Повеселев от того, что наконец-то освободилось место за игровым автоматом, девочка быстро заняла его, забросив в прорезь несколько жетонов, что уже час держала во вспотевшей ладошке. Едва экранная заставка успела смениться выбором героя, как моргнул и везде погас свет, а буквально через несколько секунд под потолком загорелись редкие, не такие яркие, как было раньше, лампы.

Она решила, что это временно. Конечно, тут, в игровой зоне торгового центра она ни разу не видела, чтобы свет выключали, но дома это иногда случалось, так что вскоре все должно закончиться, поэтому отходить от игрового автомата она не стала. Её надежды разбила мама. Подойдя, она взяла дочку за руку, направившись к ближайшему выходу, который был подсвечен зеленоватой табличкой со спускающимся вниз по лестнице человечком. Уходить девочке никак не хотелось, ведь она так долго ждала, когда сможет поиграть, а не стоять и смотреть, как это делают другие.

— Не упрямься, — попросила мама, когда девочка уперлась, издав единственный звук, на который была способна, — и не мычи так громко, что о тебе люди подумают? Потом, если свет включат, вернёмся, еще поиграешь, — но девочка еще раз дернула руку, сделав недовольное лицо. — Я видела, что ты только что подошла, но люди говорят, что чем-то пахнет. Может, это пожар, ты же не хочешь сгореть? — девочка отрицательно помотала головой и сдалась на милость родительницы. Вскоре они спустились по хорошо освещенной лестнице с большими окнами уже до второго этажа, как и множество других людей. Мама наклонилась к ней и тихо, заговорщицки, прошептала, — папа к твоему дню рождения хочет купить тебе приставку, только не вздумай меня ему сдать, это сюрприз для тебя.

Дальше девочка уже не упрямилась, стараясь держаться за руку как можно крепче. Все её мысли были о том, что наконец-то её мечта осуществится, хотя бы эта мечта, ведь самое сокровенное желание, как говорили врачи, не сбудется никогда. Несмотря на свой возраст, она уже успела смириться с тем, что говорить никогда не сможет. На первом этаже противный кислый запах чувствовался гораздо сильнее, отчего она несколько раз чихнула и сильно огорчилась, когда тот не пропал совсем после того, как они вышли на улицу.

Перед торговым центром на огромной парковке собралось столько людей, что даже посчитать не удалось, а ведь счёт до ста она освоила еще до того, как пошла в школу. Никогда раньше она не видела здесь столько людей сразу. Мама продолжала идти, ведя её за собой, пока они не достигли скопления людей. Несмотря на то, что она пыталась держаться как можно ближе к маме, её все равно несколько раз больно толкнули и даже раз наступили на ногу. Едва не заплакав и очень обидевшись на того, кто испортил только что купленные босоножки, она пыталась протиснуться сквозь людей, так и не понимая, почему все стоят.

Протиснувшись среди ног взрослых, она смогла сначала высунуть голову, а затем и выйти на шаг вперед, не сразу поняв, куда все смотрят. Часть парковки, как раз та, где они оставили машину, отсутствовала, а люди стояли буквально в нескольких метрах от густого леса, которого здесь никогда не было. Невольно отпустив руку мамы, она сделала несколько шагов и присела возле ровной белой линии разметки на асфальте, за которой в нескольких сантиметрах заканчивался и сам асфальт, резко сменяясь старыми прелыми листьями.

Посмотрев сначала влево, потом вправо, она с удивлением обнаружила, что не только она смотрит на этот ровный срез, но и некоторые взрослые с удивлением ощупывают растения и край асфальтированной дороги, а совсем далеко двое взрослых мужчин рассматривают забавную машину. У неё остался только нос, даже дверей передних нет, и сразу начинается зеленый кустарник, как будто другая часть автомобиля спрятана в нём. Правда, было видно, что один из взрослых проходил через кусты, и машины там не было, она удивилась такому фокусу, но обдумать ничего не успела.

Неожиданно мама позвала её и, взявшись за руки, они вновь принялись проталкиваться через толпу людей в обратную сторону. Вскоре стало понятно, что мама ведёт её в сторону метро, и девочка старалась поспевать за ней, все увеличивавшей скорость. Возле спуска к станции тоже было много людей, еще больше, чем тех, кто стоял возле странно появившегося леса. Увидев это, обе замерли, в то время как вокруг люди спешили в разные стороны.

Откуда-то издалека сначала раздалось несколько выкриков, а потом все побежали, нарастающей волной надвигаясь в их сторону, но она это поняла, только когда оказалась на руках мамы, и они влились в толпу бегущих людей. Испугавшись, она заплакала, но даже сквозь слезы заметила нечто странное далеко сзади, там, откуда раздавались крики.

Кто-то очень высокий, выше виденных ею людей, махал то ли руками, то ли большими ветками, и от него во все стороны, словно куклы, разлетались люди. Отделившись от всех и забежав за угол, мама её опустила на узкую асфальтированную дорожку. Её тяжёлое дыхание было слышно даже через всхлипы, но ничего поделать с собой не могла, ведь вид испуганной родительницы еще больше заставлял её бояться и плакать.

Слезы рванули градом, когда сзади она увидела того, кто махал вдали, и поняла, что видела тогда страшного монстра, который сейчас убивал по нескольку бегущих мимо него людей за один взмах огромных когтистых лап. Мама тоже заплакала, но тут же села на корточки и начала дергать большую решетку. Слезы застилали девочке глаза, поэтому она ничего не видела, лишь услышала, как что-то упало с металлическим лязгом, а потом почувствовала, как ее пропихивают в узкий лаз. Только тогда она решила вытереть слезы.

— Ползи, прячься, — слышала она, но в ответ смогла лишь промычать, а следом донеслось, — убегай, я скоро тебя найду.

В лазе было узко и грязно, а под коленки больно попадали мелкие камни, но развернуться она не могла и решила последовать указанию, направившись в непонятную темноту. Только когда она добралась до небольшого помещения, где не было света и пахло всякой всячиной, как в гараже папы, удалось развернуться лицом к светящемуся туннелю. Несколько раз, издав свой обычный мычащий звук как можно громче, она попыталась позвать маму, но, кроме криков и непонятного шума, ничего не услышала. Стало еще страшнее, настолько, что даже слезы прекратили литься. Стало неважно, будет ругать её мама или нет, главное, чтобы она появилась. Но раз за разом в ответ на её призыв доносились одни и те же страшные звуки, а перед светлым ослепительным пятном в конце туннеля мелькали непонятные образы, изредка почти полностью перекрывая свет.

Она не оставляла попыток дозваться до мамы, продолжая издавать тот единственный звук, который могла произнести, как вдруг кто-то полностью заслонил свет, что пробивался через узкий лаз. А после, устрашающе урча, что отдаленно напоминало звуки, которые она слышала от их домашнего кота, рванулся внутрь. В отблесках света, попадавших на незнакомца, она разглядела весьма внушительного мужчину, лицо и изорванный костюм которого были перепачканы в крови. Усилив урчание, он всячески пытался влезть в проход, по которому она попала внутрь, но не мог, отчего ей становилось еще страшнее, и она все громче пыталась звать пропавшую куда-то маму.

Вскоре нечто огромное, лишь тенью промелькнувшее на светлом фоне, в одно движение смахнуло половину тела пытавшегося залезть вовнутрь, а гигантская лапа с когтями подхватила и унесла куда-то вверх оставшуюся часть. От невообразимого страха она почувствовала, как что-то тёплое потекло по колготкам, а когда в туннель сунулась огромная голова, втянув ноздрями воздух, её просто поглотила тьма.

Пришла она в себя с неприятным чувством, в луже, а из туннеля раздавались скрежет и звук чего-то крошащегося. Напугавшись, она опять закричала, точнее, издала свой обычный мычащий звук, попытавшись забиться как можно дальше в угол небольшой камеры. Мерный, доносившийся снаружи звук усилился, тот, кто пытался расширить проход, услышав её, удвоил свои усилия. В поисках пути к бегству она осмотрела и ощупала все стены, но то место, куда она попала, оказалось небольшой камерой, и дальнейший путь ей преграждала решётка, такая же, как та, что была снаружи. Схватившись за одну из металлических полосок, она несколько раз её дернула, но сил у неё было меньше, чем у мамы, и, вместо того, чтобы сорвать преграду с места, она лишь порезала руку и тонкая струйка крови потекла по ладошке.

