровные, но бьющие по союзу касиков куда сильнее.

Отдельные воины и даже касики продолжали уходить. Только теперь это были не слабые духом, боящиеся потерять жизнь и готовые смириться с позором. Нет, теперь оказались готовы признать новых властителей те, кто склонялся перед силой, но оставляя себе часть прежних возможностей.

Кто же остался с Анакаоной, Гуарионексом и иными касиками Эспаньолы? В основном те, кто хотел прежде всего мести. Те, у кого чужаки успели убить дорогих людей и кто никогда, ни за что не готов был забыть об этом, у кого не получалось притупить боль, предварительно не отомстив.

Шло время, а война шла так себе. Испанцы больше были заняты разработкой золотых рудников, построением крепостей, да и вообще освоением подвластных им частей острова. На непокорившихся таино просто не хватало то ли сил, то ли времени. Временами небольшие отряды пытались проникнуть в ещё непокорные Колумбу земли Эспаньолы, но делали они это без особого усердия. Оно если когда и повышалось, так после попыток воинов Анакаоны и иных налететь на рудники или караваны, вывозящие их добычу. В остальном же… Казалось, чужаки просто решили подождать, пока оставшимся непокорными таино надоест сидеть в не самых лучших местах острова. Что же до каких-либо коварных попыток захватить мешающих им касиков путём предательства во время переговоров или чего-то подобного, что было в самом начале — Анакаона и остальные с некоторым удивлением узнали, что у бледнолицых есть некие правила войны, но применяемые не ко всем врагам. И сначала они, таино, были вне этих правил, а потом, совершенно внезапно для того же Колумба, оказались ими защищены. То есть их можно было убивать, но лишь когда убиваемый с оружием в руках. Их нельзя было обращать в рабов. Ну а женщины — если они не объявляли себя воинами, как та же Анакаона — и особенно дети и вовсе оказывались под запретом причинения вреда. Только если самозащита и никак иначе.

Удивление удивлением, но подобным нельзя было не воспользоваться. Поскольку бледнолицые, подчиняясь чьей-то воле, оказались лишены своего такого опасного для них, таино, коварства вне поля сражения, положение Анакаоны и её союзников заметно укрепилось. В том смысле, что они могли продлить своё сопротивление. Именно продлить, потому как о победе уже мало кто вёл речи на советах.

Зато речь нет-нет, да и заходила либо о заключении сколько-нибудь почётного мира, либо о бегстве. Хотя бегство… Некуда было бежать, ведь земли всех родственных племён тоже оказались под владычеством чужаков с бледными лицами. Большая же земля… Там правили те, к кому Анакаона и подойти опасалась, не то что пытаться договариваться о жизни поблизости.

Но внезапно они, с которыми опасалась встретиться, явились сами. С ласковыми речами, с клятвами именами своих богов, даже готовые предоставить заложников на время переговоров. Науа! Сперва это были только слова, затем обещания помочь сражаться с такими врагами как бледнолицые.

Предложение мало-помалу переправить в труднодоступные районы Эспаньолы лучших воинов империи, соединив из с отрядами касиков в единое войско? Оно прозвучало, но, как следует обдумав, Анакаона вежливо отказалась. Выбирать между одним злом для своих родичей и другим, старым и новым, она отказывалась. Зато попыталась сделать так, чтобы у таино Эспаньолы появилась большая сила. Сила, которую могли не занять, а предоставить из империи Теночк. Не воины и их командиры, а учителя войны. Те самые, способные дать головам касиков и рукам воинов нужные знания и умения, чтобы испанцы не казались столь необоримым и неуязвимым противником. Ну и от нормального оружия союз свободных касиков Эспаньолы не отказывался. Напротив, сильно желал получить его в необходимом количестве.

Что они готовы были дать империи Теночк и её тлатоани взамен? Очень многое, кроме появления рядом, на оставшихся и части утраченных земель жрецов с каменными ножами. Почти любая помощь, участие в войнах на стороне науа, причём не только с пришельцами из-за большой воды.

