© ООО «Лира», оформление, 2023

© Алексей Колобродов, Захар Прилепин, составление, 2023

^{Пименов В. С. Портрет Сергея Есенина}

В автобиографии 1924 года Сергей Есенин пишет: «Первые мои воспоминания относятся к тому времени, когда мне было три-четыре года.

Помню лес, большая канавистая дорога. Бабушка идёт в Радовецкий монастырь, который от нас верстах в 40. Я, ухватившись за её палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка всё приговаривает: „Иди, иди, ягодка, Бог счастье даст“.

Часто собирались у нас дома слепцы, странствующие по сёлам, пели духовные стихи о прекрасном рае, о Лазаре, о Миколе и о женихе, светлом госте из града неведомого…

Дедушка пел мне песни старые, такие тягучие, заунывные. По субботам и воскресным дням он рассказывал мне Библию и священную историю».

Мы совсем не преувеличим, если скажем очевидное: православие — основа есенинского мировоззрения.

Библия формировала не просто его представления о бытии — это вообще были первые его знания о мире. Дед по материнской линии Фёдор Андреевич Титов читал — внук внимал. Так строился есенинский мир, где есть Создатель, его пророки и апостолы, где есть рай и ад.

Это был каркас есенинского сознания; позже всё остальное прирастало на него.

Более того: с поэзией Есенин впервые ознакомился в духовном её изводе, а не в светском — через песни слепцов, которых привечала бабушка по отцовской линии Аграфена Панкратьевна. Сёстры Есенина вспоминали, что она была богомольна «до фанатичности».

Есенин, едва выйдя из младенчества, пристрастился к стихотворному слову, узнав его в двух ипостасях: сначала — духовные стихи, а затем уже — народные песни, которые пела ему мать, а также частушки и потешки, слышимые на улице. Пушкин, Кольцов, Никитин — всё это пришло позже.

Есенин рос не просто в религиозной среде. Всё детство его было пропитано этим на уровне быта.

Есенинская семья фактически не занималась крестьянским трудом — они жили по большей части на деньги, которые присылал из Москвы отец Есенина Александр Никитич, служивший там приказчиком.

В том числе поэтому обрядовая сторона веры в есенинском детстве соблюдалась неукоснительно: так в ребёнке, чтоб он не отбился от рук, воспитывали ответственность и обязательность. В автобиографии 1922 года Есенин сухо сообщает: «По воскресеньям меня всегда посылали к обедне».

Ретроспективно, уже из советских времён, пытаясь выправить слишком религиозное своё взросление, в автобиографии 1923 года Есенин напишет о детстве: «В Бога верил мало».

Он лукавил.

Что значит «мало»? Всё-таки верил, но только чуточку?

Есенину не хватило духа сказать «не верил» — он знал, что в таком случае скажет неправду.

Правда же была в том, что верил он — неистово.

О чём лучше всего говорят его собственные стихи.

В 1924 году, готовя первый том собрания сочинений, Есенин перечитал написанное им и сам удивился, что он — религиозный поэт.

Пришлось в предисловии объясняться: «Отрицать я в себе этого этапа не могу так же, как и всё человечество не может смыть периоды двух тысяч лет христианской культуры…» Он предлагал воспринимать свои религиозные стихи как «сказочные» — и, конечно, здесь снова лукавил.

Даже критика отлично это понимала. И советская, и эмигрантская.

Поэт и журналист протоиерей Александр Туринцев в статье «Поэзия современной России», опубликованной в Праге в журнале «Своими путями» (1925), писал: «Нет, сколько бы ни извинялся Есенин… за „самый щекотливый этап“ свой — религиозность, сколько бы ни просил читателя „относиться ко всем моим Исусам, Божьим Матерям и Миколам как к сказочному в поэзии“, для нас ясно: весь религиозный строй души его к куцему позитивизму сведён быть не может… По‐прежнему взыскует он нездешних „неведомых пределов“. Неизменна его религиозная устремлённость, порыв к Божеству, меняется лишь внутреннее освещение…»

На свой лад ему вторил оголтелый советский критик Георгий Покровский в книге «Есенин — есенинщина — религия» (1926): «…религиозные настроения красной (вернее, чёрной) нитью проходят через всё его творчество. Распустившись махровым цветком в питательной среде петербургского мистицизма, они видоизменяются применительно к условиям революционного момента, загоняются внутрь, приглушаются в период бурной реакции хулиганского периода и оживают в туманной, мистической форме последнего, упадочного периода. Проделать такую эволюцию и сохраниться в условиях революционной ломки, когда очень и очень многие переоценили свои былые ценности и, в частности, религиозные, они могли только в том случае, если они были не привходящие, не наносные, а глубоко коренились во всей его психике, вскормленной древней народной религиозностью…»

Всё, как не странно, именно так: «глубоко коренились в психике» и были вскормлены «народной религиозностью».

Удивительно, но в есенинском наследии по количеству наименований даже лирический, обращённый к женщине Есенин, которого особенно знает и помнит читатель, как ни удивительно, проигрывает Есенину — христианскому поэту. Христианских стихов у него больше, чем любовных, в разы!

При должном внимании выясняется: Есенин — автор внушительного религиозного наследия.

Странно, что до сих пор не было отдельного издания христианской лирики Есенина. Сочинителей, внёсших такой огромный вклад в христианскую поэзию, в русской литературе — по пальцам сосчитать. А сочинителей уровня Есенина — и того меньше.

В 1909 году Есенин поступил в церковно-приходскую школу и в 1912-м окончил её. Никакой ностальгии о годах обучения Есенин не испытывал, скорее напротив, однако школа окончательно упорядочила его знания об истории и сути христианства.

Знания эти Есенин будет самым неожиданным образом проявлять в течении всей своей поэтической жизни.

Религиозную поэтику Есенина можно разделить на несколько, сразу оговоримся, условных этапов. Условных, потому что внутри каждого этапа уже вызревает следующий.

Первый (1910–1914) условно можно обозначить как «праздничное христианство».

Религиозность начального этапа есенинского творчества словно бы гласит: русские — православные по природе. Более того, сама русская природа преисполнена православным чувством.

Русские на поля смотрят, как богомольцы на икону.

Это не совсем пантеизм, в чём пытался убедить Есенина его юношеский приятель, поэт Леонид Каннегисер. Это органичная уверенность, что Бог здесь, Бог — везде.

Раннее есенинское поэтическое православие почти всегда бессюжетно и созерцательно.

Православное сознание для него в то время обыденно, как дыхание.

Проникновенная, тёплая, сердечная религиозность.

Пахнущая простором, полем, хлебом. Трудом и богомольной дорогой русского человека, наконец.

В том, что, если случится пришествие Спаса, русский человек Его опознает, Есенин нисколько не сомневался.

Вспомним стихи «Шёл Господь пытать людей в Любови…» (1914), где даже нищий, встретившийся Ему на пути, делится с Ним краюхой.

Более того, Господа опознаёт и жалеет даже русская природа:

И, разглядев Его, наша природа ликует:

Если и был Есенин счастлив по‐настоящему, то в те дни, когда открылся его дар, а он ещё не придумал, что с ним делать. Дар ещё не висел на слабом человеке страшным грузом, а только обещал полёт и радость.

Он знал, кому обязан даром — Ему.

Он только боялся, что не сумеет отблагодарить. О чём прямо пишет в стихотворении 1914 года:

Так заявляется тема страшащей Есенина богооставленности: «…может быть, пройду я мимо».

Постепенно в стихи Есенина приходит тема монашества. У инока меньше вероятность пропустить «тайный час».

Город, куда он является из своей рязанской деревни, где всё было пронизано Богом, всё больше пугает его.

В 1915 году Есенин пишет страшное стихотворение, которое так и называлось — «Город»:

Даже ужас города Есенин описывал через «крестьянский» образ: городские тени у него ревут, как коровы — голодные, измученные жаждой, тоскующие или ведомые на убой.

Но здесь особенно важно заметить, кем себя в городе видел двадцатилетний Есенин. Он пишет:

Это вовсе не случайное определение.

В 1916 году на пороге своей огромной славы Есенин, словно бы предощущая горький свой конец, пытается избежать его и думает уйти в монастырь — спастись.

В есенинском стремлении к монашеству можно увидеть что-то поэтическое, в какой‐то степени даже игровое — но это будет ошибкой.

В конце концов, мы ведь знаем конец его пути. Даже внешне словно бы играя в «стихи», в «поэтическую позу», Есенин, как никто другой, знал, сколь серьёзны его ставки. Сколь абсолютны они!

Можно вообразить себе Есенина монахом, равно как, скажем, Гоголя, Лермонтова, Достоевского, Гаршина, даже Льва Толстого.

В этом есть какой‐то важный признак русской литературы: её внутренняя сдержанность, обращённость к потустороннему, способность к преодолению человеческого, молитвенная собранность.

пишет Есенин в 1916 году в стихотворении «За горами, за жёлтыми долами…» И это второй религиозный период в поэзии Есенина (1914–1916), который мы условно определим как монашеский.

Он более трагичный — на нём, конечно же, сказывается и начавшаяся мировая война, и тяжелейшие предчувствия, явленные, скажем, в стихах, посвящённых царевнам — дочерям государя, которым Есенину выпала возможность читать свои стихи.

написал Есенин в 1916 году, и можно лишь болезненно поразиться мощи его провидческого дара.

Куда, как не в монастырь, бежать от грядущих дней?

Тема монашества кочует из стихотворения в стихотворение и обрывается в 1917 году.

В стихотворении «Покраснела рябина» Есенин с неожиданным восхищением пророчествует о скорых переменах:

Так начинается новый этап (1917–1919), который мы определим как «старообрядческий космизм».

Есенинские ощущения той поры почти музыкальные. Приходят к человеку в состоянии полузабытья — и звучат:

Вновь возникает русский перелесок как синоним рая. Казалось бы, написавший эти стихи уже много согрешил в сознании своём («не тот я нежный отрок»), а кроток только во сне; но что‐то, звучащее не отсюда, обещает ему иную радость.

И — радость грянула.

В стихах 1917 года он пишет:

Есенину безусловно нравится всё происходящее. Он видит себя пророком иной России. Но — христианским пророком.

Одному своему товарищу Есенин как‐то признался: «Школу я кончал церковно‐приходскую, и там нас Библией, как кашей, кормили.

И какая прекрасная книжица, если её глазами поэта прочесть!

Было мне лет 12, и я всё думал: вот бы стать пророком и говорить такие слова, чтобы… за душу брало. Я из Исайи целые страницы наизусть знал…»

Книга пророка Исайи воистину поэтична и яростна — это один из самых жёстких в обличениях пророков. Но Есенин верил, что даже с ним он в состоянии был бы найти общий пророческий язык — по одному же лужку гуляем.

Цикл религиозных поэм Есенина о революции выказывает безусловную осведомлённость Есенина в молебных песнопениях, в жанрах гимнографической поэзии — таких как тропарь, канон, псалом, акафист.

Происходящее он воспринял как Божественное откровение.

Он пишет «Октоих» — «маленькую поэму» о революции случившейся и грядущей. Зачин её являет во всей полноте настроение Есенина той поры:

Не менее поразителен финал поэмы:

В последней строке Есенин говорит о Фаворском свете, знаменующем обетование грядущих человеческих судеб. Свет этот на иконах «Преображение Господне» почти всегда изображается как звезда над Спасителем.

Но здесь различимо ещё и пророчество о выходе человека в космос: млечный пуп прокусят и сядут в корабль — благословясь при этом именем Пречистой Девы.

Как мы теперь знаем, этот юноша двадцати одного года от роду в очередной раз вовсе не ошибался. Удивительная, с прекрасными коровьими глазами, родина всё‐таки выкатит в космос свой корабль.

«Созвездий светит пыль / На наших волосах…» — можно подумать, что это откуда‐то из ещё не написанных тогда фантастических повестей о первопроходцах, штурмующих космос.

А это — есенинский «Октоих».