Монстр, замерев на секунду, с шумом втянул воздух. Почувствовав вожделенный запах, неистово заурчал и продолжил попытки расширить проход, отчего несколько камней, влетев внутрь, больно ударили её. От страха она даже крикнуть не могла, точнее, издать характерный мычащий звук, который произносила всегда и, обливаясь слезами, вжалась в один из углов, так и продолжая смотреть, как монстр пытается пробраться внутрь. Замерев, лишь тихо плача, она сидела до тех пор, пока на улице не стемнело, по крайней мере, солнце уже не так обильно попадало внутрь, а лапы монстра тем временем с прежним усердием ковыряли стены прохода. Внезапно послышался шлепок, как будто что-то огромное и мокрое упало на асфальт, а в её сторону пролетело что-то обжигающе горячее и мокрое, в нос ударил отвратительнейший запах, и она вновь провалилась во тьму.

Открыв глаза, она поняла, что больше не слышит скрежета когтей монстра, она вообще ничего не слышала, вокруг была такая тишина, что она даже не поверила в это. Вся её одежда была в слипшейся отвратительно пахнущей загустевшей жиже, к которой прилипли мелкие осколки, камешки и мусор. Голова кружилась, очень хотелось пить, но она, не обращая внимания на своё состояние, еще раз прислушалась к тому, что происходит в проходе, а после выглянула. На улице было светло, но не так ярко, как днём, свет загораживало что-то большое и плохо видимое из тёмного туннеля.

Прислушиваясь, она стала подбираться к выходу и, если бы не перехватило горло от ужаса от увиденного, то опять бы издала тот единственный звук, который могла произносить. Быстро пятясь и в кровь раздирая коленки, она вернулась обратно в своё убежище, потому что возле выхода лежала огромная и страшная отрубленная голова монстра.

Время в тёмном холодном помещении ощущалось странно, тем более что вскоре начал бить озноб, а рот настолько пересох, что язык прилипал к зубам, и она все-таки решилась. Медленно, шаг за шагом продвигаясь по проходу, она ползла к выходу до тех пор, пока не уперлась в лежавшую там огромную голову. Оскаленные клыки и вывалившийся язык её пугали, ей даже казалось, что затянувшиеся белёсой пленкой глаза на звериной морде смотрели на неё, но она понимала — это всего лишь мертвая голова. Разглядывая то, что осталось от зверя, она заметила раскиданные виноградинки, которые напомнили ей конфетки. Она, конечно, знала, что с земли и пола есть нельзя, но любимые мамины леденцы «Монпансье» были вкусными и всегда наполняли рот слюной, а именно этого ей сейчас хотелось больше всего.

Мысли туманились и она, поняв, что сейчас сама решает, что ей можно и что нельзя, поползла к сладостям мимо отрубленной головы. Выбрав круглые зеленоватые и полупрозрачные леденцы из странного комка черных ниток с оранжевыми жилками, она засунула несколько штук в рот, начав их рассасывать. Сладкого вкуса, как ни странно, не было, но слюна, о которой она мечтала, появилась сразу, а нестерпимое чувство жажды начало отступать. Поковырявшись в странном, пахнущем почему-то грибами, комке, она нашла еще горсть таких же конфет и много кусочков странного рыхлого желтоватого цвета. Что это, она не знала и отбрасывала их в сторону, а вот яркая черная кругляшка тоже была похожа на конфету, так что была отправлена к двум имевшимся во рту леденцам.

Продолжая собирать леденцы, она нечаянно задела ногой кусок от разбитой решётки, отчего тот, скрежетнув об осколки валявшихся камней, издал не очень громкий звук. Она тут же услышала, как за углом здания раздалось знакомое урчание, и быстро, как только могла, полезла обратно в укрытие. Вскоре шаркающие звуки, которые доносились из-за ее спины, переросли в некое шевеление. Добравшись до помещения, она смогла развернуться и увидеть, что в лаз пытается пробраться такой же грязный и окровавленный человек, как и в первый раз. Он точно так же урчал, бессильно царапал пальцами стены, но залезть внутрь не мог. По сравнению с тем, что было вчера, издаваемый им шум и звуки пугали меньше, и вдруг она с удивлением поняла, что в животе у неё теплеет.

Догадавшись, что проглотила одну из конфет, выплюнула то, что было во рту, на ладошку, и поняла, что это была та самая черная, которая отличалась от всех остальных. Забившись в угол, она опять начала замерзать, и её снова начала бить мелкая дрожь, она даже попыталась растереть руки, но вдруг поняла, что не может поднять их, а через мгновенье веки потяжелели, и на неё навалилась тягучая тьма.

Легкий, едва уловимый запах скорого обновления угодий защекотал нос, мгновенно выведя тело из анабиоза, в который нужно было впадать каждый раз, когда заканчивалась еда. После многих повторений стало ясно, что сразу убегать нет смысла. Пока запах не станет отвратительно концентрированным, а глаза видят сквозь туман, еще можно спокойно находиться здесь. И, прикрыв глаза, можно снова увидеть те прекрасные сны о еде, которая повсюду, но почему-то никто её не ест.

Тот, что снился сейчас, не самый любимый, но почему-то в анабиозе его приходилось видеть чаще остальных. Издав недовольное урчание и пошевелив конечностями, пришлось перетерпеть мгновенно обострившее чувство голода. Несмотря на то, что периоды голода были неприятными, жизнь в этом месте нравилась, нет старшего, нет других претендентов на угодья, и постоянно появляется самая вкусная еда. За много раз удалось понять, что сразу есть всю еду не нужно, иначе придется надолго впадать в спячку, и будет так, как в первый раз, когда от голода тело так обессилело, что едва получилось уйти в черноту.

Вскоре запах усилился. Все же пришлось вставать, покинув остатки строения, в коем каждый раз было комфортно залегать на период голода, и, разминая мышцы, идти к черноте. Пережидать на ней туман было неприятно, но понимание того, что вскоре дикое, всеобъемлющее чувство голода можно будет утолить, всегда помогало этому. Плотный, почти непроглядный туман бил в нос неприятным запахом, а инстинкты кричали о том, что нужно бежать без оглядки, но сейчас опыт позволял себя контролировать, не то, что в первые несколько раз.

Вскоре под конечностями захрустела чернота, а на тело навалилась тяжесть. Развернувшись и сев на задние лапы, пришлось, как все предыдущие разы, ждать, ждать, когда туман начнёт растекаться, а из него послышится такой вкусный, такой манящий звук еды. От нечего делать приходилось смотреть на бескрайную стену вонючего тумана, уходившую вверх. Вспомнился первый раз, когда довелось выйти на хрустящую черную поверхность, тогда была стая, был высший, страх перед ним, и его желания выполнялись незамедлительно.

Тогда, давно, в поисках еды высший вел их к очередной кормовой территории, но они неожиданно наткнулись на конкурирующую стаю. Высший не пожелал уступать и в итоге они одержали верх, потеряв почти всех своих низших. Но главное — это своя жизнь и жизнь высшего, так что для стаи потеря нескольких низших не проблема, главное, что вся высшая свита уцелела, а враг был растерзан. Вдруг тело содрогнулось, так что покров затрещал, скрежеща плитками костяной защиты, когда вспомнилась роковая встреча с опасной едой.

Опасная еда попадалась не раз, её было много в пустых местах, там, где другой, обычной еды было мало. Охота на неё была чаще удовольствием от игры, но высший её опасался. Иногда, когда такой еды было много, стая её игнорировала или отправляла в разведку несколько быстрых низших и, если имелась опасность, еду игнорировали. Часто такое поведение высшего в стае вызывало недовольство, но, вспоминая последнюю встречу с опасной едой, было понятно, почему старший поступал именно так.

Опасная еда всегда пряталась, а иногда даже делала больно. В тот раз она появилась неожиданно, да так, что никто не учуял её до последнего момента, и стая перестала существовать. Высший непонятным образом осознал опасность, но было поздно, и даже отправленные низшие не смогли отвлечь на себя внимание. Бег вслед за высшим прервался промелькнувшей мимо чертой, в нос ударил резкий запах, а сам высший превратился в яркий шар. С таким уже приходилось сталкиваться и снова ощущать боль не хотелось, так что, одним прыжком уйдя в сторону, пришлось изменить траекторию движения. Еще один серый росчерк, с шумом ударив по слуху, ушел в сторону, а спина вдруг взорвалась множеством мелких укусов, которые делала опасная еда.

