Библиография вместо биографии:

«Поцелуй из первых уст» (1987)

«Подписка о взаимности» (1988)

«Московская прописка» (1989)

«ДвоЯкорь, или В отличие от себя» (1992)

«Спасибо мне, что есть я у тебя» (1992)

«Прожиточный минимум — 2» (1997)

«Вишневский в супере» (1998, 1999 — 2-е издание)

Басни о Родине (2000, «Подкова»: 2002, «Басни о Родине — 2», 2003, «Басни о Родине-3»)

Избранные страницы в «Золотой серии юмора» (2000, «Вагриус», 2001 — 2-е издание)

«Десять лет, которые… или Страна из Рук в руки»

«Гениальный художник, — писал Сартр, — это тот, кто создает новый мир, а подсовывает нам его в качестве знаемого и узнаваемого». Искусством этой подтасовки наш герой владеет совершенно. Его поэзия так попадает по структуре на массовое сознание, что каждому хочется думать, что такие стихи если и не придумал он сам, то может придумать. И придумывают. Только высоты и образности лучших стихов Вишневского не достигают. «Я что-то тут событием не стал».

Владимир Вишневский складывает свои стихи, используя принципы кинематографического и телевизионного клипового монтажа. В его монтажных фразах смысл выраженного в традиционной поэтической форме чувства, разъясняется и раскрывается актерским действием: «Я вас люблю! (Следите за рукой.)» Его монтаж, как в клипе, бывает парадоксальным («Да мы должны держаться труп за трупа»), гротесковым («Зачем о Вас — давайте о приятном»), построенным на подмене привычного смысла («Сегодня всем опасно заниматься…»), на разновеликости событий («И кофе для оставшихся в живых!»), на совмещении реального и ирреального («Дюймовочка, а ты антисемитка!»), желаемого и неосуществимого («Кому дать бабок, чтоб взошла луна»: «А кто продюсер этого заката?»).

Естественно, такого рода поэзия не может издаваться просто в скучной книге обычного формата, хотя прежде Вишневский так и издавался. Теперь же он выпустил книгу в виде чековой книжки, и она называется «Прожиточный минимум, или Как выжить красиво». Название не только оправдывает форму издания, но еще действительно передает содержание, которое на самом деле — свод советов или хлестких фраз на все случаи жизни.

Мне ближе всего были те страницы, которые автор сам назвал «художественными», где события его повседневной писательской рутины приобретают значение искусства. «Прозаиков убрал я одностишьем», — пишет Вишневский, осознавая убедительность и конкурентоспособность избранной им формы поэзии.

В этой самоиронии есть и доля самоотчета, правда тщательно скрываемая. «Вождем не стал — харизмы не хватает», «И вновь я не замечен с Мавзолея!» Что это? Горечь от принадлежности к поэтам-сатирикам, к не самому высокому роду в поэзии? Может быть, это прорывается случайно и существует на уровне подсознания. Напрасно — нет поводов для комплексов: «Довольно тут приковывать вниманье». Гордиться надо умением сочетать официоз и карнавал, высокое и низкое, серьез и иронию: «И долго буду тем любезен я и — этим».

Я сообщаю, что родился 20 августа 1953 года в Москве лишь для того, чтобы сказать[1] о своих родителях.

Мои родители были… Они были и есть. Просто мы общаемся сейчас иначе. Просто я здороваюсь с ними раньше, чем прежде. Я просыпаюсь, благодарю Кого Следует и — здороваюсь с моими родителями.

Моя мать, Евгения Яковлевна Вишневская, по своему чувству юмора, интеллекту, обаянию и женственности, интуиции и молодости до последнего дня была выдающейся женщиной, что признавали все. Ее остроумие было уникально. И это только одно из мощных ее дарований — можно было наследственно двинуться по линии любого из них. Уже незадолго ДО она рассказала мне. что, когда была на пятом месяце, очень много смеялась. Соблазнительно думать, что это предопределило мою скромно-нескромную возможность рассмешить и улыбнуть одновременно больше трех человек. И если люди обратили и обращают на меня благосклонное внимание, то это лишь потому, что я ее сын.