Вослед за этой поэмой идут очередные есенинские религиозные творения, чьи названия уже говорят сами за себя: «Пришествие» (октябрь 1917-го) и «Преображение» (ноябрь 1917-го). Есенин верит, что случившееся социальное обновление имеет огромное, безусловно религиозное значение. В Россию нисходит Христос — и преображает её.

Есенин просит: «Господи, отелись!» — и значение этих слов стоит понять: он просит Господа снова воплотиться, получить новое земное тело — о-тел-иться.

Одновременно в есенинской поэтике возникает важная тема, которую мы не вправе обойти.

Это старообрядчество.

3 января 1918 года Есенин весь вечер проводит в гостях у поэта Александра Блока. По итогам встречи Блок запишет — посчитает важным! — что говорил ему гость.

Судя по блоковской записной книжке, Есенин осмысленно вводит Блока в заблуждение, заявив о себе, что он происходит «из богатой старообряд[че]ской крестьянской семьи».

Зачем Есенину понадобилась мифическая старообрядческая семья — а значит, и весь род, уходящий в староверство?

Тема эта вовсе не случайна.

Основания у есенинского желания быть наследником староверов куда более глубокие, чем может показаться.

Несколько человек видели, как после Февральской революции и ещё до Октябрьской всякий раз, приходя в редакцию газеты «Дело народа», Есенин читал книгу Афанасия Щапова «Русский раскол старообрядства, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием русской церкви и гражданственности в XVII веке и в первой половине XVIII века».

Казалось бы, в редакции обсуждают минувшую революцию и грядущие не менее важные дела. А он — читает. Причём именно эту книгу, а не, скажем, «Капитал» или кипы газет, которые наперебой рассказывают о текущем моменте, в котором не мешало бы разобраться.

Нет, ему надо было про раскол. Какие ответы он там искал?

Масштабы раскола, последовавшего за реформой Никона, были колоссальны, но едва ли в полной мере осознаны государством и просвещённой частью общества.

По итогам раскола огромные массы русского населения перестали воспринимать монаршую власть и, увы, «казённую» церковь в качестве всецело легитимного института.

Волна эта, набирая мощь, захлестнула два последующих столетия и обернулась в итоге несколькими революциями.

Есенин знал о том, с чего началось свершавшееся в России.

Тогда эта связь была очевидной настолько, что не нуждалась в проговаривании.

В маленькой революционной поэме «Отчарь» Есенин прямо объявлял:

Блоку не нужно было ничего объяснять. В поэме «Двенадцать», в последней её строке, красноармейцев ведёт «Исус Христос». Блок использовал староверческое написание имени Сына Божия.

Такое же написание использовал Есенин в сочинённом им в то же время большом стихотворении «Исус Младенец».

Революционные поэмы Есенина порой ошибочно трактуются как богоборческие, что совершенно не так. Это поэмы, восславляющие Господа истинного, не казённого. Это возвращение к исконной русской красоте, к её предначертанному Христову пути. Именно отсюда есенинская радость той поры.

Вне зависимости от того, как мы из дня сегодняшнего видим позицию Есенина тех лет, очевидно одно: он воспринимал национальное освободительное движение народа как борьбу с Антихристом.

В том числе, и это особенно важно, с антихристианским западничеством, которым, по есенинскому мнению, было тронуто правление последней династии.

В поэме 1918 года «Инония» (что означает — иная страна, страна иной, новой веры, под которой подразумевается, конечно же, Россия) Есенин напишет:

По морям, обратите внимание, «безверия»!

Истинная же вера, по Есенину, здесь, у нас. И Христос явится к нам не на американском железном корабле, а на нашей кобыле:

Ещё 1917‐м — когда ветры сияли и льды трещали, когда есенинское сердце радостно колотилось и глаза были распахнуты — откуда‐то, подспудная, вновь явилась та же тема, о которой вроде бы он всё высказал ранее:

Перед нами — не просто повторение сюжета стихотворения трёхлетней давности, 1914 года, о том, как автор этих строф однажды пройдёт мимо, не узнав Христа. Это — расширенное и уточнённое пророчество, удивительным образом отражающее ещё не написанные, не прожитые, не задуманные Есениным стихи.

Здесь появляется тема «пьяницы и вора», хотя до построенного на этой теме есенинского цикла «Москва кабацкая» оставалось ещё пять лет. Автор прямо сообщает: разлуку с Христом, богооставленность я не переживу.

Характерно, что в этих стихах он Христа проглядит оттого, что пьяный, хотя в 1917‐м Есенин почти не пил и пристрастия к спиртному не имел. До начала знаменитых и жутких есенинских запоев оставалось как минимум года четыре.

Всё себе предсказав, Есенин, как заговорённый, пошёл по этому скорбному пути.

Так начинается последний, самый болезненный этап в религиозной лирике Есенина.

Этап этот (1919–1925) мы охарактеризовали бы так: тоска об утраченной вере и невоцерковлённое по форме, но христианское по сути приятие бытия.

пишет Есенин в осеннем стихотворении 1921 года «Не жалею, не зову, не плачу…»

пишет Есенин в зимнем стихотворении 1925 года «Свищет ветер, серебряный ветер…».

Несмотря на то что этот ветер сдирает с человека слабую плоть — православной души его сквозняк не тронет, не победит.

В предчувствии неизбежного финала в стихотворении «Мне осталась одна забава» 1923 года он попросит как о великой милости только об одном:

Это великое завещание. В русской рубашке и — под иконами.

В одном из последних своих стихотворений «Не гляди на меня с упрёком…», написанном в том самом, предсмертном, декабре 1925‐го, Есенин признаётся:

Мы понимаем, что означают слова «если б не было».

Они означают: ад и рай — есть.

Есенин верил в Бога до последнего своего дня.

Ему не надо было ничего выдумывать про ад и рай. Он знал.

Может, действительно лучше сложилось бы, когда б в 1916 году ушёл в монастырь?

Но кто бы тогда все эти стихи написал?

Кто бы нас спасал, оставленных без его воистину христианского слова?

Слова о страшной муке богооставленности, которую он описал и показал. Показал прямо на себе.

Слова о возможности рая, о котором он поведал нам как никто иной.

Русский православный поэт, раб Божий Сергей Александрович Есенин.

Есенин не просмотрел второе пришествие Христа, как он в жуткой горечи решил для себя. Второго пришествия не случилось.

Но втайне мы уповаем, что Христос разглядел этого сына своего и воздал ему за явленную, воплощённую в русском слове любовь.

Впервые опубликовано в первом прижизненном сборнике Сергея Есенина «Радуница», в разделе «Маковые побаски». Первые экземпляры «Радуницы» вышли в Петрограде 29 января (иногда указывается близкая дата — 1 февраля) 1916 г. в издательстве М. В. Аверьянова.

При жизни С. Есенина «Радуница» издавалась трижды:

Сергей Есенин. Радуница, Пг., изд. М. В. Аверьянова, 1916 г.

Сергей Есенин. Радуница, «Московская трудовая артель художников слова», 2-й год I века (1918 г.).

Сергей Есенин. Радуница, М., «Имажинисты», 1921 г.

Раˆдоница, Раˆдуница — день первого после Пасхи общецерковного поминовения усопших в народной традиции восточных славян. В Русской православной церкви отмечается во вторник после Фомина воскресенья, на второй неделе после Пасхи.

В народной традиции восточных славян — в воскресенье (на Красную горку), понедельник или вторник, в зависимости от региона.

В Русской православной церкви это поминовение установлено для того, чтобы верующие «после светлого праздника Пасхи могли разделить с усопшими великую радость воскресения Христова».

Народная традиция весеннего поминовения предков была воспринята и поддержана Русской церковью, однако не успела войти в Устав суточного богослужебного круга. Выбор в качестве дня поминовения именно вторника обусловлен логикой Устава: заупокойные богослужения запрещены всю Светлую седмицу и Фомино воскресенье, поэтому панихиду накануне понедельника совершить невозможно.

Впервые опубликовано в журнале «Русская мысль», 1915 г., кн. VII, с. 27–28. В дальнейшем вошло в сборник «Радуница», в раздел «Русь».

Принципиально сказать о написании имени «Исус» в старообрядческой традиции вместо канонически-церковного «Иисус» (см. предисловие Захара Прилепина к настоящему сборнику).

Как неоднократно отмечали есениноведы, датировки ранних стихотворений 1910 годом (когда Есенину было 15 лет, он едва проучился год в церковно-учительской семинарии) — это позднейшая есенинская мистификация, сделанная при подготовке собрания сочинений (в издательском договоре — «Собрание стихотворений») для Госиздата в 1925 г. Издательский работник Иван Евдокимов вспоминал о подготовке Собрания и, в частности, о проблеме с точными датами:

«Сделали первый том. Начали определять даты написания вещей.

Тут между супругами возник разлад. И разлад этот происходил по ряду стихотворений. Есенин останавливал глаза на переписанном Софьей Андреевной произведении и ворчал:

— Соня, почему ты тут написала четырнадцатый год, а надо тринадцатый?

— Ты так сказал.

— Ах, ты всё перепутала! А вот тут надо десятый. Это одно из моих ранних… Нет! Не-е-т! — Есенин задумывался. — Нет, ты права! Да, да, тут правильно.

Но в общем у меня получилось совершенно определённое впечатление, что поэт сам сомневался во многих датах. Зачеркнули ряд совершенно сомнительных. Долго обсуждали — оставлять даты или отказаться от них вовсе. Не остановились ни на чём. (…) Собирались и ещё, и ещё. Есенин несколько раз приносил новые стихотворения, но уже небольшими частями, проставлял некоторые даты, а главную, окончательную проверку по рукописям откладывал до корректуры.

И не дождался, не захотел корректировать!»

Тем не менее стихотворение «Калики» явно написано до знакомства с Николаем Клюевым (в октябре 1915 г.), глубоко погружённым в старообрядческий контекст, и до увлечения самого Есенина старообрядчеством в первые революционные годы. Необходимо отметить, что в русской поэзии начала ХХ века преобладало каноническое написание имени Христа. Характерный пример — Николай Гумилёв, «На пиру» 1908 г.:

За десять лет до появления поэмы Александра Блока «Двенадцать» с её общеизвестным финалом и старообрядческим написанием:

Также необходимо отметить, что есенинское стихотворение восходит к целому пласту текстов про калик перехожих, сложившийся в русском фольклоре и русской поэзии. И тут нельзя не вспомнить хрестоматийное стихотворение Николая Некрасова «Влас» (1855):

И далее Некрасов рассказывает, почему «дядя Влас», некогда богатый помещик и «великий грешник», вдруг подался в калики:

заболел, и ему привиделся натуральный ад, поэтому и пошёл все свои прегрешения искупать. С есенинскими героями он схож отношением второстепенных героев обоих текстов. У Некрасова нарратор подаёт муки грешников в мельчайших подробностях и с некоторой издёвкой: «Гром глушит их вечным грохотом, / Удушает лютый смрад, / И кружит над ними с хохотом / Чёрный тигр-шестокрылат». У Есенина простые пастушки насмешливо кричат: «Девки, в пляску! Идут скоморохи!»

Ещё одно обращение к некрасовскому «Власу» можно расслышать и в стихотворении «Микола» («В шапке облачного скола…»):

четырёхстопный хорей, тот же герой — калика перехожий, попытка искупить свои грехи и пр.

У этого стихотворения имеется автограф, позволяющий уточнить есенинскую датировку. 1 мая 1915 г. оно записано чёрными чернилами в альбом, принадлежавший Ивану Репину.

Иван Васильевич Репин (1874–1936) — один из учредителей Суриковского литературно-музыкального кружка. В гостях у него бывали писатели, оставившие два альбома памятных записей, один хранится в РГАЛИ, другой — в Государственном музее-заповеднике С. А. Есенина. Основное число записей относится к 1913–1916 годам. Особую ценность представляют автографы Сергея Есенина: «Край родной, тропарь из святцев…», «Корова», «Задымился вечер…»

Впервые опубликовано во втором издании «Радуницы» («Московская трудовая артель художников слова», 2-й год I века [1918]).

Впервые опубликовано в сборнике «Радуница», Пг., изд. М. В. Аверьянова, 1916, в разделе «Русь».