Посланцы из Теночтитлана кривились, морщились, усердно торговались, словно на одном из праздничных базаров, но всё же им и таино удалось договориться. Анакаоне и её союзникам удалось поступиться малой частью, зато получить, как она считала, больше. Оказалось, действительно больше, чем обрели те же таино с Кубы, которые чуть ли не свои души запродали науа, только бы добраться до тех же испанцев, но осваивающих другой остров.

Они, свободные касики Эспаньолы, могли видеть, к чему привёл такой вид договора с любителями вырезать сердца на алтарях. О да, науа сдержали слово, прислав на Кубу не только простых воинов, но и воинов-ягуаров, эти отборные войска тлатоани. И да, две крепости на Кубе пали, а всего их было шесть. Только вот какую цену заплатили таино и окончательно поглощённый жаждой мести касик Атуэй сразу и что заплатят потом? Насчёт «потом» ещё можно было поспорить, а вот первая часть оплаты, оплаты кровью в бою, была слишком велика. Воины империи Теночк использовали своих новых кубинских союзников как таран, как щит, поставленный между собой и испанскими пулями и ядрами. Лишь потом, когда щит оказался весь в прорехах, они сами вступили в бой. Храбро, умело, отчаянно, благодаря чему те две крепости и удалось взять. И не только крепости, а ещё и поджечь несколько столь ценных для бледнокожих огромных лодок, кораблей, как они их называли.

Пока Атуэй, Оронапи, Арнак и другие касики Кубы радовались успехам, не понимая или не желая понимать, чем уже заплатили и только будут ещё платить таино, тут, на Эспаньоле было почти тихо. То есть обычно тихо, для виду. На самом же деле немногочисленные прибывшие сюда науа везли оружие, доспехи, а также сами показывали, как нужно воевать с таким врагом, как испанцы. Бой в правильном строю, использование далеко бьющих, способных проломить испанский доспех самострелов. Обучали, как лучше всего противостоять их пушкам, аркебузам и пистолетам — оружию, которое не получить, не достать, но которого не следовало бояться, будто непреодолимой силы.

Воины Анакаоны учились и ждали. Вовремя ударить означало если не победить, то хотя бы не проиграть. Ради этого свободные касики готовы были терпеть, ждать, не показывать новое оружие и умение использовать новые ухватки в сражении. И вообще, сократить даже небольшие стычки, чтоб не выдать себя раньше времени. И время настало. Не конкретный день, но веха. Едва войска бледнолицых погрузятся на свои корабли и отплывут с Эспаньолы, чтобы высадиться на земле империи Теночк, придет время отмщения. Всегда лучше бить по ослабленному числом и не ожидающего подобного удара врагу.

К сожалению, любые замыслы могут быть нарушены чем-то неожиданным. На сей раз неожиданностью стало прибытие к берегам Эспаньолы кораблей под иным знаменем. Эти люди, называющие себя Орденом или же тамплиерами, относились к таино на завоеванных землях несколько иначе, используя силу, лишь когда считали, что договориться при помощи слов не получается. Вот и здесь они попытались начать разговор с ней, Анакаоной, будучи готовы примирить свободных касиков с их врагами на условиях, которые…. Которые Анакаона сейчас не видела смысла обсуждать. Быть может потом, но точно не сейчас. Тем более, эти новые бледнолицые уплыли вместе с теми, кто подчинялся Колумбу, остающемуся на Эспаньоле, в своей главной крепости Санто-Доминго. Взять её Анакаона и не надеялась, разумно оценивая возможности свои и союзников. Зато разрушить рудники, находящиеся рядом с ними не столь большие крепости, перебить участвующих в рубке леса испанцев и вообще нанести тем разом как можно больше болезненных ударов, сильно убавив число чужаков — это совсем другое дело. Дело выполнимое с имеющимися в её распоряжении силами.

— Позови ко мне Тоноака, — приказала таино одному из связанных с ней узами крови воинов. — Пусть науа услышит, что пришло время. Что мы исполним данное слово. Когда воины тлатоани Маквилмалиналли Акмапитчли придут на эту землю, здесь будет гораздо меньше испанцев, чем могло быть. Мы дали слово, мы его сдержим!