© В. Панов, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

– Дай посмотреть! – громко попросил Руслан.

– Не покажу! – неожиданно отказался Илья и закрыл альбомный лист руками.

– Покажи.

– Не покажу.

– Я по-хорошему прошу.

– Не покажу.

Руслан был старше, правда, всего на четыре месяца, но старше. При этом выше Ильи на полголовы, крупнее и в компании считался заводилой. Мальчики ещё ни разу не дрались, ну, толкались пару раз, не сумев поделить игрушки, но это не считается, однако Илья и без драки понимал, что Руслан крепче и если захочет, то сможет отобрать и понравившуюся игрушку, и альбомный лист с заинтересовавшим его рисунком. Тем не менее – упёрся, окончательно спрятал рисунок, улёгшись на него телом, и исподлобья смотрел на друга, всем своим видом давая понять, что решения не изменит. И тем поставил Руслана в затруднительно положение, поскольку драться мальчик не хотел, но и отступать не собирался. Пришлось сменить тактику:

– Тебе жалко?

– Не хочу показывать, – ответил Илья, продолжая лежать на рисунке.

– Почему?

– Не хочу.

Остальные дети – Ада и Платон – внимательно наблюдали за назревающей ссорой, но пока не вмешивались. Но не потому что боялись Руслана – им было интересно, чем всё закончится.

Идея порисовать возникла неожиданно: весь день ребята провели на Оке с родителями, вернулись, пообедали, стали думать, чем заняться дальше, но вместо того, чтобы усадить детей перед телевизором, родители выдали им краски и предложили «создать картины, чтобы вечером устроить вернисаж». Идея понравилась: после месяца на даче привычные развлечения изрядно надоели, и дети с удовольствием набросились на краски, заняв под «художественную мастерскую» большую террасу в доме Ады. Родители же, убедившись, что на террасе воцарилась творческая тишина, радостно выдохнули и занялись своими делами.

– Покажи!

– Нет.

– Не хочет показывать – пусть не показывает, – примирительно произнёс Платон. – Что ты к нему пристал?

– Хочу посмотреть.

А Илья, воспользовавшись тем, что Руслан на мгновение отвлёкся, вскочил со стула, схватил лист и спрятал за спину.

– Ах так, да?

– Перестаньте ругаться, – попросила Ада. Ссоры у ребят случались не то чтобы часто, но периодически и давно не вызывали у зрителей, которыми становились разные члены компании, сильных эмоций, только технический интерес – кто победит? И если Платон внимательно наблюдал за друзьями, то девочка спокойно закончила наносить на свой рисунок синюю краску, тщательно вымыла кисточку и только после этого вновь посмотрела на мальчишек. – Чего вы опять не поделили?

– Он у меня срисовывает, – отрывисто бросил Руслан.

– Или ты у меня, – ответил Илья.

– Я первый его нарисовал.

– Нет, я!

– Нет, я!

– А что вы рисуете? – поинтересовалась Ада.

– Лес, – ответил Руслан, даже не посмотрев на девочку.

– Такой?

Ада показала ссорящимся друзьям свой лист и улыбнулась, увидев появившееся на их лицах удивление.

– Ты тоже?

– Да.

– И я нарисовал лес, – растеряно произнёс Платон.

Илья вытащил лист из-за спины, Руслан принёс свой с дальнего конца стола, дети посмотрели разложенные на столе рисунки и переглянулись:

– Но почему?

– А что тут ещё рисовать?

Терраса примыкала к задней стороне стоящего на высоком фундаменте дома. С неё можно было спуститься в большой сад, который где-то далеко – во всяком случае, так казалось ребятам – заканчивался высоким поселковым забором. За забором поднимался тёмный ельник, и старые, необыкновенно высокие деревья мрачно нависали над участком Ады, закрывая изрядную часть неба.

– Страшный лес, – вздохнул пухленький Тоша.

Друзья не ответили, но и смеяться не стали.

Потому что Платон был прав.

– Я нарисовала лес на закате, – объяснила свой рисунок девочка. – Солнце садится позади дома, и лучи очень красиво подсвечивают ели. Мне об этом мама рассказала, научила видеть, и мне захотелось нарисовать его таким.

– Лучи корявые, – буркнул Руслан.

– На свой рисунок посмотри, – заступился за Аду Илья. – Вообще ничего не видно!

– Потому что у меня лес – ночью. И если приглядеться, то всё видно.

– Видно чуть-чуть, – согласилась Ада только для того, чтобы мальчишки не стали снова ругаться. Ей было всего семь, но она уже знала, что Илья её слушает, а Руслан не будет продолжать, если ему не противоречить. – А что у тебя?

– У меня лес днём, как сейчас, – рассказал Илья. – Вокруг светло, а он очень тёмный.

– Поэтому нам нельзя в него ходить, – произнёс Руслан. – Он всегда тёмный, страшный и злой.

– С родителями – можно, – уточнил Илья.

– Родители взрослые, им не страшно.

– Родители запрещают нам ходить в лес, потому что мы ещё маленькие и они боятся, что мы заблудимся, – медленно сказала Ада. – Но однажды мы в него войдём. Только мы, без родителей.

– Когда вырастем?

– Когда настанет время.

– Это как?

Некоторое время Ада молча смотрела на задавшего вопрос Илью, после чего ответила:

– Так сказала мама.

– А когда настанет время?

– Когда захотим, – ответил Руслан, которому очень хотелось скорее стать взрослым. Ответил, перевёл взгляд на рисунок четвёртого члена компании и ткнул пальцем в человеческую фигурку: – А это кто?

– Ведьма, которая живёт в лесу.

Платон изобразил её достаточно схематично, как мог, но было совершенно ясно, что женщина крупная и черноволосая. А у её ног мальчик изобразил чёрную собаку.

Дети долго, почти минуту, молча разглядывали рисунок Платона, а затем, не сговариваясь, посмотрели на соседний дом.

Победитель неофициального и никогда не проводившегося опроса «Кто, по вашему мнению, является самым непредсказуемым и безбашенным московским водителем?» менялся часто. Давным-давно, когда семейные автомобили считались если не роскошью, то показателем существенного достатка, первую позицию уверенно занимали «подснежники». В те времена машины принято было беречь, на зиму прятать в гаражи или иные подходящие места, а ездить на них исключительно в дачный сезон, с весны до осени, после чего снова убирать «под снег». Что и стало причиной появления красивого, но обидного прозвища. Опыта у «подснежников» было крайне мало, тем более что подавляющее большинство из них и в сезон садилось за руль редко, только по выходным – на дачу и обратно – поэтому на дороге они держались неуверенно, чем крепко раздражали «обычных» водителей, катавшихся по городу круглый год. Затем пальму первенства перехватили водители заполонивших мегаполис маршруток – пассажирских микроавтобусов, ездящих без расписания, по принципу: время – деньги. А поскольку многие водители маршруток переехали в столицу из регионов с весьма условным пониманием правил дорожного движения, они быстро превратили московские улицы в филиал своей малой Родины, и ДПС пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть городу столичную солидность, избавив его от элементов восточного базара. На смену маршруткам пришли водители небольших, как правило белых, очень юрких и потому необыкновенно наглых грузовичков, за которыми последовало нашествие таксистов из независимых, но дружественных государств Средней Азии – надёжные навигаторы сделали профессию настолько мультикультурной, что многие московские таксисты не понимали московских пассажиров, ориентируясь лишь на информацию из приложения. Но даже обладатели водительских лицензий из независимых, но дружественных государств Средней Азии потеряли первое место, на которое уверенно поднялись пользователи каршеринга. Модный сервис краткосрочной аренды автомобилей быстро завоевал популярность у жителей столицы, на рынке появилось несколько крупных компаний, машины которых стали частыми гостями в уличном потоке, но далеко не все их клиенты обладали достаточным опытом, а главное – осторожностью. Чужая машина есть чужая машина: мало кто будет внимательно относиться к взятому в недолгую аренду автомобилю, который, по сути, представляет собой не более чем способ перемещения из точки А в точку Б, после чего навсегда исчезает из жизни арендатора. Ну а особенную «любовь» пользователи каршеринга снискали привычку бросать машины как попало, не задумываясь об удобстве окружающих, и в городе не раз и не два возникали скандалы из-за перекрытых оставленными автомобилями дворов.

Впрочем, Артур Пирожков плевать хотел на отношение московских водителей к пользователям каршеринга. Артуру нужно было ехать, причём не по делам, а на свидание с Настей, на третье свидание, которое имело все шансы закончиться утром, что заставляло молодого человека немного волноваться. В том числе о том – найдётся ли поблизости машина.

В смартфон Пирожкова, как и любого другого уважающего себя пользователя каршеринга, были загружены приложения нескольких компаний. Они хранились в отдельной папке и располагались в строгой очерёдности: от самой любимой и недорогой фирмы до самой известной, обладающей наибольшим парком машин, но задравшей стоимость аренды до такой высоты, что к её приложению Артур обращался исключительно в тех случаях, когда конкуренты ничего предложить не могли, а ехать требовалось срочно. Но сегодня Пирожкову повезло: неподалёку от него замерли в ожидании целых три автомобиля «любимой» фирмы, один из которых сразу привлёк его внимание.

– «Трёшка», – пробормотал он, довольно улыбнувшись.

BMW третьей модели – как раз такая, какую молодой человек очень хотел купить, но понимал, что в ближайшие пару лет мечту свою не исполнит. Зато можно взять понравившуюся модель в аренду и представить, что машина – твоя, хоть на полчаса, но твоя. Время от времени, когда позволяли обстоятельства, Пирожков брал какую-нибудь из «статусных» машин вроде BMW, «Audi» или «Mercedes» и катался на них по ночному городу или МКАД. Летом – с открытыми окнами, включив на полную громкость музыку. И наполнялся уверенностью в том, что однажды такая машина будет принадлежать ему. Сначала – «трёшка», а затем и более престижная модель.

Артур верил в себя.

BMW стояла чуть дальше двух других автомобилей, но это не имело значения: Пирожков быстро преодолел лишнее расстояние, внимательно оглядел машину – никаких повреждений, салон чистый, документы… наверное, на месте – их Артур никогда не проверял, уселся в шофёрское кресло, поправил зеркала, пристегнулся и только после этого нажал кнопку «Поехать» – чтобы не платить за лишние секунды. Завёл мотор, улыбнулся едва слышному урчанию двигателя – дешёвым машинам Пирожков не улыбался никогда – и неспешно направился по Волгоградскому в сторону области. Если верить навигатору, до места встречи он доберётся на десять минут раньше, чем нужно.

«А может, предложить Насте покататься?»

Неожиданная мысль так понравилась Пирожкову, что он, воспользовавшись остановкой на светофоре, открыл в смартфоне банковское приложение, проверил, сколько осталось на счёте, и с облегчением выдохнул, убедившись, что денег достаточно даже для часовой поездки и расходы не сильно ударят по бюджету. Можно договариваться.

«Покатаемся, потом поужинаем, потом к ней… Идеальный вечер!»

Однако в следующий момент Артур сообразил, что критерии идеальности у них с Настей могут сильно отличаться и девушка, вполне возможно, представляла третье свидание иным образом. Он вновь взял телефон, собираясь позвонить Насте и обсудить пришедшую в голову идею, как вдруг увидел вышедшего на проезжую часть инспектора ДПС, который повелительным жестом велел Артуру остановиться.

«Блин! Я ведь только взял его в руку! Даже не разблокировал!»

Пирожков решил, что бдительный страж порядка заметил в его руке телефон, и приготовился врать, что «просто бросил взгляд на навигатор». И старательно давил охватившее его раздражение: «Нашёл к чему придраться, блин! Будто не понимает, что у меня каждая минута денег стоит! Или он это специально?»

Но раздражение раздражением, а подчиняться приказу полицейского он обязан. Артур послушно взял вправо, прижался к обочине и заглушил двигатель, собираясь перевести арендованную машину в дешёвый режим ожидания. Но не успел.

– Добрый вечер, инспектор дорожно-патрульной службы капитан Теряев, – произнёс офицер, отдав, как положено, честь. – Ваши документы, пожалуйста.

– Я что-то нарушил?

– Московское управление проводит рейд по выявлению поддельных аккаунтов пользователей каршеринга.

– А-а… С этим у меня всё в порядке.

– Надеюсь. Выйдите, пожалуйста, из машины и предъявите документы.

– Конечно.

Артур демонстративно отстегнул ремень безопасности, вышел и отдал права. И заметил, что мимо неспешно проехал каршеринговый KIA, на который ни Теряев, ни его напарник, не обратили никакого внимания.

– Приложение покажите, пожалуйста.

Отдавать инспектору телефон молодому человеку не хотелось.

– Из моих рук посмотрите?

– Какие-то проблемы?

– Не знаю. – Пирожков понял, что теряется. Что происходит? Почему его остановили? Рейд? Допустим, рейд, но почему в таком случае полицейские не останавливают другие проезжающие каршеринги? Почему напарник инспектора не подошёл, а остановился в шаге и чуть сбоку? И почему вторая машина…

Артур увидел, что подъехавший автомобиль ДПС остановился впереди, небрежно и будто случайно заблокировав BMW выезд.

– Что происходит? – выдавил из себя Пирожков.

– Всё в полном порядке, – спокойно произнёс Теряев, глядя молодому человеку в глаза. – Откройте, пожалуйста, багажник.

– Разве у вас есть право требовать это от меня?

– Нет, у меня такого права нет. Я просто прошу вас открыть багажник.

Пирожков почувствовал, что его охватывает паника. Он даже покачнулся, потому что ноги на мгновение ослабли, а к горлу подкатил неприятный комок, всегда появляющийся в начале панической атаки.

И ведь до сих пор непонятно что происходит! Инспектор перед ним, напарник сбоку. Вышедшие из второй машины полицейские встали возле BMW, не спуская с Артура глаз. И никого из инспекторов не интересует идущий по Волгоградскому проспекту поток автомобилей, всё их внимание приковано к Пирожкову.

– Я не открывал багажник, когда брал машину, – сглотнув, произнёс молодой человек. – Не знаю, что вы ищете, но не стану нажимать на кнопку. На ней нет моих отпечатков. И не будет.

Теряев кивнул, словно услышал то, что должен был услышать, и жёстко, но с прежней вежливостью, приказал:

– Пожалуйста, положите руки на капот автомобиля и чуть расставьте ноги.

– Зачем?

– Пожалуйста, сделайте, как я приказал.

Больше полицейские не скрывались – напарник Теряева вытащил из кобуры пистолет и навёл его на Артура.

– Что происходит?

– Руки на капот, – повторил инспектор. А когда насмерть перепуганный Пирожков подчинился, быстро похлопал его по бокам. – Оружие при себе есть?

– Откуда?

– А в машине?

– У меня нет оружия! – выкрикнул Артур. – Почему вы ко мне пристали? В чём меня обвиняют?

Отвечать ему пока не стали.

Теряев защёлкнул на руках Пирожкова наручники и кивнул, показывая, что задержанный находится под полным контролем. Его напарник вернул пистолет в кобуру, открыл водительскую дверь BMW и перевёл взгляд на замерших у багажника коллег. Увидел поднятый вверх большой палец одного из них и надавил на кнопку. Крышка багажника распахнулась и…

Впоследствии все отмечали невероятную выдержку, проявленную полицейскими в нестандартной, мягко говоря, ситуации, которую очень трудно было спрогнозировать: стоило крышке багажника открыться, как на свободу вырвалась стая потревоженных летучих мышей. Как показалось ошарашенным патрульным – огромная стая. Летучие мыши замельтешили перед глазами, заставили ошарашенных инспекторов отступить, но при этом никто из них даже не подумал выстрелить.

Но все, разумеется, выругались. Кто-то коротко, кто-то – замысловато, но все – громко. И их поддержали ошарашенные необычным зрелищем водители проезжающих автомобилей. Один из которых зазевался настолько, что едва не въехал в багажник притормозивших «Жигулей». И в самом деле – в Москве не часто увидишь вылетающую из багажника автомобиля стаю летучих мышей.

Когда же крылатые твари растворились в летнем небе, полицейские медленно приблизились к BMW и заглянули в багажник. И тот из них, который стоял слева, посмотрел на Теряева и громко сообщил:

– Вызывай бригаду – здесь труп.

Второй полицейский сплюнул и выругался, напарник Теряева достал рацию, а Пирожкову стало плохо.

В последнее время Феликса Вербина стало тянуть домой…

Нет, он не превратился в домоседа или пока не превратился. Нет, он не сделал в своей квартире роскошный ремонт, наполнив её «всем необходимым для жизни и комфорта», начиная от современных кухонных устройств и заканчивая сауной и зимним садом, – такой квартиры у него никогда не будет. Нет, Феликса не перевели на «удалёнку» – не могли перевести, поскольку старший оперуполномоченный по особо важным делам не в состоянии делать свою работу, сидя за компьютером. Или – только за компьютером. И он не разлюбил свою работу и продолжал с удовольствием ходить «в поле», но его стало тянуть домой. По-настоящему тянуть, а не потому что устал и нужно упасть в кровать и как следует выспаться. А перед сном поесть, если, конечно, в холодильнике что-нибудь отыщется, и принять душ. Если будет время – потупить перед телевизором и перед ним же заснуть. Или провести ночь с женщиной.

Раньше, когда квартира являлась местом для этих и других обыденных дел, Феликса домой не тянуло. Он просто приезжал по знакомому с детства адресу, мылся, ел, тупил перед телевизором или за компьютером и падал в кровать, не испытывая никаких особенных чувств к месту обитания. И даже магия родного дома – ведь когда-то именно сюда привезли завёрнутого в пелёнки Вербина – перестала работать после смерти родителей. Не сразу, но перестала. Дом стал для него чем-то вроде гостиничного номера, за тем лишь исключением, что уборка не входила в квартплату, и если бы в Петрах[1] ему отвели отдельную комнату с душем, Феликс ни за что не стал бы тратить время на дорогу. Даже на очень короткую.

Но комнату на работе ему никто выделять не собирался и на протяжении многих лет Вербин возвращался в квартиру, как в гостиничный номер, не в дом, а в его подобие. Но теперь всё поменялось.

Вот уже год Вербина тянуло домой.

Ведь дома его ждала Криденс. Если нет – Феликс заезжал за ней в бар «Грязные небеса», благо он, Петры и квартира располагались недалеко друг от друга. Бар в один зал, но довольно большой, отделанный благородным тёмным деревом, выглядящий «на миллион долларов», но с адекватными ценами; расположенный на тихой улице, но всегда заполненный по вечерам. Бар, над главной стойкой которого висела доска с вырезанным изречением Публия Сира: «Contra felicem vix deus vires habet»[2]. Бар, в котором его знали все, начиная от администратора Кати, с которой Феликс обменялся поцелуями у дверей, и заканчивая здоровенным чёрным котом Баем, ради которого Криденс распорядилась снять верхнюю декоративную доску стойки, чтобы Бай, когда ему того хотелось, мог бродить под самым потолком и оттуда таращиться на посетителей.

Войдя внутрь, Вербин машинально посмотрел наверх, заметил зелёные глаза Бая и едва заметно улыбнулся.

– Лекс, привет! Ты сегодня рано. – Криденс подошла сзади, положила правую руку на плечо Феликса, а когда он повернулся – поднялась на цыпочки и поцеловала мужчину в губы. – Или просто забежал?

– Надеюсь, сегодня действительно рано – мне пообещали свободный вечер, – ответил Вербин, раздумывая, не поцеловать ли Криденс ещё раз, крепче, но сдержался.

– Какие планы?

– Мои планы – ты.

Об этом Криденс знала, но одно дело знать и совсем другое – слышать, как мужчина произносит эти слова. Произносит снова и снова. Произносит, глядя в глаза. Слышать, и улыбаться, понимая, что мужчина говорит искренне.

– Я освобожусь через час, не раньше, – извиняющимся тоном произнесла Криденс. – Сейчас приедут люди, с которыми обязательно нужно поговорить.

– Поставщики?

– Да.

– Я подожду.

– Спасибо.

– А как иначе? – Криденс кивнула, собралась отойти, однако Феликс слишком хорошо её знал, чтобы не уловить лёгкую грусть в голосе и удержал подругу за талию. – Что-то не так?

Она помолчала, а затем легко улыбнулась:

– Никогда не привыкну к тому, как легко ты меня читаешь.

– Я тебя не читаю, Кри, я тебя чувствую. И ты привыкнешь.

– Уже привыкла. Просто иногда… Иногда ты оказываешься слишком проницательным.

– Просто иногда мои вопросы оказываются неожиданными.

– Или так. – Криденс провела рукой по щеке Вербина. – Со мной всё в порядке, милый, а вот Прохор места себе не находит. Даже от сэндвича отказался.

– И что он делает?

– Бросил сэндвич в мусор, побродил по двору, похныкал и ушёл.

– Понятно.

– Я знаю, как ты к этому относишься… – начала было девушка, однако Феликс не дал ей договорить:

– Я знаю, как к этому относишься ты, Кри, и только это имеет значение.

Вербин не верил в приметы, карточные гадания и астрологические прогнозы. Жизнь и профессия сделали его человеком практичным, с изрядной долей цинизма, научили полагаться на факты, и только на факты, и потому интерес, который Криденс проявляла к мистическим совпадениям, предсказаниям и прочей магии, вызывал у Феликса недоумение. К счастью, её увлечение протекало в лёгкой форме, без личных экстрасенсов и постоянных походов к астрологу. Но в «знаки» девушка верила.

Что же касается Прохора, он был классическим московским юродивым. Не бомжом или бродягой, а именно юродивым – так, едва взглянув, назвала его Криденс, и все с нею согласились.

Юродивый.

Зимой и летом в одних и тех же обносках, словно не замечая смены времён года; то замыкающийся в себе, то говорящий со всеми сразу; немытый, нечёсаный, абсолютно неопределённого возраста; седой как лунь Прохор бродил по Москве, раздражая богатых понаехавших, несколько раз исчезал, оказываясь по их доносам то в психушке, то в полицейском «обезьяннике», но всякий раз возвращался на улицы – потому что до тех пор, пока в Москве будет оставаться хоть один москвич, юродивых трогать не будут.

Прохор бродил по всему городу, но с того мгновения, как Криденс громко и вслух назвала его юродивым, стал часто появляться у чёрного хода «Грязных небес». То ли почувствовал, что девушка не обидит, то ли потому, что Кри распорядилась его подкармливать. И тот факт, что вечноголодный юродивый отказался от еды, она сочла плохим предзнаменованием.

– Прохор уже бросал сэндвичи в мусор, и после этого обязательно случалась какая-нибудь неприятность.

– Налоговая приходила?

– Если бы только приходила. – Криденс вновь поцеловала Феликса, на этот раз – в щёку, и улыбнулась: – Я скоро. Постарайся сильно не напиваться.

– Я не могу напиваться – у меня серьёзные планы на вечер.

Она вновь улыбнулась, очень мягко, и направилась в кабинет, а Вербин вышел покурить, но не на улицу, а через чёрный ход на задний двор заведения, в переулок. И там обнаружил Прохора. Юродивый сидел на перевёрнутом ящике, обхватив себя руками, и мерно раскачивался, едва слышно подвывая. Глаза его были закрыты.

Феликс остановился в нескольких шагах от Прохора и щёлкнул зажигалкой. Обращаться не стал, он никогда не начинал разговор первым… да и не разговоры это были, поскольку спрашивать юродивого бессмысленно – нужно слушать и пытаться понять, что он хочет сказать. Или не слушать и не пытаться, тут уж каждый решает сам. Феликс Прохора слушал, но исключительно из вежливости, не воспринимая услышанное всерьёз. И не понимал, как к словам юродивого можно относиться без толики здоровой иронии.

Вербин выкурил сигарету – всё это время Прохор оставался в прежней позе и ни разу не открыл глаза, – потушил окурок и только собрался вернуться в бар, как услышал хриплый голос.

– Крови не будет! – сказал юродивый абсолютно спокойным и очень чистым голосом. У Прохора бывали моменты, когда он казался нормальным, и это был один из них.

– Что?

Вербин повернулся, убедился, что Прохор по-прежнему сидит с закрытыми глазами, но сказал себе, что юродивый наверняка приоткрывал их и увидел, кто вышел во двор.

– Кровь уже пролилась, крови больше не будет. – Прохор запустил обе руки в нечёсанные волосы, помолчал и закончил: – Но будет страшно.

– О чём ты говоришь?

– Кто-то замешал густую кашу на крови, которую забрал, – продолжил Прохор, как обычно, не обратив на уточняющий вопрос никакого внимания. – Замешал и поставил на огонь. И все, кто с ложкой, – кровью измажутся. А кто съест – кровью сблюёт… Хоть ложечку съест – сблюёт и умрёт проклятым! Такая она – на крови каша… кто попробует – умрёт проклятым… – Юродивый неожиданно открыл глаза и пронзительно посмотрел на Феликса. – Каша на крови – горькая. Кровь сладкая, а каша – горькая. Хоть ложечку съешь – умрёшь проклятым… Хоть ложку съешь!

Прохор вскочил, несколько раз топнул ногой и побежал со двора прочь. А остановившийся у чёрного хода Вербин подумал, что когда юродивый обращается к тебе, когда давит на тебя, пусть даже его торопливая речь походит на горячечный бред, – это производит сильное впечатление. И даже он, человек рациональный, прагматичный и циничный, не сумел остаться равнодушным.

«Кровь уже пролилась… Какая кровь? О какой каше говорил Прохор? Как эта каша связана со мной?..»

– Опомнись! – Впечатление оказалось настолько сильным, что Феликсу пришлось вслух приказать себе начать относиться к происходящему здраво. – О чём я думаю? О словах сумасшедшего? Какое отношение они имеют к реальности?

С точки зрения логики – никакого. Но равнодушным не оставили.

Феликс вернулся в зал, уселся за стойку напротив большого телевизора, и около него мгновенно появился бармен.

– Привет.

– Привет, Антон.

– Кофе?

– Эспрессо и на два пальца «Макаллана». – День завершался, и Вербин не видел ничего дурного в том, чтобы закончить его небольшой дозой крепкого.

– То есть как обычно?

– Ага.

Вербин не в первый раз завершал день в «Грязных небесах», и бармены точно знали, что после «небольшой дозы крепкого» продолжения не последует – Феликс умел останавливаться.

– Трудный день?

– Нормальный, – ответил Вербин, наблюдая за тем, как Бай поднялся, потянулся и стал медленно двигаться вдоль стойки.

– Как в Москве со злодеями?

– Почти всех поймали.

Феликс не видел необходимости скрывать от работников «Грязных небес», чем занимается, и спокойно относился к незлым шуткам и подколкам. Что же касается Антона – самого старого бармена заведения, – друзьями они не были, но Вербин выделял его среди остальных и в какой-то момент согласился перейти на ты.

– То есть мы можем спать спокойно?

– Вполне.

Бай добрался до телевизора, уселся справа от него, и, поднимая взгляд, Вербин теперь видел не только экран, но и ярко-зелёные глаза здоровенного сибирского кота. Кот зевнул ему в ответ, но взгляд не отвёл, смотрел не мигая. Секунд через десять Феликс кашлянул и отвернулся, в очередной раз сказав себе, что никогда не выиграет в «гляделки» у этой скотины. Довольная «скотина» беззвучно с этим согласилась.

– Можно спросить?

Предварительный вопрос означал, что основной может оказаться неприятным и Антон честно об этом предупреждает. Феликс молча кивнул.

– Когда ты вернулся со двора, то выглядел или растерянным, или расстроенным.

– Задумчивым?

– Или растерянным, или расстроенным, – повторил бармен. – Но если не хочешь – можешь не отвечать. Я честно извинился за вопрос.

За нормальный вопрос для нормального человека, заметившего, что его хороший знакомый чем-то расстроен. И потому Феликс ответил честно:

– Во дворе я встретил Прохора.

– Он же уходил.

– Значит, вернулся.

– И сказал тебе что-то неприятное? – догадался Антон.

– Какую-то ерунду, – попытался отмахнуться Феликс.

– Но она тебя зацепила.

– Да, услышанная ерунда меня зацепила, – признался Вербин. Помолчал и спросил: – А как ты относишься к тому, что говорит Прохор?

До сих пор они с Антоном этой темы не касались – повода не было, но сегодняшняя, хоть и короткая, но необычно яркая, надрывная речь не отпускала Феликса. Он понимал, что через час-два впечатление от услышанного уляжется, даже слова забудутся, но время ещё не прошло, слова звенели в ушах, вот Вербин и решил расспросить бармена.

– Юродивые не понимают, что говорят, – сразу же, словно ждал вопроса, ответил Антон. После чего сделал совершенно неожиданный для Вербина вывод: – Поэтому их нужно слушать.

– Потому что их устами говорит Бог?

– Каждый решает для себя.

– А с тобой Прохор говорил?

– Нет.

– Это хорошо или плохо?

– Понятия не имею, – развёл руками Антон. – Но знаю, что сегодня Прохор уходил, а если он уходит, то в тот день больше не возвращается. А раз вернулся, то он специально вернулся к тебе, чтобы сказать то, что ты услышал и из-за чего вошёл в зал с перекошенным лицом.

– С задумчивым, – поправил бармена Феликс.

– Если ты так изображаешь задумчивость, то хорошо, что я не видел, как ты сдаёшь квантовую механику.

– Я никогда не сдавал квантовую механику.

– Значит, и профессорам твоим повезло. Расскажешь, что сказал Прохор?

– Он ведь это мне сказал.

– Резонно.

– Угу. – Феликс допил виски, чувствуя, как разливается по телу приятное тепло, на мгновение задумался, не повторить ли, но в этот момент подал голос телефон. Звонил Гена Колыванов, старший опер из отдела Вербина. Он сегодня оставался «на хозяйстве» и вряд ли позвонил, чтобы узнать, весело ли Феликс коротает вечер.

– Спишь?

– Сплю.

– А кто орёт на заднем плане?

– Соседи дискотеку устроили.

– Бухаешь? – догадался Колыванов.

– Нет, не успел, – соврал Вербин.

– Правда не успел?

Феликс понял, что дело серьёзное и ответил честно:

– Только начал. Один шот.

– Сойдёт, – подумав, решил Гена. – Через сколько сможешь быть на Волгоградском проспекте?

– Он длинный.

– Я скинул геолокацию.

– Сейчас. – Феликс открыл смартфон, посмотрел на пробки, прикинул и ответил: – Минут тридцать-сорок.

– Давай скорее, – буркнул Колыванов. – У нас тут всё очень некрасиво, и Шиповник хочет тебя.

Дополнительных объяснений не требовалось. Вербин отключил телефон и посмотрел подошедшей Криденс в глаза.

– Гена сказал, что там некрасиво, а значит, случилось что-то по-настоящему серьёзное. – Короткая пауза. – Извини.

– Ты не должен извиняться, Лекс, – мягко улыбнулась Криденс. – Я знаю, что когда ты освобождаешься – сразу идёшь ко мне. Это важно. Всё остальное – обстоятельства.

– Я всегда буду приходить к тебе, – тихо сказал Феликс.

– А я всегда буду ждать. – Криденс обняла его за шею и поцеловала. – Приходи скорее.

Убийца долго не мог решить, с чего следует начать видеоролик. Показать, как едет «заряженная» машина? А не скучно? Показать, в каком виде полицейские нашли тело? Ошарашить сразу? Показать процесс подготовки тела? То есть ошарашить ещё сильнее? Как лучше? И после долгих размышлений убийца решил «открыть» видео кадрами вылетающих из багажника мышей. Он снимал издалека, в сумерках, однако использовал очень хорошую камеру и запись получилась качественной. Весь эпизод получился качественным: распахнувшаяся крышка багажника, оторопевшие полицейские, вылетающие мыши… Но сейчас убийцу не интересовало ничего, кроме мышей. И он решил, что именно с этого, необычайно эффектного кадра будет начинать все ролики.

– Зло давно стало повседневностью. Зло во всём, что вас окружает. Зло в каждом из вас. Ложь, лицемерие, равнодушие, подлость… Вы тяжело больны, и тёмные камни города не позволяют вам излечиться. Тёмные камни столетиями впитывали зло и постоянно возвращают его, превращая вас в чудовищ, в жилах которых течёт отравленная кровь. Вы этого не замечаете, не задумываетесь над тем, сколько зла приносите в мир, и не задумаетесь до тех пор, пока на вашем пути не встану я.

Сначала убийца планировал ограничиться коротким, но максимально ёмким посланием, сопровождающим наиболее яркие кадры убийства. Долго работал над текстом, тщательно подбирал слова, которые должны были наилучшим образом описать видео и поразить зрителей. В конце концов написал. Однако отснятого материала оказалось много, причём настолько интересного материала, что терять его убийца не захотел, и видеоролик, изначально задумывавшийся как минутный, получился вдвое длиннее.

– Оскорбляя, подставляя, обманывая и убивая, вы приняли поцелуй Дракулы и превратились в настоящих упырей. Вы позабыли о совести и совершаете чудовищные мерзости. Ради чего? Ради денег, ради славы, ради того, чтобы совершить мерзость. Вы пьёте кровь тех, кто слабее, и пьёте её с наслаждением, превращая свою кровь – в проклятую. Но я посчитаю грехи ваши и воздам каждому по делам его. И начну со странных сестёр, красота которых скрывает жуткую тьму их душ.

И только теперь он показал зрителям подготовленное тело. Распластанное на металлическом столе. Ещё целое, но уже лишённое крови. Показал рану на шее и пятна на полу. Показал так, чтобы не осталось сомнений – это не монтаж и не постановочные кадры.

– Многие из вас боятся Дракулу и его упырей, считают, что раз они сильнее, то вправе пить нашу кровь. Но правда в том, что бояться должны они – порождения Зла. И я покажу, как они должны бояться, как должны трястись от страха те, в ком есть грех. Я очищу город от упырей и сцежу их проклятую кровь, чтобы она не попала на московские камни. Я буду чистить город от порождений Тьмы, а вы никогда не узнаете моё настоящее имя.

Эта фраза особенно нравилась убийце, и она идеально легла на видео – изображение растерянных полицейских.

Когда-то давно для привлечения внимания приходилось обращаться к журналистам, посылать письма в редакции или телевизионные студии, и нельзя было быть уверенным, дойдёт ли письмо и не скроют ли его «в интересах следствия». Сейчас всё стало намного проще. Хотя нет, с одной стороны, проще, с другой – сложнее. Сеть позволяет обратиться к миллионам людей, но Сеть замусорена колоссальным количеством бессмысленной информации, сквозь которую очень сложно пробиться. Но убийца хорошо подготовился и был уверен в том, что сумеет привлечь к своему обращению всеобщее внимание.

И ещё был уверен в том, что ни одно специальное подразделение, занимающееся работой в Сети, не сможет отследить, откуда было отправлено видео.

Убийца очень хорошо подготовился.

– Я выложил это видео не ради славы, а для того, чтобы вы знали о происходящем. И буду выкладывать впредь. И никто не сможет меня остановить: ни в Сети, ни на улице. Подумайте об этом, когда вам предложат выпить чью-то кровь…

А на Волгоградском проспекте разворачивалось то самое действо, которое, с одной стороны, не вызывало у Вербина восторга, с другой – обещало интересное расследование. Не гарантировало, но обещало.

Расследование убийства.

Которое всегда начиналось с большого съезда больших начальников. Обнаружение трупа – событие чрезвычайное, поэтому на Волгоградке собрались офицеры из районного отдела, начальник уголовного розыска окружного управления и заместитель начальника окружного управления – их Вербин знал в лицо, так же, как шефа окружной «убойки», который тоже присутствовал. Петровку представляли они с Колывановым и их руководитель, подполковник Шиповник, который что-то горячо обсуждал с другими начальниками и только что подъехавшим следователем. Также наличествовали патрульные машины, автомобили начальства, фургон экспертов, перекрытая полоса оживлённой улицы, небольшая толпа зевак и любопытные взгляды медленно проезжающих по Волгоградскому проспекту автомобилистов.

Гена позвонил сразу, как поступил приказ выдвигаться, Феликсу повезло добраться быстро, и он оказался на месте происшествия в удачный момент: руководство уже рассмотрело труп и удалилось, а эксперты к работе ещё не приступили – поэтому у Вербина появилась возможность спокойно оглядеться.

– Криминал? – спросил он у Колыванова.

– По виду – да, – кивнул Гена. Поскольку расстались они всего пару часов назад, обмениваться рукопожатиями сочли излишним.

– Проблемный?

– Ты даже не представляешь насколько.

– Женщина?

– Ага, – подтвердил Колыванов. – Её ещё не достали, но похоже, что молодая женщина.

– А так не видно?

– Так не видно, – ответил Гена, но от дальнейших уточнений отказался.

Колыванов был на четыре года младше Вербина, носил капитанские погоны и очень любил работать с Феликсом в паре, не скрывая, что многое у него перенимает. Вербин к таким заявлениям относился скептически, считая, что у него ещё рано учиться, но Гену выделял и ценил. И смотрел на него сверху вниз. В буквальном смысле слова, поскольку плотный русый крепыш Колыванов едва доходил длинному Вербину до подбородка.

Впрочем, на Феликса многие смотрели снизу вверх – что естественно при росте сто девяносто четыре сантиметра. Вербин был длинным, но не тощим, но при этом и не «шкафом», мышцы у него были, но не «гора», другими словами, Феликс был тренированным, но не раскачанным, а поджарым и сухим. Он имел вытянутое лицо, с классическим «упрямым» подбородком, серые глаза и светло-русые волосы, которые коротко стриг и зачёсывал набок. Одежду, как и многие коллеги, предпочитал свободную, не сковывающую движений, и сейчас на нём были летние серые брюки, низкие белые кеды и лёгкая белая сорочка с короткими рукавами. Для московской жары – самая подходящая форма. А для бумаг и документов приходилось таскать с собой маленькую кожаную сумку.

– «Бытовуха»?

– С чего ты взял? – удивился Гена.

– Первое, что приходит в голову, – пожал плечами Феликс. – Очередная семейная ссора, возможно, начавшаяся с совместного распития спиртного, закончилась убийством. Скорее всего, пырнул благоверную кухонным ножом, растерялся, стал думать, как избавиться от тела, вспомнил, что видел в кино, замотал в полиэтиленовую плёнку для продуктов, ночью вытащил из квартиры, погрузил в каршеринг, покатался по городу, чтобы оказаться подальше от дома и бросил машину, надеясь, что следующие пользователи не полезут в багажник.

– А если полезут, то он окажется первым в списке на проверку.

– Значит, у него «левый» аккаунт. – Вербин уже понял, что с «бытовухой» он ошибся и посмотрел Гене в глаза: – Не томи, что там?

– Сейчас сам увидишь. – Они как раз подошли к притулившейся у обочины BMW с распахнутым багажником. – Поверь, ты не будешь разочарован.

– Да, уж… – выдохнул Вербин, заглянув в багажник. – Интересно.

Третья модель BMW большими габаритами не отличается, поэтому убийце пришлось заранее согнуть завёрнутое в полиэтилен тело и зафиксировать скотчем.

– Предусмотрительный.

– Не был уверен, что сможет арендовать достаточно большую машину.

– Значит, убил давно, побоялся, что окоченение не позволит упаковать труп в багажник, и заранее придал телу нужную форму. – Вербин качнул головой. – Предусмотрительный.

– Ты это уже говорил.

– Гена, никогда не отказывайся выслушать умную мысль дважды – так она лучше запомнится.

– Тебе говорили, что у тебя дерьмовый характер?

– Ты мне на это жаловался часа три назад.

Колыванов хмыкнул и кивнул:

– На руку посмотри.

Труп лежал на левом боку, и, несмотря на плёнку, Вербин заметил, что убийца отрезал жертве пальцы.

– Не сомневаюсь, что с правой рукой проделано то же самое, – добавил Колыванов.

– Скрывает личность жертвы?

– Значит, опознав жертву, мы сможем подобраться к убийце.

– Значит, не подберёмся. Во всяком случае – не сразу. – Феликс оглядел внутренности багажника и удивлённо протянул: – Видеокамеры? Он снимал фильм?

Камер было две – небольшие, но высококачественные GoPro. Одна закреплена на крышке багажника, вторую убийца установил около трупа и направил под небольшим углом вверх.

– Первая снимала растерянных полицейских?

– Видимо, да.

– А вторая? Зачем ему снимать небо?

– Забыл рассказать: кроме трупа, в багажнике находились летучие мыши.

– Что?! – удивился Вербин. – Какие мыши?

– Летучие, – повторил Гена. – Не в самом багажнике, конечно, а в этой коробочке.

И Колыванов указал на деревянный ящик с откинутой крышкой. Ящик стоял на дне багажника и был с трёх сторон прижат телом жертвы.

– Летучие мыши? – переспросил не до конца поверивший Феликс.

– Точное количество неизвестно, но сидело их там много, наши сказали – не меньше пары десятков. Крышка ящика соединяется с крышкой багажника, и когда патрульные её открыли – мышки вырвались на свободу. Получилось эффектное видео, которое сняла вторая камера.

И они вновь на неё посмотрели.

– Хочешь сказать, что в багажнике сидело несколько десятков живых летучих мышей, а водила их не услышал?

Вербин задал вопрос, но не был уверен, что летучие мыши достаточно шумные, чтобы на их писк или визг можно было обратить внимание. К тому же он что-то слышал об ультразвуке, который каким-то образом связан с ночными тварями, и о том, что эти частоты человеческое ухо не различает. Но вопрос задал и получил ответ, который подтверждал предусмотрительность убийцы:

– Багажник проложен шумоизоляционной тканью, которая заглушила звуки. Если они были, конечно. – Колыванов, так же, как и Феликс, имел не очень твёрдое представление о производимых летучими мышами звуках. – К тому же кто будет обращать внимание на поскрипывающий каршеринг? Не своя ведь машина.

– Согласен.

На чужой автомобиль всем плевать, главное, чтобы довёз до нужного места, а там пусть хоть на части рассыплется. Но этого преступнику показалось недостаточно, и он подстраховался шумоизоляционной тканью, но проложил её аккуратно, так, чтобы она не мешала видеокамере.

– Вряд ли убийца снимал видео для развлечения. Он сделает видеоролик. – Вербин резко обернулся и посмотрел вдоль проспекта. – И ещё я думаю, что убийца снимал обнаружение трупа. Тем более что он сам позвонил в дежурную часть и рассказал о «заряженной» машине.

– Наглец, – оценил Колыванов.

– Или игрок.

– Если он выложит ролик в Сеть, мы его быстро возьмём.

– Если он такой предусмотрительный, каким кажется, и заранее решил выложить видео, то наверняка позаботился о том, чтобы сделать это аккуратно, не оставив следов.

– Все ошибаются. – И Колыванов огляделся, повторив жест Вербина. Гена понимал, что даже если преступник снимал обнаружение тела со стороны, он давно уехал, но всё равно огляделся. Машинально. Как будто и впрямь надеялся увидеть в каком-нибудь автомобиле человека с видеокамерой.

– Кто ехал в машине? – спросил Вербин и краем глаза заметил, что Шиповник отошёл от собеседников и с кем-то говорит по телефону. Точнее, молчит по телефону, то есть выслушивает распоряжения.

– Мальчишка, – рассказал Гена. – Мы его, конечно, проверим, но парень явно не при делах, простой пользователь каршеринга, который выбрал не тот автомобиль. Он в обморок грохнулся, когда услышал, что в багажнике труп. Взял и грохнулся, хотя тела не видел.

– Это не показатель, – заметил Вербин. – Обморок можно симулировать.

– Звонок убийцы показатель.

Сообщение в экстренную службу о том, что в багажник арендованного автомобиля положили труп, было принято и передано ближайшей патрульной машине. И звонил совершенно точно не сидевший за рулём BMW мальчишка.

– С этим согласен, – пробормотал Феликс. И поздоровался с проходящим мимо экспертом: – Иван Васильевич! Очень рад видеть.

– Так и знал, что встречу тебя, – усмехнулся тот, пожимая Вербину руку.

– Я не сам, меня позвали.

– Понимаю. – Эксперт прищурился: – Что?

– Заберёте тело к себе? – спросил, а точнее – попросил Феликс. – Во Второй?

– Хочешь, чтобы я поработал?

– Очень.

Иван Васильевич помолчал, кивнул и, не прощаясь, направился к машине, с которой уже начали работу его коллеги и следователь, полицейские отошли, собираясь продолжить разговор в стороне, но не получилось – их позвал освободившийся начальник:

– Вербин! Колыванов! – Судя по тону, телефонный звонок настроения подполковнику не улучшил.

Услышав призыв Шиповника, оперативники одновременно развернулись, но с места не сдвинулись, поскольку подполковник решил подойти сам.

– Нашли убийцу?

– В процессе, Егор Петрович! – браво отрапортовал Феликс.

– То есть бездельничаете?

– Так точно!

Шиповник остановился в шаге от оперативников, кивнул, показав, что услышал ответ, убрал телефон в карман, замер, принюхиваясь, и посмотрел на Вербина:

– Почему не сказал, что бухал?

Нюх на непорядок у подполковника был адский.

– Я честно сказал, что только начал.

– Много успел?

– Одну дозу.

– Обязан был отказаться от выезда.

– Виноват.

– Как ты сюда добрался?

– На такси.

– Оплачивать не буду.

– Есть. – Учитывая обстоятельства, Вербин ещё легко отделался, поскольку Шиповник зорко следил за тем, чтобы сотрудники являлись на службу с ясной головой. А поблажку сделал по двум причинам: во-первых, вызов поступил неожиданно, во-вторых, подполковник хотел, чтобы этим делом занялся именно Вербин.

– Для ясности: есть очень весомое подозрение, что дело будет непростым и, возможно, громким. – Видеокамеры навели руководство на ту же мысль, что и оперативников. – Тут, похоже, серийный, причём парень явно хочет не только крови, но и славы и будет будоражить общественность, изо всех сил привлекая к себе внимание.

Ну, да, шум никто не любит, особенно шум, замешанный на крови и демонстрирующий, что власти не способны быстро найти и покарать преступника. Если убийца сумеет грамотно провести «пиар-акцию» и привлечь к себе внимание, начальство в высоких креслах начнёт ёрзать, а их ёрзанье способно стереть в порошок любую карьеру. Начальство поменьше об этом знало и уже проклинало наглого «серийника». А вот полицейские, которым, собственно, и предстояло работать над поимкой убийцы, оставались спокойны.

– Пока работаем в обычном режиме, но следить за нами будут зорко.

Оперативники молча кивнули.

– Местные уже выяснили, где парень сел в машину, так что бегом туда и осмотритесь. И одновременно прозвоните каршеринговую фирму: информация нужна как можно скорее. – Шиповник помолчал, после чего посмотрел на Вербина: – А ты съешь чего-нибудь, чтобы не пахло.

– И съем, и покурю, – пообещал Феликс.

Шиповник покачал головой, но больше ничего говорить не стал – зазвонил телефон. А оперативники направились к машине Колыванова.

– Ты чего загрустил? Из-за Егора?

– Не загрустил, а задумался, – ответил Вербин.

– О том, что увидел?

– Ага.

– В начале такой игры всегда стрёмно.

– Справимся, – буркнул Феликс, усаживаясь на пассажирское сиденье.

– Не сомневаюсь.

На самом деле Вербин действительно загрустил, однако ни выволочка от Шиповника, ни ощущение, что они начали охоту за умным и очень опасным зверем, не были тому причиной. Дело было в том, что Феликс вспомнил разговор с Прохором.

«Крови не будет! Кровь уже пролилась, крови больше не будет».

Разговор произвёл сильное впечатление, потом, разумеется, потускнел, но, направляясь к машине, Вербин неожиданно понял, что не увидел следов крови ни в багажнике, ни под полиэтиленом.

«Крови не будет!»

Почему Прохор так сказал? Он что-то знает? Конечно же, нет. Откуда ему знать? Или он видел преступление? Тоже вряд ли – в таких делах свидетелей не оставляют. Видел, но сумел остаться незамеченным? Можно в это поверить? При желании – можно, однако… Однако не верилось в то, что юродивый ухитрился стать свидетелем преступления. Не верилось, и потому прагматичный Вербин признался себе, что с куда большей вероятностью юродивый Прохор… Чувствует? Слово само пришло в голову, и прогонять его не верящий в приметы Феликс не спешил. Но и соглашаться с тем, что юродивый Прохор каким-то образом почувствовал совершённое преступление, не спешил: в отличие от Криденс Вербин верил только фактам, оставляя «непознанное» «жёлтой прессе» и её потребителям. Он жалел Прохора, как и любого другого несчастного, но был далёк от мысли искать в его речах предсказания.

Но слово прозвучало:

«Крови не будет!»

И крови не было.

– Приехали.

Голос Колыванова выдернул Феликса из задумчивости и заставил собраться с мыслями.

– Точно здесь?

– Ментов не видишь?

Оперативники из окружного управления явились первыми, осматривались, но к «городским» не подходили. Не потому что «городские», а из вежливости – чтобы не мешать коллегам составить собственное мнение.

– Да, вижу, – рассмеялся Вербин.

– А ты всё-таки грустный.

– Задумчивый.

– Ладно, пусть так. – Они вышли из машины, постояли с полминуты, молча изучая место, где Артур арендовал BMW, после чего Колыванов спросил: – Тоже заметил?

– Нет видеокамер.

Ни муниципальных, ни частных: ни одного магазина или офиса поблизости, ни одного банкомата. Ничего. За этой зоной московские наблюдатели не присматривали.

– Думаешь, убийца об этом знал?

– Не исключаю, – протянул Феликс. – Трудно поверить, что ему повезло.

– Значит, убийца здесь бывал.

– Ещё одно подтверждение того, что он тщательно готовился.

– Но убийца не мог «зарядить» здесь автомобиль.

Камеры вокруг отсутствовали, однако машина стояла у тротуара, а поскольку неподалёку находится станция метро, тротуар наверняка оживлённый, да и жилой дом рядом, а в окна нет-нет, да выглянет кто-нибудь. Невозможно поверить, что именно здесь убийца перетаскивал труп из своего автомобиля в BMW, предварительно проложив багажник тканью и установив камеры.

– Тело, видеокамеры, шумоизоляция, мыши… – вслух прикинул Вербин, продолжая мысль напарника. – Ему нужно было минут двадцать, не меньше.

– Ему нужно было двадцать спокойных минут, – уточнил Колыванов.

– Ангар или гараж?

– Скорее, ангар – там должно было поместиться два автомобиля.

– Или он сначала «зарядил» гараж, а затем приехал в него на каршеринге.

– Или он там же совершил убийство.

– А вот это вряд ли, – покачал головой Вербин.

– Почему?

– Судя по тому, что лежит в багажнике, после убийства он долго работал над телом: пальцы отрезал, в полиэтилен заворачивал… и упаковано тело не впопыхах, а аккуратно. Ему требовалось много времени, а значит, у него есть логово, которым он дорожит и ни в коем случае не поедет в него на каршеринге. А гараж или ангар, где он «зарядил» BMW, мы уже сегодня найдём.

– Согласен, – подумав, ответил Колыванов. – Убил в другом месте, возможно, в том самом логове, о котором ты сказал. Погрузил в свою тачку, приехал в гараж или ангар, уехал, вернулся на каршеринге и «зарядил» его.

– Двадцать минут максимум.

– Двадцать минут, – повторил Колыванов. – Потом приехал сюда и оставил тачку.

– Здесь его ждала другая машина. – Феликс почесал кончик носа. – Или он опять арендовал каршеринг.

– Или ушёл пешком.

– Узнаем, когда выложит видео. Если будут кадры с места обнаружения, значит, была вторая машина и убийца ехал за BMW.

– И мы сможем проследить его дальнейший путь.

– Он об этом знает.

– Все делают ошибки.

– Будем надеяться. – Вербин помолчал, после чего медленно произнёс: – Знаешь, Гена, у этого парня стальные нервы. Если мы с тобой всё правильно рассчитали, а я думаю, мы не ошиблись, то он не только всё спланировал, но и в точности выполнил: убил, привёз в укромное место, съездил за каршерингом, «зарядил» его, а потом ещё и ехал следом. Такому хладнокровию можно только позавидовать.

– Насколько хорошо убийца всё исполнил, мы узнаем после того, как закончат работать эксперты, – рассудительно ответил Колыванов. – А что касается нервов… У человека, который отрезает трупу – я надеюсь, что трупу, – пальцы, нервов нет. Я, например, до сих пор вздрагиваю, когда вижу мёртвых. Не потому что мне страшно или неприятно. Просто… Был человек – и умер, причём не своей смертью. Это неправильно. Я вздрагиваю, потому что это неправильно. А тот, кто хладнокровно убил и превратил смерть в аттракцион… Он больной.

– Но с виду, к сожалению, здоровый.

– И это самое плохое, – угрюмо согласился Колыванов. – Здесь всё ясно, а что нам не ясно – местные разнюхают. Поехали в каршеринг.

– Поехали, – согласился Вербин, набирая номер Криденс.

Поговорил, пообещав вернуться как можно скорее и попросив не ждать, а когда убрал телефон, услышал неожиданный, но давно назревавший от напарника вопрос:

– Жениться не собираешься?

И ответил честно:

– Думаю.

– Надоело возвращаться в пустой дом?

– Понравилось возвращаться в настоящий дом, – улыбнулся Феликс, видя перед собой Кри. – В дом, где меня ждут.

Чувство настоящего дома.

Неповторимое ощущение самого настоящего дома. Главного в жизни.

– Я вас помню, – тихо произнесла Ада, держа фарфоровую чашку и блюдце на уровне глаз. – Я вас помню, дорогие мои, и очень вас люблю.

И улыбнулась. Улыбнулась грустно, но без тоски, потому что время тоски закончилось – осталась только лёгкая грусть.

– Я вас помню, – повторила молодая женщина и сделала маленький глоток горячего травяного чая.

Вернула чашку на стол и закуталась в плед. Октябрь в этом году выдался необычайно тёплым, но сидеть на открытой террасе без пледа Ада не рискнула. Закуталась плотнее и подвинула блюдце с чашкой ближе к краю стола.

И вновь им улыбнулась.

Мама всегда хотела, чтобы в их доме был фамильный сервиз. Фарфоровый. Настоящий чайный сервиз на шесть персон. Лучше, конечно, на двенадцать, но можно и на шесть. Сделанный только для них и обязательно – с гербом. Или с вензелем. Папа посмеивался, говорил: «Ну, что ты, мы ведь не графы, даже не бароны. Да и фамилия не самая дворянская – Кожины. Зачем?» Но мама очень хотела, и на пятнадцатую годовщину свадьбы папа сделал ей желанный подарок. Сервиз действительно получился красивым: папа выбрал фарфор приятного кремового оттенка, на котором восхитительно смотрелся изящный, выполненный серебром вензель. Не герб, тут папа проявил твёрдость, но вензель, в центре которого красовалась буква «К». Мама была счастлива и радовалась подарку, как ребёнок. Ада – тоже. Сначала. А потом она услышала… случайно… и не в тот, конечно, день, а много позже, спустя год, а то и два… услышала обрывок разговора. Родители завели речь о сервизе – случайно, – и папа ответил, что поскольку у них растёт дочка, то через некоторое время фамильный сервиз потеряет своё значение.

«Если только фамилия её мужа не будет начинаться на “К”».

«Ада не станет выбирать мужа по первой букве фамилии», – рассмеялась в ответ мама.

«Я знаю», – сказал папа, и на этом разговор окончился.

И отношения Ады с сервизом тоже закончились. Она больше им не восхищалась, не замирала, любуясь и ощущая себя графиней или на худой конец баронессой, он стал для неё просто «ещё одним набором предметов» из посудного шкафа. А после того как родители погибли в автокатастрофе, Ада увезла сервиз из их большой квартиры на дальнюю дачу – в «Сухари». Но не выбросила, даже подумать не могла выбросить. Увезла из квартиры, чтобы часто не попадался на глаза, но здесь чай пила только из него. Потому что здесь, на даче, она по-прежнему оставалась той самой Адой Кожиной. И навсегда останется.

Потому что не могла представить мужчину, который сумеет уговорить её сменить фамилию.

Она поднесла чашку к губам, сделала глоток и поняла, что, задумавшись, потеряла счёт времени: прошло не менее пятнадцати, а то и двадцати минут, поскольку чай из обжигающе-горячего превратился в ледяной, а вечерняя тьма окончательно захватила власть над миром: ельник потемнел, мрачной массой нависнув над участком Ады и резко выделяясь на фоне неба, освещённого ещё не поднявшейся полной луной. А настенные светильники, которые она включила, выйдя на террасу – просто так, чтобы «потом не вставать», – изо всех сил боролись с подступившей тьмой, с трудом удерживая за собой террасу.

Их свет таранит мрак, но не может ничего поделать с окутавшей посёлок тишиной.

С тишиной, пришедшей из самого сердца угрюмого ельника.

Участок Ады располагался на краю посёлка, и его дальняя сторона примыкала к общему забору, в котором папа прорезал калитку. Сплошной кирпичный забор был высоким – трёхметровым, а калитка – маленькой, с красивой резной ручкой. Вокруг неё густо росла сирень, и в детстве калитка казалась Аде дверью в волшебную страну. Ощущение усиливали высокие ели, плотной стеной подступающие к забору с той стороны. Теоретически их нужно было проредить, но сначала не подумали, а потом стало поздно – участки облагородили, и как безопасно валить на них вековые ели, никто не понимал – поэтому теперь северная и восточная стороны посёлка вгрызались в нетронутую чащу.

В царство леших и ведьм…

В волшебную страну, которую Ада сначала побаивалась, потом привыкла и не испытывала никакого беспокойства, слушая тишину, идущую из мрачного ельника. Наоборот – с наслаждением погружалась в неё, отдыхая от городского шума. Но при этом никогда не растворялась в ней полностью, всегда оставалась настороже, потому что знала точно, что тишина способна обмануть, а ведьма ближе, чем кажется.

Всё тёмное ближе, чем кажется…

И не всегда от него можно спастись. Не всегда тебе могут помочь спастись.

Ада взяла чашку двумя пальцами, подняла, но вспомнила, что чай остыл, вздохнула и вернула на блюдце.

«Интересно, Руслик пил здесь чай? Сидя, как я сейчас, на террасе и разглядывая тёмный лес? На террасе он, конечно же, сидел, но вряд ли пил чай…»

Вспомнив, сколько пустых бутылок из-под коньяка и водки ей пришлось вывезти из дома, Ада грустно улыбнулась. И бросила взгляд на соседний дом. Затем поднялась, медленно направилась к двери, но прежде, чем войти внутрь, не удержалась и провела рукой по раме большого, во всю стену, окна.

Дом…

Он вызывал у молодой женщины абсолютно противоположные чувства: непреодолимое влечение и яростное отторжение. Хотелось от него избавиться, но она последовательно отвергла три необычайно выгодных предложения о покупке. Хотела никогда в него не возвращаться, но обязательно появлялась в октябре и непредсказуемо – в течение года. Могла месяцами о нём не вспоминать, а затем неожиданно сорваться и примчаться в «Сухари» на неделю, а то и две. И просто быть здесь.

Или приехать на выходные…

Потому и не продавала: в деньгах Ада не нуждалась, зато прекрасно знала, что когда её в очередной раз «дёрнет», она приедет в «Сухари», вбежит в дом, если дверь будет заперта – влезет в окно, – и останется внутри столько, сколько будет нужно, не обращая внимания на живущих в нём людей. Примчится, чтобы успокоиться, чтобы наполниться домом, наесться им так, чтобы захотелось бежать прочь. Из дома, в котором всё настолько знакомо и любимо, что кажется чужим, в котором пахнет так, как нигде больше. В котором сами собой появлялись воспоминания, которые Ада ненавидела. Без которых она не была собой. Из дома, в котором ей хотелось счастливо улыбаться и кричать от безысходности. В какие-то мгновения – отчаянно громко, зажимая уши руками, рыдая навзрыд, кричать, вкладывая в крик всю себя.

И Ада закричала – отчаянно громко, сквозь слёзы, вкладывая в крик всю себя.

И проснулась. И сразу посмотрела на часы.

02:45.

И только затем поняла, что проснулась от собственного крика.

Но откуда взялся крик, не поняла – плохой сон ушёл, память о нём глубоко нырнула в ночную тьму и утащила с собой неприятные ощущения. Ада сладко потянулась, намереваясь продолжить спать. И неожиданно подумала, что только здесь, в старом доме из детства, просыпаясь ночью, она сразу понимала, где находится: и в родительской квартире, и в нынешней, и в особняке на Рублёвке у Ады случались мгновения замешательства, и требовалось время, чтобы осознать себя. Здесь – никогда. Возможно, потому, что только этот дом, в который её тянуло и из которого хотелось бежать, она воспринимала своим. А остальные – нет. В этом доме она ориентировалась даже в темноте, а в остальных – нет. И ощущение не поменялось даже после того, как из своей комнаты Ада перебралась в большую родительскую спальню.

«Как я здесь оказалась?»

Ада посмотрела на тёмный потолок и поняла, что совершенно не помнит, как ложилась спать. Последнее отчётливое воспоминание – она выключает светильники, погружая террасу во тьму.

«Что я делала дальше?»

В обычном случае – помыть посуду, подняться к себе, принять быстрый душ, почистить зубы и лечь спать. Судя по надетой пижаме и ощущениям – все пункты выполнены, но ни один из них не отложился в памяти.

«Мои действия настолько однообразны, что мозг не считает нужным их запоминать?»

Ада поднялась с кровати и посмотрела на часы:

02:45.

Накинула халат, улыбнулась отражению в большом трюмо – Ада себе нравилась, – вышла из спальни и спустилась на первый этаж. В темноте. Во-первых, чтобы глаза не привыкли к яркому свету, иначе потом придётся ворочаться в постели не меньше часа. Во-вторых, зачем свет, если знаешь каждую ступеньку? Каждый угол? Кроме того, разошлись дождливые тучи, и набравшая силу Луна яростно лупила в окна, превращая ночь в вечер.

Ада не стала включать свет, но на третьей снизу ступеньке остановилась и замерла, затаив дыхание. Что-то было не так. Ада не могла определить, что именно не так, но была абсолютно уверена в том, что в доме что-то не так. И не могла проигнорировать это чувство.

«Почему я проснулась? Захотела пить? Но раньше я никогда из-за этого не просыпалась. Могла встать с жутко пересохшим ртом, но никогда не просыпалась от жажды. Почему я проснулась?»

Не замёрзла. В туалет не хотелось. Тогда почему?

Отсутствие ответа мешало сделать следующий шаг. Ада продолжила стоять на третьей снизу ступеньке, пристально разглядывая тёмный холл, и наконец заметила, что большая люстра исчезла, а вместо неё на длинном проводе висит… мусорный мешок? чёрный рюкзак? куль, свёрнутый из тёмной обёрточной бумаги? Кто-то убрал люстру, повесив на её место это… в этот момент глаза окончательно привыкли к темноте, и Ада поняла, что видит.

И закричала.

Потому что на длинном проводе мерно покачивался не мешок, не куль, не рюкзак, а мёртвая чёрная собака. Крупная чёрная собака, имя которой Ада будет помнить всю жизнь. Лапы сведены судорогой, пасть оскалена, чёрные глаза смотрят на молодую женщину, которая… которая несколько секунд стояла неподвижно, хватая открытым ртом воздух, а затем закричала. Закричала бешено. Закричала от ужаса и боли.

Закричала так сильно, что проснулась.

И сразу посмотрела на часы.

02:45.

Накинула халат, улыбнулась отражению в большом трюмо – Ада себе нравилась, – вышла из спальни и спустилась на первый этаж. В темноте. Во-первых, чтобы глаза не привыкли к яркому свету, иначе потом придётся ворочаться в постели не меньше часа. Во-вторых, зачем свет, если знаешь каждую ступеньку? Каждый угол? Кроме того, разошлись дождливые тучи, и набравшая силу Луна яростно лупила в окна, превращая ночь в вечер.

Ада не стала включать свет, поэтому двигалась неспешно. Спустилась со второго этажа, прошла на кухню, взяла с сушки бокал, налила воды из-под крана, сделала глоток и задумалась: «Почему я проснулась? Захотела пить? Но раньше я никогда из-за этого не просыпалась. Могла встать с жутко пересохшим ртом, но никогда не просыпалась от жажды. Почему я проснулась?»

Не замёрзла. В туалет не хотелось. Тогда почему?

Тучи снова захватили небо и спрятали полную Луну, поменяв её свет на свой дождь. На очень сильный дождь, который даже не шёл, а лил: мягкая крыша глушила шум, скрывая истинную мощь ливня, но когда Ада подошла к большому окну на террасу, до неё долетели звонкие удары по плитке, стульям, столику и чайной чашке из фамильного сервиза, которую она позабыла забрать. Чашка успела до краёв наполниться дождевой водой, и, увидев её, Ада захотела пить. Неистово захотела. До дрожи в пальцах. До спазмов в горле. До животной жадности и готовности драться за каждую каплю вожделенной влаги.

«Пить!»

Ада прикоснулась к ручке, собираясь распахнуть дверь и скорее добраться до чашки с дождевой водой, как вдруг увидела, что сидящая за столом старуха медленно подняла чашку – двумя пальцами, чопорно отставив мизинец, – и сделала большой глоток.

«Нет!»

У ног старухи сидела большая чёрная собака. Сидела неподвижно, как мёртвая.

«Нет!»

У Ады не было сил кричать – горло поржавело от сухости, а язык до крови царапал нёбо.

Старуха повернула голову, презрительно улыбнулась и вылила остатки воды на пол, по которому весело били крупные капли ночного ливня. И засмеялась, глядя молодой женщине в глаза. Засмеялась злым, каркающим смехом, заставив Аду закричать…

И проснуться.

02:45

Трясёт.

Большая спальня её старого дома.

Трясёт.

Накидывать халат не стала – в комнате тепло и сухо, несмотря на приоткрытое окно и пошедший дождь. Несильный. Под шелест которого должно замечательно спаться. Посидела немного, вздрагивая всем телом и глядя на своё отражение в большом трюмо, криво улыбнулась и сказала:

– Похоже, без этого не обойтись. – Взяла телефон, набрала номер, а услышав заспанный голос тихо произнесла: – Илья, ты очень-очень нужен.

Без четверти три. Чудесное время, чтобы вернуться в кровать, выкинуть из головы неожиданный звонок и попытаться вернуться в чудесное состояние убаюканности шуршащим за окном дождём. Сладко доспать до положенного часа и лишь тогда вернуться к делам.

Очень хотелось спать.

Домой Илья вернулся уставшим, как собака: днём у него состоялись две серьёзные встречи, которые не получилось развести на разные даты, за ними последовало долгое совещание у вице-президента, а потом Илья поехал в фитнесклуб и слегка перестарался на тренажёрах. В результате едва добрёл до кровати и мгновенно уснул. И сейчас с удовольствием бы повторил последнюю часть программы, но звонок разбудил Галю.

И разбудил, и разозлил.

Жена дождалась, когда Илья закончит разговор, вышла из спальни и холодно поинтересовалась:

– Это была она?

Отрицать не имело смысла.

– Да, – кивнул Бархин, надеясь, что затягивать скандал Галя не станет. Наверняка же тоже хочет спать.

– Чего хотела?

– Помощи.

– У неё муж есть.

– Я знаю.

– Муж о ней не заботится?

– Заботится, – убито произнёс Бархин, хотя не был уверен в точности ответа.

– Тогда почему она звонит тебе? Да ещё среди ночи?

– Ты знаешь почему.

– А ты знаешь, что мне это не нравится.

– А ты знаешь, что Ада и Платон – мои старые друзья, часть моей жизни, и я…

– Я не собираюсь тебя делить. Я хочу получить всё.

– Ты получаешь всё.

– Этот звонок означает, что не всё, – жёстко произнесла Галя. – И если такие звонки будут продолжаться, мне придётся поставить вопрос ребром: или я, или она. Пусть о ней заботится муж. Почему ты готов терпеть подобные выходки, да ещё мчаться к ней на помощь?

Илья помолчал, после чего угрюмо произнёс:

– Она наркоманка.

Вербин не разбирался в архитектуре, ни в современной, ни в классической, тем не менее полученные в школе знания позволяли ему не только щеголять общеизвестными, получившими широкое хождение в народе словами «ампир» и «барокко», но и понимать что они означают, мог отличить готический собор от романского и не путал модерн с конструктивизмом. В повседневной жизни Вербин этими знаниями пользовался редко и, проходя по московским улицам, никогда не шептал: «Посмотрите на этот изумительный образец классицизма!» или: «Какой чудесный особняк в русском стиле!». Однако здания, выстроенные в монументальном «сталинском ампире», подмечал всегда. Изящные и в то же время величественные, они не бросались в глаза, но привлекали внимание подобно человеку в дорогом, пошитом на заказ костюме, стоящему среди завсегдатаев магазинов готового платья: вроде тоже брюки, тоже пиджак, но качество и стиль видны невооружённым глазом. В зданиях «сталинского ампира» высокий стиль чувствуется в каждом камне, в каждой линии, и шестиэтажный дом на Петровке не был исключением.

Когда-то здесь располагалось подворье князей Щербатовых, древнего, внесённого в Бархатную книгу рода потомков самого Рюрика. Затем участок выкупили военные и устроили на нём казармы, названные Петровскими, после революции 1917 года казармы передали московской милиции, а в пятидесятых годах ХХ века здание перестроили, придав современный, известный всем горожанам вид. Вербин бывал в нём почти каждый день, и уж точно – каждый рабочий день, и в отличие от большинства коллег не переставал замечать само здание, любоваться его массивной самодостаточностью. И ещё Вербин иногда ловил себя на мысли, что стены монументального дома наполняют его уверенностью, молча убеждая, что любое дело будет обязательно раскрыто. Пусть даже оно начинается так неприятно, как нынешнее.

– Он наркоман? – громко предположил следователь Анзоров, полный брюнет с большой родинкой на левой щеке, заявившийся на Петровку в форме сотрудника СК[3].

– Почему вы так решили? – дипломатично осведомился Шиповник.

– А как ещё можно это объяснить? – Следователь кивнул на монитор, на котором застыли последние кадры видеоролика. – Или наркоман, или сумасшедший.

Отдельного кабинета у Шиповника не было, подполковник делил большую комнату с Вербиным, Колывановым и Зарубиным, который сейчас наслаждался заслуженным отдыхом у тёплого моря. А с гостем полицейские встретились в комнате для совещаний, удобной и для разговора, и для предоставления информации: здесь были и проектор, и большой монитор, и доска… другими словами, всё необходимое и даже чуть больше. И разумеется, намного удобнее, чем в их кабинете.

– Для сумасшедшего он слишком умный, – негромко заметил Вербин.

Негромко, но Анзоров услышал, повернулся к подавшему голос оперативнику и почти нравоучительно сообщил:

– Страна у нас такая: даже среди сумасшедших дураков нет.

Судя по выражению лица, следователь ждал, что над шуткой посмеются. Вместо этого Вербин поинтересовался:

– А где они?

– Кто? – не понял Анзоров.

– Дураки.

– В других местах.

– На дорогах, – буркнул Колыванов.

Следователь поджал губы, но промолчал, поскольку формально придраться было не к чему. Зато укоризненно посмотрел на Шиповника, словно говоря: «Так вы встречаете гостей? Нехорошо…» Подполковник намёк понял и призвал оперов к порядку:

– Есть что сказать по существу?

– Не наркоман и не сумасшедший, – быстро ответил Вербин. – То есть с головой у него не всё в порядке, раз он такое устроил, но внешне это абсолютно здоровый и очень умный человек.

– Скоро пришлют психологический портрет – я попросил ускорить его, и мы будем иметь более полное представление о том, кого ищем, – произнёс следователь, не глядя на Феликса.

На этот раз Вербин промолчал. И сказал себе, что мог бы и в прошлый раз не выпендриваться – повод отсутствовал.

Анзоров был назначенным на расследование «важняком», формально – руководителем группы и имел полное право не приезжать на Петровку, а вызвать оперов к себе. Но приехал и даже не опоздал, не заставил себя ждать, что некоторые его коллеги практиковали, ну а что шутка получилась дурацкой, так тут ничего не поделаешь – не всем дано умение смешить людей.

– Психологический портрет, составленный на основе преступления и видео, будет к концу дня.

– Так быстро? – вежливо удивился Колыванов.

– Привыкайте, – отрывисто ответил Анзоров. – Уверен, вы слышали, что расследование взял под личный контроль наш руководитель. А это, в свою очередь, означает, что преступника мы должны задержать как можно быстрее, для чего будут созданы все условия. Полный, так сказать, приоритет.

– All inclusive, только на работе.

– Именно.

И благодарить за это следовало убийцу, точнее, его гордыню. Или его хитрый план. Другими словами, неважно, для чего появилось дерзкое, жёсткое и весьма откровенное видео, – внимание к преступлению оно привлекло повышенное, и именно с его просмотра началось сегодняшнее совещание.

Ролик появился повсюду, его выложили многие известные блогеры и телеграм-каналы и бессчётное количество обычных пользователей. Через полчаса о нём заговорили на крупнейших новостных сайтах, и Сеть загудела. Сообщения о вчерашнем убийстве прошли «обычным порядком», то есть оно осталось незамеченным широкой публикой: прессслужба городского управления, не вдаваясь в подробности, сообщила об обнаружении «тела с признаками насильственной смерти». Пара журналистов проявила интерес и получила ответ, что «найден труп молодой женщины, проводится расследование», чем и удовлетворились. Однако убийца не оставил полицейским шанса на спокойную жизнь, а откровенные кадры, талантливый монтаж и жёсткий текст заставили Москву вздрогнуть. А после недвусмысленного обещания продолжить убийства у жителей появились вопросы к властям. Люди забеспокоились и захотели, чтобы власть продемонстрировала умение решать проблемы, и власть взялась за дело.

– Мой телефон у вас есть – звоните по любому вопросу: ускорить проведение экспертизы, получить ордер – что угодно. В любое время, даже ночью – я буду доступен круглосуточно.

– И судью ночью поднимете?

– И судью ночью подниму, – подтвердил Анзоров. – Договорённости есть. Ещё вопросы?

Колыванов кивнул, показывая, что вполне удовлетворён, и перевёл взгляд на Вербина. Феликс промолчал.

– Вот и хорошо. – Анзоров потёр висок пальцами левой руки. – Теперь давайте сосредоточимся на Кровососе.

Он демонстративно использовал придуманную в Сети кличку, дав понять, что теперь убийцу следует называть так, и передал ведение совещания Шиповнику. Что было и логично, и ожидаемо, поскольку именно полицейским предстояло вести оперативную работу.

– Я собирался начать с анализа видео, но он ещё не готов, – громко произнёс Шиповник, и его уверенный голос заставил подчинённых подтянуться. – Поэтому начнём с автомобиля. – И посмотрел на пятого участника совещания – капитана Барабанова, представляющего группу окружного управления, работающую по делу. – У вас есть что рассказать?

– Так точно.

– Мы вас слушаем.

На эту работу ребята из округа потратили всю ночь: просмотрели муниципальные видеокамеры, отследили путь «заряженной» машины, и теперь Барабанов готовился подробно рассказать, что было выяснено. Он вывел на экран проектора карту и, за неимением указки, которая куда-то подевалась, взял в руки авторучку.

– BMW третьей модели, взята в аренду в двадцать сорок три на Люблинской улице.

– На чей аккаунт? – тут же спросил Анзоров.

– На фейковый, – ответил за Барабанова Вербин.

– Уже проверили?

– Ночью.

– Уговорили каршеринговую фирму помочь?

– Нас учили быть убедительными.

– Молодцы, – одобрил следователь. И вернулся к Барабанову: – Продолжайте.

– Когда автомобиль брали в аренду, он находился вне зоны действия видеокамер, поэтому мы не можем с уверенностью сказать, кто им управлял. Сейчас продолжается изучение пешеходов – пытаемся вычислить, кто мог сесть в BMW, и в том числе просматриваем камеры коммерческих фирм, но когда будет результат и будет ли он, сказать затрудняюсь.

Пешеходы – не машины, их проследить сложнее. Выборку подозреваемых оперативники составят, но сколько на это понадобится времени? И сколько уйдёт на проверку? Непредсказуемо.

– Я предлагаю считать, что машину взял Кровосос и все последующие действия совершал он же.

– Принимается, – согласился Шиповник.

Анзоров промолчал. Барабанов расценил его молчание как знак согласия и после короткой паузы продолжил:

– Арендовав машину, Кровосос направился на улицу Верхние Поля, где остановился на девятнадцать минут. Двигатель выключил, но в режим ожидания машину не переводил – она была нужна ему открытой.

– То есть мы знаем место, где Кровосос «зарядил» каршеринг? – уточнил Анзоров.

– Так точно.

– Нужно его немедленно отработать.

– Наши сотрудники уже там.

– А ваши? – Следователь посмотрел на подполковника.

– Поедут после совещания, – пообещал Шиповник.

Вербин и Колыванов переглянулись.

Барабанов же вернулся к докладу.

– После остановки Кровосос не стал возвращаться на Люблинскую улицу, а по Краснодонской и Волжскому бульвару доехал до Волгоградского проспекта и оставил BMW неподалёку от станции метро «Кузьминки». С утра наши сотрудники ещё раз осмотрели территорию, но, к сожалению, лишь подтвердили вчерашний вывод: видеокамер вокруг мало и по тем записям, которыми мы располагаем, идентифицировать преступника не представляется возможным.

– Найдём и без видеокамер, – пообещал следователь, чем вновь заставил петровских оперов переглянуться – они знали, кто будет искать. – Итак, Кровосос вышел из «заряженной» BMW… и куда делся?

– Пересел в другую машину, – доложил Вербин прежде, чем Барабанов успел пожать плечами. – Разрешите продолжить доклад?

– Конечно.

Феликс подошёл к карте.

– Завершив аренду, Кровосос тут же взял находившийся неподалёку «Hyundai Solaris», принадлежащий той же каршеринговой компании. Причём арендовал «Hyundai» на тот же самый фейковый аккаунт.

– Смелый шаг, – оценил Анзоров.

– Нет, – не согласился Феликс. – Кровосос располагал большим запасом времени и мог себе позволить использовать тот же аккаунт. – Ответа Вербин не ждал. – Кровосос завёл двигатель, но с места не трогался до тех пор, пока не поехала BMW.

– То есть BMW находилась в прямой видимости преступника?

– Совершенно верно, – подтвердил Вербин. – А через две минуты после начала движения в дежурную часть поступило сообщение о трупе в багажнике BMW.

– Кровосос не собирался долго кататься, – сделал вывод Анзоров.

– Мы сравнили пути следования BMW и «Hyundai», – взял слово Колыванов. – Кровосос аккуратно держался позади, а когда патрульные блокировали BMW – остановился примерно в сотне метров позади и, видимо, начал съёмку. Часть кадров он использовал в выложенном в Сеть видео.

– Жаль, что на него не обратили внимания, – вздохнул Анзоров.

– Никто не мог предположить, что убийца поведёт себя с такой наглостью.

– Кроме того, сотрудники очень серьёзно отнеслись к сообщению о трупе и предполагали, что убийца находится в BMW, – защитил патрульных Барабанов.

– Кстати о сообщении, – неожиданно произнёс Анзоров. – У вас есть его запись?

– Конечно.

– Давайте прослушаем.

Спорить Шиповник не стал: открыл ноутбук и запустил файл.

«Представьтесь, пожалуйста».

«Я видел, как мужчина грузил в багажник машины труп! Самый настоящий труп! Он вынес его через чёрный ход, но я видел».

«Назовите себя».

«Это здесь, недалеко от метро «Кузьминки»… Он засунул труп в багажник каршеринга! BMW 229… едет по Волгоградскому проспекту в сторону области… у вас есть патрульные? Я видел труп!»

– Достаточно, – сказал Анзоров. Дождался, когда Шиповник выключит звук и продолжил: – Я только сейчас сообразил, что голос изменён так же, как на видео.

– Позвонив в дежурную часть, Кровосос включил заготовленную запись.

– Предусмотрительный.

– Я могу продолжать? – осведомился Колыванов.

– Да, конечно, – кивнул Шиповник.

– Сняв, как наши сотрудники открыли багажник, Кровосос вернулся на Верхние Поля, оставил «Hyundai» и, по всей видимости, пересел в свой автомобиль.

– «Hyundai» успели арендовать? – быстро спросил следователь.

– К счастью, нет. Машина уже у нас, с ней плотно работают эксперты.

– BMW он «зарядил» там же? На Верхних Полях?

– Мы считаем, что да.

– А что там? Ангар? Гараж?

– Там просто довольно дикое место, – поморщился Вербин. – Съезд с дороги на грунтовку и разломанный забор. В здравом уме никто туда не сунется, поэтому убийца чувствовал себя уверенно.

– И никаких видеокамер поблизости? – догадался Анзоров.

– Ни одной, – подтвердил Феликс.

– То есть мы можем лишь догадываться на какой машине Кровосос уехал с Верхних Полей?

– Попробуем вычислить, – пообещал Барабанов. – Времени это займёт много, но шанс есть.

– На этой машине Кровосос привёз тело, она для него удобна, и, скорее всего, на ней же он поедет в следующий раз.

«Поедет в следующий раз…»

Простое и логичное замечание вызвало довольно долгую паузу, во время которой каждый сполна оценил, что означает «в следующий раз», и почувствовал желание до «следующего раза» не доводить. Но одного желания мало, а зацепиться детективам было не за что.

– Каковы предварительные выводы?

– С точки зрения логистики преступление подготовлено прекрасно, – тут же ответил Вербин. – Действовал Кровосос продуманно, хладнокровно и пока, как мне кажется, не допустил ни одной ошибки.

– То, что он пошёл на преступление, – уже ошибка, – заметил Анзоров. – Но ещё большей ошибкой стал ролик в Сети. Теперь мы не успокоимся, пока его не возьмём.

Замечание следователя оперативники оставили без комментариев. Приняли к сведению и сосредоточили взгляды на Шиповнике, который и подвёл первый итог:

– Главная задача по этому направлению – вычислить машину, на которой Кровосос уехал с Верхних Полей. Барабанов, это ваша цель.

– Принято.

– И плотная оперативная работа по Верхним Полям: обойти район и попробовать найти свидетелей. Возможно, кто-то видел машину Кровососа, пока он катался в каршеринге. В общем, ищите. – Подполковник помолчал. – Что по самим машинам? Отчёты уже сделали?

– Неутешительные, – не стал скрывать Вербин. – Эксперты собрали генетические материалы, но у меня есть ощущение, что образцов Кровососа среди них нет.

– Не будем забегать вперёд.

– Я просто высказал предположение.

– Больше оптимизма, опер.

– Я постараюсь. – Вербин выдержал паузу. – Вторую машину – «Hyundai» – Кровосос использовал для одной поездки. А вот BMW подготовил очень аккуратно и грамотно. Как вы помните, багажник был проложен шумоизоляционной тканью, а внутри стоял ящик с летучими мышами. Замок ящика соединялся с крышкой багажника: поднявшись, она открыла ящик, и потревоженные мыши вылетели на свободу.

– То есть преступник обладает какими-то специальными навыками? – прищурился Анзоров.

– Нет, достаточно ума и чтобы руки росли не из ж… – Вербин сбился, помолчал и закончил: – В общем, чтобы руки росли не из задницы. Извините. Ничего такого, что требовало бы специальных знаний, Кровосос при подготовке BMW не продемонстрировал.

– А видеокамеры?

– Видеокамеры дорогие, очень хорошего качества, – рассказал Феликс и, не удержавшись, добавил: – Как они снимают, можно оценить по видеоролику.

Шиповник фыркнул, но промолчал.

– Информацию с них Кровосос принял по Сети на свой телефон.

– И куда отправил?

– Никуда. Скорее всего, скачал на флешку.

– То есть Кровосос хорошо разбирается в цифровых системах?

– Провести все эти операции мог любой человек.

– С руками не из задницы, я помню, – пробурчал Анзоров.

– И с головой на месте.

– Мы можем отследить покупку видеокамер?

– Если он заказал их по Сети из-за границы, то очень и очень маловероятно.

– Называй вещи своими именами: нет, не сможем, – уточнил Шиповник.

– А если Кровосос купил видеокамеры здесь? – продолжил расспросы Анзоров.

– Вероятность, конечно, есть, проверкой займутся ребята Барабанова.

Барабанов молча кивнул.

– О том, что ни на ящике, ни на видеокамерах нет отпечатков пальцев, думаю, вы догадались. – Вербин помолчал, давая возможность задать вопрос тем, кто не догадался, не дождался и продолжил: – Кровосос очень внимателен и аккуратен до педантичности. Он оплатил «Hyundai», а не бросил его в режиме ожидания. Честно перевёл деньги, хотя знал, что мы его скоро найдём.

– Честно? – удивился следователь.

– А разве нет? – удивился в ответ Феликс.

– Ну, допустим, – махнул рукой Анзоров, хотя было видно, что называть убийцу «честным» он бы ни за что не стал.

– Итак, Кровосос – педант, – вернул себе слово Шиповник. – Что нам это даёт?

– Пока не знаю, но чем больше мы будем знать о преступнике – тем лучше.

– Чем быстрее мы его задержим – тем лучше, – громко произнёс следователь. – Все остальные рассуждения – в пользу бедных.

– С этим утверждением не поспоришь, – дипломатично ответил подполковник. И вновь посмотрел на оперов: – Чего ещё успели?

– Проработали телефон, – ответил Барабанов.

– «Пустышка»?

– Телефон и SIM-карта, которыми пользовался Кровосос для аренды каршеринга и звонка в дежурную часть, были куплены в обход официальных продавцов, баланс пополнен с карточки, которая уже не функционирует. Телефон включился на Люблинской улице в двадцать девятнадцать. Никаких звонков и сообщений через мессенджеры, кроме звонка в полицию, с него не зафиксировано. Никаких других телефонов, которые бы повторяли маршрут этого, не зафиксировано, то есть свою трубу Кровосос оставил дома или в машине, и включил его, отъехав на достаточное расстояние от Верхних Полей.

– Когда Кровосос пользовался телефоном в прошлый раз? – спросил Шиповник.

– Судя по всему – никогда.

– В смысле?

– Телефон впервые появился в Сети, но на нём уже были установлены все приложения.

– То есть Кровосос купил взломанный и готовый к работе телефон?

– Да. Причём взломанный профессионалом высокого класса.

– DarkNet?

– Скорее всего.

– Нужно будет проработать эту ниточку.

– Обязательно.

– Куда Кровосос дел телефон?

– Выключил и, если не дурак, уничтожил.

– Он не дурак.

– Значит, уничтожил и больше мы этот телефон в Сети не увидим.

– То есть зацепиться не за что? – уточнил Анзоров.

– Не за что. – Шиповник побарабанил пальцами по столешнице и спросил: – Что мы только что узнали?

– У Кровососа есть связи в DarkNet, – ответил Колыванов.

– Что ещё?

– В пятницу вечером Кровосос больше шести часов находился вне Сети, – добавил Вербин. – Факт, который может пригодиться в дальнейшем.

– А может и не пригодиться, – заметил Анзоров. – Не все находятся на связи постоянно.

– Посмотрим, какое алиби Кровосос себе придумает, – пожал плечами Шиповник.

– Он не собирается попадаться, – обронил Вербин.

– Что?

– Что?

Анзоров и Шиповник задали вопрос одновременно и одновременно же посмотрели на Феликса.

– Это ещё один факт, который можно добавить в копилку: Кровосос не собирается попадаться и подпускать нас к себе. А значит, у него нет алиби на вчерашний день.

– Нам же легче, – усмехнулся Анзоров. – А вам, Феликс, хочу напомнить, что преступники в принципе не собираются попадаться. Но тюрьмы не пустуют.

– Но и попадаются не все.

– Больше уверенности, Феликс.

– С ней у меня всё в порядке. – Вербин то ли улыбнулся, то ли скривился в сторону следователя и повернулся к подполковнику. – Шеф, я больше чем уверен, что обычными методами мы на Кровососа не выйдем. А чтобы достать человека, который ухитрился обойти московские видеокамеры, нужно вывести его из равновесия и заставить совершить ошибку. Нам нужен неожиданный ход.

– Давайте не будем лепить из серийного убийцы какого-то супермена? – предложил Анзоров. – Да, он наглый и дерзкий, но все ошибаются. И мы ещё не закончили с видеокамерами, чтобы испытывать к нему пиетет. Вполне возможно, что к вечеру мы будем знать марку и номер машины, на которой он уехал с Верхних Полей, и его паспортные данные.

– Вполне возможно, – вежливо согласился Вербин.

– Но вы в это не верите?

– Я верю, что это возможно.

– Я ещё раз повторяю: перестаньте делать из убийцы супермена.

– Я не делаю, – очень спокойно ответил Вербин. – Но я не собираюсь его недооценивать и не хочу, чтобы вы его публично недооценивали. Выложив видео, Кровосос подвёл нас под прицел всех блогеров и СМИ, сделал себя новостью номер один. Его обсуждают. Ждут следующего шага. И как вы будете выглядеть, если завтра назовёте Кровососа идиотом, а послезавтра он совершит убийство и посмеётся над вами в следующем ролике?

На этот раз следователь замолчал надолго, почти минуту смотрел Вербину в глаза, обдумывая услышанное, и в конце концов протянул:

– Я понял, что вы имеете в виду, Феликс, и согласен с вашими доводами.

– Спасибо.

– Мы не превозносим Кровососа, но говорим, что это очень умный и хитрый преступник.

– Именно так, – подтвердил Феликс. – И если общество будет уверено, что мы сражаемся не просто с убийцей, а с очень умным убийцей – тем значимей будет наш успех, когда мы его задержим.

– А мы его задержим? – неожиданно засомневался Анзоров.

– А у нас выхода нет, – жёстко ответил Вербин.

– Мне нравится ваш ответ.

– Спасибо.

– Мне нравится, что вы не забыли о том, что мы под прицелом СМИ, и напомнили мне об этом. К сожалению, в этом деле нам придётся думать о СМИ чаще, чем хотелось бы.

Всем присутствующим было понятно, что Анзорову вообще не хотелось бы думать о журналистах и общаться с ними, но проклятые обстоятельства не оставляли выбора.

В восемь утра в саду Баумана, что на Старой Басманной, ещё совсем тихо. Небольшой, но очень уютный, бывший некогда частью усадьбы князей Голицыных, к восьми утра он уже просыпался, выпадал из дрёмы, но ещё лениво потягивался, добродушно поглядывая на первых посетителей и ожидая привычного нашествия мам с малышнёй. Летом в городе их оставалось немного, большинство перебирались на дачи, но Сад всё равно не пустовал: ни днём, ни вечерами. И удивлялся, почему так мало людей приходит в него по утренней прохладе?

А вот большого чёрного кота, медленно крадущегося среди кустов, отсутствие шумных посетителей радовало – не мешали. Ещё минуту назад чёрный кот спокойно шёл по своим делам, пересекая Сад с северо-востока на юго-запад, но увидел на дорожке стайку воробьёв и не сумел устоять перед охватившим его азартом. Кот напрочь позабыл о делах, мгновенно покинул дорожку и теперь бесшумной тенью приближался к ничего не подозревающим воробьям, расчётливо выбирая момент для прыжка. Он, кажется, умел становиться невидимым – во всяком случае, воробьи не подозревали о приближении охотника до момента прыжка.

А потом стало слишком поздно.

Чёрный кот прыгнул, воробьи в панике разлетелись, но спастись удалось не всем: несмотря на внушительные размеры, кот оказался и быстрым, и необычайно ловким, и одна из птичек осталась под его большими лапами. Прижатая к асфальту дорожки. Трепещущая. Но живая. Кот ухитрился поймать воробья не выпуская когтей, не поранив и ничего ему не сломав. И теперь просто держал, чувствуя дрожь перепуганной птицы. И задумчиво смотрел на сомкнутые лапы большими зелёными глазами.

А птичка… Возможно, воробей прощался с жизнью, со страхом ожидая, когда его пронзят когти охотника, но это слишком поэтично. Скорее всего, воробей просто пребывал в состоянии панического ужаса, и те несколько секунд, в течение которых кот его удерживал, показались ему веками. А затем охотник раскрыл большие лапы и проводил вспорхнувшую птичку долгим взглядом. После чего важно задрал хвост и неспешно продолжил свой путь с северо-востока на юго-запад.

Это был очень странный кот.

Лежащий на столе смартфон пискнул, оповестив о пришедшем в Telegram сообщении, лейтенант Мартынов бросил взгляд на экран, увидел, что новый пост появился на профессиональном канале, догадался, чему он будет посвящён, попытался вернуться к делам, но через несколько секунд сдался, отложил авторучку и взялся за смартфон.

И разочарованно поморщился: никаких новостей. Просто кто-то проанализировал видео с места преступления и установил породу летучих мышей. Информация, конечно, любопытная, но не особенно интересная.

«Для меня неинтересная, – мысленно уточнил Мартынов. – А ребятам сейчас наверняка поставили «весёленькую» задачу – попытаться установить, где Кровосос взял мышей? Интересно, их продают? Они кому-нибудь нужны? А если нужны, то зачем? Поселить на чердаке у соседа? Выпускать по вечерам, чтобы ели комаров на участке?»

Лейтенант почувствовал непреодолимое желание забить в поисковую строку «купить летучих мышей» и с большим трудом заставил себя вернуться к делу, которым занимался до прихода сообщения.

Так уж устроена жизнь: кто-то охотится за Кровососом, сумевшим напугать огромную Москву, а кому-то приходится оформлять смерть Валентины Александровны Шнитке, глубоко пожилой женщины, обнаруженной такой же глубоко пожилой подругой.

Анна Вениаминовна Кулясова сидела напротив участкового Мартынова и тихонько плакала. Даже не плакала, а просто изредка всхлипывала: бурные рыдания остались позади и больше не мешали Анне Вениаминовне отвечать на вопросы полицейского.

– Мы с Валечкой с детства дружим. А дочь её – Лерочка – сейчас за границей живёт, у неё муж дипломатом работает. Вот мы и решили, что у меня ключи от её квартиры хранятся, а у неё – от моей. А дальше, как говорится, кто успеет первой. – Анна Вениаминовна вздохнула, вытерла платочком глаза, но сумела сдержаться. – Мы каждое утро созванивались и почти каждый день виделись. По делам разным или в магазин – всегда вместе.

А сегодня утром Валентина Александровна не сняла трубку. Анна Вениаминовна позвонила несколько раз, после чего, охваченная неприятными предчувствиями, помчалась в соседний дом и нашла подругу в собственной кровати. Очень спокойную. Кажется, даже улыбающуюся.

Мёртвую.

Входная дверь заперта, следов взлома нет. Все окна закрыты, кроме настежь распахнутого окна спальни, но поскольку квартира старушки располагалась на пятом этаже, ближайшее дерево стояло метрах в трёх, а спуск по верёвке с крыши показался инспектору слишком фантастическим вариантом, Мартынов счёл вероятность убийства низкой. Расследовать, разумеется, тут ничего не придётся, но бумаги инспектор заполнял аккуратно, хоть и отвлекался на приходящие в Telegram сообщения, а когда закончил – поинтересовался:

– Простите, Анна Вениаминовна, совсем забыл спросить: у Валентины Александровны были домашние животные?

Пару лет назад невнимательный участковый оставил в запертой после смерти владельца квартире собачку, а поскольку родственники по каким-то причинам не стали торопиться со следующим визитом, собачка проголодалась и на второй день принялась громко выть. К несчастью для полицейских, этажом выше собачки проживал успешный блогер, который не преминул раздуть скандал, но основное внимание почему-то сфокусировал не на родственниках покойного, которым о существовании собачки было прекрасно известно, а на невнимательном участковом. Собачку, разумеется, спасли, а руководство довело до инспекторов необходимость уточнять, кто будет заботиться о домашних любимцах покойных.

Если таковые имеются.

– У Валечки была кошечка, Фрося, такая, знаете, беленькая, – рассказала Анна Вениаминовна. – Валечка тяжело переживала её смерть и много раз говорила, что никогда больше не заведёт животных. К тому же она понимала свой возраст и не хотела, чтобы после смерти кошечка оказалась никому не нужной.

«Что бывает очень и очень часто, – добавил про себя Мартынов. – К сожалению».

В комнате, как это часто бывает в домах старых людей, пахло лекарствами, и запах ненавязчиво усиливал слова Анны Вениаминовны: Валентина Александровна понимала не только свой возраст, но и состояние здоровья.

– Но пару недель назад Валечка рассказала, что к ней начал заходить кот.

– Кот? – переспросил полицейский.

– Кот, – подтвердила Анна Вениаминовна таким тоном, что с языка инспектора едва не сорвался пошлый и глупый вопрос: «Вы уверены, что это не кличка?»

– Валентина Александровна взяла в дом кота?

– Нет. – Старушка вновь вытерла платочком глаза. – Валечка рассказала, что встретила его случайно, во дворе. Ещё она говорила, что это очень ухоженный, самостоятельный и дружелюбный кот, который, видимо, недавно переехал в наш район…

«В смысле, его хозяева переехали…»

– …и теперь ходит и всё тут изучает.

– Большой кот?

– Валечка сказала, что большой. Он иногда приходил к ней вечером, и она его гладила. И ещё он ложился в ногах, потому что у Валечки они болели, а от того, что кот их грел, ей становилось легче.

– Валентина Александровна оставляла кота на ночь? – удивился Мартынов.

– Иногда. Если он не был против. Коты, знаете ли, сами решают, когда приходить и когда уходить.

– Ну, да, конечно.

Теперь стало понятно, почему Валентина Александровна оставила окно распахнутым, а не открыла только на «гребёнку».

Мартынов поднялся со скрипучего стула, жестом показав Анне Вениаминовне, чтобы она оставалась на месте, подошёл к окну, открыл его и оценил расстояние до дерева. Метра три, не меньше, но для кота – ерунда. Участковому даже показалось, что он видит на стволе следы когтей, но, поразмыслив, решил, что ошибся. В спальне лекарствами пахло меньше, наверное, из-за раскрытого всю ночь окна.

– На что вы смотрели? – спросила старушка, которая всё-таки не удержалась и прошла за Мартыновым.

– Прикидывал, сумеет ли кот допрыгнуть до дерева, – ответил участковый, возвращаясь за стол.

– И что?

– Сумеет.

– Это важно?

– Наверное, нет, – честно признался Мартынов. – Я просто никак не мог понять, почему Анна Вениаминовна оставила окно открытым. А теперь понял.