Едва заскочив за большую коробку, в которой обычно появляется еда, пришлось замедлить бег, задняя конечность плохо работала, да и всё тело горело от укусов. Единственное направление, куда можно было уходить, было впереди, там, где одна чернота и все хрупкое. Высший иногда заставлял проходить через такие места, отчего слабые там же и оставались, так что те ощущения еще помнились. Приближавшийся звук сообщил о том, что опасная еда преследует его, а когда ощущение присутствия высшего оборвалось, стало ясно — стаи больше нет. Поднявшись и взяв максимальный разгон, несмотря на мешавшую и доставлявшую боль конечность, пришлось бежать в черноту.

Под лапами с хрустом ломались и разлетались странного очертания объекты, спину вновь начали обжигать укусы, а на тело навалилась тяжесть, как будто высший прижал к земле лапой за провинность. Встряхнув головой от укуса, который пришелся возле правого глаза, споткнувшись, кубарем, вздымая черную пыль, тело скатилось во впадину. Ноздри и глаза забило, но, проморгавшись и выдув из ноздрей пыль, превозмогая навалившуюся усталость, пришлось идти вдоль распадка.

Иногда силы покидали тело, глаза показывали всегда либо небо, либо черноту. Черноту, на которой ничего различить не удавалось, а уши доносили лишь хруст под лапами. Укусы больше не ощущались, лишь боль от полученных ранее, и лапа при каждом соприкосновении с землёй отзывалась болью. Еды здесь нет, спрятаться негде, а для того, чтобы вновь обрести силу, нужны время и еда. Лишь эти мысли продолжали толкать вперед до тех пор, пока сквозь поволоку в глазах не удалось увидеть то, что имело другой цвет.

Едва передвигая неимоверно потяжелевшее тело, норовившее зацепиться за хрупкую черноту брюшной бронёй, превозмогая непреодолимое желание остановиться и уснуть, сменив направление, опять пришлось двигаться. Зелень приближалась, и вскоре ноздри уловили тот заветный запах, который сопровождал вкусную еду. «Самую вкусную еду», — пронеслась мысль, и едва шевелившиеся конечности заработали с удвоенной скоростью.

Вскоре усердие было вознаграждено обильным запахом еды, раздиравшим нюх со всех сторон, неработающее зрение показывало мельтешение, а уши наконец-то, кроме хруста, доносили звук еды. Еда была быстрая, но довольно глупая, и, сделав несколько попыток, удалось поймать добычу, в которую зубы вошли с огромной радостью. Через несколько периодов темноты зрение вернулось полностью, полноценный слух и обоняние появились еще раньше, значительно облегчив охоту.

В тот раз, как и в несколько других, еда быстро кончалась, приходилось долго находиться в состоянии сна, отчего потом было очень трудно охотиться. За много-много появлений еды пришлось научиться бороться со своим, почти непреодолимым желанием убить и съесть всё сразу, и теперь пережидать голод стало легче.

Вспышка света на мгновенье ослепила, и стена вонючего тумана начала распадаться, а уши расслышали те самые звуки, что создавала будущая добыча.

— Ну и где твоя матерая одиночка? — почти прорычал кваз.

— Там, Ури, — не отрываясь от бинокля, указал направление лежавший рядом.

— Я на той зелёнке, кроме пары амбаров, ни фига не вижу, — пророкотал кваз в ответ.

— Я тебе клянусь, мы, когда с Савой тут в прошлый раз с внешниками были, ну, помнишь, конвой со стволами к нам в стаб перли, их дрон тварь снял, я же тебе показывал видос. Если бы не чернота, то ракетой бы шваркнули, а так расстояния не хватало, внешники дронов подальше от черных кластеров держат.

— И ты думаешь, что матерая тварь оттуда не ушла? — вновь прорычал кваз, отчего лежавший рядом сжался.

— А зачем? Там постоянно ферма грузится, там лошадки, коровки, жратвы полно, зачем твари сваливать?

— Слушай, Крест, — пнув лежавшего рядом с квазом, обратилась к нему подошедшая девушка, — если мы сюда приперлись просто так, и там никого не будет, я тебя выпотрошу и сдам внешникам, как компенсацию.

— Что ты, Ли, я гарантирую, он там, куда ему деваться? Ты посмотри, тут не меньше двадцати километров черноты, твари её избегают, а такую и вовсе не пройдут.

Девушка, как и остальные бойцы, расположившись на крыше, ожидала, когда на наблюдаемом кластере начнется перезагрузка. Ведь если там есть тварь, она будет вынуждена покинуть кластер хотя бы на время. Сгустившийся кисляк был отчётливо виден в бинокль, и все уже решили, что твари там нет, когда массивное тело матёрого элитника показалось возле одного из строений. Тварь, по всей видимости, залегала там на период голодовки, выжрав всех животных, и вот сейчас не спеша, как будто прогуливаясь, двигалась к ближайшей границе.

— Нормальная такая зверюшка, — прокомментировала девушка, нагло сев на кваза и отобрав у того бинокль внешников, на что лидер не отреагировал. — Так, и чё делать будем?

— Ждать, — пророкотал кваз. — Крест был прав, тварь не уходит с этих мест, пережидая перезагрузку на черноте. Умная, падла, нашла себе кормушку и в ус не дует, теперь вопрос лишь в том, сколько добра у неё на загривке…

— Интересно, как сюда такую тушу занесло? — поинтересовался Крест, не отрываясь от разглядывания чудища. Правда, его бинокль не был творением внешников и явно не мог обеспечить то же качество картинки, какую видел лидер группы, но и то, что он мог рассмотреть, впечатляло.

— С кластером прилетел, — буркнул кваз.

— Не, вряд ли, — парировала девушка, — помнишь, года полтора тому назад, Сиваш со своей бригадой туда ходили, ну, это, когда у них была тупая мысль элиту в каньон заманивать. — Кваз вспомнил про эту глупость и то, чем все закончилось, попытался посмеяться, но издал лишь уркающий и хлюпающий звук вместо смеха.

— Ну да, тогда там, как и всегда, только животины были, но ты же знаешь, Улей горазд на сюрпризы, хотя за такое время вряд ли можно из пустыша такую тушу нажрать. В общем, период перезагрузки мы знаем, нужно приходить, когда тварь в спячке будет, и валить её под скрытом.

— Карл нас прикроет, а мы ему фугас в жопу загоним, — протараторил Крест.

— Слышь, вояка жопный, — презрительно фыркнув, пнула девушка лежавшего Креста, — ты-то тут причём, три горошины за наводку, а хабар наш. Или ты на него претендуешь?

— Нет, что ты, — опять зачастил тот, — мне и горох в радость, и помочь вам в радость.

Девушка ещё раз фыркнула и, вновь изъяв бинокль у лидера, всмотрелась вдаль. Элитник и вправду сидел на черноте, явно ожидая перезагрузки кластера, что являлось крайне странным поведением. Твари никогда добровольно не заходят на черноту, не любят они её, так же, как и иммунные, разве что будет преследовать кого-нибудь. Но, завалив, есть будет уже на стандарте, так что такая странность очень её беспокоила.

С другой стороны, у них есть ручные гранатомёты, и из-под скрыта они не раз валили тварей, да и Надфиль сможет провести всю группу по черноте. В общем, задача на первый взгляд вполне выполнимая и даже легче, чем обычно, ведь у таких тварей обычно есть свита, а тут одинокая цель.

Стимулом к пробуждению в очередной раз стал слух вместо нюха, что изрядно озадачило, ведь раньше такого не было. Звук показался знакомым и узнаваемым, его издавали черные рассыпающиеся остатки, когда приходилось на них заходить в ожидании свежей еды. Тело мгновенно начало выходить из оцепенения, но ни обоняние, ни слух не придали ясности происходящему, пришлось подняться и аккуратно подойти к отверстию. Через некоторое время наблюдений звук вновь повторился, и уже сейчас, будучи наготове, слух точно указал место располагавшегося источника.

В том направлении ничего не виднелось, лишь остатки черной травы, которые еще не до конца превратились в пыль. Ветра не было, он тут вообще редкость, поэтому происходящее заинтересовало, а когда остаток чего-то черного прямо на глазах рассыпался в труху, все инстинкты включились разом. «Если что-то где-то шумит, значит, там что-то есть. Но охотиться лучше, заходя с той стороны, откуда дичь не ожидает нападения», — промелькнула мысль. Укрытие пришлось покидать, прижимаясь брюшными пластинами к самой земле, отверстие в укрытии здесь было меньше, и, чтобы оставить его, не выдав себя, пришлось приложить массу усилий.