Кулижка — «лесная поляна, расчищенная для вспашки» (современный толковый словарь русского языка Ефремовой), а также «участок, покрытый однородной растительностью» (там же), но здесь это местный, рязанский диалектизм, означающий «часть улицы перед домом, часть какой-нибудь площади, большая лужайка в селе, площадь земли перед домом со стороны улицы» (согласно словарику местных слов и выражений с. Константиново и окрестностей, составленному сестрой поэта А. А. Есениной и впервые опубликованному в Собрании сочинений в 5 т. Т. 4. М.: Гослитиздат, 1962 г.).

Впервые опубликовано в журнале «Русская мысль», 1915 г., кн. VII, с. 27, под заглавием «Инок». В дальнейшем публиковалось в «Радунице», в разделе «Русь».

Стихотворение неоднократно перерабатывалось поэтом. Первый наборный экземпляр помечен 1914 годом, но Есенин редактировал произведение вплоть до 1922 года, поэтому стихотворение датируется 1914–1922 гг.

Во всех редакциях оставались неизменными две строки: «И в счастье ближнего поверить» и заключительная «Молясь на копны и стога». Их, по сути, можно считать ключевыми для данного периода есенинского творчества (см. предисловие Захара Прилепина к этому сборнику об «иноческой теме» в христианской лирике Есенина).

Впервые опубликовано в журнале «Ежемесячные литературные и популярно-научные приложения к журналу „Нива“». 1915, № 12. В дальнейшем вошло в «Радуницу», раздел «Маковые побаски».

Посолонка — тощая, бесплодная земля.

Забольная кукушка — надоедливая (оба выражения — рязанские диалектизмы).

Впервые опубликовано в газете «Знамя борьбы», Пг., 1918 г., 4 мая, № 39.

Любопытно, что в 1918 г. Светлое Христово Воскресенье выпадало на 5 мая, стихотворение же является прямой аллюзией на Вербное воскресенье и сюжет о Входе Господнем в Иерусалим.

Осанна — возглас, которым встречал народ входившего в Иерусалим Иисуса Христа. Этот еврейский молитвенный возглас означает: «Спаси, сохрани, помоги, помилуй, Боже!»

Впервые опубликовано в сборнике «Радуница», Пг., изд. М. В. Аверьянова, 1916, в разделе «Маковые побаски».

Любопытно, что в этом стихотворении, возможно, впервые в лирике Есенина сближаются религиозно-обрядовые («Троицыно утро, утренний канон») и элегические мотивы («Похороним вместе молодость мою») — в дальнейшем, уже в 20-е годы, это станет одним из магистральных направлений есенинской поэтики.

В частности, можно вспомнить стихотворение «Русь уходящая» (1924), где элегическая нота выступает уже не в качестве романтического образа, а в качестве выстраданного жизнью личного переживания:

Впервые опубликовано в газете «Биржевые ведомости», 1915 г.

14 ноября, № 15 209. В дальнейшем вошло в сборник «Радуница», раздел «Русь».

Одно из самых популярных произведений раннего есенинского периода. Президент России Владимир Путин, выступая в ходе предвыборных мероприятий 2011–12 гг., процитировал последнюю строфу этого стихотворения и сделал знаковую оговорку, прочитал вместо «Кинь ты Русь» — «Брось ты Русь». По всей видимости, для Путина, хорошо знакомого с социально-экономическими реалиями 1990-х годов, оригинальный глагол «кинуть» имел отчётливую негативно-криминальную окраску.

Впервые опубликовано в газете «Новь», М., 1914, 23 ноября, № 122.

Перепечатано в газете «Сызранское утро» (1914, 27 ноября, № 264).

Первые четыре строки стихотворения в несколько изменённом виде повторены во второй строфе третьей главки поэмы «Русь».

Очевидно, что это стихотворение — реакция молодого поэта на вступление Российской империи в Первую мировую войну (1914–1918 гг., также в ходу тогда было выражение «Вторая Отечественная») и свидетельство масштабного патриотического подъёма в русском обществе.

Впервые опубликовано: «Ежемесячный журнал», Пг., 1915, № 8, август, с. 4.

В дальнейшем вошёл в сборник «Радуница», в раздел «Маковые побаски».

Зыбистых полей — колеблющихся, волнующихся.

Гарк — звуки, издаваемые птицами, в данном случае дупелями.

Сутёмы — сумерки.

На кивливом языке — неологизм, образованный от «кивания», в данном случае — коров.

Сплю на вырублях сучья — образовано от глагола «вырубать» и причастия «вырубленный», означает здесь место, где лежат сучья от вырубки леса.

Впервые опубликовано в журнале «Голос жизни», Пг., 1915, № 17, 22 апреля, с. 13.

В дальнейшем вышло в сборнике «Радуница», в разделе «Русь».

Комли — пни.

Шипульные — от «шипульник», т. е. шиповник.

Кукольни — сорные травы.

Дулейка — ватная кофта.

Косницы — ленты в косах.

Впервые опубликовано в газете «Биржевые ведомости», 1915, 22 ноября, № 15 225.

В дальнейшем вошло в сборник «Радуница», в раздел «Русь».

Не ветры осыпают пущи — более поздний, переработанный вариант стихотворения «Не с бурным ветром тучи тают»:

Впервые опубликовано в сборнике «Скифы», № 1, Пг., 1917.

В дальнейшем вышло в сборнике «Голубень», впервые изданном в 1918 г. (Пг.: «Революционный социализм), затем в 1920 г. (М.:

Издательство Московской трудовой артели художников слова) и 1922 г. (дважды — М.: ГИЗ; П. — М. — Берлин: Издатель З. И. Гржебин). Есенин от издания к изданию менял состав и очерёдность стихотворений.

Посвящено Р. В. Иванову. Иванов Разумник Васильевич (1878–1946) — литературный критик и публицист (печатался под псевдонимом Иванов-Разумник). Сыграл решающую роль в формировании „скифства“ — идейно-литературного объединения, к которому примыкали, в частности, Александр Блок, Андрей Белый, Сергей Есенин, Николай Клюев и др. Участие в этом объединении имело серьёзное значение для мировоззрения и духовного формирования Есенина в первые революционные годы.

Впервые опубликовано в газете „Дело народа“, Пг., 1917, 30 апреля, № 37.

В сентябре 1919 г. Николай Клюев, живший тогда в Вытегре, опубликовал в местной газете подборку стихотворных произведений нескольких авторов под общей „шапкой“ — „Поэты Великой Русской Революции“. Открывала эту подборку маленькая поэма „Ус“, которой Клюев предпослал такую характеристику Есенина:

„Поэт-юноша. Вошёл в русскую литературу, как равный великим художникам слова. Лучшие соки отдала Рязанская земля, чтобы родить певущий лик Есенина.

Огненная рука революции сплела ему венок славы, как своему певцу.

Слава русскому народу, душа которого не перестаёт источать чудеса даже средь великих бедствий, праведных ран и потерь!“ (газета „Звезда Вытегры“, 1919, 7 сентября, № 62).

Строки 45–56 этой маленькой поэмы имеют отчётливые тематические взаимосвязи со стихотворением Есенина „Молитва матери“, написанным на военную тему и опубликованным впервые в октябре 1914 г. Кроме того, эти строки „Уса“ и „Молитвы матери“ имеют одинаковую метрику. Возможно, „Молитва матери“ — своего рода прообраз указанных строк „Уса“ (так же как стихотворение „Богатырский посвист“ для третьей главки „Руси“:

см. комментарий к этому произведению в настоящем сборнике).

Ещё необходимо отметить, как Есенин наследует русской народной песне, где не только природа как таковая поёт Христа, как в предыдущих текстах („Схимник-ветер шагом осторожным / Мнёт листву по выступам дорожным / И целует на рябиновом кусту / Язвы красные незримому Христу“), но и растворяет в себе субъекта лирического высказывания, погибшего в ратном бою.

Как это даётся у Есенина: „На крутой горе, под Калугой, / Повенчался Ус с синей вьюгой. / Лежит он на снегу под елью, / С весела-разгула, с похмелья…“ — а вот, например, известная народная песня про чёрного ворона: „Ты скажи ей, чёрный ворон, / Что женился на другой, / На пулечке свинцовой. / Наша свашка — была шашка, / Штык булатный — был дружком, / А венчался я на поле / Под ракитовым кустом“.

Ус Василий Родионович (дата рождения неизвестна — 1671 г., Астрахань) — донской казак, один из руководителей Крестьянской войны под предводительством Степана Разина 1670–1671 гг.

В своей маленькой поэме Есенин существенно изменил биографию реального исторического лица.

Отметим также канонически-церковное написания имени Христа („Это ты, о сын мой, смотришь Иисусом“) в этом произведении.

Впервые опубликовано: сборник „Радуница“, Пг., изд.

М. В. Аверьянова, 1916, в разделе „Русь“.

Радуница — см. примечание к первому стихотворению настоящего сборника „Дымом половодье зализало ил“. Введение понятия „радуница“ в текст стихотворения позволило изменить композицию всего сборника „Радуница“. Во-первых, в самом поэтическом сборнике это единственное словесное употребление „радуницы“; через это слово введён большой комплекс представлений, связанных с днём поминовения усопших. Во-вторых, Есенин стремился закольцевать последнее и первое произведение в сборнике, который открывается маленькой поэмой о святом Миколе и завершается упоминанием Богородицы. Странствующий по Руси святой Микола, герой заглавной поэмы, и день поминовения усопших для поэта связывались воедино.

Впервые опубликовано в газете „Биржевые ведомости“, Пг, 1915 г., 25 августа, № 15 047.

В дальнейшем открывало сборник „Радуница“, что для Есенина было важно в композиционном смысле (см. примечание к стихотворению „Чую Радуницу Божью…“).

Микола — св. Николай, архиепископ Мирликийский, Николай Чудотворец, Николай Угодник — великий христианский святой, прославившийся чудотворениями при жизни и после смерти, память его чтится повсеместно в христианской церкви, западной и восточной, особо почитаем народами России, не только христианскими. День перенесения мощей святителя празднуется церковью 9 мая, а память совершается (в России) 6 декабря по старому стилю.

В маленькой поэме „Микола“ принципиально соединение имени и подвигов почитаемого святого с мотивом странничества и ландшафтами средней полосы России — определяющий момент в христианской лирике Сергея Есенина.

Одно из первых публичных авторских чтений поэмы состоялось на вечере литературного общества „Краса“ в Петрограде 25 октября 1915 г. В отчёте о вечере „Красы“ Зоя Бухарова отметила, что в „Миколе“ „живёт, дышит, колышется вся до последней чёрточки наша деревня, с мудро-детскими верованиями, исконно-благолепной обрядностью, языческой, природной непосредственностью, трудовым потом и праздничным разгулом“ (газета „Петроградские ведомости“, 1915, 4 ноября, № 247; подпись: З. Б.).

Было отмечено в печати и другое тогдашнее выступление Есенина с чтением „Миколы“ — 19 ноября 1915 г., на первом вечере литературно-художественного общества „Страда“ (газ. „Новое время“, Пг., 1915, 21 ноября, № 14 261, газ. „Петроградский вечер“, 1915, 22 ноября, № 166).

В. Л. Львов-Рогачевский, назвав „Миколу“ „прекраснейшей поэмой“, подчеркнул, что „Микола Есенина — поэт и созерцатель, русский Франциск Ассизский, влюблённый в красоту Божьего мира“. (…)

У этого поэта не византийские грозные лики, а радостные Франциски, благословляющие леса, поля и горы…» (Львов-Рогачевский В.

«Поэзия новой России: Поэты полей и городских окраин», М., 1919, с. 72–73).

Стягловица (стягольница) — верёвка или бечёвка для затягивания чего-либо.

Охлопья — от охлопать (отрясти, отряхнуть). Ср. также: охлопье — пакля.

Лузга — здесь: мякина.

В честь угодника Миколы / Сеют рожью на снегу — это действие производилось в ночь на 6 декабря, чтобы умилостивить св. Николая для обеспечения обилия будущего урожая (обычай был распространён, в частности, в Рязанской губернии).

Окосье — рукоятка косы, косовище.