– Вы очень внимательны, – похвалила полицейского старушка.

– Делаю свою работу, – пожал плечами участковый. Помолчал и повторил: – Просто делаю свою работу.

– Стоило тебе уехать – прислали предварительную информацию о видеоролике, – Колыванов начал говорить сразу, едва услышав в трубке голос Феликса. – Предварительную и сугубо техническую.

– И что там? – Вербин переложил телефон из правой руки в левую, вытащил пачку сигарет и уцепился за одну губами.

– К сожалению, ничего, – огорчил Феликса напарник. – Видео смонтировано в одном из самых распространённых редакторов из нескольких разных записей и аудиоролика. Голос изменён, причём настолько качественно, что невозможно достоверно сказать, кто читал изначальный текст – мужчина или женщина… Ну, это мы и так знали. По всей видимости, использовалась пиратская копия редактора, так что узнать владельца невозможно.

– Как видео оказалось в Сети?

– С соблюдением всех мер предосторожности. Это всё, что специалисты могут пока сказать.

– То есть Кровосос всё-таки разбирается в цифровых технологиях? – протянул Феликс, припомнив слова Анзорова и свой на них ответ.

– Или ему рассказали, как правильно заметать следы.

– И он разобрался?

– Сам говорил, что Кровосос – товарищ аккуратный и педантичный. Думаю, он разобрался.

– Задержим – определим. – Вербин понял, что разговор заканчивается, и вернул сигарету в пачку. – Звони, как ещё чего узнаешь.

– Держи телефон под рукой.

– Шутник, – проворчал Феликс, проходя во двор, где они договорились встретиться с Патрикеевым.

Вербин любил бывать во Втором морге – по-другому его практически не называли, – в старом здании по переулку Хользунова, фасад которого украшала надпись «Анатомическiй театръ». Когда-то дом на Девичьем поле предназначался для Высших женских курсов, теперь же в нём, изрядно достроенном, располагались несколько кафедр Университета имени Пирогова. В том числе – кафедра судебной медицины. Внутренний двор Медицинский университет делил с Педагогическим, и в тёплые дни Феликсу доводилось наблюдать занятное смешение студентов: из анатомического театра они выходили покурить в окровавленной одежде, а из художественного факультета – перепачканные красками. Издалека не отличить, нюансы становятся заметны только вблизи.

А в нюансах всегда скрывается главное…

Но главное для Вербина сейчас заключалось в том, что во Втором морге работал Иван Васильевич Патрикеев – пожилой опытный эксперт, дотошный и в хорошем смысле занудный. Феликс очень обрадовался, увидев его в бригаде, и чтобы побыстрее узнать результаты, позвонил и договорился о встрече.

– Ты на этот раз раньше обычного, – с улыбкой заметил эксперт, пожимая Вербину руку. – Не терпится генералом стать?

– Не терпится убийцу поймать, – отшутился Феликс. – У меня отпуск из-за него накрывается.

– И премия?

– Это уж как получится.

– Получится, получится, у тебя «висяков» мало. Но отпуск и правда не повредит… собираешься куда?

– Меня тянет к тёплому морю, а Кри – в Териберку.

– Тогда надо сейчас ехать, пока в Териберке тепло.

– В Териберке тепло, а в тамошнем море – не очень.

– Потерпишь.

Они были знакомы больше десяти лет, ещё с тех времён, когда Вербин был совсем «зелёным» стажёром, и не то чтобы дружили, но относились друг к другу по-приятельски. При этом Патрикеев с первого дня говорил Феликсу «ты» – он мало кому выкал, а Вербин – только на вы, потому что Ивану Васильевичу такое обращение нравилось. О Криденс Патрикеев знал, даже в «Небеса» заглянул однажды – и одобрил: и бар, и девушку.

– Мне из СК звонили, просили не затягивать с выдачей предварительного заключения, – вернулся к делам эксперт. – Я собирался к вечеру написать, а ты уже примчался.

– Я всегда впереди всех. Даже впереди СК.

– И чего ты хочешь знать?

– То, что знаете вы.

– Для этого тебе придётся сначала многому научиться.

– То есть надежды никакой?

– Абсолютно. – Они рассмеялись, но на этот раз коротко, просто обозначили смех, после чего Патрикеев стал абсолютно серьёзен: – Девчонке лет двадцать пять – тридцать, не более. Брюнетка, причём абсолютно точно не азиатка, с вероятностью девяносто процентов – славянка, но точно скажу через несколько часов.

– Я видел, что у неё отсутствуют пальцы на правой руке, – припомнил Феликс.

– И на левой – тоже, – кивнул Патрикеев. – Очень аккуратно удалены болторезом. А лицо жертвы обезображено концентрированной кислотой. И хочу сказать, что кислоты преступник не пожалел.

– Ему важно не позволить нам идентифицировать труп.

– Похоже на то, – кивнул Патрикеев. – Мы, конечно, попробуем восстановить лицо, но на быстрый результат не рассчитывай. Как и на точный – преступник поработал очень качественно, стирал не только мягкие ткани, но и лицевые кости повредил.

– Когда были нанесены травмы?

– Ты умеешь задавать правильные вопросы, – одобрил Иван Васильевич. – Все травмы нанесены посмертно – преступник уродовал жертву после убийства.

– Сексуальное насилие?

– Нет. Вообще никаких следов насилия – ни физического, ни сексуального. Однако способ убийства он выбрал затейливый.

– Обескровливание?

– Как ты догадался? – изумился Патрикеев. – Кому-то из моих звонил?

На такое поведение Иван Васильевич мог крепко обидеться, поэтому Вербин поспешил объясниться:

– Я не видел следов крови ни под плёнкой, ни в багажнике. Вот и предположил, что преступник её выкачал.

– Ты всегда был внимательным.

– Спасибо.

– Если интересуют детали, то, судя по следам на теле, преступник подвесил жертву за ноги, вскрыл сонную артерию и слил всю кровь, которая могла стечь. Не знаю, собирал он её или нет, но действовал именно так. После чего обмыл тело и вытер или высушил его. А может, вытер и высушил. И только затем упаковал в полиэтилен.

– Жёстко, – оценил Феликс. – Много времени понадобилось убийце на то, чтобы всё это сделать?

– Если он не торопился и действовал аккуратно, то часа два – два с половиной.

– Значит, у него есть надёжное убежище.

– Не только надёжное, но и хорошо оборудованное, – добавил Патрикеев. – Результаты анализов однозначно указывают на то, что перед смертью жертву не менее трёх дней держали на психотропных препаратах.

– Без сознания?

– А иначе какой смысл? – Эксперт помолчал. – На руке есть отметины, которые позволяют предположить, что жертва находилась под капельницей. Помимо препаратов ей давали питательный раствор и антикоагулянт, причём в больших дозах. Вводил через капельницу и уколами – на животе есть характерные гематомы.

– Что это?

– Гематома? Синяк по-вашему.

– Антикоагулянт, – уточнил Вербин. – Для чего его колоть?

– Это средство, препятствующие свёртываемости крови.

– Чтобы она легче стекала?

– Да.

– То есть преступник неплохо разбирается в медицине?

– Или у него есть хороший консультант.

– Которому он задавал специфические вопросы.

– Я бы сказал – весьма специфические вопросы.

– И если мы публично расскажем, что преступник делал с девушкой перед смертью, его консультант может сообразить, что его недавно спрашивали, как можно устроить подобное?

– И придёт к вам?

– Если он нормальный.

– В принципе идея рабочая, – подумав, одобрил Патрикеев. – Но при этом консультант может не прочитать ваше сообщение, или оказаться подонком, или, например, быть запуганным преступником.

– Или преступник – врач.

– Или так, – согласился эксперт. – Но это уже твоя работа – выяснить, кто по профессии преступник и кто он вообще такой. А чтобы тебе было проще, могу подбросить, точнее, напомнить, ещё один факт: на теле нет признаков насилия. Есть следы ремней, которыми жертву привязывали к кровати, скорее всего – к медицинской; есть следы верёвки – девушку подвешивали за ноги, но нет никаких следов борьбы. Из чего можно сделать вывод, что похищение было организовано с помощью препаратов.

– Хотите сказать, что убийца не обладает достаточной физической силой?

– Или не хотел её применять. Например, чтобы не привлекать внимание.

– Или он похитил нескольких девушек, – неожиданно произнёс Вербин.

– Что? – не понял Патрикеев.

– Мы уверены, что одним преступлением Кровосос не ограничится, – медленно ответил Феликс. – Он вышел на большую охоту, и трупов будет несколько. Но после обнародования видео потенциальные жертвы могут стать осторожнее.

– И преступник сделал запас? – прищурился Патрикеев. – Похитил нескольких девушек и держит их под капельницами?

– Почему нет? Кровосос производит впечатление собранного и предусмотрительного человека. И если он действительно держит жертв без сознания, под капельницами, ему и места много не нужно.

– А если он ошибётся с дозой? – спросил эксперт. – Нужно обладать опытом, чтобы держать человека в таком состоянии на протяжении… О каком времени идёт речь?

– Кровососу всё равно их убивать, – пожал плечами Феликс.

– Пожалуй, да – ему плевать на то, что он может ошибиться с дозой, как и на то, что сердце может остановиться. – Патрикеев покрутил головой. – Ты описал очень жестокого человека, Феликс, а не больного зверя.

– Больного, но умного, – жёстко ответил Вербин. – Преступник подвешивал девушку, чтобы сцедить кровь?

– Да.

– Жертва была без сознания?

– Думаю, да. В жертве нет препаратов, кроме тех, которые держали её в отключке. – Патрикеев помолчал, после чего поинтересовался: – Как думаешь, что он сделал с кровью?

– Вряд ли выпил.

– То есть преступник – не вампир?

– Были подозрения? – притворно удивился Вербин.

– Я не обнаружил на шее жертвы следов укуса. Только рану, вскрывшую сонную артерию.

– Вы искали следы укуса?

– Разумеется.

– Правда? – на этот раз изумление Феликса было искренним.

– На всякий случай, – улыбнулся довольный произведённым эффектом Патрикеев. И пояснил: – Ты бы удивился, если бы я не проверил.

– Поэтому я люблю с вами работать – вы ничего не упускаете.

– Когда же ты запомнишь, что я не реагирую на лесть?

– А на правду? – улыбнулся Вербин.

– Правду говори чаще.

– Вот я и стараюсь. – Они рассмеялись, словно подводя черту под разговором, после чего Феликс спросил: – Значит, отчёт к вечеру?

– Раз ты уже всё знаешь, не буду торопиться. Завтра пришлю. Может, ещё что выясню… И если появится что-нибудь интересное – позвоню.

– Спасибо!

Попрощавшись с Патрикеевым, Феликс вышел на улицу, вновь достал пачку сигарет, повертел её в руке и убрал, сменив на телефон:

– Гена?

– Ты по мне соскучился?

– Обрадуешься, если я скажу «да»?

– Очень, – поддержал шутку Колыванов. – Зачем звонишь?

– Тебе не кажется, что мы упустили из виду мышей?

– Хочешь до них докопаться?

– Чувствую, придётся.

– Придётся обязательно, – согласился Колыванов. – Летучие мыши – товар экзотический, не в каждом зоомагазине купишь.

– Уверен, что в зоомагазине мышей в таком количестве вообще не купишь – только под заказ. А поскольку заказ странный – покупателя наверняка запомнили.

– Он был к этому готов.

– Нужно посмотреть, как он подготовился и что сделал, чтобы его не нашли.

– Я свяжусь с ребятами из окружного управления, на тот случай, если они сами до мышей додумались, и организую работу в этом направлении.

– Договорились.

Вербин убрал телефон в карман, наконец-то закурил и задумался, аккуратно раскладывая по полочкам «внутренней библиотеки» собранную информацию.

Итак, жертва находилась в плену несколько дней, по мнению Патрикеева – не меньше трёх. При этом есть вероятность, что похищена не одна девушка и остальные ждут, когда убийца ими займётся. И пока нет никакой надежды их спасти. Точнее, надежда есть, но призрачная, так что ещё один труп будет обязательно. Как минимум один труп…

Феликс подошёл к машине, бросил на пассажирское сиденье рюкзак, но за руль садиться не стал – продолжил размышлять, блуждая вокруг автомобиля.

Итак, девушки… или девушка. Одна или несколько? А если несколько, то случайные или из одной компании? Или снял проституток? С одной стороны, исчезновение сразу нескольких проституток не останется без внимания сутенёра, с другой – сейчас лето, многие разъехались из города. Проститутки кажутся идеальной мишенью, но возникает вопрос: зачем прилагать такие усилия, чтобы скрыть личность проститутки?

Слишком мало информации…

Если же девушки из обычных семей, то должны забеспокоиться родственники. Учитывая, сколько прошло времени, – обязательно должны, даже в том случае, если девушки живут отдельно. Конечно, вновь необходимо учитывать фактор лета – люди разъезжаются в отпуска, но при этом всё равно остаются на связи. Сколько раз в неделю жертва обычно созванивалась с родителями? Или с друзьями? Братьями или сёстрами? Кто-то же у неё есть… Должен быть! А если есть, то как скоро этот «кто-то» почувствует неладное? Ещё дня через три-четыре? Или уже почувствовал?

– Пусть вы уже забеспокоились, а? – попросил Феликс, разглядывая тлеющую сигарету. – Пусть вы уже поняли, что девчонка пропала, и я найду её имя в списках пропавших.

Потому что убийца не просто так не позволяет идентифицировать жертву – это не случайная девушка, совсем не случайная. Жертва как-то связана с преступником и способна указать на него или…

Феликс затушил сигарету, бросил окурок в урну, вздохнул и сказал:

– Или по имени жертвы можно понять, кого он убьёт следующим.

Разве можно планировать личную жизнь с такой работой?

Но у многих как-то получалось, даже у большинства получалось: в их отделе только Вербин и Колыванов до сих пор не завели семьи. Но если Гена в плане семейных уз был девственно чист, ухитрившись к тридцати годам сохранить «те самые» странички паспорта в неприкосновенности, то у Вербина имелся опыт посещения ЗАГСа – неплохой, и семейной жизни – весьма недолгий.

Феликсу довелось пережить классический «молодёжный» брак: познакомились на последнем курсе и сразу «вспыхнули», перепутав страсть с любовью, но искренне веря, что видят перед собой того самого человека, который «однажды и на всю жизнь». Свадьбу сыграли через месяц после получения дипломов, а ещё через месяц впервые крепко поскандалили – когда Света «неожиданно» поняла, что ненормированный рабочий день полицейского – это не выдумка сценаристов и писателей, а заурядная обыденность. В общем, Феликс просидел в засаде день рождения тестя, выслушал от жены всё, что она по этому поводу думает, и не разговаривал с ней два дня. Потом помирились, конечно.

«Я честно говорил, что не буду располагать своим временем, – сказал тогда Феликс. – Ничего не скрыл».

«Я думала, ты меня пугаешь».

«Извини».

«Ничего страшного, – вздохнула Света. – Я постараюсь привыкнуть».

И в этот момент Вербин понял, что между ними всё кончено – об этом ему сказали опустившиеся уголки губ и накатившее ощущение отчуждённости. Света не сказала: «Мы постараемся», она пообещала справиться с проблемой самостоятельно, а это не может закончиться ничем хорошим, потому что тот, кому приходится стараться, обязательно начинает чувствовать обиду. Ведь он старается! Ради второго. А второй не ценит. Не всегда говорит «спасибо», забыл помыть за собой кружку из-под кофе, а сегодня вообще храпел, потому что простудился вчера. Зачем ты простудился?

Стараться в одиночку нельзя, а вдвоём не получалось, поскольку изменить хоть что-то Вербин мог только одним способом – уволившись. А он не хотел. И единственное, что ему удалось, – это не позволить отношениям дойти до стадии «Полный ад»: когда Феликс понял, что поводом для скандала способна стать любая мелочь, он предложил Свете разойтись. И по тому, с каким безразличием прозвучал ответ – положительный, понял, что предложил вовремя.

Потому что и сам не испытывал никаких эмоций.

Только равнодушие.

Сейчас у Светы толковый муж, являющийся с работы не позже семи, и двое мальчишек-близнецов. Она вышла замуж через пять месяцев после развода и на этот раз не ошиблась, а Феликс все прошедшие годы посвятил работе и недолгим связям. Дважды оказывался на грани свадьбы, но в обоих случаях отношения не выдерживали совместной жизни: в первый раз девушка сбежала через месяц, во второй – через семь недель.

«Ты очень мало времени проводишь дома».

Можно подумать, он об этом не знал.

Не то чтобы Феликс не задумывался о создании семейного очага, скорее, плыл по течению, не прилагая усилий, и однажды – приплыл. Как это часто бывает – абсолютно случайно. Если, конечно, в жизни хоть что-то происходит случайно…

На дворе стояла «хорошая» пятница. «Хорошая» в том смысле, что они с Колывановым не были заняты делами и смогли посмотреть футбол. В пабе. Потом посмотреть более поздний матч – в другом пабе. Потом просто поболтать за стойкой – в третьем. И кажется, с кем-то флиртовали – в четвёртом, но это не точно. Они меняли заведения вовсе не потому, что им не понравилось в первом, просто требовалось периодически видеть вокруг что-то другое и кого-то другого. «Грязные небеса» стали шестым баром, в котором оказались друзья. Как именно они в него попали, никто не помнил, просто в какой-то момент Вербин осознал себя сидящим за стойкой и рассказывающим что-то не Колыванову, который дремал слева, а девушке напротив. Девушке по имени Криденс. В тот момент – да и наутро тоже – Феликс не знал, как оказался в заведении, не помнил его название и уж тем более – адрес, но имя девушки он знал и запомнил навсегда.

Криденс.

Когда Феликс осознал себя, он рассказывал какую-то байку из своего опыта, и рассказывал, судя по всему, хорошо – на финальной фразе Криденс звонко рассмеялась. А Вербин смотрел на неё во все глаза и неожиданно понял, что не зря живёт на свете.

Он был пьян. Он был изрядно пьян. Однако охватившее его чувство, как и имя девушки, запомнил навсегда. Очень неожиданное чувство, потому что работа Вербина заключалась в восстановлении справедливости, потому что он не раз и не два спасал людей, в том числе – от смерти, поэтому знал, что живёт не зря. Но эта девушка наполняла Феликса новым, очень глубоким и очень важным смыслом, из-за неё он почувствовал нечто, ни разу до сих пор не пережитое. Нечто такое, чему он ещё не мог найти названия, но уже знал, что оно ему очень дорого.

«Ваш друг заснул», – заметила Криденс.

«У вас это запрещено?»

«Не приветствуется, – мягко ответила девушка. – Вызвать такси?»

«Может, чуть позже? – почти жалобно попросил Феликс. – А пока я могу выпить и за себя, и за парня, которого вы хотите прогнать».

«Вы уверены?»

«Если это единственный способ не вызывать такси».

На этот раз она не засмеялась, а чарующе улыбнулась, налила Вербину на один палец виски – с удивительной точностью выбрав правильную бутылку – и сказала:

«За счёт заведения».

«Я могу заплатить».

«А угощение принять можете?»

«С радостью. – Он поднял стаканчик. – Ваше здоровье».

Феликс залпом выпил угощение и… проснулся дома.

И долго не мог понять, приснилось ли ему то заведение или нет. Видел ли он в действительности ту девушку со странным именем и невероятным смехом или измученное одиночеством подсознание подарило ему встречу с мечтой? Потом Вербин разбудил Колыванова, который спал в гостиной на диване, и спросил, в каком баре они закончили трип? Гена ответил выразительным взглядом и на полчаса скрылся в ванной комнате. А Феликс попытался припомнить хоть какие-то географические приметы, понял, что не справляется, позвонил старому приятелю из технического отдела и попросил рассказать маршрут, по которому в ночь с пятницы на субботу путешествовал его телефон. И ровно в семь вечера вошёл в «Грязные небеса». Нет, Феликс не дожидался специально ровного времени, так совпало. Вошёл и сразу увидел Криденс. А увидев – понял, что узнан. На этот раз девушка не была за стойкой, а сидела около неё, но это не помешало ей улыбнуться:

«Как обычно?»

Вербин смутился.

«Скажем так: вчерашний вечер не был для меня обычным».

«Не буду спорить», – ровным голосом отозвалась Криденс.

И Феликс поймал себя на мысли, что ему не хочется, чтобы эта удивительная девушка приняла его за пьяницу.

«Вы мне не верите?»

Вместо ответа Криденс молча поднялась, прошла за стойку и сделала Вербину кофе. Чёрный. Он потянулся за сахаром, но она качнула головой. Молча. Он подумал, что имеет смысл сделать так, как хочет женщина, и не ошибся: кофе оказался замечательным.

«Я за него заплачу».

«Значит, ты что-то помнишь?»

Она очень легко и естественно перешла на «ты».

«Я помнил только тебя».

«И бар?»

«Мне помогли вспомнить бар, – не стал скрывать Вербин. И повторил: – Я помнил только тебя».

Он понимал, что выглядит глупо, но хотел, чтобы Криденс об этом знала. И догадалась, что он считает их встречу очень важной. И ещё Феликс очень боялся, что у него был один-единственный шанс, который он благополучно прощёлкал ночью. Боялся настолько, что не сразу понял, что ответила Криденс:

«А я очень жалела, что посадила тебя в такси».

Не сразу. А когда понял – выдохнул и широко улыбнулся:

«Ты знала мой адрес».

«Не знала. Такси занимался Антон». – Она указала на бармена.

«Почему он?»

«Чтобы я не узнала твой адрес».

«Ты могла у него спросить».

«Антон быстро забывает ненужные подробности».

«В приложении есть раздел “История поездок”.

«Ты полицейский?»

«Заметно?»

«Очень».

«Почему ты не хотела знать мой адрес?»

«Ты был пьян, я – одинока. Ты мне очень понравился, но я не хотела быстрой нетрезвой интрижки».

В этом их желания совпали.

«Меня зовут Феликс».

Он догадывался, что представлялся ночью, но показал взглядом, что сейчас всё иначе. И девушка это поняла.

«Криденс».

Он осторожно пожал протянутую руку.

«Я буду называть тебя Лексом».

«Мне нравится».

«Правда?»

«Так меня ещё никто не называл. Только ты».

Через месяц Криденс переехала к нему, сказала, что от его квартиры до бара намного ближе, чем от её. И с того дня Феликса стало тянуть домой.

А когда он знал, что Криденс нет дома, – ехал в «Грязные небеса»…

Главным украшением которого считалась – по общему мнению – администратор Катя. Вербин с общим мнением был категорически несогласен, но признавал, что энергичная, активная и всегда позитивно настроенная Катя привлекала внимание и гости общались с ней с удовольствием. Люди улыбались, глядя на Катю, и даже недовольные жёны, приходящие в «Небеса» искать мужей и обвиняющие в алкоголизме драгоценного супруга всех и вся, а особенно – работников заведений, – даже они говорили с Катей вежливо и приветливо. Потому что видели, что девушка излучает не сухое казённое радушие, а искреннее дружелюбие. И наполнена настоящей добротой. Некоторые мужчины ошибочно принимали открытость Кати за податливость определённого толка, однако умные быстро понимали, что дружелюбие не имеет ничего общего с возгласом «Открытая касса!», глупые выслушивали дополнительные объяснения, а самому тупому из желающих поразвлечься Феликсу пришлось как-то вправить мозги. Он не подрабатывал вышибалой, просто кто-то должен был утихомирить перебравшего гостя.

– Привет. – Катя поприветствовала Вербина поцелуем. – Ты рано.

– Устроился на приличную работу, – пошутил Феликс.

– Тогда ты поздно, – поддержала шутку администратор. – Где шлялся?

– Об этом имеет право знать только Кри.

– Ты ей всё-всё-всё рассказываешь?

– Если спрашивает.

– Бедная… – вздохнула Катя.

Они любили подначивать друг друга и прекрасно понимали, что разговор – шутливый.

– Она здесь?

– У себя. Позвонить ей?

– Я сам.

Катя занялась следующим гостем «Грязных небес», а Феликс уселся за стойку и кивнул Антону:

– На два пальца.

– Трудный день?

– Такая работа.

А работа Антона сделала из него отличного психолога: бармен понял, что сегодня к Феликсу не стоит приставать с расспросами, и отошёл. Однако в одиночестве Вербин пробыл недолго – всего один глоток, а когда вновь взялся за стакан, чтобы продолжить, подошедшая сзади Криденс обняла его и поцеловала в затылок:

– Привет!

– Привет. – Феликс поцеловал руку девушки и мягко усадил на соседний табурет. – Ты прекрасно выглядишь.

Стройная, но не тощая, энергичная Криденс, казалось, не могла остановиться даже на мгновение, вечно пребывая в движении. Не торопливом, суматошном, а непрекращающемся, олицетворяя лозунг: «В движении – жизнь». Густые каштановые волосы – немного вьющиеся – подстрижены длинным каре и, как правило, уложены в стиле «гранж». И огромные, невероятно большие глаза невероятного орехового цвета. Во взгляде Криденс можно было утонуть, особенно когда она смотрела в полумраке, смотрела не отрываясь, смотрела так, как ни на кого больше. И Вербин с удовольствием тонул во взгляде любимой женщины.

Правую руку Криденс украшали татуировки, к которым Феликс постепенно привык… Точнее, привык сразу, а вот окончательно принял через некоторое время. Татуировки создавали плотный, мастерски выполненный «рукав», который эффектно смотрелся, когда девушка надевала облегающую майку. Как, например, сегодня…

– Спасибо, – улыбнулась комплименту Криденс. – А вот ты кажешься усталым.

– Сегодня не случилось ничего такого, чего бы не происходило раньше. Обычный день.

– Не обычный. Я чувствую.

Криденс никогда не спрашивала Вербина о расследованиях, которые он вёл, ещё в начале знакомства сказала: «Я всё понимаю, захочешь – сам расскажешь», и вот – спросила. А после того как спросила, Вербин почувствовал на себе тяжёлый взгляд, посмотрел вверх и увидел зелёные глазища Бая.

– Ему тоже интересно, – мягко улыбнулась Криденс.

– Коты любопытны, – согласился Феликс. Погонял по стойке стакан, что делал, когда хотел потянуть время, и рассказал: – Плохое дело.

– Сложное?

– И сложное тоже, но в первую очередь – плохое. В Москве появился очень жестокий парень. Следов не оставляет, а людей убивает безжалостно.

Криденс правильно поняла использованное Феликсом множественное число – «людей» – и вздохнула:

– Убьёт ещё?

– А мы не сможем помешать. – Вербин сделал глоток виски. – Пока игру ведёт Кровосос, а мы следуем за ним, пытаясь зацепиться хоть за что-то.

– Лекс… – Криденс провела рукой по щеке Вербина. – Маньяк?

– Скорее всего, серийный убийца.

– Есть разница?

– Да.

– Но с головой у него не всё в порядке?

– Полагаю, да – жестокость говорит сама за себя. Но при этом он расчётлив и…

– Хитёр?

– Или хитёр, или умён.

Бай поднялся, потоптался, но решил не уходить – вновь улёгся и продолжил смотреть на Вербина.

– Жаль, что умный человек тратит себя на убийства. – Криденс покачала головой. – Мог бы чего-нибудь добиться.

– Я допускаю, что в обычной жизни он вполне успешен.

– Разве это возможно? – удивилась девушка. – Мне казалось, что такие люди обязательно неудачливы – или в карьере, или в личной жизни. Остро переживают свою ущербность и компенсируют её жестокостью.

Во всяком случае, таким образом представлялось в большинстве просмотренных ею фильмов и сериалов.

– И такое бывает, – согласился Вербин. – А ещё бывает, что убийца осознаёт свою ущербность, но старательно её скрывает, производя впечатление абсолютно нормального, удовлетворённого жизнью человека. – Феликс вновь погонял по стойке стакан, но пить не стал. – К сожалению, пока с уверенностью можно сказать только то, что Кровосос умён и располагает большими средствами, что и подводит меня к мысли о том, что убийца успешен в жизни. Во всяком случае, в карьере.

– А ещё можно с уверенностью сказать, что в ближайшее время ты будешь очень занят, – негромко заметила Криденс.

– Не настолько, чтобы не появляться дома.

– Но появляться будешь усталым и напряжённым.

– Прости… – Феликс ещё не понял, к чему клонит девушка.

– Сегодня тебя уже не дёрнут?

– Не должны.

– Тогда поехали, – решительно произнесла Криденс.

– Сейчас? – Вербин бросил быстрый взгляд на заполненные «Небеса». – Вечер в разгаре.

– Вечер здесь наступает ежедневно, строго по расписанию, – пошутила в ответ девушка. – А я не знаю, когда увижу тебя в следующий раз.

– Я могу подождать.

– Собрался со мной спорить? – Она поднялась. – Мне нужно три минуты. Вызови такси – не хочу тратить время на дорогу.

Идеальная.

Феликс допил виски, встал с табурета и проводил идущую по залу Криденс долгим взглядом.

Идеальная…

Это помещение было подготовлено очень собранным, аккуратным и, возможно, педантичным человеком, который тщательно продумал его оснащение и не только ни о чём не забыл, но и расставил предметы в идеальном порядке, обеспечив удобные подходы и довольно широкие проходы.

Три медицинские кровати с фиксирующими ремнями, из них одна уже пустая и аккуратно заправленная; капельницы около каждой кровати; металлические столики на колёсиках: один рабочий, чистый, второй с медикаментами, третий с инструментами; в углу – холодильник. Рядом с ним – большой пластиковый ящик для отходов. Помещение подвальное, без окон, чистое и хорошо вентилируемое. Дверь одна – металлическая, с тремя замками. На кроватях девушки… на двух кроватях. Глаза закрыты, дыхание спокойное, ровное, обе – под капельницами, через которые в их организмы поступают питательные вещества… и наркотик, не выпускающий пленниц из мира сладких грёз. Наркотик будет держать несчастных в небытии до самого конца и сделает так, что они не узнают о смерти, которую примут тихо и спокойно, даже не заметив, что стали мёртвыми. Ведь их жизнь закончилась в тот момент, когда они заснули.

Заснули, чтобы никогда не проснуться.

Убийца проверил капельницы – в этом не было необходимости, но убийца знал, что лучше перепроверить, чем что-то упустить, подошёл к двери, но не удержался и бросил взгляд на девушек. И подумал, что умереть, не зная о том, что уходишь, не так уж плохо: нет мучительного ожидания, как во время тяжёлой болезни, нет гнетущего страха приближения смерти, нет ужасной боли – нет ничего. Только сон.

«Но вряд ли вы оцените оказанную услугу…»

Убийца запер дверь, прошёл мимо стоящего в углу столика с мощным ноутбуком, в котором хранились все его тайны, поднялся на первый этаж и там, прямо у дверей, снял перчатки, маску, бахилы и тонкий защитный комбинезон, без которых не спускался в подвал, сложил вещи в чёрный мешок для мусора и аккуратно затянул завязки. В гостиной, все окна которой выходили на лес, устроился на диване, открыл другой ноутбук, в котором не было никаких секретов, кроме личных, и отправился в небольшое путешествие по новостным порталам, социальным сетям и телеграм-каналам – посмотреть, как далеко разошлись круги от брошенного камня.

Как выяснилось – далеко.

«Сумасшедшее видео от сумасшедшего мясника!»

«Москва потрясена!»

«Расследование взял по личный контроль…»

«Зачем убийца сцеживает кровь?»

«Полицейские осторожно намекают, что убийства продолжатся…»

«Кровосос – вампир?»

«Сколько человек нужно убить, чтобы упырь насытился?»

«Убийства обязательно продолжатся».

«Возможно, Кровосос – сатанист?»

«Почему убийца скрывает имя жертвы? Была ли она изнасилована?»

Выложенное видео любители и «специалисты» разобрали по кадрам, заявление – по буквам, тысячи самозваных экспертов высказали своё мнение как о причинах, побудивших убийцу совершить столь страшное преступление, так и о выбранном им способе.

«Театральные ухищрения свидетельствуют о болезненной тяге к славе».

«Вполне возможно, что он стал жертвой бандитов».

«В чём провинилась несчастная девушка?»

Однако все сходились в одном:

«Кровосос – сумасшедший!»

Потому что – по мнению большинства – нормальный человек не способен устроить подобный перформанс.

«Мизансцена продумана прекрасно, – написал убийца в одном из телеграм-каналов. – Вполне возможно, что у него художественное образование. Или он занимается творческой деятельностью».

Через две минуты комментарий получил девять «лайков», три «дизлайка» и четыре ответа: три пользователя согласились с предположением, один попытался его опровергнуть, после чего у них с убийцей завязался оживлённый спор, на который никто не обратил внимания. Никто ведь не знал, что один из спорщиков – единственный в Сети человек, точно знающий всё, что уже было и что будет дальше.

Октябрь в этом году оказался необыкновенно тёплым, но при этом – очень мокрым. Осенние дожди, которые никогда не отказывали себе в удовольствии заглянуть в Подмосковье, зачастили так, словно выиграли бесплатную туристическую поездку на землю и без устали обмывали её перед зимней спячкой. Разбухшая земля не протестовала – куда ей деваться? – а вот люди ворчали, ведь мало кто способен по-настоящему оценить прелесть холодного осеннего дождя, хоть быстрого, хоть затяжного, развешивающего повсюду влажную взвесь, мягко шуршащего или бодро стучащего по крышам и откосам. Дождя настоящего, не вызывающего грусти по прошедшему лету, а погружающего в неспешные размышления обо всём на свете. В такие дни хорошо строить долгие планы, особенно тем, кого дождь любит и потому помогает. Дождь может много, ведь он передаёт земле и нам привет с небес и тем необычен.

Дождь хорошо любить…

И сам дождь, и свежесть, которую он приносит на землю, стекая с края далёких небес, глубокую свежесть, зовущую вдохнуть полной грудью, остро чувствуя абсолютно все окружающие запахи: мокрых листьев, мокрых деревьев, мокрой травы, асфальта, покрышек, ещё горячего двигателя, капель, высыхающих на тёплом капоте, – дождь заставляет мир раскрываться, и в такие мгновения он особенно хорош.

И особенно хочется жить…

Солнца в этом октябре людям доставалось немного, и сейчас, в середине дня, низкие тучи создавали ощущение стремительно надвигающегося вечера. Впрочем, иногда они расходились, и тогда яркое, не по-осеннему яркое солнце торопливо напоминало о своём существовании; извиняясь, что не всегда получается пробиться сквозь одеяло туч. Илья Бархин извинения солнца принимал с удовольствием: дождь он не любил, но относился к нему ровно и без раздражения – пошёл, значит, пошёл, ничего не поделаешь, – как относился ко всему, на что не имел возможности влиять и что не мог контролировать. Прагматично относился. А выглянувшему солнцу обрадовался, остановил чёрный «Range Rover», включил «аварийку», заглушил двигатель, вышел из машины, постоял чуть, привыкая к смене обстановки – после тёплого салона влажный воздух показался особенно острым, а затем глубоко вдохнул, забирая в себя все окружающие запахи: последние пятнадцать минут Бархин ехал по узкой асфальтовой дороге, по сторонам которой высились деревья, и теперь наслаждался ощущениями, невозможными ни в одном из московских парков, которые дарит пребывание в настоящем лесу. Вздохнул несколько раз, не опасаясь простудиться – или не задумавшись о том, что может простудиться, – достал из кармана пачку сигарет и закурил, отметив про себя, как легко дышится и очень приятно курится на свежем воздухе. Курильщики могут не любить дождь, но сочетание свежести и табака нравится большинству из них.

Он глубоко затянулся – так же глубоко, как до этого вдыхал лесной воздух, и вновь вернулся мыслями к разговору с женой, состоявшемуся прямо перед отъездом. И хоть высказывалась Галина без ночного надрыва, диалог получился жёстким и неприятным. И начался с безапелляционного заявления жены, что «ей надоело». Надоело, что Илья периодически обедает с Адой; что может час и даже больше говорить с ней по телефону; надоели ночные звонки, хотя сегодняшний случай был редчайшим исключением; надоело видеть её на всех семейных праздниках – «Спасибо, что для моего дня рождения ты сделал исключение», – с сарказмом завершила Галина эту часть обвинений. Одним словом – надоело. Раздражение накапливалось давно, и ночной звонок послужил камешком, с которого начался сход лавины. Бархин понимал, что его отношения с Адой не могут нравиться жене, и попытался купировать скандал, напомнив, что речь идёт о подруге детства, не более, однако быстро понял, что на этот раз Галина не выражает неудовольствие, а выдвигает ультиматум и намерена добиться его исполнения.

«У всех есть друзья детства, но давай не будем путать их с членами семьи».

«Ты несправедлива».

«Зато изумительно терпелива. Нормальная женщина заставила бы тебя выкинуть все воспоминания о друзьях детства сразу после свадьбы».

«Выкинуть воспоминания?»

«Не придирайся к словам! Ты понял, что я имела в виду».

К сожалению, да – понял. И очень хорошо понял.

Шутить на тему того, что Галя ненормальная женщина, Илья не стал – понимал, что в этом случае «холодный» скандал превратится в «горячий». Кивнул, показав, что понял.

Затем последовала пауза – Галина надеялась услышать от мужа что-нибудь внятное вроде «Ты совершенно права, дорогая», не услышала и мрачно спросила:

«Когда вернёшься?»

«В воскресенье».

«Я хочу, чтобы это было в последний раз».

«Это будет в последний раз».

Илья дал обещание очень твёрдым голосом, но был уверен, что лжёт: выкинуть Аду из жизни он не мог при всём желании. Просто какое-то время они будут встречаться реже. Ну а то, что Аде и Галине предстоит через месяц увидеться на дне рождения мамы – так то не его вина: гостей приглашает мама.

Сигарета докурена, первая порция свежего лесного воздуха наполнила лёгкие, Илья вернулся за руль и продолжил путь, с удовольствием прислушиваясь к мягкому шуршанию мокрого асфальта. Ехать оставалось недолго – минут через десять должны показаться ворота коттеджного посёлка «Сухари», в котором прошло его детство. Лучшая часть детства, свободная от школы: с сентября по май родители увозили Илью в Москву, но все каникулы и все «длинные выходные», за исключением тех случаев, когда они уезжали на море или путешествовали, Бархин проводил в «Сухарях». В дорогом посёлке со смешным названием.

Его построили очень давно, ещё в середине девяностых годов прошлого столетия, на месте совершенно захиревшей и готовящейся исчезнуть деревеньки. И назвали в её честь. Деревенька в итоге исчезла, а «Сухари» остались. И легко ложились на язык. И вызывали оживлённый интерес у гостей и друзей, у тех, кто не привык, что солидный посёлок для небедных людей назвали не каким-нибудь «шервудом», «кембриджем» или «британикой», наглядно демонстрируя победу захватившего страну карго-культа, а простецки.

«Почему «Сухари»?»

«Так деревня называлась».

«В ней сухари сушили?»

«По легенде, люди здесь жили неэмоциональные, а то и просто чёрствые, вот и назвали деревню так».

«Интересно».

Конечно, интересно: тому, кто историей своей земли увлекается, много интересного открывается и неожиданного. А кому плевать – тот исчезнет, как скифы, оставив после себя лишь золото. Золото уйдёт к другим, а в памяти в лучшем случае лишь название народа останется, и ничего больше.

В общем, так и пошло – «Сухари».

Несмотря на то что дом родители давно продали, в посёлок Илья проехал без задержки: Ада сделала ему брелок, позволяющий издалека открывать автоматические ворота и не тратить время на разговоры с охраной. Галя о брелоке не знала. Как не знала и то, что Илья рассказывает ей далеко не обо всех встречах с подругой детства. Может, догадывалась, но точно не знала. А если бы узнала, то «горячим» скандалом дело бы не ограничилось.

Оказавшись в посёлке, Бархин сбросил скорость и медленно проехал по знакомым улицам, машинально подмечая случившиеся с прошлого визита изменения: Зыковы забор перекрасили… а, нет, Ада говорила, что Зыковы дом продали, значит, новые хозяева… Арутюняны машину поменяли, теперь у них здоровенный «Chevrolet Tahoe»… А Фёдоровы всё-таки собрались строить зимний сад…

«Сухари» стояли на высоком берегу Оки, с выходом к воде, разумеется, и причалом для катеров. Вокруг – густой лес, через который проходило старое, почти заброшенное шоссе, и никаких посёлков поблизости. Тишина, покой, река, грибы, рыбалка… Великолепное сочетание, но уж очень далеко от Москвы – каждый день на работу не наездишься. Поэтому по-настоящему посёлок оживал только летом, когда владельцы больших домов привозили из города детей: совсем маленьких с апреля по октябрь, школьников – с конца мая по конец августа. Осенью же основным населением «Сухарей» оставались жаждущие покоя родители успешных детей, те из них, кто не захотел на старости лет навсегда перебраться к тёплому морю на другой Родине. И важные люди из района – им принадлежала почти половина домов. Всё шло к тому, что местные должны были полностью завладеть «Сухарями», но ситуацию изменила обрушившаяся на мир пандемия. Сначала самоизоляция, а затем настойчивые требования по возможности работать удалённо заставили людей обратить пристальное внимание на загородную недвижимость, и далёкий, но очень хорошо подготовленный к жизни посёлок оказался отличным местом пребывания в эпоху COVID19.

«Сухари» ожили, наполнились людьми, многие дома поменяли хозяев, сюда стали приезжать курьеры известных компаний, и потому даже сейчас, в октябре, в посёлке было весьма оживлённо – с доковидными годами не сравнить.

Брелок был запрограммирован на трое ворот: поселковые, участка Платона и участка Ады. Узнай о последнем Галя – точно бы убила. Но она не знала, а Илья, по-прежнему не выходя из машины, открыл ворота, въехал во двор и аккуратно припарковался рядом с красным «Mercedes» Ады. Достал из багажника три объёмистых пакета с продуктами – Бархин знал, куда едет, поэтому по дороге заглянул в супермаркет – и вошёл в дом. Он был уверен, что дверь не заперта, и просто надавил на ручку. И не ошибся. Впрочем, окажись она заперта, Илья открыл бы её своим ключом. В прихожей снял куртку, переобулся в «свои» тапочки и прошёл на кухню. Открыл холодильник, скептически оглядел содержимое, понюхал открытый пакет молока, поразмыслив, переставил его в раковину, после чего загрузил холодильник привезёнными продуктами, вылил молоко, бросил пакет в переполненное мусорное ведро и вынес его во двор – в контейнер. А когда вернулся – увидел сидящую на барной стойке Аду.

Немного сонную.

Немного растрёпанную.

Как всегда – потрясающе красивую.

Ада была одета в любимую чёрную пижаму и тапочки, но при этом куталась в стянутый с дивана плед – видимо, только встала и замёрзла со сна. Голубые глаза немного мутные, но на первый взгляд никаких веществ этой ночью женщина не принимала.

– Привет.

– Привет! – Она чуть-чуть подалась вперёд, Илья подошёл и мягко, очень по-дружески, поцеловал молодую женщину в щёку.

– Который час?

– Полдень.

– За городом тааааак хорошо спится… – Ада потянулась, но тут же снова закуталась в плед. – Не знаю, зачем ты здесь, но очень рада тебя видеть.

Бархин не сомневался, что услышит именно эти слова.

– Ты позвонила и попросила приехать.

– Когда?

– Ночью.

– Понятно… – Ада поправила плед. – Значит, это не было сном.

– Твой звонок мне?

– Мой вчерашний день.

– И несколько предыдущих?

– Что ты имеешь в виду?

– Я видел бутылки в мусорном ведре. Сколько их будет в спальне?

– Не тебе меня осуждать.

Бархин вздрогнул и даже сделал шаг назад. Маленький, но сделал. И совсем другим тоном произнёс:

– Извини. Я не собирался.

Женщина промолчала.

– Мне правда очень жаль.

Тишина.

– Прости меня, пожалуйста.

Она едва заметно кивнула. Мир восстановлен, и Бархин почувствовал облегчение. Он знал, что Ада отходчива, но не хотел её расстраивать. Улыбнулся, подошёл к раковине, оглядел количество грязных тарелок и кружек, вздохнул и открыл посудомойку. Ада не была грязнулей, просто иногда… в некоторые дни… она выпадала из реальности…

– Зачем ты здесь?

– Я неожиданно поняла, что должна приехать, – ответила женщина, включая кофеварку.

– На эти дни?

– Да, на эти дни.

– Тебе плохо?

– Тебя это действительно беспокоит?

Он закрыл посудомойку и запустил её. Одновременно сварился кофе – совсем маленькая чашка очень крепкого, и женщина выпила её одним глотком. Очень крепкий и очень горячий. Но Бархин не был уверен, что она почувствовала его вкус.

– Я приехал, Адька, сразу, как только ты позвонила, – ответил Илья, глядя женщине в глаза. – Не задавая вопросов. После ночного звонка.

– Был скандал?

– Не важно.

– Был?

– Не важно.

– Спасибо, – тихо сказала Ада, вертя в руке чашку.

Бархин взял её и принялся мыть.

– Что ты здесь ешь?

– Какую-то еду.

– Какую?

– Какую нахожу.

– Консервы?

– Пью кофе и ем бутерброды.

– Сколько ты здесь пробыла?

– Не знаю. Дня три.

– Годовщина завтра.

– Ты помнишь?

– Мы все помним.

– Чем ближе день, тем… тем сильнее я чувствовала какое-то… беспокойство, что ли… – Ада посмотрела на плед так, словно только что поняла, что кутается в него. – Внезапно мне показалось, что день уже прошёл, я запаниковала, бросила всё и примчалась сюда. И только войдя в дом, поняла, что приехала рано. И решила остаться.

– А что Андрей? – Бархин спросил о муже Ады. О нынешнем муже.

– Он в Пекине. Очередная командировка.

Илья кивнул, подумал, взял только что вымытую чашку и поставил варить кофе себе.

– То есть ничего не ела.

– Когда надоедали бутерброды – я ехала в ресторан.

– Кто был за рулём?

– Ты ведь знаешь, что я больше не пью… – Она замолчала, вспомнив начало разговора, вздохнула и немного нервно провела рукой по волосам. – Я могу себя контролировать.

А он не захотел возвращаться к неприятной теме.

– Отвезти тебя в ресторан?

– Не хочу.

– А чего ты хочешь?

– Удиви меня.

– Удивить вряд ли получится.

– Тогда обрадуй.

Илья улыбнулся. Ада соскользнула с барной стойки, мягко провела рукой по его груди, вышла на террасу и закурила сигарету. Не оборачиваясь к кухне. Глядя на тёмный лес. На ней были только пижама, тапочки и плед, но тоненькая сигарета курится быстро, и Бархин был уверен, что Ада не успеет замёрзнуть. Потом она ушла переодеваться, сказав, что наверное, примет душ, а когда спустилась – примерно через час, – Илья уже приготовил быстрый овощной салат, спагетти болоньезе и открыл бутылку красного вина. Он любил и умел готовить, но только в «Сухарях» делал это с особенным удовольствием. Для души.

Для Ады.

– Потом гулять?

– Не хочу. Просто посидим у камина.

– А потом посмотрим телевизор?

– Например.

– Или включим какой-нибудь фильм?

– Или включим какой-нибудь фильм.

Им никогда не бывало скучно вдвоём. Ни разу со дня знакомства, поэтому до телевизора или фильма дело не дошло: закончив с едой, они перешли в гостиную, разожгли камин и уселись в креслах напротив. Ада по-прежнему пила вино, Илья перешёл на коньяк. Говорили об общих знакомых, о нынешних делах и чего ждать в будущем, несколько раз неожиданно вспоминали прошлое – тёплые, весёлые эпизоды из детских приключений в «Сухарях» – и смеялись; смотрели на огонь – молча, думая о чём-то, вновь возвращались к разговору, перескакивая с темы на тему или долго обсуждая что-то одно. И только около полуночи Илья рискнул вернуться к очень важному вопросу:

– Ты ведь не случайно стала испытывать беспокойство… в этом октябре?

Он выделил слово «этом».

– Пятнадцать лет. – Ответ едва прошелестел, но Илья услышал. – Думал об этом?

– Да.

– А Платон?

– Уверен, что да.

Ада помолчала, пригубила вино и, продолжая смотреть на огонь, сказала:

– Здесь хорошо, далековато, но хорошо… – Выдержала паузу. Он мысленно согласился: «Всё так: далеко, но безумно хорошо, так хорошо, как нигде». И он улыбнулся, подтверждая её слова. После этого Ада продолжила:

– Но я обязательно приезжаю сюда каждый октябрь.

– Ты не говорила.

– Мы договорились никогда не обсуждать октябрь.

Что было правдой.

– За Руслика. – Она подняла бокал.

– За Руслика, – отозвался Илья.

Чокаться не стали.

Длинные ноги Ада положила на пуфик – его принёс Илья – и почти лежала в кресле. Сделав глоток, она не вернула бокал на столик, потянулась, что получалось у неё необыкновенно соблазнительно, помолчала, глядя на огонь через бокал, и медленно рассказала:

– Последние два года мне снится один и тот же сон. Довольно часто снится, не реже раза в месяц. Всё время один и тот же сон: я иду по главной улице «Сухарей», я знаю, что осень, но на улице тепло, ярко светит солнце, так ярко, что можно проснуться от пронзительного света. Я жмурюсь на солнце, но мне всё равно немного холодно. Кажется, лёгкий ветерок.

– Сколько тебе лет?

– Пятнадцать. – Она подняла брови. – Это важно?

– Просто спросил. – Он пожал плечами.

Короткая пауза.

– Я иду и вижу тебя, справа, ты стоишь у ворот Корчевниковых и разговариваешь с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А ты отвечаешь: «Какая-то девчонка незнакомая».

– Я говорю так о тебе? – удивился Илья.

– Да, обо мне, но я не обижаюсь. Я иду дальше и вижу слева Платона. Он стоит у поворота на нашу улицу и разговаривает с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А Платон отвечает: «Какая-то девчонка незнакомая». Но я не обижаюсь, потому что чувствую, что я – незнакомая девчонка. Меня это не смущает. Я иду по улице, подхожу к дому Розалии, прохожу мимо её ворот, делаю следующий шаг… и оказываюсь в лесу, перед калиткой на мой участок. Солнца больше нет, лес тёмный, мрачный, накрапывает дождь… всё как тогда, в тот день. Я стою перед калиткой и точно знаю, что вы стоите на полшага позади меня. Ты – справа, Платон – слева. Я протягиваю руку, нажимаю на мокрую ручку… и просыпаюсь.

– Всё как тогда, – повторил Бархин.

– Я думала, время лечит, а оно лишь убивает. – Ада пригубила вина. – Идеальный убийца, которому не требуется алиби.

– Это и значит «лечить». – Ада наконец-то оторвала взгляд от камина и посмотрела на Илью, показав, что ей интересно, и Бархин развил мысль: – Когда осознаёшь, что рядом с тобой находится идеальный убийца и ты выбран на роль жертвы, и никакие деньги не могут это изменить – многое перестаёт быть важным.

– Наваливается безразличие?

– Меняются приоритеты. – Илья смотрел Аде в глаза. – Я не равнодушен к тому, что тогда случилось.

– Ты просто об этом не думаешь.

– Да.

– Каждый защищается по-своему.

– Да.

– А ты всегда был самым спокойным из нас. И самым умным.

– Мы сделали то, что решили сделать, и этого не изменить, – ровным голосом ответил Бархин, продолжая смотреть в голубые глаза Ады. – Переживать об этом я не собираюсь.

– Ты даже в детстве был очень прагматичным мальчиком.

– Это комплимент?

– Почти.

– Хорошо. – Илья помолчал. – В таком случае можно, я скажу, что ты прекрасно выглядишь?

– Можно, – рассмеялась Ада. – Но ты потратишь комплимент впустую.

Он вопросительно поднял брови. Она, продолжая смеяться, отрицательно качнула головой. Он едва заметно кивнул, показывая, что всё будет так, как захочет она.

– Где я буду спать?

– В угловой гостевой, если ты не против.

На первом этаже.

– Я не против.

– Я там всё приготовила.

– И когда ты всё успеваешь?

– Когда ты курил, оставив болоньезе на плите. – Ада встала и вновь потянулась. – Спокойной ночи.

Тонкая ткань чётко обрисовала большую грудь. Лифчиком Ада пренебрегла.

– Если что – я в угловой гостевой.

Она снова рассмеялась и направилась к лестнице на второй этаж. Он отсалютовал бокалом и остался смотреть на огонь. Он знал, что настаивать нельзя.

Неспешно допил коньяк. Дождался, когда угли станут совсем тёмными. Поправил экран и только после этого направился к себе. Улёгся в аккуратно застеленную кровать – когда было надо, Ада становилась прекрасной хозяйкой, – однако сон не шёл. Долгая дорога после трудной ночи – поговорив с Галей, Илья заснул далеко не сразу – и затянувшийся вечер не утомили Бархина.

«Или не спится, потому что я рассчитывал на другой приём?»

Он знал, что мог настоять и отказа бы не последовало. Но и настоящей радости от близости Ада бы не испытала. Она должна хотеть сама, только в этом случае всё получается идеально – как он любил, как он жаждал, как он не мог прекратить, хотя много раз давал себе обещание никогда не приближаться к Аде. Не хотеть её. Не думать о ней. Давал бессчётное количество раз и столько же нарушал, потому что ни с одной другой женщиной не испытывал ничего подобного.

«Ада?»

Показалось или по гостиной и впрямь прошелестели лёгкие шаги?

Илья посмотрел на часы:

02:45.

По всей видимости, он всё-таки заснул, но шаги его разбудили.

«Я действительно слышал шаги?»

Проверить можно было только одним способом.

Бархин поднялся и как был – в одних пижамных штанах – вышел в гостиную, освещённую ярким лунным светом. Не дневным, конечно, но вполне достаточным, чтобы разглядеть стоящую у панорамного окна Аду. Совершенно обнажённую.

Идеально красивую.

Ничего не видящую вокруг.

Ада стояла вплотную к окну, уперевшись в него руками и лбом, не отрываясь смотрела на тёмный лес и шептала:

– Уйди, уйди, уйди… уйди… пожалуйста, уйди… уйди…

Илья проследил за её взглядом и вздрогнул… но через мгновение подумал, что показалось… не могло не показаться… в конце концов…

В конце концов, откуда на участке, со всех сторон окружённом сплошным высоким забором, взяться большой чёрной собаке? Которая, кажется, спрыгнула с террасы при его появлении.

Собаки здесь быть не могло!

– Уйди, уйди, уйди…

– Ада?

Она не ответила.

– Уйди… пожалуйста, уйди…

Бархин мягко подхватил женщину на руки и отнёс в спальню.

Он знал, где она находится.

Уложил на кровать – судя по состоянию белья, спала Ада беспокойно, – накрыл одеялом, постоял, раздумывая, а затем деловито проверил прикроватные тумбочки и шкаф. Бутылок не обнаружил, видимо, все они были вовремя отправлены в мусорное ведро, зато в одном из ящиков нашёлся пакетик с белым порошком.

– Проклятье.

Он не злился. Он был очень и очень огорчён.

Вздохнул, вернул пакетик на место, посмотрел на Аду, после чего улёгся рядом, забравшись к ней под одеяло, и сразу же уснул.

А проснулся – от нежного прикосновения. Очень мягкого, очень возбуждающего. От прикосновения, которое очень любил. И которым владела только одна женщина на свете.

Проснулся, однако открывать глаза не стал – это было частью игры. Но перевернулся, чтобы Аде стало удобнее, и приподнял таз, когда она стягивала с него штаны. А так он «спал». Но чутко реагировал на прикосновения. На возбуждённые соски, которыми она поглаживала его грудь. На мягкие поцелуи.

Не мог не реагировать.

Илья открыл глаза, когда Ада оказалась сверху. Улыбнулся и, продолжая игру, сказал:

– Так это была ты?

– А кого ты ждал?

– Я не ждал, я мечтал, чтобы это оказалась ты.

Ада наклонилась и поцеловала Илью в губы. А он… он хотел всё сразу… одновременно ласкать её стройные, крепкие бёдра и большую грудь… быть снизу и наваливаться сверху… держать её на руках и входить сзади. Он всегда терял с ней голову.

От желания. От возбуждения. От счастья.

– Ты проснулся?

– Разве ты не чувствуешь?

– Судя по тому, что чувствую я, проснулся ты давно.

– И надолго, – пообещал он, сжимая руками бёдра Ады. И глядя ей в глаза. – Надолго…

Почти на четыре часа. С перерывами на отдых, конечно, и на утренний кофе, но на четыре часа. Потом они какое-то время молча лежали, приходя в себя после упоительного финала, потом она поднялась, чтобы пойти в душ, а он потянулся за смартфоном. И когда он вошёл в мессенджер, она, стоя к кровати спиной, негромко произнесла:

– Ты ведь знаешь, что я всегда хотела выйти за тебя замуж?

Он не ответил. Даже не пошевелился. Продолжил пялиться в смартфон, делая вид, что случайно пропустил реплику мимо ушей. Но она знала, что он услышал прозвучавшую фразу. А он знал, что ответ на её вопрос – «Да».

– Бай, не вредничай! Замри, пожалуйста, – попросила Криденс. – Ну, не шевелись ты хоть секунду, сколько можно просить?

Кот ответил девушке внимательным взглядом больших зелёных глаз, понял, что Кри может обидеться, поэтому решил смилостивиться и выполнить просьбу: вскочил на скамейку, упёрся передними лапами в спинку и широко зевнул. А зевнув – замер, позволяя Криденс сфотографировать себя на телефон.

Он умел позировать.

– Спасибо! Отлично!

Бай закрыл пасть и, навострив уши, посмотрел вдоль бульварного сквера. Тоже для съёмки.

– Отличное фото! – Криденс любила делать много кадров, а затем неспешно выбирать лучшие, сравнивая и подмечая отличия в эмоциях или позах. И ещё она знала, что коту нравится внимание и позирует он с удовольствием. Но по кошачьей привычке вредничает.

– Хвост не хочешь поднять?

Кот чуть повернул голову и наградил девушку высокомерным взглядом.

Получился отличный кадр.

– Я знала, что ты так сделаешь!

Ответа не последовало.

Бай иногда перехватывал Криденс по дороге на работу. Выходил навстречу, тёрся об ноги и так звал куда-нибудь гулять: в сад Баумана, в сад Эрмитаж, в скверы или просто бродить по дворам и переулкам. Вдвоём. Потому что это было только их время. Бай резвился, позволял себя фотографировать и охотно брал вкусняшки, которые девушка всегда держала при себе – для него. Бай веселился, а Криденс рассказывала ему новости и чувствовала – не знала, как об этом можно знать? – а именно чувствовала, что кот не просто принимает внимательный вид, а понимает, о чём она рассказывает.

При этом приходил Бай только в те дни, когда Криденс шла на работу одна – бывало, что Феликс задерживался и выходил из дома вместе с девушкой, но к двоим кот не подошёл ни разу. И в квартире Вербина побывал однажды. Явился без предупреждения, встретил парочку у подъезда, поднялся с ними в квартиру, внимательно осмотрел и обнюхал все комнаты, но от угощения отказался, не посмотрел ни на блюдце с молоком, которое выставил Феликс, ни на вкусняшки от Криденс. Закончив осмотр, уселся у входной двери, а когда её открыли – ушёл, дав понять, что мешать не собирается. И когда Вербин спросил, что это было, Криденс ответила, что Бай не мог не проверить, где она теперь живёт, а после проявил деликатность, поскольку к Феликсу кот относился… нормально. Они оба друзья Криденс, она ими дорожит, и этого коту было достаточно.

«С ним вы не друзья, но и не враги, а это очень важно».

Вербин отнёсся к словам девушки без привычной иронии.

– Ты слышал об этом убийстве? – спросила Криденс, удобнее устраиваясь на лавочке и поглаживая улёгшегося на колени Бая. – Какой-то урод убил девушку и запихнул её в багажник машины. А потом выложил в Сеть видео, представляешь? Выложил, вроде как похвастался тем, что натворил, и пообещал, что будет убивать дальше.

Кот фыркнул.

– Слышал? Никогда не пойму, что у таких уродов в головах творится. Зачем они так поступают? Откуда в них такая жестокость? – Короткая пауза. – Извини, чуть было не сказала: «звериная жестокость».

Кот тихонько замурчал, соглашаясь с тем, что звери до такой дикости не опускаются.

– Так вот, Лексу поручили расследовать это убийство. Я на сто процентов уверена, что он справится, но знаешь… я чувствую, что он… Нет, конечно, Лекс не боится, но ему неприятно.

Кот продолжил урчать, но при этом будто случайно выпустил когти на правой лапе. Просто выпустил. И тут же втянул обратно.

– А Лекс видел много разного. Я тебе не рассказывала, да и он мне не часто рассказывает и без особых подробностей, считает, что мне не следует знать о том дерьме, в котором ему приходится возиться, но я знаю, что он видел очень много. А для себя Лекс отрастил броню. Не безразличие, а хладнокровие. Он всегда спокоен, всегда оставляет грязь снаружи, но сейчас я чувствую его беспокойство. Лекс думает об этом деле постоянно. Нет… не так… он постоянно думает о своих расследованиях, но это он чувствует, понимаешь? Это убийство вошло в него, а это убийство – Зло, настоящее Зло. И надеюсь, оно к нему не прилипнет.

Кот неожиданно поднял голову, посмотрел Криденс в глаза и отвернулся.

– Что-то не так?

Криденс почувствовала, что Баю то ли надоела тема, то ли стала неприятна. Неприятна почти так же, как Вербину.

– Но ведь всё будет хорошо?

Бай поднялся и ткнулся лбом в грудь Криденс.

– Значит, всё будет хорошо…

Когда Бай так делал, девушка в это верила. Или хотела верить.

– Какой красивый котик! Сибирский?

Увлёкшись разговором, Криденс не заметила, что на лавочку присела пожилая женщина. Некоторое время соседка молчала, не сводя глаз с Бая, но в конце концов не сдержалась и завела разговор.

– Вы не боитесь гулять с ним без поводка?

– Сибирский, – улыбнулась в ответ Криденс. – В поводке не нуждается.

– Воспитанный? – уточнила женщина, бросив короткий и не очень одобрительный взгляд на татуированную руку девушки.

– Свободный.

– То есть он не ваш?

– Коты не бывают чьими-то, – объяснила Криденс. – Иногда они соглашаются дружить, но никогда – служить.

– Наверное, поэтому у меня никогда не было котов, – вздохнула женщина.

– Только кошки?

– Только собачки. – Она загрустила. – Они живут не очень долго, но соглашаются быть чьими-то.

– Люди сами выбирают себе друзей.

– А кошки? То есть коты?

– Он меня нашёл. – Криденс ответила после долгой паузы. И вновь улыбнулась, но на этот раз – Баю, который продолжал стоять на её коленях. А Бай заурчал, потянулся и ткнулся носом в нос девушки.

Первые дни, а то и часы расследования – самые важные и энергичные. Преступление только совершено, кровь ещё дымится, следы совсем свежие, адреналина полно, и хочется как можно быстрее добраться до преступника. Каждая информация – новая, принимается «на ура», быстро обдумывается и кирпичиком укладывается в стену расследования. Никто не отвлекается, все увлечены получением новых «кирпичиков» и выстраиванием их связи с соседними. Если везёт и информации поступает много, бодрость старта сохраняется на протяжении всей дистанции и преступник оказывается за решёткой очень и очень быстро. Если же раскрыть преступление по «горячим следам» не получалось и расследование принимало затяжной характер, если темп терялся, становясь медленным и спотыкающимся, а в воздухе начинал ощущаться «запах висяка», то настроение ухудшалось, что не сильно помогало раскрытию преступления.

Сотрудников, занимающихся делом Кровососа, уныние ещё не охватило – шли всего вторые сутки расследования, однако оперативники уже поняли, что имеют дело с умным убийцей, и почувствовали, что темп несколько упал. Классические методы, то есть те, которые стали классическими в последние годы, результата не принесли, идентифицировать Кровососа с помощью видеокамер или смартфона не получилось, и нужно искать новую стратегию поиска.

Или надеяться на глупую ошибку, которую преступник может совершить, а может не совершить во время следующего убийства.

– Кровосос ушёл с первых полос, но связанные с ним материалы по-прежнему в топе поиска, – недовольно рассказал Шиповник, разглядывая подчинённых. – Если вы думаете, что я сам об этом узнал, то ошибаетесь – мне об этом поведал наш уважаемый следователь. Специально позвонил и поведал. Сказал, что раз интерес к теме затихает, но не пропадает, нужно что-то делать и как-то себя проявлять.

– Поэтому он решил не приезжать? – пошутил Колыванов.

– Да, будет работать над поимкой преступника удалённо.

– А так можно было?

– Не тебе.

– Извините.

– Ну, кто на что учился.

Полицейские помолчали, не сговариваясь подумав о том, что «киношный» поступок убийцы по привлечению внимания к преступлению выглядит не только нестандартно, но и нелогично: когда нет огласки, проще признать, что убийца оказался умнее, и перевести дело в разряд «висяков». Радости это никому не доставит, но позволит отступить без публичных репутационных потерь.

«Или ему действительно нужна слава? – угрюмо подумал Вербин. – Хочет прозвучать, как Чикатило?»

– Ничего, сейчас какая-нибудь тиктокерша замуж выйдет на пару недель или разведётся по-быстрому – и все мгновенно забудут о Кровососе, – произнёс Колыванов.

– Я думал, тиктокерши маленькие, – отозвался Феликс.

– Ну, если не тиктокерша, то ещё кто-нибудь из Сети. Главное, чтобы побольше подписчиков.

– О чём вы сейчас? – поинтересовался Шиповник.

– О жизни, товарищ подполковник, о том, что происходит за стенами вашего кабинета, – почти по-уставному доложил Вербин.

– За стенами моего кабинета происходят расследования преступлений, – подыграл ему Шиповник. – Вам это ясно, товарищ майор?

– Так точно!

– И я пока слышу от вас что угодно, кроме доклада о положительном ходе расследования. Что наводит меня на неприятные мысли. – Шиповник демонстративно посмотрел на часы, показывая, что пора завязывать с шутками, и отрывисто спросил: – Что накопали? Имя жертвы установили?

Подполковник понимал, что не установили – о таком успехе оперативники рассказали бы с порога, но специально заговорил об имени, чтобы окончательно вернуть подчинённых на землю.

– К сожалению, нет, шеф. – Вербин подобрался и стал очень серьёзным. – И в ближайшее время не установим.

– Почему?

– Во-первых, у жертвы нет никаких особых примет, даже родинки мелкие, на такие не обращают внимания, да и мало их. Похожих «потеряшек» тоже нет, проверили. А во-вторых, Кровосос постарался как следует: отрубил жертве пальцы…

– Это я видел.

– И так залил кислотой лицо, что Патрикеев вряд ли сможет его смоделировать.

И Вербин быстро пересказал подполковнику разговор с экспертом.

– То есть убийца приложил серьёзные усилия для сокрытия личности жертвы?

– Так точно.

– На основании чего можно сделать вывод, что жертва входит в окружение убийцы?

– Или так, или сможет вывести нас на следующих жертв.

Это предположение вызвало у собеседников заминку.

– Поясни, – велел Шиповник после короткой паузы.

– Патрикеев сказал, что на теле жертвы отсутствуют следы борьбы, то есть убийца скорее всего вырубил её с помощью наркотиков. Исходя из этого, можно предположить, что Кровосос захватил не одну девушку.

– Сделал запас?

– Это всего лишь предположение, – произнёс Вербин. – Интересное предположение, – кивнул Шиповник. – Он ведь анонсировал следующие убийства, так почему бы их не подготовить?

– Учитывая, что он кажется педантом, – добавил Гена. – А теперь вопрос: каких женщин можно под благовидным предлогом привезти в определённое место…

– Проститутки, – перебил Феликса Колыванов.

– Проститутки. – Шиповник ответил на полсекунды позже Гены.

– У нас завёлся Джек-Потрошитель?

Шутка Колыванова не прошла, и Гена сделал вид, что ничего не говорил.

– Но почему убийца скрывает их лица?

– Потому что он их клиент, – быстро ответил Колыванов, которому требовалось загладить неудачную шутку.

– Принято, – согласился Шиповник.

– К тому же летом многие девочки уезжают отдыхать или отдыхать и работать, – продолжил Гена. – И не все ставят в известность о передвижениях своих эффективных менеджеров.

– Сутенёров, что ли?

– Ага, их.

– Почему ты их так назвал? – удивился подполковник. – А как их ещё называть?

– В общем, пожалуй, да, – поразмыслив, согласился Шиповник. И тут же велел: – Вернёмся к делу. Оперативники мгновенно замолчали.

– Если жертва, или жертвы, действительно проститутки, то вырисовываются две версии. Первая: Кровосос покажет несколько перформансов, наподобие того, что мы уже видели, после чего исчезнет.

– Версия «Потрошитель», – не сдержался Колыванов.

На этот раз замечание показалось уместным.

– И если мы его не возьмём, через некоторое время он вернётся, чтобы убить снова.

– Думаете, вернётся?

– Думаешь, не возьмём? – вопросом на вопрос ответил Шиповник. Жёстко ответил, настолько жёстко, что Гена стушевался:

– Мы постараемся.

– Знаю, постараетесь. – Подполковник бросил быстрый взгляд на молчащего Феликса. – А что касается Кровососа – он вернётся, ему нравится убивать. – Шиповник выдержал паузу, давая подчинённым возможность воспринять свои слова, после чего продолжил: – Вторая версия: проститутки являются для Кровососа не целью, а способом привлечь к себе внимание. Он хочет оттенить главное убийство.

– Как в кино.

– Если считаешь, что пришёл в кино, – заплати за билет.

– Как?

– Найди режиссёра.

– Мы постараемся.

– Я это уже слышал. – Шиповник побарабанил пальцами по столешнице. – Версия с проститутками интересная, проработайте её. Ещё что-нибудь накопали? По телефону есть подвижки?

– Поскольку самого телефона у нас нет – ничего нового выяснить не смогли.

– С хакерами работаете?

– Да. Но пока тишина.

– Они редко доносят на клиентов, – добавил Вербин.

– Так объясните им, что в этом случае нужно донести.

Оперативники переглянулись, но рассказывать шефу о сложностях проведения мероприятий в DarkNet не стали.

– Идеи есть?

– У меня есть, но не в нашем стиле, – подал голос Вербин.

– Выкладывай. – Судя по тому, что Шиповника не смутило уточнение про стиль, он был готов хвататься за любую соломинку.

– Я бы поделился с обществом некоторыми нашими наработками, – сказал Феликс. – Не всеми, конечно, но рассказал бы о том, что Кровосос использует несколько телефонов с фейковыми каршеринговыми аккаунтами, а главное – о нашем предположении, что убийца держит в плену ещё несколько девушек.

– Зачем? – не понял Колыванов.

– Пусть рассказывают обо всех подозрительных местах или соседях, – ответил Вербин, продолжая смотреть на Шиповника.

– Будет вал звонков.

– Проверим каждый.

– Не тебе проверять, к счастью. – Шиповник потёр ладонью шею. В жару он потел именно ею. Подмышки, спина, лоб – все «нормальные» части тела, на которых у «нормальных» людей выступал пот, у подполковника оставались сухими, а шея потела неимоверно. – Идея действительно не в нашем стиле, но может сработать: если запланировано несколько жертв, убийце придётся активно передвигаться, что может вызвать подозрение соседей… Я поговорю с Анзоровым. – Пауза. – Кто-нибудь докопался до мышей?

– Докопались, – отозвался Вербин.

– Молодцы, – Шиповник улыбнулся. – И как успехи?

– Узнал много нового, – не стал скрывать Феликс, забрасывая ногу на ногу. – Как оказалось, у нас в стране действительно занимаются разведением летучих мышей, честно говоря, я этого совсем не ожидал. Питомников мало, но они есть. Я отыскал их через Интернет, кому-то позвонил, кому-то написал и попросил помочь. Некоторые, кстати, ждали моего звонка.

Учитывая, что видео с вылетающими из багажника мышами широко разошлось по Сети, в ожидании звонка из полиции не было ничего неожиданного.

– Я попросил собеседников не распространяться о моём звонке и спросил, не было ли в последнее время заказов на крупные партии летучих мышей. Как выяснилось, не было и быть не могло, поскольку в питомниках зверьков продают поштучно или вообще что-нибудь экзотическое за большие деньги.

– Экзотические летучие мыши? – удивился Колыванов.

– Ну, там, из Южной Америки таскают или других стран.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем заводить дома летучую мышь?

– А зачем заводить дома удава? – вопросом на вопрос ответил Вербин и не сдержал улыбку, поскольку выражение лица Колыванова ясно указывало на то, что Гена искренне не понимает ни тех ни других. – У людей появляются деньги, и они оказываются в состоянии исполнить свои фантазии. Или мечты.

– Ну, удав ещё куда ни шло, это что-то вроде дорогого аксессуара. Говоришь в незнакомой компании: «У меня дома живёт удав», – и люди понимают, что перед ними человек не бедный, может себе позволить. А кто может мечтать завести себе летучую мышь? У моей бабушки на чердаке жил целый выводок, и я мечтал от него избавиться.

– Боялся?

– Угу.

– А люди их любят.

– Я читал, что в Южной Америке живут вампиры, – припомнил Шиповник. – Их тоже к нам привозят?

– Не, этих вроде не привозят, во всяком случае, официально, – ответил Вербин. – Мне предложили Белого листоноса с жёлтыми ушами за сорок тысяч и ещё…

– Кого тебе предложили? – вновь не сдержался Гена. – Утконоса?

– Листоноса.

– Это вообще что?

– В Сети посмотришь.

– Он тоже пьёт кровь?

– Порезвились, и будет. – Шиповник чуть повысил голос. – Феликс, давай, по делу.

– Извините, шеф. – Вербин взглядом пообещал Гене рассказать о мышах подробно, но потом, и продолжил: – В общем, я обзвонил несколько питомников, везде услышал примерно одно и то же, решил, что докопаться до мышей не получится, но вчера поздно вечером на «горячую линию» позвонил мужик из Воронежа и сообщил, что располагает интересной информацией по летучим мышам. Сегодня я с ним связался, и он рассказал, что несколько недель назад ему предложили большой заказ – добыть девяносто летучих мышей. Три ящика по тридцать штук.

– Их было тридцать, – прищурился Колыванов. – Поэтому они так красиво смотрелись на видео.

– Мужик этим зарабатывает? – поинтересовался Шиповник.

– В том числе этим.

– Заказ пришёл через Сеть?

– Разумеется.

– Как-то объяснили?

– Сказали, что очень богатый человек хочет устроить вечеринку в готическом стиле. – Вербин увидел на лицах собеседников непонимание и уточнил: – Ну, там, кресты, гробы, могильные плиты, чёрные одежды, чёрный макияж…

– И у мужиков?

– И у мужиков.

– А точно речь идёт о готическом стиле?

– Точно.

– А летучие мыши понадобились для антуража?

– Совершенно верно, – подтвердил Вербин. – Гонорар предложили серьёзный, без скидок на оптовую партию и чётко оговорили срок поставки.

– Когда?

– Восьмое июля.

Шиповник и Колыванов одновременно посмотрели на настенный календарь.

– За шесть дней до первого убийства.

– И за день до предполагаемой даты похищения.

– Кровосос весьма энергичен, – протянул подполковник. – Как была осуществлена доставка летучих мышей?

– Мужик наловил зверьков…

– Их что, можно наловить? – удивился Колыванов, пропустивший мимо ушей вопрос Шиповника.

– Всех можно наловить, – ответил напарнику Феликс. – Было бы желание.

– Мужику платили авансом? – уточнил Шиповник.

– Конверт с наличными по почте.

– Его это не насторожило?

– А почему его должно было что-то насторожить? Деньги есть деньги. К тому же клиент сказал, что не в состоянии провести через бухгалтерию расходы на приобретение летучих мышей.

Колыванов хмыкнул.

– Ну, допустим, – согласился Шиповник, пряча улыбку. Возможно, потому что представил себе выражение лица бухгалтера в этот момент. – Кому он передал мышей?

– Курьеру, – ответил Феликс. – Я запросил у воронежских коллег поддержки, они пообещали проработать курьера, но я думаю, это тупиковая ветка.

– Почему?

– Кровосос не дурак. Он наверняка обставил всё так, чтобы не встречаться с курьером. Если нет – я буду сильно удивлён.

– Я тоже буду удивлён, – не стал скрывать Шиповник. – Но проверить «тупиковую ветку» нужно обязательно.

– Я объяснил воронежским коллегам важность задачи.

– Хорошо. – Подполковник помолчал, окончательно додумывая «мышиную» тему, не нашёл, к чему придраться, и поинтересовался: – Что с машинами?

Сотрудники окружного управления весь день сидели перед мониторами, пытаясь вычислить машину Кровососа, и Шиповник хотел знать, есть ли у них результаты.

– Несмотря на позднее время, движение по Верхним Полям оказалось интенсивным, – рассказал Гена, открывая блокнот. – Машин ехало много, было из чего выбрать. Ребята изучали поток в обоих направлениях: и в центр, и в сторону области. Временной интервал – четыре часа с момента окончания аренды каршеринга.

– Не многовато?

– Нормально, если Кровосос решил отсидеться на Верхних Полях.

– Я думаю, он уехал оттуда в течение часа. Сначала переставил машину подальше от каршеринга, но так, чтобы не оказаться под видеокамерами, а потом уехал.

– Или так, – не стал спорить Колыванов. – Можно продолжать?

– Интервал приезда исследовали?

– Конечно! Кровосос взял BMW в двадцать сорок три, ребята проверяли оба потока – и в центр, и в область – начиная с шестнадцати тридцати. То есть мы ищем автомобиль, который въехал на Верхние Поля в течение четырёх часов до того, как Кровосос арендовал BMW на Люблинской, а выехал в течение четырёх часов после того, как он пересел в свою машину. Особое внимание уделялось тем автомобилям, в которых удобно перевозить упакованный известным образом труп… Перевозить и перекладывать. Соответственно, были исключены небольшие седаны и большие грузовики. Фургоны размером с «Газель» оставались в поле зрения, но я не думаю, что Кровосос управлял такой машиной. Хотя исключать такую возможность нельзя.

– Местных опросили?

– Вчера на Верхних Полях работало не менее десятка сотрудников, – ответил Колыванов. – И сегодня вышло столько же. Ребята из округа отрабатывают очень хорошо, но пока, увы, никаких зацепок: никто не видел припаркованный за забором автомобиль.

– Или не обратил на него внимания.

– Или так. – Колыванов вздохнул. – Что же касается проверки автомобильного потока… то с ней есть проблема.

– «Дырка» в камерах? – догадался Шиповник.

– И очень большая, – уныло подтвердил Гена. – Из той зоны, в которой находился автомобиль преступника, можно выехать, минуя камеры, и оказаться настолько далеко, что поиск не даст результата, потому что работать придётся с очень большим объёмом информации.

– То есть «пустышка»?

– Ребята попробуют что-нибудь придумать, но я бы на это не поставил.

– Поэтому Кровосос и выбрал Верхние Поля – знал о «дырке».

– Каким образом он о ней узнал?

– Задержим – спросим, – развёл руками Вербин. – Но в совпадение верится с трудом.

– Согласен: в совпадение совсем не верится. – Шиповник снова вытер шею. – Ну, что же, не могу сказать, что вы меня порадовали. Продолжайте, и… ждём следующий труп.

Последняя фраза прозвучала и мрачно, и грустно.

Когда убийца узнал, как много видеокамер следит за улицами Москвы и ближнего Подмосковья, он едва не отказался от задуманного. Обойти их казалось невозможным, и это обстоятельство грозило разрушить замысел, который убийца искренне считал грандиозным. Планируемое преступление поражало безжалостной красотой, но предполагало множество перемещений, каждое из которых пришлось тщательно продумать, а во время движения – принимать драконовские меры предосторожности. Но и с учётом этого убийца не позволял себе расслабляться. Вернувшись из очередной поездки, он поставил отметку в воображаемом журнале: «Автомобиль привлёк внимание», а значит, его нужно сменить или изменить. Покупать другую машину смысла не имело – выбранная модель идеально подходила для решения стоящих перед убийцей задач, и менять её имело смысл только на однотипную, но если она действительно привлекла внимание, полицейские будут просматривать все автомобили такого класса, и чтобы избежать личной встречи со стражами закона, нужно сделать машину «неинтересной» для проверки.

Сделать правильный психологический ход.

Вроде того, что возвращаясь в воскресенье – или в субботу! – из гостей, за руль нужно сажать жену, а самому обязательно – обязательно! – оставаться на переднем пассажирском сиденье, демонстрируя встречающимся по дороге патрульным лёгкую – или тяжёлую – форму усталости от недавно прекратившихся возлияний. Увидев эту картину, любой патрульный мгновенно нарисует в воображении «правильную» картину: мужчина перебрал, недовольная жена его подменила – и не станет останавливать их для проверки состояния водителя.

Примерно такой ход требовался убийце: так привлечь к машине внимание, чтобы показать, что останавливать её не имеет смысла. Убийца этот ход придумал заранее и теперь, приехав в арендованный через подставное лицо гараж, приступил к его реализации.

И снова – тщательное планирование и внимание к мелочам: убийца выбрал гаражную стоянку, проезжать в которую можно было по брелоку, не беспокоя сторожей; заранее заделал все щели, добившись того, чтобы наружу не пробивался ни один луч света; и приехал ночью, оставшись никем не замеченным, как и во всех других случаях. Убийце требовались укромное место и несколько часов для спокойной работы, он это место себе организовал, и теперь, надев перчатки и маску, внимательно разглядывал автомобиль, прикидывая, с чего удобнее начать.

Ах, да, ещё убийце требовалась аккуратность, но этого ему было не занимать.

– Поймают, и очень скоро! – убеждённо воскликнул лысый мужчина, удивлённый тем, что с ним не соглашаются. И сделал большой глоток пива. Это была его третья кружка, и лысый начал слегка горячиться.

Сидящая за стойкой Криденс обернулась, среагировав на возглас – громкие звуки иногда становились предвестником крупной ссоры, но сразу поняла, что за столиком расположились друзья, и не стала указывать Антону на шумных гостей.

– Поймают, точно вам говорю.

– Вот уж не знаю, – пробубнил его носатый приятель. Судя по всему – главный скептик компании.

– Почему не знаешь?

– Человек, который придумал, как выложить видео в Сеть и не оставить следов, вряд ли позволит быстро себя поймать.

– А почему ты думаешь, что он не оставил следов? – спросил третий член компании.

– Потому что его бы уже взяли, – пожал плечами скептик. – По цифровым следам быстро находят.

Может, тема Кровососа и исчезла с первых полос, но по-прежнему оставалась самой обсуждаемой в городе. И даже в стране. Поскольку ни разу в новейшей истории России убийца не вёл себя с такой дерзостью: не обращался к обывателям, не выставлял напоказ свои преступления. Кровосос наводил страх, но… но все знали, что его жертвой стала молодая женщина, и предполагали, что в дальнейшем убийца себе не изменит. И это предположение придавало трём мужчинам храбрости, позволяя рассуждать о Кровососе с интересом, но без беспокойства. Кроме того, ходили слухи, что убитая девушка работала по вызову – такие слухи всегда появляются со времён Джека-Потрошителя, – и они успокаивали честных женщин. Люди чувствовали возбуждение, но не опасность. Но им не нравилось, что по городу разгуливает дерзкий и очень жестокий убийца.

– Один раз у него прокатило, но больше не повторится, – продолжил лысый. – Скоро до него доберутся.

– Почему ты так уверен?

– Потому что мы все под колпаком, старик, понял? В Москве повсюду камеры, которые наблюдают за нами в режиме 24/7.

– Кровосос наверняка что-нибудь придумал.

– Женька, ты знаешь, я тебя люблю, но ты – баран.

Обижаться носатый не стал, видимо, давно знал лысого и привык к подобным выступлениям, но продолжил гнуть свою линию:

– Я просто хочу разобраться.

– А что тут разбираться, если всё абсолютно ясно? По всей Москве сто тысяч видеокамер…

– Сто тысяч? – недоверчиво прищурился третий.

– Может, больше, – не стал мелочиться лысый. – Мне шурин рассказывал, он в системе «Безопасный город» работает.

– Эффективным менеджером?

– Не, шурин у меня мужик нормальный, работящий. Инженер. Так вот, он рассказывал, что за последние годы камер столько понатыкали, что на них невозможно не попасться. Они повсюду. Мы на них внимания не обращаем, не замечаем, а они на нас смотрят.

– Врёт.

– Зачем ему врать? – удивился лысый.

– Ну, привирает.

– Он их устанавливает и точно знает.

– Специально привирает, чтобы себя показать.

– Он не такой, не… – Лысый сделал большой глоток пива. – В общем, он сказал, что полицейским теперь лафа – за них всё камеры делают. И телефоны.

– Которые нас подслушивают? – хмыкнул скептик.

– Ну, подслушивают или нет – сам решай, а шурин говорит, что если преступление случается, полицейские сначала телефоны пробивают – какие в это время в этом месте находились.

– Это как?

– Это самое простое. Труба ведь постоянно в Сети определяется, а узнать, где именно, – как два пальца об асфальт.

– Ну, допустим, – вынужден был согласиться скептик.

– Вот тебе и допустим, – продолжил напирать лысый. – И одновременно с телефонами смотрят по камерам, кто там рядом был, что делал и куда потом пошёл.

– Так они вообще разучатся преступников ловить, – заметил третий.

– Ну, разучатся или нет – не знаю, пока вроде получается, но говорю, как шурин сказал: в Москве хрен спрячешься.

– Но Кровосос же спрятался.

– Блин, Женька, я ведь с этого начал – его скоро поймают.

– А я знаю, почему его до сих пор не поймали, – неожиданно сказал третий.

– Почему?

– Потому что Кровосос – вампир и в камерах его не видно. – Третий выдержал паузу. – Это он из багажника вылетел в виде мышей. – Ещё одна пауза. – Как вам версия?

Лысый и скептик переглянулись, после чего лысый предложил:

– Выпьем?

Всерьёз обсуждать вампирскую версию ему не хотелось. Скептику – тоже. Поэтому выпили.

– Вампир? – переспросил Вербин. – Ты серьёзно?

– Серьёзнее некуда, – подтвердил Олег. – Вся Москва об этом шепчется.

– Ну, ерунда же.

– Может, и ерунда, но летучие мыши и то, что убийца выпил кровь…

– Он сцедил кровь, – поправил Олега Феликс.

– Но вы не знаете, что Кровосос с ней сделал, ведь так? А народ считает, что выпил, а вы этот факт скрываете.

Вербин молча развёл руками, показывая, что спорить с народом не собирается: раз народ верит – пусть верит, а его дело – раскрыть преступление. Если его совершил вампир, значит, будет ловить вампира.

К счастью, они сидели за дальним угловым столиком, в «Небесах» было людно, шумно, и поэтому никто, даже соседи, не услышали заявление Олега.

– И сказать вам о Кровососе нечего, да?

– Ну, вообще-то на второй день расследования тщательно спланированного и аккуратно совершённого убийства трудно сказать что-то определённое, – недовольно пробурчал Феликс. – Вот уж не думал, что придётся тебе об этом рассказывать.

Олег был известным московским журналистом, его колонки на злободневные темы пользовались большой популярностью, а число подписчиков в телеграм-канале давно перевалило за сто тысяч. Проигнорировать тему Кровососа он, разумеется, не мог и надеялся, что старое знакомство с Вербиным поможет заполучить эксклюзивный материал. Но пока надежда не оправдывалась.

– Сказать действительно нечего?

– На данный момент общественность знает всё, – ответил Феликс, глядя собеседнику в глаза. – Он заставил нас вести расследование максимально открыто.

– И вы ничего не спрятали в рукаве?

– Если и спрятали, то не для того, чтобы сдать.

Это Олег понимал и вопрос задал по привычке, в надежде, что собеседник проболтается.

– И то, что он оставил труп в каршеринге, вам не поможет?

– Думаешь, под настоящим аккаунтом арендовал машину?

– Нет, не думаю, конечно, но разве сделать фейковый аккаунт настолько легко? – И тут же поправился: – Я имею в виду настолько хороший фейковый аккаунт, что вы не смогли его вычислить.

– Сделать трудно, а купить – легко.

– Через DarkNet?

– Ага.

– Я так и думал.

«Разумеется, думал, ты ведь не дурак, – улыбнулся про себя Вербин. – Просто хочешь вывести меня на разговор».

– Мы считаем, что Кровосос купил в DarkNet несколько телефонов с установленными приложениями, скорее всего, у одного продавца.

– То есть среди знакомых Кровососа есть хакер? – навострил уши журналист.

– Не думаю, что они знакомы, – медленно ответил Феликс. – В DarkNet есть люди, которые оказывают подобные услуги, и мне хочется надеяться, что, услышав, для каких целей использовались телефоны, продавец поделится с нами хоть какой-нибудь информацией.

– Думаешь, хакер до сих пор не догадался, кому продал телефоны?

– Или не догадался, или боится… – Вербин прищурился, на мгновение став отчаянно похожим на Бая, и Олег сообразил, что хочет сказать полицейский:

– Я могу предложить ему связаться со мной.

– Это ты сказал, – тонко улыбнулся Феликс.

– Договорились. – Олег потёр руки. Он не спрашивал, но понимал, что такую услугу Вербин не забудет. – Сколько телефонов купил Кровосос?

– На первое убийство он потратил две трубы, так что можно предположить, что речь идёт о четырёх или шести аппаратах, не меньше.

– У одного продавца?

– Это всего лишь версия.

– Которая оставляет тебе маленькую надежду на то, что хакер окажется нормальным человеком.

– Именно.

– Хорошо… – Олег помолчал. – Я вот ещё о чём подумал: если вы не считаете его вампиром, то, может быть, Кровосос заигрался в вампира? Эту версию вы не рассматриваете?

– Спятивший ролевик?

– Как тот, из Питера. – Журналист оживился ещё больше. – Тот жертву расчленил, этот тоже не оставил целой. И там, и там убиты молодые девушки. Я вижу совпадения…

– Версия интересная, спасибо, – оборвал собеседника Вербин. – Я прикину, как её покрутить, но не верю, что Кровосос имеет хоть какое-то отношение к этой субкультуре. – Пауза. – И он совершенно точно не сумасшедший.

– Устал?

Криденс подошла к Вербину сразу после того, как Олег покинул бар. В субботний вечер в «Небесах» не протолкнуться, когда одни гости уходили, их места сразу занимали другие, поэтому девушка предложила Феликсу выйти на задний двор и там задала вопрос.

– Не особенно, – честно ответил Вербин.

– А выглядишь, будто особенно.

– Тогда не усталым, а не очень довольным.

– Тем, что работа не приносит результатов?

– Эта работа обязательно принесёт результаты, – уверенно произнёс Феликс. – Накопленная информация не потеряется и будет использована, каждая деталь встанет на своё место, и мы увидим всю картину. – Он вздохнул. – Я недоволен тем, что не смогу предотвратить следующее убийство.

– Это трудно принять, – тихо согласилась Криденс.

– Знаешь, есть такой анекдот: пациент спрашивает у врача: «Доктор, я умру?», а врач отвечает: «Ну что вы! Нас за это ругают». Анекдот можно применить и к нам, операм, но только он не смешной. – Вербин помолчал. – Трудно смириться с тем, что по городу разгуливает убийца, а я не могу его взять. Что иду по следу, но он ещё очень далеко. Я знаю, что обязательно возьму, но что Кровосос успеет натворить?

– Лекс… – Девушка мягко прикоснулась к руке мужчины.

– Да, Кри, да. Можно привыкнуть к виду жертвы, но трудно мириться с тем, что не смог предотвратить убийство.

– Не надо путать «могу» и «должен». Кровосос долго готовился, и невозможно разгадать его замыслы за два дня. Пока понятно только то, что он готовится убить не менее четырёх человек.

– Тебе это понятно? – удивился Феликс. – Откуда?

Они знали, что убийства будут продолжаться, но пока не прикидывали, сколько жертв запланировал Кровосос. А вот девушка назвала цифру с необычайной уверенностью.

– Ты читал Брэма Стокера? – вопросом на вопрос ответила Криденс.

– Нет, конечно.

– Почему «конечно»?

– Ну… – Вербин улыбнулся. – Как называется роман?

– «Дракула».

– Ну, вот, наверное, поэтому и не читал.

– А что ты читаешь?

– Ты видела мою библиотеку, – ответил Феликс, имея в виду два книжных шкафа, доставшиеся ему от родителей.

– Библиотеку видела, а тебя с книгой – нет.

– Видела, – запротестовал Вербин. – Я читал, когда мы летали в отпуск.

– Точно, – согласилась девушка.

– А ещё я читаю, когда тебя нет дома.

– Ты меня стесняешься?

– А что ещё делать, когда тебя нет? – рассмеялся Феликс.

И заработал нежный поцелуй. Однако оставлять тему Криденс не собиралась.

– Что ты прочитал последним?

– Перечитал «Бесов».

– Почему их?

– Захотелось прочесть что-то современное.

– «Бесы»?

– История идёт по спирали, – напомнил Вербин. – И если бы ты читала классику так же внимательно, как я, то удивилась бы её злободневности.

– Злободневнее, чем работы современников?

– Я читаю мало, поэтому выбираю книги, которые заставляют думать.

– В современных произведениях поднимаются важные проблемы, – заметила девушка. – Важные сейчас.

– Например?

– Например, как человек справляется с детской травмой.

Феликс сделал большие глаза.

– У тебя не было детских травм? – поинтересовалась девушка.

– Может, и были, но разве я похож на человека, который с ними не справился?

– Не все такие, как ты.

– В таком случае им нужно обратиться к врачу, а не в библиотеку.

– Книги играют другую роль.

– Какую?

– Они поднимают проблемы.

– Проблемы надо решать.

– Что же ты оставляешь книгам?

– Думать.

– С тобой невозможно разговаривать, – покачала головой девушка.

– Спасибо, дорогая, теперь мы можем идти спать?

– Мы ещё не женаты.

– Мне нравится, что ты использовала слово «ещё».

– Случайно вырвалось.

– Я понимаю. – Феликс рассмеялся, притянул Криденс и поцеловал в щёку.

Случайно так получилось или нет, но разговор с девушкой отвлёк Вербина от мыслей о расследовании и тем поднял настроение.

– Мужлан.

– Ты знала, на что шла. – Ещё один поцелуй. – Так что там с Брэмом Стокером?

Криденс надула губы, обозначая обиду, но всё-таки рассказала:

– Брэм Стокер написал самый известный роман о вампирах – «Дракула», выражаясь современным языком – задал тренд. Из романа следует, что спутницами графа были три девушки, две темноволосые и блондинка. Стокер не указывал, как они связаны с Дракулой, но как-то назвал их «странными сёстрами». И Кровосос использовал это обозначение.

– Понятно. – Вербин помолчал. – Теперь понятно, почему ты сказала, что Кровосос нацелился на четыре трупа.

– Да, поэтому. – Криденс глубоко вздохнула. – Прости, что огорчила.

Поспать в эту ночь получилось совсем чуть-чуть – возня с машиной заняла больше времени, чем предполагал убийца. По плану, на изменение автомобиля, включая дорогу до гаража и обратно, отводилось не более пяти часов, а потратить пришлось почти восемь. Дело было сделано, автомобиль стал другим, и если полицейские приметили его после первого убийства, они станут искать то, чего уже нет. Дело было сделано, однако график оказался нарушен, что изрядно испортило убийце настроение. Он даже подумал, не отнять ли потерянные часы от сна, но тут же отбросил эту мысль, поскольку в его положении накопленная усталость могла привести к рассеянности и, как следствие, к оплошности. А учитывая устроенный в Сети шум, по его следу наверняка пустили лучших детективов, которые не пропустят даже малейшую ошибку.

А попадаться убийца не собирался.

И потому из двух зол: выпасть из графика или плохо отдохнуть – выбрал первое и, приняв чётко выверенную дозу снотворного, проспал столько, сколько было запланировано. Поднявшись, сделал быструю утреннюю гимнастику, принял душ и позавтракал. Есть не хотелось, но убийца заставил себя проглотить довольно сытный набор. Он специально не стал есть в прошлый раз, но в итоге наизнанку его выворачивало желудочным соком, что убийце очень и очень не понравилось. Поэтому сейчас он заставил себя съесть плотный завтрак.

«Интересно, что заставило меня почувствовать дурноту? Неужели вид крови?»

Убийца размышлял об этом с прошлой – первой – экзекуции и до сих пор не пришёл к какому-либо выводу. Его не должно было тошнить. Его стошнило, а потом трясло так сильно, что пришлось проглотить горсть успокоительного. То ли реальность оказалась намного жёстче ожидаемого, то ли он себя переоценил. Поэтому вторую казнь убийца ждал с особенным интересом – хотел определиться, что же с ним всё-таки произошло.

Несмотря на отставание от графика, действовал убийца с хладнокровной неторопливостью: спокойно натянул новый защитный комбинезон, маску, очки, проследил за тем, чтобы волосы оказались под капюшоном, надел бахилы, перчатки и только после этого спустился в подвал. Включил все лампы – во время экзекуции требовался максимально яркий свет – и посмотрел на спящих девушек.

«Москва стоит на ушах, а они по-прежнему ничего не знают…»

И в этот момент убийцу охватило жгучее желание разбудить, растормошить ничего не понимающую жертву и улыбнуться, глядя ей прямо в глаза. И засмеяться, наблюдая за тем, как в них начинает проявляться понимание, как недоверие сменяется осознанием происходящего, как несчастную охватывает ужас. Жертва впадает в панику, начинает дёргаться всем телом в отчаянной, бессмысленной попытке разорвать ремни и вырваться на свободу. А убийца продолжает смотреть ей в глаза и рассказывать, что её ожидает. И может быть, показывает видео прошлой экзекуции.

«Объяснимое желание, – сказал себе убийца. – Не чувствуя страха жертвы, невозможно получить полноценное удовольствие от её смерти».

Нужно чувствовать страх жертвы… нужно видеть, как в её глазах появляются сначала ужас… потом боль… а потом пустота. Как уходит из них жизнь и наступает миг наивысшего единения жертвы и убийцы – миг отнятия жизни.

Желание разбудить жертву оказалось настолько сильным, что убийце пришлось остановиться у двери и медленно досчитать до десяти. И негромко обругать себя за проявленную слабость. Или кровожадность. Обругать и пообещать себе обязательно убить по-настоящему, глядя жертве в глаза. Но не сейчас. Сейчас следует строго придерживаться плана.