Осмотр места, откуда в последний раз донесся шум, тоже ничего не дал, но невысокая трава вдруг шевельнулась. Вид примятой травы вызвал воспоминания, ведь в их стае высший умел исчезать и неожиданно подкрадываться к жертве. Вот только жертва сейчас тот, кто крадётся сюда. Решение пришло мгновенно. В соседнем укрытии пролом имелся лишь с одной стороны, в то время как в другой имелась узкая щель, позволяющая наблюдать.

— Ну, и где тварь залегла? — пророкотал кваз, — говорил же, нужно было Сабжа брать, сенс по любому нужен.

— Вон там, — указал один из бойцов на крайнее строение, где одна дверь была снесена напрочь, а вторая висела на одной петле.

— С хрена бы такие предположения? Может, обоснуешь? — спросил кто-то из бойцов, шедших сзади.

— Так в остальных загонах ворота закрыты, — пояснил боец.

— Может, тварь там все стены снесла? — послышался вопрос от другого бойца.

— Ладно, предлагаю пошуметь, — выдвинул предложение кваз, заодно подняв массивный булыжник с земли. — Тварь должна шумом заинтересоваться.

— Вариант, — поддержал его автор версии про стены, который держал на прицеле ручного гранатомёта единственный, по его мнению, выход.

— Так, все встали так, чтобы под струи не попасть, — еще раз предупредил кваз, сам же, прижав трубу гранатомёта рукой, в которой держал булыжник, достал из-за пазухи ладанку. Поцеловал её, что- то прошептав, как и всегда перед боем, и, убрав ту на место, швырнул камень в тот самый хлев, где ворота были сломаны напрочь.

Зрение твари засекло место, откуда появился камень, и, вместо того, чтобы броситься на шум, созданный ударом брошенного камня по остаткам деревянной створки ворот, массивное тело элитника, словно гоночный спорткар размером с тепловоз, рванулось в направлении скрытого противника. Через мгновенье, когда раздался удар второй удар отскочившего от деревяшек камня, тело твари снесло большую часть группы, нанизав пару человек на шипы, в том числе и бойца, чей скрыт прикрывал всех.

Два хлопка в панике отправили заряды гранатомётов в разные стороны, причём их направление было далеко от того, в котором, вырывая клочья дёрна, разворачивалось массивное тело матёрой твари. Никто из группы даже не подозревал, что обитатель местной фермы тоже использует скрыт, вот только, в отличие от них, на инстинктивном уровне.

Бой завершился молниеносно, уже через десяток секунд матерая тварь с чавканьем поедала своих жертв, изредка отплёвывая в сторону остатки экипировки и оружия. Один из группы все еще оставался жив, лишившись одной конечности, и пытался ползти, но элитник видел это, не предпринимая ничего для противодействия побегу. Тварь прекрасно осознавала, что далеко тому не уйти, и нет никакой спешки, а еще раз ощутить азарт от охоты хотелось, даже если добыча будет никчёмной.

Вскоре пришёл черёд и последнего, он, к сожалению, оказался не такой вкусный, как та другая опасная еда, он отдавал низшими. Их иногда приходилось есть, ведь низшие лучше, чем голод, и их всегда в достатке. Но тут, где их нет, приходилось впадать в спячку, и их мерзкий привкус давно забылся. Но этот был все же лучше на вкус и, покончив с ним, тварь вновь направилась в своё убежище, ощущая, как отступил начавший терзать после пробуждения голод.

Сознание просыпалось рывками, сначала чесалось все тело, потом чувство нестерпимого зуда от какой-то налипшей слизи, а еще несколько раз было ощущение того, что легкие наполнялись водой. При этом тело было неподъёмным, скованным, а сознание инициировалось странными вспышками и ничего не говорившими картинками. Первое ощущение, которое появилось и не пропало, было холодом. Появившееся следом зрение показывало лишь тьму и странные причудливые огоньки где-то сверху, а мозг сразу же выдал определение: «Звезды, странные, но все же звезды».

Вскоре удалось ощутить тело. Поворочавшись, удалось выбраться из чего-то отвратительно склизкого, мокрого и воняющего так, что желудок был готов вывернуться наизнанку, но почему-то этого не делал. Чувство голода объясняло, почему, а в голове встало два вопроса — кто я и где я, на которые ответа не было. «Но об этом можно будет задуматься позже, когда то, в чём вязнут ноги, я покину, да и помыться нужно», — опять выдал странное, кажущееся чем-то инородным, понятие мозг, незамедлительно разразившись серией воспоминаний. Промелькнувшие картинки были разными, вызывая массу новых определений, таких, как люди, дерево, асфальт, папа, мама и массу других, что ощущались чуждо. Другие воспоминания несли кровь, еду и постоянный голод, перемежаясь сценами поедания разных животных и людей, что так же чуждо воспринималось, как и первый влившийся поток, вызвав чувство растерянности.

Иссякшие потоки чуждых воспоминаний были настолько различными, что никак не могли принадлежать мне, но в качестве некого обучающего материала, как в школе, применить их было можно. Внутреннее чутьё требовало прекратить стоять в гадости и, покинув её, сосредоточиться на том, что нужно мне именно сейчас. Вода, да, хочется пить и хочется есть, а еще хочется согреться, но вокруг было совершенно темно и непонятно, куда нужно идти. Но не успела эта мысль оформиться, как все подсветилось разноцветными контурами, став ярким и хорошо различимым.

Это новое ощущение, как ни странно, воспринялось естественно, так как будто раньше это было частью меня, но продолжать рассуждения не хотелось, мелкий озноб затряс тело, а то же чутьё подсказало, что нужно спрятаться. Покинув чавкающую жижу с кусками протухшей плоти и массивными пластинами костяной брони, в которых приходилось стоять почти по пояс, решила осмотреть себя. Это нехитрое действие показало, что я человек, почти такой же, как в тех моментах воспоминаний из первого потока, где были картинки из школы, но…

Вытянув руки и осмотрев их, поняла, что на девочку я только похожа, ведь ни в одном из воспоминаний ни у кого не было такой странной кожи и настолько длинных и острых на вид когтей. Сжав несколько раз поочередно руки в кулак, осознала, что это моё тело и не моё в то же время, а в память переселились воспоминания прежних ощущений, но ни одно из них не соответствовало действительности. Коготь со скрежетом прошёлся по чешуйчатой коже, не оставив на ней ни малейшего следа, а вот на массивной кости, что выступала из зловонной кучи, с легкостью проделал борозду. Усилившийся из-за поднявшегося ветра озноб заставил отбросить попытки изучить себя, вынуждая решать обозначенные ранее проблемы.

«Здания, точнее, хлев», — пришла мысль, когда сознание услужливо помогло описать то, что видели глаза, хотя тут же возникло и второе понятие об укрытии, месте для засады, и о том, что здесь должна быть еда. Мысль о еде захватила всё внимание, и я решила добыть её, ведь мучавший голод требовал его утоления. Несколько шагов дались тяжело и неуверенно, шатало, а едва слушавшиеся ноги спотыкались о валявшиеся повсюду куски костяной брони с опасными острыми шипами, которые, впрочем, не причиняли никакого вреда. Отойдя на несколько шагов и обернувшись, я оглядела то место, где пришла в себя, и почему-то ощутила мерзкое ощущение, которое граничило с желанием съесть то, что так отвратительно воняло.

Вспыхнувшие желания противоречили друг другу, как будто боролись меж собой, и, развернувшись, я продолжила идти к строению, пока непослушные ноги не подвели, уронив тело на траву. Мозг снова взорвался воспоминаниями, но на сей раз оба потока смешивались, чередуя кровавые сцены охоты и игры с друзьями, вызывая невыносимую боль в душе.

Вновь чувство холода вынесло сознание из смешанного потока воспоминаний, и, поднявшись на все еще чужих ногах, я продолжила идти к деревянной постройке. Подойдя ближе, поняла, что это загон, где содержат лошадей, но их здесь не было, а вот большая куча сена имелась. Память подсказала, что там будет тепло, и непослушные ноги сами довели до копны, а через минуту, ввинтившись в нее, я почувствовала, как становится теплее, отчего глаза налились тяжестью, а уставший разум провалился в сон.