Косница — лента в косе.

Впервые опубликовано: сборник Радуница, Пг., изд. М. В. Аверьянова, 1916., раздел «Русь».

Окказионализмы и диалекстизмы

На шёлковом блюде, / Опады осин — земля, покрытая упавшими листьями.

Ухлюпы трясин — здесь: всхлипывания.

Ширком в луговины — от слова «ширкнуть», т. е. быстро убежать.

Поют быстровины — быстрое течение реки в половодье.

Впервые опубликовано в газете «Биржевые ведомости», 1915, 25 октября, № 15 169.

В дальнейшем публиковалось в сборнике «Голубень».

Для последующих изданий (в частности, для второго сборника «Скифов» в 1918 г.) Есенин существенно переработал последнюю строфу. Она зазвучала так:

Смысл стихотворения изменился и заострился. Главной стала идея о «правде сошьего креста», о возможности постичь истину, познать тайну чрез свет Голубиной книги.

Голубиная книга — один из наиболее часто распевавшихся каликами духовных стихов. В нём рассказывалось, как по Божьему соизволению упала с небес Голубиная книга, в которой открылась тайна происхождения мира и человека, всего земного и небесного установления. О Голубиной книге Есенин много пишет в трактате «Ключи Марии».

Впервые опубликовано в газете «Биржевые ведомости», 1915, 13 декабря, № 15 267.

В дальнейшем входило в сборник «Голубень».

Мария Магдалина — христианская святая, мироносица, которая, согласно евангельскому тексту, следовала за Христом, присутствовала при Его Распятии и была первым человеком, удостоившимся явления воскресшего Иисуса. В православии Мария Магдалина почитается как равноапостольная святая, память её отмечается православной церковью 22 июля (4 августа).

Плакучая лещуга — в разных рязанских говорах чаще всего название разных травянистых (аир тростниковый, манник водный и др.) растений по берегам водоёмов.

Впервые опубликовано в журнале «Звезда», Л., 1975, № 4, с. 189., со статьей Т. Конопацкой «Неизвестные стихи Сергея Есенина».

Любопытно свидетельство Лазаря Бермана, секретаря петроградского журнала «Голос жизни», где в 1915 году печатались стихотворения Есенина:

«Как-то я предложил ему:

— Вот ты пишешь всё о деревне и о деревне. Попробуй написать о городе. Ведь ты видишь город совсем иначе, чем городские поэты.

И вот Есенин принёс стихотворение „Город“. Когда я его прочитал, то понял, что я ему в советчики не гожусь. Но понял я также, что Есенин поэт не только одарённый, а и очень самобытный».

Можно предположить, что город таким необычным получился у Есенина потому, что он волей-неволей воспроизвёл урбаниста Маяковского. У того было: «На чешуе жестяной рыбы / прочёл я зовы новых губ» (1913); а Есенин выдал в том же стихотворном размере и «чешую скорузлых рыб», и самые разнообразные зовы, расслышанные в городе: «как муравьи кишели люди», «в моей душе так было гулко в пелёнках камня и кремней», «стонал коровий рёв теней», «дризжали дроги, словно стёкла», «девичий смех с улыбкой змейного грешенья» и, наконец, «зык от Бога». Что для Маяковского — ноктюрн на флейте водосточных труб, то для Есенина — соблазны города, с которыми он борется.

Впервые опубликовано: «Ежемесячные литературные и популярно-научные приложения к журналу „Нива“». Пг., 1915, № 12, с. 614.

Часослов — сборник текстов ежедневных молитв, богослужений.

Впервые опубликовано в сборнике «Радуница», Пг., Изд. М. В. Аверьянова, 1916, раздел «Русь».

Можно предположить, что побудительным мотивом для создания «Поминок», как и стихотворения «Занеслися залётную пташкой…», стали известия о военных поражениях 1915 года и масштабных людских потерях.

Коливо — обрядное поминальное кушанье, известное нам как «кутья» — каша из риса или пшена с изюмом.

Епитрахиль — часть облачения служителя православной церкви в виде длинной полосы ткани, надеваемой на шею под ризу.

Впервые опубликовано: «Ежемесячный журнал», Пг., 1916, № 4, с. 8.

В первой публикации стихотворение имело посвящение «Анне Сардановской». Анна Алексеевна Сардановская (1896–1921) — юношеское увлечение поэта. Внучатая племянница отца Ивана (И. Я. Смирнова, священника села Константиново), она вместе с матерью, сестрой и братом часто приезжала к нему и, случалось, проводила в Константинове всё лето. В 1918 г. вышла замуж. Скончалась родами 7 апреля 1921 г. Не исключено, что с известием о её смерти связан рассказ Есенина, записанный И. В. Грузиновым и отнесённый им к весне 1921 г.: «У меня была настоящая любовь.

К простой женщине. В деревне. Я приезжал к ней. Приходил тайно. Всё рассказывал ей. Об этом никто не знает. Я давно люблю её. Горько мне. Жалко. Она умерла. Никого я так не любил. Больше я никого не люблю».

Также уместно отметить, что идиома «журавлиная печаль», «тоска журавлиная» или нечто подобное сегодня выглядит несколько затёршейся и уже похожей на поэтический штамп. Но век назад это читалось более-менее ново и пронзительно. И не только у Есенина, как в этом стихотворении: «Полюбил я тоской журавлиною / На высокой горе монастырь», но и у ряда других новокрестьянских авторов.

Николай Клюев в «Избяных песнях» (1914–1915) писал: «Четыре вдовицы к усопшей пришли… / (Крича, бороздили лазурь журавли…)»; он же в «Четвёртом Риме» (1921) докручивал этот образ:

«Возлюбленный — жатва на северном поле, / Где тучка — младенчик в венце гробовом, / Печаль журавлиная русских раздолий, / Спрядающих травы и звёзды крестом».

Или вот Сергей Клычков в стихотворении «Милей, милей мне славы…» (1918) писал: «Милей, милей мне славы / Простор родных полей, / И вешний гул дубравы, / И крики журавлей. // Нет таинства чудесней, / Нет красоты иной, / Как сеять зёрна с песней / Над вешней целиной. // Ой, лес мой, луг мой, поле!.. / Пусть так всю жизнь и пусть / Не сходят с рук мозоли, / А с тихой песни грусть».

У него же есть книга «В гостях у журавлей» (1930).

Впервые опубликовано: «Ежемесячный журнал», Пг., 1916, № 9/10, сентябрь-октябрь, с. 9.

Исследователи отмечают в этом стихотворении текстуальные совпадения с «Осенней волей» Александра Блока:

А также со стихотворением Николая Клюева «Любви начало было летом»:

Необходимо отметить, что стихотворениями «За горами, за жёлтыми долами» и «Опять раскинулся узорно» у Есенина открывается цикл, который Захар Прилепин называет «монашеским», чаемого ухода в монастырскую жизнь, от странничества к иночеству (см. предисловие к настоящему сборнику).

Выделим также важную в данном контексте биографическую деталь: деревенское прозвище Есениных — Монахи, то есть Сергей Александрович мог носить фамилию Монахов. Как известно, один из ключевых персонажей драматической поэмы Есенина «Страна Негодяев» — бандит Номах, в котором без труда угадали прозрачно зашифрованного Махно.

Однако Номах — это ведь не только Махно (которым Есенин был в определённый исторический период безусловно очарован), но и Монах. То есть в лидере повстанцев Есенин спрятал и себя, тем более что Номах поэмы — больше классический разбойник, чистый криминал, в нём мало от анархизма и коммунарства батьки, зато много от есенинского «хулиганства».

Впервые опубликовано: альманах «Творчество», кн. 1, М. — П., 1917, с. 106.

В дальнейшем публиковалось в сборнике «Голубень».

Любопытен отклик одного из видных большевиков, крупного литературного функционера советской власти, главного редактора журнала «Красная новь» Александра Воронского на стихотворение с явно религиозными мотивами:

«…прошлое, ставшее милым и саднящее сердце своей невозвратностью, своим „никогда“ — очень прочное поэтическое настроение Есенина, прочное и давнее. (…) Заметьте, пишет это поэт-юноша, только что вступающий в жизнь. К теме о невозвратном прошлом поэт возвращается постоянно и позднее. Здесь он наиболее искренен, лиричен и часто поднимается до замечательного мастерства» (журнал «Красная новь», 1924, № 1, январь-февраль, с. 274).

Впервые опубликовано: журнал «Красная новь», 1926, № 7, с. 112.

Нередко у Есенина бывает не то что самоповтор, но включение той же интонации. Сравните, например, строчки из этого стихотворения:

И строчки из стихотворения «Гой ты, Русь, моя родная…»:

Впервые опубликовано: «Ежемесячные литературные и популярно-научные приложения к журналу „Нива“». Пг., 1916, № 10, с. 251–252.

Впервые опубликовано: газета «Биржевые ведомости», 1916, 15 (28) авг., № 15 741.

Елей — оливковое масло с благовониями, применяемое в церковных обрядах и ритуалах.

Впервые опубликовано: газета «Биржевые ведомости», утренний выпуск, 1916, 17 апреля, № 15 503.

В дальнейшем входило в сборник «Голубень». Любопытна также перепечатка в «Свободной газете» в Чикаго в 1923 г., 17 июля, № 158, под заглавием «На родине».

Впервые опубликовано: «Скифы», сборник 2, Пг., 1918, с. 165.

В дальнейшем входило в сборник «Голубень».

В стихотворении слышится перекличка с циклом Николая Клюева «Земля и Железо», который был опубликован в первом сборнике «Скифов», в частности со стихотворением «Звук ангелу собрат, бесплотному лучу…». Такие строки, как «Рудою солнца посеян свет…» или «В незримых пашнях растут слова…» и др., находят параллели в этом цикле и других стихах Клюева.

Впервые опубликовано: «Петроградский вечер», вечерняя газета, 1916, 7 февраля, № 236.

Неопалимая купина — в Пятикнижии: горящий, но не сгорающий куст, в котором Бог явился Моисею, пасшему овец в пустыне близ горы Синай. Когда Моисей подошёл к кусту, чтобы посмотреть, «отчего куст горит огнём, но не сгорает» (Исх. 3:2), Бог воззвал к нему из горящего куста, призвав вывести народ Израиля из Египта в Обетованную землю.

Также «Неопалимая купина» — иконографический тип Божией Матери в православии, весьма почитаемый в России.

Впервые опубликовано: сборник «Северная звезда», Пг., 1916, № 8, 15 апреля, с. 12.

Куканьшей — от «кукан»; здесь: узкая полоска отмели на реке.

Впервые опубликовано: «Ежемесячный журнал». Пг., 1916, № 12, с. 181–183.

Отдельное издание стихотворения «Исус младенец» вышло в 1918 году с иллюстрациями художницы Екатерины Туровой — раскрашено от руки 125 нумерованных экземпляров (весь тираж — 1000 экз.). Брошюра со стихотворением явилась одним из первых выпусков петроградской «Артели художников „Сегодня“». Выход брошюры был отмечен в ряде петроградских газет и журналов.

Так, в газете «Новая жизнь» от 16 (3) марта, № 43, рецензент А. Кудрявцев писал, что из первых шести выпусков «особенно интересны детские — весёлые и милые стишки Н. Венгрова и любопытна сказка в стихах С. Есенина».

В 1921 году в Чите издательство «Скифы» на Дальнем Востоке выпустило «Исуса Младенца» с рисунками, выполненными по эскизам Е. Туровой.

Впервые опубликовано: газета «Волжская коммуна», Куйбышев, 1960, 27 авг., № 204.

«Стихотворение это написано по случаю посещения дочерьми Николая II лазарета при строительстве Феодоровского собора в Царском Селе, где Есенин, призванный на военную службу, состоял писарем.

Есть основание полагать, что оно было написано по требованию полковника Ломана, начальника Есенина…» — писал литературовед Лев Коган.