Сначала закрепить видеокамеру на лбу. Включить. Убедиться, что работает. Снять кровать с тормозов и перевезти под подъёмник – не забыть отсоединить капельницу! В прошлый раз она поехала за кроватью и с грохотом рухнула на пол. Снять простыню, сложить и бросить в мусорный контейнер. Освободить от ремней ноги и связать в районе лодыжек, проверить надёжность, захватить крюком подъёмника и начать неспешно крутить рукоятку, наблюдая за тем, как стальной тросик сначала натягивается, а затем начинает тянуть жертву с кровати, поднимая к потолку. Остановиться, зафиксировать положение, подойти к жертве и аккуратно снять её, чтобы не ударилась головой о бетонный пол. Учитывая дальнейшие действия, этот жест не имел никакого значения, однако убийца не хотел наносить лишние травмы. Вернуться к подъёмнику и крутить ручку до тех пор, пока голова жертвы не оказалась примерно в полуметре от пола.

Снова зафиксировать подъёмник.

Жертва слегка покачивалась, но это были последствия подъёма, а не попытки вырываться – лекарства продолжали действовать, так что несчастная не поняла, что её переместили к месту казни. Убийца подошёл к жертве, прикоснулся рукой, останавливая движение, и негромко произнёс:

– Однажды это случится с каждым из нас. С кем-то раньше, с кем-то – позже. Смерть – это единственное, чего нельзя избежать, и так получилось, что тебе не удастся избежать её сейчас. Ты умрёшь. Но я позабочусь о том, чтобы смерть пришла тихо и безболезненно, без ужаса ожидания и жестокого насилия, ты просто покинешь этот мир, сама того не заметив. Так было предначертано в час твоего рождения, и я не в силах ничего изменить. Ты умрёшь.

То ли самодельная отходная молитва, то ли извинения.

Убийца не готовился произносить речь, но в прошлый – первый – раз слова пришли сами. Пришли в тот самый миг, когда жертва оказалась перед ним и оставалось нанести последний удар. Но пришли слова, и убийца понял, что не может не произнести их. И он сам не знал, молитва это или извинения.

Слова пришли и остались в памяти навсегда, и сегодня убийца повторил их в точности. Выдержал короткую паузу, продолжая смотреть на девушку, затем левой рукой взялся за её волосы, потянул вниз, а правой ударил в шею, вскрывая сонную артерию. И развернул тело, направляя вырвавшийся поток в подставленное ведро.

Надев защитный костюм, убийца не мог посмотреть на наручные часы, а телефон в подвал он никогда не брал, зато предусмотрительно повесил на стену дешёвые часы с крупным циферблатом и сейчас, удерживая подрагивающее тело, посмотрел на них, прикидывая, сможет ли нагнать потерянное в гараже время?

Что осталось? Дождаться, когда стечёт кровь, обмыть тело из шланга, протереть и дать подсохнуть. Приподнять повыше и переложить на кровать, развязать и обработать кислотой лицо. Убийца искренне верил, что смерть освобождает душу, лишая тело и красоты, и главного внутреннего содержимого, и потому смотрел на мёртвых без всякого уважения. Видел только мясо, которое следует обработать согласно плану, и даже в первый раз не испытывал никаких эмоций: ни когда заливал кислотой лицо жертвы, ни когда откусывал болторезом пальцы, ни когда заматывал в полиэтилен. С мёртвыми убийца обращался буднично и решил, что во время обработки тела сумеет вернуть не меньше получаса.

Улыбнулся, бросил взгляд, прикидывая, как долго будет вытекать кровь, и неожиданно понял, что в этот раз дурнота не накатила.

Капля дождя упала на лобовое стекло. Крупная и, наверное, холодная капля. Первая после долгого перерыва. Платон надеялся добраться до «Сухарей» по подсохшей дороге, но не повезло – первая капля, толстая, набухшая, упала на лобовое, намекнув, что ливню быть. Упала на стекло и растеклась, как дым сигареты растекается по лёгким, – сразу во все стороны. Дым сигареты, которая была бы сейчас очень кстати: Платон давно бросил, курить его тянуло редко, даже во время застолий вид сигареты или дымящих друзей не наводил на мысль присоединиться. А вот разговоры с бывшей женой действовали угнетающе, вызывая непреодолимое желание глубоко затянуться крепким табаком. Но Платон держался, не затягивался.

Хотя хотелось безумно.

– Когда ты вернёшься? – переспросила Нинель.

– В воскресенье вечером.

– То есть ты не сможешь встретиться с Катаняном раньше понедельника?

– Мы с ним на понедельник и договорились.

– Ты ведь понимаешь, что дорога каждая минута?! Катанян может принять решение в любой момент! Почему ты такой рохля? Ты же обещал!

Они с Нинель расписались почти три года назад, но уже на следующее после свадьбы утро Платон задумался над тем, что побудило его, в целом не самого глупого мужика, поддаться на чары энергичной красавицы, приехавшей завоёвывать столицу из… Пёс его помнит, откуда Нинель приехала. Не важно. Важно, что брак получился скоротечным, продержался семь месяцев, но, несмотря на развод, избавиться от Нинель у Платона не получилось: активная красавица присосалась к нему крепко и требовала помогать в карьере.

– Мы встретимся с Катаняном в понедельник и поговорим о твоей роли.

– Ты обещаешь?

– Я обещаю сделать всё возможное.

– Ты сказал, что у меня будет эта роль.

– Нет.

– Обещал! Вчера, когда мы обедали.

«А ведь и правда сказал… Проклятый язык!»

Курить захотелось сильнее.

– Я поторопился, – промямлил Платон.

– Ты уже пообещал роль другой актрисе? Той рыжей сучке? Твоей новой шлюхе? Я видела вас на премьере. Только у тебя могло хватить глупости притащить в приличное общество эту лахудру!

«Той самой глупости, которой когда-то мне хватило, чтобы притащить в общество тебя…»

– Говори, ты пообещал ей роль, да? Ты её будешь продвигать Катаняну?

Почему он терпит? По той простой, в общем, причине, что Нинель оказалась, может, и не очень умной, зато невероятно хваткой девушкой. Выйдя за Платона, она не запрыгала от счастья, решив, что жизнь удалась, а продолжила «искать варианты» и очень скоро оказалась в постели одного из его главных спонсоров – Платон и глазом не успел моргнуть, как выяснилось, что его жена вновь выходит замуж и «нужно как можно скорее решить с разводом, милый». Разошлись мирно, бизнесмен остался в числе деловых партнёров Платона, но за это приходилось использовать связи в мире кино и добывать новой жене старого спонсора роли в кинопроектах. Причём не любые, а те, которые Нинель желала. Платон чувствовал себя последней тряпкой, но роли добывал исправно.

Глупость, конечно, но бывает и хуже.

Дождь усилился, однако «дворники» справлялись, даже работая на минимальной частоте – Платон не любил, когда они мельтешат перед глазами. Он остановился у ворот «Сухарей», мысленно обругал себя за то, что заболтался и слишком поздно надавил на кнопку брелока, и решительно свернул разговор:

– Нина, я приехал. И даю слово, что в понедельник вопрос будет закрыт.

– Для всех будет лучше, если ты не ошибёшься, – холодно бросила бывшая и отключилась.

Платон выругался. Но только убедившись, что Нинель повесила трубку: нельзя посылать по матери новую жену старого спонсора.

Особняк Ады – Платон называл все дома в «Сухарях» особняками – располагался ближе к перекрёстку, чем особняк Платона, который он прагматично сдавал. Но в который не собирался заезжать, поскольку арендаторы предупредили, что вернутся из отпуска лишь в начале ноября. Что же касается особняка Ады, то он был двухэтажным, выстроенным из красного кирпича, материала, который в девяностых годах пользовался особенной популярностью в Подмосковье и, наверное, по всей России. Красотой он, безусловно, проигрывал стильному соседу справа, однако мог похвастаться двумя достоинствами: был просторным, с изрядным количеством комнат и обладал большой, обращённой к лесу террасой, на которой взрослые периодически устраивали вечеринки, в том числе – с грилем. Но это случалось не часто и по вечерам, зато всё остальное время терраса принадлежала их компании: Аде, Платону, Илье и Руслану, и здесь они провели множество прекрасных часов. Дом и лес надёжно ограждали террасу от ветра, в случае дождя выдвигались маркизы, дети «на воздухе» и при этом «на виду» – что ещё нужно?

И единственным недостатком этого замечательного места было то, что у соседки справа тоже была терраса. Тоже открытая, тоже выходящая к лесу, не очень большая и расположенная на уровне второго этажа. Соседка проводила на ней много времени, и дети постоянно ощущали на себе её недобрый взгляд.

Ведьмин взгляд.

Со временем ощущение переросло в уверенность, они поверили, что живущая по соседству старуха – злая колдунья, а когда дети во что-то поверили, переубедить их практически невозможно. Даже когда они взрослеют.

К тому же Розалия – так звали соседку – до старости сохранила антрацитово-чёрные волосы, что вкупе с крючковатым носом, белой кожей и любовью к тёмной одежде придавало ей мистический вид. Завершала картину большая чёрная собака, которая всегда сопровождала старуху.

– Добрый день!

– Илья? – изумился Платон.

– Ты что здесь делаешь? – Бархин тоже не стал скрывать удивления.

– Не ожидал?

– Не то чтобы не ожидал – не думал, что ты приедешь.

– А я приехал.

– Зачем?

– А ты здесь зачем?

– Мне Адька позвонила.

Брелока от ворот особняка у Платона не было, он позвонил Аде, попросил открыть, думал, выйдет она, а увидел Илью. А поскольку они были старыми друзьями, не стал скрывать, что не обрадовался.

– Тебе?

– Вижу, вы начали делиться впечатлениями, – усмехнулась вышедшая на крыльцо женщина.

– Ты ему позвонила? – повернулся к женщине Платон. В его голосе проскользнули ревнивые нотки. – Ему?

– Добрый день, Тоша.

– Ты ему позвонила?

Ада подняла брови, показывая, что Платон ведёт себя неправильно. Он сбился, пару раз вздохнул и обиженно произнёс:

– Привет. – Но тут же вернулся к прежнему тону: – Ты ему позвонила?

– Да.

– Почему ему?

– Мне стало плохо.

– И ты позвонила ему?

– Может, ты будешь называть меня по имени? – недовольно спросил Илья. – Ну, так, для разнообразия.

– Тоша, ты не ответил на звонок, поэтому я оставила сообщение и позвонила Илье. К тому же я не знала, в Москве ты или нет.

– Я давал большое интервью неделю назад!

– Прости, Тоша, я не особенно слежу за светской хроникой.

Платон развёл руками и перевёл взгляд на Бархина.

– На меня не смотри, – улыбнулся Илья. – Я в отличие от тебя трубку снял.

После его слов на лице Платона появилось такое выражение наивной растерянности – совершенно детское, – что Бархин не удержался и подначил друга:

– Как теперь жить, да?

– Да! – с неожиданной горячностью воскликнул Платон. – Да! Тысячу раз да! Для кого-то же это делается: интервью, рецензии, статьи… Для вас! А вы не смотрите и не читаете. И не интересуетесь.

– Гм… – Илья предположил, что старый друг почувствовал себя дураком из-за того, что не снял трубку, а потом явился без звонка, и слегка сбился, услышав, что возмутило Платона. К тому же Бархин не считал уместным обсуждать подобные темы во дворе, но, увидев, что Ада с улыбкой застёгивает куртку, понял, что разговора не избежать.

– Прости, дружище, твой сериал я смотрел. И фильм, который ты снял в этом году…

– Потому что я позвал тебя на премьеру!

– Я бы и без премьеры посмотрел. Но за интервью не слежу – я ведь знаю всё, что ты можешь сказать.

– А вдруг не всё?

– Если ты о чём-то не рассказываешь, значит, это не важно.

Ада рассмеялась. И её приятный, бархатистый смех привлёк внимание Платона.

– Ты могла мне позвонить, – обиженным тоном произнёс он.

– Я звонила.

– И я приехал. Вот.

– Через два дня.

– И что, вы меня выгоните?

– Как мы можем тебя выгнать, Тоша? Мы очень рады твоему приезду.

– Не все рады.

– Хватит изображать блудного сына. – Ада раскрыла объятия. – Иди сюда.

Платон поднялся на крыльцо, обнял и поцеловал женщину в губы.

И дальнейший разговор продолжился на кухне, где ему сделали кофе и нарезали пару бутербродов.

– Я твоё ночное сообщение только потом увидел… – Когда «потом», Платон не уточнил. – И только вчера меня торкнуло – пятнадцать лет.

– Да, пятнадцать лет, – едва слышным эхом повторила Ада.

– Пятнадцать, – так же тихо поддержал её Илья.

– Странно, что на десять лет мы не собирались.

Не странно, учитывая, что они старались не говорить и даже не думать об этом эпизоде их общего прошлого.

– Я приезжала, – сказала Ада.

– Не видел тебя.

– А ты приезжал? – удивилась женщина.

– Я несколько раз приезжал в октябре… на десять – не помню точно, но в прошлом году был и в позапрошлом тоже. Только я в посёлок не заезжал, даже на дорогу нашу не сворачивал. – Платон усмехнулся. – Я выезжал на старое шоссе и останавливался, зная, что примерно в километре через лес находятся наши дома, сидел и смотрел на деревья. Когда курил – курил, когда бросил – просто так сидел. Один раз – три часа проторчал.

– И уезжал?

– И уезжал, – подтвердил Платон. – В этот день я никогда в посёлок не приезжал.

– Спасибо вам, – тихо сказала Ада, оглядывая мужчин. – Спасибо.

– Тебе спасибо, – в тон ей ответил Бархин. – Нужно было в конце концов собраться здесь в этот день.

– Но давайте обойдёмся без похоронного настроения, хорошо? – попросил Платон. – Не знаю, как вы, а я – просто помню. Это часть моего прошлого. Мне важно помнить, но рыдать я не собираюсь.

– И нужно подумать что мы будем есть, – заметил прагматичный Бархин.

– Обжора, – усмехнулся Платон, который был килограммов на пятнадцать здоровее поджарого и подкачанного Бархина.

– Ты приготовишь что-нибудь? – осведомился в ответ Илья. – Кстати, не заметил, чтобы ты выгружал сумки.

– Готовишь у нас ты, – ответил Платон. – Я могу купить.

– Может, пожарим мясо? – Теперь Илья смотрел на Аду.

– Шашлык?

– Да.

– Я не против, но у меня ничего для него нет. – Женщина улыбнулась. – Кроме вина.

– Мы всё привезём.

– Мы привезём? – удивился Платон.

– Твоя машина ближе всех к воротам, на ней и поедем.

– А ты?

– А я поеду с тобой, потому что без меня ты не сможешь купить приличное мясо. И всё остальное, что нужно.

– А что ещё нужно?

– Нам придётся что-то есть помимо шашлыка.

– Я бы справился.

– Не чипсы.

– Ладно, поехали вместе.

– Не задерживайтесь, – попросила Ада.

– Мы быстро.

Илье не нравилось как водит Платон – слишком быстро и агрессивно, однако садиться за руль Бархину не хотелось, вот и приходилось терпеть. И манеру вождения, и болтовню.

– Вино покупать будем? – спросил Платон, когда они выехали из «Сухарей».

– Здесь его полно, – махнул рукой Илья. – Да и я привёз.

– А коньяк?

– Коньяка ещё больше.

– Курить хочу. Сигары.

– У меня есть.

– Слушай, выходи за меня замуж.

– Идиот.

– У тебя всегда всё есть под рукой. Всегда самое лучшее. И готовишь так, что пальчики оближешь… Слушай, я обещаю быть верным мужем. – Платон выдержал коротенькую паузу и прежде, чем Илья ответил, быстро спросил: – Почему Ада звонила среди ночи?

– У неё были глюки, – ровным голосом ответил Бархин. Он не видел причин скрывать от старого друга правду.

– Серьёзные?

– Повторяющийся ночной кошмар.

– Она тут забухала?

– Выпивала, но в меру.

– Откуда знаешь?

– По бутылкам сориентировался.

– Она могла выбросить лишние.

– Не похоже.

– А наркота?

– Нет, – покачал головой Илья. И повторил: – Не похоже.

Говорить о найденном в шкафу пакетике он не собирался.

– Уверен?

– Я не видел её нюхающей. – На этот раз Бархин был искренен на сто процентов. – Мне кажется, она просто вымотана и на нервах.

– Как у неё с нынешним мужем?

– Да вроде нормально. Во всяком случае, не жаловалась.

– А на самом деле?

– Не жаловалась.

– Тогда почему она на нервах?

Бархин отвернулся к окну, с полминуты смотрел на пролетающие мимо деревья, после чего сказал:

– Пятнадцать лет, Тоша, в октябре она всегда на нервах.

– Да. – Платон ответил так, словно извинился на нелепый вопрос. И тут же – совсем другим тоном – поинтересовался: – Что у неё за глюки?

– Сказала, что стала видеть чёрную собаку. И во сне, и наяву.

– Что?! – Платон так резко надавил на тормоз, что не будь Илья пристёгнут – влетел бы головой в лобовое стекло. – Чёрную собаку?

– Ты совсем спятил? – выругался Бархин.

– Какую чёрную собаку? Ту самую?

Илья увидел, что Платон очень близко воспринял его сообщение, и решил не ругаться из-за резкого торможения. Вздохнул, поправил ремень и кивнул:

– Да, ту самую. А что случилось?

– И как она ей снится?

– Бегающей по участку, по улице – когда Ада в Москве, сидящей у дверей квартиры или подъезда. Ещё – повешенной. Как правило – вместо люстры. В общем, она повсюду.

– Понятно. – Платон медленно съехал на обочину, заглушил двигатель и спросил: – Ты ведь куришь?

– А ты – бросил.

– Просто дай сигарету.

– Да, пожалуйста.

Курить в машине Платон не хотел, не стал бы, но дождь, к счастью, ненадолго стих, и мужчины вышли из машины.

– Всё это очень странно.

– Что именно? – поднял брови Бархин.

– Знаки, которые то и дело появляются на нашем пути.

– Ты стал суеверным?

– Я всегда верил в приметы, и они ни разу меня не подводили.

– Ты даже таро раскидывал, – припомнил Илья.

– Трудно жить, ни во что не веря.

– А ты попробуй.

– Ты будешь слушать или нет? – не выдержал Платон.

Бархин понял, что переборщил с иронией, и, убирая в карман зажигалку, произнёс:

– Извини. Конечно.

Этого оказалось достаточно.

– Так вот… Я… – Платон нервно затянулся. – Думаю, ты согласишься, что мы с тобой не так часто вспоминаем ту историю. Совсем старую.

– Мы стараемся её не вспоминать.

– Но иногда приходит.

– Ко мне – нет.

– Ты всегда был железным.

Илья молча кивнул.

– Так вот… – Платон выронил окурок, выругался, растоптал, жестом попросил у друга ещё одну сигарету, раскурил её и продолжил рассказ. – Я стараюсь не вспоминать ту историю, но два дня назад мне о ней напомнили… Не люди, конечно… Только не спрашивай кто, не смейся хотя бы сейчас… Просто слушай.

Бархин и не собирался смеяться.

– В общем, выхожу из дома, сажусь в машину, завожу, начинаю сдавать задом, чтобы выехать с парковки, чувствую, правое переднее колесо переезжает через что-то мягкое. Сам понимаешь – перепугался: вдруг ребёнок? Крика не было, но мало ли? В общем, я по тормозам, руки трясутся, внутри холодно, выбегаю из машины, смотрю, а там не ребёнок – к счастью, – а большая чёрная собака. А поскольку никаких звуков не было, думаю, она заползла под мою машину и сдохла.

– Сдохла? – машинально переспросил Илья.

– Думаю, да… даже уверен.

– Почему?

– Она бы сбежала, когда я завёл двигатель.

– Могла спать.

– Она бы завыла от боли… да и не умерла бы сразу, я… я не через голову переехал. Не будь она уже мертва – она бы мучилась.

– Значит, повезло, – резюмировал Илья. – И ей, и тебе.

– Угу. – Платон жадно затянулся. Жадно и глубоко. – Я минуты две на неё смотрел… Потом стошнило, конечно, потом позвал дворника, дал ему денег и велел прибрать. И уехал. А вечером долго не мог заснуть. А когда заснул – мне позвонила, а потом написала Ада. – Платон закашлялся, бросил сигарету и спросил: – Что скажешь?

– Чёрная собака?

– Да, большая чёрная беспородная собака.

– И ты вспомнил.

– А ты бы не вспомнил?

Несколько мгновений Илья смотрел другу в глаза, а затем честно ответил:

– Ты назвал меня железным, и это, наверное, так, но я вспоминаю ту историю каждый раз, когда вижу чёрную собаку. Не обязательно дохлую.

– Просто не показываешь виду?

Бархин молча кивнул.

– Это и значит быть железным.

– Может быть. – Илья повертел в руке пачку, но курить больше не стал – убрал в карман и задумчиво произнёс: – Говоришь, знак?

– А ты как бы это назвал? Совпадением? Сейчас октябрь, Адьке снится чёрная собака, а я переезжаю её на машине.

– Да, я считаю всё происходящее совпадением, потому что октябрь и собака – не связанные истории, – хладнокровно ответил Бархин.

– Ты всегда был слишком прагматичным.

– Просто – прагматичным.

– А истории связаны. – Платон сплюнул. – Не случись одной – не было бы другой.

– Была бы, но, возможно, не такая.

– Это и значит, что её не было бы. – И, не дожидаясь ответа, Платон пошёл за руль. – Поехали, я что-то жрать захотел у вас в лесу.

На выходные народ потянулся за город, и поездка по магазинам затянулась: из-за очередей и капризов Бархина. Толковую баранину – то есть ту, которая устроила придирчивого Илью, – они отыскали в третьей лавке, в которой, к счастью, нашлась и толковая говядина. Ради толковых овощей поставили на уши весь рынок, и только всякая ерунда была куплена в первом же супермаркете. Вернулись довольно поздно. И сразу стали заниматься мясом – Илья, ужином – Ада, травлением баек – Платон.

Поужинав, продолжили разговор у камина, а примерно в одиннадцать Ада сказала, что хочет спать. Не забыв добавить, что приготовила Платону вторую гостевую первого этажа – заднюю. Спорить никто не стал. Мужчины пожелали хозяйке дома спокойной ночи, а когда она ушла – достали из бара початую бутылку коньяка.

– Как твои дела? – спросил Платон. В прошлый раз они виделись три недели назад, и Платон решил узнать, не случилось ли с тех пор чего-нибудь важного.

– В целом, наверное, нормально, – ответил Бархин, принимая бокал с коньяком.

– Любопытно выстроенная фраза.

– А по-другому не скажешь.

– Пожалуй, – поразмыслив, согласился Платон, возвращаясь в соседнее с Бархиным кресло. – Ты всё там же работаешь?

– Да.

Илья занимал высокий пост в компании «NuPetro» – серьёзной корпорации в области добычи углеводородов, руководство которой не стремилось к активности в публичной сфере, но на рынке чувствовало себя более чем уверенно.

– Ты говорил, что тебя пытались переманить.

– Времена сейчас непростые, для перехода нужны по-настоящему веские основания, – сообщил Бархин.

– Не сошлись в цене? – догадался Платон.

– Не сошлись в цене, – подтвердил Илья.

– А ушёл бы?

– Не знаю.

– Ты консерватор.

– Просто прагматичный человек. – Илья сделал глоток коньяка. – А как твои успехи?

– Снял фильм.

– Я был на премьере, – язвительно напомнил Бархин. – Сам позвал.

– Мы с тобой встречались? – пошутил Платон.

– Не помню – был слишком пьян.

– Я тоже.

Они рассмеялись.

Платон Брызгун с детства мечтал снимать кино. Не играть в кино – становиться актёром он не хотел категорически, а снимать, быть режиссёром и, разумеется, всемирно известным. Мечту свою Платон осуществил, и к тридцати пяти годам стал хоть и не всемирно известным, но весьма востребованным в России режиссёром. Четыре его полнометражных фильма были обласканы критиками, в том числе зарубежными – Платон получил второстепенный приз одного из первостепенных европейских фестивалей, а сериалы выходили на федеральных каналах и крупнейших стриминговых платформах. Снимал Брызгун быстро и при этом – сохраняя студенческий азарт, который часто улетучивается у опытных мастеров, столкнувшихся с тем, что «контент» – это не про творчество, а про деньги. Платон представлял собой счастливое исключение: талант позволял ему хорошо снимать – зрители его отмечали и любили, а многочисленные знакомства и добрый нрав помогали находить деньги. Но при этом, как и все творческие личности, Платон периодически начинал сомневаться в своих способностях, что иногда заканчивалось затяжными депрессиями.

– Как тебе фильм?

– Хороший, я же говорил на премьере.

Илья хвалил последнюю работу друга то ли в седьмой, то ли в одиннадцатый раз, но он знал правила игры и был готов повторять комплименты столько, сколько потребуется.

– Не проходной?

– Нет, конечно.

– Не похоже на то, что я делал раньше?

– Ты один из тех счастливчиков, которым удаётся постоянно искать новое и находить такое новое, которое оказывается лучше старого.

– Так ты меня ещё не хвалил, – заметил Брызгун.

– Я беру пример с тебя и расту над собой.

– Ты всё время забываешь, что мы знакомы с детства и я прекрасно знаю, когда ты врёшь.

– Я научился врать так, что меня не ловит даже мама, – похвастался Илья.

– Может, она не хочет тебя ловить?

– Жена тоже не ловит.

– Может, и она не хочет тебя ловить?

– Галя? – удивился Бархин.

Несколько мгновений мужчины молчали, глядя друг другу в глаза, после чего Платон покачал головой:

– Если ты научился обманывать Галину, я без проб возьму тебя в любой из своих фильмов на главную роль – ты гениальный актёр.

– Спасибо.

Бокалы соприкоснулись, мужчины посмотрели друг другу в глаза, пожелали здоровья, сделали по глотку, после чего Илья взялся за бутылку, а Платон неожиданно спросил:

– Ну а теперь, после того, как мы друг друга похвалили, ты скажешь мне правду?

– Она тебе не нужна, – равнодушно ответил Бархин. Рука, в которой он держал бутылку, не дрогнула, янтарная жидкость продолжила спокойно литься в бокал Брызгуна.

Платон же помолчал, потом улыбнулся и покачал головой:

– Ты научился не только гениально врать. Ты видишь людей насквозь.

– Это врождённое. – Теперь Илья наливал себе. И тоже абсолютно спокойно.

– Раньше ты мне это не демонстрировал.

– Тебе не демонстрировал, – уточнил Бархин.

– Не хотел обижать?

– И это тоже.

– Не хотел показывать, насколько ты умный?

– Тоша, не нарывайся на комплименты, мы все знаем, что ты далеко не дурак. – Илья поставил бутылку и вернулся в кресло. Откинулся на спинку и уставился на огонь. Положив ноги на пуфик, на котором не так давно покоились длинные ноги Ады. Имело смысл подбросить полено, но лень было вновь подниматься. К тому же чем быстрее прогорят дрова, тем быстрее они пойдут спать.

– Ещё три года назад мне было очень важно, что обо мне говорят, – рассказал Платон, тоже глядя на огонь. Только вряд ли ему в голову могла прийти мысль о полене. – Теперь мне важно мнение очень ограниченного круга людей, в числе которых, безусловно, есть ты. У этих людей прекрасный вкус, и они не боятся говорить мне правду.

– Если что – фильм мне действительно понравился.

– Спасибо, но я сейчас не об этом. – Брызгун сделал настолько большой глоток коньяка, что Илья чуть было не потянулся за бутылкой – долить. – Я сейчас о том, что переживания остались в прошлом.

– Отрастил шкуру?

– Не торкает, – ответил Платон. – Азарт исчез. Соревноваться не с кем, поэтому и похвала, и ругань потеряли смысл.

– По твоим фильмам не скажешь, что ты стал равнодушным.

– Фильмы я берегу, выкладываюсь в них полностью. Фильмы – моя отдушина от этого грёбаного мира. Но для того, чтобы их снимать, и снимать так, как я хочу, я надеваю чёрные очки и веду себя так, как должен: улыбаюсь ублюдкам, хвалю бездарностей, проталкиваю на главные роли шлюх обоего пола, в общем, играю по правилам. Но знаешь, иногда очень хочется послать к чёрту и мир, и правила. Засадить им бейсбольной битой…

– Миру? – уточнил Илья.

– Мир большой, его нужно чем-то другим приложить.

– А правила нужны.

– Тебе они не мешают? – Платон резко повернулся и посмотрел на Бархина. Но тот не среагировал – как смотрел на догорающий в камине огонь, так и продолжил смотреть. Но ответил:

– Мы с тобой по-разному смотрим на мир, Тоша. Ты человек творческий, эмоциональный, импульсивный, тебя приводит в неистовство любой намёк на упряжь.

– А ты?

– А я – рабочая лошадка. Или, если хочешь, законопослушный – в отличие от тебя – водитель. Я знаю, какой бардак начнётся на дорогах, если не будет правил, и это знание наполняет меня уверенностью в том, что правила нужны везде.

– Откуда ты знаешь, что будет бардак?

А вот теперь Илья повернулся и посмотрел другу в глаза:

– Помнишь родителей Ады?

Несколько мгновений Платон молчал, затем дёрнул щекой:

– В них врезался пьяный урод.

– Пить за рулём запрещено.

– Я и не пью. И говорю совсем о других правилах.

– Я понимаю, о чём ты говоришь, но хочу напомнить, что любые правила – есть результат высказанного или невысказанного компромисса. Люди, даже те, кому это по каким-то причинам неудобно, договариваются соблюдать некие условия. И соблюдают их. – Бархин понюхал коньяк, но пить не стал. – Только в этом случае правила работают.

– А что делать тем, кому, как ты выразился, правила неудобны? – неожиданно спросил Брызгун.

– Не попадаться, – не менее неожиданно ответил Илья.

– Ты серьёзно? – вытаращился на друга Платон.

– Абсолютно.

– У тебя получается?

– Как видишь, я здесь, в прекрасном доме, со старым другом, за бутылкой дорогущего коньяка, а не вышиваю варежки в холодном цеху.

– И что же тебе приходилось делать? – осторожно спросил Брызгун. Он, конечно, понимал, что Илья не ангел и наверняка в своей работе обходит те или иные неудобные правила, но у них впервые случился столь откровенный разговор.

Впрочем, нет, откровенного разговора не получилось.

– Я не делал ничего такого, за что мне потом было стыдно, – ответил Бархин, глядя другу в глаза.

Платон понял, что другого ответа не будет, поэтому не стал уточнять детали – его интересовало другое:

– Почему тебе не было стыдно?

– Потому что победитель не имеет права испытывать стыд – только гордость, – спокойно сказал Илья. – Никого не интересует и не должно интересовать, как была достигнута победа. Важна только она. Ничего больше значения не имеет. А значит, любой способ победить является правильным.

Далеко не все московские храмы способны похвастаться большим приходом, даже такой красивый, как храм Великомученика Никиты на Старой Басманной – красный с белым, стоящий по дороге к Богоявленскому кафедральному собору в Елохове – знаменитой Елоховской церкви. Начало храму Великомученика Никиты положил Василий III, а перестроили его при Елизавете Петровне, создав на Старой Басманной прекрасный шедевр «русского барокко», не пострадавший даже во время грандиозного пожара 1812 года. Храм с непростой судьбой, переживший и закрытие, и разорение, едва избежавший сноса и возвращённый церкви в конце девяностых годов ХХ века. И вновь открытый для православных.

Для тех, кому важно верить.

Но летом даже воскресная служба не собирала в нём много народу: в городе царила жара, многие прихожане разъехались в отпуска или проводили выходные на дачах, поэтому у храма не было оживлённо. Нищие терпеливо ждали окончания службы, негромко обсуждая, что подают сейчас неохотно и немного, и изредка косились на держащегося в стороне Прохора. Косились недружелюбно. Известный юродивый не претендовал на милостыню, но всё равно вызывал у нищих неприязнь, поскольку ему подавали особо, выделяя Прохора среди остальных страждущих. В Москве всегда жалели юродивых, считая, что их устами говорит Бог, и если традиция прислушиваться к звучащим словам постепенно ушла, то жалеть не переставали.

Нищие же считали Прохора удачливым конкурентом. Юродивый это чувствовал и никогда не приближался к их «территории», не привлекал к себе внимания, но без него не оставался – люди подходили, делая небольшой крюк, и делились чем могли. Женщина в жёлтом платье подала бутерброд, явно сделанный своими руками, и сделанный специально, подала и ушла на службу, а юродивый уселся на землю и вцепился в него зубами. А когда закончил и облизал грязные пальцы, к нему подошёл большой чёрный кот. Пушистый, зеленоглазый и по виду – наглый. С другими наглый, а с юродивым – вежливый. Подошёл, уселся и уставился на человека. Ничего не требуя. Просто рассматривая его, как занятную диковинку.

Как будто впервые оказался среди людей.

– Они добрые, – произнёс Прохор, словно продолжая разговор. – Только они сами не знают, чего хотят, когда сюда приходят. Одни просят за себя, другие – за кого-то. Одни надеются, другие боятся поверить, чтобы не надеяться слишком и не разочаровываться потом. Ведь, разочаровавшись, они начнут злиться, но не хотят злиться на Него. Поэтому боятся верить. Боятся просить. Боятся своего гнева, который может прийти потом. Ты это понимаешь? – Ответа юродивый не ждал. – Но мне больше нравятся те, кто стыдится. Я их сразу вижу, а они знают, что я их вижу, и отворачиваются. Не смотрят в глаза. А почему мне в глаза не смотреть – я ведь уже знаю. И Он знает. Но они не смотрят – стыдятся. Каждый своего. Они стыдятся, но это хорошо. Они прячут глаза, но я их понимаю, и Он их понимает, и Он их глаза видит. Даже когда они прячут – Он в них смотрит. А они не понимают… Заходят – и стыдятся, потом выходят и дают мне очень много. А зачем?

Кот поднял правую переднюю лапу, изобразив почти человеческий жест – чуть отвёл её в сторону, словно говоря, что люди, о которых говорит юродивый, обязаны давать. Себе обязаны. Себя спасают.

– Мне ведь много не надо. А они дают как будто для того, чтобы я молчал. Но мне зачем? Я и так молчу. Это их дело. Их и Его. – На седой бороде Прохора остались хлебные крошки, и он стряхнул их на землю. – Один сюда приходит часто… очень сильный, очень лютый. Он приходит к Нему только. – Прохор ткнул пальцем в небо. – Ни с кем не говорит, ничего не рассказывает… Только с Ним говорит. Других не видит и слышать не хочет… не хочет слышать, зачем приходит… если кто узнает, зачем лютый приходит, и скажет – убьёт. А меня – нет. Я его тогда встретил – он глаза не отвёл, сильный он, стыд свой спрятал и смотрит… люто смотрит… я поэтому сказал: «Стыдно тебе». И он меня убить захотел. Остановился, смотрит, но ушёл… стерпел… понял, что я – часть его дороги… Потом вернулся и денег дал. Я говорю: «Храму дай, я потеряю», а он мне суёт… – Прохор засмеялся. – Я потерял, а он больше не давал, но всегда подходит. Не боится мне в глаза смотреть. От меня не боится слышать, что стыдно ему. А другим не хочет. От Него слышит, что стыдно ему, и от меня. Больше никому не позволяет. Он плохой человек. Сильный, но плохой. Но в нём есть свет. В каждом есть свет и тьма, которая зло, и тьма свет не погасит. Свет всё равно пробьётся… он ведь свет. Он обязательно пробьётся, и человеку станет стыдно. Перед Богом. А раз перед Богом, то перед самим собой. И тогда человек станет человеком. Свет сожжёт тьму, но зло всё равно будет наказано. – Юродивый резко повернулся и пронзительно посмотрел коту в глаза.

Бай отшатнулся, но затем понял, что Прохор не угрожает, и вернулся к прежней позе. Однако смотреть стал напряжённо.

– Зло обязательно будет наказано. И каждому будет дано по делам его. А у Него мера, и Он один знает, какова цена, и возьмёт ту, которую знает. И нам цена может очень страшной быть. Но нам цену знать нельзя… мы только зло своё знаем. Зло, которое принесли.

У Бая стали подрагивать усы.

– Мы все своё зло знаем. Каждую каплю его знаем, как кровь, которой нет в тех блудницах. В мёртвых блудницах. И сегодня её найдут. Ещё одну. Мёртвую.

«Стали известны страшные подробности о самом громком убийстве года! О чём ещё молчит московская полиция?»

Этим вопросом задались респектабельные РИА «Новости» на главной странице своего сайта. Вопрос иллюстрировала эффектная фотография вылетающих из распахнутого багажника BMW летучих мышей, взятая из ролика Кровососа. Сам ролик тоже присутствовал, но был скрыт обязательным предупреждением о наличии шокирующих материалов.

«Дикий зверь вышел на охоту! Кто его остановит?» – об этом вопрошал «КоммерсантЪ»

«Москва ошарашена жутким убийством».

Солидный РБК солидно обошёлся без вопросительных знаков и весьма сдержанно описал жуткие детали преступления, о которых журналистам рассказали на Петровке.

– Мы дали им шикарный материал, – зло сказал Анзоров. – И вот благодарность!

«Когда Кровосос нанесёт ответный удар?» – поинтересовалась gazeta.ru в заголовке, открывающим весьма неприятную для полиции статью.

«Похищенные. Какой будет их судьба?»

«Сумеет ли полиция остановить конвейер смерти?»

«Убийца пьёт кровь!»

– Им плевать, что прошло всего трое суток, – нас обвиняют в том, что мы до сих пор не задержали преступника.

Произнося эти слова, следователь в упор смотрел на Феликса, который – об этом Анзоров знал точно – не только предложил, но и активно настаивал на привлечении медиа. Предложил. Настоял. Журналисты жадно «съели» сенсационную информацию, но представили её совсем не так, как виделось следователю. Причём представили в воскресенье. А поскольку появления других серьёзных новостей не ожидалось, жёсткие статьи с острыми вопросами провисят в топах новостей до понедельника. Начальству это не понравилось, и Анзорову как следует настучали по голове, что и стало причиной экстренного совещания. Претензий Феликсу никто не предъявлял, но взгляды Анзорова однозначно указывали на то, кого он считает виноватым.

– Короче, общественность мы взбудоражили, теперь нужно выкручиваться. Кровосос должен быть задержан, причём как можно быстрее. Какие будут предложения?

Шиповник мрачно посмотрел на следователя.

– Есть предложение согласиться с предложением, – ответил Вербин.

– С каким? – не понял Анзоров.

– Задержать убийцу, и как можно раньше.

– «Раньше» – это когда?

– Когда задержим, – хладнокровно ответил Феликс. – Раньше не получится.

– Может, отстраним его от расследования? – спросил Анзоров у Шиповника.

– А кто будет убийцу искать? – осведомился в ответ подполковник. – Вы?

Колыванов отвернулся, скрывая усмешку, а Вербин продолжил спокойно смотреть на Анзорова. Который, в свою очередь, попытался объяснить своё предложение:

– Ваш сотрудник изгадил…

– …вам выходной, – перебил следователя Шиповник. – Не более.

– У меня был очень тяжёлый разговор с руководством.

– В первый раз?

– Что вообще происходит? – возмутился Анзоров.

– Происходит расследование, в ходе которого было принято общее решение о привлечении масс-медиа. – Шиповник чуть повысил голос. – Мы знали, что возможны разные последствия, и согласились с тем, что игра стоит свеч. Нам нужны люди, которые, предположительно, помогали или консультировали Кровососа.

– Других идей нет?

– Другие идеи в работе.

– И каковы результаты?

– Пока хвастать нечем.

– Вы понимаете, как сильно расстраиваете руководителя?

– Вашего? – уточнил Шиповник.

– И вашего тоже, – ответил Анзоров, по всей видимости, намекая на себя.

Однако намёк был демонстративно проигнорирован.

– Мой руководитель понимает, что столь хорошо подготовленное преступление за два дня не раскрыть, – твёрдо произнёс подполковник. – Ваш, я уверен, тоже.

– Мой руководитель считает, что нужно стараться.

– Передайте, что мы работаем не покладая рук.

– И ещё он считает, что если стараться, то должны появляться результаты.

– Появятся, куда они денутся?

Анзоров помолчал, понял, что подполковник не поддастся и нападки на Вербина будет пресекать жёстко, после чего буркнул:

– Что есть по жертве?

Давая понять, что готов перейти к деловой части совещания.

Шиповник кивнул Вербину, и Феликс доложил:

– Нового – ничего. Присланный экспертами отчёт содержит всю ту информацию, которую я получил от Патрикеева: жертву держали под препаратами и целенаправленно готовили к тем… гм… процедурам, которые Кровосос в дальнейшем провёл.

– На каком основании вы сделали вывод, что убийца удерживает нескольких пленниц?

– Согласно рабочей версии, Кровосос планирует убить не менее четырёх человек.

– И что?

– Я считаю, что жертвы неким образом связаны между собой, убийство одной могло насторожить остальных, поэтому Кровосос и решил держать их под препаратами. Он похитил их, скорее всего – одновременно, а сейчас живёт обычной жизнью и лишь периодически наведывается в логово, чтобы проверить пленниц.

– Знать бы, где его логово, – протянул Колыванов.

– Где угодно, – развёл руками Анзоров.

– Это не квартира, – вдруг сказал Вербин.

– Что?

– В прошлый раз мы решили, что Кровосос может устроить логово где угодно, однако это не так. Девушек в квартиру можно привести, это не вызовет подозрений, но как незаметно вынести тело и положить в машину? В многоквартирном доме даже ночью есть вероятность с кем-нибудь столкнуться. Представляете: вы входите в лифт, а там стоит сосед и держит прислонённое к стенке тело, завёрнутое в полиэтилен и скрученное буквой «зю»? К тому же многие подъезды и дворы подключены к системе «Безопасный город» или обладают собственным видеонаблюдением. Судя по деньгам, которые Кровосос уже потратил на подготовку преступления, если у него и есть квартира, то она в хорошем доме, с консьержем и системами безопасности.

– Он живёт в Подмосковье, – понял Шиповник.

– В собственном доме, – подтвердил Вербин. – Скорее всего, с подземным гаражом.

– Если забор высокий, можно обойтись без гаража, – заметил Колыванов.

– Можно.

– Если забор высокий, а дом соседа – низкий, – поддержал разговор Анзоров. – Но такое бывает не часто, поэтому или гараж, или навес во дворе, чтобы можно было спокойно загрузить тело в машину. – Он не стал хвалить Вербина, но по тону было понятно, что следователь потеплел. – Я голосую за гараж: или подземный, или примыкающий к сараю, в котором можно разместить пленниц.

– Второй вариант менее предпочтительный.

– Почему?

– Сарай хуже подвала.

– Это уже детали. А вот насчёт загородного дома – попадание точное, принимаем версию, что Кровосос живёт в Подмосковье или имеет загородный дом, – подытожил Анзоров. – Что у нас ещё есть? Кто-нибудь занимался мышами?

– Я занимался, – ответил Феликс.

– И как успехи? Докопался?

– Я докопался не столько до мышей, сколько до воронежских коллег, которые, к счастью, не подвели и отработали мышиного курьера очень быстро. Однако порадовать нечем. – Вербин выдержал короткую паузу. – Как и предполагалось, Кровосос организовал передачу ящиков с мышами модным бесконтактным способом: распорядился выгрузить их около припаркованного в одном из дворов автомобиля, а деньги положил на заднее колесо – в конверте. Адрес доставки, марку и номер автомобиля, около которого следует оставить ящики, курьеру продиктовали по телефону. Курьер всё записал, но бумажку, разумеется, выбросил. Номер машины не помнит, сказал, то ли московский, то ли подмосковный. Сама машина – среднего размера кроссовер, тёмного цвета, или корейский, или японский, но на сто процентов не уверен. Других подробностей нет.

– То есть кроссовер может оказаться и корейским, и японским?

– Увы.

– Сколько таких машин каждый день ездит из Москвы в Воронеж и обратно? – задался вопросом Анзоров.

– Предлагаете просмотреть видеокамеры на трассе М4 «Дон»? – уточнил Колыванов.

– Да.

– Можно, – ответил после короткой паузы Шиповник. – Но Кровосос, как мы знаем, предельно осторожен, а камер на «Дону» не очень много.

– И тем не менее мы должны проработать эту версию.

Анзоров, очевидно, считал поиск машины, которая неделю назад совершила поездку в Воронеж и обратно, хорошим наказанием для Вербина, и подполковник не стал препираться:

– Проработаем обязательно.

– Прекрасно. А пока зафиксируем, что у Кровососа есть в собственности или есть доступ к тёмному кроссоверу и восьмого июля этот автомобиль побывал в Воронеже. И раз уж мы заговорили о транспорте, хотелось бы знать, что там с машинами с Верхних Полей?

На этот раз отвечать пришлось Колыванову, который, в свою очередь, выбрал сухой официальный тон.

– На сегодняшний день зафиксировано двадцать семь автомобилей, которые въехали и выехали из нужного района в интересующие нас промежутки времени и которые мы не смогли проверить по другим камерам.

– Среди этих машин есть чёрные кроссоверы? – тут же спросил Анзоров.

Последовала пауза, во время которой Колыванов сверялся с планшетом.

– Пять тёмных кроссоверов разных марок и три чёрных внедорожника большего размера. Эти машины проверим в первую очередь.

– Хорошо.

– Отдельно мы фиксировали грузовики и фуры, но проверять их пока не спешим.

– Почему?

– Во-первых, потому что большегруз за забором не спрячешь, – ответил Колыванов. – А во-вторых, вряд ли мы ищем водителя грузовика, тем более – фуры. И ещё я не думаю, что Кровосос катается в фургоне вроде «Газели». Их мы, конечно, фиксировали и будем проверять, но вероятность, что среди них окажется машина убийцы, я считаю низкой.

– Почему? – повторил вопрос Анзоров.

– Потому что для управления такими машинами требуется особая водительская категория, а я сомневаюсь, что Кровосос так давно готовил преступление, что успел её получить. Права у него обычные, так что в большую машину он не сядет.

– Логично.

Несколько секунд в кабинете царила тишина, после чего Шиповник поинтересовался:

– А у вас есть какие-нибудь новости?

– Я получил предварительный психологический портрет подозреваемого, – медленно ответил следователь, всем своим видом показывая, что дело сделано большое и теперь-то уж Кровососу деваться некуда. – Уточняю – предварительный.

– Понятно, что окончательный мы получим, когда его арестуем, – хмыкнул Вербин.

– Вы что-то сказали?

– Предварительно порадовался.

Анзоров покосился на Шиповника, Шиповник посмотрел на Колыванова, Колыванов пожал плечами. Оставшийся вне переглядываний Феликс посмотрел в окно. Он не видел ничего плохого в существовании психологических портретов и даже в том, чтобы знакомиться с ними, и с интересом ждал выступления следователя, чтобы сравнить свои выводы с мнением профессионалов.

Однако уточнение «предварительный» его смущало.

– Скорее всего мы ищем мужчину до сорока пяти лет. Образованного и со склонностью к творчеству. Возможно, но не обязательно, он является представителем творческой профессии.

«Скорее всего», «возможно»… Вербин постарался, чтобы на лице не отразилось разочарование.

– Преступник располагает свободным временем и достаточно большими ресурсами, значит, либо он успешный предприниматель, владелец бизнеса, что позволяет ему много времени уделять себе, либо у него есть постоянный источник дохода в виде ренты. Вряд ли он занимает высокооплачиваемую должность, требующую постоянного нахождения на рабочем месте. С большой вероятностью у преступника есть семья, однако он несчастлив в браке и, вероятнее всего, бездетен.

– Почему Кровосос несчастлив в браке? – подал голос Вербин. – Он латентный гомосексуалист?

– На основании чего вы сделали вывод? – поднял брови Анзоров.

– Жертва не изнасилована.

– Если убийца не ищет сексуального удовлетворения, это не значит, что он гомосексуалист. Неужели вы этого не знали?

Отвечать Вербин не стал.

– Теперь самое интересное: психологи не уверены, что мы имеем дело с серийным убийцей. После тщательного анализа заявления мнения специалистов разделились, одни считают, что Кровосос – классический серийник, другие обращают внимание на явную нацеленность Кровососа на последнюю жертву, которую он назвал Дракулой, и высказывают предположение, что мы имеем дело с убийцей, маскирующимся под серийного убийцу.

– Зачем? – не выдержал Шиповник.

– Склонность к творчеству, – пожал плечами Анзоров. – Ну и с головой у него явно не всё в порядке.

– Мы рассматривали такую версию, – заметил Колыванов, бросив быстрый взгляд на Вербина.

– И отвергли?

– У нас мало информации, чтобы отвергать версии.

– Ладно, тогда знайте, что часть специалистов с вами согласна.

– Это весьма обнадёживает, – пробурчал Феликс.

– Что именно?

– Вы обратились к неплохим специалистам. – И прежде, чем Анзоров вступился за своих экспертов, Вербин продолжил: – Но если «часть специалистов» окажется правой, мы окажемся в дрянной ситуации.

– Что вы имеете в виду? – не понял следователь.

– Если истинная цель Кровососа – последняя жертва, так называемый Дракула, а предыдущие лишь создают нужный фон, мы будем слепыми щенками до тех пор, пока убийца не выполнит программу. И лишь тогда сможем начать полноценное расследование.

Другими словами, не смогут предотвратить запланированные Кровососом убийства и будут получать «плюхи» от журналистов и руководства.

Анзоров помрачнел.

– Зато, когда мы узнаем, кого Кровосос в действительности хотел убить, мы подойдём к нему очень и очень близко, – взял слово Шиповник. – Возможно, сразу определим его имя, и останется лишь связать его с убийствами. Поэтому он так осторожничает.

– Преступление уже потребовало от него больших усилий: поездка в Воронеж, поездки в логово с целью убийства и подготовки очередного тела, доставка тел в Москву вкупе с дальнейшим отступлением… И всё это время убийца не только должен находиться вне своих обычных мест и под вполне благовидным предлогом – для родственников, друзей и знакомых, но и как-то объяснять своё отсутствие в Сети – вряд ли он таскает с собой мобильный телефон. Причём объяснить, почему ты не подошёл к телефону, в наше время намного сложнее, чем придумать полноценное алиби.

– Отсутствие алиби не является доказательством причастности к совершению преступления, – хмуро заметил Анзоров.

– Но даст нам повод подозревать конкретного человека и целенаправленно искать доказательства его вины.

– Делать то, что адвокат назовёт «подгонкой фактов». К тому же мы предполагаем, что Кровосос – человек со средствами, а значит, наймёт очень хорошего адвоката.

– Давайте сначала возьмём убийцу, а потом будем решать, как оставить с носом его адвоката, – предложил Шиповник.

– Не с носом, а со сроком, – вставил Колыванов.

– Или так.

– Давайте возьмём, – согласился Анзоров, закрывая планшет. – Ещё вопросы остались?

– Вроде нет, – протянул Шиповник.

– Один. – Вербин поднял указательный палец.

– Говори.

– Будем делать ставки, в каком округе обнаружат тело?

И в кабинете воцарилась тишина.

Каждый из присутствующих понимал, что следующий труп обязательно появится, каждый об этом задумывался, но, услышав вопрос, все поняли, что не прикидывали, когда это случится. Сколько времени осталось до следующего удара?

– Это снова будет под вечер, – пробормотал Колыванов.

– Скорее всего, – согласился Вербин.

– Сегодня?

– С чего ты взял? – спросил Шиповник.

– Всё равно выходной испорчен, – грустно усмехнулся Гена. – Так что более чем возможно.

– Сегодня воскресенье, в город идёт большой поток, но основные пробки будут ближе к вечеру, – протянул Анзоров. – Пробки будут на въезд, а выезд окажется свободен. Кровосос въедет в Москву днём, внутри не самого большого потока, а выедет вечером, по свободной дороге. – Следователь помолчал. – Все думают, что сегодня?

– Во-первых, прошло достаточно времени, чтобы вызванные первым убийством страсти улеглись, но само оно не забылось, – ответил Вербин. – Во-вторых, потому что происшествие воскресного вечера автоматически попадёт в топ утренних новостей понедельника, а Кровосос хочет, чтобы о нём говорили.

– И зачем ему эта шумиха? – вздохнул следователь.

– Окончательный вывод мы сделаем, когда возьмём преступника или узнаем, кого он называет Дракулой.

– Хочешь сказать, что Кровосос хочет привлечь внимание не столько к себе, сколько к смерти Дракулы, – сказал Шиповник.

– Я не сомневаюсь, что если бы Кровосос просо захотел грохнуть какого-то своего врага и уйти безнаказанным – он бы его грохнул и ушёл безнаказанным, – ответил Вербин. – Он умён.

– Но ему нужна шумиха… – эхом закончил Колыванов.

А им остаётся сидеть и ждать.

Просто сидеть.

– Существует возможность вычислить фейковые аккаунты? – тихо спросил Анзоров. В никуда спросил, не дожидаясь ответа.

Однако Феликс покачал головой:

– Была бы такая возможность – не существовало бы фейковых аккаунтов.

– А можно фиксировать автомобили, которые стояли в течение пятнадцати минут?

– Это как?

– Ну, как. У них есть база автомобилей с привязкой к геолокации. Всё, что нужно, – это добавить в алгоритм отслеживания две позиции: первая – автомобиль не двигался в течение от пятнадцати до двадцати пяти минут, вторая – в это время автомобиль находился не на улице. Я исхожу из того, что когда законопослушному гражданину нужно остановиться, он поставит машину в режим ожидания и не будет тратить деньги, оплачивая работающий двигатель.

– Я спрошу, возможно ли создать такую выборку, – быстро произнёс Колыванов.

– Но вряд ли они успеют её создать, – вздохнул Анзоров. – Слишком поздно мы до этого додумались.

– Осторожнее! – крикнул Дима.

– Что случилось? – Регина догадалась, что возглас обращён к ней, и развернулась к парню.

– Я пиво пролил! – Дима остановился, взял банку в левую руку, а правой потряс, стряхивая на землю капли. – Ты меня толкнула.

Он не имел в виду ничего плохого, просто зафиксировал факт лёгкого толчка под локоть, однако Регина возмутилась:

– Я не специально.

– Я понимаю…

– Тогда в чём ты меня обвиняешь?

– Я не обвиняю.

– А что, по-твоему, происходит?

– Я попросил тебя быть осторожнее.

– После того как всё случилось? Хорошо, я буду осторожнее. Ты этого добивался?

Честно говоря, Дима не знал, чего он добивался и для чего вообще заострил внимание подруги на лёгком толчке под локоть. Ну, подумаешь, разлил немного пива – не на себя ведь, что переживать?

– И почему ты вообще пьёшь пиво? Разве не ты за рулём?

– Это безалкогольное.

– Купил бы себе сок.

– От безалкогольного ничего не будет, – авторитетно сообщил Даня, в руках которого тоже была зажата банка пива. Но «настоящего», с градусами.

– Полицейские могут на запах среагировать.

– А мы скажем, что это от меня пахнет.

– От тебя не просто пахнет… – Регина поморщилась и посмотрела на Дашу – подругу Дани. – Как ты его терпишь?

В ответ девушка пожала плечами:

– Даня просто выпил пива.

– Сколько ящиков?

– Два или три, – ответил молодой человек. – А что?

– Просто спросила.

В паре Даня-Даша отношения были выстроены по другой схеме, нежели у Регины с Димой, – там верховодил парень. Спорить с любителем пива Регина не пожелала, поэтому вновь обратилась к другу:

– Ты нашёл машину?

– Да.

– Далеко?

– Рядом.

– Что за машина?

– «Mercedes».

Дима очень обрадовался тому, что поблизости оказалась немецкая машина – Регина недолюбливала бюджетные седаны, которые составляли основной парк каршеринговых фирм, и могла возмутиться, предложи он отправиться в поездку на одном из них.

– Ой, какой симпатичный! – оценила Регина, подходя к автомобилю. – У меня будет такой же!

Добавлять «когда-нибудь» девушка не стала, поскольку была уверена, что будет, обязательно будет.

– Открывай скорее! Сиденья у него кожаные? А панель электронная?

Дима нажал на кнопку, «Mercedes» щёлкнул замками, и пока её спутники в три пары глаз осматривали автомобиль, Регина забралась внутрь и устроилась на переднем сиденье.

– Очень миленький! Вам не кажется, что здесь чем-то пахнет?

– Пивом? – осведомился Даня, плюхаясь на задний диванчик.

– Теперь – да, – не осталась в долгу девушка. – Даша, тебе не кажется?

– Нет.

– И мне – нет, – сказал Дима, включая двигатель. Стаж вождения у него был не очень большим, однако за рулём молодой человек чувствовал себя уверенно: свернул на Балаклавский проспект, спокойно вклинился в поток и перестроился в левый ряд – впереди их ожидал левый поворот на Варшавское шоссе.

– Точно говорю, что здесь чем-то пахнет, – продолжила Регина, недовольная тем, что Дима её не поддержал.

– Окно открой, – посоветовал Даня.

– Ты открой и в него дыши.

Даша промолчала.

– Все знают, что у меня очень хорошее обаяние, – заявила Регина, повернувшись и по очереди разглядывая парней.

– Обоняние, – обронил Дима.

– Не важно. Я различаю запахи и… Ой!

– Что-то забыла? – вздохнул Дима. Насчёт обоняния у спутников Регины уверенности не было, а вот об её умении оставлять дома нужные в поездке вещи все знали не понаслышке. – Что ты забыла?

– Мы не проверили багажник! – объявила девушка.

Несколько мгновений ребята молчали, но едва Даня собрался что-то произнести, как Регина безапелляционно потребовала:

– Останавливаемся!

– Когда выедем на шоссе, – вздохнул Дима. Они стояли на светофоре, вот-вот должен был загореться зелёный, и проверять багажник никакой возможности не было. А за поворотом следовал путепровод с видеокамерой, и за остановку прилетал нехилый штраф. – Сейчас не могу.

– Ты серьёзно? – тихо спросила Даша.

– Здесь запрещено останавливаться.

– Я о другом.

– Конечно, я серьёзно! – ответила Регина. – Вы что, о Кровососе забыли?

– Прекрасно помним, – отозвался Даня, сделав глоток пива. – А что?

– А то, – передразнила его Регина. – Я не хочу кататься по городу с трупом в багажнике. Нужно проверить.

– Давай приедем в клуб и проверим. – Дане очень не хотелось останавливаться. – Приедем, откроем багажник и если найдём труп – позвоним в полицию.

– В чём разница? – не поняла Регина.

– Разница в том, что мы пойдём веселиться, а Дима останется разбираться с полицией, – рассмеялся Даня.

– Дубина, – беззлобно обругал друга Дима.

– Ты ведь машину взял – с тебя и спрос. Будешь давать показания и рассказывать, как всё произошло. А мы – отрываться. Имей совесть, Димон, подумай о друзьях.

– А это идея, – протянула Регина. – Я о таком раскладе не подумала.

– Не благодари.

– Вы серьёзно? – повторила Даша, но с другой интонацией.

– А почему нет? – невозмутимо поинтересовался Даня.

– Тебя совсем не напрягает, что мы, возможно, едем в машине с трупом?

– Он ведь не на сиденье лежит.

– Труп!

– Тебя это напрягает?

– Ты удивишься, но да.

– Почему?

– Блин, Даня, ты совсем больной? – Голос девушки сорвался.

– Он прикалывается, – примирительно произнёс Дима, не понимая, зачем приятель доводит подругу.

– Над такими вещами не прикалываются, – неожиданно резко бросила Даша. – Да, мне страшно. И я не понимаю, как можно быть настолько бездушным!

Дима посмотрел на Регину, та пожала плечами, и молодой человек стал забирать вправо.

– Что ты делаешь? – поинтересовался Даня.

– Останавливаюсь.

– Это я вижу. Зачем?

– Затем, что это нужно прекратить. Мы едем веселиться, но поездка превращается чёрт знает во что. – Дима прижал «Mercedes» к обочине и включил «аварийку». – Идём смотреть?

– Сам иди, – буркнул Даня и сделал ещё один большой глоток пива. В банке осталось совсем чуть-чуть.

– Боишься летучих мышей?

– Поссориться хочешь?

– Я пошутил.

Ребята помолчали.

– Плевать на мышей, – негромко произнесла Даша. – Там ведь правда может оказаться труп.

Парни посмотрели друг на друга, и Даня вздохнул:

– Идём вместе.

– Я с вами, – твёрдо произнесла Регина.

– Зачем?

– Ни за что не пропущу. – У неё было множество недостатков, но решительности девушке было не занимать.

– Тогда идём все вместе, – едва слышно сказала Даша.

Они вышли из машины, захлопнули дверцы, постояли, переглядываясь, а затем Дима посмотрел назад и улыбнулся:

– Кажется, мы правильно сделали, что остановились. – К ним медленно подъезжал белый автомобиль ДПС с включённой «люстрой».

– Я чувствовала, – очень серьёзно сказала Регина. – Честно: я чувствовала. Может, это был не запах, но я почувствовала, что что-то не так.

Ребята промолчали. И молчали до тех пор, пока подошедший полицейский не поинтересовался:

– В машине кто-нибудь остался? – Он понял, что они поняли.

– Нет, нас было четверо.

– Почему вы остановились? – с подозрением спросил второй патрульный.

– Моя девушка вспомнила, что, взяв машину, мы не проверили багажник, – ответил Дима.

– Вам позвонили? – не сдержалась Регина.

– Вы попросили водителя остановиться?

– Да.

– Почему?

– Занервничала. – Девушка не видела смысла скрывать очевидное.

Вторая патрульная машина встала сзади, окончательно заблокировав «Mercedes».

– Вам позвонили? – повторила Регина.

Полицейские переглянулись и решили не морочить ребятам головы:

– Да.

Даша шумно выдохнула и вцепилась в руку Дани. Даня приобнял девушку и неуклюже спрятал за спиной недопитую банку пива.

– В салоне остались ваши вещи?

– Нет.

– Пройдите, пожалуйста, к тротуару и никуда не уходите.

Ребята послушно ушли с мостовой, и Даня вздохнул:

– То есть клуб накрылся?

– Да, – сочувственно улыбнулся полицейский. – Клуб накрылся.

– Жаль, – протянула Регина, вставая рядом с Димой. Вставая так, чтобы полицейский не видел направленный на багажник машины телефон.

– Зато вы никогда не забудете это приключение.

– Вот уж точно.

Тем временем один из патрульных подошёл к багажнику, несколько мгновений постоял возле него, затем открыл и сделал быстрый шаг назад. Очень быстрый шаг, почти прыжок, потому что, как только крышка поднялась, из багажника «Mercedes» вылетела стая летучих мышей.

– Классно, – прошептала Регина. – Этого мы точно никогда не забудем.

– Они взяли машину недалеко от метро «Чертановская», после чего выехали на Балаклавский проспект, собираясь свернуть на Варшавское шоссе и поехать в центр, – рассказал Колыванов, открыв на планшете карту. – Я уже был на месте старта, плюс, там до сих пор работают ребята из окружного управления, но, по всем признакам, нас ожидает повторение прошлой истории: никаких видеокамер поблизости. Кровосос знал, где парковаться.

– Демонстрирует хорошую подготовку.

– К сожалению. – Колыванов убрал планшет в сумку. – В полицию Кровосос позвонил меньше чем через минуту после того, как ребята завели двигатель. Возможно, ехал следом, но патрульные ДПС никого не заметили.

– Или не смотрели, – буркнул Вербин. – Или были слишком поглощены задержанием.

– Или так, – пожал плечами Колыванов. – Хотя догонять им никого не пришлось – ребята сами остановились.

– Передумали ехать?

– Решили проверить багажник.

– Какие молодцы, – одобрил Феликс. И добавил: – Есть ощущение, что в ближайшее время проверка багажников каршеринга прочно войдёт в моду.

– Скорее всего, – вздохнул Колыванов. – Но не хотелось бы.

– Понятно, что не хотелось бы, но пока к этому всё идёт. – И Вербин машинально посмотрел на «Mercedes», вокруг которого уже суетились эксперты – сегодня Феликсу не удалось опередить их с появлением. Эксперты закрыли машину тентом – чтобы не показывать зевакам лишнее – и тщательно изучали каждый её миллиметр, как снаружи, так и внутри. Руководство было крайне недовольно тем, что в прошлый раз Кровосос ухитрился не оставить следов, особенно их расстроило отсутствие на месте преступления биологических следов, позволяющих получить ДНК, пригрозило как следует поразмыслить о профессиональной пригодности экспертов, и спецы были преисполнены решимости реабилитироваться за провал. Но судя по недовольным лицам, второй тайм тоже остался за Кровососом.

Феликс, разумеется, заглянул в багажник, убедился, что его содержимое в точности соответствует ожиданиям, и теперь, выслушав рассказ напарника, грустно подытожил:

– То есть у нас всё то же самое.

– Абсолютно то же самое, – подтвердил Колыванов. – Только марка машины другая.

– И каршеринговую фирму он поменял.

– Ну, это означает, что у Кровососа широкий кругозор.

– Смешно, – угрюмо буркнул Вербин.

– А что не так? – не понял Колыванов.

– Не «широкий кругозор», а много фальшивых аккаунтов.

– Это и так понятно.

По тону Феликс понял, что напарнику не понравилась его резкость, и он извиняющимся тоном произнёс:

– Извини, настроение дерьмовое.

После утреннего совещания Вербин на Петровке не задержался: сделал несколько мелких дел и уехал в «Небеса». Не пил – уселся в кабинете Криденс с ноутбуком и продолжил работать, изредка потягивая лимонад и посматривая на часы. Не хотел, чтобы пришло сообщение об обнаружении второго тела, но не сомневался, что получит его. И не ошибся. Именно эта, кожей ощущаемая неотвратимость надвигающейся беды, и повергла Феликса в мрачное настроение – ещё до звонка Колыванова.

– Были планы на вечер? – шутливый вопрос показал, что Гена не сердится, и Вербин слегка расслабился.

– Собирался раскрыть преступление, но что-то пока не складывается.

– В другой раз раскроешь.

– Твоими бы устами да мёд пить.

– Или виски.

– Или его.

– Напьёмся, когда возьмём гада?

Вербин хотел отшутиться, но неожиданно понял, что Гена абсолютно серьёзен. Посмотрел ему в глаза – и понял. И кивнул:

– В хлам.

– Да, – подтвердил Колыванов. – Так, чтобы себя не помнить.

– Договорились.

Они помолчали, после чего Вербин едва заметно кивнул на собравшихся за полицейским ограждением зевак:

– Как думаешь, они догадались, по какому делу мы тут работу работаем?

– Скорее всего, – сразу ответил Гена. – И наверняка уже пишут в соцсети, что найден очередной труп в каршеринге.

– Без официального подтверждения новость вряд ли широко разойдётся.

– И без очередного видео от Кровососа.

– И без него тоже, – согласился Вербин. – Но оно появится не раньше часа ночи. Наши тоже торопиться не будут.

– Вот этого я не понимаю, – вдруг сказал Колыванов. – Почему не сообщить сразу? Всё равно ведь придётся рассказывать, так зачем тормозить?

– У меня не спрашивай – я из другого отдела, – рассмеялся Феликс и кивнул на пассажиров «Mercedes»: – Ты ребят оформил?

– Ага.

– Пойдём, пообщаемся.

– Да они не знают ничего.

– Да я знаю, что они не знают. – Вербин подошёл к компании и поздоровался: – Добрый вечер.

– Не очень добрый, – вздохнул парень, от которого крепко пахло пивом. – Мы собирались в клуб, а вместо этого торчим тут.

– Извините, но по правилам нашего парка развлечений мы не могли отпустить вас сразу после аттракциона.

– Аттракционом вы называете мёртвое тело? – недовольно спросила худенькая брюнетка.

– Стаю мышей.

– Да, это было красиво, – подала голос вторая девушка – яркая блондинка. – А на видео – вообще отпадно.

– На каком видео? – не понял Вербин.

– На моём видео, – беззаботно объяснила девушка.

– Как вас зовут?

– Регина.

– Вы позволите посмотреть видео?

– Конечно. – Блондинка достала из сумочки большой смартфон и принялась в нём что-то искать. – Никаких проблем, господин полицейский.

– Почему вы раньше не говорили, что сняли видео? – спросил Колыванов.

– Потому что вы не спрашивали.

– Логично, – не стал спорить Гена и тут же задал следующий вопрос: – А вдруг бы мне понадобились видеоматериалы?

И получил ещё один логичный ответ:

– Ваши полицейские снимали, причём с разных ракурсов. – Регина наконец-то отыскала видео, оторвала взгляд от экрана смартфона и посмотрела на оперов. – Кроме того, скажи я вам о том, что сняла на видео мышей, вы бы наверняка запретили мне его выкладывать.

– Куда выкладывать? – опешил Колыванов.

А Вербин посмотрел на смартфон – девушка как раз повернула его экраном к полицейским – и чертыхнулся.

Распахивающийся багажник, вылетающие мыши, яркий заголовок: «Я стояла совсем рядом!» Восемь тысяч просмотров. Полторы тысячи «лайков». И цифры стремительно растут.

– Я на всех аккаунтах выложила, – сообщила довольная собой Регина. – Сначала люди не поверили, но теперь завелись. – Девушка улыбнулась. – Я реально взорвала Сеть. – И хлопнула ресницами, идеально изображая «наивную девочку». – Согласитесь: эффектное видео?

– Кто вам разрешил? – выдохнул опомнившийся Колыванов.

– А кто мне запрещал? – поинтересовалась Регина, молниеносно перестав быть «наивной девочкой».

– Вы должны были спросить!

– Я никому ничего не должна! Увидела – сняла. Всё равно Кровосос через пару часов своё видео выложит, так что никакой тайны следствия тут нет и быть не может. Зато у меня уже три тысячи новых подписчиков.

– Для вас это важно?

– Я сделала что-то плохое?

И что на это ответишь?

– Я разве обязана перед вами отчитываться?

Тишина.

– Представьте, что я просто проходила мимо, увидела, что полицейские открывают багажник каршеринга, сняла мышей на видео, выложила и ушла. Представьте – и успокойтесь. Я не обязана выслушивать ваши претензии.

– Никаких претензий, – негромко произнёс Феликс. Поймал удивлённый взгляд напарника и попросил: – Доложи Шиповнику, что в Сети появилось подтверждающее видео. А то вдруг он не знает.

– Но…

– А я продолжу тут.

Колыванов понял, что проявленная им резкость может испортить продолжение разговора, кивнул и направился к подполковнику. А Феликс закурил сигарету и мягко произнёс:

– Извините, мы немного на нервах.

– То есть вы тут «добрый полицейский»? – спросил обладатель пивного аромата.

Парню понравилось, как Регина поставила себя перед оперативниками, и он, похоже, захотел совершить аналогичный подвиг. К счастью, «тихая» девушка почувствовала, что в данном случае выступление будет расценено как хамство – с соответствующей реакцией, – и громко произнесла:

– Мы понимаем! – перебив собравшегося продолжить речь любителя пива.

– Мы сами ещё не до конца пришли в себя, – поспешила добавить Регина, абсолютно верно понявшая ход подруги.

– И не до конца поверили, – добавил второй парень.

Любитель пива удивлённо посмотрел на друзей, но у него хватило ума не продолжать выступление.

– И ещё я хочу сказать, что меня правда никто ни о чём не просил, – продолжила Регина. – Потом ваши друзья…

– Сотрудники, – поправил блондинку Вербин.

– Извините… Вот… Потом ваши сотрудники чётко сказали, что их снимать нельзя, и я не стала. А тогда меня никто ни о чём не просил, и лиц ваших сотрудников на видео нет, в кадре только мыши.

– Видео вы сняли… эффектное, – признал Феликс.

– Спасибо.

– Вы блогер?

– Да.

– Вас не затруднит прислать мне ссылку на вашу страницу? – спросил Вербин, протягивая девушке визитную карточку. – Там указан адрес электронной почты, но если что – мой телефон зарегистрирован во всех популярных мессенджерах. Меня легко найти.

– Это предложение? – попытался пошутить любитель пива, но второй парень взял его за плечо и что-то тихо сказал на ухо.

– Зачем вам? – удивилась Регина.

– Хочу почитать отзывы.

– Потому что… – Девушка замолчала, после чего её брови поползли вверх: – Вы думаете, что убийца оставит отзыв?

– Может оставить, – уточнил Вербин. – Но в любом случае Кровосос обязательно к вам зайдёт.

– Зачем?

– Ему наверняка станет интересно, кто же его опередил.

– Но я просто выложила видео!

– Именно поэтому мы просим в обязательном порядке согласовывать свои действия с нами, – объяснил Вербин. – Вы не просто выложили видео, вы привлекли к себе внимание серийного убийцы.

Глаза блондинки расширились:

– Он захочет меня убить? – И Регина, словно ища поддержки, схватила за руку второго парня.

Феликс понял, что его нехитрое послание дошло до блондинки, и заговорил совсем другим – мягким, успокаивающим тоном:

– До сих пор Кровосос действовал предельно прагматично и рационально. Как вы правильно сказали несколько минут назад, вы могли просто проходить мимо, заметить активность наших сотрудников, снять видео и выложить его. Надеюсь, Кровосос это понимает. Но не будем забывать, что он – жестокий убийца, то есть не совсем нормален, и что перемкнёт в его голове, предсказать невозможно.

– Вы приставите к Регине охрану? – спросил парень.

– Скорее всего, – кивнул Вербин.

– То есть вы не знаете точно?

– То есть это зависит не от меня, – объяснил Феликс. – Я буду ходатайствовать о предоставлении охраны, но окончательное решение примет руководство. И не переживайте: дело резонансное, лишние жертвы никому не нужны, так что охрана скорее всего будет.

Блондинка выдохнула, парень обнял её за плечи и крепко прижал.

– А пока я хочу задать вам несколько вопросов. Вы не против?

– Нет, конечно.

– Спасибо. – Вербин достал записную книжку. – Кто был за рулём?

– Я, – ответил парень Регины.

Разумеется, можно было догадаться по отсутствию запаха пива. Точнее, по очень слабому запаху пива, но, посмотрев на парня, Феликс решил, что он пил безалкогольное.

– Поскольку мой напарник ушёл, а вся информация была у него, представьтесь, пожалуйста.

– Дима… Дмитрий.

– Имени достаточно, спасибо. Скажите, Дмитрий, когда вы ехали… я понимаю, что это было недолго, но тем не менее… когда вы ехали, может быть, вы обратили внимание на машину, которая следовала за вами?

– За нами?

– Да.

– Значит, это правда: Кровосос едет за машиной, в которой спрятал труп?

– Иначе он бы не сумел снять то видео.

– Да, конечно, я не подумал. – Дима почесал затылок. – Нет, я не обращал внимания на машины, потому что мы довольно интенсивно общались.

– Мы спорили, нужно ли останавливаться, чтобы проверить багажник, – уточнила блондинка.

– Понимаю.

– Когда мы шли к машине, я видела каршеринг с водителем, – неожиданно произнесла вторая девушка.

Блондинка издала изумлённый возглас.

– Как интересно. – Теперь всё внимание Вербина было приковано к брюнетке. – Как вас зовут?

– Даша.

– Даша, почему вы на неё посмотрели? Просто так или водитель чем-то привлёк ваше внимание?

– Это важно?

– Это очень важно, – подтвердил Феликс. – Может оказаться так, что в машине, мимо которой вы прошли, сидел Кровосос, а нас, как вы понимаете, интересует любая информация о нём. Любые детали, даже самые мелкие, даже те, которые вам кажутся сущей ерундой. Пожалуйста, вспомните всё, что вы видели, или вам показалось, что вы видели.

Девушка поджала губы, помолчала, после чего покачала головой:

– Честно говоря, я обратила внимание не на водителя, а на машину. Это была «Toyota RA V» той же каршеринговой компании, и я подумала, что в ней нам было бы удобнее, но её, к сожалению, успели занять.

– И всё?

– Нет, я ещё подумала, что её заняли раньше, но водитель до сих пор не уехал.

– А почему вы не подумали, что он только что приехал?

– Может, потому что я сама уезжала? – Даша вздохнула. – Я ведь рассказываю не как было в действительности, а то, о чём подумала.

– Я понимаю и очень вам благодарен. Вы не разглядели водителя?

– К сожалению, нет. Было не очень темно, и я не собиралась его разглядывать… просто бросила взгляд на машину и увидела фигуру… Даже не фигуру, а силуэт в кресле водителя… На нём была бейсболка! Это точно! И он смотрел в телефон.

– То есть ему в лицо светил телефон? – быстро спросил Вербин.

– Нет, не так… – Девушка прищурилась. – Я подумала, что он смотрит в телефон, потому что он сидел, подперев голову рукой, и как будто смотрел в телефон. Но теперь вы спросили, светил ли ему в лицо экран, и я понимаю, что не светил. А значит, он сел так специально. Но он сидел очень естественно, понимаете? Не в телефоне, но как будто в нём.

– Да, я понимаю, – мягко ответил Вербин. Он видел, что Даша честно старается вспомнить случайную встречу во всех подробностях, и боялся разрушить это состояние. И с огромным трудом сдержал недовольный окрик, когда Дима поднял руку:

– Можно я скажу? – И, не дожидаясь ответа продолжил: – Я не уверен, но после того, как Даша вспомнила про «RA V», мне кажется… Я прошу понять: мне именно кажется, я не уверен.

– Я понимаю, Дима, что вам кажется?

– Так вот, мне кажется, что когда я начал сбрасывать скорость, чтобы остановиться, меня обогнала каршеринговая «Toyota RA V».

– Но вы не уверены?

– Нет.

– Спасибо. – Вербин вновь повернулся к девушке. И краем глаза заметил, что блондинке не нравится повышенное внимание, которое он уделяет её подружке. – Во время рассказа вы всё время говорили «он». Почему?

– Но ведь это же мог быть Кровосос, да? – растерянно ответила Даша.

– Мог, – подтвердил Феликс. – Но мы ничего о нём не знаем. Поэтому, пожалуйста, Даша, не думайте о том, что водителем той машины мог быть Кровосос. Выбросьте из головы всё постороннее и скажите, вы уверены, что за рулём сидел мужчина?

– Вы думаете, что Кровосос – женщина? – изумился любитель пива.

– Пожалуйста, воздержитесь от комментариев, – резковато бросил ему Феликс. – Вы мешаете девушке сосредоточиться. Спасибо.

При этом Вербин даже не посмотрел на парня, но Даня понял, что спорить с полицейским не следует, и послушно замолчал.

– Даша?

– Мне немножко стыдно, но я не могу точно ответить на ваш вопрос, – вздохнула девушка. – Я плохо разглядела водителя. Точно помню только чёрную бейсболку.

– Что на нём было надето?

– Белая футболка, – быстро и уверенно ответила Даша.

– Грудь?

Даня не сдержал короткий смешок, но Регина так на него шикнула, что Феликс решил не добавлять.

– Грудь была закрыта рукой.

– Рука тонкая?

– Не обратила внимания.

– Татуировка?

– Нет. Чистая рука, но толстая или тонкая, я не помню.

– Волосы?

– Не видела. – Девушка виновато улыбнулась: – Извините.

– Всё в порядке. Но если вы хоть что-нибудь вспомните, пожалуйста, позвоните мне. Любая мелочь может оказаться очень важной.

Абсолютно нереальное ощущение парения над гигантским городом…

Не свободного падения, свобода которого измеряется лишь расстоянием до земли, а волшебного парения над улицами и площадями, крышами домов и верхушками деревьев, захватывающее чувство свободного и дерзкого полёта над светящимися окнами и удивлёнными прохожими. Абсолютно нереальное ощущение, пришедшее из далёкого детства, – сквозь огромное окно гостиной Москву можно было разглядывать часами, наслаждаясь красотой и придумывая старым улицам страшные тайны. И горько вздыхать, когда родители требовали отправляться в кровать. Прошло много лет, и детское, волшебное восприятие города исчезло. Показалось, что навсегда, но только показалось, и сейчас, стоя у того самого окна, убийца ощутил то самое, абсолютно нереальное ощущение парения над гигантским городом – он снова, как в детстве, стал немыслимо близок Москве. Возможно, тем, что подарил её улицам ещё одну страшную тайну. Не выдумал, но поселил на улицах. Напугал ею. И теперь парит над городом, с улыбкой наблюдая за тем, как его ищут, и чувствуя, как его боятся.

Все боятся.

В город вернулся страх. В гигантский, пресыщенный город, привыкший «решать вопросы» деньгами и убегать от серьёзных неприятностей, развращённый дремотной негой вседозволенности, кичащийся лицемерием, наполненный ничтожествами, их дерьмом и ложью, – город почувствовал страх.

Убийца знал, что сделал – пнул его по-настоящему, сапогом под ребро; пнул издевательски, на виду у всех; и теперь с любопытством ждал, как отреагирует город: впадёт в бессильную истерику? Начнёт юлить в попытке замести опасную тему под ковёр, чтобы всё стало так, как раньше? Трусливо сдастся? Или разозлится по-настоящему, как умеет злиться только он? Разозлится, отыскав на своих улицах хотя бы нескольких настоящих потомков создателей великой империи, разозлится и ответит жёстко, как должно отвечать тем, кто бросил вызов.

Как поступит город? На что у него хватит воли?

Убийца улыбнулся, отошёл от окна, вернулся к раскрытому ноутбуку и обновил ленту.

«Итак, она меня опередила…»

Пассажиром «заряженного» каршеринга оказалась деловая, сообразившая воспользоваться ситуацией блогерка, и её видео уже расползлось по Сети, став новостью номер один и вызвав вопрос: чем ответит убийца? И ответит ли? Будет ли второе видео – от него? Накажет ли он дерзкую девчонку? Особо рьяные пользователи Сети успели предположить, что блогерка и есть убийца, что придало дискуссии пикантный оттенок.

Другими словами, в Сети творился привычный бардак, а запись, которую только что закончил формировать видеоредактор, придаст ему новый импульс.

Убийца убедился, что файл создан без брака, и вновь улыбнулся: кость готова, осталось бросить её толпе. Вкусную, аппетитную кость с мясом и кровью.

Дома не сиделось.

По уму, конечно, нужно было ехать на дачу, к жене и детям, сходить с ними на озеро, а вечером сделать шашлык и расслабиться. Но во-первых, настроения не было никакого, а во-вторых, в субботу всем велели быть на службе, где Мартынов и проболтался до вечера. В воскресенье проспал почти до обеда, потом наконец-то побездельничал, а вечером поехал в «Грязные небеса» – договорился с друзьями посмотреть футбол. Но судя по всему, мироздание решило, что в эти выходные у Мартынова не должно получиться ничего толкового: оба друга подъехать не смогли, одного срочно вызвали на службу, у второго сломалась машина, и он ждал эвакуатор в тридцати километрах от Москвы, поэтому участковый посмотрел матч в одиночестве, «порадовался» ничейному счёту: «Динамо» не смогло одолеть «Ростов», а когда игра закончилась, остался у стойки, раздумывая, сразу поехать домой или махнуть ещё кружку? Бар потихоньку пустел – завтра на работу, и задерживаться дольше необходимого не стали даже завсегдатаи, – и к скучающему Мартынову подошёл не менее скучающий Антон.

– Что приуныл? Расстроился?

Участковый любил заглядывать в «Небеса», давно был на ты со словоохотливым барменом, и Антон, разумеется, знал, за кого болеет собеседник.

– Ну… могли бы и выиграть, – буркнул Мартынов. – Для разнообразия.

Сказать, что он заждался от любимого клуба значимых побед, значит, ничего не сказать.

– Выиграют в следующий раз, – пообещал Антон, который из всех игровых видов спорта предпочитал фигурное катание. Одиночное. Женское. – Но ты уже явился не в духе, как будто заранее знал, что «Динамо» не выиграет.

– Неужели было заметно? – удивился участковый.

– Работа такая – на клиентов смотреть, – рассмеялся бармен, облокачиваясь на стойку. Он подошёл просто поговорить, поэтому не стал предлагать гостю «освежить». Зачем? Захочет – освежит, а за добрым разговором обязательно вернётся вновь и снова выпьет. – Но если честно – то, что ты не в духе, даже слепой бы разглядел. Неприятности по службе?

– Да не то чтобы неприятности, – вздохнул Мартынов. – Скорее, непонятности.

– Не понимаешь, что происходит?

– Угу.

– Такое у всех бывает, – поразмыслив, сказал бармен. – Но в твоей работе лучше обойтись без непоняток.

– Я тоже так думаю, – не стал скрывать инспектор. Затем посмотрел на кружку и решил задержаться: – Повтори, пожалуйста.

Антон жестом велел скучающему напарнику налить Мартынову пива, а сам поинтересовался:

– Это всё Кровосос? Я слышал, сейчас из-за него всех ваших напрягают.

Хороший бармен не только «читает» клиентов, но находится в курсе всех важных новостей, всех циркулирующих по городу сплетен и слухов и никогда не откажется от возможности выудить интересную информацию из оказавшегося поблизости источника. И это вовсе не означает, что он чей-то осведомитель – хороший бармен должен уметь поддержать беседу на любую тему, тем более – на животрепещущую.

Но при этом может оказаться чьим-нибудь осведомителем.

– Кровосос? – поморщился участковый. – Нет, что за ерунда, Антон? Где я и где Кровосос?

– А где ты? Ты в Москве. И Кровосос тут.

– Не в моём районе, – усмехнулся Мартынов, принимая кружку. – И даже не в моём округе.

– То есть Кровосос тебя не парит?

– Парит, конечно, мне из-за него выходные изгадили…

А вчера ещё мозги полоскали, типа, усильте бдительность и вообще посмотрите, не разводит ли кто-нибудь летучих мышей на балконе.

– Летучих мышей можно вырастить на балконе? – рассмеялся бармен.

– Откуда я знаю? Начальство велело смотреть, а не попытаться вырастить.

– Смотришь?

– Поглядываю. Ты ничего такого не замечал?

– Я бы в подвалах поискал, – выдвинул встречное предложение Антон. – Летучих мышей лучше там разводить, чем на балконах.

– Почему?

– Они же ночные твари.

Несколько мгновений участковый внимательно смотрел на бармена, после чего ответил:

– Я это знал. Но спасибо, что напомнил.

– Всегда пожалуйста. – Антон с удовольствием махнул бы шот – слегка расслабиться после воскресного дня, – но никогда не пил на работе, позволяя немного принять только после того, как за последним клиентом закроется дверь.

– Но если тебя не парит Кровосос, чего такой грустный? Что случилось?

– Ты не поверишь.

– А ты не поверишь, если я расскажу, чего тут наслушался.

– Пожалуй, я проиграю. – Мартынов хлебнул пива и рассказал: – Меня руководство из-за старушек прессует.

– Из-за старушек? – нахмурился бармен. – Что ты с ними делаешь?

– В том-то и дело, что ничего. А они мрут.

– Как мухи?

– Четыре одинокие старые женщины за три последних месяца.

– Это много?

– Для одного участка – да, очень много.

– Ну, может быть, – протянул бармен, решив, что беспокойство полиции по поводу повышенной смертности лучше равнодушия. – А тебе какое до всего этого дело? Пусть Департамент здравоохранения напрягается – это ведь у него статистика ухудшается.

– Я не знаю, что там в Департаменте здравоохранения со статистикой и ругают ли их, когда она ухудшается, а меня руководство прессует на тему, не завелась ли на моём участке банда «чёрных риелторов»?

– А она завелась?

– И ты туда же? – вздохнул инспектор.

– Я просто пошутил, – взял назад бармен. – Но получилось глупо, извини.

– Ладно… – Мартынов погонял полупустую кружку по столешнице, вздохнул и продолжил: – Короче, они меня прессуют, а я им документы в нос – ни одного случая подозрительного наследования. Все бабушки жили одиноко, но у всех были близкие родственники, у троих дети, у четвёртой – племянница, которым и досталась недвижимость. Причём в двух случаях ещё и завещания были написаны и в них указаны те же самые люди. И при вскрытии не обнаружено ничего подозрительного – все смерти по естественным причинам.

– И всё равно начальство напрягается?

– Угу.

– А ты чего думаешь?

– А мне что думать? – не понял Мартынов. – Я не врач, я понятия не имею, что за поветрие пошло, и выяснить не смогу при всём желании. Но если бабушки не перестанут умирать – буду и дальше получать по шапке.

– Сочувствую.

– Ну, тут я хоть отбрехаться могу. – Инспектор запрокинул голову, допивая последние капли пива, и едва не поперхнулся, столкнувшись взглядом со здоровенным чёрным котом, таращившимся на Мартынова огромными зелёными глазищами. – Чёрт! Бай!

Кот не пошевелился.

– Испугался?

– Забыл о нём напрочь. – Участковый поставил кружку на стойку и вновь посмотрел на кота. Кот ответил презрительно, всем своим видом показывая, что забыть можно о чём угодно, но только не о нём. После чего отвернулся.

«Большой кот, – вспомнил участковый слова Анны Вениаминовны. – К Валентине Александровне ходил большой кот, даже ночевать оставался. Интересно, какого он был цвета?»

С другой стороны – какая разница?

Мартынов отодвинул кружку и поднялся:

– Поеду, пожалуй.

– Хорошего вечера, – машинально отозвался бармен.

Бай помолчал, но дал понять, что «Скатертью дорога» – вполне уместная форма прощания.

– Криденс у себя или курит? Хочу попрощаться.

– Кри уже ушла. Сказала, что не очень хорошо себя чувствует.

– Ну, тогда пока.

– Спокойной ночи.

Но было неспокойно.

Фонари почему-то горели только на той стороне улицы. И горели через один. Как в девяностых годах прошлого столетия: тускло, редко и мрачно, а не ярко. Сама Криденс в те времена была ещё совсем маленькой, но хорошо запомнила рассказы отца о тёмных и грязных улицах – даже центральных, на которых женщины продавали себя, а в подворотнях валялись пустые шприцы и те, кто эти шприцы использовал. В этих же подворотнях могли ограбить, изнасиловать, избить до полусмерти и даже убить, и никто бы не рискнул прийти на помощь, даже милиция. В этих же подворотнях можно было купить наркоту, угодить в бандитскую разборку или попросту исчезнуть – навсегда. Возможно было всё. В подворотнях центральной улицы главного города страны, появившейся после распада сверхдержавы.

И сейчас, оказавшись в сгустившемся мраке летней ночи, Криденс вспомнила рассказы отца, и ей стало жутко. Знакомая улица, по которой она ходила бессчётное множество раз, и зимой, и летом, и днём, и ночью, неожиданно стала абсолютно тёмной. Но не отсутствием света, а из-за разлившейся тьмы. Именно разлившейся, а не опустившейся, потому что тьма имела плотность липкого тумана, неохотно расступающегося перед девушкой, и каждый шаг давался ей с усилием.

И нарастает поднимающаяся из глубины души дрожь.

Когда девушка только почувствовала тьму, у неё слегка задрожали пальцы, теперь же Криденс трясло, как от холода, и приходилось закусывать губу, чтобы не закричать.

До крови закусывать.

В ожидании плохого.

Тьма превращала знакомую улицу в отражение потустороннего кошмара, реальной в котором оставалась только вывеска «Грязных небес», дверь в которые она как раз закрыла. И постояла, раздумывая, не остаться ли в баре на ночь? Мысль показалась не такой уж глупой: в подсобке стоял диван, который девушка несколько раз использовала по прямому назначению – до знакомства с Вербиным, разумеется.

«Но почему так темно? Ведь ещё не слишком поздно, а уже темно… Может, пришли низкие тучи?»

Может, и пришли, однако приближение дождя никак не ощущалось: ни духотой, ни холодными порывами свежего ветра. Если тучи и пришли, то они принесли с собой лишь тьму. А жаль, потому что дождь с удовольствием смывает накопившуюся грязь. Хоть чуть-чуть, но смывает.

Однако эти тучи сделали Город темнее.

«Нет, оставаться не буду, дойду. Тут же совсем рядом».

Идти категорически не хотелось, но Криденс приказала себе собраться, закончила запирать бар, пару раз дёрнула ручку двери, сделала несколько шагов вниз по улице, почувствовала, что что-то не так, остановилась, посмотрела на ноги и с изумлением увидела, что обута не в привычные кроссовки, а в туфли на высоких каблуках.

«Когда я успела переобуться?»

Кри умела ходить на шпильках, но не любила. Эти туфли стояли в шкафу в её кабинете, но девушка не смогла вспомнить, когда, а главное – зачем? – она переобулась. Однако возвращаться и вновь надевать кроссовки было лень, Криденс продолжила путь и через несколько цокающих шагов увидела прижавшийся к тротуару «Chery Tiggo» в раскраске известной каршеринговой фирмы. Дверь багажника была открыта, и когда девушка поравнялась с машиной, стоящий около неё мужчина дружелюбно поинтересовался:

– Подвезти?

– С чего вы решили, что мне это нужно?

– С того, что слишком темно. – Мужчина кивнул на открытый багажник. – Забирайтесь.

– Нет, спасибо.

– Подвезу бесплатно.

– Обойдусь.

– Уверены?

– Мне близко, и меня встречает муж.

Криденс прошла мимо «Chery», но через пару шагов поняла, что абсолютно не запомнила водителя – ни лицо, ни одежду. При этом ей показалось важным запомнить, как он выглядит, поэтому девушка резко обернулась и увидела, что «Chery» медленно сворачивает в переулок.

«А почему нет прохожих?»

Да, время позднее, но на дворе лето, и никогда раньше Криденс не оказывалась на улице в полном одиночестве. Даже машины не показывались, только «Chery» и его водитель, но они исчезли, и улица окончательно замерла.

«Ну и ладно… – Криденс прибавила шаг и рассмеялась: коротко и нервно. – Наверное, день сегодня такой…»

Быстро прошла вдоль следующего дома и… и остановилась, услышав позади громкий собачий лай.

«Что?»

Криденс медленно повернулась и негромко вскрикнула, увидев бегущую по мостовой собаку. Большую чёрную собаку. Абсолютно чёрную. Она бежала так, словно преследовала медленно едущий автомобиль, зло на него смотрела и яростно облаивала.

Только вот никакой машины на улице не было.

Лай грохотал в абсолютной тишине погружённой во тьму улицы.

И бил прямо в сердце девушки.

Машина медленно «проехала» мимо застывшей Криденс, увидев которую, собака резко остановилась. И посмотрела девушке в глаза. Не оценивающе посмотрела – большая чёрная собака видела Криденс насквозь. Посмотрела как на жертву. Как охотник смотрит на добычу.

Как адский пёс – на свою собственность.

Чёрные глаза горели чёрным огнём, сгорая в котором, Кри прошептала:

«Нет… – Чувствуя, что силы оставляют её. – Нет, только не это».

Собака бросила взгляд вслед «уезжающей» машине, помялась и сделала маленький шаг к девушке. Она ещё не решила, какая игрушка интереснее.

– Уйди, – через силу попросила Криденс, чувствуя, что вот-вот разрыдается. – Пожалуйста, уйди.

Собака сделала ещё один шаг.

У Криденс зашевелились волосы.

Маленький шаг.

И Кри не выдержала – развернулась и бросилась прочь.

Выбивая каблуками лихорадочную дробь панической атаки.

Пытаясь кричать о помощи, но задыхаясь.

Кри знала, что бежать нельзя ни в коем случае – это признание поражения и путь к гибели. Знала. Но не могла оставаться на месте, под тяжеленным взглядом чёрных глаз чёрной собаки. Бросилась прочь, зная, что маленькие шаги закончились и сейчас ужасная собака молча мчится следом. А когда собака молчит, она точно знает, что будет делать.

И вот тогда Криденс закричала. Закричала громко. Отчаянно громко, стараясь привлечь внимание всех, кого не было на улице. Закричала так…

Что проснулась.

И долго лежала на спине, невидяще глядя в тёмный потолок и не желая признаваться себе в том, что этот сон не случайно приснился ей именно сейчас.

В тот год им исполнилось по шестнадцать.

И чем старше они становились, тем реже вспоминали детские страхи. Подступающий к забору ельник – мрачный, тёмный – теперь казался досконально знакомым, ведь уже с двенадцати лет они стали ходить в него за грибами и просто гулять. Сначала – рядом с калиткой, вдоль ограды посёлка, затем – в смешанный лес, который начинался с той стороны ельника, то есть метрах в трёхстах от посёлка, а в то лето, когда им было по тринадцать, впервые добрались до старого шоссе, проложив к нему «свою» тропинку длиной больше километра. Они, конечно, помнили рассказанные родителями истории – «жуткие и страшные», но теперь те сказки вызывали у друзей улыбки.

Все те сказки, кроме одной – про ведьму. Потому что каждый год на одном и том же месте мрачного ельника появлялся абсолютно ровный круг из ядовитых поганок, и они точно знали, почему это происходит.

Поэтому тёмный лес, хоть и стал знакомым, продолжал вызывать у друзей недоверие, и, оказываясь в нём, они всегда испытывали лёгкое беспокойство. Не признавались в этом друг другу, но испытывали. И всегда старались пройти его как можно быстрее, чтобы поскорее оказаться в густых, но гораздо более приятных, «тёплых» зарослях смешанного леса. Ельник продолжал смущать, поэтому Ада стала ходить в него одна: или бродила среди деревьев, правда, не приближаясь к «ведьминому кругу» и заставляя себя свыкаться с не самыми приятными ощущениями, или вовсе брала с собой книгу, расстилала пенку и оставалась в ельнике на два-три часа.

Ада всегда много читала – с тех пор, как мама научила. Читала не «запоем», забывая обо всём на свете, но много больше подруг и одноклассниц. Читала книги «по возрасту», плюс школьную программу, но в тот год девочка по-настоящему открыла для себя русскую классику и ушла в неё с головой. Причина, по которой это случилось, была грустной – умерла бабушка, оставив после себя отличную библиотеку, разбирая которую, девочка и зачиталась. Или вчиталась. Да так увлеклась, что упросила родителей заказать в её комнату два шкафа и несколько полок – для новых книг – и стала обладательницей собраний сочинений Антона Чехова, Михаила Пришвина, Фёдора Достоевского, Константина Паустовского, Ивана Тургенева, Михаила Шолохова, открыла для себя Афанасия Фета и Фёдора Тютчева. Но при этом Ада не превратилась в замкнутую «тургеневскую барышню», как боялся отец: наслаждение русской классикой не мешало ей общаться с одноклассниками и сверстниками, болтаться в Сети, играть в компьютерные игры и быть душой компании. Кроме того, увлечённость книгами не переросла в желание заниматься литературой, девочка не собиралась становиться ни писателем – не чувствовала в себе творческого начала и не собиралась его искать, – ни филологом. Ада решила пойти по стопам матери – стать врачом – и целенаправленно готовилась к поступлению в медицинский.