Не успела открыть глаза, как пришлось щуриться от яркого солнца, пробивавшегося сквозь ворота внутрь конюшни, желудок заурчал, требуя утолить голод, еще сильнее чем раньше, да и пить хотелось еще больше. Попытавшись подняться, поняла сразу две вещи — ноги стали слушаться хорошо, перестав ощущаться чужеродными, а вся та слизь, что налипла на кожу ночью, легко отваливается вместе с остатками сухой соломы. Не удивляясь этому, начала обходить строения по кругу. Несколько имевшихся строений были созданы для содержания животных и, судя по валявшимся повсюду костям, те тут были, но кто-то их убил и съел. Этот вывод, к собственному удивлению, отозвался в сознании странной волнующей теплотой, смешанной с отвращением к самому виду костяков.

Сделав полный круг вокруг деревянных построек, поняла, что на этом поле, кроме них и останков, больше нет ничего. Само поле окружает чернота, разве что совсем далеко что-то виднеется. Еще удалось найти обрывки человеческой одежды и оружие, но оно пугало, так что пришлось вернуться к месту, которое могло бы решить хоть одну проблему. Воду найти удалось, вот только она была грязная и вонючая, а еще рядом валялись останки каких-то животных, точнее, по большей части обломки костей и обрывки шкур, вокруг которых вились мухи. А в поилке, где и находились остатки воды, лежала часть ноги с копытом. Память опять услужливо нарисовала лошадь, вызвав сразу два параллельных желания — отойти от этого гадкого места или откусить кусок подгнившей плоти, несмотря на то, что в ней ворошились белесые личинки.

Чувство отвращения к увиденному победило, даже с учётом мучившей жажды и голода к такому притронуться я не решусь. А других источников воды и еды тут нет, так что это место нужно покинуть. Вернувшись на край черноты, где вдали виднелось что-то едва различимое и отличное от черноты, я шагнула на неё, услышав почему-то знакомый хруст, потом ещё шаг и еще. Ощущения изменились, тело как будто что-то обволакивало, что-то, чего нельзя ни описать, ни пощупать. Это пугало, так что, сделав еще с десяток шагов, я побежала, все больше и больше разгоняясь, пока с удивлением не поняла, что бегу не медленнее, чем едет машина. Обернувшись, я увидела, как за мной остаётся облачко из поднятой в воздух черной пыли, а на душе стало приятно и как-то уже привычно от того, что я могу бежать.

Вскоре из-за горизонта черноты постепенно начали всплывать высотные здания, все четче прорисовываясь, а ноги продолжали нести навстречу к знакомым и почему-то таким желанным строениям, пока чернота не перешла в зелень. Пролетев сквозь зеленые кусты, резко попыталась остановиться, но, из-за того, что под ногами внезапно возник асфальт, ноги, издав скрежет, проскользили. Поняв, что замерла посреди дороги, я ощутила одновременно испуг и чувство странной радости, но решила все же сразу уйти с опасного места.

Дорога проходила на небольшой возвышенности, по краям которой валялись автомобили, некоторые выглядели целыми с виду, в то время как другие были разорваны на куски. Возле серого авто, третьего по счету, валялась сумка, вокруг которой были разбросаны вещи, а воспоминание о холоде и ознобе заставило обратить на них внимание. Подобрать что-то не получилось, все были очень маленькие, на ребенка и единственный выход, который я видела, это направиться в сторону города, до которого было уже не так далеко, тем более что там должна быть еда и вода.

Добравшись до первых зданий, сразу пошла к самому украшенному, но не самому высокому, в таких обычно располагались торговые центры. Само слово ни о чём не говорило, но память подсказала, что там всегда была еда, вода и было весело, так что, опять перейдя на бег, в несколько минут приблизилась к строению. Увиденное внутри показалось мне неправильным: разрушенные витрины перемежались с иссохшими костяками и обрывками человеческой одежды, везде валялся мусор. В её памяти это место выглядело совершенно иначе, откликаясь теплыми, пока еще не до конца понимаемыми ощущениями.

Первой удачей стал не сильно смятый металлический короб автомата с вкусными шоколадками, об этом услужливо сообщила память, но тот лежал стеклом вниз, а вкусности были именно там. Подойдя, попыталась просунуть в щель руку, чтобы попытаться что-то достать, но ничего не нащупала, зато, когда в щели шевелила рукой, автомат тоже с хрустом и скрежетом перемещался. «Значит, он не такой тяжёлый, как выглядит», — промелькнула мысль, и, вспомнив, как переворачивала огромную оранжевую подушку от дивана, строя из неё себе домик, решила попробовать проделать тоже самое.

На подушку лежавшая металлическая коробка была не похожа, но все равно, расставив ноги пошире, наклонилась и, подцепив ту за край пальцами, перевернула её набок, не почувствовав особого веса. Мало того, что при подъёме посыпалось стекло из автомата, так еще из-за того, что его бока были округлыми, он с грохотом упал на заднюю стенку, но это уже было неважно. Возле ног оказались разбросаны пакетики с вкусной едой и банки с газированными напитками. Собрав все в кучу, уселась прямо на пол, ведь уже поняла, что даже стекло не может её поцарапать, и принялась разрывать пакет за пакетом, не забывая засовывать в рот их содержимое. Напитки отправлялись туда же и по тому же принципу, пока до слуха не донёсся странный шум.

От неожиданности я замерла, а когда звук раздался снова, моментально повернула голову в его направлении, увидев идущего ко мне человека, показавшегося в дальнем выбитом огромном окне. Бросив на пол очередной недоеденный пакет, я побежала в сторону идущего, ведь человек мог помочь, но когда тот вдруг издал странный урчащий звук, мою голову взорвала вспышка промелькнувших картинок, и ощущение мира резко изменились. Первая мысль о том, что люди — это помощь, была вытеснена нахлынувшим потоком новой информации, где смешивался страх, понятие низшего и возможность именно им утолить свой голод. Бредущий ко мне человек, подволакивая ногу, продолжал урчать, а в голове одновременно боролись чувства радости, страха и брезгливого превосходства, опять разрывая сознание на части.

Пока стояла в нерешительности, тот, дойдя до меня, просто завалился, ухватившись за мои плечи, а когда его коленки звонко ударили об кафельную плитку пола, его зубы с противным стеклянным хрустом проскрежетали в районе плеча. Едва появившийся испуг тут же пропал, ведь я поняла, что этот странный человек не может причинить мне вред, хотя, судя по всему, отчаянно пытается это сделать.

Мысль о том, чтобы съесть это существо, которое отчаянно продолжало попытки укусить меня, несмотря на крошившиеся о мою странную кожу зубы, решила отбросить. Размахнувшись, с легкостью убила его, ударив в голову, отчего та со звуком ломающихся костей деформировалась, а тело засучило руками и ногами. Действие, совершенное почти инстинктивно, вызвало уже привычное раздвоение чувств, но больше не хотелось вдаваться в это, хотелось продолжить есть найденные снеки.

Вскрывая упаковку за упаковкой, поглощая их содержимое, я поняла, что тот, кто приходил, хоть и выглядел, как человек, но пах и вообще ощущался по-другому, так что теперь понятно, почему он пытался укусить меня. Вскоре пришёл следующий странный человек. Лишь заслышав шарканье и похрустывание обломков, я вырвала из валявшегося стула металлическую ножку, проделав это с легкостью, а затем направилась в сторону шума.

Насытившись и разобравшись в общей сложности с тремя странными людьми, хотя третий вообще ползал, нашла цветной пакет и сложила в него остатки найденной еды. С огорчением поняла, что, несмотря на все выпитое и съеденное, жажда мучает по-прежнему. Почему так происходит, было непонятно, и память почему-то не подсказывала ответа на этот вопрос. Но больше, чем уже выпила, влить в себя не могла, оставив решение данной проблемы на потом. Ночь, а она уже опустилась на улицу, решила провести в этом здании, разве что подняться выше, я вообще планировала завтра поискать другие автоматы, а ещё вспомнила про одежду и воду, чтобы помыться. Но сейчас полный желудок клонил в сон.

Сон слетел мгновенно, а причиной того был странный цокающий звук. Память сразу же подсказала, что такой производит женская обувь, но в отличие от того, который я помнила, этот был гораздо глуше. Временами с нижнего этажа, помимо цоканья, доносился еще и звук крошащихся осколков, почти такой же, как тот, что производили те странные люди, которых она убила вечером. Подойдя к перилам, посмотрела вниз и тут же отшагнула назад, увидев, что по первому этажу ходит огромный монстр, а в памяти вновь всплыли кадры, как точно такое же чудище пыталось влезть в убежище, где когда-то давно я пряталась.