На военную службу Есенин был призван в конце марта 1916 года в запасной батальон. Благодаря покровительству петроградских друзей, прежде всего литераторов М. Мурашева, С. Городецкого и Н. Клюева, Сергей Есенин был определён санитаром (а не писарем) в полевой Царскосельский военно-санитарный поезд № 143 Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны, в дальнейшем служил в лазарете № 17 для раненых воинов там же, в Царском Селе. Сохранились почтовые карточки кратких писем Есенина родным, на обороте которых напечатано: «Лазарет Их Императорских Высочеств Великих Княжён Марии Николаевны и Анастасии Николаевны при Феодоровском Государевом соборе для раненых. Царское Село».

Непосредственным начальником Есенина был полковник Дмитрий Николаевич Ломан (1868–1918), штаб-офицер для особых поручений при Дворцовом коменданте (расстрелян большевиками в Петропавловской крепости в числе других придворных и членов царской фамилии).

Стихотворение «В багровом зареве закат шипуч и пенен…» (написанное на большом листе плотной бумаги, на котором по краям художником Г. Гореловым акварелью был выполнен орнамент в стиле XVII века; текст стихотворения под названием «Царевнам» был также написан акварелью, славянской вязью) Есенин читал в первом отделении концерта, состоявшегося 22 июня 1916 г.

в офицерском лазарете в присутствии императрицы и ее дочерей. В этом концерте принимали участие артисты В. Сладкопевцев, Н. Артамонов, группа балалаечников под управлением В. Андреева, режиссёр Н. Арбатов. Как вспоминал сын полковника Д. Ломана (1868–1918) Юрий Ломан (1906–1980), по окончании концерта его участники были представлены высоким особам. «Во время беседы императрицы с ними ей были преподнесены сборник стихов Есенина „Радуница“ и сборник рассказов Сладкопевцева» (Ломан Ю. Д., «Воспоминания крестника императрицы» (автобиографические записки). СПб., 1994, с. 66).

В автобиографии 1923 г. Есенин несколько мифологизировал этот сюжет:

«При некотором покровительстве полковника Ломана, адъютанта Императрицы, был представлен ко многим льготам. Жил в Царском недалеко от Разумника Иванова. По просьбе Ломана однажды читал стихи Императрице. Она после прочтения моих стихов сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные. Я ответил ей, что такова вся Россия. Ссылался на бедность, климат и проч.

Революция застала меня на фронте в одном из дисциплинарных батальонов, куда угодил за то, что отказался написать стихи в честь Царя. Отказывался, советуясь и ища поддержки в Иванове-Разумнике…»

После того как о выступлении Есенина перед Императрицей и царевнами стало известно в литературных кругах столицы, фактически оборвались отношения Есенина с меценатами и хозяевами либеральных литературных салонов. О том, как восприняла «чистая публика» известие о чтении стихов Есениным перед членами Императорской фамилии, рассказывал много позже в «Петербургских зимах» Георгий Иванов:

«Кончился петербургский период карьеры Есенина совершенно неожиданно. Поздней осенью 1916 г. вдруг распространился и подтвердился „чудовищный слух“: „наш“ Есенин, „душка“ Есенин, „прелестный мальчик“ Есенин — представлялся Александре Фёдоровне в Царскосельском дворце, читал ей стихи, просил и получил от Императрицы разрешение посвятить ей целый цикл в своей новой книге!

Теперь даже трудно себе представить степень негодования, охватившего тогдашнюю „передовую общественность“, когда обнаружилось, что „гнусный поступок“ Есенина не выдумка, не „навет чёрной сотни“, а непреложный факт…

Возмущение вчерашним любимцем было огромно. Оно принимало порой комические формы. Так, С. И. Чайкина, очень богатая и ещё более передовая дама, всерьёз называвшая издаваемый ею журнал „Северные записки“ „тараном искусства по царизму“, на пышном приёме в своей гостеприимной квартире истерически рвала рукописи и письма Есенина, визжа: „Отогрели змею! Новый Распутин! Второй Протопопов!“ Тщетно её более сдержанный супруг Я. Л. Сакер уговаривал расходившуюся меценатку не портить здоровья „из-за какого-то ренегата“…»

Необходимо также отметить пророческий характер стихотворения — прозрение молодого поэта о трагической судьбе царевен.

Впервые опубликовано: «Ежемесячный журнал», 1917, № 11/12, нояб. — дек., с. 7. Первоначальная редакция выглядит так:

Серьёзные изменения внёс поэт при подготовке стихотворения для публикации в «Скифах» (сборник 2-й — вероятнее всего, в августе 1917 г.). На этот раз он изменил начало стихотворения. Вместо идиллически-пейзажного «звонкого месяца над синью холмов» появляется намеренно архаизированная строка «Нощь и поле, и звон облаков…», образ иконы в четвёртой строфе («архангельский лик») уходит и возникает во второй строке («С златной тучки глядит Саваоф»), опять-таки в подчёркнуто архаизированном облике.

Словесные и образные архаизмы служат тому, чтобы создать ощущение библейской древности и неизменности этого мира.

Правда, уже здесь, в варианте для «Скифов», начинает звучать и другая тема — тема гибели и смерти. Начало четвёртой строфы явственно её вносит:

Но пока это гибель не деревенского мира, а лишь кого-то этому миру причастного. Стремлению передать вечность корневых, глубинных основ деревенского бытия служит и правка, которую автор внёс при подготовке стихотворения для публикации в «Голубень» (1918). Здесь в наборной рукописи в первой строке «звон облаков» он заменил на «крик петухов», что также усилило порождаемые стихотворением библейские ассоциации.

В окончательной редакции стихотворение вошло в сборник «Голубень»: Есенин Сергей Александрович. Собрание стихов и поэм. Том первый, Берлин — Пб. — М., изд. З. И. Гржебина, 1922.

Впервые опубликовано: газета «Новая жизнь», Пг., 1917, 24 декабря.

В дальнейшем вошло в сборник «Голубень».

Впервые опубликовано: газета «Знамя труда», 1917, 30 декабря, № 107.

В дальнейшем вошло в сборник «Голубень».

Вольга — герой русских былин, князь-дружинник или волхв-чародей, встречающийся с крестьянином-пахарем («Вольга и Микула»). Непривычное ударение Во́льга (вместо Вольга́) появилось, возможно, под влиянием северных, олонецких вариантов былин, с которыми был знаком Николай Клюев; в его стихах также встречаются подобные изменения ударений в былинных именах.

Дня закатного жертва / искупила весь грех. — Парафраз библейской Книги пророка Амоса, где рассказывается о том, как пастух Амос по велению Божию пришёл в Самарию и другие города Израиля и, поражённый царившими там развратом и нечестивостью, стал проповедовать. Он говорил, что ему явился Господь и открыл, что от меча погибнут все грешники. «И будет в тот день, говорит Господь Бог: произведу закат солнца в полдень и омрачу землю среди светлого дня» (Амос, 8, 9). Бог назвал Израиль «грешным царством» и предрёк: «Я истреблю его с лица земли» (Амос, 9, 8). Пророчество исполнилось, Израильское царство погибло, бесследно пропали десять колен Иакова. По слову Господню эта искупительная жертва — предвестие будущего возрождения Израиля. На Книгу пророка Амоса Есенин ссылается также в «Ключах Марии».

Но незримые дрожди… — ср. в Псалтири: «Ибо чаша в руке Господа, вино кипит в ней, полное смешения, и Он наливает из неё. Даже дрожди её будут выжимать и пить все нечестивые земли» (Псалом 74).

Впервые опубликовано: газета «Голос трудового крестьянства».

М., 1918, 26 июня, № 157.

Преполовенской водой — то есть водой, освящённой в церкви во время христианского праздника Преполовенья (среда четвёртой недели после Пасхи). Эта вода считалась целебной.

Дамаскин Иоанн — византийский философ, богослов и поэт (VI–VII вв.). Причислен церковью к лику святых.

Впервые опубликовано: газета «Дело народа», Пг., 1917, 28 июля, № 86. Также выходило в книге поэм «Сельский часослов» (издание «Московской трудовой артели художников слова», 1918 г.).

Интересно, что поэмы «Сельский часослов» в этом издании не было.

Характерный отклик на «Певущий зов» — экзальтированный, полный религиозной символики и терминологии, появился в статье Иванова-Разумника «Две России» (ноябрь 1917 г.). Перед тем как процитировать первую и третью строфы поэмы, критик писал о Есенине и Клюеве: «…они расслышали „певущий зов“ нового благовестия — и воспели рождённую в вифлеемских яслях русскую революцию». И далее: «Да, меч прошёл через наши души, да, все мы разделились на два стана, и пропасть между нами. <…> Ремизов — на одной стороне пропасти, Клюев и Есенин — на другой её стороне. <…> „Слово о погибели <Русской земли>“ могильно звучит у Ремизова. „Певущий зов“ и „Песнь Солнценосца“ победно слышатся у Есенина и Клюева. <…> На его панихиду они отвечают молебном.

Два завета, два мира, две России. <…> К старому возврата нет:

„Она загорелась, звезда Востока! Не погасить её Ироду кровью младенцев“… Не погасить; но и нам — не изменить предначертанного мировой историей крестного пути возрождённого народа к новой исторической Голгофе».

— образ восходит к Книге Иисуса Навина (X, 13): «И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим».

Назарет — небольшой городок в Галилее, где прошли детство и отрочество Христа, отчего он именовался Назарянином или Назареем.

Фавор — гора в Палестине близ Назарета, на которой, по преданию, произошло преображение Иисуса Христа.

Звезда Востока — образ из Нового Завета. См.: «Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: Где родившийся Царь Иудейский? ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему» (Мф. II, 1–2).

Не погасить её Ироду / Кровью младенцев — образ восходит к новозаветному эпизоду: «…Ирод… послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов» (Мф. II, 16).

Саломея — племянница и падчерица тетрарха (правителя) Галилеи Ирода Антипы (в Новом Завете по имени не названа), которая по наущению своей матери Иродиады попросила у Ирода в награду за пляску на пире голову Иоанна Крестителя — предтечи Христа (см.: Мк. VI, 16–28).

…Иоанн… поднял с земли отрубленную голову — в 1919 г.

Н. Гудзий справедливо заметил по поводу этих строк, что при написании их Есенин исходил, скорее всего, из «иконографического изображения Иоанна Крестителя, изображающегося держащим свою собственную голову».

Содом — город на берегу Мёртвого (Солёного) моря в долине Сиддим, истреблённый небесным огнём (вместе с Гоморрой) за грехи его жителей (Быт. XVIII, 16–33; XIX, 24–29).

Впервые опубликовано: «Интимный журнал». «Пг. — Киев», 1917, № 1, с. 10.

В дальнейшем вошло в сборник «Голубень».

Впервые опубликовано: «Скифы», сборник 2-й, Пг., 1918, с. 171.

В дальнейшем вошло в сборник «Голубень».

Впервые опубликовано: «Скифы», сборник 2-й, Пг., 1918, с. 176.

Понтий Пилат — римский прокуратор (наместник) провинции Иудеи в 26–36 гг., в годы его правления был распят Иисус Христос.

Или, Или, лама савахфани… — согласно Евангелию, эти слова произнёс Христос перед смертью на кресте. «Около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Илˆи, Илˆи! ламˆа савахфанˆи? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Матф., 27, 46). В Евангелии от Марка эти слова приводятся в другой транскрипции («Элои! Элои! ламма савахфани?» — Марк, 15, 34). Приводя эти слова, Есенин опирался не на Библию, поскольку в Библии указаны ударения, которые он не учёл.

Впервые опубликовано: «Скифы», сборник 2-й, Пг., 1918, с. 164.

В дальнейшем вошло в сборник «Голубень». На автографе стихотворения — зачёркнутое посвящение Андрею Белому.

Андрей Белый (настоящее имя Борис Николаевич Бугаев;

14 (26) октября 1880 год, Москва — 8 января 1934, там же) — русский писатель, поэт, математик, критик, мемуарист, стиховед; один из ведущих деятелей русского символизма и модернизма в целом. Знакомство Сергея Есенина и Андрея Белого состоялось в конце января 1917 г. в Петрограде. Впоследствии Белый вместе с Ивановым-Разумником выступил идеологом объединения «Скифы». Оно будет основано на идеях символистов («Россия — Мессия»), «почвенничестве» «новокрестьянских поэтов» (мужицкая Русь) и «левонароднических» (эсеровских) идеалах. Встречи с Белым оказали серьёзное влияние на послереволюционное мировоззрение Есенина.