А читала для удовольствия.

В год, когда им исполнилось по шестнадцать, Ада оказалась в «Сухарях» на пару недель раньше ребят, отчаянно скучала и потому бывала в ельнике чаще обычного – книги помогали справляться с одиночеством. И тот день – сначала – ничем не отличался от остальных. Ада позанималась на террасе йогой, приняла душ и отправилась в ельник. Только без книги – просто побродить по тёмному лесу, и каким-то образом, девочка не смогла бы объяснить, как так получилось, – оказалась возле «ведьминого круга». Не испугалась, конечно, – ей ведь уже не шесть, но и радости особенной не испытала. Сначала хотела пройти мимо, но заставила себя остановиться и постоять, разглядывая серые поганки. Разного размера, но одного вида, создающие идеальный круг.

«Ведьма…»

Да, ей уже не шесть, но старую соседку Ада продолжала звать ведьмой. И считать ведьмой. И сомневалась, что когда-нибудь это отношение изменится – слишком сильными были детские впечатления, а Розалия ничего не делала, чтобы их развеять. Только усиливала – угрюмостью, высокомерием и злостью. А ещё – волосами, которые не собирались седеть.

– Ты всегда будешь ведьмой, – прошептала Ада. – И здесь всегда будет «ведьмин круг». Всегда, пока ты не сдохнешь.

Она криво улыбнулась, с трудом поборола желание растоптать поганки – несмотря на возраст, девочка по-прежнему верила, что это навлечёт на неё беду, – повернулась, собираясь продолжить прогулку, и замерла, едва сдержав испуганное восклицание.

Перед ней стояла большая чёрная собака.

Не рядом, шагах в пяти, преграждая путь к посёлку. Стояла и смотрела на девочку чёрными, ярко блестящими глазами. Абсолютно чёрная собака от кончика носа до кончика хвоста. Только клыки – сахарно-белые. А язык – кровавокрасный.

Мара.

Большую чёрную собаку звали Мара, и она верно служила старой ведьме. Ада знала, что Розалия никогда не выходит в лес, у неё даже калитки не было, и, разумеется, не выпускает собаку. Но Мара – судя по грязи на шкуре – ухитрилась отыскать какой-то проход и обрела возможность покидать опостылевший участок, чтобы побегать на свободе. И надо же такому случиться – встретились.

– Дай пройти, – очень тихо попросила Ада.

Мара не ответила и с места не сдвинулась, хотя наверняка поняла просьбу. Продолжила стоять неподвижно, не сводя с девочки взгляд и, кажется, тоже не знала, что делать.

«Что делать?»

Бежать в лес? Нет, если в лес, то нужно идти медленно, делая вид, что продолжаешь прогулку, и больше не обращать на собаку внимания. Встретились – разошлись. Это был самый логичный выход из положения, однако Ада сомневалась, что сумеет сохранить спокойствие и уйти достаточно медленно. Она не чувствовала в себе силы даже на один шаг. Так что, стоять и дожидаться, когда собака уйдёт? А когда она уйдёт? Когда Маре надоест играть с девочкой в «гляделки» и она побежит по своим делам?

«Я её боюсь!»

И в это мгновение всё сложилось: мрачный ельник, в который она ходила, чтобы приучить себя его не страшиться, не ощущать колдовской тяжести; «ведьмин круг», который её смущал и будет смущать всегда; и чёрная собака, бывшая для неё олицетворением сил Зла, которыми повелевала старая ведьма.

«Если здесь появится Розалия, я умру от разрыва сердца».

Девочке отчаянно хотелось кричать – громко, испуганно, чтобы прибежал папа и спас её, – и она почти закричала, но собака её опередила.

Большая чёрная собака сделала то, чего Ада совсем не ожидала и от чего крик не родился: припала на передние лапы и склонила голову. И оказалось, что Мара не скалится, а улыбается широкой собачьей улыбкой. И ещё она тявкнула. Не залаяла, а именно тявкнула. Продолжая улыбаться широкой собачьей улыбкой.

И Ада поняла, что её приглашают играть. Что быть компаньонкой старой женщины скучно и утомительно, и Маре нужно куда-то девать энергию. Для этого она сбегает в лес. И поэтому так обрадовалась, встретив девочку.

И Ада засмеялась.

Сначала от неожиданности, потом от облегчения, а потом от радости, от того, что страшная чёрная собака оказалась совсем не страшной и сама предложила дружбу. Ада засмеялась, сделала обманный шаг влево, резко остановилась и побежала направо. Мара подпрыгнула на месте, радостно взвизгнула и бросилась следом. А когда она почти догнала, девочка вновь остановилась и поменяла направление, вызвав у собаки очередную бурю восторга.

Они бегали до тех пор, пока Ада не устала, после чего уселись под елью – рядышком, девочка гладила собаку, а та лизала ей лицо. Потом снова бегали – с прежним задором и радостью. А потом разошлись: Мара полезла под забор, Ада вернулась на свой участок через калитку. Разошлись, чтобы встретиться на следующее утро – ради тайной прогулки вдвоём.

Они подружились.

И дружба стала их секретом.

«Кровосос бьёт наотмашь!»

«Пообещал убить – убил!»

«Кто защитит Москву от дикого зверя?»

«Можно ли остановить этот кошмар?»

Заголовки подавляющего большинства новостных каналов муссировали одну и ту же тему, на все лады склоняя полицию и её способность исполнять свои обязанности. Блогеры не отставали. Общество ошарашенно внимало, мысленно соглашаясь и с вопросами журналистов, и с их жёсткими оценками. Руководство пребывало в ярости, отзвуки которой долетали и до оперативников.

– Мы рассчитывали, что утренние новости уберут из топа вчерашние, однако получилось совсем не так, – недовольно произнёс следователь. – Кровосос подкинул новых тем.

– Тема старая, – заметил Феликс. – Событие новое.

– Можно сказать и так, – согласился Шиповник.

– А можно сказать иначе, – вернул себе слово Анзоров. – Кровосос вторые сутки у всех на устах, а значит – в головах, и теперь он там застрял надолго. Видосик посмотрели?

– Какой из них? – осведомился Колыванов.

– Хорошо, что вы об этом вспомнили, – пообещал следователь. – Кто разрешил девчонке выкладывать видео с места преступления?

– А кто мог ей запретить? Можно подумать, она у кого-то спрашивала.

– Запретить можно всегда.

– Ну, давайте запретим Кровососу убивать, – предложил Вербин. – Всем сразу станет легче.

Шиповник поморщился, но только для того, чтобы скрыть ухмылку.

– Что вы сказали? – переспросил следователь.

– Только то, что вы услышали, – хладнокровно ответил Феликс. – Запретить можно что угодно и когда угодно, а вот как сделать, чтобы запрет выполнялся? Регина выложила видео, не спрашивая разрешения. Нельзя запретить то, о чём не знаешь.

– Ладно, проехали. – Анзоров, судя по всему, понял, что перегнул палку, пытаясь обвинить оперативников в том, что они не могли контролировать, и, чтобы снизить градус, выдержал не очень длинную паузу. – Охрану к ней приставили?

– Да, – ответил Шиповник.

– Я не думаю, что в охране есть необходимость, – вновь подал голос Вербин. – Девушка не оскорбляла и не смеялась над Кровососом, она просто выложила видео, которое ей удалось снять, и единственное, чем Регина могла «зацепить» убийцу, это тем, что она его опередила.

– О том и речь.

– Но Кровосос обставляет всё так, чтобы мы находили тела на улицах, там могут оказаться зеваки, случайные прохожие, которые, увидев активность полиции, достают телефоны и начинают снимать видео. Думаю, Кровосос это понимает. К тому же ему важно, чтобы о преступлениях узнавали как можно быстрее.

– Я понимаю ваши соображения, Феликс, и принимаю их, – подумав, сказал Анзоров. – Но охрану мы два-три дня подержим – мне не нужны инциденты. А если Кровосос убьёт девчонку – скандал полыхнёт такой, что… Лучше об этом не думать.

Вербин молча кивнул.

– Мне ведь не нужно говорить о том, что руководство и так в бешенстве? – продолжил следователь. – Москва – столица, и моему руководителю об этом постоянно напоминают из администрации президента. Их удивляет, почему вопрос до сих пор не решён.

– Потому что это не вопрос, а расследование, – объяснил Феликс, хотя понимал, что Анзорову ничего объяснять не надо. – И если бы с Кровососом можно было бы договориться – с ним бы уже договорились.

– Кто?

– Ну, не мы же. Мы люди простые: задерживаем и тащим в суд.

Анзоров посмотрел на Шиповника, словно говоря: «Что твой парень себе позволяет?» Шиповник ответил взглядом, означающим: «Ничего не позволяет, ты спросил – он ответил». И на этом безмолвное общение закончилось.

– Вы уже слышали о «Стоп-каре»? – продолжил следователь.

– О ком? – не понял Шиповник.

– Вчера вечером, между тем, как девчонка выложила видео, и до появления ролика от Кровососа, несколько известных автоблогеров предложили тормозить машины каршеринга или сообщать о подозрительных действиях арендаторов каршеринга в полицию. Девиз акции: «Избавь каршеринг от трупа!», хэштег – #стопКровосос, а назвать этот хренов флешмоб предложили «Стоп-кар», сокращённо от «стоп каршеринг».

– И кто их поддержит? – удивился Шиповник. – Кто будет заниматься такой ерундой?

– Вы недооцениваете народный порыв, – негромко произнёс Феликс. – Искренне веря, что поступают во благо, люди способны сотворить любую дурь.

– Хорошо сказано, – одобрил следователь. И вновь посмотрел на подполковника. – К сожалению, уже поддерживают, и в этом заключается проблема. После первого убийства, точнее, после первого обращения Кровососа, последовало всего два звонка на «02». Разумеется, оба сообщения оказались ложными. А сегодня операторы «02» и «112» фиксируют лавинообразное увеличение сообщений о «заряженных» автомобилях и подозрительных людях за рулём. Флешмоб «Стоп-кар» набирает обороты, можете поискать его в Сети по хэштегам #стопКровосос и #машинабезтрупа. Работа ДПС практически парализована.

– И как это остановить?

– Мы пока не знаем. Но если есть мысли – готовы выслушать.

– Нужно их наказывать, – сказал Колыванов.

– За что?

– За воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования.

– Они не препятствуют, а пытаются помочь. Во всяком случае, так говорят. – Анзоров зевнул. – Я ночью говорил с одним… с одним из первых, кто позвонил в «112». Он заявил, что ему показалось, будто водитель каршеринга что-то положил в багажник. Какой-то длинный свёрток. И решил помочь следствию. Держался парень очень уверенно, а доказать, что не видел никакого свёртка, мы не можем.

– Хотите сказать, что они специально врут? – удивился Колыванов.

– Некоторые точно специально.

– Но зачем?

– Демонстрируют своё отношение к нам. И ещё… – Следователь поморщился. – Я где-то читал, что нынешнее поколение склонно воспринимать окружающий мир и происходящие в нём события как компьютерную игру.

– В смысле, что можно сохраниться и вернуться? – уточнил Колыванов.

– И это тоже, – подтвердил Анзоров. – А в целом получается несерьёзно. У них нет понимания сложности окружающего мира. Считают, что можно сохраниться и вернуться, можно удалить не «зашедшее» фото, стереть неудачный пост – и никто о них не вспомнит. Не думают о том, что каждое их действие создаёт последствия и, удалив запись, они ничего не изменят.

– Фейковый звонок о трупе в каршеринге – это не неудачный пост, они знают, что их могут вычислить, – негромко произнёс Шиповник.

– Значит, играют, – не стал спорить следователь. – Веселятся. Что может быть смешнее, чем поставить на уши всю московскую ДПС? Ведь сотрудникам приходится реагировать на каждый звонок.

– Нам это может помочь? – неожиданно спросил Феликс.

– Только помешать, – высказал мнение Анзоров. И судя по тому, как быстро последовал ответ, следователь уже обсуждал эту тему с руководством. – Кровосос наверняка в курсе происходящего и станет ещё осторожнее.

– К следующему убийству волна фейковых звонков пойдёт на спад, – прикинул Колыванов. – Такие игры быстро надоедают.

– Может, пойдёт, а может, и нет, если мы её не собьём.

– А нужно ли нам её сбивать? Пусть Кровосос дёргается и придумывает, как безопасно «зарядить» машину и доставить её в нужное место. – Шиповник медленно оглядел участников совещания. – В конце концов, если мы возьмём Кровососа на перевозке трупа – будет идеально.

– Хотите сказать, что нужно наоборот – подогреть флешмоб? – оживился Анзоров. – Разумеется, неофициально.

– Почему нет?

– В этом случае Кровосос просто затянет со следующей жертвой, – протянул Колыванов. – И выложит её, когда всё успокоится.

– Мы нарушим график, который у него наверняка есть, и заставим нервничать.

– Даже если графика нет, мы заставим его нервничать, – веско произнёс Шиповник. – А значит, возрастёт вероятность ошибки.

– Мне нравится эта идея, – улыбнулся Анзоров. – Звучит толково.

– Но стал ли флешмоб для Кровососа непредвиденным обстоятельством? – вновь вступил в разговор Вербин.

– Вы опять за своё? – не сдержался следователь. – Хотите сказать, что Кровосос предсказал реакцию пользователей Сети? Предвидел флешмоб? Серьёзно? Я давно заметил, что вы считаете его каким-то суперменом, но не до такой же степени!

Вербин дал Анзорову выговориться, не возражал, не пытался перебить, даже смотрел не на следователя, а за его плечо, в окно, а когда Анзоров закончил, спокойно ответил:

– Кровосос чётко обозначил, что использует каршеринг и будет использовать впредь. Менять почерк он не станет…

– Почему?

– Потому что Кровосос работает на публику.

– Да плевать ему на публику, – вновь перебил Феликса следователь. – Всем плевать на публику.

– Было бы плевать – не стал бы привлекать к себе внимание, – спокойно ответил Вербин. И перевёл взгляд на Шиповника: – В следующий раз Кровосос тоже будет использовать каршеринг, в этом нет сомнений. Но он далеко не дурак и наверняка постарался предусмотреть наши возможные ходы.

– А что мы можем сделать?

– Да, например, устроить тотальный досмотр автомобилей, – развёл руками Феликс. – Только не говорите, что вы об этом не думали.

Следователь промолчал.

– Использование каршеринга – уязвимое место, делающее его предсказуемым, с каждым разом опасность возрастает, и Кровосос наверняка придумал, как избежать проблем на третий раз, когда мы будем полностью готовы. Он вряд ли прогнозировал флешмоб, но тактику обязательно поменяет.

– Но оставит каршеринг? – поднял палец Шиповник.

– Обязательно.

– Тогда что он может изменить? – прищурился Анзоров.

– Я пока не знаю.

– Когда узнаете – приходите. – Жёстким тоном следователь дал понять, что на эту тему разговор окончен. – А пока давайте вернёмся к деталям вчерашних событий. Что на этот раз с логистикой?

– Хитрее, – тут же ответил Колыванов. – Кровосос арендовал «Mercedes» в восемнадцать одиннадцать на Варшавском шоссе, неподалёку от станции метро «Пражская». И так же, как в предыдущий раз, выбрал машину, которая находилась вне зоны действия видеокамер.

– Аккаунт фейковый?

– Да. Но конечно, другой.

– Телефон включился незадолго до аренды?

– Если вы всё знаете, зачем я трачу время на доклад?

– Что? – изумился Анзоров. – Что вы сказали?

– Давайте просто выслушаем то, что планирует рассказать капитан Колыванов, – примирительным тоном произнёс Шиповник. – Уверен, его информация будет всем интересна и полезна.

Следователь помолчал, после чего небрежно махнул рукой, и Колыванов продолжил:

– Арендовав машину, Кровосос отправился по Симферопольскому шоссе в Подмосковье, съехал на бетонное кольцо в западном направлении, проехал примерно шесть километров и остановился на двадцать минут. Но остановился не на обочине – съехал в лес. По всей видимости, там он «зарядил» автомобиль, после чего вернулся в Москву и оставил «Mercedes» недалеко от станции метро «Чертановская». Взял другую машину, последовал за «заряженным» автомобилем, однако на этот раз снять видео у Кровососа не получилось – молодые люди, которые арендовали «Mercedes», остановились в неудобном для убийцы месте, кроме того, к ним сразу подъехал экипаж ДПС. Эти обстоятельства вынудили Кровососа проехать мимо, развернуться и направиться в Подмосковье.

– На какой аккаунт Кровосос взял вторую машину? – поинтересовался Шиповник.

– На другой, – ответил Колыванов. – На этот раз у преступника было с собой два телефона. Первый, с которого он арендовал «Mercedes», Кровосос выключил после того, как сообщил о трупе. Вторую машину он взял на другой телефон.

– Он меняет тактику, – тихо сказал Вербин.

Анзоров поджал губы, но отвечать Феликсу не стал, спросил у Колыванова:

– На второй машине Кровосос отправился в лес?

– Да, на то же самое место, где «заряжал» «Mercedes», – подтвердил Гена. – Можно сделать вывод, что там преступника ожидала машина, в которую он пересел и уехал. А каршеринговый автомобиль поджёг.

– Что?

– Возможно, испугался, что оставил в ней следы ДНК.

– Чихнул?

– Чихнул, закашлялся, забыл надеть перчатки – что угодно. Понял, что может наследить, – и тут же избавился от автомобиля.

– Умная тварь.

– Умная, хладнокровная и решительная, – согласился Колыванов. – И он очень быстро думает. Я ещё не был на месте уничтожения второй машины, но обязательно съезжу и доложу.

– Необходимо провести оперативные мероприятия в том районе, – важно произнёс Анзоров. – Вдруг кто видел стоящую в лесу машину.

– Мы уже обратились к коллегам из Подмосковья, будем проводить совместные поисковые мероприятия.

– Я попробую ускорить их по своим каналам, – пообещал следователь. По каким именно каналам он собирается ускорять подмосковных полицейских, осталось невыясненным, поскольку Анзоров неожиданно вспомнил о летучих мышах: – Майор Вербин, что вы можете сказать об использованных Кровососом животных?

– О самих животных сказать не могу ничего – они улетели, – сразу же ответил Феликс. – Я осмотрел ящик, в котором были заперты летучие мыши, и, на мой взгляд, он абсолютно идентичен тому, который использовался в первый раз. Точное заключение даст экспертиза, но я не сомневаюсь в том, что это вторая партия мышей из Воронежа.

– То есть у преступника остался один ящик? – уточнил Шиповник.

– Совершенно верно, – подтвердил Феликс. – Кровосос пообещал начать с трёх жертв.

– Получается, четвёртая будет не в каршеринге? Придумает что-то другое?

– Уже придумал. Уверен, нас ждёт эффектная сцена.

– Эффектная сцена, эффектное видео, эффектное фото… – недовольно проворчал Анзоров. – Все с ума посходили от эффектности, хотят выглядеть в Сети идеально. Даже убийцы.

– Людям нравится привлекать к себе внимание.

– Это хорошо, когда помогает нам, когда они сами выкладывают в Сеть или оставляют в телефонах доказательства для возбуждения уголовного дела. И это плохо, когда мешает расследованию… – Анзоров помолчал, но прежде, чем кто-то из полицейских успел подать голос, задал следующий вопрос: – Почему мыши не подохли? Насколько я понимаю, они сидели в ящике с того дня, как были пойманы в Воронеже?

– Кровосос их кормит, – рассказал Вербин. – В верхней крышке ящика есть зарешечённое отверстие.

– Для летучих мышей существует корм? – удивился Анзоров.

– Конечно, – подтвердил Феликс. – Ведь некоторые их дома держат.

– Я всегда думал, что они сами прилетают и селятся на чердаках.

– Люди разные, кто-то павианов дома держит. Или удава.

– В чём смысл? – быстро спросил следователь.

– Ползает, – пожал плечами Вербин. – И есть о чём поговорить с гостями.

– Понятно… – Анзоров побарабанил пальцами по столешнице. Очередной острый приступ в их с Вербиным отношениях прошёл, и следователь окончательно вернулся к спокойному деловому тону: – Что с жертвой?

– Всё как и в первый раз, – доложил Феликс. Учитывая важность дела, экспертов вызвали ночью, а Вербин съездил в морг, дождался вскрытия и узнал, что будет написано в предварительном заключении. – Лицо обезображено концентрированной кислотой, пальцы отрезаны, но все травмы – посмертные. Кровосос не издевается над жертвами, не мучает их и вряд ли получает удовольствие от того, что вынужден делать, – ему просто нужно скрыть их личности.

– Вы ещё пожалейте его, майор.

– Этого не будет. Когда я говорю о Кровососе, я не осанну ему пою, а пытаюсь вам объяснить, что мы ищем жестокого, холодного, прагматичного, абсолютно лишённого эмоций человека. Скорее всего, психопата.

– Вы готовы подписать психологическое заключение? – с иронией поинтересовался Анзоров.

– Нет, высказываю собственное мнение, – резковато ответил Феликс. И продолжил доклад: – Жертву долго держали под капельницей, под воздействием тех же препаратов, что и в первом случае, включая антикоагулянты.

– Её тоже обескровили? – уточнил Шиповник.

– Да, причина смерти – острая кровопотеря. Технология точно такая же: Кровосос подвесил девушку за ноги и перерезал сонную артерию.

– То есть у нас опять ни одной зацепки? – вздохнул Анзоров.

– Одна, но очень слабая, – сообщил Вербин. – На левой ягодице жертвы номер два есть сильный кислотный ожог. Эксперты предполагают, и я склонен с ними согласиться, что таким образом Кровосос удалил с тела жертвы татуировку.

– Интересно, – протянул следователь. – Левая ягодица?

– Да.

– Это уже зацепка.

– Небольшая, но да, – согласился Шиповник. – Необходимо перепроверить в учёте без вести пропавших.

– Интересно, будут ли татуировки у третьей жертвы? – произнёс Колыванов.

– Какая разница? – не понял Анзоров.

– Если не будет, то возникнет вопрос: почему Кровосос подкинул нам зацепку так рано?

Вербин посмотрел на напарника и одобрительно кивнул, показывая, что согласен с вопросом. Анзоров этого не заметил и отмахнулся:

– Задержим – спросим. А пока необходимо как следует отработать эту ниточку: мы знаем, что пропали три девушки, скорее всего, подруги или коллеги, и у одной из них – это установлено точно – есть татуировка на левой ягодице.

– Возможно, появилась недавно, – добавил Вербин.

– Почему?

– Если у Кровососа была возможность выбора жертв, вряд ли бы он остановился на девушке со столь явной приметой.

– Мы, вполне возможно, говорим о девушках из вполне определённого круга. Удивляться нужно, как он ухитрился отыскать среди них девушку без татуировки, – усмехнулся Анзоров. И поднялся на ноги. – Работаем, короче. Очень хочется взять Кровососа на третьей жертве и не позволить убивать дальше.

– Когда отлетает душа чистая, душа, в которой осталась хоть капля добра, мы видим свет. Даже если смерть приходит в самую тёмную ночь. Чёрная же душа исчезает из мира незаметно и уходом своим делает его чище. Светлее. Исчезает вместе со своей грязью.

На этих словах Кровососа багажник автомобиля распахнулся и в тёмное московское небо устремилась стая летучих мышей.

– Вас учат, что зло, подлость, ненависть, психические отклонения – часть мира, а значит, вы должны их принимать. От вас требуют принимать их нормальностью, но это не так. Зло, подлость, ненависть, психические отклонения – это не часть мира, но его болезнь. Вы считаете нормальной высокую температуру? В какой момент вы стали считать нормальным болезнь Альцгеймера или инсульт? Вы боретесь с ними, пытаетесь вылечить. Пытаетесь избавиться от них. Вот и мир не хочет погружаться в болезни, которые ему навязывают. И я помогу миру избавиться от грязи, которая в нём накопилась…

Федеральный канал, на который был настроен телевизор, показал только отрывок из второго обращения Кровососа, и когда прозвучали последние слова, возникла заметная, секунд на пять, пауза – то ли режиссёр ошибся, то ли специально дал зрителям возможность осознать услышанное. И все эти мгновения в баре царила невероятная, невозможная для питейного заведения тишина. Никогда раньше в «Небесах» не было настолько тихо. Даже в новогоднюю ночь, в ожидании волшебного удара старинных часов, всё равно раздавались голоса – кто-то отсчитывал мгновения вместе с часами, кто-то просил поторопиться с игристым, кто-то просто смеялся… Сейчас же стояла полная тишина.

И это было удивительно, потому что большинство гостей, а возможно – подавляющее большинство, – уже видело второе обращение. Но всё равно люди смотрели молча. И не торопились возвращаться к разговорам. Возможно, кому-то стало страшно. Возможно, кто-то задумался о своих грехах. Или о том, взлетит ли его душа или исчезнет. Ведь однажды это случится, и далеко не всем нравится думать, что после того, как это случится, они всего лишь станут прахом.

– А теперь мы возвращаемся в студию, – бодрым тоном произнёс ведущий. – И продолжаем разговор с Региной Чернышовой – знаменитым блогером…

– Блогеркой, – поправила ведущего девушка.

– Знаменитой блогеркой, ставшей свидетельницей преступления Кровососа.

– С каких это пор оказаться в машине с трупом стало означать «быть свидетелем преступления»? – проворчал сидящий за стойкой мужчина. Он явился в «Небеса» в одиночестве и явно жаждал общения.

– Журналисты, – пожал плечами сосед слева. – Им рейтинг накручивать нужно, показывать рекламодателям свою значимость, вот и выбирают громкие слова. Или блогерка сама попросила.

– Так себя представить?

– Ей тоже рейтинг нужен. Одно дело сказать: «Когда открыли багажник, из него вылетела стая летучих мышей, после чего полицейские велели нам отойти в сторону» – и совсем другое: «Я стала свидетельницей преступления».

– Звучит иначе, – согласился первый.

– Маркетинг.

– А народ ведётся.

– А народ ведётся.

В разговоре возникла пауза: мужчины сделали по глотку пива, после чего первый продолжил:

– Интересно, Кровососу нравится, что на нём делают деньги?

– Сейчас на всём делают деньги, – с равнодушием профессионального торговца ответил знаток правильного маркетинга. – Кровосос же сам о себе заявил на всю страну, а значит, не мог не понимать, что его будут использовать и на нём будут пиариться.

– Он хочет славы для себя.

– Только для себя не бывает. Станешь крупным информационным поводом, тебя тут же начнут упоминать и к месту, и не к месту. А Кровососу это нужно: чем больше его упоминают – тем больше ему славы, пиарясь на нём – пиарят его.

– Сетевые технологии?

– Таков современный мир.

– Пожалуй… – Первый сделал ещё глоток пива. – Как думаешь, его поймают?

– Если поймают, я буду сильно удивлён.

– Не веришь в полицию?

– Хорошо, скажу иначе: я буду сильно разочарован.

Несколько мгновений первый обдумывал услышанное, после чего негромко протянул:

– Мне кажется, это не совсем этично.

– Что именно?

– То, что вы сказали. – Он плавно отказался от обращения на ты, показывая, что начинает увеличивать дистанцию. – Как можно быть разочарованным тем, что убийца окажется за решёткой?

– Я не сказал, что против этого. Я сказал, что буду разочарован в убийце. Потому что раз уж начал такую игру, то будь умным, а не считай себя умным. Понимаете разницу?

– Я думаю, он просто больной ублюдок, – подал голос сосед справа. До сих пор он прислушивался к разговору и вот – не сдержался. – Если его не поймают – будет упиваться тем, что его не поймали. Если поймают – станет наслаждаться вниманием журналистов.

– Крупный информационный повод, – повторил знаток маркетинга. – Больше их ничего не интересует.

– А жаль.

– Таков мир.

– Такие мы, – вздохнул сосед справа. – Я не имею в виду нас с вами, но люди, большинство людей, именно такие. Если бы мы относились к этим уродам так, как они заслуживают, – как к уродам, журналисты и блогеры не умоляли бы этих упырей об интервью.

– Тоже верно, – пробормотал первый.

А знаток маркетинга неожиданно спросил:

– Кстати, никого не парит, что по Москве летают уже две стаи летучих мышей, натасканных на человеческую кровь?

О том, что только три вида летучих мышей питаются кровью, знаток маркетинга, судя по всему, не догадывался, а знания свои подчерпнул из кино о вампирах.

Собеседники тщательно обдумали его слова, а затем сосед справа посмотрел на первого и негромко сказал:

– Примерно это я и имел в виду.

– Никаких других тем не осталось, – сказала Криденс Баю. – Любой разговор рано или поздно скатывается к обсуждению Кровососа. Кого он уже убил? Кого он ещё убьёт? Зачем он это делает? Как будто все сошли с ума. Он один у всех на уме. А ведь он – зло. Люди обсуждают зло.

Кот промолчал.

Они разговаривали на заднем дворе: девушка вышла покурить, а кот последовал за ней, показав, что в баре ему наскучило. Уселся рядом и принялся вылизывать себя, изредка поднимая голову и глядя на Кри.

– И знаешь, мне страшно, – продолжила девушка, разглядывая тлеющий кончик тонкой сигареты. – Я знаю, что меня Кровосос не зацепит, Лекс сказал, что он определил свои жертвы и других не будет, но мне страшно от происходящего. Страшно от того, что Кровосос убивает… пусть не меня, но кого-то… убивает просто так… хладнокровно… Мне делается страшно от тех людей, которые разочаруются, если Кровососа поймают. Этот мужик… ты слышал его, да? Этот мужик говорил серьёзно, представляешь?

Бай ответил взглядом, в котором отчётливо читалось: «Я видел и более странных людей», но девушка его не заметила. Она была слишком увлечена собственными мыслями.

– У меня в голове не укладывается, как можно так думать. Насколько циничным нужно быть, чтобы не понимать, что разочароваться можно только в одном – если Кровосос уйдёт от наказания. И жалеть только об одном – если Лекс не сможет предотвратить хоть одно убийство. – Криденс затушила сигарету. – Я знаю, Лекс много делает, старается… И за него я тоже боюсь. Я понятия не имею, кто такой Кровосос, но знаю, что он ничего не сделает Лексу. Лекс умный, хитрый и сильный. Он никогда не подставится. Я боюсь того, что Лекс сделает с Кровососом. – Девушка достала пачку сигарет, посмотрела на неё и нервным движением вернула в карман. – Я вижу, как Лекс меняется. Сразу было видно, что это дело его зацепило, что он воспринял его слишком близко, но сейчас, после второго трупа… Я вижу, что Лекс в ярости, и боюсь, что он не сумеет сдержаться. А он хороший, Бай, ты ведь знаешь. Лекс толстокожий, но не равнодушный, однако мне кажется, Кровососу удалось пробить его защитную броню. И невозможно предсказать, чем всё это закончится.

– Это страница Регины? – поинтересовался Колыванов, глядя на монитор через плечо Вербина.

– Ага, – подтвердил Феликс. – Узнал?

Колыванов попытался сделать вид, что не понял подначки напарника, а затем рассмеялся:

– Я ещё вчера её страницу изучил.

– По долгу службы?

– На что только не пойдёшь ради защиты граждан от криминала, – притворно вздохнул Гена. И тут же продолжил совсем другим тоном: – Симпатичная девушка и старше, чем выглядит, между прочим. Всего на семь лет меня младше.

– А тебе не всё равно, сколько ей лет? – насторожился Вербин.

Но Колыванов не заметил новых интонаций в голосе напарника и беззаботно продолжил:

– Я когда их с подругой увидел, решил, что они школьницы, и даже приготовился кавалеров прессовать на тему общения с малолетками. Хорошо, что ошибся.

– Для кого хорошо?

– Ну, в целом – хорошо, – опомнился Гена.

Он быстро вернулся за свой стол и принялся делать вид, что очень занят, намекая, что нужно или завершить разговор, или сменить тему. Но догадавшийся что к чему Феликс не собирался позволять напарнику соскочить так легко.

– Регина тебе понравилась?

– Ну и что? – пробубнил Колыванов. – Что в этом такого? Красивая девчонка, хорошо говорит, уверенная в себе, умеет себя подать… Что странного в том, что она мне понравилась? Прости, я…

«Ты, брат, влюбился, – закончил за напарника Феликс. – Ты посмотрел на неё – и не захотел отводить взгляд. И чем дольше смотришь – тем больше хочется на неё смотреть. Говорить о ней. А главное – говорить с ней. Хочется быть рядом. Хочется понять, что ей тоже интересно с тобой, что она ищет твои взгляды, «случайно» прикасается к тебе рукой, смеётся над твоими шутками… и чувствует всё то же самое, что ты чувствуешь к ней. И если получается, если вы действительно ищете друг друга каждое мгновение, – вы счастливы…»

– Ты только не наделай глупостей, – вслух произнёс Вербин.

– Каких? – дёрнулся Колыванов.

– Тех самых, – ответил Феликс. – Красивая? Да. Энергичная? Да. Но ты видел, как она себя вела?

– Свободолюбиво.

– Капризно. И парнем своим управляла. И…

Вербин помолчал.

– Говори, чего уж, – пробурчал Колыванов.

– Она слишком увлечена собой.

– Я понимаю.

– Вот и хорошо.

Гена поднялся из-за стола, молча потрепал напарника по плечу и вышел из кабинета, а Феликс вернулся к изучению личной страницы Регины. Которая до вчерашнего дня не могла похвастать ни особенной уникальностью, ни большим количеством подписчиков. Фотограф у девушки был хороший, но не гениальный. Другими словами, Вербину в отличие от Колыванова не удалось разглядеть у Регины особенных достоинств – внешних, разумеется. Тем не менее благодаря умелому макияжу и профессиональной съёмке со своей страницы девушка представала подлинной красавицей, к тому же нельзя сказать, что глупой. Регина умела и подать себя, и поговорить на интересующие подписчиков темы, и пошутить. И Феликс вдруг задумался над тем, в кого влюбился Гена: в девушку со сложным характером, которую видел пару часов, или в сформированный специалистами образ, который разглядывал сегодня, а может быть, ещё и ночью?

Кто произвёл на Колыванова впечатление?

Вербин не был экспертом в области сетевого контента, однако даже он понял, что блогу блондинки не хватало собственного лица и собственных идей. Регина исправно, не менее раза в день, выкладывала посты, но они всегда «были в тренде» – развивали темы, которые запускали более известные блогеры. Страничку читали, но о топе Регина не могла и мечтать.

До вчерашнего дня. До появления снятого на телефон видео.

Несмотря на сгустившиеся сумерки, запись вылетающих мышей получилась отменного качества и была сделана с удачного ракурса: полицейские в кадр не попали и выступали в качестве источника звукового оформления – возгласов и нецензурных реплик; зато освобождённая стая предстала перед зрителями во всей красе. Кроме того, Регина догадалась поднять телефон вслед за улетающими мышами, благодаря чему финал записи получился красивым и запоминающимся.

Видео широко разошлось по Сети, вызвало массовое паломничество на страницу девушки и, как следствие, – прилив подписчиков. В этот момент Регина проявила себя вполне здравомыслящей особой и вслед за главным видео выложила ещё несколько, в которых описывала происходящее в режиме реального времени: о чём они с друзьями говорили, о чём думали, как восприняли «приключение» – к чести своей, Регина не стала зацикливаться исключительно на себе, а перечислила всех спутников. Помимо видео было несколько коротких замечаний, вроде: «Ждём допроса», «Увели Даню», сопровождавшиеся фотографиями грустных ребят, вызвавших живой отклик публики. В результате к утру число подписчиков Регины перевалило за пятьдесят тысяч и первая часть подробного отчёта о вчерашних приключениях – умная девушки решила не выкладывать всё сразу, а описала только путь до автомобиля – набрала грандиозное количество «лайков». Регину цитировали, она попала в новости на федеральном канале и анонсировала участие в каком-то ток-шоу.

Спать ей было некогда.

– Вижу, ты всё ещё на этой странице, – рассмеялся вернувшийся Колыванов. – Трудно уйти?

– Вроде того, – вяло поддержал шутку Феликс. После чего лениво прокрутил ленту и спросил: – И до сих пор не могу понять, зачем Кровосос привлекает к себе повышенное внимание? Зачем устраивает в Сети шоу с видео и выкладывает дерзкие обращения? Чего он добивается?

– Хочет прославиться, – пожал плечами Колыванов.

– И всё?

– Разве этого мало? Люди свои жизни на это тратят, а Кровосос – чужие. – Гена помолчал. – Что тебя смущает?

– Как правило, убийства не привлекают повышенного внимания, – медленно ответил Феликс, продолжая бездумно крутить ленту Регины вверх-вниз. – Общество изрядно зачерствело и реагирует только на резонансные преступления. Мы прожёвываем новости и идём дальше. Но даже если происходит громкое убийство – оно вылетает из новостей через день, максимум через два. Мы говорим обществу, что идёт следствие, общество не особенно интересуется тем, как оно идёт. Такой вот сложился консенсус. Мы не хотим будоражить народ и работаем в тишине…

– Тебе это не нравится?

– Я сейчас не об этом.

– А мне кажется, что об этом.

Несколько мгновений Вербин молча смотрел на напарника, после чего согласился:

– Да, об этом тоже.

– Тебе не нравится работать в тишине?

– Одно дело работать в тишине, и совсем другое – жить какой-то своей, отдельной жизнью, – произнёс Феликс, не глядя на напарника и отвечая не столько ему, сколько себе. – Мы ведь вроде для людей стараемся, но при этом живём как будто параллельно. И в тишине. Я недавно общался с журналистом, ты его знаешь, с Олегом, и в какой-то момент отчётливо понял, что наша встреча не имеет особенного смысла. А может – вообще никакого смысла. Предположим, я солью ему данные о ходе расследования, и что? Ничего. Кто-то кого-то поругает, потопает ножкой, разозлится, может, даже выговор впаяют, но всё останется как было. Общество прочитает слитую информацию, а точнее, прожуёт её… – Вербину понравился этот глагол. – И переключится на следующее сообщение, например, о том, что жених известной блогерки изменил ей с известной певицей.

– Олег поднимет рейтинг и получит новых подписчиков. – Ну вот разве что, – кивнул Феликс.

Они помолчали, после чего Гена спросил:

– Не хватает славы?

– А что плохого в том, чтобы получать за хорошо сделанную работу не только зарплату?

– Не в наших традициях, – обронил Колыванов.

– Ты очень правильно сказал: не в наших традициях, – одобрил Феликс. – Но обрати внимание – и Кровосос действует не в наших традициях. Совершенно не в традициях. Его убийства продуманы до мелочей, а главное – он выставляет их напоказ. Как будто насмотрелся иностранных фильмов.

– Может, действительно насмотрелся?

– И теперь снимает свой?

– Ага.

– Но зачем?

– Возьмём – узнаем.

– А вдруг ответ на этот вопрос поможет нам задержать его быстрее? Или просто – задержать.

– Да что ты привязался к этому вопросу? – всплеснул руками Гена. – Ты нарисовал себе образ, который получился слишком крутым: Кровосос у тебя и умный, и хитрый, и жестокий, и беспощадный, и прагматичный, и расчётливый… Просто добавь ещё одно слово: тщеславный. И всё встанет на свои места.

– Кровосос не собирается попадаться.

– Никто из них не собирался попадаться – само получалось. – Колыванов слегка разгорячился. – Ты тут придумываешь теории, пытаешься вникнуть в ход мыслей Кровососа, а этому придурку просто нужна слава. Да, он не стоит на сцене и не хочет на неё, потому что спектакль может затянуться до пожизненного, но он вывел на сцену выдуманный образ, можно сказать – аватар, и зрители на все лады склоняют его имя: Кровосос! И ублюдку этого достаточно. Он стоит в тени и упивается происходящим. – Гена помолчал. – Ты приписываешь ему то, чего нет, играешь шахматную партию с воображаемым гением, а мы ищем маленькое больное животное и, я надеюсь, найдём.

– Я уверен, что найдём, но…

– Что ещё? – вздохнул Колыванов.

– То есть ты убеждён, что всё дело в тщеславии?

– Судя по всему, деньги у него есть.

– Осталось получить признание публики.

– У тебя есть другая версия?

– Может, Кровососу надоело, что всем всё по фигу?

– И он хочет погрузить нас в мир американских детективных сериалов? Которые точно так же выдуманы чуть более, чем полностью, как сериалы отечественные? Или ты приписываешь Кровососу собственные мысли?

Вербин промолчал, и Колыванов, не дождавшись ответа, продолжил:

– Кто виноват в том, что всем по фигу? Ты? Я? Руководство? Если люди не проявляют инициативу, мы что, обязаны бегать за ними и просить почитать новости? Или нам нужно самим публично требовать от себя быстрых результатов – другие ведь никому не нужны? Когда ты говоришь, что всем по фигу, ты ведь имеешь в виду вообще всех. У всех свои дела, заботы или интересы. Кто-то поглощён работой, кто-то – играми, кто-то – книгами, общением с друзьями, походами, футболом… Чем угодно! И эти мелочи для них важнее, чем всё вокруг, потому что жизнь, вроде, налажена, понятна, и нет причин требовать больше, потому что всё устраивает. Так что Кровосос может как угодно изгаляться – он ничего не изменит. И когда его история закончится, а она обязательно закончится, всё вернётся на круги своя: мы спрячемся в тишине, общество займётся своими делами.

Мужчины помолчали, остывая, после чего Колыванов спросил:

– Как тебе страница Регины?

– Она симпатичная, – улыбнулся Феликс.

– Регина?

– Ну, не страница же. Читал, что она про нас написала? – Вербин покрутил ленту, открыл нужное сообщение и процитировал: – «Один полицейский был очень симпатичным, но немного нервным, второй не такой красавчик, хотя тоже ничего, но при этом милый в общении».

– Я не нервничал.

– Почему ты считаешь себя симпатичным? – рассмеялся Феликс.

– Потому что ты умеешь быть милым в общении.

– Воспитывай в себе это качество.

– Шумиху она подняла знатную, но руководство недовольно.

– Довольное руководство – это миф.

– Однажды я видел довольного Шиповника, – припомнил Гена.

– Шиповник – наш, такой же опер, только главный тут. А руководство – там. – Феликс ткнул пальцем в потолок. – Оно не может быть довольным, потому что тогда нас не за что будет ругать, мы расслабимся и перестанем работать.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Читал их методичку.

– Как она к тебе попала?

– Свалилась с пролетающего облака.

– Понятно.

– Что же касается Регины, она отлично использует сложившиеся обстоятельства в собственных целях. Обеспечила известность, грамотно поддерживает интерес к себе и если не сглупит, то сможет застрять в топах. С её хваткой и внешними данными это вполне реально.

– Говоришь, как её менеджер, – хмыкнул Гена.

– Говорю, чтобы ты понял, что Регина – хваткая, деловая… – отвечая, Вербин вышел из сообщения девушки, увидел заголовок нового поста и плавно продолжил: – Тупая курица.

– Что?! – изумился Колыванов.

В ответ Феликс молча развернул к напарнику ноутбук, на экране которого виднелся крупный заголовок нового поста девушки: «Моя лучшая подруга видела лицо Кровососа!» И Гена громко поддержал Вербина:

– Дура, б…! Охреневшая дура.

– Я уверена, что она видела человека, сидевшего за рулём «Toyota», мимо которой мы проходили. Она была ближе всех к машине, в какой-то момент повернулась к ней и не могла не разглядеть водителя. Я думаю, она очень боится и поэтому говорит, что ничего не видела. Но я её не осуждаю. Во-первых, она моя подруга, во-вторых, любой бы испугался на её месте…

Другой телеграм-канал:

«Известная блогерка утверждает, что внешность Кровососа перестала быть тайной. Но почему молчит полиция?»

gazeta.ru:

«Когда его арестуют?»

lenta.ru:

«Теперь, когда задержание Кровососа стало делом времени…»

Убийца отодвинул ноутбук и потянулся.

– Неужели допущена ошибка? Да ещё настолько грубая? Очень сомнительно… Очень-очень сомнительно.

Ему не требовалось сильно напрягаться, чтобы восстановить в памяти события вчерашнего дня: он был собран, хладнокровен, спокоен и прекрасно помнил каждую деталь. Вторая машина оказалась совсем рядом с «заряженной», убийца понимал, что есть вероятность быть замеченным, но сознательно пошёл на риск, поскольку поблизости отсутствовали видеокамеры и лучше быть замеченным людьми, чьи показания всегда можно оспорить, чем оказаться записанным на видео. Оставалась, конечно, надежда, что следующие клиенты каршеринга явятся с противоположной стороны, но она не сбылась – весёлая компания прошла мимо арендованной «Toyota», но, как показалось, никто из ребят не обратил на него внимания. Тем не менее убийца сделал всё, чтобы остаться незамеченным.

– Какова вероятность того, что была допущена ошибка?

Подмывало пошутить, сказав: пятьдесят на пятьдесят – или допущена, или нет, но когда на кону свобода, а может, даже жизнь, подобные шутки кажутся смешными лишь в первое мгновение. А затем признаются неуместными.

– Вероятность моей ошибки минимальна, не превышает пяти процентов, – решил убийца после довольно долгих, минут на десять, размышлений. – А какова вероятность того, что заявление блогерки – полицейская хитрость?

Не сто процентов, разумеется, но намного выше пяти.

Убийца просмотрел блог девушки, внимательно прочитал несложные тексты, которыми она сопровождала фото, и сделал нелестный вывод об её интеллектуальных способностях. Куда более нелестный, чем дипломатичный Вербин. Дурой блондинка не была, но и умницей тоже. С её стороны какая-либо игра исключена, и с вероятностью семьдесят процентов девушка просто-напросто решила продлить свои «пятнадцать минут славы». Остальные проценты – на взгляд убийцы – принадлежали полиции. Ведение подобных игр было категорически не в стиле московских блюстителей порядка, но есть правило: трудные времена требуют трудных решений, и поскольку обычные методы расследования не срабатывают, полицейские могли сымпровизировать. Да, ловушка – если это их ловушка – достаточно груба и прямолинейна, вызывает сомнения, но тем не менее заставляет…

– Нет, я не нервничаю, – прошептал убийца. – Они не заставят меня нервничать. Меня никто не видел, а значит, преследовать несчастную дуру, которая наверняка уже находится под защитой полиции, не имеет смысла. Им не удастся меня обмануть.

Вероятность ошибки минимальна, а значит, нет нужды пересматривать тщательно разработанный план. Тем не менее осторожность и осмотрительность заставили убийцу усесться за «преступный» ноутбук – не забыв надеть маску и перчатки – и, соблюдая все выученные меры предосторожности, отправиться в DarkNet, чтобы поговорить с человеком, чьего имени убийца не знал и с которым никогда не встречался, но к которому был вынужден обратиться во время подготовки, а значит – доверить свою жизнь. С человеком, который выбрал себе непрезентабельный ник Осёл, никогда не лез на первый план, не выпячивал себя, не хвастался преступными достижениями, но при этом, как уже понял убийца, обладал глубокими знаниями и умениями.

«Вот уж не думал, что ты вернёшься», – выдал Осёл.

«Почему?»

«Разве ты не получил всё, что хотел?»

«Возникли новые обстоятельства».

«Ни один даже самый продуманный план не обходится без новых обстоятельств. Что у тебя случилось?»

Несколько мгновений убийца не отвечал, хотя заранее составил план разговора и следующий вопрос был готов, после чего неожиданно спросил:

«Ты знаешь моё имя?»

«Мог бы узнать, но не стал», – не стал скрывать хакер.

«Почему?»

«Во-первых, таким, как ты, не нравится, когда ими интересуются. А поскольку человек ты опасный, я не собираюсь рисковать шкурой, удовлетворяя абсолютно ненужное любопытство. Во-вторых, тебя научили хорошо заметать следы, не идеально, но хорошо. И в третьих, как я уже говорил в первом пункте, – мне это не нужно. Пусть твоё имя останется твоей тайной».

«Звучит логично и прагматично».

«Спасибо. А кроме того, я не сдаю клиентов».

Фраза заставила убийцу насторожиться.

«Просили сдать?»

«По Сети прошла настойчивая просьба рассказать о тебе».

«Много обещают?»

«Пока только угрожают».

«То есть пока неинтересно?»

«Я не сдаю клиентов».

«Значит, мне с тобой повезло».

«Считай, что так. Теперь ты скажешь, зачем вернулся? Неужели телефоны закончились?»

Убийца знал, что поступает необдуманно, заказывая телефоны и фальшивые аккаунты у одного поставщика, но он решил довериться своему чутью и, кажется, не прогадал.

«Телефоны пока есть, и новые вряд ли понадобятся. Мне нужно, чтобы ты нашёл для меня одного человека».

«Что именно тебе нужно?»

«Адрес. Идеально – возможность отслеживать текущую локацию. Если это невозможно, то по-настоящему актуальный адрес».

«Я посмотрю, что можно сделать, – пообещал Осёл, который тоже читал новости. – Но ты ведь понимаешь, что это ловушка?»

«Я понимаю, поэтому окончательное решение приму после того, как всё взвешу».

«Посмотрю, что можно сделать».

«Сколько я буду должен?»

«Из любви к искусству».

Ответ оказался настолько неожиданным, что убийца замолчал на целую минуту. Затем спросил:

«Ты понимаешь, что с этого момента становишься соучастником?»

«А до этого я кем был?»

«До этого ты просто продал мне телефоны и мог не интересоваться происходящим в Москве».

«Ну, значит, соучастником, – ответил Осёл после короткой паузы. – Или учеником».

«Мне казалось, тебя интересуют только деньги».

«В Сети, как и в жизни, всех интересуют исключительно деньги, но жить ради них скучно. К тому же деньги у меня есть, а поскольку я не страдаю жадностью, то могу себе позволить искать не только доход, но и опыт».

«Чему же ты хочешь у меня научиться?»

«Уже учусь».

«Убивать?»

«Тому, как ты это делаешь».

«И как?»

«На стиле».

«Это не было моей целью».

Однако Осёл развил свою мысль, никак не отреагировав на реплику убийцы.

«Ты делаешь то, на что у меня никогда не хватало духу. Мечтают многие, но в наше время, когда убийства раскрываются с помощью видеокамер, смартфонов и глупых оговорок в социальных сетях, мечты, как правило, остаются мечтами. А ты наплевал на всё и стал убивать. Стал делать то, что решил, бросив вызов системе».

В разговоре возникла пауза, но убийца понял, что Осёл подбирает слова, и спокойно подождал продолжения.

«Я давно искал такого, как ты, но до сих пор натыкался исключительно на тупорылых бандитов. Теперь же я смотрю на тебя… и учусь».

«Хочешь так же»

«Будет зависеть от того, получится ли у тебя выйти сухим из воды».

«А ты осторожный».

«Ты сам назвал меня прагматичным. – Осёл рассмеялся, но Кровосос этого не услышал. – Скажи, ты ведь не испытываешь сексуального удовлетворения от убийства?»

«Почему тебя это интересует?»

«Поспорил сам с собой».

«В таком случае ты проиграл: сексуального удовлетворения я не испытываю. Но удовлетворение получить собираюсь».

«От результата?»

«Да, от результата».

Убийца вышел из разговора и улыбнулся. И потёр руки. Нетерпеливо потёр, потому что до получения результата ещё многое предстояло сделать.

– Зачем ты так со мной поступила? – прорыдала Даша. – Зачем?

– А что случилось? – Регина изо всех сил делала вид, что не понимает претензий подруги, однако получалось не очень – выдавали бегающие глазки. – Что я сделала не так?

– Он же меня убьёт!

– Не говори ерунды.

– Какой ерунды, Регина? Ты играешь моей жизнью! – Даша была близка к истерике. – Моей, понимаешь?

Их привезли на Петровку по отдельности: Даню и Дашу на одной машине, Регину – на другой. Дима сообщил, что родители велели ему ехать на дачу к дальним родственникам и оставаться там, «пока всё не закончится». Учитывая обстоятельства, Феликс оценил решение родителей как оптимальное. Даню и Дашу полицейские забрали из их съёмной квартиры, а Регину – из студии популярного блогера, в прямом эфире которого она и сделала громкое заявление. После чего продублировала его в виде поста на своей странице. Сеть загудела, как промышленный трансформатор, Регину засыпали дополнительными вопросами и просьбами уточнить свои слова, рассказать о Кровососе подробнее, полнее. Число подписчиков увеличилось ещё на десять тысяч, однако насладиться поднятой волной в полной мере у Регины не получилось – за ней приехали. О чём девушка тут же поведала подписчикам. В ответ услышала много разных пожеланий:

«Наверное, они тебя защитят».

«Адвоката вызвала?»

«Когда предложат сменить имя – выбирай Анфиса!»

И самое «оптимистичное»:

«Передавай привет Кровососу!»

В полиции Регина старалась держаться бодро, даже дерзко, однако столь яростной реакции от подруги блондинка явно не ожидала – Даша представлялась ей тихой и покладистой – и потому сбилась, растеряла изрядную часть запала и пожалела, что не взяла с собой адвоката или кого-нибудь другого, кто помог бы отбиться от нападок.

– Я не играла твоей жизнью, ты что? Я даже имени твоего не назвала…

– Назвала! – выкрикнула Даша. – Ты нас представила на своей странице. В первый день ещё. И даже лица показала. А то, что потом не назвала меня, – плевать! Кровосос и так понял, о ком идёт речь!

– Кровосос ничего о тебе не знает!

– Узнает!

– Как?!

И девушки, не сговариваясь, посмотрели на Феликса. Которому пришлось продемонстрировать спокойствие и полнейшую уверенность в том, что ситуация будет разрешена благополучно:

– Не узнает.

Однако, несмотря на приложенные усилия, успеха не добился: скепсис из взглядов подруг – или бывших подруг? – не исчез. У Даши задрожали губы, поэтому Регина решила её успокоить:

– А если Кровосос узнает твой адрес и явится, чтобы убить, то полицейские его возьмут. – Регина вопросительно посмотрела на Феликса. – Ведь так?

Даша всхлипнула.

Даня мрачно произнёс:

– Ты вообще понимаешь, что говоришь?

А Феликсу впервые в жизни захотелось ударить женщину. Он нисколько не изменился внешне, продолжил сидеть в спокойной, расслабленной позе, сохраняя на лице невозмутимое выражение, однако внутри у него всё кипело.

– Вы правильно сделали, что не указали имя подруги, – пробубнил Колыванов, который не знал, что ещё сказать.

– Вот видишь! – воскликнула Регина с таким энтузиазмом, будто полицейские полностью одобрили её поступок. – Всё хорошо!

– Но вы неправильно сделали, что вообще об этом заговорили, – вернул себе слово Феликс. – Своим необдуманным поступком вы подвергли опасности жизнь вашей подруги.

– Я думала, что помогаю вам.

– Извините, но в это трудно поверить, – покачал головой Вербин. – Если бы вы хотели нам помочь – вы бы с нами посоветовались.

– Я приняла решение спонтанно! Под влиянием эмоций. Мы говорили… у меня брали интервью для очень широкой аудитории… – Регина выдержала паузу, не дождалась комментариев и продолжила: – Я как раз рассказывала о том, как мы шли к машине, неожиданно вспомнила рассказ Даши и подумала, что ведь на самом деле она могла видеть Кровососа. Могла! Так почему бы так не сказать? Пусть он дёргается!

– Сука, – рявкнул Даня.

– Заткнись, – спокойно отозвалась Регина.

– Какая же ты дрянь.

– Я прошу всех соблюдать спокойствие и не опускаться до взаимных оскорблений, – громко произнёс Колыванов. – Я понимаю, что все на нервах, но давайте относиться друг к другу с уважением?

Даня мрачно кивнул. Регина посмотрела на Гену с благодарностью. И чуть улыбнулась. Вербин беззвучно выругался, но напарника поддержал:

– К сожалению, изменить мы ничего не сможем, даже с помощью длинных нецензурных монологов, поэтому давайте подумаем, как из всего этого выпутаться.

– А что думать? – удивилась Регина. – Разве вы не можете обеспечить Даше надёжную охрану?

Вот как объяснить бестолковому созданию, убеждённому, что мир вертится вокруг её хотелок, что реальная жизнь сильно отличается от благостных картинок, которые рисуют в телесериалах? И от неблагостных, «чернушных», кстати, тоже. Настоящая жизнь ухитряется проходить между этими двумя полюсами, заглядывая на них весьма редко, и в ней, в реальной жизни, всё и проще, и сложнее одновременно. Вербин мог бы рассказать, что в эти самые мгновения его шеф, подполковник Шиповник, вместо того чтобы думать о поимке Кровососа, получает совершенно незаслуженный нагоняй от руководства управления, но по результатам этого нагоняя Даша скорее всего обретёт круглосуточную вооружённую охрану уже сегодня – без лишних бюрократических процедур и согласований. Как объяснить Регине, что Кровосос – не маленький сетевой тролль, от которого можно избавиться нажатием на пару кнопок, по принципу: «я тебя забаню и буду жить спокойно»? Как заставить поверить, что в обычной жизни тебя может отыскать опасный человек и миллионы «лайков» мгновенно потеряют всякую ценность. А фраза: «Передавай привет Кровососу!» – обернётся мрачным предсказанием. Как всё это объяснить тем, кто воспринимает реальность частью игры и готов до тридцати пяти лет считать себя ребёнком?

– Почему вы молчите? – тихо спросила блондинка.

Кажется, до Регины и без объяснений стало доходить, что её выходка может иметь весьма печальные последствия – оказалось достаточно долгой и очень тяжёлой паузы.

– А что будет с нами? – Голос Дани дрогнул, но кто его за это осудит?

К тому же Даня сказал: «с нами», показав, что будет рядом с Дашей, чего Феликс от любителя пива не ожидал и чему оказался очень рад. И потому позволил себе чуть забежать вперёд – несмотря на отсутствие подтверждения от получающего нагоняй шефа:

– Мы будем вас охранять, Даня, не беспокойтесь. Как именно и как долго – обсудим позже.

– Что значит «как долго»? – поинтересовалась Даша. – Это может затянуться?

– Если Кровосос поверил словам Регины и считает вас свидетельницей, а мы будем отталкиваться от этого предположения, вам придётся прятаться до окончания расследования.

– Пока вы его не поймаете?

– Да, – кивнул Вербин. – Исходя из вашего рассказа, можно сделать вывод, что Кровосос принял достаточные меры предосторожности и должен быть уверен в том, что вы его не разглядели. Но этот человек не совсем нормален психически, и никто не даст гарантий, что он не начнёт за вами охоту.

– Сука! – вновь повторил Даня.

Перехватил взгляд Колыванова и извинился.

– Я ведь сказала, что не хотела этого, – отчеканила Регина, глядя на Даню. После чего вновь повернулась к Феликсу: – А меня охранять будут?

– Зачем? – удивился Вербин. – Вы сказали, что ничего не видели, а значит, вы в полной безопасности. Живите спокойно и молитесь, чтобы с вашей подругой ничего не случилось.

– Фильм поедет на фестивали? – поинтересовалась Ада, аккуратно нарезая помидоры.

Илья отправился к установленному на террасе мангалу – жарить шашлык, а они с Платоном занимались готовкой на кухне. Ну, как занимались: женщина готовила, а Брызгун развлекал её разговорами. В основном – разговорами о себе.

– В Канны фильм поедет обязательно, об этом уже договорились, – ответил Платон. – Пальмовую ветвь я вряд ли возьму, но о себе напомню. А если повезёт – то и заявлю.

– Ты талантливый.

– На фестивалях одного таланта мало.

– Это я понимаю, – кивнула Ада. – А чем занимаешься сейчас? По-прежнему на федеральном канале?

– Зачем уходить оттуда, где тебе хорошо? – удивился Брызгун. – Я в жюри популярного шоу, каждую неделю свечусь на всю страну, не выпадаю, так сказать, из обоймы. К тому же они купили ещё одну лицензию у американцев, и с января я буду светиться уже в двух проектах.

– Ты снова в жюри?

– Да.

– Это ведь хорошо?

– С точки зрения пиара и финансов – очень хорошо, – ответил Брызгун, внимательно наблюдая за тем, как ловко Ада управляется с ножом.

– Тогда в чём проблема?

– Почему ты решила, что есть проблема?

– Потому что знаю тебя примерно столько, сколько ты живёшь, – улыбнулась женщина.

– Всё время об этом забываю, мамочка.

– Шапку надень.

Они рассмеялись, после чего Платон долил в бокалы красного – подготовка к шашлыку была всеобъемлющей – и совсем другим, немного грустным тоном рассказал:

– Я знаю, что должен этим заниматься. Мир изменился, стал одним большим шоу, и я не могу тратить время только на кино: приходится быть на виду. В том числе – оценивать старающихся «звёзд» в популярных телеаттракционах.

– А тебе не нравится, – прошелестела Ада, пригубливая вино.

– Меня это бесит, но я улыбаюсь, – ответил Брызгун. – Знаю, что лицемерю, но нахожу для них тёплые слова.

– Играешь по правилам.

– Как все мы.

– Я ни в коем случае тебя не укоряла. – Ада нежно провела ладонью по щеке Платона. – Сейчас снимаешь что-нибудь?

– Готовлюсь к запуску нового сериала.

– Когда съёмки?

– В конце весны, не раньше – я только-только прочитал сценарий.

– И он тебе понравился?

– Иначе бы не взялся.

– Мелодрама?

– Мистика.

– Не похоже на тебя.

– Интересный материал. – Глаза Платона вспыхнули, и теперь он ничем не напоминал того себя, который пять минут назад уныло рассказывал о пошлом, но нужном и денежном участии в популярном шоу. – Это современный мистический детектив, но при этом – неявный.

– Неявный детектив? – не поняла Ада.

– Нет, с детективным сюжетом всё в порядке: есть убийства, есть расследование, но при этом есть тонкая мистическая составляющая, – рассказал Брызгун. – Туманная дымка, обволакивающая основное повествование. Никаких старух с колодами таро, экстрасенсов и прочих вызывающих оскомину шаблонов. Просто в какой-то момент читатель задаётся вопросом: «А так ли всё на самом деле, как мне кажется?»

– Ты дашь ответ на этот вопрос?

– Думаю об этом. И кажется, придётся написать вторую версию финала, чтобы понять, какая лучше.

– Людям не нравится недосказанность.

– Имя убийцы будет раскрыто в обоих финалах.

– То есть зло будет наказано?

– Обязательно.

– Тогда хорошо. – Ада вновь взялась за нож, собираясь заняться огурцами, но помедлила и спросила: – Оригинальный сюжет?

– К счастью, нет – по роману, который я тоже прочитал с большим удовольствием.

– Известный?

– Уверен, что после выхода сериала станет ещё более известным.

– Не сомневаюсь, – женщина вновь улыбнулась. – Почему не стал снимать полный метр?

– История прекрасно ложится в сериальный формат.

– Для платформы?

– Да.

– Хорошо. – Ада помолчала. – Прости, можно, я задам не самый приятный вопрос?

– Ты же знаешь, что можешь задавать мне любые вопросы, – очень спокойно ответил Брызгун, догадавшийся, о чём пойдёт речь.

– Но если он покажется тебе неприятным…

Платон жестом показал, что уже ответил и повторяться не намерен. Ада кивнула и продолжила:

– Та история осталась в прошлом?

– Разумеется. – Брызгун повертел в руке бокал. – Это ведь даже не скандал, так – громкий случай.

– Ты в порядке?

– Ты удивишься, но я был пристёгнут.

– Я спрашиваю о другом, – обронила Ада.

Она не давила, и тон, которым был задан вопрос, мог показаться небрежным. Но только не Брызгуну, который вновь проявил сообразительность и понял, о чём спрашивает женщина. И это понимание заставило его сделать большой глоток вина.

История, которую имела в виду Ада, произошла три месяца назад и наделала много шума: ДТП со смертельным исходом, лобовое столкновение в центре Москвы. С одной стороны – представительский автомобиль бизнес-класса, с другой – скромный хэтчбэк, в салоне которого находилась семейная пара. После удара двое детей остались сиротами. Ушлые журналисты «пробили» номера дорогой иномарки, определили владельца и развернули в Сети травлю, безапелляционно предположив, что он был пьян. Разумеется, без каких бы то ни было доказательств. А масла в огонь подливал тот факт, что авария произошла на не просматриваемом видеокамерами участке, то есть, восстанавливая ход событий, дорожная полиция должна была полагаться в том числе на слова свидетеля, которым и являлся Брызгун. И поскольку он полностью поддержал друга, то был объявлен сетевой общественностью лжецом, что было весьма некстати для продвижения фильма.

– Нам обязательно об этом говорить?

– Мне плевать, кто был за рулём и как всё получилось, – произнесла Ада, возвращаясь к овощам. Блестящее лезвие ножа казалось в её руках изящной игрушкой. – Скажи, что ты почувствовал?

Она выделила слово «ты».

Платон знал, что так будет.

И ответил сразу:

– Почти тоже самое, что тогда.

– Почти?

– Я сидел на пассажирском сиденье. – Брызгун произнёс эту фразу так, будто она всё объясняла.

И она действительно всё объясняла.

Они отлично понимали друг друга, и это позволило Аде избежать лишних слов:

– Мне кажется, это хорошо.

– Не уверен.

Женщина бросила на Платона быстрый взгляд, но он его не заметил – смотрел в окно, то ли задумавшись, то ли погрузившись в воспоминания.

– Мы оба знаем, что я права.

– Может быть… – Разговор начал тяготить Брызгуна, и он поспешил придумать повод покинуть кухню: – Илья сигнализирует, что мясо почти готово.

– Тогда иди и помоги ему, а я пока накрою на стол.

Ада не видела необходимости затягивать неприятный старому другу разговор. К тому же она услышала всё, что хотела.

– Жду вас.

– Ага. – Платон выскочил на террасу и громко произнёс: – Запах потрясающий! Даже в доме чувствуется.

Однако обмануть Бархина не сумел.

– Что, Адька прогнала? – рассмеялся Илья, не отрывая взгляд от мяса.

– Я принёс тебе вина!

– Да ты настоящий герой. – Бархин взял бокал и сделал маленький глоток. – Хорошо.

– А мясо как?

– Ещё лучше.

Илья делал баранину идеально. Сутки выдерживал в маринаде собственного рецепта и лично жарил. Находились, конечно, желающие покритиковать результат его работы, однако Ада считала, что лучше Бархина приготовить корейку невозможно, а больше ничьё мнение Илью не интересовало.

– Может, здесь и поедим? – предложил Брызгун, глотая вызванную запахом жарящегося мяса слюну.

Погода неожиданно улучшилась: ветер разогнал тучи, потом стих сам, и теперь террасу заливало не жаркое, очень приятное осеннее солнце.

– Во-первых, это ненадолго. Во-вторых, есть в куртке неудобно.

– Можно принести пледы.

– Вино будет очень холодным. И мясо быстро остынет.

– Мясо можно не снимать с решётки.

– Сгорит.

– Ты скучный.

– А ты импульсивный.

– Мне положено – я творческая личность.

– Пригодная только на то, чтобы открывать бутылки.

– Хоть на что-то я годен.

– Думаю, ты просто хитрый лентяй, который делает вид, что ничего не умеет, чтобы ничего не делать.

– Считается, что ты умный, а дошло только сейчас, – хихикнул Платон. Несколько мгновений он разглядывал мясо, а затем негромко произнёс: – Когда я вышел, ты смотрел на дом Розалии.

– Просто бросил взгляд.

Платон улыбнулся.

– А ты не смотрел? – поинтересовался Илья, не глядя на друга.

– Когда приезжаю, всегда сначала смотрю на него, а уж потом на свой и Ады, – признался Брызгун.

– Ну, вот.

– Я ведь не смеялся над тобой, просто обратил внимание. – Платон сделал глоток вина. – Он мне даже иногда снится.

– Именно дом? – помолчав, спросил Бархин.

– И сидящая на балконе ведьма.

– С собакой?

– С чёрной собакой. Поэтому, наверное, я так и среагировал, когда раздавил собаку.

– То есть окажись собака белой, ты бы не стал напрягаться?

Несколько мгновений Платон смотрел на друга, потом кивнул:

– Стал бы. Но не так сильно.

– Спасибо за честность.

– Ответишь тем же?

– В каком смысле?

– Когда я вышел, ты смотрел на дом Розалии, – повторил Брызгун.

Илья перевернул решётку, помолчал и медленно ответил:

– Бывает, что я задумываюсь, глядя на него. Причём не только здесь.

– Видишь его в других местах? – догадался Платон.

– Иногда. – Ещё одна пауза. – Сижу дома или в офисе, бросаю взгляд в окно – и вижу его.

– Чёрт…

Однако Бархин не позволил себя перебить.

– А ещё он мне снится, – продолжил он, повысив голос. – Не часто, примерно раз в месяц.

– Все эти годы?

– Последние лет пять… – Короткая пауза. – Последние пять лет я периодически вижу один и тот же сон: я иду по главной улице «Сухарей», я знаю, что осень, но на улице тепло, ярко светит солнце, так ярко, что можно проснуться от пронзительного света. Я жмурюсь на солнце, но мне всё равно немного холодно. Кажется, лёгкий ветерок. – Илья вновь перевернул решётку. – Мне пятнадцать лет, я это знаю точно, но не знаю, зачем я это знаю. Я иду по главной улице и вижу тебя, справа, ты стоишь у ворот Корчевниковых и разговариваешь с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А ты отвечаешь: «Да так, пацан какой-то незнакомый».

– Указывая на тебя? – удивился Платон.

– Да, на меня, но я не обижаюсь. Иду дальше и вижу слева Аду. Она стоит у поворота на вашу улицу и разговаривает с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» Ада отвечает: «Да так, пацан какой-то незнакомый». Но я не обижаюсь, потому что чувствую, что я – незнакомый пацан. И меня это не смущает. Я иду по улице, подхожу к дому Розалии, смотрю на него… прохожу мимо ворот, делаю следующий шаг… и оказываюсь в лесу, перед калиткой на участок Ады. Солнца больше нет, потому что ночь, лес тёмный и мрачный, накрапывает дождь, всё как тогда, в тот день. Я стою прямо перед калиткой и точно знаю, что вы стоите на полшага позади меня. Ты – справа, Ада – слева. Я протягиваю руку, нажимаю на мокрую ручку и просыпаюсь.

Платон молчал с полминуты. Но не пил. И смотрел не на друга, а на дом старой ведьмы. И лишь потом спросил:

– Что всё это значит?

– Понятия не имею, – честно ответил Илья. – Ты у нас любитель пораскинуть Таро – ты и объясни, что я вижу последние пять лет. – Ещё одна пауза, за которой последовала горькая усмешка: – Так что напрасно ты сказал, что я из нас самый твёрдый.

– Ты такой и есть. Если бы мне часто снился такой сон, я бы, наверное, уже свихнулся.

– Думаешь, мы ещё не рехнулись?

– Думаю, что да. В смысле – нет.

И они одновременно повернули головы к соседнему дому. Необычному для Подмосковья и очень красивому особняку злой ведьмы. Не кричаще-яркому, пряничному, но элегантному, стильному. Светло-серая штукатурка, тёмно-серый отделочный камень и такая же крыша – ломаная, наводящая на мысль о небольшом французском шато в долине реки Луары. Дом и участок были спроектированы единым ансамблем: ограда, калитка и ворота были выполнены в тех же серых тонах, с тем же отделочным камнем, дорожки напоминали булыжную мостовую, а сад… Сад мог показаться заброшенным, выглядел так, будто проиграл нашествию диких зарослей, и, может, поэтому дети считали соседний участок логовом ведьмы. Но в действительности – в своё время у них это вызвало огромное удивление – Розалия специально приказала создать мрачный, отсылающий к готическому настроению, парк. Как пошутил отец Ады: «Заплатила бешеные деньги за то, что природа сделала бы сама, но постепенно».

– Её дом совсем не изменился, – произнёс Илья.

Но произнёс много позже, когда они сидели за столом гостиной, из южных окон которой открывался вид на соседний особняк. Произнёс после того, как первое насыщение прошло, греющееся в мармите мясо перестало вызывать жадное вожделение и куски они стали брать неспешно. Произнёс, сделав глоток красного из бокала. Произнёс и посмотрел на друзей.

– А с чего ему меняться? – пожал плечами Брызгун.

– Столько лет прошло, а он не обветшал.

– Добротно сделали.

– За любым домом нужно следить.

– За ним ухаживают, – сказала Ада. – Три раза в сезон приезжают люди и приводят дом и участок в порядок. Вылизывают так, словно перед возвращением хозяев.

– Но хозяева не появляются?

– Нет.

– То есть кто-то купил особняк, поддерживает его в порядке, но не живёт и не сдаёт?

– Да.

– И ты не стала узнавать, кому он теперь принадлежит? – Наследникам? – предположил Платон.

– Нет, точно не наследникам, – ответила Ада. – Они приезжали сюда несколько лет, а когда дети подросли – продали дом.

– Кому?

– Я спрашивала у председателя ТСЖ, он ответил, что дом приобрела какая-то компания для своих сотрудников.

– Но сотрудники здесь не появляются? – уточнил Брызгун.

– Разве что сотрудники – это те самые работяги, которые следят за домом, – ответила Ада.

– Странно всё это.

– Согласна.

– Может, кому-то понравились дом и место, но недосуг выбраться? – предположил Илья.

– Возможно.

– Или этому кому-то рассказали о том, что он купил дом ведьмы.

– Нам что, поговорить больше не о чем? – буркнул Платон.

– А зачем мы приехали? – вдруг спросила Ада.

– Поговорить о ведьме?

– Разве нет?

– Можно поиграть в преферанс, – предложил Брызгун. – Поиграем, – пообещала женщина. – Но вряд ли будем молчать во время игры.

– Мы и сейчас не молчим.

– А помните, как мы боялись ходить в лес? – спросил друзей Бархин.

– О, да.

Другое окно гостиной выходило на лес, и теперь все повернулись к нему, силясь разглядеть калитку. Сирень уже сбросила листья, но кусты были настолько густыми, что даже её голые ветви надёжно скрывали выход в ельник.

– Твой папа говорил, что в лесу живёт леший, – с улыбкой припомнил Платон.

– И медведь.

– И ведьма.

Отец говорил, что колдунья живёт в глубине тёмного ельника, а они были уверены, что ведьма живёт рядом. За забором. И постоянно на них смотрит.

При этом старая Розалия не только пугала детей, но высокомерно держалась со взрослыми, и именно мама впервые назвала соседку «старой ведьмой». Шестилетняя Ада поспешила поделиться услышанным выражением с друзьями, и друзья его оценили.

Слово было найдено.

«Я ведь говорил, что взрослые знают», – сказал тогда Руслан.

«А вдруг она захочет нас съесть?» – поёжился Платон.

И только Илья проявил несвойственную ребёнку прагматичность.

«Папа говорит, что ведьм не существует», – протянул он. Однако настоять на своём у него не получилось.

«Это потому, что вы живёте далеко от Розалии, – заявил в ответ Руслан. – А родители Адьки со старухой постоянно общаются, поэтому знают наверняка».

«Она ни с кем не общается», – уточнила девочка.

«Тем более».

«Но почему Розалия не делает ничего, что делают ведьмы?»

«Например?»

«Не летает на метле».

«Потому что по ночам мы спим и не видим».

«А ведьмы летают только по ночам?»

«Иначе все узнают, что они – ведьмы».

«Но ведь мы и так знаем».

«Только доказать не можем», – ответила Ада и так посмотрела на Илью, что он решил не продолжать спор.

Но если у маленького Бархина и оставались сомнения в том, что Розалия – ведьма, то рассеялись они спустя три дня, когда друзья совершили первую в своей жизни вылазку в лес. Разумеется, одни. Разумеется, в тайне от взрослых. И разумеется, всё выглядело как специальная операция. У мамы Платона был день рождения, и по этому поводу взрослые устроили большой пикник. А самое сложное во время летних дачных пикников – это куда-то пристроить детей. И все обрадовались, когда послушные дети предложили собраться на привычной террасе: порисовать, поиграть и посмотреть телевизор. Довольные родители отправились развлекаться, а довольные дети немного посмотрели телевизор – невнимательно, – а затем Ада принесла ключ, и они отправились к калитке.

«Если кто-то хочет отказаться, он должен сделать это прямо сейчас!» – произнёс Руслан фразу из какого-то фильма.

Не отказался никто. А затем, после того как Ада открыла калитку, осторожно вышли за пределы посёлка. И остановились, оглядываясь. Руслан и Ада – с интересом, Илья – старательно-равнодушно, а Платон – напряжённо, втайне надеясь, что сейчас явится кто-нибудь из родителей, и либо вернёт их на террасу, либо прогуляется с ними.

«Видите, ничего страшного», – сказал Руслик.

«Это пока», – заметил Платон.

Лес неожиданно показался темнее и мрачнее, чем когда они ходили по нему с родителями. К тому же набежали облака и солнце то и дело пряталось в них, делая ельник ещё более неуютным, однако они решили исследовать лес – одни – и не собирались отступать. Первым сделал шаг Руслан, за ним – Илья и Ада, Платон вздохнул, но последовал примеру друзей. Путешествие началось.

Некоторое время они молча шли по тропинке, всё дальше отдаляясь от калитки, шагов через пятьдесят Руслан повернул направо, явно собираясь сделать круг и вернуться, но, пройдя ещё шагов двадцать, неожиданно остановился и вытянул вперёд руку:

«Смотрите!»

Дети, которые до сих пор следовали за заводилой гуськом, выстроились рядом с Русланом и уставились на бледные поганки, стоящие идеальным кругом. И ничего больше в этом месте не росло: ни одного чахлого кустика, которые периодически попадались в ельнике, и даже шишки, как показалось ребятам, предпочитали падать вокруг, но не рядом с ядовитыми грибами. И уж тем более – не в центр круга.

«Что это?» – спросил Платон.

«Поганки», – ответил Илья.

«Это «ведьмин круг», – сказал Руслан. – Он означает, что где-то неподалёку живёт ведьма и строит козни».

Ада ничего не сказала, но поёжилась и посмотрела на дом Розалии. Посмотрела и спросила:

«Как думаете, она видела, что мы пошли в лес?»

Уточнять, кто именно эта «она», не требовалось – друзья переглянулись и с криком бросились к калитке…

– Мы были детьми, – рассмеялся Платон. – Сколько нам было? Восемь?

– Ага.

– И мы не сомневались, что рядом с нами живёт настоящая ведьма.

– Я видела на балконе её кресло, – вдруг сказала Ада. – Любимое чёрное кресло Розалии.

– При чём тут её кресло? – не понял Илья.

– При том, что его должны были убрать ещё тогда. – У Ады задрожали пальцы. – И его убрали, я видела, как его уносят. И его не было все эти годы, а сегодня я выглянула в окно и увидела. Увидела! – Она с трудом подавила желание закричать, но справилась, подавила крик, сделала два глубоких вдоха и жалобно спросила: – Вы мне не верите?

Мужчины переглянулись.

– К чёрту, – прошептала Ада. – К чёрту. К чёрту!

И быстрым шагом вышла из гостиной.

Несколько мгновений Илья и Платон молча смотрели ей вслед, затем друг на друга, а затем Брызгун неуверенно спросил:

– Пойдём, посмотрим?

– Пойдём, конечно, – пожал плечами Илья. – Но я на сто процентов уверен, что кресла на балконе нет.

Но оно там было.

То самое, деревянное, обитое чёрной кожей кресло с высокой спинкой, в котором любила сидеть Розалия. И вид кресла заставил лица друзей вытянуться. Несколько мгновений они пристально смотрели на балкон соседнего дома, словно надеясь, что им померещилось и кресло вот-вот исчезнет в октябрьской измороси, а когда поняли, что этого не произойдёт, – переглянулись.

– Ада говорила, что в дом периодически приезжают рабочие, может, они зачем-то вынесли его на балкон? – неуверенно предположил Брызгун.

– Зачем?

Ответа на этот вопрос у Платона не было. Да и не могло быть, поскольку объяснить, зачем рабочим понадобилось вытаскивать хорошее кресло под осенние дожди, а значит – и под снег, было решительно невозможно.

Мужчины спустились на первый этаж, убрали со стола – в основном, конечно, Илья, – разожгли камин, наполнили бокалы коньяком и вышли на террасу курить сигары. Говорили, конечно, однако о Розалии не произнесли ни слова. Когда вернулись – увидели, что в гостиную вновь спустилась Ада, обрадовались и засели играть в карты, в преферанс до двадцати. Опять же – избегая разговоров о старухе.

«И разошлись примерно в час…»

Илья нажал на экран лежащего на тумбочке смартфона.

02:45.

И перевернулся на спину.

«Почему я проснулся?»

Причём не просто проснулся – спать не хотелось вовсе. Потянуло в туалет? Нет. Жажда мучает? Тоже нет.

«Почему я проснулся?»

Он поднялся с кровати и как был – в пижамных штанах и футболке – вышел из комнаты. Постоял, раздумывая, что делать, подошёл комнате Платона и приоткрыл дверь – никого. Кровать не разобрана и даже не примята.

Не удивился.

Не включая свет, поднялся на второй этаж, прошёл по коридору до спальни Ады и замер у двери. Платон дышал прерывисто и громко, видимо, уже умаялся, но, судя по звукам, ритм ещё держал. Ада тихонько отзывалась, но даже через дверь Илья понял, что она специально сдерживается – боится побеспокоить его слишком громкими стонами. Сдерживается, хотя ей очень хорошо.

С Платоном.

Который, наверное, навалился сверху – всей тушей – и дышит прямо в лицо. И мнёт её большую грудь…

Илья тряхнул головой, отгоняя наваждение, и отошёл от двери.

«Но почему я всё-таки проснулся? Не из-за сопения же Платона».

Остро захотелось курить, однако прежде, чем спуститься на первый этаж, одеться и выйти на террасу, Бархин решил ещё раз посмотреть на балкон соседнего дома – убедиться, что кресло на месте. Он с прежней осторожностью прошёл до нужной комнаты, медленно открыл дверь, проскользнул внутрь, отодвинул штору… и вздрогнул.

Кресло на месте.

На балконе.

Его было отлично видно, потому что балкон соседнего дома освещался яркими настенными светильниками.

А В КРЕСЛЕ СИДЕЛА СТАРУХА!

Илья почувствовал, что холодеет.

– Не может быть. – Упёрся лбом в холодное стекло и закричал: – Не может быть!

Первой его заметила собака – чёрная ведьмина псина, такая же злобная, как хозяйка. Она привычно лежала у ног Розалии, но, почуяв Илью, обернулась и зарычала. И Бархин отчётливо увидел вздёрнутую губу и белые клыки чёрной Мары.

Рычание привлекло внимание старухи, которая, кажется, до сих пор дремала в кресле, но, услышав Мару, повернула голову…

Без сомнений – она.

Илья прекрасно помнил крючковатый нос, тяжелый, низко нависающий лоб, поджатые губы и глаза… Чёрные, как шерсть Мары, но ярко горящие глаза давным-давно мёртвой старухи вцепились в него с такой силой, что он вновь закричал. Даже заорал. От страха и непонимания, которое превращало страх в ужас. От того, что видит то, что невозможно увидеть. От желания бежать, однако ноги приросли к полу, и оставалось лишь кричать… и просыпаться.

– Илья! Илья!

До Бархина наконец дошло, что его трясёт за плечи Платон.

– Илья!

– Она здесь! – взвизгнул Илья, изо всех сил вцепившись в руку друга.

– Кто?

– Она здесь! Я её видел! Она здесь!

– Да кто?

Бархин несколько секунд таращился на Платона, затем услышал щелчок зажигалки, повернул голову и тихонько выдохнул, увидев стоящую в дверном проёме Аду.

– Она? – тихо спросила женщина, глубоко затянувшись тонкой сигаретой.

– Она, – жалко улыбнувшись, подтвердил Илья.

Ада кивнула, подошла к кровати и протянула Бархину сигарету.

– В доме мы не курим, так что это в первый и последний раз.

«У полиции есть описание Кровососа?»

– Слишком броский заголовок, – пробормотал Феликс, закрывая один новостной сайт и выводя на монитор другой.

«Случайно ли оговорилась Регина Чернышова? Напомним, что во время прямой трансляции, за которой следило примерно триста тысяч человек, знаменитая блогерка объявила, что её подруга видела Кровососа в лицо и сможет опознать. Сообразив, что сказала, девушка сбилась и попыталась перевести разговор на другую тему, но избежать прямых вопросов не сумела и в итоге была вынуждена повторить своё заявление и подтвердить, что её подруга по имени Даша – фамилию Регина не стала называть по соображениям безопасности – действительно видела Кровососа…»

Вербин открыл следующий сайт.

«Кто же она – таинственная Даша? Регина Чернышова отказалась делиться подробностями о своей подруге, даже фамилию не назвала, но мы думаем, что речь идёт о Дарье Порываевой – девушка подписана на все страницы Регины, активно комментирует каждый пост, а главное – очень похожа на девушку с видео, которое Чернышова выложила вчера. Если речь действительно идёт о Даше Порываевой, то ей двадцать четыре года, она окончила РГГУ и в настоящее время живёт с молодым человеком по имени Даниил…»

Феликс давно перестал удивляться тому, как много информации можно собрать о человеке из открытых источников и какие выводы можно сделать, тщательно проанализировав содержание блогов и личных страниц, в которых люди подробно описывают свою жизнь. Взгляды, связи, пристрастия – кто-то путает сетевые площадки с исповедальней, кто-то – со сценой, на которой они солируют перед благодарными зрителями, и мало кто задумывается над тем, что наступит момент, когда выложенная информация будет использована в чужих интересах и далеко не во благо тому, кто выставлял свою жизнь напоказ. Ведь вряд ли Даша сейчас радуется рассказам об отношениях с Даней, которые обсуждает вся страна.

Когда-то сетевая откровенность пользователей казалась Вербину странной, но когда он понял, как сильно это помогает в работе, то перестал задумываться о странностях и просто радовался дополнительному источнику информации. Или – как сейчас – испытывал досаду от того, что хорошая, абсолютно беззлобная девушка оказалась под прицелом сетевой толпы и, что много хуже, вся эта информация стала доступна убийце, которому сетевая толпа услужливо помогала, старательно выискивая и выставляя на всеобщее обозрение все подробности, до которых могла добраться.

– Привет! – поздоровался вошедший в кабинет Колыванов.

– Привет, – кивнул Феликс, отвлекаясь от ноутбука. – Что с ребятами?

– Передал Зубкову, а дальше ты сам знаешь: заехали домой, взяли вещи на первое время и уехали. Где они будут жить, нам с тобой знать не положено. – Команда Зубкова отвечала за безопасность свидетелей и подключилась к делу по прямому приказу начальника Московского управления. – А что случилось?

– Почему ты не попросил Дашу удалить страницы в соцсетях?

– Я просил.

– Но не настоял?

– Нет. – Гена сделал шаг, увидел открытую на ноутбуке страницу, прочитал заголовок и выругался: – Всё плохо?

– Не хорошо, – не стал отрицать Феликс. – Дашу вычислили и активно обсуждают.

– Не очень приятная ситуация.

– Совсем неприятная.

– Блин. – Колыванов уселся на стул и посмотрел Феликсу в глаза. – Я Даше подробно объяснил, что от Кровососа мы её защитить сможем, а от пользователей Сети – нет. Даша пообещала подумать, но… Сам видишь, короче.

– Люди испытывают необъяснимую привязанность к своим страницам в социальных сетях, – протянул Вербин.

– Для многих это жизнь. Единственный способ общения с миром.

Дневник, летопись и семейный архив. И людям подсознательно кажется, что если социальная сеть неожиданно исчезнет – исчезнет и сама их жизнь. Ведь она перестанет отображаться в мире, о ней перестанут узнавать.

Вербин закрыл новостной сайт, и на мониторе осталось открытым последнее «окно» – страница Регины Чернышовой, на которой появился новый пост.

«Сегодня я чувствовала себя в полной безопасности!» Приложенная фотография откровенно намекала на то, что ощущение защищённости девушке подарил мужчина: на селфи облачённая в забавную пижаму Регина счастливо улыбалась в камеру, сидя на неубранной постели, на которой были отчётливо видны две смятые подушки. Несколько мгновений Вербин молча сопоставлял увиденное с довольной физиономией напарника, после чего повернулся к нему и громко выругался.

Отпираться Колыванов не стал:

– Ей вчера было страшно и грустно, и мы…

– Сейчас ей веселее?

– Намного.

– А о чём мы с тобой говорили?

– Ну… – Колыванов отвёл взгляд, и стало ясно, что, делая выбор между гипотетическими проблемами с руководством и возможностью утешить красивую девушку, опер колебался не долго.

– Мне кажется или товарищ майор недоволен?

Что он думает о происходящем, Вербин уже сказал, в повторном чтении нотаций смысла не видел – всё уже сделано, переиграть эту ночь невозможно, поэтому он махнул рукой и в тон напарнику ответил:

– Товарищу майору кажется, что они с товарищем капитаном что-то упустили.

Колыванов понял, что Феликс его выходке не обрадовался, но «ездить по ушам» не собирается, мысленно поблагодарил за это и перешёл на деловой тон:

– Мы ничего не упустили. Мы в тупике и ждём третий труп, который появится завтра.

– Думаешь, Кровосос выдержит период?

– Уверен.

– Почему? – неожиданно спросил Вербин. – Только потому, что он вроде как «серийник»?

– Не важно, «серийник» Кровосос или изображает его, – после короткой паузы ответил Гена. – Важно то, что в обоих случаях для него важно соблюдать детали.

– В их соблюдении его слабость, – задумчиво сказал Феликс. – Мы примерно представляем, как будет выглядеть следующий ход.

– Но вряд ли сможем помешать – у нас недостаточно информации.

– Анзоров подогревает флешмоб. – Вербин указал на ноутбук. – Я посмотрел сводку ДПС – обращений очень много. И информации о флешмобе очень много, её дают по всем новостным каналам. А это значит, что на машины каршеринга начнут обращать внимание не только хулиганы, но и нормальные люди. А это значит, что вероятность появления свидетелей – живых свидетелей – многократно возрастает. Кровосос научился избегать видеокамеры, но он не может избегать людей. А флешмоб сделал их очень внимательными.

– Но ему всё равно нужно соблюдать детали, – попробовал настоять на своём Гена.

– Единственное, что ему нужно, – не попасться.

– Хочешь сказать, что Кровосос внесёт изменения в схему убийства?

– Обязательно. – Вербин закрыл ноутбук и потёр правой рукой подбородок. – Я говорил и повторю снова: Кровосос с самого начала прогнозировал трудности с третьим трупом. Он прекрасно понимает, какую волну поднял, насколько взбудоражил общество, и отдаёт себе отчёт, что мы находимся под сильнейшим давлением. Полагаю, он ждёт от нас любых действий.

– После третьего трупа от нас точно станут требовать тотального досмотра каршеринга.

– После третьего трупа в этом не будет смысла, – протянул Вербин. – Три ящика с мышами чётко указывают на то, что третий труп станет последним в каршеринге.

«Третья странная сестра… Затем придёт черёд Дракулы».

– Логично, – согласился Гена. – Значит, вполне возможно, что руководство прикидывает, не устроить ли тотальный досмотр завтра, когда ожидается следующий труп.

– Вот, – веско произнёс Феликс.

– А Кровосос не дурак, – протянул Колыванов, сообразив, на что намекает напарник.

– Именно.

– Он ждал от нас сильного хода и готовился к нему, плюс – наложился флешмоб. Логистика становится непредсказуемой, и есть большая вероятность попасться с трупом в багажнике… – Гена прищурился, помолчал и сделал вывод: – Кровосос будет выжидать.

– Это первое, что приходит в голову, – согласился Вербин. – Но я не уверен, что это разумно.

– Почему?

– Сколько он подождёт? Один день? – Феликс не рисовался перед напарником и говорил отнюдь не менторским тоном: он размышлял в диалоге, стараясь добраться до вывода, к которому не смог прийти самостоятельно, и Гена, который прекрасно знал об этой привычке Вербина, охотно ему подыгрывал.

– Хотя бы один день.

– Допустим, мы не сможем вести тотальные проверки каршеринга два дня подряд, но истерия точно не спадёт – об этом позаботится Анзоров. Флешмоб продлится дольше, а значит, Кровососу придётся сдвинуть график дня на три.

– Пусть так.

– А он не может.

– Что ему помешает?

– Репутация, – неожиданно ответил Феликс.

И своим ответом поверг напарника в изумление.

– Репутация? – переспросил Колыванов. – Кто о ней думает?

– Тот, кто понимает её ценность, – твёрдо ответил Вербин. – Кровосос умело сформировал свой образ и не захочет превращаться в посмешище. А если затянет со следующими трупом – превратится. Над ним начнут посмеиваться, а он хочет, чтобы его боялись. – Феликс помолчал, глядя напарнику в глаза, и тихо сказал: – Третья жертва появится сегодня.

– Раньше?

– Да.

– И это не сделает его посмешищем?

– Когда удар нанесён, все обсуждают его, а не время, когда он был нанесён, – ответил Вербин. – Обсуждают жертву и нашу неспособность предугадать действия преступника. Разумеется, кто-то обязательно заметит, что убийство совершено раньше ожидаемого срока, и даже попытается заострить на этом внимание, но когда появляется труп – на календарь никто не смотрит.

– Пожалуй, соглашусь. – Гена покрутил головой. – Чёрт, то есть ждём сегодня?

– Да.

– Но доказать не можем?

– Это всего лишь версия.

– Шиповнику доложим?

– Обязательно, тем более… – Феликс замолчал, уставившись на закрытый ноутбук. Замолчал, потому что понял, что картинка происходящего наконец-то складывается – «нечто», беспокоившее его вот уже два дня, наконец-то перестало быть невнятным ощущением и обрело стройность законченной мысли. – У Кровососа уже есть машина. – Феликс посмотрел на напарника и повторил: – У Кровососа уже есть машина, и, возможно, он уже её «зарядил».

Несколько мгновений Колыванов смотрел на Вербина, а затем догадался:

– Длительная аренда.

– Длительная аренда, – подтвердил Феликс.

– Твою мать.

– Это всего лишь предположение.

– Это очень хорошая версия, – не согласился Гена. – Но есть нюанс: допустим, Кровосос взял машину в долгосрочную аренду, загнал в укромное место и спокойно «зарядил». Но как только он выедет в город – окажется под ударом флешмоба.

– Он мог взять необклеенную машину. На них вообще никто не смотрит.

– Тогда Кровосос нарушит собственное условие.

– Во-первых, необклеенная машина всё равно остаётся каршеринговой, так что формально ничего не поменяется даже в том случае, если Кровосос и в самом деле «серийник». Во-вторых, нужно отталкиваться от того, что Кровососу важна четвёртая жертва. Она – его истинная цель, и ради совершения четвёртого убийства он внесёт в свой план любые изменения. А в третьих…

– Все будут обсуждать труп, а не машину, в которой его нашли. Достаточно того, что это будет каршеринг.

– Совершенно верно. – Вербин достал телефон. – Итак, мы предполагаем, что преступник взял необклеенный автомобиль в долгосрочную аренду, «зарядил» и в настоящий момент едет или собирается ехать на выбранную точку. Посмотрим, можно ли его перехватить…

«Он даже не посмотрел в мою сторону!»

Нет, не было восклицательного знака, и фраза прозвучала ровно. Простая констатация: «Он даже не посмотрел в мою сторону», которую невозможно было сравнить с тем взрывом эмоций, который убийца пережил во время первой поездки в «заряженном» автомобиле… Не в каршеринге, а в фургоне, который использовался для доставки «груза» в Москву. В принципе фургон тоже был «заряжен», но не для обнаружения, а для перевозки: все части «груза» аккуратно сложены и прижаты друг к другу, ничто не стучит, не позвякивает и не привлекает внимание. Сам фургон выглядел безобидно – обычная «рабочая лошадка», которых полным-полно на дорогах Москвы и Подмосковья, – совершенно не бросался в глаза, и убийца был уверен, что спокойно доедет до нужного места. Но как только впереди показались автомобили ДПС – ожидаемо показались, они часто стояли у выезда на магистраль, хладнокровие оставило убийцу. Мигающие красно-синие «люстры» двух патрульных седанов и не менее пяти инспекторов, которые цепко разглядывали идущие в потоке машины, заставили убийцу вспотеть. И сказать себе, что нужно выглядеть обыкновенно. И тут же вспомнить, что как это – выглядеть обыкновенно, – он не продумал, то есть не подготовился. А вспомнив об этом, убийца почувствовал, что его охватывает паника, но огромным, невероятным усилием воли сумел подавить её и проехать мимо инспекторов со скоростью потока, удержав машину ровно и сохранив на лице невозмутимое выражение.

А полицейские даже не посмотрели в его сторону!

Ни один из них!

Либо ограничились короткими взглядами, которые убийца не заметил.

Полицейские выбирали другие автомобили, остановили ехавший перед убийцей внедорожник, а фургончик с трупом пропустили и тем заставили убийцу закричать от радости… Но не сразу. Не сразу. Выехал на магистраль, припарковался в небольшом «кармане», не забыв включить «аварийку», и зашёл в лес, потому что его затошнило.

И только после этого убийца закричал, выкидывая из себя остатки страха и паники. А потом спокойно продолжил путь в Москву. И никогда больше не вздрагивал при виде полицейских, сидя за рулём «заряженных» автомобилей. Но мысленно улыбался. Очень довольно улыбался.

Как, например, сегодня.

Таких эмоций, как в тот, самый первый раз, убийца, разумеется, не испытал, но удовольствие от того, что оставшиеся позади полицейские посмотрели на него как на пустое место, получил.

«Кого мне следует благодарить: их невнимательность или свой ум?»

Очень хотелось похвалить себя за предусмотрительность, уверенно сказать, что всё дело в идеальной подготовке, но убийца понимал, что малейшая расслабленность способна обернуться катастрофой, и не позволял себе почивать на лаврах, дорожа своими главными козырями – осторожностью и внимательностью.

«Они просто не знают, кого искать. Я их опережаю, и нужно во что бы то ни стало сохранить это преимущество. Только так я сумею их обыграть».