Неожиданно для самой себя осознала, что собственное тело напряглось и движется совершенно бесшумно, неведомым прежде способом, наступая так, чтобы не задеть ни единой валявшейся на полу вещи или осколка. Снизу раздался противный чавкающий звук, за которым последовал треск рвущейся ткани и негромкое урчание, которое я абсолютно точно опознала, монстр был доволен тем, что нашел убитых мною. Вернувшись обратно к стеклянному бортику, принялась рассматривать монстра, с жадностью пожиравшего кусок ноги.

Тот собрал три тела, стащив их в относительно укромное место, коим для него стал закуток, где торговали чем-то очень сильно пахнущим. Память мне еще при обходе подсказала странное слово «парфюм», но каких-либо ассоциаций, кроме все той же мамы и ее запаха, он не вызвал, так что я проигнорировала это напоминание. Вскоре, когда едок принялся за следующую находку, я заметила, что монстр ранен, у него не было части левой руки, а сам бок с той стороны был очень сильно ободран.

Попытавшись тихо уйти, отстранилась от прозрачной преграды, но в этот момент монстр замер и медленно, с присвистом, втянув воздух носом, заурчал, а когда вновь подошла к краю, наши взгляды встретились. Со скрежетом когтей и цоканьем трупоед рванул к лестнице, что вела на второй этаж, но вместо того, чтобы испугаться и начать убегать, я стала спокойно ждать, оставаясь на месте. Память вновь подсказала, что этот низший не сможет причинить мне вред, а сам он совершенно не соперник, но и еда из него еще хуже, чем те странные, которые появлялись раньше.

Монстр, взлетев по лестнице, едва не поскользнулся на повороте, но помог себе здоровой рукой, увидев перед собой добычу. И тут же упал, расплёскивая вперёд кровь, которая вырывалась пульсирующими струнами из его шеи. В этот момент я уже стояла сзади, продолжая держать в руке голову монстра, которую с такой легкостью смогла оторвать. Кинув на пол ненужный трофей, обошла тело и набежавшую из него кровь, вернувшись к облюбованному мною для ночлега месту. Но оставаться там не стала и, забрав пакет с едой, решила подняться выше, на самый последний этаж.

Утро началось с газировки, которая, опять заполнив весь желудок, так и не утолила жажду. А почти не беспокоившая раньше головная боль усилилась, почти как при простуде, только из носа не текло, и кашля не было, опять всплыли симптомы болезни в памяти. Солнце уже встало, теперь можно продолжить обыск здания на предмет воды и одежды. Решив, что сейчас это самое важное, поднялась с дивана, на котором провела всю ночь.

С первым было все очень плохо, потому что, обойдя все четыре этажа, нашла лишь автоматы, аналогичные тому, который перевернула вчера на первом этаже, а в них вода была только в виде соков или газировки. С вещами было проще, поскольку на третьем этаже находился большой магазин, где я могла найти все, что хотелось, вот только надевать одежду до того, как удастся помыться, не хотелось. Хотя сколько ни пыталась понять, чистая у меня кожа или нет, не смогла, чешуйки выглядели серыми с блеклым отблеском, и было неясно, это их родной цвет или они испачканы. Как ни странно, я понимала, что сама кожа у меня необычная, похожа на ту, что у змей, по крайней мере, память подсказывает именно так, но отторжения или дискомфорта мне это не доставляло. В голове и так творился полнейший бедлам из спутанных мыслей, так что рассуждать об этом пока не хотелось, вот когда выйду к людям, найду папу и маму… А пока нужно помыться, очень хотелось быть чистой, и это желание вызывало самые приятные ассоциации.

Вода нашлась, она была у стойки, от которой пахло кофе. Большая синяя бутыль, наполненная едва ли на треть, располагалась внизу деревянной стойки, а трубка из нее вела в тот самый автомат, что делал кофе. Мама всегда покупала его, когда они ходили в развлекательный центр. Пошурудив по полкам, нашла большой пакет с зёрнами и, попробовав одно, решила, что это несъедобно или нужно готовить, увы, но как это сделать, память подсказывать отказалась.

Положив обратно пакет с несъедобными зёрнами, наклонила бутыль набок, плеснув воды в ладонь левой руки, и попыталась ей обмыться, но воды было мало и эффекта не дало. После нескольких попыток получила подсказку от своей памяти и направилась в магазин, где видела одежду, чтобы найти там тряпку. Осмотрев несколько полок, взяла футболку, с легкостью оторвав от той небольшой кусок, мама когда-то так делала. Смочив тот водой, принялась пытаться им обмыться. Вскоре стало ясно, что эта новая кожа не оттирается, да и следов от приложенных усилий не было видно, так что, потратив немало времени, решила бросить это занятие.

Обыскав весь торговый центр, удалось набрать большой пакет еды. Он, хоть и выглядел тяжёлым, но, к моему удивлению, проблем с переноской не вызывал. Одежда тоже нашлась, вот только с ней оказалось сложнее, ведь всё, что я пыталась на себя надеть, так или иначе цеплялось за чешуйки кожи и при любом резком движении с треском рвалось. Правда, и тут удалось найти выход в виде плаща с красивыми цветочками, тот был из другой ткани, та не цеплялась, не доставляя проблем. Слабые звуки донеслись до слуха как раз, когда я рассматривала себя в зеркало, насторожившись, прислушалась. Они были где-то далеко и вызывали практически непреодолимое желание бежать в их сторону, поскольку ассоциировались почему-то с едой, причем вкусной. Но, вспомнив, что вчера то же самое думала про тех странных людей, направилась наверх, туда, где сложила всё то, что нашла.

Собрав еду и вещи, уже собралась покидать здание, в котором больше не было ничего интересного, когда звуки вновь привлекли внимание. Память вновь подсказала смысл этих манящих звуков, я поняла, что слышу разговор и даже его понимаю. Быстро подбежав к огромному окну на первом этаже, часть которого была разбита, пригляделась, увидев идущих ко мне людей. Двигались они не так, как те, что приходили ночью, а свободно и по ощущениям нормально, а вот замеченные в их руках предметы вызвали неприятный зуд и чувство опасности, в памяти всплыло определение вкусной и опасной еды.

Толком не понимая своих ощущений, попыталась уйти вглубь, мне бы это удалось, поскольку шедшие были еще далеко, а я уже поняла, что могу передвигаться совершенно бесшумно, но с другой стороны тоже послышался шум. Вспомнив, что вчера смогла спрятаться от монстра, быстрыми прыжками двинулась в сторону странных развалин, среди которых было много разноцветных полотен из мягкой ткани. Не издав ни единого звука, затаилась внутри, но пакет с едой, растерявшись, оставила снаружи, ведь тот при каждом движении издавал шуршащий звук.

Вскоре с обратной стороны вышло два человека. Не останавливаясь, они огляделись, сразу направившись на место, где ночной монстр поедал странных людей.

— Гош, зацени, — указал один из них на два валяющихся тела и остаток от третьего.

— Ниче так, это, я так понимаю, какая-то матерая тварь себе столовку организовала? — ответил второй.

— Да нет, судя по тому, как их завалили, не круче лотерейщика, максимум топтун, — парировал первый, перевернув смачным пинком тушу медляка, у которого ног не было ещё до того, как он стал блюдом.

— Вопрос — почему не доел?

— Да черт их знает, спугнул кто или тварь побольше появилась, а вот судя по крови и подтёкам, жрал он их вчера вечером или ночью, — добавил он, пошаркав ногой по натёкшей и засохшей луже.

— Вы какого рожна там разглядываете? — поинтересовался вошедший в окно третий.

— Жук, да ты глянь, мы тут чью-то заначку нашли, — весело сообщил Гош.

— Бля, ну вы и дауны, — не обрадовался Жук, подойдя к месту трапезы. — В ваши бошки не пришла мысль, что тот, кто организовал заначку, сейчас смотрит на вас сверху? — Все, включая Жука, невольно подняли головы, — валите по этажам, а после проверки хватайте все бабские трусняки, что найдёте, я думаю, каждый из вас знает, что просьбы Милы лучше исполнять тщательно, а не то рука станет вашей лучшей подругой.

— Счас все в лучшем виде оформим, самим же будет поприятственнее, — отреагировал Гош и, пихнув напарника, пошёл к лестнице.

На первый этаж в разбитое окно вошло ещё двое. Не став осматриваться, они направились в разные стороны.

— Жук, — сначала присвистнув, сверху окликнул лидера Гош, а когда тот обратил на него внимание, добавил, — мы, по ходу, хозяина заначки нашли.