Впервые опубликовано: Сергей Есенин. Голубень, СПб., «Революционный социализм», 1918.

Впервые опубликовано: Сергей Есенин. Преображение, «Московская трудовая артель художников слова», II-й год I века [1918].

Исайя — библейский пророк, выходец из знатной еврейской священнической семьи, родился в Иерусалиме около 765 года до н. э. Один из четырёх «больших» пророков (Исайя, Иеремия, Иезекииль и Даниил). В своих проповедях страстно обличал царившее в Иудее идолопоклонство, отступничество от истинного Бога, угнетение бедняков, роскошь и ханжество.

Предрёк падение и разорение Иудеи, опустошение земли и рассеяние живущих там людей. Пророчества Исайи были полны устрашающих видений о грядущих бедствиях, страданиях и гибели. Но он же предрекал и милость Божию, когда народ вернётся к истинной вере, «им вместо пепла дастся украшение, вместо плача елей радости, вместо унылого духа славная одежда, и назовут их сильными правдою» (Ис., 61, 3).

Он же предсказал и рождение Мессии (Еммануила). В стихотворении Есенина образ Исайи мало соответствует библейскому образу. Исайя в Библии — грозный пророк, страстный проповедник, наставник или обличитель царей и владык, он вовсе не пастух. Начальная строка Книги пророка Исайи «Видение Исаии, сына Амосова…» иногда служила основанием для отожествления отца Исайи с одним из «малых» пророков — Амосом. Есенин, видимо, также связал Исайю с пророком Амосом, пастухом, который спустился с гор в израильские города и был поражён их развратом и нечестивостью, а Книгу пророка Исайи — с Книгой пророка Амоса (см. также примечания к стихотворению «Покраснела рябина…»).

Впервые опубликовано: «Во имя свободы». Однодневная газета Союза деятелей искусства. Пг., 1917, 25 мая, с. 6.

Газета выпущена к 25 мая 1917 года. В этот день в Мариинском театре состоялся большой концерт-митинг по случаю Займа Свободы. Участвовали артисты государственных театров, поэты, оркестр музыкальной драмы, члены Государственной Думы и другие общественные деятели. Воззвание Временного правительства и его же постановление о Займе Свободы 1917 г. помечены 27 марта 1917 г.

Подписка на заём открылась 6 апреля.

В газете наряду со стихотворением Есенина были напечатаны произведения Леонида Андреева, Анны Ахматовой, Алексея Ремизова, Игоря Северянина, Велимира Хлебникова, Саши Чёрного.

Впервые опубликовано: газета «Вечерняя звезда», Пг., 1918, 26 января. В дальнейшем вошло в сборник «Голубень».

Стихотворение явно связано с революционными событиями — темы ожидания мессии, вести о новом Назарете и т. д. заявлены достаточно красноречиво. Однако «скифское» по духу и тогдашнему мировоззрению Есенина, оно не вошло ни в «Скифы», сборник 1-й, ни в сборник 2-й, а появилось в печати лишь в январе 1918 г. В нём отразилась особая позиция Есенина в этот период — в частности его расхождение с Николаем Клюевым, принципиальное несогласие с ним, с Андреем Белым, Ивановым-Разумником, Алексеем Ремизовым и другими участниками «Скифов» в оценке протекавших событий.

Реминисценции из А. Ремизова в «Тучи с ожерёба…», очевидно, ясно ощущались Есениным. Не потому ли, когда он впервые включил в свой сборник «Голубень» это стихотворение, то следовавшее за ним стихотворение «Лисица» получило посвящение А. Ремизову, хотя до этого дважды печаталось без посвящения.

Пухнет Божье имя в животе овцы — образ очевиден: мир находится в преддверии появления нового мессии. Агнец — иносказательный образ Иисуса Христа.

Симеон Богоприимец — праведник, которому, согласно Евангелию, было предсказано, что «он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня». Когда родители принесли младенца Иисуса в храм, там был Симеон, который взял младенца и благословил его (Лука, 2, 25–34).

Впервые опубликовано: «Скифы», сборник 2-й, Пг., 1918, с. 173.

В дальнейшем вошло в сборник «Голубень».

В публикации «Скифов» стоит помета: «Успенье 1917 г.».

Успение Божией Матери — один из наиболее чтимых в России христианских праздников, отмечается православной церковью 15 (28) августа.

Впервые опубликовано: журнал «Рабочий мир», М., 1918, № 7, 23 июня, с. 3.

Впервые опубликовано: газета «Дело народа», Пг., 1917, 10 сентября, № 151.

В дальнейшем печаталось в сборнике «Красный звон», Пг., 1918 г.

Наряду с маленькой поэмой «Певущий зов», созданной в начале 1917 г., открывает цикл, который Захар Прилепин точно обозначил как «старообрядческий космизм» (см. предисловие к настоящему изданию). В этом смысле чрезвычайно характерно следующее четверостишие:

Отчарь — согласно Л. Шероновой, новообразование от слова «отец». В. Гарнин возводит это слово к прилагательному «отчарованный» — отчаянный, разбойный.

Облачное древо — метафора восходит к мифопоэтическим представлениям разных народов о туче как мировом дереве.

Небесные дщери — по мнению Б. Неймана, автор ведёт здесь речь, «разумеется, <о> пресловутых „девах облаков“, „небесных пряхах“, которым Афанасьев посвятил одну из самых поэтических, но фантастических глав своей книги» (сб. «Художественный фольклор», М., 1929, [вып.] 4/5, с. 213). Согласно А. Афанасьеву, «индусы видели в облаках и тучах… божественных водяных жён, обитающих в воздушном океане… С ними родственны апсарасы — небесные девы, населяющие воздушную область между землёю и солнцем…

Греческие нимфы… суть облачные девы; они живут в пещерах (равно как недрах туч), прядут, приготовляют ткани… Одновременно с уподоблением облаков и туч спутанным волосам возникло представление их куделями, из которых прядутся нити… Отсюда становится вполне понятной связь облачных жён и дев с работами пряденья…»

Куделить — прясть пряжу; здесь — взлохмачивать, таскать за волосы.

Кремник — кремль или кремь (в словаре В. И. Даля оба слова с пометой «стар.»: крепкий и крупный строевой лес).

Огневик — кремень; здесь, очевидно, в переносном смысле — человек твёрдого закала, крепкой веры и убеждений.

— В этих строках отразилось изображение Аники-воина (героя народных духовных стихов и народной драмы «Царь Максимилиан», похвалявшегося своей силой разорителя церквей и монастырей) на народных лубочных картинках. Непременные атрибуты костюма Аники-воина на них — копьё (пика) и кинжал (у Есенина — «ятаг», от «ятаган»).

— Вероятно, это описание также восходит к лубочным картинкам. Святители и чудотворцы на них, как правило, босы, иногда широкоскулы.

— Этот образ связан как с новозаветным эпизодом, когда в иерусалимском храме Симеон взял на руки младенца Иисуса (Лк, II, 25–34), так и с соответствующей иконой, где Симеон Богоприимец изображён с Иисусом-младенцем на руках.

Одна из икон с таким изображением Симеона принадлежала Николаю Клюеву (ныне — частное собрание, С.-Петербург), у которого и мог её видеть Есенин.

— Речь идёт об известном евангельском эпизоде (Мф. XXVI, 47–50; Мк. XIV, 43–46; Лк. XXII, 47–48).

Акатуй — рудники близ Нерчинска, известная каторжная тюрьма.

— Ср. в «Ключах Марии» (1918): «…рай в мужицком творчестве так и представлялся, где <…> дряхлое время, бродя по лугам, сзывает к мировому столу все племена и народы и обносит их, подавая каждому золотой ковш, сычёною брагой».

Сычёный — подслащённый сытой (медовым взваром).

Впервые опубликовано: газета «Знамя труда», 1918, 7 апреля, № 174; журнал «Наш путь», Пг., 1918, № 1, 13 апреля, с. 43–46.

В дальнейшем (с эпиграфом «Гласом моим Пожру тя, Господи. Ц. О.») входила в сборник «Голубень» (единственная из маленьких поэм 1917–1918 гг.)

До публикации поэмы в целом в конце декабря 1917 года треть её текста (ст. 1–8, 13–16, 25–28, 40–49, 67, 87–92) была обнародована Ивановым-Разумником в его статье «Две России» («Скифы», сборник 2-й).

О родина, счастливый / И неисходный час! / Нет лучше, нет красивей / Твоих коровьих глаз… — сравните это поэтическое высказывание с высказыванием живым, записанным другом и мемуаристом Иваном Грузиновым: «1921 г. Лето. Богословский пер., д. 3. Есенин, энергично жестикулируя: „Кто о чём, а я о корове. Знаешь ли, я оседлал корову. Я еду на корове. Я решил, что Россию следует показать через корову. Лошадь для нас не так характерна. Взгляни на карту — каждая страна представлена по-своему: там осёл, там верблюд, там слон… А у нас что? Корова!

Без коровы нет России“».

Октоих (греч.) — богослужебная книга православной церкви, указывающая чинопоследование для будней и воскресений общественного богослужения. Здесь это слово употреблено метафорически.

Гласом моим пожру Тя, Господи (искаж. церковнослав.) — «голосом моим принесу жертву Тебе, Господи». Это парафраза начала шестого ирмоса канона, поемого на глас четвёртый:

«Пожру Ти со гласом хваления, Господи»; канонический перевод — «Со гласом хваления принесу жертву Тебе, Господи».

Сокращение «Ц. О.» раскрыто в копии поэмы рукой Иванова-Разумника (Российская государственная библиотека, ф. Андрея Белого) как «Церк. окт.», т. е. церковный октоих.

При чтении труда А. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» Есенин, скорее всего, не прошёл мимо места, где говорится о связи слова «жертва» со словом «жрѣти» (греть, гореть), позднее получившем значение «поедать, жрать». Словами «пожру Тя» (которые можно понять и как «съем Тебя») поэт перефразировал канонический текст, тем самым придав ему определённый богоборческий оттенок, хотя здесь это вряд ли произошло намеренно.

Преполовенье — серединный день между Пасхой и Пятидесятницей (днём Святой Троицы); церковный праздник, связанный, как и Рождество, с водосвятием. В тропаре, посвящённом этому празднику, есть слова: «Преполовившуся празднику, жаждущую душу мою благочестия напой водами».

Рождество — здесь: праздник Рождества Христова.

— В книге А. Авраамова «Воплощение: Есенин — Мариенгоф» (М.: Имажинисты, 1921, с. 24) эти строки стоят в ряду цитат из других стихов Есенина, где, по мнению критика, поэт изображает луну или месяц.

Шумит небесный кедр — Б. Нейман видит здесь «образ мирового дерева», правда, трактуемый им как «домысел» мифологов, «вкоренившийся» в сознание поэта.

— Есенин писал в «Ключах Марии»: «мир для него (Бояна, т. е. эпического певца древности) есть вечное, неколеблемое древо, на ветвях которого растут плоды дум и образов».

— Ср.:

«…символическое древо, которое означает „семью“… в Иудее это древо носило имя Маврикийского дуба… Мы есть чада древа, семья того вселенского дуба…» («Ключи Марии»). Этот образ «вселенского дуба», не раз возникающий в сочинениях Есенина того времени, имеет источником не только Библию (см. Быт. XVIII, 1–9), но и книгу «Поэтические воззрения славян на природу»; напр.: «Предание о мировом дереве славяне по преимуществу относят к дубу» (Аф. II, 294; выделено автором).

Употребляемое Есениным название дуба происходит от библейского именования места, где этот дуб рос, — Мамре или Мамврия; впрочем, происхождение есенинской транскрипции этого топонима («Маврикия») не выяснено.

— Исследователи полагают, что одним из источников этого образа является изображение Богоматери-Девы на иконе «Неопалимая Купина». Сопричастность Её трём мирам — земному, небесному (ангельскому) и духовнопрестольному (Божественному) — обозначена тем, что Её образ помещён в центре трёх пространств — трёх четырёхугольников различных цветов; два из них представляют ромбические фигуры, образующие в сочетании подобие восьмиконечной звезды.