В этот момент обычный городской гул разрезала коротко взвывшая сирена: патрульная машина ДПС прижала каршеринговый автомобиль к обочине. Почти все шедшие по тротуару люди остановились, многие достали телефоны в надежде снять эффектное видео, и убийца, подумав, тоже задержался и тоже приготовил смартфон.

Он старался не выделяться.

Неожиданная версия Вербина вызвала у руководства оторопь. Ожидаемую и оказавшуюся недолгой.

Чтобы не тратить время, Феликс организовал видеоконференцию, изложил свои соображения и сделанные на их основе выводы, насладился видом размышляющего начальства – чтобы «въехать», Шиповнику понадобилось десять секунд, Анзорову – полминуты, после чего получил полный карт-бланш.

«Если всё так, времени у нас нет, – быстро сказал следователь по истечении тридцати секунд. – Феликс, сформируйте внятные требования к специалистам каршеринговых фирм, потому что у вас через десять минут начинается онлайн-совещание с ними. А я пока напрягу ДПС».

Совещание началось через четверть часа, а судя по тому, что на видеоконференцию явились ведущие IT-специалисты абсолютно всех каршеринговых компаний и не только явились, но заверили Феликса, что окажут любую помощь в режиме реального времени, с владельцами фирм плотно поговорили и объяснили важность сотрудничества.

– Добрый день, – произнёс Вербин, разглядывая появившиеся в прямоугольных окошках лица. – С вашего позволения, я сразу перейду к делу, потому что времени у нас очень мало или вообще нет.

К счастью, никто из собравшихся не разразился длинной тирадой о том, что время нужно ценить и они приложат все усилия, чтобы обязательно успеть сделать всё, что попросит полиция. Несколько человек молча кивнули, остальные остались неподвижны.

– В настоящий момент нам необходимо срочно отработать версию, что Кровосос взял автомобиль в долгосрочную аренду. Если это так, мы надеемся вычислить его с вашей помощью.

– Кровососа?

– Для начала – автомобиль.

– Вы можете перечислить критерии поиска?

– Мы полагаем, что речь идёт о необклеенной машине, которую арендовали три дня назад или раньше – чтобы не вызывать подозрений. Это обязательно седан – я сомневаюсь, что преступник изменит себе, не хэтчбэк и не внедорожник. За время аренды автомобиль проехал меньше среднего пробега либо сделал средний, но за один раз. Предположительно сегодня ночью автомобиль ездил в неопределённое место Подмосковья, после чего вернулся в Москву, причём возможно – туда, где стоял всё предыдущее время.

– Один раз? – уточнил один из специалистов.

– Скорее всего – один раз, – подтвердил Вербин. – Кстати, свою единственную поездку автомобиль, возможно, совершает прямо сейчас.

– Можно вопрос? – подал голос представитель ДПС.

– Я слушаю.

– Если машина давно в аренде, что мешало Кровососу «зарядить» её и сразу поставить в нужное место? Хоть три, хоть пять дней назад.

– Во-первых, мышей нужно кормить, – улыбнулся Вербин. – За пять дней они сдохнут, и не получится эффектного видео. Во-вторых, Кровосос оставляет «заряженные» машины в достаточно оживлённых местах, а на такой жаре тело начнёт вонять, и машину обнаружат раньше времени.

– А ему не всё равно, когда найдут тело?

– Ещё критерии есть? – поинтересовался кто-то из IT, за что Вербин мысленно его поблагодарил – продолжать разговор с сотрудником не хотелось, а заканчивать его так, как вертелось на языке, хотелось ещё меньше.

– Вероятный критерий: аккаунт новый или давно не использовался.

– Фейковым аккаунтам иногда делают историю, – рассказал спец. – Зависит от квалификации хакера.

– Понятно. – Вербин помолчал. – Версия рабочая, есть реальный шанс взять Кровососа, и теперь всё зависит от вас.

– Мы уже работаем.

– Пожалуйста, сбрасывайте номера подозрительных телефонов в чат, – попросил представитель отдела «К». – Мы будем проверять их по своим критериям.

– У меня резервные машины во всех округах, – сообщил представитель ДПС. – По команде врубаем «Перехват».

– Хорошо.

– Ещё один вопрос: на твой взгляд, Кровосос может быть вооружён?

– Вероятность этого не превышает десяти процентов.

– Но вероятность есть?

– Есть.

– Я скажу ребятам.

– Пусть будут осторожнее. – Феликс откинулся на спинку кресла и внимательно оглядел сосредоточенные лица специалистов, пытающихся отыскать среди всех машин каршеринга ту самую…

Нервы всё-таки начали шалить.

С одной стороны, ничего удивительного, с другой – рановато, хотелось бы довести дело до конца и лишь после этого валиться с нервным срывом. В смысле, валиться с нервным срывом не хотелось бы, но если он неизбежен – то пусть сначала задуманное исполнится.

Или это не нервы? Или знаменитая «чуйка», которой так любят хвастаться закоренелые преступники и которая позволяет им избегать засад и уходить от преследования? Неужели она действительно существует, и не просто существует, а способна появляться и развиваться у законопослушных прежде граждан по мере того, как они всё глубже и глубже погружаются в преступный мир? Неужели, переходя черту, тем более – сознательно, тем более – ту страшную черту, которую определил для себя убийца, ты обретаешь абсолютно новое восприятие окружающего? Прежние установки остаются в памяти, но превращаются в призрачную дымку, лишь напоминая о том, что когда-то играли важнейшую для тебя роль, позволяя оставаться…

Кем оставаться?

В своих размышлениях убийца не раз и не два добирался до этой точки, но всякий раз обрывал себя, хотя образов и слов вертелось много. Обрывал, потому что не хотел сравнивать себя сейчас с собой тогда. Он не боялся изменений – он не хотел их идеализировать. Убийца чувствовал силу, но не гордился ею. И гнал от себя мысль, что ему нравится убивать…

– Шаг сделан, я в тёмном лесу. Нужно это принять.

Так нервы или «чуйка»?

Убийца не знал. Но, подумав, решил не заострять на этом внимание. Важно другое: сегодня у него появилось стойкое ощущение, что нужно немедленно уезжать. Появилось в первый раз с тех пор, как он стал иметь дело с «заряженными» машинами: и с каршеринговыми, и своим фургоном. Раньше убийца всегда оставался спокоен, во второй раз даже заключил с собой пари на предмет того, кто сядет в «Mercedes» – мужчина или женщина? И проиграл, потому что в машине оказалась компания. И посмеялся над собой. Сегодня же, выйдя из чёрной «Camry» и отойдя от неё на сотню с лишним шагов, то есть, оказавшись в относительной безопасности, убийца почувствовал непреодолимое желание бежать. Несмотря на то что ушёл «чисто» и теперь уже никто не мог связать его с оставленной машиной. И тем не менее он вдруг понял, что ни в коем случае нельзя брать другую машину, а нужно как можно скорее покинуть опасное место.

Это было абсолютно неожиданное ощущение, которое не стало результатом панической атаки и уж тем более пришло не потому, что вокруг оказалось много полицейских машин – их не было. И признаков панической атаки не наблюдалось. Ни страха, ни растерянности, никаких внешних факторов, которые могли их вызвать. А ощущение пришло.

Чёткий, абсолютно ясный внутренний приказ: как можно скорее покинуть опасное место.

И убийца ему подчинился.

Он не взял другую машину, не стал изображать прохожего, чтобы остаться и посмотреть, кто подойдёт к «Camry» первым – полицейские или следующий клиент, убийца просто ушёл.

Экипаж ДПС подъехал к «заряженному» автомобилю через сорок три минуты.

– Это она? – спросил Феликс, издалека разглядывая чёрную «Camry».

– Так точно, – доложил инспектор ДПС. – Мы наблюдаем, но не приближаемся.

– Хорошо…

Среди взятых в длительную аренду автомобилей, подозрительных, то есть попадающих под определённые Вербиным критерии поиска, оказалось несколько. И к каждой из них отправился экипаж ДПС. Однако сотрудники отдела «К» сообщили, что телефон, с которого взяли «Camry», включился за час до начала аренды и все прошедшие дни оставался в машине. Указание показалось настолько чётким, что Феликс без раздумий отправился к станции метро «Коньково».

– Когда завершилась аренда? – спросил Колыванов.

– Чуть больше часа назад. И звонка до сих пор не было.

– Зачем ему звонить, если машину не взяли? – Гена машинально осмотрелся. – Подожди, ты хочешь сказать, что Кровосос где-то рядом? Наблюдает за нами и хихикает?

И они с инспектором ошарашенно уставились на Вербина.

– Не думаю. – Феликс помолчал, продолжая разглядывать «Camry», после чего негромко произнёс: – Скорее всего, Кровосос сразу уехал.

– Занервничал?

– Проявил предусмотрительность. Если бы мы чуть раньше сообразили, что он возьмёт автомобиль в длительную аренду, мы бы сейчас везли его на Петровку.

– Но мы не сообразили.

– Кровосос заставил нас думать так, как было нужно ему, а затем сменил модель поведения. Он не нервничает, а следует заранее продуманному плану, принимает меры предосторожности, даже если в них нет необходимости.

– Педант.

– Умник.

– Но на этот раз необходимость была.

– И мера сработала.

– Машину будем вскрывать? – угрюмо спросил офицер ДПС.

– Конечно. – Феликс оставался на связи с сотрудником каршеринговой фирмы и приказал открыть «Camry», когда приехал. Однако с досмотром медлил: сначала дожидался экспертов, фургон которых немного задержался по дороге, а теперь, казалось, просто тянул время, словно надеясь, что ошибся и в багажнике «Camry» не окажется мёртвого тела.

– Остальные машины проверили?

– Все пустые, – ответил Колыванов. – Эта – последняя из подозрительных. А изнутри… – Гена выдержал короткую паузу. – Изнутри слышится едва различимый писк.

– Мыши?

– Скорее всего.

– Ну, что же, давай посмотрим, что у «Camry» в багажнике, – решил Вербин. – Приступаем.

– Вокруг полно зевак, – заметил Гена, кивнув на собравшуюся толпу. Люди не могли не обратить внимание на то, что полицейские оградили машину, столпились и громко обсуждали происходящее, нисколько не сомневаясь в том, что раз полицейские занимаются машиной и основное внимание уделяют багажнику, значит, обнаружена очередная жертва Кровососа.

И люди приготовили смартфоны.

– Может, отгоним машину к себе?

– Не вижу смысла. – Феликс кивнул патрульному, тот подошёл к водительскому месту и надавил на кнопку багажника. Крышка распахнулась, и в московское небо устремилась стая летучих мышей. Публика сопроводила вылет громкими возгласами.

– Третья, – негромко произнёс Колыванов, заглядывая в багажник.

– Третья, – согласился Вербин. – И если мы ничего о них не узнаем, будет четвёртый труп.

Картина, открывшаяся полицейским, не отличалась от предыдущих. Тело – заметная грудь не оставляла сомнений в том, что жертвой снова стала женщина, – лежит на левом боку. Аккуратно завёрнуто в полиэтилен. Ни под пластиком, ни в багажнике ни капли крови. С правой руки удалены пальцы. С левой, разумеется, тоже, но левую руку не видно. Тело согнуто, фиксирует собой опустевший ящик, в котором ждали освобождения летучие мыши. Привычные видеокамеры.

– Он планировал сыграть обычный сценарий, – произнёс Колыванов, разглядывая находящиеся на своих «законных» местах видеокамеры. – Возможно, он действительно всё ещё рядом и снимает с них информацию.

Но если рядом, то может попасться: район оцеплен, патрульные и сотрудники в штатском внимательно изучают зевак и прохожих. Описания и каких-либо примет Кровососа у полицейских нет, но они обращают внимание на всех, кто вызывает подозрение или малейшее сомнение. А ребята из отдела «К» фиксируют находящиеся вокруг телефоны.

– Веришь в то, что Кровосос почти час бродил по окрестностям?

– А что ему оставалось делать, если машину не арендовали? – грустно пошутил Колыванов. – Но проверить всё равно надо.

– Проверим, конечно.

Тем временем приехал следователь, эксперты закрыли «Camry» от любопытных взглядов и приступили к работе. Многие зеваки, догадавшись, что мыши были самой интересной и эффектной частью аттракциона, стали расходиться. Вербин и Колыванов отошли в сторону, и Феликс, который на этот раз владел информацией о машине, рассказал:

– «Camry» арендовали неделю назад на очередной фейковый аккаунт…

– Сколько же их у него? – вырвалось у Гены.

– Столько, чтобы не оказаться в тюрьме, – ответил Феликс. – А может, и больше – на всякий случай.

– Предусмотрительный.

– Очень.

– Погоди. – Колыванов совместил срок «неделя» с текущей датой и поднял брови: – Неделю назад… Получается, он взял машину ещё до первого убийства?

– Что тебя удивляет?

– Просто уточнил.

– Да, взял до первого убийства, и это абсолютно в его стиле: заранее продумать и подготовить каждую мелочь. – Вербин помолчал. – Взяв машину, Кровосос немного на ней покатался, после чего бросил отстаиваться на улице… Место стоянки сейчас проверяют, но я уверен, что «Camry» не попала ни под одну видеокамеру. Сегодня Кровосос вернулся к машине и совершил поездку в Подмосковье.

– Какое направление?

– Каширское.

– Опять выезжал на «бетонку»?

– Нет, проехал чуть дальше и съехал с шоссе в лес. Пробыл там около двадцати минут.

– Каширское рядом с Симферопольским, – прикинул Колыванов.

– Я тоже об этом подумал, – улыбнулся Вербин.

– То есть можно предположить, что убийца живёт или базируется в этом направлении?

– Да.

– Это уже кое-что… И Воронеж на юге!

– По трассе М4 «Дон».

– Которая идёт параллельно Каширскому шоссе. – Некоторое время оперативники молчали, после чего Колыванов покачал головой: – Я не думаю, что Кровосос специально подводит нас к мысли, что его дом следует искать в районах, примыкающих к этим двум шоссе: Симферопольскому и Каширскому, а сам живёт на Новой Риге.

– Или он намерено указывает нам правильное направление.

– Зачем?

– Ему нужно совершить как минимум ещё одно убийство, – напомнил Феликс. – И это не будет женский труп в багажнике каршеринга.

– Уверен?

– Абсолютно. То, что происходит сейчас, – прелюдия.

Оперативники снова помолчали.

– «Зарядив» машину, Кровосос вернулся в Москву и поставил «Camry» там, где мы её в итоге нашли. Мы проверяем все автомобили каршеринга, которые были взяты в радиусе двух километров от «Camry» в нужное нам время, но я думаю, Кровосос ушёл пешком.

– Меняет почерк?

– Меняет почерк, – подтвердил Феликс. – Он знал, что сегодня мы окажемся очень близко.

Как правило, людей, которые хотят остаться незамеченными, очень хорошо заметно – они стараются. Они очень стараются, потому что обычному человеку кажется, что он обязательно должен что-то сделать, чтобы не выделяться и «быть как все», поэтому чаще всего обычный человек переигрывает и тем привлекает к себе внимание. Однако этот гость «Небес» мастерски владел искусством растворяться в толпе, едва ли не мгновенно становясь «своим». Он не надевал неброскую одежду и не старался держаться в тени, в уголке. Напротив: уверенным взглядом окинул Катю, одобрительно ей улыбнулся, добавив не пошлый комплимент, оказался за стойкой, пошутил с барменом, что-то бросил соседу – тот засмеялся, и через пару минут стал если не завсегдатаем, то привычной частью пейзажа. Даже вышедшая в зал Криденс поначалу не обратила на него внимания. А вот мужчина как раз её и ждал. И когда идущая к кухне девушка с ним поравнялась, мягким, мурлыкающим голосом произнёс:

– Великолепная тату. Ваня Юг делал?

И настолько его голос получился мурлыкающим, что удивлённый Бай переместился ближе и уставился на незнакомца большими зелёными глазами.

– Да, он. Угадали?

– Оценил.

– Вы ценитель? – поинтересовалась Криденс.

– Знаток.

– Сами похвастаться можете?

– После первого укола манту до ужаса боюсь иголок.

– Сочувствую.

– Зато не стал наркоманом.

– Поздравляю.

– Спасибо.

– Впервые у нас? – только теперь Кри поняла, что раньше мужчину не видела.

– Впервые, но жалею, что не отыскал ваш бар раньше. Мне нравятся заведения, в которых не разбавляют дорогие напитки.

– То, что выпивка разбавлена, легко понять.

– И не подменяют их дешёвым аналогом, – мягко продолжил хвалить «Небеса» мужчина. – Или фальсификатом.

– Разбираетесь в виски?

– И в виски, и в другом алкоголе.

– Вы ценитель?

– Знаток.

Девушка рассмеялась:

– Доводилось работать за стойкой?

– В молодости, когда выбирал, чем заняться. – Мужчина сделал глоток, глядя девушке прямо в глаза. – А в вашем заведении… я бы, наверное, даже коктейль заказал.

– Это ведь комплимент?

– Извините, что несколько тяжеловесный.

– О чём вы хотите поговорить? – Криденс догадалась, что незнакомец явился в «Небеса» не для лёгкого флирта, и показала, что можно переходить к делу.

– Вы куда-то шли?

– На задний двор.

– Я ненадолго составлю вам компанию. – Мужчина положил на стойку купюру, расплатившись за выпивку и оставив щедрые чаевые, и вышел вслед за Криденс. Но закуривать не стал, остановился в паре шагов, так, чтобы можно было вести негромкий, не привлекающий внимание разговор, не нарушая зону комфорта собеседника, и прежним, слегка вальяжным тоном произнёс: – Мне нужно пообщаться с вашим другом.

Кого незнакомец имеет в виду, можно было не уточнять.

– Дать вам его телефон?

– У меня есть. Я просто люблю осматриваться.

– Почему не прислали помощника?

– Я люблю сам. – Обаятельная, но ничего не значащая улыбка. – Тем более получилось познакомиться с вами.

– Вы не представились.

– И не надо. Может, чуть позже, когда я всё-таки решу заказать у вас коктейль. – Незнакомец заложил руки в карманы. – Я знаю, что ваш друг сегодня очень занят, и не стал его беспокоить. К тому же сейчас у меня нет ничего, кроме подозрений. За ночь они могут укрепиться. Но могут и исчезнуть. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Нет.

– Очень хорошо. Так вот, если мои подозрения укрепятся, я приеду завтра ровно в полдень, пусть ваш друг меня ждёт. Если не появлюсь в пять минут первого, это будет означать, что мои подозрения рассеялись и встреча не состоится.

– Вы пунктуальны?

– Мама воспитала меня таким.

– У вас очень правильная мама.

– И очень любима мной. Вы передадите просьбу?

– Обязательно.

– Благодарю. Я сумею сам пройти на улицу.

Он вновь улыбнулся и вернулся в «Небеса» через чёрный ход. Криденс потянулась за сигаретами – она поняла, что при незнакомце курить не следовало, – и вздрогнула, услышав за спиной голос:

– Он плохой, но не сейчас.

Повернулась и увидела Прохора. Тихонько выругалась, достала сигареты и чиркнула зажигалкой. Затянулась, обдумывая его слова, после чего сказала:

– Я догадалась, что он плохой.

Ответа не ждала, понимала, что бессмысленно ждать его от юродивого, однако Прохор поддержал разговор. Правда, по-своему.

– Бывает так, что человек спит. Живёт, но спит как будто, а сны разные. А потом просыпается и плачет от того, что сделал во сне, который сном не был. А исправить ничего нельзя. И человек не знает, куда идти. А бывает, человек живёт и делает, но делает словно спит, не думая… А потом засыпает и не знает, чем закончится. Человек просит прощения, но мера строгая, сначала меру нужно наполнить, и только потом будет прощение. А как наполнить меру? Только Он знает. И человек сам. Человек дела помнит и знает, как меру наполнить, но боится. А иногда боится так, что снова засыпает. И мера пустая стоит. Пока Он не начнёт её наполнять.

– А что в той мере? – хрипло спросила Криденс.

– Всё, что вокруг, – вечно. И человек вечен, только не всегда верит. Но как вечность прожить? Человек решает, каким путь будет. Но каждый шаг чего-то приносит. Или уменьшает меру, или больше делает. То, что тебе дано, и то, что ты даёшь, – всё считается. И дар любой ответа требует.

Не бывает такого, чтобы взял – и не знал, что взял. И как заплатить, не знал. А заплатить придётся.

Прохор повернулся и побрёл по переулку вверх.

– Хочешь поесть?! – крикнула ему вслед Криденс. Юродивый не обернулся. Девушка покачала головой, положила так и не открытую пачку сигарет в карман и вернулась в «Небеса».

И не заметила, что кроме неё Прохора внимательным взглядом проводил сидящий на крыше Бай.

– Как думаешь, Илья проснулся?

– Вроде мы вели себя достаточно тихо, а спит он на первом этаже.

– Ты тоже должен там спать, – заметила Ада.

– Да, я тоже, – промурчал Платон.

Промурчал, довольно улыбаясь, поскольку утро получилось чудесным: Ада ещё спала – на правом боку, спиной к любовнику, и заглянувшему под одеяло Платону открылся потрясающий и возбуждающий вид на её округлую попу. Удержаться от соблазна возможности не было никакой, и Платон принялся нежно поглаживать Аду, одновременно возбуждая и пробуждая её, а когда почувствовал, что женщина стала отвечать – очень мягко вошёл, прошептав: «Не просыпайся…» В ответ Ада улыбнулась – ей нравилось, что Платон берёт её полусонную, ещё не вернувшуюся в реальность. Нравилось ощущать его желание, нравилось, как он постепенно ускоряется, нравилось стонать – негромко, уткнувшись в подушку… И нравилось лежать потом в его объятиях. В полудрёме. Мягко переживая оргазм и наслаждаясь его послевкусием.

– Надеюсь, что спит.

– Раз не орёт, значит, спит.

– Почему он должен орать?

– Ну, как ночью.

– Тоша, нельзя быть таким бездушным.

Брызгун уловил в её голосе недовольные нотки и молниеносно уточнил:

– Я пошутил.

– Это была злая шутка. – Ада прижалась чуть крепче. – Не надо так шутить об Илье.

– Ещё раз извини. Когда я её произносил, она показалась смешной.

– А теперь?

– Теперь – нет.

– Спасибо. – Ада ласково поцеловала мужчину в плечо. – Я очень испугалась, когда он закричал.

– Я не особенно испугался, но он заорал… не вовремя.

Своими воплями Илья несколько смазал финал, который должен был получиться невероятно сладким, а получился просто хорошим. В результате Платон заснул не полностью удовлетворённым, однако утренняя близость вернула ему отличное расположение духа.

– Он видел во сне Розалию.

– И перепугался.

– Странно, да?

– Возможно, она захотела выпить его кровь?

– Опять начинаешь?

– Извини, вырвалось. – Платон вздохнул. – Мы не знаем, что ему снилось. Может, он расскажет, когда проснётся, может, нет. Тогда и будем решать.

– Да, тогда всё станет ясно… – Ада посмотрела любовнику в глаза. – Вы вчера только пили?

– Да.

– Точно?

– Ты же знаешь, что точно, Адька, – с неожиданной для себя серьёзностью ответил Брызгун. – Илья давно перестал принимать, а когда принимал, то не всерьёз, а так, баловался, а я с дури уже лет пять как соскочил. Даже не пыхаю.

– То есть в этом смысле вы были трезвыми?

– Абсолютно.

– Значит, так на нас действует посёлок. Ну и дата, конечно. – Ада провела рукой по груди любовника. – Навевают воспоминания.

– И видения, – тихо добавил Брызгун.

– Что ты имеешь в виду?

Он помолчал, мягко поглаживая округлое плечо женщины, поцеловал его и ответил:

– Вот уже три года мне снится один и тот же сон. Очень странный. Не пугающий, но заставляющий задуматься.

– Сон о том, что было?

– Можно сказать и так.

– Расскажешь?

– Ты действительно хочешь его услышать?

Теперь помолчала она. Потом грустно улыбнулась и ответила:

– Обязательно.

– Тогда слушай… – Брызгун перестал гладить плечо, но руку не убрал, и Ада почувствовала, что она едва заметно дрожит. – Сон всегда одинаков, повторяется во всех деталях и никогда не обрывается – я всегда просматриваю его до конца и за эти годы выучил наизусть. – Платон выдержал короткую паузу. – Сон начинается с того, что я иду по главной улице «Сухарей», я знаю, что осень, но на улице тепло, солнце светит так ярко, что режет глаза до слёз и можно проснуться от пронзительного света.

– Ты знаешь, что это сон?

– Я знаю, что уже видел всё это… Я жмурюсь на солнце, но мне всё равно немного холодно – из-за лёгкого ветра.

– Когда это происходит?

– Мне пятнадцать лет, но это, кажется, не важно. А может, важно – я не знаю, никогда не задумывался. Я иду по главной улице и вижу тебя, справа, ты стоишь у ворот Корчевниковых и разговариваешь с Русликом. Я прохожу мимо. И слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А ты отвечаешь: «Да так, пацан какой-то незнакомый».

– Я тебя не узнала?

– Не знаю, но, услышав ответ, я не обижаюсь и не останавливаюсь, иду дальше и вижу слева Илью. Он стоит у поворота на нашу улицу и разговаривает с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А Илья отвечает: «Да так, пацан какой-то незнакомый». Но я не обижаюсь, потому что чувствую, что я – незнакомый пацан. Меня это не смущает. Я иду по улице, подхожу к дому Розалии, прохожу мимо её ворот, делаю следующий шаг… и оказываюсь в лесу, перед калиткой на твой участок. Солнца больше нет, лес тёмный и мрачный, накрапывает дождь, всё как тогда, в ту ночь…

– Но ведь только что был день, – удивилась Ада.

– Мы в моём сне, – напомнил Брызгун.

– Извини.

– Ничего… – Его рука почти перестала дрожать. – Я стою прямо перед калиткой и точно знаю, что вы стоите на полшага позади меня. Ты – справа, Илья – слева. И время… ты ведь знаешь, какое на часах время?

– 02:45…

– Да, оно – 02:45. – Платон едва заметно улыбнулся. – Я протягиваю руку, нажимаю на мокрую ручку… и просыпаюсь.

– Всегда одно и то же? – после паузы уточнила Ада.

– Всегда одно и то же. – Рука снова дрогнула, но только один раз. – А ещё пару дней назад ко мне приходила чёрная собака.

Это сообщение заставило женщину резко приподняться:

– Что?!

Платон догадывался, что Ада среагирует эмоционально, поэтому остался спокоен, и голос его в отличие от руки не дрожал:

– Не хочу вдаваться в подробности, но она приходила.

– У нас не получается это отпустить, – очень тихо сказала Ада.

– Это всегда будет с нами, – очень тихо сказал Платон. – Внутри нас. Потому что это – часть нас. И так будет всегда.

– Это слишком тяжело.

– Я знаю. – Платон приподнялся на локте: – Ты не куришь в спальне?

– Мы не курим в доме, – напомнила Ада.

– Извини. – Он вновь улёгся на подушки и продолжил: – Пятнадцать лет прошло, а воспоминания всё такие же острые.

– Плохо не то, что воспоминания острые, а причина, которая делает их такими острыми, – сказала Ада.

– И в чём ты видишь причину?

– Мы не уверены, что поступили правильно.

– Она убила Руслика, – с необычной для себя жёсткостью ответил Брызгун. – Из-за какой-то поганой собаки убила нашего друга!

– Руслика убила не она, – напомнила Ада.

– Детали не имеют значения, – прежним, очень жёстким и даже злым тоном сказал Платон. – Розалия знала, что его убьют. Знала! И должна была заплатить!

Руслан был самым энергичным из них.

Илья – умным, Платон – чувствительным фантазёром, а Руслан – заводилой. Торопился жить, словно знал, что времени ему отмерено немного. А точнее – совсем мало. Всегда спешил. Всегда хотел быть первым. Всегда на драйве, на азарте, увлекался страстно, полностью отдаваясь предмету увлечения, но при этом – необыкновенное свойство – точно знал черту, которую ни в коем случае нельзя переходить.

И лишь однажды не сдержался…

Руслан пробовал наркотики – самые разные. «Экспериментировал» вместе с Платоном, но если Платону, чтобы избавиться от зависимости, потребовалось длительное квалифицированное лечение, то Руслан просто перестал их принимать. Сказал, что ерунда, и завязал. Никто не знал, была ли у него ломка и если была, то насколько сильная – Руслан никому об этом не рассказывал, зато все знали, что он захотел завязать – и завязал.

Руслан был любвеобилен, реагировал на все оказавшиеся «в зоне досягаемости» юбки, а молодость и смазливая внешность гарантировали ему ответное внимание. Ходили слухи, что Руслан ухитрился переспать с несколькими скучающими матерями своих друзей и сёстрами своих друзей, в том числе – младшими, однако он ни разу не оказался в центре скандала.

Руслан обожал скорость, но машиной управлял внимательно, никогда не рисковал просто так, а разгонялся будучи уверен в дороге. Он бросал кости и часто ставил на «зеро», но и в казино не терял голову… Точнее, терял – за карточным столом.

Почему именно карты действовали так сильно, сказать не мог никто, даже сам Руслан. Это непредсказуемо и необъяснимо, это где-то в глубине: кто-то не может справиться с наркотиками, кто-то – с алкоголем, кто-то – превращается в адреналинового наркомана, а Руслан стал рабом колоды карт. Он играл много, а выигрывал не часто. Ухитрился долго скрывать порок от окружающих, даже от родителей и близких друзей, и когда правда всплыла, было уже слишком поздно: Руслан не просто крупно проигрался, но совершил большую глупость. Пытаясь выбраться из долгов, молодой человек согласился подставить держателей подпольного игорного дома, без опыта и авторитета полез в большую разборку и оказался в ней крайним. Почувствовал угрозу и сбежал из Москвы, надеясь пересидеть опасное время, а потом попытаться договориться. Одинокий, потерянный, насквозь перепуганный, боящийся хоть кому-то поверить, но понимающий, что одному не выпутаться, Руслан добрался до «Сухарей» и спрятался в доме Ады – их особняк родители к тому времени продали – и оставался в нём четыре дня. А на пятый Ада получила SMS: «Старая сука меня сдала…» Троеточия в конце не было – сообщение просто обрывалось, а на вызовы телефон Руслана не отвечал.

Его отключили.

Ада позвонила Илье и Платону, втроём они примчались в «Сухари», побродили по пустому дому, в котором остались следы пребывания Руслана, хотели расспросить Розалию, но старуха им не открыла, а других соседей в посёлке уже не было – уехали в Москву. Прагматичный Илья отправился к охраннику и заплатил ему столько, что смущённое: «Никто посторонний в посёлок не въезжал» – сменилось на очень тихое: «Вашего друга забрали люди в чёрном внедорожнике, но я вам об этом не говорил».

С тех пор Руслана никто не видел.

– Я не помню, что мне снилось, – угрюмо произнёс Илья. – Я даже не помню, что просыпался, что кричал, что вы меня укладывали – ничего. В памяти осталось только то, что вчера я лёг спать, а сегодня Тошка пришёл и разбудил меня.

К полудню Ада и Платон забеспокоились и решили, что друга пора поднимать. Друг просыпаться не желал, а когда наконец выполз из спальни, выглядел совсем не отдохнувшим. И завтракал без аппетита.

– Из твоих слов мы поняли, что тебе приснилась Розалия, – сказала Ада, прихлёбывая кофе из большой кружки. Второй кофе с утра. Чёрный и очень крепкий.

– Может быть.

– Ты совсем ничего не помнишь?

– У меня есть ощущение… – Бархин жалобно посмотрел на друзей. – Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду: я не помню, но мне кажется… Так вот, у меня есть ощущение, что мне приснился неприятный сон, главную роль в котором играла Розалия. Но я не могу сказать, что это был за сон.

– Но он был неприятный? – спросил Брызгун.

– Судя по тому, с каким чувством я проснулся, – да, очень неприятным.

Илья поковырял недоеденную яичницу и отставил тарелку. К кофе он даже не притронулся.

– Не нужно было нам тут собираться, – вздохнул Платон.

– Место ни при чём – это в нас. – Ада взяла кружку двумя руками, так, словно хотела согреть ладони. – Что было – то было, ничего не изменишь.

– Да я не хочу менять. Я хочу забыть.

– Правда?

– Илья ведь забыл.

– Не похоже.

И они перевели взгляды на друга. Бархин дёрнул уголком рта, показав, что услышал, но отвечать не хочет, и произнёс:

– Надо домой ехать.

– Сейчас самый пик начнётся – в пробку влипнем.

– Мне в Москву въезжать не нужно.

– А мне – нужно.

– Можешь ехать завтра.

– Прекрасный способ сменить тему разговора.

– Не ругайтесь. – Ада сделала ещё один глоток. – Илья просто не хочет говорить о том, о чём мы с ним думаем – нам тут страшно.

– Но нас сюда тянет, – протянул Брызгун, отворачиваясь к окну.

– Потому что преступников влечёт на место преступления? – Нет.

– Нет? – удивилась Ада.

– Нет.

– Потому что мы хотим искупить свою вину?

– Нет.

– Нас сюда тянет, потому что здесь всё началось, – произнёс Бархин.

– Началось и продолжается, – тихо добавила Ада, глядя Илье в глаза. – И потому что мы не хотим ничего забывать.

Платон закусил губу.

– Расплата неминуема, – произнёс Кровосос привычным, безжизненным голосом. – Что бы вы ни делали, как бы ни старались улизнуть – всё зря. Если на вас есть грех – вам придётся заплатить его цену. Не искупить, а заплатить. Искупление, если вам повезёт, случится позже…

На этот раз Кровосос обошёлся без эффектных кадров с летучими мышами и растерянными полицейскими. Впрочем, в этом не было необходимости – зеваки сняли вскрываемый автомобиль с разных ракурсов и заполонили Сеть «экстренными видео». Собрали положенные «лайки», но такого успеха, как Регина, не добились. То ли потому, что свидетелей оказалось много, то ли потому, что только первый свидетель вызывает интерес, остальные воспринимаются обыденно. Видео, конечно, смотрели, но все ждали послания Кровососа, которое вышло в половине первого ночи. Вербин посмотрел его четыре раза и особое внимание уделил финалу:

– А тому, на ком грехов больше, – больше и достанется. Его плата – самая тяжкая. Дракула в крови купается – в крови и сдохнет…

– Дракуле приготовиться, – пробормотал Феликс и улыбнулся подошедшей девушке.

– Он здесь, – прошептала Криденс, поцеловав Вербина в щёку. – Смазливый брюнет. Среднего роста, среднего сложения, хороший летний костюм голубого цвета. Сегодня явился с телохранителем, но тот не приближается, торчит за столиком у окна.

– Деликатный.

– Воспитанный.

– Спасибо, дорогая.

– Обращайся, – улыбнулась девушка и выскользнула из-за столика.

И почти сразу, не прошло и минуты, к Вербину подсел смазливый мужчина среднего роста и среднего сложения, облачённый в летний голубой костюм и белую сорочку. Неброские швейцарские часы. Элегантный перстень на мизинце.

Франт.

– Вы позволите?

– Зависит от того, зачем вам это нужно, – пожал плечами Феликс.

– Это нужно вам.

Катя поставила перед мужчиной его чашку кофе.

– Я всего лишь поговорить.

– Вы знаете, кто я.

– А я занимаюсь торговлей дорогими шкурами, – ответил «голубой костюм».

– Насколько дорогими?

– Наилучшей выделки, – подчеркнул голубой костюм. Занятием своим он не хвастался, но и не стеснялся его. – Кстати, неплохое заведение: не разбавляют виски и не обманывают с сортом. К вашей подруге заглядывают некоторые мои клиенты, от них я и узнал, что вы тут бываете. Я знаком с вашей репутацией, Феликс, уважаю её и сразу хочу договориться о том, что наш разговор не будет иметь последствий. Я не буду считать, что оказал вам услугу, и, соответственно, чего-то требовать сейчас или в дальнейшем. Вы же должны пообещать, что сосредоточитесь только на полученной от меня информации и забудете, кто вам её дал. Я не собираюсь участвовать в следственных действиях и тем более – становиться свидетелем, если ко мне заявятся ваши люди, я буду всё отрицать. Мы договорились?

– Разумеется.

Вербин ожидал услышать нечто подобное и потому согласился без раздумий: «торговец дорогими шкурами» не станет являться ради ерунды, у него, судя по всему, есть важная информация, условия получения которой оказались более чем приемлемыми.

– Расписку требовать не буду, – пошутил «голубой костюм». Кофе остыл, поэтому допивать его он не стал. – Я насчёт Кровососа. За вашим расследованием следит всё общество, но я, как вы понимаете, делаю это с особым вниманием.

– Ваш товар находится в зоне риска.

– Совершенно верно, – кивнул «голубой костюм». – До сих пор мне нечего было вам предложить, и я оставался сторонним наблюдателем. Но при этом внимательно проверял своих… подопечных. И недавно, к сожалению, обнаружил печальное совпадение. Вы сообщили, что на ягодице второй жертвы была татуировка, а мои помощники не могут связаться с девушкой, у которой из всех особых примет есть только эта: татуировка на левой ягодице. Я очень хочу ошибиться, но счёл своим гражданским долгом поделиться с вами подозрениями.

Как ни странно, «торговец дорогими шкурами» произнёс последнюю фразу так искренне и органично, что прозвучала она естественно и абсолютно без пафоса. Гражданин в голубом костюме решил исполнить свой гражданский долг. Что может быть естественнее? Хоть благодарность выписывай от Московского управления.

– Как зовут исчезнувшую девушку?

– Шмыга Диана Станиславовна, двадцать шесть лет. – «Голубой костюм» положил на стол флешку и мизинцем подвинул к Вербину. – Там файл о ней, фото, ссылки на соцсети… другими словами – вся необходимая информация, включая, разумеется, адрес. Удачи.

Но прежде чем он поднялся, Феликс, не прикасаясь к флешке, поднял указательный палец и произнёс:

– Пожалуйста, ещё пара вопросов. Мы ведь больше не увидимся, а в файле вряд ли есть нужные мне ответы.

– Что вы хотите знать? – «Голубой костюм» не удивился.

– У Шмыги были враги?

– Что вы имеете в виду?

– Именно то, о чём спросил, без всякого подтекста, – объяснил Вербин. – Известно ли вам о людях, с которыми у Шмыги были настолько плохие отношения, что ей могли желать смерти?

Несколько мгновений «торговец дорогими шкурами» смотрел Феликсу в глаза, после чего едва заметно улыбнулся и медленно произнёс:

– Я думал, мы говорим о маньяке… В смысле – о серийном убийце.

– Мы обязаны проверять все версии.

– В том числе – версию предумышленного убийства?

– Да. Вы помните мой вопрос?

Он помнил.

– У Дианы, безусловно, были недоброжелатели и были коллеги, которые очень плохо к ней относились. Как в любом другом женском коллективе. Наши сотрудницы встречаются не часто, но когда встречаются, их взаимоотношения мало чем отличаются от отношений в какой-нибудь бухгалтерии.

– А среди её постоянных…

– Пожалуйста, обойдитесь без слова «клиент», – мягко попросил «голубой костюм».

– Друзья?

– Прекрасный выбор.

И Вербин не отказал себе в удовольствии сделать человеку приятно.

– Среди постоянных друзей Дианы есть люди, которые относились бы к ней… как недоброжелательницы из бухгалтерии? Или хуже.

– Мне трудно ответить на ваш вопрос по той причине, что если моему другу что-то не понравилось – он об этом говорит. Если он об этом не говорит – я ничего не знаю. Диана пользовалась популярностью, и негативных откликов на неё не было. Сама она тоже ни на кого не жаловалась.

Феликс видел, что «торговец» с ним честен – не было ни одной причины, чтобы он, добровольно явившись с информацией, стал бы врать сейчас – «голубой костюм» был очевидно умён и прекрасно понимал, о чём его будет спрашивать полицейский.

– И хочу сразу предупредить насчёт друзей – среди них есть такие имена, которые не то что произнести – подумать страшно. И я сейчас не шучу, Феликс, поверьте на слово.

– Советуете не проверять?

– Проверяйте, ради бога. Я их не назову, но вы, возможно, сумеете вычислить эти имена по своим каналам – каким-то образом связав с Дианой. Но когда узнаете, поймёте, что лучше не проверять. Да и не те эти люди, чтобы быть Кровососами, если честно. То есть они сами по себе кровососы, но в хорошем, законопослушном смысле слова.

– Каждое имя из списка друзей Дианы вызывает у вас дрожь?

Вопрос заставил собеседника задуматься. Почти минуту «голубой костюм» прикидывал, как далеко может зайти в своей откровенности, но в конце концов ответил именно так, как надеялся Вербин:

– Я пришлю вам список тех, кто меня не пугает. Возможно, он окажется вам полезен.

– Благодарю.

– Это мой гражданский долг, – рассмеялся «голубой костюм». Похоже, ему нравилось повторять эту фразу. – Мы закончили? Простите за торопливость, но я и так затянул с завтраком.

– Последний вопрос.

– Надеюсь.

– Вы не можете созвониться только с этой девушкой?

Они продолжили умирать – одинокие старые женщины. По естественным причинам, но почему-то одна за другой. Мартынов пытался убедить себя, что в череде смертей виновата установившаяся в городе жара, принёсшая жуткую, тяжёлую духоту, но не мог объяснить, почему печальную статистику почти не пополняют одинокие старые мужчины.

– Мария Ивановна Сундукова, семьдесят восемь лет…

Сидящая напротив женщина всхлипнула. Не дочь – невестка. Сын Марии Ивановны устроился в угловом кресле и не отрываясь смотрел на свои руки. Молчал. Это он обнаружил умершую мать и, похоже, до сих пор не мог прийти в себя. В полной прострации позвонил жене, потом рыдал. К приезду Мартынова успокоился, но замкнулся и говорил очень-очень мало, отвечая на вопросы или односложно, или коротко. Поэтому основной разговор участковый вёл с его женой.

– Хронические болезни у Марии Ивановны были?

– Нет, – вздохнула невестка. – Самочувствие, как говорится, согласно возрасту, но хронического ничего не было. – Помолчала. – Мама Маша крепкой была, ходить ей стало трудно в последнее время, поэтому и на дачу ехать отказывалась. Коля как раз приехал, чтобы уговорить её – по такой жаре в городе сидеть последнее дело. А я как раз в отпуск собралась, там бы за ней приглядела.

Но вышло иначе.

И опять знакомые обстоятельства: закрытая изнутри квартира, спокойно лежащая в собственной кровати покойница… и открытое окно. На этот раз дерева рядом не оказалось, зато была водосточная труба и промежуточный карниз, достаточно широкий, чтобы по нему смог пройти кот.

«Кот!»

Мартынов подумал о нём в то самое мгновение, как увидел распахнутое окно, однако спешить с расспросами не стал и лишь сейчас поинтересовался:

– Скажите, пожалуйста, у Марии Ивановны были домашние животные?

– Нет, – качнула головой женщина. – Мама Маша как раз не хотела никого заводить, говорила, что грязи от них много, а толку нет.

– К ней кот стал приходить, – вдруг сказал сын.

И Мартынов едва не подпрыгнул на стуле.

«Кот!»

– Какой кот? – удивилась женщина, поворачиваясь к мужу. – Откуда ты знаешь?

– Мама рассказывала, – ответил тот, продолжая смотреть на руки. – Она курьера встречала, по магазинам ведь давно не ходит, дверь открыла, а курьер спрашивает: «Это не ваш котик у порога?» Мама смотрит – сидит кот большой у самой двери и на неё смотрит. Сказала: «Нет», – забрала продукты, дверь закрыла. А минут через двадцать думает: дай проверю. Открыла дверь, а кот сидит. И стала его подкармливать. Хотя он не выглядел голодным, как мама говорила. Ухоженный такой, большой…

– Вы его видели? – Мартынов постарался перебить мужчину очень мягко, плавно, и у него получилось.

– Да, – кивнул тот. – Один раз я пришёл без предупреждения, открыл дверь своим ключом, зашёл в гостиную… Мама сидела на диване, а кот сидел у неё на коленях… даже не сидел – стоял, передние лапы поставил маме на грудь и громко урчал. Как будто разговаривал с ней… Когда я вошёл, он спрыгнул и убежал в спальню. Мама сказала, что кот боится чужих, но, знаете, он такой здоровый, что это чужие должны его бояться.

Мужчина грустно улыбнулся.

– Я нигде не увидел миски или блюдца, – объяснил участковый. – Вот и удивился.

– Кот не жил у мамы – иногда приходил. Она была ему рада.

– Вы можете его описать?

– Кота?

– Да.

– Зачем? – удивилась женщина.

На этот вопрос у Мартынова ответа не было, однако ему повезло: мужчина то ли не расслышал реплику жены, то ли решил не обращать на неё внимания и прежним, несколько отрешённым, тоном рассказал:

– Описывать, честно говоря, нечего: очень здоровый чёрный кот. Но не мейн-кун. Скорее, сибирский, мордатый такой.

– А глаза?

– Зелёные.

– Зелёные, – повторил Мартынов, припоминая ухоженного зверя из «Грязных небес», здоровенного и угольно-чёрного Бая. – Зелёные…

Известие о том, что в расследовании случился долгожданный прорыв, произвело ожидаемый фурор. Анзоров, которому Шиповник позвонил в первую очередь, сначала проорал что-то неразборчивое, затем сообщил, что идёт на доклад, и приказал держать его в курсе дела. Шиповник постарался эмоции сдержать – получилось так себе, – после звонка Анзорову выдержал короткую паузу, обдумывая дальнейшие шаги, и взял в руку распечатанную «объективку» на предполагаемую жертву.

– Шмыга Диана Станиславовна, двадцать шесть лет, уроженка Ивано-Франковска, в России восемь лет. Официальный род занятий – учащаяся.

– В двадцать шесть лет? – удивился Колыванов.

– Люди и в пятьдесят поступают, – пожал плечами Шиповник. – А у Шмыги благодаря справке из какого-то частного заведения было прекрасное обоснование пребывания в стране. – Короткая пауза. – Было… – Подполковник бросил лист бумаги на стол и протянул: – Вторая, значит, жертва определена. Что с жертвами один и три?

– Мой новый знакомый пообещал выяснить, с кем общалась Шмыга, и позвонить.

– И ещё он пообещал сдать тебе имена её постоянных клиентов, – припомнил подполковник.

– Так точно.

– Позвонит?

– Уверен.

– Почему?

– Потому что он сам пришёл.

– Насколько ему можно доверять? – подал голос Колыванов.

– Как и любому информатору, – тут же ответил Вербин. – Может ли он ошибаться? Безусловно. Сейчас лето, и Шмыга запросто могла отправиться куда-нибудь на отдых, не поставив его в известность, хотя он и уверяет, что такое невозможно. Есть ли вероятность, что он сознательно мешает расследованию? Мне кажется – нет.

– Потому что сам пришёл?

– Потому что Кровосос всех достал. А если убитые женщины действительно… гм… сотрудницы моего нового знакомого, то понятно, почему он разозлился.

– Думаешь, он поэтому пришёл?

– И поэтому тоже, – медленно ответил Вербин. – Перед тем как расстаться, я задал этот вопрос, и он сказал, что больных зверей нужно отстреливать.

– Мы их задерживаем, – строго заметил Шиповник.

– Я процитировал, – уточнил Феликс. – У этого человека свой взгляд на мир.

Обсуждать философию сутенёра подполковник не стал.

– Кровосос напрягает нас, мы нервничаем и в какой-то момент начнём напрягать бандитов. Бандиты это понимают и играют на опережение – сливают информацию, которая у них есть. Мы сразу объявили о ране на ягодице второй жертвы, но твой парень явился только сейчас. Уверен, он притормозил, чтобы получить «добро» от своих.

– Скорее всего, – поддержал шефа Гена. И посмотрел на напарника: – А ты что скажешь?

– Я скажу, что в оригинальной книге у Дракулы было три «странные сестры»: блондинка и две брюнетки. Сейчас они убиты. И исходя из заявлений Кровососа, следующей жертвой станет…

– Дракула?

– Тот, кого Кровосос назначил на эту роль, – ответил Феликс. – Следовательно, три эти девушки с ним как-то связаны.

– Полагаю, он их постоянный клиент.

– Это первое, что приходит в голову, – согласился Колыванов. – В противном случае Кровососу не было никакого смысла скрывать их личности – чтобы клиент не испугался.

– Зачем ему вообще убивать этих, как ты выражаешься, «сестёр»? – обратился к Вербину подполковник. – В чём смысл?

– Сделать красиво? – предположил Гена. – Мы ведь говорили, что Кровосос – личность творческая.

– Я считаю, что убийствами проституток Кровосос специально привлекает максимальное внимание к происходящему и личности Дракулы, которого хочет максимально вымазать в грязи.

– То есть допускаешь мотив личной мести?

– Мотив очень страшной личной мести. Такой мотив, из-за которого Кровосос с лёгкостью убил трёх ни в чём не повинных женщин.

– Мы не знаем, насколько они неповинны, – заметил подполковник.

Замечание повисло в воздухе, поскольку Гена вставил своё:

– Но тогда выходит так, что Дракула напрямую связан с Кровососом?

– К сожалению, необязательно, – не согласился Вербин. – Вполне возможно, что обида была нанесена несколько лет назад, после чего их пути разошлись, и сейчас Кровосос не входит в круг близких знакомых Дракулы.

– А если обида была страшной, то о ней может никто не знать, – добавил подполковник.

– Кроме Дракулы и Кровососа, – уточнил Феликс.

– Кроме Дракулы и Кровососа, – согласился Шиповник. – Была ли там обида или нет, мы если и узнаем, то позже. А пока давайте сосредоточимся на отработке того материала, который у нас появился. Изучите окружение Шмыги, возможно, вы узнаете имена подруг, то есть имена других жертв, раньше, чем их сообщит сутенёр.

– А сутенёр не может оказаться Дракулой? – неожиданно спросил Колыванов. – Три его девочки, а затем – он сам. Связь более чем очевидная.

– Интересная мысль, – прищурился Шиповник. И посмотрел на Феликса: – Что скажешь? Твой новый знакомый не просил защиты? Не намекал на неё?

– Не намекал и сразу сказал, что больше не хочет со мной встречаться. А во время разговора держался абсолютно спокойно, не демонстрируя внутреннего напряжения, – ответил Вербин. – Я, конечно, покручу эту версию, но сильно в ней сомневаюсь.

– Почему? – Кажется, Колыванов слегка обиделся.

– Сейчас… – Феликс помолчал: сначала окончательно сформировал мысль, затем подобрал слова: – В глазах нашего общества проститутки часто представляются жертвами сутенёра, несчастными женщинами, которых обманом или силой заставляют продавать себя. А Кровосос пытается сформировать образ борца со злом – пусть и очень жестокого. В этом смысле, убийство сутенёра – оправданно, а вот убийство проституток – нет.

– Слишком надуманно.

– Но абсолютно верно на смысловом уровне, – не согласился с Колывановым Шиповник. – Кровосос умён и щепетилен в деталях и ни за что не пропустил бы то, о чём сказал Феликс. – Пауза. – Однако твоя версия приводит нас к выводу, что убитые проститутки в чём-то крепко провинились. Во всяком случае, по мнению Кровососа. И об этой их вине он обязательно заявит после убийства Дракулы.

– Интересно, – протянул Вербин.

– Интересно, – согласился Шиповник. – То есть теперь вам нужно прикидывать, в чём могли быть замазаны девочки.

– Понял.

– Но я бы намекнул сутенёру, что он может оказаться под ударом, – добавил Колыванов. – Бывает так, что самая дурацкая версия оказывается правильной.

– Я обязательно упомяну об этом, когда он позвонит, – пообещал Вербин. – Но хочу обратить ваше внимание ещё на один момент: единственная жертва, у которой была примета, стала второй. На теле следующей жертвы ничего привлекающего внимание не обнаружено. Почему Кровосос не убил Шмыгу последней? Он бы выиграл больше времени.

– Оно ему не нужно, – догадался Шиповник. – Он не на шаг впереди, а на два или три.

– О чём вы говорите? – нахмурился Колыванов.

– Дракула уже у Кровососа, – ответил Феликс. – И возможно, убит.

Очень хотелось его разбудить.

Так сильно хотелось, что убийца едва удержался… особенно после того, как представил изумлённый взгляд, громкий крик: «Это что, шутка?!» – и то, как крик переходит в мольбы и рыдания. Убийца представил, как рассказывает Дракуле о том, что уже сделано. Рассказывает с улыбкой, глядя прямо в глаза. Рассказывает громким, спокойным голосом. Рассказывает, не забывая ни об одной детали.

Рассказывает – и впитывает источаемый Дракулой страх.

Впитывает то, чего ему так недоставало в «общении» с проститутками.

Нет! Это будет не страх – животный ужас. Никогда в своей дурацкой жизни Дракула не испытывал ничего подобного, и в тот момент, когда он осознает, что происходящее – не злая шутка, а беспощадная правда, – его охватит дикий ужас. Впитать который убийца жаждал всей душой, зная, что получит невероятное наслаждение.

Наверное.

Это самое «наверное», означающее, что убийца до сих пор не насладился страхом жертвы, и вызывало желание разбудить Дракулу. Но убийца сумел его подавить: стиснул зубы и медленно, очень медленно закончил вносить последние штрихи в картину, которую приготовил «благодарным зрителям». Затем отошёл к дверям – в этот момент его уже отпустило желание устроить Дракуле сеанс пробуждения с последующей истерикой – и внимательно оглядел комнату.

Нет сомнения, что всё на своих местах. Каждая имеющая смысл деталь расположена там, где смысл подчёркивается, а элементы, добавленные для красоты, придают картине изящную законченность.

– Замечательно, – негромко произнёс убийца. – Всё так, как должно быть.

Оставалось надеяться, что полицейские приедут достаточно рано, чтобы насладиться зрелищем при естественном освещении – на взгляд убийцы, в электрическом свете созданная им картина теряла в яркости, – но, в сущности, это уже мелочи. И по большому счёту плевать, повезёт полицейским увидеть замысел во всей красе или нет, – убийца сомневался, что среди стражей порядка найдутся подлинные ценители прекрасного.

Можно уезжать…

И его окутала лёгкая грусть художника, закончившего великолепную работу. Время вышло. Всё, что должно было прозвучать, – прозвучало. Теперь же слово возьмут публика, ценители и критики. Слов будет много, убийца заранее предвкушал, как его картина отразится в Сети, но то будут чужие слова.

«А всё ли сказано мной?»

Несколько мгновений убийца размышлял на эту тему, после чего вернулся к Дракуле и проникновенно – словно жертва могла слышать – произнёс:

– Ты тоже ничего не почувствуешь – просто умрёшь, не испытав тех мучений, которые заслуживаешь. Которые тебе уготованы. Ты просто умрёшь и проснёшься в аду – больше негде. И там – я верю – ты доберёшь своё. Получишь всё, что тебе полагается, и даже с лихвой. И то, что ты умираешь в тишине и покое, рассматривай как последнюю милость. Как мою милость, которой ты не заслуживаешь. – Забывшись, убийца протянул руку, собираясь прикоснуться к плечу Дракулы, но тут же отдёрнул её. – Я понимаю: ситуация для тебя не самая приятная, но что делать? Когда-то это должно было случиться, потому что за всё в этой жизни нужно платить. И за хорошее, и за плохое. Заплатить придётся полную меру, и вопрос лишь в отсрочке. Кому-то её не дают, и воздаяние прилетает мгновенно: согрешил – получил. Кому-то выпадают долгие годы, а то и десятилетия, но знаешь, вместо того чтобы использовать отсрочку для искупления вины, люди продолжают жить обычной жизнью. Не пытаются спастись и не задумываются о том, что совершённая однажды мерзость неуклонно разъедает их души, выбирая из неё последние остатки света. В твоём случае всё было именно так… – Убийца вздохнул. – Но возможно, тебя утешит тот факт, что о твоих последних минутах будет снят фильм. Не очень длинный, но запоминающийся.

– А неплохо устраиваются в Москве молодые студентки, – оценил Колыванов, выходя из машины. – Ты бы мог снимать здесь квартиру?

Дом, в котором жила Диана Шмыга, располагался неподалёку от станции метро «Таганская» и представлял собой кирпичную семиэтажку, пусть не бизнес-класса, но вполне добротную.

– Меня и мой район устраивает, – проворчал Вербин.

– Ах, да, всё время забываю, что ты – мальчик из центра.

– Ты что, карту города забыл? – притворно удивился Феликс. – Самотёчные переулки за Садовым находятся, так что живу я, можно сказать, на выселках.

– Ладно, ладно… ты понял, что я имел в виду. Девушка неплохо зарабатывала.

– Девушку вставили в приличную обойму, и она просто не имела права снимать с подругами однушку в Мытищах.

– Хотя наверняка начинала именно с однушки в Мытищах… или в Балашихе.

– Или в Коммунарке.

– Все мы с чего-то начинали.

Вместе с оперативниками к дому подъехал микроавтобус с экспертами. Что же касается силового сопровождения, то от него Вербин отказался, сказав, что не ожидает сюрпризов и готов нести личную ответственность за любую проблему. Шиповник Феликса поддержал, поэтому во дворе дома к представителям Петровки присоединились не бравые автоматчики в полной выкладке, а опер из окружного убойного отдела и участковый. И хозяин квартиры, которого по приказу Вербина разыскал участковый и который, к счастью, оказался в Москве, а не грелся под каким-нибудь южным солнцем. И он очень сильно разволновался, увидев на плече одного из экспертов сумку со слесарным инструментом.

– Вы будете ломать дверь?

– Вы сказали, что у вас нет запасного комплекта ключей, – напомнил участковый.

– Таковы условия аренды, – развёл руками хозяин квартиры. – Диана на нём настаивала, и мы договорились.

Скорее всего – за небольшое увеличение арендной платы, но сейчас это не имело значения.

– А нам нужно попасть внутрь.

– Вы будете ломать дверь?

– Нет, не будем.

– Тогда зачем вам инструменты?

Владелец дорогой недвижимости был далёк от понимания тонкостей слесарного дела и явно предполагал, что массивную металлическую преграду, которую он возвёл на входе в квартиру, можно снести набором отвёрток.

– Я вашу дверь даже не поцарапаю, – пообещал эксперт, снимая с плеча сумку.

– А вас мы пригласили как владельца, чтобы вы присутствовали при вскрытии квартиры, – сообщил Феликс. – Люди позади вас – понятые.

За их прибытие отвечал участковый, и с одним из понятых – мужчиной постарше – владелец квартиры поздоровался за руку. Молодого проигнорировал.

– Вам известен код сигнализации?

– Конечно. – Хозяин дёрнул плечом. – Диана казалась очень адекватной и аккуратной квартиросъёмщицей. Она ни разу не задержала платёж, пускала в квартиру по первому требованию, у меня не было никаких оснований не доверять ей.

Всё это он уже излагал участковому, причём теми же самыми словами, но счёл необходимым повторить вновь прибывшим сотрудникам.

– А что случилось? – поинтересовался «знакомый» понятой.

Хозяин квартиры посмотрел на Вербина.

– Девушку убили, – коротко ответил Феликс.

– Здесь?

Вербин посмотрел на тяжёлую железную дверь, потом на понятого, потом отвернулся, ухитрившись сохранить на лице непроницаемое выражение, и ответил:

– Нет, не здесь.

– А где?

– В другом месте.

– Тайна следствия? Понимаю. – Понятой оказался смышлёным. Второй, возможно, был таким же, но помалкивал и потому нравился Вербину намного больше. – Если что, мы тут не слышали ни выстрелов, ни ссор каких.

– Понятно, – кивнул Феликс. – Я чуть позже запишу.

– Но её, конечно, могли отравить…

– Когда откроют дверь? – заволновался хозяин квартиры, представивший гниющее в гостиной тело. Прямо на ковре гниющее. И возможно, ковёр безвозвратно испортившее.

– Уже открыл, – отозвался эксперт.

– Уже?!

– А чего тянуть? – Эксперт потянул за ручку, и тяжёлая дверь отворилась.

– То есть вы любой замок можете вскрыть, – присвистнул молодой понятой.

– Только в интересах службы.

– А, ну да, я так и подумал…

Окончания фразы Вербин не услышал – прошёл в прихожую.

Квартира оказалась не очень большой, но достаточно уютной, ухоженной, обставленной современной мебелью. Несмотря на слой пыли, чувствовалось, что Диана терпеть не могла хаос: все вещи находились на своих местах, посуда вымыта, мусор вынесен, в холодильнике отсутствуют скоропортящиеся продукты, в шкафу-купе царит идеальный порядок. А там, где пыль не могла скопиться, её не было.

– Я посоветовал Диане домработницу, – рассказал хозяин квартиры. – Диана поблагодарила меня и пользовалась её услугами.

– Мы знаем, – кивнул Феликс.

С домработницей участковый тоже сумел связаться, но она в отличие от хозяина квартиры десять дней назад отправилась на малую родину. Сразу после того, как нашла отпечатанную на принтере записку: «Уехала в отпуск до конца месяца».

– Здесь полный порядок, – произнёс один из криминалистов, не входя в гостиную.

– Да, собиралась Диана без спешки, – согласился Феликс.

– Но собиралась ли? – Колыванов указал на стоящий в углу шкафа-купе чемодан.

– Да и вещей на полках изрядно, – заметил Вербин. – Так что если она куда и собиралась, то разве что в гости.

– На дачу на выходные.

– Или так.

Но выходные затянулись и закончились совсем не так, как предполагала девушка.

– Феликс, пройдите, пожалуйста, в спальню, – попросил один из криминалистов.

– А я могу посмотреть? – спросил хозяин квартиры.

– Оставайтесь в коридоре, – попросил Колыванов, придержав мужчину за плечо.

И поэтому оказался в спальне на пару секунд позже Вербина. Остановился рядом с напарником, проследил за его взглядом и тихо выругался: на подушке лежал лист бумаги, на котором чернела издевательская фраза: «Ну, наконец-то:)».

Мы не равнодушные.

Просто большой город задаёт слишком быстрый темп, и мы несёмся по жизни вскачь, отчаянно боясь споткнуться, и потому не часто смотрим по сторонам. Мы не равнодушные, у нас просто очень мало времени и каждая секунда на счету. Когда мы останавливаемся, то становимся участливыми и заботливыми, но останавливаемся мы редко. И уж совсем редко заглядываем в окна старых домов, даже очень красивых.

А этот дом был именно таким – старым и необыкновенно красивым. Выстроенный в конце XIX века в модном «русском стиле», он привлекал внимание и тогда, и сейчас, через сто с лишним лет, одновременно напоминая и классическую боярскую усадьбу, и небольшой европейский дворец. Дом не был древним, но казался таковым, и туристы любили его фотографировать и фотографироваться рядом. Но сегодня туристов было на удивление мало, даже туристические автобусы проезжали не часто. Обычные автомобилисты стремились как можно быстрее проскочить Якиманку, пока она свободна, торопясь попасть на Ленинский проспект или опасаясь встать в пробку на Большом Каменном мосту, прохожие тоже не задерживались. И никто не увидел или не обратил внимания на появившуюся в окне второго этажа девушку. Очень бледную брюнетку, одетую в кружевное белое платье. Девушка казалась грустной или несчастной. Точнее, сначала грустной, но если приглядеться, то через несколько мгновений становилось очевидно, что девушка несчастлива. Но это – если приглядеться…

Если…

Девушка долго, минуты две, смотрела на проезжающие по Большой Якиманке машины, на дома на той стороне, на редких прохожих, затем сделала шаг и коснулась оконного стекла кончиками пальцев. И всхлипнула, окончательно превратившись в глубоко несчастное существо, а через мгновение – в бешено злое существо. Бледное лицо обратилось маской ненависти. Тонкие пальцы скрючились, словно сведённые судорогой, стали длиннее, на них появились крепкие когти чёрного цвета – очень острые на вид, девушка отвела правую руку назад, чуть приподняла, изготовившись ударить по стеклу, но неожиданно замерла.

В последний перед ударом момент.

Увидела чёрного кота.

Большой зеленоглазый кот важно шёл по другой стороне широкой улицы, метрах в пятидесяти от стоящей в окне девушки, но она хорошо его разглядела. И замерла с занесённой для удара рукой. А кот почувствовал взгляд, остановился, повернул голову и посмотрел девушке в глаза. Во всяком случае, ей так показалось. Они смотрели друг на друга молча. Они, конечно, не могли кричать друг другу – окно плотно закрыто, улица широкая, городской шум уносит голоса – и потому стояли тихо. Читая во взглядах друг друга то, что не могли прокричать.

Затем девушка опустила руку, но тут же подняла её и нервным движением провела ладонью по волосам, приглаживая их так, будто они в том нуждались. Она перестала быть злой, а с пальцев исчезли когти. Пригладив волосы, девушка тяжело вздохнула и отошла от окна. От самого правого окна второго этажа дома Игумнова.

А кот продолжил свой путь.

Анатолий Борисович Лем был человеком интеллигентным, правильным и целеустремлённым, с детства усвоившим, что двигаться по карьерной лестнице нужно только вверх и даже в трудные времена сохранять существующее положение, то есть оставаться на той ступеньке, на которой эти самые времена застали, чтобы потом продолжить движение вверх. А для такой ловкости требовались не только лакейская угодливость и заискивающее раболепие перед начальством, но чутьё и осторожность – и всего этого у Анатолия Борисовича имелось в избытке. Кроме того, Лем удачно женился, породнившись с известной в Москве семьёй, что также способствовало карьерному росту, инициативу проявлял исключительно по приказу и строго в очерченных рамках, никогда не брал на себя ответственность и строго следил за тем, чтобы облизываемое начальство не сумело эту самую ответственность на него переложить. Или спихнуть. В результате продуманных шагов Анатолий Борисович сам стал начальником, заняв одну из ключевых должностей в бюрократической иерархии министерства, но на первый план не лез, продолжал оставаться в тени.

Неожиданный звонок из полиции вызвал у Лема раздражение. Сначала даже хотел отказать в аудиенции: всё-таки чиновник не из последних, государев человек с наградами и статусом, в честь чего он должен якшаться со всякими? Велел секретарше: «Скажи просителю, чтобы перезвонил через дней несколько…» И был безмерно удивлён, когда «проситель» через минуту перезвонил на его личный мобильный и со всей вежливостью, но при этом более чем доходчиво объяснил Анатолию Борисовичу, что либо они беседуют в ближайшее время, без протокола, по-дружески, либо придётся явиться для дачи показаний. При этом о повестке, а главное – о теме разговора обязательно станет известно драгоценной супруге Анатолия Борисовича, папа которой с лёгкостью превратит все карьерные достижения не последнего человека Лема в большую и некрасивую тыкву.

Анатолий Борисович правильно оценил деликатность «просителя» и немедленно предложил встретиться в любое удобное для него время. «Любым» оказалось через полтора часа в баре «Грязные небеса», который Лем сначала оценил как «Весьма неплохо», а попробовав пива, поменял на «Очень хорошо».

– Кухня здесь тоже отличная, – негромко произнёс Вербин, медленно двигая перед собой стакан с виски.

– Как вы узнали, о чём я думаю?

– Все об этом думают, оказываясь в незнакомом заведении.

– Да, судя по всему, здесь неплохо, – признал Анатолий Борисович. – Однако обстоятельства моего знакомства с этим баром…

– Не будут ничем омрачены, – твёрдо пообещал Феликс, глядя чиновнику в глаза. – Мне нужна информация, а не вы.

– Я могу быть уверен, что разговор останется между нами?

– Иначе мы говорили бы в другом месте. Например, на Петровке.

– Притащить меня в другое место – задача нетривиальная. – Лем попытался поставить себя, но получилось нескладно.

– Я иду по следу Кровососа, – равнодушно рассказал Вербин. – У меня полный карт-бланш, Анатолий Борисович, и я могу притащить вас в другое место даже сегодня в два часа ночи.

– Кровосос… я должен был догадаться. – Лем прищурился. – Он настолько всех достал, что нет нужды спрашивать, откуда вы получили мой личный номер – вам помогают все спецслужбы.

– Как я уже сказал, лично к вам у меня претензий нет: мы поговорим и больше не увидимся. Но поговорить мы должны искренне.

– Кажется, я догадываюсь, о чём пойдёт речь.

Лем не доверял полицейскому, боялся, что его записывают, поэтому сказал «о чём», а не «о ком», хотя уже понял, что визит Феликса связан со Шмыгой. Вербин это понял и, не желая нервировать чиновника, тоже не назвал имени девушки. Просто показал Лему фотографию.

– Да, – подтвердил чиновник.

– Как часто?

– Примерно два раза в месяц.

– Где?

Вербин догадывался где, но должен был проверить искренность собеседника.

– На Таганке. Если нужен точный адрес…

– Нет, не нужен, спасибо. – Феликс убрал фотографию. – В этом месяце?

– Я хотел, но телефон не отвечал.

– Когда вы звонили?

– В прошлый вторник, двенадцатого.

– Вас не смутило, что не было ответа?

– Я понимаю, что не один в очереди, – язвительно ответил Лем. – К тому же сейчас лето, человек может уехать в такое место, где телефон элементарно не ловит.

– Больше не звонили?

– Она… – Лем сообразил, что забылся и впервые обозначил, что разговор идёт о женщине. Вздрогнул, посмотрел на Феликса, столкнулся с очень спокойным ответным взглядом, плюнул на осторожность и продолжил: – Она очень собранная. И перезвонила бы, увидев, что я её искал.

Но не перезвонила, поскольку в прошлый вторник Диана Шмыга уже лежала под капельницей, дожидаясь своей очереди умереть.

– Как видите, я не самый хороший источник информации, – криво улыбнулся Лем.

– Нам важны любые детали, – ответил Вербин. И небрежно продолжил: – Я буду очень признателен, если вы расскажете о своём визите в Воронеж.

Командировка Лема совпала с датами поездки Кровососа, и это обстоятельство заставило Вербина начать допросы клиентов Шмыги с чиновника.

– В Воронеж? – удивлённо переспросил Лем.

– Вы были там в начале месяца.

– Я помню, когда там был. Но какое отношение моя командировка имеет к происходящему?

– Анатолий Борисович, я не смогу ответить на большую часть ваших вопросов, – с прежней вежливостью произнёс Вербин. – Собственно, я здесь вообще не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы.

– Ясно. – Лем потёр подбородок, посмотрел на кружку, явно прикидывая, заказать ли ещё одну, так же явно передумал и продолжил: – Это была чисто рабочая поездка. Я уехал из Москвы ночным поездом, пробыл в Воронеже два дня и ночным же вернулся. Не знаю, что именно вас интересует, но во время пребывания там я оставался один только… ночью.

Судя по лёгкой заминке, не то чтобы один, однако именно это время суток Феликса не интересовало – Кровосос встречался с курьером днём.

– Всё время оставались на виду?

– Меня встретили на вокзале, затем совещание, обед, несколько встреч, ужин… у меня была машина с водителем, и я ездил только на ней. Вы можете восстановить график моих передвижений с точностью до минуты, но я не представляю, как вы это сделаете, сохранив интерес ко мне в тайне – как обещали.

– Об этом можете не беспокоиться, – твёрдо ответил Феликс. – Вы более чем убедительны, и я уверен, что проверка подтвердит ваши слова. А значит, в ней нет необходимости.

– Спасибо. И если это всё, чем я мог быть вам полезен, то позвольте откланяться.

Феликс понимал, что чиновник всей душой мечтает закончить неприятную встречу, но пока не задал все заготовленные вопросы.

– С вашего позволения, Анатолий Борисович, ещё один вопрос.

– Конечно. – В кружке оставалось пива на два маленьких глотка, и Лем сделал один.

– Меня интересует любая информация о ней. – Феликс вновь указал на фотографию. – Возможно, в последнее время она была чем-то расстроена. Или чем-то увлечена. Постоянно пребывала в приподнятом настроении или, наоборот, в подавленном. Не роняла ли она странные фразы? Оговорки?

– Я думал, что Кровосос – маньяк, – медленно произнёс Лем. – Ну, или как там – серийный убийца?

– Мы проверяем все версии, Анатолий Борисович, и очень хотим найти его и покарать.

– Ага. – Чиновник выдержал паузу.

И вдруг улыбнулся, глядя на фотографию Шмыги. Так улыбнулся, что Вербин понял: Лем приезжал к Диане не только за сексом. Он знал, что «не один в очереди», мог найти девушку только для себя – Шмыга, по всей видимости, от такого предложения отказалась, – но продолжал встречаться с Дианой. Было в ней что-то притягивающее, манящее, чему Лем не мог противостоять. Было. А сейчас не стало. И в Леме, возможно, впервые в жизни, проснулось что-то человеческое, и он действительно захотел помочь полицейским добраться до убийцы. Поэтому к просьбе Феликса чиновник подошёл с той же ответственностью, что и к выстраиванию карьеры: внимательно перебрал в памяти последние встречи с Дианой и всё, что знал о ней, чтобы отыскать важные и нужные детали.

– Она мечтала стать актрисой. Прямо бредила. Знаете, у людей бывает мечта, бывает заветная мечта, а бывает мания. Цель, ради которой пойдёшь на что угодно. У Дианы такой целью было играть в кино.

– Способности присутствовали?

– Все женщины в той или иной степени актрисы… Уверен, в наших отношениях ей доводилось изображать радость, когда было грустно, возможно, симулировать оргазм, но я принимал всё за чистую монету. А на сцене Диану не видел. – Лем окончательно наплевал на осторожность и разговорился.

– Почему вы вспомнили о том, что Диана хотела быть актрисой?

– Потому что в последнее время у неё появилась уверенность, что мечта осуществится. Не то, что она осуществима, а то, что она осуществится.

– Та-ак, – протянул Вербин, понимая, что наткнулся на действительно важную информацию. – Диана так говорила или вам так показалось?

– Вы очень хорошо сказали: оговорки и случайные фразы, правильно сделали, что обратили на них моё внимание. – Лем выдержал паузу. – Сначала Диана обронила, что подбирает роль. Как вы понимаете, я на эти слова не обратил внимания, поскольку она периодически ездила на всякие пробы, но без результата. А в конце прошлого месяца Диана похвасталась, что кастинг прошёл великолепно и началась работа по согласованию контракта. Ещё пошутила, что проводить с ней время станет дороже.

– Вы не уточнили, о чём идёт речь?

– Спросил, конечно, – уж слишком она была радостной, очень, знаете, заведённой – в хорошем смысле слова – и вела себя очень уверенно. Я спросил, Диана ответила, что у неё появилась последняя возможность запрыгнуть в поезд и она ни за что её не упустит. Я спросил, не появился ли у неё спонсор, Диана ответила, что всё намного лучше, что спонсор может кинуть, а тут результат гарантирован. Я извинился и спросил: «Результат гарантирован даже с твоим прошлым?», на что она рассмеялась и сказала, что в Сети не мелькала, а значит, скандал исключён. И ещё сказала, что её счастливый билет перебьёт любых злопыхателей. Диана была уверена, что будет сниматься в большом проекте, причём в главной роли. И была счастлива.

А примерно через три недели её нашли в багажнике автомобиля.

Вербин успел шепнуть Криденс, что у него важная рабочая встреча, но даже если бы не шепнул – она бы догадалась: по выражению лиц, по тому, как Феликс смотрел на собеседника, и по тому, как нервничал мужчина в дорогом, но абсолютно безликом синем костюме «эффективного менеджера». Криденс не имела ничего против того, что Феликс ведёт в «Небесах» разговоры, иногда напоминающие допросы, и даже замечала, что многие из приведённых Вербиным гостей затем – как ни странно – становились завсегдатаями, что хорошо отражалось на ведении дел. Однако нынешнее расследование пугало девушку, и Криденс нервно относилась ко всему, с ним связанному. Но виду не показывала, не считала правильным отвлекать Вербина на свои переживания, тем более что смысла в этом не было никакого – не мог же Феликс отказаться от расследования.

Несмотря на будний день, в «Небесах» было оживлённо: приятный летний вечер располагал к тому, чтобы провести его в компании, а не дома, за компьютером или телевизором. Привычный шум действовал на Криденс успокаивающе, но она то и дело поглядывала на собеседников, мечтая о том, чтобы Вербин скорее освободился, и едва прикоснулась к лимонаду, который подал Антон.

– О чём-то задумалась? – спросил бармен, подойдя через десять минут и сменив девушке бокал – растаявший лёд испортил вкус.

– Спасибо… – Кри рассеянно улыбнулась Антону и постучала себя указательным пальцем по лбу: – Дела разные накопились, пытаюсь их тут рассортировать.

Рассказывать бармену правду Криденс не хотела, вот и отделалась первым пришедшим в голову объяснением.

– Много дел?

– Для лета – очень.

– Сочувствую.

– Спасибо. – Девушка втянула лимонад через соломинку. – Очень вкусно.

– На здоровье.

– Бай приходил?

– Сегодня не видел.

Ещё и пушистый куда-то подевался. Он, случалось, исчезал на пару дней, а то и больше, но сейчас Кри остро нуждалась в его присутствии и расстроилась, узнав, что кот с утра не появлялся в «Небесах».

– Скажи, если придёт.

– Конечно.

Девушка отодвинула бокал, жестом показав Антону, что допивать не будет, быстрым шагом вышла на задний двор, раскурила сигарету, затянулась, чуть отнесла руку и внимательно посмотрела на дрожащие пальцы.

– Да что происходит?

Панические волны накатывали совершенно непредсказуемо и без всякой на то причины. Налетали, заставляя сжиматься – и внутри, и снаружи, вызывая сильное желание закричать или разрыдаться. И справляться с ними становилось всё труднее.

– Я что, схожу с ума? – Но поскольку опыта потери рассудка у девушки до сих пор не было, ответить на этот вопрос она не могла.

Ещё одна затяжка, и Криденс медленно пошла по переулку вверх. Бесцельно, просто для того, чтобы не оставаться рядом с дверью в «Небеса», возле которой её, дрожащую, могут заметить сотрудники. Пошла, пытаясь понять причину столь частых панических атак, но не находя твёрдого ответа, лишь догадываясь, что неприятные ощущения так или иначе связаны с Кровососом. Что она начинает дёргаться вслед за Феликсом. За время их знакомства Вербину доводилось вести разные расследования, в том числе – столь же жестокие, как нынешние убийства, но, разумеется, не такие громкие, поскольку обыкновенные преступники старались свои делишки скрывать, а не выставлять напоказ.

– Может, в этом всё дело: в том, что преступник не обыкновенный?

Кровосос убивает с показной жестокостью и жаждет славы. А значит, он способен абсолютно на всё. Ради славы – на всё, что угодно. Вот что пугало Криденс больше всего: Кровосос жесток, умён, но при этом непредсказуем. Он явно заранее наметил жертвы, убивает по тщательно продуманному плану, но способен на любую импровизацию. Если его что-то заденет – он выйдет за любые пределы. Он не знает границ. И это очень страшно, потому что Кровосос не тупой отморозок, который не обращает внимания на границы и потому слаб, хотя себе кажется сильным, а умный зверь, умеющий преодолевать границы, раздвигая рамки творимого зла. Он раскрутил кровавый хоровод, но в нём он не солист, а хореограф и в любое мгновение может добавить в постановку новый элемент.

– Я тебя ненавижу, – прошептала Криденс и нервным жестом сломала сигарету. Остановилась и удивлённо посмотрела на её остатки. Криво улыбнулась, тихонько выдохнула, чувствуя, что паническая волна уходит так же внезапно, как накатила, хотела повернуться к «Небесам», но замерла.

Застыла, глядя на вышедшую в переулок собаку.

Большую чёрную собаку.

Кроме которой вокруг не было никого. Ни одного прохожего. Ни одной проезжающей машины.

Никого.

Собака, в свою очередь, стояла и спокойно смотрела на Криденс. На застывшую в ужасе Криденс. Абсолютно чёрная собака. Мощная грудь, крепкие лапы, глаз девушка не разглядела, но не сомневалась в том, что они чёрные.

Как всё в этом адском псе.

«Адский пёс!»

И никого вокруг.

Даже звуки города исчезли, оставив Криденс наедине с безжалостной тварью. С призрачным чёрным зверем, который всегда становится вестником несчастья. Криденс не боялась собак, но эта нагнала на неё такой ужас, что продержалась девушка недолго – всего десять секунд, – после чего развернулась и со всех ног бросилась к спасительным «Небесам».

Что же касается большой чёрной собаки, то она проводила убегающую Криденс удивлённым взглядом, после чего обнюхала угол дома и неспешно потрусила во двор.

– Пусть она замолчит! – закричал Платон. И голос его сорвался на визг.

– Заткните её! – распорядился Руслан.

– Как?! – злобно огрызнулся Илья.

– Как хочешь! – ответил Руслан, бросив быстрый взгляд на рыдающую Аду. – Как хочешь, мать твою!

– Она же бешеная!

– Я её боюсь!

Громкий лай большой чёрной собаки наполнял собою весь лес и, отражаясь от толстых стволов, казалось, вылетал далеко за его пределы. Казалось, его слышат все обитатели «Сухарей», слышат и поворачивают головы, пытаясь понять, что могло так сильно выбесить собаку, что она захлёбывается кипящей ненавистью. Ребята дёргались, считая, что привлекли внимание всего посёлка, дёргались и злились, кричали друг на друга. Они не понимали, что яростный лай не отражается от деревьев, а путается в них, застревает в листьях и густом кустарнике и оглушительно громким лай был только для них, а в действительности едва долетал до поселкового забора и, ударившись об него, умирал окончательно.

– Не трогайте её! – сквозь слёзы прокричала Ада.

– Она сама кого хочешь тронет, – рявкнул Руслан. – Бешеная сука!

– Я её боюсь! – вновь подал голос Платон, отступая на шаг назад.

– Она сама нас боится!

– Не похоже!

– Она ещё никого не укусила! – голос Руслана стал спокойнее. Неожиданное появление Мары напугало и вывело из себя юношу – как и остальных ребят, – однако Руслан первым сумел собраться и решить, что делать дальше. – Эта псина только гавкать умеет.

Может, и так, однако лаяла Мара настолько агрессивно и смотрела на ребят с такой злобой, что сомнений в том, что она при первой же возможности пустит в ход клыки, ни у кого не возникало.

– Если так, то отгони её!

– Что?

– Отгони, – попросил Платон, изо всех сил стараясь не впасть в полноценную истерику. – Отгони её, пожалуйста!

– Как?!

– Сделай что-нибудь!

– Не трогайте! – умоляла Ада, размазывая по лицу слёзы. – Пожалуйста, не надо!

А услышавшая её голос Мара залаяла ещё громче.

– Заткнись! – заорал Руслан, и было непонятно, к кому он обращается. – Заткнись!

Он стоял прямо перед разъярённой собакой и, к чести своей, не отступал, хотя, конечно же, боялся. Руслана била дрожь, но он не отступал. Не провоцировал Мару, не дразнил её, но не отступал. А справа и чуть позади стоял ещё более напуганный Платон.

– Сделай шаг вправо, – велел ему Руслан.

– Что?

– Вправо! Два шага!

– Ты же сказал один!

– Сделай, мать твою!

– Зачем?

– Просто сделай!

Руслан видел больше, чем балансирующий на грани срыва Платон, не отрывающий взгляда от Мары, и знал, что нужно сделать.

Или попытаться сделать.

– Два шага!

На этот раз Платон повиновался, сделал два шага в сторону от друга, и Маре пришлось повернуться, чтобы по-прежнему держать обоих ребят в поле зрения.

– Ещё два шага! – распорядился Руслан.

– Сам делай!

– Я не могу!

– Почему?!

Потому что, сосредоточившись на Платоне и Руслане, чёрная собака позабыла об Илье. Не вспоминала, потому что Илья бросился в сторону, и Мара решила, что он сбежал. Руслан подумал так же и даже мысленно обругал старого друга последними словами, но Илья вернулся. Зашёл сзади, а разъярённая Мара его не почуяла и не услышала, она не слышала ничего, кроме собственного лая. Руслан же Илью заметил, понял, что задумал друг, и стал подыгрывать, отвлекая внимание собаки. К сожалению, сам он двигаться не мог, вот и пришлось управлять Платоном.

– Ещё два шага!

– Нет, – выдохнула Ада, тоже заметившая манёвр Ильи. – Нет, пожалуйста.

Но остановить друзей она не могла.

Платон наконец-то решился и сделал шаг в сторону.

– Ещё!

Второй шаг.

Маре вновь приходится поворачиваться, и подкравшийся Илья со всего размаха бьёт её тяжёлым ломом, который кто-то из обитателей «Сухарей» то ли забыл, то ли потерял в лесу. И который юноша так вовремя отыскал.

– Нет! – Ада кричит так, словно жестокий удар пришёлся по ней. – Нет! Нет! Нет!

Первый жестокий удар… Лом угодил в точности туда, куда целился Илья – в основание черепа, заставив чёрную собаку взвыть и припасть к земле. Возможно, Мара была только ранена и, получив удар, испугалась бы, убежала, оставила друзей в покое…

Возможно.

Возможно, всё было бы именно так, но Илья не остановился – продолжил бить Мару ломом. Бить яростно. С остервенением. Выплёскивая пережитый страх и вызванную им злобу. Ту самую злобу, которая насквозь пропитала дрожавших перед чёрной собакой Руслана и Платона, ту самую злобу, которую они бросились вымещать на поверженной Маре. Били ногами, стараясь попасть по голове. Били, не думая ни о чём. Били, полностью отдавшись желанию убить.

Под жалобные крики и рыдания Ады.

И успокоились, лишь поняв, что собака больше не способна им угрожать.

Мара ещё была жива, ещё дышала, поскуливая, с каждым движением выдыхая кровь, но ещё была жива. И не отрываясь смотрела на застывшую, переставшую кричать Аду.

Была жива.

– Как думаете, нас было слышно? – отдышавшись, спросил Руслан.

– Ещё как, – буркнул Платон.

– Нет, – ответил Илья, вытирая руки о сорванный пучок травы.

– Нет? – удивился Руслан.

– До ельника еле долетало.

– Мы решили, что ты сбежал, – сказал Платон.

– Я бы тоже так подумал, – очень спокойно произнёс Илья. Бросил траву и посмотрел на Руслана: – Что дальше? Закопаем её и поедем купаться?

– Зачем купаться? – не понял Платон.

– Если спросят – мы были на Оке, – пожал плечами Илья. – Не хочу выслушивать от родителей нравоучения на тему любви к животным.

Он всегда был прагматичным.

– Я тоже не хочу, – с готовностью согласился Платон.

– Купаться мы поедем, – медленно сказал Руслан, глядя Илье в глаза. – Но закапывать эту тварь я не хочу. Есть идея получше.

Илья сначала нахмурился, но через мгновение понял, что имеет в виду Руслан, пожал плечами и кивнул:

– Можно и так. Без разницы. Всё равно копать нечем.

– Оставьте её в покое, – попросила Ада. – Пожалуйста, хоть теперь оставьте.

– Мы избавим эту тварь от лишних мучений, – ответил Руслан. Он поднял с земли свой рюкзак и достал моток верёвки. – Платон, найди подходящий сук.

– Почему я?

– Ты умеешь делать петлю?

– Нет.

– Тогда ищи сук.

Сам же Руслан быстро связал петлю, подошёл к Маре и попросил второго друга:

– Подними ей голову.

– Может цапнуть.

– Палкой своей.

– А… логично.

Илья использовал лом в качестве рычага, Руслан накинул на шею собаки петлю и затянул, наступив на Мару ногой. Скулёж прекратился.

– Платон?!

– Нашёл! Тащите её сюда!

– Сейчас. – Руслан перевёл взгляд на Аду. Выдержал паузу. И спросил: – Хочешь посмотреть?

Спросил так, что Илья вздрогнул. И подумал, что будь он на месте девушки – обязательно бы расплакался. Так спросил Руслан. Спросил со значением. И тон выбрал намерено жёсткий, даже грубоватый. И так же, как Илья, Руслан ожидал, что Ада продемонстрирует слабость, но девушка их удивила.

Она вытерла слёзы тыльной стороной ладони, поднялась и очень коротко и очень сухо сказала:

– Да.

– Я знал, что в какой-то момент нам начнёт везти, – провозгласил Анзоров, с улыбкой оглядывая полицейских. – Кровосос растеряет свой запас удачи, а мы его приобретём. Так всегда происходит!

У полицейских было собственное понимание причин, по которым «неожиданно» начинают появляться результаты, однако рассказывать воодушевлённому следователю о своей работе они не стали. Молча покивали, соглашаясь, но смотрели при этом куда угодно, только не на руководителя.

– Продолжайте доклад, – опомнился Анзоров. – Извините, что перебил, но вы ведь понимаете, как я рад?

Все это прекрасно понимали. И если честно, тоже были рады.

– Услышав, что Диана Шмыга мечтала стать киноактрисой и была уверена, что получила главную роль в крупном проекте, я ещё раз просмотрел полученный от сутенёра список её постоянных клиентов и обнаружил среди них известного режиссёра.

– В самом деле известного? – переспросил Анзоров.

– Очень известного, – подтвердил Вербин.

– Насколько очень?

– Оченнее не бывает.

– У него есть какая-нибудь фамилия?

– Платон Брызгун.

Анзоров картинно нахмурился, делая вид, что пытается вспомнить.

– Я о нём слышал, – негромко сказал Колыванов. – Мордатый такой, на Первом канале какой-то конкурс судит.

– В жюри?

– Не, среди присяжных.

– Шутник.

– Я его фильм смотрел, кажется, – припомнил Шиповник. – Или сериал?

– И как?

– Никак.

– То есть режиссёр не особенно известный? – уточнил Анзоров.

– Вбейте в поисковую строку «Платон Брызгун» и сами решите, насколько он известен, – предложил Феликс неугомонному следователю.

– Вы вбивали?

– Да.

– То есть Брызгун – человек со связями?

– И с именем, и со связями. – Вербин выдержал короткую паузу. – Чтобы подойти к такому человеку, потребуются железобетонные основания.

Медийные персоны легко могли устроить в свою защиту шум или просто устроить шум, да к тому же частенько имели высокопоставленных покровителей, поэтому их старались без нужды не трогать.

– И на железобетонные основания могут положить, – проворчал Шиповник. Он не спрашивал. Он знал жизнь.

– Могут, конечно, – признал Анзоров. – Но сейчас вероятность этого невысока, потому что Кровосос всем встал поперёк горла и нам будет ощутимо легче взять Брызгуна в разработку. Но какой у него может быть мотив?

Вопрос не праздный, а очень важный. Почему успешный, обласканный со всех сторон человек пошёл на убийство? Да ещё на столь громкое. Отсутствие внятного мотива могло вызвать сомнения у самого благожелательно настроенного судьи.

– Творческая личность, – пожал плечами Колыванов. – Брызгун мог просто-напросто рехнуться от наркоты и начать устраивать кровавые перформансы.

– В целом подходит, – оценил следователь. – Картинки он устраивал вполне киношные, да и спецы в портрете написали, что убийцей может оказаться человек творческой профессии.

Шиповник, поразмыслив, тоже согласился с высказыванием Колыванова:

– Для начала подойдёт.

Однако они поторопились – Вербин ещё не закончил доклад.

– Увидев, что цепочка складывается: уверенность Шмыги в том, что ей достанется главная роль, плюс знаменитый режиссёр среди клиентов, – я стал искать возможную связь между ними…

– Доказанная постельная связь вас не устроила? – хмыкнул Анзоров.

– В настоящее время Брызгун разведён, повода его шантажировать нет, – сообщил Феликс. – Спал с проституткой? Серьёзным ударом по репутации этот факт не станет, даже скандала большого не получится. Ну, спал, ну и что? Другими словами, это не тот крючок, который заставил Брызгуна взять Шмыгу на главную роль или использовать свои связи, чтобы продвинуть в чужой проект.

– Подожди, подожди… Платон Брызгун! – Шиповник поднял указательный палец. – Этой зимой о нём много говорили! Громкое ДТП!

– Во-оооот, – довольно улыбнулся Вербин, показав, что подполковник попал в «яблочко». – И Шмыга проходила по нему в качестве свидетельницы.

– Чёрт!

– Ого! – не сдержался Колыванов.

– А вот это уже интересно. – Анзоров подобрался. – Продолжайте, но, пожалуйста, подробнее – я то дело совсем не помню.

– В январе этого года в Москве произошло резонансное ДТП: знаменитый режиссёр Платон Брызгун насмерть сбил молодую пару. Мужчина, ему было двадцать, умер на месте, восемнадцатилетняя девушка скончалась в реанимации через несколько часов. Не приходя в сознание. – Пауза. – Они собирались пожениться.

– Так, – прищурился следователь. – Обстоятельства?

– Обстоятельства на первый взгляд сомнений не вызывают, – продолжил Вербин. – ДТП произошло поздним вечером, на дороге лежал укатанный снег, а ребята переходили улицу в неположенном и почти неосвещённом месте.

При этом Брызгун – что было учтено при дальнейшем разбирательстве – не сбежал с места происшествия, сам вызвал полицию, «Скорую», а до приезда врачей пытался помочь девушке. Он подробно и связно изложил свою версию случившегося, показал, что ехал с высокой, но допустимой на том участке скоростью и до последнего момента не видел выскочивших на дорогу ребят. Не отказался от медицинского освидетельствования, которое показало, что Брызгун был абсолютно трезв.

– Действительно так?

– В настоящий момент мы можем оперировать только данными экспертизы, – развёл руками Феликс. – И тем фактом, что Брызгун не сбежал, чтобы отсидеться несколько часов, и не симулировал сердечный приступ. А ещё в его машине находились три женщины, которые полностью подтвердили его рассказ.

– Одна из них – Шмыга?

– И теперь, кажется, мы знаем, кем были две другие.

– Я тоже об этом подумал, – добавил Колыванов.

– И я, – протянул Шиповник.

– Без вариантов, – согласился Анзоров. – Три свидетеля – три трупа, мотив есть.

Вербин помолчал, давая коллегам высказаться, и вернулся к рассказу:

– В целом картина ДТП представлялась ясной, но в деле появился свидетель, который показал, что водитель не мог не видеть ребят, а увидев их – прибавил скорость.

– Намеренный наезд?

– Да.

– Свидетель был уверен в своих словах?

– Он твёрдо стоял на своём, однако проведённая экспертиза не смогла подтвердить его слова. Брызгун не отрицал, что ехал быстро, а прибавлял он скорость перед столкновением или нет – осталось за кадром. Его спутницы утверждали, что ребят Брызгун не видел, а скорость не прибавлял.

– И он избежал наказания. – Анзоров побарабанил пальцами по столешнице. – Что родственники потерпевших?

– Верят свидетелю.

– На их месте любой бы поверил такому свидетелю. – Пальцы следователя замерли. – Проработать, и очень плотно.

– Обязательно, – поддержал Анзорова подполковник.

– Думаете, они решили отомстить? – удивился Колыванов.

– Нужно проверить.

– Если я правильно понял, там небогатые семьи, без каких-либо связей, – вернул себе слово Феликс. – Брызгун заплатил компенсацию, но небольшую.

– Пожадничал?

– Сказал, что не считает себя виновным, но испытывает необходимость поддержать семьи погибших.

– Ловко завернул.

– Творческая личность. Умеет жонглировать красивыми, но пустыми словами.

– А что с тем свидетелем?

– Его слова были приняты во внимание.

– Найдите его и поговорите, – распорядился Анзоров. – Судя по всему, он давал самую точную картину случившегося, а потом много общался с участниками событий и родственниками погибших. Нужно составить максимально полное представление, что действительно произошло в январе, а главное – получить информацию на семьи.

– Кровосос потратил очень большие деньги на организацию преступления, а те семьи небогаты, – напомнил Вербин.

– И тем не менее нужно их тщательно проверить. – Тон следователя не оставлял сомнений в том, что он намерен досконально проработать эту версию. – У вас всё?

– Нет, – сухо ответил Феликс. – Я покопался в прошлом Брызгуна и нашёл ещё один интересный факт: в прошлом году он проходил свидетелем по делу о ДТП со смертельным исходом.

– Какое совпадение!

– Удивительное, – поддержал Анзорова Гена.

– Опять ДТП? – покрутил головой Шиповник. – Как интересно.

– В тот раз Брызгун был пассажиром, а ДТП совершил его приятель. История была менее прозрачной, чем ДТП с участием самого Брызгуна: потерпевшие долго пытались доказать, что был совершён выезд на встречную полосу, но благодаря показаниям Брызгуна и, возможно, деньгам приятель Брызгуна – человек очень богатый – отделался лёгким испугом.

В кабинете повисла тишина. Почти полминуты мужчины обдумывали услышанное, после чего Анзоров негромко произнёс:

– То есть можно предположить, что Брызгун захотел повторить?

– Можно сделать такой вывод, – очень осторожно высказался Шиповник.

– Но зачем? – удивился Колыванов.

– Никто не знает, что щёлкнуло в голове Брызгуна в тот момент, когда он увидел на дороге ребят, – развёл руками Феликс. – Если, конечно, он их действительно увидел. Возможно, Брызгун и в самом деле не успевал затормозить, возможно, перепутал педали, такое бывает, а может, захотел убить.

– Незнакомых людей?

– Не важно кого. Он просто захотел убить и остаться безнаказанным.

– Захотел убить, потому что всё остальное уже попробовал? – тихо произнёс Колыванов.

– Как вариант.

Последовала ещё одна пауза, после которой Феликс перешёл к заключительной части доклада:

– Исходя из полученной информации, я предполагаю шантаж Брызгуна со стороны Шмыги. Шмыга грезила артистической карьерой, и вот судьба преподносит подарок – она оказывает услугу известному режиссёру. Очень серьёзную услугу, без которой Брызгун мог оказаться за решёткой и потерять положение в обществе. Можно предположить, что Брызгун расплатился со всеми свидетельницами – это мы ещё проверим, но Шмыга захотела того, что Брызгун дать не мог. Или не захотел. В конце концов, как бы она ни хорохорилась, люди обожают копаться в грязном белье медийных персон, и если бы Шмыге удалось заполучить главную роль в большом кинопроекте – а именно этого она и желала, – её прошлое мгновенно бы всплыло на поверхность и положило начало грандиозному скандалу.

– Возможно, Брызгун собирался отделаться от Шмыги эпизодической ролью в каком-нибудь сериале, но она захотела большего, – добавил Колыванов. – Захотела только главную роль.

– Он отказал, она потребовала, и только в этот момент Брызгун сообразил, на каком крепком крючке Шмыга его держит, – развил мысль Гены Шиповник.

– И решил соскочить, – сказал Анзоров.