Мой отец, Петр Моисеевич Гехт, был высококлассным инженером, авиатором-ракетчиком, незримым бойцом оборонки. А в юности — парашютистом, альпинистом, энтузиастом из одноименного марша. И когда на старости лет он полоскал горло, прилежно лечась, в этом звуке мне слышались пропеллеры ОСОАВИАХИМа. Папа был специалистом по расчетам на прочность, и слово «сопромат» у меня навсегда ассоциируется с ним. Говоря о нем, я и не пытаюсь избежать клише: был он просто порядочным, по-настоящему интеллигентным человеком, и многого из-за этого не добился. Был он интеллигентом со всеми советскими вытекающими. Мама, возглавляя семью, жестко критиковала его, и расхожий — до эстрадности — упрек насчет неумения вбить гвоздь в стену, конечно, имел место в стенах нашей долгожданной «хрущобы». И от папы, мне, возможно, достались лишь жизненно важные неумения. Неумение интриговать, неумение превентивно нахамить незнакомому человеку. Неумение не сказать «спасибо». Неумение не помнить добра. Это не великие добродетели, тем более что мне с ними проще, чем без них. Но речь по-прежнему не обо мне.

Мои родители: житие в коммуналке, выезды на юг «дикарем», детская поликлиника, и вкус рыбьего жира, и гусиное сало на лице в мороз; и свинка-ветрянка-краснуха, и коклюш, и впившийся в меня клещ с последующими прививками; и тщетные уроки музыки, и кружок вязания в пионерлагере, чтобы быть при сыне, и добыча дефицитов, и все, что можно по блату, и «Вова не поступил с первого раза», и письма в армию в Ленинакан… Сегодня мне представляется фантастикой, несбыточным прошлым то, что когда-то, давным-давно, еще два с половиной года назад, я жил с родителями, при родителях… В эру Мамы и Папы.

Мои родители: героика советского выживания, высочайший сопромат, инстинкт сохранения чада, урок Достоинства в условиях его ущемления…

Мои родители вложили в меня столько любви, натерпелись за меня такого страху, что я, едва начав это понимать, больше всего боялся своей жизненной неудачей свести на нет, оглупить две эти жизни, слившиеся в моей. И если я успел, успел, кажется, порадовать своих родителей чем-то кроме того, что пережил их (что удавалось, увы, не всем сыновьям в России на исходе века), то я просто не имею права считать свою жизнь — при всех ее кудрявых составляющих — неудавшейся.

То, что «Удача жить в России и при этом быть на свободе (особливо, летом)» — об этом я еще посмеюсь сквозь строфы — далее по тексту. А пока не побоюсь повториться прозой:

Удача — родиться именно у своих родителей и успеть чем-то их порадовать,

И мы успели сказать друг другу.

Все что я понаписал и не постеснялся обнародовать, тиражируемое, цитируемое и даже хвалимое, не стоит одной строки из новогодней открытки моей мамочки:

На исходе двадцатого века.

Когда жизнь непосильна уму.

Как же нужно любить человека.

Чтобы взять и приехать к нему!..

(В связи с отказом в регистрации)

АНДРЕОМА

…Как без царя — с царевной в голове

примчал «Стрелою» в город на Неве

и сгоряча поведал — не устами —

о том, что там, в Москве, стряслось с душой

И понял он меня, ведь он чужой,

и не утешил, а, развел мостами

БАЛЛАДА О ТОМ, КАК МЫ ДЕЛАЛИ ПОГОДУ

ПЕЧАЛЬНО ОСЕНИВШЕЕ в ПЛАНЕТАРИИ…

СТИХОТВОРЕНИЕ

Володи Вишневского, молодого поэта,

написанное в олимпийский год

В ту осень я любил спортсменку С толчковой левою ногой… Тренировал ее Вохменко. А я водил к себе домой. Я провожал ее на сборы В курортный город Чавыча. И тренер, моложавый боров. Меня глазами изучал, Объят догадкою кромешной: Спортивный не блюдя режим, Ночами долго и успешно За гранью фола мы грешим. Он ужасался, как некстати Ее травмирует аборт. И в результате — в ре-зуль-тате! — Она большой оставит спорт. И поредеет «Буревестник». А первенство страны вот-вот — И не мечтать о первом месте. И это — в олимпийский год!.. Он думал так: «Фуфло, писатель…» Ведь что обиднее всего: Его спортивный показатель Ничем не лучше моего. Тренировал ее Вохменко. Но Я водил к себе домой. … В ту осень я любил спортсменку С толчковой левою ногой. * Поначалу жутко не хотелось тонуть в водовороте. Он противился этому всем своим существом — душой и телом. Но стоило только начать — и ничего, как-то втянулся. 1980 * * *

«В Москву, в Москву!»