Согласно христианской символике, «символ звезды имеет самое непосредственное отношение к изображённой на иконе „Звезде Незаходящей, вводящей в мир Великое Солнце“». Кроме того, на иконах «Преображение Господне» Фаворский свет, знаменующий обетование грядущих человеческих судеб, почти всегда изображён в виде звезды, окружающей Спасителя.

Впервые опубликовано: газета «Знамя труда», 1918, 24(11) февраля, № 141; сб. «Мысль», кн. 1 (Вышел не позднее 30(17) марта 1918 г.), Пг., 1918; журнал «Наш путь», Пг., 1918, № 1, 13 апреля, с. 38–42.

До публикации «Пришествия», в декабре 1917 г., Иванов-Разумник обнародовал почти половину текста поэмы (строфы 7–16, 27–32, 35–36, 53–59, 62–65, 90–99, 107–120) в статье «Две России» («Скифы», сборник 2-й с. 218–219, 220, 224, 227). Аналогично — с поэмой «Октоих» (см. комментарий выше).

Об Андрее Белом, его участии в «Скифах» и роли в формировании мировоззрения Есенина в 1917–1918 гг. см. комментарий к стихотворению «Под красным вязом крыльцо и двор».

17 января 1918 г. Андрей Белый просил Иванова-Разумника:

«Если увидите Есенина, поблагодарите его ещё раз за поэму, посвящённую мне; она мне очень понравилась, и я часто её перечитываю».

Дождевыми стрелами… пронзённый… — перифраза строк «Моления» Даниила Заточника, взятых Есениным как эпиграф к циклу «Стихослов» в «Скифах», сборник 2-й, и «Красном звоне» («Стихослов» — цикл из пяти маленьких поэм Есенина).

Эпиграфом ко всему циклу в целом были слова: «Помяни меня каплями дождевыми, яко стрелами пронизаема. Даниил Заточник». Они взяты из «Моления» древнерусского автора. Есенин процитировал здесь (по памяти и в сокращении) следующее место второй редакции этого сочинения: «…помяни мене под единем рубом лежащаго, зимою умираяща, и каплями дождевными, яко стрелами, пронизаема».

— Ср.: «Тогда плевали Ему в лицо и заушали Его; другие же ударяли Его по ланитам» (Мф. XXVI, 67).

— Эти слова имеют источником известный новозаветный эпизод отречения от Иисуса Христа его ученика Петра (Симона Петра) прежде, чем петух возвестит зарю (Мф. XXVI, 69–73; Мк. XIV, 66–72).

— Речь идёт о лестнице (лествице), ведущей в рай; именно «без приступок» обычно изображалась она на лубочных картинках с соответствующим сюжетом. Впрочем, А. Авраамов усмотрел в «лестнице без приступок» иной образ, поскольку поместил эти есенинские слова среди тех строк поэта, которые, по мнению критика, обозначают месяц или луну (в его кн. «Воплощение: Есенин — Мариенгоф», М., 1921, с. 24).

Симоне Пётр — обращение к ученику Иисуса, причём первое его имя дано в звательном падеже («Симоне»), а второе — в обычной форме именительного падежа единственного числа.

Облачные ризы — образ восходит к народной метафоре:

«Небо — …риза Господня» (приведено в Аф. I, 63), отразившейся также и в поэме «Преображение»:

— Ранее намеченная в поэме «Октоих» тема усопших душ получила здесь дальнейшее развитие путём осознанного образного воплощения Есениным соответствующих народных мифопоэтических представлений. Последние подробно изложены и проиллюстрированы многочисленными примерами в гл. XXIV «Поэтических воззрений…» (Аф. III, 195–317).

По Афанасьеву, у древних «душа представлялась звездою» (Аф. III, 206; выделено автором); «Падающая звезда почитается в русском народе знаком чьей-либо смерти» (Аф. III, 207);

«Народный язык и предания говорят о душах, как о существах летающих, крылатых. (…) Говоря о полёте душ, они намекают на древнейшее представление их птицами» (Аф. III, 218–219; выделено автором); среди других олицетворений души — «проворная ласточка» (Аф. III, 301). Ср. также с есенинскими строками:

Елеон — гора вблизи Иерусалима; место бесед Иисуса Христа с апостолами и его вознесения (Деян. I, 9–12).

Медведица — здесь: созвездия в Северном полушарии (Большая Медведица и Малая Медведица); состоят из семи звёзд, образующих фигуру в виде ковша.

Впервые опубликовано: газета «Знамя труда», 1918, 13 апреля (31 марта), № 179; журнал «Наш путь», Пг., 1918, № 1, 13 апреля, с. 47–50; в дальнейшем вошло в сборник «Явь», М., 1919, с. 50–53.

Поэт Пётр Орешин вспоминал, как он впервые в конце 1917 г. услышал из уст самого автора начало «Преображения»: «…Есенин… слегка отодвинулся от меня в глубину широкого кожаного дивана и наивыразительнейше прочитал одно четверостишие (первую строфу) почти шёпотом. И вдруг громко, сверкая глазами:

— Ты понимаешь: господи, отелись! Да нет, ты пойми хорошенько: го-спо-ди, о-те-лись!.. Понял? Клюеву и даже Блоку так никогда не сказать… Ну?

Мне оставалось только согласиться, возражать было нечем.

(…) Я совершенно искренне сказал ему, что этот образ „Господи, отелись“ мне тоже не совсем понятен, но тем не менее, если перевести всё это на крестьянский язык, то тут говорится о каком-то вселенском или мировом урожае, размножении или ещё что-то в этом же роде.

— Другие говорят то же! А только я, вот убей меня Бог, ничего тут не понимаю…»

В дальнейшем, однако, Есенин уверенно комментировал яркий и спорный образ: «„Отелись“ — значит „воплотись“».

Преображение — Преображение Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, описанное в Евангелиях явление Божественного величия и славы Иисуса Христа перед тремя ближайшими учениками во время молитвы на горе; праздник христианской церкви. Об этом событии сообщают все евангелисты, кроме Иоанна (Мф. 17:1–6, Мк. 9:1–8, Лк. 9:28–36).

Православные церкви, использующие юлианский календарь, в том числе Русская православная церковь, празднуют Преображение Господне 6 (19) августа, использующие новоюлианский календарь — 6 августа. См. стихотворение Бориса Пастернака «Август».

Разумник Иванов, Иванов Разумник Васильевич (1878–1946) — литературный критик и публицист, печатался под псевдонимом Р. В. Иванов-Разумник. Также см. примечания к другим текстам настоящего сборника.

Ревёт златозубая высь — один из мифологических источников этого образа — Агни, златозубый бог-громовник индийских Вед, к тому же именовавшийся «водорождённым — сыном или внуком воды, т. е. дождевого облака» (Аф. II, 1; выделено автором).

Даждь мне днесь (церковнославянск.) — дай мне сегодня; парафраз слов из «Молитвы Господней» («Хлеб наш насущный даждь нам днесь» — Мф. VI, 11).

Содом — город на берегу Мёртвого (Солёного) моря в долине Сиддим, истреблённый небесным огнём (вместе с Гоморрой) за грехи его жителей (Быт. XVIII, 16–33; XIX, 24–29).

Егудиил (Иегудиил) — архангел, в обязанности служения которого входит укрепление веры христиан и ходатайство перед Богом о воздаянии им по вере их.

Лот — житель Содома, за его праведность спасённый Богом перед уничтожением города (см. Быт. XIX, 12–29).

Осенница — дождливая холодная погода.

Омеж — сошник, лемех.

И (…) / Как яйцо, нам сбросит слово // С проклевавшимся птенцом — этот образ возникал и в письмах, и в разговорах поэта того времени: «…Слово, которое не золотится, а проклёвывается из сердца самого себя птенцом…» (из письма Иванову-Разумнику, конец декабря 1917 г.); «слова дˆороги — только „проткнутые яйца“» (из конспективной записи разговора с Есениным 3 января 1918 г., сделанной А. Блоком). Ср. также в «Инонии»: «Я сегодня снёсся, как курица, / Золотым словесным яйцом». Источники этой метафоры систематически представлены в «Поэтических воззрениях…». Среди других вероятных источников — стихотворение Николая Клюева «Меня Распутиным назвали…», присланное для публикации в Петроград в октябре 1917 г. и сразу же ставшее известным Есенину (см. только что цитированное письмо его к Иванову-Разумнику, где идёт речь о другом стихотворении Клюева, «Ёлушка-сестрица…», опубликованном там же, где и «Меня Распутиным назвали…»):

Впервые опубликовано: Сергей Есенин. Преображение, «Московская трудовая артель художников слова», II-й год I века [1918].

Свечкой чисточетверговой — Чистый четверг, Великий четверток — в христианстве четверг Страстной недели (Великой седмицы), когда вспоминаются Тайная вечеря, на которой Иисус Христос установил таинство Евхаристии и совершил омовение ног учеников, молитва Христа в Гефсиманском саду и предательство Иуды.

Впервые опубликовано: Сергей Есенин. Преображение, «Московская трудовая артель художников слова», II-й год I века [1918].

Когда Есенин в стихотворении заявляет: «Конь мой — мощь моя и крепь», он ни капли не лукавит. С 1917–1918 года начинается новый этап в его жизни — Московский Орден имажинистов.

Именно в это время он организует новую поэтическую школу и сходится с Анатолием Мариенгофом, Вадимом Шершеневичем, Александром Кусиковым, Рюриком Ивневым и др.

У этих поэтов образ коня становится центральным не только в поэзии, но и в быту. Выходят совместные сборники — например, «Конница бурь» (в двух частях — обе вышли в 1920 г.) и «Конский сад» (1922). Открывается поэтическое кафе «Стойло Пегаса», где художественным оформлением занимался Георгий Якулов, расписавший несколько панно — лошадьми и скачками. Наконец и в быту поэты ассоциируют друг друга с лошадьми — Анатолий Мариенгоф в «Романе без вранья» (1927) вспоминал: «В СОПО [художник Дид-Ладо] читал доклады по мордографии, карандашом доказывал сходство всех имажинистов с лошадьми: Есенин — вятка, Шершеневич — орловский, я — гунтер. Глаз у Дида был верный.

Есенина в домашнем быту так и звали мы — Вяткой».

Впервые опубликовано: «Ежемесячный журнал» («Журнал для всех»). 1917, № 7/10, июль — октябрь, с. 5.

В дальнейшем вошло в сборник «Голубень».

Впервые опубликовано: «Свободный журнал», Пг., 1917, № 6, декабрь, с. 13. Напечатано вместе со стихотворением «О родина!» под общим заголовком «Неисходный час» и порядковым номером II.

В этом стихотворении можно найти общие мотивы со стихотворением «В том краю, где жёлтая крапива», которое Есенин датировал 1915 г., вошедшим в сборник «Голубень».

Ср.:

И:

«Свищет ветер под крутым забором…» — стихотворение, в большей степени насыщенное христианским мироощущением, ключевой мотив его — богооставленность (см. предисловие Захара Прилепина к настоящему сборнику).

В 1925 году появится у Есенина схожее по образности и интонации стихотворение — «Свищет ветер, серебряный ветер…». И в нём ветер, олицетворяющий собой и ход истории, и глобальные преобразования, ощущаемые в 1917 году, и, наконец, нащупываемую тогда же богооставленность, восемь лет спустя высвистывается уже в полное приятие своего (пройденного и законченного) пути:

Впервые опубликовано: газета «Знамя труда», М., 1918, 11 июня, № 224.

Под таким же названием в 1918 году вышла книга поэм Сергея Есенина (издание «Московской трудовой артели художников слова»), но поэмы «Сельский часослов» в ней не было. Более того, ни в один из своих последующих сборников это произведение поэт не включил. Не вошло оно и в посмертный 4-й том «Стихи и проза», составленный Иваном Евдокимовым.

Поэма написано белым нерифмованным стихом — единственный случай в есенинской поэтической практике.