– И решил соскочить.

– Но зачем он убивает так ярко?

– Во-первых, Брызгун режиссёр, творческая личность и заодно, как вариант, наркоман – ему нужно шоу, хочется продемонстрировать свои способности. Во-вторых, яркие преступления идеально отвлекают внимание от главной цели – устранения свидетелей. Ведь мы ищем серийного убийцу, а не заметающего следы преступника.

– А кто в таком случае Дракула?

– Получается, сутенёр – больше некому.

Шиповник посмотрел на Вербина, Феликс едва заметно пожал плечами, показывая, что новая информация покачнула его уверенность, однако он ещё не пришёл к какому-либо мнению.

– Мы говорили, что этого не может быть, – напомнил Колыванов.

– Почему не может быть? – с энтузиазмом спросил Анзоров. – Очень даже может быть. У нас есть подозреваемый, у подозреваемого есть мотив. Подозреваемый – известная личность, а обществу нравится, когда наказывают известных людей – за дело, разумеется. Я думаю, мы обязаны сосредоточиться на этой версии. О связях Брызгуна больше не думайте – если он действительно в деле, никто и пальцем не пошевелит в его защиту. Всё понятно?

Вербин открыл было рот, но Шиповник так посмотрел на Феликса, что тот проглотил всё, что хотел сказать, и кивнул:

– Отработаем.

И лишь потом, когда Анзоров попрощался и покинул кабинет, вопросительно посмотрел на шефа.

– Я сам всё понимаю, – ответил Шиповник на так и не прозвучавший вопрос.

– Это какой-то бред, – высказался Колыванов.

– Спокойно, – ровным голосом произнёс подполковник, призывая оперативников перестать горячиться. – Наш следователь ухватился за интересную версию, которая, помимо всего прочего, обещает участие крупной медийной персоны, а значит, повышенное внимание, что благотворно скажется на карьере. Это абсолютно нормальная реакция. Полагаю, руководству версия тоже понравится – она стройная. И какое-то время мы будем активно её раскручивать. Что же касается проституток, то их гипотетическое участие в преступлении Брызгуна в корне меняет отношение к ним: в глазах общества они перестали быть жертвами.

– Кровосос чётко сказал, что воздаёт за содеянное. История Брызгуна под грех подходит идеально, а значит, Брызгун не Кровосос, а Дракула.

– Но доказать мы это сможем только одним способом – когда найдём тело Дракулы.

И оперативники подумали о том, что Шиповник не ошибся, сказав «когда», а не «если».

– Но тогда получается, что…

– Только не говори то, что хочешь сказать, – попросил подполковник, глядя Гене в глаза.

– А что я хочу сказать?

– Что Кровосос правильно с ним обошёлся.

– С ними тогда уж – девчонки покрывали убийство.

– На них нет крови.

– Это не важно. Шмыга и её подруги знали, что Брызгун совершил умышленное убийство, их не запугивали, им не угрожали, с ними просто договорились. И они взяли на себя часть его крови.

– Ты что, фэнтези начитался? – поморщился Феликс.

– Я говорю так, как думаю.

– Покрывать убийства и убить – это разные преступления, за которые предусмотрено разное наказание. И не Кровососу его определять. – Шиповник посмотрел на Вербина: – А ты что скажешь?

– Я не скажу, что Кровосос хоть на грамм прав, если вы об этом, шеф, – тут же ответил Феликс. – Он не сделал за нас работу, а удовлетворил собственную жажду крови. И вот что: Кровосос очень близок к Брызгуну.

– Мы ведь решили, что они враждуют?

– Во-первых, вражду и обиду можно скрывать, таить, дожидаясь удобного случая отомстить. А во-вторых, даже если они разругались и разошлись, у Кровососа остались друзья в окружении Брызгуна, потому что он абсолютно точно знает и о первом ДТП, где Брызгун был свидетелем, и о втором, в котором он, возможно, стал убийцей. Кровосос хочет не только наказать Брызгуна, но и опозорить. Вот для чего ему требуется максимальное внимание к расследованию.

– Значит, всё-таки месть?

– Не важно, с чего всё началось, – медленно ответил Вербин. – Важно то, что Кровосос принялся убивать, и, судя по тому, как он это делает, он не остановится. Понимает он это или нет, не знаю, да это и не важно: расправившись с Брызгуном, Кровосос продолжит убивать дальше. Через месяц, через год, через пять – он обязательно убьёт снова.

– Ему понравилось, – понял мысль Феликса Колыванов.

– Или давно нравится, – очень тихо сказал Вербин.

– Двенадцать уже есть?

– «Грязные небеса» открываются в полдень, – улыбнулся Антон. – А мы уже открыты.

– «Грязные небеса» открываются в полдень, – повторил мужчина, усаживаясь на высокий табурет. – Отлично сказано.

– Как есть.

– Но раз полдень уже есть – налейте виски.

– Какой?

– На твоё усмотрение – я кредитоспособен.

– Могу я задать вопрос? – мягко спросил Антон.

– Какой?

– Вы не за рулём?

Мужчина внимательно посмотрел на бармена, который даже не обозначил движение за бутылкой, и хмуро спросил:

– А тебе не всё равно?

– Простая вежливость.

Возникла короткая пауза, во время которой мужчина обдумывал ответ Антона, после чего проворчал:

– Давно я не чувствовал этого слова.

– Не слышали? – уточнил бармен.

– Не чувствовал, – уточнил гость. – Вежливость не произносится, она как подарок, который один человек дарит другому, даже незнакомому. Поэтому она чувствуется. От вас я её почувствовал.

Обдумав ответ Антона, мужчина перешёл на «вы».

– Спасибо.

– Это вам спасибо. – Гость помолчал. – Я не за рулём.

– Может, кофе? Апельсиновый сок?

– Одно другому не мешает. Сначала мой виски, а потом кофе и сок.

– И что-нибудь поесть?

– Завтрак станет лишним. Подожду обеда. – Мужчина залпом выпил дозу, посидел, принимая крепкое внутрь, после чего объяснил: – Я потерял лучшего друга.

– Сочувствую.

– Спасибо. Но лучше бы он просто умер.

Антон поднял брови, показав, что с расспросами не полезет, но если гость захочет рассказать – послушает.

– Лучше об этом не говорить, – вздохнул мужчина. Открыл рот, явно собираясь поговорить об этом – несмотря на собственное заявление, но так же явно опомнился, вздохнул и сказал: – Получается, я не просто не знал своего друга, он оказался совсем другим человеком.

– Такое бывает.

– Правда? – спросил мужчина тоном: «Вам откуда знать?»

– Правда, – очень серьёзно подтвердил Антон. – Я не знаю, что случилось у вас, но я…

– Пожалуйста, не надо портить наши отношения, – попросил гость. – Что бы вы ни рассказали, ваш рассказ не будет жёстче моего. Просто поверьте. А слушать о том, что ваш друг спал с вашей подругой, мне сейчас тягостно. Я пил всю ночь, но не берёт. Я не напился и не заснул. Мне плохо.

– Извините меня.

– Надо же – опять искренне. – Мужчина дружелюбно, но с лёгким недоверием, чуточку сомневаясь, что чувства его не обманывают, посмотрел на Антона. – Сделайте, пожалуйста, завтрак. И… без обид, но я хочу выпить кофе в одиночестве. Мне нужно подумать.

– Конечно.

Антон принял заказ, кивнул, чтобы его подменили за стойкой, и вышел на задний двор. Не курить – подышать. Нужно было подышать, потому что ранний гость произвёл на бармена тягостное впечатление. Ничего, в сущности, не сказал, ничем не поделился, не вылил накопленное на случайно оказавшегося рядом человека, но тяжестью придавил. Той тяжестью, под которой дёргалась его душа.

Антон вышел, прищурился на яркое солнце, а когда глаза привыкли к свету – увидел сидящего на корточках Прохора.

И услышал:

– Весь в крови.

И вздрогнул.

– Он хотел крови – он её получил. Всю кровь, которую хотел, вся ему досталась и сделала его меру самой большой.

– Кто он?

– Но жажда не исчезла, понимаешь? Кровь не насыщает, кровь дразнит. От неё ещё больше пить хочется, но только крови пить… Вода не утоляет тех, кто кровь попробовал… и кровь не утоляет… только дразнит, проклятая, засасывает… Вот и его засосала… и он всю её получил… Всю кровь, какую хотел, – получил… Только не радуется он, глаза закрыл – и не радуется.

– Да о ком ты говоришь? – окончательно растерялся Антон.

А Прохор посмотрел на него неожиданно ясным взором и с обыкновенной улыбкой сказал:

– Ты меня не слушай, я разное говорю. Ты лучше покорми меня, а?

Вводил ли Анзоров в поисковую строку браузера сочетание «Платон Брызгун» или же с кем-то проконсультировался, Шиповник и оперативники не узнали. Но поняли, что рубить сплеча следователь не стал, поскольку разрешение на следственные действия в отношении известного режиссёра они получили не сразу, как пообещал Анзоров, а через полтора часа. Но всё-таки получили. К этому времени они уже знали, что телефон Брызгуна выключен: Феликс попросил Катю из первого отдела позвонить и «ошибиться номером», а после «отмашки» следователя Вербин связался с отделом «К» и узнал, что телефон Брызгуна был выключен в ночь на двенадцатое и больше не включался.

– А перед этим? – спросил Колыванов, который не сомневался, что Феликс вызнал у специалистов все подробности.

– А перед этим телефон выключался в субботу вечером и включился в воскресенье днём, примерно в два.

– Где он включался и выключался?

– В Москве.

– Районы?

– Выключился около дома Брызгуна, включился на МКАД, между Симферопольским и Калужским шоссе.

– Можно предположить, что именно в субботнюю ночь произошёл захват девушек, а в воскресенье днём Брызгун возвращался из логова.

– Похоже на то.

Мужчины переглянулись.

– Пока всё очень похоже на то, что Брызгун и есть Кровосос.

– Анзоров будет очень рад.

– А ты?

– Я хочу найти настоящего Кровососа, – ответил Вербин. – Если им окажется Брызгун – пусть так. Но доказательства мне нужны железные.

Колыванов кивнул, показывая, что полностью разделяет мнение напарника, и спросил:

– Где Брызгун выключил телефон в понедельник?

– Снова около дома.

– То есть мы даже приблизительно не знаем, куда он направился?

– Приблизительно знаем – куда-то по Симферопольскому шоссе, – хмыкнул Вербин. – Я приказал проследить по камерам путь его машины и попытаться узнать, один был Брызгун или нет.

– Подозреваешь сообщника?

– Подозреваю, что Брызгун – Дракула.

– В таком случае что он делал в логове Кровососа в ночь с субботы на воскресенье? Почему он похитил проституток?

– Узнаем, – пообещал Феликс и улыбнулся подошедшему толстяку: – Добрый день! Марк Анатольевич, если я правильно понимаю?

– Марк Анатольевич, – подтвердил толстячок, разглядывая Вербина без особой радости. Но и без явной неприязни.

– Очень приятно.

Ответной любезности Феликс не дождался.

– Это Маша, домработница Тоши, – толстячок кивком указал на свою спутницу.

– Здравствуйте…

Последние звуки ещё висели в воздухе, а Марк Анатольевич уже взорвался:

– О чём вы хотите поговорить с Тошей? В чём вы его подозреваете? Почему вы нас вызвали? Предупреждаю: я не пущу вас в квартиру без веских оснований.

– Пожалуйста, чуть-чуть спокойнее. – Вербин выставил перед собой ладони. – Пожалуйста.

– Я спокоен. – Толстячок мгновенно сменил тон, вновь став деловым и сдержанным. – Вы можете объяснить, что происходит?

– Начнём с оснований, – в тон ему ответил Феликс. И показал бумагу: – Ордер на обыск вас устроит, Марк Анатольевич?

Маша всхлипнула.

– Позвольте? – Толстячок взял документ и оглядел его опытным взглядом. – Да, всё правильно. Только вот основания прописаны невнятно.

– Федеральный судья счёл возможным ордер подписать, – вежливо ответил Феликс. И, не желая развивать тему, перешёл к делам: – Скажите, Платон Викторович живёт здесь или только прописан?

– Вам не кажется, что этот вопрос имело смысл задать раньше? – язвительно поинтересовался толстячок.

– Мы в цейтноте, Марк Анатольевич. Детали приходится выяснять на ходу.

– Тоша здесь живёт.

– Хорошо.

– Вы ведь понимаете, Марк Анатольевич, с этим документом мы могли бы просто войти в квартиру? – поинтересовался Колыванов.

– Да, понимаю.

– Но мы проявляем уважение и пригласили не только понятых, но и вас, близких Платону Викторовичу людей, чтобы вы проконтролировали наши действия.

В действительности оперативникам требовалась дополнительная информация от тех, кто хорошо знал Брызгуна, однако говорить об этом они не стали, планируя выудить её в процессе разговора. И поэтому не торопились подниматься в квартиру, понимая, что вряд ли отыщут в ней что-нибудь интересное.

– Наши действия не будут обыском в полном смысле этого слова, мы скорее осмотримся и попытаемся найти улики или информацию, которая поможет нам в расследовании, – вновь вступил в разговор Вербин. – Дело в том, что мы не уверены в статусе Платона Викторовича. Есть большая вероятность, что у него крупные неприятности.

Маша всхлипнула повторно. И чуть громче.

– Тоша покупает кокс только для себя, – категорически заявил Марк Анатольевич. – Больше мне ничего не известно.

Оперативники переглянулись, и Вербин покачал головой:

– Нет.

– Нет?

– Мы не занимаемся наркотиками, Марк Анатольевич.

– Мы опасаемся за его жизнь.

– И вы по-прежнему не скажете, что происходит?

– Не имеем права. – И прежде чем толстячок вновь принялся возмущаться, поинтересовался: – Когда вы видели Платона Викторовича в последний раз?

Маша открыла было рот, однако толстячок этого не заметил и с напором продолжил:

– Почему вы решили, что жизни Тоши что-то угрожает?

– Есть основания.

– Какие? Вы понимаете, что мне достаточно просто набрать один номер и все ваши основания…

– Нет, недостаточно, – отрезал Колыванов, жёстко глядя толстяку в глаза. – Не в этот раз.

– А вот вы не понимаете, что каждая потерянная минута может стоить Платону Викторовичу жизни, – веско добавил Вербин.

И лишь на этот раз до Марка Анатольевича дошло, что оперативники предельно серьёзны, не шутят и не пытаются его обмануть, а у Брызгуна и в самом деле неприятности.

– Тошу могут убить?

– Да.

– За что?

– Когда вы видели его в последний раз?

– В прошлый понедельник.

– Одиннадцатого июля?

– Раз вы так говорите…

– Вы встречались с Платоном Викторовичем или говорили по телефону?

– Мы виделись. Завтракали и обсуждали ближайшие планы.

– Каким он вам показался?

– Для утра понедельника Тоша выглядел потрясающе хорошо.

– А если серьёзно?

– Куда уж серьёзнее? – Толстяк нервно потёр руки. – Тоша действительно очень хорошо выглядел и пребывал в приподнятом настроении. Я решил, что он задумал новый проект, спросил об этом, Тоша ответил, что я угадал, но подробности рассказать отказался. Тоша не любит делиться замыслами, особенно теми, которые кажутся ему потрясающими.

– Понятно… Во сколько вы расстались?

– Примерно в пять.

– В пять пополудни? – уточнил Феликс.

– Ну, да, – протянул толстячок, удивлённый удивлением оперативника. – А что не так?

– Вы сказали, что встретились позавтракать.

– У творческих людей утро начинается часа в два дня, – объяснил Марк Анатольевич. И снова потёр руки. – Таков их удел – творить, невзирая на время.

– Теперь понятно. С тех пор вы больше не виделись?

– Нет.

– И не созванивались?

– Нет.

– Вас это не насторожило?

– Во время встречи Тоша предупредил, что собирается отдохнуть.

– Что это значит?

– Небольшой загул.

– В понедельник вечером? – изумился Колыванов. – Выходные же только что были.

– К творческим людям подобные желания приходят непредсказуемо, – вздохнул Марк Анатольевич. – К тому же Тоша очень плотно работал три предыдущие недели…

«Создавал задел на следующие две, – понял Феликс. – Прагматично».

– Не выбился из графика, а даже опередил его, поэтому я не стал возражать. А даже если бы и стал – это ничего бы не изменило. Когда Тоша собирается «отдыхать» – его никто и ничто не способно остановить.

– У Платона Викторовича есть шофёр?

– Водитель Тоши сейчас в отпуске.

«Так совпало!»

– Как долго обычно продолжается «отдых»?

– По-разному, от пяти дней до двух недель. В этот раз Тоша написал, что уезжает на две недели. У меня сохранилась переписка в мессенджере, можно уточнить…

– Обязательно уточним, но чуть позже, – сказал Вербин, чем помешал разговорившемуся толстяку достать телефон.

– Он всегда во время «отдыха» отключает связь? – чуть резче, чем следовало, спросил Колыванов.

– Часто. – Марк Анатольевич выразительно посмотрел на Гену, но замечания делать не стал. – Но бывает, что иногда Тоша проверяет сообщения, даже отвечает на них, если есть настроение и желание, иногда просто проверяет, не отвечая даже на самые важные, иногда на связи постоянно. Но последнее – очень редко. Тоша едет на «отдых» не для того, чтобы работать.

– Спасибо. – Вербин повернулся к домработнице: – Маша, скажите, когда вы видели Платона Викторовича в последний раз?

– В прошлый понедельник, одиннадцатого июля. – Всхлипывать домработница давно перестала и на вопрос ответила настолько чётко, что Феликс слегка оторопел. – Я убираюсь по понедельникам и четвергам и пришла в квартиру к двум часам дня – Платон Викторович как раз собирался на встречу с Марком Анатольевичем.

– Больше вы не виделись?

– Нет. Когда я уходила, он ещё не вернулся.

– У вас свои ключи?

– Конечно.

– Платон Викторович говорил, что собирается уехать на «отдых»?

– Платон Викторович никогда не ставит меня в известность заранее. Или пишет потом в мессенджере, или мне рассказывает Марк Анатольевич. На этот раз он написал.

Домработница заранее приготовила телефон и показала Феликсу экран: «Меня не будет недели две».

– Но в четверг вы приходили?

– Конечно – это моя работа. – Маша помолчала. – В четверг я не стала готовить, но убрала квартиру. И в этот понедельник – тоже. И сегодня собиралась, но мне позвонил Марк Анатольевич и сообщил, что предстоит встреча с вами.

– Когда мы поднимемся в квартиру, пожалуйста, осмотритесь очень внимательно и скажите, не изменилось ли что-либо после вашей последней уборки, хорошо? И самое главное, нас интересует, какие вещи Платон Викторович взял с собой.

– Никакие, – тут же ответила домработница. – Я ещё в четверг обратила внимание, что Платон Викторович уехал на «отдых» в том, что было на нём надето.

– И вы никому об этом не сказали?

– Такое уже случалось.

«Ах, да – творческая личность!»

– Тогда просто проверьте изменения.

– Хорошо.

Вербин вновь повернулся к толстячку:

– У Платона Викторовича есть другие квартиры? Загородный дом?

– Тоша владеет ещё тремя квартирами, но их он сдаёт. Есть дом на Рублёвском шоссе. Это его вторая резиденция, в которой он проводит примерно столько же времени, сколько здесь.

– Не подходит, – очень-очень тихо, только для Вербина, произнёс Колыванов. – Вся Рублёвка плотно контролируется. Не подходит.

– И ещё один дом ему достался от родителей, но он очень далеко от Москвы, на Оке, – продолжил Марк Анатольевич. – Его Тоша тоже сдаёт.

– А где именно на Оке? – мгновенно среагировал Феликс.

– Я там ни разу не был, – развёл руками толстячок. – Надо у бухгалтера спросить, она ведёт дела Тоши и всё знает о его недвижимости.

– В кабинете Платона Викторовича есть шкатулка с ключами, – сообщила домработница. – Они подписаны.

Оперативники переглянулись.

– Тогда давайте поднимемся в квартиру.

В своей новой жизни Криденс никогда не позволяла себе лениться. Оставаться в кровати не потому, что сильно устала, а потому, что не было желания подниматься. То есть желание подниматься периодически отсутствовало, но Криденс всегда заставляла себя собраться и встать. Но не сегодня. Сегодня девушку хватило только на важное: она покормила Феликса завтраком, хотя он и сказал, что справится сам, и действительно мог бы справиться, проводила и вернулась в постель. Будильник ставить не стала, решив поспать столько, сколько захочется, и проснулась в час дня, на час позже, чем должна была оказаться в «Небесах». Но и сейчас торопиться в бар не стала. Приняла душ, сделала кофе – есть совсем не хотелось – и вышла на балкон в лёгком халатике и с чашкой в руке. Балкон выходил на северную сторону, подул лёгкий ветерок, и Криденс с наслаждением вдыхала пусть и городской, но настоящий, не кондиционированный воздух.

В целом было хорошо: она отлично выспалась, отдохнула, чувствовала себя свежей и совершенно спокойной. На удивление спокойной, как будто неожиданная встреча с чёрной собакой сначала вывела её на пик переживаний, а затем стёрла их, как сильный дождь смывает с лобового стекла дорожную пыль. Криденс крепко и спокойно спала, причём уснула без таблеток или алкоголя, и сейчас не испытывала никакого волнения.

«Может, привыкла и перестала ощущать давление? В конце концов, невозможно вечно жить в стрессе».

Напряжение последних дней вырвалось наружу короткой истерической вспышкой: вбежав в «Небеса», девушка тут же оказалась в объятиях Вербина, попыталась вырваться, но когда поняла, что держит её Феликс, замерла и разрыдалась. В голос. В крик. Не отвечая на вопросы «Что случилось?». Ничего не говоря – только крича. А потом – похныкивая, затихая. А потом – прижавшись к Вербину всем телом, чувствуя его силу и успокаиваясь.

Теперь, возможно, напряжение снова начнёт накапливаться, и через какое-то время случится новая вспышка, но пока можно наслаждаться долгожданным спокойствием.

«Но почему так получилось? Почему появление большой чёрной собаки взорвало накопленное?»

А через мгновение Криденс догадалась почему. И едва не выронила чашку. Чертыхнулась, расплескав горячий и чёрный кофе, но улыбнулась, поняв, что пальцы ослабели не от страха или ужаса, а от неожиданности. От того, что догадка поразила до глубины души.

«Я успокоилась, потому что собака была настоящей. Она мне не почудилась, она была настоящей, и это очень-очень хорошо…»

Вербин спросил, что её так напугало. Спросил сразу же, ещё в «Небесах», прижимая к себе и чувствуя, как девушка медленно затихает в его объятиях. Спросил, когда понял, что она точно услышит. Кри ответила после долгой паузы, во время которой Феликс терпеливо ждал. Поцеловала мужчину в шею и сказала, что расскажет дома. И сдержала слово, но, опять же, после паузы. Полежала в ванне, окончательно расслабившись в тёплой воде, когда вышла – Феликс сделал чай с мятой, причём сделал так, чтобы он успел немного остыть, и устроившаяся в кровати девушка негромко рассказала:

– Когда мне было восемь, мы с родителями поехали к деду Егору – нашему дальнему родственнику, который жил на хуторе, на самом краю Смоленской области. В большом лесу, совсем рядом с белорусской границей. Мы поехали в две семьи, на двух машинах: папа позвал с собой друга – дядю Колю, а дед Егор не был против – и нам спокойнее в дороге, и ему веселее. – Кри улыбнулась. – Поездка получилась замечательной: жаркое лето, прохладный лес, в котором как раз полезли грибы, речка неподалёку, каждое утро парное молоко – у деда Егора было несколько коров… Когда я вспоминаю те дни, я улыбаюсь, но в последний из них, точнее, в последний вечер… – Девушка сделала большой глоток чая, некоторое время смотрела на кружку, словно раздумывая, не допить ли её залпом, после чего продолжила: – У деда Егора был здоровенный цепной пёс – чёрная немецкая овчарка по кличке Принц. Очень злой. Не агрессивный, а злой. Дед сразу сказал, что пёс спокойный, но подходить к нему ни в коем случае нельзя – нападёт без предупреждения. Его даже жена деда Егора побаивалась, хотя она его кормила, – Принц признавал только одного хозяина, остальных или терпел, или атаковал. Нас ему было велено терпеть, и он старался: не лаял, не рычал, обходился без злобных взглядов… нас для него не существовало.

– И ты решила с ним подружиться? – спросил Вербин.

И ошибся.

– Я его очень боялась, – ответила Криденс. – Старалась не показывать виду, но боялась. И все дети боялись – у дяди Коли их было двое, примерно моего возраста. Мы все боялись Принца, никогда к нему не приближались и обходили его будку по большому кругу, не играли рядом и никогда его не дразнили. Иногда на него смотрели – издалека, а он смотрел на нас. Не лаял, не рычал, но мы всё равно его боялись. Принц… я не знаю, как объяснить… он был таким, что его нельзя было не бояться, понимаешь?

Девушка посмотрела Феликсу в глаза.

– Кажется, понимаю.

– Хорошо. – Кри глубоко вздохнула, и Вербин понял, что она переходит к самой неприятной части истории. – В последний день они много выпили: папа, дядя Коля и дед Егор. Не напились в стельку, но приняли изрядно. Застолье получилось весёлым, в хорошем смысле слова, стол поставили на улице, под яблонями, мы бегали по саду, взрослые смеялись, шутили… Потом мужчины зачем-то пошли во двор, я увязалась за ними, и пока дед Егор был в сарае, дядя Коля подошёл к будке… остановился в полушаге от места, куда мог дотянуться Принц, наклонился и принялся его дразнить. Глупо себя повёл. Мне было восемь, но я понимала, что дядя Коля ведёт себя как дурак, и очень испугалась. Сразу испугалась. Папа попытался его образумить, но дядя Коля только смеялся и отмахивался. А потом… потом Принц резко бросился на дядю Колю. Он не мог его достать – длины цепи не хватало, но бросился и движением заставил дядю Колю испугаться. Он потерял равновесие, упал, и Принц его достал: цапнул за ногу и дёрнул на себя, подтаскивая ближе. Принц был очень умным, дед Егор предупреждал… – Глоток остывшего чая. А перед глазами – дальний лесной хутор и яростный чёрный пёс, добравшийся до глупого человека. – Они закричали: папа и дядя Коля, дед Егор выскочил, сразу понял, что к чему, подбежал, стал оттаскивать Принца, и тот, обо всём позабывший, его укусил. И сразу… – Криденс судорожно передохнула. – Я видела… и помню всё очень точно, до мелочей. Принц был в бешенстве, сильно ярился, но как только цапнул деда – мгновенно остановился. Опомнился. Понял, что будет, и заскулил. Папа оттащил дядю Колю, а дед Егор ушёл в дом. – Судорожный вздох стал последним проявлением эмоций, дальше девушка рассказывала ровным, немного отрешённым голосом: – Папа не знал, что будет. И женщины не знали. Они прибежали, стали хлопотать вокруг дяди Коли, тоже ушли в дом – перевязывать, чем-то смазывать… Они не знали. А я знала. И осталась. И Принц знал. Я уверена, что он знал. Он сел около будки и опустил голову. Потом из дома вышел дед Егор и застрелил его.

– Собака не должна кусать хозяина, – очень тихо сказал Вербин.

– Таков закон, – подтвердила Криденс.

Феликс потянулся и поцеловал девушку в лоб. Она поставила кружку на тумбочку, взяла лицо Вербина в ладони и посмотрела в глаза.

– Два следующих месяца мне снились кошмары. Потом воспоминания перестали быть яркими. Потом я выросла. Но и в детстве, и теперь я иногда вижу чёрную собаку. Большую чёрную собаку. На улице, в доме, в подъезде, однажды – прямо в «Небесах»… Это случается очень редко… Я вижу чёрную собаку – и после этого обязательно происходит какое-нибудь несчастье.

– И больше машину Брызгуна не видели? – спросил Феликс, заканчивая разговор.

– Не видели, – подтвердил оперативник, которому Шиповник поручил изучить перемещения Брызгуна в прошлый понедельник.

– Спасибо. – Вербин отключился и рассказал сидящему за рулём Колыванову: – В понедельник Брызгун сел в машину около семи вечера, сначала покрутился по городу, после чего выехал из Москвы по Варшавскому шоссе.

– Которое переходит в Симферопольское?

– Именно.

– И направился в «Сухари»?

– Да.

– И больше не выезжал?

– Если судить по камерам фиксации – нет, а точно скоро узнаем.

– Совсем скоро. – Колыванов посмотрел на спидометр, потом – на навигатор и усмехнулся. – В «Сухарях» его логово?

– Девяносто процентов, что так.

Дёргать бухгалтера не стали – у полицейских был свой и весьма быстрый способ узнать адреса принадлежащей Брызгуну недвижимости, причём интересовали их загородные дома, а не квартиры. Анзоров пожелал отправиться на Рублёвское шоссе – кто бы сомневался! – и попросил Шиповника составить ему компанию. А оперативников отправили на Оку, приказав не тормозить, чтобы оказаться в доме до наступления сумерек. И они не тормозили. И не потому, что получили приказ, а в силу охватившего нетерпения – они догадывались, что едут в правильное место. И вопрос Колыванов задал не потому, что действительно хотел услышать ответ, а в силу того же нетерпения.

Охота вышла на финишную прямую.

– Брызгун был в машине один?

– Наши камеры пассажира не заметили.

– У него было время подхватить кого-то по дороге?

– Времени у него было более чем достаточно, – подтвердил Вербин. – А учитывая, что Кровосос неплохо ориентируется в городских камерах, он мог присоединиться к Брызгуну незаметно для нас.

И отправиться в «Сухари» с тем, кто, по их мнению, являлся Дракулой.

– Брызгун уже мёртв? – помолчав, спросил Колыванов. И опять – зная ответ.

– По моей версии – да, – сказал Феликс.

– Но это означает, что мы продолжим поиск убийцы.

Разве Кровососу это нужно?

– Кровосос не хочет попадаться, – медленно, словно ещё не задумывался об этом, произнёс Вербин. – И если он сделает Дракулой Брызгуна, у нас есть два возможных финала. Первый: Кровосос гордо сообщит обществу, что оставил нас в дураках, и исчезнет. Второй: он кого-то подставит. Но тогда получится, что Кровосос изначально хотел расправиться не только с Брызгуном, а ещё с тем, кого он представит убийцей. И это обстоятельство точно выведет нас на него.

– Но будут ли у нас доказательства?

– Не хочу об этом говорить.

– То есть доказательств не будет?

– Не будет.

– И что?

Вербин дёрнул плечом:

– Мы работаем, ищем и узнаём правду. Когда узнаем – решаем, что делать.

– А что мы можем решить?

Ответа на этот вопрос у Феликса не было. Да и не могло быть никакого другого ответа, кроме высказанного в первом предложении: они ищут доказательства и узнают правду. И всё.

И всё.

– Ты не предполагал, что Кровососом может оказаться человек, которому Брызгун помог избежать наказания, – продолжил Гена. – Допустим, Брызгун шантажировал приятеля так же, как Шмыга шантажировала самого Брызгуна. Чем не мотив?

– Любопытно и достойно проработки, – поразмыслив, согласился Вербин. – Но мне кажется, что первое ДТП было случайностью.

– А Брызгун убил намеренно?

– Не доказано, – резковато отозвался Феликс. – Мы не знаем этого наверняка.

– Но давай предположим. – Гена кашлянул. – Примем факт, что Брызгун намеренно убил тех ребят. Зачем?

– Мы говорили об этом, – напомнил Вербин. – Новые ощущения. Брызгун захотел пережить то, что пережил его приятель: стать убийцей и уйти от ответственности.

– Принимается. Но я вот о чём подумал: если у Брызгуна и Кровососа есть общая неприятная тайна, то она может быть и обидой, и убийством. Вдруг Брызгун захотел не новые ощущения испытать, а старые вспомнить?

– Оживить потускневшие воспоминания? – задумчиво протянул Феликс. – Но личное дело Брызгуна абсолютно чистое, он даже на покупке кокаина ни разу не попадался, хотя, как слил Марк Анатольевич, его употреблял.

– Будь у Брызгуна криминал в прошлом, мы бы сейчас не так с тобой разговаривали, – усмехнулся Гена. – А версия о совершённом в прошлом убийстве, ответственности за которое им удалось избежать, объясняет жестокость Кровососа – у него есть опыт.

– И при этом у него наверняка абсолютно чистое личное дело.

– Да, – жёстко ответил Колыванов. И добавил: – Кажется, приехали.

И остановил автомобиль у закрытых ворот, чуть прижавшись вправо, к будке охранника, который расслабленно сидел на выставленном в тенёк стуле, а увидев, что машина останавливается, вздохнул и поднялся. Впрочем, двигаться ему не пришлось: полицейские вышли сами – размяться – и заодно показали документы.

– Нужно проехать.

– К кому?

– Мы не обязаны отвечать, – буркнул Колыванов.

– Можете не отвечать, но я всё равно увижу: тут повсюду камеры.

– Отличная новость, – оценил Вербин. – Пишете или только наблюдаете?

– Записываем неделю.

– Ну, хоть что-то. Как вас зовут?

Охранник несколько мгновений смотрел на полицейского, раздумывая, есть ли у него право не отвечать, решил не обострять разговор, несмотря на довольно небрежную реплику Колыванова, и ответил:

– Называйте дядей Васей – меня здесь все так зовут.

– Очень приятно, меня зовут Феликс Вербин, старший оперуполномоченный по особо важным делам.

– Угу, я видел.

– Покажете, как проехать к дому Платона Брызгуна?

– Режиссёра?

Вопрос не имел смысла – вряд ли в посёлке жил ещё один Платон Брызгун, однако Феликс ответил с прежним дружелюбием:

– Да.

– Сразу поворачиваете налево, по улице до конца и направо. Второй дом слева, примыкает к лесу.

Колыванов хотел вернуться за руль, однако Феликс жестом показал напарнику не торопиться и продолжил расспросы:

– У вас ведь тут река?

– Ока.

– Где?

– По центральной улице прямо, до Т-образного перекрёстка, а дальше хоть направо, хоть налево. Там все дома к берегу выходят.

– Получается, Брызгун живёт далеко от воды, – прикинул Вербин. – Странно для столь известного человека.

– Это допрос?

– Простое любопытство.

Охранник вновь помолчал, подумал, но решил продолжить разговор:

– Платону дом от родителей достался. Он потом хотел купить особняк у реки, но не продал никто. Народ у нас не бедный, сами понимаете, все хотят поближе к воде. Вот Платон и обиделся… наверное… и перестал сюда приезжать.

– Давно не появлялся?

– На тех выходных был.

– Вы его видели? – насторожился Вербин.

А Колыванов подошёл ближе и вперился в дядю Васю взглядом.

– Только машину, – ответил охранник. – У нас тут автоматика: ворота брелоком открывают.

– Правильно я понимаю, дядя Вася, что вы Брызгуна не видели, не здоровались и в дом к нему не заходили?

– Зачем мне к нему заходить?

– Я просто спросил, вы ведь всех тут знаете, вдруг зашли поболтать, – объяснил Вербин. – Вы не можете сказать, один приезжал Брызгун или нет?

– Не могу. – Охранник явно занервничал. – А что случилось?

– У вас есть сменщик?

– Конечно.

Дядя Вася Феликсу понравился: пожилой, словоохотливый, возможно, давно здесь работает и способен стать источником ценной информации. Поэтому отпускать охранника Вербин не хотел.

– Пожалуйста, пусть сменщик встанет на ворота, а вы позвоните председателю… Председатель ТСЖ сейчас в посёлке?

– Да. Она тут постоянно живёт.

– Позвоните, пожалуйста, председателю и вместе с ней подходите к дому Брызгуна. Будете понятыми.

– Обыск собираетесь делать?

– Пока мы просто войдём в дом, – ответил Феликс. – Но сделать это мы имеем право только с понятыми.

– Хорошо.

– Мы ждём.

Особняк Платона Брызгуна не производил особенного впечатления на фоне других домов «Сухарей», то есть выглядел, как всё вокруг, солидно и дорого. Светлая штукатурка, красивый отделочный камень, бордовая крыша… двухэтажный особняк гордо возвышался над сплошным бордовым забором и, казалось, дремал, дожидаясь визита хозяина или его гостей. Или дремал вместе с хозяином: оперативники поставили машину так, чтобы перекрыть выезд из ворот, и заглянули в щель.

– Белая «Audi Q7», – пробормотал Феликс. – Машина Брызгуна.

– Но не в гараже, – отметил Колыванов.

Из-за машины виднелся верхний край ворот.

– Гараж в цокольном этаже.

– Как мы и думали.

– Почему Брызгун не спрятал машину?

– Не он, а Кровосос, – уточнил Вербин. – Показывает, что Брызгун здесь.

– Боюсь даже представить, что ожидает нас внутри.

– Не представляй и не думай. Не заводи себя, – посоветовал Феликс. – Скоро увидим.

– К чему готовиться?

– Увидим, – повторил Вербин, нажимая на кнопку интеркома.

Из дома никто не ответил.

– У нас есть ключи, – напомнил Колыванов.

– Но пока нет понятых.

Которые подошли через двадцать минут.

Помимо дяди Васи, делегацию составляли председатель ТСЖ – «Ольга Николаевна, очень приятно, что тут происходит? Покажите, пожалуйста, ваши документы», её муж – «Олег Степанович, можно, я тоже посмотрю документы?», заместитель и трое друзей, которые живо заинтересовались происходящим. Визит оперативников стал для респектабельных «Сухарей» настоящей сенсацией.

Неприятной сенсацией.

– Вы можете объяснить, что происходит?

– Пока я могу сказать только одно: в рамках проводимого расследования мы собираемся осмотреть дом Платона Викторовича Брызгуна. Вот ордер. Внутрь смогут пройти только понятые. И прошу отнестись к этому предупреждению очень серьёзно. – Феликс не сильно давил, говорил привычным для себя вежливым тоном, но оглядел собравшихся так, что спорить никто не стал. – Если кто-то пройдёт на участок – даже на участок! – у нас к нему возникнут серьёзные вопросы.

– Подмосковная полиция в курсе? – поинтересовался заместитель председателя.

– У нас есть право здесь работать, – прежним тоном произнёс Вербин, не отвечая на вопрос прямо. И посмотрел на дядю Васю и председателя: – Вы согласны стать понятыми?

– Что мы можем увидеть внутри? – спросила женщина.

– Боюсь, что угодно.

– Труп?

– Может так получиться.

– Тогда пусть пойдёт муж.

– Вы согласны?

Мужчина кивнул.

– А вы?

Охранник молча подтвердил согласие.

– В таком случае прошу вас надеть бахилы и перчатки.

Затем Феликс открыл калитку, они вошли во двор и направились к дому. Гена же, проходя мимо, быстро проверил автомобиль:

– Заперт и холодный.

Как и ожидалось.

Поднялись на крыльцо. Вербин надавил на ручку.

– Обратите внимание: дверь открыта, поэтому я не воспользовался ключами, которые у меня есть.

Понятые молча кивнули.

Небольшой тамбур, затем большой холл, из которого на второй этаж вела широкая лестница.

– Вы здесь когда-нибудь были? – спросил Вербин у мужа председателя.

– Да.

– Что находится на первом этаже?

– Две гостевые комнаты, ванная, кухня и главная гостиная с выходом в сад.

– На кухне пусто, – доложил Колыванов.

– В гостиной тоже, – добавил Феликс.

Как и в обеих гостевых.

– Что на втором этаже?

– Кабинет, детская, в смысле, бывшая детская Платона, хозяйская спальня и две ванные комнаты. Одна общая, а вторая – в спальне.

– Поднимемся.

Вербин догадывался, что искать нужно в подвале, ловил удивлённые взгляды напарника, но всё равно решил сначала осмотреть дом. Начать, так сказать, с простого.

– В кабинете пусто.

В детской тоже. Как и в хозяйской спальне. Однако Феликс прошёл в неё, открыл дверь в ванную… и резко остановился.

– Есть? – тихо спросил Колыванов.

– Вызывай наших.

Муж председателя заглянул внутрь, издал короткое восклицание и бросился к общей ванной.

– Слабак, – сказал дядя Вася.

Успел сказать перед тем, как помчался следом.

Всё на свете должно происходить вовремя.

«Опередившая своё время» теория останется непонятой и не изменит цивилизацию; блестящий игрок, изумлявший болельщиков виртуозными финтами, однажды превратится в неповоротливую карикатуру на самого себя; яркий вождь, зажигающий сторонников и наводящий ужас на врагов, в какой-то момент устанет и будет днями напролёт дремать у камина. Проходит всё, и потому значение имеет лишь одно: уйдёшь ты вовремя, с высоко поднятой головой, или под шёпот окружающих: «Когда же»

Но то – у людей.

Что же касается вещей, которые отслужили своё, от них необходимо избавляться быстро и без раздумий. Особенно от вещей, которые были задействованы в совершении преступления, то есть способных стать уликами. Суть этих вещей в том, чтобы исчезнуть сразу после того, как станут ненужными, и не важно, сколько за них было заплачено. Потраченные на преступление деньги считать нельзя – это путь в тюрьму.

К тому же убийца мог позволить себе расходовать столько, сколько сочтёт нужным, и стоимость фургона «LADA Largus», рабочей лошадки, которую он использовал для доставки «груза» из логова, не являлась для него серьёзной суммой. Как и стоимость чёрной «Toyota RA V4», на которой убийца приехал сюда, а много раньше – использовал для поездки в Воронеж. На кроссовере убийца собирался покинуть место гибели «LADA Largus», переехать в другой укромный уголок и там сжечь. Стоимость автомобилей не имела значения ещё и потому, что оба они достались убийце бесплатно.

– Мы на финишной прямой, и ты больше не нужен, – улыбнулся убийца, глядя на фургончик. – Спасибо за работу.

От «LADA Largus» невыносимо воняло бензином, и не было никаких сомнений в том, что машина быстро выгорит, скрыв любые следы, которые убийца мог в ней оставить.

– Уверен, здесь точно будут генетические следы Кровососа, – произнёс Колыванов, поправляя перчатку на левой руке. Дом Брызгуна был выстроен на совесть и даже в такую жару держал внутри комфортную температуру, однако руки под перчатками всё равно потели. – Он провёл тут слишком много времени.

– Обязательно оставил, – согласился Вербин.

– Уже кое-что!

– Но не забывай, что, согласно нашей версии, Кровосос хорошо знал Брызгуна и мог оставаться рядом с ним даже в том случае, если в их прошлом была не обида, а убийство.

– Хочешь сказать, что Кровосос бывал здесь официально, – догадался Колыванов.

– И мы при всём желании не докажем, когда был оставлен его… ну, допустим, волос: на этой неделе или год назад?

– А если криминалисты найдут его волосок в подвале?

– Где найдут, значения не имеет, – вздохнул Феликс. – Вопрос заключается в «когда». – Он выглянул в окно и поморщился: – Ещё какое-то начальство притащилось.

– Идём встречать?

– А куда деваться? Осталось продержаться совсем чуть-чуть.

Колыванов хмыкнул, хотя понимал, что Феликс абсолютно прав: по сути, оперативники держали оборону, сохраняя особняк до приезда московских криминалистов, поскольку желающих немедленно «начать расследование» или «оказать помощь московским коллегам» оказалось дикое количество.

Слух о том, что в доме знаменитого Платона Брызгуна обнаружено логово «того самого Кровососа», распространился по посёлку ещё до того, как к дому прибыли понятые, и члены делегации стали первыми зеваками. Когда Феликс и остальные вышли во двор отдышаться и выдохнуть – после визита в хозяйскую ванную, – перед домом уже стояло не менее десяти человек, включая детей, шумно обсуждающих происходящее. Некоторые говорили по мобильным, некоторые снимали на мобильные, хотя снимать у них получалось либо второй этаж, либо «Audi» Брызгуна – через щель. Но вскоре самые ушлые любители видео оккупировали вторые этажи соседних домов, и когда оперативники вышли во двор в следующий раз, они мгновенно оказались во всех существующих социальных сетях. Через некоторое время зеваки начали рассеиваться – поскольку ничего интересного не происходило, но порадоваться Вербин не успел, поскольку в это же время в «Сухари» стало съезжаться местное правоохранительное руководство и толпа вновь принялась расти, в том числе – за счёт местного правоохранительного руководства. Начальник районного управления с заместителями, начальник убойного отдела районного управления – с заместителями, пресс-секретарь управления, руководители местного отделения полиции, представители Следственного комитета и прокуратуры… Такое паломничество с лёгкостью могло превратить место преступления в затоптанный после школьной дискотеки танцпол, однако Вербин сразу же – ещё находясь в ванной – позвонил шефу, сказал, что ожидается неконтролируемый поток высокопоставленных коллег, и Шиповник с Анзоровым успели убедить областное начальство велеть подчинённым держать себя в руках и в особняк не входить. Некоторые из прибывших попытались, но благодаря стойкости и твёрдости оперативников прорваться внутрь никому не удалось. Толпа, численность которой в пиковые мгновения доходила до сорока человек, вновь стала редеть, что весьма обрадовало Вербина, однако следующий телефонный звонок заставил его тяжело вздохнуть.

– К нам едут съёмочные группы.

– Ожидаемо, – угрюмо ответил Колыванов. – Ну, пусть снимают из-за забора да берут интервью у соседей и местного начальства.

Основной части репортёров придётся довольствоваться этим, но, к большому сожалению оперативников, правил без исключений не бывает.

– Первый канал договорился с кем-то из руководителей, – рассказал Феликс. – Анзоров звонил – матерился, но сказал, что придётся пустить. К счастью, они опаздывают, приедут после криминалистов…

– Намного позже, – улыбнулся Колыванов, кивая в окно. – Эксперты уже здесь.

К воротам особняка медленно подъехал чёрный микроавтобус.

– Ну, что ж, давай покажем ребятам, что мы тут нашли. – Феликс тяжело вздохнул. – Уверен, они оценят.

Тело Платона Брызгуна оперативники обнаружили в хозяйской ванной, которая примыкала к хозяйской спальне и совсем чуть-чуть уступала ей по площади. То ли сам Брызгун, то ли его родители позаботились о том, чтобы окружить себя и роскошью, и красотой – в своём понимании, разумеется, поэтому комната напоминала декорации к фильму из жизни аристократов: мраморный пол, бесчисленное количество зеркал, изящная мебель, французское окно, из которого открывался вид на лес, и перед ним – большая ванна на ножках.

Наполненная кровью.

В ванне полулежал Платон Брызгун, откинувшись на спину и вытянув руки по бортикам. Лицо спокойное, даже расслабленное, несмотря на жуткую рану на шее – убийца вскрыл режиссёру сонную артерию, а спокойное выражение лица означало, что в момент смерти Брызгун пребывал без сознания. Положение тела сразу показалось Феликсу слишком вычурным, чтобы оказаться настоящим, и он не удивился, узнав, что Кровосос приложил массу усилий, чтобы тело оставалось в заданном положении, – использовал прозрачный скотч, стопоры на магнитах и другие невидимые или не бросающиеся в глаза приспособления, сохранившие мёртвого режиссёра в красивой позе.

Чтобы картинка производила впечатление.

Запоминалась.

Голова Брызгуна была опущена, казалось, он или задумался, или заснул, разглядывая кровь, в которой купался и в которой плавали отрубленные женские пальцы. Дракула пребывал в останках своих «странных сестёр».

В их проклятой крови.

Напротив – фотография погибших в январском ДТП ребят, и кажется, будто Брызгун склонил голову под их взглядами. То ли боится, то ли стало стыдно.

Менее кровавые, но намного более интересные находки полицейские сделали в подвале: три медицинские кровати, болторез, капельницы, препараты, следы крови на стенах и полу – всё это позволяло сделать вывод, что они действительно отыскали логово «того самого Кровососа». Проблема заключалась в том – Феликс обратил на это внимание, едва взглянув на подвал, – что в нём не осталось мусора: Кровосос аккуратно убрал все использованные перчатки, комбинезоны, шприцы, упаковки из-под лекарств – всё, на чём могли случайно остаться его отпечатки или следы ДНК.

– У него было время, – ответил Феликсу напарник. – Кровосос не просто нас опережал – он вёл нас за собой и был уверен, что мы не окажемся здесь без его позволения.

– И теперь готовит следующий сюрприз.

Эту фразу Вербин повторил чуть позже, когда добравшиеся до «Сухарей» Шиповник и Анзоров увели их с Колывановым в сад – выслушать доклад и понять, что говорить репортёрам.

– Кровосос готовит нам сюрприз.

– Ещё одно убийство?

– Не факт, что это будет убийство, – сразу ответил Вербин, долго размышлявший на эту тему и подготовивший ответы на все возможные вопросы. – Кровососу необходимо закончить дело, поскольку таковы законы жанра…

– Опять за своё, – вздохнул Анзоров.

– С вашего позволения, продолжу. – Феликс никак не дал понять, что тон следователя его задел. – Закончить дело можно двумя способами. Либо Кровосос убьёт кого-то, чтобы выдать за себя, либо выложит в Сеть издевательское послание, в котором выставит на свет историю с ДТП, обвинит Брызгуна в умышленном убийстве, а проституток – в пособничестве, скажет, что пока считает свою миссию выполненной, но предупредит, что воздаяние ожидает каждого, кто будет вести себя как Брызгун. И на какое-то время исчезнет.

– Об этом позже, – махнул рукой Анзоров. – Феликс, вы уверены, что Брызгун – Дракула, а не Кровосос?

– Уверен на сто процентов, – твёрдо ответил Вербин. – Вы можете сказать об этом и начальству, и журналистам и не опозоритесь – Брызгун убит, причём в том же стиле, что и проститутки. Я не сомневаюсь, что в ближайшее время Кровосос выложит очередное видео.

– Понял. – Анзоров поправил воротник рубашки. – Я пошёл в телевизор.

И направился во двор, где его ждали репортёры Первого канала.

Шиповник же посмотрел на оперативников и распорядился:

– А теперь докладывайте. Брызгун принимал участие в убийствах проституток?

– В убийстве – вряд ли, в подготовке – скорее всего, – без паузы ответил Феликс.

– Согласен, – поддержал напарника Колыванов.

– Но Брызгун знал, что их убьют? И помог заманить сюда?

– Совершенно верно, – подтвердил Вербин. – Пока вырисовывается такая картина: Брызгун задумал убить проституток, которые, по всей видимости, его шантажировали. Во всяком случае, одна из них. Но убивать одну нельзя, только всех. Брызгун это понимал, но, будучи человеком не очень решительным, обратился за помощью к тому, кого мы теперь знаем под псевдонимом Кровосос. И это стало ошибкой, потому что Кровосос решил воспользоваться обстоятельствами и расплатиться с Брызгуном за старую обиду. Либо, обращаясь к нему, Брызгун пригрозил раскрыть связывающую их тайну, чего Кровосос допустить никак не мог.

– У вас новая версия?

– Мы не перестаём работать над делом.

– То есть не старая обида, а старое общее преступление?

– Иначе трудно объяснить, почему Кровосос так легко пошёл на убийства.

Прозвучало настолько убедительно, что Шиповник не стал спорить.

– Допустим. Что дальше?

– Брызгун и Кровосос продумывают преступление и решают, что нужно создать образ серийного убийцы – яркий, привлекающий внимание, жестокий и кровавый. В этом случае никто не станет задаваться вопросом, связывает ли жертв что-то, помимо желания преступника убивать. Идея, если вдуматься, прекрасная.

– Пожалуй, – признал Шиповник. – Когда есть чёткий почерк серийного убийцы, всё остальное отходит на задний план.

– В ночь на десятое июля Брызгун и Кровосос доставляют в «Сухари» проституток. Вырубили они их ещё в дороге – чтобы отключить телефоны, приехав – разложили по кроватям и поставили капельницы. Затем вернулись в Москву… или вернулся только Брызгун – чтобы встретиться с Марком Анатольевичем и рассказать, что собирается «отдохнуть». Вечером в понедельник Брызгун вновь отправляется в «Сухари»… На этот раз – навсегда.

– Эта версия объясняет всё, – вставил своё слово Колыванов.

– Кроме мотива Кровососа.

– Кровосос – очень близкий Брызгуну человек, который знает о нём практически всё. С ближайшего круга и начнём поиски.

– Мы постараемся отыскать и опросить этих людей как можно быстрее, – добавил Колыванов. – Потому что один из них может скоро умереть.

– Понимаю… – Шиповник машинально сорвал травинку, пожевал, вытащил изо рта, удивленно осмотрел и выбросил. – Что ещё? С экспертами успели поговорить?

– Поговорить успели, только они мало что могут сказать, – ответил Феликс. – Из ванны выловили тридцать женских пальцев, надо думать, принадлежащие жертвам. Следы в подвале тоже их, но результаты экспертиз будут завтра. Набор медикаментов составляют препараты, которые называли после осмотров тел.

– Машина Брызгуна покидала посёлок?

– Пока неизвестно. Свидетелей нет, охранники ничего не видели, но я приказал собрать видеоматериалы за последнюю неделю – будем проверять.

– Хорошо.

– Если Кровосос ею пользовался, то незаметно, по ночам, – вновь вступил в разговор Колыванов.

– Не хотел привлекать внимание.

– Ну, да… – Шиповник помолчал. – Поработали вы хорошо, но недостаточно. Оставайтесь здесь и изучите «Сухари» под микроскопом: охранник сказал, что в молодости Брызгун часто здесь появлялся, возможно, здесь он обзавёлся друзьями детства.

– Возможно, – тихо ответил Вербин. – Возможно…

Растерянные.

Если бы они снимали фильм, то сейчас ему подошло бы только одно название:

«Растерянные».

И лица друзей в полной мере ему соответствовали. И лица, и неуверенные голоса, и нервные жесты, и общая атмосфера, царящая в салоне BMW, которую Илья одолжил у отца – не объясняя, конечно же, зачем ему потребовалось срочно ехать в «Сухари». Вообще ничего не объясняя и не рассказывая – отец понятия не имел, куда отправился Илья, просто разрешил взять машину, не задавая лишних вопросов. Водил Илья не очень быстро, однако сесть за руль Платону не разрешил, сказал: «Ты слишком на взводе», и Платон не стал спорить, потому что действительно дёргался сильнее всех.

Он всегда был самым чувствительным. Самым эмоциональным.

А сейчас – самым растерянным. И потому – самым болтливым.

– Давай проверим, правильно ли я тебя понял?

– Опять? – вздохнула Ада.

– А что такого?

– Пожалуйста, помоги Тоше понять, правильно ли он тебя понял, – попросил Илья. – Иначе вы сначала будете ругаться, а потом ты всё равно обо всём расскажешь.

– Я уже обо всём рассказала.

– Тоша дотошный. Он хочет уточнить.

– Да, – подтвердил Платон. – Спасибо. А ты, Ада, могла бы быть чуточку отзывчивее.

Аде очень хотелось закатить скандал, чуть более сильный, чем просто грандиозный, и доходчиво объяснить Платону, кто из них более чёрствый и что такое «отзывчивость», но она сдержалась.

– Спрашивай.

– Сейчас. – Молодые люди сидели впереди, оставив в распоряжении Ады весь задний диван, и располневшему Платону пришлось потратить некоторое время на принятие новой позы: он повернулся боком, чтобы видеть и Аду, и Илью. – Руслик жил у тебя в «Сухарях»?

– Несколько дней, – подтвердила Ада.

– И ты никому об этом не говорила?

– Вообще-то он прятался и просил никому ничего не рассказывать.

– Но мы же друзья.

– Это и есть проявление дружбы, – произнёс Илья, не отвлекаясь от дороги. – Руслик не хотел нас напрягать.

– Нас не стал напрягать, а к ней обратился?

– Не к ней, а к Аде.

– Извини. – Платон перевёл взгляд на девушку. – Извини, пожалуйста.

– Ничего страшного. – Однако прохладным тоном девушка ясно дала понять, что Платону следует быть более… отзывчивым.

– Почему Руслик обратился к тебе? Он нам не доверял?

– Господи, Тоша, ну неужели не понятно? У Ады есть дом и нет родителей, которым нужно что-то объяснять. Ада, извини, дорогая.

– Ты абсолютно прав, Илья, – спокойно ответила девушка.

– А у нас с тобой, Тоша, своих домов пока нет.

– Думаешь, дело в этом?

– Уверен, что в этом.

– Понятно. – Платон помолчал. – Ты сама его отвезла?

– Нет, только ключи дала.

– Каким он тебе показался?

– Напуганным! Тоша, что за глупые вопросы? Ты хоть представляешь, сколько Руслик проиграл?

– Нет. А сколько?

– Столько, что ему пришлось прятаться, – хмуро сказал Илья. – Цифры в данном случае значения не имеют.

– Я думаю, дело не только в цифрах, – медленно произнесла Ада, закуривая тонкую сигарету.

– В первый и последний раз, – сказал Илья. – Отец запрещает курить в машине.

– Хорошо, больше не буду. – Ада чуть опустила стекло. Октябрь в этом году выдался холодным, и с улицы сразу потянул резкий воздух. – Так вот, я думаю, дело не только в цифрах. Родители Руслика люди не бедные и со связями.

– Руслик очень гордый.

– Но не когда на кону стоит жизнь.

– Это верно… – кивнул Платон.

– Руслик обязательно обратился бы за помощью к маме с папой, но, судя по всему, он натворил нечто такое, что даже они не в силах помочь.

– Что же он мог натворить?

– Что угодно, – вновь вступил в разговор Илья. – На Руслике висел огромный долг, и чтобы от него избавиться, он мог принять любое предложение, даже самое дурацкое.

– И кого-то очень сильно разозлить? – сообразил Платон.

– И кого-то очень сильно разозлить, – подтвердил Илья. – Кого-то, чьи возможности намного превосходят возможности его родителей.

Несмотря на молодость, ребята уже понимали, что мама и папа далеко не всегда способны оказать помощь, что в мире есть люди сильнее и могущественнее их, и если таких людей разозлить – на компромисс можно не рассчитывать. Это вору можно сунуть деньги и договориться, у вора чести нет, и какое бы положение вор ни занимал, он на всё пойдёт ради наживы. Вора можно купить. Но Руслан, судя по всему, разозлил не вора.

– Что было потом? – хмуро спросил Платон.

– Руслик сказал, что постарается оказаться в доме незаметно – поедет сначала на электричке, потом на автобусе, а потом – пешком и войдёт на участок через лесную калитку.

– И будет сидеть там так, что его никто не заметит?

– Осень. – Ада выбросила окурок в окно, однако стекло поднимать не стала. – В «Сухарях» сейчас мало народу.

– А охрана на что? – буркнул Илья.

– Охранникам я позвонила и сказала, что у меня поживут друзья.

– Но не сказала, кто именно?

– Нет, конечно.

– Ясно. Что дальше?

– А дальше я вам показывала, – вздохнула Ада, вновь достала мобильный телефон и вызвала на экран последнее SMS: «Розалия старая сука меня сдала…»

Конец.

И ребята отчаянно надеялись, что это конец текста, а не их дружбы с Русланом. Понимали, что возможно всё, но гнали грустные мысли прочь. Надеялись на хорошее.

– Как Розалия могла сдать Руслика? – негромко спросил Илья.

Он обращался к Аде, однако ответил Платон:

– Заметила его в доме.

– И что?

– Что «что»?

– Заметила, а дальше что? Откуда старуха знала, что Руслик там прячется? А главное, откуда ей было знать, от кого он прячется?

– Я не знаю! Приедем – спросим.

– У кого?

– У охранников, например.

– А им откуда знать?

– Чего ты от меня хочешь?!

– Мы все на нервах, – сказала Ада, беря в руку сигаретную пачку. Илья посмотрел на неё через зеркало заднего вида, но промолчал.

Девушка закурила.

– У меня плохие предчувствия, – вздохнул Платон.

После его заявления в салоне на несколько секунд установилась тишина, а затем Ада криво улыбнулась:

– Знаешь, Тоша, эту фразу должна была произнести я.

– Это ещё почему? – Платон попытался возмутиться, посмотрел на Илью в надежде на поддержку, разглядел на лице друга улыбку и смутился. Пробубнил: – Но у меня и правда плохие предчувствия.

Отвернулся и молчал весь оставшийся путь.

Все молчали: о Руслане они сказали всё, что могли, а говорить на другие темы не хотели.

Чем дальше от Москвы, тем меньше становилось машин, и даже обычно осторожный водитель Илья прибавил, начав то и дело превышать скорость, что вызвало у любящего погонять Платона снисходительную улыбку. Однако садиться за руль он больше не выражал желания.

Подъезжая к посёлку, Илья спросил:

– У ворот остановимся?

И Ада ответила:

– Обязательно.

– Может, сначала в дом?

– Может, нам не придётся в него заходить.

– Ты серьёзно?

– Нет. Но сначала давай поговорим со сторожем.

С пожилым отставным майором Беликовым, который вот уже несколько лет возглавлял охрану «Сухарей» и, разумеется, знал ребят лично.

– Заехали развеяться? – спросил он, выйдя из будки. И улыбнулся. Вроде как обычно улыбнулся, но забыл или не подумал о том, что перед ним уже не дети. Пусть ещё молодые ребята, но уже успевшие растерять часть наивности и мгновенно почувствовавшие фальшь.

– Вы знаете, зачем мы здесь, дядя Вася, – вдруг сказала Ада. И сказала так, что улыбка мгновенно сползла с лица отставного майора.

– Не понимаю.

– Вы понимаете, – поддержал подругу Илья. – И ещё вы понимаете, что мы ничего не сможем доказать. Но самое главное – мы не имеем к вам никаких претензий. Мы не идиоты.

– Вы ничего не могли сделать, – добавила Ада. – Мы просто хотим знать, что произошло.

Беликов помолчал, внимательно разглядывая ребят, затем обернулся, убедившись, что никто не подошёл бесшумно сзади, вздохнул и вытащил из кармана пачку дешёвых сигарет.

– Ты поэтому не сказала, что жить в твоём доме будет Руслан?

– Да, – кивнула Ада.

– Как они узнали? – спросил Илья.

– Они не знали. – Беликов щёлкнул зажигалкой и раскурил сигарету. – Приехали вчетвером, в большом чёрном внедорожнике.

– Что за люди?

– Сам не понимаешь?

Илья хотел ответить, что не понимает, но поймал взгляд Ады, сообразил, что выпендриваться не надо, и дёрнул плечом:

– Извините, дядя Вася.

Беликов кивнул и продолжил:

– Они спросили, живут ли здесь Аскеровы, я ответил, что жили раньше, но пару лет назад дом продали. Люди из внедорожника ответили, что знают, но ищут друзей Аскеровых. Я ответил, что сейчас тут никого нет. Они сказали, что проедут и посмотрят.

– И вы их пропустили? – спросил Платон.

И прикусил язык, потому что на него как на идиота посмотрели все: и Ада, и Илья, и Беликов, потому что было абсолютно понятно и то, почему охранник посёлка пропустил людей из внедорожника, и то, почему потом не позвонил в полицию.

– И вот что я вам скажу, ребята: они про вас знают.

– Что? – не сдержался Илья.

– Что вы имеете в виду? – упавшим голосом спросила Ада.

А Платон судорожно вздохнул, но промолчал.

– У нас по всем улицам видеокамеры расставлены, – напомнил Беликов. – Я тех людей пропустил, а сам пошёл смотреть, куда они подадутся, и точно вам говорю: они хорошо знали, куда нужно ехать. Сначала отправились к старому дому Руслана, походили вокруг него, убедились, что он пуст, поговорили с соседом – там сейчас один только Жигалин живёт. Потом побывали у вашего дома, Илья, и у вашего, Платон. Потом поехали к вам. – Беликов посмотрел на Аду. – Ваша соседка с ними говорила.

– Лилия Николаевна до сих пор здесь?

– Нет, другая соседка, – ответил Беликов. – Розалия.

– Розалия их пустила? – удивилась Ада.

– Не впустила, а за ворота вышла, только не сразу. Люди около участка побыли, позвонили в соседние дома, и Розалия к ним вышла. – Охранник помолчал. – Я не знаю, что было дальше. Знаю только, что люди из внедорожника зашли на участок Розалии, а минут через двадцать вышли, и с ними был Руслан.

– Перелезли через забор, – угрюмо сказал Платон. – Он там низкий.

– Она видела Руслика, – очень холодно произнёс Илья. – Она, сука старая, видела Руслика и не промолчала.

Ада отвернулась и смахнула с глаза слезинку.

– А потом они пришли ко мне и велели стереть все записи. Ну и от себя добавили несколько слов.

В подробности Беликов вдаваться не стал, но ребята прекрасно понимали, что люди из внедорожника могли сказать, а главное – пообещать – начальнику охраны посёлка.

Расставшись с ним, ребята отправились в дом Ады, однако ничего интересного не обнаружили. Руслан здесь явно жил: остались вещи, продукты, в том числе – скоропортящиеся, но самого его в доме не оказалось. Следов борьбы тоже не нашли, как и следов проникновения – то ли Руслан забыл закрыть дверь, то ли люди из внедорожника были профессионалами. А увидев их, Руслан сопротивляться не стал. То ли не успел, то ли растерялся.

– Беликов сказал, что Руслик вышел из дома сам, – произнесла Ада, выходя на террасу. – Его не били.

– Это последняя хорошая новость о нём, – эхом отозвался Илья, беря у девушки сигарету.

– Не говори так.

– Ты сама это знаешь.

– Руслик наш друг, друг, друг! – Платон схватился за голову и нервно прошёл по террасе. – Он жив! Он выкрутится! Он умеет…

А в следующее мгновение Ада вскрикнула. И одновременно с ней – Платон. Вскрикнули от неожиданности, потому что эмоциональная речь Платона была прервана громким ударом прилетевших на плитку террасы ключей. Связки ключей. Той самой связки, которую Ада дала Руслану. Ключи упали между ребятами, заставив их вскрикнуть, замолчать, повернуться и посмотреть на стоящую на балконе старуху. Убедившись, что её заметили, Розалия выдержала театральную паузу и громко захохотала. Глядя на растерянных ребят. Наслаждаясь их горем. Захохотала жестоко. Захохотала, как победительница.

Захохотала.

И тогда Ада негромко, но так, чтобы услышали друзья, сказала:

– Я хочу её убить.

– Ты серьёзно?

– Абсолютно.

– Илья? – Платон посмотрел на друга, но тот промолчал. – Вы рехнулись?

– Прекрати истерику, – попросила девушка.

– О какой истерике ты говоришь? Я тут самый, мать вашу, здравомыслящий. Самый спокойный и хладнокровный… Вы рехнулись?!

Обсуждать происходящее в доме не стали – присутствие Розалии и мысль, что здесь совсем недавно ходили люди из внедорожника, заставили ребят быстро собрать вещи Руслана и уехать; говорить на какой-то из улиц посёлка тоже посчитали опрометчивым – зачем становиться «звёздами» системы видеонаблюдения? Покинули «Сухари», выехали на шоссе и там остановились.

Для того чтобы обсудить последние слова Ады.

– Я хочу её убить, – повторила девушка. Повторила холодно, спокойно, зло.

– И я, – сказал Илья. Который размышлял о словах Ады всю дорогу.

– Зачем? – окончательно растерялся Платон, который никак не ожидал подобного заявления от прагматичного и расчётливого друга.

– Она убила Руслика, – ровным голосом ответил Илья.

– Не она.

– Всё равно что сама.

– А мы убили её собаку.

– Хочешь сказать, что размен состоялся? Голова Руслика за убитую Мару?

– Нет, – пробормотал Платон. – Нет, конечно, но…

– Я не смогу жить, зная, что она жива. – Ада снова закурила. – Что она смеётся над нами. Что она видела нас на террасе и смеялась над нами. Она убила Руслика, и если у неё появится возможность – убьёт нас. Я ненавижу и боюсь старую ведьму. И я хочу, чтобы она сдохла. Однако без вас у меня вряд ли получится, поэтому я спрашиваю: вы со мной?

– Да.

– Не может быть. – Платон вновь, как на террасе, схватился за голову и пошёл вдоль дороги. – Этого не может быть!

Шагов через десять развернулся и когда подошёл к BMW, услышал вопрос Ады:

– Ты с нами?

И молча кивнул.

– Тогда делаем так. Когда доедем до Москвы – отдадите мне телефоны, я их оставлю дома, если что, скажем, что были у меня.

– Втроём? – уточнил Илья.

– Втроём.

– Хорошо.

– Я сначала заеду домой, потом за Ильёй. Тоша, тебя мы подхватим около станции метро «Бульвар Дмитрия Донского».

– Это где?

– Разберёшься.

– А как вы доедете?

– Я возьму машину бывшего.

– А он где?

– В командировке.

– Бывший разрешает тебе брать машину? – поднял брови Илья.

– А ты бы не разрешил? – удивилась в ответ Ада. И сразу же продолжила: – И вот ещё что. Одежду, в которой мы убьём старуху, придётся сжечь. Ну, кроме трусов, наверное. Поэтому продумайте, что вы наденете, чтобы этого не хватились домашние, а если такого нет – купите что-нибудь. И обязательно возьмите сменную одежду. А лучше – езжайте в ней, переоденемся на месте.

– Вижу, ты всё продумала, – заметил Илья, глядя на девушку в упор.

– Не всё, – спокойно ответила Ада. – Остальное додумаем по дороге.

– Я видел это собственными глазами, так же хорошо, как вижу сейчас снимающего меня оператора. Меня пытались убедить, что было темно, что я стоял далеко, но у меня отличное зрение и я прекрасно видел, как водитель белого «Audi» прибавил скорость. Я не знаю, хотел он сбить перебегающих дорогу ребят или отвлёкся, а когда увидел ребят, стало слишком поздно, но я абсолютно уверен в том, что если бы водитель не прибавил – он бы никого не убил. Он бы успел затормозить.

Видео с показаниями свидетеля старого ДТП выложили родители погибших, однако оно не сильно помогло – скандал не разгорелся. Кровосос скачал запись и использовал в своём ролике. Выбрал самые яркие фрагменты и только потом начал говорить сам.

– Когда я смотрел запись впервые, она не произвела на меня особенного впечатления. В то время я относился к случившемуся как к обычному ДТП, пусть и закончившемуся трагически. Слово одного человека против слова другого, доказать ничего не возможно, а главное – на улице действительно было темно и свидетель мог ошибиться. Но он не ошибся. Я знаю это точно, но не могу доказать по той причине, что, к сожалению, не записал наш разговор с Платоном Брызгуном, а именно он был за рулём белой «Audi». Брызгуну оказалось мало убить, его подмывало поделиться, похвастаться тем, что натворил, и однажды, будучи в изрядном подпитии, он рассказал мне эту историю, посетовав на то, что вынужден платить проституткам, которые подтвердили его версию случившегося и помогли избежать заслуженного наказания. Они – помогли. А длинный язык – нет. И когда я узнал, что передо мной сидит убийца, когда увидел ухмылку, с которой он рассказывал, как давил несчастных ребят, когда понял, что сожалеет он лишь о том, что оказался на крючке у проституток, то для меня Платон Брызгун превратился в Дракулу, и я сделал так, чтобы этот упырь упился кровью, которой так желал. Своей кровью, и кровью своих «странных сестёр». Проклятой кровью.

Свой монолог Кровосос произносил на фоне жутких кадров наказания, которое он избрал для Дракулы и трёх его «странных сестёр». Показывал снятые в подвале кадры, а закончил панорамой хозяйской ванной особняка и крупным планом сидящего Брызгуна.

– Дальше не так интересно, – пробормотал убийца, выключая ролик, который он смонтировал, выложил и даже посмотрел на пяти или шести ресурсах. Не то, чтобы убийце не нравилось творение – просто надоело. А читать бесчисленные комментарии сейчас не было времени. Убийца вызвал на монитор интервью, которое Анзоров дал Первому каналу. Но запустил его не с начала.

– К сожалению, я вынужден официально подтвердить, что знаменитый режиссёр Платон Брызгун действительно найден мёртвым в своём доме. И его смерть – дело рук Кровососа.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Анзоров стоял во дворе особняка, рядом с белой «Audi», и выглядел взволнованным. Или раздражённым тем, что таинственный преступник вновь убил и ускользнул.

– Платон Брызгун был связан с Кровососом?

– В настоящий момент мы это проверяем.

Интервью сняли и показали до обнародования ролика, и тем оно было особенно ценно для убийцы – слушая Анзорова, он пытался понять, известно ли полицейским больше, чем он позволил им узнать?

– Можно ли сказать, что Брызгун и есть Кровосос? – ляпнул репортёр.

– Нет, конечно. – Следователь проявил чудеса выдержки и даже не посмотрел на собеседника так, как тот заслуживал. – Кровосос убил Платона Брызгуна.

– За что?

– Скоро мы это узнаем.

– Они были знакомы?

– Мы считаем… – Анзоров сбился, очевидно, сообразив, что едва не сболтнул лишнего, но очень быстро перестроился: – Мы не исключаем такой возможности.

– Это сузит круг подозреваемых?

– Безусловно.

«Вы знаете наверняка, трудно было не догадаться. А теперь, после видео, это станет вашей основной версией».

Убийца откинулся на спинку кресла и улыбнулся.

Итак, всё развивается по плану. Инициатива по-прежнему у него, а полицейские, не имея серьёзных улик и привычных зацепок, вынуждены работать по старинке.

«Сейчас вы получили массу новой информации. Посмотрим, как быстро вы сумеете выудить из неё действительно полезное… Надеюсь, мне не придётся вам подсказывать».

Потому что чётко спланированная последовательность действий учитывала и даже предполагала определённую активность полиции, и убийце не хотелось тратить время на дополнительные усилия, направляя идущих за ним охотников на правильный след.

– Не подведите, – высказал последнее пожелание убийца, после чего вновь подвинулся к ноутбуку и «постучался» к последнему на сегодня «деловому партнёру» – человеку, известному в DarkNet под псевдонимом Заводчик.

К специалисту, предлагающему очень редкие, весьма специфические, а потому дорогостоящие услуги. Убийца не ожидал, что их можно получить, а когда понял, что Заводчик не просто их оказывает, но всегда исполняет контракты, обрадовался настолько, что не стал торговаться: перевёл щедрый аванс, составляющий половину гонорара, и теперь хотел получить отчёт о работе. Точнее, о том, что сделано на подготовительном этапе.

– Я провёл тщательную разведку местности и определил безопасные пути отхода, – доложил Заводчик. – Есть некоторые неудобства в виде уличных камер, но это мои проблемы и я смогу их решить.

– Вы входили в контакт с целью?

– Да, но не волнуйтесь – я был очень осторожен. Цель зафиксирована, и во время акции ошибка исключена. Контракт будет исполнен.

Этих слов убийца ждал с нетерпением.

Почувствовал лёгкую досаду от того, что цель будет устранена Заводчиком, но тут же успокоился, вспомнив, как это произойдёт – сам он, к сожалению, организовать подобное не мог.

Заводчик, в свою очередь, если и был хоть чем-то удивлён, то никак своё удивление не проявил. Он был профессионалом и плевать хотел на то, как клиент предпочитает тратить деньги.

Но кое-что его интересовало:

– Вы планируете присутствовать на месте акции?

– Почему вы спросили?

– Я оказываю необычные услуги, как правило, клиенты выражают желание понаблюдать за процессом.

– Меня интересует результат.

– Он будет.

– В таком случае можем прощаться. Точную дату и время я укажу чуть позже. У вас ещё есть возможность потренироваться.

– Как долго?

– Не менее двух дней.

– Этого более чем достаточно. – Заводчик помолчал. – Я уже говорил, но хочу напомнить: мои услуги зависят от множества внешних факторов, и не все из них я могу контролировать. Может случиться так, что мне придётся изменить время акции.

– Я помню, – подтвердил убийца. – И надеюсь, что вам ничто не помешает. Остаток средств будет переведён после оказания услуги.

– Договорились.

Анзоров и Шиповник уехали примерно в час ночи. За полчаса до этого эксперты закончили с хозяйской ванной и вообще со вторым этажом и переместились в подвал.

Наверху стало тихо, и оперативники решили этим воспользоваться: Колыванов занял кабинет – в нём стоял диван, Вербин устроился в гостевой спальне, криминалистам сказали, что будут проводить дознание – пошутили, конечно, и завалились спать. Поднялись в восемь – по будильнику, позавтракали остатками пиццы, которую заказали во время «осады», сделали кофе, воспользовавшись кофемашиной Брызгуна, и посмотрели видео Кровососа. Затем сварили кофе двум патрульным, которых местное руководство оставило у ворот особняка, узнали от них, что криминалисты уехали в пять. Выпили ещё по кружке кофе, оценили, насколько жарким выдалось утро, переглянулись и решили не отказывать себе в удовольствии сходить на Оку. В результате у будки охранников полицейские оказались почти в одиннадцать, зато искупавшиеся и в прекрасном расположении духа.

Которое улучшилось после звонка Шиповника. К счастью, к этому времени оперативники уже вылезли из воды, обсохли и оделись, и им не пришлось объяснять, почему они долго не отвечали на вызов.

– Как у вас дела?

– Ждём начальника охраны, – бодро соврал Вербин. – Здесь у народа курортное настроение – никто никуда не торопится.

– Видео посмотрели?

– Все видеоматериалы забрали наши. Они и просмотрят.

– А вы чем будете заниматься?

– Злодея ловить.

– Понятно, – рассмеялся Шиповник. По всей видимости, выложенный убийцей ролик не привёл к головомойке от руководства, чем и объяснялось хорошее настроение подполковника. – Но я имел в виду видео Кровососа.

– Посмотрели, конечно.

– Как мы и думали, он объявил Брызгуна Дракулой. Значит, будет ещё один ход.

– Согласен.

– Поставь меня на громкую связь.

Дальнейший разговор они вели втроём.

– Я не уверен, что следующая информация пригодится именно сейчас, но вы должны знать: этой ночью в Подмосковье сгорело два автомобиля. В обоих случаях речь, совершенно очевидно, идёт о намеренном поджоге.

– Почему нам должно быть интересно? – насторожился Колыванов.

– Оба поджога произошли в окрестностях Симферопольского шоссе. Сначала загорелась «LADA Largus», а через полтора часа – «Toyota RA V4» старой модели.

– «Toyota» тёмная? – мгновенно среагировал Вербин.

– Совершенно верно, – подтвердил Шиповник. По голосу чувствовалось, что он улыбается.

– Кровосос избавляется от улик! – догадался Колыванов.

– Да. А значит, трупов в багажнике больше не будет. – Шиповник помолчал. – VIN-номера автомобилей намеренно повреждены, но криминалисты уверены, что сумеют их прочитать.

– Какого цвета «Largus»? – спросил Вербин.

– Белого.

– Спасибо.

– Есть зацепка?

– А вдруг понадобится знать? Не стану же я вам звонить с такой ерундой.

– Молодец, – одобрил Шиповник. – И вот что, мужики, постарайтесь там что-нибудь нарыть, потому что здесь из-за этого Брызгуна все на ушах стоят. Кровосос выставляет себя поборником справедливости, и нам очень нужно показать, что он обыкновенный убийца.

– Мы постараемся, – пообещал Вербин, посмотрев на будку охранника. – Мы очень постараемся.

Сегодня на посту стоял молодой парень в застиранной красной футболке, чёрных шортах и шлёпанцах, но дядя Вася, как и договаривались, тоже был на месте. Сидел в теньке, дожидаясь полицейских, а когда они поздоровались и устроились рядом, сказал:

– Не думал, что вы захотите продолжить разговор.

– Почему? – искренне удивился Вербин.

– Так ведь я вчера всё рассказал, – ответил Беликов. – Да и дело наше маленькое: проверяй, кто едет, а если едет с брелоком, да ещё ночью – то можно не проверять.

Чем охранники, как уже понял Феликс, и пользовались.

– Видео вы забрали, а с нас какой спрос?

Он всё ещё нервничал, но много меньше, чем вчера. И не демонстрировал беспокойства преступника: Феликс ощущал обычное волнение, возникающее при общении с полицейским у человека, который к событиям непричастен, но лёгкое касательство имеет.

– Видео наши сотрудники просмотрят очень внимательно, – произнёс Феликс, закуривая сигарету. – Но им нужно понимать, что они ищут.

– А что они ищут?

– А вот это мы сейчас и узнаем.

– Как? – не понял Беликов.

– Просто поговорим, – улыбнулся Вербин. – Без протокола и без записи. Нам ведь тут осмотреться нужно, понять, что здесь было, а главное – как здесь было… Вы давно в «Сухарях» работаете?

– Двадцать лет, – ответил дядя Вася. – Я как в отставку вышел – здесь и пристроился. Деньги неплохие, работа спокойная, а когда не на смене – можно и людям подсобить, я много чего умею: и по электрике, и по сантехнике, и по саду. Хозяева довольны – и мне хорошо.

– Значит, белая «Audi» сюда в ночь на вторник приехала?

– Точно так.

– Но самого Брызгуна вы не видели?

– Я ведь говорил.

Колыванов знал, что «душевные» разговоры напарник ведёт много лучше него, поэтому помалкивал. Слушал внимательно, однако в разговор не лез, и вскоре Беликов совсем перестал обращать на него внимание.

– Вы поймите, дядя Вася, я вас не перепроверяю, я заново разговор выстраиваю. Иногда буду повторяться.

– Вам виднее.

– С тех пор машина из посёлка выезжала?

– При мне – нет, а как на самом деле было – смотрите на видео.

Логичное предложение и ожидаемый ответ: машина у Брызгуна приметная, днём Кровосос на ней выезжать не стал бы – на него наверняка обратили бы внимание. Но если он пользовался «Audi», то почему не сжёг?

«Потому что Кровосос сможет объяснить наличие в машине своей ДНК, – понял Феликс. – А может, даже отпечатков».

Второе, конечно, сомнительно, поэтому убийца если и пользовался «Audi», то в перчатках, а вот ДНК он в машине оставлял.

«Кровосос мог брать машину в любое время».

– Кому Брызгун сдавал дом?

– Алиевым. Только они съехали ещё в марте.

– Брызгун им отказал?

– Нет, сами съехали – купили особняк на другой улице. У Платона Викторовича потом люди из Серпухова спрашивали – хотели арендовать на пару лет, но он отказал.

«Он начал готовиться в марте. Поэтому и не стал сдавать дом…»

– Когда вы в последний раз видели в посёлке Брызгуна?

– Давно, весной ещё. Он в апреле несколько раз появлялся, мы даже решили, что клиентов привозит – не всегда ведь видишь, с кем приехал. Потом доставка к нему приезжала. – Беликов помолчал. – Пару раз Платон с Ильёй приезжал.

– Что за Илья? – прищурился Феликс.

– У Платона Викторовича есть очень хороший, очень близкий друг – Илья Бархин, – рассказал дядя Вася. – Он тоже здесь жил, потом дом продал, но иногда приезжает.

– Всегда с Брызгуном?

– Иногда с ним, иногда на своей машине, иногда в две машины. Как решит.

– У Ильи есть брелок от поселковых ворот?

– Конечно, его же тут все знают – свой ведь. – Дядя Вася почесал щёку. – Илья к Платону Викторовичу в пятницу приезжал.

– В прошлую?

– Не, в позапрошлую.

– Восьмого числа?

– Да. Он очень поздно приехал, а я как раз по улице шёл и заметил, что его машина во двор Платона Викторовича заезжает.

– А самого Илью вы видели?

– Нет.

– Восьмого числа доставили мышей из Воронежа, – очень тихо произнёс Колыванов.

– Я помню, – в тон ему ответил Феликс. И вновь обратился к Беликову: – А уехал когда?

– Этого я не знаю, – развёл руками дядя Вася. – У меня ведь не было задачи за ним следить.

– Понимаю. А если есть брелок, то ночью можно проехать так, что вы не увидите водителя…

– Да, – кивнул Беликов, хотя Вербин его не спрашивал.

– Вы ведёте учёт посторонних машин?

– Обязательно, – подтвердил дядя Вася. – Таковы правила: хозяева сообщают, кого ждут, – мы пропускаем и заносим в журнал.

– А если машина чужая, но с брелоком, то сообщать вам не обязательно и в журнале машина не отмечается.

– Точно так.

– Система фиксирует, когда и каким брелоком открывали ворота?

– Нет.

Значит, никаких следов.

Оперативники переглянулись.

– Он ездил только ночами, после того, как охранники уходили спать, – вздохнул Феликс. – Мы ни черта не найдём.

– Увы.

– Платон Викторович ездил? – поинтересовался дядя Вася. – Он и есть убийца?

– Вы разве не смотрели видео Кровососа?

– Смотрел, – признался охранник. – Кровосос отомстил Платону Викторовичу за то, что он убил тех ребят зимой. Это так?

– Это нам предстоит выяснить… – Феликс повертел в руке зажигалку, но доставать сигареты не стал. – Скажите, дядя Вася, каким человеком был Брызгун?

– Теперь уже не знаю… видите, что у человека на душе было? – Беликов вновь потёр щёку. – Платон Викторович нормальным был, приветливым, понимал своё положение, конечно, но держался ровно, не грубил, не хамил, себя не ставил… Всегда спрашивал, как дела. Я понимаю, что ему мои дела до лампочки, но приятно. Иногда, очень редко, конечно, разговаривали, если у него время было.

– Прям разговаривали?

– Ну, я ведь его давно знаю. Маленьким совсем не застал, но подростком помню. Шкодили, конечно, но в меру. Мопеды им чинил, бывало. Платон Викторович здесь много времени проводил, но после той истории с Русланом приезжать почти перестал. Как отрезало.

– Что за история с Русланом? – негромко спросил Вербин, продолжая вертеть зажигалку.

– Это очень старая история, лет пятнадцать уж прошло, если не больше. – Дядя Вася помолчал, возможно, жалея, что сболтнул лишнего, посмотрел на подобравшихся оперативников, понял, что рассказать придётся, и достал свою пачку сигарет. – Их тут четверо друзей было…

Сегодняшний матч не вызывал у Мартынова и его друзей особенного интереса: «Зенит» – «Крылья советов». Эта афиша не трогала души динамовских болельщиков, и даже исход встречи с точки зрения изменений в турнирной таблице их абсолютно не волновал. На экран мужчины, конечно, поглядывали, но разговор занимал их много больше. С другой стороны, так и должно быть: трём старым друзьям не часто удавалось собраться, и раз уж звёзды сошлись и они ухитрились встретиться – зачем тратить драгоценное время на просмотр телевизора? О работе, конечно, говорить тоже не особенно хотелось, но Мартынову удалось заинтересовать друзей своим рассказом.

– Умерли? – переспросил Хлыстов.

– Умерли.

– Сейчас в городе духота жуткая, – подал голос Панкратов. – А старикам особенно трудно.

– Это я понимаю, – не стал спорить Мартынов. – Но вот что интересно: три женщины незадолго до смерти начали подкармливать крупного чёрного кота.

– И что? – не понял Панкратов.

– Интересное совпадение, – ответил Мартынов, ковыряя вилкой в шипящей сковороде, которую как раз притащил официант. Кухня в этом заведении была попроще, чем в «Небесах», зато и цены на блюда не кусались.

– Что здесь интересного? В твоём районе появился красивый уличный котик – то ли чей-то, но свободолюбивый, то ли какая-то зараза выкинула из дома. Котик шляется по дворам и производит впечатление на сердобольных старушек – вот и всё подозрение. – Панкратов сделал большой глоток пива. – Или ты считаешь, что в городе завёлся кот-киллер?

Ответить Мартынов не успел.

– Или кот киллера? – захихикал Хлыстов. – Прикинь: профессиональный убийца по совместительству оказывается кинологом-любителем…

– Кинологи – это про собак, – строго заметил Панкратов.

– А про котов?

Вопрос вызвал заминку.

– Кошатник? – предположил Панкратов.

– Кошолог?

– Фелинолог, – сказал Мартынов.

– Откуда знаешь?

– Уточнил.

– Не слишком ли ты умный для полицейского? – рассмеялся Хлыстов.

– Странствуя по свету, я не закрываю глаза.

Однако цитату никто из присутствующих не считал.

– Итак, киллер и по совместительству… – Хлыстов покосился на Мартынова.

– Фелинолог.

– Киллер и по совместительству вот это самое дрессирует кота убивать старушек. Кот показывает себя примерным учеником и выходит на большую охоту, чтобы… Кстати, доход с этих мероприятий гипотетический киллер получает? Квартиры в центре, например?

– Вся недвижимость досталась наследникам.

– А наследники могли нанять киллера?

– Все трое – одного и того же?

– Ну, может, они друзья.

– Нет, они незнакомы.

– В таком случае киллер и его кот убивают из любви к искусству! – провозгласил Хлыстов, и друзья отметили «единственно правильный» вывод внушительными глотками пива. А когда выпили и закусили, Хлыстов продолжил: – Итак, мы знаем, что киллер обучил кота, кот втирается в доверие к старушкам, проникает по ночам в их спальни и душит хвостом.

– Во всех случаях смерть наступала по естественным причинам, – серьёзно произнёс Мартынов. – Не от удушья.

– Возможно, он пожирает их ауру.

– А что, если так?

– Ты действительно так думаешь?

– Если бы я знал, как думать, я бы к вам не обратился.

Друзья Мартынова переглянулись, после чего Хлыстов осторожно уточнил:

– То есть наш разговор – не шутка?

– Совсем не шутка.

Следующие глотки пива они сделали в тишине.

– Насчёт кота информация точная? – спросил Панкратов.

– Кота упоминали родственники трёх покойниц, в двух случаях описания совпадают: необыкновенно крупный чёрный кот. По отзывам женщин – очень умный. После смерти владелиц он больше не появлялся.

– Я где-то читал, что кошки чувствуют тех, кому скоро умирать, – припомнил Хлыстов.

– И специально приходят?

– Нет, просто чувствуют. Но может, этот кот какой-то необычный и ему нравится наблюдать за смертью?

– Ты себя слышишь? – поинтересовался Панкратов.

– И себя слышу, и друга нашего услышал, – отрезал Хлыстов. – И ещё я вспомнил историю о коте, который жил в доме престарелых и приходил только к тем, кому выпадала скорая смерть.

– Я тоже об этом читал, – кивнул Мартынов. – В итоге выяснилось, что этим людям клали грелки, поэтому кошак и приходил.

– Ты в любом случае о коте начальству не докладывай, – посоветовал Панкратов. – Если скажешь, что у трёх покойниц был общий чёрный кот, – мигом загремишь на проверку.

– А пока у тебя в башке будут копаться – отстранят от работы, – добавил Хлыстов.

– Я понимаю, – уныло ответил Мартынов. И знаком попросил официанта принести ещё по кружечке.

– Проверка тебе нужна?

– Она никому не нужна.

– Вот именно.

– И рассматривай упоминание кота как совпадение, – почти приказал Панкратов. Он единственный из троих друзей уже получил майорскую звезду на погоны, так что имело смысл прислушаться.

– Потому что нет объяснения?

– Да, блин, потому что ты не можешь это объяснить, – подтвердил Панкратов. – Кроме того, криминала в смертях нет, криминала с наследством нет. Есть только старые женщины, которые умирают в очень жаркую, удушливую погоду.

– Существует легенда, что раньше в окрестностях Москвы водились коты-упыри… – произнёс Мартынов.

– Ты опять за своё?

– Но я ведь только вам.

– Нам – можно.

Они помолчали, позволяя официанту заменить кружки, после чего Хлыстов осведомился:

– Упырь – это что-то вроде вампира?

– Да, – кивнул Мартынов. – Котов так назвали, потому что их – здоровенных, ухоженных – замечали в спальнях умерших пожилых и старых женщин.

– Только женщин? – заинтересовался Хлыстов.

– Да. Появились рассказы очевидцев, которые видели, как ночью коты влезали в дома, садились женщинам на грудь и высасывали жизнь.

– Кто видел? – спросил Панкратов, отхлебнув пива.

– Так написано…

– Слухи во все времена распространялись быстро и обязательно появлялись «очевидцы», – заметил Хлыстов. – Кто-то заметил чересчур толстого кота около дома, в котором умерла женщина, а зная, что у прошлой умершей был кот, – начал фантазировать.

– И их фантазии прожили четыреста лет!

– Людям нравятся страшные истории.

– Четыреста лет?

– Вот почему ты такой упрямый? – покрутил головой Панкратов.

– Но я ведь только вам рассказываю! – опомнился Мартынов.

– Нам – можно.

– Я не собираюсь никому об этом докладывать или писать в документах.

Панкратов кивнул, глотнул ещё пива, подумал и уточнил:

– Ты ведь не веришь в кота, высасывающего из людей жизнь?

Несколько мгновений Мартынов смотрел другу в глаза, потом понял, что хочет сказать Панкратов, и грустно улыбнулся:

– Нет. Четыреста лет назад, возможно, поверил бы. А сейчас – нет.

– Запомни этот ответ, – негромко произнёс Панкратов. – И не порти себе репутацию.

– Но это же кот! – возмущённо воскликнула губастая брюнетка, указывая на сидящего под потолком Бая.

– Кот, – подтвердил Антон.

– Я даже испугалась сначала! У него та-акие глазищи!

Бай не шевелясь смотрел на девушку. То ли она ему не понравилась, то ли ждал продолжения.

Днём в «Небесах» гостей было немного, только маленькая компания завсегдатаев за удобным угловым столиком, однако брюнетка и её спутник всё равно остались у стойки, или привычка, или не хотели задерживаться, затем девушка разглядела кота и громко об этом поведала. Завсегдатаев не удивила – они к Баю привыкли, но с интересом ожидали, чем закончится выступление.

– Вам повторить? – поинтересовался бармен.

– Что мне повторить?

– Коктейль.

– Какой коктейль? У меня аллергия!

– Вы ещё ни разу не чихнули.

– Откуда вам знать?

– Я всё время здесь.

Бай, кажется, улыбнулся.

– Павлик, там кот! – Девушка вновь указала на Бая. – Сделай что-нибудь!

– Что именно?

– Ты мужик или кто?

– В смысле? – удивился Павлик.

– Во всех смыслах! Я прошу: сделай что-нибудь!

– Что я могу сделать с котом?

– Не знаю. Просто сделай.

Брюнетка впала в состояние «Я хочу!», и спорить с ней было бесполезно. Мужчина тихонько вздохнул и перевёл взгляд на Антона. Однако ни в его взгляде, ни в голосе не чувствовалось агрессии.

– Кот может уйти?

– Только если захочет, – развёл руками бармен.

– Вы можете его прогнать?

– Это чёрный кот.

– Я вижу.

– Я не собираюсь прогонять чёрного кота, – усмехнулся Антон. – Я не идиот.

Завсегдатаи негромко засмеялись.

– Вы верите в приметы?

– А вы нет?

– Нет.

– Тогда прогоните его сами.

– Как?

– Не знаю. Крикните ему что-нибудь обидное.

– А он поймёт?

– Он далеко не дурак.

Мужчины подняли головы и посмотрели на Бая. А Бай смотрел на раздражённую брюнетку и не отвлекался на мужчин. Смотрел с холодным равнодушием, так, словно находился в недосягаемости, например, под самым потолком, чувствуя себя в полной безопасности.

– Сами его прогоните, – почти злобно выкрикнула девушка, которая, разумеется, внимательно прислушивалась к разговору бармена и Павлика. – Иначе я вызову полицию.

– При чём тут полиция? – не понял Антон.

– Кот в заведении – это незаконно. Павлик, скажи ему, что это незаконно и если я вызову полицию – эту забегаловку прикроют.

На морде кота появилось брезгливое выражение.

– Мне жаль вас расстраивать, но закон не нарушен, – улыбнулся Антон. – Кот не появляется на кухне.

– А я не хочу, чтобы он появлялся здесь!

– Ничем не могу помочь.

– Павлик!

– Послушай, не порть мне вечер, а? – Павлик достал бумажник. – Сколько нужно заплатить, чтобы ты прогнал кота?

– Это кот хозяйки, – ответил Антон. – Если я его прогоню – он вернётся, а я – нет.

– Блин. – Понятливый Павлик убрал бумажник. – А где хозяйка?

– Ещё не приехала.

– Вы видите там кота?!

Брюнетка поняла, что спутник разобраться с проблемой не в состоянии, и решила обратиться к коллективному бессознательному и апеллировать к общественности. Сделала она это напрасно, потому что весёлая общественность, которая до сих пор негромко посмеивалась, но помалкивала, с интересом наблюдая за происходящим, получив запрос, с радостью продемонстрировала свою бессознательность.

– Всё в порядке – это Бай, – мгновенно отозвалась компания завсегдатаев.

– Он тут всегда.

– В отличие от вас.

– Да, хорошо, что она тут не всегда.

– Бай, дружище, не обращай на неё внимания!

– Спускайся к нам.

– Мы тебя любим!

Бай ответил дружелюбно-высокомерным взглядом, но с места не сдвинулся. Впрочем, никто и не ожидал.

Выбор весёлой компании в пользу кота оказался настолько очевиден, что брюнетка почувствовала себя оскорблённой.

– Павлик?

– Их четверо.

Ответ переполнил чашу терпения, и без того небольшую: девушка вскочила и, цокая каблуками, поспешила к выходу.

– Удачно женились? – с сочувствием поинтересовался Антон.

– Надеялся неплохо провести выходные.

Павлик бросил на стойку несколько купюр и последовал за подругой. Которая, в свою очередь, далеко уйти не смогла – в паре шагов от двери каблук неожиданно подвернулся, и брюнетка с криком опустилась на асфальт.

– Нужно сохранить видео, – обронил Антон, хладнокровно прислушиваясь к крикам с улицы. – Чтобы не сказала потом, что поскользнулась в «Небесах».

– Нельзя ругать котиков, – сказал один из членов компании.

Остальные согласились, подняли головы – посмотреть на Бая, но тот уже куда-то ушёл.

– Для чего вы там остались, если до сих пор не нашли ничего, чем можно похвастаться? – поинтересовался Шиповник, выслушав доклад напарников.

Они снова были на громкой связи и говорили втроём.

– Похвастаться будет нечем, если мы ничего не найдём, – отозвался Вербин. – А мы ищем.

– Трое старых друзей, – произнёс подполковник, словно пробуя слова на вкус. – И мутная история, приключившаяся с четвёртым. Когда, ты сказал, это произошло?

– Шестнадцать лет назад.

– Давно.

– Я не уверен, что та история имеет отношение к нынешним событиям, но сбрасывать её со счетов пока не хочу, – ответил Феликс. – Для меня важен факт, что Брызгуна, Бархина и Кожину связывает нечто, кроме детской дружбы. И я хочу это нечто как следует изучить.