Из А. П. Чехова Поставила громко два стула И робко представилась: «Роза». И так меня к ней потянуло, Как тянет поэта на прозу. Спросила: «Вам нравится Тула?» Просила сыграть на гитаре. И так меня к Розе тянуло. Как в Томске тянуло к Тамаре. Пельмени едва развернула — Вернулись с завода два брата. И так меня прочь потянуло, Как тянет поэта обратно… 1980

РЕТРОПОЛИТЕН

ВоспоМНЕнаниЯ[6]

ВИД НА МОРЕ

Пародия на совэзопову сатиру

МОЙДОДЫР-ХХI

ОПИСЬ ВЛОЖЕНИЯ

Я ЧТО-ТО К ЛЮДЯМ ПЕРЕСТАЛ ТЯНУТЬСЯ… СЕГОДНЯ КАЖДЫЙ ДОЛЖЕН БЫТЬ ЭКСПЕРТОМ… НА СВАДЬБЕ МОЙ СВИДЕТЕЛЬ РАСКОЛОЛСЯ… ОПЯТЬ МЕНЯ ХВАТИЛИСЬ НА ПРИРОДЕ! МОБИЛЬНОГО В МЕШКЕ НЕ УТАИШЬ!.. И БРАТ МОЙ КАИН СДАЛ МЕНЯ БРАТВЕ… НЕТ, ВСЕ ЖЕ АДВОКАТОМ БЫТЬ ПРИЯТНЕЙ… ПОДЧАС СВЯЗАТЬ ДВУХ ДЕВУШЕК НЕ МОЖЕШЬ… НУ ЧТО, МНЕ СНОВА КИЛЛЕРАМ ЗВОНИТЬ?.. А ДРУГ ЕЁ, НУ СКАЖЕМ ТАК, СПОРТСМЕН… НАД ТРЕНАЖЕРОМ НИЗКО НАДРУГАТЬСЯ… ТУТ, ЕСЛИ ЧТО, ЕСТЬ ПАРА МИРОТВОРЦЕВ… ПОЭТ, ОН ПОДРАБАТЫВАЛ СТИХАМИ… ПОРОЙ КАК РАЗ ДЕБИЛЫ НЕ ПОДВОДЯТ… Я БЕЗ ЦВЕТОВ — ЧТОБ НЕ БЫЛО БАНАЛЬНО!.. СПАСИБО, УБЕРИТЕ ОФИГЕВШИХ… О, КАК МЕЧТАЮ Я ПОСАЧКОВАТЬ!.. СХОЖУ-КА РАЗМИНИРУЮ САДЫ… НУ ВОТ, СЕЙЧАС И ЭТОГО ЗАМОЧАТ… ДА, ВСЕ ДОРОЖЕ НАМ ВСТАЕТ ХАЛЯВА… ЛЮБИМАЯ ЛЕЖИТ ПО ВСЕЙ КВАРТИРЕ… КОМУ ДАТЬ БАБОК, ЧТОБ ВЗОШЛА ЛУНА?!. НУ ВСЕ, ЛЮБИМЫЙ, РУКИ НА КАПОТ!..

…От слов, бывало, так растаешь —

Для «чмока» щеку и подставишь.

(И — спецобученные люди

Уносят голову на блюде.)

1

2

…И черт меня дернул подпеть Тине Тернер!..

3

…Да хоть Джо Кокер — только не Шура!..

4

…Взглянуть ли на экран, тряхнуть литературой… Как трудно по утрам быть знаковой фигурой!..

5

Жизнь заставит взять ее в толк. Но а чувства — сыграть их гамму. Потому что супружеский долг Не исполнить под фонограмму.

ЛЮБИМАЯ, А ГДЕ ЖЕ СПЕЦЭФФЕКТЫ?..

(Пафос в студию)

Краткое содержание

__________

Сноска 1986–2001

3

(Продолжение следует)

4

P.S. — 2007