Чернявский Владимир Степанович (1889–1948 гг.) — поэт, актёр, один из близких петроградских друзей Есенина в дореволюционные и первые послереволюционные годы.

Третий Завет — по убеждению ряда русских мыслителей Серебряного века, должен появиться после книг Священного Писания — Ветхого Завета и Нового Завета, составляющих Библию. Поэма несёт в себе мысль о великом будущем России — «начертательницы Третьего Завета».

Израмистил — это имя Есенин составил из слов: «изографство» и «мистическое». В письме к Иванову-Разумнику (Ташкент, май 1921) он высказывал мысль о том, что искусство в некоторой степени должно быть связано с мистической образностью, с загадками языка. Это искусство поэт «хорошо изучил, обломал». «И даже в поэме „Сельский часослов“, — говорил Есенин далее, — назвал это моё брожение „Израмистил“. Тогда мне казалось, что это мистическое изографство.

Теперь я просто говорю, что это эпоха двойного зрения, оправданная двойным слухом моих отцов, создавших „Слово о полку Игореве“…»

В поэме «Сельский часослов» использованы сюжеты и образы Библии (Книга пророка Исайи, VII, VIII, IX). Так, например, сюжет 4-й главки поэмы, связанный с именем Израмистила, напоминает библейский сюжет о рождении Еммануила (еврейское имя Господа Иисуса, встречаемое первый раз в пророчестве Исайи о рождении Спасителя от Девы.

Впервые опубликовано: газета «Известия Рязанского губернского совета рабочих и крестьянских депутатов», 1918, 18 августа, № 170; газета «Известия ВЦИК», М., 1918, 22 августа, № 180 (Лит. прил. № 1).

В дальнейшем вошло в сборник «Сельский часослов», М., «Московская трудовая артель художников слова», II год I века (1918 г.).

Иорданская голубица — один из источников образа — в Новом Завете: когда Иисус был крещён Иоанном в реке Иордан и вышел из воды, то «увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и испускался на Него» (Мф. III, 16). Ср. также определённую параллель первой строфы третьей главки поэмы со строчками «Снова голубь Иорданский / Над землёю воспарил» из «Поддонного псалма» Николая Клюева — сочинения, к которому не раз обращался Есенин на рубеже 1917–1918 годов (см. его письмо Иванову-Разумнику конца декабря 1917 г. и статью «Отчее слово», 1918 г.). Впрочем, употреблённое здесь Есениным слово «голубица» (вместо «голубь») несёт дополнительную смысловую нагрузку — ведь в одном из народных поверий «называют голубицею» (Аф. III, 222) человеческую душу. В свете этого заглавие «Иорданская голубица» вполне соответствует содержанию произведения:

в целом оно безусловно навеяно мифопоэтическими представлениями о посмертной судьбе тех человеческих душ, которые переселяются в рай или, говоря словами поэмы, в «благие селенья» (см. последующий комментарий).

Гусей <…> стая / (…) / То душ преображенных / (…) рать — ср.: «…душа, по мнению наших предков, излетала из человеческого тела птичкою, мотыльком или другим крылатым насекомым и в этом виде возносилась в царство блаженных.

Под влиянием такого воззрения в (…) отлёте птиц осенью стали усматривать удаление душ в небесные области…»

(Аф. III, 292).

Летит в небесный сад. / А впереди их лебедь… — ср.: «…тени усопших ищут вечно цветущих лугов и вечнозелёного сада, но достигают туда только одни добродетельные.

Этот небесный сад (рай) преисполнен роскошными цветами и плодами…» (Аф. III, 257); «предания представляют аиста, лебедя <…> проводниками усопших» в рай (Аф. III, 293).

Звёздами вбитая высь — ср.: «Греко-римское представление звёзд блестящими головками гвоздей, вбитых в кристальный свод неба, (…) подтверждается и нашими сказками…»

(Аф. I, 281).

Вижу вас, злачные нивы, / С стадом буланых коней. / С дудкой пастушеской в ивах / Бродит апостол Андрей — наблюдение А. Авраамова (в его кн. «Воплощение. Есенин — Мариенгоф», М., 1921, с. 24), что в данном случае апостол Андрей является метафорическим олицетворением месяца, соответствует сказанному в «Поэтических воззрениях». Апостол Андрей — один из двух учеников Иоанна Крестителя, последовавших за Иисусом (Иоан. I, 40); по преданию, проповедовал и в России.

Древняя тень Маврикии — речь идёт о дубраве Мамре; подробнее см. выше, в комментарии к «Октоиху» (с. 187–190).

Дождиком в нивы златые / Нас посетил Авраам — вероятно, здесь Авраам выступает по воле автора не только как библейский персонаж, живший у дубравы Мамре (см. Быт., гл.

XII–XXV), но и как водорождённый бог древних.

Впервые опубликовано: газета «Коммунист», Ереван, 1959, 30 авг., № 205 (в статье В. Белоусова «Забытые стихи Есенина»).

Впервые опубликовано: журнал «Жизнь и творчество русской молодежи», М., 1919, № 34/35, 1 июня, с. 5.

В первопечатном варианте имело посвящение Александру Кусикову.

Александр Борисович Кусиков (1896–1977 гг.) — поэт, входил в группу имажинистов, познакомился с Есениным в 1918 г. Вместе с Кусиковым Есенин в 1921 г. выпустил сборник «Звёздный бык». Отмечая крайнюю разнородность поэтов-имажинистов, некоторые критики вместе с тем находили определённые интонационные и стилистические переклички между стихами Есенина и Кусикова. В январе 1922 г. А. Кусиков вместе с Борисом Пильняком уехал в Ревель, оттуда — в Берлин. По приезде Есенина в Берлин в мае 1922 г. Кусиков сопутствовал ему и в жизни, и в публичных выступлениях. Их совместные выступления в Берлине проходили и после возвращения Есенина из Америки в 1923 г. Кусикову в первой публикации был посвящён цикл «Москва кабацкая», его имя встречается в ранней редакции одного из стихотворений цикла «Пой же, пой. На проклятой гитаре…» («Пой, Сандро! навевай мне снова…»). После возвращения Есенина на родину их взаимосвязи оборвались.

Впервые опубликовано: журнал «Сирена», Воронеж, 1919, № 4/5, 30 января, с. 11–12.

Впервые опубликовано: журнал «Красная новь», 1922, № 2, март-апрель, с. 100.

В первой публикации было посвящено Сергею Клычкову.

Сергей Антонович Клычков (1889–1937) — поэт и прозаик, один из лидеров «новокрестьянской» группы писателей, в разные периоды близкий Есенину. Печататься начал с 1906 г., в 1911-м вышел его первый сборник — «Песни».

Стихи С. Клычкова стали известны Есенину ещё в 1913–14 гг. и были им восприняты как близкие по духу. К этому времени, возможно, относится и начало их личного знакомства.

С. Клычков назван Есениным среди поэтов, которых он узнал в годы учёбы в Университете Шанявского. Тесное сотрудничество между ними установилось в 1918–1919 гг.: они вместе принимали участие в создании «Московской трудовой артели художников слова», намеревались создать «крестьянскую секцию» при московском Пролеткульте, вместе с Михаилом Герасимовым написали «Кантату», с ним и с Надеждой Павлович — киносценарий «Зовущие зори», вдвоём думали написать монографию о Сергее Конёнкове.

Тогда же в «Ключах Марии» Есенин назвал Клычкова «истинно прекрасным народным поэтом».

Софья Толстая-Есенина вспоминала: «Есенин рассказывал (…), что это стихотворение было написано под влиянием одного из лирических отступлений в „Мёртвых душах“ Гоголя. Иногда полушутя добавлял: „Вот меня хвалят за эти стихи, а не знают, что это не я, а Гоголь“». Несомненно, место в «Мёртвых душах», о котором говорил Есенин, — начало шестой главы, которое заканчивается словами: «…что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!»

Впервые опубликовано: Сергей Есенин. Стихи скандалиста, Берлин, изд. И. Т. Благова, 1923.

В дальнейшем входило в цикл «Москва кабацкая».

В феврале 1924 г. стихотворение «Да! Теперь решено. Без возврата…» под шапкой-заглавием «Из цикла „Кабацкая Москва“» появилось в журнале «Ленинград». Тогда же вышел № 1 (3) «Гостиницы для путешествующих в прекрасном», где под общим заглавием «Москва кабацкая» напечатаны «Да! Теперь решено. Без возврата…», «Мне осталась одна забава…», «Я усталым таким ещё не был…».

Появление стихов цикла, а затем одноимённого сборника сопровождалось огромным количеством критических и читательских откликов. «Жуткими, кошмарными, пьяными, кабацкими стихами» назвал «Да! Теперь решено. Без возврата…» видный литературный функционер советской власти Александр Воронский и сказал об «окончательном разложении»: «…потребность чудес, преображений, несбывшихся надежд подменяется пьяным угаром, а склонность к протесту, к борьбе вырождается в пьяные скандалы.

В стихах Есенина о кабацкой Москве размагниченность, духовная прострация, глубокая антиобщественность, бытовая и личная расшибленность, распад личности выступают совершенно отчётливо» (журнал «Красная новь», 1924, № 1, январь-февраль, с. 284–285).

Впервые опубликовано: журнал «Гостиница для путешествующих в прекрасном», М., 1924, № 1 (3) вместе со стихотворениями «Да! Теперь решено. Без возврата…», «Я усталым таким ещё не был…» под общим названием «Москва кабацкая».

В дальнейшем входило в цикл «Москва кабацкая», однако в первом издании сборника осталось только в содержании, а сам текст произведения был изъят редактором с пометкой «выкинуть».

Впервые опубликовано: журнал «Красная новь», 1924, № 4, июнь-июль, с. 128.

Стихотворение является поэтическим некрологом на смерть поэта Александра Ширяевца.

Александр Васильевич Ширяевец (наст. фам. Абрамов; 1887–1924 гг.) — поэт, прозаик, драматург, видный представитель группы «новокрестьянских» поэтов.

«…Я вас полюбил с первого же мной прочитанного стихотворения», — писал ему Есенин ещё 21 января 1915 г., и с той поры его дружеское расположение оставалось неизменным. Личное знакомство состоялось в 1921 г. в Ташкенте, где Ширяевец служил в почтово-телеграфном ведомстве. После переезда Ширяевца в Москву в 1922 г. и возвращения Есенина из зарубежной поездки их встречи стали более частыми, но в ближайшее окружение Есенина Ширяевец не входил. За месяц с небольшим до смерти, 4 апреля 1924 г., Ширяевец писал одному из своих друзей: «Дня три тому назад на Арбате столкнулся с Есениным.

Пошли, конечно, в пивную, слушали гармонистов и отдавались лирическим излияниям. Жизнерадостен, как всегда, хочет на лето ехать в деревню, написал много новых вещей». Александр Ширяевец умер 15 мая 1924 г. в Старо-Екатерининской больнице в Москве от менингита. Болезнь была скоротечной, его внезапная кончина потрясла Есенина. Он тяжело переживал утрату, не верил в болезнь, считал даже, что Ширяевец отравился, участвовал в организации похорон, выступал на поминках. Вместе с П. Орешиным и С. Клычковым вошёл в состав «душеприказчиков по литнаследству» поэта.

Могила Ширяевца на Ваганьковском кладбище стала местом постоянного паломничества Есенина в последний год жизни.

Впервые опубликовано: газета «Бакинский рабочий», 1926, 12 февр., № 37; журнал «Новый мир», М., 1926, кн. 2, февр., с. 6.

В «Бакинском рабочем» напечатано вместе со стихотворениями «Какая ночь! Я не могу…», «Ты меня не любишь, не жалеешь…», «Может, поздно, может, слишком рано…» под общим заголовком «Посмертные стихи Сергея Есенина». В редакционном примечании говорится: «Помещаемые стихотворения написаны Сергеем Есениным в клинике, где поэт находился перед отъездом в Ленинград. Сергей Есенин, бывавший в последние годы в Баку, просил напечатать эти стихи в „Бакинском рабочем“». (Есенин находился в клинике 1-го Московского университета с 26 ноября по 21 декабря 1925 г.).