Все те, кто был снизу, заинтересовались, но Жук, дав отмашку, пошёл вверх по ступеням, в пяти метрах от которых на лестничной площадке лежала голова развитого топтуна, в то время как его туловище находилось тремя метрами дальше.

— Это кто же ему так башку-то снёс? — поинтересовался напарник Гоша.

— Слышь, Фидер, помолчи, — недовольно рявкнул в ответ Жук, присаживаясь возле головы на корточки. Фидер же, почесав лысую голову, что-то прошептал одними губами, направившись в другую сторону.

— Не снёс, а оторвал, — подытожил увиденное Жук, — уж больно неровный срез, да и жилы торчат, больше похоже на то, что даром сработали, причем, судя по всему, ненамного позже, чем тот пустышей схарчил. — Взяв в руку рацию, он сообщил, — внимание, возможны двуногие друзья.

Вскоре из рации послышались ответы «принято, понятно, ага», а сам Жук, перевернув голову, заметил невскрытый споровый мешок, после чего добавил в эфир: «Топтуна не вскрыли, похоже, все-таки это была тварь», на что опять раздались подтверждающие получение информации ответы.

В здании никого не нашли, а Фидер, уже в который раз получивший пинок от Гоша, матерясь, упаковывал в сумки женские вещи, когда Жук услышал из рации: «Жук, ответь Северу»

— Что там? — свесившись с четвертого этажа, откликнулся Жук.

— У нас тут был любитель сладенького, — ответил Север, продемонстрировав Жуку яркий цветастый пакет, а потом несколько предметов из него и, не дожидаясь вопроса, добавил, — тут лежал.

— Сенс молчит, значит, уже никого нет, может, как раз топтун и спугнул.

— Может, — подтвердил Север, бросив пакет на пол. Из него выкатилось несколько бутылок и высыпались пакетики со снеками.

Едва выглядывая из своего укрытия, я наблюдала за группой людей, что выносили в подъехавшую машину сумки и, не скрываясь, шумели на разных этажах. Никто не подходил к укрытию и не замечал меня, так что я практически престала вслушиваться в каждый шорох, решив просто дождаться, когда они уйдут, тем более что моя еда их не заинтересовала.

— Слушай, а помнишь эту, как её, швею новенькую, рыжую такую? Ох, и горячая штучка, ну, как её? — таща сумки, вопросительно обратился Фидер к напарнику, который был занят тем же.

— Лилю, что ли? — вспомнил Гош.

— Да-да, как думаешь, если ей ткани четкой припереть, оттает?

— Ты дурак или как, к ней Клоп ласты клеил, и она его послала, а ты со своей лысой башкой там вообще каким боком сможешь нарисоваться? — парировал Гош.

— А че, за спрос в нос не бьют, — продолжил Фидер.

— Смотря где и за какой спрос, могут и башку снести, а вообще Жука спроси, мы сюда вообще только за бабской хренью приперлись, если бы не Мила, тут делать вообще не хер.

— Эй, Жук, а можно, я пару рулонов ткани прихвачу, деваху в стабе, швею новенькую, порадовать хочу, — уже на улице клянчащим голосом Фидер принялся уговаривать Жука, на что тот лишь отмахнулся, мол, бери.

Шаги подходившего человека я слышала отчетливо и до последнего не шевелилась, но рейдер, схвативший один из рулонов ткани на стойке, за которой я пряталась, потянул его, отчего стойка, потеряв опору, с грохотом упала.

— Атас, пацаны! — неожиданно заорал стоявший рядом человек, а потом, отпрыгнув и бросая рулон ткани, схватился за висящий у него на шее предмет, а по мне с грохотом что-то ударило.

Память взорвалась, вспомнились страшные ощущения, которые сопровождались таким же звуком, боль от оторванной руки и попаданий в спину, тело мгновенно напряглось и припало к полу. Убивать этого странного человека не хотелось, почувствовав двойственность восприятия, так что, просто пихнув его, устремилась наверх искать новое укрытие.

Фидер, обрадованный тем, что Жук спустил на тормозах его просьбу, направился к разгромленному магазину тканей. Твари, не найдя ничего съестного, просто слегка зацепили стойки с рулонами тканей, так что те навалились на прилавки с прочей швейной ерундистикой, оставшись при этом неиспачканными. В тканях он разбирался примерно так же, как свинья в ракетостроении, так что решил, что лучший способ выбрать — это просто мысленно завернуть в неё девушку, отчего невольно сально улыбнулся.

Всякие цветочки, кружочки и пятнышки он отбросил сразу, это для девочек, а вот рулон темно-синей плотной ткани в его влажных мечтах выглядел уже более приемлемым. Оглянувшись назад, он прикинул, что можно прихватить штуки три, и положить их, пока Жук не видит, а дальше сослаться, что, мол, ограничения не было. Схватившись за фиксатор трубы, на котором в стойке располагался рулон, он отщелкнул его и, потянув тот на себя, вскоре понял, что отмотанный край прижат чем-то.

Попробовав потянуть посильнее, он увидел, как зашевелилась вся стойка, но его это не обеспокоило, ему надо-то всего два, а лучше три разных рулона из всех имевшихся. Сделав два быстрых шага назад, он понаблюдал, как завалившаяся конструкция продолжила своё падение, соскочив с мешавшего этому прилавка, но когда та с грохотом упала на пол, он увидел то, что напугало его до мокрых штанов.

Из вороха свисавшей ткани на него пялилось то, что он вначале принял за прячущегося ребенка, но вот его лицо говорило о другом. Кожа смотревшего на него существа была покрыта серой, едва поблёскивавшей чешуёй, именно это вызвало в нём ассоциацию с тварью. Страх, затмив разум, заставил его опорожнить мочевой пузырь ещё до того, как он успел бросить свою ношу, начав пятиться назад. Сделав пару шагов, не прекращая пялиться на существо, он схватил свой пистолет-пулемёт, выдав в направлении прятавшегося длинную очередь.

Тело, одетое в непонятную цветастую тряпку, стремительно выпрыгнуло вперед сразу же, как только первые пули попали в него. Это Фидер отчетливо видел благодаря тому, что рикошетившие от существа пули с искрами и визгом разлетались в разные стороны, словно он стрелял в танк, а не в небольшую тварь. Заорав что было силы, он вдавил курок еще сильнее, пытаясь навести непослушное, прыгающее из стороны в сторону, оружие на стремительно рванувшее в его сторону тело, но сильный удар отправил его в полёт через окно, в которое всего пару минут тому назад он сам вошёл.

Заполошная стрельба, смешавшаяся с диким криком Фидера, моментально вызвала реакцию всей группы рейдеров и окно, через которое он вылетел, было взято на прицел еще до того, как его тело, снеся остаток стекла в раме, кувыркнувшись по асфальту, упало у джипа. Остальные, прикрывшись и спрятавшись, держали холл и каждое окно здания в прицеле, но, кроме стонов покалеченного Фидера, ничего не происходило.

Выждав пару минут, Жук махнул рукой, отдав безмолвную команду, и двое бойцов быстро затащили раненного за джип, после чего принялись его осматривать. Крови не было, Фидера, судя по всему, хорошо ударили в грудную клетку, сломав штуки три ребер, отчего тот стонал при каждом вдохе.

— Что случилось? — спросил Жук, подобравшись на корточках так, чтобы не мелькать выше бортов машины.

— Тварь, — с тяжким выдохом произнёс раненый, морщась при этом.

— Точнее, — с нетерпением спросил Жук, невольно покосившись на мокрый пах, — лотерейщик?

— Не, — тяжко выдал тот и после медленного, явно болезненного вздоха добавил, — маленькая, в чешуе, как элитник, не видел никогда ничего подобного — отчего Жук, сделав вопросительный взгляд, посмотрел на стоявшего рядом бойца.

— Хрен его знает, я ничего не видел, но не сам же он себя кувалдой по пузу вдарил? — сразу ответил тот.

— Она наверх рванула, еще в одежде, — с хрипом добавил Фидер.

— Жахните ему спека и все за мной, поглядим, что это там такое, тем более что бежать тут некуда, — выдал Жук, первым начав движение в сторону разбитой витрины.

Замерев, она полностью обратилась в слух, вскоре поняв, что слышит не только то, о чём говорят люди у машины, но и то, как хрипит тот, кого она отпихнула. Потом стало ясно, что её начали искать, а она, замерев, едва дышала в надежде, что ей удалось хорошо спрятаться, решив не показываться им на глаза. Она толком не понимала, зачем она прячется, попутно борясь с вспыхнувшим азартом, призывавшим наоборот, поохотиться на них и убить.