– Хорошо. – Шиповник выдержал короткую паузу. – Теперь слушайте, что на этот момент есть у нас. Ребята просмотрели видеозаписи и обнаружили, что в дом Платона Брызгуна дважды приезжал фургон «LADA Largus»: в ночь на семнадцатое и в ночь на девятнадцатое.

– Забирал тела, – догадался Колыванов.

– Это единственное, что приходит в голову. И потому можно предположить, что он там был и в ночь на четырнадцатое.

– Вы уверены, что речь идёт об одном и том же фургоне?

– Да. При этом убийца постарался его замаскировать – фургон был обклеен логотипами несуществующей службы доставки.

– Что за глупость? – не понял Колыванов. – Зачем?

– Умный ход, – оценил Феликс. И объяснил напарнику: – Патрульные знают только самые известные службы, но понимают, что после пандемии их расплодилось огромное количество.

– И не обратят на якобы служебный фургон внимания, – догадался Гена. – Никто не обратит.

– Да.

– Да, – подтвердил Шиповник. – Ни патрульные, ни жители посёлка – все привыкли к курьерам.

– Кровосос очень умён, – признал Колыванов.

– Ты даже не представляешь, насколько он умён, – вздохнул подполковник. – Эксперты сумели восстановить VIN-номер сгоревшей «LADA Largus» и выяснили, что машина принадлежит студии, с которой сейчас сотрудничает… сотрудничал Платон Брызгун. Эта машина использовалась на съёмках его сериала. В том числе – в кадре. А несуществующая служба доставки…

– …из этого сериала, – догадался Феликс.

– Именно.

– А машину взял…

– …сам Брызгун. – Шиповник вновь выдержал паузу. – Анзоров после этой новости рвёт и мечет, готов взять назад все свои слова и обвинить во всём Брызгуна.

– Которого кто убил? – осторожно поинтересовался Феликс.

– Сейчас это не важно, сейчас Анзорову кровь из носу нужно объяснить факт, разрушающий выдвинутую им версию. Так что чем быстрее вы найдёте факт, который её подтвердит, – тем лучше.

Лучше?

Разве может быть лучше?

Женщина, встретившая оперативников на крыльце особняка, отличалась редкой, завораживающей и при этом – естественной красотой. Вербин не считал себя экспертом в пластической хирургии, но за время службы насмотрелся всякого и мог поклясться, что к хозяйке особняка не прикасались ни скальпель специалиста, ни шприц с гиалуроновой кислотой или ботоксом. Натуральная блондинка – короткие волосы уложены так, словно женщина вышла на крыльцо из мастерской личного парикмахера, – обладательница больших голубых глаз, маленького носика, высоких скул и пухлых губ, она неспешно оглядела оперативников внимательным взглядом. Не настороженным, а, как показалось Феликсу, чуточку насмешливым, и переспросила:

– Полицейские?

– У меня тут были документы… – Вербин полез в карман.

Но был остановлен жестом. Лёгким до небрежности.

– Я вас ждала. – Ада повернулась, взглядом приказав мужчинам следовать за собой. Очень коротким взглядом, который они едва увидели. И за которым последовали, несмотря на то что приглашения как такового не прозвучало.

– Как она это делает? – очень тихо спросил Колыванов.

– Как королева, – одними губами ответил Вербин.

– Да…

Ни тени вычурности или пошлой заносчивости, ни грана нарочитой простоты – в каждом жесте Ады чувствовался стиль.

– Вы ведь Геннадий, я не ошиблась? – спросила она, оказавшись на большой, выходящей в сад террасе. Как выяснилось, они не зря представлялись.

– Не ошиблись, – подтвердил Колыванов.

– Геннадий, будьте добры, управьтесь с кофейником. – Который стоял на подносе. С тремя, конечно же, чашками. Ада улыбнулась, подошла к креслу, которое выбрала для себя, и помедлила.

Вербин помог ей устроиться.

– Благодарю. – Она закинула ногу на ногу, дождалась, когда Колыванов подаст кофе, и мило улыбнулась: – Кто-то должен был вам рассказать о нашей дружбе с Тошей… С Платоном Брызгуном.

– О вашей детской дружбе? – небрежно уточнил Феликс.

– Почему о детской? – Ада чуть приподняла брови. – О нашей дружбе с детства тогда уж. Мы с Тошей никогда не прерывали общение. Мы периодически встречаемся, обязательно зовём друг друга на праздники, обедаем, бываем в гостях… – Короткая заминка, и женщина поправилась: – Бывали в гостях.

На мгновение взгляд её изумительно голубых глаз стал очень и очень грустным, но только на мгновение. После чего в него вернулось безразличное светское дружелюбие.

– О чём вы хотели поговорить?

Столик находился в тени, поэтому удушающая летняя жара их не мучила. Кофе оказался сварен великолепно – получился настолько крепким, что хоть водой запивай или разбавляй сливками, молочник с которыми стоял слева от кофейника. Удобные кресла. Вид на ухоженный сад, за которым начинался мрачный ельник. Невозможно даже предположить, что в нескольких домах вверх по улице орудовал безжалостный убийца.

– Вы давно здесь, Ада Николаевна?

– Сколько себя помню.

– Вы поняли, что я имел в виду, – улыбнулся Феликс.

– Я бываю в «Сухарях» много реже, чем хотелось бы. – Ада сделала маленький глоток кофе и промокнула губы салфеткой. И Вербин понял, что губы она не красила – они яркие от природы. – Приехала утром.

– Так совпало?

– Мне рассказал о вашем визите Марк, но вчера, к сожалению, я никак не могла сюда отправиться. – Ада помолчала. – Хотя моё появление, увы, ничего бы не изменило.

– Что вы имеете в виду?

– Я не смогла бы помочь Тоше.

– Вы видели ролик?

– Да.

Ответ прозвучал настолько ровно, что Вербин вздрогнул.

– Но я не хочу говорить о нём сейчас, – продолжила Ада. – И вот что – я не равнодушна, просто вчера вечером и сегодня утром мне пришлось принять изрядную дозу успокоительного.

Она заметила удивление Феликса и ответила на него. Умная и не скрывает этого.

– Простите, пожалуйста, – вздохнул Вербин.

– Разве это вы сняли тот ролик и выложили в Сеть?

– Я о нём напомнил.

– Поверьте, Феликс, я его никогда не забуду.

– Вы верите в то, что Кровосос рассказал о Брызгуне? – вернулся в разговор Колыванов.

– Вы имеете в виду зимнее ДТП?

– Да.

– Не верю. Тоша не мог так поступить с теми ребятами. Просто не мог. Марк сказал, что проговорился насчёт кокаина, так вот: да, Тоша себе позволял, но никогда не увлекался, ему не требовалось много веществ, понимаете? Он творческий, тонкий и ранимый человек, он… – Ада замолчала, несколько мгновений смотрела Феликсу в глаза, затем отвернулась. – Был. – Выдержала паузу – полицейские терпеливо ждали – и повторила: – Не верю.

– Получается, у Платона Викторовича не было мотива убивать тех женщин.

– Получается, так, – кивнула Ада, после чего вернула чашку на блюдце и посмотрела на Колыванова. Гена вновь наполнил её кофе. – Я уверена, что Тоша их не убивал.

– Потому что он ваш друг? – быстро спросил Колыванов. – Был вашим другом.

– И поэтому я знаю его лучше, чем кто-либо ещё.

– Даже лучше родителей?

– Когда я узнавала, что кто-то из моих друзей обо всём рассказывает маме, я прекращала с ним общаться.

– Нельзя всем делиться с родителями, – улыбнулся Вербин.

– Вы понимаете, – оценила Ада. – До тех пор, пока ты обо всём рассказываешь маме, ты не являешься самостоятельной личностью.

– А кому можно рассказывать? – растерялся Колыванов. – Или вообще никому? Чтобы оставаться самостоятельной личностью.

– Тому, кто не будет всегда считать вас ребёнком, – спокойно ответила Ада. – А кто именно – на ваш выбор. Но иногда в выборе можно крепко ошибиться.

– Странная теория.

– Когда вы перестали обо всём рассказывать маме?

– Да я и не прекращал… – брякнул Колыванов и осёкся.

Ада деликатно улыбнулась.

Вербин кашлянул и предложил:

– Давайте вернёмся к делам. Ада Николаевна, когда вы приезжали в «Сухари» в прошлый раз?

– Я жила здесь с девятого по тринадцатое июня.

– Вы помните так точно?

– Я знала, что вы спросите. Это во-первых. Во-вторых, нетрудно запомнить: то были длинные выходные, и мы с любовником отлично их провели.

– Гм… – Теперь запнулся Вербин.

– Вас что-то смущает?

Ада улыбнулась, глядя на Феликса в упор.

– Извините, это я от неожиданности.

Он не был ханжой, но прямой ответ сбил Вербина с толку.

– Почему вы спросили, когда я была здесь в прошлый раз?

– Дом выглядит ухоженным. – Все комнаты Феликс не осмотрел, но на террасу они прошли через холл и гостиную, и он обратил внимание на царящую в особняке чистоту.

– Дом убирают каждую неделю. Я не знаю, когда мне придёт в голову приехать, поэтому требую, чтобы он всегда был готов к визиту. Дать вам телефон домработницы?

– Пока в этом нет необходимости, – качнул головой Вербин. – Если, конечно, это не она убирается в доме Брызгуна.

– Насколько я знаю, Тоша свой дом сдавал.

– Как видите, нет.

– Да, действительно… – Ада повертела в руке опустевшую чашку, но отрицательно покачала головой, когда свыкшийся со своей ролью Колыванов предложил вновь её наполнить. – Я не знаю, кто убирал в его доме.

Ада поставила чашку так, что стало понятно – визит полицейских начал её утомлять. Она идеально владела языком жестов. Феликс намёк считал, но не собирался уходить, не получив ответы на все вопросы.

– Как я заметил, ваш участок расположен так же, как участок Платона Викторовича, – примыкает к лесу.

– Это важно?

– Просто спросил.

– Да, в этом смысле у нас одинаковые участки. – Ада достала пачку тонких сигарет и закурила. – Дальний забор – общий, огораживает посёлок.

– А калитка в нём?

– Выходит в лес, чтобы не ходить до «официальной» калитки в конце улицы. Их ещё наши родители сделали.

– Лес тянется далеко?

– Лес тянется очень далеко, но примерно в километре проходит старая, почти заброшенная дорога.

– Вдоль забора установлены видеокамеры?

– Кажется, да. – Ада отвернулась и зевнула, прикрыв рот пальцами. – Извините, я рано проснулась сегодня.

– Вы нас извините, Ада Николаевна, у нас расследование, и, узнав о том, что вы близко знали Платона Викторовича, мы не могли не прийти к вам.

– Разве я не рассказала всё, что могло вам помочь? – Почему-то на столе не оказалось пепельницы, поэтому Ада стряхнула пепел в пустую кофейную чашку.

– Ещё несколько вопросов, и мы вас оставим.

– Прошу.

– Вы ведь дружите с Ильёй Бархиным?

– С детства.

– Когда вы с ним виделись?

– Дайте подумать… Я прилетела в Москву первого числа, значит… мы обедали третьего.

– Часто обедаете вместе?

– Минимум два раза в месяц, но, как правило, получается чаще – раз в неделю. У меня довольно много свободного времени.

– А у Ильи?

– Ему ведь нужно обедать, – мягко рассмеялась женщина, отправляя сигарету вслед за пеплом. – А мне не сложно подъехать к его офису.

– Знакомы с супругой Бархина?

– Конечно, да.

– Дружите?

– Конечно, нет.

– Понимаю.

– Правда?

– Думаю, что понимаю, – уточнил Вербин.

– Так лучше.

– С Брызгуном вы тоже обедали?

– И тоже довольно часто, – не стала скрывать Ада. – Вы ведь уже поняли, что мы трое очень близки, поэтому если получалось, мы обедали втроём. Но с Тошей трудно… было трудно: то, что мы называем обедом, у него обычно завтрак.

– Илья часто появлялся в «Сухарях»?

– Появлялся.

– То есть вы бы не удивились, увидев его здесь?

– Нет, конечно.

– Он приезжал только к вам и Платону Викторовичу?

Ада вздохнула, бросила взгляд на пачку сигарет, вспомнила, что только что курила, вздохнула вновь и добавила в голос усталости:

– Давайте я вам кое-что объясню, Феликс: мы дружим, но это не означает, что Илья и Тоша отчитываются передо мной о каждом своём шаге. Я вполне допускаю, что Илья может приехать в «Сухари» к кому-то ещё – у него здесь много знакомых. Но как правило, он приезжал или со мной, или с Тошей.

– Вы не знаете, когда Илья Бархин был здесь в прошлый раз?

– С девятого по тринадцатое июня, – спокойно ответила Ада, глядя Вербину прямо в глаза. И чуть улыбнулась. – Вы удовлетворены?

– Я не удивлён.

– Теперь вы уходите?

– Теперь – да.

Оставаться не имело смысла.

Оперативники откланялись, покинули особняк и, лишь оказавшись на улице, переглянулись.

– Она очень красивая, – сообщил своё заключение Колыванов. – Необыкновенно красивая.

– Она очень умная, – в тон ему ответил Вербин. – Необыкновенно умная.

Это был один из тех редких случаев, когда всё шло в полном соответствии с планом. Возможно, потому что никто из них не стал сомневаться в принятом решении или не позволил себе в нём усомниться. Или же они заставляли себя не думать, ЧТО хотят сделать, полностью сосредоточившись на том, КАК они это сделают. А возможно, они давно были готовы сделать это.

Как бы там ни было, они не отвлекались. И поэтому всё шло в соответствии с планом.

До Москвы добрались быстро и в дороге почти не разговаривали, а предстоящее не обсуждали вовсе – ведь всё уже сказано. В Москве каждый отправился к себе, получив почти четыре часа на то, чтобы поддаться сомнениям – они любят приходить, когда остаёшься один. Но в этот раз не пришли. Не возникли. А если и возникли, то были благополучно подавлены.

В назначенное время Ада приехала за Ильёй в большом чёрном внедорожнике – несмотря на молодость, она великолепно с ним управлялась и часто шутила, что любит всё большое и машины – не исключение. Приехала, одетая в длинную юбку, элегантные полусапожки, подходящие лишь для городского выхода, свитер и неприметную куртку. Спортивный костюм, вязаная шапка, перчатки и кроссовки лежали в пакете. И точно такой же – по объёму – пакет Илья молча бросил на заднее сиденье. Из дома он вышел в джинсах, ботинках и удлинённой, наглухо застёгнутой куртке.

– Мы созванивались с Платоном, он скажет, что переночует у тебя.

– Хорошо, – кивнула Ада, уверенно вклиниваясь в поток машин. – А ты?

– Меня не так плотно пасут и не часто интересуются, где я зависаю.

– Понятно.

– Но если что – я был у тебя.

– Ага.

В отличие от Руслика Илья никогда не хвастался любовными победами, однако друзья знали, что успехом у девушек он пользовался.

– Как ты? – поинтересовалась Ада, не глядя на друга.

– Зол. – Перед ответом Бархин выдержал очень длинную паузу, за время которой они успели довольно далеко отъехать от места встречи, и спросил: – А ты?

– Зла.

– И никаких сомнений?

Ада сначала удивилась вопросу, но потом поняла, почему Илья завёл разговор именно сейчас: они твёрже, они могут говорить о сомнениях спокойно и хладнокровно. В отличие от Платона, который обязательно начнёт ныть.

– Никаких, – ничуть не рисуясь, ответила Ада. – А у тебя?

– Только в одном.

– В чём именно?

– Не хочу попадаться, – жёстко произнёс Илья. – И поэтому предупреждаю сразу: если что-то пойдёт не так – я дам заднюю. И мне плевать, что ты обо мне подумаешь. Я не собираюсь гнить в тюрьме.

– Никто не собирается.

– Я серьёзно.

– Я тоже. – Они как раз остановились на светофоре, и Ада посмотрела Илье в глаза. Не быстрым взглядом, а долгим, спокойным и очень уверенным: – Если соберёшься давать заднюю, подумай о том, что я не отступлю, пойду до конца. А значит, чистеньким ты сможешь остаться только в том случае, если сдашь меня.

Взгляд Илья не отвёл. Помолчал и тихо спросил:

– Почему ты такая упёртая?

Зажёгся зелёный, сзади загудел нервный московский водитель, и Аде пришлось перевести взгляд на дорогу. Она набрала скорость и ответила:

– Она смеялась, Илья. Она убила Руслика и смеялась, упиваясь нашим горем. И если появится возможность – Розалия нагадит и мне, и тебе, и Платону. Я думаю, это очевидно.

– Из-за собаки?

– Из-за того, что она нас ненавидит.

– С тех пор?

– С тех пор.

Илья отвернулся к боковому окну и молчал до тех пор, пока они не остановились забрать Платона. Явившегося на встречу с ярким оранжевым рюкзаком за спиной.

– Что у тебя в нём? – поинтересовался Илья, хотя прекрасно знал ответ.

– Одежда, – пожал плечами Платон.

– Обязательно было брать рюкзак?

– А что?

– Его придётся сжечь, – холодно объяснила Ада.

– Зачем? Он ведь будет в машине.

– Тебе жалко рюкзак?

– Вы шутите! – догадался Платон.

– Нужно слегка расслабиться, – ответил Илья. – Тебя не спросили, зачем ты идёшь к Аде с рюкзаком?

– Я всегда с ним хожу.

– Тогда ладно.

Минут пять они ехали в тишине, Илья и Ада обдумывали состоявшийся разговор, а Платон, которому думать было не о чем, откровенно скучал. И, убедившись, что друзья способны молчать всю дорогу, спросил:

– Чья это машина?

– Моего бывшего, – равнодушно ответила Ада. – Я говорила.

– Ах, да… точно. А что будет, если её заметят?

– Не заметят – мы поедем по старой дороге и съедем с неё в лес. Я знаю где.

Они все знали, где удобно съезжать в лес – ведь это был их лес.

– Земля влажная, следы останутся.

– И что?

– Ничего, кроме того, что у них будут следы и примерное представление, какую машину искать.

Илья внимательно посмотрел на Аду, но промолчал. Девушка же взгляд заметила, поджала губы и недовольно спросила:

– Как они доберутся до следов?

– Менты не дураки. Поняв, что чужие в посёлок не входили, а местные ни при чём, они начнут искать на старом шоссе и обязательно найдут место нашей стоянки. И сделают слепок отпечатков шин.

Платон любил детективы – и читать, и смотреть – и не преминул показать друзьям, что неплохо разбирается в том, что они собираются совершить.

– В Москве и области полно таких внедорожников и таких шин, – прежним тоном произнесла Ада.

– Но стоит твоему бывшему засветить шины, его тут же возьмут, – заметил молчавший до сих пор Илья.

– Мой бывший не связан с криминалом. К тому же никто не знает, что я брала машину.

– У тебя ведь есть ключи.

– Ну и что?

– Как только станет ясно, что к Розалии преступники попали через твой участок, ты окажешься на карандаше. Тебя будут проверять.

– И что? Мы с бывшим не были расписаны, он давно не входит в мой ближний круг, а такие тачки есть у десятка, если не больше, моих знакомых. И кстати, поэтому я взяла тачку бывшего, а не нынешнего.

– Ты о нём ничего не рассказывала, – обронил Илья.

– Он этого не хочет. Ещё вопросы будут?

Ада начала злиться – ей по каким-то причинам оказались неприятны обе поднятые темы, поэтому Платон поспешил перевести разговор в другое русло:

– Что будет дальше?

После того как они перелезут через забор и войдут в особняк ведьмы.

– Я всё продумала и считаю, что это должно выглядеть ограблением, – уверенно произнесла Ада. – Сначала воры залезли в мой дом, а потом – в её. В моём никого не было, забрали что под руку попалось. Розалия оказалась на месте, и её убили.

– Неплохо, – одобрил Платон.

– А зачем тебе подставляться? – неожиданно спросил Илья.

– Как я подставлюсь? – не поняла Ада.

– Обычно грабители выбирают конкретный коттедж и лезут в него, точно зная, что возьмут, – ответил Илья. – Тем более если грабители настолько серьёзные люди, что ходят с оружием. В несколько домов подряд пойдут только бродяги или наркоманы, а у них не будет ствола.

– Я согласен, – тут же добавил Платон. – Ада, твой дом трогать не надо.

– Хорошо, мой дом оставим в покое, – улыбнулась девушка. – Но вы должны понимать, что ко мне всё равно придут.

– Почему? – вздрогнул Платон.

– А может – и к вам тоже.

– Потому что мы сегодня там были, – догадался Илья.

– И потому что если менты начнут давить – история с Русликом всплывёт обязательно.

– Что же нам делать? – растерялся Платон.

– Испугался? – хмыкнул Илья.

– А ты нет?

– Пусть приходят – так даже интереснее, – медленно протянула Ада.

– Что «интереснее»?

– Смотреть на них и думать, что даже если у них есть подозрение на мой счёт, доказать им ничего не удастся, – ответил вместо девушки Илья. И в его глазах вспыхнул яркий огонёк.

– Ты меня пугаешь, – пробормотал Платон.

– А меня – радуешь, – едва слышно добавила Ада. Произнесла одними губами, но Илья услышал. И едва заметно улыбнулся.

– Так что мы будем говорить, когда они к нам придут? – громко спросил Платон.

– Правду, конечно, – пожала плечами Ада, вызвав у Ильи широкую улыбку, а у Платона – изумлённое восклицание:

– Ты серьёзно?

– Тоша, я везу тебя убивать старую ведьму, которая сдала бандитам нашего друга. Так почему ты думаешь, что я сейчас не серьёзно? – Девушка бросила на друга взгляд через зеркало заднего вида. – Скажем, что Руслик прятался у меня дома, мы приехали его навестить, но не нашли и решили, что Руслик уехал в другое место.

– И всё?

– И всё, – подтвердила Ада.

– И ни слова про старуху?

– Я скажу, что спрашивала у неё про Руслика, но Розалия ничего не ответила.

– И нам поверят?

– А почему нам не должны поверить?

– Потому что старуха сдохнет.

– А на следствии сторож наверняка расскажет о визите бандитов.

– Гениально, – прошептал Илья.

– Что гениально? – не понял Платон.

– Чёрт, Тоша, ты ведь собираешься становиться режиссёром! – рассмеялся Илья. – Догадайся!

– Менты подумают, что бандиты вернулись и убрали свидетеля – Розалию, – хладнокровно произнесла Ада, поняв, что Платон впал в ступор. – И замаскировали убийство под ограбление.

– Великолепно, – выдохнул Платон. – А мы ни при чём.

– Именно.

– Но отпечатки шин они всё равно могут найти.

– Пусть находят.

Некоторое время они ехали молча, а затем Платон вновь завёл разговор:

– Мы не обсудили, как убьём старуху.

Ада думала, что на последнем слове Платон собьётся, что голос дрогнет, но он приятно удивил девушку. Удивил настолько, что ответила Ада только через пару секунд:

– У меня есть пистолет.

– Другое дело, – повеселел Платон.

– Откуда у тебя пистолет? – изумился Илья, который умел слышать главное.

– Остался от папы, – ответила Ада. – Папа по службе бывал в «горячих точках», вот и привёз из очередной командировки.

– Зачем? – спросил Платон.

– На всякий случай.

– На какой случай?

– Вот на такой, например, – буркнул Илья. – Подставить кого-нибудь или убить, но чтобы без следов.

– А что мы с ним сделаем потом?

– Выбросим, конечно, – пожала плечами Ада.

– В Оку?

– В Оку.

– Раньше мне говорили, что мы недостаточно активны, вчера я услышал, что мы не справляемся. – Анзоров обвёл полицейских медленным взглядом. Если он думал, что оперативники опустят головы, то ошибся – они спокойно смотрели на него, всем своим видом показывая, что они своё дело делают, а мнение начальства Анзорова о способностях Анзорова Московскому уголовному розыску не особенно интересно. – Мне ещё ни разу такого не говорили.

Сочувствия следователь тоже не дождался.

– Громкое убийство известного режиссёра – последнее, что нам было нужно.

«Можно подумать, мы от предыдущих смертей в восторге…»

– К счастью, Кровосос не сделал Брызгуна невинной жертвой, а честно рассказал о его выходках, но начальство всё равно недовольно, потому что получается, что мы прохлопали предумышленное убийство в ДТП.

Анзоров выдержал паузу, и, поскольку молчать дальше было совсем не вежливо, Шиповник решил поддержать разговор и сообщил:

– Мы ДТП не занимаемся. И раньше не занимались.

Вербин опустил голову, скрывая улыбку, а Гена Колыванов отвернулся и уставился в окно. Неизвестно, ожидал ли следователь именно такой реакции на свои слова, но он уже привык к манере общения полицейских и потому остался спокоен.

– Важно то, что сначала прохлопали убийство, а теперь не можем найти Кровососа. И нами очень недовольны.

– Важно то, что мы сами собой недовольны, – буркнул Вербин.

– Поверю на слово, – кивнул Анзоров. – Что вы разузнали в «Сухарях»?

– Много, – ответил Шиповник, обрадованный тем, что разговор наконец-то перешёл в деловое русло.

– Появились настоящие улики? – оживился Анзоров.

Вербин и Колыванов переглянулись, но промолчали. А вот подполковник не ответить не мог.

– Появилась информация, которая дала нам пищу для размышлений.

– Пищу к делу не пришьёшь.

– Да, её нужно сначала приготовить, то есть – обдумать.

– И что вы приготовили?

– Готовить будем вместе, вы ведь у нас шеф-повар. – Шиповник раскрыл ноутбук. – Изъятое в «Сухарях» видео начинается с полудня четверга, четырнадцатого июля. Обо всём, что происходило до этого времени, нам известно только со слов свидетелей. Каковых не очень много.

– То есть мы не видели, как Кровосос вывозил первый труп?

– Нет. Но можем представить, как это было, по двум другим случаям. Смотрим ночь на воскресенье, семнадцатое июля. В половине второго в районе участка Брызгуна предполагаем движение…

– Почему предполагаем?

– Камера установлена далеко, мешают ветви и листья, поэтому мы можем только предполагать, что в лес выходит фигура в бесформенном чёрном плаще или дождевике, хотя было сухо…

– Прятался от камеры.

– Он очень предусмотрительный.

– Что не раз доказывал… По некоторым признакам можно предположить, что у Кровососа есть велосипед, но качество записи не позволяет сказать это с уверенностью. Кровосос уходит в лес, а в три часа шесть минут в «Сухарях» появляется фургон «LADA Largus» с опознавательными знаками несуществующей службы доставки. Водитель открывает поселковые ворота своим брелоком, въезжает на участок Брызгуна, остаётся там около двадцати минут, после чего покидает посёлок.

– Вы проследили путь фургона по камерам?

– Подмосковные коллеги пообещали помочь.

– Я хочу знать, где Кровосос прятал «Largus» эту неделю… Кстати, во сколько Кровосос вернулся в особняк?

– Мы не знаем.

– Как так?

– Запись очень плохого качества, – развёл руками Шиповник. – Мы сумели обнаружить движение только потому, что предполагали его обнаружить. И нам повезло, что не было ветра. А если бы Кровосос входил и выходил из калитки на четвереньках, мы бы вообще его не заметили.

– Думаете, он об этом знает?

– Мы не раз отмечали его предусмотрительность.

– То есть он хотел быть замеченным в ночь на воскресенье?

– Или счёл это неважным.

– Или проявил небрежность.

– В этом я сомневаюсь.

Анзоров помолчал, припомнил, что они знали о Кровососе, мысленно согласился с подполковником и спросил:

– Что было в ночь на вторник, девятнадцатое июля?

– «Largus» сразу приехал в посёлок. Движения около калитки мы не обнаружили.

– Но могли пропустить?

– Могли. – Шиповник заглянул в текстовый файл, в котором находились тезисы доклада. – Мы не знаем, где «Largus» стоял в Подмосковье, зато засекли его в Москве: в четверг, четырнадцатого июля, он был в окрестностях Верхних Полей…

– На самой улице?

– На самой улице мы его не видели, Кровосос проехал на неё через брешь в видеокамерах, причём опознали по цвету и номерам: четырнадцатого фургончик ещё не был обклеен.

– Он изменил машину после первого трупа.

– Да.

– Хитёр…

– Мы засекли «Largus» выезжающим на Люблинскую улицу, затем он через Бесединское шоссе выехал на МКАД, с которого свернул на трассу М4 «Дон».

– И теперь ждём информацию от подмосковных коллег?

– Совершенно верно.

– Хорошо, спасибо. – Анзоров сделал последнюю пометку в блокноте и посмотрел на оперативников: – А что у вас? Продуктивно провели пятницу на Оке?

Следователь явно намекал на то, что пока полицейские бездельничали на пляже, они с подполковником в поте лица трудились в душном городе. Полицейские намёк поняли, но приняли его равнодушно. Помолчали, выжидая, не скажет ли Анзоров что-нибудь ещё, после чего Гена взял слово:

– Сначала о грустном: мы опросили всех соседей, но безрезультатно – никто ничего подозрительного не видел.

– А как они отнеслись к приезжающей по ночам машине?

– Хладнокровно, – пожал плечами Колыванов. – Раз приехала, значит, надо.

И прежде чем Анзоров прокомментировал ответ напарника, Вербин продолжил доклад:

– Свидетели видели машину Брызгуна в субботу и понедельник, затем она исчезла и больше не появлялась. Когда вернулась во двор – никто не заметил. Мы считаем, что Кровосос поставил её в гараж и соседи решили, что Брызгун заезжал в дом по каким-то мелким делам. Или был проездом. Когда Брызгун сдавал особняк, домработница убиралась в нём два раза в неделю, но после того, как арендаторы съехали, Брызгун сказал, что больше не нуждается в её услугах, и забрал ключи.

– И как мы считаем, в апреле он начал завозить в подвал оборудование, – добавил Колыванов. – Кровати – точно.

– Почему вы так считаете?

– Потому что три кровати во внедорожнике привезти трудно, если вообще возможно, – объяснил Вербин. – Скорее всего, Брызгун распорядился привезти кровати на какой-нибудь склад, а затем перевёз в особняк.

– Почему вы думаете, что Брызгун купил кровати?

– Мы просмотрели его финансовые операции, – ответил Шиповник. – Он покупал кровати.

– И платил с карточки?

– Да.

– Весьма непредусмотрительно, – прищурился Анзоров. – И не похоже на Кровососа.

– Брызгун – Дракула, но до последнего не знал об этом, – уверенно произнёс Вербин. – А Кровосос убедил его, что план идеален и мы никогда не доберёмся до «Сухарей».

– То есть, помимо всего прочего, Брызгун купил кровати, перевёз их к себе и собрал?

– С сообщником.

– С Кровососом?

– Да.

– Есть идеи по поводу его личности?

– Появились.

– Серьёзно? – изумился Анзоров.

– Очень серьёзно, – подтвердил Феликс. – Поздним вечером восьмого июля, в тот день, когда Кровосос ездил в Воронеж за летучими мышами, в «Сухарях» видели автомобиль Ильи Бархина – близкого друга Платона Брызгуна. Свидетель уверяет, что машина заезжала на участок Брызгуна.

– Но подтверждающего видео у нас нет? – быстро спросил следователь.

– Нет, – ответил Колыванов. – Его стёрли.

– Тем не менее это уже кое-что. Вы посмотрели, когда этот Брахин…

– Бархин, – поправил следователя Вербин.

– Не важно, – махнул рукой Анзоров. – Вы запросили его перемещения за последние десять дней? По телефону посмотрели?

– В том-то и загвоздка, – вздохнул Феликс. – Телефон Ильи Бархина был выключен девятого июля и вновь включился только вчера.

– Что-то ты сегодня рано, – улыбнулся Антон усевшемуся за стойку Мартынову. – Трубы горят после вчерашнего?

Пятничный вечер у многих проходил бурно, и хотя участковый вчера не появлялся, бармен предположил, что он провёл последний рабочий день недели приятно для себя, но неприятно для организма.

– Не горят, просто проголодался. – На улыбку участковый ответил улыбкой и поёрзал, удобнее устраиваясь на высоком табурете. – Завтраки у вас есть?

– Ты же знаешь, что нет.

– Тогда только кофе.

– Сделать тебе бутерброд?

– Нет.

– Тогда зачем спросил про завтрак?

– Ну…

Продолжить Мартынов не успел.

– Поговорить зашёл? – спросил Антон, выставляя чашку с кофе.

– Да, – признался участковый.

– Я так и понял.

– Но не сразу.

– Сразу.

Несколько мгновений Мартынов размышлял, стоит ли продолжать спор, потом решил, что нет – бармен мог обидеться, и сдался:

– Понял, потому что я слишком рано пришёл?

– И слишком рано, и лицо не удержал. Как в дверях появился, сразу стало ясно, что по делу.

– Если ты сейчас скажешь, по какому делу я пришёл, я завою от зависти к твоей проницательности.

– Нет, не скажу, – рассмеялся Антон. – В «Небеса» заходят разные люди, трудно угадать, кто из них тебя заинтересовал.

Он не сомневался, что участковому понадобилась информация о каком-то клиенте, и не видел ничего плохого в том, чтобы поделиться ею.

– Ответишь на пару вопросов?

– Всё будет зависеть от того, что это за вопросы.

– Вообще-то я – полицейский, – хладнокровно напомнил Мартынов.

– Гражданский муж нашей хозяйки – тоже, – не менее хладнокровно напомнил Антон. – Старший опер с Петровки.

– Я знаю.

– Не сомневаюсь. – Бармен покосился на полупустую чашку, Мартынов покачал головой, показав, что повторять не надо. – Пойми меня правильно: я не собираюсь с тобой ссориться. Но есть вещи, которые я не смогу рассказать.

– Ты, типа, верный служащий?

– Мне нравится тут работать.

– Я не веду расследование. Просто хочу кое-что узнать… о Бае.

Заканчивая фразу, Мартынов понял, что сумел очень сильно удивить собеседника – по мере того как он произносил слова, брови Антона оставались неподвижны, но при упоминании кота они поднялись почти до линии волос.

– О Бае? – прочистив горло, переспросил бармен.

– Да.

– Ты ведь понимаешь, что мы с ним не то чтобы много общаемся? Так: «Привет! – До свидания!»

Оторопь прошла, и Антон попытался вернуться к прежней манере разговора.

– Догадываюсь…

– Что именно вы хотите знать о моём коте?

Мартынов вздрогнул, повернулся и увидел бесшумно подошедшую Криденс. Судя по всему, она вышла из кабинета, услышала произнесённое имя и решила сама поговорить с участковым.

– Я ведь не ошиблась? Вы – наш участковый?

Они знакомились, когда девушка открыла бар, однако с тех пор не общались. К тому же Мартынов пришёл в «Небеса» не в форме, поэтому Криденс решила уточнить.

– Лейтенант Мартынов.

– Очень приятно. Криденс.

Участковый осторожно пожал протянутую руку и улыбнулся.

– Мне показалось или вы не удивились моему вопросу?

– Почему я должна удивляться? – мягко улыбнулась девушка. – Бай – очень красивый, заметный, воспитанный кот. Меня многие о нём спрашивают.

– И что вы отвечаете? – невозмутимо продолжил Мартынов.

– А что вас интересует?

– Вы взяли его котёнком?

Пауза, которую выдержала Криденс, показала участковому, что он задал правильный вопрос.

– Нет, мы познакомились позже.

Она сказала о коте как о человеке.

– Расскажете, как это случилось?

– Вот теперь я хочу спросить почему вас это интересует? – медленно произнесла девушка.

– Мне любопытно.

– То есть не скажете?

Теперь помолчал Мартынов.

Он прекрасно помнил совет старого друга и собирался им воспользоваться – перестать искать странное в естественных смертях пожилых женщин. Собирался до сегодняшнего утра. А сегодня проснулся в пустой квартире, пошёл умываться и замер перед зеркалом с зубной щёткой в руке. Замер, глядя в глаза своему отражению, и беззвучно спросил себя: «Всё?» и понял, что нет – не всё. Не может быть всё, пока не проверит последнюю зацепку, не поговорит о большом чёрном коте, появившемся в его районе одновременно с «Грязными небесами». И проверить эту зацепку Мартынов решил не для доклада руководству, а для себя. Он хотел знать правду… или попробовать её выяснить.

И поэтому поехал не на дачу, как собирался, а в бар. В единственное место, где он мог получить информацию о большом зеленоглазом коте. Чёрном, как антрацит. Очень воспитанном и очень умном.

– Мне любопытно.

– Пойдёмте. – Посетителей в «Небесах» было немного, самый дальний угловой столик оказался пустым, места рядом не были заняты, и Криденс провела участкового к нему. Туда, где им никто не мог помешать. Одновременно сделала знак Антону, который принёс кофе. – За счёт заведения.

– Я могу заплатить.

– А я могу угостить. – Криденс дождалась, когда Антон отойдёт, сделала глоток и негромко произнесла: – Я стыжусь некоторых вещей, которые успела натворить. Не делюсь ими направо-налево, но и не скрываю, если спрашивают.

– Разве я спрашивал? – машинально спросил Мартынов.

– Вы поймёте, что да.

Участковый понял, что ему предстоит услышать нечто вроде исповеди и в этой истории будет фигурировать Бай. Понял, приготовился слушать, но не мог не уточнить:

– Почему вы делитесь тем, чего стыдитесь?

– Потому что признаваться в тех поступках – тоже наказание.

– А вы считаете, что должны быть наказаны?

– За некоторые вещи – да. Но не волнуйтесь – по вашей линии за мной ничего не числится. То есть… числится, но заявления на меня не подавали. – Криденс выдержала короткую паузу. – Я несколько раз обкрадывала родителей.

– Наркотики?

– Да. – Ещё один глоток кофе. – Тяжёлые наркотики и очень плотно. Меня трижды отправляли лечиться. После первого курса я продержалась два дня, молодая была, глупая. После второго – полгода. И сорвалась не сама – меня любовник уколол, когда я спала. Ему стало обидно, что я держусь, а он не может бросить. – Грустная улыбка. – Я не ожидала, что он до такого опустится. Мальчик, мать его, из хорошей семьи… Я его любила, очень хотела помочь, а этот выродок вернул меня в тот ад… и я опять заторчала.

Ещё один глоток кофе.

– А после третьего раза? – тихо спросил Мартынов, который так и не притронулся к своей чашке. Не хотелось.

– А после третьего раза я должна была сдохнуть, – произнесла девушка, чуть повысив голос. – Когда я лежала в клинике, умерла мама. Меня отпустили попрощаться, а я сбежала с похорон, приехала домой, собрала все деньги, какие могла, и отправилась в большой трип. Я не могу сказать, зачем так поступила. Даже теперь не могу. Меня трясло при мысли, что все последние годы мама видела меня лишь в перерывах между походами в клинику. Я возненавидела себя так, что захотела обо всём забыть, а может – захотела умереть. Наверное, так и было, потому что вколола себе больше, чем нужно.

– Откачали?

– Нет.

– Нет? – удивился Мартынов.

– Придурки, с которыми я кололась на той квартире, перепугались до икоты и выкинули меня на помойку. Я не лгу – на помойку, как в каком-нибудь поганом фильме. Они думали, что я сдохла, но через несколько часов я очнулась. В куче мусора. Едва одетая. Заблёванная. А он сидел и смотрел на меня.

– Кто? – не понял участковый.

– Бай, – ответила Криденс, удивляясь несообразительности собеседника. – Никогда не забуду его взгляд. Бай смотрел так, что мне стало стыдно. Не горько, не противно, а стыдно. Я лежала, смотрела на него и рыдала. Не от боли, не от злости на себя – от стыда. От того, что кот увидел меня такой. И ещё от того, что была глупой и думала, будто очередным уколом можно стереть прошлое. Я рыдала, а Бай смотрел на меня. Вы знаете, как он умеет смотреть?

– Знаю.

– Нет, – покачала головой девушка. – Здесь Бай так не смотрит, просто таращится, как обыкновенный кот. А тогда… Тогда он сидел прямо надо мной, и я видела его глаза. Только его глаза. И мне казалось, что на меня смотрит очень старое и очень мудрое существо, которое видит меня насквозь. И всё-всё-всё понимает. Абсолютно всё. Я смотрела ему в глаза и рыдала, долго рыдала, потому что накопилось много всего, о чём нужно было рыдать, и рассказывала Баю всё, о чём рыдаю. А он слушал. И смотрел на меня так, как здесь ни на кого не смотрит. – Криденс смотрела за плечо Мартынова, но видела не зал «Небес» и редких посетителей, а себя, лежащую в вонючей куче мусора, и зелёные глаза большого кота. – Когда я нарыдалась так, что не осталось слёз, то приподнялась и обнаружила нескольких задушенных крыс. Они должны были сожрать меня, но Бай защитил. Или же я должна была сдохнуть от передоза… Как бы там ни было, я там и сдохла, если называть вещи своими именами: той Кри, которую выбросили на помойку, больше не существует. Мне повезло.

Мимо проходил Бай и пожалел умирающую девушку.

– Под взглядом Бая я поняла, что должна измениться, – продолжила Криденс после довольно долгой паузы, которую Мартынов не посмел нарушить. – Никто и никогда не смотрел на меня так, как он – тогда. Ни мама, ни отец – никто. И под его взглядом я не только устыдилась, но и обрела уверенность. С тех пор не торчу. Ни разу за три года, и даже не тянет. Без всяких клиник.

– Поздравляю.

– Спасибо, – с достоинством ответила Криденс.

Они помолчали. Мартынов понимал, что услышал очень и очень много, намного больше, чем мог рассчитывать, и пора уходить, но не мог не задать ещё один вопрос:

– Бай живёт с вами?

– Нет. Бай – свободный кот, он не принадлежит мне – мы дружим. Бай приходит ко мне, подолгу болтается в «Небесах», но живёт отдельно. Иногда исчезает на несколько дней, но всегда возвращается.

– Вы за него не боитесь?

– Почему я должна бояться? – удивилась Криденс.

А в следующее мгновение поднялась и не прощаясь ушла – поприветствовать Вербина, который явился в «Небеса» в компании худощавого темноволосого мужчины в элегантной летней сорочке и лёгких брюках.

– А здесь уютно, – оценил Бархин, оглядывая зал. – Странно, что я не слышал об этом заведении раньше.

– Бар открылся не очень давно, – ответил Феликс.

– Видите того парня в белом льняном костюме? – спросил Илья, лёгким кивком указав на одного из посетителей.

– Да.

– Это Славик Штырин, он в плохие заведения не ходит, а значит, и бар, и кухня здесь отличные.

– Давайте проверим?

– Нет, я плотно позавтракал, поэтому ограничусь холодным лимонадом.

По телефону Илья Бархин произвёл на Феликса впечатление очень собранного, делового, а главное – предельно уверенного в себе человека. И это впечатление пока подтверждалось.

«Полиция? Вы из той самой полиции? – рассмеялся Илья после того, как Вербин представился, – намекая на участившиеся случаи телефонного мошенничества. – А почему вы говорите без акцента? И что, по вашему, я натворил?»

«Я из той самой полиции, – вздохнул Феликс. – И меня не интересует номер вашей банковской карты. Я звоню по поводу Платона Брызгуна. Вы ведь, кажется, знакомы?»

Бархин помолчал, после чего совсем другим тоном произнёс:

«Я должен был догадаться».

«Мы сможем сегодня встретиться?»

«Вы хотите, чтобы я к вам приехал?»

«Как вам будет угодно. Но я хочу просто с вами поговорить, без протокола. Возможно, это будет наша первая и последняя встреча».

«Я планирую быть в центре по разным мелким делам. Можем где-нибудь посидеть».

«Вам удобен район Цветного бульвара?»

«Вполне».

Бархин записал адрес, согласовал время встречи и не опоздал ни на минуту, подтвердив сложившееся у Феликса мнение о себе как о деловом человеке.

– Простите, что пришлось побеспокоить, Илья Аркадьевич, но от жителей посёлка «Сухари» мы узнали, что вы давно знакомы с Платоном Викторовичем Брызгуном и считаетесь его близким другом.

– Да, всё верно, – спокойно ответил Бархин. – И, пожалуйста, называйте меня Ильёй, а Тошу – Платоном. И вам так будет проще, и мне привычнее.

– Хорошо, – покладисто согласился Вербин, которому было противно называть замазанного в убийствах режиссёра по имени-отчеству.

– Что же касается наших с Тошей отношений, то мы выросли вместе и продолжали дружить… именно дружить.

– Часто встречались?

– Довольно часто. Мои компании ему были неинтересны, а вот я на богемные тусовки хожу с удовольствием. – Бархин помолчал. – Мы познакомились в «Сухарях»… в смысле, сначала родители, конечно, потом уже мы. Выяснилось, что живём на соседних улицах, так что мы сначала дружили на даче, потом стали дружить в школе. И, несмотря на то что институты выбрали разные, продолжали плотно общаться. Повторю: мы были очень дружны, поэтому происходящее я воспринимаю… без восторга.

– Вы верите, что Платон мог совершить эти убийства?

– Нет, – категорически ответил Бархин. – Вы… точнее, не вы, конечно, а Кровосос… Кровосос обвинил Тошу в убийстве тех ребят зимой. А я две ночи сидел с Тошей после ДТП, пока срыв не прошёл, видел, как он плакал, как винил себя и горстями жрал успокоительное, а они, сука, не помогали! – Бархин медленно выдохнул и вежливо произнёс: – Прошу извинить меня за несдержанность.

– Ну что вы.

Впрочем, на ответ Вербина Бархину было плевать.

– Другими словами… – Илья сделал глоток лимонада. – Я не знаю, какие у вас есть доказательства, кроме слов Кровососа, но меня смогут убедить только неопровержимые.

– В первую очередь меня интересует не старое ДТП, а серия убийств, – произнёс Феликс, глядя собеседнику в глаза. – То, как они поданы, выдаёт в Кровососе человека с творческой жилкой.

Бархин допил лимонад, потыкал соломинкой оставшийся лёд, явно раздумывая над ответом, жестом показал официантке повторить и, не возвращая взгляд на Феликса, ответил:

– Тут мне крыть нечем: если бы Тоша действительно разрабатывал эти убийства, то придумал бы нечто подобное – вычурное и красивое. И позаботился бы о том, чтобы об убийствах узнало как можно больше зрителей.

– Он бы сделал шоу?

– Да.

– Спасибо за честный ответ.

Илья позволил официантке забрать пустой бокал, сделал глоток из полного и немного другим тоном, более прохладным, произнёс:

– Я люблю Тошу, и что бы вы о нём ни сказали – не перестану его любить, потому что он – часть моей жизни. Но я не буду выгораживать его при расследовании убийства и честно отвечу на все ваши вопросы.

– Спасибо, что принимаете происходящее именно так. – Себе Феликс заказал капучино – неожиданно захотелось вместо привычного чёрного, крепкого – и с сожалением заметил, что вкус остывшего капучино весьма так себе. – Вы посмотрели все ролики Кровососа или только последний?

– Все, конечно, ещё вчера. Ада мне позвонила и обо всём рассказала.

– Ада Кожина? – уточнил Вербин.

– Да.

– Мы с ней встречались вчера, в «Сухарях».

– Ада рекомендовала вас как человека неглупого.

– Спасибо.

– Я ей передам.

– А вы давно были в «Сухарях»?

Несколько мгновений Илья смотрел Феликсу в глаза, затем спокойно ответил:

– После тринадцатого июня – ни разу. – Продолжая смотреть полицейскому в глаза. – Почему вы спрашиваете?

– Есть свидетель, который видел вашу машину в «Сухарях» в этом месяце.

Вербин намерено не назвал число. И отметил, что новость не заставила собеседника занервничать.

– Какую машину? – после паузы осведомился Бархин. – У меня их две.

– Чёрная BMW седьмой серии. – Феликс продиктовал цифры номера.

– Да, это моя машина.

– Её видели в «Сухарях» восьмого числа.

– Это невозможно.

– Почему?

– Я неправильно выразился, – поправился Бархин. – Я подумал не о машине, а о себе. Видите ли, в чём дело, как раз восьмого июля я уехал в отпуск и физически не мог быть в «Сухарях».

– Где вы были, если не секрет? – поинтересовался Вербин, надеясь, что на лице не отразилось овладевшее им разочарование.

– Недалеко, можно сказать, совсем рядом…

– В Сочи?

– На Селигере. – Бархин улыбнулся. – Неожиданно?

– Если честно – да, – не стал скрывать Феликс. – С кем вы отдыхали?

– А вот здесь загвоздка, – продолжая улыбаться, ответил Илья. – Лимонад неплох.

– В «Грязных небесах» очень стараются.

– Я вижу. – Бархин выдержал коротенькую паузу. – Загвоздка заключается в том, что я был один. Раз в год я обязательно устраиваю себе полную перезагрузку: уезжаю на Селигер, в самую глушь… там ещё осталась такая… и блуждаю по лесам, стараясь ни с кем не встречаться.

– И выключаете телефон?

– В этом смысл.

– Интересная привычка, – протянул Вербин, чувствуя, что разочарование рассеивается.

– Для меня эти дни очень важны, я в буквальном смысле слова обновляюсь во время походов. – Бархин медленно провёл рукой по волосам. – Попробуйте как-нибудь и поймёте, что я имею в виду.

– Вы исчезаете на три недели, несмотря на высокую должность?

– Я хорошо работаю, приношу большую пользу компании, поэтому руководство относится к моей привычке с пониманием.

– Получается, никто не может подтвердить, где вы были с восьмого июля и по вчерашний день?

– Мне нужен адвокат? – поднял брови Бархин. Однако нервозности, которая была бы более чем уместна, Феликс в нём не почувствовал – Илья оставался абсолютно спокоен и уверен в себе. – Мой приезд на Селигер подтвердят люди, у которых я оставил машину и провёл ночь на субботу. Что же касается дальнейшего пути… Я дважды звонил заместителю.

– Когда?

– По понедельникам. Во время походов я всегда звоню в офис по понедельникам: узнать, как дела, отдать распоряжения и вообще показать, что со мной всё в порядке.

– Только в офис? – уточнил Феликс. – А жене?

– Жене… я тоже звонил. – Бархин помолчал. – Один раз.

– Понятно, – кивнул Вербин, припомнив, где находился собеседник с девятого по тринадцатое июня. Судя по всему, взаимоотношения в этой семье не были особенно тёплыми… И Феликс неожиданно поинтересовался:

– Простите, у вас есть дети?

– Какое это имеет значение?

– Просто спросил… но можете не отвечать. Извините.

– Нет у меня детей. – Судя по тону, Бархин слегка растерялся. – Не вижу причин скрывать.

Вопрос явно сбил Илью с толку. Он его не ожидал, не готовился отвечать, не понял его смысла и потому… занервничал. А ведь остался спокоен, даже услышав, что его машину видели в «Сухарях».

«Ты тщательно готовился к нашей встрече, – понял Вербин. – То ли ты человек такой, то ли давно знал, что встреча состоится…»

А вопрос о детях не был предусмотрен.

– Вы каждый год ходите в поход?

– Обязательно, – подтвердил Илья.

– В одно и то же время?

– Как правило – в июле.

– Кто знал, что в этом году вы отправитесь в поход именно в эти числа?

– К сожалению для вас – довольно большой круг людей: и на работе, и многие друзья. – И опять отлично сыгранные ответы: выверенный набор слов, удивительно правильная интонация. – Что же касается машины, то я уехал на «Range Rover». BMW осталась в Москве.

– У вас есть водитель?

– Он в отпуске до понедельника.

– Где вы оставили BMW?

– Не помню, где-то около дома. Я не запоминал специально.

– В подземном паркинге?

– У нас старый дом, без подземного паркинга.

– Ваша жена пользуется этим автомобилем?

– У неё своя машина.

– Вы кому-нибудь разрешаете пользоваться BMW?

– Если просят – не отказываю. Мне не жалко.

– Кому угодно?

– Только друзьям, разумеется.

– Платон Брызгун брал у вас когда-нибудь машину?

– Периодически.

– Зачем он её брал?

– Тоше нравились быстрые седаны, – объяснил Бархин. – Но он прижимист… Чёрт… – Илья тихо выругался. – Тоша был немного прижимистым. Он считал, что известному человеку нужно ездить на большой и заметной машине, а вторую – на лето – покупать скупился. Поэтому брал у меня.

– Но когда вы уезжаете из города, воспользоваться автомобилем затруднительно, не так ли? – прищурился Феликс. – Где Платон мог взять ключи?

– Машине положено два комплекта, и второй частенько застревал у Тоши.

– То есть Платон мог не ставить вас в известность, что берёт машину?

– Мог, – пожал плечами Бархин.

– И это… нормально? – удивился Вербин.

– Тоше можно… – Опять короткая пауза. – Тоше можно было много.

– И ваша жена не была против?

– А почему она должна быть против? – теперь удивился Бархин. – Это ведь всего лишь машина. К тому же машина, которой она не пользуется.

Ответ прозвучал настолько спокойно и естественно, что Феликс удивился тому, что задал вопрос. Действительно – что странного в том, что друг взял твою машину? Он ведь друг, захотел покататься – пусть покатается.

– Хотите поговорить о чём-то ещё? – Илья небрежно посмотрел на часы. – Боюсь показаться невежливым, но я только вчера вернулся в Москву, а за время отсутствия накопилось много дел, которые необходимо разгрести до понедельника.

– Я понимаю и благодарен за то, что вы сумели уделить мне время.

– По вашему голосу я понял, что встреча неизбежна, а то, что вы рассказали о машине, подтвердило мои подозрения.

– Какие подозрения?

– Что встреча неизбежна, – легко ответил Бархин. – И к сожалению, она не станет последней.

– Да, с машиной нам придётся разбираться. – Вербин помолчал. – Заключительный вопрос, Илья.

– Конечно.

– Вы знали Платона едва ли не лучше всех. Скажите, кто мог так сильно его ненавидеть, чтобы учинить такое зверство?

– Тут я вам не помощник, – твёрдо ответил Бархин, глядя Феликсу в глаза. – Даже представить не могу, чтобы у Тоши завёлся подобный недруг.

Незаконченность.

Так иногда бывает: дело вроде сделано; тщательно продуманный спектакль сыгран, хладнокровно и с невероятным мастерством; не будет, правда, выхода на поклон, однако этими овациями можно пренебречь. Даже нужно пренебречь и насладиться произведённым фурором из-за кулис.

И в этот радостный момент возникает ощущение незаконченности. Как у писателя перед финальным вариантом рукописи. Как у художника перед сохнущей картиной.

Не хватает детали. Едва заметного мазка, после которого прозвучит радостное: «Да!»

Не последняя точка, а слово, которое сделает последнюю точку по-настоящему яркой. Чтобы восклицание: «Шедевр!» – прозвучало не только из уст поклонников, но и в душе творца.

Незаконченность.

Убийца не ждал, что почувствует её.

Прагматичный, хладнокровный, расчётливый… и вдруг – пронзительно ощутил отсутствие в грандиозном шоу подлинной гармонии. Разум категорически требовал оставить опасную затею, доказывал, что времени на подготовку нет, что придётся довериться хакеру, который указал местонахождение цели…

«Хакер может сдать тебя полиции! – так говорил разум и добавлял: – В конце концов, невозможно провести акцию красиво, как все ждут».

Разум был абсолютно прав.

И потому проиграл чувствам.

Проиграл иррациональному, необъяснимому желанию создать идеальное произведение. Проиграл желанию, которому невозможно противостоять, потому что оно родилось внутри, там же, где появилось желание это произведение создать. Поэтому противиться ему убийца не смог.

И разум сдался, лишь попросив о компромиссе.

– Этот штрих не должен стать самоцелью, – твёрдо сказал себе убийца. – Сделать это нужно или сегодня, или никогда, но времени сегодня у меня в обрез. А значит…

А значит, всё упирается в везение цели, как бы странно это ни прозвучало для убийцы, привыкшего всегда и во всём полагаться на точный расчёт.

– Если наша встреча получится безопасной для меня – тебе придётся расплатиться за содеянное, – прошептал убийца, мысленно обращаясь к цели. – И может, для кого-то твоя история послужит хорошим уроком.

Распрощавшись с Бархиным, Вербин отправился на Петровку, сказал, что постарается вернуться к закрытию бара, но не успел, даже несмотря на то что в ночь на воскресенье «Грязные небеса» закрывались в три. Точнее, в бар бы он успел, но Кри неожиданно почувствовала усталость от шума, написала Феликсу, что не дождётся, и отправилась домой пешком, планируя проветриться и отдохнуть в тишине ночного города.

Пошла неспешно, привычным маршрутом, планируя добраться до дома минут за двадцать и даже не предполагая, что по дороге может что-нибудь случиться. Да и что может случиться? Дикий уличный беспредел остался в далёком прошлом, город стал безопасным, и если в девяностых годах ХХ века от Цветного бульвара до 3-го Самотёчного ночью можно было попросту не дойти, не говоря уж о том, что по дороге могли изнасиловать или ограбить, то сейчас Криденс отправилась в путь с лёгкой душой. К тому же лето, выходные, по дороге то и дело попадались люди, поэтому девушка спокойно шла, наслаждаясь ночной прохладой и не чувствуя тревоги. Напряжение, исчезнувшее после встречи с чёрным псом, не возвращалось, и даже приближения его не ощущалось, девушка провела два спокойных дня, и ранний уход из бара объяснялся только усталостью от шума.

«Или я разленилась, – с улыбкой сказала себе Криденс, сворачивая во дворы. – То сплю до обеда, то домой убегаю пораньше… Надо собраться и взять себя в руки».

Сказала, конечно, в шутку, но при этом подумала, что прозвучавшие «звоночки лени» намекают на то, что им с Лексом пора отдохнуть и, возможно, подумать о том, чтобы добавить к запланированным на август двум неделям отпуска ещё одну. И эту, третью, неделю провести где-нибудь в полной тишине и уединении. Лучше всего – начать с неё, как следует успокоиться, насладившись обществом друг друга, а уж потом ехать к морю.

«Пожалуй, так будет идеально…»

Криденс вновь улыбнулась, представив лицо Вербина, когда она изложит ему свой план, и то, как он начнёт отнекиваться, а в следующее мгновение вздрогнула. И даже тихонько ойкнула.

И остановилась.

Она ходила здешними дворами и переулками сотни раз, и зимой, и летом, машинально, «не просыпаясь», совершала нужные повороты, узнавала стоящие автомобили, иногда здоровалась с людьми, которых встречала неоднократно, – даже не зная, как их зовут, и никогда…

Никогда не встречала в Самотёчных дворах бездомных собак.

А сейчас увидела целую стаю в пять или шесть голов – в темноте девушка не сумела их пересчитать. Да и не собиралась пересчитывать, поскольку всё её внимание сконцентрировалось на вожаке – очень крупном и очень лохматом чёрном псе.

«Чёрный… Не может быть!»

Вожак тихонько зарычал.

«Не показывать страх. Главное – не показывать свой страх!»

Но как не показывать, если тёплой летней ночью становится очень холодно? Так холодно, словно внутренности сначала залили «заморозкой», а затем вычерпали детским совком? А собаки чуют. Стоят неподвижно, ожидая приказа вожака, и чуют. Собаки знают, что попавшийся им человек боится, но ещё не знают, что будут с ним делать.

Собаки ждут.

«Нельзя бежать!»

Конечно, нельзя. Собака быстрее человека – догонит и вцепится. Бежать бессмысленно, но как это объяснить паникующей себе? Как доказать дрожащим ногам, что ни в коем случае нельзя срываться с места? Как оставаться спокойной?

Криденс всхлипнула.

Вожак сделал шаг вперёд и зарычал. Большой чёрный вожак.

А вслед за ним – поняв, что нужно делать, – зарычала стая. Не громко. Злобно.

И остальные псы начали приближаться.

«Бежать нельзя!»

Но как прислушаться к разуму, когда трясёт так, что вот-вот вывернет наизнанку? Когда с трудом сдерживаешь крик. Когда хладнокровие улетучивается под напором одной-единственной мысли: «Они меня порвут!»

Рычание всё ближе, но стая больше не видна – глаза застилают слёзы. Криденс в ужасе. Криденс почти сдалась. Почти побежала. Почти провалилась в жуткую панику…

И закричала от неожиданного грохота.

От раздавшегося за спиной выстрела.

Собаки дружно отпрянули назад, на мгновение остановились, ожидая следующего приказа, но, заметив, что вожак предпочёл умчаться в соседний двор, последовали за ним.

– Ты в порядке? Ты как? Они тебя не тронули? – Феликс быстро провёл по телу девушки левой рукой. В правой он держал пистолет. – Ты цела?

– Ты вовремя, – выдохнула Криденс, вцепившись в мужчину. – Боже, Лекс, как же ты вовремя.

– Значит, всё в порядке. – Вербин убедился, что собаки убежали, убрал пистолет и как следует обнял девушку. – Всё хорошо, Кри, ты в безопасности.

– Да… – Она улыбнулась, вздохнула, а затем неожиданно сказала: – Но это была не та собака, Лекс, не та. Ко мне приходила другая.

– Преступники не въезжали в посёлок и даже не сворачивали на ведущую сюда дорогу: они проехали по старому шоссе, остановились – мы нашли место, где их ждала машина, пешком прошли через лес и взломали вашу калитку.

– Уроды, – прокомментировала Ада.

Милиционеры переглянулись.

– Это всё, что вы можете сказать?

Несколько мгновений Ада непонимающе смотрела на стражей порядка, после чего нервно дёрнула плечами:

– Я что, должна восхититься их предусмотрительностью? Помимо того, что эти козлы здесь натворили, они испортили мне выходные. У меня были отличные планы на сегодняшний день, а пришлось бросить всё и ехать сюда. А это не ближний свет, как вы понимаете.

– Вы всё бросаете не в первый раз на этой неделе, – обронил черноволосый дознаватель.

Ада оставила замечание без внимания.

– Вы отлично держитесь для двадцатилетней девушки, – заметил второй милиционер, рослый.

– Мои родители погибли в автокатастрофе, так что я уже полтора года отлично держусь для своего возраста, – жёстко бросила Ада.

– Извините.

Девушка промолчала.

– Нам пришлось вызвать вас, потому что преступники взломали вашу калитку, чтобы проникнуть на соседний участок.

– То есть меня не ограбили?

Милиционеры вновь переглянулись, после чего рослый медленно спросил:

– Почему вы так решили?

– Из ваших слов я поняла, что в мой дом они не влезли. А теперь и сама вижу, что чужих здесь не было.

– И что?

– Если это были грабители и они взломали калитку, то почему бы им было не ограбить тот дом, который ближе к калитке? Разве это не логично?

– Позвольте ещё раз сказать, что вы великолепно держитесь, Ада Николаевна.

На этот раз девушка посмотрела на рослого оценивающе, задержала взгляд на обручальном кольце и едва заметно улыбнулась. В ответ рослый едва слышно вздохнул – красивая девушка с длинными, пшеничного цвета волосами и огромными голубыми глазами ему явно понравилась.

– Почему вы не поставили калитку на сигнализацию?

– Тут почти ни у кого нет сигнализаций, – пожала плечами Ада. – Посёлок считается надёжным. – Подумала и уточнила: – Считался. Теперь, судя по всему, председателю придётся подумать о сигнализации. И о видеонаблюдении по периметру. Ну и вообще что-то сделать с безопасностью.

– Пожалуй, – согласился рослый.

– Сможете посоветовать надёжную организацию?

Ответить рослый не успел.

– Как вы думаете, Ада Николаевна, почему преступники пошли обходным путём? – вернулся к теме разговора брюнет. – Почему сразу не проникли на участок госпожи Збарской?

– Возможно, потому что у неё нет лесной калитки? – мгновенно ответила Ада. – Что же касается заборов, то от леса нас отделяет общий забор посёлка, трёхметровый, сплошной, с колючей проволокой поверху. А как разделены участки, вы видите сами.

Элегантным декоративным ограждением, перелезть через которое не составляло труда.

– Получается, преступники об этом знали?

– Получается, – пожала плечами Ада.

– Вы давно сделали калитку?

– Родители сделали. Сколько я себя помню – она всегда была.

– Преступники прошли через калитку, взяли лестницу… Лестница всегда стояла на том месте, где её обнаружили преступники?

На брюнета чары Ады не действовали. Или он изо всех сил им сопротивлялся. Но если так, то воля у этого дознавателя была железной.

– Обычно лестница лежала, прислонённая к длинной стороне сарая.

– Зимой и летом?

– Она алюминиевая. Если вам это о чём-то говорит.

Рослый хмыкнул.

– Да, мы видели следы, – ровным голосом продолжил черноволосый милиционер. – То есть всегда?

– Сколько себя помню.

– Лестница лежит так, что со стороны дома её не видно.

– Да.

– Как же преступники о ней узнали?

– Спросите у них, когда поймаете.

– Они неплохо ориентировались на вашем участке.

Ада промолчала. Смотрела брюнету в глаза и молчала. Пять секунд. Десять. Пятнадцать.

Поняв, что ответа не будет, дознаватель кашлянул и продолжил:

– С помощью лестницы злоумышленники перебрались через забор и проникли в дом госпожи Збарской. Хотите посмотреть, что там произошло?

– Это обязательно?

– Нет, конечно.

– Тогда не хочу.

– Вы бывали у неё дома? – вернулся в разговор рослый.

– Никогда.

– Вы же соседи.

– Мы не общались. Розалия ни с кем тут не общалась – только по необходимости.

– Да, нам говорили.

– Преступники приставили вашу лестницу к балкону, аккуратно вырезали стекло, проникли внутрь и принялись что-то искать. Возможно, они думали, что в доме никого нет…

– Если они так хорошо спланировали проникновение через мой участок, они не могли не знать, что Розалия живёт в «Сухарях» круглогодично.

Черноволосый выдержал короткую паузу, показав, что услышал замечание Ады и согласен с ним, после чего продолжил:

– Услышав шум, госпожа Збарская проснулась, поняла, что её грабят, и решила позвонить… К несчастью, потянувшись за телефоном, госпожа Збарская опрокинула стакан с водой, грабители услышали шум, прибежали и застрелили её прямо в кровати. С телефоном в руке. Три выстрела: два в живот и в грудь. И что интересно, ни один из выстрелов не оказался фатальным: госпожа Збарская получила тяжёлые ранения, после которых – по оценкам медэкспертов – продолжала жить не менее четверти часа. И убийцы, возможно, на неё смотрели…

– Зачем вы мне это рассказываете? – очень холодно поинтересовалась девушка.

– Вам неинтересно?

– Зачем вы мне это рассказываете?

Ада не повышала голос и не выказывала нервозности, она спокойно задала вопрос и терпеливо ждала ответа. Черноволосый же вновь попытался поиграть с Адой в «гляделки» и на этот раз сдался на двадцатой секунде.

– Госпожа Збарская хранила в доме ценности?

– Мне достоверно известно, что у Розалии есть родственники. Не хотите расспросить их?

– То есть вы не знаете?

– То есть мои ответы: «Мы не общались» и «Я никогда не была в её доме» – вы не расслышали?

– Никогда не общались? Или однажды что-то случилось и вы рассорились? – продолжил давить черноволосый.

– Мы не могли рассориться – я из другого поколения, – очень спокойно и очень доходчиво, как маленькому, объяснила Ада. – Сколько себя помню, Розалия всегда была старухой, во всяком случае, в моём восприятии. Причём не доброй бабушкой-соседкой, а нелюдимой и злобной ведьмой. В детстве мы её боялись и рассказывали о ней страшные истории.

– С возрастом это изменилось?

– С возрастом я стала редко появляться в «Сухарях».

– Да, нам сказали, – обронил рослый.

– А ещё нам рассказали, что в вашем доме жил человек, – резко произнёс брюнет.

– Мой друг, – после короткой паузы подтвердила девушка. – Но я не вижу связи…

– Ада Николаевна, мы уже поговорили с охранниками. В том числе о том, о чём вы с друзьями говорили с ними вчера. – Брюнет чуть подался вперёд. – Но ведь вы не собирались скрывать от нас эту информацию?

– Я не дура, – вздохнула Ада.

– Это мы уже поняли, – признал черноволосый. – Кто здесь жил?

– Охранники не рассказали? – Девушка посмотрела на лежащую на столе пачку сигарет, но не потянулась к ней.

– Пожалуйста, ответьте на вопрос.

– Здесь несколько дней провёл Руслан Аскеров. Мой хороший друг.

– Вы разрешили ему пожить в доме?

– Скажем так: я не была против.

– Объясните, пожалуйста.

– Руслан любит «Сухари», ему тут очень нравится и очень комфортно, но его родители продали дом, поэтому я дала Руслику ключи, и он не всегда ставил меня в известность, что едет сюда.

– Для вас это нормально?

– Я живу в другом доме и могу себе позволить не сдавать этот. – Ада едва заметно передёрнула плечами. – Так почему бы не разрешить другу детства тут бывать?

– Вы были любовниками?

– Да.

И не улыбнулась, увидев, что милиционеры не ожидали от неё столь короткого и прямого ответа. Не улыбнулась, хотя имела полное право отпраздновать маленькую победу. Зато объяснила:

– Если бы на ваш вопрос я ответила отрицательно, у вас наверняка остались бы сомнения, а теперь их нет. И мы движемся дальше, полностью доверяя друг другу, не так ли?

Дознаватели в очередной раз переглянулись, и рослый покачал головой:

– Беру свои слова обратно: вы держитесь не просто великолепно, Ада Николаевна, вы – совершенство.

– Ко мне сватается замминистра, милый. Приходи, когда станешь хотя бы генерал-полковником.

Однако взгляд Ады обещал совсем другое.

– Чёрт! – пробормотал рослый и машинально потёр обручальное кольцо.

Ада опять не улыбнулась.

– Ваш друг здесь прятался? – уточнил второй милиционер.

Тишина.

– Мы говорили с охранниками, – напомнил черноволосый. – Они рассказали всё, что знали. Или то, что им разрешили рассказать.

– Руслик проигрался.

– Много?

– Я не знаю, но раз он не обратился за помощью ни ко мне, ни к родителям – очень много.

– Он часто обращался?

– Никогда. Но Руслик знал, что у меня есть деньги и если станет совсем плохо – я обязательно помогу.

– Почему же не обратился? По вашему мнению, конечно.

– Помимо всего прочего, Руслик знал мой финансовый потолок, – ровным голосом сказала девушка. – Поэтому я и подозреваю, что речь идёт об очень большой сумме.

– Вы знали, что он здесь прячется?

– Узнала вчера.

– Охранники позвонили?

– Охранники знали, что Руслик может приезжать, когда ему вздумается, – медленно ответила Ада. – Нет, всё получилось случайно: мы с друзьями решили устроить вечеринку и позвонили Руслику. А он сказал, что здесь. Мы сначала не поняли, что случилось, подумали, что он решил уединиться с очередной подружкой… Руслик… весьма любвеобилен.

– Вы ведь сказали, что любовники? – растерялся брюнет.

– Но я не сказала, что мы единственные друг у друга, – легко ответила Ада.

– Извините.

Рослый отвернулся. После второго прикосновения к кольцу он старался не смотреть на девушку.

– В общем, когда Руслик объяснил, что случилось, мы решили приехать к нему.

– Зачем?

– Родители моих друзей – люди со связями, мы хотели точно выяснить, что случилось, и понять, как можно помочь. Но к сожалению, мы опоздали.

– Его здесь не было?

Отвечать на этот вопрос девушка сочла ненужным.

– Мы поговорили с охранниками… и узнали то, что узнали вы.

– В доме были следы борьбы?

– Нет.

– Вы уверены?

– Я бы не стала скрывать.

– Вас могли заставить скрыть следы, например, угрозами, – вздохнул черноволосый.

И этот вздох показал девушке, что она сумела убедить недоверчивого брюнета в своей непричастности к случившемуся. Что же касается рослого, то он… последние четверть часа вообще не думал.

– Если это так, вы тем более ничего от меня не узнаете. Но угроз не было. И следов не было. – Ада помолчала. – Вы его найдёте?

– Только в том случае, если его отпустят, – честно сказал рослый.

– Что?

– Мы думаем, что ограбление соседнего дома не более чем прикрытие, – угрюмо произнёс черноволосый. – Бандиты решили, что раз госпожа Збарская их видела и сможет описать, она стала опасной. Они вернулись и убрали свидетеля.

– Убрали свидетеля? Но… – Ада по очереди посмотрела на дознавателей. – Это означает, что Руслик… что его…

Милиционеры молча смотрели ей в глаза.

Ада продержалась несколько секунд, а затем разрыдалась.

– Не может быть, чтобы человек за десять дней никого не встретил! – взорвался Анзоров. – Так не бывает! Мы, чёрт возьми, не в пустыне!

– Там не пустыня, там большой лес, – вздохнул Вербин. – И если Бархин не хотел ни с кем встречаться – у него могло получиться.

– Летом на Селигере полно туристов.

– Поэтому никто не обратит внимания ещё на одного. Прошёл мимо человек – и прошёл, как вы правильно сказали: туристов полно. Мы не сможем найти свидетелей, которые подтвердят и уж тем более опровергнут слова Бархина.

– Пусть покажет маршрут, которым двигался.

– На основании чего?

Следователь умолк. Помолчал, очень тихо ругнулся и спросил:

– У нас на него ничего нет?

– Только автомобиль восьмого числа в «Сухарях». Но на этот день у Бархина стопроцентное алиби.

Анзоров тихо выругался.

– Давайте выдохнем, помолчим и продумаем каждую деталь, – предложил Шиповник. – Что мы знаем наверняка?

– Утром восьмого июля Бархин вышел из дома, загрузил «Range Rover» и отправился на Селигер, – доложил Вербин. – Машину оставил в деревне, у хозяев, с которыми знаком более десяти лет, у них же переночевал. О своём приезде предупредил за две недели. Вечером восьмого Бархин позвонил жене, а рано утром, ещё до того, как хозяева проснулись, ушёл.

– И вернулся через десять дней?

– В четверг, двадцать первого июля, примерно в то же время, когда мы обнаружили Брызгуна.

– И всё это время телефон Бархина был выключен?

– К сожалению, нет, – вздохнул Колыванов. – Я проверил: Бархин действительно включал телефон по понедельникам, звонил заместителю и жене. В обоих случаях звонки были сделаны из леса.

– Не с какой-нибудь железнодорожной станции?

– Нет.

– Расстояние между… – Анзоров пошевелил пальцами, пытаясь подобрать нужное слово, и остановился на странном: – между понедельниками?

– Километров тридцать. – Феликс понял, что имеет в виду следователь.

– Маловато для недели движения.

– Бархин не говорил, что перемещался всё время похода. В понравившихся местах он мог оставаться и день, и три. Главное, чтобы поблизости не было людей.

– Интересная привычка.

– Лучше, чем бухать.

– Ну, пожалуй. – Анзоров взял со стола карандаш, покрутил его, замер, словно раздумывая, не сломать ли, но проявил уважение к хозяину кабинета – вернул на место – и подытожил: – То есть мы не знаем, где Бархин был с восьмого по двадцать первое, но при этом не сможем опровергнуть его весьма условное алиби?

– Если Бархин возвращался в Москву, можно попробовать проверить видеокамеры на станциях, вокзалах и в электричках, – предложил Колыванов. – Но если он и в самом деле Кровосос, мы ничего не найдём, потому что Кровосос знает, как их избегать.

– И какие версии? – поинтересовался Шиповник.

– Их ровно две, – ответил Вербин. – Либо Бархин – Кровосос, либо Кровосос очень хорошо знает его расписание.

– Другими словами, Кровосос хорошо знает и Брызгуна, и Бархина?

– Можно сказать и так.

– И сейчас у нас есть лишь одна кандидатура – Ада Кожина?

– В действительности кандидатов может быть больше, поскольку Бархин очень плотно общался с Брызгуном и у них достаточно общих знакомых, – покачал головой Феликс. – Кроме того, Бархин ни от кого не скрывал свою привычку бродить по Селигеру, что существенно расширяет круг подозреваемых.

– Давайте пока сосредоточимся на первой подозреваемой, – предложил Шиповник. – Из вашего доклада я понял, что женщина весьма умна?

– Вы действительно думаете, что Ада Кожина может оказаться Кровососом? – округлил глаза Колыванов.

– Ты находишь это странным?

– Ну… – Гена посмотрел на Вербина, ещё больше удивился, увидев, что Феликс весьма спокойно отнёсся к версии Шиповника, и смутился: – Я его представлял мужчиной.

– Знаю, в это трудно поверить, но женщины тоже бывают убийцами, – наставительно произнёс Анзоров. И не было понятно, шутит он или говорит серьёзно.

– Я об этом догадывался, – пробормотал Колыванов.

– Насколько догадывались?

– В смысле?

– Вы проверили перемещения Кожиной?

– Да.

– Тогда почему вы удивились нашим подозрениям в отношении Кожиной? – Следователь плавно назвал предположение Шиповника их общим. Но на это никто не обратил внимания.

– Во-первых, как я уже говорил, я считал Кровососа мужчиной, возможно, подсознательно, – ответил Колыванов. – Во-вторых, Ада Кожина присутствовала на большой светской вечеринке в воскресенье, семнадцатого июля, когда Кровосос подкладывал нам вторую жертву.

На этот раз Анзоров выругался громко и без стеснения.

– Вы уверены?

– Её фото есть на сайте, а имя упоминается в репортажах с той вечеринки.

– Она часто ходит на подобные мероприятия? – вдруг спросил Вербин.

– Понятия не имею, – развёл руками Колыванов. – Но даже если это был дебют, он удивительным образом подарил Аде Кожиной непробиваемое алиби на один из интересующих нас дней.

– А на другие дни? – не сдавался Анзоров. – Что у неё с четырнадцатым июля?

– Если верить телефону, этот день Кожина провела в своей московской квартире.

– Весь день?

– Да.

– Ей кто-нибудь звонил?

– Да.

– Во сколько?

– Какая разница, если она была дома?

– Дома был её телефон, – жёстко добавил Шиповник, начавший подозревать, что Колыванов не довёл дело до конца. – Но телефон мы ни в чём не подозреваем.

– Ах, вот в чём дело… – Гена покраснел. – Согласен…

– Во сколько были зафиксированы звонки? И был ли промежуток времени, в который звонки не принимались, сама Кожина никому не звонила?

– С девятнадцати до полуночи не было ни одного звонка, – сообщил Колыванов, заглянув в планшет.

– А до девятнадцати звонков было много?

– Три за весь день.

– Она не очень общительная, – отметил следователь.

– Либо день выдался таким… – протянул Шиповник. – А что было восьмого числа?

– Обычные звонки.

– А телефон?

– Был дома и немного покатался по Москве, – рассказал Гена. – Но если мы заговорили о восьмом числе, то в этот день телефон Брызгуна весь день находился в его квартире и ни разу не использовался.

– Ни одного принятого или сделанного звонка за весь день?

– Так точно.

– Кровосос был в Воронеже, Кожина болталась по Москве, а Бархин ехал на Селигер, – перечислил Шиповник. – Получается, Брызгун сам купил мышей?

– Мышей купил Кровосос, – напомнил Феликс.

– Эксперты прислали срочное сообщение, – громко произнёс Анзоров, глядя в смартфон. – Один из обнаруженных в «Camry» волосков принадлежит Брызгуну.

Несколько мгновений полицейские переваривали информацию, после чего абсолютно растерявшийся Колыванов задал единственный вопрос, который задавать не следовало:

– Это точно?

Встретился взглядом со следователем, потом – с Шиповником, едва слышно выругался и вздохнул.

Машину, в которой обнаружили третью жертву, эксперты проверяли с неимоверной тщательностью – надоело получать по шапке за отсутствие результатов. И вот удача им улыбнулась.

– Кровосос не мог совершить столь нелепую ошибку, – очень тихо сказал Вербин. – Волос подброшен.

– Мы никогда этого не докажем, – в тон ему ответил Шиповник.

– Девятнадцатого Брызгун уже был под препаратами!

– И тем не менее он ухитрился оставить волос, – протянул Анзоров, в голове которого уже выстраивалась стройная версия.

– Мы запутались, – уныло бросил Колыванов.

– Нас запутали, – уточнил Шиповник. – Точнее, пытаются запутать.

– И ведь получается.

– Получалось, – не согласился следователь. – Волосок всё меняет.

– Он сомнителен.

– Вы предлагаете его скрыть?

– Мы не имеем права его скрывать, – после паузы ответил подполковник.

– Совершенно верно, – рассмеялся Анзоров, чьё настроение улучшалось на глазах. – Феликс, вам есть что сказать? Если есть – говорите сейчас, посмотрим, как ваши догадки согласуются с фактами.

А фактами, точнее, главным фактом для следователя стал волосок из «Camry».

– Мы с самого начала думали, что Кровосос – это один человек, – медленно ответил Вербин. – И преступления были выстроены так, чтобы их мог совершить один человек. Но…

– Но? – прищурился Шиповник.

– Кожина не привозила первое тело из Подмосковья, четырнадцатого числа она занималась только каршерингом. После чего Кожина поехала домой, а её напарник – в логово.

– Был второй убийца, – добавил сообразивший, что к чему, Колыванов. – Чёрт, это же очевидно!

– Брызгун? – быстро спросил следователь. – Мы ведь не знаем точно, когда его убили.

– Медэксперты говорят, что Брызгуна держали под капельницей не менее пяти дней, – напомнил содержание предварительного заключения Вербин.

– У нас есть волос.

– Его могли подбросить.

– Кого же вы считаете вторым убийцей? – Следователь перешёл на подчёркнуто официальный тон.

– Бархина.

– Что?! – рявкнул Шиповник.

Рявкнул так, что Вербин, Колыванов и Анзоров вздрогнули. Они, конечно, видели, что подполковник поднёс к уху зазвонивший телефон, но не ожидали такой реакции.

– Что-то случилось?

– Шеф?

– Вы можете сказать, что происходит?

– Сейчас… – Шиповник дослушал сообщение, положил телефон на стол и обвёл собеседников медленным взглядом. – Полчаса назад Илья Бархин найден мёртвым. Тело обнаружено в арендованном на фейковый аккаунт каршеринге.

Убийца издал протяжный стон, выгнулся и затих.

Несколько мгновений в салоне автомобиля царила абсолютная, ничем не нарушаемая тишина, после чего убийца шумно выдохнул и посмотрел убийце в глаза. Убийца вытерла губы тыльной стороной ладони и улыбнулась.

– Мне очень понравилось, – тихо сказал Илья.

– Не сомневаюсь, – промурлыкала Ада.

– Я не только об этом, – уточнил Илья. – Секс с тобой великолепен, но я имел в виду не только его, а всё, что мы сделали.

Он застегнул брюки и удобнее устроился в водительском кресле. Очень довольный, абсолютно расслабленный.

– Действительно понравилось?

– Как ни странно. – Илья медленно провёл пальцами правой руки по рулю. Он не заметил или не захотел замечать, что в тоне, которым Ада задала вопрос, появился новый оттенок. – Мне понравилось убивать вместе, как оказалось, это обстоятельство до предела обостряет мои чувства к тебе. Делает их ярче, насыщеннее. И я очень жалею, что раньше не поговорил с тобой о том, что не смог забыть убийство старухи. Жалею, что хранил свою тайну от тебя.

– Мы все хранили одну и ту же тайну друг от друга, – прошептала Ада.

– С того самого дня.

– С того самого дня.

– Знаешь, тогда я очень сомневался… боялся… Не показывал виду, но очень боялся, и мне не стыдно в этом признаваться. Но я смотрел на тебя и наполнялся уверенностью. Я не мог не пойти с тобой… А когда мы это сделали, я испытал ни с чем не сравнимое наслаждение, меня переполняли эмоции, в которых, как ни странно, не было места страху.

Я хотел ими поделиться, но мы стали вести себя так, будто ничего не произошло.

– Мы договорились не обсуждать убийство ведьмы.

– Да, – согласился Илья. – Но наверное, зря. – Он улыбнулся, немного застенчиво. – Я создал себе жизнь, которой был вполне доволен, но голос внутри…

– Нашёптывал, что чего-то не хватает, – мягко продолжила его мысль Ада. И продолжила правильно.

– Чего-то такого, без чего я не живу. – Они говорили в унисон. – Зарабатываю деньги, завожу нужные знакомства, поднимаюсь по карьерной лестнице, но не живу.

– Отсутствует нечто очень важное.

– Без чего невозможно обойтись.

– Но что уже было в нашей жизни.

– Мы знаем, каково это, и чувствуем, что нам это нужно.

Взгляды встретились, и они замерли. Завороженные. Немного удивлённые тем, что по прошествии стольких лет ещё могут вот так замирать, глядя друг другу в глаза.

– Никто не понимает меня так, как ты, – прошептал Бархин.

– И никогда не понимал, Илья. И никогда не будет понимать.

– Да, – согласился Бархин. – Всё изменилось десять лет назад. Я в тот вечер крепко подрался. Сначала напился на какой-то вечеринке, потом не знаю, где шлялся, а в итоге оказался в районе Курского вокзала. Там полно бродяг, и они, видимо, решили меня обворовать. Но на свою беду, они нашли меня под утро, и я успел проспаться. Когда бродяги стали шарить по моим карманам, я открыл глаза и возмутился. – Короткая пауза, Илья вспомнил тот эпизод, и по его губам скользнула улыбка. Отнюдь не застенчивая. – Их было двое. Они были злы. Но я был моложе и сильнее. Я вскочил на ноги и начал драться. Одному хватило ума отскочить, он отбежал и стал кричать, что я убиваю его друга, потому что я бил его очень сильно… безжалостно… Ты знаешь, я умею – тренировался… – Ещё несколько секунд тишины, после чего Илья повторил: – Убиваю… Когда я услышал эти слова – остановился и отпустил бродягу. Мои кулаки были в крови, а в ушах стоял крик: «Ты его убьёшь!» И я понимал – с удовольствием. Это случилось весной. И тем же летом впервые поехал на Селигер.

– Искать бродяг?

– Искать бродяг, – подтвердил Бархин.

– Сколько?

– Не больше двух за отпуск.

– Я чувствовала, что ты стал другим. Чувствовала, потому что никто и никогда не будет понимать тебя так, как я, – произнесла Ада. Потянулась, взяла с заднего дивана сумочку и поставила на колени. – Однажды я тебе об этом сказала.

Чуть меньше года назад.

«Я всегда хотела за тебя замуж».

– Не этими словами, – заметил Бархин.

– Но ты их услышал. – Ада достала пуховку и, глядя в зеркальце козырька, стала припудриваться.

– Я много думал о том, что ты тогда сказала, – произнёс Илья, внимательно наблюдая за женщиной.

– И что надумал? – Ада сделала всё, чтобы вопрос прозвучал небрежно, однако на этот раз Бархин разобрался в нюансах тона и понял, что женщина волнуется. Впрочем, его и самого потряхивало.

– Надумал… – слова давались Бархину с трудом. – Я долго думал, но спросить решился только сейчас… Ты… ты согласишься стать моей женой?

Ада вздрогнула. И закусила губу.

– Почему сейчас? – Она убрала пудру, но правая рука осталась в сумочке.

– Потому что мы всё оставили позади. – Эту фразу Илья произнёс твёрдо – он её готовил. – Я хотел этого больше, чем поддаться внутреннему голосу, – оставить всё позади. Я давно мечтал оставить всё позади… и только поэтому согласился. Только поэтому.

Между ними стоял Платон. Больше нет.

– Я… – Ада отвернулась, но так, чтобы Бархин заметил, как она смахивает с глаза слезу. Левой рукой.

– Я понимаю, что прозвучало неожиданно… тебе нужно подумать…

– Мне не нужно думать. – Ада повернулась к Илье и очень ласково провела ладонью по его щеке. Ладонью левой руки. – Но прежде чем я скажу «да», ответь, пожалуйста, на один вопрос.

– Хорошо ли я подумал? – улыбнулся Бархин.

– Нет, на другой. – Левая рука Ады скользнула по шее мужчины и легла на его плечо. Он смотрел в её глаза не отрываясь. А она – в его. И очень мягким голосом беззаветно любящей женщины спросила: – Скажи, Илья, зачем в тот день вы взяли с собой верёвку?

В тот год им исполнилось по шестнадцать.

И в полном составе они собрались в «Сухарях» только в двадцатых числах июня. Первой приехала Ада – сразу, как закончился учебный год, через две недели подтянулись Илья и Платон, а Руслан явился последним, ещё дней через десять, и гордо сообщил, что большую часть времени будет жить в «Сухарях» один: «Родители сказали, что я уже достаточно взрослый». Новость вызвала понятный ажиотаж, однако Руслан добавил, что соседи – большие друзья родителей – пообещали приглядывать за ним и не допустить превращения особняка в центр весёлой жизни.

«Мы, конечно, сможем делать всё, что захотим, но осторожно».

«Насколько осторожно?»

«Чтобы не попасться. Самое главное – должно быть тихо».

Участок Аскеровых располагался в центре «Сухарей», соседи у них были с трёх сторон из четырёх, поэтому «тихо» в данном случае означало «совсем тихо»: родители сказали Руслану, что второго шанса не будет и любая жалоба, хоть от соседей, хоть от администрации посёлка, станет последней – свободная жизнь закончится.

Тем не менее всем стало понятно, что эпоха большой террасы в доме Кожиных закончилась и в этом году основную часть времени они проведут в особняке Руслана. Который приехал в «Сухари» немного другим: ещё более уверенным, дерзким и взрослым, особенно на фоне Ильи и Платона. Приехал не юноша, а молодой человек. Ада это отметила, но не придала значения, сказав себе, что все они будут расти и взрослеть и нет ничего особенного в том, что у одного из мальчиков этот процесс начался раньше. К тому же их заводила попросту не мог не оказаться первым.

Руслан изменился, однако оставался тем самым Русликом, которого они знали и любили с детства: смеялся над шутками, гонял на велосипеде, хотя похвастался, что если до конца июля жалоб от соседей не поступит, отец купит ему мопед, купался, ходил в лес – в том году уродилось необыкновенно много «колосовиков», и в какие-то моменты Ада ловила себя на мысли, что она выдумала подмеченные изменения, что Руслик точно такой, как раньше, просто она видит в нём то, чего нет.

И тот, особенный, день начался как обычно.

Руслан заехал за Адой около полудня, поздоровался с выглянувшей в окно мамой, согласился, что очень жарко и лучше подольше побыть на Оке. Сказал, что вернутся не позже пяти, чтобы «нормально пообедать», и помчался вслед за Адой, которая отправилась к «лесным» воротам посёлка, не дожидаясь друга. Ездить на Оку по тропинке ребята не очень любили, но это была самая короткая дорога на «дальний» пляж, где они предпочитали зависать, вот и приходилось мириться с неудобствами. В том числе с тем, что на границе смешанного леса кусты были такими густыми, что приходилось слезать с велосипедов. И когда они остановились, Руслан неожиданно предложил:

– Может, подождём пацанов тут? Заодно отдохнём.

– Ты устал? – удивилась девочка.

– Я человек самостоятельный, сам себе завтрак готовил, вот и умаялся, – пошутил в ответ Руслан.

– Давай подождём, – согласилась Ада. – А они скоро?

– Я думал, что это они будут нас ждать.

– Может, они уже купаются?

– Нет, мы договорились встретиться по дороге.

Руслан бросил на траву полотенце и уселся на него, прислонившись спиной к дереву, Ада устроилась рядом. Тропинка оказалась скрыта кустами, поэтому девочка спросила:

– Мы их не пропустим?

– Они когда-нибудь тихо ездили?

– Нет, – рассмеялась Ада.

– Значит, не пропустим. – Руслан помолчал, после чего повернул голову и посмотрел Аде в глаза. – Можно, я задам немного странный вопрос?

– Очень странный?

– Он обычный, даже естественный, но может показаться странным, – уточнил юноша.

– Задавай, – тихо ответила Ада. Она поняла, что хочет знать Руслик, и немного заволновалась. Совсем чуть-чуть.

– Скажи, ты уже целовалась с кем-нибудь?

– Почему ты спрашиваешь?

– А почему нет? Сейчас это естественно.

– Сейчас?

– В нашем возрасте.

Целовалась, конечно, и даже не с одним мальчиком. В первый раз это вообще случилось в тринадцать лет, но Сашка так смутился, что этот случай не считается. А в прошлом сентябре Аде стал оказывать знаки внимания вытянувшийся за лето Гаврилов, и вот с ним…

– Он твой парень?

– Кто? – вздрогнула задумавшаяся Ада.

– Тот, кого ты сейчас представляла, – легко рассмеялся Руслан.

– Ну… наверное. – Она смутилась, поняв, как легко «прочитана», и медленно ответила: – Можно сказать и так.

«Гаврилов – мой парень? Мы много времени проводим вместе, целуемся, родители улыбаются, когда нас видят…» И дома, и в школе их считали парой, но ничего большего, кроме поцелуев, у Ады пока не было. А вот будь на его месте Илья…

– А у тебя есть девушка? – спросила Ада для того, чтобы не говорить о себе.

– Да, пожалуй, её можно так назвать.

– Ты не считаешь её своей девушкой?

– Я ещё не определился, – честно ответил Руслан. – Но мне с ней хорошо.

– Целуетесь?

– Показать как?

– Руслик! – Ада попыталась отстраниться, но только чуть. Шутя. Потому что вопрос… показался интересным. Хоть и не очень уместным, учитывая, что скоро должны приехать Илья и Тоша. Что они подумают, если увидят их целующимися?

– Я серьёзно, – не отставал Руслан. – Сравним впечатления?

– Мы ведь дружим, – напомнила Ада.

И неожиданно услышала:

– Я часто представляю, что целую тебя. – Руслан тихо признался, мягко беря девочку за руку. – Давно представляю.

– Руслик…

– А ты? Ты когда-нибудь думала обо мне не как о друге?

– Я…

Он чуть подался вперёд. Не навалился, но оказался совсем рядом. Тёплый, близкий, жаждущий… и Ада потянулась навстречу. Поцелуй получился крепким, жарким, кружащим голову, а главное – всё объяснившим. Абсолютно всё. Уверенность, с которой Руслан её поцеловал, показала Аде, что рядом с ней сидит мужчина. Может, ещё не очень опытный, но абсолютно точно – мужчина. Ада ни за что не смогла бы объяснить, как она это почувствовала, но знала, что не ошиблась.

А Руслан понял, что она поняла.

Улыбнулся, глядя девушке в глаза и не выпуская её из объятий, рассказал:

– Её зовут Марина, девчонка из моего класса. Мы с ней всегда нормально относились друг к другу, но ни о чём таком не думали. А в прошлом сентябре увиделись, и нас потянуло. По-настоящему потянуло.

– Целоваться?

– Не только, – прищурился Руслан.

Ада поняла, что рассказ её взволновал.

– У тебя… с ней было?

– Второго сентября, у неё дома, после уроков, – продолжил Руслан мягким, чуть рокочущим голосом. – Потом почти каждый день, а потом, в декабре, нас засекла её старшая сестра.

– И что?

Но он не собирался умолкать, поэтому вопрос прошелестел незамеченным.

– Ей двадцать четыре, жених, все дела… кстати, они в августе свадьбу играют, я приглашён… И ей было по приколу со мной кувыркаться.

– Ты серьёзно? – изумилась Ада.

– Катя сказала, что иначе расскажет обо всём родителям, ну и Маринка не стала спорить. В таких делах главное – чтобы не узнали те, кому не положено знать.

– То есть ты… спишь… – Аде не сразу далось это слово, – с обеими сёстрами?

– И по очереди, и одновременно, – с гордостью сообщил Руслан.

– И как тебе?

– А по поцелую ты не поняла?

Ада закусила губу.

– Хочешь, покажу, чему научился у Кати?

Девочка поняла, что давно ждала этого вопроса. Знала, что услышит его. И боялась услышать.

– Давай лучше поедем дальше? А пацаны нас догонят.

Она попыталась подняться, но поняла, что легко освободиться из объятий не получится. Руслан не был груб, но обнял так крепко, что Ада поняла – не выпустит.

– Тебе же понравилось со мной целоваться, – прошептал он.

– И что? – Она чувствовала, что краснеет.

– Давай поцелуемся ещё?

– Только поцелуемся?

– Если не захочешь ничего больше.

– Я не захочу, – пообещала Ада, подставляя губы.

– Я знаю, – прошептал Руслан, припадая к ним.

Второй поцелуй получился много лучше первого: невыносимо сладким, многообещающим… От второго поцелуя голова закружилась по-настоящему… особенно после того, как Ада оказалась лежащей на полотенце, чувствуя тяжесть навалившегося Руслана и то, как его рука проникает под футболку.

– Руслик… ты же обещал…

Но кто же будет вспоминать обещания? Да и голос Ады был не резким, а просящим… и просящим неуверенно…

Да и как можно быть уверенной, когда кружится голова, а по телу разливается приятная истома? Руслан успел расстегнуть лифчик, поднял чашечки вверх и стал нежно целовать большую грудь девочки, чуть покусывая розовые соски. А левую руку запускает в шорты…

– Руслик…

– Ада…

Это было похоже на сон. Это и был сон. Неожиданный сон с неизвестным финалом. Сон-желание. Сон-страсть. И Ада окунулась в сон, умело созданный Русланом… который многому научился за прошедший год и умело разжёг девушку, доведя её до исступления. Затуманив ей голову так, что Ада не заметила, как осталась совсем без одежды. И вошёл в неё, когда Ада просила сама… просила требовательно… просила и жаждала… Вошёл очень мягко, потому что догадывался, что станет первым, почувствовал сопротивление, почувствовал, как Ада вздрогнула, сжал её чуть крепче и поцеловал… Увидел её глаза, увидел в них то, что хотел, улыбнулся и задвигался чуть быстрее. Когда понял, что Ада стала отвечать, окончательно освоился, привстал, забросил ноги девушки на плечи и ускорился, задав высокий темп и заставив Аду тяжело задышать и заскрести по земле пальцами.

Застонали они одновременно.

А замолчав, Руслан несколько секунд тяжело дышал, разглядывая подрагивающую девушку. Затем наклонился и поцеловал в губы.

– Тебе понравилось?

– Да.

– Очень?

Она промолчала.

– Очень? – с напором переспросил он.

– Мне не с чем сравнивать.

Руслан засмеялся, вновь поцеловал Аду и, продолжая мягко удерживать девушку за плечи, негромко сказал:

– Это пока.

– Что?

А в следующий миг она услышала шелест травы и попыталась встать.

– Ребята?