Двое прошли мимо неё, но третий решил тщательнее осмотреть аквариум с мягкими кубиками, где и обнаружил её сразу же, отпрыгнув и начав делать то же, что и тот, с первого этажа. Она вновь убежала и спряталась, но её опять нашли, и в следующий раз тоже, при этом каждый раз все быстрее и быстрее, пока в очередной раз, когда она была обнаружена, её испуг не достиг того уровня, что сдержаться она больше не могла.

Тело начало действовать само, в этот раз она не стала пихать стоявшего перед ней ладонью, а ударила вытянутыми пальцами, отчего те, благодаря когтям, со скрежетом вошли в грудь. Полетевший назад от удара боец снес шедшего рядом, а вот третий, что стоял дальше, принялся прицельно стрелять в неё. Инстинктивно двигаясь зигзагами, она за несколько мгновений подобралась к нему, и ударила, на сей раз в голову, отчего та с мерзким чавкающим звуком полетела в сторону, разбрызгивая вокруг себя её содержимое, а тело, так и продолжавшее давить на спусковой крючок, стреляло куда-то в пустоту.

Внутри неё взрывались миллионы эмоций, захлестывая друг друга, но они тонули в страхе смерти и азарте охоты, разгоняя её восприятие до невиданных границ, пока все, кто пытался причинить ей вред, практически не замерли, и она, передвигаясь в тягучей вате воздуха, не атаковала каждого из них. Чувство азарта охоты отошло на второй план, будучи захлёстнутым ликованием победителя, когда из тех, кто хотел причинить её боль, ни одного стоявшего на ногах не осталось, а мир вновь ускорился до обычного состояния.

Безумная гонка закончилась так же резко и неожиданно, как и началась, вот только сейчас она не пряталась, а стояла среди двух последних разорванных на части тел. В голове стоял сплошной гул, а руки и ноги совершенно не желали двигаться. Сделав усилие, чтобы повернуть голову, она посмотрела на себя, увидев, что вся её одежда измазана кровью, и потеряла сознание от накатившейся на неё усталости.

Еще до того как она открыла глаза, чувство жажды заполнило всё её естество, а глаза, что едва удалось открыть, очень плохо воспринимали окружающий мир, лишь обоняние подсказывало, что она чует что-то нужное, что-то вкусное. Собравшись с силами, она смогла подняться на четвереньки и, втянув носом воздух, сразу выбрала нужное ей направление. Обползав несколько завалов и напавшего на неё человека, лежавшего без движения, она увидела железную банку, вокруг которой растеклось то, что её так манило.

Подползя ещё ближе, она принюхалась и с явным отвращением узнала запах, который помнила и знала, что это пить нельзя, но при этом ей очень хотелось пить и, немного поколебавшись, она припала губами прямо к растекавшейся по полу жидкости. Язык обожгло, а за ним рот, нёбо и горло, но она непонятным чутьём поняла, что нужно терпеть, за что и была вознаграждена теплотой, мгновенно разлившейся по её телу. Гул в ушах стал тише, а глаза быстро перестали показывать замыленную картинку, поэтому уже сознательно она еще раз отпила растекшуюся жидкость.

Мгновенный прилив сил, которого у неё не было за тот период, что она себя помнит, ей понравился, и третий глоток она делала из пробитой металлической фляжки, в которой осталось еще немного такой замечательной жидкости. В первый раз за все время мучавшая её жажда отступила, и она, с огорчением поглядев на мокрое пятно, высосала последние остатки из фляги.

Уже легко поднявшись, хоть её еще немного и штормило, она тут же заметила, что у лежавшего неподалёку тоже есть такая фляга, даже две. Правда, волшебная жидкость была лишь в одной, во второй плескалась вода, но её она брать не стала. Подумав, решила, что у всех людей, которые на неё напали, могут быть такие ёмкости, так что чуть ли не бегом направилась на этаж выше, где убила еще двоих. О том, что она сделала, думать не хотелось, в очередной раз одна половина её ликовала, радуясь завершению удачной охоты, а другая почему-то была расстроена их смертью, но сейчас все её мысли были только о том, чтобы забрать себе все фляжки.

Отрывая с пояса убитого очередной трофей, она услышала тяжёлый стон. Подойдя к разбитому стеклянному бортику, увидела, как внизу, почти там, где лежали мертвые тела других людей, тех, что приходили ночью, лежал израненной переломанной куклой один из нападавших. Его глаза были открыты, и она увидела, что тот отреагировал на её появление, даже попытался пошевелить рукой, но не осилил действие. Так же, как и собранную ранее еду, она сложила все найденные на телах фляжки в один из цветастых пакетов и спустилась по неработающим эскалаторам вниз, чтобы лучше рассмотреть ещё живого.

Подойдя и поймав его взгляд, рассудила, что он не опасен. Подумав, решила не убивать, не видя в этом какого-либо смысла, а вот очередная ёмкость на поясе лежавшего её внимание привлекла. Когда она наклонилась, чтобы срезать когтем флягу, раненый напрягся, но увидев, что она откручивает крышку и принюхивается к содержимому, зашипев, выматерился. Это привлекло внимание странного для взора рейдера существа, и сказанное им она поняла.

— Вот и ответочка за свежаков в автобусе, — выдал раненый, закончив извергать с натугой ругательства, а заметив, что его понимают, спросил, — читать умеешь? — странная на вид девочка, явно поняв то, о чём её спрашивают, склонила голову набок, после чего кивнула, а рейдер продолжил. — Ясно, говорить не можешь, — утвердительно произнёс он, закашлявшись, но вскоре продолжил, — там мой рюкзак, сбоку в кармане бумага, возьми, прочти…

Втянув воздух носом, она быстро учуяла среди нескольких брошенных мешков тот, что принадлежал говорившему, и в один прыжок оказалась возле него, не издав даже малейшего шума при приземлении. Искомое нашлось не сразу, но, достав скрученные, перетянутые веревкой бумажки, она отделила одну из них, заполучив небольшую книжицу с печатным шрифтом. Читать она умела, и довольно хорошо, сразу же приступив к этому занятию, но очередной стон и фраза раненого её отвлекли.

— Эй, ты, — тихо произнёс он, и существо быстро переместилось обратно к лежащему, продолжая держать в странной чешуйчатой руке брошюру новичка, — нашла? Ты это, помоги мне, — начал он, в очередной раз зайдясь кашлем, который закончился искаженным от боли лицом, но он продолжил. — У меня на поясе маленькая кожаная сумка, там пенал. Все, что внутри, твоё, и у парней собери, тебе будет нужно, а мне сделай укол из шприца, — выдал он длинную фразу, после которой напрягся, пережидая очередной приступ.

Коготь с той же легкостью, что и в предыдущие разы, срезал кожаное крепление к поясу, и в её руках оказалась небольшая кожаная сумка на заклёпках, открыв которую, она обнаружила пакет с десятком небольших конфеток, бинт, пару вонявших пачек лекарств, резиновый жгут и пенал с двумя шприцами. Сев рядом, на расстоянии метра, она понюхала то, что лежало в пакете, тут же поняв, что запах похож на ту волшебную жидкость, которую она собирала с тел, а вот в вынутых из пенала шприцах было что-то иное.

Не видя ничего страшного в том, чтобы уколоть лежавшего, а она помнила откуда-то, как это делается, сняла с шприца колпачок и подошла ближе к лежавшему.

— В шею, — пробормотал он, — да, воткни и нажми.

Сделав то, что он просил, она заметила, как почти сразу после укола раненый расслабился и прикрыл глаза, явно перестав ощущать мучавшую его боль. Знания приходили из какой-то странной глубины, но она им не противилась. Отодвинувшись обратно, она вновь взяла брошюру, продолжив чтение.

Полузатуманенное сознание лежавшего несколько раз пробуждалось, и он видел урывками, как этот странный ребенок-кваз еще несколько раз уходил наверх и вновь возвращался, но его это заботило мало. Все, на что он надеялся — их отсутствие заметят, выслав другую группу, и тогда, возможно, он выживет, а может, и нет, если те совершат ту же самую ошибку, что и они. Ведь до этого он еще ни разу не видел не то чтобы ребенка-кваза, но и вообще хоть кого-то, похожего на эту странную девочку, способную выжить на самом краю Пекла.