– Да, это ребята.

Ада покраснела от стыда, от мысли, что Илья и Платон увидят её голой. Их с Русланом – голыми, и его следы на её животе, и ещё…

– Они нас услышали? Давай скорее одеваться!

Сказала – и задрожала, прочитав ответ в глазах Руслана. Поняла, что ребята не услышали их, а слышали, слышали всё, что происходит, притаившись за кустами в ожидании своей очереди. Илья и Платон. Потные. Жадно разглядывающие голую девочку. С оттопыренными шортами.

– Не смейте! – простонала Ада.

– Мы ведь друзья, – напомнил Руслан, прижимая девочку к земле. – Друзья должны делиться всем, что у них есть, давать всё, что попросят, а не отталкивать… не вырываться…

За спиной Руслана появился Илья.

– Опомнись! – крикнула ему Ада. – Что ты творишь? Илья!

– Не тормози! – резко приказал Руслан.

– Илья!

– Не тормози, – повторил Руслан. – Тоша, помоги мне!

Ему становилось трудно удерживать вырывающуюся Аду, и Платон бросился на помощь. А Илья спустил шорты и неумело устроился сверху.

Ада взвыла.

И не прекращала кричать, несмотря на уговоры и попытки заткнуть рот. Кричала, вырывалась, рыдала, звала на помощь… Иногда получалось громко, но чаще – едва слышно, лишь широко раскрывая рот, но ей казалось – оглушительно громко. Кричала, чувствуя, что движения Ильи становятся всё более и более уверенными. Как он устраивается удобнее и управляет её бёдрами. Кричала, когда Руслан предупреждал Илью «не увлекаться и не остаться внутри». Кричала, когда поняла, что Илья всё выполнил в точности.

Кричала.

Ада отчаянно звала на помощь, и помощь пришла.

Мара прибежала, когда с Адой был Платон, и её появление заставило парня ускориться. Смазало удовольствие от первого раза, как он однажды признался. Но потом. Потом признался.

А Мара прибежала поздно, но вела себя так, будто успела вовремя. И готова была растерзать обидчиков девочки. И наверное, растерзала бы. Или покусала. Или позволила Аде убежать…

Но ловкий удар Ильи всё изменил.

И смерть большой чёрной собаки накрыла Аду крепче, чем учинённое насилие. Страшная смерть. Вид дикой расправы наполнил девушку ужасом, в котором Ада едва не захлебнулась. Но она справилась. Превозмогла себя, став другой второй раз за день.

Справилась.

И заставила себя, не отрываясь, смотреть, как Руслан, Илья и Платон пинали Мару, вымещая на ней страх и злобу, как Руслан приказал Платону отыскать подходящий сук, а сам достал из рюкзака верёвку, как Илья приподнимает голову Мары. Смотрела не отрываясь, но ей казалось, что видит сон. Не верила, что мальчики… что её мальчики, которых она знала с детства и которым безоговорочно верила, способны на такое. Ада отчаянно хотела проснуться, молила Бога, чтобы он обернул происходящее страшным сном, но услышала лишь вопрос Руслана: «Ты пойдёшь смотреть?» Ответила: «Да», – и отправилась смотреть, как Руслан, Илья и Платон вешают мёртвую Мару.

Большую чёрную собаку.

Её друга.

А потом слушала Руслана, который говорил, что они – самые лучшие друзья на свете, что они всегда будут вместе, что история их жизни не могла пойти иначе и что они всегда будут относиться к «своей принцессе» с уважением и любовью. Что теперь они не просто друзья, а настоящая семья.

– Мы тебя любим, Ада, мы все. И всё, что здесь произошло, – произошло из-за любви. Из-за нашей любви к тебе.

Он был и самым взрослым, и самым наглым.

Илья и Платон не показывались на глаза три дня, а Руслан заявился уже на следующий, дружески поздоровался с выглянувшей в окно мамой и позвал Аду кататься.

И Ада поехала.

– Ты ел сегодня? – спросила Криденс, глядя на то, с какой жадностью Вербин «сметает» суп-гуляш.

– Бутерброд утром, – ответил Феликс. – И кофе.

– И всё?

– И ещё кофе.

– Много?

– Меня от него тошнит.

– Понятно. – Криденс улыбнулась. – Ещё чего-нибудь съешь?

– Не, достаточно. – Феликс вытер губы, бросил салфетку на тарелку и вздохнул: – Разве что чай.

– Может, пива?

– Никакого желания.

Вчера, в воскресенье, Вербин пришёл домой поздно и сразу завалился спать, сегодня поднялся в шесть, бесшумно собрался, ухитрившись не разбудить Криденс, и явился в «Небеса» под вечер – голодный и недовольный.

– Как у тебя? – спросила девушка после того, как принесли чай.

– Так себе, – честно ответил Феликс. – Новости видела?

– Мне кажется, их все видели, – Криденс кивнула на ближайший телевизор, на котором как раз появилось изображение стоящего перед репортёрами Анзорова. Следователь был строг, сосредоточен и смотрел на журналистов с видом человека, который вышел победителем из тяжелейшей схватки, но в награду получил прыжок со скалы.

– Расследование продолжается, поэтому окончательные выводы будут представлены позже, – произнёс Анзоров, глядя прямо в объектив. – Однако у следственной бригады нет никаких сомнений в том, что бизнесмен Илья Бархин, который предположительно покончил жизнь самоубийством в ночь на воскресенье, имел непосредственное отношение к преступлениям Кровососа.

– Бархин и есть Кровосос? – уточнил один из репортёров.

– Я не могу делать подобные заявления до тех пор, пока не будут собраны все доказательства. Бархин причастен к преступлениям, однако степень его причастности ещё предстоит определить. Не забывайте, что Бархин попал в поле нашего зрения всего лишь два дня назад.

– Убийства будут продолжаться?

Анзоров вздрогнул, по всей видимости, ругнулся – про себя, – но ответил твёрдо:

– Мы считаем, что убийств больше не будет.

Посетители «Небес», которые внимательно слушали интервью, возбуждённо загалдели, и Криденс увлекла Феликса во двор – не хотела продолжать разговор там, где их могли услышать.

– Убийств действительно больше не будет?

– Мы на это надеемся. Особенно – наш следователь.

– Анзоров хочет повесить убийства на Бархина?

– На Бархина и Брызгуна, – уточнил Вербин. – У Бархина есть железное алиби на некоторые даты, а значит, если он убийца, то действовал не в одиночку. Сейчас идёт тщательная проверка и согласование всех фактов, но именно проверка: «вешать» убийства на Бархина нет необходимости – он абсолютно точно к ним причастен.

– Много улик? – поняла Криденс.

– Более чем достаточно, – подтвердил Феликс. – Мы нашли Бархина в машине, взятой на фейковый аккаунт: на пассажирском сиденье лежал дешёвый смартфон, с которого и была оформлена аренда. Разумеется, с отпечатками пальцев Бархина. Другими словами, есть совпадение по методу. Смартфон не является доказательством причастности Бархина, но для нас это подтверждающий фактор. – Вербин раскурил сигарету. – На заднем сиденье мы нашли рюкзак с ноутбуком, на котором были сделаны видеоролики Кровососа. На ноутбуке есть отпечатки Бархина. Как видишь, материалов более чем достаточно. Что же касается Брызгуна, то его привязывает к происходящему волосок из «Camry», очень прочно привязывает.

– А ты думаешь, что волосок подбросили?

– Думаю, хотя у меня нет никаких оснований так считать.

– И подбросила его…

– …Ада Кожина, – закончил за девушку Вербин. – Это гениальный ход: мы ничего не знаем о перемещениях Брызгуна за этот период времени. Зато знаем, что у Кожиной есть твёрдое алиби на некоторые важные даты.

И всё, что делала Ада, будет повешено на Брызгуна.

– Бархин оставил записку? Хоть как-то объяснил свой поступок? – поинтересовалась Криденс. – Он точно застрелился?

– Это самый важный вопрос, – серьёзно ответил Феликс. – Записки или другого послания мы не нашли, что, учитывая склонность Кровососа к эффектным постановкам, довольно странно. Сейчас эксперты проводят повторное, очень тщательное исследование, до миллиметра измеряют длину руки, ствола, сопоставляют их с траекторией полёта пули – поэтому Анзоров и уклоняется от прямых ответов. Я ещё не знаю, какие выводы сделают ребята на этот раз, но предварительное заключение – суицид.

– Однако его можно сымитировать? – спросила девушка.

– Конечно. Но если имитация выполнена хорошо, мы не сможем её доказать, поскольку всё, чем мы оперируем, – это геометрия.

– Согласна. – Криденс помолчала. – Но для суицида нужен мотив.

– Почему ты не веришь в самоубийство Бархина? – поинтересовался Вербин.

– А ты веришь?

– Пожалуйста, ответь на мой вопрос. – Феликс улыбнулся и, как в детстве, добавил: – Я его первым задал.

– Извини. – Криденс прикоснулась к плечу мужчины. – Мне этот финал кажется странным. Незаконченным, если хочешь. У меня, как ты понимаешь, нет никаких доказательств или улик, но есть ощущение, что человек, задумавший и совершивший те убийства, не мог просто взять и застрелиться. Концовка смазана.

– Так ведь режиссёр мёртв, некому было продумывать финал. – Феликс помолчал. – И разве записка смогла бы сделать финал менее смазанным?

– Нет, он остался бы таким, – согласилась девушка. – Но записка, написанная рукой Бархина, позволила бы поверить даже в смазанный финал. А пустота вызывает сомнения.

Феликс отвернулся, и Криденс поняла, что он с ней полностью согласен. И напомнила:

– Теперь твоя очередь отвечать. Что с мотивом суицида?

– Мотив нужен, – не стал отрицать Вербин. – Но только не сумасшедшим.

– Разве Бархин официально признан сумасшедшим?

– Не признан. Однако в глазах нормальных людей серийный убийца всегда представляется сумасшедшим, потому что нормальный человек такое не совершит – только псих. А психу, как считают люди, особых мотивов не надо: щёлкнуло что-то в голове – убил, щёлкнуло в соседней части мозга – застрелился сам. Поэтому любого объяснения, даже невнятного, будет достаточно. А невнятное объяснение у нас есть.

Последний видеоролик Кровососа получился коротким, всего на полторы минуты. Его открывали кадры, снятые налобной камерой в подвале: вскрытие сонной артерии, ампутация пальцев, заворачивание тел в полиэтилен. Кадры шли в полной тишине. И только в финале, когда на экране появился сидящий в ванне Брызгун, зрители услышали знакомый по прошлым видео голос:

– Вы это видите, а я это делал. Вы можете сказать себе, что кадры постановочные, убедить себя, что смотрите кино, или просто отвернуться… а я выпускал им кровь и отрезал пальцы. Я улыбался, когда делал это, а теперь не могу спать.

А когда забываюсь – вижу лицо моего друга, моего единственного, настоящего друга, которого я убил. Я вижу его лицо и вскакиваю… И понимаю, что натворил. И ещё понимаю, что не смогу с этим жить… Тоша, Тоша… как же я перед тобой виноват…

Ролик был загружен в Сеть незадолго до полуночи, но в общем доступе он появился ровно в полдень понедельника.

– Время смерти – самое начало первого, – продолжил рассказ Вербин. Первую сигарету он докурил до фильтра, жадно, и Криденс думала, что тут же схватится за вторую, но Вербин сдержался. – То есть Бархин вполне мог выложить ролик, убрать ноутбук в рюкзак и застрелиться.

– Зачем убирать ноут? – не поняла девушка.

– В принципе незачем, – согласился Феликс. – Но Кровосос очень точен и аккуратен в своих действиях, так что я этой детали не удивился.

– Допустим. – Криденс помолчала. – Во сколько его нашли?

– Около десяти утра.

– Так поздно?

– Во-первых, машина стояла в глухом месте, – объяснил Вербин. – Во-вторых, в воскресенье люди просыпаются не то чтобы рано. Но главное – глухое место, обнаруживший автомобиль человек оказался там случайно. – Пауза. – Поэтому, как мне кажется, автоматическая загрузка видео была поставлена на полдень: Кровосос хотел, чтобы поиски тела начались во второй половине дня.

– Бархин не ночевал дома, и его никто не хватился? – продолжила расспросы девушка.

– Жена Бархина живёт в их загородном особняке. Бархин позвонил ей вечером, сказал, что в квартире и скоро ляжет спать. А созваниваться по ночам у них привычки нет.

– Вы проследили путь Бархина? Видели, как он брал машину?

– Нет, путь нам проследить не удалось.

– Почему?

– Бархин оставил телефон дома, а фейковый включил около автомобиля.

– А видеокамер поблизости не оказалось…

– Совершенно, верно. – Сигарета давно закончилась, вторую он раскуривать не стал, но и возвращаться в зал Вербин не хотел: удушающая жара спа́ла и теперь их окутывал тёплый летний вечер, очень приятный и комфортный. – Есть ещё кое-что, о чём мы пока не сообщаем публике: в багажнике автомобиля обнаружено тело Регины Чернышовой.

Криденс сначала нахмурилась, вспоминая, о ком идёт речь, а затем широко распахнула глаза:

– Той самой блогерки, которая соврала, будто видела Кровососа?

– Будто подруга видела Кровососа, – уточнил Феликс.

– А подругу он не тронул?

– Даша под охраной.

– Думаешь, поэтому отступил?

– Нет, – покачал головой Вербин. – Я считаю, что Кровосос был настолько уверен в себе, что не поверил заявлению Регины, но решил её наказать – за подлость.

– Скорее, за тщеславие.

– Или так, – не стал спорить Феликс. – Мы проследили маршрут арендованного Бархиным автомобиля и точно знаем, что он был возле дома, в котором последние дни жила Чернышова – у неё хватило ума сменить квартиру. Причём припарковался Бархин так, чтобы не оказаться в зоне действия видеокамер. Я думаю – это только моё мнение, остальные с ним не согласны, – что Бархин приехал к дому наудачу, он не был уверен, что встретит Регину, а если бы не встретил – уехал. Регине же просто не повезло: она как раз возвращалась домой и проходила мимо машины.

– Вот как бывает – возвращалась домой одна в тот самый день, когда имело смысл остаться дома… – грустно улыбнулась Криденс. – Судьба.

– Да, судьба… – Феликс помолчал. – Бархин одурманил Регину хлороформом, положил тело в багажник и поехал в то глухое место, в котором его нашли на следующий день. И там застрелил.

– Зачем он убил девочку? – спросила Криденс. – Зачем, если собирался покончить с собой? Тебе не кажется это странным?

– Затем, что Кровосос ни за что не оставил бы Регину безнаказанной, – уверенно ответил Феликс. – Я в этом так же уверен, как в том, что он бы положил ноутбук в рюкзак. Это его действия, его штрихи, его характер. Что же касается Регины, то своим глупым шагом она показала себя тем, против кого Кровосос якобы борется. Созданный образ требовал наказать Регину, и Бархин не мог противиться.

– Бархин был Кровососом или Кровосос был им?

В какой момент придуманный образ поглотил своего создателя? И поглотил ли? Или не было никакого выдуманного образа, а был только человек по имени Илья Бархин, который иногда приподнимал маску, показывая истинное лицо? Выпускал на свободу чудовище, а затем вновь принимал облик добропорядочного бизнесмена? Как получилось, что успешный человек, карьера которого находилась на подъёме, превратился в хладнокровного убийцу?

– Был ещё Брызгун, – напомнил Феликс. – Мы вскрыли банковскую ячейку Дианы Шмыги и обнаружили флешку с записью разговора с Брызгуном, в котором тот признаётся в совершении предумышленного наезда, то есть фактически в убийстве.

– Зачем? – вырвалось у Криденс.

– Брызгун не объясняет свои мотивы, во всяком случае, в этом разговоре, но по тому, как он говорит, чувствуется, что ему очень понравилось убивать.

– То есть он убил ради удовольствия? – выдохнула Криденс.

– Да.

Комментировать короткий ответ девушка не стала. Едва слышно прошептала несколько грязных ругательств, после чего заметила:

– Запись означает, что у вас есть мотив.

– Теперь это наша главная версия: Шмыга шантажировала Брызгуна, требуя сделать из себя кинозвезду, и он принял решение её убить.

– И двух подруг?

– Брызгун не мог оставить их в живых: узнав о судьбе Шмыги, они бы наверняка отправились к нам и во всём признались.

– А если бы он выполнил требования Шмыги, у них бы тоже появились новые хотелки, – продолжила мысль Криденс. – Но почему Брызгун не забрал запись?

– Как можно забрать что-то из банковской ячейки? Только вместе с владельцем.

Если потребовать запись угрозами – то в банке у Шмыги появится масса возможностей обратиться за помощью, а уговорить по-хорошему, по всей видимости, не получилось.

– И поэтому напарник Брызгуна решил от него избавиться?

– Да, версия выстраивается такая. И по большому счёту в этой версии есть только одна серьёзная нестыковка – отчёт экспертов, указывающий на то, что Брызгун находился под воздействием веществ не менее пяти дней до смерти. А в один из этих дней Бархин говорил по телефону с офисом, находясь в сотнях километров от Москвы. Однако волосок из «Camry» позволяет посмотреть на нестыковку под другим углом.

– Её можно устранить, – грустно улыбнулась Криденс. – Например, Анзоров уговорит специалистов провести «более детальную экспертизу», которая закончится не таким категоричным выводом.

– Возможно, так и будет, – угрюмо подтвердил Вербин.

– Тогда версия станет окончательной и дело закроют?

– Да.

– И тебя это смущает…

– В первую очередь меня смущает лёгкость, с которой Брызгун и Бархин пошли на убийство трёх женщин, – медленно ответил Феликс, всё-таки доставая сигарету. – И тот план, который они продумали и хладнокровно исполнили.

– Хочешь сказать, что они были готовы пойти на убийство? – поняла Криденс.

– Или уже убивали.

– Ты говоришь о старухе?

– Уверен, что именно они застрелили Розалию.

– Мотив? – быстро спросила девушка.

– Отомстить за друга.

– Допустим… – Криденс тоже достала сигареты. – Они убили старуху и почувствовали вкус крови?

– И он им понравился.

– Вы не можете меня бросить! – почти выкрикнул Платон. – Не можете!

– Ты хоть понимаешь, о чём просишь? – мрачным тоном поинтересовался Илья.

– Ни о чём таком, чего бы мы раньше не делали.

– Не смей так говорить!

– Но это правда. – Брызгун посмотрел на женщину. – Это ведь правда.

– Это было давно, – обронила Ада, раскуривая тонкую сигарету.

– Но это было. Мы знаем, каково это. Мы помним.

– Со временем эмоции притупляются. – Ада, очевидно, старалась не смотреть на Платона, прятала взгляд и так давала понять, что не рада услышанной просьбе.

– У меня не притупились, – ответил Брызгун. Он помялся у стола, затем уселся напротив женщины и горячо продолжил: – Я помню всё, что произошло в ту ночь. Помню в мельчайших деталях. Иногда мне снится, как мы убиваем старуху, как я стреляю в неё… но чаще воспоминания приходят в реальности. Смотрю кино, читаю книгу, пью кофе, стою в пробке – и вижу нас. Вижу часы – 02:45. Вижу её – перепуганную, наконец-то не злобную и не высокомерную, а перепуганную… Вижу, как целюсь в неё. Переживаю тот момент снова и снова. Все чувства, все ощущения – очень ярко. Нет, Адька, у меня ничего не притупилось.

– Захотелось вновь испытать те чувства?

Платон помолчал, глядя на бросившего реплику Бархина, и признался:

– Да.

– Но зачем ты совершил нынешнее убийство при свидетелях? – Ада стряхнула пепел в изящную хрустальную пепельницу.

– Ты можешь не курить?

– Вообще-то мы у меня дома, – небрежно напомнила женщина.

– А, точно. – Брызгун нервно рассмеялся. – А ты можешь не курить у себя дома?

– Достаточно того, что я не курю у тебя дома. – Ада показала Платону сигарету и демонстративно затянулась. Глубоко. – Теперь ты ответишь на мой вопрос?

– Я думал, всё очевидно, – пожал плечами Брызгун. – Такие случаи подворачиваются не каждый день, знаешь ли. Я… я иногда думал, как это будет… и будет ли вообще…

– Думал после ДТП, в которое попал твой приятель? – уточнил Бархин.

– Да.

Илья покачал головой.

– Так вот… я долго не мог понять, как сделать такое же ДТП, но не оказаться за решёткой. Это не так просто, что бы вы там ни думали. И вот – совпало. Я ехал с этими дурами к себе…

– Сразу с тремя? – осведомилась Ада.

– Меня друзья ждали, – махнул рукой Брызгун, показывая, что не желает вдаваться в детали. – Так вот, я везу этих дур, они болтают обо всём на свете, я под их треск задумался… потом неожиданно увидел ту парочку, и, знаете, я не предполагал, что такое возможно. Всё произошло мгновенно, на самом деле – мгновенно, ведь у меня вообще не было времени поразмышлять. Я увидел тех ребят и одновременно – всю сцену со стороны: снег, тёмная улица, они перебегают дорогу в неположенном месте, на дороге изгиб, то есть я мог их не видеть… Потом, когда адвокат мне всё это вдалбливал, объяснял, что нужно говорить, я его слушал и удивлялся тому, что всё это увидел уже тогда. Увидел и осознал. В одно-единственное мгновение.

– И надавил на газ.

– Да. – Платон с улыбкой втянул в себя воздух. – Любой бы из нас надавил.

Илья и Ада переглянулись, но промолчали.

– Скажете, нет?

– Что было дальше? – спросил Бархин, не ответив на вопрос.

– Полиция приехала.

– Я имею в виду – с проститутками.

– Они сразу поняли, что произошло.

– Значит, не такие уж и дуры, – бросила Ада. – Что бы ты там о них не говорил.

– Давай без феминизма, хорошо? – попросил Платон. – У меня большая проблема.

– Шлюхи и есть твоя проблема, – с прежней жёсткостью продолжила женщина. – Я же просто сказала, что ты напрасно назвал их дурами.

– Житейская хитрость не гарантирует наличие ума, – заметил Бархин. Слушая Брызгуна, он уселся на краешек широкого подоконника, оказавшись за спиной Ады, чётко показав, что собирается действовать с ней заодно. Чем не удивил: Илья почти всегда придерживался стороны Ады.

– В общем, девки сразу поняли, что к чему, и уже там, пока мы ждали полицию, сказали, что услуги будут платными, – продолжил рассказ Брызгун.

– И цену оговорили?

– Да. Довольно большую, надо сказать, но оно того стоило.

Ада очень внимательно посмотрела на Платона, отвернулась и закурила следующую сигарету. Брызгун скривился, но промолчал.

– Ты заплатил? – уточнил Илья.

– Да.

– Надеюсь, наличными?

– Конечно.

– Ну, хоть на это у тебя ума хватило.

– Хватит меня оскорблять. – Брызгун несколько раз нервно дёрнул плечом. – В конце концов, шлюхи своё отработали: без их показаний тот проклятый свидетель меня бы закопал.

– Они получили деньги и больше тебя не тревожили?

– Меня не они тревожат, а одна из них. Диана. Те две исчезли с горизонта, а Диана сама позвонила. – Брызгун вздохнул. – Я думал, что она прокутила бабло и хочет ещё, но Диана рассказала, что не может спать, заводится, вспоминая, как я убил тех ребят, и мечтает, чтобы я ею овладел. Именно я.

– И ты не устоял, – констатировал Бархин.

Ада едва заметно улыбнулась, однако от комментариев воздержалась.

– Да я сам заводился, вспоминая об этом, – признался Платон. – Диана предложила потрахаться в машине, на той же улице, где всё произошло. Мы приехали ночью, тоже шёл снег… не такой сильный, как тогда, но тоже шёл. И когда мы подъезжали к тому месту, то заводились… даже не касаясь друг друга… ничего не говоря: просто смотрели на знакомые дома, деревья… вспоминали, как всё было, – и заводились… Когда я остановился… специально чуть-чуть не доехал до того места, чтобы видеть его… Диана взобралась на меня, и знаете, это был лучший оргазм в моей жизни. Самый яркий. Самый насыщенный. Выворачивающий наизнанку. Я кончил, вспоминая, как бампер ударил в их тела и швырнул на землю… И это был взрыв.

По губам Ады вновь скользнула улыбка… которую вновь никто не заметил. Илья сидел за спиной, а Платон мечтательно таращился в окно и посмотрел на женщину в тот момент, когда она уже затягивалась сигаретой.

– Это было очень остро. Диана сказала, что едва не потеряла сознание от своего оргазма, и с тех пор мы частенько навещали ту улицу. Ну и у меня встречались. И у неё.

– Так женись на ней, – зло предложил Илья. – Судя по всему, вы счастливы вместе. Идеальная, мать вашу, пара.

Ада вопросительно подняла брови, показывая, что присоединяется к предложению Бархина.

– Не уверен, что в этом качестве мы смогли бы сохранить естественность наших отношений, – пробормотал Платон.

– То есть ты отказал? – рассмеялся Илья.

– А как бы ты поступил на моём месте?

– Диана предложила тебе жениться на ней? – удивилась Ада.

– Да. – Брызгун тяжело вздохнул. – К сожалению, когда я сказал, что об этом не может быть и речи, выяснилось, что у Дианы есть план «Б». Она весьма спокойно приняла мой отказ, видимо, была к нему готова, и заявила, что в этом случае я должен сделать из неё кинозвезду. Я засмеялся, но поторопился. Диана записала некоторые наши разговоры, те, в которых я описывал, что испытывал во время убийства и после…

– Трепло.

– Я – творческая личность! Я не могу сдерживать эмоции – мне необходимо ими делиться!

– Творческое трепло, – уточнил Бархин. – Шёл бы на крышу и делился. Там весь город у твоих ног.

– Но не слышно аплодисментов, – хихикнул Брызгун. – А Диана внимательно слушала и поддерживала.

– Помогала наболтать на больший срок.

– Увы…

– Короче, ты на крючке? – подытожила Ада.

– На очень крепком крючке, – уныло подтвердил Платон. – Я, конечно, могу начать её проталкивать, но для меня это станет катастрофой – Диану слишком хорошо знают. А она этого не понимает.

– И деньги предлагать бессмысленно…

– Не возьмёт.

– Ей кажется, что наступило время исполнения желаний, – обронил Бархин.

– Диана хочет исполнить мечту, – согласилась Ада. – Естественно, у каждой мечты есть цена, но если дать столько, чтобы Диана отказалась от заветного желания, – опомнятся её подруги. Придётся заплатить им. А потом – снова. И снова. Возможно, они знают, что Диана тебя трясёт, и ждут своей очереди.

Илья молча кивнул. Платон выругался и подвёл черту:

– Короче, Диана закусила удила.

– И чего же ты хочешь? – спросила Ада. Она прекрасно понимала желание Брызгуна, но хотела, чтобы Платон произнёс его вслух.

– Убить её.

– Отвези её на ту улицу и переехай на машине, – посоветовал Илья. – Ещё один незабываемый оргазм гарантирован.

– Хватит острить! – взорвался Брызгун. – У меня действительно серьёзная проблема, и я пришёл за помощью. За помощью, понимаешь? Мне казалось, я могу на неё рассчитывать. В конце концов, это из-за вас я стал таким.

– Уверен, что из-за нас? – резко спросил Бархин. – Мы вместе приняли то решение, но любой из нас мог в любой момент отказаться ему следовать.

– Не мог!

– Значит, не из-за нас.

– Проблема намного серьёзнее, чем тебе кажется, Тоша, – очень тихо произнесла Ада. Настолько тихо, что слова походили на шелест, но едва она начала говорить, мужчины мгновенно замолчали. – Ты не можешь убить одну только Диану. Если она исчезнет, её подруги могут заподозрить неладное, заволноваться, испугаться и повести себя неадекватно.

– Сдать тебя, – перевёл на доходчивый Илья.

– И что делать? – растерялся Платон.

– Думать, Тоша, думать. Заниматься тем, чем ты периодически пренебрегаешь.

Брызгун мог грубить Илье, но не Аде. Он проглотил язвительное замечание, увидел, что женщина достаёт из пачки следующую сигарету, хмуро буркнул: «Я скоро вернусь» – и вышел. Илья встал с подоконника, занял место Платона и посмотрел женщине в глаза. А когда услышал, что закрылась дверь уборной, очень тихо сказал:

– Он не остановится.

– Я знаю, – в тон ему отозвалась Ада.

– Если мы ему поможем, он научится новым трюкам и повторит их – без нас.

– И опять наломает дров.

– Он не в состоянии себя контролировать.

– Я знаю.

– И что нам делать?

– Остановить его.

Что имеет в виду Ада, уточнять не требовалось.

– Мы говорим о Тоше, – напомнил Бархин.

– Ты начал этот разговор.

– Но я…

– Только не говори, что не понимал, о чём хочешь говорить.

Илья несколько секунд смотрел в прекрасные, но абсолютно холодные глаза женщины, после чего молча кивнул.

– К тому же мы говорим не о Тоше, а о нас, – продолжила Ада. – Старая история не в счёт, её нам не предъявишь, но если мы поможем Тоше, у него появится рычаг давления на нас. А поскольку сдерживать себя он не в состоянии, он либо явится к нам с предложением нового убийства, либо убьёт сам и нам вновь придётся его спасать.

– И ты так легко предлагаешь убить четырёх человек? – спросил после короткой паузы Илья.

– Я не говорила, что это будет легко, – ответила Ада. – Потребуется длительная и очень серьёзная подготовка. Скорее всего, нам придётся действовать летом. Например, когда ты планировал поездку на Селигер. Просто в этом году получишь своё здесь, а не там.

Бархин вздрогнул и хрипло спросил:

– Как ты узнала?

– Я не узнала, Илья, я догадалась. Когда у человека появляются новые и абсолютно неожиданные привычки – это наводит на определённые размышления.

У Бархина раздулись ноздри.

– А ты?

– Поговорим об этом позже, хорошо? – Ада потянулась и нежно коснулась пальцами щеки Ильи. – А пока давай обсудим с Тошей, как мы поступим с тремя его проблемами.

Пристальное внимание к себе Ада почувствовала не сразу.

Начало получилось обыкновенным: она вошла в бар, машинально ответила на дружелюбную улыбку приветливой девушки-администратора, назвала своё имя, и её проводили к забронированному столику – маленькому, на двоих, у витрины, выходящей на тихую московскую улицу. По дороге к столику Ада привычно отметила пару заинтересованных взглядов – мужчины не пропустили красивую гостью, – но не среагировала на них, устроилась и попросила кофе. Чёрный, крепкий. Без сахара. Достала телефон, подтвердила завтрашний визит к салон красоты – нужно обновить маникюр, – улыбнулась принёсшей кофе официантке и вот тогда почувствовала чьё-то пристальное внимание. Нет, не ищущего быстрого вечернего или одноразового ночного удовольствия мужика – за ней наблюдал кто-то другой…

Ада сделала маленький глоток кофе, откинулась на спинку стула и отметила взгляд бармена – парень очень старался бросить его незаметно, но не получилось. Но бармен не производил впечатления сильного человека, его внимание она бы вряд ли почувствовала столь явно, здесь есть кто-то другой…

– Добрый вечер. – Вербин подошёл из-за спины, поздоровался мягко, но Ада всё равно вздрогнула, потому что, ещё не видя полицейского, поняла, что это не ищущий приятного общества мужчина. – Не ожидал вас тут встретить.

Ада подняла голову, посмотрела на Вербина ровно столько, сколько требовалось, чтобы узнать мужчину, после чего мило улыбнулась:

– Феликс, если не ошибаюсь?

– Именно так, Ада Николаевна.

– Мы встречались в «Сухарях».

– Да.

– Я думала, вы служите где-то там, неподалёку, на Оке.

– Я говорил, что с Петровки.

– Совершенно вылетело из головы, – прощебетала женщина. – Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь. И пожалуйста, называйте меня Адой.

– Можно?

– Разумеется.

– Спасибо. – Вербин устроился напротив женщины. – Я думал, вы кого-то ждёте.

– Нет, просто проходила мимо.

– Часто здесь гуляете?

– Я здесь живу.

– На Цветном?

– В Москве, – уточнила Ада. – И иногда брожу по ней без цели. В некоторых случаях это спонтанный шопинг, а порой хочется просто пройтись, посидеть в заведении… Как в этом, например. – Женщина улыбнулась. – Вы часто здесь бываете?

– Да, – машинально ответил Вербин.

– Вы алкоголик? Я слышала, многие полицейские спиваются. Профессиональный, так сказать, риск. Вы из таких?

– Бар принадлежит моей невесте.

– Поздравляю, Феликс, когда свадьба?

– Мы работаем над этим.

– Только не выбирайте «красивую» дату, поверьте – оно того не стоит.

– Был опыт?

– И не один. – Ада мягко улыбнулась и вновь пригубила кофе. – Разве вы не читали моё досье? В настоящий момент я раздумываю над судьбой своего пятого брака. Пока не решила, что с ним делать.

– А предыдущие мужья…

– Умер только один, если вы об этом, – ответила Ада, глядя Феликсу в глаза. – Самый первый, от сердечного приступа.

– Если не ошибаюсь – в тюрьме?

Этот вопрос она пропустила мимо ушей.

– Он не был у меня первым, если вы понимаете, что я имею в виду, но стал первым, кто меня любил. По-настоящему, как мужчина должен любить женщину, и я иногда… – Ада неожиданно отвернулась и посмотрела на улицу. Феликс понял, что ей стало очень грустно. – Я иногда думаю, как бы всё сложилось, не подведи его сердце.

Вербин хотел спросить о другом, но неожиданно понял, что хочет знать…

– Вы его любили?

И что ещё более неожиданно, получил искренний ответ:

– Тогда я была совсем юна и не задумывалась о таких материях. Но когда он умер, я неделю выла, как собака, выла так, что друзья начали беспокоиться о моём рассудке.

– А потом?

Ада прекрасно поняла, о чём спрашивает Вербин.

– Потом всегда была влюблённость – это обязательно, иногда влюблённость и расчёт, но никогда только расчёт – я могу себе это позволить.

– Но без любви?

– Да, Феликс, без настоящей любви.

Она очень хотела улыбнуться светски, равнодушно, но получилось жалко.

– Я не ожидал, что у нас получится столь искренний разговор, – негромко произнёс Вербин.

– А так иногда бывает: встречаешь незнакомого или малознакомого человека, чем-то тебе приятного, или чем-то интересного, или он становится интересен и приятен после двух-трёх фраз, и разговор неожиданно приобретает глубокую искренность. – Ада необычайно быстро взяла себя в руки и прощебетала следующую фразу ничего не значащим тоном. – Это ещё связано с тем, что такие встречи ни к чему не обязывают.

– А ведь я полицейский, – напомнил Вербин.

– И как вам поможет информация о том, что я любила только первого из своих мужей?

Отыскать в центре Москвы оставшийся вне зоны действия видеокамер «пятачок» – задача нетривиальная, слишком много электронных глаз следит за столичными улицами и дворами, и куда бы ты ни пошёл, ты обязательно окажешься в поле их зрения. Но мужчина, которого в DarkNet знали под псевдонимом Заводчик, не собирался никуда идти. Он приехал в центр на неброском, ничем не примечательном каршеринге, арендованном на фейковый аккаунт, и всё, что ему требовалось, – это маленький участок, оставшийся вне электронного наблюдения городских и частных систем. Во время предыдущих разведок таких «пятачков» он обнаружил три, незанятым оказался самый удобный, что Заводчика весьма порадовало, но не расслабило. Он дождался, когда по тротуару пройдут случайные прохожие, после этого вышел из машины и открыл заднюю дверцу, выпуская на улицу большого чёрного пса, обрадованного тем, что утомительная поездка завершилась и можно наконец размяться.

Мужчина улыбнулся, почесал пса за ухом, шёпотом приказал идти следом, но не рядом, перевёл автомобиль в режим ожидания и неспешно направился в ближайший двор.

– И всё-таки подобную искренность трудно объяснить исключительно приязнью к незнакомцу.

– Любите докапываться до сути?

– Это моя профессия.

– Любите докапываться до сути? – повторила Ада, не обратив внимания на прозвучавший ответ.

– Да, – помолчав, сказал Вербин. – Мы с работой нашли друг друга.

– Вам повезло, – очень серьёзно произнесла женщина. – Я с детства мечтала стать врачом, но никогда не практиковала по-настоящему.

– Неужели?

– То есть вы знаете? – легко рассмеялась Ада.

– То есть вы специально солгали?

– Не солгала, а захотела узнать, как глубоко вы влезли в мою жизнь.

– Пока ещё не влез – только подбираюсь, – ответил Вербин. – К тому же вы не особенно скрываете свою работу в медицинском центре.

– Но и не афиширую, поскольку люди моего круга не имеют права работать. Ну разве что руководить каким-нибудь департаментом, министерством… быть топ-менеджером в какой-нибудь корпорации… ну, если захочется или станет тоскливо дома. Можно владеть медицинским центром, но работать в нём – нельзя.

– Это какие-то новые правила? – пробормотал сбитый с толку Вербин.

– Это этика грязи, дорвавшейся до князи. – Ада намеренно исковеркала слова, выражая полнейшее презрение к положению дел.

– Тогда зачем вы работаете?

– Затем, Феликс, что я с детства мечтала стать врачом. Мне это нравится так же, как вам нравится разгадывать загадки и докапываться до сути. Мне это необходимо.

– Чувствовать себя нужной?

– Помогать людям.

– Я знаю, что во время пандемии вы работали в «красной зоне».

– А мой глупый четвёртый муж так этого боялся, что постоянно закатывал истерики, – равнодушно припомнила Ада. – На том и развелись.

– Надоели истерики?

– Разозлилась на себя, когда поняла, что была влюблена в тряпку.

– Я был очень удивлён, узнав, что вы были в «красной зоне», – признался Вербин.

– Не вяжется с образом?

– Да.

– Вы ведь понимаете, что в большинстве случаев образы фальшивы? Мы, сами того не замечая, становимся рабами стереотипов, не ищем полутонов, не разглядываем внимательно, а сразу вешаем ярлык. Богатая женщина – бездельница, которая насо…

– Мне известно это слово, – перебил собеседницу Феликс.

– Меня оно не шокирует.

– И тем не менее давайте обойдёмся без него.

– Хотите показать себя с лучшей стороны? – Ада смотрела так, словно заигрывала, но Вербин понимал, что её заигрывания – его фантазии, мозг хочет видеть во взгляде прекрасных голубых глаз заигрывание – и видит их. В действительности сидящая перед ним женщина оставалась холодна и равнодушна.

– Воспитание не позволяет использовать подобные слова.

– Воспитание… – протянула Ада. – Мы так ценим его в животных и так часто пренебрегаем им сами.

– Тонко.

– Спасибо.

– И всё-таки в чём причина вашей искренности?

– Это ваша невеста? Она периодически бросает на нас внимательные взгляды. – Ада помахала Криденс рукой и вновь повернулась к Вербину: – Причина моей искренности – в грустном и немного сентиментальном настроении. Вы ведь наверняка догадались, что сегодня я была на похоронах.

Неподалёку от «Грязных небес» тоже находился недоступный видеокамерам «пятачок», и на нём – что во время разведки очень обрадовало Заводчика – стояла изогнутая лавочка. А кто обратит внимание на человека, устроившегося на улице отдохнуть и покопаться в телефоне? Никто. Для прохожих он невидимка, видеокамеры смотрят в другую сторону, вышколенный чёрный пёс не приближается к хозяину, но держится поблизости, и всё, что нужно Заводчику, – это набраться терпения и подождать, пока цель не окажется в зоне поражения.

А терпения ему было не занимать.

– Жаль, что здесь нельзя курить.

– Можем выйти на улицу.

– Нет, спасибо, – с иронией ответила Ада. – Я привыкла к определённому уровню комфорта, и курить у дверей заведения – не моё.

– Понимаю.

– Понимали бы – не предложили.

– Не нужно меня цеплять, – вежливо попросил Феликс.

– Вы заставили меня вспомнить грустное, то, от чего я пыталась отвлечься, блуждая по московским улицам. Так что теперь терпите.

– Хорошо, – притворно вздохнул Вербин. – Цепляйте.

Но Ада не поддержала шутку и продолжила рассказ:

– Похоронами занимались мы с Марком. Специально делали их скромными, не экономили, как вы понимаете, не скупились, а потому что понимали, что в данных обстоятельствах следует избегать чего-то пышного. Мы планировали небольшое мероприятие для своих – проститься. – Она сбилась и покусала губу. – Сказать, сколько пришло людей?

Вербин промолчал. Конечно, он хотел знать, но понимал, что нет нужды отвечать на вопрос – Ада этого не ждёт.

– Мы с Марком, родители и домработница. – Она улыбнулась, но за видимой грустью Феликс разглядел тщательно скрываемую боль. – Учитывая обстоятельства, я не ждала большой толпы, но знаю, точно знаю, что Тоша много и часто бескорыстно помогал людям, ну и в принципе у него было много… – Ада явно хотела сказать «друзей», но в последний момент использовала другое слово: – как выяснилось – знакомых. Людей, чьи имена он знал. И эти люди не сочли нужным проститься с ним. Мне было очень неприятно.

– Вы действительно этого не ожидали?

– Я понимаю, на что вы намекаете, Феликс, понимаю, что отпугнуло людей, но потом подумала: а вот не окажись Тоша убийцей, сколько людей пришло бы с ним проститься? И знаете, мне кажется, что всё равно мало. Отвратительно так думать, но я уверена, что не ошибаюсь.

– Люди – подлые создания?

– Вы до сих пор в это не верите?

– Не верю, поэтому до сих пор не спился.

– Интересное замечание. – Ада одобрительно кивнула. – Мне нравится, что вы держите в памяти наш разговор.

– Что же касается человеческой подлости… – Вербин счёл ненужным реагировать на подначку. – Есть вещи, которые в корне меняют отношение к человеку. И обвинение в серии зверских убийств – одна из таких вещей. Разве у вас не изменилось отношение к Брызгуну?

– Вас не шокирует, если я скажу, что нет?

– Я не поверю.

– Да, пожалуй, – произнесла Ада после довольно длинной паузы. – Мне очень трудно ответить на ваш вопрос, Феликс. Трудно по той причине, что я неоднократно задавала его себе и не смогла ответить. Себе не смогла ответить, что случилось со мной впервые в жизни. Я не знаю. Я всегда считала Тошу мягким, не слабым, а именно мягким человеком и сильно удивилась, узнав, что он… Нет, пожалуй, «сильно удивилась» – неверное определение. Я была потрясена. Это настолько не вязалось с образом Тоши, что я и сейчас ловлю себя на мысли, что вижу страшный сон и вот-вот должна проснуться. Уверена, вы правильно поймёте мою следующую фразу: представить убийцей Илью мне было намного проще.

– Он жёстче?

– И жёстче, и крепче, и сильнее. Внутренне сильнее. Был. Если бы мне сказали, что убийца кто-то из них, я, конечно, поставила бы на Илью, но оба… – Ада покачала головой. – Разумом я понимаю, что вы, скорее всего, не лжёте и ребята действительно сотворили всё это, но моё внутреннее «Я» отказывается принимать ваши слова на веру. Илью и Платона я знаю с детства, я выросла с ними и не могу принять, что они оказались… убийцами.

И Вербин вдруг понял, что верит каждому услышанному слову. И дело не только в располагающей красоте сидящей напротив женщины, но в том, как она говорила, каким тоном, какие делала паузы, как идеально… играла.

Вербин восхитился и очень искренне сказал:

– Знаете, Ада, а ведь я вас боюсь.

Она очень тонко, почти нежно улыбнулась и чарующим голосом ответила:

– Правильно делаете.

– Ты её знаешь? – спросила у Антона Криденс.

– Я думал, ты её знаешь, – улыбнулся в ответ бармен. – Потому и позволяешь так долго болтать с Феликсом.

– Впервые вижу, – процедила Криденс, разглядывая красивую блондинку через барное зеркало, поскольку прямые взгляды, даже быстрые, собеседница Вербина прекрасно считывала, а девушке не хотелось выглядеть дурой.

– Она уже была в «Небесах».

– Так… – протянула Криденс. – С этого места поподробнее.

– Да, ничего такого, – ответил Антон. – Когда она вошла, Феликс в углу сидел, она его не видела, а он её заметил и явно узнал. И я узнал: она заходила к нам пару месяцев назад. И ещё раньше… кажется, весной.

– Пару месяцев назад? – Криденс прищурилась, недоверчиво глядя на бармена. – И ты запомнил?

– Да. – Антон бросил быстрый взгляд на Аду. – Кто бы не запомнил?

Уточнять не требовалось: блондинка привлекала внимание.

– Я сказал Феликсу, что видел её здесь, он удивился, почти минуту стоял и думал, потом поблагодарил и подсел к ней.

– И с тех пор они говорят?

– Да.

Криденс была далека от мысли подозревать Вербина в неверности, её беспокоило другое: Феликс явно нервничал, а блондинка, напротив, сохраняла абсолютное спокойствие, причём не напускное, а настоящее, из-за чего в какие-то мгновения казалась высокомерной. Разговор был важен для Феликса, но он его не выигрывал.

– Ты не видел Бая?

– Он ещё не приходил.

– Загулял. – Криденс бросила ещё один взгляд на парочку. – Если Лекс закончит любезничать раньше, чем я вернусь, скажи, что я курю на заднем дворе.

– Позволите ещё один вопрос?

– Конечно.

– Вы бывали в «Небесах» раньше?

– Заведение называется «Небеса»?

– «Грязные небеса».

– Никогда.

– Вы уверены?

– Иногда я оказываюсь в заведениях будучи не совсем трезвой, – с улыбкой призналась Ада. – Простите, случается… А почему вы спросили?

– Видите бармена? – Вербин дал Аде возможность бросить взгляд на Антона и продолжил: – У него фотографическая память. Особенно на красивых женщин. А вы необычайно красивы.

– Память ни при чём, просто ваш бармен – самец, западающий на всех красивых женщин. Возможно, я являлась ему в мечтах.

– Вы приходили в «Небеса» примерно четыре месяца назад. На вас были чёрная бейсболка, белая футболка, чёрные куртка и брюки и белые кроссовки. Но я, разумеется, не могу этого доказать.

– Зачем что-то доказывать, Феликс? Как я уже сказала: я не всегда помню заведения, в которых бывала. Что же касается моего возможного визита сюда… какая разница, был он или нет?

– Антон уверяет, что вы были трезвы.

– В смысле, не очень пьяна?

– Наверное.

– Зачем вы об этом заговорили?

– Я пока не знаю. – Феликс помолчал, глядя Аде в глаза, а затем чуть подался вперёд: – Я забыл вам рассказать об одном удивительном совпадении, которое ещё не обнародовано: пистолет, из которого Бархин убил Регину, а затем покончил с собой, – это то же самое оружие, из которого много лет назад застрелили вашу соседку.

– Розалию?

– Да.

– Вот уж действительно – совпадение. – Женщина оставалась не просто спокойной, а нереально, невозможно безмятежной.

– И что вы об этом думаете?

– Я должна об этом думать? – удивилась Ада. – Я не знаю, что об этом думать, Феликс. Сначала выясняется, что Илья и Тоша убили тех женщин, теперь вы говорите, что они причастны к смерти Розалии… Простите, но для меня это слишком, и вы наверняка поймёте моё желание ничего об этом не думать.

– Вы верите, что Брызгун и Бархин спланировали и осуществили серию убийств? – с напором спросил Вербин. – Вы верите, что совершённое преступление так подействовало на Бархина, что он убил своего друга, а затем покончил с собой?

– Эта тема для меня тяжела и очень неприятна. Если вам нужны подробности – вызывайте на допрос.

– У меня нет оснований вас допрашивать.

– Сочувствую.

– Во второй раз Антон видел вас тут два месяца назад. И вот вы снова пришли… Зачем?

Ада промолчала.

– Думаю, в первый раз вы оказались в «Небесах» случайно. Возможно, вы действительно были не совсем трезвы, но что-то здесь привлекло ваше внимание. И вы пришли снова – два месяца назад и вот – сегодня. И я обязательно узнаю, что вас сюда манит. И постараюсь выяснить, что за эпизод случился в прошлом, который заставил вас так обойтись с друзьями.

Она не стала задавать нелепые вопросы вроде: «В чём вы меня обвиняете?» Не встала и не ушла, посоветовав в дальнейшем связываться с ней только через адвоката. Она посмотрела на Вербина очень долгим взглядом и с той же грустью, которая уже появлялась во время их разговора, произнесла:

– В моём прошлом есть только один эпизод, который для вас действительно важен, Феликс.

– Я могу узнать какой?

– Смерть чёрной собаки.

– Смерть чёрной собаки? – переспросил Феликс, вспомнив рассказ Криденс.

– Смерть чёрной собаки, – ровным тоном подтвердила женщина.

– Больше вы ничего не скажете, – понял Вербин.

– Нет.

– Я смогу разгадать эту загадку?

– Нет. Но вы будете совсем рядом, Феликс, в одном шаге. – Ада вновь отвернулась к витрине и невидящим взглядом уставилась на улицу. Сумерки сгустились, включились фонари, и в их свете жизнь за стеклом стала казаться выдуманной. А слова Ады – весомыми. – Смерть чёрной собаки изменила мою жизнь, Феликс. Я не сумею ничего вернуть, но снова всё поменяю. Возможно, к лучшему.

– Но вы не уверены?

– Никогда нельзя быть уверенным в чём-то на сто процентов.

Аду вновь перестала занимать улица, и некоторое время они смотрели друг на друга. А потом Феликс догадался:

– Дело не закончено.

Ада улыбнулась.

– Зачем вы здесь?

А в следующее мгновение из кухни донёсся истошный, полный ужаса вопль.

– Кто-то вышел в переулок, – хладнокровно произнесла Ада, глядя Вербину в глаза.

Она была очень…

Первое, что приходило в голову, – красивая. Женщина, с которой разговаривал Вербин, отличалась природной, изысканно подчёркнутой отличными косметологами и визажистами красотой. Женщина блистала, и выражение «производила впечатление» не в полной мере отражало производимое впечатление – она завораживала мужчин, которые либо откровенно пялились на неё, либо то и дело бросали взгляды – если пришли в «Небеса» со спутницами.

Криденс оценила красоту незнакомки, но в её размышлениях первым определением оказывалось не «красивая», а «опасная». И Криденс не могла объяснить почему. Сначала криво улыбнулась и сказала себе, что дело в заурядной женской зависти: собеседница Феликса не только была прекрасна, но – и это самое важное умение женщин – знала свою красоту, понимала её и умела пользоваться. Пользоваться ненавязчиво, естественно и эффективно. Здесь действительно было чему завидовать, но, покопавшись в себе, Криденс поняла, что испытывает не злость или неприязнь, без которых зависти не существует, а страх. Не явный, а подсознательный; не сильный, но не уходящий; блондинка пугала, и девушка не могла понять чем.

– Всё просто, – сказала себе Криденс, докуривая сигарету. – Или я завидую, или ревную. Или ревную и завидую. И поэтому боюсь, что…

«Неужели я боюсь, что Феликс потеряет голову?»

Криденс нервно улыбнулась, затушила сигарету, собираясь вернуться в «Небеса», но заметила идущего по переулку Прохора. Юродивый был шагах в пятидесяти, поэтому девушка решила его дождаться и не стала торопиться внутрь, достала телефон, открыла мессенджер, в который опять насыпалась куча сообщений, невнимательно их проверила, убрала телефон, подняла голову, ища взглядом Прохора, и…

Криденс видела происходящее с невероятной, невозможной в летних сумерках отчётливостью, с абсолютно всеми деталями, даже самыми мелкими, незначительными. Например, она зачем-то увидела, что на правой штанине Прохора появилась новая дыра. А ещё – что на абсолютно чёрной собаке надет абсолютно чёрный ошейник. А ещё – что собака прыгает на Прохора и сбивает его с ног.

Один удар сердца.

Второй удар сердца.

Криденс кричит и бросается на помощь Прохору. Бросается, несмотря на то что рядом с ним по-прежнему рычит большая чёрная собака. Бросается, потому что рядом с ним по-прежнему рычит и рвёт его большая чёрная собака. Бросается, не помня себя. Бросается, потому что не может иначе. Бросается – и делает то, что невозможно вообразить, что мало кто рискнёт: хватает пса за задние лапы и оттаскивает от упавшего юродивого. Ошеломлённый пёс тявкает, изворачивается, пытаясь освободиться из захвата, и у него получается. Он сильный и ловкий. Девушка тоже не слаба, но удержать тренированную собаку не в силах – чёрный убийца вырывается, вскакивает на лапы, в ярости разворачивается… Криденс видит оскаленную пасть, белые клыки, горящие холодной злобой глаза… успевает заметить, как пёс подбирается перед атакой… успевает понять, что не устоит и всё, что ей дано – это попытаться закрыть руками горло…

Но за мгновение до прыжка большую чёрную собаку атакует большой чёрный кот. Так же стремительно и эффективно, как за несколько секунд до этого пёс атаковал Прохора.

Бай вылетел из ниоткуда: из-за угла, из-под ног, из стены, из темноты, с крыши – Криденс не успела разглядеть. Увидела кота в полёте – чёрную стрелу неистовой первобытной злобы, увидела, как он вцепился собаке в морду, норовя добраться до глаз, услышала вой, а за ним – яростный лай. Позабыв о девушке, собака занялась новым врагом, а Криденс отступила на пару шагов и остановилась, уперевшись рукой в стену…

Её била крупная дрожь.

Большой чёрный пёс был идеально дрессирован, с точностью исполнял приказы, прекрасно реагировал на слова и жесты, но кровь туманила ему голову. Впрочем, такова уж особенность крови – она никого не оставляет равнодушным, и каждая капля – горячая, обжигающая – отнимает бокал хладнокровия, наполняя неистовым желанием бить.

Убивать.

Большой чёрный пёс был идеально дрессирован, но не умел останавливаться. В отличие от Заводчика, который внимательно наблюдал за нападением с безопасного расстояния, опытным взглядом подмечая и каждый выпад собаки, и ответные движения цели. Ничего больше Заводчика не интересовало. Определив, что атака прошла успешно – упавший на асфальт бродяга перестал ёрзать ногами, а руки, которыми он пытался зажимать смертельную рану на шее, безвольно опустились, Заводчик понял, что пора отступать. Тем более что в схватку вмешалась какая-то женщина. Пёс собрался ответить, но это была никому не нужная драка и трата сил. Заводчик достал из кармана ультразвуковой свисток, к которому с щенячьего возраста приучал своих зверей, и подал сигнал. После чего повернулся и направился к машине.

Заводчик знал, что пёс последует за ним – на расстоянии, – и потому не оборачивался до тех пор, пока не оказался у автомобиля. Там открыл заднюю дверцу, пропустил в салон собаку и почесал её за ухом. Чёрный пёс лизнул ему руку и улёгся на диван. Чёрный пёс был очень собой доволен.

Заводчик тоже.

Чёрный пёс бросился на цель бесшумно, даже не зарычал. Бесшумно и настолько быстро, что Прохор не успел защититься и тоже не издал ни звука – пёс в первой же атаке порвал юродивому горло.

Вот тогда закричала Криденс. За ней – прохожие. Потом – выбежавший из кухни повар – именно его крик услышал Феликс, который молниеносно проскочил через чёрный ход и оказался в переулке. Оттолкнул повара, увидел трясущуюся Криденс.

– С тобой всё в порядке?! – Ответа не ждал: прижал, поцеловал, почувствовал, как девушка в него вцепилась – значит, силы есть, – провёл руками по спине, бёдрам, шее, голове, не нашёл ни крови, ни порванной одежды и чуть успокоился.

– Тебя никто не тронул?

– Собака…

– Укусила? Тебя укусила собака?

– Чёрная собака…

– Она на тебя напала?

– Не на меня. – Криденс всхлипнула и указала на лежащего на земле человека: – Прохор…

– Прохор? – изумился Феликс.

– Она цела? – Рядом оказался Антон.

– Цела… Присмотри за ней.

Феликс мягко освободился – Антон тут же обнял девушку за плечи – и подошёл к бродяге, вокруг которого уже скапливался народ. Движения нет. Горло разорвано. Лужа крови такого размера, что нет никакого смысла проверять пульс. Но Вербин проверил.

Мёртв.

– Кто-нибудь вызвал полицию?

– Да, уже.

– Хорошо. – Вербин поднялся и оглядел зевак: – Не подходите к телу. И сделайте несколько шагов назад – это место преступления.

– Почему вы командуете?

Вместо ответа Феликс показал удостоверение, после чего повторил:

– Пожалуйста, отойдите. Через некоторое время здесь будут работать эксперты-криминалисты, не затаптывайте следы и ничего не трогайте. Пожалуйста, ни к чему не прикасайтесь. – Люди подались назад. – Спасибо.

Вербин вернулся к Криденс:

– Что ты видела?

– Я вышла покурить… стояла тут… – Трясло её значительно меньше, однако говорила Криденс по-прежнему медленно, словно вспоминая слова. – Увидела Прохора… он по переулку шёл… это ведь был Прохор, да? Прохор?

Девушка переспрашивала не потому, что сомневалась, она надеялась, что окажется неправой, что перепутала, что ей показалось…

– Да, это был Прохор, – подтвердил Вербин.

– Прохор… – На глазах Криденс выступили слёзы, однако она продолжила рассказ: – Я решила его дождаться, посмотрела мессенджер, а потом увидела собаку… это была собака. Большая чёрная собака… она прибежала вон оттуда… – Взмах рукой. – И сразу бросилась на Прохора… как будто он ей чем-то помешал… А он ведь просто шёл по переулку!

Антон сжал Криденс чуть крепче.

– Собака набросилась на Прохора, я побежала помочь. Я схватила её… кажется, за задние лапы, я не помню… я помню, что испугалась… хотела оттащить… она сначала упала… потом вырвалась и повернулась ко мне… Я видела её глаза. Её клыки… Я поняла, что она нападёт, но тут на собаку прыгнул Бай. Где Бай?! – Криденс вырвалась из объятий Антона, огляделась и подбежала к лежащему у дома коту. Опустилась на колени и разрыдалась: – Бай…

– Что произошло?

– Он меня защищал… когда псина повернулась – Бай на неё бросился…. И тогда… и тогда…

Кровавые пятна на асфальте говорили сами за себя.

– Его порвали, – закончил фразу Антон.

Хотя необходимости в том не было.

– Это мой кот… мой друг… – Криденс мягко погладила зверя. – Бай, как же сильно тебе досталось… – Она подняла полные слёз глаза на Вербина. – Надо отвезти его в больницу!

Феликс видел, что Бай – не жилец, и про себя удивился тому, что, получив такие раны, кот ещё продолжал дышать, цепляться за жизнь. Видел, что долго агония не продлится, но не мог сказать Криденс, что Бай вот-вот умрёт, просто не мог. И не посмел запретить ей отправиться в больницу. Помог подняться с земли, поддержав за локоть – в руках девушка держала кота, – и вздохнул:

– Я не смогу с тобой поехать.

– Не надо, Лекс, ты остаёшься здесь. – Криденс потянулась и поцеловала Вербина в губы. Легко-легко. – Прощай.

– Я приеду, как только смогу. Пожалуйста, отвечай на звонки.

– Я буду ждать. – Она перевела взгляд на Антона: – Вызови такси.

– Конечно.

Они направились на улицу – туда машина приедет быстрее, чем в забитый людьми переулок, а Феликс вернулся к лежащему на асфальте Прохору, машинально прислушиваясь к бормотанию толпы.

– Что случилось?

– Человека убили.

– Как?

– Собакой.

– Собака человека убила.

– Кого убили?

– Сумасшедшего здешнего.

– Он же безобидный.

– Собака взбесилась, наверное.

– Или натравили.

– Кто будет?

– Мало ли уродов.

– На соседней улице видели чёрную собаку.

– Сегодня?

– Дня два назад.

– Я сам её видел.

– Вы здесь живёте? – среагировал Вербин.

– Недалеко, – кивнул мужчина.

– Если кто-то что-то видел и может сообщить что-нибудь полезное, пожалуйста, не уходите – полиции нужна любая информация, способная помочь раскрыть дело.

– А что тут раскрывать? Собака же Прохора убила. Зверь то есть.

– Много их тут развелось, – поддакнул мужик в спортивном костюме. – Детей страшно на улицу выпускать.

В переулок медленно въехал патрульный автомобиль, но прежде, чем направиться к коллегам, Феликс отыскал взглядом Аду – он не сомневался, что она выйдет в переулок, – и подошёл к ней.

– Что там случилось?

– Думаю, вы знаете, – очень тихо ответил Вербин.

– Не хотите говорить – не надо. – Женщина передёрнула плечами. – Прочитаю в новостях.

– Большая чёрная собака насмерть загрызла человека.

– Какой ужас. – Ада посмотрела Феликсу в глаза, повернулась и не прощаясь пошла к чёрному ходу в «Грязные небеса».

– Не умирай, пожалуйста, не умирай… – Это всё, о чём мечтала Криденс. Единственное, о чём просила. За что готова была заплатить любую цену. – Пожалуйста, не умирай… Потерпи чуть-чуть, Бай, продержись… Очень тебя прошу…

Она знала, что времени мало, но надеялась успеть. Она не знала, поможет ли придуманное ею средство, но была полна решимости попробовать. Потому что любой подарок имеет свою цену, и однажды её придётся заплатить. Криденс знала, что ей подарили, и не могла не вернуть долг.

Таксиста попросила везти её домой, а не в клинику. Ветеринары не помогут. Слишком сильные раны. Слишком зло потрепала большого чёрного кота большая чёрная собака. А дома есть шанс.

– Бай, пожалуйста, не умирай… Мы скоро приедем… очень скоро…

Он дышал, но еле слышно. А полотенца, в которые его завернул Антон, намокли от крови. Но он дышал, и это поддерживало в Криденс надежду.

Она заплатила таксисту наличными, отдала много больше, чем нужно, забежала в подъезд, немного поковырялась у входной двери – слишком торопилась, чтобы сразу попасть ключом в замок, сбросила кроссовки, прошла в спальню, не раздеваясь улеглась на кровать, положила на грудь умирающего кота и закрыла глаза. Криденс боялась, что не уснёт – ведь её до сих пор потряхивало от возбуждения, но то ли привычная кровать подействовала, то ли тяжесть кота, то ли переживания вдруг превратились в усталость, но… Но уже через две минуты девушка крепко спала.

А ещё через пять послышалось едва различимое урчание.

Дыхание становилось тише.

А урчание – громче.

В «Грязные небеса» Мартынов заглянул наудачу. Участковый не ожидал застать кого-нибудь в заведении в одиннадцать часов утра, но всё равно сделал крюк, чтобы пройти мимо, и убедился, что бар закрыт. Однако через витрину он увидел сидящего за стойкой Вербина – сгорбившегося, опустившего голову и не отрывающего взгляда от рук – и постучал. Феликс не обернулся, но из кухни вышел Антон, посмотрел на Мартынова, потом подошёл к Вербину и что-то спросил, тот несколько секунд молчал, затем кивнул, и Антон впустил участкового в бар. Коротко ответил на приветствие, запер дверь и вновь скрылся на кухне.

– Я шёл мимо, увидел… и решил зайти, выразить соболезнования. Я узнал утром. – Мартынову позвонил коллега-участковый, которого ночью вызвал Вербин, и рассказал о случившемся. – Мне очень жаль.

– Выпьешь?

Одиннадцать утра не самое подходящее время для алкоголя, но отказаться Мартынов не мог.

– Конечно.

Вербин перегнулся через стойку, взял бутылку водки, стопку и налил участковому. Немного, конечно, понимал, что человек на службе. Налил ровно столько, чтобы исполнить ритуал.

Не чокаясь.

После чего Мартынов присел на соседний табурет.

– Антон сказал, что ты недавно разговаривал с Криденс? – спросил Феликс, не глядя на участкового. – И она рассказала о себе.

– Да.

– Тебя интересовала её жизнь или нужно было что-то узнать? – Даже сейчас Вербин оставался полицейским.

– Мне нужно было кое-что проверить… так, по мелочи, но мы неожиданно разговорились, – Мартынов сделал всё, чтобы голос звучал естественно. – Я ни о чём не просил, но упомянул Бая, и Криденс рассказала о нём. Она сказала…

– Что это часть наказания, – опередил Мартынова Вербин.

– Да.

Феликс провёл по стойке рукой. Рука дрожала.

– Кри не искала слушателей специально, но когда чувствовала, что нужно поделиться, – делилась. Ты задал вопрос так, что Кри решила рассказать тебе правду. Поэтому ты здесь.

Мартынов думал, что Вербин нальёт себе ещё, но Феликс не потянулся за бутылкой, даже не посмотрел на неё.

– Как это случилось?

– Никто не знает. – Ещё одно медленное и нервное движение рукой. – Вчера… ты ведь знаешь, что произошло вчера?

– Да, конечно.

– Та собака сильно порвала Бая. Должна была порвать Кри – она пыталась оттащить её от Прохора, но Бай помешал. Криденс отскочила, и собака порвала кота. Очень сильно порвала, я до сих пор не понимаю, как он остался жив после таких ран. – Вербин выдержал ещё одну паузу. – Кри сказала, что повезёт Бая в клинику, но поехала домой – я уже поговорил с таксистом, проверил… Я здесь оставался… – Вербин сжал кулаки, и Мартынов понял, что этого Феликс никогда себе не простит – что остался на месте преступления, а не отправился вместе с девушкой. – Кри прислала сообщение, что дома, я решил, что Бай умер, позвонил ей несколько раз, но она не брала трубку. Я вернулся домой в половине второго и нашёл её в спальне. – Кулаки сжались с неимоверной силой. – Врачи сказали – по естественным причинам… она просто умерла… просто умерла… – Вербин разжал кулаки и провёл по стойке ладонями, словно стряхивая пыль. – И ещё мне показалось, что она знала… или догадывалась… Я не могу этого объяснить… просто чувствую… Уезжая, Кри сказала: «Прощай», – хотя никогда так не говорила. А я, идиот, не понял.

«Небеса» вновь погрузились в тишину. В тяжёлую, давящую тишину, возможную, лишь когда уходит душа. Когда становится так плохо, как быть не должно, однако иногда бывает. Потому что это тоже жизнь.

– А что с котом? – тихо спросил Мартынов. – Он жив?

– Жив, да… собака порвала его не так сильно, как показалось. – Вербин нахмурился, судя по всему, до сих пор он о судьбе кота не задумывался, после чего медленно продолжил: – Когда я вошёл в спальню, Бай сидел на груди Криденс, и знаешь, мне показалось, что он плачет.

На этот раз Анзоров на Петровку не приехал. Зачем, если и так всё ясно?

Расследование завершено. И официально – официально! – все точки над i расставлены.

– Согласно новому заключению судебно-медицинской экспертизы, установить точное время, когда Платон Брызгун оказался под действием веществ, не представляется возможным, – почти официально произнёс Шиповник. – На основании чего окончательная версия звучит так…

Подполковник замолчал и отвернулся к окну. Он с самого начала избегал смотреть на оперативников, из чего они сделали вывод, что нужно готовиться к не самым приятным новостям. И не ошиблись.

– Убийцы – Бархин и Брызгун, – понял Колыванов.

– Бархин и Брызгун, – подтвердил Шиповник.

– Кто подписал заключение? – спросил Вербин. – Патрикеев?

– Нет.

– Понятно.

– Ничего тебе не понятно, – рыкнул Шиповник, продолжая смотреть в окно. Ему тоже не нравилось происходящее, но он уже понял, что изменить ничего не в состоянии. – Наше дело – провести расследование. Мы его провели на высоком уровне, ждите благодарности, а может, и награды. Мы добыли достаточно улик, подтверждающих виновность Брызгуна и Бархина, а мелкие нестыковки возможны в любом расследовании, вот что тебе должно быть понятно, понятно?

– Мне понятно, – ответил Вербин. – Я сразу сказал, что всё понятно.

– И мне понятно, – поддакнул Колыванов. – С самого начала всё было понятно.

– Очень хорошо, что нам всем всё понятно, – подытожил Шиповник.

– Даже то, что она снова убьёт? – обронил Феликс.

Им действительно всё было понятно. Им троим. Абсолютно всё, и в первую очередь то, что никаких улик против Ады Кожиной у них нет и взяться им неоткуда.

– У тебя есть мысли, как привязать её к делу? – тихо спросил подполковник.

– Нет, – признался Вербин.

– Появятся – приходи, а до тех пор не нужно нам трепать нервы выводами, которые нам и без тебя известны. Ошибаются все – это аксиома.

Ни один план не выполняется в полном соответствии с замыслом – это вторая аксиома.

Стечение обстоятельств, мгновенная расслабленность, даже изменение погоды – на происходящее может повлиять что угодно, поэтому успех задуманного зависит от двух составляющих: чёткого планирования и умения импровизировать, мгновенно и адекватно реагируя на изменения. Кровосос оказался первым, на памяти Вербина, преступником, разработавшим и хладнокровно воплотившим в жизнь идеальный план. Возможно, потому что он состоял из трёх составляющих: план внутри плана, находящегося внутри плана. Как сам Кровосос состоял из трёх человек. Брызгун знал свою версию, Бархин – свою, и никто из них даже представить не мог, что существует ещё одна – основная, которая позволила Аде Кожиной исполнить задуманное и остаться непричастной к убийству шести человек.

Дело закрыто.

Подполковник наконец-то отвернулся от окна и посмотрел на Вербина:

– Что произошло у бара?

– Собака на человека напала.

– Натравили?

– Доказать невозможно, – развёл руками Феликс. – Что предшествовало нападению – неизвестно. Кри сказала, что собака целенаправленно атаковала бродягу, но её хозяина она не заметила. Есть свидетели, которые видели в том районе большую чёрную собаку – она бегала одна, к людям не приближалась. Местные просмотрели уличные камеры после нападения и засекли уходящую собаку, по виду – доберман, но нет ни одной записи человека с собакой.

– Куда она делась?

– Растворилась в одной из невидимых зон. Скорее всего, хозяин ждал её в машине.

– А машина?

– Каршеринг, взятый на фейковый аккаунт.

– Не удивлён.

– Никто не удивлён, – вздохнул Феликс.

– Но тебя что-то смущает, – понял Шиповник.

Скрывать не имело смысла.

– Я уверен, что Ада Кожина не случайно оказалась в это время в «Небесах», – твёрдо сказал Вербин. – Она ждала нападения на Прохора и хотела при нём присутствовать.

– Феликс!

– Вы спросили – я ответил.

Подполковник тяжело вздохнул.

– У Кожиной есть чёрная собака?

– Нет.

– Где Кожина находилась в момент нападения?

– Рядом со мной. Но вы знаете, что есть специалисты…

– Феликс, возможно – возможно! – ты сумеешь отыскать исполнителя. И возможно – возможно! – ты сумеешь на него надавить, найти что-то против него, чтобы он заговорил, и возможно – возможно! – получится так, что Кожина допустила какую-то оплошность в общении с ним, благодаря которой исполнитель – возможно! – сможет точно на неё указать, но…

– Слишком много «возможно».

– Да. – Подполковник взял со стола авторучку и покрутил её в руке. – Но самый главный вопрос заключается в мотиве: зачем Аде Кожиной убивать бродягу?

– Затем, что в её прошлом есть важный эпизод, связанный со смертью чёрной собаки, – ответил Вербин. – И не случайно бродягу убила именно чёрная собака.

– Что за эпизод?

– Я не знаю, – признался Вербин.

– Это ответ на все твои вопросы. – Шиповник вернул авторучку на стол. – Ты подумал насчёт отпуска?

Он узнал о Кри одним из первых, поддержал Феликса и сразу, ещё утром, сказал, что ему необходимо отдохнуть. И теперь вернулся к вопросу.

– Думаю, вы правы и отдых мне необходим, – ответил Вербин.

– Пиши заявление.

Кровосос оказался двумя старыми друзьями: известнейшим режиссёром и богатым предпринимателем. Режиссёра шантажировали, он уговорил бизнесмена помочь ему совершить преступление, а чтобы никто не подумал, что речь идёт о банальной попытке убрать свидетелей, друзья придумали страшного серийного убийцу. Режиссёр был наркоманом – Анзоров отыскал дилера, и тот дал показания. А богатый предприниматель захотел поиграть со смерью и в результате сошёл с ума…

А сойдя с ума, прихватил на тот свет не только старого друга, но и белокурую блогерку, которая только-только начала становиться знаменитой.

«Я всё думаю: убил бы Кровосос Регину, будь я рядом с ней? – сказал Колыванов, глядя Вербину в глаза. – Она звала, а я решил отоспаться… Я ведь в пятницу после «Сухарей» к ней поехал, потом всю субботу мотался, устал очень и решил ехать домой… Вот и отоспался».

Вербин не стал говорить, что, встретившись с Региной, Колыванов мог спасти ей жизнь. И – с равной вероятностью – оказаться вместе с девушкой в багажнике последнего арендованного Кровососом автомобиля. Не сказал, потому что Гена это понимал не хуже него.

И ещё Вербин неожиданно подумал: не предчувствовал ли он такой итог, когда советовал напарнику не заводить отношения с красивой свидетельницей?

Предчувствие… Криденс любила говорить о предчувствиях.

Криденс.

Дело закрыто.

Закрыто.

Но оставались вопросы, поэтому, выйдя на улицу, Феликс позвонил Патрикееву, которого попросил лично исследовать тело Прохора. Не думал, что старик отыщет что-то интересное – что там можно найти? – но привык доводить всё до конца, проверяя даже самые слабые ниточки.

– Можете что-нибудь сказать, Иван Васильевич?

– Твоего парня загрызла собака.

– Вижу, вам удалось докопаться до сути.

– А что именно тебя интересует? – осведомился Патрикеев. – Ты упросил заняться бродягой в первую очередь, но я так и не понял, по какому делу он проходит?

– Мне казалось, что по Кровососу, но я ошибся.

– Гм…

И они оба подумали о том, что расследование громкого преступления официально завершено.

– В общем, вы установили только то, что Прохора загрызла собака? – подвёл итог Феликс, собираясь заканчивать разговор.

– Если ты о причине смерти, то да – его загрызла собака. Причём характер повреждений говорит о том, что это была великолепно дрессированная собака, можно сказать: собака-киллер.

– Породу определили?

– Скорее всего, доберман… Но если мы говорим не только о причине смерти, то бродяга оказался интересным типом.

– Чем? – насторожился Вербин. – Разве это не обыкновенный русский юродивый?

– Юродивый – наверное, тут тебе виднее, – ответил Патрикеев. – Но не русский. Когда мы его побрили, то поняли, что парень скорее всего тюркских кровей. Возможно, азербайджанец.

– Парень? – удивился Феликс.

– Несмотря на седину, бродяга довольно молод. Организм в запущенном состоянии, что соответствует образу жизни, однако парню однозначно не было и сорока. По первоначальным оценкам – лет тридцать пять.

– Примерно тридцать пять… тюркская кровь… – Феликс вспомнил взгляд, который Ада бросила на умирающего Прохора.

– Когда-то он пережил очень сильные побои, – продолжил Патрикеев. – Ему ломали руки, пальцы, рёбра, одну ногу… На теле многочисленные шрамы и следы ожогов.

– Ему приходилось много драться?

– Я бы сказал, что когда-то давно его зверски пытали.

Неожиданный оборот, однако Вербин уже понял, что слабенькая ниточка сработала – он догадался, почему Ада приехала в «Небеса», осталось лишь получить подтверждение.

– Иван Васильевич, мне нужно его фото.

«Надо было спросить, что стало с Баем».

Но при этом участковый понимал, что не мог расспрашивать тоскующего Вербина о судьбе кота – только не сегодня. И не в ближайшие дни. И даже сомнениями своими поделиться не мог. Что у него есть? Мёртвые старушки, к которым перед смертью приходил большой чёрный кот? Мартынов не представлял, как рассказать об этом Вербину, только что потерявшему любимую женщину. И не просто потерявшему, а заставшему на её груди кота.

«Феликс, послушай, у меня есть подозрение, что Бай высосал из Криденс жизнь и так исцелился…»

Серьёзно?

Но куда девать подозрения? Куда девать полотенца, в которые Криденс завернула раненого кота и которые насквозь пропитались кровью? Как согласуются слова Вербина, что Баю не жить, с тем фактом, что через несколько часов кот оказался здоров?

А Криденс умерла.

Как всё это объяснить?

Врачи утверждают, что по естественным причинам.

А Бай лежал на груди Криденс: коллега-участковый сказал, что футболка женщины была испачкана кровью. Бай истекал кровью, почти не дышал, а потом убежал.

А Криденс умерла.

У Мартынова не было никаких объяснений, только осторожные догадки, которые он изо всех сил гнал прочь, пытаясь сосредоточиться на вещах обыденных, понятных, не имеющих отношения к мистике, но избавиться не мог. И потому не удивился, встретив на улице Бая. Мартынов возвращался домой, а чёрный кот медленно вышел из-за угла, оказавшись у него на пути. Участковый вздрогнул, остановился, сделал маленький шаг назад, и долго, почти полминуты, они с Баем смотрели друг другу в глаза. Сначала просто смотрели, а затем Мартынов почувствовал… не услышал, а именно почувствовал отрывистые слова:

«Я не хотел… не просил… не хотел…»

Почувствовал слова и почувствовал, что коту невыносимо больно. Так больно, что Бай бы с радостью умер.

– Привет! Можешь говорить?

– Конечно, – отозвался Феликс. – Для тебя – всегда.

Звонил его старый товарищ – Роман Козлов, замначальника управления уголовного розыска по Тверской области.

Вербин обратился к нему после допроса Бархина, и теперь Козлов собирался рассказать о результатах работы.

– Извини, брат, порадовать нечем. – Козлов не любил ходить вокруг да около. – Мои ребята прошли по примерному маршруту Бархина, поговорили с туристами, но безрезультатно: никто его не видел. А если и видел, то не обратил внимания.

– Ожидаемо.

– Согласен.

– Скинешь официальную бумагу?

– Без проблем. – Козлов помолчал. – Но работы ты мне в итоге подкинул.

– Пусть отчёт секретарша составит – у тебя почерк поганый.

– Я не об этом, – рассмеялся Козлов. – Когда я понял, что от туристов пользы не будет, велел плотно поговорить с бродягами, и выяснилось, что летом у них обязательно пропадает один-два человека. И повторяется это уже несколько лет.

– В полицию обращались? – помолчав, спросил Вербин.

– Говорят, обращались, но слушать их не стали, мол, что с вас взять? Вы сегодня здесь, завтра в соседней области. Вы говорите, что друзья пропали, а они присели в Новгороде за мелкую кражу. Документов нет, значит, и людей нет. Я, конечно, попросил руководителя вставить нашим бездельникам по первое число, а сам задумался…

– О том, зачем Бархин ездил на Селигер? – тихо сказал Феликс, которому пришёл в голову именно этот вопрос.

– Да, – подтвердил Козлов. – И потому хочу узнать: Бархин действительно причастен к убийствам?

– Сто процентов.

– Тогда второй вопрос: какова вероятность того, что убийства свели Бархина с ума?

– Близка к нулю, – твёрдо ответил Феликс.

– Несмотря на официальную версию?

– Тебя интересует моё мнение или официальная версия?

– Твоё мнение.

– Вероятность того, что Бархин рехнулся, близка к нулю.

– Не стану спрашивать, как в таком случае у вас там всё разрулилось, – произнёс после довольно длинной паузы Козлов. – Главное я услышал: Бархин – убийца.

– И мог ездить к тебе на охоту, – согласился Феликс. – Чтобы удовлетворить потребность в насилии.

– Чёртов урод, – прокомментировал Козлов. – Ладно, я подумаю, как поискать оставленные им следы.

– Но при этом я вполне допускаю, что Бархин ездил к тебе отдыхать или, как он говорил, «перезагружаться», – продолжил Вербин. – Во-вторых, если он закапывал тела в лесу, вряд ли ты их найдёшь. В-третьих, зачем тебе старое дело? Новых мало? Ну и в-четвёртых, даже если мы во всём правы, а тебе повезёт найти труп и открыть дело – главный подозреваемый мёртв.

– Это не важно, – ответил Козлов. – Я хочу знать, что происходит на моей земле.

Потому что это его обязанность.

И это Феликс мог понять, потому что говорил со старым другом из машины, по дороге в «Сухари».

Ехал туда, где всё началось.

И где жизнь текла своим чередом.

Возбуждение, охватившее посёлок после появления полиции и последовавшего наплыва журналистов, постепенно спало. Люди перестали вздрагивать, глядя на дом Брызгуна и представляя, что творил в подвале знаменитый режиссёр и в каком виде нашли его самого. Вздрагивать перестали, но обсуждать – нет. И в обсуждениях обязательно вспоминали, что «Илья и Платон с детства дружили с Адой», и, проходя или проезжая мимо, косились на особняк из красного кирпича. Нехорошо косились.

Дурную славу «Сухари» не приобрели и не могли приобрести – для этого посёлок был слишком респектабельным, – зато обзавелись собственной, уникальной легендой. И на состоявшемся общем собрании – экстренном, конечно же, – помимо прочих вопросов, обсуждалось предложение выкупить у наследников Брызгуна дом и устроить из него нечто вроде достопримечательности. Этакую общественную зону с барбекю на месте нескольких убийств. Адекватные жители посёлка предложили дом выкупить, но снести и на его месте построить что-нибудь нейтральное, но что именно, сказать затруднялись, поскольку ни сами не хотели посещать это место, ни детей в него пускать. Консенсуса достичь не удалось, договорились встретиться через неделю.

Люди планировали будущее.

Охранники Феликса помнили, так что показывать документы не пришлось – пропустили. У дома Ады Вербин припарковался так, чтобы перекрыть ворота, и позвонил в калитку. Замок щёлкнул сразу – то ли охранники сообщили о приезде гостя, то ли хозяйка разглядела полицейского в системе видеонаблюдения. Она не спросила: «Кто?», а велела: «Обойдите дом справа» – и встретила Феликса на ступенях террасы.

– Я как раз хотела прогуляться по лесу. Составите компанию?

На ней были короткие белые шорты, едва виднеющиеся из-под безразмерной белой футболки, и белые кроссовки.

– Мы пойдём в лес? – удивился Вербин.

– Вам не всё равно, где говорить? – удивилась в ответ Ада, медленно направляясь к калитке. Ясно давая понять, что решения не изменит и если Феликс хочет говорить в доме – ему придётся подождать.

– Почему вы решили, что я приехал поговорить? – спросил Вербин, следуя за женщиной.

– А зачем?

– Вдруг я приехал вас арестовать?

– Такие ролевые игры говорят о серьёзной профессиональной деформации.

– Я знаю, что это сделали вы.

Ада неожиданно остановилась, Феликс пару мгновений постоял, решив, что она нервно среагировала на его резкую фразу, затем беззвучно выругался, обошёл женщину слева и распахнул калитку. Ада поблагодарила полицейского кивком и вышла в лес. В тёмный, мрачный ельник. И прогулочным шагом направилась в глубь. Но не по тропинке. Вербин шёл слева и говорил, не глядя на женщину – ему не требовалось следить за её мимикой, он знал, что не ошибается.

Он знал, что она виновна.

– Я думаю, всё началось с убийства вашей соседки – Розалии Александровны Збарской. Вы с друзьями застрелили её шестнадцать лет назад, но забыть совершённое преступление оказалось невозможно, тем более что оно осталось безнаказанным… Чем перед вами провинилась Розалия Збарская?

Вот теперь Феликс посмотрел женщине в лицо, но не прочитал на нём ничего – Ада осталась абсолютно спокойной.

– Я не знаю, кто из вас нажал на спусковой крючок, полагаю, каждый по очереди, но уверен, что все вы запомнили то ощущение, что возникает после отнятия жизни.

– Пробовали? – легко спросила Ада.

– Да.

– Я так и думала.

– А вы рубили курице голову в надежде вновь пережить то ощущение?

Ада выдержала паузу, но вспомнила, что Феликс только что дал честный ответ, и ответила тем же – едва заметно улыбнулась, показав Вербину, что он угадал.

– Но не получилось.

Ещё одна улыбка.

– Совершённое убийство навсегда остаётся в памяти. Особенно – безнаказанное убийство. Появляется желание повторить, но как? В обычной жизни возможности убивать нет, а идти в армию или спецслужбы никто из вас не собирался, ведь никто из вас не был воином. Но убивать хотелось. Я уверен, что Бархин ездил на Селигер на охоту. Предполагаю, что и вы отыскали способ безнаказанно убивать – с вашим умом это вполне вероятно. Тем более вы – врач… А вот слабый и не очень умный Брызгун мучился до тех пор, пока не стал свидетелем ДТП и не понял, как можно удовлетворить сводящую с ума жажду. Советоваться с вами он не стал, а просто убил, как только подвернулась возможность. И оказался на крючке у проституток. После этого Брызгун пришёл к вам?

– Это ваша история, – очень ровно произнесла Ада. – Не моя.

– Я не знаю, почему вы решили избавиться от Брызгуна и как сумели убедить в этом Бархина, полагаю, сказали, что Брызгун – слабое звено, несущее угрозу всем, и прагматичный Бархин с вами согласился. Но я абсолютно уверен, что вы сразу решили избавиться от них обоих. Как это связано с убийством Розалии Збарской?

– Собаки, – поправила полицейского женщина.

– Что?

– Феликс, я ничего не знаю о смерти старой ведьмы, но на моих глазах убили чёрную собаку.

– Когда?

– Не важно. Важно то, что это было. А вы продолжайте, продолжайте…

Происходящее занимало Аду. Или же она не сомневалась в визите Вербина и теперь сравнивала ожидания с реальностью.

– Итак, вы с Бархиным согласились помочь Брызгуну, что его крайне обрадовало. Кстати, думаю, что вычурный план разработал именно он, не представляю вас, говорящей: «А давайте из багажника будут вылетать мыши!»

– Спасибо.

– Это значит «да»?

– Это значит, я благодарна за ваше мнение обо мне.

– Пусть так. – Вербин чуть склонил голову. – Вы втроём решили сыграть одного убийцу, и это было придумано блестяще. В итоге даже если бы на кого-нибудь из вас пало подозрение, у него обязательно нашлось бы алиби на другое убийство. Не сомневаюсь, что это придумали вы. Вы умны.

– Я принимаю и этот комплимент, но совершенно не согласна с причиной, по которой вы его произнесли.

– Всё должно было случиться во время отсутствия Бархина. Брызгун съездил в Воронеж на автомобиле вашего отца. Эксперты наконец-то прочитали VIN-номер сгоревшей «Toyota RA V4», и выяснилось, что она принадлежала вашему отцу. Почему вы не переоформили её на себя?

– Я о ней забыла.

– Где она стояла все эти годы?

– В старом московском гараже.

– К которому у Брызгуна и Бархина был доступ?

– Именно так.

– Вы встретили Брызгуна по дороге, переложили мышей в BMW Бархина и поехали в «Сухари», а Брызгун вернулся в Москву и договорился с проститутками о поездке на дачу. Вряд ли девушки что-то заподозрили, особенно Диана, которая считала, что из неё и в самом деле будут делать звезду. Скорее всего, девушек вырубили в Москве или недалеко от неё – чтобы отключить телефоны. Вы разместили проституток в подвале, а затем предложили Брызгуну развлечься в ванне. Он сам разделся, уселся, а вы сделали ему укол и держали в ванне несколько дней – в подвале мы нашли четыре капельницы, а не три. Всё было именно так?

– Как я уже сказала…

– Я помню: в вашей жизни есть только один эпизод, который может быть мне интересен.

– Смерть чёрной собаки.

– Смерть чёрной собаки, – повторил Вербин. – Я знаю, что много лет назад у Розалии Александровны Збарской была чёрная собака. Её нашли повешенной в лесу.

– Недалеко отсюда.

– Вы это видели?

– Да.

– Вы намеренно упомянули чёрную собаку во время нашего разговора в «Небесах»?

– Вы ловко подвели меня к этому признанию.

– Я не верю в ваш комплимент, – ответил Вербин, глядя Аде в глаза. – Вы прекрасно вели разговор и сказали только то, что хотели сказать. Вы упомянули чёрную собаку, потому что знали, что через несколько минут большая чёрная собака убьёт Прохора. Вы дали понять, что в этом убийстве нужно как следует разобраться и теперь я знаю, что московский юродивый, которого мы знали под именем Прохор, в действительности – Руслан Аскеров. Ваш друг детства.

– Что вы говорите? – Ада великолепно сыграла изумление.

– Для вас было очень важно, чтобы его загрызла большая чёрная собака, ведь так? Но почему? Как всё это связано со смертью той собаки?

– Её звали Мара, – прошептала Ада.

И по тому, как женщина вздрогнула, Вербин понял, что фраза сорвалась с языка непроизвольно. Ада не хотела её произносить, но не смогла не произнести. Она больше не могла называть ту собаку – той собакой, это её оскорбляло. Ту собаку звали Марой, и женщине было очень важно помнить её имя.

Однако оплошность Аду не смутила, и через мгновение она продолжила прежним, уверенным и спокойным тоном:

– Не понимаю, что вы имеете в виду, Феликс. Но если тот бродяга действительно Руслан… что абсолютно невероятно… то вам удалось сильно меня удивить.

– Это Руслан, – кивнул Вербин. – Я показал его фото матери.

– Она мне не позвонила.

– Мы виделись сегодня утром.

– Значит, позвонит.

– Ещё я узнал, кем был ваш первый супруг и почему он умер в тюрьме, – с напором продолжил Феликс. – Вот уж не думал, что вы пойдёте замуж за столь известного бандита.

– Участие моего первого мужа в деятельности какой-либо организованной преступной группировки не доказано, – холодно отчеканила Ада.

– Мне и не нужно, я ведь не его художества расследую, – махнул рукой Вербин. – Зато теперь понимаю, что история с Русланом была спектаклем от начала до конца. Вы уговорили мужа помочь отомстить – не знаю за что, – и он помог. И ещё я думаю, что вы уже тогда планировали расправиться со всеми, но арест и скоропостижная смерть вашего мужа спутали вам карты. Вам пришлось отложить месть и ждать подходящего случая. И оружием для убийства старухи вас наверняка снабдил первый муж… Но зачем вы убили Збарскую?

Тишина.

– Что же касается Руслана, то его должны были убить, ведь так? Но вместо этого избили так, что он сошёл с ума, и, наверное, потому отпустили. Даже в бандитах иногда просыпается нечто человеческое… Или же ваш муж решил, что так получится страшнее, чем убить. Но вам он об этом не рассказал.

– Это ваша история, – равнодушно повторила Ада. – Не моя.

– Вы встретили Руслана четыре месяца назад, когда были в «Грязных небесах». Я думаю, встреча получилась случайной, но к тому времени Брызгун уже попросил помочь с устранением проституток, и вы решили закрыть все долги.

– Я устала повторять, Феликс, – всё дело в убийстве чёрной собаки. Остальное – ваши фантазии.

– Вы гоните от себя тот эпизод, ведь так? – почти с жалостью произнёс Вербин. – И заменяете пугающее вас воспоминание смертью чёрной собаки. Что же такое страшное они с вами сотворили, что вы так жестоко отомстили? Вы убили Аскерова, Брызгуна и Бархина, приняли участие в убийстве Збарской, трёх проституток, Регины, и из-за вас погибла Криденс.

– И что теперь? – чарующе улыбнулась Ада. – Застрелите меня?

– Боитесь?

Он бросил короткую фразу машинально и сразу об этом пожалел. Однако разговору она не помешала.

– Феликс, Феликс, вы так ничего и не поняли… – Ада покачала головой. – Скажите, вам не доводилось в детстве, именно в детстве, лет в пять-шесть, жить у самого края страшного тёмного леса?

– Нет, – ответил Вербин, машинально оглядывая сумрачный ельник.

– А я жила. И однажды я в него вошла. – Пауза. – С тех пор ничего не боюсь.

Феликс понял, что Ада не рисуется. Что, войдя в тёмный лес и увидев смерть чёрной собаки, она изменилась. И в том числе – возможно – стала абсолютно бесстрашной.

– Вы можете из него выйти?

Она ответила взглядом и лёгкой улыбкой. А затем, прежде чем Вербин с нажимом повторил вопрос, остановилась и кивком указала на растущие впереди поганки:

– Знаете, что это?

– Ядовитые грибы, – машинально ответил Феликс. – Растут необычно.

– Это «ведьмин круг», – рассказала Ада. – Он появляется каждую весну и стоит весь сезон, до снега, а может, и под снегом – я не проверяла. Всегда в одном и том же месте… Круг ядовитых грибов означает, что поблизости живёт ведьма.

– Точно? – прищурился слегка удивлённый Вербин.

– Ни одной осечки за тысячи лет наблюдений.

– И здесь живёт?

– Долгое время мы с друзьями считали, что местной ведьмой была старуха Розалия. Но как вы уже, наверное, поняли, существует закон: когда ведьма умирает – круг исчезает.

– А этот не исчез, – очень тихо сказал Вербин.

– Этот не исчез.

– Получается, это просто поганки?

– Да, Феликс, получается так – просто поганки… – Ада легко провела языком по губам. Вербин вспомнил признание, сделанное им в «Грязных небесах». Ада это поняла, но не улыбнулась. – Вы спрашивали, боюсь ли я вас… А каково вам быть здесь со мной?

– Что вы можете мне сделать?

– Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

– Я сам приехал. – Вербин кашлянул. – Приехал после того, что сказал в «Небесах».

– Я рада, что не ошиблась в вас, Феликс, и поэтому прошу: оставьте меня в покое. Я не тот человек, с которым нужно ссориться.

Нет, не человек – абсолютное Зло.

Спокойное. Равнодушное. Хладнокровное.

Безжалостное.

Зло, которое добилось своей цели, но не уйдёт, не исчезнет, разве что затаится на время, а потом вновь примется творить себя. Зло, которое можно остановить только одним способом. Ничего другого для абсолютного Зла люди за тысячи лет не придумали.

По случаю жары пистолет прятался не в наплечной кобуре, прикрытый ветровкой, а лежал в маленькой кожаной сумке, которую Вербин мял в руках. Чувствуя тяжесть оружия. Пистолет прятался там и был готов исполнить то, для чего был создан.

– Скажи, Феликс, ты уверен, что если совершишь задуманное, «ведьмин круг» исчезнет? – неожиданно спросила Ада, по-прежнему не отрывая взгляд от поганок. – Ты действительно в этом уверен?

Поганки стояли правильным кругом.

Ответа у него не было.

Следы крови остались на траве и полотенце Руслана. А в его рюкзаке, помимо мотка верёвки, оказалась полуторалитровая бутылка воды, которой Ада вымыла бёдра и пах. Потом оделась. Не глядя на ребят, натянула трусики, шорты, лифчик, проверила, чистая ли футболка, и надела её. Потом – кроссовки. Ада знала, что парни боятся последствий, поэтому демонстративно привела себя в порядок, позволяя им успокоиться: нет следов – нет доказательств.

Они это поняли.

– Поедем купаться? – неуверенно спросил Платон.

– Что-то расхотелось, – предельно честно ответила Ада.

– Мы же решили, что нас должны увидеть на Оке.

Платон указал на кусты, за которыми висела Мара, но замолчал, когда Руслан поднял руку.

– Увидят нас, а на Адьку никто не подумает. – И посмотрел на девочку. – Тебя проводить?

– Доберусь.

– Тогда увидимся.

– Увидимся.

Они добрались до тропинки, ведя велосипеды руками, а потом разъехались. Мальчики – в сторону солнечной Оки, Ада – в сумрачный ельник. Но добравшись до него, вновь взяла велосипед за руль и прошла к «ведьминому кругу». Остановилась, минуты три что-то беззвучно шептала, пронзительно глядя на поганки, а потом бросила велосипед и разрыдалась.

– Мара, Мара, Мара… – Ада плакала не по себе, а по большой чёрной собаке, оказавшейся большим верным другом. По собаке, которая пожертвовала собой, хотя ничего не могла изменить. Но этого не понимала. Она просто сражалась, как сражаются за друзей, и острое – «За друзей», ударило в душу так, что Ада завыла: – Мара… прости меня… прости… прости…

Девочка рыдала так громко, что не должна была слышать ничего вокруг, но эту фразу она разобрала:

– То есть я её больше не увижу?

Замолчала, вытерла слёзы, медленно повернулась и встретилась взглядом с Розалией. Видимо, старуха потеряла Мару, устала ждать и вышла через «лесные» ворота.

– Не увидите, – срывающимся голосом ответила Ада. – И поверьте – лучше вам не видеть.

– Это сделали твои мальчики? – жёстко спросила старуха.

– Да.

– Я знала, что дружба с тобой не доведёт до добра, но Мара не слушала. Ты ей нравилась. Не знаю почему, но нравилась. – Розалия помолчала. – Что случилось?

– Она хотела мне помочь.

– А ты? Что ты делала, когда её убивали?

– Я нуждалась в помощи!

– Ты лежала, раздвинув ноги, и смотрела, как твои любовники убивают мою собаку, – прорычала старуха.

И взгляд Ады стал таким же пронзительным, как тогда, когда она смотрела на поганки.

– Вы всё видели.

Розалия смотрела на девочку в упор.

– Вы… – Ада с надеждой ответила на её взгляд. – Вы поможете их наказать? Я не смогу ничего сделать одна, но если вы расскажете, что видели…

– Я видела только то, что тебе понравилось, сучка. И радуйся, что я не расскажу о разврате твоим родителям.

– Вы знаете, что это неправда. – На глазах девочки вновь появились слёзы. – Вы ведь всё видели! Вы ведь поняли, почему Мара бросилась мне на помощь!

– Убирайся! – выплюнула ей в лицо старуха.

Она думала, что девочка вновь разрыдается, но ошиблась. Поняв, что в неё плюнули словом, Ада преобразилась. Слёзы высохли. В прекрасных голубых глазах вспыхнул ледяной огонь. Девочка гордо выпрямилась, подняла голову и с достоинством отчеканила:

– Настанет день, когда вы горько об этом пожалеете, Розалия Александровна. – В первый и последний раз Ада назвала ведьму по имени и отчеству. – Я пока не знаю, когда это случится, но даю слово – вы очень пожалеете.

В ответ – неприязненное:

– Я слишком стара, маленькая шлюха, что бы ты успела мне отомстить.

К ледяному огню в глазах добавилась холодная усмешка. Ада повернулась к велосипеду и жёстко бросила через плечо:

– Значит, мне придётся поторопиться.